«Песнь Гнева»

Песнь Гнева (fb2) - Песнь Гнева (Нирэнкор - 2) 1674K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дарья Кадышева

Песнь Гнева

Глава 1

Глава 1.

Миротворец.

Драгон открыл глаза. Кругом была кромешная тьма. Он попытался сесть, но встретился с нестерпимой мышечной болью. Хорошенько его вчера отделали, когда схватили. Вчетвером, на одного.

Он приподнялся на локтях. Вокруг было сыро и холодно, а его раздели до самой рубахи и портков. Тишина стояла такая, что по ушам била. Драгон повертел головой из стороны в сторону. Постепенно он стал различать, что находилось перед глазами. Он увидел решетку, каменные стены, табурет с погнутой жестяной тарелкой, в которой ему приносили еду. За все время, что он тут находился, ему давали какую-то кашу с мясными отходами. Свиные хрящи в помоях. Узников никогда хорошо не кормили.

Он даже не знал, какое сейчас время суток. Он сел, превозмогая боль, и оперся спиной на холодную стену. Голова у него болела, сознание было мутное, нижняя губа горела — именно в нее пришелся удар, который вырубил его.

Драгон собрался было подать голос, однако в последний момент передумал. Несколько часов назад, перед тем, как его сморила усталость, он пытался докричаться до тюремщиков, но те упорно отказывались к нему приходить. Драть глотку было без толку, ибо самое большее, чего он добьется, — это желанного прихода стражников, которые только отделают его по ребрам, чтобы заставить заткнуться. Драгон решил набраться терпения и ждать. Скоро придет тот, кого он ожидает.

Он снова вспомнил Марилюр. Образ ее навсегда оставшегося у него в памяти белого прекрасного лица согревал посреди тюремного холода. Драгон слышал, как где-то монотонно капала вода, как возились крысы в углу камеры, но старался уйти от всего этого в царство мечтаний.

Когда до него донесся звук открывавшейся железной двери, Драгон мигом встрепенулся. Свет факела на мгновение ослепил его. За решеткой стоял человек в камзоле с простой вышивкой. За поясом у него висела длинная сабля. Человек передал факел стражнику и приблизился к камере. За распахнутой за его спиной дверью тянуло свежим воздухом.

— Драгон, мерзавец!

Драгон улыбнулся. Все-таки чутье его не обмануло.

— Я сначала не поверил своим парням, когда услышал, кого они сцапали. Но если мои глаза не врут — это ты, — качая головой, проговорил человек.

— И тебе привет, Иян.

Человек посмотрел на стражников.

— Чего встали, выпоротки? Освободите его и ко мне.

Стражники засуетились. Один из них достал ключи от камеры и отпер дверь. Драгону помогли встать на ноги, особо не церемонясь с ним. Стража повела Драгона по коридору вслед за человеком в камзоле. Драгон хорошо знал его. Это был Иян Волот — командир партизанского отряда Раздолья, именуемого миротворцами. Так уж сложилась судьба, что они с Ияном были знакомы еще с самого основания его отряда, то есть с начала войны между Раздольем и объединенными княжествами.

Стражники крепко держали Драгона с двух сторон, хотя он не думал вырываться. Он едва переставлял ноги. В глазах все еще стоял легкий туман. Наконец длинный темный коридор закончился, и Драгона завели в комнату. Он осмотрелся. На стенах висели военные партизанские плакаты, карты окрестностей и герб Раздолья. Посреди комнаты стоял письменный стол, заваленный кучей бумаг.

«Волот все также заботится о благополучии своей страны всеми способами, которые только доступны», — подумал Драгон.

Иян остановился возле стола и жестом попросил стражников уйти.

— Оставьте нас… И, эй! Принесите чего-нибудь выпить. И поесть? — Иян перевел взгляд на Драгона. — Хотя я думаю, тебя и так неплохо кормили.

— Издеваешься? — изогнул бровь Драгон, понимая, что кому как не Ияну знать, чем кормят его пленников.

Иян усмехнулся, ничего не ответив. Стражники вышли, громко хлопнув расшатанной дверью.

— Уютненько тут у тебя, — заметил Драгон, еще раз обводя взглядом комнату.

В его поле зрения попало небольшое начищенное зеркало, висевшее на стене прямо рядом с гербом. Он прищурился и разглядел свое отражение. Бледное, изможденное, некрасивое лицо. Светло-каштановые волосы длиной до плеч, голубые глаза, орлиный нос и рыжеватая щетина, цвет которой его раздражал. На шее проходил наискось от самого подбородка до середины груди глубокий шрам — след ужасной раны, оставленной ему волколаком.

— Да, — протянул Иян. — Я стараюсь держать свое рабочее место в порядке.

— А, так это твое рабочее место? Я думал, комната для гостей.

— Сядь, пожалуйста, — процедил Иян, указывая рукой на стул за столом.

— За твой стол?

— Именно за него.

Драгон, шатаясь, прошел до стола. Размяв плечи, он опустился на сиденье.

— Все еще гоняешь княжеских солдат по границам? — поинтересовался Драгон.

— А ты все еще убиваешь людей? — отозвался Иян, встав перед столом и сложив руки на груди.

— Только тех, кого должен.

Иян хмыкнул.

— К вопросу о княжеских солдатах — это кто еще кого гоняет. Как ты знаешь, в Лутарии мы считаемся мятежниками и партизанами.

— А еще демонами, перерезающими глотки благочестивых людей Великого князя, когда они сладко спят, — добавил Драгон.

— Люди всякое говорят. А еще они говорят, что у наемников вроде тебя совести нет. А еще они ловят наемников вроде тебя, которые, вероятно, не понимают, на чью землю они заявились, — Иян наклонился и оперся обоими руками на стол, вонзая в Драгона грозный взгляд.

— Ты о том, что пару дней назад я убил одного из твоих миротворцев?

— Именно. Может, расскажешь, зачем?

— А что тут рассказывать? — проговорил Драгон. — Я выполнял задание.

— А теперь поподробнее, — попросилИян, отойдя от стола и принимаясь ходить кругами по комнате.

— Я был в одной харчевне, неподалеку от Кощино. Там в округе рыскали твои парни.

— Что ты забыл в этой харчевне?

— Проезжал мимо. Я направлялся в Зарибор по делу.

— Что за дело?

— А вот это мои личные проблемы.

— Драгон, — Иян опять остановился возле стола и скрестил руки на груди.

— Тебе ведь нужно услышать ту часть истории, в которой один из твоих людей нанял меня? — спросил Драгон. — Я не обязан говорить цель своего визита в Раздолье.

— Раздолье — это то место, в которое лучше не соваться людям с дурными намерениями. Говори, зачем тебе нужно было в столицу.

— Иян, мы с тобой друзья. Если у тебя осталось ко мне хоть какое-то уважение, не спрашивай меня о моих тайнах.

— На то и существуют друзья, чтобы делиться тайнами, — сказал Иян и вздохнул. — Ладно. Я не думаю, что ты замышляешь что-то против короля, поэтому оставлю эту тему в покое. Все остальное меня не касается. Ну, так как ты получил предложение?

— Я зашел, чтобы перекусить. До Зарибора путь долгий. Тут ввалилась кучка пьяных миротворцев… Я надеялся, что они не обратят на меня внимания, но один из них все-таки заметил отметину на моей руке, — Драгон наморщил лоб, вспоминая. — Он был лысый, немолодой. Хромал на одну ногу. Со шрамом над верхней губой. Он подошел ко мне и начал рассказывать про какую-то месть и прочую чепуху. Он сказал, если я тот, про кого он подумал, значит я могу помочь ему. Мне было интересно узнать, что такого стряслось у миротворца, что ему понадобились мои услуги.

— И?

— И я спросил, не идет ли речь об убийстве. Он ответил, что, дескать, давно это планирует, но не хочет марать руки. Ну, типичный клиент. Он предложил мне очень высокую цену.

— Он не назвал своего имени? — спросил Иян, поглаживая подбородок.

— Нет, — ответил Драгон. — Только причину. Чувствуешь интригу? Один миротворец заказал убийство другого… В твоих рядах какой-то разлад, Иян.

— Ближе к делу.

Драгон улыбнулся, почувствовав, как заболел порез на губе.

— От этого парня ушла жена. И, что самое интересное, к другому миротворцу.

— Которого ты убил, — добавил Иян.

— Он был моложе. Красивее. Он кормил ее обещаниями, что уйдет из миротворцев. Как будто она не знала, что это все равно что дезертирство.

— Значит, не знала. Раз поверила ему, — произнес Иян. — Бабы — глупые существа.

— Муж желал бы смерти для обоих, да только вот неверную свою он любил до одури. Он сказал, что сами древние боги послалименя восстановить справедливость, — Драгон сделал паузу, чтобы передохнуть. Рассказ отнимал у него слишком много сил. — Я взялся за это дело даже больше не из-за награды, а из жалости к этому мужику. Остальное ты знаешь.

— Мои парни имели право расправиться с тобой на месте, без следствия, но парочке из них показалось странным, что ты — керник.

— Умные у тебя ребята, Иян, — похвалил Драгон.

— Кого зря не набираю, — отозвался Иян. — Один из них узнал тебя. Они тут же послали за мной.

— И быстро же ты добежал.

— Мне было любопытно, не обознались ли они. Если честно, я не поверил. Не думал, что ты будешь резать моих людей.

— Деньги и жалость. Они решили все за меня, — пояснил Драгон.

— Ты мог бы этого не делать. Ты же видел их бригандины. Ты знал, что это миротворцы.

— Мне попросить у тебя прощения? Я выполнял свою работу.

— А я выполню свою, повесив тебя, — Иян прошел до диванчика возле стены и устало рухнул в него.

Он был гораздо моложе Драгона, худощав, но крепок. У него было острое бледное лицо, темные красивые глаза и недлинные волнистые волосы под цвет глаз.

— По крайней мере, так я должен поступить по всем правилам, — Иян поднял взгляд на Драгона. — Но я этого не сделаю. Старые связи бывают сильнее, чем обязательства. Они скрепляют людей, словно цепи. Однако того, кто нанял тебя, я должен наказать.

— Не делай этого. Он ведь поступил…

— Подло, — перебил Иян. — Нанял убийцу, который подкрался во сне. В конце концов, можно было обойтись поединком.

— У кого больше шансов: у молодого парня или уже постаревшего хромого рубаки?

— Постаревшие рубаки бывают даже резвее юношей. Ты оправдываешь его?

— Нет. Но он был мне приятен. Я вполне понял его чувства, — ответил Драгон и лег локтями на стол.

Сейчас его преследовало только одно желание — перекусить чего-нибудь плотного, вроде куска хорошо прожаренной баранины или мясного бульона, и оказаться в теплой постели, а не вести философские беседы с Ияном. Но, надо признаться, он скучал по старому другу и был рад этой встрече.

— Я тоже понял его мотивы. И они не оправдывают его поступка. Я буду его судить.

— Оставишь бедную женщину и без второго мужика.

— Что там до этой вероломной бабы, мне все равно. У меня и так рука на тебя не поднялась. Не могу же оставить все просто так? — Иян стряхнул мелкие пылинки с сиденья дивана. — Что подумают обо мне мои люди? Одного отпустил, второго…

— Будь по-твоему, — сказал Драгон, не став спорить.

— Твоего словесного портрета вполне достаточно, чтобы найти виновника, — Иян встал. — В этом лагере немного солдат, мне приведут его быстро. А там уже и решим, что с ним делать. О, а вот и выпивка.

В комнату вошел стражник с разносом. Он аккуратно расчистил стол от бумаг и поставил разнос перед Драгоном.

— Пошлите людей в лагерь, — приказал стражнику Иян. — Обыщите каждого и найдите мне человека со шрамом над верхней губой. Он лысый, старый и хромой. Если найдете несколько таких, ведите всех. Хотя я сомневаюсь, что все эти приметы сойдутся в более чем одном человеке.

— Будет сделано, — пробасил миротворец и покинул комнату.

Иян взял стул у двери и уселся напротив Драгона.

— Ты легко отделался с этими синяками и царапинами, — произнес он, наливая вино в кружки. — Но не вздумай больше трогать моих людей. Я едва справляюсь с потерями со стороны княжеств, еще и тебя, защитника брошенных мужиков, мне не хватало. В следующий раз я не буду так добр.

— Я это учту, — сказал Драгон и сделал глоток дешевого кислого вина, который показался ему после тюремной каши и тухлой воды напитком царей.

— Сколько мы не виделись? Года четыре, а то и больше, — проговорил Иян, когда они осушили кружки.

— Ты ничуть не изменился, — заметил Драгон. — Все такой же деловитый и язвительный.

Иян улыбнулся.

— Приятно слышать. Да и ты по-прежнему пытаешься острить, но лицо у тебя такое, что мне хочется выдавить слезу сочувствия.

— Да, внешний вид не вяжется с речью.

— В точку, — Иян плеснул еще вина в кружку. — Рассказывай, как у тебя дела. Как твоя подопечная?

— Выросла. И совсем отбилась от рук.

— Еще бы. Знаешь, сколько легенд ходят и по нашим землям о потерянном детеныше прославленного Медведя?

Драгон поднял на него взгляд и нахмурился.

— Что ты насупился? — хмыкнул Иян. — Да, и в Раздолье эта история обросла всякими невиданными подробностями. Кто-то говорил, что ребенок мертв или его убила сама мать. От Марилюр-то можно было ожидать чего угодно. Кто-то: что его спрятал от чужих глаз сам Дометриан. А кто-то пустил слух о том, что ребенка и не было, и что вообще это все хитроумный план, заговор чей-то.

— Я-то видел, как она родилась, — тихо проговорил Драгон.

— В любом случае в тот злополучный год она себя раскрыла. И весь мир узнал, что она жива и одна из твоих. Стражей.

— Это лучшая для нее защита. Послушай… — Драгон выдохнул. — А, да плевать. Теперьона моя дочь.

— Ты вырастил себе достойную замену.

— Я не выращивал себе замену. Да и то, что произошло в Суариве… Это было давно. Все стихло.

— А я даже ни разу не видел ее.

— И не надо, — отрезал Драгон.

— Почему?

— Я и так посвятил тебя в эту тайну. А ее знают не два человека и даже не три. Я не хочу, чтобы это уплыло куда не надо, и ее начали искать. После Суаривы мы вынуждены постоянно менять место жительство. Так что лучше тебе ее хотя бы не видеть, — отрывисто произнес Драгон. — Ты сам вспомнил о той славе, которую она обрела. Скрывать ее все тяжелее.

— Красивая? — спросил Иян, приподняв бровь.

— Вот на кой черт она тебе сдалась? Есть еще куча тем для обсуждения.

Иян продолжал упорно смотреть на Драгона. Тот скоро сдался.

— Красивая, — ответил он и выпил еще вина.

Голова закружилась.

— Как твоя Мари, должно быть? Значит, это еще одна причина, почему ты ее прячешь. Ну, а что с другим твоим воспитанником? Этот уже наверное взрослый детина.

— Взрослый, это да, и хорошо, что годы мозгов ему все же прибавляют. Раньше с ним было тяжело, — сказал Драгон. — А какие новости у тебя? Я вижу, восстание крепнет.

— Да надоело уже это все, — Иян с громким стуком поставил кружку на разнос. — Князь упорно не хочет оставлять нас в покое. Вдобавок рядом с солдатами с некоторых пор гнездятся молодцы из Братства Зари.

— О, Церкви разрешили разгуляться?

— Ты сам знаешь, неслучайно это все. Моя страна всегда была верна древним богам, которых мы почитали еще с начала времен. А как пришли эти фанатики с криками о том, что какая-то Матерь Света нас всех, грешников, покарает, так все. Началось. Как мы не склонились перед Твердоликом, так и не будем прогибаться под лживой богиней.

— Меня религиозные вопросы мало интересуют, — протянул Драгон. — Но меня заботит то, что эти здоровяки Братства на службе у Церкви пользуются методами… ну, мягко говоря, не очень приятными.

— Они ненавидят людей с другой верой. А еще эльфов. Гномов. Все нечеловеческое. Слепые верующие, — бросил Иян и грязно выругался.

— Видимо, Братство приносит тебе больше проблем, чем солдаты?

— Солдаты в большинстве своем есть трусливое отребье, которое боится наказания за неподчинение приказу. Редко кто из них идет в бой по причине того, что они не согласны с политикой раздольцев, — Иян сделал глоток вина. — Вот Братство — другое дело. Они нас просто ненавидят. Князь Твердолик знает, какими способами досадить нашей стране. Но у моего короля много терпения и сил.

— У тебя тоже.

— Я столько лет отдал этой войне. Я ненавижу княжества и готов бороться с этими вымесками, покуда смерть сама меня не найдет, — Иян ударил себя кулаком в грудь. — Но иной раз хочется вкусить мирной жизни. Хотя бы месяц прожить без кровопролития и борьбы.

— Ты сам выбрал свой путь. У тебя уже нет права сворачивать с него.

— И это самое паршивое, — выпалил Иян. — Хорошо. Тебе, я вижу, совсем уже дурно — ерзаешь, как холоп на театральных подмостках. Я сейчас распоряжусь, чтобы тебя отвели искупаться, поесть и отдохнуть. А после я тебя найду.

— Я надеюсь, ты меня потом отпустишь?

Иян встал из-за стола.

— А нам по пути. Мне самому нужно в Зарибор. Король призывает.

***

Лета видела князя впервые. И представляла его несколько иначе. Моложе. Стройнее. Красивее, в конце концов, ведь по всей Лутарии ходили слухи, что в княжеском роду из поколения в поколение передается красота. Но она позабыла, что годы бегут стремительно и не обходят стороной даже монархов.

Лицо его было испещрено морщинами, гладко выбрито и ухожено. У него был твердый волевой подбородок, широкий нос, блестящие темно-зеленые глаза и каштановые волосы, собранные сзади в небольшой хвостик.

Его род давно правил Лутарией, еще до объединения княжеств. Многие даже думали, что правление Гневонов восходит к первым людям на Великой Земле. Твердолик резко отличался от предшественников тем, что всегда жестоко расправлялся со своими врагами.

— Государь, — произнес Марк, склонив голову.

Кем бы он ни был, с такими людьми лучше соблюдать хоть какое-то подобие формальностей. Лета, напротив, промолчала.

Они сидели в небольшой комнате на втором этаже трактира, едва освещенной тусклой свечой на столе, с двумя окнами, выходящими на лес, жесткой кроватью и скрипучим полом. Весь трактир занял князь и его эскорт. Учитывая, что за серьезные, но вполне обычные преступления двух керников поймал сам Твердолик, Лета подумала, что ничего хорошего им не светит. Им удалось выяснить только, что князь путешествовал здесь инкогнито, возвращаясь из Тиссофа.

— Услышав донесение Силимира, я был удивлен, — сказал князь, внимательно оглядывая молодых людей. — Что те, кого я ищу на протяжении нескольких дней, сами заглянули ко мне в гости.

— Это была случайность, — отозвался Марк, потирая горевшие от веревок запястья. — Они были пьяны и напали первыми.

— Без причины? — усмехнулся князь. — Ваши словесные портреты на устах у всех крестьян отсюда до самой Короны. А такой парочке, как вы, трудно остаться незамеченной. Вот скажи-ка мне, парень… Так ли надо было вытаскивать эту тварь из ловушки, чтобы потом поплатиться за это собственной жизнью?

— Если такова цена спасения того существа, мы ее примем, — проговорил Марк, и ничего не дрогнуло в его лице.

Твердолик сощурился.

— Правду о вас говорят. Одно лишь безрассудство, воспитанное в диких лесах. Как зовут-то тебя?

— Маркелл.

— А подругу?

— Лета, — ответила девушка и опустила глаза, когда князь посмотрел на нее.

— Много дел вы натворили, ребятишки, — процедил Твердолик, сплетая пальцы рук в замок. — Сначала спасение чудовища, а теперь убийство лутарийских солдат.

— Нас вздернут? — спросил Марк бесстрастно. Но так могло показаться только внешне. — Сегодня? Завтра?

— Завтра утром. Но вы можете избежать петли. Благодаря этому, — князь остановил взор на предплечье Марка, где красовалась татуировка, уже начинавшая выцветать, ибо была сделана очень давно. — Этот символ. Я хорошо его знаю. Мне как раз нужен был кто-то вроде вас. И вот так совпадение…

— О чем вы? — нахмурилась Лета.

— Стал бы я разыскивать двух керников для того, чтобы повесить их? Тварь та, конечно, опасная, егеря несколько месяцев ее преследовали, они гоняли ее по всем чащам Стронницы. Но все же поимка этого чудища была не настолько важна, чтобы прочесывать окрестности вдоль и поперек в поисках ее спасителей.

— И к чему вы клоните? — приподнял бровь Марк.

— Вы служите своему рогатому богу. А теперь послужите мне. Вы согласны? — поинтересовался Твердолик, склонив голову набок.

— На что?

— На одно маленькое дельце.

— Как мы можем согласиться, если мы не знаем, о чем вообще идет речь? — поморщился Марк.

Твердолик красноречиво промолчал.

— Ах, да. Выбор у нас невелик, — со вздохом добавил Марк. — Либо сделать то, что вы хотите, либо оказаться в петле.

— Верная мысль. Ко всему прочему, я могу предложить вам приличную награду.

— Не знаю, как ты, но деньги интересуют меня меньше, чем сохранность головы, — пробормотала Лета, переглянувшись с Марком.

— Сотня золотых церкулей, — медленно произнес Твердолик, растягивая с удовольствием каждое слово. — Каждому.

Лета уставилась на князя.

— Расскажите о деталях этого задания, — проговорил Марк, в глазах которого зажегся огонек.

Конечно, он бы принял это предложение, даже если бы на его шее не затягивалась петля. Награда была огромна, сто золотых церкулей — это цена неплохого такого домика в пригородных поселениях Велиграда.

— Что вам известно о чародее, носящем имя Катэль Аррол? — спросил внезапно князь.

— То же, что и всем остальным, — Лета повела плечами, опередив Марка, который собирался ответить. — Эльф-психопат, который грезил о покорении всего мира.

— Тогда вы знаете, какое последствие имели его опыты.

— Да.

— Дело в том, что он сбежал из своей темницы почти три недели назад.

Лета и Марк вновь переглянулись.

— Только не говорите, что нам нужно его выследить и убить, — хрипло буркнул Марк.

— Нет. Не совсем. Убить его невозможно, он ведь защищен своей магией. Но у меня, точнее, у верховного мага Сапфирового Оплота возникла одна мысль, которую вы можете помочь осуществить.

— Это почти как предложение спасти мир, — более веселым голосом произнес Марк.

— Неблагий Двор первое время скрывал это от нас факт побега чародея, — продолжил Твердолик. — Они хотели избежать наказания. Очень быстро появились первые признаки того, что что-то не так. Сначала взбесилась нежить на Соколином полуострове. Потом стали происходить какие-то непонятные магические всплески на побережье и в море, выбросы большой энергии. Но эльфы молчали. А затем в Сапифировый Оплот и вовсе доставили полуживого свидетеля побега, стражника тюрьмы Сэт`тар Дарос. Тогда Неблагий Двор признался в том, что чародей вырвался из заточения и захватил тюрьму. Как вы понимаете, дела обстоят очень серьезно. Если мы не хотим повторения событий 580-го и 720-го годов, мы должны что-то решить. Вчера я получил донесение о том, что местные рыбаки с Соколиного полуострова на своей посудине заплыли далеко от берега и увидели очертания кораблей. Мы полагаем, что Катэль пытается собрать Орден. На свете осталось еще много его последователей, избежавших наказания и смерти… Все сто шестьдесят четыре года, что Катэль провел в заточении, только одна мысль не дала ему сойти с ума — он верил, что рано или поздно выберется из своей темницы и покарает тех, кто не разделил его мнений и пленил его, — Твердолик вздохнул. — Вы знаете о заклинании, благодаря которому он обрел полную неуязвимость от всего оружия?

Марк посмотрел на Лету, давая ей ответить и в этот раз.

— Слышала всякое, — сказала девушка. — Но точно ничего не знаю.

— Именно это и будет вашим заданием, — князь положил ладони на стол, словно демонстрируя обилие перстней на его пальцах. — У магов Сапфирового Оплота возникла хорошая идея. Они знают, кто создал это заклинание. Это сделала одна ведьма. После того, как Катэля схватили, она пропала и никто ее не видел. Ваша задача — найти ее.

— Если они знали, что это за ведьма, то почему сразу не нашли ее и не заставили снять свои чары? — спросила Лета.

— Все думали, что она погибла. Но тут Сапфировый Оплот кое-что вспомнил.

— Она была одной из адепток Катэля? Или из Ковена? — полюбопытствовал Марк.

— Какая-то банши… Вроде так ее назвали.

— Банши исчезли много веков назад, — растерянно произнес Марк. — Их видели так редко, что уже само существование этих ведьм подвергается сомнениям.

— Банши вполне могла создать подобное заклинание, — вставила Лета.

— Могла. Но не факт, что та ведьма, о которой мы говорим, до сих пор жива.

— Если она нашла себе какое-нибудь уютное старое кладбище, можешь не сомневаться, она вполне жива и здорова.

— Ну, ты, конечно, больший эксперт, чем я, — хмыкнул Марк с легкой издевкой. — Однако я склоняюсь к тому, что если ведьма и правда существовала, то она давно уже мертва.

— Сапфировый Оплот в этом не уверен, — прервал спор Твердолик. — Она исчезла. Но она может быть жива. Есть данные, сведения, рассказы, слухи… Есть даже имя.

— Банши смертны, — сказал Марк. — А прошло уже больше ста лет. Если мы что-то и найдем, так только ее прах.

— Нет, если она нашла себе приют в подходящем месте, — снова возразила Лета.

— И все же… Вдруг она давно мертва? Что делать тогда?

Вопрос был адресован князю.

— Вы должны привести мне ведьму или хотя бы какие-то сведения о ней и о ее заклинании, — проговорил Твердолик. — Лучше бы, конечно, живую. От того, что вы добудете в конце концов, зависит размер награды и… ваша участь. Советую заглянуть в Тиссоф по пути. Там маги дадут вам зацепку.

Сзади послышался шорох. Чья-то большая рука легла Лете на плечо. Стражник князя слегка надавил, приказывая ей встать. Князь кивнул ему и посмотрел на Лету и Марка, а потом отвернулся к окну. Взгляд его стал рассеянным.

Марк и Лета покинули комнату, переглядываясь и ожидая, когда им представится возможность наконец обсудить все произошедшее наедине.

Глава 2

Глава 2.

Безумец.

Трактир «Очаг» располагался в центре Тиссофа. Двухэтажный дом с лепниной на оконных рамах притягивал к себе взгляды. Из его окон доносились звуки лютни. Здесь всегда была музыка, согревающее сладковатое вино и хорошие собеседники. Огромным плюсом ко всему прочему было то, что в этом трактире не шатались, неся неприличный бред, пьянчужки. Магичку удивил выбор места встречи. Ее друзья, конечно, всякого повидали в увеселительных заведениях, но их никогда не привлекали те, в которых отдыхали богатые знатные господа.

Иветта поправила волосы и вошла в трактир. Внутри все было освещено теплым светом канделябров на стенах, несмотря на ясный день за окном. Людей было немного — народ появится, когда на улице окончательно стемнеет. Днем интереснее проводить время на улочках и в садах Тиссофа, чем напиваться в полутемных тавернах. Магичка сразу заметила небольшой стол у окна, где ее уже ожидали. По количеству пустых тарелок и пузатых кружек она поняла, что ее ждали довольно давно. Когда она приблизилась к столу, навстречу поднялась темноволосая девушка.

— Вот и ты, — произнесла Лета и заключила ее в объятия, окружившие Иветту жасминовым ароматом.

Запах был настолько приятным, что магичка не сразу смогла оторваться от подруги. К тому же они не виделись около полугода и соскучились по друг другу.

— Ты исхудала, — отметила Иветта, отойдя от Леты на шаг. — Сильно.

— Такие времена, — задумчиво сказала та, возвращаясь за стол.

Иветта не переставала удивляться внутреннему шарму кернички. Та была словно окутана колдовской красотой, едва уловимой в кротких чертах ее лица, но ясной и вызывающей в ее карих глазах. Длинные черные волосы очерчивали кругловатый овал лица, на котором красовались нос с задранным кверху кончиком и маленький рот. Глаза у нее были отцовские, то есть илиарские, и она была вынуждена принимать особые снадобья, чтобы это скрыть. Но однажды Иветта увидела, какими у Леты были глаза без этого снадобья — совсем не карие, а цвета такого, как расплавленное золото.

Марк остался сидеть, лишь только подмигнул Иветте. Магичка зарделась и опустилась на стул рядом с Летой.

— Мы договорились, что ты придешь утром, — проговорил Марк.

— Были некоторые дела.

— От Диты Иундор так просто не убежишь, да? — усмехнулась Лета.

— Мы занимаемся с ней каждое утро, — пояснила Иветта.

— Занятой ты человек, Ив. А мы… А мы, честно говоря, проспали почти до полудня, — Лета улыбнулась Марку, повернувшись.

Иветта почувствовала укол ревности. Марк и Лета были близки, и магичка многое бы отдала, чтобы оказаться на месте Леты, путешествовать с ним бок о бок, много лет делить кров и еду. Марк любил свою спутницу как родную сестру, и только это успокаивало Иветту. Но она знала и то, что когда-то он был влюблен в Лету.

Появление этой парочки в Тиссофе вновь взбудоражило Иветту. От них несло духом опасных приключений и смертельных авантюр, ведь они были Стражами Маарну. Иветта обожала слушать истории Леты, пусть даже и наполовину состоявшие из правды. Это было как прикосновение к чему-то дикому и неизведанному, как право заглянуть краешком глаза в другой мир. Возможно, именно поэтому Иветта так сдружилась с Летой, ведь общение с ней было настоящей отдушиной. Магичке не разрешалось покидать Тиссоф, и она мечтала пуститься с друзьями в бега, открывать новые города и страны, бродить по темным лесам и жарким степным равнинам.

А Марк… Легко было Иветте позабыть его кривую усмешку, взлохмаченные локоны темных волос и неспешный прохладный взгляд синих глаз, когда они с Летой пропадали в какой-нибудь глуши в Лутарии. Но они всегда возвращались в Тиссоф, и тогда магичка будто просыпалась от долгого утомительного сна.

Не будь в Оплоте все так строго с отношениями, она давно бы уже решилась признаться Марку в своих чувствах.

— Будешь пить? — спросил он вдруг у Иветты, оторвав ее от полугорьких мыслей.

— Нет, нет, — замотала головой магичка. — Лучше расскажите, что за помощь вам нужна. И что привело вас в Тиссоф в этот раз.

— Вообще-то, ты мало чем можешь нам помочь, — ответила Лета. — Считай, что мы просто заглянули к тебе в гости.

— И все-таки?

— Мы тут недавно подложили свинью крестьянам в одной деревне, — произнес Марк, вращая по столу пустую кружку. — Освободили кое-какую редкую тварину, угодившую в глубокую яму в лесу. Я даже ее названия не помню, хотя мне отчетливо врезались в память ее эти три дырки в пасти, из которых фонтаном брызгал яд. И «спасибо» она нам тоже не сказала, к сожалению.

— Я тебе сто раз повторила название «тварины», — Лета скрестила руки на груди.

— Мне все равно, — отмахнулся Марк. — Освободили, так освободили. И что ты думаешь? За нами погнались не только деревенские, но и солдаты. Искали нас два дня, нашли. Была драка. Потом нас отвели к князю.

— Князь? Твердолик? — переспросила Иветта. — Он недавно приезжал сюда, в Оплот.

— Это мы уже сами выяснили. В общем, он пригрозил нам петлей и предложил в обмен на освобождение одно небольшое задание.

— Какого рода?

— Ты же слышала, что Катэль сбежал? — поинтересовалась Лета.

— Да. Более того, мне удалось подслушать разговор Радигоста с князем. Случайно, — ответила Иветта. — Постой. Надеюсь, вы не хотите сказать, что…

— Это что же, ты шла-шла, и совершенно случайно услышала их секретные переговоры по спасению мира от психопата? — перебил Марк.

— О да. Шла в библиотеку на той неделе, было уже около полуночи. В одном из читальных залов была открыта дверь, оттуда доносились голоса. Ну, я не смогла устоять. Они говорили о побеге Катэля. Радигост был в этом точно уверен.

— Как и мы теперь, — отозвалась Лета.

— Только не говорите, что вам приказали его поймать.

— Нет. Лишь найти одну ведьму, которая, предположительно, наложила на него заклинание бессмертия.

— Да ну?

— Я вот тоже думаю, что она померла давно. Но вот мазель Лета считает иначе.

Марк порылся в карманах и, достав одну из своих цигарок с гвоздикой, торопливо ее раскурил. Курил он часто и всегда только такие самокрутки.

— Проверить стоит, — возразила Лета. — Он пообещал каждому по сотне золотых церкулей.

— Ничего себе, — протянула Иветта.

— И теперь нам пора бежать, — сказал Марк.

— Нет. Мы возьмемся за это дело.

— Тебе что, так нужны эти деньги?

— Быть может, я хочу купить себе дом под Велиградом.

— Мы найдем Драгона. Еще не поздно передумать. Мы скроемся.

Лета посмотрела на него, прикусив нижнюю губу. Было видно, что и ей отчасти не по душе все происходящее.

— Не выйдет. Князь всегда находит то, что хочет.

— Катэль — чудовище, — вставила Иветта. — Все, что связано с ним, несет смерть.

— Поэтому даже награда меня не особо прельщает, — добавил Марк, выпустив дым изо рта.

— Мы не сможем убежать. Ни теперь. Тем более, мы сегодня встречаемся с Радигостом.

— Что? — растерянно моргнула Иветта.

— Твердолик посоветовал справиться о ведьме у магов, — ответил Марк. — Радигост с радостью назначил нам встречу на сегодняшний вечер. Хочешь с нами?

Иветта со вздохом откинулась на спинку стула. В голове вновь промелькнула мысль о том, какой насыщенной была жизнь Марка и Леты. И слишком опасной.

Прошло уже более двадцати лет с того момента, как разгромили Орден Аррола. И сто шестьдесят четыре года со дня заключения Катэля в тюрьму на далеких островах Пирин`ан Дарос, в народе именуемых Скалистыми островами.

КатэльОлий Глэн Аррол был талантливым чародеем из древнего эльфийского рода. Долгие годы он занимался теургией, запрещенной среди эльфов. Он собрал подле себя немало последователей. Он планировал усовершенствовать их и себя, стать расой, во многом превосходящей все существующие. Его последний эксперимент привел к взрыву, уничтожившему все живое на архипелаге Тор Ассиндрэль. Последствия, изуродовавшие местных эльфов, миновали самого Катэля, а также всех его последователей, по непонятной причине. Чародей счел это проявлением милости и демонстрации сил Хаоса, коих он считал высшим разумом. Нескольких его адептов и его самого отправили в тюрьму на Скалистые острова, но на свободе осталось еще несчетное количество последователей.

Его бывшие ученики сформировали Орден Аррола, названный в его честь. Он собрал не только верных соратников Катэля, но и некоторых жителей Великой Земли. Долгие годы он набирал огромную силу, и однажды его члены организовали налет на школу магии во Въеле, когда там происходило собрание нескольких магов Оплота.

Налет на Въель перерос в масштабную битву между Орденом Аррола и Сапфировым Оплотом возле Мертвых холмов, что находились рядом с Въелем. В ходе сражения адептам почти удалось добраться до верховного мага, но все разрешило мощнейшее заклинание, созданное Дитой Иундор. Большую часть членов Ордена схватили и отправили на Пирин`ан Дарос в качестве заключенных.

Орден Аррола славился извращенными обрядами, жуткими теориями и ненавистью к миру. Некоторые адепты являлись сильными магами, приравнивавшимися к высшим по своим способностям. А Катэль, прозванный Безумцем, был едва ли не самым могущественным чародеем среди людей и эльфов в истории, способным на все ради достижения своих целей. Он жаждал проникновения в иной, неизученный мир Хаоса, и сил этого мира.

— Чего ты так бледна, Ив? — внезапно обратился к магичке Марк.

— Вспомнила историю Катэля

— Только не говори, что тебе страшно.

— Все знают, что он и его Орден — воплощение зла.

— В этом ты права. Зверства Катэля всегда были особенно интересны.

— И что в них было интересного? — с отвращением спросила Иветта.

— Просто я думал, что эльфы — нежные эфемерные создания. Представь мое удивление, когда я прочел, как один из этих милых существ вспарывал животы своим братьям и засовывал в них какие-то рунические камни.

Иветта поежилась.

— Но это так, — проговорила Лета. — Катэль открыл доступ к магии Хаоса, которая была запрещена уже более двух тысяч лет. Долгое время о его экспериментах никто ничего не знал. Пока он случайно не устроил…

— Большой «бум», который уничтожил все живое на островах, — нетерпеливо прервал ее Марк. — Все мы знаем эту историю.

Иветта почесала нос со смиренным видом.

Когда-то эльфийские острова Тор Ассиндрэль были цветущими и прекрасными, полными разнообразной фауны и флоры, с великими дворцами и чудесами эльфийской архитектуры. После взрыва все живое на острове погибло. Эльфы, попавшие в эпицентр катастрофы, превратились во что-то едва напоминавшее их расу — их кожа потемнела, глаза лишились зрачков. Они утратили способность к размножению, но обрели бессмертие. Они решили, что им не будет места на живой плодородной земле, и нарекли себя Неблагим Двором. Они жили на Тор Ассиндрэль и по сей день, питаясь остатками магии Хаоса, которая выделялась из трещин в почве островов. Смысл их существования облегчало то, что некоторые из них долгое время стерегли темницу Катэля на Пирин`ан Дарос.

Вскоре друзья оставили эту тему и перешли к другим вопросам. Все-таки долгая разлука давала о себе знать. Но Иветта по-прежнему думала о темном эльфийском чародее и переживала за Лету и Марка. Кто знает, чем обернется для них это странное и рискованное задание.

Расставаясь, они пообещали заглянуть к магичке после встречи с Радигостом, ведь уже завтра они должны были отправиться в путь. Иветта не обрадовалась услышанному. Лета и Марк снова вихрем ворвались в серую рутину ее дней, молниеносно и на такой краткий срок. Впрочем, это и хорошо. После их отъезда ничего не будет отвлекать магичку от учебы.

Когда Иветта ушла, а Марк вызвался ее проводить до Обители, Лета отправилась на рынок Тиссофа. Ей нужны были новые сапоги — старые совсем износились.

Улицы города были в этот час переполнены магами в причудливых одеяниях, богатыми купцами в дублетах из дорогой ткани, красивыми юными девушками, увешенными драгоценностями до самой макушки, плечистыми парнями в форме лутарийского солдата или в модном камзоле. Все было такое яркое и разнообразное, что не хотелось покидать Тиссоф. Лета бывала во многих городах на Великой Земле, но этот город был для нее самым красивым.

Высокие дома, фасады которых регулярно обновлялись и ремонтировались, обступали улицу, по которой шла Лета. Их красоту владельцы выставляли напоказ, поэтому невозможно было встретить дома с неподметенным порогом, трещинами в оконных стеклах, с грязью и пылью на фасадных панелях. Все было вычищено, украшено, прибрано, будто вылизано с безумным рвением к идеалам чистоты и красоты. Во всем этом терялись, ослепленные масштабом и роскошью магического города, люди, впервые попавшие сюда. Быстротечность и блеск Тиссофа заставляли влюбиться в город с первых минут пребывания в нем, но любовь эта, как правило, быстро проходила, перенасыщала человека своими достоинствами. Бурная и веселая жизнь подходила не всем, поэтому немногие оставались здесь навсегда. Об измученности такой жизнью напоминали хмурые гномы, приехавшие в город по делам и собиравшиеся обычно кучками у таверн.

Рынок, до которого Лете пришлось пройти не больше пяти минут, вскружил ей голову запахами специй, выпечки и цветов. Купцы заманивали к лавкам свежими фруктами и мясом, красочными тканями, украшениями, всевозможными ручными изделиями, посудой, магическими зельями и бутылками сэрабийского вина. Лета окунулась в рыночную суету как в бадью со слишком горячей водой, и ей сразу захотелось вынырнуть из всего этого и повернуть назад. Трескучий и кудахтавший шум перемешивался с песнями уличных музыкантов и собачьим лаем, ругань торговцев с покупателями ежеминутно переходила на фальцет, содержащий в себе яркую брань. Лета с усилием прокладывала себе дорогу через толпу людей, не забывая вертеть головой по сторонам в поисках, ощущая себя в тесном рыбном косяке, который двигался раздражающе неслаженно.

Возле цветочного прилавка Лета нашла то, что искала.

Рядом с благоухавшими букетами роз и пионов лавка кожевника смотрелась довольно неуместно. Она предлагала на выбор изделия из дубильной кожи, целью которых было украшение, а не практичность. Среди курток с тесьмой и вышивкой, сафьяновой обуви, велюровых плащей и перчаток из козлиной кожи Лета не сразу нашла сапожки с невысоким голенищем, простые и без всяких узоров. Девушка, спросив разрешения у торговца, протянула руку, чтобы пощупать их. Шкура была очень мягкая, прочная и теплая.

Лета смотрела на сапоги и считала в уме деньги, которыми сейчас располагала. На покупку ей не хватало приличной суммы.

— Оленья шкура, — произнес кто-то за ее спиной. — Дивная работа.

Лета обернулась, встретившись взглядом с эльфом.

— Мне показалось, они достаточно удобны для того, кто много ходит пешком, — ответила она.

Эльф улыбнулся.

— А вы часто ходите пешком?

Он был молод, хотя она не могла определить, сколько ему было лет на самом деле. Он мог просто казаться молодым. Он был строен и хорошо слажен, одетый в черную рубаху под распахнутым дублетом темно-зеленого цвета и вельветовые брюки. Его короткие волосы цвета темного золота слегка вились. Эльфийские мужчины нечасто так стриглись, предпочитая длинные волосы.

Он был, скорее всего, из alcuri — эльфийской народности, населявшей раньше Тор Ассиндрэль. Некоторых из них не затронули последствия взрыва и они смогли бежать, перебравшись на Великую Землю.

— Скорее бегаю, — отвечала Лета со скромной улыбкой.

— От поклонников? — спросил эльф, склонив голову набок.

Глаза у него были разные — один синий, как морская глубина, а другой словно теплый янтарь.

— От проблем. Но хотелось бы сбегать от того, что вы предложили.

— Жасмин, — произнес вдруг он, чуть поддавшись к ней навстречу. — Никогда не чувствовал, чтобы его аромат так нежно раскрывался на чьей-либо коже.

У него был грубоватый и низкий голос, ласкавший уши, словно бархат, далекий от тех певчих эльфийских теноров, которые Лете доводилось слышать.

Не то чтобы она не хотела продолжить общение с эльфом, просто сейчас на это не было времени… Но что-то возникло между ними в воздухе, легкое, сладкое, как нежный весенний ветер после долгой зимы.

— Мне пора, — сказала она. — Я очень тороплюсь.

— Думаю, что мы свидимся вновь, — ответил эльф, кивнув. — Fortune asel avasible. Я бы этого очень хотел.

— Я тоже, — проговорила Лета, чувствуя, как его взгляд жадно изучает ее лицо.

Судьба щедра в своей непредсказуемости. Странное эльфийское выражение.

Через мгновение Лета поспешила затеряться в толпе.

***

Шорох ее платья был едва слышен в теплой летней ночи. Она приблизилась к самому краю широкой лоджии и задумчиво посмотрела вдаль. Почти со всех мест Княжеского замка открывался удивительный вид на Велиград. Город казался маленьким и расплывчатым с высот некоторых башен. Но с лоджии, на которой стояла княгиня, в дневное время были отчетливо видны крыши соседних домов. Сейчас она могла различить лишь огоньки в окнах и скопление сероватого дыма, шедшего из дымоходов.

В лунном свете мелькнула белая рука. Есения положила ладонь на каменную ограду лоджии. Ночь была темная, одна только луна отбрасывала зловещий голубоватый свет на землю. Шпили башен замка выглядели как-то особенно мрачно на фоне черного неба. Княгиня смотрела на бледную одинокую луну, которая уже потеряла свою округлость. Полнолуние прошло. С ним прошли и тревожные звуки по ночам, доносившиеся с верхних этажей замка, которые служили чердаками. Один из таких этажей располагался прямо над княжескими покоями, и Есения не могла спокойно спать в эти ночи. Звуки, похожие на вой и плач, пугали ее. При дворе ходили рассказы о призраках, о душах людей, вмурованных в стены. Однако когда наверх заслали парочку храбрецов, они не нашли там ничего, кроме пыли и старого столового серебра.

В эту ночь княгине не спалось. Но уже не из-за таинственных звуков наверху. Причиной тому был ее муж, князь Твердолик. Она думала, что ее должны больше заботить новости, которые обсуждались на Совете Князя. Однако это ее почти не волновало. Совет был напуган. Вдруг это все неспроста, вдруг этот безумный эльфийский чародей действительно сбежал? Есении не верилось в его возвращение. Все его ученики и адепты были казнены или посажены вместе с ним в тюрьму, и больше Орден Аррола не появлялся. Уже почти четверть века.

Может, это вообще были маги-недоучки, напортачившие с каким-нибудь сглазом или заклятием? На Соколином полуострове все время водились язычники и разношерстные колдуны, практиковавшие темную магию и много еще чего. Но Твердолик все же отправился в Тиссоф к высшим магам, а когда вернулся… Ответа точного он не дал, и его Совет терялся в догадках.

Княгиня Есения думала, что это все была чепуха. Она не будет трястись от страха, пока не услышит реальные доказательства. Она была обеспокоена лишь поведением своего мужа. Он давно охладел к ней. Даже не так. Твердолик с самого начала не пылал к ней любовью, их брак был какой-то обязанностью, ведь князю должно оставить после себя наследников. Но если раньше Есения чувствовала, что привлекает чем-то князя, то теперь он и вовсе перестал обращать на нее внимание. И княгиня знала причину.

Есения была дочерью одного из военачальников лутарийских войск, поэтому ее быстро сосватали. Она вышла замуж за Твердолика, когда ей только-только исполнилось шестнадцать. Тогда Есения была стройной, красивой, полной жизни и энергии. Рыжие волосы, большие глаза с длинными черными ресницами, маленькое изящное лицо и темные густые брови — ей больше ничего не нужно было, кроме этой красоты, и ей так говорили в детстве. Все остальное, о чем мечтала юная девушка, пришло само после свадьбы. Замужество обещало ей счастливую жизнь, и была она такой до определенного времени. Есения стала любящей матерью и достойной супругой, народ полюбил ее.

После рождения последнего ребенка Есения заметила в своей внешности необратимые изменения. Ее фигура уже не была такой стройной, а лицо утратило юность и свежесть, волосы стали терять блеск и красоту. Она старалась изо всех сил влюбить в себя князя, но у нее ничего так и не получилось за все эти годы.

Он никогда ее не любил. Ему нравилась ее красота, но спустя несколько лет совместной жизни Есения надоела ему. И тогда у него появилась эта эльфийка, советница, одна из окольничих, которые входили в Совет. Она была хороша собой и, более того, умна. Естественно, что Твердолик предпочел ее своей жене.

Есения была глубоко несчастна. Видеть, как какая-то остроухая девка уводит у нее из-под носа мужа, было больно. Ведь она любила Твердолика. Ей не нужны были роскошные наряды и драгоценности, которыми он одарил ее, Есении была нужна любовь князя. А он видел в ней лишь формальность. Самое ужасное было в том, что она являлась частью Совета Князя, и ей приходилось постоянно пересекаться с советницей. Избегать соперницу не получалось. Как это ни печально, княгиня понимала, что отвоевать супруга она уже не сможет. Твердолик был очарован эльфийкой.

Есения отошла от ограды лоджии. Миновав узкий коридор, она спустилась по длинной лестнице во внутренний сад. Вокруг не было ни души. Только тени деревьев плясали на дорожках, вымощенных бледно-розовым камнем. Ночью он казался каким-то тусклым, как и все остальное. Разве что мелкие цветочки в горшках белели на темном фоне. Такое спокойствие царило вокруг, тишина, мрак.

— Ваша Светлость.

Княгиня едва не подпрыгнула от ужаса. Из ее груди вырвался сдавленный испуганный стон. Сказанное было тихим и покорным, но также и неожиданным посреди молчаливого сада. Она повернулась и увидела полноватого мужчину.

— Простите, я не хотел вас напугать, — Алистер Куврата отвесил легкий поклон.

Голос у него был шершавый и вкрадчивый. Короткая стрижка делала его почти лысым. У него начали рано появляться залысины, и он предпочел скрыть их, почти наголо обрившись.

Алистер выпрямился. Его лицо было покрыто мелкими круглыми рытвинами, оставшимися после какой-то болезни, которая распространялась по всему телу и лицу уродливой сыпью. Нос у него был с большой горбинкой, глаза маленькие, умные, грязновато-коричневого цвета, смотревшие всегда с хитрецой и с каплей иронии. Насупленные, чернявые и кривоватые брови надвигались на глаза, словно хотели их спрятать. Толстая шея плавно переходила в маленькие плечи. Выпиравший животик был подпоясан ремнем с орнаментом из мелких камушков, а тонкие ноги украшали сапоги на маленьких каблуках, какие часто любят носить зажиточные дворяне.

— Что вы тут делаете, Алистер? — спросила княгиня.

Алистер Куврата не был красавцем, зато компенсировал этот недостаток своим высоким положением при дворе. Он служил княжеским казначеем, то есть руководил всеми делами, которые были связаны с казной. Сам Куврата всегда клялся, что ни монетки не взял без ведома князя себе, жил только на одно лишь жалованье. Но в это мало кто верил. Князь не замечал этого, а Есении все было очевидно. Никто не знал, откуда он пришел. Никто не заметил, как он появился и как смог так быстро подняться.

Есения не доверяла ему. Ее интуиция подсказывала, что лучше с Кувратой не связываться. Да и многие другие тоже опасались иметь общие дела с казначеем.

— Мне не спалось, — ответил Куврата на вопрос княгини и сцепил руки за спиной. — Эта ночь какая-то тревожная, вы заметили?

— Просто на Совете всех напугали донесения дьяка.

— Ну, Белян молодой, мечтательный парень. Он легко мог приукрасить донесения. Нам ведь не зачитали рапорт.

— Однако Твердолик ему поверил, — сказала Есения. — И сразу же поехал к магам.

— А вы? Вы поверили, что это Катэль? — Куврата вскинул кривую бровь.

Это имя заставило Есению вздрогнуть. Да, и она боялась этого имени. Она не могла произнести его вслух… А Куврата сказал это совершенно спокойно, как если бы они обсуждали, какие вкусные блюда подавали сегодня на ужин.

— Нет, — ответила княгиня. — Я не думаю, что это он.

— А если все-таки он?

— Тогда я заберу свои слова назад, — сказала Есения, подняв подбородок.

Она больше не выглядела печальной. Теперь перед Кувратой стояла взрослая, статная женщина в длинном бордовом платье и с рыжими волосами, уложенными вокруг обруча на голове. Только в глазах можно было заметить остатки грусти.

— Вам тоже сегодня не спится? — спросил Куврата.

Есения кивнула.

— Уж не по такой же причине, как у меня?

— И да, и нет, — уклончиво ответила княгиня.

Алистер дальше не стал расспрашивать. Он знал, что с особами княжеской крови ни в коем случае нельзя было быть назойливым. Поэтому он появлялся неожиданно и, если чувствовал, что надоедает, также исчезал. Его личность была окутана тайнами. Есения знала, что с Кувратой не все так просто. Но он сумел усыпить бдительность Твердолика, и не позволял в себе усомниться. На княгиню его льстивые речи не действовали. Если казначей и знал подход, применимый к Есении, то он пока им не воспользовался.

— Давайте пройдемся, — предложил Куврата. — Раз уж нам обоим не спится в эту мрачную ночь.

Они медленно пошли вдоль кустов по каменной дорожке. Есения не взяла Алистера под руку, дав ему почувствовать ее неприязнь и отстраненность.

— Позволю себе заметить, вы сегодня не в настроении, — сказал он. — Неужели бессонница так вас беспокоит?

Есения не ответила и ускорила шаг. Куврата не отставал и сравнялся с ней. Дальше ничего говорить не стал, но было заметно, что он хочет чего-то, просто не знает, с какой стороны подойти. Княгиня была гордым и умным созданием, а еще, как и всякая женщина, обидчивым. Он мог ляпнуть одно неверное слово и потерпеть фиаско. Так что он тщательно подбирал слова. Есения увидела это в его лице. К тому же она знала, что Куврата никогда не пытается завести бесполезных разговоров.

— Что вам нужно, Алистер?

Он кашлянул в кулак и вновь скрестил руки за спиной.

— Почему вы думаете, что мне обязательно что-то надо, когда я обращаюсь к вам?

— Потому что вы всегда преследуете какую-то цель. Особенно когда с кем-то общаетесь. Это относится не только ко мне.

— Вы думаете, что я коварный вражеский шпион?

— Нет. Я просто думаю, что вы чего-то хотите от меня.

Куврата улыбнулся, показав неровный ряд белых зубов.

— При дворе раньше ходили слухи о вашей недалекости. Когда вы были молоды. Многие думали, что вы просто красивая дурнушка.

Есения с интересом посмотрела на казначея.

— То ли возраст, то ли жизнь в центре всех важных в княжествах событий избавили вас от простоты и пустоты в голове, — продолжил Алистер. — Вы правы на мой счет. Только мне от вас ничего не нужно. Я лишь хочу предупредить вас.

— О чем?

— Ах, Есения, вы так несчастны. Женщины моложе и прекраснее вас разбивают вам сердце.

Есения напряглась.

— Прекратите ходить вокруг да около, — строго произнесла она. — Что вы хотите этим сказать?

— А то, что советница князя доведет вас до худого. Когда-нибудь вы потеряете терпение и надежду, и впадете в отчаяние. Тогда вас уже ничего не спасет, — сочувственно произнес Куврата. — От измены.

Княгиня гневно на его посмотрела.

— Да откуда вы знаете?! — оскорбившись, спросила она.

— Простите, я не хотел вас обидеть.

Есения отвернулась и зашагала еще быстрее.

— Ума не приложу, откуда вам это известно.

Она остановилась посреди сада, укрытого плотными кронами деревьев. Во мраке Есения не могла различить лица Кувраты, она слышала только его голос. А по нему она никак не понимала его истинных намерений.

— Я никому не выдам вашу тайну. Но я могу посоветовать быть осторожнее. Со свиданиями с ним, — проговорил Куврата.

— Замолчите! — Есения широко распахнула глаза, но Алистер не увидел выражения ее лица, лишь догадался по голосу, что все сильнее обижал ее. Везде была кромешная тьма.

— Не делайте оскорбленный вид, — осторожно сказал казначей. — Вы всегда были чисты сердцем и боязливы, чтобы нарушать клятвы, но вы это сделали. Вы совсем отчаялись.

— Чего вы хотите? — бросила Есения, ощутив, как к ней вернулась ее надменность.

— Дать совет. Не доверяйте никому. Особенно своим фрейлинам. Доверяйте только Архипу.

— Не произносите его имя.

— Нас никто здесь не слышит. Архип — весьма приятный молодой человек. Амбициозен, вежлив, находчив. Много положительных черт. Правильный выбор.

— Я прошу вас покинуть меня, — ледяным тоном проговорила княгиня.

— Разумеется, — улыбнулся Алистер. — Но повторюсь: будьте осторожны. Князь изменяет вам, но все закрывают на это глаза, только сплетни скользят в полупустых переулках и в насмешливом шепотке двух купчих на рынке. Однако если станет известно о вас с Архипом…

— И что? — медленно спросила Есения.

— Кара Твердолика будет сурова. Я не угрожаю вам, не беспокойтесь. Это дружеский совет, Ваша Светлость. Предупреждение, не более того, — казначей поклонился.

— Дружеский совет? Я вам не верю. Вы из тех людей, которые никогда ничего не делают и не говорят без скрытого смысла.

— Все меняется со временем. Эта трава больше не будет такой зеленой, как в конце весны, а дорожка под вашими ногами никогда не станет вновь необтесанным камнем. Не меняется лишь только солнце и звезды над нашими головами. Но и им каждый день приходится исчезать, чтобы появиться вновь, — произнес Алистер. — Доброй ночи, Ваша Светлость.

Поклонившись еще раз, казначей поспешил покинуть сад, так и не расцепив рук за спиной. Есения посмотрела ему вслед и почувствовала легкий холодок, ползущий по ее ногам.

Глава 3

Глава 3.

Одна из легенд.

Тронный зал пустовал. Тишина, прерываемая лишь щебетанием птиц да отдаленным шумом ветра, окутывала мягкостью и уютом. Высокий, темноволосый, воплошавший своим видом здоровье и силу илиар вошел в зал, распахнув массивные двери, не издавшие ни единого звука. Его смуглую кожу оттеняли светлые одежды. На рельефном позолоченном нагруднике, охватывавашем могучую грудь, плясали солнечные блики, прорывавшиеся в тронный зал. У него была ровная ухоженная борода и редкий золотой цвет глаз. На голове над копной вьющихся черных, как ночь, волос покоился золотой венок, имитировавший листья и цветы. Этот венок служил короной для илиарских царей.

Царь остановился посреди зала. Чистота, величие, свет — вот что хотели воплотить зодчие, когда сооружали тронный зал, огромный и совершенный. Все ослепляло белизной: мраморный пол, колонны, вазы, украшения из слоновой кости. По правую сторону выстроилась ровная аркада, за которой виднелся широкий балкон и открывался вид на город. Напротив вдоль стен расположились изящные скульптуры богов и животных. Возле скульптур в больших горшках, похожих на огромные чаши, цвели растения и цветы. По стенам расходилась мозаика. Но больше всего поражали фрески на высоком потолке под куполом, изображавшие легендарные мифические и реальные сюжеты: битвы богов, падение Рилналора, Regernatr — Возрождение, Великое Восстание, сотворение мира… Это впечатляло.

Царь опустил голову, перестав разглядывать фрески, на которые он, несмотря на частое посещение тронного зала, смотрел редко. Он удивлялся, насколько можно было погрузиться в свои проблемы, чтобы перестать поднимать голову и восхищаться не только фресками, но и самим солнцем. Хотя, собственно, илиары на солнце смотрели чаще всего — они считали, что бог Илиас сотворил илиаров из лучей солнца и поклонялись пылающему ярком шару, как отдельному божеству.

Царь поднялся по ступенькам к трону. Массивный, вырезанный из одного из священных камней с Лазуритового гнева, украшенный драгоценными камнями и золотом трон был жутко неудобным. Подлокотники вырезали в форме морды медведя, а спинку украсили изящными символами, которые даровали сидящему на троне мудрость, силу и храбрость. Царь дотронулся до морды медведя и вспомнил свое прозвище. Медведь. И называли его так не только потому, что lafose ferovn, белый медведь, был на гербах и знаменах Китривирии, или потому, что этот же медведь был символом всего царского рода. Он получил это прозвище из-за характера.

Дометриан присел на трон и подпер лицо кулаком. Посещение Силлогзциума навело его на тяжелые размышления, а когда он услышал имя лутарийского князя, его будто бы что-то обожгло. Он вспомнил, с каким чудовищным усилием пошел на мир с людьми. Вспомнил, как сумел принять мудрое решение, спасшее впоследствии множество жизней его подданных, вместо того, чтобы потерять голову от своих ужасных чувств. Эти воспоминания не лечило ни время, ни вино, они появлялись в его ночных кошмарах и раздумьях, даже в светлые минуты они могли внезапно нахлынуть и ударить в самое сердце.

Рядом возникла служанка. Дометриан даже не заметил, как она появилась. Тихо приказал принести ему крепкого вина. Девица кивнула и исчезла. Он снова вперил взгляд в пустоту.

Дометриан Тантал Киргардис, внук Сфенала, родился в середине Тариоры. После смерти своего отца он стал править Китривирией, поначалу не всегда мудро. Его горячность, из-за которой он не простил людям их попытки завоевания островов Маверика, привела к Медной войне. Всю юность он провел в бесконечных походах и битвах, не только на Великой Земле, но и на Иггтаре.

В тронном зале снова появилась служанка, принесшая Дометриану чашу с вином. Царь с благодарностью принял чашу, отметив, что человеческие женщины могут быть довольно красивы. Эта девушка была рабыней. Как и все люди в Сфенетре. Проводив ее взглядом, царь пригубил вино, заставив себя отвлечься от горьких мыслей и подумать о своем сегодняшнем визите в Силлогзциум.

Силлогзциум, который иначе называли Палатой мудрейших, был собранием советников царя Китривирии, силлогзцев, старых илиаров, мудрецов. В Силлогзциуме создавались законы и принимались многие решения, но окончательное слово принадлежало царю. Сегодня в Силлогзциуме говорили о Катэле. Разведка донесла слухи о побеге чародея, но Сапфировый Оплот пока не обнародовал эту новость. В Силлогзциуме возник соответствующий вопрос: а не стоит ли илиарам вмешаться? Возвращение Катэля могло обернуться страшными последствиями. Всему миру были известны его деяния. Силлогзциум посоветовал царю подумать над тем, как оградить Китривирию от возможных деяний эльфийского чародея.

Пока Дометриан видел единственное эффективное решение — объединить свои силы с другими, главным образом с Лутарией. Разумеется, он стал искать другие пути. Мириться со старыми врагами, пусть и для общего блага, казалось слишком радикальной мерой.

— Naav ilio1, Arсhas.

Царь поднял голову. В дверях зала стоял генерал Эфалис, ожидая, когда Дометриан пригласит его войти.

— Naav ilio, — повторил он. — Входи.

Генерал кивнул и прошел по мраморному полу зала. Дометриан внимательно наблюдал за ним, замечая про себя, как быстро повзрослел его племянник. Фанет Эфалис остановился перед царем, поленившись, однако, сделать поклон.

— Я выполнил твое поручение, — сказал Фанет.

— Проблем не возникло?

— Были трудности, но мы справились. В конце концов, в таких делах редко можно обойтись без осложнений.

— Прекрасно, Фанет.

— И еще… Ты решил вопрос с армейским жалованьем?

— Пока нет.

— Легионеры жалуются, что им едва хватает золота на содержание семьи.

— Они хотят, чтобы их дети обучались наукам. Чтобы стали учеными, — протянул Дометриан, согнув руку в локте и пошевелил кистью, разминая ее. — Но ведь не каждому дано стать служителем науки. Кто будет вспахивать землю и строить дома, если все дети будут изучать историю, естественные науки, литературу, музыку? Достаточно и того, что отпрыски военных теперь обязаны обучиться письму и чтению.

— Я не могу им этого объяснить, — ответил Фанет. — Всякий отец считает, что его чадо достойно лучшего.

— Так оно и есть. Но отец должен видеть, каково призвание его ребенка. Участь моряка не хуже участи жреца. Каждый должен быть на своем месте.

— Тебя научили так говорить в храме Овриона?

— Это простая истина, мальчик мой. И насчет того, что у солдат маленькое жалованье… В мирное время я не могу платить им так много. Пока… Пока я думаю, что на пару гилоров им можно будет поднять жалованье. Всего на пару.

— Это хорошая мысль, Archas.

— Хорошая, но надеюсь, это больно не ударит по средствам, которыми мы сейчас располагаем. Грядет засуха. А с ней такие проблемы, как голод и бунт.

Фанет выдержал небольшую паузу, прежде чем перевести тему.

— Я слышал, что ты сегодня посещал силлогзцев, Владыка, — сказал Фанет. — Это правда? Эльфийский колдун действительно сумел сбежать из своей темницы?

— К сожалению, да. Это правда.

— И что ты намерен делать?

— Не знаю.

Фанет посмотрел на залитый солнцем город за аркадой зала. Под его кожей перекатывались мускулы. Светлые волосы блестели, татуировки на лице подчеркивали острые скулы и выбритые виски, а татуировки на теле и руках украшали могучий торс. Глаза у него были светло-синие, и, конечно, светились в сумерках, как у всех илиаров. Только вздернутый нос слегка портил общее впечатление мужественности и силы, которое производил Фанет.

Его отец, Сцион Эфалис, был сводным братом Дометриана. Дометриан и Сцион росли в детстве вместе, но Сцион не был родным ребенком царя Тантала. Тантал взял его в свою семью после гибели его родителей, которые являлись советниками царя. Тем ни менее, Сцион и его сын Фанет оказались связаны с царями сильнее кровного родства.

Фанет потерял отца в самом начале Медной войны. После этой трагедии он попал под заботливую опеку дяди Дометриана, как когда-то Сцион был принят в царскую семью. У Дометриана не было детей, поэтому он собирался передать престол Фанету как своему законному наследнику. Фанет стал одним из китривирийских генералов. По илиарским меркам, он был очень молод. Ему было всего лишь сорок лет, тогда как средний возраст у илиаров начинался после ста.

— Но я знаю то, что Катэль крайне опасен, — сказал вдруг Дометриан. — Представь, что теперь будет. Он сможет восстановить Орден. И тогда…

— И что тогда? — перебил Фанет. — Он нападет на Иггтар?

— Уж попробует натворить что-ибудь плохое.

— А, — племянник махнул рукой. — Что нам-то до него? Это проблема эльфов и людей. Вот когда он придет к нам, тогда и будем что-то планировать.

— Ты понимаешь, что это касается нас тоже? У него сила, способная уничтожить весь мир. Если люди, маги и эльфы не справятся — а они не справятся — придется сражаться и нам. Поэтому не лучше ли сразу что-то предпринять?

— Arсhas… Этот Катэль — не наша забота. Пока что.

— Я не согласен с тобой, — покачал головой Дометриан. — Он — проблема всего мира.

— Весь мир не должен нас интересовать. И его проблемы тоже. Тем более, у нас есть более важные дела.

— Какие?

— Ты сидишь здесь и целыми днями решаешь заботы бедноты. Выслушиваешь просьбы заплывших жиром вельмож о том, что их карманы несправедливо пусты. Наведываешься в храм Овриона, молишься за наш великий народ. Обходишь неблагополучные районы Сфенетры и пытаешься помочь всем нуждающимся. Щедро финансируешь магов. В целом: ничего толком не делаешь.

— О чем ты?

— Прости, что я груб сейчас, Archas. Но разве ты забыл человеческие грехи? Забыл, каким пламенем горел наш лагерь у Курганов, когда эти fillari2 подло напали на нас ночью, и как ты отступил, когда надо было идти в атаку?

Дометриан сжал руку в кулак и поднял на племянника гневный взгляд.

— Ты говоришь о том, чего не понимаешь, мальчик мой. Не заставляй меня усомниться в твоей зрелости.

Фанет понял, что перегнул палку. Он смущенно откашлялся и отвел взор от царя.

— Я понимаю, почему ты отступил, — произнес он. — Но неужели ты позволил себе забыть, что они сделали? Ты хочешь простить их?

— Я никогда не забуду и не прощу. Но нельзя развязывать войну.

— Я лично приложу руку к убийству князя.

— И что потом? Есть еще четверо. Властители таких же могучих княжеств, как Лутария.

— Мы не можем сидеть и ничего не делать.

— Фанет, ты тогда был слишком мал, чтобы понять. И сейчас в тебе кипит лишь ненависть к людям. В твоем возрасте я готов был пойти на самые ужасные поступки, но сейчас я знаю, что в этом мире есть вещи куда важнее, чем месть. Война уносит тысячи жизней. Оно того не стоит.

Фанет долго смотрел на Дометриана. Было видно, что он борется с порывом вспылить. Успокоившись, он тяжело вздохнул.

— Значит, ты все-таки забыл, — тихо бросил он. — Если не хочешь восстановить справедливость, то хотя бы не вмешивайся в проблемы людей с Катэлем. Нам это ни к чему.

— Если бы я прислушивался к твоим советам и советам прочих, наша страна была давно бы погружена в хаос, — терпеливо ответил Дометриан. — Сделав хоть что-нибудь, мы, возможно, сможем избежать лишних жертв.

— Объединиться с людьми, значит?

— Нет. Вмешаться по-своему.

— Пока Катэль не…

— Ты забываешь свое место, генерал, — сказал Дометриан, опустив подборок и наклонив голову, отчего его взгляд стал более грозным.

— Прости, Archas. У меня просто есть мнение. В отличие от Силлогзциума.

Дометриан опустился пониже, развалившись на троне. Да, силлогзцы были едины во мнении и твердили, что нужно внести свою лепту в ситуацию с Катэлем. Фанет видел лишь людей. Он не осознавал масштаба проблемы с эльфийским чародеем.

— Я ценю твое мнение, — проговорил Дометриан. — Но в данный момент ты не осознаешь, насколько ты не прав. Я надеюсь, ты скоро поймешь, почему нам стоит отказаться от новой войны с людьми и направить все силы против Катэля.

Фанет молчал. Наконец он отпустил рукоять меча, которую напряженно сжимал, поклонился и направился к выходу из зала. Дометриан допил вино. Он не держал зла на Фанета. Он прекрасно понимал, почему его племянник так зол и пытается достучаться до царя.

В чем-то Фанет был прав. Чтобы начать противостояние Катэлю, нужно появиться на территории, подконтрольной Лутарийским княжествам. А значит, таким образом помочь людям в этой борьбе.

Царь дотронулся пальцами до лба, лишенного даже намека на морщины. Илиары старели медленнее, чем люди. Но жили не так долго, как эльфы. Дометриан был довольно молод, седина не тронула его волосы, но в его взгляде жила скорбь, старая и холодная. Он почти не улыбался. Красивое молодое лицо без недостатков и признаков старения, изуродованное горем и заботами.

***

Вот сейчас уже можно бежать. Еще не поздно отступить.

— Нет.

Лета и Марк стояли перед деревянной дверью кабинета, украшенной искусной резьбой и камушками разного цвета и формы. Поняв, что Лета не поддерживает его идею о бегстве и не собирается передумывать, Марк постучал. Дверь распахнулась. На пороге стоял верховный маг Сапфирового Оплота. Его седые пышные усы и такая же, похожая на вату, борода резко контрастировали с его темными волосами. Радигост внимательно оглядел молодых людей и, засучив длинные рукава рясы, отошел в сторону, пропуская их.

Внутри было светло и просторно. Пол был устлан коврами с замысловатыми узорами, выполненными в серо-голубой цветовой гамме. Лета подняла голову вверх. На потолке сияли серебристые звезды. В углу между самыми широкими книжными шкафами на постаменте на мягкой бархатной подушке сверкал стеклянный шар, из тех, какими пользуются лже-гадалки. Но никаких искр и молний в нем не было. Просто хрупкий, стеклянный шар идеальной формы. На столике неподалеку от окна стояли различные склянки с разноцветными жидкостями, ампулы и пробирки. Возле него находился длинный стол, расположенный криво и заваленный свитками и книгами. Лета подошла к столу. На глаза ей попалась толстая книга в подпортившейся за долгое время обложке. Она раскрыла ее и попала на середину.

Радигост закрыл дверь на засов. Он подошел к девушке, ничуть не оскорбленный ее бесцеремонностью. Лета пыталась вчитаться в размытые блеклые строки и вздрогнула, когда верховный маг заговорил.

— Гримуар Вальпурга Вирлского «О проклятиях, их структуре и способах снятия». Очень старая книга. И довольно увлекательная. Если ты, конечно же, умеешь разбираться в этом.

Лета аккуратно закрыла книгу и положила ее на место.

— Простите, я не хотела.

Радигост приятно улыбнулся ей. Такие улыбки Лета редко встречала на лицах людей. В этой улыбке скрывалась простая, дружеская теплота.

— Любопытство не должно наказываться. Особенно, если ты тянешься к этой книге не по своей воле. Из интереса ты бы ее не взяла, — сказал он.

— О чем вы?

— Значит, в тебе есть крупица магии, которая потянулась к чему-то знакомому.

— О, нет, — Лета отошла от стола. — У меня даже с интуицией проблема, что уж говорить о каком-то магическом даре.

— Я и не говорил о даре. Я говорил о крупице, — Радигост положил руку на гримуар. — При желании ее можно развить в сильные способности.

— Это не для меня. А книгу я взяла, потому что меня заинтересовало то, что в названии сказано о способах снятия проклятий, но не о способах их наложения.

Радигост, казалось, был расстроен ее ответом.

— Присаживайтесь, — он указал рукой на кресла возле одного из книжных шкафов.

Лета и Марк послушались и сели. Лета прижала руки к животу. Было волнительно говорить с едва ли не самым величайшим магом из всех, что существовали на сегодняшний день. Радигост, игнорируя наличие других кресел в кабинете, присел на край стола, предварительно сдвинув гримуар в сторону.

— Я должен ввести вас в курс дела, — произнес он. — Рассказать, куда вы отправитесь и зачем.

— Пока вы не начали, можно задать один вопрос? — поинтересовался молчавший до сих пор Марк.

— Да, конечно.

— Почему вы уверены, что эта ведьма все еще жива?

— Об этом я и буду говорить, — Радигост покинул край стола и стал перебирать книги на нем.

Возился он недолго и извлек на свет из-под кучи толстых томов книжечку среднего размера, не такую старую и потрепанную, как все остальные.

Лета так и не разглядела названия книги.

— Банши, — медленно произнес он, открыв книгу на первой странице, — часть легенд и мифов. Колдуньи, окутанные шлейфом смерти и страданий, способные убить лишь одним своим коротким вскриком. Кто-то описывает их как уродливых старух с длинными белыми волосами, кто-то — как прекрасных дев с печальным лицом. Но все писцы едины в одном мнении. Банши — уникальные создания.

«Боги, он что, сейчас начнет читать лекцию о ведьмах?» — с ужасом подумала Лета.

Но Радигост остановился. Все, что он прочел, было давно известно девушке, и она считала, что не нуждалась в обновлении знаний о банши. Они были ведьмами от рождения, обладавшими колоссальной силой, которой невозможно научить. Неизвестно, как они появились, откуда, каково их предназначение. Их сила была в голосовых связках. Все заклинания, созданные банши, могли произносить только они. Банши часто обитали возле домов, в которых кто-то недавно умер, подпитываясь энергией страданий и смерти, а также селились вблизи кладбищ. Когда волхвы рассказывали о них во время уроков, они упоминали, что банши, мягко говоря, были не в своем уме от избытка силы.

— Они умерли, — просто бросил Марк. — Я не исключаю того, что они существовали вообще, но сейчас их нет.

— Почему ты так думаешь, юноша?

— Потому что никто их не видел много столетий. Они уже превратились в миф, в современном мире нет никаких доказательств их существования, — проговорил Марк и откинул со лба прядь волос.

— Потому что их никто не видел, — эхом повторил Радигост. — А тебе не хотелось бы подтвердить свою теорию?

— А, то есть вы посылаете нас за подтверждением? Господин маг, наша жизнь зависит от этой затеи. Если мы ничего не найдем, князь накажет нас. Я не хочу возвращаться с пустыми руками.

— Юноша, — произнес верховный маг после недолгой паузы. — Я скажу тебе то, что рассеет твои страхи и сомнения. Я уверен в том, что вы найдете ее, потому что я сам ее видел. И говорил с ней.

— Что?

— Произошло это около сорока лет тому назад, еще до Налета на Въель. Тогда происходили те же события, что и сейчас, только казалось, что это не предвещает беды. Шабаши… Взрывы энергии… Таинственные вспышки в небе… Это могло быть что угодно. Я отправился вместе с экспедицией на побережье Соколиного полуострова, где мы провели исследования. Много исследований, которые не дали внятного результата. Мы ничего не нашли. Однако, — Радигост закрыл книгу, — в одну из безлунных и холодных ночей, которые исследовательская группа проводила на берегу моря, появилась женщина, закутанная в шаль кроваво-красного цвета. Когда она приоткрыла ее, я увидел прекрасное лицо и локоны огненно-рыжих волос. Она стала говорить, и ее голос струился, как песня, ласкал мой огрубевший за долгие годы жизни слух… Она говорила, как я тогда думал, бессвязные, бессмысленные предложения о каре, о чародее-безумце, о конце света и о проклятье, которое она сотворила. Потом она также внезапно исчезла. Я стоял на побережье, пронизываемый насквозь ледяными ветрами, обдумывал сказанное ею и пытался найти в нем смысл. А на следующее утро я забыл эту встречу.

«Весьма поэтичный рассказ», — отметил про себя Марк.

Радигост снова прислонился к столу, отрешенно глядя на книжные полки напротив.

— Мы уехали обратно в Тиссоф, так ничего и не выяснив. А через два десятка лет я чуть не погиб при нападении Ордена Аррола на Въель. И тогда я понял, кого встретил в ту ночь. Ее. Прекрасную колдунью, которая одарила Катэля неуязвимостью. Потом я отправился в путешествие на Тор Ассиндрэль и прочел кое-какие записи, которые еще больше убедили меня в том, что это была именно она. О ней было немного написано, только то, что она была ближайшей соратницей Катэля. А ее описание в точности совпадало с тем, что видел я.

— В это можно поверить, — задумчиво сказала Лета. — Но как такое возможно?

— Я долго думал над этим. Я хотел навестить Катэля и поговорить с ним, но меня не пустили к нему.

— Вас? Верховного мага?

— Да. Это для всех, кроме его тюремщиков, строго запрещено. Впрочем, меня скоро перестало это волновать. До недавних событий.

— И вы вспомнили про нее, — сказала Лета.

— Вспомнил. Потому что увидел в этом ключ к разгадке этого непростого вопроса. Если она сможет снять свои чары, или же с ее помощью мы узнаем, как это сделать, то смерть Катэля станет реальной.

— Но сотни его последователей никуда не денутся.

— Без его контроля они ничто. А сейчас, после того великого сражения, их осталось вдвое меньше.

— Я надеюсь, что у вас имеется запасной план, — невесело проговорил Марк. — На случай, если идея с ведьмой провалится.

— Нет, — ответил Радигост. — И поэтому вы понимаете, как это важно?

— С трудом.

— Надеюсь, скоро поймете, — глубоко вздохнул маг. — Первое и самое важное, что вы должны знать, это — никому не говорить об этом, молчать про ведьму и про ее связи с Катэлем. Никому, — он сделал небольшую паузу. — Даже тем, кому доверяйте.

Лета покосилась на Марка, вспомнив об Иветте.

— Второе. Начать вам следует с Соколиного полуострова, где я ее и встретил. Я дам ее портрет и описание, но вряд ли у вас получится сразу зацепиться за что-то. Если она действительно там, то живет скрытно и редко выходит в люди.

— Тогда будет проще искать на кладбищах, — сказала Лета.

— И так тоже можно. Все же несколько человек на полуострове говорили, что видели ее когда-то. Возможно, мое предположение верно.

— А если она не на полуострове? Мы же не можем обежать всю Великую Землю в ее поисках. К тому времени, как мы ее найдем, Катэля будет уже не остановить, — хмыкнул Марк.

— Я думаю, что она там. Третье. Ее зовут Велина. Она вполне может отозваться на это имя. И еще она… Как бы это сказать…

— Чокнутая, — заявила Лета. — Все, что я слышала о банши или читала, было полно разных деталей, но буквально все источники говорили об их склонности к истерии. А если уж она прожила столько лет… Крыша у нее поехала совсем.

Радигост кивнул, довольный ответом девушки.

— Вижу, у тебя хорошая база знаний о маарну.

— Но я не понимаю, как она смогла прожить так долго. Как физически это возможно, если банши жили в среднем как обычные люди? — спросила Лета, нахмурившись. — Они не умели замедлять старение как высшие маги.

— Это могло быть то же заклинание, которое Велина создала для Катэля. Только вот зачем это было ей нужно, я сказать не берусь.

— Может, она хотела вечно ему прислуживать?

— Вполне вероятно, — отозвался Радигост.

***

— Ты все записал, Белян?

— «Милостивый, здесь вставить имя, спешу сообщить о срочном проведении собрания Высшего Совета в Велиграде по вопросам касаемо сбора экспедиционных групп на Скалистые острова, Пирин`ан Дарос, и решения других, немаловажных проблем». Далее подпись, печать.

Твердолик опустился в кресло и снял с шеи золотую цепь с медальонами в форме силуэтов грифонов и рубиновой овальной подвеской.

— Отлично, — он вздохнул. — Теперь я все это подпишу, а ты вставишь имена, запечатаешь и отправишь все четыре письма завтра. Только не перепутай.

Дьяк закивал и разложил листы бумаги на деревянном столе. Он только поступил на службу к князю, был еще совсем юн и робок. Однако с обязанностями справлялся более чем хорошо.

— Ступай, Белян, — сказал Твердолик, подписав свое имя на каждом письме. — Отдохни. Завтра у нас тяжелый день. И оставь дверь приоткрытой. Я жду посетителя.

Белянпоклонился и покинул кабинет. Изможденный вид государя его расстроил.

Покидая западное крыло Княжеского замка, дьяк пошел по длинной узкой лестнице, ведущей к нижним этажам. Эту часть замка можно было обойти и по другой лестнице, что находилась прямо в конце коридора, но она вела совсем в другую сторону, к кухне, а не к покоям дьяка.

Белян все еще не мог привыкнуть к извилистым ходам замка, периодически плутая в коридорах и проходных залах. Чем можно было объяснить такой странный план сооружения, никто не знал. Но, пожалуй, эту замысловатость внутреннего обустройства Княжеского замка можно было простить — во всем остальном обиталище князя и его придворных было лишено недостатков.

Расписные стены, огромные залы с высокими потолками, витражные окна (результат чудного ремесла, привезенного из Ардейнарда, где с такими окнами строили обычно храмы), коридоры с выставленными вдоль стен княжескими реликвиями, величественные трапезные залы и высокие башни. Замок многократно перестраивался, к нему добавлялись новые пристройки, но они лишь добавляли ему красоты и величия. Первоначально замок был сделан из красного камня, но теперь спустя столетия в нем смешалось несколько цветов: серый, темно-зеленый и красный.

Замок пережил две осады и три пожара, залечив свои раны с помощью трудолюбивых строителей и архитекторов. Как одно из самых старых строений Велиграда, он хранил множество секретов и тайн. Около десяти лет назад в подвальных помещениях замка нашли вмурованные в стену тела с железными кольцами на шеях. Эту тайну так никто и не раскрыл: ни личностей вмурованных, ни назначения железных колец, ни даже времени, когда трупы были захоронены.

Но сейчас Белян совершенно не думал о мертвецах с кольцами и других секретах Княжеского замка. Он лишь думал о теплой и мягкой постели, что ждала его в покоях княжеского дьяка.

Спустившись по лестнице довольно далеко, он внезапно столкнулся в полутьме с княгиней и покорно опустил голову в приветствии.

— Ваша Светлость.

Есения царственно приподняла подбородок и махнула рукой.

— Белян. Князь у себя?

— Ожидает посетителя, княгиня.

Есения поблагодарила его и, приподняв юбки, легко взбежала по ступенькам наверх. Оказавшись в коридоре, ведущем к кабинету, она на мгновение остановилась, поправила волосы и изящную серебряную тиару, оплетенную рыжеватыми локонами, и медленно направилась к приоткрытой двери. Подойдя к ней, княгиня подняла руку, чтобы постучать.

— Это ты, — вдруг тихо произнес Твердолик, и она замерла, не решившись войти. — Мивсаэль.

В кабинете что-то зашелестело. Она не могла заставить себя заглянуть в узкую щель между дверью и косяком.

Послышался скрип мебели. Томный вздох. Что-то упало.

Княгиня прикусила нижнюю губу и почувствовала во рту металлический привкус. Она не могла смотреть. Но должна была.

Пару секунд спустя она все же осмелилась и взглянула на то, что таилось за приоткрытой дверью.

Она сидела у него на коленях, светловолосая, с белой матовой кожей и безупречными изгибами тела. Одежды беззвучно слетали с нее и падали на пол. Руки князя скользили по ее обнаженной спине, опускались ниже, сжимали участки тела до покраснения. Советница. Мивсаэль, эльфийка. Она нежным движением руки откинула голову князя и прислонилась губами к его шее. Ее волосы упали набок, и княгиня увидела расслабленное лицо Твердолика.

Есения отошла от двери. Минуту стояла с отрешенным лицом, потом пошла. Видеть было гораздо страшнее, чем думать. Она уже давно не плакала, свыкнувшись с происходящим. Но в душе было так гадко, что хотелось кричать. Хуже того, ее мучила совесть — невинный флирт с Архипом, о котором прознал Алистер Куврата, давил на нее чувством вины. И ее супруг… Ребячество, однако Есения оправдывалась тем, что он первым изменил ей. И к кому ей сейчас бежать? Кому открыться, кому рассказать о своих переживаниях, о своей обиде? Только Архипу, двоюродному брату князя.

1. Naav ilio (илиар.) — Да прибудет солнце с тобой. Традиционное приветствие илиаров.

2. Fillari (илиар.) — дети. Илиары называют так пренебрежительно людей.

Глава 4

Cakhidas, так мы его называли. Лесной человек. Он вытащил нас из передряги с лутарийцами и провел через вонючие топи Куруада на северо-востоке княжеств. Он был следопытом и мастером убийств. В конце концов царь нанял его в свою личную свиту. Но вряд ли Cakhidas согласился бы, если б знал, чем все это закончится.

Из дневника Лиакона Черного Волка, героя Китривирии.

Глава 4.

Без клейма.

Марк открыл дверь и подвинулся, пропуская магичку внутрь. Выглянув в коридор, он замотал головой по сторонам, убедился, что никого нет, вернулся и закрыл дверь на засов. Иветта оглядела помещение. Она находилась в комнате на втором этаже трактира «Очаг», которую снимали Марк и Лета. Толстые шторы на окнах были плотно задвинуты. В камине напротив потрескивали дрова. Стоял такой полумрак, что Иветта смогла разглядеть кроме стола с подсвечником только две кровати с полосатыми покрывалами.

— Зачем мы здесь? — спросила она и повернулась к Марку. — Где Лета?

Тот остановился перед ней, сложив руки на груди.

— Для этого я тебя и позвал. Прости, что тебе приходится идти на риск, выходя поздней ночью из Обители, но иначе никак, — ответил он.

— Что случилось?

— Она ушла. Отправилась на Соколиный полуостров за ведьмой одна.

— Зачем? — спросила Иветта обеспокоенно.

— Ты знаешь, Лета всегда была гордячкой, — с некоторой злостью вздохнул Марк и прошел мимо магички к столу. — Ее волнует, что у нее нет метки, как у меня и Драгона. И вот она решила доказать, что она настоящий Страж. Она написала об этом в записке, заботливо оставленной мне на столе.

— Почему именно сейчас?

— Ну, отыскать какую-то забытую всеми и покрывшуюся пылью ведьму, которую никто не видел много лет, это нелегкое задание. Оно не требует хорошего владения оружием. Ему нужно то умение, которое годами взращивали в нас волхвы — способность чувствовать и видеть некоторые вещи… Нужен тот самый дар, позволяющий отыскать то или иное существо из младшего народа, будь то домовой или мифическая ведьма банши. Лета всегда была способна к этому. Она считает, что сможет выполнить это задание в одиночку, и это докажет ее мастерство.

— И в этом все дело?

— Ага. Пока с ней ничего не случилось, я должен ее догнать. Соколиный полуостров опасен. Особенно сейчас.

— Почему нельзя было сделать ей такую же метку, как у тебя, чтобы ее это не задевало? — покачала головой Иветта.

— Ты что, не слышала об Обрядах Стихий?

— Слышала. Но без особых подробностей.

— Обряды Стихий обязательны для каждого Стража во время обучения, — проговорил Марк. — По сути это древние и жестокие полумагические ритуалы, после прохождения которых ученик становится настоящим Стражем Маарну и получает метку. Первый — Обряд Огня, и он символизирует очищение от человеческих недостатков и дает ярость и смелость в бою. Обряд Земли должен дать силу всего, что хранят в себе почва и растения, а также поселить в сердце любовь к жизни младшего народа и стремление защищать ее. Обряд Воздуха дарит легкость и быстроту в сражении.

— Но Лета же проходила эти Обряды.

— Она прошла три, — пояснил Марк, задумчиво глядя на мерцавшие угольки в глубине камина. — Все, кроме последнего, самого опасного. Обряд Воды — символ возрождения. Ученика связывают и бросают в священное озеро. Пока у него заканчивается воздух, волхвы накладывают на ученика чары, призывая силу водной стихии. После этого его вытаскивают на берег. Если ученик возвращается в сознание и отхаркивает всю озерную воду, с этого момента он начинает считаться полноправным Стражем. Многие погибают во время этого Обряда. Считается, что чары волхвов должны вернуть ученика к жизни, а если этого не произошло, то значит тело отвергло магию. Нет последнего Обряда — нет метки. Драгон запретил Лете проходить его, но без него и татуировки она не считает себя настоящим Стражем. И хочет это компенсировать своей новой выходкой.

— Значит, она одна готова отправиться неизвестно куда из-за какого-то уродливого клейма? — возмущенно произнесла Иветта.

— Не такое оно уж и уродливое, — Марк посмотрел на свое предплечье, которое обвивала татуировка — торк, символ керников, напоминавший плетенный браслет. — Без этого клейма нельзя называть себя Стражем.

— Но почему ты весь день сидишь на месте? Тебе нужно найти ее.

— Ну, во-первых, я не сижу. Во-вторых, я Лете не нянька, — язвительно сказал Марк. — К тому же я ждал, пока подоспеет подмога.

В этот момент что-то скрипнуло в углу. Иветта повернулась на звук. Из мрака выплыл силуэт человека, все это время сидевшего на табурете в темноте. Когда он выпрямился, магичка увидела мужчину со светло-каштановыми волосами и грустными голубыми глазами, одетого в тонкую серую стеганку, с мечом за спиной.

— Драгон! — удивленно выдохнула она.

Им редко доводилось встречаться. Однако Иветта многое о нем знала.

Драгон был наставником Леты и Марка, и они были очень привязаны к нему. Он был самым известным керником среди всех и настоящим мастером меча. Во время Медной войны слава о нем разлетелась далеко за пределы Лутарии, когда он стал сражаться за царя илиаров. Говорят, что Драгон спас ему жизнь в западне, подстроенной лутарийскими солдатами, и что они стали друзьям. А уж о том, что впоследствии он увел у царя его любовницу, и вовсе бродило множество правдивых и ложных слухов. Иветта знала точно: царя он любил как брата, но чары той женщины оказались сильнее всех его чувств.

Лету Драгон воспитывал с тех пор, как умерла ее мать, а Марка подобрал с улицы, когда тот был подростком. Он был опытным керником, хладнокровным, рассудительным, терпеливым. Он не разделял того, что его воспитанники продолжали держать клятву и помогать младшему народу. Он давно уже утратил веру, промышляя, как обычный наемник. Но в то же время он все еще был способен проявить искренне сочувствие к тем людям, что нуждались в этом.

— Здравствуй Иветта, — улыбнулся Драгон. — Хорошо выглядишь.

Он размялся, пошевелив плечами, и подошел к ним, хмуро смотря на Марка.

— Я уже успел высказать свое мнение по поводу вашего глупого поступка, но не перестаю удивляться твоему спокойствию, — проговорил он, сверкнув недовольно глазами.

Марк фыркнул.

— Князь не оставил нам выбора, я же говорил.

— Все из-за какого чудовища, которое вы спасли, — разочарованно пробормотал Драгон. — Не стоило заходить так далеко.

— У нас не было другого пути, поверь мне.

— Нам надо догнать ее. И отвесить затрещин.

— А что с заданием?

— От князя и его ищеек всегда можно скрыться. Главное знать, как. Пусть князь сам разбирается со своим Катэлем и его ведьмами. Нас это не касается.

— А награда-то была… Ох, ладно. Только не смотри так на меня.

— А от меня что требуется? — вмешалась Иветта, которой надоело молча наблюдать за их беседой.

— Телепортировать нас на Соколиный полуостров, — будничным тоном ответил Драгон.

— Что? Я не могу.

— Почему?

— Я там ни разу не была, я не знаю, как он выглядит.

— И что?

— Я должна знать, куда открываю проход, — терпеливо пояснила Иветта. — Без этого ничего не выйдет. Вам нужно искать мага, который умеет ставить порталы и бывал на полуострове.

Марка ответ Иветты не особо огорчил. Он ужас как боялся порталов. Это было больно, как будто телепортирующегося разрывало на сотни маленьких молекул, проносило с огромной скоростью на тысячи верст вперед и собирало воедино, грубо и резко склеивало кусок за куском. А еще это имело последствия, такие как тошнота, головные боли, онемение конечностей и потеря сознания. Не говоря уже и о том, что, путешествуя с помощью порталов, всегда можно было потерять какую-нибудь часть себя. И хорошо, если это будет обрывок платья или, предположим, кольцо или другое украшение. В портале, созданном неопытным магом, можно было потерять вместе с кольцом палец, а иногда и целую руку. Известны были случаи появления людей, путешествовавших через портал, с половиной лица или без обоих ног.

Порталы были вещью полезной, но противоестественной и крайне опасной, и Церковь Зари все свое существование твердила о том, чтобы их запретить. Как и всю магию в целом. Но этого пока не произошло только потому, что лутарийские князья все время пользовались услугами высших магов. Не брезговали и порталами.

Не всякому магу было под силу создать портал. Необходим был контроль сил и большая концентрация. Иветта была довольно молода, но уже способна ставить порталы не хуже своей наставницы. Это Марка никак не успокаивало.

Вдруг лицо магички озарилось, и она подошла к столу.

— Но я могу для вас кое-что сделать. Оно вам пригодится, — сказала она и начала расставлять на поверхности стола свечи, выдергивая их из подсвечника. — Здесь никаких знаний о том, как что-либо выглядит, не нужно.

— И что это? — Марк встал рядом с ней, недоуменно разглядывая круг из свечей.

— Я зачарую рунный камень.

В руках у нее возник маленький черный булыжник, покрытый мелкой белой рунической вязью, и Марк мог поклясться, что Иветта наколдовала его из воздуха.

— В случае опасности он перенесет вас в другое место, — пояснила Иветта, укладывая камень в середину круга. — За одну-две версты от беды.

— И мы застрянем в каком-нибудь дереве. Здорово, — хмыкнул Марк.

— Это не так работает. То есть, камень тоже по сути является порталом, но вероятность промаха и ошибки у него гораздо ниже.

— Если тебе не трудно, то, пожалуйста, сделай его для нас, — попросил Драгон, подходя к столу. — Он может пригодиться, если мы попадем в ловушку.

— О, Кернун, о чем вы… — простонал Марк, проведя рукой по лицу. — Неужели ты не путешествовал через порталы, Драгон? И о каких ловушках ты говоришь, а?

— Я путешествовал через порталы. А полуостров сейчас опасен. Эта вещица нам не помешает, — спокойно отозвался Драгон.

Иветта снова обратилась к кругу из свечей на столе. Она шепнула что-то, слов никто не расслышал, но пламя десятка свечей полыхнуло и стало голубым. Магичка дотронулась до своего широкого серебряного браслета и оперлась на стол, выгнув спину. Короткая темная прядка выбилась из ее прически и прислонилась к губам. Марк оглядел ее с головы до ног. У Иветты была внешность, свойственная девушкам ее родных краев: темная смуглая кожа, пухлые чувственные губы, темные глаза, черные, коротко подстриженные волосы и лицо в форме сердечка, которое влекло к ней мужчин, словно магнит.

Марк вдруг ощутил, как прилила разгоряченная кровь к низу его живота.

Иветта сделала глубокий вдох, размяла руки, закрыла глаза и стала сосредоточенно что-то бормотать себе под нос. Когда она снова открыла глаза, Марк увидел лишь белки без радужки и зрачков.

Над столом раздался громкий треск. В воздухе появилась черная точка, которая стала стремительно расширяться. Когда она превратилась в огромную черную дыру размером с человеческий рост, рунный камень в кругу свечей завибрировал и стал будто бы засасывать в себя портал. Края портала, разрывавшего пространство, потрескивали, алели тысячами маленьких угольков, которые были ярче и жарче, чем угли в камине. Тьма внутри него поглощала воздух.

«До чего ж жуткая шутка», — подумал Марк.

Когда рунный камень вобрал в себя последний кусок черного «ничего», свечи в кругу разом потухли. Иветта взяла камень и повернулась к Марку. Ее глаза были уже нормальными.

***

Первое, что она увидела, — очертания всего полуострова, поддернутые серой дымкой там, где их омывали моря. Бледно-желтые поля простирались на версты, разбавленные лишь редкими лесистыми участками. Лета остановилась на каменистом склоне, глядя вдаль. Здесь начиналась самая трудная часть ее работы.

Хагна заржала, отступив на пару шажков назад. Поднялся ветер и заиграл с гривой лошади. В небе творилось что-то неладное. Короткие, едва заметные белые вспышки пронзали густую пелену темных облаков, затянувшую весь небосвод. Далеко, почти на самом горизонте, волновалось серое, почти черное море. Оно колыхалось, утыканное воронками внушительного вида, которые вспенивали воду и нагоняли настоящую жуть. Это не было нормальным явлением. А еще дальше, за сотни верст от берега, вспыхивали длинные извилистые молнии. Это было в той стороне, где, как предполагала Лета, должны были находится Скалистые острова, Пирин`ан Дарос. Вот-вот поднимется ураган.

— Какой черт нас сюда занес, Хагна? — спросила Лета у лошади и потрепала ее по шее. — Пошла.

Хагна все-таки сдвинулась с места, повинуясь своей хозяйке, хотя перед этим несколько раз громко фыркнула. У нее был темно-серый с мелкими пятнышками окрас и черная грива. Хагна была подарком Драгона на пятнадцатилетие. Когда Лета впервые увидела ее, кобыла была еще жеребенком, нескладным и уж слишком худым, с миниатюрными копытцами и узкой тупой мордой. Сначала девушке не нравился подарок — она хотела ездить только на старой кобылице Драгона, к которой успела привязаться. Но как бы Драгон не любил свою воспитанницу, он не хотел отдавать Лете свою лошадь. Со временем Лета и Хагна стали неразлучны. Неуклюжий жеребенок вырос в красивую, стройную и быструю лошадь, способную мчаться изо всех сил несколько часов.

Лета назвала ее в честь Хагны Львицы — легендарной воительницы, бывшей одной из Стражей Маарну. Когда люди стали уничтожать волшебных существ, некоторые Стражи все же попытались дать отпор и встали на защиту младшего народа. Наплевав на ощутимое неравенство, они вступили в сражение. Повела крупицу отважных Стражей Хагна Львица. Эти воины предпочли гибель бездействию, так впоследствии и случилось. Подвиг Хагны и ее отряда в глазах людей стал ужасом, напоминавшим о том, на что были способны воинственные хранители нечисти.

Лета подняла голову. Хагна уже спустилась со склона. Тропа вела в лес.

«И где мне тебя искать, Велина?» — подумала девушка.

Решив взбодриться после неспешной езды, Лета пришпорила бока кобылы и пустилась галопом в лес. Через какое-то время тучи над головой затянулись больше прежнего, и сейчас под густыми верхушками сосен царил почти полный мрак. Но по времени был полдень.

Лета любила верховую езду. Она так свободно чувствовала себя в седле, что была готова совсем отказаться от хождения пешком. Эта любовь ей далась с трудом. Как и все остальное, чему учил ее Драгон.

Он поднимал ее с первыми лучами рассвета. В то время он владел двумя лошадьми: своей любимой кобылой и старым жеребцом. Они катались по просторным дорогам по нескольку часов в день. Первое время неудобное седло немилосердно натирало Лете бедра, она с трудом усаживалась на лошадь на следующий день и ненавидела эти конные прогулки всей душой. Ее нежное тело ныло и болело во всех местах. Но потом Лета стала чувствовать удовольствие от ветра, неистово свистящего в ее ушах, от ощущения скорости и свободы, от чувства единения с лошадью. Она полюбила даже терпкий и теплый лошадиный запах, жесткость гривы и фырканье, постоянно исходившее от коней.

После Драгон заставлял ее заниматься фехтованием, и это тоже сначала было настоящей пыткой для девочки: многочисленные синяки и кровоподтеки уродливыми пятнами усеивали ее тело, как признаки какой-то неприятной на вид кожной болезни. У нее длительное время ничего не получалось, и когда наконец уже Драгон решил, что занятия не приносят плодов, Лета стала делать успехи. Вскоре она обрела такие умения, что иногда одерживала победу в спарринге с Драгоном, хотя тот редко поддавался ей. Вместе с Хагной он подарил ей ее первый меч — стальной одноручныйузкий клинок с плавным сужением к острию. Две трети длины занимал дол, заметно облегчавший вес меча. Эфес был длинный, позволявший обхватить меч двумя руками, хоть это требовалось редко. Лете больше всего нравилось свинцовое навершие, выполненное в круглой форме со вставленным в центр небольшим рубином. Она назвала клинок Пчелой за его остроту и легкость.

Она до сих пор помнила, как тяжело ей было обучаться. Удар. Падение. Подъем. Снова удар. Губы лопались, как вишня. Локти синели. Ноги едва держали изнывавшее от боли тело. Драгон хлестал ее длинным шестом по рукам, часто попадал по лицу, пока она не научилась отражать его грубые и жесткие атаки. Лета с яростью отбрасывала шест в сторону, ощупывала синяки и зло шипела: «Не могу». Тогда Драгон прекращал тренировки. А потом, через какое-то время, стало казаться, что Лета готова вечно сопротивляться. Она падала, молча поднималась и снова принимала стойку. И уже не шипела.

Лета вдруг заметила, что, поглощенная раздумьями, уже полчаса скачет галопом. Выскочив из леса на открытую местность, она резко дернула поводья. Впившиеся в рот удила заставили кобылу остановиться. Грохотал гром. Высокая трава на запустелом поле впереди колыхалась из стороны в сторону, следуя за переменчивым ветром. Вдалеке темный бор медленно надвигался на Лету, шумя и потрескивая деревьями. В небе ярко полыхнула молния, и через мгновение на землю обрушился крупный град.

Лета послала Хагну вперед, не давая кобыле как следует отдохнуть. Скрыться было негде. А меж тем град продолжал усиливаться. Крупные льдины сыпались с неба, как листья в позднюю осень, только были гораздо больше и тяжелее. Когда Лета наконец заметила недалеко от бора избу, она уже решила, что этот убийственный град погубит ее и лошадь.

Подъехав ближе, девушка увидела, как из домика вышла маленькая женщина и стала что-то кричать ей. Лета почти на ходу спрыгнула с Хагны, оказавшись возле избы. Женщина, закрываясь руками от града, подбежала к ней.

— Живее в хату! Оставь лошадь под навесом. Тута ей ничего не грозит, — сказала она, хватая ее за мокрый рукав куртки.

Лета послушалась, и привязала Хагну к забору под широкой крышей, где кобыле действительно ничего не угрожало, кроме, разве что, холода. Женщина завела ее внутрь хаты и плотно прикрыла дверь. Снаружи все гремело, бушевало, как во время настоящей бури. Внутри хаты было тепло и сухо. Ставни были закрыты, от истекавших воском свечей исходил мягкий желтоватый свет. Возле белевшей в полумраке печки находился стол, накрытый скатертью с узорами по краям. К столу были приставлены деревянные скамьи. Под потолком висели пучки высушенных ароматных трав. Обставлено было все скромно, но уютно.

Лета повернула голову направо, где по идее должна была находиться вторая комната, но проход в нее был прикрыт свисавшим зеленым покрывалом. Женщина встала у стола, разглядывая гостью на почтительном расстоянии. У нее были седые волосы, собранные в пучок, хрупкое телосложение и крючковатый нос, но старухой она не была.

— Кого мне благодарить за помощь? — спросила Лета, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

Факт того, что одинокая женщина, живущая в таком опасном краю, у самого леса, пускает к себе совершенно незнакомых путников, ее настораживал.

— Я Зозуля, — сказала женщина, поправляя платок, покоившийся у нее на плечах. — Сними куртку, ты вся промокла.

— Я… Погодите.

Но Зозуля уже стянула с нее верхнюю одежду, проигнорировав возражения. Лета сама расстегнула ремень с ножнами и оставила меч у двери, но сохранила при себе кинжал. Она осталась в тонкой льняной рубашке и обхватила себя руками. Женщина исчезла за зеленым покрывалом и быстро вернулась с толстым одеялом в руках. Она набросила его на Лету, укутывая.

— Что тебя сюда привело?

— А вы часто помогаете незнакомцам? — вопросом на вопрос ответила Лета.

Женщина отошла от нее и расправила скатерть на столе.

— Я не думаю, что от тебя будет худо. Хотя я нечасто приглашаю в свой дом чужаков.

— Спасибо. Если бы не вы, я…

— Самое малое: простудилась бы, если б тебя не прибила здоровущая льдина еще раньше, — сообщила Зозуля. — Ну, не стой у двери, присаживайся на скамью. Сейчас дам тебе чего-нибудь горячего, а то вся бледная. И кобыле твоей что-нибудь найдется.

Лета, волоча за собой теплое одеяло, села за стол. Ее озябшее тело начало расслабляться, согреваясь.

— Быть честной… — начала она, и женщина оторвалась от хождения по комнате и посмотрела на нее широко расставленными глазами.

— Будь, — разрешила Зозуля.

— Мне показалось странным, что вы привели меня к себе домой. Здесь властвует нечистая сила, земли почти опустели. А по пути я встретила только вас.

— И ужасную погоду, — добавила женщина, улыбнувшись. — Понимаю твои страхи. Но разве я похожа на одичавшую колдунью, якая заманивает к себе путников и варит похлебку из человечины?

— Не знаю. Всякое может быть.

— Я тоже рискую, пустив тебя. И твой меч меня смущает, — она указала пальцем на Пчелу у двери.

— Я могу уйти.

— Нет уж, ты останешься, — Зозуля направилась к печи. — Вижу я, что у тебя нет дурных намерений, а коль я начну вытворять что-нибудь, так ты наверняка найдешь способы меня утихомирить.

— Будем считать, что у нас есть основания доверять друг другу, — сказала Лета.

— Не помочь человеку в такую свирепую погоду было бы серьезным проступком. Тем более, девице.

— Даже если у меня при себе меч?

— Я видала немало девиц с оружием, — Зозуля загремела чем-то, повернувшись к Лете спиной. — Поведай же мне, зачем ты явилась в эти края.

— Я ищу кое-кого.

— Кого?

— Ведьму.

Зозуля перестала копаться возле печки и вернулась с большой тарелкой чего-то дымящегося. Поставив ее перед Лете, она вручила ей ложку. В тарелке оказалась перловая каша.

— Не густо, но лучше чем ничего. И чай тоже сейчас заварю.

— Не стоит, — остановила ее Лета. — Правда, не надо.

— Боишься, что подсыплю яду? — спросила Зозуля, ничуть не обидевшись.

— Излишняя осторожность мне никогда не вредила, — отозвалась Лета, зачерпывая надтреснутой деревянной ложкой кашу и принюхиваясь к ней.

— Понимаю. Но себе я в чае не откажу.

— Извольте. И… Моя лошадь тоже голодна.

— Не тревожься, я и об этом позабочусь.

Когда Лета доела и Хагна была сыта, а град на улице немного успокоился, Зозуля села за стол перед девушкой и зажгла еще одну свечу. Она обхватила глиняную кружку с чаем двумя руками и впилась взглядом в Лету.

— Точно не хочешь травяного чаю?

Лета покачала головой.

— Как вы здесь выжили в одиночестве? — поинтересовалась она. — По слухам, в здешних лесах водится одна только нечисть.

— Они меня не трогают, — ответила Зозуля.

— Почему?

— Обходят хату стороной. Уж не знаю почему. Может, потому, что я соль под порог сыплю, — Зозуля отхлебнула из кружки.

— Такие простецкие крестьянские ритуалы могут отпугнуть разве что распоясавшихся шуликунов. От мертвяков или чего похуже это вряд ли спасет. Так почему? — не отступала Лета.

— Чуют они. Силу во мне.

— Какую силу?

Зозуля не ответила и сложила пальцы в странном жесте. Пламя свечи, стоящей на столе, резко удлинилось и стало ярче. Лета не отпрянула, лишь завороженно посмотрела на огонь.

«Ведьма. Жаль, что не банши», — пронеслась в ее голове мысль.

— Не тронут они того, кто магией владеет. Боятся. Даже в лесной чаще обходят меня за версту, — сказала Зозуля и убрала руку. Пламя стало прежним. — Токмо потому тебе говорю, что сама вижу, что ты не пытаешься скрыть своей сущности.

Лета вопросительно посмотрела на женщину.

— В тебе совсем мало от человека. Ты нечто другое, — пояснила Зозуля.

— Не имеет значения, кто я.

— Ну что ж. Ты говорила, что ищешь одну из нас.

— Я ищу ту ведьму, которую в последний раз видели на полуострове около полувека назад. Ей должно быть почти двести лет.

— Мы столько не живем. Высшие маги — это да, но не ведьмы низшего сорта.

— Называете себя низшим сортом? Почему?

— Потому что я даже для Ковена не гожусь.

— Пробовали к ним примкнуть?

— Много раз. Но я недостаточна сильна.

— И вы знаете, где и когда они устраивают свои собрания?

— Знаю, — Зозуля опустила взгляд вниз. — Но не участвую.

— Если у вас недостаточно способностей, то зачем вам оно нужно?

— Чтобы найти себе место. В моей деревне меня сторонились. Пришлось поселиться на отшибе, у леса. Нечистой силы я не особо боюсь, ибо я сильнее тех покойников, что бродят вокруг.

— Но есть кто-то еще кроме них?

— А как же. Ныне из хаты и мне выйти немного боязно, не то, что какому-то старику, про которого ты говорила. Дрекавцы, упыри, волколаки, бесы.

— Дрекавцы? Не верится.

— А ты выйди ночью в лес. На что-нибудь такое и наткнешься.

— Будь я охотницей на чудовищ, я бы так и сделала и нарубила бы много безобразных голов. Но даже если дрекавцы пересосали бы кровь у всех оставшихся на полуострове младенцев, я бы и пальцем их не тронула. Ибо о них давно не было слышно.

— Керничка, — женщина улыбнулась. — Да, вы-то тоже редкость в теперешнее время.

— Есть и такое, — Лета улыбнулась в ответ. — Что еще вы видели?

— Огромных змеев, ползающих по полю. И мантикору.

— Вы шутите, — Лета опешила. — Это же миф.

— Ежели чего-то ты на этом свете не видел, то это не обязательно есть миф. Львиное туловище, орлиные крылья, хвост, как у скорпиона… И страхоморда, а не голова. Это была мантикора.

Лета, любившая всех сверхъестественных и мифических существ чуть ли не умопомрачения, даже опасных и уродливых, тут же захотела увидеть эту мантикору, чье изображение рассматривала только на картинках в книжках. Но сюда она приехала совершенно за другим.

— Это все из-за близости со Скалистыми островами? — спросила Лета. — Все эти метаморфозы, катаклизмы, существа, вся жуть, что творится на полуострове.

Зозуля вскинула на нее глаза.

— По большей части да. Все это и раньше тут происходило, а теперь… То ли Ковен, то ли на островах что-то случилось, аль все вместе, — сказала она.

— Очень хочется увидеть все то, что вы описали. Но у меня нет на это времени.

— Ты ищешь ведьму.

— Полагаю, выбор у меня огромный.

— Это так. Стоит тебе дальше пересечь реку и направиться к Вечерняку, увидишь народу поболее, чем здесь, а чудищ меньше. А среди народа — одни колдуньи.

— В каком смысле?

— У нас тут никогда не было хозяина. Ни боярина, ни короля, мы сами себе были хозяева, — объяснила Зозуля, допивая свой травяной чай. — А с тех пор, как население поредело, Ковен взял верховенство над нами.

— В первый раз слышу.

— О, так это, кто тебе-то скажет? На полуостров никто без надобности не сунется, все знают, что тута творится. Сидит, правда, лутарийский дозор у побережья, но ихняя солдатня мало что замечает.

— А погодка такая — часто?

— Последние пару месяцев. Раньше было спокойнее.

— Становится все хуже и хуже, — пробормотала Лета. — Значит, Ковен решил занять эти владения.

— Не совсем. Они страшили людей всякими фокусами, и довольно скоро все стихли и признали, что они тута главные. Здесь Ковен в безопасности.

— Логично, что они решили перебраться в более отдаленные земли. В любом случае, если я отправлюсь в Вечерняк, мне там не смогут помочь.

— Расскажи мне о той, кого ты ищешь.

— Ей много лет, но выглядит она ровесницей мне. И она очень сильная.

— А еще? — спросила Зозуля.

— Она не черпает силу Первоначала, она сама источник этой магии.

— Разве такое может быть?

— Случается у некоторых, — отозвалась Лета.

— Я не могу помочь тебе, дитя. Я не знаю ни одного существа, которое могло бы само носить в себе Первоначало.

Лета облизнула сухие губы и отвернулась. Зозуля долго на нее глядела.

— Но в этих краях, — продолжила она, вернув к себе внимание Леты, — возможно все.

— Мне нужна хотя бы ниточка. Наткнуться бы на какой-нибудь след, этого было бы достаточно, — проговорила Лета, нахмурив черные брови.

— Подумай о местах, с которыми она может быть связана. Лес, река, поле, побережье моря…

— Побережье — единственная зацепка. Вот только оно… — Лета замолчала, задумавшись.

Лицо ее посветлело.

— Токмо — что?

— Место, связанное с ней. С ее особенностями, — пробормотала быстро девушка. — Это не побережье, там ее всего лишь последний раз видели, это… Мне нужно самое большое и старое кладбище на всем полуострове. То, где люди долго проливали слезы скорби.

— Есть древнее кладбище, где хоронили людей еще во времена веры в Четверых, — ответила Зозуля. — Оно находится совсем недалеко… Но я не понимаю, как это все связано.

— И не нужно, — Лета поднялась на ноги. — Расскажите, как туда пройти?

— Погоди… Куда ты собралась?

— Я должна ехать.

— Но погода…

— Уже немного успокоилась.

Зозуля обернулась к двери и прислушалась. Грозный ветер давно не стучался в хату, а льдины не били по крыше.

— Ты проделала долгий путь. Тебе следовало бы отдохнуть.

— Вы дали мне возможность переждать непогоду, накормили, согрели, — сказала Лета, улыбнувшись. — О большем нельзя просить. Да и нет времени.

Зозуля поправила платок на плечах.

— Как пожелаешь. Есть левее от реки такое место, зовется Сухой Жилкой, но ничего сухого тама и в помине нет. Одни сплошные болота и трясины, сгинуть тама — проще простого. Но именно в Сухой Жилке находится древнее кладбище, в котором раньше хоронили жрецов и воинов, но есть и много новых могил. И топи тама. Топи непроходимые.

— Это не проблема. Главное, чтобы кладбище оказалось действительно старым и просто огромным.

— Других таких кладбищ нету.

— Спасибо, — Лета скинула с себя одеяло и передала его Зозуле. — Благодарю вас за еду и тепло.

— Твоя куртка еще не высохла.

— Не страшно.

Зозуля без дальнейших возражений принесла ее куртку. Наблюдая, как девушка одевается и застегивает ремень с ножнами, она барабанила пальцем по опустевшей кружке, которую все еще держала в руках.

— Кто ты? — спросила Зозуля. — Я чую в тебе чужую кровь, нечеловеческую.

— Мне пора, — ответила Лета, уклонившись от прямого ответа, и закрепила ремень потуже.

— Позволь подарить тебе кое-что, — женщина извлекла из кармана какую-то маленькую вещь. — Это серебряная монета, на одной стороне изображен месяц, а на другой — солнце. Я нашла ее давным давно, в земле, за родительским домом. Я думала, что она изображает двух богов-близнецов, Балара и Хорса, но ведь во времена их почитания еще не было монетных дворов, значит эта монета — не с Великой Земли.

— Почему вы мне ее даете? Мне кажется, это единственная ценная вещь, которая у вас осталась.

— Ее цена не имеет значения. Эта монета — как ты, дева с ликом луны и сердцем солнца, — Зозуля вложила монету в ладонь Леты. — Возьми. Теперь она будет твоим талисманом.

Лета сжала в руке монету и склонила голову.

— Уходили бы вы отсюда. Все равно вам нечего терять.

— Все, кто должен был уйти, давно покинули полуостров. Остались лишь те, кому суждено встретить свой конец здесь, — Зозуля распахнула дверь.

На улице моросил небольшой дождик.

— Где-то я уже слышала эти слова, — шепнула под нос Лета и шагнула на порог. — Прощайте.

Она отвязала лошадь от забора и вышла на дорогу. Грязь громко хлюпала под ногами.

Лета оседлала Хагну и помчалась вперед, к бору. Там, в глубине, она должна была свернуть к реке и болотам, чтобы попасть в Сухую Жилку.

Она обернулась лишь один раз, но Зозули уже не было на пороге.

Глава 5

Глава 5.

Та-Кто-Носит-Древнюю-Кровь.

Царь стоял на высоком, засыпанном песком пригорке. Перед его глазами простиралась бескрайняя пустыня: темные, с кровавым отблеском, дюны томились под солнцем, нарастая друг на друга, омываемые сухими ветрами. На горизонте пески резко переходили в темно-синее, насыщенное небо без единого облачка. За спиной уже садилось солнце, и его красноватые лучи тянулись, не хотели отпускать безупречную небесную синеву.

Царь услышал шорох за спиной. С каждым шагом бренчала кольчуга на смуглом теле. Он не повернулся. Поравнявшись с ним, бренчание стихло.

— Покоренные Пустоши, — произнес Дометриан. — Вернее сказать, Непокоренные.

— Как часто здешние кочевники докучают Китривирии? — спросила женщина, остановившаяся справа от него.

В голосе звучали грубые нотки ее родного языка.

— Не слишком часто. Они боятся нас.

— Эти варвары вас боятся? В свое время они разграбили половину земель хралитов.

— Боятся.

— Так значит, с ними нет особых проблем.

— Но мы не покорили их, — Дометриан обернулся к женщине.

Ее черные, как смоль, волосы были заплетены во множество тугих косичек. На загоревшем лице блестели большие глаза цвета самого темного вина. Худое тело в шрамах и гематомах скрывала одежда из кожи и прочно сплетенной кольчуги. Талию украшал широкий золотой пояс, а на запястьях — золотые браслеты в форме змей и ящериц. В руках женщина держала копье с блестящим, украшенным древними рунами наконечником.

— Стало быть, земель тебе предостаточно, — сказала она и поставила древко копья на землю.

— А что бы нас ожидало впереди — пустыни без конца и края, воинственные дикие племена, не знающие нашего языка, жаркие дни и ледяные ночи, чудовища, о которых ходят легенды… И больше ничего, — ответил царь. — Нет, мне не нужны эти земли. Илиарам здесь не выжить.

— Тебе нужны рабы, мой царь. Больше рабов, чем есть у тебя сейчас.

— Для чего? Для грязной работы, для прислуживания у стола, для… авторитета? Нет, моя дорогая Кассия, рабы у меня есть. Но у меня мало воинов.

Женщина, которую на Иггтаре именовали Кровавой Кассией, промолчала. Она знала, для чего царь позвал ее, и ей это пришлось не по душе. Она выпрямилась, стараясь хоть как-то сравняться с Дометрианом в росте, но даже конец ее копья доходил только до шеи царя. Ее, человека, илиары поражали своей красотой и рослостью.

— Я сомневаюсь, что ты пришел сюда, чтобы часами высматривать варваров Покоренных Пустошей и предлагать им присоединиться к китривирийским войскам, — сказала она.

— Тогда ты знаешь, зачем я сюда пришел, — Дометриан снова посмотрел на песчаные дюны.

— Тебе нужны мои воины. Сколько? Сотня? Тысяча? — недовольно бросила женщина.

— Кассия, сколько мы друг друга знаем?

— Более двадцати лет.

— И сколько раз за все это время я отказывал тебе в помощи?

— Нисколько.

— Значит, ты должна мне помочь.

Кассия оторвала взгляд от царя и тоже стала смотреть на пески.

Они стояли на пригорке, находившимся на границе между Китривирией, Покоренными Пустошами и Храдраем. На пригорке, который разделял процветающую цивилизацию илиаров, дикие земли кочевников и земли племен хралитов. Предводительницей последних была Кассия Джила Астарта, прямой потомок древних людей, населявших Иггтар тысячелетия назад. Хралиты жили на севере континента, рядом с Китривирией. Их земли были обширными, поросшими высокой блеклой травой и покрытыми скалистыми утесами. Хралиты были воинственным народом, считавшим смыслом существования войну со своими соседями и бесконечные набеги на другие поселения. Когда-то они были разобщенными дикими племенами, но благодаря лишь одному человеку, ставшему их первым вождем, объединились. Раскаленные ветра и суровая жизнь, часто без воды и пищи долгое время, сделали хралитов жестокими и непохожими на людей с Великой Земли. Эти выращенные пустыней воины склонились лишь однажды — перед Танталом Киргардисом, отцом царя Дометриана. С тех пор илиары всегда обеспечивали хралитов защитой от кочующих племен Покоренных Пустошей и более совершенным оружием, а хралиты отдавали часть своих воинов в армию Китривирии.

Кассия Астарта была дочерью последнего вождя, Хитаки, который не имел больше детей. Наследственность мало играла в выборе предводителя, но Кассия была воспитана сурово и не дала ни малейшего шанса другим кандидатам. Прежде чем занять место отца, она победила много соперников, расправившись с ними очень жестоко, чем и заслужила свое прозвище. Одному из врагов она перегрызла горло.

С царем Дометрианом Кассия была близка. Она им восхищалась. Однако, вспоминая сейчас то, что творилось в мире, она не была рада его просьбе.

— Мне нужны две тысячи человек, — произнес Дометриан.

— Неужели все настолько серьезно?

— Пока не знаю.

— Так выясни. Я не хочу, чтобы мои люди погибли в бойне.

— Если будет бойня, погибнут и мои. Кассия, я лишь хочу защитить наши земли. Не более. Возможно, мы избежим лишних смертей.

— А что говорят эльфы? — спросила женщина.

— Лишь то, чего от них ждут. Молят о прощении. Говорят о конце света.

— Как им удалось допустить побег Катэля?

— Этого они не говорят.

— Безусловно, князь развяжет им языки. Или это придется сделать другим.

— Ты хочешь этим заняться?

Кассия вонзила копье в песок и скрестила руки на груди. Золотые браслеты засверкали, играя в резком свете заката.

— Я хочу оградить свой народ от всего этого, — сказала она. — Почему мы должны страдать от чужих ошибок? Надо было похоронить этих эльфов вместе с их колдуном.

— Будь уверена, они сами не рады тому, что их обвиняют в грехах одного единственного эльфа. Слышишь? Одного. А обвинили всех.

— Они его упустили. И теперь под угрозой, возможно, и мы.

— Пока ни в чем нельзя быть уверенными, — царь вздохнул. — Но я надеюсь на твою поддержку.

— Я дам тебе людей, — ответила Кассия после недолгого молчания. — Столько, сколько ты требуешь.

Дометриан склонил голову и прислонил к груди крепко сжатый кулак.

— Я благодарен тебе.

Кассия фыркнула.

— Оставь благодарности для того времени, когда это все закончится.

— Дометриан?

Со стороны шатров к ним направлялся Фанет. Напавший ветер всколыхнул его длинный плащ. Фанет стрельнул взглядом в сторону Кассии.

— Госпожа.

Она кивнула, не переставая удивляться учтивости, которая была распространена у илиаров. При ее появлении они каждый раз склоняли головы и обращались к ней почтительно, как к их царю. Любопытно, что хралиты отличались меньшей любовью к такому расшаркиванию, привыкшие демонстрировать свое уважение к вождю лишь в битвах и на пирах.

Позади Фанета развивались знамена — белый медведь на янтарном фоне, флаг Китривирии, и лицо женщины с распущенными волосами и с завязанными глазами на красном фоне, флаг хралитов. Белый медведь был священным животным у илиаров. Эти звери вымерли при гибели Рилналора. Они были одним из доказательств тому, что на родной земле илиаров властвовал и холодный климат, хотя распространенная символика солнца могла свидетельствовать об обратном. Изображение женщины с завязанными глазами на знамени Храдрая отсылало к религии — это была слепая богиня войны, которой хралиты поклонялись. Ее особо фанатичные почитатели выкалывали себе глаза и учились так сражаться заново, лишившись зрения.

Воины слонялись возле шатров, негромко переговариваясь между собой и посмеиваясь. Кассия и Дометриан прибыли к месту встречи, взяв с собой небольшие отряды — путешествовать так близко к Покоренным Пустошам в одиночку было очень опасно. К тому же здесь их пути не заканчивались. Дальше Кассия и Дометриан должны были проследовать на восток, к гавани, и там отправить на кораблях послов на Великую Землю.

Дометриан обернулся к генералу.

— Да?

— Близится ночь, — сказал Фанет. — Если мы не свернемся в ближайший час и не отправимся в более подходящее место, придется ночевать тут. А здешние земли внушают страх в воинов.

— Страх?

— Это совершенно обычное проявление, Archas, — уверенно произнес генерал. — По крайней мере, для илиаров.

Кассия улыбнулась, обнажив подточенные зубы. Она всегда завидовала илиарам и их заостренным клыкам, хоть про них и ходили слухи о том, что они нужны им для того, что пить человеческую кровь. На самом-то деле они действительно пили кровь — их предки клыками пронзали артерии животных, но через некоторое время потребность в крови у илиаров отпала. А такие необычные зубы остались. Кассия хотела себе такие же, но могла только искусственно заострить свои.

— Дикари здесь нечасто проходят. Но я думаю, мы свернемся и пройдем подальше. Так будет спокойнее, — сказал Дометриан.

— Я передам остальным. И… То, что мы обсуждали ранее…

— Ты и генерал Кенсорин вместе с несколькими воинами отправитесь на Великую Землю на корабле, — ответил царь, догадавшись, о чем будет вопрос. — Когда мы достигнем моря.

— И… как ты сказал? Тиссоф?

— Именно.

Фанет выглядел злым.

— Нам придется общаться с этими fillari, — выпалил Фанет, потом выругался и сплюнул на землю. — Вот уж не думал, что ты пошлешь туда меня.

— Люди там другие. Не те, кто ненавидит нас. А те, кто хочет сохранить благополучие мира. Даже нашего.

— Что им ведомо о нашем мире? Ничего.

— Ты отправишься не один. И говорить ты будешь не один, — Дометриан обернулся посмотреть на Кассию. — С тобой будут и несколько хралитов. А вступление в дискуссию предоставь Кенсорину.

— А остальные — команда поддержки?

— Замолчи, — царь повысил голос. — Кенсорин — прекрасный оратор, а тебе лучше стоять рядом с ним и помалкивать. Вы встретите там женщину по имени Дита Иундор — не нагруби ей.

— Сделаю все возможное, — ответил Фанет чуть спокойнее. — А госпожа Кассия?

— Я возвращаюсь в Друадх Неваллис, — ответила Кассия. — С вами я проеду совсем немного, провожу до конца границы, а там поверну обратно. Меня ждут дела.

— Мне жаль это слышать. Я так рад, что наконец познакомился с вами, — Фанет сделал небольшой шаг вперед. — Было приятно слышать, как хорошо вы говорите на илиарском языке. И как владеете всеобщим.

— У меня способности к владению языком. Любым языком, — сказала Кассия, не отведя глаз от генерала.

Ей было лестно внимание Фанета. Она считала илиарских мужчин образцами настоящей силы и храбрости. И в них было что-то такое, чего она не могла найти в представителях своего народа.

Фанет не ответил и, улыбнувшись, ушел обратно к шатрам. Кассия подождала, пока он отойдет на расстояние, на котором не будет слышен их с царем разговор.

— Мне нравится твой выбор наследника, — сказала она.

— Ему предстоит еще многому научиться.

— Ты прервал свой род, — произнесла вдруг Кассия, глядя на шатры, — не выбрав себе супруги и не зачав дитя.

— В Фанете течет царская кровь.

— Но не кровь lafose ferovn. Не кровь твоего рода.

— Я должен был оставить после себя сына, — сказал Дометриан. — Но не смог. После всего, что было… Я не мог представить, что мне нужно будет возлечь… с другой.

Гримаса боли вдруг исказила его лицо.

— Сколько бы лет не прошло, — продолжил он. — Как бы я не старался забыть, стереть это из памяти… Я просто не могу.

Кассия слушала его, ничего не говоря. Потом она, выдернув копье из песка, взяла его двумя руками, рассматривая зазубрины и царапины на древке.

— Ну, а ты? — Дометриан провел ладонью по лицу, словно стирая с него грустное выражение, и посмотрел на нее. — Избрала себе мужа?

— Я пока не чувствую себя готовой к этому.

— Если не поторопишься, твоя линия тоже прервется.

— У меня будут сыновья. Четверо сыновей.

— Откуда ты знаешь?

Кассия опустила копье

— Я увидела это во сне, — сказала она.

Дометриан не стал с ней спорить. Хралиты любые сновидения считали пророческими. А ведь он не посылал Кассии гонца, чтобы известить ее о том, что хочет встретиться с ней. Он просто прибыл к пограничному пригорку, и она уже ждала его с парой десятков человек. Она сказала, что, как и всегда, сон подсказал его появление.

***

Пригревало солнце и шумели деревья вокруг, потряхивая густой листвой, но приятнее всего было ощущать дыхание сухого ветра на лице. Даже запахи здесь были другие — нежные смешанные ароматы трав и цветов, а не та грязь и пыль, что вдыхали они прежде. Драгон и Марк ехали бок о бок, болтая. C каждым днем росло их беспокойство. Они уже проехали почти всю Яриму и находились близко к Соколиному полуострову.

Ярима, второе по площади княжество и наиболее богатое из всех, была действительно огромной. Ее уютные деревеньки славились своей живописностью, а густые леса не имели конца и края. Ярима охватывала часть Долины Антанги, и поэтому на знаменах княжества красовался золотой трезубец. Здесь же знаменитая река Антанга была шире, чем в других местах, да так, что чтобы ее пересечь, нужно было садиться на барку. Красоты и дары реки были гордостью всех яримовцев.

В Ферополе, столице, было всегда шумно и интересно. Его даже называли братом Велиграда. Ферополь был куда меньше, но все же выдерживал сравнение с роскошью, которой славился «самый великий город из всех». Ферополем и всей Яримой правил Витольд фон Андро, боярин, настоящий купец и политический воротила. Под его рукой Ярима расцветала, дружба с Лутарией крепчала, а люди становились счастливее. Но только те, кто имел приличную сумму церкулей в кармане.

Что до младшего народа, то его здесь совсем не было. Именно в Ферополе была основана Церковь Трех Восходов. Керникам надо было вести себя здесь осторожно.

— Ситуация, видишь, какая двоякая, — рассказывал Драгон Марку в те долгие часы, когда они ехали верхом. — Нас обучали, чтобы защищать маарну, а теперь некоторые из нас бросили наше истинное ремесло и стали наемными убийцами.

— И что будет дальше?

— Мы умрем, — пожал плечами Драгон. — Вместе со всем миром, который пытаемся сохранить. В Кривом Роге лет триста назад Стражами раз в год становилось около дюжины учеников. Когда я еще был юнцом, со мной вместе вышло всего пятеро. А когда пришло твое время, к последним обрядам готовились кроме тебя два человека. Один обряды не пережил. Мы вымираем, как маарну. Самое печальное, что это неизбежно.

— Но есть выход — наемная работа. И никто не славится таким мастерством, как керники.

— Наше мастерство призвано заботиться о мире, чужом и непонятном для людей. А не убивать за горсть серебряных церкулей, — ответил Драгон. — Зачем проходить все эти таинства, изучать все секреты, выплевывать свои внутренние органы на испытаниях, рисковать жизнью в Обрядах Стихий, если можно просто научиться махать мечом? Это все, что нужно для убийства. А мы — специалисты по чудовищам, по младшему народу и даже по простым людям с любыми отклонениями магического характера… Как мы можем быть специалистами по тому, что скоро уже исчезнет, и мы не потребуемся больше? Вот поэтому, мой дорогой друг, наше ремесло скоро умрет вместе со всем тем удивительным и волшебным, что населяло мир раньше.

— Останутся тогда боевые секреты, — возразил Марк.

— Марк, я ведь говорю, они не годятся для того, чтобы знающие их стали убийцами.

— Если все так плохо, почему ты стал керником?

— Потому что я с детства любил опасности.

— Я все же надеюсь, что когда-нибудь мир изменится, — сказал Марк. — Хотя опасности, это да… Притягивают сильнее прочего.

Они ехали по тракту, и вдалеке громоздились друг на друга тучи. Там находился Соколиный полуостров.

— Погодка скоро станет дрянью, — заметил Драгон, глядя на вид впереди.

— Лета не обрадуется, когда мы ее отыщем, — произнес со вздохом Марк.

— Мне все равно, как она отреагирует. Если будет нужно, я просто свяжу ей руки и ноги, посажу на лошадь и увезу.

Дальше они ехали молча. Солнце скрывалось периодически за облаками, опускалось все ниже. Когда оно снова выглянуло из-за облачной пелены, его заходящие лучи били в лицо. Марк глянул мельком Драгона. Его строгое лицо выражало спокойствие, но Марк достаточно знал его, чтобы понять по резким движением и поворотам головы тревогу. Он чувствовал ответственность за Лету.

Драгон был неплохим человеком. Хорошим другом. Мудрым советчиком. Лучшим из воинов Стражей Маарну. И, как и все, он ошибался. Причем его ошибки приводили к самым невероятным результатам.

Царя илиаров и Драгона связывала по-настоящему крепкая дружба. Стражи никогда не должны были делать то, за что им не заплатят. Драгон забыл об этом, когда однажды спас жизнь китривирийскому царю. Он пошел за Дометрианом, став его доверенным лицом и советником. Вместе они участвовали в сражениях на Великой Земле во время Медной войны. Тогда-то Драгон и встретил Марилюр.

Эта женщина была самой неоднозначной фигурой в истории. Полуэльфийка, родившаяся в одной из резерваций, выросла в нищете и уродстве окружающего мира, с ранних лет поклявшаяся сама себе, что поднимется к славе и господству, даже если придется идти по головам. Ее мать была изнасилована человеком, что только усиливало ненависть Марилюр к миру. Открыв в себе способности к магии, она стала развивать их. Очень скоро способная в равной степени и к высшей магии, и к колдовству, но склонная ко второму, Марилюр прославилась своими выходками против людей. Будучи подростком, она практиковалась в сглазе и насылала проклятия на солдат, которые стерегли резервацию. Во время бунтов в 502 году она проявила все свои магические таланты, которые показали ее принадлежность к роду Илуара Оллестаира, короля эльфов era`liver и великого чародея. Era`liver веками угнетались людьми, и считалось, что королевские потомки были давно убиты. Но в Марилюр открылся дар, перешедший к ней от ее венценосных предков. Тогда она получила свое первое прозвище — Та-Кто-Носит-Древнюю-Кровь.

В тот год эльфы подняли восстание и бежали из резерваций, присоединившись к илиарам. Они основали город Грэтиэн далеко за пределами княжеств, куда подались и эльфы alcuri после взрыва на Тор Ассиндрэль. Два эльфийских народа, отделившиеся друг от друга больше трех тысяч лет назад, объединились вновь.

Марилюр участвовала в Китривирийской кампании, после которой не поехала в новый город эльфов Грэтиэн, а на долгое время пропала. Никаких упоминаний в течение целых пятидесяти лет о ней не было. Ходили слухи, что она присоединилась к Ковену и пыталась с помощью ведьм отыскать какой-то мифический темный артефакт.

Так или иначе, Марилюр вновь заметили под конец Тариоры, во время Осады Велиграда, где она сражалась на стороне илиаров. Царь Тантал, несмотря на уговоры приближенных отказаться от этой затеи, предложил ей место своей советницы. Марилюр согласилась с условием, что ей дадут время и место для магических опытов. Марилюр стала другом и советником и для сына Тантала, Дометриана. Все свое детство и юность Дометриан провел рядом с ней, и их дружба постепенно переросла в нечто большее. Но позже выяснилось, чем занималась Марилюр в своей лаборатории. Она искусственно создавала вирус, который смог бы вызвать эпидемию, и училась контролировать его распространение. Ее репутация пошатнулась, и, хотя она изо всех сил пыталась уверить царя Тантала, что не хотела причинить зло илиарам, она была изгнана из Сфенетры. Единственным, кто верил в ее невиновность, был юный Дометриан, павший во власть страсти к Марилюр.

В середине Медной войны ведьма сама нашла его и присоединилась к сражениям против людей. Она влюбилась в Драгона. И когда решила покинуть Дометриана, она узнала, что была беременна от него. Этой тайны она не выдала никому. Драгон не решился идти за ней, ведь он поклялся служить Дометриану, и в силу своих принципов не мог оставить царя. Марилюр ушла. Несколько месяцев спустя на лагерь илиаров у Курганов Зари напала лутарийская армия. Неподготовленные к нападению илиары едва не проиграли сражение. Лутарийцы отошли к Велиграду, откуда навстречу шло подкрепление. Ослабленные илиары владели только двумя вариантами развития событий — они идут в бой и погибают или же с позором отступают назад.

Тогда Марилюр появилась снова. Стало известно, что она продолжила опыты с контролируемым вирусом, которые начала в Китривирии. Благодаря вспышке илафтеры1ее дело увенчалось успехом. Созданное ею заклинание обрушило эпидемию на армию Твердолика, которая не вышла за пределы четкого круга — лутарийского гарнизона под Велиградом. Результатом стала гибель почти половины княжеского войска. Это событие уравняло шансы обоих сторон на победу. Но царь Китривирии сделал то, чего от него никто не ожидал, и пошел на перемирие с княжествами, устав от бесконечного кровопролития.

Марилюр стала героем в глазах илиаров и злодейкой в умах людей. Она больше не могла скрывать свою беременность. Несмотря на уговоры Дометриана отбыть с ним на Иггтар, она осталась на Великой Земле с Драгоном и родила девочку, которую назвала Айнелет.

Марилюр скоро погибла при странных обстоятельствах. Драгон был единственным, кто знал правду, но он никогда не рассказывал, что произошло на самом деле. Лета, вырастая, становилась все больше похожей на мать, что только усиливало привязанность Драгона к ней. В нем пробудилась отцовская любовь, которая перемешивалась с чувством вины за то, что он не заставил Марилюр отправиться с Дометрианом в Китривирию. К тому же, как бы он ни любил Лету, она была для него чужим ребенком.

1. Илафтера, которую также называли лихорадкой Барвина, была известна в народе как «чернуха». Она началась во время Медной войны, когда Великая Земля страдала от бесконечных битв с илиарами. Под конец своего царствования илафтера выкосила в общей сложности четверть населения Лутарийских княжеств и близлежащих государств. Появилась она на юге княжеств. На трупах больных, пораженных чернухой, ученый из Реслании по имени Барвин в ходе своих исследований выявил неизвестные доселе живучие бактерии, которые назвал илафтериями, что отсылало к эльфийскому названию болезни ilafe torane — «черное наказание». К сожалению, Барвин не смог установить причину появления бактерий и таких стремительных вспышек болезни, ведь сам заразился и скончался от илафтеры. Другие ученые побоялись продолжить исследования. А простой люд считал этой карой, которая обрушила на них Матерь Света за их грехи.

Илафтера характеризовалась тем, что не оставляла шанса выжить зараженным. У больных наблюдалось повышение температуры, чернели конечности, из мельчайших бытовых порезов развивалась гангрена, человек быстро впадал в беспамятство и через пару дней умирал. Только после того, как трупы зараженных начали массово сжигать, илафтера исчезла.

Глава 6

Касаемо загробной жизни все верования, будь то Матерь Света, Четверка, или культ Создателя, едины во мнении — все нечестивцы попадают в Черную Гавань, Блазнгар, где властвует Ригурдал, Дьявол, древнейшее зло, пожирающее души грешников.

Нет более страшного проклятия, чем когда тебя посылают в это место. В его огненных водах страдают души умерших, обреченные на то, чтобы вечно строить гигантский корабль для Ригурдала, горбя спины под плетьми чертей.

Попав туда, ты становишься никем — лишь дощечкой в судне Дьявола, которое будет готово в момент, когда властелин Блазнгара соберет вместе самые черные и злые души из нашего мира.

«Calafque de Niraenecore, или Наши верования, перевод на всеобщий»

Наильрир Гисал.

Глава 6.

Дневники.

Лета спешилась. Было темно. В воздухе витал кисловатый запах гнили и мокрого мха. Зозуля не обманула, когда назвала кладбище в Сухой Жилке самым старым и большим на всем полуострове. Но она, видимо, забыла упомянуть, что это кладбище наверняка было и самым вонючим.

Лета размяла озябшие пальцы. Изо рта валил пар. Вместе с дневным светом ушло и тепло. Вспышки в небе мелькали все реже, а теперь все наверху и вовсе почернело. Не видно было звезд и луны. Было тихо, и только кваканье лягушек и жужжание насекомых прерывали ночное безмолвие. Перед девушкой открывалась необъятная болотистая местность, устланная камышами и опасными трясинами. Лета огорченно подумала, что ей не суждено выйти отсюда, не запачкавшись с ног до головы.

Хагна с досадой отмахивалась длинным черным хвостом от комаров и прочих мелких насекомых. Лета не стала рисковать лошадью и решила дальше идти пешком, оставив кобылу на более менее сухом участке земли. Ей не очень хотелось влезать в топи, ведь велика была вероятность нарваться на бесов или, что еще хуже, на болотника.

Она затянула ремень с ножнами туже, погладила Хагну на прощание между ушами и ступила на покрытую мягким мхом землю. Ощущение пронизывающего холода резко усилилось. Чем дальше Лета уходила от лошади, тем сильнее росло ее желание повернуть обратно. Сапоги проваливались на уровень щиколотки в булькавший торф, зловоние, исходившее от топей, резало глаза.

«И что меня дернуло поиграть в героиню и сунуться сюда в одиночку? Уже жалею, что оставила Марка в Тиссофе», — думала Лета, но упорно шла вперед, надеясь, что впереди будет не так мерзко.

Она не ошиблась. Через какое-то время она вышла на кладбище, где воздух был уже не таким смрадным. Она хорошо видела в темноте, поэтому могла разглядеть покосившиеся вершины надгробий, ржавые куски ограды, торчавшей тут и там, как иглы у ёжа, заросли водяники, высокие стебли ириса и рогоза, маленькие болотистые холмики. Лета смотрела чаще всего себе под ноги, избегая глубоких трясин, в которых легко можно было застрять. Надписи на каменных треснутых надгробиях было невозможно прочитать, а когда Лета забралась достаточно далеко, где памятники и холмы были гораздо больше, она увидела верхушки крыш. То были каменные древние склепы, на большую часть ушедшие вниз и затопленные мутной болотной водой.

Это заброшенное старое кладбище, как ему и полагалось, было воистину жутким. Лета остановилась на минуту, огляделась. Стоять столбом на месте было опасно. Девушка очень медленно проваливалась вниз, ибо ее вес был слишком тяжел для такой мягкой, хлюпавшей почвы. Она не представляла, что ей надо было искать. Даже если банши была здесь когда-то, никаких следов она бы не оставила. Услышав шелест камышей неподалеку, Лета взялась за рукоять меча. Но это была всего лишь игра ветра, налетевшего откуда-то с севера. Девушка вздохнула и опустила руку. Покойники, лежащие в этих могилах уже не одно столетие, сейчас не поднимутся, потому что мертвяками могут становиться только относительно свежие трупы. Этой угрозы не стоило опасаться, однако существовали болотники — сосредоточение нечистой и обозленной силы в маленьком теле, покрытом коростой, гниющими струпьями и спорами мха. Эти существа были опаснее и злее бесов, тоже иногда водившихся на болотах, потому что умели насылать болезни на заблудшего в топях человека. Они были злы и всегда яростно охраняли свою территорию. В отличие от своих ближайших родственников леших, болотники ненавидели людей и пойти на контакт с ними было невозможно. А вот лешие редко нападали, даже если человек мог забрести на их территорию.

С болотниками опасались конфликтовать даже охотники на нечисть, а что до Стражей Маарну, те тоже по возможности старались не попадаться им. Болотники обитали на старых торфяных болотах, и как раз таким были топи в Сухой Жилке. Впрочем, Лета не знала, имели ли они особенность появляться вблизи кладбищ, но бдительности она теряла.

Она шла между ровными рядами просевших могил, и вдруг увидела маленькие, мерцающие огоньки голубоватого цвета. Она остановилась. Блуждающие огни. От этого явления любой нормальный человек развернулся бы и пошел прочь, если не сделал этого ранее при входе на кладбище, но Лета проследовала за огоньками. Их мерцание завораживало, привлекало к себе. Приподняв голову, девушка увидела, что их сбивчивый ряд ведет вперед. Она не раздумывая пошла по этой сомнительной тропе.

Сколько легенд ходило про блуждающие огни по миру, и все они были отчасти правдой. Люди говорили, что это души утопленников или детей, или же что это духи из потустороннего мира, застрявшие в этом. Некоторые же считали, что это указатели, помогающие найти дорогу к спрятанным сокровищам. Появление блуждающих огней сулило дурное. Следуя им, человек мог потеряться и сгинуть. Огни часто встречались на болотах, а их появление на кладбище явно было предвестием чего-то плохого.

«Уж если ты отважился идти за огнями, будь готов к любым событиям», — вспомнились Лете слова старика Белогора, одного из волхвов в Кривом Роге.

Волхвы вообще считали, что блуждающие огни — это потерянные души, которые хотят показать что-то и прокладывают к этому путь.

Что было правдой, а что нет, Лета не знала. Но появление блуждающих огней было случаем сверхъестественным, поэтому она рискнула пойти за ними. Они не внушали ей страха. Самое ужасное, что может с ней произойти, если она проследует за огнями, это встреча с какой-нибудь нечистью.

Она шла по голубоватым огонькам довольно долго, и внутрь к ней начало закрадываться сомнение, а все ли она делает правильно, не стоит ли ей повернуть назад. Но тут она увидела возле могил высокий холм, рядом с которым мерцание огоньков прекратилось. Лета направилась к холму и за несколько секунд поднялась на него.

На холме почва была тверже, а воздух — чище. Лета увидела остатки древнего храма: капище, окруженное ровным строем деревянных, почерневших от влаги и времени балок, жертвенник, стоящий посреди выложенного камнями круга и покосившийся идол. Она вошла в круг и мгновенно ощутила прилив древней сокровенной энергии, исходившей от этого места. Лета считала, что она не обладает даром к магии, но она всегда чувствовала потоки так называемого Первоначала, исходившие из мест поклонения богам и проведения ритуалов. Первоначало — это древняя сила, источник энергии для всех заклинаний. Ею пользуются и высшие маги, и колдуны, и волхвы, и даже относительно способные знахарки. Достаточно лишь только зарядить свой предмет-талисман Первоначалом и регулярно пополнять его после.

Первоначало особо ощущалось в местах, где раньше были древние храмы. Как это капище на холме. Лета подошла к жертвеннику, огромному валуну с выщербленными по всему периметру языческими рунами. Поверхность валуна в одном месте была коричневатого цвета. Нетрудно было догадаться, от чего. Взор Леты остановился на высоком идоле перед жертвенником. Эта была фигура бога. Голову идола венчала корона из ветвистых рогов. Вырезанные в камне руки были подняты ладонями вверх. По угловатому телу шли узоры из переплетенных между собой символов и рун.

Лета встала перед идолом и приложила ладонь к камню.

— Кернун, — шепнула она.

Камень завибрировал.

В лесного бога верили немногие. Ему поклонялись волхвы и керники, и у обычных людей он считался злым божеством. Раньше народ верил в Четверку, в четыре божества, олицетворявшие день, ночь, жизнь и смерть. День и ночь были братьями, и носили они имена Хорс и Балар, их символами были солнце и луна. Жизнь и смерть тоже были братьями, но вечно враждующими, их звали Харма и Мор. Их символы — росток пшеницы и серп. Четверке поклонялись задолго до появления Матери Света и продолжают поклоняться до сих пор, но уже тайно. Кернун же был покровителем младшего народа и отцом керников. Вера в него была древнее Четверки, древнее всех прочих религий. Поэтому было так странно встретить этого идола здесь.

Вибрация, длившаяся не более секунды, прекратилась. Лета отняла руку и долго-долго смотрела в страшное каменное лицо. Потом она прочла наизусть несколько слов из единственной молитвы Кернуну. Эти слова успокаивали, дарили новые силы для продолжения пути. Не успев договорить до конца, Лета вновь услышала какой-то шелест. Но на этот раз это был не ветер.

Она обернулась и увидела что-то белое, мелькавшее между зарослями рогоза внизу, у холма. Она прищурилась и разглядела очертания маленького тела, облаченного в одеяние белого цвета. Взметнулся вихрь огненно-рыжих волос, и спустя мгновение все исчезло.

Лета сорвалась с места и скатилась кубарем по холму. Забыв об опасных трясинах, она помчалась в ту сторону, где исчезла ведьма, перепрыгивая через ограды и надгробия. Впереди она видела лишь белую фигуру и пыталась ускорить темп, но фигура двигалась с нечеловеческой скоростью. У Леты не было сомнений в том, что это была банши. Она не могла поверить в свою удачу.

Она упустила её из виду, когда оказалась на краю кладбища, споткнувшись и упав лицом в болотную грязь бессчетное количество раз. Лета выругалась и осмотрелась. Позади нее осталось кладбище, а впереди — заболоченный лесок со стройными рядами берез. Не зная, куда идти, здесь было легко затеряться и набрести на неизвестно что. Лета была готова расплакаться от бессилия, но вовремя взяла в себя руки. Как бы ведьма быстро не бегала, она не могла далеко уйти. И Лета была еще способна ее настигнуть, если выберет правильное направление.

Выдохнув, Лета побежала вперед, в березовый подтопленный лес. Чутье ее не обмануло. Через пару минут уверенного бега она увидела скромную хату с камышовой кровлей и побеленными снаружи стенами. Девушка остановилась. Колебалась она недолго. Медленно подойдя к хате, она толкнула дверь, которая послушно распахнулась. Рука замерла за спиной, готовая выхватить Пчелу. Лета тихо вошла и быстро оценила обстановку. Хата была теплая, особенно после жуткого холода, которого она натерпелась на болотах, темная и маленькая. Окна заколочены.

Раздался короткий вскрик, и дверь громко захлопнулась за Летой. Разом загорелись все свечи в хате, превращая темное помещение в светлую комнату. Лета отшатнулась от звуковой волны и выставила вперед руки. Перед ней стояла молодая девушка с длинными распущенными рыжими волосами и большими голубыми глазами. Ее белое платье, больше похожее на ночную сорочку, было испачкано в грязи. Лета отступила назад, выставив вперед левую ногу и чуть наклонившись.

— Велина, — проговорила она.

Ведьма вскинула на нее свои голубые глаза-льдинки, и Лету как будто обожгло жарким пламенем. Банши сжала губы и выпустила через них воздух, который превратился в свист. Над ее головой материализовалась темно-красная шаль и упала ей на плечи. В печке вспыхнул огонь. Лета, не убирая вытянутых рук, сделала небольшой шаг навстречу ведьме.

— Я не хочу тебя обидеть, — сказала она, неуверенная, что Велина понимает ее. — Я хочу с тобой поговорить.

Банши смотрела на нее, не мигая. Затем она заплакала, уткнувшись в красную шаль. Лета убрала руки и закатила глаза. Ну что ж, это было ожидаемо. Но не совсем — банши не живут по двести лет, а эта жила. Лета осторожно приблизилась к ней.

— Пожалуйста, послушай меня. Мне нужна твоя помощь.

Велина оторвала лицо от шали и посмотрела на Лету покрасневшими глазами. Ее лицо было настолько юным, что не верилось, будто она прожила так много лет. Взгляд ведьмы был отрешенным. Лета остановилась на расстоянии вытянутой руки, не прекращая попыток достучаться до ведьмы.

— Я хочу узнать о кое-чем, — произнесла она. — Ты понимаешь меня?

Велина неотрывно смотрела на нее.

— Ладно, — вздохнула девушка. — Слушай меня. Мне нужно узнать про Катэля. Ты помнишь? Про заклятие, которое ты…

Ведьма вскинула руки, и невидимая сила заставила Лету отпрянуть. Велина начала что-то напряженно шептать, затем закричала. От волны, вышедшей из банши, Лета упала на пол хаты. Она почувствовала, как дом начинает сотрясаться. Она попыталась подняться, но снова упала, теперь уже лицом вниз. Что-то ее прижало.

Темно-красная ободранная шаль соскользнула с плеч ведьмы. Крик ведьмы становился все более неестественным. Пламя свечей и огня внутри печки стало синеватым. Лета прижала к ушам руки. Казалось, что ее вот-вот вывернет наизнанку. Крик превратился в монотонный, полный страдания и боли вой, в котором смешались тысячи разных звуков и голосов.

Лета каталась по земле у ног ведьмы, не в силах унять боль, отдававшуюся у нее в голове и теле. Перевернувшись набок, она увидела, как Велина поднялась над полом. Огненно-рыжие волосы взметнулись вверх и обрамили белое лицо банши, словно кровь. Краем глаза Лета увидела лишенные зрачков глаза ведьмы и закричала, но ее голос тонул в крике ведьмы, как мелкий камушек в бездонном море. Магический вой усиливался, распадаясь на отдельные тона, которые врезались Лете под кожу и в мозг. Ей казалось, что еще чуть-чуть — и все внутри ее головы расплавится и вытечет через глаза и уши.

Стол и книжный сервант сорвались с места и начали метаться по кругу, сметая все на своем пути. Очередная энергетическая волна подняла вверх Лету и отбросила ее в сторону. Девушка ударилась спиной о стену, сползла по ней, села в вертикальное положение и заткнула уши. Она ощутила теплую влагу между пальцами.

Но банши и не думала замолкать. Она висела в воздухе, призрачная и огромная, ее раскрытый рот занимал половину лица, а распахнутые большие глаза были полны отчуждения. Она будто вошла в транс. Книги и свечи носились вокруг нее с безумной скоростью, создавая плотное беспокойное кольцо. Она уже не кричала — этот вой, ужасный, наполненный сильнейшей энергией и долей скорби, превращался в огромный сгусток силы, разрушающий все на своем пути.

Тогда Лета поняла, что он убьет ее. Превозмогая себя, она встала на подкашивавшиеся ноги. Казалось, что в ее голове носился вихрь, ударяющийся о стенки черепа и перемалывающий в порошок ее мозг. Сверкнул меч. Не надеясь на успех, Лета сделала выпад, стоящий ей огромных сил. Она почувствовала, как острие клинка вонзается во что-то мягкое. Вой прекратился. Лета упала на пол, а перед ней лежала ведьма.

Когда девушка нашла в себе силы открыть глаза и приподняться на локтях, она увидела среди хаоса из порванных книг, свечей и обломков стола Велину с развороченным горлом. Меч проткнул гортань насквозь, вышел с другой стороны и чуть задел стену позади. Рана сочилась кровью, стекавшей на клинок и белое платье. Виднелись белесые разодранные части хрящей. Глаза ведьмы застыли невидящим взором.

«Банши не пользуются заряженными талисманами, так как сами являются источниками энергии Первоначала. А точнее, этими источниками являются их голосовые связки», — вновь заговорил старик Белогор в голове Леты.

Ее удар пришелся точно по ним.

Лета встала на четвереньки, борясь с рвотными позывами. Когда приступы прошли, она села ровно и обхватила руками колени, пытаясь собраться с мыслями. Она вновь посмотрела на тело ведьмы, и ее мерзкими холодными ручками охватил страх. Что теперь ей делать? С чем возвращаться?

Лета приблизилась к Велине и осторожно извлекла клинок из ее шеи. Сквозь кровавую дыру она увидела противоположную стену. Ведьма не подавала никаких признаков жизни.

— Mublahra, — выругалась девушка, не чураясь грязных гномьих выражений.

Она поднялась на ноги, огляделась. Свечи, которые остались на месте, горели нормальным пламенем. Большинство книг, вылетевших под воздействием энергетического импульса банши, были разорваны в клочья. Но сундуки остались целы. Видимо, их сдержали медные цепи.

Лета подошла к ним и опустилась на колени. Никакого замка не было, и она без труда сняла цепь с первого сундука. Открыв его, она обнаружила какие-то старые лохмотья, служившие, видимо, для ведьмы одеждой. С упавшим сердцем она открыла второй сундук, и там, вопреки ее мрачным ожиданиям, оказались книги и какие-то письма. Она стала рыться в них. Все было написано на незнакомом для нее языке, и она не могла найти ничего полезного. Но тут ей попалась маленькая книжка с изодранной обложкой и ветхим переплетом. Она раскрыла ее.

Лишь тени. Я вижу тени. На земле, на стенах дома, в лесу… Я вижу тени, и они умоляют меня вернуться к нему.

Лета удивленно подняла брови. Велина владела всеобщим. Бросив взгляд на безжизненное тело, она вновь принялась за чтение. Но текст был обрывочным, чернила местами уже высохли и стерлись на бумаге, Лете едва удалось прочесть сохранившиеся слова.

Его любовь как пламя, которое обжигает до самой кости, и я не могла…

Он использовал меня, мое тело, мою кровь, мой голос…

Они пришли в день триумфа… Со всем было покончено… Я оставила его… Я решилась…

Я здесь, я свободна… Вынуждена жить совсем близко от… ведь не могу…

Я знала это заклинание… Я сделала… Его кожа тверда, как камень, а тело больше не стареет… Обратное заклинание… Обратный порядок…

Лета закрыла книжку и провела рукой по шершавой обложке. Кроме этих исчерпывающих отрывков, в книге были еще некоторые сохранившиеся фразы текста, но Лета уже нашла то, что было нужно.

Велине было известно не только заклинание, сделавшее Катэля неуязвимым, она знала и возвратное заклинание. Оно состояло лишь в прочтении в обратном порядке. Нужно было знать только первое заклинание.

Велина была влюблена в Катэля, но он использовал ее только ради способностей банши. Когда она об этом узнала, она решила уйти, однако Катэль так просто ее не отпустил. Ей удалось сбежать, только когда эльфы схватили его и заточили в темницу. И это заклинание, которое она на него наложила, передалось и ей отчасти, поэтому она смогла столько прожить.

Лета закрыла сундук и снова посмотрела на тело ведьмы.

«Но для кого ты написала это все? Неужели хотела, чтобы твой дневник нашли?» — мысленно спросила она.

Убийственный вой банши был реакцией на имя Безумца. Чего можно было еще ожидать от спятившей ведьмы с разбитым сердцем и такой непомерно долгой жизнью.

Крик Велины, должно быть, был слышен за версту отсюда. Девушка спрятала дневник под куртку, вытерла кровь с меча. Кинув последний взгляд на Велину, она отперла дверь и вышла из хаты.

Рассвело. Того, что Лета увидела на улице перед домом ведьмы, она никак не ожидала.

Ее уже ждали. Пятеро дружинников во главе с Милованом Свартрудом. Они стояли под березками, и первые рассветные лучи бросали слепящие блики на их доспехи.

Милован, первый среди воинов, командующий Княжеской дружиной. Лета поймала его взгляд, и у нее внутри все похолодело: бездонные черные глаза, глядевшие на нее так странно, настолько темные, что невозможно было различить зрачки. Они изучали ее, мысленно сковывали в узких железных путах, давили на нее своим льдом и бесчувствием. Сердце учащенно забилось. А потом Лета ощутила слабость в ногах и страх.

Про него ходили разные слухи. О его жестокости, любви к пыткам и издевательствам, особенно над другими расами. Говорили, что это он подтолкнул князя к ужесточению законов для эльфов в резервациях. Еще утверждали, что именно ему поручали расправу над незаконнорожденными детьми бояр и некоторых других знатных господ.

У него был шрам на щеке. Уродливый зарубцевавшийся след на всю щеку, как от ожога. Узкие губы, широкие плечи, высокие скулы, четкие морщины возле глаз и на лбу. Тонны лицемерия в выражении лица, но глаза… Оставались холодными и мертвыми.

Лета попятилась.

Милован вышел вперед, глядя на нее.

— Там можете ничего не искать, — переборов удивление, сказала Лета и указала на хату. — Разве что только труп.

Командир дружины смолчал.

— Но у меня есть то, что нужно князю, — продолжила девушка и извлекла из под куртки дневник. — Здесь есть все. И про события на Тор Ассиндрэль, и про Катэля, и про само заклинание, которое было наложено на чародея.

Она протянула дневник Миловану. Тот взял его, повертел в руках, раскрыл на первой странице и прочитал пару строк. Затем посмотрел на Лету. Та вздохнула.

Ей было, конечно же, интересно, что дружинники здесь делали. Следили? Неужели с самого начала? Они двигались быстро, почти не отставали от нее. Как прошли через кладбище? Но эти вопросы мучили ее не так сильно, чтобы медлить с возвращением к Хагне и оставаться тут с этой компанией

Лета сделала шаг в сторону. Дружинники схватились за мечи в ножнах. Она застыла.

— Что не так?

Один из дружинников опустил арбалет вниз и натянул тетиву. Милован закрыл дневник и поднял голову. Черные глаза заблестели.

— Ты просто знаешь то, чего тебе знать не положено, — проговорил он. — Взять ее.

Дружинники выхватили мечи и медленно двинулись к Лете. Арбалет нацелился на нее. Лета сделала шаг назад и извлекла из ножен Пчелу.

— Не для того я притащилась в эту глухомань, чтобы умереть здесь, — произнесла она и выставила перед собой меч. — Давайте, мальчики.

Первого ринувшегося в атаку ей удалось убить, с одного раза перерубив позвоночник. Она уклонилась и со всего маху ударила дружинника по спине. Он рухнул ничком в вязкую землю. Дальше все пошло гораздо хуже.

Напрасно обрадовавшись, Лета выпала вперед, встав на одно колено, чтобы подрезать следующего, но тот уверенно ушел от выпада. Она поднялась и тут же едва успела отбить удар другого, который мог лишить ее головы. Лета замешкалась на мгновение, потом скрестила с дружинником клинки и резко оттолкнула его от себя ударом в пах. Дружинник скрючился пополам, на девушку налетел другой. Лета увернулась от трех мощных взмахов тяжелого двуручника, чуть не потеряла равновесие, но удержалась на ногах и атаковала. Дружинник не выдержал ее яростных и быстрых атак, хотя он был сильнее ее, и скоро устал. Лета пробила его умелый блок и полоснула мечом по месту под мышкой, которое не защищали доспехи. Удар оказался болезненным, и дружинник отступил.

Лета отпрянула в сторону, давая себе несколько секунд отдыха. Она подняла меч на уровень глаз, опустила его острием вниз, готовая отразить любую неожиданную атаку. Один попытался зайти за спину, и Лета встретила его быстрыми свистящими движениями, одно из которых навсегда оставило у дружинника шрам на щеке. Пока она возилась с ним, другой дружинник все-таки сумел оказаться позади нее и бросился. Но Лета успешно блокировала его удар. Грубая сила встретила не менее грубое сопротивление, и они отшатнулись друг от друга. Дружинник налетел на дерево неподалеку и упал.

Они были сильны, и она не знала, справится ли она с ними. Сомнения развеял арбалетный болт, просвистевший у нее над головой. Хоть Милован и стоял в сторонке, у нее оставалось три полноценных противника с тяжелыми широкими клинками и один стрелок. Она умела трезво оценивать свои шансы, и поняла, что ей не выстоять. Она может долго крутиться, парировать атаки, но в конце концов устанет и ее ловкость вкупе с быстротой ей изменят.

— Вы что, выпоротки, не можете справиться с девчонкой? — не выдержал Милован.

Лета обхватила меч двумя руками, переступая с место на место. Ей нужно было придумать варианты отступления, и она выигрывала для себя время, перемещаясь из одной стороны в другую и не давая подойти к себе слишком близко. Дружинник с порезом на лице вдруг кинулся в открытую атаку. Лета отбила его удар изящным контр-приемом, который у нее получался даже лучше, чем у Драгона, и выставила меч вперед. Но клинок разрезал лишь воздух. Дружинник оказался быстрее, чем она предполагала, и зашел сбоку. Лета развернулась и плашмя ударила его по доспехам через брешь в его защите. Пчела отскочила, по инерции уводя девушку за собой, и тут что-то разорвало ее плечо.

Не давая ей сориентироваться, дружинники налетели, резко взмахивая мечами. Лета ощутила жуткую боль, но отбила все атаки. Сердце забилось быстрее прежнего. Она стала забрасывать всех троих гневными и быстрыми ударами, чего они никак не могли ожидать от нее и попятились в разные стороны. На мгновение Лета превратилась в яростный вихрь.

Они отступили. Лета, потратившая все силы на последние маневры, тяжело задышала. Она посмотрела на правое плечо и увидела распоротую куртку и арбалетный болт. Саму рану девушка не видела, но по ощущениям она была глубокой.

Времени было мало, и Лета не медлила. Она взмахнула мечом, будто собираясь вновь атаковать, но затем развернулась и дала стрекача в лес. Она заблаговременно пригнулась и услышала наверху свист арбалетного болта и вопли Милована. Она не оглядывалась. На ходу всунула Пчелу в ножны. Каждое движение давалось ей с трудом, но она не думала останавливаться. Чем быстрее она неслась, тем реже слышала топот тяжелых сапог за своей спиной и разгневанную ругань командующего.

Остановилась она лишь у обрыва с небольшим водопадом. Лета замерла, едва не оступившись. Кровь бешено стучала в висках. Показавшееся солнце ослепило ее. Она встряхнула головой и увидела вдали заросшие лесами пейзажи полуострова, а внизу под водопадом широкую и глубокую реку с бурным течением, искривлявшуюся вдали и сворачивавшую на восток.

Лета услышала за спиной какое-то движение и обернулась. В нескольких метрах от нее стоял дружинник с порезанной щекой. Он был самым молодым из них. Позади него семенил еще один.

Они уставились друг на друга. Потом в руке дружинника возник кинжал. На его губах появилась неприятная ухмылка. Лета повернулась к нему передом, сделала шаг в пустоту и полетела вниз. Дружинник охнул и подбежал к краю обрыва. К этому времени подоспел и второй.

Они несколько минут глядели вниз, но ни Леты, ни ее следов они не могли заметить в бурлящем потоке реки.

— Она разбила башку о подводные камни, — сказал молодой.

Другой дружинник посмотрел на него.

— Тогда почему тело не всплыло?

Тот не ответил.

Вернувшись к Миловану, они застали его в скверном настроении. Он ходил возле хаты, нервно крутя в руках книжку. Арбалетчик осматривал тело убитого дружинника. Другой вышел из хаты, встретился взглядом с Милованом и покачал головой. Командующий сплюнул за землю и лягнул закованным в железо сапогом рядом покрытый мхом пенек.

Увидев подходящих дружинников, он сдвинул брови.

— Вы нашли ее?

Они кивнули.

— Что с ней?

Они переглянулись.

— Убита, — ответил молодой. — Мы… сбросили тело в реку.

— А вы уверены? — прошипел Милован, и его жуткий шрам на лице скривился.

— Ну так Людота подбил ее. Она потеряла много крови. Мы быстро с ней разделались.

Милован кивнул и посмотрел на дневник в своих руках.

— Не могу сказать, что мне жаль, но она была куда порасторопнее, чем вы, межеумки, даже все вместе взятые, — произнес он. — Шевелитесь! К ночи нам надо выбраться из этой халуги. Но сначала нужно закопать самого бездарного из вас… Поищите место.

***

Небо полыхало над головами двух всадников, ехавших через лес по узкой тропе. Они гнали своих лошадей рысью, жестко пришпоривая их бока каблуками высоких сапог. Не считая вспышек в небе, вокруг было тихо: ни следов других людей, ни звуков животных, только редкое поскрипывание ветвей тонких деревьев.

— Чем дальше мы идем, тем больше мне кажется, что ее здесь нет, — сказал Марк.

— Она здесь. Я чувствую, — отозвался Драгон.

Они ехали без отдыха с самого утра. Все время Драгон был напряжен: смотрел по сторонам, прислушивался, сжимал поводья до беления костяшек. Марк был более спокоен. Его начинало клонить в сон. Он устал от долгой дороги. Драгон не хотел останавливаться на привал, пока не найдет Лету. Он гнал Натиска, своего стройного черного жеребца, не чувствуя усталости и холода. Когда Марку стало уже совсем невмоготу оставаться в седле, Драгон вдруг придержал коня.

— Ты слышишь? — спросил он.

— Что?

— Звук, — Драгон повернулся. — Это похоже на стук копыт. На очень знакомый стук копыт… В той стороне леса.

Драгон развернул Натиска и помчался налево. Марк перевел своего коня в галоп и поехал следом, едва поспевая за резвым вороным жеребцом. Ехать пришлось недолго. Он увидел, как Драгон резко остановился и спешился. Подъехав ближе, Марк разглядел стройную серую кобылку.

— Хагна! — вырывалось у Марка, и он поспешил покинуть седло. — Что ты тут делаешь одна?

Он встал рядом с Драгоном, который уже поглаживал гриву лошади.

— Малышка, ты потерялась? Где твоя хозяйка? — пробормотал он.

Хагна возмущенно фыркнула.

— Только что-то очень серьезное могло заставить Лету бросить свою кобылицу, — сказал Марк, осматривая окрестности. — Ни черта не видно. Может, разведем костер?

— Слишком опасно.

— Что там? Ты видишь? Похоже на обломки.

Драгон посмотрел в ту сторону, в которую указывал Марк.

— Это развалины дома.

Они подошли ближе. В ночном мраке они разглядели обилие обугленных досок, камней и выжженную траву.

— Здесь следы сапог, — произнес Марк, наклонившись чистому пяточку земли. — Солдатских.

— Давай проверим эти руины.

— Что это за запах?

Драгон проигнорировал замечание Марка и ступил в круг обломков, пытаясь рассмотреть то, что осталось от сгоревшего здания.

— Кто-то, кто поджег дом, видать, сильно торопился, раз не довел дело до конца, — изрек он, останавливаясь у чего-то большого, напоминавшего шкаф под одежду. — Тут осталось еще много чего. Даже посуда сохранилась.

Марк отошел от Драгона на другой конец руин и внезапно потерял дар речи.

— Кернун, мать его! — воскликнул он несколько секунд спустя.

— Что? Что такое?

— Тебе лучше взглянуть на это… Так вот откуда этот мерзкий запах.

Драгон подошел к нему и увидел обгоревшее тело, придавленное толстой балкой. Он опустился на колени и оттащил балку в сторону, освобождая покойника.

— Труп, — бросил он. — Молодой девушки.

— Неужели…

— Нет. Выдохни. Не ее. На трупе сохранились обрывки одежды и мышцы на костях. Да, поджигатель очень спешил. Он оставил много улик.

— Я не могу на это смотреть… — проворчал Марк, отворачиваясь. — Просто расскажи, что там еще?

— Часть волос сохранилась, — пробормотал Драгон. — Рыжие… Ее сожгли вместе с домом уже после ее смерти. А убита она была… Колотая рана. Интересно. Насквозь пробита гортань, затронута трахея. И у нее очень маленький череп, не человеческий, но и не эльфийский… Вила?

— Нет. Банши.

— Так это все-таки правда.

— Ты не так уж и удивлен, — заметил Марк.

— Когда имеешь дело с младшим народом, можно допустить все, что угодно. Как с тем грифоном, которого мы встретили в прошлом году. Они же считались вымершими с конца четвертого столетия… Вернемся к телу. Ее ударили в горло острым предметом, мечом. Точно по связкам, чем банши и творят свою магию.

— Кто ее убил?

— Тот, кто знал ее особенности и имел хоть какой-то иммунитет к магии, ведь если банши захочет, она своим криком может разорвать на куски.

— Керник. Значит, Лета. Но зачем ей это было нужно?

— Пока не понимаю.

Драгон поднялся и еще раз оглядел обломки. Но ничего любопытного не увидел.

Когда они вышли за пределы сгоревшего дома, Марк заметил что-то, торчащее из ствола березы рядом. Он приблизился и вытащилнадломленныйарбалетный болт.

— Я знаю это оперение, — сказал он. — Лутарийцы.

— Что?

— Солдатские арбалетчики такими пользуются, — Марк покрутил в руках болт. — Только что они здесь делали?

— Надо осмотреться еще.

— Угу. Посмотри под ноги.

Драгон поглядел вниз и увидел, как что-то поблескивало в бурой траве. Он наклонился, чтобы поднять предмет, и обнаружил, что это было кольцо на короткой разорванной цепочке из тонких звеньев. Серебряное кольцо, украшенное эльфийским орнаментом.

— Твой глаз острее, чем у меня, дружище, — произнес он.

— Что это за штука?

— Кольцо Леты. Я ведь сто раз говорил ей, чтобы она носила его на пальце, а то потеряет, — дрогнувшим голосом ответил Драгон.

— Мне кажется, я понял, что тут делали лутарийцы. Они дрались с Летой.

Драгон начал терять свое напускное спокойствие.

— Они… Если они причинили ей вред…

— Смотри, там еще следы. Идем, — Марк показал рукой на свежую тропинку, ведущую в лес. — Рано паниковать, Драгон.

Тот спрятал кольцо в нагрудном кармане своей стеганки и пошел по тропе.

— Это была погоня, — вдруг сказал он, когда они зашли в лес. — Ее преследовали.

— Зачем?

— Не знаю. Это вызывает много вопросов. Как и сгоревшая хата. Как вел себя Твердолик, когда вы его встретили? — спросил Драгон. — Он мог что-то заподозрить.

— Не волнуйся, он не узнал Лету. После случая в Суариве ее можно распознать только по настоящему цвету глаз. Но твоя настойка творит чудеса… О, у меня появилась мысль.

— Какая?

— Она тебе не понравится, но… Вдруг князь решил «убрать» свидетеля? Я слышал, что он часто такое проделывал.

— Ага. Значит, ты следующий, — хмыкнул Драгон.

— Стража нельзя выследить, если он захочет спрятаться.

— Ну-ну. Поэтому они нашли Лету.

— Она ведь не совсем Страж. У нее нет клейма.

— И из-за этого все проблемы.

Скоро они наткнулись на крутой склон у бурлящей реки, которая прокладывала себе путь вперед, извиваясь подобно змее. С этого ракурса небо, окаймленное черными деревьями, еще больше озарялось мистическими вспышками. Внизу обрыва шумела река

— Ее нет, — озадаченно сказал Марк. — Спрыгнула?

— Пойдем по течению и узнаем. Она могла быть ранена, так что это был ее единственный путь.

— Но… Если идти по реке, то будет всегодва дня пути до…

— Аякса. Самого опасного города на Великой Земле, — докончил его мысль Драгон.

Глава 7

Глава 7.

На Пирин`ан Дарос.

Алистер Куврата беспокойно оглядывался по сторонам, стоя посреди узкого переулка. Его пальцы нервно теребили четки с круглыми красными бусинами и символическими подвесками. В минуты своего одиночества он выглядел взволнованным, чего не мог показать на публике. Но нервничал он не из-за предстоящей встречи, а скорее потому, что позволял изредка себе побыть самим собой, переступать с ноги на ногу, стуча каблуками, ворочать руками мелкие предметы, долго думать над чем-то. Мысли, которые крутились у казначея в голове, были тревожными.

Вонь, исходившая из каждой щели домов и ближайших сточных канав, вызывала головную боль. Но Алистер терпеливо ожидал, заставив себя привыкнуть к грязи и запахам. Он разглядывал стоящий напротив невзрачный бордель с облезшими стенами и заляпанными окнами. В дневное время суток он был закрыт, но к вечеру оживлялся благодаря присутствию не слишком красивых, но очень дешевых девиц и небогатых клиентов. Это заведение разительно отличалось от других домов удовольствий, предлагавших развлечения на любой вкус, которые можно было встретить в более богатых районах города. Неподалеку от борделя расположился сиротский приют, где дети играли перед самим входом, пачкаясь и попадая под ноги прохожим. Их было просто некуда больше вывести подышать свежим воздухом. Однако казначею казалось, что уж лучше сидеть в тесном затхлом помещении, чем бегать по всем этим нечистотам, стекавшим прямо по улице, да еще и возле здания с таким сомнительным назначением. Столичные окраины — часть города, которая казалась особенно отвратительной после всего блеска и ярких красок городского центра.

Заметив в конце переулка стройную фигуру, Алистер разом перестал шататься и дергать четки. По своему обычаю он скрестил руки на спиной и втянул живот. Фигура приближалась к нему медленной осторожной походкой, выбирая себе дорогу среди сточной грязи, облепившей весь тротуар в переулке. Наконец человек вышел из тени, отбрасываемой балконами близстоящих домов.

— Не прячьте четки. Никогда бы не подумал, что вы являетесь религиозным человеком, — сказал он.

— Матерь Света… Да-да… — протянул Алистер и показал ему руку с четками. — Это — расходящиеся лучи солнца, а это — комбинация из трех зеленых листочков. Примитивные символы, которым люди могли поклоняться и во времена царствования древних богов. Меняются лишь имена, количество, а предназначение остается неизменным.

— Похоже, что это никому не мешает. Вы правы, по сути. Матерь Света объединила в себе тех четверых богов, коих почитали раньше лутарийцы, — заметил человек.

— Только не говорите подобного служителям церкви. В последнее время они как с цепи сорвались.

— Церковь частенько срывается с цепи. И это зависит не от толщины цепи, а от того, кто эту цепь держит.

Алистер глянул на человека исподлобья, улыбнулся и убрал руку назад.

— Я не религиозен. По крайней мере, не более, чем вы.

— Давайте отставим в сторону философские беседы и перейдем к делу, — человек поднял глаза наверх. — Интересное вы, однако же, выбрали место. Теперь придется все время задирать голову в ожидании того, что кто-нибудь выплеснет сюда содержимое своего ночного горшка.

Куврата снова улыбнулся.

— Ну так отойдите в сторону. Не стойте под балконом.

Человек опустил голову и бросил на казначея короткий взгляд. Взгляд, в котором на мгновение проскользнула неприязнь, но Алистер успел ее заметить. Действительно, он выбрал не самое приятное место для встречи, переулок в одном из бедных кварталов на окраине Велиграда. Но так было меньше шансов, что их кто-нибудь увидит вместе. А Куврате была важна конфиденциальность этой встречи.

— Вы сделали то, о чем я просил? — спросил человек.

— Я думаю, мне удалось посеять в ней зерно сомнения, — ответил Алистер.

Человек поджал губы и отвернулся от уродливого, усеянного шрамами лица казначея. Он сделал вид, что смотрит на оживленную улицу в конце переулка. Алистер буквально чувствовал это отвращение. Конечно, что еще можно было ожидать от персоны, ценившей красоту и самой обладавшей видной наружностью.

Человека звали Архип Велоров. Его мать приходилась родной сестрой Мстиславу Гневону, которую тот выдал за зажиточного боярина, бывшего ему близким другом. Таким образом, Архип являлся двоюродным братом князя. Это был молодой и своенравный мужчина. У него были темно-зеленые глаза и каштановые волосы, совсем как у его брата. Только он обладал более высоким ростом, худощавым телосложением и более нежными чертами лица. Однако находились люди, которые утверждали, что Архип очень уж похож на молодого Твердолика. Куврата не мог с этим поспорить — во внешности Архипа Велорова действительно было что-то такое, отсылавшее к юному князю, такому же гордому и амбициозному.

Архип был дипломатическим советником, он путешествовал по Великой Земле, общаясь с правителями других стран от имени князя. Умный и жадный, он презирал бедность и очень высоко ценил свое положение, однако ему всегда хотелось больше. Архип завидовал кузену. Но с правилами наследственной монархии он ничего не мог поделать.

— И что она сказала? — спросил Архип

— Измены супруга — это удар для каждой женщины, особенно для той, которая посвятила себя всю ему и детям. Ей сейчас нелегко.

— Она ничего не сказала, да? — хмыкнул Архип, поправляя свой черный, расшитый золотистыми нитями дублет.

Волосы его были растрепаны, а на плечах покоился дорожный плащ с вымазанным в грязь подолом. Куврата отметил, что Архип все же попытался скрыть свою личность, когда направлялся сюда. Впрочем, он не слишком старался, иначе решил бы поменять свою роскошную одежду под плащом на более простую. К слову, Алистер тоже облачился в неприметный плащ, оставив лишь свои привычные сапоги на маленьком каблуке, без которых уже нигде не мог обходиться.

— Что она может мне сказать? Но уверяю вас, я видел, что она задумалась.

— Вы умеете, Алистер, нашептать всякого на уши, — отозвался советник. — Однако как я могу быть в этом уверен?

— Вам придется поверить мне на слово. Так или иначе, Есения примет правильное решение и встанет на вашу сторону. Но пройдет много времени, прежде чем вам удастся осуществить ваш замысел.

Архип Велоров сощурил глаза, размазывая сапогом грязь под ногами и морщась.

— Наш замысел, Алистер.

— Разумеется, — казначей сделал легкий поклон головой. — Но как вы помните, я всегда держусь в тени.

Архип встряхнул густыми волосами и кашлянул, прикрывшись ладонью.

— Сколько вы хотите? — бросил он.

— Вполовину больше того, что вы мне обещали.

— Вы с ума сошли?!

— Я казначей. И я смыслю многое в золоте. Раз вы решились пойти на это, то моя помощь обойдется вам по справедливой цене.

— Тогда я могу в любом случае рассчитывать на ваше молчание?

— Я всегда держу свое слово.

— Прекрасно.

Архип вздохнул и, достав из кармана толстый кошель, протянул его казначею.

— Здесь немного меньше того, что вы запросили, — сказал он. — Остальное получите, когда Есения сыграет свою роль в нашей игре.

Алистер удовлетворенно кивнул, принимая кошель.

— Желаю вам удачи, — сказал он и, поклонившись, направился к концу переулка.

Архип долго стоял на месте, провожая казначея взглядом, а затем развернулся и пошел в противоположную сторону, не переставая, однако, поглядывать с подозрением на балконы и окна домов переулка.

***

Над просторной залой медленно покачивалась люстра, бросая вниз свет сотни толстых белых свечей. Гобелены на стенах, изображавшие сцены охоты, княжеских коронаций, балов и знаменитых битв, покрывали почти весь периметр залы. Огромные, длинные витражные окна тянулись до самого потолка. Большой камин, изукрашенный резными фигурами различных животных, занимал противоположную от толстых дубовых дверей стену.

Зал Совета был, пожалуй, вторым по просторности и величию помещением после Тронной залы. Здесь собирались исключительно члены Высшего Совета, а в остальное время зала пустовала. Это не мешало прислуге почти каждый день проводить уборку.

Огонь в камине горел живо и ярко. За окнами начинало смеркаться. За длинным столом сидело пятеро. Во главе стола расположился Твердолик. По правую от него руку сидел Витольд фон Андро, хозяин Яримы и Долины Антанги, полноватый человек чуть старше князя с густыми усами и высокими залысинами. Везде, где только мужчина-дворянин мог носить украшения, он был обвешан золотом. Далее рядом с ним сидел Милян Тит — молодой боярин, рано лишившийся отца. В наследство Миляну досталась вся Сэрабия. Это княжество последним присоединилось к Лутарии.

По левую руку от Твердолика сидел Анисим Ипатов. Его княжество, Стронница, было обширной территорией на юге Великой Земли, с развитым хозяйством и залежами руды, серебра, и золота. Хозяин Стронницы был высоким и тучным стариком с красноватым лицом и косматыми бровями. Удивительно, но он, не просыхающий пьяница и развратник, умудрялся вот уже сорок лет держать на плаву все княжество.

Возле Анисима Ипатова сидела Злата Василиск — хозяйка Лебединых Земель. Женщина пожилого возраста, получившая бразды правления от своего покойного мужа. У нее была изящная шея, длинные седые волосы, собранные в толстый пучок, большие светло-голубые глаза. Единственный сын Златы страдал слабоумием, но это не помешало ему удачно жениться и родить наследников. Однако же вполне здоровые внуки Златы также не оправдали надежд — старший отправился путешествовать на Север, средний влюбился в эльфийку и поселился в Грэтиэне, а младший был еще слишком мал, чтобы стать боярином Лебединых Земель.

Твердолик, появившийся в Зале Совета последним, немного помедлил, прежде чем начать говорить.

— Я вызвал вас всех сюда по крайне важному вопросу, — сказал он. — Связанному с побегом Катэля Аррола.

Главы княжеств поддались вперед, показывая, что внимательно слушают князя. Пан Анисим икнул.

— Не ходя вокруг да около, я предлагаю собрать силы всех княжеств и плыть на Пирин`ан Дарос. Люди должны нанести первый удар и не дать Катэлю восстановить Орден.

— Что говорят маги? — спросил Витольд фон Андро.

— То же, что и всегда. Катэля нужно остановить. И лучше всего это сделать, заручившись поддержкой княжеств и других государств.

— Другие государства, ха, — хмыкнула Злата Василиск. — Сапфировый Оплот тесно связан только с княжествами. Остальные откажутся.

— Если мы их не попросим, — добавил Витольд фон Андро.

— Ну хорошо, а что известно еще? Кроме того, что он сбежал, — Милян Тит дернул плечом. — Нам необходимы подробности. Аррол безумен и силен, но он мало что может против мира без своих последователей.

— Практически все стражники Неблагого Двора, следившие за тюрьмой, убиты, но несколько выжили и смогли выбраться, так они все и рассказали, — проговорил Твердолик. — Один из них был подкуплен последователями Катэля. Разрозненный недавно до основания Ордена Аррола может легко восстановиться, ведь часть адептов после Битвы при Мертвых холмах была заключена в тюрьму вместе с Катэлем, часть бежала, и только одна треть погибла или была казнена.

— В Орден Аррола входили могущественные маги, — сказала Злата. — Если Катэль планирует восстановить его, беды не миновать.

— Более того, моя дорогая Злата, два дня назад из Тиссофа пришло письмо от магов Оплота. Они узнали, что стороне Катэля есть наемники.

— Чем он будет им платить? — спросила Злата.

— Теми сокровищами, что остались в Сэт`ар Дарос, — ответил Твердолик. — Там хранилось много бесценных эльфийских реликвий.

Анисим Ипатов презрительно фыркнул.

— Ничего для этого подонка не свято.

— Что еще есть у Катэля? — спросил Милян.

— Нечисть. Колдуны и ведьмы Великого Ковена. Не стоит забывать и об учениках Катэля, о некоторых его соратниках и о многочисленных големах.

— Големах? — недоуменно переспросил пан Анисим. — Это что еще за «големах»?

— Големы. Существа, сделанные из глины и оживленные с помощью высшей магии, — пояснил Твердолик. — Еще в молодости Катэль демонстрировал уникальные способности в создании големов. На одного голема требуется целый месяц, а Катэль мог соорудить и слепить его всего за несколько дней.

— Да уж, — протянул Милян.

— И как вы себе это представляете? — спросила Злата, вздернув подбородок. — Побросать все позиции на фронтах возле Раздолья и всей толпой нестись на войну с Безумцем? Это даст королю Славлену время для отдыха и последующего нападения на княжества.

— Сейчас проблемы с мятежниками нас должны волновать меньше всего, — отвечал Твердолик. — Я не говорю, что нужно отзывать войска с границ. Достаточно лишь той части, что мы сможем набрать из основных единиц армии и ополчения.

— Ополчение? — хмыкнул пан Анисим. — Люди все еще помнят эту историю с гибелью эльфьих островов. Они помнят, несмотря на то, что прошло столько лет, какими извращенными были деяния эльфьего колдуна и его приспешников. Матери не захотят посылать своих мужей и сыновей на верную смерть и взбунтуются. Бабий бунт, то бишь.

— Уклонение от призыва в армию карается сурово. Они не станут укрывать мужчин, зная, что за это их поведут на эшафот.

— Либо виселица, либо участь жертвы Катэля, — сказал Милян. — Ваша Светлость, Анисим прав. Пользоваться силами ополчения в то время, когда мы не знаем, что нас ждет на самом деле на островах… Не проще ли послать туда несколько отрядов? Чтобы они разведали обстановку.

— И ты не боишься за сохранность этих отрядов, Милян? — подал голос Витольд. — Я считаю, что идея нашего мудрого князя стоит обсуждения. Верно, мы не знаем, что нас ждет на островах. В виду тех данных, кои были получены из Тиссофа, мы должны быть во всеоружии. Я за то, чтобы задействовать тысячу человек основных войск и с тысячу добровольцев из ополчения.

— Вам не кажется эта цифра слишком большой? — спросила Злата.

— Даже маленькой. Напомню, что ополчение будет состоять только из добровольцев.

— Никто не явится на призыв добровольцем. Придется вырывать людей силой из своих деревень.

— Я вас умоляю, сударыня. Несколько сотен горячих юнцов и отважных патриотов наберется точно.

— Мы не можем рисковать таким большим количеством людей.

— Да этого количества и в один полк не собрать. Твердолик, чего же вы молчите?

Не встревавший до этого в спор князь положил руки на стол, переводя взгляд с Витольда на Злату.

— Я не задействую ополчение, — произнес он. — Пока что. Достаточно будет лишь одной дивизии, внутри которой будут сформированы пехотные отряды и конница.

— Дивизии? — охнул пан Анисим. — Какого уда….

— Изволь, Анисим, выражаться более уместно, — перебил его Твердолик с упреком в голосе.

— Не серчайте, княже. Я лишь хотел сказать… показать… Показать свое удивление.

— Ты считаешь, что шесть тысяч человек — это много?

— Ну… Ну как бы…

— Как бы нам не пришлось отправить еще больше людей на острова. Дело очень серьезное. Поэтому я предлагаю сразу взяться за него, используя все наши силы.

— То есть шесть тысяч человек вы отправите первыми умирать? — спросила Злата, сморщив нос.

— Мы знаем, кто такой Катэль. Мы знаем, на что способен Орден. Но мы не знаем точно, сколько их. Нам нужно по возможности взять их количеством.

— Вы говорите о воинах, что станут сражаться на стороне Ордена. Их может быть там как сотни, так и тысячи.

— Тогда считайте тех шесть тысяч человек хорошо вооруженным отрядом разведки.

Злата смолкла, поджав губы.

— Еще что-нибудь? — спросил Твердолик у остальных. — Предложения касательно количества и рода войск, которые мы первыми отправим на Пирин`ан Дарос. Прошу вас, высказывайте их.

— А что насчет остальных? — подал голос Милян. — Ардейнарда? Тмаркета? Реслании?

— У последних никудышная армия. Видал я этих ресланских сосунков — ничего не могут, даже поднять свой…

— Анисим, — проговорил Твердолик, прикрыв глаза.

— Покорнейше прошу прощения, княже.

— Прощаю, пан.

— Допустим, от Реслании и Тмаркета толку нет, — вновь произнес Милян. — Державы маленькие, и земли нет, и людей нет, соответственно и приличных воинов тоже… А вот что насчет Ардейнарда? Их регулярная армия включает более пятидесяти тысяч хорошо подготовленных солдат. Быть может, они согласятся подкинуть тысячу-другую? Или сразу пять. Тогда у нас будет больше людей, а соответственно больше возможностей. Мы встретим Орден уже в полной уверенности того, что сумеем выстоять против него.

— Заручиться поддержкой Ардейнарда было бы кстати, — сказала Злата. — Но этого недостаточно. Потребуются еще воины.

— Кто еще с нами в союзе?

— Насчет союза не уверен, но северяне… — начал Витольд.

Пан Анисим громко рассмеялся, откинувшись в кресле. Из глаз брызнули слезы.

— Ох, не смеши меня так, мой друг Витольд! Насчет союза он не уверен, — успокоившись, весело сказал он. — Они перехватят нашего гонца, который не успеет даже до гор добрести, сварят его, съедят и пришлют нам ожерелье из его костей. Не будь таким наивным.

— Север не так жесток, как ты думаешь, Анисим, — сказала Злата.

— Ну да, ну да. То, что твоего внучка там хорошо приняли, еще не значит, что северяне вступят в союз с княжествами.

— У нас есть илиары, — не дрогнув, произнесла Злата.

Повисло недолгое молчание.

— Злата, — позвал князь. — Мы не будем просить помощи у илиаров.

— Но если мы объединим свои силы, то получим впечатляющий результат. Это благая идея.

— Эта идея нам не подходит, — отрезал князь. — Илиары, я уверен в этом, пошлют свои войска на острова и без нашей просьбы. Они видят в Катэле угрозу. А нам лишь нужно оказаться там раньше них.

— Что за вздор! — воскликнула Злата. — Это не глупые мальчишеские игры, в этом деле нет места для соперничества.

— Оно будет. Со стороны каждого лутарийского солдата, равно как и каждого легионера из Китривирии.

— В любом случае, если люди и илиары встретятся на островах, они должны будут соблюсти нейтралитет. Мы не можем перебить друг друга на радость Ордену.

— Ууу… — протянул пан Анисим. — Приспешники Аррола так любят убивать сами, что явно не обрадуются, если выйдет так, как ты сказала.

Злата смирила его испепеляющим взглядом.

— Твердолик, — обратилась она к князю. — Подумайте об этом. О нейтралитете.

— Пока рано, — тот поднял ладонь, словно отказываясь от слов Златы. — Но идея о том, что нам следует просить помощи Ардейнард, мне нравится. Мы так и поступим.

— Мы не должны забывать и том, кто такой Катэль и что он может, — сказал Витольд. — Пока он жив, мы никогда не покончим с ним и Орденом. А убить его, как вы знаете, невозможно.

— Касательно судьбы Катэля, вы можете не тревожиться, — ответил князь. — Я уже занимаюсь этим.

— И как же? — фыркнула Злата, недовольная тем, что ее предложения никто не поддерживает.

— Ни о чем пока не могу сказать. Этот вопрос решают мои доверенные люди.

— Не обошлось без Милована Свартруда?

— Он принадлежит к их числу, это правда, — терпеливо ответил Твердолик, давно не обращая внимание на едкие нотки в голосе строптивой хозяйки Лебединых Земель.

Хватка у нее сильнее, чем у покойного мужа, но у нее был слишком острый язык… Иногда князь жалел о том, что его прадед пожелал выпустить указ, после которого женщины во многом получили такие же права, как и мужчины. Однако в противном случае вместо Златы сейчас бы сидел ее слабоумный сын. Она перестанет возглавлять свое княжество, когда подрастет ее младший внук, а этого осталось ждать недолго. Вот тогда князь вздохнет спокойно, ведь женщинам не было места в политике.

— Я пошлю письмо герцогу Дилрою с просьбой присоединиться к нам в борьбе с Орденом, — решил Твердолик. — А мы, не дожидаясь их ответа, будем готовить войска и корабли. А теперь нам нужно обсудить детали.

Злата едва заметно вздохнула, не подавая вида, что ее злит происходящее. Ее никто не слушал. Ее идеи отвергали. Это задевало гордость Златы, к тому же ей не терпелось избавиться от общества глав княжеств, каждого из которых она по-разному презирала. Ей предстояло задержаться в ненавистной столице еще на пару дней.

***

Гул башенных часов, отбивавших полночь, доносился с улицы через открытое окно. Твердолик покинул кресло и расстегнул украшенный самоцветами пояс. Распахнув камзол, он направился к кровати. Он знал, что в Ардейнарде коронованные особы не должны были одеваться и раздеваться сами: каждый предмет одежды надевал и снимал специальный человек. Церемония туалета могла занять час времени, и Твердолик был рад, что именно эту традицию княжества не переняли у ардейнардцев. Хотя все, что касалось обычаев во время обедов и светских приемов в Лутарии, было следствием огромного влияния ардейнардской культуры.

Вдруг в закрытую дверь кто-то постучал. Твердолик запахнулся обратно в камзол, подошел к двери и отворил ее. Перед ним стояла Есения с растрепанными волосами и искусанными в кровь губами.

— Есения, — удивился Твердолик.

Он не ожидал ее увидеть в своих покоях. С давних пор они с княгиней спали отдельно друг от друга, ибо князь ценил свое редкое одиночество и предпочитал спать один. Он не понимал, что заставило его супругу прийти в столь поздний час.

— Я слышала, давеча вы просили совета у своих бояр, — сказала она. — Вы позволите мне войти?

— Прошу.

Твердолик, хоть и с большой неохотой, отошел, пропуская княгиню в покои.

Есения вошла и бросила долгий взгляд на еще заправленную постель. Она обернулась к князю.

— К чему вы пришли? Есть какие-либо новости?

— Да, но об этом я скажу завтра. На Совете.

— Вы не можете поделиться содержанием собрания со своей супругой? — Есения скрестила на груди руки, и длинные рукава ее бледно-голубого платья соединились.

— Будет лучше, если я расскажу все завтра. Со всеми подробностями.

— А, — княгиня прошла вглубь комнаты, демонстративно отвернувшись от князя. — Белян сказал, что вы отправили письмо герцогу в Вайленбург. Что было в письме?

— И об этом я скажу завтра. Вам и остальным членам Совета.

— Я член этого Совета, как вы подметили, — произнесла Есения с прохладцей в голосе. — Поэтому я хочу знать, что происходит.

— Я думаю, вы и ваше любопытство сможете потерпеть до утра.

Княгиня развернулась. Лицо ее покрылось красноватыми пятнами, а грудь высоко вздымалась при каждом вдохе.

— Любопытство? — зашипела она, и к холоду в голосе добавился яд. — А как же ваше любопытство?

— Простите?

— Ваше любопытство, из-за которого вы залезли под юбку Мивсаэль. Оно ведь не терпит, не ждет.

— Есения, что ты несешь?!

Слова княгини вмиг разозлили Твердолика.

— При дворе ходят слухи. О вашей фаворитке, — Есения приблизилась к князю. — О том, что вы состоите с ней в связи, игнорируя существование вашей законной супруги. Княгини!

Он напрягся, и она это почувствовала.

— Все замечают, какими взглядами вы перекидываетесь, а стража видит, как вы обнимаете ее в темных коридорах, как приглашаете в покои посреди ночи… Не только советница, но и эльфийка. Вы пали так низко…

— Тот, кто распускает эти слухи, лишится своего языка прежде, чем успеет опомниться.

— Ты угрожаешь княгине?! — не выдержала Есения.

— А ты бранишь своего князя за то, чего не понимаешь?!

— Не зовется князем тот, кто делит ложе с беспородной остроухой волочайкой, имея при себе все еще живую жену!

Твердолик на секунду опешил, удивившись, сколько гнева было в его обычно покорной супруге.

— Как ты смеешь так говорить?! — он повысил голос, прищурившись.

— Смею, потому что у меня есть право на это.

— Здесь у тебя нет прав! Ты подчиняешься мне!

— Оставь эти слова для своей эльфийской шлюхи! — со злостью выпалила княгиня.

Твердолик поднял руку и замахнулся. Но Есения опередила его.

— Ну давай, ударь княгиню, ударь мать своих наследников, — проговорила она тихо, — защищая эту дрянь.

Князь застыл с занесенной для пощечины рукой.

В дверь постучались.

— Я занят, — рявкнул он.

Есения не сводила с него взгляда, полного злости.

— Это я, Ваша Светлость.

Твердолик опустил руку.

— Милован, — произнес он уже спокойно. — Входи же.

В покоях появился командующий. Завидев княгиню, он поклонился и пробормотал какие-то слова приветствия. Есения не обратила на него внимания.

Твердолик повернулся к жене.

— Уходи.

— Что?

— Уходи. У меня есть дела поважнее, чем твои глупые истерики.

Есения вспыхнула, но не сказала ни слова. Она стремительно вышла из покоев, захлопнув за собой дверь, и столкнулась на выходе с какой-то невысокой девушкой. Княгиня подняла голову и встретилась со светло-карими блестящими глазами. Венок из живых полевых цветов украшал светлые прямые локоны, каскадом ниспадавшие на узкие плечи. Темно-зеленый кафтанчик был распахнут, открывая взору рубаху из тонкого льна, плотно прилегавшую к прелестям молодого тела.

Девушка ничего не сказала, ожидая ухода княгини. Но Есения словно приросла к полу. Советница князя тряхнула волосами, обошла княгиню и постучалась в дверь.

— Это Мив, — проговорила она, коротко поглядев на застывшую княгиню.

Дверь открыл Милован и пустил ее в покои.

Княгиня долго смотрела на закрытую дверь, чувствуя приближение безутешных рыданий. Затем быстро пошла прочь. Оказавшись на лестнице, она побежала, перепрыгивая через ступеньки и давая волю слезам.

Глава 8

Глава 8.

Тайна монарха.

Мив вошла в покои и остановилась у двери. Твердолик сел в кресло и кивнул ей, приветствуя. Не зная, куда себя деть, эльфийка прислонилась к старому деревянному комоду, в котором князь хранил свою одежду и головные уборы.

Милован занял позицию перед князем, скрестив руки спереди.

— Надеюсь, ты вернулся не с дурными вестями? — спросил Твердолик.

— Девчонка оправдала ваши ожидания. Частично.

— Что ты имеешь в виду?

— Из Тиссофа она выехала к полуострову одна, без парня. Мы сразу же бросились за ней. Не понимаю, зачем им потребовалось разделяться… Парня мы упустили. Но вот за ней проследили до самого конца.

— И?

— Она нашла ведьму, но убила ее.

— Что?

— Случайно или преднамеренно, я не знаю. Но до того, как мы до нее добрались, мы услышали какой-то демонический вой… Все вокруг трещало, ломалось, деревья гнулись, — Милован изображал руками то, что описывал. — Мы вынуждены были остановиться, так как чем ближе мы были, тем сильнее становилсявой.

— И?

— Когда все стихло, мы продолжили путь. Не знаю, что было причиной того жуткого крика, но ведьма была уже мертва, когда мы дошли до них.

— Она и была причиной этого крика. Радигост предупреждал меня, что они не контролируют себя и свои силы, — отозвался Твердолик и опустил подбородок. — Неужели все пропало?

— Я хотел себе позволить посоветовать вам найти кого-нибудь другого для этой работы, но вы…

— Если кернику не удалось, то другим и подавно.

— Если бы вы поручили это мне, то я…

— Поведи себя эта ведьма как-то не так, ты бы сделал то же самое, что и девчонка, — перебил князь. — Подумай сам: увидев вооруженных мужчин, она наверняка бы завопила сразу. Быть может, у нашей девочки была возможность поговорить с ней, прежде чем она убила ее.

— Я не знаю, мой князь.

— Как не знаешь?!

— Я не спросил, — ответил Милован, выдерживая гневный взгляд Твердолика. — Она вышла из хаты ведьмы весьма довольной.

— И по этой причине ты у нее ничего не спросил?

— Мы гнались за ней через весь полуостров. Через все злачные места, которые только можно было найти. Через, мать их, вонючие болота…

— Придержи язык, Милован.

— Простите. Я хотел сказать, что мне не терпелось поскорее закончить со всем этим и вернуться в Велиград. Она отдала это, — Милован вынул из сумки, висевшей у него на боку, маленькую книжку и подал ее князю.

Мив встала на цыпочки и вытянула шею, чтобы разглядеть книжку.

— Что это? — спросил князь.

— Дневник ведьмы. Она владела всеобщим.

— Неужто?

— Да. Мне удалось прочесть некоторые моменты. Вы можете найти их сами, но я могу кратко все объяснить.

— Объясни.

— Ведьма мертва, это факт, — бросил командующий. — Но она бы ничем не смогла помочь нам, судя по тому, что она писала… Она была безумна. И состояла в отношениях с Катэлем.

— Интересно…

— Чародей много лет морочил ей голову, — сказал Милован. — Она написала, что действительно наложила заклинание, которое подарило Катэлю бессмертие и неуязвимость. Оно сделало и саму ведьму бессмертной, но, видимо, неуязвимость обошла ее стороной. И самое важное, что я узнал в дневнике, — заклинание можно снять, прочитав его в обратном порядке.

Твердолик слушал Милована и листал книгу, аккуратно переворачивая тонкие страницы.

— Ты знаешь формулу заклинания?

— Нет. Об этом ничего не сказано в дневнике.

Князь закрыл книжку и положил ее на колени, задумчиво покусывая край губы.

— Конечно, было бы проще, если бы ведьма была жива и смогла бы снять свои чары сама, — проговорил он. — Тут говорилось о том, чье это заклинание? Ее собственное?

— Нет, Ваша Светлость. Она писала, что просто знает это заклинание, и оно очень древнее.

— Значит, есть кто-то еще, кто знает это заклинание. Благодарю тебя, Милован. Ты справился с этой задачей, хоть и с несколькими огрехами.

Командир поклонился.

— И я не могу не спросить о том, что ты решил с девчонкой. Она мертва?

— Да, мертва.

— Прекрасно, — Твердолик вздохнул. — С ней было бы много проблем. Сведения, что она получила от меня, Радигоста и из дневника ведьмы… Нельзя было допустить, чтобы она кому-нибудь разболтала. Мы должны избегать любых возможных утечек информации.

— Абсолютно верно, Ваша Светлость.

— Парня нужно тоже найти.

— Мои люди уже занимаются этим.

— Хорошо… Итак. От мертвой ведьмы нам проку нет, а вот ее дневники… Мив, ты зашла очень кстати. Свой следующий шаг я доверяю тебе.

Милован обернулся и отступил, чтобы князь увидел советницу. Эльфийка подняла брови.

— Мне?

— Да. Настала пора доверить тебе серьезное дело.

Мив улыбнулась.

— Что мне нужно делать? — спросила она.

— Ты поедешь к эльфам. И будешь искать среди них того, кто знает заклинание.

— Почему вы решили, что кто-то из них может знать заклинание? — спросила Мив.

— Эльфы всегда были близки к банши. Не зря этих ведьм считали их родственницами. Логично предположить, что эльфы могли знать это заклинание и передать его банши.

— А вдруг его передала той ведьме другая ведьма?

— Пока мы начнем с эльфов. И так как тебя застрелят за предательство на расстоянии нескольких верст от Грэтиэна, то наш единственный вариант — Тор Ассиндрэль.

— Неблагий Двор? Если они что-то знают, пусть даже само заклинание, тогда почему они сразу не сняли чары с Катэля? — предположила Мив.

— Это тебе предстоит выяснить у них. Хотя, я склоняюсь к мысли, что они могли и не знать, какое именно заклинание было наложено.

— Они винят себя в том, что произошло. Я думаю, они попробовали бы все варианты.

— Если ты вернешься с острова ни с чем, нам придется искать на континенте, — сказал князь, положив руки на подлокотники кресла. — У нас нет другого выхода. Катэль силен, у него целая армия последователей, вряд ли мы снова сможем заковать его в кандалы прежде, чем умрут тысячи людей.

— Можете на меня рассчитывать. Я не уплыву оттуда, пока не узнаю всего, что позволит мне Тор Ассиндрэль, — пообещала Мив.

Князь покинул кресло и передал ей дневник.

— Тебя встретит Иарлэйт Девайн, король Неблагого Двора, — произнес Твердолик. — Ты расскажешь ему все, что знаешь, и покажешь дневник. Иарлэйт долго живет в этом мире. Так говорили еще за многие годы до взрыва на острове… Я надеюсь, он направит тебя по верному следу.

Мив согнула ноги в коленях и слегка наклонила голову, как полагалось кланяться дамам. Когда она посмотрела на князя, она заметила в его взгляде беспокойство. Но Твердолик тревожился не потому, что она может не справиться с его поручением. Он боялся за нее саму. Они впервые расставались на такой долгий срок.

***

Она не помнила, как очутилась во внутреннем дворе. Звезды сияли высоко в небе, их мерцанием можно было любоваться всю ночь. Но Есении было плевать на то, как красивы созвездия, как тепла и тиха сегодня ночь, как приятен легкий шелест деревьев и шум воды в фонтане, возле которого она остановилась. Княгиня села на край и зарыдала пуще прежнего, уронив голову на руки.

— Моя княгиня.

Есения испуганно замерла, испустив тихий вздох. Она убрала волосы, скрывшие ее покрасневшее лицо словно занавесом, и выпрямилась. Рядом с ней стоял Архип Велоров. Несмотря на поздний час, одет он был довольно парадно. Синий кафтан с крупными узорами на узких рукавах довершал золотой медальон с грифоном — особый знак, показывающийего статус в княжествах как за границей, так и в пределах родной страны. Двоюродный брат князя будто был копией своего венценосного родича, лишенной тех недостатков, какими обладал оригинал.

— Что произошло? Почему ты плачешь?

— Ничего… Ничего страшного, — Есения вытерла слезы рукавом. — Я… гуляла.

Архип наклонил голову. Его темно-зеленые глаза, такие же, как у князя, смотрели совсем по-другому. Мягко и внимательно, улыбались, не прибегая к помощи губ.

Есения замотала головой и подвинулась. Архип сел рядом. От него веяло дорогим парфюмом, который редко можно было достать даже в Велиграде. Есения знала этот запах. Этот аромат использовали юнцы дворянских кровей, ожидая, что привлекут им прекрасных дам. Но этот парфюм требовал более старшего обладателя. И Архипу очень шел этот пряный, грубоватый аромат, подчеркивавший его привлекательную наружность.

— Теплая ночь сегодня, правда? — спросил Архип.

Есения глядела в сторону, не позволяя ему рассмотреть ее опухшее лицо.

— Правда, — отозвалась она.

— На тебе сегодня очень красивое платье. Цвет… так подходит к твоим волосам.

Есения промолчала.

— Твердолик дурно с тобой обращается, — Архип подчеркнул свои слова выразительным жестом руки. — Ты многие годы дарила ему тепло и заботу, а он? Сколько раз я здесь бывал, я ни разу не видел в любви в его взгляде. Разве это справедливо по отношению к княгине?

— Я… — коротко сказала она, колеблясь. — Мне было бы не так больно и оскорбительно его безразличие, если бы он был верен.

— Есения, — Архип придвинулся ближе. — Ты умная, добрая, красивая женщина. Нет смысла горевать из-за того, что твой муж не ценит что имеет.

— Люди скоро будут судачить, — произнесла Есения.

— Тебе не о чем беспокоиться. Многие встанут на твою сторону, если слух о неверности моего брата пойдет в народ.

— А некоторые решат, что я не способна удержать мужа.

— Есения, — повторил Архип и положил свою ладонь на руку княгини. — Сплетники будут говорить лишь о бесчестии и похоти. О князе, но не о тебе.

Есения опустила голову.

— Сегодня утром я отправляюсь в путь, — сказал Архип. — К островам, вместе с войском.

— Уже? — удивилась княгиня.

— А разве ты не знала? Ах, да. Решение отправить экспедицию на Пирин`ан Дарос князь принял с Высшим Советом. А другой Совет он собирается известить завтра. Он тебе не рассказал, что было на том собрании?

Есения с грустью покачала головой.

— Понятно. Он решил отправить несколько тысяч человек уже сегодня утром. Я возглавляю экспедицию.

— Ты?

— Я всегда хорошо себя показывал. Славился умом и деловой хваткой, преданностью своей стране, стратегическим мышлением, — улыбнулся Архип, подчеркивая последнее.

— Приятно знать, что князь оценил наконец твои достоинства, — ответила Есения.

Ладонь Архипа на ее руке была большой и теплой.

— Поезжай со мной, — Архип посмотрел ей в глаза. — Утром.

— Что?

— На островах мы будем руководить вместе, всеми военными действиями и операциями. Ты станешь первой княгиней, которая…

— Влезла в войну? В то, что ее не касается?

— Война касается всех. Особенно женщин и матерей. А ты относишься и к тем, и к другим. Твой голос будет учитываться на каждом военном собрании, а твои приказы никогда не будут оспариваться.

— Я ничего в этом не смыслю.

— С моей помощью ты разберешься.

— Зачем тебе это?

— Я не хочу расставаться с тобой, моя княгиня

Есения ничего не ответила, лишь посмотрела на него долгим, изучающим взглядом. Потом повернула голову в сторону деревьев.

— Я не буду предлагать второй раз. До отъезда осталось несколько часов. Если ты решишься на это, я буду счастлив, — сказал Архип и поднялся.

Она не хотела, что он уходил. Есения была готова согласиться, только чтобы удержать Архипа чуть дольше сейчас. Но если она согласится… Ей было страшно от одной мысли, что она окажется так близко к смертельным опасностям.

Она не знала, сколько прошло времени, но когда она подняла глаза на стоящего перед нею Архипа, с ее губ слетело совсем неожиданное для нее самой слово.

— Да

— Ты согласна?

— Да, — повторила княгиня уже чуть тише.

— Ты хорошо подумала?

— Нет, но… Я не буду менять решения.

Архип улыбнулся и опустился на одно колено перед ней.

— Нас ждет дальняя дорога, — сказал он. — Собери вещи, все, что тебе будет необходимо, попрощайся… с детьми. Я пришлю человека. Он проводит тебя ко мне, и уже вместе мы покинем замок.

Он взял ладонь княгини в свою руку и поцеловал ее.

— Я пожалею об этом, — вырвалось у Есении.

— Необязательно, — отозвался Архип, встав на ноги и поклонившись. — До скорой встречи, моя княгиня.

Он улыбнулся и отправился к выходу со двора. Есения посмотрела ему вслед. О разлуке с детьми она в тот момент не думала. Но знала, что прощание с ними дастся ей с огромным трудом.

Глава 9

После того, как в 454 году от о. л. на Севере установился имперский режим, многие гномы не пожелали мириться с ним. Они покинули горное царство и поселились среди людей, назвав себя вольниками, отныне презираемые другими своими собратьями. Со временем многие из них утратили поведенческие черты своих рас и начали походить больше на людей. В разных частях света они создали три гильдии, ставшие основой для общества вольников и взрастившие не одно поколение купцов, наемников и изобретателей.

Пожалели ли они о своем решении? Только если кто-то из них не смог найти себе место в новом мире.

«Nijorial Niraenecore1, переведенный на людское наречие

и восстановленный советом магов Грэтиэнского Университета».

Глава 9.

Город за рекой.

— Я на расстоянии уже почувствовал этот удивительный запах свободной, счастливой жизни, коя наблюдается только в Аяксе, — заметил Марк, когда он и Драгон въехали в город.

За высокие стены их пустили без всяких проблем. Свободному городу не было дела до двух керников, ибо Аякс был столицей разбойников, воров, бандитов и убийц всех мастей.

— Свободно и счастливо живут в Аяксе только те, кто умеет вертеться, — сквозь губы проговорил Драгон, осматриваясь. — Всем остальным этот город не рад.

— Да прям. Когда я тут был в последний раз, со мной не случилось ничего страшного, — сказал Марк. — Почти.

Драгон не ответил и криво улыбнулся. Аякс был таким, каким он его запомнил в последний раз. Они едва помещались на мощеной дороге между налезавшими друг на друга разноэтажными домами. Лошади шли бок об бок, и Драгон и Марк почти касались коленями друг друга. Не верилось, как тут вообще могли проезжать набитые телеги и ходить пешком люди, не рискуя быть задавленными конскими копытами.

Драгон осматривал квартал. Не считая шатавшихся пьяниц и тех прохожих, что скрывали лица под капюшонами плащей, на улице никого не было. Окна некоторых домов были выбиты, других заколочены, а третьих закрыты ставнями. Осыпавшиеся строения, попрошайки, готовые залезть под коня и жуткая вонь производили отталкивающее впечатление. Драгон знал, что дальше будет только хуже. Нет, такого запустения и грязи в центре Аякса уже невозможно будет отыскать — отталкивать будет сама атмосфера, прогнившая под весом похоти и алчности, которые давно опутали город.

Много лет назад Аякс был основан на Соколином полуострове гномами-вольниками, где позже сформировалось их знаменитое общество наемных убийц — Астрахдская Гильдия. Аякс быстро вырос из маленькой деревушки в неприступный город, кишащий бандитами, как улей пчелами. Люди, которые видели выгоду в создании такого маленького, обособленного государства, помогли вольникам поднять Аякс на крови и золоте — теперь это был рай для тех, у кого были деньги и авторитет, каторга для тех, кто хоть как-то пытался прокормиться, и погибель для тех, кто хотел жить честно и справедливо. У города были свои законы. Жестокие.

Аякс не нуждался ни в чем. Богатство его состояло во всем, что награбили за свою жизнь хозяева города, к тому же страшно было представить, сколько денег вносилось сюда каждый день в трактиры, бордели, подпольные цехи, ломбарды и рынки. Армия? Каждый четвертый прохожий на узких улочках Аякса — наемник, готовый рискнуть жизнью ради того, кто предложит кошель потяжелее. Развлечения? Все, что угодно, все, на что способна фантазия. Порой именно за этим в Аякс приезжали лица, не имевшие никакого отношения к преступности.

Никакое войско, будь это хоть целый пехотный корпус лутарийских войск, не смогло бы взять город приступом. Аякс переживет за своими крепкими и толстыми стенами любую осаду и будет способен прокормить своих обитателей за счет богатых запасов. Даже ведьмы из Вечерняка на другом конце полуострова умудрялись как-то сосуществовать с Аяксом и блюли нечто вроде неофициального перемирия.

— Что думаешь о Катэле? — спросил Марк у Драгона, чтобы хоть как-то скоротать дорогу вглубь города.

— А ты?

— Я первым задал вопрос.

— Тогда я вообще не отвечу.

Марк вздохнул.

— Знаешь, под старость ты стал совсем невыносим. Странно, что женщины до сих пор на тебя вешаются.

— Завидуешь?

Марк рассмеялся в полный голос.

— Конечно. Но вот моих женщин ты никогда не сможешь пересчитать.

— Что-то я давно не видел ни одной из них.

— Сейчас пока не до этого. Мы нигде подолгу не задерживаемся.

— А мне казалось, что жгучая брюнетка из Тиссофа является тому причиной.

— О, — Марк смущенно кашлянул в кулак. — Нет.

— Я думаю, все-таки она, — сказал Драгон, смачно хрустнув шеей.

— Смотри, как бы у тебя ключица через твой шрам не вылезла, — поморщился Марк. — Выглядит твоя глотка с ним убого, а когда ты еще шею разминаешь… Бррр, отвратительно. Такое ощущение, будто сейчас все полезет наружу, как гниль из…

— Довольно. Я понял, — перебил его Драгон.

Начали зажигать уличные фонари. Они выехали наконец на улицу пошире.

— Ты уверен, что Лета здесь? — спросил Марк.

— Ей больше некуда пойти. Аякс — ближайшее место, где можно получить помощь. Если она ранена, она могла добраться только досюда.

— А если нет?

— Тогда нам придется вернуться в Тиссоф и попросить Иветту найти ее. Она ведь может это сделать с помощью своей магии?

— Думаю, да. Но это какой-то дерьмовый вариант развития событий. Лучше бы нам повезло, и Лета действительно оказалась в Аяксе.

Чем дальше они заезжали, тем разнообразнее и живее становилась жизнь вокруг них. Вот появились первые таверны и корчмы, из домов с криво вырубленными окнами вышли женщины в откровенных одеждах, томно вздыхавшие и задиравшие платья до самых бедер; несколько шумных пьяных компаний прогуливались вдоль улицы, вооруженные наемники, пасущие каждую подворотню, с подозрением косились на двух всадников, лаяли собаки и звучала громкая диковатая музыка из окон одной из таверн.

Ехали они не спеша, стараясь не привлекать к себе внимание. Драгон нервничал. Ночью в Аяксе было небезопасно, но его тревожило не это. Он боялся, что они не успеют найти Лету. Как обычно он подозревал самое худшее, что может быть.

Они выехали на центральные улицы, полные грубых голосов и громкого гогота. Марк был готов в любой момент взяться за свойлук, если возникнет необходимость, но пока все шло хорошо. Люди бурили взглядами, однако никто не рисковал подойти близко. В конце концов, они были просто керниками. Не первыми и не последними, что посещали Аякс.

Корчма неожиданно возникла из-за угла, выставив вперед выцветшую деревянную вывеску с поблекшим изображением коня, вставшего на дыбы. Драгон кивнул на вход. Они спешились, оставили лошадей у порога и вошли в корчму. Народу было немного, и это было хорошо. Они направились к корчмарю. Парочка пьяниц, сидевших у окна, проводила их отрешенными взглядами. Дама в прозрачной рубахе, с накрашенными губами и спутанными волосами уставилась на Драгона. Она сидела рядом со стойкой, курила тонкую трубку и покачивала ногой. На ее столике не было ничего, не считая заляпанного засохшими каплями пива деревянного жбана. Дама выпустила дым, взяла жбан и сделала большой глоток. После она улыбнулась Драгону.

В иной момент он бы ответил улыбкой женщине. В лице дамы в прозрачной рубахе и штанах мужского покроя однозначно было что-то притягательное. Даже несмотря на толику распутства в ее внешности. Но сейчас Драгона женщины волновали меньше всего. Не получив немого ответа на свой немой вопрос, дама с трубкой отвернулась.

— Что вам угодно, судари? — спросил корчмарь, отрывая взгляд от бутылок, которые он увлечённо сортировал под стойкой.

— Мы ищем девушку, — проговорил Драгон. — Небольшого роста. Черные волосы. Хорошенькая. При себе имеет меч. Возможно, что она ранена. Видел такую?

Корчмарь пожал плечами.

— Хорошеньких черноволосых девушек в Аяксе много. Но раненых я не видел. И с мечом тоже.

Вдруг из темного угла выросла тень и поспешно приблизилась к Марку и Драгону. Они успели заметить красно-белый мундир, прежде чем незнакомец бросился на Драгона. Марк потянулся за своим ножом, но тут увидел, что Драгон и человек в мундире обняли друг друга, и удивленно поднял брови.

— Драгон! Чресла Хармы! — выругалсянезнакомец.

— Иян, — растерянно пробормотал Драгон — Что ты здесь делаешь?

— Ты мне лучше скажи, что тыздесь забыл. В этом царстве зла и разврата.

— Неужели тебя шокировало мое присутствие в Аяксе?

— Но не пробегал же ты мимо, так ведь? — хмыкнул командир миротворцев. — Чтобы остановиться в этом захудалом кабачке.

— А что, если пробегал?

— Будь по-твоему. Знаю я тебя. Поиграешь в загадочного парня сначала, а потом все-таки выдашь свои секреты. Не впервой мне вести с тобой беседу.

— Это Марк, — Драгон повернулся к своему воспитаннику. — Марк, это Иян Волот. Я рассказывал тебе про него.

— Для меня честь познакомиться с вами, — Марк пожал протянутую руку миротворца.

— Как и для меня, — улыбнулся Иян. — Так… Что же привело вас сюда?

— Разговор не пяти минут, — уклонился Драгон.

— Ой ли?

— Сперва ты расскажи, что ты забыл в Аяксе? Ты же должен быть на фронте.

Иян почесал нос тыльной стороной ладони и привалился к стойке, покосившись на корчмаря, старательно делающего вид, что он не слышит разговора троицы. Волот носил абсолютно такой же красно-белый простой мундир миротворца без единого знака отличия. Как он говорил, алый — цвет крови врага, а белый — цвет свободы, которую обрела его страна.

— Фронт спокоен как никогда раньше. Поэтому могу позволить себе отлучиться по другим делам, — ответил Иян.

— Почему так вышло?

— Твердолик собирает войско. Часть солдат он отозвал с границ. Из-за всей этой шумихи с эльфьим чародеем. Но в Раздолье все еще тяжеловато. Приходится в некоторых делах пользоваться сторонней помощью. Именно за этим я здесь, — он понизил голос до шёпота. — Кое-кто поставляет в Раздолье оружие.

— Серьезно?

— Поверь, я бы не делал этого, если бы нам хватало клинков и арбалетов. Но с оружием у нас положение хуже некуда. Кузницы в Зариборе скверные, на солдат не хватает хороших мечей, а здесь вольники куют целые партии качественной стали. Поэтому я приехал сюда договориться об увеличении поставок. Сейчас нам это нужно больше всего.

— А платить есть чем?

— Вот как раз с финансовой стороной у нас все прекрасно, — командир миротворцев замолчал на мгновение. — Я чувствую, Лутария скоро ослабнет. Серьезно ослабнет.

— Ты это к чему?

— К тому, что когда это произойдет, мы заставим лутарийцев раз и навсегда забыть о том, что Раздолье когда-то было частью их проклятых княжеств, — заявил Иян, понизив голос почти до шепота. — Они уберутся с нашей земли.

— Ты хочешь напасть на Лутарию? — изумился Драгон.

— Я хочу сжечь все лутарийские лагеря на том клочке в Вишневом нагорье, что граничит с Раздольем. Я хочу устроить такую резню, что князь впредь не захочет больше влезать в мою страну. Я хочу сделать так, чтобы они боялись раздольцев, чтобы оставили наши земли навсегда.

— Князь не отступится. Вы же…

— Раздолье не принадлежит княжествам, — горячо сказал Иян. — Нас заставили присоединиться к Лутарии, и это было ошибкой. А если князь решит вернуться… Мы вновь будем бороться. Такова судьба Раздолья.

— И Славен осознает, что его стране не по силам тягаться с княжествами?

— Он говорит, что мы должны дать серьезный отпор. Он предложил этот удар, не я, — ответил Иян.

— Но ведь у вас недостаточно людей для ведения войны. Как волк против трехголового дракона, — покачал головой Драгон. — Вот что Раздолье против Лутарийских княжеств.

— У этого дракона пять голов, Драгон. А Раздолье — огромная стая волков, — приподняв подбородок, отозвался Иян. — Ну, ладно. Как удачно все-таки, что мы решили перекусить здесь. Иначе я бы не встретил тебя.

Драгон посмотрел на миротворцев, которые вовсю отведывали похлебку корчмаря за столиком в углу. Дама с трубкой то и дело бросала на них двусмысленные взгляды.

— Это все твое сопровождение? — поинтересовался Драгон у Волота.

— Ты же знаешь меня, я могу с легкостью навалять любому бандиту, имеющему несчастье повстречать меня. А с парой моих лучших людей мне мало что грозит. Даже в Аяксе.

— У тебя отряд где-то за городом?

— Угу, — Иян улыбнулся, слегка смущенный тем, что Драгон не поверил его браваде. — Небольшой, но достаточный для того, чтобы выбраться живым из какой-нибудь передряги. Ну так, а что вы здесь делаете?

Драгон прикусил губу, нахмурившись.

— Речь о моей дочери, — сказал он.

— О, — Иян заморгал. — О дочери. Что ж, она попала в беду?

— Мы не знаем. Возможно, что она ранена. Возможно, что она в городе. Мы нашли ее следы у реки в Сухой Жилке, ведущие к Аяксу. Вот и все зацепки.

— У нее был при себе меч? — неожиданно спросил Иян.

— Да. А что?

— По пути в Аякс пару дней назад мы встретили девчонку. Это было рядом с рекой, но очень далеко от Сухой Жилки. Она лежала у воды, без сознания, с пробитым плечом. Разве мы могли ее бросить?

— Продолжай, — глухо попросил Драгон.

— Наш медик вытащил арбалетный болт из ее плеча, зашил рану. Она очнулась уже в лагере. Молчит, ничего не говорит. Я спросил, откуда она, и только тогда она ответила. Сказала, что хочет поехать с нами, если мы надумаем возвратиться в Раздолье. Ей с нами по пути. В Тиссоф.

— Это она, — обомлел Марк.

— Не спеши, — одернул Драгон. — Быть может, что она просто на нее похожа.

— Я так не думаю, — лукаво улыбнувшись, ответил Иян. — У нее странные глаза. Они светятся в темноте.

***

В казармах было неспокойно. Милован Свартруд шел между суетящимися солдатами, не скрывая своего презрения на лице. В его дружине было больше порядка, чем в рядах солдат регулярной армии. Дружинники, завидев бы своего командующего, сразу же прекратили свою возню, громкий смех и разговорчики. В присутствии Милована это можно было простить, он не командовал ими, но их военачальник, главнокомандующий третьей, сильнейшей дивизией армии Лутарии, находился в казарме. И он спускал им эту беготню между койками и дерзкие шуточки.

Командир дружины старался не обращать внимания, когда его задевали мимо пробегавшие воины. Он смотрел на них свысока, благо его рост ему это позволял. Сжимая рукоять меча и тяжело ступая окованными в железо сапогами, Милован направлялся к главнокомандующему, стоявшему в конце помещения и отдававшему приказы.

Тут и там громыхали деревянные койки, посуда, лязгали мечи. Милован подавил желание выругаться. Солдаты не обращали на него никакого внимания, ни на его рост, ни на броню, ни на красный плащ, ни даже на искусные завитки его черных волос. Он подошел наконец к главнокомандующему, и тот тоже не сразу заметил его, разговаривая с одним из воинов. Командир дружины выпрямился и стал терпеливо ждать.

Когда главнокомандующий повернулся к нему, Милован подарил ему свой ледяной взгляд. Он сразу же опустил глаза. Мало кто выдерживал бесстрастный и холодный взор командующего Княжеской дружиной.

— Сударь Милован, вы прибыли. С сопровождением? — поинтересовался Полад Оскол.

— Они снаружи. Тут и без них слишком тесно, — отозвался Милован.

— А. Ну да, — Полад поскреб пальцами седую щетину на лице. — Мы отправляемся уже через несколько часов. Дорога дальняя, а конечный пункт опасен и неизведан. Вот поэтому и суматоха.

— В казармах такого быть не должно, — заметил командир дружины. — Вам известен устав. И этот хаос вы можете прервать одним лишь словом.

— Не учите меня, Милован, что делать с моими воинами, — резко бросил Полад. — У вас все хорошо — я рад за вас. Но в моих казармах распоряжаюсь я, а не вы.

Милован не стал возражать, только прищурился.

— Я думал, вы отправитесь с первыми кораблями, — сказал он.

— У меня было много срочных дел, которые требовали моего внимания. Без них мое войско не было бы готово.

— Так значит, сильнейшая дивизия нашей армии, — протянул Милован.

— И добрая половина Княжеской дружины, — добавил Полад. — Вы-то зачем плывете с нами? Это для меня осталось неизвестным.

— Если князь захочет вас посвятить в причины, по которым я и мои люди составим вам компанию на Скалистых островах, он сделает это лично. Для меня это — приказ, который я по умолчанию не обсуждаю ни с кем, кроме государя.

— Вы верны службе. Как и все командующие дружиной до вас.

Милован снова посмотрел на Полада с холодком.

— Моя дочь так внезапно уехала в Лебединые Земли, даже не попрощалась со мной. Это меня обеспокоило, — сказал Полад, отвернувшись к стене, на которой висела карта Великой Земли. — Она редко куда выезжает. А если и собирается, то планирует заранее. За несколько недель до поездки.

— Сочувствую. Но как это относится к нашему заданию?

Полад покачал головой.

— Вы верны службе, — повторил он. — И совершенно озабочены ею. С вами нельзя толком поговорить.

— Я не озабочен службой. Просто не люблю впустую трепать языком. О детях, погоде, свежих сплетнях и прочей ерунде, которая всплывает обычно в бабских беседах, — Милован тряхнул головой.

— Как скажете. Но не думаю, что мы проведем с вами все время в дороге, не перекинувшись хоть одним словом о какой-нибудь «ерунде». Невозможно молчать вечно, — Полад обернулся и выдержал все-таки несколько секунд, глядя в черные глаза командира дружины.

В народе главнокомандующих называли воеводами. Полад Оскол был прославленным воином, отцом княгини и одним из тех, кто служил еще Мстиславу Гордому. Он уже не мог сражаться так, как в молодости, но день изо дня старался проявлять свои лидерские качества и отдавал все силы командованию. Полад не терпел таких, как Милован — амбициозных и высокомерных воинов, проявлявших неуважение к воеводе третьей дивизии. Некоторым даже хватало наглости напоминать ему про то, что скоро ему придется оставить службу из-за преклонных лет. Полад это ненавидел и грубо реагировал на реплики зазнавшихся.

Миловану он не грубил. Хоть они и были на равных, оба были незаменимы для князя, ссориться Поладу с командиром дружины не хотелось. Возможно, из-за того неприятного впечатления, которое производил самый близкий советник князя. Милован был ближе всех прочих к Твердолику, ближе дьяка, даже ближе Есении… А Поладу было не по себе даже стоять рядом со Свартрудом.

— У вас есть какие-нибудь вопросы о предстоящей операции? — спросил главнокомандующий Милована.

— Признаться, есть парочка, Полад. Думаю, сейчас можно их обсудить. Было бы прекрасно, если бы ваши люди чуть-чуть приглушили бы…

Командир дружины не успел договорить.

— Милован Свартруд.

Командир обернулся и увидел перед собой княжеского казначея.

— Алистер, — Милован приподнял брови. — Что вы здесь делаете?

— Прошу прощение за то, что отвлекаю вас от обсуждения подробностей сбора на Скалистые острова, но мне необходимо с вами поговорить, — сказал казначей, сцепив руки за спиной.

Милован отметил его потрепанный вид. Глаза Кувраты покраснели, рубаха, выглядывавшая из-под богатого кафтана, помялась местами, а на лице наметилась легкая щетина. Обычно казначей выглядел куда свежее и бодрее.

— Извольте, — ответил командир дружины.

— Наедине, — прибавил Алистер.

Милован поглядел на Полада.

— У вас, разумеется, есть тайны, которые вы можете скрывать от главнокомандующего Полада Оскола, — сказал командир, — но ко мне они не относятся.

— Боюсь, вы неправы, — казначей наклонил голову и посмотрел на воеводу. — Уж простите, Полад.

— Ничего страшного. Я могу отойти, — откликнулся Полад, намереваясь отойти на другой конец казармы.

С Алистером Кувратой ему хотелось иметь дело не сильнее, чем с Милованом.

— Я бы предпочел обсудить наш вопрос на свежем воздухе, — произнес Алистер.

— У меня нет на это времени, — скривил рот Милован. — Если вам так нужно, говорите здесь.

— Я вас оставлю, судари, — Полад поспешил удалиться.

Про себя он подумал, что князь собрал вокруг себя людей, вызывающих чрезвычайную неприязнь. Исключение составляли совсем немногие.

Когда Полад отошел достаточно далеко, Алистер приблизился к Миловану.

— Я думал, вы захотите хоть немного отдохнуть перед тем, как проведете многие недели среди этого гомона, — заметил он. — Право же, на улице куда спокойнее и легче.

— Этот гомон прекратится в скором времени. А выходить затем, чтобы вы мне забили голову какими-нибудь дурными помыслами, я не хочу.

— Дурными помыслами? Что вы хотите этим сказать?

— Давайте без далеких отступлений. Что за вопрос вы хотите обсудить со мной?

— Вы правы, я тоже думаю, этот шум может сохранить наш разговор в тайне, — Алистер обвел взглядом казарму.

— Я такого не говорил. Живее, Куврата. У меня мало времени.

— У вас его намного больше, чем потребует наш разговор.

Милован посмотрел на бритую голову казначея.

— Говорите уже.

— Как я знаю, князь доверил недавно вам одно дело, подробности которого утаил от всех, даже от Высшего Совета.

— О, и вы хотите узнать эти подробности? — скверно улыбнулся Милован. — Я считал вас умным человеком. Видимо, это не так.

— И почему же?

— Потому что вы ничего узнаете.

— Вы в этом уверены?

— У вас нет таких средств, которые помогут вам выведать княжеские тайны. Вы можете надавить на кого-угодно и подкупить кого-угодно, но не меня.

— К сожалению, это так. Поэтому князь выделяет вас среди прочих, — вздохнул Алистер и, разъединив руки из привычного положения, поправил нашивку с гербом на плаще у горла командующего.

Милован никак не прореагировал на эту вольность, лишь бесстрастно смотрел в глаза Куврате. Казначей все же избегал его взгляда.

— Вы суровый вояка. Князья таких любят. Еще любят стариков со светлыми умами и магов. К таким, как я, расположение монарха редко склоняется. Вы сказали, что у меня нет средств, чтобы разговорить вас. Откуда вы знаете?

— Иначе вы бы воспользовались ими, если бы нуждались в знании тех тайн, что скрывает князь.

— Одной тайны, — поправил Куврата и убрал руку, чувствуя, что командир дружины начинает злиться. — Другие меня не интересуют. Быть может, вы мне пока не нужны. Вы сами сказали, мне есть на кого надавить, чтобы получить желаемое.

— Зачем вы тогда пришли?

— Считайте, что я прощупываю почву, — казначей заискивающе улыбнулся. — Доброго пути вам, сударь командующий.

Алистер развернулся и зацокал каблуками к выходу. По дороге он раскланялся с Поладом.

Милован скрестил руки на груди, обдумывая слова казначея. Они ему не понравились.

1. Nijorial Niraenecore (эльф.) — История Нирэнкора.

Глава 10

Какой бы силой не наделяла теургия, не стоит забывать о ее последствиях. Никто так и не смог установить, что находится за завесой нашего мира, откуда приходит Хаос, есть ли там разумная жизнь, кроме скоплений чистой, необузданной и разрушительной энергии. Силы Хаоса сложно контролировать, их неумеренное использование приводит к необратимым деформациям всего, что нас окружает. Неслучайно наш народ отринул эту магию.

Что бы н е произошло, какие бы войны и бесчестья не поразили бы нас, использование теургии погубит и наших врагов, и нас самих.

«Обоснование запрета использования теургии на Тор Ассиндрэль»

Король Ольгаир Ладит.

Глава 10.

Послы Китривирии.

Глядя на светлую, лучезарную улыбку Диты Иундор, Фанет понимал, почему Дометриан с такой теплотой отзывался о ней. Она могла очаровать любого. Сама женственность. И пускай она была совсем не красавица, но то обаяние, исходившее от нее, окутывало мягким ореолом, согревало, заставляло блаженно улыбаться ей в ответ.

Однако Фанет не переставал настороженно относится к ней, а заодно и ко всем остальным магам Сапфирового Оплота. В Китривирии тоже существовали маги, однако их было совсем немного, и они были сродни жрецам, обитавшим в храмах Овриона и Илиаса. Поэтому такое количество магов, причем самых разных возрастов и внешности, было для молодого генерала в диковинку.

Их пригласили в большой круглый зал со столом в форме полумесяца. Темно-синие бархатные шторы были задернуты, лишив зал солнечного света. На длинном столе расположились подсвечники, и они освещали все помещение. Фанет сомневался, что стольких свечей могло хватить для такого зала. Значит, не обошлось без магии. А еще здесь было все синее, иногда голубое, синее, бирюзовое, синее, синее, синее, просто до одури синее.

— Долго нам тут еще сидеть? — Фанет наклонился к Кенсорину, сидевшему рядом.

— В Васильковой Обители? Недолго. А в самом городе… Может быть, день, два, — отозвался темноволосый илиар.

Фанет глянул на его красноватое и покрытое рубцами лицо и решил больше ничего не говорить. Он видел, что и Кенсорин устал. Они очень долго плыли до Великой Земли. Уже на второй день плавания хотелось ступить на твердую землю, но кругом была вода — синяя и глубокая, как стены зала, в котором они сидели.

Воины из Храдрая, пожалованные генералам Кровавой Кассией, выглядели куда хуже — это было их первое морское путешествие. С непривычки их желудки выворачивало каждое утро, да так, что они боялись отойти от борта. Оказавшись на Великой Земле, они не знали куда деть глаза. Для них здешние пейзажи были совершенно новыми, не то, что песчаная и скалистая местность их родины. А Тиссоф вообще заставил их разинуть рты. Такого великолепия в их столице, Друадх Неваллисе, не было и в помине.

Но хралиты не вели себя как дикари. Разве что без стеснения глазели на людей и здания, позабыв все трудности качки на корабле. Кенсорин усадил их в зале так, чтобы следить за ними. Воины Кассии сидели смирно, бросая ошалевшие взгляды на роскошную люстру далеко на потолке и Диту Иундор. Их кожаные нагрудники, искривленные сабли, звенящие браслеты и разукрашенные лица производили воинственное впечатление. И только бледность щек говорила о мучениях, которые они перенесли в море.

— Переплывать все Жемчужное море ради того, чтобы отправить князю письмецо, — не выдержал Фанет.

— Ты забыл о переговорах, — тихо ответил Кенсорин.

— Какие переговоры? Они без лишних слов радостно ухватились за нас. Их главарь сам побежал письмо посылать.

Дита, сидевшая напротив на другом конце стола-полумесяца, делала вид, что не слышала громкого шепота Фанета. На мягкую ткань серой блузы ниспадало золото ее волос. Скромное декольте украшал медальон с крупным дымчатым кварцем. Фанет был почти уверен, что это и есть талисман магички, из которого она черпает силу Первоначала. Рядом с Дитой сидела смуглая девушка с лицом в форме сердечка и короткой стрижкой. Она с интересом поглядывала на хралитов, но на генералов Китривирии обращала мало внимания. Это задевало Фанета. Он думал, что юные магички не каждый день видят илиаров, и надеялся привлечь своей персоной больше внимания.

Он решил смотреть на девушку в упор, не отрываясь и выжидая, когда она наконец заметит его.

— Долго нам его еще ждать? — спросил Кенсорин у Диты.

— Терпение. Его нет всего лишь несколько минут, — ответила магичка.

— Он мог бы передать кому-нибудь письмо.

— В важных делах Радигост не любит посредников, — Дита пожала плечами.

— Вы считаете этот договор важным? — хмыкнул Фанет, по-прежнему глядя на девушку.

— А почему нет? Он может стать началом примирения государств.

Фанет цокнул языком, чем привлек внимание девушки. Она посмотрела на него и сощурила глаза. Фанет смотрел слишком нагло, но не смутил девушку. Она восприняла это как вызов.

— Дита, вы думаете, князь согласится на наши условия? — спросил Кенсорин.

— Он ведь не дурак, — отозвалась Дита.

Фанет ухмыльнулся и что-то пробормотал.

— Вы что-то сказали? — Дита перевела на него взгляд.

— Поверьте, вам лучше не знать, — предостерег Кенсорин с улыбкой.

— Правда. Однако я знаю илиарский, — сказала Дита.

Фанет оторвал взгляд от смуглой девушки.

— Даже те слова, что я произнес?

— Даже их.

Молодой генерал откинулся на стуле.

— Я не считаю нужным извиняться.

— Ваше право.

— Если вы знаете эти слова, то вы, считай, овладели нашим языком в совершенстве, — заметил Фанет, пожирая теперь взглядом Диту.

— В свою очередь замечу, что вы хорошо владеете всеобщим. А он не так уж и прост для иноземцев.

— Нас с младенчества обучают языкам. По крайней мере в богатых семьях. В нашем обществе не знать хотя бы двух языков — дурной тон, — сказал Фанет.

— И какие же языки вы знаете, генерал Эфалис?

— Илиарский само собой, всеобщий, птолемский, язык хралитов, диалект жителей Покоренных Пустошей и, совсем немного, наречие северян.

— Северян? — переспросила Дита, нахмурившись.

— Угу. Тех, которые живут на севере вашей Великой Земли. Вы удивлены? Вы думали, там такие же дикари, как и в Китривирии?

— Нет, молодой заносчивый наследник Дометриана, я так не думала, — произнесла Дита. — Я знаю людей Севера. Я удивлена лишь тому, что вы знаете их язык.

— Меня учили ему вместе с всеобщим, — ответил Фанет, воспринявший «заносчивого наследника Дометриана» как оскорбление, но не подавший виду. — Мало ли, вдруг северяне захотят заключить с нами союз. Как мы будем тогда с ними общаться? Беженцы из княжеских резерваций уже захотели, пришлось выучить пару эльфийских словечек. Может, скоро и какое-то ваше княжество… Тогда придется гаркать на лутарийском.

— Фанет, мы не в Лутарии. И эта женщина не сделала тебе ничего плохого, — заговорил Кенсорин.

Фанет посмотрел на генерала.

— Ты прав, — ответил он. — Не она исполосовала твое лицо раскаленным железом. Но такие, как она.

— Ты обвиняешь магов в ваших разборках с лутарийцами? — подала голос смуглая девушка. — Каким же дураком надо бы…

Дита ущипнула ее за локоть, и девушка смолкла.

— Маги вы, земледельцы, воины, матери или банкиры — одно и то же. Fillari, — прошипел Фанет. — Мелкие и напыщенные людишки.

— Для тебя нет разницы между людьми? — бросила Дита, смирив генерала грозным взглядом.

— Для вас ее тоже не было. Когда вы надевали на нас медные оковы. На всех. На стариков, на детей, и…

— В самом деле, до мира между нашими народами очень далеко, — неожиданно пронесся над залом грудной голос Радигоста.

Фанет стих и отвернулся. Дверь беззвучно отворилась, и вот уже верховный маг Сапфирового Оплота стоял по центру зала, обводя глазами всех присутствующих.

— В княжествах давно говорят на всеобщем, — сказал Радигост, подходя к Фанету. — Прежний диалект был вытеснен много веков назад.

Фанет опустил взгляд вниз, на руки.

— Ты юн, генерал. Настолько, что не осознаешь, сколько желчи в твоих словах и как онадействует на окружающих, — продолжил маг, остановившись возле стола и разглаживая свою помявшуюся рясу.

— Но…

— Не перебивай, — отрезал Радигост. — Если хочешь быть царем, научись общаться с другими. Даже против своей воли. Учись вежливости, с близкими и врагами. Учись терпению и такту в разговоре и с бедняком, и с богачом. Учись нежности по отношению к женщинам.

Фанет поднял голову и посмотрел на Диту. Та поджала губы и отвернулась.

— Посмотри на меня, генерал.

Фанет заглянул в ясные глаза Радигоста

— Хм… Судьба ведет к тебе деву, которая может повлиять твою жизнь.

— О чем вы? — нахмурился Фанет.

— Предложи ей дружбу. От нее зависит твое будущее, — проговорил Радигост и отошел к другому концу стола.

Фанет глянул на Кенсорина.

— Что за бредни он тут наговорил? — прошептал он.

— Маги, — отозвался Кенсорин, делая выразительный жест ладонью.

***

Под высокими сводами зала был слышен каждый шаг. Во мраке и тишине, если напрячь слух, можно было даже услышать собственное дыхание. Фигура, закутанная в длинный плащ, не думала скрываться. Она шла неторопливо, бросая по сторонам взгляды и пытаясь хоть что-то разглядеть во тьме. Здесь не помешали бы свечи. Но мастеру свет был не нужен. Мастер мог видеть в полнейшей тьме. Однако его слуге этой способности не доставало. И все же он шел уверено, потому что в этом пустынном зале не было ничего, обо что можно было бы споткнуться.

Огромные колонны поддерживали своды зала, в котором могло разместиться несколько тысяч человек. Но вряд ли столько людей окажется тут в ближайшее время. Здесь был только он, верный служитель Ордена и тот, кому весь Орден служит.

Он стоял возле длинного узкого окна, в прорези которого блестели звезды. Ночь была безветренная и лунная. Мастер не повернул головы, когда служитель приблизился. Он лишь стоял, положив руку на холодную каменную стену, и смотрел на небо. В окне за огоньками мелких построек перед замком на горизонте виднелись Крэндо д`Аффо. Было тихо. Звуки сражений и взрывов не долетали досюда.

— Мастер, — служитель откинул капюшон.

Длинные волнистые волосы рассыпались по плечам. Он убрал их за острые уши.

— Какое расточительство — создавать такое прекрасное сооружение, чтобы в итоге оно стало тюрьмой. Пусть даже самой великой тюрьмой во всем мире, — произнес мастер своим по обыкновению тихим и вкрадчивым, с легкой хрипотцой голосом.

— Сэт`ар Дарос тысячи лет назад был замком эльфов. Никто не думал о том, чем он станет, когда его строили.

— Но он стал, — произнес мастер, все еще не поворачивая головы. — Такие величественные залы для коронаций и пиров, такие огромные ступенчатые сады, заросшие мхом и сорняком, такие высокие башни и широкие галереи… Все это стало тюремными камерами.

— Теперь замок ваш, мастер. Он стал вашей резиденцией.

— Если так, то придется его облагораживать заново. Возрождать сады, реставрировать потускневшие гобелены, выламывать решетки в темницах, добывать свечи, чтобы освещать залы… Знаешь ли ты, сколько свечей нужно, чтобы осветить этот зал?

— Нет, мастер.

— Я тоже. Но искушенным в чародействе свечи не нужны. Будь на то моя воля, я бы вернул замку его прежний вид, достойный древних эльфийских королей… Но мы здесь не за этим.

— Не за этим, мастер.

— Мы здесь за тем, чтобы продолжить то, что начали. Мы уделим этому замку внимание позднее, а сейчас… У тебя наверняка что-то есть для меня, да?

Эльф кашлянул в кулак. В лунном свете он едва различал, каким был мастер. Высоким, стройным, с густыми темными волосами, перехваченными серебряным обручем. Он был не таким уродливым, каким его представляли на Великой Земле. В книгах его изображали чудовищным карликом с одним глазом, таким же мерзким, как и его деяния. Но в реальности Катэль Аррол был совершенно другим. Уродливый карлик не мог быть настолько великим и могущественным, каким был мастер. Ведь все великие обладают красотой не только внутри, но и снаружи.

— Есть, мастер. Люди остановили строительство наших кораблей. Эти oulas1 avoreilles2 полагают, что так они лишили нас поддержки с материка.

— Пусть думают так, — сказал Катэль. — Тем лучше для нас. Что-нибудь еще?

— Илиары. Они примкнули к людям. Пытаются оттеснить наших воинов вглубь островов.

— Примкнули к людям, говоришь? И что, без проблем?

— Стычки бывают, но быстро пресекаются. Обе стороны следят за обоюдным перемирием.

— Не ожидал, что они позабудут старую вражду, чтобы только уничтожить меня. Общий враг может сплотить многих, — произнес Катэль. — А еще я немало удивился тому, как быстро они решились действовать. Прошло меньше месяца, и вот они уже вовсю воюют с нами. Любопытно. А что Оплот?

— Их высадилось совсем немного. Говорят, что основная их масса прибудет позже.

— Это может стать препятствием. Нам надо в первую очередь уничтожать магов. Оплот силен. Они помешают нашим планам, если пренебречь ими и распределить силу на всех в равной степени.

Служитель кивнул, хоть Катэль этого не видел. Однако он почувствовал волны сомнения, исходившие от эльфа.

— Что еще ты хочешь мне сказать? — спросил он, повернув голову, но по-прежнему стоя спиной.

— Эльфы также в скором времени присоединятся к нашим врагам.

— Даже так. И кто? Неблагий Двор?

— Грэтиэн.

— Придут по приказу илиаров. Или чтобы отомстить за своих?

— Мастер?

— Это был вопрос. Мне интересно твое мнение.

— Я… эээ… Полагаю, и то, и другое.

— Ты прав. Им наверняка доложили о моих стражниках, распятых по всему Пепельному берегу. Среди них было много alcuri и era`liver. Они захотят возмездия, — Катэль вновь обратил взор к звездному небу. — Так много союзников встретятся на островах, чтобы растерзать нас. А что Неблагий Двор? Не предложил свою помощь?

— Об этом я не слышал, мастер.

— Да… Чем они могут помочь? Кучка все еще живого мяса на желтых костях. Они были слабы духом, когда отвергли меня, теперь они слабы и плотью… Печальное зрелище. Они до сих пор стоят у меня перед глазами, иссохшие, бледные, словно мертвецы.

Катэль замолчал и убрал руку со стены. Он сцепил в замок ладони за спиной и глубоко вздохнул.

— Люди, илиары, эльфы… Они всерьез настроены помешать нашим намерениям, — сказал он. — Но ни людям, ни илиарам, ни эльфам, ни даже Сапфировому Оплоту не удастся сокрушить нас. Ибо я, Катэль Олий Глэн Аррол, веду своих самых верных соратников к нашей великой цели.

— Да, мастер, наконец вы стали во главе Ордена. С вами мы обретем истинное могущество. Мы станем теми, кто построит новый мир, — пропел служитель, отвесив низкий поклон Катэлю.

— Сначала мы должны позаботиться о том, чтобы никто не помешал открытию Врат, — оборвал чародей. — Наши планы все еще в опасности, пусть и незначительной. Та ночь, на которую я возложил свои надежды, наступит нескоро, а мы обязательно должны дождаться ее. А теперь ступай.

Служитель без лишних слов накинул капюшон и скрылся во мраке. Только отдалявшиеся звучные шаги на каменном полу выдавали его присутствие.

1. Oulas (эльф.) — засранцы.

2. Avoreilles (эльф.) — люди.

Глава 11

Дело было в Блистоке. Тогда воины из Братства Зари поймали у нас оборотня. И, как оно обычно зимою бывает, они застряли вместе со своим пленником в городе из-за сильной метели. Особь им попалась редкая, так что они не спешили убивать оборотня. К своему несчастью. Тут и появилась та керничка. Она смогла справиться с отрядом из семерых крепких мужчин только потому, что ее клинок был смазан опаснейшим ядом змеи eryphta, который очень трудно раздобыть. Один порез — и готово. Драка была короткая, но кому-то из Братства удалось обезоружить ее. Тогда она расцарапала ему лицо, и тот пал замертво. Яд был у нее и под ногтями После этого мы прозвали ее Гадюкой.

Она долгое время обитала в Блистоке, и, конечно, многие из нас знали о том, кто она. Но после убийства воинов Братства Зари и спасения оборотня слухи о выжившем отпрыске Дометриана и его ведьмы вышли за пределы Суаривы.

Она покинула город в тот же день, и никто больше о ней ничего не слышал.

«Дело о Суариванской Гадюке»

Сенешаль Кибел Бертон.

Глава 11.

Неожиданная встреча.

Разбив лагерь на небольшом склоне, поросшем редкой травой, миротворцы лениво потягивали эль из бурдюков и весело болтали. Им предстоял долгий путь домой. Они смеялись и шутили, лежали прямо на траве, мерились силой, играли в карты. И только один из них не был рад происходящему.

Иян Волот сидел вдали ото всех, глядя на вздымавшиеся волны черного моря, что раскинулось на горизонте. Он видел воронки, кромсающие водяную поверхность, словно черви землю. Море пенилось у бесплодных берегов, выбрасывая потоки холодной воды. Оно было неспокойно. Небо, затянутое серыми тучами, предвещало грозу. За морем виднелись яркие белые вспышки. Скалистые острова. Они были там. Он чувствовал угрозу, исходящую оттуда. Даже здесь, в сотнях верст от островов.

Она сидела напротив него, в окружении двух своих защитников — Драгона и Марка. Стройная и прекрасная, как эльфийка, с черными волосами и, к несчастью, уже карими глазами. Она принимала какую-то настойку волхвов, которая изменяла ее глаза. А Ияну нравился их настоящий цвет. Золото.

Она была хороша, как теплая безоблачная ночь, светлая и загадочная.

— О чем ты думала, когда поехала на Соколиный полуостров одна? — с упреком спросил Драгон, сидевший рядом с ней.

— Я уже давно не ребенок, — резко ответила керничка.

Верхняя губа у нее была с округлой ложбинкой. Таких соблазнительных губ Иян еще никогда не видел.

— И чем это для тебя обернулось? — проговорил Драгон.

— Ах, только не надо мне морали читать, — Лета сделала маленький глоток эля из бурдюка.

— Мы должны были сделать это вместе, — хмыкнул Марк. — А ты решила, что ты самая умная.

— Ну разумеется, — усмехнулась Лета и вдруг через секунду помрачнела. — Я должна была. Хоть однажды что-то сделать одна, без чьей либо помощи.

— Удачный случай выбрала, — сказал Драгон.

— Ты ведь не сердишься на меня?

— Сержусь. Потому что тебе нет смысла доказывать что-то.

— Я хочу клеймо.

— Мы уже это обсуждали. Получишь, когда придет время.

Она издала звук, похожий на рычание кошки.

— Один Обряд.

— Пока забудь об этом.

— Мне просто надоело быть маленькой девочкой, — бросила Лета.

Драгон вдруг полез в карман своей стеганки и достал оттуда какой-то маленький предмет.

— Я не смог починить цепочку. Так что теперь тебе придется носить его на пальце, — он вложил найденное возле хаты банши кольцо в руку Леты. — На указательный подойдет.

— Ты же прекрасно понимаешь, почему я не ношу его.

— Понимаю. Но оно твое.

— Ладно, — Лета послушно надела кольцо на указательный палец.

— Миротворцы проводят нас до Светлиц Хармы, — проговорил Драгон. — Где мы с ними расстанемся. Они поедут окольным путем до Раздолья, а мы отправимся в Ферополь.

— Это и весь наш план? — поинтересовался Марк. — А куда мы пойдем после Ферополя?

— Я пока не знаю.

Лета поднялась.

— Я пойду разомнусь. Столько временилежала, пока плечо не перестало болеть. Уже забыла, что такое ходить.

— Не ходи никуда одна, — попросил Драгон.

Она посмотрела на него с недовольным выражением лица.

— Я не заблужусь, успокойся.

— Я могу сопроводить ее в прогулке, — произнес вдруг Иян.

Она кинула на него тяжелый пристальный взгляд.

— Вечно собираю вокруг себя нянек, — фыркнула она.

— Драгон прав. Поблизости водится много тварей.

— С которыми я справлюсь лучше, чем ты.

— Не груби. Или идешь с ним, или сидишь здесь, — сказал Драгон.

Лета выдохнула и зашагала прочь. Она прошла мимо Ияна, не удостоив его взглядом. Он повернул за ней следом. Она направлялась к лесу.

Они совсем недалеко отошли от Аякса, но достаточно, чтобы увидеть издали море. На полуострове Иян был впервые и ожидал куда большего, чем опустевшие земли и шторм. По рассказам, здесь бушевала нечистая сила, но им пока не удалось встретить ни хоть одного адепта Ордена, ни ведьм из Ковена, ни лесных чудовищ.

Он зашел за Летой в густой лес. Деревья были высокие, их кроны клонились к друг друг близко, будто образовывая потолок. Лес был старый. Он дышал замшелостью и смолой, тянулся сосновыми ветками в разные стороны. Под ногами потрескивали сучья. Холодный лесной воздух приятно наполнял легкие. Здесь было спокойно.

— Спасибо, что спас меня, — произнесла вдруг Лета.

— Не стоит. Грех не помочь такой красавице, как ты.

Иян поравнялся с ней. Драгон говорил, чтоАйнелет была похожа больше на мать, чем на отца. А уж Марилюр, как говорят, обладала истинной эльфийской красотой. Те, кто часто используют колдовство, подвергаются необратимым внешним деформациям, но ее это почему-то обошло стороной. Волосы ее были чернее ночи, кожа была белая, нежная, как лепестки цветка, глаза — пронзительные и большие. Она носила много украшений из серебра и драгоценных камней на руках и шее, любила нескромные наряды из дорогих тканей. Она была ведьмой. Причем она специализировалась на тактильной магии — любому человеку она могла одним прикосновением остановить сердце, при условии, конечно, что на нем не было достаточного количества оберегов, и он не обладал никакими магическими способностями. Ее магия, как настоящая темная, была связана с кровью, и, порезав руку, она сбивала с ног целую толпу врагов и выкручивала им суставы.

В Лете было что-то от нее. Что-то такое ведьмовское, чарующее.

— А ты только красавицам помогаешь, значит?

— Нет. Это был комплимент, — отвечал Иян.

— Будь ты помоложе лет на десять…

— Я? — Иян остановился.

Лета тоже замерла, развернувшись к нему.

— Да, — сказала она и привалилась к широкому стволу сосны рядом, с лукавством глядя на него.

— Ты хочешь…

— Нет, — перебила она и сложила руки на груди. — Но не думай, что я не вижу, как ты смотришь на меня.

— Да, ты давно уже не ребенок, — многозначительноулыбнулсяИянисделал шаг к ней навстречу.

— Однако ты мне в отцы годишься, — ответила она.

— Намекаешь на что-то, а потом отталкиваешь?

— В данный момент я просто хочу побыть одна. Ты можешь меня оставить? Мы не так уж далеко отошли от остальных.

— Драгон запретил тебе оставаться одной.

— Я хочу побыть в одиночестве.

— Лета, ты его слышала.

— Оставь меня. На пару минут. Погуляй тут по окрестностям.

Иян прищурился с улыбкой на лице.

— Я опасаюсь того, что сделает со мной Драгон, если узнает, что я тебя бросил здесь. Ладно, я уйду, только не смотри на меня так.

Он пошел обратно, в сторону лагеря. Лета проследила за ним и села на покрытую веточками и листьями землю, привалившись спиной к дереву. Меч, с которым она теперь не хотела расставаться даже во время сна, вжался ножнами между лопаток. Она достала из кармана монету, подаренную ей Зозулей.

«Ты назвала меня девой с ликом луны и сердцем солнца… Почему?»

Лета вертела монету между пальцами в задумчивости. Солнце и луна были символами двух богов из илиарского пантеона. Одному из них илиары поклонялись едва ли не чаще, чем самому высшему, а в честь другой, его сестры, богини ночи, была названа Лета.

Кем бы она была, если бы ее мать приняла бы другое решение? Уж точно не китривирийской царевной. На Иггтаре ее вряд ли ждало бы что-то хорошее. А здесь? Сколько раз она чуть не погибла? Сколько ошибок она совершила, за которые могла расплатиться своей собственной жизнью? А сколько раз она убила? Драгон учил ее карать только мерзавцев, однако у нее не было права решать, кто из убитых ею действительно заслуживал этого. Она делала это, и человеческая жизнь в ее глазах все больше теряла смысл.

Два года назад ее прозвали Суариванской Гадюкой. После той резни за свободу оборотня, весть о Гадюке смешалась со слухом о выжившей дочери Дометриана и Марилюр и разошлась по свету. Пришлось покинуть Суариву, которая уже успела полюбиться девушке суровыми зимами. Драгон настоял на этом, потому что опасался, что Лету будут искать.

Яд eryphta, змеи, которая водидась только на Иггтаре, ее еще называли змеем-опустошителем, ей дал Драгон. А он получил его от одного воина еще во времена Медной войны, когда сражался с илиарами. Драгон убедил Лету использовать яд только в крайнем случае. Потому что он был очень редок и очень силен — проникая в кровь, он мгновенно действовал на жертву и будто бы «опустошал» организм, отравляя все внутри, и человек быстро умирал.

Лета думала, что случай в Суариве не представлял ничего особенного. А прозвище ее очень раздражало. Некоторые вообще именовали ее Гадючкой.

Драгон хотел, чтобы она могла защитить себя. Но Лета стала одной из тех, в ком с самого начала взращивали ненависть к людям и любовь к младшему народу. Даже Драгон, человек строгих моральных принципов, пришедший к керникам довольно поздно, едва мог скрывать свою неприязнь к человеческому роду. Однако многие люди не были виноваты в тех грехах, которые совершали их предки, да и по сути большинство из них были глупыми и невинными существами. Лета знала это. Но все равно ненавидела. Ненавидела за то, что они убили ее мать, за то, что они причинили столько зла народу ее отца, за то, что они легко могли предать ее доверие, за то, что были эгоистичны и жестоки к тем, кто этого не заслуживал.

Наполовину илиар, четверть от эльфа, четверть от человека. Страж Маарну. В этом мире она всегда чувствовала себя чужой. От нее шарахались, пытались задеть, швырнуть в лицо оскорбительные слова о том, как она выглядит. Она любила тех, кто был добр к ней, но остальных только презирала и ненавидела. Она не могла относиться к ним нейтрально, как и они не могли пройти мимо нее, не шепнув за спиной обидные слова или не бросив на нее пренебрежительный взгляд.

Лета сжала монету в кулаке. Уже почти стемнело. Ее ухо вдруг уловило какой-то посторонний звук. Не шелест листьев и травы, не потрескивание сучьев, не шум ветра. Это был шорох металлических пластин. Доспехов.

Она вскочила на ноги и выглянула из-за сосны. Она смотрела через сгущавшиеся сумерки в глубину леса и видела приближавшуюся к ней огромную тень. Еще до того, как тень подошла к ней, Лета вытащила меч из ножен и встала в боевую стойку. Надо было закричать, позвать на помощь, ведь Иян был где-то рядом, но глупая и отчаянная гордость девушки запретила ей делать это.

Взгляд черных глаз пронзил ее ледяной стрелой.

— Я думал, ты мертва.

— Не получилось, извини, — Лета подняла меч чуть выше, готовая атаковать.

Милован был закован в броню с головы до ног. Его завитые локоны и при таком темном освещении выглядели совсем идеально. Он не спеша поправил плащ и приложил руку к сосне, у которой недавно сидела Лета.

— Ты слишком живучая, — сказал он. — Я таких не люблю. И не люблю, когда дело остается незаконченным.

— Ты уже наверняка доложил князю о моей смерти. Мы можем просто разойтись.

— Я же сказал: не люблю незаконченных дел, — повторил Милован и убрал руку со ствола. — Бросай меч и вставай на колени, и я буду милосерден. Вступив со мной в бой, ты будешь долго, очень долго умирать не самой приятной смертью.

— Ты видел, что я сделала с твоими людьми. Ты думаешь, я вот так просто дам себя убить, когда у меня есть шанс повернуть все наоборот? — спросила Лета.

Милован растянул губы в кривой улыбке. Его глаза словно ранили ее тело двумя острыми осколками льда. Она ощутила, как приливает к лицу кровь, как учащается ее сердцебиение. Ей было страшно. Командующий дружиной извлек меч. Сталь медленно и долго покидала ножны, и Лете делалось все хуже и хуже. Она увидела клеймор, двуручный меч длиной с ее рост, но не дала страху взять верх над собой. Ей стоило в нужный момент просто позвать на помощь.

Он был крупнее ее, выше и опытнее. У него были прочные доспехи, которые Лете с легкой Пчелой ни за что не пробить. Один удар двуручника Милована — и она лежит на земле, разрубленная пополам.

— У тебя нет ни одного шанса, — произнес командующий, занося меч.

Лета упорхнула от удара, одним быстрым движением оказавшись у него за спиной. Пока Милован разворачивался, она лихорадочно думала, что у него было не защищено броней. Шея? Узкие участки на боках туловища, где между доспехами виднелись полоски ткани? Голова. Но Милован был очень быстрым, при всей его мощи. Лета не представляла, как доберется до его незащищенных мест.

Взмах. Удар. Она отпрыгнула в сторону, даже не пытаясь нападать. Клеймор описывал вокруг нее круги, ей оставалось только пригибаться и отскакивать в нужный момент. Она надеялась, что ей удастся измотать Милована и через какое-то время атаковать, но она знала, что быстро устанет сама. Она не сможет бесконечно уворачиваться от него.

Скользящее и быстрое движение, грозящее снести ей голову, не дало времени для уклонения. Лета выставила меч и встретила сталь. Это отнесло ее назад, она едва не упала. Когда опомнилась, Милован уже был рядом, занося оружие для следующей атаки. Лета парировала, и этот удар швырнул все-таки ее на землю. Она упала навзничь, сжимая меч. Милован шел к ней.

— Иян! — закричала Лета.

Все прочие слова застряли у нее в горле, она только смотрела, как командующий приближается к ней.

Она попыталась подняться, однако Милован ударил ее коленом в лицо. Голова Леты мотнулась назад. Она лежала на листьях и сучьях, кровь заливалась в глаза, все мутнело и расплывалось. Она почувствовала тяжесть окованного железом сапога на своей руке, сжимавшей Пчелу мертвой хваткой. Милован склонился над ней.

— Я обещал, что твоя смерть будет долгой и мучительной, если ты не сдашься, — прорычал он и надавил сапогом на ее запястье.

Лета вскрикнула.

От боли она совсем ослепла, видя лишь тени деревьев и бледное лицо командующего. Она крепко сжала челюсть, желая, чтобы ни один больше крик не вырвался из ее горла. Нет, она не доставит ему такого удовольствия.

Он надавил сильнее, еще чуть чуть, и он сломает ей руку. Лета молчала, тупо глядя вперед, в изуродованное шрамом лицо. Наконец он убрал ногу. Взявшись обоими руками за рукоять меча, он опустил его острием вниз, целясь в ей живот. Лета закрыла глаза.

Раздался свист. Затем глухой удар о землю. Она открыла глаза и увидела, что Милован исчез. Еще один свист. Это была стрела, вонзившаяся в ствол сосны. А около ствола валялся командующий и рычал. Лета видела, как в наплечнике его доспехов торчит оперение стрелы. Или арбалетного болта.

«Какая вообще разница, если это пробило доспех?» — лихорадочно пронеслось в голове.

Она почувствовала на себе чьи-то руки, которые подняли ее с земли и поставили. Лета пошатывалась, но, вытерев рукавом кровь с лица, смогла сориентироваться. Меч она так и не отпустила.

Перед ней был Иян, он поддерживал ее за плечи. Его щеки были белыми, как бумага, а темные глаза нездорово блестели.

— Бежать сможешь?

— Да… Да, — Лета обернулась.

Милован по-прежнему лежал у сосны, пытаясь вытащить стрелу из наплечника.

— Ты услышал меня?

— Нет. Я вернулся за тобой. На лагерь напали. Бежим, пока это чудовище не оправилось.

Одной рукой неся арбалет, а другой взяв ладонь Леты, Иян быстро побежал в сторону лагеря. Лета еле тащилась за ним, удивляясь, как много сил у нее ушло. Они обегали деревья, которые теперь казались препятствиями, тормозящими их.

— Ты знаешь кто это был? — спросила Лета, задыхаясь.

— Командир дружины Твердолика, кто же. Он удивился, должно быть, когда ты… — он глубоко вздохнул. — Встретилась ему живой.

— Кто напал на лагерь?

— А ты как думаешь?

Для продолжения диалога у них обоих не хватило дыхания. Лета почти сбилась с ног, но вот они уже были рядом с лагерем. Вернее с тем, что от него осталось.

Недавно расставленные миротворцами палатки теперь пылали ярким огнем. Шло сражение. Кони метались и топтали попадавших под стройные копыта людей. Еще недавно веселые миротворцы теперь яростно отбивались от противника. В этом хаосе Лета не могла ничего толком разглядеть.

— Лутарийские солдаты, — сказала она, стоя рядом с Ияном, в укрытии деревьев. — Что они здесь делают?

— Я не знаю. Они напали на нас. Они жгут наши припасы и палатки. Сукины дети.

Волот бросил на землю арбалет и выхватил саблю.

— Я бы посоветовал тебе найти укрытие, но это не в твоем стиле, так? — сказал он, посмотрев на Лету.

Она подняла свой клинок.

— Я так и подумал. Найди Драгона и беги к нему.

— Постой.

Иян едва себя сдерживал, но все-таки остался на месте, вопросительно вскинув бровь.

— Это солдаты, — она указала пальцем на сражение. — Не дружинники.

— И?

— Какого черта тут делает Милован Свартруд?

Иян обернулся, но в лесной чаще никого не было.

— Меня больше заботит солдатня Твердолика на всеми забытом… О, Четверка! Что если… Князь же собирался отправить войска на острова. Они должны пройти через полуостров…

— Если ты прав, то в округе на каждого из нас найдется с полсотни лутарийцев, — заключила Лета.

— Беги к Драгону, — повторил он и вышел из укрытия.

Сразу трое солдат бросились к нему, и он с готовностью погрузился в схватку.

Лета пробежалась глазами по горящему лагерю, выискивая Драгона, но нашла только Марка, одну за другой пускавшего стрелы в солдат. Лета не хотела принимать участия в драке, так как все еще была слаба. Однако сидеть в укрытии сложа ручки она себе не позволила.

Лета выскользнула из-под тяжелой кроны деревьев и побежала в центр сражения. Никто ее не смог задеть, хотя парочка попыталась, но их атаки были ею молниеносно парированы. Девушка встала спиной к одной из палаток и выставила вперед меч. Несколько человек уже упали мертвыми.

Рядом с ней появился слегка недоумевающий солдат. И такое Лета видела. Удивление, недоумение, презрение, снисхождение. Все эти выражения она прекрасно знала. А еще знала, как быстро эти выражения сползают с лиц. Солдат сделал колющий выпад, который должен был ранить ее в бок, но Лета увернулась. Тогда он ударил сверху вниз, и она отразила его удар. Он ударил снова, на этот раз сильнее. Она снова парировала и упала на одно колено, целясь солдату в живот. Он отбил, и она встала, совершив красивый и быстрый пируэт, который мог окончиться для солдата смертью, но он отпрыгнул в сторону. Разозленная стремительной реакцией солдата, Лета едва не пропустила несколько его ударов. Она поняла, что он щадил ее. И тогда, отражая его очередной наскок, Лета сделала быстрый оборот на пятках, вводя противника в замешательство, и зарубила солдата одним коротким и сильным движением.

Знакомая щупловатая фигура появилась в ее поле зрения. Драгон вынырнул из гущи сражения. Волосы его выбились из простецкой прически, в которую он их обычно собирал, и теперь хлестали его по лицу. Голубые глаза были бесстрастны и холодны, а ноги и руки четко отрабатывали движения, давно уже знакомые и доведенные до совершенства.

Он двумя быстрыми ударами заколол одного, второму не глядя распорол живот, третьего просто ногой отпихнул от себя. Прошло некоторое время, прежде чем он заметил Лету и подбежал к ней.

— Ты цела?

Лета кивнула, постоянно оглядываясь. Такие разговорчики посреди боя могли плохо кончиться.

— Мы не выстоим, — сказала она. — Воины Ияна крепки, но… Я думаю, что это не все лутарийцы на полуострове.

— Нам нужно снова бежать, — произнес Драгон, пытаясь отдышаться. — Разделаемся с этими… седлаем коней и… в путь.

— Хороший план, но… Берегись!

Лета вонзила клинок в грудь солдату, подкравшемуся внезапно со спины. Драгон с рычанием повернулся и толкнул его ногой в живот. Меч Леты плавно выскользнул из плоти. Солдат замертво рухнул на обугленные палаточные остатки.

— Держись рядом, — бросил Драгон Лете и вернулся в бой.

Она пошла за ним, держась на некотором расстоянии. И те противники, что были слишком сильны для нее, просто попадали под свистящую сталь драгонова меча.

Расхваленные Ияном миротворцы были действительно хороши. Через несколько минут стало понятно, что они смогут справиться с лутарийскими солдатами. Но ликовать было рано. Вдали, в той стороне, откуда пришли первые лутарийцы, металась и клубилась пыль на горизонте. Это была противоположная лесу сторона, как раз там пролегала дорога к Старому Порту, где собирался княжеский флот.

— Зря мы остановились здесь, — проговорил вдруг Марк над ухом Леты.

— Откуда ты взялся?

Он проигнорировал ее вопрос.

— Если это еще лутарийцы, нам конец, — Марк взмахнул луком, указывая в сторону дороги к порту. — Сворачиваемся. Сейчас же.

— Надо найти Ияна, — решила Лета, но в такой суматохе, среди звенящих кружащихся мечей, потных тел и горящих предметов это было нелегко.

Она отбежала от Марка, и тут же ей пришлось встретиться с двумя солдатами. Она не стала их убивать, одного ударив плашмя по руке, чтобы он выронил клинок, а другому опустив рукоять Пчелы на темноволосое темя. Расправившись с ними, она наконец увидела окруженного оставшимися лутарийцами Ияна.

— Мы должны помочь ему и уходить отсюда! — крикнула она Драгону.

Они направились к командиру миротворцев. Марк последовал за ними. И тут раздались массивные шаги, которые были отчетливо слышны даже в шуме этого небольшого сражения. Драгон остановился, чтобы посмотреть на источник шагов. Из чащи вышел высокий черноволосый человек.

Он встретился взглядом с Драгоном и замер. Левая сторона доспехов была покрыта свежей, отблескивавшей при свете огня кровью. Губы человека сжались, образовав кривую линию. Он почти не шевелил раненой рукой.

Что-то, что уже много лет дремало глубоко внутри Драгона, пробудилось и взорвалось, как заклинание мага. Он уже видел, что и как он делает с Милованом. Но сперва он поймал Лету за локоть и прижал к себе. Не сводя взгляда с Милована, он наклонился к ее уху.

— Седлай Хагну и скачи во весь опор. Не останавливайся. Не оглядывайся. До самой Яримы, — быстро прошептал он.

— А как же…

— Делай, что я говорю, — голос Драгона превратился в лед, и Лета поняла.

Этот тон автоматически пресекал все малейшие попытки спора. Этот тон свидетельствовал о том, что Драгон была настроен только убивать и ничего больше.

Милован посмотрел на Лету, и она на мгновение увидела в его глазах что-то отдаленно напоминавшее удивление. Но у нее уже не было времени размышлять об этом. Драгон с силой оттолкнул ее, и она сделала все так, как он хотел. Она помчалась к Хагне, которую оставила пастись на полянке неподалеку отсюда.

Спускаясь по склону, Лета все-таки обернулась. Она увидела, ожесточенный поединок между Драгоном и Милованом. Она разглядела, как командующий размахивает своим огромным мечом, и как невысокий керник легко обходит все его приемы. Миротворцы тем временем уже разобрались с оставшимися солдатами.

Лета хотела вернуться, но все же заставила себя следовать указаниям Драгона. Она скрепя сердце покинула склон и увидела, как в ее сторону на всех порах несется лутарийская кавалерия. Она споткнулась и едва не упала со страху, отчаянно соображая, в какой стороне была ее лошадь. Вспомнив, она дала деру в сторону леса. Она чувствовала смешанный с чувством стыда страх за своих друзей и понадеялась, что они сумеют выбраться.

На маленькой полянке перед лесом она с облегчением обнаружила Хагну, которая спокойно пощипывала траву. Тут рядом был и Натиск, принадлежащий Драгону, и парочка других коней, служивших миротворцам. Кавалерия приближалась к лагерю. Как Иян и говорил. Это действительно часть войск князя, которую он отправил на Скалистые острова. Лета не стала стоять столбом и залезла на лошадиную спину. Хагна была расседлана, но сейчас не до удобств. Лета взялась за гриву, пришпорила каблуками сапог крепкие бока кобылы и поскакала в лес.

Лета галопом влетела в темную чащу. Ветки хлестали ее тело, и то, что она как можно ниже пригнулась к лошадиной шее, никак не спасало ее. Она продолжала скакать, до боли в ладонях сжимая гриву Хагны. Она мчалась среди деревьев, едва успевая объезжать их, и ей казалось, что они сильно тормозили ее.

Вскоре перед ней раскинулись знакомые заросли рогоза и камышей. Скакать стало трудней, Хагна перешла на рысь, а потом и вовсе остановилась. Копыта проваливались вниз, в трясину. Лета спешилась. Она на мгновение вспомнила о хате ведьмы. Она не представляла, в какой стороне находилась эта хата. Но знала точно, что впереди было старое кладбище, обогнув которое, она выберется к бору, у которого жила Зозуля, а там и до Яримы недалеко.

Лета осторожно пошла по зыбкой почве, ведя за собой Хагну. Кровь стучала у нее в ушах, и это было единственным звуком в мертвой тишине Сухой Жилки. Было так темно, что невозможно было разглядеть пальцы на вытянутой руке. Лета держалась за шею Хагны и мягко ступала по земле, рискуя провалиться по колено в топь. Кобыла без конца фыркала и временами отказывалась идти за хозяйкой, так что Лете приходилось дергать ее за гриву. Они шли. Долго. Но топи не кончались. Меж тем температура воздуха стремительно падала. Лета начала содрогаться от холода.

Вдруг она услышала шелест кустов и чавканье грязи за спиной. Она застыла на месте и потянулась за мечом. Шелест приближался к ней. Она вытащила Пчелу. Ее окликнули.

Но в атаке не было нужды.

Лета была так рада, что бросилась Марку на шею. Он был растрепан и взволнован. В темноте она смогла увидеть его грязное и изможденное лицо. Из пореза на лбу сочилась кровь.

— Я шел за тобой, — сказал он. — Я знал, что ты пойдешь именно так.

— Все-то ты знаешь!

— Так короче всего.

— Но и опаснее, — добавил низкий голос. Это был Драгон. Он стоял за Марком, и на его губах виднелась легкая улыбка. — Хоть однажды ты сделала все так, как я сказал.

Рядом с ним пофыркивал Натиск, едва заметный из-за своего черного окраса. Жеребца Марка не было. Лета не стала спрашивать, почему.

— Где остальные? — спросила она вместо этого и спрятала меч в ножны.

— Мы разбежались по разным сторонам.

— Я увидела конницу и подумала, что…

— Поверь, я тоже это видел, — усмехнулся Марк. — Мы сбежали. Как всегда.

— Как будто ты хотел идти против целой конницы, — изрек Драгон.

— Нет. Но знаешь, нет чести в побеге.

— Дело не в чести, а в выживании.

— Так что с миротворцами?

— Они успели скрыться. Как мы, — сказал Марк. — Иян отступил в другую сторону.

— Там порт, — ответил Драгон. — Я надеюсь, что они не попадут к лутарийцам.

— За эти несколько дней я узнал немного Ияна. И думаю, что они справятся. Жаркий был бой. Нужно отдохнуть

— Нет времени, — Драгон покачал головой и посмотрел наверх. — У нас есть ночь на то, чтобы убраться от сюда. Они будут искать нас.

— Зачем?

— Затем, что Милован хочет убить тебя.

— Я была всего лишь пешкой, которая выполняла поручение Твердолика. Не станет он прерывать свой великий поход на Скалистые острова ради меня одной.

— Для него ты больше, чем просто пешка.

— В каком смысле? — Лета посмотрела ему в глаза.

— Просто идем. Они могли пойти за нами. Милован, должно быть, сразу же отправил за нами погоню.

— Но почему?

Драгон не ответил и повел Натиска вперед.

— Идемте.

— Нет, ответь мне, — воспротивилась Лета, хватая его за руку. — Почему вы так друг на друга смотрели? И… Что с ним стало? Ты не убил его?

— Мы сбежали, — отрешенно сказал Драгон. — Мы должны были уходить.

— Надо было сначала прикончить его, — выпалил Марк. — Этот ублюдок… После всего, что он сделал…

— Сделал что? — спросила Лета, недоуменно переводя взгляд с одного на другого.

— Ей не нужно знать об этом, — Драгон повернулся к Марку.

— Она должна знать. А ты должен покончить с ним.

— Замолчи, Марк.

— Теперь он знает. Он увидел тебя с ней, — Марк кивнул головой в сторону Леты. — Он не остановится.

— Да скажите уже, что происходит! — нетерпеливо воскликнула Лета.

Марк поглядел на нее.

— Ты для него не просто пешка. Он облажался, и теперь сделает все, чтобы исправить свою ошибку.

— Да о чем ты вообще говоришь?!

Драгон подошел к Марку.

— Не надо, — произнес он, приблизившись вплотную.

— Или ты расскажешь ей прямо сейчас, или я, — ответил Марк, вперив в Драгона тяжелый взгляд.

Сзади послышался отдаленный треск. Мужчины отстранились друг от друга и обернулись.

— Вы слышали?

Зазвучали голоса. Множество голосов.

— Они нашли нас, — пробормотал Драгон.

— Что теперь делать?

— Бежать.

— Мы увязнем здесь, — сказала Лета. — Лошади не пройдут. Бежать не получится, только идти.

— Значит, пойдем.

— А если они догонят нас?

Лета в панике смотрела на Драгона, тот — на Марка.

— Нужно отвлечь их, — проговорил Марк. — Разделиться.

— Нет, это не выход.

— По-другому никак. Я обращу их внимание на себя, а вы уходите.

— Мы тебя не бросим, — Лета схватила его за руку.

— Вы двое нужны Миловану, — отозвался Марк. — А я нет. Меня пощадят.

— Я в этом не очень уверен, — сказал Драгон. — Ты ведь тоже ненужный свидетель, ты забыл?

— Я имею меньший приоритет.

Они попытались снова возразить, но Марк уже не слушал их. Он представлял то, как если бы одной силой мысли мог перенести их в безопасное место. Сейчас он хотел такую способность. Подобно Иветте, которая могла создавать порталы. Однако он не был магом. Он мог полагаться только на то, что ему удастся отвлечь врагов. Но как же он хотел, чтобы эти двое, самые близкие ему люди, его семья, смогли оказаться за сотни верст отсюда. Вдали от опасности.

А потом Марк внезапно осознал, что держит руками воздух. Там, где был Драгон, было пусто. И Леты не было тоже. Секунду назад они стояли перед ним, встревоженные и напуганные, а теперь никого не было. Только две лошади.

Марк открыл рот. Он в потрясении смотрел на свои бледные ладони. Почему-то стало горячо в нагрудном кармане его куртки. Он засунул туда руку и вытащил маленький камушек. Это был рунный камень, который дала Иветта. Его поверхность обожгла пальцы, и Марк выронил его в болотную траву.

«Я что, создал портал?»

Голоса приближались.

***

Командующий дружиной остановился посреди поляны. Он повернул голову и посмотрел на бушевавшее вдалеке темное море. Рассветало.

Милован опустил меч, вонзив его в землю и оперся о него. Рядом лежало бездыханное тело лошади. Кровь на ее боку еще не засохла.

— Кто это сделал? — спросил он тихо.

Перед ним стояли несколько солдат и дружинников. В их лицах читался страх. Командующий был не в духе, и кому-то из них придется заплатить за это.

— Вероятно, случайно, — сказал один из солдат.

— Случайно подстрелили здорового жеребца? — спросил Милован громче, не поворачивая голову. — Этот конь мог достаться нам. А кто-то из вас взял и убил его. Поразительно. И ни одного мертвого миротворца.

Солдаты молчали.

— Я думал, что командую лучшими из лучших. Я был уверен в том, что вы справитесь со своей задачей, — Милован смерил солдат взбешенным взглядом. — Ведь это ваш долг — отправить головы мятежников обратно домой, в их независимое, мать его, княжество. Раз уж они нам встретились. Но ни одной головы.

Он вздохнул и сдвинул брови.

— Ни одной, — повторил он. — И восемнадцать трупов с нашей стороны. Вас учили сражаться. Вас учили убивать. Так какого уда вы не делаете это?!

— Это была не регулярная армия, Милован. Это была элита Раздолья. Миротворцы. Я сталкивался с ними ранее. Они очень хороши. Нет нужды отчитывать ребят.

Милован медленно повернулся. К нему подошел раскрасневшийся Полад. В тяжелых доспехах ему было трудно быстро ходить. Милован почувствовал отвращение к старику.

— Мои воины тоже хороши, — ответил он с презрением. — Но почему-то они не принесли мне ни одной головы сегодня. Они дали им уйти. Поэтому, будьте добры, позвольте мне самому решать, что делать с моими людьми.

Полад поглядел на солдат и засопел. Он никак не мог отдышаться.

— Среди них и мои люди тоже.

— Я не думаю, что вы станете возражать, если я и им преподам урок.

Полад выдохнул, борясь с желанием осесть на землю.

— Какой урок? К чему все эти разговоры о головах? Вы кровожадны.

— Да, это так, — отозвался Милован, впиваясь колючим взглядом в лицо главнокомандующего третьей дивизии. — Я кровожаден и взбешен, и вам известно, почему.

— Мы здесь не за этим. Мы должны продолжать путь. Нам не стоило и нападать на миротворцев. Это только задерживает нас. И эти потери…

— Потери? Восемнадцать человек? — Милован фыркнул. — Это ничто против всех этих тысяч, что мы с вами ведем за собой! Но восемнадцать против ничего со стороны миротворцев.

— Ваше уязвленное самолюбие мешает вам трезво мыслить, — сказал Полад, выпрямившись. — Оставьте. Что бы эта группка миротворцев ни делала бы на полуострове, сейчас это не наша забота. Мы отправляемся на Пирин`ан Дарос. Так что в путь. До Старого Порта еще далеко. И эта лошадь… Да что же с вами?

Милован словно сверлил глазами две дырки на лице Полада.

— Хорошо. Похороним убитых и в путь. Только сначала я разберусь с еще одной проблемой.

Главнокомандующий не стал возражать. Милован был слишком рассержен, чтобы в чем-то еще ему отказывать сейчас.

— Итак, раз уж вы вернулись ни с чем, — он посмотрел на дружинников, которые стояли с самого края толпы. — Смею предположить, что вы не нашли их.

— Нет, — ответил один из дружинников.

— Никаких следов. Ни мужчины, ни… девушки, — сказал другой.

— Я специально отправил вас за ними. Дал лучших коней. И они смогли ускользнуть от вас?

— Они исчезли.

— Исчезли?!

— Мы прочесали всю округу. Никого. Совсем, — сказал третий. — Да и в такой темноте…

— Тебе помешала темнота, мой друг?

Дружинник замолк на полуслове и опустил голову.

— Если ты ничего не видишь в темноте, может, тебе и при свете не надо видеть? Может, тебе вообще твои глаза не нужны?

Воцарилось напряженное молчание. Милован кривил лицо от боли, хватавшей рывками его раненое плечо. Ему нужно было срочно заняться раной. Но в данный момент его это совсем не волновало.

— Вы даже не представляете, кого упустили, — проговорил он уже спокойнее. — Их нужно найти. Поэтому несколько из вас останутся здесь, не поплывут на острова. Как только солнце поднимется выше, дабы вы смогливидеть, вы вернетесь и будете обыскивать каждый камешек, обнюхивать каждый листик и разглядывать каждую травинку, чтобы найти их следы. Если, когда я увижу вас снова, вы ничего не принесете мне, я не ручаюсь за то, что сделаю. Это ясно?

Все дружно и одновременно кивнули.

— Ты, ты, ты и ты, — Милован указал пальцем на несколько дружинников. — И те, кто уже преследовал. Вы исполните мой приказ. И напоследок… Вы, двое. Выйдите вперед.

Два дружинника, стоящие рядом друг с другом, обменялись испуганными взглядами и вышли из общей толпы.

— Вы здесь уже бывали, не так ли? Со мной.

— Да.

— И вы помните, что стало с девчонкой, с которой я приказал вам разобраться?

— Она… Убита, сударь командующий.

— Вы уверены?

Дружинники снова посмотрели друг на друга.

— Потому что пару часов назад я видел ее. Вместе с миротворцами. Живую и невредимую.

— Мы… — начал один дружинник.

— … соврали мне, — отрезал Милован. — Знаете, кто она? Очень жаль, что нет. Тогда бы вы осознали всю глубину своего провала.

— Но сударь…

— Казнить, — произнес Милован. — Повесить. Сулимир, Ольбег, займитесь этим.

Он взял свой меч и пошел назад, в сторону моря, куда отправилось войско. Догнать их не составит труда, но пока что надо было заняться раной. Он услышал истошные крики и не стал оборачиваться. Через пару минут его догнал Полад. Щеки и лоб главнокомандующего покраснели опять.

— В этом не было нужды, — сказал он, глядя назад.

Для повешения выбрали дерево с крепкими ветвями. Солдаты образовали полукруг возле него. Несчастным уже связали руки и вели к дереву. Один из них кричал что-то, но Полад расслышал только обращение к Миловану.

Командир дружины остановился, подняв голову.

— Без этого они ничему не научатся.

— И как часто вы это делаете?

— В данном случае это необходимо.

Крики прекратились. Полад не стал смотреть дальше. Милован положил руку себе на плечо.

— У меня возникла трудность, — сказал он. — Возможно, придется наложить швы.

— Я уже послал за лекарем.

— Подождем здесь. Другие тоже получили ранения. А один вообще не сможет дальше идти без помощи.

— Я думал, что парочка человек для вас ничего не значит.

Милован прикрыл глаза и прислонился дереву рядом. Позади раздался треск. Полад решился посмотреть. Ветка треснула, но не сломалась, выдержала висельников.

— Парочка тех, кому уже не поможешь. А тому еще можно, — ответил Милован.

Полад заметил неподалеку низкий пенек и направился к нему. Присев, он блаженно вздохнул.

— Почему вы так уверены, что это та самая девочка? — спросил он у командующего.

— Я узнал его. Эту недобитую собаку, прихвостня Дометриана… А она… Князь и я решили, что она кажется нам знакомой. И потом, возраст. Ей около двадцати.

— Но этого мало.

— Кто еще мог быть рядом с ним? Полукровка, с неизвестным прошлым и… — Милован запнулся, и Полад кинул на него удивленный взгляд. — В ней есть что-то очень знакомое. Я уверен, что это то противоестественное отродье, спасенное в ту ночь этим керником.

— Разве князь не приказал вам снова найти ее? — Полад согнулся, положив локти на колени, и доспехи слегка сдавили его в области живота.

— Да, был у нас такой разговор. Который чуть не окончился моей отставкой, — сказал командующий.

— Так вы солгали ему, — протянул Полад.

— Что мне было еще делать? Ведьму я достал, но не ее ребенка. Драгомир помешал мне. Я недооценил его, — Милован провел большим пальцем по шраму от ожога на своем лице. — Потом эта девчонка заявила о себе во всеуслышание, устроив резню в Суариве, и стало известно о моем провале. Впервые Твердолик был так зол на меня… Но у нас были другие дела, и мы позабыли про девчонку.

— И спустя время она сама прыгнула тебе в руки.

— Поэтому это мой долг — доделать то, что не смог. Ведьма и ее выродок должны гнить в могиле. Обе, — произнес Милован, наблюдая за волнением моря.

Солнце карабкалось по небу все выше, начиная согревать.

Глава 12

Глава 12.

Пепельный берег.

Алистер Куврата поднимался по лестнице, и его молчаливая стража следовала за ним. Коридоры замка были пусты. Казначей выбрал правильное время. Никто не встретился ему на пути. Все нужно было провернуть быстро и без лишнего шума. Иначе весь его план рухнет.

Когда перед ним возникла заветная дверь, он остановился и повернулся к стражникам.

— Я позову вас, — сказал он. — Когда придет время.

Стражники отошли к лестнице, чтобы спрятаться. Алистер поправил тесный дублет, глубоко вздохнул и постучал. Дверь открыли не сразу.

— Сударь Алистер, — Белян был смущен. — Простите, я не ждал вас…

Он обернулся и посмотрел на свою комнату. Затем снова обратил взор на Алистера. Одет он был в свой будничный камзол с искусной вышивкой, напоминавшей узор из цветов. Глаза у него были красные, слезящиеся.

— Вы не будете возражать, если я войду?

Белян колебался несколько секунд.

— Нет, нет, конечно, входите, — дьяк князя отошел, пропуская Куврату в комнату и закрыл дверь. — Осмелюсь спросить: что вас привело ко мне в столь поздний час?

Казначей остановился на середине комнаты. Все здесь было так, как и при прежнем дьяке. Мягкая, но маленькая кровать, высокое и широкое окно с великолепным видом на город, книжные шкафы, ковры, украшавшие пол и одну из стен. Нарядно, но не слишком. На столе возле окна горела свеча. Створки были распахнуты. С улицы дул прохладный ветер.

— Похоже, вы в этот поздний час не спите тоже.

— Я… Разбирался с приказами. У меня много работы в последнее время, — Белян стоял у двери, не зная, куда себя деть.

Он чувствовал себя неуютно рядом с казначеем.

— Действительно, — отозвался Алистер. — Столько событий происходит каждый день. Только и успевай принимать и отсылать письма, подписывать приказы, сдувать пылинки с государя и оберегать его секреты.

— Алистер, — произнес Белян. — Назовите мне цель вашего визита.

— Ну что вы… Вы испугались меня? — казначей улыбнулся и понизил голос.

— Нет. У меня много работы. Поэтому говорите.

— Хм, — Алистер сел за стол и провел рукой над лежащими на нем бумагами. — Все вы гоните меня в шею, как только увидите. Требуете, чтобы я сразу выдал вам то, зачем пришел. Презираете меня. И ошибочно не считаетесь со мной.

Он посмотрел на Беляна, и в его взгляде не было больше притворной вежливости и симпатии.

— Достаточно, — сказал казначей и что-то достал из кармана. — Вот плата за ответы, которые ты мне предоставишь, Белян.

Алистер шлепнул на бумаги туго набитый кошель.

— Это… деньги? — спросил дьяк, и на его лице возникло отвращение.

— Здесь гораздо больше твоего годового жалованья. Князь скуп на оплату твоих услуг. А я буду щедр.

— Что вы хотите узнать от меня за это? — Белян указал на кошель. — Вы думаете, я предам Его Светлость за какие-то монетки?

— Не какие-то, а золотые. Ты ничего не потеряешь, согласившись.

— Я потеряю доверие моего государя.

— Послушай меня, Белян, — медленно проговорил Куврата. — Для твоего же блага, соглашайся.

— Вы не ответили на мой вопрос. Что вы хотите узнать от меня?

— Тайну, которую Твердолик доверил только троим самым близким советникам.

— Ах, вот что, — Белян покачал головой. — Нет. Вы этого никогда не узнаете. Вы не заставите меня и не подкупите. А князь…

— Узнает обо мне? — Алистер встал. — Узнает о том, что я пытаюсь выяснить его планы? Ты донесешь ему?

— Зря вы пришли, Алистер, — сказал дьяк. — Вы ведь сами себя подставляете. Я не куплюсь.

— Мне жаль.

— Что «жаль»?

Казначей вдруг сгреб Беляна в охапку и подтащил к окну. Прежде, чем дьяк успел опомниться, Алистер навалился на него всем весом и выхватил кинжал из-за пояса. Глаза Беляна расширились от ужаса. Он открыл рот.

— Только попробуй, — предупредил его казначей и приставил кинжал к трепещущему горлу дьяка. — Не ори. Ты понял? Я проткну твою глотку раньше, чем тебя кто-нибудь услышит.

Белян испуганно смотрел на него.

— Итак, — проговорил Алистер. — Ты расскажешь мне, что там затеял Твердолик.

— Я не могу, — дрожащими губами шепнул Белян.

— Можешь, — усмехнулся Куврата и коротко свистнул. — Двух других, которые могли мне выдать тайну Его Светлости, не так-то просто убить. А если бы это удалось, это вызвало бы много шуму. А вот ты… Кому придет в голову убивать дьяка? Конечно же, это был несчастный случай… Так скажут люди.

За спиной Алистера возникли два высоких воина, которые были похожи на каменных истуканов. Белян заскулил, не сдержавшись.

— Ну-ну, не трясись, — казначей слегка ослабил хватку. — Скоро все закончится. А теперь расскажи мне. Давай же.

Белян посмотрел на стражников и проглотил ком в горле.

— Твердолик хочет выяснить, как убить Катэля, — запинаясь, проговорил он. — Вернее, он уже почти знает. Остались лишь детали…

— Неужели?

— Он… Он хочет самостоятельно разобраться с чародеем. Но пользуется помощью Оплота.

— Он не планирует рассказать Совету? Или кому-нибудь другому?

— Нет.

— Почему?

— Твердолик не хочет, чтобы кто-нибудь другой узнал.

— Хочет быть единоличным победителем в этой схватке, понятно, — протянул Алистер. — А что его подружка? Эльфийка? Куда он ее отправил?

— Существует заклинание, которое было наложено на Катэля.

— Что за заклинание?

— Оно сделало его бессмертным. Разрушив его, можно сделать чародея вновь уязвимым.

— А, — казначей облизнул губы. — Вот оно что…

— Князь послал советницу Мивсаэль на Тор Ассиндраэль… Неблагий Двор может знать кое-что о заклинании.

— Откуда князь узнал об этом заклинании?

— Я не…

— Говори, — Алистер надавил на кинжал.

На шее дьяка появилась влажная красная полоса.

— Я скажу! Не убивай меня! — закричал дьяк.

— Да тише ты. Я же просил не орать. Не буду я тебя убивать. Откуда Твердолик знает об этом?

— Он нашел дневник.

— Какой дневник?

— Он принадлежал ведьме, наложившей это заклинание на Катэля. Она была его возлюбленной.

— Хм. Интересно, — сказал Куврата. — И где сейчас эта ведьма?

— Она мертва.

— Ну хорошо.

Он убрал кинжал и отпустил Беляна. Тот осел на пол и затрясся.

— Спасибо за сведения, Белян. Они очень ценны. Ребята, — Алистер кивнул стражникам.

Они молча подошли к дьяку.

— Постой… Ты же сказал, что не будешь… — Белян вскочил, пятясь.

Но пятиться было некуда. За его спиной находилось только окно.

— Я не буду. Я никогда не пачкаю свои руки, — Алистер спрятал кинжал в потайные ножны у пояса дублета.

— Я же все рассказал! — крикнул Белян.

— Да что же ты так орешь… Рассказал, да, благодарю тебя еще раз. Но после этого ты — угроза для моей секретности.

— Алистер, не надо! — Белян взялся руками за подоконник сзади.

Стражники нависли над ним, закрывая его худое тело своими широкими спинами.

— Нет. Не несчастный случай. Самоубийство, — проговорил Алистер, только догадавшись, что его подручные вытолкнули дьяка из окна. За их спинами он не видел ничего, кроме высоко зашедшего на небо месяца.

Последовал громкий отчаянный вопль, быстро затихающий, а потом резко оборвавшийся. Стражники повернулись к Алистеру. Тот стряхнул с дублета несуществующие соринки и удовлетворенно кивнул воинам.

***

— Где мы?

Драгон потряс спутавшимися волосами. Небо над ними было неестественно черное, тучи сгущались очень быстро. Это была магия. Ветер свистел в ушах и буквально сносил с ног. Впереди плескалось темное море.

Драгон втянул носом воздух и присел на корточки. Он взял в ладонь горсть серого песка, приблизил ее к глазам и растер между пальцами.

— Где мы, Драгон? — повторила Лета, встревоженно глядя на небо.

— Я предполагаю самое худшее, — сказал он и перевел на нее взгляд. — Мы на Скалистых островах.

— Пирин`ан Дарос? Нет. Этого не может быть, — Лета принялась ходить по кругу и осматриваться. — Не может…

Драгон отряхнул руки и выпрямился.

— Боюсь, что это так.

Лета смотрела на него, тяжело дыша.

— Почему песок серый?

— Из-за него это место назвали Пепельным берегом.

Она выпалила что-то не разборчивое и обхватила себя руками.

— Эй, — Драгон подошел к ней. — Успокойся. Все будет хорошо.

Он прижал ее к себе и положил руку ей на голову.

— Все будет хорошо. Я с тобой.

— Я не понимаю, — прошептала Лета. — Как мы… Как он…

— Я не знаю, — ответил Драгон, угадав ее невысказанный вопрос.

— Пять минут назад мы стояли в лесу рядом с ним… А теперь мы…

— Тише, — шикнул Драгон. — Успокойся.

— Я спокойна, — она несильно оттолкнула его. — Я просто… Я растеряна.

— Я знаю.

Она посмотрела на море.

— Ты уверен, что это Скалистые острова?

— Да. Вон там, — он указал на пятно, видневшееся на горизонте, — Понфлэр. Третий и самый маленький из архипелага. Позади нас — Агатовый бор. А в той стороне Матовый Кошмар.

— Матовый что?

— Это просто названия областей островов, не переживай.

— И куда нам нужно пойти, чтобы выбраться отсюда? На тот остров?

— Нет, там ничего нет. Погоди, я думаю.

— Как Марк это сделал?

— Может, это был не он.

— О. Значит я? — хмыкнула Лета. — Или ты? Я помню, его рука была такой горячей. И он говорил, чтобы мы спасли себя и бросили его.

— Погоди… Тот камень, что дала нам Иветта…

— О чем ты?

— Твоя подруга создала для нас рунный камень, который работает как портал, — сказал Драгон. — В случае опасности он переносит в другое место. Марк хранил его у себя.

— Почему Марк тогда не с нами?

— Я без понятия, как это работает. Иветта сказала, что камень сам переносит, когда приходит время. Почему Марк остался, я не знаю… Возможно, что его закинуло в другое место.

— Это все очень странно, — произнесла Лета и вдруг испуганно вздохнула. — Если он остался там… Драгон, солдаты. Вдруг они…

— С ним все будет хорошо, — заверил ее мужчина и взял за руку. — Он в порядке, я в этом не сомневаюсь. Сейчас мы должны думать только о том, как спастись.

— Этот лес, ты назвал его Агатовым бором. Что там?

— Если следовать напрямик, можно добраться до Хребтов Безумца. А за ними древняя эльфийская крепость, ставшая тюрьмой для Катэля.

— И там он сидит сейчас?

— Думаю, да. Крепость хорошо укреплена. Ему нет нужды покидать ее.

— А эти Хребты…

— Крэндо д`Аффо. Горный массив, названный в его честь.

— Отлично, — проговорила Лета. — Что мы будем делать?

— На берегу оставаться небезопасно. Мы пойдем в бор. Там можно добыть пищи, найти укрытие.

— Если местная потенциальная дичь не отравлена теургией.

— Здесь действительно творится чертовщина, но это все же не Тор Ассиндрэль. Почва чистая и лес здоровый, хоть и мрачноват.

Лета подтянула ремень с ножнами и подняла голову вверх. Черные тучи стремительно плыли по небосводу, будто опавшие листья по течению реки.

— Что случилось здесь? — полюбопытствовала она у Драгона. — Почему эльфы покинули Скалистые острова? Они огромны, плодородны, живописны. Кроме Катэля, здесь нет ничего. Нет и признаков катастрофы, войны или чего-нибудь в подобном роде. Эльфы бросили все, что было. И не оставили даже записей в своих древних свитках.

— Эльфы не любят, когда об этом спрашивают.

— Что, вообще никак нельзя узнать?

— Я задавал подобный вопрос. Много раз. Даже твоя мать не захотела рассказывать.

— А, — Лета обернулась к лесу. — Ладно. Давай все-таки поищем, где можно укрыться.

Когда они вошли в лес, шум моря прекратился. Было слышно только стрекотание насекомых и потрескивание сгибаемых ветром сучьев. Крепкие хвойные деревья возвышались до самого неба. Пахло здесь восхитительно. Лета всегда любила запах сосен и елей. Он словно очищал разум и бодрил, если клонило в сон.

— Да, этот лес здоров, — сказала она. — Но он какой-то… злой.

— Отойдем подальше, — отозвался Драгон. — Сегодня мы уже ничего не поедим, надо подождать до утра. Поищем место для ночлега.

Лета пошла за ним, на ходу заплетая волосы в две косы.

— А ты уверен, что мы не сможем добыть еды?

— В такой темноте даже керник ничего не увидит. И я понятия не имею, какие звери тут водятся. Возможно, что не будет крупных. А вот зайцы там, белки…

— Белки, — Лета усмехнулась, аккуратно прошагав между близко растущими к друг другу кустарниками. — У нас нет лука.

— Будет. Когда ты завтра проснешься.

— Разве нас такому учили в Кривом Роге? Мастерить луки?

— Учили. Я же говорил, что не стоит пропускать занятия. Марк не пропускал.

— Чепуха, — буркнула Лета. — Ему вот пригодилось, а мне нет. Надеюсь, что завтра я увижу вместе с луком и завтрак.

— Это я тебе обещаю, — произнес Драгон, продираясь через заросли крушины.

— Как ты думаешь, что с Марком?

— Я думаю, что он выбрался. И что он пойдет за помощью к Иветте.

— Хм, — Лета закончила заплетать косы и ускорила шаг. — Она не сможет нам помочь. Они не найдут нас на островах. Это все равно что… иголка в стоге сена.

— Она найдет решение. Но мы не будем сидеть и ждать помощи.

— И что? Что мы будем делать? Охотиться на белочек и строить шалаши?

— Я слышал, что много китривирийских отрядов патрулируют лес. Нам повезет, если мы наткнемся на них, — сказал Драгон. — Лутарийцев лучше обходить. У них к нам могут возникнуть вопросы. Кто мы, как попали сюда… Лично я не представляю, какую легенду тут можно сочинить, чтобы она хоть отчасти напоминала правду.

— Китривирийские отряды, значит, — изрекла Лета. — А им что мы скажем? Мы есть люди, их враги. Ты представляешь, что тут происходит, когда один отряд натыкается на другой, вражеский?

— Иян говорил, что этот вопрос решен. Илиары и люди соблюдают на Скалистых островах нейтралитет. Заметь, нейтралитет, а не союз.

— То есть илиары нас не тронут. Но что мы им скажем?

— Мы скажем им правду.

— Что? — Лета остановилась.

— Правду, — повторил Драгон, оборачиваясь. — О нас. О тебе.

— Мы не можем.

— Помнишь, я говорил тебе, что ты вольна делать все, что захочешь?

— Да, и ты подразумевал поплыть в Китривирию и встретиться с отцом, — сказала Лета и скрестила руки на груди.

— Рано или поздно это должно произойти. Он будет рад тебя увидеть.

— Этого не будет, — заявила Лета и, обойдя Драгона, пошла вперед. — Мы просто попросим о помощи. И не надо рассказывать обо мне.

— Узнав, они помогут быстрее, — Драгон поравнялся с ней. — Они защитят нас и выведут отсюда к их кораблям.

— Мы не будем этого делать.

— Но китривирийцы помогут нам скорее, чем лутарийцы. Смотри, — он вдруг поднял руку, чтобы показать на что-то. — Мне кажется, это идеальное место.

Поблизости рос толстый дуб с раскидистыми угрюмыми ветвями. Драгон подошел к нему и деловито осмотрелся.

— Лучше этого мы ничего не найдем. Достаточно далеко от берега, но не в глубине леса.

— Ты опасаешься чудовищ?

— Я не знаю, что за твари могут здесь водиться. Нам следует быть осторожными.

— Лес старый, — подметила Лета. — Лешие могут быть.

— Было бы прекрасно. Однако я не думаю, что только они.

Драгон отстегнул ножны от ремня и прислонил их к стволу дуба. Лета последовала его примеру и освободилась от своего меча, расположив его рядом с клинком Драгона. Она с опаской посмотрела во тьму леса.

— У меня чуткий сон. Ты же знаешь, — сказал Драгон, увидев ее выражение лица.

— Мне просто не по себе.

— Все будет хорошо. Мы выберемся. Иди сюда.

Он снял свой плащ и постелил его возле дубового ствола. Лета присела на него. Драгон сложил рукава плаща так, чтобы они служили чем-то вроде подушки, и жестом попросил Лету лечь. Потом он напоследок обвел внимательными глазами все пространство вокруг и лег рядом.

Они лежали на плаще и смотрели вверх, на широкие ветви дуба. Лета почувствовала, как резко нахлынула усталость. Глаза слипались.

— Ты голодна? — спросил Драгон.

— Да. Но желание сна сильнее.

— Тогда спи. Завтра постараюсь добыть нам еды и поискать воду.

Лета положила руки на живот и закрыла глаза. Даже все эти странные события, которые сегодня произошли, не могли заставить ее перестать хотеть спать. Но все же было то, что мучило Лету. Она поняла, что должна разобраться с этим.

Она открыла глаза и взглянула на орлиный профиль Драгона. Он мирно дышал, положив правую руку рядом с ножнами, чтобы быстро схватить меч, если понадобится.

— Ты встречался с ним раньше, так? — спросила Лета и приподнялась на локтях.

— С кем?

— С командиром дружины.

— Лета, спи.

— Расскажи мне.

Он вздохнул и открыл глаза.

— Встречался ли я с ним? Да. Надеюсь, это все?

— Что произошло? — не унималась Лета. — Когда я рассказывала тебе про него, ты так напрягся, как будто камень проглотил. А когда вы встретились, там… Вы так смотрели друг на друга…

— Если бы Марк не начал это ворошить, ты бы не подняла этого вопроса.

— Но он это сделал, — произнесла она. — Теперь расскажи. Я не отстану.

Драгон помедлил, собираясь с мыслями.

— Давно нужно было тебе все рассказать, но я… Я боялся, — произнес он. — К этому ты никогда не будешь готова.

— Расскажи. Сейчас.

— Это ранит тебя.

— Нет. Продолжай.

— Увидев Милована сегодня, я сразу его узнал. Я запомнил его лицо на всю жизнь. Я запомнил, как оставил след на этом лице много лет назад.

— Постой… Его шрам, это ты сделал?

— Угу.

— Когда?

— В ту ночь, когда… Лета, я не могу этого произнести.

Она села и обхватила руками колени.

— Пожалуйста, скажи мне, что это не то, о чем я думаю.

— Прости.

— Это он… убил ее?

— Да.

Она судорожно вдохнула хвойный воздух. Она долго молчала. Драгон сел тоже, привалившись спиной к дубу, и наблюдал за ней. Он не решился дотронуться до нее или сказать что-то.

— Почему ты раньше мне не сказал? — глухо спросила она.

Ее голос звучал как чужой.

— Что бы это дало?

— Ты серьезно? Что бы это дало? Я бы убила его в тот день, как встретила, в Сухой Жилке.

— Ты бы не смогла.

— Почему ты этого не сделал? — Лета обернулась, и глаза ее были полны слез. — Почему? Он убил ее.

— Да, — Драгон выдержал ее взгляд. — Я не сумел ему помешать. Но я спас тебя.

— Почему ты не убил его? — повторила Лета.

В ее вопросе послышались нотки гнева.

— Потому что у меня не получилось бы. Он один из самых умелых воинов, которых я когда-либо встречал. Я бы погиб. Напрасно. Вместо этого я сберег и вырастил тебя.

— Тогда я убью его.

— Нет, — Драгон взял Лету за предплечье и сжал его. — Послушай. Ни я, ни ты не справимся с ним.

— Он убил ее.

— Я знаю, я… — Драгон вздохнул и отвел взгляд от девушки. — Ты не представляешь, как тяжело мне жить с этим. Вот поэтому я не рассказывал. Я хотел оградить тебя о того, что может причинить боль.

— Это князь приказал, да? — тихо спросила она. — В отместку за то, что она сделала во время Медной войны? Я думала, что мама погибла от рук грабителей, которых ты потом сам прикончил. Ты так говорил.

— Я солгал. После войны мы были вынуждены скрываться от убийц, которых подсылал к нам Твердолик. Почти никто об этом не знает.

— Почему?

— Я не хотел, чтобы тебя нашли. Но после Суаривы это все перестало иметь смысл.

— Теперь можно рассказать всем, что сделал Милован.

— Ты думаешь, что кто-то обвинит его в том, что он убил женщину, сотворившую зло его народу? Я… — Драгон запнулся, поглядев на на Лету. У той в глазах стояли слезы. Он привлек ее к себе и крепко обнял. — Прости. Я зря рассказал.

— Не зря. Это правильно, — выдохнула она.

Она всхлипнула и задрожала. Драгон растер ладонями ее холодные плечи.

— Тебе нужно поспать. Набраться сил.

Лета положила голову ему на грудь.

— Я хочу убить его.

— Я знаю.

— Драгон, я ненавижу его. Я хочу смотреть, как он умирает.

— Потерпи. Это пройдет.

— Разве?

Драгон перестал растирать ее плечи и только обнял сильнее.

— Нет. Никогда не пройдет, — произнес он, чувствуя ее неровное дыхание на своей груди.

Лета крепче прижалась к Драгону. Она еще долго содрогалась, но слез не было. Когда она уснула, Драгон расслабился. Он смотрел на участки черного неба, видные ему через ветви дуба. Этой ночью он так и не сомкнул глаз.

***

Иветта вышла на центральную улицу. За последние несколько дней сильно похолодало. Она поплотнее закуталась в шаль. В сумерках Тиссоф переливался сотней огней. Мелькали лица, звучал веселых смех, уличные музыканты проигрывали абсолютно все мелодии и песни, которые знали. В городе начинался праздник. Каждый вечер, каждую неделю, каждый месяц… Тиссоф был местом не только деятельности магов, но и бесконечного веселья. Неиссякаемое ночное гулянье было его частью.

Иветта проходила мимо пестрых лавочек с завлекающими вывесками и разодетыми торговцами, мимо шумных компаний и уютных трактиров, мимо уличных представлений и танцующих под завораживающую музыку людей. Наступала ночь, а с ней кварталы Тиссофа все больше входили в состояние эйфории.

Она была неприкосновенна. Перед ней расступались, провожали взглядом, некоторые почтительно склоняли головы. С виду Иветта была обычной молодой девушкой, однако люди подсознательно чувствовали, кто она. Она была волшебницей, той, кто познает тайны великой науки. Люди всегда уважали магов. И боялись. Маги могли в несколько произнесенных слов решить насущные человеческие проблемы, а могли и наслать проклятье, если кто-то попытается их обидеть. Все поникали перед их мощью.

Но Иветта не понимала этого. Другие ведь не знали, что значило быть магом. Что значило уметь подчинять себе искусство волшебства.

Учеба. Сотни книг, годы практики, полная изоляция от общества в течение очень долгого времени. Бесконечные провалы и осознание своей ничтожности. Желание забросить все и вернуться домой, к родителям. Но после снова возвращение к книгам. Практика. Нескончаемые повторы тех трюков, которые не получаются месяцами. Сотни книг. Долгие ночи, проведенные в зазубривании заклинаний и магических формул. Невозможность сблизиться с кем-то.

Иветта мельком взглянула на молодого мужчину, который возник у нее на пути. Он был одет в роскошный темно-красный, как кровь, камзол ручной работы. У него была черная густая борода и небесно-голубые глаза. Он учтиво поклонился и отошел в сторону, пропуская ее. Она прошла мимо него и через минуту забыла его лицо.

Невозможность сблизиться с кем-то.

Члены Сапфирового Оплота, да и вообще почти все высшие маги, не заводили семей по одной простой причине — маг должен посвятить всю свою жизнь магическому искусству, а брак и дети являлись большой помехой. Впрочем, короткие любовные связи никогда не запрещались. Но что-то более серьезное категорически не принималось в обществе высших магов. Если маг хотел завести семью, ему надлежало оставить свое ремесло, и немногие так поступали. Погружаясь все больше в это тайное искусство высшей магии, чародеи были увлечены и не особо хотели обременять себя семейными узами. Но все заводили однажды легкомысленные, ни к чему не обязывающие отношения. Дита настаивала на том, чтобы Иветта воздерживалась и от них. Слишком много ей еще предстояло изучить, и она не должна была тратить время на любовные похождения. Госпожа Иундор говорила, что юной магичке предоставится возможность познать любовь, но позднее.

А он не будет долго ждать. Он уйдет.

Иветта чуть не налетела на очередного прохожего и заставила себя избавиться от ненужных мыслей. Сейчас ей следовало думать о том, как быне опозориться перед Дитой. Она ждала ее в Васильковой Обители в надежде, что Иветта справилась с заклинаниями иллюзорности третьей степени, которые должна была изучить самостоятельно. Но у магички по-прежнему ничего не получалось.

Девушка не сразу подняла голову, когда вдруг один из прохожих отказался уступить ей дорогу. Она посмотрела на грязные сапоги с металлическими пряжками в форме листьев по бокам. Не поверив своим глазам, Иветта отважилась взглянуть на обладателя этих сапог.

— Мне нужна твоя помощь.

До нее не сразу дошел смысл сказанных слов, она просто уставилась на Марка. Он выглядел ужасно. Его щеки были в ссадинах, волосы спутались и торчали клоками. Куртка была покрыта грязью и засохшей кровью. За спиной виднелся длинный лук. Левая рука поглаживала оперения стрел в колчане на бедре.

Позади него стоял человек с темными волнистыми волосами и бледным лицом. Он был одет в мундир миротворца. Иветта озадаченно сдвинула брови.

— Ив, — позвал Марк и схватил ее за запястье. — Помоги мне.

— Что ты здесь делаешь? Что с Летой? Ты нашел ее? — спросила магичка, напрягаясь.

— Слишком долго объяснять. Надо найти место и поговорить. Срочно, — сказал Марк, не отпуская ее руки. — Твой рунный камень что-то сделал с ними.

Глава 13

Глава 13.

Cakhidas.

Лета проснулась и ощутила холод. Она попыталась найти в темноте Драгона, но почувствовала под рукой лишь шершавую ткань плаща. Она приподнялась на локте и вперила взгляд в тихий полумрак леса. Еще не рассвело.

Лета села и потянулась к сапогам, привязанным к низкой ветке над ее ногами. Она сняла их и пощупала мягкую кожу. Сапоги были еще сыроваты. Воздух в лесу был такой влажный и тяжелый, что кружилась голова. Лета была уверена, что лучше ей сапоги уже не высушить и надела их.

Они шли несколько дней. Лета не помнила точно, сколько, потому что даже не считала. За это время они встретили пару лутарийских патрулей, высоких и бледных эльфов, разгуливавших в чаще в одиночку, по виду тех самых приближенных Катэля, и наткнулись на три лагеря, которые были разбиты людьми в длинных черных мантиях. Драгон сказал, что это был Ковен, который примкнул к Катэлю. Как бы то ни было, Лета и Драгон избегали всех знакомств. Они осторожно обходили лагеря и патрули, изо всех сил стараясь не попасться. На островах у них не было друзей, и было опасно обнаруживать свое присутствие.

Кроме того, лес изменился. Чем дальше они заходили, тем меньше им попадались сосны и ели. Все чаще они видели диковинные черные деревья с раздутыми стволами и маленькими листочками несимметричной формы. Почва местами была темно-бурая, почти красная, и суховатая. Днем становилось невыносимо жарко, ночью — холодно. Невысокие кустарники, облепленные ядовито-лиловыми ягодами, цеплялись за одежду. С высоких деревьев, напоминавших своей толщиной дубы, слезала кора. С их веток свисали длинные вьющиеся зеленные стебли, которые Драгон называл лианами и использовал в качестве веревок.

Дневную жару часто смывали дожди. Одежда не могла до конца высохнуть. Драгон рассказывал, что такие леса, как этот, встречались на далеких-далеких материках, где царило вечное лето. То, что Агатовый бор делился на зоны с разным климатом и разными видами деревьев, где прохладный хвойный лес соседствовал с жаркими и влажными зарослями неизвестных растений, он называл чудом. Воздух здесь был густой, от него болела голова. Лете хотелось повернуть назад, к соснам, но Драгон настаивал на том, чтобы идти вперед.

Лета встала и размяла расслабленное после сна тело, сделав пару наклонов. Она не понимала, что Драгон пытался найти в этих лесах. Он говорил, что им были нужны илиары, но ни одного они еще не встретили. Лете казалось, что они застряли здесь надолго. Она застегнула ремень с ножнами на спине. Сегодня она хотела начать путь пораньше. Но сначала нужно было дождаться Драгона, который всегда уходил до ее пробуждения.

Лета натаскала мелких веток к тому месту, где спала. Она убрала плащ Драгона, повесив его на дерево, и принялась разводить костер. Она вертела ветку между ладонями, пытаясь трением получить огонь, но у нее ничего не выходило.

— Ты только руки себе поранишь. Дай, я сделаю, — услышала Лета за спиной.

Она обернулась и отодвинулась в сторону. Драгон сел рядом и шлепнул перед ней что-то маленькое и лохматое.

— Что это?

— Подстрелил нам завтрак.

— Я понимаю, но что это?

— Какая-то птица.

— Она похожа на… кошку, — сказала Лета и поморщилась.

— Может быть. Но это перья, а не шерсть, — произнес Драгон и положил ей тушу на колени.

Лета взвизгнула.

— Ощипывай ее. Если не можешь костер развести.

Лета с отвращением дотронулась до еще теплой дичи.

— Она похожа на кошку… На кошку с перьями… — застонала она.

Драгон взялся за ветку и стал втирать ее в кору с куда большим усилием, чем делала это Лета.

— Мне не выжить тут одной, — сказала она, наблюдая за его движениями.

— Просто ты знаешь, что есть кому занятьсяэтим вместо тебя, — заметил Драгон. — Ты не стараешься.

Вскоре под его руками взвился дымок. Драгон наклонился к веткам и принялся дуть. Спустя пару секунд веточный ворох вспыхнул режущим глаза пламенем. Лета опустила голову и принялась щипать птицу. Перья, подозрительно напоминавшие по своей структуре кошачью шерсть, легко отрывались от плоти. Только найдя у туши крыло, Лета немного успокоилась.

— Закончим с ней и пойдем, — сказал Драгон. — Как раз станет светлее.

Лета не ответила и бросила кучку перьев в костер. Дым был отвратным на запах и темным на цвет из-за сырости вокруг.

— Я не нашел воды, — продолжил Драгон. — Нам нужна вода.

— Вечером пойдет дождь все равно, — ответила Лета. — Вот тебе и вода.

— Дождем мы не наполним наш импровизированный бурдюк.

— Ах, да. Тогда я надеюсь, мы найдем какой-нибудь пресный ручей.

Драгон знал, как сделать их вынужденное пребывание в лесу более менее выносимым. С помощью ножа, древесины и трупа убитого им животного, напоминавшего лань, но с уродливой мордой и каким-то сероватым окрасом, он изготовил лук и кожаный бурдюк, в котором носил воду. Наконечники для стрел Драгон вырезал из камня.

Он много времени провел в лесу вдали от цивилизации и прекрасно знал, что делать. Лес был стихией и Леты, но она знала и умела гораздо меньше, чем Драгон. Ей оставалось только полностью довериться ему.

Мясо неизвестной птицы было жестким и невкусным. Но все же это лучше, чем ничего. Драгон держал дичь на огне, пока она не начала обугливаться, чтобы каждая часть прожарилась намертво. Он опасался оставлять мясо хоть чуть-чуть сырым. Он говорил, что местность здесь неизвестная, многие растения ядовиты, а высокая влажность была как благодать для различных инфекций, поэтому надо быть во всем осторожными.

— Я все еще не понимаю, куда мы идем, — сказала Лета, когда они закончили трапезу.

Драгон засыпал землей костер и порылся в косточках съеденной птицы.

— Мы должны найти того, кто сможет нам помочь, — ответил он, вытащив самую крупную птичью кость и спрятав ее в сумку.

— Не проще ли остаться на месте и подождать? Эффект будет даже лучше.

— Надо перемещаться, чтобы нас не поймали дружочки Катэля или лутарийцы. Мы не можем облюбовать одно место и целыми днями сидеть на нем, — Драгон снял с дерева плащ и перекинул его через плечо. — Мы сожрем всю живность в округе и своим каждодневным костерком привлечем кого-нибудь. Так что поднимайся и пошли.

К полудню они нашли пресный ручей и вдоволь напились из него. Наполнив бурдюк, они пошли дальше. Ориентируясь по солнцу, Драгон намеренно шел влево. Он предполагал, что в той стороне им скорее попадутся китривирийцы. Лета думала, что на Скалистых островах уже вовсю вели войну с Катэлем. Но на деле же оказалось, что это были короткие стычки и вылазки, облавы на лагеря Ковена и посягательства на границы Хребтов Безумца, где и собирались все основные силы Катэля. Драгон говорил, что понадобится собрать поистине огромную армию, чтобы атаковать Катэля в открытую. Чародей укрылся за цепочкой гор, через которые напрямик большое количество воинов не провести, только в обход, через границы Агатового бора на востоке. Через то место войско может пройти свободно, но Драгон не сомневался, что оно хорошо охраняется Орденом.

Когда солнце сдвинулось с зенита, Лета почувствовала усталость. Они ненадолго присели у поваленного ствола черного дерева. Сосны перестали встречаться им еще два дня назад. Драгон позволил Лете сделать глоток из бурдюка, и они продолжили путь. Теперь почва была повсюду темно-бурого цвета, а не только клочками в некоторых местах, как раньше. Лета ощутила запах гнили. Драгон сказал, что это было нормально. Этот запах шел с деревьев. Под их вонючими кронами появилась духота, медленно просачиваясь через землю и древесную кору. Она сдавила виски и наполнила легкие тяжестью. Идти стало труднее.

Через несколько часов опустел бурдюк. Начало смеркаться. Лета упала на колени и задрожала.

— Дай мне минуту, — попросила она, даже не пытаясь поднять головы.

Драгон привалился к дереву с крючковатыми ветвями и выдохнул. В грудь словно вцепилось что-то острое и тяжелое.

— Нужно идти дальше, — проговорил он. — Я понимаю, что плохо… Но если остановимся, будет еще хуже.

Лета подняла глаза и долго не могла ни на чем сфокусироваться. Ее покрывал липкий пот, приклеивший к телу рубаху. Она слышала жужжание насекомых и шелест зарослей, что казалось ей в сто раз громче, чем собственные мысли. Она понимала, что Драгон стоял перед ней, но она видела его вдалеке, едва могла различить его лицо.

— Лета… — Драгон втянул носом воздух. — Я чувствую свежесть.

— Тебе только кажется, — ответила она, попытавшись встать с четверенек.

Но красноватая сухая земля притягивала ее к себе, как магнит.

— Нет… Дует… Ветер… — Драгон отошел от дерева и посмотрел наверх.

Вдруг мрачный и долгожданный звук грома разорвал застоявшуюся жару. Лета села и запрокинула голову. Холодные благодатные капли дождя не заставили долго ждать. Она засмеялась и посмотрела на Драгона сквозь дождевую завесу. Он держался рукой за ствол дерева и улыбался.

— Каждый день одно и то же, — сказала Лета.

— И всякий раз кажется, что спасение не придет, — отозвался Драгон, умывая ладонью лицо. — Нужно поискать укрытие.

— Ну уж нет, — протянула Лета. — Дождь — единственное, что радует в последнее время.

Драгон тряхнул головой, разметав с волос брызги.

— Идем. Мы можем не успеть найти место для ночлега.

— До ночи еще далеко, — Лета оперлась руками на землю, чтобы подняться.

Но тут она почувствовала быстрый и болезненный удар в спину, от которогоруки подкосились и не выдержали ее веса. Лета ударилась щекой о размягченную от воды почву, поняв, что это Драгон ее ударил.

Послышался низкий грудной рык и одновременно с ним голос Драгона.

— Лежи и не двигайся.

Лета не послушалась. Она перевернулась на спину и увидела над собой Драгона, стоявшего на коленях. Он смотрел вперед, стиснув зубы. Правой рукой он неспешно и с опаской тянулся к мечу за спиной. Лета приподняла голову, и крик застрял у нее в горле.

Впереди, раздвигая скользкие заросли экзотических растений крепкими черными боками, кралось огромное существо. У него было четыре лапы, длинное и массивное туловище с мокрой от дождя шерстью, широкая морда с горящими глазами и белевшими в сумерках клыками. Оно издавало глубокое рычание и неслышно ступало по влажной земле.

Драгон извлек меч из ножен, и время замедлилось. Существо прыгнуло на них. В этом прыжке было столько мощи и грации, что Лета на мгновение подумала, что это выглядело безмерно красиво. Но прыжок сулил и опасность. Лета осталась лежать на спине, наблюдая, как Драгон проносится над ней и рвется к зверю.

Она услышала короткий рык и глухой удар. Драгон отлетел в сторону, отброшенный черной лапой, и столкнулся с деревом. Лета вскочила и вытащила меч. Зверь отвлекся от Драгона и посмотрел на нее. Его клыки были огромные, каждый размером с локоть Леты. Он пригнулся к земле и приготовился нападать.

Лета выставила левую ногу и подняла меч на уровень глаз. Она неотрывно следила за движениями зверя, который очень быстро приближался к ней. Еще пара шагов — и он прыгнет на нее. Лета растерла ногами влажную землю, стремясь принять еще более устойчивое положение. Дождь усилился и теперь хлестал по телу с особой яростью.

Зверь прыгнул. Лета рассчитала примерное время прыжка и в нужный момент сделала выпад. Она ожидала, что Пчела воткнется в мягкое влажное тело, но клинок лишь скользнул плашмя по блестящей шерсти. В следующую секунду девушка лежала на земле, придавленная тяжестью зверя. Черные лапы сомкнулись на ее плечах. Она увидела у своего лица пасть, украшенную острыми зубами. Два клыка на красном нёбе зависли над шеей девушки. Желтые глаза горели свирепостью и голодом. Один укус — смерть.

Драгон появился неожиданно, сзади, и бросился на спину зверю. Он глубоко вонзил меч около позвоночника существа. Зверь заревел и скинул с себя Драгона. Лета была свободна от его лап. Существо забрыкалось, издавая страшный вой боли. Драгон поднялся с земли и занес меч, собираясь добить животное. Но оно не позволило. Лета вскрикнула, увидев, как зверь сгреб своей лапищей Драгона и подмял его под себя. Она нисколько не колебалась. Преодолев расстояние между ней и зверем за несколько шагов, она забралась животному на спину. Зверь зарычал и завертелся, оставив Драгона. Он попытался сбросить Лету, но она крепко вцепилась ему в шерсть, ощутив прилив энергии, стремительно разлившийся по венам и наполнивший ее новыми силами.

И когда зверь остановился на дольше, чем ей даже нужно было, Лета отпустила правой рукой шерсть, размахнулась и воткнула меч в бок животному. Оно дернулось и зарычало. Лета вытащила клинок и ударила еще раз. Зверь вновь издал рык, на этот раз более похожий на вой. Лета извлекла меч и ударила еще. И еще, и еще, и еще… Пока зверь не стал жалобно скулить и не рухнул на мокрую землю.

Лета слезла со спины существа, держа перед собой клинок. В закатившихся глазах зверя было видно, как оставляет его жизнь. Он лежал на боку, шевеля передней лапой и изредка содрогаясь. Услышав его поскуливание, девушка ощутила укол жалости, но потом, когда она увидела Драгона, это мимолетное терзание прошло.

Она уронила меч и присела рядом с ним. Он полулежал, оперившись спиной на дутый ствол черного дерева. Обе руки он прижал к бедру левой ноги. Если не считать этого, других повреждений вроде не было.

— Это артерия, — выдохнула Лета, увидев слабый фонтанчик крови, бивший из раны на бедре Драгона.

— Задел лапой, — поморщился он.

— Нужно пережать чем-то, — Лета осмотрелась по сторонам.

— У меня ремень, — Драгон показал пальцем на свой пояс.

Лета ловко отстегнула его ремень и вытащила из прикрепленных к нему ножен кинжал.

— Это ненадолго, — сказала она. — Вот теперь нам надо сильно ускориться в поиске помощи.

Дождь быстро смывал кровь, но он не мог скрыть равномерно пульсирующий красный ручеек на бедре. Драгон перевел взгляд на бледные руки Леты. Они не тряслись, точно знали, что делать.

— Костер ты разводить не умеешь, стреляешь посредственно, а раны…

— Тише, — перебила Лета, озабоченно глянув на него.

Он прислонился головой к стволу и закрыл глаза.

— Рана глубокая?

— Да. Тебе срочно нужна помощь. Я, кроме этого, ничего не смогу сделать, — Лета закончила обматывать бедро и застегнула ремень. — Туго?

— Туго.

— Отлично, — она оторвала кусок ткани от рукава своей рубахи и стала перебинтовывать рану. — Что это был за зверь?

— Такие водятся на Иггтаре, на юге Китривирии. Некоторые илиары держат их в качестве домашних питомцев. Ну знаешь, как…

— Котов?

— Вроде того.

— Неужели, — Лета фыркнула. — Он нас чуть не убил. Здоровый, как медведь.

— Ай! — зашипел вдруг Драгон.

— Прости, — она погладила его по щеке. — Прости.

— Ничего. Но не забывай, что я живой и чувствую боль.

— Все, можешь расслабиться. Готово, — девушка завязала на самодельном бинте узелок. — Я боюсь, что рану попала инфекция.

— У нас есть еще время.

Лета посмотрела наверх.

— Поищем укрытие. А то промокнем насквозь.

— Уже.

— Тебе нужны сухость и тепло, — Лета нашла свой меч и спрятала его в ножны. — Вставай, я помогу.

Драгон, опираясь на дерево, поднялся на ноги. Он взял клинок и посмотрел на зверя. Мертвый, он не внушал никакого страха и казался обычным животным, похожим на кота. Драгон подумал, что подозрительно много существ на этих островах напоминали ему кошек.

Лета нырнула под его руку и помогла идти. Из-за дождя в лесу совсем стемнело. Они пошли в ту сторону, куда и изначально держали путь. Местность плавно пошла под уклон, и это было не очень хорошо. В лощинах крайне сложно следить за обстановкой вокруг. Если кто-то подойдет близко, он не сразу будет виден. Лета хотела уже повернуть обратно, чтобы вновь оказаться наверху, но Драгон показал на что-то рукой.

В нескольких метрах от них расположилась небольшая голая скала. Высотой она была невелика, но ее ширина внушала уважение. Издали скала выглядела как огромный, покрытый каким-то темно-коричневым мхом камень. Драгон показывал на едва заметную трещину в скале. Когда они подошли ближе, то увидели, что трещина оказалась углублением. Внутри было что-то вроде пещеры.

Лета помогла Драгону снять плащ и постелила его на каменный пол. Драгон сел рядом с плащом. У него не было желания ложиться на мокрую ткань. Он осмотрелся. Потолок пещеры был низкий, а само углубление уходило дальше, и не было видно, что там.

— Вдруг здесь кто-то что-нибудь полезное оставил. Пойду осмотрюсь, — сказала Лета и отправилась во тьму пещеры.

Драгон сложил руки на груди, пытаясь согреться. В пещеру проникал холод от дождя снаружи. Слышался звериный вой в отдалении. Драгон подвинул поближе меч. Лета вернулась скоро с охапкой веток и с довольной улыбкой на губах. Этой ночью они не замерзнут.

Когда костер уже вовсю пылал, Лета чуть ослабила ремень на бедре Драгона. Она сняла с него стеганку и рубашку, расстелив их на полу возле костра. Взгляд ее невольно притянулся к горлу Драгона.

— Никак не могу привыкнуть к нему, — проговорила она, усаживаясь напротив него и снимая сапоги.

Шрам. От середины груди до самого подбородка, неровный, красноватый, уродливый. Драгон провел по нему пальцем.

— Я тоже.

Лета поставила сапоги возле костра и пошевелила босыми ногами.

— У нас остались запасы?

— Горсть ягод в сумке.

— Оставим их на утро. Сомневаюсь, что я смогу завтра кого-нибудь подстрелить.

— Ты пойдешь охотиться утром?

Лета улыбнулась и опустила глаза.

— Может, мне повезет найти хотя бы воду. Извини, но ты уже не боец.

— Ты убила такого большого зверя, — сказал Драгон после короткого молчания.

— Вот только не надо меня хвалить. Убила, но ты теперь ранен.

— Не смертельно.

— Смертельно, если тебе не поможет лекарь.

— Эй, давай не будем об этом. По крайней мере, сегодня.

Лета подтянула колени к груди и уставилась на огонь.

— Ты всегда веришь только в лучшее, — проговорила она.

— Угу. Тебе бы это тоже не помешало.

Она посмотрела на его меч, который он по обыкновению положил рядом с собой, с правой стороны.

— Почему ты взял его?

— В каком смысле?

— Ты не любишь его. Зачем ты его взял?

Драгон положил ладонь на рукоять своего клинка.

— Когда я чувствую, что в будущем придется несладко, — произнес он, — я беру его. Всегда. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты редко его носишь. Из всех мечей, которыми владеешь, этим ты почти никогда не пользуешься.

— И он привлек твое внимание только сейчас?

Лета нахмурилась и положила подбородок на колени.

— Нам просто нужно занять себя болтовней. Хоть о чем-нибудь. Ночь будет длинная. Я должна как-то отвлечься от переживаний за твою ногу и от урчания своего голодного желудка.

Драгон подвинулся ближе к костру и вытянул к пламени руки.

— Ты и сама прекрасно все знаешь.

Лета знала. Она смотрела на меч, вспоминая, что Драгон говорил о нем. Клинок, мистическим образом заставлявший своего хозяина испытывать удовольствие от пролитой крови. Меч, обладавший темной, по-настоящему черной душой. От этого по спине ползли мурашки.

Меч был полутораручным. У него был двойной дол, стальная оболочка, а сердцевина, как утверждал Драгон, — какой-то неизвестный металлический сплав. Костяной черенок рукояти был обтянут шершавой кожей, изогнутая крестовина украшена орнаментом из каких-то не совсем ясных символов, а посеребренное навершие выполнено в форме тюльпана. Клинок был широкий, гораздо шире, чем клинок Пчелы, и длиннее. По лезвию шла надпись: «Ellure teau mrat en fale et avime1».

— Тот, кто ковал его, преследовал нехорошую цель, — пробормотала Лета.

Драгон положил меч на колени, но не вытащил его из ножен. Он называл его Анругвин, что с эльфийского означало Гневная Песнь.

— Кто бы его ни выковал и какая бы цель ни была, этот меч не единожды выручал меня, — сказал Драгон. — Но в нем кроется зло.

Он погладил рукоять меча и вернул его на прежнее место.

Драгон происходил из дворянской семьи, но его прадедом был керник. Так случалось, что Стражи покидали свой путь и пытались вернуться к жизни простых людей. И прадед Драгона, Бехар, так поступил. Он женился на дочери богатого и знатного человека, взял ее фамилию и стал купцом. Рассказы о прадеде и были тем толчком, из-за которого Драгон захотел стать керником. Откуда Анругвин был у Бехара, он не знал. Прадед завещал передавать этот меч из поколения в поколение старшему сыну. Так Анругвин достался Драгону. Больше он ничего не знал. Ни истории меча, ни имени предыдущего хозяина, ни всех сторон той магии, что содержалась в мече.

Драгон собрал много клинков за всю свою жизнь. Некоторые ковались специально для него. Анругвин резко выделялся среди них своей прекрасной рукоятью, надписью на лезвии и темным прошлым. Он всегда жаждал крови, выскальзывая из ножен, звенел и дышал, как живой.

Может, это было просто наваждение, плод разыгравшийся фантазии. Не зная почти ничего об Анругвине, подсознание желало сочинить свою историю, как можно более странную и будоражащую. Но Лета ощущала что-то живое под сталью.

— Ты прав, — проговорила она. — Я не хочу слушать про зло в нем.

Драгон поскреб рукой щетину на своем лице.

— Хочешь, расскажу какую-нибудь другую историю, не связанную со злом, смертью и тайнами?

— Да, хочу. Но сначала…

Лета встала на колени и подползла к Драгону. Он с удивлением воззрился на нее. Она ощупала его лоб. Горячий. Перевела взгляд на его бедро.

— Болит?

— Да.

Она наклонилась к его ноге, осматривая намокший от крови и воды кусок рубахи.

— Если начнется воспаление…

— Не начнется.

— Мы не знаем, куда это чудовище засовывало свои когти перед тем, как ранить тебя, — сказала Лета.

Она затянула ремень на бедре туже. Ей предстояло всю ночь менять положение ремня — то ослаблять, то наоборот. Иначе он лишится ноги. Она вдруг обняла Драгона. Он был жилистый, худой. Но теплый.

— Как огонь, — шепнула Лета.

— Что?

— Ничего. Отдыхай.

Драгон поцеловал ее в лоб, когда она разжала объятия.

— Тебя что-то еще тревожит. Помимо моей ноги, — сказал он. — Я вижу.

— Ничего.

— Скажи.

— Ты все равно не станешь об этом говорить.

Он вздохнул и поводил головой из стороны в сторону, разминая затекшую шею.

— Ты о Миловане? Да?

— Мы должны его убить. Все очень просто, — бросила она с наигранной бесстрастностью. — Ты почему-то сомневаешься.

— Лета, то, что я не пытался отомстить ему, не значит, что я не хочу. Но мне не справиться с ним.

— Одному нет. Но нас двое.

— Милован серьезный противник.

— Вдвоем мы прикончим его. Раздавим, как таракана, — ее взгляд был полон ненависти и боли.

— Твои глаза меняются. В сумке лежит настойка. Осталось всего на один раз.

Лета посмотрела на сумку Драгона.

— Мы нескоро добудем еще, — сказала она. — Я приму ее завтра. А может, послезавтра. Здесь всем плевать, какие у меня глаза. Кругом одни деревья и кусты.

— И зверь, похожий на кота, который у меня был в детстве. Правда, намного, намного крупнее, — подметил Драгон и увидел мимолетную улыбку Леты. Внутри у него потеплело. — Слушай. Я давно опасался встречи с Милованом, еще когда ты раскрыла себя в Суариве. Я думал, он захочет найти тебя. Но нет. И у него, и у князя были другие заботы. Однако теперь…

— Мало того, что я — живое напоминание его неудачи, я вдобавок являюсь свидетелем всей этой истории с банши, — прервала его Лета. — Милован захочет найти меня… И ты хочешь что-то предложить?

— Ты сказала, что вдвоем мы справимся с Милованом. Это так. Это будет не совсем честно, но…

— Нечестно было пытаться убить меня, когда я была младенцем, — снова перебила Лета. — С ним я не буду поступать честно. Я поступлю справедливо и жестоко.

— Мы найдем его первыми. Мы не будем сидеть и ждать, когда он найдет нас. И тогда, — Драгон поглядел на нее, — мы убьем его.

— Ради моей защиты?

— И ради отмщения.

Она промолчала, отвернувшись к стене. Драгон знал, что дал ей надежду. Он сказал это не просто для того, чтобы успокоить ее. Рана открылась вновь и сочилась отчаянием, муками и воспоминаниями. И если убийство поможет залечить ее — так тому и быть. Встреча с Милованом дала Драгону понять, что сейчас у него появилась возможность отомстить за смерть своей любимой и защитить ее ребенка, к которому он так сильно привязался. Было самое время проверить, сможет ли месть подарить успокоение, которое так и не наступило за эти годы.

Следующий день наступил внезапно. Драгон проснулся от резкого света, бившего по глазам. Это было солнце, проникающее через тоненькие ветви деревьев. Лета была рядом. Он увидел ее озабоченное лицо.

— Который час? — спросил он.

Услышав свой голос, Драгон нахмурился. Он был слабый и хриплый.

— Полдень, — ответила Лета.

Ее лицо расплывалось перед глазами.

— Я чувствую себя…

— Паршиво, — закончила она и судорожно кивнула. — Да, это моя вина. Я не доглядела ночью и… Ты потерял много крови.

Драгон дотронулся до бедра. Оно было влажным и липким.

— Я сейчас это исправлю, — сказала Лета, приблизившись.

— Ты сказала, что сейчас полдень?

— Да… Я не могу ее остановить…

— Тише. Сожми сильнее, не бойся. Еще… Вот так.

Драгон приподнялся и провел рукой по лицу. Голова кружилась.

— Есть и хорошие новости. Мне удалось кое-кого застрелить и зажарить, — произнесла Лета со смешком в голосе.

С истеричным смешком.

— Я не сомневался.

— Нет, сомневался. И я добыла воды.

— Ты молодец. А теперь туши огонь. Пора в путь.

— Сначала ты должен поесть, — Лета поднесла к лицу Драгона что-то белое и дымящееся.

— Что это?

— Мясо. Птица. Я такую еще не видела, но на вкус ничего. Похожа на голубя.

— Убери.

— Почему?

— Я не могу.

— Тебе нужно поесть, — она придвинулась ближе и положила руку ему на плечо. — Пожалуйста.

— Я не хочу.

— Ой, ой, ой, — застонала Лета. — Это очень плохо, ты ведь знаешь?

— Я знаю. Поэтому мы идем. Сейчас.

— Ты видел себя? Ты весь бледный. Ты не можешь идти.

— Но нам нельзя оставаться здесь.

— Драгон, ты не выдержишь.

— Я могу попытаться.

Она снова хотела возразить, но вдруг застыла, повернув голову к выходу из пещеры.

— Ты слышал? — спросила она, поджав губы.

Драгон не слышал. Он видел лишь ее лицо, которое расплывалось и двоилось в его глазах. Раненая нога будто налилась свинцом, он почти ее не ощущал. Он не чувствовал ничего, кроме рассеянности и сонливости.

— Что там, Лета?

— Наверное, показалось, — проговорила она и потянулась за чем-то назад. — Вот, выпей хотя бы воды.

В это же мгновение Драгон увидел чьи-то крупные руки, которые схватили девушку. Она закричала. Он нашарил на полу меч, но было поздно. Она исчезла. Драгон попытался встать. Он слышал отчетливые звуки борьбы, но зрение ему отказывало. Перед ним все плыло. Он сумел не глядя обнажить меч только потому, что это движение уже превратилось в инстинкт.

Драгон взялся за стену и попробовал подняться, но ноги его не слушались. Тут его кто-то подхватил и поволок из пещеры. Драгон угрожающе зарычал и замахнулся мечом, однако удар не достиг цели. Мужчина был слишком слаб. Свет снаружи ослеплял, он мог различать только очертания. Его швырнули на землю, и он задел что-то теплое и мягкое. Женское колено.

— Asklipo quoliwaton2! — услышал он чей-то низкий голос. — Dwos3. Maquo ko folquo4.

Драгон встал на колени и поднял голову. Лета сидела рядом. Он увидел силуэты высоких людей вокруг них. Один подошел поближе и наложил стрелу на тетиву своего широкого, добротно сделанного лука. К Драгону постепенно возвращалось нормальное зрение.

Меч у него отобрали, отбросили в сторону. Он и Лета сидели перед скалой, на небольшой полянке в окружении зарослей и прятавшихся в них лучников. Их было около десятка. Драгон чувствовал, что поблизости скрываются еще.

Они не были людьми. Но он не увидел это, он услышал.

— Ты прав, хороший улов, — произнес Драгон, глядя на лук в крепких руках.

Илиар не спешил целиться в него, однако слегка натянул тетиву.

— Знаешь наш язык, fillari? — спросил он с колющим уши презрением. — Если знаешь что-то еще, скажи мне. Возможно, это поможет тебе и твоей folquohs5 остаться в живых.

— Не надо, Манэйс, — заговорил другой илиар. — Они не похожи на солдат.

— Они похожи на людей.

— Да, но… — он встал рядом с первым и что-то быстро проговорил на илиарском.

Манэйс фыркнул и отошел.

— Назовите мне свои имена. Быстро, — второй илиар посмотрел на Драгона сверху вниз.

Тот издал что-то вроде непродолжительного смеха.

— Совсем забыл меня, Лиакон? Я-то думал, ваша память остается ясной до самой глубокой старости, — произнес он.

Илиар выдохнул и захохотал во весь голос.

— Ты так ужасно выглядишь, что тебя не узнать, Cakhidas. Позволь, я помогу тебе встать. Все, ребята, расслабьтесь. Это наш старый друг.

Лиакон рывком поставил Драгона на ноги. Заметив его состояние, он продолжил поддерживать его за пояс.

— Действительно, выглядишь ты не очень, — произнес он. — К тому же ты постарел.

— А ты ничуть не изменился.

— Я обзавелся бородой, — усмехнулся Лиакон.

Он был очень высоким, даже для илиара. Глаза у него были голубоватые, волосы — черные, короткие. Лицо — широкое, добродушное, с большим носом и массивной челюстью. Но, вероятно, оно казалось таким добрым из-за того, что сейчас он улыбался. В минуты гнева и злобы оно явно таким не было.

Лета ничего не понимала. Она просто встала и начала осматриваться. Все илиары были облачены в темно-зеленые кожаные доспехи, открывавшие смуглые руки и часть мускулистых голеней. Они были вооружены луками и узкими короткими мечами, больше похожими на длинные ножи. Некоторые улыбались.

Это было странно. Слово «cakhidas» было персональным прозвищем Драгона у илиаров, но откуда они все знали его? Кто они и почему были так легко одеты? И что это за Лиакон, который обнимался с Драгоном, как с родным братом?

— Нам нужна помощь, — проговорил Драгон, опираясь на руку Лиакона.

— Хорошо. И ты расскажешь мне, что забыл в этом проклятом месте. Но сначала: кто твоя спутница? — могучий илиар посмотрел наконец на Лету. — О… Этот взгляд не забыть.

Лиакон наклонился, всматриваясь в нее.

— Глаза отца, лицо матери… Не может быть… — шепнул он.

— Это она, — произнес Драгон.

— Неужели?… Я уж не думал, что этот день придет, — он обернулся к остальным. — День, когда мы встретим дочь нашего царя. Айнелет.

Несколько илиаров ахнули. Потом все они, не медля, опустились на колени и склонили головы. Вся дюжина, а после и те, кто прятался подальше от полянки, среди деревьев. Лета выпрямилась и перевела ошарашенный взгляд на Драгона. Он улыбался.

1. Ellure teau mrat en fale et avime (эльф.) — Услышь меня в огне и крови.

2. Asklipo quoliwaton (илиар.) — удачный улов.

3. Dwos (илиар.) — двое.

4. Maquo ko folquo (илиар.) — мужчина и женщина.

5. Folquohs (илиар.) — принебр. девка.

Глава 14

Мы не знаем, существуют ли миры, похожие на наш. Но мы верим в Блазнгар, Навью, Эстомас и еще множество таких же мест, в которые невозможно попасть при жизни. Я думаю, что мы живем в бесспорно обширном и многообразном мире, который эльфы величают Нирэнкором, то бишь Королевством Смертных. Но предполагать, что он таков один — сущая глупость.

«Письма народу»

Радигост Кейц.

Глава 14.

Разрушитель.

Илиары спали прямо на земле. Никаких палаток, никаких шалашей или пещер вроде той, где Драгон и Лета провели прошлую ночь. Они стелили крупные листья, сорванные с одного очень странного кустарника с горькими несъедобными плодами, или взятые с собой кожухи из телячьих шкур и клали под головы походные мешки и сумки. Они путешествовали по Агатовому бору почти налегке, нигде подолгу не задерживаясь, передвигаясь чаще всего ночью. Днем илиары отдыхали в каком-нибудь скрытом овражке, выставив нескольких дежурных. Встретив лутарийский отряд, они умело прятались и ждали, пока он не пройдет. Люди их не заботили, хотя случалось всякое. С тех пор, как илиары покинули китривирийский аванпост на юго-западе Скалистых островов, они столкнулись три раза с людьми. Они потеряли четверых, но лутарийцев прикончили больше. Они не особо жалели об этом. Это была обоюдная ненависть.

Они назывались Охотничьей Стрелой. Это была группа илиарских лучников, ведомая знаменитым героем Китривирии, Лиаконом, которого называли Черным Волком. Когда Охотничья Стрела теряла своих членов, приходили новые, более молодые. Они были лучшими лучниками среди прочих. Драгон говорил, что помнил некоторые лица. Это означало, что несколько илиаров служили в Стреле уже не один десяток лет. Конечно, это было ничто для них. Илиары старели медленно, а доживали в среднем почти до 450-ти лет. Лете было интересно сравнивать их с Драгоном, ведь они были старше него, а выглядели как еще совсем молодые парни.

Лета пялилась на охотников, не стесняясь. Она никогда не видела народ своего отца прежде. Теперь их было так много, они окружали ее повсюду, занимаясь своими будничными делами: собирали хворост, разводили костер, умывались водой из ручейка, строгали стрелы. Все илиары были крепкими, высокими, но чуть ниже, чем она представляла, с цветом кожи, отливавшим бронзой, облаченные в кожу и увешанные мешочками, в которых лежали наконечники для стрел, ножи, маленькие бурдюки и кислые ягоды. Охотники были почти все коротко подстрижены, что отличало их от мужчин на Великой Земле, носивших более длинные волосы.

И глаза. В сумерках Лета видела сияние нефритовых, песочных, сапфировых, терракотовых и медных оттенков цвета глаз, но того чистого золотого, какой был у нее, она не встретила.

Наконец ей надоело рассматривать охотников, и она вновь обратила внимание на то, как ловко Драгону штопали его рану на бедре. Лета сидела рядом с ним на старом трухлявом бревне, прижавшись к его плечу. Ей все-таки удалось уговорить Драгона поесть, не без помощи Лиакона, и теперь ему было лучше. Его лицо приобрело здоровый розоватый оттенок, а глаза блестели.

— Ты все еще шокирована? — спросил Драгон, чтобы отвлечь себя.

Зашивание артерии проходило болезненно.

— Они преклонили колени, — проговорила Лета, посмотрев на Лиакона, который о чем-то беседовал с одним из охотников. — Будто я какая-нибудь королева.

— Так оно и есть. Ну, более точно сказать — царевна.

— Царевна, — ее лицо вытянулось в удивлении. — Какая царевна? Я бастард.

— Мы знаем, кто ты, — подал голос илиар, занимавшийся бедром Драгона. — Прошло много лет. Теперь ты можешь вернуться.

— Куда?

— Домой.

Лета не ответила и потупила взор. Илиар оторвал взгляд от раны Драгона. У него были красивые глаза, похожие на два топаза. Руки его были покрыты кровью до локтей.

— Разве ты не хочешь этого? — спросил он.

— Мой дом — Великая Земля.

Он вернулся к ране. Он почти закончил. Лета встретила обеспокоенный взгляд Драгона и, прежде чем он успел что-то сказать, поднялась.

— Я хочу прогуляться.

Драгон подозвал двоих охотников, которые стояли поблизости.

— Вы, — произнес он. — Пойдете с ней.

Лета закатила глаза.

— Нет, детка. На этот раз они ни на шаг не отойдут от тебя, — назидательно сказал Драгон.

— Может, мне надо по нужде, — фыркнула она.

— Попросишь их отвернуться.

Лета смирила его грозным взглядом и отправилась в сторону, туда, где деревья росли близко-близко к друг другу. Два илиара молча последовали за ней. Охотники относились к Драгону и Лете с почтительностью, готовые исполнить любую их просьбу. К такому было сложно привыкнуть.

Когда с раной было покончено, и бедро перевязали чистыми плотными бинтами, к Драгону подошел Лиакон и присел рядом.

— Я всякое повидал на этих островах, — проговорил он, почесывая свою недлинную бороду. — Но я не ожидал встретить здесь вас. Тебя, Cakhidas, и ее. Поэтому объясни наконец, что вас сюда занесло?

— Мы спасались бегством от кое-кого, и мой воспитанник перенес нас сюда. Случайно.

— Воспитанник? Ты подобрал еще кого-то, что ли? Ты очень, как вы это говорите… Добросердечный. Для воина.

— Я не воин, я керник. А тот, кого я подобрал — мой ученик, — поправил Драгон. — Все мы берем себе учеников.

— Но не все из них владеют магией.

— А, нет, это была не магия. Это был просто волшебный камень.

— И вы оказались на островах? — Лиакон вытянул ноги, устраиваясь поудобнее. — Что было потом?

— Мы решили пойти в лес, чтобы найти кого-нибудь, кто мог бы помочь. Мы нашли вас.

— Вам повезло. Не так много наших отрядов патрулируют бор.

— Почему?

— Нас меньше, чем лутарийцев. И, учитывая все произошедшее, мы не можем рисковать. Царь отдал приказ оставаться в лагерях, пока не прибудут еще легионы. Иначе лутарийцы перебьют нас, как мух.

— Но ведь нейтралитет…

— Да ну, что нейтралитет? — с презрением бросил Лиакон. — Я знаю, что нарушивших перемирие ведут на казнь, но некоторые командиры сами готовы пойти против слова князя. Ненависть в сердцах наших народов проросла так глубоко, что ее крепкие корни могут заставить проигнорировать даже самые строгие законы.

Драгон кинул взгляд на охотников.

— Почему вы здесь? Вы куда-то направляетесь?

— Мы идем к Хребтам. Где-то там скрываются ведьмы из Ковена. Нашему лагерю нужно подкрепление, чтобы устроить им засаду.

— Я должен увести Лету с островов. Как можно скорее.

— Я знаю. Но, чтобы попасть к нашим кораблям, придется идти в обратную сторону, через весь Агатовый бор. Это опасно и займет несколько дней, — ответил Лиакон.

— Дай мне парочку своих парней.

— Я не могу, Драгон, — илиар покачал головой. — У нас каждый человек на счету. Постой, не надо серчать. Вы пойдете с нами. Обещаю, в лагере с ней ничего не случится.

— А потом?

— Я дам тебе своих парней. Больше, чем парочку. Они сопроводят вас до кораблей.

— Я согласен.

Лиакон хлопнул Драгона по плечу.

— Прекрасно. С нами вам нет нужды бояться чего-либо.

— Вообще-то, есть одна вещь…

— Какая?

— Нас нашел кое-кто, — проговорил Драгон. — Тот, кто упустил нас много лет назад. Он узнал ее.

— Da bose iprax1, - ошарашенно произнес Лиакон. — Этот ucac собирается выслеживать вас?

— Я уверен.

— Вам нужно отправиться в Китривирию. К Дометриану. Там вы будете под его защитой.

— Лета не захочет.

— Как это? Она не хочет увидеть отца?

— Она считает, что в этом нет необходимости. Ее жизнь теперь связана со Стражами.

— Так вы хотите обратно на Великую Землю?

— Именно.

— Ты знаешь, что этот ucac сможет найти вас там? И вас никто не сможет защитить.

— В этом-то и дело. Мы сами пойдем искать его.

— Ты с ума сошел?

— Не в правилах Стража убегать и прятаться, — проговорил Драгон. — Он должен заплатить за то, что сделал. Мне надо было начать на него охоту раньше. Не ждать двадцать лет.

— Ты сделал то, что нужно было, — сказал Лиакон, наклонив голову. — Ты вырастил удивительного ребенка. Помог ей стать храброй и…

— Убийцей, — перебил Драгон. — Да, это была не самая лучшая из моих идей.

— Мы не будем об этом говорить, — Лиакон встал с бревна. — Что сделано, то сделано. Прошлого не вернешь. Но месть…

Драгон поднял на него глаза.

— Я хорошо тебя понимаю. И не буду настаивать на том, чтобы вы поплыли на Иггтар. Но знай, что ты подвергаешь ее опасности.

— Это было ее желание. Не мое.

Лиакон посмотрел ему в лицо.

— Тогда сделай все возможное, чтобы ее защитить, — сказал он и отошел.

На закате, перед тем, как выдвинуться в путь, Охотничья Стрела устроила перекус. Они расселись у костра, выбрав для обеда уже освежеванную тушку какого-то крупного зверя. Лета мирно дремала весь вечер под черным деревом на потрепанном кожушке, который ей уступил один из охотников. Драгону пришлось ее разбудить, когда у костра осталось несколько илиаров. Остальные принялись собираться.

— Иди поешь. А то ничего не останется.

Она села и протерла глаза.

— Зачем они идут ночью, — простонала она. — Это же настоящий кошмар.

— Для тебя да, пока ты еще не привыкла. Но они путешествуют так уже не первую неделю. Отряд крупный, а ночь темная, хорошо скрывает их в своей тьме.

— Но они не спрячут свои глаза ночью, — ответила Лета.

— Кстати, о глазах… Ты уже допила пузырек?

— Ох, я не могу больше пить эту дрянь. Тем более, с ними это не нужно.

— Выпьешь перед дорогой. Все, что осталось. Этого надолго хватит.

Она издала горестный вздох и поднялась. Когда они подошли к костру, им уступили место возле Лиакона.

— Привет, кроха, — Черный Волк улыбнулся. — Вовремя ты. Еще бы чуть-чуть, и тебе ничего бы не досталось.

— Разве ты не должен называть меня как-то иначе? «Ваше Величество», «госпожа», «моя царевна», или что-нибудь в подобном роде? — спросила Лета, беря протянутый ей кусок красноватого мяса.

— Ты хочешь?

— Нет. Вообще нет.

— Я так и подумал. Но ты права. Мне не стоит быть таким… ммм…

— Фамильярным? — изогнула бровь Лета.

— Что это слово значит?

— Быть фамильярным — значит позволять себе вольности, — ответила она и откусила кусочек от мяса.

— Тогда это верно.

— А я не должна есть руками, я ведь особа царских кровей. Но за неимением столовых приборов с этим придется смириться.

Лиакон хохотнул. Он нравился ей. И она ему тоже. В этом большом илиаре было что-то доброе и что-то такое знакомое…

— Почему тебя зовут Черным Волком?

— Почему тебя зовут Гадючкой?

— Об этом все знают. А вот о тебе я не знаю ничего.

— Ты будешь в диком ужасе от моей истории, — Лиакон наклонился к ней и выпучил глаза.

Она рассмеялась.

— Не сегодня, кроха, — сказал он. — Не время для страшных сказок.

— Тогда расскажи, что творится на островах, — попросил его Драгон. Ему предложили отведать припасенного вина из Сфенетры, и его щеки покрылись легким румянцем. — Мы с Летой многого не знаем.

— Вы ничего не потеряли.

— И все же?

— Еще кое-что касательно нейтралитета. Не только лутарийцы нарушают его. Мы тоже.

— Я и не считал вас безгрешными, — отозвался Драгон.

— Мы все виноваты в том, что происходит. Что теряем своих, когда нужно сплотиться против эльфийского ублюдка.

— Трехсотлетнюю вражду сразу не забудешь, — Драгон кивнул и принялся за мясо.

— И люди настолько не хотят этого делать, что создали здесь особое место.

— Для чего?

— Это лагерь. Точнее, как мы слышали, какая-то старая крепость, оставшаяся от остроухих. Туда свозят пленных. Членов Ордена, ведьм из Ковена и нас.

— Правда?

— Абсолютная, — Лиакон подобрал ветку с земли и стал ворошить ею начинавшие потухать угли в костре. — Ходят слухи, что они там какие-то опыты проводят.

— Они рехнулись? — выпалила Лета.

— Это уже слишком серьезно, — сказал Драгон. — Как им такое могло в голову прийти?

— Мы пока не знаем, кто там всем руководит. Очевидно, что это происходит без ведома князя. Он бы не стал рисковать перемирием.

— Больные вымески, — проговорила Лета. — Нужно это прекратить. А ведь в княжествах вас, илиаров, проклинают за вашу жестокость.

— Как я говорил: виноваты мы и они. В разное время и при разных обстоятельствах, — ответил Лиакон. — Хотите знать еще кое-что? Вы, наверное, не в курсе.

— Говори, — произнес Драгон.

— Как мы все помним, Катэль своими деяниями привел Тор Ассиндрэль к гибели. Великий взрыв, тысячи смертей и так далее. Нам стало известно, что он хочет это повторить здесь.

— Зачем?

— Взрыв не был случайным, — сказал Лиакон и отбросил ветку. Костер вновь разгорелся. — Он пытался открыть ворота в Эстомас.

— Куда? — нахмурился Драгон.

— Эстомас. В переводе с эльфийского — Пространство, — ответила Лета. — Мир Хаоса. Ты что, не слышал этого?

— Я только знаю, что существует Хаос. Нечто такое великое и могущественное, что может погубить весь мир. А баловство с теургией этому способствует.

— Это из религии эльфов, — продолжила Лета. — Они верят, что все живое на земле создал какой-то великий божественный разум, Мэкратиаль, то есть Создатель. Но существует полная противоположность ему — Катросалифаль, Разрушитель. Владыка Хаоса. Называй, как хочешь.

— Катэль считал, что Создатель есть то же самое, что и Разрушитель, — добавил Лиакон. — Катросалифаль представляется бесплотным духом, с которым могут общаться только одаренные маги, каким и был наш известный психопат. Он собирался достигнуть бессмертия и могущества с помощью сил Хаоса и собрал подле себя немало последователей. Он планировал усовершенствовать себя и их с помощью теургии, создать расу, во многом превосходящую все существующие.

— Это мы знаем. Его идеи были отвергнуты королем, а сам он изгнан, — вставил Драгон. — Будет что-нибудь новенькое?

— Сейчас, надо же красиво подвести к этому, — хмыкнул Лиакон. — В ходе своих экспериментов Катэль попытался призвать Катросалифаля, чтобы просить подарить ему и его адептам силу. В результате Катэль достучался, как он это понял, до могущественного духа Волака, одного из прислужников Разрушителя. Это привело к взрыву, уничтожившему все живое на Тор Ассиндрэль.

— Ах, так он все это время мечтал повторить это? — поинтересовалась Лета.

— Да, все эти годы, что он провел в заточении. Теперь он снова хочет это сделать. Разорвать границы нашего мира и Эстомаса. Призвать Разрушителя.

— Но ведь это все только религиозные догмы, — сказала Лета.

— Магия-то существует.

— Это другое. Касательно Хаоса… Его силы необъяснимы и могущественны, но никто не может с уверенностью сказать, являются ли они высшим разумом или же существуют как необузданные сгустки мощной энергии. Мне кажется, это все просто выдумки.

— Так или иначе, Катэль в это верит, — произнес Лиакон. — И он откроет своиврата. Или что он там пытается сделать… Все изменилось. Мы должны не просто схватить его, но и помешать ему повторить те ужасы, что случились на Тор Ассиндрэль. Говорят, его сила увеличивается. Если мы не справимся, погибель выйдет за пределы Скалистых островов.

— Не могу поверить, — выдохнула Лета с раздражением. — Как можно быть настолько умалишенным?

— Орден еще знамя придумал. Свое собственное, — внезапно подал голос илиар, сидевший напротив.

Он сидел, поджав под себя ноги, обгладывал косточку и слушал беседу.

— Да, — Лиакон прикрыл на секунду глаза. — Эльф выбрал своим цветом черный с красным. Тьма и кровь. Все закономерно

— И белый огонь на этом фоне, — дополнил илиар, бросив кость в костер.

— Причем здесь белый огонь? — спросила Лета.

— Эльфы называют теургию «белой тьмой». Потому что цвет заклинаний и прочих вещей, создаваемых с помощью нее, — серовато-белый.

— Так. Хватит с меня всего этого, — она встала. — А то еще идти будет страшно. Ночь. Скалистые острова. И этот псих где-то рядом.

— Он заперся в Сэт`тар Дарос, кроха. Не волнуйся, к нам он сегодня не придет, — усмехнулся Лиакон, обнажив клыки.

— Жуть, — буркнула Лета и направилась к кожушку, у которого лежали ее меч и куртка.

Драгон догнал ее и помог одеться.

— Тебе не стоит бояться, — сказал он и подал ей Пчелу. — Я видел Лиакона и его охотников в деле. Их стрелы не знают промаха.

— Он настаивал на том, чтобы мы отправились Китривирию, да? — спросила она, взглянув на Лиакона издалека.

— Я сказал ему, что ты не хочешь.

Лета перевела взгляд на Драгона.

— И давно ты знаешь его?

— С тех самых пор, как познакомился с твоим отцом.

— Ты скучаешь по нему?

Драгон промолчал.

— Ответь. Пожалуйста.

— Мы были друзьями. Конечно, я тоскую по нему временами, — сказал он наконец. — Когда Твердолик объявил охоту на нас, Мари не хотела просить о помощи. Она считала, что мы сами справимся. И я уступил. Хотя я должен был силком посадить ее на корабль с Дометрианом, и она была бы сейчас жива. А ты была бы с родной матерью и отцом.

— Как презираемый бастард.

— Нет. Как ребенок, которого любил царь. А я уж в этом не сомневаюсь… И после смерти Мари я должен был отдать тебя твоему отцу. Но… Разве я мог добровольно отказаться от частички той женщины, которую любил когда-то больше жизни?

Лета молчала, слушая Драгона и не отрывая от него взгляда. Глаза ее светлели с каждым днем, наливаясь золотистым светом.

— Я не хотел тебе рассказывать, кто ты. Но должен был. Я хотел соврать тебе, что ты моя родная дочь. Я лишил тебя нормальной жизни.

— Нормальной? У таких, как я, никогда ее не бывает. Если бы я осталась с Дометрианом, меня бы многие презирали. Ненавидели. Возможно, хотели убить. А ты избавил меня от этого. Стал мне отцом. И ты будешь им всегда, — Лета обняла его, и в руках Драгона она снова казалась маленькой девочкой.

Но когда она отстранилась, она была взрослой. Уверенной. Самостоятельной. Он не переставал удивляться тому, как быстро Лета выросла.

— Ты ведь даже не знаешь, — сказал Драгон. — Быть может, тебе бы было лучше там.

Лета покачала головой и отпустила его руку.

— Вряд ли. Меня ведь назвали неестественным порождением зла, выродком.

— Не ты в этом виновата.

— Я знаю. Но от этого не легче.

***

За окном быстро стемнело. Марк задвинул шторки и вернулся к кровати. Он сел, почувствовал под собой выпиравшие пружины и решил, что скажет об этом трактирщику, когда будет съезжать. Его излюбленный «Очаг» не должен был предоставлять гостям такие кровати. Этот трактир прочно стоял в списке самых лучших в Тиссофе. Правда только, в личном списке Марка.

Он бросил взгляд на дверь и удостоверился еще раз, что она была заперта. Затем он посмотрел на Иветту.

Она сидела за небольшим круглым столом, сдвинув его на середину комнаты. На столе были разложены свечи, окружавшие карту. Марк отчетливо различал похожий на полумесяц Иггтар и огромную, на половину карты, Великую Землю. Золотые Земли примостились ближе к углу, этот материк был несколько больше, чем Иггтар, но очень далеко. Жемчужное море, которое разделяло Великую Землю и Иггтар, покрывали острова, большие и маленькие: Пирин`ан Дарос, Тор Ассиндрэль, острова Маверика. Вверху карты расположились длинные и узкие Драконьи Хребты — бесплодный скалистый остров, место гибели и вечной зимы.

Иветта склонила голову над картой, держа над ней руку. По центру лежал небольшой кинжал с резной рукоятью. Он крутился, не переставая, то увеличивая скорость, то уменьшая, пока магичка тихо шептала заклинания. Наконец она открыла глаза. Кинжал остановился.

— Ну что там? — подскочил Марк. — Ты нашла их?

— Нет.

— Но кинжал остановился.

— Потому что я перестала заклинать, — сказала Иветта, и свечи на столе потухли.

— Ив, пожалуйста. Я должен знать, где они.

— Я делаю все возможное. Это заклинание дает полную гарантию. С его помощью можно найти любого. Даже того, кто скрывается с помощью чар.

— Так почему мы все еще не можем их найти? Какая это попытка? Сотая?

— Пятьдесят восьмая, — вставил Иян, сидевший на стуле в углу комнаты и потягивавший одну из гвоздичных самокруток Марка.

— Точно. Спасибо, что считаешь, — язвительно ответил ему керник.

— Чем еще заняться, пока мы тут торчим?

— Мы бы здесь не торчали, если бы знали, куда нам идти. И вообще, почему ты еще тут? Разве ты не должен скакать в свое Раздолье?

— Считай, что у меня отпуск, сынок.

— И ты его тратишь на то, чтобы спасти Драгона и Лету.

— Угу. Потому что Драгон — мой друг, а Лета… Она просто красотка, — пожал плечами Иян. — Как можно ее не спасти?

— Хорошо. Я понял. С тобой и твоими парнями это будет даже легче сделать. Но все-таки, — Марк поглядел на Иветту. — Где они? Я надеюсь, что…

— Они не мертвы, — отозвалась она и убрала за ухо выбившийся локон. — Иначе кинжал бы не вертелся. Это как компас. Он просто не может их найти, не может определить, в какой точке мира они находятся. Если этот кинжал действительно принадлежит Драгону.

— Это его кинжал. Он оставил его в боку одного из солдат на Соколином полуострове.

— Тогда я не знаю, — Иветта откинулась на спинку стула. — Они живы, это точно. Но где они…

— Ты сказала, что рунный камень переносит, когда становится опасно. Но почему только их?

— Значит, тебе ничего не грозило.

— Но камень лежал в моем кармане.

— Неважно. И ты думал только о них. Хотел, чтобы они спаслись. Не о себе. Поэтому камень так сработал, — магичка тяжело вздохнула. — Я не в должной мере ознакомлена с поведением таких камней, поэтому…

— Ты — что? — хмыкнул Марк и наклонился к ней, упершись руками на стол. — Ты не знаешь, как это работает?

— Не до конца.

— Так зачем же ты его дала нам?!

— Не повышай на меня голос.

— Или что? Что ты сделаешь, маленькая нежная ведьмочка? — прошипел Марк. — Они пропали из-за тебя!

— Думаешь, я не виню себя в этом?! — Иветта вскочила на ноги, приблизившись к Марку вплотную. — Мне очень жаль, что так вышло, поэтому я хочу помочь!

Керник выпрямился, не сводя с нее раздраженного взгляда. Он был зол на себя, зол на нее, а Иветта… Она делала вид, что злится. Его лицо было так близко, что она увидела все его морщинки вокруг безупречно-синих глаз… Синий. Она ненавидела этот цвет.

От Марка пахло лесом, потом и табаком. Она ненавидела этот запах.

Когда-то.

Каждую их встречу она сильнее в него влюблялась. Лохматый, широкоплечий, с мерзкой привычкой курить свои мерзкие самокрутки и насмехаться над магами, он ей совершенно не понравился в день их знакомства. Все в нем вызывало неприязнь у магички. А потом он подарил ей охапку красных маков, ибо она постоянно жаловалась на раздражавший ее синий цвет повсюду в Обители. С тех пор, каждый раз, когда Марк смотрел на нее, Иветте казалось, что она краснеет от смущения всем телом.

— Мы не должны ссориться, — сказала наконец она, сглотнув. — Нам надо думать о Лете и Драгоне.

Марк тоже быстро остыл и отстранился от нее.

— Мы никогда не кричали друг на друга, — выдал он, и взгляд его снова стал прохладен. — Это первый раз.

— Ну, ребят, вы делаете это очень профессионально. Как будто много лет уже женаты, — вставил Иян, все это время спокойно наблюдавший за перепалкой.

Иветта чувствовала, что начинает краснеть. Опять. Но, к счастью, Марк отошел от стола, повернувшись к ней спиной, и не увидел ее лица.

— Я думаю, что знаю причину, по которой не могу найти Лету и Драгона, — быстро произнесла магичка.

— Какую?

— Они не могут быть скрыты какими-нибудь чарами или волшебными предметами. Моему заклинанию это нипочем. Я думаю, что они в том месте, где очень сильная магия блокирует всю остальную, что приходит извне, — проговорила она.

— Много у нас таких мест?

— Да. Несколько комнат в Васильковой Обители, школа во Въеле, Мертвые холмы, Тэрогор, Тор Ассиндрэль, некоторые участки в Куруаде и многое другое. Перечислять можно бесконечно.

— Значит, мы наведаемся в ближайшее от нас место, — сказал Марк.

— Я не думаю, что все так просто.

— Мы же не будем сидеть сложа ручки?

— А что еще нам остается? Искать их по всему миру?

— Знаешь, я как-то не особо утешаюсь мыслью о том, что они все еще живы. Все еще. Вот это меня смущает.

— Я не говорила «все еще».

— Прошло уже много дней, Ив. Если бы они были в порядке, они бы вернулись. И связались бы с нами. И ты бы уже нашла их с помощью своего дурацкого заклинания.

— Оно не дурацкое! — вспыхнула Иветта. — Если ты хочешь, чтобы я помогала, относись ко всему это без сарказма, глупых шуток и ненависти.

— Прости, — тихо сказал Марк.

Иветта поймала его взгляд и тут же опустила голову. Да что же это.

Она зажгла свечи щелчком пальцев.

— Много дней? Недостаточно, чтобы вернуться, например, с Иггтара, — проговорила она. — Говорю же, они могут быть где угодно.

— Я не могу ждать.

— Мы ничего не можем поделать, — она с сочувствием взглянула на него. — Пока.

— Попробуй еще раз.

— Я пробовала. Сегодня шесть раз. Это лишает меня сил.

— Хорошо, — Марк отвернулся к стене.

Комната, которую они сняли, была маленькая и находилась в самом конце коридора. Так было проще. Чтобы их никто не подслушал и никто не нашел. И обставлена комната была не самым лучшим образом. Кровать, шкаф, два стула и круглый низкий стол. Окно, выходящее на внутренний дворик. Но, по крайней мере, все было чисто… И цвет стен был приятный. Кремово-розовый. Как пирожное.

Иветта была вынуждена придумывать оправдания, чтобы являться к ним по вечерам. Чаще всего она говорила Дите, что хочет прогуляться. Несколько вечеров пришлось пропустить, чтобы не вызвать подозрений. «Очаг» располагался близко к Васильковой Обители, что было очень удобно. Иногда днем Иян и Марк бродили по городу, но обычно сидели в трактире, пили и разговаривали. Иветту удивляло присутствие командира миротворцев. Марк же принял помощь Ияна без лишних слов, как будто так и должно быть. Драгон и Лета могли без сомнений гордиться тем, что у них были такие преданные друзья.

— Что нового на Скалистых островах? — спросил Марк.

— Ничего. Я знаю лишь то, что люди не ладят с илиарами. Даже несмотря на мирный договор, — ответила Иветта.

— Это только на руку Ордену.

— Еще бы. Добром это не кончится. Многие опасаются, что разгорится новая война.

— Нет, до этого не дойдет. Когда все закончится, Твердолик вздернет каждого, кто был виноват в стычках, — произнес Иян. — Илиарский царь сделает то же самое.

— Для солдат даже угроза виселицы меркнет перед возможностью отомстить за свой народ, — Иветта взяла кинжал и покрутила его руках, разглядывая узоры на рукояти. — Я узнала это в глазах илиара, который был послом. Я чувствовала его ненависть ко мне, хотя лично я ему ничего не сделала. Он видит во мне человека. Одного из тысяч потомков тех, кто унижал и мучил его предков.

— Это неправильно. Мы не виноваты в том, что делали наши предки, — сказал Марк.

— Скажи это тем, чьих отцов, братьев, сыновей убили на Медной войне, — резонно проговорил Иян. — А что с этой банши? Неужели никто так и не узнал про нее?

— Даже Дита не знает. Это все происходит между Радигостом и Твердоликом.

— Забавно. Значит, ты знаешь то, чего не знает твоя всемогущая наставница? — ухмыльнулся Марк.

— Не начинай, — Иветта издала вздох. — Прошу.

— Я еще не начинал.

— Если серьезно, то я не уверена в том, что вся эта затея как-то поможет победить Катэля. Они найдут заклинание, и что потом? По-любому в формуле содержится уловка, делавшая чары банши необратимыми.

— Получается, что нам Катэля не победить?

— Боюсь, что да, — Иветта с грустью опустила плечи. — По крайней мере можно попытаться снова его схватить и посадить под замок. Но теперь это сделать гораздо сложнее. Он набирается сил, пожирает энергию, которую сам же и создает, черпает силу Хаоса… К нему уже не подберешься близко.

— Для чего он это делает?

— Я не знаю. Хочет осуществить свой очередной дьявольский план?

— Не будем желать ему успехов. И, пока ты еще не ушла, хочу спросить: ты в библиотеке искала еще что-нибудь, что поможет нам с поиском?

Иветта положила кинжал обратно на карту.

— Нет, я ничего не нашла, — сказала она. — Никакого заклинания сильнее того, что я использую. Я уверена, что смогу найти что-то в закрытом секторе, но это невозможно.

— Что за закрытый сектор?

— Особое помещение, где хранятся некоторые запрещенные книги. У меня нет туда доступа.

— Отлично. Поищи там.

— Марк, я не могу. Если меня поймают — исключат из Оплота.

— Тогда придется попросить еще кого-нибудь, — развел руками Марк. — Думаешь, ты единственная магичка, которую я знаю?

Иветта покраснела.

— Знаешь, что? Ищи другую магичку и разбирайся с этим сам. Если тебе не нужна моя помощь, — она убрала кинжал с карты и свернула ее.

— Нет, — Марк вскочил и поймал ее за руку. — Нет. Прости. Я просто боюсь за Лету и Драгона.

Она мельком посмотрела на него и вырвала ладонь.

— Затея с сектором слишком опасна, — сказала магичка.

— Пожалуйста, — почти шепотом попросил Марк. — Только ты можешь мне помочь.

Иветта недоумевающе воззрилась на него.

— Я соврал. Нет у меня больше знакомых магичек, — выдавил с неохотой Марк. — Только ты.

Иветта улыбнулась. Когда Марк снова взял ее за руку, она не воспротивилась. Лишь отметила, какой горячей была его ладонь.

— Я сделаю это, — сказала она после короткого молчания.

1. Da bose iprax (илиар.) — непереводимое ругательство.

Глава 15

Глава 15.

Парящая Долина.

Несколько дней спустя они дошли до долины, окруженной скалами и густыми лесами. Лиакон разрешил остановиться на пару минут и полюбоваться видами. В этой долине и располагался лагерь китривирийцев.

Путешествие с илиарами было намного приятнее тех дней, что Драгон и Лета пробыли на островах вдвоем. Не нужно было больше опасаться чудовищ, часами искать пресную воду и добывать пищу. Все это делали охотники. Наконец-то и спать можно было с ощущением безопасности.

Но пока они шли, они никого не встретили. Ни нечисти, ни лутарийцев, ни кого-либо еще. Лиакон назвал это хорошим знаком. Лету же это тревожило, и она мечтала поскорее пережить все это и снова оказаться на Великой Земле.

Она поглядела на раскинувшуюся перед ней долину. Внутри нее, словно каменные наросты, возвышались горные плато, соединенные между собой веревочными мостами. На плато еще оставались развалины, но кое-где были и целые строения со стенами из камня и провалившимися крышами. К невысоким плато вели выщербленные в камне ступени. На всем этом фоне палатки и деревянные, на скорую руку построенные башни выглядели неуместно. Палатки и башни, рассыпавшие по долине будто паучки, принадлежали илиарским воинам.

Лета застыла с широко раскрытыми глазами, впадая в восхищение от увиденного.

— Фоль Эль`та, — произнес Лиакон. — Древний эльфийский город. Его называли настоящим архитектурным чудом. Я видел много сооружений, построенных Древними, но такого — никогда.

— Как переводится это название? — спросила Лета.

— Парящая Долина, — ответил ей Драгон. — Ты же знаешь эльфийский, разве нет?

— Не так совершенно, как ты. И я никогда не слышала об этом городе.

— Эльфы не любят историю с этими островами. Они предпочитают молчать обо всем, что здесь было. О городах, достижениях, великих эльфах и о многом другом.

— И неужели ничего неизвестно об этом городе?

— Только то, что он был одним из самых красивых городов, — сказал Драгон. — Здесь росли цветы и деревья, которых больше нигде не встретишь. Здесь жили эльфы, чье слово было заветом для всего народа. Здесь были шумные праздники, проводились древние обряды, эльфы приходили сюда со всех сторон островов, чтобы обвенчаться… А ночи в Фоль Эль`та были невероятно живописны.

— А теперь от него остались одни развалины, — пробормотала Лета, и Драгон не стал больше ничего говорить.

Он хромал почти незаметно: нога начинала заживать.

Когда истекло время для любования видами, они спустились к долине. Несмотря на то, что город лежал как на ладони, до него было еще далеко. Солнце клонилось к горизонту, озаряя долину мягким розоватым cветом. Чем ближе они подходили, тем больше казались плато.

— За долиной, — Лиакон указал рукой вперед, — земля резко обрывается. Там глубокая пропасть. А вот в той стороне, за самым широким плато, начинается лесистая местность. По левую сторону она ведет к Крэндо д`Аффо, а по правую — к Тэррайн Кильтэль.

— К чему? — переспросила Лета.

— К Пустошам Кильтэля. Это безжизненная пустыня без конца и края, бродить по которой в одиночку не рекомендуется.

— Почему они выбрали именно этот город для лагеря?

— Из-за расположения. Врага можно увидеть и распознать с любой стороны, на расстоянии нескольких верст. Отсюда с высоты видны ближайшие окрестности бора.

Лета посмотрела вперед и заметила фигуру. Кто-то шел к ним навстречу. Когда они подошли достаточно близко к нему, Лета разглядела тяжелый пластинчатый панцирь, украшенный простенькими узорами, и прочные гладкие поножи. На поясе висел короткий меч. В руках илиар держал шлем, пластины которого почти полностью закрывали скулы и переносицу, а наверху он был украшен гребнем из конского волоса, окрашенного в черный цвет.

Лиакон пошел впереди остальных, чтобы встретить илиара. Это был немолодой воин с неожиданно темными глазами и густой бородой. Подойдя к друг другу, они обменялись приветственным жестом, обхватив рукой предплечье друг друга. Даже такая тяжелая экипировка, как у бородатого илиара, оставляла много обнаженных мест, чего нельзя было сказать о доспехах лутарийцев.

— Хезиод, — проговорил Лиакон, и илиар в доспехах ответил покачиванием головы.

Далее они начали говорить на илиарском. Хезиод кинул несколько раз внимательный взгляд на Лету и Драгона. Лиакон что-то быстро объяснял ему. Под конец его глаза расширились.

— Только не это. Он что, рассказал ему про нас? — пробормотала Лета, повернувшись к Драгону.

— Все в порядке. Лиакон знает, кому доверять.

Вдруг они закончили говорить. Хезиод медленно приблизился к Лете на расстояние вытянутой руки.

— Naav ilio, kovici, — сказал он и склонил голову.

— Что он сказал? — Лета в замешательстве посмотрела на Лиакона.

— Он поприветствовал тебя, царевна.

Лета не нашла ничего лучше, кроме как кивнуть. Илиар поднял голову и улыбнулся.

— Это не лучшее место, но в лесу опаснее, — продолжил Хезиод. — Никогда не думать… не думал, что я встретить kovici. Идем. Нужно отдохнуть после такой долгая дорога.

Он повернулся и пошел к городу. Остальные последовали за ним.

— Он говорит хуже, чем ты, — сказала Лета Лиакону.

— Не все из нас хотят учить язык Великой Земли. Это язык тех, кто считал нас своими рабами.

Лета посмотрела в сторону.

— Сейчас эти разговоры ни к чему, Лиакон, — вставил Драгон, поравнявшись с ними. — Кто такой Хезиод?

— Командир одной из когорт, что осели здесь. Старый и опытный воин. Я знаю его много лет.

— Что он сказал тебе?

— Ничего хорошего, — вздохнул Волк. — Как я уже говорил, тут неподалеку прижилось приличное число колдунов, которые преклонились перед эльфийским чародеем. И, вероятнее всего, они нападут первыми. Скоро. Никакой засады уже не будет.

— Сколько их?

— Хезиод не знает. Конечно, их меньше, чем нас. Ковен вообще не такой уж многочисленный, как все думают. Но мы мало что можем со своими луками и мечами против колдовства.

— Стало быть, здесь опасно.

— Не тревожься, Драгон. Ничего с вами не случится.

— То есть, это они на нас нападут? Ты говорил, что будет наоборот.

— Я так думал.

Они вошли в город под пристальные взоры множества илиаров. Многие из них были одеты так же, как и Хезиод. Лета старалась не таращиться по сторонам. Солнце очень быстро садилось.

Наступили сумерки. Зажглись факелы и костры. Дома и развалины на плато осветились огоньками, которые с земли казались мерцающими точками. Из палаток выходили воины, чтобы посмотреть, кого ведет Хезиод. Многие казались совсем еще юными. Лета смотрела чаще всего себе под ноги, но иногда все же встречалась взглядом с илиарами. Все они были такими красивыми и статными, что она невольно залюбовалась.

— Когда примерно ваш лагерь ожидает нападения? — спросил Драгон. — Я надеюсь, не в любой момент?

— Конечно, нет. Они близко, но у нас хорошие разведчики, — ответил Лиакон.

— Хорошо, если так. Потому что я видел, на что способен Ковен.

— Мы можем рассчитывать на твою помощь, Драгон?

— Разумеется. Только я хочу, чтобы Лета была подальше, когда это все начнется.

— Это даже не обсуждается.

Лета, шедшая позади, грустно выдохнула. Она даже и не надеялась, что ей разрешат поучаствовать. Порой ей приходилось мириться с обстоятельствами. Но на самом деле она не горела особым желанием бросаться в бой с ведьмами. Лиакон верно сказал. Против магии мечи былибессильны.

Хезиод остановился у подножья плато с выщербленными ступеньками.

— Здесь я предлагаю вам остановиться, — сказал он. — Наверху есть… эм…

— Все, что необходимо, и место для ночлега получше, чем тут, внизу, — закончил Лиакон, чем вызывал одобрительное хмыканье Хезиода. — К тому же там безопасно.

— Нам идти туда? — спросила Лета.

— Да, а нам с Хезиодом в командный пункт. Он в самом конце лагеря, — Лиакон кивнул в дальнюю сторону. — И еще кое-что… Драгон, ты пойдешь с нами тоже.

— Прямо сейчас?

— Да.

Драгон посмотрел на Лету.

— Не волнуйся, я оставлю несколько своих ребят с ней, — добавил Лиакон.

Керник ничего не ответил, но по его взгляду стало понятно, что он был согласен.

— А ты, кроха, поднимайся, — произнес Лиакон, поглядев на Лету. — Наверху тебя встретят и накормят. И поспи немного.

— По вашему распорядку сейчас утро. Мы проспали почти весь день, только к вечеру отправились в путь, — возразила Лета. — Какой сон, о чем ты?

— Это не помешает, поверь мне.

— Ну ладно, — вздохнула она и скрестила руки на груди.

Встретившись глазами с Драгоном, она подмигнула ему. Он ответил ей легкой улыбкой. Это делало его моложе на несколько лет. То обычно суровое лицо, которое Лета привыкла видеть, разгладилось и посветлело. Она подумала, что в юности Драгон был очень хорош собой.

С ней осталось трое охотников. Лета немного постояла на самой нижней ступеньке, провожая глазами Драгона и Лиакона. После, поднимаясь, она чувствовала на себе внимание всех илиаров, что вышли из палаток. Охотники пошли позади нее.

Они миновали всего несколько ступенек, когда услышали шум. Это был звук трубы вдалеке. Протяжный и грубый, словно вой раненого зверя. Лета обернулась и увидела, как воины внизу бросились к палаткам.

— Что это? — обратилась онак одному из охотников.

— Сигнал. Лагерь атакуют.

Девушка широко распахнула глаза. Она посмотрелавверх. Небо стало черным.

— Наверх! — охотник мягко толкнул ее в спину, и она подчинилась.

Послышались крики и лязг оружия. Лета взбиралась по ступенькам, которые оказались высоки для нее. Зато охотники преодолевали их безо всякого усилия. Все началось, когда они забрались на уже приличную высоту.

Со стороны леса, противоположной той, с которой прибыла Охотничья Стрела, на город летели огромные огненные шары. Лета и охотники невольно остановились. Шаров было не меньше пяти, и все они неслись к ним. Внизу творилась суматоха. Видимо, никто не ожидал такой скорой атаки.

Лета с охотниками продолжили путь, и когда они добрались до вершины плато, к его подножью упал шар, уничтожив шаткую деревянную башенку. Охотники выхватили луки, но стрелять было не в кого. Наверху были полуразвалившиеся дома и несколько палаток. Лета машинально подумала, что это было бы прекрасным местом для ночлега. Отсюда открывался потрясающий вид. Почти по центру всей площади этой возвышенной равнины горел большой костер, обложенный камушками. Илиары, которые были здесь, не обратили на Лету и охотников никакого внимания. Они торопливо экипировались тяжелой броней и короткими клинками.

Зайдя на плато, охотники не остановились. Лета последовала за ними, постоянно оборачиваясь. Теперь огненных шаров было раза в три больше. Лета знала, какими разрушительными бывают боевые заклинания. Иветта много рассказывала ей об этом. Обычно там, где сражались маги, оставалась только выжженная дотла земля. Погибало все.

Охотники проскочили через палатки и дома, оставшись незамеченными для легионеров. Лета почти не отставала от них. Они остановились у веревочного моста, который вел к соседнему плато.

— Надо найти укрытие. Ты должна спрятаться, — сказал один из них, с каштановыми волосами и аккуратными чертами лица.

На мгновение он чем-то напомнил девушке Марка.

— А как же…

— Сейчас не время думать о других. Иди. Мы пойдем прямо за тобой.

Лета сжала губы и ступила на узкий веревочный мостик. Он зашатался под ее весом. А до земли почти сотня метров. Лета пыталась пересилить себя, простоне смотреть вниз и идти. Но каждый шаг давался ей с трудом. Когда на мост зашли охотники, он затрясся еще больше. Было жутко.

Но Лете удалось пройти середину, и от этого она почувствовала облегчение. Когда девушка заметила краем глаза шар, летящий в их сторону, было уже поздно. Забыв об осторожности, она и охотники бросились бежать по мосту. Соседнее плато было недалеко. У Леты образовалась маленькая надежда, что шар перелетит через них, но он ударил точно по хрупкому мосту. Доски развалились на щепки, разорвав этим веревки, связывавшие мост. Лета ощутила, как ееноги соскальзывают. Она что есть сил ухватилась за веревочные обрубки, чем и спасла себя от падения. Лета посмотрела вниз, но через едкий дым внизу былоневозможно что-то разглядеть. Остатки моста уходили далеко вниз. Она не знала, остались ли в живых охотники, но очень надеялась на это.

До вершины было далеко. Лета, стиснув зубы, начала карабкаться наверх, используя веревку и крошащиеся под ее неслушавшимися пальцами уступы в скале. Это было так трудно, что через несколько минут все мышцы спины и рук стали неистово болеть. К счастью, желание выжить было намного сильнее. И вот Лета оказалась наверху, на абсолютно идентичной равнине, что и на другом плато. Только здесь в живых никого не было. Она увидела возле каменного дома несколько трупов. Палатки рядом уже догорали. Оставаться на открытом пространстве было опасно. Нужно было найти укрытие, какой-нибудь каменный навес, под которым магические шары не достали бы ее.

Это плато было соединено с другим. Мост, который их связывал, был еще цел, но он казался почти вдвое длиннее предыдущего. Лета, недолго думая, побежала к этому мосту. Приостановившись возле него, она решила все взвесить. Возможно, ей лучше было бы спуститься вниз. Но тут она увидела, что происходило на плато впереди. Там, прячась за высокими развалинами, оборонялись илиары. Лета подняла голову и не поверила в то, что увидела в небе. Над городом летали какие-то крылатые существа, похожие на летучих мышей, только очень большие и мохнатые. Верхом на них сидели люди в черных одеяниях и с длинными, развевавшимися по ветру волосами. Ковен. Они махали руками, швыряясь алыми шарами энергии во все живое и двигавшееся в лагере. То и дело мелькали вспышки, освещавшие развалины города так ярко, будто сейчас был ясный день.

На плато впереди, к которому хотела попасть Лета, дела обстояли очень плохо. Туда ведьмы наслали каких-то деформированных огромных чудовищ с выступавшими вперед клыками и рогами, двумя конечностями и хвостом, конец которого был украшен шипами. Илиары продолжали прятаться за остатками каменных стен, но чудовища вытаскивали их из укрытия. Сражаясь с ними, илиары становились легкой мишенью для ведьм, атаковавших с воздуха.

Лета заметила в оборонявшихся крупную фигуру Лиакона и кинулась по мосту, ни секунды не колеблясь. Шатание хрупкого моста уже больше не пугало ее. Когда она зашла на плато, ее заметили. Она увернулась от нескольких заклинаний, брошенных в нее сверху. До укрытия, в котором прятались Лиакон с охотниками и несколькими легионерами, оставалось совсем немного, но Лета сильно рисковала. Заклинания бросались метко и оставляли на траве черные выжженные следы.

Лета влетела за развалины прямо под ноги Лиакону. Она закашляла, пытаясь избавить горло от дыма, который был повсюду. Она еще не пришла в себя, когда ее подняли сильные руки илиара.

— Что ты тут делаешь?! — закричал он.

— Спасаюсь, — ответила Лета, и в этот момент стена, за которой они скрывались, содрогнулась от очередного заклинания.

— Поверить не могу, что так скоро, — пробурчал Лиакон и натянул тетиву. — Мы не готовы.

Он выглянул из укрытия и выпустил стрелу в небо. Лета не удержалась и выдвинулась, чтобы посмотреть. Она из ведьм падала вниз с невероятной скоростью. Существо, служившее ей средством передвижения, осталось без своего седока и стало кружиться в воздухе, словно умалишенное.

— Попал, — радостно сказала Лета, и Лиакон за шкирку заволок ее обратно в укрытие.

Очередной шар пронесся мимо, чуть не задев их.

— Нам не выстоять, — Лиакон достал из колчана следующую стрелу. — Их очень много.

— Значит, нужно бежать.

— Мы не можем. Приказ.

Лета вдруг услышала рычание.

— Эти чудовища… — начала она.

— Ты их знаешь?

— Нет. Их, вероятно, создали с помощью магии. Они не имеют к природе никакого отношения.

— Смотри, чтобы они не вытащили тебя отсюда, — буркнул Лиакон и снова выглянул, чтобы выстрелить.

Лета извлекла Пчелу из ножен. Рычание стало ближе.

— Где Драгон? — спросила девушка.

— У командного пункта.

— Что он там делает?

— Нам пришлось разделиться. Тут на возвышенностях нужна помощь. Он отправился за ней.

Внезапно мощное заклинание ударило по стене, разрушив ее полностью. Маленькая группка илиаров лишилась укрытия. Теперь они были открыты для ударов с воздуха. И чудовища с ужасавшими мордами также ждали их.

Лиакон закрыл собой Лету.

— Я надеюсь на твою хорошую реакцию, кроха. Не дай ведьмам попасть в тебя.

В одно мгновение воцарился хаос. Ведьмы бросали заклинания, но уже реже, чтобы не промахнуться и не попасть ненароком в чудовищ. Это давало шанс илиарам. Лета старалась не отходить далеко от Лиакона, который защищал ее. Но все равно она скоро оказалась испачкана темной кровью, что сочилась из чудовищ. Ей пришлось сразиться с одним, который, впрочем, попал в итоге под клинок Лиакону. Таких огромных рогов и клыков она еще никогда не видела. Немало бед приносил хвост с желтоватыми шипами, которым чудовища размахивали, будто огромной булавой.

Лета кружилась в танце, уклоняясь от заклинаний ведьм и ударов хвостов и лап чудовищ. Периферийным зрением она видела, насколько был свиреп и страшен в бою Лиакон, раскидывая существ, как мешки с мукой. Вдруг одно из чудовищ полоснулодевушку сбоку, и она, вскрикнув, упала. Чудовище нависло над ней, разинув рычащую пасть с капавшей шипящей слюной. Лиакон кинулся на существо, повалив его на землю и воткнув клинок в место на голове между рогами. Лета отвернулась, чтобы ее не вырвало. Та мерзкая жижа, которая сначала казалась ей кровью, не была ею — это было что-то вязкое и невыносимо вонючее. Лета поднялась и продолжила сражаться. Но через пару минут стало ясно, что им не выйти живыми из схватки. Ведьмы, видя, что чудовища не справляются, стали создавать заклинания мощнее и атаковать чаще.

В редкую секунду передышки Лиакон повернул к Лете свое изменившееся до невозможного лицо. Кроме глубокой царапины на щеке, он был ранен в плечо. Лета увидела страшную, с оборванными краями рану.

— Беги к Драгону, кроха… Скорее!

В другой бы момент она возразила, если бы не понимала все происходящее вокруг. Она не хотела бросать их, но, услышав имя Драгона, она вспомнила, что он тоже мог быть в опасности. И это волновало ее больше всего.

Лета бросилась в сторону от сражения, вспоминая, в какой стороне был командный пункт. Чудовище, побежавшее следом за ней, преследуя, пало, застреленное охотниками. Девушка ускорила бег.

Она бежала так быстро, как только могла. До командного пункта, который находился на самом дальнем плато, было неблизко — нужно было преодолеть еще два моста.

Все рушилось под обстрелами. Огромные огненные шары приземлялись около нее, но ведьмы почти не трогали ее. Шары были деянием тех колдунов, которые остались в отдалении, в лесной чаще. Подобные заклинания, как говорила Иветта, требовали большой сосредоточенности и хорошей подготовки. Спонтанно они не творились.

Все пылало, обваливалось, но она продолжала бежать. И вскоре она достигла своей цели.

Плато, на котором располагался командный пункт, было выше прочих, поэтому надо было снова взбираться по лестнице. Выщербленные в скале ступеньки казались слишком узкими издали. Лета направилась к ним. Она заметила, как в ее сторону что-то несется. Она упала, пригнулась. Шар пролетел мимо нее и снес каменный угол, бывший когда-то частью небольшого дома. Она поднялась и побежала снова. Времени на раздумья не было. Быстрее. К Драгону.

Гром. Кровь. Пламя.

Ноги отказывались ее слушаться, дыхание сперло. Каждый вдох и каждый шаг давались ей с огромным трудом. Все кружилось, вертелось перед ее глазами в адской пляске. Но она уже была у лестницы. Она взбиралась вверх по ступенькам, количество которых казалось ей бесконечным. Она споткнулась несколько раз, а потом и вовсе продолжила карабкаться на четвереньках.

Лета не видела, что было наверху. Все снова скрыл едкий дым, лезущий в глаза и ноздри. Ей показалось, что прошло несколько часов перед тем, как она наконец достигла вершины. Здесь было еще жарче, чем внизу. Она упала на колени.

Она увидела Драгона, оборонявшегося против… людей. Она протерла глаза рукавом рубахи. Нет. Ей не почудилось. Это действительно были люди. Лутарийцы.

Плато представлялось ей больше. Но это был всего лишь плоский безлесный участок на скале, на котором расположился только один небольшой каменный дом. Дальше был лес, а за ним — невысокие горы. Крэндо д`Аффо. А чуть в стороне простирался чистый горизонт. Она вспомнила про какие-то пустоши, о которых говорил Лиакон.

Лета поднялась с колен и выхватила меч. Солдаты заметили девушку и кинулись к ней. Ненависть ее расцвела, как волшебная роза, сгорая в пламени, но не превратилась в пепел, а обернулась яростным огнем. Она встретила первого солдата мощным ударом Пчелы, который снес ему голову. Второй опешил и отступил. Она налетела на него, как дикая кошка, выкрикивая что-то бессвязное. Перед гибелью он успел парировать две или три ее атаки. Его бездыханное тело упало к ее ногам, и она отпихнула его в сторону. Со следующим было сложнее, но ей снова удалось победить. Что-то злое и темное вело ее вперед и заставляло беспощадно убивать. Она видела их испуганные глаза, их неуверенность, страх… Но в ней не было жалости.

Когда Драгон заметил Лету, она оставила после себя уже кучу тел. Она подбежала к нему, и они встали спиной к спине.

— Зачем ты пришла сюда?! — воскликнул он.

— Чтобы помочь нам выжить! — выпалила она и воткнула клинок в живот одному из солдат.

Враги окружили их.

— Разве они не должны помогать с Ковеном? — бросила Лета.

— Не успел этого спросить у них.

— Нам не выбраться, — сказала она.

— Я уже подобное проходил, — ответил Драгон, высоко поднимая клинок. — И каждый раз я выбирался. Этот случай — не исключение.

Он зарычал и бросился в бой. Они прикрывали друг друга, нанося солдатам смертельные удары. Анругвин в руках Драгона свистел, наслаждаясь кровью врагов. Он превратился в совершенное оружие, которое впитывало в себя злобу своего хозяина. Его сталь сверкала, отражая языки пламени, которое охватывало долину. Драгон кружил между воинами, казавшимися такими медленными по сравнению с ним. Он парировал атаку одного, затем заехал ногой в бок другому, вернулся к первому и всадил меч ему под ребра. Подняв второго за выбившийся из-под брони воротник, он перерезал ему горло и отбросил от себя, готовый к следующим атакам.

— Откуда они выскочили? — крикнула Лета Драгону.

— Из леса, — ответил он, не прекращая вертеться вокруг своей оси. — Нас здесьбыло немного — остальные ушли вниз, на помощь другим… Мы не успели… И тут… Тут появились они…

Драгон не смог больше ничего сказать. Бой был важнее. В один момент Лета заметила несколько тел в илиарских доспехах, лежащих на земле. Ее охватило странное, звериное чувство.

В сражении Лете приходилось сложнее, чем Драгону, но всплеск гнева заставил вспомнить все, чему ее учили. Ее тело действовало инстинктивно. Выпад, удар, блок, разворот, уклон, удар. Она замечала каждого атаковавшего ее и отражала абсолютно все удары.

В какой-то момент Лета поверила в то, что они смогут пережить это. Ведь никто не мог сравниться с Стражами Маарну. Никто. Но ранний триумф так некстати затуманил ее разум, что она пропустила стремительный скользящий удар и отшатнулась, прижимая руку к лицу. Ее пальцы увлажнились.

— Лета!

Драгон отвлекся и был сбит с ног двумя воинами. Лета быстро оправилась и продолжила борьбу. Она врезала ранившему ее солдату до боли сжатым кулаком в лицо и добила его мечом. Брызнула кровь, попавшая ей на руки. Она обернулась, воспользовавшись короткой паузой. Драгон снова был на ногах, и она облегченно вздохнула. Один из солдат вдруг налетел сзади и толкнул ее. Лета повалилась на землю ничком, выронив меч.

Она попыталась его нащупать. Паника начала мутить ее ум. Вытянув руку вперед, она нашла рукоять и крепко сжала ее. Она была уже готова подняться. Но Пчела словно вросла в землю, она не могла поднять ее.

Лета вскинула голову, и внутри у нее все похолодело. Черные глаза обожгли ее. Он держал ногу на лезвии меча, мешая ей подобрать Пчелу.

Лета отпустила рукоять и попыталась встать. Милован выбросил вперед другую ногу.

Удар.

Она успела лишь потрясенно выдохнуть и уткнулась лицом в землю. Все поглотила скользкая, ужасающая тьма. Она ничего не слышала. Только бешеный стук собственного сердца. Но чувство самосохранения заставило ее выставить руки и оттолкнуться от земли.

Теперь она сидела, глядя на Милована. За его спиной появились люди в характерных красных плащах. Дружинники.

Ей не хватало сил, чтобы закричать. Она отползала от него. Из груди вырывались жуткие хрипы. Она не помнила, как встала. Как сделала несколько шагов назад. Как упала в объятия Драгона. Как прижалась к его мокрой груди. Он обнял ее одной рукой и выставил меч, пытаясь отследить движения каждого солдата. Но их было так много…

Драгон успел услышать щелчок и заметил летящий в их сторону арбалетный болт. Он повернулся боком, чтобы загородить Лету, и болт вонзился ему в предплечье. Он вскрикнул, но не отпустил ни девушки, ни меча.

— Не стрелять! — рявкнул Милован. — Всем стоять на месте! Я разберусь с ним. Сам.

Он направился к ним, обнажая меч. Драгон схватил Лету за плотную ткань рубахи и оттолкнул в сторону.

— Беги! — заорал он, вытаскивая болт из предплечья.

В ту же секунду он встретился клинками с Милованом. Ему повезло, что была ранена левая рука.

Лета отлетела к краю плато. Она увидела внизу темную пропасть. Она посмотрела на Драгона. Он сошелся в поединке с командующим. В этот раз ему былоне уйти. Это был бой на смерть.

Лета хотела ему помочь. Но, вставая, она почувствовала, как земля вновь уходит у нее из-под ног. Голова раскалывалась, перед глазами танцевали тени. Окружающий мир она видела нечетко, как при сильном опьянении.

Она не успела увернуться, когда двое бросились на нее. Один схватил ее и потащил. Она вцепилась зубами в его руку, он выругался и отпустил ее. Она упала, поднялась, ее шатало. Второй сгреб ее в охапку, накрыв сзади могучим телом. Лета не могла вырваться. Она кричала и извивалась под его руками. Потом ей все-таки удалось боднуть его затылком в лицо. Он выпустил ее.

Тут на глаза девушке попалась Пчела. Она взяла меч и убила одного прежде, чем он достал свое оружие. Это резкий выпад отнял всю оставшуюся энергию. Второй дружинник воспользовался этим и кинулся на нее. Они упали и покатились по земле, остановившись у самого обрыва, там, где в шаге от них бездна разинула свою черную пасть.

Они должны были помочь илиарам. Помочь отразить атаку ведьм Ковена. Ведь онибыли здесь тоже для этого.

«Но они напали на нас».

От удара о землю воздух покинул ее легкие. Дружинник навалился сверху и сдавил рукой ее горло. Она открыла рот, пытаясь вздохнуть, но не могла. Все вокруг окрасилось в багровый цвет. Она чувствовала, как слабеет. Она даже не видела лица дружинника, только черное небо позади него. Сознание покидало ее.

Но Лета была нужна Драгону. Он обещал, что они покончат с Милованом вместе.

Она вспомнила, что на поясе с боку у нее был пристегнут маленький кинжал. Она могла его достать. Уже почти ничего не соображая, она судорожно вцепилась в рукоять кинжала и вытащила его из ножен. Дружинник был так занят ее горлом, что не заметил. Она трясущейся рукой поднесла к его лицу кинжал. Наконец он увидел этои слегка ослабил хватку. Не теряя времени, Лета воткнула лезвие в его шею.

Он отпустил ее, отшатнулся. Она перевернулась на живот и хрипло задышала. Мир вернул себе в ее глазах прежний цвет. Придя в себя, она схватила Пчелу, валявшуюся неподалеку. Она увидела рядом истекавшего кровью дружинника. Он стоял на коленях, зажимал ладонью шею и тупо смотрел на нее.

Она ударила его в грудь с такой силой, что клинок вышел снаружи. Он умер мгновенно и повалился вниз, в пропасть, стягивая ее за собой. Она поняла, что если не отпустит меч, отправится следом за ним.

Вскрикнув, Лета выпустила рукоять и бессильно пронаблюдала, как дружинник летит вниз, во тьму, с ее мечом в груди.

Пчела.

Лета повернулась. Бой между Драгоном и Милованом продолжался.

Это была схватка огромного медведя и старого волка. Милован рычал и размахивал мечом, Драгон уклонялся. Он уже устал и делал все медленнее, чем мог бы. Но голубые глаза были полны решимости и ярости. А командующий был по-прежнему закован в броню с головы до ног.

«Как же Драгон справится с ним?» — бегло подумала Лета.

Она потеряла Пчелу и не знала, что делать. Она заметила, что к ней направляются дружинники. Трое. Она была уже неспособна драться.

Драгон и Милован сошлись близко к другу другу. Сталь свистела до звона в ушах. Они были равны. Этот бой будет продолжаться, пока кто-то из них не устанет.

Лета должна была вмешаться, но не знала, как.

Милован отпихнул Драгона, и тот чуть не потерял равновесие. Он попытался достать клинком до шеи командующего, но было слишком далеко. Он так хотел закончить этим выпадом поединок…

Милован с необычайной резвостью ушел в сторону и выставил клинок вперед. Меч вошел в плоть.

Лета закричала.

Она видела, как Драгон падает на колени и как Милован выдергивает из его живота свой двуручный меч. Она ошарашенно смотрела на происходящее, не в силах что-либо поделать. Она видела, как много крови вытекает под ладонями Драгона, которыми он зажимал рану.

Милован повернулся к ней, и на его изуродованном лице возникла мерзкая улыбка.

Лета поднялась на ноги и побежала. В лес. Она стрелой пронеслась мимо дружинников, и никто не успел схватить ее. Она ни о чем не думала. Лишь только бежала, бежала, бежала… Пока не упала на влажную, покрытую мелкими сосновыми иголками землю.

Она не знала, сколько прошло времени. Она помнила, что лежала, свернувшись калачиком и обхватив себя руками. Внутри нее было пусто, ее разум был пуст… Все ее тело ныло от ушибов и царапин, но ей было все равно. Когда она открыла глаза, вокруг было темно и тихо.

Она села. Вытерла лицо от крови и грязи. Она находилась в небольшом овражке, скрытом окружающими его кустами и деревьями. Стояла странная итягучая, как мед, тишина. И холод.

Если они искали ее, то уже бы нашли. Или просто потеряли из виду. Так или иначе, Лета решила вернуться. Драгону была нужна ее помощь.

Она поднялась и пошла. Интуиция подсказывала ей, в какую сторону надо идти. Ей казалось, что она убежала не очень далеко, но прошло довольно много времени, прежде чем она вернулась к возвышенности.

Драгон был по-прежнему там. Он лежал на земле, среди убитых лутарийцев. Лета со страхом подумала, что они оставили его, потому что он был мертв, и бросилась к нему. Палатки и башни внизу горели, но кроме треска деревьев и шума рушившихся крыш домов она ничего не слышала. Ни звуков битвы, ни криков, ни свиста летящих шаров. Ведьмы тоже исчезли, и небо снова стало темно-синим, с проблесками серебряных звезд.

Она упала рядом с Драгоном. Он дышал.

— Драгон, — вырвалось у Леты, и она прижала руку к его ране.

В его лице не было ни кровинки. Он открыл глаза и увидел ее.

— Они ушли, — проговорил он.

— Все будет хорошо… Сейчас… Я прижму ее…

— Нет. Лета, я умираю.

— Не говори мне этого, — зашипела она, закрывая кровоточащую рану на его животе трясущимися руками.

— Оставь, — сказал он и поднял руку. — Прошу тебя…

— Ты не покинешь меня.

— Взгляни на нее… Мне недолго осталось…

— Нет.

— Лета…

— Нет, мы поможем тебе. Все будет хорошо.

— Послушай меня.

Она уставилась на него. Слезы блестели в ее карих глазах. Но он так хотел, чтобы они были золотыми. Чтобы подарили ему свой свет в последний раз.

— Я не смогу больше тебя защитить, — прошептал он, сглотнув хлынувшую в рот кровь. — Ты должна пойти к отцу. Милован не оставит тебя в покое…

— Нет.

— Пожалуйста, — взмолился он, и остатки сдержанности покинули его. Лицо исказилось. — Пожалуйста.

— Я не могу жить без тебя, — выдавила она и захлебнулась рыданиями.

— Можешь. Ты найдешь отца… Пообещай мне… Ты слышишь? Пообещай.

Она опустила голову.

— Обещаю.

Драгон улыбнулся дрожащими губами

— Я так горжусь тобой… — он погладил ее по щеке.

Лета прижала рукой его ладонь, не давая убрать ее.

— Не уходи, — выдохнула она. — Прошу тебя.

— Мне жаль, что я не имею права называть тебя своей дочерью…

— Имеешь. Ты имеешь полное право.

Драгон вздохнул и нахмурился. Он ощутил, как холод пробирает его до костей.

— Анругвин, — произнес он. — Забери его. Отныне он твой.

Лета отрешенно посмотрела на меч, лежавший рядом. Она перестала понимать, что происходит. Только страх подкатывал к горлу, как тошнота.

— Лета.

— Да? — она взглянула на него и почувствовала, что это конец.

— Мы — Стражи Маарну. Мы — часть замыслов великого лесного бога, а значит мы можем выдержать все. Помни это, — произнес Драгон и вновь улыбнулся.

А потом его глаза закрылись.

Внутри нее что-то оборвалось, сгорело. Неосознавая, что делает, она еще какое-то время толкала Драгона, шептала его имя, трясла его… Но он не просыпался.

Страх. Боль. Агония.

Она смотрела на безжизненное тело Драгона так долго, будто пыталась запомнить мельчайшие детали. Жуткая боль грызла ее, добиралась до мозга и сердца, пожирала ее, выплевывая черные останки.

Отчаяние. Боль. Ненависть.

Ее душа разлетелась на части и истлела, как уголек.

Драгон так и не очнулся. Тогда она перегнулась через него и взяла в руки Анругвин.

— Я иду за тобой, — прошептала она, вытирая с клинка кровь.

Глава 16

Глава 16.

Зной.

Ветер завывал, взметая грубую ткань парусов. Стаи черных птиц проносились над пристанью, издавая неприятные гаркающие звуки. Окружающий мир был поддернут серой дымкой. Паль д`Эсьяльс, или Старый дворец, терялся где-то вдалеке, обозначив лишь свои призрачные очертания.

Она сошла на берег с опущенной головой. Ей было больно смотреть на то, во что превратилась родина ее предков. Эти бесплодные, высушенные магией земли вызывали чувство безутешности, отчаяния. Ее эскорт за ней не последовал — на Тор Ассиндрэль ей не нужна была защита. И все же Мив надеялась, что хоть пара человек останется с ней. Она обернулась. Моряки занялись своими обычными делами, не особо обращая на нее внимание. Капитан корабля, встретив ее обеспокоенный взгляд, кивнул. Они будут ее ждать.

Мив глубоко вздохнула и пошла вперед, навстречу эльфу в черной мантии, ожидавшему ее. Пристань Прэма, центрального и самого большого острова архипелага, была наиболее сохранившимся сооружением из всех. Высокие башни с острыми шпилями окружали мощеную плиткой площадь. Чуть поодаль виднелись полуразрушенные памятники и монументы. На самой середине площади распростерлась гигантская каменная тарелка с мраморной изящной фигурой эльфа внутри — остатки фонтана.

Черная мантия заколыхалась, когда Мив подошла. Из-под рукавов выглянули уродливые руки с длинными, покрытыми язвами пальцами. Эльфийка до последнего думала, что Мертвец не скинет капюшон. Однако она ошибалась.

Неблагий Двор был в невыгодном положении. Со времен взрыва они были изгоями, посему и взяли себе такое имя. Nolienatralia. Мертвые изгнанники. И сейчас они упустили одного из самых опасных преступников, каких только видел свет. Им никогда не вернуть расположения мировых держав.

Nolienatralia были унижены и ослаблены. Их тела высыхали и тлели с каждым годом, кожа темнела, обвисала, становилась серой и тонкой. Лишенные зрачков глаза уже не могли видеть так хорошо, как раньше. Постепенно они становились слепыми. Тела их требовали магии, требовали Хаоса, чтобы поддерживать оставшиеся силы. Они были мертвецами, но окончательно умереть не могли. Все, что у них осталось, — это древние знания, которыми не обладали даже era`liver.

Капюшон черной мантии был откинут. Мив отвела взор. Смотреть на самого изуродованного из всех nolienatralia было невыносимо. Кожа на обугленном лице открывала белизну кости по всей правой щеке. Носа не было. Губы истлели. Глаза с блеклой радужкой казались двумя белыми камнями. Только волосы, отстриженные очень коротко уже после несчастья, напоминали о том, что перед Мив было живое существо. Они были светлыми, почти как у нее.

Эльф приблизился, но руки не протянул. Он все понимал.

— Приветствую тебя на Тор Ассиндрэль, — проговорил он тихим, неожиданно приятным голосом.

Сверкнула молния. Но громового раската не последовало.

Мив отважилась посмотреть Мертвецу в лицо.

Его звали Иарлэйт Девайн. Он был не только самым уродливым эльфом из Неблагого Двора, но и единственным, кто верил в спасение своего народа. Прежде он был близким советником короля островов Ольгаира Ладита, его правой рукой, а также великолепным воином. Многие эльфы, бывшие слишком близко к эпицентру взрыва, а лаборатория Катэля находилась рядом со Старым дворцом, погибли. В числе них оказались Ольгаир Ладит и его сыновья. Иарлэйт выжил. Но его внешность потерпела ужасные изменения. За это его и прозвали Мертвецом. Никто из королевского рода не выжил, и тогда Иарлэйт вызвался сам править уцелевшими и проклятыми.

— Король Девайн, — сказала Мив, снова глядя в сторону.

Его лицо было слишком ужасно. Но он не стеснялся этого.

— Надеюсь, шторм не застал вас в пути.

— Нет. Было легкое волнение, не более того. Ваше…

— Иарлэйт. Называй меня по имени. Я не тот король, перед которым надо преклонять колени и трястись в припадке раболепия, — перебил Мертвец, приподняв то, что осталось от левой брови.

— Иарлэйт, мы могли бы перейти на эльфийский. Мы с вами все же, как никак… — Мив не договорила.

— Эльфы? Мой народ — уже нет. А ты? Сколько времени ты провела в княжествах?

— Достаточно, чтобы забыть свое прошлое.

— Тогда и эльфийский язык нам ни к чему. Я знаю, что князь послал тебя ко мне с важным поручением. Мы можем отойти к дворцу и обсудить все там.

Мив посмотрела на призрак Старого дворца вдалеке. Казалось, что в своем наряде кирпичных и темно-зеленых тонов она была ярким, режущим глаз пятном в серости и мрачности антуража пристани. Она подумала, что и во дворце все будет таким же.

Ей вдруг стало интересно, чем nolienatralia занимаются здесь, если им не нужно спать и есть.

— Отстраиваем здания, пострадавшие при взрыве, — сказал Иарлэйт, угадав ее мысль. Мив вздрогнула. — Мы бы восстановили и сады, но все живое, до чего мы дотрагиваемся, тут же погибает.

Она уставилась на него, гадая, а не получили ли эти эльфы способность читать мысли после катастрофы.

— Но ты можешь меня коснуться и остаться невредимой, — продолжил Мертвец. — Мы губительны для растений и животных.

— Простите…

— Тебе не за что извиняться, дитя мое. Мы привыкли к страху и презрению со стороны большого мира. И к жалости тоже.

Мив замолчала, не зная, что ответить.

— Если не хочешь во дворец, то не будешь ли ты против небольшой прогулки? — спросил Иарлэйт после затянувшейся паузы. — По пристани.

Она покачала головой, и он развернулся и пошел вперед, к фонтану. Мив поравнялась с ним. Он был одного роста с ней, но казался таким худым и слабым.

— Почему вы встретили меня? Я думала, вы отправите кого-то, — произнесла Мив.

— Нечасто я покидаю холодные стены Паль д`Эсьяльса, чтобы прогуляться. И сегодня мне выпала такая возможность.

— А как же ваше сопровождение?

— Оно мне ни к чему. Как я уже говорил, я не тот король, который требует к себе повышенного внимания.

Они обогнули фонтан и направились к одной из башен.

— И все-таки… Почему здесь никого нет, кроме вас? — спросила Мив.

— Неблагий Двор не так велик, чтобы его члены встречались на каждом шагу. А теперь давай перейдем к причине твоего прибытия сюда.

— Сперва князь хочет узнать, как так получилось, что самый охраняемый из всех заключенных в вашей неприступной тюрьме сумел вырваться на свободу, — сказала советница. — И захватить эту же тюрьму.

— Вопрос, волнующий немало умов.

— Вы никому не рассказали об этом. Кто бы и как вас не спрашивал.

— Я должен был дать ответ перед Оплотом.

— Отчего же вы этого не сделали?

Иарлэйт остановился, глядя на темные воды моря, омывавшего угольно-черный берег. На небе взошла полная луна, пробившись своим холодным светом через плотность дождевых туч.

— Когда мы решили устроить темницу в той старой крепости на Скалистых островах, мы попытались предвидеть все, — произнес Мертвец. — Любую возможность его побега. Мы должны были пресечь все попытки Катэля Аррола выбраться из Сэт`ар Дарос. Мы обратились к Сапфировому Оплоту, и те помогли нам создать непробиваемую магическую защиту. Казематы, построенные для чародея и его приспешников, были абсолютным совершенством.

Он повернул к Мив свое обезображенное лицо.

— Полтора века мы стерегли эту крепость, однако наш узник нашел способ связаться с образовавшимся после его заключения Орденом Аррола. Последовала атака на школу во Въеле. После этого мы усилили защиту. И отныне ее ничто не могло пробить. До недавнего времени.

Лунный свет снова был заслонен тучами. Где-то вдалеке прогремел гром. Ветер гнал с севера ночную бурю.

— Отчего же я до сих пор не дал ответ, почему Катэль сбежал? Это стыд, Мивсаэль. Мы учли все, что только было возможно. Кроме одного, — Иарлэйт отвернулся. — Он знал, что защиту, созданную сильнейшими членами Сапфирового Оплота, ему уже не сломать. Тогда он нашел совершенно простой способ.

— И какой же? — спросила Мив, немного уставшая от такого долго предисловия.

— Мы забыли, что у стражников есть слабости. И что лучше бы Катэлю было сидеть в полнейшей изоляции. Вот что случилось, советница. Он предложил одному из стражей то, чего жаждет каждый из нас. Возвращение нормального облика, прежней жизни и магии.

Иарлэйт продолжил прогулку. Мив, не ожидавшая такой резкости, дернулась и пошла за ним.

— Разумеется, с помощью теургии. Но это было бы невозможно. Ни одна магия в этом и во всех других мирах не способна вернуть нас к жизни, — Мертвец испустил горестный вздох. — Однако стражник поверил ему.

— Он освободил его? Но как?

— Защиту мог снять любой, кто знал, как это делается. Не нужно даже обладать магией, чтобы это сделать. И, конечно, почти все в Сэт`ар Дарос знали, что для этого потребуется. Вот чего мы не предусмотрели. Возможности совершения ошибки одним из нас. Ведь все мы способны на это. Но каждый из нас наивно полагал, что ненависть к Катэлю сильнее всего, что ничто не заставит освободить виновника ужаснейших деяний.

— Из-за этого он и сбежал? Что стало с этим эльфом?

— Катэль убил его сразу же после того, как все адепты были освобождены.

— Вы доверяли ему, — сказала Мив.

— Как и любому из Неблагого Двора, — ответил Иарлэйт. — Все эти месяцы я сгораю от чувства вины.

— Вы не виноваты в его поступке.

— Я несу ответственность за Катэля. Я одним из первых отрекся от его безумных идей, я был в числе тех, кто настоял на том, чтобы его изгнали. Несмотря на то, что он был близок мне, как брат.

Мив с удивлением посмотрела на него. Мертвец ускорил шаг и подошел к ржавой кованной ограде на краю площади.

— Я знал его лучше прочих. Я был ему другом. Был тем, кому он доверял. Я предал его, и за это поплатился весь мой народ.

— Он безумен. Не думаю, что вы что-то могли поделать в прошлом, чтобы остановить его, — Мив встала рядом.

— Мог бы. Если бы я не отвернулся от него, я бы смог умерить его пыл, осадить его стремление к созданию той совершенной расы, о которой он так мечтал. Я бы смог доказать ему, что все его замыслы обернутся трагедией. Он ведь был еще так молод, — Иарлэйт обхватил сухими ладонями выступавшие части орнамента на ограде. — Вот что я чувствую, изо дня в день. Вина, жалость, смятение. Желание его смерти.

Вспышка молнии осветила затянутое облаками небо. Мив посмотрела на корабль в отдалении. Ей не терпелось покинуть Тор Ассиндрэль.

— Ну, хватит, — подал вдруг голос Иарлэйт. — Я ответил на твой вопрос. Князь требует чего-то еще?

— Вы можете помочь в убийстве Катэля, — произнесла Мив и не отвела глаз, когда он взглянул на нее.

— Я слушаю.

Эльфийка сунула кисть в сумку из мягкой кожи, висевшую у нее на бедре, и достала оттуда небольшую книжку.

— Дневник той, что наложила на него заклятие, из-за которого его невозможно победить ни мечом, ни магией, — она вложила книжку в протянутую руку Иарлэйта.

Мертвец раскрыл дневник и перелистнул несколько страниц.

— Прекрасная, юная, рыжеволосая и печальная… — сказал он с придыханием. — Велина. Так ее звали.

— Вы знали ее?

— Да, помню, я часто видел ее с Катэлем. Он пользовался ее любовью и преданностью ему. Но мало кто знал об их отношениях. И сама Велина вела скрытную жизнь. Лишь единицы знали, кем она была. Банши не исчезли из этого мира. Они лишь желали, чтобы все так думали.

— Катэль пользовался не только ее чувствами.

— Да. Мы позже узнали, что он использовал ее дар в своих скверных целях. Никто ее так и не видел после того, как Катэль был схвачен. Она сбежала, воспользовавшись моментом.

— В этом дневнике ключ к разгадке бессмертия Катэля. Вот, переверните страницу.

— Князь решил, что это поможет ему убить чародея?

— Да.

— А что другие? К кому еще князь обратился? А, понятно, — Мертвец читал все по лицу Мив, той даже можно было не произносить лишних слов. — Нехорошо будет, когда все узнают правду. Нельзя скрывать от других возможность лишить Катэля его преимуществ.

— Вам лучше обсудить это с князем.

— Я понимаю, почему он так решил. И не стану более задавать лишних вопросов. Кроме одного. Откуда он у вас? — Иарлэйт вернул дневник Мив.

— От самой Велины.

— Она жива? — в его голосе послышалась надежда.

— Если бы это было так, меня бы здесь не было.

Иарлэйт вновь прислонился к ограде.

— Велина, — со странной нежностью шепнул он. — Как она…? Нет, ничего не говори. Не хочу знать подробности.

— Она была вам дорога?

— Как нечто недосягаемое, чем я с упоением восторгался в те редкие мгновения, когда видел, — отвечал Мертвец. — Чем конкретно я могу помочь Его Светлости?

— Заклинание можно снять, если прочитать его в обратном порядке. Осталось только узнать, что это за заклинание. За этим я прибыла сюда.

— Почему именно сюда?

— Некоторые предания говорят, что банши — родичи эльфов.

Иарлэйт провел пальцем по железному завитку на ограде.

— Ты права, — задумчиво сказал он. — Возможно, что кто-то из эльфов знает это заклинание и его формулу. Но это точно не я.

— Тогда кто?

— Есть один отшельник, который сторонится всех. Даже нас. Он жил уединенно еще до катастрофы. Кожа его тонка, как бумага, а движения так призрачны, что почти неуловимы глазу… По моим подсчетам, он живет на земле достаточно долго, чтобы знать об этом заклинании.

— Где его найти?

— Он нашел свое пристанище на Упущенном Острове, в древней пещере. Грот Созидания.

Энтузиазм Мив упал также, как и подскочил за секунду до этого. Оставшиеся на лице мышцы Иарлэйта растянулись, намекая на улыбку.

— Это самый дальний остров архипелага. До него пути по меньшей мере один день, — произнес он. — К тому же на корабле к нему добираться опасно. Есть риск разбиться о скалы.

— Он точно знает заклинание?

— Если только оно не было создано Велиной.

— А такое может быть?

— Я не уверен. Это трудное и мощное заклятие, которое вряд ли было ей по силам. Она была банши, но, как я уже говорил, она был молода. Она не могла создать его.

— Тогда мне нужно добраться до Упущенного Острова.

Иарлэйт обернулся и посмотрел туда, где на горизонте виднелся Старый дворец. В этот момент небо рассеклось под ударом серебристой молнии.

— Я бы не советовал идти туда в одиночку.

— У меня нет другого выбора.

— Я могу предложить тебе свою помощь.

Мив неуверенно посмотрела в его пугающие блеклые глаза.

— Мой долг помочь в противостоянии с Катэлем. И я смогу это сделать, если ты позволишь пойти с тобой. Так мы сможем быстрее добраться до острова. Не бойся, я не кусаюсь, — из груди Иарлэйта вырвалось нечто похожее на смех. — По крайней мере, я еще не наблюдал за собой такой особенности. Ну же, неужели ты испугалась Мертвеца?

***

Все сливалось в одно единое месиво из сизого неба, соломенно-желтого песка и раскаленного, осевшего в легких воздуха. Жара давила на виски, ковала конечности в железные цепи. Сухость проникала в глаза, нос и рот, не давая ясно видеть и глубоко дышать. Время растянулось, замерло, превратилось в безмерность.

Вокруг была равнина, вся засыпанная бледным твердым песком, местами встопорщившаяся небольшими покатыми холмами. Разнообразие вносили лишь горстки камней под ногами. И такой местность была до самого горизонта, впереди и позади, с правой и левой стороны. Она была бесконечной, как существование самого мира.

Воздух дрожал, расплывался, видимый глазу. Палящий зной впивался в покрытую засохшей кровью кожу. Шанс на спасение быстротечно угасал, становился нестерпимой иллюзией.

Глаза горели. Те места, по которым ее били, нещадно болели, терзали резкими наплывами. Голова кружилась, но уже скорее от жары, чем от удара закованным в железо сапогом. Больше всего беспокоила шея, которая саднила, и из-за которой она не могла ничего произнести вслух. А она пыталась. В первый день она хотела закричать о помощи, но не сумела. Да и кто бы ее услышал? Здесь она была одна.

Ее душили. Хватали. Били. Резали.

Но она забрала все их жизни ради своей собственной.

Лета шагала медленно, но твердо. Прошло два дня. Или больше. Или меньше. У нее уже не было сил считать. Пламя солнца жгло первую половину дня ее лицо, а вторую — затылок. Иногда она хотела сбросить с себя свою единственную ношу, но ее память была еще трезва, а сердце билось. Она никогда не откажется от него. Ведь он — все, что у нее осталось.

Поход воспринимался ее телом мучительно. Она превозмогала себя вновь и вновь, собирая остатки воли в воображаемый кулак. И в то же время она глядела на себя со стороны и видела, как смешны ее потуги.

Смерть шла за ней по пятам, она это знала, но не собиралась сдаваться.

«Я керничка, — твердила Лета про себя. — Выстоять и выжить — моя прерогатива».

Она повторяла это, когда к ней подкрадывались страх и отчаяние.

Ночь, неспешно опускавшаяся огромным черным вороном на равнину, была темной и холодной. Тогда девушка укладывалась на землю, давая себе передохнуть. Она лежала, подолгу глядя в усеянное звездами небо, не думая ни о чем, кроме как о холоде, ломавшем ей кости и не дававшем уснуть. Она засыпала, когда уже оставалась нечувствительной к нему, и гадала, сможет ли она очнуться на следующий день.

Лета проснулась от горячей, скручивавшей ее внутренности боли. Она перевернулась на живот, и ее тело содрогнулось от сухих рвотных позывов. Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем спазмы стихли. Подняв свинцовые веки, она посмотрела вперед. Еще бледноватый диск солнца показался из-за далекой горной цепочки. Рассвет. Прошли еще одни сутки.

Ей нужно было идти. Но куда — она не знала. Она шла все время на восток, к встающему каждое утро солнцу. Найдет ли она там спасение? Если же нет, то где? Она была готова на все, лишь бы спастись от этой безжизненной пустыни, которая сулила ей с каждым часом верную гибель.

Воды. Ей надо было найти воды, иначе все усилия окажутся напрасными. Однако местность не менялась, не подавала никаких намеков на избавление от жажды. Лете казалось, что она ходит кругами. И если это так, будущего дня ей уже не пережить.

Она легла на спину, шевеля обветренными губами в полубреду. Жара запекла кровь на ее теле, которая теперь казалась бурой грязью. Не было сил что-либо сделать. Не было духа, чтобы подняться и продолжить путь. Перед глазами всплыло прошлое.

Лета не вернулась вниз. Того, что она увидела с высоты плато, было достаточно, чтобы понять — никто не выжил. Ковен ушел, оставив после себя лишь пепелище. Он расправился с несколькими сотнями илиарских воинов с ужасающей быстротой и жестокостью. Были бы в тот день среди илиаров маги… Все бы, возможно, закончилось по-другому.

Так она и скажет. Что здесь нужна магия, а не мечи и копья. Что без магии Орден Аррола не победить. Если, конечно, она выберется отсюда живой.

А эти ублюдки просто прошли мимо, хотя они отправились на острова первыми, дабы расквитаться с чародеем и стать героями, навсегда запечатленными в рифмах песен и стихов, в словах легенд и рассказов… Где было это их чертово стремление, когда Ковен спалил илиарский лагерь? Они были равнодушны. А их предводитель преследовал только одну цель.

Она открыла глаза, вспомнив, зачем она продолжала идти, почему не отдалась еще во власть рока и убийственного пекла. Лета повернула голову и поглядела на меч. Только он один поддерживал ее жизнь. Анругвин. Она протянула к нему руку и взялась за шероховатую рукоять. Капельки росы поблескивали по всему периметру клинка.

Она села и вылизала с лезвия все, что было, ощутив во рту холодный привкус металла. Это приглушало жажду на краткие мгновения, дарило ей надежду, что она не загнется здесь, измученная и всеми забытая. Каждую ночь она вытаскивала меч из ножен и укладывала его рядом с собой, чтобы по утру насладиться живительной влагой. У рассвета в этой пустыне был запах свежести и воодушевления.

Лета поднялась на трясущихся ногах. Движение, которым она убрала клинок в ножны на спине, заставило ее пошатнуться. Силы были на исходе. Она шла. Она ползла. Вставала, шла. Ползла. Почти все утро.

В полдень она упала, и ее сознание окутал мрак. Обморок был недолгим, и когда она очнулась, солнце до сих пор стояло в зените. Припекало, как в аду. Лета села. Судорожный кашель вызывал жуткие и болезненные рези в горле. От сухости во рту тошнило.

Меч рядом. Прирос к ее спине, будто часть позвоночника. Несколько коротких и быстрых движений, и она добудет влагу.

«О, нет… Это не выход».

Несколько раз ей показалось, что она увидела людей вдалеке. Она ускоряла шаг, желая добраться до них, хрипела, пытаясь закричать. Но потом люди резко исчезали. Это были лишь тени в ее воспаленном мозгу.

Затем она увидела огромный, почти круглый валун. Подойдя ближе, Лета услышала журчание и не поверила своим ушам. Она побежала, охваченная упоительным предвкушением освежающего вкуса ледяной воды на языке. Она упала рядом с валуном на колени, судорожно ощупывая его. Но, увы, валун оказался лишь валуном. И ручеек из-под него не бился.

Разочарованная, она пнула камень, охнула от боли, охватившей пальцы ее левой ноги, и вытащила меч. Клинок, звеня, отскакивал от камня, по которому раз за разом била Лета, высекая искры. Гнев забрал у нее остатки той энергии, которую она могла бы потратить на дорогу. Она повалилась возле валуна, в его тень, и закрыла глаза. Заходящее солнце залило ее дрожавшее тело кроваво-красным светом. Вскоре наступила ночь.

Она долго не просыпалась. Ни от холода, сковавшего ее кости и суставы, ни от болей в вывернутой при падении руке, ни от голода, ощущавшегося в ночное время острее всего.

Утром Лета повторила свой каждодневный ритуал и поднялась.

«Керничка, — думала она. — Которая выстоит. Которая будет вставать всегда, когда упадет. Которая вернется с того света, чтобы осуществить свою месть».

Они никогда не забывала о том, для чего должна была выбраться из этой пустыни. Она представляла постоянно его лицо, с черными бездушными глазами и циничной усмешкой, что заставляло ее желать ему мучительной смерти. Она видела, словно наяву, как ее меч пронзает его крепкое тело, как ее рука вцепляется в его темные кудри, откидывая голову. Она думала о том удовольствии, которое подарит ей вид его перерезанной глотки. Отныне у нее не было более заветной мечты, чем его убийство.

Солнце зашло высоко, когда Лета поняла, что больше не может идти. Она опустилась на четвереньки и тяжело задышала, как животное. Она вскинула голову, чтобы взглянуть на раскаленный шар, который никогда не слепил ее, но немилосердно опалял. Отчаяние захлестнуло ее. Настала пора молиться богам. Но она не умела и не хотела.

Все вокруг утонуло, съеденное тьмой.

***

Широкое лезвие двуручного меча пронзает трепещущую плоть. Всплеск крови, орошающий землю, вырывается из нанесенной раны. Он падает на колени, но его рука по-прежнему сжимает меч. Взгляд голубых глаз остается отрешенным, лишь кривой изгиб губ выражает изумление. Он проиграл.

Она смотрит на него, но ноги ее скованныжелезной цепью. Ей не встать. Она впивается ногтями в землю, подтягивая свое отказавшееся слушаться тело ближе к нему. Густая кровь заливает сухую траву. Он смотрит на нее, и теперь его глаза выражают сожаление и… муку.

Я обещал тебе долгую и мучительную смерть.

Она ползет, тщетно пытаясь освободиться от стальных пут, обвивающих ее лодыжки, но не успевает. Его палач выносит смертный приговор. Он поднимает меч, сверкающий во вспышках молний и огня. Времяостанавливается.

Палач заносит клинок и одним коротким ударом сносит голову приговоренному. Она кричит, наблюдая, как обезглавленное тело падает к ногам убийцы. Сердце застывает в страхе и немом потрясении.

Черные глаза холодны и пусты. Они находят ее, и палач вновь поднимает меч высоко над головой.

Ночь. Чаща. Марк?

Сосновые стволы тянутся к небу, вонзаются в небо подобно тысяче широких игл. Он, одетый в рваные лохмотья, бежит между деревьями. Его некогда красивые и мягкие волосы черны от грязи. В ладони он держит короткий нож, чье лезвиепоблескивает в лесном полумраке. Он прижимает его к себе, хрипло дыша в такт своему бешеному пульсу.

За ним гонится дикая стая волков с горящими желтыми глазами и окровавленными пастями. Они бегут, почва вздыбливается под их мощными лапами, взвихриваяземлю и сосновые иглы.

Выпусти зверя. Или умри.

Он устал. Он станет пиром для зверей.

Он спотыкается и падает, катится кубарем по земле и снова поднимается. Но стая его настигает.

Первый, молодой, бросается на него, издавая громкий рык. Нож вонзается в серую шерсть, и волк, поскуливая, откидывается на спину. Но это ничтожная потеря. Настал черед следующего. Онотпрыгивает в сторону. Однако еще один кидается на него, цепляясь зубами запредплечье. Он кричит и падает, пытаясь найти опору в рядом растущем дереве, но влажные пальцы соскальзывают с коры.

Терзаемыйволками, разрывающимиего тело на куски, он уже неспособен кричать. Вожак наблюдает за трапезой, стоя поодаль, на холмике. Волчья морда скалится, покрытая белесыми шрамами на темной шерсти.

Ты ничтожен и слаб.

Она здесь. Она может облегчить его страдания, натянув острую стрелу на тетиву.

Только мольба. Мольба в его взгляде позволит ей сделать это. И поражение.

Видение сменилось новым.

Небеса разверзлись, и на землю хлынула влага. Он стоит перед ней, вскинув руки, прося пощады.

Она трясет короткими темными волосами, разбрасывая капли. В ней больше ничего не осталось. Ни сочувствия, ни доброты, ни милосердия, только суровая решимость.

Браслет тихо звенит, когда она поднимает кисть, указывая. Он качает головой, что-то говорит, пятится назад. Но в ее взгляде пустота.

По его узкому лицу стекают ледяные струи дождя. Теперь он может только надеяться, что она сделает другой выбор. Она владеет его жизнью.

Он произносит ее имя, и это сердит ее. Она поднимает руку выше, и браслет на ее тонком запястье болтается, выбрасывая темно-красные искры. Ее грудь под тесным, давящим и раздражающим корсетом вздымается от волнения. Губы сходятся и образовывают тонкую линию.

Ты ведь знаешь, что это запрещено.

Она смотрит в сторону, все еще объятая ореолом сомнения.

Запреты. Пыль. Одиночество.

Она снова глядит на него, и смирение в его глазах колет ее.

Моя любовь.

Но он не будет долго ждать. Он уйдет.

Она дрожит, а вместе с ней и браслет. Заклинание вспыхивает алым, трескучим светом и летит к нему. Когда она опускает руку, его рассеченное пополам тело уже лежит на земле.

Смена. Теперь она не наблюдательница, а участница.

Перед ее взором плывут лица. Сотни смутных, неразличимых лиц. Она слышит людские крики, но не может разобрать ни слова. Плотная возбужденная толпа беснуется, мужчины проклинают ее, а женщины… Их презрение настолько велико, что можно потрогать его пальцами.

Она не слышит их слов, но знает, чего они хотят. Они хотят ее смерти.

Туго затянутые твердые веревки режут запястья. Голые колени саднят от шершавого дерева, из которого сделан помост. Она смотрит перед собой, ничего не видя из-за слез, которые заполняют ее глаза.

Мне кажется ее лицо знакомым. Но я не мог встречать ее.

Над крышами велиградских домов пролетают птицы. Какие же они восхитительные, парящие в небе, свободные…

Позади раздаются тяжелые шаги. Ее волосы сгребают в охапку, заставляя наклониться. Она прикусывает губу, чтобы не издать стона от боли.

Она не слышит приговор. Он тонет в воплях толпы.

Я думал, ты мертва.

К ней обращаются. Она не отвечает, глядя на солнце, такое же золотое, как и ее глаза. На последнее, что она видит.

Она не щурится. Не двигается. Пока палач не толкает ее в спину, вынуждая положить шею на окропленную кровью плаху.

Не медли. Руби единожды и сильно.

Она закрывает глаза. Свистящий взмах топора. Хруст кости.

Катится, как шар, в толпу, скрываясь в копне густых волос. Замирает. Почти прикрытый черным локоном глаз смотрит в никуда.

Образы сменяются в кровавом тумане, приподнимая из глубин души все самое ужасное. Они пляшут в безумном языческом хороводе, хватают ее сознание, швыряют лицом в страхи, показывают ей то, чего не может быть. Но она уверена, что это происходит наяву.

Стремительный, как горная река, экипаж жутких образов делает очередную остановку.

Она стоит в комнате, наполненной ароматом шафрана. Струйки дыма благовоний поднимаются из плоских чаш, игриво подергиваясь и завораживая. Стены помещения украшены росписями: белые, голубые, лиловые цветы ютятся на крупных листьях, объединенных золотой нитью, извивающейся по всему периметру. По центру комнаты кровать, отделанная резьбой на колоннах и укрытая шелком. На ней под раскрытым балдахином лежит женщина с рассыпавшимися по подушкам черными волосами. Она кричит, бьется в судорогах, цепляясь за простыни.

Лета не решается подойти ближе и посмотреть на женщину.

Агония женщины становится сильнее. Бледная, худая, с маленькими изящными руками, как у эльфийки. Лета видит еще один силуэт у изголовья кровати. Она подходит к нему, чтобы поглядеть на него. Всего одним глазком, пока ее никто не заметил.

Это молодой мужчина, он нежно гладит женщину по лицу. Светло-каштановый цвет его тогда еще недлинных волос контрастирует с прохладными тонами комнаты. Он склоняется над женщиной и что-то ей шепчет.

GlirastoIlio. Наследник Солнца.

Лета видит серебряное ожерелье на шее женщины, которое украшают мелкие камушки, истончающие слабый белый свет. Такие же браслеты покоятся на ее дрожащих руках. Женщина смотрит на мужчину, и каким-то чудом это облегчает ее страдания.

Ему суждено изменить мир.

Женщина выгибается всем телом и кричит. Мужчина перемещается ниже, к ее расставленным в стороны бедрам. Лета отворачивается.

Плод извращений, который должен быть уничтожен в чреве.

Когда она отваживается посмотреть, все уже кончено. Женщина лежит, тяжело дыша. Мужчина выпрямляется, стоя к Лете спиной.

— Это девочка, — произносит знакомый голос.

Он кутает младенца в полотенце. Мать приподнимается на локтях, мигом забывая о своих мучениях и желая посмотреть на новорожденную. Мужчина садится на кровать и протягивает ей крохотное тельце.

Мать берет ребенка.

Айнелет.

Лета вздрагивает и замирает.

Женщина прижимает младенца к себе. Ее лицо выглядит расплывчато, хотя Лета всматривается в него изо всех сил. Но она видит, как женщина улыбается.

Сердце Леты сжимается, и она тянет руки к женщине. Ее ладони развеивают образы, задрожавшие, как дым. Она протестующе кричит, пытаясь вернуть видение, но оно уже угасает.

Воет снежная буря. Она ощущает под собой мокрый снег. Телесная боль стихает, сменяясь отчуждением. Метель то убывает, то нарастает, вышвыривая свой мощный громогласный вой в разные стороны.

Она не знает, где она, все покрыто снегом. Ветер хлещет ее по щекам, а снежинки уже не тают на лице и волосах. Внезапно ей становится хорошо и спокойно. Она понимает, что это значит.

Таков ее конец. Замерзнуть.

Бессильная, она опускает голову и продолжает лежать.

Ей безразлично. Она чувствует приближение последнего звена в этой измотавшей ее вечной цепи из боли и мук. А потом покой. Навечно.

Нет.

Она лежит, уткнувшись лицом в снег. Ей все равно.

Нет.

Все равно.

Вставай.

Толчки крови по ее венам замедляются, теряют тепло. Но сердце упрямо пытается сохранить в ней жизнь, которая теперь только тлеет под скорбной вуалью мерзлоты. Зачем? Все потеряно, ничего не изменить.

Ты думаешь, что тебе не выжить?

Она снова ощущает морозные порывы ветра, лягающие ее в спину. Прочь. Пусть все это прекратится, она сдается и принимает свою судьбу.

Человек не сможет выжить. Но вдруг сможешь ты?

Она открывает глаза и поднимает голову. Перед ней, грозно переступая с лапы на лапу, стоит чудовище. Его белая шерсть колышется под порывами ветра. Из раскрытой пасти идет пар. Глаза, горящие золотом, неотрывно глядят на нее.

Это не чудовище. Это белый медведь.

Она отрывает свое тело от земли, ощущая, как холод подбирается к самым костям.

Мы — Стражи Маарну. Мы — часть замыслов великого лесного бога, а значит мы можем выдержать все.

Медведь спокойно смотрит на нее, и его поза выражает дружелюбие.

Я не человек. И я выживу.

Медведь тихо рычит. Он поворачивается и идет вперед, в самую метель. Лета медлит, наблюдая, как мягко и легко ступает зверь по снегу.

Она смотрит наверх, на водопад из бешено кружащихся снежинок. Она больше не сдастся. Никогда.

Она следует за медведем, уже зная, куда он ее ведет.

***

Кустарники, зеленым пятном проступившие среди серой желтизны могли быть видением, но она отказалась верить в это. Она не позволила сомнениям взять вверх. Не после того, что увидела.

Очнувшись, она поняла, куда ей следует идти. И жара больше не докучала ей. Раны ощущались сильнее, чем раньше, но она игнорировала их. Она поднялась с раскаленной почвы с улыбкой на губах. Возможно, она сошла с ума. Однако впервые за такое долгое время ее трясло от радости, а не от страданий.

Она шла, и шла долго, в ту сторону, в которую ее тянуло какое-то необъяснимое чувство. И наконец она увидела зелень среди пустыни.

Лета ускорила шаг. Она предвкушала то, что увидит, что найдет в этой зелени. Ноги становились все больше ватными, она не придала этому значения. Это не может быть миражем. Это может быть только ее спасением.

Она вдруг поняла, что находилась в местности, разительно отличавшейся от той, что окружала ее раньше. Здесь было не так жарко и… дул ветер. Теплый, но способный освежить. Земля проваливалась под ногами, была мягкой, рыхлой. Она уже не напоминала тот сухой песок, от которого чесалась и болела кожа, а глаза немилосердно слезились. Оторвав взгляд от зелени, она посмотрела на горизонт. Горная цепочка была совсем близко.

Лета дошла до своей цели. И не поверила тому, что увидела. Это был водоем, окаймленный бурной растительностью. Он был длинный, узкий, неглубокий, но вода в нем мерцала, ходила рябью от ветерка. Она бросилась к кустарникам, упала и поползла к воде. Она блестела под солнцем, тихо и соблазнительно плескаясь.

Лета опустила руки в водоем, ощутив невероятную прохладу. Она стала пить. Сама жизнь стекала внутри ее горла, наполняя желудок и даря разуму новую надежду. Холодная, но не ледяная, жесткая из-за песка, однако от этого не становившаяся неприятной. Она пила до тех пор, пока не разболелся живот. Утолив жажду, через несколько мгновений она захотела еще.

На четвереньках Лета проползла еще несколько метров и погрузилась в водоем, чувствуя, как успокаивается ее кожа, как утихает боль в ранах, как очищается ее тело от крови, пота и грязи. Она охнула от удовольствия и погрузилась в воду с головой. Влага нежными руками ласкала ее лицо.

Она вынырнула, но не спешила выходить на берег. Казалось, она провела в водоеме вечность. Выбравшись наконец, она легла на спину и беззвучно расхохоталась. Вода. Жизнь.

Лета не услышала, как застучали лошадиные копыта рядом. Не обратила внимания на голоса. Все это теперь было неважно. Она была жива. Она смогла.

Но когда кони резко зафыркали, и на землю опустилось что-то массивное, звякнув железом, она открыла глаза и села. Было поздно что-либо сделать.

Последнее, что она запомнила, — удар латной перчатки, пришедшийся по ее челюсти.

Глава 17

Глава 17.

Fortune asel avasible.

— Жрет за троих.

— Поглядел бы я на тебя, Сезем, если бы ты несколько дней шлялся по Пустошам без еды и воды.

— Ха. Думаешь, она пробыла здесь несколько дней? Да ни один человек не протянет в Пустошах и дня!

— Откуда тогда она, по-твоему? С неба упала? Может, с самого, мать его, солнца?

— Сверхъсуществом ее представляешь? Недолго проверить, обычная она или же богиня.

— Не трогай! Командир запретил ее трогать. Это и тебя касается.

— Что с нее станется, ишь ты… Женщину не видал пошти что месяц! А эта? Чай баба, по опуклостям….

— Убери руки, — тихо и с угрозой донеслось сзади.

Сезем подчинился, сверкнув недовольством из-под встопорщенных бровей.

Командующий объехал повозку и сдержал коня, поравнявшись с ним.

— Каждый, кто хоть пальцем ее тронет, лишится их всех, — прошипел он и пришпорил жеребца, стремительно вырываясь вперед, в середину строя.

Когда командующий был уже далеко, Сезем выругался и сплюнул.

— Дисциплина, уд тебя возьми. Даже бабу полапать не дают.

Его сосед покачал головой.

— Прибереги свой пыл для жены.

— На кой мне расщеколда старая, когда есть такая деваха рядышком…

— Сезем, — предостерегающе произнес сосед.

— Чи разочек? Никому худо не будет.

— Хочешь, чтобы командующий тебе руки отрубил?

— Ааа, — простонал Сезем, отворачиваясь от повозки. — Чаво он так о ней печется? Иль девица коя знатная?

— Не знаю. Говорят, что он давно ее ищет.

— Воровка, убийца?

— Неизвестно. Но он стал такой злой, пуще прежнего, будто шавка бешеная укусила.

— Девка-то еле жива ищо. Как бы дотянула до нашего приезда.

— Дотянет. Погляди на нее. Смогла же как-то пробыть здесь столько времени. Вся опаленная и замученная. Ей бы к лекарю, — солдат посмотрел в открытую повозку. — Но я чую, что выкарабкается.

— Уж после, я надеюсь, нам разрешат с ней позабавиться малек.

Они еще что-то говорили, Сезем смеялся, брызгая слюной по сторонам. Помимо косматых бровей у него была еще копна спутанных, торчащих в разные стороны волос. Шаровидный живот едва помещался в кольчужный панцирь, а короткие ноги еле держались в стременах. Сосед Сезема был чуть старше, но выше, стройнее и гораздо приятнее на внешность. Повозка, в которую были запряжены их лошади, являлась лишь частью обоза, раскинувшегося в одну узкую линию. Вереницы телег следовали друг за другом, сопровождаемые солдатами, и в каждой находились либо пленники, либо провиант.

Ветер колыхал плащи и знамена на штандартах. За обозом тянулся длинный хвост из лутарийской солдатни, ровным строем вышагивавший через кучи желтого песка. Их лошади прерывисто дышали. Их доспехи были тяжелы и жарки, а привал им уже не устроят.

Впереди обоза шли только командиры и дружинники, чьи начищенные изукрашенные кирасы под яркими плащами сверкали на солнце. А еще каждый из них имел при себе воду, что было непозволительно простым рядовым, у которых один небольшой бурдюк растягивался на пятерых.

Переход через Пустоши Кильтэля был невыносим. Они шли далеко не по самой убийственной и знойной их части. Но и этого было достаточно, чтобы изнывать от палящего солнца и нараставшей усталости.

— Проверь ее еще разок, не надо ли ей в кусты.

— Сезем.

— Что?

Лета приоткрыла глаза. Свет неожиданно ударил по векам. Она пошевелила челюстью и скривилась от боли. Веревка, стянувшая ей запястья, помешала ощупать лицо. Она откинулась назад, ощутив спиной вибрацию повозки. Сколько еще это будет длиться, она не знала.

Ее кормили, кормили щедро и много, как он приказал. Он не дал ей умереть. Почему?

Лета попыталась сесть прямо и встретилась взглядом с Сеземом.

— Гляди, очухалась.

Она представила, как из его сонной артерии ритмично бьет кровь.

— Молчит, девка. Чай, немая?

Он без стыда пялился на ее грудь.

— Хочешь, чтобы тебя разговорили?

Лета не ответила, щурясь.

— Ясно, що не глупая, — вякнул Сезем. — Усе понимает.

— Оставь ее в покое.

— Ты глядь, она тебе тож по нраву пришлась?

Лета отвернулась от солдат. Нужно было тратить силы, стремительно возвращавшиеся к ней, на побег, а не на перебранку с вымесками.

Она осмотрелась. Число пленников в телеге не уменьшилось. Все тот же бородатый полуживой старик, замотанный цепью по самую шею. Колдун. Наверняка. Два избитых до синяков солдата. Они были раздеты до пояса и находились без сознания. Дезертиры. Не иначе.

Ничего не изменилось. Кроме одного.

Она не знала, как долго он смотрел на нее.

Эльф. Она мгновенно его узнала. Она встречала его. В Тиссофе.

Как и в прошлую их встречу то, что он был эльфом, выдавали только заостренные кончики его ушей. В остальном же от классической эльфийской внешности у него не было ничего — помимо глаз разного цвета и коротких волнистых волос, у него был квадратный овал лица с выразительными скулами и слегка пухлыми губами. Взгляд у него был тяжелый, красноречивый. Лицо было покрыто грязью и пылью. Нижняя губа разбита.

Он тоже, в свою очередь, изучал девушку.

— Merbaeleavante1, - произнесла Лета, оторвав его от разглядывания ее рук.

Она впервые заговорила за столько времени. Голос ее был хриплый, чужой, еще не восстановившийся окончательно.

— Не актуально, — отвечал эльф. — Но раз приветствуешь, что ж… Merbaeleavante.

Повозка подскакивала, когда ее колеса натыкались на камушки. Лета бросила краткий взгляд на Сезема и другого солдата, которые вновь увлеклись беседой.

— Ты единственный из всех, с кем тут можно поговорить, — пробормотала она.

Эльф оглядел телегу и пленников, как будто видел это все впервые.

— Как и ты.

— Тогда поговорим. По-эльфьему. Не хочу, чтобы кто-нибудь подслушал.

Он усмехнулся, и это шло его лицу.

— Doupruaperlaent?2- спросил эльф.

— Doi els va mus arturrent?3 — проговорилаЛета.

— Ilu na relonelle4.

— Drol de toa evec els?5

— Truldijoar.Toa?6

— Plusie7.

— Эй, смотри-ка, она заговорила… — услыхав их разговор, Сезем повернулся в седле. — С этим зачуханным остроухим. А, девка? Со мной, значи, не хочешь беседовать?

— Dhoueu8, - отозвалась Лета, и эльф улыбнулся.

— Чего смешного, что она мямлит? — лицо Сезема побагровело.

— Что ты муд… Простите, это столь некультурно, что я промолчу.

Сезем разозлился. В лицо эльфу прилетела мощная пощечина. Он зажмурился, но не издал ни звука.

— Тварина поганая!

На щеке быстро образовывалось раздутое красное пятно.

— Nafauo.Toanadorle9, - поморщившись, проговорила Лета.

— Dorle, — отвечал эльф, посмотрев на нее.

— А ну молчать, сукины дети! — Сезем хотел было ударить эльфа еще раз, но сосед остановил его, поймав за руку.

— Это пленники Свартруда. Не стоит избивать их, — сказал он.

Сезем фыркнул и вырвал руку.

— Гребаные дружинники. Вечно мнят себя царями.

Когда солдаты оставили их в покое, Лета подвинулась к эльфу поближе.

— Parcalitoay?10 — шепнула она.

— Atoa? — легкая улыбка тронула его губы. — Снова бегаешь от проблем?

Его голос — бархат.

— Ты помнишь меня? — Лета улыбнулась в ответ.

— Да. Я говорил тебе. Fortuneaselavasible. Судьба…

— … щедра в свой непредсказуемости, — закончила она.

— Я знал, что встречу тебя. Но не думал, что при таких обстоятельствах… Если выберусь, я вскрою им глотки. Им всем, — спокойно произнес эльф, пялясь в спины солдатам. — Этот вон постоянно трепался о тебе, пока ты спала.

— Командующий не позволит ему сделать того, что он хочет.

— А если все-таки да?

— Маловероятно. А если я ошибаюсь, — протянула она, глядя в затылок Сезему, — его мучения не закончатся быстро.

— Надеюсь, — приподнял брови эльф. — Ибо когда командующий отвернется более, чем на пять минут, не только этот dhoueu возьмется за тебя. Они боятся командующего, но их мерзкие животные инстинкты… Ты поняла.

— Поняла, — угрюмо согласилась она. — От них не спастись. Только одно поможет.

— Побег? В Пустошах далеко не убежишь.

— Лучше быть изувеченной вонючей толпой солдатни вместо того, чтобы попробовать сбежать?

— Я тоже хочу сбежать, — эльф наклонился еще ближе к ней, к самому ее уху. — Я весь день думал об этом. Но пока рано

— Когда? — спросила Лета.

— Как прибудем на место. Однако и тогда, я боюсь, будет слишком много непредвиденного. Или рискнуть, или тщательно все обдумать.

— Да заткнитесь уже! — рявкнул Сезем. — Чего ты к ней присосался, остроухий? Двигай обратно!

Эльф послушно подвинулся, вернувшись на прежнее место. Сезем наградил Лету неприятной ухмылкой и развернул свое жирное тело обратно вперед.

Он не пугал Лету, и поэтому она без всяких колебаний снова переползла к эльфу.

— Ты знаешь, куда они нас везут? — тихо спросила она.

— В Бастион Абола. Раньше эльфы называли его Фортом Надежды. Ты не слышала?

— Нет.

— Одна из старейших крепостей на Пирин`ан Дарос, по площади может сравниться даже с Сэт`ар Дарос, — пояснил эльф. — Когда-то этот Форт принадлежал одному богатому эльфийскому роду, но потом после смерти последнего бездетного хозяина перешел в руки короля. Здесь готовили почти треть всех воинов на островах, а потом, всего лишь за полвека до ухода Древних, построили лечебницу.

— Лечебницу?

— Да. Их медицина была невероятно развита. Могу поспорить, что она равнялась даже той, которой обладали предки илиаров, когда их цивилизация еще процветала на Рилналоре. Сейчас в этом месте разместились лутарийцы. Там скапливаются все их силы. Они решили, что теперь эта крепость принадлежит им.

— И что там такого особенного?

— Обычный военный лагерь. Если не учитывать того, что это еще и место пыток.

— В каком смысле? — нахмурилась Лета.

— Там держат пленных членов Ордена. А еще илиаров, насколько я слышал.

— Я что-то припоминаю, — произнесла девушка, и в голове у нее крутились слова Лиакона.

Волк… Что же с ним стало? Выжил ли он?

Эльф заметил дрогнувшие мышцы на ее лице.

— Ты что-то знаешь про Бастион?

— Только слухи. А кто такой… — она запнулась.

— Абол?

— Да, — подтвердила Лета, довольная, что перевела тему.

— Абол Кроткий стал первым князем в линии Гневонов. Я думал, ты знаешь.

— Почему я должна это знать?

— Ну ты же…

— Нет, — перебила она. — Я к княжествам никакого отношения не имею.

— Полукровка, — проговорил эльф и внимательно оглядел ее лицо. — Не хотел тебя задеть. В общем, Абол..

— Можешь не продолжать. И так все ясно, — хмыкнула Лета. — Что там с нами будут делать? Пытать?

— Не знаю.

— Чего он от меня хочет? — протянула девушка, привалившись к стенке повозки. — Почему до сих пор не убил?

— Ты о командующем? О Миловане Свартруде?

— Да.

— Ты его пленница?

— Можно сказать и так. А ты, все-таки, откуда? И почему тебя схватили?

— Loualnijor. Долгая история.

Она кивнула и не стала задавать больше вопросов. Эльф опустил голову и пошевелил связанными руками.

— Если я соберусь бежать, — проговорил он, — ты со мной?

— Разумеется. По пути неплохо бы еще отхватить голову командующему.

Эльф издал тихий смешок.

— Шутишь, что ли? Ты даже не представляешь, каков он, наверное, в бою…

— Представляю. Однажды мне пришлось скрестить с ним мечи.

Эльф отстранился, с удивленной улыбкой смотря на нее.

— Ты носишь меч?

— В данный момент нет, — Лета дернула плечом, вспоминая про Анругвин, который у нее отняли.

Она лишь надеялась, что Милован не стал оставлять его возле водоема.

Эльф хотел спросить что-то еще, но Лета не дала ему этого сделать, привстав вдруг на колени и устремив свой взор в даль.

— Это Бастион Абола? — она указала стянутыми веревкой руками куда-то в сторону.

Эльф тоже привстал и обернулся.

— Да. Это он.

В нескольких верстах от них на самой линии горизонта виднелось вытянутое сооружение, напоминавшие своим видом какое-то плоское насекомое. Оно было мрачным, безликим. Его квадратные башни были налеплены сверху, как будто их прикрепили в последний момент. Цвет у стен Бастиона был темный, грязновато-коричневый, выделявший строение среди бледной гаммы Пустошей. За крепостью виднелась сероватая, тонувшая в тумане полоса. Море.

Лета навалилась на край повозки. Она так далеко зашла на этих островах.

— Не самое примечательное чудо эльфийской архитектуры, — бросил эльф.

— Как-то не верится, — ехидно отозвалась Лета, очнувшись от раздумий.

Вдруг Сезем заметил их, и лицо его скорчилось в злобной гримасе.

— Вернулись щас же в повозку, щенки! — проревел он.

— Тебе головку напекло, а? Что ты прицепился к нам? — эльф смирил его недовольным взглядом.

Но этого делать не стоило.

— Ты охамел, остроухий?! — Сезем потянулся вперед и саданул его кулаком в лицо.

Голова эльфа мотнулась назад, и он повалился на солдат, которых Лета окрестила дезертирами.

Сезем тем временем схватился за меч на поясе.

Лета заслонила собой эльфа.

— Не трогай его.

Сезем отпустил рукоять и заулюлюкал.

— С характером деваха. Люблю таких, — сказал он, протягивая руку и беря ее за ворот рубахи.

— Только попробуй! — зашипела она, брыкаясь.

Тошнотворный запах пота и лука ударил ей в ноздри.

Голос командующего кнутом прорезал воздух.

— Ты не слышал меня, солдат? — он поехал рядом с повозкой. — Знаешь, что тебя ждет за нарушение моих приказов?

Сезем отпустил Лету.

— Извините, командующий, — пробурчал он.

Милован покачал головой.

— Расхлябанная солдатня Полада мне уже все нервы истрепала, — презрительно бросил он и поглядел на Сезема. — Не трогай моих пленников. Если еще раз увижу…

Сезем стих, попытавшись слиться со своим конем.

Лета смотрела на Милована, стискивая кулаки так, что ногти до крови впивались в кожу. Наконец их взоры встретились. Командующий вложил поводья в одну руку и наклонил голову, сверля Лету глазами.

— Ненавидишь меня? — спросил он.

Лета вскочила на ноги, зашаталась из-за постоянно движущейся повозки, но устояла. Она прыгнула, и так и не смогла достигнуть командующего, потому что он остановил ее, ударив наотмашь по лицу. Она вскрикнула и упала. Удар опять поразил ее челюсть.

— Ты тупица, если бросаешься на меня со связанными руками, — отрывисто произнес он. — Когда-нибудь это тебе аукнется. И ты сдохнешь так же, как твой дружок, в собственном дерьме и крови.

Она закипела от ярости.

— Тогда убей меня сейчас, чего ты ждешь?! — сквозь зубы процедила она, поднимаясь.

Эльф вдруг попытался остановить ее, дернув за руку. Она не обратила внимания.

— Ты можешь оказаться полезной, — край губ Милована пополз кверху, обнажая белые зубы. — Но не переживай, смерть скоро придет за тобой. И милосердия от меня не жди. Ты давно профукала свой шанс на быстрый и безболезненный конец.

После он пришпорил коня, уезжая вперед.

— Посмотрим, чей конец наступит первым, — прошептала Лета, провожая его взглядом.

Она вернулась в повозку и села, чувствуя на себе глаза Сезема, который был отчего-то тих, даже когда командующий скрылся из вида во главе строя.

Эльф, кряхтя, приподнялся на локтях. Его переносица распухла.

— Что он сделал тебе? — спросил он, потирая нос пальцами.

— Loualnijor, — отвечала Лета.

До самой крепости они не проронили ни слова. Лишь когда повозка остановилась, эльф выглянул за ее край и сообщил, что они были почти у самых ворот.

— Видимо, придется ждать, пока до нас дойдет очередь, — сказал он.

Лета равнодушно пожала плечами. Один из дезертиров дернулся и застонал.

— Проснулся, бедолага, — хмыкнула она.

— Самое время.

Солдат открыл глаза и что-то забормотал. Говорил он невнятно, с шипящими звуками.

— Я надеюсь, ему не вырвали язык, — произнес эльф.

— Какое тебе дело до лутарийского солдата?

Эльф глянул на нее и улыбнулся.

— Наш унылый диалог в таком случае перерастет в дискуссию, пока мы будем ждать.

— Уж прости, что не побеседовала с тобой должным образом, — язвительно сказала Лета.

Солдат продолжал что-то мычать.

Зацокали копыта. Их окружили несколько дружинников. Один из них обхватил Лету за плечи и вытащил из повозки. Она успела заметить встревоженные глаза эльфа. Ее положили поперек седла и обмотали веревкой, чтобы она не соскользнула с лошадиной спины.

— Не теряйте ее. За мной, — услышала она голос Милована.

Лета дернулась, но безрезультатно. Она лежала, связанная, зажатая с одной стороны конской шеей, а с другой — широкими бедрами дружинника. Он поскакал вслед за командующим, и дальше уже Лета ничего толком не поняла. Весь ее обзор занял строй из повозок и солдат, в котором она раньше ехала. Копья, щиты, плащи, мечи и кольчуга мелькали у нее перед носом до самых ворот. А там ее встретил шум из громких разговоров и суетливой беготни.

Она увидела мощеный грубым камнем двор, массивную решетку, которая служила Бастиону воротами, несколько людей в лутарийской форме, знамя с грифоном, висевшее над большой дубовой дверью. Затем на секунду все поглотила тьма. Они въехали в какой-то темный переулок. Миновав его, дружинник остановился и слез с коня.

Лету стянули с седла, поставили на ноги и распутали веревку. Перед ней была небольшая дверца в стене из коричневой каменной кладки, похожая на дверь подвала. Милован постучал и, когда дверца отворилась, велел двоим дружинникам вести Лету за собой.

Они волокли ее по полутемному коридору, который вонял плесенью и гнилью. Они дошли до винтовой лестницы, чьи высокие ступени уходили вверх. Лета спотыкалась и вырывалась, но могучие руки дружинников так крепко ее держали, что, казалось, оставляли на коже синяки. Она пялилась в спину Милована и гадала, что ее ждало. Она не понимала, почему каждый в строю, солдат, дружинник или пленник, остался ждать своей очереди, а ее провели в Бастион первой.

Лестница окончилась еще одним сырым коридором, и уже там они дошли до невысоких скрипучих дверей. Милован распахнул их настежь и вошел в просторную залу с низким потолком. Лета учуяла запах спирта и крови. Она успела разглядеть странные железные приспособления вдоль стен залы, деревянный стол в углу, заваленный всякими бумажками, блестящими металлическими инструментами, пучками трав и банками с зеленой жидкостью.

— Пристегните ее.

Лету потащили к стене, к которой была прибита цепь с ремнями. Ей разрезали веревку на руках, грубо развернули лицом к зале и толкнули, чтобы она прижалась спиной к стене. Было темновато, хотя наверху висел деревянный круг с десятками свечей на нем, служивший люстрой. Свечи были расставлены и по нескольким столам. Некоторые горели в канделябрах на стенах. От света, проникавшего через узкие бойницы, было еще меньше толку.

Ремни были мягкие, кожаные. Дружинники плотно застегнули их на запястьях девушки, подняли цепи вверх и укрепили их концы в стене. Руки Леты моментально начали затекать. Но дискомфорт был меньшим, что она могла испытывать в этой ситуации. Потому как втиснувшееся в ее поле зрения лицо со странными штуками у глаз, напоминавшими два отполированных кусочка стекла, не предвещало ничего хорошего.

Лицо сморщилось и отплыло назад. Это был тощий старый человек с абсолютно лысой макушкой и жилистыми маленькими руками. Он был одет в холщовые ткани, накинутые на него подобно мантии.

— Я должен знать, кто она такая, — произнес Милован.

Лета покосилась в сторону, каким-то смутным, почти интимным чувством уловив что-то знакомое. Вошедший в залу солдат держал в руках длинный предмет, обмотанный тряпками. Когда он швырнул его на один из столов, что-то блеснуло. Анругвин.

Лета сосредоточила все свое внимание на мече.

— В каком смысле?

— Есть ли в ней кровь илиара.

— О, — человек со странными стеклышками на носу вновь приблизился. — Без сомнений, строение костей ее лица говорит о наличии чужой крови… Эльфийской. Но вряд ли илиарской.

Лета вспомнила, что это были за стеклянные куски. Эта вещь называлась очками, сравнительно новое, полезное изобретение, позволявшее людям лучше видеть. Они были популярны у пожилых аристократов.

Милован возник рядом со стариком.

— А это ты видел? — он протянул руку и грубо задрал верхнюю губу Леты.

Она щелкнула зубами, но он уже отошел от нее. Она напрасно дернула цепи, выбросила вперед ногу, пытаясь достать до него. И только зря сотрясла воздух.

— Два клыка заостренны и удлиненны… Да, интересно. Позвольте узнать, почему она вас так интересует? — спросил старик в очках. — Кто она?

— Просто делай свою работу, — огрызнулся командующий.

Двери залы скрипнули, распахнувшись. В помещение вошли двое: мужчина и женщина. Лета оторвала взгляд от меча, чтобы рассмотреть появившихся. Женщина была красива, но с уже наметившимися признаками зрелости. Рыжеватые волосы были заплетены в косу, голубые глаза под темными бровями подведены тенями нежного медного оттенка. Длинное, оливкового цвета платье скрывало легкую полноту. Женщина держалась за локоть высокого мужчины в синем с черными вставками кафтане. Лета везде бы узнала эти каштановые волосы, темно-зеленые глаза и твердый волевой подбородок.

Воистину, мужчина был копией князя Лутарии, только более молодой и привлекательной.

Женщина подошла ближе и посмотрела на Лету.

— Архип, мне это не по душе, — она дернула мужчину за руку.

— Любимая, успокойся.

— Все эти пытки, которым подвергают пленных… Это ужасно, — бормотала она.

Милован остановился возле них, широко расставив ноги.

— Ты тут главный, значит? — спросил командующий у мужчины в синем кафтане.

— Если тебе это не нравится, можешь оставить свое мнение при себе, — хмыкнул он. — Ты здесь только гость.

— Князь знает?

— О чем? О нашей маленькой лаборатории? Нет. Только не говори, что донесешь ему. Сам-то, едва прибыв на острова, притащился прямо сюда, в Бастион. Не в ней ли причина?

Мужчина показал рукой на Лету.

— Тебя это не касается, — процедил Милован.

— Ты не будешь командовать тут. Я хозяин этого места.

— Архип, — позвала женщина.

— Что? — раздраженно отвечал Архип.

— Нужно это прекратить.

— Это не пыточная камера, Есения. Это нечто большее.

— Это приносит боль и страдания, — проговорила она, вздохнув.

Она была милой, с приятными маленькими чертами лица и полненькими розовыми щечками.

— Собачкам Катэля? Ты на чьей стороне, моя княгиня?

«Княгиня?»

Лета уставилась на женщину.

— И илиарам тоже.

— Они наши враги.

— Но не по условиям мирного договора, подписанного моим мужем на время этой войны, — возразила Есения.

— Войны. Это ключевое слово — «война». Все, что здесь происходит, принесет нам много пользы, — сказал Архип, погладив ее по руке. — И никто об этом не узнает. В том числе и твой муж.

Последовала непродолжительная пауза, во время которой княгиня смотрела на Лету со смесью жалости и бессилия в лице. Милован прислонился задом к столу и сложил руки на груди.

— Твердолик не узнает от меня об этом, если я воспользуюсь услугами вашего ученого ума, — произнес он и кивнул старику в очках.

— С какой целью? — ощетинился Архип, а потом резко выдохнул: — А, да черт с тобой. Делай что хочешь. Пока твои войска стоят в Бастионе, можешь пользоваться лабораторией.

— Ты нервный, Архип, — заметил Милован, цокнув языком. — Тяжело управляться с такими массивными бороздами?

— Не тяжелее, чем командовать одноклеточными, которых ты зовешь дружиной.

Милован прищурился, принимая вызов. Лета отвернулась, догадываясь, что дальше будет. Мужчины бывали иногда хуже женщин.

Они еще пару минут плевались ядом, лениво и привычно, как будто постоянно так делали. За это время Лета поняла, кем был этот человек, так похожий на Твердолика. Это был Архип Велоров, кузен князя и, как слышала девушка, успешный дипломат и завидный жених.

— Все? Ты закончил? — проговорил Милован.

— Кто она и зачем нужна тебе? — Архип снова указал на Лету. — Что ты будешь с ней делать?

— Ты узнаешь, если на то будет воля Его Светлости.

— Ах, ну да. Ты же верный служака своего государя. Идем, Есения. Оставим командующего Княжеской дружиной развлекаться.

— Постой. Посмотри на нее. Она же еще дитя, — произнесла княгиня.

— Все, что здесь происходит, экспериментально. И это требует жертв.

— Взгляни на нее. Она не могла сделать ничего дурного.

— Внешность обманчива, — заверил ее Архип. — После всего мы выжмем из этого только блага, милая.

— Освободи ее, Милован, — внезапно требовательным тоном сказала Есения.

Командующий ухмыльнулся и посмотрел на Лету.

— Расскажи, почему я должен отпустить тебя, — проговорил он. — Если ты найдешь вескую причину, которая удовлетворит меня, я это сделаю.

Она помедлила, не сводя с него горящих злобных глаз.

— У меня всего одна причина, — хрипло сказала она.

— И какая же?

— Зарезать тебя, как свинью на бойне.

Милован повернулся к Есении, разведя руками.

— Вот и весь ответ, моя княгиня, — хмыкнул он. — Внешность действительно обманчива.

— Я не закончила.

Все глаза обратились к ней. Лета задрала подбородок так высоко, насколько ей позволяла неудобная поза.

— Ты убил мою мать. И будешь наказан за это.

Повисло долгое молчание. Тишина была разрезана шершавым звуком, с которым Милован снял свои перчатки. Он подошел к Лете.

— Да? — протянул командующий. — Правда? Знаешь, что я еще с ней сделал?

Он приблизился к ней вплотную.

— Драгон уже этого не увидел, удирая с ее выродком за пазухой… Но я рассказал ему, когда ты бросила его умирать.

Лета попыталась возразить, но близость его изуродованного шрамом лица смутила ее. Его губы почти прикасались к ее.

— Я овладел ее все еще теплым трупом, — шепнул он, наслаждаясь своими словами. — И такая же участь ждет и тебя, когда я, наконец, закончу с тобой.

Он провел большим пальцем по ее щеке.

— Не сомневаюсь, что ты приятнее, чем она… Более нежная, молодая кожа, прекрасные глаза…

— Ты будешь гореть в аду.

— Я так не думаю, — усмехаясь, он обернулся. — Когда начнешь?

Вопрос был адресован старику в очках, и тот замотал головой, сбрасывая оцепенение.

— Надо дать ей отдохнуть, — пробормотал он. — С кровью лучше работать, когда испытуемый полон сил и энергии.

— Хорошо, — Милован убрал наконец руку с ее щеки и отошел.

В лице Есении читался немой ужас.

— Что ты сделал? Ты…

— Что? — отозвался Милован, понизив голос.

— Чудовище… — всхлипнув, сказала княгиня.

— Да ты даже не знаешь, кто она.

— Будь она кем-угодно, это не отменяет того факта, что ты бесчеловечный вымесок! — вскрикнула она.

— Архип, уведи ее.

На этот раз мужчина не возразил и обнял Есению за талию, потянув к дверям.

— Нет! — воспротивилась женщина.

— Не вмешивайся, — сказал Милован. — Я обещал не говорить об этом месте, но твои приключения все еще могут проскользнуть в мои донесения.

— Да как ты смеешь говорить так со своей княгиней!

— Уходи, пока не попалась на глаза Поладу. Твой отец не очень обрадуется, когда узнает обо всем.

Есения вдруг поникла, позволив Архипу увести себя. Дипломат еще раз пересекся взглядом с Милованом, прежде чем уйти, и в его глазах плескалась открытая неприязнь.

Командующий одел перчатки и подозвал двух дружинников, дежуривших в углу.

— В камеру ее, — Милован мотнул головой в сторону Леты. — Завтра, мой дорогой ученый ум, я приведу ее к тебе снова. А пока взгляни на это… Этот меч был у нее.

Старик и командующий подошли к столу, на котором лежал Анругвин. Лету отстегнули от ремней, приподняли над землей и потащили к выходу.

Она обернулась, хотела узнать, что с ее мечом, но двери залы уже закрылись за ней. Ее провели вниз по лестнице, держа на весу. Она не могла ступить на пол, лишь только задевая его изредка пятками. Миновав коридор, дружинники свернули в какой-то узкий проулок. Лета ничего не могла разглядеть в этой кромешной тьме. Даже коптящие стену факелы не особо помогали.

Потом они вдруг оказались в месте, еще более вонючем и сыром. В отсветах факела девушка увидела очертания решеток. Она уже не сопротивлялась, зная, что ей не вырваться. Послышался железный скрип, ее отпустили и втолкнули куда-то. Решетка захлопнулась. И вот она уже лежала на влажном каменном полу, вдыхая запахи плесени и мочи и слушая звук удалявшихся тяжелых шагов.

Она перевернулась набок и застонала, не сдержавшись. Голова гудела, как встревоженный пчелиный рой.

— Я думал, они тебя уже убили.

Лета открыла глаза. Зрение постепенно привыкало к темноте, и вскоре она увидела сгорбившуюся фигуру. Их камера была маленькая, тесная, но, по крайней мере, кроме нее и знакомого эльфа больше никого не было. Что творилось в соседних камерах, она не видела.

Лета не успела ответить. Недалеко раздался громкий стук, и через некоторое время к камерам кто-то приблизился. Это был человек тучного телосложения, одетый так же бедно, как и старик в очках. Он просунул руку через решетку и бросил что-то на пол камеры.

Не дожидаясь, пока он уйдет, Лета подползла к предмету и ощупала его. Хлеб. Она обхватила его обоими руками и откусила. Очень черствый. Еще один кусок упал рядом с эльфом, но он даже не пошевелился. Человек ушел. Лета жадно вцепилась в хлеб зубами, еще не пришедшая в себя после нескольких дней голода в Пустошах.

Она заметила, что эльф не притронулся к своему куску.

— Почему ты не ешь? — спросила она.

— Бросили, как собакам.

— Для побега нужно набирать силы. Нужно есть.

— Если он вообще состоится, — пламя ближайшего факела фыркнуло и взвилось, показав мимолетно блестящие разные глаза эльфа. — Что они делали с тобой там, наверху?

— Неважно.

— Важно. Если тебе причиняли боль, нам будет очень приятно покончить с ними.

Голос, которым эльф это произнес, стал внезапно злым и холодным.

Лета выронила кусок хлеба из обмякших пальцев.

Эльф оторвался от решетки и переместился ближе к ней. Теперь она видела его лицо, припухшее с одной стороны и осунувшееся с другой.

— Что такого сделал Милован Свартруд, что я вижу эту боль в твоих глазах? — спросил он.

— Убил моих близких.

— Не хочешь рассказать, как это произошло?

Она вздохнула, обхватив колени.

— Он убил мою мать, — отрешенно сказала Лета. — А потом моего друга.

— Почему?

— Они попали в немилость Его Светлости. Даже не спрашивай, почему. А потом и я не угодила князю.

— Чего командующий хочет от тебя?

— Узнать, действительно ли я та, кем являюсь.

— А кто ты?

— Знать бы самой, — отозвалась Лета.

В памяти всплыла снежная буря, медведь с густой белой шерстью и золотыми глазами. Странное видение… Вещее ли?

— Хочешь окутать себя тайнами? — эльф усмехнулся. — Да, да, да… У тебя это получается.

— Я просто не хочу терзать и без того кровавые раны.

— Будь я настолько вежлив, каким кажусь, я бы отступил. Но я буду настаивать, чтобы ты рассказала мне обо всем.

— Почему я должна выдавать свои секреты тебе, незнакомцу?

— Тогда спрячь их и не дразни меня, — произнес эльф, улыбаясь.

— Ты всегда улыбаешься… Неужели ты еще не понял?

— Чего? Безысходности нашего положения? Это еще не конец, поверь мне.

— Ты требуешь от меня истории моей жизни, а сам и своей не поделился.

— Поделюсь. Сейчас. Если вкратце… Я попал на острова вместе с небольшим войском, которое было послано в помощь царю Китривирии, — сказал эльф. — Я целитель.

— Правда?

— Угу.

— Я думала, эльфы поголовно все маги. А оказывается, у вас есть кто-то, кто магией не баловался никогда.

— Я занимаюсь созиданием. Это одна из специализаций в высшей магии, связанная с лечением.

— Ааа… Ну тогда…

— Погоди. Среди эльфов есть те, кто не имеет отношения к магии. Кузнецы, например. Строители, хотя теоретически они тоже пользуются магией… Ладно, мы отвлеклись. Отряд, с которым я был… Его большая часть погибла от рук прислужников Катэля. А остальные достались лутарийцам.

Она взглянула на него, нахмурившись.

— Да. Эти мерзкие dhoueues вырезали всех, кто остался, — выпалил эльф. — Кроме меня. Они не знали, что со мной делать, так как я не воин, я целитель… И вот они решили привезти меня сюда.

Он замолчал, и она ничего не говорила. Какое-то время они сидели, почти неподвижно, без слов. Затем Лета, почувствовав усталость, переползла к ошметкам мокрой соломы в углу и легла, вытянувшись во весь рост.

— Нужно спать. Иначе у нас ничего не выйдет, — шепнула она.

Эльф остался на своем месте. Скоро он сдался и съел свой кусок хлеба.

Было холодно. Лета повернулась к стене, обняла себя руками и поджала ноги. Она начала дрожать.

Боль.

Частичка необъятного неба в его глазах.

Страх.

Свист стали, заглушаемый брызгами крови.

Смерть.

Она всхлипнула.

Услышав шевеление за спиной, она не стала поворачиваться. Он лег рядом, обняв ее сзади и прижав к себе. Она ощутила едва уловимый теплый аромат можжевельника.

— Что ты делаешь?

— Нельзя переживать такие ночи в одиночестве.

Она сосредоточилась на его запахе, игнорируя окружающую их вонь и сырость. От его тела шло тепло, проникавшее постепенно в каждую ее клеточку. Его дыхание было размеренным, спокойным. Его руки крепко обхватили ее, казались сильными и одновременно нежными.

Она содрогнулась всего раз, но слез больше не было.

1. Merbaeleavante (эльф.) — Благ и здоровья. Эльфийское прощание и приветствие.

2. Doupruaperlaent? (эльф.) — О чем поговорим?

3. Doi els va mus arturrent? (эльф.) — Куда они нас везут?

4. Ilu na relonelle (эльф.) — Это неважно.

5. Drol de toa evec els? (эльф.) — Сколько ты с ними?

6. Truldijoar.Toa? (эльф.) — Три дня. А ты?

7. Plusie (эльф.) — Больше.

8. Dhoueu (эльф.) — ублюдок.

9. Nafauo.Toanadorle (эльф.) — Не нужно. Ты не должен.

10. Parcalitoay? (эльф.) — Почему ты здесь?

Глава 18

Штормом нахлынет, умертвит надежды

Жестокая и славная борьба,

Их вдовы будут безутешны,

Землю всю слезами окропя.

«Tarioc sagous. Песнь возмездия»

Нерека.

Глава 18.

Ярость.

Иветта выглянула из-за угла. У двери стояли два стражника, опиравшиеся на свои продолговатые алебарды. Их остроконечные шеломы давили им на лоб, отчего они держали головы опущенными. Они старались держаться прямо, но все равно то и дело касались спинами стен застекленного тамбура. По этим признакам Иветта и пришла к выводу, что они несли свою службу уже давно. Значит, времени у нее было в обрез.

Она вернулась в свое укрытие, перебирая в уме магические формулы. Она все продумала еще до похода в подземелье, но не решила, какое заклинание ей выбрать. Она металась между тремя: одно вызовет шум, способный ненадолго отвлечь стражников, чтобы она проскользнула незаметно через дверь; второе погасит все источники света, от чего стражники запаникуют и отойдут от двери, однако в таком случае погаснет и лампа Иветты, без которой она ничего не увидит; и, наконец, третье заклинание создаст иллюзорную проекцию бегущего человека, за которым стражники, мало что понимавшие в магии, определенно погонятся.

Иветта думала. Самым сложным было третье заклинание, самым легким — второе. Она уже почти выбрала первое, руководствуясь принципом золотой середины, но потом вспомнила, что шум может привлечь внимание других стражников в подземелье. Это ей тоже было не нужно.

Иветта посмотрела на тусклую лампу в своих руках, беззвучно повторяя третье заклинание. Она решила воспользоваться масляной лампой, несмотря на то, что имела в своем арсенале достаточное количество заклинаний освещения. Однако ей не хотелось часто пользоваться магией, ибо так ее можно было легко засечь.

Что же делать, третье заклинание было эффективнее прочих, и она выбрала его. Иветта выглянула еще раз, внимательно посмотрела на тамбур и спряталась обратно. Она сконцентрировалась на свете лампы, представляя, что это была ее свеча, и шепотом стала проговаривать формулу заклинания, четко и нарочито медленно, выделяя нужные слова. Лампа засветила на мгновение ярче, из браслета вырвались голубые искры, похожие на капли. Иветта подняла руку на уровень глаз и сложила пальцы в особом знаке.

Напротив нее образовалась тень, постепенно приобретающая детали. Через какое-то время перед ней стоял человек, одетый совсем по-бедному, бородатый и хмурый. Только периодическое мерцание у лица и на руках выдавало иллюзию. Этого человека Иветта не так давно встретила на городском рынке и запомнила его образ, предугадав, что он может понадобиться ей в будущем.

Иветта поджала губы. Проекция вышла кривой. Руки постоянно выходили из плечевых суставов, ноги так и остались окутаны клубящейся тьмой, а в седой бороде исчезали и снова появлялись волоски. Надо было лучше запомнить того бродягу. Но заниматься самобичеванием ей было некогда.

Она тряхнула браслетом и произнесла несколько слов. Проекция сдвинулась с места и побежала в противоположный конец коридора. Стеклянные двери тамбура распахнулись. Магичка услышала шаги стражников и вжалась в стену, надеясь, что они не заметят ее. Ей повезло. Стражники выскочили из тамбура, остановились у стены, за которой пряталась Иветта. Один из них показал рукой в ту сторону, в которой исчезла проекция, и они молча двинулись туда.

Иветта выдохнула, почувствовав, как быстро колотилось ее сердце. Она проследила за тем, чтобы стражники скрылись за углом, и проскочила в тамбур. За стеклянными дверями были еще одни двери, деревянные и перекрытые цепью с грузным, амбарного размера замком. Еще одно препятствие. Но для ученицы Диты Иундор не было ничего невозможного.

Иветта положила ладонь на замок и закрыла глаза.

— Dovrate, — шепнула она, и браслет дрогнул.

Ничего не произошло.

Иветта открыла глаза и посмотрела на замок. На нем не было отверстия, значит он открывался с помощью магии. Она надавила на замок.

— Lauete.

Браслет зашипел. Замок не поддался. Иветта испустила раздраженный вздох.

— Parmate.

Тот же исход.

— Antrate.

Иветта слышала, как возвращаются стражники. Нет, она так просто не отступит.

— Avrate.

Стражники были все ближе, они должны были вот-вот выйти на тамбур. Иветта запаниковала, в ее голове крутились сотни слов для открытия дверей, но она не успевала попробовать их все. Она думала. Конечно, никто бы не стал запирать двери в закрытый библиотечный сектор простым заклинанием. Скорее всего, тут было больше одного слова, а заклинание могло быть на уровне, недоступном магу рангом ниже, чем члены совета Сапфирового Оплота.

Но Иветта вспомнила универсальное слово, которое могло открыть замок. Его знали лишь немногие, да и она сама никогда бы не нашла его, не копайся бы она так глубоко в книгах. Или она произносит это слово и замок поддается, или же она уходит ни с чем.

Магичка взялась крепче за холодный металл.

— Дозвольунат, — выпалила она, и замок вобрал в себя свет, который испустил браслет девушки.

Дужка замка поддалась. Иветта убрала цепь и открыла двери. Заходя в помещение, она звякнула браслетом. Двери закрылись без единого скрипа, лишь замок покряхтел, возвращаясь вместе с цепью на место.

Ей никогда не нравились эти неблагозвучные заклинания, состоящие из вычурного старого диалекта, на котором больше никто не говорил. Эльфийский был куда приятнее для слуха и произносился гораздо легче.

Она подняла лампу повыше. Из темноты выплыли ровные ряды книжных шкафов. Времени было немного. А выбираться отсюда еще сложнее, чем войти.

Закрытый библиотечный сектор, самое недоступное и запретное место во всей Васильковой Обители, был длинным холодным залом с невысоким потолком и отсутствием окон. Источником света являлась лишь лампа Иветты, которая могла что-либо осветить только на близком расстоянии. Магичка прошла вперед, осматривая зал. Высокие книжные шкафы были забиты книгами, которые оказались скреплены с полками цепями. Их были сотни, может быть, даже тысячи. Она шла с минуту, прежде чем поняла, что не прошла и половины зала. Да, определенно тысячи.

Где и что ей искать?

К закрытому сектору имели доступ немногие, и все, кто приходил сюда, не являясь членом совета, должны сопровождаться кем-то из них. Проникновение в сектор без сопровождения наказывалось исключением из Оплота. Эта угроза страшила Иветту, но страшнее было не найти Лету и Драгона.

Ей все же удалось выяснить причину, почему ее заклинания не могли отыскать пропавших. Они действительно находились в месте, в которое магия была неспособна проникнуть извне. Но таких мест было невероятно много, кто знает, куда их могло занести… Самое главное, заклинание Иветты показывало, что они были живы. До вчерашнего дня. Когда кинжал Драгона вдруг не сдвинулся с места по ее велению.

Марк этого не видел, и Иветта не собиралась в ближайшее время рассказывать ему об этом. Кинжал мог перестать вертеться по многим причинам, одна из которых, разумеется, была смертью. Иветта не хотела в это верить, ведь вариантов ответа на вопросы где они и живы ли еще было огромное количество. Мать учила ее надеяться только на лучшее.

Что она скажет, если ее поймают в закрытом секторе и исключат из Оплота?

Иветта вздохнула. Надо было приниматься за поиски.

Магичка повернулась к книжному шкафу за спиной. Сначала следовала сузить круг поисков, определив сферу, в которой она будет искать. Нужна была область древних заклинаний высшей магии, так что она смело отошла от шкафа с томами по теургии. Также она прошла мимо книг, содержащих формулы запрещенных заклинаний. Даже любопытство не заставило ее заглянуть хоть в одну подобную книгу. Нехватка времени подгоняла ее.

Иветта не обратила внимания на рукописи по истории и религии, гримуары о вуду и мантике, лишь на секунду задержалась у манускриптов, описывавших скрытые источники Первоначала. Она читала названия книг, и почти все они были на эльфийском: «DestracteTerraineRilna1», «Soucirirs2», «NijorialNiraenecore», «EpvardesdeLelyvits3». Она довольно быстро нашла стеллаж с работами по древним заклинаниям. Пролистала некоторые книги, написанные на эльфийском. Заглянула в работы Николая Сворха «Forcisdeelemets4» и «CalomitenPirin`unDarose5». Рукописи на всеобщем тоже ничего ей не дали, по большей части рассказывавшие о последствиях использования темной магии.

С надеждой Иветта заглянула в последний том Наильрира Гисала, выдающегося эльфийского мага из Моан-Тристэля, «Henomsd`anomal6», но и там ничего не нашла. Прошло полчаса, и ее время начинало истекать. Скоро стражники в тамбуре сменятся новыми, а те по правилам зайдут проверить сектор. Бывали случаи, когда даже при стражниках сюда проникал кто-либо, поэтому его проверяли каждые несколько часов.

Иветта решила, что она не уйдет без ответов.

Магичка отошла от стеллажа и направилась к концу зала, где у нее была хоть какая-то смутная возможность спрятаться, если стражники войдут в сектор. Она внимательно осматривала попадавшиеся книжные шкафы. Все книги не подходили к той области, которая была ей нужна. И тут ее взгляд упал на корешок толстого тома, стоявшего крайним на самой верхней полке, подписанный как «Камни-порталы».

Ивета приподнялась на носках и достала книгу. Цепь, прикрепленная к переплету, не позволяла унести том. Магичка посмотрела на запыленную и изъеденную временем обложку. Авторство приписывалось перу некого Бровита Озрика. Это имя девушке ничего не давало. Написана книга была в 669-ом году, не слишком давно, но еще до начала Медной войны. Иветта провела пальцем по замысловатым старым печатям и раскрыла том. Она с интересом погрузилась в чтение, благо книга была написана на всеобщем, и ей не пришлось напрягать лоб в попытках перевести сложные обороты и словосочетания эльфийского языка.

Читала она недолго, постоянно оборачиваясь в ожидании, когда откроются двери сектора. Наконец ее взгляд упал на один отрывок:

Нередко многим из нас приходится связываться с рунными камнями. Они — самый верный способ удрать от опасности, когда поблизости нет мага. Камни являются весьма полезными предметами, но и в той же мере ненадежными. Ты мог находиться на Соляном побережье, а спустя пару секунд камень перенес тебя куда-нибудь на Драконьи Хребты… Трудно не согласиться с тем, что это действительно огромный недостаток.

Впрочем, маг, который создал рунный камень, всегда может отыскать пропавшего. Тот, кто использовал камень, связан с ним, а значит связан и с магом. Остается только…

— Заклинание связи, — вслух пробормотала Иветта.

Звон цепи на дверях заставил магичку оторваться от чтения. Она, едва не выронив свою миниатюрную лампу, поспешно засунула книгу на место и накинула капюшон. Когда стражники вошли в сектор, она уже стояла за самым последним стеллажом и смотрела на браслет, шепча нужное заклинание. Лампу пришлось потушить, и теперь она видела лишь очертания во тьме. Свет, исходивший от ламп стражников, становился ярче по мере того, как они все дальше заходили в сектор, негромко переговариваясь между собой.

Иветта нервничала, опасаясь, что у нее ничего не выйдет и ее застанут здесь, а после вышвырнут из Оплота с позором, и никакая Дита Иундор ей уже не поможет.

Заклинание связи, значит. Магия, которая требовала крови. Темная магия.

Можно рискнуть.

***

Сезем вышел на площадку шпица. Все пять сторон крепости были абсолютно одинаковыми. Крепкие высокие стены с узкими бойницами хорошо защитили бы в случае нападения все, что находилось внутри. Они были безликие, однообразные, но зато внушали уверенность в том, что так просто Бастион Абола не взять. За стенами этой крепости можно было пережить многолетнюю осаду, если, разумеется, расходовать припасы экономно. Только вот горжа Бастиона была открыта и слабо защищена, что сразу бросалось в глаза.

Площадка тянулась вдоль всего шпица. Солдаты, несшие караул в этот час, неспешно прогуливались по периметру. Солнце замерло в зените и палило совершенно нещадно. Единственным, пожалуй, преимуществом было то, что с площадки открывался вид на Пустоши Кильтэля. Бескрайние, размытые оттенки охры и тыквы плавно переходили на горизонте в сладкую лазурь неба, встречая препятствие лишь однажды, на востоке, в виде небольшого песчаного нагорья. Это могло легко заманить эстета, но Сезем им не был. Он видел только сотни верст песка, который осточертел ему еще до того, как они добрались до Бастиона.

Он промокнул сухой тряпочкой пот на морщинистом лбу.

— Ну и жарища, — пробормотал он вполголоса. — Интересно, сколько ж нам тут стоять-то?

Он увидел стройную фигуру Тримира у самого края площадки и направился к нему. Он не снял своего обмундирования, и Сезем подумал, что, должно быть, ему было совсем душно.

— Идеже ты был? Нас кормили.

Тримир пожал плечами и едва глянул на Сезема, когда тот встал рядом.

— Я не голоден.

— Шел бы отдыхать. Неизвестно, кады ищо нам дадут раслаблить гузно.

— Тебе лишь бы расслабиться, Сезем.

— А чего?! — ощетинился солдат. — Пялиться на этот дивный зрак, как ты?

— Ты прав, вид здесь и вправду дивный, — проговорил Тримир, вздыхая.

— Да чо ты как девка вздыхаешь-то, — недовольно пробурчал Сезем. — Вон, гляди, вся кметь, окромя караульных, внизу собралась. То бишь в прохладце, с сытыми животами и ожившими взорами.

— Если там было так хорошо, почему ты тогда пришел сюда? — спросил Тримир, приглаживая волосы на макушке, шевелившиеся от слабого ветерка.

— Да… Сыт я уж. И едой, и песнями, да и девицами тож…

Тримир покосился на него с улыбкой.

— Прошлая ночь дала плоды?

— Еще какие! — Сезем расхохотался и потыкал его в плечо кулаком. — Жаль, что ты пропустил всю забаву… Токмо же я не поэтому пришел сюды. Ты слыхал, что мы тут намереваемся оставаться еще по меньшей мере месяц?

— Если ты о жаре, то в стенах Бастиона достаточно прохладно.

— Я не об этом пекле. Торчать здеся — то еще удовольствие, а ищо нам идти к Хребтам Безумца… Почему бы сразу не пойти-то?

— Приказ есть приказ, — отвечал Тримир. — Если так угодно командирам, будем стоять. Видать, слишком уж нас мало, чтобы идти к Хребтам.

— Три дивизии? Итить, разве этого мало?

— Сезем, ты плохо себе представляешь, куда нас заслали. Это не какая-нибудь стычка с илиарами на Соляном побережье. Ни мы, ни наша хваленая кавалерия, ни дружина князя, ничто не сравнится с Орденом.

— Орден-шморден, ха. Ежели мы им не ровня — зачем нас посылать? На погибель?

— Там, где сможем, мы их возьмем. Для остального… существуют маги.

— Ты сам не уверен в своих словах, Тримир. Какие чаровники? И где они? Покажи мне!

— Говорят, что скоро прибудут.

— Говорят, — недовольно фыркнул Сезем. — Говорят. Кто говорит? Командиры? Чхать я хотел на их слова! Ведут нас на погибель к этим мерзким…

— Успокойся, мой друг, — Тримир повернулся и положил руку ему на плечо. — Не в нашей власти что-либо изменить.

— Слепая вера до худого ведет. Ежели так смотреть — и дезортиров понять мона…

— Ты прекрасно знаешь, что с ними делают. Тебе не нравятся приказы командиров, мне тоже, но мы все остаемся простыми людьми, которых призвали на войну. Наше дело служить, не задавая вопросов.

— Самая паршивая вещь, о чем бы я када-либо думал.

Тримир убрал руку с его плеча.

— Помнишь ту повозку, которую мы сопровождали, и девушку, которая тебе понравилась? — спросил он, дабы отвлечь товарища от невеселых мыслей.

— Ты о той девахе? Якоже забыть-то! — воскликнул Сезем.

— Видно, что девица из знати.

— Как ты это сумел обознать, значит-с? По ее личику? Да чо нам, девки из знати як свята плоть? Обыкновенные они бабы, как эта деваха.

Тримир посмотрел на него с толикой неприязни, но Сезем был слишком слеп и глуп, чтобы это заметить.

— Нерев рассказывал, как они притащили ее в западную башню, — продолжил Тримир.

— К тому чаровнику, что ли?

— Он не маг, а ученый. Говорят, что он был раньше профессором в Вайленбургской Академии в Ардейнарде, преподавал медицину. Оттуда его поперли за аморальные и незаконные эксперименты над студентами-задолжниками.

— Стало быть, книжник этот не лучше ельфа, за которым весь мир теперича охотится.

— Возможно, только вот «книжник» благодаря своим не совсем традиционным методам лечения и опытам пригодился у нас в княжествах и долгое время ходил подле самого князя.

— А сюды как его занесло? — поинтересовался Сезем и, покряхтев, поправил сдавивший его туловище жиппон.

— Не знаю. По слуху, он чем-то стал неугоден князю, и его отправили под покровительство окольничему Архипу, чьи полномочия на островах отныне превосходят его прошлые обязанности советника.

— Черт с этим Архипом. Лучше скажи, как это связанно с моей девахой?

Тримир вздохнул.

— В общем, Нерев и другой дружинник были ответственны за нее, водили ее к этому профессору, а потом в камеру, и так три дня подряд. Чем она так важна — непонятно. Но Нерев узнал, что она и Милован люто друг друга ненавидят.

— Гм… Вроде обычная девка, что ее может связывать с командующим? — хмыкнул Сезем.

— Видать, необычная, раз к ней такое повышенное внимание. Профессор ее всю изрезал, столько крови выпустил на свои исследования… Нерев говорит, что хоть командующий ее всячески унижает и бьет, показывая тем самым, что она не годная и пощады ей не будет, ему все равно ее жалко.

— Ищо бы. Понапрасну терзать тело, мона ведь пользоваться им по-иному… — Сезем прикрыл глаза.

— Вчера Милован наконец-то добился каких-то результатов от профессора. Каких точно — Нерев не понял, но они не обрадовали командующего. Он избил ее еще сильнее, чем до этого.

— Коли он с ней закончит, есь у меня мечта.

— Да заткнись ты уже, — не выдержал Тримир. — Все об одном у тебя мысли. О том, как пожрать, да деву младую пощупать. Не закончит он с ней, Сезем. Когда Нерев уводил девчонку, он слышал, как командующий говорил о том, что ему нужно срочно связаться с князем. Вот так.

— Жалость-то. Идеже ее держат?

— Ее посадили в одну камеру с тем эльфом.

— С каким ельфом?

— Что в повозке с ней вместе был. Лекарь. Нерев слышал, как она хнычет по ночам, утыкаясь эльфу в шею.

— Паршивый остроухий… Прибил бы, — Сезем сжал руки в кулаки.

— За то, что он способен ее утешить, в то время как ты сможешь ей дать только то, что и все остальные в этой крепости — еще одну порцию унижений? — язвительно проговорил Тримир, глядя на Сезема сверху вниз.

Тот не отступился и не отвел глаз.

— Отчего ж ты ее так рьяно защищаешь, Тримир? Она не просто бандитка, раз дело задевает самого княже.

— Ты прав, Сезем, — он посмотрел вдаль, на пески у горизонта. — Кем бы она ни была, я точно знаю, что она ни в чем не виновата перед Милованом. Я увидел это по ее глазам.

— Как это? Ты умеешь эти всякие штучки чаровников, вроде этой… как ее… телипартии?

— Телепатии, — терпеливо поправил Тримир. — Нет, я просто встретился с ее взглядом, и мне все стало ясно. Но ты не поймешь, Сезем. Ты ничего не поймешь.

Тем же вечером они вдвоем снова вышли на площадку шпица. Караульные теперь изнывали от холода, пробиравшего до костей, а не от жары. Укутавшись в плащи из плотной ткани, они наблюдали за накрененным вбок месяцем, лениво плывущим по небу, и вели будничные разговоры. В какой-то момент Тримир почувствовал усталость и захотел спать. Тогда он, дослушивая очередную байку Сезема, собирался пойти вниз наконец, но тут зарево, мелькнувшее в отдалении, сорвало весь его план.

— Что это? — встревоженно спросил Сезем, прервав свой рассказ.

Тримир подошел к краю площадки, вглядываясь.

— Огонек, — пробормотал он. — Или… Матерь Света, это требушет!

Караульные сбежались на его реплику. Прошло не больше секунды, прежде чем они снова разбрелись по площадке, но на этот раз не сонные и замерзшие, а взволнованные и напуганные.

— Тревога! — заорал один из них. — Тревога! Нас атакуют!

Тут же по всем шпицам и стенам разошлась эта весть, и в отсутствие командующих началась громкая и беспечная паника. Нескоро караульные сообразили, что целесообразнее всего было обратиться за помощью к горнистам. И когда те затрубили в свои горны, первый град стрел уже полетел к Бастиону, преодолевая высокие стены.

Внизу, в подвалах крепости, об атаке узнали не сразу. Большинство уже спали, другие были заняты всякими разными делами, от игры в карты и выпивки до допросов и пыток пленных.

Лета лежала на длинном вытянутом столе. Ее руки и ноги были перетянуты ремнями. Рядом ходили Милован и старик в очках. Нет, не так. Милован ходил за стариком, который уткнулся в толстый фолиант, и время от времени повышал голос, чем заставлял пожилого прятать голову в плечи. Лета не слушала, о чем они говорили. Ей уже давно было безразлично. Ее здесь нет. То, что лежало на столе, — лишь пустая оболочка.

Так было проще, но безразличие давалось ей с трудом. Командующий постоянно давил на ее самые больные места, как на душе, так и на теле, вызывая бессильную ярость. Он считал, что она сможет быть в дальнейшем неплохим тузом в рукаве у Твердолика. Живая дочь царя Китривирии. Возможно, что сейчас ее жизнь принесет больше пользы, чем ее смерть двадцать лет назад. Несмотря на то, что Милован горел желанием убить ее, о чем неустанно напоминал, долг служения князю боролся внутри него с этим чувством. Благодарность владыки была важнее сиюминутного удовольствия, как командующий это ей объяснял.

Сиюминутное удовольствие. Вот какой будет смерть Леты для него. Это было унизительно осознавать. Она мечтала, что его убийство от ее рук покажется ему вечными муками. Мысли об этом не давали ей сойти с ума, когда старик в очках в очередной раз надрезал ее запястья тонкими лезвиями. Какое безразличие? С каждым часом она все сильнее хотела придушить не только Милована, но и старика.

— Она не должна умереть раньше времени, — проговорил командующий, тенью следовавший за пожилым.

— Не умрет. Я слежу за этим, — ответил тот.

— Ты пролил много ее крови.

— А результат? Он вас порадовал, не так ли? Любопытно, как ее организм реагирует на те или иные воздействия… Совсем не так, как наши с вами, людские. Это стоит тех жертв.

— Мне достаточно было убедиться лишь в том, чья кровь в ней течет.

— Я дал вам ответ.

— Что насчет ее меча?

— Тут дело совсем иное. Магия, — изрек старик.

Лета повернула голову, насколько ей позволяло положение. Анругвин был совсем близко, на соседнем столе, освобожденный от ножен, гладкий и легкий. Старик подошел к нему и занес костлявую руку над клинком.

— Какая магия?

— Его ковали эльфы, бесспорно. И, возможно, они же наделили его такой способностью.

— Почему никто из нас не может взять его? У меня все руки в волдырях, Блазнгар тебя забери…

— Меч выбрал своего хозяина. Я слыхал о таких легендах, о таких клинках, у которых есть душа… Почему это происходит, я объяснить не могу.

— Душа, — сквозь зубы произнес Милован. — Это банальное колдовство. Слышишь, девка?

Командующий появился в поле зрения Леты и завис над ней.

— Он принадлежал раньше ему? Где он его взял? Украл? Как снять чары с него?

Лета отвернулась. Удара она даже не заметила, осознав только, что ухо ее теперь горело.

— Отвечай мне!

Старик, привыкший к поведению Милована и знавший, что в данный момент было лучше не соваться под горячую руку, поспешно удалился в угол к своим баночкам.

— Ты не Страж. Где твоя метка? — командующий взял Лету за руку и вывернул ее. Она сжала зубы, чтобы не закричать от боли. — Но ты обучена, как неживодники, как эти головорезы. Та любимая шавка Дометриана тебя научила? Говори!

Лета скосила на него глаза, сохраняя молчание.

— Ты же знаешь, я могу заставить тебя говорить… Пока я прошу по-хорошему.

Он схватил ее за волосы и дернул, заставив приподнять голову.

— Ты должна быть мне благодарна, илиарское отродье. Никто, кроме меня, тебя не трогает. На то моя воля, ибо если бы я захотел, я бы давно выкинул тебя своим парням.

Милован дернул ее за волосы еще раз, стукнув головой о поверхность стола. Лета ощутила во рту горьковатый привкус.

— Ну, давай, расскажи еще, как ты будешь меня наказывать за все, что я сделал. Это забавно. Хоть это я от тебя сегодня услышу?

Лета тупо смотрела на него, не шевелясь. Милован занес руку для очередного удара.

Двери распахнулись, в залу влетел запыхавшийся и испуганный дружинник.

— Что еще? — раздраженно бросил командующий.

— Там… Это… — слова никак не могли сорваться с губ дружинника, прерываемые сбившимся дыханием. — Тревога…

— Какая тревога?

— На Бастион… На крепость… Напали…

— Кто?

— Пока… Не… Известно…

— Хоть что-то тебе вообще известно?

— Да… Их много… И у них… Осадные орудия…

Взгляд Милована изменился.

— Велели всех собрать?

— Не знаю, командующий.

— Шелудивые псы! — выругался Милован. — Ты, ученый ум. Присмотри за девкой. Времени возвращать ее в камеру нету. А ты, парень, отведи меня наверх к тому, кто знает, что произошло.

— Есть.

Командующий подобрал свой меч, стоявший у стены, и направился следом за дружинником. Как только позвякивание их лат скрылось за дверями залы, Лета ощутила прилив сил. Вот он, ее шанс.

Она запрокинула голову до болей в шее, чтобы посмотреть, где был старик. Он остался на своем месте, вздыхая и перелистывая фолиант. Лета моментально оценила свои возможности против него. Если им никто не помешает, она будет свободна уже через несколько минут.

— У меня что-то с глазом… — простонала она.

— Соринка? — равнодушно протянул старик.

— Нет… Горит… — сказала Лета и для пущей убедительности всхлипнула.

Она услышала, как старик вздохнул и закрыл книгу. Когда он подошел, она зажмурилась и отвернула голову.

— Дай посмотреть, — он взял ее за подбородок сухими пальцами и повернул к себе. — Открой глаза, дитя.

Она широко распахнула глаза, увидев рыхлое худое лицо.

— Болит.

— Ничего не вижу, — старик наклонился ближе.

Она вдруг приподнялась, оперившись локтями. Он отстранился назад от неожиданности, но она не дала ему уйти и вцепилась зубами в первое попавшееся место. Старик заорал диким голосом и схватился за кровоточащую шею. Ему удалось вырваться, и, опрокинув соседний стол с мечом и своими инструментами, он осел на пол, глядя на Лету ошалевшим взглядом.

— Я могу помочь тебе остановить кровь, — проговорила девушка, сплевывая. — Если ты меня освободишь.

Старик затрясся. По его холщовой мантии потекли алые струйки.

— Ты же понимаешь, что без помощи тебе не избежать кровопотери. Которая потом приведет тебя к смерти.

Старик вдруг протяжно завыл и начал задыхаться.

— Развяжи меня, и я помогу тебе. Даю слово.

Он колебался, но кровь, стремительно бегущая из места укуса, решила все за него. Он встал, пошатываясь, и свободной рукой потянулся к Лете, расстегивая ремни. Не дожидаясь, когда старик перейдет к ее ногам, она села и освободила себя сама. Выдохнув, она спрыгнула со стола. Сердце билось, вырываясь из груди, земля под ней была твердой, а разум — чист, как слеза.

Лета толкнула старика кулаком в грудь. Он налетел спиной на упавший стол и сполз на пол, не переставая выть, словно побитая собака. Девушка подошла к нему, наклонилась и вытащила из-под стола меч. Рукоять легла в ее ладонь и как будто приросла к ней. Она подняла меч, любуясь выемками раздвоенного дола на клинке.

Когда она посмотрела на старика, тот захлебнулся в переплетении слов ужаса.

— Ты дала слово! — кричал он под конец своей тирады, и это было единственным, что девушка смогла разобрать.

— Как и ты, — отвечала она, прислоняя острие к его лицу. — Когда обещал, что не будет больно.

Вопли старика потонули во влажных хрипах его смерти.

Ножны Анругвина тоже были в этой зале. Лета принялась за их поиски, переворачивая все вверх дном, раскидывая и разбивая склянки, разбрасывая инструменты и отпихивая ногами ветхие книги. Она нашла их недалеко от стола и привычными движениями закрепила ножны на спине, но клинок оставила в руке.

Лета огляделась в поисках чего-нибудь полезного. На глаза ей среди хирургических инструментов попался неплохой скальпель. Она подобрала его с пола и засунула за пояс. Потом она повернулась к дверям. Она представляла, что ее ожидало за ними. Однако ей неведомо было, через что придется пройти, чтобы выбраться, и уж точно она не знала, куда пойдет, если окажется за стенами Бастиона. Но теперь ее руки не были связаны, в них был Анругвин. Она уповала то, что удача еще долго останется с ней.

Лета пинком распахнула двери залы и помчалась по лестнице. Она была уже в коридоре, когда стены содрогнулись. Она подняла голову, и в лицо ей посыпалась пыль с потолка. Кто атаковал Бастион? Впрочем, ей это было не особо интересно. Суматоха, вызванная этим нападением, поможет ей сбежать.

Она пересекла коридор, увидела открытую дверь. Она выскочила во внутренний двор, и глазам ее предстала картина разрухи и паники. Люди носились по двору, крича и ища убежища. Через высокие стены проносились огромные булыжники, громя все на своем пути. Лета побежала через двор, лихорадочно оглядываясь и вспоминая, где же были ворота, через которые ее провели. Она влетела в бесновавшуюся толпу, и никто ее не тронул. Во дворе было множество входов в крепость, из которых вытекали потоки испуганного народа. Ворота, через которые теоретически можно было выбраться из Бастиона, находились в самом конце площади. Лета побежала к ним, чувствуя, как ноги перестают ее слушаться после такого долгого бездействия.

Она уже почти достигла ворот, когда большой валун, прилетевший с неба, врезался в башню. Она остановилась, споткнулась, упала на колени. Башня накренилась, нависая прямо над воротами. Или свобода, или верная смерть. Лета вдохнула поглубже, поднялась и бросилась под башню. Тут она услышала оглушительный свист. Еще один вертящийся булыжник ударил в фундамент башни, и она, треща и разбрасывая мелкие камешки, повалилась вниз.

Лета вскрикнула и повернула назад. Башня рухнула на землю, перегородив путь к воротам. Девушка быстро осмотрелась. Теперь она не знала, куда ей бежать. Она выбрала ближайший вход, в одной из стен крепости, и направилась туда. По пути она едва успела отбежать в сторону от валуна, который легко мог расплющить ее. Он свалился на землю, покатился, сбил с ног одного из солдат. Следующий валун приземлился прямо ему на голову. Раздался треск, а потом протяжный женский крик. Лета не стала оборачиваться, чтобы посмотреть. Ее целью была узкая дверь в стене, из которой пробками вылетали лутарийцы.

Она вклинилась в их строй, прокладывая себе дорогу плечами. Она почти переступила порог, как из толпы появилось знакомое лицо. Лета замерла, вцепившись в рукоять меча.

— Ты! — заорал солдат.

Лета отступила.

Удивление на лице Сезема сменилось мерзкой ухмылкой.

— Уж теперича мне никто не помешает! — выкрикнул он. — Тримир, хватай ее.

Тримир остановился в растерянности. Лета подняла меч. Не получив поддержки товарища, Сезем выругался и бросился к девушке, на ходу вытаскивая меч. Лета отпрыгнула в сторону и ударила солдата в спину навершием меча. Тот гаркнул, крутанулся и сделал выпад. Лета отбила его атаку. Он выставил вперед руку, надеясь достать ее колющим ударом в бедро, но она увернулась. Сезем стал наступать на нее, и скоро она поняла, что он нападает вполсилы, не используя те секунды, когда она открывалась. Поняв, с какой целью, Лета пришла в ярость. Она блокировала все его вялые наступления, провела финт и резанула его по плечу. Он отступил.

— Вот ты как, девка?! — прошипел Сезем и посмотрел на окровавленное плечо, морщась.

Он ринулся, вывернув руку в горизонтальном ударе. Лета пригнулась, заходя ему за спину. Дождавшись, когда Сезем повернется, она подпрыгнула, завела руку так далеко назад, что ее чуть не схватила судорога, и одним ударом снесла солдату голову. Неудачно приземлившись, она покатилась вперед и остановилась только у самых ног Тримира.

Вскочив, Лета занесла руку с мечом. Тримир в диком ужасе вжался в каменную стену. Девушка недолго решала, что с ним делать. Не увидев в его глазах желания причинить ей боли, она опустила меч и вошла в помещение за дверью рядом с Тримиром. Солдат выдохнул и посмотрел на тело своего друга. Взявшись за свою голову, он медленно сел на землю.

Оказавшись внутри, Лета увидела лестницу. Она направилась к ней. Стены то и дело вздрагивали под обстрелами. Отовсюду летела каменная крошка, больно коловшая лицо и тело. Лестница вывела девушку в длинный коридор с низким потолком. К тому времени в помещении уже никого не было.

Лета побежала через коридор. Внезапно из пыли в конце коридора выплыла фигура высокого человека, закованного в латы. Едва приметив знакомые завитки черных волос, она остановилась, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. Милован, также бежавший, затормозил. Он посмотрел на нее, и глаза его превратились в две щелочки, полные ненависти и презрения. Рука потянулась к клеймору.

Не медля больше ни секунды, Лета закричала и кинулась ему навстречу, поднимая меч. Клинки схлестнулись с друг другом с оглушительным звоном. Милован атаковал как обычно. Яростно, быстро, безжалостно. Лете приходилось прикладывать все усилия, чтобы парировать его, так как мощь его ударов буквально сшибала ее с ног. Она с трудом удерживала равновесие. С таким сильным противником она еще никогда не сталкивалась.

Что она может, если Драгон, ее наставник, славящийся даже среди керников своими умениями в фехтовании, не сумел одолеть Милована?

Она нанесла удар снизу, метя в живот командующему, но тот легко отбил его и оттолкнул девушку рукой в плечо.

Лета отшатнулась, едва устояв.

— Ты сильнее, чем была! — выпалил он, провернув меч в руке.

— Это ты расслабился, — ответила она и напала снова.

Милован парировал, повернулся вокруг своей оси, введя ее в заблуждение, и ударил ногой по пояснице. Она вскрикнула и повалилась ничком на пол.

Дважды он мог убить ее в этом поединке, но не сделал этого. Ну, конечно. От нее живой будет больше пользы, нежели чем от мертвой.

Ну уж нет.

Он ждал, когда она поднимется, с интересом разглядывая ее.

— Но над техникой надо еще поработать, — отметил он хладнокровно.

Лета разозлилась и принялась наскакивать на него, осыпая цепочками коротких режущих ударов. Милован захохотал в голос, блокируя их с такой легкостью, будто девушка была надоедливой мухой, жужжащей у него над ухом.

Когда ему надоело, он просто отпихнул ее от себя, ударив рукоятью меча в ребра. Лету отнесло в сторону и она застонала, но чудом устояла на ногах.

— Многие наверняка обманывались твоей наружностью, — проговорил Милован, выставляя меч вперед. — Не подозревали, какие гены несешь в себе ты, выродок илиара и полуэльфийки. Но не думай, что ты особенная. Природа дала тебе больше, чем другим, однако она сделала твою жизнь проклятой, обреченной на то, чтобы ее скоро и болезненно прервали.

Лета не ответила, переводя дух. Она вновь бросилась к нему, ощущая, как начинает ослабевать. Милован был, напротив, полон энергии. Стены вокруг них сотрясались все сильнее. Лета чаще защищалась, пропуская выпады командующего, оканчивавшиеся лишь толчками и ударами плашмя. Отчаяние захлестнуло ее.

Она решила совершить резкий маневр, который мог предоставить ей несколько мгновений форы, и за это время она могла бы довести меч до незащищенного латными пластинами бока командующего. Она увернулась от очередной атаки, в полуобороте выбросила руку с клинком и наклонилась. И вдруг ощутила обжигающий, как хлыст, удар в спину. Она выронила меч и упала на колени, повизгивая от боли в лопатке.

Лета перевернулась и села, почувствовав уколы сыплющихся с потолка мелких камешков. Милован смотрел на свой меч, с лезвия которого стекали багровые капли.

— Теперь, — произнес он, приподняв черную бровь, — я преподам тебе урок, который ты навсегда запомнишь.

Он зашагал к ней. Лета, обхватив рукой свое плечо, отползла на некоторое расстояние, но сбежать от него уже не могла. Она свободной рукой вытащила из-за пояса скальпель, чем вызвала улыбку у командующего. Беспомощность смешалась со страхом, жаром осевшими у нее в голове.

Вдруг сверху послышался раскатистый грохот. Они оба запрокинули головы. Темный потолок зигзагом распорола широкая трещина, а затем развалила его надвое. Милован кинулся в сторону, и каменные обломки накрыли его под собой. От ужаса у Леты перехватило дыхание. Она увидела, как трещина продлилась дальше, прошла у нее над головой. Она закрыла глаза.

1. DestracteTerraineRilna (эльф.) — Гибель Рилналора.

2. Soucirirs (эльф.) — Чародейство.

3. EpvardesdeLelyvits (эльф.) — Эльфийские святыни.

4. Forcisdeelemets(эльф.) — Силы стихий.

5. CalomitenPirin`unDarose(эльф.) — Проклятие Скалистых островов.

6. Henomsd`anomal(эльф.) — Аномальные явления.

Глава 19

Глава 19.

Седая Гавань.

Она слышала возбужденные голоса, грохот камней и треск, который не мог быть больше ничем, кроме как звуком ломавшихся костей. Она слышала, но не видела — мир закутался во тьму, и все ее попытки очнуться и открыть глаза оборачивались провалом. Иногда ей было больно. Однако боль эта была отрешенная, будто бы ее вызывали старые, почти зажившие раны. Звуки постоянно перемешивались, но перед глазами всегда стояла темнота. Ей было страшно.

Когда она уже отчаялась проснуться, наступил ее рассвет.

Ресницы слиплись, и пришлось приложить немало усилий, чтобы открыть глаза. Когда она это сделала, на мгновение все смешалось в ярком солнечном свете. Шорохи и голоса усилились. Она лежала на чем-то мягком, а над ней была распростерта пунцовая, колеблющаяся от ветра ткань. Она вздохнула и ощутила боль в груди. Голоса приблизились.

Она попыталась приподнять голову, но встретила неожиданно сильное сопротивление. Ей почудилось, что все ее тело было парализовано. Рядом появилось несколько лиц. Она хотела бы сфокусировать взгляд на каком-то одном, однако они, казалось, двигались с невероятной скоростью. Она просто не успевала.

Голова наконец поддалась, она оторвала ее от подушки буквально на пару сантиметров и не смогла удержать. Окружающий мир приобрел четкие детали, и она увидела, где находилась. Она лежала на просторной деревянной кровати, укрытая белоснежной простыней. Не только потолок, но и стены были обтянуты пунцового цвета тканью. Уловив их колебание, она поняла, что это были не стены. Она лежала в шатре.

У кровати стояла широкая тумба с медной глубокой чашей, на краю которой лежали полотенца. Впереди, через просвет между тканями шатра, она увидела полоску зелени и что-то черное. Напрягаться она больше не смогла. Голова рухнула на подушку.

Стали различимы лица с острыми чертами, высокими скулами и глазами насыщенных цветов. Эльфы. Все они были ей незнакомы. Они переговаривались между собой, но о чем именно, она не могла понять. Она слышала только обрывки фраз, содержащие в себе непонятные для нее слова.

Вдруг она увидела одно знакомое лицо.

Эльф наклонился к ней, ловя ее все еще затуманенный взор.

— Оставьте нас, — произнес он.

Остальные засуетились и спешно покинули шатер. Лета снова приподняла голову, пытаясь разглядеть, что было снаружи, когда эльфы выходили. Но за их мельтешащими спинами она не увидела ничего нового. Эльф присел на кровать.

— Ты проснулась раньше времени, — сказал он, поднося что-то к ее лицу.

Это было влажное свернутое полотенце. Его мокрая шероховатость приятно остудила горячие щеки девушки.

— Это ты, — шепнула она.

— Я. Послушай, тебе нужно отдохнуть. После того, что случилось…

— Где я?

— Все вопросы потом. А сейчас тебе нужен…

— Не нужен мне отдых, — ее голос зазвучал громче.

Ободренная этим, она напряглась, пытаясь сесть, но у нее ничего не вышло.

— Ты видишь? Я удивлен, что ты все еще жива, — эльф убрал полотенце в сторону. — Особенно после того, как на тебя обрушился потолок.

Память стала постепенно возвращаться к ней.

— Милован, — выдавила она.

— Жив. По крайней мере, его тела мы не нашли.

— Мы?

Он выдохнул, положил руку ей на лоб. Затем он перешел к волосам, нежно гладя их. Он изменился, одетый теперь в бордовый жилет, под которым виднелась черная рубаха, и смывший с лица грязь. Только порез на лице напоминал о том эльфе, который сидел с ней в камере. В остальном он был хорош собой, ухожен и элегантен, подобно всем мужчинам своего народа. Лета увидела на жилете брошь в форме журавля, держащего обвитый цветами жезл. Герб Грэтиэна.

— Прошу тебя, поспи, — сказал эльф. — Я еще даже не успел заняться твоей другой раной.

— А какая первая?

То, что Лета увидела в его лице, ей не понравилось.

— Я принесу кое-что. Оно подарит тебе крепкий сон.

Она поймала эльфа за его тонкое запястье.

— Не надо, — проговорила она. — Прошу тебя. Мне нельзя валяться без сознания.

— Ты хочешь встать и уйти? Ты не сможешь.

— Почему?

Эльф убрал ее руку и с недоверием поглядел на нее.

— Ты уверена, что готова?

Она не ответила. Происходящее быстро отрезвило ее, сбросив все остатки дурмана бессознательности.

— Тогда попробуй сесть. Я помогу тебе.

Он склонился, обхватил ее под спиной и приподнял. Лета подтянулась к изголовью кровати, и это движение показалось ей неимоверно тяжелым. Эльф поправил подушку под ней. Теперь она сидела, и держать голову прямо было сложнее всего.

— Когда тебя вытащили из-под завалов, ты едва дышала, — сказал эльф. — Но все обошлось.

Он взял ее ладонь в свою теплую руку.

— Начни с того, где я и что здесь делаю?

— На острове. Понфлэр. Мы заняли его совсем недавно. Наше небольшое войско обосновалось в гавани, где раньше стояли корабли Древних. Остров полностью свободен от Ордена и от какой-либо другой нечисти. Он, по счастью, никого не интересовал. Кроме нас.

— Про остров расскажешь мне позже. Кто такие «мы»?

— Маленькая армия из Грэтиэна, откликнувшаяся на зов Медведя.

— Так это вы напали на Бастион?

— Я говорил тебе о побеге. И это произошло. Как только мы расправились с ведьмами из Ковена, которые вырезали весь илиарский лагерь к западу от Пустошей Кильтэля, мы попали к лутарийцам. Я о том отряде, что… Ты помнишь.

— Помню. Но ты говорил, что ты единственный из твоего отряда, кто выжил, — произнесла Лета.

— Это была лишь часть отряда. Другая находилась на берегу моря, в нескольких сотнях верст от Бастиона Абола. Мы долго планировали атаку на крепость. С тех самых пор, как узнали об этом. Но мы должны были прийти на помощь илиарам. Было решено разделить силы. Все наши маги отправились бороться с Ковеном, еще добрая сотня латников, а также лучники… Мы разгромили ведьм, но понесли слишком много потерь. Тогда-то нас и нашли лутарийцы, — эльф отвернулся, посмотрев на чашу на тумбочке. — Выжившие смогли добраться до лагеря на берегу. Они-то и рассказали о встрече с людьми и о том, что те держали направление на восток. Стало ясно, куда.

— Бастиона больше нет?

— Одни лишь дымящиеся развалины, — с удовольствием сказал эльф.

Лета посмотрела на него.

— Я хотела сбежать, — проговорила она. — Освободившись, я бы не вернулась за тобой.

— Неприятно, но я не виню тебя. Ты спасала себя, Айнелет, и это было верным решением.

— Да, но… Я не называла тебе своего имени, — пробормотала Лета, сдвинув брови.

— Этого и не требовалось, — ответил эльф, усмехаясь. — Еще в Тиссофе я узнал тебя. Ждал, что ты расскажешь о себе сама, но ты этого не сделала. А мне не хотелось отбирать у тебя иллюзию скрытной жизни. Это было бы слишком жестоко, не находишь?

Он положил свободную руку на ее плечо.

— Тебе нужен отдых.

— Какой уж тут отдых, когда тебя рассекретили? — фыркнула Лета. — А кто ты такой, позволь поинтересоваться? Трудно поверить, что просто целитель.

— Целительство — мое истинное призвание, — сказал эльф. — Но не этим я заработал свое положение. Меня зовут Олириам Тилар. Ты, должно быть, слышала обо мне.

— Да, — отозвалась Лета. — Слышала. Тень короля Кильрика. Тот, кого в Грэтиэне емко величают Мастером.

— Что-то вроде этого, — эльф обольстительно улыбнулся. — Можешь звать меня Лиам.

— Что ты делал на островах?

— То же, что и всегда. Разведывал интересненькое для нашего самого главного союзника — Китривирии. Без нас у нее не было бы никакого шанса обвинить Лутарию в нарушении нейтралитета, — проговорил Олириам. — Обожаю, когда удается обнаружить подобные людские грешки.

— Самый известный эльфийский шпион в истории, значит, — хмыкнула Лета. — Ну что ж, рада знакомству.

— А тебя не так-то просто удивить.

— Я много чего в жизни повидала.

— Не думаю, — протянул Лиам.

Когда он назвал свое настоящее имя, он изменился. Ему не нужно было больше притворяться кем-то другим. Теперь он был собой. В его грубоватом голосе вместо равнодушия проскальзывали нотки иронии, появился эльфийский акцент, а разные глаза лукаво щурились, не отрываясь от лица Леты.

— А что насчет Фоль Эль`та? — спросила девушка. — Кто-нибудь из илиаров выжил?

— Да. У тебя были знакомые среди них?

Она кивнула.

— Я не могу точно назвать их по именам. Как только тебе станет лучше, мы можем пойти к ним, — Лиам посмотрел на ее ноги.

Лета тоже кинула на них взгляд, машинально. Сначала она не придала этому значения, а потом до нее вдруг дошло. После пробуждения она чувствовала себя нехорошо, но осознавала, что все было цело. Кроме одного.

— Я не чувствую левой ноги, — тихо сказала она.

Олириам поджал губы.

— Когда тебя выволокли из-под обломков, я думал, что для тебя уже все кончено.

— Что с моей ногой?

— Кость в голени оказалась вся раздроблена.

Она закрыла глаза и выругалась.

— Но ты будешь ходить. Я сочетаю магию и простую медицину. По опыту врачевателей времен Пирин`ан Дарос.

— Ты же сказал…

— Я немного преувеличил.

Она засопела. Ее глаза увлажнились.

— Я не знаю, как отблагодарить тебя.

— Ты ничего мне не должна.

— Но…

— Не надо. Дометриан порвал бы меня на куски, если бы я дал тебе умереть.

— Когда я встану на ноги?

— Я не знаю. Потребуется некоторое время, пока кость не срастется. Еще у меня есть кое-какие опасения, — Олириам помедлил. — Хромота может сохраниться. На долгое время.

— Я смогу сражаться?

— Сможешь. Не хуже, чем раньше.

— Это вселяет уверенность, — отозвалась Лета. — Спасибо, Олириам.

— Лиам.

— Как скажешь.

Он наклонил голову, одарив ее еще одной обворожительной улыбкой.

— Давай попробуем встать, — сказал эльф. — Если ты не передумала.

— Я не передумала.

Лиам откинул простыню. Лета посмотрела наверх, набираясь храбрости, прежде чем опустила взгляд на ногу.

«Вроде не так уж ужасно».

Ее левая нога от колена до щиколотки была полностью забинтована и казалась вдвое толще. Колени были все сбиты, в синяках и ссадинах, но промыты и намазаны чем-то влажным и жирным. Вдохнув поглубже, девушка ощутила горьковатый травяной запах. Рубашка, в которую была одета Лета, едва доходила до середины бедер. Она покраснела, подумав о том, что эльф мог видеть то, что не было предназначено для чужих глаз.

— Если возможно срастить кость, почему ты не вылечил эти царапины? — спросила она, помедлив немного.

— Там, где можно обойтись без магии, я предпочитаю ее не использовать. Я могу ускорить заживление, но после этого твоя кожа станет тоньше и чувствительнее. Давай. Я помогу тебе встать, — Лиам встал и протянул к ней руки.

Лета опустила с кровати сначала здоровую ногу, потом сломанную и осторожно ее согнула.

— Тебе больно?

— Пока нет.

— Опирайся на мои руки. И ни в коем случае не становись на больную ногу.

Лета ухватилась за его предплечья. С его помощью она оторвалась от кровати, замерев на одной ноге. Не удержавшись, она повалилась на Лиама, но тот поймал ее и прижал к себе, обхватив обеими руками.

— Стоишь?

— Да.

— Больно?

— Нет.

— Возможно, твое тело заживет быстрее, чем я предполагал.

Лета почувствовала тошноту и головокружение. Она не сказала об этом эльфу, опасаясь того, что ее вернут обратно в постель.

— Здесь есть зеркало?

— Ты уверена? — спросил он, опустив к ней лицо.

— Да.

— Хорошо.

Он повел ее от кровати, и Лете пришлось подпрыгивать на правой ноге, держа другую чуть согнутой. Теперь она увидела, что шатер был маленьким, и его убранство было скромным, хотя ее постель была очень удобной и мягкой. У выхода из шатра находилась какая-то узкая деревяшка. Они направились к ней, и Лета поняла, что это было высокое зеркало, стоящее боком.

Лиам подвел ее к зеркалу. Лета остановилась, потянув его назад и заколебавшись. Затем она все же позволила сделать ему еще один шаг. Часть тела, показавшаяся в зеркале, вызвала у нее недоумение и желание забраться обратно в кровать, но она не стала сдавать назад. Постепенно она двигалась в сторону с помощью Лиама, открывая все новые участки тела, пробуждавшие в ней неприязнь и отвращение.

Когда она стояла напротив зеркала, полностью отражаясь в нем, ей хотелось плакать. Хуже всего было лицо: осунувшееся, бледное, с гематомами под глазом и на скуле, с ужасным порезом на лбу и потрескавшимися губами. Волосы спутались и торчали соломой. На шее желтели следы пальцев. Нездоровая худоба вызвала у нее в голове ошеломление, которое прошло не сразу. Ее запястья также были забинтованы, как и нога, из-за того, что делал с ними старик в крепости. Она еще не видела того, что было под рубашкой.

Глаза были по-прежнему карие, но уже начинали светлеть.

Лиам стоял позади нее. Он казался ей созданием не из этого мира, прекрасным и стройным, с белой кожей, темным золотом волос и пронзительным взглядом, по-сравнению с ней, избитой и грязной оборванкой.

— Ты потеряла много крови, — произнес он. — Ты должна подкрепиться. А я займусь твоей раной.

— Какой раной?

— Порез на спине. Глубокий, его нужно зашить. Ты готова пройтись еще немного?

Она не была готова, но все же согласно дернула головой. Голод цеплял ее желудок как дворняга, вгрызавшаяся в крупную кость.

Лиам вывел ее из шатра. Лета огляделась. Огромная и стертая временем гавань раскинулась между высокими черными скалами, ослепляя своими серо-белыми стенами. Арки между скалами тонули в солнечном свете. Башни с давно обрушившимися этажами снова ожили благодаря стараниям десятков эльфов. Ступени широкой мощеной набережной спускались к самой воде. Древняя гавань вновь познавала присутствие жизни, и, казалось, ее стены вздымались над землей с радостью и гордостью. У причала стояло несколько кораблей с бледно-зелеными парусами и кормами, украшенными резными цветами и птицами. Эльфийские судна славились своей красотой. По всей набережной словно маленькие яркие жучки разошлись палатки и шатры преимущественно красных, а иногда и зеленых цветов. Еще несколько расположилось внутри больших полых арок. Также, очевидно, не были обделены вниманием и высокие крученные башни. Эльфы разбрелись по всей гавани.

Но как бы ни покоряло это место своим величием, оно давно было лишено прежней красоты, оставшейся в минувших тысячелетиях. Стены и арки гавани были безмолвны и печальны, зияя черными дырами во многих местах, будто настоящими глубокими ранами.

— Асильльюс, — произнес Лиам. — Седая Гавань. Место, откуда Древние навсегда покинули Пирин`ан Дарос.

— Оно прекрасно.

— Ты еще не видела всего острова, — загадочно улыбнулся он.

Лета обернулась и заметила за одной из арок тропу, уводящую наверх за скалы. Лиам повел ее в другую сторону, вниз.

Эльфы, которые попадались им на пути, уступали дорогу и кланялись. Лета видела блестящие на солнце доспехи на худых телах, прикрытые мягкими плащами. У большинства воинов были сарисы с бронзовыми наконечниками и изогнутые гвизармы. Лишь единицы носили короткие, выгнутые вперед мечи с оплетенными узористыми выемками рукоятями. Другие были одеты проще, в бархатные кафтаны или простецкие рубахи с холщевыми штанами. Они предлагали помощь Лете и Лиаму, но эльф отмахивался.

Они спустились на нижний ярус набережной. Идти долго не пришлось. Эльф остановился у небольшого камня, на который осторожно усадил Лету. Появились два эльфа, державшие в руках глиняные тарелки и кувшин. Они поставили предметы на соседний камень. Тем временем Лиам раздобыл откуда-то маленький табурет и присел рядом с Летой.

От вида тех яств, что принесли ей эльфы, у девушки скрутило живот и обильно потекла слюна. Забыв о приличиях, она накинулась на еду, с особой жадностью налегая на куски мяса в рагу. Она даже не знала, чье это было мясо, по вкусу напоминавшее баранину. Ей было все равно. Она так давно не ела, что готова была проглотить все, что угодно.

Когда ее пищевой энтузиазм спал, Лиам передвинулся к ней за спину. Рядом возникла миниатюрная эльфийка с вьющимися светлыми локонами и передала ему что-то. При ее виде Лета ощутила толику зависти. Эльфийка была хороша. Куда лучше, чем она, даже когда была еще не замучена выпавшими на ее долю событиями.

Лета попыталась обернуться, но Лиам остановил ее, положив ладонь на затылок.

— Выпей вина и дыши глубоко. Будет немного больно.

Она подчинилась, сделав большой глоток из деревянного стакана. Горло резко обожгло, а в груди начало растекаться приятное тепло. Лиам отделил часть рубахи от ее спины в том месте, где она прилипла к коже. Лета поморщилась и почувствовала режущую боль в лопатке. Эльф приспустил рубашку, и она стыдливо сложила руки на груди. Прикосновение его нежных пальцев вызвало у нее дрожь.

Сначала он иссек рану небольшим ножичком, очищая ее от лишних мертвых кусочков ткани. Лета морщилась и дергалась, вцепившись в стакан, который она уже осушила. Затем Лиам промокнул рану чем-то холодным, имевшим резкий неестественный запах. Когда игла наконец вошла под кожу, Лета смирилась и дальше переносила все довольно-таки стойко. Может быть, причиной тому было вино, от которого теперь все плясало перед глазами.

— Тебе когда-нибудь накладывали швы? — спросил Лиам.

Он быстро что-то сказал эльфийке, и она ушла. Лета пронаблюдала за ее широкими, покачивавшимися при ходьбе бедрами.

— Было несколько раз. Вот недавно, на плече.

— А, вижу… После того, как все заживет, у тебя все-таки останется шрам. Но он будет не таким уродливым, каким мог быть, — сказал Лиам.

Движения его пальцев стали медленнее и аккуратнее. Лета закрыла глаза, стараясь не думать о боли.

Олириам Тилар. Эльфы называли его словом masdaus,что означало «мастер». Невидимый, стоящий за троном Грэтиэна, всезнающий, выстраивающий невероятно хитроумные комбинации из интриг и козней против своих врагов. Никто не знал, что подтолкнуло его к этому пути. Он происходил из знатной эльфийской семьи и должен был стать целителем на Тор Ассиндрэль, но тот взрыв помешал его планам. Оказавшись на Великой Земле, он обрел известность как самый юный советник короля Кильрика Келлена, а во время Медной войны — как начальник королевской разведки. Во многом Грэтиэн был обязан Лиаму и его шпионам. Срывались сделки княжеств с Ардейнрадом, поступавшее из Яримы и Лебединых Земель продовольствие пропадало на полпути в столицу, бояре словно сами попадались на хапужничестве, а сопротивление Раздолья постоянно крепчало. Во всем этом ощущалось присутствие мастера Тилара, и его старания отводили внимание князя от Грэтиэна.

По приблизительным подсчетам Леты, Лиаму было чуть больше двухсот лет — мелочь для эльфов и невероятное число для людей. По слухам, эльф был очень импульсивен и жесток. Лета слышала, что во время Медной войны он содержал лагеря в Лесах Орэта, куда ссылали военнопленных из Лутарийских княжеств, и руководил допросами. Методы у него были не самые приятные.

Все эти мысли разнились с тем, как заботливо и почти ласково прикасались руки Лиама к ее коже.

— Я почти закончил.

Лета не ответила, переставшая уже чувствовать боль.

— Мой меч.

— Да?

— Я надеюсь, что он не остался в развалинах Бастиона.

— Он в сохранности.

— Я хочу получить его назад.

— Он дорог тебе?

— Он — часть меня.

Лиам убрал локон ее волос, упавший ему на руку.

— Я верну его. И, возможно, не стану задавать вопросов о том, почему он так рьяно защищает себя, будто живое существо.

— Он полон магии. И не признает никого, кроме своего хозяина.

— Тогда тебе повезло. Такую сталь ковали много столетий назад, но теперь эти технологии утрачены. Так, потерпи еще немного.

Вернулась эльфийка с какой-то маленькой стеклянной баночкой в руках. Она встретила взгляд Леты и ответила ей доброжелательной улыбкой. Девушке вдруг стало стыдно за свою зависть.

Она и Лиам обменялись парой слов, затем он снова отослал ее.

— Я должен кое-что рассказать тебе, — проговорил он тихо. — Я помню твою историю. О близком друге, которого ты потеряла. В развалинах Фоль Эль`та, где Ковен разбил илиарское войско, мы нашли множество тел. Они были похоронены здесь же, на островах.

— К чему ты клонишь?

— Среди тел илиаров мы нашли человека. У него было клеймо Стражей Маарну.

Сердце Леты остановилось на мгновение.

— Я не похоронил его.

Она молчала долго, почти не шевелилась и смотрела перед собой. Лиам закончил с раной, смазал ее какой-то смесью из баночки, что принесла эльфийка. Потом он перенес табурет и сел напротив Леты. Она заметила немного крови на его руках и тонкую, загнутую полукругом иголку. Она одела рубашку назад и поглядела в глаза эльфу.

— Я хочу его увидеть.

Он хотел что-то сказать, но прервал себя, увидев выражение ее лица.

— Хорошо.

— Сейчас.

Он не стал спорить и помог ей подняться. Они двинулись по набережной в противоположную сторону. Лета несколько раз неосторожно ступила на сломанную ногу и почувствовала боль. Но она была рада чувствовать хоть что-то в конечности, которая казалась ей чужой, похожей на неподъемный груз. Лиам вел ее к шатрам на верхнем ярусе набережной.

Подойдя к ним, Лета увидела длинный ряд кушеток, которые по удобности гораздо уступали ее кровати. Легкая пунцовая ткань служила крышей, размещенная сверху на вбитых в землю балках. На кушетках лежали крупные люди, между ними ходили эльфийки, ухаживая за их ранами. Лета заметила вытянутые характерные луки, сложенные возле балок. Она с надеждой вглядывалась в лицо каждому илиару. И узнавала их. А они узнавали ее.

Она проходила мимо них, кивая каждому головой. Они заговорили друг с другом, улыбаясь и кивая ей в ответ. Полог, скрывавший самую дальнюю кушетку, откинулся могучей рукой. Все нутро Леты перевернулось от радости, когда она увидела густые черные волосы.

— Кроха!

Прихрамывая, Лиакон подбежал к ней. Его плечо было забинтовано, как и нога чуть выше колена, и через бинты проступала кровь. Царапина на щеке все еще выглядела страшной. Лиам выпустил Лету из своих рук, и скоро она оказалась поднята над землей стараниями высокого илиара, крепко сжавшего ее в своих объятиях.

— Не переусердствуй, Волк, — произнес Лиам. — Она еще слаба.

— Но жива, хвала богам, — Лиакон опустил ее, но не разжал рук. — Ты жива. Я думал, что они забрали тебя. Навсегда.

— Забрали. Но мне удалось спастись, — ответила Лета, улыбаясь.

— И они поплатятся за то, что сделали, — прорычал он. — Как тебе это удалось?

— С помощью одного знакомого эльфа, разумеется.

— Царь будет рад услышать, что ты помог его дочери, Олириам.

Лиам усмехнулся и посмотрел в сторону.

— Он услышит также весть о поражении сотен своих воинов. И о том, чем лутарийцы занимались в своей крепости, которую мы уничтожили, — проговорил он. — Это угроза для того нейтралитета, что царь с Твердоликом обязались соблюдать.

— Не наша вина, что fillari его нарушили, — отозвался Лиакон и вновь посмотрел на Лету. — Расскажи мне, где ты была все это время.

— А ты поведаешь мне о том, как вы спаслись. Я вижу, что большая часть Стрелы уцелела.

— Великий Ахторас пощадил наши души.

— Кто?

— Наш бог войны.

— О, — промолвила Лета неловко. — Это чудесная новость.

— И мы разделим ее за чашей вина этим вечером.

— Да, но… Ты ведь знаешь, да?

Лиакон опустил голову.

— Я иду посмотреть на него.

— Не стоит.

— Я должна, — произнесла Лета. — Тебе известно, кто убил его?

— Нет, — тихо ответил он.

— Милован.

Брови его изогнулись, исказив лицо в гримасе гнева.

— Kachirlachas1,- выдавил он.

— Он выжил.

— Это я знаю.

Она посмотрела в его прищуренные глаза, и ей стало не по себе.

— Я пойду. Я хочу его увидеть, — сказала она.

Лиакон молча кивнул и отпустил ее. Лиам тут же возник позади нее, обхватив девушку за плечи. Волк отошел, давая им пройти. Они обогнули шатер, прошли где-то с десяток шагов и спустились по ступенькам к небольшой углубленной площадке. На ней хватило места лишь для одного маленького шатра. Лиам остановился в нерешительности. Лета дернулась вперед, заставляя его войти внутрь.

В шатре было темно. И прохладно. Пахло благовониями, созданными из смесей душистых трав и цветов. Но Лета все равно почувствовала запах гниения. Глаза медленно привыкали к темноте. На земле, укрытой кусками грубой ткани и крупными листьями, лежало нечто бледное и страшное.

Лета потянулась вниз, и Лиам не стал ее останавливать, только помог ей опуститься и сесть. Она посмотрела в белое мертвое лицо и едва узнала его. Голова напоминала череп, обтянутый кожей. Губы своим цветом сливались со скулами. Превратившееся в костлявое человеческое подобие тело обмыли, и оно почти не внушало отвращения. Лета старалась не смотреть на черную дыру на животе, резко выделявшуюся на общей бледности.

Она протянула руку и убрала с лица мертвого прядку волос. Коснулась щеки. Положила ладонь на впавшую грудь. Другой рукой взялась за окостеневшие негнущиеся пальцы. Из ее глаз потекли слезы.

Утихшая на долгое мгновение боль вновь поднялась из пучин ее сознания, нахлынула на нее, ударила в грудь, обожгла. Она смотрела на веки, которые больше никогда не поднимутся, чтобы открыть нежную небесную голубизну глаз Драгона.

Ей не стоило этого видеть.

Она подняла его ледяную руку и прижалась губами к ладони.

«Ты будешь отомщен».

— Я хочу похоронить его, — хрипло сказала Лета после долгого молчания. — Со всеми почестями.

Лиам ответил кивком, хоть она и не видела этого. Потом он вышел из шатра, решивший оставить ее наедине с ее горем.

В ту ночь все собрались на самой высокой скале, поросшей темной травой, откуда были видны соседние острова и жуткое черное море, провожая в последний путь неизвестного человека. Его одели в то, в чем и нашли, выстиранное и подлатанное. Его обложили цветами, сорванными здесь же, на цветущих полянах недалеко от гавани. Его перенесли в достойное и красивое место. Никто не знал его.

Но для девушки, которая долго смотрела на его тело, прежде чем положить горящий факел в хворост, он был всем. И эльфы замерли в скорбном молчании, наблюдая за ее прощанием.

Когда дело было сделано, и погребальный костер запылал высоко, взметая языки пламени к звездному небу, она повернулась к ним. Ее глаза были сухи и полны решимости.

***

Мертвая тишина, стоявшая в зале, била по ушам словно хлыстом. Не только мертвая, холодная, но и до ужаса неловкая тишина, полная презрения и гнева, садилась на головы и хваталась за мозг. Высокие витражные окна были зашторены, и в залу не пробивалось ни одного лучика. Лишь только свет из украшенного резьбой камина открывал глазу диковинные картины на гобеленах вдоль стен.

В зале было лишь трое. Дубовые двери были плотно закрыты, чтобы ни одно слово не ускользнуло из помещения и не превратилось в колкие и ехидные сплетни. Двое стояли на небольшом расстоянии друг от друга и ждали, когда заговорит третий.

Князь молчал долго, сводя присутствующих с ума. И когда он наконец начал говорить, его слова резали и обдавали исступлением, которое он уже не мог сдержать.

— Вы, вероятно, задаетесь вопросом, отчего же я вас привел в Зал Совета? — произнес он и сжал кулаки.

Они не ответили, опустив головы.

— Это единственное место во всем замке, где мой голос звучит так, как ему положено: громко и гулко, вызывая желание подчиниться. Ведь вы этого не сделали, когда я беседовал с каждым из вас в других комнатах. Надеюсь, что сегодня до вас дойдет смысл моих слов и сила моего гнева.

Твердолик выдохнул, балансируя на грани бешенства.

— После того, как вы покинете эту залу, на сборе моего совета вы будете молчать в тряпочку. Это ясно? Своим поступком вы выставили вашего князя бесчестным и гадким человеком, плюющим на слова, которые он дает другим! Вы это понимаете?!

Архип смолчал, вперив взор в носки своих сапог. Он ждал, когда злость князя утихнет.

— Я получил подробное донесение Милована о том, что вы творили на островах, — проговорил Твердолик. — Я счастлив видеть вас живыми после налета эльфов на крепость, но это никак не умаляет вашей вины в содеянном… Понимаешь ли ты, Архип, что я доверил тебе важнейшее на сегодняшний день дело, от исхода которого зависят жизни наших подданных?… А ты, что ты сделал? Ты самовольно устроил пыточный лагерь, а это категорически противоречит условиям нейтралитета! Я приказал убивать прихвостней Катэля, давить их, рубить, не давать ни единого шанса на спасение, а ты их щадил, держал в закромах крепости непонятно зачем… Исследования? В гузно твои исследования, разве ты не понял до сих пор, что адепты Ордена Аррола — звери, демоны, темные солдаты чародея, которые ни перед чем не остановятся, дабы угодить своему господину?! А илиары, эльфы? Я отдал приказ, разве он не был ясен?! Договор, подписанный лично мною, гласил: «не трогать друг друга на земле Пирин`ан Дарос», а вы просто нападали на них, брали в плен, занимались всем, что только приходило к вам в дурные головы, кроме уничтожения Ордена!

— Ваша Светлость… — пробормотал Архип, прочистив горло.

— Молчи, молчи! — лицо Твердолика побагровело. — Почему ты не вспоминал про мою Светлость на островах?!… Вот, что я сделаю. Некоторых из тех, кто остался в живых после нападения на Бастион, я отправлю под трибунал.

— Что? — Архип округлил глаза. — Они действовали по моему приказу, они невиновны, я должен нести кару…

— Это и будет твоей карой. Казнь пятидесяти человек, попавших под твое командование, потому что приговор, который отнюдь не будет милосердным, вынесу лично я. Их гибель будет на своей совести.

— Но…

— Я сказал: молчать! — взревел князь. — Не вздумай перечить мне, мой любимый кузен, или я найду для тебя другое наказание! Разве Милован не смог убедить тебя в неверности твоих действий?

Архип снова опустил глаза. Милован Свартруд… Конечно, вышел сухим из воды, любимец Твердолика. Что бы он ни сказал, князь поверит его слову…

— Молись о том, чтобы китривирийский царь ни о чем не узнал раньше времени, — прошипел Твердолик. — Потому что когда он узнает, у него будет право затянуть потуже петли на наших шеях, ибо мы совершили военное, мать его, преступление из-за твоего скудоумия и моего слепого доверия к тебе!

Князь смолк и повернулся к камину, тяжело дыша. Архип нервно теребил застежки на своем дублете и косился на Есению, которая тихо плакала и утыкалась в длинные рукава нежно-лимонного кафтанчика. Он хотел коснуться ее, обнять, но в присутствии Твердолика не мог и только сочувственно смотрел на нее.

— Есения, — позвал князь, заставив ее дрогнуть и поднять покрасневшие глаза. — Подойди ко мне.

Она с неуверенностью подчинилась и покинула свое место. Когда она подошла к Твердолику, она так низко опустила подбородок, что волосы скрыли ее лицо. Князь перестал смотреть в пламя камина и обратил внимание на свою супругу.

— Я мог поверить в причины, по которым ты оставила меня. Но я до сих пор не верю в то, что ты была способна бросить наших детей, — проговорил он ледяным тоном.

Есения всхлипнула и обняла себя руками за плечи.

— Посмотри на меня.

Она покачала головой.

— Посмотри на меня, — повторил Твердолик с угрозой в голосе.

Есения подняла голову и взглянула со страхом в суровое лицо мужа. Князь протянул руку и провел большим пальцем по рваному шраму на ее щеке, испортившему и без того угасающую красоту.

— Моя душа радуется тому, что ты жива и невредима, — сказал он голосом чуть более теплым, чем вода в зимнем пруду. — Однако мое сердце преисполнено боли от твоего предательства.

Она задрожала и отвела глаза.

— Ступай к себе. Я вернусь, и у нас будет время обсудить наше с тобой положение.

Архип услышал наплыв новых рыданий. Есения отошла от князя и устремилась к дверям. Еще они не закрылись за ней, как Архип стоял у камина, глядя на Твердолика сверху вниз.

— Я слышал, Куврата пропал, — сказал он. — Сразу же после самоубийства Беляна.

— Алистер задержался на одном из тех поручений, которые я ему отдал, — отозвался князь и положил руку на голову резного льва на камине, рассматривая тлевшие поленья.

— Неужто?

— Мне снова повысить голос, чтобы ты не забывался, перед кем стоишь? — выбросил Твердолик, царапая ногтями резьбу камина. — У тебя есть право не верить моим словам, но щетиниться и наглеть — никогда. Если ты пытаешься связать эти два события воедино — твоя воля. Но вряд ли ты придешь к тому результату, который ожидаешь.

— Тогда, я надеюсь, мы закончили, — вежливо сказал Архип, мысленно представляя, как толкает брата, и тот валится в камин, как вздуваются ожоги на его лице, как он истошно вопит…

— Посмотрим. Ты ведь еще что-то хочешь сказать?

Архип обратился к гобелену, чтобы не смотреть на князя.

— Хотелось бы, чтобы Милован передал тебе и более важные сведения, чем те, что касаются Бастиона, — произнес он. — Ты знаешь, Катэль собрался призвать, как он думает, Создателя Хаоса, Разрушителя из эльфийских сказаний, но на деле же он создаст еще один взрыв, куда мощнее, чем тот, который был на Тор Ассиндрэль. Его нужно остановить, пока этого не случилось.

Твердолик со вздохом прикрыл глаза.

— Я знаю об этом, Архип. Но это уже не твоя забота.

— О чем ты толкуешь?

— Ты отстранен. Ты не вернешься на острова.

— Что?! — выпалил Архип, дернув себя за серебряную брошь на дублете. — И кто будет командовать? Этот садист, Милован?

— Замолчи. Ты не вернешься на острова и ближайшее время проведешь в столице. За каким занятием, я еще не решил. Но не сомневайся, после того, как я разберусь с судом над несколькими твоими людьми, я придумаю тебе применение, гораздо менее достойное твоего чина, — сказал Твердолик, будто выплевывая каждое слово. — Ты его не лишился только благодаря родственным узам, что нас связывают. Ты оскорбил меня и царя Китривирии таким поступком, а это непростительно… И посему ты даже рта отныне не раскроешь в моем присутствии без разрешения. Это тебе понятно?

— Да.

— Что?

— Да, Ваша Светлость, — сквозь зубы произнес Архип.

— То, что я буду делать дальше и кого назначу командовать войсками на Скалистых островах от своего имени, больше не твоя забота. Этим займутся люди с серьезными намерениями, а не с ветром в голове, как у тебя. Который, ко всему прочему, подбил твою наивную и глупую натуру разрешить Есении отправиться на острова… Чем ты думал? Явно не мозгами.

— Я думал сердцем, — смело отвечал Архип, встречая полный ненависти взгляд князя. — Я люблю ее и делаю все для нее, чего не делаешь ты.

— Ты подверг ее опасности.

— Я услышал ее желания и мечты, потому что не был ослеплен молодым тельцем, снующим перед глазами каждый чертов день.

Архип ожидал, что это вызовет очередной приступ бешенства у Твердолика, но тот промолчал и отвернулся к огню.

— Велиград полон сплетен обо мне и Мив, — сказал он равнодушно. — Люди жалеют Есению и обвиняют меня в неверности.

— Разве это не справедливо? — проговорил Архип, исказив свое лицо в гримасе презрения и злости.

— Я не знаю, кто пустил этот слух. Но надеюсь, что к тебе это не имеет никакого отношения.

— Твердолик.

— Убирайся, — сказал князь, устало потирая переносицу ребром ладони. — Не хочу тебя видеть и слышать.

Архип не стал возражать, ибо опасался воплотить свои мечты в реальность, в которых он бросается на кузена и избивает его. Он порывисто развернулся на пятках и направился к выходу. Когда он взялся за массивную ручку, Твердолик остановил его.

— Архип, — протянул он тихо и холодно.

— Да, Ваша Светлость.

— Увижу тебя с Есенией — и родственные узы не спасут тебя от участи тех, коих ты самолично подвел к трибуналу.

Архип застыл на мгновение, чувствуя, как к горлу подкатывает злоба от беспомощности и безысходности.

— Да, Ваша Светлость.

1. Kachirlachas (илиар.) — то же значение, что и у слова «ucac», только более грубое.

Глава 20

Глава 20.

На рассвете.

Потертые ступени заскрипели под ее шагами, когда Иветта поднялась на второй этаж. Миновав суетливую атмосферу в большом зале трактира, она с облегчением оказалась возле жилых комнат. Громкая музыка, раскрасневшиеся лица, похабные шутки приглашенных на сегодняшний вечер комедиантов и откровенные наряды женщин так смутили Иветту, что ей не терпелось наконец попасть в комнату к Марку и Ияну. Настроение у людей было радостное и праздничное, хотя это был всего лишь конец недели.

Парни были в трактире уже давно. Исправно платили за комнату, хотя хозяин трактира не настаивал на своевременной плате. В его «Очаге» Марк останавливался постоянно и зарекомендовал себя порядочным постояльцем, чего трактирщик не мог сказать о большинстве других своих гостей.

Остановившись перед дверью, Иветта поправила волосы, проверила, не открывает ли ничего лишнего кружевной воротничок на блузе, и отряхнула черную накидку на плечах. Она промокла под дождем, несмотря на активное использование заклинания защиты от влаги. Упрямый ливень пробил ее магический барьер.

Иветта выдохнула и постучалась. Марк молча открыл ей дверь и пропустил внутрь. Магичка вошла в комнату и оглядела ее.

— Где твой друг? — спросила она.

— Иян — друг Драгона, а не мой.

— Неважно.

— Я не знаю, я не слежу за ним. Ушел по своим делам куда-то.

Иветта прошла к столу и села за него. Несколько раз нервно дотронувшись до своих волос, она вздохнула и поглядела на Марка.

— Садись. Этот разговор не на пять минут.

Марк дернул плечом, взял стул у окна и придвинул его к столу. За это время Иветта вздохнула еще дважды. Он приподнял брови, но ничего не сказал. Сел за стол напротив нее, сделав вопросительный жест рукой.

— Выяснила что-нибудь?

— Да. Об этом и речь, — ответила она, тряхнув кистями рук, чтобы размять их. — Я нашла одно заклинание.

— А как в общем все прошло? Тебя не заметили?

— Я надеюсь, что нет. Я использовала все, что могла. Впрочем, сегодня утром я видела Диту, и она вела себя как обычно, поэтому можно сказать, что все прошло удачно. Итак, заклинание, — Иветта сделала небольшую паузу. — Я знала о нем давно, но не подозревала, что его можно применять и к камням.

— Знала? И почему тебе потребовалось проникнуть в самый секретный уголок Обители, чтобы понять это? — поинтересовался Марк, подперев рукой лицо.

— Оно относится к темной магии, которую высшие маги используют только по необходимости.

— Отлично. Нам это необходимо.

— И вот загвоздка, — недовольно пробормотала Иветта. — Это заклинание имеет отношение к магии связи. Камень, который я создала, связан со мной и с теми, кого он перенес.

— К чему ты ведешь?

— Мне нужна кровь.

— Кого? — хмыкнул Марк. — Младенца, девственницы, эльфа? Назови, и я принесу.

— Нужна моя кровь.

— Только не говори, что боишься уколоть пальчик. Или крови требуется много?

— Как раз таки одна капля, но проблема в том, что все заклинания, касающиеся крови, запрещены в стенах Обители. Я не могу там этого сделать. Мою магию отследят.

— Чем тебя трактир не устраивает? — Марк обвел рукой комнату.

— Мне нужны кое-какие предметы, которые можно достать только в Обители. В том числе один толстый гримуар, где содержится формула заклинания.

— Я понял, к чему ты клонишь. Снова нужно проникнуть куда-то со взломом и что-то украсть. Что сразу не сказала?

— Ты меня постоянно перебиваешь, — проговорила Иветта, вздохнув. — Я просто решила сначала посвятить тебя в детали.

— Краткость, Ив, вот что важнее всего на свете, — заявил Марк уверенным тоном. — Зачем мне знать, что ты собираешься делать и как? Единственное, что я должен знать, — что нам мешает и как я должен это устранить.

Иветта улыбнулась.

— Ты человек действия, да?

— Именно, — протянул керник. — Чем дольше мы здесь сидим, тем больше я теряю терпение. Я должен сделать хоть что-то, чтобы найти их.

— Как раз терпение мне от тебя и требуется, — сказала Иветта. — Я смогу достать все необходимое и вернуться сюда, но это займет время.

Марк цокнул языком и прикрыл глаза.

— А сразу нельзя?

— Я не хочу потерять все, что у меня есть.

— Да ну? Оплот? Это все, что у тебя есть? — Марк взглянул на нее исподлобья.

— Я ничего больше не умею, кроме как колдовать, — произнесла Иветта, покачав головой.

— А твои родители?

— Они вернулись в Гальшраир. Я редко получаю от них письма.

— Они хоть рады твоим успехам?

— Конечно. Они… Они просто не любят проявлять свои чувства, — Иветта растянула губы в перекошенной улыбке. — Они всегда настаивали на том, чтобы я занималась магией. Говорили, что мой дар нужно развивать.

Марк понимающе кивнул.

— Поэтому школа магии и Сапфировый Оплот, а твои желания они у домового в бороде видали, — сказал он.

— Нет, все не так, — поспешила возразить Ивета. — Мне нравится то, чем я занимаюсь. Весь этот мир соткан из магии. И когда ты можешь подчинить себе это… Самое приятное в жизни ощущение. Власть. Могущество. Даже несмотря на то, что магия ограничена всякими запретами, это ощущение не пропадает. Да, нельзя пользоваться заклинаниями внушения, темной магией, теургией и тому подобное, но это мизерная плата за ту силу, что способна сделать мир и людей в нем хоть немножко лучше.

— Или уничтожить.

— Я говорю о высшей магии, в ней нет зла. В отличие от темной магии. К которой мне скоро предстоит прибегнуть.

— А правда, что у вас существует какой-то запрет на отношения? — спросил вдруг Марк. — Ну, на любовь и все такое.

Иветта опустила взгляд вниз.

— На браки. Случайные связи не возбраняются, но их тоже рекомендуется избегать, — ответила она.

Марк внимательно вглядывался в ее лицо и гадал, почему его вопрос будто бы застал ее врасплох и почему она отводила глаза от него.

Они были наедине впервые. В холодной, пропитанной запахами вина и табака комнате не самого лучшего (что бы там Марк ни думал) трактира, в тишине, готовой вот-вот разорваться от любого звука. Они никогда не говорили с глазу на глаз, всегда был кто-то третий, кто перетягивал одеяло на себя, кто не давал Марку изучить темноволосую магичку. А в ней было много чего, что требовало его внимания.

Например то, что он ей нравился. Марк увидел это по румянцу, застилавшему ее щеки, по огоньку, мерцающему в темно-карих глазах. А он, в свою очередь, думал о ней, видел в своих ночных фантазиях, во снах, наполненных ее звонким голосом и терпким ароматом духов. Она была года на три старше Леты, однако это совершенно не ощущалось. Ее невинность прям-таки выпирала из всего, что она делала. Она была умна, рассудительна, экзотично красива, но жалась и отворачивалась, как испуганный подросток.

Бедная девочка, должно быть, ничего в своей жизни не видела, кроме заклинаний и книг.

Тишина стала нестерпимой.

— Я подожду, — сказал Марк. — Пока ты достанешь все необходимое для твоего заклинания.

Сказал слишком громко. Так, что на ее лице появилось недоумение. Смутился сам.

— Если тебе будет нужна моя помощь, только скажи, — его голос дрогнул, и он поспешил скрыть это кашлем.

— Ладно, — отозвалась Иветта и встала изо стола. — Мне пора. Надо уже идти в Обитель.

— Да, конечно, — дежурным тоном ответил Марк и поднялся тоже. — Ты не переставай повторять тот фокус с кинжалом и картой. Быть может, из этого что-то выйдет.

— Быть может.

Он проводил ее до двери, неуклюже махнул рукой, когда она обернулась, чтобы попрощаться.

Всю оставшуюся ночь он чувствовал себя страшным идиотом.

Вскоре Иветта вернулась в Васильковую Обитель, сотрясаясь от холода. Она вошла в холл, оставляя на темном полу мокрые следы. Два мага чуть младше нее тихо беседовали возле колонны. Когда Иветта поравнялась с ними, они с удивлением посмотрели на нее. Магичка задрала подбородок повыше и встряхнула свою накидку, разбрызгивая дождевые капли. Она не воспользовалась защитным заклинанием, ведь только дождь был способен сейчас охладить ее чувства.

Иветта направилась в свою комнату быстрыми шагами. Час был уже поздний, и она мало с кем сталкивалась в темных коридорах Обители. На ходу она думала, что ей потребуется для заклинания и что она сумеет унести, чтобы пропажу не заметили. Еще немалая важность состояла в том, чтобы самой остаться незамеченной. Каждый раз, встречая кого-то, она замирала, опасаясь расспросов. Но в основном это были ее ровесники, бредущие в свои спальни после работы в библиотеке, и еще плутавшие в запутанных ходах здания новички.

Иветта отперла дверь своей комнаты, с которой ей пришлось немного повозиться. Дрожащие холодные пальцы никак не могли вставить ключ в замок, промахиваясь мимо щели. Ей не терпелось поскорее скинуть мокрую одежду и переодеться в сухое. Она вошла и также заперлась на ключ. Простояв лицом к двери некоторое время, она скинула накидку и повернулась. И потеряла дар речи.

— Уж не думала, что ты настолько осмелеешь.

Золотистые волосы Диты были уложены в строгий пучок, перетянутый сеточкой с украшавшими ее мелкими жемчужинами. Она стояла у новенького комода, который Иветта не так давно приобрела на рынке Тиссофа, одетая в длинное платье темно-лазурного оттенка с открытыми рукавами. На плечах у нее покоилась серебристо-серая шаль. Вид у нее был слишком нарядный для обычного вечера.

Она обернулась к Иветте с глазами, полными гнева. Юная магичка застыла, не зная, что сказать.

— Где ты была? — спросила Дита. — Ты нарушила комендантский час.

— Простите.

— Простите? Адепткам Оплота запрещено покидать Обитель ночью. Особенно это касается тебя.

— Дита, я…

Она подняла ладонь, заставив ее замолкнуть.

— Меня не интересуют твои оправдания, потому что они лживы, как все обещания, что ты давала мне, — сказала Дита. — Как и твои клятвы, что ты приносила Оплоту, вступив в него.

Она отошла от комода, впиваясь в Иветту глазами. Медальон подрагивал у нее на шее, выбрасывая маленькие искорки.

— Камни-порталы, — произнесла наставница, сморщив нос. — Магия связи… Что ты искала в месте, в которое ты не должна была входить, среди этих старых книг?

Иветта опустила взгляд. Она даже не думала о том, как Дита узнала о ее поступке. Она укоряла себя за то, что забыла, какими силами обладает ее наставница.

— Если ты солжешь мне, я узнаю, — предупредила женщина. — Если расскажешь лишь часть, что-то утаив, — я узнаю. Поэтому выкладывай все.

Иветта молчала, не в силах оторвать глаза от пола.

— У тебя и прочих учеников нет доступа в закрытый сектор, и это неспроста. Это все для того, чтобы оградить ваши неокрепшие и зеленые умы от знаний, которые вам еще не подвластны и которых вы недостойны. Только у единиц есть привилегия обладать ими, и ты могла в скором времени стать одной из них. А теперь…

Иветта закрыла глаза.

— Ты позоришь себя, меня и своих родителей, — сказала Дита, намеренно не закончив предыдущей фразы. — Своим проступком ты подвергла себя риску быть изгнанной из нашего общества. Навсегда. Это общество, закрытое и просвещенное братство, было к тебе благосклонно. И я была добра к тебе. А ты так мне отплатила.

Иветта ступила назад и прижалась спиной к двери. Грозный голос наставницы рвал ее забившуюся в угол душу на части. Она услышала, как Дита вздохнула.

— Никто не сумеет тебе помочь, если остальные узнают об этом, — произнесла она, вдруг смягчившись. — Даже я.

Иветта открыла глаза, из которых брызнули слезы. Она не умоляла и не кидалась Дите в ноги. Только стояла и смотрела на нее, с текущими солеными ручейками на щеках.

— Я не могу вести с тобой долгую беседу. Меня еще ждут дела, — сказала наставница, проведя рукой по платью, как будто это могло послужить объяснением для Иветты. — Поэтому говори: что ты искала в тех книгах?

— Я… Я не могу. Простите.

— Не можешь? — подняла бровь наставница.

— Я пообещала никому не говорить.

Молчание длилось целую вечность. Когда Дита неторопливо подошла к Иветте, равнодушно глядя на нее, та не подняла глаз. Она боялась. Она думала о том, что будет дальше. Что она скажет родителям, когда ее исключат. И что она будет делать, отлученная от своего будущего в Оплоте…

— Я дам тебе еще один шанс, — с холодком сказала Дита, и сердце девушки рухнуло в самый низ. — Но второго не будет.

Поток слез усилился, когда наставница удалилась к двери. Она взяла со столика ключ и провернула его в замке, отпирая дверь. Потом она снова обернулась к Иветте.

— С этого дня я запрещаю тебе покидать эти стены. Тебе ясно?

— Да, госпожа.

— Хорошо, — Дита открыла дверь. — Советую тебе не пренебрегать моей добротой.

Когда дверь за наставницей закрылась, Иветта опустилась на кровать. Она была так опустошена, что просто упала лицом в подушку, зарыдав.

Она что-то хотела там украсть? Гримуар? Обратиться к темной магии? Ну-ну.

***

Море сверкало в лучах солнца, переливаясь десятком оттенков синего. Ветер приносил освежающий бриз, омывавший лицо и тело прохладой. Над гаванью носились чайки, чьи крики эхом отдавались под куполами самых высоких башен.

Лиам глубоко вдохнул и привалился к белой колонне. Был полдень, а он уже чувствовал усталость.

— Ты вызывал меня?

Он обернулся. Лета стояла на верхней ступеньке лестницы, скрестив руки на груди. Ее черные волосы были заплетены в две неряшливые косички.

— Я никого не вызывал. Я лишь попросил, чтобы тебя привели сюда.

— То есть вызвал.

— Ох, называй это как хочешь. Подойди.

Она пересекла площадку башни и приблизилась к нему. Поглядев наверх, она нахмурилась.

— Тут на потолке трещины.

Лиам улыбнулся.

— Гавань стояла здесь не одно тысячелетие. Если ее башни и рухнут, то я не думаю, что именно в тот момент, когда мы находимся в одной из них, — сказал он.

— Учитывая мое везение, это легко может произойти, — отозвалась Лета.

— Лучше посмотри туда. Невероятный вид, правда?

— Угу.

Она посмотрела вниз, на распростертую между скалами гавань и искрящиеся волны бескрайнего моря.

Лиам внимательно глядел на нее.

— Что ты делала, чтобы твои глаза были человеческими? — спросил он.

— Драгон давал мне кое-что, что изобрели волхвы. Отвратный вкус, но хорошая эффективность.

Лиам наклонил голову, рассматривая мельтешение эльфов у шатров внизу.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — произнес он. — На рассвете я должен отбыть в Китривирию, чтобы встретиться с Дометрианом.

— И?

— Через три дня один из кораблей поднимет паруса и отправится к Великой Земле, в Черепаховую бухту. Оттуда небольшой отряд двинется через Раздолье к Oret Enchane, Лесам Орэта. Ты можешь отплыть с ними и вернуться домой, можешь остаться здесь. В любом случае тебе нужно дождаться от меня посылки.

— Все зависит от того, где будет Милован, когда я получу твою «посылку», — ответила Лета.

— Уверена, что хочешь пойти на это?

— Ты сказал, что через неделю я буду уже в норме, — заявила она упрямым тоном. — И если я не смогу одолеть его собственными силами, я воспользуюсь помощью моих друзей. Не сомневайся, они будут счастливы внести свою лепту в его гибель.

— Я не сомневаюсь, — проговорил Лиам и протянул руку, чтобы коснуться ее плеча. Лета не отстранилась. — Ты и вправду быстро восстанавливаешься. Я лишь…

— Да?

Голос его был странно возбужден. Странный огонек поблескивал в его глазах.

— Masdaus, — послышалось позади.

Они вздрогнули и повернулись. У лестницы стоял высокий светловолосый эльф в просторной расстегнутой на груди рубахе и грязных крестьянских штанах. Лицо у него было красное, брови опалены. В руках, облаченных до локтей в жесткие толстые перчатки, он держал меч.

— Дарвиндель, — сказал Лиам, приветственно подняв ладонь. — Подходи ближе. Это, Айнелет, еще одна причина, почему я тебя сюда… «вызвал».

Лета посмотрела на эльфа и не сразу поняла, что он нес Анругвин.

— Yfilan-nin, — проговорил Дарвиндель и поклонился ей.

— Что он сказал? — спросил Лета у Лиама.

Губы эльфа тронула приятная улыбка.

— Сударыня Змея. Так мой народ называет тебя между собой.

Лета смущенно пробурчала что-то неразборчивое.

Дарвиндель подошел и протянул ей меч.

— Вот о чем я хотел поговорить с тобой. Возьми клинок, — промолвил Лиам.

Девушка послушно положила ладонь на рукоять и забрала меч у эльфа. Она посмотрела на его блестящее лезвие и любовно провела по нему пальцем. Эльф выпучил глаза и сказал что-то.

— Ты прав, это поразительно, — кивнул Лиам.

Лета вопросительно посмотрела на обоих.

— Твой меч никому не дается в руки, так? Посмотри на перчатки Дарвинделя. Рукоять прожгла их, — пояснил Лиам. — А ты спокойно взяла его. Дарвиндель — один из лучших кузнецов Грэтиэна. Я был заинтересован происхождением клинка и позволил себе обратиться к нему за помощью. В твое отсутствие, уж прости… Мое любопытство было так велико, что я побоялся услышать твой отказ и не спросил разрешения.

— Ничего страшного, — отмахнулась Лета, опустив меч острием вниз.

— Итак. Что ты сама знаешь о нем?

— Его имя. Его желание крови, — произнесла девушка, не сводя глаз с клинка. — Его ковали эльфы. Сталь древняя, и Драгон говорил, что сердцевина меча сделана из какого-то особенного сплава. Он достался ему от его прадеда, который был Стражем. Пожалуй, это все.

— Ты знаешь, как переводится надпись на лезвии?

— «Услышь меня в огне и крови».

— Больше ничего не знаешь?

— Нет. Ну же, не томите меня. Что вам удалось узнать?

Лиам бросил взгляд на Дарвинделя.

— Расскажи.

Эльф кашлянул в кулак и спрятал руки за спину.

— Сердцевина меча особенная… не только это, — с трудом проговорил он. — Прости, я не владею всеобщим хорошо… Gariaral1.Вся это сталь… Это сальрольская сталь.

— Я думала, это миф, — удивленно сказала Лета.

— Миф среди avoreilles…Ноlelyvitsпомнят эту сталь. Его ковка… Эти переходы… Линии… Почти незаметно…

— Я вижу.

— Сальрольская сталь. Умение потеряно в прошлое.

— Достаточно, Дарвиндель, — сказал Лиам. — Он не только не силен во всеобщем, но и стеснителен до ужаса.

— Я понимаю, что он говорит. Вы умели работать с сальрольской сталью много веков назад, но утратили эти знания. По легендам она обладает сильными магическими свойствами. К тому же она прочнее всего остального.

— Верно. А теперь я расскажу тебе, что это за меч. Ну, я предполагаю, что это именно он. Но навершию, надписи и стали.

Устав держать клинок, Лета осторожно прислонила его к колонне. Дарвиндель переминался с ноги на ногу, не зная, куда себя деть, и выкручивая за спиной свои толстые пальцы. Лета улыбнулась ему. Лиам прочистил горло.

— Тебе знаком Талак?

— Предводитель восстания полуэльфов в Моан-Тристэле? Если честно, я плохо помню, что там было, как и почему.

— Я тебе напомню, — произнес Лиам. — Талак был твоим предком.

Лета уставилась на него, саркастически поджав губы.

— Странно, что ты упустила этот момент, но не верить мне у тебя нет причин, — продолжил эльф. — Анругвин, Песнь Гнева, принадлежал Талаку, бастарду из Перевала Лармэ. Его мать, Лиадора, никогда не любила своего законного супруга, короля Лоренка Оллестаира, который приходился ей двоюродным братом. В ту пору у эльфовera`liver было принято соблюдать чистоту крови. Братьев женили на сестрах, даже на единоутробных. Эти браки не были счастливыми, а дети редко рождались абсолютно здоровыми. У Лиадоры и Лоренка долгое время вообще не было потомства, пока королева не принесла в подоле ребенка от человека, которого тайно любила. Был огромный скандал, разумеется. Человека четвертовали, но свое дитя Лиадора защищала так яростно, что король Лоренк уступил. Маленький полуэльф вырос во дворце. Больше детей у Лиадоры не было. Все последующие рождались мертвыми.

Талак стал прекрасным юношей, с волосами цвета воронова крыла и синими-синими, словно сапфиры, глазами, куда больше походивший на породу королей era`liver, нежели чем на человеческий род. С детства его привлекало кузнечное дело, и он обучался ему у кузнецов Моан-Тристэля. К тому же, поговаривают, у него были скрытые магические способности, которые никак не проявлялись, разве что его мучили иногда видения о будущем. После смерти Лиадоры, измученной еще одними неудачными родами, Лоренк пожелал изгнать ненавистного ему бастарда и взять себе новую жену. Талак не стал с этим мириться и поднял кровавый бунт, названный в последствии Красным мятежом. Именно после этого эльфы стали более терпимы к полуэльфам, не приравнивая их к себе, но и не считая отбросами, как это было в старые времена. В то же время Талак выковал Анругвин — безупречное оружие, которое было наполнено его злобой и печалью.

Он убил Лоренка и захватил трон, и это событие наложило клеймо позора на всю историю era`liver, о которых и так витали слухи об их чрезмерном увлечении темной магией. Хотя Талак женился на чистокровной эльфийке, с этой поры смешение людей и эльфов из королевского рода происходило неоднократно. Из-за этого не было ясно после сожжения Моан-Тристэля, выжил ли кто-то из потомков первого короля, Илуара Оллестаира, или нет. Пока твоя мать, Марилюр, не проявила себя.

— Что стало с Талаком? — спросила Лета, когда поняла, что Лиам закончил свой рассказ.

— По слухам, Талак ушел на Север, следуя своим пророческим видениям, где пропал без вести.

— Кого у меня в роду только не было, — буркнула девушка, косясь на меч.

— Поэтому, я думаю, меч признал тебя хозяйкой. В тебе течет кровь Талака. Любопытно, как спустя семь столетий он вернулся к законному наследнику… Анругвин считали утерянным вместе с Талаком.

— Совпадение.

— Я не верю. Странное было бы совпадение. Ведь ты тоже… бастард.

Лета пожала плечами.

— И Драгон, и его прадед носили его без проблем. Он тоже их признавал. Что ты на это скажешь?

— Возможно, он умеет сам выбирать себе хозяина. Он счел их достойными. Или же он знал, к кому попадет через них.

— Какой бред, — шепнула Лета. — Это же просто меч, пусть даже магический. Не нужно ему приписывать умение думать, а особенно — видеть будущее.

Лиам помолчал немного, затем повернулся к притихшему Дарвинделю.

— Твои услуги больше не нужны. Ступай, — сказал он.

— Masdaus, — ответил кузнец и, отвесив поклон, удалился из башни, тяжело ступая.

Дождавшись, пока он уйдет, Лиам подошел к Лете.

— Перед отплытием я хочу еще раз встретиться с тобой, — сказал он. — Вечером. На этом же месте. Скажешь мне, что решила — остаешься или плывешь на Великую Землю.

— Какая разница? Просто добудь мне яд. Думаю, что через твоих подчиненных можно легко поддерживать связь между нами, даже если нас будет разделять целое море.

Лиам опустил взгляд вниз, загадочно улыбнувшись.

— Приходи сюда вечером. Тебе ведь нетрудно?

— Нет. Только я надеюсь, что никто из твоих стражников не придет снова и не скажет, что Masdaus Tilare вызывает меня.

Лиам рассмеялся.

— Надейся, Yfilan-nin, — отвечал он.

Когда вечер плавно опустился на гавань, успокаивая море, зажглись сотни огней. Шатры и башни были подсвечены мягким светом, который струился теплым сиянием. Небо слилось с морем на горизонте в темных объятиях, под покровом далеких мерцающих звезд. Легко было забыть о тех ужасах, что творились в немногих верстах от Понфлэра. Только скалы, угрюмо нависавшие над Асильльюсом, напоминали о том, что это была чужая земля. Даже осознание того, что здесь когда-то жили предки эльфов, не развеяло этого чувства.

Лиам плеснул вина в кубок, но не сделал ни одного глотка. Прошло полчаса с того момента, как он вновь поднялся в башню. Он смотрел вверх, на усеянный фигурными созвездиями небосвод, прикусывал нижнюю губу и вертел между пальцами ножку стеклянного кубка, мало думая о том, что его содержимое вот-вот выплеснется наружу.

Она появилась на площадке незаметно и тихо, выплывая из тени под тепло свечей, расставленных по парапету башни. Лиам повернулся, собираясь встретить ее улыбкой, но внезапное недоумение мгновенно застыло на лице.

— Ты не надела платье, что я тебе послал?

Лета остановилась от него в паре шагов, по своему обычаю сложив руки на груди.

— Это двусмысленно, не находишь? — хмыкнула она.

— В этом-то все и дело.

Лета присела на парапет, согнув здоровую ногу, а раненую вытянув. Лиам налил вина в кубок и подал ей. Но она не стала пить.

— Хороший урожай, — проговорил он. — Примерно твоего возраста. Из погребов самого Журавлиного дворца.

— Чего ты хочешь, Лиам? Тебе ведь не важен мой ответ, — сказала Лета. — Поплыву я на Великую Землю или останусь здесь.

— Время года сейчас такое… чарующее, — немедля произнес Лиам. — Если тебе доводилось когда-нибудь бывать в Танцующих садах летом, то ты, наверное, могла заметить, как цветут и пахнут глицинии в летнюю пору.

— Честно говоря, я мало где бывала.

— В Реслании, Тмаркете?

— Однажды.

— А в Гальшраире, Ардейнарде, Амфтире?

— Нет. Так далеко я еще не забиралась.

— Ты только скажи, и мы поедем туда, — выпалил Лиам. — В любой город, который ты назовешь. Разумеется, когда разберемся со всем этим. Когда ты убьешь своего врага, а я улажу все дела, касающиеся остров и моей работы здесь.

— Просто возьмем и поедем?

— Да. Мы посетим самые великие города этого мира, насладимся их культурой и роскошью.

Лета ответила не сразу, сначала пригубила вина. Лиам смотрел на нее пристально и выжидающе.

— Должно быть, — бросила наконец она, — прекрасно жить в этом мире, когда можешь себе позволить все чего хочешь.

— Со временем это становится скучно.

— Тебе скучно, — сказала Лета, поставив кубок на парапет. — Поэтому ты на островах. Поэтому настраиваешь против Твердолика его же советников. Поэтому добровольно сдаешься в плен лутарийцам.

— Все правда, — улыбнулся Лиам.

— А когда тебе и это надоест, что будешь делать?

— Может быть, устрою войну, — пожал плечами эльф.

— Что?

— Видишь ли, Айнелет, мой народ много веков страдал от угнетения человеческой расой. Люди загнали нас в угол, лишив всего. Они долгое время воевали с нами, истребляли нас, потешались над нашими обычаями… Avoreilles,люди, всегда были жестоки. И их потомки тоже. Они размножаются очень быстро, намного быстрее, чем эльфы, илиары, или гномы… Когда-нибудь их станет настолько много, что они сотрут нас с лица земли, — произнес Лиам.

— И?

— Война с княжествами унесла бы много жизней. Не без помощи илиаров, конечно. Медная война закончилась, но если грядет новая, то мы поучаствуем и в ней. Но в этот раз до самого конца, пока Велиград не провалится под землю, в адовы пучины.

Лета с сомнением взглянула на него.

— Ты хочешь войны?

— Насчет того, что мне делать дальше, если будет скучно, я пошутил. Но в остальном… Да, я бы хотел этой войны. В отместку за оскорбление, которое нанесли эльфам люди.

— Дометриан этого не позволит. Никогда. Крови пролилось достаточно. Снова погибнут тысячи. И ради чего? Ради мести?

— Не только. Земля очистится от людского рода, а эльфы восстановят свою прежнюю жизнь.

— Допустим, третья война начнется, — произнесла Лета, нахмурившись. — Китривирия сокрушит Лутарийские княжества, а царь отдаст эльфам большую часть княжеств. А затем? Эльфы получат огромный кусок земли, но заселить его не смогут, и потребуется не одна сотня лет, чтобы восстановить вашу популяцию… Сколько будет убито ради вас, горстки?

Лиам сжал ножку кубка.

— Тебе нужна месть и возвращение достойной эльфов жизни, без угнетения и запугивания со стороны людей, — продолжила Лета. — Однако царь дал вам защиту от них. Позволил вам жить и процветать, как только вам и осталось. Это скорбно, но это так. Можно утопить все в крови, но в этом не будет чести. Это лишь… покажет, насколько вы готовы зайти ради своей выгоды.

Лиам посмотрел в сторону, стиснув кубок так, что побелели костяшки пальцев.

— В твоих словах есть правда, — проговорил он поразительно спокойно после короткого молчания. — Правда того, кто еще не до конца осознал прелестей жизни в этой жестокой реальности. Ты защищаешь тех, кто отринул тебя. Ты, дочь ведьмы, презираемой всем человеческим миром, и илиара, который устроил жестокую войну. К тому же ты керничка. Ты — никто для людей, как и они для тебя.

— Я говорю о невинных жертвах.

— Моралистка, да? Забавно.

Лета посмотрела на его искаженное в свете свечей лицо. Его суждения вызвали у нее протест, ибо сердце у нее не было черным, а натура еще не успела ожесточиться. Но потом она вспомнила размытое лицо своей матери из видения и тело Драгона, сокрытое под языками пламени.

Когда Лиам вдруг заговорил, она вздрогнула.

— Спасибо за твою честность, Айнелет. Приятно слышать, что с тобой говорят как с равным. Я давно такого не испытывал.

— Тогда ты будь честен со мной. Расскажи, что ты делал в Тиссофе, когда мы встретились впервые.

— Гулял, — пожал плечами Лиам.

— Ты следил за мной?

— Тебя это так волнует, — хмыкнул он. — Почему?

— Ответь на мой вопрос.

— Да. Я следил за тобой. Мне приказал Дометриан.

— Что?

— Царь приказал найти тебя, что я и сделал.

— Зачем?

— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— Не понимаю.

— После того случая в Суариве он пожелал найти тебя. Узнать, кто ты такая, чем ты дышишь, что ты любишь, — Лиам перевел на нее взгляд. — Кого ты любишь.

— И?

— Он успокоился, когда узнал, что я видел тебя. Живой, здоровой, и все такое. Я свое дело сделал. Правда, я не знал, что ты в этот момент была связана с князем и всей этой историей с банши. Иначе мы бы тебя защитили.

— Я думала, если меня найдут, то заберут в Китривирию.

— Нет. Ему было важно знать, что с тобой все хорошо. И только. Однако я и предвидеть не мог, что ты будешь здесь. Хотя чувствовал, что увижу тебя еще раз. Айнелет, — вдруг резко закончил он.

— Да?

Лиам наклонился к ней.

— Плыви со мной в Китривирию.

— Зачем?

— Увидишь отца и другую страну. Тебе понравится там. Отдохнешь, в конце концов. Перед тем, что собралась сделать, — его пальцы вдруг скользнули вверх по ее плечу. — А я достану тебе яд тем временем.

— Тебе-то что с этого?

— Не делай вид, что не понимаешь, — Лиам дотронулся до ее обнаженной шеи. — В противном случае ты бы сейчас ударила меня за то, что я себе позволяю.

Одно его прикосновение — и ее кровь уже вскипела, а внизу живота образовался приятный горячий комок. Она напрягла мышцы лица, заставив себя выдать недоумевающую улыбку.

Ей нравилось его лицо, лишенное плавных красивых эльфийских черт, с выступавшими скулами и пухлыми губами. Ей нравились его глаза, один синий, другой светло-карий, почти янтарный, нравился их тяжелый и пристальный взгляд. И его тело, бывшее уже по-эльфийски стройным и изящным.

— Откуда тебе знать, что я этого не сделаю?

Заметив насмешливые искорки в его глазах, она поняла, что с улыбкой у нее не вышло.

— Не бейся бы твое сердечко так быстро, — проговорил эльф.

Лета промолчала. Робость не входила в число ее качеств, однако она не знала, что ответить Лиаму. Ей просто хотелось броситься ему на шею. Что уж тут говорить, ей хотелось это сделать еще в Тиссофе.

— Я обдумаю твое предложение, — ответила она и отпила вина из кубка. — Только убери свою руку. Я знаю, какие косточки в ней сломать, чтобы ты не смог их собрать даже с помощью своей магии.

Лиам послушно убрал ладонь, а Лета отвернулась, чтобы он не увидел ее покрасневших щек.

1. Gariaral (эльф.) — прошу прощения.

Глава 21

Глава 21.

Дворец Ветров.

Острый морской запах ударил в ноздри, вызвав легкое, неожиданно приятное головокружение. Яркая лазурь за бортом корабля пенилась, клубилась и шумела. Вдали виднелась суша — рыжая высушенная земля с прожилками зелени. Полумесяц Иггтара пока не представлял ничего особенного, являясь лишь узкой и длинной полоской.

Лета подтянула раненую ногу к здоровой, вставая ровно.

— Когда мне можно будет снять эту конструкцию? — спросила она, наклонившись и стукнув себя по голени.

— Сегодня к вечеру будешь без нее. Со свободной здоровой ножкой, — Лиам встал позади нее, выглядывая за борт корабля.

Нежно-зеленая, как едва наметившиеся почки на веточках весеннего дерева, ткань, служившая парусами, надувалась и дергалась, следуя за беспокойным ветром. На палубе сидели эльфы. Некоторые оставались внизу, в тесных и душных каютах. Для многих это было первое путешествие в Китривирию.

— Ты раньше ходила в море, Айнелет?

— Нет.

— Переносишь стойко.

— Это выглядит так только снаружи.

— Я так не думаю.

Лета обернулась, чтобы посмотреть на его улыбку. Он по-прежнему казался ей неземным, в дублете с высоким воротом и односложными узорами на темной ткани, удлинявшими его фигуру. На ногах у него всегда были облегающие брюки и сапоги с голенищами, доходящими до колен. А Лета была рядом с ним бродяжкой в лохмотьях.

Надо было прямо там, еще в Тиссофе, продолжить с ним беседу, а потом позволить Марку догнать ее и разобраться со всем этим вместе… Но как она еще могла доказать, что была достойна метки Стража? Однако будь Марк с ней, Милован мог бы навсегда остаться рядом с хатой банши, мертвый. Затем она вернулась бы к эльфу и уехала бы туда, куда он ее звал… Реслания? Тмаркет? Да хоть бы и Драконьи Хребты.

А сейчас ей не было до всего этого дела. У нее перед глазами стоял Драгон, бледный и с черной дырой в животе. Спать она не могла тоже. Он появлялся во снах, умирая и зовя ее на помощь.

На палубе появился Лиакон, зевая и потягиваясь.

— Столько плавал в своей жизни… И каждый раз одно и то же… — бормотал он, разминая кисти.

— Что? — спросила Лета.

Здоровяк устало посмотрел на нее.

— Сон. Всегда клонит в сон, — отвечал он.

Он подошел к ним, глядя вперед, на очертания Иггтара.

— Мы почти прибыли в Сфенетру. Sphenali,как мы говорим. Название на всеобщем, конечно, более привычно для слуха людей, но для нас оно звучит не так красиво… Ведь этот город — один из самых красивых, без преувеличения, кроха, на этом свете.

— А что за ним? Другие города? — поинтересовалась Лета, оперившись на борт.

Лиам извинился и оставил их, удалившись к носу корабля, откуда его позвал один из воинов.

— Нет, в той стороне уже только деревни, — ответил Лиакон. — А потом начинается Секира.

— Секира?

— Раньше она была свободной местностью, принадлежавшей кентаврам. Но они присоединились к нам.

— Кто-кто?

— Кентавры. Разве ты никогда не слышала?

— Слышала. Но думала, что они миф.

— Нет. Нет, нет, нет, — замотал головой Лиакон. — Секирцы, полулошади… Необычный народ. Несколько шумный и воинственный, но преданный царю. Они отличные воины. Может быть, тебе доведется увидеть их… Ближе к Сфенетре, чем Секира, только Асхаракия. Она находится чуть южнее столицы. Это очень живописная провинция с двумя спящими вулканами и плодородной почвой. Там протекает и наибольшее количество рек во всей Китривирии. К востоку от Асхаракии располагается Лазуритовый гнев — долина древних великих камней и глубоких пещер с целебными подземными водами. Там же был основан другой великий город — Саракта. Ты ведь слышала о Сарактусе?

— Явленный Хранитель, так вы его называете. Он помог вам вернуть память.

— Да, так оно и было. Мы потеряли все. Нашу историю, нашу культуру, даже язык свой забыли… И мы вновь все обрели благодаря одному илиару, величайшему из нас, как писал наш знаменитый мыслитель Нерека.

— Это странно. Правда, очень странно. Все эти байки о его подвигах, о том, что он дотрагивался до голов, и илиары сразу вспоминали своих предков и все, что было до катастрофы.

— Ты еще скажи, что не веришь в Илиаса.

Лета многозначительно промолчала.

— А Оврион? Царь всех богов?… Ну, хорошо, а как же Алайдея, покровительница женщин? В нее-то ты должна верить.

— Мне все равно.

Лиакон что-то смущенно пробормотал на илиарском.

— Вот оно как, — сказал он уже на всеобщем. — Ты из этих…

— Из кого?

— Ах, забудь! Не веришь в богов… ну и не верь!

— Я не говорила, что не верю. У Стражей есть бог. Но он скорее как всемогущая сущность, как незримый творец нашего вида, чем какое-то особенное божество, сидящее на небе и раздувающееся от избытка молитв и жертв.

— Разве твоему богу не молятся и не приносят жертвы?

— Молятся. Жертвуют. Поэтому он всегда рядом с нами. В каждом дереве, в каждом цветке, в каждом маарну… Он следит за нами, оберегает наш путь.

— И при такой точке зрения ты не веришь в Сарактуса?

— Мне трудно поверить в «великое озарение», в ту магию, благодаря которой ваш народ вспомнил прошлое. И туда же долгая жизнь Сарактуса, — Лета нахмурилась. — Это вызывает сомнения.

— Почему нет? Было много свидетелей. Историки описывали его как молодого мужчину. После падения Рилналора прошел не один век. Даже при долголетии, которое свойственно нашей расе, Сарактус не мог жить так долго, — сказал Лиакон.

— Вот-вот.

— Но ты забываешь, кроха, что существует одна вещь — чудо.

Лета едва удержалась от того, чтобы громко фыркнуть. Вернулся Лиам, побеседовавший о чем-то с воином.

— Осталось недолго, — сказал он. — Скоро причалим… О. Посмотри налево, Айнелет.

Лета посмотрела. Вдалеке виднелась зеленоватая точка — Леадаматский полуостров, цветущий и зеленый край. Лиакон говорил, что там производили лучшее вино, выращивали лучшие фрукты и делали лучшие специи.

— А,Leadamatas Amas, — протянул илиар. — Да-да. Но вон там, среди тех скал, водятся сирены. В ту сторону лучше не соваться. Если бы мы проплывали ближе, то увидели бы целое кладбище судов. Сирены обожают морячков.

Лета прищурилась, но кроме точки так ничего и не разглядела.

— Жемчужное море полно и морских змеев, — проговорил Лиакон. — А иногда в небе мелькает рух.

— Правда?

— Да. Самец. Может, он один, а может, у него есть пара. Он не нападает, просто летает недалеко от побережья.

— А драконы?

— На весь Иггтар всего несколько десятков. Большинство прячется в ущельях и пещерах Лазуритового гнева, нападают крайне редко, и то только на скот, — сказал Лиакон и вздохнул. — Как жаль, что ты не сможешь увидеть всего великолепия этих земель. В той стороне Знойный берег, покрытый золотым песком и омываемый бирюзовой водой. Вон там, посмотри направо, Залив царей, но мы его не разглядим. Там начинается основной торговый путь на всем континенте, и там же расположен наш самый большой порт. Еще правее — Пылающий утес. Это территория Птолема, но с корабля он прекрасно виден. Это огромная скала, напоминающая одного из наших богов.

Лиакон еще рассказывал, рассказывал, до тех пор, пока Сфенетра не раскинулась перед ними. Тогда он прервался и глубоко выдохнул.

— Сейчас ты увидишь Малахитовые ворота. Одно из уникальнейших творений китривирийцев.

Когда они приблизились достаточно, чтобы разглядеть город, Лета охнула. Насыщенная бирюза разбивалась о красные песчаные берега, выплескивалась на набережные и мосты из белого камня. Впереди вздымалась огромная, в три раза выше корабля, на котором они плыли, арка. Она была белая, с бледно-зелеными вкраплениями по ободу и крупными рельефами, изображавшими илиарских божеств и животных. Малахитовые ворота.

Ворота обозначали вход в порт Сфенетры, где стояли десятки китривирийских кораблей — одноярусные гребные судна с парусами кремовых, белых, красных и янтарных цветов, столь непохожие на лутарийкие галеоны и эльфийские бриги.

За портом возвышался город. Сотни белоснежных зданий усеивали высокие холмы, как грибы лесную поляну после дождей. Роскошные виллы, окруженные тоненькими деревьями с мелкими листьями, величественные храмы и узкие извилистые улочки примостились к друг другу, образовывая город, раскинувшийся так широко, что взор смертного не мог охватить его целиком.

Они проплыли под аркой ворот, зашли в порт. Мерцающая до этого вода слегка потемнела из-за обилия судов. Лета привстала на цыпочки, жадно впиваясь глазами в окрестности. На набережной поднимали из воды рыбацкие сети и вычищали их от устриц и блестящих рыб. Потянуло солоноватым и свежим запахом морепродуктов, часть которых готовили здесь же, в порту.

Несколько кораблей пришвартовывались к причалу. Лета увидела илиаров на набережной — высоких, с бронзовой кожей, в свободных светлых одеждах и открытых плетенных сланцах. Многие из них имели темные волосы. Среди горожан наблюдались и воины — в пластинчатых доспехах, с копьями в руках и неизменными короткими мечами на поясах. Илиарки собирали свои волосы наверх, в изящные прически, украшенные золотистыми сеточками, блестящими драгоценными зажимами или гребнями. На шеях красовались ожерелья, на руках — широкие браслеты с простыми, но приковывавшими взгляд орнаментами. Их платья были также незамысловаты: длинные, по щиколотку, из развевающихся тканей нежных оттенков.

Лета посмотрела вдаль и увидела за городом поглощенные синеватой дымкой горы, тянущиеся вдоль всего горизонта. Лиакон спустился в каюту, чтобы облачиться из просторной туники в темно-зеленую кожу. Лиам занял его место рядом с Летой, привалившись к борту корабля.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Сфенетра прекрасна, — ответила Лета.

— Тогда и Грэтиэн придется тебе по нраву.

— Красивые города всем приходятся по нраву.

— Грэтиэн не просто красив. Он особенный.

— И чем же?

— Увидишь сама. Когда прибудем вместе на Великую Землю.

Лета выдохнула с улыбкой.

— Лиам.

— Лета, — вторил эльф, изогнув бровь.

— Тебе бы соблазнять кого-нибудь поглупее.

— Потому-то ты мне и нравишься.

— Ой, смотри, мы пришвартовываемся!

Лета отбежала от борта к противоположному, не слишком резво, хромая, но с повышенным энтузиазмом. Лиам покачал головой.

После многих дней, проведенных в море, стоять на твердой земле было непривычно. Сойдя с корабля, Лета сделала пару шагов, ощущая странную легкость. Теперь она могла безболезненно переносить вес на раненую ногу и ходить. Ее это радовало больше всего прочего.

— Нужно известить царя о нашем прибытии, — сказал Лиам одному из эльфов. — И нас должны были встретить. Avna, jerer1.

— Cor2, Masdaus, — ответил эльф и вклинился в толпу илиаров.

— Царь еще не знает? — удивленно спросила Лета.

— Знает, что мы с Лиаконом должны приплыть, — ответил Лиам. — Но о тебе…

Он улыбнулся.

— О, боги, — пробормотала Лета с тревогой.

— Не волнуйся. Он любит сюрпризы. Особенно такие. Затяни потуже косы, вдохни и вперед. Я уверен, все пройдет отлично.

Когда все остальные покинули корабль, Лиам, Лета и Лиакон, сопровождаемые стражей и всеми оставшимися в живых членами Охотничьей Стрелы, подошли к ожидавшему их илиару. Его привел эльф, которого Лиам и послал на поиски. Илиар был низок, одного роста с Летой, с тонкими черными усами и высокими залысинами. Одет он был в кремового цвета мантию, под которой виднелась белая туника. В руках он держал несколько пергаментных листов.

— Мастер Тилар, — поклонился он. — Приветствую вас в Сфенетре. Mer baele avante.

Голос у него был такой же тонкий, как и усы, и до ужаса противный, как звук царапающего стекло ногтя.

— Naav ilio, Мецура, — проговорил Лиам.

— Archasвас ожидает с самого утра. Я послал гонца предупредить его, что вы зашли в порт.

— Благодарю.

— Для вас паланкин. Проходите.

Мецура показал рукой на небольшой мостик, перекинутый через канал, где стояли четверо людей в одеждах из грубой ткани и с черными кожаными ошейниками на шеях. Рядом с ними находился средних размеров паланкин из дерева, полностью закрытый, с решеточными окнами и сдержанной узорной росписью на дверцах. Лета видела такие изобретения, предназначенные для перевозки знатных господ, когда они с Драгоном путешествовали по Тмаркету. В тамошней столице улочки были так узки, что ни одна повозка не могла проехать по ним.

Паланкин недолго привлекал ее внимание. Она остановила свой взгляд на людях в ошейниках.

— Для троих? — спросил Лиам у Мецуры.

— Э?

— Для нас троих? Я, Лиакон и эта милая госпожа.

Мецура посмотрел на Лету так, как будто только что ее заметил.

— Я боюсь, что Archas…

— Она со мной, — перебил его Лиам. — Идемте.

Не обращая внимания на протесты илиара, он направился к паланкину. Лиакон встретился взглядом с Летой и пожал плечами, и они пошли вслед за Лиамом. Эльф открыл дверцы, пропустил Лету вперед и сел последним, отмахнувшись от настойчивого Мецуры. Как только он закрыл дверцы, все потонуло во мраке. Внутри паланкин был немного тесноват, а солнечный свет еле проникал через дырочки в решетках окон.

— Я хотела посмотреть город, — пробормотала Лета, устраиваясь у окошка.

Лиам сел рядом с ней, чтобы Лиакону напротив было больше места, как самому крупному из них.

— До Дворца Онецас пешком далеко идти, он находится на самом высоком холме Сфенетры, — ответил эльф. — Тем более, нам не стоит привлекать лишнее внимание.

— И вид некоторых улиц может испортить твое впечатление о городе, — добавил Лиакон.

— Я что, трущоб не видела? И как же все остальные? Пешком?

— Пешком. И Мецура тоже пешком. Ему не помешает. А тебе ногу беречь надо.

— Но…

— Таков их удел. А наш — иной.

— Я так не хочу.

— Тебя не спрашивают.

Вдруг они ощутили толчок, вжавший их на мгновение в сиденья. Паланкин поднялся. Лета привалилась к стенке, озадаченно разглядывая все вокруг.

— Это были рабы? — спросила она.

— Они.

— Люди?

— Почему ты так удивлена? — хмыкнул Лиам.

— Некоторые из них наверняка невиновны.

— Как и те, кто были рабами у лутарийцев четыре сотни лет назад. Нет-нет, Айнелет. Если в княжествах рабства давно уже нет, это не говорит о том, что и в Китривирии его не будет.

— Но почему?

— Tarioc3,- отвечал ей Лиакон, кивая головой.

Лета невесело посмотрела на Лиама.

— Не гляди на меня так. Ты их жалеешь? Тех, кто убивал твоих предков?

— Ну вот. Опять этот разговор.

— Ты первая начала.

— Я их жалею. И ничего поделать не могу, — отозвалась Лета, скрещивая руки на груди.

— Как скажешь. Но скоро ты все поймешь.

Прошло около получаса. Лета силилась рассмотреть что-либо через решетки на окошках, но фрагменты, которые она видела, были лишь обрубками и маленькими частями целой картины. Лиакон мирно дремал. Лиам пристроился к другому окну, изредка поглядывая на Лету и вытирая лоб. Его одежда не подходила для климата Китривирии. Он весь вспотел.

Устав напрягать зрение в попытке разглядеть улицы Сфенетры, Лета повернулась к Лиаму.

— Кто это был? — поинтересовалась она. — С усиками.

— Мецура. Мелкий вельможа. Ходит за Дометрианом хвостиком, но выше по статусу никогда не поднимется, хотя все еще надеется на это.

— А что с ним не так? Кроме навязчивости и неприятного голоса.

— Ходят слухи о его связях с подпольным рынком Сфенетры, где торгуют рабами.

— Хм. Ты сказал, что это нормально.

— Рабов здесь немного, и далеко не все могут их позволить себе. Только привилегированный слой населения. Содержать рабов не так уж просто. За плохое обращение с ними можно получить огромный штраф или лишиться каких-либо прав, занимаемой должности и так далее.

— Ты сейчас шутишь?

— К рабам в Сфенетре относятся хорошо. Но они все равно рабы. А вот подпольные работорговцы, — Лиам закинул ногу на ногу и поправил рукава своего дублета, — продают людей для боев.

— Это те самые знаменитые игры на аренах?

— Нет, разумеется. Царь часто устраивает подобные игры, имитирующие реальные схватки, во время праздников. Но обычно они заканчиваются, когда на песок проливается первая кровь. Бойцы погибают крайне редко. Считай, никогда. Однако народу не хватает жестокости. Зрелища. Крови, которая хлещет из перерезанных глоток. Мозгов, которые растекаются по арене. Такое публика любит. Поэтому появились подпольные бои, где участвуют рабы. Это не игры, а бойни.

— Ты не одобряешь?

— Там погибают не только люди, но и илиары, попавшие туда из-за денежных долгов или по какой-либо другой причине. Просто бессмысленная резня, на потеху народу. Конечно же, многие в городе имеют к этому отношение. В том числе илиарская знать. В большинстве своем это такие, как Мецура — небольшие вельможи, ищущие дополнительный заработок, илиары, которые мало что представляют из себя без наследства, которое им оставили их отцы и деды. Так что, — Лиам растянул губы в характерной обаятельной улыбке, — пусть Мецура пройдется пешком до дворца.

Паланкин остановился через час. Они выбрались из него и увидели перед собой ворота, за которыми мощеная белым камнем дорога вела к невысокому строению прямоугольной формы в три этажа и с несколькими башнями.

— Это есть он? Резиденция царя? — спросила Лета.

— Да, Дворец Онецас. Дворец Ветров, — ответил ей Лиакон.

Строение было идеально ровным, окруженным колоннами и скульптурами на фасаде. Справа виднелись маленькие деревья, прячущие свои пышноватые кроны и узкие стволы за углом — должно быть, сад. У ворот паланкин встречала стража дворца. Они со всей учтивостью обратились к Лиаму и обязались сопроводить компанию до царя. Их доспехи отличались от того, в чем ходили парни Лиакона и легионеры, которых Лета видела в Фоль Эль`та. Они были совсем легкие, богато расписанные, словно служили для демонстрации своей красоты, а не для защиты.

— Это Сфенетрийская гвардия, — пояснил Лиам в тот момент, когда они шли по мощеной дороге, с посаженными вдоль деревцами с овальными листочками и миниатюрными белыми и карминовыми цветами. — Они поддерживают порядок в городе и служат охраной для Дометриана.

Подойдя к дворцу ближе, Лета увидела, что за зданием было еще несколько идентичных строений, в пару этажей и куда меньшими размерами. Как оказалось, Онецас был дворцовым комплексом.

Внутри дворца все было такое же ровное, простое до совершенства и от этого невероятно роскошное. В интерьере преобладали в большинстве своем светлые оттенки. Лета хотела задержаться, чтобы рассмотреть роспись на далеком потолке, скульптуры вдоль стен большого холла и квадратный минималистский фонтан, но Лиакон и Лиам повели ее дальше. Они прошли холл, свернули в небольшой коридор, где стража наконец оставила их. Через этот коридор они попали к еще одному, более просторному. И в конце него они нашли высокие массивные двери.

— Вот и все. Иди, — сказал Лиам.

— Что?

— Иди, кроха. Он ждет тебя.

Лета растерянно обернулась к ним.

— Вы не пойдете?

— Мы там лишние.

— А как я выгляжу? Мне, наверное, стоило приодеться перед этим или…

— Так, — Лиам обнял ее за плечи. — Это великая встреча, я понимаю. Но не впадай в панику.

— Я вовсе не волнуюсь.

— Совсем?

Лета пожала плечами. Немного неуверенно, сохраняя будничный и скучавший вид. Она не понимала, что должна чувствовать. Не было ничего в ее мыслях и сердце.

— Тогда иди.

Они раскрыли перед ней двери. После им пришлось буквально втолкнуть ее в зал, потому что она заколебалась и затормозила.

Тронный зал был залит дневным светом, проникавшим со стороны огромного балкона за аркадой. Лета потрясенно заморгала, разглядывая вазы с крупными необычными цветами и растениями, видя искусные фрески на стенах и ослеплявшие своей белизной колонны. На противоположном конце зала стоял трон из серого камня со вставленными в него драгоценными камнями. Подлокотники были изображены в форме медвежьих голов, а по спинке разбрелись странные символы.

Двери зала бесшумно закрылись. Лета посмотрела на них, затем перевела внимание на зал и только сейчас заметила его.

Он стоял там, у колонн, хотя она ожидала увидеть его рядом с троном. Высокий, как она и думала, с черными волосами, как у нее, и в богатых одеждах. Он стоял к ней спиной, у начала балкона.

Лета медленно прошла по залу и остановилась довольно далеко от Дометриана, сцепив руки перед собой в замок. Она не знала, что ей следовало говорить, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. За дверьми она была как будто равнодушна, но теперь неприятное, скребущее внутренности волнение с каждой секундой нарастало в ней.

— Попутный ветер не сильно дул в ваши паруса, раз уж вы опоздали на два дня, Олириам, — проговорил вдруг Дометриан.

Голос его, с глубоким акцентом, был невысок, приятен и мягок. Лета выпустила воздух из легких, собираясь с мыслями.

— Море — необузданная, дикая и капризная стихия, царь. Немудрено и на пару дней задержаться, — хрипло произнесла она.

Он обернулся. Загорелое мужественное лицо, украшенное ровной бородой и глазами чистого золота под широким лбом и густыми бровями, похожее и непохожее на ее лицо одновременно… Лета заметила, как его зрачки расширились, как подбородок опустился вниз и как застыло его тело, словно превратившись в камень.

Он стоял так минуту, не меняя ни позы, ни выражения лица. Затем вздохнул, опустив плечи.

— Айнелет?

Она замотала головой, затем обняла себя руками. Ей захотелось вернуться обратно за двери тронного зала.

— Айнелет, — повторил он.

По-прежнему ошарашенно глядя на нее, он раскрыл руки. Тогда Лета поняла, что надо было делать.

Падение в его объятия было сродни падению в прохладные морские волны.

1. Avna, jerer (эльф.) — Сходи и поищи.

2. Cor(эльф.) — Да.

3. Tarioc(илиар.) — Возмездие.

Глава 22

Все мы смертны. Даже те, кто помнит еще гибель Моан-Тристэля. Только наши души вечны, обязанные прожить шесть эльфийских жизней, прежде чем попасть к духам Древних в Царство Благодати. Но однажды я встретил того, кто помнил, как начинал строиться наш дворец, Паль д`Эсьяльс. Жаль, что я забыл спросить его имя.

Не может ему быть больше двух тысяч лет, не может…

Из дневников Иарлэйта Девайна, 526-й год от о. л..

Глава 22.

Игла, которая в яйце.

Кони неистово ржали и вставали на дыбы, не в силах вытянуть увязшую повозку. Мив ступила мягкими сапожками в черную грязь и выругалась, но про себя, сохраняя невозмутимый вид. Лес кончился, и дорога, прорезавшая его все время напрямик, здесь разветвилась натрое. Эта развилка означала, что до Велиграда осталось совсем чуть-чуть.

Мив отошла в сторону, к деревьям, наблюдая, как сопровождавшие ее на протяжении всего путешествия дружинники пытаются вытащить застрявшее в грязи колесо и успокоить лошадей. Тучи плавно затянули вечернее небо, а безветренный воздух застыл в напряжении. В любой момент на землю мог хлынуть ливень. Мив терпеливо вздохнула. Дожди преследовали их с самого прибытия на Великую Землю.

Эльфийка вытащила из кармана кафтанчика письмо князя и принялась вновь его перечитывать. У нее до сих пор были смешанные чувства из-за этого послания. С одной стороны, она была рада узнать, что все те, кто воспринял Катэля как мировую угрозу, объединились и собирались осадить его крепость, а с другой… Твердолик попросил Мив передать дневник Велины магам в Тиссоф на тот случай, если советнице ничего не удастся выяснить у nolienatralia,и этим попробует заняться Сапфировый Оплот. Но эльфийка смогла добыть определенные сведения. И именно они были причиной ее мрачного настроения и решения не рассказывать их сразу Твердолику. Мив было страшно.

Первые капли коснулись и без того мокрой и вязкой почвы. Эльфийка накинула на голову капюшон, мысленно возвращаясь к воспоминаниям о Тор Ассиндрэль.

Упущенный Остров оказался совершенно бесплодным. Темно-серый, как антрацит, песок покрывал тянущуюся в несколько верст полоску суши, исключающую даже намек на какую-либо растительность. Аметистовое небо накрывалось черной бурей, гремело и искрило внезапными зигзагами молний. Ветер приносил соленый запах моря.

Эльф по имени Полин, которого взял в проводники Мертвец, привел лодку к самой пещере, разинувшей свое черное безмолвное нутро под осыпавшимися скалистыми наростами. Хотя состояние его кожных покровов и отсутствие видимых дефектов на лице почти не отличали его от здорового эльфа, Полин закутывался с головой в изодранный шарф и отворачивался, когда Мив заговаривала с ним.

Вход в пещеру обозначался торчащими и острыми, как зубы хищника, камнями. Полин выскользнул из лодки с грацией кошки, расплескав воду, и протащил суденышко к мелководью. Мив с огорчением обнаружила, что ей придется промочить ноги.

Иарлэйт вышел из лодки и помог советнице выбраться из нее, галантно подав руку.

— Грот Созидания ждет вас, — проговорил он.

Мив окинула взглядом пещеру, которая уходила почти под землю. Ледяная вода проникла в ее сапоги, обжигающе сковав лодыжки.

— Помните, что он очень стар, и не обращайте внимания на странности, — добавил Мертвец.

— Какие странности?

Он не ответил. Эльфийка подошла ко входу в грот, не решаясь ступить во влажный тихий мрак пещеры.

— Как его имя? — спросила она.

— Никто не знает, — загадочно отвечал Иарлэйт.

Она поджала губы и вошла внутрь, сразу же попав в цепочку прираставших сотни лет к друг другу сталагмитов. Путь вел вниз, так резко, что приходилось держаться за стены, чтобы не покатиться с обрыва. Сделав пару шагов, Мив уловила обрывки диалога Иарлэйта и Полина. Заинтересованная, она спустилась еще немного и замерла, навострив уши.

— … для этого я готов даже лично проводить княжескую советницу к одному из самых древних существ в этом мире.

— Он ничего ей не расскажет, — мрачно отозвался лодочник. — Он стар, слеп и слабоумен. Я давно его не навещал. Хорошо будет, если он там еще не умер…

— Попробовать стоит. Мы должны что-то делать, Полин. Мы не можем сидеть сложа руки. Мир никогда не забудет, что Аррол сбежал по нашей вине.

— В этой войне и без нас хватает охотников на чародея.

— Но кто из них знает его натуру? Кто из них жил с ним бок о бок? Неблагий Двор должен остановить Катэля любой ценой, иначе история, произошедшая с нами, повторится точь-в-точь с другими.

«Как же вы собираетесь его остановить, если в тюрьме не смогли удержать?» — подумала Мив и пошла дальше, потеряв в к беседе эльфов интерес.

Вскоре стало так темно, что эльфийка не могла видеть, что было у нее под ногами. Она угадывала силуэты соляных сталактитов, свисавших с потолка, высоту которого было трудно оценить. Тьма клубилась вокруг нее, приходилось идти на ощупь. Она слышала лишь звук своего дыхания, стук капель и гул шагов, эхом поднимавшийся вверх. Она не знала, где ей искать этого эльфа и как, сколько ей еще придется идти и есть ли он здесь вообще. Она не видела ничего.

Где-то минуту спустя, может быть, больше, ее слух уловил неестественный для пещеры шорох, будто что-то волочили по земле. Сердце ритмично и испуганно забилось в груди, а когда белая тонкая рука схватила советницу за запястье, крик застрял у нее в горле.

— Дитя… — прошелестел сухой голос. — Я ждал тебя…

Мив затаила дыхание. Из мрака выплыло странное, бледное лицо с неопределенными чертами. Матовые глазные яблоки были лишены зрачков, не двигались, словно мертвые. Голова с редкими белыми волосами была покрыта темными пятнами. Существо раскрыло беззубый рот, окруженный потрескавшейся и похожей на пергамент кожей, и дохнуло на Мив пылью и чем-то едким, незнакомым.

— Кто ты? — шепнула эльфийка.

— Пришла… — выдавило существо, дернув ее за руку. — Дитя… Вопросы… Ответы… Вопросы… Ответы… Загадки…

— Я хочу узнать…

— Загадки…

Существо втянуло носом воздух.

— Загадки… — повторило оно. — Ты решаешь загадку… Ты пришла, чтобы я помог…

— Да, — неуверенно пробормотала Мив, и существо до боли сжало ее руку.

— Дитя… Юное дитя… Ты слушаешь меня?

— Да…

Мив смотрела в лицо существу, не до конца осознавая, что когда-то оно было эльфом. Таким, как она. Сейчас об этом напоминали лишь острые кончики ушей, а все прочее… Взрыв не затронул его, как других на Тор Ассиндрэль, но долгая жизнь превратила его внешность в ночной кошмар. Мив было так мерзко, потому что оно все еще не отпускало ее руку, и она пыталась посчитать, сколько лет ему могло быть. В среднем эльфы могли доживать до семисот лет, однако они не выглядели так даже в глубокой-глубокой старости… Сколько же веков было этому существу и как оно сумело прожить так долго?

Оно вдруг наклонило голову.

— Я знаю, какую загадку ты разгадываешь, дитя… Ведьма прежних лет… Чародей-губитель… Не может, не может, не может… Обратно проклясть, повернуть время вспять…

— Госпожа Мивсаэль! Все готово.

Мив вздрогнула, и лицо существа растаяло на фоне бледно-зеленой равнины, рассеченной протоптанной множеством лошадей дорогой. Она постеснялась тогда позвать Иарлэйта, чтобы он послужил переводчиком, но самое главное из того, что пыталось сказать ей существо, она поняла. Извлечь необходимое из бессмысленного потока речи, от которого по спине бежали мурашки ужаса, было трудно, но выполнимо. Эта встреча настолько взбудоражила эльфийку, что она даже не поинтересовалась, откуда оно знало, что она придет… Она хотела поскорее унести ноги из этой пещеры.

А той же ночью существо пришло к ней во сне, вытаращивая блеклые глаза и тряся черепушкой.

— Госпожа?

Мив встрепенулась и вернулась в повозку, проигнорировав помощь дружинника. Экипаж тронулся, а у нее еще долго не выходил из головы жуткий образ существа. Как и страх перед тем, что ей все равно придется рассказать Твердолику то, что она услышала.

Теперь она знала формулу заклинания. Как знала и то, что снять его, прочтя в обратном порядке, сможет только тот, кто его наложил.

***

Магичка обвела взглядом соседние дома и отошла от окна.

— Дита все еще шпионит за тобой? — спросил Марк и свесил ноги с кровати.

— Я сильно рискую, приходя сюда, — отозвалась Иветта, присев на краешек стола. — Она ясно дала мне понять, что я должна находиться в Обители все время.

— Пф… Ты под арестом?

— Марк, она знает про библиотеку. Она даже выяснила, в какие книги я там заглядывала!

— Но нас ничто не остановит! — с издевательски туповатой миной воскликнул Марк. — Ммм, да… А ведь ты и правда рискуешь.

— Я же обещала помочь.

— Да, только вот… Сколько дней прошло? Почти неделя, мать ее. А ты вновь приходишь без ничего. Без гримуара, этих своих волшебных свечек, проклятых мухоморов, или что там требуется для заклинания? Без ничего, — он встал с кровати и размял плечи. — У нас кончается время.

— Я пока не могу это исправить, — ответила Иветта. — Дита не спускает с меня глаз.

— Тогда какого черта ты вообще пришла сюда, если ты рискуешь? — Марк подошел к магичке.

Иветта даже не шелохнулась.

— Ты мне кое-что должен, забыл? Ты сделал это? — поинтересовалась она, смахнув челку со лба.

— Да. В отличие от некоторых, я сразу же выполняю обещанное.

— Ты не можешь кольнуть меня чувством вины сильнее, чем я себя сама, — сказала Иветта. — Поверь, мне очень жаль, что я пока не продвинулась с поиском Леты и Драгона.

«А ее не так-то просто задеть», — подумал Марк и, вернувшись к кровати, потянулся к подушке.

Когда Иветта пришла к нему со странной просьбой, у него даже в мыслях не было варианта отказать ей. Только бы видеть ее почаще. Порою он забывал, из-за чего вообще торчал в Тиссофе. Магичка овладела всеми его мыслями.

Иветта всегда заводила разговор первой. Он смущался и, бывало, грубил ей ненароком. Но она почему-то не обращала на это внимания. С каждой их встречей в ней было все больше уверенности. А Марк наоборот совершенно растерялся и не знал, о чем говорить с ней, кроме как о текущих делах. Он был рад, что у него сегодня образовался повод для повседневного разговора.

«Хотя и не совсем повседневного».

— Почему именно тебе поручили переводить заклинание банши? — спросил Марк, доставая из-под подушки несколько листов бумаги.

— Не только мне. Еще несколько избранных корпят над ним прямо сейчас.

— Так почему вы?

— Потому что мы любимчики Оплота.

— Ааа… Однако даже Радигост не захотел этим заняться.

— Он занят сейчас другим. Когда Твердолику все-таки удалось найти формулу заклинания, он отдал ее Оплоту вместе с дневником, — проговорила Иветта. — У нас есть шанс победить Катэля.

— Самовлюбленный мерзавец наконец понял, что не сможет справиться один. Надеюсь, он вас потом не будет «устранять». Как лишних свидетелей.

— Не смешно, — фыркнула магичка. — Давай же, рассказывай. Ты смог перевести?

— Зачем его вообще переводить, если нужно прочесть в обратном порядке?

— Потому что обратный порядок не сработал.

— Кто-то уже пытался?

— Почти все.

— А рядом с Катэлем не пробовали?

— Хорошая мысль, но только заклинания такого типа могут работать отдаленно от того, на кого они направлены. Понимаешь, это связующая магия, она как бы должна соединяться с чем-то, а не просто подчиняться формуле… Здесь нужно что-то еще, может, зелье. Или ритуал.

— Или кровь. Это как то заклинание, про которое ты говорила? Магия связи?

— Нет, это… Это что-то вроде проклятия. Недостаточно просто произнести его и выбросить парочку искр из талисмана. Оно способно подарить бессмертие и защиту от любого оружия в этом мире, значит требует еще и огромной силы от заклинателя, — Иветта нахмурилась. — Вот мы и решили перевести формулу. Вдруг это поможет.

— Где князь ее раздобыл? Может, она вообще не та?

— Та. Это древнее заклинание, оно настолько мощное, что им пользовались единицы. Если вообще пользовались, потому что кроме Катэля история не знает подобных случаев.

— История вообще ничего не может сказать о прошлом, потому что ее постоянно переписывают, — заметил Марк с кривой усмешкой. — Особенно это любят делать в княжествах.

— И формулу этого заклинания мог знать кто-то очень старый. Говорят, что нашелся один такой эльф… Так ты смог перевести ее?

— Почему ты не можешь?

— Потому что мало кому из нас знаком этот диалект.

— А у вас еще хватает наглости презирать Стражей Маарну, — Марк цокнул языком и уставился в свои исписанные бумажки. — На этом языке не говорят уже почти две тысячи лет. «Жиу та ан эпан дий оза дия нами о прэс э ао кор дий жам апок» — вот как звучит формула этого вашего проклятия. Дико, непривычно, кровь из ушей и тому подобное… Вы используетедля своих чар lelavot,смесь из эльфийского языка и старого диалекта, которым пользовались люди с земель, где сейчас расположена Ярима. Но этот язык… Ты молодец, что решила попросить у меня помощи.

— Так что с переводом? Не томи.

— Должен же я держать интригу, — Марк перевернул один из листочков. — О, Кернун великий, и вы, маги, не можете это перевести?

— Марк. Говори уже.

— На что похожи эти слова? «Дия», «кор», «апок»?

— Не знаю… На бессмысленные речевые выкидыши какого-нибудь племени, которое прогресс обошел стороной.

— Верно. Это наш древний язык, на котором говорили, когда и Лутарии, собственно, не было, когда люди еще жили в мире с эльфами. Этот язык — набор из перекроенных эльфийских словечек, что позволяет одновременно развить теорию о том, что всеобщий — просто переделанный эльфийский.

— Стоп. Чем же он тогда отличается от того, на котором строится высшая магия?

— Тем, что эльфы показали людям свои книжонки, а произносить слова правильно не научили.

— Чушь какая-то.

— Нет, Ив, все верно, если ты владеешь эльфийским и знаешь, как его можно исковеркать своим человеческим произношением, формулу этого заклинания будешь способен перевести. Вопрос в самом переводе… — Марк покинул кровать и приблизился к Иветте. — Вот что у меня получилось: «Жизнь твоя в игле, игла эта в яйце, яйцо в птице, птица в небе теперь и на век, которому нет конца».

— Что это? — поморщилась магичка. — В этом есть вообще смысл?

— Ты не веришь, что это правильно?

— Верю. Потому что сама формула выглядит как чушь. Хорошо, если нам не придется искать какую-нибудь птицу, в которой заключена жизнь Катэля.

— Может, и придется. Очевидно, что это метафора. Под которой скрыто уязвимое место Катэля.

Иветта восхищенно посмотрела на Марка.

— Не ожидала от тебя такого.

— Я и не такое могу, — усмехнулся он, протягивая ей листочки. — Забирай. Обещай, что встряхнешь эту сонную и пыльную кучку старичков своим открытием.

— «Твоим» открытием. И в Оплоте не так уж много стариков. Спасибо, Марк, — Иветта улыбнулась. — Получается, что заклинание придумал человек?

— Банши, — поправил Марк. — А откуда его знает тот великий и старый эльф — совсем другая история. Но мы, ты и я, любим копаться во всяких тайнах, так что…

Он не договорил. Иветта все сидела на столе, смуглая, стройная, в плотных серых брюках и светлой шелковой блузе. Подведенные угольком глаза смотрели на него, и в них не читалось ни тени былой робости. Она привыкла к его обществу.

Она была так невыносимо близко к нему, что Марк чувствовал ее запах. Духи с возбуждающей корицей на теплом женском теле.

Они были снова наедине. Иян пропадал где-то в городе, отправившись на встречу с гонцом из Зарибора. Он ушел как раз за час до того, как Иветта переступила порог трактира.

Они были одни. И Марк ощущал знакомый ему голод.

Он наклонился к ее лицу и приник к ее губам, ожидая, что она оттолкнет его. Он просто не мог позволить себе упустить этот момент. Но магичка ответила, дрожащей ладонью дотронувшись до его волос. Это удивило Марка, и он пошел дальше, дав волю своим рукам. От изгибов ее тела перехватывало дыхание. Его пальцы жадно заскользили по ее плечам и талии, и одно только уважение к ней удерживало его от того, чтобы опуститься ниже поясницы.

Скромная и сдержанная Иветта так крепко обнимала его, прижимаясь всем телом, что Марк едва верил ей. Он прервал поцелуй и провел обветренными губами по ее тонкой шее. Она издала высокий стон. Керник сжал кулаки, собирая в складки ткань ее блузы.

Его разум был готов отъехать в забытье к древним богам. Он не знал, как ему еще удавалось держать себя под контролем. Он хотел повалить ее на стол и сорвать одежду. Это было, как… Он мысленно выругался. Это было, как если бы ему вновь было пятнадцать лет, и его впервые в жизни обнимала женщина, а он не мог контролировать то, что происходило у него в штанах.

Раньше он бы поддался своим чувствам. Но сейчас…

Он отстранился от ее лица, тяжело выдохнув, словно раненый зверь.

— Что такое? — прошептала Иветта, даже не думая отпускать его широкую спину, которую обхватывала своими смуглыми горячими руками.

Какой же силой надо обладать, чтобы вырвать себя из объятий этого прекрасного создания?

Марк ненавидел свое тело, которое умоляло его продолжить купаться в очаровании и тепле магички. Он должен был это прекратить.

— Ив, — позвал он, отвернувшись. — Нам не стоит. Ты же сама знаешь, почему.

— Знаю, — как-то отрешенно ответила она и мягко освободила его.

Марк отошел от нее — нет, отшатнулся — резво, похолодев и сжавшись. Иветта не стала это растягивать, и он был благодарен ей за это. Она просто ушла. Даже дверь за собой закрыла.

«Вернется ли еще?»

Этим же вечером, когда сумерки плавно опустились на Тиссоф, он пытался уснуть, но не мог. Он сминал простыни под собой, ворочался, вставал, курил, ложился обратно, ворочался… Темнота пустой комнаты ласково касалась его своим спокойствием. Где-то внизу последняя грустная мелодия лютни близилась к завершению. С городских улиц за приоткрытым окном тянуло летней прохладой. Но он не мог спать.

Все его нутро ныло и просилось к ней.

В нем поселилось какое-то странное, неприятное и страшное чувство, потому что они поняли друг друга без лишних слов. Потому что смогли отвергнуть ту жгучую страсть, охватившую их в минуту слабости, почти не прилагая к этому усилий и не сопротивляясь.

Он закрывал глаза и видел ее лицо.

Марк резко сел на кровати и расстегнул рубаху. Ему было очень жарко. Он поджег самокрутку, подошел к окну, пронаблюдал, как закатывается солнце за крыши домов, как вечерний красноватый свет тает во тьме, исчезая в настоящих, тревожных и синих сумерках.

Он не мог спать.

Докурив, Марк почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев. Ноги стали будто ватными. Он сделал пару шагов и упал на колени. Удивленный произошедшим, он завертел головой по сторонам. Причиной такого состояния не могли быть его самокрутки, здесь было что-то другое… Что-то не совсем естественное.

Он подполз к стене и, держась за нее, кое-как поднялся на ноги. Посмотрев на дверь, он направился к ней, но тут снова какая-то неизвестная сила навалилась на него слабостью и потянула вниз. Марк проигнорировал это чувство и взялся за дверную ручку. Что-то ударило его по ногам, и он свалился на пол, стесав лоб торчащим концом ручки двери. Он зарычал и попытался встать, однако его тянуло вниз, вжимало в пол. Вскоре дошло до того, что он под давлением был вынужден лечь животом на пол. А потом ладони, которыми он все еще пытался оттолкнуться от пола и встать, начали проваливаться в доски пола. Причем все вокруг вдруг стало густым и вязким, как зыбучий песок, перемешалось и превратилось в какую-то плотную грязь. Пол затянул руки Марка по локоть, и тогда он заорал.

Под полом все было холодное, желеобразное и мерзкое. Марк погрузился в эту массу по шею и уже не кричал, сообразив, что это были чьи-то магические проделки. Все скоро закончится. Он задержал дыхание, когда липкое вещество, которое раньше было деревянным полом, подобралось к его подбородку. Он замычал, когда его рот и нос оказались в этой массе. Он зажмурился и почувствовал, как страх пришел к нему, лаская острыми коготками спину, когда пол сомкнулся у него над головой.

Далее он ощутил себя в шкуре застрявшей в трубе дымохода кошки, которую отчаянно пытались протолкнуть дальше, чтобы она наконец выскочила из плена. Что-то его проталкивало через это густое болото, и довольно долго, но он боялся сделать вдох и открыть глаза. Это вещество полностью облепило его, залилось в уши, глаза, за шиворот, в голенища сапог. Ничего более мерзкого Марк никогда не испытывал. И когда воздух в легких был на исходе, а любопытство требовало открыть глаза, странная масса отрыгнула его куда-то наружу.

Уже в полете Марк понял, что он оказался в какой-то комнате, интерьер которой сверкал всякими яркими мелочами. Он упал на пол, перевернулся на спину, широко открыл глаза и сделал глубокий вдох. Запах ладана, сопровождавший обычно стены храмов Матери Света, приятно наполнил ноздри керника. Пролежав так немного, он неторопливо сел и осмотрелся.

«Какого…»

Комната была небольшая, но забитая мебелью и всякими предметами, носившими как практичный, так и декоративный характер. Несколько книжных шкафов эстетично приросли к стенам, храня на своих пыльных полках фолианты со старыми и истрепанными переплетами. На потолке, откуда Марк только что прибыл, покачивались лампы из цветного стекла, подвешенные на длинные тонкие цепи, чтобы быть максимально близко к полу, и чаши со сладко дымящимися благовониями.

По количеству книг и преобладавшему в помещении синему цвету Марк понял, что находился в Васильковой Обители.

Увлеченный осмотром комнаты, он не сразу заметил стройную светловолосую женщину, стоявшую перед столом с какой-то непонятной конструкцией, напоминавшей макет звездного неба.

— А ты сопротивлялся перемещению, — заметила она. — Любопытно. Мало кто может так долго бороться с этим.

— Что это? Какой-то портал? — спросил Марк.

— Можно назвать и так.

Голова закружилась, и Марк был вынужден опереться на рядом стоящий стул.

— Легкое головокружение, боль в висках и слабость — типичные побочные эффекты для этого заклинания, — пояснила женщина. — Все симптомы те же, что и при использовании обычных порталов. Через пару часов пройдет. А теперь мы поговорим. Меня зовут…

— Дита Иундор, — сказал Марк, приходя в себя. — Я знаю.

— Что выдало меня?

— Кому же еще таким изящным и эффектным способом приводить меня в Обитель, чтобы продемонстрировать все свои способности?

Женщина ответила ядовитой улыбкой.

— Ты знаешь, кто я, но не стесняешься дерзить. Редко я с таким сталкиваюсь.

— Послушайте, — выдохнул Марк, отпуская спинку стула. — Давайте так: вы скажите, чего вы хотите, и мы разойдемся.

— Хочешь закончить все быстро? Тебя не удивляет, что я встретилась с тобой лично, хотя могла бы воспользоваться обычным письмом?

— Значит, будет серьезный разговор? — хмыкнул Марк. — Что ж, благодарю за такую честь.

Дита отошла от стола, сложив на груди руки. Нос у нее был кривой, а губи — тонкие, сухие и невыразительные. Но глаза… Так сложно было оторваться от их глубокого зеленого, как листва деревьев, цвета. Облаченная во все серое, казалось бы, скучное и неприметное, она была ослепительна.

— Ты, мой мальчик, — проговорила она. — Ты, мой доблестный защитник нечистой силы, представитель вымирающего, как и сама нечисть, вида, стал для меня большой проблемой. Проблемой, угрожающей благополучию моей воспитанницы.

Она подошла к одному из книжных шкафов и достала оттуда книгу в обложке, которая была словно изгрызена крысами. Эта книжонка, видать, была так стара, что могла рассыпаться в пыль прямо сейчас. Но когда Дита раскрыла ее, по целости страниц Марк понял, что обложка была сделана из дешевого и недолговечного материала. К переплету было пристегнуто железное кольцо, по которому Марк догадался, что книга принадлежала закрытому библиотечному сектору Обители.

— Ради тебя она пролезла на запрещенную территорию, — Дита пролистала несколько страниц. — Чтобы помочь тебе найти твоих друзей. Неживодников.

— Мадам, — терпеливо произнес Марк, не сумев все же скрыть разочарованного вздоха. — Избавьте меня от вашего презрения. Керники следят за балансом волшебных тварей на земле. Только и всего.

— Я знаю. И мы вам за это благодарны. Но это не отменяет того факта, с каким удовольствием вы убиваете людей, хоть за деньги, хоть и за просто так.

— Обвиняйте в этом наемных убийц. А что? Они тоже по большей части получают от этого удовольствие.

— Но они не пытаются защитить опасных для человека бестий.

— Человек сам себе опасен. Почему бы не искоренить человечество вообще, следуя вашей логике?

Медальон с дымчатым кварцем на груди магички задрожал, пульсируя голубым свечением.

— Так, хватит, — отрезала она. — Мы не для того встретились. Вас не изменить. Вы всегда будете считать разумную расу злом.

— Вы опять о людях? К слову, ровно половина уже вымерших на сегодняшний день существ умела разговаривать и мыслить, как вы, а иногда — вот неожиданность — колдовать, как вы.

— Закрой уже свой рот, — скривилась Дита. — Иветта только недавно была выпускницей Амерлуна, только перешла под мое начало… Она молода, еще по-юному глупа. Это не недостаток, а пока тяжелое время, полное ошибок и падений. И если я могу ее от них оградить — я буду это делать.

— На ошибках учатся, — прокомментировал Марк.

— Только не на тех, которые связаны с бушующими гормонами и близостью с такими ветреными и порочными мужчинами, как ты, — проговорила Дита.

Магичка положила книгу обратно на полку и замерла у шкафа, изучая взглядом картины на противоположной стене.

— И… что? — осторожно спросил Марк. — К чему весь этот разговор, мадам?

— Я прошу тебя оставить ее.

— Все из-за того, что я — керник? Но я думал, что вы…

— Относимся к вам нейтрально, — ледяным тоном перебила Дита. — Порой даже пользуемся вашими услугами. Это все так. Но ты причинишь ей вред.

— Тем, что я такой?

— Именно. Тем, что ты убийца и защитник нечисти.

— Вы — лицемеры, — выпалил Марк. — Маги… Вы ведь обращаетесь к нам за помощью. Вы пользуетесь тем, что ради денег и хоть какой-то сытой жизни мы способны преступить мораль и закон, и ваши ручки в это же самое время остаются чистыми, а вы льете нам в уши свою желчь, рассказываете нам, как мы ужасны, что природа нас не задумывала… Природа много чего не задумывала, мадам Иундор. Например того, чтобы люди уничтожали волшебных тварей целыми видами, которые природой же были созданы.

— Замолчи, — медальон так и подпрыгивал на шее своей хозяйки. — Еще одно слово, и…

— И что? Уничтожите меня?

— Нет, хотя могла бы, — Дита вдруг нехорошо улыбнулась. — Но у меня есть идея получше. Дело в том, что я знаю, где находится одна твоя близкая подруга. Айнелет.

— Где? — машинально бросил Марк.

— В безопасности. Этого пока достаточно.

— Откуда вы знаете о ней?

— Не имеет значения. Тебе не нужно ее спасать. С ней все в порядке, — произнесла Дита, проводя ладонью по своим золотистым волосам. — Куда важнее для тебя услышать весть о том, что случилось с твоим наставником.

— С Драгоном? Что с ним?

— Он мертв.

— Что? — Марк ошалевшим взглядом посмотрел на магичку.

— Как я слышала, он был убит Милованом Свартрудом.

Марк продолжал глядеть на Диту округлившимися глазами.

— Я вам не верю.

— Тебе стоит отправиться на Скалистые острова и убедиться во всем самому.

— Скалистые острова? — хмыкнул он. — Вы шутите?

— Именно туда камень Иветты перенес твоих друзей. Поэтому заклинание с картой не помогло. Земля Пирин`ан Дарос просто пропитана магией, она блокирует все заклинания поиска.

— Зачем вы мне все это говорите? Даже если это правда… — он запнулся и сжал челюсть. — Какое вам до этого дело?

Дита глянула на него с притворной жалостью.

— Я подкидываю тебе проблемку, чтобы ты занялся ею и отстал от моей ученицы.

— Я не верю. Это все чушь. Вы не можете знать, что произошло с Летой и Драгоном, — Марк покачал головой и издал нервный смешок.

— Неужели? Почему ты тогда так взволнован?

Керник отвернулся, пряча лицо от Диты.

— У меня нет причин лгать тебе. Подожди, и твоя подруга вернется на Великую Землю и все расскажет. Или же ты можешь проверить мои слова сам.

Марк промолчал.

— Наш разговор окончен, керник, — произнесла вдруг Дита.

— Но…

— Приблизишься к Иветте, и я тебя испепелю. То же самое передай Айнелет, когда встретишь ее. Их дружба мне никогда не нравилась, — магичка подняла руку и засучила рукав. — А теперь убирайся.

Едва заметное движение пальцев, и в одно мгновение все вокруг озарилось слепящей голубоватой вспышкой.

Марк лежал спиной в холодной и грязной луже, пялясь в ночное тиссофское небо, обрамленное резными фасадами крыш домов, каждый из которых был увенчан вытянутым шпилем. Он пытался подавить тошноту и боль в голове от такого неожиданного скачка в пространстве.

— Хоть бы предупредила, ведьма, — буркнул он себе под нос.

Мимо него проходили люди, с интересом и недоумением разглядывая его. Но Марк, справившийся однако с недомоганием и погруженный в свои мысли, продолжал лежать.

«Верить ей или нет? — думал он. — Она могла соврать, лишь бы я покинул Тиссоф и Иветту».

Когда Марку стало уже совсем холодно, над ним внезапно склонилась тень невысокого мужчины.

— Марк?

Парень воздел к тени глаза, которая оказалась облачена в красно-белый мундир миротворца.

— Иян?

Глава 23

Глава 23.

Отец и дочь.

Идея устроить трапезу по поводу внезапного появления дочери любовницы царя казалась Лиаму не слишком хорошей. Но Дометриан пребывал в эйфории от происходящего и считал, что этот вечер, когда он представит свою дочь всей столичной знати, ободрит его народ. По городу ползли слухи о Лете, причем один краше другого — кто-то утверждал, что она была уродкой с умственными отклонениями. Кто-то — что она была девушкой с красотой самой Алайдеи, а кто-то — что она вполне обычная, ничем не примечательная полукровка. И все они были далеки от правды.

История с нападением Ковена на илиаров, а также дело о Бастионе Абола заставили Дометриана подумать о более радикальных мерах. Никаких переговоров, никаких договоров о нейтралитете. Царь планировал взять под контроль все боевые действия, связанные с Орденом, раз уж лутарийцы занимались отловом отдельных адептов и всякими опытами. И потом, рассказ Леты о тайном плане Твердолика по уничтожению Катэля вообще навел царя на мысли, что пора была лично встретиться с князем и побеседовать.

А обретенная царская дочь постоянно отсиживалась в Онецасе, пуская к себе лишь Лиакона и Дометриана, и до самого вечера на загородной вилле Лиаму так и не удалось повидаться с ней. На этот вечер он решил пойти, зная, что, вопреки всем ожиданиям, его присутствие пройдет там незамеченным. Все будут смотреть только на нее. Эльфы были частыми гостями в Сфенетре, так что повышенного внимания ожидать не приходилось.

Лиам обосновался в комплексе дворца, в гостевых покоях, предназначенных для послов. Он мало кого видел, проводя все время в комнате за чтением. Пару раз прибегал Лиакон, рассказывающий о текущих делах Охотничьей Стрелы. Царь лишь однажды вызвал к себе Лиама, но ничего особенного в их разговоре не было. Прогуливающиеся по городу эльфы приносили мастеру Тилару местные сплетни. До самого вечера на вилле ничего выдающегося в Сфенетре не происходило.

Загородная вилла царя расположилась на высоком холме, вся окруженная буйными кустарниками и деревьями. Двухэтажная и просторная, она тем не менее со своих балконов позволяла любоваться прекрасными видами Сфенетры, чьи белые дома казались отсюда размером с букашек. Вилла была огромная, созданная как раз для таких праздничных, не совсем официальных приемов, где собирались в основном самые близкие царю илиары, за исключением пары-тройки силлогзцев, приглашенных лишь для галочки, и десятка надушенных и ухоженных вельмож, отчаянно пытавшихся добиться у царя аудиенции. Вилла была окружена также цветущей левадой, в которой среди узких стволов деревьев с редкими листиками сновала стража, бдительно следя за тем, чтобы никто не смог пробраться в здание и помешать торжеству. В остальном же вилла была типичным образцом илиарской архитектуры — строгой, с идеальными формами и минимумом деталей, но по этой же причине и восхищавшей.

Когда Лиам вошел, в зале, отведенном под этот вечер, было много народу. Ни на ком особо не задерживая взгляд, эльф отметил праздничные цветочные гирлянды на стенах и столах с блюдами, напрочь исключавшими что-то другое, кроме морепродуктов. Потолок держал сразу несколько люстр, отчего в зале было слишком светло, и никакой таинственности, бывавшей в полумраке званых вечеров, которую так любил Лиам, не осталось. Зато стены, окрашенные в вычурный красный цвет, как ни странно, не напрягали глаз. По центру зала шумел фонтан, в его чаше плескалась миниатюрная каменная нимфа, проливавшая на себя прозрачную воду из большого расписного кубка. Гости уже пробовали сладковатое вино, которое постоянно подливали рабы из высоких глиняных кувшинов, и обменивались последними новостями. Изящные танцовщицы бряцали украшениями посреди зала и вертели округлыми формами, увлекая внимание большей части мужчин. Музыканты щипали струны кифар, выжимали сказочные звуки из костяных флейт и ритмично били в тимпаны, без чего этот вечер был бы неполным, лишенным одной из самых приятных частей любого праздника — музыки.

Лиам никого не знал, с превеликим удовольствиям оставаясь все время в тени и наблюдая оттуда же за происходящим. Ему не нужно было соблюдать ритуалы вежливости, из-за которых пришлось бы без конца здороваться и разговаривать на скучные темы со всякими важными особами. Однако все же пару раз он был вынужден заговорить, но обе беседы, к счастью, долго не продлились.

Еда была однообразная, но не скудная. Лиам подолгу не задержался у столов, предпочитая сегодня только вино. Но он не мог не признать, что морские обитатели, живущие у берегов Китривирии, были на вкус изумительны. Особенно крабы, которые, возможно, были самыми лучшими в мире. Эльф остановился у фонтана, любуясь скульптурой нимфы.

Гомон толпы гостей неожиданно стих. Лиам обернулся.

Она появилась в толстых деревянных дверях, которые с грохотом распахнули стражники. Взяв Дометриана под руку, она вошла в зал. Все уставились на нее, застыв гробовой тишине. Лиам почувствовал, как что-то сдавило его горло.

Дометриан выдержал недолгую паузу, прежде чем заговорить.

— Хочу представить вам свою дочь.

Тишина была нарушена суетливыми шепотками.

— Все эти годы она скрывалась, — проговорил Дометриан на тон выше, прерывая негромкие переговоры гостей между собой. — От того, что порою случается с особенными детьми. Но наша встреча была лишь вопросом времени.

«Откровенное заявление, но не слишком, — подумал Лиам. — А он умеет сглаживать острые углы».

Домериан взял Лету за руку и поднял ее на уровень груди.

— Айнелет Гиперместра Каллидика Киргардис.

Первые неуверенные хлопки послышались на середине ее длинного имени, которого она и сама не знала, а спустя пару секунд весь зал аплодировал и свистел, выкрикивая поздравления. Лета, не ожидавшая такого, попыталась скрыть испуг за милой улыбкой. Синяки и царапины полностью зажили на ее теле, но это было уже неважно. Разодетая в легкие белые ткани, открывавшие для любования куда больше обнаженной кожи, чем ее прошлая одежда, она была подобна тому ускользающему мгновению, которое способны запечатлеть на своих полотнах только самые одаренные художники. На правом бицепсе и обоих запястьях сверкали золотые браслеты, а волосы были уложены на манер богатых илиарок и украшены гребнем из чистого янтаря. Дикий драгоценный камень, каким она представлялась Лиаму, обрел огранку, однако многое осталось неизменным. Черный-черный цвет ее волос, зовущих в свой плен, узкая талия, сильные руки, золото пронзительного взгляда, который будто обжигал…

Лиам попытался поймать этот взгляд, но она глядела сквозь толпу, никого не различая.

— Gliras to ilio a grei opigros! — выкрикнул кто-то. — Aponos api gardos arvas!

— Okonhka echitraus to dollast, — подхватили другие. — Chronai.

— Av, ako esys to ilio!

Лиам знал, о чем кричали илиары. То было пророчество, написанное провидцами. Оно говорило о ребенке царя, предсказывало его великое будущее. «Наследник солнца восстанет, вождь всех живых, на защиту народа он встанет, с силой солнца в его жилах…»

— ….otlo wraos to moira odos, arkha,eximaros okxastados to delos, — закончил шепотом эльф вместе с толпой.

«… когда настанет час большого рока и землю покроет великая тьма».

Гости сгустились вокруг них, будто сумерки, а Лиам оказался оттеснен в сторонку. Лета была слегка напугана, но держалась хорошо, с достоинством. Она и Дометриан прошли через толпу илиаров, каждый из которых хотел дотронуться до ее руки или плеча, и даже суровый и преграждающий взгляд царя не мог остановить их. Это вызвало у нее панику, но под конец пути она успокоилась.

В углу, у фонтана, их встретил Фанет. Длинные светлые волосы его были заплетены в конский хвост, виски выбриты, а грудь перехватывал сверкавший в ярком свете нагрудник. Фанет, милый мальчишка, уверенный, что этот бушевавший на островах конфликт с Орденом — не их война, не дело илиаров. Лиам увидел, как тепло преемник Дометриана поприветствовал Лету. Это его удивило, ведь Лета была угрозой его наследованию. Наверняка многие собравшиеся здесь подумали именно об этом, о том, что теперь Дометриан сделает наследницей свою дочь. Для этого стоило просто найти ей подходящую кандидатуру в мужья.

К тому времени танцовщицы продолжили свои пляски, а рабы вынесли еще вина, поэтому Лета временно перестала быть центром внимания. Фанет улыбался и был вежлив. По его лицу нельзя было понять, о чем думает на самом деле. Потом Дометриан подвел дочь к Агдистису, командующему Сфенетрийсюкой гвардией. Лиам подошел ближе, напрягая слух. Агдистис с типичным для него фанатизмом заверил, что будет верен Лете до самой своей смерти. Он назвал ее царевной, чем опять ввел ее в ступор. Но Лета быстро расслабилась и спросила его о том, как обстоят дела с преступлениями в Сфенетреи еще что-то о подпольных боях. Обрадованный тем, что дочь нашла общий язык с его окружением, Дометриан извинился и отошел.

Лиам проследил за царем взглядом. Тот вернулся к Фанету, который уже успел обзавестись собеседниками, а конкретно Кенсорином и еще одним илиаром, не молодым, но и не ровесником первому, с медным цветом волос и повязкой на глазу. Это был, как предположил Лиам, Лазар, еще один генерал. Эти трое с их легионами составлялиосновуармии Китривирии. Дометриан обменялся с ними несколькими фразами о том, что после торжества они соберутся вместе, дабы принять окончательное решение. Но все было и так ясно: Дометриан планировал провести войска через узкий горный проход в Хребтах Безумца, обнаруженный разведчиками. Проход вел к самой Сэт`ар Дарос и, что важно, никем не охранялся.

— Вы не были приглашены на собрание после торжества?

Лиам едва не дернулся от неожиданности и повернулся на звук голоса. Позади него стоял Мецура, пробуя рыбью икру с широкой ложки и кокетливо шевеля верхней губой, отчего двигались и его усики.

— Простите?

— Я думал, вас позвали, Masdaus.

— Послушайте, а вам какое дело?

— Совершенно никакого.

Мецура опустошил ложку и аккуратно примостил ее среди других пустых блюд на столе, все время улыбаясь как болванчик. Лиам думал про себя, что ему было надо. Потом вспомнил, что наверняка этот илиар затаил обиду на то, что его отправили тогда идти пешком до самого дворца.

— Я приглашен на собрание, если это вас так интересует, — раздраженно бросил эльф.

— Стали бы вы подслушивать сейчас, если бы это было так?

— Вам не кажется, что вы ведете себя нагло?

— Я следую всем нормам общения с вышестоящими лицами, но я не обязан раболепствовать перед вами.

— Что делаешь перед царем.

Мецура скривился.

— Никто меня не любит. На то, конечно, есть причины, — произнес он. — Но скоро отношение ко мне изменится.

— Кого опять пытаешься подсидеть, Мецура?

— Разве я такой дурак?

Эльф с брезгливостью отвернулся.

— Вот что я вам скажу, мастер шпионов, — Мецура подтянулся на носочках, чтобы достать до его уха. — Где бы я ни был сейчас, завтра я могу оказаться выше. И дело тут не в моих бесконечных вложениях в общественно полезные блага, когда царская казна не справляется, а в моих амбициях.

Лиам отпрянул, вытирая обслюнявленное ухо.

— Амбиции, которые ты отыскал на песке арены?

Лицо вельможи вытянулось.

— Не надо обвинять меня в том, чего сами не понимаете.

— Успокойся. То, что ты проворачиваешь в закоулках Сфенетры, меня не касается.

— Вы много говорите, Masdaus. У нас это считается плохой чертой.

— Ты сам ко мне подошел.

Одна из танцовщиц сделала прыжок почти через половину зала и эффектно приземлилась на шпагат, заставив зрителей взорваться аплодисментами.

— По крайней мере, я не наметил своей целью то, что мне недоступно, — быстро заговорил Мецура снова ему на ухо, пользуясь тем, что все отвлеклись. — В отличие от некоторых.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Лиам немного обеспокоенно.

— Я видел, как ты смотришь на нее… Она вряд ли может иметь серьезный политический вес. Еще, возможно, она окажется при ближайшем рассмотрении самозванкой… Но что бы ты там ни задумал на ее счет, царь быстро тебя раскусит.

Взгляд Лиама обдал вельможу холодным презрением.

— Исчезни.

Мецура с насмешкой поклонился и убрался восвояси.

Лиам, потеряв из виду Лету, еще немного покружил по залу, однажды притворившись, что пробует на вкус барабульку в сухарях и листьях винограда и икру, которую так смаковал Мецура. Он увидел девушку возле небольшой статуи Меема, бога вина, веселья и бодрствования. Она старалась выглядеть как можно более незаметной, но, учитывая, что огромная фигура Лиакона стояла рядом с ней, все ее потуги были бесполезны.

— Непривычно их внимание?

— Не то слово, — вздохнула она. — Это просто пытка. Они смотрят на меня, как на какое-то чудище. Как на восставшую из мертвых.

— Так и есть.

— Ах, ну да. Многие наверняка удивлены, что Дометриан притащил меня откуда-то, когда все уже про меня забыли. О, Лиам.

Эльф, невольно заставший девушку и Лиакона врасплох, поклонился.

— Я вас оставлю, — Волк поспешил уйти, продолжая постоянно разглаживать на себе ту одежду, в которую был вынужден облачиться по случаю праздника.

Она его сконфузила своей вычурностью и отсутствием каких-либо частей, напоминавших привычную кожаную броню.

— Как я его понимаю, — сказал Лиам. — Примерно так я себя ощущаю, когда Кильрик заставляет меня наряжаться в парадный костюм на подобных этому торжественных вечерах. Это такая мантия, с красными перьями и застежками на…

— На нас все смотрят. Сейчас подумают что-нибудь не то. Говори, чего хочешь.

— Беседы с красивой женщиной.

Лета ответила улыбкой, мгновенно забыв про десятки пар любопытных глаз в зале.

— Ты выглядишь счастливой, — заметил Лиам.

— Встречи с семьей положительно влияют на самочувствие, — она сделала большой глоток вина. — Особенно такие встречи.

— Вот как ты заговорила.

— О чем ты?

— Ты никогда не жаждала встречи с ним, правда ведь? — произнес Лиам, наклонив голову. — Но именно сейчас ты решилась. Потому что захотела восполнить потерю. Заменить свое разбитое сердце новым. Только сейчас ты почувствовала, что родная кровь зовет тебя.

— Почувствовала.

— А ты и не отрицаешь.

— А ты всегда все говоришь в лоб, — невесело отозвалась Лета.

— Конечно. Зачем обманываться всякими речевыми выкрутасами, тратя на это драгоценное время.

— Все, что ты сказал о моем приезде, я знала без тебя.

— Ты уже сказала ему?

— Еще нет.

— Тянешь?

— Он выглядит счастливее, чем я, — сказала Лета, выцепив взглядом Дометриана из толпы, который был слишком увлечен разговором, чтобы заметить, что она смотрела на него. — Не хочу омрачать его мысли тем, что я скоро снова покину его.

— Такая заботливая дочь.

— Я такой и должна быть. Ты достал яд?

— Эти змеи, eryphta,водятся только в пустынях Секиры. Кентавры почти всех истребили, делая из их шкур и костей украшения. Такой яд на вес золота, и даже в Сфенетре его непросто найти. Нужно время.

— Ускорь своих агентов.

— Ты чего такая нетерпеливая? Наслаждайся тем, что происходит вокруг. Этот праздник — в твою честь, — Лиам сделал вид, что поднимает невидимый кубок в своей руке.

— Как только увижу последний вздох Милована Свартруда.

Эльф цокнул языком.

— Это скучно, — изрек он. — Нельзя постоянно думать о мести. Это вредит здоровью.

Лета издала что-то вроде фырканья.

— Кстати, мне придется вернуться на острова, — сообщил Лиам после небольшой паузы. — Видишь ли, моя помощь пришлась кстати, и наш царь хочет получать ее и дальше. Так, в принципе, и должно быть. Мы эльфы, кому, как не нам, прикладывать руку к уничтожению Катэля. Но, боюсь, лутарийцы или маги Сапфирового Оплота оттяпают все себе.

— А что маги Грэтиэна?

— Megi de Rour, Придворные чародеи? Они… — он выдохнул. — Они мало хотят вмешиваться в это дело. В Оплоте есть много таких, кто считает своим долгом спасать мир ежечасно, но чародеи Грэтиэна не такие. Они будут скорее оказывать стороннюю помощь, разгадывая сложные случаи или же консультируя. В бой они не полезут.

Эльф посмотрел на гостей, старавшихся делать вид, что они не замечают их с Летой, а занимаются своими делами, пьют, едят, беседуют, но наблюдая за эльфом и девушкой невзначай. Любопытство… Какая она, почему она такая, откуда она знает начальника королевской разведки Грэтиэна… Лиам их в этом не винил. Он смотрел на Лету, укрытую белым, как снег, платьем и переливавшимися, будто под лучами солнца, украшениями, думая, что только он из всех здесь присутствующих видел ее другой. Почти сломленной, разбитой, отчаявшейся…. Была она такой или вновь обретшей надежду и веру, она была прекрасна. Всегда.

— Айнелет?

— Да?

— Когда я отдам тебе яд, ты ведь сразу отправишься искать Милована?

— Разумеется.

— Твоя нога может не выдержать падения или удара. А я не смогу быть рядом, чтобы помочь, — сказал он. — Мне придется отбыть на Пирин`ан Дарос.

— Тогда надейся, что Милован к тому моменту будет все еще прозябать на островах, и мы вернемся туда вместе с тобой.

— Я бы этого очень хотел.

Она наконец глянула на него, и в этом взгляде оказалось больше поводов для сплетен, чем во всех прочих событиях вечера. И Лиам надолго задержался глазами на ее лице, не видя и не слыша всего, что происходило в зале. Но тут к ним на помощь подоспела стройная илиарка в закрытом платье и с очень странной, напоминающей птичье гнездо прической.

— Тамариса, — женщина открыто улыбнулась Лете и Лиаму, а последнего погладила по плечу, чем вызывала у него неловкое недоумение. — Глава Конгрегации Золотой Крови. Я счастлива с вами познакомится.

Лета неуверенно что-то пробормотала в ответ, а Лиам тряхнул волосами, справляясь с замешательством.

— Нам тоже приятно познакомиться с представителем единственного, пожалуй, магического ордена в Китривирии, — сказал эльф. — Это я для того, что бы Айнелет имела представление, с кем она ведет разговор.

Тамариса показала клыки и подтерла растекшуюся угольную тушь под светящимися аквамарином глазами.

— Да-да. Мы не любим публичные сборы, но ради такого события решено было сделать исключение, — хохотнула она. — Айнелет, так приятно видеть тебя живой и здоровой. Я ведь говорила этим тугодумам-провидцам, что нужно ждать обычного ребенка, но они как один вопили: великое дитя, великое дитя! До чего ж бесполезные создания…

— Все могут ошибаться, — уклончиво ответила Лета.

— Да, но не сфенетрийские провидцы! Им же подвластна мантика… Дорогая моя, ты знаешь, что это?

— Что-то, связанное с гаданием?

Лиам, представивший, что ему придется выслушивать болтовню Тамарисы, славящейся на всю столицу своими странностями, поспешил отойти. Лета хотела возразить, но илиарская магичка снова захватила все ее внимание.

— О, это не просто гадание, это целая наука, подвластная только избранным илиарам! Владеющий этой наукой пророчит, зачастую правдиво…

— Однако может ошибаться, — повторила Лета.

— Точно, — Тамариса, с которой ответ девушки сбил чуть спесь, понизила голос. — Но все же это наука, требующая самоотдачи, и вот как раз ею некоторые из этих глупцов, к сожалению, не обладают.

— А вы?

— А что я? Я глава Конгрегации Золотой Крови, единственного, как заметил твой друг-эльф, магического ордена в Китривирии. У меня нет времени заниматься мантикой. Кстати, откуда здесь эльфы?

— Это был Олириам Тилар.

— Ох, правда же? — Тамариса растерянно заморгала. — Забери меня Собре, я даже не высказала должного уважения.

— Все в порядке, он не будет зол на вас.

— Нет? Ну хорошо! Тогда оставим эту пустую болтовню, — илиарка наклонилась к Лете, мягко коснувшись ее руки. — Будь начеку. Все здесь следят за тобой. Знатные господа Сфенетры мало чем отличаются от дворянства Велиграда. Уж я-то знаю. Ни питай на этот счет иллюзий. Здесь такое же змеиное логово.

Лета с интересом посмотрела на нее.

— Я предупредила тебя. И еще кое-что… Я хотела это сказать, как только тебя увидела, — Тамариса вдруг подняла руку и погладила ее по волосам. — Ты уникальна, дитя. Кто бы там что ни говорил, что ты результат извращений и прочее, это не так…. Тебя ждет удивительная судьба. Ну, мне пора. Была рада встречи.

В довершение ко всему, Тамариса без всякого стеснения запечатлела на щеке Леты долгий и искренний поцелуй, чем вогнала девушку в краску. Когда глава Конгрегации Золотой Крови скрылась в толпе, Лета выдохнула, словно обреченная мученица.

— Другая страна, другие маги, другое к ним отношение, — подметил Лиакон, подходя к ней бочком. — У вас маги — это особая каста напыщенных и высокомерных, но, надо признать, талантливых чародеев, а у нас — чудаки, да и только… Впрочем, они бывают полезными.

— Тамариса довольно приятная женщина, — ответила Лета. — Хотя и есть в ней что-то такое…

— Чудаковатое?

— Ох, ну да. И все ваши маги такие?

— Подавляющее большинство.

— Дометриан обращается к ним за помощью?

— Не так часто, как князь Лутарии просит ее у Сапфирового Оплота.

— Почему?

— Царь считает, что к магии нужно прибегать лишь в крайнем случае.

— Боится?

— Просто недолюбливает чародеев. Но он разрешил Тамарисе и ее магам построить школу в Сфенетре.

— Школу магии? Наподобие тех, что есть на Великой Земле?

— Именно. Все-таки, чародеяние… чародевсво… чародейство, вот, это полезная вещь, которую нужно развивать в нашей стране.

— Лиакон, я хочу пойти на балкон. Здесь душно.

— Конечно.

— Только не иди за мной.

— Намек понят. Наслаждайся одиночеством. Если что, я прикрою тебя.

— Спасибо.

Лета поспешила покинуть зал, выйдя на просторный балкон, скрытый пологом тяжелой цветастой ткани. Вдохнув прохладный ночной воздух, она подошла к краю и посмотрела горящий сотнями огней город, за которым темнело под звездным небом море, чей шум она, казалось, слышала здесь, вдали. Но что она могла расслышать из-за непрекращавшейся смеси голосов и музыки, доносившейся из зала? Она знала, что ей не удалось улизнуть незамеченной и что кто-то рано или поздно придет к ней, начав никому ненужный разговор. Все хотели ее потрогать и поговорить с ней, сначала это ее пугало, теперь начало раздражать. Трудно было смириться с тем, что она сама же рассекретила себя.

Но пока у нее была минутка тишины и спокойствия, пока она могла погрузиться в ночную тьму и огни города, непохожего ни на один из тех городов, которые ей довелось увидеть. Сфенетра подарила ей ощущение безопасности, каковое она испытывала крайне редко, если не сказать, что вообще никогда.

Чья-то рука коснулась ее локтя, и Лета вздрогнула.

— Ты сбежала от любопытной публики или кого-то ждешь?

Она подавила желание зевнуть.

— Не беспокойся, если жду, то не тебя.

Лиам встал рядом с ней, глядя на город, улыбаясь и показывая, что вовсе не обиделся на ее реплику.

— Я пригласил тебя в Сфенетру со мной, и ты согласилась. Но вряд ли потому, что так хотела встречи с отцом. И все же ты продолжаешь меня отталкивать… В чем дело, Айнелет? — выдохнул он. — Все из-за моей репутации?

— Я не знаю, какую картину ты сложил в своей голове, но знай, что зря стараешься.

— Почему, упрямая ты женщина?

Лета уставилась в одну точку — в небольшое строение из синеватого камня в черте города. Единственный в своем роде среди десятков белых домов в этом квартале.

— Мне кажется, это очевидно.

— Не прячься за скорбью и желанием отомстить. Были бы в твоей прекрасной головке только эти мысли, ты бы осталась на островах

— Да, я чувствую не только боль и гнев, — тихо проговорила Лета. — Там, в Пустошах Кильтэля, когда я блуждала под убийственным солнцем, у меня были… видения. Много. Одно из них помогло мне двигаться дальше. Белый медведь, окруженный ледяными ветрами и свирепой метелью… Lafose ferovn, символ рода моего отца. Я подумала, что это знак. Я должна была увидеть Дометриана, будто это мое предназначение…

— И как оно оказалось на самом деле? — спросил Лиам, не сводя с нее взгляда.

— Просто глупые галлюцинации в воспаленном мозгу. Но я думаю, что поступила правильно. Я освободилась от бремени, что тащила всю свою жизнь. Не до конца, конечно.

— Ты думаешь, что избавишься от него полностью, когда убьешь Милована?

— Именно так. Что до тебя… — Лета мельком взглянула на эльфа. — Я не понимаю, что чувствую.

— Честность — одно из твоих главных достоинств, Айнелет, — Лиам положил ладонь на ее талию. — Мы можем прояснить твои чувства прямо сейчас, если хочешь.

Она вновь поглядела на эльфа, промолчав. Поглядела в его разные глаза, по-бесовски прекрасные и пристальные. Она поддалась вперед, ближе к нему, и коснулась указательным пальцем его подбородка. Он не стал медлить. И когда она почти ощутила вкус его губ, цветастый полог зашелестел, сообщая о присутствии чужого.

Они отстранились друг от друга, стыдливо пряча глаза. Дометриан молчал какое-то время, словно ожидая, что кто-то из них заговорит первым.

Лиам решил не мозолить Дометриану глаза, учитывая то, в какой щекотливой ситуации они с Летой оказались, и просто ушел обратно в зал. Царь и тогда продолжил молчать, поравнявшись с дочерью и уставившись на ночные пейзажи Сфенетры.

Лета не знала, как объяснить произошедшее, и решила даже не пытаться этого делать. Впрочем, она не думала, что Дометриан станет проявлять какие-то отеческие чувства. Слишком рано было.

Он заговорил первым, и было неизвестно, что он скрывал за своим негромким голосом.

— Ты хорошо держалась.

— Многие сочтут меня самозванкой.

— Тебе разве не все равно? — Дометриан задумчиво почесал бороду. — Главное, что думаем я и ты. Спасибо, что согласилась в этом участвовать. Я хотел, чтобы все знали, что ты представляешь из себя. Чтобы у китривирийского народа появился повод для радости.

— Уверяю тебя, по сравнению с побегом Катэля мое появление в Сфенетре не запомнится в анналах истории.

— Ты невысокого о себе мнения.

Лета дернула плечами, сосредоточив взор на башнях Онецаса, располагавшихся ближе всех прочих зданий комплекса. Дометриан переступил с ноги на ногу и кашлянул в кулак.

— Олириам… вы с ним близки? — спросил он, искоса поглядев на Лету.

— Вовсе нет.

— Мне так не показалось.

— Я не знаю, что у него на уме, — ответила девушка.

— Ты достаточно слышала о нем?

— Поверь мне на слово. Эстет с выдающимися медицинскими талантами и шпионскими связями по всей Великой Земле. Вряд ли он думает о процветании Грэтиэна и благополучии эльфийского народа.

— Ты думаешь, что он предатель?

— Нет. Эгоист. Предавать ему, кроме как самого себя, некого. И ему выгодно быть тем, кто он есть сейчас. Никто не сможет предложить ему большего, да ему это и не нужно.

— Будь с ним осторожна.

Она вдруг улыбнулась.

— Ты как Драгон. Тот вечно проявлял свою отцовскую ревность и…

Она осеклась.

— Все хорошо, — поспешно проговорил Дометриан. — Мы скоро привыкнем к тому, кто мы друг другу. Отец и дочь.

Повисло долгое молчание, в течении которого Лета смотрела на окружающие их виды, тщательно подбирая слова. Но ничего в голову так и не пришло. Она решила вернуться к прошлой теме.

— Можешь не волноваться, — произнесла она наконец. — Я никуда не пойду за Лиамом, что бы он мне ни предложил.

— Значит, ты останешься здесь?

— А ты предлагаешь?

— Конечно. Теперь все будет по-другому. Ты можешь наследовать, если захочешь, но для этого тебе придется выйти замуж.

— Что?

— Только не думай, что ты нужна мне для этого. Я счастлив уже тому, что встретил тебя… Но если ты хочешь…

— Мне не нужен твой трон, — с удивлением ответила Лета, широко раскрыв глаза. — Я явилась не за этим… Я слышала, ты приглядывал за мной. Попросил Лиама найти меня.

— Да. Хотел побольше узнать о тебе.

— Но не вышел на контакт.

— Твоя жизнь — это твой выбор, — сказал Дометриан, пожав плечами. — Ты знала обо всем, но не искала встречи со мной. Мне незачем было это исправлять.

— И все же ты решил следить за мной.

— Ты моя дочь. Мне нужно было знать, что у тебя все хорошо. Если я позволил твоей матери уйти, это не значит, что мне плевать на тебя.

— Для меня это выглядит точно также, — проговорила Лета. — Я не встречалась с тобой не потому, что ты мне был безразличен… Я… Я боялась этого. Считала, что время еще не пришло. Прибытие сюда означало бы большие перемены в моей жизни, поэтому я решилась только после того, что произошло на островах… Моя жизнь уже никогда не станет прежней. И ты должен знать о моем следующем шаге… Я хочу отомстить Миловану Свартруду.

Он смотрел на нее с минуту с ничего выражавшим лицом. Потом он отвернулся, тяжело вздыхая.

— Нет.

— Нет? — повторила шепотом Лета.

— Нет. Тебе его не одолеть. И я не вынесу, если ты покинешь меня.

— Я не…

— Послушай, — глухо перебил он. — Теперь, когда ты удивительным образом попала ко мне… Нет, проси о чем хочешь, но я не стану смотреть, как ты пытаешься убить себя.

— Убить себя? Подумай о Драгоне, — бросила девушка. — Вы были друзьями. Милован убил его. И я… я просто не могу жить с мыслью о том, что двое родных мне людей погибли от рук человека, который все еще жив. Я должна найти его и покончить с ним.

— Двое?

— Да ты даже не знаешь… — с жалостью проговорила она.

— О чем? О том, что Милован Свартруд убил Марилюр?

— Так ты знал?

— Да. С самого начала.

Она истерически засмеялась, отчего у Дометриана пробежал холодок по спине.

— Почему я всегда обо всем узнаю последняя? Ты знал это и… Постой. Получается, ты знаешь, кто приказал ему убить ее, — Лета отошла от царя, чувствуя, как что-то злое нарастает в ней. — И ты ничего не предпринял.

— Айнелет… Что я мог? Развязать войну?

— Они убили твою возлюбленную.

— Бывшую возлюбленную, и у князя были причины это сделать.

— Она спасла вас от гибели в безнадежной битве. Что-то же ты должен был сделать.

— Между двумя государствами восстановился мир. Я не мог вот так взять и сломать это все из-за своих чувств.

— Вот как?! — она взорвалась мгновенно.

— Успокойся… Я попробую все тебе объяснить.

— Нет, это я тебе объясню. Ты поставил сохранение мира выше своих чувств. Я… — она закрыла глаза, стараясь держать в себя руках. — Я могу это понять. Но я бы так никогда не сделала.

— Айнелет, — Дометриан протянул к ней руку.

— Не надо! — огрызнулась она. — Ты захотел быть правителем, ну так и правильно… Только зря ты связался с моей матерью. Зря не слушал того, что говорили о ней. Теперь придется пожинать плоды твоих ошибок… Но вместо тебя это опять сделает кто-то другой. Сначала был Драгон, а сейчас я.

— Ты должна меня выслушать. Все ведь не так просто, — торопливо проговорил Дометриан.

— Все предельно просто, — бросила Лета. — От тебя ушла женщина, и ты предпочел о ней забыть, а ее смерть только помогла в этом… И вместо того, чтобы отомстить, заключил с ублюдками мир… Что из этого я не так поняла?

— Ты думаешь, что я не хочу его смерти?! Я хочу самой ужасной, мучительной смерти для Милована, и для Твердолика тоже… Я хочу, чтобы они отплатили нам за то, что совершили, — горячо произнес он. — Но… Когда приходится выбирать между тысячами и одним… Я царь, Айнелет. Я должен был это сделать, должен был заглушить свою боль, иначе были бы еще жертвы в этой войне.

— Они плюнули тебе в лицо. Они унизили тебя. Даже сама мысль о том, чтобы убить твоего ребенка и возлюбленную ужасна и оскорбительна. А Драгон… Он ведь спасал тебя из каждого дерьма, в которое ты наступал! И ты все это оставляешь без внимания…

— Айнелет…

— Мне нет дела до того, сколько там невинных жертв будет, если речь идет о моих близких! Они должны были быть отомщены, а княжества — раздавлены! — выпалила Лета. — Твердолик и его шавки должны были болтаться в петле, а не продолжать существовать безнаказанно!

Она резко замолчала, вспомнив, что позади них находится зал, заполненный илиарами, которые могли сбежаться на шум. Она понадеялась, что никто не услышал ее слов. Извиняться за них она не собиралась. Она вернулась к краю балкона, максимально отдалившись от Дометриана.

Никто так и не пришел. Значит, их разговор не был достаточно громким для того, чтобы привлечь внимание.

— Айнелет, — вновь повторил Дометриан после длинной паузы.

— Что?

— Прости меня.

Она молчала, вслушиваясь в незамысловатую мелодию флейты в зале. Она хотела, чтобы Дометриан ушел, но он все стоял, не решаясь приблизиться к ней.

— Их смерти не окажутся напрасными, — отрешенно проговорила Лета, устав от молчания. — Я заплачу за них его кровью.

— Ты вообще слышишь себя? Идти против Милована — безумие! — простонал Дометриан.

— Я не сплю по ночам. Не чувствую вкуса еды. Не чувствую солнца на моих щеках. Ветра в волосах. Прикосновений того, кто мне небезразличен… Жизни, что теплится во мне. Я не чувствую ничего, потому что у меня это отняли. И я верну это, лишь когда голова Милована отделится от его плеч.

— Тебе нужен покой. Здесь. Вдали от войн и смертей.

— Я не могу.

Дометриан подошел к ней, и она отвернула от него свое лицо.

— Мне стыдно перед тобой, — сказал он дрожащим голосом. — Я… Я сделал то, что должен был сделать царь. Я не мог иначе.

— Я понимаю тебя, как царя. Но не могу простить, как отца.

— Я не хочу расставаться с тобой, — прошептал он, обнимая ее. — Когда судьба наконец позволила мне стать счастливым. Ведь ты…

— Ты можешь дать мне свое благородное имя… Но что это изменит?

Ее слова больно укололи его. Лета вырвалась из его рук и направилась обратно в зал, у полога столкнувшись с Фанетом, любезно ей поклонившимся. Дометриан впился ногтями в камень ограды балкона.

— Милая девчушка, — произнес Фанет, когда Лета вернулась в зал и смешалась с толпой. — Но, Дометриан… Она ведь бастард.

— Не говори так о ней.

— Да ладно, о ней говорят вещи и похуже, — хмыкнул Фанет и запоздало заметил состояние Дометриана. — Archas?Что произошло?

— Я думал, что станет одной из нас. Но она безрассудна и упряма. Как ее мать.

Глава 24

Глава 24.

Письма в Тиссоф.

Эль был хороший. Горький, он стекал по горлу раскаленным ножом и спутывал внутренности в тугой болезненный клубок. Глаза уже перестало щипать, но кружка в руках двоилась. И казалось, что все внутри вот-вот сожмется и выйдет наружу.

«Ну уж нет».

Марк сделал знак рукой трактирщику, чтобы тот подлил ему еще эля в кружку. Голова раскалывалась.

— Может, хватит уже? — откуда-то со стороны донесся голос. — Я не хочу просаживать все деньги в пойло.

Каждое слово вбивалось в мозг молотком.

— Это мои деньги, — хрипло ответил Марк, наблюдая, как в его кружку вливается новая порция бурого ароматного эля. — Спасибо, друг.

Он вложил несколько монет в пухлую руку трактирщика.

— За твои деньги я и переживаю.

Голова гудела.

— Заткнись.

— Дай мне самокрутку свою, что ли. Чтобы я просто так здесь не сидел.

— Даже если не дам, ты все равно будешь жужжать мне на ухо, — выдавил Марк. — Считаешь, что должен обо мне позаботиться. Но я взрослый мужик, Иян.

— Взрослые мужики из-за девок не надираются.

— Пошел к черту, — Марк вытащил из кармана самокрутку и кинул ею в Ияна.

Командир миротворцев поймал ее на лету. В нем было всего две кружечки эля, выпитые за компанию.

Последних посетителей «Очага» уже давно сдуло ветерком приближавшегося рассвета. В зале были лишь Марк, Иян да трактирщик с покрасневшими от усталости глазами, решивший остаться до самого конца, надеясь, что керник и дальше будет отстегивать ему щедрую плату за выпивку.

Иян покосился на одинокую свечу на стойке и выпустил изо рта разочарованную струйку дыма. Никакие уговоры пойти к себе в комнату и проспаться на Марка не действовали. Придется подождать, когда эль вырубит его наконец, и дотащить до постели. Командир миротворцев понимал душевные терзания и несчастную любовь, но вот такие погружения в пьянство ему не нравились. Это все равно не помогало, он знал это на личном опыте, может, только на время давало ощущение забытья. Как и сомнительные девицы, которых Марк первое время сажал к себе на колени и шептал им в маленькие ушки непристойности.

Девицы Марку наскучили очень быстро, и вот уже третий час он глотал местное пойло, курил, молчал и пялился в трактирную темноту.

Возможно, беседа поможет.

— Откуда этот шрам? — спросил Иян, указывая дымящейся самокруткой на розоватую полосу на левой руке Марка.

Вопрос, прошедшийся по ушам как хлыст. Марк поморщился.

— Какой еще шрам? Где? А, этот, — он рассеянно провел рукой по предплечью. — Да так. Стилет.

— Риска в вашем деле никак не избежать.

Марк прикрыл глаза. Ему не нравилось, что Иян не хотел от него отставать.

— Так это не относится к моей работе. Просто сцепился с одной шайкой в Велиграде из-за какой-то чепухи. Уже и не помню, что именно стало причиной, — отозвался керник с усилием. — У тебя самого-то шрамов немерено должно быть. Все-таки командир элитного отряда.

— Будь бы мой отряд на самом деле элитным, мне бы позволили проторчать тут три недели с тобой?

— У тебя есть свои мотивы. Определенно.

Иян отрицательно покачал головой.

— Нет, дружище. Никаких мотивов. Только чувство благодарности одному старому другу.

Марк усмехнулся.

— Но его в этом трактире нет, — протянул он.

— А что все-таки случилось с теми недальновидными господинами, осмелившимися поднять руку на Стража?

— Ты про тех, кто шрам этот мне оставил? Ну… они лишились своих голов, — без всякого выражения ответил Марк.

Иян затянулся самокруткой. Стражи любили больше домовых и лесных троллей, чем людей. Ничего удивительного в том, что их не мучила совесть, когда они проливали человеческую кровь.

К Стражам Маарну могли примкнуть разве что сироты, бастарды, воры или убийцы. Раньше обучение велось с малых лет, но теперь волхвы брались за любой возраст, лишь бы восстановить численность керников. И Марк, и Драгон попали к ним уже юношами, но сумели достичь определенного мастерства. Иян видел их в деле. Если стрелы Марка не знали промаха, то Драгон, вооруженный даже одним ножом, был способен победить целую толпу противников.

И эти умения им были даны для того, чтобы защитить волшебный народец? Скорее для того, чтобы убивать. Поэтому Иян не верил в то, что сказала ведьма из Сапфирового Оплота. Драгон не мог погибнуть. И слишком уж много она знала. Имя убийцы даже назвала.

Марк в это тоже не верил. По крайней мере, он так говорил.

— Какой наш следующий шаг? — спросил Иян. — Будем сидеть и пить?

— Опять ты с этим вопросом. Достал. Не плыть же нам на Скалистые острова, — хмыкнул Марк, допив очередную кружку. — Дита соврала. И все. Тут больше не о чем говорить.

— Если так, то Драгон и Лета все равно нуждаются в нашей помощи. А то, что ты сидишь здесь и заливаешься элем из-за какой-то девчонки, делу не поможет. Признай это.

«Какой-то девчонки», — мысленно прошептал Марк.

Пропитанный злобой, обиженный, он уже начал разворачиваться к Ияну, чтобы ударить его той кружкой, что держал в руках. Но, осознав, что он даже не сможет прилично размахнуться для удара без того, чтобы не потерять равновесие и не свалиться со стула, он оставил эту идею в покое.

Голова гудела. Почему? Эль ли это, или последствие путешествия по порталам Диты?

Какая-то девчонка. Уж сколько девушек у него было, такой, как Иветта, он никогда не встречал. И она ускользнула от него из-за его же собственного, внезапно проснувшегося благородства.

«Отчего ж так поздно, а?» — подумал он отрешенно.

Но даже если бы не оно, ее суровая наставница не дала бы ему ничего сделать. Воистину мамаша-львица, оберегающая своего детеныша. Неужели она думает, что Иветта будет счастлива, проведя всю свою жизнь среди этой магической рутины? Она была заперта в Обители, как маленькая птичка в клетке, неосторожно залетевшая в распахнутое окно. Она была там одна. Красивая, каждый раз печально вздыхавшая над байками Леты и кидавшая на Марка смущенные взоры…

Он должен был ее освободить. Только вот боялся, что Дита вновь его остановит, но на этот раз не ограничится «серьезным разговором», а испепелит его на месте каким-нибудь заклинанием.

Марк усмехнулся.

Честное слово, как ревнивая мамашка. Правая рука Радигоста, ага, как же.

— Красные плащи сегодня заглядывали, — пробормотал Иян, потушив самокрутку о край пустой кружки Марка. — Дружинники.

— Что сказали?

— Что ищут лохматого лучника с небритыми впалыми щечками и безумными глазами.

Марк напрягся, приподняв плечи, и Волот это заметил.

— Но, — поспешил сказать он. — Наш добрый друг ничего им не сказал, верно?

Они оба уставились на трактирщика, и тот фыркнул, прижав ладони к своему круглому пузу.

— Я знать не знаю, о ком они. Никогда не видел луков в жизни. Нынче ж арбалетами пользуются, разве нет? — пробасил он в свои усы.

— Их долго заряжать, — Иян полез в карман своего мундира. — Не то, что лук. Выхватил стрелу и пустил во вражину.

Трактирщик зарумянился, когда командир миротворцев высыпал на стойку горсть звенящих монет.

— За молчание. И гостеприимство, — сказал Иян, следя за тем, как пухлые руки сгребают монеты с поверхности стойки.

— Выхватил стрелу и пустил, — хрипло повторил Марк. — Целиться-то кто будет?

— Ты, — Иян хлопнул его по плечу. — Но уже не сегодня. Иди в койку, парень. Проспись.

— Тебя не напрягает то, что меня ищут дружинники?

— Вполне следовало ожидать, что они придут по твою душу. Знание, как говорил один мой старый знакомый, может стать в равной степени и твоим оружием, и погибелью.

Марк не ответил, роняя голову на сложенные на стойке руки.

— Отрубился? — вопросительно хмыкнул трактирщик.

— Нет. Осознал свое фиговое положение, — Иян протянул руку, чтобы потрепать волосы лучника. — В любом случае один я его не донесу до комнаты.

— Вы ему еще не сказали?

— О чем?

— О письме, что получили утром.

Иян испустил вздох и глянул в сторону.

— Я и сам его не читал.

— Мне сказали, что оно очень важное и что я срочно должен вам его передать.

— Знаю, — командир миротворцев перевел взгляд на трактирщика. — Именно поэтому я опасаюсь его читать.

***

Морской бриз навеял тревогу. Но белизна домов и башен, ставшая в свете заката розоватым и игривым полудрагоценным камнем, привнесла успокаивающую сладость в теплый вечер. Дневной шум города утихал, сбивался в многогранный шепоток, рассеивавшийся по мере того, как приближались сумерки. Солнечный диск плавно закатывался за цепочку гор на горизонте. Всего пару минут упоительного, едва теплого света — и вот уже синие холодные сумерки накрыли весь город. Закаты здесь были прекрасным, но ужасно кратким зрелищем.

Лиам откинулся в кресле и положил перо рядом с куском пергамента, наблюдая, как постепенно зажигаются огоньки по периметру извилистых улиц Сфенетры. Отсюда были видны даже мачты кораблей, мирно качавшиеся перед длинной мраморной набережной, и разношерстные потоки горожан, хлынувшие во все противоположные стороны от рыночной площади. С уходом солнца торговцы спешили свернуть свои лавки, а покупатели уходили по домам. Но площадь не пустела, она лишь избавлялась от суеты, наводняясь уличными музыкантами и прохожими, вышедшими на вечернюю прогулку.

Лиам устало потер глаза. Наступала ночь. Алое зарево заката бесследно сгинуло, и вот уже на черном небе появился бледный серп луны.

— Masdaus.

— Cor, — бросил Лиам, не оборачиваясь.

— Voa dibanme ilu1,- пропел тонкий женский голос.

— Dibanme-ma2? — он улыбнулся и выставил руку, оперившись локтем на столик.

В его раскрытую ладонь скользнул холод стекла. Он закрыл глаза, вертя флакончик между пальцами и слушая удалявшиеся шаги служанки. Сколько же золота он отдал за эту смертоносную безделушку… Но жалеть было поздно. Дальше — лишь благодарность в прекрасных глазах кернички.

Лиам вздохнул и спрятал флакон с ядом в кармане, так и не поглядев на него. Щелчком пальцев, этим простейшим магическим трюком, он зажег фитиль заплывшей воском свечи на столе и вернулся к куску пергамента, который он марал привычным зашифрованным посланием одному из своих агентов в Велиграде.

Надо бы закончить завтра, иначе со скуки он уснет прямо здесь, на балконе.

Разумеется, срывать сделки Твердолика с Ардейнардом с помощью его продажных придворных, а потом наблюдать за всем этим издалека — лучшее удовольствие в мире. Пару лет назад он так и думал.

А потом ему это все надоело.

Лиам бросил ненавидящий взгляд на послание. Да, завтра он будет в хорошем расположении духа, тогда и закончит письмо.

Он был нужен своему городу, нужен остаткам своего народа, цепляющимся за жалкое существование и помощь илиаров. В каждой захудалой деревеньке, в каждом кабаке, в каждой канаве у него были глаза и уши. Огромная сеть его тайных агентов прорезала княжества, как кровеносные сосуды тело. Он знал все обо всех: даже о том, для кого шпионил казначей Алистер Куврата, и умело берег это знание для подходящего случая. Когда требовалось, он подкидывал какой-нибудь слушок королю Кильрику, будто бы козырную карту, и проблема исчезала во мгновение ока. Благодаря этому в Грэтиэне не осталось ни одного упрямца, несогласного с правлением короля. Они либо покоились в сырой земле, либо крепко держали рты на замке. Ведь Лиам мог угадать, что нужно любому, мог распознать слабые места, а мог решить дело более жестким путем, не оставляя при этом никаких следов.

Но, Блазнгар его забери, как же ему было скучно.

Сидеть в Журавлином дворце подле высыхающего древнего эльфа, под которого трон запихнули только с помощью его многочисленных сыновей, слушать его вялое бормотание и проверять пульс каждый раз, когда он прерывал свою речь… Лиаму не хотелось, чтобы Кильрик помер раньше времени. Король-то хоть его слушал. Если после его смерти трон займет кто-то из его сыновей, мастеру Тилару придется тяжко, ведь они его недолюбливали, а он не выносил их в ответ. Но, возможно, они перережут друг друга в борьбе за место короля, поэтому надо было искать запасной вариант. Эльфа, который вполне мог бы стать следующим, кто поведет измученный эльфийский народ. Ему придется это сделать, поскольку только от короля зависело его положение. Или можно было бы поискать способы продлить жизнь Кильрику…

Все это было скучно.

Кильрик умолял его остаться в стороне от всей этой истории с Катэлем. Лиам уехал, прикрываясь важностью войны на островах. На самом деле он просто сбежал, пресытившийся всей своей жизнью в Грэтиэне. Скалистые острова были как глоток свежего воздуха после блуждания по опротивевшему и затхлому убежищу эльфов в Лесах Орэта.

Но ненавидеть людей ему никогда не надоедало.

Поэтому он вступил в тайную игру со сфенетрийскими работорговцами, мало гнушаясь тем, что таким образом идет против Дометриана. Он был готов играть по их правилам и уже пытался наладить контакты с заинтересованными лицами на Великой Земле, которые будут искать тех, кто сгодится для подпольных арен в Китривирии. Эта затея показалась ему довольно привлекательной. Было приятно хоть как-то досадить человеческой расе.

Лета тоже казалась ему привлекательной, даже больше, чем сделки с работорговцами. Ради нее он бы тут же все бросил. Он повез бы ее, куда бы она ни пожелала, ведь этот огромный и прекрасный мир ждал ее. Он ждал их обоих. Да он бы даже согласился вернуться в Грэтиэн, если бы она осталась с ним.

Не стоило так ею увлекаться. Что он, в самом деле больше женщин в жизни не увидит? Таких, как она.

Не увидит.

Глупых, безрассудных, но с таким стальным хребтом и диким огнем в золотых глазах, что ничто не было способно ее сломить. Она, умирая, будет цепляться за жизнь не из-за страха, а из-за ярости. Вот что в ней было особенного — борьба. С самой собой, со всем миром.

Это при том-то, что она даже с покалеченной ногой выделывала такие выкрутасы с мечом, что Лиам, наблюдавший эти танцы десятки раз во время ее тренировок с Лиаконом, никогда не мог перестать любоваться ее телом, ее движениями. Ею.

Будет обидно, если ублюдок Милован убьет ее. Ей нужна была помощь. Но не его. Он свою задачу выполнит, когда отдаст ей яд.

Лиам провел пальцем по перу, лежащему подле незаконченного послания.

Что она там говорила? Еще один воспитанник Драгона и кучка миротворцев? Их и стоило привлечь к этому делу.

1. Voa dibanme ilu (эльф.) — Вы просили это.

2. Dibanme-ma (эльф.) — Просил ли я? или Разве?

Глава 25

Глава 25.

Окуспатрум.

Слуги завесили окна черным покрывалом, и кабинет накрыла темнота. Убрав все лишнее со стола, они уместили по центру большой гладкий шар серо-белого цвета, закрепив его специальными железными захватами, чтобы он не покатился. Затем слуги поочередно откланялись князю и покинули кабинет под его пристальным взглядом. В помещении остались только Твердолик и Радигост.

— Нельзя подсветить чем-нибудь?

Радигост стукнул посохом об пол, и из сапфира вылетели огоньки, похожие на светлячков. Они поднялись к потолку. В кабинете стало гораздо светлее.

— Зачем надо было завешивать окна? — недовольно пробурчал Твердолик.

— Шару вреден солнечный свет, — ответил верховный маг и прислонил посох к стене в углу.

Потом он извлек из складок своей рясы какой-то небольшой мешочек и встряхнул им, перемешивая содержимое.

— Пока мы не начали, — произнес князь. — Скажи мне, ты выяснил, что с заклинанием?

— Одной ученице удалось перевести целиком всю фразу, другие перевели лишь частями.

— И что в итоге получилось?

— На самом деле бессмыслица. Ну как… Все не так безнадежно, как можно было бы предположить, — Радигост вертел мешочек в руках. — Это не только заклинание, но и послание о скрытом уязвимом месте Катэля.

— Что за место?

— Мы пока не выяснили.

— Так удвойте темп. Ты в курсе, что скоро мы зажмем чародея в его крепости, откуда он уже не сможет сбежать. Именно тогда нам и потребуется то, над чем я так долго трудился.

— Да, государь, — едва заметно вздохнув, ответил Радигост.

— Мы должны успеть до того, как ему взбредет в голову начать свой ритуал.

— У Оплота появилось предположение, что он выберет Рябиновую ночь.

— Что?

— Рябиновая ночь или Воробьиная, все у простого люда одинаково. Совершенно особенная пора, сопровождаемая бурей, дождем, грозой и разгулом нечистой силы. В такую ночь границы между нашим миром и всеми другими стираются.

— Ты думаешь, именно тогда Катэль и решится?

— Я в этом уверен. Я бы выбрал именно это время. В Рябиновую ночь магия сочится из каждого пня.

— И когда это произойдет?

— Обычно это приходится на конец лета.

Твердолик вскинул голову.

— Уже конец лета, — произнес он.

— Поэтому мы должны найти способ убить его быстрее.

— Так сделай все возможное для этого, Радигост. А теперь давай узнаем, чего там хочет от меня Дометриан. Запускай свой окас… окис… Как его там…

— Окуспатрум, — поправил Радигост и подошел к столу. — Присаживайтесь, государь. Только не слишком близко, иначе получите облучение.

Твердолик сел за стол, внимательно глядя на руки мага, которые совершали манипуляции с серо-белым шаром, полные какого-то таинства. Маги называли этот шар окуспатрумом. Он был специальным устройством, предназначенным для общения на расстоянии. Это был чрезвычайно дорогой вид связи, для работы которого использовалась особая смесь взрывоопасных и драгоценных веществ, которую Радигост сейчас тряс в руках, чем нервировал Твердолика. Окуспатрумом обычно пользовались магические ордена для общения между собой, а иногда и те, кто мог это себе позволить.

Князь Лутарии мог себе позволить окуспатрум, равно как и царь Китривирии, который изъявил желание поболтать с Твердоликом. Князю ничего не оставалось, кроме как выполнить эту просьбу и вызвать в Велиград Радигоста с его чудо-шаром.

Закончив колдовать над окуспатрумом, верховный маг пробурчал какое-то коротенькое заклинание и шар засветился изнутри лазурью. Затем Радигост раскрыл мешочек, окунул в смесь палец и потер им шар. Из шара вырвался зигзагообразный дым и рассеялся перед лицом князя, превращаясь в неровный черный квадрат. Твердолик восхищенно приподнял брови и кивнул. Радигост улыбнулся. Струйки дыма, шедшие из шара, наливали квадрат все большей насыщенностью, пока князя и мага наконец не разделила непрозрачная черная завеса.

— Ожидайте, — проговорил Радигост. — Царь сейчас выйдет на связь.

Твердолик почти жалел, что согласился на предложение Дометриана. Предстоящий разговор выйдет крайне неловким, он это предчувствовал. Ему придется отвечать перед царем за то, что случилось на островах.

После пяти минут ожидания, когда князь уже собирался сказать Радигосту, чтобы он убрал окуспатрум, квадрат дрогнул по углам и начал рассеиваться. На смену черному цвету приходило вполне четкое и яркое изображение. Чернота затягивалась к середине и вскоре исчезла окончательно. Перед Твердоликом в колеблющихся струйках дыма находился Дометриан, неожиданно одетый в белую мантию, а не в доспехи, которые, по слухам, он никогда не снимал.

Твердолик прочистил горло, решив дать возможность царю заговорить первым.

— Ты постарел, — заметил Дометриан, нахмурившись.

— А ты нисколько не изменился, — любезно отвечал князь. — Все такой же поджарый, грозный. Но печальный.

— Такова уж судьба, — сдержанно проговорил царь. — Давай по существу. Не будем размениваться на пустые слова. Такой разговор дорого обходится обеим сторонам.

— Это точно. Хотя он удобен, согласись.

— И все же с таким успехом можно выкупить все дома в средней китривирийской деревушке.

— Ты прав. Мои средства тоже исчерпаемы. Но я не мог отказать тебе в этом.

— Ты хорошо держишься. Однако мне будет любопытно посмотреть, как дальше ты начнешь прыгать от одного оправдания к другому.

Твердолик сгорбился над шаром, делая вид, что сигнал был плохой, но зная, что это его совсем не спасало. Радигост слился с темнотой, изредка дотрагиваясь до шара пальцем, выпачканным порошком из мешочка.

— Начнем с моей дочери, — сказал Дометриан.

— Я слышал.

— Очень хорошо.

— И как отреагировали твои подданные? На Суариванскую Гадюку. Знаешь, было очевидно, что тот твой ручной керник сделает ее такой же.

— Мои народ ее любит.

— Блестяще. Эльфы, наверное, тоже счастливы. Поздравляю.

— Давай обойдемся без сарказма, ибо сиди мы сейчас друг перед другом в реальной жизни, я бы вцепился тебе в горло, Твердолик, — процедил сквозь зубы Дометриан. — Kachirlachas…

— Может, не будем ворошить прошлое? У нас есть перемирие, и мы его успешно соблюдаем уже без малого двадцать один год.

— Я бы и рад, но у меня и к настоящему много претензий… Я заметил одну интересную вещь. Мы с тобой так хорошо друг друга знаем, — сказал царь. — Нам в пору быть друзьями, а не врагами.

— Уже ничего не вернешь.

— Да. Можно только усугубить ситуацию. Перемирие было заключено… Но мое отношение к человеческой расе не изменилось ни на йоту. Я был вынужден закрыть глаза на твой чудовищный поступок из-за этого перемирия… Мысль об этом все время не давала мне покоя. И каждый год, глядя на течение жизни в княжествах, пусть и с далекого места, я понимаю, что, возможно, я должен был разрушить принятый между нами мир еще тогда. Сразу после гибели Марилюр.

— Я не делал того, о чем ты говоришь.

— Оставь. Твои слова всегда воняли ложью.

— Я не приказывал убить твою…

— А кто это сделал? Шайка грабителей? — Дометриан приблизился к своему окуспатруму, чтобы его голос звучал громче. — Нет, княже… Ты не мог оставить ее деяние безнаказанным, так ведь? Тем более, она была, вроде как, злой ведьмой, и никто бы не стал лить по ней слезы и мстить за нее. Ты был прав. Но это не делает тебе чести.

— Я вижу, встреча с дочерью вскрыла прежние раны. И что теперь? Перемирию конец?

— Нет. Я согласен навсегда забыть о прошлом, если ты не будешь трогать Айнелет.

— О, Матерь… — вздохнул Твердолик. — Даю тебе свое слово. Сейчас меня меньше всего заботит жизнь какого-то бастарда.

— Который помог тебе найти дневники Велины.

— Что? Откуда ты вообще знаешь про это?

Твердолик перевел глаза на выглядывавшего из-за квадрата Радигоста. Они в задумчивости смотрели друг на друга, пока изображение шара не начало подрагивать. Верховный маг быстро присыпал смесь из мешочка на поверхность окуспатрума, возвращая картинке с Дометрианом целостность и хороший сигнал.

— Ты уже встречался с ней, — проговорил царь, не дождавшись ответа от Твердолика. — Просто не узнал. Ты поручил ей одно дельце, а потом приказал ее убить. Затем, когда она чудом спаслась, за ней на Скалистых островах охотилась твоя сорвавшаяся с цепи псина по имени Милован Свартруд.

— Не может быть, — произнес Твердолик.

Дометриан не ответил, поигрывая в руках стилетом с узкой рукояткой и глядя в упор на князя. С его губ не сходила усмешка, но внутри он был готов взорваться от гнева, с каждой минутой все больше наполнявшего его.

— Свартруд стал гоняться за ней, как какой-то безумец, — продолжил царь. — Он пытал ее. Мучил. Убил Драгомира… Вот что я тебе скажу. Я разнесу Велиград к чертям, даже если придется пожертвовать половиной китривирийских легионов, если хоть кто-то из лутарийцев причинит ей вред.

— Как я уже сказал: она меня мало волнует.

Дометриан положил стилет на стол перед собой. Повисло недолгое молчание, прерываемое лишь тем звуком, с каким Радигост втирал волшебную смесь в шар окуспатрума.

— Я слышал, ты плывешь на острова, — сказал Твердолик, решив возобновить диалог.

— Да, беру командование под свою ответственность. А ты?

— Остаюсь. Могу руководить всем и из башен Княжеского замка.

— Тоже неплохое решение. Как обстоят дела с Катэлем? Расследование продвигается?

— Медленно.

— Скорбно, но ты, я думаю, сможешь со всем этим разобраться.

— Я и не просил твоей помощи. Довольно того, что ты активно вмешиваешься в сражения на островах.

— Катэль угрожает не только Великой Земле. Наш долг — предупредить возможную угрозу.

— Да, понимаю. Но вряд ли бы сделал также.

— Должен признать, несмотря на все ваши бесчестные и жестокие поступки, вы, люди, построили крепкую империю.

— Спасибо.

— Но я знал более достойных людей, чем ты, князь, — Дометриан вернул в руки стилет. — Интересно, появится ли еще в твоем роду человек, который очистит имя Гневонов от позора, коим вы себя запятнали, веками проливая илиарскую и эльфийскую кровь.

— Я могу также обличить и твои пороки, Дометриан.

— Я должен был высказать все, что увидел со стороны. Теперь ты можешь начинать про то, что видишь ты. Правда, я боюсь, рассказать тебе нечего, потому что ты был занят все эти годы исключительно собой.

— Правильно. Я не смотрел на других в то время, как мои земли обворовывали кочевые племена, с которыми даже хваленные легионеры не могут справиться.

Дометриан побледнел.

— Куда там мне, с моими беспринципными и бесчестными методами до тебя, владыки, который сам ничего не может решить без своих великих мудрейших? Ты ничуть не лучше, чем я, Дометриан. Ты олицетворяешь само благородие, печешься о своих подданных, однако боишься любого риска, из-за чего и проигрываешь… — Твердолик усмехнулся и покачал головой. — Твоя страна сильна лишь потому, что у твоих предков было богатое наследие, но вряд ли Китривирия протянула бы долго, если бы именно тебе, а не твоему деду, довелось бы поднимать рабов на восстание и возводить ваш новый дом из праха прежнего. Ты действительно мудр, но будь у тебя хоть капля решительности, Медная война закончилась бы твоей победой… Даже эльфы были на твоей стороне. Они не хуже илиаров готовы растерзать людей.

Царь воткнул стилет в поверхность своего стола, но ничего не ответил.

— Сеанс взаимного поливания грязью, я надеюсь, подошел к концу? — насмешливо произнес Твердолик.

— Нет, — голосом глухим и страшным внезапно сказал Дометриан. — Мне хотелось лично сказать тебе еще кое-что, не прибегая к помощи послов и писем. Я разрываю мирный договор.

— Не понял?

— Нашего соглашения о нейтралитете больше нет. Из-за лагеря в стенах Бастиона Абола, из-за того, что ты скрыл существование возможности убийства чародея… И из-за того, что я переполнен ненавистью к тебе и ко всей вашей расе. Прощай, князь.

Изображение вдруг погасло, и дым от квадрата рассеялся по всему кабинету. Твердолик отвернулся от стола и закашлял. В горле поселилась жуткая резь, а глаза защипало. Радигост накрыл окуспатрум своим плащом, подбежал к посоху и взмахнул им. Сапфир послушно засосал весь дым и засиял больше прежнего. Твердолик недоуменно посмотрел на камень в посохе мага, но ничего не спросил.

— Он прервал связь, — сказал Радигост, возвращаясь к столу.

— Я это увидел.

Князь согнулся, заходясь кашлем и пытаясь выгнать из легких дым.

— Я позову слуг…

— Нет, не нужно… Все в порядке.

— Вы его разозлили.

— А что мне было делать? Молчать, пока он вытирает об меня ноги?

— В вашем случае это было бы разумное решение, государь.

Князь выкашлял остатки дыма и откинулся в кресле, переводя дыхание. Еще некоторое время назад все шло как по маслу, а сейчас рушилось, и он не мог этому помешать.

***

Лета быстро спустилась по каменным ступеням вниз, в помещения, отведенные под казармы. Сейчас в них было пусто. Она прошла мимо жестких кроватей, на которых даже не было подушек, удивляясь суровым условиям китривирийской армии. Казармы были очень скудно обставлены. Кроме этих весьма неудобных по виду лож, в комнате было расставлено несколько табуретов, а на стенах висели закопченные светецы. Через решетки на окнах заглядывал бледный и пузатый месяц, показавшийся Лете на Иггтаре большим по размерам, чем на Великой Земле.

Она услышала шаги на ступенях, и рука инстинктивно потянулась за спину, где обычно находила рукоять меча. Но ее там не было, она не брала с собой Анругвин. Лета встряхнула волосами, приводя себя в чувство. Никакой опасности здесь быть не могло. Почти.

Когда в казармах появился Фанет, девушка все же вздохнула с облегчением.

— За тобой не было слежки? — спросил он, подойдя к ней.

Льющаяся мягким светом синева его глаз заставляла восхищенно замирать и любоваться. Лета не сразу вспоминала, что ее глаза могли производить такой же эффект. А вот таких интересных рисунков на коже у нее не было.

— Нет. Он не следит за мной, — ответила Лета. — К счастью.

Она с трудом оторвала взгляд от его татуировок, опускавшихся с лица к шее и груди, и направилась к одной из кроватей.

— Ты слышала, он разговаривал сегодня с князем по этому… приборчику волшебному.

— Слышала.

— Дометриан не в духе. Он разорвал мирный договор.

— Что теперь?

Усевшись на кровать, Лета сразу же начала ерзать, ибо мебель была действительно паскудной не только по внешнему виду.

— Ну, у меня есть право отправить на тот свет еще больше лутарийцев, — бросил Фанет и подошел к решетке окна.

— Ты только об этом и мечтаешь, я смотрю.

— А ты?

Она закрыла глаза, найдя наконец такую позу, со скрещенными ногами, при которой выпуклости на легионерской кровати не впивались ей в зад.

— Есть только один лутариец, чью голову я хочу видеть на стене у себя в спальне как украшение, — промурлыкала она.

— А ты кровожадна, — с улыбкой отметил Фанет. — Несмотря на то, что я был сначала настроен к тебе не слишком хорошо, сейчас хочу сказать: ты мне нравишься.

— Твоя изначальная неприязнь была вызвана ревностью?

— Все-таки Дометриан заменил мне отца.

— Мой Драгомир сделал то же самое.

— Так было угодно богам. Чтобы нас воспитывали неродные отцы.

Лета приоткрыла один глаз.

— Почему вы все валите на богов?

— Их винить проще, чем себя или своих знакомых.

— И то верно.

— Я заметил, что ты повеселела, свыклась с потерей.

— Все это замечают.

— Только я не могу понять, плохо это или хорошо.

— Это никак, — ответила Лета, вновь закрыв глаза. — Я просто пытаюсь отвлечься. Если постоянно думать об этом… Иногда мне хочется убить и себя.

— Лучше направить эти чувства на лутарийцев.

— Именно за этим мы и встретились здесь… Можно вопрос?

— Валяй, — сказал Фанет, подвигая табурет и усаживаясь напротив Леты.

— Отчего так уныло в твоих казармах? Во всех помещениях так?

— Нет, — илиар поглядел на стены казармы, как будто только что заметил, где находился. — В тех, где ночуют илиары со званиями, обстановка богаче. Во многих есть книги, столы, даже более мягкие кровати. А ответ на твой первый вопрос: дисциплина.

— Я думала, будет что-то поинтереснее… Честное слово, даже кельи ресланских монахов побогаче будут!

— Отказ от удобства и сытости — это лучший учитель смирению и радости от других вещей. Например, от побед в сражениях, — назидательно проговорил Фанет. — А ты что, видела кельи ресланских монахов?

Она посмотрела на него из полуопущенных век.

— Я их грабила.

Фанет ухмыльнулся.

— Не буду спрашивать, что тебя довело до этого.

— О, это скверная история, повествующая о нищете и голоде, — произнесла Лета.

— Как твоя нога? Болит после вчерашнего?

— Нет. Мне кажется, все зажило.

— Это обманчивое чувство. Когда-то я сломал запястье, и заботливые маги из Конгрегации взялись вылечить его. Уже через пару дней я вновь взял в руки меч, но перелом снова настиг меня. Более болезненный, — Фанет потер пальцами свою правую кисть. — Они поколдовали еще раз, косточки срослись. А потом… Угадай что?

— Опять перелом? — подняла бровь Лета.

— Верно. На этот раз я решил обратиться к лекарю, в арсенале которого были лишь травы, бинты да зелья, которыми он приканчивал смертельно раненых воинов на поле боя… Рука заживала долго, но это было лучше, чем каждый раз чувствовать боль и этот ужасный хруст костей и бежать к магам вновь и вновь. Магия делает кости хрупкими, как лед.

— В моем случае только магия спасла меня от потери конечности, — сказала Лета. — Хрупкие они или нет, но скорость в этом деле была для меня важнее.

— Ну, если с ногой все хорошо… Потренируемся? У нас есть пара лишних часов перед рассветом.

— Разве ты не должен плыть во главе флота?

— Там и так тесно, от желающих покомандовать кораблями отбоя нет, — покачал головой Фанет. — Я буду с Дометрианом, в хвосте. Заодно и помогу тебе.

— Спасибо.

— Пустяки. Я знаю, как это для тебя важно, и понимаю, как бывают слепы родители в своей неумеренной заботе. Насчет того, как пробраться на корабль, ты все запомнила?

— Да. И буду следовать точно твоим указаниям.

— Как вести себя во время этого плавания, я тебе объясню на месте. Буду навещать тебя в твоем закутке.

— Договорились. А что… на островах?

— Там уже будем действовать по ситуации, — сказал Фанет, приглаживая ткань туники на коленях. — Главное, чтобы он был уверен, что ты осталась в Сфенетре. А на Скалистых островах ты уж постарайся не ввязываться в бойню между адептами Ордена и илирами, ну и людьми, наверное, если они там еще не передохли.

— А ты надеешься на обратное.

— Всегда, — оскалившись, протянул илиар.

— Они же вносят свой вклад в борьбу с Орденом.

— Мне все равно. Чем меньше людей, тем больше отомщенных илиаров. Хотя, с другой стороны, тем меньше и рабов.

Лета постаралась пропустить его последнюю реплику мимо ушей. Рабство ей совершенно не нравилось, но и не хотелось ссориться с Фанетом.

— В общем, держись от всего этого месива в стороне, ладно? Катэля уберут без тебя. Делай то, что должна, выслеживай своего ублюдка.

— Я благодарна тебе. Я знала, что могу обратиться к тебе за помощью.

— Ты — моя сестрица. Так что помощь в любых, а особо касающихся tarioc, делах, есть и будет моим долгом, — заверил девушку Фанет. — Ну что там с тренировкой? Уверена, что не хочешь?

— Твоя комплекция близка к Миловану, как и твои умения, но…

— Но?

— С ним никто не сравнится.

— Зато я дал тебе возможность подготовиться к перед боем с ним лучше, чем кто-либо другой. И я не думаю, что ему нет равных. Если бы мы с ним встретились…

— Ты не видел, на что он способен. Огромный, но быстрый. Тяжелый, но смертоносный. Иногда мне казалось, что он не человек, а нечто иное.

— У каждого, даже на первый взгляд непобедимого чудовища есть уязвимое место. Хоть у этого Катэля, хоть у твоего княжеского ucac…Нужно только нащупать его.

— Это может быть верной мыслью, — Лета широко зевнула. — Что до тренировки… Мы же поддерживаем образ того, что я, убитая страданиями и невозможностью отомстить, остаюсь в Сфенетре, разве нет? Дометриан придет попрощаться. Да и времени у нас не так много, как ты думаешь.

— Эй, ты просто хочешь подремать немного, — псевдо-обиженным тоном заявил Фанет. — Ох, ладно, я шучу. Все-таки ты права. Времени до отплытия осталось мало, часть войск уже в порту. А мне нужно еще снарядиться.

— Правильно, в сандаликах и тунике тебя воевать с Орденом не пустят.

Они помолчали. Затем Фанет встал, разминая ноги.

— Предстоящее путешествие будет долгим. А для тебя еще и неудобным, — сказал он.

— Привыкну. Не в ящик же ты меня посадишь.

Фанет прошелся по комнате, постоял немного у самой дальней кровати, потом вернулся.

— Кто остается, кстати, в Сфенетре? — спросила Лета.

— Генерал Кенсорин. Ему в этом будет помогать Тэрон.

— А это кто?

— Самый старый и влиятельный мудрейший в Силлогзциуме.

— О. Мне кажется, на них не страшно оставлять город.

— Мы туда-обратно. Я надеюсь, — улыбка Фанета вдруг померкла. — Лета, скажи… Ты волнуешься?

— О чем ты?

— О том, что будет, если мы не остановим чародея?

Девушка с грустью посмотрела на него.

— Я стараюсь не думать об этом. Волнуюсь ли я… Пока не знаю. Конечно, я боюсь, что Катэль может нам устроить второй магический взрыв, но этот страх какой-то отдаленный.

— Я и сам не до конца понимаю, что происходит на самом деле, — Фанет устало потер лицо ладонью. — Ну, что ж, тогда до скорой встречи. Я выйду первым. Мало ли кто ошивается у казарм сейчас.

Лета еще посидела на жестком легионерском ложе несколько минут, размышляя о чем-то далеком и мало связанном с предстоящими делами. В казармах было тихо и спокойно, но надо было возвращаться во дворец и готовиться к отплытию на Скалистые острова. Никаких вещей она, само собой, не брала, но вот проверить, в каком состоянии был Анругвин, не помешало бы.

Она со вздохом покинула насиженное место и поднялась по ступенькам наверх, к выходу из полуподвальных казарм. Ночной воздух таил в себе сладость цветов и свежесть моря. Лета вышла во дворик и задрала голову, чтобы поглядеть на звезды, которые казались ей такими же непривычными, как и крупный месяц.

— Позволь узнать: с кем ты встречалась в казармах?

Лета чуть не подпрыгнула от неожиданности. У галереи, опоясывавшей дворик, поставив ногу на низенькую балюстраду, стоял Лиам. Он сложил руки на груди, глядя на Лету.

— Ты следишь за мной? — спросила девушка, повернувшись к нему.

— Может быть.

— Тогда ты должен был увидеть Фанета, вышедшего из казарм минуту назад.

— Да ну? И что послужило причиной ваших тайных встреч?

— Царь не должен знать о том, что мы с ним так тесно дружим. Подумает, что мы что-то замышляем.

— А вы что-то замышляете?

— Лиам… Не прикидывайся, что ничего не знаешь.

Он оторвался от столбов галереи и подошел к ней, волнующе пахнув можжевельником. Лета уставилась в небо.

— Я принес тебе подарочек, — эльф вытащил из нагрудного кармана жилетки миниатюрный флакон и встряхнул им. — Думаю, это тебя несказанно обрадует.

Он поместил его в протянутую ладонь девушки. Лета повертела флакон между пальцами, любуясь переливами прозрачно-золотистой жидкости

— Блестит… словно магическое зелье, — произнесла она. — Спасибо. Не думала, что мне придется опять им воспользоваться.

— Укуси его сильно, маленькая змейка. Один раз — но что б уж наверняка.

Лета вскинула на него глаза.

— Это я умею.

Намереваясь уже попрощаться и вернуться к себе, Лета начала говорить, но Лиам вдруг опередил ее.

— Я искал тебя. Весь день, — сказал он.

— Извини, не знала, — грубоватым тоном бросила Лета. — Я была в городе.

— Я думал о тебе.

«Да ладно».

Девушка почувствовала раздражение. После того вечера на загородной вилле царя они почти не разговаривали друг с другом. Виделись они редко, Лета была занята тренировками то с Лиаконом, то с Фанетом, а эльф пропадал в городе, налаживая контакты с некоторыми из илиарской знати. Краем уха Лета услышала, что его текущие дела в Сфенетре были связаны с подпольными боями, и ей это не понравилось. Она знала, что Лиам не был в восторге от боев, но к рабам относился положительно. Последнее возмущало Лету, хоть вида она не подавала.

Но не это было причиной ее нервозного состояния. В Сфенетру приплыло несколько слуг Лиама, среди которых была хорошенькая белокурая эльфийка. Ее Лета помнила еще с Седой Гавани. Вчера она увидела их вместе в дворцовом саду, и все бы ничего, только Лиам вился вокруг этой эльфийки, шептал ей что-то на ушко, а она хихикала, как малолетка.

Это взбесило Лету.

Днем она ушла в город с Лиаконом, не сказав ни слова Лиаму об этом.

— Ты думал обо мне? — переспросила девушка.

— Все время, — эльф улыбнулся.

— Я тоже думала о тебе.

Она странно поглядела на него и, подняв руку, провела ладонью по его предплечью. Но улыбка Лиама быстро исчезла с его лица, когда Лета, отступив на шаг, этой же рукой отвесила ему затрещину. Звонкую и сильную, что отозвалась уколом боли в черепе. Лиам, явно не ожидавший такого поведения, отшатнулся и схватился рукой за щеку. А потом в его глазах мелькнула бешеная ярость.

— За что? — прорычал он.

— Додумай сам.

Лиам потер скулу, которая будто горела диким огнем

— Та эльфийка, да? Ну, да… Ты… ты… - он вдруг запнулся и понизил тембр голоса. — Ревнуешь?

Лета, казалось, мгновенно приготовила уничижительную реплику, однако задохнулась в собственных мыслях, и язык отказался подчиняться ей. Так и застыла, с нелепым и растерянным выражением лица.

«Проклятье», — пронеслось у нее в голове.

Лиам пару секунд смирял ее прищуренным взглядом, в котором мелькал едва заметный намек на ехидство, а затем рванулся к ней и поцеловал. Первым желанием Леты было оттолкнуть его, но Лиам это предвидел и обвил ее руками, крепко прижимая к себе и не давая возможности вырваться. Он целовал ее глубоко и грубо. Удовольствие от терпкого запаха его кожи и жадных прикосновений рук вдруг стало таким острым, что Лета откликнулась с тем же напором и злобой. Что-то оборвалось внутри нее, разбилось, выпустив наружу безумие и страсть. Она полыхала в его объятиях, как пламень.

Словно это был последний поцелуй в ее жизни.

Глава 26

Глава 26.

Меч и сердце.

Наверху прогрохотал гром, раздирая небосвод на куски. Он прошумел по заснеженным вершинам Хребтов Безумца, пролетел над верхушками деревьев Агатового бора и затих где-то у Пепельного берега. Иногда выглядывало солнце — бледно-желтое, больное, оно едва освещало степь, предварявшую горный массив. Степь поросла сухой травой, смятой тяжелыми солдатскими сапогами.

Следующий громовой раскат не заставил себя долго ждать.

Узкая расщелина между горами наполнилась гомоном тысяч солдат и лязгом их оружия, которые, казалось, могли заглушить бурю в сером небе. Гасты и рунки воинов стремились острыми концами вверх, знамена развевались по буйному ветру, их шаги и голоса эхом отдавались в горах, их шлемы блестели в те редкие мгновения, когда солнце рисковало выйти из-за мрачных облаков. Воины шли неспешно, однако не нарушая точного и синхронного строя. Чтобы втиснуться в расщелину, им пришлось сократить вдвое свою шеренгу, отчего общая протяжность строя значительно удлинилась. Конники шли первыми, а за ними телеги с провиантом. Замыкали эту огромную вереницу лучники.

Тучи сгустились над степью. Откуда-то налетели стаи коршунов и хищно закружили над войском. Фанет подумал, что это вполне могли быть разведчики Катэля. Уж сколько удивительных тварей они повидали с тех пор, как высадились на западном берегу Пирин`ан Дарос, в местности под названием Руво — бескрайней и безжизненной степи, на которой не было ничего, кроме пожелтевшей и мертвой травы. А ведь когда-то, во времена эльфов, здесь были вспаханные поля и фруктовые сады, дающие к осени богатый урожай, который мог прокормить весь остров целую зиму. Спустя века Руво превратилось в пустынную степь, которую наводнила нечисть, прятавшаяся под землей и выныривавшая при приближении китривирийского войска. Фанет с облегчением вздохнул, когда на горизонте замаячили верхушки Хребтов, покрытые снегами. Красота пейзажа завораживала, что вкупе с прекратившимися нападениями нечисти было настоящим подарком.

Они пересекали эту степь несколько дней, останавливаясь лишь на ночь. В легионах Китривирии было много воинов, а провизия, которую они взяли собой, уже заканчивалась. Многие уповали на то, что за горами найдется лесистая местность, где будет кого поймать и сварить похлебку. В Агатовом бору это не представляло труда. Лес был наполнен всякими невиданными тварями, но на вкус они были вполне терпимы, напоминавшие привычных птиц или домашний скот.

Из гоблинов, которые выскакивали из своих ям, супа было не сварить. Мелкие прислужники Катэля не могли задержать наступавшее войско, но добавляли много хлопот, и за все время илиары потеряли несколько воинов. Под самый конец гоблины, вооружившись самодельными топориками, повадились нападать ночью, минуя как-то караул. Царь Дометриан, зная, что дежурившие по ночам нередко баловались флягами с брагой, что было строжайше запрещено, отдал приказ публично наказать плетью тех, кто был в дозоре. После этого ночные нападения прекратились, а поутру караул выставлял на всеобщее обозрение маленькие тельца с серой кожей, острыми зубами и уродливыми мордами, принадлежавшие мертвым гоблинам, которых дозорным удалось изловить.

У самых Хребтов к илиарам присоединилась небольшая армия из двух тысяч ардейнардцев. Легионеры расширили свои ряды, впустив людей в середину строя. Их командующий обменялся несколькими словами с Дометрианом и после вернулся к своим солдатам. С тех пор илиары и люди хранили между собой вполне дружелюбное молчание.

Фанет посмотрел на запад, туда, где за самым горизонтом закачивалась степь и плескалось море, где они оставили свои корабли. На месте высадки их ждало несколько когорт, понесших за все это время много потерь. Но, в отличие от того войска, что было разбито ведьмами Ковена в Фоль Эль`та, эти бравые воины сумели удержать отвоеванные земли в Агатовом бору и спалить дотла вражеские лагеря в глубине леса, лишив таким образом Орден поддержки со стороны юга. В руках у Катэля оставались лишь север и малая часть восточной части острова. Кроме того, разведчики из числа этих легионеров сумели отыскать тот самый проход в горах, неохраняемый Орденом.

Фанет пришпорил бока крепкого скакуна и поднялся к Дометриану, надзиравшему за переходом войск с высокого холма неподалеку. Илиарские лошади отличались от коней, которых разводили люди. Они были крупнее, мощнее, способные нести тяжелого седока, ведь среднего роста илиар был на голову выше человека. Было неизвестно, откуда и как появилась эта необычная порода. Илиары еще до того, как стали рабами, владели этими лошадьми. У каждого из их племен был целый табун, позволявший илиарам вести кочевой образ жизни. Когда княжества попытались колонизировать Иггтар, лошадей постигла участь их хозяев — они стали отличной рабочей силой.

За годы илиарских коней развелось столько, что китривирийцы торговали ими не только в пределах своей страны, но и продавали их купцам из Птолема, Храдрая и даже из Золотых Земель. Больше всего лошади ценились на протяжных дорогах между городами и деревнями, так как они привыкли к жаркому климату Иггтара и были выносливыми, что позволяло им преодолевать большие расстояния.

Жеребец Фанета был соловой масти — с гладкой шерстью кремового цвета и белой гривой, что делало коня и его наездника похожими друг на друга, ведь у генерала были светлые волосы.

Он подъехал к царю, который сидел верхом на темно-гнедой кобыле, гладя ее по шее. Рельефная кираса, которую Дометриан всегда носил во время военных походов была не так прекрасна, как та, которую он одевал в повседневное время, или как та, с позолотой, видавшая свет только в торжественные дни. Но эта кираса хранила на себе следы битв, отмеченные на нагруднике вмятинами и царапинами, от чего узор на нем поблек и стерся. На волосах царя, как того требовали правила, покоился золотой венок без всяких излишеств.

— Со стороны Сэт`ар Дарос движется небольшая армия пеших воинов, — поведал царю Фанет, встав рядом с ним лицом к войску и горам. — С ними мы справимся без особого труда, но что делать, если Катэль выкинет еще один какой-нибудь фокус?

— Не выкинет.

— Что ему стоит слепить пару-тройку големов и швырнуть их прямо к нам?

— Он притих, если ты не заметил.

— Затевает что-то, не как иначе.

— Я думаю, его наемная армия служит лишь пушечным мясом, только на время способным задержать нас, — сказал Дометриан, отпустив конскую шею. — Что у него осталось? Ковен?

— Ведьмы понесли потери в Агатовом бору. На них он не будет рассчитывать.

— Гоблины? Бесы?

— Мелкая нечисть, которая пригодна лишь для нападения на небольшие отряды. Разве они доставили нам много проблем в Руво? Против нашего войска нужно что-то еще, — произнес Фанет и задумался. — Ну, допустим, один маг из этого Ордена, балующийся теургией, против, скажем, десяти илиаров… Хм, каковы шансы?

— Тебе известен ответ.

— Мне кажется, эти маги из Оплота уже прибыли на острова. На них вся надежда. А мы пока разделаемся с его армией.

— Я бы не рассчитывал на безоговорочный успех. Они воины, как и мы. Предстоящее сражение не будет легким.

Фанет посмотрел на красующийся вдали на флагах Ардейнарда профиль орла среди золотых геральдических лилий на темно-зеленом фоне. Их королевское знамя выделялось по сравнению с китривирийским пестрыми и продуманными деталями.

— Кто командует ардейнардцами? — спросил генерал у Дометриана.

— Некий Алфорд Старрот, близкий родственник герцога.

— Правление — дело семейное, — изрек Фанет. — Всего две тысячи солдат. Так мало.

— И лишь из милости герцога. Он никогда не вмешивался в то, что происходило с Катэлем, равно как и войны между Китривирией и Лутарией оставил без внимания, не поддержав никого, — пояснил Дометриан.

— С ними приятнее иметь дело, чем с лутарийцами. Любопытно, что это князь позвал их, но они предпочли объединиться с нами.

— Что поделать, если лутарийцы не могут уследить за своей репутацией.

— Они ведь там заключают какие-то торговые сделки. Зеленый герцог продает Лутарии руду и древесину.

— Этот герцог, Мортимер Дилрой… Он написал мне письмо, — сообщил Дометриан Фанету.

— И что же?

— Герцог высказывал свое уважение. И просил не развязывать войну раньше времени.

— В каком смысле?

— Лутария скоро начнет терять своих союзников из-за того, что Твердолик скрыл ото всех способ убийства Катэля.

— А Дилрой откуда об этом знает?

— Понятия не имею. Он посоветовал нанести удар, когда княжества ослабнут.

— А он, оказывается, подстрекатель, — заметил Фанет со смешком.

— Почему все думают, что мы возобновим эту борьбу?

— Потому что это наша судьба, Archas.Воздаяние людям за грехи их. Превращение их в рабов, как когда-то они превратили в них нас.

— Мы уже обсуждали это, Фанет. Китривирия не будет переживать ужасы войны снова.

— Люди все равно нападут, — возразил генерал. — Это лишь вопрос времени.

— Мы не станем развязывать новую войну, — отрезал Дометриан. — Особенно сейчас, когда бесчинствует Орден Аррола.

— Только падение одной из держав позволит положить конец нашему противостоянию.

— Я считаю тебя мудрым и достойным мужчиной и верю, что ты станешь прекрасным правителем, — произнес Дометриан, повысив голос. — Не разрушай мою веру.

— Ты сам понимаешь, Archas.Ты все видишь. Ты любишь своих подданных, но не готов пожертвовать несколькими, чтобы наконец завершить то, что начали наши прадеды.

— Ты еще юн…

— Я, может, и юн, но я знаю, что мы все равно будем страдать. Потому что люди не отступят. Они вспомнят нас, когда вся эта ситуация с эльфийским чародеем разрешится окончательно. И тогда они нападут. Не лучше ли напасть первыми?

— Нет, — бросил Дометриан и выпрямился в конском седле. — Мы закончили этот разговор, Фанет.

Генерал фыркнул, но не стал спорить. Вместо этого он решил перевести их диалог в несколько иное русло.

— Лутарийцы все же не так глупы, — сказал он. — Конец нейтралитета, который они, в общем-то, не особо соблюдали, позволил бы им открыто и безнаказанно напасть на наше войско. Но они этого не сделали.

— Мы же можем ответить. Им не нужны лишние жертвы.

— Они все равно будут. Когда мы встретимся возле Сэт`ар Дарос.

— И пока мы рвем друг друга в клочья, Катэль спокойно совершит, что задумал.

— Ты же не жалеешь о своем поступке?

— Не очень. Но это может добавить нам лишних проблем. Да поможет Ахторас, и мы окажемся мудрее и сможем презреть нашу многолетнюю вражду, объединившись перед лицом врага.

Они с минуту молчали, каждый мысленно обращаясь к их богу войны. Затем, увидев, что уже большая часть воинов зашла в расщелину между горами, они не спеша повели коней к хвосту войска.

— Разведка говорит, лутарийцы решили отправиться к крепости через равнину Шароу, — сказал Фанет.

— Но она охраняется Орденом.

— Зато этот путь быстрее, чем через горы.

— Посмотрим, что будет дальше.

— Третья и вторая дивизии княжеств так и остались островах. Поговаривают, что их ряды лишь немного поредели с тех пор, как они потеряли Бастион.

— Одна из моих пташек в Велиграде шепнула, что князь выслал полк им в поддержку, — Дометриан стукнул пятками бока своей кобылы, ускоряясь.

— Получается, у них больше воинов, чем у нас. Даже если брать в расчет эльфов из Грэтиэна, но почти все из них лучники, а не бойцы ближнего боя.

— Это ни на что не влияет, — отозвался царь, однако объяснять, почему он не принимал во внимание численное различие, не стал.

Вместо этого он дернул поводья, заставив лошадь идти медленнее. Кобыла, недовольная переменчивым настроем царя, громко зафыркала.

— Тише-тише, Маргаритка, — ласково пробормотал царь.

Фанет посмотрел на хвойный лесок к востоку от Хребтов, куда отправился небольшой эльфийский отряд разведчиков во главе с Олириамом Тиларом. К счастью, Дометриан совсем не смотрел в эту сторону, все внимание уделяя тому, как его воины переходили расщелину в горах.

Возле леса, на который косился генерал, китривирийское войско казалось маленьким, словно муравьиная колония. На пригорке стояло двое. Стройный эльф в черном плаще с высоким воротником и некто неопределенного пола, в бледно-зеленой дорожной накидке и в закрытом шлеме с травленым орнаментом, выпуклыми крыльями по бокам и невысоким гребнем на макушке. Они стояли, почти не шевелясь, и следили за передвижением войска. Позади них молчаливым строем расположились эльфы.

Когда последняя часть войска зашла в горный проход, будто ужик, заползший в нору, некто в шлеме присел на корточки и заговорил женским голосом.

— Наконец-то прятки закончились.

— Не признал тебя, — ответил эльф. — Повезло. Хотя ты никогда не приближалась к нему на опасное расстояние.

Девушка в шлеме зачерпнула в ладонь горсть серой земли и выпрямилась. Дорога по степи Руво доставила ей больше удовольствия, чем путешествие на корабле, где ей выделили очень тесную каморку и запретили покидать ее. Она чувствовала себя пленницей. Ее часто навещали, принося еду, новости и свое общество, чтобы она уж совсем не умерла в этой тесноте со скуки, но положения это не спасало. Она привыкла к открытому пространству, привыкла к полям и лесам, по которым можно было носиться на Хагне, и любое нахождение в четырех стенах было для нее невыносимым. А эти четыре стены, на корабле, еще и давили на ее, два шага вперед, три шага в сторону — вот и был весь размер ее двухнедельного жилища. В Руво все пошло куда лучше. Прикинувшись одним из телохранителей мастера Тилара, она все время находилась с ним, даже спала рядом. Оставалось неизвестным, кто из них был больше рад этому

Лета сняла эльфийский шлем, чем заставила воинов Лиама позади нее побросать все свои дела и разинуть рты.

— Лучше бы я этого не делала, — хмыкнула она.

— Почему?

— Я тут инкогнито, а они меня узнали.

— Ты думаешь, что кто-то из них расскажет царю о твоей проделке?

— Это ты должен мне пообещать. Что они не станут этого делать.

Лиам издал звук, похожий на стон удовольствия.

— Обещаю. А теперь ты должна кое-что увидеть.

— О чем ты?

Лиам ничего не ответил и дернул головой в сторону, приглашая девушку последовать за ним. Они прошли мимо эльфов, спустились по склону к рядам кривых деревьев.

— Куда ты меня ведешь? — ухмыльнулась Лета. — В лес?

— Тебя это не пугает, похоже.

— Уж ты-то — точно нет.

Лиам издал смешок и приобнял ее за талию. Они вошли под кроны деревьев, в затхлый полумрак леска.

— Теперь тебе вообще нечего пугаться, — ответил эльф. — С тобой ведь твои друзья.

Пройдя совсем немного, они остановились, и Лета уловила внимательным глазом какое-то шевеление между деревьями. Она оглянулась, и Лиам ободряюще ей улыбнулся. Пожав плечами, Лета сделала пару шагов вперед, разглядывая серость леса. Мелькнувшее знакомое сочетание красного и белого цветов заставило ее сердце пропустить один удар, а когда из-за деревьев выплыло острое бледное лицо, обрамленное темными волосами, кровь волной хлынула к щекам девушки.

Лета шагнула к миротворцам навстречу.

— Я подумал, что тебе не помешает компания, — тихо проговорил Лиам позади. — Потому что мне скоро придется покинуть тебя и приступить к своим обязанностям.

Иян улыбнулся и склонил голову в приветствии. Лета обернулась к Лиаму с широко распахнутыми глазами.

— Что? Я написал письмо от твоего имени. Тебе нужна их помощь, — пробормотал эльф, криво и невесело усмехнувшись.

Лета сразу поняла, что пряталось за этой гримасой. То же, что и было в письме. Горечь. Сожаление.

Она вновь повернулась к миротворцем, но не успела ничего сказать, так как из-за спины Ияна выскользнул широкоплечий человек с луком и спадавшей на лицо челкой каштановых волос.

— Марк?! — воскликнула Лета и бросилась к нему.

Подбежав, она заметила, что он не пошевелился, просто стоял столбом на месте и не сводил с нее глаз. Его взгляд как обычно был прохладен, он на всех всегда равнодушно смотрел, но сейчас в нем было что-то еще… Злость?

— Марк? — позвала Лета.

Она увидела, как заходили желваки на его челюсти. Потом она пропустила удар и поняла, что он врезал ей кулаком по лицу, уже когда оказалась на земле. Она пропустила, потому что не верила, что он может это сделать.

Звон в голове дезориентировал ее, и Лета замотала ею, пытаясь быстрее прийти в себя. Она чувствовала, как распухала ее щека.

«Марк… Ты… Ты чего?»

Не дожидаясь, пока она оклемается, Марк схватил ее за дорожную накидку и подтащил к себе.

— Это правда? — прошипел он. — Милован убил его? Отвечай!

Миротворцы кинулись ему на спину, отрывая его от девушки, но Лета вскрикнула и подняла руку вверх.

— Не трогайте его, — хрипло выдавила она, фокусируя взгляд на разгневанном лице Марка.

Его синие глаза превратились в две узкие щелочки, ноздри вздувались, а грудь ходила ходуном. Только этого не хватало… Он по-прежнему держал ее на весу, приподняв за воротник накидки так, чтобы она едва могла стоять на земле на цыпочках.

Он ждал ответа.

— Да, — сказала Лета, отворачиваясь.

— Да? — выплюнул Марк ей в лицо. — И ты позволила ему это сделать?

— Я не смогла помешать ему.

Он долго-долго смотрел на нее, затем резко разжал руку, с отвращением отталкивая ее от себя. Лета от неожиданности чуть не упала снова.

— Он погиб из-за тебя, — страшно чужим голосом произнес Марк. — Я тебя ненавижу.

Лета не смогла ответить. Марк покачал головой и прошел мимо нее, удержавшись от того, чтобы задеть девушку плечом. Но холодка и злобы, которыми от него веяло, было достаточно. Лете захотелось забиться в угол и расплакаться.

Марк ушел в сторону эльфов, а в лесу настала немая сцена. Лета взглянула на Лиама, и у того хватило такта промолчать и только сочувственно повести бровью.

***

На пригорке, с которого хорошо просматривались степи Руво и расщелина в Хребтах, впору было установить наблюдательный пункт. Иян почти по-кошачьи фыркнул, глядя на спину Леты. Она стояла там настолько долго, что уже было необходимо обнести ее забором и сформировать там этажа три-четыре, чтобы получилась башня. Тогда это было бы больше похоже на дозор, и можно было бы спокойно доверить Лете сторожить лагерь этой ночью — глаз она с горизонта не сводила уже второй час.

Иян прервал свою работу с оселком и поднялся к девушке на пригорок. Кто-то же должен был в конце концов отвлечь ее от горестных раздумий или чего у нее там было в голове.

Лета смотрела на расщелину между горами, где уже было пусто, и только тихое эхо доносило о недавнем присутствии более чем десяти тысяч воинов. Она была одета в короткую кольчужную лорику поверх черной рубахи, перетянутую кожаным поясом, плотно облегающие черные брюки и мягкие сапожки из оленьей шкуры. Последние были подарком Лиама. За спиной был Анругвин, к тяжелому весу которого она с трудом привыкла. Ее прошлый клинок, Пчела, даже не ощущался за спиной.

Когда Иян встал рядом с ней, она одарила его коротким взглядом и легкой улыбкой.

— Спасибо, что согласился помочь, — сказала Лета. — Но это может быть опасно.

— Не говори глупостей.

— Ты правда готов пойти на это? А твои люди?

— Чтобы отомстить за смерть человека, самого честного и верного из всех, что я знал? Да, мазелька, готовы, и мои люди, и я сам, — Иян стукнул себя в грудь. — С этого дня мои меч и сердце твои. Что бы ни случилось, я всегда буду готов ринуться в бой ради тебя, и гореть мне в водах Блазнгара, если я лгу.

Кустарник поблизости вдруг громко затрещал. Это был Лиам, вернувшийся из леса.

— С такими предложениями тебе уже пора задрать нос повыше, — хмыкнул он, подходя к ним. — Глянь-ка, мужики-то на все готовы ради тебя.

— Я не это имел в виду, — буркнул Иян и вновь посмотрел на Лету. — Хотя…

— Оставь, — девушка закатила глаза. — Я прошу только о помощи. Один раз.

— Я дал ответ.

— Хорошо. Но я не переживу, если еще хоть одна смерть будет на моих руках, — Лета повернулась лицом к лагерю. — Не нужно было устраивать самодеятельность, а больше слушать его. Тогда все было бы в порядке.

Лиам проследил за направлением ее взгляда. Девушка смотрела на Марка. Тот был далеко и сидел к ним спиной. Было видно только его макушку.

— Я надеюсь, ты не будешь винить себя в произошедшем, — сказал Лете Лиам. — Из-за того, что он тебе наговорил при встрече.

— Я удивлена, почему он меня вообще не убил, — ответила она.

— Перестань, Лета, — цокнул языком Иян. — Все прекрасно понимают, что Марк всего лишь вспылил. Он успокоится скоро, и вы помиритесь.

— Было бы хорошо, если бы он меня действительно ненавидел, — Лета поглядела в глаза командиру миротворцев. — Я это заслужила.

— Лета, что ты несешь?

— Знаешь, как мне противно от того, что все пытаются меня оправдать и сделать святой?

— О, ты далеко не святая. Ты хуже, чем все тебя считают, — кисло сказал Лиам. — Полегчало?

— Да. Скажешь это еще раз, завтра. Чтобы я не забывалась.

Эльф только покачал головой.

— Кстати, ты так и не рассказала, как прошла семейная встреча, — вставил Иян, складывая руки на груди.

— Тебе правда так интересно?

— Ну так…

— Хочешь спросить, мусолили ли мы ту щекотливую тему о нашумевшем в свое время любовном треугольнике? Совсем чуть-чуть, — Лета шмыгнула носом. — На деле он оказался отцом. Ну то есть он запретил мне возвращаться на острова, просил прощения, держал меня за руку, был счастливым…

— А ты?

— Я была дрянью. Я говорила ему много плохих вещей.

— Он простит тебя.

— Это уже неважно, — отозвалась Лета.

— Я так понимаю, ты не вернешься в Китривирию?

Она не ответила, посчитав, что ее молчание покажется Ияну достаточно красноречивым. Показалось. И он не стал больше задавать вопросов. Она заметила, как взгляд Лиама быстро скользнул по ее лицу.

«Да-да. Мы с тобой тоже еще об этом не говорили», — подумала Лета.

— Подождем ночи и выступим, — заговорила она минуту спустя. — Пойдем через расщелину.

— А не проще ли пойти через равнину Шароу, или как ее там? — спросил Иян.

— Туда сейчас направляются лутарийцы. Среди нас эльфы и миротворцы. Как думаешь, что они с нами сделают, если поймают? — произнесла девушка и выдержала паузу. — Если нас схватят, то пусть лучше свои.

— Обязательно ждать ночи? Войска успеют пройти до того, как стемнеет, а уж потом выдвинемся и мы.

— Нам будет легче передвигаться под покровом ночи.

Лиам вновь заметил, как Лета стрельнула глазами в сторону Марка.

— Иди уже, поговори с ним, — сказал он. — Вот увидишь, он извинится за свои слова.

— Это я должна извиняться.

— Какая разница, кто это сделает. Вам двоим нужно о многом поговорить. Ступай.

Лете этого не хотелось, но потом она решила, что тянуть с разговором было бессмысленно. Они втроем вернулись к лагерю, где уже вовсю разводили костер эльфы и миротворцы, знакомясь между собой. Лета старалась не встречаться с эльфийскими воинами глазами, которые пялились на нее все время, пока она шла к пеньку с огромной трещиной, расколовшей его надвое, у которого сидел Марк. Он выбрал место уединенное и удаленное настолько, насколько это мог позволить себе человек, желавший одновременно быть и на виду.

Лета подошла к Марку. Прислонившись спиной к пню, он осматривал каждую стрелу из своего колчана. Лук покоился у него на коленях.

— Как ты? — спросила девушка.

Марк смолчал, не удостоив ее даже взглядом. Она вздохнула и неуверенно приблизилась к нему, садясь рядом и поджимая под себя ноги. Она посмотрела в его угрюмое лицо, с ранними морщинами вокруг глаз и небритыми впалыми щеками, превратившими его ухоженную прежде бородку в неопрятную густую щетину.

— Можно мне посидеть с тобой? — шепнула Лета.

Марк кивнул.

— Так значит, Дита тебе все рассказала? — спросила она.

— Угу. Я ей не поверил. А потом Иян получил письмо от твоего остроухого. Я подумал сначала, что ты его написала.

— Я не хотела тебя в это втягивать, — произнесла Лета, сглотнув.

— Конечно. Ты же считаешь, что со всем справишься сама. В одиночку.

— Марк…

— Ты знаешь, что Иветту оправляют на острова с другими магами? Это мы уже узнали перед отъездом из Тиссофа.

— Она? Сюда? В этот ад?

— Ну, она же взрослая уже.

— Откуда ты это узнал?

— Парни Ияна увидели ее среди тех, кого торжественно благословляли на битву с Орденом перед воротами Васильковой Обители.

— Боги… — буркнула Лета.

— Меня это тоже не радует, — Марк посмотрел ей в глаза. — В последнее время меня ничего не радует.

— Марк…

— Перестань, Лета. Мы здесь, чтобы найти и убить ублюдка. Все.

Его снисходительный и раздражительный тон ей не понравился. Несмотря на чувство вины, которое Лета ощущала, ее злость все равно прорвалась наружу.

— Мы должны поговорить об этом.

— Тут и так все ясно.

«Пора переходить в атаку».

— Да ну? — выпалила Лета. — Мне, допустим, многое непонятно… Ты ведь с самого начала знал обо всем. О Миловане. И не сказал.

— Драгон запретил тебе рассказывать, — отрезал Марк.

— Я имела право знать.

— Да. Но мы хранили тебя от твоей же собственной глупости. Это, к сожалению, не помогло.

— Вот именно. Потому что если бы вы рассказали…

— Я не хочу слушать тебя больше, Лета, — перебил Марк. — Оставь меня.

Лета чуть не вцепилась ему ногтями в лицо. Стерпела и прикрыла глаза, испуская тяжкий вздох. Ну, вот. До слезного обоюдного прощения и примирительных объятий было еще далеко. Но ей хотя бы удалось вызвать у него хоть какие-то эмоции, кроме молчаливой ненависти.

Лета поднялась и направилась к Лиаму, который отдавал какие-то распоряжения своим воинам. Эльфы и миротворцы выпивали, потроша и нанизывая на вертел тушку какого-то похожего на зайца животного. Никто, кроме Ияна, не рвался к расщелине вслед за войском илиаров. Все были согласны на предложение Леты и готовы подождать ночи.

Лета подождала, пока Лиам переговорил с воинами, которых он посылал в чащу на поиски пресной воды, и подошел к ней.

— Когда ты вернешься к Дометриану? — спросила она.

— Перед началом боя, — ответил эльф. — Я согласился помогать лекарям с ранеными.

— Правда?

— А ты думала, что я только разведкой промышляю?

— Вообще-то, — Лета сдвинула брови. — Да. Так я и думала. Кроме всяких других грязных делишек с работорговцами.

— Ой, да ладно тебе. Воспринимай это как своеобразную месть людям. Ты-то в отмщении смыслишь все, — Лиам обворожительно улыбнулся. — Но держи это знание при себе.

— Об этом даже случайно не проболтаешься.

— Приятно иметь дело с очаровательными барышнями, умеющими правильно распоряжаться своими мозгами, а не только отрубать конечности врагам огромным мечом.

Лета не сдержала смешок.

— Не такой уж он и огромный, — она потрогала большим пальцем ремень от ножен на груди.

Лиам отошел, но перед этим как бы случайно задел ее, проведя ладонью по ее животу и предплечью левой руки. Смущение смешалось с удовольствием, и Лета скрыла улыбку.

Глава 27

Глава 27.

В беседах с Безумцем.

Долина горела огнем. Тысячи костров и факелов наводнили безлесную местность, как жужжащая и надоедливая мошкара болото. Крики и хаос стояли здесь, трепыхался брезент палаток, стонала сталь, плакали деревья, срубленные мощными ударами топоров. Догорали остатки возведенных Орденом деревянных построек, наскоро наколдованных каменных смотровых башен, чьи стены держались только по милости богов, и больших шатров, над которыми колыхались знамена Катэля — черные с красным, на фоне которых небрежно было нарисовано белое пламя. Их срывали и топтали, а на их месте появлялись новые знамена. Рубиновые, янтарные, изумрудные, они пестрели на приличном расстоянии друг от друга, но, казалось, они были везде. Над всем этим возвышалась огромная, черная, словно вросшая в скалу позади нее, Сэт`ар Дарос, со всеми своими выступавшими, как острые зубы чудовища, башнями, темными галереями, уродливыми пристройками, похожая на большого и отвратительного паука из тех, которые водятся в северных уголках Гальшраира, далекой страны на юго-востоке Великой Земли.

Никакого изящества, присущего эльфийской архитектуре, в этом замке не было. То ли по прошествии веков крепость сделалась такой, то ли она изначально планировалась как тюрьма… В Сэт`ар Дарос не было того очарования, каким могли похвастаться другие руины на Скалистых островах, не было той захватывающей дух красоты, чистоты и легкости. Крепость, служившая родовым замком для королей эльфов не одно тысячелетие, была так некрасива, что даже не верилось. Она могла бы выглядеть нелепой, если бы не была такой грозной и устрашающей. А венчался замок и вовсе вытянутой узкой башней с кривыми каменными зубцами, которую лутарийские солдаты прозвали Жутким Пиком.

Крепость окружал бездонный ров, а длинный мост, позволявший преодолеть его, был поднят. Замок затаился. Лишь изредка в его лишенных стекол окнах загорался красный свет, мелькали тени и доносились отзвуки творившихся заклинаний.

Вся нечисть, прибывшая по зову Катэля Аррола, стянулась внутрь огромной Сэт`ар Дарос с тех пор, как войска наконец добрались до долины. Это была безусловная победа. Но пришлось повоевать. Катэль не оставил собравшиеся перед его крепостью армии без сюрпризов. Его иллюзии, напустившие на воинов туман, в котором они не видели даже друг дружку, не то что врага, казались пугающе реальными. Воины попадали в магические ловушки, расставленные по всей долине, часто оказывавшиеся смертельными и бывшие образцом богатой фантазии и извращенности темных чародеев. Потом последовала атака с воздуха, подкосившая войско. Но воины пережили это нападение и далее, когда адепты Катэля ринулись в открытый бой, смогли отбросить их назад. Их чары, которых так все опасались, были страшны и разрушительны лишь до той поры, когда внезапно подоспели маги Сапфирового Оплота, принявшие с ходу активное участие в битве и нейтрализовавшие магию адептов.

Не обошлось без дезертирства, ибо завидев ужасающие последствия теургии, коей пользовались некоторые маги из Ордена, многие бежали с поля боя. Оплот не отступил, набрав в этот поход приличное количество магов. Именно он окончательно разбил темных адептов, что позволило остальным загнать остатки в крепость. Тот городок перед крепостью, который Орден возвел за несколько месяцев, был разрушен прибывшими в долину илиарами и людьми. Долгое сражение с Катэлем сдвинулось с мертвой точки, подарив союзным войскам одну победу за другой.

Благодаря же усилиям илиаров, эльфов и людей Ардейнарда оказалась повержена наемная армия Ордена, встретившая их на выходе из расщелины в Крэндо д`Аффо. Наемники, часть которых Катэль подкупил, а часть зачаровал, на деле же оказались неорганизованными варварами. Союзное войско задавило их в придачу и числом, не понеся при этом особых потерь.

Крепость была осаждена. Много песен было в эту ночь, славивших павших и ныне живущих, воспевавших мастерство Сапфирового Оплота и отвагу простых воинов. Долина была занята великим множеством воинов, хоть и потерявшим свое изначальное количество в сражениях. Эти потери со стороны казались ничтожными, но было известно, что счет был более тысячи.

Особенно было грустно наблюдать за лутарийцами, столкнувшимися все-таки на равнине Шароу с теми, кто ее стерег. Они пережили эту битву, но с большим ущербом, и добрались до долины, где им досталось еще. Они выстояли. И хоть лутарийцы сражались на одной стороне с илиарами, оба войска разделял глубокий овраг. Это было больше пользой, ведь неизвестно, чем могла обернуться отмена перемирия. Слух об этом разнесся по всему миру буквально за несколько дней, хотя оба правителя об этом открыто никому не заявили.

После многочасового сражения лутарийцы заняли восточный берег оврага, разделявший их с войском илиаров, ардейнардцев и эльфов. Разбили лагерь, обезвредили ловушки, уничтожили постройки, выставили стражу, дежурившую днем и ночью. То же самое проделалось и на западном берегу.

Косились друг на друга, а как иначе. Илиары дивились тому, как глупо поступили люди, решившись пойти через Шароу. Люди называли ардейнардцев предателями и как всегда давились от злости при виде илиаров. Ардейнардцы молчали, никуда не встревая, но выражая свое дружелюбное расположение к илиарам. Эльфы держались в стороне, однако их общение с илиарами свидетельствовало о том, что этот недавний союз между их народами будет очень долгим.

Но межрасовые конфликты достигли своего апогея, когда несколько илиарских смельчаков перед самым рассветом пересекли овраг и устроили поножовщину в лутарийском лагере. Кровопролитие удалось остановить только тогда, когда вмешался Радигост Кейц собственной персоной.

— Цирк, да и только, — фыркнула Лета.

Она могла поклясться, что в этой отважной и глупой выходке был замешан Фанет. У нее даже хватило фантазии представить, как он, переодетый в доспехи простого легионера, бредет по рыхлому дну оврага с оскалом на лице и ощущением какого-то патриотического счастья.

Нет, на самом деле веселого в этом все было мало. Но Лете было весело. Почти до истерики.

— Смешно смотреть на этот междусобойчик, — заметил один из миротворцев, сидевший рядом с ней. — Заключают союзы с одними, грызутся с другими, а меж тем Катэля все еще не завалили.

Он почти угадал ее мысли.

— Вы-то к кому присоединитесь? — осклабилась Лета.

— К тем, кто против Лутарии, очевидно же. Мы ведь здесь за тем, чтобы замочить как можно больше лутарийцев.

— Это я вам обещаю. Пойдет только на пользу вашему делу. Главное, чтобы это были дружинники.

— А нам оно как-то без разницы, госпожа Лета.

Они наблюдали за долиной на расстоянии, находясь на нагорье, в которое плавно переходили Хребты Безумца. Лета никогда бы не подумала, что за этим горным массивом может быть такая большая и открытая долина. Она была как чаша, с одной стороны окруженная горами, а с другой — угольно-черными скалами, закрывавшими горизонт.

С этого места было хорошо видно все, что происходило в лагерях по обоим сторонам оврага.

— Дураки. Они разве не видели, что равнина Шароу кишит прислужниками Катэля? — проворчал один из миротворцев, ведущий беседу с другим.

— Но они смогли прорваться, — отвечал другой. — Эти синие шатры принадлежат магам?

— А кому еще?

Лета почувствовала, что затекают колени, и припала к земле животом. Все остальные последовали ее примеру.

— Я просто устала сидеть, — удивленно буркнула она. — А вообще… Это хорошая идея. Вдруг кто-то может оказаться достаточно зорким, чтобы нас разглядеть.

Они продолжили наблюдать за лагерями лежа.

— Это не мое дело, госпожа Лета, но я заметил, что мастер Тилар привел с собой мало воинов, — поделился миротворец, лежавший рядом с девушкой.

— Грэтиэн не хочет терять подданных.

— И все же он помогает сейчас нам, бросив своих эльфов с илиарами.

— Неважно, — спустя какое-то время отозвалась Лета. — Мы сейчас наблюдатели, не более того.

— Поэтому можем и посудачить об обстоятельствах этой войнушки. Чего они ждут? Уже бы напали. Уже бы магов заслали в крепость. Делов-то.

— Еще не время, значит.

— Или я совсем не разбираюсь в стратегии.

— В тактике, — поправил другой миротворец.

— Какая на уд разница… Ой, простите, госпожа Лета.

Девушка встала на четвереньки, а затем и вовсе поднялась на ноги.

— Убираемся отсюда, — сказала она и посмотрела на светлеющее небо. — Рассвет. Нас могут заметить. Возвращаемся в лес.

Они вернулись в небольшой перелесок, спустившись с нагорья. Они передвигались почти бесшумно и всего за полминуты покинули каменистые бугры и спрятались за деревьями. С Летой было всего четверо миротворцев, хотя ей хотели навязать шестерых. Но такая толпа уже была бы слишком приметной. К тому же красно-белые мундиры плохо сливались с сероватыми оттенками окружающей местности.

Такие короткие вылазки на каменистое нагорье были для Леты частыми. Ей не сиделось на месте. Она чувствовала, что бездействует, так что наблюдение за долиной хоть как-то приглушало это чувство. Также интересно было смотреть на войско в долине. Наблюдать за битвой, в которой они не приняли участие. За передвижением воинов в разных доспехах и под разными флагами. За тем, как шли дела насущные в лагерях и как полыхали юркими огоньками костры на фоне страшно-черной крепости.

Лесом их укрытие было назвать сложно. Это скорее была марь — влажная, мшистая, болотистая. Деревья были настолько редкими, что они боялись разводить огонь. Но зато можно было вдоволь полакомиться голубикой, спелой, кисловатой, растущей здесь на каждом шагу. Чем дальше они отходили от подножья гор, тем чаще встречались ивы, низко склонившие свои ветви над мелкими журчащими ручьями. Деревья росли далеко от друг друга, но протяжность у мари была на несколько верст, что позволило им побродить по ней, изучая. К счастью, она была почти не облюбована Орденом или солдатами объединенного войска. Почти.

Иногда они видели следопытов, характерный крой одежды которых и красное оперение стрел выдавало в них лутарийцев. Но искусство эльфийской маскировки не знало предела. Эльфымогли с успехом слиться с деревьями и кустами, лечь на землю и стать неотличимыми от трав, быть тенью и частью лесной чащобы. В таком редком лесу было трудно продемонстрировать этот навык во всей красе, однако работу облегчала сама ночь. Несколько хитрых поз и немного чар — и уже даже миротворцы в своих ярких мундирах могли сойти за сухие кустарники или побеги горицвета.

Они затаились в лесу, ожидая, когда представится удобный случай напасть на дружинников. Сначала надо было определить, где они вообще находились. Они точно были там, среди лутарийских солдат, Лета это чувствовала, и те, кто возвращался с постов на нагорье, регулярно приносили вести о том, что у оврага мелькали плащи дружины. Ясно, что надо было ждать, когда крепость атакуют, чтобы тогда в суматоху найти дружинников и их командующего.

Лета и миротворцы пересекли бугристую местность и ступили на болотистую почву. Увязая в трясинах чуть ли не по колено, они с облегчением выбрались на сухонькую траву. Их лагерь был близко. Вот только завидев перед собой лиловые заросли багульника, они недоуменно остановились.

— Я не помню этого места, — произнесла Лета, попятившись назад.

— Мы что, заблудились? — спросил один из миротворцев.

— А я говорил, что нам не в ту сторону.

— В смысле не в ту? Да я эту рощицу паршивую вдоль и поперек изучил!

— Тогда какого ты завел нас в эти цветочки?

— Да я…

— Тшшш, — шикнула Лета, прищурившись. — Здесь кто-то есть.

— Что это за запах? Бьет прямо по мозгам, — один из миротворцев втянул носом воздух и сплюнул.

— Дурман какой-то…

— Поди чары какие…

— Точняк. Наткнулись на колдовство, мать его.

— Да тише вы, — зашептала Лета. — Может быть, это…

Она не договорила, потому что запах, легкий, эфирный, напоминавший аромат косметических масел, вызвал у нее головокружение. Впереди затрещали ветви деревьев. Миротворцы напряглись, а через секунду выхватили клинки из-за поясов.

— Говорил вам, госпожа Лета, наш командир, чтобы взяли побольше парней, — проговорил миротворец, единственный, кто бы вооружен луком и стрелами. — А вы его не послушали.

Шатаясь, Лета вытащила из-за спины меч.

— Поздно метаться, — бросила она.

Они застыли, ожидая, когда из кустов явится противник. Или друг. Но чем дольше они ждали, чем сильнее им казалось, что это был все-таки враг.

Из кустов так ничего и не появилось. На мгновение все стихло, потом дурманящий запах стал сильнее. Вдруг закричал миротворец и упал. Остальные повернулись к нему, но также ощутили какой-то толчок в спины и повалились в кучу, размахивая мечами. Миротворец с луком выпустил стрелу в неизвестность.

Лета отошла от этого беспокойного кубаря. Что-то ударило ее по ногам, но она отскочила, взмахнула мечом, прорезала воздух у себя за спиной и не встретила сопротивления. Однако ее глаз, ставший видеть четче и лучше, особенно в темноте, после того, как она перестала пить волхвское зелье, заметил какое-то белое мерцание. Она шагнула в сторону, держа клинок перед собой.

Очередная стрела, пущенная запаниковавшим миротворцем, едва не снесла ей ухо. Лета обернулась, увидев, как ее группа пытается отлипнуть друг от друга, но что-то не давало им отползи хотя бы на метр, чтобы разорвать связь, которая сбила их в одну кучу. Это махавшее мечами во все стороны нечто выглядело довольно комично.

«Умеешь же ты находишь несмешные вещи уморительными», — подумала Лета.

Что-то вновь толкнуло девушку, на этот раз в грудь, минуя выставленный вперед меч. Лета чудом удержалась на ногах. Тогда «что-то» начало толкать ее чаще и сильнее, пока она не упала на колени. Клинка она не выпустила.

— Ojez!1

Лета вскинула голову и увидела выплывавшие из тьмы силуэты людей. Их было около десяти, и все они были одеты в мантии. Лица их скрывали капюшоны. Однако один из них был в совершенно другой одежде.

Он подошел к ней, невысокий и изящный.

— Сопротивление магии? Неплохо для человека, — проговорил он на чистейшем всеобщем. — Этих связать, а она пойдет со мной.

Лета вскочила, размахнувшись и намереваясь разрубить его пополам. Но так и застыла в этой позе, словно захваченная в тиски, и изумленно заморгала.

— Не стоит, — спокойно произнес он. — Уверяю тебя, в этом нет нужды.

Внезапно меч выскользнул из ее онемевшей руки и переплыл в ладонь к нему. Ей удалось только испустить вздох удивления. Клинок не причинил ему боли, а послушно лег в руку. Он наклонил его горизонтально, любуясь переливами стали.

— Нет сомнений в том, что ты знаешь, как им пользоваться, — сказал он. — Правда?

Лета услышала сзади бурчание и протесты миротворцев. Затем они прошли возле нее, связанные толстыми веревками и подгоняемые в спину людьми в черных мантиях.

Когда они скрылись за кустами, он махнул рукой, и тиски спали с тела Леты.

— Нам с тобой немножко в другую сторону.

Он выглядел совсем юным, не старше Леты, хотя эльфы возрастом после ста лет обладали более зрелой внешностью, а ему было гораздо больше. Блестящие глаза, прищуренные с наглостью, таили в своей золотистой глубине великий ум, приумноженный опытом веков и пытливостью. Он был невысок, с темно-каштановыми кудрявыми волосами с мелкими белыми прядками. Узкая переносица, нос с четко очерченными крыльями. Чувственные надменные губы. Бледные руки с длинными пальцами, худощавое тело, укрытое черным камзолом, расшитым рубинами. На голове — серебряный обруч.

Эльф указал ей налево, и она подчинилась, зашагав в ту сторону. Она мгновенно поняла, что ее попытка сбежать увенчается провалом.

Пока она шла, чувствуя за спиной его легкие шаги, думала, что умрет от страха. Сердце так и скакало, вырываясь из груди, бешеное, как никогда раньше. Перелесок задышал тишиной, но тот странный дурманящий запах все еще наполнял ее сознание.

За стройными ольхами они вышли на поляну, и Лета на секунду забыла о своем страхе. Среди кустов рододендрона удивительным образом выросли два больших кресла, обтянутые тканью баклажанного цвета в тон местным растениям. Они были подобны той мебели, которую привозили в Тиссоф из мастерских Грэтиэна и продавали за заоблачные суммы. Между ними расположился столик, изготовленный из светлой древесины. На нем горело несколько свечей. Над поляной стояла свежесть, рассеивавшая тот дурман. Но от ощущения нереальности происходящего она не избавляла.

Они почти дошли до столика и кресел.

— Ashel2,- прошелестел эльф за спиной.

Лета послушно остановилась, прижав руки к телу.

— Ты знаешь эльфийский? Великолепно. Тогда нужды во всеобщем нет… Что? Ты что-то хочешь сказать?

— Я… не так сильна. В нем, — пробормотала она заплетающимся языком.

— Тогда снова перейдем на твое наречие.

Он подошел к столу, провел рукой над пламенем одной свечи, затем обернулся к Лете. Оглядел ее с головы до ног. Приблизился. Вздохнул.

— Кто… ты… такая? — сильно растягивая слова, произнес он и обошел вокруг нее. — Скажи мне.

Он остановился перед ней и, взяв в ладонь одну из кос, принялся рассматривать ее. Лета отпрянула, ощутив испуг и — самую малость — раздражение. Он звонко рассмеялся. Смех его, напоминавший переливы колокольчиков, вызвал у нее необъяснимую однако дрожь, сопровождаемую чувством первобытного страха.

— Ты боишься меня?

— Да, — честно призналась Лета.

— Но не так, как должна, — он снова обошел ее, разглядывая со всех сторон. — Еще раз: кто ты?

— Жертва обстоятельств.

Он вновь засмеялся, но на сей раз в этом не было ничего жуткого. Лете стало опять страшно, когда он, зайдя за спину, положил руку ей на талию и прислонился губами к ее уху.

— Тело крепкое, сильное, не такое как у человека, с широкими костями. Из глаз свечение, но лицевой отдел твоего черепа непохож на тот, который наблюдается у илиаров. Черты твоего лица напоминают скорее эльфийские, — прошептал он. Она сглотнула комок, образовавшийся в горле. — Ты не человек. Ты — генетический эксперимент. Но чей? И с какой целью тебя создали?

— Никто меня не создавал, — Лета отскочила от него, сбрасывая с себя липкое чувство обескураженности и испуга.

— Как тогда вышло, что ты носишь в себе черты несовместимых рас?

— Я родилась такой.

— Невозможно.

— Многие так говорили.

Эльф подошел к креслу и развернул его сиденьем к девушке.

— Как зовут тебя?

— Лета.

— Присядь, Лета.

Она не двинулась с места.

— Присядь, — повторил он голосом, в котором зазвучала угроза.

Тогда она зашевелилась и подошла к креслу.

Мягкость подушек втянула ее себя, обволакивая ощущением уюта. Но сердце не переставало выскакивать из груди.

Он направился ко второму креслу.

— Ты, вероятно, уже догадалась, кто я?

Она промолчала.

Эльф упал в мягкое кресло и развалился в нем, закинув ногу на ногу. Золотисто-карие глаза продолжали глядеть с интересом на Лету.

— Таким ты меня представляла?

— Нет.

— Наверное, в ваших книжках я изображен каким-нибудь уродом?

— Карликом.

Катэль улыбнулся, показывая ряд мелких белых зубов. Рядом с ним вдруг появился вполне приличный на вид эльф, одетый в черную мантию. Только появился он будто просто из воздуха, да так неожиданно, что Лета дернулась всем телом. Он подал своему господину жестяную кружку, наполненную чем-то дымящимся. Затем он переместился к Лете, и она успела заметить покрасневший простуженный нос на его слегка осунувшемся лице и беспокойно вращавшиеся глазные яблоки. Если это были какие-то побочные влияния теургии, то она стала ей еще отвратнее. Эльф предложил Лете такую же чарку. Она посмотрела Катэля, и тот кивком приказал ей принять это. Лета взяла в руки кружку, и эльф, откланявшись, удалился. От жидкости в кружке исходил приятный аромат мяты и какой-то другой травы.

— Пей, не бойся. Ты знаешь, люди часто говорят, что я — псих. Но нет, Лета. Моя цель — не уничтожение мира, а его улучшение и очищение от тех, кто недостоин жизни в нем. Когда настанет заветный час, Создатель, ошибочно именуемый Разрушителем, придет в этот мир и подарит мне и моим последователям благословение на наше возвышение и создание великого совершенства, перед которым все остальные падут ниц, — торжественно проговорил чародей.

— Я в восторге от твоей великой мечты, но это безумие, — осторожно произнесла Лета.

Удобства кресла как-то успокоили ее, а чай, который она все же попробовала, придал ей смелости.

«Интересно, а он знает, что я укокошила его бывшую подружку? — пронеслось в голове у девушки. — А знает ли он, что кое-кто активно ищет способ снятия с него чар? Скорее всего, нет… Но… Но… Проклятье. Теургия же позволяет проникнуть в голову… Вот жеdusenher».

Лета попыталась остановить испуганный поток своих мыслей, ошалело уставившись на Катэля. Впрочем, тот не старался их прочитать, не вытягивал у нее никаких сведений и, вроде как, не собирался ее пытать. Но он продолжил увлеченно рассказывать о своих планах, что удивляло Лету.

— Тогда, на Тор Ассиндрэль, — говорил он. — Я случайно призвал другое создание из скоплений Хаоса, именуемых Пространством, вместо Великого Катросалифаля. Имя ему было Волак. И он ответил на мой призыв, он говорил со мной и покарал всех отвергших меня… Задумывалась ли ты когда-нибудь, милая Лета, почему я и мои последователи остались невредимы в тот день?

«Воистину, Безумец».

Но все-таки Лета отметила, что Катэль излучал невероятное обаяние, была ли это магия или же естественное проявление. Его хрипловатый голос забирался прямо под кожу и ласкал уши. Она вспомнила, с какой интонацией и тембром говорил Лиам. Видимо, многие из эльфов обладали красивыми голосами.

— Я не верю во всю эту религиозную чепуху, в Разрушителя, Волака и тому подобное, — произнесла Лета. — Скорее всего, ты просто всех нас подорвешь, как в прошлый раз на Тор Ассиндрэль.

Нет, в чай явно было что-то подмешено. Он развязал ей язык.

Катэль с улыбкой посмотрел на пламя свечей.

— Знаешь, почему эльфы ушли с островов? — спросил он. — Они были напуганы. Тем, что произошло. Не вдаваясь в детали, могу сказать только, что это угрожало нашему виду.

— Зачем тогда тут основали тюрьму?

— Надеялись, что я умру от этого. Но… Меня оно не тронуло. И не тронуло других.

— Оно?

— Тебя мучили миражи или видения на островах? — неожиданно поинтересовался чародей.

— Да. Я заплутала в Пустошах Кильтэля. Были не только миражи, но и сны… похожие на предсказания.

— Ты думала, что это все галлюцинации, да? — легкая улыбка тронула его губы. — Однако это было правдой.

Лета ощутила, как пополз холодок по спине от воспоминаний о тех жутких образах, которые она видела.

— Но этого ведь не случится?

— Ты видела свое будущее?

— Не только. Видела и прошлое. Видела свое рождение… кажется… И… — она вздохнула. — Я не знаю, что я видела. Много чего.

— Оно показало то, что тебе было нужно увидеть. Скажи, будущее, которое ты увидела, было безотрадно?

— Там были смерти. В том числе и моя.

— Это может быть не обязательно смерть, которая постигнет тебя или кого-то другого в реальной жизни, — после недолгого молчания сказал Катэль. — Видения абстрактны. Они несут в себе много информации, но, как правило, она не лежит на поверхности. Ее надо попытаться истолковать. Смерть может являться символом каких-либо перемен в жизни.

— Что такое «оно»? Эльфы из-за него покинули острова, да?

— Это погибель. Не та, что забирает плоть. Она забирает дух.

— Я не понимаю.

— Тебе и не надо. Оно тебя пощадило. Как и меня. Значит, у тебя есть предназначение. А теперь уж прости за этот вид.

Он встал с кресла и принялся расстегивать пуговицы и крючки на своем камзоле. Лета подняла брови, а потом и вовсе отвернулась, когда увидела обнаженный торс Катэля. Ее вопрос отпал сам по себе, когда уже знакомый простуженный эльф возник в поле зрения с мантией в руках наподобие той, которая была на нем самом.

— Кажется, люди и илиары больше не соблюдают свое перемирие. Мне остается лишь немного подождать, — заметил Катэль, беря из рук эльфа мантию.

Лета увидела, что его тело покрывали татуировки. Странные, поблекшие от времени, извилистые местами, а кое-где вообще прямые полосы, похожие на какой-то орнамент. Эти узоры явно были какими-то символами, но Лета их не знала.

— Твою крепость осадили, — сказала она, наблюдая, как чародей облачается в мантию. — Ты можешь эффектно появляться в лесной глуши перед маленькими отрядами, демонстрируя, что не отсиживаешься в своей бывшей тюрьме, не трясешься там от страха и так далее… Но весь твой Орден почти побежден. Твоя армия наемников разбита. Ковен покинул тебя, ибо не смог считаться с потерями. Твои ученики, последователи, а также просто поклявшиеся тебе в верности рабы еще могут вставить врагам чертей, да так, что можно будет запомнить это на всю жизнь, но разве это все? Гоблины, бесы, упыри? Может, твои големы, которых ты вряд ли успеешь наштамповать, потому что…. Ты видел армию у порога твоего замка? А Сапфировый Оплот? Что ты можешь против них?

— Скоро свершится то, перед чем уже ни ваша армия, ни даже Оплот, ни мои ученики, ни мои полезные нечестивцы не будут иметь значения, — парировал Катэль, затягивая на поясе мантии ремень.

— Ритуал. Или взрыв? Тогда, конечно… Одним махом еще один остров, от которого и так мало чего осталось.

— Никакого взрыва не будет, дитя. То была моя ошибка, но я ее не повторю.

— Говорили, что ты счел это проявлением благосклонности.

— Говорили, говорят, будут говорить… Что ж, разве всех надо слушать? Новой катастрофы не случится. Но те, кто рискнул выступить против меня, будут наказаны — он замолчал ненадолго, так и не отпустив ремня, а потом вскинул голову. — Есть риск, что мне успеют помешать, но для этого я приготовил кое-что весьма занятное.

— Еще сюрпризы?

— Понравилось то, что я делал раньше? — спросил с улыбкой Катэль, но не получил ответа. — Касаемо моих вылазок за стены крепости… Ты не представляешь, как я мечтаю покинуть эти опротивевшие казематы и этот остров. Тебе известно, сколько времени я тут провел?

— Примерно через столько лет я увижу, как весело бегают мои праправнуки по цветущим лугам, при условии что, конечно, доживу до сего неповторимого мгновения.

— Хм. Остроумно. Узнаю в тебе мою давнюю знакомую. Да… Мари была талантливой ведьмочкой, жаль только, что мои творения и стремления не произвели на нее должного впечатления. Было бы полезно заманить ее на мою сторону.

— Ты знал мою мать? — охнула Лета.

— А я не верил, когда мне донесли о ее беременности, — сказал Катэль, проигнорировав ее вопрос. — Теперь я вижу, что ты за создание. Поразительно.

— Ты встречал ее? — снова спросила девушка.

— Да, задолго до того времени, как мой план вышел из-под контроля и лаборатория в Паль д`Эсьяльс взлетела на воздух. Многие era`liverне могли примириться со своей участью в Лутарийских княжествах и сбегали оттуда. В том числе и на наш Тор Ассиндрэль. Марилюр была вольной птицей, то там, то сям… — поведал Катэль, следя за заинтересованным лицом Леты. — Пока она не осела в Сфенетре, сделавшись советницей Тантала. Как она была красива и одновременно стервозна и талантлива… Ради такой женщины мы, мужчины, обычно готовы на все. Меня она обделила вниманием… Куда ее только не носило всю жизнь… Много времени она провела с илиарами, ну и с Ковеном.

— Врешь, — быстро выпалила Лета.

— С чего мне врать? Твоя мать была эльфийской ведьмой, и все это знают. Для твоего успокоения скажу, что с Ковеном ее связывало не так уж и много. Но то, что она активно пользовалась колдовством, во благо и во зло, это чистая правда.

Катэль вернулся в кресло, разглаживая на себе складки мантии.

— Твоей матери удалось то, чего маги не сумели достичь за все время своего существования. Она смогла контролировать эпидемию, и не какую-нибудь там оспу, а страшнейшую чуму в истории мира — илафтеру. В ее руках было мощное оружие против людей. Когда я услышал о ее смерти, я впервые почувствовал, что такое скорбь, — Катэль перевел на Лету внимательный взгляд. — Но а ты, полукровка? Проявлялся ли у тебя когда-нибудь особый дар?

— Нет.

— Будучи дочерью Марилюр? Не может быть. У каждого есть крупица магии внутри, огонек, который надо найти и раздуть. Ты сопротивлялась заклинаниям моих сторонников, в отличие от твоих воинов. Значит, что-то в тебе есть.

Его слова напомнили Лете ее давний разговор с Радигостом Кейцем, и она нахмурилась.

— Нету у меня никакой крупицы.

— Я мог бы помочь тебе найти твой дар.

— Посвятить меня в тайны теургии?

— Достаточно только основ высшей и темной магии.

— Как-то не очень хочется. Спасибо, однако, за предложение, — с язвительной ноткой произнесла Лета.

— Ну, как угодно, — миролюбивым тоном сказал Катэль. — Ты тоже не хочешь присоединиться ко мне, я вижу… Но ты и не поддерживаешь тех, кто осадил мою крепость. Тогда зачем ты здесь, Лета?

— Хочу найти человека, убившего мою мать и друга.

— Любопытно… А ты же еще и керничка, известная как Суариванская Гадюка. Удивительная комбинация.

— Слухи даже досюда долетают, — вздохнула Лета.

— Не только слухи. Не зная заранее, кто передо мной, я бы все равно это выяснил.

— Как?

— Твой запах. Аромат хвои, железа и того, чем вас все время окуривали волхвы во время вашего обучения, присущ только керникам. Теургия открывает потрясающие возможности, не правда ли?

— Ты способен определить Стража Маарну только по запаху?

— Еще по повадкам. Незаметным и незначительным, но неспособным укрыться от знающего… Люди тебе наверняка говорят, что тебе гордиться нечем, что ничего в тебе особенного нет. Это отчасти из зависти, а отчасти из-за того, что ты непохожа на них, — Катэль наклонил голову, будто в поклоне. — Я вообще всегда считал людей низшим сортом. Я хотел, чтобы эльфы обрели большее величие, но мои братья не поняли меня.

— Ты правда не понимаешь, как это ужасно?

— Участие эльфов в моих опытах? Глупости. Что до моего мнения о людях, то не только я так считаю. Все эльфы. И все илиары. Люди превратили твоих предков-илиаров в рабов. Загнали твоих предков-эльфов в резервации, веками унижая и угнетая их. Убивали невинных существ, вроде леших и грифонов. Кроме того, большинство из них глупы и неоправданно жестоки. Разве ты не хочешь от них избавиться?

— Жизнь целой расы за проступки отдельных ее представителей? Это слишком высокая цена. Раньше я этого не понимала. Теперь я вдоволь наслушалась басен об этой расовой вражде… Все хороши. Одинаково, — произнесла Лета, вздернув подбородок.

— Но человек слишком жесток. Он губит природу.

— Скорее ты губишь природу. Ты уничтожил целый остров.

— Природа была создана Хаосом, разве ты не знаешь? Весь ваш мир из него создан. А вы так его боитесь, ненавидите, запрещаете… Он — ваш бог, — спокойно проговорил Катэль.

— Нет.

— Да. Сама магия и то, что вы называете Первоначалом, появились, когда между этим миром и Эстомасом возник Разлом. Все, что ты так любишь и защищаешь, как и все Стражи, вышло из этого Разлома.

— Я не верю.

Катэль закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

— Если повезет, ты познаешь эту истину, — сказал он. — Даже илиары оказались против меня. А я мог бы предложить им куда больше, чем они смогут когда-либо достичь. Да, их гены схожи с генами людей, но все-таки они годятся для лучшей участи. А они объединились с моим врагом. Невероятно, до каких масштабов может вырастать глупость.

— Могу поговорить с моим отцом. Он имеет большое значение среди илиаров, — ляпнула Лета, но Катэль шутку не оценил.

Он внезапно встрепенулся, открыл глаза и сел прямо.

— Скажи мне, прелестное дитя, — прошептал он. — Достоин ли я по твоему мнению смерти?

— Да.

— Тогда иди.

— Что?

— Жизнь такого уникального создания, как ты, слишком ценна, чтобы кто-либо распоряжался ею, — Катэль встал с кресла. — Мсти за своих близких, керничка. И защищай то, что осталось от того прежде восхитительного мира волшебных существ и нечистой силы. И помни, что ты должна бороться за свою жизнь.

— Ты отпускаешь меня?

— Да. И благодарю за беседу.

— Ты бы и моих воинов отпустил бы, — осторожно проговорила Лета.

— Могу тебя заверить, они уже идут в нашу сторону, свободные от пут, которыми я приказал их связать, — сказал Катэль и подал ей руку. — Я не видел, чтобы люди в их одежде нападали раньше на Орден. Значит, они такие же, как и ты, нейтральны ко всему происходящему.

«И тут я почти поверила, что ты и твой Орден — хорошие ребята, — мысленно хмыкнула Лета. — Почти».

Она взялась за его руку, и он помог ей покинуть кресло. От чая во рту остался приятный привкус. Катэль повел ее к выходу с поляны.

Остановившись перед зеленой ольхой, Катэль повернулся Лете. В его руках появился Анругвин. Лета издала удивленный возглас.

— Таким фокусам даже высших магов не учат, — сказал чародей и вложил ей в руки клинок. — Береги этот меч, ибо он еще сыграет свою великую роль.

Они продолжили идти, пока Катэль вновь не застыл.

— Дальше я не пойду, — проговорил он. — Иди вперед и встретишься со своими друзьями. Держись ближе к березам, тогда и найдешь свой лагерь. Но, думаю, ты помнишь это сама.

«Он и об этом знал».

Лета вернула меч в ножны и посмотрела на чародея, даже не думая о том, чтобы заговорить первой.

— В другом времени и при иных обстоятельствах у нас бы состоялось больше подобных разговоров, — сказал Катэль, отвесив учтивый поклон головой. — Ну, прощай, Лета.

— Прощай, Катэль.

Небо посветлело, но недостаточно, чтобы подарить прекрасное теплое утро. Это даже не было похоже на рассвет. Скорее на солнечное затмение — мрачно, холодно и серо.

Когда Лета отвела взгляд от неба, на месте, где стоял чародей, ничего не было. На поляне вдали исчезли стол и кресла, свечи, исчез эфирный запах, вскруживший девушке голову. Исчез даже привкус чая. Остались лишь лиловый багульник и низенькая ольха. Но, Лета могла в этом поклясться, она услышала где-то среди деревьев звонкий смех Катэля Олия Глэна Аррола.

Он был Безумцем… Но так ли безумен тот, кто жаждет совершенства? Из-за него страдали и гибли невинные, а нельзя ли того же сказать о ней самой? Скольких Лета погубила ради достижения своих целей, ради своей защиты, однако ради и… удовольствия?

Ей стало мерзко. Убивать для нее стало простым занятием, которое никак не трогало и не волновало ее душу. Постепенно ей это начинало нравиться. В ней была воспитана ненависть к людям, безразличие ко всем, кроме ее близкого круга и того, что волхвы поручили оберегать.

Поэтому она не бросилась с кулаками на Катэля, поэтому улыбалась и задавала ему вопросы. Она его понимала, а на мир, что все так пытались спасти, ей, в общем-то, было плевать. Она говорила правильные вещи, рассуждала о том, что в ненависти нет ничего хорошего, что она только губит… Но в мыслях у нее было все по-другому.

Лета пошла вперед, без особого труда ориентируясь в пространстве. Когда замелькали березки, она засомневалась, а так ли правильно она шла. Ей же нужно было сначала встретить миротворцев. Но они нашлись скоро сами, встретившись ей у ручья, который служил границей между безопасной для них территорией и той местностью, где могли проходить лутарийцы.

— Госпожа Лета? Вы целы?

Миротворцы Ияна выглядели напуганными и помятыми, но невредимыми. Как и сама Лета.

— Вполне.

— Что это было? Чтоб меня черти взяли! — выругался один из них.

— Они и взяли тебя, Изеч.

Тут Лета все-таки убедилась в том, что ей не почудилось все произошедшее. По крайней мере, не только ей одной. От осознания, что галлюцинации были коллективными, становилось не так страшно.

— Орден, — ответила Лета отрешенно.

— Они… Они нас отпустили? Но почему?

— Мы не их враги.

Когда они добрались до лагеря, рассвело окончательно. Навстречу им вышел Иян — нетрезвый, растрепанный, все еще сонный. Они выбрали для своих палаток поросшую мелкими и сухими травинками низину, окруженную крепкими березами. Лагерь просыпался. Эльфы уже были на ногах и занимались тем, что искали хворост для костра. Сегодня на завтрак намечался суп с овощами и специями из эльфийских запасов. Миротворцы все еще спали, из некоторых палаток доносился громкий храп. Вчерашний вечер неожиданно завершился дружеской попойкой, на которой эльфы распевали свои длинные песни-легенды, посвященные Пирин`ан Дарос, а миротворцы обнимались с ними и говорили, что «остроухие все-таки отличные ребята».

— Вы сегодня долго, — отметил Иян, потягиваясь. — Что-нибудь случилось?

— Вообще-то мы… А где Марк?

— Спит. Я вчера настойчиво предлагал ему хороший гальшраирский табачок, почти не отличимый от его гвоздичек, но он отказался и ушел прогуляться.

— Один? — вырвалось у Леты.

— Ну что ты в самом деле? Он же вернулся. Лег спать. Можешь пойти посмотреть, как он дергает ручками во сне… Зачем ты носишься с ним, словно его мамаша? Он не маленький.

— Он принял все близко к сердцу.

— Он выделывается, — фыркнул Иян. — Чтобы насолить тебе. И это хорошо. Потому что когда ты не бесишься, ты расслабляешься и теряешь свою хватку.

— Поговорим об этом потом, — тихо сказала Лета, прожигая взглядом дырки на его лбу.

На командира миротворцев это не произвело впечатления.

— Что вас задержало?

— Ты все равно не поверишь нам.

— Хотя бы попытайся.

— Расскажите ему, госпожа Лета, — вставил один из миротворцев.

— Разве эта история может быть невероятнее, чем все твои прочие приключения за последний месяц? — спросил Иян, скрещивая руки на груди.

— Уж поверь, — отозвалась Лета.

Она собиралась приступить к описанию случившегося с ними, как вдруг раздался страшный звук, похожий на крик человека, терзаемого предсмертной агонией.

Лета вздрогнула и потянулась за мечом, похожие движения проделали и миротворцы, а Иян даже не дернулся, только широко зевнул.

— Что это такое? — обеспокоенно спросила Лета, заглядывая за него и пытаясь установить источник крика.

— Да ничего, — со скучающим видом проговорил Волот. — Вы-то ходили в одну сторону, а Тилар решил послать своих красавцев в другую. Ну они и сцапали человека…

— Кого?

— Лутарийца. Дружинника.

Крик повторился.

— Где он? И что происходит? — Лета воззрилась на Ияна.

— Твой остроух его пытает.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Где они?!

— Вон за теми деревьями. Вышли из лагеря.

— Зачем?

— Что за вопросы, милая? Чтобы кровь тут не разбрызгивать.

— Великие боги, — простонала Лета и бросилась в ту сторону, на которую указал Иян, к возвышению, укрытому березками так, что ничего не было видно с расстояния лагеря.

Миротворцы на этот раз не последовали за ней. Иян что-то прокричал ей вслед, хотел остановить, но не слишком рьяно. Лета перепрыгнула через сваленный кучкой хворост, случайно задела плечом одного из эльфов и споткнулась об колышек, которым был прибит брезент одной из палаток. Кроме этого ее никто не задержал на пути, и, когда девушка увидела, что творилось за березами, она пожалела об этом.

Лиам стоял к ней спиной, склонившись над окровавленным человеком в кольчужных доспехах. Рядом валялся измазанный болотной грязью плащ красного цвета и длинный меч с навершием в шаровидной форме. Одной рукой эльф держал человека за горло, а другую занес над его головой. Лета застыла позади них.

В сжатом кулаке Лиама что-то блеснуло, он занес руку выше, затем ударил человека по лицу. Лета вскрикнула, когда увидела, во что дружинник превратился — это месиво на голове из опухших, уже неспособных открыться глаз, искривленного носа и иссеченных губ было сложно назвать лицом.

Лиам повернул голову и увидел ее.

— Уходи. Ты не должна этого видеть, Айнелет.

Тон его голоса был спокойным, но глаза горели, а рот дрожал.

Дружинник заскулил, и Лиам саданул его по физиономии еще раз. Тогда Лета разглядела, что на его руку был надет металлический кастет.

— Уходи, — повторил эльф и обратился к своей жертве: — Еще раз тебя спрашиваю. Что собирается делать Милован Свартруд и где он сейчас?

Дружинник что-то промямлил. Лиам опять ударил его.

— Что ты делаешь? — воскликнула Лета.

— Помогаю тебе, — голос его, такой бархатный, когда он говорил с ней, и такой низкий и режущий уши, когда он обращался к дружиннику, дрогнул. — Ты же хочешь найти Милована?

— Да, но не таким способом, — Лета взмахнула рукой, указывая на человека. — Отпусти его.

Лиам оскалился. Его пальцы, сдавливавшие горло дружинника, заискрились. Дружинник заверещал так, как Лета слышала прежде. Ужасный, полный боли и страданий крик… Просящий о смерти.

— Ты еще и магию используешь? — пробормотала девушка растерянно.

— Вкупе с физической силой это работает безотказно. Но, видимо, надо добавить еще кое-что.

Дружинник стих, когда эльф перестал колдовать. Вместо этого Лиам, по-прежнему держа его за шею, поднял его с колен и сдавил горло сильнее.

— Я могу вскрыть твои венки щелчком пальцев, — прошипел эльф. — Я могу разорвать сосуды в твоем мозгу, сказав лишь одно слово…

— Не надфо… Не надфо… Профу… — прошепелявил дружинник разбитыми губами.

Лиам приложил его кастетом.

— Тогда отвечай на мой вопрос! — заорал он.

Дружинник ничего не смог ответить, лишь скулил и царапал в панике сжимавшую его горло руку эльфа.

Лета, у которой вдруг защемило что-то внутри, приблизилась к ним.

— Лиам, отпусти его.

— Почему? Мы должны узнать, где Милован.

Он разжал пальцы. Дружинник повалился на землю, воя и загребая руками.

— Лиам, — проговорила Лета, коснувшись локтя эльфа, но тот ее не услышал.

Он подошел к дружиннику и наступил его колено, отчего тот закричал громче прежнего.

— Я исполняю свою угрозу, — медленно протянул он и сложил пальцы в какой-то знак.

Лета отвернулась, но краем глаза заметила конвульсии, забившие дружинника.

— Я не фснаю… Я не фснаю! — закричал он.

Лиам присел рядом с ним. Что он сделал, Лета не видела, но вопль, вырвавшийся из груди дружинника, был мало похож на человеческий.

— Довольно, Лиам, — безжизненным голосом произнесла она. — Он ничего не знает.

— Жаль. Зря потратили время.

Лета услышала хруст и вообще повернулась спиной к ним. Потом возникло бульканье, хрипы, сопровождаемые трением тела о землю. Так продолжалось несколько долгих секунд, затем стихло. Зашумели березы, тронутые ветром.

Она почувствовала его прикосновение, но сбросила его руку со своего плеча.

— Лета. Они же звери.

Она не ответила.

— Никто из них не достоин жизни, и ты это знаешь. Они пригодны лишь для нашей выгоды и собственных страданий.

Лета повернулась к эльфу, стараясь не смотреть на то, что осталось от дружинника.

— Может и так. Только то, что ты сделал, — чересчур, — сказала она.

Лиам вздохнул. Его короткие волосы потемнели от крови. А на лице, не торопясь засохнуть, стекали темно-красные струйки, пачкая его шею и белое кашне, выступавшее из-под ворота плаща.

— Я пытался помочь тебе, — произнес он.

— Но не так, — замотала головой Лета.

— Ты знала это обо мне. Однако раньше тебя это не смущало.

Лета снова не ответила. Она просто развернулась и направилась к спуску в лагерь. Лиам отшвырнул кастет в сторону и постоял еще какое-то время рядом с телом лутарийца. Потом кинул на труп пустой взгляд и провел ладонью по своему лицу, стирая кровь.

Вернувшись в лагерь, Лета застала пробуждение миротворцев, которые в полный голос дивились тому, что эльфов после вчерашнего вечера не настигло похмелье, и они выглядели свежими. Девушка положила руки на пояс, оглядывая всю эту утреннюю возню. Она только сейчас заметила, как сильно устала и хотела спать.

— Тебе стоит приструнить своего любовника, пока он опять кого-нибудь не убил, — раздался позади знакомый голос.

Лета чуть не подскочила и обернулась. Из кустов вышел Марк, вымазанный в болотную жижу. В одной руке у него был лук, в другой — тушка какого-то тощего зверька, снова похожего на зайца.

— Он мне… Он мне не любовник, — ответила она, слегка зардевшись.

— Правда? — весело отозвался Марк.

«Надо же, у кого-то хорошее настроение с утра».

— Мы целовались пару раз. И только, — буркнула Лета.

— И поэтому он нам помогает, да?

— Да. Представь себе, — она оглядела Марка с головы до ног. — Иян сказал, что ты спишь.

— Нет. Я не смог заснуть этой ночью. А потом меня осенило, что супец без мяса — не супец, — он поднял руку и потряс дичью у нее перед лицом.

— Фу, убери это, ради Кернуна! — взвизгнула Лета, отпрыгивая чуть ли не на метр. — Что это вообще такое?

— Видать, местный кролик. Или заяц. Я называю его «задохлиц».

— Почему?

— Потому что от него даже живого тухлятиной несет. Но кушать же нам надо. А эльфьи приправы скроют запашок, — Марк бросил тушку на траву рядом с березой, а лук прислонил к ее стволу. — Кстати, интересно получилось. Стоило нам с тобой разойтись, и обоих понесло в отношения.

— О чем ты?

— Я тоже целовался недавно, — ответил Марк, поворачивая шеей, чтобы размять ее. — С Иветтой.

— Ох, — пренебрежительно издала Лета. — Серьезно? И почему тебе все еще не оторвала голову Дита?

— Она ограничилась устным предупреждением.

— Ясно. И хорошо.

— Почему?

— Потому что ты погубишь Ив.

— Забавно, но ты говоришь также, как и Дита.

— Это правда. Ты сделаешь ей больно. Я не могу вспомнить всех женщин, что у тебя были, и то за эти пять лет, что мы провели вместе. А сколько их было до этого? Я не хочу, чтобы Ив становилась одной из них. Она моя подруга, Марк.

Выслушав ее небольшую и сбивчивую тираду, лучник не поспешил с ответом и уселся на землю рядом с березой. Подобрав тушку, он достал из сапога нож и только потом посмотрел на Лету.

— Ты думаешь, я не способен любить?

— Просто оставь ее.

— А ты? Будешь и дальше с этим эльфом?

— Он тут причем?

— Притом, что мне тоже не нравится, что ты с ним. Репутация у него не очень.

— Это ревность? — язвительно бросила Лета.

— Братская, к слову. Я зол на тебя, но… Я не доверяю эльфу, — Марк повернул тушку неизвестного зверька брюхом к верху и сделал ножом несколько умелых надрезов на теле.

— Он вылечил мою ногу и помогает нам сейчас, — пояснила Лета, наблюдая за началом процесса освежевания.

— А ты не подумала, что все, что он делает, — его очередная игра?

Лета с недовольством поглядела ему в глаза. В ответ Марк с противным влажным звуком содрал шкурку с дичи.

— По крайней мере, мою жизнь уже ничем нельзя испортить. А вот с Иветтой все иначе, — сказала Лета.

— Давай не будем ни о чем больше говорить. Сосредоточимся на деле. А то все наши разговоры пока ведут к ссоре. Ты злишься на меня, я злюсь на тебя, но на самом деле этот гнев направлен на самих себя. Это до добра не доведет, — проговорил Марк и махнул окровавленной рукой.

— Браво. Первая мудрая вещь, которую я услышала от тебя за последнее время.

Он ухмыльнулся, но не поднял глаз от тушки.

— Иди к черту, Лета.

Не намереваясь смотреть, как он выгребает ножом кишки из сегодняшней добычи, Лета зашагала к лагерю.

1. Ojez! (эльф.) — Довольно!

2. Ashel (эльф.) — Остановись.

Глава 28

Глава 28.

Рябиновая ночь.

Северный ветер принес холод и влагу. Он пошевелил ставнями, прошелся по бумагам на княжеском столе, сдул несколько листов на пол и загадочно стих, дернув растения в цветочных горшках. Князь долго смотрел в окно, сцепив руки за спиной. Лицо его было бледным, страшным. Мив покорно ждала, когда он заговорит. И когда лицо князя побагровеет.

Молчание уж слишком сильно затягивалось.

— Повтори-ка еще раз, — внезапно подал голос Твердолик, отчего эльфийка чуть не подскочила.

— Что повторить, государь?

— Свое последнее предложение.

— Заклятие снимет только тот, кто его наложил.

— Это значит, — с напускным безразличием протянул князь, — что возможность расколдовать Катэля есть только у его банши?

— Наверное, это так, Ваша Светлость.

— Ты знаешь, что стало с этой ведьмой?

— Да, Ваша Светлость.

Твердолик стремительно развернулся к ней. В глазах у него потемнело, и он зашатался.

— Понимаешь ли ты, скольких обрекли на смерть в этой битве? — процедил он. — Сколько женщин в княжестве и детей не дождутся своих мужей и отцов? Насколько необратимыми будут последствия того, что сотворит чародей?

Мив опустила взгляд в пол.

— Понимаю.

— Нет. Ты не понимаешь! — Твердолик размахнулся и опустил с грохотом сжатый кулак на поверхность стола.

Мив вздрогнула. Ей показалось, что дерево стола треснуло от удара.

— Из-за одной девчонки… — в голосе князя клокотала ярость. — Из-за одного ублюдка, порожденного Дометрианом, Катэль победит и получит свое — разрушение, смерть, Хаос. Из-за одной единственной девчонки мое государство будет страдать… Я пошлю за ней Милована… И мне плевать, начнет царь мне мстить после этого или нет… Из-за этой твари все мои планы провалились… Ненавижу!

Рев Твердолика, казалось, услышал весь Княжеский замок. Мив подумала, что он начнет швырять предметы, поэтому она прижалась к стене и закрыла глаза, желая быть как можно менее заметной. Но ее движения наоборот подействовали на князя успокаивающе.

Он выдохнул и убрал выбившиеся из хвостика пряди за уши. Затем подошел к эльфийке.

— Ты испугалась меня?

Она смолчала. Он привлек ее к своей груди и положил ладонь на светлую голову.

— Прости меня, — прошептал он. — Но я… Я не знаю, что делать.

Мив уткнулась носом в меха на его кафтане.

— Нам остается только надеяться на чудо, государь, — приглушенно сказала она. — И, возможно, на магов Сапфирового Оплота.

— Ты права. Ты права, — пробормотал князь и обнял ее. — Может быть, Радигост сумеет что-нибудь придумать.

Северный ветер вновь поднялся, пролетел через столичные улицы и ворвался в окно кабинета, срывая ставни.

***

Когда небо стало свинцово-черным, а буря разыгралась пуще прежнего, стало ясно, что час пробил. По земле прокатилась волна трепета, охватившая тысячи воинов. Застыли острия копий над их головами, гулко забились их сердца, сокрытые под сверкавшими латами и кольчугами. Тень страха легла на их лица, но отступать было поздно. Загрохотал гром, выплескивая свою мощь на небосвод.

Мгновение тишины. Затем гром ударил вдвое сильнее и громче, и долина озарилась вспышкой молнии. Потухли костры и свернулись знамена. Воины устремили свой взор вперед — на черную, раскидавшую по сторонам свои уродливые башни крепость. В бойницах алел свет. За зубцами стен появились темные фигуры, страшные, опасные…

В черном с золотом царь взобрался на бугор, с которого можно было обозреть подступы к Сэт`ар Дарос. По бокам от него встали Фанет и Лазар.

— Мост они нам не опустят, — проговорил вполголоса Фанет. — Хотя… Почему бы и нет? Им выгоднее сдаться, чем ждать, пока мы их всех перебьем.

На щеке у него красовался свежий шрам, тянущийся от правой брови до самых губ. Фанет получил его в предыдущем сражении, у расщелины в Хребтах.

— Я не был бы так самоуверен, — ответил Лазар, который едва не потерял в упомянутом бою второй глаз, когда вражеский клинок полоснул его по лицу, оставив, хвала богам, только царапину на шлеме. — Остались еще в рукавах у чародея тузы, и он не преминет ими воспользоваться.

— Ну ничего, у нас есть и свои мосты, — усмехнулся Фанет.

Многие возлагали на те вырубленные из самых толстых деревьев, что только росли в Китривирии, конструкции большие надежды. Это были длинные, скрепленные между собой лесенки, которые воины намеревались перекинуть через бездонный ров, окружавший крепость. Они были крайне неустойчивы, но этот способ работал и раньше, с теми замками, которые илиары брали во время Тариоры. Только те рвы были заполнены водой. Ров же Сэт`тар Дарос был глубок и темен, а на его дне виднелись острые скальные колья.

Вновь загремел гром, да так, что, казалось, он сотряс горы позади собравшегося войска. Они поглядели на небо и разинули рты. Тьма скрыла звезды и облака, погрузив в себя долину.

— Рябиновая ночь, — произнес Дометриан. — Фанет, ты поведешь конников с правой стороны. Прикрывай пехоту с флангов, если возникнет необходимость.

— Да, Archas.

— Лазар…

— Протаранить врага, когда мы пересечем ров, — закончил мысль царя Лазар. — Так точно.

— И не забывай напоминать лучникам, что они должны сбивать в первую очередь тех, кто мешает перейти ров.

Дометриан обернулся. Его воины смотрели на него, ждали приказа. Лутарийцы на другой стороне оврага мешкали.

Фанет приблизился к царю.

— Командуйте, Archas.Они ждут вашего слова.

— Что, и лутарийцы тоже?

Фанет со злобой поглядел на ту сторону оврага.

— Кто ими там командует? Престарелый Полад? О, я думаю, он смотрит на тебя и ждет, когда ты начнешь. Все смотрят на тебя, Archas.Так командуй. Прикажи надрать задницы этим катэлевым отродьям.

— Генерал, — глухо сказал Дометриан.

— Да, Archas?

— Alpista1, - он вытянул вперед руку, сжимавшую его короткий меч с рукоятью, покрытой множеством древних символов. — Клинок, верой и правдой служивший еще Сфеналу, моему деду. Если я… если я не переживу… Носи его так, как носили цари до тебя.

— Да, Archas, — голос Фанета дрогнул, но лицо оставалось по-прежнему безразличным.

Дометриан дернул кобылу за поводья, разворачивая ее к войску.

— Я знаю, что за страх таится в ваших сердцах! — прокричал он. — Я знаю, что вы боитесь тех ужасов, которыми бессмертный чародей терзал нас в нашем походе по этим проклятым островам! Сегодня нас ждет гибель!

Ропот пронесся по войску. Илиары подняли головы, заговорили, тяжело задышали. Эльфы стояли молча, но что-то горькое мелькнуло в их ярких глазах. Люди зашептали, покосившись на врезавшиеся в темное небо шпили крепости.

— Но знайте, — продолжил царь так громко, что его смогли услышать в самом центре войска, — что если мы не остановим чародея, он придет со смертью на наши земли! Так смоем же с этой гиблой земли черную рать Безумца! Выкурим их из крепости и дадим им славный бой!

Вдохновленные словами царя воины забили мечами и копьями о свои щиты. Каждый раз сомнения рассеивались, когда вожди илиаров произносили свои речи. Ужас читался во взглядах многих, но все же они готовы были идти за своим царем. Ибо только так они могли выкупить мир и покой, ибо только так они могли прославиться в легендах и песнях, что пройдут после через века…

— Победа за нами! — взревел царь, и его войско вторило ему, проносясь гулким эхом в долине. — Вперед, храбрые мужи Китривирии, Грэтиэна и Арднейнарда! Положим конец гнусной мерзости Ордена!

Генерал дунул изо всех сил в свой рог. Боевой клич разнесся по войску.

Царь пришпорил коня и слетел с бугра. Он помчался стрелой прямо ко рву, туда, где клубилась неестественная темнота и раскрывались порталы. Катэль ждал их. За царем двинулась армия, сотрясая землю конскими копытами. Рог прозвучал еще раз, подхваченный лутарийцами с другой стороны оврага. Их пение слилось воедино, разя звучностью и силой, поднимая надежду и вызывая желание скакать что есть мочи на врага.

Затрепетали стяги. Медведь, журавль и орел сошлись в грозном танце над головами, несясь ко рву. Молния вновь прострелила небо, ослепительно отразившись в щитах могучих воинов. На секунду показалось, что противник у рва исчез, подался в бегство через все еще открытые порталы. Но так выглядело только издали. Вздулось черно-красное знамя Ордена, поднятое заклинаниями вверх. Из порталов выскочили облаченные в черное маги, а за ними — чудовища, прежде невиданные и страшные, а еще воины в доспехах, достойных варваров Севера. Остатки той наемной армии, но все же… Они были полны жажды убивать.

Тогда на высушенную и истоптанную землю хлынул ливень, поражая воинов холодом. Но остудить их порыв он уже не мог. Царь летел на своей Маргаритке. Вскипела в его жилах воинственная кровь предков, поднялась в его сердце отвага и налила его руки невиданной силой. Его воины ничуть ему не уступали, выкрикивая прямо на ходу куплеты песен былых сражений и направляя разгоряченных коней прямо в черную толпу у рва. Войско, способное устрашить любого врага…

Кроме Ордена.

Он встретил обрушившиеся на него с двух сторон оврага армии с насмешкой и гневом, и долину окутали тьма, крики, звон оружия и раскатные трески заклинаний.

***

Огромный темный коридор, украшенный истлевшими гобеленами был пуст. По крайней мере, так им показалось.

Лета вернулась обратно за угол.

— Что там? — прошептал Иян.

— Никого.

— Уверена?

— Я не знаю.

Он вздохнул и взял ее за локоть, отодвинув ее себе за спину. Подойдя к краю стену, он выглянул.

— Похоже, действительно никого. Или так только кажется? — пробормотал командир миротворцев. — Ты уверена, что они пошли именно сюда?

— Их красные плащи, вызывающие у меня уже спазмы в желудке, я узнаю за версту, уж поверь мне, — фыркнула Лета.

— Тогда идемте. Только тихо. Давайте постараемся, чтобы о нашем присутствии узнало как можно меньше народу.

Они вошли в мрачный коридор, неосвещенный ничем, кроме как отсветами пламени из узких окон. То был огонь, полыхавший у самых ворот крепости. Снаружи доносились крики и звуки взрывов.

— То, что мы уцелели в этой давке, можно назвать настоящим везением, — проговорил Иян. — Сколько чаровников и наших воинов провалилось в ров….

— Кто тут «наши»? — с ехидной улыбкой переспросила Лета.

— Те, кто атакует Орден, конечно.

— Даже лутарийцы?

— На сей момент, пожалуй, да… Твой остроух хоть нам парней своих оставил, — Иян обернулся, поглядев на толпу миротворцев и эльфов, шедшую за ними. — Жестоко он обошелся с тем дружинником. За это я его уважаю.

— Неоправданная жестокость еще никому пользы не приносила.

— А ты понабралась морали от Драгона. Жаль только, что в некоторые моменты она его подводила.

— Это в какие же?

Оглушающий грохот не дал Ияну ответить. Правая стена перед ними взорвалась, и все скрылось под толщиной пыли. Ударной волной их отбросило назад, и они еще долго приходили в себя. Когда у Леты наконец исчез звон в ушах, она увидела огненный снаряд, который и пробил стену. Он поджег остатки гобеленов, и теперь коридор полыхал, превратившись в ад.

Через дыру в стене виднелось закопченное небо и происходившее перед крепостью сражение.

— Ну че, поаккуратнее нельзя с требушетом, что ли?! — воскликнул Иян, задыхаясь от едкого дыма. — А то нашей скрытности придет конец.

— Он пришел, когда мы оказались в центре толпы легионеров, — заметила Лета, помогая ему подняться. — Я не думаю, что никто не увидел ваших мундиров. Хоть бы одежку сменили.

— И в этом хорошо, — отмахнулся Иян. — Давайте убираться отсюда.

Они перешагнули через дымящиеся обломки и продолжили путь, уже не шагом, а бегом, спасаясь от пламени. Коридор плавно уходил налево, и вскоре им попался участок, свободный от дыма и огня, так как гореть тут было нечему. Компания вновь перешла на шаг, опасливо косясь на стены.

— Когда царь там что-то воинственно кричал с того бугра, я думал, что пущу слезу, — сказал Иян. — Но потом увидел, как несколько в заду войска дали деру, едва они выступили. А уж сколько там сбежало в ходе сражения… Я никогда не видал таких существ. А эти ублюдки из Ордена? Ты видела, как они своими заклинаниями превращали воинов просто в котлеты?

— Видела. Насмотрелась еще в прошлый раз, когда нас атаковал Ковен.

— Правду говорят, что на одного прислужника придется штук десять-пятнадцать солдат… Но я счастлив, что тех четверых нам все-таки удалось ухлопать.

— Этого бы делать не пришлось, если бы мы четко следовали плану.

— Да ладно, мы же должны немного поучаствовать в происходящем. Твой отец сражается. Ты не хочешь ему помочь?

Лета раздраженно выдохнула и прикрыла глаза. Коридор, и без того ужасно длинный, стал казаться ей еще длиннее.

— Почему дружинники пошли именно в эту сторону? — спросил Марк, шедший рядом с Летой и Ияном.

— Может, у них какое-то задание от князя? Вдруг они знают, что этот путь ведет к Катэлю? Они же вроде выяснили, как его убить.

— А вроде и нет.

Они увидели низины в стенах коридора, в которых стояли серые безмолвные скульптуры, изображавшие прекрасных остроухих дев и крупных, похожих на львов, животных, застывших на задних лапах.

— Эти коридоры, — вдруг подал голос один из эльфов позади. — Ведут в правое крыло. В котором, если верить старым писаниям «Arlate de Noidel2», находилась огромная библиотека. Ею пользовались маги из Vajirilil.

— Что он там лопочет? — спросил Иян у Леты, недоуменно сдвинув брови.

— Vajirilil,первая школа магии, которая потом переехала на Тор Ассиндрэль вместе с остальными эльфами, бежавшими со Скалистых островов.

— Тогда там может быть что-то ценное, — хмыкнул Марк.

— Прям в самый разгар захвата крепости дружинники решили заняться мародерством? — отозвалась Лета. — Я в этом что-то не уверена.

— А я даже не уверен, что среди них есть Милован Свартруд.

— Посмотрим, — тихо ответила Лета.

— Там могли остаться записи. Книги, — сказал тот же эльф, которого звали Рилелем. — Маловероятно, конечно, ибо как с той поры прошла не одна тысяча лет, bachral3.Но те, кто служил здесь стражниками Безумца, рассказывали, что Неблагий Двор перевез сюда все, что осталось от лаборатории чародея в Паль д`Эсьяльс.

— Если так, то тогда у них есть повод идти в эту сторону, — отметил Иян.

— Чем быстрее мы их настигнем, — пробормотала Лета и побежала трусцой, — тем быстрее и узнаем, что они ищут.

Скоро коридор вывел их в просторный холл, где своды высокого потолка поддерживались невероятно огромными колоннами. Зала была настолько большой, что ее противоположный конец тонул в темноте. Но можно было разглядеть его масштабность и остатки того величия, что царили здесь прежде, угадывавшиеся по узорной резьбе, фрескам и терявшемуся над головами потолку. Компания застыла на месте, раскрыв рты.

— Поведай нам, всезнающий эльф, — пробормотал Иян, — что это за место.

Неожиданно ответила Лета, опередив Рилеля.

— Этот зал прежде был главным помещением во всем замке. Здесь проходили пиры и великие встречи, здесь решались судьбы множества островитян и здесь же восседали древние эльфийские короли.

— Да, все верно, — поддакнул Рилель, весьма удивленный. — Ты много знаешь о нашей культуре, полукровка.

— Не забывай, чья кровь во мне течет.

— Об этом Masdausговорил нам много раз.

Лета оставила реплику эльфа без внимания.

— Идемте, — скомандовала она. — Я чувствую, мы близко.

Они пошли через зал. Их шаги и звон метала их обмундирования и оружия эхом отзывались под сводами зала. В высоких окнах виднелись Хребты, затуманенные дымом огня и магическими вспышками.

— Не нравится мне тут. Тихо как-то, — проговорил Иян.

Его голос был негромок, но все же прокатился по всему залу.

— Поэтому будем начеку, — ответила Лета.

Когда они достигли конца зала, их взору предстал каменный помост, а за ним находилась винтовая лестница, скрытая за стеной. Помост они не удостоили вниманием, хотя гранитные обломки на нем по всей видимости были останками чего-то напоминавшего престол и могли быть очень даже пригодны для изучения.

Они поднялись по лестнице, встретили еще один коридор, оканчивавшийся узкой дверью. Она была открыта.

Иян сделал знак всем замолчать. Дальше они пошли медленно, стараясь не бряцать своим вооружением. Сердце Леты забилось быстрее.

То, что они увидели за дверями, подтвердило их догадки.

Это действительно было нечто вроде библиотеки, как говорил Рилель, только мало на нее похожей. Большая комната с углублениями на стенах представляла собой некое подобие хранилища. Небольшие лестницы по обоим сторонам библиотеки вели к террасе, опоясывавшей всю комнату, кроме прорезанных в камне окон. Большинство углублений было заполнено книгами и свитками. По полу были раскиданы ящики и стопки книг, громоздившиеся отдельными кучками. Были два стола, тянувшиеся вдоль окон, заваленные всяким мусором и странными приборами, напоминавшие нечто среднее между алхимическими и теми, коими пользуются астрономы для своих исследований. В углах находились железные клетки с погнутыми прутьями, достаточно вместительные для человека или эльфа. На их дне лежали широкие браслеты, связанные между собой цепью. Такими пользовались частенько в Лутарии.

По канделябрам, явно пришедшим из настоящего времени, и частичной заполненности неистлевшими свитками и книгами, Лета пришла к заключению, что этой комнатой пользовались нередко.

Но больше, чем сама комната, внимание привлекли, конечно же, дружинники, вовсю рыскавшие тут, снуя по всем углам. Они переворачивали стопки книг, копошились в приборах на столах и обыскивали каждое углубление в стенах.

Компания затаилась за выступом стены, обеспечивавшим им отличное убежище. Некоторым, правда, пришлось остаться за дверью, потому что места всем за выступом не хватило.

— Ищите, ищите, парни, — произнес голос, от которого сердце Леты подпрыгнуло к самому горлу. — Найдите хоть что-то связанное с бессмертием.

Лета мгновенно рванулась, но была остановлена крепкими руками Марка.

— Ты что делаешь, дура?! — зашептал он. — Ты видела сколько их?

— Он там, — прошипела девушка. — Вот он, подонок…

— Терпи. Надо придумать, что делать дальше.

— Я убью его…

Милован спустился с террасы, наблюдая за действиями дружинников. Его доспехи поблекли и носили следы новых царапин и вмятин. Волосы по-прежнему лежали черными завитушками.

— Ну и поганая у него морда, — заметил кто-то из миротворцев.

Командующий дружиной остановился у стола и тронул пальцем висюльку на одном из приборов, напоминавшую пятиконечную звездочку.

— Ищите лучше, — сказал он. — Если кто плохо знает эльфийский, ориентируйтесь на слово ammoril4.

— Неужели они думают, что Катэль так просто будет разбрасываться своими секретами? — шепнул Рилель. — Безусловно, тут много чего можно отрыть полезного, но уж явно не способ его убить.

— Отчаянное решение, — тихо произнес Марк. — Если они ищут тут, значит вся история с банши и ее дневником пошла псу под хвост. Все очень плохо.

— Чего мы ждем? — недовольно прошептала Лета, не прекращая попытки вырваться из стальных объятий Марка.

— Чуда, — иронично ответил Иян. — Которое поможет нам одолеть эту толпу.

— Его не будет. Нападем. Прямо сейчас.

На этот раз Марк едва не упустил Лету, так что к его хватке присоединились руки Ияна. Лета почувствовала себя собакой на короткой цепи, которой издевательски близко бросили кость, а она не могла до нее дотянуться.

Чудо все-таки произошло. Неожиданно и не вполне такое, каким оно могло представиться.

В центре комнаты воздух дрогнул, пространство исказилось. Откуда ни возьмись ветер поднял в воздух несколько свитков и зашуршал плащами дружинников. С треском пространство разорвалось, обнажая черную дыру, из которой вышла стройная женщина, одетая в темное платье с длинными рукавами и с таким глубоким декольте, что оно мгновенно приковало взгляды мужчин, позабывших о том, что ее эффектное появление было достойно куда большего внимания.

Женщина хлопнула в ладони и портал за ней с дребезжанием закрылся. У нее были длинные и прямые белые, как снег, волосы, и ярко-красные губы. На ней не было абсолютно никаких украшений, не считая рубинового кабошона между двух приподнятых грудей.

— Я — Ангуас, — произнесла женщина, высоко задрав голову. — А вы станете через минуту трупами.

— Осмелюсь спросить: с чего ты это взяла, ведьма? — ядовито спросил Милован, оставшийся единственным равнодушным к появлению беловолосой красавицы.

— Вы вторглись в место, милое моему властелину, и я не намерена этого терпеть.

— Адептка, — произнес Рилель. — Колдунья.

— Только гораздо… ммм… соблазнительнее, чем те повернутые, в балахонах и со своими палками, которых мы встречали, — сказал Иян.

— Этими «палками» они убили двоих из нашего отряда. А точнее заклинаниями, творившимися при помощи «палок».

— Не будь занудой, эльфийчик.

В руках у женщины появился кнут, свернутый в кольцо.

— Сдайся, человек, и твоя смерть будет быстрой, — голос ее был ледяной и режущий, словно нож.

— Это ты сдайся, ведьма, — проговорил Милован. — Я столько твоих сородичей приложил, что сбился со счета. Нас много. Ты одна.

Ангуас запрокинула голову и захохотала. Ее смех, хриплый и зловещий, прошелся мурашками по спинам присутствующих в комнате.

— Могу тебя заверить, храбрый муж, многие из твоих людей умрут, не вступая со мной в бой, — промурлыкала она, оскалившись. — Мне достаточно будет лишь приказать.

— С такими сиськами-то конечно… — съехидничал Иян.

— Вам не следовало сюда приходить. Оставались бы там, где идет сражение. Там бы вы погибли, но уже не от моей руки. Я предупреждаю, я не буду милосердна…

Милован красочно послал ее и выхватил из-за спины меч. Дружинники последовали его примеру, но некоторые из них заметно нервничали.

Ангуас выпрямила кнут и взмахнула им, оглушительно хлестанув каменный пол.

— Вы будете похоронены здесь, под величием моего повелителя! — воскликнула она так, что задрожали стены.

Милован отдал приказ, и дружинники кинулись на адептку с мечами наперевес. Взмах кнута — и несколько тут же упали замертво. Серо-белый ореол окутал Ангуас, из глаз полил красный свет. Ей даже не нужно было выкрикивать заклинания, она просто ударяла кнутом по стенам, полу и телам дружинников.

Бой начался. Но никто не мог пробить щита, окружавшего колдунью. Все же дружинников было много, и они облепили Ангуас, как мухи мед.

— Чего мы ждем? — спросил Марк.

Иян не ответил, растерявшись.

Ангуас мотала кнутом из стороны в сторону, умерщвляя подошедших слишком близко к ней дружинников. Однажды она произнесла какое-то заклинание, одно слово, и все дружинники, стрелявшие в нее с террасы из арбалетов, повалились на землю. Она, грозная и страшная, высекала кнутом противников так легко, что, казалось, она была совсем непобедима.

Компания растерянно смотрела на происходящее. До тех пор, пока один из миротворцев не бросился в библиотеку с криком: «За Раздолье!».

— Вот идиот, — Иян хлопнул себя пол лбу.

Их укрытие было обнаружено. Дружинники отвлеклись от Ангуас, уставившись на несущегося на них миротворца. За ним поочередно выскочили и другие.

— Миротворцы! — крикнул кто-то.

Начался настоящий хаос. Кем бы там ни была Ангуас, ее за секунду забыли и оставили дружинники, увидавшие миротворцев. Ненависть внутри последних была так велика, что несколько человек просто протаранили дружинников, повалив многих на пол.

Лета сразу же сорвалась за ними, ища глазами Милована, которого успела потерять с начала боя с Ангуас. Тут уж пришлось вступить в схватку и остальным. Иян выхватил саблю из-за пояса и в два шага отказался в самой гуще сражения. Марк занял удобную позицию у двери и натянул стрелу на тетиву своего лука. Несколько эльфов встали рядом с ним, другие, вооруженные гвизармами, бросились на помощь миротворцам.

Ангуас замерла и опустила кнут. Красное свечение в ее глазах погасло, теперь в них читалось недоумение.

Лета влетела в неразбериху, выхватывая на ходу меч. Кровь забрызгала во все стороны. Закричали миротворцы, закричали дружинники, запели их мечи, засвистели стрелы. Иян кружился вокруг своей оси, поддаваясь потоку энергии, захлестнувшему его. Его искривленная сабля безжалостно разила дружинников, вонзаясь под доспехи. Он был не просто командиром миротворцев — он был настоящим лидером, прошедшим через не одно сражение. И где он был, уже неважно. Здесь были лутарийцы, которые заслуживали смерти. Увидев Ияна, настроенного идти до самого конца, его миротворцы еще больше воспрянули духом.

— За Раздолье! Смерть тиранам!

Лета затанцевала между противниками, окрыленная вспыхнувшим боем. Рука ее ни разу не дрогнула. Одному она перерезала острием горло, другому подсекла ноги, третьего вообще лишила руки. Дружинник заорал, посмотрев на окровавленную конечность. Лета заглушила его крик, добив в лицо.

Ангуас пыталась понять, что происходило. Серо-белый ореол вокруг нее исчез. Она отошла назад, волоча за собой кнут. Тут в нее вдруг угодила стрела, попавшая в плечо. Адептка вскрикнула и уставилась на нее.

Марк натянул следующую стрелу, целясь точно в сердце колдунье. Она заметила его, но было уже поздно. Он выпустил стрелу, которая пронеслась над всей комнатой. Однако перед тем, как она вонзилась в Ангуас, адептка сощурилась и что-то прошептала. Марк отшатнулся и припал к стене.

Темно. Вокруг все темно… Кровь теплая, свежая, возбуждающая…

Ангуас упала на колени, хватаясь за стрелу в груди. Она стала спешно выкрикивать заклинания, потом распласталась на полу, шаря рукой в поисках своего кнута. Но ее тело забили предсмертные конвульсии. Прежде, чем адепка нащупала свое гибкое орудие, она дернулась и испустила последний вздох.

Марк не видел, что стало с колдуньей. Дышать было тяжело. Все тело почему-то ломило, как при сильном жаре.

— Эй, — один из эльфов дотронулся до его плеча с опаской.

Марк вскинул голову. Его глаза потемнели. Губы дернулись, обнажая белые зубы.

Эльф сглотнул и попятился, выставив вперед руки.

Марк посмотрел вниз, изучая свою ладонь, потом вновь взглянул на него. Когда он это сделал, его глаза утратили свою прекрасную синеву. Теперь на эльфа глядели желтые, с вертикальным зрачком глаза.

Спотыкаясь о постоянно прибавлявшиеся трупы, дружинники и миротворцы ожесточенно бились друг с другом на смерть. Лета крутилась и искала Милована. Однажды ее чуть не задела стрела, от которой она едва успела увернуться. Она с досадой отметила, что представление об эльфах как о мастерских лучниках можно было с сего момента смело подвергать сомнению. Она услышала оклик Рилеля, извинившегося за промах, но времени отвечать не было.

На нее налетело сразу трое. Она совершила финт, уходя от атаки, рубанула одного по позвонкам. С другими все было не так просто. Она долго возилась с ними, отражая их быстрые удары. Анругвин звенел и требовал больше крови. Лета предприняла попытку зайти к дружинникам за спины, но оказалась под риском быть зарезанной в бок. Она отлетела в сторону и продолжила извиваться между ними, взмахивая клинком. В какой-то момент одному из дружинников удалось найти брешь в ее защите, и он уколол ее в живот концом меча. Кольчужная лорика приняла на себя удар, но он был такой болезненный, что Лета разозлилась и стала наступать, позабыв о защите. Она сделала выпад и проткнула дружинника под мышку. Он завизжал как женщина. Второй кинулся отомстить за друга, но был вмиг убит ударом клинка о голову. Череп раскололся, словно арбуз.

Лета повернулась к своим обидчикам спиной, качнув мечом, с острия которого слетели капельки крови. Она продолжила искать Милована, только вот в этом страшном сумбуре и союзников было трудно разглядеть.

Библиотеку эльфы построили большую, было, где развернуться. Эльфы насаживали дружинников на кривые наконечники гвизарм, миротворцы наносили опасные режущие раны. Противник был в большинстве и отвечал на атаки. Немало миротворцев и эльфов уже лежали мертвыми среди прочих.

Марк, выбывший из сражения, отполз на четвереньках в коридор, чтобы никто не видел того, что происходило с ним. Его тело умирало. И перерождалось. Суставы выскакивали из соединений, кожа растягивалась и покрывалась чем-то вроде…

«Шерсть?!»

Марк завыл, царапая каменные стены скрюченными пальцами, которые на глазах обрастали острыми когтями. Боль была невыносимой. В какой-то миг она заставила его упасть на спину, и дальше он перестал соображать.

Скуля и катаясь по полу, Марк скоро замер и поднял голову. Его лицо вытянулось, превратилось в оскалившуюся волчью морду.

Иян, получивший мощный пинок по колену, заскользил по разбросанным книгам. Он пытался не упасть и защищался одновременно от четверых. Несколько миротворцев бросились на помощь, но были оттеснены от своего командира. Зарубив одного, Иян почувствовал, что колено подводит его, что ушиб был слишком серьезный. Он попятился назад, спасаясь от наступавших дружинников. Скоро уперся в стену и высоко поднял саблю, готовясь защищаться.

Помощь пришла с воздуха, и двое из нападавших пали от эльфийских стрел. Иян воочию убедился в прославленном мастерстве остроухих лучников. Третьего он добил сам, увернувшись от его атаки и вонзив ему саблю в живот, но это потребовало слишком много усилий. Иян упал, но, к счастью, был замечен миротворцем, который подскочил к нему и потащил под лестницу террасы, в относительно безопасное место.

Битва кипела. Лета, уже уставшая, сходилась в коротких поединках с дружинниками. Милована по-прежнему нигде не было видно. Когда ей показалось, что поблизости мелькнул его массивный двуручник, она замешкала и пропустила тупой удар в спину. Она упала на пол, не выпуская меча из рук. Ее перевернули на спину. Дружинник усмехнулся и наступил ногой ей на грудь. Блеснул его занесенный над девушкой меч. Лета вскрикнула и попыталась поднять Анругвин, но в ее положении это оказалось невозможно сделать.

Послышалось яростное звериное рычание. Неожиданно дружинника сбило существо с шерстью бурого цвета. Лета села на полу, изумленно глядя на то, как огромный волк отрывает куски плоти от того, что некогда было человеком.

Зверь оторвался от пожирания и повернул свою залитую кровью морду к девушке. В желтых глазах чудовища мелькнуло что-то знакомое.

«Волколак. Новорожденный. Неужели кто-то из миротворцев?» — быстро пролетела мысль.

Раздались крики заметивших волка. Лета поднялась на ноги и отошла от зверя, с упоением раздиравшего свою добычу. И встретилась нос к носу с Милованом.

Командующий дружиной широко распахнул глаза.

— Ты… — прорычал он. — Что ты здесь делаешь?

— А я пришла за тобой, — отозвалась Лета и занесла над головой меч.

Он был целиком «за» продолжить их встречу.

Им помешала смешанная толпа дружинников и миротворцев, спасавшаяся бегством от волколака, который искал новую жертву. Лету толкнули, и она оказалась разделена с Милованом гущей паниковавших людей. Она отошла от толпы в сторону, подпрыгивая и ища командующего. Закричал дружинник, настигнутый Марком.

Некоторые побежали к выходу из библиотеки, другие попытались продолжить бой. Лета расталкивала воинов плечами, пробиваясь к Миловану. Битва плавно перешла в какое-то столпотворение. Миротворцы, хоть волколак их и не трогал, поддались ужасу наравне с дружинниками.

Лета увидела его далеко, прижавшегося к стене с дверью, расположенной так, чтобы быть незаметной на фоне углублений. Потайной ход.

Вызов в его взгляде она приняла мгновенно и кинулась к нему. Милован отворил дверь и с ухмылкой скрылся за ней. Лета бежала, перескакивая через тела и отпихивая локтями людей. Увидавший ее Иян со стоном поднялся и вылез из-под лестницы. Прихрамывая, он помчался за ней.

Благо у девушки было достаточно препятствий, так что он сумел догнать ее за дверью.

— Лета!

Здесь был узкий коридор и ступени, уходившие куда-то наверх. Куда именно, Иян даже не представлял. Он сгорбился и сжал ладонью пострадавшее колено. Боль была адская. Лета была уже на ступенях.

— Дальше я одна, — бросила она.

— Ты спятила?! — задыхаясь, выкрикнул Иян.

Лета обернулась к нему, вытирая с лица кровь.

— Это наше личное с ним дело, — проговорила она дрожавшим голосом. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь нам мешал.

— Но ты же…

— Умру, если не справлюсь, — перебила Лета. Ее лицо было все покрыто пылью и кровью, но глаза сияли солнцем. — Это… Это неважно, понимаешь? Жизнь циклична, так нам говорили… За смертью следует жизнь.

— Ты ведь понимаешь, что это просто сказки, да? Их придумали, чтобы избавить вас от страха и сомнений… Ты не веришь в них, не веришь в лесного бога.

Она спустилась на одну ступеньку.

— Не имеет значения, во что я верю. Есть долг, который нужно отплатить.

— Если ты умрешь, ты ничего этим не добьешься.

— Это лучше, чем жить с мыслью, что я даже не попыталась, — Лета улыбнулась с грустью.

Иян испустил вздох и выпрямился.

— У тебя сильный дух, — произнес он. — Немногих я встречал, у кого он был… Но… Чресла Хармы! Драгон бы этого не позволил никогда… Однако кто, если не ты, завершит это? Я верю в тебя.

Она наклонилась к нему и запечатлела на его горячей щеке поцелуй.

— Спасибо, — шепнула она. — И еще кое-что… Не убивайте волколака.

— Так этот зверь… Волколак, да? Неужто…

— Это кто-то из наших. Я потом все объясню. Просто не нервируйте его. Он все еще помнит, что он человек.

— Ты головой ударилась?

— Не причиняйте ему вреда, — повторила Лета, отделяя каждое слово.

— Ох… Твой волчонок будет в безопасности. Он, вроде как, я заметил, только дружинников загрыз, — ответил Иян и прижал ладонь к сердцу. — Да сохранит тебя Харма и вернет живой и невредимой, а Мор покарает врага твоего и заберет душу его.

Лета рассмеялась.

— За такие слова тебе бы в княжествах отрезали язык фанатики из Братства Зари.

— Знаешь, скольким из них я лично посносил головы?

— Представляю. Но… Но только древним богам мы можем помолиться в этот час, — лицо ее побледнело. — Я пошла. И не будем лить слезы.

Лета развернулась и взлетела вверх по ступеням. Иян привалился к стене, чувствуя как сжимается что-то у него в груди.

1. Alpista (илиар.) — Надежда.

2. Arlate de Noidel (эльф.) — Слово Севера

3. Bachral(эльф.) — определенно.

4. Ammoril (эльф.) — бессмертный.

Глава 29

Глава 29.

На вершине Жуткого Пика.

Секретарь обмакнул перо в чернильницу. Пергамент заскрипел под его тонкими пальцами. Свет лампы не позволял четко разглядеть написанное, поэтому ему приходилось горбиться над столом.

— Я оказал вам столько услуг… Я намеревался упрочить наши торговые отношения. Я откликнулся на ваш зов, когда вам потребовались мои солдаты, — произнес голос за спиной секретаря. — Записал?

— Да, — отозвался секретарь и почесал седую голову.

Герцог заглянул ему через плечо и удовлетворенно кивнул.

— Ваше молчание и гордость все погубили, — медленно продиктовал он и отошел от стола. — Вы должны были рассказать все, что знаете, и гибель ведьмы, возможно, удалось бы предотвратить. У вас в руках был шанс раз и навсегда покончить с тем, кто представляет едва ли не самую большую угрозу для мира.

Мортимер задумчиво остановился перед окном, где под яркой луной бушевала зелень деревьев в саду. Он поднес руку к лицу и пригладил пальцем чернявые усы.

— А теперь мой полк погибнет там, на островах, из-за вас… Записал?

— Да.

— Хорошо. Пиши следующее: Вы, мой дорогой князь, можете забыть о нашем партнерстве… Или это слишком радикально? Ты уже написал, что ли?

— Я написал только обращение.

— Все, остановись. Надо подумать, — герцог отпустил усы и принялся трогать себя за белоснежные манжеты, выступавшие, как положено по современной моде, на три сантиметра из-под рукавов расшитого золотыми нитями бордового дублета.

— Может, добавить что-нибудь про рецидивиста Катэля? Усугубить ситуацию?

— Куда уж больше ее, простите, усугублять, Ваше Сиятельство, — проворчал секретарь.

— Ты прав. Тогда ни слова о чародее. Пиши вот что: В связи с вашими… Нет…. Вы запятнали вашу репутацию, в связи с чем я ловлю себя на мысли о прекращении нашего партнерства… Так хорошо? Вроде как и не рублю с плеча, но и не позволяю усомниться в своем разочаровании.

— Хорошо, Ваше Сиятельство. «В связи» пишется раздельно?

— Да-да. Заканчивай. И подпись: С превеликим уважением, Мортимер Дилрой, герцог Вайленбургский.

— Закончил.

Герцог подошел к столу, склонился и взял перо. Внизу страницы он начертил свою размашистую подпись и вернул перо секретарю.

— Дальше печать. Ты сам разберешься.

— Да, Ваше Сиятельство.

Герцог вздохнул и встал на середину кабинета, не переставая теребить себя за манжеты. В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Мортимер и прочистил горло.

Вошедший был одет в дорожный плащ и темно-зеленую рясу, украшенную кисточками у ворота и подпоясанную очень широким ремнем с крупной пряжкой с замысловатыми символами. В руках у человека был длинный деревянный посох.

— Эдгар, — произнес герцог. — Проходи, проходи скорее, старина.

Эдгар прикрыл за собой дверь и подошел к герцогу, опираясь на посох. Он был очень стар, о чем свидетельствовали его крючковатые пальцы и множество морщин на лице.

— В Холмовое Братство пришли вести о том, что битва началась, — сообщил он.

— От кого пришли? — спросил Мортимер.

— От Радигоста Кейца. Они начали наступление. К счастью, наши эликсиры успели дойти до них, о чем он также указал.

— Куда Оплоту до ваших алхимиков, старина, — герцог похлопал его по плечу.

Эдгар ответил сдержанной улыбкой. Его зубы, как ни странно, были в прекрасном состоянии. Холмовое Братство, схожая по размерам с Сапфировым Оплотом община высших магов, отхватило себе пару веков назад целый квартал в столице. Свое название они получили благодаря тому, что изначально проживали в живописных холмах у самого Немого пролива. Они во многом уступали упомянутому Оплоту и единственным, в чем они превосходили самых известных магов на Великой Земле, была алхимия.

— Будем надеяться, что им удастся схватить Катэля, как и в прошлый раз, — сказал герцог. — И сделать так, чтобы он больше никогда не смог сбежать из своей тюрьмы. Благодарю тебя, Эдгар. Мы будем молиться.

— Как и мы, Ваше Сиятельство. Разрешите воспользоваться вашей библиотекой?

— Извольте. Нет нужды объяснять, как к ней пройти?

— Я сам все знаю, благодарю вас, — Эдгар откланялся и поплелся к двери, постукивая концом посоха по ковру.

Когда дверь за ним закрылась, герцог повернулся к углу кабинета, куда не попадал свет лампы. Там в небольшом кресле сидел третий присутствующий в кабинете, сокрытый темнотой.

— Я успел выразить вам свою признательность? — спросил герцог.

— Вы выразили это наилучшим образом, — человек в кресле похлопал себя по карману и поддался вперед.

Блеснули маленькие, грязновато-коричневого цвета глаза.

— Я нисколько не пожалел о том, что позволил вам избежать эшафота, — сказал Мортимер, подойдя ближе. — Но ваша репутация в преступном мире Вайленбурга все еще вызывает у меня сомнения.

— Я завязал. Уверяю вас.

— Я не могу быть в этом уверенным, потому что знаю, как искусно вы умеете заметать за собой следы. И все же… Я благодарен вам за предоставленные сведения, господин Куврата.

Соглядатай гнусно усмехнулся.

— А я благодарен вам за то, что на вашей службе я имею все, чего могу желать, — проговорил он.

***

Она слышала вой. Стон. Плач. Она чувствовала запах серы. Дым. Кровь. Вонь, исходившая от ран под погнутыми доспехами. Она видела крепость в огне. Боль. Смерть. Ненависть, обуревавшая прислужников чародея.

Огромное войско под командованием царя Китривирии смело то, что находилось у рва. Когда они перекидывали через ров свои шаткие конструкции и перебирались по ним, Катэль прислал еще больше народу. На этот раз все пошло не так гладко, и маги Оплота пустили в ход свои смертоносные заклинания.

Они заняли позицию у своих шатров, образовав вокруг себя магический щит, который отчасти прикрывал их от вражеских заклинаний и пропускал их собственные. Видимость из этого места была не особо хорошей, но если бы они подошли ближе, они бы мало чем помогли воинам. И искать другое место не было времени — союзникам была нужна поддержка.

Иветта наблюдала, как совсем недалеко пронеслась лутарийская конница навстречу адептам. Видела, как оборонялся Орден у крепости. Оборачивалась назад и смотрела, в каких конвульсиях дергается Дита Иундор, тряся поочередно то одной, то другой рукой, из которых вылетали синие молнии. Сама Иветта палила наугад, зажмурившись, а потом открывала глаза, чтобы посмотреть на результат. Она боялась своих собственных сил.

Ко всему прочему уже несколько минут настойчиво бился о землю ливень, превращая ее в грязь и ухудшая обзор.

— Как в Битве при Мертвых холмах! — вскричала Дита. — Я снова отыграюсь на этих вонючих ублюдках!

Огромный огненный шар, наколдованный ею, вырвался из ее рук, описал под струями дождя дугу и врезался куда-то за лутарийскими конниками. Иветта понадеялась, что это шар попал по адептам. Дита что-то орала и ей, но юная магичка ее не могла расслышать.

Страх скоро был вытеснен шоком, разбавленным заклинанием, которое наслала на девушку наставница. Оно было призвано успокоить Иветту. Юная магичка смогла побледнеть и пару раз оступалась, собираясь отправиться в обморочное состояние, но все-таки справилась. Правда, уже совсем ничего не соображала.

Позади щита со стороны леса раздались крики. Несколько магов обернулись, чтобы посмотреть. Так как они заслоняли собой весь обзор, Иветта ничего не могла разглядеть. Но по ошарашенным лицам она поняла, что случилось что-то плохое. Крики стали громче, как появились и металлические, звенящие звуки. Когда толпа удиравших магов хоть немного рассеялась, Иветта увидела шедший с тыла отряд наемников. Оборванцы в наскоро склепанной броне, с туповатыми клинками, зачарованные, но опасные и свирепые стеснили магов из-под щита, который стремительно угасал.

Они приблизились слишком быстро.

Мелькнуло лицо, человеческое, но измазанное черными и красными полосами, злое, перекошенное. Иветта инстинктивно отпрыгнула и дернула браслетом, выпуская яркий блестящий луч. Еще его тело не упало в размягченную и мокрую под дождем землю, как второй рванулся на магичку, выкрикивая на ходу ругательства. Иветта могла поклясться, что слышала акцент северян.

«Сколько золота предложил им Катэль? Ведь не все из этих наемников были зачарованными», — подумала она.

Оправившись от неожиданности, маги подняли вверх руки, посохи, жезлы и обрушили на наемников лавину огня. Воины пережили эту атаку, заслонившись круглыми щитами.

— Отряд, оставшийся в запасе у эльфа, — пробурчала Дита. — Видимо, не всех он послал к войску Дометриана… За мной!

Первым за ней рванул Радигост, нацеливая свой посох и громко выкрикивая заклинания. От его атаки несколько наемников отлетело в стороны, будто их отбросила какая-то невидимая большая рука. Следом Дита ударила по ним сверху столпами яркого белого огня. К ним присоединились и остальные маги, и наемники начали падать замертво в грязные лужи.

Отвлекающий маневр сработал. Этот отряд сумел перевести на себя внимание магов от того места, где конники так и не смогли прорваться через оборону Ордена, а пешие воины гибли целыми толпами. Теперь маги им не помогали — им нужно было спасать себя.

Иветта резким жестом выпустила очередную молнию, отсекшую противнику руку и тупо установилась на браслет.

«Это я делаю… Боги, неужели я?»

Ливень перешел в мелкий моросящий дождик. Строй наемников заметно поредел.

— Мы почти разбили их. Глядите! Они побежали в лес, — выкрикнул один из молодых магов, показывая пальцем на то, как некоторые наемники, потеряв самообладание, спешно покидали поле боя, надеясь спрятаться за деревьями.

— Далеко не уйдут, — Дита взмахнула рукой.

Медальон на ее шее так рванулся вперед, что чуть не утянул за собой хозяйку, и замерцал ярким красным цветом. Несколько алых огоньков вырывалось из талисмана и устремилось вдогонку наемникам. Спустя несколько секунд Иветта услышала треск и дикие визги.

«Темная магия, чтоб ее…»

Деревья вдруг затрещали, заволновались, начали загибаться. Маги вновь отвлеклись от насущных дел. Там, где попытались спрятаться остатки наемных воинов, в чаще, что-то засверкало и загорелось. Из тени деревьев выступило несколько фигур, с покрытыми головами и обнаженными руками. Они были одеты в черные плащи и кольчужные доспехи с мелким плетением колец.

Маги Оплота замерли, наблюдая за тем, как один из таинственных незнакомцев вздымает руки к небу. В одной руке у него был нож. Прежде чем Радигост успел выкрикнуть предостережение и броситься на него, незнакомец в плаще ударил себя по венам. Хлынула алая кровь из-под сверкнувшего лезвия ножа, затем оглушительный грохот сотряс землю.

Магический щит сломался, и те, кто находился под ним, упали на землю, затыкая уши, из которых сочилась кровь. Незнакомец скинул плащ, и другие за его спиной последовали его примеру.

— Ковен! — закричал Радигост, пытаясь подняться. — Ковен! Возвращайте щит! Скорее!

Многие шепнули несколько слов, восстанавливая щит, но встретили жесткое сопротивление. Их языки онемели, их губы затряслись, а руки словно сковала тяжелая цепь. Колдуны покинули опушку на которой стояли. Лица их были покрыты язвами и гнойными струпьями, макушки у них были лысыми, тела под кольчугой — тощими, с неестественно длинными руками и тонкими ногами. Тот, кто порезал себе вены, поднял руки вновь.

Радигосту удалось встать и направить свой посох на него, но он не успел произнести заклинание. Колдун сделал надрез на другой, здоровой руке, маги Оплота завопили и забились в агонии, прижимая к ушам ладони. Всех подчинила эта магия, повалила на землю и истязала муками.

Кроме Иветты.

Она, как все, валялась в грязи после того, как был сломан щит. Но того, что происходило с магами, с ней не было. Она чувствовала себя нормально, разве что незначительный порез на ее плече болел сильнее. Иветта подползла к Дите, которая постанывала и держалась за голову. Она схватила ее за руки, пытаясь отцепить их, но напрасно. Дита ее не слышала, каталась по земле и страшно дергалась.

Другие колдуны извлекли ножи, задирая руки вверх. Но так и не совершили того, что задумали. Они заметили, как поднимается Иветта, и недоуменно покосились на нее, хмуря заросшие коростой физиономии.

— Уходите, — проворчала магичка, не понимая, что делает. — Или пожалеете.

Один из колунов зашелся хриплым скребущим смехом. Остальные подхватили его.

Дита закричала.

Иветта сомкнула левой рукой запястье правой, и мелкие металлические выступы на ее браслете впились в ладонь. В глазах колдуна, порезавшего себе руки, была насмешка. Иветте захотелось вырвать эту насмешку вместе с глазами.

Она выдохнула, ощущая, как злоба переполняет ее. Колдун взмахнул ножом, чтобы ударить себя снова, но вдруг застыл, поглядев вниз. Земля под его ногами стала жидкой и разошлась, превратившись в болото. Он и другие члены Ковена начали застревать в ней, как в трясине, дернулись и поспешили обратно в лес, но было уже поздно. Они стремительно проваливались вниз и ничего не могли поделать. Их устные заклинания и надрезы на руках не могли им помочь.

Маги перестали кричать и кататься по земле. Они замотали головами, сбрасывая с себя вражеские чары и изумленно смотрели на то, что творилось с их врагами.

Иветта яростно вскрикнула, вскидывая руку. Ее браслет потяжелел и налился ярким голубым светом. Резавшего себе руки колдуна вдруг вырвало из земли. Он замахал руками и ногами, выронил нож и стал похож на испуганную дворняжку. Иветта дернулась всем телом, и колдун полетел в сторону леса, где врезался в ствол дерева, а потом рухнул на землю. Мертвый.

Иветта упала на колени, наблюдая, как очнувшийся Радигост бегает между застрявшими по горло в земле членами Ковена и заканчивает дело. Дита медленно поднялась, не сводя изумленных зеленых глаз со своей ученицы.

Когда с колдунами было покончено, щит восстановлен, а маги вновь заняты помощью лутарийцам, Радигост подошел к Иветте, которая так и стояла на коленях, обнимая себя руками и бездумно глядя перед собой.

— Отнесите ее в лазарет, — скомандовал он. — Пусть отдохнет.

Появились санитары, взявшие под руки Иветту. Она и не возражала, безвольно повиснув в их дежурных объятиях.

Радигост обернулся к Дите.

— Тебе что-нибудь известно?

Она как раз весьма успешно швырялась молниями в сбившихся в кучу магов Ордена, которых взяли в кольцо пешие воины княжеств.

— В битве нет места для разговоров, — отозвалась она, отведя взор.

— Есть только неудачные моменты для разговоров, — сказал верховный маг и присоединился к ее атаке, но говорить больше не стал.

Дита с облегчением выдохнула.

***

Ступени вывели ее на крепостную стену. Тяжелый воздух был пропитан серой и гарью, будто ядом. Плитки пола были еще влажные, но дождь уже закончился. Отсюда отчетливее были слышны звуки сражения, сухие трески заклинаний, вопли, каменный грохот разрушаемых стен крепости баллистами и катапультами. Лета поглядела налево. Горизонт полыхал. Катэлевы чародеи напирали на войско, в котором смешались люди, эльфы и илиары. Они, как Ангуас, раскидывали солдат во все стороны, нанося им ужасные раны. Лучники не брали их стрелами — каждого окружал магический щит, который могли сломать лишь маги Оплота. Да и то не всегда получалось.

За рвом, стараясь не подпустить к крепости еще больше народу, выстроилась добрая сотня адептов. Лутарийская конница клином прорвалась через их квадрат, сбивая их с ног и разрушая их мощные магические щиты. Пехота быстро окружила адептов, безжалостно протыкая их алебардами и мечами. Конники сражали адептов с лошадей, давили их конскими копытами и толкали в пропасть рва.

Маги Сапфирового Оплота прикрывали лутарийцев издалека, разя в противника множеством заклинаний: огненные шары, молнии, потоки вибраций и взрывы пробивали брешь в щитах адептов, а воины уже довершали дело сталью. Что-то здесь произошло. Не так давно, пока они блуждали по темным коридорам крепости. Что-то страшное, но чрезвычайно важное, что заставило адептов постепенно отступать. Они не могли долго выдержать такого натиска.

Тем временем илиары, эльфы и ардейнардцы брали крепость, подведя осадные орудия с другой стороны рва. Что там происходило, Лета не видела, но угадывала по бесконечному дрожанию стен и грохоту от обломков. Теоретически один из зарядов мог прилететь и сюда, на стену. Требушеты работали без конца, словно их целью было полное разрушение крепости, а не остановка ритуала Безумца.

Адепты опомнились и восстановили свой строгий квадратный строй. Они начали стягивать конников с седла слепящими вспышками и ударами своих заклинаний. Солдаты оказывались на земле, в грязи и крови, и маги Ордена без промедления поджаривали их, выбрасывая из рук красные и белые искры.

Мелькали бледно-зеленые одежды санитаров, утаскивавших раненых с поля боя в тыл. Лета попыталась отыскать хоть кого-то знакомого среди сражения, но с такого расстояния она лишь могла приблизительно угадать, кто на какой стороне сражался и к какому роду войск принадлежал.

Он был здесь. Но он не смотрел на бушевавшее сражение. Он смотрел на нее.

Стена, на которой они стояли, была окружена плетеной проржавевшей изгородью. В ней было несколько ярусов, а по левую сторону расположился внутренний дворик, ничем не примечательный, кроме нескольких обрушившихся от времени скульптур. Позади Милована возвышалась небольшая башенка и вход в нее. Крышу ее, как и крыши многих других башен этой крепости, венчал острый сверкающий шпиль.

Стена была достаточно широкая и достаточно длинная. Идеальное место.

Милован смотрел на нее и держал свой клинок закинутым на плечо. Его меч, широкий клеймор с дисковым навершием рукояти и длиной почти с рост Леты, впечатлял. Он много весил, но командующему дружиной удавалось размахивать им с поразительной ловкостью.

— Вот ты и явилась, голубка, — бросил Милован, наклонив голову. — Я ждал тебя. Правда, не так скоро.

Лета молча описала клинком дугу, орошая плитку под ногами бусинками крови.

— Я думал, что после всего этого отправлюсь искать тебя, — лениво продолжил Милован. — Но ты сама пришла ко мне в руки. Великолепно. Еще и друзей с собой привела. И чудище, с которыми вы, керники, так обожаете лобызаться.

— Мои друзья и «чудище» там раскидали всю твою дружину, — хрипло выдала Лета. — Ты мог бы потом доползти туда и проверить, но вряд ли сумеешь, потому что оставлять тебя в живых я не намерена.

Его изуродованная физиономия растянулась в усмешке.

— Да что ты говоришь, — отозвался он и снял с плеча двуручник, вытягивая его перед собой и проводя по лезвию толстой перчаткой. — А ты, значит, мстить пришла? Ты глупа. Очень и очень глупа.

— Давай начнем, а то от твоей болтовни меня тошнит.

— Пытаешься быть смелой, да? Но я же вижу, как дрожат твои руки, как покраснело твое лицо, как ты быстро дышишь… Глупенькая, но все же боишься и хочешь прикрыть это бравадой… Это забавно.

— Заткнись уже, — Лета высоко подняла меч над головой и встала в стойку.

Милован даже не шевельнулся, по-прежнему поглаживая лезвие своего клинка.

— А что вот эти эльфы и миротворцы, явившиеся тебе в поддержку? Не придут помочь сейчас?

— Это только наше с тобой дело.

— Ты права. Но это настоящее безрассудство. Ты ведь знаешь, что тебе уже никто не поможет. Никто не спасет тебя, ни твои дружки, ни стечение обстоятельств. И ты все равно прешь на меня как таран.

— Насчет стечения обстоятельств я бы так не думала, — ответила Лета, крепко сжимая Анугвин. — Все возможно.

В довершение ее слов один из полыхавших снарядов требушета врезался в башенную стену в какой-то сотне метров от них. Огромные куски камня снесли собой галерею, опоясывавшую верхний этаж, и все это, смешавшись и загоревшись, рухнуло во внутренний дворик, оглушая грохотом и ослепляя клубами пыли. До места, где они стояли, долетели только каменные крошки.

Милован долго глядел туда, на горящие обломки галереи.

— Надо было им из более твердой породы строить, — протянул он в задумчивости. — А по поводу твоих слов… Думаешь, груда камней опять нам помешает, как и в прошлый раз?

— Я сказала, что все возможно. Чего это ты так спокоен, позволь узнать?

— Я просто предвкушаю, — он посмотрел на нее своими черными глазами так, что ей стало не по себе, — когда наконец всажу свой меч тебе поглубже в кишки, чтобы ты, маленькая змея, навсегда замолкла. Но сперва я сделаю кое-что другое… Пока ты будешь еще живая. Я хочу, чтобы ты почувствовала, как я проникаю в тебя.

Во рту у Леты пересохло от его слов. В голове мелькнула мысль повернуть назад, позвать на помощь, лишь только гордость не позволила ей сделать этого. Гордость же и заставила ее ответить ему.

— Еще раз ляпнешь что-нибудь в таком же ключе, я решу, что тебя надо как следует помучить перед смертью, — голос у нее ничуть не дрогнул, и это ободрило ее.

Но Милован только расхохотался.

— Что ты можешь против меня, девочка? Помахаешь своим мечиком у меня перед носом перед тем, как сдохнуть? — давясь хохотом, выдавил он. — Но, не скрою, вряд ли еще мне повстречается такая юная особа, как ты, сумевшая уложить с десятка два моих ребят. Даже жалко тебя убивать. Тебе повезло, что я согласился поиграть с тобой.

— Поиграть? — фыркнула она.

— Да-да, милая моя, поиграть. Ибо боем эти танцульки даже не назовешь.

— Ах, вот как? — она взмахнула мечом и сделала шаг ему навстречу.

— Не терпится умереть, голубка? — ухмыльнулся Милован. — Знаешь, с каким удовольствием я исполнял приказ князя? Найти и убить эльфийскую ведьму и ее выродка.

Ярость поднялась из недр ее сознания и затопила Лету. Давно была пора. Ее кровь забурлила, закипела, потоками разнеслась по всему ее телу от затрепетавшего сердца и обдала жаром. Она ухватилась за рукоять Анргувина обоими руками и согнула ноги в коленях.

— Ну что ж, поиграем, ублюдок.

Она прыгнула на него, резко и внезапно, будто охваченная демонами. Он встретил ее размашистыми ударом, загородившись от ее меча. Клинки встретились, запели, высекая искры. Она крутанулась, заходя ему за спину. Он этого ей не позволил, отогнал от себя, прорезал у нее над головой воздух. Лета совершила финт, уходя от его атаки и едва устояла на ногах. Казалось, крепостная стена задрожала от звона металла. Они осыпали друг друга градом ударов, причем Лете приходилось чаще обороняться, чем атаковать. Это злило ее. Она стиснула зубы, сделала выпад. Он отмел ее, толкнув плечом. Она отшатнулась и напала снова, кружась вокруг него и надеясь измотать.

Когда двуручник едва не поймал ее живот, чтобы пронзить его, Лета испуганно втянула его и заставила себя двигаться еще быстрее. Ни тренировки с Лиаконом, ни бои с Фанетом, которые оба щадили ее, не принесли никакого результата. Она была по-прежнему слаба перед Милованом, слаба перед его ростом, опытом и силой. А он не уставал. Он носился как призрак, презревший земную плоть, раз за разом грозя снести ей голову клеймором.

Пожалуй, только ее рост и сумасшедшее везение спасали Лету от отделения упомянутой выше головы от тела. Они окружили друг друга пением стали, ее вспыхивающими отблесками, дикой быстротой ударов. Лета вихрем закрутилась, переступая с ноги на ногу, надвигаясь на Милована. Он встречал и отводил ее скользящие атаки с ужасающей легкостью. Потом, когда она замедлилась, он пригнулся, прошел под ее мечом и резанул ее по бедру. Она вскрикнула, схватилась за ногу. Милован повертел мечом и злорадно усмехнулся, наблюдая за ней. Она поглядела на него, и в ее глазах запылал огонь. Выпрямившись, она кинулась на него резвее, чем раньше.

Он удивился, но парировал ее атаку. Она была разъяренная, быстрая, но все же недостаточно сильная. Перестав отступать, Милован ударил ее, однако встретил сопротивление, которое лишь слегка оттолкнуло его. Он рявкнул и рубанул ее сверху вниз. Лета вывернулась, уходя от удара, и в полуобороте занесла меч, по инерции намереваясь вонзить клинок Миловану в таз. Он качнул корпусом в сторону, и Анругвин впустую рассек воздух. Он ждал ее следующей атаки и сделал обманный финт. Лета в очередной раз воткнула меч в пустоту и еле спаслась от клеймора, который мог завершить ее жизнь, ударив по голове.

Они разошлись, переводя дыхание. И тут же услышали вдалеке гудение незнакомого рога. Они одновременно повернулись к долине. Со стены было видно, как там, на горизонте, за схлестнувшимися в схватке воинами и магами, высоко вздымались штандарты с темно-синими развивавшимися стягами, на которых виднелся белый месяц, у вогнутой стороны которого красовался крупный размашистый иероглиф из точек и линий. Шло призрачное войско, блестели кольчуги на иссохших телах, выступали из плоти белые кости, шатались над гладкими черепами острые концы пик и сарис. Зазвучали литавры, останавливая на несколько мгновений сражение.

На бугор поднялся всадник на вороном коне и в шлеме с крыльями птицы. Рог протрубил еще раз. Всадник высоко поднял копье и указал им на крепость. Войско с криками, эхом прошедшимся по долине, сорвалось с места и поспешило в битву. Здесь были и другие всадники, и пешие воины, и лучники. Все, как один, — страшные, худые, в потемневших доспехах и с остатками мышц на костях рук и ног.

Армия мертвых. Армия проклятых.

Неблагий Двор. Изгнанники пришли на помощь.

Милован и Лета перевели друг на друга глаза. Бой вспыхнул вновь. Командующий в два прыжка преодолел расстояние между ними и стал наступать. Он рубил быстро, выкручивал невероятные финты, которые заставили девушку попятиться. Рана на бедре докучала, мешала ей опираться на эту ногу. Она почувствовала, как ткань брюк набухает теплым и влажным.

Командующий напирал, сокрушая ее мощными рубящими ударами. Вокруг гремели разрушавшиеся стены крепости и взрывались заклинания. Очередной взмах меча распорол рукав рубахи Леты, вынудив девушку затанцевать еще резвее и чаще. Милован стал атаковать нарочито медленно, не спеша ее ранить. Ему приносило удовольствие то, как Лета скакала, опасаясь каждого его проскальзывавшего мимо удара, как она вздрагивала, как совершала ошибки, за любую из которых он мог убить ее мгновенно, но он щадил ее…

Будь в ней поменьше злобы… Тогда бы она и потягалась с ним.

Порез на бедре мешал ей не так сильно, как Милован надеялся. Лета вполне обходилась переносом веса на одну ногу, на которой же и крутилась, избегая его ленивых ударов и изредка выбрасывая свой клинок вперед в надежде уколоть его.

— Это все, что ты можешь, выродок китривирийского царька? — прорычал Милован, выкручивая меч во все стороны. — Я разочарован.

Он толкнул ее, сбивая с ног. Лета повалилась на колени, но тут же поднялась и отбежала в сторону. Рукоять меча заскользила в потных пальцах.

— Что ты за дрянь-то такая, а? Хочется всадить тебе в брюхо клинок, да поглубже, как я это сделал твоему кернику!

Она закричала и со слезами на глазах бросилась на него. В отчаянии пропустила несколько ударов. Он стукнул ее в грудь эфесом, она отлетела, но не хотела позволять ему почувствовать, что он начинает побеждать. Хотя так оно и было.

Лета атаковала его вновь, уже с меньшей силой. В памяти всплывали образы Драгона и матери, лица которой она никогда не узнает. Ярость вела ее, только она и по-прежнему просящий крови Анругвин подталкивали ее сражаться, не давали сдаться. Но она хотела. Отступала, защищаясь, потом вспоминала и вновь нападала. Возвратившаяся боль потери кусала ее, обжигала, она видела перед собой черные холодные глаза и думала только о том, как вгрызется скоро сталь ее меча в плоть противника.

Милован забавлялся. Он мог убить ее сразу, потому что она, ослепленная ненавистью и болью, пытаясь достать до него клинком, постоянно открывалась. Она совершала ту же ошибку, что и Драгон.

Что он хотел с ней сделать, Лета прекрасно знала. Он лишь ранит ее, серьезно, но недостаточно для того, чтобы убить. Он прикончит ее потом, сделав свое мерзкое дело.

Как же это ее злило, как она вскрикивала и вертелась вокруг него, пытаясь хоть как-то задеть его, хоть полоснуть концом клинка по доспехам. Ей бы хватило оставить на его коже крошечную царапину. Змеиный яд, которым Лета обмазала все лезвие Анругвина, глубоко въедался в поверхность меча и оставался там на многие часы, не смываемый ни кровью, ни водой. Будто в нем была магия.

«Может, так оно и есть», — подумала девушка в краткий перерыв между своими наскоками на командующего.

Царапинки было бы достаточно. Но огромный как зверь, закованный в тяжелую броню Милован демонстрировал столько прыти, что Лета потеряла всякую надежду. Это было даже смешно. Один его удар — и она ляжет на пол, разрубленная пополам двуручником, а один ее удар в лучшем случае пощекочет его непробиваемый доспех.

«Ублюдок… Нет, ты не станешь моей смертью сегодня».

Она вновь ударила его, но промахнулась. И тут ему наконец надоела эта игра. Он пошел на нее жестко, схватившись за рукоять клеймора обоими руками. Такой силы он прежде не проявлял. Он пытался выбить ее из равновесия. Она парировала, с каждым ударом слабея и чувствуя, что ее руки вот-вот бессильно упадут, не выдержав. Заметив ее колебания, он на мгновение прервался и пнул ее окованным в железом сапогом по раненому бедру. Лета взвизгнула и поняла, что ей пришел конец.

Она заслонилась мечом от последней, самой мощной атаки, и сила этого удара отнесла ее назад. Милован последовал за ней и, заметив, что на устояла, присел и подбил ее ногой по голени. Она рухнула на спину и застонала.

Шельмовская улыбка исказила лицо Милована.

— Ты поняла, что ты бессильна против меня? — он опустил меч и подошел к ней. — Ты ведь могла уйти, скрыться, и я уверен, что я бы тебя нескоро нашел…

Она была совершенно не способна подняться, чувствуя, как растекается внутри нее бессилие. И только злоба, бешеная злоба не давала ей расплакаться. Голень болела, казалось, будто вся собранная Лиамом по частичкам кость в ней снова разлетелась осколками.

— Но ты вернулась. Ты решила, что отомстишь, — проговорил Милован, обходя вокруг нее. — Это благородно… и в высшей степени глупо.

Лета издала рык и перевернулась на живот, чтобы оттолкнуться руками и подняться.

— Лежать, девка, — Милован кольнул ее острием меча в позвоночник, помешав встать. — Лежать.

Рыдания толкнули ее в грудь. Она засопела, безвольно распластавшись ничком по плитке.

— Я, как ты помнишь, хочу кое-что с тобой сделать. Но ты ведь не будешь мешать мне, да?

Борись с ним.

Драгон?

Борись. Сражайся.

Драгон… Что мне делать?… Он забрал тебя у меня.

И он заплатит за это.

Лета, обернувшись, приподняла голову и увидела над собой Милована. Огромного, страшного, с черными глазами, в которых отражались огни сражения. Она всхлипнула. Нога ныла, опухала, придавливала ее к земле.

— Что скажешь, Лета? Почтим память о Драгомире и твоей матушке?

Лета ощутила руки Милована на своих ягодицах и в глазах у нее потемнело от ярости. Она дернулась, но командующий взял ее за волосы и впечатал лицом в плитку. Его прикосновения вызывали у нее сильнейшее отвращение и желание вырваться. Она затрепыхалась как рыба, выброшенная на сушу, и только получила по затылку ударом кулака.

Пусть думает, что он победил….

Она испустила вздох, закрыла глаза.

А ты… Слушай. Слушай эту песню.

Она лежала долго, чувствуя, что он не спешил. Он наслаждался происходящим. Она захныкала, прижавшись щекой к полу. Она ничего не слышала, кроме грязи, которой он ее поливал, треска и грохота сражения перед крепостью, собственного, задыхающегося пульса, бьющего в голову.

А потом она поняла.

Она лежала долго. Не шевелясь, оставаясь безразличной. Пока он хватал ее тело, оставляя на нем синяки, и пытался снять одежду, пока терял бдительность…

Слушай песню гнева…

Она лежала долго. Пока он расслаблялся, вкушая свою победу и наслаждаясь ее отчаянной беспомощностью, пока он постепенно ослаблял хватку, выпуская из руки ее волосы…

Пока ее сердце окончательно не превратилось в лед.

Она сразу заметила, когда ее руки оказались свободны. Командующий был занят ее брюками, не обращая внимания на то, что оставил ей возможность вырваться. Даже ее ноги, на которые он уселся, казались уже не так сильно придавленными к полу.

Лета согнула руки в локтях и уперла их в пол. От рывка, с которым она оттолкнулась, сбрасывая с себя Милована, потемнело в глазах. Командующий перекатился на спину, выдохнув от удивления.

— Ах ты… ведьма!

Откуда-то пришли новые силы. Лета опасалась, что лишь нога, которую она волочила за собой, подведет ее. Она дождалась, пока Милован поднимется и отыщет меч. Но, не ожидая того момента, когда он полностью выпрямится и будет готов к продолжению боя, она прыгнула и осыпала его вереницей ударов, умышленно несильных и медленных. Наступать на ногу было зверски больно. Он зарычал и взмахнул мечом, отстраняя ее. Она, совершая следующую атаку, обернулась вокруг себя и намеренно подставила ему спину. И тут же ощутила подкосивший ее удар рукоятью между лопатками.

Рухнув на колени, она сильно изогнулась корпусом и воткнула клинок Миловану в незащищенную пластинами лат бочину, погрузив его на несколько сантиметров. Он проорал что-то нечленораздельное и занес над ней клинок. Лета кувырком ушла от удара, поднялась и ухмыльнулась.

Милован пошатнулся и прижал руку к боку. Его блестящий доспех заалел от хлынувшей на него крови. Лета подскочила и напала. Теперь уже он защищался. Он был вялый, почти не успевал за ней. Она вновь и вновь атаковала, попала однажды по животу, но лезвие отскочило от лат. Милован выругался и сделал выпад. Лета совершила отскок и рубанула его по изгибу локтя.

Он выронил меч, задышал тяжело и попятился. Лета развернулась и ударила его здоровой ногой в грудь. Он свалился на спину, но сразу же попытался встать. Она остановила его, прислонив к его горлу острие меча. Она стояла, возвышаясь над ним, и долго. Она хотела, чтобы он видел ее.

Я заплачу за их смерти кровью. Его кровью

Голень болела.

Милован застыл, скосив глаза на лезвие. Блеск металла клинка покрыла дымка его дыхания.

— Яд опустошителя действует на здоровяков вроде тебя медленнее, чем на людей со средним телосложением, — с отчуждением произнесла Лета. — Но не беспокойся. Я убью тебя раньше.

Она увидела в черном льду глаз Милована ненависть и высоко занесла Ангрувин.

Но заколебалась.

В глазах Милована мелькали ненависть и… восхищение?

Лета задрожала и крутанула клинок, врезав его в шею командующему. Хрустнули позвонки, лезвие застряло. Милован захрипел. Она вырвала его с ошметками мяса и вновь рубанула. Блеснула кость. Ударила еще раз. Глаза командующего закатились за орбиты. Она взялась черные завитые кудри и рубанула последний раз.

Голова с влажным треском отделилась от тела и повисла в руках у Леты. Она была тяжелее, чем она предполагала. Тело командующего рухнуло у ее ног, зазвенев доспехами.

Девушка смотрела в бледное, изуродованное шрамом от ожога лицо, и внутри нее была абсолютная, холодная пустота.

Придя в себя через какое-то время, она отбросила голову в сторону, повалилась на изгородь и сползла по ней, захлебываясь плачем вперемешку с протяжным, чужим смехом.

За ее спиной в долине квадратный строй адептов рассеялся и исчез под воинами. На юге пали колдовские чудища. Стены крепости наконец полностью рухнули, обнажая свое нутро и обращая прислужников в бегство.

***

Буря нарастала. Ветер поднимался к темным башням, свистел в коридорах, заглушая крики тысяч. Потом вернулся ливень и накрыл долину холодом, потушил пожары и разогнал магов Ордена у рва. Еще больше войск ворвалось в крепость, вывешивая знамена через прорубленные в камне узкие окна и загоняя в угол оставшихся по одиночке магов. Уверенность в победе возрастала, но все понимали, что над ними все еще висела угроза. То, что произошло на Тор Ассиндрэль, могло повториться в любой момент.

Они настигли Катэля на вершине Жуткого Пика, на площадке, окруженной низкой балюстрадой и пятью огромными загнутыми внутрь столбами по краям, похожими на клыки чудовища. Маги Ордена окружили чародея кругом, и увидеть, что он делал, не представлялось возможным. Когда на площадку вошли почти все, кто успел присоединиться к этому отряду, возникла давка. Места определенно не хватало. Адепты сразу напали, и вершина башни озарилась яркими белыми и красными вспышками, взволновав тех, кто еще остался снаружи крепости.

Путь к башне был неблизкий, на каждом повороте извилистых и темных коридоров им встречалась опасность в виде очередного мага или даже магического голема. Катэль позаботился о своей безопасности и расставил своих вылепленных из глины стражей по всем путям, что вели к Жуткому Пику. Много воинов они потеряли, и с каждым шагом сильнее становился страх. Они не знали, что будут делать, когда наконец найдут Безумца.

Было чертовски холодно, как в самом сердце Седых гор на далеком Севере. Температура была ненормальная, вызванная неестественными причинами, и если бы не разгоряченные тела и обилие одежд, передвижение воинов заметно бы замедлилось. Полад пропустил вперед своих солдат, а сам все еще оставался на ступенях. Стар он был для этого. Слишком стар. Но совесть подгоняла его вперед, заставляла вступить в бой с магами. Негоже было помирать молодым, самое время было старикам сложить головы в славной битве.

Когда мимо Полада промчался Радигост Кейц, в одной руке держа свой знаменитый посох, а в другой — неожиданно — меч, главнокомандующий третьей дивизии решил, что было поздно прятаться в тени. Он выскочил на площадку и увидел, как адепты Катэля превращали его солдат в что-то окровавленное и искореженное. С другой стороны напирали илиары во главе с молодым наследником царя Китривирии, у которых, если присмотреться, дела были тоже не очень. И только дюжина магов из Сапфирового Оплота делала заметные успехи и просто сбрасывала заклинаниями адептов с площадки вниз. Другие способы они не использовали, боясь зацепить илиаров и людей. Радигост пытался добраться до Катэля, но круг магов Ордена был слишком плотным и непробиваемым, так что никакие чудеса, которые показывал верховный чародей, не действовали.

Когда столпотворение ощутимо поредело, Полад увидел за стоявшими полукругом адептами Безумца. Он стоял спиной к нему, перед странной конструкцией из шестеренок, рычагов и стеклянных колб, поддерживаемых чугунными захватами в форме листиков и цветов. Колбы были наполнены какой-то черной жидкостью, которая бурлила и пенилась. Шестеренки крутились с молниеносной скоростью, периодически выбрасывая копны ярких искр. От этой странной машины исходил пар, очень сильно воняло. Кровью, гарью и трупным разложением.

Катэль держал руки поднятыми вверх, и из них шли потоки энергии, похожие на табачный дым. Больше Полад не смог разглядеть. В один момент он чудом сумел отразить брошенную адептом вспышку заклинания, заслонившись широким клинком, и тогда его солдаты, увидев, что главнокомандующего чуть не прикончили, оттеснили его к выходу с площадки, где было безопасно, но ни черта не видно.

Затем все вдруг загудело, засверкало, задрожала башня и скалы за крепостью. Маги Ордена перестали жестикулировать и выкрикивать заклинания и посмотрели на небо. Дождь сократился и стал напоминать о себе лишь редкими каплями. Люди и илиары тоже застыли, уставившись наверх. Облака стали рассеиваться, блекнуть, исчезать. Они расходились, будто кто-то смахивал их гигантской ладонью. Прогремел гром, после чего облака начали исчезать с удвоенной скоростью.

— Здесь, кровью наших врагов и моей силой, — послышался хриплый голос, громкость которого была магически усилена, — я призову тебя Mecratiale, Chatrosalifale, Владыка Хаоса, Владыка Мира.

С того места, где разошлись черные облака, вырвался ослепительно белый луч и понесся вниз. Когда он ударил в башню, его сила повалила всех с ног. И только Катэль остался стоять, наблюдая, как толстый луч пульсировал и бил точно по его причудливой машине.

Полад подумал, как странно было то, что теургия была полнейшим злом, а красота, исходившая от этого луча, а также белевшее на глазах небо, стали сейчас почти объектами любования. Почти. Если бы не катэлевы слуги, готовые продолжить бой и снова встать стеной вокруг своего господина.

— Катэль!

Голос из смешанной толпы людей и илиаров, надломленный, громкий, грудной.

Чародей обернулся, и отражение луча блеснуло в его глазах.

— Пропустите его, — приказал он, и прислужники послушно разомкнули свой строй.

Никто не шевелился, пока кто-то худой, покрытый кольчугой и рваными, кое-где истлевшими темными тканями, служившими ему плащом, входил в круг магов. Полад выглядывал из-за спин своих солдат, пытаясь рассмотреть незнакомца.

— Сразись со мной, — сказал он, снимая с головы капюшон плаща.

Никто не дрогнул, не подал звука, когда Иарлэйт явил свое ужасное лицо. Повисла тишина — грозная и давящая, сковвавшая умы и тела. Катэль развернулся к эльфу всем телом.

— Сразиться со тобой? — эхом повторил он.

— В честном поединке, — отвечал Иарлэйт.

Катэль молчал с минуту, внимательно изучая его, затем засмеялся, и смех его разнесся по всей площадке башни.

— Ты не маг, как ты можешь сразиться со мной?

Иарлэйт взялся за рукоять меча, висевшего у него на поясе, и выхватил его. Лезвие сверкнуло отсветом белого луча.

— Никакое оружие не убьет меня, — проговорил Катэль, прищурившись. — Но если ты хочешь умереть, на глазах у всех здесь присутствующих, в позоре и слабости, я готов тебе помочь.

Иарлэйт не ответил, с вызовом выставив свой меч вперед.

Катэль не торопился что-либо делать. Они посмотрел назад, на пульсацию белого луча и не перестававшие крутиться шестеренки, вздохнул и отошел от машины.

— Давно мы не встречались, Иарлэйт Девайн, правая рука короля… А теперь уже ты сам величаешь себя королем. Только чего? Тех опаленных и иссушенных земель, по которым ты и твой народ все еще волочитесь, так до конца и не подохнув? — он улыбнулся.

Иарлэйт сдержал злобу.

— Ты очень изменился, мой друг, — проговорил Катэль, сделав шаг навстречу.

— Твоими стараниями.

— Не предал бы ты меня, этого бы не случилось, и ты это прекрасно знаешь, — Катэль поглядел на белевшее небо. — Всех, кто отвернулся от меня, постигла такая кара.

— Ты погубил нас всех, — не выдержал Иарлэйт, дрогнув голосом. — Ты погубил наш народ.

— Мой народ остался со мной. Мой народ, — Катэль обвел рукой магов Ордена, окружавших их, — он достоин великой судьбы. Ты мог бы быть одним из них. Вместо этого ты пришел сюда с войной, как все другие — люди, эльфы, илиары. Какое неуважение… Вы сами не понимаете, что не только мешаете мне, но и разрушаете этот замок, эту крепость, этот великий памятник культуры, пытаясь остановить меня.

— Ты безумен, — покачал головой Иарлэйт. — Нет Разрушителя. Нет Волака. Есть только древняя и могущественная сущность из иного мира, с которой никто не может совладать.

— Неужто ты перестал верить в наших богов, старый друг?

— Да. После того, как они покинули Тор Ассиндрэль. Но я не перестал верить в справедливость. Поэтому ты умрешь.

Катэль усмехнулся.

— Я же уже сказал, — промолвил он, поднимая руки, сгибая их в локтях и гладя одной кистью другую, будто что-то растирая. — Тебе меня не убить. Как и всем этим шавкам, что явились сюда.

Меч с широким лезвием, похожий на клинки илиаров, с почти отсутствующей крестовиной, появился в руках у Катэля слишком быстро и неожиданно. Он напал первым, и Иарлэйт едва успел защититься, подняв свой меч.

Они встретились. Мертвец и Безумец.

И сразу стало понятно, кто выйдет победителем. Это был честный бой. Катэль не применил никакой магии, орудуя лишь своим возникшим из ниоткуда клинком. Но Иарлэйт все же был слаб, как старик против молодого и здорового. И он забыл, что это именно он научил Катэля фехтованию.

Он уже успел позабыть, как была крепка их дружба.

Катэль яростно наступал, находя все новые и новые открытые места в защите Иарлэйта, но не ранил, лишь бил плашмя. Он играючи отбивал все атаки Мертвеца, вертелся как уж со своим клинком, успевая приглядывать и за лучом. Прочие, люди, илиары, маги, члены Ордена замерли, наблюдая за поединком.

Иарлэйт помнил свои умения. Его костлявое тело помнило все выпады и финты, все обманные маневры и неожиданные атаки. Но почему-то Катэль угадывал все наперед. Будто бы читал его мысли.

Это могло быть так.

Скрестив клинки, они приблизились к друг другу почти вплотную. Катэль заглянул в блеклые глаза Иарлэйта, затем саданул его кулаком в бок. Тот взвыл, отстранился. Безумец атаковал, закрутился в чередовании быстрых и безжалостных ударов, и Иарлэйту ничего не оставалось, кроме как пятиться назад и парировать. Наконец, когда Катэль стал более медлительным, Мертвец отвел один из его ударов, ушел вбок, развернулся и выбросил клинок. Катэль с кошачьей грацией увернулся от него, занося следом меч. Иарлэйт пригнулся, ожидая, что чародей отступит и прибережет силы для новой атаки. Но тот неожиданно повел лезвием по горизонтали, касаясь груди Мертвеца.

Иарлэйт отшатнулся, глядя на свою грудь. Крови не было, да и быть ее у него не могло. Сердце же почти не билось, с каждым годом подавая признаки жизни все реже и реже. Но Мертвец ощутил под кольчугой тупую боль.

Катэль налетел на него, сбивая с ног. Иарлэйт оказался на земле и был вынужден тут же перевернуться набок, уходя от удара. Клинок чародея высек искры там, где была только что голова Мертвеца. Иарлэйт перекатился, не без труда встал с колен и пошел в атаку.

Два эльфа, но при том таких разных во внешности и во внутренней сути, бились перед молчаливыми взорами своих союзников. Никто им не мешал. Бились они недолго.

Иарлэйт был намного слабее и вскоре размяк совсем. Чародею это все надоело, и он крепко приложил Мертвеца навершием меча по голове. Иарлэйт покачнулся и потерял равновесие. Он бы готов вот-вот упасть, но что-то его заставило развернуться и выставить клинок по направлению к Катэлю. Это чародея разозлило совсем.

— Неужели ты не понимаешь?! — проревел он, хватанув Иарлэйта за ремни портупеи на груди и отшвырнув от себя. — Мне уготовано изменить этот мир, очистить его от скверны, от тех, кто губит его. Я создам новый мир, идеальный, далекий от этих войн и распрей, от кровопролития, смертей, несправедливости…. И если мне придется выкосить эльфов, людей, илиаров, даже гномов под самый корень, я это сделаю без промедления.

Иарлэйт отлетел к машине и врезался в нее спиной. Он попытался подняться, но Катэль был уже тут как тут и пнул его по животу. Затем, видя, что Иарлэйт не унимается, чародей ударил его ногой по лицу, проехавшись каблуком сапога по обнаженной кости щеки и тому, что осталось от носа. Иарлэйт не издал ни звука и предпринял попытку подползти к своему мечу, отброшенному в сторону. Тогда Катэль стал бить его ногой все снова и снова, куда придется: по лицу, груди, животу, тощим ногам и выпуклым коленкам, пока Иарлэйт не смирился и не замер, свернувшись в позу зародыша.

Катэль наклонился к нему.

— Эти жертвы пойдут во благо, — прошептал он ему на ухо. — Воцарится новая эра, и властвовать в ней над всем живым буду я.

Он выпрямился и всадил клинок в Иарлэйта. Лутарийские солдаты и китриврийские воины ахнули. Радигост сорвался с места, поднимая посох над головой.

Катэль оставил меч в груди Иарлэйта и отступил на шаг, с трепетом посмотрев на белый луч.

— Да свершится твое прибытие в Нирэнкор, в мир недостойных, Владыка! — прокричал он.

Радигост прорвался сквозь круг магов Ордена, на ходу выкрикивая заклинания, которые отскакивали от Катэля, будто бы мячи. Чародей, не замечая мага, закрыл глаза и направил раскрытую ладонь на луч, из которой потекла энергия, древнее и могущественнее, чем Первоначало.

Радигост был уже близко. Звезда Военега загорелась синим пламенем. Несколько адептов попытались его остановить, но были задержаны во время подоспевшими воинами людей и илиаров.

Катэль открыл глаза. В башню ударила ослепительная молния, парализовав своим зарядом. Воины упали, задергавшись в конвульсиях. Огни электричества заплясали по всей площадке Жуткого Пика, заискрились лиловым светом и вонзились в тела. Небо стало белее молока, и его слепящий свет был ярче дневного.

Катэль рассмеялся колокольчиками и стал читать заклинание. Обруч на его волосах потяжелел, покраснел, нагреваясь и впиваясь в голову как венок из колючих роз. Крепость ходила ходуном, грохот нарастал, вливался в уши и обездвиживал, словно паралитический яд. Он был невыносимым, как крик бившегося в смертельной агонии, и усиливался с каждой секундой, становился больше похожим на раздиравшиий слух вой.

Наверху что-то пролетело, прозвучав с треском, затем что-то заревело, разбушевалось и понеслось к земле.

И остановилось. Стихло.

Катэль вздохнул и отпрянул от машины, недоуменно глядя перед собой. Пульсирующий белоснежный луч резко угасал, поле из электрических зарядов, стеснившее всю площадку, исчезало. Чародей посмотрел на небо — оно снова темнело, затягивалось облаками.

Он судорожно глотнул ртом воздух, ощущая, как сбегает по пояснице что-то мокрое и теплое. Он обернулся посмотреть, что это было такое, на его спине, и со стоном извлек из плоти стилет, узенький и маленький, как ветка рябины. Темная кровь обагрила точками каменный пол у чародейской машины.

Над башней стояла пораженная, угрюмая и волнительная тишина. Иарлэйт повалился обратно на пол, сжимая окровавленными руками лезвие меча Катэля, погруженное на пол длины в грудь, совсем рядом с сердцем. Он уже почти не видел последствий того, что сделал.

Катэль и все остальные долго и неподвижно стояли. Изумление и боль затаились в золотисто-карих глазах чародея.

Он был смертен. Уязвим.

Но как?

Прежде чем Радигост подошел к чародею, Катэль напрягся и повалился назад, исчезая в черноте портала, вызванного им лишь за одну секунду. Потом все пошло очень быстро. Маги Ордена кинулись врассыпную, силясь открыть на ходу порталы, сбежать с площадки через ступени, ведущие к нижним этажам, или вообще спрыгнуть вниз, за балюстраду. Люди и илиары мгновенно отреагировали и принялись ловить их и убивать. Радигост несколькими взмахами меча разнес вдребезги машину чародея, разбив колбы и отбив шестеренки. Машина протрещала, выпустила огромные клубы пара, окутав на некоторое время все туманом, потом замолкла и развалилась под последним ударом.

Небо становилось синим. Упали дождевые капли. На востоке из-за верхушек деревьев выполз бледный диск солнца.

Радигост встретил глаза Иарлэйта, почти лишенные зрачков, блеклые, страшные. Этот взгляд был полон смирения и облегчения. И скорби. Старой, но никак не проходящей. Она была как шрам, все еще терзавший душу.

Глава 30

Глава 30.

Ключ к спасению мира.

Кровь наполняла его нутро горячим удовольствием, врезаясь в десна остротой и терпкостью угасающей жизни. Крики умирающих услаждали его слух. Обнаженная, лишенная кожи плоть, разрываемая звучно и влажно, была самым прекрасным зрелищем, что он видел. А потом все потонуло в холодном мраке.

Открыв глаза, Марк увидел обтянутый светлым брезентом низкий потолок. Во рту стоял металлический привкус. Кроме этого, ничего необычного он не заметил. Разве что пытался вспомнить последние часы, но они ускользали от него и терялись в глубоких недрах поврежденной памяти.

Краем уха он уловил странный шипящий звук, доносившийся слева. Он повернул голову и увидел рядом дощечки стола и руки, порхавшие над его поверхностью. Руки были ухоженные, с тонкими пальцами и ровными краями ногтей, с белой нежной кожей, но мужские.

Марк приподнялся на локтях, обнаружив, что лежит на старой скрипучей кушетке из тех, которые выкидывали из дома первыми, покупая новую мебель.

— Где я?

— Проснулся, — хмыкнул обладатель рук. — Focanle1.Все веселье проморгал.

Марк сел на постели, осматриваясь. Он действительно лежал на кушетке под импровизированным навесом из толстой ткани. Помимо него здесь было несколько людей. Некоторым места не хватило, и они расположились прямо на земле, на расстеленных драных одеялах. Марк затряс головой, сбрасывая остатки сна.

«Не люди они. На них доспехи легионеров. Это илиары», — подумал он, окончательно проснувшись.

За столом у изголовья его кушетки стоял эльф, сминавший руками травы и листья. Марк с трудом узнал в нем Лиама — его волосы были мокрыми и грязными, лицо было покрыто пылью и следами бессонной ночи, а рубашка и жилет были запачканы кровью. Он перетирал лекарственные травинки с порошками из маленьких банок и закладывал их в кипящий на алхимическом огне вытянутый стеклянный сосуд. Так вот что шипело.

— Где я? — повторил Марк.

— В моем скромном лекарском уголке, — отозвался Лиам, коротко взглянув на него. — Плохо выглядишь. Сейчас закончу и дам тебе кое-какое снадобье.

— Мне не надо. Я чувствую себя… хорошо, — проговорил Марк, разминая спину. — Что произошло?

— Ты ничего не помнишь?

— Нет.

Марк наткнулся на встревоженные глаза эльфа, и внутрь к нему забралось легкое, но навязчивое чувство тревоги.

— Что случилось?

— Ничего особенного, — пожал плечами Лиам, начав смешивать свое лечебное зелье с удвоенной скоростью. — Просто никто не знал, что ты — волколак.

— Что?

— Ты и сам не знал, да?

Марк свесил ноги с кушетки и уставился на эльфа.

— Ты шутишь?

— Нет.

— Это… Это поэтому у меня во рту привкус… крови?

«Кернун великий, мать его…».

Лиам не ответил.

— Кого я убил? — после короткого молчания спросил Марк.

— Из «своих» никого. Но ты загрыз пятерых дружинников, прежде чем обожрался и уснул.

Марк застонал и закрыл ладонями лицо.

— Я ничего не помню.

— Ты новорожденный, это нормально. Тебе повезло, что ты проклятый, а не зараженный.

— Что ты чешешь?

— Ты керник и ты должен знать, что зараженные волколаки впадают в беспамятство и обращаются каждую полную луну, а проклятый может обращаться, когда захочет. Так что тебе повезло.

— Повезло? — фыркнул Марк так громко, что Лиам подскочил и едва не разлил сосуд с кипяченной водой, засыпая туда свою травяную смесь. — Это что, шутка такая?

— Нет. Это было бы слишком жестокой шуткой, — Лиам щелкнул пальцами, усиливая магический огонь под сосудом.

Марк заметил его талисман — вполне обычный золотой перстень с крупным рубином.

— Я не верю… — сбивчиво пробормотал керник. — Этого просто не может быть… Кто меня проклял?

— Я думал, это ты расскажешь. Иян Волот приволок тебя голого и грязного, с вытаращенными глазами описывая, что ты там вытворял. Сомневаюсь, что он решил сочинить эту историю забавы ради.

— Мне кажется, что я знаю, кто это сделал со мной. Как же ее звали… — Марк наморщил лоб, постепенно восстанавливая в памяти недавние события. — Ангуас. Ведьма, сообщница Катэля.

— Угу. Это похоже на правду. Для Ковена проклятие наслать как нечего делать, а уж для тех, кто практикует теургию — и подавно.

— Что теперь делать?

— Отдыхать, — Лиам снял сосуд с огня специальными чугунными щипцами. — Приводить мысли в порядок. Смиряться с переменами. Я знаю одного волколака. Ему потребовались многие месяцы на то, чтобы привыкнуть к своему новому состоянию.

Марк запустил пальцы в спутанные волосы. Лиам заметил этот жест отчаяния и, закончив с сосудом, отставил его в сторону.

— Послушай, — произнес он, вытирая руки о засаленное полотенце. — От этого не сбежать. Если хочешь жить по-прежнему, тебе придется научиться сосуществовать со зверем и выпускать его время от времени на волю. Иначе это тебя разорвет.

— Я не хочу об этом думать… Проклятье, — выдохнул Марк, растирая лицо ладонями. — Проклятье… Проклятье!

— Тихо, — шикнул Лиам. — Расслабься, парень. Знаешь, как эльфы говорят? Blave anail alap chune oula. Если перевести на всеобщий, то будет не так красиво, но смысл вот такой: пошли все тревоги в жо…

— Я слышал это выражение, — перебил Марк, вскидывая на эльфа глаза. — Который час?

— Уже давно рассвело.

— Здесь так… спокойно. Мы что, мы… А Катэль…

— Сбежал. Но перед этим оказалось, что чары с него спали.

— Как?

— Никто не знает, — Лиам повертел остывшим сосудом в руках, помешивая зелье. — Но победа за нами.

— А…

Вопрос застыл у Марка в горле.

— Милован убит. Лета цела, но я не видел ее.

Марк кивнул. Голова почему-то была чистой и легкой, как будто он проспал всю ночь посреди бескрайнего пшеничного поля, вдыхая сладкий свежий воздух.

— Мне нужно пройтись, — сказал он, поднимаясь на ноги.

— Если ни на что не жалуешься, — отозвался Лиам. — Но я бы посоветовал тебе сделать глоток. Пей прямо из него.

Эльф подал ему сосуд. Марк глотнул темно-зеленой жидкости и с трудом удержал рвотный позыв.

— Хорошее снадобье, правда? Помогает при обезвоживании и мышечных болях.

— Мне бы лучше покурить.

Лиам издал веселый смешок.

— Если встретишь Лету, скажи ей, что я хочу осмотреть ее ногу. Я не могу оставить раненых и уйти к ней.

Марк кивнул, застегивая на груди рубаху и покидая навес. Дневной свет слепил. Солнце словно ждало, когда острова избавятся от Катэля, и теперь стремилось наверстать упущенное. Перед Марком тянулись ряды палаток и навесов. Их было так много, и все они были такими одинаковыми, что те, которые были вдали, казались ему уродливыми цветами, растущими в не менее уродливой земле со следами взрывов и пожаров. Откуда-то доносились истошные крики, но в основном раненые лишь тихо постанывали — многие уже отвыли свое и пребывали в коматозном состоянии, успокоенные усыпляющими и притупляющими боль зельями лекарей.

Когда Марк увидал над одной из палаток герб Сапфирового Оплота на флаге, он не раздумывая зашагал в эту сторону.

Он вклинился в толпу магов и людей, озадаченно вертя головой по сторонам и выискивая ту, которую жаждал увидеть больше всего на свете. Он чувствовал, что она была здесь. Всеобщая занятость ранеными позволила Марку остаться незамеченным среди синих палаток магов.

Он заметил облаченную в темно-серую мантию девушку с короткими черными волосами, стоявшую вдали от суетной толпы и взиравшую на черную крепость впереди. Он бросился к ней. Кровь зашумела в ушах, радость навалилась слабостью на его тело.

— Иветта!

Девушка повернулась, и Марку вдруг показалось, что это была совершенно другая магичка и он обознался. Однако он узнал бы это лицо в форме сердечка из тысяч других похожих лиц. На нем было просто другое выражение, чужое, которого он прежде не знал. Выражение опустошенности и смятения, которое сменилось изумлением, когда магичка узнала его.

— Марк?!

Он подбежал к ней и заключил в объятия. Но она сразу же вырвалась.

— Что ты здесь делаешь?! — воскликнула Иветта.

— Что я здесь делаю? — повторил он, поднимая брови. — Разве ты не знаешь? Мы с Летой решили отомстить Миловану

— За что?

Марк покачал головой.

— Ты ни черта не знаешь, но ладно… Об этом потом. Ты в порядке?

— Да, кажется.

Марк взглянул на ее лицо, странно бледное, с черными кругами под глазами.

«Нет, ни фига. Она не в порядке».

Он взял девушку за руку и увел за одну из палаток, подальше от чужих глаз и ушей. Но их все равно никто не замечал. Где-то совсем рядом кричал солдат со сломанными ногами. Отчетливо слышались указания, которые раздавали старшие маги младшим. Марк боялся, что услышит среди этого гомона голос Диты.

— Не стоило тебе отправляться сюда, — сказал он Иветте. — Это было слишком опасно.

— Нет. Мы обстреливали Орден издалека. С безопасного расстояния. Но так оно было поначалу… — голос ее сорвался.

— А потом?

— Я жива. Все хорошо.

— Ив…

— Не называй меня так! — вдруг ощетинилась девушка. — И вообще… Почему ты уехал и не простился со мной?

— Дита запретила мне к тебе приближаться.

— Что?

Марк терпеливо вздохнул.

«Что? Как? Где? Она еще больше потерянная, чем я… Что за день сегодня…»

— Дита встречалась с тобой? — спросила магичка, взглянув на него. — Что она тебе сказала?

Марк поднял руку и ласково погладил ее щеку.

— Она хочет для тебя лучшего, — ответил он. — Она сказала мне то, что я и сам должен был додумать. Но…

Его ладонь замерла на ее лице. Он медленно придвинул большой палец к ее губам и вздохнул.

— Несмотря на все, что происходило в последнее время, каждую ночь, засыпая, я думал только о тебе, — выдал Марк.

Его палец прочертил линию на ее нижней губе.

— Я не хотел прогонять тебя тогда. Я просто делал то, что должен был. Чтобы уберечь тебя.

— От себя? — шепнула Иветта.

Марк кивнул и убрал руку. Она мгновенно перехватила его ладонь, беря ее обоими своими миниатюрными ручками. Он посмотрел в ее темные глаза, а в следующий момент почувствовал ее губы на своих.

«От меня, наверное, кровью несет, и все такое…», — последняя трезвая мысль пролетела в его голове, прежде чем он обрубил все связи с реальностью.

Марк прижал к себе стройное тело магички, так резко, что она испуганно выдохнула. Он почувствовал эту дрожь, ослабил свои объятия, но лишь слегка. То, что сладко ныло внутри него, желая получить недосягаемое, сорвалось и захватило его разум. Он сомкнул руки на ее талии, слушая ее прерывистое дыхание и ощущая движения ее горячего языка в его рту. Она льнула к нему всем существом, ее руки ложились на его плечи, шею, грудь… Он, будто получивший разрешение, начинал вести себя смелее, опуская ладони на поясницу, а затем еще ниже.

Увлеченные друг другом, они не заметили наблюдателя, ворвавшегося в их укрытие за палаткой.

— Ты начинаешь действовать мне на нервы, керник.

Марк выпустил Иветту, которая сразу отошла от него на максимальное расстояние.

Дита стояла перед ними, скрестив руки на груди и полыхая яростью в изумрудных глазах. Если и сражение оказалось на ней, то это было мало заметно — лишь по пятнам грязи и крови на ее мантии. Копна прекрасных золотых волос по-прежнему выглядела великолепно, а лицо — такая же суровая маска, какую она нацепляла каждый раз, видя Марка.

— Я предупреждала тебя, Марк. Предупреждала и тебя, Иветта, — бросила она. — Я провела беседы с вами обоими. А результат? Тебя принесло аж на Скалистые острова, а ты позволяешь ему делать с тобой такие вещи!

— А что плохого в поцелуе? — нагло спросил Марк.

— В самом поцелуе ничего. Но много плохого в том, кто упорно не слышит ни мои слова, ни мои угрозы.

— Честно говоря, я тут мимо пробегал, — парень повел плечами. — Постойте-ка… Вы ведь сами посылали меня сюда, разве вы забыли?

— Я слышу осуждение в твоем голосе. Можешь засунуть себе его обратно в глотку.

— Да пожалуйста. Ладно, приятно было с вами повидаться, госпожа Иундор. Мне пора.

— Ты куда-то собрался?

Медальон Диты затрясся, как сумасшедший, окружившись голубым свечением.

— Мы с вами не враги, — произнес Марк уже без всякого веселья, наблюдая за тем, как пальцы магички смыкаются вокруг ее талисмана.

— Тот, кто пытается совратить мою воспитанницу, — мой враг.

— Да никого я не собираюсь совращать, помилуйте. У вас же нет какого-нибудь целибата, что вы так переживаете?

Спор прервал зазвучавший неподалеку крик.

— Это Морн, — пробормотала Иветта. — Наверное, с его ожогами так и не справились.

— Бедняга сильно страдает. Надо пойти к нему, — вздохнула Дита и отпустила кулон. — Ну что ж, керник. Повременим с этим разговором. Пока что.

***

Под сводами огромного зала было тихо. Разные звуки, конечно, проникали сюда, но все они не могли нарушить покоя, царившего в помещении. Утренний свет пробивался через узкие окна. Теплые лучи солнца тянулись по черному мрамору пола, добираясь до обломков трона в конце зала.

Он закутался в плащ, пряча лицо от солнечного света, но поглядывая в окно. Долина была уничтожена. Все, что могло сгореть, сгорело. Сотни трупов покрывали изможденную черную землю. Санитары деловито обыскивали поле боя, вытаскивая из-под мертвецов все еще живых и раненых. Они клали их на носилки и, надо отдать должное, уносили осторожно и спешно, в надежде сохранить жизнь. В палатках лазарета визжали раненые. Фельдшеры, как ни странно, орали громче них, потеряв инструменты для ампутации. Илиары и эльфы помогали санитарам искать раненых. Лутарийцы и ардейнардцы объединились, складывая трупы магов Ордена в кучи и поджигая их. Несколько таких костров занялись ярким пламенем и долго не унимались, словно огонь не хотел брать тела.

Он оттянул ткань плаща с лица, приглядываясь к одному из костров. Ему вспомнилось, что говорили, будто прислужников Катэля, да и вообще тех, кто занимался теургией, не так просто убить, ибо они после смерти сразу вставали, превращаясь в нежить. В мертвяков. Он долго смотрел на костер и, когда увидел наконец обугленную за сожженной мантией плоть, понял, что это все было выдумкой. Сказкой. Одной из многих таких сказок, которые сочиняли о Катэле Олие Глэне Арроле, Безумце.

Он увидел, как из-под обломков рухнувшей башни санитары из числа илиаров доставали множество воинов в искореженных и залитых кровью доспехах. Мимо проходило трое санитаров в форме лутарийских медиков, волоча за собой истрепанные носилки. Увидев илиаров, они сложили носилки на земле и молча подошли к ним. Они стали помогать разгребать обломки и вытаскивать раненых. Одного из них, илиара, выглядевшего лучше прочих, они без колебаний сложили на носилки. Два санитара взяли их и понесли в сторону палаток лутарийского лазарета. Третий что-то прокричал им вслед.

Больше они не проронили ни слова. Лишь старый санитар-илиар поглядел лутарийского медика и низко склонил голову, прижав свободную руку к груди. Они продолжили разбирать завалы. Вскоре подоспела помощь, и дело пошло быстрее. На носилках унесли еще пятерых.

Рассвет вступил в долину по своему праву, но небо на горизонте было все еще темным, тревожным. Трещал объятый пламенем хворост над лежавшими кучей телами. Хрипели умирающие кони, ударяя копытами по земле. И раненые. Кричали, прорезая рассветную тишину сорванными глотками, захлебывались кровью, стонали, теряли сознание.

Он прикрыл лицо тканью плаща и отвернулся от окна. В крепости тоже было неспокойно. Ее обыскивали, переворачивая все вверх тормашками. А переворачивать было что. Во время заключения Катэля Сэт`ар Дарос была пуста. Но после того, как чародей захватил свою тюрьму, его Орден притащил сюда много вещей. В частности это были книги, зелья, всякие магические приборы и инструменты. Поэтому несколько добровольцев решили заняться тем, чтобы покопаться в этих вещах, отрыть то, что, возможно, было украдено у какой-нибудь школы или магического сообщества, а все остальное сжечь. До зала долетал топот солдатских ног, грохот разбираемых завалов и возбужденные разговоры.

Он повернулся обратно к окну, заметив старика в зале. Тот быстрыми шагами пересек помещение и оказался рядом. Прислонив к стене посох, он, покряхтев немного, сел с другой стороны холодного подоконника. Он был так близко, что были заметны седые нити в его черных вьющихся волосах. Он кашлянул и достал из складок рясы курительную трубку, бриаровую, небольшую и очень изящную.

— Это так…

— Да, Иарлэйт? — старик что-то посыпал в чашу трубки, и она задымилась.

Он обхватил губами мундштук и принялся раскуривать.

— Ничего. Вы напомнили мне кого-то.

— Я за всю свою долгую жизнь немало краев навестил. Особенно по молодости. Возможно, мы встречались с тобой, когда ты был ребенком, — проговорил Радигост и затянулся терпким дымом.

Иарлэйт совсем спрятался за плащом. Табачный дым он не переносил.

— Может и так, — приглушенно ответил он. — Я не помню. Я ведь тоже прожил немало.

Радигост поиграл густыми бровями в задумчивости, ни на секунду не выпуская трубки изо рта.

— Я рад, что ты жив, друг мой. Без тебяnolientraliaпали бы окончательно.

— Это проклятие порой спасает наши жизни, — пробормотал Иарлэйт. — Но оно не перестает быть проклятием. Его меч прошел слишком глубоко, и эта рана будет заживать вечно, но до конца так и не затянется.

— Почему?

— Вы когда-нибудь видели, чтобы на мертвых что-нибудь заживало?

Радигост окружил себя загадочной табачной дымкой и не ответил.

— Посмотрите, что происходит в долине, Радигост. Столько жертв.

Маг послушно поглядел на поле брани и тяжело вздохнул, едва не подавившись дымом. В овраг даже никто не спускался, ибо там уже мало кто мог выжить. Санитары поглядывали на поросшую колючим кустарником низину, но не рисковали пойти туда. Некоторые все еще не отошедшие от боя воины рвались туда, заметив знакомых, но их сдерживали их товарищи. Дно оврага было покрыто трупами как дешевым и грязным ковром с однообразным и плохо выполненным орнаментом.

Радигост отвел взгляд от оврага и посмотрел на вершины Хребтов. Они поблескивали снегами на утреннем свету.

— Катэль лишился всего, — подал снова голос Иарлэйт. — Он нескоро восстановит свои силы. Если вообще восстановит. Ему придется бежать. Он знает, что лишен своих преимуществ. Смертен. Пусть убегает. Потому что я пойду по его следам.

— Оставь эту затею, Иарлэйт. Отдохни пока. Катэлю некуда деваться. Если он попытается вернуться к своему занятию, мы сразу узнаем. Его Орден разбит.

— Но он по-прежнему силен. Разница лишь в том, что его теперь можно убить. Никто не отменял его способностей.

— Без поддержки Ордена он не выстоит.

— А что с Орденом? Я слышал, вы держали совет с другими магами. Вы что-то решили?

— Решили, — Радигост удовлетворенно выпустил кольцо дыма, сложив губы трубочкой. — Решили казнить всех членов Ордена, а также всех, кто имел к нему отношение и поддерживал его. Но суд все равно состоится. Для порядка.

— Много их сбежало?

— Нет. Не так много, как после 720-го года, когда Орден напал на Въель. За ними уже отправлена погоня.

— Погоня?

— Некоторые не сумели сбежать через порталы и пошли пешком. Острова огромны по площади, но есть надежда, что кого-нибудь да поймают, — Радигост привалился к стене и отнял наконец трубку от рта. Его речь стала более внятной. — Я уже передал свое решение гонцу. Должно быть, прямо сейчас он, пройдя через тьму портала, уже стоит перед Твердоликом и читает вслух мое письмо.

— Порталы, — хмыкнул Иарлэйт. — Стоит, стоит. Если ему по пути не оторвало голову.

— Есть у нас в Оплоте девушка, молодая, но у нее выходят такие порталы, что еще ни у кого ничего не оторвало.

— Тогда позвольте ей занять ваше место, когда вас… Хм. Вы поняли. Порталы — показатель настоящего магического мастерства.

— Быть может, когда-нибудь… Скажем так.

Долина стала пустеть. Воины постепенно расходились, но кто-то собирался искать среди мертвецов знакомых до самого вечера. Иногда находились маги Ордена, еще живые. Тогда воины без всякой жалости добивали их, а потом подбрасывали их тела в смердевшие костры. Наверху кружили стаи черных птиц, пронзительно вереща. Ветер неожиданно принес помимо вони хвойный запах Агатового бора. Иарлэйт высунулся из-под плаща, подставляя то, что осталось от его лица, навстречу ветерку.

— Неблагий Двор обрел уважение, — проговорил Радигост, вновь прикладываясь к трубке. — Вы вступили в эту битву с отвагой и честью. Вы показали, что на многое еще способны.

— Не честь, а отмщение привели нас сюда, — Иарлэйт посмотрел в ясные глаза старика. — В этом нет ничего благородного, нет того, что может вызывать уважение.

— Многих сюда привела жажда отомстить. И все же, — Радигост затянулся трубкой. — Вы вернули себе славное имя. Теперь никто не посмеет назвать вас изгнанниками.

— Но в мире живых нам места не будет.

— Судьба была к вам несправедлива. Но не трать отпущенные тебе годы на печаль и злобу. Ваше время возвращается. Вы возвращаетесь. Используйте этот шанс, ибо вы еще способны повлиять на ход истории.

Иарлэйт промолчал, прижимая руками под плащом черную рану в груди. Кровь все же выступила через какое-то время небольшими бурыми капельками. Это было странно — видеть свою кровь впервые за столько лет. Он думал, что она давно высохла в его жилах, превратилась в пыль. Ему вдруг показалось, что для него еще есть надежда.

Они молчали недолго. Иарлэйта мучил вопрос, и он не мог не задать его мудрому магу. Радигост наверняка знал на него ответ.

— Я до сих пор не понимаю, — проговорил он, — как заклятие было разрушено. И как давно. И существовало ли оно вообще?

— Существовало, — кивнул Радигост и прокрутил трубку между пальцами. — Многие пытались заколоть чародея, обезглавить его, сжечь, ты помнишь, Иарлэйт. Но он оставался живым. Огонь не брал его, сталь отскакивала от него, будто он был сотворен из камня, как и заклинания не действовали на него. Его бессмертие было разрушено пару месяцев назад, и не тем способом, о котором мы думали.

— А каким же?

Радигост выдохнул, еще более привалившись к стене. Глаза его, глубокие и пронзительные, но уставшие после этой долгой ночи, прикрылись.

— Течение жизни такое бурное и непредсказуемое, — прошептал он. — Ты пришел за одним, а получил другое… А иногда ключ к спасению мира оказывается в самых неожиданных руках.

— О чем вы толкуете, Радигост?

— Я получил ответ, Иарлэйт. И он сейчас там, на устланном трупами поле, встречает этот рассвет.

***

Она обернулась. Ей показалось, что в вырубленных в стене замка окнах кто-то наблюдал за ней. В окнах того огромного зала, который они пробегали несколько часов назад. Часов? Или лет?

Она некоторое время смотрела на руины крепости, косилась на окна зала с колоннами, но ничего подозрительного не увидела. Правая часть Сэт`ар Дарос была снесена полностью: уцелела лишь одна галерея и две башни, да и то потому, что они были вытесаны из скалы, к которой крепость прирастала некоторыми частями. И без того темный замок почернел от пятен, оставшихся от огня и заклинаний. В стенах зияли дыры. Центральные ворота были вынесены и разорваны в щепки, то ли с помощью магии, то ли силами солдат, тут было трудно сказать. И только Жуткий Пик тополем возвышался над крепостью, целый и невредимый, несмотря на то, что именно там все завершилось.

Лета вернулась к созерцанию горизонта. Бледное солнце, поддернутое дымкой тумана, карабкалось все выше и выше за деревьями. Оно поднималось медленно, никуда не спешило, разгоняло ночную тьму. Санитары останавливались иногда, чтобы посмотреть над него, вытирали потные лбы и снова продолжали работу. Костры утихали.

Лета обхватила колени руками. Кровоточащую рану на бедре ей перевязали и дали какое-то снадобье. Голень не болела. Это пугало.

Ему сказали, где ее искать.

Мыслей в его голове совсем не осталось. Только благодарность богам за то, что она была жива.

Дометриан взбежал по одному из мостиков, перекинутых через ров, и тщательно осмотрел долину. Он нашел ее совсем недалеко, на холмике, в десятке метров от рва. Она сидела к крепости спиной, положив рядом меч. Ее, похоже, ничуть не смущало присутствие двух тел в лутарийской броне, лежавших поблизости. Но они были повсюду, и деваться от них некуда.

Дометриан побрел к Лете, перейдя на шаг. Он прижал к телу левую руку. Было больно, и он не чувствовал по крайней мере трех пальцев на ней. Нужно было показаться лекарям.

Оказавшись рядом с дочерью, Дометриан постоял немного, глядя на нее сверху вниз. Затем, выдохнув, он уместился рядом с ней на земле. Вместе они долго смотрели на долину, где кипела работа медиков и солдат.

— Убит? — спросил Дометриан, когда, казалось, прошла целая вечность.

— Убит, — отвечала Лета.

Дометриан прочистил горло и глянул в небо. Оно было уже совсем не страшное, порезанное лучами восходящего солнца.

— Зло ушло, — проговорил он. — Тьма рассеивается.

— Не до конца, — прошептала в ответ Лета, тоже посмотрев наверх. — Тьма никогда не покинет этих островов. Она останется здесь навсегда.

Царь перевел взгляд на ее лицо. У него возникло чувство, что она обладала каким-то знанием, каким не обладали ни он, ни прочие. Что-то такое она видела, и Дометриан понял, что было лучше не спрашивать, что именно.

— Ты не злишься? — вдруг произнесла она.

— За что?

— За то, что я обманула тебя.

— Нет. Но знаю, что должен. Ты подвергла себя опасности.

— И добилась результата.

— Как тебе удалось это провернуть? И почему мои воины заметили тебя только тогда, когда ты сама к ним обратилась?

— Мне помогли. Но я не буду называть их по именам, а то грозная царская кара накроет их с головой.

— Мудрое решение, — заметил Дометриан, поправляя тряпку на раненой руке, служившую бинтами. — Я услышал, что ты, оказывается, спасла мир.

— Кто сказал?

— Радигост.

— Ну, — Лета шмыгнула носом. — Мои заслуги преувеличены. Равно как и заслуги Иарлэйта Девайна, который ткнул в Катэля ножом и обнаружил, что кровушка-то у него течет, а значит, полностью вытечь может и прикончить гада.

— Новости тут расходятся очень быстро, я смотрю.

— Не то слово. Поэтому странно, что ты еще на первой стадии слухов обо мне и не слышал всей правды.

— Так расскажи.

Лета закусила губу и передвинула Анругвин поближе к себе.

— Был способ разрушить заклинание, и, как все думали, только один единственный, — сообщила она. — Но им нельзя было воспользоваться, потому что ведьма мертва. И никто и подумать не мог, что я, прикончив ее случайно, сниму заклинание. Следовательно, второй способ был, и не нужны были все эти пляски с дневником и заклинанием. Надо было просто убить ведьму.

— И как же так вышло, что ее смерть сняла заклинание?

— Она жила все эти годы, не старея и не умирая, потому что была связана с Катэлем. Ее чары соединили их жизни, и какая-то часть передалась ей самой. Но неуязвимой она не была… Это наводит на размышления, знаешь ли. Он ее использовал, мучил, разбил ей сердце… Она могла прочесть заклинание наоборот, и тем самым разрушить его, если следовать первому способу, но и также могла просто совершить самоубийство. Тогда ее чары тоже бы рухнули. Она ведь хотела умереть.

— Что ей мешало?

— Она любила его. Так сильно, насколько это вообще возможно. Она не то что его смерти — любого малейшего вреда, который возможно было ему причинить, хотела избежать. Вот почему она жила до сих пор. Она оставила его, когда пришли эльфы и заключили его в темницу. Но она продолжала его любить. Тем самым обеспечивала ему бессмертие и неуязвимость. И я думаю, он это знал.

— Разве он не заметил, что заклинание было снято?

— Нет. Вероятнее всего их связь не ощущалась ими, как это часто бывает при похожих чарах.

— Почему никто не понял, что так можно разрушить заклинание? Оплот корпел над ним немало времени.

— Вероятно, никто не смог правильно или до конца перевести формулу заклинания. Мне кажется, ответ все-таки был в ней. Скрытый за словами заклинания.

Дометриан, задавший все вопросы, которые его интересовали, выпрямил ноги. Хотелось прилечь, но высокородное положение не позволяло. Он и так сидел неподобающе. Лета заметила его метания.

— Растянись же ты во весь рост, Archas, — тепло проговорила она. — Сегодня можно.

— Пожалуй, не стоит, — покачал головой Дометриан, усаживаясь ровно. Он почувствовал, что кровь снова стала сочиться из раны на руке. — Так, а что сказал тебе верховный маг Радигост?

— Он сказал мне, что моя помощь в снятии заклятия будет увековечена в истории и их книгах, — бросила она, косясь на Дометриана. — Здорово, да?

— Это хорошо. Это действительно хорошо, — мотнул головой Дометриан. — Теперь Твердолик не сможет причинить тебе вреда. Никто не одобрит такого поступка по отношению к царскому отпрыску и спасительнице мира по совместительству.

Лета улыбнулась, чем приятно удивила Дометриана.

— Слишком громко сказано. Слишком, — пробормотала она. — Я ведь просто спасала себя, потому что вопли банши угрожали моей жизни. Только всего. Я просто выполняла условия сделки, спасающей меня и Марка от виселицы после той драки в таверне. Которой могло и не быть, если бы не моя ненависть к людям. Всего этого могло не быть…

Она осеклась и отвернулась, пряча лицо. Дометриан поднял здоровую руку, но остановился, не решаясь коснуться ее плеча.

— Возвращайся со мной в Китвирию, — глухо проговорил он. — Там у тебя всегда будет кров, будет спокойствие и мирная сытая жизнь.

— Для меня нет там места, — отозвалась она еле слышно.

— Есть.

— Ты имеешь в виду замужество?

— Если ты захочешь. Не захочешь — просто останешься.

— И кем я там буду?

Дометриан не смог ответить и опустил руку, так и не дотронувшись до Леты.

Они замолчали. Он не нашел нужных слов. Она находила, но не хотела их произносить.

— Я думала, что месть… Что это станет для меня лекарством, — проговорила Лета, когда устала от молчания, и Дометриан взглянул на нее. — Очевидно же было, что не станет. Что такие глубокие раны не лечатся ничем. Ни большей кровью, ни отмщением, ни временем… Эти раны никогда не заживают. Но… боль утихает. Нужно лишь найти в какой момент.

— Ты нашла? — спросил Дометриан, снова поднимая руку.

— Нашла. Поэтому я возвращаюсь на Великую Землю.

Он положил ладонь на ее плечо. Она повернула голову к нему, посмотрела в его глаза.

— Теперь я вижу, — произнес Дометриан. — То, чего не увидел раньше. Я вижу перед собой взрослую женщину, знающую, чего она хочет. Умную, неотступную и сильную, способную защитить себя. Теперь мне не страшно за нее. Но я жалею, что ее воспитал не я и что я никогда не смогу стать ей отцом.

Губы Леты тронула такая грустная улыбка, что сердце царя сжалось. Он коснулся пальцами ее лица.

— Ты достойная дочь Драгомира, — сказал он, убирая выбившийся непослушный локон с ее лба. — Как бы не было мне от этого больно.

Она привалилась к нему, прижалась к его груди, которую уже не обхватывала кираса со следами былых сражений. На нем осталась тонкая стёганка, которую он одевал обычно под доспехи.

Он обнял ее, укрыв могучими руками.

Так они сидели долго. Пока солнце не дошло до самой высокой точки на небе.

***

— Может быть чаю, княже?

Твердолик захлопнул ставни окна, не в силах больше смотреть на бурлящее празднество и веселье на улицах города.

— Ответь мне, Радигост, — произнес он, оборачиваясь. — «Яйцо в птице, птица во мне». Как можно было перепутать слово «меня» со словом «небо»?

Маг не спеша повернул ветку самовара, наливая кипящую воду в чашку. Медный, по всем своим пухлым сторонам гравированный самовар пыхтел и трясся, грозя опрокинуться со стопки книг, на которую он был установлен.

— Можно было, — ответил Радигост. — Они пишутся почти одинаково, разница только в звучании. Этот язык давно мертв, сейчас не найдешь того, кто знает его полностью. Нам остаются только обрывки знаний из старых книг. Поэтому одна из наших учениц допустила эту ошибку, а мы и не заметили. Торопились.

— Торопились, — повторил Твердолик, горько усмехаясь. — Я теперь выгляжу как честолюбец и гордец, а должен был выглядеть как спаситель.

— Если бы мы перевели это заклинание как надо, это ничего бы не изменило, вы сами прекрасно знаете, — произнес маг, вдыхая аромат чая. — Вы уверены, что не хотите чаю, Ваша Светлость?

Твердолик раздраженно мотнул головой.

— Никто не знал, что заклинание можно было снять либо с помощью самой банши, либо с помощью ее смерти, — продолжил Радигост. — Вы не могли этого предвидеть.

— Это заклинание давало обоим бессмертие и связывало их жизни, — Твердолик медленно подошел к столу, за которым сидел маг. — Но что за яйца, иглы? Это вы точно перевели?

— Это метафора, означающая, что жизнь зачарованного теперь глубоко спрятана и хорошо защищена. А Велина действительно защищала его, скрывшись в такой глуши.

Князь положил руки на стол, оперившись.

— Все это из-за маленькой ведьмочки? — проговорил он. — Поверить трудно.

— Да. И из-за одной маленькой кернички.

Твердолик громко фыркнул и отпрянул от стола.

— Хотите вы или нет, — Радигост потянулся за сдобными булочками в корзине рядом с самоваром, — эта девушка спасла многие жизни. Да, она этого не хотела. Да, судьба этого мира никак не должна была оказаться в ее руках. Но это произошло.

— Да ты хоть знаешь, кто она…

— Знаю, — перебил маг, выбрав самую крупную булочку. — Дитя порока. Илиарский ублюдок. Или как вы там еще называете ее?

— Она — отродье Дометриана и его эльфийки-шлю…

— Довольно! — воскликнул Радигост, посерьезнев вдруг в лице и отложив булочку. — Ты всегда приходишь ко мне за советом, но в тот день ты не пришел.

Твердолик отошел на шаг, вжав голову в плечи. Радигост, сидевший за столом, внезапно сделался вдвое крупнее него. Шум праздника за закрытыми ставнями исчез. Стало тихо. Невыносимо тихо.

— В тот день, когда ты приказал убить мать и дитя, — прошептал маг, но князю показалось, будто он прокричал эту фразу. — Твой отец никогда бы не поступил так подло, но ты… Ты всегда был неумеренно горд. В тот день ты не пришел ко мне за советом. Потому что знал, что я отвечу.

Твердолик зашагал назад и уперся спиной в книжный шкаф, безропотно глядя на огромного и темного мага за столом с самоваром.

— Ты не спрашивал себя, сколько страданий выпало на долю народа этой эльфийки? По воле людей. Я не хочу обвинить человечество в том, что оно попыталось покорить эльфов, причинило им столько зла и боли, но Айнелет была и есть невинное дитя. Я знаю, что сделала ее мать, однако у тебя не было права наказывать их. Я долго молчал. Долго смотрел на твои поступки сквозь пальцы. Но теперь я скажу.

Радигост отставил чашку с чаем в сторону и поднялся, сгорбившись под потолком. Он оказался слишком высок для этой комнаты.

— Оставь эту девочку в покое. И никогда о ней не вспоминай, — прогремел он.

Твердолик закрыл глаза. Когда он почувствовал, что Радигост уже больше ничего не скажет, и открыл их, то увидел, что все было так же, как пару минут назад. Самовар дымил и тарахтел, хлопая крышкой, маг сидел за столом, булькая чаем и жуя булочку.

Князь отлип от стены и перебрался к окну.

— Хочешь сказать, — осторожно произнес он, — что эта дева — героиня?

— Забудьте о ней, Ваша Светлость, — уже привычным голосом ответил Радигост. — Забудьте. Больше вы не причините ей вреда.

Твердолик снова распахнул ставни, чтобы рассеять повисшее молчание. Улицы гудели разговорами и звучали музыкой. Славили победу над Орденом.

— Много ли потерь понесли княжества? — будничным тоном спросил маг.

— Ты был там. Твои слова будут правдивее всех отчетов, что я получил.

— Так точно и не скажешь. Все смешалось. Под самый конец не видно было, где свои, а где чужие. А после боя… Все, кто пал, уже не считались как эльф, человек или илиар. Павшие были едины. Были окрещены защитниками.

— Я слышал. И читал, что там полегла почти половина моего войска.

— У царя Дометриана и владыки Лесов Орэта было не меньше потерь, к слову, — Радигост сделал большой глоток чая.

Твердолик уставился на улицу в окно. Наряженные горожане, пританцовывая под веселое пение гуслей и переливы флейт, плотным потоком шли к площади. Заводились самые разные песни, от героических баллад до откровенной похабщины. Было видно, как у площади разгружают телеги с завернутыми в пеструю бумагу предметами, похожими на дубинки. Говорили, что сегодняшний фейерверк в честь победы над Орденом Аррола будет самым красивым и громким, ведь маги не жалели сил и средств на создание своих шутих.

— Я получил письмо от герцога Ардейнарда, — проговорил Твердолик, отвернувшись от окна. — Он поставил под сомнение наше сотрудничество.

— Все обойдется, княже, — отозвался Радигост, и глаза его заблестели. — Все наладится. В конце концов многие правители совершают ошибки.

Князь вздохнул.

— Ты прав, — проговорил он. — Возможно, мне придется внимать советам других.

— Вы всегда можете обратиться ко мне, Ваша Светлость.

Вдруг Твердолику показалось, что что-то мелькнуло в дверном проеме приоткрытой двери. Как-будто чье-то лицо. Он прищурился, но больше ничего не увидел в темноте за дверью. Легко пожав плечами, он вернулся к окну, рассматривая разодетый народ и слушая бухтение верховного мага.

Есения скрылась за дверью, подобрав юбки, чтобы не шуршали. Она прислушалась, но спустя минуту поняла, что диалог был закончен.

Архип поманил ее обратно под лестницу. Княгиня, вздрогнув, поглядела на дверь и перебежала в укрытие, прошуршав все же тканью платья, но недостаточно, чтобы ее услышали в той комнате. Она зашла под лестницу, ощутив нежный парфюм Архипа.

— О чем они говорили? Ты услышала? — зашептал он.

— О заклинании, о какой-то девочке, потом маг сказал, чтобы Твердолик советовался с ним, — ответила Есения, покосившись на дверь.

— Конечно. Скоро ему не нужен будет его Совет. Скоро ему не будем нужны мы. Достаточно лишь слов мудрого волшебника, который, как водится, никогда плохого не посоветует, — тихо выпалил Архип.

— Но Радигост Кейц вправду один из мудрейших магов на Великой Земле, — возразила Есения.

— Тем опаснее он может быть. Маги — такие же люди, как и мы. И столь же алчны они могут быть. Они же еще хитры и искусны в своих чарах. Мы оглянуться не успеем, как этот старик приберет к рукам княжества.

— Да что ты такое говоришь… — ахнула Есения.

— Ты совсем еще ничего не знаешь о жизни, милая, — Архип подошел к ней вплотную и прижал ладонь к ее щеке. — Наше государство нужно спасать. Твердолик теряет любовь своих людей. Его интрижки с Мивсаэль оказали ему дурную услугу. Так он еще и оставил эльфийку при дворе… Вспомни, кому это понравилось? Да никому, кроме Казимира, который уже давно свой язык засунул в одно место и только и знает, что поддакивать князю!

— Тише, прошу, — Есения обеспокоенно оглянулась на дверь.

— Он там, может быть, любит ее, — фыркнул Архип. — Но из-за этого он рискует потерять доброе отношение своего народа. Это еще одна причина, по которой мы должны что-то предпринять.

— Что ты предлагаешь?

— Хочешь узнать самую главную причину? — Архип наклонился к княгине. — Которая вынуждает меня действовать сильнее других причин, касающихся будущего княжеств.

Есения все еще смотрела на дверь, но в комнате, казалось, их не слышали.

— Какую причину?

— Твердолик мешает нашему счастью. Не делай вид, что не замечаешь этого.

Княгиня быстро глянула на Архипа, затем потупила взор.

— Я знаю, как он стал относится к тебе, — шепнул он, поднимая ее лицо пальцами за подбородок. — Я знаю, что он теперь нежен и ласков, каким он не был все эти годы.

Есения упорно отводила глаза. Пристальный взор Архипа резал и жег ее.

— Он боится, что ты станешь моей.

Есения покачала головой.

— Да, да, — Архип толкнул княгиню и прижал ее к стене. — Но он не ревнует. Он всегда переживал за свою собственность, когда ее грозили отобрать. Вот кто ты для него. Его собственность.

— Ты лжешь, — с усилием выдавила Есения.

Архип прижался носом к ее волосам и вдохнул их запах.

— Зачем ты говоришь это? — промурлыкал он. — Я ведь люблю тебя.

— Ты хочешь устроить заговор.

— Тшшш, — Архип зашикал. Настал его черед озабоченно коситься на дверь. — Милая моя, умная Есения. Ты называешь это так? Хорошо, называй. Только это больше относится к спасению княжеств.

— Так нельзя.

— Можно, — зашептал он ей в губы. — Ты уже переступила черту, княгиня. Мы теперь любовники, и назад пути нет.

— Он узнает, он убьет нас обоих…

— Тише, успокойся. Не узнает. Мы с тобой, вдвоем, — он взял ее маленькую ладонь в свою, — мы — ключ к спасению. Если не мира, то Лутарийских княжеств. Время Твердолика прошло. Настало твое время.

Она удивленно подняла брови.

— Ты будешь править. А рядом с тобой я.

— Нет, Архип, это безумие…

Он прикрыл ей рот рукой.

— Рано или поздно мы это сделаем, — произнес он. — Нам придется. Некуда отступать, Есения. Остается только идти вперед. И тебе решать: либо ты пойдешь одна, либо под руку со мной.

1. Focanle(эльф.) — прекрасно.

Глава 31

Глава 31.

Змея и волк.

День выдался жаркий. Спасаться от духоты и опалявших лучей солнца было негде, разве что в сырых подвалах домов. Как и всегда, в последние дни лета жизнь в Тиссофе замирала, гулянья и веселье прекращались. Музыка становилась тише, спокойнее. В тавернах редко происходили стычки. Уставшие и уморенные жарой люди потягивали холодный эль, обмахиваясь всем, что под руку попадется: клочками бумаги, рукавами рубах, богато расшитыми беретами, отнятыми у дам веерами. Рынки были почти безлюдны, предлагая тем, кто все же заглянул за покупками, переспевшие фрукты и овощи, теплые напитки и нагретые даже под навесом сувениры и прочие побрякушки.

Только вечером, когда жара спадала, на улицы вновь выплывал возбужденный народ, желавший сбросить с себя оцепенение и состояние дремоты. Молодые гуляли, обходя самые известные заведения Тиссофа. Более старшие выходили посидеть на лавках перед домами, обозревая прохожих и любуясь желтоватым месяцем на небе, окруженным острыми шпилями крыш. Но было также спокойно, как и в дневное время. За исключением, пожалуй, лишь пары таверн, где еще продолжались шумные празднества по поводу победы над Безумцем и его Орденом.

В одну из таких Марк и собирался заглянуть, а потом вновь остановиться в своем излюбленном «Очаге», но был перехвачен госпожой Иундор, которая изъявила желание снова побеседовать с ним. Пригласила она его на эту беседу тем же способом, что в прошлый раз.

Марк долго приходил в себя, оказавшись в маленьком кабинете Диты, забитом всякими ненужными мелочами, но которые, впрочем, придавали помещению особое очарование. Сладко пахло благовониями.

Он сел на полу, воззрившись на наставницу.

— Вы опять?

Дита поправила волосы, собранные в высокий и толстый узел на затылке, и бросила на Марка взгляд, полный презрения. Тот вздохнул.

— Давайте побыстрее. У меня на этот вечер еще планы есть.

Магичка присела на стул, прислоненный к одному из книжных шкафов и жестом пригласила Марка сесть на другой, что находился у стола. Марк поднялся на ноги, все еще испытывая головокружение и тошноту. Он подошел к столу, мельком взглянув на книги, которые на нем лежали. Их названия, написанные на эльфийском, почти ни о чем ему не говорили. Это были какие-то старые тома об истории мира и появлении высшей магии на Великой Земле. Он сел на стул.

— Нам необходимо кое-что с тобой обсудить, — проговорила Дита, сложив руки на обтянутых тонкой тканью юбки коленях. — То, что произошло на островах.

— Я уже говорил вам, что ваши опасения беспочвенны, — пробурчал в ответ Марк. — Я не причиню вреда Иветте.

— Ты уже причинил. Девочка влюблена в тебя. Это совершенно некстати. Она рассказала тебе, что сделала на островах, не так ли? Ей удалось справиться сразу с несколькими членами Кована, а они были не простыми темными магами. Их магию даже колдовством назвать нельзя, ибо колдовство, каким бы оно ни было, редко основывается на самоизувечивании. Но это дает им такую силу, перед которой самым опытным высшим магам сложно выстоять. Иветта сумела выстоять против их магии, кроме того, она совершила то, что неподвластно даже бывалым магам. Инверсия на таком высоком уровне…

— Пардон, что такое инверсия?

— У высшей магии есть несколько специализаций. Каждый маг владеет всеми, но углубляется только в одну. В редких случаях маг, например, Радигост, может делать успехи сразу в обоих, но никогда — в трех или четырех.

— А вы сколькими владеете?

Дита сощурила глаза и прочистила горло.

— Одна из этих специализаций — инверсия, — продолжила пояснять она, проигнорировав его вопрос. — Это все заклинания, связанные с телекинезом, изменением материи, свойств предметов, созданием порталов. К ним относятся и всякие бытовые заклинания, например зажигание свечей, установление магических замков и так далее. Иветта должна была тебе рассказать.

— Это ее специализация?

— Нет. Ее специализацией было разрушение. Почему такие круглые глаза? Да, несмотря на успехи в создании порталов, ей прекрасно давались боевые заклинания. Иначе я бы никогда не взяла ее на Скалистые острова, — сказала Дита и впилась глазами в Марка. — То, что она показала такое владение инверсией, говорит о многом. У девочки дар, который нужно развивать.

— Иветта — свободный человек, а Оплот запрещает только брак и создание семьи, — отозвался Марк, откидываясь на спинку стула. — Я не собираюсь похищать ее из Тиссофа. Наши скромные свидания и прогулки под луной не испортят ее блестящее чародейское будущее.

— Мужчины, подобные тебе, охмуряют наивных красавиц, а потом сбегают, бросая их с округлившимися животами.

«Серьезно, госпожа Иундор?» — мысленно фыркнул Марк и напустил на себя оскорбившийся вид.

— Я отсылаю ее из Тиссофа в Кютис, — произнесла Дита, наслаждаясь переменившимся выражением на лице Марка. — Это школа магии для девочек в Тмаркете. Там есть один преподаватель, который готов взять ее к себе в ученицы, пока я буду занята ликвидацией остатков Ордена. Чтобы она не шаталась здесь без дела, а направила все свои силы на обучение.

— Нет, — выпалил Марк, качая головой, как болванчик. — Вы не можете.

— Могу, глупый ты керник. Я не позволю всяким повесам портить судьбу такой драгоценности, как Иветта.

— Драгоценность. Редкий алмаз, который стоит больше, чем половина всего Сапфирового Оплота. Но не человек.

— Ты прав. Она — редкость, — холодно бросила Дита. — Но не тебе осуждать меня.

— Зря сказали, куда вы ее отсылаете, — хмыкнул Марк.

— С меня довольно, — она встала, скрестив руки на груди, и каждое ее последующее слово словно било Марка по голове. — Ты погубишь ее, и ты это знаешь. Не стать ей той, кем она должна, если она будет любить. Такие, как мы, избавлены от этой слабости. Мы не любим, ибо это чувство опьяняет надолго, а иногда и на всю жизнь, тем самым мешая нам постигать нашу науку… Пожалей ее, керник. Она не по годам талантлива, так не дай же этому пропасть.

Марк тоже встал со стула. Он хотел возразить магичке, хотел закричать, что она не права, и что он никогда в жизни не навредит Иветте. Но не смог.

— Уходи, керник. И никогда сюда не возвращайся.

Поняв, что ему позволяют уйти на своих ногах, а не собираются вышвырнуть на улицу через какой-нибудь особо неприятный магический портал, Марк развернулся на пятках и потопал к двери. Но Дита вдруг окликнула его.

— Марк.

Он обернулся, но руку с дверной ручки не убрал.

— Увижу тебя рядом с ней, — сказала она, возвращаясь на стул у книжного шкафа. — Убью.

Он вышел из кабинета, не оборачиваясь. Грудь так странно сдавило.

«Но ведь надо быть дураком, чтобы не поверить ей».

Марк не помнил, как оказался на улице. Не помнил, как спрашивал дорогу у мимо проходящих магов Оплота. Не помнил, как петлял по темным коридорам Васильковой Обители. Только когда он вышел на улицу, где от земли все еще исходило душное тепло прошедшего дня, какое-то помутнение на мгновение перестало его накрывать. Он бросил взгляд на фонтан с каскадами ледяной воды, брызги от которого долетали во все стороны. Он спустился по ступеням, обнаружив, что ему было тяжело идти, словно ноги налились свинцом. Он посмотрел на яблоню, под которой не так давно он сидел с Иветтой… Не так давно. Хотя времени прошло очень много.

Марк вышел за ворота Обители, вклинившись в поток прохожих. Они все почему-то шли в одну сторону, а он — в совсем другую, будто плывя против течения. Но куда люди шли и зачем, его мало волновало. Все мутнело перед глазами, яркие огни ночного Тиссофа потускнели, звуки музыки доносились до него с опозданием, словно он находился далеко за городом. Все было призрачное, ненастоящее.

«За любовь нужно бороться. Разве нет?»

Боль, которой он раньше не испытывал, сжала его сердце черной рукой, схватила за голову и зашатала, как пьяного.

***

Ночной ветер вздувал занавески и протяжно завывал на чердаке. Твердолик вернулся в свои покои и запер дверь. Ночь была жаркая.

Он отошел от двери, расстегивая кафтан. Его взгляд упал на распахнутое окно. Он не помнил, чтобы оставлял его открытым. Ветер играл с листами пергамента на столе. Там же, на документах, лежал какой-то сверток. Князь подошел ближе, убрав пальцы с пуговиц на кафтане. Это был не сверток, а черный мешок.

Когда Твердолик приблизился к столу, он почувствовал ужасный тошнотворный запах. Он был так силен, что князю пришлось зажать рот и нос ладонью. Из глаз мгновенно брызнули слезы. Это была вонь разложения. Вонь трупного гниения.

Он осторожно протянул свободную руку. Колебался недолго, любопытство пересилило страх и отвращение. Развернув мешок, он заглянул туда и застонал, в ужасе отпрянув. Из-за его резкого движения, каким он откидывал холщовую ткань, что-то выпало из мешка. Князь наклонился и подобрал бумажку. Также, одной рукой, опасаясь этой ужасной вони, он развернул ее. Записка. На которой было одно единственное, нацарапанное небрежно и криво, слово:

«Расплата».

Твердолик судорожно выдохнул. Воздуха не хватало. Ему надо было покинуть покои, срочно. Позвать стражу, чтобы они убрали этот сверток с его содержимым.

Но он стоял, не отнимая руку от лица, в немом ужасе глядя на черные кудри в складках мешка, утратившие свой былой блеск и покрытые засохшей кровью.

***

О памятнике совсем не заботились. Он был зеленый от мха, наполовину ушедший в землю и в довершение загаженный голубями. Широкие каменные брови выглядывали из-под капюшона, покрытого грязью. Каменная борода была с неровными краями, как будто в памятник что-то швыряли издалека, отбивая куски. Посох в вытянутой каменной руке был лишен своего каменного сапфира.

Лета сдержала кобылу у памятника и погладила ее гриву. Она скучала. И Хагна тоже.

— Стало быть, покидаем Тиссоф, — произнес Марк, подъезжая к ней.

— Еще не поздно вернуться.

— Я не хочу возвращаться.

Лета промолчала. Если бы она могла, она обняла бы его, но сидя в седле это было затруднительно сделать. К тому же это выглядело бы совершенно неуклюже.

Они свернули за памятником, выехав на узкую тропу, с тянувшимися вдоль нее густыми кустарниками. Солнце пригревало. С садов тянуло сладким, фруктовым благоуханием. Горы, эти маленькие и живописные горы, закрывавшие горизонт, ласкали взор нежной голубизной.

— Может, стоило задержаться в Тиссофе еще немного?.

— Нет, не стоило, — Марк встретился с ее золотыми глазами.

— Ты струсил. Сбежал.

— Отвага в число моих достоинств не входит.

— Но Иветта…

— Отвали.

Лета смолкла, проглотив свои слова. Натянутость между ними постепенно рассеялась за все эти недели, пока они возвращались с островов, но легкая обида осталась. Хотя вчера ночью, когда он ввалился в зал «Очага», готовенький и едва державшийся на ногах, он долго-долго обнимал ее, страдальчески утыкаясь носом в ее плечо. Лета поняла, что Марк был влюблен всерьез. И ей было стыдно, что она не верила в это.

Впереди показались первые дома — низенькие хаты с украшенными лепниной окнами и светлыми черепицами крыш.

— Лета?

— Да?

— Куда мы поедем?

— Я не знаю… Я подумала, что мы можем для начала поискать того, кто снимет с тебя проклятие волколака.

— Ты знаешь, это не так уж и страшно. Я побывал в личине волка всего три раза за все это время… Но я не чувствую себя ужасно.

— Ты и не должен. Этот зверь теперь — часть тебя.

— А ты когда-нибудь ассоциировала себя со змеей?

— Что, прости?

— Я про ярлык, что повесили на тебя в Суариве. Замечаешь ли ты в себе что-то еще помимо подлой привычки травить врагов змеиным ядом?

Лета хохотнула.

— Я об этом не думала, — отозвалась она. — Может, у тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?

— Ну, если я напишу когда-нибудь книгу о наших приключениях, у меня уже будет готово название. «Змея и волк», — весело сказал Марк.

— Неплохо.

Кони фыркали и глухо стучали копытами по сухой земле. Лета посмотрела на жаркое солнце, румянившее ей щеки и открытые плечи. И улыбнулась.

Нога почти не болела.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg