«Стаб»

Стаб (fb2) - Стаб 1741K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мари Явь (Мари Явь)

Мари Явь Стаб

Часть 1

Глава 1

Я всегда знал, что рано или поздно закончу так. У стены, которая будет толкать меня навстречу обхватившим моё горло пальцам. Две потные маленькие ладони, покрытые волдырями от бесконечной уборки и стирки. Наверное, выжимать бельё было и вполовину не так приятно, поэтому мой убийца выглядел теперь таким вдохновлённым… словно наконец-то нашёл своим рукам достойное применение. И это в его-то возрасте. Мне показалось это жутко несправедливым, потому что (ко всему прочему) я в этой жизни ещё не смыслил ни черта, хотя и был его ровесником.

— Почему он не умирает? Я же всё делаю правильно.

— Нет… нужно выше, — подсказал ему шепотом кто-то. В этом тесном, вонючем коридоре их было трое или шестеро… или у меня просто двоилось в глазах. Самые смелые из моих ненавистников. — Да не так! Дай я покажу!

— Я сам! Вон… он синеет.

В глазах у меня потемнело, словно кто-то, наконец, приглушил свет ламп, разбросанных по потолку.

— Не отпускай, ещё рано.

— Знаю я! Это проще простого. — Голос дрожал от волнения, искажаясь до неузнаваемости. Для пустого места, выращенного в приюте на убой, он был слишком воодушевлён. — Если бы один из генералов был здесь… если бы видел это, он бы тут же забрал меня.

— Это называется «завербовал в армию».

— Спорю, никто не умеет убивать так легко и быстро.

— Любой из генералов делает это за секунду. Силой мысли, — вставил зазнайка, и ему охотно поддакнули: «точно-точно».

— Через несколько лет я стану лучшим из них! — заявил будущий генерал, но его тут же спустили с небес на землю:

— Генералами могут стать только эниты.

— А я превзойду их всех! Как… ну как Рэймс. Ему же это удалось, значит, и у меня получится.

— Рэймс — не энит.

— И не генерал. Он временно… просто заместитель… или вроде того.

— Да, он всего лишь «вещь» Бэлара, это все знают. Его ликтор. Как только вернётся Бэлар…

— Заткнитесь! — рявкнул «генерал» со слезами в голосе. Забыв про меня, он обернулся к своим настоящим врагам — недоумкам, посмевшим сомневаться в его кумире. Я же с облегчением хватанул ртом воздух, сползая на пол. — Рэймс лучше любого из энитов! Он всего добился сам! Он герой! Бэлар же — трус и отступник! Он предал своих и сбежал. Я бы за возможность оказаться на его месте… я бы… что угодно сделал!

— Я бы тоже, — пискнул кто-то.

— Рэймс был таким же, как мы. На него смотрели как на грязь и считали ничтожеством! А теперь? С ним считаются даже иерархи. Никто из этих приютских идиотов не верил, что когда-нибудь он станет ликтором генерала, а потом займёт его место.

— Вообще-то… — поправил его Зазнайка. — Рэймс не сразу стал ликтором. Его подобрали как «куклу»…

— Точно-точно, Бэлар и подобрал.

— Дебилы! Да какая разница?! Главное, что он теперь один из них, хотя был худшим из худших.

Для мероприятия, которое их здесь собрало, они слишком расшумелись, но не то чтобы я был против. В случае если побег не удастся, их болтовня привлечёт надзирателей.

Может быть.

Когда-нибудь.

Тяжёлый ботинок опустился мне на спину и пригвоздил к полу, когда я попытался отползти. Закашлявшись, я вдохнул ещё больше пыли, отчего мой кашель превратился в настоящие судороги. И это было намного хуже, чем потные ладони у меня на шее. Но в тот момент меня озарило. Я подумал, что если Рэймс был худшим из худших, а теперь стоит на одной ступени с самими иерархами… если это сработало с ним, то должно сработать и со мной, потому что никого более «подходящего» на роль генерала во всём приюте не сыскать.

Не скажу, что я хотел им стать.

Но если это (как минимум) восстановит моё дыхание? Так уж и быть.

Да, я был просто ужасен. Отвратительно жалок. И не только потому, что валялся на полу, избитый собственными собратьями по несчастью, а потому что в отличие от них смирился со своим положением. Я представлял собой типичный мёртвый сук на древе жизни — ни друзей, ни целей, ни одной родной души во вселенной. Я был совершенно безнадёжен ещё и потому, что являлся представителем вымирающего и по большей части бесполезного пола.

Когда-то его называли «женским», «слабым», а после колонизации Земли энитами и установления новых порядков наша функциональность свелась исключительно к репродукции. Лучшее, на что могли рассчитывать такие, как я — стать производителем: создавать дешёвую рабочую силу и пушечное мясо. Выращивать в своём чреве до четырёх экземпляров за раз и выкармливать их до года.

При такой работе организм быстро изнашивался и умирал лет через пять-шесть. К тому же производители все поголовно сидели на специальной диете, которая превращала их в безмозглых, толстых, отвратительных скотин, неспособных даже встать с кровати.

Поэтому фермы, породившие нас, считались мерзейшими местами на земле, а производители — самыми презренными из людей. Их труд мало что стоил ещё и потому, что по-настоящему хороших солдат иерархи получали искусственно в элитных генетических центрах…

Но всё это станет мне известно лишь со временем. Тогда же я только знал, что генералом быть почётнее, чем производителем, и Задира (как будущий генерал) доказывал мне это самым примитивным образом. Я чувствовал себя половой тряпкой, выжатой и теперь собирающей с пола пыль, что было обиднее вдвойне, ведь накануне мы прошли дезинфекцию. Нас вымыли и выдали чистую одежду, как делали всегда по случаю какого-то события… победы там, транслирования патриотического фильма или смотра.

Задира надеялся на последнее, поэтому решил отличиться перед приездом высокопоставленных гостей. Те должны были оценить его свирепость и смекалку… в том смысле, что из всех детей, своей жертвой Задира выбрал именно меня. Он долго обдумывал кандидатуру и остановился на мне в тот момент, когда я снял одежду и вместе со всеми встал к стене. Прежде чем дезинфицирующий раствор пролился дождём на наши лысые головы, Задира внимательно рассмотрел меня, в очередной раз отмечая наши очевидные различия и укрепляясь в своё намерении.

Думаю, этой ночью он совсем не спал, прикидывая, как бы лучше продемонстрировать свои способности. Его всенепременно должны были заметить. И если уж Рэймса забрали из приюта как «куклу», то он, Задира, покинет эти постылые стены в качестве будущего ликтора и никак иначе. Потому что…

— …я начал приносить пользу не на войне, а уже здесь и сейчас. Мы должны его убить, понимаете? Он же больной. Испорченный. Солдатом ему всё равно никогда не стать. А на рудниках и приисках и без него обойдутся. Он там и дня не проживёт.

— Да, — поддакнул Зазнайка. — Он только… как это? Растрачивает ресурсы!

— Точно, растрачивает. А сам? Мелкий, дохлый, ведёт себя, как идиот… и у него до сих пор там ничего не выросло!

Уже за одно это я был достоин смерти. Ведь недостаток силы и ума — это полбеды, а неспособность ссать стоя — дефект, который никак не выправить и с которым ещё никому не удавалось долго прожить.

О том, что отсутствие члена — не патология, я узнаю не скоро. Тогда же я был почти согласен с Задирой: бракованных солдат в своей армии эниты не потерпят. И среди своих «вещей» тоже. Да и среди рабочих.

Так что мне оставалось только сдохнуть и тем самым помочь Задире возвысится. О чём он меня и попросил.

— Когда-нибудь у меня будут свои «вещи». «Куклы», «мебель», ликторы… — Он не умел считать и не знал, какое число приближённых подойдёт его статусу. — Много! Сколько захочу, в общем. Я смогу выбрать себе оружие. И имя.

— А я буду есть, сколько захочу и что захочу, — пробубнил кто-то. — Ну, настоящую еду.

— Я тоже. И у меня будет свой дом… огромная башня. Такая же, как у консула.

Не будь мне так паршиво, я бы не смог сдержать смех. Он застрял в передавленном горле, и я мучительно захрипел.

Вы это серьёзно?! Ликторы, «мебель», имя, еда, башня… Может, вы ещё захотите собственный сад?

Задира спустился с небес на землю, вспомнив о моём существовании. Он перевернул меня на спину пинком. Дышать стало легче, но этот безжалостный свет… Казалось, он убьёт меня раньше, чем это сделает кто-то из этих потерянных мечтателей.

Но когда я загородил руками лицо, Задира принял это на свой счёт.

— Если б я даже умел, не стал бы убивать тебя силой мысли. Такой урод, как ты, перед смертью должен помучиться.

И свет тут же пропал…

Всё стихло. Дружки больше не ободряли его и не отпускали дельные замечания.

Похоже, Задира всё-таки умел убивать силой мысли — я ничего не почувствовал.

Совсем не страшно, подумал я и с облегчением открыл глаза.

Только для того, чтобы тут же изменить своё мнение.

Я попытался закричать и отползти назад… или хотя бы в сторону. С дороги того, чья тень накрыла меня полностью. Мне — уже смирившемуся со смерть — стало почему-то страшно, исходя из чего придурком меня можно было оправданно считать уже по двум причинам. Я с чего-то решил, что:

а) есть что-то хуже, чем быть убитым дилетантом;

б) мои хриплые вопли — лучшее оружие самообороны.

Задира и тот оказался умнее — он не проронил ни звука. Возможно, потому что висел в полуметре от земли, пойманный за шкирку, и ворот его футболки давил ему на горло. В таком положении не поорёшь. Хотя он отчаянно пытался, отдуваясь и так забавно перебирая ногами, словно собрался убежать прямо так, по воздуху. Вслед за своими сдрейфившими дружками.

— Мы ещё до места не дошли, а ты уже сделал свой выбор? — Говоривший приближался и должен был вот-вот показаться из-за спины своего спутника.

Голос был тихим, но полным силы — противоречие, которое долго не укладывалось в моей голове. Услышав его, я поспешил убраться с дороги гостей, к приходу которых и готовился приют.

А я-то до последнего верил, что душ — очередная профилактика эпидемии.

Не опуская головы, я пополз на заднице к стене и совсем не обрадовался изменению угла обзора: в профиль мужик выглядел ещё страшнее. И лампа уже не казалась такой беспощадно яркой, как если бы источнику света противостоял равный по силе источник темноты.

— И откуда такое нетерпение? — Человек, которого он сопровождал, вышел вперед, и я понял… что он не человек. И отнюдь не потому, что он был одет во всё белое — цвет иерархов. Высшей власти. — Не хватай их так. Что если он заразный?

— Выглядит здоровым, — слишком неуклюже для такого крепыша отозвался тот, давая понять, кто из них главный. А ещё, что дело тут не в нетерпении.

Он просто… как будто бы… ну, заступился за меня, а теперь стыдился своего благородного порыва. Или скорее человеческого инстинкта, потому что с точки зрения энитов в его поступке не было ничего благородного. Он всего лишь разнял пару дерущихся щенков. Для чего? Очевидно, чтобы оценить одного из них, а не спасти другого.

Спасти, ха? Если уж Задира понимал, что без висюльки между ног мне долго не протянуть, то ликтор должен был понять это тем более, даже не заглядывая в мои штаны. Я был обречён, а ему было запрещено поддаваться эмоциям на глазах у своего господина.

Но он поддался, чёрт возьми, и поэтому был зол на меня. За то, что я выставил его таким дураком. За то, что я выглядел, как мусор, и позорил тем самым весь род людской. За то, что вопреки этикету и здравому смыслу продолжал пялиться на него.

— Неплохой экземпляр, — пробормотал иерарх, разглядывая Задиру.

Тому же, очевидно, нехватка кислорода ударила по мозгам, поэтому он весь съёжиться, пытаясь отстраниться, избежать взгляда и прикосновения незнакомца любой ценой. Как будто это не он несколько минут назад провозгласил себя будущим генералом и равным иерархам.

Никогда не видевший ни тех, ни других теперь он был до смерти напуган встречей с ними.

— Крепкий, бодрый… — Энит протянул к нему руки в белоснежных перчатках, не скрывая, однако, некоторой брезгливости.

— Трусоват.

— Храбрость — дело привычки, тебе ли не знать. Скажу больше: этот инстинкт — единственное, что мне в людях нравится. Посмотри. — Задира извивался, как червяк на крючке. — Он словно пытается сбежать от огня. Прикоснись я к нему, он почувствует боль, и это при том, что я не испытываю к нему ни капли враждебности. Но так уж сложилось исторически. Генетическая память… Его предкам сильно досталось от нас. — Гость умилённо улыбнулся. — Смешно сказать, но они сражались в меру своих скудных сил. А теперь? Никому из них даже в голову не придёт пойти против нас и это с учетом того, что они стали сильнее.

Говоря это, он давал понять, что не испытывает к этой «силе» ни малейшего уважения. Колоссальный эволюционный скачок человечества он воспринимал как первые шаги младенца, который до этого ползал на четвереньках. Солдаты его армии могли дробить пальцами камни, двигаться со скоростью звука, завоёвывать новые космические империи, но всё равно оставаться скотом в его глазах, потому что даже ребёнок-энит мог убить сильнейшего человеческого бойца щелчком пальцев.

Время, когда физическая мощь довлела над интеллектом, давно прошло.

— Вы сделали нас сильнее, мэтр, — подчеркнул ликтор, заслужив одобрительный взгляд своего хозяина.

— Верность в каждом слове, Рэймс. — Он коснулся кончиком пальца виска Задиры, словно мог таким образом прочитать его мысли, узнать цели, глупые детские мечты…

Встретить героя из низов Рэймса, например.

Не знаю, как чувствовал себя Задира, поняв, что оказался в руках своего кумира (пусть и не в лучшем смысле), но меня словно ударило током — привело в чувства, но без боли.

Я изо всех сил старался прочувствовать момент, и для достижения нужного эффекта подался вперёд и открыл рот.

Так вот, как ты выглядишь.

Он носил чёрное — цвет рабов, хотя как ликтор иерарха мог полноправно надевать красный. Четыре серебряных креста на левой стороне его груди говорили о принадлежности к военной элите и о том, что даже некоторые из энитов должны обращаться к нему на «вы». Никаких идентификационных ошейников, браслетов, колец или пирсинга — похоже он не уважал бижутерию, которую мечтал получить любой выкормыш приюта. Зато его причёска отвечала статусу полностью — по-военному короткая, с выбритым затылком и висками, как и полагалось ликтору.

Кроме того, что Рэймс был больше меня раза в три и мог удержать в руке на весу не одного Задиру, но и всех его дружков-подлиз, он был силён ещё и как-то по-особенному… не как обычный человек, но и не как эниты… То, что помогло ему вопреки закону, логике и судьбе встать на одну планку с сильными мира сего — вот что на самом деле в нём восхищало.

Ведь кто знает, на что ему пришлось пойти, чтобы занять место одесную… Бэлара?

— Глаз у тебя намётан, — протянул энит, что-то себе уяснив. Он уже было открыл рот, чтобы официально одобрить выбор своего слуги, но мгновение спустя отдёрнул руку и презрительно поморщился. — А вот это мне нравится в вас меньше всего.

Задира вместе с сознанием потерял контроль над своим мочевым пузырём. Висюлька, которой он так гордился, предала его самым наглым образом: он намочил свои штаны и сапоги своего кумира. (Хотя что-то мне подсказывало, что рядом с ним мочатся не только дети.)

Рэймс отстранил ребёнка от себя, скорее в угоду господину, а не из-за собственной брезгливости.

Что-то пробормотав по поводу грязных животных, энит стянул с рук перчатки и бросил их на пол.

— Бери его, если он так тебе понравился, — добавил он, проходя мимо и даже не взглянув на меня. — Он не самый плохой вариант… Если не в качестве солдата, то в качестве «куклы».

Я увидел краем глаза, как вздрогнул Рэймс. Решать нужно было на месте, но последние слова иерарха выбили его из равновесия. Очевидно, энит сказал что-то подлое, то, о чём никому, кроме него, говорить не позволялось, потому что остальные поплатились бы жизнью за любой намёк…

Когда он перевёл взгляд со своего господина на отключившегося Задиру, я понял, что последнему никогда генералом не стать. Рэймс не собирался брать его с собой. Даже больше — он смотрел на мальчишку со смесью жалости и презрения и не бросил его так же, как иерарх — перчатки, только лишь из братской солидарности: некогда он и сам был на месте Задиры.

Рэймс колебался всего несколько секунд. Этого как раз хватило мне на то, чтобы пересмотреть всю свою жизнь.

Это было похоже на откровение. Я будто взглянул со стороны на всю эту паршивую ситуацию, на себя, вспомнил, как оказался в этом коридоре и представил, что меня ждёт в ближайшие годы, если я не решусь…

В общем, это было самым безумным, смелым и вместе с тем подлым (по отношению к Задире) поступком в моей жизни.

— Возьми… возьми меня. — Услышав свой голос, я растерялся. Стараниями Задиры он звучал отвратительно, но беда даже не в этом. Будучи не самым разговорчивым ребёнком, я понял, что теперь просто не могу… не знаю, как ему объяснить. — Выбери меня… ты не пожалеешь, клянусь. Я буду, кем скажешь. «Мебелью», «куклой»… мне всё равно, что делать, только бы выбраться отсюда. Ты же понимаешь… лучше всех понимаешь, что это за место… Дай мне шанс.

Я замолчал и уставился на него, вполне осознавая возможные последствия своей дерзости. Но мужчина ничего не ответил и, что важнее, не сдвинулся с места. Я принял его оцепенение за внимание, хотя, как я пойму позже, Рэймс был просто шокирован. Он оказался не готов столкнуться с чем-то подобным и предпочёл бы разбираться с вооружёнными до зубов наёмниками. Ведь в таких ситуациях он знал, как себя вести, а тут…

— Мне не выжить здесь, но если ты научишь меня… если заберёшь… я стану самым сильным. Не знаю, как, но я стану, клянусь! И я лучше умру за тебя, чем сдохну здесь, понимаешь? — Я подполз и вцепился в его штанину. — Ты не найдёшь никого преданнее меня. Я говорю это не потому, что боюсь умереть здесь, а потому что хочу умереть за тебя…

И я не лгал. В тот момент я действительно в это верил. Он был силён, властен и прекрасен, и я смотрел на него, стараясь донести главную мысль: "Если ты решил спасти меня, сделай это как положено. Доведи дело до конца".

Рэймс посмотрел вглубь коридора: как оказалось, его хозяин наблюдал за развернувшейся драмой и ожидал его ответа с тем же нетерпением, что и я.

— Этот сойдёт, — пробормотал Рэймс, имея в виду Задиру.

Не меня.

Он прошёл мимо, и я послушно разжал пальцы.

Его выбор пал на моего врага. Моего несостоявшегося убийцу. И сделал он это не из-за несомненных качеств последнего, а мне назло и в угоду своему господину. Рэймс оказался хуже Задиры, и именно с этим мне было смириться тяжелее всего.

Кроме того пришлось смиряться с тем, что мои первые чистосердечные, светлые порывы были растоптаны так бесцеремонно, в мгновение ока.

Смотря вслед гостям, я пытался разобраться в собственных чувствах. У меня до сих пор саднило горло, но в груди жгло сильнее. Мне хотелось закричать, но — опять же — у меня болело горло и жгло в груди…

Шаги стихли, и я почувствовал себя ещё хуже — так, словно остался один в целом мире. Заметив оставленные иерархом перчатки, я подполз к ним и натянул на свои грязные ладони. Это было вопиющим преступлением, но я не мог отказать себе в удовольствии — стать сопричастным высшей власти даже таким нелепым, детским способом.

Так я сидел ещё пару минут, сжимая и разжимая кулаки, пока меня не застали за этим занятием надзиратели. Мне влетело… по большей части за испачканную одежду, ну и за то, что я шлялся, где ни попадя тоже.

Перчатки отобрали, но я не сильно расстроился. Хотя бы потому, что этот случай сделал меня невероятно популярным среди приютских детей, тем самым позволив мне преспокойненько дожить до самого выпуска. Я стал кем-то вроде носителя уникального знания. Видевший иерарха и говоривший с его ликтором.

Даже прихвостни Задиры обходили меня стороной. Поначалу, пародирующие надменность элиты, они как будто бы не замечали меня, веря, что не сегодня-завтра Задира вернётся за ними, как настоящий друг.

— И тогда уж мы не станем зависать со всякими придурками. Ликторы, знаете ли, ужасно заняты. Ни одной свободной минуты. Но, может, мы заглянем сюда, чтобы выбрать себе что-нибудь из «мебели». Хотя вряд ли среди такого сброда можно найти достойную «вещицу».

Но прошёл год, за ним — следующий, и они не трогали меня уже потому, что сами стали мальчиками для битья. Сдержал в итоге Задира слово и вытащил своих дружков из той дыры или нет, я так и не узнал.

Когда однажды я проснулся на испачканной кровью простыне, меня решили увезти на ферму.

Мне сказали, что это лучший день в моей жизни, но я не поверил. После изнурительных обследований и болезненных анализов со мной провели беседу, растолковав, какая ответственная роль мне поручается и что далеко не каждому оказывается такая «честь». И вот, представьте себе, я — счастливчик, у которого есть хотя бы «отличные генетически данные» (у большинства не было и этого), размазываю сопли по лицу, потому что понимаю, что всё пропало.

Я умру лет через пять — ожиревший, тупой, совершенно оскотинившийся. Я упаду на самое дно, тогда как многие из нас возвысятся, став солдатами. Героями. Но что расстраивало меня больше всего — он не вернулся за мной.

Да, я с чего-то решил, что Рэймс может передумать. Что ему просто нужно время — день, неделя, месяц, чтобы раскинуть мозгами и решить: «а почему бы и нет?» Просто попробовать. Дать мне шанс. Что ему стоило? Он бы не пожалел, никогда бы не пожалел о том, что передумал…

— Не бойся, — неправильно растолковал мои слёзы доктор. — Сейчас я сделаю укол, и ты сразу успокоишься. Тебе захочется спать, а когда проснёшься, ты уже приедешь в свой новый дом. Тебе там понравится, обещаю.

Глава 2

Вообще-то, начать следовало с другого.

Дело в том, что будучи ребёнком я не знал ни черта, потому что не выходил за стены приюта. В чём я был эксперт, так это в мытье полов и унижениях. К пятнадцати годам я мог считаться опытным неудачником — насмешки не расстраивали меня, угрозы и оскорбления навевали скуку, я не умел дружить и держался в стороне от остальных.

Единственная история, о которой я мог рассказать тогда — моя встреча с Рэймсом. Кроме того, что это была паршивая история, она имела ко мне косвенное отношение и за два года всем в приюте приелась.

Но других я не знал.

Вернись же я в приют сейчас (чего мне совсем не хочется), я бы стал там кем-то вроде Шахерезады, о которой я теперь тоже кое-что знаю. В запасе у меня была бы тысяча и одна история, которые я бы предварял словами: «Ну что ж, чёрт возьми, пора начать».

* * *

Трудно поверить, но когда-то я мог бы иметь дом, семью, карьеру и я бы назывался… женщиной. Это было по-своему почётно. Я мог бы полноправно отрастить волосы и даже носить их распущенными, на манер иерархов. Я мог бы менять цвет одежды и, скажу больше, я бы постарался, чтобы у меня её было полно.

Даже невзрачный, больной, толстый или старый я бы всё равно считался символом красоты, доброты и заботы, потому что в те прекрасные времена мой пол был нераздельно связан с таким священным понятием как «материнство».

Моя слабость, которая превратила меня в объект для издевательств, там бы стала моим оружием, и я бы научился в совершенстве им пользоваться. Например, я никогда не стал бы защищать себя сам, а нашёл бы защитника себе по вкусу… Я до сих пор не знаю, как это работает, но книги, которые я читал, утверждают, что это не так сложно. Не нужен ни мысленный контроль, ни шантаж, ни деньги. Это как-то произошло бы само собой…

Да, я был бы всё так же слаб, но обладал бы при этом многими привилегиями. Например, мне не нужно было бы участвовать в войнах… И это кажется мне нелогичным, потому что все войны, как утверждают мудрецы, начинались из-за таких как я.

Из-за женщин.

Какая женщина виновата в том, что в один прекрасный день на нашу планету десантировались инопланетные войска я, наверное, так никогда и не узнаю. Но с тех пор войны на территории Земли больше не велись. Наша планета превратилась в военную базу, на которой выращивалась, обучалась и содержалась многомиллионная армия энитов.

И если учесть, что мужчин при всей их полезности они считали низшей формой жизни, на женщин они смотрели как на биологический хлам — нервные, слабые, шумные. Их можно было использовать лишь для поддержания численности войск, хотя с этим отлично справлялись и центры репродукции — там и производительность была выше, и брака меньше. Вот только содержание лабораторий обходилось правительству дороже, чем содержание ферм, поэтому их оставили.

Время шло, мужчин становилось всё больше, а женщин — меньше, и в итоге различие по половому признаку стёрлось совсем, исчезло за ненадобностью. Ещё в незапамятные времена считалось, что женщине в армии не место, а в такой армии — тем более. Большинство мужчин могли за всю свою (обычно короткую) жизнь ни разу не встретить женщину, а если встречали, то поднимали её на смех, в лучшем случае. В худшем выродка ждала смерть от рук своих же сородичей.

Генетическая память, о которой говорил хозяин Рэймса, не работала в данном случае. Прежде всего из-за наркотика-стабилизатора или по-простому «стаба», которым нас пичкали с младенчества. То, что добавляли в еду, каким-то образом сводило на нет примитивные инстинкты. Энергия, которую люди могли бы потратить на поиск партнёра и размножение, пускалась в другое русло — на истребление врага.

Врагов определяли иерархи: генералы и архонты. Эти последние занимались всем, что не было связано с войной, в их ведении были закон, порядок и благосостояние подконтрольной им территории. В отличие от генералов, они покидали её крайне редко, только если того требовало вышестоящее начальство, находящееся в звёздной системе, о которой я ничего толком не знаю.

Я и об энитах мало что могу рассказать, потому что книг о них нет, сами они о себе не рассказывают, а исследовать их природу могли бы только мудрецы прошлого. Все мои знания о наших хозяевах я вынес из детских слухов: они сильнее, умнее и живут дольше нас. И говоря «умнее», я имею в виду, что многие вещи, которые мы осваивали поколениями, им интуитивно понятны.

Кроме того, их интеллект настолько развит, что способен контролировать низший разум. Человека в том числе. Энит может внушить ему страх и/или любовь, заставить его страдать или даже убить, просто пожелав этого. Хотя не у всех энитов эта способность развита одинаково: есть иерархи, рядом с которыми впечатлительный человек чокнется, а есть те, кто не сможет заставить приблудную собаку отвязаться.

Не то чтобы я таких встречал…

А если бы и встретил, всё равно предпочёл бы обойти стороной, потому что несмотря на то, что они все поголовно — гении, зачастую они пренебрегают логикой, ставя во главу угла эмоции. Особенность ли это их природы или же следствие новых условий жизни, в которой они стали фактически богами… Одно скажу: они все до последнего маньяки с манией величия, алчность которых измеряется в космических масштабах.

Глава 3

На самом деле, я солгал, когда сказал, что меня забрали на ферму. Да, меня увезли из приюта, но до фермы я не доехал.

Скорее всего, доктор сэкономил на мне, вколов половину дозы снотворного, поэтому я проснулся раньше времени. И почувствовал себя заживо погребенным. Я не мог пошевелиться, мне казалось, что я задыхаюсь. У меня начинался очередной приступ, я не переносил темноту и тесноту в совокупности.

Но потом меня тряхнуло, и я понял, что нахожусь в кузове машины, пристёгнутый к сиденью.

— Ну и дыра! — раздался голос через перегородку. — Мало того, что нам выдали эту рухлядь, так ещё и маршрут — живописнее не придумаешь.

Я услышал свист промчавшегося мимо реактивного автомобиля.

— На таком бы мы за пять минут домчались.

— За каждым таким присматривают Зоркие, а за самокатами — нет.

— Да тут не на что смотреть.

— Очень смешно.

Помолчали.

— Ещё часа три тащиться.

— Время есть.

Я размял шею и плечи, прислушался к звукам снаружи, к себе. Я сидел в одном из кресел для транспортировки, мои руки были привязаны к подлокотникам эластичной лентой, ремень безопасности пересекал грудь крест-накрест. Кроме того, что я замёрз и хотел есть (как всегда), я явно нервничал (а это было чем-то новеньким).

Мне не хотелось на ферму. Но возвращаться в приют мне не хотелось тоже.

Как и оставаться в этой машине.

И тогда-то я сотворил вторую безумнейшую вещь в своей жизни. О чём, однако не пожалел ни разу.

Плотно прижав пальцы друг к другу, я вытащил из тугого браслета сначала одну руку. Потом другую. У меня были очень тонкие запястья и узкие ладони, и я впервые этому обрадовался.

Я отстегнул ремень безопасности, уже почувствовав себя наполовину свободным. Наполовину счастливым.

— Чёртова помойка. — Водитель выкрутил руль, и я едва не вылетел из кресла. — Такое ощущение, что здесь апокалипсис был только вечера.

— Помягче!

— Да не видно ни хера.

— Не гони так. Мало кому понравиться, если кроха себе рожу расквасит.

— Ладно-ладно. Хочешь её проверить?

Я замер, ожидая ответа.

— Не. Я её привязал крепко, и снотворным её накачали под завязку… ничего с ней не случится. Просто веди аккуратнее.

Осмотревшись, я заметил люк на потолке. Встав на сиденье, я выпрямился и сдвинул его в сторону. Так легко и бесшумно, словно это сделал и не я вовсе, а кто-то невидимый и добрый помогал мне, нашёптывая: «беги, беги, беги».

Водитель тоже был на моей стороне, поэтому сбросил скорость и вёл предельно аккуратно.

Зацепившись за край люка, я использовал спинку кресла, как ступеньку, подтянул тело вверх и выпорхнул наружу.

Я чувствовал себя настоящей птицей… ровно до того момента, как гравитация с инерцией на подхвате сделали своё дело. Я приземлился на плечо, а тормозил уже лицом.

Вся правая сторона тела горела так, словно с меня сняли кожу, а потом присыпали жгучим перцем. Но боль анестезировало осознание поступка — я сделал что-то лично для себя, своего будущего…

Не знаю, с чего я решил, что здесь смогу прожить дольше, чем на ферме. Увы, меня воспитывали не самые умные люди.

Откинувшись на спину, я уставился в звездное небо. Это было что-то новенькое, потому что обычно в это время я разглядывал потолок в трещинах. Но при всей новизне ощущений, я уже бывал в подобных ситуациях: что-то такое же суицидальное и безрассудное я уже однажды выкидывал.

Ну точно, я осмелился говорить без разрешения при иерархе. Это почти так же, как и выпрыгивать на ходу из машины. Не так уж много шансов, что выживешь.

Но я всё ещё не определился, повезло меня в первом и втором случае или наоборот. В первый раз я был уничтожен морально и цел физически. Теперь окрылён, но… моё плечо… и кровь заливала глаза.

Несмотря на то, что это был побег, я не собирался бежать. Я поднялся, лишь когда габаритные огни машины скрылись за изломанной линией горизонта. Я отряхнулся, хотя и не знал, за каким чертом мне вдруг понадобилось прихорашиваться. Со всей этой кровью на роже я не стал выглядеть приличнее, когда одёрнул вылинявшую форму.

Я не разбирался в сторонах света, и мог лишь сказать, что если машина поехала на север, то я пошёл на юг. И наоборот. Любопытство, а не боль, задало мне черепаший темп: я останавливался на каждом шагу, чтобы осмотреться.

Помойка, которую клял водитель, показалась мне сказкой. Я решил, что попал в рай. (Может так оно и есть?)

Дорога была разбита — земля пополам с водой. В лужах двигались перламутровые топливные кольца. Погасшие фонари теперь не рассеивали темноту, а как будто всасывали её в себя. Разбитые стёкла под ногами ловили лунный свет.

А это что?

По обочинам лежали кучи мусора. Поразительно, как много вещей может принадлежать человеку, и с какой лёгкостью он может расстаться с… обрывками полиэтилена….. пищевыми очистками… и… хм, никогда такого не видел… кажется, это надевается на голову.

Идеально.

Пристроив на голове первый лично мой предмет гардероба, я сошёл с дороги и направился в сторону светящегося в отдалении городка. Возможно, это было горняцкое поселение или жилища фермеров… ну, тех, что выращивают овощи… зерно… а не новых солдат. Такие, я слышал, тоже бывают.

Но это был не тот случай.

Я попал в отстойник общества. Помойку, в которой гнили выжившие каким-то чудом солдаты-калеки, хитроумные дельцы, полезные энитам, бывшие куклы, бракованная «мебель» — человеческий хлам.

Зачем я туда попёрся? Да, я не самый смелый человек на земле, да и не самый сильный, но это место совершенно не пугало меня. Скорее даже притягивало: оно сияло, как звёздное небо. А я звёздное небо обожал.

Это заняло какое-то время. Природа, ранее спрятанная от меня за бетоном стен, теперь требовала моего внимания, представая во всей красе. Я словно откопал сундук с сокровищами и, трепеща от нетерпения, поднял крышку. А там…

Горы гнилого мусора, заросшие дороги, полуразрушенные дома, выбитые окна, неистребимые крысиные стаи, запах гари, влажная темнота, пыльные стены, пыльные дороги, пыльные деревья и одуванчики, одуванчики, одуванчики.

Я был покорён. Я вошёл в город, трепеща от мысли, что стал частью чего-то настолько грандиозного. Я шёл по улице — в узком коридоре между домами. Это было словно окаменевшее эхо прошлого, которое заселило будущее: отчаянные головорезы и последние трусы, герои и дезертиры, доживающие свой век старики и совсем юные куклы, бандиты и шлюхи. Ясное дело, чего не хватало этому коктейлю.

Меня.

И город распахнул мне свои объятья.

— Это ещё что за…

— Не помню, чтобы его здесь раньше видел.

— Надо бы боссу сказать.

— На рожу его посмотри. Похоже, босс уже обо всём знает, хех.

— А что если он заразный? Лучше от него подальше держаться.

— Чудик какой-то. Наверняка, из этих.

Из этих?!

Я замер.

Они догадались, что я беглец из приюта?

Но стоило мне обернуться, люди отвели взгляды, свернули в закоулки, перешли на другую сторону улицы, зашторили окна.

Здесь есть такие же, как я?

Воодушевлённый, я ускорил шаг. Я должен был найти собратьев… если они обрели здесь новый дом, то и для меня место найдётся.

— Глянь… — доносилось ропотом со всех сторон.

— Что, ещё один?

— Что он на себя напялил?

— Любит Мэд всякую шелупонь коллекционировать. Объедки с господского стола и обязательно с завихрением.

— Да не, Мэда больше такие не интересуют. Мне говорили, у него появилось кое-что особенное… ну, знаешь…

— Ага, я видел. Даже прыщ у меня на заднице поособеннее будет.

— Да врёшь ты, кастрат чертов. Видел он…

— Как бог свят.

Я влюбился в их язык без памяти.

Обмениваясь любопытными взглядами с прохожими, я петлял в лабиринте улиц не один час, пока меня не окликнула престранная парочка.

— Эй, пойди-ка сюда, детка.

Мне захотелось подойти уже просто затем, чтобы внимательнее их рассмотреть. Я никогда не видел, чтобы люди так одевались — эластичная ткань обтягивала их тела, как вторая кожа, а от обилия украшений рябило в глазах. Опираясь на забрызганную черт те чем стену, они оглядывали меня так же внимательно.

Мне показалось, что эти двое не многим старше меня. Один блондин, другой нет. Один разговорчивый, другой… ну, вы поняли.

— Ты ведь новенький? Я тебя здесь раньше не видел. Да и люди Мэда, кажется, такого чудака видят впервые.

— Мэда? — повторил я медленно. У меня кружилась голова от кровопотери и мысли, что я тоже могу здесь обрести имя.

— Ты с ним непременно познакомишься, если решишь остаться.

Я едва не умер от счастья.

— Только учти, таких, как ты здесь не любят даже свои.

— Таких, как я? — Я не мог поверить своим ушам. — Свои?

Парни переглянулись.

— Здесь таких полным-полно, понимаешь? Работы на всех не хватает, а платить нужно исправно. Половина местных — импотенты или кастраты, как ты понимаешь, на них много не заработаешь.

— Ясно. — На самом деле, я ничего не понял.

— Своих клиентов тебе никто не отдаст, а будешь крутиться на чужой территории, то и убить могут. Тут с этим просто. Даже нам приходилось разбираться таким образом с некоторыми… не самим, конечно… — И он как-то по-особенному посмотрел мне за спину. — Удовольствие не из дешевых, но зато законно и без рисков.

— А.

— Не знаю, откуда ты такой взялся, но должен понимать, как это работает. Здесь по большей части всем наплевать насколько ты породистый, кем был и чьей благосклонностью пользовался. Может, ты видел консула или даже брал у него в рот…

— Я видел генерала.

— Неужели, — скривился парень. — Я к тому, что лучше тебе помалкивать о таких вещах. Кем бы ты ни был в прошлом, теперь ты просто мусор — и не только для генерала, который тебя вытурил…

— Я сам сбежал.

Их физиономии вытянулись, и я понял, что вот об этом-то мне стоило молчать в первую очередь.

— Ха, повтори-ка. Сам сбежал? И чего ради?

— Тут…м-м-м… красиво… очень.

Они снова переглянулись.

— Да ты, как я погляжу, совсем с головой не дружишь. Красиво? Ты издеваешься? — Он сделал шаг вперёд, и я повторил движение в обратном направлении.

В чём у меня был опыт, так это в уклонении от драк. А всё к драке и шло. Его дружок взял левее. Я уже был знаком с этой тактикой: один заходит за спину и держит, другой — бьёт.

— Просто признайся, что тебя, психа долбаного, вышвырнули. Ведь никто не любит идиотов и выскочек, что говорить об иерархах. Они тебя манерам не научили, зато мы научим. Сразу же обратно захочешь. — Не знаю, кто там из нас был большим психом, но парень вытащил нож-бабочку, отработанным движением кисти обнажая лезвие. — Можешь начинать молить о пощаде. Или тебя и этому придется учить? О, у нас у всех тут большой опыт в подобном, потому что в отличие от тебя нам сюда совсем не хотелось.

Я не купился на это. Да, я был несуразен, раздражающе наивен и мне много чего не хватало, но не лезвия под рёбрами.

— О, не бойся, я не стану тебя убивать, — великодушно заявил парень, когда я попятился. — Тут такое не любят, тебе на счастье. Тут каждый должен знать своё место — и шлюхи, и убийцы. А твоё место я тебе сейчас как раз и покажу.

Мой взгляд заметался в поисках спасения, и не найдя ничего похожего остановился на большой двери над низким крыльцом. Это был типичный для этой местности дом, за исключением того, что все стекла в нём были целыми.

Я подумал, что если бы у меня был дом, он выглядел бы точно так же. Поэтому, посмотрев за спины противникам, я вскричал:

— Нет, пожалуйста, не трогай их! Они ни в чём не виноваты! Мы просто разговариваем!

Да, нелёгкая приютская жизнь вынудила меня стать первостепенным лгуном. И бегуном.

Когда двое голов как по команде отвернулись от меня, я припустился, что есть духу к крыльцу. Не ахти какая дистанция, но я основательно запыхался.

Ну и кто из нас теперь приду…

— Эй-эй, придурок, не лезь туда. Совсем с головой не дружишь? — Я оглянулся через плечо. Они смотрели на меня так, словно я был ребёнком, который залез на минное поле. Но прежде выхлебал бутылку спирта для лучшей координации, облился бензином и натянул на себя бронежилет из динамита. — Ты что это выдумал?

Они больше не пытались подойти, а даже как будто бы увеличили дистанцию, словно открой я эту дверь и их откинет взрывной волной.

Любопытно.

Я поднял ладонь к дверной ручке и, когда они сделали шаг назад, почувствовал себя всемогущим. Хотя должен был сделать противоположный вывод.

Похоже, пора уносить ноги, пока ещё не поздно.

Но куда? Места более безопасного, чем это крыльцо, я ещё не видел. Выйди я за границы придомовой территории, меня бы тут же зарезали.

— Дай-ка я тебе кое-что объясню, — заговорил тише и мягче блондин, убирая нож. — Есть люди, к которым здесь нельзя приближаться. И уж тем более посягать на их собственность. Это тебе не шутки. Усёк?

Очевидно, со стороны моя попытка спастись выглядела так, будто я, наполнив карманы камнями, сиганул в море, чтобы укрыться от дождя.

— Спасибо за заботу.

— Заботу, а? Ты ведь не в курсе, с чем играешь, правда? Это место немного отличается от той песочницы, в которой ты играл до сих пор, знаешь ли. Тронешь эту ручку и развяжешь гребаную войну.

Война? Звучит как отличное приключение. Все мальчишки в приюте мечтали о ней. Похоже, у меня все-таки появился шанс стать героем.

— Это довольно гостеприимный город и каждый, кто здесь оказался, попадает под протекцию босса. Ты в том числе. — Я сам догадался, что за эту протекцию придется платить. — Он уже несёт за тебя и твои поступки ответственность. Увидь он тебя раньше, скорее всего прибил бы, чтобы избежать лишних проблем.

— Таких, как эти? — Я занёс руку, чтобы постучать в дверь.

— Не советую этого делать. Это тебе не игрушки.

Да? А пока довольно весело.

Но все же я выдохнул и повернулся к ним лицом, ожидая продолжения. Мне хотелось узнать историю этого города. А в частности, почему этот дом к этому городу не относится. Его словно не существовало вообще, люди обходили его стороной и старались не замечать — дыра в пространстве.

— Спускайся сюда. Там тебе никто не поможет в случае чего.

— Это вроде если на меня нападут два урода с ножами?

— Мы у тебя только деньги заберём и побреем немножко. Считай это обрядом посвящения. Все мы через такое проходили.

— Что-то мне здесь пока больше нравится.

Потеряв терпение, блондин решительно двинулся в мою сторону. Он собирался стащить меня с только что обретенного пьедестала, сопроводить в более подходящее место и уже там объяснить, почему нельзя быть таким идиотом. Но он остановился уже на третьем шаге.

Лицо его вытянулось. Подняв руки, он отступил назад.

— Слушай, мы ни при чём… Мы только разговаривали…

Я рассмеялся.

Неужели он решил, что я поведусь на свою же уловку?

Ну и кто в итоге из нас приду…

— Тихо, придурок.

Я умолк, как если бы обращались ко мне. И остолбенел, когда почувствовал легкое прикосновение к щеке.

Я скосил глаза и сглотнул. Я уже видел такое оружие, но только в руках у Зорких. А тот, кто стоял за моей спиной, само собой, им не был.

Глава 4

Несмотря на то, что оружие было ближе всего ко мне, смотрело оно на парочку. От этого, конечно, мне легче не стало.

— А вы всё никак не сдадитесь, грёбаные гомики. — Меня окутало запахом перегара, отлично знакомым мне, потому что многие надзиратели частенько закладывали за воротник. Мужик за моей спиной был пьян, хоть выжимай, но руки его не дрожали.

— Это не то, что ты…

— Смотрю, Мэд совсем раскис. Даже со своими шлюхами не может справиться.

— Мы стояли на углу. — Парочка робко указала на то место, где я их повстречал.

— Так какого хера вы теперь тут делаете?

Блондин посмотрел на меня, потом поднял взгляд на хозяина дома и очаровательно улыбнулся.

— Прости, Многорукий, я всего лишь объяснял новенькому, что к тебе подкатывать запрещено. Но он так упёрся. Кажется, он прислуживал кому-то из иерархов — жутко самоуверенный. Говорит, что и не таких объезжал. Его слова — не мои.

Я нахмурился. Из всего, что он сказал, я точно понял лишь одно — он лгал.

— А что, похоже на правду. Как я слышал, эниты любят чокнутых. — Рука с оружием опустилась мне на плечо. — Ты ему не поверил?

— Я? Я не… — Парень смутился. Похоже, он надеялся на другую реакцию.

— Хотя, куда ему до тебя, да?

— Почему же… я не настолько…

— Насколько я себе представляю? — Тот, кто стоял у меня за спиной, присвистнул. — Меня только вот что интересует: если я его трахну, это будет в большей степени твоим личным поражением или победой всей вашей братии?

— Ч-чего?

— Видишь ли, я тоже люблю чокнутых. И смотри-ка, он уже весь в крови. То, что надо, не придётся время тратить. — Он наклонился к моему уху и зашептал так тихо, что его мог слышать только я. — Зря ты не послушал своих подружек, теперь правила поведения тебе буду объяснять я. То есть делать за Мэда его работу. Я ему обязательно напомню об этом при случае, и тебе достанется еще и от него.

Поразительно, как я смог за несколько минут нажить себе врагов и насолить местному боссу, при том, что ничего о нём кроме имени не знаю.

— Ну а теперь прощайтесь. — Он обхватил мою руку и помахал ей парню. — Не уверен, что в ближайшее время или вообще когда-нибудь вы снова встретитесь.

Наверное, никогда прежде тот блондин с ножом не уходил отсюда настолько удовлетворённым.

* * *

Погодите-ка, где-то я уже это видел.

Я прижимаюсь спиной к холодной стене, а она отталкивает меня навстречу чужим пальцам. Отличия? Не было ослепительно яркого света, наоборот — я тонул, захлёбывался в темноте, словно оказался на дне океана. Рука моего нового убийцы была сухой и жесткой: в отличие от Задиры он знал, как делать то, что собрался сделать, потому что он уже проворачивал подобное.

Не знаю, каким чудом я сохранял сознание.

— Надеюсь, ты не решил, что я, правда, стану долбиться с каким-то приблудным уродом? Не считай меня лицемером, я прекрасно понимаю, что моя работа такая же грязная, как и ваша. Вот только ты выглядишь дешево, а у меня очень высокие запросы. Как минимум одна из причин убить тебя прямо сейчас — ты будешь бесполезен не только мне. И… ты часом не заразный? — Я захрипел в ответ, и он разжал руку, давай мне осесть на пол. Я закашлялся, хватая ртом воздух. Я не слышал шаги — он ходил, только слегла колебля воздух, бесшумно, раздумывая о том… — Что за мусор я опять подобрал, а?

Я зашевелил губами, пытаясь ответить.

— Это был риторический вопрос. Тот пидор сказал, что ты был «куклой» одного из генералов. Какого именно?

— Я не… я не был куклой.

— Что? Громче!

— Я сбежал из приюта. Всю жизнь пробыл там, никогда не покидал его стен. Я генерала-то видел лишь раз.

— А? Сбежал из приюта? — Он оказался очень близко. — Да ты ещё больший псих, чем кажешься на первый взгляд. И что ты себе на голову напялил? — Он стянул с меня ту прозрачную, изысканную шапку, которую я нашёл на обочине. — Это чулок, дебил.

Как будто это что-то мне объяснило.

— Их надевают на ноги.

— О.

— И как эти придурки могли принять тебя за одного из них с этой херней на голове? — пробормотал он, уходя, кажется, в соседнюю комнату. — Это как если бы я использовал импульсную пушку, как подзорную трубу, и все тут же решили, что я элиминатор.

Его отсутствие словно освободило меня окончательно, и я вдохнул полной грудью. Мне понравилось, как тут пахло. Так вот что значит, иметь свой собственный дом. Он может пахнуть, как ты захочешь. И ты сможешь передвигаться по нему в кромешной темноте, потому что сам его создал и знаешь досконально все его углы и пороги.

— Ты элиминатор? — прошептал я, зная, что он меня не услышит. Да, мои познания этого мира были весьма скудны, но некоторые вещи знал даже я. Потому что если тебе не удалось стать солдатом, ты можешь послужить иерархам в качестве элиминатора. Чистильщика. С незапамятных времен отнимать чужие жизни — легально, а убийца — вполне себе профессия.

— А ты видел одного из генералов. — Я едва не вскрикнул, когда понял, что он незаметно подобрался ко мне. Опять. — Кого именно?

— Не знаю, — отозвался я, всматриваясь в темноту.

Он оказался ближе, чем я думал. Передо мной чиркнула зажигалка, и я дёрнулся назад, ударившись затылком об стену. Пока он раскуривал самодельную сигарету, я пытался разглядеть его лицо. У него были светлые глаза и широкий зрачок. Светлые ресницы и брови. И волосы, наверное, тоже светлые.

Это было потрясающе. Вроде как быть элитой, но не носить белый цвет, потому что природа уже тебя отметила.

— В ваш тухлый приют снизошел иерарх, а ты даже не удосужился узнать, как его зовут?

— Нам нельзя смотреть на них, подходить и обращаться. Даже старшим.

— Тц, от тебя никакой пользы, — пробормотал он, и я постарался исправиться:

— Бэлар. Это был Бэлар, точно.

Он долго молчал, удивлённый моими словами или… жаль, что я не мог видеть его реакцию.

— Ты словно только что из яйца вылупился. Заявляешь, что видел иерарха, который пропал без вести чёрт знает сколько лет назад. Может, его уже и на этой планете нет. А может он подох. Даже недотепа вроде тебя должен это знать.

Я это обожал, как и любой приютский мальчишка — таинственнейшие истории про вещи, о которых говорить запрещено.

— Он не мог умереть. Он же генерал — сильнейший из энитов.

Многорукий фыркнул.

— Тогда почему же он сбежал, как последний трус?

— Может…

— Ну?

— Может, он решил освободиться.

— Прям как ты, да? Да у вас, оказывается, много общего.

Он откровенно надо мной насмехался. И имел на это право, потому что был старше, умнее, сильнее… бог знает, чем он меня еще превосходил. Кроме того? Я находился у него дома.

— Но если серьёзно, с чего ты взял…

— Там был Рэймс, — предвосхищая его вопрос, ответил я.

— О! — воскликнул Многорукий, затягиваясь. Огонек его сигареты гипнотизировал. — Тогда конечно. Рэймс же ни за кем не следует кроме своего хозяина. Так ты думаешь? Неразлучный дуэт — выскочка-кукла и энит-психопат. Они же просто настоящее исключение из всех возможных правил. Эта паршивенькая история вдохновляет таких отщепенцев как ты, не правда ли?

Сначала я решил, что расспрашивая меня, он выполняет часть своей работы: выведывает новости с «поверхности». Теперь же я думал, что ему просто скучно. Поэтому не побоялся ляпнуть:

— Для всех, кто жил в приюте, это было не просто историей.

— Наверное, именно поэтому Бэлар приблизил к себе не лучшего из энитов, а самого последнего неудачника. Чтобы дать вам надежду.

— Нет, я думаю, он сделал это на зло…

— Ха? Кому?

— Своему отцу… Консулу… системе. Не знаю.

— Я слышал, эниты умеют читать мысли людей. А ты, похоже, первый человек, научившийся читать мысли энитов. Да еще и на расстоянии. Мне охренительно повезло с тобой встретиться.

— Нет, я просто…

— Думаешь, что понимаешь его?

— Нет, но…

— А, проваливай отсюда, — протянул Многорукий утомленно. — Я бы дал тебе совет держать такие вот выводы при себе и вообще рот пореже открывать, но не стану. Вряд ли ты доживёшь до завтрашнего утра, учитывая то, что ты уже нарушил все возможные правила. Пусть с тобой Мэд разбирается. Или те «красотки» в латексе.

Он выпрямился, затушив окурок, и я опять оказался в кромешной темноте. Я не знал, ушел он или еще стоит неподалеку, но все же воскликнул:

— Подожди! — Мне не ответили, но я рискнул задать вопрос: — Ты правда… элиминатор?

— Ага.

— Ты можешь убить… любого?

— Кроме энитов — да.

Ну да, одним человеком меньше — одним больше, какая им разница, когда у них настроено бесперебойное производство.

Набрав воздуха в грудь, я выпалил:

— Даже Рэймса?

* * *

— Эй-эй, сбавь обороты. — Теперь он считал меня не просто придурком, а законченным идиотом. Но я, определенно, вернул его интерес. — Я думал, вы все, приютские неудачники, считаете его своим богом.

Я осмелел.

— То, что Рэймс стал ликтором иерарха, не его заслуга, а выбор самого Бэлара. Он мог взять кого угодно, любой был бы ему настолько же предан. В Рэймсе нет ничего особенного!

— Ты это с первого взгляда понял, да? — Он цокнул языком, словно восхищался очередной моей способностью. — Готов поспорить, тебя ежедневно колотили в этом твоем приюте.

Ладно… похоже, не я единственный умел здесь «читать мысли».

— В нём нет ничего особенного… — повторил я. — Когда-то он сам был ничуть не лучше меня.

— Ты ему до смерти завидуешь? — гадал элиминатор, — или же это что-то более личное?

И тут я как на духу выложил ему то, о чем никому раньше не рассказывал.

Мой голос звучал хрипло и глухо, всё внутри сжималось от боли. Словно память была орлом, терзающим уже затянувшуюся рану Прометея (о котором я тоже теперь знаю). Я сам только тогда по-настоящему понял, насколько сильно пренебрежение человека, которого я видел всего несколько минут, задело меня. Нет, не пренебрежение… Убийство. Своим безразличием он приговорил меня к мучительной смерти. Сначала дал надежду, а потом столь же легко забрал ее. Протянул руку, а когда я поверил в своё спасение, столкнул в пропасть.

— Я ни во что не верил и ни от кого не ждал помощи. Зря он вмешался… Я знаю, что он сделал это специально. Он просто хотел показать своему хозяину, что стал подобен им во всём. Научился так же легко миловать и карать. Та же безжалостность, тот же расчёт… — Я не задумывался над тем, насколько жалко выгляжу, почему-то рассчитывая на темноту. Хотя она наоборот превращала мою исповедь в подобие ночной истерики. — Это был урок, и я наконец его усвоил. Я понял… мне нужно стать таким же безжалостным и коварным.

Многорукий присвистнул, как если бы говорил: «лучшей причины убить кого-то я просто не встречал».

— Как ты и сказал, он уподобился энитам, а их трогать нельзя.

— Он обычный человек… — повторил я, посмотрев туда, где, как мне казалось, стоял Многорукий. — Но, конечно, ты с ним не справишься.

Не знаю, на что я надеялся.

Это было как второй раз за день выпрыгнуть из машины. И по закону логики на этот раз всё должно было закончиться моей смертью.

Но Многорукий начал смеяться.

Сначала тихо, словно пытаясь сдерживаться, а потом уже откровенно, в голос. И пройдёт не один год, прежде чем я пойму, что именно его так развеселило. И когда я вспомню этот момент, буду долго недоумевать, как он мог после этого общаться с таким кретином.

— Приятель, нельзя убивать людей просто за то, что ты им не понравился.

— А за что можно?

— За деньги.

— Я заплачу. — Я всё ещё не был уверен, но похоже… он… вот-вот… должен был согласиться. Этот мужик был безумнее всех, кого я встречал. Безумнее меня. Его не сдерживали ни моральные, ни социальные барьеры, не пугала разница в положении и силе. — Я всё сделаю.

— Неужели? Из тебя вышла бы отличная «кукла». Такой угодливый… Рэймс, определённо, просчитался.

Очевидно, он глумился надо мной, и по логике вещей я должен был желать ему смерти даже больше, чем Рэймсу. Но, в отличие от него, Многорукий не повернулся ко мне спиной. Он смотрел на меня. Он со мной разговаривал.

— Ну а сейчас подумай серьёзно, зачем тебе это нужно? Не с точки зрения морали. Чисто практически. Твоя жизнь станет лучше, если Рэймс умрет? Нет, она вообще не изменится. Ты будешь удовлетворен? Вряд ли. Ведь при всём при том, что ты пытаешься обставить всё как месть, ненависти ты к нему не испытываешь. Ты просто сопляк, который хочет самоутвердиться и не знает, как это сделать.

— Я хочу, чтобы хоть один раз… он завидовал мне.

— Мёртвому ему это будет сложновато сделать.

— Ты, правда, можешь убить его? — спросил я, замирая.

Многорукий протяжно вздохнул.

— Только одно условие. — Я не поверил своим ушам. — Я сам решу, когда это случится.

И тут я потерял сознание от счастья.

Глава 5

Конечно, кроме счастья своё дело сделали кровопотеря и обезвоживание. Поэтому, когда я очнулся, от вчерашней эйфории не осталось ни следа: у меня раскалывалась голова, всё ныло тело, а плечо болело так, словно его набили колотым стеклом, пока я спал. Воспоминания работали на усиление эффекта: в общей сумме меня вчера назвали придурком раз двести. И обидно совсем не это, а то, что я оправдывал это прозвище.

Каким бы прекрасным ни бы этот мир, я не умел в нём жить, поэтому он постепенно превращался из рая в смертельную ловушку. Которая должна была захлопнуться вчера, если бы не…

Я приоткрыл глаза осторожно, словно не терял сознание, а зажмурился на мгновение, приготовившись к удару. Тишина. Знакомый запах, незнакомый свет… А я-то думал, тут темно независимо от времени суток.

Я вздохнул свободно, хотя не имел на это права. Не знаю, с чего я взял, что раз пережил одну ночь здесь, то и остальные переживу. Будто пообещав убить Рэймса, Многорукий тем самым поклялся не трогать меня. Одно другому не мешает, да?

И… неужели это серьезно произошло со мной? Я сбежал? Рэймс умрёт?

— Да, я собираюсь заняться им сегодня, — раздался голос, на который я обернулся так резко, что едва не свернул себе шею.

Я был в комнате не один. С длинной софы, на которой я лежал, открывался отличный обзор, и я, наконец, смог увидеть Многорукого со стороны. Он сидел на полу ко мне спиной, и то, что я принял за узор на одежде, на самом деле было рисунком на его коже.

Я такое встречал впервые. Татуировку, саму по себе. Да ещё такую кошмарную. С мужской спины на меня смотрело свирепое многорукое существо с высунутым языком.

Мои глаза расширились. Я представил, что будет, когда сам Многорукий повернётся ко мне. Если учесть, что у него на коленях лежал непомерно длинный изогнутый нож? Это закончится как минимум очередным обмороком.

А пока Многорукий смотрел вниз, на карту, которая лишь намекала на то, в каком огромном месте я оказался. Раньше мой мир имел четкие границы и был до безобразного однотипен и мал. Даже эта комната вмещала в себя больше историй, воспоминаний, вещей, чем весь приют и моя жизнь, в нём проведённая.

— Я помню про уговор. — Его голос звучал тихо, но я опять вздрогнул. Что он там говорил про чтение мыслей? — По этому поводу я подготовил кое-что особенное.

С этими словами он взял нож, разглядывая его так, словно приготовился признаться ему в любви. И, возможно, это не было лишено смысла, потому что он поднёс его к самому лицу. Чтобы разглядеть в зеркальной поверхности лезвия меня — пялящегося на него. Наши взгляды встретились.

— Хочешь знать, что именно?

— Э-э-э… — протянул я нерешительно, оглядываясь, словно доказывая, что кроме как ко мне, он никому этот вопрос не мог адресовать. — Да?

— Я выберу момент и нападу внезапно, когда он совсем не ожидает, — проговорил он, поднимаясь на ноги и поворачиваясь ко мне.

Высокий, жилистый но не настолько, насколько я представил вчера. Его голос был очень взрослым, поэтому я решил, что Многорукий старше Рэймса. А значит, по определению, сильнее. Я был наивен до идиотизма. Многорукий был молод настолько, что не мог, просто не мог быть профессиональным убийцей.

Не мог одолеть сильнейшего человека на планете.

Я почувствовал себя дважды преданным. Но это вообще ничего не значило, когда он приблизился.

— Распорю его живот, не задев внутренностей. Одним движением, вот так. — Прежде чем я успел шевельнуться, он взмахнул рукой. — Ни одно другое оружие не дает такого чистого и красивого результата.

И, готов спорить, ни одно не требует такого профессионализма: я до сих пор не мог поверить в то, что лезвие не задело меня. Я явственно чувствовал холод и боль… но крови не было.

Ладно… надеюсь, Рэймс такими фокусами не владеет. Тогда у этого мужика есть шанс.

— Может, возьмёшь ещё пульсар? — предложил я. — Про запас?

— Думаешь, стоит?

— Если ты решил выступить против человека-иерарха… да, думаю, лишнее оружие не помешает.

— Спасибо за дельный совет, мэтр. — Он опустил взгляд ниже. — Прикройся уже, чёрт возьми.

— Что? — Я сел, и одежда сползла с моих плеч, разрезанная от горловины до пупка.

Многорукий, поправив наушник, бросил:

— Нет, я не тебе. Так я и сказал. Не твоё дело, ага. — Он отошёл от софы к окну, выглядывая наружу. Каким-то образом, занятый разговором, он услышал это раньше меня… Совершенно незнакомый мне звук. Лай. — Ух ты, тут намечается что-то интересное. Ищейки… Да нет, тут что-то забыл отряд Зорких. — Многорукий помолчал. — Вряд ли, я слишком законопослушный для них.

И он посмотрел на меня, словно я мог оказаться тем самым злостным преступником, по чью душу они пришли.

В дверь заколотили, и почему-то я подумал, что гости в этом доме — редкое явление. Многорукий не торопился, над чем-то раздумывая. Например, злиться ему на то, что я привел на его порог Зорких (хотя я по-прежнему верил в свою непричастность), или считать это удачей (он мог выдать им меня, как и подобает их коллеге — чистильщику).

Стражи порядка продолжали настойчиво ломиться. Собаки рычали и истошно лаяли, и через минуту у Многорукого закончилось терпение.

— Прикройся, я сказал, — бросил он, проходя мимо.

— Погоди! — Я вскочил с софы, глядя в глаза чудовищу у него на спине. — Я не вернусь в приют! И на ферму не поеду! Слышишь?

Элиминатор пошел к лестнице, которая вела вниз. На первый уровень как оказалось очень просторной квартиры.

— Заткнись и не высовывайся.

— Я хочу остаться здесь! Хочу стать, как ты! Пожалуйста, дай мне шанс! — Под конец мой крик сорвался на шепот. Я подумал, что совершаю ту же самую ошибку. — Я сделаю всё… правда, всё, чтобы стать… хоть кем-то…

— Рэймс, действительно, прогадал. Слышал бы он тебя сейчас.

Многорукий уже был внизу, направляясь к двери с тем самым ножом наперевес. И у меня создалось впечатление, что одной испорченной одежкой Зоркие не отделаются.

Попятившись назад, я наткнулся на софу и упал на неё. Я зажал уши ладонями, приготовившись к крикам… Но прошла пара минут, а всё было так же тихо. Подозрительно тихо.

— …обожаю собак. Умные животные, преданные. Обидно, что всех дворняг перебили. У меня была когда-то дворняжка, полудикий пёс. Я его научил многому… всяким командам там… Все мои знакомые им восхищались. Говорили, он точь-в-точь как человек только с хвостом и лапами. И радовался мне всегда, как полоумный. Смотрел я на него и думал… Почему я не пёс?

— Обалденная история, — раздалось в ответ. — Может, еще какую расскажешь? Больно складно у тебя получается сочинять.

— А у вас есть на это время? Вы, похоже, спешите, парни.

— Да, к тебе и спешили.

— Уверены?

Собаки больше не лаяли, только слегка поскуливали. Будто от страха.

— Сейчас проверим. Отойди-ка в сторонку.

— Извини, но я не собака и не твой солдат, чтобы выполнять твои команды. Я ничуть не ниже тебя по положению. И это мой дом.

— Ничуть не ниже, да? — заговорил Зоркий, очевидно, оскорбленный таким сравнением. Пусть «чистильщики» и Зоркие служили одной цели — правосудию, у каждого из них были свои методы. К тому же все знали, что элиминаторы не гнушаются брать работу со стороны. И у них не было кодекса и дисциплины — святых понятий Зорких. — Тогда, может, ты пригласишь меня в свой дом? Из, так сказать, профессиональной солидарности?

Я весь обмер, потому что Многорукий после недолгого раздумья бросил:

— Заходи. Но только ты.

— Командир… — окликнул его кто-то, но командир кинул:

— Ждите здесь. Я скоро.

Дверь закрылась, и я съежился. Господи, только не снова. Неужели это опять происходит со мной?

— Сколько тебе, парень?

Я слышал чужие шаги.

— Не знаю точно… Двадцать? — ответил Многорукий.

— Значит, обучаться вместе мы не могли… А я тебя точно где-то видел.

— Может и пересекались где. Нам часто приходится прибирать за Зоркими.

— Ага, по тебе прям видно, какой ты хороший уборщик. Что за хрень у тебя в руке? Решил мне бутербродов сделать?

— Обычно я его использую, чтобы отрезать яйца всяким трепачам. Но если ты не брезгливый…

— Спасибо, я не настолько голоден, чтобы просить тебя идти на такие жертвы ради гостеприимства.

— Можешь даже не мечтать. Я кому попало свои причиндалы в рот не сую.

Да что с этим парнем? Зачем он его провоцирует?!

— Да я знаю, что ты нашел, куда их засунуть.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что вчера при перевозке наши недоумки-коллеги потеряли ценный груз, и всё указывает на то, что ты припрятал его у себя. Конечно же, для пущей сохранности, в качестве одолжения лично для меня. Я же правильно понимаю?

— Ценный груз? Насколько ценный? Если вдруг мне подвернётся под руку что-то похожее, я хочу знать, на что могу рассчитывать.

Меня замутило. Он собрался торговаться?

— Ха-ха, как это похоже на вас, элиминаторов. Продажные шкуры. Но так уж получилось, что это уникальный экземпляр.

— Какая жалость, что вы его — такого уникального — потеряли, правда? А теперь просите помощи у элиминатора. Как это похоже на вас, Зорких.

— Я не прошу помощи. Я требую, чтобы ты вернул нам то, что тебе не принадлежит.

— А кому принадлежит?

— Значит, ты признаешься, что держишь его у себя?

— Я даже понятия не имею, о чём ты. Может, у этого груза есть особые приметы?

— Я бы сказал их предостаточно.

— Да? И какие же?

— Скажу так: ты бы сразу понял, что это он.

Многорукий присвистнул.

— Вчера мне ничего подобного на глаза не попадалось. Лучше загляните к Мэду… я слышал, у него как раз появилось что-то интересное. Наверняка, именно то, что вы ищите.

— Поразительно, он сказал мне тоже самое про тебя… И знаешь что?.. — Его шаги приближались. Он уже стоял у подножья лестницы. — Я уверен, что слышал голоса сверху.

— Это говорящий попугай.

— Чего-чего?

— Птица такая.

— Любишь диковинных домашних зверушек, да?

— Обожаю.

— Может, и мне покажешь?

— Почему нет? Поднимайся.

Казалось, командир был удивлен ответом, ожидая услышать сбивчивый поток из «нет-что-ты-там-не-на-что-смотреть». Что самое интересное? Этого ожидал не только он.

Шаги зазвучали на ступенях. Я отползал назад, пока не свалился с софы.

Ауч!

Всё вокруг на пару секунд окрасилось в красный, но я нашел в себе силы заползти за софу и забиться в угол. Самое безопасно и недоступное место на свете. Теперь я спасен. Ага.

Я слышал, как они поднялись наверх. Командир на минуту замер: осмотрелся и направился в мою сторону. Безошибочно. Словно уже много раз имел дело с проблемным «грузом» и знал, где надо искать. Либо мои зубы стучали слишком громко.

— Сукин ты…

Он уже стоял надо мной, и по мере того как я поднимал голову, в поле моего зрения появлялись его сапоги… серый комбинезон… мужское лицо было идеально симметричным — фирменный знак всех лабораторных моделей. Так уж получилось, что Зоркими могли стать исключительно люди, выращенные в генетических центрах. Люди из пробирки.

— Ну как тебе мой питомец? — поинтересовался Многорукий, стоя позади.

— Да ты… грязное животное. Что ты с ним сделал?

— Хочешь сказать, это и есть ваш ценный груз?

— Ха?! — воскликнул я.

А то ты раньше этого не понял.

— Поднимайся, — приказал мне командир, после чего повернулся к элиминатору. — Не думай, что эти игры сойдут тебе с рук. У меня есть связи, и я сделаю всё, чтобы у тебя, мудила, отобрали лицензию.

— А-а, делай после этого добро людям, — протянул Многорукий, смотря на меня. — Видишь, из-за тебя у меня проблемы. Что мне теперь делать?

Я скосил взгляд на его нож.

Как будто ты не знаешь.

— Давай, идём со мной. — Командир протянул ко мне руку. — Я отведу тебя в твой новый дом. Тебя там уже заждались.

На ум мне тут же пришло все то, что я слышал о ферме, воображение проиллюстрировало мое скорое будущее… которое продлиться в лучшем случае лет пять.

Я прижал колени к груди и обхватил их руками.

— Не заставляй меня ждать. — Командир начал терять терпение, а я просто не мог себя заставить добровольно сделать это — смириться с такой жизнью (смертью). — Не бойся. Никто тебя больше не тронет. И уж тем более этот…

— Спаси меня, — прошептал я в колени.

— Я и собираюсь это сделать, — ответил Зоркий, не понимая, что я обращался не к нему.

— И как же ты предлагаешь мне это сделать? Передо мной служитель закона, а внизу ждут еще десять таких же.

— Ты сказал, что убьёшь Рэймса. Он сильнее их всех вместе взятых, а значит, ты не должен задавать таких вопросов!

— Ты предлагаешь мне убить командира отряда Зорких? — Многорукий прикрыл рот рукой, словно шокированный тем, что я вообще мог до такого додуматься. — Прости, не могу. Убей я кого-то из них, на меня объявят охоту и уже совершенно точно лишат лицензии. Ради призрачного вознаграждения за убийство — на минуточку — генеральского ликтора, я не стану влезать в это.

— Так ладно, пора с этим кончать, — утомлённо вздохнул командир, дёргая меня за руку. И тут я выпустил всю свою ярость, чего не делал никогда: я дергался, пинался, извивался и шипел… но мужчина этого даже не заметил, хватая меня в охапку.

— Приблизительно так же с тобой обошелся Рэймс? — крикнул нам вслед Многорукий. Я извернулся, чтобы направить на него взгляд полный отчаянья и ненависти. — Когда ты уже поверил в своё спасение, он дал понять, что и не думал тебя спасать. Он просто ничего не сделал, когда ты умолял его о помощи, да?

— Ублюдок! — взревел я, не узнавая свой голос. Это было еще более подло, чем просто предательство! Я никому кроме него об этом не рассказывал… я решил, что он понял меня…

— Хм… что-то новенькое. — Он посмотрел на меня так, словно я был тем самым попугаем, выучившим новое слово.

— Я не умру! Я выберусь оттуда и найду тебя!

— Ого.

Не обращая на нас внимания, Зоркий нёс меня вниз по лестнице. Он просто был рад, что выполнил задание, поэтому не мешал нам проститься, как положено.

— Я поверил тебе! Я тебе поверил! А ты… ты ещё пожалеешь об этом!

— Глянь, командир, он пропустил только вечернюю и утреннюю дозы, а уже похож на буйно помешанного. Уверен, что справишься с ним?

— Я не прощу вам этого! Ни Рэймсу! Ни тебе! Ни Задире!

— Задире? Про него ты ничего не рассказывал. Кто такой Задира? — Он пошел за нами следом. — Заводила кодлы, которая тебя регулярно поколачивала? Так почему ты хочешь убить именно Рэймса, а не его? Любого из тех, кто превратил твою жизнь в ад? Почему ты выбрал того, кто просто не захотел тебя оттуда забрать?

Я ничего не ответил, стиснув зубы от злости и давя в себе желание зареветь. Я никогда не впадал в такие крайности раньше, но теперь что-то внутри меня сорвалось с цепи. В другой раз я бы просто включил голову, подумал бы о бесполезности этой истерики и не произнёс бы ни слова. Смирился без лишнего расхода калорий. Теперь? Я знал, к чему это приведет, но все равно трепыхался.

Я сошел с ума.

Точно сошел… потому что в следующее мгновение Многорукий, который все это время вяло плелся позади, оказался перед командиром. Он не направил на него оружия, но мужчина замер так, словно ему к горлу приставили лезвие.

— Я ещё не договорил, чтоб тебя. — Я не узнавал этот голос. Из него исчезла шутливость, он зазвучал ниже, глубже. По моей спине пробежал холодок, и я зажмурился в ожидании боли. — Кто тебе разрешил выходить? И забирать мою говорящую птицу?

Когда я почувствовал дрожь, то понял, что она не моя.

— Птицу? — повторил командир по слогам и, глянув на меня, пошатнулся.

Через секунду он разжал руки, и я грохнулся на пол, хотя, по замыслу командира, должен был взлететь.

Тогда я понял, почему этого шута так боялись все в этом городе.

— Ч-что произошло?.. — прошептал я, отползая от них. — Что ты сделал? Почему он…

— Тебе приглянулась моя болтливая птаха? Похоже, она смерть как хочет остаться со мной.

— Не понимаю, — пробормотал командир, прижав ладони к вискам. — Не помню, зачем схватил его…

— Это ведь совсем не похоже на то, что ты ищешь?

— Нет… нет…

— Я так и думал. — Приблизившись к командиру, Многорукий зашептал ему на ухо. — Как я и сказал, я не имею ни малейшего понятия, где находится то, что вам нужно. Поэтому просто проваливайте отсюда и ищите свой ценный груз в другом месте.

Я понял, что он мог разрулить эту ситуацию и по-другому: сказать гостю, что он — собака и командир бы выбежал из дома на четвереньках и всю оставшуюся жизнь мочился, задрав ногу.

Командир пошел к двери, открыл её и просто… вышел, оставив меня Многорукому.

— Ну что? — кинул кто-то из Зорких. — Мы уже собирались вмешаться.

— Уходим, здесь ничего нет.

— Да? Мы слышали голоса. Там точно был кто-то третий.

— Это говорящий попугай.

— Говорящий… чего?

Дверь захлопнулась сквозняком, и я вздрогнул, едва сдержав крик. Мне следовало бы радоваться, что всё разрешилось так быстро, без жертв, в мою пользу… Но я не мог.

Я посмотрел на Многорукого, и мне стало по-настоящему жутко.

Что ты такое?

Кажется, я знал ответ.

И когда я подумал так, он повернулся ко мне.

— А-а, крошечная женщина. Ты прикроешься уже, наконец?

Так я впервые услышал это слово.

Глава 6

Он зажал ладонями голову, словно она могла расколоться в любой момент. Что бы Многорукий ни сделал с тем человеком, это срикошетило и по нему тоже. За минуту он посерел, его кожа покрылась бусинами пота, дыхание стало рваным.

Оттолкнувшись от стены, он поплёлся к лестнице и, держась за перила, поднялся на нависающий над холлом второй ярус. И на этот раз я слышал каждый шаг. А потом наверху что-то грохнуло, и я понял, что дело — дрянь.

Через пару минут я нашел в себе силы встать с пола и подняться наверх. Многорукий стоял на коленях перед своими растормошёнными вещами. Он что-то искал, но так и не нашёл.

— Иди сюда, — подозвал он меня, и я увидел, как сильно у него дрожат руки, в которых он держал… клочок папиросной бумаги. — Скрути мне сигарету.

— Что ты сделал? — спросил я, чувствуя свое превосходство в этой ситуации. Он казался невероятно уязвимым, и я понял, что у меня больше не будет возможности узнать то, что я хочу.

— Спас тебя? В очередной раз.

— Что ты сделал с ним?

— О, тебя серьезно это беспокоит после того, как ты умолял его убить?

— Ты… энит? — спросил я, зная ответ заранее.

— Дебил, что ли? — прохрипел Многорукий.

— Ты использовал контроль. Такое могут только эниты.

— И люди из пробирки.

— Неправда, — сказал я, хотя не был в этом уверен.

— Ты только вчера на свет вылупился, а уже споришь со мной? — когда я не ответил, он проворчал: — Делай, что я говорю, чёрт возьми, если решил тут остаться.

Не знаю как это возможно, но в тот момент я ненавидел и в то же время любил его до беспамятства. Потому что понял, что он никуда меня не отдаст. Он мог ходить по грани, но никогда не переступит ее.

— Возьми больше.

Я собрал в щепотку немного сушёной травы из банки, которую он мне протянул.

— Положи вот сюда. Распредели… Теперь оближи край.

Я не умел скручивать сигареты, о чём ему и сказал.

— Чёрт возьми, от тебя никакой пользы, — пробормотал Многорукий, когда убедился, что я, действительно, ни на что не способен.

Тонкая бумага рвалась, трава высыпалась. У меня раньше не было проблем с мелкой моторикой, но такой ювелирной работой я никогда прежде не занимался.

Многорукий попытался справиться с этой задачей сам, но его так трясло, что он в итоге зашвырнул всё в угол.

— Сгоняй за выпивкой.

— Что?

— Я тебе дважды жизнь спас, принеси мне целум.

Я уставился на него. Как он себе это представлял? Я же только вчера вылупился на свет. Кроме того? Меня разыскивает отряд Зорких. По этому поводу у меня была целая куча вопросов, но всё что я спросил:

— И где мне это взять?

— Ах да, ты же у нас совсем еще птенчик. — Он вытащил футболку из вороха одежды и протянул мне. — Переоденься. Тебя неправильно поймут, если будешь ходить по улице с сиськами наружу.

Похоже, если я надену что-то из его вещей, меня тут же поймут правильно. Хотя, как оказалось, он на этом не остановился. Потянувшись к раскиданным по полу вещам, он взял маркер. Его руки дрожали, когда он пытался написать что-то на ткани. Поэтому он толкнул меня на пол и навис, с усилием впечатывая слова в ткань. Большими буквами. Поперек груди. Слева направо. И ещё раз, чтобы наверняка.

— Не елозь.

— Щекотно.

— Здесь?

— Да.

— Ха-ха, а если так? Какая чувствительная доска… кажется, я нашел тебе применение, — бормотал он, уже выходя за границы ткани. Повторяя символы на коже, снова и снова, везде, на руках, на шее… Он впервые оказался так близко ко мне при свете дня, и надо было мне в этот момент вспомнить, что он — не то, чем кажется. Я отвернулся, чтобы не разглядывать его, и поэтому он написал что-то на щеке, которую я подставил. — Так всем будет ясно, кто ты.

Даже я этого не знаю. А ты за день во всём разобрался? Неужели я так прост?

Приподнявшись, я посмотрел вниз, на исписанную футболку.

— Ну как тебе твой бронежилет?

— Я не умею читать.

— Даже обидно немного. Я так старался. — Многорукий упал на софу и накрыл глаза предплечьем. — И что вы только делали в этом своём приюте? Кроме того, что следили за младшим поколением, драили полы, жрали, дрались и мечтали однажды попасть на глаза какому-нибудь генералу?

Ну, он довольно точно описал нашу жизнь.

— Нас тренировали ещё…

— Даже таких, как ты?

— Всех. — Я немного оскорбился.

А что со мной не так? Ну… кроме прочего?

— Ты, конечно, был худшим во всех состязаниях.

— Нет, я бегал быстро.

— Сейчас мы это проверим.

Я понял, к чему он клонит, вот только…

— Я не знаю, куда идти.

— Прояви фантазию.

— А?

— Хочу посмотреть, как ты с этим сам справишься.

— А как же деньги?

— За дурака меня держишь? Я дам тебе деньги, а ты сбежишь.

— Разве мне дадут целум за так?

— Не узнаешь, пока не попробуешь.

Это было бессмысленно.

Я нарочито медленно поплёлся к лестнице, спустился с неё и услышал уже у самого порога:

— Думаю, Зоркие всё ещё в городе или ошиваются поблизости. Собаки учуют тебя и тогда тебе крышка, потому что они тоже читать не умеют. Но бегают быстрее тебя, поверь. — Ладно, по крайне мере он не сказал что-то вроде «пошевеливайся, я ненавижу ждать». Его слова можно было даже принять за заботу… — И я ненавижу ждать. Так что шевели задницей.

Если бы я знал чуть больше ругательств, я бы может и осмелился что-нибудь шепнуть. А так я просто громко захлопнул за собой дверь.

Это было не похоже на меня… Мне хотелось ответить на его злость равной злостью, хотя в прошлом я бы просто тихо ускользнул. Со мной творилось что-то странное, и я еще не определился с тем, нравится мне это или совсем наоборот.

Я решил подумать над этим по дороге… куда-то-там.

Я сорвался с места.

Мне нужно было побыть в одиночестве и разобраться с тем, что со мной произошло. То место, которое я стремительно оставлял за спиной, подавляло меня. Не так как приют, иначе. Приют был моим домом, я ничего кроме него не знал, он был скучным, мрачным, все хорошее и плохое было связано с ним (плохого больше), я его ни капли не боялся. А дом Многорукого пугал меня. Он представлял собой противоположность всего, что я знал. Он был старым, двухъярусным, с высокими потолком и широкими окнами, он был загроможден вещами, пах пылью, алкоголем и табаком, а по вечерам в нём не горел свет. Но я почему-то впадал в отчаянья от одной мысли о том, что мог его не увидеть.

Мне хотелось сбежать оттуда лишь для того, чтобы как следует соскучиться. Глотнуть воздуха и погрузиться ещё глубже. Да, мне было трудно дышать, думать в тех стенах, но на мне была чужая футболка — портативная клетка. Чужой запах мешал сосредоточиться. Многорукий словно был совсем рядом. Шел следом. Очень близко.

На моё плечо опустилась тяжелая рука, и я едва не выскочил из штанов от страха.

— Эй, я тебя здесь раньше не видел. Ты случайно не тот крендель, которого ищут?

До меня добрались?

Здоровенный амбал нависал надо мной, и я знал заранее, как закончится эта встреча. Он заглянет в моё лицо, поймёт, кто я такой, а потом… отдёрнет ладонь и попятится назад. Я едва не принял его страх на свой счет.

— О, вот оно как, — пробормотал он.

Сработало?

Собственно, это был первый и последний человек, который решился ко мне подойти. А я не воспользовался случаем и не спросил у него:

а) кто такой этот алкоголик с частыми приступами мигрени и поганым чувством юмора?

б) где я могу купить целум для этого алкоголика?

Несмотря на то, что на улице было людно (народу становилось все больше, по мере удаления от его дома), никто не собирался мне на эти вопросы отвечать.

— Простите, мне нужно… — Стоило мне посмотреть на кого-то или заговорить, люди переходили на другую сторону улицы. Неужели этот гад написал, что я заразный? — Вы не подскажете…

Это был полный провал, и я решил понадеяться на интуицию. Я прикинул, что целум должен находиться там, где больше всего народа. Хотя я знал, что все наши надзиратели пили лишь поздно вечером, а сейчас был только полдень.

Я шел по улице и наблюдал. Люди сторонились меня. Не знаю, кем я был. Но я был неприкосновенен.

Это была очередная шутка Многорукого, но никто кроме него не посмел бы над ней смеяться. Я точно. Мне было не до смеха.

Моё плечо болело, в горле уже давно пересохло. Я был еще слабее, чем вчера, хотя уже тогда считал себя совершенно беспомощным. Но я понял, что сейчас это не так уж и важно. Я могу быть слабаком, Многорукий разрешил мне это.

Но не тупым… нет, тупым он мне быть не разрешал. Поэтому я старался быть собранным и отстраненным, несмотря на то, что люди (такие разные), их одежда, речь, редкий, но очень шумный транспорт отвлекали внимание на себя.

Я словно свалился на другую планету, где всё было по-другому, совсем наоборот по сравнению с тем, к чему я привык. Драные вывески, грязные витрины, пыльные дома… я изучал их так, будто пытался отыскать какой-то знак, пока в итоге не вышел к месту, окруженному музыкой.

Меня парализовало. Я слышал несколько раз торжественные гимны и военные марши, но никогда ничего подобного. Ничего такого обычного и в то же время настолько волшебного. Все вокруг стало прекрасным… Грязные улицы, покосившиеся, ржавые фонарные столбы, ссущий у стены пьянчуга.

— На что уставился, а? Мой член приглянулся? Иди сюда, дядя даст тебе соску пососать…

— Ну-ка спрятал свою соску, пока я тебе её не отстрелил. Тут тебе не общественный сортир, мля. — Мужчина, который только вышел из дома с музыкой, направил в сторону пьянчуги пистолет. — Ещё раз увижу, как ты ссышь возле моего бара, я тебя заставлю все это языком собрать и проглотить.

— Напугал. На вкус что твоя выпивка, что моя моча — одно и то же! Последнее хоть бесплатно.

— Ах ты сука…

После короткой перебранки — жесткого мата под аккомпанемент прекраснейшей музыки — они разошлись в разные стороны. Пьянчуга поковылял прочь от бара, мужчина с пистолетом повернулся к дверям. И обратил на меня внимание, просто потому что нельзя было не обратить.

— Ни хера ж себе, — выдохнул он, поправ шляпу. Он прищурился, приблизился на шаг. Он вёл себя смелее любого, кого я встретил по дороге, поэтому я тоже набрался смелости.

— Мне нужен… э-э-э… целум. Думаю… бутылки хватит. — И решил добавить: — Это не для меня.

Хотя хотел сказать, что у меня нет ни гроша. Это было куда важнее.

— Пошли, — бросил он, скрываясь за дверью, и я шмыгнул следом, думая: "Вот так просто?"

Запах внутри был такой же, как у Многорукого дома, и я понял, что попал куда нужно. В баре было сильно накурено, хотя и малолюдно.

— Присядь. — Мужчина в фуражке указал на стул, зашел за барную стойку и крикнул: — Эй, Майлз! Иди взгляни на это.

Я сел на высокий стул, каких раньше не видел, облокотился на поцарапанную, затертую деревянную столешницу. Она была вся в щербинках, следах от сигарет и тёмных кругах от стопок, в которые наливали какую-то ядерную дрянь.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил мужчина, после чего снова окликнул своего друга.

— Воды… — прошептал я, все еще до конца не веря, что не ослышался. — Пить хочется до смерти.

Уже через три секунды стакан, наполненный доверху прохладной водой, стоял передо мной. Я осушил его ещё быстрее.

— Повторить?

Я кивнул. Приютский инстинкт «бери, пока дают» сработал против моей воли. Хотя не то чтобы я утолил мучительную жажду одним стаканом. К тому же я просто был рад, что у меня появилось что-то, на чём я мог остановить взгляд.

Я выводил пальцем узоры на запотевшем стекле, понимая, что не скоро отсюда уйду. И не только потому, что Майлз не торопился. А потому что из колонок, развешанных по углам зала, зазвучала новая песня, еще лучше предыдущей.

— Майлз, чтоб тебя!

— Заткнись! — проворчало откуда-то снизу, из-за занавески, которая вела, по-видимому, в погреб. — Я понял, что толчок забит. Разберусь с этим позже.

— Я хочу тебе показать кое-что поинтереснее, — проворчал мужик в шляпе. — Паренек пришел за целумом. Выбери ему что-нибудь поприличнее.

— Ну так а ты тут на кой чёрт… — Майлз оказался рыжеволосым крепышом и настоящим хозяином бара. — Чёрт… чёрт возьми.

— Он, похоже, совсем с катушек съехал.

— Ага, просто взбесился.

— Это как-то связано с Зоркими?

— Сто пудово из-за них.

Я отхлебнул из стакана.

— Как жизнь, парень? — спросил Майлз, выдавливая из себя улыбку. Я пожал плечами. — Как тебя зовут?

Я повторил движение, но перед эти задумался. Чёрт, как я могу стать хоть кем-то без имени? Чьим-то другом, героем… героем этой истории?

— Это он так с тобой, да? — Мужик в шляпе указал на мою разбитую физиономию.

— Нет, это я упал.

Они понимающе переглянулись, и я понял — не поверили.

— Ну так… целум, да? — протянул Майлз. — Фрик, достань вон ту парочку. Ага.

— Насчет денег… — начал я, собираясь объяснить ситуацию.

— Забудь. Это в счёт фоток.

— Фоток? — повторил я, и Майлз достал из заднего кармана брюк карточки. Я заметил, как Фрик при этом закатил глаза и пошел за бутылками.

— Я обещал ему их вернуть, как он снова появится, но он всё не заходил… Они немножко помялись. И вот тут я их чуть испачкал, но у него же таких штучек — туева куча, я знаю.

Он положил на столешницу карточки, на которых были изображены… ну, люди. В разных позах. Некоторые голые, некоторые нет. Некоторые в тех «чулках», которые я принял за головной убор. Но обязательно с пышной задницей, узкой талией, большущей грудью и шикарными волосами.

Не знаю, почему, но я засмущался. Я глотнул воды, чтобы остыть и отвлечься. Я не хотел смотреть на эти карточки, но просто не мог не смотреть на них. Кроме того, что я никогда ничего подобного не видел, в них было что-то…

— Нравятся?

Нет.

— Ага.

— Каждая стоит целое состояние. Всю порнографию уничтожили еще до моего рождения. А были раньше и журналы, и литература и фильмы там всякие. А теперь даже эти фотки — риаритет.

— Раритет, — вяло поправил Фрик.

— Похер. — Майлз нагнулся над столешницей, а я подался навстречу. — Слушай, судя по всему, ты тут надолго. Хочешь как-нибудь еще сюда заглянуть?

— Можно? — Я не мог поверить своему счастью. Что за прекрасные люди.

— Да, я приготовлю тебе молочный коктейль. Из настоящего молока.

Не знаю, что это, но звучало соблазнительно.

— А сейчас могу угостить тебя яблоками. Пробовал когда-нибудь? — Я замотал головой. — Фрик принеси. И печенье захвати с кухни.

Это был примитивнейший подкуп, и я понимал это, но не смог противостоять «яблокам» и «печенью». Майлз хотел иметь своего человека в доме Многорукого уже давно. Наверное, он не верил, что когда-нибудь это вообще случится.

— Отдашь ему их, ладно? — Он подтолкнул фотографии ко мне, и я их поспешно спрятал в карман. Совсем не так аккуратно, как требовала такая драгоценность. — А в следующий раз, как придёшь, захватишь таких же красоток? Может, даже журнал? Многорукий говорил, у него куча журналов с обнажёнкой.

— Ладно. — Я отвечал только на самый первый вопрос, но Майлз так просиял, что мне стало совестно его переубеждать.

— Отлично! Я знал, что на тебя можно положиться, братишка.

Фрик принёс угощение и сел рядом со мной.

— Жуй, не стесняйся.

— На самом деле… мне нужно идти…

— Да брось, посиди ещё, — настоял Майлз. — У нас тут новые лица — редкость.

— Но не сегодня. — Фрик имел в виду Зорких, которые и к ним нос сунули.

— Да, сегодня у нас с самого утра много посетителей. Но такого на моей памяти не было.

Я откусил от печенья, и понял, что пропал.

— Вкусно?

Я почувствовал, как глаза защипало, слезы скапливались на нижних веках.

— Так к Многорукому тоже Зоркие заглядывали?

Печений хватило как раз на то, чтобы я рассказал эту историю.

— Он что-то сделал с командиром, — закончил я. — Я такое видел только раз. Когда иерарх прикоснулся к парню, и тот обмочился. Это — то же самое. — Я посмотрел на их впечатленные лица. — Он сказал, что так могут все искусственные люди.

— Не знаю, кто он такой, но точно не из пробирки, — пробормотал Фрик.

— Да, все из пробирки — химические кастраты. Если он импотент, тогда на хрена ему столько порнухи?

— С такими дебилами, как ты, расплачиваться.

— Он отдал за свою коллекцию кучу бабла, вряд ли это окупается, если брать дешёвую выпивку в такой дыре. — Майлз помахал рукой, словно отгонял все возможные предположения друга. — В любом случае, не советую тебе лезть к нему в душу. Очевидно, сейчас Многорукий заинтересован держать тебя рядом, но у него настроение меняется на раз-два.

— Да, как у грёбаных энитов.

— Почему его так зовут? — спросил я. — Это же что-то значит?

Мужчины переглянулись. Очевидно, слова о том, что копаться в прошлом местного элиминатора опасно, я пропустил мимо ушей.

— Не знаю, его так звали еще до того, как мы тут появились.

— Говорят, еще до Мэда.

— Он сказал, ему только двадцать, — вставил я.

— Не, вряд ли. — Майлз загибал пальцы. — Я обустроился здесь три года назад, Фрик подгрёб через год. А через неделю Мэд отмечал юбилей — пять лет со дня своего воцарения. Получается, Многорукий появился здесь как минимум в тринадцать? И он уже был элиминатором.

— Лицензию выдают с шестнадцати, — добавил Фрик. — А значит ему… двадцать три.

Я восторженно на них уставился. Эти двое в совершенстве знали язык и арифметику. Могли читать, писать, делать сложные вычисления и вообще вытворять такое, о чем неграмотные приютские мальчишки могли только мечтать.

— Да, так повышаются шансы на выживание, — согласился Майлз.

Я оттянул футболку на груди.

— Тогда скажете, что здесь написано?

Глава 7

Я тащил бутылки, по одной в каждой руке, и думал: такие отношения нормальны? И я сейчас говорю не о надписях на футболке, а о том, что я несу крепкий алкоголь мужику, о котором ничего толком не знаю. Кроме того, что он дважды спас меня, ага.

Теперь я уже не обращал внимания на прохожих и не сомневался в правильности пути — Фрик объяснил мне, как быстро выйти к дому Многорукого.

— Не знаю, какие у вас там отношения, но, если это в твоих силах, не давай ему много пить, — вспомнил я его напутственные слова.

— А?! — Разве это должен говорить мужик, после того, как всучил мне два литра целума?

— Ну… его клинит, когда он перестарается с этим делом. Творит всякое, знаешь… В общем, лучше ему пить поменьше или никуда не выходить, если напьётся. Может он и тебя подобрал, когда не в себе был?

Да, потому что по мне видно, что спасти меня может лишь надравшийся психопат.

Меня замутило, и я остановился, чтобы перевести дух. Ладони стали скользкими от пота, хотя мне не было жарко, и я совершенно не устал. Я перехватил бутылки поудобнее. Голова кружилась, и у меня не было никаких идей по какой причине.

Я пошел дальше, дыша глубже, веря, что дурнота скоро пройдёт. На меня мог так подействовать только разговор. Но злость никогда раньше не проявлялась на физическом уровне.

Когда до крыльца оставалось всего несколько метров, я понял, что умираю. Я буквально заполз на ступеньки, дотянулся до ручки, толкнул дверь. И как только я оказался за порогом, внутри меня что-то щелкнуло.

Стоя на четвереньках, я освободил желудок от печенья и яблок. Я никогда раньше не болел, поэтому не знал, что со мной и как себя вести. Я был напуган. Меня всего трясло. Я прислушивался к своему телу, в ужасе от того, что чувствую его так явно. Каждую клеточку, разрываемую болью. Я заскулил, свалившись на бок, хотя мне меньше всего хотелось, чтобы меня таким видел Многорукий.

— Три часа и тридцать две минуты. — Он спускался с лестницы. Так же медленно, как я уходил. — Бегаешь ты отстойно. И если уж ты так гордишься своей скоростью, страшно подумать, как ты делаешь то, в чем ты профан.

Я хотел огрызнуться: "А ты минуты считал?"

Но простонал лишь:

— Я умираю.

Многорукий присел передо мной, подняв с пола одну из бутылок.

— Ты как настоящий солдат выполнил приказ ценой жизни. Но если ты всерьёз собрался сдохнуть, сделай это на улице.

— Меня отравили.

— Правильно сделали. Я сказал тебе метнуться туда и обратно, а ты там решил остаться на фуршет. Мило посидели?

Он отвинтил крышку и приник к бутылке. Я смотрел, как быстро двигается его кадык. Он хлестал выпивку, как воду, не морщась и не отрываясь до тех пор, пока не осушил половину.

— Прости… спаси меня… — Не знаю, с чего я взял, что он может справиться и с этим. Он не был похож на лекаря. Скорее даже наоборот.

— А-а, это уже второй раз за день. — Он наклонился надо мной, и я весь замер в ожидании облегчения. Но Многорукий лишь запустил руку в мой карман и достал торчавшие оттуда фотографии. — Это еще что за хрень?

А то ты не знаешь.

Он разглядывал их неторопливо, словно видел впервые.

— Нашел себе объекты для подражания?

Я не понимал его. На этот раз и не хотел понимать, если честно.

— Вот эта — ничего. И эта тоже. Да все они — горяченькие. Окажись здесь любая из них, началась бы новая война, представляешь? А этого наши иерархи ни в коем случае не допустят. — Он приблизил одну из картинок к моему лицу, словно оценивая различия. — Непохож.

Кинув фотографии себе за спину, словно ничего не стоящий мусор (за который Майлз продал бы душу), Многорукий выпрямился и пошел наверх. Он забрал бутылки с собой, а меня оставил на полу, давая поразмыслить над моим положением в этом доме.

Я уже давно раскаялся во всех грехах, но боль не утихала. Меня выворачивало снова и снова, пока не осталось ничего. Я чувствовал себя полым, словно труба — и морально, и физически. И когда я уже смирился со смертью, передо мной вновь появился Многорукий. Он успел переодеться во что-то настолько крутое, что даже умирающий я оценил.

— Это всего лишь адаптация к новому меню. Твоё тело требует того психотропного дерьма, которым тебя пичкали в приюте. Привыкай. Ты ещё долго отходить будешь. — Я не умру?! — Приведи себя в порядок. Больше пей. И для твоего же блага никуда не лезь.

Если эти три пункта — гарант моей жизни? Без проблем.

Многорукий перешагнул через меня.

Дверь захлопнулась, и я понял, что пренебрег предостережением Фрика. Ну, в том смысле, что Многорукому нельзя выходить из дома пьяным, а он вышел. С оружием наперевес. Но, честное слово, я и в лучшем состоянии не смог бы ему помешать, поэтому не чувствовал угрызений совести совершенно.

Кажется, я вздремнул. Мучительная жажда и голод подняли меня на ноги через часок. Но вспомнив указания Многорукого, я даже не пытался найти, где он держит что-нибудь съестное. Меня почти не интересовал интерьер, когда я бродил по дому. Но я оживился, когда наткнулся на ванную. Умывшись и напившись, я набрал воды для уборки. А когда с ней было покончено, вернулся, чтобы вымыться самому. Настроив воду, я забрался в ванну.

Меня снова начало клонить в сон и я, наверняка, утонул бы, если бы вода так быстро не остыла. Я выбрался и воспользовался единственным полотенцем, которое тут висело. Вытираясь, я разглядывал себя. Слишком много синяков — на плече, рёбрах, ногах. Я подумал, что неплохо бы посмотреть на себя со стороны, но не нашел в ванной зеркала. Я не нашел его и в других комнатах. Похоже, Многорукий оказался не таким уж и самовлюблённым, при том что выглядел так, как мечтал выглядеть в будущем любой мальчишка. И я не об атлетическом телосложении.

Несмотря на то, что в нынешнее время никто уже не заботился о красоте, он был красивым словно против своей воли. Это тоже казалось мне неправильным, потому что он занимался всеми этими вещами, которые полностью противопоставлялись красоте.

Хотя, как мне доведется узнать, он совмещал в себе много противоречивого.

Бродя по дому, я пытался отвлечься от голода, но в то же время не лезть, куда не надо.

Дом показался мне не таким уж и большим, наверное, из-за того, что был захламлён. Здесь была только одна дверь (в уборную), если не считать входной и металлического люка, ведущего в подвал. В самой дальней комнате была кровать, и я поспешил оттуда убраться, потому что слишком хотел спать, но это была его кровать и его комната. Если тут и было место, куда не стоило лезть — то это она. Даже не подвал, хотя, наверняка, именно там он прятал свои самые страшные секреты. Попади я туда, сразу бы понял, с кем именно имею дело…

Но я вернулся наверх, к софе. Я упал на неё, глядя за окно, которое медленно теряло очертания. Словно из него, как из пробоины, в комнату проливалась ночь.

Я понял, что никогда прежде не оставался один надолго. В такой темноте и тишине. Я неосознанно стал прислушиваться к каждому шороху снаружи. Потом вспомнил, что на входной двери нет замка, потому что Многорукий ничего не боялся. Но я… я боялся всего.

Я спустился вниз, когда, провозившись пару часов, так и не смог заснуть. Мне в голову пришла неплохая идея. Я вспомнил, как много многоруких статуэток видел, пока бродил по дому. Одни были маленькими, другие доставали мне до пояса. Одни застыли в неистовом танце, другие спали. Я перетащил их все наверх и сделал из них забор. Мне потребовалась куча многоруких стражей, чтобы почувствовать себя в относительной безопасности, хотя раньше хватало лишь одного.

Засыпая, я думал о том, как они связаны с хозяином этого дома, откуда он берёт такие вещи, чем сейчас занят и где мне достать деньги.

Где мне их достать?.. где взять столько денег… денег нужно очень-очень много… Рэймс стоит дорого. Могу ли я себе представить, сколько именно? Намного дороже меня. Но почему тогда Многорукий на моей стороне?

Это очередная шутка?

Почему я ему так доверяю?

Он же совсем не добрый… Он — само зло во плоти. Но именно поэтому я до сих пор жив.

Глава 8

Он вернулся на следующий день под вечер, весь мокрый от дождя и пропахший кровью. Сидя наверху со своими многорукими куклами, я не сразу заметил его. Но потом раздался стук — элиминатор отстегнул пояс с оружием и оставил его на полу. Сбросил куртку. Стянул футболку. Скинул ботинки. Взялся за застёжку на штанах. Он шел, оставляя одежду вместо следов, пока не добрался до ванны.

Я не знал, в каком он настроении и безопасно ли к нему приближаться, но всё же спустился и пошел следом.

Как натуральный питомец.

Многорукий до последнего отказывался обращать на меня внимание, а когда посмотрел, то его взгляд был лишен узнавания.

А ты еще кто, ха?!

— Я ждал тебя, — пробормотал я. Просто чтобы он знал. Чтобы у него появилась хотя бы капля ответственности.

Но Многорукий промолчал, поэтому я добавил:

— Думал, ты не вернёшься.

— Это мой дом, балда, — напомнил он, забираясь в ванну.

— Тебя целый день не было.

— Да, бери пример. Вот как надо бегать. — В его голосе появилась знакомые интонации, и я понял, что тот его ничего не выражающий взгляд — банальная усталость. — Боишься, что тебя вновь оставят? — Я вздрогнул. — Напомни, как там было?

Меньше всего мне хотелось вспоминать эту историю. Поэтому я молчал, скобля ногтем пожелтевшую от сырости и времени кафельную плитку. До тех пор, пока ванна не наполнилась, и Многорукий не закрыл кран.

— Расскажи мне. И ничего не пропускай. — Я не отвечал, и тогда он пошел на хитрость: — Всё, что я слышал последние сутки — вопли и визг. У меня в ушах до сих пор звенит. Мне нужно с кем-то поговорить, понимаешь?

Как это прозвучало?

Делай, как тебе говорят, если не хочешь, что бы на этот раз я слушал твои вопли и визг.

Не поворачивая головы, я исполнил его просьбу. Без энтузиазма, с которым когда-то хвастался той же самой историей перед сверстниками. Почему со временем она стала звучать настолько жалко? Или проблема в слушателе?

— А я всё гадал, чего ты так прикончить его хочешь, — сказал Многорукий после сотни наводящих вопросов.

— А? — Я не мог скрыть удивления. До него так медленно доходит?

— Говоришь, что ненавидишь его…

— Я ненавижу!

— Брехня. Я видел людей, которые ненавидят.

— Ну ещё бы.

— А ты им восхищаешься.

— Нет!

— Ого, обожаешь просто. Боготворишь больше, чем все твои дружки-сопляки.

— Придурок! — крикнул я, выбегая из комнаты, наполненной паром. Но я не собирался далеко уходить. Завернув за угол, я прижался к стене. Меня трясло от злости, но я слушал:

— С ума по нему сходишь. А честолюбивый сукин сын отверг тебя, выбрав какого-то ссыкуна. И ты понимаешь, что он выбрал бы того трусливого засранца, даже если бы тот его с ног до головы облевал.

— Он сделал это мне назло! — закричал я.

— Много на себя берёшь.

— Он сделал это, потому что я попросил его об обратном!

— Это уже похоже на правду.

— Потому что я говорил с ним, как с человеком.

— Точно.

— Потому что я решил, что он человек.

— Странно, что он тебе башку не открутил за такое оскорбление.

— Потому что я никогда не стану лучшим, несмотря на то, что обещал! Я солгал ему! Я другой! Такие, как я, лепят слуг таким, как он, и умирают разжиревшими на фермах, а не становятся героями.

Многорукий ничего не ответил. Сползя по стенке на пол, я подтянул колени к груди.

— Ты думаешь, быть женщиной настолько плохо? — спросил Многорукий, и я скривился.

Ты что, смеёшься?

— Тебе не понравились те фотографии?

Я изобразил рвотный позыв.

— Думаешь, будь ты похожа на одну из тех красоток, он прошел бы мимо?

— Не разговаривай со мной так!

— Крошечная женщина, ты хоть представляешь, на что способна? Моя помощь тебе не нужна, веришь? Тебе достаточно только смириться с тем, кто ты есть, и нарастить мясо в нужных местах.

— Не называй меня так! Я ничего тебе плохого не сделал!

Я тяжело дышал, накрыв голову руками, и мечтал, чтобы это унижение поскорее закончилось.

— Ладно, я понял. Тебе нравятся другие фотографии. Я как раз принёс что нужно. Они в кармане джинсов, подай мне.

Встав, я поплёлся обратно в ванную. Подобрав его штаны, я вытащил из заднего кармана несколько карточек и не глядя протянул ему.

— Я сегодня работал в частном порядке, и клиенту понадобились доказательства. Моя репутация ни о чём ему не говорит. Хреново, когда тебе не верят на слово, понимаешь? Поэтому я особенно постарался в этот раз. — Он тасовал фотографии, выбрав одну. — О, вот это моя любимая.

Он протянул её мне, и я взял, зная, что именно он хочет мне показать. Я подготовился и бросил хладнокровный взгляд на картинку… и тут же отшвырнул её, как если бы мне в руку вложили дохлую крысу.

— Этого ты хочешь?

Я развернулся, но на этот раз далеко не убежал.

— Ты этого хочешь, я спрашиваю? Стоять! — Он догнал меня и схватил за руку, поворачивая к себе. — Детство кончилось, как только ты переступил этот порог! Баста! Учись отвечать за свои слова. Не хочешь быть женщиной? Тогда будь мужиком, а это значит смотри на эти фотографии и улыбайся! Это значит — не смей реветь при мне! Это значит, я дам тебе по роже, если ещё раз вякнешь что-то поперёк!

— Я никогда не ревел! Ни при тебе, ни вообще!

— Да что ты? А сейчас что это за хрень у тебя на лице?

— Вода! Я из-за тебя весь мокрый!

— Скажи «я из-за тебя намокла», и я тебя тут же отпущу. — Он улыбнулся, и я совершенно растерялся. — А может, и нет.

— Не скажу! Пошел к чёрту!

Он замахнулся, словно говоря «я тебя предупреждал», но я не закрыл глаза и не отвернулся.

— Выбирай. Либо стань охрененной женщиной, либо отстойным мужиком.

Охрененная женщина? А снег горячий, да?

В тот момент я понял, что у меня есть другой выбор: схлопотать за упрямое молчание или за неправильный ответ. Я выбрал первое.

— Ладно, мы ещё вернёмся к этому разговору. — Сдался Многорукий, отпуская меня. На запястье остались следы. — Только не пойми меня неправильно. Я не говорю, что убивать — плохо. Я занимаюсь этим, сколько себя помню, и мне просто надоели такие дураки, как ты. Вы думаете, что отомстить можно, отвалив элиминатору кучу денег и потребовать фотки в качестве доказательства. Тц, вода остыла…

Теперь пришла моя очередь смотреть на него, как на идиота.

А как еще можно отомстить?

Глава 9

Многорукий сходил с ума. Вседозволенность превратила его жизнь во что-то очень длинное, скучное и даже при всех опасностях его профессии — однотипное. В затянувшийся зевок.

Поэтому он искал веселье повсюду, даже там где его по определению быть не могло.

В работе, в садизме, в пьянстве, во мне.

Совместив последние два пункта, он решил, что пришла пора научить кое-чему такого птенца. Тому, что должен уметь любой уважающий себя мужик и без чего просто не прожить в этом мире.

Тасуя колоду порнокарт, он пинком придвинул стул к столу, за которым я доедал консервы.

— Это азартная игра, — сказал Многорукий, когда объяснил мне правила.

— Что это значит?

— Значит, в неё играют на какую-то выгоду. Чаще всего на деньги.

— У меня нет денег.

— Это очевидно.

— Где мне их взять?

— В подвале есть сейф. — Он назвал мне код. — Осторожнее только с лестницей, там ступеньки держаться на честном слове.

— Я не о том. Мне не нужны твои деньги. Где мне взять свои?

— Ты куда-то собрался? На кой хер тебе свои деньги?

Как если бы мои потребности становились его потребностями, но только при условии, что я буду рядом. Как только я выходил за пределы его территории? Я становился нищ.

— Я должен платить за еду, жильё, одежду — повторил я те правила жизни, которые узнал за несколько дней в городе. — Я должен заплатить тебе за Рэймса.

— Если согласишься с тем, что ты женщина, я не возьму с тебя ни гроша, просто потому что я — джентльмен старой школы.

Словно жизнь велась по тем же правилам, что и азартная игра, где дама была самой сильной картой в колоде.

Как же.

— Лучше я тоже буду джентльменом старой школы, — ответил я.

— Чем же это лучше?

— Хотя бы тем, что я не закончу на ферме тухлым куском бесполезного жира.

— Ферма-ферма, чего ты заладил? Не собирались тебя забирать на ферму! С чего ты вообще это взял?!

На пару мгновений я потерял дар речи. С чего я взял? Потому что это все знали. И сейчас эти его вопросы… как будто он не был умнейшим человеком из всех моих знакомых.

— Сколько я себя помню, мне все говорили, что это произойдёт со мной. Так заканчивают все бракованные.

— Бракованные? — Он отшвырнул карты, голые женщины разлетелись по столу. — Думаешь, если бы ты был таким бракованным куском дерьма, за тобой бы послали Зорких? Дай-ка я тебе кое-что расскажу про этих ребят. Это элитное подразделение, гвардия энитов, их сторожевые псы и гончие, лучшие из лучших. Ими могут стать только люди из пробирок. Новейшие модели. Подбирать всякий мусор их не посылают. — Подведя итог, Многорукий бросил: — Тебя купил кто-то, балда.

— Купил?

— Ты должен был стать «куколкой». — Откинувшись на спинку стула, он достал сигареты. — Судя по всему, какой-то энит-извращенец отвалил за тебя немалые деньжищи. Причем сделал это тайком.

— Извращенец? — повторил я по слогам.

— В покупке «кукол» нет ничего плохого. Но тебя везли через нашу свалку, по заброшенным маршрутам на какой-то развалюхе. А значит, кто-то не хотел, чтобы о его покупке знали, дабы она не повредила его репутации.

— Но ты же сам сказал, что в покупке «кукол» нет ничего плохого.

— В покупке — нет. В некоторых видах использования — да. — Он взял в руки ближайшую к нему карту и повернул ко мне. Мне подмигивала блондинка в коротенькой юбчонке и с сиськами наружу. — Эниты никогда, ни при каких обстоятельствах не должны трахаться с людьми, ясно?

Я покачал головой.

Я уже успел понять, что не знаю чего-то очень важного, что объединяет всех здесь, вокруг чего вращалась вселенная этого города. Словно помимо домов, транспорта, людей здесь было еще что-то, присутствовало незримо, ощущалось в воздухе. Какая-то жажда. Болезнь. Слово «трахаться» было самым распространённым, я мог услышать его за день раз сто, если не боялся выйти на улицу. При том что в приюте никто ни о чём подобном слыхом не слыхивал.

— Да потому что вы в своём приюте все поголовно сидели на стабе, — пояснил Многорукий. — И взрослые, и дети. Это касается не только вашего приюта, вообще всех людей, подчиняющихся системе. «Мебель», «кукол», солдат, простых работяг — всех. Кроме нас. Нас система пережевала и выплюнула, и мы выживаем здесь без стаба.

— Он дорого стоит? — спросил я.

— Да нет, не особо.

— Тогда почему его просто не купить?

— Потому что секс — смысл жизни. Это единственное удовольствие, которое можно получить в этой поганой дыре.

Я размышлял над его словами минуту-другую, разглядывая женщин на картах. Я был на них совершенно не похож. Какое облегчение.

— И для тебя тоже?

— Со мной всё немного иначе, — проворчал Многорукий, держа сигарету между зубами.

— Потому что ты — энит?

— Чёрт тебя дери! Да с чего ты это взял?!

Я помялся, прежде чем напомнить:

— Ты использовал контроль в тот раз.

— Я же тебе говорил: так могут все новые модели.

— Ты здесь живёшь уже больше шести лет. Так Майлз сказал.

— Майлз? — повторил он, словно не знал никого с таким именем. — Мало ли что тебе наплёл этот мудозвон. По-твоему здесь лучшее местечко, чтобы пустить корни кому-то из элиты? Или может я один в один похож на того иерарха, с которым ты столкнулся в своём приюте? Я похож на него?

Я молчал, потому что не знал, какой ответ правильный. Был ли он похож на иерарха? Однозначно нет. Но он и на обычного человека не был похож.

— Майлз сказал…

— Не слушай ты всяких придурков.

Но я не унимался.

— Если бы ты был из пробирки, тебе бы не нужны были те фотографии или эти карты.

— А если бы я был энитом, мне бы они охренеть как понадобились, так что ли?

Я настаивал на своём, потому что инстинктивно понимал: он бы не стал так рьяно доказывать обратное, если бы его это не задело. Он бы сказал мне убираться, потеряв интерес к спору. Я надавил на больное место, и он отреагировал протестом, как и полагается любому живому существу.

— Знаешь, как называется такая логика? Женская. — Многорукий перешёл в контрнаступление.

— Любой на твоём месте был бы рад услышать, даже по ошибке, что его приняли за энита. А ты… словно отмыться от этого пытаешься.

— Может, я их ненавижу, а?

— Тогда ты тем более не человек из пробирки. У них на генном уровне прописана любовь и бесконечная преданность энитам.

— Это тебе тоже Майлз сказал?

— Нет, это любой дурак знает.

— Даже такой как ты?

— Как видишь.

Затягиваясь, он смотрел на меня уже не как на крошечную женщину, а как на большую проблему.

— Какая тебе вообще разница, кто я такой? Если это просто любопытство, то это тоже сугубо бабская черта характера.

Он бил по самым очевидным уязвимым местам. Я его просто не узнавал. Это же было слишком просто в его понимании. Тогда зачем опускаться до такого примитивизма в разговоре с сопляком вроде меня?

— Я ухожу, — пробормотал я, собирая карты со стола.

— Решил сбежать? Это опять-таки бабский поступок.

Я не собирался спорить, пряча колоду в карман и направляясь к выходу. Многорукий меня не останавливал, лишь кинул вслед:

— Принеси мне выпить!

Когда я оказался за дверью, то сообразил, что на мне не было «бронежилета», но возвращаться за ним не стал.

Глава 10

Это был первый раз, когда я вышел на улицы поздно вечером. Если не считать, конечно, той ночи, когда я вообще здесь появился. С тех пор прошло не так уж много времени, но почему-то я чувствовал себя повзрослевшим на несколько лет.

После захода солнца в городе становилось особенно людно и, как ни парадоксально, ярко. Вечером на улицах было светлее, чем в иной день. Разноцветный неон и фонари превращали эту дыру в пёстрый калейдоскоп.

Но сегодня всё было иначе. Темноту рассеивал лишь тусклый свет из окон, в которых горели свечи. Я еле добрался до бара Майлза и Фрика, и маршрут показался мне совершенно незнакомым.

Музыка не встретила меня с порога. Внутри было мрачнее, чем обычно, но это добавляло атмосфере шарма, а сигаретный дым — мистики.

Людей было мало.

Я прошел к барной стойке чуть ли не на ощупь, наступив на ногу кому-то из гостей и услышав о себе много нового.

— Пошёл отсюда, шкет, малолеткам не подаём! — рявкнул Майлз, когда я сел на высокий стул.

— Я карты принёс.

— А, это ты! Глаза совсем паршивыми стали, а тут еще свет отрубили. — Он приблизил импровизированный подсвечник из бутылки. — Тебе принести чего?

— Я не голоден.

— Ничего не говори. Сейчас дам тебе попробовать сыра и вяленого мяса, а?

— Звучит круто.

— И соевого молока. — Он убежал, наплевав на требовательных клиентов, которых пришлось обслуживать терпеливому Фрику.

— Почему нет света и музыки? — спросил я у него, и он махнул рукой.

— Неполадки на подстанции. Такое часто бывает.

— У нас свет был, когда я выходил.

— У Многорукого свой генератор. Весь остальной город платит Мэду за электричество.

— А почему вы не поставите свой генератор, как Многорукий?

Фрик посмотрел на меня, как на чокнутого.

— Нельзя.

— И долго так будет?

— По-разному. День-два. Бывало и на неделю отрубало.

Я тоскливо посмотрел на пыльные колонки, висящие по углам, и Фрик догадался, что именно меня так волнует.

— Не вешай нос, сейчас будет чуть веселее.

И он указал на то, что невозможно было не заметить, но чьё предназначение оказалось трудно угадать. Скорее уж эта громадина походила на тот самый генератор, которого этому бару сейчас так не хватало. И это был генератор, в каком-то смысле…

Музыки.

Когда за барной стойкой вновь появился Майлз с тарелками, Фрик что-то шепнул ему и пошел к этой громадине.

— На самом деле, он только и ждёт момента, чтобы похвастаться своим талантом. Когда отключают ток, это ему всегда на руку. А вот мне нет. — Майлз кивком указал на практически пустой зал. — Этому роялю уже лет триста. Расстроенный к чертям. Лучше заткни уши.

Но я не стал.

Фрик утроился перед этой штуковиной на низкой табуретке, открыл крышку, его пальцы коснулись белых и чёрных клавиш, и… я понял, что с места до утра не сдвинусь.

— Э-э, нахер эту кислую выпивку и музыку… — проворчал своему товарищу пьянчуга, сидящий рядом. — Пойдём к Мэду.

— Да. У него там и посветлее будет.

— Может, увидим его «женщину». Слышал, ему там реально сделали щель.

— Гонишь.

— Да чтоб я сдох! Говорят, Мэд нашёл какого-то доктора, тот отчикал мальцу член и бубенчики и сделал стопроцентную вагину.

— А сиськи?

— Не, на сиськи денег не хватило.

Я почти не слушал их болтовню, сосредоточившись на еде и музыке. Тот, кто первым заговорил о гармонии, вероятно, имел в виду именно это сочетание. Фрик играл долго, с наслаждением, не замечая ничего вокруг… Ему даже свет не нужен был, руки сами знали, что делать.

— Никак не могу понять… В одну и ту же минуту, я — самый несчастный ублюдок на свете, а он — самый счастливый, — пробормотал Майлз, наливая себе стопку. — Скоро я обанкрочусь и повешусь.

Стукнувшись с моим стаканом молока, он запил свою досаду. А когда Фрик поднял руки от рояля, захлопал в ладоши, как бешеный. Я тоже. Мне сразу понравилась эта традиция. Я хлопал до того момента, пока Фрик не вернулся к барной стойке.

— Без женского вокала звучит, как отстой.

— Звучало обалденно! — воскликнул я.

— Правда? — Он посмотрел на меня так, что я понял — мы с ним друзья навек.

— Звучало как всегда, Фрик, — сказал Майлз.

— Вообще-то, это кое-что новенькое. Я разучивал её месяц.

— Ты, блин, всех клиентов распугал.

— Без музыки совсем тоска, ну? — Фрик посмотрел на меня, зная, что я его поддержу. Чистосердечно. — А клиенты ушли, потому что у Мэда свой генератор. Там хоть и светло, но музыка — дерьмо.

— Многим нравится.

— К Мэду все здесь подлизываются.

— Нет, он просто позволяет в своем клубе то, чего не допускает в остальных. Драться, ширяться, трахаться, — пояснил Майлз мне. — А у нас даже в карты нельзя играть… О, кстати, говоришь, ты принёс ту самую колоду?

Я вытащил из кармана карты, и Майлз сразу же раздал на троих.

— Хо-хо-хо, — гаденько рассмеялся он, разглядывая свой «веер». Фрик рассматривал свой молча, но если бы здесь было чуть светлее, я бы сказал, что он покраснел.

Они долго не могли начать игру, ерзая на стульях, поправляя штаны и переглядываясь.

— Ты же говорил, играть в карты запрещено, — заметил я.

— На деньги нельзя. — О, это как раз так, как я не умел. — Сыграем на выпивку. Проиграешь — пьёшь.

— Мы на работе, — напомнил Фрик.

— Посетителей всё равно нет. И уже не будет… до следующей недели. — Майлз выкинул на стол между нами первую карту. — Понеслась.

Игра набирала обороты, подогреваемая не столько выпивкой, сколько изображениями на картах. Майлз грёб их себе, как сумасшедший, хотя я знал, что это предвещает его проигрыш. Но его это не расстраивало. Он стал ещё болтливее. Фрик же наоборот притих, долго думая, прежде чем бить карты, словно не хотел расставаться с некоторыми экземплярами.

В двух словах — я просто не узнавал этих парней. И почти не удивился, когда выяснилось, что во всех партиях выиграл я.

— Мне трудно соображать, когда я на них смотрю! — оправдывался Майлз.

Фрика же эта игра, похоже, вогнала в депрессию. Откинувшись на спинку стула, он запрокинул голову и свесил руки.

— Мы родились не вовремя, — подытожил Майлз, раскладывая пасьянс. — Открой я бар лет триста назад, у меня от посетителей отбоя не было бы. А знаешь почему? — Он не обращался ни к кому конкретно. — Потому что я сделал бы так, чтобы тут крутились женщины. Ничего бы не делали, просто сидели, качали ножками… улыбались… пили сладкие коктейли… хихикали…

— Я бы играл, — прошептал Фрик куда-то в потолок, — а женщина в платье лежала бы на моём рояле. Она могла бы не петь даже, а просто… ну, подпевать… постанывать там, вздыхать…

— Или ходить по моей барной стойке на вот таких вот каблучищах. — Майлз налил им ещё выпить, теперь уже просто так. — Да, танцевала бы на моей барной стойке…

Возможно, подумал я, триста лет назад я бы тоже согласился быть женщиной. Судя по всему, тогда это было не только безопасно, но и престижно.

Опасаясь разоблачения, я осторожно спросил:

— Вы же их… не видели никогда, да?

— Только на картинке, — бросил Майлз, демонстрируя мне двойку пик, на которой из одежды были лишь микроскопические трусики.

— Интересно… — пробормотал Фрик. — Каковы они настоящие на ощупь… должно быть мягкие… везде очень мягкие, гадкие… грудь, бёдра…

— А мне бы только посмотреть хватило. Разок увидеть.

— Ну да, ври дальше.

Я почувствовал себя так, словно оказался в заброшенном храме уже давно умершего бога. Они покланялись ему, тосковали без его милости и любви и как верные последователи жаждали встречи с ним. И несбыточность этого желания, как ни странно, делала их веру такой крепкой, яростной, насущной.

— Мечты сбываются, мальчики, — раздалось за моей спиной. — Нальёте девушке выпить?

Глава 11

Несмотря на то, что у Майлза и Фрика одномоментно исполнилась заветная мечта, счастливыми они не выглядели. Повернув как по команде головы к новому посетителю, они так же дружно выругались.

— Кристиан, какого хера ты тут оставил?! — протянул Майлз и тут же расхохотался, поняв, как удачно пошутил.

— Кристина. Можно просто Крис.

Кристина разместилась слева от меня, и я покосился на неё. Думаю, она для этого рядом со мной и села, чтобы я оценил различия. Я был грязен, взъерошен, неопрятен. Крис же была похожа на ожившую тридцать седьмую карту в колоде — глянцевая, лощённая, с шикарными светлыми волосами и ангельским личиком. Только в платье и без груди.

Я вписывался в дешевую обстановку замечательно.

Она же была из параллельной вселенной.

— Ты так встречаешь всех своих гостей?

— Не твоего ума дело, как я их встречаю.

— Я передам Мэду твои слова. Он давно хотел узнать, как ты ведёшь свой бизнес.

— О, так ты тут от Мэда?

— Пока ещё не решила. — Крис достала из крохотной сумочки портсигар и вынула тонкую сигарету. — Так ты мне нальёшь?

— И что её королевское величество хочет? — нехотя поинтересовался Майлз, вставая на ноги и тут же падая. Фрик поспешил ему на помощь. — Со мной всё в полном…

Язык его заплетался.

— Я налью, — вызвался я, слезая со стула и заходя за барную стойку. Которая конечно была для меня слишком высока.

— Не уходи далеко, Фрик, — позвала его Кристина, когда мужик поднял своего друга с пола и поковылял с ним к лестнице. — У меня от транса голова разболелась, хочется послушать классику.

— Давайте вернёмся. Босс будет недоволен.

Встав на цыпочки, я разглядел того, кто её сопровождал. У неё был свой телохранитель, ничего себе. Здоровый лось, как я его сразу не заметил?

— Иди подыши свежим воздухом, — отмахнулась от него Крис, и тот подчинился, хотя и не хотел. Но на то она и королева. Я понял, что Майлз хамил ей лишь потому, что был вдрызг пьян.

Я придвинул к ней пепельницу, и Крис прикурила от догорающей свечи.

Сладко запахло.

— Что налить? — спросил я, убирая огарок и вставляя в горлышко бутылки новую свечу.

— Если честно, я пришла сюда не за этим. — Она поднесла сигарету ко рту, и я уставился на её руку. У неё были ногти покрашены в красный, а на лице — макияж. — Несмотря на то, что мне здесь не рады, я люблю это место. Не такое безнадёжное, как считает Мэд. А когда обрубают ток? Здесь начинают играть единственную музыку, которую я выношу. И свет не бьёт по глазам… Ты когда-нибудь был в Блазаре? И музыка, и свет там такие, что хоть стреляйся. — Она проследила взглядом за Фриком, когда он вернулся и пошел к роялю. — Если бы у меня помимо вагины был ещё и женский голос, я бы ему подпела.

— О.

— А у тебя голос интересный. Может, споешь что-нибудь?

— Я не умею.

— Ну, все мы когда-то начинали.

— Тут и начинать не стоит.

— Тебе что, страшно? При том, что ты живёшь под одной крышей с самым злобным ублюдком на свете? — Она прищурилась, глубоко затягиваясь. — Ты же штучка Многорукого?

«Штучка», а?

— Я думал самый злобный ублюдок — Мэд.

Не знаю, на что я рассчитывал, говоря всё это. Точно не на то, что Крис усмехнётся.

— Ну разве мы с тобой не счастливчики? — Она стряхнула пепел. — Мэд — безумен. В прошлом, когда он набрасывался на меня, я думала, что эту-то ночь точно не переживу. Поэтому я с лёгкостью согласилась на операцию… Ха, как будто у меня был выбор. Там всё так долго заживало, знаешь. Болело страшно. Я ссать нормально не могла с месяц. Так что я достойна называться женщиной больше, чем любая реальная женщина.

Я не понимал, зачем она мне это рассказала. Пока Крис не заговорила снова.

— Теперь твоя очередь… Нет, погоди, такие истории только под выпивку пойдут. — Когда я снова спросил, что она предпочитает, Кристина подпёрла кулаком подбородок, пристально на меня глядя. — А что пьёт твой хозяин?

Я переставил стул и достал с верхней полки целум. Наполнив стопку наполовину, я толкнул ее к королеве, и та осушил ее залпом. Впрочем, тут же закашлявшись.

Размеренная музыка и надсадный кашель.

Я видел, как в дверном проёме беспокойно бродил телохранитель королевы.

— Ясно… — Она вытерла обожжённый, но все равно улыбающийся рот. — Так вот каков он на вкус.

Я по своей наивности решил, что она говорит о целуме.

— Горячо, — прошептала Крис, глядя на меня исподлобья. — Но всё равно ещё хочется, правда?

— Я никогда не пробовал, — признался я, наливая ему снова.

— Думаю, когда живёшь с ним, пить совсем не обязательно. — Она затушила сигарету и на этот раз выпила порцию медленно, пытаясь почувствовать вкус. — Тот самый случай, когда опьянеть можно от одного поцелуя, полагаю. Буквально.

Трудно сказать, о чём она там себе думала, уставившись так на меня.

— Ещё?

— Нет. Теперь твоя очередь.

— Я не пью.

— Ну, мы это уже выяснили. Я говорю про другое. — Она имела в виду мою историю, очевидно. — Как тебя зовут?

Я пожал плечами. Как всегда. Думаю, именно так меня и звали.

— Лет сколько?

— Не знаю.

— Меня вышвырнули на улицы в шестнадцать. — Выпивка развязала ей язык совершенно. — Я принадлежала одному из советников консула. О роскоши, в которой я жила, никто здесь не слышал. Меня обучали… Одной хорошенькой внешности недостаточно, ты должен ещё и вести себя соответственно. У меня были восхитительные манеры, да… Представь себе, какой ужас я испытала, попав сюда. — Её взгляд стал рассеянным. — Несмотря на слухи, которые ходят здесь, «куклы» — совсем не секс-игрушки. Поэтому я и понятия не имела о том, как именно меня будут использовать в дальнейшем. Я даже сочла себя проклятой, когда попала к Мэду. И я долго верила в это, кляла судьбу и всё такое… пока не услышала, что Многорукий завёл себе питомца. И я подумала, вот этому бедняге в самом деле не повезло.

Так вот зачем она сюда пришла. Познакомиться.

— Все считали, что этого никогда не случится. Ну знаешь, мол, он искусственный, а они все поголовно импотенты. Но я встречала искусственных много раз. Они охраняли моего хозяина и меня, я изучила эту породу. Никто из них не смотрит, не ведёт себя, не говорит так. Он не из пробирки, я знала. А потом он взял тебя, и я решила убедиться окончательно. Так что ответь мне на мою откровенность тем же и скажи. Кто такой Многорукий?

Он элиминатор, но думаю Кристина это уже успела выяснить.

— Зачем тебе это?

— Просто так. Я подумала, ты скажешь мне из чувства солидарности. Все-таки мы находимся с тобой в равном положении.

— Нет, не в равном, — ответил я, глядя на бутылку целума. — Ты — «кукла» энита, а я — приютский выкормыш. Ты — королева, а я — просто шестёрка, которую он гоняет за выпивкой. У нас с тобой вообще ни капли общего.

Надо было видеть её лицо в тот момент. На мою (непозволительную в общении с королевой) дерзость она ответила чистосердечным смехом.

— Так вот как ты утоляешь его жажду? — Она так хохотала, что обеспокоенный Фрик перестал играть и теперь глазел на нас. — Твоя основная обязанность — носить для него бухло?

Я нахмурился.

— Разве в этом есть что-то недостойное?

— Напротив. Если он так долго подбирал себе человека, который будет просто собирать дань с местных баров, может лет через десять найдёт себе и подходящую «женщину». Надеюсь, ты оправдываешь оказанное тебе доверие?

Несмотря на то, что это была насмешка, это единственное, что я умел, как мне казалось, делать хорошо.

— Раз у него такие высокие запросы, касательно персонала, то и всё остальное должно соответствовать. Тем более выпивка, ты согласен?

Высокие запросы, ха? Я все это время думал, что он придерживается принципа, чем хуже, тем лучше. Он подобрал меня с улицы лишь потому, что у меня был на голову натянут чулок. Что касается выпивки? По понятным причинам, он был привязан к ней сильнее, чем ко мне, но и тут его вкус оставлял желать лучшего.

— Это что, беспокойство?

— Я забочусь обо всех своих… подданных.

— Я думал, его дом не входит в ваше королевство.

— Но этот паршивый бар — входит.

Я нахмурился.

— Сама говорила, что тебе тут нравится.

— Я говорила про атмосферу, про музыку… Выпивка тут никуда не годная. Почему ты берёшь целум именно здесь? Тебе же могут дать бутылку за так в любом другом заведении.

Я про другие слыхом не слыхивал. И она, похоже, поняла причину моего смущения.

— Так уж тут принято, — продолжила Кристина, ухмыляясь. — Многорукому нигде не посмеют отказать в гостеприимстве.

— Даже у Мэда?

Ухмылка стала шире.

— Без понятия. Я не вникала в суть их отношений. Все-таки они познакомились намного раньше, чем в этом городе появилась я. — Она хитро прищурилась. — Но кое-что я знаю совершенно точно: лучший целум подают в Блазаре.

Не то чтобы я не понимал, на что она намекает…

— Пойми меня правильно. Я лишь хочу помочь тебе соответствовать его высокому статусу и запросам. Ты же уже успел заметить, как изменчиво его настроение. Какой он требовательный и придирчивый. Он с катушек может съехать из-за любой мелочи. Прибить тебя из-за того, что ему выпивка не понравилась, к примеру. А ты, как я погляжу, славный мальчик. Ты мне даже нравишься.

Ладно… Крис была первым человеком, который сказал, что испытывает ко мне симпатию. И пусть это было ложью, я повёлся на это, как последний баран.

Хотя вида не подал.

— Значит, мне можно будет туда зайти как-нибудь?

— Почему ты спрашиваешь? Это обычный клуб, а ты — обычный парень. — Она не давала прямых ответов, каждую её фразу можно было понять превратно. И почему это её змеиное лукавство не отпугнуло меня?

Ревность. Соперничество. Ребячество. Мне хотелось доказать ей и Многорукому, что я тоже что-то из себя представляю. Что могу сам решать, куда иди и какой выбор делать.

Заметив эту перемену во мне, Крис победоносно улыбнулась.

— Почему бы нам сейчас туда не отправиться? Это довольно далеко, а я как раз на машине.

— Эй, не лезь к нему. — Я не заметил, как к нам подошел Фрик. Скрестив руки на груди, он смотрел на Кристину с высоты своего роста, выглядя так внушительно… Я даже обрадовался тому, что у меня с этим мужиком хорошие отношения. — Если хочешь поиграть, делай это здесь, под моим присмотром.

— Не знал, что Штучке нужен твой присмотр. Разве за ним уже не присматривает Многорукий? Или, по-твоему, он делает это недостаточно хорошо? Вряд ли ему понравятся эти твои рвения…

— А ты чего так об этом переживаешь? Если у Многорукого есть претензии ко мне или к моей выпивке, он придет и сам мне всё выскажет.

— Не подумай ничего плохого, я всего лишь пытаюсь найти себе подходящую компанию. Нам с Штучкой самой судьбой уготовано стать друзьями. — Когда Фрик не отступил, Крис надула губки. — Чего ты боишься? Клянусь, что и пальцем его не трону.

— Не ввязывайся в это, — обратился ко мне Фрик.

Я недоумевал.

— Я не собираюсь ни во что ввязываться.

— Мы просто доедем до Блазара.

— Хочу посмотреть на город, — сказал я.

Многорукий всё равно никогда не устроит мне экскурсию. Он не собирался показываться со мной на людях. Когда он возвращался, то сразу засыпал. А когда просыпался — сразу пил. А потом занимался своими делами, иногда смотря на меня так, точно жалел о том, что вообще меня подобрал.

— Если боишься, можешь даже не заходить внутрь, — поддакнула королева. — Я всего лишь хочу отплатить равным гостеприимством, Фрик. Но если ты так беспокоишься за мальца, почему бы тебе не поехать с нами?

— Это лишнее, Фрик, — сказал я, когда понял, что он колеблется. — Тебе нужно смотреть за баром и Майлзом. Вот, я оставлю ему. — Я собрал карты в стопку. — Зайду за ними завтра, ладно?

Но Фрик дураком не был, он сразу понял, что меня элементарно взяли на слабо. И всё же кивнул, беря с меня обещание:

— Увидимся завтра.

Глава 12

Внутрь я всё-таки зашел.

Мы ехали на машине, через окутанный мраком город (так что экскурсии не получилось), но зато сам Блазар сиял как путеводная звезда. Водитель объехал толпу, которая собралась у парадных дверей, и затормозил перед черным входом. Он открыл дверь королеве. Я из салона выбрался сам.

Выпрямившись, я почувствовал вибрации под ногами.

Наполненное светом, пульсирующее сердце города, вот каким я видел Блазар. Если сравнивать с заведением Майлза? Один в один та же ситуация, как когда я встретился в коридоре с генералом, и он меня даже не заметил. Как если бы перед его приходом провели недостаточно тщательную уборку, и я остался валяться на полу.

Просто. Совсем. Другой. Уровень.

Поэтому мне стало грустно уже на пороге.

— Идём, — поманила меня королева. — Знаешь, все наши давно хотели на тебя посмотреть.

Что-то это звучало это совсем не заманчиво.

— Я, пожалуй, пойду, — пробормотал я, заталкивая руки в карманы.

— Тебе даже не хочется посмотреть, как выглядит самый знаменитый клуб внутри? Знаешь ли, не все могут сюда попасть. Если передумаешь, тебе придётся отстоять километровую очередь и тебя наверняка не пустят. Ты же совсем ребёнок.

— Значит, приду, как подрасту.

Она недовольно нахмурилась, но тут же исправилась:

— Хорошо. Но за целумом тебе всё-таки придётся зайти самому. Забирай бутылку и беги домой. Наверное, Многорукий тебя уже заждался. Передавай ему привет. Думаю, он обрадуется подарку…

Она купила меня так дешево. Смутной надеждой, что я смогу в кой-то век угодить самому привередливому и изменчивому человеку на свете.

Я скользнул вслед за ней в тёмный коридор, а когда вышел на свет, её уже не было рядом. Я замешкался всего на секунду, а беснующаяся толпа уже подхватила меня и вынесла в центр огромного танцпола.

Вспышки света, громоподобная музыка, потные тела… я никогда не был на войне, но подумал, что она должна выглядеть именно так.

Мне захотелось поскорее убраться отсюда, и я отчаянно заработал локтями. Совершенно выбившись из сил, я в итоге добрался до стены… и обомлел.

Зеркала. Повсюду. Я только теперь заметил, что стены, пол и потолок здесь сделаны из зеркал.

Прижав ладони к стене, я всмотрелся в своё лицо.

Боже мой. Мы с тобой как будто сто лет не виделись.

Это было как встретиться с семьёй, хотя я и понятия не имел о том, каково это. Тот, кто стоял напротив, был тёмненьким мальчишкой среднего роста. На его длинной шее не было кадыка. На его худом лице выделялись большие карие глаза и скулы. Его растрёпанные волосы непозволительно отросли. Он выглядел просто ужасно…

Я отвернулся от него и прижался спиной к прохладной стене. Я шарил взглядом поверх голов танцующих людей. Всё здесь казалось очень любопытным и новым, но я был слишком напуган, чтобы должным образом оценить обстановку, в которой оказался.

Заметив платье королевы, я дёрнулся в её сторону, но тут же замер. Я сразу понял, что мне к ней нельзя: на вершину стеклянной лестницы абы кого не пускали. Там находились места для избранных. На втором этаже, наблюдая за тем, что творилось внизу, сидел Мэд в окружении своих верных людей.

Я сразу понял, кто этот мужчина. Это было даже не понимание, а вроде… узнавания.

А ещё у него на коленях сидела королева.

Губы венценосной пары соединились, и я отвернулся, словно мне отвесили по щеке.

Но тут же повернулся снова. Крис что-то шептала боссу на ухо, пока он смотрел на меня.

Я отгородился ладонью от луча, когда тот скользнул по моим глазам. А вовсе не потому, что захотел спрятаться от Мэда. К тому же в этом уже не было смысла: передо мной выросла стена.

Свет больше не терзал глаза.

— Эй, парень. — Мне на плечо опустилась тяжелая рука. — Ты не заблудился?

Оно говорящее?

— Мне нужен бар, — проговорил я, запрокидывая голову. Этот мужик был реально огромным.

— Чего? — Я повторил громче. — Бар тебе нужен? Вот оно что… ну, пойдём провожу.

— Спаси…

бо… бо… больно!

Я отлетел к стене, хватаясь за лицо. Рот тут же наполнился кровью. Я прокусил язык.

Поправив кольцо с печатью на среднем пальце, мужчина подошёл ко мне и схватил за шиворот. Он тащил меня через толпу, и та сама перед ним расступалась, отчего мне стало больнее и обиднее вдвойне. Я хрипел, цепляясь за шею. Он говорил мне что-то, но я смог разобрать слова, лишь когда мы оказались в коридоре и стало потише.

— …не знаю, зачем ему приспичило нас провоцировать. Такие игры с боссом не проходят. Скажи спасибо, что он вообще решил тебя в живых оставить. Я бы тебя точно прихлопнул. Бар ему нужен, ха… Я таких охреневших обычно разрезаю тупым ножом от мошонки до подбородка и подвешиваю под потолком вверх ногами.

Я не совсем понял, чем это заслужил. Из-за того удара я туго соображал.

— Передай этому клоуну, что это ни хера не смешно. Если он нарушает правила, которые сам придумал, почему бы нам их тоже не нарушить? А? Вот прямо сейчас?

И он отправил меня в полёт. Я упал на спину плашмя, оказавшись под звездным небом. Избитый и свободный. Что мне это напоминает?

— Мне… нужен… целум… — хрипел я. Кровь пузырилась на губах.

— Чего? Убирайся отсюда, пока цел.

Он развернулся, чтобы зайти обратно и запереть дверь, но я оказался проворнее. Я прыгнул к нему. Я вцепился в его ногу, не пуская.

— Ваша королева обещала мне целум. Дай мне его.

— Боже, ты что, такой же? Готов душу за бухло продать? Да вы просто натуральные психи. — Он отшвырнул меня, но я уже был внутри. Я пополз на него снова.

— Дай… дай мне…

— Я тебя убью, сука! — Он выхватил пистолет. — Пошел отсюда нахер!

— Думаешь, мне не всё равно? Он меня тоже убьёт, если я вернусь с пустыми руками. Причем сделает это намного мучительнее и изощрённее, чем ты. — От травмы головы или от страха у меня разыгралась фантазия. — Рассказать, что он со мной сделает? Или тебя больше интересует, что он сделает с тобой, если ты меня ещё хоть пальцем тронешь?

— Не подходи! — рявкнул он, передёргивая затвор.

— Представляешь, как он расстроится, когда не обнаружит утром ни выпивки, ни меня? Думаю, он быстро разберётся, кто в этом виноват и тогда… Он придёт сначала сюда. Он сравняет это место с землёй. А потом навестит твой дом. И всё из-за бутылки целума…

— Хватит, Рик, — раздалось за его спиной. Рик аж вскрикнул от неожиданности. — Принеси ты ему эту чёртову бутылку. — Мужчина, который стоял за его спиной, обратился ко мне: — Нам проблемы не нужны. Забирай её и проваливай.

Серьёзно? Вот так просто?

Я перекатился на спину и раскинул руки в стороны. Кажется, я на какое-то время потерял сознание и очнулся, когда мне на живот грохнулось что-то тяжелое. Я согнулся и обхватил себя руками, чувствуя… бутылку.

— Смотри не разбей, крысёныш, — проворчал Рик, оставляя меня наедине с осознанием собственной победы. Не то чтобы я чувствовал себя или выглядел как победитель.

Прижимая бутылку к себе так, как раньше матери прижимали своих младенцев, я поднялся на ноги и пошел к выходу из этого чёртового места. Первоначально моей целью было уйти от него подальше. Когда же я в этом преуспел, я понял, что не знаю… не знаю дороги домой.

Я заблудился.

Вокруг не было видно ни зги. Я узнал, как чувствовали себя слепые люди, которых было немало в прошлом (хотя в это трудно поверить). Немощным калекой, призванным охранять самую дорогую вещь в мире.

Я искал свет… Я помнил, что там, где находится Многорукий, полно тихого света. Не режущего по глазам мягкого сияния. Море желтой тишины. Я был похож на ночного мотылька — пыльного, одинокого, глупого…

— О, глядите, кто тут у нас.

Я остановился, разглядывая парней. Их было трое, они привались к кирпичной стене напротив питейного дома. Внутри было светло, шумно и пахло едой. Над дверью ярко горел подвесной фонарь. Я разглядывал их лица.

Отлипнув от стены, ко мне подошёл один из троицы. Я вспомнил, где видел его раньше.

— Славно тебя отделали. Многорукий? Ты так быстро ему надоел? — Он вытащил нож-бабочку. Точь-в-точь как в прошлый раз. — Тогда он точно не обидится, если мы тебе ещё чуть-чуть физиономию подправим. У меня уже давно руки чешутся.

— Это сделал Рик из Блазара, — зачем-то сказал я.

— Да неважно. Он сделал, мы доделаем. — На меня двинулись все трое. — Будет на кого вину свалить.

— Погоди, он сказал «из Блазара»?

— Гляньте, что он там держит?

Кто-то присвистнул.

— Элитная выпивка.

— Гульнём.

— Спасибо, браток.

Я посмотрел на бутылку в своих руках. Я отступал до последнего, а когда прижался к стене, понял, что у меня просто нет выхода. Обхватив горлышко, я коротко размахнулся и разбил её об стену, к которой прижимался.

Парни замерли, глядя на лужу дорогущей выпивки и на мокрую стену. В их взгляде поселилось сомнение: убить меня или начать слизывать алкоголь с земли?

— Ах ты сука…

— Ни с места! — Я выставил руку перед собой.

— Да на что ты рассчитываешь? Нас же больше, тупица.

— Я вижу. Вас, конечно, больше. И вы, совершенно точно, сильнее… Вы убьёте меня. Но перед этим я порежу одному из вас лицо. Я сделаю его таким уродом, что он сам потом себя прикончит. А может я успею разодрать рожи всем троим? А что ты сможешь сделать этим ножичком? Пырнёшь пару раз? Я ещё долго буду умирать, много чего успею, клянусь.

Парни переглянулись, подсчитали шансы.

— Псих грёбаный, — проворчал заводила, складывая нож.

— Если вы здесь, ребята, значит, я уже близко. — Я вытер рукой выступивший на лице пот. — Не подскажете, как мне до дома дойти?

— Ты что, смеешься?

— Нет, я серьёзно.

Блондин закатил глаза, признавая меня безнадёжным.

— Можешь идти по этой улице и у мастерской Бэна повернуть направо.

— Спасибо, браток, — повторил я его слова. Но прежде чем уйти спросил: — А почему вы не на своём прежнем месте?

— Туда прикатил кто-то из людей Мэда. Там наверняка намечается что-то горячее. Вот мы и убрались от греха подальше. — Он помахал мне рукой. — Так что беги-беги. Надеюсь, тебя там подстрелят.

Чёрт возьми.

Ладно, я не верил, что нечто настолько масштабное вроде межклановой войны может произойти по моей вине. Просто потому что я по своей наивности поверил в дружбу кошки с мышонком. Эта Кристина…

Не придумав ругательства достойного королевы, я решил называть её впредь Кристианом. Посмотрев на оружие в своей руке, я представил, как приставляю его к чужой шее и слегка надавливаю…

Собственные мысли меня напугали.

С другой стороны, о чём я ещё мог думать при такой жизни? Все разговоры, которые я слышал, состояли пятьдесят на пятьдесят из секса и убийств. Иногда из убийств на почве секса. Изредка из секса после убийств.

Сжав пальцы на горлышке бутылки, я пошагал домой. Не то чтобы я решил, будто Многорукому может понадобиться моя помощь. Просто затраченные на эту бутылку усилия могли по дороге себя оправдать ещё не раз.

Небо уже начало светлеть, когда я оказался на нужной улице.

Перед домом Многорукого, действительно, стояла машина. Но выстрелов не было, и это удивило меня сильнее, чем если бы они были.

Я решил, что к нему на переговоры приехал сам король.

На самом деле?

Привалившись к стене соседнего дома, я из темноты наблюдал за неофициальным визитом королевы. Крис стоял у своей машины, Многорукий подпирал плечом дверной косяк.

Я потрогал след от кольца под глазом. Во рту чувствовался вкус крови.

И кто подарил мне эти прекрасные ощущения?

— …если уж ты всё равно не спишь, — говорил Крис, — давай подождём его вместе.

— Похоже, что я кого-то жду?

— Бессонница, значит?

— Типа того.

— У меня есть отличное средство от бессонницы, знаешь.

— Я слишком трезв для этого.

— Я принесла выпить. — Он продемонстрировал такую же точно бутылку, какую я не донёс. Он решил утолить его жажду за меня. Всё внутри меня закипело, и я неосознанно двинулся вперёд. Одёрнув себя только на третьем шаге. — Может, всё-таки пригласишь в дом?

— Я не пью такое дерьмо.

Так просто и не объяснить, как счастлив я был это слышать. Если бы я не разил бутылку тогда, разбил бы сейчас.

— Пить не обязательно. Мы сможем с тобой просто… поговорить.

— Охренеть. Тебе пришили вагину, и ты решил прийти ко мне и поговорить?

— И это работает, не так ли? В прошлый раз ты на меня даже не взглянул. — Когда Многорукий не ответил, Крис предположил: — Или это потому, что я сказала, что видела твоего малыша? Да, мы с ним сегодня мило поболтали. Рассказать, что дальше было?

— Думаю, он и сам мне всё выложит. — Многорукий посмотрел на меня и поманил пальцем. Похоже, он уже давно меня заметил. Распознал мой силуэт в темноте. Почувствовал запах крови. Чёртов монстр. — Тащи сюда свою задницу, придурок.

Я вышел на свет, избитый, улыбающийся, сжимающий горлышко бутылки, за которую готов был отдать жизнь. И, кажется, это произвело впечатление не только на Кристиана.

— Это ещё что у тебя в руке? — пробормотал Многорукий.

О, его только это интересовало?

— Да так… подобрал на помойке. — На пороге я обернулся, чтобы посмотреть на королеву. — Спасибо за радушный приём.

— У меня и в мыслях не было… — О, её выражение лица стоило того, чтобы пройти пешком через весь город. — Лишь хотела представить тебя Мэду, а этот его бульдог как с цепи сорвался. Вернусь, всё этому озверевшему ублюдку выскажу. Я тут не при чём, честно.

Ладно, я тоже врать умел.

— Не страшно. Я почти ничего не почувствовал.

— Какое облегчение.

— Ага. Мне у вас, кстати, безумно понравилось. Уверен, что загляну к вам снова, когда подрасту. Можно?

Королева кривовато улыбнулась.

— Буду ждать.

Глава 13

Я скидывал одежду по пути в ванную. Что-то случилось с этим домом пока меня не было… немного увеличился метраж, и пол теперь лежал под углом. Восхождение с препятствиями, вот на что это было похоже.

Я еле в ванну забрался. Я сполз на самое дно и перекинул ноги через бортик. Мне хотелось спать и пить, и я мог бы совместить это, если бы дотянулся до крана.

Мне помогли с этим. Холодная струя ударила прямо в грудь, и я сжался, отворачиваясь. Кого черта я лёг головой к крану? Ладно, едва ли меня беспокоило именно это.

Вода защипала ранки, напоминая, как я катался по гравию и разбитому стеклу, которого было полно возле клуба Мэда. Ублюдки вышвырнули меня будто бродячую шавку… И Крис, конечно, знал, что так оно и будет. Зачем он всё это затеял?

Чтобы показать меня своему боссу?

Чтобы продемонстрировать свою власть?

Чтобы убить меня?

Я не знал причины, но почему бы и нет?

Я начал расслабляться… Вода не стала теплее, но я понял, что на теплую могу не рассчитывать. Это было наказанием и лечением одновременно. Повернув голову, я открыл рот и высунул распухший язык. Я пил жадно и неуклюже, а Многорукий смотрел на меня.

Смотри… Я готов был жизнь отдать, чтобы угодить тебя. Я готов был убивать за ту чёртову бутылку.

— Отлично развлёкся, как я погляжу, — заговорил он наконец. — Блазар, действительно, такой крутой клуб? Я там ведь не был никогда.

— Музыка там неважная.

— А обслуживание понравилось?

Я попытался пожать плечами.

— Не знаю, как тебе это удаётся, но сегодня ты стал самым отпетым преступником города. Нарушил правила Мэда и мои правила.

— Просто потому что зашел в самый популярный клуб города?

— Ты попёрся в то единственное место, которое для тебя закрыто.

— И для тебя тоже? Так это работает? Для Мэда и его людей не существует твоего дома, а для тебя не существует его клуба?

— Ага.

Мэд наказал меня жестоко. Страшно представить, какое наказание мне придумает элиминатор. На это Крис и надеялся? Что Многорукий сам меня прибьёт, когда узнает, что я своим любопытством создал ему новые проблемы?

— Я не знал об этих правилах, — сказал я.

— Теперь знаешь.

— Меня пригласил Крис, — добавил я смягчающее обстоятельство.

— Это ещё что за мудак?

Многорукий, в самом деле, не знал по именам никого в этом городе, кроме Мэда. Он их даже не пытался запомнить, не считал это необходимым. При том что он только что разговаривал с этим Крисом.

— Так зовут королеву, мэтр.

— Нашел самого лживого, извращённого ублюдка, и попёрся за ним?

Да, похоже, это у меня входит в привычку: следовать за лживыми, извращёнными ублюдками.

— Он сказал, что нам суждено стать друзьями.

— И ты подумал «почему бы и нет»?

— У нас с ним есть кое-что общее.

— В отличие от меня, да?

Да, точно. Вопрос только в том, почему Крис нашел причину для ненависти в этой «общности», а Многорукий оставил меня подле себя из-за нашей «разности»…

Так я понял, что искать систему в этой жизни бесполезно. Я уже не в приюте, придётся просто принять нелогичность некоторых вещей, людей, проявлений, ситуаций как данность.

— Послушай, я не знаю, как вы там женщины мыслите… но то, что у этого козла появилась лишняя дырка между ног, не делает вас роднёй. Понимаешь? — пробормотал Многорукий, когда я не ответил.

— Я не считаю его роднёй, ладно? Говоря о кое-чём общем я вообще другое имел в виду.

Но он меня не слушал. Трезвым он показался мне ещё более пьяным, чем когда напивался. Как такое может быть?

— Я понимаю, ты создание с другой планеты в ещё большем смысле, чем эниты, и тебе бы хотелось поболтать с кем-то из одной с тобой команды. К тому же ты ещё совсем сопляк, ты нуждаешься в авторитете… Но это не тот случай.

— Я это уже усвоил.

— Он — хреновый пример для подражания, ясно?

— Я не собирался ему подражать. Мне вообще на него наплевать.

— Так зачем ты с ним туда попёрся?

— Он сказал, что даст бутылку лучшего целума для тебя.

— Он дал?

Я посмотрел на него, не зная, какой ответ правильный.

В каком-то смысле, да. Я получил бутылку. Кроме того, такую же привез к дому Многорукого сам Крис. И всё же мэтр остался без выпивки.

Как так?

— Не он, — пробормотал я. — Один из вышибал.

— Не знал, что Мэд набирает в свою команду таких добряков. Стоит сказать им спасибо. — Многорукий повернул мою голову и провёл большим пальцем под глазом, где остался след от кольца. — Смотрю, они тебе и несмываемую печать поставили, как настоящему ВИП-клиенту. Наверняка, сокрушались, что ты так быстро ушёл. Предлагали дополнительные… услуги.

— Угу, с использованием тупого ножа и верёвки.

— Прям, как я люблю. Чёрт возьми, я тебе жутко завидую. БДСМ, выпивка на халяву… Так где моя бутылка?

— А-а… я разбил её.

— Почему?

— Подумал, она недостаточно хороша для тебя.

Он нашёл это логичным.

— Ты прав. А этот мудак в платье привёз мне её на порог, представляешь?

— Чем он только думал.

— Я могу стерпеть какую угодно паршивую компанию, но не выпивку.

— Хоть бы узнал, что ты предпочитаешь, перед тем как соваться.

— Я его чуть не убил.

— Да уж.

Он выпрямился и закрыл кран. Судя по недоброй улыбке, в его голове поселилась какая-то идея.

— Стоит уважить смелость этого мудака в платье. Он хотел приобщить меня к своему пойлу? Я приобщу его к своему.

Несмотря на то, что это прозвучало весьма кровожадно, я вспомнил, как Крис сидел за барной стойкой в баре Майлза. Как он пил то, что предпочитает Многорукий. Как он сказал, что теперь знает его вкус.

А потом я вспомнил, как он целовал Мэда. И понял, о каком вкусе идёт речь.

— Приготовлю ему мой любимый коктейль. — Многорукий вышел из ванной.

Сползя вниз, я погрузился в воду с головой. Я слышал, как Многорукий ходит по дому, собираясь за выпивкой для себя и Криса.

Хлопнула дверь, и боль почему-то вернулась с новой силой.

Глава 14

Я узнал новое слово. Дежа вю. На самом деле, так просто это не объяснить. Но вот я проснулся на следующее утро и подумал — дежа вю.

Я опять лежал на пропахшей дымом софе, прикованный к ней болью по рукам и ногам. С меня словно содрали кожу. Со спины. С лица.

Хотя на этот раз рядом не было Многорукого. Их было несколько, они стояли вокруг меня, их руки представляли собой надежный частокол. Моя импровизированная армия. Я был влюблен в этих чудовищных кукол без памяти.

Закрыв глаза, я прислушался. Мэтр был внизу. Я слышал его голос: он говорил по коммуникатору и, судя по сбившемуся дыханию, отжимался… или качал пресс… или подтягивался на перекладине, которая была прибита в дверном проёме его комнаты.

— …нет, это слишком далеко. Хочу ближайшие недели поработать поближе. Плевал я на деньги. А-а-а, с каких пор ты стал таким любопытным? — Он помолчал. — Думаю, за сутки обернусь. Погоди… Мне нужна твоя помощь.

Во время паузы его собеседник, наверное, усомнился в его умственном благополучии.

— Помощь другого рода. Хочу приобрести кое-какую литературу. Поспрашивай на чёрном рынке, наверняка что-нибудь нароешь. Знаешь, например в двадцать первом веке много напечатали книжонок про воспитание детей. Вряд ли их уничтожили все…

Долгая пауза.

— Давай-давай, отдышись. Не знаю, на вид ему лет пятнадцать, но психологически больше двенадцати не дашь. Слушай, со мной уже такое было, ясно? Я уже пытался всё сделать сам и облажался. Я вырастил одного ублюдка себе на голову. В этот раз всё может выйти намного хуже. Да ты не ослышался. — Многорукий глубоко вздохнул. — Потому что вчера он решил подружиться с отпетым извращенцем. Нашёл себе авторитет. Он попёрся за ним в самый паршивый клуб города, а когда вернулся, отказался мне рассказывать, какого чёрта там делал.

Да ты и не спрашивал!

— Зато заявил, что они с тем трансвеститом чертовски похожи. Просто как две капли воды.

Чего? Когда я такое говорил?!

— Притащился вместе с ним ко мне на порог весь избитый и сказал, что ему охренеть как понравилось с этим пидором тусоваться.

Это ты был вместе с ним! Он к тебе приехал!

— И я не знаю, как ему объяснить. Да, именно потому, что я сам был таким. Ладно, я и сейчас такой же, но я не хочу, чтобы он был таким. Он должен стать совершенно другим, ясно? Не важно, не бери в голову…

Вряд ли я мог представить в ту минуту что-то интереснее этого разговора, но шум, доносящийся с улицы, заставил меня отвлечься. Звук нарастал и густел… Пронзительный вой клаксонов, рёв топливных двигателей, скрип тормозов, будто со всего города к крыльцу Многорукого съезжались все машины города.

С трудом оторвав голову от подушки, я нашел взглядом часы. Я провалялся больше суток и предпочёл бы валяться дальше, но автоматная очередь сработала круче будильника. Я соскочил с софы и (Многорукий не зря называл меня придурком) кинулся к окну.

Стреляли в воздух. Помогло ли мне это расслабиться?

Посмотрев вниз, я едва не потерял сознание от страха.

Это всё из-за меня?!

Многорукий бы снова сказал, что я много на себя беру, но я просто не мог представить, зачем ещё Мэд стянул к его дому свою армию. Кроме как проучить за нарушение границ меня.

Вблизи при дневном свете король казался ещё более страшным, чем вчера в своём клубе. Потому что он оказался крупнее, чем я предполагал. Старше. Влиятельнее. На нём был светлый костюм — пиджак, брюки — он был похож на джентльмена старой школы, о которых мне рассказывал мэтр. И я подумал, что всё-таки не хочу походить на них.

Я слышал, как к выходу направился Многорукий. Он спешно закончил разговор и наверняка был не в духе от того, что его прервали в момент исповеди — чертовски редкий, сокровенный момент.

А потом он открыл дверь и вышел на улицу в одних тренировочных штанах и без оружия. Просто с голыми руками и торсом.

— Не помню, чтобы открывал бесплатную парковку, парни. — Он растерялся. Вовсе не потому, что на него смотрели с полсотни автоматов и пистолетов. — Хотя, чёрт… я вчера так надрался. Кто его знает, что мне могло прийти в голову.

— Что-нибудь безумное, не так ли? Например, убить моего человека. — Мэд вышел вперёд, выглядя смертельно опасным и без оружия. Как будто ещё один пистолет сделал бы погоду, ага. — Мало того, что ты вчера нарушил границы, так ты ещё Рика прикончил.

— Рик? Первый раз слышу.

И Многорукий не лгал. Даже если он встречался с Риком, он не усложнял их знакомство ритуалом обмены именами.

Стоп… Он убил Рика?!

— Какого дьявола ты творишь, парень? Когда я только появился в этом городе, ты уже был здесь, поэтому я согласился с каждым твоим словом. Я принял законы, которые действовали здесь до меня. Ты сказал, что мой предшественник поплатился за то, что не соблюдал их, и я подумал — чёрт возьми, это парень неглуп, но и я не дурак. Конечно, я не повторю судьбу придурка, который не справился с такой ерундой. Всего-то сделать вид, что нас друг для друга не существует. Но теперь я начинаю этого придурка понимать.

— А вот это ты зря. Я же тебе рассказывал, как он закончил.

— Думаю, ты кое-что из этой истории упустил. Вроде того, что перед этим ты сам же начал нарушать тобой же придуманные законы.

— Я не привык оправдываться, Мэд, но я не нарушил ни одного.

— Твой прихвостень нарушил. Почитай одно и то же.

— Я только сегодня проснулся полный решимости заняться его воспитанием.

— Может и своим займёшься?

— Приятель, да ты сам уже нарушил дохера правил. Советы мне даёшь…

— А это не совет. Это, бля, предостережение. Или ты серьёзно думаешь, что убийство Рика сойдёт тебе с рук?

— Не понимаю, о чём ты.

— Не отвертишься, Многорукий. Я сразу понял, кто его прикончил. Знаешь почему? Кроме того, что никто кроме тебя не посмел бы, так ещё его тело подбросили прямо к моему порогу.

— Чёрт возьми, куда смотрела твоя охрана.

— Знаешь, он был такой чистенький, на костюме ни пылинки, на лице ни царапинки.

— Так может он просто перебрал чутка.

Мэд неожиданно рассмеялся.

— Я об этом и говорю. Такое паршивое чувство юмора может быть только у одного человека. Эта сука выпотрошила его и вложила ему бутылку дешёвого целума в живот.

Многорукий присвистнул.

— Какой подарок, такая и обёртка.

— Это твоя работа. Я тебе, блин, желаю сдохнуть в мучениях, но при этом не могу не восхищаться. В своём деле ты хорош. Чёрт, так хорош, как никто из моих людей. Аккуратность — твой фирменный знак. Ты если не захочешь, не прольёшь ни капли лишней крови.

— Ты меня смущаешь, Мэд. Ты бы комплименты для своей бабы приберёг, что ли. — Я поднёс руку к горлу, меня тошнило от дурного предчувствия. Но как оказалось, Многорукий не договорил: — Ах да, у тебя же её нет.

Он вёл себя так, словно был бессмертен. Или современные технологии позволяли ему нести всю эту чушь, потому что на нём был невидимый бронежилет. Бронекостюм.

Он просто копал себе яму каждым словом. Я не понимал, на что он рассчитывал. Конечно, на моей памяти он уже сталкивался с противником, превосходящим числом. Но в прошлый раз он остался с командиром Зорких один на один и промыл ему мозги. Если бы ему это удалось теперь…

— Знаешь, что мне мешает прикончить тебя прямо сейчас?

— То, что я невиновен? — Мэтр взмахнул руками. — Какие у меня могли быть мотивы, сам подумай?

— Вчера Рик немного перестарался, уча манерам твоего паршивца.

— Надо было лучше стараться. Судя по всему, это он и заснул в Рика ту бутылку… Надеюсь, прозвучало не слишком двусмысленно? — Похоже, Многорукий знал, что я наблюдаю и забавлялся, представляя мою реакцию. — Сначала залез к тебе в клуб, а потом и твоего любовничка прикончил. Совсем от рук отбился. Я ему надаю по заднице, обещаю.

Мэд закатил глаза. Видимо, трепачей и шутников он не любил в силу своего возраста и профессии.

— Я не убью тебя прямо сейчас потому, что я, в отличие от тебя, справедлив, — ответил король на свой же вопрос. — Око за око, Многорукий. Теперь я зайду на твою территорию и заберу твоего человека.

Мэтр с лёгкостью согласился.

— Только сделай это снаружи, чтобы не заморачиваться с уборкой.

Он повернулся спиной к направленному на него оружию и пошёл обратно в дом, оставляя дверь открытой. Мэд двинулся следом.

— О, не переживай, тебе заморачиваться не придётся.

Несмотря на то, что Многорукий считал иначе, я, в самом деле, быстро бегал. Они только переступили порог, а я уже метнулся к мечу. Мэтр хранил его наверху. Я обхватил рукоять, отшвырнул ножны, вскочил на перила лестницы и прыгнул.

Время замедлилось.

Многорукий шёл перед Мэдом. Тот достал из наплечной кобуры пистолет и направил на него. Он целился мэтру в затылок. Я падал прямо на бесчестного подонка.

Раздался выстрел, и меня отшвырнуло к стене. Тело взорвалось болью, но на этот раз она не обездвижила меня, а наоборот задала ускорение. Я попытался вскочить и тут же задохнулся. Что-то давило на мою шею… на грудь… на живот… я не мог сделать ни вздоха, словно оказался на дне под чудовищным гнётом воды.

Я мучительно захрипел, разжимая руки и выпуская меч.

— У меня всё под контролем, Мэд. Опусти оружие. Видишь, я его держу, он тебя не укусит, — раздалось над моим ухом, и я понял, что Многорукий применил удушающий захват. Я лежал на его груди, каменное предплечье вжималось в моё горло, а бёдра сдавливали диафрагму, как тиски. — А у тебя отличная реакция… Я ещё даже понять ничего не успел, а ты уже выстрелил.

Потому что он в тебя стрелял, тупица!

Как будто он сам этого не понял.

В отличие от Мэда. Тот долго соображал. Он посмотрел на пистолет в своей руке, потом на нас, пытаясь сообразить, как мы там оказались. Что здесь делает меч? И полумёртвый сопляк? Почему Многорукий ещё не сдох?

Ладно, по сравнению с мэтром, я, действительно, черепаха.

— Чёрт… он меня пытался убить? — спросил Мэд, как последний идиот.

— Я же тебе говорил. Этот парень — настоящий зверь. Иногда даже я с ним не справляюсь.

Мэд сложил два и два и пошёл к двери, пряча оружие в кобуру. Вовсе не потому, что был благодарен за спасённую жизнь. Просто он понял, что зашел на территорию чудовища, которое может двигаться быстрее пули. И которое еле справляется с чудовищем поменьше.

Если бы.

— Валим отсюда, — раздалось с улицы.

Я уже начал терять сознание от боли и кислородного голодания, когда Многорукий отпустил меня. Стоило ему слегка ослабить захват, как я вложил все свои силы в рывок. Чтобы оказаться как можно дальше от него.

Что поделать, он напугал не только Мэда.

— Ты мягче на ощупь, чем кажешься, — пробормотал Многорукий. — Как и положено женщине, да?

Я держался за горло и смотрел на него исподлобья. Если я когда и был похож на зверя, то только в эту самую секунду.

— Я спас тебя!

— Опять много на себя берёшь.

— Он бы застрелил тебя, а меня заставил бы собирать твою кровь языком!

Многорукий опешил, но потом догадался о причине моего разыгравшегося воображения:

— А, гипоксия. Я не имел раньше дел с детьми и женщинами, перестарался немного. А у нас же ситуация два в одном, встань на моё место.

Я мотнул головой, проясняя мысли.

— Он хотел тебя застрелить…

— Я знаю.

— Откуда? Ты энит? Или у тебя глаза на затылке?

— Намного лучше. У меня есть третий глаз.

— Ты использовал контроль! Ты снова сделал это! Заставил его убраться.

— Нет, это он тебя так испугался. — Глубоко вздохнув, мэтр лёг на спину. — Сам подумай. Я едва справляюсь с тобой, да… но кто справится лучше? Только я могу контролировать такого опасного зверёныша. Мэду не выгодно меня убирать, тем более теперь, когда выяснилось, что я его шестёрку не трогал. Тц, как ты вообще до такого додумался? Мало того что порешил беднягу, так ещё и над телом надругался.

— Это ты его убил! — крикнул я, как последний дурак. А то он этого не знал.

— Откуда у тебя такое паршивое воспитание? — продолжал придуриваться мэтр. Похоже, у него было хорошее настроение. — Кто тебя научил пихать в мужиков твёрдые предметы без их разрешения?

Я покачал головой, поднимаясь на ноги. Ощущения были такие, словно я сломал парочку рёбер, мне так больно даже вчера не было, после встречи с Риком, мир его праху.

— Ну скажи, кто тебя надоумил? Покажешь мне этого ублюдка, я ему яйца оторву!

Я указал на него.

— Как не стыдно! Видел бы тебя Рэймс сейчас!

Оставляя его и дальше наслаждаться собственным остроумием, я поплёлся обратно на софу.

В этой лестнице всегда было так много ступенек?

Глава 15

Я не считал себя агрессивным. Даже больше: если сравнивать с местными я был исключительно миролюбивым. Многорукий назвал бы это очередной бабской чертой, но как бы там ни было, я был из тех ребят, которые предпочитали терпеть побои, а не бить самим. В двух словах — я оставался всё тем же неудачником, но с более широким кругозором.

Однако после случая с Мэдом отношение ко мне в городе переменилось. Не знаю почему, но король поверил или же предпочёл согласиться с тем, что Рика убил я. Так ему было легче смириться со смертью своего человека: мол, если Рик такой слабак, что проиграл ребёнку, о такой потере и переживать не стоит. Что-то наподобие он сказал и своей банде. И они, бараны, купились.

Так в городе стали ходить всякие небывалые слухи обо мне, а так как место это было скудно на события, слухи приобрели просто фантастический размах. О чём я узнал самым последним, потому что долгое время сидел дома, зализывая раны.

Но вот однажды меня пришёл навестить Майлз.

Не приближаясь к двери, он кидал камешки в окно наверху, а когда я выглянул, поманил рукой.

— Я принёс карты, — сказал он, когда я вышел на порог. — Фрик говорил, что ты обещался зайти за ними, но ты не появился и вот… — Он кинул мне колоду. — Заглядывай, как поправишься. И журналы приноси.

— Журналы… ладно. Спасибо. — Я оглянулся через плечо. Вообще-то я отлично переносил одиночество, но сейчас мне стало тоскливо. — Может, зайдёшь?

— Ты что с ума сошел?!

— Мэтра всё равно нет дома.

— Нет-нет, даже не предлагай.

— Думаю, он нескоро вернётся. — Я попробовал подкупить его. — Можем вместе посмотреть журналы. Ты выберешь те, которые понравятся больше всего.

В какой-то момент мне показалось, что он готов сдаться.

— Нет, тебе и так досталось. — Майлз указал на своё лицо, намекая на мои синяки. — Не хочу, чтобы тебе снова влетело.

— А? — Я недоумённо нахмурился. Он до сих пор думал, что мэтр бьёт меня. — Нет, это сделал вышибала из Блазара. Рик.

— Да, я слышал эту историю. Жестоко ты с ним.

— Это не я, Майлз! Это Многорукий его прикончил!

Он покивал, мол, не буду спорить. А сам смотрел на меня так сочувственно, типа: как же, станет он за тебя заступаться, когда сам так колотит.

С каждым днём я начинал понимать всё отчётливее, что в этом месте есть люди куда менее сообразительные, чем я.

— Не бери в голову, — пробормотал я, махая ему рукой. — Спасибо, что навестил. Передавай привет Фрику.

— Ага. Про журналы не забудь.

Я вернулся в дом. Здесь всегда было так тихо?

Чрезвычайная перенаселённость и высокая преступность делала Многорукого очень востребованным специалистом. Я мог не видеть его сутками. Иногда мне казалось, что так даже лучше — безопаснее и комфортнее. В том смысле, что истощив себя на заданиях, он уже не испытывал желания безумствовать ещё и дома, поэтому у нас под окнами больше не собирались недовольные банды местных головорезов.

Хотя сейчас бы я с удовольствием с кем-нибудь поболтал.

Это было не похоже на меня. Раньше я всегда находил, чем себя занять. Повседневные дела, к примеру, никто не отменял. И хотя мы это не обговаривали, я решил, что на мне лежит уборка и снабжение. Я мог потратить весь день, просто скручивая ему сигареты и думая о всяком.

Например, о том, что было бы не выпрыгни я в тот раз из фургона. Кто купил меня? Меня всё ещё ищут или потенциальный хозяин уже сдался? Как там поживает Задира? Куда распределили его дружков? Не погиб ли ещё Рэймс?

Будет обидно, если погиб. С другой стороны, он же преданный солдат, такие долго не живут. А новости сюда доходили кое-как, хотя бы потому, что на них всем здесь было плевать.

Но, допустим, он жив. Какой в этом толк, если у меня до сих пор нет денег, и я даже понятия не имею, как их достать.

Майлз говорил, что для заработка нужны навыки. Но я ни черта не умел, даже читать и считать. Конечно, я мог попросить его научить меня всему, даже навязаться ему помощником в бар, но это заведение не настолько популярно, чтобы заработать там на услуги элиминатора.

С другой стороны, я могу принести Майлзу журналы и просто попросить совета… хотя лучше не у него, а у Фрика. Он кажется куда более сдержанным и сообразительным. Что ж, Фрик — есть, желание работать — есть, осталось только найти журналы.

Да, несмотря на мнение Майлза о том, что порнографическая пресса валяется у Многорукого по всему дому, я до сих пор не нашёл ни одного буклетика. А я во время уборки куда только не залезал.

Ну… если только в подвал. И вовсе не потому, что сумел обуздать своё любопытство, а потому что крышка люка была огромной и тяжёлой, как чёрт знает что. Было бы намного проще, если бы Майлз принял моё приглашение. Вдвоём мы бы её точно подняли.

Я нарезал вокруг неё круги, словно выискивал слабые стороны у противника.

Потерев ладони, я взялся за ручку, расставил ноги пошире и потянул. Может быть, реабилитация пошла мне на пользу, а может я за эти недели стал сильнее, но люк стал поддаваться. Я смог приподнять его… сантиметров на десять.

Я отпустил крышку, и она с грохотом встала на место. Нужно было взять перчатки и то, что можно будет подставить под люк. Полностью я его не открою, но достаточно для того, чтобы пролезть.

Я быстро сообразил, что можно подставить одну из многоруких кукол.

Стащив со второго уровня бронзовый невысокий экземпляр, я натянул перчатки на ладони. Размял плечи, представил, что там внизу меня ждёт настоящее приключение, пристроился поудобнее и схватился за ручку с двойной силой. Когда люк приоткрылся на нужную мне высоту, я ногой подвинул под него многорукую куклу. Она встала на самый край и поймала крышку, словно помогая мне.

Я разжал ладони и отошёл.

Идеально.

Встав на колени, я заглянул внутрь: темно. Я видел лишь верх деревянной приставной лестницы. Я сбегал за фонариком, хотя никуда особо не торопился. Проверил его, посветил вниз.

Подвал оказался глубокий и не такой большой, как я представлял. По стенам стояли несгораемые шкафы, вероятно, Многорукий защищал свою коллекцию от грызунов.

Спустившись, я поежился от холода. Здесь было жутковато, но сухо и аккуратно. Свет не работал, хотя по потолку шли люминесцентные лампы.

Я открыл первый шкаф, повернув ручку, и отшатнулся. Внутри хранилось оружие. В следующих шкафах по левой стене тоже. Всевозможное — средневековое и ультрасовременное. У дальней стены стоял сейф. В него я заглядывать не стал, хотя и знал код. Я перешёл к шкафам справа, и нашёл то, что искал. Они были забиты журналами. И их действительно было полно, как и рассказывал Майлз.

Я взял первый попавшийся и пролистал, направив луч света на глянцевые страницы. Короче говоря, это было что-то вроде тех фотографий, только крупнее и с текстом, о содержании которого я мог только догадываться.

В самом деле, о чём можно писать под такими картинками? Может это реклама странного нижнего белья… или сигарет… украшений… да даже зубной пасты. Многорукий говорил, что в прошлом в средствах массовой информации была одна только реклама. Не знаю, откуда он сам об этом узнал и стоит ли ему верить.

Я пролистал журнал с интересом, который удивил меня. Он был красиво оформлен, ярко и необычно. Думаю, знай я, о чем тут написано, мне бы он понравился ещё больше. Я отложил его в сторону и взял другой. Потом третий.

В общем, спустившись сюда, я не узнал о Многоруком ничего нового.

Зато узнал о себе.

Как раз после того, как раздался жуткий скрежет, и крышка люка захлопнулась. Что-то зазвенело по полу, и, направив туда луч, я увидел отвалившиеся бронзовые руки.

Я понял, что оказался ещё большим дебилом, чем считал. Но на этом мои познания не закончились. Они продолжились после того, как я подумал: по крайней мере, Многорукий должен скоро вернуться домой. Не важно, что Майлзу я сказал совершенно другое.

Я решил попытаться открыть люк изнутри. Но одна из предательских ступенек, о которых меня когда-то предупреждал мэтр, не выдержала моего веса, поэтому я полетел вниз.

Я упал плашмя, сильно приложившись головой. Удар вышиб из груди весь воздух. Фонарик каким-то чудом не разбился, но какая разница? Он разрядился через пару часов. Мне как раз хватило этого времени, чтобы вздремнуть и окоченеть до полусмерти.

Я оказался в темноте.

Я на спор спустился в самое страшное место приюта, в котельную. Мы играли в прятки. У меня появились друзья, я не мог показать себя перед ними трусом. Я ничуть не хуже, мне тоже ни капли не страшно.

Я пополз вглубь подвала. Я пытался сбежать от чего-то. Мне казалось, стены сужаются. Здесь стало так тесно.

Они заперли меня в печи. Я не могу открыть дверцу.

Здесь стало так душно. Мне не хватало воздуха… я задыхался…

— Поджигай!

— Сдохни, уродец!

— Ты же не поверил, что мы станем с тобой водиться? Ну ты и тупо-о-ой!

Страх парализовал меня, я шарил взглядом в поисках спасения, но было так темно. Руки царапал холодный, шершавый металл.

— Чего ты возишься?

— Сейчас-сейчас…

— Он сегодня опять обмочился.

— Всю ночь ревел.

— От взрослых попадёт. Может, оставим его так?

— Да кто узнает? Или ты собираешься рассказать?

— Тихо, кто-то идёт!

Я замер, прислушиваясь. Под моими руками нагревался металл. Я закричал от боли. Дети бросались в рассыпную.

Когда дверца печки открылась, я увидел лицо своего спасителя. Он был одним из старших детей, которые присматривали за малышнёй вроде меня. Он был нелюдим, но в отличие от меня мог за себя постоять. Его боялись все, а я больше остальных.

— Так-так-так, в моей сокровищнице появился новый экспонат.

Я открыл глаза и посмотрел наверх. Квадрат света, расстеленный, как коврик на полу, касался меня. Свесив ноги, на краю сидел Многорукий и разглядывал «новый экспонат».

Он ждал объяснений? У меня в голове был полный бардак. Я не знал, с чего начать. Я не пытался встать, боясь упустить неясное воспоминание.

— Что делать, если непослушный сопляк залез в конфетный шкаф и объелся сладостей? — спросил он сам себя, доставая откуда-то книгу. В твёрдой обложке, толстая, она выглядела очень внушительно, особенно в его руках, но не думаю, что там было объяснение для подходящего случая: меня в окружении порножурналов. — Ты тут мастурбировал? Не бойся, в этом нет ничего плохого. Ты можешь поговорить со мной об этом.

— Я вспомнил, — прошептал я, но он меня всё равно услышал.

— Ладно… — Он заёрзал. — И какое воспоминание тебя настолько завело?

— Я вспомнил, — повторил я. — Я уже встречался с ним… я его уже видел…

— Кого?

— Рэймса. Он воспитывался в том же приюте, что и я. Он был такой… тихий, незаметный. Ходил всегда сам по себе. У него не было друзей, но и врагов не было тоже.

— Ты мастурбировал, думая о Рэймсе? — Он полистал книгу. — Знаешь, как это называется у подростков? Девиантное поведение. Мысли об объекте ненависти вызывают у тебя сексуальное желание. Тут написано, что тебя пора спасать, но я думаю, что это вполне нормально. Уж сколько я поимел тех, кого ненавижу. Иногда просто убить мало, понимаешь о чём я?

Я обхватил голову руками, пытаясь удержать ускользающее прошлое.

— Он был там, когда меня запихали в печь и подожгли.

Многорукий оттолкнулся и спрыгнул вниз. Прощайте, колени, подумал я, но он приземлился очень мягко и удержал равновесие.

— Этот засранец запихал тебя в печь?

— Нет, он меня оттуда вытащил. Мальчишки испугались его и разбежались, а он отнёс меня в медпункт. Он был старше раза в два… Даже больше. Смог меня поднять…

— С чего ты взял, что это был Рэймс?

— Потому что это был он. Я знаю.

— Ты очень вовремя вспомнил о том, что человек, которого ты заказал, спас тебе жизнь.

— Ты убил его?

— А если да?

Это значило «нет», поэтому я расслабился.

— Он не спасал меня.

— Сам только что сказал, что он вытащил тебя из горящей печи. Или у тебя всё было под контролем и без его соплей?

— Лучше бы он меня там оставил.

Многорукий снова начал листать свой справочник девиантного поведения подростков.

— Я боялся взрослых и уколов… — пробормотал я, накрыв лицо предплечьем. Шорох страниц прекратился. — Врач никак не мог вколоть мне обезболивающее и обработать ожоги… я был так напуган… вырывался, как бешенный. У меня часто отбирали еду, когда я был ещё совсем мелким, поэтому дозы «стаба» не хватало. Я часто плакал, мочился в кровать, боялся всего подряд. В тот раз врач приказал ему говорить со мной, чтобы успокоить.

— И что он сказал?

— Нёс всякую чушь, — сказал я. — Что-то про то, что теперь меня никто и пальцем не тронет. Что он убьёт, если тронет. Что он будет рядом и присмотрит за мной, поэтому я могу спать спокойно. Всё в таком духе. Под конец он меня просто добил. Сказал, что если я хочу, то могу подружиться с ним. Мол, мы отныне всегда будем вместе.

— Он был всего лишь безмозглым сосунком, — бросил Многорукий, словно оправдывал его.

— Но я был ещё меньше.

— Ну и что дальше? Ты поверил трепачу, а он разбил тебе сердце?

— Его забрали на следующий день. Я о нём больше не вспоминал. — Я открыл глаза и удивился, что ещё вижу солнечный свет вверху. По ощущениям, за воспоминаниями прошел не один час. — Я не мастурбировал.

— Ясно. Хотя и странно, что эти журналы навели тебя на… хм, другие мысли.

— Да. Я подумал, зачем они это делают?

— Они, м?

— Эниты. Майлз сказал, что раньше женщин было очень много. Что это был пол, противоположный мужскому. Что их называли «слабым» прежде всего потому, что они были слабостью мужчин.

— Говорил же, не слушай этого придурка. Их так называли, потому что ни одна обычная женщина этот люк бы не подняла. — И мэтр кивнул на меня, мол, что и следовало доказать.

— Неважно. Теперь слабость искоренена, половые различия исчезли. Остался только один пол, а я — просто инвалид. И я был не один такой в приюте. Я помню парня с шестью пальцами. И ещё одного с заячьей губой. Был мальчик, который страшно заикался. Нас не держали отдельно, не пытались лечить, взрослые ничего не делали. Нас словно отдали на растерзание. Кому нужны слабаки и калеки? Мы должны были стать первыми игрушками будущих убийц. Мы воспитывали в них чувство общности. В нас подавили все инстинкты, оставив одну только злость.

Мэтр долго молчал.

— Ты похоже сильно головой приложился.

— Он бросил меня дважды, — сказал я, наверное, подтверждая его слова.

— Слушай, если эти журналы побуждают тебя к самоанализу, я прихвачу парочку моих любимых, ладно? Тебе это сейчас будет полезно. Вот этот… и этот тебе тоже должен понравиться… — Он взял больше, чем парочку. Кое-что, наверное, для собственного досуга. Подняв куртку, он заткнул их за пояс джинсов и вернулся ко мне. — Встать сможешь?

— Без проблем, — ответил я, поднимаясь на ноги.

И тут же теряя сознание.

Глава 16

Не знаю, сколько там по мнению Многорукого он спасал мне жизнь, но я ему её спасал определенно больше. Прожив с ним несколько дней, которые сложились в недели, а там и в месяцы, я понял, что при всей своей крутизне этот мужик совершенно не был способен о себе позаботиться.

В том смысле, что он мог умереть от любой ерунды. Напиться и утонуть в ванной (я столько раз вынимал затычку в последний момент), захлебнуться в собственной блевотине или поджечь дом, заснув с сигаретой в постели.

Когда такое случилось в первый раз, я играл со своими многорукими куклами. Запах палёного ворса я учуял не сразу, а когда придал этому значение, ковёр в спальной уже догорал. Пламя забиралось по сбившимся простыням на кровать. Я рывком сорвал их с Многорукого, а он даже не проснулся.

Залив всю комнату водой, я распахнул окно. Отдышавшись, я остановился перед кроватью. Руки сами собой стискивались в кулаки.

Стоит сказать, что с каждым днём я делался всё психованнее. Виноваты ли в том гормоны, о которых так любил говорить Многорукий, или же мой организм постепенно очищался от остаточного действия стаба.

Были моменты, когда я хотел его убить. Когда же он пропадал на неделю или две, я от страха и скуки чуть не вешался.

Он был ужасно грубым, я не понимал его шуток, я знал, что каждое третье его слово — ложь, но с каждым днём я привязывался к нему всё сильнее.

То, чем я становился, совсем не нравилось мне.

И у меня до сих пор не было ни гроша в кармане.

— Ты ковёр сжёг.

Мэтр даже не двинулся.

— Ты только что проспал свою смерть, понимаешь? Ты умер. Задохнулся и сгорел.

Плевать он на это хотел.

— Если бы не я, ты бы погиб!

Я не осмелился повысить голос или прикоснуться к нему, поэтому решил оставить всё, как есть. И окно не закрывать. Пусть ублюдок окоченеет. На нём же теперь не было ни черта кроме трусов.

Разглядывая его, я думал, как такое можно сотворить со своим телом? Та татуировка на его спине… словно он пытался переделать себя. Зачеркнуть то, чем является на самом деле.

— Ну как тебе?

Я посмотрел на его лицо. Его глаза были открыты. Свет лился в комнату из коридора, и хотя я знал, что нужно экономить топливо, не торопился гасить лампы.

Игнорируя его вопрос, я спросил:

— Как тебя зовут?

— Не твоё дело.

Я почти не оскорбился.

— Тогда почему тебя называют Многоруким? Как это связано с теми куклами?

— Куклами? — Он потёр лицо ладонями, давая понять, как ему западло отвечать на мои вопросы сейчас, но выгонять не стал. — Так раньше изображали богов.

— Значит, ты местный бог?

— Твой по меньшей мере. — Он нащупал на тумбочке часы и посмотрел на циферблат так, словно мог там хоть что-то увидеть. — Почему ты не спишь, чёрт тебя дери?

Потому что ты только что чуть нас не угробил. Если я умру в ближайшее время, то нужно позаботиться о том, чтобы умереть не безымянным.

— Подумал, может, ты захочешь дать мне имя.

— Сейчас?!

— Почему нет?

— Чем это пахнет? Ты что курил, паршивец?

Да, прикурил от полыхающего ковра.

— Не переводи тему.

— Чего привязался?

— Ты боишься?

— А?!

— Я думаю, ты хочешь быть готовым отказаться от меня в любой момент. Но если дашь мне имя, то запомнишь на всю жизнь. Ты окончательно приручишь меня и будешь нести ответственность.

Мэтр потер пальцами переносицу.

— Да уж, те журналы в самом деле пошли тебе на пользу. Ты, наверное, первый человек, которого порнуха сделала философом. Страшно представить, какой с тобой будет секс.

Он любил это — переводить разговор в область непристойных тем, в которых он чувствовал себя как рыба в воде, а я был… ну, топором. Сразу шел ко дну.

— Однажды я подслушал твой разговор. Ты рассказывал кому-то, что у тебя уже был опыт воспитания. Неудачный.

— Ну и?

Я думал, он разозлится. Хотя бы немного.

— Ты дал ему имя?

— Да.

— И что было потом?

— Как видишь, с легкость отказался от ублюдка.

— Как его зовут?

— Не помню, — улыбнулся мэтр.

Лжец грёбаный.

— Он был особенным? — Я чувствовал, что смущаюсь и от этого психовал всё сильнее. С некоторых пор я не мог справиться с собственными эмоциями. — Поэтому ты не хочешь проходить через это снова?

— А может это ты — особенный?

— Тогда просто раскинь мозгами и назови моё имя.

Он обречённо простонал, сдаваясь.

— Мария, Кэт, Стэйси, Джулия, Тереза…

— Это мужские имена?

— Ещё какие. Выбирай.

— Угу. — Я достал из кармана открытки с обнажёнкой, кидая по одной на его кровать. — Мария… Кэт… Стэйси… Тереза… А вот и Джулия. И смотри-ка, кто тут еще есть? Барбара, Виктория, Диана, Шарлотта…

Многорукий приподнялся на кровати, глядя на меня исподлобья.

— Ты научился читать?

— Нет.

— Тогда откуда знаешь?

— Майлз сказал. — Я выпустил в его сторону оставшиеся карточки. — Он их все наизусть знает.

— Похоже, не только он.

— Это просто тренировка памяти.

— Охренеть, почему у меня в твоём возрасте таких тренировок не было?

— Навёрстывай упущенное, — сказал я, оставляя его в окружении бумажных красоток.

Мы больше не возвращались к этому разговору. Я так и оставался безымянным до тех самых пор, пока, прочитав своё пособие по воспитанию девиантных подростков, мэтр не решил устроить мне день рождения.

— Ровно год назад ты, сопляк, появился на моём пороге, — объявил Многорукий, когда я утром вышел на кухню. Это был редкий случай, когда он просыпался раньше меня, сидел на кухне, вообще был дома. — Запомни этот день.

Я посмотрел на календарь.

— Ладно.

— Что-то маловато энтузиазма. Разве ты не должен быть без ума от этого праздника?

— А это праздник?

— Да, единственный в своём роде, твой личный. Все дети его обожают… в смысле, каждый обожает свой.

Я попытался почувствовать радость, но ничего не вышло.

— Наверное, потому что в этот день принято дарить подарки, — добавил таинственно Многорукий, и я замер.

О, это уже лучше.

— Ты убил Рэймса?!

Он заглянул в мои горящие глаза, поджал губы и покачал головой.

— Ладно. — Мои плечи поникли. Не то чтобы я верил, что он может сделать это за так, в качестве подарка.

— Я не убил его, потому что ты можешь сделать это сам! — объявил мэтр, и я воспрянул духом.

— Он здесь?

— В каком-то смысле да.

Я присел на стул, чтобы не упасть. Но Многорукий медлил, наверное, чтобы окончательно вывести меня из себя. Чтобы я начал ползать перед ним, умоляя его показать мой подарок.

— Закроешь глаза?

— Да, — охотно согласился я, хотя не знал, для чего это нужно. Я зажмурился и заслонил лицо ладонями. Всё, что угодно.

— Не подглядывай. — Он куда-то вышел и вернулся через минуту. — Не смотри, не смотри… Вот так…

— Можно?

— Да, открывай.

Я ещё немного помедлил, чтобы продлить это потрясающее чувство. Осознание, что вот сейчас всё свершится… Я так долго ждал…

— Это что ещё за?.. — прошептал я.

— Эй! — рявкнул мэтр. — Я что тебе говорил про мат?! Следи за языком!

Я обычно извинялся, когда ругался при нём, но на этот раз я просто не мог найти цензурных слов. Я бы и извиняться начал матом, поэтому решил промолчать.

Передо мной на столе лежал торт. В форме человека.

— Это же…

— Три в одном, приятель. — Мэтр зашел мне за спину, кладя ладони на плечи. — Именинный пирог — обязательный атрибут дня рождения. И глянь, он же вылитая копия Рэймса, правда? Я попросил ребят из пекарни, и они сделали его за ночь с огромным желанием.

Угу, могу себе представить.

— У него тут такой звериный взгляд. Он весь в чёрном. Импульсная пушка. Жуткий мужик, правда?

Нет, на самом деле. Кроме того, что от Рэймса пахло ванилью, и он был маленьким, так ведь он ещё не был на себя похож. Я бы никогда не догадался, кого хотели изобразить местные кондитеры.

— И посмотри, какой у него крошечный. Меньше, чем у тебя. — Многорукий указал на то, что торчало между ног «Рэймса» и подал мне нож. — Что отрежешь ему первым? Выбирай.

Я уже забыл про Рэймса. Мне не нужен был нож. Я смотрел на надпись, которая была сделана белым шоколадом на чёрной глазури. К тому моменту я уже научился кое-как читать, но почему-то тогда это сделать было невероятно трудно. Перед глазами плыло.

— С днём рож-де-ния, — прочитал я по слогам. — Габ… Габ-ри-эль.

— Это твоё имя, — сказал мэтр.

— Моё имя, — повторил я, как полный придурок.

Он подарил мне имя. Я теперь не никто. Я особенный. Он запомнит меня на всю жизнь.

— Оно мужское? — Я смотрел на последнее слово, как зачарованный.

— Ещё какое. — На этот раз я ему охотно поверил, потому что хотел верить. — Нравится?

Нет, не просто нравится. Я был в восторге. Я чувствовал себя так, будто только теперь родился.

— Ну а теперь прирежь его, Габриэль, так как тебе хочется.

Услышав своё имя от него, я совсем расклеился. Мои руки дрожали, сжимая нож. Я оттяпал Рэймсу голову, взял кусок руками и запихал себе в рот. Облизывая пальцы, я смотрел, как из разреза вытекает вишнёвый сироп.

— Ну как тебе?

— Слишком сладко, — прошептал я дрожащим голосом.

Я жевал, я слёзы текли у меня по лицу. Сглотнув, я расхныкался, уже не пытаясь сдерживаться. Хотя считал это последним делом, особенно если рядом был мэтр.

— А что с тобой будет, когда я настоящего убью? — сказал Многорукий, заглядывая мне в лицо.

Я разревелся ещё сильнее, прячась от него за ладонями. И вовсе не потому, что мне стало жалко Рэймса.

— Если хочешь… — нерешительно предложил мэтр. — То… ну, я могу обнять тебя и… похлопать по спине.

В следующую секунду я уже висел на нём, уткнувшись в плечо.

Я его обожал.

Я обожал его запах, его голос, его поганое чувство юмора и нешуточную силу. Когда его руки оказались у меня на спине, поток слёз превратился в настоящий водопад.

— Знаешь, — задумчиво проговорил мэтр. — Люди обычно вешают на меня сопли, когда не хотят умирать.

— А я и не хочу умирать, — пролепетал я. — Теперь тем более.

— Не то чтобы я собирался… — Он надавил мне на спину, прижимая к себе. — А ты подрос.

И он говорил не о моём весе, а о моей груди, которая была категорически против моего желания соответствовать мужскому образу.

Его ладони сползли вниз, на мою задницу.

— Здесь тоже, — отметил мэтр.

И хотя он говорил, что похлопает меня по спине в качестве утешения, я не был против и такого положения вещей. Он мог трогать меня, где хочет и как хочет. Только он и мог.

— Я бы сказал, что ты уже готов дать фору Рэймсу в сражении мужиков наповал, но, думаю, ты ещё подрастёшь. — Многорукий отлепил меня от себя. Я уже несколько успокоился и теперь только изредка всхлипывал. А он смотрел на меня так, словно увидел впервые. — Не трогай больше свои волосы, ясно?

— Почему? — я провёл ладонью по бритой черепушке.

— Хочу попрактиковаться в плетении косичек. Не ходить же мне за этим к энитам.

Очень смешно.

Но в тот день я не мог ему ни в чём отказать.

Глава 17

Всю следующую неделю я только и делал, что хвастался своим подарком. Но так как я мог заниматься этим только в баре, о моём имени узнали всего несколько человек. Майлз, Фрик и парочка забулдыг.

В последнее время дела там шли не очень. Майлз еле наскребал денег, чтобы оплатить налог. Электричество отключили. Ассортимент становился всё скуднее, а гостей — меньше. Мне было грустно видеть такой упадок вдвойне, потому что это место было моей первой школой. Я здесь много чему научился, в том числе читать и считать.

— Ты как-то потолстел, братец, — пробормотал однажды Майлз.

— Меня зовут Габриэль.

— Ага. У тебя сиськи торчат, прям как у бабы. — Он указал на мой драгоценный «бронежилет». — Нехорошо себя так распускать.

Так я понял, что с этим надо что-то делать. Меня могли раскрыть, а я не хотел повторения истории с приютом. Хотя шансы были минимальными, все мужчины здесь видели женщин лишь на картинках, а я по-прежнему не был на них похож.

Но с тех пор я начал носить утягивающий топ собственного пошива.

Увидев меня в обновке, Многорукий присвистнул.

— А ты начинаешь понимать, что к чему, не так ли?

— Так удобнее бегать, — сказал я, но, видимо, он не это имел в виду.

— Надо бы найти тебе что-нибудь поприличнее, — рассудил он, с улыбкой меня разглядывая. — Тогда ты сразу поймёшь, что эта штучка сделана не только для того, чтобы было удобнее бегать.

— Чтобы ничего не было видно.

— Чтобы хотелось увидеть ещё больше, — поправил он.

Я снял топ через голову и швырнул его себе за спину, оставаясь в одних только штанах. Мэтр вздохнул.

— Умеешь же ты испортить момент. — Потерев лицо, он отвернулся. — Только не вздумай вытворять такое перед кем-нибудь ещё, договорились?

Я дал слово.

— Вообще одеждой не раскидывайся, идёт?

— Идёт.

Но однажды мне пришлось нарушить обещание.

* * *

В тот день я как раз затеял почистить свой «бронежилет», но всё никак не решался его снять. С каждой новой стиркой надпись на ткани становилась всё тусклее и, хотя это были самые низкие ругательства и примитивнейшие пошлости, которые обычно пишут на пропахших мочой заборах, я не мог смириться с их исчезновением. Эту «грязь» я не планировал отстирывать. Ведь когда она пропадёт совсем, футболка утратит свои волшебные свойства. Не просто перестанет меня защищать… Я как будто потеряю всякую связь с этим местом, домом… мэтром.

Трудно объяснить. Просто в последнее время я не снимал её даже ночью. Я повернулся на этой тряпке совершенно.

Поэтому я откладывал стирку до последнего, занимаясь мелкой уборкой. Когда с уборкой было покончено, я начал переставлять вещи с места на место, копаться в шкафах, в двух словах: снова наводить беспорядок.

Я рылся в гардеробе, когда входная дверь распахнулась, и в дом вошёл мужчина. Меня подвело боковое зрение и логика, я принял его за мэтра. Никто кроме не стал бы заходить к нему в дом, как хозяин. А походка этого человека была свободной, даже развязной. Когда я повернулся к нему, он замер. Мы уставились друг на друга, как будто не ожидали тут увидеть: он — меня, я — его. Но с моей-то стороны это было оправдано…

У меня не было времени на знакомство.

Я кинулся к мечу (его Многорукий держал наверху) и по пути соображал: где я уже видел такой костюм?

У Зорких. Люди, которые разыскивали меня после побега, были одеты так же.

Я понял, что пришли за мной. В это трудно поверить, но меня до сих пор ищут.

Нет, уже нашли.

Перепрыгивая через ступеньки, я взлетел наверх, схватил меч и обнажил лезвие в развороте. Оно описало полукруг, едва не задев врага. Он ловко отскочил назад, замирая, а я, выставив оружие перед собой, отступал назад.

Конечно, я был ему не соперник. Кроме того, что он был больше, сильнее и мужчиной, у этого человека на поясе висело современное оружие.

Зоркий проследил мой взгляд.

— О, не переживай. Я не стану стрелять в доме. Ты когда-нибудь видел последствия использования пульсара? Или в трущобах жалуют только пистолеты? Голову разносит, как перекаченный шар. А радиус поражения… — Говорил он, наступая. — Кровь, мозги и обломки повсюду. Представляешь, какой тут будет бардак? А я же всё-таки в гостях.

Я наткнулся на перила и, недолго думая, прыгнул вниз. Нужно было убираться отсюда. Не знаю, на что я рассчитывал. С тех пор, как у меня появился лифчик, быстрее я бегать не стал. Но попытался это оспорить.

Я метнулся к выходу, но в следующий момент сильный удар в живот откинул меня вглубь холла. Меч отлетел в одну сторону, я — в другую.

— Мне не нужно оружие, чтобы разобраться с тобой, паршивец, — добавил Зоркий, вставая спиной к двери.

Меня загнали в тупик, но я решил драться до последнего. Прижав ладонь к животу, я зарычал. Я приготовился оправдать слухи о себе, которые расползлись по этому городу, после убийства Рика.

Я не хотел уезжать. На ферму, в дом к какому-нибудь эниту-ублюдку — плевать. Я предпочёл умереть, сражаясь.

Но сначала нужно снять футболочку, чтобы, не дай бог, её не запачкать и не порвать.

— Меня зовут Габриэль, — с достоинством произнёс я, стягивая с себя «бронежилет» и откидывая его на безопасное расстояние.

Зоркий наблюдал за мной не без удивления.

— Охренеть. А это уже другой разговор. — Он расстегнул молнию на своём комбинезоне. — Повтори, что ты там ляпнул?

Я повторил, медленно и, как мне показалось, грозно. Но мужик расхохотался, стягивая с плеч одежду, снимая рукава и завязывая их на бёдрах.

— Я, чтоб вас, сплю, — протянул мужик, приближаясь ко мне. А я так и не нашёл оружия для самообороны. — Голос, грудь, талия, задница и охрененно длинные ноги. Особь, занесённая в Красную книгу ещё до моего рождения. Жен-щи-на.

Я растерялся… Разве он не знал изначально, зачем приехал? А потом мужик совсем меня удивил. Он отстегнул пояс с оружием и положил его на пол.

— Это нам будет только мешать.

Ну ла-а-адно.

Когда Зоркий рванул в мою сторону, я нацелил кулак в его лицо. Но он поймал мою руку и завёл за спину, вырывая из горла крик. Я сам не ожидал от себя визга на таких высоких частотах.

— Женщины даже кричат по-особенному, да? — Он наклонился ко мне, втягивая носом воздух рядом с моей шеей. — Словно умоляют…

Я размахнулся и лягнул его ногой по щиколотке. Это вывело его на несколько секунд из равновесия. Отпихнув его от себя, я кинулся к оружию.

У меня было два выбора.

Привычный меч. Совершенно незнакомый пульсар.

С мечом я провалился, так что…

Упав на пол, я схватил пушку и извернулся, нацеливаясь на Зоркого.

Я крут. Видел бы меня сейчас Многорукий…

Нажав на спусковой крючок, я приготовился к тому кровавому фейерверку, который обещал этот мужик.

Но ничего не случилось. Поэтому он без проблем подошел ко мне, присел и даже понаблюдал пару секунд за тем, как я продолжал свои лихорадочные попытки его убить.

— Он реагирует на отпечатки пальцев, — пояснил Зоркий. — Это оружие разрабатывали для стражей порядка, так что им не могут воспользоваться люди со стороны, потенциальные преступники. Ясно?

— Да что ты! — прорычал я, замахиваясь, чтобы врезать ему по голове рукоятью.

Но и тут облажался.

Он выкрутил мою уже пострадавшую руку, и оружие само выпало из ладони. Больше Зоркий меня не бил. Я сам измучил себя попытками вырваться, и в итоге мужик прижал меня к полу всем своим чудовищным весом.

— Я и так на пределе, не нужно меня заводить ещё сильнее, — прорычал он, переворачивая меня на живот. — Габ-ри-эль.

Когда его рука забралась в мои штаны и начала шарить между ног, я замер. Я только теперь до конца осознал, что он собирался со мной сделать. Меня парализовал страх. Прижавшись лбом к полу, я тяжело задышал.

— Чувствуешь? Ты расслабляешься. Такова твоя природа, ты не должна этого бояться. Хотя… — Он возился со своей одеждой. — У меня очень-очень-очень давно не было женщины, так что тебе придётся нелегко. С мужиками в этом смысле проще. С ними не надо особо церемониться, и они покрепче, но, чёрт, как же они не сексуально стонут. И без смазки не обойтись… тц, похоже, с тобой тоже придётся туго.

— Может, тебе дать лубрикант?

Вот теперь я действительно расслабился всем телом. Я даже не мог голову поднять, чтобы посмотреть на мэтра.

Я спасён. Он пришёл спасти меня. Теперь всё хорошо.

— Привет, дружище.

Дружище?!

— Давно не видел твою задницу, Шейн. Жаль, что в этот раз получилось слишком буквально.

«Давно не видел», а?!

— Прости, что без приглашения. Но я отправил тебе сообщение на коммуникатор. Ты его получил?

— Ага. Тебе налить, или ты и без выпивки отлично проводишь время?

— Пять минут, ладно?

— Ни в чём себе не отказывай.

— Может, хочешь присоединиться?

— Я любитель посмотреть, знаешь.

Под угрозой сломать себе шею, я повернул голову к мэтру и посмотрел на него. Он стоял совсем рядом, в потрясающей кожаной куртке и в выцветших джинсах. Он был прекрасен и не собирался ничего делать.

Потому что его старый друг был важнее ему, чем я. Потому что он был гостеприимным хозяином, который не пожадничал даже выпивку. Меня? Без вопросов.

— Ты чокнутый. К тебя что, часто бабы в гости забегают? Настоящая женщина. — Зоркий встал и дёрнул меня наверх, прижимая к себе. — Оцени. Удачливый я сукин сын, да? Зашел, а тут эта птичка решила разжиться твоим добром в твоё отсутствие. Сколько раз я тебе говорил про замок?

— Теперь точно поставлю.

— Как оскорблённый хозяин, ты должен трахнуть её первым. Уступаю. Ну? — Он обхватил мою шею. — Ты посмотри на неё. Тебе когда-нибудь отсасывали такие сочные губы? Спорю, нет. Чёрт возьми, я уже успел забыть это чувство. А вот это? — Он обхватил мою грудь ладонью и сжал до боли. — Хочешь? Хочешь, чёрт возьми, по глазам вижу. А здесь? — Он скользнул ладонью вниз по моему животу. — Да, вот это ты хочешь больше всего. И я тебя понимаю, как никто.

— Слушай… — Мэтр потёр переносицу, избегая моего пристального взгляда. — Я только возьму фотоаппарат, лады?

— Мужик, ты гений.

— И пойдём отсюда, я не хочу, чтобы на крики сбежалась половина оголодавшего города.

— Можем ей рот завязать.

— Чёрта с два. — Он прошёл мимо нас. — У меня есть апартаменты класса люкс, где нас никто не услышит.

Многорукий подошёл к люку и открыл его так, будто крышка ни черта не весила. Зоркий толкнул меня перед собой, удерживая за предплечье. И когда мы оказались у самого края подвала, он заглянул внутрь.

— Милое местечко, мужик.

— Как я рад, что тебе понравилось, — сказал мэтр, зайдя ему за спину. — Представь, что тебя ждёт внизу, приятель.

— Не только меня, не так ли?

Мэтр задумался, закинув руку мне на плечо.

— Ты хочешь туда лезть, Габи? — Я затряс головой. — Я что-то тоже передумал, Шейн. Там довольно прохладно и крысы давным-давно перегрызли проводку, всё никак не могу починить. А… и лестницы там нет.

— Какого хе…

Многорукий не дал ему договорить, ударяя его ногой, сталкивая прямо в бездну. Раздался чудовищный грохот и вопль. Похоже, Зоркий сломал себе пару костей. Или вообще помер.

— Ты же не поверил всерьёз, что я дам этому козлу тебя поиметь? — спросил мэтр.

— Нет, — выпалил я сам не свой от страха. — Конечно, нет.

— Подумал, может, ты захочешь себе домашнее животное. Чтобы не скучно было.

— Спа… спасибо.

— Будешь дрессировать его. Кормить. Убирать, конечно, тоже придётся. Он совсем скоро станет ручным, обещаю.

— Ага. — Я с опаской посмотрел вниз. — Но он, наверное, себе шею свернул.

— Нет, он крепкий, — преспокойненько заявил Многорукий, отходя от люка.

И словно подтверждая слова мэтра, Зоркий яростно захрипел:

— Я тебя убью нахер! Я тебя давно предупреждал завязывать со своими шутками, мудила!

— Спроси, может он всё-таки хочет выпить? — Я молчал. — Давай, прояви гостеприимство.

— Э-э-э… ты не хочешь выпить?

— Пошла на хер, сука! Я тебя тоже прикончу, но сначала как следует выдеру!

— Похоже, нет, — ответил я.

— Тогда скажи, что это был последний раз, когда я ему сам что-то предложил. Всё остальное время ему придётся у меня вымаливать и еду, и воду.

Я повторил.

— Это ты меня будешь умолять. Чтобы я тебе всунул поглубже, пока этот членосос будет кровью блевать. А когда я с тобой закончу…

Тут подошёл мэтр и швырнул вниз ведро. Судя по крику, он попал туда, куда целился. После чего поддел ногой крышку люка и с силой оттолкнул её. Она захлопнулась с грохотом. И всё стихло.

Я без сил опустился на пол, а Многорукий ещё раз огляделся.

— Сколько раз я тебе говорил не брать его, — проворчал он, подходя к мечу. — Знаешь, сколько я им заразных порешил? Сдохнуть хочешь?

— Всё в порядке, я не обрезался, — прошептал я, подтягивая колени к груди. И тут я вспомнил. — Оружие… там же внизу его полно.

— Ну так пусть застрелится.

— Но ведь…

— Всё оружие, которое там есть, он использовать не сможет. Пульсары, гранаты, взрывчатка… в таком тесном помещении они бесполезны. И он это понимает.

Да уж положение. Такой арсенал полностью в твоём распоряжении, а ты не можешь им отстоять свою свободу.

— Там были пистолеты…

— Да, старый добрый шумный огнестрел, — согласился мэтр, и в тот же момент раздались выстрелы, которые здесь слышались как тихий стук. Шейн стрелял в люк и обшитый металлом потолок. — Я думаю, этот придурок теперь ещё и оглох.

Вдобавок к переломам и сотрясению мозга, да. Похоже, не такой уж он и удачливый сукин сын.

Глава 18

Как оказалось, в пульсар Зоркого был встроен маячок, поэтому мэтр решил отвезти оружие как можно дальше от дома и выбросить где-нибудь в пустоши.

— Не уходи, — выпалил я и тут же прикусил язык.

Я никогда не говорил ему ничего подобного. Мне часто бывало страшно и — даже при моей любви к одиночеству — невыносимо одиноко. Но я не просил его остаться ни разу до этого.

То, что со мной только что случилось, изменило меня. Не в лучшую сторону.

— Я быстро. — Многорукий не придал моим словам никакого значения. Или сделал вид, что его это не волнует.

— Тогда возьми меня с собой.

А об этом я вообще никогда не собирался просить.

— Нет. — Он посмотрел на меня. — Чёрт, не делай такое лицо. Ты как обмочившийся щенок. Сюда больше никто не придёт, ясно?

— Ясно. — Я отвернулся.

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Постоянно.

— Хорошо, в таком случае, когда приеду, сможешь задать мне пару вопросов, и я честно на них отвечу.

— На любые?

— Я. Не. Энит, — отчётливо произнёс он, зная, о чём я спрошу прежде всего.

— Почему ты не хочешь оставить мне оружие? — спросил я, выбегая за ним следом. Многорукий спустился с крыльца и оседлал аэробайк, на котором ездил на задания. Ни у кого в городе я больше такого не видел.

— Потому что Шейну пока ещё рановато умирать.

— Я не убью его.

— А, теперь пришла твоя очередь лгать. — Мэтр надел защитные очки. — Ты мечтаешь убить Рэймса, который всего лишь отверг тебя. Но парня, который хотел тебя изнасиловать, ты убивать не станешь, хотя он в шаговой доступности и у тебя оружие в руках.

Да, я знаю, как это звучало, но я, правда, не собирался убивать Шейна. Он был знаком с Многоруким, а значит неприкосновенен для всех в этом городе. Для меня тоже.

— Я пойду в бар, — бросил я, не собираясь оставаться в одном доме с тем уродом и без оружия.

— Я за тобой заеду, — сказал мэтр.

Я не ответил.

Я зашёл домой лишь для того, чтобы взять свой «бронежилет». И убрался оттуда так быстро, словно боялся, что из подвала мог в любую секунду выскочить Шейн. Со сломанными (как минимум) ногами. Сотрясением мозга. И оглохший на оба уха.

Не помню, как я добрался до бара.

Там в последнее время всегда было малолюдно, а днём так тем более.

Майлз, посмотрев на меня, выругался.

— Я так понимаю, парня, который это сделал, мы больше не увидим.

Я покачал головой, забираясь на стул. И это был жест обречённости, а не согласие с тем, что я прикончил очередного бедолагу.

— И откуда только берутся такие смельчаки, — пробормотал он.

— Где Фрик? — Я хотел поскорее перевести тему и не вспоминать об этом смельчаке. И о том, что мне придётся с ним жить.

— Поехал за тюнером. — Майлз кивнул на рояль. — Хочет настроить его самостоятельно. Думает, нас это спасёт. Пусть пробует. Другой музыки мы тут всё равно теперь не услышим. Да и терпеть мне не так уж и долго осталось.

— Я думаю, ещё не всё потеряно. — Я не умел поддерживать людей, особенно когда сам был в расклеенном состоянии. Но всё-таки попытался. — Можно, например, немного интерьер изменить… Да, сделать канделябры… Повесить картины.

— Это не музей, парень. Сюда ходят, чтобы убивать время.

— А в музей зачем ходят?

Он покачал головой.

— В баре самое главное выпивка и атмосфера.

— Выпивка у вас есть.

— А атмосфера — дерьмо.

— Приберетесь немного…

— Не в том смысле «дерьмо», Габи. — Майлз вздохнул, но потом оживился. — Принёс что-нибудь?

— Забыл, прости.

Он снова раскис.

Казалось, женщины могли решить все его проблемы. Попялиться он в эти журналы или встретит одну из них в живую… Может, так оно и было. Может, будь я чуть смелее и сообразительнее смог бы спасти его от разорения.

Какой-то пьяница опять пристроился у дверей справить нужду, но Майлз никак на это не отреагировал. Он, в самом деле, опустил руки.

— Например, у Мэда… — попытался я, но он меня перебил.

— Не сравнивай меня и Мэда, лады?

— Я лишь хотел сказать, что мне у него не понравилось. Зато ваш бар я обожаю.

— И что же тебе здесь нравится?

Я начал загибать пальцы.

— Музыка, полумрак, всё из дерева, обои, люстры, рояль, запах воска, Майлз, Фрик. — Я показал ему кулаки. — Это десять преимуществ перед клубом Мэда. Там всё из стекла. Ужасная духота. Грохот, а не музыка. Вышибалы — уроды. Мне продолжать?

Майлз мечтательно вздохнул.

— Я всегда хотел иметь салун. Понимаешь? Как во времена дикого-дикого запада.

Я не понял, но активно закивал. Кажется, вспомнив о мечте, он несколько приободрился.

— Что там еще могло бы быть?

— Коровьи черепа или оленьи рога по стенам.

— Ух ты.

— Или просто картинки разных красоток.

— Это мы можем организовать.

— Охотничьи ружья. Чтоб висели за моей спиной крест-накрест.

— Найдём.

— И чтобы доска была в стиле «разыскиваются живыми или мёртвыми». С фотографиями. Любыми.

— Сделаем.

— Чтобы обалденная красотка в платье и чулках танцевала на моей барной стойке.

Я поджал губы. С этим пунктом у нас могли возникнуть проблемы.

— Да, у нас в городе одна «женщина», и та мужик, — проворчал Майлз, очнувшись. — Однажды мне в руки попал вестерн-роман. До сих пор думаю, что ничего круче салунов в мире не было и нет. В них всегда что-то интересное происходит.

— В следующий раз я принесу журналы, и мы достанем плакаты, которые можно будет повесить в рамках. Пусть это будет началом возрождения? Идёт?

— Вряд ли он тебе разрешит. Эти журналы стоят до хрена, а у меня сейчас с деньгами туго.

— Я попрошу.

— Рискни, — пожал плечами Майлз.

Через пару минут зашёл клиент, и Майлз занялся делом, хотя и без особой охоты. Оставшись в формальном одиночестве, я вспомнил, что со мной не так давно случилось.

В том смысле, что огромный мужик тёрся об меня членом, говоря, что это само собой разумеется.

Мне захотелось выпить.

Основная проблема моего воспитания заключалась в том, что первыми моими учебниками были порнографические журналы. Я разучивал по ним алфавит. В — вибратор. О — оргазм. Э — эрекция. И всё в таком духе. Когда ты день за днём всё глубже завязаешь в этой теме, ты начинаешь относиться к сексу беспристрастно. Это становится для тебя чем-то будничным, естественным и сводиться к банальной биологии.

Одна лишь сухая теория. Без практических работ.

И тут вдруг жизнь подкидывает мне экзамен. Я растерялся. И я сейчас говорю не о друге Многорукого. А о нём самом.

Хочешь? По глазам вижу, что хочешь.

Как и я, Многорукий впервые задумался над этим. Не мог не задуматься. Время игр прошло. Это был не тот случай, когда сальные разговоры заканчивались смехом. Он мог что угодно писать на моей футболке, говорить, что я оказался в раю, так как могу выбрать себе любого мужика, намекать-намекать-намекать, но никогда не думать об этом всерьёз.

Но тут Зоркий по-дружески напомнил ему, для чего я создан, что со мной можно сделать и как приятно это будет. И мэтр посмотрел на меня так, как не смотрел никогда раньше. Поэтому я поверил, что в этот раз он не шутил. Что он, в самом деле, принял предложение этого мужика. Всё отличалось теперь. Он был серьёзен.

Желание выпить стало просто невыносимым. Как раз когда у меня промелькнула мысль: "На что бы это было похоже с ним?"

В том смысле, что я автоматически воспринимал всё, что пишут в этих журналах за правду. И раз уж моё тело отлично совместимо с телом мэтра, почему он до сих пор ничего не сделал?

Ждёт, когда я вырасту? Это бессмысленно. Окажись я на ферме, я уже выносил бы полдюжины детей. А солдаты в моём возрасте уже имели за плечами парочку сражений.

— Чего приуныл, крошка? — спросил уже порядком набравшийся клиент, бросая монеты на барную стойку. — Если тебе скучно с Многоруким, приходи как-нибудь ко мне.

— Не лезь к нему, — лениво отмахнулся Майлз.

— Я всего лишь предложил. Не дело бросать такого милашку. Я тебя тут часто вижу, а его — никогда. Может ты ему уже поднадоел?

— У него работа, — ответил я зачем-то. Как будто хотел его защитить. — Ублюдков много, а он — один.

— Об этом и речь, — сказал мужик. — Мы с ним предпочитаем разные компании. Я стараюсь держаться от ублюдков подальше.

Он пошёл к выходу, и я проводил его взглядом. Я тоже предпочитал от них держаться подальше, но пока не очень-то получалось. В том смысле, что Многорукий сам любому ублюдку даст фору, а тут ещё нарисовался его друг.

Где он таких друзей находит?

— Не хотел затрагивать эту тему, — проговорил Майлз, наклоняясь над стойкой. — Но у вас на самом деле всё нормально?

— Да, всё отлично.

— Я это к чему… — начал он доверительно. — Ты молодой, а Многорукий вряд ли будет уделять этому много внимания. Поэтому если захочешь поговорить об этом — валяй. Я всегда выслушаю и дам совет.

— Об «этом»?

— О всяких проблемах, связанных с твоим положением. Боль, травмы, болезни, суицидальные настроения…

— Ладно, Майлз. Я не хочу об этом говорить.

— Я к тому, что пассивы здесь долго не живут. А ты парень хороший. Я хочу помочь, когда станет совсем хреново, ясно?

— Меня это не касается.

— Нет, это всех нас касается. Потому что если начнётся распространение эпидемии, нас тут всех заживо сожгут. Я просто хочу, чтобы ты понял, как это серьёзно.

Вздохнув, я решил его успокоить.

— Мне это не грозит.

— Чёрта с два. С чего бы? Думаешь, у Многорукого какой-то особенный зачарованный член, который никогда в жизни не наградит тебя практитом или чем посерьёзнее? Ни хера подобного. Дай-ка я тебе поподробнее расскажу, что тебя ждёт в лучшем случае через пару лет…

— Потому что он не трогает меня, — перебил я.

— А?

— В этом плане. Он никогда не трогал меня.

— Никогда не трогал… а это что? — Он указал на мою футболку, и я пожал плечами. — Вообще ни разу?

— Нет.

— А на хрена ты ему тогда нужен?

О… ладно, а вот это было обидно.

— Может, со мной весело. Эниты же зачем-то держат «кукол».

— В смысле… — Он поднёс кулак ко рту и потряс. Похоже, о другом веселье он не знал.

— «Куклы» — вовсе не сексуальные игрушки, — просветил его я. — Эниты и вполовину не так озабочены, как мы или… другие животные.

— Звучит не очень весело.

— Да, совсем не так как разговоры о практите.

Похоже, мы загнали себя в ещё большую депрессию, хотя собирались приободриться.

Майлз налил себе выпить и кивнул мне, хотя никогда раньше не предлагал составить ему компанию.

— Будешь?

— Можно, — сказал я, и Майлз наклонился, чтобы достать чистую стопку. Ему понадобилось время, чтобы такую найти. Он поставил её на столешницу, а когда выпрямился, отскочил назад так, словно его ударили.

— Спасибо, — прозвучал надо мной голос Многорукого, и я даже не обернулся. Его внезапные появления уже перестали меня пугать. — Вот это я понимаю быстрое обслуживание.

Взяв со стойки бутылку, он наполнил стакан и осушил его залпом.

— Поехали, — кинул мэтр мне.

Я не сдвинулся с места, наблюдая, как он достаёт из кармана карточку, одну из тех, которыми расплачиваются с элиминаторами заказчики. На них обычно числились огромные суммы, но мэтр решил заплатить одной из них за стопку дешёвого пойла.

Хотя я понимал, что таким образом мэтр благодарил Майлза за то, что он регулярно поставлял ему выпивку и вдобавок нянчился со мной.

Майлз ничего не сказал, потому что был слишком шокирован.

Я ничего не ответил, потому что не хотел никуда уходить отсюда в ближайшие… Никогда. С некоторых пор дом Многорукого уже не казался мне непреступной крепостью. В этом одиноком, пыльном, грязном баре мне было намного уютнее.

— Тебя тоже контузило, или ты игнорируешь меня?

— Я посижу тут ещё немного, — попросил я. — Можно?

Многорукий не ответил. Забрав со стойки бутылку и стакан, он прошёл к ближайшему столику и сел. Вытянув ноги, он достал из кармана скрученные мной сигареты и зажигалку. Мол, валяй. Я подожду.

Может, не только мне не хотелось возвращаться домой? Или просто дело в том, что его ждало там раньше и ждёт теперь?

Майлз посмотрел на меня, и что-то пробормотав по поводу нужды, вышел из зала.

Предатель.

Глава 19

Взяв пепельницу, я прошел к столу.

— Я думал, нас это не коснётся, — пробормотал Многорукий, когда я сел напротив. — Я всё сделал для того, чтобы не коснулось.

Я занервничал, начал кусать губу, скоблить ногтем щербатый стол. Я уже не мог смотреть на мэтра, как прежде. Спокойно, отстраненно, не вспоминая тот его взгляд. Само собой, он моментально меня раскрыл.

— Ты тут не причём, — сказал я, сглотнув. — Это само собой выходит, по-моему.

— Чёрт возьми, это неправильно. Я почему-то думал, что будет намного проще. Даже не знаю, как люди раньше справлялись с этим.

Я собрался сказать ему. Я набрал воздуха в грудь, но мысли путались. По ощущениям мне нужно было объять необъятное, меня переполняло что-то… Я задыхался и краснел, и Многорукий терпеливо наблюдал за моими жалкими попытками признаться ему в чувствах, которые я сам не понимал.

— Ты… после всего, что случилось… я думал об этом, но… Я не знаю, как это… Не могу объяснить, — сдался я, вытирая ладони о штаны.

— Я знаю, что ты чувствуешь.

— Правда?

— Да, я сам таким был. Мне постоянно хотелось сбежать.

Я моргнул.

— Погоди-погоди… Что? Сбе… О чём ты? Я не собирался сбегать.

— Отказываешься возвращаться домой. — Он достал из внутреннего кармана куртки новую книжечку. «Психология взросления» прочитал я, скривившись. — Из всех пунктов, по которым ты мог так поступить, я могу назвать только… стресс.

Ну да, у нас в подвале маньяк заперт. Хотя если учесть что это за дом? Просто ещё одно оружие рядом с гранатами и метательными ножами.

— Нехватка внимания? Я чертовски внимателен, — продолжал Многорукий, смотря в книгу. — Неблагополучие в доме? Намного благополучнее, чем здесь. Скандалы между родителями? Невозможны по определению.

Я не мог понять, говорит он серьёзно или снова издевается.

— Что тебя беспокоит, Габи?

Ты. Во всех отношениях.

— Я в порядке.

— Мы же уже не раз проходили через это, не так ли? — Он говорил о нападениях разного рода. — Но в этот раз ты не просил тебя спасти. Это меня несколько сбило с толку, знаешь.

Я ничего не ответил, глядя в сторону дверей.

Клиенты заходили и тут же поворачивали назад, узнав Многорукого со спины. Не страшно, Майлз уже получил выручку за всю неделю.

— Понимаю, ты шокирован.

— Нет. Мне это не в новинку, мэтр.

— В каком смысле не в новинку? — Он нахмурился.

— В том смысле, что со мной обращались, как с мусором, с самого рождения. Теперь обошлись снова. Так что нет, я не шокирован.

— Он тебя собирался поиметь.

— Я знаю, что он собирался сделать.

— Для женщин сексуальное насилие — хуже не придумаешь.

Опять эти его достоверные сведения из книг поза-поза-позапрошлого века.

— Да, а то, что я пережил в приюте, сказка. Ведь там о сексе даже взрослые не знали. Я это к тому, что для меня насилие не делится на виды. Сексуальное или нет — какая разница?

— Кое-какая есть.

— Ладно, — согласился я. — Очевидно, ты в этом больше моего шаришь.

— Например, я могу трахнуть Шейна, но убить его не могу.

— Я не прошу тебя об этом.

— Не просил спасти. Не просит убить. А раньше только об этих двух вещах и ныл. Спаси. Убей. Спаси. Убей. Что с тобой твориться?

— Не знаю. Может, это называется взрослением? — Я кивнул на его книжку. — У тебя же есть инструкция.

— Хамишь.

Я откинулся на спинку стула, не собираясь извиняться.

— Он — твой друг. Кто я такой, чтобы просить тебя его убивать?

— Да никакой он не друг. Назовём это деловой этикой.

— Он — элиминатор? — удивился я.

— И довольно неплохой.

— Я принял его за Зоркого. Думал, он пришёл забрать меня. У него костюм такой же и оружие…

— Он им был когда-то. Пока его не попёрли из гвардии за нарушение дисциплины.

— Ты говорил, все Зоркие — импотенты.

— Об этом и речь. — Он ухмыльнулся, словно его каждый раз забавляла эта история. — Он — яркий пример того, что даже люди из пробирок бывают бракованными. Что-то они там напортачили, когда лепили его. Он не просто импотентом не стал, а готов теперь свой член в любую дырку засунуть. Его положение усугублялось с течением времени, и вот когда его поставили охранять одного из энитов с прелестной коллекцией «куколок»… В общем, был скандал.

— Почему его не казнили?

— Это сочли не его виной, а ошибкой производства. И просто изгнали.

Я задумался над тем, как это трагично для доблестного стража порядка — быть бракованным, прятать свою суть и в итоге оказаться на помойке. Лучшего наказания не придумаешь, точно.

— Ты давно его знаешь?

— Довольно давно.

— Как вы подружились?

— Мы не друзья, ясно? Просто работали вместе над несколькими заказами.

— И зачем он пришёл, если вы не друзья?

— Может, ему понадобилась помощь в каком-нибудь непростом деле. Такое уже случалось.

— Разве взаимопомощь — не показатель дружбы?

Многорукий задумался.

— Я его не так давно башкой вниз в подвал столкнул и запер там… Так что да, думаю, ты прав. Мы с ним — не разлей вода. Уже начинаю скучать по этому козлу. Наверняка и он без нас соскучился. — Многорукий встал из-за стола и прихватил с собой бутылку. — Пошли его проведаем.

Глава 20

Перед тем как Многорукий полез в подвал «проведать» Шейна, я попросил его прихватить оттуда два охотничьих ружья и журналы. И хотя мэтр был озадачен таким сочетанием, я получил и журналы, и ружья. Не просто так, конечно.

— Проси, Габи. — Мэтр хрипло посмеивался. Ружья он закинул на плечи, а журналы заткнул за пояс штанов, обложкой ко мне, спрятав под ремнём необъятные прелести подмигивающей мне глянцевой красотки. — Проси, как Рэймса просил.

— Пожалуйста, Рэймс, — пробормотал я, кося взглядом в сторону открытого люка в ожидании, когда же Шейн додумается выбросить оттуда гранату.

— Теперь понятно, почему он оставил тебя там. — Многорукий разочарованно вздохнул. — В следующий раз, когда вы с ним встретитесь, постарайся…

— В следующий раз, когда мы с ним встретимся, умолять будет он, — перебил я, и улыбка мэтра стала ещё шире.

— А ты, пожалуйста, выслушай его и намотай на ус, — попросил он и тут же оживился. — О! Шейн ведь не знает эту историю. Ты должен её услышать, приятель. Эта история моя любимая.

— Пшл нах, — раздалось хрипло снизу.

— Расскажи ему, Габи, — приказал мэтр. — Я её уже сто раз слышал, но ощущения каждый раз те же. Пусть Шейн приобщиться. Я же тебе его историю рассказал.

— В конце его истории ему должны были отрезать яйца, — сказал я, недовольный эпилогом.

— А в конце твоей Рэймс должен был тебя забрать. Видишь, как вы похожи.

Не то чтобы я нашёл это логичным. Я подчинился просто потому, что не мог не подчиниться.

— Знаешь, я думаю всё дело в том, что ты был сопляком и не знал нужных слов, — заявил в итоге мэтр. — Шейн тебя научит умолять. Правда, Шейн?

— Обязательно, — протянул он, имея в виду, конечно, не на собственном примере. Что эти уроки будут долгими и мучительными.

— Смотри, каким ты уже стал покладистым. — Мэтр балансировал на самом краю. — За это я тебе расскажу продолжение. Через пару лет после этого случая Габи сбежал и появился у меня на пороге, прося убить Рэймса.

Шейн рассмеялся, его надсадный хохот стал по-настоящему страшным за счёт эха.

Я нахмурился. Неужели моя просьба была такой уж безрассудной?

— И я согласился. — Хохот стал ещё громче. — В конце концов, он не энит, а людей незаменимых не бывает. Рэймс же «вещь» Бэлара, но Бэлар давным-давно сгинул.

— Да, я слышал, Рэймс же его и прикончил. Из зависти, ага.

У меня челюсть отвисла.

— Не суть, — бросил мэтр. — Если генеральского ликтора сможет убить обычный элиминатор, значит Рэймс не так уж и крут, как говорят. Никто его оплакивать не будет. Разве что его верные приютские фанаты… с одним из которых он поступил так жестоко.

— Да уж, совсем озверел, подонок, — поддакнул Шейн.

— И вполовину не так как ты, приятель. — Мэтр присел на корточки, заглядывая вниз. — Ты пришёл ко мне домой, и вместо того, чтобы Габи руку пожать, решил в него член засунуть? Какие же у тебя херовые манеры, приятель. Я тебя не убил до сих пор только потому, что у тебя такой крошечный, что Габи ничего не почувствовал. Он сказал, что ты — кастрат неуклюжий — просто упал на него. Мне пришлось с тяжелым сердцем объяснять, что твои намерения были не так чисты. Он был несколько озадачен, знаешь.

«Несколько озадачен»? Я едва не поседел.

— Какого черта ты говоришь о ней, как о мужике? — прохрипел Шейн. — Тебе это помогает в руках себя держать, что ли?

— Потому что Габи сам так решил, и мне приходится с этим мириться.

— Я бы на твоём месте уже давным-давно объяснил ей различия. Самым доступным образом. Я бы очень медленно…

— Мечтай, — протянул Многорукий, не слушая его детальные описания, от которых у меня волосы дыбом встали. — Видишь, Габи, этот бедняга уже сходит по тебе с ума. Что ты с ним сделал.

— Ничего.

— Вот именно.

Это была какая-то очередная психомудрость, которую я не мог постичь своим скудным умом. Когда мэтр прошел мимо меня, оставляя Шейна фантазировать, я побрёл за ним следом. Поднявшись наверх, мэтр кинул на софу ружья и вытащил журналы.

— Без патронов, — отметил я, проверяя оружие.

— Собрался на охоту?

Я подумал об оленьих рогах. И покачал головой.

— Ты говорил, у тебя есть фотоаппарат, — начал я неуверенно, и Многорукий повернулся к люку.

Его глаза зловеще прищурились.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

* * *

На самом деле, я не собирался фотографировать беспомощного Шейна на память. Хотя мэтр говорил, что это моя первая официальная победа, и не задокументировать её — грех.

— Это ты его туда столкнул, — напомнил я.

Мы сидели на кухне, и я разбирался с фотоаппаратом. Мэтр сказал, что такие выдают элиминаторам, которые занимаются частными заказами. Эта штука была большой и шумной. Оны выплёвывала маленькие карточки, и их нужно было минуту потрясти, чтобы изображение проявилось.

— Но разве он оказался бы там, если бы не захотел тебя?

— Просто ты пришёл вовремя.

— Ты мог бы попросить его, и Шейн бы сам туда прыгнул.

Я долго смотрел на него.

— Что за чушь.

— Клянусь.

— А ты? Прыгнул бы?

Он не ответил так же быстро, как раньше.

— Со мной всё по-другому.

— Потому что ты — энит, — прошептал я.

— Нет, просто я выбрал бы место поромантичнее. Чего я не видел в своём подвале?

Я промычал что-то невнятное, краснея до корней волос.

Я был счастлив. Я был в бешенстве от того, что не понимал природу этого счастья. Я решил, что это из-за того, что Многорукий уже который день дома. И все эти дни он не позволял Шейну давать ни черта, кроме воды. Думаю, он так долго не протянет. С другой стороны, он больше не напоминал злостного насильника. А когда он начинал стонать от боли, мне даже становилось его жалко.

Но такое он позволял себе редко. Например, сейчас он как-то подозрительно притих…

В подвале послышался жуткий скрежет и рёв усилия, и меня парализовало от страха. Я уставился на Многорукого, но он, казалось, этого и не слышал. Он продолжал вдумчиво читать свою книжонку.

Снова терзающий ухо шум. Словно Шейн… передвигал один из тех несгораемых шкафов, чтобы использовать их как лестницу.

Откуда у этого мужика взялись силы? Это то, что называется вторым дыханием?

Я переводил взгляд с подвала, на Многорукого и обратно. Скрежет прекратился. Видимо, Шейн расположил шкаф прямо под люком. Я помнил, они были довольно высокие. Если Шейн сможет на него забраться и встать во весь рост…

Он пытался. Стук, звук падения, ругательства, новые попытки. Этот мужик был настоящим монстром, потому что вытворял это с переломанными костями. Судя по звукам, он, наконец, встал на шкаф, выпрямился, вытянул руки… но высоты всё ещё не хватало. Если бы он мог подпрыгнуть, то ухватился бы за край.

Но вряд ли у него это получится…

Он прыгнул. Я увидел его пальцы, впившиеся в дерево пола. А потом он подтянул своё тело вверх. Я увидел его лицо, искажённое бешеным усилием и злостью.

Что там говорил про него Многорукий? «Неплохой элиминатор», да?

— Мэтр… — прошептал я, глядя на это средоточие агрессии и упорства. Я бы сказал, что восхищаюсь его силой, если бы так сильно не ненавидел ублюдка.

Многорукий посмотрел на Шейна и присвистнул.

— Этим он мне и нравится. Как думаешь, сможет выбраться?

Я посмотрел на люк. Шейн уже переставил руки и подтягивал своё тело.

— Да, — сказал я, ничуть в этом не сомневаясь.

— Что поставишь на это?

— А?

Он серьёзно собирался сделать из этого соревнование?

— Я готов поставить тебя на то, что он не выберется.

О, это ещё круче.

— Слышишь, Шейн? — крикнул мэтр. — Ставлю Габи на то, что ты не выберешься.

Не то чтобы это придало Шейну силы, но мужик уже почти выполз. Ему оставалось только ногу закинуть. Но в этом и была основная проблема.

— А ты? — спросил меня мэтр.

Кажется, я начал понимать правила этой игры.

— Я ставлю тебя. Что он выберется.

— А Габи ставит меня. — Мэтр задумался. — Если выберешься, получишь Габи, если не выберешься — меня. Да ты кругом в выигрыше, Шейн.

Как будто ему было какое-то до этого дело. Кстати, а что будет потом? Если он сумеет вылезти? На что Шейн надеялся? Что ему дадут сбежать? Уйти? Уползти? Скорее всего, он делал это исключительно ради протеста. Просто потому что не мог безропотно мириться со своим положением.

Я напряжённо следил за происходящим, как если бы на кону действительно была моя жизнь. Хотя я так и не научился понимать, когда мэтр говорит серьёзно, а когда нет. Может он, в самом деле, готов был отдать меня на растерзание под влиянием азарта.

— Поддержи его, Габи. Знаешь, что может сделать хорошая поддержка с человеком? — подначивал мэтр. — Или ты хочешь меня проиграть?

— Не хочу, чтобы ты проиграл.

— Сложный выбор.

Не особо.

— Я не привык проигрывать, — согласился мэтр, и через три секунды Шейн, пытаясь переставить руки, сполз и упал вниз. На шкаф — бам, на пол — хренак.

— А я привык, — сказал я. Правда, не таким образом. Раньше за свои проигрыши я расплачивался сам.

Мэтр встал и снял футболку, чтобы не запачкать её. Размял запястья, плечи, шею.

— Я уже иду, Шейн, — протянул он.

— Пойду пофотографирую, — пробормотал я, вылезая из-за стола.

Конечно, мэтр наказал бы Шейна в любом случае, независимо от результатов игры, но я не хотел присутствовать при этом. Я предпочитал просто сбежать в меру своей слабости.

Для Многорукого же крики были музыкой, и он был явно не доволен тем, что я сбегаю с очередного концерта. В конце концов, большую часть времени Шейн находился в отключке, мне стоило бы воспользоваться моментом.

Одевшись потеплее, я прошел к двери и открыл замок. Да, с некоторых пор он появился на этой двери. В кармане звенели ключи, когда я сбегал по ступенькам. Ключи от моего дома. Я понял, что ради того, чтобы услышать этот звук, стоило жить.

Я фотографировал всё подряд. Лужи с бензиновыми разводами. Грязных и уставших механиков из мастерской. Ярко наряженных проституток. Я даже согласился сфотографировать Криса, когда мы снова встретились. На фотографии он получился улыбающимся и безобидным. Короче, совершенно на себя не похожим.

— Я здесь как настоящая актриса, — проговорил он, потрепав меня по щеке. — Но ты, конечно, не в курсе, о чем я.

Нет. Вообще без понятия.

— Передавай привет Многорукому. Надеюсь, ты утоляешь его жажду как положено.

Я опять почему-то покраснел.

Я отдал ему фотографию, а Крис вручил мне несколько монет.

— Заслужил. Мне понравилось фото, — сказал он.

Это были мои первые заработанные деньги. Мелочь, да ещё принятая от такого человека. Но я почему-то улыбался, глядя на них. Я решил их тоже сфотографировать. Задокументировать, как сказал бы мэтр.

Я отнёс все снимки в бар. Там стало потрясно. На деньги, полученные от мэтра, Майлз купил канделябры и экономичные свечи, раздобыл коровий череп. За его спиной теперь висели скрещенные ружья. Со стен на нас смотрели самые потрясающие женщины всех времен и народов.

Обновленный интерьер бара мало-помалу привлекал клиентов. Они глазели на женщин, пили и мечтали под прекрасную музыку — совмещали самые приятные занятия в одно. Это было намного лучше, чем трястись под транс в зеркальном зале, наступая друг другу на ноги.

Или возвращаться в дом, который с некоторых пор делишь с элиминатором-извращенцем.

Я открыл дверь ключом, испытывая то же чувство, как когда бежал, и они звенели в кармане. Думаю, я никогда к этому не привыкну. Я переступил порог и приготовился услышать что-нибудь от мэтра. Но его не было дома. Я обошёл все комнаты, даже заглянул в люк, прислушиваясь.

Тишина.

Если бы мэтр был там, там бы не было тихо.

Я пошёл на кухню, чтобы соорудить себе гигантский сэндвич из отвратительного, крошащегося хлеба, сносного вяленого мяса, неплохих оливок и разных острых соусов, которые я просто обожал. Это был верх моего кулинарного искусства. На большее я был не способен. Если только открыть консервную банку. Ну, чай заварить.

Возясь на кухне, я все время был настороже и прислушивался.

Почему мэтр ушел и оставил люк открытым?

Через пару минут я вернулся к нему и встал на самом краю, наклоняясь вперёд.

Ни-че-го. Может, Многорукий забил Шейна до смерти и уже унёс тело, чтобы закопать где-нибудь в пустоши? Или он всё-таки сбежал?

Вряд ли.

Я так крепко задумался, что не заметил, как хлеб в моих руках раскрошился и полетел вниз вместе с мясом, оливками и прочим. Выругавшись, я облизал пальцы и посмотрел внутрь подвала. Каким-то немыслимым образом Шейн уже оказался возле моего ужина и запихал его в рот, словно я мог спуститься и отобрать у него еду. Подобрав с пола всё до последней крошки, он медленно поднял голову и посмотрел на меня.

Я отшатнулся.

— Спасибо, — раздалось хрипло, и я решил, что ослышался. — Так вкусно… сразу ясно, что делали персонально для меня. С любовью.

Даже не пытайся.

Я не собирался объяснить, что это вышло случайно.

Глава 21

Мэтр так и не вернулся тем днём и ночью. И из-за того, что крышка люка осталась открытой, я не мог заснуть. Шейн бредил. Он стонал так, что мне самому становилось больно. Я вспоминал, как обращались со мной в приюте, сколько побоев перенёс я, и мне становилось совсем погано. В пору дуэтом выть.

Я решил прекратить это мучение и просто закрыть люк. Но когда я подошёл, чтобы попытаться, то расслышал всего три слова. Обрывки фраз, которые сработали на мне покруче болевого приёма.

Сделаю всё… Пожалуйста…

Я вспомнил свой самый позорный провал. Вспомнил Рэймса.

Взяв куртку, я выбежал из дома. Я нащупал в кармане монеты, которые мне дал за фотографию Крис. Я знал, где можно купить обезболивающее и антибиотики, и попёрся в это сомнительное место. Я осознал, что сделал, лишь когда стоял перед люком с пакетом медикаментов в руках.

Какого чёрта я творю?

Разжав руки, я позволил пакету «случайно» упасть вниз. Антисептики, шприцы, таблетки, капсулы с антибиотиками, бинты рассыпались по полу.

— Просто заткнись уже, — пробормотал я, убеждая себя в том, что сделал это лишь для того, чтобы самому уснуть.

Ага, эгоизм и ничего кроме. Ка-а-ак же.

Проснувшись утром, я был в ужасе от собственного поступка. Я чуть не сошел с ума от страха, когда подходил к люку. Пакета на дне уже не было. Я ждал, что в любой момент излечившийся Шейн выпрыгнет из подвала или выйдет из соседней комнаты и прострелит мне голову.

— О, эти шаги я теперь всюду узнаю, — протянул снизу Шейн, и я отпрянул назад. — Это же моя спасительница, Габ-ри-эль. Я успел сочинить тебе оду, пока помирал тут.

Он начал хрипло горланить о том, как много у него было женщин и что он с ними делал, но ни одна из них не сравниться с Габриэль, потому что до неё ему так и не удалось добраться. А теперь он должен умереть из-за того, чего не совершал. Из-за того, что ей бы понравилось настолько, что она повторяла бы исступлённо «ещё, ещё, ещё».

— Заткнись, — бросил я.

Лучше бы он кричал от боли.

— Что поделать, та наркота, которую ты мне вчера подбросила, была такой ядрёной, что я даже написал пару стишков собственной кровью.

Кажется, я начал понимать, почему они с мэтром ладили. Их объединяло одинаково паршивое чувство юмора. Интересно, кто с кого брал пример…

— Ну прости пожалуйста.

Какого чёрта я с ним разговариваю?!

— Нет-нет, мне понравилось. Может, у тебя ещё осталось? Я тогда напишу целую исповедь в стихах. О том, как мне жаль, что я всерьёз намеревался… хотя нет, чёрт, мне не жаль, ведь это в порядке вещей.

— Понимаю. Нападение — это хороший тон у чистильщиков. Вот только я не один из вас.

— Если бы ты набросилась на меня в приступе страсти, я бы ни капли не обиделся.

И почему я над этим задумался? Не над тем, чтобы на него наброситься, а почему то, чего хочет он и все, кто меня окружает, не хочу я.

Не хочу ли?

Я вспомнил мэтра, и ноги сами собой подогнулись. Я сел на корточки и спрятал лицо в коленях. В последнее время мне становилось всё труднее. Смотреть на него. Слышать о нём. А теперь даже думать.

Этот ублюдок Шейн всё испортил. Его появление нарушило привычный порядок вещей. Из-за него я теперь не мог воспринимать мэтра так, как раньше.

— Да ты, в самом деле, хочешь этого, — протянул Шейн. — Но я не настолько самовлюблён, чтобы принять твоё молчание на свой счёт. Я всё думал, что с вами, ребятки, не так… пока до меня не дошло.

Он замолчал.

— Что? — спросил я, и он тихо рассмеялся.

— Знаешь, кто такая Шахерезада, Габи?

Нет, конечно, я вообще не знал, что это за фигня.

— Это я. Меня ждёт верная смерть, и я могу оттянуть неизбежный конец только тем, что буду рассказывать истории, обрывая их на самом интересном месте.

Да кому сдались твои истории, подумал я. Но с места не сдвинулся.

— Вот только… что-то у меня горло пересохло.

Судя по всему, этот мужик тоже владел мысленным контролем, потому что через минуту я стоял у подвала с пластиковой бутылкой в руках. Похоже, мэтр меня не обманывал, люди из пробирки так умеют.

Ка-ко-го чёр-та я де-ла-ю?

Вот что меня интересовало.

Я был сам от себя в шоке, когда разжал пальцы, позволяя силе тяжести сделать всё остальное.

Он пил долго, с наслаждением. Часть воды вылил себе на голову.

— Ну и? — подогнал его я, когда Шейн закончил с душем.

— Что?

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Что ты понял? О нас?

— Что вы живёте здесь, как два педика, но на самом деле вы даже не любовники. Всё намного хуже. Вы — парочка психопатов, которые затеяли убийство самого влиятельного человека планеты. — Когда я со вздохом «всё ясно» встал, намереваясь уйти, Шахерезада добавила: — А ещё, что ты к своему мэтру неровно дышишь, а он тебя не воспринимает всерьёз.

Я остановился.

— О, надеюсь, я не разбил твоё хрупкое девичье сердце? Или ты решила, что вы будете вместе до гроба?

— До твоего, по крайней мере, точно.

— А чей гроб будет следующим?

— Рэймса.

— Отвергнутая женщина, действительно, опасна. Я бы сказал в утешение, что Рэймс, пожалуй, единственный, кто тебя не хочет. Но нет, ещё есть Многорукий. Держать под боком девку и ни разу не воспользоваться, это о чём-то говорит.

Я сделал ещё несколько шагов.

Ухожу. К чёрту его.

— О том, что у него есть какая-то корысть.

Да будь ты проклят!

— Да-а, — протянул Шейн. — Знай ты Многорукого так, как знаю я, сразу бы сообразила: он что-то замышляет. Ты же понимаешь, что он держит тебя здесь не по доброте душевной? Убийство Рэймса — просто отмазка. Я даже уверен, что он не собирается его убивать. Слишком это хлопотное дело. К тому же все эниты его просто обожают, кто знает, как они на это отреагируют. Особенно Хейз.

М-м, я где-то уже слышал это имя.

— Это его ты видела вместе с Рэймсом в тот раз, — подсказал Шейн. — Отец Бэлара. Один из архонтов. Очень-очень-очень влиятельный мужик. Его даже свои побаиваются. Говорят, у него самый высокий уровень контроля. Он может тебе подмигнуть, и у тебя голова взорвётся, вот так. Он, к слову, заведует фермами и лабораториями по производству нам подобных. И старается он на славу, если учесть, что новые модели выходят чуть ли не каждый год. В связи с этим у Зорких конкуренция бешеная. Никто не хочет в армию, в гвардии намного привольней.

— Ты много знаешь.

— Ты даже не представляешь, как много я знаю.

— Какое облегчение, что мне нет до этого никакого дела, — сказал я по большей части для себя. Чтобы не оставить себе другого выбора.

— Даже если я скажу, что знаю, кто именно тебя купил? — крикнул он, и я замер у двери.

Просто открой её и освежи уже свою тупую голову. Он лжёт. Блефует. Он ни черта не знает. Но узнает, если ты начнёшь с ним болтать.

— Мы с твоим мэтром мило поговорили. О тебе, — добавил Шейн как будто бы беспечно. — Поразительно, что он поведал мне столько твоих секретов, а тебе так и не рассказал, кому именно ты понадобилась.

Я открыл дверь и выскочил из дома. Я забыл про куртку, но возвращаться не собирался. Замерзнуть до смерти? То что надо.

* * *

Когда я пришёл в бар, там сидела королева. Так я понял, насколько на самом деле паршивый день задался сегодня.

— Иди сюда, крошка, — поманил меня Крис, когда я развернулся, чтобы выйти до того, как меня заметят. — Сфотографируешь меня на том рояле. — И прежде чем я ответил, он добавил. — Я заплачу в два раза больше, чем в прошлый раз.

Ничего личного. Только бизнес.

Он запрыгнул на рояль и принялся позировать. Он так вошел в раж, что Фрик, не вынеся такого зрелища, решил убраться подальше. Выглядело это так, словно Крис насиловал его любимую, поэтому мужик, который раньше не курил, взял сигареты и пошёл прогуляться. Надолго.

— Ещё одну, — говорил Крис после каждого щелчка затвора. — Я должна была родиться много-много лет назад и стать моделью, как думаешь?

Ублюдок был очень фотогеничным, так что это имело смысл.

Я пришел к выводу, что мы все здесь родились не вовремя. А точнее тоскуем по прекрасному прошлому, эхо которого можно обнаружить лишь в таких вот местах. Салуны, рояли, журналы…

— А ты бы стал востребованным фотографом, — проговорил Крис, любуясь снимками. — Я заплачу тебе с верхом. Заслужил.

Он подозвал телохранителя, который всегда следовал за ним, как вторая тень, и тот достал из кармана кошелёк. Крис отсчитал мне мой заработок.

— Приготовишь мне «поцелуй»? — спросил Крис, садясь на высокий стул. — Тогда можешь рассчитывать ещё и на чаевые.

— Почему нет?

В общем, я ничему не учусь.

Я зашёл за барную стойку и спрятал фотоаппарат среди бокалов. Майлз старался не обращать на нас внимания. Он сидел в зале и разглядывал журнал, предпочитая восхищаться глянцевыми женщинами, а не двумя реальными. Ну, ладно, одной с половиной женщиной. И половина — это я.

Я выставил на стойку нужные бутылки и ингредиенты. Я тут уже отлично освоился и иногда даже подменял Майлза. Фрик же теперь исполнял роль исключительно музыкально сопровождения.

— Посмотрим, — протянул Крис и пригубил коктейль. — М-м-м, неплохо целуешься, Габи.

— «Минет» я тоже неплохо делаю.

— После всего лишь одного поцелуя я обычно таким не занимаюсь, но почему бы не попробовать?

— Слушайте, голубки, — окликнул нас Майлз. — Мой бар — зона свободная от интима. Так что валите-ка в ближайшую обоссаную подворотню или Блазар, договорились?

— Ага, вспомни, кто карту составлял, — сказал я. — Для зоны свободной от интима у тебя слишком пошлые мысли.

— Не только мысли, — поддакнул Крис, разглядывая красоток, висевших по стенам. — Но я не против.

— Как будто кто-то тебя спрашивает, — проворчал Майлз.

— Здесь стало живенько, — продолжил Крис. — Я как будто попал в Америку времён дикого запада, только там уже знали про офсетную печать и цветную фотографию.

Майлз хмыкнул. Одобрительно.

Крис это умел. Располагать к себе какого угодно человека. Но, собственно, именно этому его и учили, когда он был в услужении у энита.

— Всё так к месту и в меру. — Крис допил свой коктейль. — Интерьер, музыка, даже запах. Но чего-то всё равно не хватает…

— Может, двух ковбоев? — предположил я тихо.

Двери распахнулись, и в зал вошли парни. Они были не многим старше меня. Явно пришлые. Это было понятно не только по одежде и оружию, а по поведению.

Они направились к барной стойке, вышагивая, как хозяева жизни. Майлз следил за ними исподлобья, но с места не встал.

— Зацени, Сэт, — протянул один, указывая на красоток. — А ты сказал, что место тухлое.

— Пока неплохо, — ответил Сет, сплёвывая на пол.

Майлз прищурился, но ничего не сказал.

— Я бы даже сказал — отличное, — добавил дружок Сета, оценивающе разглядывая Криса. Со спины, в чёрном платье его нельзя было отличить от девушки. — Привет, детка. Я — Люк. Купить тебе выпить?

— Оставь эти деньги себе, приятель. Тебе придётся прикупить чистые трусы, когда ты познакомишься с моим парнем.

— О, я с ним с удовольствием познакомлюсь. Может, позовёшь его сюда? Я в этом смысле всеядный, но мужику всё-таки придётся подождать своей очереди… Сет у нас искусственный, на него можешь не рассчитывать, но уверяю, мало вам не покажется.

— Парни, что будете пить? — Я решил взять все в свои руки, пока дело не дошло до кровопролития.

Зря.

— Твою кровь, если ещё раз меня перебьёшь, — очень внушительно заявил Люк.

— Ла-а-а-адно, — протянул я и посмотрел на Майлза.

Есть идеи?

— Осадите, парни, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Вы не местные, как я погляжу. Здешних правил не знаете.

— Чего тебе, старпёр? — спросил Сет, выгнув бровь.

— Я хозяин этого бара, сосунок. А вон тот парень, — он ткнул в мою сторону пальцем, — сейчас как следует надерёт вам…

Я визгляво вскрикнул, когда Сет ударил Майлза в лицо. Тот грохнулся на пол плашмя и больше не двигался. Этот парень вынес его с одного удара.

— Сосунком меня назвал, — проворчал он.

Люк вновь повернулся к Крису.

— Так на чём мы остановились?

Ладно, за Криса я не волновался. Не потому что я итак желал ему сдохнуть, а потому что у него был телохранитель. И этот верзила решил, что пришла пора действовать. Наконец-то.

Он подошёл к Люку со спины и схватил его за плечо, резко поворачивая к себе. Парень крутанулся на стуле, доставая из кобуры пульсар, и нажал на спусковой крючок. Он задержал пальцы на нём на секунду и плавно отпустил, когда кулак верзилы уже почти коснулся его лица.

Мужика буквально стёрло из этой жизни. Невидимый удар разметал его по всему залу, забрызгал кровью и ошмётками стены, разнёс в щепки столы и стулья.

Так я понял, как работает пульсар — личное оружие Зорких и элиминаторов.

Сказать, что я был впечатлён — всё равно что промолчать.

Я приготовился потерять сознание.

Телохранитель Криса теперь был повсюду — на потолке, на стенах, на люстре. И это когда мы только обновили интерьер.

Кстати, да, это был первый раз, когда я видел убитого человека, пусть даже трупа как такого не было.

— Ну всё, козлы, — прорычал Крис. — Вы откусили больше, чем сможете проглотить. Придётся с кровью выхаркивать.

— Знаешь, что это такое? — Люк достал из кармана устройство, маленький плоский экран, на котором высветилась его фотография. — Лицензия элиминатора. Читай: «убиваю кого хочу и ничего мне за это не будет».

— Засунь её куда подальше.

— Не торопи события, — улыбнулся Люк, закидывая руку Крису на плечо.

А я лихорадочно соображал.

Какие у нас варианты?

Из оружия здесь были… ну, два незаряженных ружья.

— Сначала дело, — бросил ему Сет, доставая свою лицензию. После некоторых манипуляций на экране высветилась фотография. Не Люка и не Сета.

Чтоб-меня-чтоб-меня-чтоб…

— Видела его? — спросил он у Криса.

— В первый раз такого урода вижу. — Я зауважал Криса. Находится в безвыходном положении и ещё умудряться хамить.

Сет отвесил ему пощёчину.

— Ты говоришь о моём учителе, грязная ты шлюха.

— О нашем учителе, — поправил его Люк, наматывая локоны Криса на кулак.

— Учитель? — прохрипел Крис. — Чему такой придурок мог научить?

— Вот этому например. — Беднягу приложили лицом о барную стойку. — И много чему ещё. Я тебе покажу. Совсем скоро.

Сет повернулся ко мне, и я начал молиться. До этого я вообще не знал, что это такое и как это делается.

— А ты?

Я молчал.

— Изучи хорошенько.

К чёрту. Я с ним с некоторых пор живу, успел уже изучить.

С экрана на меня смотрел Шейн. И его взгляд говорил «вот ты и доигрался». Никогда прежде я его так не боялся, как теперь, глядя на его снимок.

— Не… не-не-нет. Я его здесь не видел. Ни разу.

Они смотрели на меня, как на придурка.

— С чего вы взяли, что он может быть здесь? — спросил я, запинаясь.

На меня направили пульсар.

— С того, что в таких вот штуках есть маячок. По нему можно отследить нахождение любого элиминатора.

— И что… маячок показывает, что ваш учитель в этом баре?

— Да. — Люк с улыбкой продемонстрировал мне оружие Шейна. — Мне пришлось нырять за ним в сточные воды. Знаешь, как будто его кто-то специально кинул в отстойники, чтобы поиздеваться над нами.

— Даже не представляю, кому такое могло прийти в голову.

— Судя по нашим данным, — продолжил Люк, — до того, как пропасть, мэтр задержался в этом городе. Хотя на задание он должен был отправиться в совершенно другое место. Очевидно, что здесь что-то случилось. Что-то масштабное. И как местные житель могли этого не заметить?

— У нас тут всегда довольно спокойно, — пролепетал я. — Даже драки в барах запрещены.

— Куда мы попали? — пробормотал уныло Люк.

— Вернее, что забыл здесь наш мэтр, — поправил Сет, глядя на меня. — И что-то мне подсказывает, что ты знаешь ответ.

— Я не…

— Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, я не смогу понять, лжёт человек или нет? А ты даже не пытался лгать. Прямым текстом сказал «да, я всё знаю, спрашивайте меня».

— Не помню, чтобы… говорил такое. — Я посмотрел на Криса, собираясь взять его в свидетели. Но ему явно было не до нашей болтовни.

— Мне послышалось, или ты сказал: «это я его убил»?

— Убил, ха?!

— Я так и думал.

Я посмотрел на оружие. Так вот как я умру? Смешанный с останками мужика, которого я вообще не знал. У него хоть имя-то было?

Когда хлопнули двери, я обрадовался тому, что у этих парней крепкие нервы: неожиданный звук не спровоцировал новый выстрел. Они не только не вздрогнули, но даже не обернулись.

«Фрик?» — подумал я, боясь отвести взгляд от оружия.

— Габи, — протянул Многорукий. — Я ключи посеял.

Так я убедился в том, что мэтр — не человек, потому что каким-то образом умел читать мысли на расстоянии.

— Это ещё что за пид*р… — начал было Люк, оборачиваясь. И тут же замирая.

Пройдя к барной стойке, мэтр уселся на стул рядом с Сетом. Тот, похоже, не был против.

— Ты очень вовремя, Многорукий, — посмеиваясь, сказал Крис.

— Очередная пластическая операция?

— Всего лишь новая губная помада. — Крис вытер кровь под носом. — Ещё до конца не освоился.

— Под цвет стен, я так понимаю? Габи мне что-то говорил о ремонте, но я и представить себе не мог, что тут станет так… ярко. — Многорукий повернулся ко мне. — Потом меня отшлёпаешь. Дай ключи, кажется, свои я потерял, когда прибирал за нашим пёсиком.

Так вот куда он ходил. Выполнял задание за Шейна, дабы недовольный заказчик не поднял больше шума, чем мэтру надо.

— Может, пойдём домой вместе? — прошептал я.

— Охренеть… — Сет задрожал. От волнения. — Многорукий? Я… я слышал про вас…

— Мы слышали, — поддакнул Люк, потеряв к Крису всякий интерес.

— Мэтр про вас столько всего рассказывал!

— Чёрт, встретить здесь кого-то из первого ранга…

— Если бы знали, сразу бы зашли поздороваться.

— Меня зовут Люк.

— А я Сет.

— Я вами восхищаюсь.

— И вполовину не так, как я, — перебивали они друг друга. — Можно пожать вашу руку?

— Мы тоже элиминаторы.

— Только вчера лицензии получили, и сразу вас встретили.

— Это точно хороший знак.

Я наблюдал за ними, открыв рот.

В общем, среди молодых элиминаторов Многорукий — это как Рэймс у приютских мальчишек.

— Вы живёте здесь?

— Да, — ответил мэтр, разглядывая их со своей фирменной ухмылочкой. — А вы, парни, на задании? Пить-то вам можно?

— Ну, на самом деле… — Они замялись.

— Да, мы на задании, но…

— Если о чём я и буду рассказывать своим будущим ученикам, так это о том, что я пил с Многоруким.

— Да, пара глотков работе не повредит.

— Я только так и работаю, — признался мэтр и кинул мне: — Организуй нам на троих.

Он встал, чтобы пройти к одному из немногих уцелевших столов. Переступил через спящего Майлза. Под подошвами его ботинок хрустели щепки.

— Так это ваши знакомые? — Сет и Люк пошли за ним. — Мы не знали. Простите, что навели тут бардак. Мы быстро всё уберём.

— Да ладно вам, парни. Вы же знаете, что у нас за работа. Человеком больше, человеком меньше. Скажете своим, что он был заразным. Я всегда так делаю.

Переглянувшись с Крисом, я достал стаканы и бутылку целума. Королева даже не пыталась скрыть злорадную, жутковатую улыбку.

Стаканы звенели в моих руках, когда я нёс их к столу. Пол был скользким от крови, я чудом не упал. Поставив посуду на заляпанный стол, я разлил выпивку. И с ужасом наблюдал, как она из янтарной становится всё краснее… краснее… краснее… С потолка в стаканы капала кровь.

Я посмотрел на мэтра. Он выпил свою порцию залпом, и я поморщился. Как и его фанаты.

Да, ребята, этот мужик ещё больший псих, чем вы думали.

Я наполнил его стопку снова, и мэтр помахал мне рукой, мол, убирайся. Я решил спрятаться за барную стойку, и Крис присоединился ко мне.

— Аптечка есть? — Он говорил в нос.

Пока я возился с медикаментами, разговор убийственного трио набирал обороты.

— А правда, что все элиминаторы первого ранга могут пользоваться личным оружием элиминаторов второго и третьего?

— Могу показать.

— Круто!

Люк отдал Многорукому своё оружие, и тот положил пальцы на спусковой крючок.

— Охренеть! Он активизировался! Гляди, Сет, это реально работает!

— Так что там у вас за задание? — спросил мэтр, разглядывая пульсар.

— Да… Как я и сказал, мы только вчера оформились и сразу решили разобраться с заданием нашего мэтра.

— Он до него почему-то не доехал.

— Ну и как? Разобрались?

— Нет, мы пока тоже… не доехали.

— Что так?

— Решили сначала навестить мэтра. Спросить у него, почему заказ до сих пор не готов.

— Вот только учитель пропал.

— Связаться с ним невозможно.

— Такое и раньше было. Но чтобы он терял своё оружие — никогда.

— Может, он просто не справился с заданием? — предположил мэтр, как если бы до сих пор не понял, о ком идёт речь. — И его убили?

— Чтобы мэтр не справился?! — воскликнул Сет оскорблённо.

— Это же Шейн. У него ранг такой же, как и у вас. — И Люк показал Многорукому фотографию.

— А, это парень!

— Вы знаете, где он?

— Конечно, знаю. Он у меня в подвале.

Парни переглянулись.

— Э-э-э… в вашем подвале?

— М-да. — Многорукий что-то изменил в настройках пульсара недотёпы Люка.

— И что… что он там делает?

— Он там теперь живёт в качестве питомца Габи, — объяснил мэтр, — Из-за своей работы я не могу уделять ему много времени, а в этом городе нет его ровесников, с которыми бы он подружился. Подросткам в его возрасте очень нужно общение. Поэтому я решил завести ему домашнее животное, чтобы он не скучал.

До них туго доходило.

— И, думаю, одного здорового ублюдка ему достаточно, чтобы весело проводить время. Или ты хочешь ещё двоих, Габи? Нет? Похоже, нам пока хватит Шейна.

Мэтр нажал на спуск, и Сету оторвало голову.

— Какого хера?! — воскликнул Люк, вскакивая со стула.

— Там плохо прокрашено, — сказал мэтр, направляя оружие на него. — И вон там тоже.

Я закрыл глаза. Это был первый раз, когда мэтр убивал при мне. И хотя я на каждом углу слышал, что он в этом мастер, я до последнего не верил, что он так умеет. Каждый день вытворяет что-то подобное. Безжалостно, садистски, превращая смерть в шутку, над которой могла посмеяться только последняя сволочь…

Крис захихикал рядом со мной. Выглядывая из-за барной стойки, он любовался останками своих врагов.

— Достанешь мне фотографии Многорукого, — прошептал он, напоминая одержимого, — и я тебе заплачу в десять… в сто раз больше. Понял?

Ага. Как будто в тот момент для меня вообще существовало такое понятие, как деньги.

Глава 22

Я подошёл к Майлзу и проверил его пульс. Жив. Нехорошо было его оставлять с этим бардаком, но, процокав мимо меня, Крис сказал:

— Насчет трупов не переживайте, беру уборку этого славного местечка на себя. — Он остановился у столика, за которым сидел мэтр, взял одну из стопок, к которым так и не притронулись Сет и Люк, и осушил её одним глотком. — Считай это платой за мою спасённую жизнь.

Я проводил его взглядом, а, когда Крис вышел за двери, посмотрел на Многорукого. И вспомнил о фотоаппарате. Не мог не вспомнить, потому что мэтр замер, словно позируя. В одной руке оружие, другая сжимает стопку, в которой кровь наполовину с дешёвой выпивкой. Вокруг обломки. Теперь это место, действительно, стало похоже на салун, вот только вряд ли этому обрадуется Майлз, когда очнётся. Или Фрик, когда вернётся.

— Что ты делаешь? — спросил мэтр, когда я встал позади Майлза, собираясь его поднять.

— Хочу отнести его наверх.

— Думаешь, получится?

— Я попытаюсь.

— Примерно так же, как ты тут пытался выжить? — Он покачал головой. — Ты его убьёшь по дороге. Спустишь с лестницы и сам на него свалишься. Безопаснее ему тут остаться.

— Я не могу его так бросить.

— Тогда почему просто не попросишь меня сделать это?

— Ты не обязан. Он тебе никто.

Как и я, если хорошенько подумать.

— Ты меня больше ни о чём не просишь, — добавил Многорукий задумчиво. — Что с тобой?

Под «ни о чём» он, конечно, подразумевал «спасти» или «убить». Две крайности, в которых он был лучшим.

— Можно тогда я тебя кое о чём попрошу? — предложил он, и я на него испуганно уставился.

Он опьянел быстрее обычного. Во всём виновата кровь, которая попала в его выпивку? Или он уже где-то перехватил по дороге сюда?

— Оставайся беспомощным. Не становись самостоятельным, Габи. Я ещё не готов. Я хотел в этот раз сделать всё, как надо… и мне, кажется, я отлично справляюсь. А значит, остальное зависит от тебя. — Он встал со стула и пошёл ко мне. — Я тебя как Рэймса попрошу, ладно?

Опять эти его шутки. Я отвернулся, но он опустился рядом со мной на колени и схватил меня за футболку на груди.

Слишком близко.

— Ну пожалуйста, — протянул мэтр. — Не взрослей. Нуждайся во мне. Я ведь тебе нужен?

Что это с ним? Он вообще любил почудить, но не помню, чтобы его заносило так раньше. Он понял, что я разговаривал с Шейном? Что я уже не доверяю ему так, как раньше? Или же его встревожили какие-то воспоминания? Что-то сугубо личное?

— Чёрт, а тут реально уютно, — пробормотал он, ложась на пол рядом с Майлзом. — Я так смертельно устал. Шейн не зря хотел позвать меня с собой на то задание. Это было нелегко… Может, отнесёшь и меня в кроватку?

И кто тут только что говорил о беспомощности?

Переводя взгляд с Майлза, на мэтра и обратно, я соображал, что мне теперь делать. Минут пять. А потом в бар вернулся Фрик.

— Какого… — Он осмотрел уничтоженный зал. Его драгоценный рояль уцелел, но из-за трупов он этому не сильно обрадовался. Увидев Майлза и мэтра, Фрик закричал. — Ч-ч-ч-что ты тут устроил?

Конечно, это выглядело подозрительно. Потому что все, кроме меня, были либо мертвы, либо притворялись мёртвыми.

— Нет-нет, это не я. Не я! — Я замотал головой и принялся сбивчиво объяснять.

Фрик меня не понял. Наверное, даже не пытался понять, бегая вокруг Майлза и приводя его в чувства. Когда тот очнулся, подоспела бригада по зачистке, присланная Крисом.

— Что здесь произошло? — повторял Майлз исступлённо, разглядывая свой несчастный бар и людей, которые принялись в нём хозяйничать. А когда увидел рядом с собой мэтра, вскрикнул. — Он мёртв? Ты убил его?

— Он всего лишь придуривается, — проговорил я, поднимаясь на ноги. Зайдя за стойку, я забрал фотоаппарат. — Просто не обращайте на него внимания.

Просто не обращать внимания на самого опасного и непредсказуемого парня в городе? Раз плюнуть.

Я решил, что пора уходить, но когда вышел на улицу, вспомнил, что оставил дома куртку. Я едва не околел, пока добирался сюда, хотя бежал изо всех сил. После разговора с Шейном мне хотелось остудить голову.

Сейчас же я был измотан. Мне нужно было спокойно всё обдумать. Наедине.

Я вернулся в бар и попросил Фрика помочь мне снять с Многорукого куртку.

— Чего? — возмущённо протянул он и посмотрел на меня очень строго.

Мол, я не только убийца, но ещё и мародёр.

— В смысле, давай отнесём его наверх и там снимем куртку, — исправился я. Мне показалось, что так прозвучало чуть логичнее.

Фрик не мог отказать в гостеприимстве Многорукому, хотя идея ему не понравилась. И всё же он отнёс мэтра наверх, где я снял с него обувь и куртку. Я долго смотрел на него, прежде чем уйти, гадая придуривается он все-таки или нет. Он же не мог, в самом деле, за считанные минуты так крепко заснуть. На полу, в луже крови, рядом с Майлзом.

Наклонившись, я прислушался к его дыханию.

— Спасибо, что снова спас меня, — прошептал я очень тихо. Он бы не услышал, даже если бы был бодр и трезв.

Спускаясь по лестнице, я надел куртку и застегнул молнию. Меня сразу окутало тепло и знакомый запах. Это было как идти по улице, но в то же время не покидать дома. Очередной бронежилет, усовершенствованная модель.

Вообще-то я хотел думать о чём-то серьёзном. Об учениках Шейна. Об убийстве, свидетелем которого я стал. О том, что для меня всё это в новинку, но в голову приходили мысли вроде: "Если бы я сейчас связал рукава этой куртки у себя за спиной, это можно было бы счесть имитацией объятий мэтра".

Переносные объятья.

Я провёл ладонями по груди и нахмурился, когда нащупал что-то во внутреннем кармане. Как оказалось, это была лицензия, такая же как и у тех парней, земля им пухом. Я долго разбирался, как эта штука включается. Осмотрев её со всех сторон, я попытался вспомнить, что там делал Люк, но перед глазами стояла исключительно направленная на меня импульсная пушка.

Когда же экран загорелся, я почувствовал себя куда круче хозяина этого устройства. Но на этом всё. На большее я был неспособен. Я разглядывал, прикасался и водил пальцами по непонятным символам. Изображения и текст менялись, но ничего нового о мэтре я так и не узнал. Ни его имени, ни возраста, ни происхождения. Если он, в самом деле, был искусственным, то ему бы присвоили номер лаборатории, в которой его слепили.

А тут не то что номера, даже его фотографии не было. Зато был послужной список, как я понял. Это огромное число, до которого я никогда не досчитаю, могло означать только его жертв. И ведь это лишь те цели, которые он устранил официально. Ни Рик, ни Люк, ни Сет не попали в этот список.

Интересно, чтобы заказать Рэймса, мне нужно делать запрос? Если да, тогда понятно, почему мэтр до сих пор ничего не предпринял. У меня нет аттестата зрелости, чтобы пользоваться его услугами.

Может, у него в этой штуке есть какой-нибудь список дел, которые ему необходимо обстряпать в будущем? Типа напоминания.

Убить Рэймса, когда Габриэль станет официально совершеннолетним.

Я покопался в лицензии ещё немного, пока не наткнулся на защитную систему.

Введите код.

Не знал, что тут есть секретная информация.

Я остановился, гадая над тем, не вернутся ли в бар и не выпытать у мэтра этот чёртов код. Зачем мне это нужно?

Я решил, что если Многорукий, в самом деле, знает, кто меня купил, то (в самом худшем случае) он может сотрудничать с этим типом. И тогда его заказ будет называться «воспитать детёныша и доставить его ко мне, когда он меньше всего будет в тебе сомневаться».

Или вроде того.

Но когда я поднял голову, оказалось, что я уже дошёл до дома. Возвращаться смысла не было. Я спрятал лицензию в карман, из которого её вытащил, и достал ключи.

Услышав скрежет замка, Шейн в подвале оживлялся. В каком-то смысле он действительно становился похож на домашнее животное. Он реагировал на чужие шаги, вынюхивал еду и скулил от скуки или боли. Но он умел разговаривать. И что важнее — он мог рассказать мне такое, чего я не знал.

Оказавшись внутри, я сразу прошёл на кухню. Я зверски хотел есть, поэтому сделал сэндвич и открыл консервным ножом банку с мясными консервами. Я начал есть прямо через край по пути в ванную. У меня волосы слиплись от крови, но я решил ограничиться мытьём рук и умыванием.

Намочив полотенце, я подошёл к подвалу.

Внизу, в квадрате света сидел Шейн, небритый, голый и изрядно похудевший.

— М-м-м, тёплое, — протянул он, когда я кинул ему полотенце.

Пока он «мылся», я сходил наверх и забрал плед, которым сам укрывался. Я подумал о «воспалении лёгких», от которого, по мнению Многорукого, умрёт Шейн, и решил предотвратить это. Ему пока рано было умирать.

Шейн вернул мне полотенце, и я кинул ему плед.

— Что за чудесный запах, Габи, — прошептал он, зарываясь лицом в мягкий ворс. — Точно так же пахла твоя кожа, когда я прижал тебя к себе. Помнишь этот сладкий момент?

Я пропустил это мимо ушей.

— Я могу постирать твою одежду.

— Думаешь, она мне нужна?

— Думаю, её надо постирать. В любом случае.

Он смотрел на меня прищурившись.

— Тебя обидел Многорукий, и ты теперь делаешь всё ему назло?

— Нет.

— Точно-точно, иначе зачем тебе так возиться со мной?

— Ты — мой питомец, — напомнил я, и Шейн хищно улыбнулся. — Шахерезада.

— Ну да. И что бы мне такое рассказать тебе на этот раз?

Я понял, что на этот раз я ему тоже могу рассказать много нового. Про его учеников. Интересно, насколько они были близки? Он очень расстроиться, когда узнает, что парни погибли? А что их убил тот, кого он раньше называл другом? Хотя, наверное, после того, как мэтр запихал его сюда, это уже не будет таким сюрпризом.

— Как долго ты знаком с Многоруким?

Шейн сделал вид, что разочарован моим вопросом, но всё же ответил:

— Лет пять. Как только я попал в среду элиминаторов, сразу начал искать себе сильных друзей. Одиночки-новички долго не живут. Если не сдохнешь на задании, то свои прикончат…

— Элиминаторы убивают друг друга?

Шейн пожал плечами.

— Проблема этой звероподобной касты в том, что она разношёрстна. Зоркие, к примеру — исключительно люди из пробирки, которых готовили к службе в гвардии с самого рождения. У них есть кодекс чести, они такие пай-мальчики, не дёрнутся без приказа. Чистильщиком же может стать любой, кто отвечает критериям. Среди нас есть и искусственные люди, и те, кто родился на фермах. Бывшие Зоркие и преступники, которые каким-то чудом избежали правосудия. Элиминаторы сбиваются в группы по интересам. Возникают тёрки. Это неизбежно.

— И какие у вас общие интересы с Многоруким?

Он сделал жест, словно говоря: «Их полно. Но я тебе не расскажу».

— Я тебе тут кое-что пожевать принёс, — проговорил я как бы между прочим.

— Другое дело.

— Если я кину, поймаешь?

Выражение его лица тут же изменилось, и я долго не мог понять, что именно его так оскорбило. Он уже брал еду с пола. Сейчас я готов был дать ему в руки.

— Какая ирония, — пробормотал он, прежде чем я решился спросить. — Когда я был Зорким, у меня был пёс. Я с ним частенько играл в эту игру. Бывало, я потом долго смотрел в его глаза и пытался понять, о чём он там себе думаешь. Кажется, я только теперь начал его понимать…

— Думаешь, твоя собака тебя ненавидела?

— Кто сказал, что я тебя ненавижу?

— Ты обещал меня убить. Кроме прочего.

Шейн развёл руками.

— Я плохо контролирую эмоции, когда оказываюсь в незнакомых местах. Меня за это из Зорких и попёрли.

Ага, кому как ни мне знать, из-за чего именно тебя попёрли.

Я кинул ему сэндвич, и Шейн поймал его, хотя собакой не был.

— Полотенце, плед, еда… — пробормотал он. — Может, спустишься сюда, и сделаешь мне минет?

— Нет. — Я так понял, он говорил не про коктейль.

— Попытаться стоило. — Его рот уже был занят едой. — Это тоже сойдёт.

Да, он казался вполне удовлетворённым, когда проглотил всё до крошки.

— Так как вы познакомились с мэтром?

Шейн ещё долго облизывал пальцы, играя на моём терпении.

— Ну… как я и сказал, мне нужно было прибиться к кому-нибудь влиятельному, чтобы не помереть в первые же дни. Я решил подойти к нему. Он сказал что-то вроде: «а, это же ты тот Зоркий, который трахает всё, что движется. Ты чокнутый».

Да уж, очень похоже на Многорукого.

— К тому же, мне тогда показалось, что мы ровесники. Там было мало молодых…

— Показалось? — перебил я.

— Как думаешь, сколько твоему мэтру лет?

— Двадцать.

— Ну и что, мы, по-твоему, одного возраста с ним?

Нет, Шейн выглядел старше.

— Мне двадцать шесть, — ответил он. — А он так и остался двадцатилетним. На самом деле этого не замечаешь, если видишь его каждый день. Но со временем, когда мы стали встречаться реже, я начал и на другое обращать внимание.

— Вроде чего?

— Вроде того, как человек может столько пить и оставаться в хорошей форме.

Значит Шейн тоже задавал эти вопросы. И к какому выводу он пришёл?

— Что он из списанной серии, — ответил он. — Я слышал, что в лабораториях ставили эксперимент по увеличению продолжительности жизни моделей. Проект признали неудачным и закрыли, сосредоточившись на улучшении физических показателей: скорость, сила, выносливость. Но, похоже, один образец из серии получился удачным. Думаю, поэтому он и скрывается.

— А он скрывается?

Шейн демонстративно огляделся.

— Забрался чёрт знает куда. Настоящего имени никому не говорит. Никаких фотографий. Даже в лицензии. Он как долбаный параноик зеркал избегает. Так что да, думаю, он от кого-то прячется. А если вспомнить, что первый ранг абы кому не присваивают, его враг — система, а не пара-тройка человек. — Голос Шейна стал вкрадчивее и тише, и я подался вперёд. — То, чего он так боится, сильнее и влиятельнее всех элиминаторов и Зорких. Возможно, эта сила стоит во главе нас всех? И она ищет его… чтобы вернуть? Или наказать? Как бы там ни было, я уверен, что рано или поздно она до него доберётся, и тогда…

Центр тяжести сместился, и я сообразил, что падаю. С некоторых пор я боялся высоты и этого подвала, но на этот раз меня испугало кое-что другое. Испугало так, как если бы внизу между остро наточенных кольев ползали ядовитые змеи.

Я не свалился туда только чудом, отклонившись в последний момент.

— Я бы тебя поймал, — усмехнулся Шейн, уходя вглубь подвала. — Я же хороший пёс.

Глава 23

— Чёрт, — вздохнул Многорукий, когда я открыл ему дверь. Он не торопился заходить, разглядывая меня. — Совсем скоро эта куртка будет тебе как раз, правда?

Может быть лет через десять и при условии, что я растолстею. Для него это «скоро»? Если вспомнить наш разговор с Шейном, это имело смысл.

Я отошёл в сторону, пропуская мэтра в дом. На этот раз его футболка и джинсы были запачканы кровью, хотя он всегда приходил с заданий чистым. Знать бы, как ему это удавалось.

— Говорил, что не можешь бросить того мужика, а меня бросил. — Он сделал вид, что сердится.

— Ты же сам попросил меня был слабым и трусливым.

— Беспомощным, — поправил Многорукий, проходя к люку и пинком его закрывая. Как раз в тот момент, когда Шейн начал рассказывать о том, как он по нему «соскучился». — Но хорошо, что ты запомнил. Я тебе, кстати, много чего говорил. Например, чтобы ты…

Не подходил к люку?

Не расспрашивал Шейна о всяких секретных вещах?

Не хамил ему, Многорукому?

— Чтобы ты держался подальше от того мудака в платье, — закончил он, и я почему-то облегченно вздохнул. Хотя не стоило бы.

— Когда я пришёл, Крис уже был в баре. Я перебросился с ним парой слов, это ничего не значит. Я помню, кто он, ладно? Я осторожен.

— И я видел последствия этой осторожности.

Он говорил о Люке и Сете? Беспредел элиминаторов и Крис… Как это вообще соотносилось в его голове?

— Вообще-то, королеве и её телохранителю больше всех досталось. Он тут явно ни при чем.

— А теперь ещё и защищаешь его. Я бы тебя с удовольствием выпорол.

Он взялся за пряжку ремня, и я почувствовал, как сердце ускоряется. Он, в самом деле, собирался…

Нет, он всего лишь по своему обыкновению раздевался, где придётся.

Я смущённо потупился, но он, казалось, не обратил на это внимания.

— Послушай, Габи, я же всё понимаю. Ты взрослеешь, хочется мне этого или нет. Ты уязвим. Ты не понимаешь, что с тобой происходит. Но не надо думать, что раз он расхаживает в платье, он знает больше меня.

— Да, ты мне это уже говорил.

— Придётся повторить, ведь с первого раза ты меня не услышал.

— Я услышал, ясно? Я помню всё, что ты мне говорил.

— Неужели. — Он стянул футболку.

— Да, например про то, что элиминаторов нельзя убивать. — Я заговорил тише, будто Шейн мог нас услышать. — Но ты сегодня двоих прикончил.

— Видишь, как ты плохо слушал, Габи. — Он подошёл и постучал пальцем мне по виску. — Я говорил, что не могу убить Шейна. Я сказал, что это элементарная вежливость. А я не со всеми вежлив.

Кидать людей в подвал — это вежливость? Надо будет запомнить.

— Они восхищались тобой, — сказал я зачем-то.

— И что?

— Они были примерно одного со мной возраста.

— К чему ты клонишь?

Я закрыл глаза, пытаясь сообразить, что именно хочу ему сказать. Но он стоял с расстёгнутыми штанами и без футболки прямо передо мной, сбивая с мысли.

— Тебя вообще что-нибудь останавливает? Есть кто-то, кого ты не сможешь убить не из вежливости?

— Да, таких людей полно. Не надо думать, что я всесильный.

— Я не об этом.

— А о чём?

Есть ли хоть малый шанс, что я тоже окажусь в этом подвале? Или в гробу, если тебе не хватит вежливости? Ты поэтому просил меня не взрослеть?

А что? Он знал Шейна пять лет. Они неплохо ладили. Их многое роднило, если верить в то, что они оба — брак из пробирки.

— О том, что… — Я вздохнул и ляпнул то, чего не собирался говорить никогда в жизни: — Насчёт Криса. Я спрашивал у него про платья, ясно? Это очень плохо? Ты меня убьёшь, если я надену что-то подобное?

Мэтр склонил голову набок, смотря на меня очень внимательно. Меня трясло от волнения, но вряд ли он мог понять, в чём именно тут дело.

— Я думал, тебе нравится моя куртка. Ты же хотел стать крутым мужиком.

В том-то и дело. Я до сих пор хотел.

— Я просто подумал… ничего если я разок… попробую. Да?

Мэтр ощупал меня взглядом, словно гадая: свернуть мне шею, вырвать сердце или переломать ноги и смотреть, как я от него уползаю.

— Отличная идея, Габи, — ответил он в итоге. — Ты начинаешь смиряться со своей сущностью. Природа требует своё, начиная с малого. Постепенно тебе будет хотеться большего, того чего остальным не хочется. Потому что ты — другой, понимаешь? — Он положил руки мне на плечи. — Ты не должен с этим бороться.

Ладно… я не знал, что его так разберёт. Лучше бы он пригрозил меня убить, если я ещё раз заикнусь про платье.

— Ты растерян. Чувствуешь себя странно. С тобой такого раньше не было. Ну так со мной тоже. И поэтому ты должен мне помочь. Если вдруг захочешь что-то обсудить, делай это со мной, а не с тем мудаком в платье, ясно?

— Его зовут Крис. — Запомни уже.

— Я не хочу ошибаться, когда дело касается тебя, понимаешь?

— Ага. Ладно. Я просто ещё не уверен, чего именно хочу…

— Думаю, сомневаться в твоём возрасте — нормально. — Я отвернулся. Смотреть на него, такого доброго и красивого стало невыносимо, но он повернул мою голову к себе. — Мне всё равно, захочешь ты быть мужиком или женщиной. Можешь носить косуху, а можешь платье. Можешь то и другое, ясно?

Я обожаю тебя.

В тот момент я понял, что сделаю для него всё что угодно. Для человека, который принял меня таким, какой я есть. Единственного, кто разрешал мне быть самим собой.

— Я хочу быть таким, как ты, — прошептал я.

— Элиминатором?

— Нет. — Я говорил честно. — Просто таким же крутым.

— Я крутой?

— Ты такой крутой, что Рэймс умрёт от зависти, едва тебя увидев, — пробормотал я, пряча лицо в ладонях.

— Очень удобно. Не хотел бы я драться с этим мужиком всерьёз, — усмехнулся он, уходя в ванную.

Я смотрел на него сквозь пальцы. Штаны едва держались на его бёдрах. Мускулистая спина в татуировках. Он был абсолютно расслаблен, и таким его мог видеть только я. Он вернулся домой и собирался принять ванну. Он убил двоих, а потом сказал мне, что я — особенный для него.

Я не знал названия этому чувству, но решил что просто хочу сфотографировать Многорукого. Я поднял фотоаппарат, но когда уже собирался нажать на кнопку, лампы по всему дому начали мигать, а потом совсем потухли.

— Чтоб меня, — вздохнул мэтр. — Забыл заправить генератор.

Но темнота ему никогда не мешала. Он прекрасно ориентировался в своём доме, поэтому зашёл в ванную, и через секунду я услышал звук льющейся воды.

К себе наверх я пошёл на ощупь.

Глава 24

Когда я говорил мэтру, что не стоит даже надеяться обуздать гнев Шейна, он отвечал, что приручить можно кого угодно. Он даже знал особую методику, которую называл «кнут и пряник». Он был кнутом. Я — пряником. И насколько хорошим кнутом был Многорукий, настолько хорошим пряником старался быть я.

Я даже освоил несколько нехитрых блюд, съедобность которых проверял на Шейне.

— Что это? — каждый раз подозрительно спрашивал он, принюхиваясь. Как будто, вздумай я его убить, использовал бы именно яд.

— Лимонный кекс.

— Откуда ты знаешь, что сделала всё правильно?

— У меня есть кулинарная книга. Мэтр привёз, после того как я сказал, что прочитал все журналы.

— Все?!

— До последнего.

Шейн задумался, работая челюстями.

— Мне в пору у тебя учиться, правда?

Стоило ему это сказать, и я вспомнил случай в баре.

— Ну что возьмёшь меня в ученики?

Он до сих пор не знал, что случилось с Сетом и Люком. Мэтр ему не рассказал, потому что не придал этому событию особого значения. Может, на следующее утро он вообще забыл о тех парнях.

Я молчал, потому что считал, что Шейну и без того паршиво, а я не был садистом. Я вообще много чего о себе узнал с его появлением. Например, что я не умел ненавидеть беспомощных, покалеченных людей. Скажу больше, в каком-то смысле он перестал быть человеком, которого я ненавидел, и постепенно превращался в питомца, к которому я привязывался.

Это было неизбежно. Мы оба были заперты в одном доме, просто я наверху, а он внизу.

Мы оба сходили с ума от скуки. Я больше не мог пойти в бар и убить время с Майлзом и Фриком. После «перекраски стен», они закрылись. Не навсегда, конечно. Просто решили устроить перерыв… Прийти в себя. На самом деле перекрасить стены.

— Ты задумалась над этим? — ухмыльнулся Шейн. — Обещаю быть паинькой…

— У мэтра есть ученики? — перебил я.

— А? — Он явно был недоволен тем, что я снова заговорил о Многоруком.

— Однажды я услышал, как он сказал кому-то, что я — его второй шанс. — Я задумался. — Ещё когда он перестарается с выпивкой, может нести что-то вроде «с тобой всё должно быть иначе» или «помоги мне не повторить ошибку». Поэтому я подумал… может, у него есть ученик?

— Нет, насколько я знаю. Но возможно был. Может, он не смог защитить парня и тот помер на его глазах, и теперь Многорукого мучает совесть?

Это звучало очень правдоподобно.

— В любом случае, ты можешь выяснить это.

— Если спрошу его об этом, он меня убьёт. Он точно не будет говорить о том, что ему вспоминается лишь в самые поганые моменты.

— Ты можешь проверить по его лицензии, — сказал Шейн. — В моей записаны мои ученики.

— Классные ребята… наверное?

— Ещё совсем дети. Но я могу отслеживать их местонахождение и помогать в случае чего.

— А если они… в смысле чисто гипотетически… если они погибнут, то эти данные всё равно никуда не денутся?

— В лицензии отображена любая деятельность, даже кураторская.

Я задумался.

— Я всё равно не умею пользоваться этой штукой.

— Ну… я бы помог. — Когда я подозрительно сощурился, он добавил: — Просто сказал бы тебе, что делать.

Это неправильно. Не только по отношению к мэтру, но и к Шейну тоже, поэтому я ответил:

— Спасибо, но… на самом деле это не так уж и важно.

Шейн пожал плечами и поковылял к своей импровизированной кровати из вороха одеял.

— Как бы там ни было, сомневаюсь, что этот ублюдок мог взять себе ученика. Не в его это характере. Он неуравновешенный, самодовольный, да к тому же алкаш. Такие не умеют нести ответственность даже за самих себя. Не принимай близко к сердцу.

Но я принял.

— Мэтр — прекрасный человек!

— Ну да, потому что он первый, кто посмотрел на тебя не как на грязь. Но спроси кого угодно в этом городе, что они о нём думают, и каждый тебе скажет, что он конченый психопат и редкостная сволочь. Всем тут только легче станет, если он сдохнет.

— Так о друзьях не говорят, Шейн! — прошипел я, вскакивая на ноги.

— Их и в подвалы не бросают.

— Если только они сами не напросились!

— И чем же? Я принял тебя за воровку. Другой на моём месте сразу бы отстрелил тебе башку. Представляешь, каково это — помереть девственницей?

— Так же, как и не девственницей, наверное.

— О, думаешь, в последнюю секунду своей жизни, ты бы не думала, каково это? После того, как прочитала все эти долбаные журналы?

— Тебя это не касается.

— А кого касается? Твоего мэтра? Не знаю даже, как тебе сказать, но, похоже, он принимает тебя за ребёнка. Думаю, на него ты можешь не рассчитывать.

— Мне хорошо с ним и так.

— Ага, но очень хочется, чтобы было ещё лучше, правда?

Я молчал. Я не был с ним согласен, просто не знал, как объяснить, что я не верю, что может быть ещё лучше.

Разве может?

— Когда станет совсем невтерпеж, попроси его об этом. Вот только будь готова к тому, что он тебя отошьёт. И не потому, что он импотент. А потому что у него есть на тебя другие планы. Либо ты не в его вкусе.

— Не в его… вкусе?

Даже странно, что меня заинтересовали не «другие планы».

— Как я понял, ни ты, ни я о его вкусах ни черта не знаем. Очевидно, что он не по мальчикам. Но — какая жалость — и не по девочкам тоже.

Я вспомнил журналы, которые изучил от корки до корки.

Шейн был не прав. О вкусах Многорукого я знал всё.

В дверь сильно постучали, прогоняя мысли из моей головы. То что надо. Мэтр вернулся. Вот только на этот раз я не бежал к нему навстречу, и, открыв дверь, уставился на него с самым жалким выражением лица.

— Я опять потерял ключи, — признался он с порога. — Дашь свои завтра? Я сделаю дубликат.

— Если прежде и их не потеряешь, — пробормотал я, отходя от двери.

У меня был отличный план уйти наверх и повалять дурака, но Шейн всё испортил.

— А, Многорукий, с возвращением. Мы как раз говорили о тебе.

— Чего это наш Шейн так разлаялся? — Мэтр прошёл к люку, на ходу скидывая куртку. Я подобрал её, чтобы где-нибудь повесить, но не успел. Она опять выпала из моих рук, после слов Шейна:

— Мы тут с Габи очень мило поболтали. Она призналась, что беспрерывно мечтает о твоём члене.

— Я не говорил такого! — закричал я.

Мэтр внимательно на меня посмотрел, и я захотел застрелиться.

— Она ради тебя прочитала все эти журналы и уже изнемогает от желания, а ты на неё внимания не обращаешь. Разбиваешь ей сердце, мужик.

— Хватит нести этот бред! — Я беспомощно попятился к лестнице, боясь взглянуть на мэтра.

Я хотел, чтобы он поторопился и закрыл уже этот чёртов люк, как делал это всегда, когда болтовня Шейна ему мешала. Но он даже не думал этого делать.

— А слышал бы ты, как она тут по ночам стонет, тебя вспоминая. «Мэтр, трахни меня, трахни!», — тоненько запричитал Шейн. — Да-да, пока тебя тут нет, она вовсю развлекается. Может даже, у тебя на кровати и используя твои вещи.

— Я не делал такого, клянусь!

— Я тут днём и ночью только про тебя и слышу. — Голос Шахерезады выдавал скуку. Якобы. — Даже представить себе не мог, что женщины настолько озабочены и ведут себя так, когда думают, что никто их не видит и не слышит.

Я судорожно соображал: сбежать, начать оправдываться, покончить с собой?

— Шейн, я не понимаю по-собачьи, — сказал мэтр, после чего указал на меня. — Нам надо с тобой серьёзно поговорить.

Он собрался говорить со мной об «этом»?

— Ты же не поверил ему? — пролепетал я, следуя за ним в его комнату. — Он просто развлекается. Это всё — враньё, я ничего такого…

— Я знаю, — бросил мэтр, забирая с тумбочки книгу из серии «подросток, инструкция по применению». — Садись.

Я опустился на пол, а он сел на край кровати, листая свой справочник. Иногда он на меня поглядывал, и я тут же отворачивался.

Почему солгал Шейн, а стыдно мне?

— Слушай, может, потом поговорим? — попытался я неловко, когда молчание затянулось.

— Нет. Если ты начал разговаривать о таком с Шейном, значит, я уже опоздал.

— Ты же сказал, что не поверил ему! — вскричал я. — Я не говорил с ним ни о чём таком! И ничего не делал!

— Я верю, что ты ничего не делал.

— И не говорил!

— Ладно, тогда поговорим сейчас. Ты и я, — сказал мэтр медленно и тихо, словно, в самом деле, вёл переговоры с маньяком-извращенцем. — Идёт?

Меня трясло.

Он собрался говорить со мной о таких вещах всерьёз? На что это будет похоже? Что мне отвечать? Как реагировать?

На заднем фоне по-прежнему упражнялся в остроумии Шейн, сбивая с мысли.

— Ты не должен бояться этого. Мы просто обсудим некоторые моменты, которые могут тебя тревожить сейчас или в будущем, ладно?

— Ладно, — сдался я, умирая от смущения.

— Постарайся отнестись к этому серьёзно. Потому что это, наверное, самый главный вопрос всей твоей жизни.

Ого, вот оно как.

Я начал понемногу успокаиваться. На меня так действовал голос Многорукого.

— И я попытаюсь дать тебе ответ на этот вопрос. А именно: откуда берутся дети.

Серьёзно?!

Я закатил глаза.

— Я знаю, откуда они берутся.

— Да? — Многорукий недоверчиво на меня посмотрел.

— Из лабораторий и из ферм.

И я описал процесс и для первого, и для второго случая. От забора генетического материала до окончательного формирования плода. В создании детей не было ничего сексуального.

— Чёрт возьми, ты прав. — Я впервые увидел его таким разочарованным.

Закрыв книгу, он швырнул её себе за спину, встал и прошёл мимо меня.

— Что вы там делаете? — надрывался Шейн. — Мечты сбываются, да, Габи?

Мэтр подошёл к люку, но не для того, чтобы его закрывать. Или спуститься вниз. Он знал, как угомонить Шахерезаду без насилия.

— Я совсем забыл тебе сказать, Шейн. Я убил твоих щенков. — Когда наступила гробовая тишина, мэтр продолжил. — Они притащились сюда, разыскивали тебя, вынюхивали и огрызались на всех подряд. И знаешь, я так и не понял, чему ты их научил. Эти дебилы мне сами своё оружие отдали, так что это можно назвать самоубийством.

Сказав это, он поднялся и ушёл в ванную. Я слышал, как льётся вода, и ничего кроме. Я даже решил, что Шейн помер. От одной этой новости. Думаю, это возможно. Если бы мне сказали, что мэтр погиб, я бы умер от горя мгновенно.

Одна только мысль пугала меня настолько, что я готов был потерять сознание.

Потерев центр груди, я встал и обошёл кровать. Я поднял книжку, и она сама открылась на нужной странице, как если бы мэтр часто возвращался именно к этому моменту.

Первым делом вы должны объяснить ребёнку, что дети — это плод любви.

Плод любви?

Это что-то новенькое.

Прихватив книжку с собой, я выскользнул из комнаты и прошмыгнул мимо ванны. Я забрался наверх и спрятал книгу под подушку. К чёрту сборник рецептов. Кажется, я нашёл интересный фантастический роман.

Глава 25

Я не мог заснуть.

Всю ночь гадал, виноват в этом фантастический роман, молчание Шейна или вероятность того, что у мэтра был ученик, и теперь он пытается сделать меня полной его противоположностью. Знать бы, какие методы воспитания у него были в прошлом. Выжимал из бедняги все соки, тренировал в адских условиях, приказывал, ни черта не объяснял, требовал и карал за любую провинность.

Я с лёгкостью смог это представить, и мне стало страшно.

Я встал с софы и спустился по лестнице. На мне был только мой затасканный «бронежилет». Я не стал включать свет. Мягко ступая, я подошёл к куртке мэтра, которая висела у самой двери. Я прощупал карманы и растерялся, не найдя то, что искал.

Многорукий мог держать лицензию в кармане штанов. Или на тумбе. Или вообще где угодно, потому что у его вещей не было постоянного места. Казалось, они перемещались по дому так же свободно, как и я.

Может, он и её потерял вместе с ключами?

Ладно, я мог узнать это только единственным способом.

Я прокрался мимо подвала, прислушиваясь. Если мне не спалось, то Шейн точно не спал. У него, все-таки, было больше причин мучиться бессонницей.

В комнате мэтра как всегда было накурено и пахло спиртным. Я нащупал на полу его джинсы и проверил карманы. Пусто. Не видно было ни черта, я пошёл к прикроватной тумбочке на ощупь… И застыл, когда наткнулся на бутылку. Она упала, звякнув, и покатилась по полу.

— Габи? — окликнул меня сонно мэтр, и я двинулся на его голос. — Ты чего не спишь?

— Ничего, пап… — Я прикусил язык. Я перечитал тот фантастический роман. — Я почувствовал запах горелого и решил проверить, не заснул ли ты снова с сигаретой.

Я нащупал тумбочку и пошарил руками. Портсигар. Зажигалка. Пепельница. Ох, вот оно…

— Как ты меня назвал?

— Мэтр.

— Нет, как-то по-другому. — Он мучительно простонал. — Я всё ещё сплю?

— Ага. Спи, пап… в смысле, мэтр.

Он что-то неразборчиво пробормотал, утыкаясь в подушку, а я пошёл к выходу. На этот раз максимально тихо. На ходу включив устройство, я осветил себе дорогу к открытому люку. Подполз к самому краю.

— Шахерезада? — позвал я тихо. Он не ответил. — Ты спишь?

Молчание.

— Мне жаль… ну, жаль, что так случилось. Насчёт Люка и Сета, — сказал я. — Это всё зашло слишком далеко, хотя началось из-за глупой ошибки. Простого недопонимания. Я принял тебя за Зоркого, а ты меня — за вора. И из-за этого погибло уже как минимум трое…

Если так прикинуть, из-за меня вообще много людей погибло.

— Почему ты не сказала мне раньше? — раздался голос Шейна из темноты. — Ты же знала, так?

— Подумал, тебе и без того фигово… да?

Он хмыкнул.

— Как он убил их?

Я рассказал ему, как было дело, потому что он имел право знать всё в подробностях, и в конце добавил:

— Мэтр оставил их оружие там, где ты должен был выполнять своё последнее задание. Выглядит так, словно они погибли при исполнении обязанностей.

— Они и погибли. При исполнении своих самых главных обязанностей. Обязанностей передо мной.

— Не скажу, что я их понимаю, — прошептал я, глядя в экран лицензии. — Но я бы за мэтра убил.

— Ты вряд его чем-то подобным впечатлишь.

Не при его работе, согласен. Убивать для него, это как дарить сапоги сапожнику.

— Вероятно, он тоже когда-то потерял ученика, — предположил я. — Узнаем это наверняка, если ты мне поможешь.

Но это, конечно, вряд ли. Он и раньше хотел прикончить Многорукого и уничтожить всё, что ему дорого. Теперь у него появилось железобетонное основание сделать это самым мучительным образом. Помогать мне? Это не входило в его планы, если только речь не шла о помощи в скорейшем…

— Лады, — бросил Шейн. — Тыкай на картинку в правом нижнем углу.

Я начал следовать его указаниям, пока не забрался в такие метафорические дебри, что сам не мог понять, где оказался. Обилие непонятных символов сбивало с толку, но Шейн, казалось, отлично в них ориентировался.

— Тут надо код ввести, — сказал я.

Шейн продиктовал мне цифры, хотя я уже приготовился сдаться.

— Ну что? — спросил он через минуту.

— Не знаю. Всё просто погасло.

Я потряс лицензию, словно пытаясь привести её в чувства, а Шейн разочарованно вздохнул.

— Она разрядилась.

— Разрядилась?

— Да, положи её на место, откуда взяла.

Я представил, как мне придётся возвращаться в комнату мэтра через бутылочные ловушки, и решил спрятать лицензию в карман его куртки. Он всё равно ничего не вспомнит.

* * *

Мои волосы творили, что хотели. Лезли в глаза, скручивались в локоны, путались и даже выпадали. Это было почти таким же предательством со стороны моего тела, как и кровотечения каждый месяц.

Я был в ужасе и даже представить себе не мог, как выгляжу со стороны. Все жители города стриглись коротко. Не только потому что так было принято, но и из соображений санитарии.

Разглядывая своё отражение на выпуклой стороне ложки, я чувствовал себя преступником. Если так подумать, я нарушал закон трижды.

Когда обратился к Рэймсу.

Когда сбежал.

И вот теперь, когда отрастил волосы длиннее, чем имел право.

Пора уже свернуть с этой скользкой дорожки.

Предыдущие преступления оставили следы только на моей совести. Этот я должен был носить по жизни, если вспомнить наказ Многорукого.

Не стриги их, идёт?

Я дал ему обещание. Но с другой стороны не так давно он сказал, что я могу быть обычным парнем, а такие не отращивают волосы. Это против правил. Это неудобно. Он должен меня понять.

Я нашёл ножницы и без особого сожаления обстригся под корень. Потом взял бритву мэтра и доделал работу. Мне стало свободно и легко, и я решил, что уже поэтому в этом не может быть ничего плохого.

Минус один грех.

Я со спокойной совестью отправился хозяйничать на кухне. Нужно было что-то организовать на завтрак. Например, сварить какао. Я обожал какао и решил, что пора начать приобщать к нему Шейна. Хотя, наверное, он после вчерашней новости предпочёл бы что-нибудь покрепче…

Не только он.

— Мне сегодня приснился кошмар, — раздался за моей спиной заспанный голос, — как будто ты назвал меня… а-а-а-а!

Мэтр закричал так, словно этот кошмар — кошмар, который впечатлил даже элиминатора первого ранга — ожил и оказался на его кухне.

— Какого хера ты сделал со своими волосами? — взревел он, подлетая ко мне и поворачивая к себе рывком.

Какао разлетелось по кухне, попало мне в нос. Я чихнул.

Это был первый раз, когда:

а) я услышал, как мэтр кричит от страха;

б) мэтр был в бешенстве и не скрывал этого.

— Я… ну, я…

Я был так напуган, совершенно сбит с толку, что не мог и слова выговорить. Я всего лишь привёл себя в порядок. Я ещё и ногти обстриг… это плохо? Интересно, как он отреагирует, если узнает, что я брал его лицензию?

— У меня были вши, — солгал я.

Едва ли он мне поверил, но руку отпустил.

— Ну ещё бы. Ты же всё своё время проводишь с псиной. Ещё и не то подцепишь.

Какой тонкий намёк…

— Прости, — сказал я, но мэтр покачал головой, мол «неважно».

— Я сам тебе его подарил. Должен был понимать, чем это может обернуться.

Многорукий стал каким-то очень задумчивым, и я понял, что он размышляет о всяких разных последствиях такого общения. И вши — самые безобидные из них.

Он решил покурить на завтрак. Да и, в конце концов, с какао теперь уже ничего не выйдет. Я пошёл за тряпкой, а когда вернулся, мэтр сказал:

— Больше так не делай.

— Ладно.

В конце концов, как я и сказал давеча Шейну, я был готов ради мэтра убить. Не стричься? Если он так настаивает, думаю, я смогу и это выдержать.

— Ты дал мне обещание, помнишь?

— Да.

— Мужики держат слово.

Я согласно промычал. Такие разговоры мне нравились меньше всего, потому что я ничего не делал так, как делают «мужики». Т. е. плакал, совал нос, куда не следует, лукавил и предпочитал бегство атаке лоб в лоб.

— И я покажу тебе, как это делается. — Взъерошенный, в одних трусах и с сигаретой в зубах он был олицетворением мужественности, потому я поверил ему безоговорочно, когда он заявил: — Отныне я тоже не буду их стричь.

Я стоял на коленях с половой тряпкой и взирал на него как на многорукое просветлённое божество.

— Идёт? — спросил он, словно не понял по моему лицу, что при таком раскладе я готов на всё.

Если он что-то делал, я автоматически хотел это повторить. Думаю даже, я стал бы самым отъявленным алкоголиком и конченым курягой, если бы только целум и сигареты не были такой дрянью, и мэтр не запрещал мне к ним притрагиваться. Только когда несу ему. На этом всё.

— Если ты сейчас побреешься налысо. Так будет честно, — Я осмелился ставить условия. — Тогда у нас будет одной длины…

— Нет уж, никакой «одной длины» у нас не будет. — Получилось как-то двусмысленно. — Ты сам так решил.

Я прижал подбородок к груди и опять чихнул.

— Значит, договорились. — Мэтр отстранил сигарету и провёл рукой по лицу. Как будто вспоминал свой невыразимо жуткий кошмар. — Он мне сто лет не снился…

— Кто? — насторожился я.

— Догадайся. Это же из-за тебя всё.

Твой погибший ученик?

Он узнал, что я копался в его лицензии. Он меня убьёт теперь…

— На хер это дерьмо! — вскричал он неожиданно, хотя я уже приготовился молить о пощаде. Он вышел из комнаты. — Почему я вообще об этом думаю?!

Хорошо. По крайней мере, сон расстроил его сильнее, чем я. Так я подумал… а потом мэтр вернулся на кухню полностью одетый и протянул мне…

— Что это?

— Резинка для волос.

Упс.

— Видел, что они тебе уже мешают, но не успел отдать.

Похоже, всё-таки я его расстроил сильнее.

— Прости. — Я разглядывал тонкую закольцованную ленту с крупной чёрной бусиной.

— На руку себе надень. Будет тебе напоминанием.

Того, как часто ты разочаровываешь меня, придурок.

Похоже, утро у него не задалось. Или наоборот? Для элиминатора, с кучей заказов, паршивое настроение — самое то, наверное. Когда он вышел за дверь, прихватив куртку, фотоаппарат и мои ключи, я понял, что домой он вернётся только через неделю.

Но он вернулся через секунду, чтобы сказать:

— Не выходи сегодня из дома!

— Без проблем.

— Дай слово мужика.

Я дал.

Не выходить из дома? Уж с этим-то я точно справлюсь.

Глава 26

А дальше дело было так. Я закончил с уборкой и приготовил нам с Шейном молочный коктейль, какой некогда смешивал мне Майлз, но теперь не смешивает, потому что ему не до этого.

— Это очередная хрень из твоего сборника рецептов? — спросил Шейн, когда я спустил порцию ему в импровизированном лифте, сделанном из ящика.

— Нет. Все коктейли меня научил готовить Майлз.

— Кто такой Майлз?

— Хозяин бара, в котором твои парни устроили погром. Сет ему нос сломал.

Шейн что-то промычал не очень одобрительное, хотя сам был таким же: набрасывался на людей с порога.

— И что, многому он тебя научил?

— Я знаю около полусотни коктейлей.

— И ты мне приготовила единственный безалкогольный из этой полусотни, — догадался Шейн.

— Вообще-то, я собирался сварить какао.

Шейн долго смотрел на меня, словно пытался понять, что вообще творится в моей голове.

— Ладно. И так сойдёт. — Он отсалютовал мне бокалом. — За этого твоего Майлза.

— За Майлза, — поддержал я тост, и начал рассказывать, какой он вообще крутой мужик. Но Фрик круче, потому что умеет играть на рояле и у него здоровский голос. Иногда я ему подпеваю. Если он попросит, и песня мне очень понравится.

— И много песен знаешь?

— Полно.

— Больше чем коктейлей? — Я пожал плечами. — А вот эту слышала?

Он прочистил горло и начал прямо с припева, и я подхватил, потому что узнал его тут же. У Шехерезады было отличное чувство ритма, а песня — одной из моих любимых, поэтому я не мог оставаться в стороне.

Когда мы закончили в унисон, я похлопал, потому что до сих пор считал, что без аплодисментов концерт нельзя считать состоявшимся. А Шейн спросил:

— И что, Майлз с Фриком после такого сразу не поняли, что с тобой что-то не так?

— В смысле?

— Твой голос. Он женский.

— Майлз сказал, что у него тоже голос звучал странно, когда ломался.

— Дурак твой Майлз.

Столько оскорблений за раз… Я уже собрался было обидеться, но понял, что это тоже будет «по-девчачьи».

— Вообще-то, есть много способов сделать голос похожим на женский, — сказал я. — Фрик считает, что меня кастрировали. Так поступают со всеми будущими «куклами».

— Значит, твой Фрик ещё больший дурак, чем Майлз.

— Нет. Просто им всё равно, что у меня в штанах. В отличие от тебя.

— В отличие от всех, кроме Майлза и Фрика, — поправил он и задумался. — И кукол. И Зорких. И солдат. И энитов. Хм… Похоже, ты права. Я один из тех немногих, кому не всё равно, что у тебя под одеждой. И какая удача, что мы наконец-то встретились, да?

Я покачал головой, собираясь ответить, но в дверь громко постучали, и я решил оставить это на мэтра. В конце концов, Шейн всегда слушал его с бoльшим вниманием.

— Только, пожалуйста, не надо снова рассказывать ему, о чём мы с тобой якобы говорили, — попросил я, вставая на ноги.

— То есть о том, что у тебя в штанах?

Конечно, он не станет упускать возможность хоть немного себя развлечь. Поэтому, направляясь к двери, я приготовился к очередному «серьёзному разговору».

Кстати, странно, что мэтр вернулся так скоро и не открыл дверь ключом. Неужели он и мои потерял? Теперь понятно, почему он не ставил замок на дверь.

— Стой! — рявкнул Шейн, и я замер. — Убирайся оттуда! Живо!

Не похоже, что он шутил. Я прислушался. За дверью стояла тишина… не так, словно там никого не было, а так, словно там целая армия задержала в предвкушении дыхание.

Я попятился.

— Это не твой мэтр, детка. Их там человек десять не меньше.

— К-к-как ты…

— У меня слух лучше, — сказал Шейн, после чего добавил: — Разве ты это уже не поняла, когда мы пели?

Нашёл время для шуток!

В дверь снова заколотили, следом раздались голоса:

— Дай я постучу.

— Да нет там никого.

— Он просто прячется.

— Правильно делает. Наверное, догадывается, что я для него приготовил…

— Не, у меня есть кое-что получше.

Я знал, что у мэтра есть враги. При его работе их должно быть полно и они, наверняка, сильны и влиятельны. Так что рано или поздно это должно было случиться. Именно в тот день, когда его не окажется дома, а я поклянусь никуда не выходить.

Что-же-блин-мне-теперь-делать?

Спрятаться?

Бежать?

Найти оружие и защищаться?

Ладно, из этих трёх вариантов я мог с успехом провернуть только один.

— Пожалуйста, сиди тихо, — шепотом попросил я, подбегая к люку. — Я знаю, неправильно бросать тебя здесь. Но я обязательно вернусь за тобой, когда…

Когда что?!

Меня трясло от страха.

— Их слишком много, ты не убежишь, — сказал Шейн. — И да, ты уже знаешь, что они с тобой сделают, когда поймают. Поверь мне, это не Зоркие. Скорее всего, какие-нибудь сторчавшиеся головорезы, которым заплатили за то, чтобы они тут всё разнесли. И если ты попадёшь к ним в руки…

Нет, я не хотел об этом думать. Ещё меньше я хотел испытать это на себе, но вряд ли моё мнение будет что-то значить буквально через минуту.

— С дороги, я отстрелю замок.

— Не-не-не, погоди. Слабо с ноги выбить?

— Да раз плюнуть.

Раздался чудовищный грохот, но дверь выдержала.

— Дай я!

— Спускайся сюда, — произнёс Шейн.

— Чего?!

— Здесь тесно и есть оружие. Они не смогут окружить нас. Мы перебьём их по одному.

— Ты это серьёзно?! Я не полезу к тебе!

— Хватит, чёрт возьми, сейчас не до этого! Я обдолбан обезболивающими, я даже при желании не смогу тебе навредить.

— Нет. — Я замотал головой. — Нет!

— Я давно мог тебя застрелить, если бы захотел. Но я этого не сделал, понимаешь?

— Я не этого боюсь, придурок!

— Я не стану тебя трахать в этом загаженном, осточертевшем мне подвале, клянусь. Не обессудь, но здесь намечается кое-что поинтереснее. И хорошо будет, если ты уже встанешь за мою спину и позволишь мне защитить тебя! — Он протянул ко мне руки. — Пожалуйста!

По полу зазвенели петли. Дверь покачнулась и с грохотом упала, как занавес, открывая моему взгляду дюжину прекрасно снаряжённых, озверевших, ухмыляющихся парней. О, они явно готовились ко встрече с Многоруким, так что меня они перекусят пополам и даже не почувствуют.

Момент был упущен. О побеге думать было уже слишком поздно. Разве что…

Я заглянул в глаза Шейну и шагнул ему на встречу. Я действительно сделал это, и мужчина поймал меня, как и обещал. Вот только его сломанные ноги ему за это спасибо не сказали. Потеряв равновесие, он качнулся назад и вместе со мной рухнул на пол. И, возможно, мужик себе ещё что-нибудь сломал, когда я придавил его. Но руки не разжал.

— Чёрт, я себя переоценил, — простонал Шейн от боли. Или нет? — Грёбаный слабак. Не смог удержать женщину, которая сама мне в руки упала. Простишь ли ты меня, Габриэль?

— Заткнись! Вставай! Пусти меня! — Слишком много команд от меня, это точно. Но медлить было нельзя. Я прислушался к шагам наверху. Убийцы уже вошли в дом. Они приближались к нашему убежищу.

— Ты, в самом деле, прыгнула, — прошептал Шейн. — Ты выбрала меня, пусть даже из двух зол.

Он посмотрел наверх, где толпились парни. Кто-то из них присвистнул.

— Мы-то думали, что тебя тут убивают. А ты вовсю развлекаешься, мэтр.

Мэтр, а?!

— Взгляни на них, Габи. — Голос Шейна сочился удовольствием. — Кто сказал, что у меня только два ученика?

Вот как.

Я поджал губы.

Не то чтобы я был в бешенстве. В том смысле, что я больше злился на себя, чем на Шейна. Он посмеялся над моей доверчивостью, вот только это я виноват в том, что оказался таким доверчивым.

— И ты сама их вызвала. Вчера, когда ввела код. Помнишь? Это был сигнал бедствия, отправленный моим ученикам с лицензии Многорукого. С точки зрения твоего мэтра, это тоже можно назвать самоубийством, так ведь?

О, а я-то уже собрался назвать себя конченым идиотом. Поспешил.

— Воспользовался мной.

— И вполовину не так, как хотел.

— Дважды меня обманул. Какой ты плохой пёс, Шейн.

— Но я тебя всё-таки поймал. — Он стиснул меня сильнее. — От тебя пахнет ещё слаще, чем от пледа. Я его немного испачкал, кстати. Пока думал о тебе.

— Да ты ничему не учишься, Шехерезада. — Я пытался дотянуться головой до его лица. Чтобы разбить его ухмыляющуюся рожу. — Что-то мне подсказывает, что из тебя хреновый наставник.

— Ну кое-чему я тебя всё-таки научил, не так ли?

Не быть таким доверчивым идиотом, ага.

Пока мы с Шейном болтали, его ученики уже размотали лебёдку, нашли куда её прикрепить и вниз спустился один из парней.

Осмотрев подвал, он прорычал:

— Этот ублюдок поплатится за то, что сделал с тобой, мэтр!

— Несомненно, в своё время, Ник. А теперь подними эту птичку наверх.

— На кой хрен тебе этот задохлик? — Он дёрнул меня наверх за шкирку, обхватил поперёк груди и тут же заткнулся. В следующую секунду он положил обе ладони мне на грудь и сжал. — Парни, я… Кажется, я щупаю женские сиськи.

— Ого!

— Серьёзно?!

— Ну и как?

— Очень мягкие и упругие. Словно специально для моей руки… — Я чувствовал себя мягкой игрушкой в руках взволнованного ребёнка. — Охренеть просто. Этим можно вечно заниматься.

— Ни-и-ик, — позвал ласково Шейн и, когда парень посмотрел на него, спросил: — Хочешь здесь остаться?

— Не… нет.

— Тогда, бл*ть, сделай так, как я сказал! — рявкнул он.

Я почувствовал, как Ник вздрогнул всем телом. А потом пол ушёл из-под ног. Меня вытащили наверх и облапали двенадцать пар рук.

— Отвалите, мудаки! — Вообще-то я обычно не выражаюсь, особенно при мэтре. Но сейчас меня просто переполняло возмущение. В основном из-за того, что всё это — следствие моей ошибки.

Лучше бы Шейн не ловил меня. Лучше бы я, сиганув вниз башкой, свернул себе шею.

Парни вытащили своего учителя, и Шейн зажмурился от света. Он что-то спрашивал по поводу транспорта, оружия и путей отхода. И надо же, я думал о том же самом.

Я осмотрелся, пытаясь составить собственный план побега.

Без шансов.

— Зачем нам уходить? — спросил один из учеников. — Подождём урода здесь.

— Точно. Нас больше. У нас пушки.

— Нас не настолько больше, — пробормотал Шейн, со стоном разминаясь. Он сильно хромал. — Не переоценивайте себя, парни.

— Да что этот шизик может нам сделать?

— Много чего… — Уж Шейн-то знал, на что способен этот шизик. — Но я рад, что вы здесь и готовы к драке. Хуже было бы, если бы вы захотели сразу трусливо бежать. Или вообще не пришли бы.

Сказав это, он поманил к себе самого молчаливого из дюжины и взял из его кобуры пульсар. Он проверил заряд (скорее всего, тот был полным) и изменил настройки.

— Честное слово, мэтр, — заговорил заводила-Ник. — Мы не можем это так оставить. Если для этого нужно найти союзников? Давай найдём их немедленно.

— Мы тут кое-что выспросили у местных.

— Да, мол, он не ладит с чуваком по имени Мэд.

— Это местный босяра.

— Давно уже зуб на Многорукого точит.

— Говорят, людей и пушек у него хоть отбавляй.

— Свой клуб есть на другом конце города.

Шейн задумался, глядя на меня.

— Враг моего врага, а? — Он поковылял ко мне. — Сто лет в клуб не ходил. Чур, первый танец мой, Габи.

— Из тебя сейчас танцор неважный, Шехерезада, — ответил я, криво ухмыляясь.

Я храбрился, потому что понимал — он чувствует ко мне что-то, что мешает ему меня убить. Остальное? Как я говорил мэтру, я делил насилие лишь на то, которое можно пережить и то, которое заканчивается смертью. Глядя в глаза Шейну, я понимал, что это смертью не закончится.

— Ничего, я найду, чем тебя развлечь.

— Привязался ко мне, как самая настоящая собака. От тебя теперь так просто не отделаешься.

— Вот и возьми на себя ответственность.

Мы смотрели друг на друга, тяжело дыша.

— Если просто уйдёшь отсюда сейчас, — проговорил я на полном серьёзе, — он не станет тебя преследовать.

— Ты попросишь его за меня?

— Да.

— Чем я заслужил такую милость? Я ведь ничего для тебя не сделал. — Шейн задумался, после чего щелкнул пальцами. — Я должен спасти тебя из горящего дома.

Ученики засуетились, поняв своего мэтра с полуслова. Они принесли топливо для генератора. Один из них разнёс в щепки стол, за которым мы с мэтром ели. Остальные присоединились, носясь по дому и с воплями триумфа круша всё подряд.

Тогда мне стало по-настоящему страшно.

Они уничтожали наш дом. Мой дом. Я больше не смогу открыть ключами дверь. Убирать и переставлять в нём вещи, как мне нравиться. Готовить еду. Листать дурацкие журналы. Вести «серьёзные» разговоры с мэтром в его комнате.

Кто-то скинул с верхнего яруса одну из моих многоруких кукол, и у неё откололась голова.

— Кажется, я чувствую дым, — пробормотал Шейн, принюхиваясь. — Ты забыла выключить плиту, когда готовила какао? Беги, Габи. Спасайся! — Я не двигался с места, чувствуя, как слёзы текут по щекам. — Ну-ну, успокойся, я же сказал, что спасу тебя.

Глава 27

Я не запомнил дорогу до Блазара. Наверное, я потерял сознание, а очнулся уже за столом в клубе. Людей внизу, на танцполе было полно. Я не сразу сообразил, что сижу на том же месте, где впервые увидел Мэда. На вершине стеклянной лестницы.

— …я же обещал, что тебе не будет скучно, — сказал мне Шейн. Музыка была такая громкая, что я его едва слышал. Он уже успел привести себя в порядок, сбрить бороду, переодеться.

Он прижимал меня к себе, и это были вовсе не объятья. Он удерживал меня, пока один из его учеников фиксировал мою руку, а другой наполнял шприц. Эти ублюдки использовали в качестве жгута резинку, которую мне подарил мэтр. Вены на моей руке набухли, кисть онемела.

— Не бойся, игла стерильна.

Я поморщился от боли, вспоминая паршивые дни в приюте. Там инъекции были обычным делом, но я уже успел отвыкнуть от них.

— Расслабься, Габи, — проговорил мне на ухо Шейн и опустил мой браслет обратно на запястье. — Тебе скоро станет очень классно. Вот так.

— А мне можно? — спросил один из его прихвостней.

— Если хочешь сдохнуть, — ответил Шейн.

И я заметил, что хотя перед ними стояла выпивка и закуски, они к ней не притронулись. Они ждали мэтра.

Мэтр…

Я улыбнулся, чувствуя себя счастливым просто от воспоминания о нём. Он скоро придёт сюда. За мной. Он всегда появлялся неожиданно. В последний момент. Я огляделся, ища его в толпе. За собой. Перед собой.

За столом напротив сидел Мэд. Странно, что я его сразу не заметил, всё-таки в прошлый раз он произвёл на меня жуткое впечатление. Даже издали он казался мне невероятно большим. А теперь, вблизи, казался маленьким. Потому что этим вечером его клуб ему не принадлежал, и не важно, что там думали его солдаты, люди внизу или Крис, который сидел рядом с ним.

Королева пристально разглядывала меня, пока мужчины о чём-то громко переговаривались.

Оружие… бла-бла-бла… четыре выхода… бла-бла… есть бронированное убежище…

— Тогда тебе лучше идти туда прямо сейчас, Мэд, — сказал Шейн.

— Не думаю, что до этого дойдёт.

— Ну, тут в любом случае станет жарко.

— Здесь повсюду зеркала. Он сюда не сунется.

— Да? Это будет тот ещё облом. Непобедимый элиминатор, до смерти боящийся зеркал. Что за хреновая шутка… — Шейн обратился ко мне. — Как думаешь, Габи, твой мэтр не сунется сюда из-за зеркал?

Я захихикал, даже не пытаясь понять причину восторга, кипящего внутри, где-то возле сердца.

— Он убьёт вас всех. Из твоего черепа сделает себе пепельницу. Из твоих учеников сошьёт мне новую многорукую куклу. Он построит дом из ваших костей и выкрасит стены в нём вашей кровью.

Тот, кто вколол мне наркотик, что-то забормотал по поводу того, что никогда в жизни не станет ширяться тем же самым.

— Я тоже думаю, что он придёт, — сказал Шейн, гладя меня по голове. — И хорошо, что мы встретимся с ним в таком… хм, интересном месте. Милый дизайн, м-да.

— Когда я появился здесь, — заговорил Мэд, — этот ублюдок уже был знаменит. Они что-то не поделили с моим предшественником, и Многорукий прикончил его и его ребят. Выжили только те, кому удалось сбежать, воспользовавшись паникой. И эти парни сказали мне, что у этого психа есть только одно слабое место. Зеркала. И когда я организовал этот клуб, то выложил стены, пол и потолок бронированными зеркальными панелями. Вовсе не ради «милого дизайна». А потому что уже тогда знал, что когда-нибудь этот день настанет. И я подготовился к нему заранее.

— Я бы выпил за твою дальновидность, Мэд, но мне нужно оставаться трезвым. У меня ещё куча дел. — С этими словами он впился в мой подбородок пальцами и наклонился. — Я обещал ему трахнуть тебя на его глазах, а его убить — на твоих, помнишь? Я держу обещания.

Я неразборчиво замычал.

— Что?

— Мне в туалет надо.

А то прямо на тебя стошнит.

— Потерпишь.

— Не могу.

— Значит, будешь сидеть в мокрых штанах.

— Нет уж, я сниму штаны. Ты этого добиваешься? Все увидят, кто я, и твой гениальный план провалиться. Даже не знаю, как ты будешь усмирять эту толпу.

Язык заплетался, так что я не был уверен, что Шейн меня понял. Но он всё-таки отстранился, давая мне вылезти из-за стола.

— Я провожу её, — заявил Крис. — Мне тоже надо попудрить носик.

— Ваше величество, — кивнул признательно Шейн, продолжая разговор с Мэдом.

Крис подхватил меня под локоть, когда я начал падать. Я шёл к прозрачной лестнице, но он подтолкнул меня в противоположную сторону.

— Сюда.

Мы вышли в узкий коридор, дверь за нами закрылась, и музыка стихла.

Я снова умалишённо заулыбался.

— Чёрт возьми, как ты влипла во всё это? — пробормотал Крис, таща меня за собой. Втолкнув меня в обитую кафелем комнатку, он скомандовал: — Спускай штаны.

Я фыркнул. Наркотик блокировал стыд, поэтому я позволил Крису увидеть то, что он хотел.

— Так это правда. — Он отвернулся и не поворачивался до тех пор, пока я не подошёл к раковине, чтобы вымыть руки и ополоснуть лицо. — Ты понимаешь, что они собираются сделать? С тобой? С Многоруким?

Я не очень понятно высказал своё удивление насчет того, что его это вообще волнует.

— Ты мне так и не сделала его фотографии, — напомнил Крис.

— Попробуй сам сегодня. — Я снова захихикал. — Он же скоро придёт к вам в гости.

Крис подошёл ко мне и резко хлестнул ладонью по лицу.

— Это не смешно ни хера!

Я потёр щеку. Стало действительно не смешно.

— Ты же сам помнишь, как он справился с двумя, — пробормотал я.

— Сопляками, которые этого никак не ожидали! А теперь их тут тринадцать. И они готовы к тому, что здесь намечается. Кроме того у Мэда в каждом коридоре человек по десять.

Я принялся считать, после чего выдал:

— Этого всё равно мало. У мэтра много рук и есть третий глаз, он видит всё и до всех может дотянуться.

Крис мучительно вздохнул.

— Они тебе много вкололи. Страшно подумать, что дальше будет.

— Я знаю, что дальше будет.

— Да-да.

— Он придёт за мной и когда… — Я хлопнул себя по лбу. — Он меня убьёт. Он запретил мне к тебе подходить.

Королева открыла рот от удивления.

— Ты вообще слушала, что я говорила?

— Прости, Крис. Но на этот раз он точно взбесится. Я пообещал ему, что буду держаться от тебя подальше.

— Думаю, сейчас тебе не об этом стоит беспокоиться.

Как он не понимал, что именно об этом и стоит? Я нарушил уже три обещания. Я ушел из дома, я нахожусь в Блазаре, я под наркотой. Теперь же я ещё разговариваю с Крисом.

Я никак не мог исправить первые три пункта, но четвёртый мог, поэтому я попытался обойти королеву.

— Так, притормози. — Он схватил меня за плечо. — Я рада, что ты сейчас под кайфом, и тебе по барабану, что здесь творится. Честно, я тебе завидую. Но ты не должна так слепо полагаться на Многорукого… — Он задумался. — И я тоже не должна слепо полагаться на Мэда. Нужно подстраховаться. Понимаешь?

— Нет.

— Может, Многорукий, действительно, непобедимый монстр? Если верх возьмёт твой мэтр… — Он вытащил откуда-то из-под платья крошечный пистолет. — Вот, положи себе в карман.

— Зачем?

— Затем, что когда станет совсем хреново, ты сможешь за себя постоять. Благодаря мне. Замолвишь за меня словечко в случае чего, идёт?

Я взял пистолет. Он практически весь умещался на моей ладони.

Крис помог мне выйти в коридор.

— Шейн тебя убьёт, если узнает, — пробормотал я, разглядывая оружие.

— Шейн тебя точно убьёт, — раздался голос моего пса.

Он стоял, прислонившись спиной к стене, поджидая нас.

— Так и знал, что от тебя не отвяжешься, — пробормотал я. — Ты что, по запаху меня выслеживаешь? Я больше не буду тебя кормить. Никаких пряников больше, поэтому отвали.

— Я очень голоден, Габи.

— Так иди и поищи себе что-нибудь на помойке, как и подобает дворняге.

Крис лихорадочно зашептал: «заткнись, стреляй, ты ведь умеешь? Если не умеешь, отдай мне».

— Именно так я и сделаю, — сказал Шейн и поманил королеву пальцем.

— Уходи отсюда, Крис, — бросил я, вытягивая руку с оружием перед собой. — Тебя это не касается. Шейн всего лишь пропустил порцию кнута, и раз мэтра нет рядом, я сделаю это за него. Беги. Слышишь?

Когда я обернулся, озадаченный его молчанием, оказалось, что Крис уже сбежал.

Шейн рассмеялся.

— Что ты пытаешься сделать, Габи? Убить меня? — Он начал приближаться, прихрамывая. — Подумываешь стать элиминатором? Я могу взять тебя в ученики, если хочешь.

«Да чему там учится?» — подумал я, прицеливаясь.

— Ты не сможешь меня убить, — заявил Шейн. — Это сложнее, чем кажется. Психологически. Мы же с тобой так подружились, правда? Мы оба были пленниками. Помнишь, как мы мило болтали? Как хорошо нам было просто видеть друг друга, разговаривать, есть вместе? Я так скучал, когда ты уходила…

Я закрыл глаза и нажал на курок. Эхо разлетелось по узкому коридору. У меня страшно зазвенело в ушах. Пока убивать было неприятно чисто физически, а не психологически…

Открыв глаза, я растерялся. Я сделал всё, как надо, но Шейн не падал.

— Ты выстрелила! — вскричал он, словно до последнего не верил, что я решусь.

— Я же говорил. Я убью за мэтра. А ты, сволочь, его дом сжёг. Я тебе этого не прощу! — Я выстрелил снова. И ещё раз. И последний, контрольный. — Ну что? Попробуй увернуться со сломанными ногами, тварь!

— Да мне и уворачиваться не нужно. Ты же стреляешь с закрытыми глазами.

Я приоткрыл веки.

— Это само собой получается.

— А я думал, тебя этому Многорукий научил.

— Он может стрелять с закрытыми глазами?

— Не так «метко», как ты, конечно…

Я снова выстрелил. На этот раз широко открыв глаза.

Не очень-то мне это помогло.

— Ну вот и всё! — Шейн поковылял ко мне. — У тебя пули закончились.

Я попробовал с этим поспорить, но в итоге вынужден был просто бросить пистолет. Целясь ему в голову.

— Опять не попала, Габи.

— А ты меня попробуй догони! — крикнул я, давая дёру. Я знал, что своими переломами Шейн никогда за мной не поспеет. Можно было даже особо не напрягаться.

Так я думал, пока меня не сбило с ног. Ударная волна снесла со стен маленькие бра, погружая коридор во мрак. В темноте искрили оголённые провода. Открыв глаза, я понял, что лежу на лестничной площадке. Я пролетел метра три и хорошенько приложился головой. В черепе мучительно загудело.

Я нахмурился.

— Давай поиграем во что-нибудь другое, ладно? — попросил Шейн, неторопливо приближаясь. В руках у него был пульсар. — Да, у него есть и несмертельный режим.

Я ничего не ответил, потому что прислушивался к гулу… который шёл снаружи. Пол под ладонями вибрировал и на этот раз не из-за музыки. Я поднял голову, глядя наверх, откуда доносился, усиливаясь, шум. Я долго гадал над причиной, пока, перепрыгивая через пролёты, не показался первый человек. Тяжело дыша, он ринулся мимо меня… за ним следом неслась обезумевшая толпа, едва умещающаяся в тесных границах лестничной клетки. Они сбивали друг друга, толкались, давили, кричали в панике и неслись прямо на меня единой волной.

Похоже, началось.

Я вскочил на ноги и прыгнул вниз, пролетая целый пролёт. Я не слышал, что мне крикнул Шейн. Меня отрезал от него людской поток, и я, не оглядываясь, нёсся впереди него, перескакивая через ступеньки, выискивая дверь, за которой бы можно укрыться. Не от чудовища, которое так взбудоражило человеческое стадо, а от него самого.

Меня сбили с ног, и я скатился с лестницы, каким-то чудом успевая юркнуть в коридор этажом ниже.

Обхватив себя, я прислонился спиной к стене. От боли я весь съежился. Я закрыл глаза, чтобы минутку передохнуть, собраться с силами… а когда открыл, то обнаружил себя на полу. Вокруг всё стихло — ни криков, ни музыки, ни выстрелов. В коридоре мигал свет. Я пополз, пытаясь подняться на ходу, но снова падал. Меня что-то давило к земле. Какая-то инородная сила, а не моя собственная слабость.

Я уже чувствовал это… когда-то очень давно… самое важное воспоминание ускользало от меня. Я не мог вспомнить лицо мужчины, который заставил меня чувствовать себя точно так же. Он даже ни разу не посмотрел на меня, но одно его присутствие угнетало, унижало меня. Он пришёл вместе со своим слугой… он пришёл с Рэймсом. Его звали… Его звали…

Я пополз по лестнице вверх, бормоча под нос вариации имени, которое я забыл. Которое вообще-то и нельзя было вспоминать.

Обнаружив себя в очередном коридоре, я привалился к стене.

Я не мог вспомнить, как оказался здесь. Кажется, мне избили… дети, их было трое… Они пытались задушить меня, чтобы доказать свою силу и смелость кому-то… как же его…

Почему же вспомнить его имя казалось таким важным сейчас?

Краем глаза я заметил приближающуюся ко мне неровным шагом фигуру.

Теперь Шейну мешала передвигаться не только хромота.

— Я тебя снова нашёл. — Он рухнул на колени. В его груди чернела дыра. — Как видишь… твой мэтр стреляет так же хреново… как и ты.

Едва ли я был с этим согласен, но вместо того, чтобы возражать, я прижал ладонь ко рту.

Шейн смотрел на меня, хотя уже был мёртв. Он был мёртв, но всё равно говорил. Он протянул ко мне руку, потерял равновесие и упал посреди коридора. Он не закрыл глаза, позволяя мне наблюдать за тем, как смерть обезличивает его. Его взгляд гипнотизировал. Мы словно играли в гляделки, в которых мне никогда не выиграть.

Я отвернулся, когда услышал топот. В коридор из-за угла вбежал Мэд. Запыхавшийся и перепуганный, он не замечал ничего вокруг. Даже Шейна у себя под ногами. Он споткнулся об него и полетел на пол. А потом я услышал самые натуральные рыдания в исполнении этого сурового босса.

Но, в отличие от Шейна, он нашёл в себе силы подняться и бежать дальше. Оказывается, в конце коридора стояла бронированная дверь, за которой находилось его личное убежище.

Мэд за считанные секунды оказался перед ней и ввёл код. Кажется, пальцы его не слушались. Он допустил две ошибки подряд и продолжал постоянно отвлекаться, оборачиваясь через плечо.

— Мэд! Мэд, подожди меня! — закричал Крис, показываясь в коридоре. — Стой! Нет, не закрывай!

Он был ещё только на полпути к убежищу, когда Мэд уже шагнул внутрь и начал неистово жать кнопку с той стороны.

— Не бросай! Не оставляй меня здесь, пожалуйста! Прошу тебя! Он же убьёт меня!

Крис с разбегу ударился в дверь. Пнул её. Принялся колотить по ней кулаками и истошно вопить.

Он тоже не заметил меня, вероятно, потому что всех вокруг принимал за трупы. Из живых здесь были только те, кого Многорукий оставил на закуску.

— Мэд, ты такой дебил, — раздался голос мэтра, и я обернулся. — Я избегаю зеркала, конечно. Но вовсе не потому, что боюсь их. Думаешь, меня пугает моё отражение? Или моя собственная тень? Если они кого и пугают здесь, то это тебя, так ведь, Мэд?

Он появился в коридоре, и Крис, всхлипнув, сполз на пол и прижал колени к груди. Мэтр шёл, держа в одной руке пистолет, а в другой — обнажённый меч. У него на шее висел фотоаппарат на тесьме, которую присобачил к нему я.

— Ты построил себе не клуб, а собственную могилу. Зеркала, чтоб их. Они напомнили мне кое-что. Кое-что, чего я вспоминать не хотел, Мэд. Ублюдок. Чёрт возьми! Бл*ть! — Он зарычал, не в силах передать словами, как его злит то, что он испытывает, находясь здесь. — Может, мне полегчает, когда я отрежу твою башку?

И я вспомнил. Приют. Коридор. Я сижу на полу и жмусь к стене. Мне трудно дышать. Энит проходит мимо, не обращая на меня внимания.

Мне дали ещё один шанс. На этот раз я должен был всё сделать правильно.

— Хейз.

— Что ты вякнул?! — взревел Многорукий, ткнув мне в лицо пистолет.

Жар коснулся кожи моего лица, и я зажмурился.

— Хейз, — повторил я, подползая к нему, подлезая под руку с оружием, приникая к его бедру. — Выбери меня… ты не пожалеешь, клянусь. Я буду, кем захочешь… Только забери меня отсюда… Пожалуйста, Хейз.

— Это не моё имя, хватит повторять, — пробормотал мэтр.

Он не пытался отлепить меня от себя, хотя я мешал ему добраться до Мэда и Криса. Он опустил оружие, слушая мои сбивчивые объяснения и мольбы.

— Я не Хейз. И не Рэймс. Что за цирк, Габриэль? — Он присел передо мной и осмотрел мои руки, догадавшись о причине. — Этот ублюдок легко отделался.

— Забери меня отсюда. Ты не пожалеешь, — повторял я, силясь вспомнить, что на самом деле должен сказать. — Я сделаю всё, что захочешь… возьми меня…

— Так. Ладно. — Он спрятал меч, потом снял куртку и накинул на меня, таким образом уже выполнив половину просьбы. — Я сейчас скажу пару слов Мэду, и мы вернёмся домой. По рукам?

Он ещё не знал. Не знал, что возвращаться больше некуда.

Я попытался сказать ему об этом, но вышло только:

— Выбери меня.

— Мне нужно закончить. Я всегда доделываю начатую работу до конца, понимаешь? Осталось всего два каких-то педика. Ну? Это всё равно что поехать в Бореалис и повернуть назад, когда уже начал видеть башню Махасима.

— Я никогда не был в Бореалисе.

— Потому что всегда сворачиваешь на полпути, понимаешь?

Я закрыл глаза и потряс головой.

— Нет, это ты не понимаешь. На этот раз всё должно быть по-другому. С тобой. — Я указал на себя, намекая на то, что я его второй шанс. Хотя и не знал, на что конкретно. — И со мной. Рэймс прошёл мимо. Он выбрал Задиру. Это же твоя любимая история. Почему ты не понимаешь?

Мэтр смотрел на запертую дверь убежища. Я знал, что достать оттуда Мэда для него не проблема. Ему не нужно для этого оружие, таран, взрывчатка или хоть сколько-нибудь времени. Он мог сделать это шёпотом.

— Я не разговаривала с ней! — завопил Крис, сменив репертуар. — Держалась подальше, как ты и хотел!

Возможно, это и спасло ему жизнь.

— Ты же другой?

— Да, я не Рэймс. И не Хейз. Я ни капли на них не похож, ясно?

— Я тоже другой, — сказал я, что бы это ни значило. Был ли у него ученик или ещё кто, с кем он меня сравнивал, я был его полной противоположностью. Поэтому Многорукий должен был свернуть с этой дороги в Бореалис или ещё куда, по которой шёл вместе со своим учеником или ещё с кем.

Я окончательно запутался. Но мэтр присел передо мной и заглянул в глаза. Он смотрел долго, прежде чем тихо уточнить:

— Пойдёшь на всё, что угодно? — Я кивнул. — Ты ведь даже не представляешь, что я собираюсь с тобой сделать.

— Это не важно. Я хочу, если ты хочешь.

— Это может показаться немного… отвратительным. Даже подлым.

— Сделаю всё для тебя.

— Я постараюсь максимально облегчить процесс, — прошептал Многорукий, очерчивая сбитыми костяшками пальцев мой подбородок. — Закроешь глаза?

Я сделал, как он просил, и он поднял меня на руки. Уткнувшись ему в грудь, я глубоко дышал, чувствуя, что он уносит меня… куда-то наверх. Я уже был дома и думал, как хорошо, что это убежище никто не сможет уничтожить.

— Здесь, думаю, будет отлично. — Он поставил меня на ноги, приказав не подглядывать. — Осторожно, тут скользко. Стой на месте, я пока разберусь с освещением.

Он отошёл, и с закрытыми глазами я почувствовал себя уязвимым вдвойне. Что он собирается делать? Почему нельзя подглядывать? Когда мне захотелось поспорить с необходимостью этого, я просто зажмурился ещё сильнее.

— Это мне. — Мэтр подошёл и снял с меня куртку. — А вот это тебе.

Он вложил в мою правую руку что-то горячее, твёрдое, липкое…

«Рукоять меча. Вся в крови и поте», — понял я, сжимая пальцы.

Я прислушался, чтобы хоть приблизительно узнать, где находится моя жертва. Он хочет, чтобы я кого-то убил?

Но мэтр скомандовал:

— Левую руку подними. Выше. Вот так. И палец вверх. А теперь улыбнись так, будто сбылась мечта всей твоей жизни.

Я только сильнее нахмурился. Потому что ничего не знал о том, как бывает, когда сбывается мечта всей жизни.

— Представь, что ты сжимаешь в руке не меч, а прибор Рэймса.

Как будто мне могло быть какое-то дело до члена этого ублюдка.

— Отрезанный, — добавил Многорукий, и я распахнул глаза, оскаливаясь.

Он стоял напротив с фотоаппаратом в руках и, поймав нужный момент, щелкнул. Я понял, где нахожусь. На стеклянной лестнице, спиной к залу — основной сцене сегодняшних кровавых событий. И Многорукий решил сделать памятное фото со своего сольного выступления.

— Даже не думай, — очень внушительно сказал мэтр, когда я решил оглянуться. И я послушно продолжил наблюдать за ним. Он присовокупил мою фотографию к тем, что, вероятно, сделал чуть раньше, и спрятал их в карман.

— Так, это моё. А это твоё.

Он осторожно обменял меч на куртку и помог мне застегнуться, когда понял, что руки меня не слушаются.

— Ты просто прирождённый чистильщик. Настоящий зверь. Ты знал это? — пробормотал он, возясь с молнией. Я смотрел на его улыбку. Он был очень близко. — В какой-то момент, мне показалось, что ты набросишься на меня. Каждый раз, когда я упоминаю Рэймса, твой взгляд так загорается. Прямо как сейчас. Я рад, что твои чувства к нему не слабеют.

— Я никогда не передумаю, — заверил его я.

— Хорошо. Было бы совсем не кстати, если бы ты передумал.

Я нахмурился. Не то чтобы такое могло случиться, но если вдруг? Что тогда?

Мэтр бросит меня? Потеряет ко мне интерес? Нас больше ничего не будет связывать?

— Ну что, пора домой?

Когда он сказал это, я сделал шаг, прижимаясь к нему, обвивая его руками. Потому что он был единственным домом, который у меня остался.

Глава 28

— Я слишком рано их убил, — пробормотал мэтр, разглядывая пепелище, которое некогда было его домом. — Они задолжали мне ремонт.

Как будто дело можно было поправить выравниванием стен и побелкой потолка. От здания остался только закопчённый остов. Голые стены, дыры окон, торчащие балки — скелет сдохшего животного.

Оставив байк на меня, Многорукий вошёл внутрь. Я слышал, как хрустят у него под ногами обломки и битое стекло. Холодный воздух пропитался гарью. Я дрожал и всё никак не мог успокоиться, хотя на мне были два «бронежилета», один поверх другого.

— Чёрт, — послышался голос Майлза у меня за спиной, и я обернулся. Мужик смотрел на пожарище, бормоча под нос ругательства. — Я видел дым, но и поверить не мог, что это именно здесь.

— Бар до сих пор закрыт? — догадался я.

— Да, новости я узнаю теперь последним… — Он взглянул на меня. — Что стряслось?

— Я варил какао и забыл выключить плиту.

— Какао? А ты его случайно не перепутал с гексогеном?

Я пожал плечами, и мы надолго замолчали, жмурясь, когда поднимался ветер, бросая нам в лицо пепел.

— По крайней мере, — заговорил снова Майлз, — журналы хранятся в несгораемых шкафах.

— Нет. Я попросил мэтра перенести их наверх.

— Они сгорели? — прошептал ошарашенный Майлз.

— Да.

— Все?

— Угу. Дотла.

Он замер, с ужасом разглядывая кладбище своих эротических фантазий. Где-то там, обугленные, разорванные на части, похороненные под обломками, лежали самые красивые женщины современности. Потерянные навеки.

Возможно, этот пожар стал для Майлза потрясением куда большим, чем для нас с мэтром. Я никогда не видел его таким подавленным. Он даже с места не сдвинулся, когда из зева преисподней, которая некогда была моим раем, вышел Многорукий.

— Подвал завалило, — сказал он, отряхиваясь. — Нужно будет вернуться сюда с кое-каким барахлом и забрать сейф.

— Вернуться откуда? — спросил я, и он задумался. Кажется, у него были на примете кое-какие варианты, но, судя по выражению лица, далеко не идеальные. Он думал, глядя на меня, но не мог найти во мне ответа. Он просто не туда смотрел.

Но Майлз решил эту задачу за него.

— Пойдём выпьем, что ли?

* * *

После такого щедрого жеста я не мог подвести Майлза и заснуть, оставив его наедине с Многоруким. Он побаивался этого, поэтому когда видел, что я начинаю клевать носом, приводил меня в чувства.

— Пей больше воды, слышишь?

— Я сейчас лопну.

— Тебе нужно поскорее вывести эту дрянь из организма.

Мы сидели за одним из трёх уцелевших столов. В зале после визита Сета и Люка стало пустовато, но я отметил, что Фрик и Майлз уже привели в порядок стены, потолок и пол. Отмыли картины, люстру, барную стойку и рояль. Здесь стало очень чисто и просторно… но в этом-то и была проблема.

— Я ещё неделю из всех дыр кровь выковыривал. В первые в жизни не свою. Хотя мне тоже досталось, как видите. С такой рожей разве можно встречать гостей? Я решил открыть бар, когда заживёт. Хотя, чёрт его знает, кто сюда теперь придёт, — бормотал Майлз, поглядывая на часы.

Он ждал, когда вернётся Фрик.

— Пошёл проверить наш заказ с утра пораньше. Мебель. Столы там, стулья… — говорил он, следя за тем, чтобы у Многорукого всегда была полная стопка. — Я сказал, чтобы заказал поменьше. Думаю, теперь тут будет не слишком людно.

— Пойду отолью, — бросил мэтр.

— Всё наладится, — сказал я Майлзу, зевая. — Мы что-нибудь придумаем. У тебя от посетителей отбоя не будет.

— Твоими бы устами, — ответил он, едва не вскакивая со стула от радости, когда в бар зашёл Фрик. И видок у этого мужика был тот ещё. — Ты чего так долго? Что-то с заказом?

Фрик покачал головой, закрывая дверь на засов. Он был чем-то впечатлён настолько, что даже не особо удивился, увидев меня.

— В Блазаре этой ночью была настоящая резня.

Майлз покосился на меня, сложив два и два. Но мне задавать вопросы не стал.

— От кого слышал?

— Да все говорят. — Фрик подошёл к столу и налил себе. — Некоторые смельчаки ходили туда… Рассказывают, там крови по колено.

— Может, сходим глянуть?

— Мужик, ты долбанулся?!

— У нас тут тоже было крови немало. Если в Блазаре ещё хуже? Меня бы это утешило.

— А ты можешь себя как-нибудь иначе утешить? — Фрик глотнул выпивки и поморщился. — Ты меня пугаешь, блин.

— А что? Если уж Мэд устроил день открытых дверей…

— Мэд мёртв.

— Мёртв?! — вскричал Майлз, и я пробормотал «не может быть».

— Может. И знаете, кто его прикончил? Наш знакомый Крис. Подстерёг его у убежища, а когда он вышел, прострелил ему башку.

— Вот же коварная сука!

— Да, и он вроде как гордится этим. Типа, он теперь и король, и королева в одном лице. Единственный выживший.

— Чтоб меня, — протянул Майлз. — Почему он-то не сдох?

Я единственный, кто мог дать ответ на этот вопрос. Но когда Майлз его задал, я уронил голову на стол и отключился.

Наверх меня, наверное, отнёс мэтр. Он же раздел и уложил рядом с собой. Я проснулся, зажатый с одной стороны стеной, а с другой его телом. Это был тот ещё момент… Я боялся пошевелиться. Мне было жарко, всё тело затекло, мочевой пузырь разрывало от боли, а я улыбался. Натуральный мазохист.

Я мог лежать так вечно, если бы не дикая нужда, которая в итоге выгнала меня из комнаты. Я перелез через Многорукого, чтобы привести себя в порядок. А когда вернулся, он уже занимал всю кровать, распластавшись на спине.

Я присел перед кроватью, разглядывая мэтра. Для человека, который вчера напал на Блазар, в одиночку перерезал охрану и справился с тринадцатью элиминаторами, он выглядел слишком беспечным и… целым. Я не заметил на нём ни одного синяка, тогда как у меня их было полно — на рёбрах, на ногах, на заднице. По мне словно пробежало стадо бизонов. Хотя почти так оно и было.

Мучаясь от этой несправедливости, я осторожно стянул с него покрывало. Я должен был найти хотя бы одну царапину, которая подтвердила бы человеческое происхождение Многорукого. Он не мог быть настолько безупречен… Если только он не энит.

Но разглядывая его, я доказывал себе обратное. Светлое тело без единого изъяна. Гладкость и тепло его кожи… Я скользнул пальцем по мышцам пресса вниз.

На мэтре были джинсы, и я вспомнил, как вчера он засунул в карман фотографии. В какой из них? Чёртов наркотик практически стёр мне память о вчерашней ночи.

Я распрямил ладонь и осторожно засунул пальцы в карман, который был ближе ко мне. Потом в другой. Пусто.

— Чуть правее, Габи, — прохрипел мэтр, и я вздрогнул. — Даже не верится, что ты до сих пор его не нащупал. Мне казалось, он не настолько незаметный.

Я отдёрнул руки. Что-то мне подсказывало, что он говорил не про снимок, а про ту огромную штуковину, которая натягивала ширинку. Обычное утро для него. Для меня? Я почему-то представил, как расстёгиваю её, высовываю язык и пробую его на вкус, потому что это единственное, чего я не знал о теле Многорукого.

— Наркотик всё ещё действует?

Я качнул головой, мол, я в полном порядке. И чтобы подтвердить это, спросил:

— Как ты нашёл меня вчера?

Мэтр поднял руку и прикоснулся пальцем к моему лбу. Типа, просто раскинул мозгами.

— Бусина на резинке — это жучок? — предположил я, и Многорукий усмехнулся.

— Почему ты просто не можешь поверить в то, что я услышал, как ты зовёшь меня на помощь?

— Я не звал.

Он нахмурился.

— А вот сейчас было обидно.

— Я подумал, что ты придёшь в любом случае, когда поймёшь, что они сделали с твоим домом.

— Когда я проверил твоё местонахождение, то решил, что домой заходить не обязательно. Ведь тебя там нахрен нет уже.

Ага, значит всё-таки резинка — мой поводок. Но когда я спросил, как он отследил меня, ведь его лицензия разрядилась, мэтр ответил, что у него есть портативная зарядка, и вообще это к делу не относится.

— Что это за история с зеркалами? Они как-то по-особенному на тебя влияют? — спросил я то, что к делу относилось. Но мэтр ответил на это так же, как на вопрос о его имени. Я не обиделся и сказал то, что собирался сказать ещё вчера: — Я готов был ждать сколько нужно. Я бы потерпел.

Но он меня не понял.

— Да тебе и терпеть бы не пришлось. — Мэтр выругался и встал с кровати, поправляя штаны. — Неплохо оттянулся? Что ещё в тебя вставлял Шейн, помимо иглы?

— Он не трогал меня.

— Какая жалость.

— Но собирался, когда ты появишься.

— Может, я разрушил не только его планы?

Странно, во все предыдущие разы, подтрунивая надо мной, он не переставал ухмыляться. Теперь? Кажется, он жалел, что вообще ввязался в это дело: сунулся в Блазар, спас меня, убил Шейна…

— Я убил твоего пёсика, Габи. Он скулил и отбивался. Он звал своего хозяина, и когда я вырвал ему сердце, он приполз к его ногам. И я подумал, когда это они успели так подружиться? Что я упустил? — говорил тихо мэтр. — Ты очень сильно привязался к нему?

— Немного.

Неправильный ответ.

Мэтр вздохнул.

— Ладно, всё, катись отсюда.

Ага, без справочника по воспитанию подростка он опять стал эгоистичным подонком. Но я решил ему помочь.

— У меня душевная травма. Я хочу об этом поговорить.

— Да уж, потеря домашнего животного — та ещё фигня. Но я не буду организовывать похороны и не позволю тебе его оплакать. Баста.

Я протянул к нему руку, коснулся бедра, и когда он замер, я понял, что всё делаю правильно. Я расправил пальцы и скользнул ладонью выше, к его паху. Я чуть сжал его через ткань. Я впервые прикасался к нему так, и о том, что я буду чувствовать в тот момент, не предупреждали в тех журналах.

— Ты такой психованный из-за этого?

Мэтр прищурился.

— А ты знаешь, как меня успокоить, значит?

— Я могу попытаться. — Мои пальцы расстегнули его пуговицу и медленно повели язычок молнии вниз. — Можно?

— Ты так погано себя ведёшь, а я тебя должен конфетами кормить?

— Ты такой вкусный там?

— Отрастишь волосы — узнаешь, — бросил Многорукий, шлёпнув меня по ладони. Он резко застегнул молнию и пуговицу, а мне стало холодно. Как в том дурацком коридоре, когда Рэймс прошёл мимо.

— При чём тут мои волосы? — спросил я, и он положил ладони мне на голову. Я тут же подался вперёд, почти касаясь губами грубой ткани.

— Я зароюсь в них пальцами, — прошептал мэтр, глядя на меня сверху. — Я притяну тебя к себе и буду удерживать за них рядом с собой, чтобы ты даже не думал сбежать. Я сожму их до боли. Я буду контролировать каждое твоё движение. И в последний момент я соберу их на затылке, вот здесь, намотаю на кулак, толкну тебя на пол. Я поверну тебя к себе спиной. Я встану на колени за тобой и оттяну твою голову назад. Твоя шея и спина выгнутся, и тогда…

— Тогда? — повторил я, обжигая выдохом низ его живота. — Что будет тогда? Расскажи.

— Узнаешь, когда отрастишь волосы, — повторил мэтр, отпуская меня. — А если снова сбреешь их, я тебя убью.

— Я не собирался.

— Подумай ещё вот над чем для пущей мотивации: это работает и в обратную сторону.

Он намекал на то, что я смогу найти и его волосам применение? Мне захотелось над этим хорошенько поразмыслить. Желательно в одиночестве, потому что его обнажённый торс сбивал с мысли.

Всё-таки каков он на вкус?

Глава 29

Через неделю Майлз и Фрик открыли бар. Был уже поздний вечер. Они расставили новую мебель, обновили ассортимент напитков, смахнули пыль с посуды и уставились на дверь, в ожидании первого посетителя. Я сидел между ними за барной стойкой.

— Как думаете, кто это будет? — спросил Майлз.

— Какой-нибудь беспробудный алкаш, — пробормотал Фрик. — Один из наших постоянных клиентов, которым плевать на собственные жизни.

Фрик был уверен, что теперь, когда Многорукий поселился у них, в этот бар может заглянуть только самоубийца. Или тот, кто ещё каким-то чудом не слышал эту потрясающую новость.

— Думаю, это будет кто-нибудь приезжий, — размечтался Майлз. — Узнать бы, как там дела снаружи.

Снаружи? Звучало так, будто мы всем городом сидели в пересохшем колодце и могли знать лишь о том, день сейчас или ночь… Хотя погодите-ка. Ведь так оно и было. Полнейшая информационная изоляция.

— Может, там закончилась очередная война, а может, началась очередная война, — «поддержал» его Фрик. — Может, началась эпидемия, а, может, уже закончилась стараниями элиминаторов. Не знаю даже… Просто кто-то снова умер. Но у нас этого тоже хватает, да?

Он намекал на мэтра, само собой. Тот не появлялся здесь со вчерашнего утра, поэтому Фрик позволил проявиться своему настоящему настроению.

— Успокойся, мужик, — протянул Майлз. — Ты с самого утра весь какой-то взвинченный.

— Я не выспался. Снова. Поэтому немного нервничаю. Чуть-чуть.

— Давай я сгоняю за лекарством от бессонницы? Я знаю отличные таблетки. После них не будет тремора, клянусь.

— Нахер таблетки, Майлз! Ты придуриваешься или серьёзно не понимаешь?

— Хм…

— Моим соседом стал человек, который ну никак не мог стать моим соседом! Ни при каких обстоятельствах. Я живу через стенку с самым непредсказуемым, злющим, кровожадным ублюдком в этом городе, а может и во всём мире — я не знаю.

— Эй-эй, не очень-то дружелюбно говорить такое, знаешь.

— Это к Габи не относится. — Фрик положил ладонь мне на плечо. У него были очень лёгкие руки, в отличие от мэтра. — Я тебя обожаю.

— Я тебя тоже обожаю, Фрик.

— Следи за языком, — проворчал Майлз. — Чтоб больше о его мэтре — ни слова.

— Всё в порядке. Я ему ничего не скажу, — ответил я.

Всё-таки я тоже считал Многорукого самым непредсказуемый, злющим, кровожадным ублюдком.

— Лично я не против такого соседства, — сказал Майлз. — У нас собственный генератор появился. Мы за неделю получили выручку больше, чем за месяц. Когда ещё я мог бы на такое рассчитывать?

— Рассказать, на что ты теперь точно можешь не рассчитывать?

— Ой, да заткнись ты…

— На клиентов, вот на что. В самом деле, зачем им идти за выпивкой сюда, когда они могут напиться где угодно! Ты бы пошёл? Я бы нет. Ведь здесь теперь не бар. Здесь дом Многорукого, а тут ещё до нас с тобой было заведено, что на территорию Многорукого соваться нельзя. Может, нам с тобой тоже пора отсюда убираться?

— Я тебя просто не узнаю, — проворчал Майлз. — Почему бы тебе просто не считать это… честью, что ли? Через месяц-другой мы подкопим деньжат. Здесь будет шикарнее, чем в Блазаре.

— Через месяц-другой, дружище, нас с тобой уже не будет в живых. — Фрик ткнул пальцем в сторону дверей. — Хочешь знать, кто сейчас сюда войдёт? Я тебе расскажу. Первым и последним посетителем нашего бара будет какой-нибудь поехавший маньяк, который захочет добраться до Многорукого. Ты ему не успеешь предложить выпивку, как уже будешь на потолке, вон там. А я буду вон там. Как те парни, которых мы потом выковыривали из щелей между досками.

Я слушал его, покусывая ногти. Несмотря на то, что Майлз был настроен оптимистично и дружелюбно, правда была на стороне Фрика. Даже дом Многорукого, даже Блазар Мэда — нерушимые крепости этого города — пали. Что такое их бар по сравнению с этими двумя гигантами? А теперь Многорукий решил перенести свою резиденцию. Об этом прослышат не только местные, но и его недоброжелатели. Так что Фрик прав: если кто и придёт сюда, то это будет конченый пьяница, давно утративший чувство реальности, или убийца.

Первое, кстати, вероятнее второго. Поэтому я поспешил утешить Фрика.

— На самом деле, у Многорукого не так много врагов… В смысле, может их и много, но они не станут приходить к нему в гости. Они знают, что грубой силой его не возьмёшь и предпочтут сражаться на своей территории, на своих условиях. А здесь не развернёшься.

— Впервые в жизни, я рад тому, что у меня маленький бар.

— С тех пор, как я живу с ним, — продолжил я, — порог его дома только раз переступил человек, которому нужен был мэтр. И это был его друг.

Который потом стал врагом, но зачем им эти подробности?

— Думаю, мы сейчас наоборот в ещё большей безопасности, чем раньше.

И едва я закончил, как дверь бара распахнулась, и вошёл тот, кто заставил Майлза попятиться, а Фрика прошептать:

— Ну вот, я же говорил.

При том, что посетитель не выглядел как убийца.

Это был энит. И даже Майлз с Фриком, которые никогда их в глаза не видели, поняли, кто почтил их своим присутствием. Почувствовали.

У вошедшего мужчины были длинные тёмные волосы, он был одет потрясающе красиво и дорого, его сопровождали трое.

«Он не в белом», — отметил я. Это хорошо. Если бы был в белом, я бы понял, что нам всем конец. Потому что иерархи просто так в захудалые бары не приходят… Хотя обычные эниты тоже.

Обычные эниты?!

Чёрт.

Я осмотрел его сопровождающих. Черные одежды. Выбритые затылки и виски. Высокие, крупные, мускулистые.

Ликторы.

«Как Рэймс», — всплыло у меня в голове. Он тоже носил чёрное, хотя как помощник иерарха мог щеголять в красном. А эти не могли. Они так же не могли говорить со своим господином на равных, только слушать. Поэтому когда он что-то им бросил, они покорно уселись за дальним столом.

— Ну ладно, — протянул тихо Майлз, слезая со своего стула. — Оставляю их на тебя, Габи.

— Мне тоже надо… э-э… отлить, — пробормотал Фрик.

— Если начнут буянить, выкинь их.

— Да, разберись, как ты умеешь.

Они скрылись на лестнице, а я беспомощно смотрел им вслед.

Чертовы предатели!

Неужели они до сих пор верили в то, что я могу хоть с чем-то «разобраться»? С Риком. С Люком и Сетом. С энитом и его бойцами.

Я остался сидеть, потому что страх приковал меня к стулу. Меня практически не было видно за стойкой: я втянул голову в плечи и весь съежился. Посетитель не сразу меня заметил, хотя подошёл вплотную к стойке и наклонился вперёд.

— Что будете пить? — пропищал я, и энит посмотрел на меня. Потом на бутылки, расставленные за моей спиной.

— Воды, — сказал он в итоге. — Поставь вон на тот стол. — Он положил монеты, и когда я хотел уже сказать, что это лишнее, добавил: — Ты тоже в заказ входишь. За тот стол. Живо.

А сам пошёл к лестнице, но не вниз, куда сбежали Фрик с Майлзом, а наверх, где были жилые комнаты. Он искал Многорукого. И судя по тому, что свою охрану он оставил внизу, он его ни капли не боялся. Потому что знал его? Потому что не знал его? Потому что он был энитом и не видел смысла бояться какого-то там чистильщика?

Энит. Здесь. Смотрел на меня. Говорил со мной. Сам, а не через своих людей.

Я так разволновался, что наполнить стакан водой и донести его до ближайшего стола для меня стало той ещё задачкой. И потом, что он имел в виду, когда говорил, что я вхожу в заказ? Может, мне тоже надо было сесть на стол?

Представив это, я заулыбался, но потом посмотрел на мрачных ликторов, которые следили за мной из-за угла. Сглотнув, я решил просто опуститься на краешек стула.

Энит не заставил себя долго ждать.

— Где твой любовник?

— Что?

Он сел и указал на мою не по размеру большую, уже практически обесцвеченную футболку. Его присутствие ощущалось как слабое давление в висках. Я разглядывал его одежду, лицо, темные волосы. Незаметно принюхивался. От него потрясающе пахло. Он, в самом деле, пришёл к нам из другого мира.

Но он и в подмётки не годился Хейзу.

Я не мог его не сравнивать с энитом, которого увидел впервые.

Или с мэтром. Потому что у него тоже когда-нибудь будут такие же длинные волосы. Думая о его волосах, я представлял, как они рассыплются по моему телу, когда мэтр будет прикасаться ко мне.

За такими мыслями я совсем терял чувство реальности.

— Ты же понял кто я, верно? — нарушил молчание незнакомец, и я встрепенулся.

— Энит.

— Я могу заставить тебя говорить. Я могу причинить боль тем людям, — расшифровал он понятие «энит» специально для мечтательных идиотов. — Не просто могу, имею на это полное право. Поэтому не испытывай моё терпение. Для твоего же блага.

— Для твоего же блага, Ситри, оставь его в покое.

Мэтр вошёл незаметно не только для меня и энита. Его проглядели даже ликторы — чуткие, наблюдательные, тренированные бойцы. Они вскочили со своих мест, лишь когда он подал голос.

— Угрожаешь мне? — спросил энит и почему-то вопреки своим словам сделал своей охране жест не вмешиваться.

— Угрожаю? Да я тебе и твоим парням только что жизнь спас. — Мэтр дал мне понять, чтобы я забился куда-нибудь и не высовывался. Что я и сделал, усевшись на пол за барной стойкой. — Ты хоть знаешь, кто этот парень такой?

— Девушка.

— Тише-тише, — зашикал на него Многорукий. — Не нагнетай. Если он взбесится, тебя даже я не спасу. Он рос в приюте и его чмырили за то, что у там нет ничего, ясно? Страшно издевались. У него жуткий комплекс по этому поводу. Крышу сносит, когда кто-то называет его женщиной, так что не советую его злить.

Я поджал губы.

Ему совсем необязательно было всё это рассказывать — про приют и издевательства и вообще нести всю эту чушь. Тем более перед энитом. С которым он почему-то разговаривает на равных, бог ты мой…

Я приподнялся и выглянул из своего укрытия. Они сидели друг напротив друга и играли в гляделки. Между ними стоял стакан, и я ждал, когда вода в нём закипит, потому что обстановка накалялась с каждой секундой.

— Вовсю развлекаешься, как я погляжу.

— А тебе совсем делать нечего, раз так далеко забрался.

— Я тут как раз по делам.

Многорукий присвистнул.

— Боюсь предположить, по каким.

— По таким, за которые никто кроме меня не захотел браться.

— Как всегда.

— Я здесь чтобы забрать твою лицензию, дружок, — сказал энит, и моё сердце пропустило удар.

Мэтра разжалуют? Он больше не будет элиминатором? Они узнали, что он натворил? Его казнят?

— Обоснуй.

— Не вижу в этом необходимости.

— Да брось. — Не похоже, что Многорукий беспокоился. — Ты же сам ратуешь за соблюдение правил. Так соблюдай их, расскажи, в чём я провинился. Даже я зачитываю приговор своим целям, а я ещё при нашей с тобой первой встрече сказал, что правил не признаю.

— И я в этом окончательно убедился, когда до меня дошли эти дрянные слухи. О том, что ты прикончил тринадцать элиминаторов.

— Чёрт, — протянул тихо Многорукий. — Я знаю эту историю.

— Ещё бы ты не знал.

— Шейн был мне как единокровный брат, Ситри, — проникновенно заговорил мэтр, и я скривился типа «чего-о?!». — Ты же знаешь, я его опекал, как только он стал одним из нас. Ты хоть можешь себе представить, сколько раз я его от смерти спасал? Но в этот раз не смог. Я виню себя за это сильнее, чем ты. Если скажешь, что у меня забирают лицензию за это, я отдам. Без вопросов.

Ситри покачал головой: «ты меня в эту игру не заставишь играть».

— Я забираю у тебя лицензию потому, что ты убил его. Потому, что убил его учеников. Потому, что ты — беспредельщик, алкоголик и торчок — пользуешься мной, словно какой-то дешёвой девкой. Уже семь. Грёбаных. Лет.

— Я согласен с частью про использование, но я их не убивал, — сказал мэтр, и я поперхнулся вдохом. — Как ты вообще мог такое подумать? Шейн был моим единственным другом, и ты почему-то решил, что именно я прикончил его.

Энит утомлённо вздохнул.

— Может, ты мне тогда подскажешь, кто это был? — Не то чтобы он ему поверил.

— Насчет этого… — Мэтр полез во внутренний карман куртки. — Ты можешь собственным глазам не поверить, конечно… Да я сам был в шоке. И тем не менее.

Он вытащил из кармана фотографии и кинул их на стол. Ситри взял их в руки веером, и, когда он посмотрел в мою сторону, я понял, что это те самые фотографии.

— Это что, шутка?

— Мне бы на твоём месте не было смешно. Посмотри, какой у него взгляд бешенный. Он — настоящий монстр, говорю тебе. Шейн бы подтвердил мои слова, но как ты сам понимаешь…

— Мэтр многозначительно смолчал, а когда заговорил снова, его голос дрожал. — Я даже отомстить за него не могу, Ситри. И защитить тебя в случае чего тоже. Потому что мне собственная жизнь дорога. Так что постарайся не называть его больше девушкой, чтобы не повторить печальную участь Шейна… хотя, насколько мне известно, этот ублюдок… в смысле, мой названный брат пытался Габи в трусы залезть.

Энит покачал головой.

— Даже о доказательствах позаботился. Вот же ты изворотливый ублюдок.

— А какие у тебя доказательства? — спросил Многорукий. — По-твоему, это похоже на мою работу? На работу чистильщика вообще? Тут явно потрудился какой-то обдолбаный психопат, которому плевать на то, что о нём подумают. Или ты считаешь, что реши я убить Шейна, то не сделал бы это профессионально? Я бы за собой как минимум прибрал. Но если ты мне не веришь, отследи моё оружие.

— Уже.

— Значит, лучше других знаешь, что в тот день я был на задании. Два дня в этом городе не появлялся, а когда вернулся, увидел эти фотографии.

— И кто же их сделал?

Мэтр пожал плечами.

— Может быть, сам Шейн перед тем, как ему вырвали сердце? Фотографировать своего убийцу на фоне своих растерзанных учеников… Боже, я бы сам себе после такого сердце вырвал.

— У тебя ещё будет такая возможность.

— Думаешь?

Энит собрал снимки в стопку и спрятал их в карман.

— Я даже не представлял, что ты можешь пасть так низко. Обвиняешь беспомощных девчонок в своих собственных грехах. Боюсь предположить, что будет дальше.

— Это когда ты заберёшь у меня лицензию?

— Я не заберу у тебя лицензию. — Энит взял стакан и пока он пил, я весь извёлся в ожидании приговора. Собственного, как оказалось. — Я заберу «настоящего» преступника, так как ты и хотел.

Мэтр расслабленно откинулся на стуле. Я же упал на пол, потому что понял, что всё по-настоящему на этот раз.

Он, в самом деле, подставил меня.

— Я твой должник, Ситри.

— Именно поэтому я это и делаю. Но можешь больше на мою благосклонность не рассчитывать, — ответил энит. Я услышал, как скрипнули стулья. Громкие шаги звучали всё ближе. Люди энита шли за мной, а я не мог сдвинуться с места. Да и был ли смысл? — Смотри не пожалей потом.

— Было бы о чём.

Было бы… о чём?

Я увидел, как передо мной вырос один бугай. Я дёрнулся от него, но за моей спиной оказался второй. Они схватили меня и вытащили из-за барной стойки. Третий наполнял шприц.

Наркотики? Снова?!

Вместо того чтобы вырываться, я пытался поймать взгляд мэтра. Я до последнего не мог поверить в то, что он откупился от наказания мной. Что именно для этого самого момента, он и держал меня при себе. Что у него всегда была какая-то корысть, как и говорил Шейн. Что всё это время он развлекался, но теперь, когда он потерял по моей вине дом, я стал ему в тягость. Он решил наказать меня.

Игла вонзилась в плечо. Больно не было, но я почему-то расхныкался, точь-в-точь как когда мне делали уколы в приюте.

— Не вздумай купиться на это, он просто придуривается, — кинул мэтр своему собеседнику, когда тот подошёл ко мне.

— Прежде чем мы отправим тебя на базу для составления досье, хочешь мне что-нибудь сказать?

Я посмотрел на мэтра, наши взгляды встретились, и я проговорил севшим голосом:

— Это сделал я.

— М-да, я так и думал, — пробормотал энит, после чего обратился к Многорукому. — Я бы сказал, что я был рад встрече, но я не был.

— Разбиваешь мне сердце.

Засыпая, я скулил от боли в груди, потому что моё сердце уже было разбито.

Глава 30

Я бы сказал, что на этом всё и закончилось, но нет — моя кончина растянулась. Казалось даже, я прожил вместе с мэтром меньше, чем на базе элиминаторов. Но узнал я о ней мало. Только несколько кабинетов, пару-тройку коридоров и камеру, в которой меня содержали.

Это было что-то вроде приюта, только хуже.

Поэтому предательство мэтра было подлостью вдвойне. Он один из немногих знал, как мне тяжело пришлось в детстве. Я говорил ему, что скорее застрелюсь, чем вернусь туда ещё хотя бы на день. И он, похоже, запомнил эти слова, раз теперь я доживал последние дни в этой убогой комнате. С другой стороны, где ещё можно так обстоятельно поразмыслить о смерти?

Или о своей никчёмной жизни.

Я родился на ферме (жалкий), вырос в приюте (самый жалкий), меня казнят на базе элиминаторов, за убийство, которого я не совершал (жалкий в степени жалкий).

Круг замкнулся.

Я мучительно простонал, обхватив голову руками.

Что во всём этом самое несправедливое? Что перед смертью я ненавижу именно себя. Почему не Многорукого?

Эта бессердечная сволочь так часто говорила, что любит дурацкую историю про моё знакомство с Рэймсом. Он просил цитировать мои униженные мольбы, поэтому знал, как я ненавидел приют. И что в итоге? Я вновь оказался в том грязном коридоре, отвергнутый и недобитый.

Одинокий.

Вечно голодный.

Меня здесь практически не кормили. Но зато часто водили на всякие обследования, которые, конечно, необходимы перед показательной казнью. Доктора должны были подтвердить, что я достаточно здоров для смерти. Прервись экзекуция раньше положенного или пойди она не по плану, возмущенные убийцы, которых лично оскорбила гибель Шейна и его учеников, учинили бы расправу и над палачами.

Наверное…

Думая об этом, я взволнованно расхаживал по камере и теребил свой браслет с чёрной бусиной. Не знаю, почему я до сих пор его не выбросил. Я пытался, но каждый раз передумывал в последний момент.

Но теперь я решил, что с меня хватит. Не на счёт браслета, а насчёт своего наказания. Они должны назначить дату. Дать часы. Хотя, конечно, я понимал, что на такую милость не смею рассчитывать. И всё-таки я рискнул, когда дверь моей тюрьмы в очередной раз распахнулась.

Я дёрнулся в сторону конвоя, и тут же был отброшен к стене импульсом.

— Какого чёрта ты сделал?!

Их было двое. Как я понял, моя охрана менялась в зависимости от времени дежурства, так что этих парней я видел впервые. Но реагировали они так же, как и те, что были до них. Они долго стояли на пороге, не решаясь зайти, и таращились на меня, как на бешеного зверя.

— Она хотела напасть на меня!

Рыча от боли, я поднял голову и попытался сфокусировать взгляд на своём карауле.

— Ну, теперь ты её точно разозлил. Судя по этому взгляду, ты уже покойник, приятель.

— Не… не подходи!

— Не подходи? А кто ей наручники будет надевать?

— Вот ты и надень, раз такой умный.

«Умник» посмотрел на меня.

— Пусть сама наденет. Кинь ей.

Наручники металлически звякнули, скользя по полу к моим ногам.

— Я не шучу! Надевай живо!

Я поднял их и защёлкнул браслет на одном запястье, после чего решил уточнить:

— Сзади или спереди?

— Ты прикалываешься, что ли? Сзади, конечно!

Я завёл руки за спину и соединил их наручниками. Самообслуживание во всём, как всегда. Выпрямившись, я уставился на конвой в ожидании. Парни тяжело дышали, словно только что выполнили самую трудную задачу в своей жизни.

— Думаешь, мы на это клюнем? — выдал один из них в итоге.

— Чего?

— Типа ты такая шелковая. Может, Шейн на это купился, но мы тебе не такие дураки.

— Да, мы видели фотки.

— Мельком, но нам хватило.

— Ясно, — сказал я, чем окончательно их выбесил.

— Прекращай! — прошипел Умник.

— Что?

— Говорить таким голосом. — И он тоненько протянул. — «Ясно». Это не сработает. Можешь даже не пытаться.

Я прочистил горло, прежде чем ответить.

— Хорошо.

Выругавшись под нос, он шагнул в комнату и отошёл в угол.

— Выходи. Только медленно, сделаешь резкое движение — впечатаю в стену. — Он направил на меня оружие. — Топай.

Я сделал так, как мне приказали. Медленно и плавно.

— Хватит вилять задницей! Я же сказал, на мне это не работает!

Что за чёрт с этой базой?! Тут людям даже ходить надо учиться заново? Как оказалось, не только ходить. Моё тело, как я понял, вообще было не предназначено для перемещения по здешним коридорам и лестницам. Я неправильно смотрел, неправильно говорил, неправильно двигался.

Я шёл и думал, когда же меня убьют.

— Входи! — рявкнул раскрасневшийся Умник, открывая передо мной дверь. Его друг стоял у меня за спиной, целясь между лопаток. — А ты всё никак не уймёшься, да?

Ох, чтоб тебя…

Я зашёл в кабинет, пропуская мимо ушей слова о том, что я ему постоянно строю глазки, но он видел глаза покрасивее и ресницы подлиннее.

Я осмотрелся исподлобья. Это была большая комната, но так густо заставленная техникой, что она визуально сужалась. А когда туда вошла моя охрана, она стала просто крошечной.

— Руки ей освободите. И усадите вон туда, — вяло скомандовал мужчина, которого я не заметил за широким монитором.

— Мэтр, вы даже не представляете, на что она способна.

— Я таких хитрых и коварных тварей ещё не встречал.

— Короче, пусть лучше наручники побудут на ней.

Мужчина оглядел их типа «вы совсем дураки?».

— И как тогда прикажешь мне снимать отпечатки пальцев? — спросил он и, не дожидаясь ответа, встал из-за стола. — Давайте сюда ключи.

— Пожалуйста, будьте осторожны.

С меня сняли наручники, и я размял запястья со стоном облегчения, тут же слыша:

— Ну вот! Вот! Что я говорил!

— Постой-ка за дверью, — сказал мужчина. — И дружка своего прихвати.

— Мы будем рядом, — обнадёжили они. — Если вдруг что.

— Садись, — обратился ко мне хозяин кабинета. И я сел, разглядывая все эти устройства, которые гудели и светились, и которые я видел в первый… и в последний раз. — Я сделаю фотографию. Потом сниму отпечатки пальцев. Договорились?

— Да.

— Больно не будет.

— Ясно.

— Я не буду тебя трогать.

— Хорошо.

— Постараюсь сделать всё быстро.

Я нахмурился. Он меня жалел, потому что я был смертником, или боялся, по той же причине. Весь персонал, который со мной работал, вёл себя чертовски странно, если так вспомнить. Все они были слишком угодливыми, а охрана наоборот — слишком нервной.

С другой стороны, я впервые попал в такую ситуацию и не знал, как у них обычно готовят людей к казни. Почему они вообще так заморачиваются перед тем, как кого-то убить. Уж кому-кому, а элиминаторам точно не нужны все эти ритуалы.

— Смотри вот сюда.

К его экрану был прикреплён окуляр, и я направил туда затравленный взгляд из-под нахмуренных бровей, словно смотрел на дуло пистолета.

— Теперь положи вот сюда четыре пальца правой руки. Прижми. — Чёрная панель под рукой была прохладной. — Теперь большой палец. Есть. Теперь то же самое с левой рукой.

Весь процесс занял не больше минуты. И когда я убрал руки и спрятал их за спину по привычке, мужчина сказал:

— Сейчас я внесу твои данные в нашу базу. Потом… — Его взгляд бегал по экрану, пальцы — по клавиатуре. — Потом подошью твою фотографию к биометрическим данным в твоей лицензии. Отпечатки — к оружию. Не обессудь, но я отдам его твоему мэтру. Пусть побудет у него, пока вы не покинете базу. Для нашей общей безопасности. Потом заберёшь. Договорились?

Я не ответил, а он не стал переспрашивать. Похоже, весь с головой ушёл в работу. Он долго возился. А мне как раз понадобилось время и тишина, чтобы пораскинуть мозгами.

Фотография — лицензия.

Отпечатки пальцев — оружие.

Отдать мэтру.

Я не считал себя конченым дураком, но на решение этой задачи мне потребовалось минут десять. Хотя ответ лежал на поверхности. И я его как будто бы всегда знал. Но всё никак не мог найти неоспоримое доказательство.

Пока за дверью не раздались взволнованные голоса моей охраны.

— О, чёрт… о, чёрт, мужик… Это Многорукий!

— Да ты шутишь… ох ты ж бл*…

Дверь открылась, и вошёл мэтр. Наши взгляды встретились, и я резко отвернулся, чем, наверное, немало его удивил. Но за время, проведённое на базе, во мне воскресили приютскую привычку никому не смотреть в глаза.

А на этот раз не очень-то и хотелось, если честно.

— Готово? — Я закрыл глаза, когда услышал его голос. Потому что успел убедить себя в том, что никогда уже больше его не услышу.

— Можешь забирать. — Мэтру передали лицензию и пульсар, и я вынужден был признать: он сплавил меня на базу не для того, чтобы я расхлёбывал последствия его преступления, а для того, чтобы сам стал официальным преступником.

Он знал о последствиях, которые ждут его после убийства Шейна. Он пытался предотвратить это. Он держал его в подвале, растягивая агонию, что, вероятно, не противоречило закону. А вот заканчивать эти мучения — противоречило.

На меня же эти правила не распространялись. Я был просто человеком, умело постаявшим за свою честь. Так, по крайней мере, решил это обставить Многорукий. Даже о фотографиях позаботился… И в разговоре с энитом, он говорил совсем не то, что слышал я. Я слышал только обвинения, а он просто продавал меня по завышенной цене.

Оправдывало ли его это?

Ни разу.

— Пошли. — Мэтр кинул мне на колени мою куртку. — Или хочешь здесь остаться?

Я посмотрел на хозяина кабинета, который украдкой за нами наблюдал, и решил не устраивать сцен. Я оделся и поплёлся следом за Многоруким, держась от него на расстоянии.

Я смотрел ему в спину. Он не оборачивался. Он не обращал внимания ни на меня, ни на тех редких людей, которые попадались нам на пути. Они уступали ему дорогу, смотрели украдкой. Он был здесь к месту, в своей стихии. А я не знал, кому молится, чтобы покинуть эти стены каким угодно способом.

Но на этот раз, когда до выхода оставались считанные метры, я остановился. Я смотрел, как мэтр идёт к дверям, как он сбавляет шаг, замирает и оборачивается.

— Что за фокусы, а? Опять не хочешь возвращаться домой? Мы это уже проходили, правда?

Я не ответил, замечая, как элиминаторы, техники, медперсонал, спешащие по своим делам, оглядываются на нас.

— Мне казалось, тебе нравится в баре. Жить бок о бок с теми чудаками, ну? Я только из-за тебя там и остался.

Я затолкал руки поглубже в карманы и продолжил молчать, потому что не мог бы сказать за раз всего, что хотел. Я бы задохнулся.

Ты отрёкся от меня. Ты заставил меня поверить в то, что я годен лишь в качестве заплатки, когда твоя трещащая по швам репутация прохудится в самом неожиданном месте. Превратил меня в одноразовую салфетку, об которую вытер свои испачканные кровью руки. Я хотел показать тебе насколько преданным могу быть, а ты в ответ показал, насколько подлым можешь быть ты. Это была жертва, а ты превратил её в очередную шутку. С моей верностью ты обошёлся, как с игрушкой. Я уже приготовился умереть. Я смирился. А теперь ты предлагаешь мне вновь вернуться к прежней жизни. По-прежнему уже не будет. Потому что я боюсь тебя. Ты жуткий. Ты убиваешь жутко. Но то, как ты меня спасаешь, меня пугает намного сильнее.

— Чего молчишь? — Он подошёл ко мне почти вплотную. — Ну давай, выкладывай, в чем проблема? Нам предстоит долгая дорога, и я не поеду за спиной с придурком, который смотрит на меня так, словно хочет горло перегрызть.

— Всё в порядке, — сказал я. — Можешь ехать без меня.

Он оторопел.

— А?! Когда ты успел стать таким самостоятельным?

— Не знаю. Когда ты меня бросил? Ты заставил меня поверить в необходимость моей смерти. Ты мог бы мне всё объяснить, но ты не стал этого делать. Не захотел. А теперь я не хочу.

Многорукий выгнул бровь.

— Дерзишь.

— При том, что я не сказал тебе даже половину того, что хотел сказать.

— Собираешься ляпнуть какую-нибудь гадость, Габи?

— Мудак.

— Ну ничего себе! Может, и послать меня думаешь?

— Иди к чёрту.

— А ударить? Хочешь?

— До смерти, — признался я, но руки из карманов не вытащил.

— Ну так давай. — Он наклонился, шепча: — Ударь меня.

— Знаешь, у меня было полно свободного времени, чтобы вот над чем подумать, — говорил я, стараясь на него не смотреть. — Ты не имеешь на это права. Ты не можешь учить меня. Наказывать. Использовать и издеваться.

— Ударь.

— Потому что ты мне никто, ясно?

Его глаза опасно сощурились.

— Теперь если не ударишь ты, то я сам тебе врежу.

— Я тоже читал ту твою книгу, ясно? Всё, что там написано — устаревшая чушь. «Семья», «мать», «отец», «дети». Сколько тебе лет, а? Ты в курсе, какой сейчас век? Я не твой ребёнок, ясно? И ты никогда не сделаешь из меня своего сына, ученика, или кого ты там хочешь.

— Я тебе врежу очень больно, Габи.

— К тому же, я теперь абсолютно уверен в том, что ты энит. И вдобавок конченый извращенец.

— Врежу и даже не посмотрю на то, что ты девчонка.

И в этот момент я высвободил кулак из кармана и двинул ему по лицу, особо не целясь.

— И бьёшь, как девчонка, — заявил он, но кто сказал, что я закончил?

Я замахнулся и на этот раз ударил изо всей силы. Но когда Многорукий даже не пошатнулся, накинулся на него, как бешеный пёс. Я сшиб его с ног. Я оседлал его и вбивал в его прекрасное лицо свой кулак, рыча и плача.

Предал меня!

— Сильнее, Габи.

Оставил здесь, в этом грёбаном приюте!

— Ха-ха, у меня сейчас встанет. Ты всегда такая нежная?

Ты во сто раз хуже Рэймса! Потому что ты знал! Ты единственный, кто знал! И всё равно бросил меня здесь…

Лицо мэтра было всё в крови, но я не стал себе льстить. Я понимал, что половина этой крови — моя. Но я не чувствовал боли. Ничего не замечал. В том числе зрителей, которые обступили нас плотным кольцом, но не решались вмешиваться. Только не в драку Многорукого и «того психопата, который прикончил Шейна».

И я бы не остановился. Сам — никогда. Но мэтр поймал мой кулак и прошептал «сдаюсь». Мы оба тяжело дышали.

— Я сдаюсь, — повторил он хрипло, улыбаясь окровавленными губами. — Не бей меня больше, пожалуйста. Я буду хорошим мальчиком.

Я вскочил на ноги и бросился к дверям, расталкивая толпу. Я вылетел на улицу, под небо, с которого сыпался снег. Холод забрался за шиворот, в лёгкие, и я почувствовал себя чуть лучше. Я сунул пятерню в ближайший сугроб, всерьёз размышляя над тем, не закопаться ли в него с головой.

Внутри беспощадно жгло.

Прода

Глава 31

К тому моменту, как байк остановился возле бара, моя рука превратилась в сплошной синяк. А с лица мэтра исчезли все следы моей внезапной вспышки гнева. Он ухмылялся и отпускал свои шутки в стиле «давай я поцелую, и всё пройдёт».

Я молчал.

Я промолчал даже когда Майлз и Фрик, уже смирившиеся с моим исчезновением, выбежали навстречу, что-то радостно восклицая. Я обошёл их и взлетел по лестнице. Я заперся в ванной и долго стоял под душем, намыливаясь раз за разом, хотя в этом уже не было никакого смысла. Из-за того что моя правая рука горела от боли, я вытерся кое-как.

Боль становилась просто невыносимой от мысли, что, в отличие от меня, этот ублюдок ничего не почувствовал.

Выйдя из ванной, я обнаружил его сидящим под дверью.

— Я уж решил, что ты там собрался топиться, — сказал он, начиная меня преследовать.

Судя по всему, он уже успел набраться. Он постоянно улыбался, хотя ничего весёлого в происходящем не было.

Я спустился вниз, чтобы взял аптечку. Я поднялся с ней в нашу комнату и сел на кровать. Мэтр опустился на пол, следя за моими неуклюжими попытками наложить мазь и повязку.

— Давай я помогу?

Я отдёрнул руку.

— Если ты ещё не сорвал на мне свою злость, то можешь использовать левую, — подсказал он.

Я молчал.

— Да что с тобой? Ты же хотел быть таким, как я. Разве я не исполнил твою мечту? Ты теперь не просто такой, как я. Ты лучше меня. Ты дома, со своими чудаками по соседству. У тебя на руках не просто лицензия. Это аттестат зрелости. Ты официально стал взрослым. Ты должен быть счастлив, разве нет?

Я продолжал молчать, пряча сбитые костяшки под бинтами.

— По-твоему, я слишком припозднился? Ты же сказал, что будешь ждать, сколько нужно. Помнишь? Когда тебя забрал Шейн. Ты сказал, что мне не стоило торопиться, потому что ты бы потерпел. Ты знал, что я приду за тобой в любом случае. Так что изменилось теперь?

Как он мог сравнивать? В случае с Шейном я поплатился за собственную глупость. Меня похитили. В этот раз мэтр сам отдал меня. Я не смел надеяться на спасение.

— Ты так сильно скучал по мне?

Я сосредоточился на том, чтобы завязать узел с помощью левой руки и зубов.

— Я по тебе безумно скучал, — прошептал мэтр, но я сделал вид, что меня это ничуть не волнует. — Сходил с ума от тоски. Я возвращался, а тебя не было в этой комнате. И нигде поблизости. Я отвык от одиночества, Габи. Я лежал на этой кровати и думал о тебе. И мои мысли были пошлыми. Прости.

Он хрипло засмеялся, и я пробормотал:

— Почему бы тебе просто не свалить отсюда? Это ведь не твой дом. Это просто комната в баре. Моя комната, ясно?

— Хочешь, чтобы я ушёл?

— Не только я, знаешь. Ты тут уже всем осточертел.

В какой-то момент мне показалось, что именно так он и сделает. Он на мгновение стал предельно серьёзным… но потом улыбка опять растянула его губы.

— Ладно, я понял. Я попрошу тебя, как ты просил Рэймса. Тогда ты мне точно не откажешь. Ты же не поступишь со мной так же, как Рэймс с тобой? Ты не пройдёшь мимо меня. Смотри, я на коленях. — Он вцепился в мою штанину, и я понял, что просто должен переждать это. — Ну пожалуйста, прости меня. Взгляни на меня, Габи. Я сделаю всё, что захочешь, веришь? Например, минет. Хочешь отсосу тебе, а? — Он смеялся, протягивая руки к поясу моих штанов. Я его не останавливал. — Я буду кем угодно для тебя. Давай, буду твоей шлюхой? Я хочу быть твоей шлюхой.

Так вот значит, как это выглядело со стороны, когда я клялся Рэймсу в верности.

Тогда я тем более не понимаю, как он смог отказать.

— Конечно, у меня не очень богатый опыт в этом деле. И я давно не практиковался. Но я буду очень стараться.

Он поднял взгляд к моему лицу, и ему стало не до смеха. С его губ пропала улыбка. А потом он медленно их облизал.

— Я буду очень стараться, — повторил мэтр тихо, забравшись пальцами за пояс моих штанов и потянув их на себя. Я приподнялся, позволяя их снять. Очень медленно, чувствуя, как его ладони скользят по моим ногам. — Положи подушку под спину. Тебе захочется увидеть всё, я думаю.

Я так и сделал. Откинувшись назад, я наблюдал за тем, как он отбрасывает мои штаны. Никогда прежде процесс раздевания не волновал меня так.

— Это пусть останется на тебе, — сказал Многорукий, имея в виду мою футболку.

Будешь использовать её вместо инструкции, ха?

— А вот это мы сейчас снимем. — Он просунул один палец за резинку трусов и провёл им по низу живота. Я собрал футболку на груди, чтобы видеть, как он это делает.

Ничего особенного. Он просто водил пальцем по границе ткани и кожи, иногда просовывая его внутрь и оттягивая резинку, дразня. А меня уже всего трясло.

— Такие миленькие трусики, Габи. Думаю, они хотят остаться на тебе, и я их отлично понимаю, — бормотал Многорукий, глядя на меня так, словно на мне их уже не было. — Но посмотри… у тебя стало так мокро тут.

Его палец забрался под ткань сбоку, и я судорожно выдохнул.

Я забыл, с чего всё началось. Я не мог понять, почему ещё несколько минут назад ненавидел его. Боль в руке прошла, трансформировавшись, по-видимому, в дикую нужду, сосредоточенную в том месте, которое он лениво поглаживал. И это было в разы мучительнее.

— Очень мокро. Нам теперь в любом случае придётся их снять, правда?

Я терпеливо ждал, когда он уже сделает это. Но мэтр не торопился, скользя одним пальцем под тканью. Вверх-вниз.

— Снять и посмотреть, за что там тебя обижали в приюте.

Я вздрогнул и напрягся. Не то чтобы он не видел меня голым, но совершенно точно он никогда прежде не изучал самую неприглядную часть моего тела так тщательно.

— Им не нравилось в тебе это миленькое, беззащитное местечко? На ощупь оно просто божественное. Тут у тебя так нежно, горячо и скользко. — Видимо, это делало мой изъян невероятно прекрасным. — Интересно, каково оно на вкус.

Он убрал руку, отвёл моё бедро в сторону и наклонился. Я задержал дыхание. Я не мог поверить, что это происходит со мной. Когда я впервые появился на его пороге, едва ли я мог представить, что однажды этот нагоняющий страх на всю округу убийца окажется между моих ног.

Он прикоснулся ко мне губами через ткань. Замер, обжигая дыханием. Потом открыл рот и поцеловал. Высунул язык. И от этого зрелища, я захотел за что-нибудь зацепиться. Мне нужен был спасательный круг. Якорь… хоть что-нибудь…

Я комкал в руке простынь. И это, само собой, ни черта не помогало.

— Да ты слаще конфеты, Габи, — прошептал мэтр. — Если бы те сопляки это узнали, они бы тебя съели живём. Они порвали бы на тебе одежду, как фантик, и проглотили целиком.

— Ты… чокнутый, — выдохнул я.

— Набросились бы на моего маленького Габи и не оставили бы мне ни кусочка. — Он улыбнулся, но на этот раз так хищно, словно, в самом деле, был плотоядным. — Ты бы стал их любимым лакомством. И когда пришёл бы их обожаемый Рэймс, они бы сошли с ума от страха тебя потерять. Они бы не захотели делиться даже со своим кумиром.

Чёрт возьми, ты можешь о нём хотя бы сейчас не вспоминать?!

— Думаю, он бы не отказался тебя попробовать. — Мэтр пососал меня через уже совершенно промокшую ткань. — Думаю, он бы после этого забрал тебя с собой, даже если бы ты умолял его об обратном. И тогда бы я уже никогда не заполучил тебя. Но ты здесь, ты сам пришёл ко мне…

Он тяжело дышал. Я тоже. Когда наши взгляды встретились, Многорукий глухо спросил:

— Можно мне тебя съесть?

Я закивал.

В следующую секунду он стащил с меня бельё, пододвинул на самый край, распахнул бёдра и впился ртом у меня между ног. Тут же из моего горла вылетел такой громкий, бесстыдный, протяжный звук, который никак не подходил герою, которым я хотел стать, или элиминатору, которым я становиться не хотел, но тем не менее. Я сцепил зубы, но тут же застонал ещё громче… Горячий язык снова и снова возвращался к самому чувствительному месту на моём теле, и я просто не мог сдерживаться.

Я хотел кричать, поэтому заткнул рот ладонью. Но едва ли я стал звучать менее развратно.

Взглянув на меня, мэтр опустил руку на свои штаны. Не переставая облизывать и посасывать мою плоть, он расстегнул свою ширинку и высвободил член. Он был больше, чем я запомнил, хотя я и знал, что пялиться — плохо. И тогда, и сейчас.

Но похоже на этот раз Многорукий не был против, чтобы я посмотрел на то, что сделал с ним. Он обхватил себя ладонью, и я скорее почувствовал, чем услышал, его грубый стон. И это было даже лучше, чем просто движения его рта, хотя я думал, что лучше не будет.

А потом он начал двигать рукой, и я приподнялся, чтобы улучшить себе обзор. Я хотел видеть всю картину целиком. Тем более ту часть, где мэтр возбуждается от собственных прикосновений ко мне. Просто от того, что стоит передо мной на коленях и облизывает меня.

Я захотел его сфотографировать и огляделся в поисках фотоаппарата.

— Не ёрзай! — прорычал Многорукий, поднимая голову. — Задумал сбежать от меня?

— Нет, — я потряс головой. Внутри стало так холодно и пусто, когда он отстранился. — Нет.

— А вид у тебя такой, словно тебе в голову пришло что-то очень плохое. — Я не сводил глаз с его блестящих, покрасневших губ. — У тебя очень развратный вид, Габи.

Ты бы на себя посмотрел.

— Ты трогаешь себя…

— Не будь таким эгоистом.

Я что-то забормотал про то, что всего лишь хотел увидеть всё. Только посмотреть. Всё-таки, в отличие от меня, он видит и делает всё, что хочет, а значит это он — эгоист.

— Да тебе совершенно точно нужно чем-то заткнуть рот. — Он поднёс два пальца к моему лицу. — Оближи.

Он мягко надавил на мои губы, и я подался вперёд. Наверняка, в этот момент мы подумали об одном и том же, потому что мэтр сжал себя внизу ещё сильнее, а я вобрал его пальцы до упора. Отступил, высунул язык и облизал то, что он предлагал мне. Снова обхватил губами, посасывая.

Он закрыл глаза, я же наоборот смотрел, не моргая, как задвигался его кулак. Мужчина кончил уже через полминуты. Я смотрел на его склонённую голову, вцепившись в его запястье здоровой рукой.

— Чёрт… Кто тут кому отсасывает? — Мэтр отстранил пальцы от моего лица и провёл ими у меня между ног. — Давай всё вернём на свои места, и я займусь делом.

На свои места? О чём это он?

— Ты — элиминатор. А я — твоя большая, сообразительная сексуальная игрушка. — Он прижал пальцы к моей плоти, надавливая. — Ну разве тебе не весело со мной?

Весело? Я думал, что умру. Если он продолжит, и уж тем более если остановится.

Когда он медленно ввёл в меня один палец, я закусил губу, чтобы не закричать. От потрясающего чувства наполненности. От мысли, что он может дать мне намного больше.

— Ну что? Уже не хочешь, чтобы я уходил?

Он поцеловал меня, там внизу, пока его палец находился внутри, и я испытал то, о чём мне пытались рассказать сотни порножурналов. Я выгнулся, чтобы прижаться теснее к его рту, и он подался мне навстречу. Он облизывал, сглатывал, пил и пожирал меня живьём, и я подумал, что таким жадным он не был, даже когда дело доходило до его обожаемого целума. Если так подумать, выпивка никогда и на колени его не ставила…

Чокнутый.

На этот раз, я имел в виду себя.

Я ещё долго лежал с закрытыми глазами, пытаясь отдышаться. Я чувствовал его улыбку там. Я бы сказал, что стал совершенно пустым, но его палец всё ещё был внутри. А потом он двинул им. Почти вытащил и вставил снова. И ещё раз.

— Тут так невероятно узко… Мне придётся потратить много времени, чтобы подготовить тебя для себя, правда?

Вот это самомнение.

Но когда он скользнул внутрь уже двумя пальцами, я дёрнулся от боли.

Много времени? Он имеет в виду несколько лет, да? У него член толщиной с моё запястье, он меня просто убьёт.

— Ты меня так сжимаешь, словно убить хочешь, — повторил Многорукий мои мысли. — Расслабься, ты мне пальцы сломаешь.

Это было бы справедливо, учитывая, что его лицо сделало с моей рукой. Было больше похоже, что это он избил меня, а не я — его. Хотя теперь это не имело значения, потому что он раскаялся самым лучшим образом, и я простил его.

— А я, похоже, тот ещё мазохист, — продолжил мэтр. — У меня опять колом стоит. Охренеть, внутри тебя теснее, чем в моём кулаке.

— Как тебя зовут? — прошептал я, и он замер, хотя уже настроился на нужный лад.

— Ты выбрал отличный момент для знакомства.

Ладно, в чём-то он был прав. С его пальцами внутри меня и с членом, торчащим из его штанов, серьёзный разговор едва ли склеится.

— Подумал, сейчас ты меня точно не пошлёшь.

— У меня нет имени.

— У всех искусственных есть имена. А у энитов — тем более.

— Будешь называть меня энитом, я буду называть тебя девчонкой.

— О… Не думал, что ты когда-нибудь признаешься.

— Не думал, что ты когда-нибудь смиришься.

Я пожал плечами, а Многорукий выругался. Посмотрев вниз, на свой упавший член, он встал и спрятал его штаны, а я пожалел о том, что вообще открыл рот.

— Я не энит. У меня нет имени. Что за чёрт? Я же принял тебя таким, какой ты есть. Почему бы тебе просто не сделать и мне такое одолжение? — Он отошёл, а я сел на кровати и подтянул колени к груди. — С какого чёрта ты такой любопытный?

— Я такой, какой есть. Придётся принять и это.

— Я из-за твоего любопытства дом потерял. Думаю, оно же меня и прикончит. Про тебя я даже не говорю, ты точно сдохнешь от того, что сунешь свой нос не туда.

— Ты потерял дом из-за того, что кинул Шейна в подвал.

— Да, надо было убить мудака сразу.

Нет, я вообще-то имел в виду, что им просто нужно было поговорить и во всём разобраться. Ну да ладно…

— Ты вёл себя с тем Ситри, как с равным, — напомнил я. — Это же с ним ты разговаривал по коммуникатору?

— Да, у нас с ним давняя история знакомства. Я ему однажды очень помог, ясно?

— Сочиняешь на ходу.

Многорукий обернулся. Он мог заткнуть меня уже давно, но почему-то не сделал этого. Он хотел, чтобы я верил ему, но продолжал лгать.

— Как-то неправильно, говорить обо мне в такой день, — выдал он через минуту. — Ты сегодня стал элиминатором, получил личный документ и лишился девственности.

— Последнее мне понравилось больше, — честно ответил я, чем его очень порадовал.

— Ну ещё бы, — протянул мэтр, приближаясь к кровати. Он был полностью одет, но двигался так, что это возбуждало даже больше, чем нагота. — Знаешь, тебе теперь придётся многому научиться.

— Я буду стараться, — пообещал я тихо.

— Первое время будет тяжело, непривычно, даже страшно. — Я лёг на кровать, и он навис надо мной. Так близко, что это уже можно было считать прикосновением. Я чувствовал тепло его тела. Его собственное присутствие. — Приблизительно так же, как дрочить левой рукой.

Ха?!

— Твоё первое домашнее задание, — сказал мэтр, после чего наклонился к моему уху. — А теперь слезь с моей куртки.

Глава 32

Со своим домашним заданием я не справился. Думаю, это было под силу лишь профессионалу в этом деле, вроде мэтра, а мне оставалось только расписаться в своей беспомощности и заснуть.

На следующий день, перебинтовывая руку, я отметил, что мне в пору бинтовать себя и между ног. Внутри саднило.

Как у Многорукого это получалось? Бил ли я его или он просил прощение — в итоге всё равно доставалось мне.

Когда я спустился вниз, чтобы вернуть на место аптечку, Майлз и Фрик занимались уборкой. Фрик опирался на швабру, Майлз бережно стирал пыль с застеклённых красоток.

Заметив меня, они переглянулись. Я поприветствовал их, и они неловко отозвались. Разглядывая их смущённые физиономии, я понял, что прервал разговор. А ещё, что вёл себя вчера очень громко.

А значит, смущаться стоило мне.

— Так как вы?..

— Так как ты?..

Мы все трое начали говорить одновременно, чем усугубили ситуацию. Молчание накалило её до предела. Это была катастрофа, и я поднял руки, взяв слово. Я коротко пересказал, что со мной стряслось, стараясь не сгущать краски.

— Так ты теперь элиминатор, да? — пробормотал Майлз. — Двое — многовато для этого паршивого города.

— Это не по-настоящему, — сказал я, наливая себе воды в стакан.

Они мне не поверили. По их мнению, я был тем ещё засранцем, и моё посвящение в орден чистильщиков было просто вопросом времени.

— Станешь теперь жутко занятым.

Если бы.

— Забудешь про нас, неудачников.

Вряд ли.

— Деньги появятся.

Как же.

Если говорить древними словечками Многорукого, я стал элиминатором «де юре». Он даже не дал мне посмотреть на мою лицензию, не говоря об оружии. Не очень-то и хотелось. Пусть носит их при себе… хотя он и так в два раза опаснее любого элиминатора.

— Да, денег будет, как грязи, — мечтательно протянул Майлз, и я предложил помощь. — Нет, нет. Уверен, ты и сам найдёшь, на что их потратить.

Всё так, вот только…

— Помощь против грязи, — пояснил я.

— Да ты на руку свою глянь. К тому же у Фрика к тебе есть предложение получше.

Фрик откашлялся, прежде чем его озвучить:

— Я разучивал тут новую песню… и вчера твой голос… как насчет того, чтобы попробовать спеть её со мной дуэтом?

Я вспомнил, как пел вчера дуэтом с Многоруким. Должно быть, это звучало очень вдохновляюще, раз Фрик теперь делал мне такие предложения.

— Почему бы и нет, — ответил я. Всё-таки как и сказал Майлз, ни на какую другую помощь от меня они могли не рассчитывать. Ближайшую неделю.

Фрик назначил репетицию на вечер, и я спросил, не помешает ли это гостям. Друзья переглянулись, и Майлз бросил:

— Да никто к нам больше не заходит.

— Если вспомнить, кто у нас был первым посетителем…

— Сюда теперь точно никто не сунется.

— Ну, пару раз Крис заходил.

— Но он не в счёт.

— Козёл искал встречи с Многоруким.

— Он же теперь местный босс.

— Чёрт, я-то думал, что хуже Мэда быть не может.

Они синхронно вздохнули.

Майлз ещё долго успокаивался, полируя стекло так, словно хотел проделать в нём дырку и добраться до сокровенного.

— Это так несправедливо, — проворчал он, возвращая на стену «икону» и придирчиво её ровняя. — Почему всякие сволочи возвышаются, а мы — идём ко дну?

— Обидно, — поддакнул я, но Майлз меня опять неправильно понял.

— К тебе это не относится, Габи. Ты заработал это звание своими силами, по-честному. Как я — этот бар.

Я не стал спорить. Похоже, мне теперь за всю жизнь не отмыться от убийства Рика, Шейна и ещё полсотни бедолаг, которых я «прикончил». Или прикончу в скором времени.

— Но что толку, если не можешь продержаться на плаву? — продолжил глухо Майлз, переходя к другой «иконе».

Фрик его поддержал.

— Многорукий может жить, где угодно. С его деньгами и властью, он подыщет себе место и получше, — ворчал он, выметая пыль из-под столов. — Я хочу, чтобы здесь было людно и накурено. Я бы играл на рояле, Габи пел, а ты бы трепался с алкашами о внешнем мире. Нахер честь и безопасность.

— Здесь стало слишком безопасно, — согласился Майлз, и я понял, что для них пустой зал был хуже смерти.

Другое дело, если бы их заведение принимало только элиминаторов. Тогда от клиентов отбоя бы не было, всё-таки каждый из них мечтал познакомиться с Многоруким лично. Но, увы, это был обычный бар для обычных людей, которые не хотели оборачиваться каждую секунду в страхе заполучить нож между лопаток, если вдруг мэтру захочется поиграть в дартс. Обычные люди знакомиться с Многоруким не хотели. Они хотели держаться от него подальше. Не от выпивки. Не от музыки Фрика. Не от трёпа Майлза.

А от моего обожаемого мэтра.

Вот только, ропща, они даже не подозревали, что Многорукий оставался здесь не по собственной воле, а по моему желанию. Это я приковал его к этому месту. Так что упадок бара на моей совести.

А значит, ответственность нести тоже мне.

— Дело не в Многоруком, — вмешался я в их разговор самым беспардонным образом. И когда они ошарашенно замолчали, я продолжил: — А в том, что у вас нет достойного противовеса.

— Противовеса, а?

Я указал на его гарем.

— Думаешь, их должно быть больше? — «догадался» Майлз. — Ты прав, конечно, только вот…

Я поджал губы и покачал головой.

— Нет. Я имел в виду, что нам нужно начать репетировать прямо сейчас.

* * *

Единственная карта, которая могла побить любую — дама. И правила этой игры не я придумал. Так было ещё до моего рождения, по ним играл весь трущобный мир. Элементарные правила.

Как же.

— Ты не можешь в этом месте… на этих словах… как-нибудь… хм… попротяжнее? — уже в который раз поправил меня Фрик.

— Да, более чувственно, — подсказал Майлз, протирая стаканы за барной стойкой.

— Искреннее.

— Сексуальнее. Ты можешь, уж мы-то знаем.

— Тут всё-таки о любви поётся.

— О женской любви. Это когда болит не член, а сердце. Сердце, понимаешь?

О, ну ещё бы. Может, если бы Многорукий был рядом, я бы и спел, как надо. Но он не появлялся уже который день. Как всегда, казалось бы. Но у меня почему-то… болело сердце.

Раздражённо поморщившись, я отошёл от Фрика и подсел к Майлзу. Был вечер — самое тоскливое время в нашем баре. Я немного скучал по книгам и журналам, потому что если бы они у меня были — даже самые бестолковые или развратные — я бы нашёл, над чем поразмыслить, помечтать. Карты нам уже приелись. От репетиций у Фрика болели запястья, у меня — горло, у Майлза — голова.

Мы сходили с ума от скуки, поэтому не сильно расстроились, когда в бар заглянул Крис. Правда, Майлз поворчал для приличия.

Хотя я рано обрадовался. Только я открыл рот, чтобы узнать, как он теперь всем здесь заправляет, королева сказала:

— Я бы с тобой с огромным удовольствием поболтала. Но в отличие от своих предшественников, я собираюсь соблюдать все правила Многорукого. Я не хочу повторить судьбу Мэда.

Но это же ты его грохнул.

— Чего тогда притащился? — спросил Майлз.

— Обсудить эти самые правила. — В молчании зрел вопрос, поэтому Крис добавил: — Не с вами.

Майлз демонстративно огляделся.

— Ну тогда мы оставим вас наедине. Тебя и твоё раздутое эго.

Крис усмехнулся.

— Повежливее, милый. Ты не думал, что теперь я в силах решить все твои проблемы? Нужно только признать меня своей госпожой и хорошенько попросить.

— Предложишь Многорукому переехать в Блазар? — уточнил Фрик, облокачиваясь на рояль. — Слышал, ему не очень понравился ваш дизайн, и он там кое-что переделал на свой вкус.

Кое-что?

Вспомнив, я поёжился.

— Ну что я могу сказать, — улыбнулся Крис. — У нас с ним вкусы похожи.

Я недоумевал. После той истории с Шейном, после пережитого в Блазаре, мне казалось, Крис ни за что в жизни не приблизится к Многорукому. Но вот он здесь, надеется на приватный разговор с ним. Почему? Неужели то, что он один выжил в той резне, делало его особенным? Или же он считал, что был особенным изначально, поэтому мэтр его не тронул?

Как бы там ни было, в одном Крис был прав. Если Многорукий не убил его в тот раз, теперь не тронет точно. К тому же мэтру наплевать, кто будет управлять городом. Крис знал это, поэтому подсуетился и занял место первым, считая себя, как пережившего все муки ада, самым достойным.

— Я — женщина, по определению гуманнее, осмотрительнее и терпеливее всех мужчин. Нет ничего удивительного в том, что предыдущие боссы закончили так печально. Со мной такого не повторится. Мы с Многоруким разделим влияние в этом городе и будем дополнять друг друга. Это будет идеальный союз.

И только я представил, что бы на это ответил сам мэтр, как он вошёл в двери и выдал:

— А. Тебя-то я и искал.

Странное дело, но звучало это совсем не так кровожадно, как могло бы. Должно бы. Хотелось бы.

Я испугался собственных мыслей. Но поэтом мэтр подошёл к барной стойке и, не задевая меня взглядом, предложил Крису переговорить с глазу на глаз. Снаружи.

Внешне я оставался спокойным, хотя два ножа торчали из моей груди. Один — безразличие мэтра. Второй — восторг Криса.

Соскользнув со стула, королева поцокала за Многоруким к выходу, а я остался отгороженный от них чем-то большим, чем барная стойка.

— Идеальный союз, чтоб их. — Фрик хмыкнул, когда двери за ними закрылись.

— Думаешь, они там трахаться будут?

— Кто знает.

— Совершенно точно, у Многорукого какие-то особые условия, которые им надо обсудить с глазу на глаз. В обратном случае могли бы и тут поговорить, ну? Тут же все свои. — Майлз посмотрел на меня. — Не огорчайся, малыш. Ты, конечно, фаворит, но у Криса есть огромное преимущество перед тобой. Ва-ги-на.

Я промолчал. Я прекрасно знал, что мэтру даже в голову не придёт заниматься с Крисом тем, чем он занимался со мной, но это не значит, что он был не виноват. Он заставил меня думать об этом, в течение пяти минут… десяти… получаса. Как и в тот раз с Ситри, он не сказал мне ни слова, отдавая меня на растерзание моему же воображению.

Я опять чем-то провинился перед ним? Или он издевается надо мной веселья ради? Когда он вернулся с похабной улыбочкой на лице, я уже не сомневался в ответе.

— Принеси мне выпить, — кинул он, садясь за один из столов и доставая сигареты.

Я повернулся к стеллажу с бутылками, взял за горлышко одну, повернулся и запустил его обожаемый целум, целясь в его блондинистую башку. Но бутылка до него не долетела, разбиваясь об стол и обдавая мэтра фонтаном брызг и стекла. Майлз и Фрик синхронно выругались и, наверняка, смекнули, что им понадобиться больше тряпок. Ведь придётся убирать не только разлитое бухло, но ещё и мою кровь.

Глава 33

Я кинулся к лестнице. Внимания, которого я так жаждал, теперь мне совсем не хотелось. Тем более от Многорукого. Я хотел побыть наедине и поразмыслить над своим поведением, но когда я оказался в комнате и попытался закрыть дверь, мэтр рванул её на себя.

— Левой рукой делать это совсем неудобно, правда? — сказал он, перешагнув порог. — Давай я помогу.

Отступая в середину комнаты, я следил за тем, как он притягивает дверь и задвигает щеколду. Ни движения, ни голос не выдавали его бешенства. А потом он посмотрел на меня впервые за несколько суток и улыбнулся.

Мне конец.

— Это что такое было, Габи? — спросил мэтр, стаскивая с себя забрызганную куртку. — Ты хотел, чтобы я слизывал выпивку со стола?

— Подумал, что ты уже успел напиться.

— Когда? Только я приготовился, а ты сбежал.

— Ну здесь выпивки нет, так что тебе придётся спуститься и утолить жажду своим обожаемым целумом или королевой или вообще кем захочешь, мне плевать!

Что за хрень я несу?!

Испугавшись собственного идиотизма, я стиснул зубы и отвернулся от мэтра. Я чувствовал себя так, словно Шейн снова вколол мне наркотик, и теперь я просто не мог себя контролировать.

— Ты так раскапризничался, потому что рядом с тобой не было твоей любимой игрушки? — Судя по голосу, мой психоз его забавлял. — Плакал тут без меня? Не мог заснуть? Ты пытался себя утешить, но твоя левая рука не умеет и половину того, что умею я, правда?

Да, правда. Но речь сейчас вообще о другом.

— Ты сказал, что убьёшь меня, если я к нему подойду! Называл его мудаком в платье и извращенцем, а теперь сам нарушаешь свои же правила! Ты же хотел убить его, а теперь устраиваешь с ним переговоры по закоулкам.

— Ведёшь себя как избалованная девчонка. — Он меня вообще не слушал. — Я тебя перекормил сладостями, похоже.

— Мило поболтали? — надавил я, и он сдался.

— Вполне.

— О чём?

— Это был взрослый разговор.

— Ага, а ещё очень долгий и приватный.

— Вроде того.

— Всё успели обсудить?

— Только самое важное.

— Например, что у него под платьем, а у тебя — в штанах? Ну и как? Вы достаточно совместимы для дальнейшего союза?

Многорукий рассмеялся, а я готов был рыдать от унижения.

— Посмотри, какой ты забавный. Всё должно быть наоборот. Это я — твоя игрушка. — Он начал медленно приближаться. — Игрушка малыша-Габи.

— Ты вроде слишком взрослый для этого! — Я отступал.

— Хочу немного поиграть с моим Габи.

— «Взрослых разговоров» с королевой тебе не хватило?

Он хрипло посмеивался, загоняя меня в угол.

— Наши взрослые разговоры и вполовину не были такими взрослыми, как ваши.

Откуда он знает о наших разговорах?

Но я не успел задать ему этот вопрос. Мэтр схватил меня и развернул к стене. Я едва успел подставить руки, чтобы не впечататься в неё лицом. Тяжело дыша, я скосил глаза на запястье, где чернел браслет. Неужели… там есть микрофон?

— И вот я думаю. Отшлёпать тебя или дать тебе леденец. — Он прижался ко мне сзади, и я понял, о чём мне при нашей самой первой встрече говорил Шейн. Я расслаблялся рядом с Многоруким. Я успокаивался. Всё тело становилось податливым, ища его прикосновения. Я выгнулся, прижимаясь задницей к его паху. — Хочешь леденец, Габи?

Я кивнул.

— Здесь? — Он засунул левую руку мне в штаны, а другой надавил на губы. — Или вот здесь?

Без разницы.

Я обхватил ртом его пальцы. Его кожа была терпкой на вкус. От него пахло выпивкой. Он был как живое воплощение алкоголя, и я опьянел моментально. Я не сразу сообразил, что он стянул с меня штаны и бельё.

— Раздвинь ноги, — выдохнул Многорукий, и я захотел увидеть его лицо. Минуту назад он придурковато улыбался, но не похоже, что ему было до улыбок теперь. Его голос так изменился просто от того, что он прикоснулся ко мне. Но когда я попытался обернуться, мэтр шлёпнул меня по заднице.

В ответ я прикусил пальцы, которые двигались у меня во рту.

— Осторожнее с зубами, Габи, — прорычал он. — Эта конфета без начинки, как и та, что у меня в штанах. Даже не вздумай вытворять что-нибудь подобное с моим членом, когда он окажется у тебя во рту, ясно?

Его член у меня во рту…

Я нежно пососал его пальцы, и мэтр обречённо прошептал:

— Испорченный ребёнок, кто тут кого совращает? — Он убрал руку от моего лица и прикоснулся между ног. — Раздвинь.

На этот раз я подчинился моментально, принимая совершенно бесстыдную позу. Но мэтр не спешил меня поощрять, хотя я и напрашивался всем своим видом. Его пальцы скользили внизу, почти так и почти там, где мне нужно. Если вспомнить, к себе он прикасался и вполовину не так нежно, как ко мне. Он удовлетворял себя быстро, агрессивно, а меня ласкал долго и с наслаждением. Ему, правда, нравилось это местечко у меня между бёдер, которое делало меня калекой в глазах обычных людей. Он любил трогать меня там. Чувствовать влагу на своих пальцах, жар и то, как я реагирую на его прикосновения.

Зажмурившись от удовольствия, я прижался лбом к холодной стене и прогнулся в спине. Двинул бёдрами. Уже не журналы, а природа подсказывала мне, что нужно делать.

— Габи, моё сокровище. — Когда он заговорил, я вновь почувствовал это. Его присутствие. Оно проявлялось, лишь когда он был зол или возбуждён. Сейчас оно ощущалось на коже, как чужое дыхание… по шее, по спине, по ногам и там тоже… — Твои друзья понятия не имеют, насколько сексуально ты можешь выглядеть и звучать.

С этими словами он медленно ввёл в меня средний палец, и я простонал.

— Больно?

— Нет. — Меня было едва слышно. — Ещё…

— Ну разве ты не прелесть? — Он исполнил мою просьбу, и в отличие от прошлого раза я подался его пальцам навстречу, насаживаясь. Из горла вылетел очередной бесстыдный стон. — Эти чудаки хотели услышать именно это? Громче. Постарайся для них.

Я хотел стараться для него, поэтому выпалил:

— Как тебя зовут?

Вместо ответа он вытащил и ввёл в меня пальцы так стремительно, что я вскрикнул.

— Вот моё имя.

Я пытался восстановить дыхание. Колени дрожали, я держался на ногах только из-за того, что мэтр обхватил меня за талию. Я представил, на что будет похож секс с ним, и понял, что я этого не переживу. Он не снял с себя одежду, он не целовал меня, он, в самом деле, всего лишь играл, а я готов был отключиться.

— Как меня зовут? — спросил Многорукий, и я бессвязно захныкал, кусая губы. — Повтори ещё раз. Хочу убедиться, что ты запомнил.

Его прикосновения снова стали нежными, и я благодарно застонал.

— У меня такое красивое имя, — протянул тихо мэтр. — Теперь мы квиты. Я дал имя тебе, а ты — мне. Теперь, кончая, можешь произносить его. Тебе же этого так не хватало для полного счастья?

Для полного счастья мне не хватало пары быстрых, точных движений. Но сам я не мог себя трогать. Не потому что это были негласные правила игры, а потому что у меня были заняты руки тем, что я цеплялся за мэтра. А я бы себя потрогал… не только между ног, а, например, грудь. У меня жутко ныли соски, и я представил, как было бы здорово, если бы мэтр коснулся меня там. Если бы сжал зубами… до боли…

Кончая, я произнёс его имя.

Он разжал руки и позволил мне сползти на пол. Отдышавшись, я запрокинул голову и прислонился затылком к его колену. Ширинка его штанов топорщилась, и это выглядело болезненно, но Многорукий не торопился хоть что-то предпринимать, разглядывая меня.

— У тебя очень сладкий голос, Габи. Ты чудесно поёшь.

Всё-таки он не только следит за мной, но и подслушивает. Если это помогало ему каждый раз приходить вовремя? Я не был против.

— Не понимаю, что твоим приятелям не нравится. Может, нужно трахнуть тебя на том рояле?

Едва ли я стану звучать от этого музыкальнее. Скорее даже наоборот, я просто превращусь в животное, которому наплевать на то, как оно выглядит и звучит.

— Поэтому я и завидую животным. У них нет стыда, — сказал мэтр. — Животную любовь можно выставить напоказ.

Так мог бы говорить энит, завидующий людям, подумал я.

Не знаю, как там было раньше, но теперь внесистемные люди мало чем отличаются от зверей. Постаревшие шестнадцатилетние «куклы», бракованные солдаты, вышедшая из моды «мебель», износившиеся рабочие — выкинутые на помойку винтики единого механизма, о масштабах которого я даже понятия не имел. В глазах иерархов наша жизнь уже закончилась. Для нас же она даже не начиналась. И мы бродим по этой свалке в поисках удовольствия, еды и тепла. Страдаем от одиночества. Ищем, чем бы заполнить гнетущую пустоту…

Я повернулся и потёрся щекой о бедро мужчины. Я был благодарен ему за то, что он «поиграл» со мной, но за то, что он теперь просто стоял и смотрел на меня — больше.

Мне показалось, что он никогда не был так серьёзен, как в этот момент. Наверное, он что-то вспоминал. Не то чтобы мне было дело до его прошлой жизни, но я всё-таки спросил:

— У тебя были женщины?

— Не так много, как хотелось бы.

— «Куклы»?

Он покачал головой.

— Это было не Здесь.

Я и не знал, что мэтр покидал эту планету. Он повторял, что он искусственный, но никогда не говорил, для каких целей его вырастили.

— Когда ты был солдатом? — уточнил я, и он бросил:

— Типа того.

— Ты… — любил их? — помнишь их имена?

— Нет. Я даже их лиц не помню. Я никогда не спал с одной дважды.

— Почему?

— Это бы вызвало привязанность.

— Что в этом плохого?

— Таким как я это запрещено. Это против правил, понятно?

Не так хорошо, как хотелось бы.

— А что насчёт меня?

— М?

— Ты со мной тоже не будешь спать дважды?

— У тебя короткая память, Габи. Я тебя только что поимел пальцами. Второй раз. А в мыслях намного больше.

— А как же правила?

— Я уже давно не солдат, я — животное. К тому же, я привязался к тебе намного раньше.

— Насколько раньше?

— Когда ты заявился на мой порог с чулком на голове и попросил убить Рэймса.

— В первый же день? — не поверил я.

— М-да, я подумал: это сопляк далеко пойдёт, если выбирает себе врагов вроде Рэймса и друзей вроде меня.

— Ты просто принял меня за чокнутого, — сказал я.

— Я принял тебя за чокнутого, — не стал отрицать Многорукий. — И решил, что у нас много общего.

— Кроме вот этого? — Я провёл рукой по его бедру. Я хотел прикоснуться к нему не через ткань. Представив, каково было бы ощущать его в своих пальцах, я снова возбудился.

— Ну разве ты не идеал? Похож в одном, непохож в другом. Но именно так, как мне нужно.

Я приподнялся, прижимаясь щекой к его паху. Мои ладони скользнули на его задницу, и я закрыл глаза. Почему то, что у него на меня стоит, делало меня таким послушным и доверчивым? Индикатор его настроения. Я моментально понимал, что он не желает мне зла, а напротив любит больше, чем обычно. Я был рад, что его привязанность ко мне выражается так явно. Со мной в этом плане сложнее.

Не помню, когда именно я успел изменить своё отношение к мужскому члену с резко отрицательного на крайне положительное. Раньше его вид вызывал у меня неприязнь и жалость к самому себе, теперь я хотел увидеть, прикоснуться, попробовать его на вкус.

Я потёрся губами о грубую ткань и почувствовал, как мэтр коснулся моих волос. Попытался собрать их в кулак, но короткие пряди проскользнули меж его пальцев.

Через минуту я понял, что даже у животных есть правила.

Оставшись в одиночестве, я щупал, сжимал, вытягивал свои волосы. И всё никак не мог вспомнить, на кой чёрт я их обстриг.

Прода

Глава 34

На самом деле я сильно просчитался, когда решил, что лицензия элиминатора никак не изменит мою жизнь. Наивный, я с чего-то решил, что мне не придётся выходить на задания и уж точно — брать в руки оружие.

— Это необходимо для отчётности, — объяснял мэтр. Мы сидели в одном из заведений города, и хотя мэтр назвал это «свиданием», это был урок посвящения в профессию. — Если ты не будешь справляться со своими обязанностями, тебя устранят.

— Устранят?

Многорукий приставил два пальца к виску.

— Я думал, просто разжалуют.

— Так это и делается.

— Значит, когда к тебе пришёл Ситри, чтобы забрать лицензию, он собирался тебя убить?

— Вероятно.

— Я спас тебе жизнь?

— Похоже на то, — сказал он, загадочно улыбаясь. Ни черта я там не спас, но он позволил мне так думать. — Габи, ты мой герой. Ты такой бесстрашный, я уверен, ты станешь лучшим элиминатором, чем я.

Я пропустил его издевательства мимо ушей.

— Я никогда не хотел становиться элиминатором.

— Это не так уж и сложно.

Ага, наверное, именно поэтому девяносто девять процентов его коллег не способны продержаться и пяти лет на этой работе. Несчастные случаи с летальным исходом, такие дела. А если ты отлыниваешь от своих обязанностей? Как мне показал мэтр, им сносят башку свои же.

Если же после пяти лет упорного труда на этом поприще ты остался не только жив, но и цел? Ты можешь с гордостью называться элиминатором первого ранга. Хотя это всё равно не так круто, как быть Зорким. Или даже просто «мебелью» иерарха.

— Шейн так не считал. Он сказал, что это тяжело. Психологически.

— Да, этот трепач вообще много чего тебе наплёл.

Точно. Например, про то, что мэтр знает, кто меня купил и послал Зорких на мои поиски.

Откуда же ты это знаешь, мэтр?

Уткнувшись в свою тарелку, я поглотил этот вопрос вместе с пастой.

— Ну как? — поинтересовался Многорукий, кивая на блюдо.

— Соус вкусный, — отозвался я.

Здесь было малолюдно, посетители выглядели как обычные трудяги. Самыми странными в зале были как раз таки мы с мэтром, но на нас старались не обращать внимания. Очень старались. Напряжение от этого совместного усилия я ощущал едва ли не кожей.

От этого нервничал уже я.

Желая поймать хоть чей-то взгляд, я огляделся. На нас никто не таращился. Лишь украдкой посматривал парень за столиком в углу. И это можно было объяснить только тем, что он не местный. Я дружелюбно ему улыбнулся.

— Хочешь его? — спросил мэтр, когда я снова повернулся к нему.

— Что?

— Он в твоём вкусе? — Когда я не ответил, Многорукий пояснил: — Секс, Габи. Я говорю о сексе.

— Нет! В моём?… Чего?! Я бы никогда…

— Будь я на твоём месте, я бы трахался круглыми сутками.

Я почему-то оскорбился, выпалив:

— Я не хочу это делать ни с кем кроме тебя!

— Если захочешь, дай знать.

— Чёрта с два, — проворчал я, имея в виду, что мне никогда этого не захочется. Поэтому и давать знать не придётся.

— Играть так, как мы с тобой, с другими может быть опасно, понимаешь? Здесь очень много заразных. Даже презервативы не спасут.

Я хотел его заткнуть. Как? Он не соблазнился местной едой, но если бы я залез под стол и выставил нашу животную любовь напоказ…

Кусая губы, я скоблил вилкой по тарелке. Этот мужик что-то сделал со мной. Может, он вкалывает мне какую-то дрянь, пока я сплю? Я на нём окончательно помешался.

— Если бы ты захотел «поиграть» с кем-то ещё, я бы тебя не простил, — прошептал я, не поднимая головы.

— Да, я слышал, что женщины моногамны.

— Забрал бы у тебя свою пушку и отстрелил бы тебе член, — продолжил я.

— Ого.

— Так что ты прав, трахаться с другими, действительно, опасно.

— И как бы ты жил без моего члена?

— Так же, как и сейчас.

То есть, довольствуясь его ртом и руками. И мне не просто хватало. Я не верил, что бывает лучше.

Многорукий, ухмыляясь, достал моё оружие и положил на стол.

— Не подозревал, что ты умеешь так дико ревновать, Габи. Я только сейчас понял, по какому тонкому льду ходил, когда разговаривал с боссом в платье.

Я забрал пульсар со стола, хотя и не понимал, почему он решил мне доверить его именно сейчас, когда я весь на взводе. Может, для того чтобы я спросил, а он уже не мог отвертеться?

— И о чём вы с ним разговаривали?

— О том, же о чём и ты когда-то. — Надо же, сработало. — О платье.

— Ты разговаривал с ним о его платье?

— Нахрен мне его платье? Я спрашивал, где он берёт своё шмотьё, чтобы ты смог исполнить своё заветное желание.

Я всё ещё не понимал.

— Ты же мне сам говорил, что хочешь пощеголять в женских тряпках, балда.

Боже, я уже успел об этом забыть. Я сочинил это на ходу, и никогда бы не подумал, что Многорукий всерьёз решит исполнить именно это моё «желание». Была масса других, которые бы не обязывали его даже пальцем шевелить.

Сделать его фото, например.

— Я передумал.

— Ты должен попробовать, вдруг тебе понравится.

— Я ляпнул, не подумав в тот раз. Просто забудь.

— Поздно.

— Ты что, уже купил его?

— И кое-что ещё. Ты будешь смотреться просто божественно в тех вещичках, которые я выбрал для тебя. Я уже который день предвкушаю.

Я покачал головой.

— Не хочу.

— Зато я хочу. — Он скрестил руки на груди и сделал очень оскорблённый вид. — Достать сейчас женские шмотки очень непросто. Не хочешь их носить — не надо, но один единственный раз ты их наденешь персонально для меня.

— Ладно, — согласился я, чем приятно его удивил.

— Какое счастье, что ты снова передумал.

— Я сделаю всё для тебя, — сказал я так же спокойно, как и пять минут назад, когда обещал отстрелить ему член. Но ведь именно на это Многорукий и намекал: у меня очень переменчивое настроение.

— И тебе нет никакого дела до того парня?

Я покачал головой.

— Тогда убей его.

Я приготовился послать его вместе с его поганым чувством юмора, но встретил абсолютно серьёзный взгляд.

— Если правда готов на всё, — добавил мэтр, — наведи на него пушку и выстрели. Ты же не пустозвон, правда, Габи?

Я посмотрел на оружие, потом — на парня. Тот мялся, гипнотизируя свою тарелку, и даже не подозревал, что в эту самую минуту решается его судьба. Он так и не притронулся к еде, хотя, очевидно, был голоден, и это напомнило мне, как я сам после побега боялся брать в рот что-то помимо воды. Первые недели мой организм был в шоке от натуральной пищи. Пусть даже она выглядела аппетитно, и у меня текли слюни, моё тело воспринимало её как яд. Я изводил себя голодом, но потом, конечно, срывался, набивал желудок, и весь остальной день страдал от своей жадности.

Мне показалось, что у нас с этим человеком есть что-то общее. Но с мэтром нас объединяло нечто большее, поэтому я поднял дрожащие руки, стискивая рукоятку.

И услышал смех.

— Да пошутил я! — Мэтр с улыбкой меня разглядывал. — Ты что, серьёзно собирался его прикончить? Без причины? Просто потому что я сказал? В помещении, на глазах у этих бедолаг? Ты конченый псих. Я тебе в подмётки не гожусь.

Не смешно, чтобы тебя!

Я облегчённо вздохнул, с радостью прощая ему эту жестокую шутку. Я бы всё равно не справился, даже если бы осмелился выстрелить. Переломал бы и перекалечил тут всё и всех. После такого чистильщика пришлось бы посылать уже за мной.

— Я же говорил: ты намного опаснее меня. Моя маленькая машина для убийства, — прошептал Многорукий, доставая своё оружие. — Не переживай, я сам его убью.

Я моргнул.

— Погоди! Что?!

Он выудил из кармана мою лицензию и повернул экраном ко мне. На нём высветилась фотография того самого парня.

— Похоже, у вас в любом случае ничего бы не сложилось, — с тоской проговорил мэтр. — Он — твоя первая цель. Проклятый дезертир. Наше начальство из всех преступников их ненавидит больше всего. Но я считаю, что бедняга не настолько провинился, чтобы его убивал дилетант вроде тебя.

Я слушал его с открытым ртом. Цель? Преступник? Дезертир? Я всего лишь пришёл сюда поесть пасты, а не людей убивать. Но Многорукий был неумолим:

— Самая неприятная часть: зачитать приговор. Ты должен это сделать обязательно, слышишь?

— Да, — отозвался я, хотя всё ещё не пришёл в себя окончательно.

— Даже самый последний ублюдок имеет право знать, почему он должен умереть именно сейчас. Вот как это делается. — С этими словами мэтр встал из-за стола и направился к парню.

Бедняга только поднёс к губам немного риса на ложке, как вынужден был замереть и медленно поднять взгляд на незнакомца. Через минуту дезертир вскочил с места, опрокинул стол и рванул из зала с такой скоростью, что уже на выходе должен был взлететь.

Мэтр вернулся к нашему столу.

— Если они убегают, можешь не продолжать. Это значит, что они уже всё поняли. Ты доел?

Казалось, ответь я «нет», и он подождал бы, пока я не справлюсь с щедрой порцией. Может, выкурил бы сигарету. Очевидно, он не торопился. А значит, тот парень был у него на крючке уже давно. Он мог отследить его.

Как?

— Солдатам вживляют маячки, — сказал мэтр, седлая байк. Перекинув ногу, я сел позади него и обхватил его руками.

— Тогда зачем они сбегают? Если знают про маячки?

— Кто сказал, что они знают?

— Им не говорят? Почему?

— Энитам нужны герои, а не трусливый скот, который вынужденно идёт на бойню.

У меня была ещё куча вопросов, но мэтр завёл байк и сделал резкий разворот. Когда он набрал скорость, в ушах засвистело, веки обжёг ветер, и я зажмурился.

Многорукий нашёл свою жертву быстро. Дезертир петлял, пытаясь затеряться в хитросплетениях незнакомых улиц, и в итоге загнал себя в тупик. Я держал глаза закрытыми, когда почувствовал, как мэтр достал оружие, вытянул руку и выстрелил. И только потом плавно затормозил.

Я прислушался. Тишина. Сердце под моей рукой билось спокойно. Я медленно открыл глаза, выглядывая из-за плеча мэтра. И тут же соскочил с байка, чтобы отбежать подальше и не дай бог не забрызгать стального коня блевотиной.

— Да что с тобой? — проворчал Многорукий. — Как будто в первый раз труп увидел.

Я не смог ему ответить. Слишком уж был занят, освобождая свой желудок от пасты с соусом, который мне так понравился. Он был один в один как кровь с мозгами, которые теперь сползали по пыльной стене.

Отдышавшись, я собрался с силами и повернулся. И снова согнулся от сильнейшего спазма. При всей своей мудрости мэтр забыл научить меня главному: никогда не есть перед заданием.

— Прекращай валять дурака и иди сюда!

Действительно, после того, что я пережил в Блазаре, этот огрызок чужого тела был просто картинкой.

Но, чёрт возьми, тот томатный соус…

— Давай просто уедем отсюда, — бессильно прошептал я.

— Ты собрался его здесь вот так оставить?

Я несколько растерялся.

У него были какие-то ещё планы на этот несчастный кусок мяса?

— Мы с тобой — чистильщики, — весомо заявил Многорукий. — Это значит, убираем всякий мусор, понимаешь?

— В Блазаре ты «мусор» за собой не убрал, — напомнил я. — Устроил там настоящую резню с реками крови…

— Это ты устроил резню в Блазаре.

Ах, ну да, точно. По легенде мэтра там поработал редкостный психопат и дилетант.

— Что ты хочешь? Чтобы я вырыл могилу? Облил его бензином и поджег?

— Сфотографируй его для начала. — Я не сдвинулся с места. — Если хочешь, я тебя сфотографирую на фоне твоей первой официальной жертвы.

Всю жизнь мечтал. В прошлый раз я согласился на фотосессию лишь потому, что во мне было столько наркоты, что хватило бы весь клуб сторчать.

— Чем скорее ты сделаешь это, тем лучше.

— Меня вырвет на тебя.

— Переживу.

Сплюнув, я поднялся, забрал фотоаппарат из его рук и навёл на труп. И на этот раз я не пытался найти подходящий угол, не заботился об освещении и композиции. К чёрту.

— Держи. — Я протянул ему снимок не глядя.

— Себе оставь. Тебе это пригодится для отчётности.

— А если я потеряю его?

— Ну, лучше тебе этого не делать, — ответил мэтр, после чего предложил: — Можешь подстраховаться и щелкнуть ещё пару раз.

Размножать копии столь прекрасного момента?

Я решил просто быть внимательнее.

— Тогда доставай свою пушку, — сказал Многорукий, и когда я подчинился, объяснил в двух словах, как она работает. — То, что я тебе всё это рассказываю, не значит, что тебе придётся ей пользоваться.

— А как же отчетность?

— Насчет этого. Каждое твоё прикосновение к спусковому крючку считывается. Чем меньше прикосновений — тем выше твоё мастерство. Внутри каждой базы ведётся свой рейтинг… так, престижа ради.

— Я так понимаю, самый лучший результат — одно прикосновение?

— Два, — поправил мэтр. — Каждое задание должно завершаться аннигиляцией. Чтобы перейти в нужный режим зажимаешь спусковой крючок и ждёшь, когда индикатор станет красным.

— И что произойдёт, когда я сниму палец?

— Это будет вроде мгновенного разложения. Пыль и пар. Лучше один раз увидеть. Но никогда не делай этого в помещении.

— Можно убить человека сразу с помощью аннигиляции?

— Это очень трудно сделать с живой целью.

— Даже тебе?

— Даже мне. За всё время у меня получилось провернуть это… раза три.

— А как же фотографии?

— Фотографии обязательны лишь в частных заказах. Ты можешь доказать, что задание выполнено, вытащив из него жучок. Но это хлопотно и грязно. Можешь, взять в свидетели другого элиминатора.

Я посмотрел на фотоаппарат в своих руках. Потом на мэтра.

— Да, иногда фотографии бесполезны. — Мэтр указал на труп. — Кто сказал, что это тот самый парень? Ему же башку снесло, тут хрен разберёшься.

Резонно. И зачем тогда он заставил меня снимать его?

— На память. — Ничего себе сувениры. — Ну и чтобы ты поскорее смирился с тем, кто ты есть.

— Я никогда не хотел быть элиминатором, — сказал я, и он забрал у меня фотографию. Уменьшенная версия состоявшейся казни застыла перед моими глазами.

— Именно поэтому не ты, а я выношу им приговор и привожу его в исполнение. От тебя требуется лишь не отворачивать лицо и нажимать на курок один единственный раз.

Я выхватил снимок из его рук.

— Я не знал, что элиминаторов посылают разыскивать беглых.

— Только если их нужно убить.

— То есть, чисто теоретически, на его месте мог оказаться я?

Мэтр провёл рукой по волосам, убирая их со лба назад. У него они уже были достаточно длинными для того, чтобы я сжал их в кулаке при случае.

— Ты — ребёнок, у тебя нет маячка.

— А если бы был?

— Тебя бы уже давно отобрали у меня Зоркие, и я страдал бы от одиночества всю оставшуюся жизнь.

— Я серьёзно.

— Я никогда детей не убивал, ясно? — Он решил закурить. — Думаю, если бы тебя не прибрал к рукам кто-нибудь из местных извращенцев, то Мэд просто сдал бы тебя властям.

— Но меня кое-кто всё-таки прибрал. — Я бы даже сказал, самый знаменитый извращенец в городе. — Как мне повезло.

— Ты жалеешь? — Я растерялся от его вопроса в лоб, поэтому мэтр пояснил: — Кто бы тебя ни купил, он в любом случае не заставил бы тебя людей убивать.

— Но делать другие вещи, которые бы мне не понравились.

— Откуда ты знаешь, что не понравились бы?

— А ты знаешь?

Теперь уже он растерялся.

— Ты же знаешь, — продолжил я, — кому я понадобился. Шейн сказал, что ты это выяснил.

— «Шейн сказал», — повторил Многорукий, запрокидывая голову и выпуская в небо дым вместе с ругательством. — У меня большие проблемы, если ты считаешь мёртвого трепача авторитетом большим, чем я.

— Так значит, он солгал?

— Само собой.

Ну и кто из вас больший трепач?

— Кажется, я начинаю понимать, — произнёс мэтр через минуту. — Ты же такой перестраховщик, Габи. Гадаешь, к кому бы сбежать, если со мной станет невыносимо?

— Скорее гадаю, кому ты захочешь меня сбагрить, если со мной станет невыносимо.

— О, я уже давно это решил.

— Неужели.

— Я отдам тебя Рэймсу на съедение, чтобы ты понял, насколько жестоким я могу быть с приставучими, капризными детьми.

Это была просто очередная шутка. Но почему-то на этот раз я крепко задумался.

— А теперь удели внимание своему несостоявшемуся любовнику. — Он щелчком пальцев откинул сигарету, и та упала в лужу крови. — Смелее.

Я не двигался.

— Ты не отвертишься от этого, Габи. Мы можем торчать здесь до тех пор, пока он сам не сгниёт, но ты всё равно нажмёшь на чёртов спусковой крючок.

— Это как убивать самого себя, — прошептал я.

— Он уже мёртв.

— Почему за ним послали именно меня? — На самом деле, я разговаривал сам с собой. — Если так рассудить, я больший преступник, чем он.

— И я тебя сейчас прикончу, если немедленно не подчинишься.

— Всё это так несправедливо.

Потеряв терпение, мэтр слез с байка и подошёл ко мне.

— Никаких сладостей больше, Габи! — раздражённо отрезал он. Потом сжал мою руку с оружием, направляя её на обезглавленное тело, и нажал своим пальцем на мой.

Я приготовился к чему-то грандиозному, но всё случилось мгновенно, тихо, спокойно… совсем не похоже на жуткое преступление, которое я по ощущениям совершал.

На земле остался тёмный след, который вместе с кровью на стене смоется первым же дождём. Со следом, оставшимся в моей душе, оказалось всё немного сложнее.

Глава 35

То, что я был последней размазнёй и тем ещё трусом, не помешало мне занять в рейтинге базы первое место. Как и предсказывал Многорукий, я стал элиминатором лучшим, чем он, при том что ни разу не убил человека. Самое больше, что я сделал за свою карьеру — подставил подножку мужику, который пытался спастись бегством от мэтра.

За такие выдающиеся заслуги меня прозвали Недотрогой.

Не за подножку, конечно, а за то, что я каждое задание начинал и завершал одним единственным выстрелом. Выражаясь языком элиминаторов, убивал одним прикосновением, то есть, считай, вообще оружия не касался.

Обо мне пошли слухи. Говорили, что меня прозвали так, потому что я неуязвим, неуловим и в меня хрен попадёшь. Долгое время я не осознавал масштаба своей популярности, пока на одном задании, увидев меня, преступник не сказал:

— За мной послали самого Недотрогу. Какая честь.

Думаю, слухи обо мне распускал сам Многорукий. Ему бы никто не поверил, конечно, если бы я не выставил свою «непобедимость» на всеобщее обозрение в тот раз, на базе. Всё-таки никому прежде мэтр не позволял садиться на него сверху и принародно разрушать его репутацию сильнейшего монстра. А дальше слово за слово, и вот я уже востребованный чистильщик, которому помимо официальных заданий подкидывают заказы клиенты со стороны.

Так что насчет денег Майлз оказался прав. Они у меня появились, и я их любовно копил, представляя, как однажды потрачу все на исполнение своего заветного желания. Я не говорил об этом, просто ждал. Я знал, что однажды этот день настанет… может, мэтр решит сделать мне такой подарок на очередной день рождения? Уже не торт и не платье…

Ах да, платье.

— Тебе сегодня исполняется два годика, Габи, — заявил в один из вечеров мэтр. Он лежал на кровати, когда я вошёл в комнату. Руки закинуты за голову, ноги скрещены в лодыжках. Его влажные после душа волосы разметались по какому-то объёмному свертку, который он использовал вместо подушки. В двух словах, Многорукий выглядел, как мой именинный пирог. — Не скажу, что не думал просто свернуть тебе шею в тот знаменательный день.

— Ты мне тоже не понравился.

— Серьёзно?

— Было темно, я тебя не видел толком и мог судить только по голосу.

— И что не так с моим голосом?

— Ты звучал, как пьяный, старый, одинокий извращенец. — Я медленно осмотрел его, словно говоря: «да ведь так оно и есть».

— Я теперь не одинокий, — поправил меня мэтр.

— Не за что. — Как если бы я своим появлением сделал ему подарок в честь моего же дня рождения. — А что ты мне подаришь?

Он поднялся на ноги и прошёл к своим шмоткам. Ему потребовалось время, чтобы найти нож.

— Я его только сегодня наточил. — Он продемонстрировал мне внушительного размера лезвие.

— Э-э… спасибо.

— Закроешь глаза? — Я не понимал, что происходит, но глаза всё-таки закрыл. Я помнил, что это необходимое условие получения подарка. — Не подглядывай.

Я не сразу понял, что он разрезал на мне футболку. Лезвие рассекло ткань, словно паутину. Как хорошо, что я отправил свой «бронежилет» в стирку.

Я задышал чаще.

— Не дёргайся, иначе я тебя пораню.

— Я мог бы и сам раздеться, — едва слышно произнёс я.

— Я не раздеваю тебя. Я тебя переделываю.

— Чего?

— Это операция.

— Ты, похоже, слишком пьян для неё.

Но почему-то именно у меня дрожали руки, а не у «хирурга». Он ловко срезал с меня штаны и бельё, потом разул. Я услышал, как клинок просвистел и вонзился в стену за моей спиной.

Хмурясь и кусая губы, я прислушивался. Кажется, он сорвал бумагу с того свёртка… шорох ткани…

— Начнём с этого. — Мэтр вновь оказался рядом… внизу… я почувствовал его прикосновение к ступням. — Держись за меня. Подними одну ногу… а теперь вторую… вот так.

Он надел на меня трусики. Из такой лёгкой ткани, что я бы уже через минуту забыл о том, что они вообще на мне есть, если бы кожа в этом месте не горела от чужих прикосновений. Потом Многорукий зашёл мне за спину и… по ощущениям это был более удобный и изящный вариант моего топа, но надевался он не через голову. Нужно было просунуть руки и застегнуть крючки на спине.

— Ты не поглядываешь? — Его шёпот щекотно обжёг шею.

— Нет.

— Хорошо, сейчас будет самое интересное.

Он знал, насколько любопытным я бываю, поэтому теперь издевался.

Что же ты задумал?

— Эта вещица отлично тебе знакома. — Я опять почувствовал его пальцы на лодыжке. Мне пришлось наклониться и схватиться за его плечи, пока он раскатывал по моей ноге что-то такое же невесомое, как и бельё. — Когда я увидел тебя в ней в прошлый раз, ты меня не впечатлил, но сейчас…

Резинка обтянула бедро.

— Да, заявись ты ко мне в таком виде, я бы решил, что ты сошёл с обложки одного из моих любимых журналов. — Он надел на меня второй чулок. — Недотрога. Знаешь, как ты выглядишь? Словно от одного прикосновения к тебе, в самом деле, можно умереть.

Я не понял, хорошо это или плохо, но решил воспользоваться случаем, чтобы попросить:

— Если так… то я сфотографирую тебя?

Он долго молчал, очевидно, собираясь отказать мне.

— Я ещё слишком живой для этого.

— Ничего. Когда помрёшь, у меня хоть что-то останется от тебя на память.

Он шлёпнул меня по заднице, и я ахнул, но глаза не открыл. Что-то мне подсказывало, что он ещё не закончил свою «операцию».

Дальше были туфли. Он поставил меня на высоченные каблуки, и я задумался над тем, как Крис вообще мог ходить в чём-то подобном и не схлопотать себе перелом.

— Осталась последняя деталь. — Я услышал шелест… фантиков? — Вишенка на моём персональном торте.

Почему это я должен играть роль торта на собственном дне рождении?

Он надел на меня эту вишенку, потом ещё долго возился с завязками на спине, а когда закончил, отошёл в сторону и присвистнул.

— Видеть тебя в чём-то настолько ярком и милом… довольно непривычно.

Я пощупал себя, хмурясь. Под ладонями было слишком много ткани… пышная юбка… рукава фонариком… корсет обшит какими-то бусинами…

— Я превратил тебя из сумасшедшего убийцы в прекрасную принцессу.

— Уже можно смотреть?

— Ага.

Я распахнул глаза и тут же зажмурился от обилия цвета. Ярко-розовый атаковал меня, чуть не сбивая с ног.

— Что это ещё за?.. — прошептал я, начиная осторожно себя разглядывать. То, что на мне было надето, в самом деле, походило на оружие психологического воздействия.

Это платье даже отдалённо не напоминало элегантные наряды королевы. Оно было объёмное, шуршащее, блестящее и… вопиюще розовое. Натуральный конфетный фантик.

— Это не создано для того, чтобы его носили люди, — прошептал я в ужасе.

— В такое наряжают «куколок».

Ну, тогда я счастлив, что не стал одним из этих бедолаг.

Я попытался сделать шаг и едва не грохнулся, наступив на юбку.

— Всем нам придётся привыкнуть к твоему новому… образу. — Мэтр следил за мной, сидя на кровати.

— Ещё чего! — отрезал я, пытаясь найти застёжку. До шнуровки на спине я не мог дотянуться, но похоже иначе его было не снять. Я чувствовал себя так, словно этот кукольный кошмар взял меня в плен.

— Не хочешь быть миленькой «куколкой»?

Подобрав юбки, я пошёл к ножу, который торчал из стены.

Пора сделать очередную операцию.

— Ни «куклой», ни элиминатором. Может, хочешь стать «мебелью»? Нет? Я лишь пытаюсь помочь тебе определиться.

Я завёл нож за спину и поддел кончиком шнуровку. Мэтр меня не останавливал, поэтому я расслабил корсет и спустил платье к ногам.

Обойдёмся без вишенки.

— Стриптизёршей? — гадал Многорукий, наблюдая за тем, как я перешагиваю через платье. Я подошёл к его снаряжению, убрал нож в кобуру и взял в руки фотоаппарат. — Или моделью?

Я вернулся к своему платью и сел в облако розового тюля, скрещивая ноги. Я долго возился с настройками, после чего навёл объектив на мэтра. В самый первый раз нажать на кнопку оказалось так же страшно, как и на спусковой крючок пульсара. Когда же я сделал это, ещё долго не мог поверить в то, что это так просто… и что он мне это позволил.

— Хочешь, чтобы я показал, как это делается? — спросил Многорукий, и я совершенно растерялся. — Я в этом не профессионал, но, думаю, на мне слишком много одежды.

Ла-а-а-адно.

Он ещё не до конца снял с себя футболку, а я снова нажал на кнопку. И вовсе не потому, что поймал удачный кадр. А потому что нервничал так, что руки перестали меня слушаться.

Когда Многорукий поднялся и взялся за пояс штанов, я понял, что покончу с собой, если снимки выйдут смазанными. Вряд ли когда-нибудь я смогу заставить его повторить что-то подобное.

Оставив штаны на полу, он выпрямился и потянулся. У нас было бельё в тон, и уже просто отметив это, я завёлся. Черная ткань обтянула его эрекцию, и я уставился на неё с открытым ртом. Короче, вёл себя совсем не профессионально.

— Как насчёт крупного плана? — спросил Многорукий.

Он шагнул ко мне со своей фирменной развратной ухмылочкой, и я не упустил момент. Собственно, это был последний снимок в нашей фотосессии. Когда мэтр застыл напротив, очень близко, руки у меня опустились под тяжестью фотоаппарата.

— Или на мне всё ещё много одежды?

Для того, что я задумал — да.

Я не помнил, куда дел фотоаппарат, просто в следующий момент мои ладони уже были свободны и скользили по мускулистым бёдрам вверх. Розовое облако зашуршало, когда я встал на колени и приподнялся. Я хотел заглянуть мэтру в лицо, чтобы узнать наверняка, что он думает об этом, но не стал. Потому что испугался… что он меня остановит… что я как всегда испорчу момент… что испугаюсь ещё сильнее…

Мои руки оказались на его пояснице, и я прижался лбом к низу его живота, пытаясь успокоиться. Боже, он такой твёрдый везде… я никогда не прикасался к нему так, поэтому только теперь смог оценить наши различия. Кроме самых очевидных, застывших у меня перед глазами.

Я высунул язык и провёл им по коже над резинкой белья. И, кажется, возбудился от этого даже сильнее, чем Многорукий.

— Ну как я тебе на вкус?

— Потрясающий, — прошептал я, стягивая с него трусы и в очередной раз отмечая: эта штуковина в меня не влезет.

Если его член стал таким огромным из-за меня, то выходит, я сам себе вырыл могилу. Как он вообще помещается в его штанах? Выглядит болезненно… И точно, Многорукий выругался, когда я сомкнул на нём пальцы. Странно, что он такой горячий и твёрдый, но при этом такой чувствительный здесь. Совсем не выглядит хрупким, но каким же уязвимым и нетерпеливым он делает это чудовище.

Я прислонил его к своей щеке, к закрытым векам, прижался губами.

— Чтоб тебя, Габи… — Голос мэтра звучал сдавлено. — Я до этого самого момента не мог поверить, что люди в здравом уме могут поклоняться члену. Но похоже, твои предки были преданными служителями фаллического культа. Генетическая память в тебе проснулась совсем не вовремя.

— Что?

— Сейчас ему молиться совершенно не обязательно, — прошипел Многорукий. — Просто возьми его уже в свой сладкий рот.

Сжав волосы у меня на затылке и обхватив себя у основания, он толкнулся в мои губы. И я позволил ему скользнуть внутрь… ещё глубже… пока воздух не перестал поступать в лёгкие… Он замер, а потом оттянул меня за волосы назад. Он всё ещё не мог намотать их на кулак, но держал так, что я не способен был пошевелиться. В этом, наверное, и был весь смысл. Он решил сделать всю работу за меня. Это было обидно, чёрт возьми, но, очевидно, я не справился бы с этим так же хорошо… Хорошо… Просто отлично… Судя по выражению лица, Многорукому уже давно не было так приятно.

Когда я посмотрел на него, он простонал, и я понял, что это единственное, что от меня требуется. Просто наблюдать и позволить ему делать то, что он хочет.

Как всегда.

Я инстинктивно раздвинул ноги. У меня опять ныла грудь, и я сжал её. Но облегчение сменилось тянущей болью в самом низу. Я попытался сосредоточиться на том, что происходит у самого моего лица. И это было не трудно, учитывая размеры мэтра, его жестокую хватку на моих волосах и грубый ритм. Но беда в том, что именно это и заставляло всё тело гореть… Мне хотелось облегчения. Но вовсе не от нехватки воздуха и тошноты.

Я стиснул соски пальцами через тонкую ткань. И когда понял, что этого недостаточно, убрал её вниз, освобождая грудь. Мэтр что-то прохрипел про чтение его мыслей. Я поднял на него глаза и под его пристальным взглядом опустил одну руку между своих бёдер.

Он не досмотрел до конца. Запрокинув голову, он толкнулся в мой рот последний раз и замер. Я почувствовал вязкую влагу и соль на языке, и хотя всё уже было закончено, я нежно пососал самый кончик, потом высунул язык и облизал ствол.

Многорукий тяжело дышал, подставив лицо свету лампы.

— Пойди выплюнь… — хрипло сказал он.

— Что?

— Что-что, сперму, балда.

— Я её проглотил.

— Что ты сделал? — Он опустил голову и посмотрел на меня так, что я поторопился вытереть рот тыльной стороной ладони.

Я почувствовал, как краснею под его взглядом, хотя после всего, что я делал, это было ну просто нелепо. Я отвернулся, но мэтр обхватил мой подбородок. Его большой палец скользнул по моим припухшим губам. А потом Многорукий присел и наклонился ко мне.

Я понял, что он собирается меня поцеловать.

— Нет… нет, не надо… я же только что…

Меньше всего я хотел испортить наш первый поцелуй. Я был к этому морально не готов, поэтому дёрнулся в сторону, правда, надеясь сбежать. Многорукий вдавил меня в ложе из тюля и кружев собственным весом, повернул мою голову и накрыл мой рот своим.

О боже… ощущение его обнажённого тела сверху, давление его бёдер на мои, его лицо так близко к моему… его язык двигался у меня во рту…

Кажется, я начал терять сознание. Почувствовав, что я подозрительно расслабился, мэтр отклонился. И тут же встряхнул меня, приводя в чувства.

— Я тебя поцеловал или изнасиловал? — спросил Многорукий, нахмурено меня разглядывая. Кажется, видок у меня был тот ещё. — Я давно не практиковался, но и представить себе не мог, что всё настолько плохо.

Я кончил, вот насколько всё плохо.

Я зашевелил губами.

— Что? — переспросил мэтр, наклоняясь.

— Почему бы тебе… не попрактиковаться… сейчас?

Глава 36

К слову о практике.

После очередного задания, я понял, что больше так продолжаться не может, и поэтому спросил:

— Ты не хочешь научить меня каким-нибудь приёмам? Чтобы я помог тебе в случае чего. Может быть однажды… ну, знаешь… всякое может случиться.

Мэтр одобрительно улыбнулся.

— Захотелось людей убивать?

— Все и так думают, что я только этим и занимаюсь.

— И ты решил, что пора начать оправдывать своё грозное прозвище?

Грозное? Оно больше подошло бы порнозвезде.

— Я решил стать чуть менее бесполезным.

— Лучше бы ты сказал, что хочешь людей убивать. — Многорукий разочарованно вздохнул, но уже через секунду откинул недокуренную сигарету. — Ладно, иди сюда. Приём, который я тебе сейчас покажу, убийственный. Выведет из строя любого. Применяй его лишь в самом крайнем случае, понял?

Я не мог поверить своему счастью. Мэтр собрался поделиться со мной секретом непобедимости. Я, в самом деле, стану его учеником.

Я чуть не выпрыгивал из штанов от нетерпения, но Многорукий медлил.

— Даже не знаю, стоит ли тебя ему обучать. Как бы мне это боком не вышло.

— Ну пожалуйста!

— Когда ты так просишь, тебе хрен откажешь, — проворчал он. — Запоминай. Тут главное не столько сила, сколько точность.

Я кивнул, чувствуя, что с каждым новым словом заряжаюсь его мастерством.

— Удобнее всего выполнять его правой ногой.

— Ясно.

— Поднимаешь её.

— Вот так?

— Целишься противнику в пах и бьёшь. — Когда я попытался, мэтр вскричал: — Не на мне! Ты с ума сошел?! Вон на том парне попробуй.

Это был ценный урок.

В будущем убийственный приём не раз спасал мне жизнь. Особенно после того, как я начал выступать в шмотках, купленных Многоруким. Да, однажды я подавил в себе желание сжечь свой подарок и взялся за ножницы. Решив, что всё равно не смогу испортить это платье, я укоротил юбку. Настолько, что стоило мне наклониться, и публика бы оценила моё прекрасное нижнее бельё. Я отрезал рукава, оставив один корсет. Из большого кошмара я сделал маленький и был доволен проделанной работой.

Я продемонстрировал свой новый сценический наряд Майлзу и Фрику в самый подходящий момент. Когда они подкидывали монетку, гадая: закрывать им бар, в котором обосновались уже два элиминатора-психопата, или подождать ещё неделю, после чего снова кинуть монетку?

Они были так увлечены этим делом, что не услышали, как я спустился с лестницы.

— Я кину, — заявил Майлз.

— Главное не кинуть, а поймать. У тебя хоть раз это получалось?

— Сейчас точно получится.

— Ну-ну.

Монета завертелась в воздухе, пролетела между пальцев Майлза, звякнула об пол и покатилась прямо к моим ногам. Я пригвоздил её к доскам каблуком.

Фрик и Майлз замерли. Их взгляды медленно поднимались от моих туфель… по ногам, обтянутым чулками… по пышной миниатюрной юбочке… корсету, визуально уменьшающему талию и увеличивающему грудь… обнажённым плечам… шее… к лицу.

— Чёрт меня подери, — прошептал Майлз. — Ты выглядишь прям в точности как женщина, братишка. Сиськи как настоящие. Я потрогаю? Как ты это сделал?

Фрик раздражённо выдохнул.

— Они и есть настоящие.

— Что?!

— Габи с нами живёт уже полгода, а ты только сейчас это понял?

— А ты когда это понял? — Он обернулся к нему, продолжая щупать мою грудь. — Почему мне не сказал?

Фрик указал на его руки: вот поэтому.

— Я не сплю? — спросил Майлз, и я покачал головой. — Прости, я не могу остановиться… Многорукий меня убьёт, если узнает?

— Я ему не расскажу.

— Хотя теперь и умереть не жалко, — рассудил Майлз. — Станцуешь на барной стойке?

— Ага. А ты поможешь мне корсет потуже затянуть?

В общем, в скором времени я начал вовсю отрабатывать убийственный приём на клиентах нашего бара, которые плевать хотели, что я не вхожу в меню, и что Многорукий может сломать им хребет за посягательство на его собственность.

Хотя мэтр относился к посетителям снисходительно, может даже с каким-то садистским сочувствием. Он любил занять место в углу и следить из полумрака за тем, что я вытворяю.

Я мог пинать пустые бокалы, залезая на чужие столы. Мог забрать у Фрика шляпу, пока он играл на рояле, и надеть себе на голову, решив, что это отлично дополнит мой костюм. Я мог упасть мэтру на колени и начать целовать его при всех, потому что я обожал его целовать, а он был не против выставить нашу любовь напоказ. Ведь он был животным, не знающим стыда. А я расшалившимся ребёнком, который нашёл подходящую игровую площадку.

— Тебе нравится это? — спросил меня мэтр после очередного такого шоу, когда я без сил лежал рядом с ним на нашей узкой кровати.

— Что? — сонно отозвался я.

— Быть женщиной?

Несмотря на то, что у меня были все данные, чтобы полноправно ей считаться, я ею не был. Поэтому не знал, как ответить на этот вопрос, иначе как:

— Мне нравится быть твоей «женщиной».

— Быть женщиной для других мужчин, — пояснил Многорукий. — Наряжаться, танцевать, петь…

— Я делаю это для Майлза и Фрика, как их друг. Чтобы привлечь посетителей. Для этого я нарядился бы кем угодно. Без разницы.

— Ты хороший друг, Габи.

— А «женщина»?

— Лучше не придумаешь.

— Расскажи, — попросил я, утыкаясь в его шею.

Мне никогда в жизни не пели колыбельных, но если бы у меня был выбор, я бы предпочёл слушать перед сном признания Многорукого.

Он вздохнул.

— Ты преданный. Ты до сих пор не пытался от меня сбежать, хотя я бы на твоём месте уже давно дал дёру. Ты не любишь болтать, но обожаешь слушать.

— Да, я обожаю.

— Ты словно с другой планеты, о которой я раньше ничего не слышал. В иные моменты я думаю, что уже точно изучил тебя, но потом ты что-нибудь выкидываешь, и я понимаю, что не знаю тебя. Мне нравится, как ты смотришь на меня. На меня так никто раньше не смотрел.

— Это всё потому, — бормотал я, — что ты никому раньше не предлагал себя в качестве шлюхи.

— А я хорош в этом?

— Лучше не придумаешь, — повторил я его слова.

— Вот об этом я и говорю. Если бы прошлый я узнал, как сильно я сейчас хочу, чтобы ты оседлал моё лицо, он бы покончил с собой.

— Правда?

— Да, у тебя там так гладенько и нежно. А как ты красиво выстанываешь моё имя, когда я…

— Нет, я про… ты был таким заносчивым сукиным сыном раньше?

— Ты даже не представляешь каким.

— Ты бы тоже прошёл мимо меня в том коридоре?

— Конечно, но не так быстро, как Рэймс. Если бы какой-нибудь приютский сопляк обратился ко мне, я бы решил, что просто проигнорировать его — слишком милосердно.

— А если бы я сделал вот так? — Я скользнул рукой по его животу в самый низ. — И попросил взять меня? В том самом коридоре?

— Чёрт… — Мэтр откинул голову, когда я сжал его член. — Может, я и подумал бы…

— Я бы сказал: взгляни на меня. Ничего интереснее ты не найдёшь ни здесь, ни где-либо ещё.

В следующую секунду Многорукий подмял меня под себя, но не для того, чтобы поцеловать или войти. Он чуть сместился вбок и вниз, в самом деле, придирчиво меня осматривая. В полной темноте.

Это напомнило мне день нашей первой встречи, и я возбудился ещё сильнее.

— И ты бы не солгал, — признал мэтр через минуту, и я почувствовал прикосновение к своей груди. — Если бы я был энитом, я бы сделал тебя своим ликтором.

— Почему не «куклой»?

— «Куклы» и «мебель» — домашний аксессуар, а я бы захотел тебя всюду за собой таскать. Я бы поставил тебе идентификационный пирсинг… — Он наклонил голову, обхватывая губами сосок, а потом сжал зубами так, что я громко простонал. — Да, именно сюда.

Если бы он дотронулся до меня там, сказав это, я бы кончил от одной только этой мысли. Проколоть сосок…

— Вообще-то, его ставят на видное место, — сказал я, не узнавая собственный голос.

— А я бы поставил сюда. Или вот сюда. — Он сжал другой сосок пальцами. — У тебя такая красивая грудь, Габи. Я бы захотел поставить свои знаки именно на то, что мне нравится в тебе больше всего… — Он потянулся к моему лицу. — На твой нежный язык, например.

Я подался ему на встречу, запуская пальцы в его волосы. Сон как рукой сняло. Я отвечал мэтру равной жадностью, притягивая его к себе, ближе, теснее, пока этот поцелуй не стал напоминать попытку сожрать друг друга живьём.

— Я теперь не могу не думать об этом, — признался мэтр, отклоняясь. — Твой рот стал бы ещё слаще, Габи, правда?

Я согласно простонал в ответ, опуская руки между нашими телами. Обхватив его член, я отвёл одно колено в сторону, открывая себя для него. Я возился некоторое время, потому что мэтр не хотел мне помогать, а разница в росте была единственным препятствиям для сиюминутного соединения наших тел.

А потом я почувствовал обжигающее прикосновение к своим складочкам. Только тогда мэтр взял себя в ладонь, а я откинулся на подушки, позволяя ему сделать всё самому.

Боже, наконец-то я почувствую его внутри себя…

— Да ты, похоже, хочешь этого не меньше меня, — заметил Многорукий. — Ты так завёлся…

— Да, я хочу.

— Вот здесь я бы тоже хотел увидеть маленькое колечко. Здесь и на твоих миленьких розовых сосочках… Ты такой отзывчивый, Габи. Даже не верится, что ты можешь стать ещё более чувствительным.

Мне тоже не верилось. Если же это произойдёт? Я точно свихнусь. Я уже почти…

Я обхватил ладонями свою грудь, подаваясь бёдрами навстречу его прикосновениям.

— Разрешишь их проколоть, Недотрога?

— Да, пожалуйста.

— Ты потерпишь для меня?

— Я сделаю всё для тебя. — В тот момент я готов был умереть за то, чтобы он мне просто вставил.

Но он не стал этого делать, кончив мне на бёдра.

Сердце пропустило удар, когда я почувствовал, как он поднялся с кровати. Потом стёр с моей кожи своё семя. Коротко поцеловал между ног, чем сделал только хуже.

— Куда… куда ты? — прошептал я в ужасе, когда услышал шорох одежды.

— Не могу терпеть, — отозвался Многорукий. В его низком голосе, который становился старше в темноте, слышалась улыбка. — Хочу заняться этим немедленно.

Он противоречил сам себе.

— О чём ты?!

— Я найду специалиста, и мы сделаем это уже завтра.

— Сделаем… — Мы словно разговаривали на разных языках.

— Украсим твои самые сладкие местечки. Спи.

Когда за ним захлопнулась дверь, я испустил беззвучный вопль. После чего яростно довёл себя до оргазма. Пару раз. Пару десятков раз. Измотав себя совершенно, я раскинул руки в сторону и закрыл глаза. Вся кровать была в моём распоряжении, но меня это совсем не радовало.

Бросить меня в такой момент…

Я решил, что никогда его не прощу. Но я простил, ещё даже не проснувшись, потому что во сне он делал со мной снова и снова то, что не сделал наяву.

Глава 37

Многорукий нашёл специалиста и повёз меня к нему, едва вернулся. Я даже не успел толком проснуться и пару раз чуть не свалился с байка, потому что решил вздремнуть. А потом я обнаружил себя в медицинском кресле среди запахов антисептика и мочи, которые катапультировали меня прямиком в прошлое, в приют.

И мне стало не до сна.

Широко распахнув глаза, я осмотрелся. Хирургические инструменты, иглы и всё, что только можно вставить в свою кожу и носить без последствий. Что ещё хуже? На мне не было одежды. Вообще.

Я оказался в камере пыток.

— Страшно? — раздался голос мэтра слева от меня, и я повернул к нему голову.

— Нет.

— Этот мужик делает пирсинг вещицам энитов. — Многорукий решил рассказать мне, у кого мы гостим. — Он обычно работает с детьми, так что с тобой ему будет в разы проще.

С детьми? Тогда ясно, почему здесь так пахнет.

— Он — надёжный человек, к нему частенько обращаются всякие извращенцы. Так что он никому не разболтает и сделает всё профессионально.

О, какое облегчение, что мы такие не первые.

— И встаёт у него только на деньги, так что можешь расслабиться.

Я попытался, но, чёрт, этот запах.

Мэтр провёл пальцем по моей руке, на которой каждый волосок встал дыбом.

— Замёрз?

— Немного.

— Скоро всё закончится.

— Ага.

Я дал шанс дыхательным упражнениям. Без толку.

— Я тоже проходил через это. С татуировками, — сказал мэтр через минуту, поняв, как сможет меня успокоить и мотивировать. — Это заняло… месяц, наверное. Но оно того стоило.

Согласен. Если я буду смотреться хотя бы вполовину так же круто с металлом в теле, как мэтр с многоруким божеством на спине, я готов проторчать здесь месяц. День? Без вопросов.

А потом в комнату вошёл мастер, и вся моя смелость улетучилась.

— Вообще-то, я принципиально не подбираю клиентов с улиц… Вы же там круглые сутки только и делаете, что сношаетесь, как дикие животные. Просто в качестве исключения поверю, что вы не заразные.

Наверняка, за это исключение Многорукий заплатил даже больше, чем за саму операцию.

— Больно не будет, — обратился мастер ко мне, демонстрируя какой-то флакон. — Я побрызгаю вот этой хернёй, так что обоссаться ты можешь только от страха. Поэтому советую закрыть глаза и не смотреть.

Закрыть глаза? И мысленно перенестись в приют? Чёрта с два.

— Что касается процесса заживления. Я так понимаю, вам нужен результат как можно скорее.

— Да, — ответили мы хором.

— Ну ещё бы. — Он натянул на руки латексные перчатки. — Я дам вам средство. Вот это. Тут написано, как им пользоваться. Заживать будет болезненно, но быстро. Недели две максимум, потом можете извращаться как вашей душе угодно.

Две недели? Ему кажется, что это быстро?

Многорукий две недели не будет целовать меня, трогать мою грудь, доводить до оргазма языком и губами. И это после того, как вчера меня обломали с полноценным сексом?

— Далее, — продолжил мастер, не обращая внимания на мой жалобный взгляд. — У меня не самый богатый ассортимент украшений, но вам придётся выбрать из того, что есть.

— Сам выберешь? — спросил Многорукий, но я покачал головой.

— Ты.

Он определился довольно быстро, а потом посмотрел на меня, словно уже предвкушал увидеть эти три маленьких колечка на моём теле. Его взгляд завораживал, а потом я увидел краем глаза, как хозяин кабинета натягивает на лицо стерильную маску и начинает обрабатывать иглы.

— С чего начнём? — спросил мастер, и Многорукий оставил этот выбор за мной.

Глядя на них исподлобья, я высунул язык.

* * *

Именно он зажил быстрее всего. Язык перестал болеть как раз в тот момент, когда я собрался умереть от голода. Опухоль спала, и я смог отчётливо произнести:

— Какого чёрта я на это согласился?

Украшение во рту ощущалось непривычно. Внизу же было всё намного хуже. Насущные потребности превратились в пытку. Я не мог спокойно ходить в туалет. Я не мог спокойно есть. Я не мог спокойно спать.

Я подумывал о том, чтобы написать прощальную записку.

Первую неделю я лежал на кровати на спине голым. Если же мне нужно было спуститься вниз или дойти до ванны, я надевал «бронежилет».

Однако во всех этих ужасах выздоровления был один неоспоримый плюс. Ни при каких других обстоятельствах я не увидел бы, насколько Многорукий может быть заботливым. Он взял на себя все хлопоты о моём израненном теле, превращая обработку антисептиком и заживляющей мазью в настоящий ритуал.

Он сажал меня на свои колени к себе спиной и принимался играть в доктора.

— Не могу дождаться, когда, наконец, смогу поиграть с тобой, Габи, — шептал он, обеззараживая ранки, а потом нанося мазь на соски. Прохладно… нежно… скользко… — Посмотри, как ты реагируешь… Совсем скоро я попробую тебя здесь. Оближу и потяну зубами. Да, твоё тело создано для того, чтобы я ласкал его. И, думаю, это займёт больше двух недель.

Когда я поднял руку, чтобы прикоснуться к себе, мэтр ударил по моим пальцам.

— Даже. Не. Думай. Если ты всё испортишь своим грёбаным нетерпением, я очень расстроюсь.

— Тогда делай это молча!

— Ты слишком красивый, смотреть на тебя молча — преступление, за которое нужно ввести смертную казнь. — Я послал его к чёрту, но Многорукий развёл мои бёдра, разглядывая маленькое колечко на складочке, закрывающей клитор. — Рассказать тебе сказку о Тантале?

Лучше её, чем он будет и дальше говорить, что сделает со мной, когда все проколы заживут.

Когда же они заживут? Когда же?.. Я не мог вспомнить ничего, что ждал бы с таким нетерпением, как истечения двухнедельного срока теперь. Под конец я начал осторожно к себе прикасаться. Тайком, потому что стоило мэтру это заметить, как он выходил из себя.

— Руки!

— Уже совсем не больно.

— Хочешь, чтобы я тебя связал?

Да.

— Нет.

— Раз так, не смей себя трогать.

— Тогда потрогай ты.

— Я не так давно обработал их, — не поддавался он.

— Ну так обработай ещё раз. Лишним не будет, правда?

Мэтр покачал головой. Сидя за столом, он занимался «обработкой» оружия, и если учесть, что он любил его так же нежно, как и меня, я мог просто расслабиться.

— Предвкушение — половина удовольствия, Габи.

— Представляю, какое удовольствие ждёт тебя, когда ты, наконец, мне вставишь, — пробормотал я.

— Ты куда-то торопишься? — Многорукий был спокоен, потому что в отличие от меня мог справиться со своим возбуждением за пару минут. Я же с каждым днём становился всё психованнее. — У нас вечность впереди. Я тебе ещё надоесть успею.

— Странно, что при своей работе ты можешь быть уверен хоть в чём-то.

— Я уверен только в себе. — Подумав немного, он добавил: — И в тебе.

— Напрасно. Завтра я планировал удавиться с тоски.

— Худший способ отомстить мне. Я в любом случае тебя трахну, а вот ты ничего не почувствуешь.

— Да, похоже, это самое большее, на что я могу рассчитывать. Всё равно когда ты решишь, что предвкушать уже достаточно, я помру от старости.

Он посмотрел на меня так, словно собирался послать всё к чёрту и как следует меня наказать.

— А ты мазохист, Недотрога.

— Лучше быть мазохистом, чем некрофилом. — Я отвернулся, не выдержав его взгляда. — Шлюха из тебя такая же, как из меня элиминатор. Первое место в рейтинге при том, что я всё делаю за тебя.

— Не смей. Себя. Трогать. — Он использовал тон, который каждый раз вынуждал меня подчиняться. Может, это были какие-нибудь энитские штучки, а может я просто признавал в нём неоспоримый авторитет на примитивном уровне инстинктов.

Я сдался.

— Ладно. Тогда я найду себе другое развлечение, если ты не возражаешь, — сказал я, приближаясь к нему со спины. Положив руки ему на плечи, я опустил их… провёл по его груди… наклонился и ощупал его брюки. — Как насчет вот этого?

Я вытащил из его кармана лицензию. Свою. Проверил заказы, которых накопилось предостаточно за эти две недели.

— Хочешь погулять? — поинтересовался мэтр, и я согласно промычал.

На этот раз мне захотелось забраться куда-нибудь подальше. Где мы с мэтром ещё не были. Я обожал путешествовать. И если погода завтра будет нам сопутствовать? Вылазка — единственное, что спасёт меня от самоубийства.

— Вот здесь, — решил я, поворачивая к мэтру карту.

Он уменьшил масштаб, прикидывая, сколько времени уйдёт на дорогу.

— Я знаю это место, — сказал он, забирая лицензию из моих рук. — Тут частенько проводят подпольные аукционы… — После недолгих манипуляций, мэтр добавил: — А вот и его организатор.

— И в чём его обвиняют?

— В измене. — Мэтр кинул лицензию мне. — Наверняка, продал какому-нибудь эниту некачественный товар по завышенной цене. Заразную «куклу». Или подслеповатую «мебель».

Я посмотрел на фотографию цели и подумал, что мужика решили прикончить просто за паскуднейшее выражение лица. И это не шутки. Кому как ни мне знать, насколько опасно в наше время обладать неправильной внешностью.

Хотя в этом случае определённо замешаны большие деньги.

Изучив бандитскую физиономию в достаточной мере для того, чтобы узнать её в толпе, я упал на кровать и достал из-под подушки другие снимки. Вот на что я мог смотреть вечно…

Обернись на меня мэтр, он бы сказал, что глупо любоваться жалкой копией, когда в нескольких метрах от тебя находится несравненный оригинал. Но с известных пор несравненный оригинал не смотрел на меня так, как жалкая копия. Жалкая копия похотливо ухмылялась и всем своим видом выражала желание засунуть свою огромную штуковину, натянувшую ткань белья, поглубже в меня. Жалкая копия нестерпимо меня хотела. Всегда.

Не сводя с неё глаз, я провёл рукой по животу и погладил себя между ног. Две недели не такой уж и большой срок воздержания, но, чёрт, как же приятно было просто прикоснуться к себе. Пусть даже и вполовину не так грубо, как хотела жалкая копия и я сам.

Я вспомнил, каково было ощущать его во рту, какой он был горячий, невыносимо большой и твёрдый. Его вкус на языке…

— Руки! — рявкнул мэтр, и я отдёрнул ладонь так, словно обжёгся. — Если ты занесёшь туда какую-нибудь дрянь, и мне придётся ждать ещё два месяца, я тебя нахрен убью.

Уткнувшись в подушку, я захныкал натуральным образом.

Нет, я не доживу до завтрашнего дня.

Прода

Глава 38

Я понял, что пропал, ещё когда спускался по лестнице.

Никогда прежде собственная одежда меня не возбуждала. Теперь? Каждый шаг грозил довести до оргазма. Бельё прижимало украшения к соскам и клитору, и хотя ткань была совсем не так искусна, как мэтр, я краснел и стискивал зубы от бессильной злости. Это можно было бы считать самым настоящим изнасилованием, если бы только речь не шла о лифчике и трусах.

А потом я перекинул ногу и сел на байк позади мэтра.

Кажется, я ошибся, когда решил, что мне полегчает, как только я сяду. Эта поза… и давление шва между ног… Я не мог думать ни о чём приличном.

Это было плохо само по себе и совершенно недопустимо, если учесть, куда мы собрались ехать.

Я поёрзал, пытаясь устроиться поудобнее на сиденье и свести давление на промежность к минимуму.

— Ты что там делаешь? — спросил Многорукий, надевая очки. — Трахаешься с моим байком?

Да, похоже, это единственное, что мне остаётся.

— Поехали, — бессильно бросил я, завязывая волосы в высокий хвост.

— Как предпочитаешь? Быстро или хочешь любоваться «красотами»?

— Быстро. Очень. — Я рассчитывал поскорее обстряпать это дело, но, как всегда, лишь глубже выкопал себе яму.

— Ну тогда держись покрепче. — Мэтр натянул на руки перчатки и наклонился к рулю. — Думаю, ты уже достаточно смелый, чтобы показать тебе, как резво может бегать этот малыш.

Он забыл, что я пережил две недели назад? После игл в самых чувствительных местах моего тела едва ли меня сможет напугать что-то настолько абстрактное и уже вполне привычное, как скорость. Как будто это не он гнал как бешеный, спеша доставить меня к развратных дел мастеру. Вот тогда было страшно, а сейчас…

Байк сорвался с места, и мой вопль остался далеко за нашими спинами. Ветер обжёг лицо, и я спрятался за плечами мэтра, обхватив его руками. Я смотрел вниз, на смазанное однотонное полотно дороги. И когда я признал, что да, он действительно ездит пугающе быстро, байк начал разгоняться.

Воздух становился всё твёрже. Он цеплялся за руки, сушил глаза. Его невозможно было протолкнуть в лёгкие. По ощущениям, минуты через три, когда он сгустится до состояния бетонной плиты, меня расплющит. Если перед этим я не задохнусь. Или не умру от разрыва сердца, которое просто обезумело от адреналина.

Если прибавить ко всему «веселье», которое творилось у меня в штанах? Это была та ещё поездочка.

Я понял, что мы начали замедляться, лишь когда услышал собственный крик. Оказывается, я верещал всё это время. Меня это напугало ещё сильнее, потому что, сидя в хирургическом кресле и истекая кровью, я даже не пикнул.

Это был позор.

Хуже только обоссаться при Рэймсе.

Я хватанул ртом воздух и почувствовал себя так, словно вернулся на землю из космического вакуума. Блаженство. Постепенно я начинал различать звуки и запахи… Запах мэтра и его куртки…

Когда он плавно затормозил, я чуть сместился на сиденье. Скользнул вперёд. Этого оказалось более чем достаточно. Закусив губу, я вжался лбом в его плечо и сильнее стиснул его руками, хотя теперь это было совсем не обязательно.

Кажется, Многорукий что-то говорил мне. В ушах звенело. Я даже не пытался понять, где мы находимся.

— Эй, ты слышишь меня? — Мэтр повернулся и отстранил меня. После чего присвистнул. — Ты что, кончил? — Вместо ответа я вновь уткнулся ему в плечо. — Тебе настолько понравилось?

— Серёжка… когда я задеваю её…

Мэтр издал низкий, чисто мужской звук, полный торжества.

— Я даже не представлял, что ты станешь настолько чувствительным.

— Я ходить спокойно не могу.

— Ты скоро привыкнешь. А до этого — так уж и быть — можешь использовать для самоудовлетворения мой байк, если он так тебе полюбился.

— Ты сделал это со мной! — Моя обличительная речь звучала просто как жалкое нытьё. — Я думал, что хуже быть не может, но ты сделал это… Превратил меня в какого-то озабоченного придурка. Я не могу думать ни о чём другом, даже когда просто дышу.

— Думай обо мне, Габи, — прошептал мэтр.

— Я не такой, чёрт тебя дери!

— Хочу, чтобы ты сошёл с ума от любви ко мне.

Я уже давно помешался на нём, а то, что происходило со мной сейчас… Даже люди поумнее в своё время вряд ли нашли этому название.

— Это нечестно.

— Наоборот. Только теперь и честно.

— Ты просто грёбаный эгоист.

— Напомни, кто тут только что кончил? А нам, между прочим, ещё далеко ехать. Очевидно, ты от этой поездки получишь намного больше удовольствия, чем я. И я не против. Наслаждайся, Габи. Только смотри поаккуратнее на поворотах.

В общем, он не собирался раскаиваться или помогать мне с этим. Поэтому я притворился смирившимся.

В конце концов, решил я, если станет невыносимо, я просто вытащу украшение. Наверняка, мэтр назовёт это предательством и будет долго беситься. Может даже опять повезёт к прокалывать-интимные-места-дельцу и заставит его добавить мне ещё пару безделушек в качестве наказания. Например, в пупке или губе.

У меня разыгралось воображение…

А этот ублюдок вместо помощи нарочно тормозил слишком резко, так что я каждый раз вжимался в него своими распахнутыми бёдрами. Поэтому к тому моменту, как мы приехали, я чувствовал себя взвинченным до предела. Мне нужно было кого-нибудь убить, и какая радость, что именно за этим мы сюда и приехали.

Не тратя время на изучение местности, я направился прямиком в толпу. Да, здесь почему-то было людно… Я вспомнил, куда мы собирались, и смекнул, что у нашей цели на сегодня намечен очередной аукцион.

Не разобравшись до конца, хорошо это или плохо, я обошёл очередь у ворот, вызывая оправданное недовольство со стороны гостей. Наряженные, богатые, скучающие, они обмахивались приглашениями, которого у меня не было.

У меня было кое-что получше. Но как оказалось, мне не нужно было доставать лицензию. У ворот дежурили Зоркие, и один из парней узнал меня, едва я приблизился.

— Ты же Недотрога, да? — Потом он посмотрел мне за спину. — Я так понимаю, вы тут по работе, ребята.

— Мы не задержимся, — заверил я, но Зоркий усмехнулся.

— Вы уж постарайтесь задержаться. Видите вон ту тачку? — Он указал себе за спину. У крыльца роскошного особняка, стояла новенькая, блестящая, чёрная аэромашинка. И это при том, что весь остальной транспорт парковался за пределами кованной ограды. — У хозяина этой вечеринки сегодня влиятельный гость. Уж не знаю, какие у них там дела, но лучше вам не наводить шороху, пока он здесь. Как только он укатит? Можете это место сравнять с землёй.

О, если учесть, как всё «удачно» складывается, именно этим всё и закончится. Досада на себя, Многорукого, гостя, который заявился так некстати, трансформировалась в жажду разрушения.

— Он надолго? — спросил я.

— Кто знает.

— Ты его видел?

Зоркий покачал головой.

— Нет, но поговаривают это кто-то из иерархов.

— Серьёзно? — Я посмотрел в сторону особняка. Один из иерархов забрался в такую дыру? Немудрено, что здесь столько народу. — Я пройду?

— Можешь гулять в саду, но в особняке своя охрана. Вряд ли они пропустят вас, за кем бы вы ни пришли. Так что повторюсь…

— Да-да, мы подождём, пока всё стихнет.

— Но не здесь, — раздался голос мэтра, и он схватил меня за локоть.

Когда он оттащил меня в сторону, я вырвал руку.

— Не здесь?! Мне разрешили в саду погулять. В саду, понимаешь?

— Мы сюда не за этим приехали. — Его голос звучал жёстко, что было просто уму непостижимо, если учесть, в каком прекрасном настроении он был пару минут назад.

— Именно за этим!

Он уже забыл? Я настоял на этой вылазке, потому что это единственный разумный предлог выбраться из дома. Я здесь не по работе.

— Сейчас это территория Зорких. — Многорукий намекал на то, что Зоркие и элиминаторы никогда между собой не ладили при всей общности наших целей. — Эти парни не уйдут отсюда, пока здесь находится иерарх. Они охраняют именно его, понимаешь?

— Какая разница? Он — не наша цель.

— Большая разница, Габи. Почему я каждый раз должен напоминать тебе о негласных правилах приличия?

— Нам разрешили остаться, ты же слышал.

— Ага, какой-то дебил, который, судя по всему, дрочит на твою фотографию. С первого взгляда тебя узнал, ну?

Не знаю, с чего я это решил, но Многорукого беспокоило что-то ещё. Что-то помимо Зорких.

— Ты не хочешь посмотреть на иерарха?

— Нет.

— А я хочу.

— Предпочтёшь глазеть на него? Или, может, хочешь ещё немного покататься?

Я утомлённо закрыл глаза.

— Ты издевался надо мной всю дорогу, мне нужно от тебя отдохнуть. Я просто буду стоять у того дерева. Просто стоять, ясно?

— С таким лицом просто стоять у тебя вряд ли получится.

— Что не так с моим лицом?

— На нём написано… — Он коснулся пальцем моего лба, начиная водить по «строчкам». — Я. Хочу. Чтобы. Меня. Похитили.

Его палец опустился на мои губы, и я оттолкнул его руку.

— Ну ясно.

— Если тебя увидит этот иерарх, он захочет тебя себе. Захочет украсть моего Габи.

— Отлично. Прокачусь на его крутой тачке.

— Вот так просто изменишь моему байку?

Показав ему неприличный жест, я пошёл обратно к воротам. Многорукий направился следом.

— Стой у своего дерева, Недотрога, — сказал он мне, когда мы прошли внутрь. — И постарайся вести себя прилично.

Вести себя прилично, стоя у дерева? Что это вообще значит?!

— Я так понял, у тебя появилась какая-то нездоровая тяга к неодушевлённым предметам, — пояснил мэтр. — Придержи её до дома, договорились?

— Не знаю, не знаю.

— Мы ещё поговорим об этом.

— Жду не дождусь.

— Я боюсь тебя оставлять, но мне нужно осмотреться.

— Да-да, проваливай уже, — пробормотал я, чувствуя себя неуютно.

Многорукий даже не подумал снизить громкость голоса и теперь на меня пялились все, кому не лень. И одно дело целоваться с ним в баре, когда на тебя смотрят, как на божество вне зависимости от того, какую фигню ты решил выкинуть, и совсем другое оказаться в окружении (даже такого) высшего общества, где на тебя смотрят с презрением вне зависимости от того насколько ты вежлив.

Я быстро затерялся среди гостей и, обернувшись, позволил себе свободно выдохнуть. Перед тем, как идти к дереву, я направился к особняку, чтобы поближе его рассмотреть. Старая архитектура. Совершенно отличается ото всего, что я видел раньше. Колонны, розетки, балкончики, мрамор, увитый живой зеленью. Всё родом из золотого прошлого. И тут эта ультрасовременная машина…

Я выругался сквозь стиснутые зубы, когда понял, что оставил фотоаппарат у Многорукого. А было бы здорово сделать пару снимков и показать их Майлзу и Фрику. Готов поспорить, они ничего подобного в жизни не видели.

Подобравшись поближе, я решил изучить её и потом просто передать на словах: чёрная, гладкая, мощная… Интересно она может ездить хотя бы вполовину так же быстро, как и байк мэтра?

— Даже не мечтай! — крикнул мне водитель, отгоняя. — Держи свои грязные руки при себе.

Подняв ладони, я отошёл. И занял наблюдательный пункт у того самого дерева. Его ветви спадали вниз шатром, и я спрятался в его тени. Мне почему-то показалось, что здесь — безопаснее всего. Безопаснее, чем в особняке. Намереваясь выглядеть непринуждённым и не привлекать лишнего внимания, я пару минут поразмышлял над позой. После чего расслабленно привалился спиной к стволу, скрестил руки на груди и согнул одну ногу в колене.

Но моя естественная поза не прошла проверку первым же прохожим.

— Ты посмотри, какие редкие цветы тут растут — кинул один мужчина другому. Их можно было назвать обычными людьми, если только сравнивать с энитами. Если сравнивать со мной? Они были Людьми с большой буквы. Какие-нибудь изворотливые дельцы, из числа тех, кого убивают элиминаторы, стоит тем оступиться. — Такого не было в прошлый раз, а жаль. Думаю, нужно посоветовать нашему другу высадить побольше… нарциссов.

— Отлично вписался в ландшафт, — поддержал его собеседник улыбкой. — Хотя уже увядает.

— Надеюсь, тебя выставят на торги, Нарцисс?

Я открыл рот и высунул язык, мол «отвали».

— Ну ещё бы у тебя не было хозяина. Может, познакомишь нас?

— Я не продаюсь.

— Мы на аукционе. Тут всё продаётся. — Он приблизился на пару шагов. — У тебя интересный голос. Опусти руки.

Он уже догадался о причине моего странного голоса, так что руки я опускать не стал.

— Не подходи к нему, он может быть заразным, — кинул его друг.

— Я тебя не обижу. — Мужчина зашёл в тень кроны, и я напрягся. — Не хочешь пройтись с нами?

Кроме фотоаппарата я забыл у Многорукого ещё и оружие. Я приготовился исполнить свой коронный приём на этом приставучем мужике, но его спутник «ударил» меня раньше.

— Рэймс не любит ждать, — сказал он.

О, так вот как чувствуют себя мужчины, когда их бьют по яйцам.

Глава 39

Рэймс.

Это имя преследовало меня последние пять лет, при том, что самому человеку, который его носил, не было до меня никакого дела. Я забыл внешность, которая за этим именем скрывалась, но не само слово. Оно словно заклинание связало меня с Многоруким.

Проси, как Рэймса…

Что бы Рэймс подумал …

Видел бы тебя Рэймс…

При том, что мэтр всеми силами воспитывал во мне ненависть к нему, за пять лет заместитель Бэлара перестал быть реальным человеком, и превратился просто в персонажа. Нарицательного. А теперь он здесь? В нескольких метрах от меня?

Трудно описать, что я почувствовал в тот миг, когда услышал его имя. Это было вроде выстрела в упор. По ощущениям мои мозги остались позади меня, когда я отошёл от дерева.

Я не знал, что делать, но знал, что делать что-то нужно.

Стянув резинку с волос, я обвязал её вокруг свисающей ветви дерева и догнал мужчин.

— Я познакомлю тебя со своим хозяином, если проведёшь меня внутрь, — сказал я, обращаясь к любителю нарциссов.

— Хочешь посмотреть на Черного иерарха? — догадался тот и сделал жест следовать за ним.

— Вовсе нет.

— Ты даже лжёшь очаровательно.

Я не лгал. Я шёл туда не за этим. Посмотреть? Мои замыслы были не так невинны.

— Я бы на твоём месте тоже из кожи вон лез, чтобы меня заметили. Но его не интересуют вещицы, даже такие прелестные, как ты. Он здесь не для этого. — И они вновь начали болтать о делах. — Теперь, когда наступило перемирие, он может продать нам… скажем, пару тысяч. За его солдат хорошо заплатят где угодно.

— Я знаю, что лучше, чем у него не найдёшь. Сойтись бы в цене.

— Рэймс запросит в любом случае меньше, чем эниты. Они скорее убьют всё поголовье, чем станут торговаться с такими выскочками, как мы с тобой.

Мы оказались внутри особняка, и я, вместо того, чтобы просто разведать обстановку и дождаться Многорукого, начал выискивать то, что можно будет использовать как оружие. В общем, я был безнадёжен. Совершенно, потому что посчитал, что столовое серебро отлично для этого подойдёт. Проходя мимо каталки с посудой и приборами, которые слуги подготовили для банкета, я незаметно стащил нож. Хотя мог бы и ложку. Какая разница? Как будто что-то кроме пульсара — и то не факт — можно было противопоставить лучшему бойцу планеты.

Но тогда я об этом не думал.

— Не отставай, — обернулся на меня мой провожатый.

— Здесь так красиво, — ляпнул я первое, что пришло в голову.

— У меня дома лучше.

— Правда? Расскажи.

Он начал что-то там болтать про свои неисчислимые богатства, а я шарил глазами по коридорам, лестницам, комнатам, выискивая. Я должен был увидеть Рэймса раньше, чем он меня, тогда бы у меня оказалось крошечное преимущество. Доля секунды, но этого вполне бы хватило, чтобы засадить ему нож в шею.

Ну, по крайней мере, я в это верил.

И хотя я был не самым везучим человеком на земле, в тот вечер мне повезло уже дважды. Мне не просто представился шанс убить Рэймса. Когда я увидел этого мудака, он стоял ко мне спиной!

Я узнал его сразу. Со спины это было сделать даже проще. Я ведь так долго смотрел ему вслед, когда он уносил Задиру. Намного дольше, чем разглядывал его лицо.

Ситуация точь-в-точь, только декорации другие. Как будто я — отвергнутый сопляк — перенёсся в будущее и теперь смотрю на этого человека в чёрном, на его выбритый затылок, а в руке у меня нож. И на ужин у меня сегодня холодное блюдо.

Месть.

В общем-то, если бы потом мне попросили описать произошедшее, я бы честно ответил, что ничего не помню.

Только один момент. Я завис в прыжке, метя лезвием в шею самого почётного гостя этого треклятого аукциона. Кажется, Рэймс в тот момент с кем-то разговаривал. Был крайне сосредоточен. Очень занят.

Но это не помешало ему обернуться и схватить меня за руку ещё до того, как я приземлился. Нож выпал из моей руки, сверкнув начищенным лезвием. Но прежде чем он звякнул об пол, я уже поднял ногу и выполнил убийственный приём. Я вложил в удар всю свою силу, злость, смертоносность и попал прямёхонько в цель.

На!

Вопль чистой агонии пронзил пространство. Музыка и разговоры смолкли, потому что все присутствующие согласились с тем, что слушать эти крики намного приятнее.

Разжав пальцы, Рэймс согнулся пополам. Он выглядел умирающим.

Падай! Падай! Пади!

Его ноги подогнулись, и он рухнул на колени передо мной. Поверженный и сдавшийся на мою милость, всем своим видом вымаливающий прощения и пощады.

На фоне этой жертвы я бы сфотографировался. Как жаль, что этого не видел мэтр. Что за прекрасный момент.

Я поверг Рэймса. Я возвышался над ним…

А потом меня пригвоздили к полу охранники, и мы оказались на одном уровне.

— Стойте! Мне нужно допросить… — Голос не слушался генерала. А вот охрана — очень даже. — Обыщите… обыщите его!

Чужие руки облапали меня, вытащив из карманов лицензию и фотографию, которую я всегда носил с собой как талисман.

— Это элиминатор, господин. Похоже, вас кто-то заказал.

Ему передали мою лицензию, и Рэймс, не поднимаясь с колен, бегло её осмотрел. Наверное, он гадал над тем, какого чёрта элиминатор на задании повёл себя так тупо: истерично накинулся на него, схватив первое, что попало под руку.

В чём подвох?

— Примите наши извинения, — продолжал один из охраны. — Я выясню, кто пустил его на территорию. Как нам наказать виновных?

— Сами решайте, — прохрипел он, поднимаясь на ноги. Пряча боль. — Где его оружие?

— При нём была только лицензия и вот это. — Ему протянули фотографию. — Мы можем предоставить вам комнату внизу, где вы допросите его. Если желаете, мы немедленно свяжемся с его начальством.

Охрана предлагала ему новые и новые варианты, которые бы помогли им загладить вину за собственную некомпетентность, но он их игнорировал самым жестоким образом. Рэймс выглядел так, словно потерял сознание, но каким-то чудом продолжал стоять на ногах и смотреть, не моргая.

Залюбовался Многоруким? Кому как ни мне знать, насколько шикарно мэтр выглядит на этом снимке.

— Свяжите его, — приказал генерал через минуту, — и отнесите к моей машине.

Охрана охотно подчинилась, скручивая мне руки за спиной и спутывая ноги. Даже кляп засунули в рот, хотя их об этом не просили. Боялись, что я откушу себе язык? Или просто лезли из кожи вон, чтобы угодить сиятельному гостю и параллельно отблагодарить его за то, что он взялся решить их проблемы.

Не скажу, что я тоже был этому рад, но с другой стороны я уже приготовился умереть, так что… да, лучше ультрасовременная машина, чем гроб.

— Мы не имеет к этому никакого отношения! — услышал я крики моих провожатых. — Мы его впервые видим! Уберите от нас руки!

Когда меня перекинули через плечо и понесли по коридорам к выходу, я подумал: с ума сойти. Мэтр спас меня, даже пальцем не пошевелив. Один его образ подействовал на Рэймса так, как не подействовал бы пульсар в моих руках.

Конечно, я реагировал на обнажённого Многорукого каждый раз точно так же, но со мной-то всё понятно.

Меня запихали в машину так, словно выкинули на помойку. Думаю, охрана и хозяин вечеринки были счастливы от меня отделаться. Я упал на широкое сиденье. Напротив находилось ещё одно. На него сел Рэймс, когда выслушал все извинения от «оскорблённого даже больше, чем вы» хозяина. Идиот даже не представлял, как ему повезло, что он до сих пор жив…

— Поехали, — выдавил из себя Рэймс, когда дверь за ним тихо закрылась.

— К-куда? — поинтересовался водитель.

— К мэтру. — Он чуть сполз на сиденье вниз, словно ему больно было сидеть. Кажется, он умирал от желания снять брюки и оценить повреждения, но мужественно держал себя в руках. — Закрой заслонку.

Я услышал тихий шорох, и понял, что сейчас состоится приватный разговор.

Машина тронулась с места бесшумно, и я только тогда сообразил, что всё случилось, как предсказывал Многорукий.

Меня похитил Чёрный иерарх.

Я лежу в его крутой тачке. Хотя это уже были мои слова. Просто трёп.

— Так… начнём с простого. — Рэймс говорил через силу, но ему необходимо было выяснить всё немедленно. Наверное, поэтому он до сих пор не избил меня до полусмерти или не вколол снотворное. — На кого ты работаешь?

Он протянул ко мне руку и вытащил изо рта кляп. Зря он это сделал. До сих пор не понял, что я чокнутый? Я смотрел на его шею, всерьёз прикидывая, как бы вгрызться в неё зубами.

— Кто заказал меня?

Я поднял взгляд с его горла на лицо. Я бы сказал, что время его совсем не изменило, но нет, оно потрудилось над ним даже сильнее, чем надо мной, хотя казалось бы я пятилетней давности и я нынешний — два разных человека. И внутри, и снаружи. Что касается Рэймса? Он изменился настолько, что теперь даже такой я — осмелевший и даже нагловатый — не посмел бы к нему приближаться с просьбами. И дело не в том, что я поумнел. (Если учесть, что я только что выкинул, это явно не так.) Просто на лице у этого мужика, наконец, появилось «держись-от-меня-подальше» выражение присущие энитам.

Окажись мы в том коридоре теперь, он бы не просто мимо прошёл. Он бы меня убил.

Хотя, погодите-ка… у него есть все шансы заняться этим прямо сейчас.

— Кто ты? — спросил Рэймс, веря, что на этот вопрос я точно найду ответ.

И это было почти обидно. В том смысле, что я узнал его со спины, а он не вспомнил бы меня, даже если бы я пересказал ему историю нашего знакомства. Думаю, он забыл обо мне уже на следующий день.

— Я знаю, что ты элиминатор. — Он достал мою лицензию, изучая её внимательнее, чем в прошлый раз. — Габриэль. Это тебя называют Недотрогой? Я слышал о тебе, но и представить не мог, что ты — женщина и что ты настолько молод. Молода.

До меня, наконец, дошло, почему он так спокоен. Он же сидит на нейролептиках. У него были следы от уколов на шее.

— Думаю, ты первая женщина, которой эниты доверили оружие. И посмотри, чем это закончилось.

О, ещё ничего не закончилось. Наверное, стоит ему рассказать, что мэтр сделал с парнем, который однажды меня похитил.

— На самом деле, это не то, что я хотел сказать. — Рэймс опять поёрзал. — Я подумал, что мы с тобой похожи. В том смысле, что я тоже был никем. Никто не верил, что из меня получится хоть что-то путное. Но эта моя история, просто какой-то нелепый анекдот, по сравнению с твоей, правда?

Метод кнута и пряника. Плавали, знаем.

— Сколько тебе? Восемнадцать хотя бы есть? Я в твоём возрасте не был так знаменит. А ты как я погляжу нарасхват, — говорил он, не сводя взгляда с лицензии. — Ты хоть сама помнишь, скольких убила?

Ты не поверишь.

— Если у тебя такой огромный опыт в этом деле, то почему я до сих пор жив? Это часть плана? Таково желание твоего заказчика? Ты — наживка? — Я молчал, и Рэймс, откинув лицензию, показал мне фотографию. — Тебя заказал он?

Ничего нелепее просто придумать нельзя.

— Ты знаешь, кто это? Как его зовут? — Его голос звучал всё настойчивее. Я понимал, что полагаться на нейролептики не стоит. Настанет момент, когда Рэймс потеряет терпение. — Как ты связана с ним?

Он поднёс снимок ближе к моему лицу, словно я мог забыть, как выглядит мой мэтр. Чёрт, как же он хорошо выглядит… Не спасала даже смертельная опасность и тет-а-тет с врагом всей моей жизни. Я просто не мог не думать о том, как часто доводил себя до оргазма, глядя на эту фотографию.

— Ты сделала её? Отвечай! — рявкнул он, наклоняясь вперёд. — Ты заговоришь в любом случае. Я не энит, но у меня есть свои методы. Хочешь с ними познакомиться?

А вот и кнут. То, что нужно. А то я уже начал забывать, где нахожусь и с кем.

— Или тебе просто не терпится познакомиться с Хейзом? — Ого. Это уже слишком. Я не хотел. Совсем не хотел. — Да, мы едем прямиком к нему. И хотя у него будет ещё больше вопросов, чем у меня… и хотя ты ответишь ему охотнее, чем мне… я попрошу его дать мне пять минут. Что такое пять минут для энита? Пустяк. Но не для тебя. Когда я с тобой закончу, ты решишь, что прошла вечность… И тогда ты ответишь мне на мой грёбаный вопрос! Кто это?

Я ответил лишь спустя эти самые пять минут. Которые пролетели быстро, как им и полагается, пока Рэймс пытался отдышаться, облегчить давление на свои пострадавшие яйца, смотрел на снимок и думал, думал, думал…

— Ты украл меня у него.

— Что? — У него внезапно сел голос.

— Ты украл меня у него. — Я закрыл глаза, как будто решил вздремнуть. — Теперь он тебя точно убьёт.

Часть 2

Глава 1

Наверное, подсознательно я догадывался, что умру из-за Рэймса, поэтому его и ненавидел. Да, это всё объясняет. Как только я взглянул на этого мужика, уже понял, чем вся эта история закончится.

Я снова готовился умереть, хотя и понимал, что это бесполезно, ведь сколько бы раз я не собирался на свидание к смерти, привыкнуть к этому невозможно. И почему я должен переживать снова и снова именно этот момент? Если так подумать, я бывал на грани гибели даже чаще, чем испытывал оргазмы.

С другой стороны, к оргазмам тоже не привыкнешь…

Вытаскивая меня из машины, Рэймс приложил меня головой об дверь, словно каким-то образом мог прочесть мои мысли, и они ему не понравились.

Серьёзно, о чём я думаю?!

Я попытался выгнать из мыслей образ мэтра, и сосредоточится на том, что меня сейчас до смерти замучают, но этот ублюдок Рэймс слишком долго держал у меня перед лицом ту фотографию. Теперь, умирая, я волей-неволей буду кричать имя Многорукого, то, которое сам ему придумал. Громко и бесцельно, потому что я только сейчас начал понимать, что он сюда не сунется.

Только не домой к иерарху. Архонту. Хейзу.

При других обстоятельствах я бы подумал «какая честь», теперь же мне не было никакого дела до того, насколько прекрасна, современна и просторна будет моя плаха.

Мочевой пузырь готов был предать меня в любой момент. Но я держался из последних сил лишь потому, что не хотел уподобляться Задире. Только не при Рэймсе и не в самый важный момент моей жизни.

Хотя, может, это освежило бы ему память.

Я закрыл глаза, пытаясь собраться с духом и начать уже анализировать ситуацию.

Почему, например, Рэймс не оставил меня на хозяина аукциона и его мордоворотов? Почему сам решил мной заняться? Почему он привёз меня к отцу своего пропавшего хозяина?

Будь я напуган чуть меньше, я бы быстро собрал этот пустяковый пазл.

Я даже почти догадался, как вдруг Рэймс скинул меня со своего плеча и бросил на пол.

Ауч!

— Простите за поздний визит, мэтр.

Я попытался разобраться, где нахожусь, не открывая глаз. Под щекой был мягкий ворс ковра, который пах так вкусно… каким-то особым чистящим средством, которое наносят на него, наверное, раза два за день. И тут вдруг на него попала такая грязь, ай-ай-ай. Полагаю, вещь безвозвратно испорчена.

— Рад, что при твоей занятости, ты находишь время и на меня, — отозвался хозяин ковра и Рэймса. И этот голос мне был так же отлично знаком, как и спина ублюдка, который меня сюда притащил. — Давно не заглядывал, а тут вдруг без предупреждения и… с подарком.

— Насчет этого… — Я понял, что Рэймс слишком нервничает, чтобы продолжать. Если вспомнить, после того, как я ему ответил, он больше ни слова не проронил.

— Присядь, ты, похоже, по серьёзному вопросу. Ничего не говори пока. — Я почувствовал мягкие шаги по ковру, и зажмурился ещё сильнее. — Пусть у неё возьмут кровь.

Решил, что я заразный? Как же эти эниты помешаны на гигиене и чистоте, просто чокнуться можно. Уже одно это доказывает, что Многорукий не имеет с ними ничего общего. Он вечно раскидывает свою одежду и бутылки по комнате, а если вспомнить, каким именно образом он любил доводить меня до оргазма…

Наверняка, ни о чём таком мудрый и всесильный Хейз даже представить себе не мог.

— Ты голоден?

— Нет, — отозвался глухо Рэймс, и я приоткрыл веки.

Я лежал в центре светлой комнаты, обставленной модной мебелью, декорированной предметами непонятного мне искусства и при этом кажущейся просто огромной. Думаю, здесь мог бы поместиться бар Майлза и Фрика.

— Живее. — Я повернул голову не на голос, а на человека, который приблизился ко мне. На нём были стерильные перчатки и маска, в руках поднос со всем необходимым для забора крови. — Не дёргайся.

Оцепенев, я понял, что он использовал на мне мысленный контроль. Двумя словами обездвижил, и я молча наблюдал, как его «мебель» наклоняется ко мне. Меня затошнило. Странно, что я так перепугался от вида пары капель собственной крови. Всё-таки я приготовился потерять её здесь намного больше.

— Где ты её откопал? Отобрал у какого-то энита? — Хейз толкнул меня на спину ногой, и я зажмурился от света. — Очевидно, она привыкла к присутствию. Смотри, совсем меня не боится.

Совсем не боюсь? Интересно, как показывали страх при нём остальные.

— Она сама на меня набросилась, — ответил Рэймс, и хотя это было правдой, я почему-то оскорбился.

— И ты сдался?

— У неё было вот это.

Извернувшись, я смотрел на то, как Рэймс протягивает снимок. Хотя должен бы лицензию.

Когда Хейз отошёл, мне стало легче дышать, и я, наконец, смог его рассмотреть. В неофициальных одеждах и обстановке он тем не менее домашним не выглядел. Слишком силён. Слишком красив. Он казался одного возраста с Рэймсом, но я прекрасно помнил, что точно так же он выглядел и пять лет назад. И десять, наверняка, тоже.

Его волосы были собраны на затылке, и я сам не понял, почему мне так понравился этот оттенок. Я захотел запустить пальцы в эти волосы, пока он стоит вот так, ко мне спиной… и подумав так, я пришёл в настоящий ужас от силы и подлости своего воображения.

Я уже понял, что Хейз не станет убивать меня у себя дома и даже просто причинять боль во избежание различных реакций моего организма, но я не чувствовал себя в безопасности здесь. Особенно с такими мыслями в голове.

Во всём виноват чёртов пирсинг, точно. Ни одной приличной мысли за сутки.

Заёрзав, я немного переместился, чтобы улучшить обзор. Я сделал это совершенно беззвучно, никто не заметил… а может Хейз, сосредоточив всё своё внимание на фотографии, совершенно забыл обо мне.

Не сводя взгляда со снимка, он прошёл к креслу и плавно в него опустился.

— С одной стороны, — заговорил Хейз через минуту, — ты порадовал меня. Я уж решил, что ты поддался слабости и приволок её сюда, чтобы выпросить у меня разрешение на какую-нибудь мерзость. С другой стороны я ещё никогда так не разочаровывался. Я даже представить себе не мог, что один из нас может столь низко пасть. И уж тем более, что это будет мой сын.

Я напрягся.

Сын? Он сказал «сын»? С-ы-н. Что же это означает?.. Я точно где-то уже слышал это слово…

— Я знаю, — сказал Рэймс, — что вы запретили мне искать его и не искали сами, но… позвольте мне увидеться с ним.

— Тебе не кажется, что разочаровывать меня ещё сильнее сегодня не стоит? — спросил энит, и от едва уловимой угрозы в его голосе даже у меня по спине побежали мурашки. — Посмотри на себя и посмотри вот сюда. — Он имел в виду фото. — Кто за кем должен бегать?

Хейз медленно разорвал фотографию на мелкие, мелкие клочки и бросил себе под ноги. Тут же к креслу подлетел один из «мебели» и убрал всё за секунды.

— Он мой мэтр…

— Твоему мэтру стоило бы поучиться ответственности и почтительности у тебя. — Откинувшись в кресле, Хейз поднёс руку ко лбу, словно этот разговор немного его утомил. — Терпение, Рэймс, он сам сюда придёт с минуты на минуту.

Рэймс оживился.

Я тоже.

— Почему вы так уверены? — спросил Чёрный иерарх.

Хейз указал на меня и, не поворачивая головы, спросил:

— Тот мужчина с фотографии… кто он тебе?

— Он моя шлюха. — Мой предатель-мозг решил, что этот ответ самый верный.

Так частенько говорил о себе сам Многорукий. Он называл себя моей сексуальной игрушкой, дилдо с мужчиной на конце… хотя этой я его функцией так ни разу и не воспользовался. Я мог бы назвать его мэтром, опекуном, другом, но только одна его роль в моей жизни заставляла меня по-настоящему тосковать по нему, думать о нём каждую минуту, с ума сходить…

Я не сразу сообразил, что задыхаюсь. Что самое интересное? Меня душил не энит силой мысли. Я просто не сумел проследить за тем, как Рэймс оказался рядом со мной и, вцепившись в отвороты куртки, поднял меня над полом.

— Что ты, бл*ть, сказала?! — прорычал он мне в лицо. Нейролептики меня не спасли. Как и репутация опаснейшего элиминатора.

Мужик просто с цепи сорвался.

— Рэймс. — Одного слова было достаточно, чтобы кислород вернулся в лёгкие, и я почувствовал пол под ногами. — Не устраивай тут бардак. Ты давно не кололся?

Когда он отпустил меня, я заметил, что его руки дрожат.

«Надо будет взять на заметку» — подумал я как бы между прочим.

— Какого чёрта, — прошептал глухо Рэймс, обходя меня и падая в кресло. — Я жил ради него. Делал всё, чтобы он гордился мной… а он швырнул мне мою преданность в лицо. Ушёл, чтобы в итоге удовлетворять грязные потребности какой-то… какой-то…

Жалкой суки.

— Успокойся. Я не так давно закончил испытания новой серии стаба, — сказал Хейз и кинул «мебели»: — Принеси.

— Не нужно, мэтр, я в порядке, — сказал Рэймс, сжимая в кулаки дрожащие руки.

— Что я тебе говорил?

— Это не отразится на моей работе, обещаю.

— Я не о том. Что я тебе говорил про Бэлара? — Рэймс не захотел отвечать, и Хейз напомнил: — Он — худший пример для подражания. И равняться на него нужно, только если хочешь очень сильно меня разочаровать.

Моя собственная трагедия отошла на задний план. Я предпочёл любоваться страданиями Рэймса, ведь в эту самую минуту он оказался на моём месте. Теперь он сидел в одиноком коридоре, и Бэлар безразлично проходил мимо него.

Многорукий. Мой мэтр.

Я узнал его имя. Я хотел кричать об этом до хрипоты.

Бэлар, Бэлар, Бэлар…

— Ты же не хочешь разочаровывать меня? — спросил Хейз.

— Никогда, мэтр.

— Тогда прими стаб и слушай дальше. — Когда Рэймс подчинился, забрав с протянутого ему подноса медицинский пистолет, энит продолжил: — Бэлар выбрал этот путь ещё до твоего рождения. Проблема не в тебе. Даже не во мне, хотя я и считал так долгое время. Конечно, ведь я его отец. Я его создал и воспитал. Я так придирчиво отбирал генетический материал. Отнёсся к этому очень ответственно.

Он надолго замолчал, а когда продолжил, то это были просто мысли вслух, а не попытка ободрить Рэймса.

— Может, это был какой-то заговор, с целью меня унизить? Может, в последний момент яйцеклетки его матери подменили на гаметы какого-то развратного, неуравновешенного, безрассудного чудовища? Или его мать была не так хороша и чиста, как показали анализы? Я даже готов поверить, что генетики допустили ошибку в процессе скрещивания… В общем, это оказался полный провал.

Ошибка? Провал? Он говорил так, словно мэтр был калекой. Таким же инвалидом среди энитов, как и я — среди приютских детей. Словно это с ним что-то не так, а не с его окружением.

Я посмотрел на Рэймса, но тот даже не думал вставить хоть слово против. После стаба он успокоился и лишь слегка хмурил брови.

— Мне казалось, я всё предусмотрел. А в итоге? — Хейз вздохнул. — Что за ирония? Я заведую генетическими лабораториями и репродуктивными центрами по всей Земле, но никогда уже не смогу получить достойное потомство. Но кому, как ни мне, знать, что даже самый совершенный, продуманный проект не застрахован от брака? Так же и с людьми. Всегда остаётся вероятность, что в куче мусора затеряется драгоценность.

И он указал на Рэймса.

— Чушь! — вякнул я и тут же упал на колени, хватая воздух ртом. Моя тирада закончилась, даже толком не начавшись. Я не мог выдавить из себя ни слова, хотя мысленно уже послал их куда подальше.

Брак? Это называется «завышенные ожидания». Этому мудрейшему и влиятельнейшему архонту не помешало бы прочитать те книжки, которые я позаимствовал у мэтра. Его сын был драгоценностью куда более уникальной, чем та, которой он теперь так восхищался. Но он просто не знал, как с ней обращаться. Наверняка, решил, что его потомок должен превосходить его во всём. Стать сильнее, умнее, бесстрашнее, стать совершенством без единого изъяна.

Судя по всему, Хейз не позволял ему ошибаться, даже когда его сын был зародышем. Что бы это ни значило. От любой шалости, проступка или просто сделанного против его ожиданий выбора он приходил в ужас. И Бэлар взбунтовался. Именно потому что он был сильным и бесстрашным. Он начал поступать вопреки своему отцу, так же как Рэймс поступал вопреки обществу. Да, Рэймс стал таким, потому что от него этого никто не ожидал. Он вложил все свои силы в протест, чтобы доказать, чего он стоит. Он возвысился людям назло, а не ради блага энитов. Из чистого упрямства…

Но почему-то упрямство Рэймса Хейз любил, а упрямство Бэлара — ненавидел, и я собирался озвучить своё мнение, но хозяину дома оно было до лампочки. Поэтому я молчал, исходя злостью на свою немощность. И влюбляясь в мэтра всё сильнее.

Да… почему-то слушая, как уничижительно о нём высказывался его же создатель, я решил, что никого лучше Многорукого не найду никогда в жизни.

Я хотел его увидеть. Я хотел защитить его, хотя всё получилось наоборот. То есть как всегда — это он пришёл ко мне на помощь.

Глава 2

Когда мэтр появился в комнате, я понял, почему на мгновение мне захотелось запустить пальцы в волосы Хейза. Они были у него такого же цвета, как и у сына. На этом их сходство заканчивалось. Цвет глаз, белизну кожи, черты лица Бэлар унаследовал от матери. И судя по всему, она была самой красивой женщиной во вселенной.

На этот раз Многорукий не заморачивался с внезапным появлением, проходя через главный вход и поднимаясь по лестнице. О его приходе Хейзу доложила расторопная «мебель».

Рэймс вскочил с места и уставился на дверной проём в ожидании. Но он сдержал себя от того, чтобы шагнуть мэтру навстречу, когда тот появился в комнате.

— Я не кормил его две недели, — начал Многорукий без приветствий, направляясь ко мне. — Бедняга оголодал настолько, что набросился на Рэймса. Самого несъедобного мужика на планете. Или ты передумал, Габи?

Ну… ладно, даже я не ожидал, что после столь долгой разлуки Бэлар не взглянет на своего отца и ликтора. Просто как будто их для него не существовало…

— Идти сам можешь? — спросил мэтр, когда освободил мои руки и ноги. Я в этом сильно сомневался, но кивнул.

— Уже уходишь? — спросил Хейз, тоже не выражая особого восторга от встречи.

— Я вас прервал, кажется. — Мэтр помог мне подняться. — Ты что-то говорил про то, какова процентная вероятность того, что из твоей драгоценной спермы получится человек с синдромом дауна. Я совершенно запутался в нулях, но верю, что это охренительно важная тема. Продолжайте.

— Думаю, пришел твой черёд говорить.

— Мне нечего сказать.

— Даже Рэймсу?

У меня ужасно затекли ноги, так что я был даже рад тому, что мэтр помедлил. Повернувшись к своему ликтору, он решил, что пара слов — не такая уж большая награда за девять лет преданного ожидания.

— Ну, я пообещал Габи тебя убить и всерьёз намеревался это сделать. Но, кажется, вы сами во всём разобрались. — Рэймс опешил, а Многорукий ухмыльнулся. — Видел бы ты, Хейз, как твой золотой мальчик стоял на коленях и плакал, вымаливая у Недотроги прощение.

Вообще-то всё было не совсем так…

Стоп! Так он видел, но предпочёл не вмешиваться? Решил понаблюдать со стороны, как две его игрушки — одна старая и наскучившая, вторая новенькая и блестящая — встретятся и захотят разорвать друг друга в клочья?

— Золотой мальчик? Разве он не твой ликтор?

— Это что, старость? Страдаешь провалами в памяти, Хейз? — Даже для иерарха он разговаривал слишком дерзко. — Он был моей «куклой», совершенно никчёмной к тому же. Он, наверное, единственная «кукла» на Земле, которая не справляется со своими обязанностями. Хотя всё, что им нужно делать — улыбаться пошире. — В этом-то и проблема, подумал я, глядя на Рэймса. Я даже представить себе не мог, что бы этот человек был способен улыбаться. Даже в детстве. — Габи, для чего энитам нужны «куклы»?

— Чтобы не было скучно, — ответил я. — Для веселья.

— Чёрт меня дери, даже Недотрога знает об этом, но только не Рэймс, который был моей «куклой» восемь долбаных лет.

Так я понял, почему Рэймс не носит красное. Он не считает себя ликтором. Он выбрал чёрный, цвет обычных солдат-рабов, потому что был до безумия предан и согласен с каждым словом Бэлара.

— Делать его «куклой»? С его талантами только слабоумный стал бы превращать его в обычного шута.

— А знаешь, что ещё сделал бы слабоумный? Назначил человека генералом. Поставил его на одну ступень с иерархами.

Хейз развёл руками, мол, так само получилось.

— Ты же сбежал, а церемония была в самом разгаре. Прервать её было бы бОльшим позором, чем передать генеральские инсигнии твоему ликтору.

— Что-то передача инсигний затянулась, — сказал Многорукий, намекая на то, что Рэймс занимал его место вот уже девять лет.

— Что ж, теперь ты здесь. Рэймсу уже давно не терпится вернуть их истинному владельцу.

— Пусть оставит себе, — бросил Многорукий. — Я сюда не за этим пришёл.

Он взял меня за руку, и я обомлел. Совершенно растерялся. Как будто то, что происходило со мной раньше, ещё кое-как укладывалось в моей голове — но не то, что выкинул мэтр теперь.

Я сплю? Или меня — неудачника, отвергнутого некогда «куклой» Бэлара, теперь выбрал он сам? Предпочёл генеральским серебряным крестам, белым одеждам, роскошной жизни и самой преданной «вещи» на свете?

Всё это навевало воспоминания. Паршивые.

Мэтр поступил со своим несчастным заместителем точно так же, как сам Рэймс поступил со мной, когда выбрал мальчишку, обгадившего его обувь, а не меня — смиренно умоляющего его о внимании.

Медленно подняв голову, я встретил его взгляд и паскудно улыбнулся, хотя никогда раньше не позволял себе злорадствовать, считая это недостойным. Но, боже, я ждал этого момента всю жизнь.

Рэймс завидовал мне.

Ну как тебе теперь? Нравится?

Ох, конечно же ему не нравилось. Он был в ужасе. Казалось, по долгу службы Рэймс сталкивался с картинами пострашнее, но ни одна из них не напугала его так, как эта.

Так вот как я выглядел со стороны, когда этот мужик прошёл мимо.

Мне даже стало его жалко. Точнее я пожалел прошлого себя в нём.

— Прекращай это ребячество, — устало произнёс Хейз. — Я девять лет тебя не трогал, ждал, когда ты наиграешься. Или ты решил, что надёжно спрятался от меня? Думаешь, у меня не было никакой возможности найти тебя и вернуть на законное место?

— Думаю, ты уже присмотрел на это место сына получше. — Многорукий направился к выходу и потащил меня за собой.

— С меня довольно, Бэлар! — отрезал архонт, и я встал, как вкопанный, хотя не собирался. — Я создал тебя не для того, чтобы ты сношался, как животное, по подворотням. И то, что я тебе это позволил, не стоит принимать за мою слабость. Это всего лишь отцовское великодушие, за которое ты обязан ответить сыновьей преданностью.

— Ну ладно, — протянул мэтр, поднимая меня на руки. — Не знаю, чем тебе не угодили подворотни, но я могу сношаться и здесь. Тогда ты будешь спокоен?

Хейз брезгливо поджал губы.

— Нам надо кое-что обсудить с тобой. Больше этот разговор нельзя откладывать.

— Нет-нет, девяти лет явно недостаточно, чтобы отдохнуть от твоих нотаций.

Мэтр уже почти вышел из комнаты, когда ему в спину врезался жёсткий голос Хейза.

— Если ты сейчас уйдёшь, я навещу консула, чтобы потребовать казни Ситри. Это же он поспособствовал твоему падению. Укрывал тебя, позволяя возиться в грязи, от которой бы стошнило даже человека. Я считаю это изменой. А ты отлично знаешь, какое наказание положено за измену. И приговор приведёт в исполнение кто-нибудь из его же элиминаторов. Может, даже ты.

Он знал, на какие рычаги давить. Многорукий остановился и опустил меня на пол.

— Выйди, Рэймс, — сказал архонт, когда мэтр повернулся к нему лицом, готовый слушать. — И безделушку Бэлара захвати.

— Чёрта с два я оставлю его одного в этом доме, — возразил спокойно Многорукий. — Ты меня за дурака держишь?

Он решил, что Хейз использовал меня как наживку, а теперь, когда ловушка захлопнулась, надобность во мне отпала.

— Я её не трону. Думаю, твоя «вещь» мне ещё пригодится, — ответил Хейз, и меня передёрнуло от мысли, что он может обратить на меня чуть больше внимания, чем на пылинку на ковре.

— Никуда он не пойдёт. Хочешь что-то сказать — говори при нём. Габи не из болтливых, не переживай.

Думаю, Рэймс тоже был не из болтливых. Но он всё же послушно вышел, хотя ему этого хотелось намного меньше, чем мне. Он бы предпочёл остаться. Я бы предпочёл сбежать. В лучшем случае с мэтром, но можно и без, потому что факт: он в безопасности рядом с Хейзом. Он всё-таки его сын. А кто я для Хейза? Просто жук под подошвой его ботинка.

И мне необходима была дистанция. Ощутив на себе его способность контролировать моё дыхание и сердцебиение, я теперь мечтал убраться за пределы видимости этого мужика. Как минимум.

Я только теперь понял, как счастлив был, оставаясь в неведении относительно масштаба силы иерархов. Одно дело слышать о них, совсем другое — испытать на себе. В этом смысле Задире вообще не повезло: пусть его и забрал Рэймс, но перед этим он познакомился с мысленным контролем Хейза. И его детство тут же кончилось.

А моё кончилось только теперь.

Я был напуган, хотя и пытался это скрыть. Я незаметно вытирал вспотевшие ладони о штаны.

— Ты, правда, хочешь, чтобы я говорил о тебе при ней?

— Недотрога только выглядит слабонервным, но его уже ничем не удивишь. — Говори за себя, подумал я. — К тому же он лучше тебя знает мои плохие стороны.

Хейз приподнял бровь: «а разве есть ещё какие-то»?

— О да, он меня отлично изучил. Буквально и фигурально, — продолжил Многорукий, и я покраснел. У меня ещё остался стыд, после всего, что он со мной вытворял? Вот это сюрприз. — И что в итоге? Он души во мне не чает. Охренеть, ты, наверное, и не ожидал, что это так работает.

— Я уже понял, что тебе нужна твоя игрушка, чтобы чувствовать себя не таким беспомощным, но тебе придётся повзрослеть, Бэлар.

— Мне всё устраивает. Для того, что я делал последние девять лет, я уже достаточно взрослый.

— Но не для того, что будешь делать в дальнейшем. — Хейз поднял руку, останавливая его, и ткнул в мою сторону пальцем. — Ты. Вон.

Развернувшись, я послушно потопал прочь. Что мэтру не понравилось.

— Можешь вертеть Рэймсом, как тебе вздумается, но не смей лезть в голову Недотроги!

— Я её и не трогал. — Архонт усмехнулся. — Просто она — послушная, рассудительная «вещица». Что говорит и в твою пользу тоже, кстати.

Я не стал поворачиваться, хотя и чувствовал, что Многорукий смотрит мне вслед. Я сбегал самым натуральным образом, да. Потому что не хотел оказаться метафорическим канатом, которые они станут перетягивать. К чёрту, я и без того чувствовал себя так, будто чудом выжил.

Но ненадолго, если я прямо сейчас не найду туалет.

Глава 3

Я понял, почему «мебель» энитов называют так. Помимо того, что они были полезной и удобной частью интерьера они не разговаривали. Без разрешения. Поэтому, когда я обратился за помощью к одному из них, он прошёл мимо меня, даже не взглянув. С тем же успехом я мог бы спросить о том, где тут находятся удобства, у комода или кресла.

Вот это дрессировка, подумал я, направляясь на поиски сам.

Да, хотите узнать о том, кто такой Хейз, посмотрите на его слуг. Живые бытовые приборы. Думаю даже, если они случайно обрежутся или поцарапаются (вряд ли такое случается, только не с идеальными «вещами» Хейза), у них и кровь не пойдёт.

Бедняги.

Не потому что их хозяин вытравил из них всё человеческое. А потому что они живут с этим иерархом день за днём, тогда как я был в ужасе от пары часов в его обществе.

Петляя по коридорам, я наткнулся на лестницу, ведущую наверх. Меня никто не останавливал, хотя я и выглядел чертовски подозрительно — постоянно оглядывался и замирал, стоило услышать чужие шаги. Само собой я не собирался красть или выведывать тайны их хозяина, и, думаю, «мебель» это знала. В их глазах я был идиотом, но не настолько самоуверенным.

Как бы там ни было, я всё-таки поднялся на второй этаж. Шагнув в первую же комнату, я замер от поразительного чувства дежавю.

Зеркальные стены и потолок. Из-за них комната казалась размноженной копией самой себя, в которой я застрял. И с каждой стены на меня смотрела моя копия — взъерошенная и напуганная.

В Блазаре такой интерьер был оправдан, он добавлял веселья. Но здесь и сейчас это был натуральный ад, в котором я и двух минут не продержался.

Под «остаться наедине с собой» я подразумевал совсем не это.

Я вышел в коридор и направился к другой комнате. Но с ней была та же история. На втором этаже все комнаты были отделаны зеркальными панелями.

«У человека, который жил здесь, не было иного выхода, как чокнуться», — подумал я.

Ну, собственно, так оно и получилось.

— Тебе нельзя находиться здесь, — раздался низкий голос, но я не стал оборачиваться, предпочитая разглядывать отражение Рэймса.

Как будто копия этого мужика выглядела чуть менее опасной.

Ха-ха.

— Здесь жил мэтр? — спросил я, хотя уже знал ответ. Я просто не мог отказать себе в удовольствии ещё раз увидеть, как сужаются от злости его глаза.

Чтобы какой-то недоумок называл его хозяина своим мэтром? И чтобы его хозяин называл себя игрушкой для удовлетворения какого-то сопляка?

Я подумал, как странно, что при стабе и дрессировках, Рэймс не стал таким же безэмоциональным, как слуги Хейза. Если бы стал, тогда его бы называли не «мебелью», а «оружием». Он бы не говорил без разрешения, игнорировал всех подряд и накидывался лишь на тех, на кого указывала бы длань мэтра.

От прикосновения к нему можно было бы умереть.

А если бы он просто на тебя посмотрел, ты почувствовал бы себя преступником перед расстрелом.

Ну да… приблизительно так я себя и чувствовал.

— Выйди, — приказал Рэймс, и я решил подчиниться. Из чистой вежливости, я же был в гостях.

— Я искал туалет, — сказал я, чтобы он не решил, что во мне взыграло женское любопытство. — Но, очевидно, слугам здесь просто не хватает работы. Если и ты мне не поможешь, я их ей обеспечу.

Большим пальцем я оттянул резинку на штанах, и Рэймсу понадобилась минутка, чтобы взять себя в руки.

Кажется, он только сейчас начал понимать, с кем имеет дело.

Он дал понять жестом, чтобы я следовал за ним. А я ненавидел смотреть ему в спину, поэтому пошёл рядом. Ширина коридора и лестницы позволяла. Гордость Рэймса — нет. Поэтому перед самой дверью в уборную, мужик схватил меня за предплечье и очень внушительно произнёс:

— Не забывай, где находишься и с кем разговариваешь. Не знаю, из какой дыры ты вылезла, но здесь тебе придётся следить за своим поведением. В противном случае, тебя даже мэтр не спасёт.

Как будто я уже не понял, что существует сила, которой Многорукий не мог ничего противопоставить. Но эта сила — не Рэймс. От него мэтр меня сможет защитить при случае.

Хотя это вовсе не значило, что я совсем не боялся Чёрного иерарха.

— Я сейчас описаюсь от страха. Ты этого добиваешься? Хочешь посмотреть на это, чёртов извращенец?

Запихнув меня в уборную, Рэймс захлопнул дверь. А когда я вышел через пару минут, оказалось, он всё это время стоял напротив.

Ну и кто кого тут должен манерам учить?

Я понял, что на уединение могу не рассчитывать. Придётся отложить сеанс самоанализа на потом.

Закрыв за собой дверь, я развёл в стороны руки: «вуаля».

— Пошли, — бросил Рэймс.

Похоже, он решил взять на себя ответственность за новую непоседливую игрушку. Стать моей нянькой до тех пор, пока мэтр не заберёт меня. Мол, если я куда-нибудь влезу, что-нибудь сломаю или покалечусь сам, то в этом будет его вина. Не то чтобы он был против последнего, но только не в этом доме. Ведь Хейз терпеть не мог бардак.

Хотя когда мы спустились в самый низ, и Рэймс завёл меня в комнату для слуг, я снова напрягся.

Похоже, он решил навести «бардак» тут.

— Тебе запрещено разгуливать по этому дому, — сказал Рэймс. — Поэтому стой здесь и ни к чему не прикасайся.

Разговор мэтра и его отца мог затянуться до утра, а он предлагал мне до тех пор ничего не делать?

Более сложной работы на моей памяти у меня ещё не было.

Засунув руки в карманы, я отвернулся. Но Рэймс не уходил.

— Поворачиваться ко мне спиной запрещено тоже.

Я не спешил исправляться, бормоча под нос:

— А тебе запрещено отдавать мне приказы, Рэймс, приятель.

— И обращаться ко мне по имени, — добавил он, как будто не расслышал то, что я произнёс до его имени. — Начинай привыкать к местным правилам. На мне тренироваться проще. Я, как видишь, невероятно терпелив.

Думаю, не вколи он себе перед этим стаб, я бы уже давно огрёб за то, что до сих пор не повернулся. Его искусственное терпение больше не внушало мне доверия, поэтому я старался молчать…

— Если высунешься отсюда, я тебя свяжу. Снова.

Правда, старался.

— А, чёрт, — протянул я тихо. — Продолжишь в том же духе, мне снова приспичит.

— Значит, придётся потерпеть, иначе последствия тебе не понравятся.

— Вот теперь точно.

Дверь закрылась, и я вздохнул с облегчением. Я думал, этот чёртов моралист от меня не отстанет. И когда он успел так помешаться на правилах? Хотя, если покопаться в памяти, он был таким с малолетства. Именно поэтому он и вытащил меня из раскалённой печи. Как и оттащил от меня Задиру. Вряд ли он сделал это из жалости. Просто он не терпел бардака, как и Хейз.

Ха-ха, расскажи я ему о том, что он уже дважды мне жизнь спасал, он начнёт рвать на себе волосы и отчаянно вопить.

— Последствия мне не понравятся? — пробормотал я, разглядывая комнату. Тут стояло много идеально заправленных кроватей. На тумбочках — ничего лишнего. Вокруг ни пылинки. Совсем не то, к чему я привык, в общем. — А как там твои «последствия»? Уже не болят?

Я размахнулся, пиная воздух. Словно мог таким образом отфутболить все свои проблемы.

— Получи! — Я знал только один убийственный приём, который в прошлом помогал мне выбираться из безнадёжных ситуаций. — На! Вот тебе! Сдохни!

Я решил выполнить удар с разворота, чтобы отправить своего метафорического противника (все мои страхи, поганые воспоминания, последние несколько часов) в нокаут. Но в итоге именно я рухнул на пол.

Я потерял равновесие, когда обернулся и понял, что Рэймс никуда не уходил. Он просто запер дверь и привалился к ней спиной. Может, рассудил, что оставлять меня одного опасно. Я же неадекватный.

Что и следовало доказать.

Вскочив на ноги, я поправил одежду и волосы.

— Ты… — Рэймс нахмурился и, похоже, передумал говорить то, что пришло ему в голову.

Ты чокнутый. Теперь я понимаю, что в тебе нашёл мэтр.

И это так. Рэймс бы, например, никогда в жизни не натянул чулок на голову и не попросил незнакомца с порога об убийстве.

Но, как я уже выяснил, у Бэлара и его «вещи» вкусы были разные, поэтому то, что мэтру во мне нравилось, этого мужика выводило из себя.

— Кто ты нахрен такая?

Ясно. Допрос Хейза не удался, и Рэймс собрался провести собственный.

— Пять минут.

— Что?

— В машине ты сказал, что тебе хватит пяти минут, чтобы узнать всё, что тебя интересует. — После той фигни, что я тут вытворял, я, наконец, почувствовал своё превосходство. — Валяй. Время пошло.

Странно, что Рэймс так охотно включился в игру. Я-то подумал, что он опять начнёт занудствовать, мол, мне запрещено ставить ему условия.

— Мэтр сказал, что собирался меня убить. — Он начал с самого интересного. — По твоей просьбе.

— Да, — не стал оправдываться я.

— Ты попросила его убить меня?!

— Ага.

— И… какого чёрта?

— Ну, сам бы я с этим не справился. Попытался, как ты помнишь, но ничего не вышло. Хотя… — Я заулыбался, вспоминая, как славный Рэймс стоял передо мной на коленях. — Ты первый, кто так быстро оклемался.

Судя по его взгляду, он сочувствовал тем беднягам, на которых я отрабатывал этот удар. Возможно, он даже раздумывал над тем, чтобы отомстить за них за всех. Прямо сейчас.

— Это у вас шутки такие?

— Нет, я серьёзно.

— Ты серьёзно сказала мэтру убить меня, а он серьёзно согласился?

— Я обратился к нему, как к элиминатору. Я не знал, что он твой мэтр.

— Хочешь сказать, что это просто «удачное» стечение обстоятельств?

— Можешь мне не верить, но это так. — Я начал расхаживать по комнате. — Я вообще о нём ничего не знал. Даже имени. Догадывался, что он энит, но он клятвенно заверял, что это не так.

— Он не рассказывал тебе?

Я покачал головой, чем очень его порадовал, потому что Рэймс смекнул: "О, значит, не так уж он на тебе помешан, как я подумал".

— Ну и в чём тогда смысл? — спросил он. — Я женщин никогда не трогал. Видел на фермах и в лабораториях, но и близко не подходил. Если дело не в банальной зависти и ревности, тогда что с тобой чёрт возьми не так? — Похоже, такие мотивы он бы ещё понял. Как если бы из зависти на его жизнь уже не раз покушались. — Это месть? Я убил кого-то из твоих друзей?

— Скажем так, в первый раз я подумал о том, что не плохо бы тебя прикончить, ещё до встречи с мэтром.

— И когда вы с ним встретились?

— Почти три года назад.

Похоже, он рассчитывал на более скромную цифру. Полгода. Пару месяцев.

За три года не наскучить ветреному Бэлару? Да я просто чемпион.

— И ты жила с ним все эти три года?

— Да. — Прежде чем он задаст следующий вопрос, я поднял ладонь. — Я принял твои условия, ты должен был ответить тем же.

— Чего?

— Не разговаривай со мной так.

— Так?

— Как с женщиной.

— Но ты женщина.

— Я не твоя «женщина». Но даже мэтр так со мной не разговаривает. Если смирился он, ты должен смириться тем более.

Я вспомнил, как Крис говорил, что болью после операции он заслужил называться женщиной больше, чем любая реальная женщина. То же самое и со мной. Мэтр сделал меня элиминатором, первым в рейтинге. Такое не каждый мужик сможет. Я ничем им не уступал… пусть только на словах, а не на деле, но какая разница? Я ведь именно этого и требовал — обращаться ко мне как к равному на словах.

— Это тебе придётся смириться, — заявил Рэймс. — Я привык называть вещи своими именами.

Ладно. Кажется, он до сих пор не понял, что эта игра ведётся по моим правилам. Не хочет их принимать? Не надо.

— Итак, вы встретились с ним три года назад, — продолжил он, когда я смолчал. — Три года назад меня на этой планете вообще не было, а значит, мы встретились намного раньше. Когда? И при каких обстоятельствах?

Я задумался. Начал загибать пальцы, считая. После чего ответил:

— Твои пять минут закончились.

Глава 4

Бэлар?

Я его себе не так представлял. Из приютских слухов я вынес лишь отрывочные представления об этом иерархе. Он был известен только своей скандальностью, а не фронтовыми победами. Тем, что подобрал себе в ликторы замкнутого, ничем не примечательного заморыша. Тем, что сбежал во время церемонии посвящения. Тем, что был сыном Хейза — образцового иерарха, на которого молились не только люди, но и эниты.

В общем, моё воображение рисовало под этим именем гордеца, который смотрит свысока на всех подряд: и союзников, и врагов, и энитов, и слуг, и приютских мальчишек, и иерархов. Взрослого мужчину, который ни в грош не ставит правила, для которого нет авторитетов, потому что он силён настолько, что способен противостоять системе в одиночку.

Как дела обстояли на самом деле?

Бэлар — парень, который девять лет прожил на помойке. Алкоголик, который нашёл своё место среди «чистильщиков». Конченый извращенец. Полный псих. И он был вполне счастлив.

Теперь?

Когда важный семейный разговор закончился, и я вновь взглянул на мэтра, я его не узнал. Он был мрачен и молчалив, чрезвычайно серьёзен, и я его таким не видел ни разу даже на самых ответственных заданиях. Он убивал с улыбкой. Каким же образом беседа довела его до бешенства? Заставила почувствовать себя настолько уязвимым?

Когда я шагнул навстречу, собираясь это выяснить, мэтр припечатал меня словами:

— Никогда больше так не делай.

— Что?

— Не потакай ему. Не перечь мне. Если я говорю тебе остаться, ты остаёшься. Ясно?

А я-то думал, должен пройти не один день прежде, чем я привыкну к его имени. Но нет. Стоило ему заговорить этим командным тоном, и я сразу понял, кто стоит передо мной.

Бэлар.

К чёрту это имя. Буду называть его Многоруким.

— Ну прости, я сам не в восторге, что ушёл, — признался я, указывая себе за спину, где стоял Рэймс. — Болтать с твоим заместителем тоже — то ещё удовольствие. Но знаешь что? Я стойко всё вытерпел. Как и ты, правда? Теперь просто поехали домой, а? Я раздобуду тебе выпить, и мы забудем это как страшный сон. Как тебе план?

Не знаю, с чего я решил, что из трясины, в которую я его за собой утянул, так легко выбраться.

— Поехали. — Удивительно, но мэтр обратился не ко мне.

Рэймс обошёл меня, отправившись готовить машину. Я понял, что мы поедем не домой. Не в бар. Забыть, как страшный сон, ничего не получится.

Я вспомнил лица Майлза и Фрика. То, как беззаботно мы с мэтром добирались на наше сегодняшнее задание. Как он улыбался и дразнил меня, а я даже не представлял, насколько счастливыми мы тогда были.

Стиснув ладони в кулаки, я сунул их в карман и нацепил на лицо ту же маску озлобленного на мир энитов существа. Прекрасный мир, в который я так хотел попасть, когда был сопляком-отщепенцем.

С ума сойти, за сегодняшний вечер у меня сбылось три мечты подряд. Я отомстил Рэймсу. Я узнал имя Многорукого. Я, похоже, полноправно мог называться «вещью» иерарха.

Тогда почему мне так паршиво?

Я решил, что когда покину эти стены, мне полегчает. И опять ошибся. Стоило мне спуститься с крыльца, как я увидел байк мэтра и чуть не разревелся.

Многорукий сел в машину. Я залез туда лишь потому, что чувствовал себя и без того провинившимся дальше некуда. Я ненавидел себя за то, что когда-то ляпнул, что хочу прокатиться на ней. Всё, что нужно для счастья, у меня уже было. В моём полном распоряжении.

Рэймс сел напротив мэтра и завёл какой-то важный разговор. Конечно, им было, что обсудить. Наверняка, обстановка в их космической империи изменилась, и Бэлар, как генерал, должен был об этом узнать как можно скорее. Вот только слушал он без энтузиазма. Я видел его отражение в затонированном окне.

Аэромобиль набрал скорость и высоту, и я, вместо того чтобы любоваться сиянием ночного Бореалиса, закрыл глаза и прислонился лбом к холодному стеклу.

С каждой минутой, с каждым новым словом Рэймса я чувствовал себя всё хуже.

Я хотел заткнуть его, чтобы самому начать говорить. Я должен был извиниться. Не только за то, что ослушался мэтра перед Хейзом. А за то, что заварил эту кашу. Я подставил его. На что я надеялся, нападая на Рэймса? Зачем мне вообще понадобилось его убивать? Почему я превратил ненависть к нему в смысл своей жизни?

Я ведь его не ненавидел, как и сказал Многорукий.

Я ляпнул, что хочу убить его под действием момента. Потому что мэтр был элиминатором, потому что я был ничтожеством, которое хотело хоть как-то самоутвердиться.

Я сам себя загнал в угол, мне некуда было отступать. Я не мог сказать, что передумал, потому что боялся выглядеть в глазах мэтра жалко. Я убедил себя в том, что ненавижу Рэймса, но на самом деле был ему благодарен.

Потому что не пройди он мимо меня, я бы не встретил Многорукого.

Я бы никогда его не встретил…

Осторожно повернув голову, я посмотрел на него. Бэлар сидел, отвернувшись к окну, и продолжал игнорировать своего ликтора. Говорить ему хоть что-то в тот момент было бесполезно. Мыслями он был не здесь, а в той комнате, наедине с Хейзом. Что бы ни сказал ему отец, это было важнее Рэймса, важнее меня, важнее всего, что происходило с ним-элиминатором.

Да я понимал, что я его создателю не конкурент. Я даже не был уверен, что смогу соперничать с Рэймсом, который выглядел таким внушительным, перечисляя все дела, запланированные на завтра. В мире, который пугал меня, он чувствовал себя как рыба в воде.

Незаменимая «вещица».

Что касается меня?

— Мэтр, вы слушаете? — осторожно спросил Рэймс, но Бэлар не ответил. Он угрюмо разглядывал место, в котором мы приземлились. — Я подготовлю все необходимые документы к завтрашнему утру. Решение некоторых вопросов я пока возьму на себя, с вашего позволения. Завтрашние переговоры, например…

— Хочешь, я тебе отсосу? — предложил я, глядя на Многорукого.

Рэймс замолчал на полуслове и уставился на меня, веря, что ослышался. Конечно, я понимал, что в комплекте со вниманием мэтра поставляется и его внимание. Очень пристальное. Хотя, казалось бы, «вещам» вроде него выглядеть настолько шокированным по статусу не положено.

Не то чтобы меня интересовало, что он там себе думает.

Я смотрел на мэтра. Он смотрел на меня, будто я произнёс заклинание, возвращающее его в мир живых. Скользнув рукой по сиденью, я взял его ладонь и медленно поднёс к своему рту. Наклонился и обхватил губами его средний палец. Почувствовав шарик на моём языке, мэтр прищурился.

— Рэймс, выйди, — произнёс он, даже не взглянув в его сторону. — И «мебель» захвати.

Думаю, Рэймс чувствовал себя так, будто я его второй раз за день пнул по яйцам. Но теперь он пришёл в себя быстрее, выбираясь из салона, в котором запахло сексом. Он сбегал за границы чуждой ему атмосферы. Моего мира, от которого он был в таком же ужасе, в каком я был от его.

Я победил. Снова.

— Габи, тебя только что чуть не убили, а у тебя только пошлости на уме, — улыбнулся Многорукий.

Вот так, он снова становился самим собой. И я знал, как сделать ещё лучше.

Вытащив его палец изо рта, я наклонился к его брюкам. Ширинка топорщилась, и увидев это, я тут же успокоился. Всё отлично. Между нами. Он всё ещё хочет меня вне зависимости от места, времени или чьих-то слов. Даже слов самого Хейза.

Многорукий помог мне справиться с пряжкой ремня, пуговицу и «молнию» я расстегнул сам, высвобождая его член.

— Хочешь подержать эту штуку во рту? — Когда я согласно простонал, он положил ладонь мне на затылок. — Иди сюда.

На этот раз он позволил мне всё сделать самому. Он только перебирал мои волосы и гладил по голове. Иногда чуть сдавливал шею сзади или водил пальцем по выступающим позвонкам.

— Да, вот так… Вот, что мне нужно, — шептал он, удерживая бёдра на месте.

Словно хотел продлить это ощущение — нежного тепла, посасывания и скольжения моего языка, проколотого специально для таких вот случаев.

— Хочу… посмотреть на тебя, — признался хрипло мэтр. — Хочу видеть, как ты это делаешь. Как же хорошо ты это делаешь, Габи…

Я сполз с кресла и разместился между его ногами. Так даже удобнее. К тому же, мне ли не знать, как это заводит. Я сам обожал смотреть на его лицо между своих бёдер. А когда он поднимал на меня взгляд, продолжая целовать там, я всегда кончал.

Высунув язык, я заглянул Многорукому в глаза и медленно облизал его. Как большой леденец с моим любимым вкусом.

Смотри. Я проколол его для тебя. Персонально для этого самого члена. Ведь ты нигде не реагируешь на мои прикосновения так, как здесь. Здесь ты просто обожаешь меня чувствовать.

Кроме того, я любил эту часть его тела за то, что она вела себя предельно честно со мной, в отличие от её хозяина.

Наблюдая за ним из-под ресниц, я обвёл его конец языком. Судя по всему, прикосновение металлического шарика в самом чувствительном месте, понравилось ему даже больше, чем я рассчитывал.

Многорукий откинул голову и выругался.

— Не кончай, — попросил я.

— Ещё не наигрался, Недотрога? — Я не узнавал его голос. Так беспомощно и сексуально он прежде никогда звучал.

— Не кончай. — Я две недели представлял, как это будет. И в моих мечтах это не заканчивалось так скоро. Я хотел помучить его, как он меня, но ещё сильнее я хотел выпросить у него прощения как положено. — Пожалуйста, не кончай.

Конечно, всем своим видом я напрашивался на обратное. Поэтому Многорукий не смог долго слушать мои мольбы. Он оттолкнул меня, но, прежде чем я успел испугаться, навис надо мной. Упёрся коленом в сиденье напротив, обхватил себя рукой и прижался к моим губам.

Он зарычал самым натуральным образом, когда я принял его глубоко, до самого горла. Не знаю, повлиял на него так разговор с Хейзом или всё дело в двухнедельном воздержании, но ему совершенно сорвало тормоза. Теперь его присутствие, которое я раньше принимал за проявление собственного возбуждения, обжигало кожу.

Во рту стало так горячо и скользко.

Я попытался подстроиться под жестокий ритм, но шея быстро устала. Поэтому я благодарно простонал, когда почувствовал ладонь под своим затылком. Его футболка лезла мне в лицо, поэтому я собрал её в кулаки у него на спине. Ткань обтянула мышцы его живота. И когда я простонал от очередной пошлой мысли, Многорукий сказал, что безумно хочет кончить. Что я должен ему это позволить. Кончить в мой нежный, сладкий рот. Прямо сейчас.

Ну ла-а-адно.

Через минуту, когда он упал на сиденье напротив, я осмотрел себя. Футболка была испачкана, поэтому я вытер рот ей. Наше маленькое приключение вышло из-под контроля, но, по крайней мере, мы не испачкали салон.

Даже не верится, что несколько часов назад я готовился здесь к смерти. Хорошо, что эти воспоминания перечеркнули новые, такие приятные. Теперь эта машина совсем меня не пугала…

Если так подумать, то мы впервые делали это за пределами дома. Я бы назвал эксперимент успешным, если бы не вспомнил, что Рэймс с водителем ошиваются где-то поблизости.

Я подвигал челюстью и размял шею.

— Больно? — спросил Многорукий, имея в виду серёжку.

— Я Недотрога, а не Неженка.

Он улыбнулся, застёгивая брюки.

— Нравится, когда я с тобой груб?

А то ты раньше этого не понял.

— Когда ты не сдерживаешься, я чувствую это сильнее, — признался я, забираясь на сиденье и ложась на спину.

— Это, м? — Многорукий приготовился отпустить очередную шутку о моём прогрессирующем мазохизме, когда я пояснил:

— Твоё присутствие.

Кода он ничего не ответил, я повернул к нему голову. Мэтр выглядел озадаченным.

— Ты, правда, его чувствуешь?

Я утвердительно промычал.

— Иногда мне кажется, что я могу кончить только от этого ощущения. В отличие от любого другого энита, тебя чувствовать приятно. Ты не подавляешь, а как будто… ну, прикасаешься одновременно везде. — Я подложил руки под голову. — Но сильнее всего я чувствовал это в Блазаре. Когда Шейн похитил меня. Вот тогда было больно. Думаю, не накачай он меня наркотой, я бы к тебе даже не подумал лезть.

Он наклонился вперёд и поставил локти на колени, пристально меня разглядывая. И я понял, что просьба вернуть услугу может подождать. Есть вещи поважнее моей острой неудовлетворённости.

— Всё это время ты чувствовал присутствие и ни разу мне не сказал?

— Я не чувствовал его всё время. Иногда.

— Иногда? Так не бывает. Ты либо чувствуешь, либо нет.

— Говоришь так, будто это от меня зависит. Это же ты его контролируешь.

— Контролирую? С тем же успехом, я могу заявить, что ты контролируешь своё сердцебиение. Понятно? Это просто часть тебя. Как… запах или тепло твоей кожи.

— Но ты его контролируешь, — настаивал я.

— Нет. Ни один иерарх не может это контролировать.

— А ты можешь. — Я приподнялся, подпирая голову рукой. — Вспомни, как я называл тебя энитом, а ты говорил, что это не так. Ситуация — один в один.

— Я энит только по происхождению, но не по способностям. Так что я тебе не лгал.

— Что не так с твоими способностями?

— У меня их нет. — Мэтр пошарил по карманам, потому что ему до смерти захотелось курить. Но лучше — выпить.

— Я сам видел, как ты использовал мысленный контроль на командире Зорких, — возразил я.

— Это ерунда. С таким справится даже ребёнок. Причём это не выйдет ему боком. Что касается меня?

Он достал сигареты и открыл окно. Это означало, что в ближайшие минут десять он никуда не уйдёт. Хороший знак, в общем.

— Мой отец… — Многорукий глубоко затянулся, давая понять, насколько ему тяжело поднимать эту тему. — Мой отец в этом смысле невероятно способный, как ты знаешь. Говорят, он освоил контроль через несколько лет после рождения. Хотя обычно эта способность формируется в период полового созревания. Но он был уникальным. Я тоже, ха.

Когда мэтр надолго задумался, я испугался того, что он вновь замкнётся. Удивительно, что он вообще решил заговорить со мной об этом. Если это благодарность за минет, то я недостаточно хорошо старался.

— Обычно тренировки не нужны, это само собой выходит. Каждый энит интуитивно понимает, как это делать. Но не я. Я вообще ни черта не понимал, что он от меня хочет. В смысле, я не был придурком… Я быстро учился. Но только не это херне.

— Хейз пытался научить тебя контролю? — спросил я шёпотом. — Как?

— По-разному. Каждый раз придумывал новые методики.

— Например?

— Подсовывал животных. Сначала устраивал тренировки на мышах. Потом на растравленных собаках. Потом на мне.

— Он… причинял тебе боль?

— Не он. Люди. По его задумке, у меня должен был сработаться инстинкт самосохранения, и я сразу бы разобрался, что к чему.

— Ты разобрался?

— Не особо.

Он продолжил курить молча.

— Я был на втором этаже и видел зеркальные комнаты, — сказал я, чувствуя, что он готов сейчас открыть мне и эту тайну. — Это тоже идея твоего отца?

— После того, как все его эксперименты провалились, — пробормотал мэтр, стряхивая пепел за окно, — он решил меня полностью обследовать. Надо мной колдовали величайшие умы современности. Всё пытались понять, что со мной не так. Но физически я был совершенно здоров. И тогда Хейз понял, что я просто непослушный паршивец, который делает всё ему назло. Он назвал это «отрицать свою суть». Поэтому окружил меня зеркалами, чтобы я ни на минуту не забывал о том, кто я. Так что да… это было что-то вроде терапии, растянувшейся на долгие, долгие годы. И это сработало. Кое-что я делать научился.

Я задумался, разглядывая его. Бэлар казался уставшим, но расслабленным. Он не жалел о том, что поговорил со мной. Хотя наверняка никому раньше этого не рассказывал. Даже Рэймсу.

— Как думаешь, у Рэймса есть выпивка? — спросил я через минуту.

— Вряд ли.

— А бар поблизости?

— Мы в Бореалисе, — напомнил мэтр, — а эниты не пьют.

Не пьют, не курят, не трахаются… Беднягам остаётся только одно развлечение. Война.

Прода

Глава 5

Будучи рождённым на ферме и выращенным в приюте, я мог адаптироваться к какой угодно среде обитания. Полевые условия? Казармы? Берлога Многорукого? Обитель Бэлара?

Ладно, с последним пришлось сложнее.

У меня язык не поворачивался называть место, где я оказался, домом. Своим и вообще.

Жизнь здесь не могла стать повседневностью. Я уверен, что ходить по этим коврам, подниматься по этим лестницам, есть в этой столовой, стать в этой спальне никогда не войдёт у меня в привычку. Я всё никак не мог отделаться от ощущения, что попал сюда по какой-то вопиющей ошибке…

Так и есть, конечно.

И Рэймс своим пристальным взглядом не давал мне об этом забыть. По правилам меня должны были казнить, а не возвысить. Но даже если так, сделать «куклой», а не ликтором.

— Он сделает меня ликтором, — перебил я Рэймса, когда тот просил одного из «мебели» привести меня в порядок и объяснить обязанности. Я случайно наткнулся на него следующим утром и самым беспардонным образом влез в его разговор со слугой.

Обернувшись, Рэймс смерил меня взглядом. От взъерошенных волос до стоптанных ботинок. Я не соответствовал статусу генеральской «вещи». Когда он заговорил, я понял, что одним своим появлением я испортил ему весь день к чертям.

— Сейчас Конор объяснит тебе различия между «куклой» и ликтором.

— Привет, Конор. Меня зовут Габриэль. — Я взмахнул рукой и поспешил за Рэймсом. — Я знаю различия.

— «Вещь» для потехи называется «куклой».

Я не обиделся, хотя меня так и подмывало сказать: «кому как ни тебе это знать, да? Ты же единственная «кукла» с таким огромным стажем».

— Я знаю, ладно?

— Тогда ты знаешь, что женщина не может быть ликтором. Солдатом. Зорким.

— Элиминатором, — продолжил я.

— Никем! Особенно такая, как ты.

— Что со мной не так?

Он явно намекал на то, что я ляпнул вчера в машине. По его представлениям, я был испорчен донельзя. Не соответствовал местным стандартам.

Плевать.

— Зачем тебе вообще это нужно? — Рэймс решил сменить тактику. — У ликторов полно обязанностей. Куча опасных и ответственных дел, с которыми может справиться только подготовленный, специально обученный человек. Ты же такая… — тупийца? — …хрупкая и легкомысленная.

Хрупкая? Не настолько, насколько его яйца. Или он уже успел об этом забыть?

Я усмехнулся. Приятные воспоминания сразу меня приободрили.

— Ты меня плохо слушал, — произнёс я, следуя за ним уже просто потому, что заблудился. Этот коридор был мне совершенно незнаком. — Я не сказал, что хочу быть ликтором. Я сказал, что он меня им сделает.

Он покачал головой, типа: «не надо считать, что тут все такие же дураки, как и ты».

— Это было бы бессмысленно. Даже опасно. Публичная «вещь» должна обладать самыми высокими качествами, выражать силу хозяина, а не демонстрировать его слабости. Ты же… — бестолочь?

— …будешь лишь мешать ему восстанавливать свою репутацию.

— А её нужно восстанавливать?

— Понимаю, для тебя это всего лишь игра, но на самом деле это называется политикой. Мэтра до сих пор не сместили лишь потому, что у Хейза огромное влияние.

«И потому что ты хорошо справлялся с генеральскими обязанностями», добавил я мысленно.

— Сейчас он наиболее уязвим, — продолжил мрачно Рэймс. — Первое время он должен быть идеальным во всём. Внешний вид, поведение, «вещи»…

Ну ладно, он знал толк в идеальности. Если сравнивать меня с Рэймсом, я, в самом деле, смотрелся не выигрышно. Не только в плане способностей и знаний, но и чисто внешне. Рэймс был красавчиком. Поэтому его и выбрали изначально, как «куклу». Наверное, он был прелестным ребёнком, даже когда хмурился. Теперь в нём не осталось детской смазливости и потешности, но хуже от этого он выглядеть не стал. Со временем он наточил свои преимущества до смертельной остроты: и ум, и силу, и красоту. И теперь ходил с таким видом, словно каждым жестом и взглядом показывал, что значит быть лучшим.

В общем, этот ублюдок был слишком хорош, и я пока не знал, что этому противопоставить.

— …его появление в любом случае вызовет шумиху. Ещё один скандал нам не нужен, — продолжал меж тем Рэймс, пока я смотрел в его выбритый затылок. Под «нам» он подразумевал себя и Хейза. — А ты выглядишь как скандал, ясно? Как не способная держать себя в руках, ничего не знающая о приличии, игнорирующая авторитеты проблема.

О, очередной намёк на вчерашнее. Похоже, он отошёл от машины не настолько далеко, насколько мне бы хотелось.

— Я постараюсь вести себя приличнее впредь, — пообещал я.

— Постарайся. — Он остановился перед дверью, но прежде чем открыть её добавил: — Стараться будешь пока здесь. Тебе запрещено выходить за пределы особняка, понятно?

Я приготовился возразить, но Рэймс зашёл в комнату. Я шагнул за ним следом, чтобы сказать, что он не смеет запирать меня здесь. Что он может оскорблять, презирать и ненавидеть меня, но не отдавать приказы.

Я оказался в просторном, светлом кабинете, в котором совещались несколько мужчин. В том числе мэтр. Они что-то обсуждали с серьёзными лицами, а мне стало стыдно даже просто думать рядом с ними.

Мои мысли были слишком примитивными для такого места и компании.

— С этого дня я буду называть тебя Непоседой, — сказал Многорукий, когда заметил меня. — Куда это ты сбежал утром?

— Решил осмотреться, — промямлил я, стараясь игнорировать пристальные взгляды его советников.

— Я проснулся, полный желания вернуть услугу, а тебя нет.

— О.

— Теперь не получишь никаких сладостей, Габи. Я ужасно занят, как видишь. — Каким-то образом он дал понять, что эти дела его ни капли не волнуют.

— Ну ясно.

— Но у меня есть для тебя подарок.

Я попытался вспомнить, когда там мне исполняется три года, и понял, что для подарков ещё рановато. Но отказываться было глупо.

— Мне закрыть глаза?

— Как хочешь, ты всё равно его не увидишь. Это… нематериальный подарок.

— Что-то новенькое.

— Просто пара слов.

— Круто.

— Адресованных не тебе, — добавил мэтр, совершенно сбивая меня с толку. А потом он повернулся к Рэймсу. — Как думаешь, Габи пойдёт красный?

Ладно, это было очень великодушно по отношению ко мне, и просто невероятно жестоко по отношению к Рэймсу. Оглашать своё решение, да ещё таким садистским образом. Спрашивать мнение у того, кто мечтал сам носить красный, но, несмотря на все заслуги, так и не получил на это разрешение.

— Хочу сделать его своим ликтором. Займёшься формальностями, договорились?

После бессонной ночи? Думаю, Рэймс как раз сам об этом думал, но стеснялся предложить. А теперь просто онемел от радости.

Странно, что всё складывалось таким образом. В смысле, над ним не издевались в приюте, насколько я знаю. Когда он был ребёнком — одиночкой и молчуном, его не трогали, но теперь, когда Рэймс стал называться сильнейшим человеком, он узнал вкус унижения.

— Ликтором? — переспросил он, будто мог ослышаться. Хотел ослышаться. Мечтал полностью оглохнуть, лишь бы этого не слышать.

— Да. Разве ты не рад? Я так вижу, вы уже отлично ладите. Гуляете вместе, болтаете, как лучшие друзья. — Многорукий усмехнулся, параллельно просматривая документы, которые ему подсовывали его гости. — По началу я думал, что это никак не вяжется с моими планами… Но если Габи так хочет? У него ведь совсем нет друзей здесь. Ты должен поддержать его. Ты же не понаслышке знаешь, как тяжело человеку адаптироваться к местным порядкам. Я надеюсь на тебя, как на старшую «вещь». Понял?

Взгляд Рэймса остекленел. Я понял, что он мечтает об очередной дозе стаба. Уже представляет, как доберётся до пистолета, приложит к ярёмной вене, почувствует, как в тело входит игла. Короткая боль и волна облегчения.

— Конечно, мэтр, — ответил он. — Мне заняться этим сейчас?

— Сам решай.

Это было благородством палача, иными словами — ещё большим садизмом. Позволить выбирать время казни. Надо будет узнать у Многорукого, за что он так ненавидит Рэймса. Я был не настолько самоуверенным, чтобы думать, что дело исключительно во мне.

Глава 6

Наверное, мы с мэтром были первыми элиминаторами, которые остались в живых после увольнения. И уж точно первыми, кто после такого поднялся на самый верх иерархической лестницы. Лицензия убийцы — это же билет в один конец. Экспресс-доставка до конечной.

Как приятно быть исключением из правил.

Совсем не так, как нарушать те, в которых ты не исключение. И иметь дело с последствиями. Даже если речь идёт о правилах поведения за столом.

— Ты ведёшь себя, как животное, во всём, — пробормотал Рэймс, наблюдая за тем, как я набиваю рот едой.

Понимаю, грешно было обходиться так варварски с красиво сервированным мясом. Но я видел и пробовал такое впервые. Для человека, который питался консервами, сырыми фруктами, бутербродами и ничего не знал о столовом этикете, я вёл себя исключительно прилично.

У меня разбегались глаза. Каждый вечер на этом самом столе появлялись десятки блюд, пахнущих и выглядящих так, что я совершенно терял рассудок. Я глотал, не жуя, облизывал пальцы, вытирал рот рукой, тянулся через весь стол за новой порцией. Я не выяснял, зачем передо мной лежит так много приборов и несколько тарелок. Салфетки были до того белыми, что я считал преступлением к ним прикасаться.

— Ты вообще по-человечески понимаешь? Я же сказал, что ты не можешь начинать есть раньше мэтра.

— Но его тут нет.

— Вот именно.

— Он не такой жадина, как ты, так что не обидится. Расслабься, я всё не съем. Лишь чуть-чуть попробую… — Я привстал и стащил из миски с соусом несколько кусочков каких-то мудрёно приготовленных овощей. — Как это называется?

— Не разговаривай с набитым ртом. — Рэймс шёпотом выругался, барабаня пальцами по столу. — И прекрати есть руками.

Я его игнорировал. Он придирался ко мне постоянно, по поводу и без, ежеминутно доказывая, что я не подхожу на роль ликтора настолько, насколько это вообще возможно. Ему не нравились мои повадки, манера речи, мой внешний вид, то, как я веду себя с прислугой, то, как я веду себя с Бэларом. То, что я молчу, когда он, Рэймс, спрашивает. Но то, как я отвечаю, когда он спрашивает, бесило его сильнее.

— К чёрту. — Он поднялся из-за стола, не вынеся такого зрелища: меня, занимающегося чувственной любовью с едой. — В следующий раз я прикажу поставить тебе миску на пол.

— А чем ты отличаешься от животного? — спросил я.

— Я сказал тебе не разговаривать с набитым ртом.

— Тем, что эниты научили тебя держать вилку и нож правильно? Или тем, что ты колешься стабом каждые пять минут, будто сторчавшийся наркот?

И я указал на его истерзанную шею. С руками, наверное, дела обстояли ещё хуже.

— Ты не смеешь так разговаривать со мной, ясно?

— Это ты не смеешь. Я лик…

— Ты. Не ликтор. И даже если тебя нарядят в красное и дадут идентификационные украшения, ты никогда им не станешь. — Он начал приближаться, и я с трудом сглотнул. — Ты… ты понятия не имеешь, что я делал, чтобы оправдать возложенное на меня доверие. А что сделала ты? Какое ты имеешь право сидеть здесь? Есть эту еду? Называть Бэлара своим мэтром? Разговаривать со мной, как с равным?

Вот же заносчивый сукин сын. От приютского мальчишки, который спас меня, в нём ничего не осталось. Теперь он ничем не отличался от тех ублюдков, которые затолкали меня в печь. Окажись он там сейчас, наверное, сам бы и поджог, а потом слушал бы, как я там воплю, поджариваясь.

— Появляешься из ниоткуда. Заявляешь, что хочешь меня убить. Ведёшь себя так, будто значишь хоть что-то.

— Так трудно смириться с поражением?

— Поражением? Ты… женщина, — выплюнул он, не придумав оскорбления покрепче. — Теперь я начинаю понимать, почему вашу популяцию не стали поддерживать. От тебя от одной проблем столько, сколько от десяти мужчин не будет. К твоему сведению, в прошлом я никогда проблемы не игнорировал.

— Ну так пойди и ширнись ещё разочек, — посоветовал я, и Рэймс шарахнул рукой по столу. Он расколол все мои тарелки, стоящие друг на друге, впечатав кулак в стол.

Осколки посыпались мне на колени.

Меня затошнило от страха. Я понял, что на месте посуды должна была оказаться моя голова.

— Решил с Габи членами помериться, Рэймс? — раздался голос мэтра. Он стоял в дверях, с интересом за нами наблюдая. Судя по улыбке, ему на ум пришло что-то очень забавное.

— Прошу прощения, — проворчал он, стряхивая с руки осколки. Я зажмурился, когда мне на лицо попали брызги крови.

Рэймс отошёл, и ко мне неслышно подбежал слуга, меняя тарелки на целые. Через минуту всё выглядело так, будто ничего не произошло. Вот только у меня аппетит пропал.

— По больному бьёшь, — продолжил Многорукий, направляясь к столу. — Помнится, ты до таких подлостей опускался лишь с самыми сильными соперниками. Так что ты противоречишь сам себе. Говоришь, что женщина — никто, а сам не можешь себя в руках держать рядом с ней.

Я разглядывал его с открытым ртом. Он только что пришёл с какой-то архиважной встречи и выглядел… ну просто… очень элитно. Весь в белом, с ангельской внешностью и королевскими манерами. От алкоголика с замашками садиста в нём не осталось ни следа. Я сидел за одним столом с Бэларом и, действительно, не имел на это права.

— Это была проверка на стрессоустойчивость, — ответил Рэймс, как ни в чём не бывало принимаясь за ужин.

— Ну и как Габи справился?

— Неплохо.

— И это без стаба, между прочим, — заметил Бэлар. — Бери пример.

Несмотря на то, что Рэймс никак не показал, что эти слова его задели, я почувствовал себя полностью отомщённым. Ставить в пример лучшему из людей, любимчику Хейза, женщину? Такое он мог простить исключительно своему мэтру.

— Как думаешь, он станет хорошим ликтором? — спросил Многорукий, ловко орудуя ножом и вилкой.

Я сосредоточил всё своё внимание на нём, на его руках и губах. Меня кинуло из крайности в новую крайность. Только что я был до смерти напуган, а теперь чувствовал, что возбуждаюсь, просто наблюдая за ним.

Я так давно к нему не прикасался. Я не знал, могу ли до сих пор вообще на это рассчитывать. Он выглядел совершенно недосягаемым, но почему-то от этого я завёлся ещё сильнее. Мне захотелось снять с него эти белые элитные шмотки и увидеть татуировки.

Я кусал губы, будто был ужасно голоден, но еду игнорировал. На моём покрасневшем лице было написано: «я конченый извращенец». И судя по тому, как уставился на меня Рэймс, он это прочёл. Как раз перед тем, как ответить:

— Вы сейчас и так в центре внимания. Если вы сделаете ликтором женщину, ваш отец и консул…

— Мне плевать, что там думает мой отец и консул. Мне интересно твоё мнение.

— Вам стоило бы присмотреть на это место кого-нибудь… более подходящего.

— Вроде тебя?

— Вроде… мужчины, — глухо поправил он.

— Ты так считаешь? — Мэтр задумался. — Может, ты и прав… Я слышал, женщины ужасно непредсказуемые.

Я опешил. Рэймс же следил за мэтром исподлобья, словно пытаясь разобраться, какую игру он на этот раз затеял.

— Создания нелогичные, эмоциональные, нервные, — продолжал Многорукий. — Вот только… что я вижу, когда захожу сюда, Рэймс? Проявление твоей мужской логики? Ты старше Габи… на сколько? Лет на десять? На десять лет старше, сильнее, умнее и сдержаннее… Ты, определённо, подходишь на роль моего ликтора больше, чем он. Так ты считаешь?

Да. И так считал не только Рэймс. Я тоже, несмотря на то, что ненавидел и боялся этого мужика. Потому что (чтобы там ни думал сам Рэймс) у меня с логикой всё было в порядке. Я понимал, что превращать его в «куклу» с его талантами было жестоко. Гуманнее было бы просто оставить его в приюте.

— Но знаешь, что? — неожиданно выдал Бэлар. — Габи научил меня кое-чему в своё время. Он сказал мне, что любой заслуживает второй шанс. И я тебе его предоставлю.

Почему-то Рэймс не выглядел воодушевлённым.

— Как считаешь, Недотрога? Он заслуживает второй шанс? — Я растеряно молчал. — Понимаю, с тобой он был не так великодушен…

— Конечно, он заслуживает, — пробормотал я, и дело тут не великодушии. И даже не в страхе.

Просто я не видел других вариантов: Рэймс должен был стать полноправным помощником Бэлара и точка. Он заслужил носить красное хотя бы тем, что все эти девять лет безупречно выполнял обязанности, с которыми не каждый энит справится. Он знал этот мир и своё дело, у него были связи и репутация. Он был бы полезен Бэлару, как никто другой. Он хотел быть ему полезным.

Помимо прочего?

От такого ликтора, как я, будет больше вреда, чем пользы.

Услышав мой ответ, Многорукий присвистнул.

— Пока один ноль в твою пользу, Габи. — О, так он решил устроить соревнование. Так даже лучше, мне не придётся поддаваться. — Но только чур без жульничества, договорились? — Я согласно промычал. — К тебе это в первую очередь относится, Рэймс.

Рэймс насторожено замер.

— Если ты серьёзно намерен получить это место, превзойдя Габриэля, ты должен играть честно, — продолжил мэтр. — Честно, это значит без допинга. Я хочу, чтобы ты отдал свой запас стаба Габи. Недотрога присмотрит за ним, не беспокойся. Если же станет невыносимо, придёшь за ним к своему сопернику и сдашься. Только к нему, а не куда-нибудь на сторону. Если я узнаю, что ты нарушил правила, я тебя… — убью нахрен? — …дисквалифицирую. Понятно?

Я уставился на Рэймса.

Нет-нет, не соглашайся! Скажи, что это перебор! Что ты и так еле сдерживаешься от того, чтобы меня не прикончить. Скажи, что я тебе не соперник. Что это в любом случае нечестно, потому что я сопляк и невежа. Скажи, что ты слишком взрослый для этих дурацких игр!

— Даю слово, — бросил Рэймс, словно отказаться от стаба для него ничего не стоило. Пустяковая жертва во имя великой цели. Если вспоминать его полное опасностей прошлое? Он справлялся с задачами и потруднее.

Как же.

Неужели мэтр не понимал, что этот стаб нужен совсем не Рэймсу. А мне? Он спасал меня всё это время, с трудом, но всё-таки удерживая эмоции старшей «вещи» в узде. И теперь вдруг абсолютная свобода? Никаких ограничений?

Понимаю, это отличный способ протестировать его силу воли, но что насчет меня? Что будет со мной, когда Рэймс полностью откажется от стаба? Если он вообще переживёт ломку?

Я сдохну, вот что будет. Этот мужик убьёт меня.

* * *

— Он убьёт меня, — простонал я, выгибаясь в спине. Когда Многорукий коснулся меня между ног, я наконец-то почувствовал себя целым, правильным, живым. Это было почти то, чего мне хотелось, но я не мог просить о большем.

Потому что, несмотря на прекрасное настроение, мэтр принял вид «сегодня играем по моим правилам во всём». Он лежал рядом со мной, подперев голову рукой, и разглядывал меня. Мои проколотые соски и колечко в самом низу. Иногда он задевал его большим пальцем, наблюдая за моей реакцией.

— Ты каждый раз провоцируешь его… — прохныкал я. — Чего ты вообще… добиваешься?

— Ты так завёлся из-за этого?

Нет, я так завёлся, потому что он до сих пор не снял одежду. Весь в белом, такой отстранённый и гордый… я боялся прикасаться к нему. Даже при том, что мы лежали на одной кровати, он казался недосягаемым. Я вообще не понимал теперь, как мог принимать его за человека. Наверное, поэтому он и начал пить, курить, убивать и чудить — вести себя так, как ни один энит бы себе не позволил — иначе бы люди сразу поняли, кто он.

— Завёлся из-за того, что Рэймс ненавидит тебя?

— Ч-чего?

— Сидел за столом и представлял всякие пошлости. У тебя на лице было написано, что ты до смерти хочешь почувствовать что-то твёрдое вот здесь.

— Это всё ты…

— Ну так я с тобой, и о чём ты думаешь? Ты, маленький развратник, намок, представляя, как Рэймс сорвётся и решит утолить свою ярость тобой? Думаешь, сможешь его победить?

— Нет, — выдохнул я и тут же прикусил язык, потому что Бэлар убрал руку.

— И ты даже не попытаешься? — Кажется, он был мной недоволен. — Не попытаешься побороться за своего мэтра? Вот так просто отдашь место одесную меня своему врагу?

— Бороться? Как ты себе это представляешь?

— М-м-м… — Он нежно погладил меня между бёдер. — Ты бы себя видел, Габи. Ты так блестишь там… От одного взгляда на тебя можно кончить. Ты в полной боевой готовности.

Когда я собрался возмущённо уточнить, что он имеет в виду, Бэлар скользнул пальцами внутрь меня, и я счастливо простонал. Как же приятно чувствовать его там…

Комкая простыню над своей головой, я осторожно задвигал бёдрами.

— Будь у Рэймса вместо крови стаб, он бы всё равно сошёл с ума, взглянув на тебя. — Он тихо заурчал. — Габи, ты так сжался… Тебе нравятся такие разговоры, да?

— Нет.

— Хочешь, чтобы он сходил по тебе с ума?

— Нет, — повторил я, настолько твёрдо, насколько вообще мог в такой ситуации.

— А я хочу. Хочу, чтобы он пожалел о своих сегодняшних словах. Мне не понравилось, как он разговаривал с тобой. Этот паршивец решил оскорбить тебя, назвав женщиной. Чертов девственник ничего умнее не смог придумать. Чем он теперь отличается от сопляков, которые обижали тебя?

Тем, что именно он доведёт их общее дело до конца?

— И ты хочешь, чтобы один из этих недоносков вознёсся так высоко? Чтобы кто-то вроде Задиры официально стал генеральским ликтором? По-твоему это будет справедливо?

Нет. Нет, я не хочу, чтобы Задира становился его ликтором.

— Ты должен победить, правда, Габи? Ты должен поставить его на колени.

Так уж и быть… я снова его ударю, как только будет подходящий момент.

— Хочу увидеть его на коленях перед тобой. Хочу, чтобы он на тебе помешался. Чтобы думал только о тебе. Боялся потерять из виду хотя бы на секунду. И понимал, что ты принадлежишь мне. Что ты только мой, и я могу делать с тобой, что пожелаю.

Согласно простонав, я опустил ладони себе на грудь, просовывая пальцы в колечки. Я почувствовал себя намного лучше, но потом Бэлар потянул за серёжку в самом низу. Очень осторожно, но я чуть сознание не потерял от острого наслаждения вперемешку с болью. Я закричал.

— Да, делать с моим Габи разные пошлости, которые он просто обожает. И слушать, как он кричит, когда кончает. — Мэтр тихо рассмеялся, глядя на то, как я сжал бёдра, удерживая его руку на месте. — Сочту это за твоё согласие.

— Что? Согласие? — повторил я, отдышавшись.

— Согласие, — сказал Бэлар, — принять бой. Тебе объявили войну, Недотрога, и я болею за тебя.

Закрыв глаза, я прояснил мысли. А потом пробормотал:

— Ладно, только не держи меня за дурака.

— Хм?

— Ты… очевидно, у тебя есть какие-то свои причины желать ему поражения.

— Он назвал тебя животным. Наш долг открыть ему глаза на то, что он животное намного хуже.

Всё так, вот только Бэлар хотел открыть глаза не только Рэймсу. Он собирался показать это всем. И в первую очередь своему отцу. Показать, что настоящий отступник и моральный калека — не он, Бэлар, а «золотой мальчик», тот, кого Хейз бы с бoльшим удовольствием назвал своим сыном. Он хотел извозить его в такой грязи, от которой Рэймс бы уже никогда не отмылся, а потом выставить на всеобщее обозрение.

В двух словах: это было сугубо семейное дело, замешенное на нездоровых отношениях отца и сына, и мне не стоило в него лезть.

Но тут Многорукий поставил вопрос ребром:

— Что ты предпочитаешь, чтобы Рэймс убил тебя или чтобы влюбился без памяти?

Короче говоря, умирать я не хотел.

Глава 7

Вообще-то я до последнего не собирался заниматься этой ерундой с соблазнением, но потом Рэймс принёс мне медицинский пистолет с ампулами, и я решил, что, чёрт возьми, сам собой не буду, если не попытаюсь. Потому что этот надменный ублюдок заявил:

— Я знаю, что для него это всего лишь игра. Пускай развлекается. Когда ему надоест тешиться с грязным сбродом, и он вернётся на своё законное место, я с тобой поиграю по своим правилам.

Грязный сброд, а?!

В каждом слове — надменность Хейза. Недаром Рэймс его любимчик.

Когда он ушёл, я понюхал свою футболку. Ладно, выглядел я, действительно, не как равный ему соперник. Да и настроен был не слишком серьёзно. Я всё ещё отказывался надевать те изысканные вещи, которые мне каждое утро подсовывали слуги. К тому же от стресса я сгрыз себе все ногти к чертям. Безделье совершенно меня распустило. Недели через две я узнал, что такое депрессия, как раз когда Рэймс воспрянул, перетерпев муки ломки. Ходил весь из себя преувеличенно бодрый, когда я чуть ли не вешался от тоски.

Нужно было что-то делать, но вдохновляла меня лишь одна мысль.

— Я хочу к Майлзу и Фрику.

Дело было поздно вечером. Мэтр слушал доклад Рэймса, сидя за рабочим столом.

— Со мной так плохо?

— Не навсегда. Просто туда и обратно.

— Соскучился по своим чудакам? — Я пожал плечами, мол, не особо, хотя скучал по ним безумно. — Давай привезём их сюда?

Плохая идея. Если перед их баром припаркуется реактивный аэромобиль и генеральская «мебель» объявит, что их требует к себе Бэлар? Они не доедут. Помрут от страха по дороге.

— Мне нужно забрать оттуда кое-какое барахло, — сказал я. — Прихвачу тебе выпить. Обернусь за день, обещаю.

Рэймс прервал своё монотонное чтение, поднимая на меня глаза. Скорее всего, он решил, что я делаю это ему назло. Пришёл побесить его. Мол, он запретил мне покидать стены, дабы я не попал на глаза кому не надо, а теперь я выклянчиваю у мэтра прогулку.

— Конечно, тебе нужно немного развеяться, — согласился мэтр. — Могу взять тебя завтра в гости к консулу. Хочешь? Ты же видел башню Махасима, пока мы добирались сюда? Огромная, правда? Представляешь, какой вид будет сверху?

Я покосился на Рэймса, который сверлил меня взглядом, как чёртов заклинатель змей.

— Нет, спасибо, — ответил я, предотвращая его сердечный приступ.

— Не хочешь в башню Махасима, а хочешь в задрипаный бар?

— Типа того.

— Подумай ещё раз. К консулу не так-то просто попасть. Даже иерархам. Уверен, что хочешь смотреть на своих чудаков, а не на него?

— Да. Абсолютно.

— Ладно, спишу это на подростковый бунт. Как я слышал, грязные лужи всегда привлекали детей больше, чем чистенькие комнаты.

Слушая его, я понял, что даже когда мне стукнет тридцать, он не перестанет называть меня ребёнком. И плевать он хотел на то, что я давным-давно получил свой «аттестат зрелости». Который у меня уже отобрали, ну точно.

— Эта грязная лужа — наш дом, — напомнил я. — Ещё скажи, что тут тебе нравится больше, чем там.

Мэтр предпочёл не отвечать.

— Я бы с удовольствием съездил с тобой, но, как я и сказал, у меня рандеву с консулом.

— Просто дай мне машину и водителя.

— Чтобы тебя опять «просто» кто-то похитил? — Прежде чем я успел возразить, Бэлар продолжил: — Нет, даже не проси, я никому не доверяю, когда дело касается твоей безопасности. Я не оставлю тебя на попечение обычной «мебели». Если бы у меня был под рукой человек, верность которого не вызывала никаких сомнений, может быть я и подумал бы. И дело не только в верности. Это должен быть боец, который сможет защитить тебя при случае. А ещё лучше, чтобы одна его репутация предотвратила любые посягательства на моего Недотрогу. Кто, по-твоему, способен вернуть тебя мне в целостности и сохранности? На кого я могу тебя оставить?

Ох, нет, не заставляй меня говорить этого вслух…

Мэтр отмахнулся от меня типа «ступай баиньки», но я остался на месте и скрестил руки на груди. Потому что это шоу ещё не закончилось.

— А, Рэймс, я совсем про тебя забыл, — протянул Бэлар, когда «заметил» своего заместителя. — Мы тут с Габи заболтались… К слову, странно, что ты не отозвался, когда я тут говорил о верности и надёжности. С некоторых пор это не про тебя, что ли? Ты замышляешь какую-то подлость?

— Никогда, мэтр.

— Тогда почему не горишь энтузиазмом продемонстрировать свою преданность в очередной раз?

— Я должен сопровождать вас завтра.

— Думаешь, без тебя я не найду дорогу до самого заметного здания в Бореалисе? — Мэтр покачал головой, мол: «насколько же тупым ты меня считаешь?» — А вот Габи нужна нянька. Ты представляешь, как я расстроюсь, если он сбежит? А ведь он сбежит, потеряется и не вернётся. Если ты так и будешь молчать, я решу, что ты именно этого и добиваешься.

— Если прикажете, мэтр, я отвезу её завтра, — покорно отозвался мужчина. — Куда захотите.

— Моё желание тут роли не играет. Ты что, не слушал? — Многорукий повернулся ко мне. — Выбирай. Либо едешь со мной к консулу. Либо с Рэймсом — к чудакам.

В итоге я выбрал чудаков. Но мэтр решил, что Рэймса.

* * *

Несмотря на то, что Рэймс всем своим видом хотел показать, что делает это под давлением приказа, он сам был не прочь узнать, где всё это время жил его мэтр. Насколько далеко от Бореалиса и в каких условиях. Какие люди его окружали и что они думали о нём.

И хотя он мог узнать это, не доезжая до места, а прямо здесь и сейчас, в машине, от меня, Рэймс предпочёл потерпеть. Он вообще старался не смотреть на меня, но сидел рядом, как будто боялся, что я мог сбежать через окно.

Может мэтр успел рассказать ему, что я «обожаю» выпрыгивать на ходу из машин?

Интересно, что Рэймс вообще о нас знает? Только то, что я ему успел поведать за пять минут? Или же ему рассказал свою любимую историю Бэлар, после очередного неимоверно скучного собрания? Помнится, Шейну он в первый же день всё выложил, а ведь Многорукий его даже другом не считал.

Я разглядывал неясные очертания Рэймса в тонированном стекле. Мужик работал даже в свой выходной, что-то делая на портативном компьютере. Переживал, наверное, как там его мэтр. Мечтал оказаться в одном кабинете с консулом, а не в салоне со мной.

Если так подумать, я тоже о нём ничего не знал. Пусть он и не сбегал из приюта и учился не на порножурналах, его жизнь вряд ли была скучной. И то, что мы теперь остались наедине, было идеальным условием для разведывательной операции. Да, мне необходимо было прощупать почву перед первым боем.

— Знаешь, если ты хочешь…

— Ты мешаешь.

Закрыв рот, я отвернулся к окну.

Полный провал.

Похоже, мэтр переоценил меня. А я недооценил Рэймса. Без стаба он вёл себя хуже, чем искусственные. Зациклен только на том, как бы вознести своих хозяев на вершину славы и влияния, хотя, казалось бы, куда выше. Конечно, именно так себя и должна вести идеальная «вещь». Особенно, когда пытается это доказать.

В общем, я лишний раз подтвердил, что такому как я не сломить его. Легче разбить камень перышком. Бесполезно. Этого мужика возбудит только мой труп. Я решил так и передать мэтру. Да, я уже почти сдался.

А потом мы приехали к Майлзу и Фрику.

Глава 8

Я выскочил из машины, едва она остановилась. Незнакомый шум привлёк людей, они выглядывали из окон, собирались на улицах, смотрели, показывали пальцами. Не на меня, конечно.

Оставив аэромобиль и Рэймса за спиной, я побежал к бару. Для посетителей было ещё рано, но в зале не было тихо. Я услышал звуки губной гармошки, и удивился, когда увидел с ней Майлза, а не Фрика. Он сидел за барной стойкой и тянул что-то тоскливое, причём очень неплохо для новичка.

— Тебе подпеть? — спросил я, проходя к стойке, и он, подняв на меня взгляд, тут же завопил:

— Фрик! Габи вернулся! — вскочив со стула, он подошёл и сжал меня в объятьях. — Ты вернулся, маленький гуляка. Нельзя так друзей пугать! Мы уж решили, что тебя прикончили. Твой же ублюдок-мэтр и прикончил. Сукин сын так издевался над тобой в последнее время, и я… Он не с тобой?

— Нет. — Я хотел было сказать, что прихватил кое-что поинтереснее, но Майлз уже нашёл, на чём остановить взгляд.

— Мои миленькие, как я по вам скучал. — Он щупал мою грудь. Как раз в этот момент в бар зашёл Рэймс со словами «я же сказал никуда не отходить от меня». Наверное, он не привык ни за кем бегать, поэтому его голос выдавал злостью.

А потом он увидел нас и пришёл в настоящее бешенство.

Я даже сказать ничего не успел, а Рэймс уже схватил Майлза, намереваясь сломать ему шею.

— Нет! Не убивай его! — заверещал я, пытаясь отстранить его руку. Но даже если бы я на ней повис, всё равно бы не сдвинул этого здорового подонка с места. — Он мой друг. Слышишь? Пожалуйста, Рэймс. Отпусти!

Пожалуйста, Рэймс.

Боже, что за паршивое дежавю.

Но при всём при том, что я выглядел и звучал самым жалким образом, Рэймс поддался. Оттолкнув Майлза, он посмотрел на меня так, словно нашёл себе более подходящую жертву.

— Он трогал тебя.

— Ну и что? — Я понял, что всё ещё сжимаю его руку.

— Он трогал тебя так, как не смеет никто! — рявкнул он, после чего добавил: — Кроме мэтра.

В следующую секунду я положил его ладонь на свою грудь. И на какую-то секунду его пальцы сжались. Чисто инстинктивно.

— Вот так? — Он отдёрнул ладонь, поняв, что только что сделал. — Теперь и ты меня трогал! Пойди и убей себя, псих чёртов!

Я подбежал к Майлзу. Он надсадно кашлял и выглядел смертельно бледным, но скорее всего из-за страха, а не из-за того, что в самом деле умирал. Тут вышел обеспокоенный шумом Фрик, и, заметив меня, собрался уже подойти, но Майлз его остановил.

— Лучше не надо, — прохрипел он, кося взглядом на буйного гостя.

Пусть тот и отошёл, решив осмотреться (разведать обстановку), Майлз боялся лишний раз на меня посмотреть. Он не знал, как себя вести в собственном баре. Словно теперь тут всем заправлял этот мужик.

— Ты как? — спросил я.

— Нормально. Выпью и всё тут же заживёт. — Подумав о выпивке, Майлз немного приободрился. — Составишь компанию? Ты, вообще, надолго? Или ты теперь…

— Мне нужно вам кое-что рассказать.

— Ага, например, где ты раздобыл такого злобного ублюдка, — тихо пробормотал он, заходя за стойку. Собравшись с духом, он крикнул: — А тебе что налить, здоровяк? За счёт заведения, конечно. В качестве извинения за то недоразумение.

Извиняться, вообще-то, следовало Рэймсу. Но тот даже не собирался. Наоборот, повернув к нам голову, он дал понять, что подобные гнусные предложения ничем хорошим для нас не закончатся.

— Он не пьёт, — сказал я.

— Ясно, — протянул Майлз, поняв, что случай по-настоящему тяжелый. Хотя, когда он заметил, как Рэймс пялится на одну из настенных красоток, то немного приободрился. — А у тебя есть вкус, мужик. Она тоже моя любимица.

Боже. Майлз каждым словом делал только хуже.

В поисках помощи, я посмотрел на Фрика. И понял, что от него её можно не ждать. Ему было не до меня. Он оцепенел, разглядывая незнакомца, его форму, знаки отличия, стрижку. Потом посмотрел на окна, за которыми собиралась толпа. Что-то сообразив, он подошёл к нам и, наклонившись над стойкой, тихо спросил:

— Это похмельные галлюцинации или я реально вижу Рэймса, любующегося обнажёнкой?

— Насчёт этого…

— Рэймс в моём баре? — вскричал Майлз. — Ты шутишь!

— Не ори так, — проворчал Фрик. — Хочешь, чтобы к нам весь город сбежался?

Да, чёрт возьми, это же его заветная мечта.

К тому же, объявлять об этом и не нужно было. Слухи о новенькой машинке, стоящей перед «тем самым баром», разлетелись по улицам в считанные часы. А когда один из смельчаков решил зайти внутрь и узнать, что это за важная шишка припарковалась у наших дверей, Майлз доверительно пояснил:

— Это Рэймс собственной персоной, приятель. Генеральский ликтор и самый злобный сукин сын планеты. — После чего добавил: — Плати за просмотр.

— Будь я проклят, — прошептал тот. — Я заплачу, мужик. Рэймс? Кому расскажу — не поверят.

Он занял столик подальше от самого злобного сукина сына планеты, хотя в этом не было необходимости. Рэймс выглядел безобидно. Он сидел, присмирев, и водил взглядом от одного эротического плаката к другому. И со стороны за ним наблюдать было забавно, потому что он с такой сосредоточенностью даже на свои документы не пялился. А теперь он забыл о работе. Обо мне, наверное, тоже. Судя по выражению лица, он вплотную занялся самоанализом, пытаясь ответить на ряд важнейших вопросов: что пытаются ему рассказать эти женщины? Почему он не может отвести от них взгляда? Нравится ему то, что он чувствует, или совсем наоборот?

Улыбнувшись, я оставил его приобщаться к местной культуре, а сам попросил Майлза смешать мне коктейль. Народу прибавлялось, и Фрик занялся их обслуживанием. Но он старался держаться поближе к барной стойке, чтобы не упустить ни слова из моего рассказа. И, похоже, он вынес из него намного больше Майлза.

— Ты понял, Фрик? Я дрался с самим Рэймсом. Он хотел убить меня, но я выжил. Видишь след?

— То есть… — Фрик заслушался настолько, что выпивка начала литься через край. И продолжала литься даже после того, как клиент забрал стопку. — То есть Многорукий — это тот самый сбежавший иерарх? И он всё это время скрывался тут, у нас под боком?

— Ага. — Я забрал из его руки бутылку.

— Охренеть. Рэймс в моём баре, — не унимался Майлз, тут же вытирая пролитое пойло. — Кто ещё таким может похвастаться? Ведь мужик не пьёт, ему по статусу не положено по барам шляться. А в мой он зашёл, и смотрите, в каком он восторге. Похоже, он тут задержится.

Воображение у Майлза разыгралось, но я не стал его разубеждать. Это был их звездный час, и мне следовало просто помалкивать. Они творили историю города в этот самый момент, момент, ради которого стоило жить. О сегодняшнем дне они будут рассказывать всем своим посетителям, и эта история со временем обрастёт небывалыми подробностями, но останется правдивой в одном.

«Человек-иерарх сидел вон за тем столом, под блондинкой в красных стрингах».

Возможно, даже в этой истории появлюсь я. Хотя я уже появлялся в одной истории с Рэймсом вместе, и это была паршивая история, так что к чёрту. Лучше не надо.

Допив свой коктейль, в котором сладость замаскировала горечь алкоголя совершенно, я попросил Майлза повторить.

— То есть, я жил через стенку с Бэларом? — продолжил Фрик, протирая банку из-под черти чего, потому что стаканов на всех не хватало, а спрос на выпивку возрос. В баре уже не осталось ни одного свободного места. — Почему я не чувствовал его присутствия? Этот мужик настоящий монстр, если умеет скрывать свою сущность. Я даже представить себе не мог, что генералы так умеют.

Да, похоже, здесь будет ходить ещё одна история. Об эните-генерале, который сидел вон за тем столом, под жгучей брюнеткой в прозрачном лифчике.

— Бэлар жил в моём баре?! — воскликнул Майлз, подавая мне новую порцию. — Я… Я ведь говорил тебе, как был рад вас приютить? В смысле, я обожаю этого мужика. Он мой лучший друг, прости Фрик. И, кстати, я всегда знал, что он энит. Всегда. По нему ведь видно, что он не хер с горы.

— Надо же, — улыбнулся я. — Даже я этого не знал.

— Ты ещё слишком молод. Проницательность приобретается вместе с возрастом. Я людей насквозь вижу.

— Ну ясно.

— Конечно, это не моё дело, — сказал Майлз, наклоняясь ко мне, — но как ты теперь…

Понятия не имею. Я никогда не задумывался о будущем, потому что мэтр не научил меня этому. Лицензированные убийцы они вроде насекомых-однодневок. Сегодня есть, а завтра о тебе уже никто не помнит. Будь у тебя хоть третий ранг, хоть первый. Так что никаких планов на будущее у меня не было и нет.

Ладно, когда-то у меня был план. Убить Рэймса. Но он провалился.

Это не значит, что мужик победил, вовсе нет. Но и что я выиграл, не значит тоже.

К слову о победах, войнах и первом бое.

— Давай сегодня вечером устроим прощальную вечеринку? Кто знает, когда мы в следующий раз увидимся, да? — предложил Майлз, и я согласно закивал. — Я тут кое-что выучил, буду подыгрывать Фрику. Ну а ты будешь гвоздём программы, как всегда.

Тут он не угадал. Гвоздём программы, судя по всему, буду не я.

Обернувшись через плечо, я посмотрел на Рэймса. Даже ближайшие к нему столики были заняты. В зале стало темно, потому что окна облепили зеваки. Хотя, казалось бы, что интересного в том, чтобы глазеть на непьющего мужика в баре?

Когда наши взгляды встретились, я отсалютовал ему бокалом. Моя улыбка была такой же приторной, как и мой коктейль.

Я подумал о том, что в своём наряде смогу конкурировать с Рэймсом за внимание публики, но тут же отогнал эту мысль. Если вспомнить, как этот моралист отреагировал на то, что Майлз щупал мою грудь, он не позволит мне показываться на людях в том миленьком платье. У него у самого три инфаркта разом случатся, если он меня в нём увидит.

А значит, нужно куда-нибудь эту няньку сбагрить. Как это провернуть? У меня не было никаких идей…

Но проблема разрешилась сама собой, как раз в тот момент, когда у дверей бара припарковалась другая машина. Любопытные слухи дошли до королевы, и она решила самолично засвидетельствовать почтение гостю. Да, Крис определённо знал, на встречу с кем направляется, поэтому так прихорошился.

И всё же он не рискнул представляться лично и подошёл сначала ко мне. И это при том, что он пообещал больше никогда со мной не заговаривать, опасаясь Многорукого.

Но Рэймс пугал его сильнее.

И тем не менее.

— Отлично выглядишь для мертвеца, Габи. Где ты гуляла всё это время? Я интересуюсь не из праздного любопытства. Просто подумала, что мне тоже стоит туда наведаться. Поискать себе короля. — Он согнал парня, сидящего на соседнем со мной стуле. — Или просто отдай мне Многорукого.

Прикончив коктейль, я спросил:

— А как тебе вон тот одинокий красавчик?

Крис задержал взгляд на Рэймсе. Наверное, ничего более рискованного он в жизни не проворачивал.

— Похож на айсберг. Чёрный. Хотя я и белых не видел. Чёрт, я и иерарха-то вижу впервые.

— Хочешь, познакомлю?

— Я ещё слишком трезва для этого. — Крис попросил сливочного ликёра, и Майлз поставил перед ним бутылку. — Он с тебя глаз не сводит, ты в курсе?

В том то и проблема.

— Как насчёт того, чтобы исполнить свой королевский долг и показать ему город? — предложил я, когда Крис немного охмелел (осмелел). — Он сюда именно для этого и приехал. Чтобы осмотреть местные достопримечательности.

— Связанные с Многоруким? — догадался Крис.

— Именно. — Я налил и себе ликёра. Давно я уже не чувствовал такой лёгкости. Казалось, исчезни Рэймс, и я взлечу. — Он хочет узнать о жизни Многорукого здесь, ты хочешь узнать о жизни Многорукого там…

— Там? Это где?

— Об этом тебе сможет рассказать только его ликтор.

До Криса дошло не сразу. А когда дошло, он глотнул ещё пару раз из бутылки. Его глаза заблестели, и я решил, что ликёра с него хватит. Как раз на то, чтобы завязать знакомство, а дальше всё пойдёт как по маслу. Главное, чтобы Крис как можно больше говорил о Многоруком — Рэймс всё выслушает.

Я слез со стула и потопал к своему телохранителю, который насторожено за мной наблюдал. Он ещё не видел ни разу, как действует на людей алкоголь, но лично я под градусом выглядел очень безобидно. Я становился доброжелательнее, улыбчивее, болтливее.

— Эй, Рэймс, я не скажу мэтру, что ты лапал меня, — заявил я. Не знаю, с чего я решил, что это большее преступление, чем покушение на жизнь генеральского ликтора. Мол, почему мне можно вытворять всякую хрень при мэтре, а ему нельзя? — Знаешь, я на тебя ни капли не сержусь. Рэ-э-эймс.

Я специально его дразнил. Разведывательная операция, и вся фигня. Когда он не ткнул меня носом в то, что обращаться к нему по имени запрещено, я понял, что он всё стерпит.

— Я тебя даже решил с лучшим другом твоего мэтра познакомить. Его зовут Кристиан.

— Кристина, — поправила меня королева, не торопясь протягивать руку для поцелуя или рукопожатия. Из-за страха он перестал выглядеть презентабельно, поэтому я решил приукрасить его словами.

— Он здесь главный. Местный босс. Самый влиятельный человек в городе. Он знал мэтра ещё до того, как мы с ним встретились. Крис вообще много чего тут знает. И хочет тебе рассказать. Я попросил его провести экскурсию. Специально для тебя. Не благодари. Считай это дружеским жестом, идёт?

Рэймс не торопился отвечать. Похоже, он был в ужасе не только от моего дома, но и от моих друзей. Он счёл меня безнадёжным. И это при том, что и половины обо мне не узнал.

— На что ты намекаешь?

Я утомлённо вздохнул. До него туго доходит. Кто тут из нас выпил?

— Я попросил королеву стать твоим персональным гидом, — расшифровал я. — Рассказать тебе о жизни Бэлара в этом городе. Показать его прошлый дом. То, что от него осталось точнее… Его любимое место тусовки. После последней Блазар, правда, надолго прикрыли…

— Ладно. Поехали, — согласился он, поднимаясь из-за стола.

Люди вокруг беспокойно зашевелились. А я не мог поверить своему счастью.

— Я останусь здесь. Мне нужно ещё вещи собрать…

— Так не пойдёт. В отличие от тебя, я не забыл, зачем я сюда притащился.

— Не держи меня за идиота, хорошо? Ты сюда притащился, потому что мэтр тебе ничего не рассказывает, и ты решил узнать всё сам. Где он пропадал все эти годы. Как жил. Чем занимался. И я решил тебе подыграть. Ты должен быть мне благодарен.

— Это ты меня за идиота держишь, похоже. Я же вижу, что ты хочешь отделаться от меня.

Я усмехнулся.

— Конечно, хочу. Я этого и не скрываю. Сидишь, пялишься на меня, как помешенный. У меня от тебя мороз по коже. И взгляни на это. — Я обвёл рукой набитый зал. — Ты собрал здесь полгорода, нагрузил Майлза и Фрика работой. Я не могу спокойно с друзьями поболтать. Я сто лет дома не был, хочу хоть немного расслабиться. Я, может, здесь никогда больше не появлюсь. Мне нужно попрощаться с этим местом и дорогими мне людьми, как положено. Это личное, ясно? Тебе здесь не место.

— Не тебе решать, где мне место. Женщина. — Последнее слово он произнёс как ругательство. Опять.

— Ясно. Тебе так понравилось тут сидеть? Я думал, ты от подобных заведений не в восторге. А ты, оказывается, жуткий лицемер. Может, ты тащишься, когда на тебя пялятся мужики? Я так и расскажу мэтру. — Я восхищался его выдержкой. Он стойко переносил издевательства, поэтому я решил увеличить градус. — Или ты просто от меня без ума? Строишь из себя святошу, а сам тот ещё извращенец. Что скажет Хейз, если узнает?

Он схватил меня за руку, сдавил предплечье. И боль, которую я почувствовал, была прямым следствием его боли. Я нашёл его уязвимое место. Уронить себя в глазах Хейза. Он боялся этого даже больше, чем подвести мэтра.

— Закрой. Рот. Ты ни малейшего понятия не имеешь о чести, не правда ли?

— Ну прости. — Я исправился, изображая покорность. — Я никуда не уйду отсюда, клянусь. Оставь здесь водителя, если не веришь. У тебя же налажена с ним связь, он скажет тебе, если я нарушу слово. Но я, правда, не собираюсь сбегать. Я приехал именно сюда. Мне нужно побыть здесь. Но без тебя. Так же как и тебе нужно побыть без меня. Так ведь? Я помогаю тебе. Почему бы тебе тоже не помочь мне?

Я зря его упрашивал. В этом уже не было необходимости, Рэймсу самому стало невыносимо рядом со мной.

— Какая же ты… — не договорив, он отпихнул меня от себя. На самом пороге он решил добавить: — Выйдешь — убью твоих друзей.

— К тебе это не относится, — успокоил я Криса, который на меня испугано уставился. — Это он про Майлза и Фрика.

Стояла гробовая тишина, поэтому я услышал у себя за спиной дружное «чего?!»

— Выйдешь, и ты тоже труп, — ответил Крис, направляясь вслед за Рэймсом.

Когда я вернулся к барной стойке, Майлз и Фрик хором повторили предостережение Криса.

Боже, чего они все заладили? Сколько раз повторять? Не собирался я никуда выходить.

Глава 9

Скажу больше: именно Рэймс, который так настаивал на том, чтобы я оставался внутри этих стен, будет возмущен больше всех тем, что я в них остался. Что я в них устроил. Ничего из того, что вынудило бы его спасаться бегством со мной в охапку.

Короче, противоречие на лицо.

Рэймс ушел, но народ не спешил разбредаться. Наоборот, стало намного оживлённее. Люди начали обсуждать то, чему стали свидетелями. По мере опьянения версии, предположения, слухи, споры становились всё неправдоподобнее и яростнее, и Фрику приходилось выпроваживать слишком уж разволновавшихся гостей с пистолетом наперевес. На место пьяных спорщиков, приходили ещё трезвые, и всё начиналось по кругу.

Когда я ушёл наверх, уже темнело. Собирался я медленно, в самом деле, прощаясь с этим местом. Походил по комнате. Повалялся на кровати. Потом пристально разглядывал каждую вещь, и хотя не хотел расставаться ни с одной, решил забрать лишь свой «бронежилет», средства для обработки пирсинга и барахло Многорукого. Спустившись вниз, я отдал их водителю вместе с несколькими бутылками целума. Да, Рэймс в самом деле приставил следить за мной «мебель».

Когда я следующий раз поднялся наверх, я сделал всё быстро. Скинул с себя брюки и футболку, поменял бельё, надел чулки, затянул корсет, оправил юбку, встал на каблуки. В общем, приготовился к официальной церемонии прощания.

Я ещё не успел спуститься, а Фрик уже начал играть. Поэтому я запел ещё до того, как оказался в зале.

Каблуки стучали так же громко, как и моё сердце. Я в очередной раз подтвердил, что никогда не привыкну к этому ощущению. И это при том, что Многорукого не было среди зрителей. Я всегда волновался больше, когда он наблюдал. Теперь же я просто развлекался. Я залез на рояль и исполнил первую песню на нём. Вторую — на барной стойке. И никто из тех, кто сидел за ней не попытался до меня дотронуться, что говорило о том, что они боялись Рэймса даже сильнее, чем Многорукого.

Подумав о Рэймсе, я пнул один из пустых стаканов, разбивая его об стену. Думаю, Майлз простит мне эту шалость, всё-таки я отдал ему перед этим все свои сбережения. Я решил, что кровавые деньги, заработанные на ещё более кровавое убийство, счастья мне не принесут.

Мне стало тоскливо, поэтому я попросил, чтобы третья песня была повеселее. Заиграли мою любимую, и мне сорвало тормоза. Кажется, мне подпевали, кто-то стучал по столу, кто-то свистел. Майлз подыгрывал на губной гармошке. Я безупречно тянул самую высокую ноту, на которой должна была закончиться песня, но музыка оборвалась слишком рано. Я недовольно открыл глаза. Я обнаружил себя на чужом столе. Стоял, запрокинув голову.

Песня закончилась, но мне никто не аплодировал, как раньше. Но я не успел оскорбиться, потому что заметил Рэймса. Когда наши взгляды встретились, я понял, что это был мой последний концерт в этом баре. Похоже, мужик проникся настолько, что он решил, что с этих самых пор я буду петь только для него. Грубо стащив меня с импровизированной сцены, он понёс меня прочь из зала, что-то на ходу бросая «мебели». Вероятно, именно из-за водителя Рэймс и притащился сюда так рано.

Я извернулся, чтобы взмахнуть своим поклонникам рукой на прощание, и увидел Майлза и Фрика. Они смотрели на меня так, словно у меня в голове появилось пулевое отверстие. Или была сломана шея. Или перерезано горло.

Пока ещё нет, но скоро.

Они смотрели на меня как на мертвеца. Они прощались со мной так, будто я покидал мир живых, а не их бар.

Ночной воздух обжёг кожу, и я уже приготовился умереть от холода, но тут меня запихнули в салон машины. Рэймс сел напротив, морщась, как от боли. Он сдавленно бросил водителю ехать к мэтру, а сам заёрзал, будто ему было неудобно сидеть.

Что-то мне это напоминает.

Вот только когда это я его успел ударить по яйцам?

Стащив с себя плащ и кинув его мне, Рэймс рявкнул:

— Накройся!

Я подчинился, просто потому что мне было холодно в этом платьице, а не потому, что я чувствовал себя неловко. Да и судя по взгляду Рэймса, набросив на плечи что-то из его одежды, я не стал выглядеть прилично.

Он смотрел на меня так, будто я снова покушался на его жизнь. И он смог спастись в последний момент.

— Ты меня опять похитил, — заметил я. — Но я не стану рассказывать об этом мэтру.

— Тогда я сам ему расскажу. — Ого, вот это сюрприз. — Он должен знать, что ты вытворяла на глазах у этого пьяного сброда. Да ещё в таком виде. Как ты можешь после такого… наряда рассчитывать надеть облачение ликтора?

Кажется, мой повседневный образ ему нравился больше, при том, что не нравился совсем.

— Кто, по-твоему, купил мне этот наряд? — Он знал ответ, но я всё равно произнёс, не оставляя места сомнениям: — Мэтр выбрал его для меня. Он говорил, что я в нём выгляжу прекрасно, знаешь ли.

— Ещё скажи, что он не имел ничего против того, чтобы ты танцевала перед мужчинами… так.

— Когда он находился среди зрителей, я позволял себе вещи и покруче, — признался я. — Странно, что ты при своей работе такой слабонервный. Уверен, что хочешь становиться ликтором? Если да, то тебе нужно тренировать выдержку.

Он пробормотал что-то вроде «только моя выдержка тебя и спасает». Желание убить меня совсем не вязалось с оттопыренной ширинкой его штанов. С мэтром в этом смысле было проще. Это — высшее проявление его привязанности. Так же как теперь высшее проявление ненависти у Рэймса.

Многорукий мне о таком рассказывал. Он говорил, что у него тоже частенько вставал во время заданий. Если какая-нибудь цель ляпнет что-нибудь неудачно или решит бороться до конца. Погоня его тоже всегда возбуждала, особенно по незнакомым местам.

Ненависть — это сексуально, я готов был с этим согласиться, глядя на Рэймса. Что ещё сексуально? Целибат. Запреты. Бессмысленное отрицание собственной сути. То, что Рэймс до сих пор не понял, что эту войну ему придётся вести не со мной, а с собой самим.

— Подумай, что если ты станешь ликтором, и вдруг закончится стаб, а эмоции будут мешать тебе принять верное решение? — продолжил я. — Нельзя же так слепо полагаться на наркотик.

— Мешать… — Он потёр глаза. — Пока мне мешает только твоё платье.

Оно, в самом деле, обладало таким свойством — сбивать с мысли. Розовое, кружевное оружие психологического воздействия.

— Тебе опять нужно поработать? — уточнил я, вспоминая, как мы летели сюда. — Тогда конечно я его сниму, чтобы тебя не отвлекать. — Я завёл руки за спину и взялся за завязки. — Это всё, что я могу делать — дать тебе сосредоточится на деле. Я буду вести себя очень тихо, обещаю. — Я стянул корсет вниз и приподнялся, снимая платье через ноги. — Знаешь, я тебе признателен, что ты так ответственно подходишь к выполнению своих обязанностей. Ты стараешься для мэтра. И я постараюсь, чтобы ты лучше старался. Вот так.

Конечно, я мог бы просто укутаться в его плащ, но так было бы совсем не интересно. Оставшись в одном белье и чулках, я лёг набок и подпёр голову рукой. Весь из себя помогающий ему стараться.

Рэймс не смотрел на меня. Отвернувшись к окну, он разглядывал смазанный пейзаж. Нашёл время сачковать.

— Ты собираешься работать или нет?

— Зачем ты это делаешь? — В его голосе появились знакомые интонации. Я подумал о мэтре. Вспомнил, чем мы с ним занимались в этой самой машине, и мне опять показалось, что запахло сексом.

— Что именно?

Рэймс помедлил с ответом, как если бы он впервые столкнулся с эмоциями, которые не мог передать словами.

— Другие на твоём месте предпочли бы прятать это. Наши различия.

Да, я этим безуспешно занимался в приюте. Стыдился этих различий. Ненавидел их. Но потом я встретил мэтра, и он научил меня ими пользоваться. Они превращали меня в бога, и я любил акцентировать на них внимание в такие моменты. На том, что мне нужна штучка, поддерживающая грудь. На том, что в самом низу у меня ничего не выпирает, и я забочусь о том, чтобы там всегда было гладко. На том, что я везде такой стройный и хрупкий.

— Между прочим, некоторые люди готовы платить за то, чтобы на эти различия посмотреть, — сказал я.

— Значит, всё дело в деньгах?

— Нет, всё дело в том, что я — добряк. В отличие от тебя. Уверен, будь ты последним мужчиной на планете, которой правили женщины, ты бы не позволил мне посмотреть на тебя. — Я опустил взгляд на его штаны. — Или позволил бы?

— С какого бы чёрта?

— Об этом я и говорю. — Я откинулся на спину, сгибая одну ногу в колене. — А ты смотри, Рэймс. Меня трогать нельзя, а смотреть можно. Так что валяй, тренируй выдержку.

Я взял его на слабо, и когда Рэймс повернулся, я впервые по-настоящему обрадовался тому, что мэтр решил оставить его в живых. Смотреть в его лишённое эмоций лицо было бы и вполовину не так приятно. В каком-то смысле, даже убитый он бы всё равно выглядел сильным — безразличным, максимально сдержанным. И я бы никогда не узнал, как выглядит возбуждённый Рэймс.

Потрясающе слабым.

Впервые с момента нашей встречи он заметил меня.

Вот оно.

Его взгляд был грязным ругательством и извинением одновременно. Он отворачивался, опускал голову и закрывал глаза, но всё равно смотрел снова. Он отказался от стаба, чтобы попробовать другой сорт наркотика. Антистаб. И хотя эта дрянь ещё не попала в его кровь, хотя он только почувствовал её запах, вкус на кончике языка, он уже подсел.

Несмотря на то, что мы с ним были абсолютно разные, я понимал Рэймса как никто другой. Я сам был тем ещё торчком. Правда, мэтр приобщал меня к этому сладкому яду постепенно, начиная с журналов, пошлых разговоров, общества помешенных на сексе мужчин. Так что мне было проще. Собственное желание не ударило меня наотмашь.

В случае же с Рэймсом это стало настоящей катастрофой. Его прежний мир погибал, а я делал вид, что ничего особенного не происходит.

— Себя потрогать, так уж и быть, можешь.

— За кого ты меня принимаешь? — прохрипел он.

Я понял, что в этот самый момент я знал Рэймса лучше, чем он сам. За кого я его принимаю? За мужчину, который до безумия хочет трахаться. Я таких уже видел не раз и не два, кстати. Не такое уже и редкое явление. Встречается чаще, чем, скажем, женщина.

Но, конечно, он не станет вытворять что-то подобное, ни у меня на глазах, ни вообще. Рэймс же не животное. Он сможет подавить в себе примитивные желания и без стаба.

Такие мысли у него были написаны на лице, и я опять решил ему «помочь».

— Когда приедем, возьми из багажника одну из бутылок. Это целум. Поможет тебе немного… в себя прийти.

— По-твоему, со мной что-то не так?

— Твои слова, не мои. — Всё так. Всё просто отлично. Я именно этого и добивался. — Выглядит, конечно, болезненно, и это, определённо, повлияет на твою работоспособность. Но это — совершенно точно не проблема.

— Не смотри туда.

Я подчинился, накрывая глаза предплечьем. Но затыкаться он меня не просил, поэтому я добавил:

— Было бы обиднее, если бы он не встал. Это естественная реакция организма. Ты не должен этого бояться.

Он сказал что, чёрт возьми, сталкивался с вещами и похуже.

— Ты храбрый, Рэймс. — Я криво улыбнулся. — Конечно, куда мне до тебя. Лично я, когда почувствовал это впервые, очень испугался. Но со мной вообще всё по-другому. Я и возбуждаюсь не так, как ты. — Он молчал, и я решил спросить: — Хочешь узнать эту историю?

А-а, это было бессмысленно, я и так знал ответ.

Прода

Глава 10

На входе я отдал плащ слуге и спросил, вернулся ли мэтр. Он вернулся, и что важнее — не спал, хотя уже было за полночь. Весь в работе, пока его ликтор развлекается. И я не себя имею в виду.

Цокая каблуками, я пошёл к его кабинету и по пути распугал всю «мебель». Помешанные на благопристойности ребята были в ужасе от женского нижнего белья, хотя вообще не казались слабонервными. Без разницы. Это зрелище всё равно предназначалось не для их глаз, а Многорукий, кажется, был не прочь посмотреть на что-то кроме планов, документов и постных физиономий своих коллег-энитов.

— А где платье потерял? — спросил он, туша сигарету в пепельнице. Он сидел за столом и выглядел уставшим. Домашним.

— Я его выбросил, — сказал я, хотя вообще-то оставил это дело на Рэймса со словами: «оно мне никогда не нравилось». — Зачем мне кукольное платье, если ты хочешь сделать меня ликтором?

— Резонно.

Он отодвинулся от стола и похлопал себя по колену. Но когда я сел и потянулся к его лицу, мэтр отвернулся.

— Я же курил только что, балда.

— А я пил, — признался я, целуя его шею.

— М-м, и что же это было, Габи? Дашь попробовать?

— А ты?

Я поцеловал его подбородок и, когда он повернулся, губы. Скользнул внутрь его горячего рта языком. Серёжка коснулась его зубов, и даже это я нашёл невероятно эротичным. Я сидел у него на коленях в одном нижнем белье, и мне было невыносимо жарко. Я обожал с ним целоваться, не зависимо от того пил он перед этим, курил или делал мне минет. А когда у меня на языке появился шарик, целоваться стало приятнее раз в десять. Почти во столько же раз я стал пошлее. Из-за пирсинга я разучился спокойно наслаждаться его прикосновениями. Пусть я уже не извивался, стоило ему невзначай меня коснуться, но мои мысли уже невозможно было удержать в приличном русле. Я думал о разном… о чём не стал бы рассказывать даже ему — эниту-извращенцу со стажем.

Даже будучи пьяным.

— Да ты, в самом деле, пьяный, Габи. Пьяный и возбуждённый донельзя, ну и сочетание. — Он отстранился. — Первый раз тебя таким вижу.

— Ну так смотри. Смотри, но не трогай.

— Ладно, Недотрога, — протянул мэтр, опуская руки на подлокотники кресла. — Какое облегчение, что ты решил устроить мне приватшоу. Я-то думал, что пропустил твоё последнее выступление из-за свидания с консулом.

— И как оно прошло? — Я расстегивал его рубашку.

— И вполовину не так интересно, как твоё с Рэймсом. — Я никак на это не отреагировал, сосредоточившись на застёжках. — Ты крутился перед ним в этом? Рад, что ты подошёл так серьёзно к моему заданию. Я, кажется, знаю, что будет сниться этому несчастному девственнику сегодня. И ты тоже это знаешь, правда? Ты поэтому так завёлся?

— Нет. — Я скользнул рукой по его торсу в самый низ и улыбнулся, когда понял: он на меня ни капли не сердится. — Я просто… вспомнил, как впервые почувствовал это.

— Впервые возбудился? — уточнил мэтр, и я утвердительно промычал. — Ты мне об этом никогда не рассказывал.

— Вообще-то, ты накричал на меня тогда… Я был в ужасе, и вообще предпочёл бы забыть об этом.

Многорукий недоверчиво прищурился.

— Не помню, чтобы когда-нибудь ругал тебя за то, что ты возбуждался.

Я решил ему напомнить.

— Это было поздно вечером. На улице. Я сидел позади тебя на байке. Вот так. — Я оседлал его бёдра. — Ты в первый раз вёз меня домой из бара.

— Да, я уже понял, что ты испытываешь какую-то нездоровую страсть к моему байку.

— Было страшно и весело одновременно. Ты ехал быстро, и я так вцепился в тебя. Я закрыл глаза, поэтому ничего не видел, только чувствовал. Как ты поворачиваешь, тормозишь или наоборот, набираешь скорость. А потом я почувствовал кое-что другое. Между ног стало так непривычно, но, попытавшись сесть поудобнее, я сделал только хуже. Я даже не представлял, что могу так остро ощущать… там. Там где толком и нет ничего. — Я прижался к нему, чтобы в очередной раз оценить наши различия. — Оказалось, что это очень, очень, очень чувствительное место.

— Мне ли не знать. — Многорукий самодовольно улыбнулся.

— Я оказался на пороге какого-то грандиозного открытия. Странно… я ведь ходил по этой дороге сто раз, но ничего подобного не испытывал. Мне захотелось поскорее во всём разобраться.

Вот прямо как сейчас. Пусть я уже давно во всём разобрался, и теперь совершал такие «грандиозные открытия» постоянно, едва ли когда-нибудь это могло мне наскучить.

— Я всегда поощрял твою любознательность.

— Но в тот раз ты сказал, что свернёшь мне шею сам, если я не перестану елозить.

— Я просто завидовал своему байку, — «признался» Многорукий. — Я, конечно, не он, но можешь сейчас поелозить.

Я прижался к нему, уткнувшись в его шею. Он пах иначе. Курил другие сигареты. И одевался он теперь в соответствии с традициями и модой элиты. Для меня он становился незнакомцем, а на самом деле — самим собой.

Именно поэтому я и не расспрашивал его о прошлой жизни. Мне не требовалось лишнее подтверждение того, что когда-то он был полной противоположностью себя. Это было всё равно, что приложить руку к убийству Многорукого, которого я любил, и воскресить в нём Бэлара, которого я боялся.

Мне захотелось снять с него рубашку и увидеть татуировки.

— Это была очень интересная история, Габи, — пробормотал мэтр, и я подумал: «правда? Рэймсу она тоже понравилась». Пусть он и не сказал об этом прямо, но вид у него был очень впечатлённый.

— Чувствуешь, как я взбодрился? — Он двинул бёдрами, и я устроился поудобнее, чтобы почувствовать его именно там, где хотел. — А ты, похоже… решил вздремнуть в такой момент.

— Хочу спать…

— Я уже это понял.

— Хочу спать с тобой.

— У меня ещё куча дел.

Я не это имел в виду, дурак.

Но если уж я раньше не решился попросить его об этом, теперь — когда он сидел в рабочем кабинете, весь из себя такой Бэлар — я не осмелился тем более. Особенно, когда у него куча дел.

— Ладно, пойдём уложим тебя в кроватку. — Он поднялся из-за стола, и я обхватил его ногами. Его ладони были на моей заднице, и я опять не мог думать ни о чём приличном. — Рад, что твоя прощальная вечеринка удалась.

Прощальная?

Мне стало ещё грустнее. Я подумал, как было бы здорово проснуться завтра и понять, что всё это оказалось сном. Я бы рассказал мэтру, что мне приснился невозможнейший кошмар. Будто я встречался с Хейзом. Видел собственными глазами так, как вижу его сейчас. Мог бы даже прикоснуться при желании. Что я лежал полуголый перед Рэймсом и у него на меня встал, что, конечно, возможно только во сне. Что я жил в Бореалисе, в доме Бэлара. А за хозяина был он сам.

Мэтр бы расхохотался и в сотый раз повторил, что он не энит.

Лжец чёртов.

— Давай сбежим, — пробормотал я, воображая, что он несёт меня прочь из дома, где я был просто пылью. Мусором, который так хотела прибрать его «мебель» и Рэймс, но Бэлар не позволял, от чего у этих чистоплюев начинался нервный тик, стоило им на меня наткнуться.

— Я уже пытался, помнишь?

Да, я бы даже сказал, что он отлично справлялся с этим, пока меня не встретил.

— Прости.

— Ты не виноват. Это всё равно случилось бы рано или поздно.

Но я считал себя виноватым. Это я потащил его на то дурацкое задание. Это я обещал стоять под деревом, а сам попёрся за теми торгашами. Это я накинулся на Рэймса, как последний идиот.

Бэлар принёс меня в спальню и положил на кровать, которая обладала сумасшедшим снотворным действием.

— Разденься, — попросил я, скидывая туфли.

— Ты же вроде спать собрался.

— Покажи спину.

— Это ещё зачем?

— Хочу посмотреть на твою татуировку.

— Нашёл, на что пялиться на ночь глядя. — Он наклонился и очень сладко меня поцеловал, так, что я забыл обо всём. Я даже не смог вспомнить, чего мне так хотелось только что. Это и есть его контроль? Такой нежный, очень приятный. — Хороших снов, Габи.

Глава 11

Я всегда считал, что моя жизнь совершенно бессмысленна, как и полагается существу никчёмного пола. Но бессмысленной она стала только теперь, когда я забрался на вершины, о которых не смел даже мечтать.

Раньше, в отсутствие мэтра я мог занять себя уборкой, фотографией, чтением или болтовнёй с Майлзом и Фриком. Раньше у меня была какая-никакая цель: убить Рэймса.

Теперь? Я вешался от тоски. Слуги не доверяли мне даже стирку собственной одежды. Потому что с тем, чем я занимался чуть ли не с рождения, я, по их мнению, справлялся плохо. А ещё они оказались очень неразговорчивыми ребятами, из них слова нельзя было лишнего вытащить. Со мной разговаривал только Рэймс, но и он в последнее время старался держаться от меня подальше.

А когда я спросил его, могу ли я, например, чему-нибудь обучиться, чтобы быть полезным их общему делу, он ответил так:

— Ты не подходишь на роль «куклы» по возрасту. На роль «мебели» по способностям. На роль ликтора уже только потому, что ты женщина. Сама подумай, какая от тебя может быть польза?

У меня не было никаких идей. Я думал, он мне что-нибудь посоветует. Область знаний, в которой я мог бы преуспеть. Найдёт каких-нибудь учителей. Я на самом деле очень старательный. Моя жизнь, может, только началась, зря он ставит на мне крест.

— Я думаю, тебе нужно освоить вождение, — сказал он в итоге.

— Правда?

— Да. Самый лучший, я бы даже сказал — героический поступок, на который ты сейчас способна — убраться отсюда максимально далеко и быстро.

Это задело меня сильнее, чем я предполагал, а Рэймс смотрел на меня так, словно не мог поверить, что такое ничтожество собиралось его убить. Конечно, теперь на мне не было тех миленьких вещичек, которые бы сбили с него спесь, но второй раз одерживать победу тем же оружием я не хотел. Потому что теперь я был серьёзен.

И собирался доказать ему это единственным способом: последовать его совету. В смысле, не убравшись, конечно, а научившись управлять… например, тем самым байком, который теперь стоял без дела. Я знал, что бы сказал на это мэтр, поэтому занимался тайком от него. Я нашёл для этой цели самую смелую «мебель» и взял его в соучастники. Мужика звали Гейлом, и он был вторым водителем в доме Бэлара, хотя мог управлять всем, от самоката до космического корабля. А я был полон энтузиазма, поэтому обучение проходило быстро и весело.

Я даже однажды подговорил его взять меня с собой покататься по городу на реактивной машине, разведать интересные маршруты. Он рассказал мне о скоростном режиме, о правилах движения в Бореалисе, о его сумасшедшем трафике и часах, когда наиболее безопасно практиковаться. И даже при том, что я уже дважды летал над этим городом, я просто не отлипал от стекла.

— А аварии бывают? — спросил я, смотря на безумие, творящееся под нами.

— Разрешение ездить в Бореалисе абы кому не дадут, — ответил Гейл и указал на свои наушники. — К тому же за тобой следят Зоркие.

Очень удобно, подумал я в тот раз.

И изменил своё мнение, когда сам решил прокатиться по Бореалису. Я выбрал для практики тихий денёк с прекрасной погодой. Мэтра и его верного слуги уже давно не было видно, и под «давно» я имею в виду не пару часов, а несколько недель. Может, Бэлар навещал знакомых в своей родной галактике, а может, отправился на места боевых действий, кто знает. Я не спрашивал, а он не ставил меня в известность, касательно своих планов. Какой смысл? Я был слишком мал для космических масштабов его жизни… буквально и фигурально.

Но я переоценил свою незаметность.

Зоркие, от которых я с такой лёгкостью спрятался три года назад, на этот раз поймали меня. Хотя в прошлый раз я сбежал от них на своих двоих, немало помятый, а теперь не смог скрыться от преследования на байке.

Я даже до башни консула не успел доехать, как заметил за собой погоню. Не знаю, на что я рассчитывал, увеличивая скорость, вместо того чтобы покорно остановиться и сдаться на их милость. В итоге меня прижали к обочине, и я затормозил, поднимая руки. И если я чего и боялся в тот момент, то не Зорких и их методы вести дознания, а того же Рэймса, который по десять раз на дню говорил мне о том, чтобы я даже думать не смел выходить из особняка.

Да, в тот раз про вождение он просто пошутил, потому что до сих пор не понял, каким безрассудным я умею быть.

Он меня теперь сам убьёт, так что я почти расслабился, когда стражи порядка повылезали из машины и один из них навёл на меня что-то очень похожее на оружие.

— На нём нет идентификационных знаков, — сказал он в итоге, глядя на маленький экран. — Очередной бродячий.

— Уже второй за сегодняшний день.

— Ну и кто тебя выкинул?

— Я не бродячий, — сказал я, и они насторожились. Из-за моего голоса, конечно, а вовсе не потому что мне поверили.

— Женщина? — догадался один.

— Вероятно, сбежала из лаборатории неподалёку, — отметил второй.

— Я её точно где-то видел, — добавил третий.

— Ладно. Обыщите её и кидайте в машину, — распорядился их командир.

Уже через час я сидел в центральном департаменте, повторяя всё то, что успел рассказать по дороге. Они уже сделали мне анализ крови и опередили, что я не заразный. Так же сняли отпечатки пальцев, и теперь проверяли их по своей обширной базе данных.

— Я «вещь» Бэлара, понятно?

— Ага, ещё скажи Хейза.

— Нет, я не слуга двух господ. Вы меня с Рэймсом перепутали.

Кажется, я веселил моих дознавателей.

— У каждой «вещи» есть специальное идентификационное украшение, — как последнему идиоту объяснили мне. — С особым чипом, на который реагирует вот это устройство. На тебе такого нет, хотя безделушек у тебя полно. Почему же Бэлар не позаботился о главном?

— В последнее время ему на голову свалилась целая куча проблем поважнее меня и каких-то дурацких украшений, — объяснил я.

— Какое совпадение — на наши тоже. Разбираться ещё с тобой нам пока не с руки. — Меня стащили со стула и вытолкнули из допросной комнаты. — Киньте её к остальным.

Остальными были «вещи», которых эниты вышвырнули на улицу: надоевшие игрушки, постаревшие питомцы, провинившаяся «мебель». Все поголовно в шоковом состоянии. Оказаться в их обществе было, как получить кнутом по спине.

Я моментально присмирел. Пусть я и попал сюда по собственной вине, уже к вечеру я убедил себя в том, что это всё подстроил Рэймс. Точно-точно, ублюдок решил показать мне моё место. Дал понять, что меня ждёт, если я стану путаться у него под ногами или мешать мэтру. Он найдёт, как от меня избавиться, ведь в каком-то смысле он пользуется большим покровительством Хейза, чем сын последнего.

Я чувствовал, как схожу с ума. И дело тут не только в страхе и жалости к этим бедолагам, а в том, что один из них без конца повторял, что он всего лишь разбил чашку. Думаю, эта психологическая атака тоже входила в план Рэймса. Пусть я чашки не бил, но манеры у меня такие, что лучше бы бил чашки.

Хотя, если вспомнить, за столом он меня больше не одёргивал.

И про внешний вид ничего не говорил.

А ещё подозрительно долго смотрел на меня, когда думал, что я не замечаю.

Либо ублюдок всё это время замышлял подлость вроде этой. Либо…

Но я был не настолько самоуверен.

Скажу больше, с каждой минутой в этой славной компании моя самооценка падала. По моим подсчётам через день я должен был просто исчезнуть, стать ничтожеством на физическом уровне.

Но как всегда в минуты великого отчаянья мне на помощь пришёл мэтр. Когда я уже почти смирился с участью брошенной «вещи», дверь камеры отворилась, и Зоркий — один из тех, что допрашивал меня — сказал:

— Выходи. За тобой приехал хозяин.

И хотя обращались ко мне, на ноги вскочили все. Эта сцена ещё долго стояла у меня перед глазами. Следуя за Зорким, я пообещал, что больше никогда в жизни не ослушаюсь мэтра. Просто чтобы снова не оказаться в этой камере.

Выведя меня из здания, Зоркий указал на машину, в которой меня ждал Многорукий.

— Беги давай. — Но прежде чем я сорвался с места, добавил: — Надеюсь, ты не в обиде, что мы тебе не поверили? Ничего личного, работа у нас такая.

Я был в ужасной обиде, но сказал, что всё в полном порядке. Меня только интересовало, что они с байком сделали. Но я решил узнать это у мэтра. Как раз после того, как извинюсь перед ним.

Наверняка, я оторвал его от архиважных дел. Я видел очертания его сияющих одежд через тёмное стекло: примчался с какой-то официальной встречи, да к тому же на чужой машине.

Когда дверь открылась, я залез внутрь салона и тут же почувствовал это. Давление чужого присутствия.

Передо мной сидел не Бэлар. А Хейз. Его доблестный создатель и главный ненавистник. Поборник морали и чистоты во всех сферах жизни.

А я ведь едва не ляпнул сходу, что готов загладить свою вину лучшим способом…

Но извиняться в любом случае пришлось. За то, что я перепутал машины. Поразительное совпадение, что у Хейза в этот момент тоже появились какие-то дела в департаменте. Но я не хотел тревожить его столь наглым образом. Никогда бы не посмел покушаться на его территорию. Вообще к нему приближаться.

Лучше я вернусь в ту камеру.

Я попытался выйти, но дверь не поддавалась.

— Конечно, тебе любопытно узнать, почему за тобой приехал именно я, — заговорил архонт, когда машина тронулась. — А не Бэлар.

Наверное, он сейчас жутко занят. Как и все его слуги. А вот Хейзу как раз было нечего делать, ага.

— Я тоже был несколько озадачен, когда мне сообщили, что мою «вещь», которая к тому же считается погибшей, подобрали неподалёку от моей главной лаборатории.

Что?! Ему сообщили? Его «вещь»?! Похоже, у этих Зорких ужасный бардак в базе данных, всё к чертям перепутали.

И надо было мне в этот момент вспомнить, что Хейз сказал при нашей последней встрече. Что я могу ему пригодиться…

— Куда вы меня везёте? — спросил я, хотя не имел права открывать рот без разрешения.

— К тебе домой. — Я облегчённо вздохнул. — Пока.

Облегчения как ни бывало.

— Если бы мне вернули байк… вам не обязательно делать это… я и сам могу…

— Этот разговор состоялся бы в любом случае, рано или поздно. Я решил не упускать возможность и сделать это сейчас. Наедине.

Он разговаривал со мной, как со взрослым, надо было отдать ему должное. Я приготовился спокойно его выслушать, хотя что мне ещё оставалось.

— Для начала повторю то, что уже сказал Бэлару. Я не сержусь на тебя.

Тогда почему, стоило ему это сказать, я испугался так, будто сердился?

— Можешь оставаться с ним. Кажется, он к тебе привязался, но пока он эту привязанность не афиширует — пускай. Однако как моё приобретение, ты должна оправдать именно мои надежды и… вложения.

Всё это прозвучало чертовски логично. Вот только…

— Ваше приобретение? — повторил я по слогам. Да, похоже я себя переоценил, когда решил доказать, что со мной можно разговаривать по-взрослому.

— Три года назад именно я выкупил тебя у твоих попечителей. Как частное лицо для личных нужд. Конечно, я был крайне огорчён, когда узнал, что ты сбежала. Но, как видишь, всё моё рано или поздно ко мне возвращается. Поэтому, когда Рэймс принёс тебя в мой дом, я взял у тебя кровь для пробы. Анализ подтвердил мои догадки — ты та самая сбежавшая особь, на которую у меня когда-то были большие планы.

Ни единой связной мысли в голове. Я вообще не соображал и предпочёл списать это на его присутствие.

— Тебе, конечно, интересно узнать, что это за планы.

Нет, мне интересно другое. Знал ли об этом Бэлар? Если верить Шейну — знал. А я почему-то Шейну верил (пусть ублюдок однажды и воспользовался моей доверчивостью).

— Это связано с моим новым проектом и Рэймсом.

О, это ещё и с Рэймсом связано. А я-то думал, что хуже быть не может…

— Я уже давно подыскивал ему пару для скрещивания.

Вот теперь точно хуже быть не могло.

— Кандидатов было полно, но я выбрал именно тебя, — продолжал архонт, веря, что оказывает мне великую честь. — Обследования показали, что у тебя хорошие генетические данные. Но что важнее, у вас с Рэймсом отличная совместимость.

Ага, мне ли не знать. Настолько отличная, что даже такому гению как Хейз нас не совместить. Уверен, что наша с ним вражда (основанная на личных обидах, разности характеров, социального неравенства, различного рода дискриминациях, ревности, психологических травмах и так далее) проявляется даже на клеточном уровне. Так что любая попытка нас скрестить закончится для лаборатории плачевно.

— Рэймс уникален. Я считаю его самым ценным представителем вашей расы. Для меня он перестал быть обычной «вещью», и я могу показать это единственным способом. Дать ему право на собственное потомство. — Задумавшись, Хейз добавил: — Под моим надзором, конечно. Я уже однажды поплатился за свою халатность, теперь я буду контролировать процесс на каждой его стадии.

Я понял, что он говорит о своем сыне. Продукт его халатности Бэлар. А ребёнок Рэймса должен стать его работой над ошибками. Если так подумать, в этом деле каждый может найти себе выгоду. Даже я. Я ведь так хотел быть полезным. Но что-то счастливым я себя не чувствовал.

— Я решил поговорить об этом сначала с тобой, потому что именно от тебя потребуется наибольшая подготовка. Прежде всего, психологическая. Потом будет курс гормонотерапии. Генетический материал должен быть безупречным, чтобы обошлось без осложнений на стадии…

Да-да, я в курсе как размножаются эниты. Два слова: стерильность и контроль. Никакого пота, грязи, стонов, эмоций и желания слиться воедино так, как заповедала сама природа. Партнёрам не обязательно было даже встречаться для того, чтобы произвести на свет потомство.

Но ведь ребёнок — плод любви.

Так я читал.

Но кого интересует моё мнение.

— Операция будет безболезненной и быстрой, это я могу гарантировать. Ты останешься в лаборатории максимум на три дня, а потом вернёшься к Бэлару с чувством выполненного долга. И больше я тебя не трону. Обещаю.

Я не отвечал.

Кажется, за время этого разговора я вообще ни разу не моргнул.

— Если захочешь ознакомиться с деталями проекта и усовершенствованиями, которым подвергнется зародыш, я передам все необходимые документы. Я даже позволю тебе увидеть результат работы. Но называть себя его создателем тебе будет запрещено. — Хейз определённо ждал от меня каких-то слов. Реакции. Но я просто молча на него уставился. — Ладно, об этом мы ещё поговорим.

Похоже, он отпускал меня.

Открыв дверь, я вылез из салона и удивился, когда почувствовал землю под ногами. Я не заметил, когда машина остановилась. Оказывается, мы уже добрались до дома. Я взял курс на крыльцо, с которого сходил Рэймс. Кажется, мужик был взбешён. Он что-то там зарычал по поводу того, что предупреждал меня, но я прошёл мимо.

— Ты должен лучше присматривать за младшими «вещами», — раздался за моей спиной голос Хейза. — Особенно такими ценными.

О, отлично, ему ещё и выговорили за мою выходку.

— Зайдёте, мэтр?

— Нет. Нам нужно с тобой о многом поговорить, но сейчас у меня совсем нет времени.

Ага, это будет очень интересный разговор, Рэймс. Приготовься.

Страшно представить, как он его воспримет без стаба.

Глава 12

А я-то думал, что избежал страшной участи производителя. С тех пор, как я выпрыгнул из машины, прошло три года, и я верил, что иду в противоположном от фермы направлении. В буквальном и метафорическом смысле. Оказалось, что я просто сделал огромный крюк. Свернул не туда. И сейчас, размышляя над этим, я знал, в каком именно месте.

Когда решил самолично расправиться с Рэймсом. Знал бы я, к чему это приведёт… старался бы лучше.

Это просто поразительно, но все мои беды связаны с этим мужиком. Как бы я хотел вообще никогда с ним не встречаться. Не слышать его голос.

— Ничего не хочешь мне рассказать?

Я предпочёл бы считать его идеалом, как все приютские недоумки. Не сволочью, а героем вселенских масштабов. Поклоняться ему, а не ломать сутками голову, как бы наскрести деньги на его убийство.

— По-твоему мне больше делать нечего, как срываться с другого конца Земли и лететь сломя голову, чтобы проверить, жива ты или уже нет? Я же не просил тебя ни о чём сверхъестественном. Просто не осложнять мне жизнь.

Может, попытаться убить его снова?

— Что ты пыталась сделать? Мэтра нет рядом, тебе стало скучно, и ты захотела развлечься где-нибудь на стороне? «Мебель» говорит, тебя не было здесь со вчерашнего утра.

Рэймс присел передо мной, заглядывая в глаза, и я медленно моргнул. Это меня немного отрезвило. Я обнаружил себя забившимся между креслами в гостевой комнате, и я не мог вспомнить, как оказался здесь. Может, на меня так подействовало присутствие Хейза, но вероятнее всего разговор с ним.

— Куда ты ездила? И кто научил тебя этому?

Допустим, я грохну его. Тогда, конечно, ни о каком скрещивании речи уже идти не может. С другой стороны, скрещивание меня не убьёт (оно будет даже быстрым и безболезненным), а второе покушение на жизнь человека-иерарха — точно. Потому что единственный, кого я могу покалечить в процессе — я сам.

— Хорошо, можешь не отвечать, — сказал Рэймс. — Уволю кого-нибудь из слуг для профилактики. Чтобы остальные в следующий раз лучше за тобой присматривали.

Я вспомнил камеру, в которой просидел не меньше суток. Десятки выброшенных на улицу «вещей», из которых самый гнусный преступник всего лишь разбил чашку.

— Нет, пожалуйста, не надо! Не трогай их, Рэймс! — вскричал я. — Это я сам… Меня научил мэтр.

Не знаю, поверил он мне или нет, но больше об увольнениях не заикался.

— Где ты была?

По его тону я понял, что мне придётся ответить на этот вопрос в любом случае. Если же я начну артачиться, он применит методы допроса, которые мне не понравятся. Потому что этот мужик был на взводе. Не знаю, когда он сюда приехал, час или два назад, но уже успел напридумывать себе всякого.

— Ты говорила им, кто ты? — спросил Рэймс, когда я закончил рассказ.

— Да.

— И?

— Само собой, они мне не поверили.

Он нахмурился, и это было неуместно хотя бы потому, что он сам всё это время обращался со мной, как с первосортным лгуном и манипулятором. Он тоже не доверял мне, поэтому должен был понимать Зорких. Даже в какой-то степени быть им благодарным за то, что они сделали меня настолько шёлковым.

— Они забрали байк, — добавил я. — Ты вернёшь его?

Я очень хотел, чтобы он ответил положительно, но Рэймс молчал.

— Это байк мэтра, так что…

— Почему тебя забрал именно Хейз? — перебил он меня, и я поджал губы. Я не хотел об этом говорить, поэтому бросил:

— Не знаю. Может, он случайно оказался поблизости.

Он мне не поверил, конечно, но решил, что важнее узнать другое:

— О чём вы говорили?

Проклятье, я не хотел вспоминать.

Я опять солгал неубедительно, размышляя над тем, как из этого выпутаться. Конечно, с точки зрения Хейза он оказал мне невероятную честь, выбрав для случки со своим любимцем, но я не хотел иметь с Рэймсом ничего общего. Тем более детей.

Понимаю, эниты даже на размножение смотрят с точки зрения практичности, отстраняясь от личных предпочтений, но ведь с нами всё немного иначе.

Может, стоит рассказать всё Рэймсу и оставить его разбираться с этой проблемой? Всё-таки в этой ситуации он должен понять меня, как никто другой. Он же едва меня выносит, пусть подыщет себе для репродуктивных целей кого-нибудь более подходящего. Ему сгодится любая другая женщина, и какая удача, что Хейз заведует фермами.

Но это я, конечно, размечтался.

Хейз не изменит своё решение, даже если Рэймс его об этом попросит. Но что важнее, он не станет его просить. Недаром же он его фаворит, живое воплощение покорности и исполнительности. Наверняка, он шёл и на большие жертвы, чтобы доказать свою преданность. Сдать сперму для оплодотворения яйцеклеток кого бы то ни было? Раз плюнуть.

Ладно. Какие ещё варианты?

Отделаться от навязчивых мыслей об убийстве (можно, остановиться и на кастрации) было сложно. Я решил, что мне остаётся только понадеяться на заступничество мэтра. Но тут же отмёл эту идею. Если Рэймс готов был пойти на всё ради Хейза, то я готов был пойти на всё ради Бэлара. А у него и без меня отношения с отцом паршивые, не стоило их обострять.

В общем, ситуация была безнадёжная.

И я уже почти смирился, когда Рэймс протянул мне маленькую коробочку.

— Твой идентификационный аксессуар, — ответил он до того, как я её открыл.

Конечно, он позаботился об этом во избежание повторения истории.

— Это мэтр передал?

— Нет, он оставил выбор за мной.

Я был уверен, что найду внутри кольцо: слишком маленькая упаковка для браслета или ошейника. Но там лежал пирсинг.

— Проколи ухо или бровь, — добавил Рэймс, и я задумался: почему именно серьга? Потому что это больно? Потому что её так легко не потеряешь и не снимешь, как то же кольцо?

Потому что только такой вид украшения проникает в тело, а не просто касается кожи?

Повертев колечко в пальцах, я посмотрел на Рэймса.

И тут всё встало на свои места. Не в том смысле, что я нашёл ответ на вопрос «почему именно пирсинг?». Лучше. Я понял, как мне избежать скрещивания.

Я всё это время смотрел не в ту сторону. Я хотел, чтобы на моё место подыскали кого-то другого, не желая поразмыслить над вариантом, в котором подыскивать вообще никого не нужно.

Например, если Хейз поймёт, что Рэймс не такой идеальный, как ему кажется, скрещивания вообще не будет.

Я улыбнулся своим мыслям, и, словно подтверждая гениальность моего плана, Рэймс посмотрел на мои губы. Может, размышлял над тем, что это тоже неплохое место для его серёжки.

— Ты сможешь отследить меня, если я надену это? — спросил я.

— Да.

— Серёжка такая маленькая… Странно, что что-то настолько крошечное сможет меня защитить. — Я положил её обратно в футляр. — Мне нравится, она красивая. Я найду ей самое лучшее место.

Заметив перемену моего настроения, Рэймс насторожено нахмурился. Но не позволил себе раздумывать над причиной дольше пары секунд.

— Собирайся.

— Куда?

— К мэтру. — Рэймс выпрямился. — Он хотел поговорить с тобой, но связавшись с Конором узнал, что ты не появлялась дома уже сутки. Теперь одним разговором ты не отделаешь.

Ох, нет. Я, конечно, скучал, но не мог встречаться с ним сейчас. Только не после разговора с его отцом. Бэлар же сразу поймёт, в чём дело, начнёт задавать вопросы, я сорвусь и всё ему выложу. Я не хотел, чтобы он думал ещё и о моих проблемах, особенно теперь, когда я понял, как их решить самостоятельно.

— Это ведь совсем не обязательно, да? — проговорил я неуверенно.

Кажется, я удивил Рэймса своим ответом. Вернее, он уставился на меня так, будто допускал мысль, что меня могли подменить в этом департаменте.

— Расскажи ему, что со мной всё в порядке. Он же поверит тебе на слово, — продолжил я, всё больше его шокируя. — Или дай мне коммуникатор, я сам с ним поговорю.

Не знаю, почему он не настаивал. Хотел поскорее от меня отделаться? Боялся, что меня увидят вместе с мэтром? Ведь где бы ни был сейчас Бэлар, его окружали персоны первой величины, и мне среди них не место.

Как бы там ни было, Рэймс протянул мне коммуникатор и когда я услышал в динамике голос мэтра, то начал сочинять на ходу.

Что со мной всё в порядке, но вообще-то я неважно себя чувствую. Что я гонял на байке по городу, но на самом деле плохо переношу высоту и скорость, поэтому к нему не приеду. Что я встречался с его отцом, но с ним никак не могу.

Я наплёл ещё много всякой чуши, которую бы не осмелился говорить, глядя ему в глаза.

— Ладно, — сказал в итоге Многорукий, смекнув, что серьёзный разговор придётся отложить. — Я просто не хочу, чтобы ты забывал об осторожности.

Я сама осторожность. Во всём.

— Я не только о скоростном режиме и разговорах со всякими проходимцами.

А о чём?

— О презервативах, Габи.

Ну ясно.

— Я понимаю, что у тебя совсем нет друзей, не с кем поиграть, но искать себе приключения на улице опасно. Хочешь, я куплю тебе «куклу»?

Нет, я не хочу «куклу».

— Конечно, у меня ведь уже есть одна… Может, она тебе будет полезна?

Сорвав с уха коммуникатор, я кинул его Рэймсу и пошёл из комнаты. Меня трясло.

Этот… Бэлар! Как будто мог прочитать мысли на расстоянии и узнать, о чём именно я говорил с его отцом. А может, он был в курсе с самого начала. И даже если он не был в сговоре с Хейзом, эти его шутки зашли слишком далеко. Все три года поддерживать во мне ненависть к Рэймсу, поощрять моё желание убить его, зная, что меня выбрали ему в пару для совершенно противоположных целей.

Или эти предложения «поиграть». Это было жестоко даже по его меркам. В смысле, он же понимал, что я подойду к Рэймсу с презервативом, только если найду способ использовать резинку, как оружие…

Я задумался над этим. Ничего не мог с собой поделать, просто в один момент я сообразил, что могу использовать её как оружие.

По назначению.

На эту паскудную мысль меня и наталкивал мэтр, не так ли? Решил, что это станет финалом нашей эпичной войны. Чёрта с два. Он не заставит меня зайти настолько далеко. Я — Недотрога, и у Рэймса были такие же права на меня, как у любого пьяницы из бара. Он мог смотреть на меня, но не прикасаться. С моей же стороны было достаточно одних только слов, чтобы справиться с ним.

Так я думал.

Наивный.

Прода

Глава 13

Перед тем как уехать, Рэймс распорядился вернуть байк. Не для меня, конечно. Он ясно дал понять, что реактивного коня я больше не увижу. Пусть я без лишних препирательств нацепил на себя «ошейник», своей покорностью я не получил права выходить за пределы особняка. Я находился под домашним арестом.

Короче, в этом не было ни малейшего смысла, но всё-таки, уходя, Рэймс заявил:

— Ты должна надеть его.

— Хм?

— Пирсинг. И хорошо бы, если бы ты сделала это сама. Тебе нужно научиться отвечать за свои поступки, и это будет отличным началом.

Я улыбнулся.

— О, не переживай, он уже на мне.

Рэймс долго рассматривал моё лицо. Потом его взгляд скользнул вниз. На этот раз он недолго боролся с желанием попялиться на мою грудь и бёдра.

— Разрешаю подумать над тем, где именно, — сказал я, хотя и понимал, что провоцировать его сейчас опасно. Думаю даже, я не попадал прежде в ситуации опаснее этой.

Потому что Рэймс не доверял мне и своему воображению, он хотел проверить сам. В каком-то смысле, он был обязан это сделать, чтобы убедиться, что я не лгу. Ради моей собственной безопасности, конечно. И чтобы отчитаться перед мэтром.

Как же.

Это почему-то стало важным лично для него. Узнать, куда именно я поместил его подарок.

В самом низу? Или на соске? На каком именно? В машине, после второго похищения, он наверняка успел разглядеть очертания украшений через ткань белья. Наши различия, которые превращали меня в ничтожество в его глазах, теперь завораживали его.

При том, что Рэймс уже видел обнажённых женщин на фермах и в лабораториях. Жалких производителей. Несуразных животных. Под стабом он бы всё равно не взглянул на них иначе, как на разновидность «мебели» — живые инкубаторы. Он даже представить себе не мог, что они ещё на что-то годны.

Но вот сейчас начинал догадываться…

— Тебе пора. Не заставляй мэтра ждать. — Я попытался его отрезвить, но Рэймс не сдвинулся с места.

— Покажи мне.

Никогда бы не подумал, что он однажды сам об этом попросит. Пусть я и говорил, что на меня можно смотреть, чёрт возьми, он одной демонстрацией не ограничится. У него это на лице было написано, поэтому я скрестил руки на груди.

— Придётся поверить на слово. Я никуда не выйду, обещаю.

— Ты уже обещала однажды.

— Да, но теперь ты сможешь проверить, сдержал я обещание или нет.

— «Сдержала», — поправил он раздражённо. — Мы это уже с тобой проходили. Ты опять хочешь отделаться от меня, потому что в твоей легкомысленной голове созрел новый глупый план.

— Как бы там ни было, сам я одежду не сниму, так что…

— Говори, как женщина!

Отлично. Он быстро нашёл, на что во мне теперь направить злость, раз наши физические различия уже его не бесили.

Похоже, Рэймс не понимал, что сам копает себе могилу такими требованиями.

— Как угодно, — бросил я, будто мне это ничего не стоило. — Я лишь хотел… хотела сказать, что раздеваться при тебе не стану. Но если это настолько важно, можешь рискнуть раздеть меня сам.

Это прозвучало как-то… слишком.

И я сейчас не о том, что впервые говорил о себе от женского лица. А о том, что предложил ему раздеть меня. Я не перегнул палку?

Посмотрев на Рэймса, я понял, что перегнул.

Я доигрался. Мне конец. Вот о чём я думал, когда мужчина протянул ко мне руки. Он схватил меня, и я пытался вырваться, но он этого как будто и не замечал.

— Пусти! Какого чёрта ты делаешь? Я всё расскажу мэтру, слышишь?!

— Конечно, расскажешь. — Для того, что он задумал его, голос звучал слишком спокойно.

— Куда ты меня тащишь?!

— Ты поедешь со мной.

— Чего?! — От удивления я перестал дёргаться, и, извернувшись, посмотрел на его лицо. — Это уже третий раз, Рэймс! Ты, кажется, вошёл во вкус. Нравится похищать меня?

Похоже на то. Теперь он не хотел упускать возможность лишний раз дотронуться или побыть наедине, а когда я на коленях его об этом умолял, он прошёл мимо. Но почему-то вместо торжества, я чувствовал отвратительную жалость к самому себе.

Неся меня к выходу из дома, Рэймс бросил кому-то из прислуги, чтобы для меня приготовили одежду.

— Я сам могу дойти! — рявкнул я, выбившись из сил.

Я сдался. И это заставило его едва заметно улыбаться. Ничего себе событие. Видел бы его сейчас мэтр, засчитал бы мне десять очков.

— Говори, как женщина.

— Поставь меня на землю, — пробормотал я.

Мы уже стояли у машины, а он всё меня не отпускал. Водитель начал подозрительно коситься в нашу сторону. Слуги уже вынесли свёрток с моей одеждой.

— Или ты собрался нести меня на руках до самого… куда мы там собрались? Не то чтобы я против, но разве это не скажется на твоей репутации?

Слова о репутации отрезвили его. Он усадил меня в машину, повернулся за одеждой и кинул свёрток мне.

— Ты должна подчиняться мне во всём, — сказал Рэймс, садясь напротив. — Особенно там, куда мы едем.

— Без проблем. — Я не собирался осложнять жизнь мэтру или себе.

— Тогда переодевайся.

Ну да, а то я сразу не понял, для чего он всё это затеял. Несколько дней головной боли ради пары минут сомнительного наслаждения. Думаю, покажи я ему то, что он так хотел увидеть, он развернёт машину и привезёт меня обратно в особняк.

— Это ведь не обязательно делать сейчас, да? Когда будем подъезжать, я…

— Сейчас, — перебил меня Рэймс, и я стиснул зубы. Его командный тон начинал меня раздражать, хотя мы в дороге пробыли не больше минуты. Как хорошо, что мне не суждено было стать его солдатом.

Хотя, думаю, я быстро бы выяснил, как его заткнуть.

Это же элементарно.

— Ладно. С чего мне начать? — спросил я, развалясь на сиденье. — На мне не так уж и много одежды… Дай-ка подумать.

Я начал разглядывать шмотки, которые подготовили для меня слуги. Всё чёрное и простое, как и у Рэймса. О да, мы будем той ещё парочкой.

— Низ? Или верх? — гадал я, изучая штаны и рубашку. Обычное рабское облачение. По замыслу моего похитителя я должен был стать максимально незаметным. — А ты как думаешь, Рэймс?

Он молчал, уставившись на меня в ожидании. Он серьёзно приготовился к шоу, которое я тут собрался для него устроить. Я едва сдерживал улыбку. Это его выражение лица…

Если ему нравилось наблюдать за мной, то мне — за ним. Он до сих пор верил, что у него всё под контролем, а сам проигрывал. Сдавался впервые в жизни, убеждая себя в том, что ничего особенного не происходит.

Чёрный иерарх стал таким… предсказуемым.

Я провёл ладонями по телу, сверху вниз, и мужской взгляд проследил за этим движением. Я подцепил пояс штанов большими пальцами и чуть стянул, чтобы он увидел полоску белья.

— Нет, для этого слишком рано, — сказал я, и взгляд Рэймса метнулся с моих трусов на лицо. — Нужно сначала снять вот это. — Я поднял ногу и поставил её на сиденье между его коленями. — Расстегни.

Мой ботинок опять оказался в опасной близости с его промежностью, но Рэймс не выглядел напуганным. И оскорблённым тоже. Он подчинился, давая понять, что сделал бы и большее, попроси я его сейчас об этом. Вообще что угодно.

Хотя сам этого не осознавал, наверное.

Он снял с меня ботинок, и я поставил перед ним другую ногу, смотря на его склонённую голову. Какой послушный… Он не касался моей кожи, следуя правилам, которые я когда-то ему огласил.

Ну и кто тут кому подчиняется?

— Не нравятся мои шмотки, да? — протянул я, собирая футболку на груди. Мои ладони скользнули под ткань. — А так? Как тебе, Рэймс? Я начинаю выглядеть лучше?

— Осторожнее. — Наверняка, он хотел сказать кое-что другое.

— Ладно-ладно, я буду делать это очень медленно.

Мужчина потёр ладонью лицо, хрипло бросая:

— Ты хоть в курсе, с чем играешь?

О, я-то как раз в курсе. А вот он — нет. Но начинал догадываться. Его взгляд уже не был таким загнанным, когда он смотрел на меня. Он знал, что можно ожидать от своего тела. И что с этим делать впоследствии. Думаю, после нашей прошлой весёленькой поездочки, оставшись наедине, Рэймс разобрался с огромной проблемой у себя в штанах. Он же сообразительный, а тут даже последний тупица догадался бы, что к чему.

Поэтому его нельзя было назвать абсолютным профаном. И всё-таки он не был сведущ в этом деле так, как, например, я.

— Всего лишь переодеваюсь, как ты и просил, Рэймс.

— Это переодевание может закончиться для тебя печально, женщина.

Совсем наоборот, приятель. Чем бы это ни закончилось для меня, для тебя всё будет в разы хуже.

— Ты противоречишь сам себе, — сказал я, снимая футболку.

На мне уже не было того сексуального черного белья, лишь телесного цвета утягивающий топ. Но я и этим не позволил Рэймсу долго любоваться. Он едва успел распознать очертания украшений через ткань, как я накинул рубашку.

— Сказал мне убираться, а сам прибежал, едва выяснилось, что я пропал… ла. — Я занялся мелкими застёжками. — А теперь угрожаешь мне, хотя напрашивался на стриптиз. Я для тебя стараюсь, между прочим.

— Это я себе противоречу? — Он ухмыльнулся. Я даже не подозревал, что он так умеет. — А что насчет тебя? Ты собиралась меня убить.

А теперь собираюсь уничтожить морально. Ну ничего себе неожиданность.

— Почему? — спросил Рэймс, став предельно серьёзным. Очевидно, этот вопрос терзал его всё это время, хотя он и делал вид, что уже забыл о моём нелепом покушении.

— Потому что ты до сих пор не вспомнил, — заявил я.

— Не вспомнил? О чём?

Мои действия явно не способствовали лечению его амнезии. Когда я начал снимать штаны, Рэймс позабыл о сути нашего разговора.

— Ну, знаешь… о том, как мы с тобой познакомились, к примеру. — Мой голос звучал беспечно, хотя я никогда в жизни не собирался ему об этом рассказывать. По моей задумке, в момент кульминации (смерти) он сам обо всём должен был догадаться. — А познакомились мы с тобой гораздо раньше, чем ты с мэтром.

— В приюте? — Его голос звучал глухо, неуверенно. И вовсе не потому, что Рэймс не понимал, о чём я толкую, а потому что я лёг на спину и поднял задницу, натягивая штаны.

Похоже, чёрный мне шёл.

— В приюте, точно. Не напрягайся, мы с тобой не были друзьями. Ясное дело, что ты меня не запомнил.

— Я вообще плохо помню своё детство, — признался он. И это понятно. Настоящая жизнь началась у него после того, как он стал «вещью» иерарха. События куда большей важности заслонили скупое на впечатления прошлое.

Хотя и обидно немного, что все слова, которые он сказал мне перед тем, как исчезнуть, на самом деле были фикцией.

— А я своё — отлично. — Я закинул руки за голову. — Оно у меня было очень насыщенным, как ты можешь догадаться.

Он молчал. Не потому что не понимал, на что я намекаю, а потому что всё отлично понял.

— Но глупо говорить такое тебе, — продолжил я. — Когда у меня ещё только начинали молочные зубы меняться, ты уже назывался ликтором генерала. Уверен-а, что за красивые глаза такие звания не присваивают. А значит, тебе тоже доставалось.

— В моём случае жестокость была оправданной.

— В моём тоже. Как ты уже успел заметить, у меня нет члена. Разве есть оправдание лучше? — Прежде чем он открыл рот, я сказал: — Только давай без лицемерия, ладно? Ты сам ничуть не лучше тех, кто травил меня в приюте.

— Да, но в отличие от них, меня раздражает в тебе вовсе не то, что у тебя нет члена! А то, что ты подговорила моего мэтра — того, перед кем я провинился меньше всего — убить меня! То, что ты улыбалась, говоря мне об этом. Словно для тебя это какая-то долбаная игра! И то, что ты делаешь сейчас…

— Нравится тебе ещё меньше, — закончил я за него.

— Не имеет никакого грёбаного смысла, — поправил он, давая понять, насколько взбешён. Он же ругался лишь, когда прибить меня хотел. — Если вздумаешь выкидывать что-то подобное там, куда мы едем…

— Не переживай насчёт этого, я не создам вам проблем, — пообещал я, правда, собираясь показать насколько ответственным я могу быть. — Я могу отсидеться, где скажешь. Я терпеливый… вая, так что подожду, пока вы там не решите все свои вопросы.

Но Рэймс снова меня удивил.

— Нет. Тебе придётся показаться на публике. — Судя по тону, он сам от этого был не в восторге. — Если мэтр намерен сделать тебя ликтором, высшему обществу лучше познакомиться с тобой сейчас. Чтобы твоё назначение не стало для всех ещё большим… сюрпризом.

Неправильное слово.

Ударом, быть может. Или шоком. Но никак не милым, незначительным «сюрпризом».

— Хорошо, Рэймс, как скажешь.

— Не обращайся ко мне по имени при других.

Ну да, он же единственная «вещь», к которой другие «вещи» обращаются «господин».

— Вообще рот пореже открывай, — добавил он, и я закрыл глаза, устраиваясь на сиденье поудобнее. Его нотации вгоняли в сон. — Не задавай вопросов. Не заговаривай с теми, кто будет в красном и белом. Не ешь и не пей, пока не предложат. Держи своё любопытство в узде. Помни о манерах. Ничему не удивляйся. И сделай что-нибудь со своими волосами, ты не можешь ходить с распущенными…

Я уснул, не дослушав и половину своих заповедей, тем самым уже нарушив одну из них.

Глава 14

Тем не менее, я отлично запомнил ту часть, где сказано про любопытство. Равнодушие считалось хорошим тоном в обществе энитов. Поэтому мне было запрещено удивляться чему бы то ни было, даже если я видел это впервые в жизни.

— Это море? — спросил я, хвастаясь своими обширными познаниями перед Рэймсом. Я никогда не видел столько воды вживую, и никогда мог бы не увидеть и даже не услышать о нём, но я умел читать (а это уже было большое достижение), и поэтому знал многое о морях, курортных романах и сексе на пляжах.

— Океан.

Я повторил слово по слогам. Оказывается, раньше я произносил его неправильно. Я вечно путался в ударениях, а Рэймс говорил красиво… Поэтому я решил больше познаниями перед ним не хвастаться. Оставил это для более подходящего случая, когда мы опять зайдём в область, в которой он ещё ни черта не смыслит.

Опять? Ещё?!

О чём я, чёрт возьми, думаю?

— А что вон там дымится? — Нужно было отвлечься от неуместных мыслей, поэтому я начал засыпать Рэймса вопросами.

— Вулкан.

— А это что?

— Ракушки.

— А там внизу?

— Лагуна. Коралловый риф.

Он точно говорил на одном со мной языке? Иногда мне казалось, что он придумывает слова, чтобы я просто от него отвязался. Но даже если так, мне нравилось, как они звучали.

Мы подходили к вилле, спрятанной в скалах, и я был благодарен Рэймсу за похищение. Я многое бы упустил, если бы остался дома, потому что каким бы он ни был роскошным, роскошь здешней природы его затмевала.

Мне нравилось, как тут пахло. Вечерний воздух был мягкий, а ветер — тёплый. Всё это как-то по-особенному влияло на меня. Я расслаблялся и мог сравнить это чувство только с нежной близостью, когда Многорукий медленно раздевал меня и его прикосновения были почти невесомыми…

Я опять думал не о том.

Но это место, казалось, было просто создано для счастья. Для любви. Я становился ужасно сентиментальным, разглядывая сглаженное волнами побережье, сочную зелень пальм, прислушиваясь к звукам прибоя… Думаю, это проявление того, что Хейз называл генетической памятью. А может просто я был романтиком.

Но моя мечтательность испарилась в тот момент, когда я заметил людей, и вспомнил, что я не один в этом мире. Людей в чёрном и красном. Энитов в цветах, которые соответствовали их статусу. Они гуляли, сидели, беседовали и пили освежающие напитки под перголами, увитыми цветами. И я оказался среди них. И это стало неожиданностью при том, что я именно к этому готовился всю дорогу.

Волнение тому виной или всё дело в присутствии, на меня накатила дурнота, и я отошёл за спину Рэймса. И стал совершенно невидим. Лучшего места, чтобы спрятаться, не найти, ага.

Пока он о чём-то разговаривал с распорядителем банкета, я разведывал обстановку из-за укрытия. Среди пестроты чужих одежды я разыскивал ослепительно-белый. Мэтра не было среди гуляющих, и я посмотрел на здание, прозрачные двери которого были гостеприимно распахнуты. Скорее всего, внутри происходило основное действо светского раута, но я не посмел туда соваться. Решил подождать, пока договорит Рэймс.

У него спросили про меня, и стоит ли подготовить комнату, но он ответил, что хозяину дома не стоит беспокоиться о таких мелочах. И что представлять меня ему не обязательно, но если он спросит, то меня зовут Габриэль, и я любимая «вещь» Бэлара.

Он никогда раньше не произносил моего имени.

Почему-то я задумался над этим.

— У неё… интересная причёска, — сделал мне сомнительный комплимент распорядитель, после чего удалился, чтобы сосредоточиться на более требовательных и важных гостях.

Причёска у меня была так себе. Я собрал волосы на макушке в небрежный пучок и обязал его шнурком. Рэймс был в ужасе. Распорядитель тоже. Но мэтру понравилось.

— А вот и мой спаситель, — сказал он, имея в виду, конечно, не Рэймса.

Бэлар сидел в кресле, окружённый угодливыми прихлебателями, которые поспешили удалиться, как только заметили нас. Я отметил, что внутри виллы было прохладнее, чем под открытым небом. И тише.

— Я рад, что ты передумал, Габи. Без тебя тут совсем тоска. — Он с улыбкой меня разглядывал. — Рэймс нацепил на тебя не только серёжку, но и свой цвет.

— Лишь выполнил ваши распоряжения, мэтр.

— Наверное, никогда раньше их выполнять не было так приятно, да?

У него, определённо, улучшилось настроение. Когда мы только подошли, он выглядел мрачным и отстранённым. Ледяным. Холодным даже на ощупь.

— Что касается распоряжений, мэтр… — начал было Рэймс, но тот его остановил.

— Не сейчас.

Бэлар указал на место рядом с собой, и я сел, хотя хотел забраться к нему на колени, но вытворять такое я мог лишь в баре на глазах у пьяниц. Сейчас ситуация немного отличалась, и я пытался изо всех сил ей соответствовать. Быть серьёзным, собранным и безразличным ко всему, что меня окружает.

Пока справлялся я не очень, бесстыже пялясь на гостей, прислушиваясь к их речи, пытаясь понять, что вообще может беспокоить таких, как они. Например…

— Ну как там тебе жилось без меня, Габи?

Я рассказал ему в двух словах и без ненужных подробностей.

— Какой у тебя сегодня насыщенный день, — заметил Бэлар.

— И вполовину не такой, как у тебя, — пробормотал я, замечая, как гости косятся в нашу сторону.

— Ничего интересного. Переговоры — не моя сильная сторона. Я не прочь поболтать, но не о политике и не трезвым.

— Тебе принести выпить? — Я понимал, что алкоголь здесь днём с огнём не сыскать, но может мэтру сойдут и те коктейли, которые тут смешивают. Выглядели они неплохо.

— Я хочу другой коктейль, — ответил он, глядя на мои губы. — Тот самый.

Я вспомнил о Рэймсе. Пусть он и не был энитом, но его присутствие стало каким-то слишком явным. Хотя он и делал вид, что не слушает и не смотрит на нас. Старательно.

— Ладно, сделаю тебе его, когда останемся наедине.

— Ты такой талантливый бармен, Габи.

— Ты тоже ничего в этом смысле.

— Я просто умираю от жажды, знаешь. — И противореча самому себе, он достал портсигар. — И от скуки, да… Зато Рэймс тут вовсю развлекался. Он обожает такие собрания, правда? Можешь не отвечать, я же понимаю, что человеку удобнее сидеть за одним столом с энитами, чем сражаться бок о бок со своими сородичами. Ты отлично устроился.

Я видел, как Рэймс сжал ладони в кулаки.

— Если вы хотите, мэтр, я могу отправиться на фронт прямо сейчас. Куда прикажете.

Не знаю, почему я так испугался этого, хотя должен был обрадоваться. Если Рэймс умрёт, то в скрещивании уже не будет необходимости. И вообще всё станет намного проще. Спокойнее.

— Посмотрим, — сказал Бэлар, закуривая. — Если тебе тут так весело, и ты прекрасно вливаешься в компанию этих политиканов, то, скорее всего, именно мне придётся уехать и делать всю работу за вас. Это будет круто, правда, Рэймс? Человек среди энитов здесь, энит среди людей там. О нас заговорят. Обо мне, конечно, меньше, я ведь такой паршивый интриган…

Ага, как же. Он плёл сети искуснее любого в этом зале, но почему-то хотел, чтобы все считали иначе. Он строил из себя избалованного невежду и использовал Рэймса, как ширму, за которой удобно спрятаться. Чтобы затеять новую войну. Точнее игру в неё.

Каким-то образом разговор опять пошёл о делах, и я решил сходить за пепельницей для мэтра, потому что «мебель» ему её не предложила. Но когда я сказал о своём намерении Бэлару, он обвёл взглядом зал, в котором все, кому не лень, таращились на него, и предложил выйти.

Он игнорировал навязчивый шёпот, а я напротив — сосредоточенно вслушивался.

Однажды я спросил у Многорукого, почему он сбежал. Он ответил: «скоро сам всё поймёшь».

Я думал, всё дело в отце. Других причин я просто не видел. У Бэлара было всё, о чём такие, как я, не смели даже мечтать: власть, деньги, создатель, место и цель в жизни. Но он оставил всё это, чтобы стать «чистильщиком» на свалке.

Чистильщиком на свалке?!

Богом среди людей, так сказать будет вернее. Я не знал ни одного человека, который бы не боялся Многорукого. Элиминаторы почитали его, жители города платили ему алкогольную дань, Мэд, а затем Крис подчинялись его правилам.

Он был могущественен там.

И совершенно бессилен здесь. Его спасало лишь родство с Хейзом, но и оно уже не казалось такой надёжной опорой, потому что Бэлар всеми способами показывал, что на собственное происхождение ему плевать. Так было раньше. А девять лет лишь усугубили ситуацию.

Они не сделали его сильнее, на что можно было бы надеяться. Только распущеннее, грязнее и безрассуднее.

Курит.

Пьёт.

Трахается.

Он стал ещё больше походить на человека. И если бы они могли выбирать, то предпочли бы видеть на его месте того же Рэймса, потому что он хотя бы уважал их традиции.

Меня тошнило от бессильной злости.

Я только с третьего раза расслышал, что мэтр окликает меня по имени.

— Ну и дела, — протянул он. — У тебя такой свирепый вид, будто ты собрался второй раз Рэймса убить.

Скажу больше, происходящее взбесило меня сильнее, чем Хейз, заявивший, что мне нужно сдать яйцеклетки для его нового проекта.

— Не делай этого сейчас, идёт? Он мне пока нужен.

Рэймс сделал вид, что его это не касается, но уходить не собирался, поэтому пришлось говорить при нём.

— Ты слышал их?

— Сколько раз повторять? Не обращай внимания на всяких придурков.

— Это другое! — Я был рад, что мы ушли достаточно далеко от остальных, чтобы я мог повысить голос. — Я много чего о тебе услышал в своё время. Я и сам называл тебя по всякому, но это… совсем другое!

— Странно, что тебя впечатлили невинные сплетни энитов, а не мат человеческих отбросов, — согласился мэтр, разглядывая меня с полуулыбкой.

А я просто не мог себя контролировать.

Это напомнило мне о приюте. Но в этот раз всё было намного хуже, потому что с собственным унижением я научился справляться отлично, но я не мог безучастно смотреть на то, как толпа выбирает объектом своей ненависти мэтра, а он даже не думает сопротивляться.

— Они тебя ни во что не ставят! Считают никчёмным слабаком! «Человеком в белом».

— Просто повторяют за моим отцом.

— Твой отец… — Я произнёс ругательство одними губами, уставившись в землю. — Это он во всём виноват. Он сделал тебя таким.

— Брось, Габи.

Я понимал, что прервал более интересную и важную беседу, но меня было не остановить.

— Ты покупал все эти книги по воспитанию не для меня! Там каждое слово о тебе! Девиантное поведение, проблемы взросления, поиск авторитета. Я прочитал их, ясно? Я всё понял.

— Неужели.

Я ткнул пальцем в сторону виллы.

— То, что они там говорят — полная чушь!

— Я тебе только что об этом сказал.

— Потому что ты ничуть не хуже их. Ты сильнее их всех, понимаешь? Я чувствую твоё присутствие! Я видел твой контроль! Ты умеешь делать это превосходно! Лучше их всех.

— Пытаешься утешить меня, Габи, мой герой.

Он хотел меня поцеловать. Я тоже это чувствовал, почти так же ясно, как его присутствие.

— Ты сильнее их всех, — повторил я убеждённо. — Потому что у тебя есть для этого все данные. Хейз вложил в тебя всё самое лучше, по замыслу ты должен превосходить даже его самого. Ты просто… просто не можешь быть слабым. И ты… ты же это понимаешь, в отличие от этих идиотов.

Рэймс что-то проворчал про язык, который нужно держать за зубами, но я ещё не договорил.

— С тобой всё в полном порядке. Ни твой отец, ни они не смеют смотреть на тебя свысока.

Хейз может и превосходный творец, но отец он никудышный. Он мог создать что угодно гениальное, но, как обращаться с этим, не имел ни малейшего понятия. Ему бы те книжки почитать.

— Я не знаю, как устроен ваш мозг… Ты можешь мне не верить, но приступы головной боли — это результат «тренировок», которые устраивал тебе твой папаша. Это всё потому, что он причинял тебе боль. Поэтому теперь ты чувствуешь её каждый раз, когда используешь контроль.

Я был уверен, что эти тренировки ему только навредили.

Контроль и присутствие не проявлялись у него так, как хотел Хейз, потому, что Бэлар был другим. Во всём.

— Ты просто светило науки, Габи. Я тебе даже учителей не буду нанимать, ты их всех итак переплюнешь. — Пусть я и выглядел в его глазах глупо, у мэтра улучшилось настроение. И он всё ещё безумно хотел меня поцеловать. — У тебя так много талантов. Учись, Рэймс.

Ему опять ставили в пример женщину, но на этот раз Рэймс вместо взгляда, полного ярости, спрятал улыбку.

— Я тебе докажу, — заявил я, и Многорукий присвистнул. — Ты можешь использовать контроль без боли. Даже больше скажу, я её тоже не почувствую.

— Хочешь, чтобы я на тебе опробовал что-то настолько опасное?

— Я не твой отец и не стану тебя заставлять. Я просто прошу.

— Готов пойти ради меня на такой эксперимент? Вот это жертвенность.

Я рассуждал вслух:

— Раз твоё присутствие не подавляет меня, то и контроль должен быть приятным. Готов поспорить, мне даже понравится. Давай, придумай что-нибудь, чего бы я сам в здравом уме никогда не сделал.

— Даже не знаю…

— Что-нибудь необычное. — Я горел энтузиазмом. Наконец-то я понял, чем могу быть полезен мэтру. — Может даже, несерьёзное, чтобы у тебя не появилось чувства, что от этого что-то зависит. Не напрягайся, а то снова начнётся мигрень.

— А если ты после этого умом тронешься? Начнёшь на голову чулки надевать и всё такое?

То есть ничего не изменится.

— Зато я докажу тебе, что был прав. Что ты сильнейший из энитов. Оно того стоит. — Я приблизился к нему на шаг. — Пожалуйста.

И он сдался.

Не только моим просьбам, сколько собственному любопытству и… желанию. Поэтому в следующую секунду я целовал его, одержимо и жадно. Тоска по нему сделала меня безумным, я никогда так на него не накидывался. И вряд ли когда-нибудь посмел бы. Если учесть что на нём был торжественный белый, а неподалёку гуляли сановники-политиканы?

Это был стопроцентный, чистый, абсолютный контроль. Такой приятный, что у меня кружилась голова. От поцелуя. От риска.

Нас могли увидеть. Да и делать что-то подобное на глазах у Рэймса казалось неправильным. Не знаю почему. Я не пытался разобраться в собственных чувствах в тот момент. Хотя когда я скользнул языком между его губ, я забеспокоился. Мне показалось странным, что я не почувствовал вкуса табака. Он же только что курил.

Открыв глаза, я отклонился… и попятился назад. Я поднял ладони, как если бы собрался сдаться в плен или объяснить, что я тут совершенно не при чём.

Рэймс… Я целовал Рэймса. И он теперь смотрел на меня так, словно хотел притянуть к себе, чтобы свернуть шею… или продолжить. Я был в ужасе. От себя даже больше, чем от его взгляда.

— Ну как тебе, Габи? — спросил мэтр. — Понравилось?

Глава 15

Бэлар хохотал. Оказавшись в комнате гостевого дома, он уже не мог прятать своё отличное настроение за маской сдержанности. И никакой мигрени, хотя на этот раз я бы предпочёл, чтобы он выл от боли.

— Я впервые… впервые видел, чтобы он сбегал с поля боя. И чего он так испугался? Своего же члена. — Мэтр отошёл к графину, чтобы налить себе воды. — Шах и мат, правда, Габи? Я присуждаю тебе безоговорочную победу, раз уж у Рэймса случилась истерика от вида собственного стояка.

Ну, не только у Рэймса.

— Какого чёрта ты сделал? — спросил я, следя за ним исподлобья. Я испытывал такую злость лишь, когда он припёрся за мной на базу элиминаторов и сказал, что разыграл меня.

Шутник чёртов.

— Чего это с тобой? — Он глотнул воды.

— Ты заставил меня засунуть ему язык в рот. Это, по-твоему, смешно?

Он вздохнул.

— Но и не настолько страшно, чтобы психовать. Это просто поцелуй. Чего ты так разошёлся?

— Просто поцелуй? — Почему-то его слова ощущались как огнестрельное ранение. — Ладно…А у нас с тобой что тогда? Хотя, знаешь, не отвечай. А то ещё подумаешь, что я на что-то претендую.

— А разве нет?

— Мне ни хрена от тебя не нужно. Ни твоих денег, ни покровительства…

— А что насчет меня?

— Тем более. Ты же энит. Они с людьми не трахаются. — Я усмехнулся. — А я-то всё пытался понять, чего ты мне никак не хочешь вставить. Ты мог людей насиловать, ведь это было пыткой, издевательством… Но заняться со мной нормальным сексом ты не мог, потому что именно это сделало бы тебя падшим. Любовь к человеку.

Хотя если так вспомнить, он никогда не говорил, что любит меня. Нашу близость он всегда называл игрой. Он не ревновал меня к другим, потому что это было бы всё равно, что ревновать к своему байку. Он всех кругом считал своими вещами, в прямом смысле этого слова. И меня в том числе. Просто ко мне он привязался чуть сильнее.

— Хочешь, чтобы я тебя трахнул?

— Нет, спасибо. Хватит с меня на сегодня твоих игр.

— А я бы с тобой сейчас с удовольствием поиграл, Габи.

На меня это не действовало. Почти.

— Я устал, — продолжил я глухо. — Каждый раз, когда я пытаюсь помочь тебе… когда хочу продемонстрировать свою верность, ты швыряешь мне её в лицо.

— Я тоже хотел тебе помочь. Сам подумай, в одиночку ты бы с Рэймсом не справился. Ты просто побоялся бы довести дело до конца. У тебя не хватило бы решимости причинить ему такую боль, какую он заслуживает. — Мэтр с улыбкой меня разглядывал. — Если ему крышу снесло от одного случайного поцелуя, представляешь, что с ним стало бы, если бы он распробовал тебя по-настоящему? Он бы с собой покончил от мысли, что ему никогда в жизни больше не обломится.

Я просто ушам не верил.

— Каким образом это соотносится в твоей голове со словом «решимость»? Чтобы доказать верность нужно совершить измену? Хочешь бесплатный совет? Сам начни колоться стабом, может, он тебе мозги на место поставит.

— Не будь таким грубияном, Габи. Выставляешь меня злодеем, хотя прекрасно знаешь, что я никогда не заставил бы тебя делать то, чего тебе не хочется. Или, по-твоему, я не видел, как ты сегодня на него пялился?

— Чушь! Мне плевать на него! Я его ненавижу!

Противоречие на лицо, конечно, безразличие с ненавистью никак не вяжутся, но у меня в голове был полный бардак.

— Тише-тише, пялься на здоровье. Ты почувствовал прекрасный вкус женской власти и, пока ты так молод и красив, ты должен насытиться ей сполна. А что может быть приятнее, чем ставить на колени таких зазнавшихся мудаков вроде Рэймса. Я не лицемер, я тебя отлично понимаю. Развлекайся, Габи. Если захочешь с ним поиграть — валяй, но без фанатизма.

Почему он не хотел удержать меня? Почему не пытался сделать только своим? Почему не запретил даже думать о Рэймсе?

— Не лицемер? Да ты самый последний лицемер из всех, кого я знаю. — Я говорил тихо, но достаточно зло, чтобы он не сомневался — это скандал. — Твердишь, что тебе плевать на мнение отца, а сам из кожи вон лезешь, чтобы показать себя перед ним в выигрышном свете. И как же этого добиться такому, как ты? Как тебе доказать, что ты ничуть не хуже Рэймса, которого он бы с большей охотой назвал своим сыном?

Жестоко. Но я ещё не успел отдышаться, как Бэлар мне эту жестокость вернул.

— Хорошо, ты прав, я лицемер. Но не последний из них. Это место только твоё, Габи. Ты без устали повторял, что ненавидишь Рэймса, хотя сам всю жизнь мечтал о его внимании и снисхождении.

— Бред!

— А когда я подал тебе его на блюдечке, ты состроил недовольный вид. Я просто оставляю выбор за тобой. Отомсти, Габи. Хочешь убить — убей. Хочешь трахнуть — трахни. Ни в чём себе не отказывай. Как думаешь, скольким людям я делал такие щедрые подарки? Это возвращаясь к разговору о нас с тобой и «просто поцелуях». Тебе этого мало? Скидывай шмотьё и ложись на кровать, покажу тебе, насколько сильно меня заботит мнение отца.

Я не двигался с места. Чего я хотел на самом деле? Упасть на пол и заканючить: "Почему ты не любишь меня? Почему не любишь меня так, как я тебя?"

— Сначала ты, — сказал я через минуту, и мэтр с улыбкой взялся за застёжки на своём облачении. — Повернись и покажи спину. И не смей мне пудрить мозги.

Когда ткань соскользнула с его плеч, я едва подавил крик горя, хотя, казалось бы, уже успел подготовиться. Я ведь знал, что увижу там… точнее не увижу. Бэлар избавился от татуировки, и уже больше не мог называться Многоруким. Трудно сказать, почему исчезновение кровожадного чудовища с его кожи стало для меня такой потерей.

Я понял, что плачу, когда выбежал под открытое небо.

Прячась от посторонних взглядов, я пошёл к побережью. Нет, конечно, я не собирался топиться. Или пытаться сбежать. Мне просто хотелось побыть наедине.

Навязчивый шёпот опять летел мне в спину. Похоже, даже мои слёзы компрометировали Бэлара. Мне нельзя быть рядом с ним слишком нечастным, но и слишком счастливым тоже. Мне нужен стаб, чтобы оставаться с ним рядом и соответствовать его статусу иерарха.

Вот только плевать я хотел на его статус и на самого иерарха.

Я пошёл сюда не за энитом, а за элиминатором. Не за Бэларом, а за Многоруким. И если первый теперь убил последнего, на кой чёрт мне оставаться рядом с ним?

Я затосковал по дому. Не по роскошному особняку в Бореалисе, а по бару на свалке, отчего я расхныкался ещё сильнее и понёс свои слёзы к океану, как будто без меня там было мало солёной воды.

Но когда я оказался возле него, быстро успокоился. Шум прибоя, игра закатных бликов на волнах, мягкий песок залатали моё ранение. Я скинул обувь и распустил волосы, позволяя ветру их растрепать.

Вдруг стало так спокойно. На какую-то минуту…

А потом меня окликнул голос, который я хотел слышать сейчас меньше всего. Даже меньше, чем голос Бэлара.

— Ну и как тебе после такого верить? Пообещала не создавать проблем, а сама разгуливаешь здесь, как у себя дома.

Я обернулся, готовый послать его к чёрту вместе с его мэтром и их командами. Но увидев его, тут же присмирел. Он выглядел так, что я припомнил ещё один запрет, поэтому начал торопливо собирать волосы на затылке.

— Нет. Не нужно… — остановил меня Рэймс. А когда понял, что сказал, глухо выругался. Но отступать было уже поздно. — Оставь пока так.

Я вспомнил о поцелуе, когда Рэймс посмотрел на мой рот. Однако его привела ко мне не злость на то маленькое происшествие, а долг.

— С тобой хочет поговорить мэтр. — Он протянул мне наушник, но я отвернулся.

— А я не хочу.

— Придётся.

— Я не смогу ему сейчас сказать ничего цензурного, — признался я. — Если ты его верный слуга, ты должен защитить его от оскорблений какого-то беспородного сопляка.

— Как его верный слуга я притащу тебя к нему, если не ответишь на этот грёбаный вызов, — прорычал он, вкладывая мне в руку коммуникатор.

Я предупреждал.

— Пошёл нахер, — сказал я сходу, слыша в ответ тихий смех.

— А как же мой коктейль?

Я вновь почувствовал комок в горле и закрыл глаза.

— Для тебя всё это — шутки, правда? От начала до конца. С того дня, как ты подобрал меня, и до этого самого момента. Ты никогда не относился ко мне всерьёз…

— Неправда, сейчас я настроен очень серьёзно. А ты бросил меня, когда я уже собирался тебе это доказать. Пожалуйста, вернись ко мне. Я так давно тебя не видел, я не хочу ссориться из-за какой-то ерунды.

Какой-то ерунды?!

Чёрт, каждым словом он делал только хуже.

— Но если ты не вернёшься, придётся устроить примирительный секс прямо так. — Я услышал в динамике шорох. Очевидно, Бэлар лежал в кровати, обнажённый и с членом в руке. — Да, мы с тобой помиримся самым лучшим образом. Но для начала я с тобой как следует поссорюсь. Знаешь, что я с тобой сделаю сейчас? О нежности можешь даже не мечтать. Я так зол на тебя, что…

Я снял наушник и вернул его Рэймсу. Он же, вместо того чтобы прервать связь, надел коммуникатор на ухо. Видимо, решил извиниться за меня и спросить, что со мной дальше делать. Он открыл рот… и тут же стиснул зубы. Страшно представить, что он услышал… и продолжал слушать. У мэтра была богатая фантазия.

Взгляд Рэймса метнулся ко мне, задержался на распущенных волосах, опустился на губы, скользнул к груди и остановился между ног. Когда он посмотрел мне в глаза, я захотел сбежать, но, вспомнив, что бежать некуда, засунул руки в карманы и даже не отвернулся. Не попытался отобрать наушник или крикнуть, чтобы прекратил подслушивать немедленно.

Собственно, Рэймс сам долго не смог выносить это аудиопорно, срывая коммуникатор и сдавливая его в руке. Раздался треск.

Как ранее, в машине, мужчина отвернулся от меня, чтобы через пару мгновений посмотреть снова.

У него и раньше не оставалось сомнений насчёт того, какие именно отношения нас с Бэларом связывают. Но одно дело — представлять и совсем другое — услышать от него напрямую. Во всех подробностях, которые он ещё долго не сможет выгнать из головы.

Рэймс запихал сломанный наушник в карман, но уходить не торопился. Он подыскивал слова, похоже, впервые за долгое-долгое время испытав в этом необходимость: выразить свои эмоции правильно. Кто спорит, вести переговоры с представителями иных рас намного проще, чем с женщиной.

— Ты… собираешься вернуться?

— Нет.

Солнце уже село, но я готов был спорить, что разглядел на его лице облегчение.

Это было глупо.

— Насчёт того поцелуя… — пробормотал я, но он меня перебил.

— У тебя серёжка там… На языке. — Не только там, приятель. — Я… не знаю… наверное, это было больно. Я мог задеть случайно зубами, потому что никогда раньше…

Я потёр глаза, которые болели от усталости и ветра. Почему-то мне потребовалась минутка, чтобы собраться с духом перед тем, как сказать:

— Этого больше не повторится. Бэлар заставил меня это сделать, мне бы и в голову не пришло на тебя накидываться. Я никогда не думал о тебе в этом смысле, так что просто выкинь это из головы. Ты мне раньше не нравился, а сейчас тем более, и я рад, что это взаимно, правда.

Не знаю, кого именно я в этом убеждал.

— Если тебе нет до этого дела, то мне — тем более, — ответил Рэймс. Как хорошо, что он такой взрослый и понятливый.

От этого взаимного признания мне полегчало. Хоть что-то в своей жизни я привёл в порядок.

— Но ещё раз заговоришь о себе, как о мужчине, мне придётся показать тебе разницу между нами. Ясно?

Я хотел было поинтересоваться, как же он собирается это сделать. Но что-то мне подсказывало, что лучше этого мужика не провоцировать. Вне зависимости от того, что пришло ему в голову, я не хотел это испытать на себе.

Даже не верится, что минуту назад он пытался извиниться за то, что мог быть со мной недостаточно осторожен во время того нелепейшего поцелуя. Рэймс опять стал отстранённым и правильным.

— Нам лучше вернуться в дом.

— Я же сказала, что не хочу.

— Собираешься ночевать здесь?

— А можно? — Я бы с удовольствием. Прямо на этом нагретом песке, пахнущем солью и солнцем.

— Нет.

— Тогда я хочу вернуться в Бореалис.

— Не получится.

— Переночую в машине. Где угодно, но не с ним.

— Я не предлагал тебе возвращаться «к нему». — Рэймс повернулся ко мне спиной и пошёл в сторону виллы. — Идём. Тебе нужно поесть.

Прода

Глава 16

Говоря, что не предлагает мне возвращаться к мэтру, Рэймс имел в виду, что предложит свою комнату. Да, ему почему-то выделили отдельную территорию в этом раю, хотя он уже не был генералом и ликтором тоже. Но судя по этим апартаментам с видом на океан, он всё равно оставался важной фигурой, и хозяин показывал ему своё расположение с большей охотой, чем тому же Бэлару, которому слуги не принесли даже чёртову пепельницу.

Ведь насколько Рэймс был лучшим из людей, настолько Бэлар был худшим из энитов. Рассуждая так, я опять почувствовал что-то вроде жалости и необходимости его утешить, но тут же почувствовал жалость уже к себе. Потом злость. И чтобы как-то отвлечься, спросил:

— Ты не боишься, что меня увидят здесь?

— Нет. А должен?

— Ну, ты же так дорожишь своей безупречной репутацией. — Я неторопливо ходил по комнате, изучая интерьер и очень оригинальные предметы декора. — Кто-нибудь из слуг мог увидеть нас в тот раз и неправильно понять. А теперь ты приглашаешь меня в свою спальню.

— Для тебя это так выглядит?

Я посмотрел на него. Судя по голосу, у Рэймса было хорошее настроение. Он быстро успокоился, будто моё нахождение в этой комнате очень этому способствовало.

Хотя всё должно быть наоборот.

— Как для меня это выглядит? — переспросил я, заглядывая в ванную. — Как очень комфортабельная тюрьма. Решил запереть меня здесь и не выпускать до тех пор, пока мы не уедем? — Он пробормотал, что лично он не против. — Тогда это тем более будет странно.

— Но не так странно, как если бы ты осталась на ночь с мэтром, и все гости слушали…

То, что однажды услышал ты, когда отошёл недостаточно далеко от машины.

Ну вот, он опять был в бешенстве.

— Ладно-ладно. Я понял… поняла, что ты радеешь о репутации мэтра сильнее, чем о своей. Ты образцовая старшая «вещь», которая присматривает за нерадивой младшей. Ты очень ответственный, поэтому решил взять все хлопоты обо мне на себя.

Пожалуйста, позаботься обо мне, Рэймс.

Я улыбнулся собственным мыслям, но тут же стал предельно серьёзным. Заигрывать с ним получалось как-то само собой, пусть даже у меня не было на это настроения и желания. А у меня не было ни того, ни другого.

К тому же я устал и был дико голоден. Я вспомнил о первом, когда посмотрел на кровать, о втором, когда слуга привёз ужин. Он не казался удивлённым, когда заметил меня, но на то он и «мебель».

— Принести второй прибор, господин?

— В этом нет нужды, — ответил Рэймс, и вот этим слугу озадачил. И меня. Он не собирался делиться со мной едой? Или сам был не голоден?

Но когда мы остались одни, Рэймс меня просто потряс.

— Это морепродукты и фрукты. Можешь есть руками.

Могу ходить с распущенными волосами. Могу обращаться к нему по имени. Могу есть руками. От всего, чему он меня успел научить, он же сам теперь и отрекался. Все эти правила оказались неважны…

Только с условием, что мы будем наедине.

— А ты? — спросил я, подходя к тележке, чтобы получше разглядеть блюда. Ничего страннее я в жизни не видел, хотя чем я только не питался, живя с Многоруким.

— Посмотрю, что ты выберешь.

Он так часто называл меня животным, но так и не усвоил, что в звериной иерархии первым ест вожак.

— Это съедобно? — Я недоверчиво потрогал пальцем. Вся еда была твёрдая на ощупь, как камень. Похоже, он меня разыгрывал.

— То, что внутри.

— Это тоже?

— Да. Это краб.

— Выглядит ужасно. Мне бы даже в голову не пришло попробовать его на вкус.

— Его мясо считается деликатесом.

Я повторил незнакомое слово шепотом и, когда Рэймс объяснил мне его значение, подумал о мэтре. Редкое, дорогое лакомство — это про него.

Но я предпочёл есть другой деликатес.

— В этом что-то есть, — сказал я, разглядывая краба. — То, что он такой странный, но такой вкусный.

Рэймс что-то пробормотал в знак согласия.

— А может, ты просто хочешь меня отравить, — предположил я, и он сказал, что попробует первый, раз я такой недоверчивый.

Он закатал рукава, вымыл руки и начал разбираться с этим крабом очень ловко и быстро. Проглотив щепотку мяса, он протянул следующую мне.

— Лучше с тем соусом.

Я последовал его совету, забыв, что когда-то хотел всё делать ему назло. Еда попала на язык, и я вспомнил, как расхныкался, когда попробовал печенье в баре Майлза.

Сейчас была похожая ситуация, но от слёз я воздержался.

Я протянул руку за новой порцией, и Рэймс положил на мою ладонь новый кусочек. Он отнёсся к моему кормлению с такой же ответственностью, как и ко всему остальному. Он следил за мной, но сам не ел. Под конец я облизал пальцы, а он ополоснул руки в пиале с водой. Жаль. Я всё ещё был голоден, а на его коже оставался пряный сок…

— Ещё? — спросил Рэймс, и, посмотрев на него, я пытался понять, почему он выглядит таким довольным.

— Вот это, — выбрал я что поуродливее, и мужчина похвалил мой отличный вкус.

Пока он показывал, как чистить эти креветки, я решил расспросить его о том, о сём. Я знал, у кого мы находимся, но хозяина не видел. Рэймс же наверняка находился в хороших отношениях с этим иерархом. Что они обсуждали? Насколько это важно? Давно они здесь и надолго ли? Где были раньше? Куда поедут потом?

Пока он рассказывал, я удивлялся тому, что Бэлар вообще мог помнить обо мне в окружении таких важных людей, невероятно серьёзных проблем и прекрасной природы. Никогда бы не подумал, что смогу конкурировать хоть с чем-то из этого. Но он всё-таки беспокоился обо мне, поэтому велел Рэймсу привезти меня, когда понял, что я опять угодил в переделку.

Я подумал о том, чтобы вернуться к нему и помириться, но тут же отмёл эту мысль.

— Ты серьёзно говорил в тот раз? — спросил я. — Насчёт войны? Что ты отправился бы туда прямо сейчас?

— На самом деле, там намного проще, чем здесь.

Я уставился на еду, осмотрел комнату, выглянул за окно и ничего сложного не увидел. Беспечный идиот.

— Ты был на многих войнах? — Я понял, что задаю ему вопросы, которые мечтал задать любой приютский сопляк.

— Нет, для генерала.

— А для человека?

— Я много, где побывал, как «вещь» Бэлара. Чтобы я быстрее обучился, он таскал меня повсюду.

— Ты… сражался?

Он посмотрел на меня, словно не верил, что я задал такой глупый вопрос.

— Генералам и их ликторам запрещено выходить на поле боя, — пояснил я.

— Как удачно, что я не генерал и не ликтор.

Удачно? Да уж.

— Правда, что тебя стали называть героем после того, как ты единственный выжил в том сражении на Южном…

— Ешь.

Похоже, он не хотел об этом говорить, хотя у него геройских историй было намного больше, чем у меня, но я свои рассказывал всем, кому не лень, а он о своих предпочитал помалкивать. Я был фальшивкой, а Рэймс — настоящим, в том смысле, что обо мне, как о лучшем элиминаторе, распускал слухи Бэлар, а Рэймс сам стал лучшим и доказал это. Всем, кроме Бэлара. Мэтр единственный отказывался признавать заслуги своей «вещи», хотя считался самым слабым из энитов.

В общем-то, если так подумать, у Рэймса было больше причин ненавидеть меня, чем у меня — его. И всё же он кормил меня с рук этими деликатесами, а я думал, как бы избежать скрещивания.

Хотя, может, уже нет смысла переживать об этом. Если кто-нибудь из гостей или «мебели» видел тот поцелуй, то совсем скоро о нём узнает хозяин этого дома, а там и Хейз. Тогда Рэймсу придётся несладко. Даже не знаю, что его может ждать в худшем случае…

Но, похоже, его это не беспокоило. Он чистил ножом фрукты, предлагая мне по дольке от каждого. А я всё пытался понять, как Рэймс стал таким ответственным и заботливым при том, что его воспитывал Бэлар. Или дело не в воспитании.

Да, он же был таким всегда, ещё в приюте. Поэтому и полез меня спасать, когда я забрался в котельную. Наверное, я был такой не единственный, маленький герой Рэймс спас ещё с сотню непоседливых детишек. Поэтому он меня и не запомнил: для него я ничем не отличался от других. При всех моих отличиях.

Фрукты оказались очень сочными, кисло-сладкими. Вытирая рот, я подумал, что из них получилось бы смешать прекрасные коктейли. Если бы Фрик и Майлз были здесь и попробовали их…

— Не понравилось? — спросил Рэймс, когда заметил, как я нахмурился.

— Понравилось. Сладко. — Он опять уставился на мои губы, и я пробормотал: — Просто хочу спать.

Я всегда становился сонным, после того, как наемся. Осмотревшись, я приметил кресло. Мне было лень идти в душ, так что я направился прямо к своему спальному месту, но Рэймс сказал.

— Ложись на кровать.

— А как же ты? — Конечно, кровать была большой, но он же не предлагал нам её делить?..

— Мне надо работать.

Я невольно вспомнил, как «помогал» ему работать в машине.

— Ты будешь работать… всю ночь?

— Да. Тебе нечего боятся, — сказал Рэймс, и я фыркнул. — Но ты ведь и не боишься. — И он покачал головой, мол, как можно быть таким легкомысленным дураком.

Ага, как будто он мог сделать то, что сам не так давно предотвратил, нарушить все святые заповеди разом и предать Бэлара, своего мэтра и бога, просто от того, что у него стало тесно в штанах. Думаю, Рэймс считал страшным преступлением даже просто думать об этом.

Я отошёл к кровати и стянул с неё покрывало. Простыни были свежими, слуги их меняли каждый день. Безупречно чистая без единой складочки ткань… Я осмотрел себя, и решил всё-таки сходить в душ.

— Я возьму твоё полотенце, — бросил я и, не дождавшись ответа, заперся в ванной. Если уж он предлагал мне свою кровать, то и полотенце не пожадничает.

За дверью стало очень тихо. А потом Рэймс грязно выругался. Я даже не представлял, что он такие слова знает. Интересно, как он отреагирует, когда узнает, что с появлением на моём теле пирсинга, я начал спать голым?

Прода

Глава 17

Похоже, Рэймс изрядно потрудился этой ночью. Вид у него был измученный. Сразу видно, что он ни на минуту не переставал думать о великом. Глаз не сомкнул, проворачивая свои архиважные дела, разрабатывая новые стратегии, обговаривая поставку боеприпасов, поддерживая бесперебойную связь с союзниками и всё такое. Я даже почувствовал себя немного виноватым, взглянув на него утром.

Мужику было жизненно необходимо вздремнуть хоть часок. Поэтому я не позволил себе долго нежиться в чужой кровати. Стащив простынь, я прикрылся, чисто из вежливости к хозяину комнаты, а не потому что стеснялся его. Хотя, когда Рэймс задел меня взглядом, мне стало немного не по себе.

Когда я зашёл в ванную, то увидел свою одежду аккуратно сложенной. Вчера я бросил её как попало. Не знаю, что именно я почувствовал, когда понял, что он трогал мою одежду… и обошёлся с ней со вниманием, которого она не получила от меня. Отнёсся к ней бережно и с достоинством, как будто ткань, касающаяся моей кожи, заслужила их.

Я поморщился от собственных сентиментальных мыслей.

Да брось, он просто привык к порядку во всём. Или, по-твоему, ему больше нечем было заняться этой ночью, как нянчиться с твоим шмотьём? Наверняка, его сложила «мебель».

К слову о «мебели»: я слышал, как в комнату вошёл слуга. Судя по всему, он принёс завтрак и сменное постельное бельё.

— Не нужно.

— Я быстро, господин.

— Оставь, как есть.

— Тогда я зайду позже с вашего позво…

— Нет.

«Мебель» не стала перечить, хотя наверняка отметила эти странности гостя и, возможно, сочла нужным сообщить о них своему хозяину. Бардак в комнате Рэймса? Предвестник настоящей катастрофы.

Почему-то меня это обеспокоило…

Ополоснув холодной водой лицо, я начал одеваться. Мне хотелось сбежать. Из этой комнаты, этих мыслей и мужчины, который эти мысли вызвал. В двух словах: от самого себя. Поэтому, когда я вышел из ванной, первым делом посмотрел за окно. День обещал быть прекрасным…

Не для всех.

Взглянув на Рэймса, я понял, что мне придётся изрядно постараться, чтобы вымолить даже короткую прогулку. Он не собирался выпускать меня. Уже не потому, что я мог создать кучу проблем ему лично, шокировать гостей, повредить репутации его мэтра или покалечиться. А потому что этой ночью он полностью сдался в плен чувству, которое заставляло его кормить меня с рук, аккуратно складывать мою одежду и отдавать слугам нелепые приказы.

Это был особый вид ненависти. Ненависть к собственному телу и нервной системе, которые подвели его только сейчас при встрече с представителем слабого пола. После всего пережитого Рэймс никогда бы не подумал, что на самом деле он настолько уязвим. Поэтому он ненавидел ещё и меня за то, что я ему это показал. Однако эта ненависть не закончится моей смертью. Максимум — изоляцией, потому что, несмотря на статус вещи, которая даже сама себе не принадлежит, Рэймс был собственником.

И словно подтверждая мои слова, он спросил:

— Пойдёшь к нему?

К нему? Уже не «к мэтру»?

Знать бы, что именно Бэлар наговорил в тот раз, веря, что его слушаю именно я.

— Нет, если меня покормишь ты, — ответил я, и прозвучало это чертовски двусмысленно при том, что я намекал отнюдь не на сексуальный голод.

Если кто тут и был голоден в этом плане, то точно не я. И я мог бы приобщить Рэймса к этому деликатесу так же обстоятельно, как он меня — к своим, ведь по словам Бэлара это «просто поцелуи» и «просто игра».

Да, мэтру было каждый раз весело «играть» со мной, улыбка не сходила с его лица, тогда как этому мужчине желание причиняло боль. Играть с ним не получится. То, что для нас с мэтром было забавой, он превратит в войну и сожрёт меня живьём.

Поэтому Рэймс теперь так жадно смотрел на меня, а не на поднос с едой.

— Что ты хочешь? — спросил он, и я не сразу понял, что он имеет в виду. Что я выберу себе на завтрак, конечно.

Я остановился на выпечке. Её тоже можно было есть руками, и Рэймс не возражал… Рэймс вообще больше не возражал. Даже когда я начал намекать на то, что собираюсь пойти прогуляться, он продолжал молча меня разглядывать. Интересно, что он успел увидеть этой ночью? Он ведь наверняка на меня пялился, если даже сейчас не может себе в этом отказать.

А раньше отводил взгляд, как только я замечу.

Пускай. Он ведь уяснил правило: на меня можно смотреть, но трогать нельзя. Только опосредованно: одежду, полотенце, простыни… я был уверен, что Рэймс не откажет себе в таком сомнительном удовольствии, когда я уйду. А я ушёл сразу после завтрака, пообещав никуда не соваться.

Я сказал, что прогуляюсь по побережью, пособираю ракушки, построю замок из песка, я ведь ещё такой невинный ребёнок, ага. Со мной всё будет в полном порядке, на мне же его серёжка. Он уже понял где, да? Прямо у сердца, вот здесь, так что ему нечего бояться…

— Хотя ты же бесстрашный, — продолжил я. Эта дешёвая лесть, конечно, вряд ли на нём сработает, но я пустил в ход всё, что только мог. Надавил на его воспалённую совесть, в том числе: — Тебе не стоит беспокоиться о всяких пустяках, особенно здесь. Ты находишься тут как правая рука генерала, а не как моя нянька. В первую очередь тебе нужно думать о благе мэтра, конечно. И я не стану тебя отвлекать. Я буду вести себя безукоризненно, пожалуйста, поверь мне. Ты же мне веришь, Рэймс?

Нет. Не раньше, не тем более теперь. И всё-таки он меня отпустил, потому что мои действия и слова стали невыносимыми. Смотреть на то, как я прикасаюсь к своей груди, называя его по имени? Кажется, я знал, о чём Рэймс будет думать весь оставшийся день, пока его коллеги-иерархи будут выигрывать войны и воздвигать новые империи.

По мере удаления от его комнаты моя улыбка становилась всё шире. Не знаю, почему мне так нравилось дразнить его. Просто попытка отыграться, быть может. Не только за его собственную грубость ко мне и ту паршивую историю с Задирой. Рэймс стал олицетворением шовинизма вообще, потому что был самым лучшим из мужчин, презирающим любую слабость. Женщин, в том числе.

Я хотел превратить эту слабость в оружие.

Похоже, мэтр был прав, я тот ещё лгун. Мне нравилось торжествовать над Рэймсом. Когда у него появлялось это забавное выражение лица, я чувствовал себя чуть менее ничтожным. Вот в чём дело.

Да, я был жутким лицемером. Самым последним из них. Но это вовсе не означало, что я теперь был виноват перед Бэларом сильнее, чем он передо мной. Я не собирался мириться с ним. Пока нет.

Поэтому я бесцельно шатался по гостевому дому. Когда же прислуга стала на меня недовольно коситься, я вышел на улицу и прошёлся по саду. Вчера мне не удалось, как следует изучить это место, поэтому я навёрстывал упущенное. В тени пальм было прохладно, а вот когда я вышел на солнце, стало припекать. Всё из-за того, что на мне был неуместный в подобном климате чёрный. Я подумал о том, как было бы славно снять одежду или зайти в воду, но я помнил о правилах. К тому же я не умел плавать…

Никуда глубже ванны я никогда не залезал. Океан? Без вариантов.

Я бы и не осмелился. Безумно хотелось рискнуть, (я даже знал, что пожалею о том, что не рискнул), но этот простор, эта глубина и древность пугали.

Казалось, я стал кое-что понимать о космосе, когда подобрался к краю скалы и глянул вниз. Я уже оставил виллу за спиной и теперь стоял на возвышении, вглядываясь в неподвижную тёмно-бирюзовую бездну, окольцованную каменными глыбами.

Как там это называл Рэймс? Лагуна.

Раздавшийся высокий короткий крик прозвучал как выстрел, вспугнул чаек. А потом громкий всплеск… и хохот, когда голова ныряльщика показалась над водой. Прищурившись, я нашёл взглядом группу мальчишек, которые прятались в камнях. Я насчитал пятерых, они толкали друг друга, подначивая. Нашли себе развлечение, чёрт возьми. Это были «куклы» местного иерарха, и они веселились как могли, пока их хозяин и «мебель» целиком и полностью были заняты гостями.

Хотя я зря волновался. Похоже, у них такие забавы были в порядке вещей.

И всё же я решил подойти поближе, как раз, когда прозвучал вопль не восторга, а страха.

— Стягивай с него одежду!

— Давай-давай!

— Если не прыгнешь сам, мы тебя столкнём.

— Похоже, у тебя нет выбора.

Самому старшему из них было на вид лет пятнадцать, он же всем заправлял. И хотя он не был похож на Задиру, а пацан, которого они скрутили, совсем не был похож на меня, я счёл происходящее чем-то личным. Поэтому не смог долго оставаться в стороне.

— Кажется, ваш друг не хочет с вами играть.

Они обернулись, и я понял, что могу даже не пытаться делать внушительный вид. Они меня не испугаются никогда в жизни. Потому что я был в чёрном, потому что я был гостем, потому что я был женщиной.

— А ты что, хочешь? Прости, но мы не водимся со всякими… дефектными.

— О, не переживай, я предпочитаю другие игры. — Я улыбнулся, вспоминая Рэймса. Почему-то именно его.

— Тогда чего тебе надо?

Я недолго раздумывал над пафосным оформлением фразы «отпустите его».

— Отпустите его.

— Гляди, Ян, у тебя появился защитник. Именно такой, какого ты заслуживаешь.

— Хи-хи-хи.

— Яна защищает женщина.

— Хочешь дружить с ней? Вы будете отличной парочкой.

Ян молчал, поглядывая на меня исподлобья. Я не заметил на его щуплом теле синяков, а значит, его травили только так, психологически. Просто за то, что он был рыжим и весь в веснушках? Я не мог найти других причин, пока Задира II не огласил:

— Это просто обряд посвящения. Все новенькие его проходят. Но знаешь, если ты такая смелая, почему бы тебе не прыгнуть взамен него.

— За дурака меня держишь, а?

Я подошёл к краю и прикинул высоту. Метров десять. Столкнув камешек, я смотрел, как он летит вниз, ударяется об воду и идёт ко дну. Точь-в-точь как если бы я осмелился принять их предложение.

Даже умей я плавать, я бы всё равно не решился туда сигануть.

И это обидно. В смысле, эти сопляки прыгали в пучину, хохоча. Для них это было весёлой забавой, а я… Стоп. Я тоже каждый день выкидываю такие же суицидальные номера, когда дразню Рэймса. Так что им со мной не тягаться.

— Ну, я так и думал. — Задира II развёл руками. — Похоже, твоей защитнице уже расхотелось тебя спасать. Но, как я слышал, все женщины жуткие трусихи. Странно, что у тебя, Ян, до сих пор не выросли сиськи и член не отсох, ведь ты один в один…

Он не договорил, потому что Ян вырвался и бросился наутёк… только не в ту сторону. Вместо того чтобы бежать к хозяину, он оттолкнулся от края и полетел вниз головой. И хотя я не считал себя кровожадным, но Ян мог бы, по крайней мере, прихватить вместе с собой Задиру.

Тогда в его поступке был бы хоть какой-то смысл.

Кинувшись к обрыву, я впился взглядом в бездну. Пена сошла, по воде разбежались круги, а потом она вновь стала гладкой и непроглядной, как бутылочное стекло. Там было чертовски глубоко.

— Он вниз головой прыгнул, — заметил кто-то.

— Точно шею себе свернул.

— Ему конец.

— Сматываемся.

— Эй! — Я обернулся, но они были такими прыткими, что исчезли из поля моего зрения даже быстрее, чем этот их недалёкий Ян. — Позовите на помощь! Слышите?!

Вряд ли.

Просто в одно мгновение я остался наедине с самим собой. Намного более трусливым, чем представляли эти «куклы» и я сам. Потому что я допустил мысль, что всё происходящее — не моё дело. Если иерарх позволяет своим питомцам развлекаться подобным образом, ему и нести ответственность за гибель одного из них. Если у него этих Янов целая куча и потерю одного он даже не заметит, то я — тем более.

Я ведь не герой. В отличие от Рэймса я имею полное право развернуться и уйти, не доведя своё неуклюжее спасение до конца.

Ненавидя себя за эти мысли, я решил сбежать. Но, как и Ян, в другую сторону.

Глава 18

Я мало что понимал в красоте, и имеет ли она хоть какое-то отношение к смерти, но я был уверен, что упокоиться на дне прекрасной лагуны лучше, чем быть задушенным в приютском коридоре.

Так себе утешение, согласен.

Да, я прыгнул. Я счёл, что теории вполне достаточно для того, чтобы вытворять смертельные трюки вроде спасения утопающего. Спасения? Кто в них хорош, так это мэтр. И я вновь позволил ему себя проявить, зная, как он любит исполнять на бис свой коронный номер.

Я никогда не понимал, как Бэлару это удаётся — появляться из ниоткуда в самый критический момент, будто он просто выжидал поблизости. И в ту секунду, когда я смирялся со смертью, он хватал меня за шкирку и вырывал из её загребущих лап.

На самом деле, падая, я поклялся, что больше никогда не заставлю его делать это снова.

У меня было мало времени на то, чтобы придумать, как именно я буду перед ним извиняться — всего несколько секунд, прежде чем чувство абсолютной свободы сменилось чувством такого же абсолютного плена. Это было даже хуже падения на асфальт, а я знал, о чём говорил. Просто в этот раз после жестокого удара я провалился ещё глубже, меня сдавил холод, вода залилась в уши и нос.

А потом я открыл глаза… и ничего уже не помнил.

В общем, очень сомнительное веселье.

Я понял, что не умер, потому что мне стало очень больно. Лёгкие жгло огнём, я судорожно кашлял, освобождая их от солёной воды. Да, внутри стало очень жарко, а снаружи холодно. Я дико замёрз. Ко всему прочему ситуацию усугубляла кратковременная амнезия: я не мог вспомнить, что со мной стряслось.

Я должен был сделать что-то очень важное… что-то жизненно необходимое…

Я открыл глаза и тут же мучительно зажмурился от яркого солнца. Но вот надо мной навис кто-то большой, и я благодарно вздохнул. Я вспомнил, как точно так же прятался от безжалостного света в приюте, и Рэймс спас меня от него своей тенью…

— Рэймс…

К моему рту прижались чужие губы, хотя в реанимации уже не было никакой необходимости.

Солёный.

— Я здесь. — Лицо обжигало чужое, сбивчивое дыхание. — Какого чёрта ты… — Он не договорил, целуя меня. — Какого чёрта ты задумала? Если хочешь сдохнуть, я сам… — Такое ощущение, что это он выпрашивал у меня реанимацию, снова и снова прижимаясь к моему рту. — Я сам тебя убью.

Это были слова и действия мэтра, но голос и вкус не его.

Не дешёвой выпивки, а океана.

С некоторых пор не было ничего, что пугало бы меня сильнее. Я лежал на берегу, на мягком песке, а океан шелестел волнами и лихорадочно повторял, что убьёт меня. Чуть попозже… только ещё немного попробует… я казался ему сладким… он понятия не имел, что я такой приятный на ощупь и вкус…

По ощущениям я вновь тонул, хотя и чувствовал нагретый песок под спиной. Я начал вяло сопротивляться, и убийца (спаситель) отклонился.

Я только теперь заметил, что у Рэймса синие глаза, почти такие же, как вода в лагуне. Мне не было никакого дела до цвета его глаз раньше. Теперь же я буду вспоминать океан каждый раз, когда посмотрю на этого мужчину.

Рэймс открыл рот, чтобы сдаться мне официально, но мэтр ему помешал.

— Какое чудесное сокровище ты нашёл на этом острове, Рэймс. Или ты его украл? — Остановившись неподалеку, Бэлар смотрел на нас и ухмылялся. Его облачение сияло ярче солнца. — Играете в пиратов, а? Я-то думал, куда ты так рванул. Конечно, играть с Габи намного приятнее, чем спорить с этими высокоинтеллектуальными баранами. Кому, как не мне, это знать.

Бэлар нарочно дразнил его, забавляясь безосновательной ревностью своей старшей «вещи».

— Просто… искусственное дыхание, — нашёл я в себе силы прохрипеть. Потому что Рэймс молчал. Он не собирался оправдываться.

— Выходит, он снова спас тебя? Вытаскивает из огня и воды. — Мэтр присвистнул. — Чёрт, мне не терпится рассказать всем, какой ты герой, Рэймс. Нужно же объяснить хозяину и гостям, что внезапно случилось с твоими манерами.

— Это всё из-за меня, — сказал я, потому что почувствовал: ситуация становится катастрофической. — Я пообещал ему никуда не соваться, а сам полез в воду. Хотел научиться плавать и вот…

Кстати, как он понял, что я в беде? Пирсинг реагирует на изменение температуры окружающей среды? Тела? Или же считывает каким-то образом пульс? Я даже не поинтересовался тем, как он работает, дурак.

— Защищаешь его? Думаешь, такому, как Рэймс, нужен защитник?

Ситуация в самом деле абсурдная. Я едва справлялся с собственным дыханием, что уж говорить о защите кого бы то ни было. Кроме того, в этом не было никакого смысла.

— Почему бы тебе не защитить, например, меня? — продолжил Бэлар. — Ведь, судя по взгляду, Рэймс на меня сейчас набросится.

— Никогда, мэтр, — процедил Рэймс, и даже я ему не поверил. — Позвольте отнести её в дом. Её нужно показать врачу…

— Да перестань. Я видел, как ты отлично справился с искусственным дыханием. Какой врач сделает лучше?

На самом деле, я уже не чувствовал себя умирающим, но почему-то от слов мэтра снова заболело в груди. И это неправильно… в смысле, он вёл себя, как обычно, я привык к странностям его поведения. Что изменилось?

То, что я теперь неосознанно сравнивал его с Рэймсом?

— Она едва не погибла…

— Габи, тебе нужен доктор?

— Нет, я в порядке, — прохрипел я, доказывая свои слова тем, что поднялся на ноги. Меньше всего я хотел, чтобы об этой поганой ситуации ещё кто-то узнал. Кто-то из «мебели» иерарха, а потом и он сам.

Но когда я заметил движение в зарослях пальм, понял, что слухов не избежать. Огненно-рыжий затерялся среди зелени.

Ян?

— Недотрога очень крепкий, поверь мне, — согласился мэтр. — В этом он похож на мужчин. Как и тем, что постоянно думает о сексе.

— Заткнись, — бросил я устало и поморщился. Сейчас я о сексе меньше всего думал. Я только что чуть не умер, вообще-то.

Я оттянул на груди промокшую одежду, ткань повторяла контуры тела. Показываться в таком виде перед публикой было никак нельзя.

— Так что я не сержусь на тебя за то, что ты за ним не уследил. — Мэтр меня как будто бы не слышал. — Он же такой непоседливый, кого угодно может провести, если захочет. Хотя я и не ожидал, что ему с тобой не понравится настолько, что он пойдёт топиться.

— Заткнись! — повторил я настойчиво.

— Стесняешься Рэймса? — Мэтр озадачено нахмурился. — И что ты делал в его комнате этой ночью, если теперь так смущённо краснеешь?

— Ничего! Ничего я не делал, ясно?

— Ты его трахнул?

Я стиснул зубы и решил уйти подальше от этого придурка.

— Рэймс, он тебя трахнул?

Я развернулся и пошёл к мэтру, чтобы схватить его за руку и потащить за собой.

— Ого, похоже, твоё «искусственное дыхание» взбодрило его даже сильнее, чем можно было ожидать. Давно уже он так не заводился. — Бэлар пошёл за мной, продолжая через плечо: — А тебе придётся вернуться в совещательный зал, Рэймс, там все тебя заждались. Передай, что я буду чертовски занят ближайшие несколько часов.

Обхохочешься просто.

Я не мог поверить, что всерьёз собирался пойти на мировую.

Трудно сказать, что в этой ситуации злило меня сильнее. Бэлар использовал меня как инструмент для мести, как и я его когда-то. Для мести тому же самому Рэймсу, которого я некогда собирался убить. Тогда почему я был в таком бешенстве?

Я не оборачивался, хоть и чувствовал, что Рэймс смотрит нам вслед. Возможно, даже ждёт, что я остановлюсь… чтобы поблагодарить за спасение, к примеру. Очередное.

Я изо всех сил стиснул руку Бэлара, словно такая ерунда могла причинить ему боль, и ускорил шаг.

* * *

Ближайшие несколько часов Бэлар был чрезвычайно занят, выслушивая не высокоинтеллектуальных баранов, а обычного — меня. Я опять безуспешно пытался объясниться ему в чувствах, в которых сам запутался, а он своими словами делал только хуже.

— Чего ты так распсиховался? В прошлый раз Рэймс вытащил тебя из печи, в этот раз из океана. Ничего не изменилось, так ведь?

В том-то и дело, что не так. Изменилось всё.

И я боялся в этом признаться даже самому себе.

— Ты слишком много думаешь, Габи. Расслабься и просто сделай так, как хочешь.

Я хотел убраться куда-нибудь подальше. Потому что, как выяснилось, я умел ненавидеть Рэймса только на расстоянии. Но стоило мне его заметить краем глаза, я превращался в восторженного сопляка, каким был пять лет назад. Вот только с тем отличием, что теперь я знал, что с этой восторженностью делать, а Рэймс не собирался меня отвергать.

— Я не знаю… не знаю, чего хочу, — признался я.

— Тогда подумай, чего ты не хочешь.

Много чего, на самом деле. Например…

— Становиться ликтором.

Бэлар развёл руками.

— Тут у тебя нет выбора. Ты победил, и я сдержу слово. Ты наденешь красный в любом случае. Уже просто потому, что этого хочу я.

— Я не победил, это была ничья.

Взгляд мэтра требовал объяснений.

— Рэймс спас меня сегодня, — сказал я. — В моей «победе» не было бы никакого смысла без его вмешательства. К тому же он не пользовался стабом и вообще вёл себя по-товарищески.

Бэлар облегчённо вздохнул.

— Я уж подумал, ты скажешь, что попался в свои же сети. Вместо того чтобы покорить Рэймса, сам влюбился в него без памяти.

Ну, что тут скажешь… Я попался.

Глава 19

В день отъезда я заметил мэтра за разговором с ребёнком, которого я так неуклюже попытался спасти. Бэлар гладил его по голове, и Ян ему улыбался, а когда подбежал я с очередными благими намерениями, весь напрягся, будто это я мог представлять опасность.

— Я думал, ты утонул! — воскликнул я, а рыжий поспешил обойти меня, на ходу бросая, что ему не велено разговаривать с незнакомцами. — Что? С незнакомцами? Я тебя, между прочим, спасти пытался, когда ты башкой вниз с обрыва сиганул!

— Зачем? — Он посмотрел на меня как на идиота. — Я отлично ныряю и плаваю. Под водой в том числе.

— А чего ты тогда сопротивлялся?

— Не люблю идти на поводу у всяких придурков.

Я провожал его взглядом, думая о том, что лично я только этим и занимаюсь.

— Габи, ты теперь жизнью рискуешь не только ради меня, но и ради милых мальчиков? Внешность у него интересная, согласен…

— Ты знаком с Яном?

— Тем пацаном, что ли? — Бэлар по именам помнил лишь нескольких людей. Он не знал, как зовут его же «вещи», что говорить о чужих. — Просто поболтали. Я попросил его не распространяться о том, что он видел на пляже.

Попросил не распространяться? Больше похоже на то, что он стёр ему память.

Такое возможно?

Я всерьёз задумался над этим, хотя мысль и была абсурдной. Стирать память? Не слышал, чтобы эниты такое умели. Даже сильнейший среди них — Хейз…

К слову о Хейзе и слухах. После возвращения в Бореалис, я ждал, что он заявится, возмущённый жуткой распущенностью Рэймса, и скажет мне, что я могу расслабиться: скрещивания не будет. Судя по напряжению, которое царило в особняке с момента нашего возвращения, Рэймс тоже этого ожидал. Может даже, собрал вещи, чтобы отправиться на фронт и попытаться искупить свой грех. Ведь, как выяснилось, он себя прекрасно чувствовал в жерле ада, а не в райских кущах. Ему уже давно не терпелось привести свою жизнь и мысли в порядок, а для этого ему нужна привычная, спокойная обстановка. Мясорубка войны, к примеру.

Наверное, именно об этом он мечтал, когда я поприветствовал его на следующее утро после происшествия и спросил, как ему спалось на тех самых простынях.

Судя по виду, не очень. Я подозревал, что с тех пор он вообще перестал спать. Работа в том виновата или я, но мужик стал ещё невыносимее, чем был раньше. Теперь к нему боялась подходить даже прислуга, хотя та и была вышколена служить капризным энитам. Рэймс стал агрессивнее, настойчивее в суждениях, беспощаднее с оппонентами на советах, провинившимися солдатами, оплошавшей «мебелью» или противниками.

Он менялся на глазах, и Бэлару эти перемены нравились. Что касается Хейза? С некоторых пор он целиком и полностью был поглощён собственными проблемами. Да, если какие слухи и распространились в Бореалисе и за его пределами, так это о том, что Хейз теперь находится в неважных отношениях с консулом. Домыслов была сотня, от вполне себе имеющих смысл до совершенно фантастических.

Кто-то говорил, что Хейз просил у Махасима заступничества перед законом, потому что решил сделать себе второго сына, а это против правил. Из-за крайней перенаселённости родной планеты, паре энитов было разрешено скрещиваться лишь единожды за всю жизнь. Но теперь, когда Хейз набрался опыта и находился не на своей планете, он мог бы попытаться… По слухам, консул ему отказал, а когда архонт пришёл на аудиенцию в следующий раз, Махасим его не принял, сославшись на чрезвычайную занятость.

Другие рассказывали, что в одной из его ферм случилась жуткая эпидемия, уничтожавшая всё женское поголовье. Так оно и было на самом деле, и это, определённо, повлияло на репутацию Хейза. Но вряд ли внештатная ситуация на рабочем месте могла сказаться на его отношениях с консулом. Другое дело, если бы Хейз, к примеру, замыслил государственный переворот местного масштаба.

Об этом тоже поговаривали.

— Нужно выяснить, кто распускает эти поганые слухи, Рэймс, — заявил однажды за столом Бэлар. — Одно дело, когда порочат моё имя, и совсем другое — имя моего отца. Нужно заткнуть этих ублюдков как можно скорее. Какие у тебя есть идеи?

Потирая воспалённые глаза, Рэймс начал перечислять имена и строить гипотезы, относительно того, кому это может быть выгодно. Завистников и врагов у Хейза полно, как и у любого иерарха.

Вдумчиво слушая, Бэлар кивал, после чего обратился ко мне:

— А ты как думаешь, Габи?

Не отрываясь от рыбы (с некоторых пор я обожал морепродукты), я указал пальцем на него.

В ответ на это Бэлар заявил, что уволит учителей-идиотов, которые вместо того, чтобы готовить меня к вступлению в должность, забивают мне голову всякой чушью. Я, похоже, совсем из ума выжил.

Я не стал спорить, хотя не просто был уверен — знал, что именно Бэлар стравливает Хейза и консула. Чтобы устранить и первого, и второго, быть может. Кто его знает, с какой именно целью и каким образом.

Может, он научился забираться даже в головы энитов? В последнее время, я чувствовал его присутствие вне зависимости от того, прикасался он ко мне или нет. А прикасался он ко мне редко, потому что к его занятости добавилась моя учёба. Против которой я совсем не возражал, я ведь итак сидел целыми сутками дома, не зная, чем себя занять.

Когда же я рассказывал мэтру о своих успехах, он успокаивал меня, говоря, что сам ненавидел учиться.

— Но мне нравится, вообще-то, — возразил я. Неужели мой энтузиазм так легко перепутать со скукой?

— Как только станешь ликтором, я сам займусь твоим обучением. — Прозвучало чертовски многообещающе. — Ничего сложного, просто смотришь и запоминаешь.

Я вспомнил, что мне рассказывал о своём воспитании Рэймс. Что Бэлар таскал его по вселенной, чтобы он обучался на практике, а не сидя в удобном кресле и слушая рассказы умудрённой «мебели».

За такими мыслями, я невольно представил шутника-Бэлара и неулыбчивого подростка подле него. Прошло время, сын Хейза ни капли не изменился, а Рэймс повзрослел. Теперь он казался старше своего мэтра лет на десять, а я выглядел ровесником Бэлара, хотя мне было чуть больше восемнадцати. Когда-нибудь я тоже повзрослею настолько, что называть его мэтром с моей стороны будет просто смешно.

Или не очень.

Внезапно Бэлар наклонился и поцеловал меня. Мы стояли посреди коридора, но ему было плевать на мнение слуг, так же как и на мнение иерархов.

— Не делай такое жалобное лицо больше, — попросил мэтр, отклоняясь. — Я в чём-то провинился перед тобой?

— Нет, всё в поряд…

Он снова поцеловал меня, и в следующую секунду я оказался зажат между стеной и телом мужчины. Он перестал курить и не пил уже давным-давно, его вкус и запах изменились, но я отлично помнил его прикосновения.

— Но я, действительно, виноват. Совсем не уделяю тебе внимания. — Похоже, он собирался это исправить. — Это охренеть, как нечестно с моей стороны, раз уж ты хранишь мне верность. Будь ты последней женщиной на планете, всё равно бы сидел на жёсткой диете из одного меня, правда, Недотрога? — Я простонал, когда он запустил руку в мои штаны. — Выглядишь ужасно голодным.

Я прошептал что-то в знак согласия, цепляясь за его плечи. Он трогал мою серёжку, и это не шло ни в какие сравнения с тем, как к себе прикасался я сам. Это были мужские прикосновения. Прикосновения хозяина, который напоминал мне, кому принадлежит это местечко, на которое он поставил свой знак.

И я хотел принадлежать ему, но не как «вещь». Хотел, чтобы он присвоил меня иначе. Не официально, а примитивно. Для этого не нужны символы или регистрация. Он мог сделать это прямо сейчас, в этом самом коридоре. Взять меня и спросить, чей я.

— Твой…

— Что?

— Хочу потрогать твой член, — ляпнул я, задыхаясь.

— Только потрогать, м? — Бэлар с улыбкой меня разглядывал. — Ты стал таким невинным, Габи.

Невинным? Да я едва не умолял его поиметь меня, наплевав на возможных свидетелей. Кстати, о них.

— Расскажи, Габи, какие у тебя планы на мой член, — прошептал Бэлар, водя рукой у меня между ног. — Пусть Рэймс послушает. Этот несчастный девственник, оказывается, до смерти любит подглядывать. Напомни ему потом про манеры, идёт?

Я вздрогнул, и Бэлар тихо рассмеялся.

— Ты опять сжался.

Его плечи закрывали от меня от всего мира, я не хотел вспоминать, что за этой условной границей есть кто-то ещё. Кто-то такой же опасный и красивый, как океан… солёный… сильный…

— Не здесь.

— Это ещё почему?

Я не знал. Я попытался убедить себя в том, что отреагировал бы так же, узнай, что за нами наблюдает обычная «мебель».

— Не здесь, — попросил я, целуя его. — Пожалуйста, Бэлар. Пожалуйста.

— Чтоб тебя. Когда ты называешь меня по имени, оно начинает звучать… сносно.

Он втолкнул меня в первую же комнату и закрыл дверь. Здесь не было кровати, но был стол. Остальной интерьер меня не интересовал.

Бэлар оказался прав, когда сказал Рэймсу, что я постоянно готов к сексу. Я же вырос среди озабоченных мужчин. Меня воспитал энит-извращенец, сказав, что в этом — смысл жизни. Моими первыми учебниками были журналы с эротикой. Это единственное, в чём я разбирался, хотя до сих пор не так хорошо, как хотелось бы.

Каким-то образом я избавился от одежды до того, как мэтр ко мне приблизился.

— Разденься, — попросил я, забираясь на стол.

— Нет. — Он развёл мои бёдра, но не прижимался к ним. — Тебя же возбуждает белый. Нравится думать, что с тобой всё это делает иерарх. Сейчас я встану перед тобой на колени, как тебе идея? — Когда я попытался прикоснуться к нему, он поймал мои руки и завёл их мне за голову, заставив лечь. — Расслабься, я всё сделаю сам.

Я постарался, вцепившись в край стола за своей головой. Мэтр опять играл со мной. Мной. Улыбаясь, он трогал меня между ног, целовал грудь, оттягивая зубами серёжки на сосках.

— Не сдерживайся. Ты не дал Рэймсу посмотреть на тебя, так дай послушать. — Я лишь плотнее сжал губы. — Пусть представляет, что я делаю с малышом, который некогда клялся ему в верности.

— Не говори о нём.

— Я думал, тебя это заводит. Ты каждый раз так реагируешь. — Его пальцы скользнули внутрь, и я простонал. — Вот так.

Я держал глаза открытыми, но всё равно не мог прогнать запретный образ из мыслей. Мне нужно было что-то ощутимее поцелуев и голоса Бэлара. Я хотел, чтобы он стёр другого мужчину из моих мыслей. Заставил забыть, что в этом мире есть кто-то кроме нас и сделал это грубо, наказывая. Потому что я чувствовал себя чертовски виноватым. Меня разрывало на части, я хотел стать целым. Наполненным.

— Сделай это! — Никогда не думал, что мне хватит духу прямо попросить его об этом.

— Я и собираюсь, Габи. — Он спустился к моим бёдрам. — Не будь таким нетерпеливым.

— Не так. — Бэлар высунул язык, задевая колечко в самом низу, и мне стало не до объяснений, хотя я уже подготовил речь. — Возьми меня.

Он замер, смотря на меня исподлобья. Словно до сих пор не понял, о чём идёт речь. Как же. Но я решил ему объяснить, чтобы у него не осталось сомнений.

Бэлар отстранился, давая мне соскользнуть со стола на пол рядом с ним. Я сказал, что мне этого мало. Я обожаю его рот, но я хочу ещё. Хочу почувствовать его внутри себя. Хочу вот это…

Я замолчал на полуслове. Я трогал его внизу, глядя ему в глаза, и не мог поверить.

Он… не встал.

Бэлар не хотел меня.

— Ну-ну, не расстраивайся, — протянул он, погладив меня по щеке.

Я не расстроился, вовсе нет. Я испугался. Жутко. Штука, по которой я всегда проверял его настроение и отношение ко мне, теперь выражала полное безразличие.

Ситуация была настолько неправдоподобной, что я даже допустил, что сплю, и мне снится кошмар. Уставившись на его пах, я моргнул пару раз. Потом осмотрел мужчину.

Его дыхание было спокойным, сердцебиение размеренным. Пока я сгорал заживо, он скучал.

Я вспомнил свои последние слова, и мне захотелось поскорее прикрыться. Почему-то я почувствовал дикий стыд, словно его член до сих пор смеялся над моими жалкими попытками.

— Куда это ты? — Бэлар схватил меня за руку. — Я ещё не закончил…

— Всё в порядке. Я передумал, — сбивчиво заговорил я. — Мне ещё нужно сделать кучу заданий. Пойду почитаю. Вообще-то, я хочу спать.

Ага, отличная альтернатива тому, что требовало моё тело.

— Дело не в тебе, ты же понимаешь.

До меня дошло, что дело в стабе. Он принимал его, чтобы во всём соответствовать своему статусу и происхождению. Теперь, когда его отец опорочен нелепыми слухами, а Рэймс медленно, но верно сходит с ума, Бэлар должен выглядеть безупречно. И он выглядел. Он ничем не отличался от образцового энита: отказался от алкоголя, табака, секса.

От меня.

— Зачем ты вообще начал это всё? — бормотал я, натягивая штаны. — Полез ко мне, хотя ничего не чувствовал. Просто не верится… На что ты рассчитывал?

— Я же понимаю, что ты тоскуешь здесь, Габи. Ты моя «женщина», я должен удовлетворять тебя. По мере своих сил.

— Лучше бы ты мне врезал.

— Дай мне закончить. Иди сюда.

— Нет. Забудь. — Я надел футболку и помедлил, чтобы сказать: — Знаешь, я ведь всё понимаю. Я не тот человек, ради которого такой, как ты, может отказаться от всего этого. Человеку вообще трудновато конкурировать с… твоим отцом, например. Даже с твоим шмотьём. Со всем, что тебя должно окружать по праву рождения. Так что я всё понимаю. Да, я понимаю. Я вообще никогда не имел права на тебя претендовать, но ты, ублюдок, лгал мне все три года… В смысле, я совсем на тебя не сержусь. Ты… ты много дал мне, и я благодарен тебе за это, правда. П-просто если бы ты сказал мне с самого начала, кто ты, я бы попробовал в тебя не влюбиться. Честно, я бы постарался.

Вряд ли он что-то понял, потому что я задыхался, и рыдания уже подкатывали к горлу.

— Ну чего ты опять раскапризничался? Это же не навсегда. Давай отложим это дело… до следующего года, например?

— Ладно… спасибо, что среди твоих грандиозных планов нашлось место для секса со мной. — Я хотел его убить, поэтому поторопился к выходу. — Ну я пойду.

На самом деле, я собирался сказать намного больше, но понимал, что потом буду жалеть о своих словах. Останься я с ним ещё хотя бы на минуту, я начал бы обвинять его во всём подряд и уподобился бы его отцу. И это при том, что Хейз имел право учить его жизни, а я — нет. Ведь кроме того, что я сам в ней ни черта не смыслил, я был всего лишь «вещью». И я постарался соответствовать своему положению — убраться без лишних истерик.

До двери я не дошёл. Упав на колени, я согнулся и прижался лбом к ковру. Меня пронзил страх, и я приготовился к боли, но то, что я почувствовал, было намного хуже.

Я протяжно застонал, просовывая руки между ног. С отчаяньем я сжал себя в самом низу, пытаясь избавиться от дикого желания. Оно въелось в кожу, заразило кровь, пульсировало в голове, вырывалось из горла стонами.

— Чувствуешь? Я недавно этому научился, — раздался голос мэтра неподалёку. — Классно, правда? Классно же?

Я вспомнил, как несколько минут назад умолял Бэлара взять меня, хотя и отдалённо не хотел этого так, как хотел сейчас. Поэтому я просто не знал, какие слова нужно использовать теперь, чтобы он помог мне.

Хотя есть ли разница? Он же в любом случае не даст мне то, на что я всем видом напрашивался.

— Нравится? — Его рука оказалась на моей заднице, он просунул её мне в штаны и скользнул вниз, между бёдер. Я выгнул спину, прижимаясь щекой к ковру. — Ты тут такой мокрый, что я мог бы с лёгкостью войти в тебя. — Он рассмеялся, когда я подался навстречу его прикосновениям. — Да, я уже понял, что ты этого очень хочешь. Но ты же сам посоветовал мне принять стаб. Помнишь? Это было чертовски обидно слышать… но потом я подумал, да мой Габи — гений. Тебя тут все принимают за простака, но ты соображаешь получше некоторых энитов. Эти заносчивые придурки не видят дальше собственного носа. Мой отец в том числе…

Наверное, только его болтовня на совершенно посторонние темы не позволяла мне свихнуться от похоти окончательно. Просто не верится… он мог рассуждать о политике, сводя меня с ума. Посвящать в свои планы, доводя до оргазма. Как бы между делом.

— Когда я пришёл к нему и попросил лекарство, он так обрадовался. Хейз же просто помешался на том, чтобы вылечить меня. Он и сейчас проводит кучу не совсем законных экспериментов… ты не знал? По усовершенствованию наркотика в том числе, хотя стаб — не его сфера деятельности. И я решил сдаться ему. Хотя на самом деле объявил войну. Но ты уже понял это, конечно. Ты же такой смышленый… такой догадливый… чувствительный. — Он играл с колечком в самом низу. — Не ожидал, что на тебя это так подействует. Ты очень восприимчив к моему контролю. Либо так действует та дрянь, которую мне прописал отец: я чувствую себя сильнее. И ты тоже это чувствуешь, да? Не сопротивляйся, не надо… просто наслаждайся. Я хочу, чтобы тебе было приятно. Очень, очень приятно.

Я перестал сопротивляться, как он и просил. И поэтому ковёр под моей щекой начал быстро намокать. Бэлар заметил это не сразу.

— Это ещё что такое? — Он повернул меня на спину, разглядывая. — Опять выглядишь так, будто я тебя изнасиловал.

Надо же, именно так я себя и чувствовал. Бэлар в самом деле очень талантлив, раз ему это удалось провернуть без помощи члена. Кожу жгло, между ног ныло, голову разрывало инородное давление. Мне хотелось отмыться от этого ощущения и мыслей, я казался себе грязным.

— Ты так и не кончил. Я же просил не сопротивляться.

— Никогда больше так не делай, — произнёс я одними губами.

— Что?

— Не используй контроль, чтобы заставить меня хотеть тебя. — Я кое-как встал на ноги и поправил штаны. — Это вдвойне нечестно, учитывая твою вдруг обнаружившуюся импотенцию. Чертовски нечестно.

— Не беспокойся обо мне…

— Да пошёл ты.

Я не собирался объяснять эниту, который по определению должен быть умнее любого человека, что именно меня беспокоит. Поэтому, несмотря на свои последние слова, из комнаты вышел именно я.

Глава 20

«Мебель» сочла меня лунатиком, когда обнаружила бесцельно шатающимся по заднему двору. Выражение лица у меня было соответствующее. Когда заботливый Конор справился о моём самочувствии, я долго молчал, оправдывая его беспокойство. Потом спросил о времени. Оказалось, было уже за полночь. Я совершенно утратил чувство реальности и опять не мог понять: последствия ли это контроля или дело в том, что у мэтра не встал.

Мне опять стало не по себе от этой мысли. Потом я вспомнил наш разговор, и понял, что уснуть сегодня мне не посчастливится. Но я всё равно поплёлся в свою комнату, чтобы не волновать лишний раз прислугу. Стоит сказать, что прежде в своей комнате я ни разу не ночевал, потому что до сих пор предпочитал для этих целей спальню мэтра. Но я знал, где находятся мои апартаменты (весьма скромные, под стать обычной «вещи»), потому что хранил там своё барахло. Я даже мог похвастаться кое-какими интересными экспонатами, припрятанными в этих стенах. Вроде… ну, сексуального нижнего белья, презервативов (которые мне однажды подкинул «заботливый» мэтр) и пьяного Рэймса.

Для начала мне не понравилось, что все эти три пункта выстроились в ряд.

Нащупав рукой выключатель, я зажёг в комнате свет и, когда увидел постороннего, тут же выключил. Прислушался к чужому дыханию.

Мне показалось, или Рэймс спит в моей комнате?

Я снова включил свет, вполне допуская, что мужчина на моей кровати — обман зрения. Будто он был чем-то настолько незаметным, что я мог принять его за часть того бардака, который царил здесь.

Но серьёзно… Рэймс, правда, замещал всё это время Бэлара на посту генерала? Я к тому что это не слишком-то умно с его стороны: засыпать в комнате человека, который покушался на твою жизнь.

Но он пришёл сюда и теперь лежит такой весь из себя «убей меня».

Или трахни.

Потерев висок, я попытался выгнать голос мэтра из своей головы. Мне хотелось подумать о другом. О том, что мне теперь делать, к примеру. Пусть я не надеялся заснуть, но мне стоило хотя бы попытаться, потому что завтрашние занятия и учителя…

Странно, что я ещё на что-то надеялся после случившегося. Мол, мне есть хоть какой-то смысл оставаться теперь рядом с мэтром. Быть его ликтором? Смешно.

Неслышно закрыв дверь, я прошёл внутрь. Пахло алкоголем, и, внимательно осмотревшись, я смог мысленно воспроизвести последовательность действий, которые привели сюда Рэймса.

Увидев нас в коридоре, он очень впечатлился и отправился к себе. Возможно, он пытался занять себя делами, но не слишком успешно. Поэтому решил бросить всё к чёрту и заснуть, но неудача его ждала и тут (что за поганый день?!). Какое счастье, что он принял мой совет и прихватил бутылку целума в качестве сувенира из нашей самой запоминающейся поездки. Я же говорил, что алкоголь поможет ему прийти себя в случае чего. Но, как совсем скоро выяснилось, я его обманул. Рэймсу не полегчало. Ему стало так хреново, что он припёрся сюда, чтобы отыскать свой стаб. Но это место… мои вещи… напоминали ему о том, что он видел и слышал в коридоре. Измучив себя поисками, он в итоге сдался и завалился на кровать, потому что верил, что этой-то ночью я совершенно точно тут не появлюсь.

Я подошёл к шкафу с одеждой и выдвинул ящик с нижним бельём. Возможно, Рэймс смотрел здесь, но не слишком внимательно. Закрыл сразу, как только понял, что именно тут хранится.

Вытащив медицинский пистолет и ампулы, я зарядил одну и сменил иглу. По словам мэтра наша война уже давно закончилась, поэтому истязать его дальше не было нужды. Я готов был оказать Рэймсу такую услугу — вернуть его в привычный, упорядоченный наркотиком мир. Когда он проснётся, его тело будет наполнено блаженным покоем…

Или нет. Он, похоже, много выпил.

Я навис над кроватью, приставляя пистолет к вене на шее мужчины. Я помедлил, думая о том, что никогда раньше не видел его спящим. Я даже допускал мысль, что он вообще не спит. А теперь, когда он наиболее уязвим, я решил совершить очередное покушение. Так это выглядело, и ощущения были те же. Только на этот раз я всё делал неторопливо, а Рэймс не сопротивлялся.

Но закончилось это так же, как и в прошлый раз — я не справился. Мне не хватило духу довести дело до конца.

Я примерил пистолет к своей шее, раздумывая над тем, не уравнять ли наше с Бэларом положение. Это было бы честно. Я не хотел больше вожделеть этого безразличного сукина сына…

Моя рука задрожала, и я её опустил, потому что понял, что в таком состоянии я могу лишь навредить, а не помочь. Не только себе, но и Рэймсу. Поэтому я оставил пистолет и ампулы на тумбочке рядом с кроватью. Трудно представить, как он обрадуется, обнаружив мой подарок.

Уж если мэтр предпочёл стаб мне, я знал наперёд, какой выбор сделает Рэймс. Ведь если для Бэлара сексуальное влечение было забавой, то для Рэймса — мукой.

Выйдя из комнаты, я недолго раздумывал над тем, куда теперь отправиться. Я мог переночевать в любой комнате, где была кровать, но я отправился в спальню старшей «вещи». Во-первых, так было честно. Во-вторых, он уже однажды предлагал мне свою кровать, поэтому не обидится, если я воспользуюсь его предложением ещё раз.

Но, добравшись до места, я несколько оторопел.

По его комнате словно тайфун пронёсся, а прислуга до сих пор не прибралась. Будто боялась лишний раз попасться ему на глаза. Под ногами хрустели осколки бутылки, когда я прошёл внутрь. Кровать была разобрана, подтверждая мои догадки: он, правда, пытался заснуть.

Когда я зашёл в ванную, то увидел зеркало в трещинах. Похоже, Рэймс расстроился сильнее, чем я представил. Раздеваясь, я смотрел на своё изломанное отражение, и в этом было что-то жуткое, но… сексуальное. Рэймс разбил его в приступе ярости, а я теперь разглядываю себя голого…

Наверное, такие мысли — последствия недавней эротической атаки на мой мозг.

Оставив одежду на полу, я встал под душ. А когда закончил, вытерся чужим полотенцем. Всё это напоминало мне ту ночь рядом с океаном, и я признался себе, что эти воспоминания приятные. Я даже немного успокоился, а когда забрался под простыни, успокоился окончательно.

Я уснул быстро, хотя и не пил. Но ощущения были те же. Греша на контроль мэтра, я запустил руку между бёдер и закрыл глаза. А когда открыл, в комнате уже было светло. И вместо пожелания доброго утра, я услышал резкое «подъём!». Рэймс принял меня за одного из своих солдат, поэтому, когда он сорвал с меня простынь, я не спешил закрывать наготу, позволяя ему меня хорошенько рассмотреть. Дабы он убедился в том, что я совершенно не похож на тех юнцов, которых он забирал из приютов и превращал в машины для убийства.

Я лежал на животе.

Видишь? Я всего лишь маленькая женщина. Тут не о чем беспокоиться.

И судя по тому, как Рэймс притих, он согласился с этим. Уткнувшись в подушку, я начал засыпать, но меня опять разбудил его голос, звучавший так непривычно… от крепкой выпивки.

— Какого чёрта ты здесь делаешь?

— Я хочу спать, — пробормотал я сонно, услышав в ответ судорожный выдох. — Пожалуйста, не обращай на меня внимания.

Когда он не ответил, я открыл глаза и заметил, как он уставился на мою задницу. Не обращать внимания? Вряд ли он на это способен.

— Зачем ты пришла? — Рэймс выругался, надолго закрывая глаза. Видок у него был измученный. Похмелье, а тут ещё я. — Тебе показалось мало? Если тебя не удовлетворил мэтр, то я тем более с этим не справлюсь. Знаешь ли, у меня маловато опыта в таких вещах, так что просто… просто уходи.

Я не собирался с ним спорить, хотя всё было совсем наоборот: при всём своём опыте, мэтр не мог меня удовлетворить, в отличие от…

— Я думала, ты принял стаб. Я оставила его на тумбочке. Ты видел?

— Да, я оценил.

— Не благодари.

— Оставила стаб и забралась в мою кровать — это просто охренеть как логично.

Мне нравилось, как он ругался. Не только потому, что это означало, что он на грани. Ему больше шло быть жёстким командиром, чем правильным слугой.

— Вспомни, где ты сам провёл эту ночь, — попросил я, переворачиваясь на спину и закидывая руки за голову. Едва ли это помогло ему вспомнить хоть что-то. — Ты первый занял мою кровать, поэтому я пришла сюда. Или мне надо было лечь рядом с тобой? Ты на это рассчитывал?

Его взгляд остановился на моей груди, там, где блестело колечко идентификационного пирсинга. И хотя я ему уже неоднократно намекал на то, куда именно поставил его знак, мужчина выглядел потрясённым. Он, несомненно, представлял… форму, цвет, противоестественный контраст нежнейшей кожи и металла… но никогда бы не подумал, что это будет смотреться именно так.

Его дыхание стало слышным. Он смотрел на меня уже не пытаясь скрыть, что его полностью захватило это зрелище. Волосы, рассыпанные по подушке, тонкие руки, выступающие ключицы, округлости груди, узкая талия, изящная впадинка пупка и щёлочка между стройных бёдер.

Рэймс задержал взгляд внизу, на серёжке у клитора. Наверное, такому моралисту было трудно представить до встречи со мной, что украшения могут ставиться на такие места. Что женщины в мужском мире могут не только не стыдиться этих различий, но и акцентировать на них внимание.

— Больно?

Похоже, он больше не сердился на меня. Скорее даже, он был рад видеть меня обнажённым на этой самой кровати, пусть на несколько минут…

Может, стоит ему сказать, что я провёл здесь всю ночь?

Но я решил сначала ответить на вопрос.

— Нет. — Мы опять оказались в области, где я мог почувствовать своё превосходство. — Это эрогенные зоны. В определённые моменты их стимуляция может привести к оргазму. Их прокалывают, чтобы повысить чувствительность.

Вот как надо объяснять. Я стал бы учителем даже лучшим, чем он, ведь Рэймс был скуп на подробности. Хотя, похоже, ему трудно было поверить, что такими вот будничными словами можно описать эти чувства. Эрогенные зоны… стимуляция… оргазм…

Не знаю, каково это — впервые осознать чужую сексуальность лишь в зрелом возрасте. Если всю жизнь сидеть на стабе и искренне верить, что спаривание — печальный удел животных, то собственная эрекция, в самом деле, может сбить с толку… сломать прежнюю систему ценностей… разрушить привычный мир… свести с ума…

— Прикоснись к себе. — Его приказ заставил меня несколько растеряться.

Объяснений не хватило, ему понадобилась демонстрация? Конечно, после всего, что я уже вытворял перед ним, корчить из себя святую невинность было глупо. К тому же, Рэймс уяснил правила — смотреть, но не трогать. И он собирался насладиться шоу…

— Я заплачу за просмотр, — добавил он, когда я промолчал. — Сколько скажешь.

Ого, наверное, стоило ценить его щедрость. В том смысле, что Рэймс не считался транжирой, даже когда был хозяином этого дома. Конечно, всё, что его окружало, было дорогим и стильным, но так продиктовал его статус, а не личное желание выставлять свою обеспеченность — невероятную для «вещи» — напоказ.

— Сколько скажу? — Я потянулся, соблазнительно выгибаясь. — К сожалению, я ещё недостаточно хорошо ориентируюсь в ценах на элитные товары и услуги. Так что даже не знаю, сколько мне нужно стребовать с такого клиента.

Пусть думает, что давать подобные представления за деньги для меня в порядке вещей. Даже любопытно узнать, насколько далеко может зайти мужчина, следуя за своей похотью. Помниться, во время выступлений в баре озабоченные зрители тоже много чего мне обещали, если я покажу в живую то, что они могли увидеть только на картинках.

— Как, по-твоему, Рэймс, я дорого стою? — спросил я, запуская пальцы в волосы.

— Да.

— Дороже солдата? — Он повторил ответ, и я опустил ладони на свою грудь, чуть сжимая. — Даже дороже твоего солдата?

Я слышал, его бойцы — товар востребованный и ценный. И всё-таки недостаточно, чтобы тягаться со мной, как оказалось.

— А сколько стоит твоя модная машинка? — Когда Рэймс озвучил цифру, я обвёл пальцем ареолу соска и просунул кончик пальца в серёжку, которую выбрал он. — С ума сойти, я никогда не слышала, о таких космических суммах. Как думаешь, я могу рассчитывать хотя бы на десятую часть, если прикоснусь к себе внизу?

Я понял, почему согласился на это шоу. После того, как он оставил меня в приюте, я грезил именно об этом: заставить его смотреть на меня, не отрываясь. Заполучить всё его внимание. Лишить его возможности думать о чём-то кроме меня. Сделать его беспомощным.

— Я дам тебе всё, — сказал Рэймс, и я согнул ногу в колене, проводя ладонью от икры до бедра.

— Заплатишь, как за новенькую машину? Просто чтобы увидеть, как я прикасаюсь к себе здесь?

Я медленно отвёл колено в сторону, открывая себя для его взгляда. Я играл с огнём. Не будь Рэймс «несчастным девственником», он бы уже давно на меня набросился. Плевать он хотел на правила. И на то, что я принадлежу другому. Сейчас моей сценой была — его постель, и он сходил с ума от желания дотронуться… но не знал, как сделать это правильно. Он готов был заплатить за то, чтобы я показал ему.

Следя за ним, я скользнул ладонью по внутренней стороне бедра вниз. Да, ради такого выражения лица стоило стараться.

— А если я встану перед тобой на колени и попрошу взять меня? Насколько щедр ты будешь тогда?

Его взгляд метнулся к моему лицу, словно он решил, что ослышался. Я же не мог только что предложить ему…

— Или ты снова пройдёшь мимо и найдёшь на моё место мальчишку, страдающего недержанием? — Я вздохнул, слезая с кровати, и Рэймс был слишком ошарашен, чтобы меня останавливать. — Просто поразмысли над этим: если бы ты выбрал в тот раз меня, я была бы только твоей. Даром.

Хотя в таком случае он бы никогда не посмотрел на меня, как на женщину, потому что до сих пор принимал бы стаб. Но какая разница? Мои слова врезались в его мозг. Наверняка, у Рэймса на сегодня была запланирована куча важных встреч, но я знал, о чём он будет думать. О моём теле и о том, что он мог бы делать с ним, что захочет…

— …что захочешь, Рэймс, — протянул я, выходя из ванной уже полностью одетый. Мужчина стоял там, где я его оставил, и смотрел на смятую постель. — В благодарность за твоё гостеприимство и терпение, я открою тебе свой маленький секрет. Ты, наверное, будешь шокирован, но больше всего мне нравится, когда ко мне прикасаются ртом. Там, где серёжки.

Любезно подкинув ему ещё одну тему для размышлений, я вышел за дверь. И уставился на свои дрожащие руки. Я так и не дотронулся до себя. Потому что боялся почувствовать влагу на своих пальцах и признаться самому себе: я хочу Рэймса.

Глава 21

Несмотря на то, что я не довёл дело до конца, Рэймс заплатил за просмотр полностью. Он, в самом деле, купил машину и добавил в качестве бонуса личного водителя.

Чокнутый.

Но, конечно, мне выделили транспорт не ради развлечения. А потому что у меня, как у будущего ликтора, появились свои (элементарные, но всё-таки) обязанности. Я развозил личную почту Бэлара и зашифрованные документы, которые было небезопасно передавать иными способами кроме как из рук в руки. Иными словами, я знакомился с Бореалисом и его самыми важными жителями, а они — со мной. Когда я немного освоился в городе, то стал сам строить маршруты, по которым доставить корреспонденцию можно было быстро, без рисков и с отличным видом за окном. В двух словах, я научился мастерски совмещать приятное с полезным.

Машина была отличная. Но «мебель», которая ей управляла — ещё лучше. Его звали Чиф, и он превращался в маньяка, когда дело доходило до езды или драк. К тому же он оказался страшным болтуном, чем напоминал мне Майлза.

Короче говоря, мы с ним сразу поладили. И Чиф, похоже, страшно дорожил этой дружбой, поэтому всегда уступал просьбам пустить меня за руль или сменить маршрут. Так получилось и в последний раз, когда мы впервые забрались далеко от Бореалиса. После того, как с делами было закончено, я распорядился уже ехать домой. Развалившись на сиденье, я изучал карту на портативном компьютере, чтобы придумать новый маршрут. Чиф подкидывал идеи одна лучше другой, но тут я перегнулся через спинку, показывая ему карту.

— Это же совсем рядом, так?

— Час пути, — согласился Чиф и тут же спросил: — На кой чёрт вам эта помойка?

Я объяснил, что там живут мои друзья, что это самое лучшее место на земле, что он влюбится в него без памяти, как только увидит, и не захочет уезжать. Но я, так уж и быть, напомню ему о долге, и мы улетим оттуда уже через пять минуточек. Просто зайдём поздороваться. Похвастаемся машинкой. Моими чёрными шмотками. Самим Чифом, ведь он тако-о-о-ой крутой.

— Ладно. — Он самодовольно усмехнулся. — Домчимся за полчаса.

Я радостно воскликнул, пристёгиваясь ремнями безопасности. Мы, в самом деле, добрались до бара Майлза и Фрика за полчаса, но ушли оттуда, конечно, не через пять минуточек.

Всё повторялось. Я вбежал в бар, увидел наигрывающего что-то на губной гармошке Майлза. Заметив меня, он сорвался с места и закричал, что они уже успели меня оплакать, а я опять заявляюсь как ни в чём ни бывало. Да ещё в таком модном прикиде.

— Боже, как ты вырос! Тут тоже… — Он протянул руки к моей груди, но тут же отдёрнул. — Рэймс с тобой?

Нет, я привёз кое-что получше. Пилота-штурмовика (правда, сейчас в запасе), героя войны, Чифа, которого прозвали Буревестником.

— Я о вас слышал, — сказал Фрик, протягивая ладонь для рукопожатия. — Большая честь для нас принимать здесь героя.

— За такое знакомство надо выпить! — воскликнул Майлз.

— Сначала за встречу, — поправил его Фрик.

И когда Чиф начал мяться, мол, нам пора, и он за рулём, я попросил его рассказать тот случай, когда им на хвост села дюжина вражеских истребителей.

— Я эту историю обожаю! Если вы её не услышите, считайте, зря прожили жизнь, — заявил я, и Чиф — герой войны — сдался.

Мы выпили за встречу, за знакомство, потом за историю… потом ещё за одну. Историй было много. В итоге эти трое стали лучшими друзьями. Чиф начал напевать военный гимн, Фрик подобрал музыку на рояле, и в итоге наши вопли услышал даже Крис из Блазара.

— Крутая тачка, Габи, — отметила королева, переступая порог. — Покатаешь?

Я фыркнул.

— Легко.

В общем, это была та ещё поездочка. Крис, конечно, ни за что бы не доверил свою жизнь пьяному водителю, но я убедил его, что вожу отлично, Чиф не даст соврать.

— Я смертоноснее пилотов не видел, клянусь, — заплетающимся языком ответил Чиф.

К тому же не Крису упрекать меня в чрезмерности — он сам через час выглядел не лучше. Набравшись (смелости), Крис попросил подбросить его до клуба, где он мог бы угостить нас по-королевски. Конечно, от такого предложения было грех отказываться, поэтому, попрощавшись с Майлзом и Фриком, мы с Чифом полетели в Блазар.

Я был за рулём, Чиф следил за приборами, таким образом мы — двое пьяных — представляли из себя одного трезвого пилота-аса.

Только раз фонарный столб задели, но Крис сказал, что это ерунда. Он всё равно собирался менять к чертям всю систему освещения этого города.

В Блазаре Чифу понравилось, а мне наоборот взгрустнулось. С этим местом было связано слишком много воспоминаний. Паршивых. Я снова почувствовал себя беззащитным, как в тот день, когда Шейн похитил меня, поэтому я начал проситься домой. Забравшись на сиденье, я включил коммуникатор. Мне до смерти захотелось услышать голос мэтра.

— Ты почему не спишь, Габи? — спросил он, когда я его поприветствовал.

Не сплю? Меня вообще нет в Бореалисе. Если он не в курсе, значит, его нет тоже.

— Да, я сейчас на одном из тех военных советов, которые ты так обожаешь.

Что ещё за военные советы по ночам?

— Вообще-то, здесь утро.

О, похоже, он далеко забрался.

— А ты сейчас где? — Мэтр прислушался. На заднем фоне Чиф горланил свой любимый гимн, призывающий в атаку. Взлетая, он сбил ещё один фонарь, и нас сильно тряхануло.

— Прорвёмся!

— Я сбежал на войну, — ляпнул я. — Решил стать героем.

— Всё с тобой понятно.

— Но эти твои собрания, конечно, важнее. Не буду отвлекать.

— Где ты так надрался, Недотрога? Опять ездил к своим чудакам?

— Завидуй молча. Хотя… ты же у нас теперь не пьёшь. И не куришь. И на меня тебе наплевать. — Глаза защипало, и я поморщился. — Стал таким важным… Но я всё понимаю. Честно, я рад за тебя. Ты, наконец, стал достойным иерархом. Все от тебя теперь без ума… и спасибо за то, что ты позволил мне это увидеть.

— Ты ещё не всё увидел, Габи, поэтому давай, возвращайся с этой своей войны домой.

— Я просто хочу, чтобы ты мной гордился.

— Молодец, что выпил за нас двоих, — похвалил он меня, после чего спросил: — Рэймс знает, что ты затеял?

— Да, я отправил ему сообщение, — честно ответил я. Помнится, я написал, что мне придётся задержаться, что-то там про чрезвычайную занятость адресата, неполадки с транспортом, ужасный трафик и всё в этом роде. — Погоди… Он что, не с тобой?

— Нет. Я оставил его присматривать за тобой.

Я скривился. Теперь у меня просто не было иного выбора, кроме как, в самом деле, отправляться на фронт. Там у меня будет хоть какой-то шанс выжить. Если я вернусь в особняк под утро, да ещё в таком виде? Рэймс меня убьёт.

Правда, дорога была не близкая, я успел вздремнуть и поэтому чувствовал себя абсолютно трезвым, когда выбирался из машины. Чиф лишь помог мне поймать равновесие.

— Сами дойдёте? — спросил он.

— Обижаешь.

— Мне нужно машину загнать, пока никто не увидел. И придумать, чем царапины замазать. — Он указал на глубокую вмятину в боку. Точно такая же была с другой стороны.

— Ерунда. Почти не видно. Можешь, так оставить.

Согласившись со мной, Чиф поехал в гараж, а я поднялся на крыльцо. Там меня, словно мэтра, встречал Рэймс. Какая честь.

— Я всё сделал в лучшем виде, тебе нечего мне предъявить, — отмахнулся я от него, замечая, как он недовольно прищуривается.

Мало того, что напился, так ещё опять говорю с ним, как с равным. Как мужчина с мужчиной. Я не стал извиняться ни за первое, ни за второе, проходя мимо него. Рэймс меня не останавливал. Он лишь связался с Конором, отдавая ему приказ избавиться от бракованной «вещи» Чифа.

— Нет-нет-нет. — Я кинулся к нему, пытаясь сорвать с его уха коммуникатор. — Конор, не выгоняй Чифа! Слышишь? Отмени приказ, Рэймс. Отмени! Я тебя убью, если не отменишь.

— …пусть его понизят в звании до рядового и выставят на торги. Завтра.

— И поцелую, если отменишь.

— Конор, я передумал. Разъяснительной беседы будет достаточно.

Сработало?!

Я не мог поверить, что он так легко сдался, поэтому затараторил:

— Это моя вина. Я сам потащил его туда. Просто хотел их познакомить.

— Я пытался связаться с тобой, — перебил меня Рэймс.

— Я спал.

— Устала, значит?

— Немного. — Я пожал плечами.

— И что же тебя так утомило? — Когда я честно ответил, он посмотрел на мою грудь. — Этот твой… друг снова трогал тебя?

— Какая разница? Если я в чём и буду перед тобой отчитываться…

— Иди за мной, — бросил Рэймс, поворачиваясь спиной.

Похоже, он не был заинтересован ни во мне, ни в делах. Уже светало, и ему бы не помешало вздремнуть хотя бы пару часов. Мне тоже. И всё же я решил выполнить свои обязанности до конца, докладывая ему о проделанной работе, хотя это далось мне с трудом. Сложнее, чем само задание.

У меня страшно кружилась голова, и я привалился к стене, вспоминая подробности… пока не забыл даже то, в какой стороне находится моя комната.

Я не мог больше и шага сделать сам, поэтому меня подняли на руки. Отлично.

Потом я почувствовал упругий матрас и нежные простыни под спиной. Лучше не придумаешь.

— Я говорил тебе, что убью этого идиота, если он ещё раз тебя коснётся?

— Нет, — отозвался я, хотя не был в этом уверен.

— Но я точно говорил, что покажу тебе разницу между нами, если ты ещё раз заговоришь, как мужчина.

Я поёжился от угрозы в его голосе. Убьёт Майлза, выгонит Чифа, накажет меня… Рэймс в гневе был страшен. Я не знал, как его задобрить.

— Не злись, пожалуйста, — не придумал я ничего лучше.

— По-твоему, ты похожа на мужчину?

— Решил избить меня за то, что у меня нет члена? — Я усмехнулся, не открывая глаз. — Мне не впервой, так что…

Рэймс решил поцеловать меня за то, что у меня нет члена. Он обхватил моё лицо ладонями и дал каждым движением понять, что ему это больше всего во мне нравится. Очень, очень нравится…

Когда он отклонился, я притянул его назад, чтобы расплатиться за Чифа.

— Нет, это не в счёт, — пробормотал я через минуту, решив, что Чиф стоит дороже. — Попробуй глубже… языком, вот так… мне не больно…

Ох ты ж талантливый ублюдок… Если Рэймс учился всему новому с такой охотой, тогда я понимаю, почему Хейз восхищался его способностями.

— Сладкая.

— Это просто ликёр…

Он распустил мои волосы и в следующую секунду собрал их в кулак, отклоняя мою голову так, чтобы проникнуть в рот ещё глубже. Весь опыт, которым я так гордился, куда-то испарился. Я не заметил, как начал подчиняться, подстраиваться под него.

Мне нравилось, как он снова и снова задевает серёжку, уже не опасаясь причинить боль. Нравилось настолько, что я начал чувствовать боль в другом месте. Между ног мучительно заныло. И грудь тоже…

— Ну как? — Рэймс отклонился на несколько сантиметров.

— Неплохо, — ответил я, задыхаясь от восторга.

— Мне стоит повторить, что я убью твоего приятеля, если он ещё раз к тебе прикоснётся?

— Нет, я всё понял.

Я дразнил его специально, потому что до безумия хотел, чтобы он показал мне, где именно нельзя дотрагиваться Майлзу, и чем я вообще отличаюсь от мужчин.

Вот этим, да…

Его ладони накрыли мою грудь, и я выгнулся, намекая на то, что этого недостаточно. Но Рэймс лишь невесомо провёл по ткани, потом спустился к талии, к бёдрам. Он видел моё тело и теперь дал рукам познакомиться с ним, но если взгляду он позволил быть жадным, то сейчас он действовал очень осторожно. Мужчина рассудил, что если я тоньше и мягче, то чувствую всё острее. Моя кожа нежнее, а значит, он может поранить меня неосторожным прикосновением. Даже так, через одежду.

Очевидно, Рэймс не привык сдерживаться. Он приучил своё тело причинять и терпеть боль. Я приучил своё совсем к другому. Поэтому, когда его рука опустилась в самый низ, я инстинктивно развёл ноги.

— Погладь меня здесь, — услышал я чей-то дрожащий голос, и к собственному удивлению не почувствовал стыда, когда понял, что эти слова принадлежали мне.

Мысленно я отметил, что мне стоит всерьёз задуматься над своим поведением… но потом Рэймс двинул рукой, и я выкинул эту идею из головы.

В комнате становилось светлее. Теперь я мог рассмотреть напряжённое мужское лицо, горящие глаза, взъерошенные волосы…

Думаю, ему тоже было трудно поверить, что это вообще происходит. А может хмуриться его заставляло беспокойство: он притащил меня сюда беспомощного и пьяного, и делает все эти вещи, от которых был бы в ужасе любой. Он-прошлый больше остальных.

Конечно, такие мысли вряд ли бы его остановили. Взглянув на его штаны, я в этом убедился: он уже прошёл точку невозврата. Ещё когда увидел меня в том дурацком платье на алтаре (столе) в окружении моей паствы (пьяного отребья).

Он хотел меня. До сих пор. В отличие от мэтра, который решил перенести наши «игры» на год, Рэймс отказался от стаба, рискуя всем: положением, репутацией, жизнью.

— Каждый раз, когда я на тебя смотрю, я вспоминаю тот день, — зашептал я, подаваясь ему навстречу. — Когда я увидела тебя с Хейзом.

— Я помню, — ответил Рэймс, чем немало меня удивил.

— Облегчение от того, что ты спас меня было таким же сильным, как и разочарование, когда ты прошёл мимо.

— Ты захотела убить меня из-за этого?

— Да. — Я выгнулся.

— Только потому, что я прошёл мимо?

— Оставил меня… там…

— Почему ты решила, что со мной будет лучше?

— Но с тобой лучше. — Услышав это, Рэймс наклонился для очередного сумасшедшего поцелуя, словно хотел попробовать эти слова на вкус. Я выбрал его уже давно, да. И теперь я здесь и никуда не собираюсь, потому что… — Мне с тобой хорошо. Не знаю почему… почему это кажется таким правильным…

Ведь это нарушало все возможные законы и наши собственные принципы. Я — пьяный — лежал в кровати врага, который отказался от стаба, и в этой ситуации не было ничего правильного.

Только то, что наши тела были отлично совместимы.

— Молчи, Габриэль, — прорычал Рэймс. — Мне невыносимо… но я терплю, потому что знаю: тебе будет больно. Но если ты будешь повторять, что тебе хорошо…

— То ты сделаешь ещё лучше? Пожалуйста, сделай мне ещё лучше, Рэймс. Потрогай меня там, где серёжка.

Он грязно выругался, а потом запустил руку в мои штаны, и я почувствовал его пальцы на складочках. Да, именно об этом я и говорил. Кожа к коже. Из моего горла вырывался совершенно бесстыдный стон.

— Ты такая… — Его рука дрожала. Впервые на моей памяти. — Такая горячая и скользкая там.

Задыхаясь, я попытался объяснить, что так и должно быть. Что я не всегда такой, а только когда возбуждён. Таким образом, мне не будет больно, если он, Рэймс, захочет вставить в меня член.

Короткая лекция по анатомии, ничего особенного.

Но повидавшего всё на свете Рэймса она чертовски впечатлила. Опустив голову, он уткнулся мне в шею, тяжело дыша. Он замер на минуту, и я буквально чувствовал, как мужчина думает… представляет… безуспешно пытаясь успокоиться.

— Здесь? — прохрипел он, двинув рукой, и я согласно простонал.

— Ты можешь… почувствовать… — Я опустил ладонь и надавил на его пальцы, стараясь расслабиться. — Да, вот так… глубже…

Он двинул бёдрами, будто отчаянно желал заменить свои пальцы тем, что так рвалось из его штанов. Представив это, я сжался и услышал шёпот:

— Ты слишком узкая здесь. Ты такая узкая, девочка.

Девочка? Меня понизили в звании. Уже не просто женщина, а маленькая, слабая, беззащитная женщина. Вот только на этот раз он не намекал на своё превосходство, скорее даже наоборот — признавал себя побеждённым. При том, что я не сделал ровным счётом ничего.

— Так и должно быть, не удивляйся. — Я одурманено улыбнулся. — Чем теснее я, тем приятнее будет тебе. Чем больше ты, тем приятнее будет мне.

— Молчи, — повторил Рэймс, и я почувствовал укол страха. — Я по себе знаю, что такое алкоголь, поэтому просто… просто молчи. Только если будет больно…

— Мне не больно, Рэймс. Двигай рукой. Быстрее. Мне совсем не больно.

Он заткнул меня поцелуем и, когда отклонился, сказал, что я его нахрен с ума сведу. Но вообще-то всё было наоборот. Это я напоминал помешанного. Я извивался и кусал губы, а когда стало совсем нестерпимо, сжал свою грудь. Не выдержав такого зрелища, мужчина рявкнул, чтобы я себя не трогал. Нельзя трогать, нельзя говорить…

— Можно мне кончить? — попросил я жалобно.

Голос Рэймса звучал глухо. Он сказал, что когда-нибудь точно убьёт меня, потому что я не смею творить с ним всю эту херню. Врываться в его жизнь, переворачивать её с ног на голову, заставлять его думать только обо мне и делать вид, что это ни черта для меня не значит. Я просто не имею права быть настолько притягательной… желанной… красивой… Это противозаконно, я в курсе?

Да, я отпетый преступник, но не Рэймсу обвинять меня в нарушении законов.

Но не похоже, чтобы его это волновало в тот момент. Его полностью захватила картина женского экстаза, причиной которого был он сам.

Когда я, наконец, добился того, что у него выпрашивал, мне стало очень спокойно… Я даже захотел обнять Рэймса и заснуть, прижимаясь к нему, но тут же передумал. У него же куча дел… Были ещё какие-то причины не задерживать его в этой постели, но я не мог их вспомнить.

Заметив, что я притих, Рэймс вытащил руку из моих штанов, и я благодарно вздохнул.

— Раздень меня.

— Что? — Я просто не узнавал этот голос.

— Я сплю голой.

— Если я сниму с тебя одежду… ты не заснёшь.

Глава 22

Проснулся я всё-таки раздетым. В комнате было темно, что значит, я провалялся в кровати весь день, но никто не стал меня тревожить. Режим, обязанности, учителя? Похоже, я порадовал Рэймса настолько, что он решил дать мне выходной. И опять предоставил свою комнату в моё полное распоряжение.

Возможно, из-за головной боли я не смог вспомнить все подробности этого утра. Но когда я зашёл в ванную, всё встало на свои места. Я обнаружил:

а) свою одежду аккуратно сложенной;

б) следы от поцелуев на теле. Везде.

Я изо всех сил попытался почувствовать сожаление, но — опять же — мне мешала головная боль. Я сожалел лишь о том, что перебрал вчера, поэтому, наскоро приняв душ, я пошёл за лекарством от похмелья. Рачительная «мебель» кроме таблеток сообразила мне ужин, и в итоге мне стало просто непозволительно хорошо. Я чувствовал себя сытым, отдохнувшим — полностью удовлетворённым.

Я решил реанимировать свою совесть, заглянув в кабинет Рэймса. Но всё опять вышло наоборот.

Встретив у закрытой двери нерешительно мявшуюся «мебель» с подносом в руках, я остановился и прислушался. Рэймс с кем-то спорил, и хотя голос он не повышал, тон у него был такой, словно он угрожал кому-то пытками и смертью.

— Он один?

Парень закивал.

— Давай-ка я тебе помогу. — Я забрал поднос из его рук и заметил благодарность во взгляде слуги.

Я зашёл внутрь без стука и поставил поднос с едой на журнальный столик. Рэймс замолчал, слушая собеседника, а я тем временем разглядывал ужин, хотя в отличие от Рэймса не был голоден. Но когда я повернулся, оказалось, что он смотрит не на еду. Судя по отметинам на моей коже, меня он находил тоже очень съедобным.

Перед тем как прервать разговор, Рэймс согласовал отправку новой партии солдат, и я подумал, что никогда прежде слова «огневое взаимодействие» не звучали настолько эротично.

Разглядывая Рэймса, я думал о другом взаимодействии. А ещё о том, почему самый асексуальный мужчина на планете выглядит настолько сексуально. При том, что он явно был не в духе. Не спал уже который день. И, очевидно, был голоден, а я бессовестно крал оливки из его ужина. Я обожал оливки.

— То, что произошло сегодня… — начал решительно Рэймс, собираясь разобраться и с этой проблемой. Его тон не изменился, голос звучал так же жёстко, как и в разговоре с его подчинённым, намекая на то, что дальнейшие слова мне не понравятся.

Поэтому я его перебил:

— Я не помню, что произошло, так что можешь расслабиться. Мы вчера с ребятами выпили лишнего… Прости, ладно? Это был первый и последний раз.

Рэймс уставился на меня так, будто я ему отвесил пощечину.

— Не помнишь?! После того, как…

Но я его снова перебил:

— Шучу. Всё я помню. Ты затащил меня в постель, хотя и видел, что я не в себе. Воспользовался моей беззащитностью, чтобы воплотить в жизнь свои развратные мечты.

— Не только свои. Обвиняешь меня, хотя сама…

— Шучу, — перебил я в очередной раз. — Я не считаю, что ты воспользовался ситуацией. Как бы там ни было, мне понравилось. Поэтому давай на чистоту: как насчёт того, чтобы стать временной заменой Бэлару?

Унизительно. Рэймс прищурился, разглядывая меня с явной ненавистью и с таким же сильным желанием.

— Я получу тебя в любом случае. Тебе решать, как это называть.

— Шучу. Я бы никогда не стала предлагать тебе что-то подобное всерьёз. К тому же, у тебя вряд ли получится его заменить.

— Не переживай, я буду очень стараться.

Кому как не мне знать, насколько он может быть старательным, если дело его по-настоящему увлечёт. А мной он всерьёз заинтересовался.

— Шучу. — Я улыбнулся, забирая очередную оливку с подноса. — Бэлар тут вообще ни при чём. Между мной и мэтром уже ничего нет и быть не может.

Не знаю, зачем я сказал ему об этом. Чтобы успокоить? Чтобы он не подумал, что я такой неразборчивый, и мне сгодиться любой? С некоторых пор мне стало важно его мнение, но, думаю, дело тут в том, что я просто хотел произнести это вслух. Озвучить эту простейшую истину.

Между нами ничего нет и быть не может. Бэлар — не Многорукий, и если с алкоголиком-элиминатором мне трудно было представить своё будущее, то с иерархом — тем более. А может, дело даже не в нём, а во мне. В том, что я вырос и мне уже недостаточно просто находиться рядом в роли его «вещи», которой он может вертеть, как захочет.

— Я видел вас в коридоре в тот раз. И слышал каждое слово. — Рэймс цинично усмехнулся. — Понимаю, теперь под стабом удовлетворять тебя мэтру трудновато. Тогда как я готов тебе услужить в любое время, Габриэль. Просто скажи, что нужно делать, и я сделаю. В лучшем виде.

Ну ла-а-а-адно.

Я отвернулся, чтобы перестать представлять, какой он под одеждой.

— Ты что, ревнуешь? Ты же не думаешь, что после того, как ты дал понять, что моя верность тебе не нужна, я воодушевилась и решила хранить девственность специально для тебя? В мире мужчин и без стаба это довольно трудновато.

А если вспомнить, кто меня воспитывал и как? Без шансов.

— Не нужно снова и снова обвинять меня в том, в чём я перед тобой виноват меньше всего, — сказал Рэймс. — Я спас тебя в тот день дважды: когда оттащил того сопляка и когда прошёл мимо. Я выбирал солдат. Того мальчишки уже нет в живых, потому что он отправился на фронт в шестнадцать. А где ты была в шестнадцать? Под каким-нибудь ублюдком, умоляя его так же, как меня вчера? Спорю, это приятнее, чем убивать или умирать на бесконечной войне. Так что не за что, чёрт возьми.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — бросил я, доедая оливки.

Я уже приготовился его оскорбить как-нибудь покрепче, но потом понял, что безразличие сработает эффективнее. Рэймс же ожидал, что я начну оправдываться. Или расскажу про своё житьё-бытьё в шестнадцать.

— Нет, — согласился он. — Но мне приятно, что ты не забыла меня за эти пять лет. Похоже, я был единственным мужчиной, который отказался от такого щедрого предложения.

Я промычал в знак согласия, что вовсе не означало, что после него было полно тех, кто не отказался. Только один, который сам встал на колени и попросил меня «как я Рэймса».

— Но не надо считать себя особенным, — добавил я, почувствовав себя неуютно под его пронзительным взглядом. — Ведь ты, похоже, жутко жалеешь о том, что отказался.

Даже если так, он ни за что в этом не признается.

— Особенный или нет — решать тебе.

Возможно, он хотел, чтобы я решил это прямо здесь и сейчас, но я пошёл к двери. Мол, я удовлетворился и оливками, а теперь мне здесь делать нечего.

— Не буду мешать. У тебя же куча дел. И ужин остывает. Кстати, не подскажешь, когда вернётся мэтр?

Я не договорил, на самом деле. Сократив расстояние за секунду, Рэймс прижал меня к двери и заткнул мне рот одним из тех безумных поцелуев, которым я его на свою голову научил.

— Я чертовски жалею! Ты это хотела услышать? Я хотел тебя забрать, потому что то, как ты на меня смотрела в тот раз… Мне хочется убивать от мысли, что ты могла на кого-то ещё так смотреть и просить кого-то о том же. И что этот ублюдок с радостью взял то, что должно быть моим.

— Даже если этот ублюдок — твой мэтр?

— Тем более он, — процедил Рэймс, не отпуская. — А это, как ты понимаешь, огромная проблема. Я искренне верил до встречи с тобой, что не найдётся ничего, что заставит меня предать Бэлара. Оказывается, всё это время моя верность держалась на наркотике. Дрессировка, испытания, сражения… всё это ни черта не значило, потому что я готов отречься от того, что мне дал мэтр и его отец. Ради чего? Ради случки с женщиной?

— Ради того, что впервые в жизни захотелось лично тебе? — предположил я.

— Да, мне дико этого хочется, — согласился Рэймс, прижимаясь ко мне, чтобы я тоже это почувствовал. — Если это первое лично моё желание, выходит, я не настолько хорош, насколько считал. И раз уж мы выяснили, что я ничем не лучше животного, может взять тебя прямо сейчас? Думаю, после этого мне сразу полегчает.

— Это называется изнасилованием.

— Тогда попроси изнасиловать тебя.

— Звучит, конечно, заманчиво, но если тебя интересует моё мнение, то нет. — Я, правда, старался, чтобы он уловил сарказм в моём голосе.

— Ещё утром ты умоляла меня об обратном.

— Но ты не воспользовался моим предложением?

— Нет.

— Значит, ты опять сделал правильный выбор, который вышел тебе боком. Но я тобой горжусь. — Мы оба тяжело дышали, глядя друг другу в глаза. — Ты не животное, Рэймс. Ты самый благородный и сдержанный из мужчин, которых я знаю.

Ему не понравился мой комплимент. Потому что из него можно было сделать ошибочный вывод, что я знаю слишком много несдержанных мужчин. И эта мысль сводила его с ума.

— Именно поэтому ты говоришь мне «нет»? — Рэймс скользнул большим пальцем по моим губам. — Или есть ещё что-то, в чём я проигрываю остальным твоим любовникам? Скажи мне, чтобы я мог исправиться.

«Исправиться» в данном случае означало пасть ещё ниже.

— Дело не в тебе. Просто я сейчас слишком трезва для этого.

Рэймс неприятно рассмеялся.

— Значит, ты подпустишь меня, только если будешь не в себе? Тогда у нас большая проблема, Габриэль. Ведь в таком случае я не стану прикасаться к тебе, даже если ты попросишь. Ищешь оправдание, чтобы отдаться мне? Чертовски несправедливо, если учесть, чем жертвую я. — Он наклонился, но не для поцелуя, а чтобы вдохнуть запах моих волос. Я пах так же, как он, потому что принимал душ в его ванной, пользовался его средствами гигиены и полотенцем. — Мне оправдания не нужны. Я хочу тебя. Захотел ещё в тот раз, когда ты сняла передо мной платье.

— Тогда я тоже переусердствовала с коктейлями.

— Конечно, ведь для тебя это всё игры, — прошептал Рэймс. — Наблюдать за тем, как я — приученный презирать женщин — вымаливаю снисхождение у женщины весело, согласен. Наслаждайся. Придёт время, когда я тоже увижу зрелище, которое придётся мне по душе. И ты запомнишь всё. Разрешаю потом сказать Бэлару, что я принудил тебя. Плевать.

Я и без него знал, что этот день когда-нибудь настанет. Что всё повторится: я снова буду просить его взять меня, но на этот раз он мне не откажет.

Но не сегодня. Нет, не сегодня.

Убрав его руку от своего лица, я молча вышел за дверь. Губы саднило, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в низу живота. Мне стало не до шуток.

Рэймс считал, что для меня это — игра? Да, всё так и задумывалось. Скажу больше: это было забавно до какого-то момента. До какого? До первого поцелуя? До того, как он обнаружил меня в своей спальной и сказал, что даст всё, если я покажу ему, как нужно ко мне прикасаться? До этого самого момента, когда он признался, что хочет меня?

После того, как Рэймс официально признал своё поражение в нашем противостоянии и сделал меня ликтором?

Я до последнего не верил, что это когда-нибудь случится. Казалось, он облачит меня в красный, только если решит пустить кровь.

Может, это не было лишено смысла, потому что взгляд, которым он меня наградил, зайдя в примерочную, был кровожадным.

— Что опять случилось?

Похоже, для разрешения конфликта его позвал кто-то из «мебели».

— Я не отдам эту футболку, ясно? — Я оттянул на груди затасканный «бронежилет», который считал своей домашней одеждой. — И волосы стричь не позволю.

Я опять отвлёк его от архиважных дел. Рэймс осматривал меня с мрачным видом.

— Придётся. Теперь у тебя начинается совершенно иная жизнь. Тебе пора бы уже осознать всю серьёзность и важность твоего положения.

— Это не моя идея, ладно?

— Без разницы. Ты теперь ликтор — главная «вещь» иерарха. Покажи, что ты можешь соблюдать хотя бы элементарные правила.

— Правила? Я — женщина. Это уже нарушение всех возможных правил.

— Вот именно. Не нужно усугублять ситуацию.

Его занудство меня раздражало, и я мог переспорить его единственным способом.

— Уверен, что не хочешь нарушить парочку правил, Рэймс? — Я собрал футболку на груди. — Давай усугубим эту ситуацию, м?

«Мебель», отвечающая за пошив моего выходного наряда, искоса на меня посмотрела. Мои намёки понимали здесь не все, но этот был слишком уж прозрачным. Я перестарался?

Судя по взгляду Рэймса — ещё как. Я считал секунды: вот сейчас он прикажет слугам убираться. Я услышу его потрясающий, низкий голос, переполненный нетерпением. А потом он подойдёт и развеет эмоциональный вакуум, который царил в особняке.

Но Рэймс этого не сделал. Хотел, но когда уже собрался, в комнату вошёл мэтр. Возможно, его привлёк шум.

— Опять капризничаешь, Габи?

Отвернувшись от Рэймса, я ответил:

— Он решил, что я позволю выбросить «бронежилет» на помойку.

Да, я жаловался самым натуральным образом.

Эта вещь — моя последняя связь с Многоруким. Она мне сто раз жизнь спасала, с ней, как ни парадоксально, связаны лучшие моменты моей жизни. Бэлар должен был понять…

— У меня есть для тебя кое-что получше. — Он протянул руку. — Давай её сюда.

Модный ликторский прикид — это получше? Стоит ли говорить, что на такую замену я был категорически не согласен. Но я всё же снял футболку через голову, оставаясь в полупрозрачном лифчике, и отдал ему. Бэлар кинул её Рэймсу со словами:

— Не благодари. Но это моя футболка, так что не смей на неё дрочить. — Потом повернулся ко мне. — Он просто хотел в очередной раз посмотреть на тебя.

Рэймс не стал отрицать, сжимая тряпку в кулаке.

Пусть смотрит, мне было плевать.

— Раз и всё? — недоумевал я. — Так же ты избавился от татуировки? Ты как будто хочешь поскорее отделаться от своего человеческого прошлого. Так же как пытался отделаться от энитского в течение девяти лет. Даже не верится, что тебе это так легко удаётся.

— Это просто потасканная вещь, Габи.

— Просто вещь. Просто поцелуи. Просто секс. — Я взмахнул руками. — Ладно. Но свои просто волосы я трогать не позволю. Можешь меня просто убить.

— Пошли вон, — бросил Бэлар. Его голос звучал устало. — К тебе это тоже относится, Рэймс.

— Мэтр. — Он подчинился, скользнув по мне взглядом.

Поставив стул перед тройным зеркалом, Бэлар указал на него кивком, и я сел. Стоило уважить его терпение. Не только насчёт меня, но и насчёт зеркал — он же их на дух не переносил.

— Это ещё что такое? — спросил мэтр, имея в виду красный след на изгибе шеи.

— Упал.

— На Рэймса, я так понимаю.

Я напрягся. Понятное дело, что это был засос. И, само собой, его оставил Рэймс.

— Ладно, по крайней мере, ты не заразишься от него какой-нибудь дрянью, как от того же Шейна.

В самом деле, ситуация похожа. Некогда мэтр подарил мне домашнее животное, а теперь, когда я повзрослел, дал поиграть со своей старшей «вещью». И если Шейн был диким, и его надо было приручать, то Рэймс — выдрессированный и привитый от любых болезней, в том числе, бешенства.

Я должен был поблагодарить мэтра за заботу и щедрость. За то, что он так балует меня, давая всё только лучшее. Новую комнату в своём роскошном особняке. Элитные шмотки. Рэймса.

— Да, у меня нет вшей, так что оставь меня в покое, — отозвался я глухо.

— Уже не хочешь быть крутым мужиком, Габи? А я только приготовился воплотить твою мечту в жизнь и сделать ликтором.

Вернее, сделать красной тряпкой для быков… почти буквально.

Мэтр перебирал мои волосы, пропускал их через пальцы, гладил по голове, и я к собственному удивлению начал успокаиваться. То, что беспокоило меня, ускользало из памяти…

Магия.

— У тебя уже есть один крутой мужик для этой цели, — ответил я.

— У меня на него другие планы.

Я почему-то вспомнил, как закончил Шейн. С чего я взял что, говоря о планах, Бэлар подразумевает именно убийство?

— Почему ты его ненавидишь? — осторожно начал я. — Ведь так было не всегда, да? Он предан тебе. Ты же забрал его из приюта, воспитывал… как и меня.

— По большей части его воспитывал не я, а Хейз. Я только брал его с собой в поездки, но большую часть времени он проводил с моим отцом. Он обучил его, а мне оставалось лишь испытывать его на прочность. — Чтобы доказать отцу, что он создал не такую уж прочную вещь, например.

— На самом деле, я отношусь к нему как к …хм, младшему брату.

Который теперь выглядит, как старший. Может в этом и проблема? В том, что Рэймс вырос и стал самостоятельным? В отличие от меня, который, даже повзрослев, не перестанет нуждаться в помощи и заступничестве.

— У меня по понятным причинам нет братьев, но, думаю… я бы оказывал им больше доверия.

— Я ему доверяю настолько, что подпустил к тебе.

— Но не настолько, чтобы сделать ликтором? У тебя же их может быть сколько угодно, так почему бы…

— Потому что он — «кукла».

— Только для тебя, все остальные считают его твоей «правой рукой». Никто лучше него не подходит…

— Именно поэтому, — перебил меня мэтр, и я встретил его взгляд в зеркале. — Именно поэтому он должен оставаться в тени и носить чёрное. Потому что он слишком хорошо и слишком долго выполнял мои обязанности. Но сейчас генеральское место — моё. А на Рэймса, как я и сказал, у меня другие планы.

— И какие же?

— Секрет.

— Убьёшь его?

Бэлар выгнул бровь, словно не ожидал от меня таких глупых вопросов.

— Привязался к своей новой игрушке, Габи?

— Немного, — ответил я так же, как на следующее утро после убийства Шейна.

Словно Рэймса можно было ставить на одну ступень с Шейном, а то, что я чувствовал к нему, умещалось в рамки убогого «немного».

— Когда-нибудь он надоест тебе, — сказал Бэлар, забирая с тумбочки триммер. — И тогда…

Он включил машинку и провёл ей над одним моим ухом, потом над другим. Я смотрел на его отражение, на то, как шевелятся его губы, как они складываются в улыбку. Из-за шума триммера я не расслышал его последних слов, но это было и не важно.

Я знал, что Рэймс мне никогда не надоест.

Глава 23

Рэймс не мог мне надоесть, потому что напоминал мне океан: красивый, щедрый, непредсказуемый. А ещё, даже ненавидя, он меня обожал. Я убедился в этом, когда он увидел меня в красном выходном наряде. Когда я впервые надел модные шмотки, сшитые персонально для меня (самого недостойного кандидата на свете), он (самый достойный кандидат на свете) сказал:

— Ты выглядишь непозволительно хорошо.

Это был один из тех комплиментов-ругательств, которые я мог слышать только от Рэймса. Он мне часто напоминал, что я самый отпетый преступник на планете, и делал это так, что я не хотел становиться правильным.

Мы готовились выйти в свет, и я заглянул к Рэймсу, надеясь застать его за переодеванием. Но, несмотря на то, что я торопился и разбирался со сложной застёжкой уже на ходу, я не успел.

Я так и не узнал, как он выглядит под одеждой.

Попросить его раздеться для меня?

Тогда мы точно опоздаем.

— Ты тоже ничего, — ответил я, позволяя Рэймсу перестегнуть и поправить мой костюм, как надо.

Сам он был в чёрном, потому что Бэлар хотел, чтобы он сливался с тенью, но будь я энитом, я бы только на него и смотрел. Без разницы, что он там на себя напялит.

Осмотрев меня, от причёски (я собрал волосы на макушке, открывая выбритые виски и затылок) до ботинок, Рэймс сказал:

— Тебе, в самом деле, идёт красный.

— А тебе бы он не пошёл, так что не расстраивайся, — сказал я, и он ошибочно принял мои слова за злорадство. — У тебя синие глаза. Тебе бы пошёл белый.

Тогда бы он полностью соответствовал званию человека-иерарха.

Рэймс задумался на пару мгновений (над тем, как бы на нём смотрелся белый, или над тем, что мне нельзя быть таким подлизой). Когда же он наклонился для поцелуя, я отошёл, потому что это ничем хорошим бы не закончилось.

Но своим благоразумием я приговорил себя всю дорогу терпеть его пронзительный взгляд. И плевать он хотел на мэтра, который сидел рядом. А потом на публику, которая слишком уж пристально нас изучала. Хотя при желании своё внимание Рэймс мог трактовать, как ненависть: на моём месте должен был быть он.

Но в итоге вся слава всё равно досталась не мне, а Бэлару, который своей эпатажной выходкой весьма разнообразил культурную программу. Гости тут же оживились.

Это был очередной светский раут под открытым небом, роскошный и многолюдный, который организовывал один из приближённых к консулу архонтов. Мужик обладал второй по красоте коллекцией «кукол» и первой по кулинарным способностям «мебелью». К сожалению, оценить я смог только первое. К столу меня не подпустили, само собой, но на «кукол» я мог пялиться сколько влезет. И я не стал себе отказывать в удовольствии.

Так же, как и Рэймс.

В смысле, Рэймс тоже вовсю на них пялился, но кроме прочего «мебель» ему предлагала напитки и закуски, обделяя вниманием меня. Но я не расстроился. На мне был красный, я и так выделялся дальше некуда, дополнительное внимание мне было ни к чему. Скорее даже напротив — через час я начал искать уединения. А ещё, чем бы утолить жажду. От болтовни у меня быстро пересохло горло, а разговаривал я в тот день необычайно много. С некоторыми энитами и их ликторами я уже был знаком, но многих видел впервые. Например, консула.

Но я не осмелился к нему приближаться, предпочитая наблюдать со стороны за тем, как Махасим подходит к мэтру и у них завязывается беседа. Какими бы ни были его отношения с Хейзом, с Бэларом он ладил неплохо. Наверное, их сближала одинаковая страсть к странным «вещицам». Не зря же консул считался владельцем самой богатой и изысканной коллекцией «кукол». Судя по улыбкам, речь шла явно не о делах.

Я отвернулся.

Почему-то окружённый публикой и её вниманием, я почувствовал себя как никогда одиноким.

Мысль о Рэймсе пришла сама собой, словно с некоторых пор у меня выработался инстинкт думать о Рэймсе, когда мне плохо. Трудно сказать, с каких именно пор воспоминания о нём стали приносить облегчение, а не терзать жаждой мести.

Хотя теперь, заметив его в компании прекрасной «вещи» в платье, у меня, в самом деле, заныло в груди. Я не чувствовал себя таким ущербным со времён приюта. Я уже давно ни с кем себя не сравнивал, смирившись с собственной уникальностью (инвалидностью). Но теперь, увидев эту девушку, я испугался. Своей… заурядности.

Она была юна и ослепительна в «кукольном» наряде. Я смотрелся весьма посредственно в ликторском. Поэтому, вместо того чтобы подойти и взглянуть на неё, как на собственное отражение, я поспешил убраться куда подальше.

Я даже представить не мог, что сбегу, встретив однажды другую женщину. Не раз представлял себе подобное и верил, что почувствую что-то вроде… узнавания, родства, восторга. В итоге? Ужас, жалость… ревность.

Из меня был никакой мужчина.

И женщина неважная.

Мэтр бы назвал это кризисом идентичности и сказал бы, что я сам виноват: мне стоило определиться уже давно с тем, чего я хочу.

Пить, вот чего.

Я побрёл вглубь сада, где нашёл маленький фонтанчик, живописно устроившийся под кроной дерева. Насколько бы современными ни были дома энитов, их сады считались мерилом богатства, поэтому я позволил себе пару минут просто созерцать. Красиво…

И это при том, что больше всего гордился хозяин вовсе не садом, а своими «вещами».

Поморщившись, я наклонился и приник к прохладной, мягкой струе. Думаю, это было против правил, но я не заметил свидетелей, поэтому позволил себе немножко животных повадок…

— Какая возмутительная бестактность.

Я резко выпрямился, обернувшись на голос. Рядом со мной стоял мужчина в красном, и если учесть его крепкое телосложение, черты лица и то, что я не заметил его приближения, он был искусственным. Я пробежал взглядом по его знакам отличия, вспомнил, что видел его рядом с Махасимом и решил извиниться. Не стоило злить консульского ликтора.

— Какая возмутительная бестактность со стороны хозяина не предложить тебе напитки… — Он долго думал над тем, как бы меня обозвать. — …сестра. Не очень-то гостеприимно обделять вниманием генеральского ликтора и заставлять его лакать из лужи. Хотя, насколько мне известно, тебе так привычнее.

Я собрался его обойти, но мужчина вытянул передо мной руку… с бокалом, наполненным одним из тех изысканных коктейлей, которые тут предлагали гостям.

— Я, как ликтор Махасима, решил оказать тебе почёт, раз уж слуги до этого не додумались. Держи.

Недоверчиво на него уставившись, я потянулся за бокалом. Отказываться было не просто глупо — невежливо, хотя я понимал, что всё закончится… да, вот так.

Когда я уже почти прикоснулся к стеклу, мужчина выплеснул напиток мне на грудь. Мой драгоценный наряд, который я надел впервые и который Рэймс велел мне почитать как святыню, был испорчен.

Я остолбенел, разглядывая чёрное пятно. Странно… я ведь уже привык к унижениям и оскорблениям. Я относился к ним спокойно, но это… это было совсем другое. Мне впервые доверили защищать нечто сокровенное, значимое.

— Прости, рука дрогнула, — протянул ликтор. — Но теперь все обратят внимание на то, что ты другого формата. Я лишь немного обозначил твои… э-э-э… смехотворные выпуклости.

Сжав правую ладонь в кулак, я замахнулся… не знаю, на что я рассчитывал. Победить мужчину грубой силой, которой у меня с самого рождения был дефицит? Одним ударом сбить с ног опытного бойца?

Когда ликтор отлетел от меня, падая на землю, я просто глазам своим не поверил.

— Прости, рука дрогнула, — прорычал Рэймс, и я недоумённо на него уставился. Ещё несколько минут назад он беззаботно слушал чириканья «куклы», а теперь готов к убийству… И я его таким взбешённым видел впервые, поэтому был потрясён. Как будто только сейчас понял, с кем именно играл всё это время.

С человеком, который мог отправить в нокаут одним движением.

Да, на продолжение можно было не рассчитывать: ликтор не подавал признаков жизни. Встряхнув рукой, Рэймс посмотрел на меня. На пятно. И мне стало страшно, будто он мог и мне врезать за то, что я замарал то, что должно было олицетворять мою честь и гордость. Я мог испачкать эту ткань только кровью врага, но так как она тоже красная…

— Пошли. — Рэймс схватил меня за руку и потянул за собой.

— Ты не должен был этого делать, — начал я, хотя и не имел права упрекать его, учить или давать советы. Особенно в таком жалком положении. — Чего ты так разошёлся? Это же пустяк.

По правде говоря, я сам так не думал. Но одно дело я — невежественный и испорченный, и совсем другое — поборник морали Рэймс. Мне стало интересно, выкинул бы он что-то подобное на глазах у гостей. Если бы ликтор не постеснялся унизить меня принародно?

Хотя непохоже, что он долго просчитывал ситуацию и напал только из-за отсутствия свидетелей. Просто дикий порыв, который он сам не понимал. И из-за этого злился сильнее, чем от того, что противник оказался таким слабаком и вырубился раньше, чем Рэймс истощил свою жажду убийства.

Он провёл меня через сад в дом.

— Ты здесь уже был, — догадался я.

— Не раз.

Это объясняло, почему он так запросто ориентировался в сложной планировке, а слуги, вместо того чтобы останавливать его, почтительно кивали. Знаком с хозяином… значит, уже не раз видел его «кукол»…

Я высвободил руку, и Рэймс недовольно обернулся.

— Всё в порядке, я и сам могу идти, — сказал я, стараясь не смотреть на него. — Тебе, правда, не стоило этого делать. Тот парень — ликтор консула.

— Я знаю.

— Ну, тогда я тем более не понимаю, зачем…

— Зачем? — переспросил Рэймс, очевидно, до последнего рассчитывая на благодарность. — Я сейчас покажу.

Прозвучало угрожающе, а потом он толкнул дверь в уборную и дал мне пройти. Я услышал за спиной… щелчок замка и низкий голос:

— Сними.

Ну конечно. Для чего бы он ещё привёл меня в ванную.

Я отошёл к раковине и включил воду. Сполоснул руки, напился, после чего провёл влажной ладонью по ткани на груди. Потом ещё раз, размывая пятно. Думаю, отстирать что-то подобное не сможет даже наша умелая «мебель»…

— Сними, — повторил приказ Рэймс, и я посмотрел на его отражение в зеркале напротив.

Этот голос привык отдавать команды, так же как мужчина привык к безоговорочному подчинению. Наши взгляды встретились, и я понял, что он притащил меня сюда вовсе не для того, чтобы я привёл себя в порядок. Совсем наоборот.

Он счёл, что вечер не удался? Консульская «вещь» оказалась недостаточно крепкой для игр, к которым он привык, и поэтому Рэймс решил развлечь себя играми, в которых ещё только начинал осваиваться?

В двух словах, он собирался совершить ещё одно преступление. Здесь. В этом самом доме.

И что я на это ответил?

— Ты так завёлся от разговора с той прелестницей? — Я улыбнулся, чтобы он не подумал, будто я ревную. — У неё всё то же самое, что и у меня, Рэймс. Спорю, она тебе не откажет, если ты попросишь её… о чём угодно.

Кажется, он растерялся. Будто даже не думал об этом… вытворять с другой женщиной то же, что и со мной. Изучать её тело, прикасаться там, где она совершенно на него не похожа, или засовывать язык в её рот. Но задумался теперь… и нахмурился.

— Всё то же самое? Не думаю. Та же форма? Тот же цвет? Те же серёжки в самых немыслимых местах? Такая же непокорность, дерзость и порочность? — Он покачал головой, и я тяжело задышал, просто не веря, что он произнёс всё это вслух. — Покажи мне то, что я хочу увидеть.

— Ты выбрал неудачный момент, — сказал я, подразумевая вовсе не время и место. — Я только что пострадала за то, что ты так хочешь увидеть, поэтому…

— Поэтому, — оборвал меня Рэймс, — я чуть не прибил того ублюдка. Прибил бы, если бы он сопротивлялся.

Конечно, притворяться мёртвым было безопаснее. Сработает ли это в случае со мной? Вряд ли.

— А ты? Будешь сопротивляться?

Я представил, как говорю «да» и пытаюсь это доказать. Как вырываюсь, пускаю в ход ногти и зубы, царапаю, кусаю, пока он покоряет меня самым примитивным образом. Прямо здесь, на полу, наплевав на то, что нас могут услышать.

Нас, в самом деле, могут услышать… Но не похоже, что Рэймса это смущало. В конце концов, поднять руку на консульского ликтора — преступление того же ранга, что и изнасиловать генеральского ликтора. С первым он справился безупречно…

— Сначала ты, — попросил я, но Рэймс отрезал:

— Нет.

— Нет? — Я верил, что ослышался.

Если он, правда, желал близости, то должен был чувствовать эту потребность — обнажиться, открыть себя для чужого взгляда и прикосновений, почувствовать чужую кожу своей кожей.

— Там не на что смотреть, — сказал Рэймс, после чего уточнил: — Ты не захочешь на это смотреть.

Ну вот, теперь мне захотелось ещё сильнее.

— Не очень-то вежливо отказывать в этом человеку, на ущербность которого сам решил попялиться.

— Ты прекрасна там. — Похоже, он заметил, как на меня влияет его хриплый, тихий голос, поэтому решил продолжать: — Иногда мне хочется открыть глаза всем на то, насколько восхитительно твоё тело. Если бы они тоже почувствовали это притяжение и собственную беспомощность перед ним… Это было бы справедливо. Я веду себя, как одержимый, и мне бы хотелось услышать, что любой почувствует то же самое при взгляде на тебя, стоит только лишить его стаба… Я бы понял, что дело не во мне. Но потом я одергиваю себя. Позволить другим мужчинам смотреть на тебя? Нет. Только мне и только я. К тому же, я уже давно нахожу странное удовольствие в собственном безумии. Мне нравится думать, что я — единственный здесь, кто понял… наконец-то понял, что его обманывали всю жизнь. Меня лишали кое-чего очень важного, жизненно необходимого, и я подыгрывал им… Всё, что я чувствовал раньше — ничто по сравнению с тем, что я чувствую, глядя на тебя, Габриэль.

Ну и кто тут кого соблазняет?

Я был поражён тем, как быстро Рэймс освоился в этой незнакомой, пугающей стихии. С какой лёгкостью он находил именно те слова, которые делали беспомощным уже меня.

Теперь уже я отвернулся от него, чтобы снова посмотреть через секунду. Я хотел сказать, что не буду раздеваться. Не могу. Я и раньше не мог справиться с этими застёжками самостоятельно, сейчас же тело перестало меня слушаться абсолютно, особенно руки.

Но Рэймс сам всё понял. Он приблизился ко мне со спины, и я не стал поворачиваться, разглядывая его в зеркале. Я невольно вспомнил, как смотрел на него в день нашего официального знакомства, когда оказался в одной из зеркальных комнат Бэлара. Смотрел со страхом, ненавистью и осознанием собственной неприкосновенности…

Ситуация изменилась кардинально. Теперь я смотрел на него с вызовом, желанием, требованием прикоснуться.

— Я помогу. — Он остановился очень близко, но не прижимался. — Запоминай. Сначала расстёгиваешь до конца вот здесь… вытаскиваешь ленты… ослабляешь шнуровку… потом пряжки… верхняя… нижняя… теперь молния… здесь и здесь… на рукавах… вот и всё.

Абсурд. Он учил меня раздеваться, как какого-то сопляка. И так бы оно и выглядело со стороны (по-детски невинно), если бы Рэймс не комментировал каждое действие этим особенным голосом, превращая рутину во что-то невообразимо эротичное.

Ликторское облачение — самая неподходящая одежда для преступников вроде нас. В дальнейшем это могло стать настоящей проблемой… Хорошо хоть у Рэймса всё намного проще в плане фасона.

Я наблюдал за тем, как он стаскивает с моих плеч верх формы и оставляет на полу, словно ничего не стоящую тряпку. Так я понял, насколько всё серьёзно… Как будто то, что он вытворял это в гостях у архонта, ещё ни о чём мне не сказало.

Прежде чем снять с меня полупрозрачный бюстгальтер, Рэймс распустил мои волосы.

В этот раз всё было по-другому. Он уже не раз видел меня без одежды, но я никогда не чувствовал себя настолько обнажённым. Не знаю, что меня так взволновало. Процесс раздевания? Близость тел? То, что я уже не мог оправдать себя ни игрой, ни алкоголем… ничем.

Рэймс прикоснулся к моим волосам, к шее сзади, к плечам, словно без слов обозначая наши различия: нежно, тонко, хрупко… И вот здесь, да.

Я едва сдержал стон, когда увидел его ладони на своей груди. Просто увидел… а потом закрыл глаза, чтобы прочувствовать это. Как он сжимает и гладит. Какой он твёрдый и сильный и насколько я мягкий и беззащитный.

— Не надо, Габриэль, ты должна видеть, кто это делает с тобой. Смотри.

И я смотрел, прерывисто дыша.

— Тебе очень идёт, — сказал мне на ухо Рэймс, поглаживая пальцами соски. Наверное, он всё ещё не верил, что металл в нежнейшей коже — это не больно. — Когда я впервые понял, куда ты поместила вот эту серёжку, я едва не сорвал с тебя одежду. Мне нужно было убедиться. Я просто не мог поверить.

Да, я помню его взгляд в тот раз.

— Как же я люблю смотреть на тебя, — признался тихо мужчина, и я вспомнил ещё кое-что.

Как он по дороге к Хейзу, после нападения, сказал, что ему хватит пяти минут, потому что он хорош в пытках. Я только теперь понял, насколько.

Не в силах и дальше безропотно выносить эти мучения, я опустил руку к паху.

— Не смей.

— Что? — мой голос звучал пьяно.

— Не трогай себя, — приказал Рэймс, и мне пришлось подчиниться. — Когда ты одна… ты прикасаешься к себе здесь?

— Да, постоянно, — ответил я честно.

— В следующий раз попроси меня. Дождись и попроси.

— Отрывать тебя от дел ради мастурбации?

Рэймс прищурился, словно ему не нравилось, как я отзываюсь об этом акте. «Мастурбация»? Очередной пресный термин, в рамки которого циники вроде меня попытались уместить настоящую эмоциональную катастрофу.

— Так прикасаться к тебе должен только я.

Он что, только что сказал, что ревнует меня ко мне?

Его правая рука скользнула вниз моего живота, и я впился в неё взглядом. Не знаю, каким чудом я, наконец, заметил кровь на его ладони.

— Погоди, — остановил я его, хотя собирался просить об обратном.

Я взял его руку в свои, разглядывая лопнувшую на костяшках кожу и тёмные следы проступающих синяков. Он врезал искусственному солдату по черепу… всё равно что бить по камню со всей силы. Расправив его пальцы, я долго изучал, прикасался, ощупывал.

— Больно?

— Нет, у меня очень крепкие кости.

Особая диета в подростковом возрасте, быть может. Или лекарства…

Поднеся его ладонь ко рту, я высунул язык и провёл им по сбитым костяшкам. Зализывать чужие раны, полученные в сражении за мою честь… Как же это возбуждает, чёрт! Похоже, что-то подобное было впервые не только для меня. От новых ощущений Рэймс замер, молча наблюдая за тем, как я пробую его на вкус, целую, прикасаюсь проколотым языком. Просто намёк: ему понравилось бы чувствовать меня не только здесь.

Вот здесь, например, да. Так тоже сойдёт.

Обхватив мой подбородок, Рэймс повернул меня для поцелуя. Ему это нравилось: касаться своим языком моего, посасывать, играть с серёжкой.

— Расстегни штаны, — прошептал он в мои губы, но когда я подчинился, одёрнул: — Не мои! Чёрт возьми, женщина, думай, что делаешь!

— Я только потрогаю…

— Только? — Моя наивность его поржала. Как будто он сможет удовлетвориться чем-то вроде «только». — Если ты меня «потрогаешь», то наше милое приключение закончится трагически, ясно?

Я кивнул.

— Хорошо. Теперь сними свои штаны, сядь на столешницу и раздвинь ноги.

Я оказался в нужном положении моментально. Рэймс явно не ожидал от меня такой прыти, особенно если вспомнить, как всё начиналось (в этой комнате и вообще). Но я живо расправился с ремнями, скинул один ботинок, стащил штанину и запрыгнул на каменную столешницу с раковиной, уложившись в полминуты.

Да, я разделся не до конца, но Рэймс не стал настаивать. Он наблюдал за тем, как я откидываюсь назад и развожу колени в стороны, принимая совершенно бесстыдную позу. Его взгляд застыл между моих ног, на сияющем колечке, обозначающем самую чувствительную точку на женском теле.

Я замер, гадая: передумает? Решит раздеться, позволит потрогать его, а потом сам попросит его впустить. И я бы не отказал. Всё-таки в тот день мы и так нарушили порядком правил, чтобы переживать из-за отсутствия контрацептива.

Но это же Рэймс, его имя можно использовать как синоним к слову «сдержанность».

Хотя даже он не смог безучастно любоваться таким зрелищем.

Когда он подошёл, я понял, что трагедии не избежать, потому что у Рэймса на лице было написано, что он собирался сделать.

Пододвинуть меня к самому краю, встать на колени и наклониться, чтобы медленно провести языком по складочкам, а потом втянуть серёжку в рот.

Зажмурившись, я подался бёдрами ему на встречу, теснее прижался к его губам. Я очень остро почувствовал скользкое, горячее движение… один раз… второй… Напряжение сковало тело на долгую секунду… и я расслабился, благодарно вздохнув.

— Ты… уже всё? — недоверчиво спросил Рэймс.

Вероятно, он долго готовился к этому, морально и не только: представлял, обдумывал, планировал. Он отнёсся к этому так серьёзно, словно довести меня до оргазма — одна из тактических задач, требующих всестороннего изучения противника. И он изучил, как мог. Возможно даже, нашёл кое-какую литературу. На то, что всё выйдет безупречно с первого же раза, он не рассчитывал, потому что понимал: ему не хватает практики. Тогда как у меня, по его мнению, было много опытных любовников.

Тяжело дыша, я пробормотал, что так, вообще-то, не всегда. Мне нравится, когда ко мне прикасаются ртом, но не настолько. Просто сейчас… незнакомая обстановка… к тому же он встал на колени… я об этом мечтал ещё с тех самых пор, как он мимо прошёл, ведь тогда на коленях стоял я…

Рэймс слушал меня, самодовольно улыбаясь. Эта особая улыбка чисто мужского триумфа не сходила с его лица весь вечер. Со мной же всё было иначе и не потому, что я чувствовал себя побеждённым, а потому что мой прекрасный наряд был теперь не только грязным, но и измятым.

Прода

Глава 24

Это преступление не сошло нам с рук. И говоря о преступлении, я подразумеваю нападение на консульскую «вещь». Конечно, наша вина была лишь косвенной: тот парень просто оказался слишком слабым для модели последнего поколения и статуса телохранителя важнейшей персоны на Земле. Поэтому Махасим отправил его в утиль, и решил персонально заняться поиском подходящей замены. С этим он обратился к своему новому другу Бэлару, в подчинении которого находились лучшие бойцы планеты.

Хотя дело тут, конечно, не только в дружбе.

— Мне сказали, что это сделал твой ликтор, — проговорил Махасим, однако, без особых претензий.

Мы находились на одной из тренировочных баз, где молодняк готовили к суровой солдатской жизни. Под «мы» я подразумеваю Бэлара, Рэймса, Махасима с многочисленной свитой и, конечно, себя. Лица энитов выражали сдержанный интерес, я же чуть из штанов не выпрыгивал от любопытства. Я уже бывал на тренировочных базах, но эта была современнее и больше их всех. Даже не верилось, что такое место — воплощение военной мощи, сокровищница живого оружия — могло кому-то принадлежать и подчиняться. Даже Бэлару. Или Рэймсу, ведь некогда именно он считался хозяином генеральской собственности.

Теперь же он шёл позади своего господина и меня, хотя насчёт последнего не возражал. Ведь если я таращился на современное оборудование, тренажёры, оружие, полигоны, бойцов, то Рэймс — на мою задницу. Поймав его взгляд, я прищурился, отчётливо читая вопрос в синих глазах.

Почему самые неприглядные части человеческого тела кажутся во мне такими привлекательными?

Рэймс опять хотел увидеть, прикоснуться… но я отвернулся, игнорируя его очевидный голод. Поощри я его улыбкой или словами, весь консульский эскорт понял бы, что мужик не принимает стаб. Потому что при несомненном таланте играть безразличие на публике, он не смог бы спрятать стояк. Думаю, Рэймс меньше всего хотел, чтобы причиной его смерти стало его же собственное достоинство.

Другое дело — покушение на консульского ликтора…

Кстати об этом.

После короткой экскурсии, Бэлар пригласил гостей пройти в зал для показательных спаррингов. Он умело превратил внеплановую инспекцию в дружеский жест, предложив Махасиму выбрать себе новую игрушку. И вот тогда консул произнёс эти слова. О том, что его предложение необычайно уместно, ведь его «вещицу» покалечил ликтор Бэлара.

Все уставились на Рэймса, потому что вне зависимости от того, какой цвет он носил, именно его считали правой рукой сына Хейза. Не скажу, что это было обидно. Не в той ситуации. Да и какая разница, кто из нас ликтор, если того беднягу в самом деле нокаутировал Рэймс?

Но почему-то когда он собрался признать вину, я преклонил одно колено и ляпнул:

— Прошу меня простить, господин. Я приму любое наказание.

Возможно, это было даже большей глупостью, чем прыгать с обрыва в лагуну. Вот только на этот раз я не хотел, чтобы Рэймс лез меня спасать, потому что это бы усугубило ситуацию.

И он благоразумно молчал. А может, был просто шокирован моим благородством. Я решил вступиться за человека, который меньше всего нуждался в заступничестве.

Если бы.

На самом деле, я просто знал, что неприкосновенен, и это при том, что я считался испорченным. Тогда как Рэймс был безупречен, и его репутацию могла разрушить любая неосторожность. Если бы он поднял руку на своего собрата? Скандал. От меня же и не такое ожидали.

— Встань.

Когда я подчинился, то заметил на лице консула едва уловимую улыбку. Он раскрыл мой обман? Конечно, моя комплекция не позволяла мне тягаться с его телохранителями. Если не брать в расчёт, что я мог напасть со спины с камнем наперевес, терзаемый завистью к положению… телосложению… способностям мужчин. Все знали, что женщины — коварные существа. А я был худшим из них.

— Наказывать за честность недопустимо, — продолжил Махасим, всё так же двусмысленно улыбаясь. — Ты хорошо воспитал свою «вещь», Бэлар.

Понимай, как хочешь.

— Я подобрал его с улицы, — напомнил мэтр. Трудно сказать, что он сам думал по поводу моей выходки. — Поэтому он немного диковат.

— Мне нравится. Может, предложишь что-нибудь наподобие?

— На любой вкус. — Бэлар обвёл широким жестом расставленных по стенке бойцов. Лучшие из лучших. Разной комплекции, возраста и масти.

— В искусственных я уже не раз разочаровывался, — отметил консул, и я почему-то решил, что это упрёк в сторону Хейза. Ведь это он заведовал лабораториями и проектировал новые модели. — И благодаря тебе в моду как раз входят естественные… Почему бы мне тоже не поддержать эту тенденцию?

— Здесь только естественные, — сказал Бэлар.

— Читаешь мысли?

— Если бы, — ухмыльнулся мэтр.

Когда я посмотрел на Рэймса, то понял, что моя очередная попытка суицида дорого мне обойдётся, когда мы останемся наедине. Он едва сдерживался от того, чтобы не перейти к реанимации прямо сейчас: искусственное дыхание и вытекающие отсюда последствия…

— В этом что-то есть, — рассуждал консул в абсолютной тишине. Он медленно прохаживался перед «вещами», придирчиво разглядывая их лица, полуобнажённые поджарые тела. — То, что их такими создала природа без нашего вмешательства. Они слабее, конечно. Но на них смотреть приятнее, чем на дешёвые подделки.

У них с Хейзом, определённо, очень напряжённые отношения.

— У тебя глаз намётан, Бэлар, раз ты нашёл таких сильных бойцов среди мусора. — Консул намекал на Рэймса и, кхм, меня. — Посоветуешь что-нибудь?

Мэтр предложил несколько экземпляров, говоря, что все они одинаково сильны и ловки, но вот конкретно у этих троих очень высокие показатели износостойкости. Они прослужат консулу минимум пятнадцать лет… если только, конечно, не повстречаются со мной в какой-нибудь подворотне.

— Этот неплох. — Махасим выбрал «вещь» повнушительнее, постарше и в цвет остальным — смуглым, темноглазым брюнетам, которым чрезвычайно шёл красный. — Могу я его протестировать?

Я с завистью отметил, что кандидат держится очень достойно. Я бы в прошлом, увидев так много энитов разом и поняв, что меня хочет сделать своим ликтором консул, уже давно переволновался и грохнулся в обморок. Но это парень стоял ровно, на лице застыло выражение профессионального равнодушия, взгляд устремлён в пустоту — вот это по-настоящему хорошо воспитанная «вещь».

— Разумеется, — ответил Бэлар. — Выберете ему противника?

— Не из этих.

— Кого-нибудь из ваших ликторов?

— Как насчёт кого-нибудь из твоих?

Консул повернулся и посмотрел на меня. Это был приговор, я понял, что сегодня умру, и мне уже не поможет искусственное дыхание. Потому что, посягнув на его «вещь», я метафорически прыгнул вниз головой, но не в лагуну, а в пропасть, на дне которой нет даже ублюдка Шейна, чтобы поймать меня.

Пора бы мне уже запомнить, что все мои благие намерения, оборачиваются катастрофой.

— Недотрога его в порошок сотрёт, — сказал мэтр, и консул улыбнулся.

— Конечно, я не стану повторять ту же ошибку и подпускать своего ликтора к такому зверю. Да и зачем? Его способности мне сможет продемонстрировать и твоя «кукла». — Консул вернулся к зрительским местам. — Не сдерживайся, Рэймс. Хочу убедиться в том, что я сделал правильный выбор.

— Спасибо за оказанную честь, — ответил Рэймс, но выходить вперёд не спешил.

Потому что, заседая последние девять лет в военном совете, он растерял свои боевые навыки? Нет, если вспомнить, из-за чего это всё вообще началось.

Потому что заметил промелькнувший страх на лице оппонента? Нет, до парня ему не было никакого дела, он научился смотреть на людей, так же как и эниты.

Когда из бойцов на площадке осталась только выбранная «вещь», Рэймс снял верх чёрного облачения и прошёл в центр зала. Я уставился на его спину и едва подавил вскрик. Если вспомнить, что я только что пережил и к чему уже успел подготовиться? Да, я увидел то, что меня впечатлило намного сильнее.

При взгляде на его кожу складывалось впечатление, что этого мужчину не однократно собирали по частям. Шрамы, рубцы, швы: следы от страшных ранений и борозды от электрокнута… И если первые были военными трофеями, последние — часть воспитательной программы.

Я посмотрел на Бэлара. Мне почему-то захотелось наброситься на него, когда я представил, как он издевался над ребёнком, полосуя его спину и грудь плетью, которая могла прожечь даже металл. Но когда наши взгляды встретились, я понял, что он не имеет к этому никакого отношения. Потому что ему самому в детстве досталось… от Хейза. Если уж этот архонт позволял себе издеваться над собственным сыном, то едва ли будет использовать гуманные методы, дрессируя «вещь».

Не знаю даже, кому мне надо возносить хвалу за то, что я не попал к Хейзу на попечение.

Спасибо огромное, что прошёл мимо, Рэймс.

Из-за таких мыслей мне было трудно следить за спаррингом, тогда как консульская свита и сам Махасим наслаждались зрелищем. Они деловито переговаривались, сравнивая физические данные и опыт соперников, оценивая каждое их движение, делая ставки. Для энитов это было частью культурной программы, выступление перед фуршетом. Для меня — бессмысленной жестокостью, которая в любом случае закончится плачевно для кого-то из бойцов: травмами… может быть, смертью.

— Твоя «вещь» в отличной форме, — обратился консул к Бэлару. — Так же как и десять лет назад.

— Вы помните тот бой?

— До мелочей.

Я прислушался, хмурясь. Я знал, что для энитов такие развлечения — рядовое явление, но никогда бы не подумал, что в них неоднократно участвовал сам Рэймс. Пусть Бэлар не наказывал его собственноручно, но он не раз бросал свою «вещь» на растерзание: врагам, другим энитам, отцу…

Почему во мне опять вспыхнул гнев, когда я представил это?

В то же время я помнил, как однажды мэтр сказал мне, что был совершенно другим до побега. Как там было? Я спросил, неужели он был таким заносчивым сукиным сыном раньше, а Бэлар ответил, что я даже представить себе не могу, каким.

Когда я попытался восстановить в памяти этот диалог, боль стиснула виски, и я вжал голову в плечи.

— …нет, они и без оружия отлично справляются, — говорил консул, а Бэлар положил ладонь мне на голову, успокаивая. Будто мог понять, почувствовать. От того, как быстро я расслабился, мне тут же снова стало страшно. — В рукопашной лучше всего проявляется реакция. Быстрая реакция — то, что я ценю в своих ликторах больше всего. Они много раз спасали мне жизнь, закрывая собой.

— Я думал, контроль работает лучше любого телохранителя, — сказал Бэлар, тут же извиняясь за свою наивность. — Как вы знаете, я способностями обделён.

Как же.

Он специально прикидывался идиотом, чтобы консул в очередной раз почувствовал своё абсолютное превосходство, господство… покровительство.

— Контроль полезен, только если противник в поле зрения. Если ты заметил его. Если он человек, — пояснил Махасим. — Во многих дипломатических поездках, ещё до вступления в настоящую должностью, я подвергался нападениям. Я менял ликторов часто, потому что такой «бронежилет» быстро изнашивался. Здесь и сейчас я их завожу больше для престижа, конечно.

— Тогда вы по адресу. Престижнее, чем у меня, не найдёте.

— Так и есть, — согласился консул, указывая на Рэймса, который закончил произвольную программу. Он применил на сопернике удушающий и теперь ждал дальнейших приказов. Парень извивался и хрипел, но ни Махасим, ни Бэлар не спешили прерывать его мучения.

Мэтр усмехнулся.

— Ну что из меня за хозяин, если я не предлагаю такому исключительному гостю самое лучшее? — Я повернулся к нему так резко, что едва не свернул себе шею, но Бэлар этого как будто и не заметил. — Оставь его, Рэймс, и подойди сюда.

Злость обожгла изнутри и вышибла холодный пот. Я открыл рот, чтобы возразить, но тут же стиснул зубы, осознавая собственное абсолютное бессилие. В последнее время я не позволял себе спорить с мэтром, даже когда мы оставались наедине. Подвергать сомнению его авторитет при консуле? Я постарался взять пример с Рэймса, который был намного сильнее и при этом намного покорнее меня.

Он приблизился, глядя исключительно на мэтра. Его кожа лоснилась от пота, плечи двигались, пока он пытался успокоить дыхание, рельеф мышц и узоры шрамов вкупе с одержанной победой превращали его в моих глазах в самого сильного человека на свете. Как будто я раньше этого не знал. Даже не верится, что я всерьёз намеревался поставить его на колени. И уж тем более не верится, что у меня это получилось.

Если бы не надсадный кашель на заднем плане, зрители и недавние слова Бэлара, я бы позволил себе ещё немного им полюбоваться.

— Если не брезгуете уже потасканными «вещами», забирайте, — великодушно предложил Бэлар. — Даю слово, этот «бронежилет» качественный, ещё не скоро износится.

Мне хотелось кричать: «Ты не смеешь! Он мой! Ты уже давно отдал его мне!». Вот только это был не каприз избалованного ребёнка. Чувство, которое раздирало меня, было куда сложнее, сильнее, глубже… пугающе.

— Нет, тебе он нужнее, — ответил Махасим, намекая на бесталанность Бэлара, но тот словно и не оскорбился.

— Последние девять лет я выживал без телохранителей. Скажу больше: защищать себя я умею даже лучше Рэймса.

Консул засомневался. Среди иерархов, даже у военной элиты, было не в чести осваивать боевое искусство: за них сражались люди. Но если учесть, что Бэлар был ментальным инвалидом в глазах своих собратьев, нет ничего удивительного, что Хейз включил в программу его обучения ещё и физические упражнения. Тайком, чтобы избежать лишней шумихи, он тренировал его как самого обычного человеческого бойца. И эти навыки вкупе с присутствием

, которое он мог маскировать, и безупречнымконтролем превращали Бэлара в непобедимое чудовище. Которое несмотря на устрашающий масштаб и могущество каким-то чудом пряталось за маской невежественного простака.

— Вам нужна демонстрация? — поинтересовался мэтр, вышибая шокированные возгласы. У меня в том числе. Я наивно полагал, что ничего безрассуднее отказа от самого полезного человека он не придумает.

Но нет, Бэлар собрался драться с ним.

Чего ты добиваешься, чёрт возьми?

Для кого именно разыгрывался этот спектакль? Для консула? Рэймса? Меня?

Я перестал понимать его мотивы совершенно. Да и стоило ли их искать? Он же энит, да к тому же сумасшедший. Если вспомнить, он всегда был таким… теперь просто нацепил дорогие шмотки и отказался от вредных привычек.

Но Махасим и придворные этого не знали, поэтому были так взбудоражены… и заинтересованы. Ведь такого как Рэймс, по их мнению, можно было сломить исключительно контролем Чтобы энит укротил такое животное голыми руками? Даже я сомневался в том, что ему это удастся, хотя целых три года считал, что сильнее Многорукого не сыщешь.

— В этом нет необходимости, — ответил консул в итоге, и я едва не сполз на пол от облегчения. Преждевременно, как оказалось.

— Без подарка вы сегодня не уйдёте в любом случае.

— Впервые встречаю такую обескураживающую щедрость. — Махасим смотрел на Рэймса. — Готов расстаться со своей лучшей «вещью»?

— Забирайте.

Я подавил протестующий крик лишь потому, что сам Рэймс, похоже, был не против смены хозяина. Ему было всё равно. Он даже ни разу не взглянул на меня, словно недавняя разминка поставила ему мозги на место, и он решил, что так будет лучше для всех. Наверняка, ему уже давно не терпелось избавиться от власти Бэлара и уж точно — от моей.

— Я просто не могу… отказаться от такого предложения, — сказал Махасим. — Твой ликтор станет самым интересным экземпляром моей коллекции «кукол».

Ситуация была настолько абсурдной, что я не сразу сообразил, что консул говорит уже не о Рэймсе. Обо мне.

Глава 25

— Нет! — рявкнуло свирепо, и больше всего удивляло не то, что кто-то посмел перечить Махасиму, а что этот голос принадлежал не Бэлару.

Мэтр выглядел лишь немного озадаченным.

Консул его удивил. Игра становилась всё интереснее…

— Совсем забыл спросить твоё мнение, Рэймс, — иронично, но не зло сказал Махасим. — Я признаю, что ты — не обычная «вещь», поэтому готов тебя выслушивать, но только на советах. Не здесь.

Рэймс, похоже, сам был в шоке от собственной дерзости, но отступать было поздно. Забыв извиниться, он очень убедительно объяснил, что я — незаменимая «вещь» в хозяйстве Бэлара. Что меня долго обучали, чтобы сделать ликтором, а не «куклой». Что я отличный ликтор и ещё лучший дешифровщик. Что я знаю слишком много секретной информации, которую нельзя так просто передавать в руки гражданских. Что этому вряд ли обрадуется главнокомандующий, и уж точно не обрадуется Бэлар.

В общем, в тот раз Рэймс сказал лжи больше, чем за всю свою жизнь.

— Незаменимых людей не бывает, — бросил мэтр, подмигивая мне.

Странно… Это выражение придумали сами люди, но наиболее уместным оно стало только в разговоре энитов. В речи мужчины, которому некогда я всецело доверял.

— Если это такая проблема… — начал консул, но Бэлар его перебил.

— Нет никаких проблем. Приглянулся Недотрога? Дарю.

Конечно, эта ситуация не могла не напомнить мне случай после убийства Шейна. Когда мэтр точно так же сбыл меня на руки Ситри. Правда тогда я приготовился к смерти, теперь же мне оказывали честь занять достойное место среди богатейшей и прекраснейшей коллекции консула.

Но я почему-то был от этого в ещё большем ужасе, чем от казни. Вот только в отличие от Рэймса я не собирался сопротивляться, потому что в этом не было ни малейшего смысла. Ни тогда, ни уж тем более сейчас.

— В этом центре воспитывают тысячу бойцов и уже тысячу воспитали. Они готовы к отправке на фронт, но вы можете забрать любого прямо сейчас. Можете забрать хоть всех, — не сдавался Рэймс. — Вам нужна именно женщина? Я отправлюсь к Хейзу и найду лучшую для вас. У него на фермах и в лабораториях этого добра хватает.

— Ты так радеешь за дело твоего мэтра.

— И совсем не уважает самого мэтра, — добавил Бэлар, но Рэймс никак не это не отреагировал.

Теперь он смотрел на меня, и мне стало по-настоящему страшно от его взгляда. Этот человек был готов на всё.

— Откажись.

— Что? — переспросил я и обернулся, веря, что Рэймс обратился ко мне только потому, что публика внезапно исчезла. Но нет, зрители были на месте и следили за развернувшейся драмой, затаив дыхание.

— Смотри на меня! — Когда я подчинился, Рэймс процедил: — Сопротивляйся! Скажи, что хочешь остаться.

Остаться со мной.

Он словно умолял дать ему повод поступать так, как он поступает. Позволить ему скинуть последние ограничения, отречься от долга, наброситься на Бэлара, консула, его охрану — плевать. Он был готов к этому и последствиям. Но только если я его поддержу.

Но я не поддержал. Потому что не хотел умирать, и ему не желал такой участи.

Мэтр присвистнул, позабыв о манерах. Но это было только начало.

— Теперь продемонстрировать свои навыки придётся в любом случае, — сказал он, расстёгивая белоснежный камзол. — Как ещё наказывать обнаглевшую «вещь».

— Если это так необходимо, то я могу…

— Вам не нужно вмешиваться, консул. Но я буду признателен, если вы посмотрите. Публичность здесь необходима, — перебил Махасима мэтр. — Рэймс возомнил, что может перечить мне, потому что слишком долго занимал моё место. Потому что думает, что я слабее. Но в отличие от него, я все эти девять лет сражался.

Рэймс даже не посмотрел в его сторону, терпеливо ожидая от меня ответа. Он хотел защитить меня. Он умолял меня ему это позволить.

Но в итоге ему это позволил мэтр.

— Ну и взгляд, Рэймс. Да ты просто сам не хочешь отдавать Габи. Я прав?

— Да. — Он больше не пытался оправдываться.

— Эгоизм в чистом виде. На главнокомандующего тебе плевать. Даже на Хейза. Жаль, что он не смог сегодня прийти… — Бэлар разобрался с застёжкой, снимая верх формы и протягивая мне. Его торс был гладким, без единого изъяна. Заметив, что я смотрю на мэтра, Рэймс отвернулся. — Выходи в центр.

— Я не стану драться, — бросил он, переча даже в этом.

— Драться? — переспросил Бэлар. Вообще-то он подразумевал простое избиение. Но так даже интереснее. — Конечно, станешь. Ты ведь не отступишь на глазах у женщины, которой так хочешь понравиться?

Рэймс, видимо, счёл, что уже проиграл в этом. Понравится мне? Не после того, как я увидел его тело.

— Это самая важная твоя битва, ты не можешь от неё отказаться. За что ещё сражаться, если не за любовь, — подначивал его Бэлар, проходя к тому месту, где ещё совсем недавно хрипел предыдущий противник Рэймса. Парня увела в медпункт расторопная «мебель» и уже вытерла настил, и я почему-то подумал, что после этого спарринга одной влажной уборкой дело не обойдётся.

— Вы — единственный, кому я не могу объявить войну, — отрезал Рэймс, проходя к своей одежде.

Эниты перешёптывались. Мало того, что отказался от стаба, так теперь ещё поворачивается спиной к иерарху. Даже если он выйдет из этого зала живым, его казнят. Казни должен потребовать сам консул, как главный свидетель его преступления… Но консул молчал, с интересом следя за происходящим.

— У тебя ещё остались принципы, которые ты не нарушил? — крикнул мэтр. — Я уверен, что нет. Ведь стоит мне сказать, что именно я дам тебе в случае твоей победы, ты тут же передумаешь.

Словно подтверждая его слова, Рэймс замер. Но не повернулся.

— Если проиграешь, вколешь себе стаб, и будешь принимать его до конца своих дней. Но если выиграешь… — Мэтр ухмыльнулся. — Как глупо поощрять такое отвратительное поведение, но если сможешь меня уложить на лопатки, я оставлю Недотрогу. Даже больше, я отдам его тебе. Сделаю только твоей «вещью». Хочешь?

Рэймс не ответил, но уже через секунду оказался возле мэтра.

А я уже через час сидел в машине консула. Как так вышло? Бэлар выиграл? Да. Рэймс проиграл? Нет.

Глядя на Махасима, который разговаривал с одним из своих ликторов, я пытался убедить себя в том, что только что проснулся. Залез по ошибке в чужую машину, прилёг отдохнуть на мягких сиденьях, и мне приснился чудовищный сон. Вроде того, что мэтр, наконец, сразился с Рэймсом, как я его и просил когда-то. Вот только всё вышло наоборот: это Рэймс дрался за меня. И дрался хорошо, оправдывая мои прошлые страхи и нынешние надежды. Да, я надеялся вопреки здравому смыслу. Я не хотел становиться игрушкой консула. Настолько, что когда мэтр победил, я сам захотел на него наброситься, и это оспорить. Всё это было чертовски нечестно. По отношению ко мне, но по отношению к Рэймсу — особенно.

Бэлар вынудил его публично сознаться в преступлениях, утопил его в грязи, морально уничтожил, потом подарил сумеречную надежду на возрождение и когда Рэймс протянул руки, чтобы забрать награду… когда он сдавил горло соперника предплечьем, Бэлар применил контроль. Никто из присутствующих этого не почувствовал, никто не заметил. Но я видел удивлённое лицо Рэймса, когда он понял, что собственное тело его предаёт. Он ослабил хватку всего на секунду, но этого хватило, чтобы Бэлар вырвался и контратаковал. Он ударил Рэймса в живот локтем и впечатал затылок ему в лицо.

— Не поднимайся, — бросил он, задыхаясь, но Рэймс заставил тело двигаться.

Бэлар вырубил его следующим ударом.

Я едва не разревелся, чем бы лишний раз доказал, что у Бэлара не такие уж и хорошие «вещи»: психованные, отказавшиеся от стаба предатели. Но моя судьба меня тогда мало волновала. Я смотрел на кровь на лице и руках Рэймса. Я хотел защитить его, забрать в безопасное место, где смог бы его утешить… зализать его раны…

Но в итоге это меня забрали, и я уже не надеялся когда-нибудь его увидеть. Я теперь — «кукла» консула, а Рэймса ждёт либо казнь, либо изгнание. Возможно, ему дадут выбирать… Мне и этого не позволили.

Чёрт возьми, я ведь уже проходил через это. Мэтр уже однажды ставил меня на кон в игре, когда Шейн пытался выбраться из подвала. Его отношение ко мне с тех самых пор совсем не изменилось, а моё к нему трансформировалось из слепого обожания в страх и злобу.

Дарить меня, как какую-то наскучившую безделушку…

Хотя, наверное, с точки зрения Бэлара всё выглядело совсем иначе. Он позволил мне скататься в гости к консулу, побывать в его резиденции и даже назвать её своим новым домом. Просто персональная экскурсия, а за гида сам Махасим. Кто ещё из «вещей» мог этим похвастаться?

Башня была символом Бореалиса и самым охраняемым местом на Земле, мне туда был путь заказан. Если только в сопровождении мэтра, а я с некоторых пор видеть его не хотел. Лучше с консулом… Он создавал впечатление энита исключительно спокойного и рассудительного. Но при этом, недавнее представление пришлось ему по душе.

Я подумал о том, чтобы попросить у него за Рэймса… Но тогда он сразу поймёт, какие отношения нас связывают. Что Рэймс просто соучастник, а главный преступник — я.

Хотя вряд ли Махасиму было до этого хоть какое-то дело. В машине он даже ни разу не взглянул на меня, поэтому я решил, что он просто поставит меня — новый экспонат — на метафорическую полку и забудет.

Но я ошибся.

Когда мы прибыли на место, Махасим сказал своим ликторам, что сам мне всё покажет.

— Напомни, как тебя зовут?

Похоже, память энитов можно назвать отличной, только если речь не идёт об именах «вещей». Особенно чужих «вещей». Теперь я понимал, почему Многорукий отказывался запоминать имена своих соседей.

— Так значит, Бэлар подобрал тебя на улице и вырастил… Наверняка, сильно привязался. Стоит ценить его щедрость. — Махасим сделал жест следовать за ним. — Для генерала, единственная работа которого заключается в эффективном уничтожении, заниматься воспитанием детей… противоестественно.

Я что-то промычал в знак согласия, разглядывая огромный холл и то, как почтительно склоняют головы перед консулом его подчинённые и «мебель». Мы шли к скоростным прозрачным лифтам. В общем-то, это был самый пугающий аттракцион, на котором мне доводилось кататься. По шкале от одного до десяти, где десять — поездка на байке мэтра, лифт в башне Махасима получил пятнадцать баллов. Хотя на этот раз я от криков воздержался.

Борясь с тошнотой, я побрёл за консулом, который решил показать мне церемониальный этаж, самый богатый в Башне. Всё, что находилось под нами, было занято администрацией, архивами, серверами. Всё что выше — жилая часть здания. На самом верху, в поднебесье, обитал сам Махасим. Для его обширной коллекции, само собой, тоже был отведён отдельный этаж.

Я начал успокаиваться. Этому способствовала не обстановка, конечно, а мягкий мужской голос. Консул ещё до того, как сказал мне об этом прямо, дал понять интонацией и поведением, что не тронет меня.

— Я знаю, какие слухи обо мне ходят, — продолжил он. — Такие же, как и о твоём мэтре. В самом деле, для чего мне нужны прекраснейшие представители местной фауны? Для чего я продолжаю пополнять свою коллекцию? — Он едва заметно поморщился. — Те, кто распускает эти слухи, уже совершили преступление в помыслах. А я чист. Разум образцовых энитов всегда доминирует над инстинктами, поэтому у меня никогда не возникало даже любопытства…

Так я убедился в том, что в его коллекции мне делать нечего. Меня запрограммировали жить по другим правилам, поэтому стаб здесь не поможет. Пара месяцев в компании его выдрессированной «мебели» и «кукол», и я схлопочу себе нервное расстройство. Я представлял: это будет хуже, чем жизнь в приюте, так что, если меня не задушат во сне, то я сам с собой покончу. Сброшусь с этой самой башни, да…

Мне было так паршиво (из-за мэтра, из-за Рэймса, из-за этого места), что в тот момент я верил, что если станет ещё хуже, я просто не выдержу.

— Выглядишь уставшей. — О, так вот как называется околосуицидальное состояние. — Тебе покажут комнату, в которой ты сможешь отдохнуть. Потом мы поужинаем и поговорим наедине. О твоём мэтре.

Ну да, конечно. Мне стоило с самого начала догадаться, зачем я ему понадобился. Он собирался узнать о нашем с Бэларом житье-бытье в трущобах, потому что очень придирчиво отбирал друзей. А он, очевидно, хотел подружиться с сыном Хейза. У него было слишком много на это причин, сугубо политических, в которых сложно было разобраться человеку вроде меня.

— Бэлар не солдат, он игрок, хотя и попытался нас сегодня убедить в обратном, — сказал консул, перед тем как оставить меня одного в комнате.

Заснуть я всё равно не смог, потому что, несмотря на исключительную комфортабельность покоев, они располагались в километре от земли. Я не чувствовал себя в безопасности на такой высоте. Я был птицей очень низкого полета… буквально и фигурально. Пингвином, который не только летать, но и плавать не умел.

Не раздеваясь, я рухнул на кровать. Я находился на последнем этаже башни Махасима, на вершине славы, а думал о всякой ерунде. Мне бы стоило подготовиться к разговору, просчитать ходы, продумать ответы…

Хотя, как оказалось, в этом не было необходимости. Махасим не доверял мне настолько, чтобы верить на слово. Он использовал контроль, так что ужин превратился в шикарный, но всё-таки допрос. Подготовиться к нему морально я бы даже при желании не смог. В остальном же мне помогла «мебель», проконтролировав каждую стадию: от мытья до макияжа. Да, это был первый раз, когда я накрасился и надел украшения: кольца, браслеты, колье… Меня нарядили в красное обтягивающее платье и поставили на высокие каблуки. Увидь меня в подобном Крис, умер бы от зависти.

В общем, слуги привели меня в более-менее пригодный вид, дабы я не сильно выдавался из общей картины местной роскоши. А если учесть, что я собирался отужинать в самой роскошной столовой, с самым роскошным видом за окном, в компании самого роскошного мужчины, я должен был выглядеть… хорошо.

— Великолепно выглядишь. Проходи. — Когда я подошёл к небольшому круглому столу, консул отметил: — У тебя красивая походка. Ты уже носила туфли?

Пришлось рассказать ему о том, чем я зарабатывал между миссиями по зачистке.

— В этих намного удобнее, — признался я, разглядывая Бореалис с высоты птичьего полета. Из-за приглушённого освещения, ночной город было видно идеально. Он сиял.

— Бэлар покупал тебе женские вещи?

— Да.

— Зачем?

Я нахмурился, чувствуя нарастающую пульсацию в висках.

— Я сама попросила… Сказала, что мне любопытно.

— Он относился к тебе как к женщине?

— Нет, он всегда поддерживал во мне желание стать равным ему. Говорил со мной, как с мужчиной. Сделал элиминатором. — Я не умолчал даже о его особой учебной программе.

— Журналы? — перепросил Махасим.

— Да. Из них я и узнала о женщинах всё. Как они должны выглядеть, вести себя… для чего созданы.

— И для чего же? — Когда я помолчал, пережёвывая салат, консул уточнил: — Бэлар показал тебе для чего именно?

Я покачал головой.

— Как я и сказала, он никогда не заставлял меня быть женщиной. Он оставил этот выбор за мной.

— Да, я уже понял, что ты для него особенная во всех смыслах «вещь». А значит и обращался он с тобой по-особенному, так?

— Само собой.

Устав от намёков, консул спросил прямо:

— Бэлар был с тобой как с женщиной?

— Нет. — Как он мог быть со мной как с женщиной, если женщиной не считал?

— Я говорю о сексе. Он спал с тобой?

— Нет, — ответил я честно. — Никогда.

Меньше всего я хотел разговаривать с консулом на такие интимные темы, но, похоже, у меня не было выбора. Боль в голове и контроль, лишили меня сил сопротивляться.

— Никогда? — Махасим прищурился. — Он уподобился людям во всём, но только не в этом? Трудно поверить. Ты не принимала стаб и жила с ним всё это время… эти журналы… и украшения в твоём теле. — Как он узнал?! — Мне рассказала «мебель», которая готовила тебя.

— Я… увидела на одном из плакатов и захотела так же.

— Для чего?

— Просто ребячество. У мэтра была татуировка, мне захотелось пирсинг.

— Именно на этих местах?

— Да, именно на этих.

— Такие проколы делают, чтобы добавить соитию острых ощущений.

— Я знаю. — Боже, кому он это объясняет?

— Но у вас его никогда не было. Даже прелюдий.

— Нет.

— Но тебе бы этого очень хотелось, — догадался консул, и я процедил положительный ответ.

Да, мне хотелось. До безумия. Я просил его стать моим любовником, но мэтр отказался. Он мог говорить об этом, шутить, подначивать, ходить вокруг да около, но на самом деле он никогда не воспринимал меня всерьёз. Поэтому всё, что мне оставалось — изводить себя мечтами и ласками. Я даже немного свихнулся на этой почве. Мне частенько снилось, что теряет терпение. Но всё это было просто плодом воображения, я это отлично понимаю теперь.

— Это было неизбежно, — заключил я, в три глотка приканчивая фруктовый коктейль. — После этих журналов… после того, сколько раз он мне жизнь спасал…

Для политика, закалённого в бесчисленных аудиенциях, переговорах, диспутах, Махасим выглядел слишком впечатлённым. Ну, за что боролись…

Он отодвинул своё блюдо в сторону, я же набросился на еду с двойной жадностью. После того, что я рассказал, стесняться не было никакого смысла. Злость разожгла во мне звериный аппетит. Злость на себя, потому что я сидел за одним столом с консулом, на последнем этаже его резиденции и придавался чувственным воспоминаниям, тогда как Рэймс находился на грани смерти или уже был мёртв. Он страдает, потому что хотел спасти меня. А я? Нарядился, накрасился, ем эти чёртовы деликатесы, к которым приобщал меня он… На его похоронах.

Под конец этот ужин стал напоминать попытку суицида, словно я всерьёз хотел подавиться. Но консул меня не останавливал, задумчиво разглядывая ночной город за окном. Его размышления и мою трапезу прервал неслышно подплывший к столу слуга.

Он доложил о том, что к консулу пожаловал Хейз. Он требует немедленно его принять.

— Требует? — переспросил иронично Махасим.

— Да, мэтр. И называет вас… прошу прощения, вором. Говорит, что вы обязаны немедленно вернуть ему его «вещь».

Прода

Глава 26

Как и сказал консул, Бэлар был игроком. Азартный до чёртиков, он любил рисковать, и так как я был его ценнейшей «вещью», он ставил меня на кон неоднократно. На этот раз он пошёл ва-банк, потому что был уверен: Хейз придёт в стан к своему врагу, обвиняя его в воровстве. Таким образом, Бэлар не только вернёт меня, но и окончательно рассорит двух влиятельнейших иерархов. Он всех нас заставил участвовать в этом спектакле, и если я подыгрывал ему неохотно, то Махасим с Хейзом с радостью стали заклятыми врагами.

Думаю, их недолгий, но громогласный спор слышала вся башня, а от бушующего присутствия у особо впечатлительных слуг случился нервный срыв. У меня так точно.

Оказавшись в машине Хейза, я осторожно наблюдал за ним и просто не узнавал. Если вспомнить, каким непоколебимым он был, встретив блудного сына после долгой разлуки, его бешенство не просто пугало — ломало миропонимание. Мне казалось, если что и есть вечное под луной, то только терпение Хейза.

— Что он о себе возомнил?! Я был одним из первых колонизаторов, не такому сопляку указывать мне! — ярился Хейз, хотя мы уже оставили Башню и консула далеко позади. — Законы?! И кто мне говорит о них?! Вор и скотоложец! — Архонт посмотрел на меня так, будто только сейчас вспомнил, ради кого туда притащился. — Он изнасиловал тебя?

Морально? Ещё как. После тех разговоров я чувствовал себя использованным, вывернутым наизнанку, униженным в самом постыдном смысле, поэтому выдал:

— Что-то вроде того.

Хейз повернулся к водителю и сказал ему сменить маршрут. Меня нужно сначала осмотреть в центральной лаборатории. Хейз надеялся добыть доказательства, которые бы помогли ему сместить Махасима. Но нашёл он кое-что другое.

Центральная лаборатория занимала огромную территорию и представляла собой комплекс зданий, соединённых подземными переходами. Это место показалось мне ещё более засекреченным и охраняемым, чем тренировочная база, на которой я побывал этим самым утром. (Да, просто поразительно, что за один день я посетил главные достопримечательности этой планеты.)

Фабрика по производству биологического оружия всех видов пугала именно своей непостижимостью. Войны, солдаты, боевое искусство — я это понимал. Но то, что творилось здесь, останется недосягаемым для меня на веки вечные. Царство ума, а не грубой силы. Учёные в химзащите, тишина, стерильность, выверенный температурный режим, микроскопические организмы, астрономические цифры, совершенно незнакомый мне язык — я словно оказался на другой планете. При том, что для меня это было не в новинку. Меня обследовали перед отправкой из приюта, но это был совсем другой уровень. Теперь же я не сопротивлялся и даже не пикнул, напуганный масштабом происходящего вокруг и гневом Хейза.

Скорее всего, виноват в этом был не столько Махасим, сколько Рэймс. Собираясь в гости к консулу, Хейз уже знал о том, что именно выкинул перед лицами первой величины его воспитанник. Нарушение субординации по всем статьям: отказ от стаба, постыдный интерес к «вещи» противоположного пола, нападение на иерарха, собственного мэтра, между прочим…

Я огляделся.

Повсюду сновало столько умных людей, хотя бы один из них должен был знать, что случилось с Рэймсом. Но когда я уже набрался храбрости, чтобы спросить, мне на лицо надели маску-ингалятор и пустили по шлангу газовый наркоз.

Меня держали в лаборатории долго. Наверное, даже дольше, чем я представлял. Несколько дней… может, неделю. За это время меня изучили снаружи и изнутри, взяли на анализ все возможные жидкости из тела, узнали обо мне такое, чего даже я не знал. Судя по всему, что-то плохое. Но не настолько, чтобы навредить консулу. Разве что немного взволновать Бэлара, быть может.

Он появился, когда я уже смирился с ролью лабораторной мыши. Я застал его спорящим с Хейзом, когда выходил из процедурной. Они стояли в коридоре, отец и сын, оба в белом, и я поспешно спрятался за угол, прислушиваясь.

— …ты сам видел результаты, — говорил Хейз. — С таким диагнозом она проживёт в лучшем случае ещё года два. Забирай её, если хочешь, мне уже никакой пользы от неё не будет.

— Ты же можешь его вылечить.

— Вылечить? Зачем? Найди себе новую игрушку, это будет намного дешевле.

— Если дело в деньгах…

— Дело не только в деньгах. Я не стану мобилизовать все свои ресурсы на лечение бесполезной «вещи», которая всё равно умрёт лет через двадцать-тридцать. К тому же после операции она изменится. Повреждённые участки мозга отвечают за воспоминания, если их заменить на новые, чистые, она забудет многое, если не всё. Зачем тебе девятнадцатилетний младенец?

— Как ты однажды и сказал, у тебя в подчинении находятся лучшие специалисты в области нейрохирургии. Уверен, вы сделаете всё в лучшем виде.

— Я не стану спасать человека! — отрезал Хейз. — Ни её, ни Рэймса… ни даже тебя, если ты посмеешь меня предать!

Не будь я так обдолбан наркотиками, то, наверное, расстроился бы из-за того, что услышал. Похоже, я скоро умру… То есть Рэймс не один такой «счастливчик».

В конце коридора кто-то крикнул:

— Вызовите техника, аппаратура с ума сходит! Ни до кого нельзя дозвониться. Помехи какие-то… что за чёрт…

Озадаченный молчанием Бэлара, я выглянул из-за угла. Мэтр заметил меня. Он долго молчал, глядя в мою сторону. А потом сказал:

— Да, ты прав. Сам не знаю, что несу. Из-за этого ублюдка Рэймса и консула я немного на нервах. Махасим собирается обратиться в верховный суд, ты слышал?

— Пусть рискнёт.

— Ему кто-то слил информацию о твоих новых проектах. Скорее всего, он подмазал кого-то из энитов, работающих здесь.

— Я разберусь с этим, — отмахнулся от него Хейз. — У меня полно работы. Забирай свою игрушку и уходи.

Он прошёл мимо меня, даже не взглянув, я же смотрел на него пристально, запоминая, словно знал, что вижу его в последний раз. И дело тут не в моём диагнозе.

— Давай отвезём тебя домой, — проговорил Бэлар, приближаясь. Его голос звучал устало. — Расскажешь по дороге, как повеселился с консулом, идёт? Слышал, он подарил тебе бриллианты и шикарное платье…

Когда он подошёл, я вскинул руку и отвесил ему пощёчину. Удар получился слабым, но важен был сам жест протеста. Бэлар должен был понять, насколько сильно мне понравилось в гостях у консула, а ещё, что я ничего не забыл вопреки мнению Хейза. Я отлично помнил, как набросился на Многорукого, когда он так же беспечно заявился на базу элиминаторов.

Так что в этот раз он легко отделался.

— Полегчало? — спросил мэтр, игнорируя случайных свидетелей.

— Что ты с ним сделал?

— Нашёл, о ком волноваться.

— Убил его? Отвечай!

— Я же просил — только без фанатизма, Габи.

— Использовал его. Выжал до последнего, а потом выкинул на помойку!

— И ты прекрасно знал, что когда-нибудь это случится, — не стал отрицать Бэлар. Не будь я под успокоительными, точно бы разрыдался. — Разве не ты просил меня об этом?

— Не обвиняй в этом меня!

— Нет?

— Я не виноват!

— Разве? — Вряд ли он пытался отыграться за пощёчину. Скорее всего, у него просто не задался день. Вся неделя. Рэймс, консул, отец, а теперь ещё я со своим диагнозом и истериками. — Ты готов был заплатить мне за это, но я сделал всё даром и позволил тебе получить максимум удовольствия в процессе.

Наверное, я так бесился, потому что это было правдой. Рэймс подставился из-за меня.

— Забудь о нём, — бросил мэтр, и мне снова захотелось ему врезать.

— Забыть? Может, ты мне с этим поможешь? — Я прикоснулся пальцем к виску. — Это ведь из-за тебя я теперь путаю сны с реальностью? И эти повреждения — твоя работа? — Когда он промолчал, я усмехнулся. — Ясно. Ты на это и рассчитывал, да? Что в случае чего, избавишь меня от ненужных воспоминаний.

— Поговорим об этом в машине.

— Я не хочу об этом говорить. Не хочу ничего знать и вспоминать. Если честно, мне плевать, что там раньше у нас было. Тебе, как видно, тоже. Для тебя это вообще ни черта не значит… Иначе ты не подарил бы меня как какой-то сувенир.

Я ушёл в комнату, где оставил вещи, в которых приехал: платье, туфли, украшения. Я был не настолько богатым, чтобы оставлять это добро Хейзу. Но переодеваться я не стал, предпочитая сопровождать Бэлара в подобии серой пижамы. Я не хотел быть его ликтором, «вещью», вообще иметь с ним хоть что-то общее теперь. И когда мэтр спросил «Из-за консула или из-за Рэймса», я ничего не ответил, но подумал: «из-за Рэймса». Я мог вынести что угодно, любые унижения и издевательства, но не смерть этого мужчины.

— Ну так он жив, — ответил Бэлар, хотя совершенно точно не собирался мне об этом говорить. Но я выглядел слишком умирающим даже для смертельно больного. — Пока.

Я пообещал себе не смотреть на мэтра и просто бессмысленно таращиться в окно всю дорогу, но стоило мне это услышать, весь мир исчез. Остался только тот, кто мог рассказать мне, что случилось с Рэймсом и где мне его искать.

— Ты разжаловал его и изгнал?

— Я его не изгонял и в звании не понизил.

— Пнул на войну, значит, — догадался я.

— Поставил во главе первого эшелона.

— Какая честь.

— Для зарвавшейся «вещи» ещё какая.

— Отлично, значит мне там тоже самое место.

Бэлар утомлённо прикрыл глаза.

— Что с тобой такое, Габи? Так помешался на Рэймсе, что готов за ним и в огонь и в воду? Не очень-то последовательно с твоей стороны.

— Может, я решил упростить твоему отцу задачу. Он купил меня для скрещивания с Рэймсом, а я подумал, зачем нам посредники? Мы и сами отлично с этим справимся, без посторонних.

— Как я понял, мой отец признал этот проект безнадёжным, поэтому можешь расслабиться.

Я прищурился.

— Маловато удивления.

— Хм?

— Это для тебя не новость, так? Ты с самого начала знал, для каких целей меня вывезли из приюта. После того, как Зоркие пришли за мной, тебе стало любопытно, что во мне такого ценного нашли эниты. Представляю, как ты смеялся, когда понял, что это напрямую связано с Рэймсом, которого я тебе заказал.

— Да, это было весело, — согласился мэтр. — С тобой вообще не соскучишься, Габи.

Он не собирался объяснять и уж тем более — оправдываться. Ему просто было весело. Вот и всё. И если раньше я бы принял такую причину, чтобы любить и быть ему верным, то теперь — нет. Потому что я вырос, и мне было с чем сравнивать.

Рэймс с самого начала, с самой первой встречи, относился ко мне серьёзно. Он никогда не играл чужими чувствами и осуждал меня за это. Я был ему по-настоящему важен, не как игрушка, с которой не соскучишься, а как уникальный человек. Он боялся меня ранить — физически и морально. Он следил за тем, чтобы этого не сделали другие, даже его собственный мэтр…

— Рэймс не проиграл, — заявил я через пару минут. — Ты сжульничал. Я видел, ты использовал контроль.

— Он просто взбесился. Это был единственный способ его утихомирить.

— Ты не пытался его утихомирить. Унизить — да. Если бы не контроль

, то на его месте был бы ты.

— Какое счастье, что я всё-таки его освоил.

— И не говори, — пробормотал я, намекая на то, что из-за его уникальных способностей мне осталось жить года два максимум.

— Не переживай об этом.

Я и не переживал, хотя если в чём и был виноват Бэлар передо мной, то именно в этом. Просто за Рэймса я боялся сильнее, чем за себя: он мог умереть в любой момент, а у меня просто включился таймер. Два года? Куча времени.

Глава 27

На самом деле, я так не думал. В космических масштабах два года — это даже не секунды, а абсолютное ничто. Если учесть, что я собрался повидаться с Рэймсом, то время поджимало. Тем не менее, я позволил себе роскошь потратить пару месяцев на то, чтобы убедить Бэлара в женской непостоянности (мол, я уже забыл, как там звали эту зарвавшуюся «вещь» в чёрном), и изучить кое-какую информацию. Тут я впервые обрадовался тому, что мэтр назначил меня ликтором, потому что я имел доступ ко всем документам, был вхож во все двери и в некоторых случаях мог говорить от его имени.

В последнее время это происходило всё чаще.

Понимал ли мэтр, что именно я затеял? Либо он был слишком занят собственными проблемами, либо просто закрыл глаза на моё своеволие, но Бэлар не следил за каждым моим шагом. Когда же я сказал, что собираюсь навестить Майлза и Фрика и беру для этого Чифа и Гейла, он бросил:

— Развлекайся, Габи. Это не клетка, ты волен поехать, куда захочешь.

В общем, он меня прямым текстом благословил на авантюру, которую я задумал и для которой мне понадобились два лучших пилота.

Мой план был прост до безобразия. Отправится на орбитальный порт (луну), миновать охранную систему (самое простое, мы же не преступники какие), выбрать из обилия военных судов знакомый Чифу скоростной перехватчик (мы решили, что справимся с ним втроём), провести короткий инструктаж, сообщить диспетчеру цель миссии, ввести по его просьбе коды доступа, построить маршрут, добраться до места.

Да, проще простого. Если учесть, что я никогда не собирался покидать родную планету и уж тем более сбегать от мэтра на окраину галактики, то я, в самом деле, отлично держался. Даже в обморок не свалился, хотя и чувствовал себя паршиво. У меня опять реальность мешалась со снами, но на этот раз виноват был не диагноз, а масштаб происходящего, который я пытался осознать. Это было страшнее, чем прыгнуть в лагуну, потому что при схожести с океаном, космос был древнее, глубже, больше, опаснее… И в нём я тоже не умел «плавать».

Поэтому я с таким восхищением следил за Чифом и Гейлом, которые отлично сработались и сохраняли профессиональное равнодушие, даже когда система объявляла о радиоактивных цунами, гравитационных аномалиях, зоне повышенной астероидной активности и прочих катастрофах. А ведь было время, когда меня пугала обычная гроза…

Мне с трудом верилось, что я доберусь до места живым. Не мудрено, что, когда я запрашивал у диспетчера посадку, мой голос звучал отвратительно. К тому же по ощущениям я не спал неделю.

Чиф и Гейл выглядели именно так, как я себя чувствовал.

Мы приближались к космической станции. Настолько огромной, что планета в отдалении должна была вращаться вокруг неё, а не наоборот. Техногенный оазис в безвоздушной пустыне, я смотрел на него так, будто достиг рая…

Это имело смысл.

— Добро пожаловать на Арго, — поприветствовала нас группа в химзащите. — О вашем прибытии уже доложили управляющему, но для начала пройдёмте в зону карантина. Ваш корабль осмотрят и переместят в ангар, личные вещи отнесут в комнаты.

В секторе карантина нам сделали необходимые прививки, после чего пропустили в гудящий жизнью улей. Встретивший нас парень на ходу рассказывал о планировке станции, но слушал я его не слишком внимательно. Было дико интересно, вот только я устал. К тому же мне хотелось поскорее увидеть Рэймса и остаться с ним наедине… даже просто потому что на меня таращились все кому не лень.

Но вскоре выяснилось, что я здесь не главная знаменитость.

— Буревестник, ты что ли?! — Мир, в самом деле, тесен. На станции оказалось полно бывших сослуживцев Чифа. — Мы знали, что без тебя дело не обойдётся.

— Что я пропустил?

— Да ничего интересного, приятель. Очередную войну.

Для Чифа война была жизнью, поэтому я одобрительно бросил «валяй» на его просьбу отпустить его вспомнить былое с товарищами по оружию. Вскоре ушёл и Гейл, чтобы проконтролировать работу механиков, колдующих над нашим перехватчиком.

До управляющего я добрался один. Меня встретили с подозрительным радушием, которое в итоге объяснилось тем, что с хозяином станции Ютером связался Бэлар, прося окружить меня заботой и вниманием.

— Значит, просто экскурсия? На неделю? — уточнил энит в штатском, и я понял, что таким образом мэтр ставит мне условия.

Он позволил мне недельный отпуск, и мне запрещалось качать права. Дольше меня здесь всё равно не станут терпеть. Никто, кроме Рэймса, я надеялся.

— Я могу увидеть командира?

— Нет. — Всё внутри сжалось от боли. Я опоздал? Его убили? — Он сейчас на поверхности.

— На планете?

— Да. Мы её называем Дварго. Арго-два наоборот. — Ютер улыбнулся. — Это я придумал.

— Гениально.

— Спасибо.

— Но зачем он покинул командный пункт?

Улыбка тут же завяла.

— Вообще-то, Рэймс не отчитывается передо мной. И не перед кем, как известно. Если вспомнить, что он набросился на собственного мэтра?.. Но не мне рассказывать вам эту историю.

Я покивал. Похоже, этой выходкой Рэймс окончательно разрушил репутацию качественной «вещи» и создал новую — бешеного, непобедимого ублюдка. Напал на иерарха и до сих пор жив? Не каждый мог таким похвастаться. А значит, если кто и был в силах навести тут порядок, то только он. Человек-иерарх.

— Я его расписанием не заведую, но он предпочитает жить на базе, а сюда поднимается… ну, последний раз это было в прошлом месяце. — Ютер продемонстрировал мне бортовой календарь. — И я не против. Я привык управлять станцией единолично, это мой дом, а Рэймс пусть хозяйничает на Дварго. Для этого ведь его сюда и пихнули.

Я разглядывал матовый экран, который показывал время на этой станции, на Земле и на родине энитов. В течение нашего разговора данные с последней не изменились вовсе, на земле секунды сменяли одна другую лениво, здесь же часы работали в привычном для меня ритме. После простейших вычислений, я обрадовался… обрадовался тому, что сидел.

Пока я валял дурака, Рэймс выиграл войну. Потому что с тех пор, как он уехал, прошло не два месяца, а год. Больше года.

— Я сообщу ему о вашем прибытии, — сказал Ютер, и я пробормотал что-то благодарственное в ответ.

Я почему-то только теперь задумался над тем, как Рэймс вообще мог занять место Бэлара в двадцать. Мэтр таскал его с собой по другим мирам, поэтому его «кукла» выглядела старше своего возраста.

Год… И за всё это время я даже не соизволил с ним связаться, слишком увлечённо изображая безразличие. Конечно, это было бы чертовски подозрительно: пользоваться дорогостоящими способами связи лишь для того, чтобы сказать, что я скучаю, пусть даже я с ума сходил от тоски.

И что Рэймс подумает, увидев меня? Как это вообще будет выглядеть, особенно после того, как мы расстались? Он попал сюда по моей вине, а я даже не соизволил позвонить, чтобы извиниться. Рэймс, наверняка, считает меня предателем. Неблагодарным, капризным ребёнком, которому Бэлар готов предоставить любую игрушку. Но все новые мне быстро наскучили, и я вспомнил об одной, которую не до конца распробовал.

Ютер проводил меня до комнаты, в которую уже принесли мои вещи и ужин. Кажется, по пути он, вняв просьбе Бэлара, рассказывал о том, как проектировали и строили эту станцию, сколько здесь находится человек на данный момент и как он ловко справляется с таким огромным, сложным хозяйством.

Оставшись наедине, я поел без аппетита и принял душ. Мне нужно было отдохнуть перед сложным разговором, и я верил, что во сне меня озарит, и я найду нужные слова в критический момент. Когда Рэймс набросится на меня, чтобы задушить, к примеру…

Или наоборот.

Я проснулся от того, что с меня сорвали покрывало, и это было один в один как в тот раз, когда я заснул на чужой кровати. Может, Ютер перепутал комнаты и привёл меня в гости к командиру? Поэтому Рэймс теперь смотрел на меня так, словно я не просто посягнул на его собственность, а стал ею. Как только оказался на этой станции… Нет, намного раньше. В тот день, когда он оспорил право на меня у Бэлара.

Мы разглядывали друг друга молча. Я совершенно не изменился, всё так же спал голым и носил интимные украшения. Рэймс по-прежнему носил исключительно чёрное, а мне нужно было узнать, как сказалась на его теле очередная война. Пока я заметил лишь лёгкую небритость, загар… и голодный взгляд. Посмотрев ему в глаза, я окончательно убедился в том, что прошло больше года. А я так и не придумал, что сказать.

Я люблю тебя?

— Рэймс, я…

— Молчи.

Ему не нужны были слова. И простыми объятьями я бы тоже не отделался. После всего, через что он прошёл по моей вине?

Когда Рэймс начал раздеваться, у меня не осталось ни малейшего сомнения, как именно пройдёт наше воссоединение.

Безмолвно наблюдать за этим было сложно. Я вспомнил, что кричала мне возбуждённая пьянь в баре, и впервые в жизни поставил себя на их место. Потому что Рэймс, снимающий с себя чёрные шмотки — символ его смирения и преданности, выглядел эротичнее всех эротических журналов вместе взятых. Мой взгляд скользил по его коже, и я знал наверняка, что Рэймс смотрит точно так же на мой пирсинг. Ведь если меня украшали серёжки, то его — шрамы. И мне хотелось сказать ему об этом, или хотя бы показать. Я бы провёл языком по следам от плети и швам, чтобы свести знакомство с его телом, попробовать его на вкус…

Внезапно я вспомнил нелепый именинный торт. Каким «Рэймс» оказался сладким, и какой у него был маленький. Настоящий Рэймс был солёным, как океан, и размером его природа не обделила. И когда наши взгляды встретились, я понял, что он не верит, что я могу получить хоть какое-то удовольствие от того, что кто-то превосходящий меня размерами, тяжелый и обезображенный засунет член в моё нежное, узкое местечко.

Вероятно, мужчина запретил мне говорить, именно потому что мог передумать в любой момент. Одного моего слова было бы достаточно, чтобы он остановился, хотя, казалось бы, все эти шрамы говорили об обратном. О том, что с ним пытались справиться оружием помощнее, и женское «нет» едва ли помешает ему взять желаемое.

Тем не менее, Рэймс двинулся к кровати, лишь когда я развёл колени, приглашая. Он не опустился на меня, как я ожидал, и даже не потрогал. Хотя это было и не обязательно. Его вид, взгляд, запах были прекрасной прелюдией, я знал, что уже достаточно влажный. Рэймс был с этим согласен, поэтому взял подушки и подложил их под мои бёдра, приподнимая и распахивая для себя.

Никогда прежде я не чувствовал себя настолько уязвимым. Кажется, я даже покраснел, наблюдая за тем, как он берёт себя в руку и, не сводя взгляда с моей плоти, подаётся вперёд. Я постарался расслабиться и облегчить ему задачу, с которой он пока справлялся подозрительно хорошо… Я даже допустил мысль, что он уже практиковался с какой-нибудь «куколкой».

Нет, судя по выражению лица, это с ним происходило впервые. И всё же каким-то чудом Рэймс сдерживался, даже когда я — его соблазнитель — перестал себя контролировать. Подкованный в вопросах интимной близости, я должен был вести себя в такой ответственный момент, как профи. На деле? Я превратился в скулящую девчонку, стоило ему надавить на складочки и проскользнуть внутрь на несколько сантиметров…

Это было ошеломительно. Совсем не похоже на всё, что я испытывал раньше, хотя опыт у меня был богатый. Я ведь только что совершил межпланетный перелёт, и почему-то он не впечатлил меня настолько, насколько обнажённый Рэймс, намеревающийся наказать меня за год одиночества, терзаний, тоски… и поощрить за то, что я всё-таки пришёл.

Наказание заключалось в том, что он поощрял меня слишком медленно. Рэймс проникал осторожно, игнорируя злость и нужду, которые требовали резкого соединения тел. Когда же он вошёл до конца, я простонал от осознания нашей абсолютной совместимости. Наверное, Рэймс думал о том же, разглядывая меня. Я был создан для него: идеально узкий, сжимающий его нежно и сильно одновременно. А он был создан для меня: большой ровно настолько, чтобы боль от вторжения не помешала мне кончить.

Природа не просто приспособила нас друг к другу, но и вложила нам в головы знание, что с ними делать. Поэтому Рэймсу не нужны были мои подсказки, он сам начал двигаться. Отступал, чтобы через секунду вернуться за большим. Медленно, плавно, не сводя взгляда с маленького колечка в месте соединения наших тел. Его бережность была драгоценна… Вот только обращаясь со мной как с деликатесом — по правилам и неторопливо, он не утолял свой голод, а разжигал его сильнее.

Поэтому Рэймс наклонился вперёд, нависая надо мной. Теперь он смотрел на мою грудь, на украшения, которые играли в искусственном свете при каждом движении. Похоже, это зрелище нравилось ему не меньше, чем ощущения в области паха. Рэймс больше не злился на меня, но при этом стал напористее, резче, требовательнее. И когда я выгнулся, мужчина подался навстречу, касаясь своей грудью моей. Это соприкосновение я почувствовал острее, чем проникновение. Теперь при каждом толчке, Рэймс задевал серёжки.

Я вцепился в него, прижимаясь теснее. Я шептал что-то бессвязное. Почему-то я решил, что на пике удовольствия буду звучать наиболее убедительно, извиняясь.

Вот только я не извинялся. Кажется, даже требовал. И когда получил желаемое, откинулся на подушки. Странно, что сбежав, я чувствовал себя так, будто вернулся домой. Рэймс на мне, внутри меня, меня окружает его тепло и запах, и этого достаточно, чтобы я забыл, где нахожусь. На незнакомой станции, в открытом космосе, немыслимо далеко от родной планеты и, тем не менее, дома.

Глава 28

Когда Рэймс попытался слезть с меня, я обхватил его руками и ногами. И там, внизу, тоже. Мне нравилось чувствовать его, о чём я ему сказал.

— Я… испачкал тебя, — прохрипел мужчина, до сих пор тяжело дыша. — И совершенно точно сделал больно. Чёрт… не пытайся убедить меня в обратном. Мне нужно осмотреть тебя, Габриэль.

Теперь, когда у Рэймса прояснилось в голове, он, конечно, был в ужасе от того, что натворил. Ворвался, разбудил, изнасиловал, и всё это не говоря ни слова. За этот год он вконец озверел, успел позабыть, насколько я нежный, что меня нужно долго подготавливать и спрашивать разрешения, а не вдалбливать в матрас своим чудовищным весом…

Я одурманено улыбался, водя ладонями по его спине. Какой же он большой и твёрдый. Будучи сопляком я мечтал хотя бы немного походить на таких вот мужчин. Идиот. Вряд ли я привлёк бы внимание Рэймса, не окажись полной его противоположностью. Мне становилось страшно от мысли, что ничего этого могло бы не случиться…

— Зачем ты приехала? Надеюсь, ты не сбежала? Мэтр отправил тебя с какой-то целью? — Он засыпал меня вопросами, которые должен был задать, как только вошёл сюда. Но теперь ответы на них были не важны, потому что всё уже встало на свои места. — Ты хоть понимаешь, насколько это опасно?

— Я здесь из-за тебя. С тобой опасно? — Я двинул бёдрами. — Не думаю.

Рэймс с этим был не согласен. Если учесть, что я добрался сюда преспокойненько, а накинулся на меня именно он?

Он высвободился из моих объятий, и я нахмурился. Но тут же расслабился, потому что мужчина далеко не ушёл. Просто решил осмотреть меня внизу и убедится, что он меня не поранил. Трудно представить, что с ним стало бы, увидь он там кровь… Надо будет как-нибудь рассказать ему на досуге, что такое со мной тоже случается время от времени.

Я заметил, как Рэймс снова возбуждается, разглядывая меня. Наверняка, как и я, он прокручивал в голове последние события, поэтому так пристально смотрел на моё лоно. Он наклонился, чтобы попробовать на вкус нашу близость, но остановился, поняв, что оцарапает меня щетиной. Он провёл ладонью по своему подбородку. Везде такой грубый, колючий, обезображенный. Неприятный на ощупь и на вид. Неопытный. Одичавший. Худшего любовника просто не сыскать.

Другое дело мэтр.

— Давай я отнесу тебя в ванную, — проговорил Рэймс, собираясь поднять меня на руки. Словно я был смертельно ранен или вроде того. Хотя что-то мне подсказывало, что даже смертельно раненых он на руках не таскал.

Когда он наклонился, я обвил руками его шею и впился в его губы поцелуем.

— Не сомневайся! — выпалил я, притягивая его к себе. — Если ты будешь сомневаться, он заберёт меня. А я не хочу больше быть его «вещью». Я устала ломать голову над тем, какие у него на меня планы. Мне страшно и больно рядом с ним, поэтому я сбежала. Я хочу быть с тобой! Я выбрала тебя давным-давно, не нужно отрекаться от меня снова!

— Отрекаться? — Рэймс вернул мне поцелуй-клеймо. — Я собирался всего лишь отнести тебя в ванную, женщина.

Я задыхался.

— Что я там не видела?! По-твоему, я пресекла галактику, чтобы в воде поплескаться?

— Нет. Чтобы опять ворваться в мою жизнь и перевернуть её вверх дном. Когда я уже убедил себя в том, что ты забыла меня, потому что тебя развлекает сам консул.

— Ревнуй, Рэймс.

— Нравится? Возбуждает моё отчаянье? Да, я тут чуть не свихнулся от мысли, что пока я торчу в этой дыре, ты лежишь под кем-то другим и шепчешь ему то же, что и мне не так давно. Я верил, что уже никогда тебя не увижу. И это было даже хуже, чем твоё молчание в тот раз… Какого чёрта ты молчала? Бэлар с такой лёгкостью отказался от тебя… От всего, о чём я не смел даже мечтать. Так просто отдал другому. Как же я хотел убить его за это. До сих пор хочу. — Рэймс судорожно вздохнул. — Ты это рассчитывала услышать?

— Нет. — Лжец. Я бы с удовольствием ещё послушал. — Ты должен был задать всего один вопрос.

Он развёл мои бёдра и опустился сверху. Я смотрел ему в глаза, замерев в предвкушении. Это был тот самый необходимый мне ответ на вопрос «кому я принадлежу».

До ванной мы так и не добрались.

После того, как всё заканчивалось, и я лежал, пытаясь восстановить дыхание, Рэймс разговаривал со мной. Спрашивал о прошлом, и я понимал, что каким-то образом все мои воспоминания так или иначе связаны с ним.

Я рассказал о том, как плакал, когда понял, что меня увезут из приюта и он, Рэймс, за мной не вернётся. Да, я по-детски ждал его всё это время. Он — единственный, кого я не мог забыть. Я страдал. Поэтому, оказавшись в доме убийцы, я попросил у него помощи, словно он был лекарем, единственным, кто способен был избавить меня от этой одержимости.

— Все звали его Многоруким из-за татуировки на спине. — Я глотнул воды, прямо из графина. — Он оставил меня только потому, что я назвал твоё имя. Попросил убить его «вещь». Думаю, это была самая смешная шутка на его памяти. — Да, каким-то образом, даже не зная об этом, Рэймс продолжал меня спасать. — А я всё никак не могла понять, почему он постоянно мне напоминает о тебе. Это было что-то личное, я должна была догадаться… Однажды он даже принёс торт в форме человека и сказал, что я могу убить тебя сама.

— Торт? — переспросил Рэймс, хмурясь. Он пытался представить, на что это могло бы быть похоже…

— Ты был такой вкусный. Но и вполовину не такой, как настоящий.

— Хочешь? — спросил мужчина, проводя ладонью по внутренней стороне моего бедра, и я с удивлением понял: хочу. Снова. Всегда.

Наконец заполучив друг друга, мы изучали, осваивали, покоряли непохожие тела. Мы не могли насытиться. Чтобы оторваться друг от друга, нам не пришлось собирать все силы, наоборот: нужно было просто совершенно обессилить. Трудно представить, сколько прошло времени, прежде чем я заснул. А когда проснулся, тело ныло. Каждое движение напоминало мне о том, что делал со мной Рэймс, и я возбуждался от этой боли.

Его не было в комнате. Конечно, в отличие от меня, Рэймс прибыл сюда не на каникулы. А я так и не спросил, как у него идут дела в покорении новых территорий. Если вспомнить разговор с Ютером, отлично, раз на поверхности уже построены базы. Эта планета — настоящий клад. Война идёт из-за уникальных полезных ископаемых, которые можно будет использовать в качестве топлива для нового поколения гипердвигателей.

Хотя могла бы вестись и просто тренировки ради. Боевые учения… Я слышал, эниты уничтожали цивилизации и по таким причинам.

И я ещё возмущался, что один из их генералов обращается со мной нечестно.

Добравшись до ванной, я очень долго приводил себя в порядок. Вода действовала как анестетик. Намыливаясь, я разглядывал себя: следы от жадных прикосновений проступили на коже. Словно я тоже побывал на войне, а не в постели с любимым мужчиной.

Хотя это не было лишено смысла: иногда я верил, что тоже погибну здесь. Например, когда Рэймс трогал мои серёжки языком, втягивал их в рот и сжимал зубами. Или когда шептал, что я — самое прекрасное создание во вселенной и что он знает, о чём говорит.

— Хочу умереть в постели с тобой, — выдал я однажды.

— Что? — Судя по голосу и выражению лица, Рэймс гадал, неужели он настолько плохой любовник, раз я задумываюсь о смерти во время его ласк.

— Мэтр говорит, что это всего лишь секс. Тогда почему я только об этом думаю? Хочу постоянно заниматься этим с тобой. Я мало что понимаю в нормальной любви и в том, как это должно быть по-человечески… но я знаю, что ты самый лучший мужчина на свете. Когда ты рядом, меня больше ничего не пугает. Даже смерть… если бы у меня был выбор, я бы хотела умереть от любви.

Но в итоге я умру от рака мозга через пару лет. А может и раньше, ведь такие безумные мысли — совершенно точно следствие прогрессирующей болезни.

— Что творится в твоей голове? — Несмотря на ироничный тон, Рэймс беспокоился. — Почему ты думаешь об этом?

Я ловко выкрутился.

— Это же ссылка, а не медовый месяц.

— Что это значит?

— Медовый месяц? Ну, это когда новобрачные…

— Новобрачные?

— Молодожёны, да.

— Ты придумываешь слова на ходу, женщина? — Он вздохнул, притянув меня к себе. Так, что я теперь лежал на его груди. — Так кто такие «новобрачные», и что они делают в «медовый месяц»?

Он, конечно, уже и сам обо всём догадался, но, тем не менее, я рассказал ему о свадьбе, невесте и женихе, обручальных кольцах…Рэймс слушал с интересом, а я наслаждался мыслью, что знаю столько всего, о чём он даже не догадывался.

— Считаешь, всё так и было? — спросил он, когда я закончил.

— Ты не веришь?

Конечно, нет. Понятие супружеского счастья просто не вписывалось в нашу реальность. К тому же, я был уверен, Рэймс впервые задумался о прошлом человечества. Вряд ли Хейз поощрял подобный интерес, даже если его воспитанник спрашивал о жизни на Земле до колонизации. Да и что мог бы ответить на это архонт? Что люди были сплошь невежественными животными, и эниты спасли нас от вымирания.

— Ты бы согласилась стать моей невестой?

— Женой, — поправил я, улыбаясь его сентиментальности. — Невестой становятся после помолвки, а женой — по-настоящему — после первой брачной ночи. Но да, если бы ты предложил, я бы вышла за тебя.

— Ты точно придумываешь слова. Я бы никогда в жизни не предложил тебе выйти. — Он потрогал меня между ног. — Делая предложение, я просил бы у тебя разрешение войти.

Никогда бы не подумал, что назову Рэймса забавным. Но иногда он говорил очень милые вещи, а когда улыбался, у меня перехватывало дыхание.

Он был невероятно красивым мужчиной. Настолько, что я даже в платье и украшениях, подаренных мне консулом, казался неказистым рядом с командиром в чёрной форме.

Я не сразу заметил наблюдающего за мной Рэймса. Я переодевался к романтическому ужину (завтраку? обеду?), который наконец-то решил организовать и теперь собирался разделить с ним. Хотя с некоторых пор всё, что я с ним делил, становилось романтическим.

— Позволишь?

Наши взгляды встретились в зеркале. Странно, что он спрашивал разрешение застегнуть платье после всего, что уже успел сделать со мной. Когда я кивнул, его осторожное прикосновение к спине словно обнулило наш опыт любовников.

— Ты должна носить только женскую одежду, — проговорил Рэймс, разглядывая меня: обтянутые красной тканью грудь, талию, ягодицы, открытые ноги. — Она тебе подходит. У тебя великолепное тело, Габриэль.

И Рэймс никогда не скрывал, что любит смотреть на меня. Смотреть, прикасаться, пробовать на вкус и…

Он распустил мои волосы, наклоняясь и вдыхая их запах. Мы хорошо смотрелись вместе… Красный на чёрном, женская фигура на фоне мужской. Возможно, именно так могли бы в прошлом выглядеть супруги.

Я бы хотела стать его женой.

— Я думала, ты придёшь позже. — Я сверила время. — Поесть принесут только через час. Как тебе здешние блюда, кстати?

— Острые.

— Мне в последнее время как раз хочется чего-нибудь… необычного.

Прошло полмесяца (да, я решила, что говоря о неделе, мэтр имел в виду неделю по земным меркам), прежде чем я согласилась на предложение Ютера приобщить меня к местной кухне. К тому же я доверяла мнению Чифа и Гейла, которые отзывались о ней очень лестно.

Эти двое, к слову, уже успели побывать на поверхности, мне же Рэймс запретил даже думать об этом. Я не сильно сопротивлялась, памятуя о том, сколько проблем доставила ему своей непоседливостью в прошлом. Пришлось удовлетвориться рассказами моих спутников о различиях наших планет. Мол, ничего особенного, цвета воспринимаются иначе, небо и вода кажутся фиолетовыми. Жарче. Притяжение слабее, поэтому деревья выше. Но при этом там совершенно нет птиц. Зато полно насекомых и рептилий.

Сам Рэймс говорил о своих командирских буднях неохотно, и оно понятно: он там не пейзажами любовался. Хотелось ли мне знать подробности? Обо всех, что мне были по-настоящему важны, я узнавала сама, когда раздевала его.

Живой, целый, рядом со мной.

— Что-нибудь необычное? — переспросил Рэймс, усмехаясь. — Женщина, ты находишься на космической станции. На передовой. В платье. Рядом с отступником, которому доверили командовать первым эшелоном, хотя он не может контролировать собственное тело рядом с тобой. Это ещё недостаточно необычно для тебя?

Верно, даже самые острые блюда не сделают этот момент острее. В то же время, если бы Рэймс прижался ко мне и сказал, что безумно скучал, потому что не видел трое земных суток, которые по ощущениям длились (лично для меня) как тот же год…

— Тебе очень непросто угодить, — заключил он.

— Меня поэтому и вышвырнул консул. Решил, что не потянет.

— Но он попытался? — Рэймс требовал подробности.

— Даже больше — очень старался. Мы ужинали на самой вершине Башни. За окном был потрясающий вид. — Я следила за тем, как мрачнеет взгляд мужчины. — Махасим оказался настолько щедрым, что позволил мне забрать это платье и украшения с собой.

Он прищурился.

— Это платье тебе подарил консул?

— Да.

Потом Рэймс извинится за свою грубость, но в тот момент он совершенно обезумел от мысли, что эта ткань касается моей кожи. Прихоть Махасима ему дорого обошлась. Рэймс всё ещё отчётливо помнил те ярость и беспомощность — унижение, которому его подверг мэтр, потакая абсурдному желанию консула. Рэймс потерял меня из-за этого энита. И теперь он опять встаёт между нами? Почти буквально.

В итоге платье, которое Рэймс так бережно застёгивал, оказалось разорванным. Чёрный иерарх не собирался церемониться с вещами врагов. А ведь меня консул тоже назвал своей «вещью»… так что на этот раз Рэймс взял меня на полу, не раздеваясь.

— Моя, — твердил он, клеймя меня поцелуями и каждым сильным движением.

На этот раз всё было по-другому. Причиной тому его собственническое поведение, грубость в самом потрясающем смысле этого слова, признания — не знаю. Я чувствовала его острее в этот раз.

— Цвет изменился, — заметил шёпотом Рэймс. Кончив внутри меня, он немного успокоился и теперь смотрел на мою грудь, которая опадала и поднималась от тяжёлого дыхания.

— Что?

— Они были светлее и нежнее. — Он провёл подушечкой пальца по одному соску. — Как розовые жемчужины. А теперь ты такая яркая и упругая здесь. Ты меняешься.

Он обхватил мягкую плоть ладонью, и я не сдержала стон. Как он мог замечать такие вещи?

Я сбивчиво объяснила, что такое происходит со мной каждый месяц. Женский организм — сложная система, в которой протекают разные, не понятные даже мне процессы.

— Кровь? — переспросил Рэймс, хмурясь.

— Я не знаю точно, почему это происходит и как работает. — Если вспомнить, мне пытались объяснить эти «почему» и «как» в приюте, но я так ревела, что ничего толком не услышала. — Это не больно. Но перед очередным циклом повышается чувствительность.

— И здесь тоже? — Он прикоснулся ко мне между бёдер.

— Да.

— Хорошо.

Он решил извиниться за свою грубость самым лучшим образом. А потом у нас был романтический ужин. Он опять кормил меня с рук деликатесами, а я облизывала его пальцы и говорила, как это вкусно, имея в виду совсем не еду. Я сидела на его коленях голой, и Рэймс отметил, что это самый лучший наряд. И плевать он хотел на этикет.

Это был потрясающий ужин. Он понравился мне на столько, насколько не понравились его последствия. Как я вскоре выяснила, местная еда мне противопоказана. Хорошо, что Рэймс ушёл до того, как я проснулась от приступа тошноты. Он бы в любом случае связал моё плохое самочувствие со своей грубостью.

— Выглядишь уставшей, — заметил Рэймс, когда вернулся.

Я опять сослалась на особенности своего организма. Вот только прошёл день, два, три, а кровь не шла. Мне становилось всё хуже. Быстрая утомляемость почти не мешала, но тошнота по утрам убивала. Я не ходила в медпункт, прекрасно зная, что обо всём тут же доложат командиру. Он заставит меня сделать анализы и тут же выяснится, что я при смерти.

Хотя это выяснилось даже раньше, чем я надеялась. Просто однажды Рэймс застал меня в обнимку с унитазом. Впервые я увидела командира в откровенной панике.

— Что я наделал…

Он долго сидел со мной на руках, пока я преувеличенно бодро пыталась объяснить, что это последствия смены режима и питания, которые проявились с запозданием. А что? Я же женщина. Кто знает, как именно на меня действует… да даже свет местной звезды.

— Я уже видел такое, — перебил Рэймс.

Очевидно, он имел в виду, что я подцепила какой-то местный вирус, так как на меня могли не подействовать прививки. По каким ещё причинам мне могло быть настолько плохо? Я выглядела умирающей. Потому что на самом деле умирала.

Рэймс погладил мой живот, хотя меня уже не тошнило. Видеть этого стойкого мужчину таким подавленным было невыносимо, поэтому я призналась, что дело не в нём. Это всё из-за Бэлара.

— Что? — очень тихо обронил Рэймс.

— Мэтр… очень сильный. Его уровень контроля выше, чем у любого иерарха. Он изменил воспоминания о нашем совместном прошлом, чтобы кто-нибудь вроде консула не смог выпытать неприглядные подробности, — сказала я. — Но из-за этого я теперь умираю. Меня обследовали в лаборатории. Сам Хейз. Я уже была больна. Ты тут совершенно ни при чём.

Вот теперь Рэймс тоже выглядел умирающим. Он долго молчал, разглядывая меня и продолжая гладить по животу.

— Бэлар говорил с Хейзом?

Даже больше, я слышала каждое слово из этого разговора.

— У них полно проблем и без меня. Мэтр не намерен лечить меня…

— Чёрта с два! — рявкнул Рэймс, ставя меня на ноги. — Собирайся.

— Куда? Я не вернусь! Нет, даже не думай! Я уже отлично себя чувствую, видишь?

— Это не обсуждается! — Мужчина снова выругался. — Ты даже не думала говорить мне об этом, правда? Решила, что это неважно?

— По сравнению с тем, что происходит здесь, с тобой? Тут люди гибнут тысячами от кое-чего посерьёзнее.

— Ты кого сейчас в этом пытаешься убедить?

— Мэтр сказал не переживать об этом, вот я и не переживаю.

Враньё. Мне умирать совершенно не хотелось, но Бэлар ясно дал понять, что не пойдёт против отца. А спасти меня мог только Хейз и его бригада нейрохирургов.

— Мэтр проворачивает какой-то грандиозный план, поэтому и не был против того, чтобы я уехала, — добавила я. — Ему сейчас не до нас, так почему бы просто не воспользоваться этим? При нашем с тобой положении… это же роскошь, понимаешь? Он может передумать и забрать меня уже завтра. Но сама я к нему не вернусь.

— Я не прошу тебя к нему возвращаться!

— Да, ты этого требуешь. Хочешь, чтобы я умоляла его о спасении. К слову, я так и делала всё то время, что жила с ним, потому что постоянно влипала в неприятности.

— Тогда он тем более должен тебе помочь, ведь теперь это его грёбаная вина!

— Нет. — Я покачала головой.

— Когда ты стала такой гордой?

— Дело не в гордости! Просто я выбрала тебя. Окончательно и бесповоротно.

Когда Рэймс открыл рот, я приготовилась услышать что-то вроде: «тогда ты явно сделала неправильный выбор», но мужчина сказал «ладно». Вот так просто согласился?

Я настороженно прищурилась, и Рэймс закончил:

— Значит, у меня нет иного выхода, как оправдать твоё доверие.

Глава 29

— Де-зер-тир, — по слогам произнёс Бэлар.

Он не смотрел на мужчину, который стоял напротив его стола. Стоял, потому что он сказал ему сесть, но с некоторых пор Рэймс отказывался выполнять даже элементарные команды. Плохой пёс. Хотя после того, как он самовольно оставил свой пост, это почти не удивляло. Поэтому Бэлар не настаивал.

Он разглядывал серёжки, которые лежали перед ним. Два колечка покрупнее, одно совсем маленькое и короткая штанга. Он крутил последнюю в пальцах. Сумасшедшее ощущение нежного языка и металла на его коже всплыло в памяти, обожгло кровь вопреки стабу, который он в последнее время принимал регулярно. Как и целум когда-то. Но если выпивка подавляла его способности, то наркотик, наоборот, работал как мощный стимулятор… К либидо это, само собой, не относилось.

Так что нет ничего удивительно в том, что в итоге Габи вернул украшения, которые Бэлар выбрал специально для него.

Что этот ребёнок сказал ему в довершение своей выходки? Что в постели с Рэймсом он в них не нуждается, потому что секс с ним настолько потрясающий, что всякого рода «приправы» его только портят. Он хочет чистую близость, «без ничего».

Такой выдумщик.

Иерарх взглянул на свою непокорную «вещь» исподлобья. Назвав его дезертиром, он вовсе не просил отчитываться. Но Рэймс решил рассказывать о том, на кого он оставил базу и какие у них дальнейшие планы. Суровый, рассудительный, вчерашний девственник и вдруг замечательный любовник?

Талант? Вряд ли. Просто для Габриэля это особое удовольствие — трахать кумира детства, который смотрел на него свысока. Так что пусть забавляется. А пирсинг он прибережёт до лучших времён.

— Дезертир, — повторил Бэлар. — Вот теперь ты пал ниже некуда. Кто бы мог подумать, да, Рэймс?

— Я приму любое наказание.

— Наказывать тебя за побег будет ужасным лицемерием. — Всё-таки некогда он сам смылся и даже не с войны, а с церемонии вручения инсигний. И, к слову, ни разу об этом не пожалел. — Думаю, этим бы с удовольствием занялся мой отец, но как ты понимаешь, ему сейчас не до тебя. Его самого ждёт наказание за покушение на консула.

Бэлар следил за реакцией «вещи», но тот даже бровью не повёл. Конечно, он уже знал эту новость, но без подробностей, которые ему, похоже, были и не нужны. А может, он в душе радовался бедам Хейза? Теперь, когда Рэймсу было с чем сравнивать, он понял, насколько жестоко и несправедливо с ним обращался этот энит? Конечно, женское прикосновение приятнее удара электрокнута, и, тем не менее, покорил его именно Габи, тогда как Хейз…

Хейза в лучшем случае ждёт лишение титула и заключение. Либо его казнят, если консул умрёт. Но в планы Бэлара это не входило. Махасим находился в Центральной лаборатории, и за его жизнь боролись лучшие биоинженеры. Они поставят консула на ноги, и после этого состоится суд над Хейзом. Вот где будет настоящее веселье. А потом Бэлар займёт место своего отца, а генералом сделает…

Подавив странное желание положить серёжку в рот, Бэлар проговорил:

— Я тут устраивал милую вечеринку. Не хуже вашей, клянусь. Культурная программа была уникальная. Не каждый день можно увидеть, как один иерарх набрасывается на другого. Жаль, что тебя не было рядом с твоим настоящим мэтром… Знаешь, Хейз ведь гордился тобой больше, чем мной. Поэтому после того, что ты выкинул при консуле, он стал таким нервным. А тут ещё все эти слухи про заговор… На него собрали компромат, так что его отставка была вопросом времени. У него вся жизнь рушилась, пока ты тешился с Габи.

Он бы сказал «с моим Габи», но слишком хорошо помнил, насколько сильный у Рэймса захват. Вдобавок ко всему ублюдок каким-то образом мог сопротивляться его контролю.

Хейз что-то сделал с его мозгами? Закалил его разум какими-то особыми тренировками? Ставил на нём эксперименты и испытывал новые препараты? Как бы там ни было, контроль

, который влиял даже на энитов, подвёл Бэлара, когда от этого зависела его жизнь.

Этот сукин сын едва его не задушил.

— Так что это ты виноват в том, что мой несчастный отец сошёл с ума и набросился на Махасима. Бедняга совсем раскис, и стоило ему услышать, как консул нелицеприятно высказывается о его разработках… Ему даже ликторы не помогли.

Вернее, Бэлар сделал так, чтобы они не вмешивались, мысленно транслируя Хейзу «убей!». И когда всё свершилось он признался самому себе, что никогда прежде не чувствовал себя настолько хорошо. Ну разве что когда…

Он задумчиво вертел серёжку в пальцах.

— Получается, леча консула, я исправляю ваши ошибки — твои и Хейза.

— А что насчёт ваших ошибок, мэтр?

Само собой, Рэймсу не было дела до его ошибок, только если они не были связаны напрямую с женщиной, к которой он так привязался. Просто поразительно сильно, если вспомнить, что он ни с кем по жизни не ладил. Ни одного друга, а тут вдруг такая отчаянная преданность…

— Как ты думаешь, Рэймс, кто мне важнее: консул или непоседливая «вещь»? — Избавив его от необходимости отвечать, Бэлар сказал: — Не надо меня учить заботиться о Габи. Я с этим прекрасно справлялся и до тебя.

Он, собственно, поэтому и устранил Хейза столь поспешно: ему нужна была лаборатория. И если уж он так носится с этим заносчивым мудаком Махасимом, то как ему следует обращаться с человеком, который спас его, Бэлара? От одиночества, от бесславной смерти в какой-нибудь подворотне, но что важнее — от бессмысленности этой жизни. Который вернул его на место и благодаря которому он достиг таких высот. Ведь разыгрывать для Габи этот спектакль было приятнее, чем оправдывать ожидания отца.

Жаль, конечно, что Габриэль не смог насладиться кульминацией. Ещё больше жаль, что он забудет самые счастливые моменты их совместного прошлого. Но если это цена его жизни?

— Можешь идти, — бросил Бэлар, но Рэймс не сдвинулся с места. Очень плохой пёс. — Если ты собрался ждать результатов операции здесь, то, конечно, располагайся поудобнее. Это дело затянется минимум на месяц.

— Что будет с ребёнком?

Бэлар выронил серёжку, и она, звякнув, покатилась по полу, прямо к ногам Рэймса.

Чёрт возьми!

— С чего ты взял…

— Я много раз был с вашим отцом на фермах. Я знаю, как выглядят беременные женщины.

Надо же, какой наблюдательный. Даже Габриэль принял токсикоз за признак прогрессирующей болезни, но только не чёртов девственник, который знает, как выглядят беременные женщины, но не знает как, чтоб его, пользоваться презервативами.

Эти двое просто издеваются над ним.

— Ты и сам прекрасно понимаешь, что будет, — сказал Бэлар. — Беременность только осложнит и без того сложную операцию. Но если тебе нужны подробности, я приглашу сюда специалиста.

Рэймс уставился себе под ноги.

— Значит…

— Значит, либо ребёнок, либо мать. — Бэлар остановил его, подняв руку. — Ты меня неправильно понял. У тебя тут нет права выбора.

— Я в любом слу…

— Мне плевать. — В какой-то момент Бэлару показалось, что Рэймс на него набросится. — На что вы вообще рассчитывали? Даже если бы жизни Габи ничего не угрожало, вам бы никто не позволил оставить ребёнка. А если это девочка? Надеюсь, ты не успел себе нафантазировать черти что? Вроде того, что у вас будет тихая семейная жизнь с кучей ребятишек, которым ты сам дашь имена? Не забывай, кто ты.

О, похоже, именно на это Рэймс и рассчитывал. Решил, что после очередной выходки Бэлар вышвырнет его на улицу, а Габриэль последует за ним. Или он выкрадет любимую «вещь» своего мэтра, если та будет сомневаться.

Логично, конечно, вот только Бэлар никогда так не поступал. Скучно.

— Думаю, ты и сам понимаешь, что говорить об этой беременности никому не нужно, — добавил он. — Габи тем более. Ни до операции, ни после. Никогда.

Рэймс не ответил, что совершенно точно означало полное понимание, смирение… смерть? Взгляд, который ещё минуту назад яростно горел, теперь потускнел. Рэймс смотрел на убийцу своего не рождённого ребёнка и вместо того, чтобы оспорить его решение, попытаться найти выход, процедил слова благодарности.

Бэлар указал на пол.

— Подними.

Поклонись.

Рэймс встал на одно колено и подцепил пальцами серёжку. Такая крошечная на фоне его ладони. Разглядывая её, он представил, как прячет её в кулаке, сжимает, до хруста в костях, выпрямляется и бьёт изо всех сил…

Но когда он встал, на его лице проступила едва заметная улыбка. Он положил пирсинг перед своим мэтром, намекая на то, что это — всё, на что Бэлар может рассчитывать. Потому что женщина, которая носила эти украшения, по-настоящему принадлежит Рэймсу. Ему уже не терпится взять Габриэль абсолютно голой… А мэтр пусть тешится этими игрушками.

Бэлар проводил свою «вещь» взглядом.

Это что ещё за выражение лица он ему продемонстрировал? Похоже, этот вчерашний девственник считает себя победителем, а его — дураком.

Спрятав украшения в карман, Бэлар связался с заведующим Центральной лабораторией. Этот энит не создавал впечатления идиота, которому нужно повторять дважды, и всё-таки Бэлар решил прояснить некоторые моменты. А именно: он убьёт его и всю его криворукую команду, если при извлечении с эмбрионом что-нибудь случится.

* * *

Пустота. С некоторых пор я знала о ней многое. Почти всё. Стерильность в комнате. Одиночество ощущалось на физическом уровне. В голове, в груди, возле сердца и где-то в животе. Казалось, мне удалили не повреждённые участки мозга, а жизненно важный орган, отвечающий за душевное равновесие. В остальном же операция прошла успешно. Даже успешнее, чем надеялись умельцы из Центральной лаборатории.

Они извлекли из-под моего черепа многие воспоминания последних четырёх лет. Словно, выпрыгнув из машины во время побега, я схлопотала сотрясение мозга и очнулась только теперь. Зная, тем не менее, многое из того, что никак не могла узнать в приюте.

Мэтр, Майлз, Фрик, журналы, коктейли, шифры…

Рэймс.

О нём я не никогда не забывала. Но теперь, обнаружив его у своей кровати, я не сразу сообразила, что же в нём изменилось. Он дремал в кресле рядом, даже во сне хмурясь. Он выглядел ещё более одиноким, чем я себя чувствовала.

Я протянула к нему руку и тут же замерла, обнаружив на безымянном пальце кольцо. Я долго смотрела на металлический ободок, расправив пальцы, потом взглянула через них на мужчину. Похоже, его разбудил шорох. Наши взгляды встретились. Рэймс ещё не до конца проснулся, но с ходу хрипло выдал:

— Стань моей женой.

Он поднял руку и продемонстрировал такое же кольцо — единственное украшение, которое он захотел на себя надеть. Тоже идентификационное в каком-то смысле.

— Ты… — Я закусила губу, едва сдерживая смех. — Ты, наверное, не в курсе, но на свадьбе в белом должна быть именно невеста. Господин генерал.

Хотя, готова поклясться, ни одному человеку не шёл этот цвет так, как ему. И никто в целой Вселенной не был достоин его больше, чем Рэймс. Кто ещё сможет повторить путь от простого раба до иерарха?

— Тогда стань моим ликтором, — сказал он, напряжённо ожидая ответ. В самом деле, предлагая. На любых условиях.

Это был исторический момент, а я выглядела так непрезентабельно. Знать бы, когда последний раз на этой планете мужчина просил женщину стать его парой, а она ответила:

— Да.

— Да? — переспросил Рэймс, рассчитывая узнать подробности.

— На оба предложения.

Глава 30

16 лет спустя

Бэлар никогда её не видел. Это было его решением. С тех самых пор, как зародыш извлекли из чрева матери и на протяжении последующих шестнадцати лет, он не приближался к ребёнку. Не то чтобы ему хватало доклада учёных, которые проводили этот уникальный эксперимент (плод, зачатый естественным путём, впервые доращивали искусственно), просто он понимал, что влюбится в неё с первого взгляда.

Не как в будущую женщину, а как в своё творение.

И тогда уже не о какой разлуке не могло бы иди и речи. Он бы не смог отдать её в приют, хотя и понимал, что этот ребёнок должен вырасти среди сверстников, чтобы стать максимально похожим на Недотрогу.

Габи был идеальным во всём, кроме одного: он был человеком. Бэлару необходима была копия максимально приближенная к оригиналу, но более долговечная и крепкая. Большое спасибо Хейзу за исследования и толковых биоинженеров — в совокупности они создали настоящую драгоценность. Выносливую, ловкую, не поддающуюся контролю (хотя, может, последнее в ней от папочки).

Это был его последний шанс, поэтому Бэлар не позволил себе сомневаться. Да, он мог бы вырастить девочку самостоятельно, но сообразительный Рэймс сразу бы догадался, что это за младенец, с которым его мэтр так носится. Хотя в глубине души он мечтал сам вырастить её, воспитывать, дарить «куклы» и наряжать… Но тогда его дом бы превратился в настоящий детский сад, и это бы насторожило всю общественность. Консула в том числе. А он ведь так дорожит этой «дружбой».

Именно по совету Махасима Бэлар и посетил приют, чтобы выбрать себе, наконец, будущего ликтора. По крайней мере, именно так всё и выглядело.

Он шёл по коридору один. Он намеренно ускользнул от местного начальства, которое теряло сознание от радости, что их навестил такой гость. Они пообещали немедленно собрать детишек в смотровом зале. На любой вкус и для любых потребностей. И Бэлар готов был потратить час-другой, изображая придирчивого покупателя, вместо того, чтобы сразу забрать то, зачем сюда притащился.

Но для начала не помешало бы пройтись и осмотреть гнездо, в котором вырос Недотрога. Возможно, в этом самом коридоре его и пытался задушить Задира? Возможно, здесь он поклялся Рэймсу в верности? Возможно…

Его привлёк шум.

Пока надзиратели поспешно наводили порядок в смотровом зале и готовили самые перспективные «вещи» к показу, отбросы почувствовали свободу. Судя по звукам, за углом кого-то избивали. Слышались крики, плач, сдавленные мольбы о пощаде… Очередной Задира выбрал своей жертвой очередного Габи, и, само собой, Бэлар не собирался оставаться в стороне. Ему выпала уникальная возможность увидеть постановку его любимой истории. Даже сыграть в ней не последнюю роль.

— …да я ничего уродливее в жизни не видел! Когда ты там штаны снял, меня чуть не стошнило!

Свернув за угол, Бэлар направился к хулиганам. Он насчитал четверых.

А ситуация-то прям один в один.

Или нет?

— Так что вы, придурки, совершенно напрасно гордитесь своими висюльками! — звонко заявил тот, кто стоял на ногах. Остальные отползали от него кто на заднице, кто на коленках. — Не очень-то они вам помогают, да? Ещё раз увижу, как вы ссыте на мою кровать, я вам их оторву нахрен! Ясно?!

Бэлар замер на полпути, разглядывая короля местного разлива. Или, вернее сказать, королеву. Она всё ещё стояла к нему спиной, тогда как её приятели, заметив постороннего, решили ускориться.

— А ты ещё кто? — Она обернулась через плечо. — На что уставился, а?

Конечно, Бэлар — законодатель новой моды — предпочитал носить короткую стрижку и пореже надевать белый, но он всё-таки надеялся, что выглядит достаточно внушительно, чтобы всякие сопляки не задавали ему такие вопросы.

— На крошечную женщину со стальными яйцами, — решил ответить он. — Впервые такую вижу.

Синие глаза недобро сверкнули. За исключением цвета радужки — вылитая копия Недотроги. Голос, фигура, черты лица… Так же выходит из себя от слова «женщина».

— У меня ещё вот это есть. — Она сложила из пальцев то, чего ей не хватало.

Не хватало?! К чёрту! Её сделали идеальной во всём. Он сделал. Что касается характера? Нестрашно, и не таких перевоспитывали.

— У тебя острый язык, — сказал Бэлар, доставая из кармана серёжку, которую таскал с собой повсюду как талисман. — После того, как я повешу на него вот это, ты не сможешь разговаривать как минимум неделю. Будешь только слушать. Очень внимательно. Ясно?

Сообразительный ребёнок решил промолчать, следя за ним исподлобья. Похоже, она уже разобралась, кто стоит перед ней. Вот только щедрое предложение энита для неё прозвучало как угроза.

Король не нуждался в клейме слуги. Даже если это клеймо — украшение, подаренное иерархом.

— Не подумай, мне нравится твой голос. И, как я вижу, ты очень способная. Я подыскиваю ликтора, поэтому…

Не дослушав, девчонка бросилась наутёк. Ладно. Не то чтобы он ждал, что она на коленях будет умолять её забрать из этого ада, как Габи — Рэймса…

Да, именно на это он и рассчитывал. Он пришёл сюда, как герой, а в итоге вынужден стать злодеем. Похищать детей ему раньше не доводилось. Как и играть с ними в прятки. Но с теми играми, к которым он привык, им придётся повременить.

Положив серёжку в карман, Бэлар неторопливо пошёл по коридору.

— Кто не спрятался, я не виноват.

Конец

Послесловие

Какое-то у меня неловкое чувство…

Мол, раз понадобилось послесловие, то конец никуда не годится.

Да-да, у меня наблюдается какая-то нездоровая тяга к открытым финалам, которую можно принять за элементарную лень, но в данном случае мне, правда, кажется, что книга не могла закончиться иначе.

Закончила я её аж 17 марта, и тогда казалось, что у меня есть ещё куча времени, чтобы как следует всё обдумать, изменить, исправить, сделать лучше… Кроме того, у меня был дельный (без сарказма) комментарий от непредвзятого лица, прочитав который я решила, что, да, нужно довести эту историю до ума (но увы и ах).

Я решила вынести этот комментарий сюда (надеюсь, человек, его написавший, будет не в обиде), потому что я почти уверена, такие же точно мысли возникнут у большинства читателей после прочтения истории.

Мне не совсем понятна концовка. Ее нет… Кульминации нет, она смазана, нет момента когда все маски сброшены и все предстали перед судом читателя в истинном свете.

Согласна, концовка неоднозначна, может даже и смазана, но маски сброшены. Габи примирилась со своей женской сущностью. Рана, нанесённая её гордости когда-то давным-давно, залечена тем, кто эту рану нанёс.

Рэймс избавился от шор (наркотика) и подавляющей власти энитов. Он практически невосприимчив к «контролю», а теперь стал недосягаем для энитов и в социальном плане — он генерал. Для обычного раба — это достижение.

Бэлар вернулся на своё законное место и своими эпатажными выходками покачнул устои энитского общества. В последней главе он — с короткой стрижкой и не в белом — появляется в приюте, чтобы выбрать себе ликтора-женщину. За последние шестнадцать лет мода изменилась, и он сыграл в этом не последнюю роль. Возможно теперь, когда он сделает своим ликтором девочку, превосходящую по силе всех приютских мальчишек, эниты станут воспринимать женщин по-другому…

Но это уже другая история.

Ваша игра в не таких как люди Энитов слишком затянулась. В итоге Белар с родительскими чувствами относится к дочери Габи и Реймса, но при этом уже планирует ей вставить пирсинг и не только. Какой то папа педобир.

Да, есть такое дело… Вот только к Габи он тоже относился как папа-педобир, так что всё логично.

Нет ответа на вопрос почему Белар так невзлюбил Реймса.

Может просто этот ответ не так чётко прописан. В книге нет такого диалога: «почему ты его не любишь? — а вот потому и ещё вот поэтому». Но причин-то полно. Во-первых, Рэймс его «вещь», а это уже неплохая причина постоянно испытывать его на прочность. Во-вторых, конечно ревность к отцу. Несмотря на стремление Бэлара оправдать ожидания отца, он — энит — с этим не справился. Тогда как в этом преуспел обычный человек, приютский выкормыш. В-третьих, его издевательства — часть спектакля. Он помогал Габи отомстить.

А нахера все это было нужно?! Все наши читательские страдания и переживания?! Ребенка отняли, но при этом родители как были рабами так и остались.

Понимаю, многие ждали революцию, супер-пупер-хеппи-энд, но на тот момент это невозможно. К тому же, главные герои не остались такими же рабами, какими и были. Они вышли из грязи в князи, между прочим))) Понимаю, можно было бы организовать им побег, но что бы они делали в трущобах (или на другой планете, омг)? Да ещё с ребёнком на руках? Такой конец был бы ещё более печальным, имхо.

Плюс не логичности сюжета.

Насколько долго живут эниты?!

Разве это так уж и важно?

Зачем Многорукий читал про человеческую психологию и обиделся на Габи, когда не смог ей объяснить, что дети плод любви?!

Он на неё не обижался.

И он не пытался объяснить ей, что дети плод любви. Если вспомнить, она сама это потом прочитала, а не он ей сказал. Бэлар всего лишь пытался правильно подойти к вопросу секса. Как начать с подростком разговор о сексе? Рассказать, откуда дети берутся.

Зачем вообще описывать этот момент, если он дальше ну никакой погоды не сделает?! Театральная традиция про стреляющее ружье из первого акта в конце второго тут явно не соблюдается.

Ну как же? Ружьё выстрелило, когда Габи оказывается наедине с Хейзом, и тот ей рассказывает о скрещивании. Она вспоминает эту книгу и то, что дети — плод любви.

Кто такие эниты?! И чем они отличаются от людей кроме контроля?! Информацию приходится собирать по кусочку, но её явно не достаточно для понимания некоторых моментов.

Об энитах больше всего говорится во второй главе. Чем они отличаются от людей? Долговечностью, быстрой регенерацией, «контролем», сообразительностью — всё.

А вообще эниты — это всего лишь декорация. У меня не было задачи детально их описывать.

Когда именно Белар стёр поменял воспоминания Габриэль?!

Да, это действительно мелочи, которые нужно было подмечать.

Габи несколько раз обращает внимание на способности Бэлара. В первый раз, когда он гладил по голове ребёнка, за которым Габи нырнула в океан.

«— Ты знаком с Яном?

— Тем пацаном, что ли? — Бэлар по именам помнил лишь нескольких людей. Он не знал, как зовут его же «вещи», что говорить о чужих. — Просто поболтали. Я попросил его не распространяться о том, что он видел на пляже.

Попросил не распространяться? Больше похоже на то, что он стёр ему память.

Такое возможно?

Я всерьёз задумался над этим, хотя мысль и была абсурдной. Стирать память? Не слышал, чтобы эниты такое умели».

Потом уже, когда вовремя стрижки он прикасается к её голове, Габи отмечает, что это странно на неё действует.

«Мэтр перебирал мои волосы, пропускал их через пальцы, гладил по голове, и я к собственному удивлению начал успокаиваться. То, что беспокоило меня, ускользало из памяти…»

Потом Бэлар гладил её по голове и во время визита консула…

Но больше всего меня огорчила рабская участь людей, хоть и были намеки на то что в будущем наш вид — если ему дать эволюционировать, сможет влиться в общество Энитов на равных правах младшего, взять туже самую способность Реймса к сопротивлению сильнейшего контроля. Надеюсь, что это все таки заслуга не Хейза.

Это как раз крошечное преимущество открытого финала, перед закрытым. Намёки. Закрытый не предполагает дальнейшего развития, герои всё равно что убиты. А тут сохраняется иллюзия их реального существования. Они продолжают своё безумное существование где-то там, их жизнь не сбавляет темпа. Возможно, дело дойдёт и до революции, кто знает)

Простите, если не убедила.

Если после прочтения истории осталось горькое послевкусие, то это косяк автора, и я каюсь. В любом случае, мне было интересно и весело работать над этой историей, и я благодарю читателей, что они прошли со мной этот путь. (Особенно самые верные и стойкие из них. Те, которые стенали и причитали о том, как всё грустно и как они плачут, но всё равно идут =).

Оглавление

Часть 1

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

Часть 2

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

Послесловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg