«У темного-темного леса»

У темного-темного леса (fb2) - У темного-темного леса [publisher: SelfPub.ru] 1199K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Любовь Ремезова - Дарья Снежная

Любовь Ремезова, Дарья Снежная У темного-темного леса

Пролог

Панически визжала лошадь. Бедные животные лучше людей ощущали присутствие черной магии, а здесь, у стен Зубастого Замка, ее гнилостный подавляющий душок чуяли даже мы. Истеричное, надрывное ржание отвлекало, верткой змеей ввинчивалось под череп и мешало сосредоточиваться, выматывало. Среди беспорядочного гвалта штурма — воя огненных шаров, звона оружия и грохота бьющего в ворота тарана, именно полный ужаса крик обезумевшего от страха животного был слышен лучше всего.

Зубастый Замок должен был вот-вот пасть. Мы штурмовали его уже второй день, и это были демонски долгие два дня. Черные маги сопротивлялись отчаянно, вцепившись в эти стены магией и оружием. Отступать им было некуда. Им, творящим черные обряды, якшающимся с демонами и режущих людей на поганых жертвенниках, милости не ждать, и снисхождения не видеть. Из таких замков не берут добычи, не продают в рабство дворню и не отпускают за выкуп владетелей. Всех в этом замке ждала смерть в очищающем огне.

И оттого осажденные встали насмерть, щедро поя каждый дюйм отданных стен кровью, что нашей, что своей.

Да только и наши маги не зря ели свой хлеб. Именно поэтому я сейчас стоял укрытый хитрыми чарами и ждал. Ждал, пока на замковой стене появится высокая, одетая в ритуальные просторные одеяния фигура.

Мой лук был уперт рогом в землю, тетива — пуста, а тело расслабленно. Что там происходит вокруг, не моя забота. Мое дело сейчас — высокая темная фигура. Хозяин этих мест. Каждый раз, когда мы были уже близки к тому, чтобы взять главные ворота и, опрокинув сопротивление защитников, ворваться в замок, он появлялся на стене. Он появлялся — и штурм захлебывался, наши откатывались назад, зализывать раны и перегруппировываться.

А некромант, собрав богатую дань нашими жизнями, снова оставлял стены.

Если бы не его поганая магия, Зубастый Замок был бы взят сходу.

Поэтому сейчас я стоял, держа наготове лук, закрытый магами от глаз и волшебства, а передовой отряд герцога Равенского изо всех сил долбил вражеские ворота, выманивая на себя черную тварь.

Если бы еще не эта лошадь…

Он появился, когда я уже почти поверил, что в этот раз обойдется, что вот сейчас, еще немного — и мы победим. Появился — и поле боя на краткий миг замерло. И незримый маятник удачи качнулся, уходя на вражескую сторону. Я вскинул лук. Черный развел руки. Стрела мягко легла на тетиву. Пальцы щипком захватили витую жилу, и она, преодолевая сопротивление мореного дерева, потянула, выгибая, рога лука. Запястье коснулось нижней челюсти и остановилось. Я всей спиной ощутил замершую, напряженную силу, заточенную в теле лука. Маг на замковой галерее — темный контур на фоне ясного неба. Отличная мишень. Проклятая литания, неслышная отсюда, но ощутимая всей шкурой, полилась со стены — и стальное жало совместилось с черным сердцем. Отступник вскинул руки, готовясь спустить на наши головы проклятие — и я отпустил в полет оперенную смерть.

Стрела ушла вверх красиво, как в песне, со свистом рассекая воздух в полном безветрии. И вошла точно, куда метил. Колдун так и не успел завершить свое последнее заклятие, моя стрела успела раньше, оборвав оскверненную жизнь.

И это было последнее, что я видел перед тем, как мир взорвался багровой вспышкой и непереносимой болью, и я перестал быть.

Глава 1

В аудитории было тихо, только перья натужно скрипели, стараясь поспеть за усыпляюще монотонной речью. Уже которое занятие наставник Бельтрам посвящал внимательнейшему изучению труда одного из талантливейших лекарей прошедших веков. Талант лекаря, по моему глубокому убеждению, куда больше простирался в сторону стихосложения, нежели целительства. А вот наш учитель, превосходно владеющий историей данной науки, начисто был лишен дара чтеца, поэтому заритмованные строки навевали сон в два раза быстрее, чем обычная лекция.

Если полынь в сундуке, то защитою служит от моли. Опухоль под языком вместе с медом она исцеляет. Также и черный синяк, что вокруг возникает обычно Впадины глаза очистить сумеет лекарство такое. Звон из ушей изгоняют полынью, но с бычьею желчью1…

Широких знаний человек был этот лекарь, право слово. В одном стихе охватить и моль, и синяки под глазами, и звон в ушах. А что, надо поэкспериментировать. Два последних симптома — распространенная вещь среди школярской братии. Только вот уточнить бы, бычью желчь надо в каких пропорциях с полынью намешать? И стоит ли интересоваться мнением на этот счет наставницы Невены, преподающей нам травоведение?..

Я уже вознамерилась растревожить сонное царство животрепещущим вопросом (заодно хоть кисть передохнет!), как в дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, в аудиторию просунулась лысая голова секретаря Ильфина.

— Прошу прощения, наставник Бельтрам, но директор Паскветэн вызывает к себе Шелу Кассади.

Наградив меня печальным, с оттенком скорби, взглядом по поводу того, что мне теперь не удастся вживую приобщиться к мудрости лекаря прошлого века, учитель кивнул на дверь. Я простеньким заклинанием высушила чернила в конспекте, смела писчие принадлежности в сумку и выскочила из класса, гадая, зачем могла понадобиться директору посреди урока. Серьезных грехов за мной в последнее время, вроде бы, не водилось, заслуг тоже…

Пустынные в час занятий коридоры школы, две лестницы, приемная. Молчаливый секретарь, из которого не то, что объяснения, «здрасте» и «до свидания» иногда было сложно выдавить, сразу прошел за свой стол, а мне только взглядом на дверь указал.

— Директор Паскветэн? — осторожно сунулась я. — Вы меня звали?

— Да, Шела, — старый маг слегка улыбнулся. — Проходи, присаживайся.

Я последовала указанию и опустилась на один из двух стоящих перед массивным директорским столом стульев. Второй тоже не пустовал, но опознать отвернувшегося к окну соседа только по лохматой, неопределенного, светло-пепельного цвета шевелюре мне не удалось. Впрочем, если судить по сумке в его ногах, явно слишком большой для школьных принадлежностей, прислоненному к ней колчану и чехлу с грозного вида луком — вряд ли этот человек мне знаком.

— Кайден, — негромко кашлянул директор, привлекая его внимание.

Лохматая голова чуть повернулась, явив мне хмурый профиль — сдвинутые брови, идеально прямой нос и опущенные уголки губ, теряющиеся в не слишком аккуратной бороде, которая однозначно уже давно росла по своему усмотрению.

— Знакомьтесь. Шела, ученица шестого курса целительского факультета. Кайден, будет обучаться на факультете боевой магии.

Мужчина соблаговолил повернуть голову еще на четверть оборота, чтобы одарить меня беглым взглядом. Мелькнула и пропала, скрывшись за ресницами, блекло-серая радужка, после чего он снова отвернулся. Ну, вот и познакомились!

Я вопросительно посмотрела на директора Паскветэна. Тот ободряюще мне улыбнулся и сцепил в замок лежащие на столе пальцы. С невольным сожалением я отметила, что на тыльной стороне ладоней прибавилось темных старческих пятен, сквозь пергаментно токую кожу просвечивали извилистые вены. Руководитель школы был далеко не молод уже десять лет назад, а последнее время сдавал все сильнее. И хоть разум его был так ясен, что и некоторые юноши могли позавидовать, тело мага подводило. Время — стихия, не подчиняющаяся даже самым могущественным…

— Кайден — человек с очень непростой судьбой, — негромко, сдерживая рвущийся наружу кашель, проговорил директор, — которая оставила немало шрамов на его душе. При этом он является носителем редкого по своей силе магического дара, контролировать который полностью из-за сложившихся обстоятельств не может. Махнуть рукой и не дать этому дару развиться было бы совершенно безумным расточительством, поэтому я убедил Кайдена все же начать обучение в нашей школе, но нам понадобится твоя помощь.

Я посмотрела на мужчину с куда большим интересом, теперь, скорее, профессиональным, а тот продолжал пялиться в одну точку перед собой, будто мы с директором о погоде за окном разговаривали, а не о его проблемах и душевных ранах.

— Я хочу, чтобы ты, во-первых, помогла ему здесь освоиться: все показала, объяснила порядки. А во-вторых, сделала все, что в твоих силах, чтобы примирить Кайдена с его даром и… с самим собой.

При последних словах, мужчина издал какой-то нервный, хмыкающе-фыркающий звук, за что заработал укоризненный взгляд от директора и недоумевающий от меня. Руководитель школы был известен своей привычкой находить и «подбирать» по всему королевству талантливых самородков, которым не повезло по жизни, приводить их в школу и давать этим шанс на счастливое будущее. Да я сама была из таких вот «самородков», но впервые видела, чтобы этот жест не только не встречал благодарности, но еще и сопровождался таким… фырканьем. Точно с головой не все в порядке. Будем работать!

— Возьмешь у Ильфина расписку для кладовщика на получение учебных принадлежностей и постельного белья. Он же скажет, где можно поселиться и выдаст расписание занятий первого курса. Вопросы?

Я помотала головой — нет вопросов!

— Хорошо, — кивнул директор и проникновенно добавил: — Я очень на тебя рассчитываю, Шела.

И я прониклась. Директор Паскветэн уже пару раз прибегал к моему дару для того, чтобы помочь своим найденышам, но так серьезно не просил еще никогда. Видать, и впрямь случай запущенный.

— Можете идти. От занятий ты до конца дня освобождаешься. Но завтра оба на уроках без опозданий.

С секретарем Ильфином разговаривала я. Ну как разговаривала… сказала, что нам нужно, а потом стояла и пять минут в гробовой тишине дожидалась, пока тот найдет и напишет мне все необходимое. Кайден в это время дожидался в коридоре. Стоило мне выйти, как он оттолкнулся от стены, поправив переброшенный через плечо чехол с луком и подхватил сумку. Я посмотрела ему в глаза и очень четко поняла — случай не запущенный, он практически безнадежный.

Этот человек не просто был на грани глубочайшего отчаяния, он уже погрузился в него больше, чем по пояс и целенаправленно тонул, не особенно пытаясь барахтаться.

Жрецы в храмах скорбно твердили — нельзя спасти того, кто не хочет быть спасенным. Медицина возражала — можно. Достаточно пациента усыпить или обездвижить. В крайнем случае — стукнуть по голове. Глядишь, мозги на место встанут и жить захочется.

Я улыбнулась, помахала честно добытыми свитками и поинтересовалась:

— Ты голодный?

— Да нет, не особенно. — Совершенно невинный вопрос мужчину, кажется, озадачил, потому что ответил он на него не слишком уверенно. Зато смотри-ка ты, разговаривает!

— Просто до обеда еще далеко, но можно заглянуть на кухню. У тетушки Беатрис — это наша кухарка — всегда припасено что-нибудь для непутевых, проспавших завтрак.

— Я запомню.

И все. Никаких вопросов, никакого продолжения беседы.

— Ладно, раз не голодный, пойдем покажу тебе, где будешь жить и учиться.

Я развернулась и зашагала по коридору. Кайден пристроился за моей спиной, а не нагнал, чтобы идти наравне. Беседовать в таком порядке было не слишком удобно, но меня это не особенно смущало.

— Тебе, кстати, повезло, ты нечетный вновь прибывший, будешь жить один пока. Мужчины живут в западном крыле. Уроки начинаются после третьего колокола. Первый звенит на подъем, второй на завтрак. Дальше звон означает смену занятий. До обеда их три, после — тоже три, иногда четыре, плюс практики и отработки. Учеба началась всего неделю назад, так что много ты не пропустил, нагонишь быстро…

Кажется, его вполне устраивал мой беззаботный треп и отсутствие необходимости отвечать на вопросы. Нет, так дело не пойдет. Я обернулась, стремительно замедлилась и поравнялась с ним. Мужчина перестроиться не успел, только чуть сбился с шага.

— А ты откуда родом?

— Из Йена.

— Ого! — присвистнула я. — Далековато тебя занесло. Это же самый север. То-то я смотрю, ты такой светленький, не как наши. А я местная — и родилась, и выросла в Вирше, это ближайший город, часах в трех ходьбы…

— Что же ты тогда такая рыжая? — мрачно поинтересовался Кайден.

— Какая есть! — Я гордо расправила плечи и вздернула веснушчатый нос (о, демон бы побрал этот веснушчатый нос!). — Завидовать нехорошо!

— Было бы чему. И без рыжей косы забот хватает.

Я представила эту хмурую бородатую физиономию с косой до пояса и невольно хихикнула. Кайден покосился на меня, кажется, не понимая причину веселья.

— Это для охоты? — Я сменила тему, кивнув на лук и колчан за его спиной. — Боюсь, в школе не пригодится. Разве что сусликов в поле пострелять. В Брейдене не дай бог тебе в живность целиться, обычного оленя от боуги2 не отличишь, а подстрелишь фейри — живым не выйдешь.

— И не страшно вам? — Кайден резко замер у окна, вперив взгляд в темную громаду леса, полукругом обнимающего школьный замок.

Я тоже остановилась, невольно озадачившись. Страшно?..

Нет, конечно, Брейденский Лес — таинственный и жуткий Брейден, вотчина фейри и злых духов, место действия жутких легенд, родоначальник всей неукротимой природной магии — по-хорошему должен был пугать. Но когда живешь рядом с ним бок о бок всю свою жизнь, то как-то устаешь бояться. К тому же его обитатели существа хоть и опасные, но свои негласные правила чтут. А с некоторыми вполне можно и поладить, просто подход особый знать надо. Я, и пока в Вирше жила, в лес выбиралась за редкими травами, да по грибы, да по ягоды — фейри против этого не возражали. А уж после того, как переехала в школу, и подавно могла там целый день пропадать.

— Да нет, — я пожала плечами. — Мы привыкли. А тебе?

— Фейри меня не пугают. Темный лес тоже, — он отвернулся от окна и сделал шаг вперед, вынуждая меня продолжить путь.

— А что пугает? — нарочито простодушно поинтересовалась я.

В серых глазах мелькнул вялый вопрос.

— Ну, все чего-то боятся, — пояснила я. — Кто-то темноты, кто-то одиночества. Подружка у меня вот гусениц боится. А ты?

Кайден как-то неопределенно пожал плечами. Глупо было, конечно, вот так сразу на этот ответ рассчитывать, но попытка-то не пытка…

Я некоторое время помолчала. Не так-то просто выводить на разговор человека, который, очевидно, мечтает только о том, чтобы его оставили в покое, а то и просто разговорчивостью не отличается, кто его знает. Он был закован в непроницаемый панцирь отчуждения и равнодушия ко всему миру. А я ходила вокруг него, как лиса вокруг надежного курятника, не зная, с какой стороны подступиться и пробуя на зуб то одну доску, то другую, авось какая и окажется трухлявой.

— А чем ты раньше занимался? До того, как в школу приехал?

— Наемник.

Если краткость — сестра таланта, то этот человек явно метит в гении!

— О-о… — задумчиво протянула я. Да тут вам неограниченный простор для травм как душевных, так и телесных. А еще душевных, вызванных телесными, между прочим! — Лучник?

Кайден кивнул и неосознанно стиснул ремешок колчана, проходящий наискосок через грудь.

— Ну вот, мы пришли! — я выбежала чуть вперед и распахнула перед ним одну из дверей жилых комнат. Все они были однотипные — две кровати, шкаф, рукомойник в углу, на нем кувшин, под ним ведро для стекающей воды. Стол и пара стульев. — Располагайся. За бельем и прочими принадлежностями сейчас сходим к кладовщику. В конце коридора есть маленький фонтан, там можно воду набрать для питья и умывания.

Мужчина небрежно скинул сумку на пол и с куда большей, сразу видно — привычной — осторожностью стащил лук и колчан. Обернулся на меня, стоящую на пороге и наконец-то проявил хоть какой-то интерес:

— А помыться где можно?

— Баня у нас раз в неделю, — с энтузиазмом отозвалась я. — Женская в выходной утром, мужская — после обеда. Но во дворе есть большие кадки с дождевой водой и пара закутков для обливания. Если надо раньше — туда ходят. Зимой холодновато, конечно, но сейчас-то лето в разгаре… Показать? А по дороге как раз в кладовую забежим, там полотенце выдадут.

— Покажи, — кивнул Кайден и, нагнувшись, выудил из сумки чистую рубашку.

— …Еще в лесу озеро Фей есть, очень красивое. И Забытая река. Всей толпой туда не сходишь, но по одному-два человека фейри не гоняют. Там в основном моргены живут и никсы, они довольно дружелюбные. Но вверх по течению лучше не подниматься, да и с ручейками и родниками осторожно обходиться, особенно мужчинам. У школы с лесом Договор, учеников ланнан-ши3 не убивают, но кровушки попьют. В прямом смысле. За нарушение границ.

Про лес и его обитателей я могла соловьем заливаться часами. Если бы еще собеседнику это было интересно.

Хотя… кажется, и интересно. Вроде, слушает, а не просто с отсутствующим видом в пустоту пялится. Взгляд, правда, на гипотетическую угрозу со стороны кровожадных водниц сделался колючим, но все лучше, чем показное равнодушие.

Солнце к полудню еще только подбиралось неспешно, школьный хозяйственный двор был хоть и ярко освещен, но вода с ночи прогреться еще не успела. Кайдена это не смутило. Он сгрузил выданную кладовщиком ношу на скамью, набрал два полных ведра и скрылся за деревянной дощатой дверцей. Сверху только голова да плечи чуть-чуть торчат.

Свесилась с бортика сброшенная одежда, влетело вверх ведро, раздался громкий плеск. Мгновенно потемневшие волосы плотно облепили голову и шею. Кайден встряхнулся и принялся намыливаться, не обращая на меня внимания. А чего обращать? Я вот тут сижу в тенечке, прячу нос от солнышка, никого не трогаю, думу думаю…

Что же за тайна у него такая страшная, что за беда? Директор мне бы и сказал, наверное, да он знает прекрасно, что в таком тонком деле знание иногда враг. Куда лучше, если я к этому знанию сама ключ подберу, заставлю открыться, довериться — тогда и дело пойдет. Вот только подсказывало мне чутье, что будет это ох как непросто.

Я вынырнула из размышлений, только когда скрипнула дверца, и Кайден вышел. В одних штанах — чистая рубашка возле меня, в куче всех вещей, осталась. Надевать ее он, правда не спешил. Вместо этого зачерпнул еще ведро, утвердил его на каменном бортике колодца, стоящего тут же, вытащил из-за голенища нож… и принялся бриться, глядя в темное, волнующееся отражение.

Подперев голову кулаком, я за ним наблюдала, пока мужчина не оторвался от бадьи и не прожег меня недовольным взглядом.

— Ты так и будешь на меня все время глазеть?

— Я не глазею, я сопровождаю, — с достоинством отозвалась я, продолжая беззастенчиво пялиться на широкие плечи, руки, перевитые рельефными мышцами (да, таким не только наши щуплые алхимики, просиживающие штаны в подземельях, но и многие боевики позавидуют!) и линию позвоночника вдоль спины.

И шрамы имеются, куда без них воину. Едва заметный поперек бока — видать, клинок по ребрам скользнул и прочертил. Повезло. «Звездочка» на правом плече — стрела насквозь прошла. С этим он куда дольше, поди, провалялся, да и снова стрелять смог далеко не сразу. А мелких «царапин», уже давно и прочно спрятанных под загаром, поди, и не счесть.

С бритьем было покончено. Кайден выпрямился, придирчиво осмотрел себя в водную гладь, а потом стиснул в кулак распластавшиеся по шее мокрые волосы и ка-ак отчекрыжил одним резким движением большую часть! Оставшееся рассыпалось косыми, неаккуратными прядями. Сжатые пальцы полыхнули огнем, лучник стряхнул пепел с руки и, кажется, вознамерился столь же кардинальным образом «подравнять» оставшиеся лохмы. Правда, когда он снова занес руку, моя душа не выдержала.

— Ты что делаешь?! — страдальчески простонала она.

Кайден обернулся и посмотрел на меня, как на дурочку. А я мельком успела отметить, что зря накинула ему лишний пяток, а то и больше годков. Без пыльной лохматой бороды он выглядел немногим старше меня.

— Стригусь.

Боги, да овец и то с большей аккуратностью стригут!

— Никуда не уходи и ничего не делай, ради всех богов! — взмолилась я. — Сейчас вернусь!

И, не дожидаясь ответа, я подобрала юбку и бегом кинулась в свою комнату.

Когда я вернулась оттуда, запыхавшаяся, зато с ножницами и гребнем, Кайден так и стоял, склонившись над колодцем, будто воспринял мой приказ буквально и даже не шевелился на всякий случай.

Я усадила его на скамью к себе спиной и взъерошила пальцами подсохшие неровные пряди, раздумывая, с чего начать.

И вовсе они не пепельные, как мне показалось сначала. Просто светлые, теплого льняного оттенка. Густые какие. И гладкие. Как у меня от влажности пушиться не будут. Провела гребнем, полюбовалась на мягкую игру солнечных бликов, снова взлохматила…

Что чересчур увлеклась, я осознала не сразу, да Кайден и сам подозрительно притих — не вырывался, не одергивал. Жалко, мне лица его не было видно, то ли просто терпит, считая, что я там делом занимаюсь, то ли понравилось. Между прочим, массаж головы очень хорошо напряжение снимает, а если бы к нему еще и шею, и плечи добавить, то…

Я покосилась вниз, неосознанно прикидывая фронт работ, вздохнула — не поймет! — и принялась за стрижку.

— Ну вот! Хоть на человека стал похож. — Я оглядела результат работы и осталась им крайне довольна. Из мрачного, как демон, лохматого почти деда Кайден превратился в по-прежнему мрачного, как демон, но зато побритого и подстриженного молодого человека.

Лучник запустил пальцы в волосы, провел по ним, примеряясь к новой длине, а потом молча стряхнул остатки обрезков с плеч и потянулся за рубашкой.

— Ты знаешь, почему директор Паскветэн попросил именно меня тебя сопровождать? — я все-таки не выдержала и задала один вопрос в лоб, отчаявшись подобраться хоть на волосок окольными путями.

— Да. — Кайден на меня даже не взглянул. — Редкий дар. Целительница душ, так он сказал. Считает, что ты можешь мне помочь.

— Ты так не думаешь?

Лучник подхватил со скамьи выданное кладовщиком добро.

— Я не думаю, что мне вообще кто-либо может помочь.

— Тогда зачем?.. — Я осеклась не в силах выбрать один из вариантов — зачем соглашаться на мое участие или на учебу, которая совершенно очевидно не особенно его манит? Зачем приезжать в школу?

Он бросил на меня короткий взгляд, который, отражая ясное небо и солнце, сверкнул вдруг пронзительной голубизной.

— У меня есть свои причины. В любом случае, какое тебе до них дело? Я обещал, что буду во всем тебя слушать. И буду. Делай, что считаешь нужным.

Я раздосадовано прикусила губу. Такая постановка вопроса меня категорически не устраивала. Нет, «я буду во всем тебя слушать» — это, конечно, обнадеживает! Но это не то, что мне нужно.

— Ладно. — Я сдалась. — Ты, наверное, устал с дороги. Отдохни до обеда — он через два колокола. Я за тобой зайду и покажу, где столовая.

Кайден скупо кивнул и зашагал прочь.

На занятие по истории возвращаться уже смысла не было, зато я попала на травоведение наставницы Невены, вещавшей нам сегодня о крайне полезных свойствах мха, являющегося прекрасным средством борьбы с различными видами кашля. И поскольку вторая часть занятия была отведена под практику — приготовление поочередно чая и двух видов отвара — я уже предвкушала, как одноклассники будут коршунами бросаться на тех несчастных, кто посмеет кашлянуть в их присутствии.

Кайден открыл мне дверь после первого же стука. То ли так и не поспал, то ли проснулся от колокола. А до столовой мы дошли в гробовом молчании, которое по мере приближения к храму пищи, отнюдь не означало тишину.

— Особых правил, как садиться нет, — пояснила я, пока мы спускались по лестнице к уже толпящимся под закрытыми дверями ученикам. — Но все в основном кучкуются по факультетам. Если хочешь, познакомлю тебя с боевиками. А нет — пообедаем вместе. Кстати, вон твои стоят, в куртках. У них, наверное, совместные практические с демонологами были. Одни призывали, другие выдворяли… — я подумала, и добавила: — Наставники плакали.

Шутка с долей горькой правды оценена не была. Я оглянулась — Кайден смотрел на толпу учеников тяжелым взглядом, и энтузиазма от грядущей встречи с одноклассниками явно не испытывал. А с другого конца коридора мне махала Нольвенн с братцем. Мы всегда ели вместе, но теперь я засомневалась, стоит ли навязывать лучнику новые знакомства. Лучше дать ему немного времени освоиться.

— Подожди минутку, я сейчас вернусь, — протараторила я и поспешила к подруге, чтобы все ей объяснить.

Но не успела я проделать и полпути, как воздух вдруг взрезал вопль боли. Я обернулась — и со всех ног кинулась обратно, разглядев чудную картину: Андер, один из демонологов, согнулся в три погибели и выл, а мой стукнутый на всю голову (теперь-то диагноз я могла поставить точно!) подопечный пальцами ему в шею впился, будто вот-вот позвонки свернет!

Я сама не заметила, как оказалась рядом. К счастью, разнимать драку не пришлось — Кайден уже отпустил своего противника, точнее, отпихнул его к приятелям. А вот теперь самое время вмешаться, а то, кажется, стороны горят желанием продолжить ссору!

Одним слитным движением я шагнула к Кайдену и положила ладонь ему на запястье. Спокойствие. Я спокойна. Пальцы сжали мужскую руку не сильно, не слабо, а так, чтобы он полностью ощутил мое прикосновение. Тепло кожи и мое присутствие. Не более. Не менее. Я на него не взглянула даже, не сказала ничего, но это было и не нужно. Одного движения достаточно было, чтобы присутствующие поняли — он со мной, а Кайден вспомнил, что он, вообще-то обещал слушаться. А я смотрела сейчас только на демонологов.

— Ребят, а что тут происходит? — доверчивого удивления, благожелательности и готовности всех и вся сейчас же вылечить в моем голосе было примерно поровну. Не знаю, что из этого подействовало, но враждебности в позах поубавилось, и напряжение, вроде, пошло на спад. Ну и хорошо, может, еще и миром разведу…

— Этот… — Ренану, второму демонологу, цензурных слов не хватило, и он прибавил пару нецензурных, — Андеру чуть шею не свернул!

— Да я видела, — простодушно отозвалась я. — А что случилось-то?

Они недоуменно переглянулись.

— Толкнул, — отозвался Андер, пытаясь на ощупь разобрать, сколько там у него позвонков в шейном отделе — семь, как положено, или кой-чьими стараниями теперь на один меньше?

Кажется, позвонков было все же семь. И слава Бригите4!

— Кто кого? — так же наивно допытывалась я.

Сама же в это время пыталась «прочувствовать» стоящего рядом пациента. Физический контакт облегчал дело — еще и поэтому я не отпускала руку Кайдена. Ну, и опасалась, что он снова кого-нибудь стукнет, не без того. Агрессия в нем пошла на спад, оставив после себя разочарование, раздражение, недовольство собой и слабое сожаление. Пошла на спад — но не исчезла, так и осела на самое дно восприятия тягучей лавой, раскаленной магмой. Кажется, это состояние, которое всегда при нем… Мысленно сделав себе пометку — «Выяснить, врожденное это или следствие травмы, важно!» — я вернулась к разговору.

Выяснилось, что толкнул все-таки демонолог, а потом пошутил, а потом… «А потом» я видела, так что быстренько разговор свернула, рассыпавшись в извинениях-заверениях, и отпустив запястье подопечного, ухватила его за рукав, будничным и совершенно спокойным тоном, без следа той девочки-ромашки, что только что говорила с демонологами, сообщив ему:

— Обед с боевиками отменяется.

И, насмешливо взглянув на недовольного и даже слегка виноватого на вид спутника, добавила:

— Пойдем, о системе наказания нарушителей порядка расскажу.

Остаток дня прошел, к счастью, без приключений. Мы пообедали под мои разглагольствования о правилах и приличиях, после отправились на полную экскурсию по школе с указанием, где у Кайдена завтра какие занятия, а потом разошлись по комнатам. Лучник сказал, что не голоден, на ужин не пойдет и хочет лечь пораньше.

И вот я сидела, сосредоточенно втирала в волосы теплое льняное масло, и думала о новеньком. Приживется ли? У нас здесь все-таки место непростое. И школяры тоже не все обычные люди, даже для магов.

Взять, к примеру, мою подругу Нольвенн. Она из двойни. А наши суеверные селяне считают, что если женщина рожает близнецов — то второй ребенок подкидыш5. Ну, и заявили, что отец детишек — фейри. Лучше бы вспомнили, кто их мать, идиоты.

Мама Нольвенн — ведьма. Причем натуральная, деревенская, из тех, кто топнут, подмигнут, пальцы особым образом сложат — и готово. Не всякий образованный маг успеет проклятие снять. Словом, дважды отводила она от своего дома людей — а на третий вышла да спросила, чего мол вам, люди злобные, у моих ворот понадобилось? Они ей и предложили отдать сына по-доброму. Мол, дочь, старшая — та от человека, а сын, младший — Зло от Зла. Дали ей время до заката подумать. Ведьма тогда подумала, поняла, что миром уже не разойдутся, плюнула и вместе с детьми ушла. Никто так и не понял, как сумела незамеченной выскользнуть.

Она-то ушла, а плевок — остался. Так с тех пор в той деревне куры не несутся, молоко скисает, а опара падает. Люди мага позвали, чтобы проклятие снял — а он посмотрел и сказал, что сделать ничего нельзя. Что ведьма земле пожаловалась, земля ее сторону приняла, и ведьма была в своем праве. Так что, только ждать — лет через десять-пятнадцать само пройдет. Ну, или можно в этом месте выжечь все, чтобы земля умерла — но тогда она и вовсе родить не будет…

Нольвенн рассказывала, что те люди их мать потом искали, хотели просить вернуться и порчу снять — да только злопамятная она, их мамка. Так они ее и не отыскали. А как исполнилось близнецам по шестнадцать, так и выставила их мать за порог с котомками и наказом идти в школу магов, и пока не выучатся — не возвращаться. Ну, а когда выучатся — то и вовсе незачем. Вот такие они, деревенские ведьмы. Подружка моя уверяла, что они с братом от матери ведьмовства не унаследовали, и сила у них самая обычная, магическая. Вот только я пять лет с ней жила в одной комнате, и могла бы кое-что порассказать. Если бы, конечно, хотела.

Я снова провела ладонью по волосам, изучила горсть — там осталось всего два волоска. Волосы у меня хорошие. Длинные, но пушистые, легкие. Здоровые, ухоженные. И цветом, и густотой похвастаться можно. Я принялась массировать кожу на голове, втирая в нее и в корни целебное масло. Бадейка с теплой водой стояла тут же — смыть после.

Мысли от Нольвенн, которая, кстати, пока так и не вернулась в общую комнату, снова скакнули к новому моему подопечному. Странный он все-таки. Вроде бы, разговаривает. Шутит даже порой. А сквозь это лицо, как сквозь маску, видна бесконечная усталость. И лес… Я ведь не зря обеспокоилась, как он приживется в школе. Он на лес сегодня из окна смотрел… Как на противника, на врага. Не подберу точное слово, но на тех, с кем собираются жить в мире и согласии, так не глядят. А у нас здесь ведь Нольвенн с братцем — совсем не самые странные, кого можно встретить. Среди наших учеников и потомки фейри есть. Не полукровные, но и этого хватает, чтобы среди людей их побаивались и не любили. А Кайден… По нему видно, что он из таких людей, которые, собравшись уходить за грань, совсем не откажутся прихватить с собой побольше тех, кого сочтут врагами.

Я прочесала пальцами пряди, завернула их в узел и повязала старый платок. Истрепанный, выцветший, не раз штопанный, он потому и не был еще выброшен. Растирая в каменной ступке листья петрушки, смешивая зеленую кашицу со свежей простоквашей, намазывая смесью лицо, я все крутила мысли, как бы подобраться к подопечному поближе. Директор Паскветэн потребовал от него терпеть меня рядом — и он терпит. Даже, до некоторой степени, слушается. Но мне-то нужно не то. Мне нужно, чтобы ему хорошо рядом со мной было, спокойно. Прохладная маска легла на нос, скулы — везде, где отметились злокозненные веснушки. А я легла на кровать.

Надо будет его в лес вывести. Представить Брейдену. Это важно. Лес студентов школы и так узнает, и не тронет без веской причины, но представить будет все-же надежней. Подношение сделать. Показать, кого и как можно, в случае нужды, о помощи попросить. Провести в несколько хороших мест и посмотреть какое его примет. Тут надо подумать, куда вести, а куда пока не стоит. Это — обязательно. А дальше — как пойдет. Если хорошо сложится, то отведу его, пожалуй, к реке. Поляна с корягой у старой ивы — мое место, там мне думается хорошо, и многое лучше видится. Там мне больше удается. Просто полежим, помолчим… А текучая вода на мирный лад настраивает, дурное настроение уносит.

Еще…

Негромкий скрип выдернул меня из мыслей. Нольвенн вернулась. Она проскользнула сквозь узкую щель, тихо прикрыла дверь — и только тут заметила, что я не сплю. Подружка перестала стараться двигаться бесшумно, рассмотрела меня и цокнула языком, восхищенно закатила глаза — красавица! Змея у меня подружка. Я не выдержала, заулыбалась. Спрашивать, где она была, не стала — и так знаю, что на гулянии.

— Ты чего не пришла? Мы тебя ждали, — Нольвенн присела на свою кровать, и начала снимать украшения. Браслет с левой руки отправился в шкатулку, следом за ним — кольца. Подруга склонила голову, принялась вынимать из ушей массивные серьги с подвесами.

Я встала и налила немного теплой воды в чашку.

— Некогда было. Возилась с директорским подарочком.

Нольвенн понимающе улыбнулась:

— И как?

— Все живы, — бодро возвестила я о своих успехах и принялась тщательно смывать подсохшую простоквашу с лица.

Магичка негромко рассмеялась и сочувственно посоветовала:

— Подпои его успокоительным, а то он это упущение быстренько исправит!

Я осуждающе взглянула на нее, уткнулась в полотенце и оттуда возмущенно фыркнула. Смешно ей! Нольвенн хихикнула:

— Не сердись, давай лучше, я тебе воды полью!

Размотав полотенце и прочесав пальцами волосы, я снова склонилась над тазом. Теплая вода полилась струйкой на макушку. Я зачерпнула из широкой плошки мыльной смеси, смазала волосы, вспенила как следует, и Нольвенн снова полила воду из кувшина.

— Ну и рожи сегодня были у наших, когда твой больной Андера скрутил!

Я против воли тоже улыбнулась — не дает ей покоя новенький! Но вот ведь, шальной — не побоялся один против всех ввязаться.

И справился же…

— И практически, одной рукой скрутил! — продолжила развивать полюбившуюся тему подруга.

— Ну, прям уж, одной… — Я старательно смывала масло. Теплая водичка приятно грела затылок.

— Не придирайся, — отмахнулась Нольвенн и мечтательно добавила: — Какие у него сильные руки…

— Так ведь лучник, — рассудительно отозвалась я, промокая вымытые до скрипа волосы полотенцем.

— И какие плечи! — Подруга с урчанием закатила глаза.

— Так ведь лучник!

— А какая спина — м-м-м!

— Нольвенн, сходи на свидание, — душевно посоветовала я, и посмеиваясь, увернулась от подушки, брошенной в меня возмущенной магичкой.

А сама против воли вспомнила, как сегодня днем рассматривала ту же самую спину и плечи… Ну, посмотреть и правда есть на что! И, отогнав неуместные мысли, принялась убирать последствия своих прихорашиваний — ступку с пестом тщательно вымыть, воду слить в ведерко, утром вынесу, таз ополоснуть и поставить на стул — соседке пригодится.

Нольвенн начала распускать шнуровку платья на груди, тихо улыбаясь, и я засмотрелась на нее.

Она ведь откровенно некрасива. Лицо резкое, хищное. Черные косы — густые, блестящие, красивые. Но в складке губ, в разрезе глаз, горбинке носа есть что-то жесткое. И черты, по отдельности вроде бы приятные, вместе не порождают гармонии. Фигура, хоть и хороша — да вот беда, прихрамывает подружка. У Нольвенн отталкивающая внешность — что есть, того не отнять. Но держит себя подруга так, что через час об этом уже не помнишь. И изъян видится изюминкой. Живость характера, сильный стержень, вера в себя и умение подать как достоинства, так и недостатки, перекрывали непривлекательное лицо.

Поклонников у нее было полно — мужчины вокруг вились. Соперничали между собой за ее внимание, и тем самым подхлестывали друг друга. Нольвенн, хорошо зная как свои сильные стороны, так и слабости, не обольщалась этим вниманием, и частенько, насмешливо кривя сочные губы, приговаривала, что много — не всегда хорошо. И гоняла их, не скрываясь. Язвила. Особо навязчивым и вовсе сурово перепадало, в гневе Нольвенн бывала страшна. И все равно, я частенько ловила провожающие ее взгляды. Завидовала, конечно, порой — меня-то так не добивались. И уж если я говорила «нет», пороги потом не обивали и не старались завоевать. А вот Нольвенн могла так взглянуть, что несчастный чуть не замертво падал. Но не уходил.

Завидовала я, правда, как-то не всерьез. Не надо мне этого. Не тот у меня характер, чтобы душевный покой на круговерть поклонников сменить. Их ведь еще осаживать надо, следить, чтобы не переубивались, сортировать — словом, содержать хозяйство в порядке. А я не Нольвенн, мне это в тягость. И представив себя на месте подруги, содрогалась.

Под фырканье купающейся соседки, я вернулась мыслями к Кайдену.

Обязательно надо распорядится на кухне директорским именем, чтобы ему в миску клали больше овощей. И зелени. И… Главное, чтобы тут он сам не взбрыкнул. А то заявит, что мужская еда — мясо, и уговаривай его потом…

А если серьезно, то все это полумеры. И лечить его, пока он не захочет со мной говорить, не получится. Но торопиться нельзя. Поспешу — оттолкну. Лучшее, что я могу для его выздоровления сделать — запастись терпением и ждать…

Я скинула через голову простое домашнее платье, натянула ночную сорочку, и скользнула в постель.

— Сладких снов, Нольвенн.

— Сладких снов, Шела.

* * *

Багрово-алая вспышка. И крик. Дикий, животный, ввинчивающийся в мозг. То ли мой собственный, то ли чей-то еще. Хочется заткнуть уши, но нечем. Рук нет. Да и тела нет тоже. Вместо него только жгучие языки пламени, пляшущие вокруг, тонущие в алых сполохах. И крик. Крик. Крик.

Боги милостивые, да заткните вы уже его!!!

«Сдавайся… покой… тишина… сдавайся… сдавайся… сдавайся…»

Я рывком подскочил на кровати, больно ударившись плечом о стену. Тело горело, сердце тараном билось в грудную клетку, с носа капал пот, меня всего колотило крупной дрожью, а в раскалывающейся на две половины голове все еще звучал эхом отчаянный крик, вперемешку с навязчивым шепотом. Стоило закрыть глаза, как перед ними снова поплыли багровые пятна. Я уронил голову на ладони, с силой стискивая виски, будто надеялся таким образом удержать ее от разваливания.

Спокойно. Спокойно. Вдох. Выдох. Вдо-ох. Вы-ыдох. Медленнее. Еще медленнее.

Еще.

Мне, как всегда, сложно было сказать, сколько времени прошло от момента пробуждения до того, как сердце наконец выровняло ритм, тело вновь стало послушным, а в голове воцарилась звенящая тишина. А еще все чаще мне казалось, что этот момент может и не наступить.

На несколько мгновений я рухнул обратно на кровать, продолжая медленно и глубоко вдыхать свежий ночной воздух, льющийся в комнату из открытого настежь окна.

Мысли упрямо хотели вернуться к прокручиванию в голове жуткой картинки и страшного крика, но я отчаянно сопротивлялся. Нет. Нельзя. Надо думать, о чем-то хорошем. О чем-то светлом. Беда только, что светлых воспоминаний с каждым днем становилось все меньше и меньше. Они блекли и теряли силу.

Я поднялся с кровати и подошел к окну, тяжело опершись руками на подоконник. Выделенная мне комната была на четвертом этаже с видом на лес. Хотя, сдается мне, в этом замке мало комнат, где можно скрыться от этого вида. Черная громадина, простирающаяся до самого горизонта, слегка посеребренная неярким светом молодой луны. Брейден. Вот уж никогда не думал, что меня занесет к границам этого древнего чудища. Впрочем, если в моей жизни и были какие-то планы, судьба виртуозно пустила их коту под хвост.

Стоп. Светлое. Думать о светлом.

Здесь тепло. У нас в Равене даже в разгар лета, как сейчас, редко выпадали действительно жаркие дни и солнце редко грело так, как сегодня, когда я сидел на скамье во дворе. От теплых лучей, касающихся кожи было почти щекотно. Как и от прикосновений лекарки, копошившейся в моих волосах. Одни боги знают, чем она там поначалу занималась — уж точно не стригла — но одергивать и поторапливать ее желания не было. Тонкие пальцы перебирали пряди, чуть дергали расчесывая, и от этого кожу приятно покалывало, а в голове становилось на удивление легко и пусто.

Лекарка. Рыжая. У нас таких считали ведьмами, но здесь, южнее да еще и рядом с морем, которое вовсю бороздили корабли «огненноволосых» иртов такая масть, наверное, редкостью не была. Да и глаза у нее совсем не сияют изумрудным ведьминским огнем. Обычные, карие. И веснушки на носу.

Сколько ей лет? Девятнадцать? Двадцать? Может, и чуть больше — взгляд цепкий, серьезный. Взрослый. Только я в свои двадцать пять все равно себя рядом с ней ощутил чуть ли не замшелым стариком. Ощущение было противное, оттого и захотелось себя в порядок привести.

Целительница душ. Я хмыкнул. Что именно это значит, директор так внятно и не объяснил, но одно я знал точно — душа моя в исцелении не нуждалась. С ней, слава богам, все в полном порядке. Вот голову бы подлечить не мешало, но там, где уже несколько веков не могут найти решение лучшие маги и целители всего мира, неужто совладает зеленая девчонка-недоучка? Будь у нее хоть тысячу раз редкий дар.

Нет, надеяться на него я не буду. Пока что справляюсь сам. А там найдется кому справиться…

Вспомнилась сегодняшняя стычка у столовой. Вот, где я действительно облажался. Но кто бы мог подумать, что черный балахон, едва задевший меня плечом и ляпнувший какую-то невинную шутку, так живо воскресит в памяти день штурма Зубастого замка и проклятую фигуру на его стене.

Кровь ударила в голову моментально, и я даже не помнил, что ответил — но ответил резко и зло, с приятной улыбкой. Мальчишку словно кнутом стегнуло. Он шагнул на меня — и буквально налетел на мой кулак, впечатавшийся в его живот. Щенка согнуло пополам, и я впился пальцами в его шею сзади, чуток пониже затылка. Второй рукой перехватил, завернул за спину его руку — а не пытайся колдовать, гаденыш! — и сжал кисть в том месте, где рука переходят в ладонь. Сильно сжал, болезненно. Потянул немного на себя за шею, надавил на запястье, одновременно заставляя противника выпрямиться, прочувствовать свое полное поражение и прикрываясь им от его приятелей. А то, мало ли, вдруг им в голову придет воспользоваться магией и численным преимуществом?

Один из компании чернобалахонистых все же дернулся было сделать пасс ручонками — и я просто и доходчиво «перекатил» в своей руке тонкие косточки чужого запястья. Пленник взвыл от боли — и его дружки разом растеряли пыл…

Я поморщился, провел ладонью по лицу, чуть сдавив все еще ноющие виски. Вспоминать об этом было неприятно. Молодец, наемник, ничего не скажешь. Силен! Сорвался на малолетних щенков — у них ни опыта еще, ни сил, ни хрена.

Если бы не Шела… не сжавшие запястье пальцы, не ровный, спокойный, излучающий доброжелательность голос…

По крайней мере, она не дура и панику разводить не стала. Как и читать мне нотации на тему «ай-яй-яй, Кайден, ты такой нехороший мальчик». А лекция о том, что у них здесь считалось наказаниями, меня только позабавила.

В лесу, на который я продолжал бездумно пялиться, вдруг начали один за другим загораться разноцветные огоньки. Они вспыхивали то там, то здесь, танцевали светлячками, манили, кружили голову, звали за собой, обещая что-то прекрасное и неведомое.

Я фыркнул и отошел от окна. Не на того напали. Только развлечений и опасных игр с шаловливыми фейри мне для полного счастья не хватало.

Глава 2

Небо сегодня хмурилось. Белесая монетка солнца едва проглядывала сквозь серую хмарь, а распластавшиеся до самого горизонта облака то и дело одаривали всех желающих и не очень мелкой моросью, изредка переходящей в настоящий дождь. Кого-то такая погода, возможно, и не радовала, а вот боевики, наверняка, пребывали от нее в восторге. Они отродясь не сидели за конспектами, лекции если и выслушивали, то только затем, чтобы пойти тут же отрабатывать их на практике, а еще каждый день в любую погоду с утра их выгоняли на полигон для закрепления пройденного накануне и ранее материала.

Ну и просто, чтоб не расслаблялись!

Так что мы, целители, в чьи обязанности входило посменное дежурство на этом самом полигоне, из первых рук знали, какое это сомнительное удовольствие — швыряться огнем, от оного уворачиваться, бегать, прыгать и валяться в пыли в частенько безжалостный даже по утрам летний зной. Уж лучше дождь.

— Ой, смотри, а вон и твой новенький! — жизнерадостно отметила Лоана, с которой мне сегодня выпало следить за тем, чтобы первокурсники факультета боевой магии благополучно дожили до следующего занятия.

«Новенький» Кайден, прославившийся на всю школу благодаря короткой, но на диво яркой стычке с демонологами, быстро стал еще и «моим» среди всех знакомых. Можно подумать, мы по собственной доброй воле вместе столько времени проводим!

— Не мой он, — недовольно буркнула я в который раз. Определение меня не смущало, но напрягало. Не хватало еще, чтобы его услышал сам Кайден. Интуиция подсказывала мне, что такую принадлежность он вряд ли расценит положительно.

Боевики высыпали на полигон кучно, о чем-то переговариваясь, и лишь лучник держался чуть в стороне, выделяясь из толпы не только светлой макушкой. Я тихонько вздохнула — послали же боги упрямца. Ну что ему стоит быть хоть чуточку поприветливее! Ведь мог бы, я же чувствую!

К тому времени, как наставник Одран пояснил ученикам цели и задачи урока, небо разродилось не только мелкой моросью, но и полноценным дождем, часто заколотившим по крыше навеса, под которым сидели мы с Лоаной. Я снова вздохнула и тайком выудила из кармана одну из запасенных заранее морковок. Завтрак завтраком, а наблюдать за зрелищем всегда интереснее с «хлебом».

А зрелище предстало то еще!

Сегодня боевики работали с огнем. Яркие вспышки, ревущие клубы пламени, расплескивающиеся по мишеням, огненные круги, отчаянно шипящие под льющимся с неба водопадом, стелющийся по земле пар…

Темные кожаные куртки — отличительный признак боевиков — служащие своего рода легким доспехом, намокли и заблестели. Вода стекала с облепивших головы волос, по лицам, превращала ровную землю под ногами в грязевое месиво. Сила звенела в воздухе, от нее, как и от вида, перехватывало дух. И не даром, ох не даром, эти дежурства были одной из повинностей, которую будущие целительницы не торопились избегать.

А Кайден справлялся ничуть не хуже других. В чем-то даже и лучше. Не зря директор Паскветэн упоминал про очень сильный дар. Лицо из мрачного сделалось просто сосредоточенным, кажется, происходящее его хоть немного, но заинтересовало.

Когда от простой отработки заклинаний на мишенях боевики перешли к поединкам, я все же заволновалась и вгрызлась в морковку куда активнее, не обращая внимания на смешливый взгляд однокурсницы.

Противники обменивались парой-тройкой ударов и потом, по знаку наставника, менялись. И первые три прошли без особых происшествий. Одному из первокурсников, имя которого я узнать еще не успела, слегка задело ногу, но мокрая ткань защитила от огня не хуже доспеха, и наставник махнул рукой, подскочившей Лоане, чтобы сидела на месте.

А потом все случилось как-то внезапно и очень стремительно.

Когда был подан очередной знак для смены партнера, боевик, стоявший напротив Кайдена успел погасить заклинание, а вот лучник — нет. Не ожидавшего такой «подлости» парня швырнуло наземь врезавшимся в грудь шаром, да еще и протащило по грязи. И на всеобщую беду у пострадавшего сыскался друг-заступник.

Удар пришелся Кайдену в спину, заставил его всего лишь пошатнуться и наверняка был просто намеком — эй, поосторожнее будь! — но этого было достаточно для того, чтобы у моего подопечного сорвало крышу.

Резкий разворот и удар. На этот раз чистой, неразбавленной магией, а не кулаками. Он пришелся на выставленный щит — парень оказался не промах. А дальше уследить за тем, кто и что делает у меня уже не получилось. Кажется, вмешался еще кто-то, вокруг все загрохотало, засверкало, запылало. Лоана вцепилась в мою руку, и я не столько услышала, сколько заметила, как шевельнулись ее губы, шепнув имя Бригиты.

Чтобы остановить этот хаос наставнику Одрану потребовалось не так много времени. Злющий, как демон, он быстро раскидал сцепившихся магов в разные стороны, кого-то удержали друзья-однокурсники.

Я схватила лежащую под боком сумку со снадобьями и лекарскими принадлежностями и кинулась к пострадавшим, пытаясь отыскать взглядом среди измазанных в грязи первокурсников Кайдена, но учитель возник на моем пути, как из-под земли.

— А ну-ка брысь! — сурово рявкнул он. — Потом остолопов осмотрите, чай от ран не помрут, если только от дурости!

После чего он повернулся к нам с Лоаной спиной, тут же про нас забыв.

— Так! Ты, ты, ты и ты, четыре круга по полигону бегом. Кто придет вторым-третьим-четвертым — еще круг. Живо-живо, шевелитесь! Вы сюда не на девок глазеть пришли!

— Но наставник, он первый начал…

— Пять кругов! Бего-ом… марш!

Кайден подчинился самым первым. То ли чувствовал за собой вину, то ли сыграла военная привычка подчиняться приказам, которой у его сокурсников пока еще не выработалось. Однако остальные его быстро догнали и вырвались вперед.

Я сначала заволновалась — может он пострадал куда серьезнее, чем оценил наставник и ему помощь требуется прямо сейчас, а не когда он свалится в грязь без сознания? Но нет, судя по размеренным движениям, ровному темпу, он просто не стремился стать первым и закончить наказание, как можно быстрее. Сомнительное удовольствие месить грязь под дождем для него, кажется, было не таким уж сомнительным.

В итоге, когда он, наконец, добегал свое, весь курс уже давно вернулся к занятию, а Лоана, треща, как сорока, заговаривала зубы последнему пострадавшему, который по сути был первым, ибо с него то все и началось. У парнишки был сильнейший ушиб грудной клетки и лично я подозревала еще и трещину в ребрах.

Наставник, едва глянув на подошедшего к нему с отчетом о выполненном задании лучника, махнул в мою сторону, и я вздохнула — таки царапинами не отделался.

И еще как не отделался!

Куртка и рубашка на левом плече свисали обгорелыми лохмотьями, а сквозь них просвечивала красная воспаленная кожа, уже наливающаяся волдырями. К тому же он еще и прихрамывал.

Мне захотелось застонать — ну вот куда несет этого недоумка, когда он даже щит нормально поставить еще не может?

— Садись, — тем не менее, спокойно произнесла я, указывая на лавку. Совершенно очевидно — нотации здесь не помогут, так чего зря воздух сотрясать? — Ожог сильный… очень больно? Могу настойку корня мандрагоры дать, она…

— Не надо, — процедил лучник сквозь зубы, не глядя на меня.

— Ну и… терпи! — в свою очередь фыркнула я, проглотив куда менее профессиональное «дурак!». — Мне нужно снять с тебя куртку и рубашку, чтобы обработать рану.

Кайден потянулся к завязкам горловины и тут же прошипел сквозь зубы сдавленное ругательство. Ожог, омытый и смягченный холодным дождем начал давать о себе знать жгучей болью, усиливающейся от малейшего движения.

К счастью, помимо отказа от обезболивающего, отбрыкиваться от моей помощи лучник больше не стал. В три руки мы кое-как стащили с него одежду, и все это время он не переставал проклинать все на свете такими цветастыми оборотами, от которых у меня зубы сводило. Я представила, что начнется, когда я стану наносить мазь на ожог и содрогнулась. А потом, не придумав ничего лучше, нашарила в кармане еще одну морковку и, подгадав момент, сунула ему в рот.

Кайден поперхнулся очередным ругательством.

— Свежая морковь очень хорошо помогает от ожогов! — наставительно отчеканила я в ответ на изумленный взгляд.

— При приеме внутрь? — крайне скептически хмыкнул лучник, тем не менее с хрустом откусив от «затычки».

— В том числе, — соврала я, и глазом не моргнув. А что? Убью одной стрелой двух зайцев — и заткну, и полезным для здоровья овощем накормлю!

Веры в серо-стальном взгляде не прибавилось, но морковка оказалась вкусной.

Я сунулась в сумку за мазью на основе еловой живицы, свиного нутряного сала и пчелиного воска.

— Всегда задавался вопросом, — процедил Кайден, когда я начала наносить мазь. — Почему все маги как маги — дунул-плюнул и чудеса, а целители без своих вонючих гадостей ничего и сделать толком не могут.

Я от его слов сбилась с неслышного речитатива заговора и сила, накопленная на кончиках пальцев, смешивающаяся с мазью, в разы усиливающая ее целебное воздействие, бездарно рассеялась в воздухе.

— Потому что ломать не строить — раздосадовано буркнула я. — От ваших дунул-плюнул вон что получается. — Я кивнула на ожог. — Крушить все вокруг — большого ума не надо. Поэтому боевики и учатся три года. А целители — восемь.

Я замолкла на какое-то время, а потом не удержалась и прежде, чем начать заново заговаривать рану, проворчала себе под нос:

— И никакие они не вонючие!

Раздавшийся следом хруст морковки отдавал отчетливой насмешкой.

Сила лилась прохладным ручейком, осторожно касаясь обожженной кожи, помогая ей восстанавливаться в разы быстрее. Она смешивалась с терпко пахнущей сосновым лесом мазью, и та отдавала всю свою целебную силу без остатка. У обычной травницы лечение такого ожога заняло бы не менее недели регулярного ухода. Кайден же, сняв повязку послезавтра, обнаружит лишь небольшое покраснение.

Вот вам и какой от вас толк!

Я продолжала мысленно пыхтеть и бубнить, перевязывая его плечо, когда к нам подошел наставник Одран.

— Ну, что там?

— Все нормально, — мгновенно отозвался лучник.

— Не тебя спрашивают! — осадил его мужчина.

— Ничего страшного, — отозвалась в свою очередь я, затягивая узел бинта. — Пару раз сменить повязку — и следа не останется.

— Отлично, я сообщу наставнице Мадален, пусть отметит это в твоей противоожоговой практике. А вот ты, — он повернулся к Кайдену. — Незачет. Дополнительные занятия по контролю силы и пересдача через неделю. Давай, шуруй обратно на поле, хватит рассиживаться. Поработаешь над щитом пока, для этого и одной руки хватит.

Лучник подчинился без возражений, на лице не отразилось ни малейшего недовольства даже когда пришлось натянуть обратно мокрые и драные рубашку и куртку, хотя приятного в этом, очевидно, было мало. И уже поднявшись, и сделав шаг вслед за наставником в сторону продолжающих занятие однокурсников, он обернулся и посмотрел на меня.

— Спасибо.

То, что к пациенту нужно искать дополнительные подходы, мне было ясно давно. Вот только какие — в голову не приходило. Кайден вежливо, но твердо пресекал мои попытки расковырять его скорлупу, и чем дальше, тем больше казался мне похожим своим непрошибаемым упрямством на осла, которого силой никуда не сдвинешь. А я все не могла подобрать достаточно заманчивую морковку, чтобы подвесить ему перед носом.

И вот пару дней назад, во время беседы с директором Паскветэном, меня осенило. На следующий же день я подкараулила Кайдена после ужина, собираясь хитростью и уловками вытрясти из него обещание показать мне, как он стреляет из лука — ведь я же видела, насколько бережно он относится к оружию, даже в школу с собой привез, хоть тут ему оно не особенно и нужно. Ведь не может это не иметь причин?

К моему разочарованию, хитрость с уловками не понадобились. Стоило мне затронуть эту тему — и подопечный сам признался, что да, ему не хватает постоянных тренировок, но на глазах у всей школы не хочется, не любит он, когда на него толпа народу пялится, и вообще…

Ах, как же была права наставница Мадален, когда говорила нам, что главное — понять, чего хочет человек, и тогда он сделает все, чего хотите вы! Я прямо предложила:

— Кайден, а если я покажу тебе подходящее место — ты покажешь мне, что такое эта ваша стрельба из боевого лука? Ведь один человек — это же не толпа, верно? — я заискивающе заглянула в прозрачные светло-серые глаза.

Он хмыкнул, окинул меня понимающе-оценивающим взглядом и согласился.

Хорошую поляну я знала давно — просторный прогал, чуть вытянутый в длину. Тихое место, куда можно пройти не через главные школьные ворота, а сквозь неприметный лаз в ограде. Школяры здесь бывали редко — компании для гулянок выбирали места ближе к реке и дороге, парочки для свиданий искали уголки поукромнее. То, что надо нелюдимому одиночке для любимого занятия. К ней я и вывела своего несговорчивого подопечного.

Лес здесь словно расступился, давая солнца и простора траве, выкинувшей к середине лета колоски. Сухостоина на дальнем конце поляны, теперь уж и не разберешь, что это раньше было, все еще не упала. Обомшелую корягу, что раньше красовалась чуть ли не в самом центре, кто-то перетащил ближе к границе деревьев. А прямо между двумя мертвыми деревьями, ближе к краю, красовался пень, обросший пестрыми поганками. Я пристально вгляделась в него, потом еще раз обвела взглядом место — все в порядке. Хорошо.

Осталось выяснить, подойдет ли она моему подопечному из его профессиональных, стрелковых соображений — но если и нет, то поискать еще что-то мы всегда успеем. Брейден велик, и человек знающий всегда найдет здесь то, что ему нужно. Я посторонилась и пропустила Кайдена вперед:

— Смотри, как тебе?

Лучник, в отличии от меня, долго рассматривать поляну не стал — мазнул взглядом, и приговорил:

— Отлично.

Деловито бросил куртку на корягу, куда аккуратнее пристроил туда же колчан с луком и стрелами, и принялся мерить поляну шагами.

— Ты только в живое дерево не стреляй, ладно? — спохватилась я. — А то мало ли. Брейден — место не простое…

— Я помню, Шела. — Лучник насмешливо сверкнул на меня глазами. — Ты говорила.

Говорила. А еще сама привела на опушку в урочный час и, положив свои руки поверх его, прошептала положенные слова, разломила жертвенный хлеб. Сама вынула пробку из сушеной тыквы, полной молока и, пролив в лесную траву треть, просила лес взглянуть на этого человека и не вредить ему — если, конечно, он сам не навредит лесу. После я отдала сосуд Кайдену, бдительно проследив, чтобы он отпил не менее трети, запивая свою половину краюхи. Оставшуюся часть подношения мы положили на прогретый солнцем валун, и, постояв немного в тишине, развернулись и ушли. Не оглядываясь.

Все было сделано по правилам, и Кайден тщательно следовал моим объяснениям, но меня так и не оставило ощущение, что он все же не совсем понимает, в какое место явился. А потому, я на всякий случай повторила ему:

— В мертвое дерево, Кайден. Хорошо?

И смотрела на него требовательно и серьезно до тех пор, пока он не дернул углом рта:

— Хорошо.

Я удовлетворенно кивнула, уселась на корягу, и потянула к себе небрежно брошенную лучником куртку. Сложила и пристроила себе на колени.

Кайден взял оставленное возле меня оружие, застегнул на талии пояс с колчаном, достал из чехла лук, расписанный быками и журавлями Эзуса, воина и покровителя воинов. Придирчиво осмотрел. После вынул тетиву, пропустил сквозь пальцы, проверяя, не отсырела ли? Цела ли?

Убедившись, что снасть в порядке, он зацепил петельку на одном конце тетивы за один из рогов, упер его в землю, и надавив своим весом, согнул тело лука, ловко зацепил еще одну петельку за второй рог. Снова осмотрел свое оружие.

Я смотрела на Кайдена, и едва ощутимая улыбка сама собой касалась моих губ.

Я люблю то чему учусь, то, чем буду заниматься всю жизнь, зарабатывая себе на хлеб. Мои таланты больше касаются собственно целительства, милостивая Бригита не отмерила мне великого дара к изготовлению снадобий, но я все равно люблю это занятие. И перед тем, как начать готовить очередное зелье, я точно так же придирчиво перебираю свой инвентарь. Чисты ли разделочные доски? Остры ли ножи? Те ли подготовлены пестики и ступки?

Возможно, это не всегда необходимо — ведь далеко не каждому снадобью важно, в какой ступе оно будут измельчено, в дубовой или бронзовой. Но здесь суть в самом ритуале подготовки. Он не только позволяет убедиться, что все в порядке, он настраивает на нужный лад. Приводит в должное состояние разум, чувства и силу. И когда я методично расставляю-раскладываю ножи и мерные ложки, я вся прихожу в нужное настроение. По-моему, в этом есть какое-то волшебство. Магия без магии.

И потому, я сейчас, как никто, понимала Кайдена, совершающего перед началом стрельбы свой собственный ритуал подготовки. Движения его были привычны и размерены. Отточены годами и закреплены многократными повторениями.

Возможно, по отдельности не все эти действия были нужны сейчас для начала тренировки — но все вместе они были лучнику совершенно необходимы. Они дарили ему успокоение.

Я смотрела и радовалась, что не стала давить на него с целью форсировать лечение, хоть и советовал мне директор Паскветэн. Все же, я оказалась права — он и так оттаивает. Уж лучше я так, потихоньку, полегоньку, без рывков. А теперь, глядишь, и веселее дело пойдет.

Кайден ухватил пустую тетиву, и потянул ее: легко, потом сильнее, и до самой челюсти. Захватил несколько стрел, воткнул в землю у ног. Потянул из колчана еще одну стрелу, наложил на тетиву, плавным движением, будто продолжающим предыдущее, натянул ее — и отпустил. Глухо стукнуло — стрела вошла в сухое дерево, там, где вверху раздваивался ствол, ровно посередине, а Кайден быстрым смазанным движением выдернул из земли еще одну…

Вторая, третья и четвертая стрелы вошли в сухостину еще до того, как прекратила дрожать первая, ровной строчкой от развилки вниз, пятая срезала голову поздней ромашке, последняя ушла в обросший грибами, словно бахромой, пень.

— Ты что творишь, хулиган! А вот я тебе! — противным старческим голосом обругал его пень, выдернул из земли корешок, переломил пополам стрелу и, ловко перебирая высвобожденными гибкими корнями, удрал в гущу леса, бормоча под нос: — Вот тебе и погрелся на солнышке!

Кайден молча проводил ворчливый пень ошалелым взглядом. Я во все глаза смотрела на лучника — ну, приятно же, ради разнообразия видеть его не хмурым, недовольным или безразличным, а вот таким ошеломленным. Тот, вдоволь налюбовавшись видами леса, перевел взгляд на меня.

— Что это было?

— А я тебе говорила!

Мы заговорили разом, и его изумленный возглас слился с моим самодовольным.

Лучник гневно сверкнул на меня глазами — ярко-голубыми на фоне ясного неба — и отвернулся с крайне независимым видом.

Выдернул еще пучок стрел, воткнул на освободившееся место и расстрелял ни в чем не повинную древесину, с такой скоростью, словно от нее зависела его жизнь.

Или рассудок.

И тогда я вдруг поняла, что прямо сейчас лучше и правда оставить его одного. Не потому, что Кайдену в моем присутствии было неуютно, нет. Как раз наоборот, просто потому, что в данный момент для него никого и ничего вокруг не существовало, кроме цели перед глазами, лука в руке, поющей тетивы под пальцами. Еще успеется и поговорить, и понаблюдать. Главное, что сейчас он не тонул сам с собой в глубоком ледяном озере, а наоборот — будто вынырнул на поверхность и жадно хватанул ртом свежий воздух.

И это хорошо. Это правильно. Значит, не только я его к свету тяну, еще и сам тянется, хоть и редко.

Колчан опустел, Кайден отправился доставать стрелы из мишени, и я воспользовалась этим, чтобы его окликнуть.

— Ты не против будешь, если я тебя тут оставлю? Хочу сходить кое с кем повидаться…

Лучник отрицательно мотнул головой.

— Дорогу до школы потом сам найдешь или зайти за тобой на обратном пути?

— Найду.

— Ну и славно.

Я поднялась с коряги и сделала несколько шагов в сторону кленов на другом конце поляны, как лучник меня окликнул.

— Шела! — Я обернулась и вопросительно вскинула брови. — Тебе в лесу одной не опасно?

Забавный вопрос. Мне не удалось удержать улыбку. Только вызвана она была не тем, что он спросил, а внезапным проявлением заботы, которую сам Кайден почти наверняка не осознал. Он ведь тоже остается один, но о себе почему-то не подумал.

— Нет, не волнуйся. Лес не трогает школяров.

Мой подопечный серьезно кивнул и вернулся к прерванному занятию, а я с легким сердцем зашагала по направлению к березовой роще. Давно я не навещала прабабку, думаю, она мне будет рада.

Березовая роща встретила меня музыкальным шелестом, игрой солнечных бликов в трепещущей листве и свежим ветерком, который гулял здесь всегда, даже в самую безветренную погоду, приветствуя каждого прибывшего и обозначая границы владений сильфиды6.

Она нашлась в самом центре, где тонкие белые стволы расступались, образуя небольшой, идеально круглый пятачок пустой земли, посередине которого лежал плоский гранитный валун-жертвенник. В Брейден за помощью люди приходили нечасто, разве что от величайшего отчаяния сыскать ее где-либо еще, но каждый знал, что с пустыми руками к фейри и соваться нечего. Даров на камне сейчас не наблюдалось, зато наблюдалась сама Лавена.

Она кружилась в воздухе под музыку листьев, лишь изредка касаясь нагретой поверхности самыми кончиками пальцев и снова взмывая вверх. Радужные стрекозиные крылья за спиной трепетали, отражая солнечные лучи, развевались полупрозрачные, будто сотканные из воздуха одежды, то и дело обрисовывая соблазнительные контуры идеального женского тела.

При моем появлении музыка ветра оборвалась на дрожащей ноте, и сильфида, завершив пируэт, плавно опустилась на камень.

— Шела! Какой неожиданный визит! — А вот старческого брюзжания в звенящем юном голосе хватило бы не на одну ворчливую старушку. Да еще по-совиному желтый, жесткий, мудрый взгляд выдавал в прекрасном видении уже несколько веков совсем не юное создание.

— Прости, — искренне извинилась я, присаживаясь рядом. — Было очень много дел…

— Как его зовут? — тут же деловито осведомилась прабабка.

— Учеба его зовут, у-че-ба! — Я обреченно закатила глаза. Родственники, будь они даже фейри, иногда мало чем отличались друг от друга.

— Ну тогда у тебя нет совершенно никакой уважительной причины, чтобы так беспардонно пренебрегать моим обществом! — Желтые глаза опасно сверкнули. Будь я обычным человеком, то, наверное, улепетывала бы уже со всех ног (даже зная, что это бесполезно, все равно что от ветра убегать), а так только возмутилась:

— Так и когда я должна была к тебе прийти?!

— Вчера. А лучше, позавчера, на всякий случай.

— Да, даже если тебя не было! — едко поддакнула я.

— Да, — кивнула вечно юная бабушка, и мой сарказм пропал даром. Оставалось только вздохнуть и попытаться оправдаться:

— Мне директор нового подопечного навязал. Очень запущенный случай…

— Страх? Неуверенность? Озлобленность?

— Отчаяние… — вздохнула я. — Очень злое отчаяние.

— У-у-у… — сочувственно протянула Лавена. — Но он хоть хорошенький?

— Кто о чем, а фейри все о развлечениях, — поддразнила я.

— Девочка моя, без развлечений в этом мире жить очень скучно. И тебе следовало бы об этом помнить.

— Мне нравится то, чем я занимаюсь!

— Ты просто еще не знаешь, что именно теряешь, — наставительно отрезала прародительница. — А у этого лучника очень красивые глаза.

Я открыла было рот, чтобы возмутиться, к чему был расспрос, если про Кайдена она уже знает, но Лавена стремительно сменила тему и возвращаться к предыдущей было уже бесполезно.

О том, что в моей далекой родне были фейри знали не многие, хоть и многие — особенно маги — это интуитивно чувствовали, даже если не могли это ощущение внятно описать. Кровь не водица, особенно такая кровь. Спустя три поколения в потомке сильфиды не было уже ни крохи магии леса, и, тем не менее, все его жители безошибочно ее узнавали. Лавена сама нашла меня, стоило мне первый раз пересечь границу Брейдена.

Когда рождался ребенок-полукровка, дивный народ сам решал, чего в нем больше — человека или фейри. Во втором случае младенца они забирали, не сильно интересуясь мнением человеческого родителя на этот счет. А в первом оставляли — или же подкидывали — людям.

Среди людей полукровкам жилось нелегко — чужие и здесь, и там. Их не то, чтобы боялись — раз фейри от них отказались, значит, не прижилась в них в нужной степени злая и коварная лесная кровь. А просто относились как к увечным, второсортным, с врожденным неискоренимым изъяном. Не люди ведь — нелюди.

Мои родители в Вирш перебрались из села еще до моего рождения, спасаясь как раз от этого клейма. В матери хоть лесной крови и была жалкая четвертинка, а все равно, когда отец на нее глаз положил, односельчане на него смотреть косо стали. Вот он и не выдержал. Спокойно пожить без шепота за спиной смог, правда, только отец. Мама умерла родами…

А так, полукровок и прочих потомков лесных жителей даже в школу раньше не принимали. Только директор Паскветэн, заняв эту должность, пустил их на порог и тепло принял. Ученики, если поначалу и роптали, то привыкли быстро. Маги вообще быстро привыкают ко всяким странностям. Хотя все равно о родстве с лесом на каждом углу трубить было не принято. Вот и я помалкивала.

— Кстати, ты мне не поможешь? — когда сильфида закончила делиться своими новостями, я полезла в сумку. — Нам тут задание по травоведению дали, а я что-то вообще не понимаю, как это сочетается.

— Ну давай, — с притворным недовольством вздохнула прародительница, которая вообще-то обожала упиваться собственной мудростью и важностью. — Я тут, кстати, еще насчет твоих веснушек подумала, а что, если?..

Остаток дня мы провели, валяясь на камне, обсуждая травы, новейшие и эффективнейшие способы сведения веснушек, Нольвенн и ее ухажеров, и поедая принесенные мной для прабабки гостинцы. Дивный народ при всем своем могуществе совершенно не умел печь булочки с маком.

Возможность заниматься стрельбой пошла больному на пользу, однозначно.

А иначе чем объяснить резкое сокращение количества драк, в которых он успел поучаствовать? Или затеять. И, подозреваю, что я еще не обо всех знала — в конце концов, залечить разбитые костяшки способна не только я, а желающих оказать помощь бравому лучнику среди целительниц было хоть отбавляй! Девичьи сердца трепетали при виде страдающего героя, их хозяйки млели и сладко обмирали, а я скрежетала зубами — вот зачем они его поощряют?!

Вот, если бы вместо этого дурацкого восхищения его драки встречали общим неодобрением, глядишь, он бы сдержаннее себя вел. А так — нотации ему читала одна я. А что такое — одна я, против толпы восторженных поклонниц? Ничего, я так считаю. Воспитательный момент похоронен полностью…

Мысли о том, что воспитывать зрелого мужика, наемника и сложившегося человека занятие бесполезное, я от себя гнала.

Ну, он же не дурак. Не сволочь и не истерик. Ему не доставляют радости чужие боль или унижение. Так какого ж демона он вспыхивает по малейшему поводу?!

А еще, после той прогулки Кайден перестал шарахаться от своего целителя. От меня, то есть. И хоть делиться тем, что его угнетает, тоже не спешил, но это уже был успех. Который я собиралась развивать — и потому, в этот выходной мы с лучником снова шли в лес, на облюбованную полянку.

На этот раз он не надел кожаную куртку факультета боевиков, на нем была зеленая котта с капюшоном, традиционный наряд наемников-стрелков. Колчан с луком и стрелами он сегодня закрепил за спиной, а на поясе висели перчатки. Я спускалась по широкой лестнице первого этажа, и уже видела его, ожидающего меня внизу, когда раздался истошный женский крик.

Я птицей слетела в холл, и выскочила за двери вслед за опередившим меня Кайденом, протолкалась сквозь моментально образовавшуюся толпу — и онемела. Язык присох к небу.

С Грейгом мы дружили на тему веснушек. Он рассказывал мне, какими народными средствами пользовались в его краях — а я делилась премудростью, которую мне щедро сыпали наставники и Нольвенн с Лавеной. Помогало одинаково плохо.

Огненно-рыжий парень, мой ровесник, жутко стеснялся своей девичьей склонности к красоте, и потому давали друг другу советы и делились результатами мы с ним тайно. Встречаясь случайно где-нибудь в одном из школьных переходов обменивались кивками-улыбками, и спешили дальше каждый своей дорогой. Для боевика, он был на редкость приятный — не насмешничал и не задирал нос, не пытался доказать всему миру, какой он великий и непобедимый воин. Веселый, улыбчивый, симпатичный. Однажды на нашу тайную встречу притащил букетик лесных фиалок. Я тогда, помнится, жутко распереживалась, что это ухаживание, и вот тут-то и придет конец нашему замечательному общению, но напрасно паниковала — это был просто знак дружеского внимания. Приятный и, что скрывать, лестный.

А теперь Грейг лежал на каменных плитах двора в неестественной позе, из уголка его рта сочилась алая тонкая струйка, а из груди, пробитой насквозь, вырастал высокий тонкий стебель. Ничего более жуткого я не видела…

И, видно, не только я — в зловещем молчании смотрели мы, школяры вперемешку с наставниками, как вслед за стеблем из раны разворачиваются резные листья, а на вершине побега набухает овальная головка цветка, прикрытая чашелистиками. Смотрели, как раскрывается тугой бутон, как разворачиваются в венчик цветка багровые лепестки.

Получившийся цветок был прекрасен. Меня затошнило.

А от бутона, чудовищного в своей красоте, разносился по широкому школьному двору голос…

Завораживающий, чудесный, журчащий ручьем и звенящий птичьими трелями голос не уступал в красоте пурпурному цветку. Слова его падали на камень певучими хрусталиками и разлетались острыми осколками.

Голос говорил о нарушении Договора.

Голос говорил о том, что была убита фейри — и Брейден требует выдать ему убийцу на суд. И дает на это срок в одну неделю, а по ее истечении Брейден возьмет у школы новую кровь, чтобы маги не забывали — Договоры следует чтить. И так будет до тех пор, пока виновный в нарушении древнего договора не будет покаран — одна жизнь в одну неделю. Если же маги откажутся выполнять требования фейри, и не восстановят нарушенный договор, то Брейден возьмет себе эту землю, и все, что на ней есть так же, как некогда ее и дал…

И как только отзвучал последний звук, как только стихло эхо последнего слова, все вокруг резко пришло в движение.

Кто-то из наставников бросился к телу Грейга, кто-то проталкивался через толпу в сторону главного здания, где располагался директорский кабинет, прочие же, словно опали с них цепенящие чары, принялись сгонять школяров внутрь. Мы, испуганные, растерянные, бестолково толпились, как стадо овец, не знающее, куда идти и не слушающее пастуха. Я же, ко всему прочему, то и дело подымалась на цыпочки, озиралась в попытках найти взглядом Кайдена.

В холле нас всех попросили не расходиться, а успокоиться и подождать немного здесь. Зря они это сказали. Ученики загомонили, какая-то девушка зарыдала, не скрываясь, ей в голос вторила другая, неподалеку мальчишка лет тринадцати в балахоне демонолога кричал, что его отец этого так не оставит…

Я, наконец, сумела отыскать Кайдена — с противоположной от меня стороны, возле стены, мрачного, как и всегда, и почувствовала, как мне легчает, а тошнота, появившаяся еще во дворе от созерцания дивного цветка, отступает. На задворках мелькнула мысль — ну, надо же, а я и не знала, что лесовики так умеют! Мелькнула — и пропала, растворившись в ворохе куда белее насущных забот.

После нас расспрашивали. Кто где был, кто что видел. Кто знает, что случилось или может рассказать что-то полезное. Наставники пытались прояснить ситуацию хоть как-то, собирали сведения по крупинкам, и мне на миг стало их жалко — они ведь знают не больше нашего, но должны как-то справляться с ситуацией, выяснять подробности происшествия, искать подонка.

В то, что убийцей мог быть кто-то из наших, я не верила. Я здесь пять лет учусь, я знаю здесь если не всех, то почти всех, здесь нет, просто не может быть тех, кто способен на подобное! На месте наставников, я бы искала чужака.

Фейри были не слишком щедры на информацию — они не сказали, ни кто был убит, ни как, ни где. Сказали только, когда — ровно семь дней назад, в прошлый выходной. Как при таких исходных данных можно кого-то найти, я не представляю. Да уж, врагу не пожелаешь решать такую задачку.

Хорошо, что я не наставник, и это не мое дело, думала я, а внутри живота клубком собирался страх от мысли, что за неделю наставники могут и не успеть. И тогда лес возьмет новую жертву. Выберет случайным образом — и не помогут здесь ни боевые навыки и умения, ни родство с фейри, ни многочисленные школьные зашиты. Лес пройдет их, не потревожив — я сама слышала, как наставник Йохан говорил наставнице Мадален, что ни один из защитных контуров не был задет.

Я вдруг, внезапно, осознала, насколько беззащитна. Перед силой Брейдена ничто вековые заклятия, наложенные на стены школы, от него не спасут заговоры и обереги. Не удержат двери и замки — как не удержали ворота.

Я совсем отвлеклась от общего опроса, ушла в свои мысли, и очнулась лишь от громкого крика:

— Это он! Это он, он, он убил!

Отметила для себя, что говорящий явно находится в истерике, повертела головой, разыскивая крикуна, и обомлела — смутно знакомый парень-теоретик, третьекурсник, кажется, указывал на Кайдена.

А вокруг нарастал согласный ропот.

Ему припомнили все. Драчливость, нелюдимость, язвительность и неуживчивость. Нет, сначала-то кто-то вспомнил, что в тот день видел, как Кайден собирается в лес, что был вооружен, потом кто-то другой заявил, что мой лучник — вообще, единственный в школе, кто держит боевое оружие, потом… А вот потом начался откровенный бред. Выкрики, обвинения и нарастающий согласный гомон.

Я слушала — и не могла поверить. Эти люди, вообще, вменяемы?! Обвинить кого-то только на том основании, что этот кто-то умеет стрелять? Да они все рассудком тронулись от страха! Ведь ничего, ничего еще не известно — с чего взяли, малахольные, что фейри вообще убили оружием, а не магией, к примеру? Из того, что я лично, знала про обитателей Брейдена, можно было с уверенностью заявить — да чхали они на человеческие мечи и стрелы с присвистом! Так причем здесь наличие (или отсутствие) навыка обращения с оружием?!

Проталкиваясь локтями сквозь плотную толпу ближе к Кайдену, я тихо костерила его сквозь зубы — создал же себе репутацию, полудурок!

А вокруг все было плохо — уровень агрессии возрастал, люди, не отошедшие толком от испуга, накручивали друг друга, подстегивали, и недавний страх грозил вот-вот найти себе выход. И нас тут всего двое — а такую толпу, да еще толпу людей, одаренных магически, я успокоить не смогу. Даже половинную не смогла бы — слишком уж силен накал страстей. Не под силу.

Я уже приготовилась попытаться все же, несмотря ни на что — как пришло спасенье. Оттуда, откуда я совсем позабыла его ждать — а зря. Наставнику Одрану понадобилось всего два слова и один пасс, чтобы охладить горячие головы. Причем, в прямом смысле. Холодом пробрало до самых костей, и даже глубже.

— Молчать всем! — густой низкий бас ударил в уши, и желающих воспротивиться приказу не нашлось.

У меня с плеч словно здоровенная плита упала — пусть пальцы на ногах занемели от холода, а все тело покрылось мурашками, пусть от звуковой атаки боевого наставника заложило уши и заныли зубы, но мой дар целителя душ явно говорил — агрессия пошла на спад. Опасность, что ученики прямо здесь и сейчас устроят самосуд, миновала, спасибо Бригите и наставнику Одрану!

А потом из-за массивной бородатой фигуры боевого мага выступил директор Паскветэн. Обвел собравшихся мудрым, печальным взглядом. И, не знаю, как остальным, а мне сразу стало нестерпимо стыдно, безо всякого магического воздействия. Как я могла подумать, что директор бросит своих учеников на произвол судьбы?

Директор Паскветэн заговорил — и говорил он все то, что я до того думала. Что пока ничего не известно, и рано кого-то обвинять, но он уверен, что до тех пор школяры не станут делать глупости. И после тоже не станут — виновный будет наказан согласно Договору. Ведь все его поняли, верно?

Я сердито пыхтела — конечно, они его поняли! Нашего директора попробуй, не пойми. Он у нас справедлив, но суров. Тем и славен!

Пока я мстительно представляла, что директор Паскветэн сделает с ослушником, если такой вдруг случится, он продолжил:

— И кстати. Кайден, ты ведь был в лесу не один?

— Нет, — буркнул в ответ мой лучник.

Я окинула его придирчивым взглядом и чуть не взвыла. Опять замкнулся! Вид мрачный, взгляд потух, и в линии рта, в набыченных плечах, во всей его фигуре читается обреченность и готовность продать свою жизнь подороже.

Я молча, но от души выругалась в адрес мерзавца, убившего фейри — и разом пустившего демону под хвост весь мой труд. А я недавно как раз отчиталась директору об успехах — и где они теперь?

Пока я проклинала про себя убийцу, допрос продолжался:

— С кем ты был, скажи нам пожалуйста?

— С Шелой, — голос Кайдена подвел. Он откашлялся, и повторил: — С Шелой Кассади. Целительница, шестой курс.

Директорский взгляд остановился на мне:

— Это так, Шела, ты была в лесу с Кайденом в тот день?

— Да! — уверенно и твердо отозвалась я.

— И вы были там вместе все время? — пытливо уточнил директор, пристально глядя на меня.

И неожиданно для самой себя, я и на этот вопрос так же уверенно и твердо ответила:

— Да!

Директор кивнул, будто ни на миг не усомнился в этом, и будничным тоном обратился к остальным:

— Ну что ж, если с этим вопросом разобрались, то пока все могут быть свободны. Расходитесь по своим комнатам, и постарайтесь вспомнить, кто где был в тот день, что видел и что делал. Это может быть важно — нам необходима ваша помощь, и значение может иметь любая мелочь.

С этими словами он кивнул всем и развернулся к выходу. Школяры, словно только этого и ждали, хлынули в разные стороны — к дверям, к лестнице, просто в разные стороны — искать друзей, делиться впечатлениями, обсуждать последние страшные события. Я застряла в этом водовороте, а когда он рассосался — Кайдена в холле не было.

Не-не-не, его нельзя сейчас одного оставлять, он же там себе такого в дурной своей башке наворотит!

Куда он мог деться? Замерев на пару мгновений в раздумьях, я подобрала юбку и бегом кинулась к его комнате.

Я, тяжело дыша, вылетела на нужный этаж, когда лучник уже взялся за ручку двери. Испугавшись, что он там забаррикадируется, и из двойной раковины его уже точно не выковыряешь, я его окликнула.

Кайден обернулся на мой голос резко, зло, раздраженно дернул уголком рта. И взгляд серо-стальной, тяжелый, какой-то неуловимо чужой резанул почти материально.

— Чего тебе?

Сходу ответа на этот вопрос у меня не было, поэтому я просто молча преодолела разделяющее нас расстояние, выравнивая дыхание и судорожно прокручивая в голове возможные слова. Все они казались какими-то неподходящими.

— Я просто хотела…

— В утешении не нуждаюсь, — отрезал лучник, обрывая меня на полуслове.

— …спросить, ты в лесу тогда ничего не видел случайно? — я исправилась на полпути, но выбор темы оказался в корне неверным. Кайден сощурил глаза, и я машинально отметила, как побелели костяшки пальцев, сжимающих ремень переброшенного через плечо колчана.

— Чего вокруг да около ходить? Давай прямо — не я ли прихлопнул лесовичку? Сначала соврала, теперь задумалась? Вдруг не за того вступилась по дурости? — Он не кричал, но тембр голоса набирал обороты, становился все глубже, злее и… страшнее.

За все это время мне не раз и не два приходилось наблюдать и гасить вспышки его ярости, но вся разница сейчас заключалась в том, что направлена она была на меня. И это отчего-то выбило меня из колеи. Я растерянно молчала, а Кайден продолжал наступать — еще и в прямом смысле. Он сделал шаг вперед, прижимая меня к стене так, что показалось, сейчас придушит.

— Что ты от меня хочешь? Поклясться тебе? — помимо дикой злости в его голосе мне примерещилась еще и какая-то совершенно мальчишеская обида. — Или с поклонами в ножки упасть? Благодетельница! Спасительница! Защитница обиженных, обделенных и умалишенных!

Кулак взметнулся в воздух, и, прежде, чем я успела окончательно испугаться, врезался в стену, рядом с моей головой. Как мне показалось, аж с хрустом. А в следующее мгновение Кайден шумно выдохнул, бессильно уронил руку и ткнулся в холодный камень уже лбом. К счастью, не с целью этот камень проломить.

В коридоре воцарилась тишина.

Я чуть помедлила, прислушиваясь к ней, и к насильно выравниваемому дыханию над моим плечом, а потом взяла его за руку. На ссаженной коже уже выступили многочисленные капли крови, а кисть начала наливаться ушибом, способным лишить руку дееспособности на несколько дней. Я накрыла ее ладонями с обеих сторон и начала шептать заговор. Вслух. Последнее было не обязательным, внутреннего речитатива для концентрации и направления силы тоже бы вполне хватило, но мне показалось, что тихое, мерное звучание древних слов сейчас будет явно не лишним.

— Я этого не делал.

Когда я закончила, Кайден оторвался от стены и посмотрел мне в глаза.

— Я верю.

…твердо и уверенно соврала я второй раз за день.

Идти после случившегося в лес было страшновато. Да что там страшновато — попросту жутко. Но мне нужны были хоть какие-то ответы. Хоть на капельку больше сведений, чем то, что мы услышали от зловещего цветка. Правда, прежде чем нырнуть в густую тень под деревьями, я долго собиралась с духом, уверяя себя, что в послании не было ни слова о том, что ученикам теперь запрещено пересекать границы Брейдена.

Ни громов, ни молний. Только зловещая тишина. Уже после нескольких шагов по шуршащему лесному покрову я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Замерла, огляделась, но никого не увидела. По спине пробежал неприятный холодок, я решительно выдохнула, сжала кулаки и зашагала уже быстрее, выбирая кратчайший путь до березовой рощи. Сверлящий взгляд в спину не покидал меня до того самого момента, как смешанная чаща расступилась перед рядом деревьев с белоснежными стволами. А я поняла, что невольно выдохнула облегченно, когда ступила во владения сильфиды.

— Так и знала, что ты придешь, — прозвучавший откуда-то сверху звонкий голос прабабки заставил вздрогнуть и подпрыгнуть на месте.

Она сидела на одной из тоненьких ветвей, подрагивающих от малейшего дуновения ветра — по сути просто висела в воздухе — прислонившись спиной к стволу. Одна нога согнута, другая покачивалась, щекоча кончиками пальцев мелкие зубчики листьев.

— Расскажи мне, что случилось.

— Была убита фейри, — Лавена произнесла это почти равнодушно, но в воздухе ощутимо запахло грозой.

— Это мы поняли. Но кто? Как? И почему вы решили, что виноваты ученики школы? Есть какие-то следы?

Сильфида вспорхнула с ветки и в мгновение ока оказалась прямо передо мной, желтые глаза вперились в мои, будто прародительница меня подозревала в убийстве.

— Ты не просто так спрашиваешь, — отчеканила она.

— Конечно, не просто так! Моего друга убили! Человека, который уж точно ни в чем не виноват. А через неделю вы собираетесь убить еще кого-то. Такого же невиновного.

— Есть еще причина, — фейри отодвинулась.

— В нашей школе нет убийц, — отрезала я. — Все знают о Договоре и чтут его.

— Если бы это было так, тебя бы здесь сейчас не было, — Лавена пожала плечами. — Но ты пришла искать истину. И не для себя. Кого-то обвинили?

Я досадливо прикусила губу — иногда прародительница была откровенно невыносима, хотя бы потому, что уж чересчур проницательна. Не самое приятное ощущение, когда тебя читают, как открытую книгу.

— Моего подопечного. Кайдена.

— Хм… — задумчиво протянула сильфида, поглаживая березовый ствол. — Не исключено. Кандидатура не лучше, не хуже других.

— Расскажи, что вам известно, — снова взмолилась я. — Я не верю, что…

— Ты не хочешь верить. Это разные вещи, — хмыкнула прабабка и поманила меня в глубь рощи. — Пойдем присядем.

Мы снова устроились на камне. Только на этот раз не было слышно музыки, деревья шумели тревожно, а ветер то и дело печально вздыхал, обдавая лицо неприятно холодным дуновением.

— Убили дочь метсавайма7, будущую хранительницу, — помолчав, произнесла наконец Лавена, и мне показалось, что в это мгновение даже земля под ногами протяжно простонала.

Даже мне слегка не по себе сделалось. Метсаваймы — могущественные фейри, но это могущество могло и сыграть с лесовичкой злую шутку — она наверняка не ждала нападения. К тому же была еще слишком юна и неопытна. Я помнила, как лес праздновал ее рождение четыре года назад.

А еще это отметало крутившуюся в голове версию, что фейри напала сама и получила по заслугам. Хранителям леса до людей не было никакого дела, если только люди не наносили вред их хозяйству.

— Это сделал маг, — продолжала прабабка, глядя совиными глазами в пустоту. — Он забрал всю ее силу до последней капли.

— Зачем? — невольно озадачилась я. Сила фейри уж больно специфическая. Они с той, что владеют маги, как дети одного отца, рожденные разными матерями. Собственные способности за счет фейри не усилишь — двум сводным братьям родными не стать.

Лавена пожала плечами — на этот вопрос у нее ответа не было.

— Убийство замаскировали. Кусочек ее силы отправили гулять по лесу, будто это сама Сиэла, поэтому все раскрылось не сразу. Метсавайм был в ярости, когда узнал. Он хотел смести школу с лица земли, а то и до Вирша дотянуться. Но мы чтим Договор.

— А с чего вы взяли, что это именно кто-то из школы?

— Мы знаем.

— Откуда?!

Сильфида не ответила. Просто посмотрела на меня долгим немигающим взглядом. И стало ясно — в этом сомневаться не приходится.

— Но если вы знаете это, неужели не можете вычислить убийцу?

— Одно знание другому не равно. Мы, девочка моя, не всесильны.

Я замолкла, кажется, исчерпав насущные вопросы. Сказанное Лавеной совершенно ничего не прояснило, кроме того, что исключило вероятность чудовищного недоразумения. И круг подозреваемых не особенно сужало — убить юную беззаботную фейри не так уж и сложно при должной подготовке. Обмануть всех кусочком шатающейся по лесу силы — тоже. Умно, да, но не сложно. На это способны даже первокурсники. Прикусив губу, я рассматривала носки туфель, выглядывающих из-под подола, и мучительно пыталась понять — ради чего? Мотив мог прояснить хоть что-то…

— У меня тоже есть вопрос, — прервала мои размышления прародительница. — Почему ты уверена, что он невиновен?

Я сморгнула, не сразу сообразив, о ком идет речь. То, что я пришла сюда не только за истиной, но и за оправданием собственного вранья, слегка подзабылось.

— Я не уверена. Я просто не вижу причин, почему виновным должен оказаться именно он!

Бабка продолжала смотреть на меня, явно не считая это пояснение окончательным.

— Я за него вступилась сегодня и хочу знать, что сделала это не зря. Мне это душевного спокойствия прибавит. И веры в человечество!

Сильфида хмыкнула себе под нос и по-кошачьи прищурив глаза, пообещала попробовать выведать что-нибудь еще. Исключительно ради моего душевного спокойствия. И веры, конечно же.

Начало смеркаться. Я покосилась на неумолимо удлиняющиеся тени и засобиралась обратно в школу. Ночной Брейден не особенно воодушевлял меня даже в мирные времена, а уж после всего случившегося — и подавно. Хоть Лавена и заверила, что договор по-прежнему в силе, и ученикам в лесу ничего не грозит.

Но, сделав несколько шагов прочь, я все-таки обернулась и чуть срывающимся голосом задала последний вопрос:

— Я понимаю условия Договора. И очевидно, почему вы заберете жизнь убийцы, кто бы он ни был, и какие цели ни преследовал. Но за что должны погибать невиновные?

— Жизнь за жизнь. — Желтые глаза сильфиды в сумерках отсвечивали, как два фонаря над главным входом в школу. — Смерть убийцы не восстановит равновесия. Каждая сторона должна понести жертву.

— Но если убийцу не найдут в течение недели? Жертв в школе станет больше.

Сильфида на меня не смотрела. Она ласкала кончиками пальцев ветер, словно успокаивала испуганного детеныша, потерявшего мать. Я подождала чуть-чуть и, не дождавшись реакции, повернула к школе.

— Вы нарушили Договор, не мы. Вы виновны. И за то, что он все еще в силе, вам и платить, — прилетело мне в спину.

Больше вопросов у меня не было.

* * *

Мне не хотелось никого видеть.

Я бы не появился на занятиях на следующий день, если бы не подумал вовремя о том, что этим только укреплю всеобщие подозрения в собственной виновности. Неприятный навязчивый голосок в голове твердил, что мне на это наплевать, и пусть катятся они все куда подальше. Но разум все же взял верх.

И я бы не пошел никуда с постучавшейся ко мне после занятий Шелой, если бы не данное директору обещание. Впрочем, когда она сказала, что хочет прогуляться в лес, я вдруг понял, что сам не прочь вырваться ненадолго из замковых стен. Если уж у меня нет возможности убраться отсюда подобру-поздорову, так хоть создать иллюзию побега.

Она привела меня под старую иву на берегу заросшего ряской пруда. Мы уже бывали здесь пару раз, хорошее место. Спокойное. Самое то, чтобы, как целительница, закрыть глаза и предаваться медитативным думам. Если бы только еще медитации мне помогали.

Болела голова. Просто зверски, усиливая застарелое, устоявшееся уже желание умереть. Я прислонился спиной к древесному стволу, оперся на него затылком, и старался лишний раз не шевелиться. Шела, уже некоторое время сочувственно сопевшая рядом (и как только эта девица умудряется чуять всякий раз мое состояние?), тихонько вздохнула и встала на ноги.

На мое неопределенной шевеление — мол, куда собралась — она только дернула плечом:

— Подожди!

Она придирчиво осмотрелась и потянулась к веткам ивы. Большая их часть свисала над самой водой, а те, что были над нами мерно покачивались слишком высоко. Шела поднялась на цыпочки, руки вскинула, пытаясь зацепить прозрачными пальчиками дразняще свисающие ветви. Вытянулась вверх вся, как тетива, надетая на рога тугого боевого лука. Гибкая, тонкая. Против солнца, кажется, на просвет видна. И лучи в волосах запутались.

Я испытал что-то, похожее, пожалуй, на отцовское любование и щемящую тоску. Сдохну скоро — и никогда у меня не будет такой девушки. Только девки гулящие.

Моя лекарка опустила руки, размяла затекшие мышцы, упрямым взглядом выискивая веточку посговорчивее. И вновь потянулась пальцами к зеленой кроне. Молодая грудь упруго натянула платье. Я замер — и даже головная боль заинтересованно притихла. Изогнутая спина, голова запрокинута и рот приоткрыт — так ей легче дышать, увлекшейся. Контур груди, то ли подсвеченный, то ли размытый солнцем. Организм отозвался — слушай, а может, ну его, умирать? Чего мы там не видели?

Я толкнулся и встал, не давая набрать силу неожиданному безобразию. Выше ее на голову с лишним оказался. И как раньше не замечал? Вскинул руку и сорвал ей ветку — бери, раз уж так хочется. Девушка радостно пискнула, и вцепилась в подношение — ну надо же, вот вам и целительница шестого года обучения! Я снисходительно смотрел на ее рыжую макушку, а она сосредоточенно обрывала с ветви листки, а потом вдруг протянула прутик мне:

— На, погрызи!

Видно, на моем лице так явственно отразилось сомнение в ее душевном здоровье, что Шела обиженно пихнула меня локтем в грудь, старательно пряча в глазах смешинки:

— Ивовая кора — хорошее лекарство! Поможет унять головную боль.

И уставилась выжидательно. Испытания она на мне проводит, что ли? Вот нахалка! Но упрямиться не стал — зажал в зубах палочку и, снова устроившись в корнях старой ивы, мерно грыз ее, под умиротворяющий плеск реки и шелест листвы.

Шела сегодня тихая была. Нотаций не читала, в душу не лезла, прикрываясь ненавязчивыми беседами, просто сидела, обхватив колени руками и смотрела на воду. Неподвижная вся, только пушистый кончик рыжей косы от ветра колыхался и щекотал колоски травы.

И от этого даже появлялось ощущение, что она не в качестве очередного душеспасительного сеанса меня сюда потащила, а просто так. Посидеть рядом, помолчать каждый о своем. Насколько это было близко к истине — я не имел ни малейшего представления, но думать так мне нравилось. Это давало чувство какого-то внутреннего равновесия и… нормальности.

Если бы еще она мне поверила…

Когда в наступающих сумерках мы засобирались обратно в школу, я отбросил в сторону измочаленный прутик и только тогда с некоторым удивлением отметил — голова не болела.

Глава 3

Иногда меня удивляла гибкость человеческого разума. Вроде бы, с момента показательного убийства Грейга прошла всего пара дней, а эта утрата уже начала бледнеть. Еще только вчера ночью я шмыгала тайком носом в своей постели, а сегодня утром уже бегала по школьным переходам из класса в класс, и замок мерно гудел голосами школяров и наставников. Нет, про эту смерть не забыли — но рана начала затягиваться.

Отчасти, такому отношению способствовал возраст большинства обитателей нашего славного заведения — отчаянно молодые, они всерьез не верили в собственную смертность. Но по большей части это было заслугой преподавателей, заваливших своих подопечных с головой учебой, чтобы нам некогда было предаваться хандре и раздувать панику.

Наставница Мадален в этом вопросе выделялась усердием даже на общем фоне. Целители всех восьми годов обучения падали с ног от нагрузки. Не знаю, кто как — но лично я, возвращаясь в комнату, валилась на кровать, и мечтала лишь о том, чтобы меня никто не трогал. Часов двадцать, хотя бы. Увы, мечтам моим сбыться было не суждено. На следующий день гонг будил учеников рано утром, и гнал на занятия, где заботливые преподаватели снова закапывали нас в знаниях с головой.

О том, что происходит в школе за пределами учебных классов, я узнавала от Нольвенн. Их куратор не был столь сногсшибательно заботлив, как наш, и у подружки оставалось немного времени и сил на общение.

Так, к примеру, я узнала, что, лишившись подозреваемого в лице Кайдена, общественное мнение нашло новых виновников всех наших нынешних бед. На этот раз возможными виновниками оказались демонологи, всей специальностью. Ничего удивительного, в сущности: демонология — направление очень узкое, склонность к нему встречается не слишком часто и популярностью не пользуется, даже среди магической братии. Очень уж «неаппетитная» это профессия. Никогда ее представители не ходили в общественных любимчиках.

Услышав об этом, коллегам-демонологам я посочувствовала, но с изрядной долей облегчения. Меня, все же, очень беспокоила возможность того, что случившееся попытаются поставить в вину Кайдену. Что у кого-нибудь взыграет ретивое, и жажда справедливости пересилит уважение к директорскому запрету. А что мой лучник может сотворить, загнанный в угол, я боялась себе представить.

Еще в школе стало известно, что убита была молоденькая метсавайма. Я не делилась полученными от бабки сведениями, но не была удивлена, когда эти слухи разошлись среди школяров. Глупо было бы думать, что только у одной меня есть личные связи с лесом. За время обучения они успевают появиться практически у всех. Кого-то с Брейденом связывало, как и меня, родство разной степени близости. Кого-то деловые или дружеские отношения, а кого-то и романтические.

В конце концов, парни — это всегда парни, и будь они хоть сто раз маги, но все равно будут падки на экзотическую девичью красу, а лесовички — прекрасны, все как одна. Либо умеют такими показаться. И они вовсе не прочь подарить свою благосклонность симпатичному и горячему молодому человеку. Тоже, те еще ценительницы мужской красоты.

И все же, кому могла помешать метсавайма? Или кто из школы мог додуматься совершить такое — намеренно переступить через Договор, прекрасно осознавая последствия?

Занятая этими мыслями, я привычно делала ежевечерние дела, когда в дверь постучали. Вернее — стукнули. Судя по всему, кулаком.

Я открыла дверь и ахнула. Но не от удивления, а от веса лучника, рухнувшего мне навстречу. С ловкостью, которой сама бы от себя не ожидала при иных обстоятельствах, я успела прихватить за куртку запнувшегося о порожек Кайдена, и отступила назад. Он выровнялся и, не доверяя неверным ногам, оперся спиной о стену.

— Кайден, где ты был?! — задохнулась от ужаса я, разглядывая его шатающуюся фигуру.

Избили? Прокляли?!

— У демонологов!

— Что вы там делали?!

Нет, некоторые подозрения у меня были, да и запах я уже опознала, только вот в голове у меня догадка не укладывались.

— Пили! — триумфально выдало мое великовозрастное чадо.

Ну вот. Лучше бы прокляли! Ну кто? Кто в здравом уме пьет с демонологами?

— Что вы пили? — Кайден начал оседать, и я принялась его тормошить — похлопала по щекам, распустила шнуровку рубахи на шее, потом принялась с силой растирать кончики пальцев и мочки ушей, пытаясь привести в чувство. Ну, или хотя бы удержать в сознании.

— Не знаю, но оно горело!

Ну, и что мне с ним делать? Он сейчас уснет прямо здесь, и дальше что?

Я растерянно разглядывала взрослого, сильного мужчину, наблюдавшего за мной из-под полуопущенных ресниц, и решительно не представляла, как следует поступить в этой ситуации. Нужно отметить, такое со мной случалось не часто.

Что ж, выставить его из комнаты и бросить отсыпаться в коридоре, на голых каменных плитах, мне не позволят совесть, целительское призвание и бережное отношение к собственному труду — я в этого белобрысого балбеса столько сил вложила, что просто жаль с ними так небрежно обращаться. Пожалуй, моей девичьей чести не случится особого урона, если он переночует на мой кровати.

С этой ироничной мыслью, я подступилась к подопечному:

— Кайден… Пойдем, я тебя в постельку уложу. — Я поднырнула под его руку, пристроила ее себе на плечи, сама ухватила его свисающую кисть одной рукой и обняла за талию другой, придерживая и страхуя. Мысленно вознесла благодарность спецпрактикуму для целителей, где нас учили и не такому. Ну, великая Бригита, не оставь в трудный час дочь свою!

Толкнула плечом в подмышку, рывком тронула с места, перехватила поудобнее и уже совсем собралась вести свою добычу к месту употребления по назначению, хе-хе, как неведомая сила крутнула меня на месте и припечатала к стене.

Светло-серые глаза, с более темной окаемкой смотрели на меня в упор. Кайдену пришлось наклониться для этого, но сейчас мы были на одном уровне. Глаза в глаза.

— Я. Её. Не убивал.

— Тише, тише! Т-ш-ш-ш! — я положила руку ему на предплечье, осторожно погладила.

Он дернул головой, потом локтем, скидывая не столько мою ладонь, сколько попытку его успокоить. Пьяное тело качнулось, чуть не повело хозяина в сторону, и он вынужден был разжать железные пальцы, впившиеся в мои плечи, опереться ладонью на стену над моей головой.

Как ни странно, но страшно мне в этот раз не было. Было немножко смешно, немножко интересно, что он мне скажет, пока ядреная выпивка демонологов развязала ему язык. А еще — было странно тепло. И душе — оттого что он пришел именно ко мне доказывать свою невиновность — и телу. От лучника тянуло жаром. Приятно, но непривычно… Я смутилась этих своих мыслей, и порадовалась, когда он продолжил:

— Я знаю, ты мне не веришь. Ты притворилась, а сама… Только я. Её. Не убивал. Понятно тебе?

Он склонился ко мне еще ближе, и мы стояли теперь нос к носу, почти уткнувшись друг в друга. Я не утерпела. Подняла вторую руку, погладила его по голове, мимоходом взворошив льняное богатство.

— Понятно, понятно, — и сама удивилась, насколько ласково прозвучали эти слова. — Идем спать?

Тяжелая голова упрямо мотнулась под моей ладонью:

— Ты мне веришь?

И я отозвалась:

— Верю…

В этот раз, кажется, не врала…

Кайден уткнулся лбом в мой лоб, и успокоено затих. А я наконец сумела перехватить лучника, пострадавшего в бою с самопальным пойлом демонологов, и отвести его к узенькой койке, пять с лишним лет служившей мне постелью.

Он послушно улегся и моментально провалился в сон — и я только тогда сообразила, что поторопилась. Прежде чем укладывать здоровенного мужика в постель, нужно было заставить его раздеться. Во-первых, я бы с удовольствием посмотрела, а во-вторых, теперь мне придется самой как-то раздевать лежачее тело.

Ладно. Пойдем от простого к сложному.

Сапоги поддались легко, и я радостно бросила их на пол, с некоторым изумлением изучив вывалившийся из левого голенища кинжал. Хотела подобрать и сунуть обратно, но передумала — кто его знает, что эти агрессивные и мнительные боевики могут навесить на оружие? Особенно мой, контуженый. Оставила лежать на полу, только тем же самым сапогом под кровать запихнула — чтобы не наступить случайно.

Кстати, а почему Кайден кинжал в левом сапоге держит, он же правша? Я с интересом оглядела растянувшееся на моей кровати тело.

— Так ты у нас обоерукий, что ли? — я улыбнулась, а Кайден промолчал. Сон держал его крепко.

Снять куртку было уже сложнее, но, повозившись, я справилась, и повесив ее на гвоздик в углу, перешла к самому интересному. К рубашке.

Распустила завязки на запястьях, шнуровку на шее, и так ослабленную мною при попытке расспросить Кайдена, и призадумалась. Как бы мне так изловчиться, и стянуть с него рубаху?

— Знаешь, ты мог бы мне помочь! — укоризненно сообщила я спящему подопечному и принялась за дело.

Само собой, Нольвенн именно этот момент выбрала, чтобы вернуться домой. Любой другой момент был бы недостоин Нольвенн!

— О! Разврат? — радостно и плотоядно воскликнула магичка.

— Да! Не видишь, я тут разнузданной страсти предаюсь! С бесчувственным телом, — пропыхтела я, стоя одним коленом на кровати и пытаясь протянуть еще чуть-чуть вверх задранную на лучнике рубаху. Дело продвинулось до лопаток, и намертво застопорилось.

— Странный выбор, подружка! — продолжала глумиться Нольвенн.

— А когда они в сознании, я стесняюсь! — с непередаваемым сарказмом отозвалась я и с силой дернула ткань. Она опасно затрещала, но не поддалась.

Нет, ну надо же было намахать такие плечи!

Я свирепо взглянула на Кайдена. Ну, почему он не разделся сам?! Я устала, я взмылилась, и мне откровенно неловко оттого, что рядом находится его голый живот, расчерченный гладкими сильными мышцами.

Нет, хватит с меня, оставлю в рубахе — пусть спит как есть! Я попыталась стянуть ее назад, к штанам — и чуть не взвыла от досады. Ткань скрутилась в плотный жгут, и теперь расправить ее, придавленную к постели спиной лучника, не представлялось возможным.

Нольвенн, застывшая посреди комнаты, с азартом наблюдала за неравной битвой, но помогать и не думала. Только с советами лезла:

— Да срежь ты ее!

Я с сомнением посмотрела на рубашку:

— Жалко! Хорошая же, почти новая. И с вышивкой вон…

Нет, будь Кайден ранен — я бы ничуточки не сомневалась, но портить целую вещь, только потому, что кое-кто напился?! Против этого протестовала вся моя натура. Лучше я сейчас попробую его приподнять…

— Нольвенн, помоги! — не выдержала я.

— Нет уж! — яростно замотала головой подруга, и я призадумалась, а подруга ли она?

— Нет-нет-нет, и не проси! Это твоя оргия, не моя! — и с этими словами она демонстративно уселась на свою кровать, явно приготовившись наслаждаться зрелищем дальше.

— Вот верно в народе говорят: «Не имей сто подруг, а имей сотню слуг!», — обиженно буркнула я, и попыталась обхватить Кайдена за плечи, чтобы приподнять. Не-а, никак. Вялое тело вываливалось из рук.

— Кажется, в народе говорят как-то не так! — захихикала магичка, достала из сумки яблоко и с хрустом в него вгрызлась.

— Ну, так у них, наверное, и подруги не такие! — огрызнулась я.

Мне немедленно тоже захотелось яблока. Кисловатого, твердого, сочного. Рот наполнился слюной. Я сдула выбившуюся из косы прядку, прилипшую к носу, и укоризненно взглянула на Нольвенн. Та лишь насмешливо приподняла черные брови. Учись, мол, целительница. Познавай, как горек твой хлеб.

Я возмущенно фыркнула и вернулась вниманием к Кайдену. В шнуровке на груди виднеется шнурок с кругляшом какого-то амулета, из сильных, но не сложных, рубаха задрана почти до самых подмышек. Хорош!

Какой-то он все же неподъёмный, на практикуме по целительству «условно раненые» из числа проштрафившихся школяров все же полегче были. Хотя они и не такие здоровенные. А этот вымахал!

Я снова попыталась приподнять Кайдена за плечи, и в этот раз даже кое-чего добилась. Правда, не того, на что рассчитывала — потому что лучник, не просыпаясь, дернул меня за руку, повалил на себя, и обеими руками обхватил сверху, как будто стальными обручами сковал. Я ошпаренной кошкой рванулась из этих объятий, и он разжал руки, выпустил.

В противоположном углу комнаты, повалившись на кровать, давилась хохотом Нольвенн. Метнув в нее испепеляющий взгляд, я опасливо изучила своего подопечного с надежного расстояния.

Нольвенн, откашлявшись от яблока (выходит, не только хохотом она давилась!) соскользнула со своей постели, то и дело принимаясь снова хихикать, изъявила готовность помочь.

— Я за подмышки приподниму, а ты рубашку одернешь! — скомандовала магичка, заходя к Кайдену в изголовье.

— Ага, а почему это я, а не ты? — трусливо пискнула я, и Нольвенн снова расхохоталась.

— Уж больно он у тебя рукастый! И хваткий. И вообще, твой пациент — тебе на острие атаки и вставать!

Я с грустью констатировала, что пациент действительно мой, и, чувствуя себя приговоренной к смерти через удушение в объятиях, приблизилась к Кайдену.

В этот раз операция прошла без сучка, без задоринки, рубашка, не придавливаемая больше лопатками лучника, послушно одернулась, и я смогла выдохнуть с облегчением.

Спать буду с Нольвенн, твердо подумала я, сидя рядом с подругой на ее кровати и отбирая у нее изрядно покусанное яблоко.

Так и порешили.

— Давай его разрисуем! — шепнула мне на ухо магичка, когда мы уже улеглись.

— Нольвенн, нам же не по шесть лет! — возмутилась я. И подумав, добавила: — Да и нечем, — напрочь смазав этим все впечатление от предыдущего заявления.

И еще долго, устроившись в обнимку на узкой койке, мы шептались и пихались локтями, как в далеком-далеком детстве могли бы возиться с сестрами, которых ни у нее, ни у меня не было.

* * *

Я проснулся от едкого запаха дыма. Вдохнул — и закашлялся, не находя в себе сил сделать повторный вдох. Кашель душил, скручивал легкие, я скатился с кровати на пол, вспомнив о том, что чем ниже, тем легче дышать, и обжег ладони о раскаленный камень.

Школа горела.

Языки пламени карабкались по стенам, облизывали окна, в мгновение ока пожирали мебель, превращая ее в обугленные головешки. Магическое пламя, поглощающее массивные стены из толстого серого булыжника так же легко, как и деревянную мебель.

Глаза нещадно слезились, кожа, казалось, лопалась от жара, а в ушах стучала кровь, перебивая рев пламени, но я упрямо пополз к окну. В голове настойчиво билось желание жить и осознание, что выбраться через дверь я уже не успею. Третий этаж — на смерть не разобьюсь, а сломанные ноги — куда лучшая участь, чем быть сожженным заживо.

Тем не менее, когда я, пошатываясь, поднялся, оперся на подоконник, не обращая внимания на языки огня, укусами касающиеся рук и лица, земля показалась чрезмерно далекой, будто я стоял на вершине огромной скалы.

Да защитит меня Эзус!

Я даже не спрыгнул — скорее вывалился из окна, почти теряя сознание от забившего все, до самого горла, дыма. И оттого приземлился не на ноги, а на спину, только чудом не сломав позвоночник. Вскинул глаза на пылающую громаду школы и обомлел — на ее месте полыхал Зубастый Замок.

В момент осознания этого дикого, противоестественного факта голова взорвалась оглушительным шепотом. Он ввинчивался в мозг, причиняя невыносимую боль. Я катался по траве, зажав уши и орал, срывая голос, но не мог перекричать, заглушить этот шепот, как раньше. Он утягивал за собой… а над головой раздался страшный треск, и я понял, что еще несколько мгновений — и меня погребет под горящими развалинами. Навсегда.

— Кайден… Кайден… Кайден… — шепот вдруг переплавился в звенящий беспокойством голос. Чистый, звонкий, обрушившийся на замок ледяным водопадом. Я вздрогнул, когда искрящаяся волна докатилась и до меня, скрывая с головой…

И проснулся.

Первым, что я увидел, когда открыл глаза, была Шела.

Целительница сидела на краю кровати и старательно меня тормошила. Плечи с силой, неожиданной для такой хрупкой на вид девицы, тряхнуло еще пару раз, прежде чем она заметила, что ее старания таки увенчались успехом.

Девушка замерла, не убирая рук и озабоченно вглядываясь в мое лицо. А я, мучительно превозмогая головную боль, слабость и тошноту пытался понять — какого беса она забыла в моей комнате?

Взгляд скользнул с ярче проступивших в лунном свете веснушек по потолку, стене и неожиданно напоролся на еще одну девицу. Подружку, Нольвенн. Она сидела на кровати, завернувшись в одеяло и смотрела на меня широко распахнутыми глазами, будто видела впервые.

Так. Какого беса я забыл в их комнате?

— Кайден? Ты в порядке? — Шела переключила мое внимание обратно на себя.

Мысли в голове путались, метались, бились друг о друга и разлетались звенящими осколками. Я понимал, что меня все еще слегка потряхивает и не верил, что в очередной раз обошлось — настолько неминуемым все в этот раз казалось.

Я кивнул, садясь и скидывая тем самым ладони лекарки, в глубине души прекрасно понимая — до в порядке мне, как до края света пешком, и она это отчетливо видела и чувствовала.

Молча поднявшись, я нашарил на полу сапоги, натянул их и, пошатываясь, направился к двери, провожаемый двумя удивленно-обеспокоенными взглядами. И даже сделал несколько шагов по коридору, уже почти возблагодарив богов за то, что никто меня не удерживал и ни о чем прямо сейчас не расспрашивал, и тут в спину мне прилетел оклик.

Нехотя обернувшись, я увидел, как Шела прикрывает за собой дверь комнаты и нагоняет меня, как была — с взлохмаченными распущенными волосами, в длинной рубахе, неслышно ступая босыми ногами по холодному каменному полу.

— Ты куда?

По коридору промчался ночной ветерок, ворвавшийся в окна, и лекарка зябко обхватила себя руками за плечи.

— К себе.

— Тебя проводить?

Предложение вызвало у меня нервный смешок. Я смерил ее взглядом с растрепанной рыжей макушки до поджатых от холода пальцев ног, и Шела торопливо, но при этом очень воинственно исправилась:

— Только туфли надену — и провожу!

— Не надо.

— Но мне не сложно! И потом, я могу…

— Не надо, — повторно отрезал я, отворачиваясь — прямо сейчас на нее смотреть было почему-то просто невыносимо. — Возвращайся в кровать. Извини, что разбудил.

— Тебе часто снятся кошмары?

Вопрос я оставил без ответа, вместо этого просто зашагав прочь — от целительницы, ее беспокойства и ввинчивающегося в душу карего взгляда.

События прошедшего вечера и ночи постепенно восстанавливались в памяти.

С демонологами мы совершенно внезапно сошлись на почве всеобщей подозрительности. Их кто-то обвинил, я, вспомнив, как еще недавно так же безосновательно тыкали в меня, вспылил и прояснил людям, что они в корне неправы, и все закончилось приглашением присоединиться к пьянке.

Вообще-то пить мне было нельзя. Категорически. И уж тем более столько. Но отчаянные ребята в черных балахонах заверили меня, что у них тут через одного проблемы с контролем сил — как собственных, так и тех, с кем по воле судьбы приходится работать, и торжественно вручили испещренную рунами цацку. В течение первого часа я еще не особенно верил в то, что она работает, но, чем больше прислушивался к себе, тем больше понимал — не обманули. В голове было легко, как никогда за последний год. И в итоге я с упоением окунулся в веселую школярскую попойку…

Убедившись, что никакие озабоченные целительницы меня не нагоняют, я остановился и потянул за висящий на шее шнурок. Амулет, которого, по заверениям демонологов, им хватало на полгода, у меня выгорел напрочь за несколько часов, вместе со своей защитой снеся почти под корень еще и мою собственную, что едва меня не угробило. И не только меня.

Если бы Шела меня не разбудила… каким только ветром меня к ней-то занесло?

«Верю…». И тонкие пальцы, успокаивающе взъерошившие волосы.

Надо же, от идиотских пьяных порывов, оказывается, тоже бывает польза. Как отключился, я уже не помнил, но это, пожалуй, особого значения и не имело.

В висок стукнула, напоминая о себе, боль, и мысли снова вильнули в привычное мрачное русло. Внезапно всколыхнувшаяся надежда на то, что не все потеряно, и есть шанс зажить нормальной жизнью, была растоптана еще более жестоко, чем предыдущие. Судьба старательно тыкала меня лицом в безрадостную действительность, с каждым разом вкладывая в удар все больше силы. И я не был до конца уверен, насколько меня еще хватит это терпеть.

* * *

То, что Кайдену снятся кошмары, меня не особенно удивило. На фоне всех его проблем, помноженных на обширный военный опыт, было бы куда страннее, если бы они ему никогда не снились. Но вот то, что он отказался отвечать на вопрос, как часто…

Да и разбудившие нас с Нольвенн крики были слишком уж душераздирающими. Правда, не исключено, что и ядреная выпивка демонологов сыграла в этом свою коварную роль.

В общем, в копилку кайденовских удручающих симптомов добавился еще один, правда, что с ним делать я пока не знала. Вряд ли мне удастся уговорить его каждый вечер пить на ночь чай с медом, липой и ромашкой. Впрочем, в его случае — это вряд ли и поможет. Кошмары — следствие, а не причина.

Примерно так я рассуждала, поднимаясь после занятий в кабинет к вызвавшему меня директору Паскветэну.

— У меня есть поручение для вас с Кайденом, — с порога сообщил он мне.

Директор выглядел усталым и крайне озабоченным. Еще бы. До следующего выходного оставалось три дня. Время утекало сквозь пальцы, а убийца так и не был найден. И похоже, у учителей не было даже ни малейших зацепок на этот счет.

— Завтра нужно подняться вверх по реке, к фо-а8. Ты знаешь, что школа закупает у них речной жемчуг для алхимиков, водоросли для целителей, и рыбьи кости для рунников. Завтра — срок очередного обмена. Раз Договор еще в силе, они наверняка будут ждать. Ты упоминала, что Кайден с удовольствием ходит в лес — будет лишний повод.

— Хорошо, директор Паскветэн, — только и кивнула я, а что тут еще скажешь? В одном он прав, с занятий мой подопечный сбежит с большим удовольствием.

— Как продвигаются дела?

Вопрос был будничный. С отчетом я была не так давно, но, очевидно, раз уж я все равно стою в кабинете, то стоит поинтересоваться нет ли новостей.

— Он вчера с демонологами напился, — несколько смущенно признала я, и в выцветших стариковских глазах тут же сверкнуло нешуточное беспокойство, а потому я тут же добавила: — Но ведь это хороший знак? Что он с другими школярами сходится?

— Шела-Шела, — директор покачал головой. — Еще не хватало, чтобы он у нас в беспробудное пьянство впал, в его-то состоянии. Постарайся ты его держать подальше от демонологов с их сомнительными алхимическими экспериментами.

Я бы поинтересовалась ворчливо, как именно я должна удерживать от чего-либо и кого-либо этого лба упрямого и здоровенного, но вынуждена была признать, что доля истины в словах директора все же была. Выпивка с отчаянием дружит крепко, как бы и впрямь не сорвался…

Мне самой тоже хотелось задать директору Паскветэну вопрос — что там с убитой метсаваймой? Как планируют искать убийцу? И что будет со школой, если его так и не найдут?

Но смелости не хватило. Я пообещала выполнить задание завтра в лучшем виде и отправилась на поиски лучника, чтобы сообщить ему радостное известие — учеба отменяется.

Кайден нашелся во внутреннем дворе, на скамье под стеной, увитой плющом. И во всей его позе, во всей фигуре застыло отчаяние. Я молча села рядом и откинулась на оплетшие стену побеги, затылком прижалась к нагретой ласковым солнцем опоре. Прикрыла глаза.

Прислушавшись к чужому дыханию, к биению чужого сердца, постаралась выровнять свое дыхание — с его дыханием, и свой пульс — с пульсом Кайдена. И, когда ощутила, что мои ритмы пришли в согласие с его, попробовала расслабиться. Почувствовать всей кожей, всем телом, как хорошо, как тепло мне здесь и сейчас. Как согревают меня, касаясь, солнечные лучи. Как легкий ветер шевелит мои волосы, принося с собой далекие ароматы летнего леса. А когда тепло и покой пропитали меня полностью, осторожно, по одному, расслабила пальцы правой руки, что судорожно вцепились в дерево скамьи. Чуть переменила положение тела, отпуская напряжение. Прислушалась к себе — и одновременно к своему соседу. Дыхание выровнялось. Глубокое, спокойное. Пульс ровный.

Ну, не молодец ли я? Ай да умница, ай да великий целитель!

Голос Кайдена проник в мои мысленные самолюбования:

— Больше так не делай.

Я улыбнулась:

— Хорошо.

Он перекатил затылок в мою сторону, посмотрел насмешливо сверху вниз:

— Ну, и чему ты улыбаешься?

Я прижалась виском к теплой опоре, и отозвалась:

— Да вот, удружил мне директор Паскветэн. Подсунул пациента — мало того, что мнительный, драчливый, неуживчивый, целителей не любит, лечиться не хочет, так еще и чувствительность обостренная!

Он хмыкнул в ответ. Как мне показалось — очень самодовольно.

Выговаривать вот так Кайдену, расслабленно сидя рядом и глядя на него снизу-вверх, было одно удовольствие — он хоть и щурился ехидно, но не отпирался и не огрызался.

Да и вообще — чего бы мне не улыбаться? Хоть мою хитрость и заметили, а все же, свое дело она сделала. Из взгляда Кайдена ушла беспросветная тоска, помягчели закаменевшие плечи и расслабились судорожно сжатые челюсти. Разошлись брови. Сквозь меня, сквозь мою податливую целительскую сущность, уходила в землю чужая боль. А что пациент недоволен — ничего. Меня не радовать его приставили, а лечить.

За прошедшие недели Кайден отъелся, отоспался, и теперь внешне ничто не напоминало о случившейся с ним беде. Я рассматривала его, и отмечала произошедшие со времени его появления в школе перемены. Ну, и просто любовалась — чего скрывать. Хорош, все же. Красив грубоватой мужской красотой. И недаром в прошлые выходные две магички с теоретического подрались в умывальне, выясняя, которая в этот раз пойдет с ним в паре на полигон работать.

Мои губы снова против чуть дрогнули в улыбке — в итоге, в пару с лучником поставили Невена, братца моей соседки и подруги.

Кайден уперся в меня подозрительным взглядом. Я заулыбалась шире — недоверчивый какой! Не верит, что я больше не стану тайком его настроение перехватывать. Зря это он. Раз обещала, что не буду — значит, не буду.

…мало, что ли, у целителей других уловок?

Все же зря я тревожилась о том, как он приживется в школе. Даже несмотря на эту волну обвинений. Она как нахлынула с паникой, так и утихла быстро, когда я за него вступилась. С демонологами вон замирился, и пусть дружбы особой у него ни с кем из мужской части школяров не сложилось, но относились к нему с уважением. Хоть и с осторожностью, как к мандрагоре, которую опасались трогать даже некоторые опытные травники, услышишь стон покидающего землю корня — и смерть неминуема… Девушки же умирали от восторга. Еще бы!

В нашей школе хоть и не было установлено единого возраста обучения, но столь взрослых учеников было не так уж и много. Как правило, дар открывался все же раньше — а те, в ком сила проснулась уже в зрелом возрасте, далеко не всегда желали оставить налаженную жизнь, привычное ремесло, дающее надежный кусок хлеба, и идти в школу магов учиться невесть чему. Так что, если проявившаяся магия не доставляла хлопот, то на нее обычно махали рукой. Вот так и выходило, что учили наши наставники в основном молодежь и вовсе детвору. Нашим девицам, особенно теоретичкам и целительницам, которые дольше всех профессией овладевают, с ними скучно. А тут — такой красавец! И неженат, и в самом брачном возрасте. Да какой лихой! А то, что новенький оставался безразличен к стараниям прелестниц, их еще больше раззадоривало.

Да и не только удаль, мужская стать и равнодушие к женским чарам заставляла трепетать девичьи сердца. Наблюдательный, ловкий, привычный к нагрузкам, Кайден легко нагнал отставание в обучении в две недели, и теперь шел вровень с прочими школярами. Мог бы и получше многих учиться, я чувствовала, да это вообще заметно было всем, кто дал бы себе труд присмотреться — но не хотел. Он делал ровно столько, сколько требовалось, чтобы от него отстали. Оставили в покое. Не трогали. И это тоже меня беспокоило.

Сколько бы я не смотрела — все не могла понять, что он делает со страстью, от души, а не только, потому что «так надо». Разве что дерется вот. Ну, и из лука стреляет.

В ученицы к нему напроситься, что ли?

Я вздохнула, и уточнила у Кайдена:

— Голова болит?

Он согласно прикрыл глаза, ресницы дрогнули чуть ощутимо. Я вздохнула:

— И молчит! Рядом полный факультет целителей, а он молчит, ну, вы такое видели?! Разворачивайся, давай!

Не переставая ворчать, я заставила его сесть ко мне спиной, сама пристроилась рядом и притихла, пристроив по два пальца ему на виски с обеих сторон. Расслабилась, отпустила все переживания и ощущения, кроме тех, что испытывала здесь и сейчас. Сосредоточила внимание на кончиках пальцев, там, где они касались теплой гладкой кожи. Сплела нужное заклинание и позволила ему протечь сквозь меня в чужое тепло. Место, где мои пальцы касались его кожи нагрелось, стало ощутимо горячеватым. Я посидела еще немного, прислушиваясь к состоянию пациента и проверяя свою работу.

Все хорошо, можно отпускать.

Разорвала контакт, и с удивлением ощутила, что за время работы руки успели затечь.

— Знаешь, с твоей стороны было бы мило быть чуть пониже ростом! — сообщила я лучнику, демонстративно разминая плечи и предплечья.

Кайден ошеломленно развернулся ко мне.

О, это глубокое мужское негодование, читаемое даже в развороте широких плеч! О, это непередаваемое выражение лица! Никогда не устану им любоваться.

Заодно и от тоски-печали отвлеку. Но высказать все, что имелось у лучника сказать по этому поводу я ему не дала. Ну, не хочется мне про себя глупости слушать.

— Директор предложил нам с тобой завтра прокатиться по реке до общины фо-а, — сообщила я до того, как он успел раскрыть рот, и в двух словах пересказала, зачем именно нам туда надо. — Поедешь?

Лучник кивнул, не переставая разглядывать меня как какую-то диковинку.

— Не болит больше? — заботливо уточнила я, разглядывая его в ответ.

Кайден прислушался к своим ощущениям, и покачал головой, не найдя даже отголосков боли.

— Ты особо не радуйся, это просто обезболивание, оно не лечит болезнь, а лишь убирает ее симптомы, к тому же довольно сильное, и часто им пользоваться нельзя! — серьезно предупредила я, и без перехода спросила, — Расскажешь мне о своих кошмарах?

Глаза боевика опасно сощурились, ноздри дрогнули, и я улыбнулась, соскакивая с лавочки и оправляя юбку платья:

— Имей ввиду, поездка на весь день, так ты поесть с собой возьми!

И, не дожидаясь пока окончательно сбитый с толку боевик придет в себя, ускользнула в двери, ведущие в девичье крыло, а Кайден так и остался сидеть на скамье, осмысливая изменение своих планов на завтра и мою неповторимую и подкупающую манеру общаться.

И уже подымаясь по лестнице на свой этаж, спохватилась, что не попросила Кайдена научить меня стрелять из лука.

Ну и ладно, будет еще время, а на сегодня ему и без того потрясений достаточно!

Погода стояла прекрасная. Месяц остролиста продолжал радовать нас всех ясным небом, легким ветерком, яркой листвой, играющей с солнечными лучами. Жемчужная — одна из рек Брейдена — топорщилась от этого ветра мелкой рябью и сияла, как рыбья чешуя. Мерный плеск весел негромко стелился над водной гладью, а я, прищурившись, любовалась драгоценным блеском срывающихся капель… да, чего греха таить, украдкой еще и тем, как вздувались мышцы на руках Кайдена. По случаю теплой погоды рубашку он закатал много выше локтя, и взгляд нет-нет да и цеплялся за приятное женскому глазу зрелище. А чтобы лучник, не дай боги, не заметил моего праздного наблюдения, я, сидя на корме лодки, старательно его пону… подбадривала!

— И-и раз! И-и два! И еще немножечко, еще чуть-чуть!

— Я сейчас тебя на весла посажу! — Кайден сверкнул на меня снова ярко-голубыми глазами.

— Меня нельзя, — резонно возразила я. — Во-первых, я грести не умею, а во-вторых, мы бы тогда поплыли вниз по течению, а не вверх. И вся твоя работа насмарку!

— Зато какое моральное удовлетворение, — буркнул лучник себе под нос.

— От издевательств над беззащитной девушкой?!

— Где ты в этих местах найдешь хоть одну беззащитную?! Да, кстати, если верить нашим северянским байкам, то и с девушками тут тоже негусто…

— Что за байки такие? — встрепенулась я, пропустив мимо ушей сомнительный комплимент.

— Да так…

— Ну расскажи!

— У нас поговаривают, что возле Брейдена живут только ходячие мертвецы, да бабы-полуфейри с коровьими хвостами. На мертвеца ты не особенно похожа, так что… — Кайден с интересом присмотрелся к складкам платья, разложенным на скамье.

Я резко нагнулась и, от души зачерпнув пригоршню прохладной речной воды, плеснула ему в лицо. Кайден расфырчался, замотал головой, как взбрыкнувший конь, но выглядел при этом страшно довольным.

Вообще он сегодня с самого утра был в непривычно приподнятом настроении. То ли теплая погода, наконец, чуть растопила холодную северянскую душу, то ли его так порадовала возможность вырваться из замковых стен на целый день, то ли эффект от моего вчерашнего вечернего вмешательства еще не до конца выветрился. А может просто, сам того не заметив, он привык к моему присутствию и перестал расценивать малейшую фразу как попытку вывести на откровенность, а потому не сжимался чуть что в ощетинившийся иголками клубок.

Таким моментом точно надо пользоваться!

— Кайден.

Лучник настороженно зыркнул иcподлобья. Тяжелый жизненный опыт уже приучил его к простой истине: чем ласковее мой голос, тем большую гадость я приготовила.

А сейчас я говорила о-о-очень ласково.

— Кайден, а расскажи мне о своих кошмарах!

Да, подлый прием — но что делать? В любом другом случае он от этого разговора сбежит, в самом прямом смысле, а вот с лодки никуда не денется.

— Шела. Отстань!

Я насторожилась — голос лучника был столь же ласков, как и мой собственный. А взгляд — еще ласковее.

Не теряя надежды добиться-таки своего, я залилась сладкоголосым соловьем:

— Ну, Кайден, ну в этом же нет ничего такого уж страшного, и мне просто нужно знать, что тревожит твою душу, чтобы лучше тебе помочь, и…

— Шела. Утоплю!

Я одарила его возмущенным взглядом и снова плеснула водой, на этот раз еще и побольше.

Вместо того, чтобы опять смешно расфырчаться, лучник рывком выдернул весла, уложил их поперек лодки и приподнялся в мою сторону с явно угрожающим намерением. Да все это так стремительно, что я от неожиданности перепугалась и среагировала еще раньше, чем что-либо произошло. Небольшой сгусток чистой энергии, который должен был просто отбросить Кайдена обратно на его место, как бы говоря, что отдельно взятые целительницы крайне против утопления, лишил лучника и без того шаткого равновесия. Он взмахнул руками, опрокинулся назад и с громким плеском ушел под воду, щедро окатив оной лодку.

Я ойкнула и перевесилась через бортик, опасно накренив, закачавшееся на волнах судно. Прошла секунда, другая, а мокрая голова злющего, как демон, Кайдена, угрожающая мне немедленным утоплением через повешение и четвертование, из воды все не появлялась.

Бригита всемогущая! А вдруг он плавать не умеет?! Да брось, Шела, какой наемник не умеет плавать? А вдруг вот этот конкретный не умеет?! Кто их знает, этих северян, может, они там вообще не плавают! Утопнет, и что я директору скажу? Избавила пациента от отчаяния кардинально и навсегда?

И только я уже собралась воззвать к водяничкам, чтобы вернули мне подотчетного лучника желательно хотя бы не совсем захлебнувшимся (а дальше я уж сама откачаю!), как водная гладь вздыбилась бугром. Кайден вынырнул стремительно, одной рукой уцепился за лодку, другой за меня, я успела увидеть, как коварно сверкнули серые глаза, а в следующее мгновение с громким визгом плюхнулась в речку.

…когда спустя некоторое время мы оба, мокрые — хоть выжимай, тяжело дышащие, с водорослями в волосах и за воротом, выбрались на берег, захлебываясь то кашлем, то смехом, то взаимными обвинениями, выяснилось, что дурачество обернулось серьезными потерями. Мы остались без лодки с товаром для фо-а, которая, избавившись от пассажиров, благополучно уплыла обратно, я лишилась обеих туфель, а Кайден одного сапога.

— Дурак! — вынесла вердикт я, выпутывая из распустившейся косы — неплотно завязанная лента в воде тоже сползла — кусок цепляющихся за волосы склизких водорослей.

— Я?! Ты первая начала! — Кайден стащил рубашку через голову и принялся ее отжимать.

— Я-то случайно!

— Случайно сбросила меня с лодки магией?

— Ты меня напугал!

— Я хотел передохнуть и спину размять!

Мы возмущенно уставились друг на друга и оба, почти сразу же отвели взгляд, чтобы вконец не расхохотаться. Хотя Кайден веселился, возможно, еще и по другой причине. Видок у меня, должно быть! Платье мокрое, тяжелое, к ногам липнет, волосы сосульками висят, с носа из-за них капает…

— Давай я тебя высушу, что ли, — «смилостивился» начинающий боевой маг, встряхнув отжатую рубашку. Та взлетела еще влажной, а вот опустилась уже сухой.

Не дожидаясь моего ответа, он сделал какой-то пасс в мою сторону… и спустя мгновения я поняла, что явно неприличный! Потому что от разом погорячевшей одежды повалил густой пар, и я буквально ощутила, как встают дыбом распушившиеся беличьим хвостом волосы.

Лучник такого умопомрачительного эффекта и сам, очевидно, не ожидал, потому что сначала изумленно сморгнул, и только потом торопливо нырнул в ворот рубашки, пряча в ней неукротимый смех.

Мне ужасно захотелось его чем-нибудь стукнуть. Да побольнее! А потом лечить самыми противными и вонючими лекарствами и самыми болезненными методами! Долго! И медленно! Злорадно убеждая, что так и надо!

Что-то, наверное, отразилось в моем взгляде, потому что Кайден вдруг отступил, явно вознамерившись куда-то слинять.

— Ты куда?

— За лодкой. Течение медленное, может, еще успею нагнать.

— Не надо. — Я со вздохом решила, что сейчас силовой перевес, к сожалению, на стороне лучника (ничего, я терпеливо подожду, пока его кто другой покалечит, чтобы лечить!), а поэтому отодвинула планы мести. — Сейчас вернем…

Подойдя к реке, я опустилась на колени и коснулась раскрытой ладонью водной глади.

Погладила, пошепталась с волнами немного…

Лодка появилась минут через пять. Плыла себе, мерно покачиваясь, вверх по течению, и никаких гребцов в ней не было. Поравнялась с нами, и вильнув бортами, повернулась носом к берегу. Тут-то и стало видно, что поднималась вверх по течению она вовсе не сама по себе, а побуждала ее к тому плывущая рядом девушка. Из воды виднелись лишь голова и плечи, но с первого взгляда было видно — девушка невысокая, хорошенькая и очень молоденькая. Хрупкая и беззащитная.

Ах, как обманчив первый взгляд… Нет, таки прав был Кайден — беззащитных девушек здесь днем с огнем не найти.

Дэноэла, при всей ее видимой нежности и хрупкости, тяжелую двухместную лодку, на совесть груженую товаром, гнала без особых трудностей. Просто придерживая ладонью за борт.

Волосы водяницы, в отличии от моих, красивыми влажными прядями лежали на мраморно белых плечах и на высокой (совсем не рыбьей) груди. Крупные чешуи, влажно блестящие подводным серебром на ключицах и чешуйки помельче, на скулах до висков, подчеркивали нечеловеческую природу красавицы. Дивно хороша!

Если не знать, во что это прекрасное тело превращается под водой.

Дэноэла придержала лодку за пузатый бок, дождалась, пока я понадежнее ухвачусь за борт, и перехвачу веревку.

— Может быть, вам все же помочь? — уточнила она, продолжая утренний разговор — я тогда сразу предупредила, что в этот раз к общине фо-а мы доберемся сами, и помощь русалок нам не понадобится.

Голос журчал ручьями, пел капелью. А вот когда я одна была, он звучал почти обычно, почти по-человечески. Я чуть покачала головой — вот ведь, вертихвостки. И не важно, есть у них хвост, или нет, водные они или воздушные!

— Спасибо, мы сами! — непреклонно отказалась я от щедрого предложения русалки.

— «Мы»?! — сдавленно протянул-прошипел у меня за спиной Кайден.

Я сдержала улыбку и шагнула с берега в лодку, осторожно придерживая юбку платья. От стремительной сушки ткань загрубела, стала неприятной. Да и подсела, кажется — по крайней мере, в груди определенно стало теснее. Что там у меня с волосами, мне и представлять пока было страшно — с моими прекрасными, любимыми, ухоженными волосами!

Нет уж. Никакой помощи — грести будет сам!

И я ни за что не признаюсь, что в таких случаях попросить русалок о помощи самое обычное дело, так делали все школяры, расплачиваясь какой-нибудь ерундой — яркой лентой, нарядным гребнем или каким-нибудь зельем из тех, что в реке не добудешь, тут уж как договоришься. Кстати, о ленте.

— Дэноэла, а ты мою ленту не видела? И туфельки. И сапог! — я с надеждой заглянула в прозрачные светлые глаза с вертикальным кальмарьим зрачком.

Русалка отрицательно качнула головой, и с любопытством уточнила у меня:

— Поискать?

Я огорченно вздохнула, отказываясь. В том, что она способна найти уплывшие вещи, я ничуточки не сомневалась, зрение у водяницы куда лучше, чем у человека. Благодаря удивительному строению глаз, они и под водой, и даже в темноте способны разглядеть оброненную иголку, но… Чем я расплачиваться-то буду?

Пришлось мысленно проститься с потерей — а какая лента была, какая лента! Чудесного темно-бордового цвета, с мелким жемчугом и вышивкой на концах, которую делала лично Нольвенн, еще на третьем году обучения. Они тогда как раз графические заклинания проходили… Туфли тоже было жалко, с практической точки зрения, они даже и важнее ленты — в чем я ходить буду? В школе босячкой не побегаешь! Но…

Ленту я любила, берегла — очень уж она к этому платью цветом подходила, да и вообще. Вот жалко, и все!

Кайден, смерив меня насмешливым взглядом, ехидно хмыкнул и обратился к водянице:

— Найди, пожалуйста, — и протянул ей ножик с костяной ручкой.

Водяница заинтересованно стрельнула в него взглядом, и улыбнувшись — мол, не нужен мне твой нож, так отыщу, что с вас взять, сухопутных, выпрыгнула из воды почти вся, и извернувшись играющей рыбиной, ушла под воду снова, плеснув напоследок по речной глади широким хвостом.

* * *

В мокрых сапогах сидеть было противно. Сушить их магией я не рискнул, кожа — не ткань, потрескается еще, поэтому они теперь красовались рядом с товарами для фо-а и туфлями Шелы. Целительница снова восседала на корме, поджав под себя босые ноги, недовольно сопела, бросая на меня укоризненные взгляды, и пыталась пальцами разобрать спутанные пряди волос. Ярко-рыжая копна светилась на солнце огненным ореолом и без сопротивления даваться в руки хозяйке не желала. Да еще и расшалившийся ветер, то и дело выдергивал пушистые локоны из пальцев, заставляя лекарку шипеть ужом и еще больше ненавидеть меня и мою благотворительную сушку.

Мне же едва удавалось сдерживать рвущуюся наружу ухмылку, без которой наблюдать за этой девицей было попросту невозможно. А воспоминание о мокрой ткани, предательски облепившей все изгибы женского тела, но при этом оставляющей простор для фантазии, я старательно гнал прочь. Бесстыдно выставленные напоказ прелести фейри, пусть и приятные глазу, куда меньше будоражили воображение.

— И почему мы не могли воспользоваться помощью русалки? — Гребля меня вовсе не раздражала и порыкивал я на понукающую меня целительницу что сейчас, что тогда больше из принципа, но некоторое любопытство все же терзало.

— Физические нагрузки полезны для здоровья! — наставительно ответствовала Шела.

— Да меня наставник Одран и так каждый день с утра до ночи гоняет.

— Значит, мало гоняет! — фыркнула лекарка, вплетая в косу возвращенную из речных глубин ленту. — Ты в курсе, что до предела вымотанные люди спят без сновидений? А если тебе снятся кошмары…

Вот упертая! Дались ей мои кошмары! Да они вообще с усталостью или ее отсутствием никак не связаны.

— Мне снится огонь, — буркнул я, отворачиваясь. — Довольна?

Не то, чтобы я наивно полагал, что в ответ на это целительница кивнет и успокоится, но все равно досадливо поморщился, когда она азартно вцепилась в подачку. Ну кто меня за язык тянул?

— Просто огонь? Или пожар? Или ритуальный костер? Или сожжение?

— Все.

— И ты… горишь?

— И я.

— И?..

— Во время последнего штурма, в котором я участвовал, мы брали замок некромантов-демонологов. Замок был сожжен дотла со всеми его обитателями. Живыми и мертвыми. Все. Не о чем здесь больше разговаривать.

Я твердо посмотрел ей в глаза, давая понять, что тему продолжать не намерен. Шела смотрела на меня, прикусив губу, но вины в ее взгляде не было — только глубокая задумчивость. А я порадовался, что вовремя прикусил язык и не уточнил — как горел замок я не видел. Я даже не видел, как закончился штурм… потому что умер чуть раньше.

Краем глаза я заметил какое-то движение вдоль бортика, покосился туда и вздрогнул. Мутноватая речная вода, как по волшебству, вдруг сменилась кристально прозрачной — можно было разглядеть каждую ракушку, каждую песчинку на дне… каждый выбеленный временем и песком человеческий череп, каждый скелет, застывший в отчаянной, тянущей руки к водной поверхности позе.

Шела проследила за моим взглядом и совершенно спокойно отметила:

— Добрались, наконец.

Все хорошее настроение скатилось с меня прохладной речной водой. Я против воли напрягся, чувствуя, как под кожей начинает разгораться все еще чужая и непривычная магия. Зловещая атмосфера места пробирала до костей — казалось даже, что и лес по берегам стал темнее, и тишина — мертвее, и солнце — тусклее.

Два белоснежных, невероятной красоты жеребца на берегу, мирно щиплющие травку, вскинули головы при нашем появлении и проводили лодку немигающим взглядом — белая радужка, узкая вертикальная полоска зрачка.

Мне категорически не нравилось, куда я приплыл. Более того — мне категорически не нравилось, куда я привез Шелу.

— Кайден?

Прохладные пальцы сжали запястье. Я вздрогнул и перевел взгляд на наклонившуюся ко мне целительницу.

— Все хорошо, — проникновенно произнесла она, с ласковыми убедительными нотками в голосе, будто разговаривала с маленьким ребенком. — Договор все еще в силе, здесь не опасно.

— Они, поди, тоже так считали. — Я кивнул за борт, где черепа и кости теперь выстраивались в причудливые скульптуры, имеющие мало общего с очертаниями человеческого тела.

— Для учеников школы — не опасно, — разумно поправилась лекарка. — Никто в Брейдене не способен переступить через условия Договора. Если он еще в силе, значит, он в силе. Фо-а — не самые приятные создания, я согласна, но школяров они не трогают.

Очередная стремительная тень промчалась под водой. На этот раз я успел разглядеть длинный шипастый хвост и серебристую гриву. В груди и под кожей заворочалось дремлющее пламя, пощипывая язычками ладони и кончики пальцев. Община фо-а насквозь провоняла угрозой всем чужакам, и эта угроза выводила меня из себя.

На очередном гребке весла вдруг увязли в воде, будто та враз загустела, и лодка, дернувшись, застыла на месте. Я обернулся и увидел, как прозрачная гладь за спиной вскипела белой пеной и из нее, медленно и величаво показалась сначала голова с узким безносым лицом и глазами, как у лошадей на берегу, затем такие же узкие и костлявые плечи, на которых волнами лежала роскошная серебристая грива, тощий торс, плавно переходящий в чешуйчатый шипастый хвост. Я где-то слышал, что фо-а могут превращаться в прекраснейших девушек и юношей, чтобы заманивать жертв в свои водоемы, но для нас он не расстарался. То ли потому, что заманивать не собирался, то ли потому, что уже…

— Поворачивайте, — бесстрастно объявил фейри, уставившись на нас немигающим взглядом.

— Но сегодня день обмена! — Шела поднялась на ноги, не обращая внимания на неустойчивую опору. — Мы привезли…

— Обмена не будет. Поворачивайте.

— Это какое-то недоразумение, — лекарка нахмурилась. Вот дурная девица, сдались ей эти товары. — Договор…

— Договор не позволяет мне прямо сейчас пустить ко дну вашу лодку вместе с вами и украсить эти берега двумя новыми черепами, — скрипучий нечеловеческий голос фо-а ввинчивался в мозг. Я стиснул зубы и прикрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание. Уймись, она знает, что делает. — Но он не обязывает меня вести дела с его нарушителями. Поворачивайте, а не то…

Если бы он просто в третий раз повторил приказ, я бы плюнул на все, шикнул на лекарку, развернул лодку и убрался бы подобру-поздорову из этого места, подавляющего в душе все человеческое. Но фейри вздумал угрожать.

Я вскочил на ноги, рывком разворачиваясь, но лодка даже не шелохнулась. Фо-а оборвал фразу на полуслове и перевел взгляд с Шелы на меня. На миг в нем мелькнула доля заинтересованности, но быстро исчезла под ледяной коркой равнодушия.

— Ты же не собираешься нарушить Договор повторно, — уголок тонких бледных губ дернулся в усмешке, — человек.

От нестерпимого желания испарить эту надменную гадину я почти взорвался. Взгляд заволокло кровавой дымкой, в висках пульсировало: «Угроза. Убить». Я стиснул кулаки, чувствуя, как их охватывает жаркое пламя, и вдруг мне в спину прилетел удар.

Вернее, в первое мгновение мне показалось, что меня ударили по голове. От обрушившегося на меня спокойствия даже в глазах потемнело, ноги подкосились, я покачнулся и был подхвачен твердой целительской рукой.

— Мы уедем. — Голос Шелы звучал как в тумане. — Отпусти лодку.

Я тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, — получилось не ахти. Насильно внедренное чувство, подавившее бушевавшую до этого бурю, связывало по рукам и ногам, не позволяя ни пошевелиться, ни сосредоточиться. Если вчера лекарка легким ювелирным касанием подправила мой настрой, то сейчас у нее в руках оказался тяжелый кузнечный молот, никак не меньше.

— Извини, — плывущее сознание выхватило до предела серьезный карий взгляд, кажется, она удерживала меня за шею, чтобы заглянуть в глаза. — Я не успела придумать ничего другого. Ты же на него чуть не набросился, сумасшедший! На фо-а! В его общине! Да тебя бы в одно мгновение растащили по косточкам, которые они так любят…

Равнодушие и оцепенение отступали медленно и неохотно. Лодка, влекомая течением, возвращалась к школе сама, владения фо-а уже давно скрылись из виду, а Шела, все еще бледная от испуга, продолжала на меня ворчать:

— Он же нарочно нас провоцировал. Есть те, кто ждет не дождется возможности смести школу с лица земли вместе со всеми ее обитателями. А мы бы с тобой и этого уже не увидели.

Тонкие пальцы гладили меня по волосам, по щекам, по плечам, медленно впитывая излишки практически убийственного спокойствия, и оно постепенно развеивалось, возвращая мне меня.

— Что это было? — озвучил я, едва удалось разомкнуть губы. Целители, чтоб их! Что лечить, что калечить горазды.

— Вообще успокоительное. — Шела, решив, что я достаточно оклемался, отдернула руки и перебралась обратно на свой конец лодки. — Ну, перестаралась немножко! Но его вообще сложно в нужных пропорциях рассчитать, там столько нюансов… скажи спасибо, что я первый порыв не воплотила! Очень хотелось, знаешь ли!

— И какой был первый?

— Веслом по голове, — чистосердечно призналась добрая и милая целительница душ. — Но не успевала дотянуться и пришлось вот…

— Уж лучше бы веслом, — в свою очередь пробубнил я, снова мотая головой, словно надеялся таким образом вытрясти из нее остатки чужого вмешательства.

Удивительно, но злости на лекарку не было. Совсем. Впрочем, и на себя тоже. Нарывался в этот раз фейри, а не я и, если что, он получил бы по заслугам. Я повел плечами — тело, вроде, снова слушается — и взялся за весла. Надо вернуться в школу скорее. Хватит с меня на сегодня беззаботных прогулок.

— Кайден.

Я метнул в лекарку недовольный взгляд. Даже если я на нее и не злюсь, это вовсе не значит, что она должна об этом знать. Она смотрела на меня пристально-пристально и на лице читалась глубокая задумчивость, не сулившая мне ничего хорошего.

— Как давно ты маг?

— Какая разница?

— Не с детства. — Не получив ответа, Шела не растерялась, а продолжила беседу сама с собой. — Иначе у тебя вряд ли были бы проблемы с контролем дара, да и вряд ли ты бы вообще взялся за оружие. Наемники сражаются в первую очередь за деньги, а не за идею, а магам платят больше. Значит, дар проявился не так давно, что вообще-то происходит крайне редко. Бывает, что магия крепко спит в теле носителя, и он о ней даже не подозревает — так у обычных людей рождаются дети со способностями — но она может проснуться в моменты глубокого потрясения или ужаса. Ты сказал, что тот штурм был последним, в котором ты участвовал, это случилось тогда, да?

Отпираться не было особого смысла, поэтому я только кивнул.

— Расскажешь?

На мгновение мне захотелось. Отчаянно захотелось. Очень уж убедительным был ласковый голос, очень проникновенным взгляд… но потом я представил неконтролируемый ужас в карих глазах, и поспешное бегство, и… нет, если директор не посчитал нужным поставить ее в известность — значит, так и надо.

— Ну и ладно, — Шела совсем по-детски надула губы и скрестила руки на груди. — Но я все равно когда-нибудь все узнаю!

Тут я и не подумал бы спорить.

Когда-нибудь точно узнаешь. Правда, в этот момент тебе лучше находиться от меня подальше.

Глава 4

Сейчас я уже жалел, что устроил это треклятое купание.

Хотя, кажется, все началось раньше. Гораздо раньше.

Я постарался вспомнить, когда начал думать о приставленной ко мне целительнице как о женщине. Девушке.

Нет, что она вполне красивая, я отметил сразу, еще в первый день. Но тогда красота её меня не тревожила. А теперь — не давала покоя.

Да, я видывал и красивее — и не только видывал! — но Шела… Ее не хотелось просто зазвать на сеновал, чтобы весело провести вечерок. В ее присутствии хотелось привести себя в порядок, чтобы не тащить грязь сапогами в ее чистый дом. Моя мать, и тетка Мюррей, и еще некоторые женщины из далекого прошлого, в котором у меня был дом и будущее, были такими. Матери. Хранительницы очага. Хозяйки.

Согревающие, дарующие жизнь, убавляющие скорби. Шела была из таких. Она призывала меня к порядку одним своим присутствием, видом. Она дарила мне покой. И лишала его.

Перед глазами вставали картинки, вроде бы невинные в своей простоте, но… Тонкое запястье с просвечивающими голубоватыми жилками. Ямочка меж ключиц. Рыжая прядка, выбившаяся из косы, и щекочущая нежную щеку…

Я тряхнул головой, пытаясь избавиться от этих мыслей.

Длинные ресницы, взлетевшие вверх и тут же прикрывшие, спрятавшие быстрый взгляд в мою сторону. Тень, упавшая на переносицу. Протянуть руку, да и стереть ее с белой кожи — что может быть проще? Что может быть сложнее.

Нельзя, не твоя, недопустимо.

Мысли о целительнице поглотили меня всерьез. Настолько, что я пропустил засаду.

Смутно знакомый боевой маг заступил мне дорогу в пустынном отнорке коридора. И тут же еще двое его приятелей подошли со спины, отрезая мне путь к отступлению.

Дурачье. Не нюхавшее крови дурачье.

— Ну, что, урод, вот мы и встретились. Здесь директора нет — защищать тебя некому! — заводила сказал, как сплюнул, и улыбка наглая, вызывающая, расползлась маслянистым пятном по его лицу.

Я промолчал, только чуть шевельнулся, меняя положение ног на более удобное.

— Ну, с мужчиной-то драться — это не малолетней лесовичке горло резать!

Восприятие поменялось, и я больше не полагался на одно только зрение — слух, привычно обострившийся в момент опасности, подсказал, что двое, стоящие сзади, не шевелятся и не нападают. Они и не нападут — первым бить будет этот. Они считают себя правыми. Защитники. Благородные мстители. Те, кто воздаст убийце и предателю по заслугам.

Ду-ра-чье.

Они всё не могли решиться, и оттого их лидер накручивал себя и приятелей. Бросал мне в лицо обвинения, подначивал, пытался заставить ударить первым — или хотя бы оправдываться. Дать им подтверждение их правоты. Я же молчал.

Не пытался решить дело миром — не выйдет, они не для разговоров меня ждали. Не пытался вырваться и сбежать — много чести, соплякам. Сами прут — сами и напорются.

Мне не нужно было заводить себя, чтобы ввязаться в драку. Здесь, в школе, у магов-школяров здорово затянулось детство. Во внешнем же мире взрослеют быстро — жизнь бьет крепко и учит безжалостно. Я мог расшвырять этих самозваных мстителей в любой момент, и не делал этого единственно из нежелания бить первым. Потому что после драки будет разбирательство — и тогда виноватым окажусь не я. Я не дам им снова вывернуть вину на меня, хлюпая разбитыми носами и гнусавя «мы просто хотели поговорить!».

Злость нарастала медленно, поднималась, закипала… И это было хорошо, потому что после Зубастого Замка я стал вспыхивать, как факел. А теперь, выходит, снова понемногу учился владеть собой.

…а может, это все еще не отпускало меня ядреное Шелино успокоительное.

Мальчишка шагнул на меня, собираясь то ли толкнуть-пихнуть плечом, то ли уже достаточно взвинтил себя, чтобы ударить, но я не собирался выяснять, что там у него на уме. Качнулся вбок, пропуская движение мага, перехватил его запястье, да и завернул ему же за спину, сзади охнули, шарахнулись в сторону, потянуло силой. Кто-то из приятелей моего соперника собирался применить магию и моя собственная сила, с которой я толком так и не свыкся, отозвалась на это сразу же.

Уши разом словно заложило, и крик «А ну, пусти его!» приправленный бранью, я услышал словно сквозь толстый слой ткани. Мир выцвел до черно-серого, окрашенного в бледно-алый сполохами чужой силы.

Огненный ком внутри меня распух и готовился вспыхнуть, разойтись во все стороны кольцом, кругом по воде от упавшего камня. Заполнить собой тесный закуток школьного коридора, сжечь, испепелить дотла все, чего коснется, вырваться и понестись дальше по тихому вечернему замку…

— Отставить! — звучно громыхнул густой бас.

Наставник Одран не снизошел до применения магии, обошелся одним голосом — но до того властно обошелся, что ощущение чужой силы за спиной исчезло, будто схлопнулось. Я убедился, что мой пленник тоже проникся, и выпустил его. Отступил и вытянулся перед наставником в струнку, поедая его преданным, но туповатым взглядом.

Мир постепенно обретал цвета, моя магия, не подстегиваемая больше опасностью, успокаивалась.

К сожалению, наставник Одран, в отличии от моего старого капрала, на лесть не купился и зыркнул в мою сторону зло, недовольно.

Я намек понял правильно и дурака валять прекратил. Кинул быстрый взгляд на своих недавних противников — вид у всех троих виноватый и упрямый разом, будь я их командиром, они бы у меня за один только этот вид отравились дружно в карцер, шагая в ногу.

Наставнику Одрану, видимо, он по душе тоже не пришелся.

— Что здесь произошло? — вкрадчиво спросил он, и щенки гордо вскинули головы, расправили плечи, давая понять, что умрут, но не скажут…

…чтобы через несколько минут, сдувшись под тяжелым взглядом молчащего боевика, начать чирикать наперебой.

Я слушал, и изумлялся. Кажется, я и в их возрасте был умнее и изворотливей, по крайней мере, придумал бы себе оправдание на случай, если попадусь. И уж точно не сдался бы так быстро. А эти… Только рукой махнуть.

Наставник же, слушая их, мрачнел на глазах. И махнуть рукой ему явно не хотелось. Я испытал легкое злорадство, и тут же подавил его, когда боевик повернулся ко мне.

— Как ты?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я ожидал, что он захочет узнать мою версию происшедшего, которая, кстати, от слов мальчишек почти не отличалась, но не вопроса о моем самочувствии.

Честно прислушался к себе, и ответил:

— Уже нормально.

А чего врать? Наставник Одран не Шела, с помощью приставать не станет. Боевик кивнул, принимая к сведению мой ответ, и повернулся к своим ученикам.

— Теперь вы. Вы хоть понимаете, что вы наделали?

Вроде бы и не громко спросил. Ласково. Но вдруг стало ясно — маг зол. Он просто в бешенстве. Обвел троих провинившихся школяров взглядом и заговорил. Размеренно. Спокойно.

О том, что мои противники, выпускники-третьекурсники, напали школяра первого года обучения.

Напали втроем на одного. Подло, со спины. Наплевали и на запрет директора, и на кодекс чести боевого мага. Более того, они собирались применить магию в драке — что строжайше запрещено уставом школы. Они забыли все, что два с лишним года вбивал в их головы наставник Одран.

Еще бы боевик не был в бешенстве.

Маг повернулся ко мне:

— Ты свободен, — и, кивнув своим подопечным, скомандовал. — За мной!

И, развернувшись, вышел в основной коридор, из которого и появился.

Свободен так свободен. Я пожал плечами, и пошел к себе.

Сами перли — сами и напоролись…

Интересно, куда, все же наставник Одран шел на ночь глядя?

Если мы своей несостоявшейся дракой испортили ему вечер, то я парням не завидую. Расстроенные планы еще никому не добавляли благодушия.

* * *

Идея заглянуть на огонек к наставнику боевиков появилась у меня давненько, а вчерашний разговор насчет кошмаров меня в ней только укрепил. Но страшно было. Наставник Одран, при желании, мог напугать до нервной икоты весь Брейден, со всеми его жутищами — очень уж он непростого характера мужик. Он до школы где только не побывал, видел многое и вообще впечатление производил зверя матерого, бывалого. И лезть к нему с советами, как следует воспитывать будущих боевых магов, было чревато. Хотя бы потому, что у целителей тоже была предусмотренная учебным расписанием физическая подготовка. Как правило, сам маг до занятий с нами не снисходил, присылал кого-нибудь из старших личных учеников, но, если его как следует разозлить, мог и исключение сделать. Бывали прецеденты.

Потому, одна к нему идти не решилась. Взяла с собой Нольвенн в качестве поддержки и отвлекающего маневра.

— Наставник Одран, можно вас на минуточку? — я поймала мага на полигоне, когда занятия у одной группы школяров уже закончились, а у другой пока не начались.

— Чего тебе, Шела? — добродушно улыбнулся огромный, как спригган9 в боевой форме, наставник.

— Я по поводу Кайдена, — отозвалась я, давя в себе робость и пытаясь выглядеть достойно и уверенно. — Мне нужно с вами поговорить.

— Ну… — наставник Одран окинул скептическим взглядом меня, Нольвенн, недовольно поджал губы. — Ну, пойдем.

И кивнул головой в сторону лавок, где во время занятий ожидали своего времени дежурные целители. Нольвенн осталась ждать, где стояла. Бригита всемогущая, надеюсь, она сообразит позвать на помощь, если наставник начнет отрывать мне голову! Потому что выглядит он явно недовольным.

Я малодушно оглянулась на подругу. Она смотрела нам вслед заинтересованным взглядом. Тревоги за мою судьбу или готовности, в случае чего, заслонить меня грудью, в этом взгляде не ощущалось. А ощущалось в нем явное женское одобрение. Я глазам своим не поверила, но так оно и было. Неужели, Нольвенн нравится этот здоровенный бородатый мужик?

Высокий, и в ширину хватит разделить на двоих, а то и троих, мужчин вполне нормальной комплекции. Руки в обхвате, как моя талия. Темная короткая борода. Низкий голос. Попробовала оценить его женским взглядом.

Мама, как страшно!

Я не хочу об этом думать, я сюда за другим пришла!

Задавив панические мысли, оглянулась еще раз на подружку — так и есть, на него смотрит, извращенка! — я постаралась думать о своих проблемах. Вернее, о проблемах Кайдена, но последнее время как-то выходит, что проблемы Кайдена, это мои проблемы — спасибо, директор Паскветэн!

Боевик опустился на скамейку, похлопал ладонью рядом с собой. Я послушно села, расправила складки платья, и замялась, мучительно подбирая слова для начала разговора.

Наставник Одран, поняв мои затруднения, заговорил сам.

И я, с некоторым удивлением, услышала, что оказывается, мы, девушки, иной раз приходим просить наставника за сердечных друзей. Что нам, девушкам, кажется, будто наставник Одран специально над парнями издевается, и именно над ее разлюбезным — злее всего. И того мы, выходит, не понимаем, что боевой маг — профессия опасная. Что боевого мага, оказывается, и убить могут!

Со все возрастающим изумлением слушала я мягкую речь громадного бородача, и могла поклясться своей силой, что за ласковостью голоса наставника Одрана крылась издевка. Не знаю, по какой причине он просто не давал приходившим к нему дурехам по шее, но, по всему видно, достали они его до последней невозможности!

Я только глазами хлопала, а маг продолжал издеваться:

— Боевой маг рискует жизнью, девочка. И чтобы его не убили в первом же бою, сейчас, в школе, его не просто гонять в хвост и в гриву нужно, на нем кататься надо!

— Так и я о чем! — нашла я наконец возможность вставить словечко в монолог наставника. — Вы на нем явно не докатываетесь!

И вывалила скопом свои наблюдения и соображения по этому поводу.

О том, что его подопечному снятся дурные сны, наставник Одран не знал.

Обсуждать содержание кошмаров Кайдена я отказалась категорически, а вот как у него складываются отношения с однокурсниками, и как ему дается боевая магия, особенно, в части с огненными заклинаниями, выяснила досконально.

Убедившись, что я не прибежала к нему, чтобы покудахтать над беззащитным цыпленочком, а вовсе даже явилась по целительской надобности, наставник подобрел, стал благодушен и на вопросы отвечал охотно. И вот что странно выходило. По его словам, как раз огненная часть заклинаний и давалась Кайдену легче всего. Не было у него ни страха перед огнем, ни внутреннего конфликта с ним. А ведь должны были бы быть.

Если, конечно, кое-кто наглый мне не соврал.

— Ну, и чем ты еще теперь собираешься портить жизнь своему подопечному? — поинтересовалась Нольвенн, когда мы, распрощавшись с наставником Одраном, возвращались в свою комнату.

— Я ее не порчу! Я ее насыщаю! — отперлась я от обвинений. — Я хочу, чтобы он взялся меня учить стрелять из лука.

— Какая немыслимая жестокость! — подружка закатила глаза. — И ты что, думаешь, он согласится?

— Ну… я ему предложу уроки в обмен на отмену зелья, которое я его заставляю принимать, а он терпеть не может. Думаю, тут он не устоит.

Нольвенн покосилась на меня недоверчиво.

— Что-то такая безответственность на тебя не похожа.

— Да это настойка Каламадео, ее все равно больше недели употреблять нельзя, — отмахнулась я и смущенно призналась: — Собственно, если бы это ему помогало, оно и через три дня заметно было бы, но я надеялась…

— Какое немыслимое коварство! — И на этот раз в ее голосе звучало отчетливое восхищение.

Я вздохнула — на что только не пойдешь ради здоровья пациента!

План немыслимой жестокости и коварства прошел без сучка, без задоринки. По дороге на нашу стрельбищную поляну после занятий я решительно выдвинула условия сделки, и Кайден даже не сильно сопротивлялся. То ли зелье было настолько противное, то ли новая обязанность — не настолько. И теперь передо мной стояла еще одна задача. О том, как лучше всего устроить это дело, я размышляла уже больше недели, и вот теперь момент настал…

— Я хочу пригласить тебя на праздник.

Рука дрогнула, и стрела, сорвавшаяся в этот момент в полет, вонзилась в ствол дерева на целую ладонь дальше от центра. Кайден одарил меня крайне неодобрительным взглядом. Ой, да можно подумать я не знаю, что он способен и десять стрел всадить одна в другую! Или он о своей репутации перед ромашками печется? Так они вон от ветра рукоплещут стоя.

— На какой еще праздник? — Лучник уже успел неплохо меня изучить, а потому уже по одной фразе понял, что тема сейчас поднята крайне серьезная и отвертеться от нее не удастся. А потому он не потянулся за следующей стрелой, а уселся на корягу рядом со мной, прикрыв глаза и подставляя лицо солнышку.

Я изумленно сморгнула.

— Так Лугнасад10 завтра! Ты что, забыл?

— Забыл, — так спокойно признал Кайден, что я сразу поняла — не шутит. Вот только как можно забыть про один из главных праздников в году, у меня в голове не укладывалось.

Хотя, если подумать, я же не знаю, как давно он пребывает в этой своей отгороженности от окружающего мира, тут немудрено и сбиться со счета дней, если каждый из них превращается в медленное и неотвратимое погружение в отчаяние. А уж в таком состоянии глазеть на то, как другие радуются жизни…

Но именно поэтому мне хотелось, чтобы он пошел. Только не смотреть, а самому радоваться. Я была уверена, что смогу его утянуть в круговорот праздника и отвлечь от дурных мыслей. Да выпихнуть его на состязание стрелков для начала — и там уже пойдет как по накатанной! А не выпнется, так я сама вызовусь, пусть смотрит и смеется.

А еще поэтому я его приглашала. Не заставляла, не просила, а просто звала не как пациента, а как… друга. И мне действительно хотелось, чтобы он пришел.

— Так пойдешь? — уточнила я, в отличие от Кайдена наоборот — отклоняясь назад и пряча нос в тени дерева.

— Зачем? — Один глаз приоткрылся и покосился на меня крайне испытующе.

— Просто так. — Я пожала плечами. — У меня в тот день все равно практика в Вирше у местного целителя. Она обычно с утра до вечера, но в праздники он нас всегда пораньше отпускает. Да и гуляния там будут все равно до самого утра. Состязания всякие, танцы, ярмарка… ты бы мне лук помог выбрать! А я бы тебе город показала. Да и до школы потом не скучно было бы одной идти. Нольвенн с Невеном решили, что не хотят в этом году в такую даль топать и закатят здесь празднование, а у Элары, с которой мы дежурим, там ухажер… да и вообще. Было бы здорово, если бы ты пришел. Нет, если, конечно, тебе тоже не хочется идти так далеко…

Окончание фразы скорбно повисло в воздухе. А Кайден, помедлив, ответил:

— Хорошо.

— Ты придешь? — я не поверила своим ушам. Нет, не то, чтобы я сомневалась, что смогу его уговорить… но не так быстро же!

— Приду. — Уголки его губ чуть дрогнули в улыбке, после чего он оттолкнулся от коряги и стремительно поднялся на ноги.

Вскинутый лук, чуть прищурившийся взгляд, и морщинки в уголках глаз, обманчиво-легкое натяжение тетивы — я, казалось, выучила эти жесты так, будто наблюдала за ними всю свою жизнь — а спустя мгновение белое оперение уже подрагивало в сухой коре четко посередине между первыми двумя.

— Еще перчатки, — глубокомысленно добавил Кайден, придирчиво изучая с расстояния дело собственных рук. И, уловив мое недоумение пояснил: — Надо будет тебе купить. Поранишь или сотрешь пальцы, кто надо мной издеваться будет?

— Лечить! — праведно возмутилась я. Они с Нольвенн сговорились, что ли?!

— Ну да, я так и сказал, — хмыкнул лучник, и я, не удержавшись, швырнула в него недоплетенным венком.

Кайден, конечно же, увернулся, а венок мне с пыхтением пришлось поднимать самой. Я подобрала с травы недоделку и покосилась на вновь увлекшегося стрельбой лучника. Что-то неуловимо изменилось после вчерашней поездки к фо-а, но я никак не могла понять что, хоть это что-то и казалось важным. А может, я уже просто придумываю? И привыкла настолько тесно отслеживать его самочувствие за эти недели, что теперь настороженно реагирую на малейший, совершенно незначительный нюанс настроения?

Не будь параноиком, Шела. Если бы это действительно было важно, ты бы точно знала, а не гадала на ромашках.

Я вернулась на корягу и, затянув чуть распустившуюся от полета косу венка, продолжила плетение. Волью силы в стебли с лихвой, чтобы до послезавтра не завяли, и отдам Нольвенн на завтрашнее гуляние, на ее черных волосах белые цветы дивно смотреться будут.

— Шела, ну посмотри, пожалуйста! Вот помру во цвете лет от неизвестной болезни, ты же себе этого не простишь!

— Знаю я, от какой болезни ты тут помираешь, воспаление хитрости, называется, — буркнула я, отдраивая лекарский стол и стараясь не обращать внимания на приставучего пациента. — Лечится крапивой по мягкому месту, как утверждает наша наставница.

Леан был мне другом детства. Настолько, насколько дружны между собой соседские детишки — пока толком не понятно, кто из пронесшейся ватаги мальчишки, кто девчонки — не разлей вода, а когда одни начинают вплетать цветы да ленты в косы, а другие мутузить друг друга по поводу и без, дружба куда-то незаметно исчезает. С полгода назад сосед вдруг решил, что совместные вылазки в лес и таскания друг друга за лохмы из-за неподеленного яблока были однозначными проявлениями страсти, и теперь старательно караулил меня на каждом городском дежурстве, чтобы попытаться соблазнить очередной выдуманной болячкой. Наверное, считал, что, осмотрев его прекрасное тело, я тут же воспылаю прежними чувствами. Не то, чтобы сильно ошибался — за лохмы мне его оттаскать и без осмотра хотелось!

Обычно меня выручал строгий целитель Падриг, который терпеть не мог, когда его подручных отвлекали всякие праздно шатающиеся молодцы. Но сейчас он, забрав Элару, ушел помочь повитухе со сложными родами, а меня оставили наводить порядок. День клонился к закату, гуляния на улицах набирали обороты, и Кайден должен был вот-вот прийти, а тут этот…

— Шела, а Шела, а пойдем со мной на праздник? Я тебе пряник куплю!

Он бы еще этим пряником у меня перед носом помахал, как косточкой перед собачонкой. Я закатила глаза и продолжила Леана игнорировать.

— Я тебя потом даже до школы провожу, — голос становился все вкрадчивее. — Утречком.

— Без тебя есть, кому провожать, — не выдержала я и выпрямилась, уперев руки в бока.

— Врешь ведь! Да хватит тебе ломаться. Вы, девицы, любите себе так цену набивать, но я-то знаю, что…

Он сделал шаг в мою сторону, я уже приготовилась и его одаривать убойной дозой успокоительного (хотя вот здесь и веслом было бы не грех воспользоваться!), но в этот момент дверь отворилась, и в дом зашел Кайден. Он замер на пороге перевел взгляд с меня на Леана, потом обратно и спокойно уточнил:

— Я рано?

— В самый раз! — Я не сдержала радостной улыбки. — Сейчас я только сумку заберу.

Я метнулась за ней в каморку, где лекарь держал рабочий инструмент, а когда вернулась, Леана в комнате уже не было, только мой лучник косяк подпирал с крайне невинным видом.

Дом лекаря стоял совсем недалеко от рыночной площади, где с обеда вовсю шла ярмарка. С наступлением темноты торговцы свернут свои лотки, и гуляния переместятся за городскую стену, на ближайший холм. Ну а пока ярмарочная толпа еще вовсю шумела я была решительно настроена купить себе лук, даже если Кайден скажет, что здесь нет ни одного приличного. А то с него станется пожалеть о поспешном согласии и передумать, а я ищи потом новый способ подобраться к нему поближе.

Прохожие кивали мне, старой знакомой, кто с интересом, кто с подозрением косились на Кайдена. В Вирше все друг друга знали, чужаку тут незамеченным не остаться, да и мастью лучник выделялся среди в большинстве своем темноволосых южан. Сам же Кайден глазел по сторонам пусть и без особого любопытства (да и было бы на что глазеть на самом деле), но зато и без привычной злобной настороженности, которая часто у него проявлялась в новом месте.

Лука при нем не было, куртка боевиков тоже осталась в школе — обычный парень в толпе гуляющих. Мне очень хотелось взять его за руку, чтобы случайно не разделиться, но под многочисленными заинтересованными взглядами это было как-то неловко.

— Как день прошел? — неожиданно поинтересовался Кайден, пока мы выглядывали по сторонам лавку оружейника. Я даже сморгнула удивленно — обычно это мне из него сведения вытягивать клещами приходилось.

— Хорошо. Спокойно. Сегодня все слишком праздником заняты, чтобы на болячки внимание обращать, а вот завтра у целителя Падрига работы будет выше крыши, а в школе выходной, и учеников ему не пришлют.

— Завтра уже выходной… — задумчиво повторил лучник.

Я кивнула слегка недоуменно — что его так озадачило? — и только потом сообразила. Неделя прошла. Все как-то так закрутилось-завертелось, что время пролетело совершенно незаметно, а ведь убийца так и не был найден. Значит, завтра Брейден заберет еще чью-то жизнь.

Возвращаться в школу резко расхотелось, хотя все прекрасно знали: от фейри не убежишь. Пока школа стоит на их земле, они возьмут свою плату.

— Па-аберегись! — позади раздался истошный вопль.

Задумавшись, вместо того, чтобы отскочить в сторону, я обернулась, а в следующее мгновение Кайден ухватил меня за талию и дернул на себя, убирая с дороги несущегося во весь опор скакуна. К счастью, толпа была не слишком густой, а крик своевременным, потому что следом послышались проклятия на голову идиота, плохо привязавшего лошадь, а не хруст костей под копытами.

— Не зевай, — буркнул Кайден над ухом, не торопясь меня выпускать. И только убедившись, что больше никакой опасности рядом не наблюдается, он опустил погорячевшую — даже через ткань это ощутилось — ладонь.

Рано я решила, что он расслабился.

— Оружейник, — объявил вдруг лучник и, ухватив меня за руку, уверенно потащил за собой.

Я с некоторым запозданием сжала пальцы, обхватывая его уже просто теплую, а не горячую ладонь, и послушно засеменила следом. И глядя на широкую спину, ловко лавирующую в людском потоке, я вдруг поняла — а ведь Кайден мне нравится. Мне понравилось, как он прижал меня сейчас в толпе, уберегая от опасности, мне нравится держать его за руку. Мне нравится проводить с ним время, смотреть на него, прикасаться. И зря — ой зря! — я посмеивалась над попытками наших девиц привлечь его внимание.

Открытие было внезапным, и что мне с ним делать дальше, я придумать не успела, потому что мы-таки добрались до оружейного развала, и Кайден выпустил мою руку.

— Шела, — приветственно кивнул мне дядька Бастиан. Он жил через два дома от нашего, а его младший сын работал подмастерьем у моего отца. — С чем пожаловала? У меня тут ножи появились охотничьи, хороши! Отличный был бы подарок твоему старику.

— Нет, — я мотнула головой. — Нам бы лук…

Торговец смерил Кайдена оценивающим взглядом с ног до головы, словно примерял на него свой товар. Лучник в ответ хмыкнул и качнул головой в мою сторону.

— Ей. Показывай, что есть.

— Ты в охотницы, что ль, решила податься? — дядька Бастиан нырнул под прилавок, разумно рассчитав, что вряд ли у меня найдутся деньги на лучший, выставленный для заманивания покупателей товар. — Это в Брейдене-то?

— Просто хочу научиться. — Я с тоской представила, как при первой возможности оружейник побежит докладывать отцу, приукрасив все яркими деталями собственных наблюдений и выдумок, и подобный допрос предстоит по второму кругу.

— Ну-ну, — торговец хитро посмотрел на Кайдена и выложил перед нами пять луков, как для меня, так кроме оттенков цвета и простенькой резьбы, ничем друг от друга не отличающихся. — Выбирай, красота, какой на тебя смотрит.

Я беспомощно перевела взгляд на лучника, и Кайден только улыбнулся — едва-едва, уголком губ — и взял в руки ближайший к нему лук.

Дальше нам с дядькой Бастианом оставалось только смотреть. Мне — восхищенно и с затаенной гордостью. Ему — тоскливо и обреченно: этого покупателя не надуешь, лишнюю монетку не сдерешь, да и вообще, дай Луг, хоть что-нибудь бы купил, а не забраковал вообще все, ославив на всю округу. К другому торговцу люди, конечно, не пойдут — нет тут другого — но засмеют ведь! А то и цену сбивать начнут бойчее за «негодный» товар.

Кайден каждый лук осматривал вдоль и поперек, вертел, сгибал, нюхал — на зуб, разве что, не пробовал! Лицо сосредоточенное, серьезное и при это довольное-е. Словно ему в руки не пару гибких деревяшек вручили, а девицу-красавицу, согласную на любой каприз. Да и гладил он отполированную древесину, будто нежные женские изгибы, не иначе.

В итоге из пяти проверку прошли только два, которые Кайден мне и протянул.

— Выбирай, какой в руку ляжет.

Первый лук мне показался невесомым. Хотя это, наверное, по сравнению с кайденовским. Тот мне тоже довелось в руках подержать. Подержать — все удовольствие. Тетиву на этом звере я бы не натянула, как следует, даже двумя руками, не говоря уже об одной. Я подцепила кончиками пальцев перевитые жилы, вскинула лук и повела кисть к щеке, искренне надеясь, что выглядит это хотя бы капельку похоже на плавный и стремительный жест Кайдена. Выпустила. И тетива оскорбленно задрожала — как так, а стрела где?

Я покосилась на лучника — взгляд вполне себе одобрительный, а не скептический, и даже не обреченный. Это меня приободрило, и второй я «примерила» уже увереннее. Откровенно говоря, разницы особой не ощутила. В итоге ткнула в первый, польстившись на выжженный, а не вырезанный узор.

Оставшейся «мелочевкой» вроде стрел, наконечников, колчана Кайден занимался сам. Мне оставалось только расстаться с несколькими звонкими монетами из кошелька под традиционные причитания дядьки Бастиана о том, что ради такой умницы-красавицы-почти-родственницы продает вещи буквально себе в убыток.

Приобретения лучник тоже взвалил на себя, после чего мы зашагали к городским воротам — до холма, где будет проходить празднование предстояло еще дойти.

— А Йен похож на Вирш? — полюбопытствовала я, держась к Кайдену поближе, а то мало ли какие тут еще бешеные лошади носятся.

Лучник отрицательно мотнул головой.

— Он больше. И дома совсем другие. Полностью каменные.

Я окинула взглядом родные фасады — выбеленные стены и темные балки под наклоном или крест-накрест, резные ставни с трикветрами, над дверями — подковы от незваного вторжения фейри, на дверях — поистрепавшиеся с Имболка соломенные кресты Бригиты. Все было настолько привычным, что даже невозможно было представить, что где-то — иначе.

— А ты по дому не скучаешь?

— Ты много наемников с домами знаешь? — хмыкнул Кайден.

— Да я как-то вообще мало наемников знаю… А разве?.. — задать еще вопрос я не успела. Бросив «погоди-ка» Кайден стремительно нырнул поперек людского потока куда-то в сторону.

Я растерянно застыла, на мгновение потеряв его из виду, а потом заметила светлую макушку у кожевенного лотка. Ладно, погодить так погодить, мало ли чего ему там понадобилось.

Каково же было мое удивление, когда вернувшийся Кайден протянул мне… перчатки. Простенькие, без узоров, но из прекрасно выделанной оленьей кожи — даже на вид удобные и эластичные. Точно. Он же говорил, что они нужны, чтобы пальцы защитить.

— Ско…

— Это подарок, — оборвал мой вопрос Кайден и ухмыльнулся. — За издевательства.

— Лечение! — разом насупившись, буркнула я и, наклонив голову, чтобы спрятать улыбку, сделала вид, что засунуть перчатки в сумку не так-то просто.

Вещи мы спрятали по дороге к холму — сгрузили в кусты да навесили отвод глаз, так что в веселую праздничную кутерьму влились уже налегке. На вершине холма на жертвеннике была сложена десятая часть сегодняшнего урожая — дар Лугу. Благодарность за уже данное и просьба не обидеть и в дальнейшем, а у подножия раскинулись столы с городским угощением, стояли бочки с пивом и сидром, звенела музыка, шли шутовские потехи и состязания. Когда совсем стемнеет тут же в ночное небо взовьются костры, через которые будет прыгать молодежь. Кто в одиночку — покрасоваться силой и храбростью, кто парами — проверить любовь на прочность. Я похлопала по кошелю на поясе, убеждаясь, что не забыла переложить туда из сумки мазь от ожогов.

Гул возбужденных голосов навалился со всех сторон, волынка перекликалась с бомбардой, завлекая всех, кто не стар душой, кто молод и полон сил, в разудалую джигу, голоса певцов летели над головами людей, уговаривая пить сидр — сегодня можно, сегодня нужно, славься, Луг!

Мимо пролетел в танце Леан, в паре со смутно знакомой девицей с соседней улицы, и я пихнула локтем Кайдена, кивнула на танцующих, и перекрикивая шум, попеняла своему спутнику:

— Какие вы, все же, мужчины непостоянные! Переменчивые! Только что на праздник меня зазывал — а уже другую обнимает!

Кайден хохотнул, и я, глядя в светлые серые глаза, невинно обронила:

— И, главное, ушел, не дождавшись… Не знаешь, почему?

— Понятия не имею, — отозвался Кайден, и его ответный взгляд был до того чист и безмятежен, что я не выдержала, расхохоталась, уткнувшись лбом в крепкое плечо.

Кайден разбойно ухмыльнулся в ответ, легонько приобнял одной рукой, сжав на краткий миг мою талию, и тут же отпустил на волю.

Вот ведь, балбес! И не признается же, за что Леана шуганул. Но спасибо ему за это преогромное!

Я ухватила Кайдена за руку, и потянула к столам с угощением, к бочкам с сидром — перехватим чего-нибудь, а там можно и развлекаться идти.

Друг на друга мы старательно не смотрели — но заговорщицкие улыбки не сходили с лиц у обоих.

У бочек с сидром людей было полно — народ перемещался от одного столат к другому, обменивался мнением, у кого в этом году как напиток удался, стукался глиняными кружками, которые можно было купить тут же, за самую мелкую монету. Я лишней монеты пожалела, и решила, что мы с Кайденом будем пить из одной кружки — все равно я много не выпью, и лучника от себя этой ночью не отпущу — мало ли, что его болячка может натворить во хмелю? Нет уж, надо бдеть!

Вот и буду бдеть. И пить с ним из одной кружки.

Лучник и не возражал — он уже сам ухватил меня за запястье и потащил вдоль ряда пузатых бочек, задерживаясь ненадолго то у одной, то у другой, принюхиваясь, и таща меня дальше. А я не упиралась, радостно шла, порой, не удержавшись и начиная пританцовывать под летящую над холмом музыку. Что он там вынюхивал — я и близко не представляла, пахло, как по мне, везде одинаково — яблочно, хмельно, одуряюще!

Кайден выбрал наконец и, дождавшись нашей очереди, протянул нашу одну-на-двоих кружку щедрому хозяину, орудующему здоровенным черпаком. Дядька Гикель, распевающий во весь голос вслед за музыкантами «Пей сидр!», улыбнулся мне, кивнул как старой знакомой, щедро плеснул светлого душистого напитка, протянул наполненную до краев посудину мне, а не Кайдену — я улыбнулась в ответ, приняла с поклоном и благодарностью.

Пригубила хмельное питье, одобрительно кивнула и передала сидр Кайдену, сжимая глиняные бока обеими руками, улыбаясь ему искренне и радостно. Широкие мужские ладони легли поверх моих, лучник принял кружку из моих рук, залпом опорожнил ее до дна, с победным кличем вскинул над головой, переворачивая кверху дном, показывая, что она пуста — и народ вокруг одобрительно засвистел, загалдел, хлопая в ладони. Я заулюлюкала вместе со всеми, завизжала, глядя в смеющиеся светлые глаза.

И снова моя кисть утонула в мужской руке, и снова я кожей чувствовала твердые мозоли на жесткой мужской ладони. А волынки пели, и бомбарды не умолкали вслед за волынками, и джига сама просилась в ноги, и перекликались между собой певцы — пей сидр!

Лугнасад — щедрый праздник, Лугнасад — долгая ночь.

Я сама не заметила, как мы очутились в круговороте танца — переплетались пальцы, мир кружился, я взлетала птицей, когда сильные ладони, обхватив меня за талию, вскидывали вверх, и с замиранием сердца падала вниз под собственный смех.

— Больше… не могу! — объявила я, рухнув на широкую скамью возле порядком опустевшего праздничного стола.

Сердце колотилось как бешеное, щеки горели, ноги подкашивались, попытки использовать ладонь в качестве веера особого облегчения не принесли. А едва запыхавшийся Кайден только посмеивался, прихлебывая сидр из непонятно откуда взявшейся кружки.

Ее-то я у него и отняла, жадно припав к холодной, покрытой капельками влаги, глине.

— Тебя развезет, — хмыкнул лучник, не пытаясь, впрочем, посудину у меня отобрать.

— Иди в лес! — ласково посоветовала я, оторвавшись лишь на мгновение, а, опустошив кружку, тут же подскочила. — Я слышала в этом году петушиные бои вместо кулачных решили устроить. Пойдем посмотрим?

И, не дожидаясь ответа, уже привычным жестом ухватила лучника за руку и потащила туда, где обычно устраивались всяческие состязания.

Сегодня там соревновались умельцы стрелять из лука (Кайден в их сторону глянул и только скептически фыркнул), мерялись силой подниматели тяжестей, ребятня покоряла высокий, смазанный салом, шест в надежде заполучить красующуюся на вершине корзину со сластями. А обещанные петушиные бои, очевидно, стали главным развлечением, потому что самая большая толпа собралась вокруг хлипкого плетеного загона, и сквозь крики, ругань и улюлюканье птичий клекот едва пробивался.

Нам повезло: при нашем приближении плотный круг слегка расступился, выпуская одного из проигравших с петушиной тушкой подмышкой, всклокоченной бородой и яростным взглядом, обещающим предателю незавидную участь завтрашнего супа. Так что нам удалось проскользнуть в образовавшуюся брешь и занять место почти у самого плетня, позади трех возбужденно подпрыгивающих мальчишек.

За кулачными боями я наблюдать не любила. Наверное, издержки профессии — на каждый удар у меня в голове только строчки конспектов всплывали, лекции наставников, да применимые в том или ином случае лекарства. Вот здесь можно приложением капустного листа отделаться, а тут без шепотка не обойтись, а этот вообще теперь месяц не сможет рабочий инструмент в руку взять.

Петухов лечить не придется, их было не жалко. А один из тех, которых выпустили вот только что, ну до того напоминал одну наглую тварь, добрых полчаса гонявшую меня по двору в детстве, что я с большим бы удовольствием посмотрела, как разлетаются по площадке его рыжие перья.

Жаль только, его противник был раза в полтора мельче, раза в два ощипаннее и совершенно не вызывал доверия. Душа не выдержала, и я, нашарив в кошеле мелкую монетку, кинула ее устроителю, перекрикивая гул голосов:

— На черного!

По толпе пронеслась череда смешков и диагноз «вот баба-дура».

— Это правильно, — ухмыльнулся рядом Кайден. — Я тоже рыжих не люблю.

Я только пихнула его локтем в бок, не отрывая взгляда от «арены».

Отмашка. Петухов стравили, отпустили, и тут же округу огласил яростный клекот и хлопанье крыльев, а обе птицы взвились в воздух, сталкиваясь грудью. Закружился пух — черный, рыжий, разноцветный, оставшийся с предыдущих боев. Я азартно вцепилась в Кайдена, шепотом приговаривая: «Ну давай, давай…».

И к всеобщему удивлению, рыжий вдруг неловко опрокинулся, тут же получил несколько ударов клювом и счел за благо удрать от не в меру драчливого противника. Толпа взорвалась хохотом, глядя, как ощипанный черный, горделиво топорщит воротник вокруг шеи и зыркает на людей то одним, то другим глазом.

— Эй ты! — перекрыл вдруг этот хохот оскорбленный рев. — Ты, рыжая! Ведьма! Ты моего петуха сглазила!

Гомон резко стих и взгляды всех обратились… на меня. Вслед за тыкающим в мою сторону бугаем по другую сторону круга.

— Знаю я тебя, школярка! Видел, как ты наговор свой злобный шептала! Прокляла! Испоганила! У-у, ведьма!!

— Я маг! — искренне оскорбилась я и только потом запоздало сообразила, что не на то оскорбляюсь. Хоть за ведьмоство, хоть за магию в состязаниях по головке никто не погладит…

Но это же смешно, ничего я не делала!

Только порядком перебравший мужик и несколько его сотоварищей считали иначе.

— Ведьма! — по новой взревел обиженный хозяин рыжего и на этот раз даже не один.

— Шела, пусти, я объясню этому доброму горожанину разницу между магами и ведьмами, — прошипел над ухом Кайден, выдергивая руку из моих пальцев и протискиваясь вперед мимо мальчишек. Те задрали головы и смотрели на меня, открыв рот, будто увидали диво дивное.

Лучник пересек круг так стремительно, что никто и ахнуть не успел, а повисшую тишину спустя мгновение нарушил звук удара и почти одновременно с этим раздавшийся хруст. Я охнула и заозиралась в поисках стражей порядка.

Бугай отлетел назад, угодив в вовремя подставленные руки, взревел и кинулся на Кайдена. А за ним еще несколько таких же горячих голов. И спустя несколько мгновений на петушином поле образовалась такая свалка, какая петухам и не снилась. Кажется, кулачные бои заменить на птичьи не получилось…

Мне одновременно хотелось обреченно зажмуриться — добделась! — и в то же время самой сломя голову кинуться в кучу-малу, вытаскивать оттуда нерадивого пациента. Нет, за Кайдена в драке я не переживала совершенно, а вот за то, что с ним сделают, если он обидчиков поджарит — еще как!

Когда городские стражники, наконец, соблаговолили оторваться от кружек с сидром и пивом и вмешаться в происходящее, драка уже успела набрать масштаб и перерасти в праздничную народную потеху под названием «Набей недругу рожу под шумок». В итоге и разнимание драчунов, и выяснение, кто прав, кто виноват, отчаянно затянулось.

Я, наконец, отыскала взглядом Кайдена, который что-то яростно втолковывал нашему главному стражнику, и его изначального противника, и с облегчением убедилась, что первый на вид не сильно пострадал, а второй, по крайней мере, не вопит, что помимо ведьмы тут еще и ведун на него накинулся.

— Хорош мужик! — одобрительно крякнул рядом знакомый голос.

Тетка Маэлан, наша соседка напротив, всеми уважаемая матрона, мать десятерых мальчишек и одной девочки, смотрела в том же направлении, что и я.

— Ты с таким не пропадешь!

— Да я не… — попыталась я оправдаться. Еще не хватало, чтобы до отца донесли, что я уже чуть ли не замужем.

— Дурень ты, Шела, — сурово оборвала меня тетка. — Когда такой мужик зовет, надо идти!

— Так не зовет же!

— Так потому, что ты дурень, — припечатала соседка, постучала мне пальцем по лбу и зашагала прочь. Столько народу на празднике, некогда ей тут одну меня уму-разуму учить.

Несколько мгновений я обалдело смотрела ей вслед, а когда повернулась обратно, Кайден уже направлялся в мою сторону. При ближайшем рассмотрении вид у лучника оказался весьма потрепанный — капюшон зеленой котты наполовину оторван, скула опухла и грозила превратиться в синяк на пол-лица, и он неосознанно покручивал слегка поврежденное запястье.

Я открыла рот, чтобы в который раз выговорить ему за несдержанность, посмотрела в честные глаза и закрыла. Бригита с ним, с Кайденом! Накапайте мне кто-нибудь успокоительного.

— Тебе передают самые искренние извинения, — лучник улыбнулся, тут же скривился и потер ушибленную скулу.

Я недоверчиво покосилась за его спину. Бугай, встретившись со мной взглядом, сплюнул на землю и сердито удалился.

— Дурень ты, — вздохнула я, подытожив самое ценное из урока тетки Маэлан и, протянув руку, коснулась кончиками пальцев покрасневшей щеки. — Пойдем сядем куда-нибудь. Посмотрю.

Ночь вокруг один за другим начали освещать высокие костры. Справедливо рассудив, что энергию взвинченных и разгоряченных мужчин надо направить в какое-то другое русло, мудрые женщины потащили своих избранников кто к столам, кто к уже почти пустым бочкам с сидром, кто проверять чувства на прочность. Один за другим взмывали над жадно тянущимися к темному небу языками силуэты. Кто в одиночку с визгом или боевым, подбадривающим самого себя, воплем. Кто парой, крепко держась за руки: не отпустишь, удержишь — быть вам всегда вместе.

Усадив Кайдена на скамью, я осторожными касаниями, снимала отек с его скулы, завороженно глядя, как пляшет отражение пламени в серых глазах, пока лучник наблюдал за прыгунами. Что-то все-таки не договаривает он про тот замок. Упомянул он его не просто так, в этом сомнений не было, но и всей правды мне точно не сказал. И можно было бы попытаться снова спросить сейчас, пока он такой открытый и расслабленный, но…

Думать сегодня про данное директору обещание и свой целительский долг, видеть, как искрящийся смехом взгляд зарастает ледяной коркой отчуждения, не хотелось категорически. Успеется еще. Сегодня — праздник.

Я опустила руки и улыбнулась.

— Пойдем еще потанцуем?..

К школе мы подходили, когда по далекому горизонту уже растянулась желто-рыжая полоса, а густо-синее небо становилось все прозрачнее. Почти весь путь мы проделали молча, но молчание это не было неловким, а скорее каким-то даже уютным. Кайден нес мой лук, а я напевала себе под нос праздничные мотивы и гонялась за светлячком, который оказался ручной зверюшкой корригана11. Увидев, кого к нему привел питомец, представитель маленького народца только сердито крякнул и исчез, обрушив на меня из пустоты ворох сухих листьев, которые я потом еще полдороги вытряхивала, хихикая, из волос и одежды.

Кайден проводил меня до самой комнаты, отдал лук и стрелы.

— Спасибо, это был чудесный вечер, — улыбнулась я и, поддавшись порыву, приподнялась на цыпочки и обняла его.

Лучник неуверенно коснулся моей спины.

— Да не за что… — невнятно пробормотал он.

Я чмокнула его в щеку и, разом застеснявшись, отстранилась.

— Надеюсь завтра тебя увидеть, — голос чуть дрогнул, в очередной раз волной накатил страх перед грядущей расплатой с фейри. — Можно будет сходить на гранитный пляж, там такой вид…

Кайден только молча кивнул, а потом вдруг вскинул руку и коснулся моих волос. Я неосознанно втянула голову в плечи, а лучник выпутал из копны застрявший дубовый листик и вручил мне. Наши пальцы в который раз за вечер соприкоснулись, и сейчас мне показалось, что вот-вот что-то случится…

Но ожидания не оправдались. Бросив мне невыразительное «до завтра», Кайден повернулся спиной и зашагал прочь по коридору. А я стояла и смотрела ему вслед с листиком в руке и глубоким разочарованием в душе.

* * *

Я брел по лесу пошатываясь и не особенно разбирая, куда, собственно, иду. Сердце гулко стучало в висках, перед глазами плыло, кости ломило, все тело горело и подчинялось с трудом. Минута слабости — короткое, казалось бы, совершенно невинное прикосновение — обернулась самыми неприятными последствиями и обычные методы борьбы с ними отчего-то не помогали.

Хотя я сам себе вру. Какая уж там минута, весь этот поход на праздник — был одной большой глупостью. Захмелел я задолго до того, как выпил первую кружку праздничного лугнасадовского сидра и куда быстрее, чем отведав горящей выпивки демонологов. Стоило выйти на улицы праздничного города с лекаркой, взять ее первый раз за руку — как тут и пропал. Прежняя, казалось бы, давно забытая жизнь, та, что не только до Зубастого Замка, а еще до того, как я отправился наемничать, вскружила голову, затуманила сознание, заставила позабыть обо всем… и потянуться к той, кто так легко это пьянящее ощущение дарила.

Беспечный идиот.

Я настолько увлекся, что даже не заметил, в какой момент тело начало выходить из-под контроля. Теперь опомнился, да, но толку?

Стоило не то, что закрыть глаза — моргнуть! И в голове тут же всплывал образ целительницы — румянец на щеках, смеющиеся карие глаза, приоткрытые губы… шея с тонкой прозрачной кожей, грудь, обтянутая зеленой тканью…

Я прислонился к дереву, запрокинул голову, судорожно глотая воздух. Пальцы вцепились в ворот котты, с трудом распустили шнуровку.

Спокойно. Не надо об этом думать. Думай о другом. О постороннем.

Куда меня вообще занесло? Березовую рощу в Брейдене мне видеть еще не доводилось…

— А кто это тут у нас…

Свесившаяся из кроны дерева фейри едва не схолопотала сгустком пламени в лицо. Каким образом, мне удалось удержаться — осталось загадкой. А может, не зря все-таки Шела со мной время тратит? Шела…

— …такой темпераментный? — игриво закончила она, спорхнув на землю.

Сильфида. Хрупкая, будто из хрусталя. Кажется, что лунный свет сквозь нее проходит. Зато силы в этих существах — горы свернуть можно.

— Отвали.

Где-то в глубине души я осознавал, что с лесным народцем лучше придерживаться правил вежливости, но в данный момент мне было совершенно не до них.

Глаза фейри, не мигая, светились в ночи, как две желтые луны.

— М-м-м… — протянула она, втянув носом воздух, и сделала шаг вперед, прижимаясь ко мне вплотную. — Какой мужчина.

Пальчики с по-звериному острыми ноготками прошагали по моей груди.

— Неужели этот мужчина не хочет весело провести время, вместо того, чтобы дуться тут в одиночестве на весь белый свет?

Я открыл было рот, чтобы послать «утешительницу» далеко и надолго, но что-то заставило меня промолчать. От лесной девы пахло мокрой листвой, кружащим голову, послегрозовым воздухом, а не сушеными травами и лекарственными зельями. Она была выше и стройнее, с обманчиво-хрупким телосложением молодой осины. Вот только в светлых, почти белых и совсем ни капельки не рыжих волосах запутался дубовый листик.

Я закрыл глаза и запустил пальцы в густую копну, нащупывая, выпутывая его. Яростная сила во мне, грозившая смести все преграды при одной мысли о близости с Шелой, отозвалась приливом, но далеко не таким сокрушающим. Да и… в

конце концов, уж кто-кто, а лесные девы в силах защитить себя самостоятельно. Фейри удовлетворенно хихикнула и прижалась к моим губам.

— Приходи еще, — промурлыкала сильфида, расслабленно нежась на мягком шелестящем ковре из мха и палой листвы, пока я натягивал сброшенную кое-как одежду.

Спина противно ныла от свежих царапин, в голове звенело, а на душе было отвратительно пусто. Я хотел отрицательно мотнуть головой, но потом подумал о завтрашнем первом уроке стрельбы. И об обещанной прогулке на гранитный пляж. И о случайных столкновениях в коридорах. Посиделках под ивой. Новых встречах, избежать которых не получится.

— Приду.

Глава 5

Первый утренний гонг, извещающий школяров, что новый день настал, я встретила без сна.

Мне не спалось этой ночью — вертелись в голове мысли, не давали покоя.

Что не так со мной? Почему ушел Кайден? Ведь я не ждала обещаний или что меня прям здесь и сейчас замуж позовут, вот еще глупости какие. Но для поцелуя чем я не вышла-то?

А как выветрился из моей головушки праздничный сидр и вместе с ним глупая обида, то уже другие тревоги навалились, прогнали сон.

Если бы наставники выяснили, кто виноват в нарушении договора — школярам бы объявили, хотя бы для того, чтобы успокоить. Значит, убийцу метсаваймы так и не отыскали. А значит, сегодня должно было стать в школе на одного ученика меньше.

Кого мы утром не досчитаемся? Кто лишится жизни за чужое преступление — и ради жизни всех остальных?

И не одну меня одолевали эти мысли. В коридоре, собираясь на завтрак, спускаясь по широким лестницам, расставляя миски и плошки на широких столах в общей столовой, я вертела головой, высматривая друзей и приятелей. И всюду видела школяров, занимавшихся тем же самым.

Нольвенн я проверила с самого утра, пока она мирно спала в своей кровати. С девчонками с нашего этажа пересчитались сразу после гонга, в коридоре у спален. И с облегчением выдохнули — все целы! Целителей своего курса собрали отчасти на лестнице, отчасти у дверей столовой, и староста Керьен, убедившись, что пришли все, и все живы, очень старался держаться равнодушно и безразлично, но я видела, как распрямилась его спина и выровнялась осанка, будто тяжкий груз с себя свалил. Теперь же, в столовой, я искала широкие плечи и белобрысую макушку. Скользнула взглядом по черной, встрепанной шевелюре Невена, и ощутила, как лопнул один из тревожных обручей, сковавших сердце.

Кайден сидел за дальним столом боевиков, спиной к стене и лицом к залу. Взъерошенный, хмурый, он сосредоточенно поглощал завтрак, не глядя по сторонам, лишь бросая нетерпеливые взгляды в сторону дверей, и меня окатило, омыло облегчением, как морским прибоем в прилив.

Славься Бригите, цел!

Лучник, ощутив мое внимание, поднял голову от плошки с мясной кашей, встретился со мной взглядом — и разом будто посветлел лицом, черты помягчели, согретые мимолетной улыбкой. Я улыбнулась ему навстречу, так же быстро и успокаивающе, и мы оба занялись завтраком. На двери Кайден больше не смотрел.

Мои все живы — благодарение богине-покровительнице, простирающей длань свою над непутевой дочерью.

Кто же? Кто?

Я работала ложкой, но вкуса еды не чувствовала. Окидывая столовую тревожными взглядами, я пыталась на глазок определить, все ли на месте. Умом понимала, что это бесполезно, но сдержать себя не могла. Выхватывала из толпы взглядом то одно, то другое знакомое лицо, ненадолго успокаивалась — и этот в порядке! — но вскоре снова скользила по школярам тревожным взглядом.

Да я не одна такая была нынче, большинство учеников больше выглядывало друзей-приятелей, чем ело. И в их лицах я видела отражение собственного вопроса.

Кто же? Кто?

По окончании завтрака у выхода из столовой собралась изрядная толпа, воздух полнился возбужденным гулом.

— Наши все, — деловито сообщила мне Нольвенн, завтракавшая со своими теоретиками, отводя от бледного лица толстую косу, украшенную голубой нарядной лентой.

— И наши, — отозвалась я, высматривая среди школяров Аэль, старосту лекарей седьмого года обучения и по совместительству подругу Тадека, старосты восьмикурсников.

Аэль сама подошла к нам с Нольвенн, ее волновало то же, что и всех сейчас:

— Что у вас?

— Все живы, — отозвалась я. — И даже после праздника в городе никто не задержался.

— Еще бы, — едко хмыкнула Нольвенн, — Попробовал бы кто-то при нынешних обстоятельствах загулять!

Мы с Аэль понятливо переглянулись — старосты еще накануне предупредили всех, отмечающих Лугнасад в Вирше, что любого не вернувшегося в срок загрызут живьем, и фейри ждать не станут.

— Теоретики-выпускники в полном составе, — бодро отрапортовала Нольвенн, когда два вопросительных взгляда скрестились на ней

— Наши восьмикурсники — тоже, — опередил наш вопрос Тадек, подошедший к Аэль.

Я благодарно улыбнулась им и огляделась. Вокруг нас успела собраться небольшая группа из старост разных курсов, даже демонологи в кои-то веки не игнорировали общее настроение. Боевики, алхимики, рунные маги. Со стороны теоретиков подошел Невен, встал рядом с сестрой.

По всему выходило, что все школяры сегодня живы и здоровы, а тем, кто не совсем здоров, винить в хвори следует не злокозненных фейри, а щедрый Лугнасад — но от похмелья пока не один школяр не умер.

В душе несмело разгоралась надежда — а может, все обошлось? Может, наставники успели, в самый-самый последний момент нашли негодяя, отвели удар? Или, может, вышло так, что выбранный жертвой осилил отбиться, справился с угрозой, бывает же и так? Лес силен — но не всесилен!

Невен, немного потолкавшись с нами, кивнул сестре и ушел, пообещав вечером заскочить к нам в гости. Нольвенн проводила его взглядом, в котором гордость читалась без особого труда, и пояснила мне:

— Наставник Йохан дополнительные занятия по теории защитных заклинаний дает для желающих. И охота Невену законный выходной на эту ерунду тратить? Лучше бы боевой магией занялся, если уж так неймется…

— А по боевке разве тоже дополнительные занятия есть? — мимоходом удивилась я, глядя на пробирающегося сквозь толпу к выходу лучника.

— Ага, — откликнулась Нольвенн, глядя туда же, куда и я.

Кайден шел, уверенно раздвигая школяров, но в дверях случился затор, и лучник был вынужден сбавить ход — да, видно, слишком резко остановился. Шедший сзади невысокий плечистый рунник налетел на него, толкнул в спину. Кайден развернулся зло, агрессивно — и я уже было совсем собралась мчаться разнимать их (вот только драки сегодня и не хватало, и без того все взвинченные!), как лучник вдохнул, выдохнул, и с очевидным усилием задавил первый порыв. Рунный маг виновато пожал плечами, и ребята вполне мирно разошлись.

Я тоже выдохнула — сама не заметила, когда успела затаить дыхание.

Кайден снова повернулся лицом к дверям, неспешно продолжил движение к выходу, и только тогда я заметила, что на его рубашке на спине появилось продолговатое пятнышко. Небольшое, но, без сомнения, красное.

Злобно прошипев сквозь зубы нечто ругательное, я выдрала у Нольвенн свой локоть и двинулась вслед за своим драчливым недоразумением.

Нет, вот интересно, и когда он все успевает-то?! Ведь вчера с праздника он вместе со мной вернулся — и был цел и невредим! А все, что ему на гуляниях рассадили — я тогда же и залечила.

У-у-у, болячка неуемная, никакой ему магии! Буду лечить без применения силы — и пусть мается, пока его ушибы, синяки да ссадины заживают.

С этими мыслями я и проталкивалась к выходу из столовой, усердно работая локтями. Может, и излишне усердно — настроение у меня нынче было такое.

Выскочила, наконец, в коридор, я повертела головой, выискивая лучника, и успела заметить, как он свернул к лестницам на жилые этажи. Ага, отлично! Полная решимости отловить нерадивого пациента и вылечить, несмотря на возможное сопротивление, я отправилась следом.

— Кайден! — окликнула я его, достигнув подножия лестницы.

Он обернулся, и я с облегчением отметила, что движется он свободно, спину не бережет, так что, может, зря я всполошилась, и нет там ничего серьезного.

— Подожди, у меня вопрос к тебе есть — попросила я, и лучник покладисто остановился — и даже принялся спускаться с лестницы мне навстречу.

Я перехватила его за локоть, отвела в сторону, чтобы не мешать школярам, когда те примутся расходиться после завтрака, и, предусмотрительно не выпуская цапнутой руки, вкрадчиво спросила:

— Кайден, а что у тебя со спиной?

Лучник попытался сделать вид, что не понял меня, переспросил удивленно:

— А что у меня со спиной?

Я побуравила его пронзительным взглядом, но ничего не добилась — сдаваться на лечение добровольно больной не собирался.

— Ну, а если все хорошо — то ты ведь не будешь возражать, если я на нее посмотрю? Веришь, нет — я здоровых спин уже, считай, шестой год не видела! Все больные да больные…

Теперь уже Кайден вперился в меня сердитым взглядом, но сказать ничего не успел.

— Ив! — раздался от лестницы голос наставника Одрана.

Я завертела головой, разыскивая загадочного Ива, и только когда мой недобровольный собеседник повернулся на голос, запоздало вспомнила, что Ив — это он. Кайден Ив!

Я отпустила рукав рубахи лучника, давая ему возможность спокойно говорить со своим куратором, но далеко не уходила, намереваясь перехватить жертву, как только наставник ее выпустит.

— Доброго дня, наставник Одран!

— Будьте здоровы, почтенный наставник!

Наши с Кайденом приветствия слились в одно, но нестройное.

— Вот что. — Низкий голос боевика привычно заполнил все свободное пространство вокруг, и мне примерещилось, что стекла в окнах звякнули, — Мы решили, что в этом году второй и первый курсы на практику отправятся совместно и на неделю раньше, так что готовьтесь.

Я расстроенно вскинула голову, вперившись взглядом в наставника Одрана, но промолчала, а Кайден лишь понятливо кивнул. Судя по всему, ему было просто все равно — неделей раньше, неделей больше. Мне вот все равно не было — я рассчитывала, что успею ему с собой кой-каких снадобий приготовить. А теперь в зельеварню разве пробьёшься?

— Остальные ваши где? — уточнил маг. — В столовой?

И на наше дружное «Да, наставник Одран!» ответил кивком:

— Отлично. Я как раз туда — сейчас всем и скажу.

И ушел — прямая спина, русые волосы, свернутые в тугой узел и подстриженная волосок к волоску борода. Я проводила его взглядом и бдительно прихватила рукав Кайдена. И не зря — тот как раз собирался сбежать, но пойманный с поличным, застыл на месте, глядя на меня обреченно и насмешливо разом. Я выпустила рукав. Заботливо его разгладила. И, положив руку сверху на его запястье, заглянула в светлые глаза, и проникновенно поведала:

— Вот что. Либо ты сейчас идешь в мою комнату и даешь мне посмотреть твою спину — либо я иду к директору Паскветэну, и сообщаю, что ты меня не слушаешься!

И с мелочным удовлетворением отметила, как сердито сверкнул взглядом и вскинул в шутовском жесте поражения руки мой подопечный. После чего крутнулась на пятках, и пошла к нашей с Нольвенн комнате, ничуть не сомневаясь, что лучник, пусть недовольный и взъерошенный, но все же следует за мной.

Этот раунд я выиграла. Ох, и отольётся мне еще этот выигрыш!

Я так увлеклась противостоянием с Кайденом, что почти позабыла про тревогу. Почти совсем поверила — обошлось. И потому, когда уже почти возле самых дверей в комнату на нас с лучником налетел Невен с совершенно ошалелым видом, понимание, что не обошлось, ударило вдвойне сильнее.

Встрепанный, взъерошенный Невен ухватил меня за локти, встряхнул:

— Где Нольвенн?

И не успел Кайден разъяснить неразумному теоретику, почему не следует трясти его личную целительницу, ошарашил нас вестями:

— Лес взял наставника Йохана!

Мы вчетвером сидели в нашей комнате и Невен прихлебывал из чашки травяной отвар. В комнате висел густой запах успокоительного сбора, так и не пригодившегося мне на праздновании Лугнасада. Братец Нольвенн рассказывал нам, что знает.

И пусть знал он не так, чтобы много — ровно столько, сколько и остальные школяры, ходившие к наставнику на вольные занятия, но все равно, побольше прочих.

— Мы его во внутреннем дворике ждали. Обычно в подвале занимаемся, а в этот раз он хотел что-то интересное показать. Ну, мы и ждали его, хоть он и задержался здорово. Потом решили сходить к нему, уточнить — занятие сегодня вообще будет, или нет? Посчитались — выпало мне идти, я и пошел. — Невен одним глотком допил остатки сбора, сморщился от попавшей в рот травы, — Шела, ты чего туда набадяжила? Гадость какая!

Я уже набрала воздуха, чтобы срезать неблагодарного, но Кайден, развалившийся рядом со мной на кровати, просто пнул его ногой, не поднимаясь с места. Невен снова скривился — тяжелый сапог ощутимо приложил его по голени — и понятливо исправился:

— Ладно не гадость — но все равно ведь не помогает! — и, с надеждой переводя взгляд с меня на сестру и обратно, спросил: — Девчонки, а у вас ничего покрепче нет?..

Я возмущенно фыркнула, а Нольвенн, скрестив руки под грудью, сурово отрезала:

— За чем покрепче — это к демонологам! Дальше рассказывай давай!

Ее близнец разочарованно вздохнул, и продолжил:

— Я к нему пришел, постучался, ручку подергал — дверь закрыта. Ну, не ломиться же к наставнику в дом, верно? Хотел уже уйти и сказать нашим, что никого не нашел и занятия не будет, а тут на меня наставница Мадален налетела. Они же вроде как…

Невен бросил на меня быстрый испытывающий взгляд, и я дернула плечом — да знаю, знаю я, что у нашей наставницы роман с первым школьным теоретиком, об этом только ленивый не знает, и что? Она самостоятельная женщина, свободная магичка, с кем хочет, с тем и живет!

Братец Нольвенн сделал вид что моего негодования не увидел, и продолжил:

— Ну, я возьми, да и спроси — когда наставник Йохан вернется, нам его ждать? — Невен помрачнел, и взгляд его опустился в кружку, где на дне так и болтались спитые травы успокоительного сбора. — Она всполошилась сразу. К двери метнулась, а там что — там как было заперто, так и осталось, она меня погнала, сама кого-то звать принялась через артефакт, вокруг суматоха поднялась, гам, все бегают, шумят. Директор прибежал, Одран. Двери вскрыли — а он там… Наставник, оказывается, всех со вчерашнего вечера предупредил, чтобы его не тревожили, он ночью работать будет, попробует защиту так поменять, чтобы Лес ее пройти не смог. Он давно над таким работал, а вчера испытать собирался.

Плечи Невена опустились, сгорбились, и сам он весь как-то поник:

— Тут наставник Одран меня заметил, гнать начал, велел идти, сказать нашим, чтоб расходились, но я все равно успел одним глазком в комнату наставника Йохана заглянуть — там все паутиной затянуто, сверху донизу. Не помогла, выходит, защита…

Мы еще немного посидели, помолчали, думая обо всем, что случилось, а потом Невен поднялся:

— Пойду я, пожалуй, и впрямь к демонологам загляну. Спасибо вам, девчонки! — с тем и покинул нас. Нольвенн подхватилась и умчалась следом — то ли для того, чтобы предотвратить грядущую пьянку, то ли чтобы возглавить… Все же, весть о смерти наставника даже мою непрошибаемую подружку изрядно потрясла. Мы, школяры, как-то привыкли считать наставников всемогущими и неуязвимыми. А ведь он еще был ее учителем на первых курсах.

Когда я вынырнула из раздумий, Кайден уже тоже собирался уйти, но я опомнилась раньше:

— Куда это ты? Стоять, резвый! Рубаху снимай и спиной ко мне!

Кайден, с выражением крайней досады и разочарования на лице, выпустил дверную ручки и покорно потянулся снимать одежду.

Пока он валялся на кровати, на светлой ткани появилось еще несколько маленьких пятнышек. И этот упрямец еще будет говорить мне, что с ним все в порядке!

Кайден стянул с себя рубаху, с лицом недовольным и сердитым выдернул руки из рукавов, скомкал ткань в неровный ком, зашвырнул на мою кровать, не дожидаясь новых понуканий развернулся спиной и замер, уставившись куда-то под потолок, где были развешены вперемешку мои травы для просушки и незаконченные артефакты Нольвенн.

Лучник смотрел на мой потолок, я — на его спину, и не знаю, о чем размышлял он, а я думала о том, какая же я ду-у-ра-а-а.

Всемилостивая Бригита, ну он же большой мальчик! Ему не двенадцать, и даже не девятнадцать, ему двадцать пять. У него есть личная жизнь. Он наемник треть этой жизни. Почему я решила, что он сам не может определить, какие раны опасны для него, а какие нет? Решила Шела, что умнее всех — так получай. Мне было дико неловко. Как будто я в чужую спальню вломилась и под одеяло нос сунула, да не по целительской надобности, а из праздного любопытства.

Длинные царапины. Четыре с одной стороны, три с другой. Слишком глубокие, чтобы быть оставленными ногтями человеческой женщины.

А еще было обидно. Я не ожидала, что это будет настолько обидно. Я вообще не ожидала, что это будет. Только вчера, на гуляниях, я поняла, что мне нравится Кайден, да не поняла, насколько.

И теперь, когда красные борозды от лопаток к ребрам на мужской спине поведали мне, где недавно был мой лучник и чем он там занимался, собственная боль, и обида, и недоумение стали для меня неожиданностью. И приятного в ней было мало.

А ведь придется еще и расспросить его кое-о-чем…

Бригита, покровительница лекарей, за что мне это?

— И кто это был? — стараясь, чтобы голос звучал как можно более безразлично и даже чуть насмешливо, спросила я.

Кайден перестал пялиться в потолок, и развернулся ко мне. Лицо его из недовольного стало агрессивным.

— А с какой стати я должен отчитываться? — нехорошо прищурившись, поинтересовался он. — Ты мне что, мамочка, чтобы моих подруг считать? Или, может, в школе это под запретом, а я и не знал?

Я сложила руки на груди и надела на лицо выражение «многомудрая целительница знает, что пациент неправ, но великодушно позволяет ему высказаться». А когда яростный порыв лучника выдохся, иронично уточнила:

— Все сказал? А теперь послушай меня, — набрала в грудь побольше воздуха и начала перечислять. — У спригганов ядовитые когти, дриада, если обитает в стволе дерева с ядовитым соком, несет его яд на своей коже, паутинники — один из которых, кстати, убил наставника Йохана — сами по себе не ядовиты, но в местах, где они живут обычно полно едкого секрета их спутников — пауков, на всех растениях, и если ты повалялся там спиной… Водяницы и русалки тоже сами по себе ядовитых когтей не имеют, но, ради всемилостивой Бригитты, Кайден. Они же живут в воде! У них и без яда под ногтями чего только не отыщется! Некоторые фейри смазывают ногти трупным ядом, как того требуют их традиции, а другие просто ядовиты для человека по своей природе…

У меня закончился воздух в легких и вместе с ним закончились примеры и терпение. Уговаривай его, как маленького. Он развлекается, а заботится о последствиях его удовольствий должна я! Потому закончила я несколько жестче, чем собиралась:

— Итак, кто это был?

Кайден смутился. Нет, не буду врать, что он покраснел — но вид у него определенно сделался пристыженный.

— Сильфида, — неохотно сознался он.

А я почувствовала, как у меня сердце от неожиданности пропустило удар. Да быть того не может!

— Это какая сильфида? — безразличным тоном спросила я, отходя от усмиренного подопечного к рабочему столу, и собирая на поднос все, что мне понадобится. Мне было жизненно необходимо разорвать расстояние.

— Из березовой рощи, — отозвался лучник, пытаясь изогнуться и рассмотреть свою спину. Потом взглянул на меня. — Это важно?

— Нет. Но дополнительно обеззараживать твои царапины не понадобится — достаточно простого промывания, — утешила я Кайдена, поманив его к себе.

Это потрясающе! Из всех сильфид Брейдена он напоролся именно на мою прабабку!

Я держала лицо. Промывала корпией, смоченной в отваре ромашки, царапины на широкой сильной спине, обрабатывала их заживляющей мазью и отчаянно старалась не разреветься.

Дура ты, Шела, дура.

До двадцати годочков дожила, не влюбляясь — и на тебе, сподобилась! Поздравляю.

Терпи уж теперь, уговаривала я саму себя, ловко помогая Кайдену одеться и не смазать лечебное снадобье со спины. Терпи! Вот выставишь лучника за порог комнаты — там можно будет и нареветься, а пока терпи, Шела. Держи лицо.

Кайден ушел сразу же, совершенно очевидно раздосадованный всей ситуацией. Он только в дверях помедлил немного, будто собирался что-то сказать. И даже сказал — сообщил, что пойдет стрелять на поляну. Но у меня осталось четкое ощущение, что истинно крутившегося у него на языке я не услышала.

Стоило двери за ним закрыться — и я почувствовала, как медленно отпускает мое лицо застывшая иронично-дружелюбная маска. Вместо того, чтобы выкинуть окровавленную корпию, вылить отвар, сполоснуть плошку, я без сил опустилась на кровать и схватилась за голову. В прямом смысле — сжала виски ладонями и зажмурилась. Глаза под веками щипало. От обиды, от досады, от злости. На Кайдена, на себя, на бабку.

У-у-у, карга старая! Почему у всех бабки как бабки — пекут гостинцы, вяжут шарфы, всеми силами пытаются пристроить внуков и внучек «в хорошие руки» — а у меня такая, что и сама этими в эти «хорошие руки» не прочь упасть. Да она Вирш помнит еще селом на пять домов, а все туда же — со школярами резвиться!

Реветь прямо сейчас я передумала. Подскочила и решительно направилась в березовую рощу, еще не до конца понимая, какие именно претензии предъявлю родственнице, но точно зная, что выяснить отношения хоть с кем-нибудь мне сейчас просто жизненно необходимо.

— …Как ты могла?!

— Дорогая, но я же не знала, что это твой мужчина! — Лавена на мою эмоциональную, но малосвязную речь только удивленно вскинула брови.

— Он не мой! Но ты все равно не должна была его… того… этого… не должна была!

За моим беганьем по кругу и трагическим вырыванием волос на голове, сильфида наблюдала с живым интересом и задумчиво подытожила:

— Как у вас, у людей, все сложно…

Я обессиленно привалилась к шершавому березовому стволу, запрокинув голову и разглядывая трепещущие резные листья. «Ш-шела, ш-шела…» — шептал проносившийся в них ветер. Мою маму звали Шиль, а бабушку Шарлеза, уж не обошлось ли и тут без прабабки, бдящей, чтобы не позабыли лесное наследие?

— Ну и что мне теперь делать? — беспомощно спросила я у тонких ветвей.

— Рассказать ему? — невозмутимо предположила сильфида.

— О том, что он кувыркался с моей прабабкой?!

— Вообще-то я имела в виду твои чувства. Но так даже интереснее… Я бы с удовольствием посмотрела.

Я метнула в язву гневный взгляд, искренне жалея, что под рукой нет ничего потяжелее. Если бабушке можно соблазнять моего… лучника! То и мне можно кидаться вещами в бабушку! Должна же в этом мире быть хоть какая-то справедливость?

Справедливость в виде березового листочка, медленно спланировала на белую макушку, да так там и осталась, украсив очаровательный художественный беспорядок.

Все ясно. Нет ее. Не-ет!

Я оттолкнулась от ствола и села рядом с Лавеной на жертвенник, скинув туфли. Низкие колоски травы щекотнули пятки.

— Как там в школе? — вдруг поинтересовалась сильфида, будто невзначай.

— Смертью больше, — мрачно отозвалась я.

Несколько мгновений меж белых стволов царила тишина, только ветер продолжал нашептывать мое имя, звать за собой в прозрачную высь. А потом Лавена выдала:

— Уезжай.

— Что? — Я споткнулась и потеряла нить собственных зарождающихся размышлений о том, как у нас, у людей, и правда все сложно.

— Уезжай из школы. За море. Сила Брейдена велика, но не безгранична. Если пересечешь пролив, он уже не дотянется. И лучника своего с собой забери, — тонкие губы тронула легкая улыбка.

«Твоими стараниями он теперь уже точно не мой!» — очень захотелось пробубнить мне. Одно дело, когда тебе предпочли другую девицу, и совсем иное — когда фейри. О любви тут и речи не идет, конечно, да только единожды в лес за этим делом наведавшись, школяры на человеческих девушек уже иначе смотрят. Оно и понятно, мало кто может сравниться красотой с лесными девами, а уж искусности им и подавно не занимать, и они-то точно не попытаются накинуть на мужское запястье ленту12 и лишить вольной молодецкой жизни.

— Не уеду, — буркнула я вместо этого.

— Из-за лучника? — удивилась прабабка. — Да найдешь себе другого — краше прежнего!

— Не из-за лучника. — Я нахохлилась, хотела пояснить, но не успела. Лавену мой отказ чем-то явно задел, потому что она продолжила:

— Пообещаешь уехать, я тебе покажу, где непенф растет.

Услышав волшебное слово, я даже встрепенулась на мгновение. Непенф — трава забвения, редчайшее растение, которое даже в Брейдене-то днем с огнем не сыщешь. О-о-о, если бы она мне в руки попалась, я бы такое могла сделать! Такое! А ведь и Кайдена можно было бы попытаться им вылечить — мощнее средства от печалей нет.

Радужные мечты поблекли, не успев заиграть всеми красками.

— Не уеду, — печально повторила я. — Это от леса можно убежать за соленое море, а от школы не убежишь. Мы же клятву магическую приносим в начале обучения — не разглашать, не оставлять, долг сполна исполнить… Она только после обязательной отработки на благо королевства снимается. Так что… не покажешь травку, да?

Я грустно вздохнула.

— Покажу, — ответно вздохнула Лавена — что ж с тобой поделаешь, дите глупое-неразумное? — Приходи послезавтра, она в самую силу войдет.

Мы сидели на алтаре — две одинаково понурые фигуры, болтали босыми ногами. Веселого в этом было мало, но не нарушать же сложившуюся традицию?..

А по другой традиции, стоило мне засобираться обратно в школу, как в спину прилетело:

— А лучника-то ты от себя далеко не отпускай, — совершенно серьезно посоветовала Лавена. — Не пожалеешь! — И довольно зажмурилась.

И я не знала, чего мне в этот момент больше захотелось — самой под землю провалиться или родственницу туда затолкать!

Заниматься стрельбой с Кайденом я в этот день так малодушно и не пошла, и лук, вернувшись в комнату, запихала под кровать — с глаз долой. Умом я понимала, что обижаться на него не за что — никакой иной приязни, кроме дружеской, он ко мне не проявлял. Но сердце требовало подуться хотя бы денек, выплеснуть пар, набубниться мысленно и забыть.

Именно с этим я и легла спать вечером — завтра встану и мне будет совершенно все равно с чьими прабабками Кайден в лесу развлекается.

План был хорош! За исключением одного маленького недостатка — он с треском провалился. Стоило увидеть светлую макушку в столовой, встретиться взглядами, привычно улыбнуться, приветствуя, как сделалось очевидно — все равно мне не стало. Так что на занятия я отправилась в еще более мрачном расположении духа, чем накануне.

Наставница Мадален, строгая и собранная, как и всегда, без тени скорби на лице, будто и не случилось вчера страшной трагедии в школе и у нее лично, вошла в класс легким стремительным шагом, окинула нас беглым взглядом, пересчитывая по головам и не обращая внимания на наши невольно сочувствующие взгляды заговорила:

— В скором времени ученики первого и второго курсов боевого факультета отправляются на практику. В обязанности целителей шестого курса входит обеспечение каждого из них, а также сопровождающих их целителей необходимыми лекарственными материалами, поэтому в ближайшие несколько дней наши занятия будут иметь в первую очередь практическую направленность. Сегодняшний урок мы посвятим изготовлению мазей. Кто может назвать мне те виды мазей, которые могут пригодиться боевым магам в полевых условиях?..

Не знаю, как там в полевых, а в лесных им ромашка от царапин пригодится! Мысленно пробубнила я, вскидывая руку, чтобы ответить.

После короткого штормового опроса, составления списка необходимых лекарств и освежения в памяти их рецептуры, наставница разбила нас по парам и выдала каждому по рецепту. Мне с Эларой, с которой нам вообще везло работать вместе, досталась жреческая мазь — простая по составу, но в изготовлении требующая внимательности. Ее необходимо было делать на огне, убирая, когда кипучая пена грозится поползти через край, и возвращая затем для дальнейшей готовки. Отвлечешься на мгновение — испортишь и посуду, и очаг, и результат, и дальше, пока не отчистишь все, к изготовлению не вернешься.

Откровенно говоря, я бы с куда большим удовольствием сейчас выслушала лекцию, или изучила что-то новое. Рутинная, давно знакомая работа, когда руки все сами делают, давала волю мыслям вместо того, чтобы от них отвлекать. Если бы это было занятие с наставницей Ивоной, то можно было бы поболтать тихонечко с напарницей под стук ножей, мерный шорох пестиков в ступках, негромкое шипение варева в горшочках и шелест перебираемых трав. Но наставница Мадален праздные разговоры не поощряла.

Она ходила по классу — от одного стола к другому — бдительно следя за приготовлениями. Знания знаниями, работу ученики делали привычную, но ошибаться свойственно и многоопытным старцам, не то что школярам шестого года обучения. А это не просто опытные образцы, а лекарства, которые отправятся вместе с боевиками на учения, где чего только не случается. Впрочем, с представителями этого факультета и в повседневной жизни чего только не случается.

Я вздохнула и принялась закидывать кусочки пчелиного воска в кипящее масло.

А все осложнялось тем, что лучника, в отличие от лука, под кровать не запихнешь. Кайден оставался моим пациентом, и просто прекратить с ним общение я не могла. Даже не столько из-за просьбы директора, сколько из профессиональных принципов. Только-только прогресс наметился! Как он сдержался вчера у столовой, а? Да и если посмотреть на инцидент с моей прабабкой с целительской точки зрения, то это ж тоже прогресс — нормальные здоровые потребности нормального здорового мужчины.

Я зажмурилась и косой помотала на всякий случай, выкидывая из дурной головушки видения, которым места в ней совершенно определенно не было. Сыпанула сваренный и растолченный желток в горшочек, и будущая мазь тут же вспенилась, норовя выскочить за края.

Да в конце концов, что я сапожник без сапог какой! Целительница душ, тьфу! Раз первый план с треском провалился — нужен другой.

Для продолжения занятий с Кайденом в прежнем ключе душевного равновесия мне сейчас определенно не хватает. Да и вообще как-то сложно настраивать на мирный лад того, кого покусать хочется! Какой отсюда вывод? Надо это самое равновесие обрести. А для этого мне нужно что? Немножко времени. Как только открутиться от встреч, чтобы Кайден не понял, что я откручиваюсь?

— Шела!! — прошипела мне на ухо Элара, хватая вместо меня мое варево и сдергивая его с очага. Пузырьки пены замерли вровень с краем — еще мгновение и не сносить бы мне головы. Наставница Мадален за такую невнимательность точно бы…

И тут меня озарило.

После занятия я подошла к наставнице, подсчитывающей результаты нашего труда.

— Да, Шела? — Она дала понять, что меня заметила еще до того, как я открыла рот, но глаз от рядов баночек и свитка с записями не оторвала.

— Наставница Мадален, а вам на отработках после занятий помощь не нужна?

Здесь я все-таки удостоилась беглого удивленного взгляда. Отработки на то отработками и были, что на них школярам приходилось расплачиваться трудом за шалости да провинности, и добровольно на них уж точно никто не рвался.

— Просто я слышала, что практика у боевиков внезапно передвинулась, наверняка не все готово, а мне не повредит кое-что в памяти тоже освежить и…

— Приходи в травницкую после занятий. Поможешь другим с сортировкой, — коротко кивнула наставница, и я, воспрянув духом, покинула класс. Ну вот теперь не придется придумывать глупые отговорки. А лишняя работа, глядишь, поможет и от лишних мыслей избавиться.

Так что, когда отзвенел последний гонг, я только забежала в комнату — предупредить Нольвенн, что «угодила» на отработки (а уж она-то донесет до Кайдена) и тут же помчалась на четвертый этаж.

Наша травницкая мне нравилась. Светлая комната с просторными шкафами, высокими окнами и густым душистым ароматом сена. Травы заготавливали частично школяры во время плановых занятий, частично школа закупала их у травницы в Вирше, а часть выбиралась нерадивыми учениками из окошенной на территории школы травы. Близость к лесу дарила многим растениям особые свойства, да и вымахивали они здесь в мгновение ока и в большом разнообразии — не пропадать же добру! Полынь, зверобой, ромашка и прочие неприхотливые травки особых условий сбора не требуют — коси все подряд и выбирай потом.

Шебаршиться в подвядшей зелени сегодня выпало помимо меня еще четверым счастливчикам. Двоих я хорошо знала — алхимички-пятикурсницы, Оненн и Марзина, они жили через комнату от нас с Нольвенн. А вот парней только в лицо. Один был из демонологов, а другой — рунник, выпускник, кажется.

— Шела! — отчего-то заухмылялся при моем появлении будущий демонолог. — Ты чего Кайдена к нам больше не пускаешь? Мы ж вернем в целости и сохранности!

— Директор не велит! — отрезала я, раздосадованная напоминанием. Я вообще-то сюда про него забывать пришла! — Говорит, вы и так все слегка чокнутые — выпивка вам все равно что вода. А боевикам нужен трезвый разум и здравый рассудок.

— Просто признайся — ревнуешь!

— Я ему не нянька, и уж тем более не подруга. И дела мне до его похождений нет! — огрызнулась я, скрестив руки на груди.

— Злая ты какая, а еще лекарка. — Демонолог озадаченно почесал в затылке, явно не подозревая, чем вызвал такую вспышку.

Подружки-алхимички захихикали, да и рунник улыбнулся, правда, из мужской солидарности — едва заметно. Я же хмуро плюхнулась на один из стульев перед широким рабочим столом, заваленным травой и подгребла себе первую порцию. Кайденовское бешенство оно, кажется, заразное! А то чего еще я вдруг на людей бросаться стала? Надо мне самой травок попить, нервы успокоить.

Воодушевленные моим примером, а — куда вернее — сообразившие, что сено само себя не переберет, а выйти мы отсюда сможем, только когда на столе не останется ни травинки, и остальные приступили к работе.

Разговор завязался почти сразу же — под него работается веселее, да и общая наболевшая тема имелась. К тому же среди нас обнаружился нежданный кладезь ценных сведений в лице Оннен, которая сегодня случайно подслушала разговор двух наставников, и теперь жаждала им поделиться:

— А вы знаете, что директор Паскветэн в Лугнасад в Брейден ходил на переговоры с фейри? — выпалила она, стоило всем рассесться, убедилась, что проблески знания на наших лицах отсутствуют и продолжила: — Я сама слышала! Он хотел об откупе для школы договориться да только не вышло ничего. Лес торговаться отказался.

— Ну еще бы! — фыркнул демонолог. — Где вы вообще слышали про фейри, идущего на уступки? У них все по правилам: чуть в сторону шагнешь — сгинешь.

— С другой стороны, попытка-то не пытка, — рунник пожал плечами. — Что еще прикажешь делать? Три лучших окрестных следопыта с наставником Одраном место гибели метсаваймы по травинке перебрали — и ничего. Помяните мое слово, убийца, кто бы он ни был, уж точно — не ученик. Не припомню у нас гениев, способных обвести вокруг пальца не только весь Брейден, но и наставников.

Я задумчиво кивнула его словам, откладывая в сторону голубоватую ветвь полыни и проводя пальцами по тонким желтеющим стеблям.

— Ага, вот все так думают! — Марзина недовольно покачала головой. — А если все-таки ученик?

— Тогда ему маскировочные чары зачтут без сдачи! — усмехнулся рунник. — Зачтут и сдадут лесу.

— Или зачтут посмертно, — хохотнул демонолог.

— Ага, виртуозное вранье тоже можно смело засчитывать, — фыркнула Оннен. — Меня наставница когда допрашивала, чуть всю душу не вытрясла — где была, что делала, каждый шаг по минуткам, а если не могла припомнить, так тут же начинала что-то себе так строчить, что у меня от испуга аж память возвращалась.

Это да, всю неделю наставники по одному беседовали с учениками, пытаясь вызнать у них, кто где был, кто что видел. «Кто кого убил», — добавил злобный внутренний голосок. Нас с Кайденом сам директор допросил еще в первый же день и отпустил с миром. Но то ли дознаватели из наставников не ахти какие, то ли среди школяров убийцы и впрямь не было. Правда, легче от этого как-то не становилось. Думать о том, что кто-то из наших мудрых и всеми уважаемых наставников так легко и непринужденно поставил под удар жизни ни в чем не виновных подопечных было еще жутчее.

— А ты, Шела, что по этому поводу думаешь? — Марзина повернулась ко мне, вертя в пальцах поникший колокольчик.

Я неопределенно пожала плечами. Ничего хорошего не думалось. Что если убийцу не нашли по горячим (хотя, по справедливости, за неделю-то уже прилично остывшим) следам, шансы найти его с каждым днем становились все призрачнее — думалось. Что пока все еще держатся, но очередное убийство, и в школе вполне может начаться паника — думалось. А вот хорошего — не думалось совершенно. Вот только все это плохое они и без меня каждый себе соображают, только вслух не говорят. Ни к чему беду вслух кликать, глядишь — и обойдет стороной.

— Думаю, его найдут. Куда мы тут все денемся? Рано или поздно — точно найдут. Но лучше бы, конечно, пораньше…

— Хватит уже об этом, — негромко обронил рунник, словами, как ножом, вспоров повисшее молчание. — Сколько можно языками беды полировать? Лучше о хорошем поговорим.

Он повернулся ко мне и спросил:

— Шела, ты как Лугнасад отметила?

— Отлично. Чуть не сожгли! — бодро поделилась я и успела перехватить у ошалелого парня соцветие тысячелистника, которое он чуть не уронил в горку с листьями бузины. — А ты как?

— А он известно, как! — радостно хихикнули две подружки с другой стороны стола и принялись наперебой рассказывать: — До следующего праздника вся школа будет вспоминать, как он на спор выпил очередной эксперимент демонологов, который они изобрести-то изобрели, а вот пробовать и сами не решались! А потом полез на крышу — там костер жечь и через него прыгать. Мол, чем не холм? Только не долез! Он же по стене лезть вздумал — и ввалился в окно! А та-ам! Наставница Мадален! Она его спросонья с самим демоном, наверное, перепутала, как запустит в него жгучим перцем — и кто бы знал, что наставница под подушкой жгучий перец хранит?.. Но в общем, так он здесь сегодня и оказался.

Рунник, на радостный пересказ девицами творимых им непотребств, только беззлобно усмехнулся:

— Охота была бы глупости повторять!

— Так они их только повторяют, а вы — вытворяете, — не утерпев, куснула я.

Но злость моя на весь мужской род от парня отскочила, не задев:

— Нет, ну правда — чем нынче в городе Луга привечали? — он склонил темноволосую голову на бок, уставившись на меня с интересом.

Я вздохнула, и велев самой себе не вредничать, принялась рассказывать, подытожив:

— Словом, как всегда — пили и пели. Потом дрались, потом драчунов лечили!

— Да ты тоже, можно сказать, гордость школы! Не каждой школярке честь выпадает стать причиной лугнасадовсой драки, — парень сверкнул темно-вишневыми глазами, а я снова выхватила у невнимательного ромашку, которая чуть среди крапивы не оказалась. — Кстати меня Тонан зовут.

Я кивнула — мол, рада знакомству. И вновь в травницкой воцарилась тишина — только травы шуршат.

Остаток отработки прошел то в ней, то под хихиканье шепчущихся подружек, то в разговорах ни о чем — о природе, о погоде, о жестокой несправедливости суровых наставников и непростой школярной жизни.

И меня слегка отпустило. Ну ведь правда, все идет своим чередом, мир не перевернулся. Подумаешь одна неудачная влюбленность! Она, может, и первая, но, поди, не последняя, взять вон хоть Нольвенн. У нее этих любовей… а у меня — любимое дело, редкий дар и вообще я умница. Да? Да!

На выходе из травницкой, когда наставница Мадален, проверив результаты трудов, отпустила нас на волю вольную, меня ухватила за локоть Марзина.

— Шела, слушай… ты сказала, что ты Кайдену не подружка. Но ты же хорошо его уже знаешь, да?

Хорошо знать Кайдена? Ха, очень смешно. Я вопросительно приподняла брови.

— Скажи, как ему понравиться? — искренне взмолилась алхимичка.

Я участливо взглянула на товарку по несчастью. Эк мы нынче кучно собрались!

— Крылья отрасти, — сочувственно посоветовала ей. — Или там чешую хотя бы…

— Лесовички? — обреченно и понятливо догадалась девушка и печально вздохнула — это диагноз.

Мне оставалось только согласно кивнуть. Диагноз.

* * *

Забавная штука жизнь. Совсем недавно я желал видеться со своей бессменной целительницей как можно реже, чтобы ее присутствие не раскачивало и без того хрупкое душевное равновесие. Видно, кто-то из богов подслушал мои мысли — занятая, наравне со всеми, подготовкой снадобий для нашей практики, Шела почти не отходила от котла. За последние несколько дней мы виделись раз пять, да и те мельком. И что? Ох, и смеялся, видимо, мой небесный благодетель!

Я задыхался. Мне ее не хватало. Я с трудом сдерживался, чтобы не начать искать встречи. Кружил по своей комнате, уговаривая себя — нельзя, нельзя, опасно! Опасно, в первую очередь, для нее! Говорил сам себе, что ей это не нужно, ей жить и жить — к чему ей покойник? Да еще такой опасный. И вновь и вновь ловил себя на том, что ищу ее взглядом. В коридорах. В столовой. Во дворе. Одергивал себя — и не мог пересилить. Уходил к себе, и кружил, кружил по своей комнате, не в силах ни успокоиться, ни изменить что-либо.

Кошмары, пошедшие вроде бы на убыль после лекаркиных снадобий и разговоров ни о чем, вернулись вновь. И я снова горел во сне, снова пламя летело во все стороны ревущим кольцом. Клубился, полз по полу и стенам черный удушливый дым. Я снова и снова летел со стен Зубастого Замка, которого больше не было в мире, но который так и остался в моих кошмарах.

Вместе со снами вернулся и шепот.

Присутствие Шелы подтачивало мой самоконтроль. Ее отсутствие сносило его напрочь.

В те разы, когда мне не снились кошмары — я видел во снах Шелу. И были это такие сны… Уж лучше бы снились кошмары — по крайней мере, с ними понимание, что случившееся всего лишь сон, было благом. А не выматывало душу тоской и безнадежностью.

А еще, мне стало казаться, что целительница меня избегает. Раньше она всегда находила время для того, чтобы поговорить наедине хоть раз в день, называя это почему-то лечебными сеансами — а теперь даже на ею же выпрошенный урок стрельбы не пришла. И свежую порцию снадобий, которые назначила мне для улучшения сна и самоконтроля отдала не сама, а через куратора Одрана.

Я дважды пытался поговорить. Первый раз, получив лекарства, ощутимо отдающие магией Шелы не от нее, а от наставника. Подстерег ее возле дверей в их с Нольвенн комнату, и попытался выяснить, все ли с ней в порядке? Не случилось ли чего? Мало ли… И получил в ответ извиняющийся взгляд:

— Вот, с этой вашей перенесенной практикой, времени совсем нет! Наставница Мадален поставила на заготовки всех, до кого дотянулась — и то зашиваемся. От котла головы поднять некогда.

Выглядела она и впрямь не очень — под глазами залегли тени, сама осунулась. И без того тоненькая, моя целительница стала и вовсе прозрачной. Вина кольнула острой иглой — ведь это ради того, чтобы обеспечить боевиков-практикантов лекарствами, наставники заставили целительниц-старшекурсниц работать на износ. А на смену вине, волной пришло злое раздражение. Кому вообще понадобилось сдвигать сроки? Оставили бы все как есть — и прекрасно успели бы подготовиться! И вообще, ладно остальные, но при чем тут Шела? Она и так, стараниями директора, достаточно загружена!

Затолкать гнев поглубже удалось не сразу. Но, когда Шела попыталась обойти меня и скрыться в комнате, я все же спросил:

— А из лука стрелять учиться ты уже передумала? Я тебя ждал…

Извиняющийся карий взгляд стал виноватым:

— Кайден, миленький, прости, а? Я хочу, очень хочу, но… Сейчас не могу. Никак! Давай перенесем? Все равно вы скоро уедете, а пока вернетесь — я как раз все забуду!

Она схватила меня за рукав, и я почувствовал, как под этим щенячьим взглядом из головы выветриваются, вместе с вопросами и подозрениями, все обитавшие там мысли, оставляя блаженную звенящую пустоту. Невинное прикосновение, запах трав и снадобий, смешанный с собственным тонким запахом Шелы — и я поплыл. Кровь, отхлынувшая от опустевшей головы, скопилась в совсем ином месте.

Моя целительница еще раз бросила на меня виноватый взгляд из-под ресниц, и шмыгнула к себе, а я остался стоять посреди коридора. С неуловимым ощущением, что вот сейчас мы говорили о разных вещах.

Попытка сбросить напряжение в Лесу, ни к чему не привела. Хоть сильфида, такая же переменчивая, как и сама ее ветреная стихия, выставила меня из рощи без объяснений, стоило лишь мне там появиться — необласканным из Брейдена я не ушел. Да только легче мне не стало — и пусть тело получило свое удовольствие, на душе скреблись кошки. Душа рвалась туда, сияли внутренним светом карие глаза, и где рыжие прядки норовили выбиться из косы.

Второй раз я попытался поговорить со своей целительницей перед отъездом… Лучше бы не пытался!

Весь последний день, перед отбытием на практику, нас гонял наставник Одран.

С возницами, нанятыми школой в городе, наставник говорил сам, нам же достались другие дела. Меня и еще пару ребят, из тех, что потолковее, куратор заставил проверить прибывшие в самый момент наемные подводы, на которых повезут школяров, конскую упряжь и самих лошадей. Мы втроем грузили заранее собранные припасы на неделю на обе группы… Словом, предотъездная суета затянулась до вечера.

Отпустили нас уже по сумеркам. Уезжать, не попрощавшись, мне не хотелось, и я поспешил в женское крыло. Шел, и боялся, что приду не вовремя, потревожу ее сон. Или что она с соседкой убежала гулять. Или что ее вызвала к себе в помощь строгая наставница Мадален — доделывать спешно последние снадобья. Или…

Сотню страхов себе придумал, сотню препятствий, что могут помешать ее увидеть, поговорить — а все равно, не отгадал.

Она открыла дверь не сразу. Сначала на мой стук раздался ленивый голос Нольвенн:

— Кого там еще к ночи принесло?

А после моего ответа — двойное девичье ойканье, Шелино «Подожди минутку!» и плеск воды. И только позже дверь открылась, и в коридор выскользнула сама Шела — с влажными завитками потемневших волос вокруг свежеумытого лица.

— Что случилось? — спросила она меня, спохватившись, смущенно поправилась, — Здравствуй!

И улыбнулась мне мягко, чуть извиняюще, ласково. И такая она была родная, такая близкая, манящая — что я забыл, все что хотел сказать. Всё забыл, все слова, которые знал.

— Да я… Да все нормально, просто… Я сказать хотел, мы уезжаем, ты тут… Ладно, я, наверное, пойду…

Я развернулся, и, крепко закрыв глаза, костеря себя в мыслях на все лады, шагнул прочь — подальше от своего позора.

— Кайден, постой! — окликнул меня встревоженный ее голос.

Я остановился, но не обернулся — не хватало еще, чтобы Шела увидела мою красную физиономию.

— Ты попрощаться приходил? — тепло спросила целительница за моей спиной.

— Угу, — отозвался я.

— Гладкой вам дороги и удачной практики. Счастливого пути, Кайден.

— И тебе счастливо оставаться, Шела! — отозвался я, наконец, оглянувшись.

Шела еще раз улыбнулась, вернулась в свою комнату, и из-за неплотно прикрытой двери я расслышал голос Нольвенн:

— Да он у тебя златоуст! И это он еще трезвый такой речистый! А пьяного, я помню, и вовсе не переслушаешь!

Дверь прикрылась до конца, и что ответила ехидной соседке моя целительница, я уже не услышал.

Так и ушел в свою комнату, и всю дорогу, пока шел, а потом пока собирал вещи, что понадобятся мне в будущую неделю, мучительно пытался вспомнить — что же я такого им, пьяный, наговорил?

Так тогда и не вспомнил.

Да и сейчас, трясясь в подводе по дороге к месту прохождения практики, тоже не вспомнил. Но теперь меня больше, чем этот вопрос, занимало другое.

В толпе тех, кто вышел проводить уезжающих, Шелы не было, не такая уж там густая толпа была, чтобы я ее не увидел — но показалось или нет, что когда мы уже выезжали со двора, в дверях женского крыла мелькнул подол зеленого платья и рыжая коса?

Глава 6

С отъездом боевиков на практику в школе сделалось гораздо тише и даже как-то тоскливее. Пустые места на скамьях в столовой создавали неприятное ощущение, что по школе пронеслась эпидемия. В коридорах отчетливо не хватало мелькания темных кожаных курток среди цветастого ученического разнообразия. Вот только боевики и раньше на практику уезжали, а такие ощущения меня посетили впервые. А еще я обнаружила, что внезапно совершенно не знаю, чем занять вечер после выполнения всех учебных заданий.

И, вроде бы, заданий меньше не стало, но зазубривая признаки отравления вехом ядовитым, зовущимся так же цикутой, я то и дело ловила себя на тянущем, едком чувстве пустоты в середине груди. Язвительная Нольвенн утверждала, что это изжога.

Если бы — уж чего проще было бы, настоять на кипяченой воде корень желтой горечавки, сдобрить силой, отцедить да и пить себе за пол часика до еды… Вот только, от душевной маеты горечавка не помогает.

Для себя я решила, что за те дни, что отведены боевикам для практики, я должна разобраться со своими чувствами. Ведь не то беда, что случилась со мной безответная любовь к лихому лучнику-наемнику, а то беда, что она мне работать мешает.

Сколько раз за последние дни я собиралась подойти к Кайдену? Не важно, для чего — поговорить, или помолчать, и то, и то ему лечение. И каждый раз, прислушавшись к себе, отступалась. Не было сейчас в моей душе ни покоя, способного принять и растворить, отдать земле чужие беды. Не было там и ласкового тепла, чтобы согреть и утешить страждущего.

Я чувствовала себя перебаламученным озером — чувства били ключами, взвесью подымалась обида.

Целителю душ в таком смятении к больным лучше и близко не подходить — все равно, не поможешь. Дай Бригитта, хуже не сделать!

Мелькнула у меня было мысль, пойти к директору Паскветэну покаяться, признаться в своей несостоятельности — но подняла голову цеховая гордость. И я самой себе отмерила срок до возвращения болезного моего боевика с практики. Если и тогда не смогу к лечению вернуться — придется, и впрямь, с повинной идти.

Я в который раз попыталась вчитаться в лечебные рекомендации, и поняла, что уже десять минут таращусь в одну и ту же строку, но, хоть убей, не вспомню, что же там написано. У-у-у, Кайден! Один ущерб от него — ни работы, ни учебы!

Я с досадой захлопнула конспект.

Пойду, прогуляюсь, пожалуй.

Я одернула платье, поправила косу и, повертевшись перед небольшим серебряным зеркальцем, недавним подарком Нольвенн неведомо от кого, упорхнула из комнаты. Подружка осталась сидеть на кровати, уткнувшись в собственные записи, и на мое прощание лишь буркнула что-то невразумительно.

Моя бессменная соседка в последние дни что-то совсем посмурнела. Еще ядовитее, чем прежде стала. И приключилось это с ней ровно тогда же, когда и со мной. И пусть имя того, ради кого разогнала она всех своих ухажеров, Нольвенн мне открывать не желала, я и сама могла сказать с уверенностью — уехал ее сердечный друг на практику точно так же, как и моя невзгода уехала. Наверное, я могла бы, хорошенько подумав, и сама назвать имя — в конце концов, тех, кто может позволить себе делать столь дорогие подарки, среди уехавших не так и много. Но я уважала желание самой близкой своей подруги сохранить тайну, и потому не совала нос туда, куда меня не звали.

Погруженная в мысли о том, что происходит вокруг Нольвенн, я отвлеклась и выпустила из виду, что происходит вокруг меня. Прямо передо мной, если быть точной. И спохватилась, лишь когда налетела на кого-то, и чужие руки прихватили меня за локти, оберегая от падения.

— А я все гадал — заметишь или не заметишь? — Тонан смотрел на меня с высоты своего роста, и смешливо щурил глаза-вишни.

— Ой… — смутилась я, чувствуя, как краснею. — Привет! И извини…

Я добавила к словам покаянную улыбку, и парень, выпустив мои руки, ответил:

— Да это ты извини, я специально на пути встал, если честно.

Он отступил в сторону, давая мне пройти, и неспешно побрел рядом:

— Ты такая сосредоточенная была, что я не удержался! — обаятельная улыбка рунника свела на нет мое раздражение, еще до того, как оно успело зародиться.

— Тонан, а ты к кому пришел? — спросила я, гадая, к кому из наших школьных прелестниц собрался наведаться в гости рунник. — Я тебя в женском крыле раньше не видела.

Если он к Нольвенн, то я ему сочувствую. С появлением таинственного боевика, подруга сделалась до отвратительного правильной, недрогнувшей рукой разогнала всех ухажеров, и ухажеры послушно разошлись. А те, которые упорствовали — так, и вовсе, разбежались.

— Да к тебе и шел, — радостно отозвался рунник и на мой вопросительный взгляд пояснил: — Шела, мне помощь твоя нужна!

Мой взгляд из вопросительного стал недоумевающим: чем, вообще, я могу помочь руннику третьего года обучения? За лечением к недоученным целительницам такие уже не идут. Подобную ошибку совершают лишь первогодки, а столь опытные школяры, как Тонан, предпочитают справляться с болезнями своими силами или, если уж припекло, идут в больничные покои. Там, правда, дежурят те же самые недоучки-целительницы, но зато — под строгим надзором бдительных наставниц, которые не дадут разгуляться цеховому фанатизму. Да и ошибку, если что, вовремя заметят и исправят…

— Ты не могла бы подтянуть меня в травологии? Очень надо! — парень оставил шутки, и теперь говорил, вроде, серьезно. И с пылом добавил: — Я этот зачет своими силами не сдам!

Я смерила его еще одним взглядом, на сей раз скептическим, и на всякий случай уточнила:

— А вам травологию разве не на втором курсе читают?

— На втором, — охотно подтвердил мои подозрения третьекурсник. — Вот, со второго и сдаю!

— Тонан. — Я посмотрела на него серьезно и немного осуждающе. — И вот с такими успехами в травологии ты лезешь в окно к наставнице Мадален?

И покачала головой, пытаясь передать всю свою скорбь о несовершенстве этого мира.

Рунник расхохотался, и, прихватив меня за руку, повел по коридору. Надо же, а я и не заметила, когда успела остановиться.

— Думаешь, успехи по предмету прибавили бы мне шансов? — смешливо уточнил он у меня.

— Ты всегда можешь провести повторный эксперимент — если, конечно, сдашь зачет! — с невинным видом посоветовала я, стараясь не хихикать, представляя лицо наставницы Мадален. И то, чем она встретит гостя во второй раз.

— Мне это окно до выпуска припоминать будут! — весело сообщил мне Тонан.

— Почему же, — рассудительно отозвалась я. — Думаю, что и после выпуска — тоже! А куда мы, кстати, идем?

Спохватилась я только когда рунник предупредительно открыл передо мной дверь во внутренний двор школы.

— Не знаю, это ты куда-то идешь, — легко отозвался он.

— Ну… — протянула я, — Я просто гуляю.

— А я просто с тобой гуляю! — рунник пожал плечами, и потянул меня к скамейке возле каменного колодца посреди двора, под сенью старой яблони. — Пойдем туда?

Я кивнула — мне, в общем-то все равно было, куда идти. Лишь бы мысли о Кайдене из головы выветрить. Кайден…

Я нахмурилась, и, расправив платье, присела на скамью. Из колодца, закрытого деревянными створками, тянуло сыростью, дерево шумело листьями над головой. Вечер застенчиво заглянул в школьный двор и разлил вокруг прозрачные летние сумерки. Я вздохнула всей грудью, впитывая накопленное за день миром тепло и вечерний покой…

Хорошо, все же. Давно надо было оторваться от учебы. Если и стоит с кем-то поделиться своей маетой — так это с миром. Он примет, он поймет.

Тонан, опустившись рядом на скамью, подобрал из-под ног прутик, принялся бездумно чертить им на земле. Я с интересом скосила глаза вниз. Круг, черточка, черточка, скобка… Рожица на земле сперва улыбнулась до ушей-бубликов, потом показала язык. Я улыбнулась смешным каракулям.

— Ну так как, поможешь? — я перевела взгляд с художеств на художника. Он смотрел на меня внимательно и спокойно.

— Да помогу, конечно. Что мне, жалко, что ли? — я пожала плечами и улыбнулась руннику.

И спохватилась что пока мы гуляли и болтали, сумерки уже совсем сгустились, на небо густо высыпали звезды, а я сижу на лавочке в потемках с парнем, который мне не друг, не родич, да и вообще, нехорошо как-то. Чужой же человек, хоть бы в компании сидели — так нет же, вдвоем. Решит еще что-нибудь не то.

— Спасибо, Тонан. Мне уже пора, так что я, пожалуй, пойду.

— Я провожу. — Рунник подхватился со скамьи.

— Зачем? — Я недоуменно повела плечом. — Тут идти-то!

— Мало ли! — туманно пояснил свои мотивы Тонан и пошел рядом со мной назад, в женское крыло.

Уже возле дверей моей комнаты, когда я собралась прощаться, он произнес, скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Завтра вечером, да?

Я снова неопределенно пожала плечами и поправила его:

— Днем. После занятий.

Он в ответ просиял, будто я только что сообщила, что зачет ему прямо завтра самолично выставлю и, махнув рукой на прощанье, легко пошагал в сторону лестницы. Я улыбнулась ему вслед и покачала головой.

Нольвенн ждала меня в комнате, так и уткнувшись в конспект, как перед моим уходом. Только светляка в лампе зажгла. Я достала с полки над кроватью свою лампу, легким прикосновением засветила магический огонек — светлый, но безопасный, дающий совсем мало жара. Пристроила его на тумбочку рядом с собой, и снова взялась за конспект. Теперь признаки отравления цикутой укладывались в голове гораздо легче.

Надо же, всего четверть часа на свежем воздухе, а как помогло!

— Нольвенн, — спросила я подругу спустя некоторое время. — Ты не знаешь, у нас разве переводят с курса на курс, если не все зачеты сданы?

— Если предмет не профильный, то да. — Она пожала плечами. — У вас на первом году рисование было?

— Смутно припоминаю, — отозвалась я.

— Вот у вас, целителей, с незачетом по рисованию на второй курс перевели бы. А у теоретиков — нет.

Я задумчиво кивнула.

— А почему ты спрашиваешь? — спохватилась подруга.

— Да так, — я перелистнула страницу в конспекте. С нового листа на меня смотрел собственноручно коряво нарисованный вех ядовитый с подписями. — Рунник один знакомый говорит, что травологию с прошлого года сдает.

— Пфе! — высказалась всезнающая Нольвенн. — Им эта травология нужна не больше, чем тебе рисование. У них на весь курс каждый год только два-три человека ее прилично сдают. Очень узкий предмет.

Нольвенн пошарила по покрывалу рядом с собой и извлекла на свет яблоко, придирчиво изучила его и продолжила:

— Просто, по окончании обучения, в дипломе будет указано, что он не имеет права изготавливать специализированные сборы на продажу. Вернее, не будет указано, что он такое право имеет. Вот для себя — пожалуйста! — подруга вгрызлась в круглый желтый бок, прожевала, и закончила, — Но, по правде говоря, мало кто этим занимается. Это же надо заготавливать: искать, собирать, сушить… Проще купить у профессионального травника, да и дело с концом. Будешь яблочко?

Я кивнула, и соседка, перегнувшись, нырнула под кровать. Порылась в стоящей там корзинке, вынырнула и бросила мне гладкий, полупрозрачный плод.

— А что такое? — уточнила Нольвенн еще раз.

Я надкусила дружеский дар, и ощутила сладкий с кислинкой сок, твердую яблочную мякоть. Сглотнула, и задумчиво поделилась:

— Тонан, третьекурсник, просит ему помочь с зачетом.

— Тонан, Тонан… Тонан Фарр? Высокий, шатенистый и смешливый?

Я неуверенно кивнула:

— Фамилии я не знаю, а по описанию похож.

— Боевое и оборонительное направления, смешанная специализация, — авторитетно сообщила соседка. — У этих работа стоит столько, что нет никакого смысла лично по лесам шляться.

Мы переглянулись и понимающе друг другу улыбнулись.

— И этого погонишь? — вздохнула Нольвенн, уже отчаявшаяся пристроить упрямую подругу в надежные мужские руки.

— Ну-у-у… — протянула я. — Этот не наглый. И на шутки не обижается. Посмотрю пока.

Я вынесла вердикт, а сама подумала — а что? А вдруг, да и срастется, сладится у меня с добродушным веселым парнем! Не все же мне рыдать, пока другие по свиданьям бегают!

А Кайдену я все равно не нужна. Вот и нечего о нем думать!

После занятий я сначала заскочила в библиотеку, потом в травницкую, потом к себе в комнату, потом… Словом, к назначенному времени я немного опоздала.

На ходу торопливо доплетая косу и завязывая ленту в затейливый узел, я прижимала локтем сумку со всякими нужностями и утешала себя тем, что я же девушка, мне можно чуть-чуть опоздать, и я же совсем слегка!

А в итоге, класс, в котором мы с Тонаном уговорились заниматься, встретил меня полумраком и тишиной. Я шагнула вперед, вертя головой и пытаясь отыскать взглядом своего ученика, открыла рот, чтобы позвать, и тут кто-то схватил меня сзади.

— Бу! — сказал мужской голос, но поняла я это уже когда мой визг прекратил метаться по пустой просторной комнате, а Тонан разогнулся после приступа хохота.

Силовую волну, выпущенную мной для самозащиты, кстати, мерзавец развеял, просто приняв на раскрытую ладонь.

Я свирепо сопела, яростно жалея, что не огневичка и не могу испепелить шутника на месте. Ну, надо же, нашел время, когда пугать! Вся школа с ужасом ждет следующего нападения фейри, и только Тонан Фарр веселится!

Рунник веселился так заразительно, что, глядя на него, я и сама почувствовала, как губы мои губы расползаются в улыбке. На всякий случай, сжала их покрепче, чтобы предательницы меня не выдали. Парень, успокоившийся было, скосил на меня взгляд и снова прыснул.

Ну, и что с ним делать? Кайдена я в такой ситуации просто стукнула бы по белобрысой макушке тяжеленым фолиантом, взятым в библиотеке, и пусть бы только попробовал увернуться! Но то Кайден, Кайден свой, родной и привычный, и…

И где он сейчас, как он там? Все ли с ним в порядке? Не нажил ли неприятностей на буйную головушку, не мучается ли после очередного приступа?

Тоска остро кольнула в сердце, и подступившую было улыбку смыло, как водой. Тонан, уловивший, как я переменилась в лице, прекратил смешливо фыркать, посыпал извинениями и обеспокоенными вопросами, как сушеным горохом. С усилием взяв себя в руки, я отогнала тревожные мысли и кое-как выдавила мстительную улыбочку. Она подействовала на рунника лучше, чем любые заверения, что все в порядке.

Устроившись за первым столом, я принялась раскладывать на нем взятые в травницкой мешочки, сверточки и пакетики с составляющими будущих снадобий.

— Ладно, весельчак, — проворчала я. — Давай посмотрим, чему ты за три года научился! Итак, в каком из трех пакетов тысячелистник собран по правилам?

Я придвинула к нему три холщевых мешочка безо всяких пометок.

Тонан придвинул мешочки к себе, поворошил траву в одном, в другом. Выудил из каждого по очереди по небольшой веточке, растер в пальцах, принюхался. Напоследок выставил все три сбора в ряд, и, прикрыв глаза, над каждым поводил ладонями, чуть шевеля пальцами, словно ловил восходящие от травы потоки воздуха.

Я с интересом ждала итога.

Наконец, Тонан открыл глаза, сложил руки на столе, и вынес приговор:

— А они все по правилам. В первом — молодой, не цветший. Во втором — листья, собранные в пору цветения, на утреннюю росу, а в третьем — то же, что и во втором, но ночного сбора.

Я молча забрала все три мешочка с тысячелистником, аккуратно уложила обратно в сумку, а затем развернула и придвинула к нему небольшой пакетик с тонко истолченным порошком:

— Что здесь?

Парень, азартно сверкнув на меня глазами-вишнями, притянул лист к себе.

К исходу получаса я уже с уверенностью могла сказать: Тонан не мог сдать травологию только потому, что не хотел ее сдавать. Он с легкостью определял, где травы годные, а где пересушенные, что входило в подсунутый мною смешанный сбор и из чего состоял тот самый порошок. До тех пор, пока травы да сборы имели хоть малейшее касательство к руническому искусству, ни один недобросовестный травник не смог бы подсунуть ему дурной товар. Парень точно знал, чего хочет и как это должно выглядеть.

Но как только дело доходило до вопросов о том, где и что растет, какие травы любят тень, а каким нужна влажность, какое растение с каким соседствуют в природе, да по каким приметам их искать следует — рунник скучнел, терял интерес, и лицо его делалось страдальческим и несчастным. Да даже если растение просто не было связано с рунами — и то уже плавал.

Немного погоняв его по самым неудобным вопросам и отомстив за свой недавний испуг, я твердо уверилась — хотел бы Тонан сдать зачет, непременно сдал бы. И мысленно хмыкнула — что ж, Тонан Фарр, хочешь выучить кучу ненужной тебе информации, выучишь! И чарующе улыбнулась сидящему передо мной парню:

— Добро пожаловать в мир трав!

А вечером на школу обрушилась гроза. Светлое до того небо заволокло обложными тучами, воздух похолодал, и где-то далеко, за лесом, за рекой, над морем заворочался в хмурой вышине гром.

Нольвенн, поглядывавшая в окно еще до появления первых признаков непогоды, нервно покружила по комнате, и даже неизлечимая ее хромота, кажется, отступила. Подруга любила грозу. Вот и нынче не усидела в комнате под защитой каменных стен — вздохнула, бросила на меня виноватый взгляд, да и удрала неизвестно куда. В непогоду, на ночь глядя. Бедовая. И она еще клянется, что ведьмовства ей не досталось!

А гроза приближалась. Шла на школу от леса, чернеющего громадой до горизонта, и молнии, ослепительно белые, рогатые, впивались, кажется, в самую землю. Мир на краткий миг становился светлым-светлым, а небо — сиреневым, а потом все гасло, и тогда на землю обрушивался гром. Как будто небо раскололось, разбилось, рухнуло. Раскат стихал, и мир оставался ослепленный, оглохший. Беспомощно замерший. Дождь хлестал упругими струями. Белые известняковые стены, вымощенный булыжниками двор, скамейки и колодец. Молнии, падающие с неба, становились все ветвистее, и гром следовал за ними все скорее. Все вокруг становилось то сиренево-белым, то темным и непроглядным. А следом рушился гром, как будто яростный великан бил гигантское било. И ветер. Хлесткий, порывистый. Он стелил плети дождя над землей, срывал листья с яблони над колодцем. И стихал. И тогда небесная вода снова падала отвесно.

Здесь, на открытой галерее, куда я выбралась посмотреть на грозу, было безопасно, и ветер не задувал сюда дождь — разве что, я сама высунусь, перегнусь через высокие перила, потянусь ладонями к бушующей непогоде. Мне и хотелось — умыться дождевой водой, что может быть для девичьей красоты полезнее — да не решилась. Очень уж жуть меня разбирала. Бежала по спине, подымала дыбом волоски на руках. Покрывала гусиной кожей.

— Это от холода! — сказала я себе, и сама себя не услышала.

Молния и гром ударили почти разом. Гроза стояла над самой школой. Я поежилась и ушла под надежное прикрытие коридора, а потом и вовсе — в нашу с Нольвенн комнату, в которой подружка, бессовестное ведьмино семя, оставила меня одну.

Ненастье лютовало всю ночь, и пусть я старалась не слушать, укрывшись теплым одеялом от всепроникающих холода и сырости, укрыв голову подушкой, но все равно слышала грохот грома и, кажется, даже сквозь сон и закрытые веки видела блеск молний из-под запертых ставень. И лишь перед рассветом все, наконец, затихло.

А утром, выйдя во двор по дороге на занятия, я увидела не только умытый, причесанный ливнем мир.

Я увидела и другое. Тонкий зеленый росток, пробившийся меж камней, которыми вымощен был двор. Каменная брусчатка, укрепленная заклинанием, раньше никогда не уступала рвущимся к солнцу побегам, а тут, надо же, подалась. И плющ за одну ночь разом здорово вымахал.

Я покачала головой, и пошла дальше, то тут, то там подмечая мелкие признаки, знающему взору говорящие многое.

Лес еще не наступал, нет. Но вполне отчетливо поторапливал. Предупреждал о том, что силы, скреплявшие Договор, все слабее, и скоро, скоро Лес может хозяйски войти в кольцо школьных стен. А пока шлет своих предвестников.

Боги, хоть бы уже скорее нашли того, кто убил метсавайму. Сил уже нет ждать, на кого в следующий раз падет жребий. Кому придется платить за чужое преступление и своей кровью скреплять истончающиеся печати, что держат Договор…

Одно радует — Кайден уехал. Кого бы не выбрал Лес, это будет не он!

Сегодня в школе только и шептались о последствиях грозы, все отмечали мелкие изменения в привычной обстановке, и я готова была поклясться, что в какой-то момент видела, как мелькнул за окном зеленый колпак корригана. Кажется, Брейден начинал терять терпение и жалким людишкам намекали, что надо бы и поторопиться с расследованием, а то того и гляди расследовать уже будет некому.

Но привычный распорядок дня, занятия и новые знания, ледяное спокойствие учителей дарили некое успокоение и веру в то, что все образуется. А вечером, я отправилась в лес с ответным визитом. Прабабка подробно объяснила, где и как собирать непенф, и в уже сгустившихся сумерках я выскользнула из комнаты, накинув на плечи плащ с капюшоном — небо хмурилось и поплакивало время от времени мелким дождиком.

— А куда это мы? — вынырнувший из-за угла Тонан заставил меня подпрыгнуть и схватиться за сердце. Да он меня до приступа доведет!

— Ты что, следишь за мной? — проворчала я, поправив на руке пустую корзинку и обходя его справа.

Парень круто развернулся и зашагал рядом.

— А если и так? — глаза-вишни лукаво сверкнули.

Я только головой покачала, несколько смущенно, если признать, и продолжила путь.

— Так куда? — Рунник не отставал, хотя вопрос был совершенно праздный. Даже первокурсник мог ответить, куда на ночь глядя с корзинкой может собираться целительница — уж точно не по грибы да по ягоды!

— Травка редкая сегодня зацветает, — призналась я. — Иду собирать.

— Я с тобой, — тут же решил Тонан и, поразмыслив, добавил не слишком вопросительно: — Можно?

— А если нельзя? — поддразнила я. Против компании я в общем-то не возражала.

— Откажешь страждущему получить зачет школяру в толике практики?!

Сколько скорби было в этом голосе. Я невольно улыбнулась и благосклонно кивнула — так уж и быть.

Так что из школы мы вышли вместе. Мелькнула мысль — что подумает случайный знакомый, увидевший нас в окно? Мелькнула и пропала. А и пусть думают. Я девушка свободная, могу ночами гулять с кем мне вздумается!

Лес встретил нас пением сверчков и комариным писком. Светляки, висящие у каждого над плечом, разгоняли темноту лишь на пару шагов. Можно было бы сияние, конечно, и усилить, но ночь в Брейдене — это не просто темнота. Мало ли кого можно привлечь своим присутствием. Ночью с сумерками в каждом фейри просыпается страшный зуд творить шалости, так что задурить-заиграть могут так, что только с рассветом опомнишься на другом конце леса и будешь еще неделю до школы добираться. И такое у нас бывало.

— Не то, чтобы я в накладе, — произнес Тонан почти шепотом, не нарушая шуршащую лесную тишину, а гармонично в нее вписываясь, — но почему ты не возразила? Мне казалось, травники над своими редкими делянками как над сокровищами трясутся, абы кому не покажут, не подпустят.

— А в этом случае смысла нет, — отмахнулась я. — Непенф не просто трава, а трава волшебная. Где сегодня растет, там завтра ее уже не будет, некоторые страждущие годами за ней гоняются, а мне повезло — фейри знакомая подсказала. Так что приди ты туда завтра хоть с оравой друзей и лопатами — не найдешь ничего.

— Ясно… — протянул рунник и на мгновение в его голосе мне почудилось разочарование. — А далеко она вообще?

— Да нет, не очень, — охотно отозвалась я. — Пройдем мимо Большого Дуба, потом через ручей Снов и… ой!

Выйдя на знакомую прогалину, я резко остановилась, будто наткнулась на стену. Знакомое, не единожды исхоженное, ничем в общем-то не примечательное место изменилось неузнаваемо. Куда ни глянь — чахловатое разнотравье, мох на полуистлевшем стволе дерева, вытоптанный кружок земли — все скрылось под белоснежным ковром ландышей. Склоненные колокольчики покачивались на неощущаемом ветру, блестящие упругие листья бодро торчали вверх, разбавляя белую цветочную пену.

Ландыши? В это время? Да и откуда вообще?

— Я смотрю, ты здесь давно не проходила, — хмыкнул за спиной рунник, но не стал заставлять меня задаваться вопросами и тут же пояснил. — Это место, где убили метсавайму. Дань памяти. Кажется, это были ее любимые цветы.

У меня от словосочетания «место, где убили» по спине пробежал неприятный холодок. Волей-неволей воображение нарисовало в голове картину — юная фейри, беззаботно порхающая в одной ей известном танце, а за ее спиной злобно оскаленная рожа с занесенным охотничьим ножом. Глупое воображение, право-слово, ну какой идиот пойдет с ножом на фейри?

Значит здесь? Здесь все началось?

Я стояла неподвижно, сама не знаю почему завороженная видом. Простые белые цветы, которые охапками из леса таскали девушки весной и по всей школе лился тонкий аромат, который не перепутаешь ни с каким другим.

— Они здесь не так давно, — Тонана мой ступор совершенно не озадачил, он продолжил стоять за моей спиной. Близко, почти на грани прикосновения. — Фейри сначала дождались, пока присланные школой люди прочешут здесь каждую травинку-пылинку. Школяры-то тоже бегали сюда, в надежде разглядеть то, чего не разглядели наставники да следопыты. — В голосе парня звучала ощутимая ирония. — Но разом прекратили, когда в одну ночь цветы выросли. Топтать их смельчаки вряд ли найдутся.

Я кивком поблагодарила его за разъяснения и присела на корточки, кончиками пальцев коснувшись хрупких колокольчиков. Что-то где-то в глубине души тоскливо, скорбно заныло от этого прикосновения. Даже жалкая восьмеринка лесной крови отзывалась на зов — приглашение почтить память.

Брейден помнит. Брейден знает. Брейден чтит — звенело в ушах. Чужакам-нарушителям — смерть. Плата за жизнь — жизнь. Хранитель Договора проследит за его исполнением до того самого момента, как чаши весов вновь не выровняются. Брейден помнит. Брейден знает. Брейден чтит…

— Шела? — голос рунника выдернул меня из странного медитативного состояния. Я рывком поднялась и боязливо прижала к груди руку, только что ласкавшую ландыши.

— Извини, задумалась, — я виновато улыбнулась. — И откуда только ты все знаешь?

— А я от природы любознательный! — Тонан ответил мне задорной улыбкой. — Удивительно, что ты не знаешь. В школе-то сейчас и разговоров только про это все, сама слышала на отработке. Ученики сами носом землю роют, лишь бы следующей жертвой не стать.

— Да у меня голова другим забита, — отмахнулась я.

— Чем это? — В его голосе сквозило нескрываемое любопытство.

— Делами! — Я гордо задрала нос. Ну не сердечными же переживаниями делиться с приятным парнем. — Уроки готовлю для некоторых отстающих рунников.

Тонан вскинул руки в жесте «сдаюсь», и мы продолжили путь.

Вот только за шутливым разговором мысль о поляне меня не отпустила. Никогда до сих пор мне не удавалось испытать такое острое чувство родства с лесом. До сих пор толика лесной крови оставалась лишь не самым приглядным моментом биографии, о котором не стоит кричать на всех углах, да периодически выгодным наследством в виде помогающей прабабки. И я никогда не слышала о Хранителях Договора. Логично, конечно, что раз Договор есть, то кто-то следит за его исполнением, но кто они? И не могут ли они помочь отыскать убийцу?

— Тонан, а ты слышал о Хранителях Договора? — А почему бы и не спросить у этакой всезнайки?

Но рунник посмотрел на меня удивленно.

— О ком? Это что за звери?

— Ну… директор разве не с ними ходил в лес насчет убийства беседы вести?

— Не-а. — Он подал мне руку, помогая перебраться через поваленное дерево, перегородившее путь. Ладонь оказалась не уже, чем у Кайдена, но не такая мозолистая, и, отчего-то, не такая надежная… — Он с метсаваймом говорил и с лесными Старшими. А ни про каких Хранителей я ничего не знаю.

Сделав в уме пометку для нового разговора с гулящей родственницей, я свою ладонь из его руки выпутала и поудобнее перехватила корзинку.

Сбор травы много времени не занял. Да и лишняя пара рук, откровенно говоря, пригодилась. Собирать непенф надо было быстро, пока волшебная травка не «опомнилась» и не исчезла, втянувшись в землю, будто ее и не было. Тонан мои указания исполнял в точности, но от рунника халатности я и не ждала — их работа невнимательности не прощает.

А вот обратный путь у нас вышел долгим. Прямые хоженые тропы вдруг сделались извилистыми, а иногда и вовсе замыкались в круги. Мимо Большого Дуба мы прошли три раза, прежде, чем фейри наигрались и выпустили нас на свободу. И тогда мы с Тонаном обменялись одинаково обеспокоенными взглядами — пошалить лесовики и раньше любили, но никогда не морочили ученикам головы так долго, когда всерьез начинаешь задаваться вопросом, а удастся ли выбраться из замкнутого круга. А прощальное хихиканье в ветвях звучало совсем недобро.

Я думала, что Тонан покинет меня почти сразу за школьными воротами, но он настоял на том, чтобы проводить до самой комнаты, прикрывшись таинственным «мало ли что!», и отнекаться мне не позволил, отказавшись до того момента возвращать корзину с травой. И я шла по коридору рядом с ним, высоким, привлекательным, веселым, и думала — хороший же парень! Замечательный же! Не чета всяким хмурым лучникам с кучей душевных травм и неуравновешенностью. Ну, плечи не такие широкие, так ведь не в плечах же счастье?

За такими размышлениями я и не заметила, как мы преодолели весь путь до комнаты. Очнулась только когда улыбающийся рунник с шутливым поклоном протянул мне корзинку.

— Спасибо за науку, наставница! Век не забуду доброты твоей неземной!

Я сама невольно расплылась в улыбке, вот ведь дурень. Тонан распрямился, глаза-вишни задорно сверкнули, а в следующее мгновение он качнулся вперед. Это не было стремительное, резкое движение, которое мне не удалось бы предотвратить. Нет. Да и я с самых ворот предполагала, что что-то такое случиться может, и все равно сердце стукнуло громче, подпрыгнуло, в какой-то момент я даже думала вскинуть руки, остановить… но в руках была корзинка, а в душе стойкое желание кое-что для себя понять.

Он поцеловал меня даже не в губы, в уголок — быстро и легко. Отстранился, ухмыльнулся.

— Спокойной ночи, Шела!

И, взмахнув рукой, зашагал по коридору прочь.

Я несколько мгновений постояла, глядя ему вслед, а затем зашла в комнату.

Свет, как ни странно, горел. Нольвенн, накинув шаль на плечи, сидела на кровати, уткнувшись носом в какие-то свои записи, при моем появлении вскинула голову и заговорщически улыбнулась:

— Ну? Как?..

Я только вздохнула.

Очередной выходной снова подкрался незаметно, как бы его ни ждали, затаив дыхание. Директор Паскветэн накануне объявил нам, что происходящее в школе взято под королевский контроль, и в скором времени сюда прибудет человек от его величества, который примет участие в расследовании. Наверное, эта новость должна была нас всех приободрить, но я облегчения не почувствовала. Какое тут облегчение? Человек приедет не сегодня, не найдет по щелчку пальцев того, по чьей вине гибнут школяры и наставники, а значит, завтра кто-то может снова не проснуться. Я могу не проснуться. Или Нольвенн. Или Невен. Или Тонан…

Да и что он сделает, этот человек, спустя столько времени там, где лучшие маги королевства по горячим следам не справились?

И снова тревожное утро, и пересчет по головам. Этот жив, тот жив. Там живы, здесь живы. Школяры все? Все! Наставники?..

Тоже все.

А потом первое счастливое недоумение сменилось страшной догадкой — боевики, отправившиеся на практику. Мы все как-то логично заключили, что раз они не сбежали, а уехали в запланированную школой ежегодную поездку, то плата, взымаемая Брейденом, их минует: зачем гнаться за группкой школяров, которые скоро вернутся, когда под боком их разгуливает куда больше?

Но лес рассудил иначе. И только потом до нас дошло, что это снова был урок и демонстрация силы — не убежишь, не скроешься. Выдайте нам убийцу, иначе спасения не будет никому и нигде, пока мы сами его не найдем.

Методом исключения.

Связи с уехавшими на практику у школяров не было, наставники хранили молчание и, глядя на их хмурые лица, вопросы задавать никто не решался. А может быть, нам — тем из нас, кому действительно было важно узнать имя — просто было страшно услышать его в ответ.

А потому спустя два дня, ко времени возвращения боевиков, во двор высыпала почти вся школа. Девчоночьи лица в этот час отличались особенной бледностью, теребились в пальцах ленты, пояски, кусались губы. Нольвенн рядом со мной выглядела совершенно, как обычно, но я заметила, как мелко подрагивают пальцы опущенной руки. Я сжала ее ладонь, и подруга ответила мне таким же пожатием.

Разноголосый писк нескольких первокурсников, забравшихся в башню над воротами: «Едут!» — пронесся по толпе гулким шепотом, но прошло еще много долгих волнительных минут, прежде чем первые всадники обоза — наставники Одран и Фингар — показались во въездной арке. А следом за ними — телеги с сидящими на них школярами.

Рядом тихонько выдохнула Нольвенн, и я порадовалась за подружку, кто бы ни был ее таинственный обожатель.

Толпа нехотя расступилась, позволяя повозкам проехать. Каждому куда больше хотелось наоборот придвинуться плотнее, вглядеться в лица… мне было проще — я высматривала льняную макушку.

…и как-то так получилась, что вместо макушки я напоролась на цепкий серый взгляд. Дыхание на мгновение перехватило, и я почувствовала, как губы невольно расползлись в улыбке. Живой!

Он улыбнулся в ответ. Привычно, сдержанно, больше даже смягчившимися чертами лица, чем губами. Улыбка эта была совсем не похожа на широкую добродушную ухмылку Тонана, но от нее у меня в груди что-то радостно и одновременно тоскливо заныло.

А потому спустя полчаса я рыдала в комнате на плече у Нольвенн, жалуясь соседке на глупое девичье сердце, которое ну никак не хочет синицу в руках. Журавля в небе ему подавай, и хоть ты тресни!

* * *

За это время Шела стала еще красивее.

Глупо, но у меня сердце в живот ухнуло, когда нашел среди встречающих ее фигуру. И нашел, и смотрел — жадно, голодно, пока она сама меня не увидела. Лишь когда она сама меня увидела, я сумел взять себя в руки, перестать пожирать ее взглядом.

Радость, написанная на ее лице, разом и окрылила счастьем, и полоснула огнем по незажившей ране.

Девочка моя. Нежная, теплая. Лучик солнечный. Как ты тут? Все ли у тебя хорошо? Не обижал тебя тут никто без меня?

Я, наверное, единственный, кто после смерти однокашника от руки фейри-водяницы не в ужасе был, а испытал облегчение. Мне даже стыдно не было, когда понял, о чем думаю. «Слава богам, не она!»

Шела уже осталась позади, школяры-практиканты сгрузились с телег и прошли внутрь школы, а я все думал о том, что сказал бы ей — если бы мог.

Наставники загодя предупредили нас, что сразу по возвращении в школу нам, не разбредаясь, следует пройти к директорскому кабинету. Там нас расспросят о случившемся несчастье и отпустят мыться и отдыхать — для школяров, вернувшихся с практики, всегда готовят баню и трапезу. Обе группы боевиков-практикантов сгрудились в коридоре, смешавшись со школярами, которые никуда не ездили, и теперь спешили обменяться новостями.

Мне повезло — меня опросили и отпустили с миром в числе первых.

Я вышел из директорской и повертел головой — ну, точно, неподалеку мелькнул жгуче-черный хвостик Невена.

— Как тебе первая практика? — поинтересовался теоретик, протолкавшись через скопление боевиков.

Я хмыкнул.

— Бывали в моей жизни поездки и лучше. — И, подумав, справедливости ради признал: — Но и хуже тоже бывали.

Невен понимающе усмехнулся.

— Как тут у вас дела? — поинтересовался я у него в свою очередь.

— Демонологи опять сварили какую-то сногсшибательную дрянь и напоили всех желающих. Сами тоже пили — и ничего, а вот у всех остальных какие-то идиотские цветные последствия. У кого-то пятна на коже, у кого-то волосы цвет сменили, у одного вообще — глаза. Алхимики бешено исследуют, что же такого коллеги-демонологи насочиняли и почему на них самих не подействовало, а остальные трясутся и ждут — пройдет или не пройдет? Всем страшно, но к наставникам идти трусят — уже столько раз запрещали с демонологами пить, что в этот раз точно всех на месте поубивают.

— И что, наставники пятнистых школяров не заметили? — развеселился я.

— А, — махнул рукой Невен, — там все одеждой прикрыть можно. Наставники, на самом деле, ерунда. Куда страшнее, если целители узнают. Наставники что? Ну, поругают и накажут. А эти гарпии на препараты растащат, как нечего делать…

Я хохотнул — вот тут и не поспоришь, по Шеле знаю. Если вцепится, то не отобьёшься. Пока кусок мяса не вырвет, не отстанет.

— Кстати, про целителей. — Я воспользовался удачным моментом, чтобы задать наконец свой вопрос. — Я тут Шелу во дворе видел — что-то она бледная какая-то. У нее все в порядке?

И весь подобрался, когда Невен, вместо ожидаемого мной «Да тебе показалось, наверное — все у нее в порядке!» взглянул на меня быстро, неуверенно. Словно сомневался — кто я такой, чтобы мне всё рассказывать?

— Да как тебе сказать… — с сомнением протянул он, видно, так и не определившись, — Скорее да, чем нет.

Ответ теоретика мне не понравился. Тут как раз из директорской приемной в очередной раз выглянул секретарь — шикнуть на гомонящих школяров и потребовать, чтобы уже опрошенные боевики расходились и не галдели. Я кивнул Невену на прощание, пожал руку и поспешил по коридору в знакомом направлении.

Разговор с Шелой я решил не откладывать в долгий ящик — все равно, столовая и баня откроются только после того, как наставники опросят всех уезжавших школяров. Как раз успею.

Раздражение вскипело мгновенно и теперь клокотало и бурлило, как каша на слишком сильном огне. Я уехал на неделю, а тут уже бездна знает, что творится.

Каменная лестница вниз, в большой круглый холл, где нас, школяров, собирали для объявлений и построений, створчатые двери, мощеный булыжником колодец обширного внутреннего двора и увитые дикими лозами белые стены школы. Я стремительно мерил шагами привычный уже маршрут, на ходу отвечая на приветствия и не обращая внимания на попытки меня задержать и разговорить.

— Кайден, куда ты так спешишь? — с приветливой улыбкой поинтересовалась смутно знакомая девица, неудачно перегородив мне дорогу. Звали ее то ли Марика, то ли Миранда. — Расскажи, что у вас случилось? А то мы здесь так за вас переживали!

— Не могу, милая, тороплюсь, во как! — Так и не вспомнив ее имени, я попилил себя ладонью по горлу, показывая, как именно спешу. — В другой раз, хорошо?

— Как скажешь! — кокетливо согласилась девушка, и мне наконец удалось ее обойти.

Я миновал двор и вошел в Школу уже через другие двери. Теперь сапоги гулко стучали по каменным плитам.

Снова лестница, только в этой части замка деревянная, и вот он, третий этаж девичьего крыла. Я толкнул дверь с вырезанным на ней соломенным крестом — символом Бригиты, и решительно вошел в комнату Шелы и ее соседки. Обе красавицы обнаружились тут. Моя целительница сидела на кровати с ногами и хлюпала носом. Ее подруга, магичка с теоретического, пристроилась тут же и, приобняв рыжую за плечи, что-то ей негромко, но очень усердно внушала.

— П…привет, — растерянно обронил я.

Весь мой боевой настрой разбился вдребезги, как упавший на камни кувшин. Моя целительница на меня и взглянуть не пожелала — отвернулась, утирая рукавом заплаканные глаза, пряча лицо. Подружка ее подняла на меня взгляд, разом раздосадованный и недовольный:

— Чего тебе?

Я растерянно топтался посреди комнаты, чувствуя себя дурак дураком, большим, неловким и каким-то неуместным, что ли?

— Что у вас случилось? — и сам услышал, каким несчастным голосом это сказал.

Шела так и не повернулась, а Нольвенн взглянула еще неласковее, чем раньше.

Я разозлился: да что здесь произошло? Почему они обе молчат?

— Что у вас случилось? — еще раз спросил, только в этот раз уже рявкнул так, что и целительница моя голову подняла. — Шела, кто тебя обидел?

Подняла — и снова уткнулась носом с свои руки, сложенные на коленях. А Нольвенн только рукой махнула:

— Иди уже, защитничек, — и с этими словами встала и принялась выпихивать меня из комнаты. — Тебя только тут и не хватало до полного слезоразлива.

Я не знал, что делать — то ли насесть на Шелу, и не отступать, пока мне не объяснят, что произошло, то ли убраться и не смущать девушку еще больше, и от этого, от растерянности, позволил чернявой теоретичке оттеснить меня к дверям.

Дверь внезапно распахнулась во всю ширь, и в комнату ввалился вечно взъерошенный Невен. Чуть не налетев на меня, он в последний момент затормозил. Его сестра подтолкнула меня к открытой нараспашку двери, и я сдался, уступил. Сам разберусь!

И уже из коридора услышал:

— А что это тут было? — любопытным мужским голосом.

И недовольное девичье:

— Все вы, мужики, одинаковые…

Так. А вот теперь это мне окончательно разонравилось.

Я молча развернулся и пошел из девичьего крыла, на ходу перебирая недавнюю сцену и злясь все больше.

В конце концов, это никуда не годится. Нет, одно дело, когда тайны есть у меня — это серьезные, весомые тайны. И причины их соблюдать у меня тоже серьезные и весомые. Но какие тайны могут быть у этой свиристелки? Какого демона у нее глаза на мокром месте, я спрашиваю? Я задал ей простой, понятный, вопрос — что случилось? Значит, должен получить ответ. И нечего от меня скрываться. И портить мне настроение — и так устойчиво паршивое. В конце концов, это не я получил задание от нашего всемогущего директора, верно ведь?

Случайный школяр, попавшийся на пути, оценил выражение моего лица и резво отскочил из-под ног. Не так уж много времени мне понадобилось, чтобы приучить их, кому тут следует давать дорогу!

Добравшись до общего холла, я притормозил.

Эх, жаль, Невен сейчас у девчонок. Ну да ничего, он не единственный доступный источник информации. Я обвел холл взглядом, успокаиваясь и выискивая знакомые лица. Здесь сейчас царил прохладный полумрак и кучковались школяры, общались, шумели, обсуждали дела и занятия… Ага, вот, шумная компания демонологов вперемешку с алхимиками, вон знакомый целитель со второго курса, и Марика-Миранда крутится тут же, перебравшись со двора. Имени ее я так и не вспомнил, но оно мне не очень-то и понадобиться.

Ну, для начала сойдет. С богами!

Я с широкой, приветственной улыбкой шагнул в школярское море и влился в шумную компанию главных школьных возмутителей спокойствия.

* * *

Невен всегда любил новости. Новости его тоже любили — если где-то что-то случалось, то дороги непременно приводили Невена к происшествию. Пусть случившееся его вовсе не касалось, пусть он и понятия не имел, о том, что где-то что-то произошло — пути, по которым ходил ведьмин сын всегда сплетались так, чтобы привести его новостям.

И, вопреки всеобщему мнению, Невен вовсе не был болтуном. Невен им казался.

Он мог трепаться, не закрывая рта, он мог часами травить байки и дурацкие истории, но никогда не рассказывал лишнего. Потребность ведать жила в нем отдельно от потребности рассказывать, зато рядышком с умением молчать.

Хотя и рассказчиком он был знатным — поэтому, когда Невен ввалился в нашу с Нольвенн комнату, чуть не врезавшись на пороге в Кайдена, я порадовалась — раз пришел, значит, есть, чем поделиться, и сейчас нас ждет очередная история. Смешная, или глупая, или полезная — неизвестно пока, мало ли, какими путями нынче ходил Невен? Вот и отвлекусь от ненужных мыслей.

— Так что это было, а? — Наш гость сверкнул на сестру любопытным зеленым глазом и увернулся от ее воспитательного подзатыльника.

— Ладно, понял! — примирительно вскинув руки, заверил он нас обеих, а потом, переведя взгляд с одной на другую, предложил: — А хотите послушать, какие наши боевики дурни?

Про дурней-боевиков я бы сейчас послушала охотно, зато Нольвенн с неудовольствием поджала губы. Но поздно — брат ее, плюхнувшись на кровать, поближе ко мне и подальше от грозной сестрицы, уже уселся на любимого конька.

— Практику наши воители проходили у Костьего провала. Оттуда на это время гарнизон снимают частично и отправляют по домам, на побывки.

Я не утерпела, пихнула рассказчика в бок — во-первых, Невен развалился на моей кровати, как на своей собственной, и это никуда не годилось, а во-вторых, очень уж издалека начал. Про то, что боевики-практиканты на две недели вставали в охранение при проклятой пропасти, из которой частенько вылезала разная пакость, мы и без него знали. Как и про то, что тамошний владетель, герцог Арморикский, поставил вокруг провала отряд стражи, а к страже приставил трех магов — тоже знали. Караул этот должен был, в случае, если из провала полезет нечисть, либо своими силами погань изничтожить, либо тревогу поднять, передать в ближайшие села и города, в столицу сообщить.

Нольвенн прыснула, а Невен сделал вид, что тычка моего не понял и повествования не ускорил. Но с постели убрался, за стол пересел. Я поправила смятое покрывало и постаралась скрыть улыбку.

— Так вот, когда практиканты приезжают, гарнизон возле провала уменьшают вполовину, а магов и вовсе обоих отпускают. И правильно — толпа боевиков-недоучек любую нечисть если не повоюет, так затопчет.

— Не ври, — беспардонно перебила его Нольвенн, — магов возле Провала трое дежурит!

— А вот и нет! — с торжеством в голосе откликнулся Невен. — Урезали караул, слишком уж накладно троим платить!

— А вот и да, маги по двое дежурить отказались — опасно, да и тяжело!

— Так. — Невен обвел своих слушательниц тяжелым, но неубедительным взглядом. — Вы слушать будете? Или, может, вы и без меня все знаете?! А?

— Будем, будем! Да рассказывай уже, балабол! — на два голоса отозвались мы с подругой.

Невен назло нам повозился на стуле, устраиваясь удобнее и продолжил:

— Ну, приехали наши боевики, лагерем встали, местные маги нашим наставникам быстренько доверенный герцогом пост сдали и свалили. Вояки тоже, и остались у провала только наши и те из стражи, кому не повезло. Первые дни все путем было, какая-то мелочь пыталась из провала сунуться — но наши так радостно к ней кинулись, что она сама обратно в провал свалилась. Нежная очень нежить оказалась. Ну а в выходной к охранению вокруг пропасти селяне из ближних деревень подошли. Там в этот день торжище небольшое собирается, и наших практикантов заранее о том предупредили. Селяне из ближних деревень еду да всякую нужность воинам на торг привозят. У наших-то боевиков, понятное дело, денег особо нет, вот они и сидели себе в холодке под деревьями, а наставники, и те из школяров у кого при себе монета-другая завалялась, торжищу отошли.

Невен невесело усмехнулся, помолчал, и, видя, что мы обе уже готовы наброситься на него с кулаками продолжил:

— Словом, остались наши дурни боевые без присмотра. Сидят в теньке, мух лопухами отгоняют, и тут подплывает к ним селянка. И уж до того хороша, что прямо глаз не отвести. Коса песочная до попы, глаза синие-синие, и сама-то телом так пышна, что прямо дух замирает. Ах, добрые молодцы, спасибо вам за защиту, за то, что сон наш и покой бережете! Говорит и кланяется да так, что все богатство бабское чуть из выреза не вываливается. И нашим бы в глаза девице посмотреть — да куда там. За ворот пялились. Выпрямилась селяночка, да и протягивает нашим крынку — испейте, говорит, отважные заступники.

Невен зло хмыкнул, стукнул себя по колену:

— Парни рассказывают, что они ту крынку друг у друга чуть из рук не рвали, но Иржин, со второго курса, быстрее прочих оказался, первым успел. Он всегда был скор на подъем… Подхватил у девки из рук крынку и глотнул от души.

У меня сердце замерло — так Невен рассказом заворожить сумел. Нольвенн рот ладонью горестно прикрыла, я в косу свою вцепилась и, хоть все, что могло случиться, уже случилось, все равно взмолилась про себя — всемилостивая Бригитта, отведи! Да поздно уже, не сжалится богиня, не раскроет над несчастным свою оберегающую длань.

Невен откинулся на стену за спиной.

— Иржин с первого глотка замертво упал. А селянка зашипела, что твоя змея. Тогда-то наши и разглядели, что и зрачок у девки узкий, и зубы острые, рыбьи… Наставники прибежали — да что уж теперь. Водяница рассыпалась брызгами и водой в реку ушла. От самого Брейдена приплыла, тварь, не поленилась. — И прибавил после задумчивой паузы: — А в крынке мертвая вода была.

Я погладила косу, которую успела истрепать в мочало. Все же, наглые они, фейри, да бесстрашные. Могла ведь водяница просто выплеснуть мертвую воду на любого из боевиков. Могла и подстеречь школяра, отбившегося от товарищей. Так нет — намеренно покрутилась около магов, как будто дразнила. Как будто понять давала, чего стоят маги против Леса. Да что там, как будто. Так все и было.

Лес снова напомнил школе, что от него не спрятаться, не скрыться. Фейри просочатся во всякую щель, обманут любую стражу. И гнева Леса не избежать, просто уехав. Каждую неделю будет умирать кто-то, чтобы заплатить свое жизнью за чужое преступление. Каждую неделю школа будет терять одну живую душу — и так до тех пор, пока виновный не будет наказан.

Или пока не рухнет Договор.

Думать об этом было нестерпимо, а не думать не получалось.

Договор слабел. И этому появлялись все новые и новые доказательства. У соседки из комнаты справа пропали туфельки — и нашлись в другой комнате, в конце нашего коридора, в горшке с питьевым отваром мяты и малины. Марзине ночью шкодники заплели волосы во множество мелких косичек, да не просто так, а вплели в них полураспущенную скатерть. Всем крылом расплетали, да и то еле расплели.

В мужском крыле тоже не обошлось без происшествий. На третьем этаже ночью все до единой комнаты снаружи подперли притащенными с кухни чурбаками. Весь этаж. Каждую дверь. Они так всем этажом на занятия и опоздали.

Но тут, если по-честному, я не уверенна, что в том была Леса вина. Третий этаж в мужском крыле занимали почти целиком демонологи, а они у нас всеобщие любимчики — тут и без фейри найдется, кому двери чурбаком подпереть.

А если говорить про практикантов — то, выходит, и вовсе не важно, распознали бы ее наши боевики или нет. Для того, чтобы забрать намеченную жертву, водянице вовсе не нужно было ее напоить. Она просто издевалась.

* * *

Сам дурак. А чего я ждал? Что Шела всегда будет свободна? Рано или поздно рядом с ней все равно появился бы кто-то, кого она оценила бы. Кто-то, кому повезло бы назвать мою целительницу — своей. Я же всегда об этом знал. И не надеялся ни на что. Я просто…

Я просто дурак.

И не думал, что это произойдет так скоро. Хотя стоило. Особенно тогда, когда подруга Шелы стала ругать мужчин.

Гнев закипел во мне моментально. Вот урод! Ему такая девушка доверилась, а он!

А ведь казался нормальным парнем.

Я стрелой пронесся по коридору, повернул на лестницу, взлетел по ней, проскочил этаж насквозь, спустился… Метался по школе, не признаваясь самому себе, что ищу счастливчика, не ценящего выпавшей ему удачи. И неожиданно наткнулся на Тонана Фарра во внутреннем дворе школы.

Подонок трепался с приятелями под увитой плющом стеной. Самообладания еще хватило отозвать его в сторону, к колодцу, но когда он подошел и с улыбочкой спросил, чего я хотел…

Зависть, и ревность, и ярость, что он посмел довести до слез мою — мою! — Шелу ударили в голову, и я, ухватив подонка за грудки, как следует его тряхнул:

— Если ты, сволочь, еще раз обидишь Шелу… Если из-за тебя она опять заплачет!

В глазах щенка мелькнула не вина, не понимание — гнев. Удивление. Как будто, я был неправ. Как будто, я не имел права на вмешательство.

Остатки самоконтроля снесло в Бездну, и я, выпустив из одной руки его воротник, ухватился освободившейся рукой за ремень, и рывком подняв соперника, перевалил его через каменный борт колодца, который кто-то раскрыл, да так, открытым, и бросил.

Хладнокровно позволил грузу скользнуть в провал, перехватил жертву за щиколотки и ощутил, как увесистое тело, скользнув вниз, оттянуло мне руки.

Со стороны, где стояли его приятели, раздались вопли, откуда-то уже бежали на помощь, кто-то стоял совсем рядом, и не решался вмешаться — мне было плевать.

Искушение разжать пальцы было велико. Отпустить — и сказать, что так и было.

Подержав ублюдка в колодце некоторое время, я вытащил его обратно. Поставил на ноги, и придавив локтем горло, прижал спиной к одному из столбов, держащих крышу сруба. Щенок рассадил скулу о камень, рубаха разорвалась возле шнуровки, но он не кричал и не пытался отодрать мою руку, только смотрел с яростной ненавистью. Я надавил локтем чуть сильнее:

— Если она еще раз из-за тебя заплачет — шею сверну, как цыпленку. Ты меня понял, урод?

И сам не поверил, что это шипение — мое.

Ослабил нажим, и сопляк ответил, как выплюнул:

— Понял! — Он рванулся из рук, полоснул взглядом взбешенного зверя, крикнул куда-то в сторону: — Все нормально! У нас тут… свои дела!

Я вздернул губу в беззвучном оскале, развернулся и ушел. Бешенство схлынуло, оставив после себя опустошение, тоску и зависть к этому удачливому мальчишке. Где-то в глубине души, на самом ее дне, ворохнулся стыд. Я задавил его воспоминанием о заплаканном лице своей целительницы и размашистым шагом вышел за школьные ворота.

Пожалуй, мне лучше проветрить голову.

* * *

Невен ушел, оставив после себя настроение странное до крайности: тревожное, беспокойное. Ну, зато слезы по Кайдену и по безответной любви лить больше не хотелось.

Мы с Нольвенн до самых сумерек просидели в задумчивости и в молчании, перебирая каждая свои мысли. А как завечерело за окном, так Нольвенн собираться стала: косы заново переплела, вплела в них ленты шитые, нарядные. Платье переменила, и рубаху под платье вздела тоненькую, из праздничных, что не всякий день из сундука доставала.

Я аж заулыбалась, глядя на прихорашивающуюся подругу. Давно, ой, давно она такой не была — целую неделю! Она, вдевая в ушко серьгу, перехватила в зеркальце мой взгляд — и улыбнулась в ответ. И без слов было понятно, куда она с таким тщанием собирается.

Меня так и подмывало спросить ее, кто же ее счастливый избранник, но Нольвенн в зеркальце хитро отвела взгляд. Я чуть не взвыла с досады. Поняла, что не скажет, коза прыгучая!

И ведь нравится ей, паршивке, что любопытство меня гложет. Я возмущенно засопела, и тоже собираться стала. Серег да ожерелий надевать не стала, не для кого мне наряжаться, а вот косу переплела, и платье оглядела — не слишком ли мятое?

Убедившись, что выгляжу опрятно, я крутнулась на пятках и ушла, так и не сказав вредной подруге ни слова. Мне, может, на свиданки бегать и не к кому, но и другие дела найдутся. Решила ведь, что как вернется Кайден, так и возьмусь за ум, за лечение.

Вот и не буду откладывать — найду его и расспрошу, как изменилось его состояние за неделю, хватает ли ему зелий, не нужно ли восполнить запас. И, самое главное — а принимал ли он вообще те зелья без надзора?

Вот только Кайдена я найти не успела. На полдороге перехватил меня Тонан, мой добровольный ученик, и попросил о разговоре. Я согласилась, и он, взяв за руку, отвел меня в укромный угол двора, подальше от внимательных школярских глаз.

— Шела, я тебя чем-то обидел?

Тонан сегодня был непривычно серьезен. А еще щеголял внушительной ссадиной на лице.

Я растерялась:

— Да нет, с чего ты взял? — И потянулась к его скуле. — Давай залечу!

Парень перехватил мои руки, отвел от своего лица. Я улыбнулась и хотела уже пошутить о разумных старшекурсниках, не доверяющих целителям-недоучкам, но Тонан не дал. Держа меня за запястья, бережно, но сильно, и глядя в глаза, рунник все так же серьезно продолжил:

— Шела, ты замечательная девушка. Ты мне очень нравишься. Если я тебя чем-то обидел — просто скажи мне, и я постараюсь все исправить. И поверь, что это не было сделано специально.

Я потеряно моргнула:

— Тонан, что… Да с чего ты взял? — тихо и недоуменно повторила я.

Он продолжал смотреть испытующе и серьезно.

— Ты действительно на меня не обижаешься?

Я покачала головой:

— Нет.

— Но, если бы такое случилось, если бы я тебя обидел, ты бы мне сказала? — рунник впился в меня испытывающим, цепким взглядом.

— Наверное. — Я пожала плечами. — С чего бы мне молчать?

Я потянула на себя руки, и Тонан разжал пальцы, освобождая меня из захвата. Я снова потянулась к ссадине, но парень не дался, отвел лицо.

— Шела. — И пристальный взгляд впился, кажется в самую мою душу. — Ты будешь со мной встречаться? Согласна стать моей девушкой?

Я растеряно отвела взгляд, замялась. Кажется, этот разговор случился раньше, чем я надеялась, и раньше, чем я успела к нему подготовиться. Заблеяла беспомощно:

— Тонан, понимаешь… Я… Но… — Я вскинула на него глаза и, собравшись с духом, выпалила: — Тонан, дело не в тебе, ты хороший, очень хороший, но я…

Он смотрел грустно и понимающе.

— Все ясно. — И улыбнувшись мне через силу, я явно это видела, продолжил: — Ладно, иди, Шела.

— Подожди! Дай я хоть лицо тебе залечу…

Рунник отмахнулся:

— Да брось ты! Ерунда, само заживет.

Развернулся и пошел куда-то широким стремительным шагом.

— Тонан! Ты куда? — окликнула я и сама поморщилась, как глупо это прозвучало.

Рунник же обернулся, ухмыльнулся в ответ невесело:

— Да так. Дела есть…

Глава 7

— Лавена, а кто такой Хранитель Договора?

Сильфида, не ожидавшая от меня столь непринужденной темы для разговора, поперхнулась березовым соком (и какая разница, что на дворе совсем не месяц ивы) и посмотрела на меня из-за этого крайне укоризненно. И промолчала.

— Бабушка? — ядовито окликнула я.

Лавена передернула плечами, но глухонемой прикидываться перестала, пока ее до истинного звания вслух не повысили.

— Зачем тебе? — лениво бросила она. Настолько лениво, что это было явным намеком на ответ «да незачем, по глупости спросила, прости неразумную, о прекраснейшая из сильфид!».

— Надо, — упрямо настаивала на своем неразумная я.

— Это фейри, — покладисто отозвалась бабка и вернулась к соку.

— Ну праба…

Порыв ветра швырнул мне в рот пригоршню березовых листьев, а желтые глаза угрожающе сощурились, но я, к ее величайшему сожалению, весь страх уже давно потеряла, а потому, отплевавшись, продолжила:

— Ну скажи!

— Тебе лучше с ним не связываться, — Лавена поджала губы. — Все, что ему известно, Старшие до вас уже донесли.

— А почему он не сам?..

— Хранитель не выносит людей, но именно это помогает ему следить за исполнением договора. Ты, по глазам вижу, вознамерилась к нему сунуться — и думать забудь, сожрет.

— Договор все еще в силе, — возразила я. — И вообще я же услышала ландыши, а значит…

— Ты — человек, — жестко отрезала сильфида.

— А то вот мои шансы помереть от лесной расплаты в школе равны нулю! — пробубнила я. — Тебе не все равно, кто меня сожрет — Хранитель или спригган?

— Спригганы не жрут, они… — Лавена оборвалась на полуслове, сообразив, что я ее провоцирую и поджала губы. — Вредная девчонка, никакой тебе больше травы.

— Никаких тебе больше булочек с маком. Можно подумать, в лесу больше спросить не у кого! — в свою очередь надулась я и, спрыгнув с камня, зашагала прочь.

Я успела удалиться уже на приличное расстояние, как шелест листьев над головой вдруг донес до меня едва слышное: «Сухой дуб за Озером Фей. Сама ищи».

Усмехнувшись, я шепнула ветру слова благодарности и поспешила на свой первый в жизни урок стрельбы.

Мои терзания насчет Кайдена разрешились как-то в один день. Я вдруг проснулась утром, наткнулась взглядом на оставшиеся с вечера на столе конспекты и поняла — это никуда не годится. В конце концов, я без трех лет целитель! И негоже цеховую честь ронять, поддавшись глупым девичьим порывам. Что же теперь пациентов-то перебирать что ли — этот нравится, его лечу, этот обидел — его не буду? Я, может, еще десять раз влюбиться успею, пока того самого встречу, а из-за внезапного увлечения отказываться от такой прекрасной практики, такого запущенного случая! Дура ты, Шела, дура!

Я даже улыбнулась тогда до ушей, ругая себя мысленно. Вспомнилось разом, как от нас, целителей, школяры шарахаются и малейший подозрительный прыщик прячут.

В этот же день мы об уроке и условились, и чувствовала я себя сейчас крайне гордо и воинственно, направляясь от бабки на знакомую поляну, когда за спиной по лопаткам непривычно постукивали колчан с луком.

Кайден дожидался меня сидя на коряге. В одной руке у лучника было древко, в другой нож. Он легко скользил по светлому дереву и тончайшая, почти невидимая глазу стружка падала на землю. Услышав шаги, Кайден отложил незаконченное древко в сторону и, вскинув голову, пронаблюдал за моим приближением. Серые глаза на этот раз отсвечивали отчетливой зеленью, отражая траву, листву над головой и традиционную котту.

Я сглотнула, напомнила себе о собственной наирешительной решимости и приветственно улыбнулась.

Об их драке с Тонаном мне, конечно же, донесли. Все та же Марзина живо интересовалась, что это — или кого это? — они не поделили. С Тонаном мне заговаривать, чтобы узнать, было неловко, да и незачем, когда у меня в полном распоряжении имелся строптивый пациент. Я была готова к тому, что это ценное знание придется из Кайдена вытягивать раскаленным клещами, как всегда, и крайне удивилась, услышав спокойный ответ:

— Ты из-за него плакала.

Я удивленно сморгнула. Потом вспомнила, как лучник завалился к нам сразу после приезда и был стремительно вытолкан подруженькой, пока я безуспешно прятала красный нос, на котором от огорчения даже веснушки пропали. Пока я это переваривала, Кайден глядя на мое ошеломленное лицо даже развил тему:

— Мы же друзья, разве нет? И если кто-то считает, что вправе безнаказанно обижать девушку, за которую некому заступиться, то это его проблемы.

Мне очень хотелось хлопнуть себя ладонью по лбу и громко и очень тоскливо простонать «ой, дураааааак!», но демонова профессиональная этика — что б ее! — не позволяла.

— Я не из-за него плакала!

— А из-за кого? — совершенно невозмутимо поинтересовался лучник, и я тут же представила, как у него перед глазами начинает возникать список возможных обидчиков, а на груди у каждого из них рисуется мишень с красной кляксой в центре.

Я почувствовала, как у меня невольно забегали глаза, а щеки начали наливаться предательской вишневой краской. Мысли метались, как лиса в курятнике с перекрытыми ходами, к которому уже бежит дед с топором наперевес.

— Не твое дело! — наконец сердито отрезала я, злясь куда больше на себя, чем на него.

Кайден, очевидно, это прекрасно понял, потому что даже не пытался спрятать пляшущие в глазах смешинки, и вообще выглядел отвратительно довольным собой. Как там сказала тетка Маэлан? Дурень ты, Шела!

— Спина провисает!

Я послушно попыталась исправиться, но стало только хуже. Кайден вздохнул, подошел ко мне ближе, положил руки на плечи — и меня будто обдало жаром сквозь платье. Колючие искорки побежали под кожей, и я с трудом удержала невозмутимое выражение на лице. Кайден же лишь чуть надавил мне на плечи, заставляя скруглить спину.

Урок стрельбы из лука шел уже полчаса.

Сначала Кайден сказал мне взять мой лук, натянуть тетиву, отпустить, расслабляя по одному пальцы. А когда я наигралась, велел отложить лук — и начался сам урок. Мой пациент и одновременно — наставник, терпеливо объяснял мне, как стоять.

Вот уж не думала, что это имеет значение — сам-то Кайден стрелял, кажется, из любого положения, даже и на ходу, если нужно. Ну, да что уж тут — ясно же, что это умение, отточенное годами, а новичкам следует быть скромнее.

Мне никак не получалось удержать спину в нужном положении. Кайден, посмеиваясь, показывал на себе, поправлял словами — но, стоило мне отвлечься на Кайденовы объяснения, спина снова выпрямлялась, плечи расправлялись, и Кайден принимался ругаться и называть мою осанку неправильной.

В глубине души я была с ним в корне не согласна, и считала неправильной как раз ту осанку, что он пытался мне навязать. Но, что поделаешь — я ведь сама напросилась на эти уроки.

Леченье требует жертв, мысленно напомнила я себе, и ссутулилась так, как показал Кайден.

Выпрямила левую руку, согнула в локте на уровне челюсти правую, стараясь держать их так, чтобы они образовывали прямую линию, проходя через спину.

— Шела, пойми, ты стреляешь не рукой. Рука, как раз, должна быть расслаблена. Ты доводишь тетиву плечом. И спиной. Если ты будешь прикладывать усилие руками — они у тебя очень быстро отвалятся.

Я, сосредоточенно кивавшая его словам, на последней фразе встрепенулась.

— В каком смысле — отвалятся?! — спросила его с ужасом, мысленно перебирая все известные мне типичные травмы лучников.

Ничего такого не припоминалось, но я не так чтоб много раненых лучников видала. Честно говоря, только одного, и того — в голову. Но, в любом случае, про отвалившиеся руки — это, как мне кажется, больше к мечникам!

Кайден посмотрел на меня с насмешливым укором:

— В смысле, устанут и занемеют, Шела!

Я чуть смутилась, но признаваться не стала — в конце концов, кто их, лучников, знает? И нечего меня морочить!

Спина, воспользовавшись тем, что я отвлеклась, снова выпрямилась. Я поймала обреченный взгляд своего наставника, и смутилась чуть больше. Кайден пробормотал себе под нос:

— Н-да, это будет несколько сложнее, чем я думал…

Я его очень хорошо понимала. Как никто другой! У меня у самой пару месяцев назад появился пациент, с которым всё оказалось сложнее, чем я думала.

— Ты совсем не чувствуешь свое тело, — укорил меня он, снова нажимая ладонями на плечи.

И был не прав — вот как раз сейчас я чувствовала свое тело очень даже хорошо. До последней жилки, по которой роем сыпанули огненные искры.

— Ладно, попробуем по-другому! — решил Кайден, и подвел меня к ближнему дереву.

— Встань к нему боком. Не вплотную, отступи на шаг. Обопрись раскрытой ладонью.

Я послушно выполняла указания моего лучника — встала, как он велел, оперлась об дерево левой рукой.

— Перенеси вес на ближнюю к дереву ногу. Так, вторую вообще можешь расслабить. Стой так. Как будто ты с кем-то болтаешь, и просто оперлась для удобства, — он окинул меня придирчивым взглядом, и самыми кончиками пальцев поправил мою распрямленную руку, — Прямее локоть, не сгибай. А теперь, сосредоточься на ощущениях в спине. Постарайся почувствовать свою спину. Чувствуешь?

В данный момент я чувствовала свою руку. И лучше всего — в тех местах, где ее коснулись пальцы Кайдена. Я выдохнула, стараясь отвлечься от ненужных, вредных, но таких цепких ощущений. Постаралась ухватить вниманием то напряжение, что собралось сейчас в спине. От руки-опоры — до плеч, лопаток, позвоночника. Ощутила.

И Кайден понял:

— Запомни это ощущение. Именно так должны быть напряжены твои мышцы, когда ты собираешься стрелять. Руки — направляют. Доводит — спина. Поняла?

Я молча кивнула.

— Вот и хорошо, — мягко отозвался Кайден, — Давай попробуем еще раз.

Я послушно выпрямилась, стала в стойку, честно пытаясь восстановить в памяти недавние ощущения. Выпрямила руку. Ладонь еще хранила следы, оставленные бугристой корой.

Сжала левой ладонью воображаемый лук, правой рукой потянула на себя несуществующую тетиву, пока не коснулась кулаком нижней челюсти, следя, чтобы напряжение все время сосредотачивалось между лопатками, чтобы усилие шло оттуда.

Напряжение послушно сосредотачивалось, где надо. Кисти, вроде бы, расслабились. Я оглянулась на Кайдена, ожидая от него похвалы.

Лучник смотрел на меня, и выражение его лица я не смогла уверенно распознать. А в следующий миг, поймав мой взгляд, Кайден мученически вскинул брови:

— Шела, спина!

Я начала подозревать, что на лице его было написано не одобрение, как я уже размечталась.

— Что — спина, вот, что — спина? — насупилась я.

— Не надо ее так прогибать! — в голосе у строгого наставника звучало неприкрытое страдание.

О, боги, да что я делаю настолько не так, что его так разбирает?!

— Кайден, что тебе не нравится? — не выдержала я, и задала вопрос, который открывал простор для ехидных ответов, и позволял, наконец, поругаться и продолжить урок, сбросив напряжение.

— Да не то, чтобы мне не нравилось, — пробормотал он себе под нос, обескуражив меня окончательно. — Ладно. Сейчас объясню. Бери лук!

С некоторой настороженностью, я взяла в руки оружие, собственноручно купленное.

Неспроста он так взбодрился, ой, неспроста!

— Становись в стойку, — продолжил командовать Кайден. И, когда я подчинилась, велел, — Натягивай тетиву!

А стрел, кстати сказать, не выдал. Жадина! Я послушно натянула тетиву, и удивилась упругой силе, сосредоточенной в незамысловатой на вид оструганной деревяшки. Она подалась мне, сначала легко, а потом — неохотно, но я все же довела тетиву до удобной ямки под скулой, что должна служить при стрельбе разом опорой и стопором. Довела и замерла, чувствуя себя суровой бесстрашной воительницей.

— Да, так хорошо, — похвалил меня придирчивый учитель. — Вот так ты обычно и стоишь. А теперь посмотри на тетиву и на себя.

Я послушно перевела взгляд, куда велено, и поняла, наконец, что Кайден имел ввиду. Мою грудь. Ту самую, по которой непременно хлестнула бы тетива, вздумай я ее сейчас отпустить.

Я мучительно покраснела, а Кайден, ощутимо надавив мне на плечи, заставил менять прогиб спины до тех пор, пока затянутый тканью холмик не перестал маячить на пути у свитых в тугой жгут шелковых нитей.

— Вот это — правильная осанка! — с глубоким удовлетворением подвел итог Кайден и убрал руки с моих плеч.

И, пока по моей спине сыпались горячие искры, продолжил, как ни в чем не бывало:

— Пошли, попробуешь стрелять.

Я с облегчением посеменила за ним, к коряге, на которой были сложены мои вещи.

Там, в моей сумке, нахально брошенной поверх Кайденовой, ждали своего часа перчатки. Я сидела на бревне, и зажав лук между коленей, натягивала перчатки, когда щекой почувствовала взгляд. Вскинула голову — так и есть, Кайден смотрел на меня, и был серьезен и хмур.

— Что? — растерялась от этого взгляда я.

— Шела, а может, плюнем на эти уроки? — интонации Кайдена были просительные, уговаривающие. — Ну, зачем тебе уметь стрелять?

Да незачем, в общем. Но что поделать, если один упрямец по-другому не поддается мне никак?

Ничего этого я не сказала, просто молча смотрела на Кайдена. Он присел передо мной на корточки, и, проникновенно глядя в глаза, завел:

— Шела, ну, это же не твое. Тебе — лечить, жить спокойно, руки беречь… А стрелять и без тебя найдется, кому!

Я покивала, соглашаясь со словами Кайдена. Исключительно разумные были слова — чего бы и не покивать? И ответила:

— Ты обещал? Учи!

Поднялась, лук перехватила, и замерла, ожидая, когда он смирится со своей печальной участью и поймет, что отступать я и не подумаю. Кайден мрачно буркнул себе под нос нечто не слишком лестное о моем упрямстве, и я с удовлетворением поняла, что победила.

— Шела, травмируешь руки — и мы прекращаем уроки, — буднично, как о решенном, сообщил мне лучник, и я поняла, что присуждать себе победу поспешила.

Вот ведь, упрямец! А самое обидное, что я могла бы его заставить продолжить меня учить даже в этом случае, все же, данное слово связывает — вот только, толку от этих занятий уже не будет. Закроется.

Что ж, значит, обойдемся без травм.

Я сосредоточенно выслушала указания Кайдена — как накладывать стрелу, как целиться, как спускать тетиву, и в соответствии с указаниями выстрелила. Стрела клюнула землю в паре шагов от моих ног, а тетива звучно щелкнула по коже перчатки.

— Шела, мы договаривались! — тут же вскинулся мой недобровольный наставник.

— И ничего мы не договаривались, ты единолично так решил, это во-первых, а во-вторых… — я торжествующе сдернула с рук перчатку и покрутила перед носом у Кайдена пальцами, без малейших следов покраснения, — Речь шла о травмах! А у меня — все в порядке!

И встав на цыпочки, нос к носу, пропела ему:

— Что, съел, умник? Мне перчатки Нольвенн защитила!

Кайден, с высоты своего роста смерил меня взглядом от кончика носа до туфель, и, как ни в чем не бывало, отозвался:

— А раз все в порядке, чего занятие прервала? Учиться надоело? Нет? На позицию!

Подавив желание треснуть нахала луком, я крутнулась вокруг себя, и, натянув перчатки, не дожидаясь команды, наложила стрелу на тетиву и отправила ее в полет.

Она клюнула землю ничуть не менее позорно, чем первая. Я сделала вид, что не слышу приглушенного смешка сзади.

Покачав головой, Кайден подошел и встал за спиной.

— Шела-Шела! Что же ты такая торопыга?

Ой, кто б говорил! А кто Тонана в колодец сунул, не разобравшись? Высказываться вслух я не стала, только фыркнула несогласно и вздернула подбородок повыше.

— Колючка!

Я могла поклясться, что в его голосе звучало что угодно, но не осуждение. Улыбка была в нем и одобрение. Я быстро обернулась, чтобы проверить свою догадку, и неожиданно чуть не уткнулась носом в подбородок Кайдена, потянувшегося ко мне, чтобы поправить стойку. Он замер. И мир вокруг замер тоже. Перестал быть, сузился до крохотного клочка земли, где умещались лишь мы двое…

Кайден опомнился, отстранился. Молча. Кадык его судорожно дернулся, как будто он пытался то ли сказать что-то, то ли сглотнуть сухим горлом.

— Сам ты чертополох, — буркнула я, стараясь скрыть свое разочарование и огорчение.

Вот чего он от меня шарахается? Я ж не заразная… И ничего от него не требую — ну и зачем он так?

Кайден едва заметно выдохнул, и напомнил:

— Доводим — плечом! И кисть длинная, не круглая.

Я поспешно исправилась, не желая добывать себе новые замечания. Очень хотелось поплакаться ему, о том, какая я бедная, и что у меня противные стрелы лететь не хотят, но я задавила это желание в корне, отлично понимая, что это в других случаях Кайден мне охотно сочувствовать готов, а нынче радостно ухватится за возможность свернуть занятия.

Нет уж! Буду героически превозмогать трудности молча.

А поплачусь вечером, Нольвенн.

Встала в стойку. Вскинула лук. Так, что он там говорил? Тетиву отпускать плавно, не бросая, а позволяя просто соскальзывать с расслабленных пальцев?

Третья стрела отправилась в полет чуть более удачный, чем у двух ее сестер, и ткнулась в землю у самых корней сухостоины-мишени.

Ну, это уже успех, я так считаю!

— Лук чуть выше, — негромко подсказал Кайден. — Отслеживай цель по линии, проведенной от твоей кисти к мишени через наконечник.

Я сосредоточенно угукнула, и наложила на тетиву новую стрелу.

В землю у моих ног были воткнуты еще с полдесятка.

Расстреляю эти — и пойдем в школу. Если Кайден не скажет возвращаться, сама предложу. А то что-то у него настроение испортилось, то ли надоело со мной возиться, то ли еще что.

Так что, хватит, пожалуй, для первого раза. Не пережать бы.

Я прицелилась и отпустила тетиву. Стрела пролетела над поляной, отчаянно вихляя хвостовым оперением, и воткнулась в мишень. В самый краешек, но все же.

Странно. Мне думалось, она и до середин поляны не долетит — упадет. Я оглянулась на Кайдена, и залюбовалась. Все же, опешившее выражение лица идет ему необыкновенно!

— Что это было? — спросила я у признанного мастера стрельбы из лука.

Он озадаченно подвигал бровями:

— Самому хотелось бы знать…

Пятую стрелу я брала с опаской.

Она ушла в полет не совсем удачно, тетива сорвалась с пальцев чуть раньше, чем следует, и, по моим ощущениям, «оперенная смерть» должна была бесславно плюхнуться чуть ли не у самых моих ног, но не тут-то было.

Стрела, почти коснувшаяся трав кованым наконечником, передумала и по плавной дуге ушла в цель, вонзившись в нее снизу. Я, конечно, не ахти какой стрелок, но что-то мне подсказывало, что такое поведение для стрел не естественно. Наверное, это лицо Кайдена с застывшим на нем изумлением, наводило меня на такие мысли.

— Ты что, колдуешь? Стрелы зачарованы? — подозрительно уточнил у меня дорогой друг.

После чего сходил и выдернул стрелу из сухого ствола, вместе с предыдущей ее удачливой сестрицей.

Я растерянно пожала плечами. Даже если я не колдовала— нет причин считать, что до такого не додумался кто-то другой. В конце концов, это отлично объяснило бы поведение стрел!

Внимательно изучив их со всех сторон, мы оба пришли к выводу, что никто их не зачаровывал, и стрелы самые обычные. Наиобычнейшие!

Я положила на тетиву одну из четырех, оставшихся у моих ног, и неуверенно оглянулась на Кайдена.

— Стреляй! — сурово кивнул мне лучник.

Я выстрелила. Стрела снова вильнула в полете, и вошла в середину мишени.

— Ну, и что это значит? — растерянно спросил у меня Кайден.

Настала моя очередь пожимать плечами:

— Может, это значит, что я очень меткая? Прирожденный стрелок!

Ответный взгляд лучник полный скепсиса, я простила, списав на его скверный характер и недостойную, но объяснимую, зависть, и выдернула новую стрелу из земли. У моих ног осталось их лишь две.

Этот выстрел удался лучше, я сама это ощутила — стрела сорвалась вперед с упругой силой, обещающей ровный полет, а не скорое падение. Вот только, прошла бы она чуть правее мишени, если бы ни таинственная сила, подправившая направление, заданное мной.

Рассматривая дрожащий хвостовик восьмой стрелы, я почувствовала, что в душе моей шевелятся смутные подозрения.

Не дожидаясь команды от Кайдена, я сделала два последних на сегодня выстрела, и оба — с одинаково хорошим результатом.

Подозрения в моей душе сменила твердая уверенность.

Хорошо, все же, иметь родню в Лесу. Например, бабушку. Тесно связанную с ветром заботливую бабушку.

Заботливая бабушка — залог вашей меткости!

…кошелка старая.

Мы с Кайденом переглянулись и, не сговариваясь, принялись собираться. Он пошел за стрелами к дереву, а я, уперев лук в землю и своим весом надавив на один из рогов, сняла со специальной засечки петельку тетивы. Отпустила, и дерево, уставшее быть согнутым, с облегчением выпрямилось.

— Подожди! — окликнул меня Кайден, когда я собралась убрать свернутую тетиву в сумку.

Я подняла голову, и вопросительно посмотрела на него. Кайден поднял с поваленного бревна свою куртку, и достал из-под нее какой-то предмет. Когда он протянул его мне, я увидела, что это колчан. Сшитые вместе два куска жесткой кожи, длинный плетеный ремень и «язык», защищающий от дождя содержимое.

Я смутилась, невесть отчего, и моего самообладания хватило лишь на то, чтобы пробормотать:

— Благодарю! А мне и отдариться нечем…

И получить в ответ широкую ухмылку:

— Да было бы за что! На практике время было свободное — вот и сделал.

Странно, но от этих слов я смутилась еще больше.

И, неожиданно для самой себя, я встала на цыпочки и, прижимая к сердцу дорогой подарок, коснулась губами мужской щеки. На короткое мгновенье, и сразу отступила, отвернулась, сделав вид, что ничего необычного не произошло, и вообще — ничего не было.

С удивившей меня саму ловкостью, я засунула в колчан лук и стрелы, убрала тетиву. Перекинула через плечо ремень и подхватила свою старенькую сумку. И лишь тогда решилась обернуться к Кайдену:

— Ну что, пойдем, что ли? Ты готов?

Он стоял, как и стоял. Даже не шевельнулся с того мига, как я отвернулась. От моего вопроса он будто очнулся, и подхватив с бревна свою куртку, буркнул:

— Да, пойдем!

И мы пошли. А я сделала себе зарубку на память — еще раз наведаться в березовую рощу. А то одна карга совсем совесть потеряла. Ну, или что там у этих фейри её заменяет?

Мы шли по лесу в тишине. Вид у лучника сделался совсем смурной. Он шел чуть впереди — вроде и со мной, а вроде и отдельно. Может, вспомнил дурное что? Состояние его все же значительно улучшилось по сравнению с тем, в котором он прибыл в школу, но расслабляться не стоило, до исцеления еще далеко, да и отъезд на практику и мое перед этим увиливание от обязанностей могли сказаться.

— Кайден, а тебе раньше доводилось учить?

— Было дело, — он отозвался неохотно, каким-то шестым чувством всякий раз понимая, когда я вытягиваю его на разговор в лечебных целях.

— А кого?

— Молокососов одних в городской дружине. Недолго, правда.

— Почему недолго? — Я ускорила шаг, нагоняя его.

— Уволили.

— За что?

— Да так…

— Ну расскажи! — пусть вытягивать ответы из него приходилось клещами, он их, тем не менее, давал. А ведь раньше дерево было легче разговорить! Особенно когда оно — дриада.

— Командира с верхушки башни свесил, — буднично признался Кайден.

— Как свесил?! — ахнула я.

— За грудки.

— Ты чокнутый. — Уточнять, что восклицание не было конкретизирующим вопросом, я не стала.

— Именно с этими словами меня из дружины и выперли.

— И что ты дальше делал?

— Да ничего, втащил обратно. Не убивать же за идиотизм-то.

В голову стало закрадываться подозрение, что кое-кто надо мной издевается.

— Когда из дружины уволили!

— А. Наемничать пошел. Сначала нанялся к лордику одному, он как раз на границу отбывал, а потом примкнул к отряду известному… Там отличные лучники обитали, и слава у них громкая была. Так что, когда меня после одной стычки в пограничье позвали к «Веселым Братьям», я пошел.

— А лордик что?

— Да ничего, отпустил. Еще и денег сверх положенного дал!

— Кажется, я понимаю его мотивы… — пробормотала я себе под нос.

Лес расступился, открывая перед нами стены школы — серые снизу и выбеленные с темными перекрестьями балок на верхних этажах. Сердце кольнуло тревогой — показалось, или раньше расстояние до этих стен было больше? Я сделала пару шагов и поняла, что Кайден отстал.

— Ты иди, — бросил он в ответ на немой вопрос в моем взгляде. — Я еще постреляю.

Я готова была поклясться, что пауза перед последним словом мне не примерещилась. Молча крутанувшись на пятках и зло стиснув тетиву на груди, я зашагала в школу, чувствуя спиной какой-то тяжелый взгляд.

— Постреляет он! — фырчала я спустя полчаса, яростно намешивая в миске очередное «орудие» в борьбе с веснушками. — Знаю я его «постреляю»!

Нольвенн валялась на кровати и смотрела на меня с явным сочувствием. И еще более явной умиленной насмешкой. Мои душевные терзания ее одновременно и огорчали, и радовали — дождалась же! Наконец-то!

— Скажи, тебе когда-нибудь мужчины изменяли?..

— Ну… Шела, я могу тебя утешить! — Я уставилась на подругу с надеждой. — Формально — это не измена! — выдала Нольвенн и едва успела пригнуться, когда в неё полетела миска с медом и пророщенными ростками пшеницы.

— Ну вот, посмотри, что ты наделала! — расстроенного сказала я, обозрев комнату, заляпаную пятнами маски. — И как теперь это все отмывать?

Подруга, выглянула из-под одеяла, ошарашенно хлопая ресницами.

То, что у Элары были новости, стало ясно всему шестому целительскому курсу, когда она влетела на урок по истории лекарского дела с десятиминутным опозданием, красная, запыхавшаяся и с глазами, выражение которых могло сулить как вселенскую катастрофу так и свалившееся на нас неземное счастье. Если бы историю вела наставница Мадален, выставила бы за дверь нерадивую, но наставник Бельтрам только сухо покачал головой да махнул рукой — садись, мол, да побыстрее. И сокурсница верткой рыбешкой нырнула на свободное место рядом со мной. Однокашники наградили меня завистливыми взглядами, а класс вновь наполнил глубокий, объемный голос наставника, сегодня вещающего нам об открытиях, сделанных во время величайших катастроф в истории человечества.

— В годы Естианской чумы, когда в столице погибало до пяти тысяч людей ежедневно, настоящим спасением стало изобретение королевским целителем широко известных ныне «мешочков Бригиты» — специальным образом зачарованного сбора трав, который отпугивал болезнь и значительно сокращал шансы ей заразиться. Именно благодаря «мешочкам» удалось остановить распространение чумы на север и восток, а затем постепенно вымести черную смерть с улиц города…

— Ты не представляешь, что там случилось! — Элара не дала мне даже задать вопрос и сама заговорила жарким шепотом, склонившись над столом и усиленно создавая видимость работы. Вместо строк конспекта на лист ложилась каракульная вязь. — Королевский посланец обвинил в убийстве наставника Одрана!

Я в этот момент только занесла перо, руки от изумления дрогнули на белую поверхность черной медузой шмякнулась клякса.

«Человек короля», обещанный нам директором Паскветэном приехал буквально вчера. В школе седого уже, но еще не старого мужчину с недовольным взглядом встретили, как ни странно, без особого энтузиазма. Если до сих пор никакого толку, что он-то изменит? И нате вам…

— Кого? — ошарашенно переспросила я. Может, послышалось?

— Наставника Одрана, — охотно повторила Элара, смакуя новость.

— Быть не может! — Все мое прилежание испарилось, и лекция была мгновенно забыта.

— Во-во! И все так говорят. Еще вчера на любого виновника были согласны, а теперь головой качают — да быть не может, чтобы он. А если подумать, он-то самое то! Боевик — раз. Да еще и бывалый, не на одной войне тертый, прежде чем к нам в школу-то подался…

Наставник Бельтрам, проходя мимо нас, постучал по столу, и Элара пристыженно затихла. Плавная речь вновь завладела нашими умами.

— Не только болезни служили толчками для развития лекарского дела. Кровопролитные войны, катаклизмы природного и магического характера помимо разрушений и смертей несли в мир добытые на их фоне знания. Все вы слышали о Кириенской трагедии, когда получивший свободу демон, повелевающий моровыми поветриями, уничтожил три города прежде, чем маги смогли его остановить ценой сотни жизней демонологов и боевиков. Но именно для борьбы с ним целителями были созданы маски, на некоторое время задерживающие смертельный яд, разлитый в воздухе. Они и по сей день успешно применяются во многих отраслях…

Голос отдалился, и я, не утерпев, дернула однокашницу под столом за платье — ну, что еще?

— Он же и со следопытами место осматривал — два! Может, они поэтому ничего и не нашли? А еще исходя из опросов учеников, которые еще в самом начале делали, кто-то видел, как он в тот день в лес ходил! И потом туда шастал частенько, чего раньше за ним не наблюдалось.

— Да в тот день в лес кто только не ходил, — буркнула я, а потом, еще больше насупившись, добавила: — Да и у мужиков причин туда бегать бывает больше, чем достаточно. Особенно у боевиков.

Отчего-то верить в виновность сурового наставника боевого факультета не получалось совершенно. Казалось бы, нашли! Радость, ликование! Ан нет…

— Ну да, лесовички их прилюбливают сильно, — Элара хихикнула и продолжила, покосившись на наставника Бельтрама. — Но самое интересное-то, что дальше было. Когда этот королевский посланец наставника обвинил, он руки на груди скрестил, ка-ак посмотрел на него сверху вниз и спокойно заявил: «Вины за мной никакой нет, но коли иного преступника господин сыскарь не видит, то выдавайте Брейдену. Может, хоть моя смерть чем-то делу поможет и на гада этого укажет. До завтра только подождет дело? А то мне зачет у третьего курса принять надо». Так и сказал, представляешь? Ему тут смертный приговор вынесли, а он — зачет! Директор Паскветэн после этого призадумался, говорят, глубоко. А потом сказал посланцу еще искать-думать, мол, до седьмого дня время есть пока, рубить с плеча последнее дело. Да и зачет иначе принять, и правда, некому. Третьекурсники они у-у-у!

— Угу-у, — протянула я, краем уха прислушиваясь к лекции.

— Сыскарь такому решению не обрадовался, — Элара склонилась еще ниже и крутила у лица кончик каштановой косы, скрывая губы под пристальным взглядом наставника. — Спросил, а что если за то время, что думают, сбежит убивец? Может, под замок его? Директор на это только улыбнулся и сказал, что и хорошо, если сбежит. Далеко уйти не успеет, от гнева Брейдена на континенте не спрячешься, а мы зато будем уверены, что не погубили невиновного.

— Ты откуда хоть все это знаешь-то? — мимолетно удивилась я. Что-то вряд ли все эти разговоры перед школярами разговаривались.

— Мне Эрика сказала, а ей — Саймон, а Саймону — Лаллок, а дальше я не знаю! Но поговаривают, что Ривана с директорским секретарем крепко дружит, — однокашница задумчиво прикусила кончик косы.

Я покосилась на наставника Бельтрама, теперь вещающего нам о буквально на днях случившемся (каких-то тридцать лет назад!) землетрясении, вызванном не иначе как самим Лугом.

— Как думаешь, это правда он убил?

Я пожала плечами. Мы об этом узнаем сразу после выдачи виновника Брейдену. Договор сейчас висит на волоске, и, если он восстановится со смертью убийцы, это почувствуют все, даже школяры, не говоря уже о фейри. А если не он… то на седьмой день в школе будет на две потери больше.

После урока однокурсники облепили Элару, как пчелы — цветущую липу. Я едва успела выскользнуть за пределы сомкнувшегося круга и почти бегом бросилась на четвертый этаж, где надеялась отыскать Нольвенн. Новость жгла язык и требовала поделиться и обсудить ее немедленно.

Подружка как раз выходила из класса, когда я подлетела к ней, ухватила за локоток и оттащила в сторону. Вот только разговор пошел совершенно не так, как я ожидала. Вместо того, чтобы задумчиво поцокать языком и выдвинуть свою версию насчет вероятности или невероятности такой кандидатуры в главные школьные злодеи, Нольвенн молча побледнела, глядя на меня широко открытыми глазами, словно не веря услышанному.

Я насторожилась и даже на полшажочка попятилась. Рефлекторно. Благо пять лет в тесной комнатушке бок о бок крепко вбили мне в голову: бледнеет магичка не от волнения, не от удивления, не от испуга — эти эмоции с Нольвенн вообще имели мало чего общего. Бледнела она от гнева.

Воздух с шумом вырвался из тонких ноздрей, костяшки стиснутых в кулаки пальцев побелели, в темных глазах заплескались опасные искры разбушевавшейся магии. Я сделала еще шажок назад и присмотрела себе столб. Хороший столб. Широкий. Надежный. Главное — добежать!

— Да как он посмел?! — голос ведьминой дочки шипел разъяренной гадюкой. — Боги, какой идиот! Нашел виноватого! Он бы еще директору обвинения выдвинул! Да его самого на съедение Брейдену надо отправить за такие идеи!

И тут до меня дошло.

Частые отлучки. Загадочный вид. Зеркальце. И облегченный выдох, когда вернулись боевики. Он ведь прозвучал рано. Очень рано. Как только в воротах появился самый первый всадник.

— Да я ему!.. — мое освещенное неожиданным озарением лицо Нольвенн оставила без внимания. — Сейчас все скажу!

Она круто повернулась на каблуках, и я едва успела ухватить ее за руку и лихо завершить поворот, чтобы подружка снова оказалась ко мне лицом. Колдовские глаза полыхнули гневом, но я только крепче стиснула ее запястье.

— Ну-ка пойдем со мной, — уверенно и спокойно произнесла я и потянула магичку за собой в женское крыло. И да простит меня наставница Ивона, но дело тут серьезное и отлагательств не терпящее, потом придумаю какое-нибудь оправдание.

Нольвенн слабо трепыхнулась, но подчинилась. Не буду врать, без крохотной толики дара тут не обошлось. Ну да ничего, оно на благо.

Едва мы оказались в комнате, Нольвенн встрепенулась.

— Эй! Ты чего меня утащила?

— Если бы не утащила, ты бы уже глупостей наделала! И договорить не дала, а уже понеслась куда-то, голова бедовая. — Я на всякий случай подперла дверь спиной. — Так что, во-первых, ты — зараза! Могла бы и сказать! А во-вторых, не пори горячку, подожди.

— Чего ждать? Казни? — Слова с ее губ снова слетели с угрожающим присвистом.

— Никто прямо сейчас его казнить не собирается. — Голос мой звучал ровно и убедительно. — Директор наш не дурак и без весомых доказательств лесу никого не выдаст, я уверена. А весомых у сыскаря этого королевского нет, иначе откладывать это дело никто бы не стал. Ему дано указание искать дальше — вдруг да найдет иного убийцу, и все разрешится само собой. А не найдет… ты сейчас лучше сядь, да подумай, да вспомни, где сама в тот день была, с кем, что делала. Чтобы если вопросы начнут задавать, не загубить все дело.

— Сама-то белобрысого своего без раздумий выгородила, — зло фыркнула Нольвенн, но я почувствовала, что мои слова все же подействовали, и огрызание это было больше для порядка.

— Белобрысого, — я благополучно опустила «моего», — чуть прямо там на месте и не разорвали на клочки. Благо обвинения прозвучали сгоряча от перепуганного школяра, а не от королевского посланника, который неизвестно что там нарасследовал себе. И неизвестно, как возьмется за тех, кто решит его авторитетное мнение под сомнение поставить.

Нольвенн сочла, что на этом аргументе и не зазорно уже будет сдаться, и медленно опустилась на кровать.

— Ох, Шела… — вздохнула она, обхватив себя руками за плечи.

И я, только что жаждавшая рассказов и объяснений, все поняла прекрасно и без них. А потому просто молча присела рядом и уложила темноволосую голову себе на плечо, приобнимая.

Все будет хорошо, подруженька, все наладится. А у меня сегодня после занятий есть дело. Очень важное дело в лесу — надо отыскать один дуб…

Задача оказалась не из простых. Никогда до этого я не замечала, сколько оказывается в Брейдене дубов! А вот сухими дубами он не баловал. Я привидением бродила туда-сюда по указанному Лавеной участку не меньше полутора часов, с каждой минутой все больше сомневаясь в разумности решения заявиться сюда в одиночку. Скоро стемнеет, начнут вылезать из своих схронов сумеречные жители — и раньше большие любители поиздеваться над загулявшими школярами, который так глубоко в лес забирались довольно редко — а уж сейчас и подавно они не выпустят меня отсюда просто так. Да только кого бы я взяла? Вся идея-то заключалась в том, что хранитель может быть благосклоннее к той, в ком течет лесная кровь, вряд ли он обрадуется, если я притащу с собой сопровождение в лице ненавистных людишек.

Правда, эта часть Брейдена была на удивление пустынна. Я захватила с собой яркие бусы, чтобы при случае выменять их у корригана на ценные сведения, но даже эти вездесущие коротышки куда-то запропастились, вот и бродила я среди деревьев, все больше предаваясь унынию и злясь на вредную прабабку.

И когда я уже плюнула на затею и решила вернуться завтра, чуть пораньше, очередные осины расступились, и я оказалась на крохотной поляне, посреди которой возвышался громадой (как его вообще можно было не замечать?!) старый дуб. Его кора давно побледнела, ссохлась и пошла уродливыми трещинами, однако ветви щеголяли густой листвой, пусть и желтовато-коричневой. От пробегающего ветерка ствол поскрипывал, а листья шумели сухим осенним стрекотом, совершенно не похожим на радостный шум зелени.

А в центре дуба было дупло. Большое и жутко черное. Эта чернота была какой-то неестественной, пугающей, затягивающей в себя. У меня по спине пробежал холодок, но, невольно поежившись, я сделала шаг в сторону дерева. Не отступать же теперь?..

— Людям здесь не место. Уходи, — проскрежетала вдруг чернота в дупле дуба сварливым старческим голосом. Если судить по нему, Хранитель оказался Хранительницей. И гостям она была и впрямь совершенно не рада.

— Я только хочу спросить… — Я замерла на месте, не решаясь сделать еще один шаг.

— Плохо слышишь, человечка? Я сказала — уходи!

В голосе звучала такая угроза, что мне с трудом удалось побороть желание кинуться прочь со всех ног, махнув рукой на попытку докопаться до истины.

— Просто это очень важно! Это касается убийства метсаваймы, Лавена сказала…

— Старая карга совсем из ума выжила, подсылать ко мне свое паршивое семечко?

— Она не подсылала. — Терпение, только терпение. Она просто добивается, чтобы я сорвалась или сбежала. Многие фейри любят устраивать испытания подобного рода. — Я сама пришла. Скажи, откуда ты знаешь, что убийца был из школы?

— Я проклята на знание, человечка. Я та, кто скреплял Договор. Нас хотели обмануть, но древние чары не обманешь. Убийца понесет наказание даже если он будет последним, кого заберет Брейден. Убирайся, нет сил больше выносить твой мерзкий человеческий дух.

— Еще только один во…

Договорить я не успела. В темноте дупла на мгновение проступило жуткое старушечье лицо, а потом мне в лицо дунуло прелым воздухом, перед глазами поплыло, и высохший дуб растворился, будто его и не было. Над головой начало стремительно темнеть — черные клубящиеся тучи поглощали ясное небо, погружая лес во мрачный сумрак.

Я попятилась прочь с жуткой поляны, но, едва развернулась, напоролась на колючие ветви шиповника, непонятно когда успевшего вырасти за спиной. Налетевший ветер, хлестнул по ним платьем, и растение намертво вцепилось в ткань. Я дернулась в сторону в попытке высвободиться — подол затрещал, но выдержал, а шиповник выпустил добычу.

Лишь на мгновение.

Все новые и новые кусты вырастали вокруг, цеплялись за платье, царапали кожу, дергали за волосы, хлестали по ладоням, которыми я испуганно прикрыла глаза. Я не понимала, что происходит и как мне выбраться из этой ловушки, металась, натыкалась на новые шипы, уже почти плакала от боли и бессилия…

Огненный сгусток вылетел откуда-то из темноты, словно из пасти дракона. Ближайший куст вспыхнул свечкой, следом в мгновение ока занялись остальные. Пламя сожрало шиповник — не успела я и глазом моргнуть. А потом потянулись ко мне…

Воззвать к Бригите с последней молитвой я не успела. Чьи-то сильные руки дернули меня за плечи, рывком возвращая из кошмара в реальный мир.

Вечерняя лесная свежесть, прозрачные сумерки ясного дня, цветочные ароматы вместо забивающего легкие дыма, а вместо скрипа сучьев и рева пламени…

— Шела! Шела, посмотри на меня! Что случилось? Шела!

Я запоздало всхлипнула и уткнулась носом в грудь Кайдена, обхватив его за пояс. Ладони, почти до боли стискивающие мои плечи, скользнули по спине, прижимая меня теснее. А потом принялись гладить по волосам под какой-то неразборчивый успокаивающий шепот, и постепенно, сотрясающая все тело крупная дрожь унялась.

Кайден?.. Но как тут оказался Кайден?

Я резко отстранилась, опасаясь увидеть перед собой какой-нибудь очередной обман разозленной фейри, но нет, это и правда был мой лучник с нешуточным беспокойством в глазах. А я оказалась на нашей стрелковой поляне. Отчаявшись заставить меня уйти по собственной воле, злобная карга взяла и выкинула меня на другой конец леса силой, не забыв при этом хорошенько наказать, чтобы впредь неповадно было донимать ее расспросами.

— Шела, что с тобой стряслось, как ты здесь оказалась? — Кайден снова взял меня за плечи. — Я чуть тебя не пристрелил, когда ты возникла из ниоткуда посреди поляны. А вокруг тебя какой-то зеленый туман, я его случайно…

Губы затряслись. Теперь мне хотелось плакать уже не от страха, а от облегчения. Я беспомощно смотрела на него, не находя слов, и лучник, не дождавшись ответа, со вздохом притянул меня обратно, позволяя снова спрятаться от всего окружающего мира и даря ощущение абсолютной защищенности.

— Ты вся исцарапана. — Шершавый палец коснулся щеки, заставив поморщиться. — Кто это сделал?

— Так я тебе и сказала. — Что-то наконец встало в голове на место, возвращая дар речи, а может я просто слишком сильно испугалась, что он ломанется на поиски обидчика и ведь, не дай Бригита, найдет! — Я тебя еще не долечила, чтобы хоронить!

Но подметил он верно. Испуг перекрыл все другие ощущения, но теперь, когда он отступил, я начала чувствовать, как все тело зудит и саднит. Иллюзорные ветки оказались не такими уж иллюзорными. И как бы хорошо мне сейчас ни было в этих объятиях, надо было вернуться в школу, обработать царапины — со злобной твари станется и ядовитые колючки на меня наслать. Убить не убьет, конечно, но растянет заживление на недели.

И рассказать Кайдену, что случилось, пока он тут пол-леса не спалил, потому что кожа под рубашкой, к которой я прижималась лбом, становилась с каждым мгновением все горячее.

— …но выяснить ничего толком не удалось, кроме…

— Какого… — Кайден проглотил окончание и исправился: — Почему ты пошла туда одна?!

Мы сидели в нашей с Нольвенн комнате. Я старательно обтирала многочисленные царапины заговоренным отваром ромашки, лучник слушал меня, сидя на кровати, до сих пор не перебивал, хоть я и чувствовала всей кожей закипающую в нем ярость.

— От этого духа сами фейри стараются по возможности держаться подальше. А людей он просто не переносит. Так что у меня одной было куда больше шансов…

— Ты сама человек.

Сложенный вчетверо лоскут белой ткани утонул в теплой жидкости медового цвета. Я подержала его там немного, отжала под негромкое журчание капель, медленно провела по длинной ссадине на левом предплечье. Кайден ждал.

— На восьмую часть — нет, — негромко призналась я.

И снова тишина. Аромат отвара. Плеск капель.

— Фейри? — переспросил Кайден, и мое сердце нервно подпрыгнуло — но ни нотки брезгливости в его голосе не было, только удивление.

— Сильфида, — кивнула я и решилась поднять на него глаза.

— Та… из березовой рощи?

Я кивнула. Вид у лучника сделался крайне растерянным и даже ошарашенным. В какой-то момент в глубине души всколыхнулось ревностное злорадство и захотелось ляпнуть что-нибудь вроде: «Прабабка о тебе очень тепло отзывалась!». Но я этот недостойный порыв подавила, пусть и с некоторым трудом, а вместо этого, как ни в чем ни бывало, продолжила про прогулку в дебри Брейдена:

— Но это все равно не помогло. Она не захотела отвечать на вопросы. Хоть и промелькнуло в ее словах кое-что любопытное. Когда я спросила, почему она так уверена, что это кто-то из школы, она сказала, что просто знает, несмотря на то, что лес хотели обмануть. Как думаешь, что это могло значить? Как обмануть?

— Полагаю, попытаться обмануть — это попытаться отвести подозрения от школы, — Кайден за предложенную тему тоже уцепился с облегчением.

— Но как? Ни переодеванием, ни чарами Договор не обманешь.

Лучник откинулся назад, вытягивая ноги и упираясь затылком в стену.

— Кто считается виновным за наемное убийство — исполнитель или наниматель? — задумчиво произнес он.

Я встрепенулась. А в этом есть смысл! Не удивительно, что наемник об этом подумал, а мне и в голову не пришло. Ведь и правда, если кто-то из школы нанял постороннего человека, чтобы убить фейри, то он вполне мог рассчитывать на то, что этот посторонний человек на себя «вину» и перетянет.

— Слушай, если ты прав, то это может серьезно помочь в расследовании! — Я позабыла про тряпку и отвар и повернулась к Кайдену. — Что-то мне подсказывает, что надо заплатить немалые деньги, чтобы найти того, кто согласиться убить фейри в Брейдене. Вряд ли многие в школе могут похвастаться таким состоянием.

— Возможно, — кивнул лучник. — Но расплатиться можно и услугой.

Вот надо было ему такую гениальную мысль испортить!

Я засопела и вернулась к обтиранию. Составить список богачей в школе куда проще, чем тех, кто может оказать тебе сложную магическую услугу. Маги, большей частью, узко специализированы. Редко кто получает сначала одну специальность, затем другую. Демонологи, бывает, отучиваются потом еще три года на боевом. Или теоретики — благо учеба там пусть и одна из самых тяжелых, зато относительно быстрая. Убить юную беспечную фейри может почти любой маг, а вот вызвать демона, или создать сложный алхимический эликсир, или исцелить запущенную болезнь — далеко не каждый.

В итоге гениальное открытие оказалось не таким уж гениальным…

Впрочем, круг подозреваемых оно все же сужало. Скорее всего, убийца схоронился среди учеников старших курсов или наставников. Вряд ли у начинашек есть, что предложить взамен на подобную услугу, да и деточек богатых родителей в школе не так много…

Я коснулась царапины на шее, поморщилась. Одна из самых длинных шла ниже, через всю лопатку, да и спину прилично саднило — самой не дотянуться, а Нольвенн бродит неизвестно где, и неизвестно, когда вернется. Дай Луг, чтобы она сейчас не творила страшное ведьмовство на голову королевского сыскаря.

Поколебавшись несколько мгновений — а, чего он там в конце концов не видел! — я повернулась к Кайдену.

— Ты мне не поможешь?

Лучник с готовностью выпрямился и вопросительно вскинул брови.

— Мне спину самой не протереть.

Взяв плошку с ромашкой и тряпку, я подошла к кровати и сунула их лучнику в руки. Села к нему спиной. Глубже распустила уже расшнурованный ворот, чтобы стянуть платье сначала с одного плеча. Потом с другого. Спустила ниже, до талии. Следом нижнюю сорочку. Перекинула волосы через плечо…

И замерла, кусая губы, стараясь не сжиматься в комок под пристальным взглядом, казалось, прожигающим во мне дырку.

Кайден медлил. Но когда я уже вознамерилась поинтересоваться ворчливо, на что он там любуется — на художественную роспись лесовички, что ли? — холодная тряпка коснулась первого зудящего следа.

* * *

Боги, за что?! Луг всемогущий, Эзус безжалостный, Бригита милостивая… чем я вас так прогневал?

Узкие плечи. Белая кожа, исчерченная красными штрихами. Тонкая незабранная прядь рыжих волос, струящаяся по позвоночнику…

Во мне кипело, клокотало, грозилось выйти из берегов и затопить все вокруг уничтожающим пламенем злое бешенство на ту, кто посмела сделать это с моей лекаркой. И одновременно с этим другое, не менее сильное желание.

Боги, за что?!..

Контур щеки, подсвеченный розовым закатным светом из окна, дрогнул, и я торопливо прижал смоченный в отваре лоскут ткани к самой высокой царапине. Только не оборачивайся. Не смотри на меня. Я не выдержу.

Сквозь влажную тряпку прикосновение смазалось, но шум в голове не отступил, только усилился при виде скользящих по коже капель.

…сцеловать их, прижаться губами к уже подсохшей ранке…

…слизнуть кровь — сладкий-сладкий вкус…

…подняться выше, коснуться бьющейся жилки на шее…

…впиться в нее, оставляя красный след на белой коже…

…прижать к себе…

…вдавить в кровать хрупкое податливое тело…

…сорвать стон…

…крик…

Перед глазами поплыло. Кровь громко и гулко стучала в ушах. Я уже не понимал, какие из мечущихся в голове мыслей мои, а какие — результат близкого срыва. Слишком близкого.

В очередной раз поднесенная к коже тряпка вспыхнула прямо у меня в руках. Шела ойкнула, обжегшись, обернулась, прижимая платье к груди. Но я на нее уже не смотрел.

Плошка упала с коленей, когда я подскочил, с громким стуком покатилась по полу, добавляя силы головной боли, сдавившей виски стальным обручем. Ручка двери обуглилась под пальцами…

Прочь. Прочь. Подальше. Как можно дальше.

— Кайден!..

Оклик эхом пролетел по коридору, но не остановил.

Как можно дальше. В лес.

* * *

Я беспомощно застыла в дверях комнаты, цепляясь за сползающее платье, силясь понять, что случилось. Только что Кайден был пусть и зол на лесовичку и отчасти на меня — но вполне вменяем, а потом вдруг меня окатило такой волной совершенно неконтролируемой ярости, что аж в ушах зазвенело. Он вскочил и вылетел из комнаты, будто за ним гнались слуа — мертвое воинство. Расплескался по полу отвар, запахло паленой тканью и жженым деревом. Что он там себе напридумывал?

Бригита милосердная, он же не кинется сейчас «бить морду» фейри, как тому мужику на празднике? Убьется же, дурень!

Я торопливо натянула обратно порванное платье, не тратя время на переодевание, и кинулась следом с решительной мыслью, что сегодня и прямо сейчас я вытрясу из него все. Костьми лягу — но вытрясу. Хватит с меня блужданий вокруг да около. Если я до сих пор не заслужила его доверия, то нет смысла и дальше пытаться. Мы давно уже шагнули за грань отношений между целителем и пациентом. Я же вижу, что он обо мне печется — пусть и не так, как мне хотелось бы. А значит, пусть признается! Или…

…или…

…или я обижусь!

Я прикусила губу в истерическом смешке от собственных глупых угроз и ускорила шаг.

Но не преодолела и половины пути до жилища старой фейри.

— Не туда спешишь, — раздавшийся сверху звонкий голос прабабки заставил подпрыгнуть и схватиться за сердце. — Он у Озера Фей.

Я вскинула голову — Лавена с невинным видом девчонки-подростка сидела на ветви высокого клена и болтала ногами в воздухе.

— Откуда ты?.. — начала было я и тут же махнула рукой. — А! Неважно! Спасибо.

Повернулась и помчалась в другую сторону под заливистое хихиканье в шелесте листьев над головой.

И только на подходе к озеру я замедлила шаг, вдруг задумавшись — если Кайден не умчался мстить фейри, то зачем он умчался? Вспышка ярости, конечно, совершенно не намекала на внезапное желание приятно провести время с очередной лесовичкой, но…

Я учуяла запах воды еще до того, как между деревьями мелькнула зеркальная гладь и серебристые кроны прибрежных ив. И замерла в густой лесной тени, не торопясь выходить на просвет, потому что Кайден был там. И в подтверждение внезапных мрачных мыслей — он был не один.

Русалка наполовину высунулась над поверхностью, опершись на берег, и что-то ему втолковывала с манящей улыбкой. Жемчужная кожа сияла в лесных сумерках, а распущенные волосы цвета морской волны едва-едва скрывали прекрасное, без малейшего изъяна тело…

Она приподнялась, почти вылезая на берег, потянулась к лучнику вполне недвусмысленно. Но Кайден вдруг отстранился и отрицательно мотнул головой. Оскорбленная дева верткой рыбешкой соскользнула в воду и исчезла, напоследок громко хлопнув по воде хвостом и обдав мужчину, оскорбившего ее отказом, целым веером ледяных брызг.

Лучник подскочил, ругнувшись. А затем вдруг начал раздеваться. На землю полетела намокшая куртка, следом рубашка и сапоги, а за ними и штаны. А я по-прежнему стояла в тени и пялилась на него, не в силах ни прервать, ни отвести взгляд.

…красивый он все-таки, любовалась бы и любовалась. Даром на него эти вертиховстки с моей прабабкой во главе слетаются, как пчелы на вереск…

Громкий всплеск эхом разнесся по окрестностям. Кайден с головой нырнул в озеро, не обращая никакого внимания на холод. Вынырнул он уже в нескольких метрах от берега и поплыл, высоко приподнимаясь над водой в мощном гребке. Несколько раз он нырял, пропадая надолго, я даже начинала волноваться, не надумала ли отомстить ему обиженная водяничка — утопить не утопит, Договор все же, но напугать может изрядно, запутав в водорослях или отвернув от поверхности. Но затем он выныривал, вскидывал голову, закрывая глаза и жадно хватая ртом воздух. А потом снова плыл и снова нырял.

Наконец, Кайден выбрался на берег, мелко подрагивая от холода, торопливо обтерся рубашкой и швырнул на землю огненный шар. Язычки пламени затрепетали в полупальце над травой, разгоняя окончательно сгустившийся сумрак. Лучник натянул штаны и сверху куртку прямо на голое тело, сел на землю и, не мигая, уставился на пляшущее пламя.

Я, не раздумывая больше, вышла из тени, пересекла поляну и села напротив. Теперь нас разделяли только рыжие языки огня, жадно лижущие воздух в поисках наживы. Кайден наверняка заметил мое приближение издалека, но даже не шелохнулся и не поднял на меня взгляд, продолжая смотреть куда-то вглубь костра.

И вид у него был такой несчастный, потерянный и отчаявшийся, что у меня разом пропало все желание закатывать ему скандалы и выдвигать ультиматумы. Поэтому помолчав несколько мгновений, я просто попросила:

— Расскажи мне.

Кайден продолжал недвижимо сидеть — упершись локтями в колени и сцепив руки в замок. Потом медленно поднял одну, устало протер лицо, взъерошил мокрые волосы.

— Я одержим. Уже больше года, — он заговорил. Тихо, невыразительно, не глядя на меня, просто желая освободиться уже от груза, камнем висящего на сердце. А я даже не удивилась. Я просто слушала. — Во время того штурма, о котором я тебе рассказывал, моей задачей было устранить некроманта. Демонолога вернее, но тогда я и не знал, кто такие демонологи. И я это сделал, вот только маг в тот момент вызывал в мир демона… я не силен в этих магических материях, и не знаю, как и почему так получилось, но демон вместо окружающего мира оказался во мне. Я был при смерти, с месяц провалялся в полусознательном состоянии, а когда все-таки пришел в себя…

Кайден снова потер лоб, провел ладонью по лицу, будто таким образом пытался стряхнуть с себя липкий след неприятных воспоминаний.

— Поначалу сдерживать его было не так уж сложно, и голос, звучащий в голове был слишком чужим, чтобы к нему прислушиваться. Но постепенно стало все труднее отличать, где я, а где он. Тогда появилась магия. А потом он с легкостью стал перехватывать сильные яркие эмоции — злость, ненависть, желание… что-нибудь заполучить. Тогда меня нашел директор Паскветэн. Я не знаю, как он это сделал, но он пришел ко мне, сказал, что знает, что со мной происходит и предложил помощь.

Он замолк. Магическое пламя, разделяющее нас, горело ровно, не трещало, не вспыхивало искрами, а от этого создавалось ощущение какой-то нереальности происходящего. А может быть, это потому, что я боялась поверить в услышанное.

Все объяснялось так просто. И так страшно. Передо мной, за стеной рыжего пламени, сидел мертвец. Не жилец. Одержимость встречалась исключительно редко, но, тем не менее, всем было известно — такие люди смертельно опасны, потому что подчинить себе демона не удавалось еще никому, как и никому — извлечь его из носителя. Кто-то держался дольше, кто-то меньше. Но рано или поздно, любой срывался, и безжалостная потусторонняя тварь невероятной силы получала в свое полное распоряжение человеческое тело и становилась почти неуязвимой, а человек в этом теле переставал быть.

Пара случившихся трагедий преподала людям хороший урок — одержимых убивали сразу же, как только удавалось вывести их на чистую воду. Незадолго до срыва изменения в поведении человека становились слишком заметны, и тогда их уничтожали без жалости и раздумий.

Объяснялось многое — и глубочайшее отчаяние, и бесконтрольные вспышки, и склонность к огню. И молчание директора о действительной природе «болезни» моего подопечного — тоже объяснялось. Откуда ему было знать, как я прореагирую на новость о том, что он притащил в школу смертельную угрозу для всех окружающих?

Но, Луг всеведущий, на что он рассчитывал? Что целительнице-недоучке удастся справиться там, где потерпели поражение лучшие демонологи и известнейшие ученые мужи? Я не могла сообразить вот так вот сразу, занимались ли целители, хоть обычные, хоть с моим даром, этой проблемой, здесь надо будет покопаться… но что-то мне подсказывало — вряд ли. Демоны — проблемы демонологов, боевых магов, на крайний случай, а мы можем разве что подлатать пострадавших.

— Можешь уйти, — Кайден вполне логично озвучил выводы, к которым должен был прийти любой здравомыслящий человек после такого открытия. — Я пойму.

Я и впрямь поднялась. Увидела, как он обреченно закрыл глаза, не желая наблюдать за моей удаляющейся фигурой. Размечтался, гер-рой! От целителя только две дороги — либо в светлую жизнь без боли и страданий, либо в могилу. И в последнем направлении ты, как что-то мне подсказывает, все еще не торопишься.

Он вздрогнул, когда я, опустившись на колени за его спиной, прижалась к нему всем телом, обхватила за шею, коснулась щекой щеки.

— Вот вроде такой большой, а такой глупый.

Кайден замер каменным изваянием, кажется, он даже не дышал, не в силах поверить, что ему не мерещится. Что я не растаяла в белесых ручейках тумана, незаметно прокравшегося в лес. Что из него не вынырнут на смену мне лучшие боевые маги и демонологи школы, чтобы отправить на тот свет опаснейшую тварь.

А потом его напряженные плечи расслабленно поникли, голова чуть откинулась назад, упираясь затылком в мое плечо, а горячая ладонь легла поверх моего запястья, с благодарностью принимая это объятие поддержки.

Мы простояли-просидели так какое-то время, прежде чем я с сожалением выпрямилась и поднялась, разрывая тесный контакт.

— Надо возвращаться в школу, — пояснила я, нарушая чуткую тишину. — В лесу теперь не так безопасно, как раньше, лучше не искушать судьбу лишний раз. Да и вообще… — протянув руку, я взъерошила мокрые волосы все еще сидящего лучника. — Холодно. Мне с тобой и так забот хватает, чтобы еще и пневмонию тебе лечить. Или насморк. Между прочим, неизвестно, что хуже, ибо в лечении последнего современное целительство практически бессильно!

— Ну и кто из нас двоих еще сумасшедший, — поднимаясь, произнес Кайден с едва тронувшей губы улыбкой. — У меня-то по крайней мере оправдание есть.

— Судя по твоим рассказам, ты и до демона был не самым разумным человеком, — «обнадежила» его я. — А нам, целителям, без доли здорового сумасшествия по жизни в принципе нельзя, а то наступит нездоровое!

На это лучник только покачал головой. Кажется, он еще до сил пор не верил до конца, что я не убегу от него, оглашая округу паническими воплями. И по правде говоря, я и сама до конца в это не верила, вспоминая пройденный на уроках материал по одержимости. И пока мы молча шли в школу, в голове один за другим прокручивались страшные примеры истории.

Кириенская трагедия, о которой буквально на днях вспоминал наставник Бельтрам. Она была одной из самых жутких, слишком силен оказался вырвавшийся на свободу демон. Салмонский погром. Тогда срыв случился как раз в тот момент, когда маги прибыли уничтожить надвигающуюся угрозу. Тот демон повелевал землей. Сильнейшее землетрясение разрушило практически целый город — уцелели только северные окраины — восемь из десяти опытных, сильных магов погибли.

А Кайдену, значит, достался демон огня…

Что случится, если я не справлюсь?

От этой мысли страх, крохотным червячком закопошившийся в сознании при одном только слове «одержимость», начинал раздуваться до размеров огромной лесной змеи. Перед глазами против воли пронеслись видения школы, гибнущей в пламени, от которого плавятся даже камни, в ушах зазвучали крики сгорающих заживо людей. Вновь всколыхнулось раздражение и злость на директора, а также решимость — прямо завтра пойду к нему и потребую объяснений. И указаний! Директор Паскветэн мудр, он ни за что не стал бы так рисковать своим детищем, своей школой, школярами, многих из которых он сам, лично сюда привел, открывая дорогу в жизнь. Значит, у него был какой-то план, какая-то идея, как я могу Кайдену помочь. Отчаяние — дело одно, купировать его у меня почти получилось, но вот на вселившуюся в лучника тварь это никак не повлияет, разве что поможет чуть отсрочить срыв…

Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что, когда над головой раздалось резкое уханье совы, тонко вскрикнула от неожиданности и неосознанно отшатнулась в сторону Кайдена, под его защиту.

Лучник ничего не сказал, только улыбнулся покровительственно и тепло, а потом взял меня за руку, совсем как на далеком, уже почти забытом празднике в честь всемогущего Луга.

Рука была теплой. Не горячей.

Глава 8

Боги, очевидно, краем глаза наблюдали за происходящим на бренной земле, потому что на следующий день меня с первого же урока вызвал к себе директор Паскветэн, лишив необходимости самостоятельно искать возможность с ним увидеться. Еще никогда я не бежала в директорский кабинет с таким энтузиазмом. И только перед самой дверью напомнила себе умерить пыл, и для начала выслушать для чего же директор меня позвал, а только затем наседать на него с собственными вопросами.

— Доброе утро, Шела.

С нашей последней встречи директор, кажется, еще сильнее сдал. Скулы заострились еще больше, кожа на них казалась пергаментной. Тени под глазами стали совсем уж черными — свалившиеся на Школу беды, верно, стоили директору доброй доли здоровья. Пальцы мелко подрагивали, и хоть от старого мага по-прежнему исходила уверенность и некоторая властность, хоть чувствовалось, что ясности ума он не утратил, но тело, земное тело его подводило. Лекарства от старости еще никто, увы, не изобрел, а все эти смерти отнюдь не прибавляли ему здоровья и душевного равновесия.

Что случится со школой, если его, одного из величайших алхимиков нашего времени, вдруг не станет? От этой мысли я терялась. Наставники у нас были прекрасные, но представить на месте директора Паскветэна кого-либо из них у меня не получалось. Все же если кому-то и под силу разобраться со всем и вернуть в школу мир, то это ему. В этом я была убеждена.

— Как там Кайден? — директор начал издалека. Ради того, чтобы узнать об успехах-неудачах с лучником, он меня с уроков не сдергивал, а значит, настоящая причина вызова в другом. Ну да ничего, эту тему мне не терпится обсудить.

— Он вчера рассказал мне все, — ответила я, твердо глядя магу в глаза, чтобы не оставить сомнений, какое именно «все» имелось в виду.

Эта новость словно бы даже придала директору сил. Он расправил плечи и подался вперед.

— Прекрасно. Это заняло чуть больше времени, чем я рассчитывал, но что поделать, нам достался упрямец, не так ли? И я так понимаю, за его жизнь прямо сейчас я могу не беспокоиться?

— Я никому не скажу, — покорно подтвердила я. — Но, директор, я не понимаю… вернее, я понимаю, почему вы не рассказали сразу, но что я могу сделать? Одно дело лечить душевные травмы, но здесь-то речь не о них!

— Это смотря с какой стороны подходить к вопросу, — маг улыбнулся с легким снисхождением. — Что есть одержимость? Демон вселяется в тело, но овладевает-то он душой человека. Не подчинив себе разум, чувства, хозяином ему не стать. А это как раз по твоей части. Шела, я не буду лгать, у меня нет твердой уверенности, что ты сможешь Кайдену помочь. Как ты догадываешься, подобных экспериментов еще никто не проводил — слишком редкая болезнь, слишком редкий дар. Но я предполагаю, что мы можем попытаться. Ты можешь попытаться. Твоя задача не изгнать демона, а очистить от него душу Кайдена. Отгородить ментальной стеной. Запереть в каком-нибудь темном углу подсознания. Оборвать ниточки связи. Тебе виднее будет, что из этого можно осуществить. Я также не скрываю — будет непросто. Тебе надо постичь новые грани своего дара, копнуть глубже, намного глубже, чем раньше. А такая глубина погружения в чужую душу чревата определенными рисками…

Я только кивала в такт его словам, уже наполовину уйдя в собственные размышления.

Целителей душ никто не обучает. Не потому, что дар редкий и набрать даже один курс практически непосильная задача, нет. Просто этот дар нуждается не в обучении, а в практике. В неустанной, неусыпной. Что правильно, а что нет мы чувствуем интуитивно. Но слова директора меня озадачили. Глубже? Что значит глубже?

— Собственно, очень хорошо, что именно сейчас этот разговор всплыл. Мне нужна твоя помощь, Шела. А для тебя это будет прекрасной возможностью потренироваться.

Директор снова помолчал, я почтительно внимала.

— Шела, ты еще молода, и не застала, но королевский дознаватель, господин Гелес, тоже был учеником нашей школы. Я его помню. Очень талантливый мальчик.

Я хмыкнула — «мальчик» нынче успел заработать брюшко, лысину и мою нелюбовь. А учитывая, что нелюбовью к нему нынче воспылала и Нольвенн — как бы господину Гелесу, в добавок ко всем нынешним красотам, еще какой приятностью не обзавестись. Бельмом вот, к примеру. Нет, вычислить виновную он сумеет, я думаю — раз уж директор Паскветэн о нем такого высокого мнения. А вот снять наведенное — не уверена. Ведьмы, они такие.

Голос директора отвлек меня от мрачных мыслей:

— Словом, его прислали не просто так. Он — доверенное лицо короля, человек для особых поручений. На его счету немало разрешенных щекотливых дел и запутанных загадок. И, поверь, королевское доверие не упало ему в руки само. Но нынче… Нынче, я думаю, он ошибся.

Я удержала согласное восклицание, даже одобрительно кивнуть себе не позволила, но уж меня-то директор мог бы и не убеждать — я и сама всецело с ним согласна. Дознаватели и иже с ними могли думать, что им угодно, я же чутью Нольвенн доверяла безоговорочно. Если она убеждена что наставник невиновен, значит, так оно и есть.

А директор переплел сухие пальцы замком и продолжил:

— Гелес и в школе демонстрировал прекрасные задатки и склонность к магостроению, а сейчас и вовсе прославился как создатель одного из лучших заклинаний для поиска. Большинство своих разработок он держит в секрете.

На этих словах директора я понимающе кивнула — еще бы. Маги дорожат своими секретами, да это и правильно. В конце концов, каждый вправе сам решать, как распорядиться своей собственностью.

— …вот и при поиске убийцы применил нечто, о чем раньше никто не слышал, — директор хмыкнул. — Я даже не знал, что так в принципе возможно. Заклинание Гелеса собрало остаточные эманации с места убийства метсаваймы, обрывочные следы ауры и что-то еще, известное только создателю заклинания. В итоге, оно указало, что убийство определенно совершено человеком, а не кем-нибудь из иных созданий. Таким человеком, которому это не внове. Что человек этот половину жизни провел в пути. Из того, что нам известно, только наставник Одран имеет такой опыт. Он служил в одном из передовых отрядов королевской армии в неспокойное время, исколесил все границы, участвовал в несчетном количестве боев, а в школу ушел на заслуженный покой после очередного серьезного ранения.

Директор слегка усмехнулся. И верно, назвать покоем место обитания юных магических дарований на краю темного страшного леса может только сумасшедший.

— Я пытался с ним поговорить, — печально продолжил директор Паскветэн, — но господин королевский дознаватель отказывается меня слушать. Он уверен в своем творении. А я — нет. Заклинание новое. А значит, возможны накладки. Гелес сам признался, что раньше его где-то применить не доводилось.

И тут мне очень захотелось хлопнуть себя по лбу. С этой всей демоническо-кайденовой кутерьмой я совершенно забыла, что хотела рассказать директору о своем походе к Хранительнице и о тех выводах, к которым мы пришли. Даже если вдруг это самое заклинание сработало и правильно, вряд ли оно копало так же глубоко, как древний Договор, а значит, указывала не на заказчика, а на наемника и им кто-то из школы быть никак не мог!

Директор выслушал меня крайне внимательно, с нешуточным беспокойством во взгляде.

— Ты очень рисковала, Шела, — он осуждающе покачал головой. — Ты же прекрасно знаешь, что к фейри ты имеешь какое-то отношение, только потому что твоя прароительница тебя приняла, как свою. Для остальных ты — человек, чужачка. Но, конечно, то, что тебе удалось узнать — очень ценно. Однако сообщить об этом Гелесу я пока не могу. Твоим словам он не поверит, и будет иметь все основания, учитывая твое происхождение. Я подумаю, как лучше эти сведения до него донести, а пока… пока, Шела. — Голос директора окреп, и больше в нем не было старческой надтреснутости. — Я бы хотел, чтобы ты проверила результаты расследования господина Гелеса.

Я проверила? Я — проверила?! Результаты расследования? Но… Я же целитель! Пусть теоретики проверяют, я сама директору Нольвенн приведу. Да и вести не придется — она сама прибежит. А еще лучше, пусть проверяют преподаватели. Там, небось, и посильнее господина Гелеса маги есть. Почему целительница? Да и потом, кто я такая, за доверенным человеком короля, опытным взрослым магом, работу проверять!

Я не смогу! Я не справлюсь!

— Что я должна делать? — ответила я, и сама удивилась, как твердо прозвучал мой голос.

Директор встал — и вместе с ним расправилась внутренняя сила, долгие годы помогавшая этому человеку управляться с нелегкими обязанностями директора нашей школы, помогать, наставлять, опекать…

Хм, а я, кажется, здорово поторопилась записать директора Паскветэна в старики — он у нас еще огого!

— Я хочу, чтобы ты заглянула в душу наставника Одрана, — совершенно обыденно сообщил мне этот удивительный человек.

И пока директор объяснял, что от меня требуется, пока он повторно объяснял, только уже другими словами и напирая на «зачем», господину Гелесу, пока мы с королевским дознавателем шли коридорами школы к наставнику Одрану, чтобы заручиться его согласием на проведение ритуала, я размышляла.

Нет, я, конечно, всегда подозревала, что дар мой куда многограннее, чем кажется на первый взгляд, и что я способна на большее, чем поднять настроение да залечить душевные раны разной степени тяжести, но заявление директора открывало для меня новый мир. Новый, опасный, чуть пугающий, но жгуче любопытный мир.

Об опасностях наш директор предупредил меня сразу же. Проникнуть в душу — это не в соседний город прогуляться. Начиная с того, что для этого требуется погрузиться в глубочайший транс, из которого, бывает, люди и не выходят, заканчивая тем, что не зря говорят «чужая душа — потемки», обратную дорогу можно и не сыскать.

И он, не скрываясь, признался, что изначально надеялся, что я проникнусь бедой Кайдена и действительно захочу ему помочь, а потому соглашусь на это мероприятие, но лезть в голову человека, одержимого демоном — дело вдвойне рискованное, и раз уж подвернулся случай убить двух зайцев одной стрелой, почему бы им не воспользоваться? И я свои силы испытаю на человеке уравновешенном и спокойном, и правильность выводов дознавателя проверим, спасем невиновного, коли он таковым является.

Мысль эта преисполняла меня ощущением собственной важности. Пусть всю школу на непричастность (или причастность…) мне проверить, увы, не по силам, но свой вклад в поиски убийцы я внести могу.

Утвердившись в этой решимости, я задумалась уже о другой стороне вопроса, мимоходом возблагодарив вредную прабабку. Сонный транс меня не особенно пугал, у меня, на счастье, имелся козырь в рукаве под названием непфен, который этот этап облегчить и обезопасить мог значительно. А вот что ждет меня дальше…

В размышления эти я ушла так глубоко, что выдернул меня из них только суровый голос наставника Одрана.

— Я не согласен.

Оказывается, пока я тут думу думала, господин королевский дознаватель успел уже выложить нашему главному боевику, с чем мы пожаловали.

Как это — не согласен? Что значит — не согласен?! И это после того, как мы с директором Паскветэном уговорили господина Гелеса допустить меня к задержанному наставнику?

— Господин Гелес, а вы уведомили школярку Кассади, чем чреваты такие эксперименты? Если у девочки сердце не выдержит — новое вы ей вставите? Или может, вы уже создали заклинание, которое защитит ее от кровоизлияния?

— Не преувеличивайте, господин Рейз, — едко отозвался королевский дознаватель, — Риск подобного исхода не велик, и всеми нами уважаемый директор Паскветэн лично рекомендовал прибегнуть к этому способу.

— Я не согласен.

— То есть, вы признаете свою вину, господин Рейз? Вы ведь понимаете, что если не сумеете доказать вашей невиновности, то к исходу недели вас выдадут Брейдену, как убийцу? Подумайте хорошо!

— Я не согласен.

— Полно вам! — вспылил дознаватель, теряя терпение. — Ничего девчонке не станется! Максимум — небольшое магическое истощение!

Произнести «Я не согласен» в четвертый раз я наставнику боевиков не позволила, вмешавшись в разговор взрослых магов без их дозволения:

— Господин Гелес, позвольте, я поговорю с наставником Одраном наедине?

Королевский дознаватель вперился в меня тяжелым, пронизывающим взглядом, и я уже не в первый раз прочувствовала, насколько пугающее впечатление может производить этот лысенький невысокий толстячок.

Пробуравив меня подозрительным взглядом, господин Гелес неохотно обронил:

— Ладно, — и покинул комнаты.

— И чего было глазами зыркать, запугивать, все равно ведь у вас в голове я с вами один на один буду! — доверительно пожаловалась я наставнику Одрану, оставшись с ним вдвоем.

— Шела, ты не понимаешь, насколько это опасная идея, — не принял шутки боевик. — Ты видела когда-нибудь, как умирают от кровоизлияния в мозг после неудачного ритуала?

Я растерянно моргнула, и наставник зачел это за отрицательный ответ:

— А я видел. И не хотел бы увидеть, как такой смертью по моей вине умирает не успевшая пожить девушка.

— А вы что, знали других целителей душ? — заинтересовалась я.

— Нет. — Он досадливо поморщился. — Это был другой маг и другой ритуал, но, поверь, его смерть не стала от этого менее мучительной. Без моего добровольного согласия на вмешательство у тебя ничего не получится, а я не соглашусь. Даже не лезь со своими уговорами.

— Хорошо, — легко согласилась я, — не буду. Я тогда скажу Нольвенн, чтобы она действовала, как считает нужным? — И, не моргнув глазом, продолжила: — В прошлый раз я ее удержала, а если она узнает, что вы от моей помощи отказались, даже и не знаю, как поступит! Как думаете, господин королевский дознаватель способен распознать, что ему лгут, если Нольвенн заявит, что в тот день с вами была?

Ну, что же это за день такой, а? Чего они все меня глазами прожигают? Всемилостивая Бригита, ты видишь, какую несправедливость дочь твоя претерпевает?!

— Ладно, — выдавил наставник Одран, закончив испепелять меня взглядом и скрежетать зубами. — Если ты так хочешь рискнуть головой — твоя воля. Я тебе свой ум в голову вложить не могу!

Я с самым скромным видом, опустив очи долу, прошла к двери, открыла ее, и позвала:

— Господин королевский дознаватель, наставник Одран согласен на проведение обряда слияния душ.

А про себя с тоской отметила, что ох, и отольется мне сегодняшняя вольность. Если все пройдет благополучно, и с наставника боевиков будут сняты все обвинения, ох, и припомнит он мне все это! А учиться мне еще, без малого, три года…

Прихотливо курился белый плотный дымок над жаровней.

Покои наставника Одрана были просторны — не чета школярским, три комнаты да спальня, и я предусмотрительно попросила завесить двери и окна спальни плотными занавесями. Нечего целебный дым выветривать. Не так уж много у меня трав, чтобы ими без толку разбрасываться. Не так уж велико мое умение, чтобы позволить сквознякам драгоценные минуты у навязанного травами сна отгрызать…

Я молча сжала длинные ручки жаровни и принялась обходить комнату по солнцу, стараясь отрешится от устремленных на меня внимательных взглядов.

А зрителей собралось немало. Директор Паскветэн, поручившийся за меня словом и именем и тем самым добившийся разрешения от господина Гелеса. Наставница Мадален, к которой я пришла за советом в подборе трав. Когда она узнала, для чего мне те травы понадобились, чуть директору в бороду не вцепилась. И твердо заявила, что раз уж у нас у обоих разума нет, то она будет присутствовать — и, коли вдруг сочтет нужным вмешаться, вмешается и прервет обряд.

Я была рада такой ее твердости. Все же, директорская вера директорской верой, но гораздо спокойнее, когда знаешь, что тебя страхуют, и есть кому вмешаться, если вдруг обряд пойдет не так. Наставница Мадален и сейчас стояла с лицом недовольным и собранным — тоже настраивалась. Готовилась.

И, уж верно, был здесь господин Гелес, королевский дознаватель с особыми полномочиями.

О нем я старалась не думать. С добрым господином королевским дознавателем я сегодня уже успела поцапаться. Когда травы из заговоренного мешочка посыпались в жаровню под размеренный речитатив заклинания, и с моих пальцев скользнул на угли особый огонь, вздумалось господину Гелесу потребовать отчета, чем это целительница шестого года обучения будет пользовать его подозреваемого. И уж точно, он не ждал, что целительница-недоучка вздернет брови и предложит в ответ:

— Ну, а вы тогда поделитесь заклинанием, которым приметы преступника отыскали.

Глупо, мелочно — но говорить ему про непенф мне не хотелось. Не хватало еще, чтобы это знание его на мысли о моем родстве с Брейденом навело. Я покрепче перехватила ручки жаровни потными ладонями и продолжила ход. Пусть себе злится.

На наставника Одрана, сидящего на широкой кровати, я тоже старалась не глядеть. Не думать о том, как это я сейчас лягу на эти простыни из тонкого льна, положу голову на плечо этому мужчине (чужому, не моему мужчине!) и усну с ним в одной постели.

Нольвенн меня убьет…

А если у меня не получится, то тем более убьет.

Я отмахнулась от лишних мыслей и, трижды обойдя комнату по кругу, опустила жаровню под кровать. Сняла с шеи один из висевших на ней сон-камней и протянула его наставнику Одрану.

Он принял камень и молча надел, подчиняясь моему жесту, лег.

Я еще немного подождала, и опустилась на кровать, вытянулась вдоль ее края.

Наставник Одран уснул, кажется, еще до того, как моя голова коснулась его руки. Я с облегчением выдохнула — обряд обрядом, а от неловкости и смущения никуда не денешься. А так все же полегче.

Я вдохнула заговоренный дым и закрыла глаза, позволяя себе уйти в сон вслед за тонкими полупрозрачными дымками сжигаемых трав.

Дым курился, стелился волнами, собирался петлями. Сшивал тонкой, неверной нитью два сознания. Я вздрогнула и открыла глаза.

Спальная комната наставника Одрана.

Я огляделась, пытаясь понять, почему стою, и куда подевались все те, кто пришел проследить за ритуалом. И почему комната выглядит какой-то неверной. И свет из окна падает иначе…

Повернулась вокруг себя — и, наконец, сообразила. Это память. Память наставника Одрана, который последние дни только и видел, что свои комнаты.

Я шагнула — и удивилась тому, как пошло волнами все вокруг меня. Кажется, здесь надо как-то иначе. Прислушалась к пространству. В сознании наставника все было упорядоченно и правильно. Здесь пахло холодным морем, соленым осенним ветром и ждущим зиму лесом. Странные ощущения посреди солнечного теплого дня, и я постаралась от них отрешится. Снова шагнула, уже отдавая себе отчет, что на самом деле я никуда не двигаюсь, что физически мое тело покоится на кровати в спальне наставника Одрана, под присмотром директора и наставницы Мадален. И господина Гелеса, куда ж без него.

Мне нужно было как-то научиться перемещаться здесь, в этом состоянии, и, кажется, у меня получилось. Солнечный полдень вокруг сменился ночной темнотой, а я сидела на постели, сгорбившись, уткнувшись в собственные руки. На душе было паршиво. Безвыходность ситуации каменной плитой давила на плечи.

Ага, да это же не я сижу, это же наставник Одран! Я его глазами вижу его память. Нет, этого мне не надо. Я постаралась отделить себя от наставника, разделить восприятия на его, участника, и свое, наблюдателя. И в следующий миг снова оказалась посреди комнаты, освещенной лишь скудной свечей, а из окошка в нее таращилась звездами ночь.

Нет, спасибо, и ночи наставника Одрана мне не нужны! Но от новых рывков и метаний все же удержалась — сколько можно? Нужно уже сообразить, как найти воспоминания за конкретный день, просмотреть их и убираться из чужого сознания. Я постаралась снова прочувствовать пространство. Не торопясь, не нервничая.

После пристального изучения, стало очевидно, что память человека — это не прямая линия. Она многослойна и многомерна. Она не нить, но сеть из нитей. И смотреть память наставника Одрана я могу, либо двигаясь от узла-ассоциации к узлу, либо разворачивая нить памяти в обратном хронологическом порядке.

Выяснять, которая из ассоциаций связана с убийством будущей хранительницы, и куда меня могут завести мысленные связи наставника Одрана, я желания не имею. Так что, остается один вариант — скользить по нити его памяти от сегодняшнего дня ко дню убийства.

Ну, по крайней мере, методика ясна, порядок действий понятен, с остальным буду разбираться по ходу дела.

…Ох, не угробить бы мне нашего незаменимого боевика с таким подходом!

Точного времени гибели метсаваймы у господина королевского дознавателя я уточнить не сообразила, но из разговоров школяров знала, что случилось оно в полдень. Что ж, логично — полдень хорошее время для ритуалов, как и полночь, и солнцестояние с равноденствиями. Если убийце нужна была сила молоденькой фейри, то полдень он выбрал неспроста. Переломное время, пиковое.

Для меня же это означает, что я могу не метаться по дням наставника (и, упаси Бригита!), по его ночам. А могу просто скользить от полдня к полдню, пока не найду нужный.

Я протянула руку, испытывая страх, круто замешанный с трепетом и восторгом, коснулась воображаемой нити, которой была для меня память подопытного (хехе!), и заскользила назад по воспоминаниям, выискивая для себя отправную точку поисков.

Вчерашний полдень. А от него — двадцать пять дней назад.

Шаг. От полдня до полдня — ровно сутки.

Замелькали дни, как будто пролистываемая книга. День сменялся днем, менялись картинки, лица, неизменным оставалось лишь одно — солнце, стоящее в зените. Вот появилось и исчезло лицо королевского дознавателя, господина Гелеса. Вот мелькнули директор Паскветэн и наставница Мадален, а потом засменялись одна другой группы школяров на занятиях сначала в школе, а после в незнакомом мне месте, видимо, на практике около Костьего провала. В какой-то момент среди них мелькнула белесая макушка Кайдена, и я не удержалась, приостановилась, чтобы посмотреть на него. Было интересно увидеть моего ненаглядного лучника со стороны. Глазами наставника Одрана Кайден виделся не таким широкоплечим, и ростом ниже. Тоньше в кости, чем воспринимала я. Легче. А еще, он выглядел отчаянно молодым. Я улыбнулась — разве двадцать пять лет, это молодой?

Кайден что-то делал, и делал, видимо, неправильно — потому отношение наставника к нему было щедро окрашено раздражением, а еще снисходительной насмешкой и, пожалуй, приязнью. Школяру наставник Одран симпатизировал, но все равно собирался как следует повозить носом по ошибкам, как нашкодившего щенка.

Я «отпустила» воспоминание, не став разворачивать его дальше, и шагнула в предыдущий полдень. И еще один. И еще. Снова замелькали дни-страницы. Один шаг — один полдень. Семидневье практики пролистнулось быстро, и полдни наставника Одрана снова проходили в знакомых местах.

Наставники и школяры, занятия и отдых.

Черные балахоны демонологов, красные повязки боевиков. Дружная толпа теоретиков-пятикурсников, а среди них — черные косы Нольвенн. Я замерла.

Поколебалась немного, и потянула к себе нить этого воспоминания. Да, нехорошо заглядывать в чужие секреты, и вовсе не для этого меня сюда пустили. Но подруг у меня не много. А Нольвенн я и вовсе за сестру считала — потому целительский долг перед открывшимся мне пациентом в угоду долгу дружескому переступила легко.

Нольвенн глазами наставника Одрана была ослепительна красивая. Не видел он хромоты и резких, негармоничных черт — только женственную фигуру, насмешливый, жгучий взгляд и косы, струящиеся по сукну школярского платья блестящими змеями. Очень красиво…

Я вдохнула побольше воздуха, и качнулась вперед, погружаясь в сознание боевика.

…И вылетела из него пробкой, пунцовая от макушки до самых пяток. Скользнула скорее в предыдущий полдень.

…Говорила мне соседка — дурень ты, Шела!

…Зато за Нольвенн теперь можно быть спокойной. Главное, не обзавидоваться!

Я заставила себя остановиться. Успокоиться, выровнять дыхание, усмирить течение мыслей.

Из нужных двадцати пяти дней я отсчитала уже восемнадцать.

Раньше я никогда не задумывалась о том, что испытывают наставники к школе. Для меня они сами были школой. Неделимой ее частью. А теперь вот я видела наставника Одрана человеком. Свободным, вольным в любой миг подхватить скудные пожитки и уйти. Мне не нужно было копаться в памяти и мыслях боевика, чтобы почувствовать это. Наставник Одран был… перекати-полем. Вся жизнь в дорогое, ни корней, ни семьи. А вот в школе прижился.

Привязался, душой прикипел, что к белым стенам, что к бестолковым подопечным-школярам. Его радовало, что в большую жизнь из-под его руки бестолковые юнцы уходят чуть более умелыми и сильными, чем могли бы быть без него. И именно оттого гонял дуралеев на занятиях без устали, без жалости.

Странно, но понять это мне было почти так же неловко, как и подглядеть за наставником и Нольвенн.

Я вздохнула — ну, до чего несправедливо устроена жизнь, кто-то убивает, а кому-то достаются последствия! — и, отрешившись от всех посторонних мыслей, сделала оставшиеся семь шагов, не отвлекаясь больше ни на что.

День убийства метсаваймы был для наставника самым что ни на есть обычным.

Поход в город на торговую площадь, покупки. Быстрый и ничем не примечательный обед в трактире дядьки Хелока. Мелкий, обыденные дела, повторяющиеся каждый визит в город. Пешая дорога обратно в школу — хотя наставник Одран мог бы позволить себе взять лошадь в школьной конюшне. Я просмотрела его день полностью. И еще, для верности, один день накануне убийства и день после него — не потому что искала обличающие наставника следы, а для того, чтобы никто не заявил позже, что я могла ошибиться. И под «никто» я подразумевала исключительно доброго господина Гелеса, королевского дознавателя.

Вернулась в день гибели метсаваймы и, отсчитывая полдни, отправилась обратно, в день текущий. Ровно двадцать пять дней. Никаких ошибок.

Странно, почему считается, что единение сознаний — опасный обряд? Я скользила по памяти наставника Одрана словно бусина по вощеной нити, легко и свободно. Что здесь сложного?

Я сосредоточилась и выпала из чужой памяти в полусон-полуявь. Тонкий, еле слышный аромат непенфа стал мне путеводной нитью. Подождала немного, давая своему разуму привыкнуть, разделить сознания на свое и чужое. Теперь дым от трав, сожженных в жаровне, стал более ощутимым, реальным. Я «ухватилась» за него, и рывком вернулась в реальность.

Ну, и чего было пугать? Ничего сложного!

Первым, что я увидела, открыв глаза, оказалось встревоженное лицо наставницы Мадален. Встревоженное — это хорошо, это значит, все идет, как задумано, и ничего серьезного не случилось. Вот если бы целительница выглядела собранной, спокойной и отстраненной, то жди беды. Хладнокровной и решительной наставница Мадален становилась, если дела шли скверно. Так что, тревога на ее лице — верный признак, что тревожиться, по сути, не о чем.

— Все в порядке, — подтвердила мои мысли наставница. — Она уже очнулась. Как ты себя чувствуешь, Шела?

— Хорошо, — каркнула я, удивившись, какой у меня голос неприятный. — Спасибо.

Попыталась встать — и не смогла. Слабость навалилась неподъемной тяжестью. Я бессильно опустилась обратно, на постель, мимоходом отметив, что наставник Одран еще спит. Надо бы сказать, чтобы приводили его в чувство, что ли… А, не надо — наставница Мадален уже повернулась к боевику. Я, проводив взглядом ее действия, расслаблено обмякла на постели.

— Что ж, слушаем вас, школярка Кассади, — господин королевский дознаватель, кажется, и так все понял, по моему беспокойству о здоровье наставника, но все равно предпочитал услышать подтверждение своим выводам вслух.

Я отрицательно покачала головой:

— Не при чем. — Голос звучал еле-еле, слабость нарастала, накатывала волнами, чередуясь с тошнотой. — Был в городе. Торг. Купил одежду. Тунику, носки. Склянку чернил. Зеркало.

Это зеркало я узнала — оно теперь жило у нас в комнате, и Нольвенн легко и охотно делилась со мной дорогим подарком…

— Поел в трактире. — Я старалась говорить кратко и по делу, экономя силы. — Забрал вещи из починки. Отдал другие. Пешком вернулся в школу. Все.

Господин Гелес кивнул, подтащил стул и присел возле меня:

— Когда покупал вещи, торговался? Выбирал долго? Ссорился с кем-нибудь?

Я отрицательно качала головой на каждый вопрос.

— В трактире обедал в компании? — Видимо, понимая мое состояние, королевский дознаватель задавал вопросы так, что на них можно было ответить односложно. — С кем-нибудь общался за едой?

— Нет, — вяло отозвалась я.

Тошнота прошла, но вместо нее к слабости прибавились жар с ознобом и теперь бодро сражались за первое место.

— С трактирщиком говорил?

— Да, — припомнила я смутно.

Было что-то такое. Незначительная беседа в пару фраз…

— О чем? — живо заинтересовался господин Гелес.

— Крысы… Припас попортили… Дядька Хелок вывести просил.

— Господин королевский дознаватель, к чему этот допрос? — вмешался в разговор директор. — Незаинтересованный свидетель только что подтвердил непричастность наставника к событиям в лесу, что еще вам нужно, чтобы снять с него обвинения?

Господин Гелес невозмутимо отозвался, будто и не услышав обращенного к нему вопроса:

— Директор Паскветэн, распорядитесь чтобы мне подготовили лошадь, мне скоро понадобится наведаться в город, — и, уже обращаясь ко мне, добавил: — Вы отлично поработали, школярка Кассади. Восстанавливайтесь. Директор Паскветэн, думаю, на ближайшее время имеет смысл освободить школярку от занятий.

Директор поджал губы. И я мысленно с ним согласилась — может, в своем деле господин Гелес и хорош, но учить наставников, как им заботиться о своих учениках — это уж слишком.

Я перекатила голову по подушке, стараясь устроить ее, неожиданно тяжелую, поудобнее, и признала, что ритуал оказался куда коварнее, чем я ожидала. При видимой легкости, сил он забрал немерено.

А что, если бы я задержалась? Затянула слияние? Мог бы и насухо высосать, наверно…

Нет, когда буду сливаться с Кайденом, все следует сделать быстро. Надо будет как следует подготовиться…

На этой, чрезвычайно мудрой мысли, я уплыла в сон. Обычный, целительный сон, восстанавливающий силы лучше снадобий и зелий.

В итоге наставника Одрана окончательно оправдали, вот только нового подозреваемого господин Гелес добыть не успел…

Мне не спалось отчего-то в эту ночь. Очередную ночь перед седьмым днем. Хотя почему — отчего-то? С таким роем мыслей в голове разве уснешь. Вот и лежала я на кровати, одна в комнате, смотрела в потолок и думала, думала, думала… как ни странно, не о грядущем страшном дне. Как оказалось, каждый раз бояться ну очень уж утомительно. А думала я о расследовании, о наставнике Одране и о нем с Нольвенн, о Кайдене. Особенно о Кайдене. Возможность проникнуть глубоко в его память, его мысли, его чувства одновременно манила и пугала — что я там увижу? Кого я там встречу…

Нольвенн пришла за полночь и от нее прямо веяло довольством сытой обласканной кошки. Аж завидно сделалось. По-хорошему так завидно — вот бы и мне подобное испытать!

— Не спишь? — улыбнулась подружка, когда я села на кровати при ее появлении.

— Не спится, — подтвердила я, обхватив колени руками. — Нольвенн, а скажи мне, а ты любовь безответную чем выводишь?

— Вином! — авторитетно заявила она, распуская узел ленты в косе.

Я задумалась:

— В какой дозировке?

Нольвенн вопрос слегка озадачил, пару мгновений она его осмысляла, а потом быстрым жестом затянула косу обратно и, шкодно ухмыльнувшись, предложила:

— Проверим на практике?

— А давай! — лихо согласилась я, откидывая одеяло. В конце концов, может, я последнюю ночь на этом свете живу!

Подружка тут же нырнула под кровать и вытащила оттуда два кувшина. Горлышки их были плотно закупорены смоляной пробкой. Откуда вдруг у Нольвенн (под кроватью!) нашлось этакое чудо оставалось только догадываться.

— Здесь? — с довольной улыбкой поинтересовалась она.

Я покачала головой — гулять так гулять! Во всех смыслах.

— Эх, жалко до города далеко, — понятливо кивнула ведьмина дочка. — Там, если не хватит, можно было бы еще прикупить. У дядьки Хелока трактир всю ночь открыт…

— В город нельзя, — отмела сожаления я, натягивая платье, и пояснила: — Там папа.

— Тогда в лес?

— В лес тоже нельзя. — Я вздохнула. — Там бабушка…

Не, она за посиделки слишком буйные не отчитает. Тут хуже! Она ж присоединится!

В итоге мы отправились к морю.

До гранитного пляжа было каких-то полчаса пути. Ночь сегодня была безлунная, так что мы не столько видели набегающие на огромные красные валуны волны, сколько слышали. Иногда треплющий волосы ветер касался щек солеными брызгами и нещадно рвал огонек разведенного костра. Свет его тонул в окружающей темноте и, казалось, что мы с Нольвенн внезапно очутились на крохотном острове, отрезанные от остальных людей шумящим океаном.

Первая смоляная печать была взломана без особой торжественности и густое красное вино щедро плеснуло о стенки деревянных кружек.

— Ну, за излечение! — радостно объявила магичка.

— Кого и от чего? — дотошно уточнила я.

— По обстоятельствам! — Нольвенн пригубила напиток и довольно цокнула языком. — Не зря три дня угробила, помогая дуралею-Севке зачет по построению спаренных формул сдать!

— Умница! Добытчица! — от души похвалила я подруженьку. — Да еще и спасительница!

Нольвенн усмехнулась, покачав головой.

— Вот ты скажи мне, горемычная, неужто целительница душ сама от лишних забот себя избавить не может? Без подручных средств?

— Сапожник без сапог. — Я пожала плечами, а потом призналась с неожиданной тоской в голосе: — Да и… не хочется на деле избавляться-то, понимаешь?

— Понимаю.

Магичка серьезно кивнула и обхватила кружку обеими руками.

— Дурак он, твой белобрысый. Только дураки лесовичку ветреную живой настоящей женщине предпочтут.

— Совершенно согласна, — прозвенел за спиной колокольчиком молодой голос старой кар… родственницы!!!

Лавена выступила из темноты с присущим ей фееризмом. Стряхнула с себя невидимость яркими блестками, осыпавшимися со стрекозиных крыльев, и я мысленно застонала — боги, за что-о?

— Ты за мной следишь? — подозрительно уточнила я.

— Я думала, это ты за мной! — сильфида оскорбленно поджала губы. — От вас, людей, никакого спасения.

Я вспомнила подступившие к стенам школы деревья и предпочла промолчать.

— Что, третью кружку никто не подумал захватить?

Ни капли не смущаясь (да и где бы вы видели смущающуюся фейри?), Лавена подхватила кувшин и отхлебнула прямо из горлышка. Зажмурилась, тряхнула головой, проглотила и продолжила бубнить:

— Какая гадость, ни в какое сравнение не идет с тем, которое лет пятьдесят назад мне притащил один кузнец… или это был лавочник?..

— А у тебя разве других дел нет сейчас? Каких-нибудь очень важных?..

— А я чем, по-твоему, занимаюсь? — оскорбилась прародительница.

— Пьешь наше вино? — насмешливо предположила Нольвенн.

Ведьмину дочку Лавена любила. Говорила, что есть в ней что-то дикое, хоть и не лесное.

— Вразумляю неразумную родственницу! — Сильфида демонстративно поставила кувшин на место. — Шела, ты так и не надумала уехать из школы? Зря, очень зря!

— Я же тебе уже объясняла… — я попыталась от негаданной заботы отмахнуться.

— Про клятву. Да, — перебила прабабка, — но клятва школе небось не смертью грозит.

Что-то жесткое в этот раз прозвучало в ее голосе. Резкое, как удар кнутом. И неприятный холодок пробежал по позвоночнику.

— Если боги милуют, то и в школе не грозит, — осторожно ответила я, остро ощущая, что что-то не так. Неспроста, ой, неспроста она этот разговор вновь завела. — Господин Гелес вот-вот найдет преступника, я уверена, и все вернется на круги своя.

Лавена поджала губы. Желтые глаза-луны смотрели на меня осуждающе и с легкой грустью.

— Лучше бы ему тогда поторопиться.

Больше я ничего сказать не успела. Сильфида растворилась в воздухе так же внезапно, как и появилась. Только без блесток.

— И что это было? — я озадаченно почесала затылок.

— Не знаю… — отозвалась Нольвен. — Но старая карга стащила наше вино!

А в следующее мгновение наши волосы взметнул резкий порыв ветра и на головы обрушился ледяной ливень. Отчаянно визжа и костеря на чем свет стоит вредную бабку, мы бегом ринулись обратно в школу.

Под надежную крышу мы вбежали уже отчаянно хохоча. Липли к телу насквозь промокшие платья, с кос текло ручьями, мы спешили в уют нашей маленькой комнаты и совершенно без всякого вина были счастливы. И в тепле шерстяных одеял заснули быстро и без сновидений.

А наутро нас разбудил громкий стук в дверь. Я едва успела сесть на кровати, с трудом разлепляя сонные глаза, как в комнату уже ворвался однокурсник Нольвенн, тяжело дышащий, в надетой наизнанку рубахе. Возмущенный оклик застрял в горле. А парень уставился на подругу и только прошептал пересохшим горлом:

— Невен… Невен.

Глава 9

Мне хотелось вернуться к Нольвенн.

Вопросы, вопросы, глупые, пустые!

Господин Гелес впился в меня и жевал, жевал, перемалывал в челюстях бессмысленных слов. Как будто, они помогут. Как будто, он и впрямь кого-то найдет.

Хотелось встать, развернуться и уйти. До дрожи в ногах. До судорог.

Хотелось вцепиться королевскому дознавателю в лицо зубами, ногтями, в кровь исцарапать, изодрать.

Хотелось собрать в единый ком всю отпущенную мне богами силу да и влепить ему в круглое отечное лицо. До жара в руках хотелось. До зуда в кончиках пальцев.

Я послушно отвечала на вопросы господина королевского дознавателя, и старалась не смотреть в глаза наставникам, которые при нем присутствовали. Директор Паскветэн и наставница Мадален с первого взгляда догадались бы, насколько я близка к срыву.

А мне срываться нельзя.

У меня Нольвенн одна в комнате сидит.

Смерть близнеца ударила по ней оборванной тетивой, хлестнула наотмашь по самой душе.

И потому мне нужно обязательно ответить на все вопросы господина Гелеса, и тогда он позволит мне уйти.

Тогда можно будет выйти из комнаты наставников, которая теперь превратилась в допросную, прикрыть за собой дверь, пройти по длинному коридору, спуститься на два пролета вниз, миновать внутренний двор, подняться на три этажа вверх, войти в нашу комнату и снова прикрыть за собой дверь.

А где-то между этими двумя дверями, нужно обязательно найти место, чтобы посидеть и привести себя в порядок. А то что-то я совсем плоха. В таком состоянии Нольвенн мне не успокоить, начать придется с себя.

Хороша целительница душ, ничего не скажешь.

Я старательно ровно дышала и отвечала на вопросы.

Глубокий вдох — медленный выдох.

Глаза жгло, будто кто-то в них мешок песка просыпал.

Лавочка под стеной школы не смогла подарить мне покоя. Я сидела, расслабив спину и руки, вдыхала, выдыхала, старалась успокоить пульс, собрать теплый комок в солнечном сплетении… Не получалось.

Тревожил ползучий плющ, спустившийся низко-низко, к самой скамейке. Казалась зловещей яблоня, росшая над колодцем столько, сколько стояла здесь школа. Она будоражила тенью Брейдена, протянувшего колючие лапы елей и терна в раньше такой уютный и безопасный двор.

Нет, не помогает. Да и Нольвенн там ждет.

С наставником Одраном я столкнулась чуть ли не у самых наших дверей. Вежливо поприветствовала его и с облегчением подумала, что вот и ладно — не одна подруга была. Может, хоть поплакать сумела.

Потянула на себя дверь, скользнула в комнату и поняла, что рано понадеялась. Нольвенн не плакала. Сидела на своей постели, равнодушная — глаза сухие, косы черные, сама, как изваяние каменное белое. Холодная. Неживая. Закрытая.

Как устрица схлопывает створки, защищая нежную мякоть, так и Нольвенн нынче заперлась. Не от кого-то — от меня. Оборону держать собралась.

Я устало опустилась на свою кровать. Нет, не пробиться. Сильна ведьмина дочь, умела. Не подпустит. Не даст заглянуть себе в душу.

Я запрокинула голову, захлопала глазами, часто смаргивая. Веки, с самого утра горящие песком, набрякли едкой влагой, она сорвалась, побежала жгучими дорожками по щекам…

Что ж, если ты плакать не можешь — тогда поплачу я.

И с этой мыслью рухнули во мне запоры. Я выла, рыдала, вцепившись в лицо пальцами, раскачиваясь, надрываясь, исходя криком. В голос кричала, обхватив саму себя руками и теряясь, забывая саму себя, выкрикивая горе, качаясь…

Я не знаю, в какой миг на плечи мне легли поверх моих другие руки. Не помню, в какой миг Нольвенн обняла меня, уткнулась щекой в макушку, роняя на нее слезы, хлюпая носом…

Мы плакали вместе, в обнимку, и слезы, едкие, горькие, соленые разъедали горе, подтапливали его ледяную глыбу, и потоки моей магии, которой Нольвенн больше не противилась, перетекали от меня к ней, стягивая края душевной раны, и уходили, утекали прочь, унося с собой беспросветное отчаяние, черную вину за то, что не спасла, осталась сама жива. Оставляя опустошенность и изнеможение.

Ночь застала нас лежащих в обнимку, не способных расцепить руки, лишиться последней надежной опоры. Нарыдавшихся.

Я слабо ощутила, что вокруг глубокая ночь, этаж да и вся школа спит, и провалилась в сон, потянув за собой обессиленно поскуливающую Нольвенн.

И я знаю, что Нольвенн справилась бы и сама. Уж кто-кто, а она уж точно бы справилась! Но я не хотела, чтобы ей пришлось нести этот груз одной. Я хотела разделить с ней эту ношу.

Иначе зачем нужен друг, если в час горести ты вынужден справляться сам?

Кайден заявился с утра пораньше.

Загрохотал в дверь железным кулаком, и я, сонная, выползла из-под одеяла и пошла открывать. Так и не проснувшись, кажется.

— Я вчера приходил, вы спали, — вместо приветствия выдал боевик с таким видом, будто это все объясняло, и отодвинул меня плечом, проникая в комнату.

А пускать его внутрь, кстати, никто не собирался — после вчерашней совместной истерики, нам с Нольвенн помешало бы в порядок привести и комнату, и себя самих. Вот только сердце мое белобрысое спрашивать не стало. Вломился, обвел хозяйским взглядом наш раздрай, невозмутимо встретил негодующее шипенье Нольвенн, натянувшей мое одеяло по самые уши, и милостиво разрешил:

— Ладно, я за дверью подожду, вы пока оденьтесь.

— Вот спасибо тебе, добрый человек! — фыркнула Нольвенн в закрытую дверь, и вылезла из кровати. Повела ладонями по косам, пытаясь пригладить волосы, потерла кулаками глаза.

Под глазами у Нольвенн залегли глубокие тени, она побледнела, и кожа утратила привычное сияние. Я украдкой вздохнула и отвела глаза. Сама я, думаю, выглядела не лучше.

Взгляд в зеркальце подтвердил мои догадки. Если Нольвенн была просто бледна, то я приобрела изысканный оттенок желтизны, почти что с прозеленью. Рыжие волосы за ночь сбились, растрепались и теперь топорщились неряшливо во все стороны. В левую, почему-то больше прочих.

Кайден, ну, что тебе стоило подать голос? Я бы в жизни не сунулась открывать в таком виде, если бы знала, что за дверью — ты!

Ну, зато веснушек не видно, постаралась я найти светлые стороны, после того как оделась и взялась уныло разбирать гребнем пряди.

— Ничего, переживет твой лучник, — утешила меня Нольвенн, верно оценив мой удрученный вид. — И вообще, кому не нравится — мы никого не держим.

Оно-то так, не держим, но я ему и в пригожем виде не хороша, а уж теперь… Я вздохнула, завязала ленту, и, кое-как прикрыв разобранные постели, запустила нетерпеливого ожидальца.

— Ты почему не на занятиях? — спросила я у его широкой спины.

Спина негодующе дернулась, а после развернулась, и предъявила мне возмущенное лицо:

— Я вас со вчерашнего дня караулю!

Не то, чтобы это объясняло, почему боевик опять прогуливает занятия, но внятного ответа я, видимо, не дождусь.

Выглядел лучник не сказать, чтоб совсем плохо (уж в любом случае, лучше меня или Нольвенн), но все же и не таким, как всегда. Хмурый, больше обычного взъерошенный.

— Ну и зря, — отозвалась Нольвенн, в упор рассматривая раннего гостя. — Лес взял положенную кровь. До следующего выходного больше никто не пострадает.

Нольвенн глядела надменно, с легкой насмешкой, словно намекая лучнику, что «сила есть — ума не надо». Я готовилась в любой миг вклиниться между ними и, если понадобится угомонить забияк, ибо Нольвенн явно примерялась вывернуть свое горе и злость на голову боевика, которого втайне обвиняла в моих душевных терзаниях, а Кайден… Ну, Кайдену и в лучшие времена много не нужно было, чтобы полыхнуть, как хорошо просмоленный факел.

Лучник оправдал мои ожидания — насупился, взъерошился, набычился.

— Я, между прочим, за вас беспокоился! Переживал, как вы там!

— Где — там? — насмешливо уточнила подружка.

Я умиленно любовалась нахохленным парнем, делая вид, что готовлюсь угадывать, в какой миг придется хватать болезного за полу. А у самой просто сердце сжалось, кольнуло болезненно — таким он был в этот миг… Родным, близким, моим!

И его раздражение, порожденное бессилием и невозможностью защитить, не царапало — грело.

Я ждала, что мой одержимый не спустит насмешнице, но он вдруг осел на кровать рядом со мной, потер ладонями лицо — жестко, с силой. И как-то очень уж растерянно спросил:

— Что вообще здесь творится, а, девочки?

Я протянула руку и осторожно погладила его по светло-русым волосам.

Тяжко ему, бедолаге. Нет врага, с которым можно воевать, нет опасности, которой нужно противостоять. Есть только страшный Лес с его непонятной темной силой и господин королевский дознаватель, на которого можно надеяться. Но пока как-то не очень получается. Даже мне это тяжело и страшно, а уж ему, мужчине, привыкшему быть сильным — и подавно. Тяжело ничего не делать.

И вот незадача, даже и морду за это набить некому!

Нольвенн тоже взглянула на боевика с сочувствием, и этот взгляд отозвался во мне надеждой. Сердце тихо екнуло с облегчением — обойдется всё.

Пусть сейчас подруге тяжело, но всё обойдется. Раз уж даже сейчас она способна посочувствовать другому человеку — значит, дальше будет легче. И потому я не полезу в этот разговор. Сделаю вид, что мне нечего сказать. А Кайден, коль уж пришел и перебудил, пусть послужит правому делу, поможет мне растормошить подругу!

Нольвенн вздохнула и, не подозревая о моих мыслях, вдруг спросила:

— Кайден, а почему школу заложили именно здесь? Нет, не смотри на Шелу, она-то ответ знает, она здесь шестой год снадобья в ступах пестом растирает. Ты сам мне скажи. Ведь место опасное — лес не лучший сосед, пусть даже школу и защищает Договор. — Подруга болезненно дернула щекой и поправилась: — Защищал. До ближайшего города — три часа пешего хода. Людей поблизости нет — тем же целителям практиковаться не на ком. Так почему здесь? Не в столице, не в другом большом городе. Не около какого-нибудь Костьего провала, где магический присмотр нужен всегда?

— Ну, в столицу школяров даже я бы не пустил, — неловко попытался пошутить растерянный Кайден, но Нольвенн шутки не приняла, смотрела спокойно и выжидающе своими черными глазами.

В них, в этих глазах, на самом дне таилась боль, и поверх нее плескалась грусть. И, наверное, Кайден тоже увидел это, потому что отвел взгляд, сгорбился. Вспомнил, что вчера Брейден взял со школы кровь, и в нашу с Нольвенн комнату без стука и без приглашения вошло горе.

— Это место силы, Кайден, — тихо и спокойно ответила подруга на свой собственный вопрос. — Здесь, в Брейдене, силы больше, чем в любом другом месте королевства. Весь этот лес — один большой магический источник. Именно поэтому во всех других местах ни за что не встретишь сразу столько фейри, как здесь.

Нольвенн вздохнула и заговорила, как будто сказку рассказывала:

— В стародавние времена, когда школы этой еще и на свете не было, и даже камни ее еще из горы не высекли, жил на свете маг Ригур Легконогий. Был он магом сильным и умелым, а еще — умным, рисковым и удачливым. И как-то раз привела его судьба темному-темному лесу.

Вышло так, что попался он на глаза дриаде Тьернмаэль и ее сестрам. Увидела лесная дева, сколь силен маг, и пожелала о оставить его на своей поляне, чтобы тело его легло под корни ее древа и деревьев ее сестер, а магия его дала им силы для нового роста. Но для этого надо было, чтобы гость сам пожелал себе такой судьбы. И стала лесная дева водить Ригура по Брейдену. И травы спутывали ему ноги, а ветви хватали за волосы и одежду, а стоило лишь приблизиться магу к опушке, тропы под его ногами по слову Тьернмаэль разворачивались снова в чащу. Устал Легконогий бороться с дриадой, остановился и сказал ей:

— Не первый день мы с тобой боремся, о, прекраснейшая из лесных дев, и пока ни один из нас не взял верха. Я устал от этой борьбы, и чтобы прекратить ее, давай сделаем так: ты дашь мне задание, и если я с ним не справлюсь, то сам, своей волей отдам тебе то, чего ты желаешь. А если же осилю справиться, то ты, Тьернмаэль, владычица своего древа и деревьев своих сестер, исполнишь любое мое желание.

Нольвенн рассказывала эту легенду так живо и сочно, так красочно, что даже я увлеклась. А уж Кайден, не знавший ее ранее, и вовсе слушал, как завороженный, и внимание его следовало за напевным журчанием голоса ведьминой дочки.

А Нольвенн задумчиво перебирала в пальцах малахитовые бусы, зеленые, как молодая листва, как косы дриад, и вела свой рассказ дальше:

— Обрадовалась Тьернмаэль, ей-то того и надо было. Решила, что легко справится с обессилившим магом, и пожелала, чтобы уничтожил маг по ее указке дерево в Великом Лесу, и указала ему на свой дуб. Ведь всякому в Брейдене прекрасно известно — не так просто уничтожить древо, породившее дриаду, и чем сильнее дева, тем сложнее такая задача. А Тьернмаэль была княгиней всех лесных дев великого леса Брейдена, и не один уж год носила в зеленых волосах корону из древесных ветвей. Но прогадала Тьернмаэль, не знала, что Ригур Легконогий не только силен был, но и везуч. И был у него при себе магический жезл, дарованный людям великим Лугом еще на заре времен. И ударил Ригур в дуб, и вложил в тот удар всю свою силу и силу божественного дара, и высохло могучее дерево. И вместе с ним высохла и Тьернмаэль, превратившись из прекрасной вечно юной лесной девы в сморщенную старую каргу.

Нольвенн вздохнула, и уже обыденным, будничным голосом напомнила боевику прописные истины:

— Лесовики не лгут, Кайден. Фейри слишком магические создания, и каждое их слово полно силы и связывает существо, произнесшее это слово. Они просто физически не способны на прямую ложь. Умолчание и недомолвки, двусмысленные формулировки — сколько угодно. Но прямое нарушение слова — нет. Дриада обещала Легконогому исполнить любое его желание, обещала за себя и за сестер, и маг выполнил задание, и пожелал смерти ей и всем ее сестрам, и потребовал исполнить это свое желание. Ей некуда было деваться, только как исполнить данное Ригуру слово.

Нольвенн задумчиво помолчала, перебирая бусины в пальцах одну за одной, и бусины вкусно щелкали, сталкиваясь гладкими полированными боками.

— И когда у дриады уже не осталось выхода, вмешался сам Брейден. Видишь ли, наш боевой друг, все дриады — сколько их ни на есть — сестры, и слишком уж больно ударила бы по Брейдену гибель целого вида. Да еще такого, лесообразующего. Лес предложил магу откупить жизнь Тьернмаэль и ее сестер и взять на себя их долг, исполнить любое желание мага, но при условии, что маг не станет причинять смерти кому-либо из детей Брейдена. Тогда маг пожелал, чтобы лес уступил часть своего места, чтобы на этом месте маг мог построить дом для себя и своих учеников, и чтобы никому из его учеников Лес бы не причинил больше смерти, либо безумия, либо тяжких ран, до тех пор, пока не окончат они ученичество, либо сами, добровольно от него не отрекутся. И чтобы также не причинял Лес вреда чадам и домочадцам мага, и всем тем, кто входит под защиту его крова гостями и не причиняет смерти, либо безумия, либо тяжких ран Лесу и его обитателям. Был заключен Договор, скреплен печатями, а поручителями Договору стали лесные князья, все, как один.

Кайден глядел на Нольвенн во все глаза, потрясенный открывшейся истинной, а я…

А мне вдруг вспомнился засохший дуб, скрипучий, каркающий голос из его нутра, мелькнувшее лицо уродливой старухи, и холодок побежал по спине и рукам, заставил обхватить себя за плечи в попытке унять озноб.

Понятно, отчего Хранительница ненавидит людей.

— Это так, приблизительные условия Договора, но если хочешь, полный текст я тебе сейчас найду, — Нольвенн поднялась, подошла к полкам, где стояли ее книги — солидные, толстенные фолианты в кожаных переплетах, запирающиеся на фигурные крохотные замочки, из тех, что не вдруг и откроешь, если не знаешь секрета.

Подруга бережно взяла в руки один из них, уложила на сгиб локтя, как младенца, открыла. Долистала до нужной страницы, и подала Кайдену все с той же бережливой осторожностью.

Уложив том себе на колени, Кайден водил пальцем по нужным строчкам, и заглянув ему через плечо, я прочла то, что и так знала: «И коли нарушит какая-то из сторон Договор, то ей и надлежит его восстанавливать. И дано ей будет на то время. И пока Договор не будет восстановлен, другая сторона вправе взимать с нарушителей кровью, которая станет поддерживать Печати».

Я шевельнулась и случайно поймала взгляд Нольвенн. Она смотрела на книгу с такой тоской, с такой виной и болью, что все во мне откликнулось желанием помочь. Я потянулась силой — помочь, утешить, унять чужую боль…

Резко хлопнула, закрываясь, книга. Нольвенн вскинулась, полыхнула возмущением на негодяя, посмевшего без подобающего почтения обойтись с ее драгоценным имуществом… Тонкая нить, которая потянулась от меня к подруге и почти достигла ее, распалась без следа, не найдя цели. Я выдохнула, жалея об упущенной возможности, и попробовала сплести лечебное заклинание заново, чуть иначе — но Нольвенн уже опомнилась, ожгла меня несогласным взглядом. А Кайден, Кайден, помешавший мне помочь подруге, шумнувший не вовремя, снова влез, куда не просили — ухватил мой локоть, кинул теоретичке приличествующие случаю слова благодарности и поддержки, и потащил меня прочь из комнаты.

Я не упиралась. Мне было, что сказать моему бесценному подопечному — и лучше бы, чтобы этих слов не услышал никто, кроме него.

Кайден целеустремленно приволок меня в тихий уголок на этаже, остановился, и я рванулась из его рук, развернулась лицом к боевику, яростно пихнула его в грудь. От неожиданности, не иначе, он перехватил мои запястья уже тогда, когда я примерилась добавить еще и затрещину, вдогонку к толчку. Я дернула руки на себя, но где там — на запястьях как горячие железные наручи сомкнулись. Не больно, но не вывернешься! Пинок в голень тоже пропал даром, подлый одержимый просто отодвинулся, пропуская удар. От злости, что эта чурка стоеросовая сначала мешает мне лечить подругу, а теперь еще и сопротивляется, я чуть не взвыла баньши, но совладала с собой. Перестала вырываться, вдохнула, выдохнула, усмиряя черную злобу, и, навалившись на Кайдена грудью, прошипела гадюкам на зависть:

— Не смей мешать мне работать! — И, давясь обидой, злостью и собственным ядом, прибавила едко: — Твое дело таких же дуболомов крушить — вот им и занимайся, а в мое ремесло не суйся! Я целительница, я людям помогать должна, тебе все равно не понять, что это такое!

И не утерпела, пнула подлеца еще раз — и снова впустую. Кайден снова увернулся и легонько тряхнул меня в ответ:

— Ты, целительница великая, давно себя со стороны видела? — прошипел он рассерженным котом. Не хуже меня самой прошипел. — Ты, может, подскажешь мне, какая у тебя степень магического истощения, а? Или мы с этим вопросом к вашей наставнице пойдем?

От неожиданного поворота я немного опешила — Кайден до сих пор такого себе не позволял. Не то, чтобы руками ухватить — а и вовсе не огрызался, кажется, ни единого раза. Отшучиваться и отмалчиваться мог сколько угодно, изворачиваться и делать по-своему — тоже, но… Чтобы вот так?

Кажется, я и впрямь перегнула палку, а руки распускать и вовсе лишним было — он же не мальчишка зеленый, чтобы с ним вот так. Меня окатило горячей волной стыда, и я не сразу сообразила, о чем он говорит.

Какое еще истощение? Нет у меня никакого истоще… Простенькое заклинание первичной самодиагностики заставило меня стыдливо проглотить слово. Истощение в начальной, самой первой стадии, имелось в наличии.

Я виновато поникла. Ну, конечно — слияние сознаний с наставником Одраном, потом я толком не восстановилась, а потом лечила Нольвенн. А еще Кайдену что-то там вещала, что его умения хватит только головы крушить, а сама… Всемилостивая Бригита, ну, почему я такая бесполезная? Никому-то как следует помочь не могу!

В носу защипало, к глазам подкатили слезы. Мне было мучительно стыдно перед Кайденом за безобразное поведение и злые слова, и остро хотелось помочь хоть чем-то Нольвенн, и… и… И вообще!

Никто меня не люби-и-ит!

Кайден сгреб меня в охапку, пережидая мои слезы, покачивал легонько в объятиях, дул в макушку, шептал что я умница, что все будет хорошо, и успокаивал, и утешал, и минутная слабость, порожденная истощением сил, понемногу отступала, оставляя памятью по себе вялость и опустошенность.

— Да, паршивая из меня целительница, — с принужденным смешком выдохнула я Кайдену в рубаху, стараясь утереть слезы, спрятавшись у лучника на груди, чтобы он, не приведи Бригита, не увидел красных пятен и опухшего носа.

— Не говори так, — серьезно попросил Кайден, осторожно гладя меня по голове.

Как сопливую трехлетку, право слово…

— Да ладно, — самокритично призналась я. — Никому толком помочь не сумела — ни Нольвенн, ни тебе.

Боевик отрицательно покачал головой:

— Ты хорошей целитель, Шела. Потому и хочешь помочь всем. Даже когда и не надо бы. Лезешь в каждую бочку затычкой, сжигаешь себя. Вот разве так можно? Глупая… Что от тебя через пару лет останется?

Я фыркнула, и Кайден покладисто поправился:

— Ну, не через пару — через пяток.

И добавил, тихо и неожиданно веско:

— Шела, оставь Нольвенн в покое. Она имеет право горевать. Ты сделала для нее то, что могла — остальное не для тебя. Она имеет право на скорбь. Это нормально. Люди — не фейри. Им нужно оплакать свою утрату.

Я стояла, уткнувшись заплаканным лицом в грудь лучника, в кольце его горячих рук, чувствовала под щекой тонкую шерсть его рубахи. Вдыхала его запах. И понимала, что он прав. Легко перейти грань в желании помочь близким. Легко забыть, что избыточная помощь — не есть благо. И я забыла. Грустно и тоскливо понимать, что весь вколоченный за пять с лишним лет навык вылетает из твоей головы, стоит лишь делу коснуться личного.

— Ты ошибаешься, думая, что ты мне не помогла, — продолжил Кайден, тихонько гладя мои волосы.

Я замерла, боясь спугнуть эти незатейливые движения. Тихая, задумчивая ласка, которой он сам, наверное, и не замечал, но которая грела меня, лучше, чем горячее вино зимой.

— Помогла. Очень помогла. Я больше не жду смерти. Я хочу жить. Понимаю, что скорее всего, обречен, но хочу жить, — продолжил Кайден, и от этого заявления я забыла обо всех своих горестях и печалях. Даже будоражащая близость мужчины, который никогда не будет моим, померкла.

Он вздохнул. Выдохнул. Снова набрал в грудь воздуха. И решился:

— Шела, я больше не буду сопротивляться лечению. Пусть там будет, как будет — у меня есть здесь и сейчас. И я хочу, чтобы этого «сейчас» у меня было больше.

Я подняла голову, забыв о заплаканном лице и красных глазах.

Мне Кайден сам — сам! — в руки дался, кто в такой момент помнит про какой-то там опухший нос?!

— Что, и лекарства мои больше выбрасывать не будешь? — недоверчиво уточнила я.

— Откуда ты… — дернулся лучник, и я вцепилась в его рубаху мертвой хваткой.

— Ага, попался!

— Шела! — мученически закатил глаза Кайден, поняв, что его провели, и принялся по одному разжимать мои пальчики и разглаживать смятую шерсть. Потом сдался, и под моим упрямым взглядом пообещал: — Нет, не буду. Все, что ты назначишь, буду пить.

Я удержалась от соблазна спросить, какая вообще доля моих лекарств дошла по назначению, а какая оказалась в помойном ведре. Все равно же не признается.

— А на слияние сознаний дашь согласие? — тут же спросила я, стараясь выжать из боевика побольше уступок, пока он не опомнился.

— Это какое еще слияние? — въедливым тоном уточнил вредный лучник. — Уж не то, часом, после которого от тебя одни глаза остались?

И, прежде чем я успела открыть рот, вздохнул:

— Дам. Но! — Он пресек мою радость, давая понять, что у него будут условия. — Ты не будешь колдовать сверх своих сил. Станешь как положено есть и спать. Будешь беречь себя. И только тогда, когда ты полностью восстановишься, я дам согласие на ритуал.

Судя по его тону, он был уверен, что произойдет это нескоро. А то и вовсе — никогда!

Ну-ну, верь в это, если хочешь. А я из шкуры выпрыгну, чтобы попытаться тебе помочь! Если для этого надо есть и спать…

Я пожала плечами:

— Договорились!

Кайден посмотрел на меня с сомнением. Кажется, начал осознавать, что мой красный нос сбил его с толку, и он совершенно точно погорячился с обещаниями, но отступать уже было некуда. Поэтому лучник только вздохнул и вдруг спросил ни с того, ни с сего:

— Шела, а ты не знаешь, как можно найти брейденских Старших?

— А тебе зачем? — растерянно уточнила я, прикладывая холодные пальцы к горящим щекам.

— Хочу поговорить.

Настала моя очередь подозрительно коситься на боевика.

— Под поговорить ты имеешь в виду нормальное человеческое поговорить или ваше, боевиковское?

Кайден ухмыльнулся воинственной настороженности в моем голосе.

— Нормальное. Я не идиот в одиночку с Лесом биться.

— И о чем ты собрался с ними разговаривать? Они даже директора слушать не стали!

— Попытка не пытка. Директор директором, а школяры к ним на поклон еще не ходили. Сама говорила, фейри уважение любят. И я не буду просить отмены дани. Пусть просто дадут отсрочку. Этот господин королевский дознаватель, конечно, напыщенный индюк, но в своем деле, кажется, понимает. Ему время нужно, а времени у кого-то из нас нет.

Я неосознанно кивнула, теребя кончик косы.

— А с чего вдруг такая заинтересованность школьными делами? Тебя все это как-то мало трогало.

— Я же жить решил, забыла? — Кайден усмехнулся, но усмешка отдавала горчинкой. — И потом все это подбирается слишком близко. Я не хочу, чтобы через неделю ты снова плакала. Или, упаси боги, Нольвенн…

Его голос дрогнул, и осознание того, что моя преждевременная гибель станет ударом не только для подруги, сладкой патокой разлилось на сердце. Пусть я не нужна ему как девушка. Но я и не нужна ему только как целитель. Я просто ему нужна.

— Ладно. Сходим к Старшим.

Лучник тут же встрепенулся и отрезал до крайности сурово:

— Вот еще! Я пойду один!

— Иди, — легко согласилась я. — А дорогу можешь у прабабушки спросить.

И на этот невольно вырвавшийся укол лучник внезапно насупился, как пятилетний мальчишка, и… покраснел!

— Не издевайся. Я же не знал!

— Чего не знал? — простодушно удивилась я. — Того, что она уже аж прабабка?

— Шела!

Я на несколько мгновений даже забыла все свои горести, до того умилительной оказалась реакция Кайдена. Вот вам и суровый лучник, опытный боец, будущая надежа и опора королевства — боевой маг.

— Ладно, — я утешающе похлопала его по плечу. — Даже если спросишь, она тебе все равно не скажет. Да их и не найдешь, если только о встрече договариваться. Я схожу сегодня к ней, попрошу, может, у нее и получится это устроить.

Насупившийся «надежа и опора» старательно пытался вернуть себе грозный вид. Получалось, откровенно говоря, не очень.

— Я с тобой.

— Соскучился?

— Шела!!!

Ну, не удержалась я! А вообще сам виноват. Не был бы он такой милый, не было бы интереса его клевать.

Кайден подышал и, отлично понимая, что мне его вспышки доставляют ехидное удовольствие, с видимым усилием взял себя в руки.

— В Лесу сейчас опасно. Договор рушится, — раздельно произнес мой лучник, как дурочке. А у самого желваки на скулах так и ходили.

— Завтра после занятий сходим, — я перестала испытать его нервы на прочность (и так знаю, что там этой прочности кот наплакал). — Сегодня побуду с Нольвенн.

И добавила в ответ на настороженный взгляд:

— Без магии, честное целительское!

Визит к прабабке вышел коротким. Ну не нравились мне, как многозначительно она косилась в ту сторону, где за березами, остался меня дожидаться Кайден. Так и хотелось кинуть в нее чем-нибудь. По-родственному. Однако к просьбе Лавена отнеслась неожиданно серьезно и даже пообещала все устроить в ближайшее время. И вновь меня кольнуло ощущением, что что-то не так. Что-то знает старая сильфида. Или что-то чувствует. Но что?

Вопрос я даже и не пыталась задать. Если сама не расскажет, допытываться бессмысленно. Поэтому, заручившись обещанием известить нас тут же, как Старшие согласятся на встречу, мы покинули гостеприимную березовую рощу.

Весточка пришла через два дня. Кленовый лист, влетевший в распахнутое окно, сообщил: «Вечером шестого дня, после заката. Место почувствуешь» — и растаял, осыпавшись ломкой трухой.

У меня в тот момент отчего-то екнуло в животе недобрым предчувствием. Я покосилась на темную громаду леса за окном и сглотнула. Зато теперь точно не отделается от меня лучник, придется брать с собой…

Стоило нам ступить под своды Брейдена, как я почти сразу усомнилась в разумности нашей затеи. Лес, когда-то такой привычный, возле школы исхоженный вдоль и поперек, знакомый до малейшего корешка на едва заметной тропинке, словно стал чужим. Темным. Страшным. Магический светлячок над плечом Кайдена вместо того, чтобы рассеивать зыбкие осенние сумерки, кажется, сгущал их еще больше, превращая все, что выходило за круг желтоватого света, в непроглядную темноту. И как-то незаметно дорогу начала показывать я, не столько видя и зная, куда иду, сколько чувствуя. Где-то там нас ждет, чтобы выслушать, один из Старших. Где-то там, где пульсирует, бьется сердце Брейдена. Где-то там…

Кайден, хоть и уступивший мне путь, держался за моим плечом осязаемой тенью. И сейчас я замечала то, на что совершенно не обращала внимания раньше — как сторонится его лесная тьма, смотрящая на нас сотнями невидимых глаз. Брейден знал, кто ходит по его владениям. Нет, пришелец его не пугал и ему не мешал. Скорее лес просто высказывал уважение той силе, которая таилась в глубине серых глаз и не имела ничего общего с простым лучником Кайденом Ивом. И это внушало мне некоторую надежду, что наши слова хотя бы выслушают. А может даже примут к сведению?

К нужному месту мы вышли, когда уже окончательно стемнело, однако Поле Светлячков название свое оправдывало сполна — сотни, тысячи и сотни тысяч золотистых огоньков парили в воздухе. Они собирались в маленькие солнышки, рассыпались искристой пылью в высоком небе, пристраивались на стебли травы, чтобы потом взлететь стайкой растревоженных мушек. Я на несколько мгновений застыла, пораженная красотой места — далеко не каждому школяру доводилось здесь побывать, фейри не особо привечали чужаков так близко к сердцу Брейдена и чаще всего отваживали непрошенных гостей. А когда опомнилась, то поняла, что нас уже ждут.

Их оказалось на удивление много. Трое Старших — покрытые мхом пни с горящими углями глаз, в которых невозможно было различить, к какому именно виду фейри они принадлежат. За спиной одного из них стояла Лавена, настороженно сверкая глазами-лунами. И еще несколько десятков разных лесных жителей, глазеющих на нас кто с любопытством, кто с неприкрытой злостью. От такой встречи мне резко сделалось не по себе.

Кайден, словно ощутив мою неожиданную робость, шагнул вперед, заслонив меня плечом, норовя совсем загородить.

— Приветствую владык Брейдена, — звучно произнес он.

На несколько мгновений над поляной повисла тяжелая тишина.

— Ну… здравствуй… школяр. Молодой да наглый, — проскрипел наконец один из Старших.

Лучник от такого приветствия ощутимо напрягся, и я, опомнившись, шагнула вперед, перехватывая разговор в свои руки.

— Мы благодарим вас за то, что согласились на встречу…

— Прабабку благодари, за то, что ногами топать больно хорошо умеет да головную боль старикам создавать, — продолжил ворчать пень. — А не нас.

Я вдохнула. Выдохнула. Начала еще раз:

— Сила Брейдена велика и мы преклоняемся перед ее могуществом. Между школой и лесом до сих пор царил мир… — в толпе фейри раздалось несколько скептических фырканий, одно из которых исходило от ланнан-ши. Лесовичка таращилась на Кайдена, неприкрыто облизываясь, и соблазнилась уж точно не на его мужскую красоту. — Мы понимаем, что не имеем никакого права просить вас пересмотреть условия Договора, а потому пришли молить о другом. Об отсрочке. В школу прибыл королевский дознаватель, сильный, опытный маг, он наверняка найдет убийцу в самое ближайшее время… но этого времени у кого-то из нас нет. За все годы ее существования школа все же приносила лесу пользу и никогда не нарушала установленных границ, так может быть, мы все же заслужили толику милосердия?..

Я выдохлась, исчерпав запас красноречия, которое в общем-то никогда не было моей сильной стороной. На фейри мой дар не распространялся, то ли потому, что у них не было души, то ли потому, что лечить ее не был никакой необходимости и эти существа всегда пребывали в полной гармонии с собой. Поэтому о настроении, царящем в их нестройных рядах оставалось только гадать.

— Отсрочку, говоришь?.. Ну, будет вам отсрочка.

Я удивленно сморгнула, не поверив ушам. Так просто? Поймала взгляд Лавены. Та мрачно смотрела себе под ноги, сжав губы в тонкую недовольную полоску, чем окончательно выбила меня из колеи. Это же хорошо, разве нет?

— Завтра никто не умрет, — продолжил один из пней. — И через неделю тоже. Договор рушится, девочка, и Брейден теперь может позволить себе ускорить неизбежное. И долгожданное. Он не будет забирать кровь — и Договор без поддержки растает, как утренний туман над Озером Фей. Нам не нужна больше ваша кровь по капельке, мы заберем все.

Я сглотнула. «Хорошо» обернулась негаданным «паршиво». Кайден тоже ошарашенно молчал, окончательно растеряв все слова, которыми хотел уговаривать лесной народ. Да теперь было ясно, что не было смысла и пытаться. Лес уже все решил и решением своим доволен. А что на встречу согласились — когда это фейри упускали возможность подурачить людское племя. Разве не весело обнадежить школяров, заманить их в чащу, а потом сообщить такую весть? Несомненно, крайне весело.

Не дающая мне покоя ланнан-ши так и продолжала скалиться, нервируя до дрожи.

— Идите-ка вы отсюда, детки, — в голосе Старшего слышалась неприкрытая издевка. — Не заблудитесь только.

— Погоди-ка, — другой пень его перебил, качнулся вперед, и вот на траву уже ступил мужчина — золотые кудри, могучий торс… и глаза, излучающие зеленый свет. — Ты иди, — короткий кивок в сторону Кайдена. — А она пусть останется.

У меня дар речи пропал на мгновение, а когда обрелся…

— Иди ты в… пень! — взвилась я, сообразив, на что этот замшелый решил покуситься. Все почтение перед лесными князьями мгновенно куда-то испарилось, оставив кипучую злость.

…А родной мужской голос рядом образно и емко объяснил, чем он там может заняться.

По лесной толпе пробежал гул недовольных голосов, сменяющийся шипением и присвистом. Однако Старший только ухмыльнулся и сделал шаг вперед. Обзор мне тут же загородила широкая спина, обтянутая зеленой курткой.

— Отвяжись. Она тебя не хочет.

Несмотря на заливающую сознание злость — поиздевались, втащили среди ночи, выставили дураками, а теперь еще и в полюбовники набиваются?! — я ощутила, как просыпается в Кайдене древняя сила, грозящая смертью всему живому. И тут же удивилась — как раньше-то не чувствовала?

— Она — женщина, — пень продолжал улыбаться. — Человеческих женщин не спрашивают.

— Да я ж тебя…

Я хотела было сунуться вперед, чтобы этому наглому что-нибудь повыцарапывать, но рука лучника перегородила мне дорогу.

— Она — моя женщина. — Веско припечаталось в воздухе.

Старший замер, будто на стену напоролся. Даже я слегка обалдела.

— Ты заявляешь на нее права? — зелень глаз опасно сощурилась.

— Да.

Пень помедлил, а затем словно нехотя произнес:

— Жизнь и счастье ее для тебя наивысшая ценность?

— Да.

Ох, Кайден. Что ж ты делаешь, не к добру это…

— И готов доказать это каждому, кто усомнится, кровью своей иль чужой?

— Да.

Теперь взгляды всех присутствующих устремились на меня. Я поежилась и отыскала Лавену. На лице прабабки беспокойство смешалось с плохо скрываемым… ликованием?

— Ты, девица, признаешь право этого мужчины называть себя твоим покровителем и защитником? — Вопрос был задан уже другим пнем и здорово поубавил моей злой прыти. Было ощущение, что нас, словно корабль, затягивает в водоворот, путь из которого только один — пучина морская.

— Д-да, — отозвалась я, запнувшись. А выбор-то какой? Судя по всему, мы тут нежданно-негаданно на какой-то обычай лесной напоролись, может, и повезет? Побормочут свои ритуальные фразы и отпустят с миром? Фейри древние обычаи чтут как законы. Вот только фраза про кровь мне не очень нравилась…

Лица собравшихся фейри разом поскучнели. Только Лавена, не в пример им, смотрела на спины Старших с торжеством. Я, так и не поняв, что именно сейчас случилось уже почти уверилась — обошлось. Ну и слава богам! А завтра выпытаю у бабки, что это за ритуал такой…

Идеально прекрасные черты Старшего исказила злобная дикая гримаса и слова шипением сорвались с его языка:

— Тогда докажи свое право!

Разочарованную тишину на поляне сменил многоголосый гомон — возмущенный, ошарашеный насмешливый. Кайден раньше меня понял, что имеет ввиду лесовик, и, скрестив руки на груди, отрезал:

— А и докажу. По человеческому обычаю, коль ты к ней как человек сунулся, — после чего плавным неторопливым движением вытащил свой охотничий нож. У меня екнуло сердце.

Пень брезгливо поморщился, но кивнул. А потом, ощерившись, выдвинул свое условие:

— До смерти.

— Э, нет. — Прежде, чем я успела ужаснуться, Кайден насмешливо покачал головой. — За идиота меня держишь? Простым железом тебя не убить. А буду пытаться убить, у вас тут пол леса сгорит.

— Хорошо, — покладисто кивнул Старший, и веяло от этого согласия недобрым. — Тогда до удара, который станет для человека смертельным.

— Идет, — сказал этот безумец и шагнул вперед.

Я, даже не успев подумать, качнулась было следом (остановить? Заслонить? Схватить и утащить куда подальше?), но тут предплечье стиснули хрупкие пальцы, чувствительно впившись когтями в кожу сквозь ткань платья.

— Не вмешивайся, хуже будет, — прошипела Лавена над ухом, стремительным порывом ветра оказавшись вдруг за моей спиной.

Вырваться из цепких ручек юной старушки мало кому удавалось, поэтому мне оставалось только беспомощно смотреть, как поединщики сближаются.

— Начинайте, — буднично бросил один из Старших, и тягучее напряжение в воздухе сменилось вихрем схватки.

Мне не раз и не два приходилось наблюдать за поединками, сидя на целительской скамье во время занятий боевиков, но никогда еще я не видела, как сражаются на смерть. Два жгучих, противоречивых желания — зажмуриться и не упустить ни единого мгновения — попеременно стучали в висках. Наверное, поэтому происходящее отмечалось урывками.

Вот Кайден отклонился назад, нож впустую свистнул в воздухе. Вот Старший пригнулся, пропуская удар над головой, выбросил руку вперед, жаля, как змея, но лучник на этом месте уже не было…

Новый взмах, кончик ножа мелькнул в волоске от живота, и Кайден покачнулся, отпрыгивая назад. Я ахнула. Не в волоске — порванная рубашка потемнела. Деревянное лезвие выращенного за мгновение до начала боя ножа было острее металла. Лесовик ухмыльнулся, но рана оказалась царапиной — бой продолжился в прежнем ритме.

И в какой-то момент я все-таки зажмурилась. Закрыла глаза, стиснула кулаки и зубы. Нет, я не хочу этого видеть. Кайден умелый воин, но на стороне фейри неутомимость, бессмертие и тысячелетний опыт. Я не хочу этого видеть. Не хочу. Не буду. Отказываюсь. И не заставите. Я не буду смотреть, как он умирает из-за меня. Не бу…

— Шела?..

Я открыла один глаз. Потом второй, сморгнула. Кайден живой и даже практически невредимый, хоть и тяжело дышащий стоял прямо передо мной. Я нервно всхлипнула, и забыв про все на свете, повисла у него на шее.

— Вот и хорошо, вот и славненько, — прабабке на трогательность момента было глубоко начхать, и ее голос за спиной в этот раз прозвучал для меня не хрустальным колокольчиком, а скрипом рассохшейся кровати. — Вы тут тогда развлекайтесь, молодые, а я вас завтра утречком выведу. Ночью за пределы поляны не суйтесь, Ольер обижен крепко, но он у нас отходчивый, завтра уже забудет.

— Молодые?.. — переспросила я, сползая по лучнику вниз на землю.

— Ну не старые же!

— Лавена, ты о чем?

Сильфида посмотрела на меня недоуменно.

— О брачной ночи. Придется здесь, но…

— О чем?! — в один голос взвыли мы с Кайденом.

— Брачная ночь, — повторила прабабка медленно, как для умалишенных. — Брачные клятвы. Сердце леса. Да еще и скрепление пролитой кровью.

У меня пропал дар речи. Сказанное ей в голове не укладывалось.

— Какие клятвы? — чуть ли не взвыла я, запустив пальцы в волосы.

— Хм… а я была уверена, вы знаете, что делаете. Ну да ладно, разберетесь как-нибудь, чай, не маленькие. А у меня времени нет. До утра не высовываться!

Легкий порыв ветерка разметал светлячков в разные стороны, закружил их в небе и унесся в сторону березовой рощи, оставив меня наедине с Кайденом. И нарастающей злостью.

* * *

Уже некоторое (довольно долгое) время я стоял, прислонившись спиной к ближайшему шершавому стволу, и молча наблюдал, как Шела, распугивая светлячков, нарезает круги по поляне. Рыжая коса растрепалась в пушистый лисий хвост, глаза сверкают, грудь яростно вздымается, золотистые огоньки вьются вокруг, тепло подсвечивая светлую кожу. Красиво… даже слишком. Но «слишком» я гнал прочь, благо, было еще чем занять голову.

Шела — моя жена. Моя жена. Моя.

Вступившись за нее перед этим лесным уродом, я тогда еще назвал ее своей. Но в тот момент мы оба понимали, это не по-настоящему, понарошку, обман во имя спасения. И то, какой правдой обернулся этот обман вводило меня сейчас в состояние легкой эйфории. Я смотрел, как Шела мечется, бубнит себе под нос и грозится поубивать все этих злобных мерзких фейри, а думать мог только о том, что она безумно красивая и что она — моя.

Пусть я не мог стать ей настоящим мужем без риска спалить заживо, но где-то в глубине души угнездилось глубокое удовлетворение от произошедшего.

— Шела, — я с улыбкой оборвал на полуслове очередной поток проклятий в адрес «отвратительных гадов ползучих». — Перестань убиваться, ты так без волос скоро останешься.

Целительница машинально вытащила пальцы из рыжей копны, посмотрела на руки, потом вокруг, будто ожидала увидеть висящие на травинках клоки. После чего ожгла меня сердитым взглядом.

— Ты что, не понимаешь?

— Что именно?

— Кайден, обряд фейри — это очень серьезно! Это тебе не руки ленточкой связать, пару слов ляпнуть и отправиться пьянствовать. Клятвы, данные Брейдену, это клятвы, данные самой сути мира, понимаешь? Это либо навсегда, либо последствия будут непоправимые и необратимые.

— Какие последствия? — насторожился я.

— Если б я знала, — Шела снова потянулась к волосам, но тут же отдернула руку и насупилась. — Спрошу потом у бабки, или в библиотеке можно будет поискать… но ты понимаешь?

— Понимаю, — я кивнул. — Но я бы на твоем месте так не расстраивался. О «навсегда» речи точно не идет.

— Ты о чем? — девушка вытянулась, как встревоженный кролик.

— Ну, маленькая, мне ж все равно недолго осталось, — губы сами расплылись в горькой ухмылке.

— Я тебя сейчас стукну, — крайне серьезно сообщила Шела, после чего приблизилась чуть ли не вплотную и, заглянув в глаза, твердо добавила. — Такими вещами не шутят.

— А кто тут шутит?

В следующее мгновение острый кулачок отчаянно ткнул меня в живот. Я сдавленно охнул и едва не согнулся пополам. Нет, силы в тонких руках целительницы не прибавилось магическим образом, просто в суматохе всего происходящего мы оба забыли, что фейри меня все же пару раз поцарапал.

— Снимай рубашку!

— Зачем?

— Супружеский долг с тебя буду требовать, зачем! — Целительница всплеснула руками и тут же продолжила бормотать, не дав мне вставить и слова. — Что за глупые вопросы? Ты как в первый раз, право слово. Где еще он тебя задел?

Я уже давно подчинился, и ее пальчики уже касались кожи, целительное тепло наполняло кровь, и царапина затягивалась на глазах, а Шела все продолжала что-то бубнить себе под нос. Бедная маленькая девочка, растерянная и испуганная…

…и надо было видеть ее в тот момент, когда фейри попытался заявить свои права. Волосы дыбом, глаза отсвечивают желтым. Кровь леса, несчастная восьмеринка, в сердце Брейдена пробудилась, вскипела, превращая мою целительницу в неземной красоты создание.

Хотя такую, как сейчас, земную и теплую, я любил ее гораздо больше.

Ужасно хотелось уткнуться носом в пушистую макушку Шелы, маячащую под моим подбородком, сгрести ее, бормочущую, в объятия и прервать эти бормотания старым-добрым способом. Тварь в голове одобрительно заворочалась в ответ на эти мысли, расправила плечи, потянулась огненными лапами к моему сознанию. Потребовалось недюжинное усилие воли, чтобы отогнать и ее, и привлекшие ее мысли. И когда я открыл глаза, Шела уже и сама замолчала.

Она сидела рядом, положив руки на колени, и смотрела на меня с тоской и сочувствием.

— Я почуяла его, — медленно проговорила она. — Не знаю, почему. Но почуяла. Так страшно. Как ты с ним справляешься?

— С трудом, — лаконично отозвался я. Меньше всего в мою первую и — вот уж наверняка! — последнюю брачную ночь мне хотелось тратить время на эту тварь. — Фейри чуют демона, а ты сегодня, здесь, чуть больше фейри, чем обычно.

— Чуть меньше человек, — поправила Шела.

Я пожал плечами — как по мне, так без разницы. Посмотрел на небо, черное, без намека на скорый рассвет. Целительница зябко поежилась.

— Иди сюда, — позвал я с мягкой улыбкой.

Поколебавшись долю мгновения, Шела юркой мышкой нырнула мне под руку. Я накинул ей на плечи свою куртку и обнял поверх, согревая, оберегая…

— Кайден? — тихо прозвучало снизу.

— М? — отозвался я, поудобнее устраивая голову на жесткой коре.

— Все будет хорошо. Мы от него избавимся.

— Конечно, будет, Шела. Конечно, будет…

На краткое мгновение я даже и сам как будто в это поверил.

Глава 10

Назад мы выдвинулись, лишь только рассвет лизнул небо первыми розовыми лучами, обещая солнечный, но ветреный день. Обратный путь дался куда легче — ветви больше не цепляли за одежду и за волосы, корни не спешили поставить подножку. Лесная тропка сама ложилась под ноги, гладкая, ровная. Прямая.

День еще не успел стряхнуть с себя остатки ночной серости, а мы уже увидели сквозь поредевшую опушку школьный забор и дорожку, ведущую вдоль него к воротам.

Выходит, мне все же не померещилось — фейри, спеша «порадовать» обитателей школы своим решением, спрямили-таки нам путь.

Что ж, и к лучшему, пожалуй. Перед Кайденом, нежданно-негаданно угодившим в мужья, разом и не по своему желанию лишившимся холостяцкой воли, мне было стыдно. Я все порывалась ему сказать что-то, но решимость оставляла меня, стоило лишь взглянуть в серые, с затаенной смешинкой, глаза.

Смешно ему, видишь ли… А что смешного? Обряд, в который мы по незнанию, по невезению, угодили, не шутейный вовсе. За ночь я разворошила схороненные в голове воспоминания — и по всему выходило, что не только перед Лесом мы теперь повязаны, но и в людских глазах муж и жена. Давно, еще до моего рождения, девушки и парни, из тех, кому родители в благословении отказали, сбегали вместе в лес, и там, под зеленой сенью его, соединяли свои судьбы. И отмахнуться от этого так просто не выйдет.

Делать что-то надо! А не смешинки в зрачках баюкать…

А еще, если честно признаться — ну, хоть самой себе — было мне радостно. Пусть и не желал Кайден такого брака — а не отрекся, не выдал лесному князю, пню замшелому, пусть бы его до скончания Брейдена короеды ели! Не отступился, и без колебаний разменял свою молодецкую удалую свободу на мою безопасность.

И пусть, пусть любовь моя осталась без ответа — мне все равно есть чем гордиться. Не подлецу и не трусу я сердце отдала. И выбора своего стыдиться не стану — нечего мне стыдиться!

Словом, долгую дорогу рядом с Кайденом я бы не вынесла, очень уж противоречивые чувства меня разбирали. А сейчас мы с ним заглянем каждый к своему куратору, передадим лесное послание и разбежимся по своим делам, по своим друзьям. А там, глядишь, до вечера и не встретимся, и у меня будет еще чуток времени, чтобы разобраться в себе, разложить по отдельным корзинкам спутанные клубки из обязательств, желаний и пустых переживаний.

Замысел мой был хорош, вот только сбыться ему оказалось не суждено — я еще не успела прийти в себя от яростной отповеди наставницы Мадален, поведавшей мне о моей вопиющей безответственности и безрассудстве, как дверь в ее комнату стукнула о стену, и в наставник Одран за ухо завел в нее Кайдена.

— Вот, Мале, второй герой тоже нашелся, — с этими словами злосчастная дверь снова оглушительно хлопнула, но в этот раз о дверную лудку.

Я до того стояла пунцовая и мечтала раствориться в мире и подняться к кроне вечного древа прямо сейчас, лишь бы не слышать хлестких слов наставницы, обрушившихся на мою голову. А теперь мне стало еще и страшно — Кайден не я, он стыдиться и терпеть не станет, как бы не сорвался от злости! Бросила быстрый взгляд в его сторону, и чуть успокоилась — как ни странно, на лице лучника были написаны не злость с бешенством, а некоторая даже задумчивость.

Только бы он не вспылил от этой задумчивости! А то ведь этот может. И вовсе даже не в переносном смысле…

— Я вижу, тебе уже все рассказали, — глубокий, низкий голос наставника боевиков ножом вспорол мои страхи.

Целительница по-кошачьи дернула плечом:

— Нет еще… — и на вопросительный взгляд Одрана неохотно пояснила: — Мы еще не успели перейти к этому вопросу.

— Ну, выкладывай. — Боевик пихнул в спину своего подопечного.

Ну, хоть ухо отпустил — и то радость! Кайден на Одрана хоть и не злился, по-видимому, признавая за ним право на эдакие вольности, но одни боги ведают, на какой срок его смирения и разумности хватило бы.

— Старейшие фейри передали школе, что Брейден больше не будет брать кровь на поддержание Договора, а дождется, пока обрушится последняя Печать, и тогда возьмет все! — бодро, по-военному коротко отрапортовал Кайден, и я только кивнула. Лично мне ни прибавить, ни убавить было нечего, а всякие деликатные подробности, вроде случайного брачного обряда, я бы и под пытками сообщать не стала.

Кайден, как видно, тоже не горел — хехе! — желанием выносить эту новость на людской суд. То ли стыдился, что его, как зеленого юнца, окрутили силком, то ли, как и я, попросту считал это только нашим с ним делом.

Наставница Мадален, и без того выглядевшая усталой, будто не спала всю эту ночь, от наших новостей и вовсе спала с лица. Она уже собралась что-то спросить, но Одран ее остановил:

— Пойдем-ка к Паскветэну. И господина дознавателя хорошо бы пригласить — все равно пересказывать придется.

Наставница согласно кивнула, и Одран снова протянул руку прихватить Кайдена за ухо, но, когда тот с настороженным выражением отступил к стене, махнул рукой. Когда оба боевика покинули комнаты старшей целительницы, я облегченно выдохнула — слава богам, мирно все! Она же сама подхватила с постели теплую шаль, накинула на плечи и подтолкнула меня — чего, мол, замерла? Шагай!

Я послушно шагнула.

Путь до покоев директора был недолог, и я, следуя за наставниками, успела лишь спросить у Кайдена:

— Чего они?

— Перепугались. С Брейденом такие сложности, а тут недостача учеников. Весь замок обыскали и гадали, живых ищут, или трупы. В Лес дознаватель никого не выпустил, и директор его решение подтвердил.

Я понятливо кивнула щекочущему ухо шепоту и остановилась перед директорской дверью.

Выходит, пока наставница Мадален орала на меня, отводя душу и обвиняя во всем на свете, включая смену королевской династии в прошлом веке, мужчины успели все то же самое, и еще сведениями обменяться.

Я вздохнула — что ни говори, показательно!

Разговор с господином Гелесом и директором Паскветэном вышел долгий, и как-то само собой получилось, что мы опять ни словом не помянули связавший нас с Кайденом лесной обряд. Не то чтобы врали — попробуй-ка, недоучка, соври магам такого опыта! — скорее, просто, обтекали иные моменты еще до того, как о них спрашивали.

Да и отвечал на вопросы по большей части один Кайден, ко мне же наставники и дознаватель обращались, лишь когда хотели что-то уточнить. Я вовсе и не стремилась вылезть вперед со своим ценным мнением, сидела в уголке и тихо завидовала — так ловко увиливать и обходить скользкие места я научусь еще не скоро.

Не удивительно, что мне так и не удалось припереть Кайдена к стенке, пока он сам не захотел в руки даться!

Но ничто не длится вечно — закончилась и наша пытка допросом. Господин Гелес вежливо сообщил директору, что у него вопросов больше нет, и директор отпустил нас из кабинета мановением сухонькой руки.

Но прежде, чем тяжелая дубовая дверь успела выпустить нас на свободу из пыточных застенков, голос наставницы Мадален пресек попытку бегства:

— Стоять! Куда это вы так быстро?

Мы оба замерли, и наставница продолжила с явным удовольствием в голосе:

— Мы же еще самое главное не обсудили — ваше наказание! Итак, куда бы вас направить?..

Кайден, который куратора целителей знал куда хуже меня, характерной задумчивой мечтательностью в ее голосе не проникся и бестрепетно встрял в раздумья:

— Наставница Мадален, Шеле сейчас нельзя давать большие нагрузки. У нее и так начальные стадии магического истощения, — он выдал это так уверенно и твердо, что я чуть в голос не застонала.

Ну, дура-а-ак! Ну, кто? Кто указывает и без того разозленной наставнице?

Все.

Нам конец.

Нас продадут в рабство.

— Вот и отлично. — Ласковый голос целительницы подтвердил самые страшные из моих опасений. — Отправляйтесь чистить алхимические котлы. Там как раз никакой магии применять ни в коем случае нельзя!

Мое сердце оборвалось и покатилось вниз, через этажные перекрытия, прямиком в подвалы.

Алхимические котлы!

Уж лучше в рабство!

— Могло быть и хуже, — посмеиваясь, утешал меня Кайден получасом позже, когда мы, переодевшись, натирали светлым речным песком один на двоих здоровенный медный котел.

— Не могло! — непримиримо огрызнулась я, не желая поддаваться подкупающим интонациям в голосе лучника и мириться с ним после короткой, но бурной ссоры, посвященной его скудоумию.

От пинка боевик увернулся, подзатыльник себе отвесить не дал, перехватив руку еще на подходе, а на мои гневные речи отреагировал со снисходительным добродушием, которого я прежде за Кайденом не замечала. Из всего арсенала мне оставалось только обиженное молчание, но и оно постепенно сдавало позиции.

— Могло, — настойчиво повторил он. — Например, нас могли послать чистить котлы к демонологам.

— Не могли, — со знанием дела парировала я, сердито оттирая остатки приставшего к стенкам котла зелья. — Во-первых, демонологи сами за собой инвентарь отчищают, в воспитательных целях, во-вторых, у них таких здоровенных котлов на факультете нет!

Это я могла утверждать точно — за пять с лишним лет обучения в школе я успела ознакомиться со всеми видами назначаемых наставниками отработок. Опыт!

Алхимики давно и прочно обжились под землей, оттяпав себе под учебные лаборатории большую часть подвальных помещений школы. Демонологи и травники, может, тоже были бы не прочь обосноваться поближе к кладовым, но безнадежно проиграли в этом сражении. Правда, ходили слухи, что под основными подвалами школы есть еще дополнительный уровень, где прячутся от загребущих рук недоучек самые бесценные ингредиенты и разделываются на декокты школяры, провалившие сессию, но я, к примеру, там не бывала, и даже намека на эти тайные подвалы нигде не видела, а проваливать сессию ради того, чтобы установить истину категорически не желала.

Кайден, прислушивавшийся к моему бурчанию хорошо, если в треть уха, принес ведро воды из огромной бочки в дальнем углу, шуганул меня из котла и щедро плеснул чистой водой. После чего он придирчиво оглядел нашу совместную работу и еще раз шуганул меня, теперь уже не давая помочь ему перевернуть огромный медный чан кверху дном. Сам ухватился за округлый край, потянул на себя и аккуратно опустил на каменный пол, оставив стекать, и мы перешли к следующему гиганту.

Сегодня кроме нас в сырые подвалы наставники загнали с пол дюжины школяров разных факультетов. То ли день выдался урожайный на ослушников, то ли нам с Кайденом и в самом деле не стоило бесить их своим исчезновением в такое неподходящее время.

Школяр по соседству, Айк, из теоретиков-пятикурсников, тоже закончил со своим котлом, и присоединился к нам с Кайденом — тем более, что его напарница, светловолосая Танен, целительница на год старше меня, ушла в другую сторону. Шоркать щетками под незатейливую беседу все же гораздо интереснее, чем в полном молчании, а Айк, кажется, молчать не умел вовсе. Он трещал за троих, не обращая внимания ни на мое сердитое фырканье, ни на сдержанную молчаливость Кайдена.

— Ну вы, ребята, отмочили шутку! И чего вас на ночь в Брейден понесло? — изумлялся теоретик. Я юркнула внутрь котла, спасаясь от ответа, и Айку пришлось довольствоваться Кайденовым «Надо было!».

— Сам-то за что влип? — Мое любопытство высунуло нос из котла.

— А, — рассмеялся теоретик, — Не повезло просто! На занятиях по практической магии отвлекся, заклятие упустил, а оно в шкаф с ингредиентами врезалось. А там толченый препарат чихун-травы стоял. Зачарованный. От души, на совесть!

Он виновато и обаятельно улыбнулся, не обижаясь на бессовестный хохот Кайдена, и продолжил:

— В общем, сорвал занятие, и наставник сослал на самые черные работы. — Айк покаянно опустил голову, и тут смазал весь эффект, радостно прибавив: — Но не сразу!

Мы с Кайденом понимающе переглянулись — так-таки и случайно то заклятие так удачно сорвалось!

— А вот Танен драку устроила! — теоретик, заметив наши смешливые переглядки, поспешил выгодно оттенить свои скромные заслуги чужими превосходящими.

Я, только нырнув в котел, снова выглянула из него, смерив болтуна неверящим взглядом. Это чтобы холодная отстраненная Танен? Драку?

— Ну-ну! Ты ври-то, но не завирайся! — И с этими словами я вновь скрылась в недрах медного чудовища.

— Да ладно, не веришь — у наставницы своей спроси. — Айк, присев на корточки перед горловиной, принялся натирать ее щеткой в песке, заодно не теряя из виду более увлеченного собеседника. А я подумала, что прямо сейчас, пожалуй, поостерегусь приставать к куратору с глупыми вопросами. Да и к чему? У меня Нольвенн есть!

Кайден, как раз принесший еще одно ведро воды из бочки, щедро плеснул из него на отдраенный до веселого блеска бок — и Айк с возмущенным воплем отскочил в сторону, спасаясь от мутного потока. Оставил горловину в покое, и принялся яростно тереть округлую боковину там, где это еще было нужно.

— Танен свою подругу застукала, когда она с ее парнем обжималась, ну и… вышло, что вышло. Разнимали всем этажом, она той подружке чуть глаза не выцарапала и половину волос повыдирала, а парню своему обещала руки отсушить вместе с мужской силой! Гвалт стоял до небес, куча народу эти слова слышала, он перепугался до икоты — Танен целительница сильная, хотя, конечно, и не такая, как Шела!

Он постучал по котлу сверху, заглянул внутрь, блестя любопытными глазами:

— Шела, а что бы ты сделала, если бы тебе сердечный друг изменил?

— Ничего, — гулко буркнул кто-то из котла моим голосом. — Просто однажды его труп нашли бы распухшим и с посиневшим языком!

Айк хохотнул. А Кайден продолжил натирать котел, будто его это не касалось. Впрочем, его это и не касалось.

— Завтра вечером попробуем провести лечебный сеанс, — сказала я своему лучнику, когда котлы (а вместе с ними и выходной) закончились, и мы отмывались от копоти и сажи возле той самой бочки с водой в дальнем углу подвала, — А сегодня у меня еще дело будет, может понадобиться твоя поддержка. Поможешь?

Кайден согласно мотнул белесой макушкой, даже не спросив, что за помощь. Ведро с заботливо согретой водой в руках огневика неодобрительно дрогнуло.

— Шела, истощение это не шутка, и…

Я стряхнула с рук капли воды, вытерла их полотенцем.

— Кайден, ты помнишь, почему школу магов устроили именно возле Брейдена?

— Потому что Лес — один большой магический источник? — неуверенно предположил он, чувствуя в моем вопросе подвох.

— Именно! — обрадовалась я крепкой памяти подопечного. — А где мы сегодняшнюю ночь провели, не подскажешь?

Он кивнул, и я подтвердила:

— В сердце Брейдена. В сердце огромного магического источника. Мой резерв полон до краев. Нет у меня никакого истощения, понял?

— Но наставница…

— А она не проверяла. — Я подхватила Кайдена под руку и повела из подвалов. — Приняла твои слова на веру.

— А ты почему не сказала?

Я растерялась — а, действительно, почему я не сказала? Потому что побоялась выдать, где мы были той ночью? Потому что не захотела злить и без того разгневанную целительницу?

…или потому, что не годится жене лезть поперек мужа на людях?

— Не сказала и не сказала, — окрысилась я. — Тебе же лучше, дурнем не выставился!

Вырвала у него руку и, фыркнув, унеслась вперед по лестнице.

Я, может, переживала, что если силы потратить на отработку, то обряд придется на попозже отложить. Я затягивать не хотела.

Вот!

— Шела, — окликнул меня в спину Кайден, — что там за дело у тебя было? Какая помощь тебе нужна?

Я остановилась, досадливо поморщившись. Надо же, так разозлилась с его глупостями, что забыла, о чем просить хотела. Кайден догнал меня, пошел рядом, добродушно поглядывая с высоты своего роста.

Странный он какой-то в сегодня, всем доволен, из себя не выходит… На хмельное не похоже, вроде. Может, он еще какие настоечки пьет, помимо моих назначений?

Узнаю, кто из девчонок ему это дал — убью на месте.

Мысли эти проскочили стремительными стрижами и вернулись к беседе с моим непутевым подопечным, которого я и в мыслях не решалась звать мужем.

— Я хочу сходить к Лавене, расспросить ее, что за обряд над нами провели.

— Да уж понятно, что за обряд, — хмыкнул Кайден.

Я бросила на него строгий взгляд, и он послушно замолчал.

— Так вот, — с нажимом повторила я, — хочу узнать, что за обряд над нами провели, и как его можно расторгнуть.

На боевика при этих словах я старательно не смотрела — упаси Бригита, еще прочтет по моему лицу, как мне не хочется его расторгать, стыда не оберешься.

— Понятно, — откликнулся тот, от кого я так мучительно прятала свои мысли. — Хорошо, я с тобой

— Нет. — Я замотала головой и даже остановилась — Ты меня прикроешь!

— Само собой, — рассудительно кивнуло мое горюшко. — Пойду с тобой и прикрою!

— От преподавателей прикроешь, бал… эээ… — я вспылила и тут же сжалась под яростным взглядом Кайдена.

— Так. Одна. Ты. В Лес. Не пойдешь!

Ну вот, а я еще переживала, что какой-то он слишком спокойный! Вот, теперь все как было — черпайте полной ложкой!

— В Бездну обряд, ты остаешься в школе!

— Ладно. — Я устало вздохнула. — Пойдем длинным путем.

На этих словах я крутнулась на пятках, протиснулась мимо рассерженного, как сотня шмелей, боевика, и с независимым видом направилась вниз по лестнице. В сторону, противоположную от моей комнаты.

— Шела, ты куда собралась? — рыкнул сзади лучник. — Стой! Стой, я кому сказал!

В два шага нагнал меня и остановил, ухватив за предплечье.

— Ну, чего тебе? — я смерила его надменно-недовольным взглядом, хотя нешуточная тревога в светлых глазах, прикрывающаяся гневом, мне польстила.

— Куда ты собралась?!

— В библиотеку! И отпусти мою руку, ты мне сейчас синяков наставишь. Или ожогов…

Кайден отдернул ладонь так, будто сам ожегся, и мне стало немножко стыдно. Капельку. В конце концов, он мне не муж, чтобы указывать… хоть и муж!

…ох, Бригита, так и свихнуться недолго.

— Пойдем со мной, — куда миролюбивее вздохнула я. — Поможешь искать.

Лучник только кивнул.

Поиск на деле занял не так уж и много времени. Уже спустя полчаса мы столкнулись лбами над мелко исписанной страницей тяжелого тома «Ритуалы и обряды дивных народов».

«…обряд брачный скрепляет не сердца, не тела, но судьбы, чтобы рядом по жизни сподручнее шлось, чтобы беда разделялась, счастье множилось», — невольно шевеля губами, прочитала я, ведя пальцем по строчкам. — «Не по нраву дивному народу стены да преграды. Не по нраву вечноживущим пожизненные цепи. А потому разорвать данную клятву так же легко, как и дать. Достаточно трижды отказаться от принятого обета, глядя друг другу в глаза, на том же месте, на котором он был дан. И плата за такой отказ малая — не пересекутся больше линии этих двух судеб, не быть им больше вместе никогда».

Мне очень захотелось то ли выругаться, то ли уронить голову на тяжелую столешницу со стоном «за что-о-о-о?». Ладно, пусть ему милее лесные вертихвостки с острыми коготками. Пусть. Но собственноручно закопать в землю малейший шанс, что он обратит на меня внимание? Я протестую! Я не согласна! Шиш ему, а не развод на таких условиях!

А теперь вопрос: как объяснить Кайдену мое внезапное нежелание разрывать этот брак и не выставить себя при этом безнадежно влюбленной дурочкой?

Я покосилась на Кайдена, который, кажется, еще только дочитывал абзац, сосредоточенно сдвинув брови. Суровый такой, серьезный. Мой. Не отдам. Сейчас ка-ак придумаю, по какой веской причине я не согласна и категорически откажусь!

В судорожном поиске этой самой причины, взгляд снова скользнул по тексту и зацепился за предпоследнюю строчку. «На том же месте, на котором был дан». Точно! Решено, я не хочу в лес (только что хотела? Так ты меня вразумил — осознала, прочувствовала, одумалась). Там страшно. И пни всякие любвеобильные. Он вот со мной разведется, и они как набегут, как начнут… любить. Вот поуспокоится все, найдут убийцу, утихнут лесные волнения, тогда посмотрим.

И только я открыла рот, чтобы все это озвучить, как Кайден поднял на меня глаза:

— Шела… а оно нам точно надо? Может, ну его?

Я закрыла рот и недоуменно хлопнула ресницами.

— Ну поженились, ну с кем не бывает.

Лучник так философски пожал плечами, что можно было увериться, что дело и впрямь самое обычное — да каждый второй по ошибке в лесу свадьбу играет.

— Да и вообще. Я все равно долго не прожи… не дерись! — занесенная для традиционного тычка рука была мастерски перехвачена. — …ву! Ну и ты как честная вдова унаследуешь мое имущество. Там не то, чтобы много, но что-то да есть, пусть тебе останется.

От такого трогательного заявления я растерялась и даже передумала его за упаднические настроения ругать, а возражений не нашлось даже для видимости. И впервые в глубине темно-серых в библиотечных сумерках глаз примерещилось что-то…

Что-то.

Внятно ощущение оформиться не успело. Не услышав слов протеста, лучник отвернулся, шумно захлопнул книгу и понес ее обратно на полку. Из библиотеки мы вышли молча, молча прошли по коридору в направлении жилых комнат. Кайден кивнул на прощание, поворачивая в сторону мужского крыла, но тут я придержала его за рукав:

— Завтра после занятий будь у себя, — напомнила я. — И не вздумай сбежать!

Лучник улыбнулся едва заметно и исчез в темном провале двери.

А я отправилась туда, где меня ждала огуречная маска, теплая кровать и Нольвенн, которая еще ничего не знает. Возможно, дивной прекрасности новость о моем стремительном бракосочетании поможет ей отвлечься?

На следующий день спустя час после занятий я стучала в дверь Кайденовой комнаты, держа подмышкой сверток со всем необходимым. Дверь несколько мгновений испытывала мое терпение, но открылась все же прежде, чем я успела постучать второй раз и разозлиться. Судя по выражению лица Кайдена, он только сейчас до конца осознал, на что подписался и искренне сомневался, не будет ли разумнее слинять через окно. Я бесцеремонно протиснулась мимо него внутрь, не дожидаясь приглашения. А что? Не только всяким лучникам ко мне вламываться без спросу!

Я закрыла распахнутое окно, разложила на столе свои припасы. Кайден наблюдал за моими приготовлениями все так же молча. Широкие плечи сковало напряжение, в прищуре глаз поблескивала сталь.

— Это точно для тебя не опасно? — вдруг поинтересовался он.

— Ну, директор же попросил меня провести этот ритуал над наставником Одраном. Вряд ли он жаждет моей гибели, — увильнула я, упершись взглядом в ступку с листьями непенфа. — Я знаю, что я делаю. Все будет хорошо! После ритуала я разве что захочу немножко поспать, не пугайся.

— Ладно, — недовольно буркнул лучник, не углядев в моих словах лжи.

Крохотной искры, которую способен высечь мой целительский дар хватило для того, чтобы поджечь травы. В ноздри вновь просочился уже знакомый, навевающий дрему аромат. Я сама накинула Кайдену на шею шнурок с болтающимся на нем сон-камнем.

— Ложись поудобнее, — велела я и, подумав, добавила. — И потеснее. Мне рядом надо будет лечь.

Школярские койки это вам не наставнические, тут не развалишься…

— Закрой глаза. Глубокий вдох. Выдох… Вдо-ох… Вы-ыдох…

Дождавшись, пока лучник провалится в зачарованный сон, я села рядом и задержалась на мгновение, прежде чем приступить к работе. Рука сама собой протянулась, взъерошила светлые, порядком отросшие волосы, провела по щеке. И, вздохнув по желанному да несбыточному, я прикорнула к нему на плечо, прижавшись к боку, переплела пальцы с безвольно лежащей ладонью. Глубоко вдохнула и нырнула в темную чужую глубину.

На этот раз мне нужна была не память. Мне нужны были чувства, переживания, сокровенные желания, тайны подсознания — то, за что цеплялся демон, то, где он сейчас жил.

Если быть честной с самой собой, мне было страшно. Очень. Не давала покоя паническая мысль: вот проникну я, а он тут как тут. Всепоглощающее пламя сметет нерадивую целительницу и не заметит. И все — прощай, Шела, прощай, Кайден.

Но обошлось. Демон хоть и был прекрасно осведомлен о моем визите — вряд ли Кайдену удавалось от него хоть что-то скрыть — встречать гостью не торопился.

Я опасливо огляделась. Как и с наставником Одраном, я оказалась в комнате, в которой мы уснули, но на этот раз она была какая-то… нереальная, как картонная декорация бродячего театра. Просто образ — подсказало чутье дара — помощь в переходе из мира вещей в мир чувств.

И что дальше? Куда дальше?

В поисках подсказки я обернулась на кровать, где должен был лежать Кайден, и… в следующее мгновение меня смело таким шквалом эмоций, что перехватило дух, закружилась голова, и я чуть не сползла на пол, схватившись одновременно за нее и за бешено бьющееся сердце.

Жажда. Желание. Дикое, неутоленное, тоскливое, как волчий вой в холодную зиму. Жаркое, мужское… так себя чувствует пес на цепи, чьей длины не хватает, чтобы дотянуться до плошки с едой, отставленной озорными мальчишками. Голодный, которого манят куском, и отступают всякий раз, стоит ему шагнуть вперед.

Щеки вспыхнули, губы пересохли. Моего подопечного на кровати не было. На кровати, подоткнув ладонь под щеку, лежала я. Такая хрупкая, беззащитная и красивая, какой в реальности мне никогда не быть.

И чем дольше я на себя смотрела, тем больше самое первое яркое чувство расслаивалось, множилось, переливалось оттенками. Жгучая страсть, теплая нежность, солнечное умиление… любовь.

Ну… Кайден! Ну ты… Кайден!!!

Прибью! Как есть прибью! За все свои многонедельные страдания. Зацелую сначала идиота, а потом — прибью. А вообще нет, сначала прибью демона, а потом Кайдена, а то этот еще не дай бог доберется до лучника раньше меня. А я жажду мести!

Додумался же, гер-рой…

Я решительно отвернулась от кровати и шагнула к двери, ведомая то ли чутьем дара, то ли просто необходимостью куда-то двинуться, чтобы отвлечься от внезапного открытия. К этому я была не готова. Об этом думать сейчас нельзя. У меня другая цель, куда важнее. Соберись, Шела, действуй. А то некому будет мозги на место ставить.

За дверью комнаты оказался школьный-нешкольный коридор. Реальность словно плыла, застывая во что-то оформившееся только когда я останавливала на ней взгляд, а периферийное зрение улавливало лишь движущийся серый туман.

Плана действий у меня как такового не было. Сложно его составить, когда не знаешь толком, с чем имеешь дело. Я перерыла всю библиотеку, но не нашла ни одного упоминания о том, что с демоном пытались разделаться «изнутри». Все-таки не зря директор Паскветэн считается одним из умнейших людей королевства. Вот только выполнять его гениальную задумку мне, и школярке, привыкшей действовать по конспектам, отчаянно не хватало теоретической базы.

Впрочем, один продуманный момент все же был. Раз демон с распростертыми объятиями меня не встретил, значит, надо его найти. И соображения на этот счет имелись — путь мой лежал в кошмары…

…почему никто не развесил здесь указателей?

Я подошла к окну, высунулась и поняла, что они мне не понадобятся. Прямо напротив школы возвышалась пылающая громада замка. Я никогда раньше его не видела, но узнала безошибочно, и так же безошибочно поняла — мне нужно туда. В Зубастый замок.

Стоило об этом подумать, как мир вокруг смазался, как обочина под копытами несущейся во весь опор лошади, и я оказалась прямо перед тяжелыми распахнутыми настежь воротами.

Сделать еще шаг вперед оказалось непросто. Потрясение от внезапно открывшихся мне чувств, злость на их носителя окончательно отступили, по ошибке прихватив с собой решимость и оставив мне в компанию только неуверенность и страх. Кто я такая? Что я могу? Как я справлюсь с тем, кто сильнейших магов один на один сотрет в порошок и не заметит?..

Директор не жаждет моей смерти, напомнила я сама себе высказанный Кайдену аргумент. Раз он дал мне это задание, значит, я могу с ним справится. В конце концов, демоны тоже живые существа и им не чужды какие-то чувства. А может, он захочет поговорить?..

Эй! Как я оказалась в этом зале?!

Паника захлестнула горло тугой петлей, и только сейчас замеченный шепот в голове откатился морской волной, продолжая звучать где-то на задворках раздражающим шумом, рассеивающим внимание и вносящим сумятицу — чьи это мысли, мои или нет. Тут же вспомнились слова Кайдена о том, как именно демон подбирался к его сознанию. Глупая, глупая целительница! О чужих мозгах переживает, а своими не пользуется!

Тут густые тени на другом конце зала шевельнулись, и первым, что я увидела, были глаза. Два пламенеющих провала, ведущих в саму Бездну.

Я смотрела в эти глаза и чувствовала себя песчинкой на морском дне, иголкой в густом лесном ковре, пылинкой на дороге — маленькой, ничтожной, не имеющей никакого значения.

Демон вышел на свет, расправил антрацитовые плечи с тонкими огненными прожилками, повел рогатой башкой.

— Ну здравствуй, помощница, — прошелестел в голове чужой, пробирающий до костей голос.

Помощница? Какая я ему помощница? Мысль эта метнулась туда-обратно и завяла, а я все так же продолжала молча стоять, словно приросла к полу.

Демон двинулся в сторону, по кругу, и я только сейчас обратила внимание на то, где собственно нахожусь. К горлу подкатила тошнота. Четкие линии октограммы на полу, «украшенные» частями человеческих тел, пятна крови там и здесь, создающие ужасающий и одновременно магически завораживающий рисунок. Черный алтарь в центре, а на нем — крохотное белое тельце…

Я отвела взгляд и снова подняла глаза на темную тварь, медленно движущуюся в мою сторону, но отчего-то не торопящуюся — и слава Бригите! — растереть меня в порошок.

— Зачем пришла? Убить меня? Изгнать?

Более издевательский тон мне, наверное, слышать не доводилось.

— Уходи. Ты мне полезнее живой пока. Дышащей. Ему нравится, как вздымается эта грудь под тканью платья. Как раскрываются эти губы, жадно ловя воздух. Как бьется жизнь в тонкой жилке на белой шее… так нравится, что он теряет голову. Я вижу, ты тоже хочешь им овладеть. Так чего ждать? Помани — и он будет твоим. Ненадолго, правда. Но вы все и так подёнки на страницах истории. Люди… одним, двумя, сотнями тысяч меньше — мир и не заметит.

Что я могла ему ответить? И надо ли было отвечать? Я была разбита, раздавлена, оглушена. Боги, какая идиотка! Куда ты сунулась, с кем ты связалась? Что ты, целительница недоученная, можешь сделать с этим монстром?

Но ведь он сам сказал, что я его помощница и нужна ему живой. Значит, не тронет?

В одном он прав, надо убираться отсюда. Будем считать эту вылазку разведкой. Кое-что мне узнать все же удалось, а вот подумать, как это знание применить лучше в спокойной обстановке, а не в чужой голове в компании жуткой твари.

И, повернувшись к нему спиной, я направилась к выходу, стараясь не слишком шататься на подкашивающихся ногах. Очень хотелось захлопнуть за собой тяжелую каменную дверь, исписанную ритуальными знаками, чтобы отгородиться от сверлящего спину взгляда, но вряд ли демон такой жест оценил бы. И я понуро двинулась по коридору. Ощущалось важным сначала выйти из замка и только потом вернуться в свое тело, возможно, потому, что это место Кайдену до конца не принадлежало.

Мне оставалось пройти один коридор, как вдруг каменные стены охватило пламя. Оно дыхнуло жаром в лицо, потянуло ко мне жадные языки. Мгновенно раскалившийся пол ожег пятки, в ноздри ударил душащий запах дыма. Я бросилась к выходу со всех ног, и мой полный ужаса крик смешался с издевательским гоготом в голове…

Воздух врывался в пересохшее горло судорожными толчками, а вырывался хрипами. Ощущение жара, запах дыма и раскаленного камня все еще путался в дыхании, в ушах стоял звук собственного визга.

В горле першило, и воды хотелось почти так же сильно, как воздуха. Вот только воздух — вот он, дыши себе в свое удовольствие, а за водой встать не было сил. Руки и ноги ощущались кисельным дрожанием, в голове плыло, и от запаха дыма (пусть не настоящего, но такого ощутимого) мутило. От обиды и несправедливости я тихонько заскулила, на глаза навернулись слезы.

— Тшшш, тихо, тихо, маленькая! — ласковый голос Кайдена обрушился на меня спасительным облегчением.

Крепкая рука обхватила меня за плечи, приподняла, губ коснулся гладкий бок глиняной плошки, и благословенная влага потекла по горлу.

Я глотала, жадничая, обливаясь, и, кажется, начинала верить, что жива.

Сбежала. Спаслась.

— Тише, тише, не спеши, — ворковал над ухом Кайден. — Сейчас, подожди, я наставников позову.

Я, откинувшаяся было на его руку с облегчением, дернулась, замотала головой, и это стало моей ошибкой — я чуть не захлебнулась поднявшейся откуда-то мутью. Переждав внезапный приступ тошноты и веселую круговерть каменных стен, я уже с большим почтением к несчастной своей головушке повторила попытку:

— Не надо наставников, — каркнула я уже знакомым по прошлому разу голосу.

И вцепилась в руку Кайдена ногтями, по его напрягшимся мышцам, по недовольному вздоху поняв, что он собирается от моих слов просто отмахнуться.

— Кайден, не надо! — в моем голосе паника мешалась с мольбой. — Они… они догадаются! Они узнают!

Собравшийся было встать лучник, осел на стул, и снова поднес плошку с водой к моим губам. Я пила, придерживая ее дрожащими, будто враз лишившимися костей руками.

Слабость, слава Бригите, потихоньку отступала.

— Ну, и что это было? — тихо, но очень зловеще вопросил у меня Кайден. Так зловеще, что руки у меня ослабли, и я опустилась на подушку, бессильно прикрыв глаза. Уши, правда, наоборот навострила — не хватало еще, чтобы переполошившийся боевик плюнул на тайну и помчался к наставникам за подмогой.

— Шела-Шела! — вздохнул он у меня над головой, — Ну, что ты творишь, бестолковая?

И, тихонько ругнувшись себе под нос в адрес неизвестной «рыжей дурочки» (Ну, это же не обо мне, верно? Я-то умница!), подоткнул мне одеяло под бочок.

Во-о-от, так-то лучше, а то что удумал — ругаться на бедную обессиленную целительницу! Я почти уже провалилась в сон, но внезапно меня словно шилом в бок кольнуло: непенф!

Я же жаровню не затушила, если сейчас уснуть — одна Бригита ведает, куда меня эти сны приведут! Я скосила глаза на спину лучника, который занимался чем-то у стола, и невольно передернулась. Нет уж, к повторной встрече с его самовольным жильцом я, пожалуй, пока не готова. Дайте от первой отойти толком!

— Кайден! — позвала я тихонечко свое белобрысое горе.

Он оглянулся, и я попросила:

— Жаровню из-под кровати достань, пожалуйста, водой залей. А потом комнату проветри…

Боевик безропотно отложил свое занятие и взялся выполнять указания. А я перекатилась на бок, и бездумно следя за ним взглядом, думала обо всем сразу и ни о чем одновременно. О том, что горло у меня болит так, будто я и впрямь надышалась дымом и накричалась до хрипоты. О том, что давненько у меня не было столь сокрушительных провалов — все-то мне с наскоку удавалось, все-то у меня легко выходило… Вот и поверила, забылась. На том и погорела. Без малого в самом прямом смысле.

Думала о том, что ночевать мне у Кайдена лучше не оставаться — а то ему самому тогда придется спать на голых досках пустующей кровати, а это не дело. А значит, надо собраться с силами и как-то дойти до нашей с Нольвенн комнаты. И она же там волнуется, небось…

О том ярком, жарком, жадном, что открылось мне в сознании Кайдена я старалась не думать. Думать об этом было ужасно неловко, особенно при нем самом. Хоть и непередаваемо сладко.

О том, что с Кайденом надо бы поговорить, отчитаться по итогам провала, я тоже старалась не думать.

А что тут думать? Тут, думай — не думай, все одно придется.

Здесь уж чем раньше, тем лучше, сонно думала я, чувствуя, как усталость свинцовыми гирями тянет веки вниз. Успела порадоваться, когда Кайден открыл окно и разогнал остатки снотворного дыма магическим ветерком, что вот сейчас мне перестанет хотеться спать — и уснула.

Когда я проснулась, в окошко Кайденовой комнаты были видны звезды, а на стуле рядом со мной стояла миска с кашей из школьной столовой и кружка травяного сбора, судя по запаху — укрепляющего, явно, от кого-то из целительниц. И то, и другое уже успело порядком остыть…

Я села на кровати, отметив, что Кайден устроился на на пустых досках соседней кровати и явно не спал — зашевелился он, как только зашевелилась я. К каше, пусть и остывшей, я отнеслась благосклонно — сосущая пустота в желудке требовала заполнения, а вот к отвару принюхалась с опаской. Я хорошо помнила, какие сражения разворачивались в женском крыле за внимание белобрысого сердцееда, и отчаянно не хотела пасть жертвой одной из ревнивых прелестниц.

— Пей, ты чего? — удивился Кайден. — Хороший отвар. Хочешь, подогрею?

— А кто тебе его дал? — подозрительно уточнила я.

Нет, ну, в самом деле, это будет очень глупая смерть!

— Нольвенн, из твоих запасов. И заварила тоже она. Пей, тебе нужно!

С этими словами он нелогично отобрал у меня кружку и подержал ее в своих ладонях. А когда вернул — питье уже было приятно горячим.

Нет, огненный маг — это зверь в хозяйстве чрезвычайно полезный!

— В общем, познакомилась я с твоим подселенцем, — сказала я, допив последние глотки и отдав кружку хозяину. — Ну, да это ты и сам, наверное, заметил?

Боевик, успевший перебраться ко мне поближе, освободить стул и оседлать его верхом, согласно усмехнулся.

Еще бы — судя по до сих пор саднящим связкам, я так орала, что об эпохальной встрече осведомлен теперь поди весь замок!

— Точно могу тебе сказать, как именно ты его подцепил. Если тебе это интересно.

Лучник кивнул, и я изложила то, до чего успела додуматься:

— Там, в твоем сне был малый ритуальный зал с алтарем, октограммой и следами человеческих жертвоприношений.

Я мысленно содрогнулась, вспомнив представшую перед глазами жуткую картину.

Кайден, хмыкнув, очень вовремя вмешался в мои мысли:

— Удивила. За это его, собственно говоря, и объявили вне закона в королевстве. И я тебе без консультации с демонологами скажу, что баловался покойный владетель Зубастого Замка отнюдь не призывом мелкой нечисти в помощь по хозяйству. Пока старый подонок был жив, цитадель стояла, не шелохнувшись. И ничего бы мы ему не сделали, если бы отрядные маги его под выстрел не выманили. Треть личного состава на это положили, а то и всю половину… Я, когда очнулся, мне не до подсчетов было.

Он криво усмехнулся, а я замерла, боясь спугнуть это нечаянное откровение. Добровольное — и оттого вдвойне ценное.

Но лучник молчал, и я решилась уточнить:

— Стрелял ты?

Мой невольный подопечный молча кивнул, и я кивнула в ответ:

— Ты в последний момент успел. Еще миг — и, даже убей ты герцога, демон все равно обрел бы свободу. Ну, разве что, воплотился бы не в подготовленной жертве, а в герцоге или в тебе, и не скажу, что от этого армии под стенами замка стало бы легче… А сейчас хорошая новость — черный маг был не дурак, и к безопасности своей относился вдумчиво, путы, ограничивающие тварь, наложил очень серьезные. Высвобождающую формулу он дочитать не успел, так что, демон связан октограммой. И пока ты его не освободишь, он очень ограничен в возможностях.

У Кайдена от таких откровений вытянулось лицо. Я знаю, что подумал он о том же, о чем и я — какой же мощи тварь призвал покойный демонолог, если даже будучи «ограниченной в возможностях», она способна влиять на носителя с такой силой? И что случится, если эта сущность, упасите боги, обретет свободу?

— Дай водички, а? — попросила я боевика и, смочив враз пересохшее горло, продолжила: — Ну, собственно, этим хорошие новости и исчерпаны. Совладать с демоном я не могу, слишком силен, изгнать тоже — не моя специализация. А приглашать кого-то со стороны в нашем случае чревато…

— Ясно, — коротко обронил Кайден и больше ничего не сказал.

И мне не надо было лезть в его голову, чтобы знать, о чем он думает.

Я подошла к нему и села рядом, положив ладонь на сцепленные в замок руки.

— Мы все равно что-нибудь придумаем. Я покопаюсь в книгах, подостаю демонологов ненавязчиво, поговорю с директором. А через недельку подкоплю сил и попробуем еще раз. Вот увидишь…

Лучник распрямился, что тот лук с лопнувшей тетивой.

— Сдурела? — он вперился в меня взглядом не хуже демона, готового испепелить на месте.

Я недоуменно сморгнула, ошарашенная переменой в его настроении.

— Ты что, всерьез считаешь, что я позволю тебе сунуться туда еще раз? — соблаговолил развить мысль Кайден.

— А с какой стати ты мне будешь это запрещать? — в свою очередь возмутилась я. — Ритуал прошел успешно, некоторые сведения мы добыли, я чувствую себя прекрасно.

— Прекрасно? Ты себя в зеркало видела? Болотницы обзавидовались бы… Ты чем думаешь?! Он тебя чуть не убил… Я. Я тебя чуть не убил.

И, пока я замялась, выбирая между оскорбиться на комплимент или броситься заверять, что он-то уж тут совершенно не при чем, лучник сурово отрезал:

— Больше никаких ритуалов.

— Это нечестно! Ты обещал, что больше не будешь противиться!

— А ты обещала, что это абсолютно безопасно. Ты свое слово не держишь, и я не намерен.

Я аж задохнулась от возмущения. Вот наглец! Я его тут спасаю, как могу, а он меня лгуньей называет? Да даже если и соврала — это ложь во спасение! Имела полное право!

Зло фыркнув, я встала на ноги и уперла руки в бока:

— Раз так, я все директору расскажу. Что ты отказываешься.

— Рассказывай, — с неожиданным спокойствием кинул Кайден, глядя на меня снизу-вверх. — Что он мне сделает? В угол на горох поставит? Смешно. Из школы выгонит? Да я и сам уйду, коли надо. Демонологам сдаст? А и прекрасно, прикончат тварь раз и навсегда и никто не пострадает.

— Кто еще из нас сдурел! — прошипела я, закипая.

Ой, какие мы самоотверженные, прямо куда деваться. А теперь, когда я отчетливо знала причину этой самоотверженности, к злости на его упрямство добавлялась еще приличная порция обиды — за скрытность, за лесовичек, за то, что в меня не верит… За то, что думает только о себе, между прочим! Как бы ему было хорошо и спокойно, что я жива-здорова. А каково будет мне, если с ним что-то случится?!

— Это ты вечно попытки самоубийства совершаешь, не думая о последствиях, а я, в отличие от тебя, знаю, что делаю!

— Знай-знай, — независимо хмыкнул боевик, еще больше этим хмыканьем выводя меня из себя. — Только все равно будет по-моему.

— Это еще почему?

— А хотя бы потому, что я твой муж. Сама мою защиту и покровительство приняла, вот и терпи. Перед лесом клялась, забыла? Как могу, так и защищаю. Все, Шела. Разговор закончен.

Ах так?!

— Да лучше бы я тогда с тем пеньком осталась, — процедила я сквозь стиснутые зубы, зло и хлестко. Лишь бы ударить побольнее, благо, знала, куда бить.

После чего повернулась на пятках и вылетела из комнаты.

Ну, и кто у нас рыжая дурочка?

Злость, придавшая мне сил, чтобы выскочить из комнаты Кайдена, громко хлопнув дверью, быстро схлынула, а вместо нее навалилась слабость. К сожалению, случилось это раньше, чем я успела вернуться в нашу с Нольвенн комнату.

И теперь я рыдала в темном школьном коридоре, прижавшись лбом к холодному камню. Луна заглядывала в стрельчатые окна с любопытством, а больше здесь никого и не было, слава Бригите. Меньше всего мне хотелось узнать, что кто-то еще, кроме Ночной Девы видел, как я, с подвываниями размазываю слезы по лицу, давясь всхлипами и болезненно вжимаясь в стену. А луна что, луна и не такое видела!

Я отлепилась от стены и медленно побрела по коридору, устало волоча ноги и шмыгая носом. Ночная Дева плыла за мной, заглядывая сквозь окна, и темные пятна чередовались с полосами лунного света.

Нет, ну, как он так может? Как вообще можно так не ценить жизнь, подарок богов, который нам следует беречь и передать детям, а не отмахнуться, как от ничего не стоящей безделицы.

Дверь тихонько скрипнула, когда я проскользнула в нашу комнату, и Нольвенн шевельнулась в постели.

— Т-ш-ш-ш, это я, спи, — успокоила я подружку шепотом.

Устроившись под одеялом, я постаралась поскорее провалиться в ласковые объятия сна, но жестоко обманулась. Сон, не смотря на усталость, не приходил. Обида подпирала. Слезы катились сами собой, я не могла их ни унять, ни утешить. Они стекали по вискам, противно мочили волосы и подушку, я давила их, но они все равно прорывались. Я шмыгала распухшим носом, стараясь не разбудить подругу повторно, и не могла объяснить самой себе, откуда их столько во мне.

Нольвенн, устав притворяться, что ничего не слышит, поднялась с постели, и, сев на мою кровать, принялась тихо гладить меня по плечу поверх одеяла.

— Что случилось, милая? — тихо, с какой-то болезненной жалостью ответила мне подруга.

Я промолчала, и она сделала выводы сама:

— Поссорились? Ничего, моя хорошая. Ничего. Вскоре заживет… Помиритесь.

Она гладила меня по голове, как гладят детей, утирала слезы, шепотом приговаривала что-то, и напевала какой-то незатейливый мотив, и меня окутывало сонным теплым покоем, как одеялом. Боль, тяжестью легшая на сердце, отдалялась, истаивала. Отпускала меня. И, утекая в желанный сон без сновидений, я все пыталась поймать за хвост какую-то мысль.

Ну да, рассказывай. Не ведьма она…

Глава 11

Наутро у меня звенело в голове и все еще мутило, но после очередной кружки настоя самочувствие улучшилось. А вот настроение — не особенно. Вчерашняя глупая ссора оставила в душе глубокий неприятный след. Глупая, потому что оба по-своему правы, просто оба выбрали неправильные слова, чтобы попытаться донести до другого свои мысли. Вот только желание упорствовать в глупости никуда не делось. Было по-женски обидно, причем непонятно, на что больше — на отказ от лечения или на эту его дурацкую фразу «все равно будет по-моему». Молчи, женщина!

На завтрак я, пытаясь привести себя в божеский вид (болотница, фе!), опоздала. На обеде Кайдена нигде не было видно. И только спустившись на ужин в толпе боевиков я заметила белобрысую макушку. Лучник ухмыльнулся в ответ на чью-то шутку, мазнул взглядом по толпе, заметил меня…

Улыбка с его лица тут же сползла, а потом он отвернулся. Просто взял и отвернулся! Все мысли о том, что надо быть разумной, надо подойти, поговорить, объясниться в конце концов! — улетучились. Губы задрожали и, стиснув кулаки, я стрелой взлетела обратно по лестнице. Злость и обида закипали с новой силой — и откуда только во мне их столько накопилось? Будто плотину прорвало.

Хотелось рычать, порвать что-нибудь, разбить! Взгляд вдруг уперся в выглядывающий из-под кровати лук. В первое мгновение мне захотелось схватить дурацкую деревяшку и переломить ее пополам…

Я повесила его себе на плечо и подхватила колчан, мстительно проигнорировав лежащие на столе перчатки. Путь мой лежал за школьную стену.

Нет, в лес я не пошла. Что я, враг себе, что ли? Просто вышла за ворота и обогнула школу по левой стене, по тропке, ведущей вниз вдоль обрыва, на котором стоял замок. Когда-то здесь текла река, но Луг всемогущий свернул ее воды, и от глубокого водного потока остался лишь маленький ручеек. На его берегу, вдали от чужих глаз я и устроилась.

Полузасохший куст сирени мало походил на упрямого боевика, но, когда первая стрела тюкнулась у его подножия, я все же испытала некоторое облегчение. Было в этом что-то упоительное: ощущать тугую силу, слышать треньканье тетивы, видеть, как срывается в полет опасное жало. Ну… в чьих-то руках — точно опасное!

В седьмой раз натянув тетиву, я не поверила своим глазам и мелко тряхнула головой — воображение, настолько старательно пыхтело, пытаясь представить на месте несчастной сирени лучника, что на диво в этом преуспело! Однако мираж никуда не делся и продолжил внимательно меня изучать, скрестив руки на груди.

— Руку поправь, — спокойно проговорил «мираж». — И спина провисает. Ты так не то что в куст, в кита не попадешь.

«В кита, может, и не попаду, а вот в барана — точно!», — подумала я, но озвучить не решилась, только засопела сердитее. Пальцы на тетиве заныли.

— Шела, — почти ласково произнес Кайден. — Стрела так не полетит, она клюнет.

И носком сапога он небрежно откинул одну из тех, что валялись на мелком речном песке. Я не успела сообразить, сделала я это нарочно или все же мышцы не выдержали нагрузки, но витые жилы хлестнули меня по руке, а Кайден вскрикнул и пошатнулся. А потом осел на землю, зажимая бедро с торчащим из него древком.

И расхохотался.

Я охнула, отшвырнула лук и бросилась к нему. Руки не дрожали, а вот остальное тело потряхивало изрядно. Пальцы сами нащупали рукоять ножа, торчащую из мужского сапога, резво распороли штанину.

Вытащить стрелу, метнуться к ручью и вернуться с полной пригоршней воды, которая тонкой струйкой под заговор очистит рану. Ткнуть Кайдена в бок, чтобы прекращал ржать…

Осмотрев ее, я облегченно вздохнула — ничего страшного, стрела пропорола мягкие ткани, не задев крупных сосудов и не дойдя до кости. Стрелок из меня-таки аховый, к счастью. Достаточно будет противовоспалительного заклинания и тугой повязки, потом еще пару раз пошепчу и через три дня будет прыгать, как новенький.

Приподняв верхнее платье, чтобы дотянуться до нижней сорочки и откромсать от нее полосу все тем же ножом, я поймала заинтересованный взгляд несчастного, практически умирающего подстреленного больного. С трудом сдержав оскорбленное шипение, ятодарила его возмущенным взглядом и отвернулась. Сорочка, конечно, то еще решение, но пойдет пока, заговор не сразу сходит, а потом в комнате чистым перевяжу…

Я не сразу сообразила, что уже некоторое время пялюсь на собственноручно затянутый узел, не решаясь поднять глаза. Кайден тоже молчал, хотя его пристальный взгляд я ощущала каждой клеточкой тела. Решившись, я набрала в грудь воздуха:

— Кайден…

— Шела… — произнесли мы одновременно.

Я вскинула голову.

— Нет, дай я сначала скажу. — Я дождалась молчаливого кивка, помедлила еще немного и все же решилась: — Я тебя люблю.

Зрачки в окаймлении темно-темно-серой из-за сгущающихся сумерек радужки дрогнули и начали расширяться. А я продолжила, благо дальше оказалось легче.

— Люблю, понимаешь? Я вожусь с тобой не только потому, что ты мой пациент. И даже не потому, что друг. А потому, что я не представляю, что со мной случится, если тебя не станет. Я обязана тебя спасти, обязана сделать для этого все возможное и даже, раз уж речь идет о демоне — невозможное. Я просто не смогу жить потом, никогда себе этого не прощу, если не испробую абсолютно все.

Лучник продолжал молчать, и мне показалось, что понять, что творится у него сейчас в голове я не смогла бы, даже в ту самую голову забравшись.

— Сможешь, — неожиданно выдал он. — Ты целительница, вас этому учат. Терять пациентов, переживать смерть…

Я упрямо насупилась:

— Не смогу. Если тебя не спасу — целительницей мне не быть, уйду из ремесла. Как я могу чужих спасать, если самому важному помочь не сумела? Как могу лечить души, когда твоя оказалась потеряна из-за меня? Такой жизни «после» ты для меня хочешь? Раз уж печешься всеми силами о моем благополучии, подумай об этом. Подумай, что бы сам сделал, если бы мне грозила смерть.

Кайден досадливо скривился:

— Это шантаж.

Мне на это оставалось только пожать плечами. В любви и на войне все средства хороши, а у нас тут сразу и то, и другое.

— И как ты узнала?

— Я у тебя в голове побывала, забыл? — Не удержавшись, я легонько постучала ему пальцем по лбу.

Кайден поймал опускающуюся кисть, но я с виноватой улыбкой высвободилась.

— Руки помою.

И, продемонстрировав ему окровавленные ладони, отошла и присела у ручья. С рук тонкие розовые ручейки сбежали быстро и унеслись вдаль, юркими змейками скользя между камней, а вот с рукавами и подолом пришлось повозиться. Пальцы стыли и не слушались, но лучше сразу, а то потом не отстираешь.

Несмотря на то, что Кайден мне так ничего еще и толком не ответил, на душе уже сделалось легко-легко. Я сама не подозревала, как давила на меня эта необходимость скрывать чувства, находясь все время рядом. А ему-то, бедному, было каково?

Зашуршал песок под прихрамывающими шагами, и Кайден опустился рядом, придерживая раненую ногу.

— Я видел, как ты плакала, — сообщил он. — Вчера. Пошел проводить бестолковую, мало ли… только подходить не стал. Решил, что так, наверное, даже лучше будет. Умирать, так умирать. Собирался уехать из школы с завтрашним обозом. И уж лучше бы ты на меня злилась, чем тосковала, или, не дай боги, искать бросилась. С вас, маньяков-целителей, станется.

Я одарила его гневным взглядом — сам ты маньяк, а мы люди, преданные своему делу! — но пока промолчала.

— Но не смог. Силы воли не хватило. На демона уже сколько времени хватает, а уехать, с тобой не попрощавшись, — не хватило. Я, собственно, за этим тебя и нашел.

Он замолк, я выжидающе замерла. Это он к чему это клонит?

Кайден не торопился с продолжением, и я, не выдержав, поторопила:

— И?

— И…

Лучник тяжело вздохнул и посмотрел на меня с такой скорбью во взгляде, что мне захотелось снова схватиться за лук и расстрелять негодяя на месте. Если он сейчас заявит что-то вроде «ну и прощай», я за себя не ручаюсь!

— И придется остаться на несколько уроков стрельбы. Сердце кровью обливается, как вижу, что ты делаешь с благородным оружием!

Я вспыхнула и кинулась на него с кулаками.

Кайден с хохотом повалился на песок.

— Хватит меня калечить!

— Ты все равно помирать собрался, вот и не жадничай, — пропыхтела я, пытаясь понять, как так получилось, что из нападавшего я вдруг превратилась в подмятую под тяжелое тело жертву. — И вообще, я тебя калечу, я же тебя и лечу. Какие вообще претензии?

Кайден вдруг напряженно выдохнул сквозь стиснутые зубы, и я тут же прекратила извиваться, изображая протест. Балда ты, Шела! У него же нога…

— Пусти, — попросила я, обмякнув на песке, а потом, когда просьба была выполнена, рывком встала и отряхнулась. — Идем, тебя перевязать как следует надо. А то потом будешь меня гангреной попрекать…

Кайден на удивление молча подчинился, а потом взял меня за руку и повел к замку.

* * *

Глаза у демона были страшные. Честное слово. Настолько перекошенные, что странно, как он вообще что-то видел. Рога, клыки и когти торчали во все стороны. Хорошо, что в своих снах я демона не встречал — такую жуть я мог и не пережить! Шела, сопя, сосредоточенно и увлеченно чертила прутиком на песке октограмму, такую же увечную, как и сдерживаемый ею демон. Рыжая макушка мягко искрилась на солнышке.

Художником ей не быть. И слава Лугу!

Мы сидели на берегу ручья, где вчера Шела меня подстрелила, и тратили время обеденного перерыва на сомнительные каракули.

— А Зубастый замок точно разрушен? — уточнила моя даровитая целительница.

— Точно, — отозвался я едко. — У меня, в отличии от некоторых, привычки врать нет!

— Да не врала я! Я правда не думала, что так может выйти! Ну, откуда бы мне знать, а?

Я пожал плечами, щурясь на солнце и ответил на ее вопрос:

— Он точно разрушен. Я видел.

Она кивнула, и художество на песке обрамил арочный дверной проем. Рядом с ним, под движениями прутика начала возникать массивная дверь, испещренная черточками и закорючками.

— Значит, этой вот комнаты в реальном мире больше не существует, — развила свою мысль целительница. Я кивнул, и снова сощурился на солнце. Долго смотреть на Шелу у меня не получалось — сжималось сердце, болезненно сводило нутро и перехватывало горло.

Сидит тут, демона рисует… А могла бы и не сидеть. Могла бы и не быть вообще. Вот что с ней делать? Упрямая… И веревки из меня вьет. Не надо было ей позволять этот ритуал. Не надо было обещать, что дамся провести его еще раз. Не надо было вообще мириться! Она же как ребенок. Сама не понимает, куда лезет. Чем рискует.

Не надо было соглашаться.

Пушистая макушка мотнулась, по волосам прокатился солнечный блик, пустив врассыпную медные искры. Тонкие пальцы скользнули по щеке, заправляя за ухо выбившуюся прядь.

Желанием свело челюсти, и я впился пальцами в раненую ногу. Острая боль отрезвила. Лишь бы кровь снова не пошла, а то Шела меня убьет…

Потом, правда, оживит и честно будет лечить.

Я усмехнулся, и поправил сбитую повязку. Вот же, стрелок!

Она обернулась на мое движение, коснулась взглядом сначала ноги, потом лица, и виновато улыбнулась.

У меня снова сжалось сердце.

Не надо было соглашаться.

— Это плохо, — задумчиво выдала Шела, снова вперив взгляд в рисунок.

Ну, если его можно так назвать.

— Что — плохо?

— То, что привязок для демона нет, — пояснила Шела. — Если бы были опоры для него в реальном мире, ну, хоть вот эта самая октограмма — может, можно было бы что-то сделать. Как-то его от тебя отделить. Ведь есть же специалисты!

— Специалисты. — Я улыбнулся. — Шела, целитель — это приговор. И диагноз. Это только вы будете биться до последнего, пытаясь спасти обреченного. Остальные специалисты просто и без терзаний уничтожат потенциальную опасность в зародыше вместе с носителем. И будут правы.

Она возмущенно булькнула что-то, разворачиваясь ко мне, пылая желанием спорить и доказывать, и я повторил:

— Будут правы. Потому что — что такое смерть одного одержимого против гибели целого города?

Я кивнул ее потухшему взгляду — ничто.

— Значит, обойдемся без специалистов! — независимо пожала плечами отвернувшаяся целительница.

И я, залюбовавшись ее узкой спиной, позволил мыслям стечь не туда, и чуть не пропустил, как рисунок под прутиком взорвался песком и брызнули во все стороны осколки ракушек, камешки и мелкий речной сор.

Я ударил воздушной волной за миг до того, как все это обрушилось на нас, снося ударом и мусор, и затаившегося в песке пакостника-корригана.

Мелкий фейри, под визг Шелы кубарем прокатившийся по берегу, что-то там верещал, а у меня в ушах ревело пламя.

— Скажи спасибо, что не огнем! — медленно, раздельно выговаривая слова, бросил я ему через силу, стараясь не сорваться на паскудника. — Еще раз испугаешь мою жену — палом пущу.

— Договор! — вякнул было корриган, но что-то увидел в моем лице и, пискнув, смылся.

— Тише, тише, хороший мой! — на виски легли прохладные пальцы, — Дыши, вот так, вдох-вы-ы-ыдох, давай, вместе со мной…

Я вдыхал и выдыхал вместе с ней, и мир, выгоревший до черно-красного цвета, постепенно обретал краски. Возвращал себе запахи и глубину.

Карие глаза были первым, за что я зацепился, когда наваждение схлынуло. Ласковые, тревожные. Я поймал ее взгляд, и, как ни смешно, стало легче. Обруч, сдавивший виски, отступил, и теперь кроме дыма и гари, забивших нос, я чувствовал нежный запах моей целительницы, и отголоски рева пожарища в ушах окончательно перекрыл её полный беспокойства голос.

Демон неохотно, но отступал.

Приступ был сильнее обычного, и это было дурным признаком — видно, наша с Шелой самодеятельность растормошила подселенца, и он взялся за свое с новой силой, но сейчас я даже испугаться толком не мог — вместе с облегчением, что все обошлось, на меня накатило изнеможение. Руки и ноги дрожали, а рану, начавшую уже подживать, противно дергало.

Мягкие руки вытерли испарину со лба:

— Пойдем в школу? — предложила моя целительница.

В школу? Не-е-ет, там ты опять убежишь, там у тебя все время будут какие-то друзья-дела-заботы!

— Давай еще посидим, — предложил я, с трудом отводя взгляд выреза платья, который маячил прямо перед моим носом.

— Хорошо.

Шела с такой готовностью села рядом, что я заподозрил — возвращаться к делам и заботам не хотелось не только мне. Она покрутила головой, подобрала упавший к самому моему сапогу рисовальный прутик, повертела его в руках. Вздохнула огорченно, рассматривая рыхлый песок на месте своего рисунка:

— Ну, вот, все испортил! Ну, хоть похож был? Демон?

— Понятия не имею, — беззаботно отозвался я, — Я в своих снах его ни разу не видел!

— Как это?

— А вот так! Я и Зубастый замок снаружи только пару раз видел, в кошмарах я всегда внутри. И всегда ищу дорогу прочь, а не к демону. Подозреваю, если я однажды найду тот ритуальный зал, это будет последнее, что я увижу в своей жизни… Зато дверь — похожа, могу сказать точно! — утешил я горе-художницу.

— Тебе-то откуда знать, — критически хмыкнула она.

— Ну, ты у демонологов бывала?

— Что ты! — с показным ужасом отозвалась Шела. — Я столько не выпью! Особенно их пойла неустановленной рецептуры!

Я усмехнулся. Вот же, ехидна!

Демонологи — веселые и бесстрашные парни, ничего общего не имеющие со своим коллегой из Зубастого замка, водили меня когда-то мимо своих ритуальных залов. Вот двери в них как раз такие и были — массивные, каменные. Покрытые плотной вязью рун — защитных, сдерживающих, подчиняющих, боги знают, каких еще…

— Зато теперь понятно, почему директор очень не одобрил вашей дружбы! — хихикнула неугомонная егоза у меня под боком.

Она уже отошла от испуга и волнения, и теперь снова лучилась светом. Ее острый локоток пихнул меня в бок:

— Нет, ну правда, как тебе в голову такое пришло?

— Надоело бояться. — Я запрокинул голову и посмотрел в небо. — Решил, что хуже уже не будет.

Гневный локоть попытался еще раз пихнуть меня в ребра за упаднические мысли и наткнулся на подставленную мной руку. Я сделал вид, что ничего не заметил и продолжил созерцать облака. Локоть сменили обиженный взгляд и сопение под ухом.

Я почувствовал, что губы сами собой расплываются в неудержимой улыбке. Какой же она, в сущности, еще ребенок!

— Странно, что мы так по-разному воспринимаем это место, — буркнула Шела, делая вид, что не заметила маленького поражения и меняя тему разговора. — Я вот пришла туда без проблем. И ушла тоже.

Я выразительно хмыкнул.

— Ай. — Моя сумасшедшая лекарка нетерпеливо отмахнулась. — Я не о том! Я имела в виду, что путь нашла без труда. И никаких сложностей не было ни с дорогой туда, ни обратно.

— Ты пришла в мое сознание извне. А я, вообще-то, «живу» внутри. Это может иметь значение?

Она кивнула, сосредоточенно глядя на зажатый в ладошках прутик. Глядя — и не видя его.

— Наверняка! А еще — непфен, мой дар целителя, твое добровольное согласие, отсутствие связи вроде той, что создала гибель призывающего, и еще, скорее всего, демонская куча моментов, которую я не учитываю. Нет, над этим всем, определенно, надо подумать! Пойдем в школу. — Она энергично вскочила на ноги, подхватила меня за локоть и потянула в сторону белеющей громады.

Я послушно похромал за ней. В школу, так в школу. За Шелой я пошел бы и в Бездну, если бы целительнице вздумалось отвести меня туда.

* * *

Я прогуливала занятия. С чувством, с толком. И я не испытывала при этом не малейших угрызений совести — Кайден, определенно, на меня плохо влияет!

Я же, наоборот, на Кайдена влияла хорошо, и потому он сейчас ничего не прогуливал, а вовсю швырял магические шары в магических болванов. Нет, не в своих одногруппников — как бы ни настаивал на этой версии наставник Одран — а в особые зачарованные мишени.

Распрощавшись с Кайденом у входа в школу, от которого он отправился прямиком на полигон, я тоже совсем уж было собралась пойти наполнятся грузом знаний по высшей травологии, но по дороге передумала и свернула в библиотеку, сочтя, что глупо тратить время на лекции, которые и списать можно, когда у меня тут в любимом мужчине демон засел, и мечтает его поработить, сжечь все живое и сплясать на пожарище. Порядок мечт можно менять произвольно, в зависимости от настроения упомянутого демона.

Вот так и вышло, что теперь я сидела за библиотечным столом, обложившись толстенными фолиантами, и методично перебирала то, что могло бы оказаться полезным в нынешних обстоятельствах.

Пока, к сожалению, не оказалось.

Дело двигалось, но ни шатко, ни валко — если бы я хоть примерно представляла, что мне надо, а так… Хоть бери, да самостоятельно осваивай полный курс демонологии с первого по пятый годы обучения, включительно. Я бы и не стала сопротивляться — но время, время…

Учебный день почти закончился, но я упрямо переворачивала страницы, мысленно взывая о помощи к Бригите. Вчитывалась в заглавия, если они казались перспективными — пробегала текст взглядом наискосок. Признать по совести, я уже с нетерпением ждала, когда библиотекарь выставит меня из храма знаний. Голова гудела, словно чугунная, в глаза как песка насыпали. От чтения скучных монотонный строк клонило в сон.

Я со стоном уронила голову на сцепленные руки.

О, Бригита, матерь всей исцеляющей силы, прародительница всякого целительного знания, простирающая ладонь свою над всякой живущей тварью (а значит — и надо мной), не оставь свою верную дочь во тьме незнания и пыли библиотеки! Смилуйся, ниспошли подсказку!

Не то, чтобы я была так уж набожна и в самом деле ждала ответа. Я, скорее, верила, что постоянно всех спасать — надорваться можно, и вообще это вредно, люди от такого наглеют и перестают что-то делать сами. Обращение к покровительнице целителей я использовал скорее как точку для сосредоточения. Оно помогало мне собрать волю в кулак, преодолеть страх или уныние.

Я вздохнула, захлопнула очередной пыльный том, переложила его в прочитанную стопку. Поднялась. Отряхнула форменное платье. Решительно сжала губы. Развернулась, и пошла из библиотеки.

Завтра будет новый день. А сегодня я устала. Я хочу спать и ужин.

Библиотечная дверь легко скрипнула, выпуская меня в коридор. Я сделала шаг, и замерла. Коридор был не тот. Совсем не тот.

Я оглянулась — библиотечная дверь исчезла. Н-да, зря выпустила дверную ручку, совсем зря. Теперь за моей спиной вдаль уходил такой же коридор, как и впереди.

Высокий, чистый. Окон здесь не было, но коридор все равно был светлым. По-дневному, не так, как бывает светло от магических фонарей или факелов. А по обе стороны от меня тянулись два ряда дверей. Каких-то совершенно разномастных, не объединенных единым стилем. Ничем не объединенных. Одни из них были закрыты, другие только притворены, а третьи распахнуты.

Страшно не было. Наоборот, я с уверенностью могла сказать, что место хорошее, спокойное. Мое. Совершенно определенно — мое. Я сдалась и медленно пошла вперед, вертя головой по сторонам, внимательно разглядывая двери и выискивая среди них знакомые. Некоторые их них остались на месте, другие двинулись вместе со мной.

Разумно. Свет без окон есть, почему бы движущемся дверям не быть?

Знакомых было много. По правде сказать, я начала подозревать, что все они — знакомые.

Вот эта, к примеру, деревянная, веселого голубого цвета, от родительского дома. Она, кстати, не заперта. Закрыта, но не заперта. Я подергала ручку — чтобы убедиться в том, что я и так знала. Просто знала.

А вот там, чуть дальше, большая дверь, выглаженная полировкой, изукрашенная резьбой, с массивным дверным кольцом — это школьный главный вход, за шесть лет изученный чуть более, чем полностью. И там не заперто.

Подходить и проверять я не стала. Есть вещи, которые не требуют проверки.

Я шагнула вперед, уходя от родного порога, и от узнавания этого чувства все внутри на короткий миг сжалось. Так уже было. Родной порог остался позади, дав мне идти вперед. Но он все равно оставался за моей спиной. Он был. Я видела его, стоило мне только оглянуться, я знала, что в любой момент могу к нему вернуться.

Я неторопливо перебирала ногами каменные плиты пола, разглядывая двери и пытаясь понять, к чему все это. Вот взгляд зацепился за еще одну дверь. Обычная старая надежная дверь, такая же как у нас с отцом, только канареечно-желтая. Эта дверь не двинулась вслед за мной, когда я прошла мимо, и она была надежно закрыта. Или здесь правильнее говорить — безнадежно?.. Смутно знакомая, она почему-то царапнула сознание, хоть я и не сразу ее узнала. А узнав, чуть не расхохоталась в голос — это же Леан! Леан, приятель детства, пытавшийся за мной ухаживать, звавший на танцы в Вирше, и не выдержавший лобового столкновения с Кайденом.

Тихонько пофыркивая, я подергала дверь, убеждаясь — да, надежно заперта. Ну и слава богам! У меня и других забот хватает, чтобы еще и об этом голова болела.

А вот эта дверь из гладкого неокрашенного бруса, потемневшего от времени, поросшая мхом, опутанная тонкими побегами цветущего вьюна, эта дверь не открыта и не заперта. Эта дверь заросла толстыми древесными корнями, и они заклинили ее намертво. Осталась только узкая щель между косяком и полотном, слишком узкая, чтобы сквозь нее могло протиснуться хоть что-то. Лишь легкий ветерок скользил туда и обратно беспрепятственно, и в его потоках над дверью плясали солнечные блики. Я смотрела и узнавала Лес. Эта дверь — Лес, и эта щель — моя кровь, доставшаяся мне от прабабки, восьмая часть, спящая, слабая, но все же позволяющая ветру с лесными запахами и солнечными зайчиками скользить в мою жизнь.

Я смотрела на коридор с возрастающим интересом. Эти двери — события, места и люди. Те, что были, есть или только будут в моей жизни. Все двери, а не только те, что я узнала. И неважно, имелись ли в реальности двери в тех местах, что нынче прятались за дверными проемами по обе стороны уходящего вдаль вперед и назад коридора. И неважно, что в Брейдене днем с огнем не сыщешь дверей, не важно, что люди дверьми и вовсе быть не могут.

Я точно знаю, что дверь в белых с розовым цветах, из-за которой тянет лесной сыростью и прохладой — это Брейден, а вон та дверь, рядом с дверью в родительский дом, из посеревшего от возраста дерева, похожа на дверь в отцовскую мастерскую, но на самом деле это отец. И эта дверь не заперта. Да, она закрыта, и я давно уже не открывала её. Из-за учебы я редко бываю дома, и мы отдалились с отцом друг от друга, как может отдалиться от некогда самого близкого человека выросшая дочь. И потому в стыках косяка уже успел завестись мелкий сор, а петли стали тугими, и дверь входит в раму так плотно, что открыть ее можно только с усилием, но она не заперта. Боги, да в ней даже замка нет — она не может заперта, для меня она всегда будет открыта.

А вон та дверь, мореная чем-то темным почти до черноты, пусть выглядит ненадежной, собранной вкривь и вкось, на деле слажена из железного дерева. Такую и топор не враз возьмет. Да что там топор — ее тараном пойди высади! Но дверь открыта. И пусть она почитай от притолоки до порога усажена задвижками и щеколдами, цепочками и крючками, замками навесными и врезными, и даже крючьями для запорного бруса с внутренней стороны — она открыта.

Н-да, подружка, ничего себе ты общительная…

Нездешний сквозняк толкнул ее, и она беззвучно качнулась на петлях, стукнулась о дверную лудку, но не захлопнулась, а снова открылась. Врезной замок, с зубастой мордой, защищающей замочную скважину, высунул стальные полосы языков, числом два. И сложная, хитрая конструкция утратила смысл, потому что в замочной скважине торчал остаток обломленного у самых зубцов ключа. Я не утерпела, и оглядела кусачий замок с обеих сторон, наружной и внутренней — так и есть, ключей было два, и оба торчали огрызками из замочных скважин. Возможно, это противоречит реальным дверям, но это очень соответствует логике этого коридора. Да что там, я ведь и осматривать этот замок взялась, потому что была уверена — он должен быть сломан с обеих сторон.

Дверь еще раз качнулась на сквозняке, ударилась язычками замка о раму, и не распахнулась, а осталась прикрытой.

Я вздохнула. Возможно, это намек? Возможно, мне не стоит давить на Нольвенн, когда она прикрывает свою дверь? Она не запрется от меня — ключ обломлен в замочной скважине с двух сторон.

Мысли крутились в голове в такт шагам. Дверей было много, очень много. Одни я узнавала сходу, наитием, а другие не узнавала вовсе, даже если и силилась рассмотреть их получше. Одни были заперты, некоторые и вовсе заколочены, другие же — распахнуты настежь. В кое-каких замках торчали ключи, а иные, напротив, были забраны решетками.

Дверь Кайдена была снята с петель. Я приблизилась к ней как-то вдруг, внезапно. Вот только что шла, глазела по сторонам, пытаясь отгадать, чья здоровенная монументальная каменная плита неспешно движется следом за мной в череде других, опознанных как преподавательские, и вдруг — оп! Пожалуйста.

Массивная, из светлого доброго дуба, не вычурная, но надежной работы, дверь стояла, аккуратно прислоненная к стене коридора. Замок был вывернут из дверного полотна с мясом, изуверски, и на том месте, где он должен был быть, зиял пролом, окруженный светлой щепой. Петли, судя по следам, аккуратно срезаны. Дверной проем был стыдливо прикрыт занавесочкой, а посередине него была навешена толстая цепь с болтающимся на ней здоровенным замком.

Я нервно подвигала бровями, изучая эту конструкцию. Веяло от нее какой-то безнадежностью, как по мне. Последний оплот благоразумия, да?

Осторожно погладила дверь, с удовольствием ощущая под кончиками пальцев гладкое, теплое дерево. Мысленно извинилась за варварство. Ну, что поделаешь? Извини, дверка, мне очень надо было! И, если уж быть честной с собой, то желания приставить дверь на место и сделать все «как было», я не испытывала.

Я повертела головой, из чистого любопытства пытаясь найти дверь Тонана, но не смогла. Что ж это, выходит, для него даже двери не нашлось? Нет, шепнуло на ухо уже знакомое наитие, просто это в твоей жизни так мало значило, что ты его дверь не узнала, не заметила.

Некоторые из проходов, кстати и вовсе не имели дверей — как, например, стрельчатая арка слева и впереди по коридору. Выложенная гладким облицовочным камнем, она казалась чистой и нарядной у входа, но там, дальше, в глубине полированный светлый камень сменялся необработанным, диким. Заросшим грязным мхом. Под сводами арки клубилась тьма. Тянуло затхлостью, сыростью. Угрозой. Вот эту дверь я бы и не прочь была закрыть, запереть на замок, да еще и запорным брусом поверх заложить, но увы — отгородиться от этого прохода явно не в моих силах. Понять бы еще, кто это или что это…

Покрутив эту мысль так и сяк, я разочарованно вздохнула. Ну, надо же, такой редкий шанс выпал, навести в своей жизни порядок, а я либо не в силах закрыть ненужное, либо не в состоянии понять, что именно нужно закрыть, а что открыть!

А потом, повинуясь внезапному порыву, я метнулась назад, туда, где осталась дверь отца. Бережно, осторожно очистила зазоры от налетевшего невесть откуда мусора, ладонями смела его в сторону. И, взявшись за ручку, потянула дверь на себя, наслаждаясь ощущением того, как рама выпускает дверное полотно, как приоткрывается эта тугая, неподатливая дверь. Я приоткрыла ее не слишком сильно, совсем чуть-чуть, оставив щель на пару пальцев. Пусть будет так. Мне так спокойнее.

Закончив работу, я с чувством глубокого удовлетворения подумала, что про некоторые двери совершенно точно ясно, их нужно открыть. А другие — закрыть!

На этой мысли я и проснулась — резко, рывком, вздрогнув всем телом. Обвела ошалелым взглядом знакомый потолок, понимая, что каким-то образом оказалась в нашей с Нольвенн комнате. И, испытав вместе с недоумением немалое облегчение, хриплым спросонья голосом каркнула:

— Дверь надо закрыть! — и села в постели.

Нольвенн ласково, как опасной сумасшедшей, поддакнула мне:

— Закроешь, обязательно… На вот пирожок съешь!

Я взяла предложенную подругой снедь и с наслаждением вогнала в нее зубы. Судя по моему желудку, время ужина уже прошло. Судя по густым сумеркам за окном — время завтрака наступит нескоро! Нольвенн подпихнула поближе ко мне кружку с молоком, накрытую еще одним пирожком, и я с благодарностью приняла и то, и другое, одарив ее влюбленным взглядом.

Хорошо, все же, иметь такую подругу!

Мой план окончательно дозрел спустя три дня. Благодаря магической силе пирожков, сразу к Кайдену, который, кстати, и перетащил меня из библиотеки в комнату, я не помчалась. И слава Бригите! Потому что, по здравому размышлению, лучнику о моем открытии знать полагалось в последнюю очередь. Нет-нет, в этот раз никакого добровольного согласия. Еще не хватало, чтобы демон пронюхал, что я задумала. Или сам Кайден в очередной раз взбрыкнул. Этот может. Вон замочище какой навесил…

План, по моему скромному мнению, отличался редкой гениальностью, но имел один недостаток. Я крутила его и так, и сяк, и по всему выходило, что одна я не справлюсь. И вряд ли бы мне кто из наших целительниц в помощи отказал, да вот только не выйдет тайну Кайдена сохранить. А доверить чужой, да еще и такой страшный секрет приятельнице…

И тогда я пошла доверять его Нольвенн.

Теоретичка выслушала меня с каменным выражением лица — ни один мускул не дрогнул, а потом спокойной подытожила:

— Ну только демона нам тут для полного счастья и не хватало, — а потом добавила, веско и непререкаемо: — Без меня ты этим заниматься не будешь.

Зубастая морда замка грозно клацнула, а я улыбнулась — дверные ассоциации, наверное, еще не скоро меня покинут.

Нольвенн это хорошо, Нольвенн это прекрасно. С ней за спиной я чувствовала, что могу целые горы свернуть, не то, что одного маленького паршивенького демона. Но целитель мне все же был нужен. Если я после того, как меня в личную крепость с миром пускают, валяюсь чуть ли не трупом, то что же со мной станет, когда ломанусь о замковую стену лоб расшибать?

— А ты выбери кого потолковее, — отозвалась на мои сомнения подруга, — из не пугливых. Сразу всей правды можно и не говорить. Мало ли, какой ритуал тебе провести нужно, все знают, что ты Кайдена как целительница душ курируешь. Мне объяснишь в каком случае, как действовать нужно, а я уж, если что, ей и подскажу.

На том и порешили. Выбор мой остановился на Эларе, неизменной напарнице по практическим работам. В ее способностях я не сомневалась ни капельки — сколько занятий бок о бок зелья варили, сколько отработок в Вирше провели…

Целительница не отказала.

И вот теперь я стояла около дверей пустого класса, стараясь унять нервное приплясывание, и поджидала Кайдена. Все решится сегодня. Было страшно и радостно одновременно. Все решится сегодня…

Лучник не опоздал, но я все равно успела искусать себе все губы, истеребить все рукава, десять тысяч раз усомниться в собственном благоразумии и решить, что план не гениальный, а глупый. Такой же глупый, как и целительница, которая его сочинила.

Но стоило моему горемычному показаться в коридоре, как все сомнения тут же пропали. Я просто не могла ошибиться. Я не имела на это права.

— Шела, что…

— Мне надо кое-что проверить! — объявила я, хватая его за руку и утягивая за собой в аудиторию. Действовать надо было решительно и стремительно, чтобы Кайден ничего не успел сообразить.

— Что?..

— Хочу проверить одну теорию. Если демон, будучи нематериальной субстанцией, живущей у тебя в голове, тем не менее наделил тебя вполне осязаемым магическим даром, то возможно имеется все же не только ментальная связь с твоим телом, но еще и физическая. Этакий поток силы или узловая точка. И если его-ее пережать, то, может быть, получится отрезать демона от контроля над твоим телом, так мы сможем выиграть время для того, чтобы понять, как вытащить его из твоей головы, — старательно городила я полную ахинею. Лучник слушал с крайне серьезным видом и, кажется, в нее верил, так что я воодушевленно заключила. — Поэтому мне нужно тебя осмотреть. Очень внимательно.

— Хорошо, — кивнул Кайден с непривычной покорностью, не углядев, очевидно, в моих словах угрозы моему благополучию. А к нездоровому энтузиазму ему было не привыкать!

— Садись, — я дождалась, пока боевик устроится на ближайшем стуле и подошла к нему ближе. — Начнем с головы, коли он там у тебя обосновался.

Светлые пряди рассыпчато скользили под пальцами. Я вдумчиво перебирала их, массирующими движениями касалась кожи и незаметно косилась вниз, туда, где нос моего ненаглядного практически упирался мне в грудь. А вернее, в подраспущенную шнуровку, сквозь которую просвечивала кожа. Кончики пальцев буквально ощущали, как ускоряется сердечный ритм, как начинает быстрее бежать по сосудам кровь, как сбивается дыхание.

Я глубоко печально вздохнула. Кайден мотнул головой, пытаясь отодвинуться, но я строго шикнула на него и продолжила свое подлое дело. Тогда лучник сообразил наконец, закрыть глаза и задышал ровнее, кажется, сам себе нашептывая какую-то успокаивающую чепуху. Э, нет, мой дорогой, так дело не пойдет!

— Снимай рубашку! — велела я, отстраняясь.

На этот раз Кайден подчинился с куда меньшей охотой. Я на пару мгновений залюбовалась разворотом плеч и рельефом рук. И с очередным вздохом — ох уж эти рамки достоверности! — отправилась тискать долгожданное счастье в других местах.

Пусть будет сначала спина. Спина, м-м…

Выступающие шейные позвонки, изгиб позвоночника под ногтями. Я медленно с наслаждением повела сверху вниз, а потом снизу наверх. А потом еще сверху… а что? Я, между прочим поток силы ищу, да-да. Под загорелой кожей пробежала едва заметная дрожь, и у меня самой от нее вдруг перехватило горло и воздуха стало резко не хватать. Ужасно захотелось сделать шаг вперед, обхватить лучника за пояс, уткнуться лбом между лопаток и глубоко вдохнуть родной запах, мой запах.

Вперед я шагнула, но обниматься, конечно же, не полезла. Только дыхание коснулось того места, где только что были пальцы, и лучник вздрогнул уже все телом.

Давай, мой хороший, ты ведь не железный. Я же знаю, я же видела. Меня кружило в этом желании, как в бурном речном потоке. Ты сам ничего мне не сказал, просто молча принял мое признание — как приговор — но не потому, что не хотел. И замок в проеме не тебя от меня оберегает. Я знаю.

— Повернись, — снова скомандовала я, против воли севшим голосом.

Поднимать глаза, чтобы посмотреть ему в лицо, я не стала. Не надо мне этого выражения бесконечной муки, спасибо. Еще не дай боги жалость проснется, он догадается, и все насмарку. Вместо этого я положила ладонь ему на грудь, с левой стороны, там, где билось сердце, гулко, тяжело ударяя в грудную клетку. Прикрыла глаза, делая вид, что вслушиваюсь в потоки сил.

Шела соберись! Не о том думаешь, ой, не о том!

Ладонь скользнула вниз, по диафрагме к плоскому животу с выемкой пупка…

А в следующее мгновение жесткие, горячие, слишком горячие, почти до ожога, пальцы перехватили мое запястье.

— Шела, что ты делаешь? — в голосе лучника непривычно смешались шипение и рык.

Я с кристально невинным видом вскинула на него глаза, вытащила вторую руку из мешочка на поясе, раскрыла ладонь и дунула.

Мерцающий серебряный порошок взвился в воздух облачком и осел у Кайдена на лице, мгновенно и без следа впитавшись в кожу. А мигом позже я едва успела подхватить тяжеленное тело, чтобы помочь ему опуститься на пол.

Так, теперь быстро, быстро.

Я метнулась к двери, распахнула ее, махнула рукой соучастницам страшного преступления, караулящим за углом, и, не дожидаясь, пока они подбегут, рванула обратно. Плюхнулась на колени рядом с одурманенным непенфом лучником.

Бум-бум-бум-бум. Два разных сердца застучали в унисон. Я не удержалась, коротко поцеловала его в губы с терпким привкусом травы — на удачу! — обхватила ладонями голову и, прижавшись лбом ко лбу, провалилась в непроглядную мглу.

Ощущения нахлынули на меня не сразу, но резко, словно плотину прорвало, и вода ревущим потоком, сбила меня с ног, заливая глаза, нос и рот. Только вместо воды был огонь и дым.

Вокруг полыхало все.

Рев пламени бил по ушам, запах гари забивал легкие, от жара было ощущение, будто кожа лопается. Если бы дело происходило в реальном мире, я погибла бы на месте. Но этот огонь меня не трогал — он был слишком занят.

Вокруг рушился мир Кайдена.

Падали обугленные потолочные балки, трескался, крошился камень, полыхали портреты на стенах…

Я даже не знала — пугаться мне или радоваться, ведь именно этого я и добивалась. «Раскачать» лучника, заставить его дать слабину, увлечь демона замаячившей свободой, чтобы самой незаметно проскользнуть сюда и повернуть задуманное. Только я сама не ожидала, насколько Кайден был близок к срыву. Если у меня не получится, то не только я не выберусь из этой переделки живой. Мало кто выберется.

Я пошла вперед. Здесь неважно, куда ты будешь идти. Неважно, с какой скоростью. Выйдешь, все равно, туда, куда выйдешь. Я и вышла. Сама не заметила, когда один замок сменился другим, а обычно светлые и высокие, но сейчас объятые огнем школьные стены — темным камнем родового гнезда черного мага.

Здесь тоже ощутимо тянуло гарью, копоть и следы свирепого пожара встречались повсюду… тут он начался, широким кругом расходясь по всему миру. Я только сейчас заметила, что на мне вместо форменного зеленого платья была надета долгополая белая рубаха. Она почему-то была мне велика — рукава доставали аж до кончиков пальцев, плечи не по размеру, сползали. Хорошо, что горловина на завязках — иначе одежка с меня и вовсе свалилась бы…

Задумчиво поддернув подол и изучив свои босые пальцы, я хмыкнула, покачала головой и побрела дальше в нужном направлении. Ритуальная рубаха волочилась за мной хвостом, мела каменный пол.

Вот же игры подсознания, то ли моего, то ли чужого. В жертвенные одежды меня обрядили!

В коридоре было тихо и пусто. Меня никто не встречал, не заманивал. Значит, план удался, и демон о моем визите не подозревает, иначе вряд ли позволил бы мне выйти за пределы горящей комнаты. Значит, не зря старалась.

Перед Кайденом было немного стыдно. Но, действительно, самую малость — я не самоубийца, и пасть смертью глупых от лап потусторонней твари не желаю. А если бы демон догадался о моих намерениях, если бы хоть заподозрил, что я могу нести реальную угрозу — так бы и стало. Он бы убил меня, стоило бы мне только сунуться в сознание лучника. Испепелил бы мою основу. Личность, сущность. Оставил бы пустую оболочку, лишенное проблесков сознания тело.

Потому что, все что знает Кайден знает и демон. А Кайден, зачарованный порошком, над которым я три дня корпела, сейчас завис между сном и явью в объятиях рыжей целительницы.

Ритуальный зал с демоном возник внезапно. Я шла-шла и вдруг вышла на него. Сквозь широко распахнутую дверь было отлично видно внутреннее убранство зала во всех его неаппетитных подробностях — алтарь, останки жертв, черные, закопченные стены без окон. И яростно алеющие линии октограммы, в центре которой застыл демон. Он стоял, запрокинув рогатую голову, раскинув руки в центре своего места силы, в центре своей клетки, и, кажется, упивался происходящим.

На мое счастье, стоял он к двери спиной. Я скинула оцепенение неожиданности и юркнула в сторону, устроившись так, чтобы изрезанная магическими символами плита двери меня скрывала, и затаилась, прижавшись к теплой каменной кладке.

Открыта дверь была наружу, то есть проблем с тем, чтобы незаметно ее захлопнуть, особых не было. Если, конечно, демон не повернется мордой в эту сторону. Но была другая сложность — просто захлопнуть эту дверь будет недостаточно. Мне понадобится несколько мгновений, чтобы завершить начатое, а тварь, почуявшая, что долгожданное освобождение ускользает, уж точно не станет покорно ждать своей участи. Замочной скважины в темном камне не было, никакой щеколды тоже не было заметно. Только два здоровенный крюка для запорного бруса. Я покосилась на стену и обнаружила точной такой же и на ней.

И где мне здесь искать сам брус? Маг, вот, вроде, умный ты был мужик, хоть и гад, почему нельзя было придумать что попроще? Хотя, надежно, нельзя не признать.

Осмотр коридора, уходящего от меня влево, ничего не дал. Я вздохнула, собираясь с духом, чтобы высунуться из-за двери и тут увидела его.

Темный брус, испещренный всевозможными символами, о значении большей части которых я даже и не догадывалась, лежал в нескольких шагах и прямо напротив дверного поема. Боги всемилостивые, ну как?! Я же оттуда пришла!

Задача вырисовывалась катастрофически непростая. Выйти на открытое пространство перед дверью, дотащить до нее даже на вид тяжеленный засов, закрыть дверь, умудриться засов этот поднять и вставить в пазы. Все это под скептическим взглядом демона, в самую последнюю секундочку сжигающего меня заживо.

Ладно, допустим, демона я навоображала.

Я покосилась в щель между дверью и стеной. В эту сторону тварь пока что по-прежнему не смотрела. Полностью занятый своими ощущениями демон казался неподвижной глыбой, уродливой страшной статуей. Но обманываться не приходилось. Выкидыш Бездны быстр и силен. Чтобы уничтожить меня, ему достаточно мига — а до проклятой каменной палки пять шагов туда и пять назад.

Всемилостивая Бригита, страшно-то как! Вот, пока затевала эту авантюру, собирала сведения, готовила снадобье, подбивала подружек — не боялась. Разве что Кайдена подвести, а за себя — нет. Всё мне казалось, что всё-то я продумала, всё предусмотрела… Когда к двери заветной шла — тоже страха не было. А сейчас вдруг… накрыло. Руки холодели, щеки, напротив, горели, во рту пересохло, и я то и дело облизывала губы. Пять шагов туда, пять шагов обратно. Схватить, захлопнуть дверь, заложить брус.

А он еще наверняка тяжелый, как гнев богов…

Я примерилась. Выдохнула. Вдохнула. И беззвучной тенью выскользнула из своего укрытия.

Бросок — расстояние смазалось, как будто его не было, я рывком дернула на себя неподъемный брусок, изумилась его легкости, метнулась назад, ступней зацепила дверь и изо всех сил толкнула ногой, тяжелую плиту быстрее поворачиваться на петлях.

Словно в детском кошмаре я видела спину демона, видела, как медленно, невыносимо медленно — а на самом деле, один миг — движется дверь, закрывается с грохотом, плотно входя в раму. Будто со стороны видела себя, стремительной лаской бросающейся к двери и роняющей в пазы запорный брус. И в тот же миг, когда легкий заговоренный камень упал на крючья, замок содрогнулся от рева.

По-прежнему, словно сторонний наблюдатель, я видела, как пламя тонкой ниткой очерчивает контур двери, как разбухает эта нить и вырывается яростными языками, и бессильно опадает. Только бешеный, нечеловеческий рев-вой продолжает доноситься даже сквозь толщу камня.

А дверь остается. Стоит и даже не дрожит под ревущими ударами потусторонней твари. Это отчего-то приводит меня в чувство, и я, спохватившись, торопливо подскакиваю к ней и делаю то, зачем пришла. Пробуждаю цепочку защитных рун, высеченную на двери. Это легко — нужно просто завершить каждый из символов. Одно движение — на одну руну, и там, где я провела смоченным в слюне пальцем, остается глубокая борозда, и знак обретает целостность. И с каждым последующим символом камень двери становится все горячей, а уже завершенные руны начинают тускло светиться бордовым, постепенно раскаляясь. Рычание за стеной становится яростнее и отчаяннее. И мне больно, и я уже тихонько поскуливаю, чувствуя, как на пальцах появляются ожоги, но все равно, через боль и слезы, запускаю узор.

На последней, десятой руне, я уже не скулила, а орала в голос, и завершив её, я бессильно села на пол где стояла. Поерзала, отползая от гадской двери подальше, и с изумлением увидела, как камень раскалился, потек и сплавился со стеной, намертво замуровывая демона в этом трижды проклятом ритуальном зале с октограммой.

Дверь почернела. О том, что когда-то здесь был проход, напоминали чуть иная текстура камня, чем у окружающих стен, неровности на месте рамы да металлические потеки, оставшиеся от крюков. Я таращилась на монолитную стену, и… не верила.

Что, все?

Нет, правда-правда — все?

Я поводила ладонью над темной поверхностью — жаром от нее не тянуло. Боязливо потыкала пальчиком. Камень на ощупь оказался гладким и приятно-прохладным.

Исчезла мрачная, пугающая аура, чужое довлеющее присутствие больше не давило, а белую жертвенную рубаху на мне сменило форменное платье.

Боги… да ведь это и правда — всё!

Шела, да ты же победила!

Всемилостивая Бригита, благая моя богиня, какое же… счастье!

Я с трудом поднялась на трясущиеся ноги и, вовсю подвывая, размазывая по закопчённому лицу слезы рукавом и шмыгая носом, побрела к выходу.

Стоило мне выйти за ворота, как прямо перед носом возникла очередная дверь, прямо среди поля. Простенькая, тоненькая, выкрашенная голубой краской. Кажется, благодарное подсознание дружелюбно предлагало мне сократить путь и выбраться с наименьшими затратами сил. Я взялась за ручку и, не выдержав, обернулась напоследок.

Нет, темная громада не исчезла, такой след из души не сотрешь. Он навсегда останется здесь мрачным напоминанием, возможной угрозой, неотделимой частью души Кайдена. Не врут книги, демона нельзя изгнать, и моему лучнику все равно придется дальше жить с этой ношей, с этим страхом. Но я буду рядом и никогда, ни за что не позволю рухнуть этим черным тюремным стенам.

С этой мыслью, повинуясь внезапному наитию, я повесила на голубенькую дверь простенькое заклинание-тревожку. Такие вешали целители на раненых на поле боя, когда страдальцев много, кому в первую очередь нужна помощь непонятно. Оно извещало, если человеку становилось плохо и выводило к страдальцу. Глупость, может быть, но пусть будет, мне так спокойнее.

И уже с совсем легким сердцем я снова шагнула в непроглядную тьму.

Я просыпалась несколько раз. Выхватывала какие-то обрывки фраз, тревожных голосов, запахи лекарственных зелий, расплывчатые пятна, никак не обретающие четких очертаний, и снова проваливалась в густой тяжелый сон без сновидений, куда больше похожий на потерю сознания. Меня качало, как на волнах во время шторма — то захлестывало с головой, то отпускало на мгновение, то снова уносило в пучину.

Качка прекратилась внезапно. Я неожиданно для себя осознала, что уже не сплю, просто лежу в кровати, укрытая шерстяным одеялом. Голосов вокруг не было, тишину нарушало только поскрипывание пера.

Веки все еще были какими-то неподъемными, а потому с трудом разлепив пересохшие, казалось, намертво склеенные губы, я попыталась поинтересоваться, кто здесь, но издала только едва слышный предсмертный хрип.

Скрип сменился торопливыми шагами, чьи-то руки приподняли мою голову и сухих шуб коснулся глиняный бок кружки.

Я присосалась к ней так жадно, будто не пила неделю (хотя, кто знает, может и неделю!), не ощущая ни вкуса, ни запаха… на свое счастье! Потому что, когда ощутила…

О, богиня, я кажется начинаю догадываться, за что именно нас недолюбливают пациенты!

Очередной глоток вязкой гадости застрял в горле, я закашлялась, замотала головой и без сил рухнула обратно на подушку.

— Ох, болезная, — проворчал сбоку родной голос Нольвенн.

— Воды-ы, — просипела я, малость воодушевившись. Теоретичка не целитель, можно не опасаться, что меня сейчас начнут со всех сторон осматривать, перетрясать и выговаривать о безответственности.

Но к вторично поднесенной ко рту кружке я на всякий случай принюхалась и, осушив до дна, наконец почувствовала прилив сил. От воды, конечно, а не от подействовавшей гадости, в которой я под конец опознала заговоренную настойку эхинацеи, щедро разбавленную восстанавливающим зельем. Ядреное варево. Ну спасибо тебе, Элара!

Сил хватило на то, чтобы приподняться на локтях и наконец-то разлепить глаза.

— Все? Побежала? — скептически уточнила подружка, но подушку под спину заботливо подоткнула. Нольвенн вся целиком от голоса до кончиков кос была воплощением неодобрения, и у меня даже были подозрения, чем я это заслужила.

— Как долго?..

— Три дня. Ты чуть не выгорела, Шела. У Элары еле-еле хватило сил тебе помочь.

Чуть-чуть не считается, поэтому от упрека в ее словах я отмахнулась, обошлось же!

— Как Кайден?

— Жив. Здоров. Свободен. Порывался ночевать у твоей постели, но я его выгнала. Нужен он мне тут! Потом чуть дверью не пришибла, пришлось и из коридора выгонять. Он заходил полчаса назад.

— Да? — я воодушевилась.

— Сказал, что убьет тебя, как поправишься. Я ему намекнула, конечно, что немощных убивать проще, но он, кажется, хочет получить полное удовольствие от процесса.

— Злые вы, — прохрипела-проворчала я, нахохлившись.

— А ты дурочка, нашла с кем тягаться.

— Что ж ты меня не отговорила?

— Я-то не дурочка, — припечатала в ответ Нольвенн, — время без толку терять.

Я уже хотела буркнуть еще что-то оскорбленное, но не успела. Теоретичка присела рядом на кровать и рывком уткнула меня себе в плечо. Желание оскорбляться пропало, а необходимости что-то говорить не было. Так мы и просидели какое-то время в обнимку. После чего Нольвенн, едва заметно шмыгнув носом, поинтересовалась, не голодна ли я. Живот с энтузиазмом булькнул эхинацеей.

Подружка притащила на кровать деревянный поднос, укрытый полотенцем. Я мимолетно пожалела (сюда бы Кайдена с его разогревом…), озадачилась (интересно, а магия у него осталась?) и забыла, потому что желудок отобрал у мозга штурвал и заставил наброситься на пусть холодную, но невероятно вкусную картошку с мясом. И по мере его наполнения я окончательно возвращалась в реальный мир из того, в котором пребывала вот уже неделю со всей этой демоновой кутерьмой.

— Ну, что тут у вас было? — спросила я, робко порываясь отставить полегчавший поднос. Нольвенн на меня шикнула, подхватила его и отнесла на стол.

— Наставники очень ругались. Мадален сказала, что дура ты, и пороть тебя некому, а она не будет, потому что у нее под сотню таких дур, каждую пороть — рук не хватит. Но она придумала кое-что поинтереснее…

Я содрогнулась и испытала паническое желание выпрыгнуть в окно и сбежать, куда глаза глядят, а теоретичка продолжала, как ни в чем ни бывало:

— Королевский дознаватель приходил, покрутил носом, покатался вокру…

— Нольвенн! — негодующе одернула я, но не удержалась и прыснула.

— Ничего не нашел и укатился, — как ни в чем не бывало закончила подруга. — Он сбледнул в последнее время. Пару раз забирал Одрана, и они куда-то ходили, один раз ночью… а еще говорят, что он пытался уехать, то ли в соседний город, наемника искать, то ли еще куда… Лес его не отпустил. Сколько не кружил, а дорога опять к школе вывела.

— Плохо… — Я покосилась на черную громаду за окном и поежилась.

Удивительно, но я настолько сосредоточилась на спасении Кайдена, что совершенно забыла — нас всех тут спасать надо.

От сытости снова стало клонить в сон. Сопротивляться я не стала и снова сползла в лежачее положение, позволив подружке заботливо укрыть меня одеялом.

— Нольвенн? — пробормотала я сонно. Веки тяжелели, но губы еще слушались.

— М?

— Кайдена не пускай больше.

— Что, думаешь, правда убьет?

— Не, — я перекатила головой по подушке и почти бессознательно пояснила: — Я сейчас такая страшная…

Я бежала, не чуя под собой ног. Чувство собственного достоинства, смелость и вера в свою правоту в панике бежали впереди меня, так сказать — освещали мне путь.

А какой хорошей казалась эта идея в самом начале!

За те сутки, что я еще продолжала соблюдать постельный режим, Кайден, по моему мнению, должен был отойти от беспокойства за мое здоровье, остыть и чуть-чуть соскучиться. Самое то, чтобы начать разумный диалог!

Именно поэтому я не слишком беспокоилась, когда, получив разрешение вставать, отправилась на поиски лучника.

Нет, в первый-то момент он и впрямь обрадовался. Это было по глазам видно. А вот когда облегчение схлынуло, в глазах отразилось такое! Такое… Такое, что я не стала ждать развития событий, а с придушенным писком ударилась в бега.

Жаль, что долго мой забег не продлился — дыхание зашлось почти сразу, в боку предательски закололо на второй минуте, и я, юркнув в первый попавшийся пустой класс (слава Бригите, и впрямь пустой!), согнулась пополам, пытаясь отдышаться. Нет, когда наставница Мадален говорила, что мне можно вернуться к занятиям, физическую подготовку она явно не имела ввиду!

…да и общение с Кайденом — тоже, наверняка!

Упершись одной ладонью в колено, я вторую прижала к боку, и с тревогой прислушивалась к своему внутреннему миру. Внутреннему миру внутри было плохо, он рвался наружу. Ох, рано, рано я скачки с препятствиями устраивать начала!

Когда дверь в кабинет открылась и снова хлопнула, закрываясь, я даже глаза открывать не стала. Зачем? Все равно, сейчас помирать, ну так и к чему бессмысленные усилия?

Я подождала пару ударов сердца (и судорожных спазмов желудка), но расправа не началась. Тишину просторного кабинета по-прежнему нарушало только мое запаленное дыхание.

Хм… Может, он меня не заметил? А что, я под стеной стою, он дверь открыл, беглый взгляд кинул, не увидел, и дальше искать пошел… Боги, как хорошо!

Я с облегчением выпрямилась и открыла глаза.

— А-а-а-а-а!!! — мой полный ужаса визг заметался по аудитории, отражаясь от стен, пола и потолка, наполняя ее всю пронзительным, вибрирующим звуком. Заставляя Кайдена, стоящего почти вплотную ко мне, страдальчески морщиться, как от зубной боли.

Глядя мне прямо в глаза, с абсолютно невыразительной миной на каменной физиономии, он поднял руки и положил их на пряжку ремня, с явным намерением…

Я перепугано вильнула взглядом по кабинету, судорожно ища пути к отступлению, качнулась телом в одну сторону, обозначая обманное намерение, а сама тут же метнулась в обратном направлении, удачно вписавшись между тесно стоящими рабочими столами и лавками, где более крупному боевику было не развернуться.

— Стоять! — рявкнул он мне в спину, и ломанулся следом, сопровождаемый грохотом падающей мебели и цветастыми выражениями из числа тех, за которые хорошим детям велят мыть рот с мылом.

И крик, и грохот моему инстинкту самосохранения доверия абсолютно никакого не внушали. Услышав особо развесистый оборот, требующий немедленно остановиться-вот-прям-сейчас-а-то-хуже-будет, я попыталась наддать ходу, запнулась за коварную мебель, до того мешавшую лишь Кайдену, поскользнулась, почти клюнула носом, и была спасена крепкой рукой над самым полом. Вместо благодарности я попыталась лягнуть спасителя куда придется, завязалась возня и я сама не поняла, в какой момент оказалась перекинута через твердое колено, с надежно зажатыми непонятным образом руками.

Попа нервно сжалась, прекрасно понимая, кто сейчас будет расплачиваться за излишне деятельную и умную голову. Я сдалась, и покорно обмякла на Кайденовом колене в ожидании кары.

— Шела-Шела, — вздохнул каратель над моей головой и аккуратно потянул меня за плечо, поднимая.

Хм, а я уже неплохо и устроилась, вполне себе удобное колено (если не иметь ввиду порку, конечно).

— Вот что мне с тобой делать?

— Выслушать! — вклинилась я с ответом на явно риторический вопрос, одергивая сбившееся складками в процессе борьбы платье. — Я все могу объяснить!

— Да, было бы неплохо, — хмыкнул Кайден, и похлопал ладонью по лавке рядом с собой.

Я присела на лавку, стрельнув в сторону лучника пугливым взглядом. Сидит. Спокойный такой… Драться, вроде, не собирается. Хорошо!

Расправила юбку на коленях. Сложила руки. Собрала разбежавшиеся во время погони мысли.

— Помнишь, ты на берегу сказал, что такие двери в подвале у демонологов видел? Ну, я и сходила. К демонологам. По подвалам погуляла, на двери посмотрела… Ребят порасспросила. Словом, символы, которыми была покрыта дверь, это запирающие знаки. Ими пользуются, чтобы обезопасить себя от вызываемой твари на случай, если ритуал сорвется, или если призванная сущность окажется слишком сильна, или… Словом, если что-то пойдет не так. Герцог Равенский идиотом и самоубийцей не был, к работе подходил аккуратно и меры безопасности применял серьезные.

— Не удивительно, — горько хмыкнул Кайден, — Если бы что-то пошло не так, эта тварь его бы первого сожрала. А кому, как не ему было знать, на что она способна?

Я кивнула и продолжила:

— Словом, твои приятели мне все подробно объяснили — что это такое, для чего необходимо и как приводится в действие. Показали, какие варианты защит используют против разных видов призываемых сущностей, даже учебник по начертательной защитной магии для демонологов дали. Только просили обязательно вернуть.

Я повертела в голове те мелочи, что еще тогда, в подвалах зацепили внимание, подумала и решилась:

— Знаешь, мне кажется, они в курсе. Про… — Я замялась, по привычке подбирая обтекаемое выражение. — Про тебя. Или, по крайней мере, догадываются.

И поспешила обосновать это подозрение под скептическим взглядом Кайдена:

— Понимаешь, они мне все рассказали, показали, очень хорошо все объяснили, доходчиво, внятно, а сами ничего не спрашивали! Разве что в самом начале — но, когда я начала юлить и изворачиваться, все вопросы как отрезало. А ведь они меня совсем не знают. Зачем мне эти знания? Вдруг я бы во зло их использовала? Откуда им знать, зачем мне это? Они и права-то, наверное, не имеют кому ни попадя такие вещи разглашать и меня должны были взашей вытолкать… А поди ж ты. Не вытолкали.

— Вернула? — спросил лучник, и выражение лица у него опять было невнятное. Каменное. Закрытое.

Я непонимающе моргнула, и он пояснил:

— Учебник, вернула? — И когда я отрицательно мотнула головой, буднично распорядился: — Мне отдашь, сам отнесу.

— Опять вернешься пьяным, — проворчала я.

— Ну, и вернусь, и что? — насмешливо скосил на меня серый глаз боевик.

— И ничего! Но книгу я у кого из рук брала, тому в руки и верну, а ты уж будь добр, сам найди повод для пьянки, — твердо отозвалась я, и не удержавшись, ехидно поправилась: — Ой, то есть, для визита!

Кайден на укус не повелся, только ласково улыбнулся и подбодрил:

— Ты рассказывай, рассказывай!

Я пожала плечами.

— А больше нечего, собственно, рассказывать. Договорилась с подружками, спасибо им — не отказались, подстраховали. С травами повозиться пришлось, чтобы нужного эффекта добиться, но оно того стоило — если бы не тот порошок, которым я тебя обсыпала, демон бы мое присутствие в первый же миг заметил, и живая я бы не ушла. Потому и тебе ничего не сказала. И извиняться за это не буду. Так надо было.

— Да? А раздевать меня тоже надо было?

Я немного смутилась:

— Ну… Кайден, честное слово, это только для того, чтобы демону стало не до меня!

Интересно, мне послышалось, или он и правда пробормотал себе под нос это «Ну-ну!»?

Но вслух он сказал все же другое.

— Ладно. С этим, допустим, разобрались. А вот почему ты не попросила наставников, чтобы тебя подстраховали? Если бы твоя подружка не сумела тебе помочь?

— Но ведь сумела же, — резонно отозвалась я. — А наставница Мадален, во-первых, потребовала бы объяснить, что и для чего я делаю, во-вторых, моментально бы поняла, что с тобой такое.

А в-третьих, при ней мне бы в жизни не хватило смелости стащить с Кайдена рубаху. Но об этом я ему и под пытками не скажу!

— Так позвала бы директора Паскветэна! — буркнул Кайден, не желая признавать мою правоту.

— А он бы мне чем помог? — изумилась я в ответ на это дивное предложение. — Директор сильный маг, отличный наставник и просто хороший человек, но он не целитель! Да и сдал он в последнее время… Я просто не захотела его дергать, волновать лишний раз.

Я вздохнула.

— Пойми, Кайден, у меня не было выбора. Думаешь, мне так приятно было тебе врать?

Приятно. Я вспомнила тяжелые плечи, гладко скользящую под ладонями горячую кожу, бьющий в пальцы сумасшедший пульс и вздохнула. Очень приятно!

— Ладно, — неохотно заключил лучник, не догадываясь, какие мысли бродят у меня в голове.

И слава всемилостивой Бригите!

— Будем считать, разобрались!

— Отлично! — Я просияла улыбкой. — Тогда давай, я тебя послушаю и проверю, что там у нас вышло!

— Рубаху снимать? — Красиво очерченные губы иронично дернлись.

— Снимай, — с самым серьезным видом разрешила я. — Заодно и на поток силы с узловой демонической точкой посмотрю!

Лучник хмыкнул, без сомнения, уловив намек на всю ту чушь, что я несла, прежде чем отправить его в небытие порошком непенфа, и демонстративно поправил ремень. Но я уже полностью уверилась, что ничегошеньки мне не грозит, и растеряла всякий страх, а с ним и совесть:

— Нет-нет, а вот штаны как раз можешь оставить!

Кайден рассмеялся, запрокинув голову, и я залюбовалась им. Какой все же красивый! И не верится, что не так давно обычным мне казался…

Хлопнула дверь, и чей-то голос недовольно протянул:

— Ой, а здесь занято!

— Да нет, мы уже уходим, — отозвался боевик и повернулся ко мне. — Пойдем лучше в мою комнату. А то здесь мы мешаем.

Я с готовностью кивнула и поднялась с лавки.

Проходя к выходу, Кайден было задержался, поднимая опрокинутую в гонке мебель, но группа школяров-младшекурсников с учебниками подмышками и перьями у кого где (у одного даже в зубах) многословно заверила нас, что «не надо, мы сами!», и мы охотно ушли, свалив уборку на молодежь.

— Ну, с моей стороны все хорошо! — с радостной улыбкой постановила я, завершив осмотр. — Смотрю, магия при тебе осталась…

Я провела пальцем рядом со свежезалеченным ожогом на тыльной стороне ладони, явно оставшимся после утреннего занятия. Растерявшего силу ученичка наставник Одран вряд ли бы допустил до урока.

— Ты сам-то как себя ощущаешь?

— Как будто с того света вернулся, — не раздумывая, отозвался Кайден. — Я больше его не слышу. Не чувствую. Вернее, даже не так, я чувствую, что он по-прежнему внутри, я чувствую его силу, я могу свободно пользоваться ей, но он… он больше не имеет никакой власти. Словно дверь захлопнута и закрыта на засов.

Мои губы расплылись в невольной улыбке. Ох уж эти двери!

Та ладонь, которой я только что касалась, поднялась и легла мне на талию. Сердце екнуло и заколотилось вдруг с бешеной силой. Из глубин души, не пойми где прятавшееся до сих пор, вынырнуло смущение. Глаза вскинуть не получалось, а щеки, кажется, залил румянец. По крайней мере, горели они так, что хотелось прижать к ним поледеневшие от волнения пальцы. И уж чего бы смущаться, а поди ж ты…

И такой долгожданный, такой выстраданный поцелуй все равно стал неожиданностью. Вот я стою и не знаю, куда деть глаза и руки, а вот мы уже целуемся, как сумасшедшие. И глаза закрылись, а руки нашли занятие сами собой.

Я приподнялась на цыпочки, прижималась к нему так тесно, что своей грудью чувствовала, как в его — бешено колотится сердце. Одна рука вцепилась в его плечо, другая зарывалась в светлые волосы на затылке, а губы горели, и в глазах темнело от нехватки воздуха. И осознать все это у меня получилось только потому, что Кайден остановился.

Остановился, но не отстранился. Его губы замерли в каком-то волоске от моих, и тяжело дыша, мы то и дело друг друга касались. А сильные руки держали так крепко, что подкосись у меня ноги, я не сдвинулась бы вниз ни на палец.

…а ноги и впрямь подкашивались.

— Шела…

Тихий-тихий выдох, на грани слышимости, смешавшийся с моим дыханием, переплавившийся в новый поцелуй. Казалось, он не мог от меня оторваться и одновременно с этим — боялся предпринимать что-либо еще, не веря до конца, что теперь свободен делать, что пожелает, без оглядки на кровожадную тварь внутри. А потому я сама перед очередным поцелуем повернула голову, и он пришелся не в губы, а в шею, прямо под ухом.

По позвоночнику пробежала щекочущая дрожь.

Кайден маневр оценил. Вдумчиво исследовал губами всю длину шеи вниз. А потом обратно вверх, прихватил ушко, лизнул…

Я невольно ахнула, и этот негромкий звук прозвучал в тишине звоном утреннего колокола. Кайден довольно ухмыльнулся мне в волосы и рывком подхватил на руки. Мой возмущенно-испуганный писк был прерван коротким поцелуем, после которого лучник вдруг посерьезнел и произнес, глядя мне в глаза:

— Я безумно тебя люблю. Ты знаешь?

— Знаю. Но ты отвратительно хорошо это скрывал, — не менее серьезно сообщила я. И поболтала в воздухе ногами. Висеть так, цепляясь за его шею, мне определенно нравилось.

Правда, и против того, чтобы меня опустили на кровать, я совершенно ничего не имела…

Она была явно не рассчитана на двоих, но нам было все равно. Лишний повод прижаться еще теснее и не отодвигаться даже после. Хотя, когда я полностью измотанная, но счастливая, как корриган надувший сотню человек разом, нашла в себе крохи сил, чтобы открыть глаза, то в первые мгновения мне захотелось как минимум спрятаться под одеяло. Взгляд Кайдена, полулежащего рядом сиял изумлением и любованием.

— Так ты?..

— А вот… — смущенно и даже как-то гордо призналась я.

Он наклонился и принялся меня целовать — лихорадочно, беспорядочно, куда попало, едва касаясь кожи невесомыми и огненными поцелуями. Губы, глаза, нос, скулы… Горячее дыхание коснулось уха:

— Ты должна была мне сказать! Я бы был осторожнее…

Я окончательно застеснялась и повернулась на бок, пряча лицо в подушке, но, тем не менее, проворчала:

— Куда уж осторожнее. И так еле поймала!

Самый невыносимый на свете мужчина негромко рассмеялся и обнял меня со спины. Уходить, несмотря на тесноту и не самое удобное ложе, у меня не было ни малейшего желания. Да он бы и не отпустил — осознавала я с затаенной радостью.

В первые мгновения мне казалось, что я вот тут же засну, как убитая. Все же такое разнообразие физических упражнений для еще не до конца восстановившегося организма — то еще испытание. Но сон на удивление не шел. Я лежала с закрытыми глазами, прислушивалась к чужому ровному дыханию, к ощущению безграничного счастья, сияющему теплым комочком в груди, к сладкому изнеможению во всем теле.

Кайден тоже не торопился засыпать. Его пальцы невесомо скользили по моей коже, теперь уже не с целью свести меня с ума от желания. В этих прикосновениях была лишь тихая нежность с долей неторопливого исследовательского интереса. По спине вдоль позвоночника, по лопатке на плечо, вдоль руки на живот, снова поднялись вверх… грудь его заняла на более долгое время, но затем рука снова спустилась. Было забавно ощущать себя предметом такого любопытства, иногда очень щекотно и до невозможности приятно.

Потом он угомонился, прижал меня к себе, и только большой палец то и дело поглаживал выемку пупка. И я подумала, что, если прямо сейчас, в эту самую секунду, фейри надумают разрушить замок и уничтожить всех его обитателей — я умру самой счастливой женщиной на свете.

Глава 12

В кабинете директора царил полумрак. Ставни были прикрыты, а в воздухе витали знакомые и в то же время не очень ароматы. Травы и не только. Явно не лекарственного назначения. Они дразнили обоняние неузнаваемостью сочетаний и, возможно, в другое время это меня слегка раздражало бы, но не сейчас.

Сейчас, несмотря на висящую над школой угрозу, несмотря на с каждым днем все больше мрачнеющих наставников, гоняющих школяров чуть ли не до потери сознания, я пребывала в просто до неприличия прекрасном настроении. Причина оного поджидала меня на подоконнике напротив директорской двери, и глупые девичьи мысли остались тоже где-то там, рядом со смешливыми серыми глазами, широкими плечами и иными несомненными достоинствами моего мужа. Нет, разум, к счастью, полностью меня не покинул, и когда требовалось сосредоточиться, я легко могла это сделать, но как только эта необходимость отпадала…

Как, например, сейчас, когда я сидела в сумрачном кабинете и поджидала директора, не торопящегося выходить из смежной комнаты.

Много дел у него. Наверное, они с господином Гелесом денно и нощно над поисками убийцы корпят, оттуда и запах, и полумрак. Только что, поди, какой-нибудь очередной ритуал пытались провести. Пытались — потому что окрыленного счастьем господина королевского дознавателя в дверях мне не встретилось. Только мрачный, раздосадованный мужчина с затаенной злостью во взгляде.

Мне и увидеться-то с директором довелось не сразу. Я пришла с отчетом на следующий же день после поправки, но секретарь дал от ворот поворот. Не до тебя директору, школярка. Что заходила — сообщат и позовут, когда надо будет.

Надо стало через четыре дня. Оно и верно, демон демоном, а у школы проблемы посерьезнее.

Директор вышел, когда я успела заскучать, решить, что про меня забыли, и вновь умчаться мыслями к подоконнику в коридоре. Мы с ним сегодня собирались снова к ручью сходить, пострелять. С Кайденом, конечно, не с подоконником! Жажда постичь сию премудрость овладела мной с новой силой, когда учитель с куда большим тщанием стал корректировать мне осанку, положение рук, ног, бедер и прочих, никак не участвующих в стрельбе, частей тела.

Появление директора Паскветэна тут же выкинуло из головы унесшиеся куда-то в сторону розовых облаков мысли. Я присмотрелась к нему привычным целительским взглядом и с некоторой радостной неожиданностью вынуждена была признать, что он выглядит лучше. Как-то собраннее, энергичнее. Может, все-таки у них с господином Гелесом что-то и выходит?

— Добрый вечер, Шела.

Сев за стол, он окинул меня не менее цепким взглядом и задумчиво произнес:

— Я смотрю, тебя можно поздравить.

Слегка зардевшись, я потеребила кончик переброшенной через плечо косы. Лента в ней змеилась совсем иным узором, отличающим мужнюю жену от девицы. На причесывание по утрам времени уходило теперь больше — пальцы слушались плохо, норовили соскочить на привычное плетение, но взгляд мужа, наблюдающего за мной с нескрываемым удовольствием, того стоил.

— Уж не Кайден ли?..

Я подтвердила предположение кивком. Личную жизнь с директором обсуждать было до ужаса неловко. Но на счастье он больше никаких вопросов задавать и не стал. Только в глубине глаз мелькнуло что-то похожее на неодобрение. Но к этому-то я уже привыкла. Наставники почти все как один школярские свадьбы не поощряли — об учебе надо думать, а не о прочих глупостях. Дело молодое, успеется еще десять раз пережениться.

— Ну. — Директор устремил на меня тяжелый испытующий взгляд. — Рассказывай, Шела.

И я рассказала. Умолчав, правда, про подсказку. Это знание казалось каким-то сокровенным, моим. Кайдену или Нольвенн я бы, может, и рассказала, выпытывай они подробности, а директору — не хотелось. Мелочь же, правда? Зачем ему это знать?

— Ты молодец. — В глазах старого мага сияла практически отеческая гордость. — Ты проделала просто невероятную работу, и мне не передать словами, как я восхищен твоим талантом и мужеством. И очень может быть, что спасла ты не только жизнь Кайдена, но и жизни сотен людей.

Я невольно зарделась. Ну и личное счастье по ходу устроила, ай да я!

— Демон прочно заперт? — все же уточнил директор. Его можно было понять, угроза нешуточная, удивительно как он вообще решился привести его в школу и довериться мне.

— Прочнее, пожалуй, нельзя, — отозвалась я, на долю мгновения сама засомневавшись.

— Но Кайден по-прежнему с ним неразрывно связан… — Было не совсем ясно, считать эти слова обращением ко мне или просто мыслями вслух, но я на всякий случай добавила:

— Он сохранил магию, а значит, часть силы демона, но я не думаю, что в этом таится опасность. К тому же… я буду рядом. Если что-то случится, я смогу помочь.

— Правильно. Все правильно, Шела. Все правильно…

Было ясно, что на этом разговор завершился. Но я, помедлив, все же решила и сама задать вопрос.

— Директор Паскветэн, простите… я не могла не заметить господина Гелеса… скажите, в расследовании есть какие-то успехи?

— Есть, — старый маг улыбнулся. По-настоящему улыбнулся, не вымученной лживой гримасой, чье единственное призвание не допустить паники. — Я думаю, скоро все решится, все наладится. Мы уже близки к разгадке.

Я вышла в коридор окрыленная, щурясь на яркое закатное солнце, бьющее по глазам после кабинетного полумрака.

Светлая макушка лучника на нем сияла почти рыжиной…

— Кайден, а твои родители живы?

Мы сидели после занятий в его комнате, которая, если уж быть откровенной, стала почти и моей. Вернее, лучник сидел, а я стояла на коленях за его спиной и, стараясь не пыхтеть сосредоточенно, разминала ему вывихнутое накануне на тренировке плечо. Герой решил вставить его сам, вставил неудачно, защемил мышцу и все равно стоически терпел, наивно полагая, что я не замечу.

По правде говоря, с вывихом-то я разобралась быстро, но как всегда увлеклась, нащупав спазм возле шеи. Кайден не возражал. Еще бы он попытался!

— Живы, — помедлив, отозвался лучник и склонил голову на бок, давая мне больше простора. — Были. Три года назад.

— А чем они занимаются?

Не знаю, как сам Кайден, а я испытывала неземное удовольствие, впиваясь пальцами в теплую гладкую кожу, поглаживая ее, перебирая напряженные мышцы, чувствуя заключенную в них жесткую мужскую силу.

Муж не торопился отвечать, то ли задумавшись о своем, то ли впав в транс, и я куснула его за ухо. Кайден дернулся, намереваясь отомстить, но я тут же утешила пострадавшего от целительского произвола поцелуем, и разговор возобновился.

— Отец — плотник. Мать на хозяйстве.

— А братья или сестры есть?

— Есть.

— Сколько?

— Много… — Кайден вздохнул. Правда, я не поняла, был ли это вздох сожаления или облегчения, когда я оставила в покое одну измученную мышцу и переключилась на другую.

— Много — это сколько? — продолжала допытываться я.

— Семь. Было. Три года назад.

Я серьезно озадачилась на всякий случай, готова ли я знакомиться с таким количеством родственников, но мысль была прервана громким стуком в дверь и звонким:

— Шела, ты тут?

— Ага, — отозвалась я, узнав голос Элары.

— Бегом в больничные покои, там какой-то кошмар-ужас, три телеги пострадавших из Вирша прибыли, всех старших целителей созывают!

Я торопливо сползла с кровати, сунула ноги в туфли, осчастливила Кайдена суровым наставлением «руку не трогать!» и умчалась туда, куда звал целительский долг вкупе с нешуточным беспокойством — что там стряслось? Кто пострадал? Есть ли среди них отец?..

Стрелой долетев до южного крыла, где находились целительские «пыточные», как поголовно называли это место школяры, я дернула на себя тяжелую дубовую дверь и… замерла на пороге. Больничные покои было не узнать. Во-первых, они кишели людьми, которых было куда больше, чем коек. Во-вторых, там было шумно. Очень шумно. Кто-то орал в голос и бился в конвульсиях, кто-то распевал похабные песенки, кто-то с бешеным визгом носился меж зеленых целительских одежд, кто-то рыдал, кто-то хохотал, кто-то несвязно вещал о грядущем конце света, и весь этот гам магическим образом перекрывал строгий голос наставницы Мадален.

— Шела! — Суровый оклик заставил меня вздрогнуть, шагнуть внутрь, а выпущенная дверь поддала по попе и придала ускорение. — Массовое отравление, основной компонент — беладонна. Второй зал под начало Оанелль.

Я кивнула, толком даже не понимая, откуда именно звучат наставнические указания, и, слегка пригнув голову, нырнула в человеческий водоворот.

Во второй комнате было чуть тише. Здесь, как выяснилось, лежали те, у кого дела обстояли серьезнее. Люди метались в бреду, тела нервно бесконтрольно дергались, от них исходил жар. Оанелль, выпускница, заметив меня, махнула рукой.

— Возьмешь на себя те три койки. Что делать знаешь?

Я снова покивала.

— Как это случилось-то?

— Говорят, фейри пошутили, — бросила целительница через плечо, уже удаляясь к другим кроватям.

Я перевела взгляд на доверенных мне людей. Ничего себе шуточки. Хотя… эти могут, если разойдутся. В прошлом году они так колодец зашептали, что любой, напившийся из него сутки чесоткой страдал. А в позапрошлом в городской колокол подселили стромкарла13. И все услышавшие его пускались в пляс, да такой, что потом от переломов да сердечных приступов лечить приходилось. А в поза-позапрошлом…

Голова думала, а руки делали. Одним из моих пациентов оказалась тетка Маэлан. Она вздрагивала и металась по кровати так, что кому-то из школярок пришлось привязать ее простыней. Холодная тряпка на лоб — сбивать жар. Давать отвары опасно, сначала яд нужно вывести из организма. Этим уже займется магия, но дело небыстрое, поэтому участь пострадавших надо облегчить. Время и окружающее пространство размывалось, переставало существовать. Оставались я, три страдающих человека и сила, покалывающая пальцы крохотными разрядами молний.

— Шела? Ты, что ль? Или все ж мерещится.

— Я, тетушка.

Очищение еще не было завершено, а всеми уважаемая матрона уже пришла в себя. Не зря ее муж, почтенный дядька Поль утверждал, что здоровьице у дорогой супруги лошадиное, хватка волчья, а нрав змеиный. Правда, вслух с этим утверждением соглашаться никто еще не решился.

Я склонилась, чтобы проверить ее глаза — прошло ли посинение. Через плечо рыжей змейкой скользнула коса… и была тут же ухвачена пусть и короткими, но цепкими пальцами.

— Это что еще такое?

Да когда она из простыни-то выпуталась?!

Тетка потянула косу на себя, разглядывая пристальнее, словно проверяла, а это-то не мерещится, и я айкнула, когда затылок ощутимо дернуло.

— Ты, девка, сдурела, что ли?

— Тетушка пустите, — взмолилась я шепотом. — Мне закончить надо…

— Нет уж, ты отвечай, когда успела, дурная? Отец почему ни слухом, ни духом? Совсем страх и уважение к родителю растеряла?

— Откуда ж вы знаете…

— Чтоб я и не знала?! — тетка искренне оскорбилась, и я о сказанном пожалела — голос ее начал стремительно набирать обороты. — Ты какой дурости в этой школе нахваталась, коль додумалась замуж тайком? Чай не безродная, не ничейная, уж мы ли тебе не устроили бы свадебку, коли отцу не по силам бы было?

— Да я…

— Цыц, бедовая! Я ж тебя в прошлом месяце видала, девкой была. Чего муж твой не ухаживал, не соблюл обычаев дедовых? Чай, не за просто так их придумали-то… аль ты, дурища, беременная?

Голос у тетки был раскатистый, низкий, громкий, как звук боевого рога. Разносился он по комнате, перекрывая все прочие. А я, чувствуя, как пылают уши, все продолжала очищение. Да когда ж оно наконец закончится, Бригита милостивая!

— Так вы ж сами сказали — надо идти! — вклинилась я в ее речь, чтобы прервать хоть на минутку. Снующие туда-сюда целительницы не торопились приближаться, но и не удалялись. Оно и понятно, когда еще такое представление увидишь?

— Так с толком идти-то надо, с разумением! — сердито гаркнула тетка. — А не подол задравши лететь, как коза недоенная! Дурень ты, Шела. Мужик за девкой ухаживать должен, добиваться, тогда он жену ценить будет. А когда эта дуреха ему сама в руки упала, как перезревшее яблоко? А! — Тетка махнула рукой, и я воспользовалась моментом, чтобы выхватить многострадальную косу и перекинуть ее обратно за спину. — Вот была бы жива твоя матушка, уж она-то тебя за косу бы оттаскала за подобное.

Я торопливо заправила волосы в платье. Для верности. И каково же было мое облегчение, когда ритуал, наконец, подошел к концу. Правда, чувствовала я себя так, будто не толику сил влила, а всю себя без остатка выжала.

— Вы, тетушка, отдыхайте теперь, вам поспать надо, — с этими словами я позорно сбежала к мужчине, лежащему от Маэлан через койку, малодушно оставив того, кто лежал между ними двумя напоследок.

— Отдыхайте! Отдохнешь тут с тобой! Не бережешь ты сердце мое больное, только добра тебе желающее, не ценишь! Вот я отцу-то твоему все…

Очень захотелось зажмуриться и заткнуть уши пальцами.

— Свежая вода. — Оанелль опустила кувшин рядом со мной. На губах ее играла с трудом сдерживаемая улыбка.

— Не беременная я! — пропыхтела я свистящим шепотом, глядя на старшую почти жалобно.

— Да никто и не сомневается, — та похлопала меня по плечу, а потом повернулась и легкой плывущей походкой устремилась к тетке Маэлан. — Тетушка, все ли у вас хорошо, может вам подушечку поправить, теплое одеяло в ноги положить?

Вот она — цеховая солидарность! Почти прослезившись от благодарности, я возблагодарила богов, что Кайден сейчас тихо-мирно спит в своей кровати и ничего этого не слышит.

У моего второго пациента, имя которого в памяти не всплывало, хотя лицо было знакомо, дела обстояли серьезнее, и очищение затянулось. Минуты утекали медленно, тягуче, как густой мед. Тетка угомонилась, и все мысли снова сосредоточились на работе. На силе, утекающей сквозь пальцы, на бьющейся в них нитке чужого пульса…

Кольнувшая грудь тревожка заставила меня вздрогнуть и заозираться в поисках того, кому нужна моя срочная помощь.

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что ни на кого из пострадавших горожан я это заклинание не вешала. Да и вообще за пределами классов мне его использовать пока что довелось только один раз. Голубенькая дверь. На всякий случай.

Сердце сжалось. Как такое возможно? Что с ним могло случиться?

Я завершила очищение, нервно кусая губы, и тут же кинулась к Оанелль.

— Мне нужно уйти. Это очень важно. И очень срочно.

— Срочнее, чем здесь? — целительница удивленно и несколько неодобрительно вскинула брови.

— Да, — твердо произнесла я.

Этим людям нужна помощь, это верно. Но их жизни уже ничего не угрожает, к тому же вокруг полно целителей. А сигнал срабатывает только если… я сглотнула и сжала кулаки.

Оанелль посмотрела на меня долгим серьезным взглядом и кивнула.

— Иди.

Я молнией сорвалась с места и, только взбежав по лестнице, сообразила, что маяк тянул меня совсем не к комнате Кайдена на четвертом этаже. А вовсе даже в прямо противоположную сторону. Вниз, в подвалы.

Так. Только не говорите мне, что он напился с демонологами и во что-нибудь с ними же и вляпался! Добью!

Вспыхнувшая злость быстро угасла и вновь сменилась нешуточным беспокойством, когда владения демонологов остались позади, уступив место алхимическим, а заклинание продолжало тянуть меня в глубь подвалов. И по-прежнему — вниз.

Я уже тяжело дышала от бега, а грудь все сильнее сдавливало жгучим обручем, в который превратился самый первый тревожный укол. Туда-туда-туда…

Упершись в какую-то дверь, я распахнула ее не медля ни мгновения, и удивленно замерла на пороге каморки-чулана, заваленного рухлядью, очертания которой с трудом угадывались в темноте — свет из коридора сюда практически не проникал.

А маяк уверенно пульсировал — туда-туда-туда. Вниз.

Куда — вниз?

Я озадаченно изучила доски пола. В голову начала закрадываться мысль, что заклинание дало сбой. В конце концов, я же его даже не совсем по правилам навесила. Уж вовсе не в подсознании такие вещи делаются. Может, оно исказилось как-то? И Кайден спит себе и в ус не дует, что его женушка подолом ночные коридоры школы метет, его разыскивая.

А если нет?

Прикусив губу, я вздохнула, опустилась на четвереньки и принялась пристально разглядывать пол.

Люк нашелся за ветхим столом, заваленным битыми черепками (кому вообще надо хранить подобное?). Изъеденное ржавчиной кольцо и протяжный скрип петель указывали на то, что пользуются им отнюдь не часто. А из темного провала, в котором терялись ступени не сильно надежной на вид деревянной лестницы, пахло сыростью, затхлостью и дохлыми крысами.

По спине пробежал холодок. Что это еще за подвал в подвале и что Кайден мог там забыть? Лезть в эту темноту не хотелось до отвратительной дрожи в коленях, но заклинание уверенно тянуло туда. Не проверишь — не узнаешь, правильно?

Сотворив слабенького светлячка, я набрала в грудь побольше воздуха и начала спуск.

Ладони вспотели от страха почти сразу же. А спустя несколько минут блуждания в скудном белесом свете, ориентируясь лишь на зов маяка, я уже вся взмокла. Прилипшие к шее волосинки неприятно щекотали кожу, я нервно чесалась и все больше сомневалась в правильности собственных действий.

И когда я уже почти убедила себя, что тревожка сработала неправильно — не мог Кайден здесь оказаться! — в темноте нарисовался подсвеченный изнутри контур двери.

Дверь была старой, даже древней, и с витающими запахами гармонировала прекрасно. Но вот ее я распахивать не торопилась, потому что помимо начавшего угасать маяка, исполнившего свое предназначение, я ощущала еще силу.

Ее было столько вокруг, что казалось даже воздух стал гуще. Но это была не стихийная сила природного источника, нет. Она была чужой и какой-то… недоброй.

Погасив светлячок и на цыпочках приблизившись к двери, я затаила дыхание и заглянула в широкую щель между рассохшимися досками.

Первым, что я увидела, была спина. Согнутая прожитыми годами, чуть прикрытая длинными седыми волосами, она, как мне показалось, принадлежала директору Паскветэну. Он отошел в сторону и передо мной предстал Кайден.

Лучник лежал на белом мраморном столе, до отвращения похожем на жертвенный алтарь. Обнаженный по пояс он будто спал — закрытые глаза, умиротворенное выражение лица… только запястья были закованы в тяжелые кандалы, а руки от них и до локтя изрезаны незнакомыми рунами да так глубоко, что из ран медленно, но верно сочилась кровь. Она заполняла собой тонкие желоба, прорезанные в мраморной поверхности, образуя сетку сосудов, но уже вне человеческого тела.

У меня в горле застыл крик ужаса. Дышать стало нечем.

Что здесь творится?!

Я медленно попятилась от двери, опасаясь сорваться с места бегом и издать хоть звук, привлечь к себе внимание. Надо вернуться, надо срочно вернуться, поднять на уши наставников, учеников — всю школу.

…может, директор мне примерещился? Не мог же он…

Сейчас это было неважно. Кто бы то ни был, его нужно остановить.

Я сделала всего семь шагов и уперлась в мягкую пружинящую стену. Обернулась. За спиной — темнота пустого коридора. Я коснулась ее рукой, и пальцы увязли в воздухе как во вчерашней каше, оставив такое же липко-неприятное ощущение. Войти оказалось можно. Выйти — нет.

Вот тут мне окончательно стало страшно. Наверное, даже страшнее, чем один на один с демоном в Зубастом замке. Там я знала, что нужно делать. Сейчас же… ощущение абсолютной беспомощности и полной паники захлестнуло с головой. Да что ты можешь, целительница?

Правильно, ничего. Только семь шагов вперед и наблюдать.

Я снова прильнула к щели.

Черные свечи по стенам. Тонкие, длинные. Я видела такие у демонологов, когда приставала к ним с расспросами. Ритуальные. Пол тоже испещрен знаками, линиями, на первый взгляд, совершенно беспорядочными, но стоило начать к ним присматриваться, как они выстраивались в ясную четкую схему, обретая некий глубокий смысл. Человек, так похожий на директора, передвигался между ними осторожно, не касаясь линий, и что-то бормотал себе под нос. И от этого бормотания сила продолжала сгущаться. Скопившаяся в комнатушке мощь потрясала воображение.

Старик обошел стол по кругу, и мои надежды рухнули. Человек, так похожий на директора, им и оказался. Он склонился над лучником, не прерывая бормотания, и принялся чертить невидимые символы у него на лбу. А закончив, вдруг отечески потрепал по волосам и произнес вслух, заставив меня вздрогнуть.

— Прости, мой мальчик. Осталось немного.

Очень хотелось закричать. Ворваться в комнату с воплем: «Что же вы делаете?! Как вы могли?!». Но здравый смысл еще не окончательно меня покинул. Я даже первую фразу закончить не успею, как директор, в руках которого скопилась такая мощь, размажет меня по стенке. Поэтому я продолжала смотреть, цепляться за детали, в безнадежной попытке обнаружить хотя бы за мизерный шанс на спасение.

И зацепилась.

Над светлой макушкой в воздухе висел шар света. Пронзительно-яркого цвета весенней листвы. Он сверкал солнечными лучами, бликами воды, звенел птичьей трелью, шептал ветром в ветвях. Маленький шар по мощи превосходящий все, что уже витало вокруг, но светлый и чистый, был силой убитой метсаваймы.

Дверь, та дверь, что была прочно опутана древесными корнями и цветущим вьюном, протяжно заскрипела в душе, силясь распахнуться в ответ на немой зов. И я поняла, что надо делать.

Кровь фейри. Ничтожная восьмеринка. Но я же слышала голоса на той памятной поляне, я же чувствовала сердце Брейдена. Я смогу, у меня получится. Мне же не нужно достучаться до Старших, всего лишь до бабки, а она уже все сделает. Она не из тех, кто жаждет гибели школы, она поможет. Надо только дотянуться, позвать. Кровью кровь. Дыши, Шела, дыхание — это тоже ветер. Ветер в твоей крови, ветер способен преодолеть любые расстояния, что уж там говорить о жалком броске до березовой рощи. Ветер все слышит и шепчет в листве, раскрывая все тайны мира.

«Убийца найден. Убийца Паскветэн. Школа отдает свой долг».

Тяжело дыша, я уткнулась лбом в сухие доски. Наваждение рассеялось без следа, а я даже не могла с уверенностью сказать, получилось ли у меня хоть что-то, или мой призыв так и остался бьющейся в голове отчаянной мыслью.

— Что… вы делаете?!

Полный недоумения чужой голос, раздавшийся вдруг в комнате и перекрывший директорское бормотание, заставил меня вздрогнуть и снова прильнуть к двери. Правда, чтобы выяснить, кому он принадлежит, пришлось сменить щель и угол обзора. Теперь мне стал виден мужской силуэт в углу, спеленатый по рукам и ногам путами заклинания. Лицо его было мне незнакомо.

— Очнулся? — с некоторым сочувствием отметил директор, помолчал и добавил: — Все же жаль, что обстоятельства оставили открытой для тебя лишь стезю наемника. Такой потенциал. Но увы…

Наемник? Какую роль он играет в жестоком плане Паскветэна?

Цель плана мне была не ясна, но было совершенно очевидно — все мы здесь, кроме директора, стали разменными монетами в большой, даже слишком большой игре.

— Отпустите меня. Я буду вам полезен, — в голосе наемника звучала обреченная усталость.

Он не верил, что ему удастся уговорить старика изменить планы, но пытался. Все равно пытался.

— Будешь, — грустно отозвался тот, осторожно и тщательно выплетая заклинание, настолько сложное что я, подглядывающая из своего укрытия, только интуитивно могла уловить, что делает наш дорогой директор. Да и то очень условно.

— Обязательно будешь. Ты примешь на себя ответственность по Договору. Прости, мой мальчик.

— Нет! — дернулся в путах боевой маг. Его глаза пылали отчаянием, гневом и жаждой жизни. Связанный по рукам и ногам, окутанный чужой волей, он не сдался. — Здесь королевский дознаватель, он поймет, что преступник не тот. А даже если и нет, Брейден не обмануть, и Договор опознает подлог!

Директор не выглядел торжествующим или упивающимся своим могуществом и умом. Глубоко усталый старый человек, выполняющий тяжелую, неприятную, но необходимую работу. И заклятия, выплетаемые старческими узловатыми пальцами, все плотнее и плотнее оплетали незнакомого мага.

— Не будет никакого подлога. В этом и суть, малыш, — печально отозвался директор Паскветэн. — Ты связан со школой? Связан. Ты ведь в свое время так и не смог закрыть магический контракт. Помнишь еще?

Маг в путах зло, яростно выдохнул:

— Забудешь такое!

Директор кивнул и продолжил:

— Именно потому Договор тебя и защищал до сих пор. И поэтому никто из людей не усомнится, что именно это и имели в виду дети Брейдена, когда говорили — «убийца связан со школой». Даже Гелес не усомнится. И пусть это не совсем правда. Пусть эта связь важна лишь для людей, и не имеет значения для Леса. Люди и фейри имеют слишком мало точек соприкосновения, чтобы это выяснилось. Никто не узнает…

Директор закончил плести заклинание и, подвесив перед обездвиженным магом прямо в воздухе странный камешек-подвеску на цепочке, явно артефакт, перешел к каменной плите, на которой лежал бессознательный Кайден.

Я умышленно старалась не смотреть в ту сторону, потому что стоило только увидеть родного, ненаглядного лучника беспомощным и истерзанным, как ужас подымался удушливой тошнотворной волной, голос разума умолкал, и я неимоверным усилием воли удерживала себя от того, чтобы броситься на помощь любимому.

И сейчас тоже с трудом отвела взгляд от него, всегда такого сильного, смелого, а теперь — распятого на мраморном столе, изрезанном желобами для стока крови, покрытыми ритуальными знаками… Бледного. Такого бледного!

Нет. Ты не умрешь. Не сейчас, не теперь! Потерпи, любимый. Главное, держись!

Я вцепилась потными ладонями в ткань платья, закусила губу. Держись, Шела. Не выдай себя! Ни вздохом, ни стоном, ни шорохом! Держись, помощь идет, она наверняка уже близко!

Для себя я все уже решила. Как бы там ни сложилось, а убить Кайдена я не дам. Если восьмой части дивной крови в моих жилах оказалось мало, если Брейден не услышал мой зов, то я брошусь на директора в ответственный момент. Да, с моей стороны было бы разумнее затаиться, ни вмешиваться и потом, когда все закончится, свидетельствовать перед дознавателем, рассказать ему правду, но мне плевать. Я не дам убить Кайдена! И если никто не придет, то я сама брошусь на подлого убийцу…

А ведь я директору так верила! Как мы все могли так ошибаться?

Как он мог так нас всех предать?

Маг напрягся всем телом и расслабился, пытаясь ослабить путы. Снова напрягся и обмяк.

— Зачем мне это? Зачем бы я это сделал? — с бессильной яростью выплюнул он.

Директор Паскветэн даже не отвлекся от своего занятия. Руки, умелые руки сильного мага, в пигментных пятнах и старческих выпуклых венах, размеренно делали знакомую работу. И не дрожали.

— Все просто. Ты умираешь, мой мальчик. Тогда, много лет назад, когда ты не справился с заданием и не сумел исполнить обязательства по контракту, я за тебя заступился и не дал запечатать твой дар. Но это не пошло тебе во благо, малыш. Откуда же нам всем было знать, что неисполненный магический договор станет тянуть из тебя силы?

Плененный дернулся в тенетах еще раз, но это ни к чему не привело, и он остервенело забился, ослепленный отчаянием. И, оглушенный предательством директора, зарычал:

— Я столько лет незримо был вашей правой рукой! Нас связывало столько тайн и общих дел! Мои клятвы и ваши обещания! А теперь я вишу, спеленатый, как муха в паутине!

Мне стало безмерно жутко. Как это страшно, готовиться принять смерть от того, кому столь беззаветно служил, кому полностью доверял… Как Кайден.

А может, и нет. Может, я все это сама себе придумываю, и он ждал от директора удара. Кому лучше знать о паучьих повадках, чем другому пауку?

Устав бесполезно тратить силы, боевик сменил тон, и выдохнул обреченно:

— Это неправда. Это неправда, и дознаватель короля вам не поверит. Он будет проверять. Он увидит…

— Он увидит, что это правда, Дерек, — устало отозвался старый маг, а я запоздало поняла, что за заклятия он плел вокруг наемника.

Одна часть из них была путами, призванными удержать опытного боевика, а вот вторая — точно тянула из него жизненную силу. И, приглядевшись, я ужаснулась тому, с какой мощью заклинания директора высасывали соки из несчастного…

— Ты был в отчаянии, Дерек. Когда понял, что происходит, скрыл это от всех. Ведь тогда бы тебя точно запечатали. Ты пытался бороться, искал способы преодолеть непреодолимое, метался… И когда понял, что честных способов помочь тебе нет, ты прибегнул к бесчестным.

Речь директора была такой же плавной и уверенной, как и его движения. От ужаса происходящего у меня волосы подымались дыбом, и тело било ознобом. Я кусала собственный кулак, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Магия, которую творил директор, потоки сил, которыми он управлялся как будто бы походя, обрушивались на меня многотонным прессом, заставляли дрожать внутренние органы, противно гудели в костях и заставляли почувствовать себя особенно ничтожной.

Если я попробую вмешаться в ритуал директора, вызванные им силы меня попросту размажут.

…но я все равно попытаюсь.

Если меня не услышали.

Если помощь опоздает.

Если встанет вопрос, кому жить, Кайдену или мне…

Нет. Нет, для меня это не вопрос. Есть вещи, которые я для себя уже решила.

…А зря все же я укротила демона, уж он бы сейчас живо директору его место указал, мелькнула мстительная мысль, и я снова прислушалась к беседе.

Почти мирной. Почти дружеской. Если забыть о том, что беседуют два паука, и один другого вот-вот сожрет.

— Одни боги знают, где ты нашел этот ритуал. Но ты нашел. И поверил, что он сможет наполнить тебя силой снова. Ты тайно вернулся сюда, в школу. В Брейден. Ты убил метсавайму… И этого мальчика, талантливого сильного боевика, полного того, что ускользало от тебя — жизни. Зарезал на алтаре прямо в школе, считай, на глазах у сотен учеников и десятков преподавателей. Я почувствовал, что здесь творится почти чудом. Только потому, что по многолетней привычке постоянно контролирую магический фон школы и знаю его до мельчайших деталей. Я бросился к источнику возмущений, но не сразу сумел найти это место. А когда нашел — было уже поздно, мой мальчик. Ты почти закончил ритуал, и я не успел спасти твою жертву…

— Какой героизм, — бесстрашно вмешался в речь директора боевик. — Вот только как вы, дорогой героический директор, защитник слабых, думаете объяснять, отчего ритуал омолодил не меня, а вас? И как надеетесь скормить это Лесу? Не сомневаюсь, что если бы Брейдену можно было подсунуть фальшивого виновного, вы бы давно так и сделали!

Директор покачал головой. И даже оторвался от зловещих манипуляций над моим мужем.

— Я никому ничего не стану объяснять, малыш. Видишь ли, пытаясь остановить тебя, я трагически погибну. У тебя при себе окажется артефакт, о котором я не знал, да и знать не мог, и он остановит мое сердце. И Договор, тот самый, которому фейри верят безоговорочно, это почувствует. Видишь ли, для обитателей Леса невозможно возвращение из-за грани. Смерть для них — это развоплощение. Иного фейри не дано. И когда артефакт на твой груди — твой, мой мальчик артефакт, ты достаточно долго носил его, чтобы дознание определило это достоверно, — ударит в твоего старого директора заклинанием Когтей Бадб.

Наемник переменился в лице, а я вывернула шею, чтобы из своего укрытия лучше рассмотреть артефакт, который висел в воздухе перед подручным директора. Скромная подвеска из гладкого металла, длинная цепочка. Неказистое пристанище для заклинания, носящего имя яростной богини смерти. Когти Бадб, впиваясь в сердце жертвы, отправляли человека на грань жизни и смерти, но не отпускали за последнюю черту. Удерживая в пограничном состоянии и день, и два. Состоянии, неотличимом от смерти.

Директор отступил от каменного стола, на котором лежал мой муж, придирчиво изучил дело своих рук, и продолжил:

— Договор ощутит гибель заказчика. И когда останется лишь один виновный в смерти метсаваймы, тот, кто вскрыл ей горло, Лес примет его откупом за ее жизнь, и Печати на Договоре будут восстановлены. Фейри вновь придется мириться с существованием школы. Меня же спасут через день-другой после того, как все уже будет кончено. Обязательно спасут — даром ли у меня под боком целый факультет целителей во главе с лучшими специалистами в своем деле? А за то время, пока за мою жизнь будут сражаться целители, Гелес найдет в моих документах твой контракт. Он дотошный мальчик, он непременно раскопает ту почти забытую историю, а магические следы в этой комнате он изучит еще раньше, так что, когда я окрепну настолько, чтобы проводить со мной дознание, Гелес уже составит нужное мнение о произошедшем. А мое омоложение сочтут побочным действием вмешательства в чужой ритуал. Решат, что, пытаясь его разорвать, я перетянул воздействие на себя. На эту версию явно укажут, в числе прочего, и следы, собранные Гелесом здесь…

Я в своем убежище с отчаянием и тоской понимала, что у него может получиться. Время утекало сквозь пальцы, я чувствовала его движение всем своим существом. И чувствовала, как вместе с ним утекают наши с Кайденом шансы выжить. И каждое следующее слово директора становилось еще одним поленом в нашем погребальном костре.

— Меня, конечно, накажут — ведь это я в свое время вмешался в процесс над школяром, не исполнившим контракт, и тем самым породил убийцу и безумца. Лишат званий и привилегий. Регалий и власти. Но скромную должность директора школы мне оставят, — тихо и размеренно говорил директор, и я чувствовала, что приготовления к обряду подходят к концу, а с ними и его речь. — Глупцы. Они не понимают, что это и есть настоящая власть. Власть над сердцами и умами юных магов. Тех, кто в будущем станет по-настоящему сильными и влиятельными. И никакие места в совете магов королевства не стоят почтения и привязанности, которые испытывают к своему старому наставнику вчерашние школяры…

Он говорил, а мне жгли глаза глупые слезы, и душила обида. Мы, все мы, школяры, воспитанники, все, что мы испытывали к школе, все наши чувства — все было для этого человека разменной монетой. Инструментом. Ступенькой к власти.

О, боги! Те, кто зовут фейри бесчувственными тварями, просто никогда не видал по-настоящему бесчувственную тварь!

От горькой обиды, или от страха за мужа, или от давления директорской магии, я не сразу заметила кое-то важное. А директор, занятый последними приготовлениями к ритуалу, не заметил и вовсе, что в щели меж камнем, которым был выложен потайной подвал, то тут, то там, стали выглядывать тоненькие корешки. Слабенькие совсем, махонькие. Такие, которых и ребенок не испугается. Если только тот ребенок не вырос под боком у Брейдена. Я, впрочем, не испугалась тоже. Я впилась взглядом в каменную кладку стены напротив моего убежища, и с жадным нетерпением следила за ней, отчаянно надеясь, что мне не показалась. Что этих тонких буроватых кореньев, когда я пришла, действительно не было.

Боги, пусть мне не показалось! Сердце болезненно сжалось, и я вдруг поняла, что позабыла дышать. О, всемилостивая Бригита, яростная, светлая, всевидящая! Пусть мне действительно не показалось!

И когда прямо под моим нетерпеливым взглядом из промежутка меж двух камней стены высунул острый бурый рог еще один отросток, я с бессильным облегчением привалилась спиной к стене, чувствуя, как силы покидают меня и к глазам подступают слезы.

Не показалось! Не показалось, а значит, Лес услышал меня, услышал, и поверил, и пришел, и, и… И теперь все будет хорошо!

Да пусть и не хорошо, но все будет так как надо, и…

И когда ноги, предатели, подогнулись, и я сползла по двери на пол, беззвучно хватая ртом воздух, корешки вдруг дружно рванулись вперед. Хлынули отовсюду страшным неудержимым потоком, и треск рушащихся перекрытий, прошитых древесными корнями, оборвал размеренную и сожалеющую речь уважаемого директора, а запах алхимических смесей и иных специфических ингредиентов, смешался с запахом сырой земли и прелых лесных листьев, и нечеловеческий вопль боли слился с безумным торжествующим хохотом.

От натиска бушевавших сил дверь развалилась, и я заглянула в опустевший проем. Моему взгляду открылась картина растительного буйства: кладка стен была почти разрушена, перекрытия кое-где повреждены, и подвал не обрушился только потому, что вес давящей сверху земли приняли на себя могучие древесные корни. Мощные, порой толще человеческого бедра, они прошивали подвал от стен и потолка и в центре спутывались в чудовищный узел, в тугой страшноватый ком. Кровь осела на огрубевших бурых корневищах брызгами и подтеками, медленными, густеющими ручейками стекала вниз, в темную лужу.

Характерный запах алхимической лаборатории и подвальной сырости смешался с металлическим ароматом крови и влажной земли. Я сглотнула, прикрыв глаза, а когда открыла их, на краткий миг мне померещилось, что тоненькие корешки, торчащие из развороченной частично стены, сложились в безобразное лицо Хранительницы Договора, искаженное ненавистью.

Я сморгнула, и наваждение пропало.

Маг, которого господин директор Паскветэн звал Дереком, убийца метсаваймы и тайный подручный нашего директора, лежал на полу подвала, спутанный надежными магическими силками, и согнувшись по пополам, заходился в приступах хохота. Явно нездорового, истерического. Подходить к нему, чтобы исполнить целительский долг и оказать помощь я не стала, как и помогать освободиться от пут. Дурочку в другом месте ищите — а я к этому пауку даже приближаться не стану, хотя и плескалось во мне мстительное и совершенно не целительское желание пнуть его ногой. Ну или хотя бы потыкать палочкой…

…лучше всего, в сердце.

Я отвернулась от наемника и, пробираясь сквозь путаницу корней, переступая через вывернутые из стены камни, двинулась к своему бессознательному мужу.

Кандалы поддались легко, стоило лишь выдернуть запорные стержни из пазов, как их браслеты, исписанные сложной вязью рун, раскрылись и распались на две половины. Я осторожно освободила мужа сначала от левого, потом от правого. Кайдену, без сомнения, была срочно нужна помощь целителя (и в кои веки он не будет ей сопротивляться!), но кандалы явно обладали магиегасящими свойствами. Да и вообще, проводить любые целительные операции с пациентом на подобном алтаре я бы не рискнула. Мало ли…

А потому, задавив жалость и страх за жизнь любимого, стянула бесчувственного лучника на пол, и только тогда принялась за лечение.

Шаг первый — внешний осмотр, шаг второй — магическая диагностика, шаг третий… Не реви, Шела, не реви! Я судорожно шмыгала носом, и пыталась не поддаться панике. Осмотр и диагностика ничего утешающего не сообщали, да. Но это не повод распускать сопли!

Подбадривая себя и безжалостно душа истерику, я пыталась наложить на раны Кайдена кровеостанавливающее заклинание для множественных порезов. Заклинание соскальзывало. Клятый директорский ритуал! Проклятые магические возмущения!

С усилием взяв себя в руки, я отложила попытки исцелить лучника с помощью дара и взялась за старые добрые немагические методы.

Поврежденных сосудов было слишком много, чтобы их можно было пережать, но зато они были достаточно мелкими, чтобы их забинтовать. Если это и не остановит кровотечение, то просто позволит дождаться, пока нас найдут наставники, унесут Кайдена отсюда и окажут нормальную помощь. С мрачной решимостью я задрала платье и, подобрав ритуальный нож, принялась кромсать на бинты нижнюю рубаху…

Когда наставники, привлеченные магическими возмущениями неясного происхождения, нас нашли, Кайден так и не пришел в себя, на белых неровных бинтах проступали пятна крови, а я, рыча от бессилия, страха и злости, раз за разом пыталась выплести и наложить кровоостанавливающее заклинание…

Школа отошла от случившегося не сразу. Как не сразу, не вдруг исчезло в ней лесное присутствие. Сначала перестали пропадать вещи, девушки перестали просыпаться со спутанными волосами, а мужчины — с сапогами полной болотной жижи. Потом куда-то сам собой втянулся плющ, потихоньку крадущийся даже по потолкам классных комнат. А потом посветлело в окнах — отступили магически образом надвинувшиеся на стены деревья.

Так и в школе постепенно утихал тревожный гул голосов, все меньше становилось суматошной беготни в коридорах, исчезали один за другим перепуганные взгляды. И нарушившийся было порядок восстанавливался, входя в рутинную учебную колею.

Когда правду узнала моя Нольвенн, она день плакала не переставая, заставляя меня метаться между двумя койками в разных крыльях замка. А нарыдавшись, рассказала мне, где она видела эту школу, где ради вшивой второй молодости наставники убивают школяров в целом и ее брата в частности. И вообще! Учиться здесь дальше она не будет, а вернется к матери, и все ей расскажет, и вдвоем они этой школе такое устроят, такое!

Я извертелась, пытаясь успокоить ведьмину дочь, уговорить одуматься и не бросать обучение на последнем году, но куда там, подруга закусила удила, и не слышала никаких доводов. Тогда я махнула рукой, и использовала последний козырь: посоветовала бедовой не рубить сплеча, не уходить молча, а сделать все чин чином, чтобы обвинение в нарушении магического контракта между школяром и школой не получить…

Подруга гласу разума вняла, накарябала заявление, щедро перемежая казенные фразы грязными ругательствами, яростно шмыгнула носом, вытерла слезы и понесла отдавать свое творение ныне исполняющему обязанности директора наставнику Одрану лично в руки.

Что уж там происходило, мне неведомо, свидетелей у беседы не нашлось, но вернулась ведьмина дочь тише воды, ниже травы, о возмездии больше не заикалась и садилась еще пару дней с некоторой осторожностью.

Еще через пару дней подруга переплела косы с девичьих в женские, да и перебралась в наставничье крыло. А там наставник Одран, на которого внезапно свалились обязанности директора, не стесняясь заявил ей, что долг жены — помогать мужу, и отправил читать магическую теорию всем первым курсам, кроме, собственно, будущих магов-теоретиков. Их, с видом величайшего одолжения, оставил себе наставник Маббон, который с момента смерти наставника Йохана вел все его лекции и уже мало не стонал под нагрузкой.

Нольвенн от такого поворота сперва растерялась и вовремя не взбрыкнула, а потом стало поздно упираться, и теперь чернокосая числилась недонаставницей и здорово подозревала, что муж ее как раз ради этого и женился.

Спустя неделю после восстановления Договора — как-то негласно вся школа решила этот день поименовать все же в честь восстановления Договора, а не всеобщего величайшего разочарования и жуткой трагедии — я сидела на кайденовской кровати в больничных покоях и изображала из себя горохового шута. А Кайден отчаянно страдал, как страдает любой нормальный мужчина, запетый в четырех стенах и прикованный к постели.

Магия может многое, но и она не всесильна. Вытащить лучника практически с того света у нее получилось, а вот восстановить организм могло только время. Сильнейшая кровопотеря, отдача от незавершенного ритуала… наставница Мадален лично с него глаз не спускала трое суток прежде, чем Кайден окончательно утвердился среди живых. Ну и я, конечно. Когда могла. Целительница меня гоняла, как кошку под ногами у готовящей ужин хозяйки, подозревая — не без оснований, да… — что дай мне волю, пациентов в ее вотчине станет больше на одну рыжую голову.

Кайден был все еще бледен, пусть и не той, почти мертвенной белизной, под глазами залегли глубокие тени, да и блестели они лихорадочно. А утвердиться полусидя он смог вот только сегодня.

Едва касаясь, я провела пальцами по затянувшимся плотной коркой ритуальным письменам на руке. Такие порезы могли бы с помощью целителя исчезнуть почти без следа за пару суток. Он вон у меня после выстрела в ногу через три дня прыгал как новенький. Ан нет… затягиваются медленно, несмотря на все наши старания, и ужасно чешутся, не добавляя Кайдену хорошего настроения. И шрамы, наверняка останутся…

Лучник мои пальцы перехватил, несильно сжал ладонь, а свою руку повернул так, чтобы порезы были не видны.

— Само заживет.

— Да я и не…

Договорить мне не дала негромко стукнувшая о косяк дверь. В покои зашла наставница Мадален, и я торопливо выхватила ладонь из Кайденовской руки и даже отодвинулась на пару пальцев. Нет, нехитрой ласки я перед ней не стеснялась, но вдруг тоже подумает, что я его лечу втихушку… а я не хочу опять полотенцем!

Целительница одарила меня подозрительным взглядом и мне оставалось только жалобно состроить брови домиком. Вот почему все вокруг считают, что я не способна удержать свои душевные порывы к исцелению окружающих. Я способна! Да! А той крошечной крошечки сил, что влились с прикосновением к ранам, никто и не заметит… и вообще она не считается. Да? Да.

Пока я сама себя убеждала в собственном исключительном послушании, наставница успела Кайдена бегло осмотреть. Вопросов я задавать не стала, и так знаю, что все хорошо, восстановление идет, только медленно-о. Но после осмотра она не ушла, как обычно, по своим многочисленным наставническим делам, а присела на соседнюю кровать.

— Расследование произошедшего завершено. Господин Гелес отбыл в столицу сегодня днем. У вас наверняка еще остались вопросы, и я думаю, вы оба имеете право знать всю правду, а не только витающие по школе обрывки и слухи. Лишь попрошу сохранить ее в тайне.

Лицо у целительницы было строгое и усталое. И это была не приятная усталость от пусть тяжелой, но хорошо проделанной работы. Нет, эта усталость с печатью разочарования, горя и злости. И как-то вдруг вспомнилась вторая жертва, взятая во имя сохранения Договора. А ведь во всех этих смертях тоже виновен директор…

— Зачем? — хрипло опередил меня Кайден.

— Старость. Страх перед смертью. Нежелание погибать «во цвете лет» на пике достигнутого могущества. В подвалах был найден его рабочий дневник. Выяснилось, что эксперименты в этой области он вел уже более пятнадцати лет, и… скажем просто, ты стал бы далеко не первой жертвой на этом алтаре. Начиналось все достаточно невинно — с животных и птиц. Потом человеческие жертвы. Маги… но всего этого было недостаточно. В какой-то момент он понял — чтобы победить человеческую природу нужна нечеловеческая сила. Начались опыты с фейри, которых доставлял ему с других концов королевства его цепной пес. Но и этого оказалось недостаточно, хоть и начало давать небольшой эффект, придавая ему толику сил и бодрости. Так он понял, что движется в правильном направлении.

Я заметила, что наставница избегает упоминать имя директора. Бывшего. Имя — дань памяти, а многие хотели теперь этого человека из нее вычеркнуть.

— К тому, что ему нужен метсавайм — и не какой-нибудь, а именно Брейденский, сильнейший — он пришел давно. Еще пять лет назад. Но сила метсавайма должна быть подкреплена жертвой. Кровью. Жизнь за жизнь. И не абы какой жертвой. Жертвой мага такой силы, которой не существует в природе. Силы, способной уравновесить силу метсавайма. Тогда он вспомнил о демонах. И это был самый невыполнимый этап плана. Мало того, что одержимые появляются все же крайне редко, так еще и не один из них не позволит принести себя в жертву. Одно дело убить одержимого, и совсем другое — медленно замучить на алтаре. Пять лет он искал способ запереть демона в носителе.

Наставница Мадален замолкла, внимательно изучая Кайдена, будто ожидала, что в любой миг у него отрастут рога, а школу охватит неукротимое пламя.

— Всего пять лет, — не удержалась я. — Но ведь уже столько времени ведутся исследования, и…

— Шела. — Целительница покачала головой. — Ты же изучала вопрос как никто в этой школе. Все исследования были направлены на то, чтобы изгнать демона. Никто никогда просто не задумывался о том, что демона можно запереть. Зачем? Сохранять такую угрозу, которая в любой момент может выйти из-под контроля? Если можно создать клетку, можно ее и разрушить.

Кайден напрягся, и я вместе с ним. Что это значит? Что с ним сделают? Они что, его сейчас лечат, чтобы потом образцово-показательно «уничтожить угрозу»?

Наставница, глядя на взъерошившихся нас, позволила себе легкую улыбку.

— Было решено, что одного демона под наблюдением опытной целительницы мир как-нибудь выдержит. Ради науки.

И по этой самой улыбке было ясно, что о научной ценности Кайдена наши наставники думали в самую последнюю очередь. А у господина Гелеса, если и были возражения, не его это дознавательское дело в дела шко… научные лезть!

Но я все же придвинулась к мужу поближе под бок. Так было спокойнее.

— Больше года он искал демона при помощи специального поискового заклинания, которое было разработано, между прочим, собственно господином Гелесом для директора лично, дабы он мог отлавливать для своей школы редкие таланты.

Хотела бы я видеть лицо многоуважаемого господина королевского дознавателя в тот момент, когда он это узнал. Невольное соучастие в страшном преступлении его вряд ли порадовало!

— Кроме того, оказалось, что это доверие даже дважды вышло уважаемому дознавателю боком. Ритуалы, которые он проводил все последнее время, чтобы найти убийцу требовали помощи. И за этой помощью он обратился совсем не к тому… — Наставница Мадален вздохнула и, пересилив себя, все же произнесла ненавистное имя: — Паскветэн незаметно вмешивался в них, чаще всего менял ингредиенты на негодные. Просто ли заметить, что трава собрана на утренней росе, вместо вечерней? Ну а дальше… дальше вы знаете. План был довольно шаткий, со множеством условностей, но время поджимало, иной возможности ему могло и не представиться, поэтому он решил рискнуть. И если бы не один неучтенный неугомонный элемент… — Наставница одарила меня непривычно теплым взглядом. — У него бы даже все получилось. Все-таки, он был одним из талантливейших и умнейших магов нашего времени.

— Хоть и порядочной тварью, — припечатал мой лучник, отказываясь испытывать к почившему даже толику уважения.

— Непорядочной, — солидарно поправила я.

Наставница Мадален снова улыбнулась. И от этой улыбки на измученном лице становилось как-то легче на душе. Да, многое и многих уже не вернуть назад. Но мы живы и жизнь продолжается.

— Самое изумительное в этом всем, что он действительно мнил себя порядочным. Для своих экспериментов он «использовал» только тех, кто изначально был обречен. Фейри, конечно же, не в счет. Смертельно больные, голодающие, брошенные матерями младенцы, те, за чью голову назначена награда. Он искренне полагал, что даже в твоем случае, Кайден, он не совершает страшного преступления, ведь если бы не он, ты бы умер, а значит, он забирал только то, что сам же и дал. Просто считал, что жизнь такого великого человека, как он, стоит десятки тех, что и без того обречены на скорую смерть.

— Ага, те, кого забрал Лес, тоже были обречены, — не удержалась я, вспомнив рыдающую Нольвенн.

— Здесь он ошибся. И, если верить записям, искренне сожалел об этой ошибке, — в голосе наставницы сочувствия к директорской оплошности не звучало ни в коей мере, но она считала себя обязанной сообщить нам все, как есть. — Он действительно полагал, что, если метсавайму убьет наемник, школы это не коснется. В конце концов, прецедентов не было, Договор еще ни разу не пытались нарушить.

— Дураков нет, — буркнула я, тем самым выражая и свое несогласие с высокой оценкой директорских умственных способностей.

— Пожалуй, и все. — Целительница поднялась. — Разве что, Шела, тебе может быть любопытно узнать, что отравление в Вирше тоже было организовано отнюдь не фейри, а все тем же наемником. И спланировано исключительно потому, что одна целительница переплела косы. Ему нужно было занять тебя в ту ночь и на всякий случай так, чтобы не вызвать подозрений. Вот он для верности и занял всех целителей.

С этими словами она нас покинула, оставив меня в глубочайшей задумчивости — я так и не поняла, считать себя польщенной или виноватой в связи с последним замечанием. Из этих мыслей меня выдернул Кайден. Он ненавязчиво подпихнул меня под спину рукой, заставляя улечься рядом, пристроив голову на его плече.

— Я посплю, — сообщил он, прижавшись щекой к моей макушке, и добавил строго: — Посмеешь впустую тратить силы — отшлепаю.

— А не впустую? — с надеждой уточнила я, глядя на него исподлобья.

Лучник только обреченно закатил глаза.

— О, женщина, мать моих детей!

— Каких детей?! — всполошилась я. Воображение живо нарисовало вереницу лесовичек с орущими кульками в руках.

— Будущих, — припечатал Кайден и закрыл глаза.

Пришлось лучиться самодовольным смущением в пустоту больничных покоев.

* * *

Я стоял, вжавшись в холодный камень, в узкую щель между двумя выступами, сливаясь с царящей там тенью, и ждал.

Жертва запаздывала.

Стоять было неудобно — неровная кладка больно впивалась в спину, но другого столь удачного укрытия я не нашел. Узкий тупик, скрытый от людских глаз. Сюда мало кто совался, да еще и в это время, а так кстати подслушанный накануне разговор дал понять, что жертва будет здесь. И одна. Удача наемника от меня не отвернулась, хоть тело в былую форму еще и не пришло…

Из пыточных застенков меня выпустили, когда за окном уже началась зима. Шела по первости еще кормила меня бодрыми заверениями, что уж к первому-то снегу — точно! Но то ли снег выпал рано, то ли заверения были излишне бодрыми, и первый, и второй, и даже третий снегопад я пропустил.

Я невольно вспомнил, как мы тогда стояли на галерее, что располагалась буквально в двух шагах от больничных покоев. Сюда устремлялся, наверное, каждый освобожденный, чтобы почувствовать себя и вправду живым и здоровым человеком. Шела куталась в рысью шубку и прятала пальцы в рукавах, терла нос о щекочущий мех. Вырывающееся с дыханием облачко пара постепенно оседало на рыжеватых ворсинках белой крошкой. Она возмущенно сопела и неодобрительно косилась на мою холодную кожаную куртку, но молчала. Смешная.

Я разглядывал ее краем глаза, облокотившись на каменный парапет, всей грудью вздыхал колкий, словно даже хрустящий воздух, и ощущал себя так, будто за спиной выросли крылья.

Внизу под зычные окрики директора Одрана, не пожелавшего полностью оставить свои прежние обязанности, метались по полигону боевики.

— Соскучился по занятиям? — Целительница проследила за моим взглядом.

— Пожалуй. Но сдается мне, я еще об этом пожалею. — Я выпрямился и окинул ее насмешливым взглядом. — А ты чего не грызешь гранит целительской науки?

— Меня наставница Мадален отпустила! — Шела гордо вздернула нос, но потом тут же его опустила и пробормотала едва слышно: — В обмен на пять отработок.

…у нее губы горчили, а волосы пахли полынью. И запах этот не выветривался даже зимним порывистым ветром. Даже всей прочей гадостью, в которой она так любит измазаться под предлогом наведения красоты…

Ладони пробрались под шубу, чтобы стиснуть крепче, прижать плотнее.

— Ага! — Шела качнулась назад, в карих глазах плясали искры смеха. — Замерз! Вот и нечего об меня руки греть!..

Я тряхнул головой, отгоняя эти воспоминания. Переступил с ноги на ногу в своем неудобном схроне. Соберись, наемник, сосредоточься.

Ужасно хотелось повести затекшими плечами, и как-то сменить позу, чтобы избавиться от упирающегося в бок камня. Но за то время, что я тут стоял, все варианты были уже перебраны и лучшего не найдено. Еще немного. Награда того стоит.

А время шло и мысли текли, перескакивая с одно на другое. С приятного на не очень. Интересно, так ли мучился поджидая меня в подвале тот тип, директорский паук, как назвала его Шела? Еще долго я чувствовал себя полным идиотом после того, как купился на переданную мне записку Паскветэна с просьбой помочь ему в небольшом деле. Где она была та хваленая воинская интуиция, когда на голову обрушился мощнейший удар?..

Шаги.

Все постороннее из головы улетучилось. Я даже дышать перестал, а оттого стук собственного сердца, которое, увы, приостановить было нельзя, казался просто оглушительным. Быстрее и быстрее. Кровь ускоряла свой бег по жилам, разнося по всему телу подзабытый азарт и пьянящий кураж.

Ближе. Еще ближе.

Жертва показалась в поле зрения. Рывок — и она, не успев издать ни писка, бьется в захвате. Со стуком-шелестом разлетелись по полу свитки. Рот зажат ладонью, тело придавлено к стене моим собственным немалым весом. В глазах — испуг…

…стремительно сменяющийся бешенством. Из-под ладони раздалось глухое рычание.

Рычи-рычи. Я усмехнулся и с наслаждением впился в белую хрупкую шею, а свободная рука со вкусом прошлась по груди, талии, бедрам, смяла плотную шерстяную ткань зеленого платья и потянула вверх, не обращая внимания на упирающиеся в грудь ладошки и возмущенное пыхтение, щекочущее пальцы.

От пинка я увернулся, но рот пришлось отпустить.

— Кайден!!! Ты что делаешь? — ужом прошипела моя целительница.

— А что, не понятно? — искренне озадачился я и, чтобы прояснить вопрос, обвил ее талию, прижал плотнее и впился новым поцелуем в тонкую кожу прямо под ушком. Лизнул, подул, еще раз поцеловал. Одним словом — увлекся, не особенно обращая внимание на тщетные попытки супруги высвободиться.

— Пусти! Стой! Не смей! Не… вот заболеешь, я тебе это припомню, извращенец!

— Значит, придется следить за здоровьем. — Я подхватил ее и рывком поднял вверх так, что веснушчатый носик оказался прямо напротив моего.

— Нас застукают! — пискнула она, отчаянно цепляясь за мои плечи, оплетая ногами, как дикий вьюнок и совершенно не обращая внимания на неприлично задравшиеся юбки.

— Сюда никто не ходит.

— Услышат!

— А ты не кричи.

— И не собира… а-ах!

— Шела, веди себя тихо! Выдашь нас, как я потом людям в глаза буду смотреть?

— Самодовольно, — фыркнула целительница и поерзала, устраиваясь: если уж быть невинной жертвой — так с удобствами! Тело на это ерзанье отозвалось совершенно однозначно.

— Пожалуй.

Ну а чего я буду врать родной жене?

— Нахал.

— Отпущу.

— Только попробуй!

Шела зря боялась. Никто не обратил внимания на тихую возню и жаркий шепот в темном школьном закутке.

— Я тебя однажды покусаю, — остаточно ворчала себе под нос целительница, ползая вместе со мной по полу и собирая раскатившиеся свитки. Наставница Мадален попросила ее отнести их после занятий в библиотечную кладовку, которая в этом тупике и находилась. Потом она подумала и уточнила: — Больно!

— Кусай, — благодушно согласился я.

— И стукну!

— Хорошо.

— И папе нажалуюсь!

— Он мне посочувствует.

— Это потому, что вы сговорились против меня, — Шела гневно сдула упавшую на лицо рыжую прядку.

— Конечно, сговорились. — У меня определенно было настроение с ней во всем соглашаться. — В коалиции тебя любить гораздо безопаснее!

Она не выдержала, бросилась на меня рыжей кошкой, и несчастные свитки снова покатились по полу под мой громкий хохот, слившийся с завыванием зимнего ветра за окном.

* * *

Лавена парила над Брейденом. Невидимая, неосязаемая, растворившаяся в воздушных потоках.

Вечно зеленый лес, сейчас был укрыт белой туманной дымкой, словно огромной снежной шапкой. Фейри не любили зиму, поэтому она была единственным временем года, которому вход в зачарованный лес был заказан.

Но для ветра преград нет, и он приносил сильфиде звенящий холод и вой метелей, и рев пурги. Впрочем, на это она не обращала внимания, она слушала голоса.

После восстановления Договора в лесу стало непривычно тихо. Чем выше ожидания, тем глубже разочарование — очень многие возлагали большие надежды на то, что соглашение со школой все же рухнет, точили зубы и когти, готовясь поглотить ненавистные белые стены.

Не удалось.

И Брейден отступил, затих, признавая поражение.

Сила метсаваймы, возвращенная в сердце леса разлилась, впиталась в саму магическую сущность этого места, усилив его многократно, так что свою выгоду лесной народ все же взял. И затаился, терпеливо поджидая новую возможность. Чего-чего, а терпения вечноживущим не занимать.

И в этой тишине живая деятельная сильфида отчаянно заскучала. Поэтому парила сейчас в небесах, и слушала, слушала, слушала…

Прозрачной щеки коснулся колкий ветерок, прилетевший из школы, отзвучал отголосками мужского смеха, и Лавена улыбнулась.

— Забавные все-таки создания эти внучки, — произнесла она вслух. Желтые глаза-луны не мигая смотрели туда, где темнели крыши Брейденской школы. — Завести себе, что ли, еще одну?..

Послесловие

Письмо прибыло утром. Доставил его щуплый вихрастый паренек с живым и любопытным взглядом, только какой-то зашуганный. Кроме письма от почтенной целительницы госпожи Ив, при нем оказалось рекомендательное письмо от боевого мага третьего ранга, господина Ива, со вполне стандартным содержанием — проявилась сила, потенциальный маг земли, требуется обучение, рекомендовано боевое отделение. Пока наставница Нольвенн занималась обустройством нового школяра, время перевалило за полдень, подошел срок читать первую на сегодня лекцию, и госпоже наставнице стало решительно не до запечатанного воском и магией свитка, который жег ее через сумку.

А потому добралась она до вожделенного письма только поздним вечером, когда звезды развесили над замком свои огоньки, из школьных окон им отозвались магические светильники, а над Брейденом завели пляску светлячки вперемешку с мелкими фейри.

Почтенная наставница лежала в собственной кровати, устроившись головой на животе у мужа, и вдумчиво скользила по строкам письма, порой касаясь их не только взглядом, но и тонкими пальцами.

«Здравствуй, Нольвенн», — писала дорогая подруга, и перо ее прыгало и скакало во все стороны, царапая бумагу и сажая кляксы. Вглядевшись пристально, можно было различить следы заклинаний, которыми Шела чистила чернильные капли.

«Не знаю, получила ли ты мои предыдущие письма…»

А как же, получила. Одно, в конце прошлого года было. И странно, что лишь одно — ведь Нольвенн-то, в отличиe от четы практикующих магов Ив, сидела на месте, и по всему королевству ее, чтобы вручить письмо, разыскивать с собаками не надо было. В отличии опять же от супружеской четы Ив.

Нольвенн уже отчаялась передать подруге ответную весточку, ибо гонец, отправляясь туда, где подругу с мужем видели в последний раз, неизменно опаздывал и заставал уже простывший след неугомонной пары.

«На случай, если письма мои не достигли цели, сообщаю, что мы с Кайденом осели в его родном городе — и теперь переписываться нам должно стать легче. Встретили нас хорошо. Кайдена в счет школьного контракта приписали к городскому гарнизону, и он, вроде бы, в кои-то веки поладил с сослуживцами и влился в строй».

Нольвенн погладила неровные слова кончиками пальцев, подцепляя эмоциональный след и считывая скрытый за словами образ.

…Белобрысый Кайден, сияя выгоревшей до серебра макушкой, стоял, вытянувшись в струнку и преданно пожирал взглядом рослого мужчину, по всем признакам — коменданта городского гарнизона. Рядом с Кайденом, выстроившись в ряд, тем же самым занимались еще трое служивых и двое — со знаками различия боевых магов на обмундировании.

— Идиоты! Кретины! Олухи! Где? Где северная стена казармы?!

Олухи и кретины только поддакивали разгневанному начальству, не спеша отвечать на поставленный вопрос. Причем, насколько было видно Нольвенн, магов земли среди них не было, два огневика и воздушник. И куда тогда в самом деле подевалась стена казармы?

Так, сделала себе пометку почтенная наставница, к зашуганному востроглазому мальчишке-магу земли присмотреться повнимательнее. Силен, щегол зеленый!

«Ну да Кайдена здесь все давно знают, у него тут друзья детства, и меня тоже приняли хорошо. Никто не обижает, с соседками ладим почти со всеми».

Нольвенн хмыкнула, безошибочным чутьем — куда там королевским гончим! — определив, что-то то тут не то. Она прикоснулась к шершавой бумаге, пытаясь разобрать, что прячется за этим «почти». Письмо податливо откликнулось образом русоволосой молодицы — красивой, синеглазой и статной, с фигурой, хоть и оплывшей от беременностей и родов, но не утратившей былой привлекательности. Косы ее, переплетенные синими лентами на замужний лад, лежали на обильной груди.

Угу — мысленно ядовито отметила ведьмина дочь — выходит, не только старые друзья, но и подруги.

За юбку пышнотелой красавицы цеплялся мальчуган лет двух, рядом вертелись еще пара ребятишек постарше, а сама она глядела с явной долей женской ревности — и это было аж из школы прекрасно видно. Светловолосая пожилая женщина с умным строгим лицом, по-матерински приобнимавшая Шелу за плечи, смотрела на молодку молча, со спокойной насмешкой.

«Свекровь-матушка и вовсе меня дочерью зовет, не знает, куда усадить и чем угодить. Кайден ей почти все рассказал, а что не досказал — так она и сама догадалась, я думаю. Матушка за своего первенца-котеночка меня из своей чашки поить готова».

Беспокойство, взметнувшееся было в Нольвенн, слегка улеглось. Слава всем богам, с этой стороны бед можно не ждать. Саму ее свекрами судьба не наградила, но она, чай, не дура, глаза у нее есть — и они прекрасно видели, как родители мужа неугодную невестку со свету сживать могут, а то и вовсе вбить клин между молодыми да и рассорить супругов. Хорошо, что у Шелы обошлось — не тот у нее нрав, чтобы долго придирки с упреками терпеть, а уж если бы она вспылила, то еще не известно, чем бы все обернулось. Хорошо, если бы только битой посудой, а то ведь магичка в гневе — это страшно, будь она хоть сто раз мирная целительница!

«А еще, есть у меня для тебя новость, которой я ранее не делилась, и даже не намекала, оберегая ее от недоброго глаза, на случай, если попадет мое письмо не тому, кому назначено. На переломе первого летнего месяца, накануне летнего солнцестояния, родилась у нас с Кайденом дочь, и ныне нашей медовой девочке сровнялось уже девять месяцев».

Нольвенн ахнула, завозилась, неверяще вглядываясь в прыгающие строки, и господин директор аккуратно придержал голову супруги, которая от волнения чуть было не сползла куда не следует.

Про то, что Кайден с Шелой решили остепениться, Нольвенн знала давно, из того самого прошлогоднего письма. Шела писала, что их планы внезапно изменились, и хоть она бы не прочь доехать до западной границы королевства, как и было задумано, но Кайден грохнул кулаком по столу и завернул оглобли семейной телеги на север, в родной ему Йен, на оседлое житье. В сторону Вирша, где по-прежнему жил отец Шелы, он даже не посмотрел и жене категорически заявил, что скорее убедит тестя переехать к ним в Йен, чем осядет под боком у Брейдена.

И ведь ни намеком тогда не обмолвилась, бессовестная, отчего вдруг Кайден, баловавший жену и потакавший ей во всех прихотях, вдруг так резко подобрал поводья! Понятное дело, прямо в письме о таком не напишешь, и впрямь, мало ли, в какие руки это письмо угодит, но ведь могла бы! Хоть обиняком, хоть туманно!

Нольвенн возмущенно засопела и вернулась к чтению:

«Предвидя твой следующий вопрос, сразу скажу — спит деточка хорошо, кушает еще лучше, ведет себя замечательно, и вообще, чудо, а не ребенок».

Из-под пальцев, с нервных чернильных строк, заскользили образы. Вот Шела, с остервенелым «баю-баюшки-баю» укачивающая извивающийся сверток, младенческий ор, такой пронзительный, что, кажется, всверливается в голову через уши. Вот Кайден, в ужасе позорно сбегающий из дома на службу. Вот подруга, последовательно пытающаяся впихнуть брыкающемуся младенцу грудь, рожок с теплым молоком и размоченную в молоке корку хлеба, но ни разу не преуспевшая. Вот Кайден и Шела, одинаково схватившись за головы, сидят друг напротив друга за столом, а в углу, над люлькой аж дрожит от нагрузки звукогасящий полог… А вот матушка-свекровь, пытается опустить в люльку уснувшую внучку, но после пронзительного писка вынуждена снова вернуться к хождению кругами по комнате, под сдавленные рыдания Шелы: «Ну, я же целитель, я знаю, что у нее ничего не болит!», и неуверенное бормотание свекрови: «Милая, ну, ты могла бы ее усыпить…», прерванное горестным Шелиным «Нельзя-а-а, вы же сами говорили, вредно-о-о!»…

Ошарашенная наплывом образов и звуков (особенно — звуков!), Нольвенн потрясла головой и таки скатилась, куда не следует. Муж, тоже читающий, только что-то свое, рабочее, невозмутимо вернул ее голову на свой живот, в положение «как было».

Нольвенн пробурчала что-то благодарственное, а про себя вознесла истовую хвалу богам, что ее мальчишки-близнецы были не таковы, и в младенчестве только ели и спали. Она не спокойная терпеливая Шела, она подобной радости могла бы и не пережить!

А вообще, подумала с внезапной решимостью ведьмина дочь, на что это похоже, что образованные маги, просвещенные люди вынуждены слать друг другу письма с оказией и по году ждать ответов, гадая, дойдут ли? Почему это магический поиск давным-давно создан, отработан и постоянно совершенствуется, а магического гонца и не начинал никто?

Куда это годится?!

«А никуда», — ответила сама себе Нольвенн Рейз, маг-теоретик второго ранга, и, отложив в шкатулку драгоценное письмо, поманила к себе со стола толстенный том справочника по особенностям построения магических плетений различного типа.

Примечания

1 Цитата из труда Одо из Мена «О свойстве трав» (перевод с лат. Ю.Ф. Шульца)

2 Одна из разновидностей фейри, известны своими способностями к оборотничеству

3 И моргены, и никсы, и ланнан-ши — разновидности водных духов. Первые вполне мирные, вторые склонны к пакостям, третьи — весьма кровожадны.

4 Мать всех богов, богиня плодородия, огня и домашнего очага, ремесел и врачевания, творчества и науки

5 Ребенок фейри, подброшенный людям под видом близнеца. Если такой ребенок вырастает среди людей, то является угрозой для общества.

6 Сильфы — воздушные крылатые фейри, большей частью дружелюбно настроенные по отношению к людям.

7 Метсаваймы — фейри-хранители леса. Очень могущественны, но с людьми дел не имеют. Их забота — лес и его обитатели.

8 Водные духи, зачастую довольно злобные

9 Фейри, способные вырастать до гигантских размеров

10 Празднование в честь Луга, бога света.

11 Мелкие фейри, пакостники

12 Речь идет об обряде связывания рук — аналоге свадьбы. Во время обряда запястья пары связывали вместе лентой или веревкой. Мужчина и женщина брались за руки: правой рукой за правую руку, левой — за левую, так, что запястья оказывались перекрещенными. Лентой перевязывали запястья по верху одного, и под второе, как бы образуя восьмерку. После этого произносились клятвы, и обряд был завершен.

13 Водяные духи, обожающие музыку и являющиеся великолепными музыкантами.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Послесловие

Примечания Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg