«Стань моей куклой»

Стань моей куклой (fb2) - Стань моей куклой (Мистер Х - 1) 855K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Леона Хард (Баса)

Леона Хард Мистер Х. Стань моей куклой

Пролог

«Плохо себя ведешь!»

Это сообщение заставило пробежать босиком три улицы от развлекательного центра до территории университета, где безопасное место — общежитие, способное спрятать от угрозы. «Опасность» осталась на вечеринке, но похоже была выведена из доброго настроя.

Сжимая телефон в одной руке, а в другой — черный клатч, приоткрыла железную калитку и вбежала на территорию университета через пост с охранником. Тот мазнул взглядом по новоприбывшей студентке и вновь уткнулся в газету с кроссвордом.

Ощущение будто легион демонов дружно маршировал за мной или сам Сатана. Я конечно, не верила в приспешников дьявола, но в тот момент показалось, что я встретила по своей наивности одного из них.

На территории университета почувствовала себя увереннее, но все равно оглядела кусты на предмет опасности. Вдруг кто-то следил. Где-то здесь рядом могла жить зараза, которую впустила в свою жизнь. Наивно повелась на отлично изображаемую доброту, вежливость и нежность в сообщениях.

Этакий добрячок, обаятельный парень. Какой девушке, тем более с проблемами в личной жизни не хотелось бы заиметь тайного поклонника? И я таяла, умилялась его сообщениям, наполненных искренней заботой и желанием угодить. Никто не делал для меня подобных вещей: пожелания доброго утра, забавные смайлики, картинки с шутками в течение дня, разговор по душам через СМС-сообщения. Милые подарки: брелки с сердечками, заколки, браслеты, цветы. И под конец — большой плюшевый медведь метр в высоту сейчас покоился на кровати и охранял место до прихода хозяйки.

Это подарки от Мистера Х.

Ни о чем не просил, просто был…  рядом по СМС. Не признавался в любви, не искал встреч. Более того однажды сама захотела наградить поклонника за внимание, подарить свидание. И пусть мистер молчун окажется со шрамом в половину лица или с выбитыми зубами, да хоть косоглазым, с костылем вместо ноги. Уверенна со временем привыкну к нему и непременно влюблюсь, ведь он идеал. Идеал мужчины — сама доброта и забота.

Но Мистер Х отказался от свидания, видите ли, ОН мне не понравится.

Больше не стала настаивать на встрече и после того дня игнорировала сообщения от «поклонника».

Теперь я сильно сомневалась в правдивости слов. Играл, поганец. Подозрения рождались постепенно, день за днем, ростки один за другим. Опасный объект следил за мной и этому факту я сегодня получила прямые доказательства. Все мужчины на вечере, с которыми начинала флиртовать исчезали из-под носа. Буквально растворялись в воздухе, отходили за коктейлем и не возвращались. Я настолько страшная, что мужчины не желали продолжать знакомство?

Тогда же пришла странная злая СМС от мистера Х: «Плохо себя ведешь». И это показалось слишком странным. Злой тон не привычен для воздыхателя. Или я ошибалась?

Называется: «и сам не ам и другим не дам». Получается и сам не желал встречаться, и другим парням не давал.

Странный Мистер Х…

До хруста в пальцах сжав серебряный телефон с проклятым сообщением, вошла в общежитие. При входе на диванах одногруппники молча подняли руки в знак приветствия и продолжили смотреть новости в одиннадцать часов вечера по центральному каналу.

При взгляде на знакомых возникли подозрения. Может, это душка — Марк, кудрявый паренек, что сидел с пультом, поджав ноги под себя. Кто его знает? В тихом омуте черти водятся. Марк и сейчас, завидев пристальное внимание, потупил взгляд на пульт. Начал его нервно теребить в руках, как погремушку. Успокаивался, дитё.

Парня я называла не иначе как Маркуша, чтобы намекнуть о своем отношении к нему — дальше дружеского похлопывания по плечу ему не светит.

Поднимаясь по лестнице и встречаясь с редкими прохожими, гадала о том, кто же такой Мистер Х?

Рыжий? Смешно. Толстяк Мишаня? Еще смешнее. Мистер Врач? Какие глупые мысли.

А может ревнивые одногруппницы? Завистницы? Соперницы разводят, как глупышку? Вдруг поверю, в тайного поклонника, влюблюсь, а они посмеются, что я была влюблена в них? Смешно ведь?

А если подруги решили пошутить?

Все время, передвигаясь по коридору я чувствовала за спиной чужое дыхание, зловонное, смердящее опасностью. Словно неизвестный крался по следам, нюхал. Тянул мерзкие руки к спине, но сколько бы раз не оборачивалась — в коридоре оказывалась пустота.

Дверь проскулила, резко закрывшись, на что я развернулась. С бешено колотящимся сердцем и глазами, «бегающими» туда-обратно от двери к двери, выискивала источник звука и пятилась назад. Лампочка на потолке подозрительно заискрила, то погружая коридор во мрак, то давая необходимый свет. Мурашки исполосовали голые плечи и стрелой пронзили позвоночник. Если раньше было жарко и потливо, то сейчас пальцы на ногах и руках резко похолодели.

Вбежала в свою комнату, рассчитанную на две персоны, включила свет, подсветив пустые застеленные кровати. К одной из них с мягким белым большим медведем быстро подбежала. Присела на покрывало рядом с мягким зверем и подергала его за черный высунутый язычок. Сразу возникло желание злостно оторвать.

— Ты кто, мистер Х? — спросила у зверя, но как ожидалось игрушка не рассекретила дарителя. Бросила клатч на тумбу, босоножки закинула под кровать. Резво прошлась отточенным шагом вперед-назад по ковру от окна к двери, ладонями размахивая перед лицом. Прогоняя красноту, пот и панику.

Остановившись под люстрой (под светом комфортнее находиться, чем в темноте) взяла телефон, развернула вновь сообщение из социальной молодежной сети нашего университета и обнаружила еще одно сообщение, теперь уже забавный смайлик с вытянутым языком и улыбкой, что означало — Мистер Х решил вновь перейти на дружескую волну.

Так не пойдет…

Начала набирать сообщение:

ты гребанный козё…

Задумчиво почесала ногтями верхнюю губу. Не следовало быть грубой, вдруг разозлю, а кто знает, что он мог натворить. Вдруг действительно озлобленный мужчина?

Поспешно стерла бранную речь в сообщении.

Написала чуть мягче:

«Ты — сталкер! Маньяк! Не приближайся ко мне, иначе вызову полицию!» — удовлетворенно нажала на белый кружок, внутри которого зеленый треугольник, что означало «отправить».

Следом добавила сообщение:

«Еще раз напишешь — заяву кину в полицию!»

И я, и он понимали, что это блеф. Правоохранительные органы не станут мучиться с такой, как я, и судя по всему, Мистер Х много знал о моей прошлой жизни.

Навязчивый номер воздыхателя быстро определила в черный список. Прошлась по соцсетям, желая заблокировать контакт и там, но, увы, не успела. Вверху экрана телефона загорелся конвертик с сообщением. Понимала прекрасно — не надо смотреть. Хуже будет. Надо не глядя удалить, но…  прежде прочитала:

«Кем ты себя возомнила, самоуверенная сучка? Бойся оказаться в плохом месте, в плохой компании и в плохой позе!»

В ушах загудела кровь. Щеки, кончики ушей и шею залило стыдом.

Угроза медленно доходила до меня, а перед пустым расфокусированным взглядом вертелись сотни знаков вопросов и один вывод с восклицательным знаком — это явно НЕ влюбленный парень, как самоуверенно предположила.

Кто он (она)? И что желал получить?

Глава 1

Все началось, наверное, четыре года назад.

Красивая, богатая, наделенная властью…

Еще раз повторю, может вспомню как это было.

Красивая, богатая, наделенная властью…

Без наигранной скромности отвечу — это про меня.

У медали, как говорят, две стороны. В моем случае одна сторона блестящая, гладкая, а вторая — ржавая.

«Богатая» — прекрасная сторона медали, а ржавую наблюдала каждый день, едва с семьей переехали в новый двухэтажный дом на границе богатой и бедной стороны города. Особняк окружен забором, а на него сверху непрерывно двадцать четыре часа в сутки смотрели соседи из ближайших бедных домов и показывали пальцами. Как на прокаженных или грязных мух, что непременно требовалось прихлопнуть, чтобы не раздражали.

Надпись на нашем зеленом заборе, который поставил отец и вбухал деньги, гласила: «Буржуи и ворье».

БУРЖУИ и ВОРЬЕ!

Были и другие послания с матом, но не буду озвучивать, слишком мерзко вспоминать.

Эти надписи изуродовали забор по всему периметру. Едва я покидала пределы дома, как соседские бабушки из бедного района начинали шушукаться и лить помои на плечи моей семьи.

Кто позволит себе купить частный дом в городе? Однозначно только буржуи и ворье. Богатые люди — это непременно убийцы, воры и одним словом — лживые твари. Не буду рассказывать сколько лет горбатились родители ради достижения статуса «богатых», слезливую историю об отце, которого алкаш-отец выбросил из окна дома? Зачем простому народу знать, что родители потом и кровью заработали каждую копейку. И все, что они имели добились сами.

Всегда хотела спросить, взять «бедного» парня или девушку за шкирку и встряхнуть: «Слушай, это моя семья заставила твоих отца и мать жрать водку до последнего дня? До полного цирроза печени? Это я виновата, что тебя бросили мудаки-родители? Так почему ты злишься, что моя жизнь оказалась чуть лучше? И почему шлешь проклятия мне голову? Я тебе лично что-то сделала?»

Но против общественного мнения не попрешь, поэтому согласно его голосу — мы ворье! Да будет так! Шприцы с наркотиками, пакеты из-под чипсов, любой мусор бедняки бросали через забор на газон перед домом.

Бедняки часто ради развлечения по ночам дразнили нашего пса выкриками, порой опускались до обстрела из травмата территории дома.

К сожалению, в последние годы слишком накалились отношения между богатым и низшим классом. Как бы гром не грянул между людьми, которые командуют и теми, кто подчиняется? Подобного я думаю и ожидали родители, поэтому сквозь пальцы смотрели на соседей и не поддавались на провокации. А может потому что отец очень спокойный, а мама слишком гордая, чтобы опускаться до их уровня, а старшей сестре некогда заниматься соседями, поэтому этим занималась Я. У меня было любимое занятие летом — сидеть на дереве, прячась в густой листве наших яблонь, и едва «соседи» начинали издеваться, то устраивала обстрел яблоками. Самое классное развлечение на летних каникулах!

* * *

У слова «красивая» тоже есть ржавая сторона.

Дело было зимней январской ночью. Белый снег падал на мои угольно-черные волосы, красиво сплетенные в колосок, и на ресницы, с которых скатывался по щекам грязными дорожками от туши. Джинсы и дорогая шуба намокли. Красота в целом оказалась под угрозой.

Родители установили предел гулянок до девяти часов вечера. Сегодня я опаздывала на двадцать минут, возвращалась от подруги, у которой устроили ночные посиделки и просмотр страшных фильмов с чипсами и кока-колой. Решив сократить маршрут, я нырнула вглубь темного переулка. Это бедный переулок — всего несколько метров и окажусь на родной богатой улице. По ночам отсюда часто доносились звуки гитары и гогот бедняков.

Сегодня прохожих, кроме меня нет. Только луна над головой, метель в глаза, прямоугольная тень на земле от высотного дома и внутри нее на теплых трубах — бедняки. Они, как мерзкие насекомые, повсюду. Жаль не вытравить. Деваться некуда, если резко развернуться могла привлечь нежелательное внимание. Может не заметят?

Опустив нос к вороту мягкой шубы, пальцами вцепилась в ручки сумки и, цокая проклятыми каблуками, пошла по дорожке. Цокот звучал громко, сдавая меня. Лакомый кусок шел в руки. Бедняки, все как один, затихли и следили напряженным взглядом за моим стремительным проходом.

Необычное зрелище, да? Глупая девчонка решила сократить дорогу до дома, надеясь избежать наказания от родителей, а теперь могла попасть в еще худшие проблемы. Послала на свою голову десять тысяч проклятий. С диким барабаном в груди вместо сердца шла мимо бедняков, с наслаждением заливающих в глотки спирт и курящих, как паровозы. Белое облако дыма стояло на пути, куда пришлось шагнуть. На миг от вони перестала дышать, а компания молодых людей как назло молчала.

Ни живая и ни мертвая, без единого звука, кроме дыхания. Нельзя смотреть в глаза — это вызов.

— Девушкаааа? — позвал нетрезвый голос с долей веселья.

Черт! Черт! Черт!

Зажмурилась, боясь увидеть нищего. Ускорилась, перешла на бег.

— Девушкааа? — повторил голос, а толпа загоготала. Под непрерываемый скрипучий смех, черная тень рванула с утепленных труб и пресекла дорогу. Лица не видно, но одно слово крутилось в голове — «отморозок» пьяный и бедный. Спортивные штаны по колено в грязи, куртка расстегнута. И стоял неровно, покачивался от завываний ветра. Видать слишком много выпил и оттого не мог сохранить равновесие.

Я оглянулась по сторонам, надеясь увидеть посторонних людей. Пусто. Никого в переулке между домами и трубами. Как же захотелось побыстрее попасть домой в тепло, к маме и папе. Сердце ускорило бег, лицо залепил снег, ноги через мокрые джинсы заледенели. Зубы дрожали и противно стучали друг об друга в такт-шаг молодым людям. Тем, что медленно будто хозяева положения поднимались с утепленных труб и выходили на асфальт на один уровень с тем первым парнем. Все высокие, явно совершеннолетие. Почуяв легкую добычу, бедняки медленно окружили, взяли в обхват.

Не сбежать! С четырех сторон зажали.

Запах алкоголя и дым забил нос и легкие. Скользкие улыбки облепили кожу гадким ощущением. Меня взяли за колосок, не сильно, а просто прикоснулись, а потом за спиной послышался глубокий вдох и блаженное «ааахх».

Я вскрикнула и резко развернулась. Треснула по наглой руке. Мужчина остановился с ладонью, поднятой вверх, где прежде лежали пойманные волосы.

— Какая цыпа! Перышки блестят! — вместо злости парень улыбался. — Породистая!

От последнего слова стало дико холодно. А от взгляда бедняка, приподнявшего уголок губ в насмешке и вовсе ударило молнией. Опасением. Он обещал явно много плохого. Желание поразвлечься сквозило в его замершем теле и в насмешливой мимике лица. Я инстинктивно обняла себя за рукава шубы и сделала шаг назад от того парня. Врезалась спиной во что-то сзади. Еще парень. Невольно вскрикнула, отпрянув в другую сторону. И там парень загородил проход. Как на шахматной доске. Фигуры со всех сторон морально давили.

Круг охотников смыкался вокруг добычи.

Взвизгнула от страха, но меня обняли со спины и зажали рот вонючей рукой с запахом табака. Панически отбивалась, руки вынимала из обхвата и укусить пыталась и мычала, но от борьбы только сумка упала на грязный асфальт.

— Ха-ха, ребят, она даже пахнет дорого!

Мужик сзади нюхал волосы! Вдыхал мой запах! Это настолько личное, настолько мое пространство. Он продолжил лапать теперь уже за грудь, хоть и спрятанную за шубой, но все равно прикосновения мерзких рук ощущались сквозь материал.

— От нее… — мужик потянул крупными ноздрями воздух и насмешливо протянул, в точности поэт или ценитель прекрасного. — Ах, ну точно цветами пахнет! А кожа-то как блестит!

Убедившись, что перестала ерзать, мужчина отпустил, а я облегченно выдохнула, но круг из парней не расходился. По-прежнему оставлял в ловушке настороженную, загнанную добычу.

— Я деньги дам, хотите? Только отпустите, пожалуйста! — предложила, указывая на сумку под ногами. — У меня карточка есть и две тысячи наличными. Если надо больше, могу обналичить в ближайшем банкомате?

— Это другой разговор! — произнес голос с труб, где расположилось много бедняков. Там слышны и женские, и мужские голоса.

Трое нарушили круг — отступили, но один высокий в кепке и длинным носом с горбинкой не отходил, стоял рядом и рассматривал с неприкрытым интересом и улыбкой.

— Да на хрен нам деньги? Бабло сегодня есть. А здесь такой аппетитный кусок. Бывают же такие. Эй, ты может актриска? — наклонился, обдав запахом перегара.

Я сморщила нос и одновременно расслышала смешки.

Вновь тот длинный парень в кепке не унимался, обхватил холодными пальцами мою руку с бешенным пульсом и настойчиво потянул на себя. Не успев испугаться, я облегченно расслышала:

— Марат, хорош, а? По голосу она кажется маленькой. За нее срока дадут больше, чем ей лет!

Обернулась, чтобы увидеть обладателя голоса, который хотел помочь. Оказывается, не все бедняки конченные. Эта мысль успокоила.

— Не гони! Она — совершеннолетняя! — ответил равнодушно Марат, который держал за руку.

— Да! — испуганно выкрикнула прямо в лицо парню. Вывернулась из его пальцев и подхватила сумку с асфальта, развела молнию и вытащила паспорт. Продемонстрировала первые страницы документа с датой рождения и заголосила. — Мне четырнадцать! Четырнадцать!

Марат сквозь темноту смотрел то на меня, то на открытый документ перед лицом и не двигался, а сбоку прозвучал комментарий:

— Не бывает таких малявок! Глянь, какие сиськи! И это в четырнадцать!? Что же будет в двадцать? — и паспорт выпал из дрожащих пальцев, когда со спины обхватывали руки и сжали грудь. Держали плотно, не давая пошевелиться. Я дергалась, испытывая от страха невидимую удушающую леску на шее.

Одним рывком под звуки всеобщего веселья и задора неизвестные руки рванули шубу и сняли с меня. Пуговицы от нее со звоном «запрыгали» по асфальту. А я плечи увела вперед, пряча откровенную кофту с глубоким декольте. Но мою грудь все равно обхватили, смяли, вызвав всеобщий свист и комментарии о размерах и сиськах.

Потом пренебрежительно толкнули в плечо.

От неожиданного удара потеряла равновесие, как кукла рухнула на мокро-грязный асфальт. Ладонью оперлась о обочину. Прикрыв ладонями глаза уже не боялась, трясясь от холода покорно сидела на грязном асфальте, пока компания развлекалась. Шубой начали бросаться, вырывать клочьями мех и подкидывать в воздух. Смеясь комментировать зрелище, как забавно пух летал в воздухе.

Мать убьет за шубу, просто возьмет и кишки выпотрошит за обновку в двести пятьдесят тысяч. И ведь я не мечтала о дорогой одежде, отговаривалась, но мама настояла купить для дочери. Я согласилась только по ее желанию, будто нужна мне эта шуба! В ней голове вечно холодно, поэтому предпочитала обычный теплый пуховик с капюшоном. А теперь не успела одеть три раза, как шубу изуродовали. И мама точно изуродует. А может вообще из дома выгонит? А если сейчас изнасилуют, то пусть лучше сразу убьют, потому что мама все равно скажет, что я виновата. Дразнила парней.

— Не плачь! — попросил мужской голос. Я вздрогнула от понимая, что рядом кто-то сидит и смотрит. Настороженно убрала ладони от глаз. Я не плачу перед людьми.

Справа на тротуаре на корточки присел молодой человек, на колени горизонтально земле положил руки, а сверху на них голову или лучше сказать щеку. Улыбался блондин мило, не приоткрывая зубов, как бы стеснительно или мягко. От этой улыбки во мне целый атомный взрыв прогрохотал. Также ярко и убийственно мощно и еще долго отдавался эхом в каждом сантиметре тела.

Блондин с роскошными и на вид мягкими песочными волосами оказался тем, который заступился. Вокруг парня при свете фонаря кружили белые снежинки, будто ореол сияния. Зачарованная волшебством блондина я почти перестала нервничать, но говорить не удавалось. Язык отказывался шевелиться.

— Ай! — взвыла от сильнейшей боли в корнях волос, когда за колосок болезненно дернули и пригнули пренебрежительно мою голову к грязной земле.

— Завтра принесешь пять косарей, скажем часов в пять вечера! — пока голову клонили к земле, я не видела, кто это делал. — Ясно? Стрелкуемся здесь на трубах. Не придешь — я тебя отыщу!

Бедняк с осипшим будто больным голосом еще раз дернул за косу, вызвав легкую пелену слез. Кое-как я вытащила косу из грубых пальцев, возмущенно повернулась и увидела парня, с наброшенным капюшоном на голову, сидящего на корточках. Локоть тот поставил на колено, а ладонью поддержал наклоненную щеку.

Чудовище слева поймало мое запястье и стянуло фенечку. Мою драгоценную фенечку и натянул себе на руку.

— Это мое! — двумя ладонями хлопнула в воздухе, пытаясь возвратить пропажу, но парень довольно вскочил с колен и продемонстрировал запястье с подарком. Мою фенечку — чёрную в десять рядов бисера с белыми инициалами ЕР (Екатерина Роман). Это первое украшение, которое смогла сплести, столько мучилась! Целых три недели сплетала и расплетала, пока не получилось.

— Отдай, вор! — обозвала.

— Захочешь вернуть — придешь завтра с пятью косарями! Будет тебе стимул!

Надо отдать должное я вскочила на ноги и больше не боялась.

— Отдай, пожалуйста! — попросила, воззвала к его совести, но поспешно обхватила себя руками, чтобы согреться. В одной черной кофте слишком холодно и ветер беспощадно стегал кожу.

Просьбу парень не расслышал или проигнорировал.

— Пойдемте в подъезд! А то снег заколебал падать! — прозвучало чье-то предложение. Меня не спрашивали, парень в капюшоне взял за кисть и потащил за собой.

Какой подъезд? Там темно, человек тридцать отморозков, пьяные, уверенна накуренные, нагнут и сделают плохие дела.

От предложения пойти в подъезд табун мурашек прошелся по черепу.

— Можно домой? Я хочу домой! — тихо попросила, но вопрос не расслышали. Ни блондин, ни тот в капюшоне. Пока горсть молодежи направлялась к ближайшему подъезду я пыталась вывернуться из крепкого захвата, но меня настойчиво тянули вперед. Только на третьем этаже темного подъезда великодушно отпустили.

Парень с фенечкой отобрал шубу у ребят и кинул пренебрежительно мне на голову. Я благодарно закуталась в мокрую и порядком изодранную одежду, тогда же телефон в кармане завибрировал. На экране обнаружилась запись «мама».

Парень в капюшоне только собирался сесть на ступени, но вновь вернулся ко мне и скинул звонок. Отдал совершенно молча, без разговора выключенный телефон. Потом присел на ступеньку и потерял ко мне интерес, будто я бесполезные бычки сигарет, которые повсюду валялись на полу в подъезде. Видимо столько же представляла для него ценности.

Я стояла минут тридцать. Никто не трогал и даже тот самый Марат в кепке поглядывал, но не прикасался, заливал в рот жадными глотками пиво. Я была статуей, замершей в одной позе, в углу лестничной площадки, вжатая лопатками в стену, и трясущаяся от холода. Волосы и тело мокрые от снега, наверное, заболею после прогулки, а мама будет сильно ругаться, когда вернусь.

Бедняки заполнили ступени лестницы, сидели на подстеленных куртках на порожках. Другие возле подоконника с цветами и пепельницей, где и я. Пили пиво, курили. Мокрая шуба впитывала противный запах сигарет. С одной стороны очень хотела домой, а с другой — боялась наказания от родителей.

Иногда тайком наблюдала за парнем в капюшоне, тот словно потерянный ребенок — странная ассоциация, теребил мою фенечку на запястье и смотрел в ноги своих ребят. Все время пока его друзья пили пиво (он тоже пил), не принимал участия в шутках и рассказах. Затравленный. Задумчивый. Выбитый из ремней безопасности и выброшенный один на дорогу. Я старалась смотреть украдкой, искоса, но один раз парень поймал за подглядыванием, от чего я вспыхнула, а щеки стали, думаю, бордовые. Парень не заговорил, и слава богу, не знаю, чтобы придумала и как отмазывалась. Я просто хотела вернуть фенечку и сбежать домой.

Потом мой взгляд остановился на высоком блондине с голубыми глазами, который рассказывал пошлые анекдоты и задорно смеялся и очень часто мельтешил руками. Слишком нервная жестикуляция, но он показался добрым. Пытался защитить и подсказал по поводу возраста, пока неандерталец в капюшоне не дернул за колосок. Кстати… о нем…

Я вжалась в бетон и было плевать, что испачкаюсь, хотела исчезнуть. Развалить стену позади себя и сигануть с третьего этажа. Парень оказался возле меня. С громким шлепком поставил пиво на подоконник, а из куртки достал сигареты. И все это напряженно медленно, время от времени посматривая на меня в ожидании реакции или с намеком о дальнейшем разговоре.

Руки скрестил на черной куртке, голову склонил, чтобы лучше меня видеть, а в лицо выдохнул дым. Я постаралась не дышать, но глаза противно зажгло. Когда парень наклонился, смогла рассмотреть его получше. Первым делом отметила карие большие глаза и невероятно длинные загнутые ресницы, как у девочки. Массивный квадратный подбородок. Симпатичный для бедняка, они мне в последние годы представлялись непременно с гнилыми зубами или лысыми, или хромыми, или вонючими.

Одна ладонь парня в капюшоне поднялась и оперлась о стену рядом с плечом, вторая с горящей сигаретой легла на подоконник. И я оказалася в квадрате-ловушке. Тушь потекла и думаю я вся грязная, волосы мокрые завитушки превратились в птичьей гнездо на голове, но это на руку, надеюсь приставать не будут и дальше. Пока ведь не изнасиловали?

— А у тебя есть «папик»? — от озвученного вопроса раздался дружественной смех, словно остальные тщательно присматривались и подслушивали. Я не нашла в себе сил продолжить молчаливую войну взглядов между двумя соперниками. Лицо покраснело, словно огнем ошпарили, особенно уши, шею и щеки. Очень сильно всегда краснела, поэтому приходилось замазываться тональным кремом.

Глупые стереотипы. Мама и папа не выбирают мне папиков или будущего мужа. Я могу встречаться с тем, с кем хочу, во всяком старшая сестра — Марина гуляет с парнями, с которыми пожелает (и спит тоже!).

— Так есть? — поторопил парень и выгнул голову так, чтобы насмешливо спросить у моих глаз и красного лица.

— Нет. Нет у меня папика. Мне только четырнадцать!

— Ты не выглядишь, как малолетка.

Парень затушил бычок и потянулся одной рукой к моей щеке, вторая, которая была рядом с плечом, уже обхватила за другую сторону — за щеку и волосы. Возможно прикоснулся аккуратно, но я вся подобралась, вытянулась в струнку, встала на цыпочки, отвернула голову, когда увидела, как бедняк наклоняет голову с явной и понятной целью. Зажмурилась, надеясь, что едва открою глаза окажусь в теплой кровати и весь ужас происходящего развеется.

Завертела головой и высказала что-то нечленораздельное. Мычание-протест.

— Я не могу прикоснуться к тебе своими грязными руками? — спросил бедняк задумчиво, но с пренебрежением. Подбородок четче очертился, едва собеседник сжал челюсть. — Ты встречаешься только с богатенькими ублюдками? Они же дадут кучу бабла, так? Вы все богатые, но жалкие шлюхи!

Я простонала под всеобщий смех выродков и сжала губы, когда парень потянул за щеки вверх, вынуждая поднять лицо.

Замычала, пытаясь убрать голову.

— Фу! Противный! — успела высказать мужскому плечу, пока избегала поцелуя, крутя головой из стороны в сторону. Как представила, что бедняк поцелует, горло сдавило стальным обручем и не давало дышать. Слезы подступили к глазам.

А потом его губы прикоснулись. На щеки надавили грубые пальцы, вынуждая открыть рот и позволить его языку ворваться внутрь. Вместе с запахом алкоголя и табака его язык начал измываться. Облизывать, оставляя слюну на губах. От этого я чувствовала себя противно и мерзко, словно наелась слизи. Отдаленно кроме запаха алкоголя и табака ощутила запах цитруса (мужского одеколона), который защекотал в ноздрях.

Поцелуй был агрессивный, напористый и продолжался по моим меркам бесконечно долго, будто я виновата во всех проблемах. Грубое наказание, а не поцелуй. Губы заболели от напора. Я не знала, как правильно дышать во время поцелуя. Парень набрасывался губами и пил мое дыхание, жестоко крал. От этого не могла дышать, голова начала кружиться от нехватки кислорода. Сердце едва не пробило ребра от страха.

Ладонями подтолкнула мужскую грудь прочь от себя, пальцами постучала, чтобы отстал. Слезы уже давно текли. Соскальзывали по щекам и капали на губы.

Когда парень прекратил целовать, то по-прежнему держал меня за щеки. Его губы чуть приоткрыты и сквозь них рваное дыхание. Я испуганная. А он вряд ли испуганный, может немного сбитый с толку. Ошарашенный. Потому что я заревела в голос, не справилась с эмоциями. Пихнула парня в грудь и побежала по лестнице вниз, держа полы шубы без пуговиц. Перешагивала через любопытных зевак, которые смеялись вслед. Кому-то наступила на ногу, в ответ над головой пролетела бутылка пива и обрызгала одежду и обувь. А я всё бежала, перепрыгивала через ступеньку и, не переставая рыдала.

Грязный бедняк украл мой первый поцелуй! Это так мерзко и страшно. Губы пылали и болели от напора и противный запах лимона ощущался во рту и на щеках, и лице. Повсюду на одежде. Как назло, не запах перегара, а одеколон.

На улице вспомнила о сумке, которая валялась не тронутой на асфальте. Меня не преследовали, но остаток пути я бежала, боясь остановиться.

Глава 2

После встречи с отморозками я заявилась домой в таком виде, будто меня избили или обворовали. Зареванная с растекшейся тушью под глазами в облезлой мокрой шубе, трясущая, как осиновый лист на ветру. Думала родители начнут с крика, возможно ударят, но мать, стоя наготове в прихожей, злая с кулаками, упертыми в бока, молча оглядела дочь, сделав соответствующие выводы, и прикрыла ладонью рот. Затем начала вспоминать господа Бога, при условии, что мама не сильно верующая.

И вместо покоя, одной рукой я стирала свои незаметные слезы, второй гладила маму по макушке. Прогнав отца, чтобы не подслушивал, мы заперлись в комнате для гостей и долго разговаривали.

— Меня не насиловали. Я просто упала в лужу и попала в метель, оттого расстроилась. Видишь, вся красота насмарку! — продемонстрировала полуразвалившийся мокрый колосок.

Я сидела на черном диване, а мать напротив на стуле, руки поставив на колени и в упор разглядывая меня на предмет синяков или ссадин.

— А это что? — трясущимся пальцем мама дотронулась до моих губ и подбородка.

— А что там? — повторила, прикасаясь к лицу.

Я ничего не чувствовала кроме дикого холода, от озноба зубы стучали друг об друга. Я настолько продрогла пока стояла зимой в одной кофте на улице, что другие эмоции и ощущения притупились. Возможно, когда согреюсь и остальные выглянут наружу.

Самое главное не изнасиловали и не надругались. Мало ли, какие у них существуют изощрения.

— У тебя царапины на губах и подбородке, — с подозрением поведала мать.

Я быстро убрала палец от губ, поняла, что это, наверное, раздражение. Когда бедняк облизывал рот было не только не приятно, но и физически больно. Щетина терлась о кожу и доставляла дискомфорт.

Чтобы скрыть смущение и ложь, я встала с дивана, прячась от осмотра матери и начала беспокойно топтать ковер. Прошла к стеклянному шкафу. Достала первую попавшуюся книгу, как оказалось сентиментальный роман. Бабушка обожала дамские романы, вот оставила нам наследие. Я повертела книгу с изображением влюбленной пары, сплетающейся на персидском ковре в страстной агонии любви. С трудом сдержалась чтобы не плюнуть на их губы, соединенные в поцелуе. До того мерзкими и слюнявыми показались эти поцелуи. Что в них возбуждающего и приятного?

— Я просто с мальчиком поцеловалась, — с трудом выдавила полуправду. Не стала рассказывать, что парень насильно забрал поцелуй. — Наверное, он меня уколол. Ничего не приличного.

Крепко вцепилась в корешок книги. Красивую обертку хотелось разодрать, порвать на много жалких кусков, хоть так убрать из себя гнев и ощущение тупика, паники, в котором пребывала в то время и откуда не выбраться и не уйти.

Мерзкие поцелуи и мужчины такие же!

— Смотри у меня! — погрозила мать пальцем. Этот жест отвлек мое внимание от просмотра книги. — Я надеюсь это не какой-нибудь взрослый женатый мужчина? Откуда борода-то такая? Смотри хвостом не крути, а то оторвут. И вообще вечно разоденешься, как девушка легкого поведения, тебя грех не изнасиловать. Вон какой вырез на кофте! Чтобы я больше…

Вот мама и успокоилась. Перестала беспокоиться за дочь. Я закрыла дверцу шкафа, сунула книгу под мышку и пошла на выход из комнаты.

— Я с тобой еще не закончила! — раздраженный тон матери вызвал разве что скуку. Бедняки страшнее в десятки раз.

— Мне надо согреться, я продрогла. Но если хочешь, чтобы я заболела, то разумеется продолжай! — развернулась и вновь присела на диван. Подняла бровь вверх и молча уставилась на мать в ожидании дальнейшей лекции, возможно оскорблений или нотаций. Сейчас мне только эти вещи нужны, только вынос мозга, а не тепло и объятия.

— Иди, — злобно пыхтя, кивнула мать на закрытую дверь. А весь вид просто кричал о недовольстве, хмурится, злобно поджимает тонкие губы, волосы в пучке всё время поправляет, боясь вероятно, что ее идеальность под угрозой.

На той же недели мать отвела к гинекологу проверять насиловали или нет. Хотя, думаю то была очередная попытка ненавязчиво разузнать обо мне побольше, узнать начала половую жизнь или нет.

Почему не рассказала матери? А о чем рассказывать? Как издевались надо мной? Нет уж, я похороню эту тайну с собой. Никто не должен знать об этом позоре. Вспоминать противно, меня будто испачкали и оставили грязный след во мне. Ноги вытерли, плюнули в лицо, размазали и ударили. Что-то похожее ощущала первое время после происшествия, но потом мысленно отгородилась, сделала заслон в памяти, куда замуровала то событие. Я будто посмотрела фильм, где была лишь сторонним наблюдателем. По сути со мной ничего не сделали, да, испортили губы, но не более. Я жива, здорова и всё забудется со временем.

По вечерам не выходила на улицу, пряталась за стенами дома. Стала вести одинокий образ жизни, потому что девочки из класса предлагали периодически погулять, но я отказывалась, боясь встретить вечером тех «людей». Я ведь их обманула, не дала денег, не пришла на встречу с тем парнем в капюшоне…  И какое будет наказание неизвестно.

Смутно помнила Его лицо, оно было слишком сильно закрыто тканью куртки. Виднелся только квадратный подбородок с ямочкой и черные глаза, похожие на горький шоколад.

Едва вспоминала Его, как от беспомощности и паники внутри поднимался шторм, буря эмоций взрывалась и начинали разъедать мое мнимое с трудом приобретенное спокойствие. В такие минуты у меня был взгляд маньяка, карие глаза сужались в одну маленькую точку. И сама я сжималась, горбилась, будто хотела исчезнуть. Стержнем ручки делала дыры в тетрадях, а потом рисовала в местах дыр — голову и глаза. Представляя, что это его карие глаза.

* * *

Мама и папа из бедняков, пять лет назад им подарили статус богатых. Что это означало? Родители накопили достаточно активов, чтобы считаться богатыми, ну и конечно заимели хорошие связи, чтобы провернуть все дела по поднятию статуса и переезду на богатую половину города. С тех пор жизнь полностью поменялась, прежде мы были семьей Романовых, а стали Роман. Смена фамилии — тоже требование по статусу. Новая школа. Старые друзья остались в другой, прошлой жизни.

Получается я недочеловек и не бедная, и не богатая.

Прошло четыре года после той ночи. Я почти забыла события минувших дней и даже кошмары не мучили. Училась в школе, занималась танцами. Жизнь наладилась, но больше не ходила в шубах, предпочитала короткие куртки и кроссовки или сапоги без каблука для удобства бега. Мало ли встречу кого-нибудь из них.

— Ты выглядишь НЕ как женщина! — в очередной раз заметила мама, оглядела меня снисходительно, сделала неутешительный вывод и вид, что НЕ со мной.

Вот и пойми этих родителей, то я слишком откровенно одевалась, теперь я оказывается не женщина. Если ты ходишь не в шубе и в платьях, то ты не девушка.

Мама вышла вперед, на сгибе локтя красная сумка, фигуру скрывает красное пальто, ноги в сапогах на шпильке, волосы собраны в высокий темный пучок. Сестра у нее под крылышком и идут две кумушки впереди обсуждают, куда нам отправиться и в какой отдел первым? Обуви, лифчиков или платьев?

От перспективы таскаться по магазинам субботним утром, я горестно вобрала воздух в рот, надула щеки и выдохнула в сторону. Дунула на какого-то парня, тот аж взбрыкнулся, как кот, на которого попала вода. Головой затряс из стороны в сторону.

— Простите, — шепнула ему и пошла за спиной проводниц.

Марина-сестра немного полновата, грудь огромная и бедра широкие, но невероятно симпатичная на лицо с сексуальной мушкой над губой (ну в точности Мерлин Монро), а еще умная и очень обаятельная собеседница.

Сегодня гуляли в центре города, в одном из самых огромных магазинов для богатых, где вряд ли встретишь бедных людей, если только в качестве продавцов в бутиках или обслуживающего персонала. Бедняки живут на своей половине. На нашу сторону приезжали разве что на заработки и то кому повезло устроиться.

Итак, после долго и нудного шопинга, когда ноги начали нестерпимо гудеть, зашли в ресторан, с красными тяжелыми портьерами на массивных окнах, сели в центр помещения за столик с красными скатертями. В процессе нудного ожидания заказанной еды я засмотрелась на соседний столик. На красивые ноги девушки(женщины?) выставленные в проход и запакованные в ярко-оранжевые лабутены. Девушка ко мне боком, но ярко-рыжие волосы до лопаток хорошо видно. Шубку дамочка сняла, оставшись в коротком оранжевом платье на толстых бретельках.

В руках она держала меню и мужчина-сосед напротив нее тоже. Тот порядком старше: в темных волосах серебрятся нити волос, на носу очки. Время от времени он посматривал то на меню, то на свою куклу. Это не женщина — это кукла, совершенное создание или робот. У китайцев уже давно в широком пользовании имелись роботы, это мы-деревня только сорок лет назад впервые выпустили в общественное пользование первую куклу.

Как легко распознать куклу? В глаза заглянуть. Те мертвые, равнодушные, смотрят словно сквозь тебя, будто ты прозрачная. Срок службы куклы не очень долгий от пяти до пятнадцати лет. Искусственные создания могут перегреваться и даже болеть, как люди. Не все куклы красивые, есть те, которые выполняют и грязную работу. В общем, это своеобразная прислуга для богатых людей, но пока что кукла — слишком дорогостоящее развлечение. В нашей семье этой прелести нет.

Пока мы ели, я время от времени разглядывала красавицу. Еще бы, ведь это диковинка. Не одна я рассматривала, много похотливых взглядов было направлено в ее сторону.

В очередной раз запихнула вилку с макаронами в рот, тщательно начала прожевывать, и какая-то неведомая сила или что-то сзади подсказало обернуться. И два года. два года спокойствия жестоко разбились, треснули и развалились, поранив мое столь долго восстанавливаемое спокойствие. Я увидела Его все в той же черной куртке с капюшоном на голове. В приличном помещении в капюшоне! Конечно, правила созданы явно не для него. В рваных джинсах. Лица не видно, но по фигуре не знаю как, но поняла. Это он! ОН! Эмоции опять взорвались внутри, ошпарили. Подкинули на месте. Я не смогла усидеть смирно, требовалось поскорее что-то сделать.

Обернулась обратно к столу с сестрой и матерью, вжалась лопатками в диван и тихонечко-тихонечко пока это существо не зашло в ресторан (тот кого-то рассматривал при входе) сползла с кресла под наш стол, прячась за тяжелой красной скатертью. Мне было чихать на взгляд посторонних соседней, или сестры и матери, когда те отогнули скатерть и нагнули головы вниз.

— Катюха? С тобой всё хорошо? — спросила сестра. Мама была в шоке от моих закидонов в приличном месте, поэтому молчала и только не моргающие глаза говорили о недовольстве.

Я вырвала край скатерти у сестры и закрылась под столом, спрятавшись в затемнении.

Тихо шепнула:

— Колготки порвала.

— Ты же в носках? — спросила всезнайка сестра.

— Значит, носки порвала! — прошептала в полумраке под столом, глядя на колени матери в капроновых колготках, бедрами уселась на паркет. И, обняв себя за колени, зажмурилась. — И хватит разговаривать!

— А, по-моему, ты врешь… — донеслось тихонечко сверху от сестры.

— Ты — капитан очевидность.

— А паренек, что сейчас вошел в ресторан случаем не тот, от кого ты спряталась? Поклонник одолевает? И где ты его такого бомжеватого нашла?

— Заткнисссьь… — прошипела и ущипнула сестру за коленку. Та ойкнула и протерла ногу в месте щипка.

Поклонник. Тоже мне. Я ноги прижала к груди, закрыла глаза и все время так сидела, боясь, что сейчас откроется полог скатерти и за руку вытащат наружу. А потом выкрадут, а потом не знаю, что сделают. Я ведь не принесла ему эти чертовы деньги. Злился он? Ждал на следующий день? Проклинал? Наверное, хотел увидеть и голову открутить?

Вдруг убьет? Может он — убийца или наркоман? Но алкоголик точно.

Возможно я слишком большого о себе мнения, и он давно забыл обо мне, о той девчонке, что по глупости и наивности пошла плохой дорогой, почувствовала себя бессмертной. Не зря мать всегда говорила поздно не возвращаться, а я как обычно опаздывала.

Сидя на полу ресторана, спрятанная за длинной скатертью, молилась, чтобы он действительно забыл обо мне. Кто я такая собственно для него? А может парень был пьян? И мой облик стерся из памяти? Мало ли брюнеток с косичкой?

Жалко, конечно, отобранную фенечку, но со временем я сделала новую, теперь не только с инициалами ЕР, но и с цветочками.

Я вылезла, только когда Марина прошептала, что все чисто. Мама, недовольно поджав губы, не стала комментировать событие. Оставила мою личную жизнь мне и то правильно. Я не представляла, как оправдаться.

Остальное время я провела в постоянном напряжении, смотрела по сторонам особенно на выход, где исчез парень.

Мы еще немного погуляли по магазинам, лавируя между лентой людей, передвигались из одного бутика и ныряли в новый. А потом решили завершить путешествие, направились к парковке для посетителей магазина. Надо было спуститься на лифте в самый низ.

Словно видео поставили на стоп и замедлили воспроизведение.

Зато сердце увеличило скорость, побежало марафон, едва я повернула голову влево. Возле лавочки для отдыха посетителей и кадки с пальмой стоял парень в белой рубахе и черных брюках. На его ресницы постоянно падали непослушные светлые волосы, которые ему приходилось поправлять длинными пальцами, чтобы не мешали обзору.

Наши взгляды на невидимой нити соединились.

Знакомый бедняк перестал разговаривать, оставил приоткрытым рот в форме буквы «о», что видимо привлекло внимание его собеседника. Того, который был в капюшоне спиной ко мне и теперь начал разворачиваться.

Конец бегству. Я попалась и меня либо убьют, либо подкараулят где-нибудь и простым насильственным поцелуем не отделаюсь.

Протыкать на листе бумаги дьявольские глаза я смелая, а вот смотреть в настоящее лицо — страшно. Временно меня парализовало от шока. Я продолжила стоять, обтекаемая со всех сторон покупателями в магазине. Пакеты с чужими покупками несколько раз ударили по ногам и плечам, возможно сделали синяки, а я не замечала боли. Смотрела в знакомую черную куртку. За два года не сменил одежду. Не знаю, как, но почувствовала, что это ОН. Мой кошмар ожил. Пришел издеваться дальше.

Я заморгала от нахлынувшей панической атаки, ногти вжала в ладони, карябая кожу, а зубы сжала до легкого скрежета.

Спина бедняка медленно оборачивается, но вдруг резко останавливается, потому что светловолосый парень успевает задержать его за плечо и что-то прошептать, наклонившись к собеседнику, видно шутку или вновь пошлый анекдот.

У меня появилось время. Время чтобы сбежать. Блондин дал возможность сбежать.

Впервые за время шопинга я опередила мать и сестру и рванула в открытый грузовой лифт, желая затеряться среди людей.

На парковке нашли красную машину сестры, в открытый багажник которой покидали многочисленные пакеты с покупками и заняли места в салоне. Но я по неизвестной причине медлила. Не присела на заднее сидение в машине, наоборот обернулась в сторону грузового лифта, откуда спустились и где подъем обратно в магазин.

Что-то странное мной управляло. Невидимые нити марионеточника или удочка рыбака потянула на крючок. Невидимые руки потащили за шкирку обратно в магазин.

Я не могла уйти, не поблагодарив. Парень второй раз помог: вовремя издевок два года назад намекнул о моем малом возрасте и сейчас не дал повернуться парню в капюшоне, который выманивал из меня деньги.

Кто еще так обо мне заботился или помогал? Так легко ненавязчиво, ничего не требуя? Чем я заслужила его помощь?

— Катюха, ты куда? — Марина уже завела двигатель, приоткрыла окно и недовольно выкрикнула вслед.

— Уезжайте! — махнула прощально рукой, а сама побежала в сапогах без каблуков. Я — самоубийца, ведь возвращалась добровольно туда, где мог быть парень в капюшоне. Вернулась вновь на то место рядом с лавочкой, где встретила двоих знакомых, а сейчас пусто. Вместо них отдыхали мама с тяжелыми пакетами и мальчик с красным воздушным шаром.

Немного расстроенная от потери я посмотрела по сторонам, надеясь увидеть парня, и действительно нашла пропажу. Возле стойки-палатки с плакатом мороженого. Под крышей из пальмовых листьев обнаружился парень с голубыми глазами. В эту минуту он протягивал рожок с мороженым женщине с малышкой.

Похвально, парень работает. Как правило, где бедняки находят работу? Обычная рабочая сила, выполняют самую низшую работу. Богатые — естественно управленцы.

Мама с малышкой отошли от стойки, чем я и воспользовалась. Обогнала двух парней в очереди. Вынырнула перед ними и ладонями легонько бахнула о столешницу.

Громко заявила:

— Я тоже хочу фисташковое мороженое!

Парни сзади раздосадовано вышли, не стали дожидаться выполнения моего заказа.

Улыбка продавца медленно-медленно стала уменьшаться. Былое веселье и доброжелательность, изображаемые для прежней покупательницы, сдулись с его лица. Будто увидел что-то плохое. Глубоко неприятное взгляду. От его унылого вида и мой энтузиазм уменьшился. Продавец вынырнул из-за прилавка на половину туловища и огляделся по сторонам. То влево, то вправо, а меня продолжил игнорировать.

— Фисташковое мороженое! — напомнила заказ. Парень странно встряхнул головой, словно прогонял из головы сонную дымку или не мог поверить, что тут стояла я. Скорее неизвестное, страшное создание, чей вид его сильно напрягал. Это особенно стало явно, когда парень заикнулся, проговаривая:

— К-конечно!

Как предыдущей покупательнице мне не улыбался. Пока делал мороженное, молчал и изучал рожок с мороженным. В глаза не смотрел и делал вид, что мы не знакомы.

Решимость на ходу тухла, вспыхнувший было огонь погас. Я поумерила пыл, не думала, что напрягу своим присутствием парня. Это же я должна по идее проклинать его и компанию.

Парень протянул рожок через стол, я понуро взяла. Полезла в карман джинсов. Возникла оооочень неловкая пауза, когда я испуганно за озиралась по сторонам…  от парня… к мороженному в руке…  и прилавку. Ощупала спереди себе бедра, грудь обхватила ладонями и сжала (там карманы двойные), сзади попу несколько раз похлопала. Со стороны выглядело крайне соблазнительно, хотя скорее похабно. Девушка сама себя лапала перед парнем на глазах у всего центра.

— Черт, я деньги забыла! — потянула обратно мороженое через прилавок, но продавец приостановил лакомство. Сомкнул пальцы на моих, не давая вернуть. Наконец, улыбнулся уголком губ, отчего его глаза стали в одно мгновение светлее, почти прозрачные:

— Оставь, уж я могу позволить себе купить мороженное! Может в знак извинения? — увидев, что перестала пихать ему рожок, чуть подумав добавил. — Меня Саша зовут.

— Екатерина… Это не потому что я мажорка, просто не люблю имя «Катя». Предпочитаю Екатерина, а для друзей — Катюха.

Вот так и начался наш тайный любовный роман между бедняком и богатенькой благодаря нескольким попыткам Саши помочь в трудные минуты, благодаря всего одному шагу с моей стороны. И благодаря салатовому рожку фисташкового мороженного, который Александр протянул над стойкой. Чувствуя прохладные длинные пальцы парня, я едва позорно не одернула руку. В местах прикосновения к его коже закололо невидимыми иголками. Сердце ускорило биение, и вся кровь вновь прилила к лицу. Как же я ненавидела свою манеру краснеть, надеялась, что тональный крем скрыл хоть немного смущение.

В уголках глаз парня появились лучики-смешинки и думаю он сразу понял, что понравился мне.

И надо же было я — неловкая клуша. Саша отпустил рожок, а мне надо держать, но видно мозги в ненужный момент совсем отказали, и я тоже разжала пальцы. В результате вся зеленая каша упала с хлопком на стол, а после феерично упала на мои черные замшевые сапоги.

Я опустила взгляд на свою обувь.

Саша перегнулся через стол и посмотрел туда же. Потом мне в глаза, потом опять на рожок. Губы его подозрительно задрожали, но он плотно сжал их в тонкую полоску. Подбородок тихо задрожал от сдерживаемого смеха.

— Смейся! — великодушно разрешила. И Саша перестал строить из себя серьезного парня, громко засмеялся, на что некоторые любопытные люди повернули лица в нашу сторону.

Надо же было так «обосрать», извиняюсь за выражение, первый романтичный момент в жизни.

Глава 3

Стоя за прилавком с мороженым, долго оттирала замшу от зеленой каши, благо та не успела впитаться в сапоги. Носки мужских туфлей маячили по полу. Вроде Саша находился рядом, а вроде и не здесь. Взглядами не встречались и ощущение неловкости прочности засело между нами. Странное напряжение, заряженное поле частиц, в которое боишься шагнуть. Нас многое разделило: обстоятельства, социальный статус, живем будто по разным законам. Я по закону денег и власти, по правилам, созданным государством, а он по закону кто сильнее, тот и прав.

Саша не решился на разговор, не пересек заряженное поле частиц, видно побоялся пострадать. Беседу начала я, именно с тех слов, которые донимали все время и ради которых я подошла к парню.

— Спасибо за помощь. Дважды! — оттерев молнию сапога, швырнула влажную салфетку точным броском в стоящую рядом урну. Саша препроводил полет внимательным взглядом.

Предпочитал смотреть за чем угодно, только не за мной. И уж точно не мне в глаза.

— Пожалуйста, — скупо отозвался.

Отмываться перестала, скрестила руки под грудью и в лоб задала еще один вопрос, который мучил, свербел в мыслях:

— Вопрос! — объявила, требуя внимания от парня, чтобы перестал следить за моими руками или салфеткой в урне, а посмотрел в глаза. Четко и смело! Стыдно, наверное, за свою компанию? — Почему ты мне помог в ту ночь с риском попасть в немилость?

Я прекрасно понимала схему общения между молодежью: либо ты с толпой, либо против. После неудачной встречи с отморозками я перестала по вечерам гулять с подружками, отчего меня с легкостью выбросили из круга общения. Я впала в немилость одноклассниц. Мне в принципе не горячо не холодно от их общения. Такие «преданные» подруги без надобности.

— И почему сейчас не дал тому в капюшоне меня увидеть? Зачем рискуешь? Два варианта: либо ты святой и помогаешь всем без исключения? — изобразила на лице искреннее сомнение: надломила бровь, уголок губ приподняла, чтобы точно понял, что святых нет и не бывает. Без лишних эмоциональных терзаний добавила. — Либо ты в меня втрескался!

Это было впечатляюще…  Теперь я сжала губы и зубы, чтобы не прорвался смех. А у Саши было лицо словно я битой ударила прямо ему в лоб. Перекосился бедный, вздрогнул. Моргнул… потом еще моргнул… моргнул…  пытаясь, вероятно стереть меня из кадра.

— Ясно! — коротко кивнула. — Слушай, ну что я из тебя каждое слово вытягиваю! — легонько стукнула ладонью его по плечу. Весь сжался, бедный, словно не ладонью ударила, а чем-то потяжелее. — Ты был такой разговорчивый, приятный среди бедняков. А со мной и два слова не сказал…  Если я тебя напрягаю, то я пошла.

Наигранно развернулась, решив изобразить уход, уже оторвала стопу от пола, тогда же довольно расслышала комментарий:

— Ты меня не помнишь? — с этой странной фразой я развернулась.

Ненавижу! Ненавижу, когда так спрашивают!

Голову склонила в бок, разглядывая парня теперь более тщательно. Руки в карманах черных брюк, непослушная светлая прядь закрыла половину правого глаза. Парень худой, высокий, немного угловат. Голубоглазый. В белых волосах игрался свет и делал их невыразимо притягательными и шелковистыми. Возникло желание потрогать наощупь, такие ли мягкие, точно шелковые нити?

У меня не было среди знакомых слащавых блондинов. Его немного загримировать, стереть бледность с лица, поставить напротив объектива и фотографировать. Тело для модели самое-то.

Память на лица обычно отменная, но тут произошел сбой. Перебрав всех знакомых, коих было много за недолгую жизнь, вспомнить Сашу не удалось.

Задумчиво потирая подбородок, долго рассматривала парня от черных носков туфель, до голубых глаз. Несколько раз туда-обратно.

— Саша. На речке купались целое лето. Ты была одна, я был один.

— Саша? — не понимающе округлила глаза. Если бы глаза умели выпадать и обратно возвращаться. Они бы выпали. — Целое лето? Мне было семь? Тарзанка? А ты «была» вечно в штанах и кофте, потому что аллергия на солнце и нельзя загорать? — неприлично указал на него пальцем с кольцом в форме паука, обхватывающего палец. И, не переставая неприлично тыкала, и задавала вопросы. А Саша кивал. — И ты «рыдала» у меня на плече, когда я переезжала в богатый район?

— Можешь перейти на мужской род? Мне не очень приятно.

— А почему не сказал, что ты — мальчик? Я же перед тобой в одних трусах плавала? — я как вспомнила. Понятно, в семь лет нечем похвастаться, но все-таки. Прикрыла пальцами краснеющее лицо. О! Боже! Я думала, она девочка. Завидовала ее шелковистым волосам, потому что мои длинные и тяжелые. Не мягкие. Говорила, что все мальчики в будущем будут ее. — А почему ты не исправил меня, когда я тебя посчитала девочкой?

— Уже не помню. Кажется, постеснялся исправить, да и потом ты почему-то злилась на весь мужской род. Я и промолчал. Тем летом мне было очень одиноко.

После новостей или воспоминаний обстановка между нами заметно потеплела. У девочки Саши и меня очень много общих дружеских минут в прошлом.

* * *

Саша — теплый человек, к его улыбке тянет. Хочется в ответ улыбнуться. С таким невозможно грустить. Я тоже всегда умела поднимать себе настроение, поэтому с Сашей оказались на одной волне. Девочка Саша была серьезная, ведомая, местами грустная. Приходилось часто ее смешить. С Саней мы теперь веселились, постоянно смеялись. Он пригласил погулять и вот уже третий раз мы встречались в парке на богатой половине города после его работы. Гуляли час-другой, а потом кавалер провожал до дома.

В тот день погода была прекрасная по-весеннему теплая, солнце слепило глаза, заставляло жмуриться. Молодые зеленые листья шелестели на ветру и создавали мелодию, под звуки которой мы гуляли по тропинкам парка. Мимо аттракционов с крикливыми детьми и мимо компаний студентов. Здесь неподалеку должен находиться университет.

Со временем я привыкла к бомжеватому виду Саши, который сегодня оказался в балахоне с надписью: «Король и шут» и в рваных джинсах. Я в противовес в черном строгом платье с ремнем на поясе и в темным леггинсах, в сапогах на высоком каблуке (специально одела для свидания), волосы убрала в высокий хвост, чтобы не мешались. Сверху накинула легкую ветровку. На лице мягкий макияж без изысков и вульгарности. Хоть сейчас на подиум выставляй. Странная мы пара, но с другой стороны можно представить, как инь и янь. Чересчур разные, но вроде как единое целое. Хотя до единого целого далеко. За три свидания только сегодня Саша взял за руку. В таком темпе к двадцати годам у нас состоится первый поцелуй, а к годам сорока первый секс. Все, как и положено, приличной девушке. Поэтому было решено, если Саша не начнет распускать сегодня руки, то начну я. Возле дома к примеру, после возвращения. Там темно и никого нет.

Я целованная только однажды и то тем… кхе-кхе…

Поскольку сегодня восьмое марта, в одной руке — тюльпан (не знаю, откуда спер Саша, надеюсь все же купил), в другой — его пальцы. Я что-то щебетала про школу и забавный случай на уроке, когда кавалер резко отбросил мою руку, будто она грязная, испачканная. В добавок Саша пригнул голову вниз.

— Твою мать… — прошептал сквозь зубы.

— Санек! Как жизнь? — сбоку приблизился типичный бедняк. Рубашка по локти закатана, измазана разноцветными красками. Широкие штаны тоже испорченные и бандана на голове скрывала темные кудрявые волосы. Руку не протянул, вместо этого показал ладони, мол все в краске — и здороваться не следует. Из заляпанного кармана достал пачку с сигаретами, одну сжал губами и при этом тайком поглядывал на меня и на Сашу, тихо рассказывающему о своих делах.

Я в нерешительности остановилась, не зная, как реагировать. Главное решила не смотреть в глаза.

— Зажигалки не будет? — спросил парень. В то время, как Саша искал предмет, этот маляр или кем он работал, скрестив руки на груди, ладони засунул под мышки, большие пальцы вытащил и с зажатой сигаретой между зубов гипнотизировал сверлящим взглядом. В миг стало зябко и волнительно. Красноречие временно покинуло, едва вспомнила, вот эти взгляды тем вечером. С таким же пренебрежением рассматривали и буквально кричали. Это ты. Ты виновата, что мы бедные. Ворье и жулье! Ты мажорка, сама ничего не добилась, зато живешь припеваючи за счет родителей.

Саша прикурил знакомому, а тот прокомментировал:

— Твоя цыпа?

— Ебнулся что ли? Так…  встретились случайно… — Санек пренебрежительно кивнул в мою сторону. — Я с работы, а она хер знает откуда, вся такая расфуфыренная.

Парни ждали моей реакции, возможно голоса, но тот временно пропал. Я примерно понимала, что Саша не желал признаваться в нашем знакомстве. Мы специально выбрали центральный парк вдали от бедного района, чтобы избежать знакомых Саши. И как назло встретили.

— Ааа. здрасти! — я кивнула, демонстрируя белозубую улыбку. — Я мимо шла. Домой.

Указательным и средним пальцев показала, как я передвигалась по дороге. Кивнула обоим в знак прощания и гордо посеменила вперед, оставив парней позади. На выходе из парка возле клумбы, часть снега уже растаяла, вся грязь весной всплыла и на месте прежнего газона сейчас обертки от шоколадок, чипсы и всякий мусор. Тщетно простояв около двадцати минут в ожидании Саши, но видно парень не смог отвязаться от любопытного друга, пришлось добираться домой одной с тюльпаном на пару.

Уже дома настиг звонок от Саши, который минут десять извинялся, объяснялся, что нельзя палиться, а то хуже будет. Я молча кивала в трубку. Да. Я это понимала.

Если вдруг его друзья узнают, что он общается с богатенькой, избалованной девочкой?

Глава 4

Той ночью я лежала на двухместной широкой кровати, зарывшись в мягкую подушку и укрывшись теплым одеялом. Крепко спала до тех пор, пока не разбудил противный сигнал телефона. Фонарь из окна лучом осветил сотовый, который горланил песню. Кажется, глубокая ночь, поэтому прищурившись от желтовато-лунного света, как можно быстрее приняла вызов, чтобы не разбудить домочадцев.

Лежа на одном локте, протерла уставшие веки и ответила сипло:

— Алло! Кому не спится?

Номер неизвестный, но подумала, что подруги вспомнили обо мне. Сегодня восьмое марта, мало ли решили пригласить на дискотеку.

— Ну, привет! — ответил голос с хрипотцой, ленивый. Ощущение, что намеренно снижал его громкость. Сон прошел, второе веко быстро раскрыла, пальцами перехватила переносицу. Трубку, как ядовитую, отняла от щеки, изучив экран телефона с временем и комбинацией цифр звонящего. Время полтретьего ночи, на том конце связи тишина, не считая песнопений ветра и отдаленно доносившихся гудков машин.

Откуда у бедняка мой номер?

Я не торопилась отвечать, только настороженно прислонила трубку к уху. «Капюшон» вновь заговорил:

— Эй! Я с тобой говорю. У тебя есть десять минут, чтобы поднять свою сонную задницу. Спуститься и исправиться за тот досадный день, который я провел, ожидая тебя на трубах.

Он ждал? Ждал в тот день, что принесу ему деньги? Но откуда я сейчас возьму деньги? У меня нет налички. Не у родителей же брать? У меня есть карточка, куда мама раз в неделю перечисляет деньги на нужды.

— Уже девять минут… и я знаю, где ты живешь. — странно прозвучал голос. Теперь не равнодушно-лениво, а скорее насмешливо.

Встав с кровати, в одной короткой шелковой ночнушке по бедра, босыми стопами наступила на мягкий ковер. Затекшими после сна ногами вяло подошла к компьютерному черному столу, позади которого — широкое окно, открывающее вид на улицу.

С опасением приблизилась к краю стола, держа трубку возле уха, откуда доносилось ровное, но громкое дыхание. Я четко прислушивалась к нему, как и кажется он ко всему, что происходило у меня в комнате. Слышал ли, как остервенело с садистским удовольствием испуганное сердце било меня в грудь? Не удивлюсь, если бы родители в соседней комнате услышали.

Внезапно зеленый свет прострелил белую штору, за край которой схватилась, чтобы подсмотреть в окно, и ударил в забавные обои с жирафами, которые никак не переклею.

Зеленая лазерная указка мельтешила по стене в комнате и писала неизвестное послание. Или инициалы…  Проследить слово не удавалось, но больно похоже на мои инициалы ЕР.

Он узнал, где я живу и мой номер телефона. Странно, особенно после сегодня? Что его заставило вспомнить обо мне?

— Откуда узнал, где живу?… — прокашлялась, скрывая хрипоту в голосе после сна. Как у старухи или у заболевшего человека. — Что делаешь на стороне богачей? Сейчас больше двенадцати часов, а ты на богатой половине. Если позвонить, куда надо, тебя упрячут за решетку!

После двенадцати часов беднякам не разрешено покидать свою половину, а богачам — нашу.

В доме тишина, не считая тяжелого храпа отца. Сестра и мама спят. Беспокойный лай нашего пса предавал бодрости и показывал, что я не одна. Кто-то со мной. От этого ощущала себя гораздо увереннее.

В трубке раздался если слышный тихий смешок, будто в кулачок. Он совсем не боялся, что могу вызвать полицию?

— Шесть минут… — без ответа на мои угрозы прозвучали слова. Будто я говорила со стеной.

Я отодвинула шторку и, наконец, выглянула наружу с целью получше разглядеть парня в капюшоне, но тут же лазерная указка ударила в лицо. Ослепила яркостью. Я зажмурилась будто действительно от удара и отошла вглубь комнаты. В самый центр. Стояла в темноте и беспокойно думала.

— Я не буду давать тебе никакие деньги! Если будешь преследовать, я напишу на тебя заявление. — от паники повысила голос, не боясь, что родители проснутся.

Потоком слов я все-таки пробила его спокойствие и равнодушие, молодой человек ответил-перебил:

— Не забудь сделать запись нашего телефонного разговора на диктофон. Необходимо будет предоставить улики, не голословно же обвинять добропорядочного гражданина. Я так и быть посижу несколько часов в ментовке, потом освобожусь. Вряд ли тебе станет легче!

Он смеялся. Точнее не так. Насмехался. Уверенный в своей безнаказанности, правильно ему нечего терять. Может у него нет родителей? А вдруг ходить не в чем, вон постоянно в разорваных джинсах и в одной и той же куртке.

Я сама жила в бедном районе в детстве и прекрасно помнила состояние населения. У нашей семьи было неплохо с деньгами, а со временем всё лучше и лучше. Зато помнила, как бездомные дети жили в подъездах. Помню как-то раз отдала свои новые розовые сапожки девчонке, было очень жаль ее в разорваных калошах зимой. Мать потом за выходку отходила ремнем по пояснице.

А еще в детстве мечтала открыть питомник для бездомных зверушек. Так жалко было бездомных.

К сожалению, возненавидеть парня в капюшоне от всей души не получилось, даже помня, как поиздевался и вытягивал деньги. Жалость проковыряла огромную и разъедающую дыру во мне. И с каждой секундой все большую по диаметру. Скоро будет лишь одна жалость к бедняку.

— Слушай, тебе правда сильно нужны деньги? Поэтому не оставляешь в покое?

Внезапно настала абсолютная тишина, звуки улицы стихли, и дыхание парня я больше не слышала. Словно связь оборвалась, но гудков с намеком о законченном разговоре не слышно.

Я отняла трубку от уха, посмотрела на дисплей, цифры отсчитывали длительность странного разговора. Выглянула осторожно в окно, разглядывая парня. С высоты второго этажа был виден забор и капюшон. Значит там.

— Эххх… — вновь вернулись звуки в трубку. — Меня сложно рассмешить, но тебе удалось. Мне не нужны были деньги, я пригласил тебя на свиданку.

Кровь закипела в жилах от несправедливости и чувства, что головой окунули в помои. Пока я его жалела, что он бедный и несчастный, тот смеялся надо мной!?

— На свиданку? Странное приглашение на свидание. Любовь с первого взгляда? Увидел меня и влюбился? Прям, как в сказке! Хотя, теперь твое поведение кажется немного более адекватным. По крайней мере, понятно зачем полез целоваться.

По телефону можно сказать все что угодно и это радовало. Любую ересь сказать, прекрасно понимая, что мужчина не перелезет забор и не достанет меня.

— Вынужден огорчить — я в тебя не влюблен.

— Тогда почему преследуешь?

Не то, чтобы огорчилась. Но было бы, наверное, приятно. Согда я хотя бы смогла его оправдать в мыслях.

— Разве это похоже на преследование? Я позвонил, подошел к твоему дому и пригласил погулять.

— Я с незнакомыми парнями в два часа ночи не встречаюсь. Тем более с подобными тебе.

— Подобными мне? И какой я? — прозвучал задумчивый вопрос.

— Ты издеваешься над мелкими девчонками, вытягиваешь из них деньги, насилуешь! Думаешь тебя бедненького обделили в жизни и поэтому ведешь себя словно царь. Будто весь мир теперь должен тебе по гроб жизни за мучения? Спешу тебя огорчить, — с сарказмом повторила его фразу. — Миру срать на тебя. У всех свои проблемы, у кого-то больше у кого-то меньше. Ты не один такой бедненький несчастненький и хочешь совет?

— Ну?

— Подними свою задницу и иди работай на завод, а не воруй по ночам. Вон, как Саша. Его тоже жизнь помотала, но он старается выжить. А ты только деньги отбираешь. Вор!

И после моего громкого монолога, после всего выплеснутого на голову бедняку я осторожно посмотрела по сторонам, боясь, что откроется дверь и родители войдут. Слишком громко говорила.

— Какой еще Саша?

Черт! Пальцы свело судорогой от того, насколько сильно сжала трубку. Лишнего наговорила, слишком много лишнего.

— Никакой!

Поспешно нажала на отбой, телефон кинула на одеяло. Ненароком отогнула шторку и сбоку выглянула. Парень еще некоторое время постоял перед забором. Страшный у него голос, будто воздух хрипел в нем.

Ветер игрался листьями деревьев, а луна отбрасывала тень парня на землю перед домом.

Он стоял один и действительно ждал пока иссякнут десять минут? Зачем? Кто я ему и, кто он мне? Странный…

Через некоторое время, когда я беспокойно улеглась под одеяло с головой, зажмурилась будто так быстрее погрузишься в сон. В доме я чувствовала себя намного комфортнее, но что делать, когда завтра пойду в школу? Вдруг начнет преследовать? Претвориться больной?

Через минут десять заснуть не удалось, но послышался вновь звонок. Брать разумеется не стала.

После нескольких продолжительных звонков нервы сдали, и я взяла трубку.

— ЕР — ты кто? Евлампия? Ефросинья? — после предположения прозвучал множественный, колючий смех на грани обычного. Истеричный. Неадекватный. Имеющий конечной целью поглумиться над мелкой девчонкой. Видно дело происходило опять на тех же трубах. Теперь у всех бедняков номер моего сотового???

Говоривший не был парнем в капюшоне — это другой. Я почти сразу узнала голос, который шептал на ухо. Хорошо помнила, как Марат обнимал со спины, лапал грудь и нюхал волосы. С таким наслаждением, будто кончал от одного женского запаха.

— Оставьте меня в покое! — закричала в трубку, выдав себя. Мне было страшно. Действительно страшно. Я не могла стоять на месте, вышагивали по ковру вперёд-назад, так проще совладать с нервами.

— Успокойся, Екатерина Андреевна Роман! — приостановил мою ходьбу по полу голос вновь парня в капюшоне. Заставил страх забраться под ногти, под кожу толпой мурашек, прыснуть в кровь.

Парень узнал не только инициалы. ЕР- Екатерина Роман, но и отчество, которое не было на фенечке. С сильным ударом в груди, расслышала тихое, вкрадчивое признание. — Твое украшение мне пришлось по душе. Я уже четыре года ношу не снимая. Я сейчас тебе давал время…  исправиться.

Шорох в трубке заставил еще сильнее сжать телефон, едва не выбросить устройство в стену и не разбить на много-много деталь.

Он меня запугивал. Угрожал! Пугал! Узнал мои данные!

В трубке послышались новые звуки. Струны гитары начали плясать и издавать красивые звуки. А хор десятка голосов насмешливо запел песню. И я ведь глупая слушала послание, которое вкладывали через слова песни. Не зря решили спеть именно мне.

Зажав трубку двумя ладонями, смотрела сквозь шторку в окно, где прежде был парень в капюшоне и слушала. Чувствуя, как испарина проступила за ушами, на лбу, капли пота соскользнули с шеи вниз в ложбинку между грудей.

«Дождь стучит по крышам, словно мне назло. Ты опять не вышла, сделав западло Целый день стоял я под дождем и мок, чтоб твое еб*ло я увидеть смог. Ты не пришла и х*й с тобой, как будто нет другой такой. Мне не нужна любовь твоя, с другою счастлив буду я. Но если я тебя увижу вновь, То расшибу тебе еб*ло в кровь, чтоб не еб*ла ты мозги, нормальных парням, как и я…»

Я в какой-то прострации слушала слова песни, как запутанная в паутине, не удавалось подчинить разум и начать действовать. Поэтому держала телефон непослушными пальцами, не отрывая от уха. От шума в голове второй куплет весь прослушала. От страха и угрозы сердце рвано заколотилось в груди. Мое тело вздрагивало от громких, надрывных слов и завуалированных угроз в песни.

Только концовку я вновь расслышала: «В этой жизни понял я только лишь одно, Что дружить с девчонкой — всем нам западло Что верить девчонкам нам нельзя никак А кто им поверит — тот п*дор и м*дак…»

Не выдержала, схватилась в мобильник до ломоты в костяшках пальцев. Выключила телефон и швырнула с силой в стену, так что тот шарахнулся со своеобразным треском, разбился, взорвался. Корпус отлетел под ноги на мягкий ковер, основные детали на белое одеяло. Так бы и этих недоносков убрать из своей жизни. Сжала пряди густых черных волос, массируя напряженный череп. Потом закрыла рот двумя ладонями, взвизгнула в них, не сильно, а, чтобы выпустить из себя страх.

Он знает, где живу.

Знает номер телефона.

Возможно знает, где учусь.

И пригрозил не попадаться на глаза.

Почему он обратил на меня внимание? Что ему надо от меня?

От этих мыслей не могла найти себе места, металась по комнате, собирая части от телефона. Заснуть в течение ночи больше не смогла.

Я позволила какому-то бедняку запугать себя до легкого тремора ног, рук и до икоты.

Глава 5

В результате ночного эмоционального всплеска был уничтожен айфон. Не до конца, лишь частично. После удара об стену экран разделился на много дорожек-трещин и восстановлению не подлежал.

Все выходные я провела в затворничестве дома, измученная мыслями и тревогами, уставшая от ночного приключения.

Значило ли, что отныне я больше не нужна? И лучше не попадаться на глаза странному объекту?

Если отмести влюбленность, то какова его конечная цель?

Бедняки решили поиздеваться над богатенькой?

Хотят вытащить денег?

И замешан ли здесь сексуальный подтекст? А если это обычный насильник?

Сколько подобных случаев было в бедном районе. А там кричи не кричи, в подъезде зажмут и не убежишь. Дворовые слухи быстро разносили ужасную весть — тут изнасиловали, там изнасиловали. А девчонки вены режут или аборты делают от насильников. Золотое правило — не ходи по ночам, если не хочешь нарваться на пьяных парней.

Нищета, беззаконие и моральные уроды — вот из чего состоял бедный район. Из вонючей жижи, грязного болота, откуда родившись очень сложно в последствии вырваться. В который раз горжусь родителями, которые несмотря на месиво вонючих фекалий смогли обеспечить детям достойную, чистую жизнь. Пусть я не всегда находила общий язык с матерью, но благодарна за то, что та не дала захлебнуться в грязном болоте.

Парень в капюшоне в конец обнаглел. Мало ему девчонок со своей части, хочет всем доказать, что может и здесь командовать? Смело. Безрассудно. Самонадеянно.

Я знала наизусть номер Саши и дома был стационарный телефон, но не стала звонить, потому что впервые закрались грязные подозрения. Мы с ним были друзьями в детстве, устроили пару свиданий, но толком я не знала парня. Ни в прошлом, ни сейчас он не делился проблемами. Знала о его младшей сестренке и матери-алкоголичке, но остальная его жизнь — темная завеса.

А вдруг они друзья с парнем в капюшоне и решили развлечься с богатенькой девочкой?

У меня началась странная мания преследования…

* * *

В понедельник занятия в школе начались в восемь утра. Отец перед работой успел подбросить, что меня несказанно обрадовало. Не пришлось одной добираться. Сидя за партой в классе, время от времени поглядывала в окно на асфальтовую дорогу перед школой.

Ливень — стеной, а я без зонта. Тяжелые капли прибивали грязь к асфальту, ударяли по волосам учениц, пробегающих по ступеням в школу.

На последнем уроке дождь не прекратился, а наоборот усилился.

Вместо урока староста Жанна — длинноногая блондинка в брючном приталенном костюме сидела возле окна за учительским столом с толстой тетрадкой, в которой обычно записывала важную информацию, начиная с прогульщиц, заканчивая местными слухами — «Кто и где лишился девственности», разбавляла тишину монотонной болтовней и не давала моей соседке по парте заснуть. Та, положив голову и руки на парту, прикрыв глаза, посапывала. Девушка через проход по соседству подняла подол юбки и продемонстрировала ажурные чулки, а затем какой-то супермодный шелковый розовый лифчик, прежде расстегнув рубашку. Лично я закинула ноги в сапогах на парту, на коленях держала тетрадь с записями, которые надо вызубрить к завтра, пилила ногти и успевала слушать занудную старосту. Я умела делать и семь дел, и десять.

На повестке дня, где будем отмечать выпускной в июне, и кто с кем придет.

— Эй, Роман! — в бок толкнула соседка через проход. Наклонившись, грозно нахмурила тонко выщипленные брови и приказала. — Ты пойдешь на выпускной!

Я равнодушно пожала плечами. Катя пытается вытащить из раковины и вернуть на взлетную полосу. Разве я виновата, что не смогла проникнуться теплом к девочкам? На стороне бедняков были друзья, а здесь чего-то не хватало при общении. Искренности.

Девочки фальшивые. Такие спину не прикроют, а бросят в ближайшую канаву, если придется выбирать, кого спасти.

— Ой, какой бедненький! Совсем промок и продрог.

Фраза отвлекла от пилочки и тетради на коленях и заставила посмотреть в окно. Среди прозрачной стены дождя показался черный зонт, а под ним виднелся парень в джинсовке и рваных штанах на коленях и бедрах. Высокий бедняк поднялся по ступеням и занял место под крышей крыльца, куда не доставали струи дождя. Убрал зонт от лица и стряхнул под ноги капли с волос.

Саша. Домой ко мне постеснялся заходить, хоть и знал, где живу.

В школе для девочек директор и учителя — все поголовно женского пола — и даже дворник, и завхоз, поэтому увидеть на крыльце представителя мужского пола, а тем более не лысого, а молодого, стройного юношу, сродни явлению святого на грешную землю.

— И к какой стерве пришел чудо-блондинчик? — из окна хорошо виден Саша.

Девочки, привалившись к подоконнику, задницы оттопырили, у кого-то белье сверкало, но это мало важный момент, главное прямо по курсу — самец. Одна я не встала к окну.

— Это мое чудо! — подняла пилочку вверх. Одноклассницы повернулись. Одни цыкнули, другие раздраженно махнули рукой. Если можно было пальцами уничтожать, они бы это сделали. Сожгли, разорвали и выбросили мой ошметки в окно. Столько чисто женской ревности в повернутых красивых лицах. Перекосились, бедные, от пренебрежения и гнева.

— Блин… чтоб ты окосела, шалава!

— Захлебнитесь ядом, дамы! — ответила комплиментом на комплимент.

Чем плохо учиться в школе для девочек, тем что надо быть всегда начеку. Идет беспрерывная борьба за власть. Чуть дашь слабину, сразу затопчут сотни каблуков.

Оставшиеся двадцать минут до конца урока одинокий Саша ждал на крыльце под зонтом. А я ощущала, как легкий осадок обиды тяжело осел в груди, поэтому не смотрела в окно. Издевательства, угрозы, песнопения происходили перед Сашей, он все видел, слышал, был свидетелем. Весело было наблюдать за моим унижением? Мало ли он смеялся, пока пели угрозы-песни? А вдруг через него достали мой номер телефона?

Поскольку замерзнуть по дороге домой от холода и сырости не очень хотелось, поэтому все-таки подошла за зонтиком к Саше. Тот положил локоть на подоконник, а зонтом нервно покачивал и смотрел на это действо.

В глубоком, затяжном молчании я успела поправить сумку с тетрадями, заправить кудри за ухо и ждала ответов от Саши. Например, на вопрос — каким ветром задуло ко мне? Надоело с дружками издеваться?

Минут пять мы не разговаривали, а просто смотрели друг на друга. Контакт через глаза. Без слов и лишних движений. Будто нас заморозили в одном положении. И только дверь из школы время от времени громко стучала и раздражала.

Что он мог сказать, извиниться за друзей? Глупость. А мне как себя вести, тем более, если в последнее свидание Саша бросил, побоялся дружков.

Гнев сидел взаперти в клетке, я его не выпускала, потому что понимала бесполезно. Тут либо мириться с нашими тайными свиданиями, либо вычеркивать парня окончательно из жизни. А Саша сейчас, как оказалось, единственный близкий мне человек, с которым спокойно и тихо. И которого приятно видеть и при взгляде, на которого даже забываются его поганые дружки.

Вскоре я смогла разжать рот и выдавить недовольство:

— Ты был, когда мне пели песню?

— Был, — ну хоть не соврал.

Взгляд спрятал на шнурке зонта, который нервно теребил после честного ответа.

— Я надеюсь, ты хотя бы не подпевал? И надеюсь, не ты дал мой номер?

Саша покрутил головой отрицательно.

Это немного успокоило, расслабило. Гнев окончательно утихомирился, когда мы покинули пределы школы. От луж намок низ серых брюк и сапоги. Ветер разметал влажные волосы по щекам и глазам, пытался снести зонт, который Саша держал над нашими головами.

Притянув меня за локоть, парень обнимал со спины будто защищал от холода, пока шли в направлении остановки. С трудом забились в автобус через толпу людей, едва не превращенные в кучу выпотрошенных кишок. Пробились к приоткрытому окну, чтобы получить каплю воздуха.

Я лицом к окну, локти поставила на поручни, Саша сзади, руки по бокам от меня, чтобы на меня сзади не сильно напирали. Хорошо иметь высокого парня, не затопчут.

Саша осмелел, обвил холодными ладонями мой живот через плащ, грудью надавил на спину и плечи. Защекотал дыханием щеку и ухо. Я не удержалась от смешка, ну правда очень щекотно!

Не могла я злиться на него, как вспомню девочку Сашу, которую обижали мальчишки, сразу кажусь себе злой и вредной ведьмой. Сашка-мальчишка понял, что оттаяла, пальцами вздернул мой подбородок немного вверх и вправо, заставляя поднять голову.

Наклонился, глядя на губы. Как загипнотизированный зрелищем.

Пристальное внимание немного смутило.

В ответ обхватила его за шею, где нащупала мокрые от дождя завитки волос, погладила их, молча соглашаясь.

Решился в автобусе… среди многочисленных пассажиров, хотя вроде мы закрыты его широкой спиной, руками и наклоненной головой.

Мило. Приятные губы, милые и не грубые. Поскольку не очень удобное место поцелуй был быстрый, вороватый и не слишком уверенный, но вызвал улыбку и теплое чувство, что кому-то я действительно нравлюсь.

— Забавные у тебя ямочки, — дотронулся пальцем щеки.

Я хотела ответить на похвалу, но назойливое внимание на лице неприятно кольнуло. Отобрало спокойствие. Я будто была поймана с поличным за бесстыдством. Воровато оглянулась налево, направо в автобусе. Вряд ли мы кому-то нужны…  Пассажиры заняты собственным делами.

Заглянула в открытое окно, предназначенное для проветривания. На дорогу. Дождь уменьшился, но машин — тьма, гораздо больше, чем в обычные сухие дни. Мало кто любил передвигаться по лужам пешком.

Через одну полосу на светофоре на расстоянии трех-четырех метров — мотоцикл. Особенно ядерно-зеленые вставки на черном звере привлекли моё внимание. Ну и вообще необычное зрелище. Я привыкла видеть на мотоциклах этаких волосатых дяденек в годах с густыми длинными волосами, в косухах, банданах и пивным пузом.

А водитель молод, не волосат и не огромный, толстый боров. В черном специальном костюме для езды на мотоцикле (вероятно форма) с зелеными вставками на плечах и бедрах. Ветер развевал ему куртку за спиной. На шлеме я закончила осмотр и немного вздрогнула. Наверное, от холода. Голову подняла от плеча Саши и пальцы отняла от волос и шеи, где гладила парня.

Одной ногой мотоциклист упирался в мокрый асфальт, второй на подставку. Корпус тела был наклонен вперед и будто готов к старту, а теперь заторможенно выровнялся в вертикальную линию. Голова со шлемом смотрела такое ощущение, что сюда на окно автобуса.

Оглянулась по соседям. Четыре девушки — студентки отвернуты от окна, но может им предназначено внимание? Справа от нас — тетушка в годах с пакетом. Ей вряд ли.

Когда вернулась взглядом к мотоциклисту, то обнаружила, что он не сменил позы. И смотрел сюда. На нас.

— Эй, Саш! — почти не размыкая губ, тихо позвала, боясь нарушить визуальный контакт с мотоциклистом. Мало ли разрушу и тот сразу исчезнет, а Саше потом не докажешь.

— У меня ощущение, что на нас смотрит вот тот… — и все-таки оторвала взгляд, потому что из-за резкого движения автобус покачнулся и я вместе с ним. Дабы сохранить равновесие, зацепилась за руку Саши.

Когда обернулась и показала пальцем на дорогу, то мотоциклист сдулся. Только рев двигателя и стремительное движение по кольцевой влево и черная спина мотоциклиста подтверждала, что тот не мираж, а реальность.

— Уехал, — прокомментировала. — Может твой знакомый? — уточнила у Саши. Тот пожал недоумевающе плечами.

Наступил кризис восемнадцати лет. Конечно, если подобный существует! Гормоны играют и впечатление, что все мужчины на свете смотрят исключительно на меня.

Да уж, самомнение выросло до небес.

* * *

На автобусной остановке я вновь засмотрелась по сторонам, выискивая мотоциклиста. Странное ощущение слежки, с этим непременно стоит подлечиться в психиатрической клинике.

За время поездки небо рассеялось, дождь прекратил стучать по прохожим и прогонять домой. Лишь лужи мешали нормальной прогулке, но несмотря на них решили погулять в парке. Спрятаться среди лабиринта — многочисленных дорог парка. Там мы одни, предоставлены сами себе, может держаться за руку и разговаривать, о чем желаем, без страха быть пойманными родителями или его дружками.

— Саш, а кто этот в капюшоне?

До этого дня вопрос о его друзьях не поднимали.

Саша, покрепче взял за ладонь, не спеша пошел, подстраиваясь под мои мелкие шаги на каблуках, и тихонько, глядя на лужи на асфальте, пропел хриплым шепотом:

«Как же Джокер ты хитер, Ты удачи приговор. Брошен вызов игрокам, Главным моим врагам. Ты всегда в моих руках. Суждено тебе и мне Главными быть в игре».

— Не увлекайся! — сильно сжала его пальцы, надеясь, что до онемения. Саша наигранно опустил наши сплетенные руки вниз, сделал иронично-горестное лицо. Будто я сломала каждую кость в его пальцах.

Он мог своего короля и шута постоянно насвистывать под нос.

— К чему песня?

— Если честно, то не знаю, кто он и как зовут. — Саша поднял наши руки, прищурился, когда солнце пробралось сквозь листья березы. — Мы дали ему кличку — Джокер. Может приходить целую неделю на трубы, а может исчезнуть на месяц.

— Ты общаешься с очень «странным» человеком…  я бы сказала шизиком. — не смогла промолчать. — Но даже не знаешь его имени?

— Он, как правило, молчаливый, безобидный. Сидит и пьет на трубах. Редко разговаривает, не создает проблем. Не спорит, на главенство не претендует, но при этом сильно помогает. Впервые появился года три назад на стрелке с соседним районом. Тогда, казалось, что нам полный трындец. Всю оставшуюся жизнь будем работать на таблетки или на инвалидную коляску…

— И тут… — я театрально развела руки в стороны и с пафосом процитировала. — Явился он и всех спас. И теперь вы на него молитесь. М-да…  По мне так он псих.

— Он классно ебашится… Прости, за мат, но по-другому не назвать его манеру борьбы…  Он обычно неплохой, но с тобой не знаю, как объяснить. Ты его дико бесишь! Едва пару раз речь касалась тебя, как у него менялась даже привычная расслабленность в жестах.

На этом разговор о джокере прекратили, много чести и без того было, о чем пошептаться. Мне не интересно, бешу его или нет.

Парк — это своеобразный лабиринт, представляющий собой сотни змей-дорожек, спрятанных за толстыми стволами деревьев и подстриженными кустами в форме необычных статуй или цветов. Гуляющие пары или семьи предоставлены сами себе и редко пересекались тропинками с другими людьми.

Наша дорожка сейчас подходила к концу. Кусты редели.

Саша поспешно дернул меня обратно к кусту спиной, придержал за плечи, чтобы не упала от резкого толчка. Внимательно опалил странным напряженным взглядом, не давая опомниться.

А я недоумевающе хлопала ресницами, не понимая, что за странный толчок-бросок.

— Быстро! Обратно по дорожке. С другой стороны выйдешь! — шепнул сквозь сжатые в полосу губы, но говорил отчетливо. Пальцем указал обратно в сторону, откуда прибыли. Каждое слово-кнут ударяло и оставляло след-напоминание.

— Что там? — кивнула за угол, где дорожка уходила вправо и начиналась общая территория парка. И фонтан в виде пухлого Купидона.

— Ребята на фонтане. Лучше, чтобы тебя не видели!

— И часто они гуляют по паркам для влюбленных? В районе богатых? — спросила очень навязчивую мысль.

Опасение за Сашу медленно заволокло. Поймало в сети, как жалкую рыбешку. Страшно за него, уж слишком часты встречи с бедняками в этом, казалось бы, безопасном месте.

— Может, стрелка? Не знаю, — пожал собеседник плечами. — Здесь отличное место для стрелки, но обычно это происходит в темноте. Сейчас рано.

— Пойдем вдвоем обратно! — потянула его за джинсовку, но материал ускользал из пальцев. — Давай! Зачем тебе к ним?

— Из парка один выход через фонтан по центру. Как мы уйдем вдвоем, если они заблокировали выход? Со мной они уйдут, а ты спокойно покинешь парк. Я позвоню вечером. Черт! Это ахереть, как приятно! Обо мне никто обычно не беспокоится! Не кому! Мать пьет, а за сестренку мне надо беспокоиться!

Саша поцелуем попытался успокоить. Вот это был поцелуй, так поцелуй, а не маленькое прикосновение, кража сладких секунд. С чувством, с толком и наслаждением. Всего несколько секунд, но запоминающихся и важных для меня.

Я бы и на стрелку пошла с ним, лишь бы знать, что он в порядке. А не сидеть и гадать. Едва встретила человека, с которым тепло, с которым не надо быть кем-то другим. С Сашей можно сказать любую глупость, посмеяться над чем угодно, а он бы понял и поддержал. Он не мать с отцом, которые вечно воспитывали. Он не сестра, с которой тяжело найти общий язык в силу разницы в возрасте и по причине взаимной то зависти, то соперничества.

Я держала его за локоть и боялась отпустить.

— Давай! Уходи! Если меня с тобой увидят, хуже будет! — только этот полушепот-полувскрик дал мысленную оплеуху. Отрезвил разум. Выбил из головы глупые мысли и заставил на прощание поцеловать в щеку и тихонько побежать по дороге обратно, стараясь не сильно стучать каблуками и не привлекать внимание ребят за поворотом. Откуда доносился смех и разговоры. Мужчины не стеснялись в выражениях и громко матерились.

А я надеялась, что напрасно разволновалась на пустом месте. Просто встреча друзей и те не ожидают увидеть Сашу в парке.

Всё будет хорошо.

Глава 6

POV Джокер

На светофоре ярко горел красный, препятствуя движению по кольцевой. Проклятый дождь моросил по шлему и спине, хорошо, костюм не промокаемый. Настроение мрачное от…  многих вещей. От воспоминаний, от встречи с братом, от звонка отца. Люди появляются в жизни лишь для того, чтобы плюнуть в харю и вновь исчезнуть. И сейчас в кармане звонил телефон, посылая по телу волны вибраций. Старик изволил говорить с сыном. В аду поговорим после смерти, ему итак недолго осталось.

Проклятый светофор и машины мешали проезду! А еще лужи заполнили дорогу и не давали проехать.

Повернул голову вправо и…! И там «красный» маячил в окне автобуса. От вида богатой девки, лобызающейся, (с подумать только кем!) фейерверк взорвался в голове. Кровь залила глаза, под дых ударило. Я вдохнуть не мог несколько секунд, боялся ребра треснули.

Ярость взметнулась, подняла мерзкую голову. Девчонка в точности красная тряпка для быка. Жесткий раздражитель. Не надо злить. Не надо попадаться на глаза! Просил же. Хотелось сорвать чертов шлем и разбить об асфальт и пальцами вонзиться в череп, пробраться внутрь и достать оттуда все воспоминания.

Стоял на светофоре и смотрел на нее и ее ебаря, пока гребаный автобус не начал движение и не пропали черные ведьмовские глаза.

Она, как и все. Как сотни других. Действует, как и все.

Думает, как и все.

Разочаровывает, как и все.

Как десятки девушек.

Красивая, алчная и высокомерная.

Стартанул с ревом по кольцевой, выгоняя из головы красную пелену.

* * *

Я не устанавливал правила в районе и не высовывался. Обычно не высовывался, меня мало волновали порядке на районе, пока они не касались непосредственно моих интересов.

Огромный кудрявый толстый купидон занял место в центре фонтана, жирные бока свисали пластами. Пузатый уродец считался вроде милым для девчонок?

Я и несколько парней заняли места на выключенном фонтане, блокировали выход из парка (отчетливо видел парочку и куда и зачем направились) Захотят выйти из парка, придется пообщаться со мной. Я хлебал дрянное, теплое пиво. Даже в марте я любил холодное пойло, а не парное дерьмо, поэтому бутылку перевернул и вылил содержимое на асфальт, на что мамочка с коляской пренебрежительно оглядела, выказывая крайнюю степень недовольства, но увидев мой взгляд решила отвернуться и ускориться вместе с коляской. Правильное решение.

— Где ты достаешь богатые вещички? — Марат покрутил зеленый шлем, итак и сяк, едва не полизал, как мартышка и очки. — Дай покатаюсь? — попытался напялить себе на вшивый череп, я не дал. Быстро выхватил, возвращая на место — просунул через ладонь и повесил на согнутом локте.

— Где беру, там больше нет. Не порть, мне надо вернуть владельцу.

— Своровал у богатенького буратино? — Марат одобрительно усмехнулся, нахлобучил кепку себе на голову и присел обратно на бортик фонтана.

— Типа того.

Я вернулся вновь к осмотру снующих по парку влюбленных парочек. Цип… цип… цип. Где Альфонс и ведьма с копной черный волос? Волосы красивые, блестели при свете фонаря, пока держал ее за косу. Девчонки чаще с короткими жиденькими волосиками, а здесь копна. Пожалуй, мне нравится.

Раздраженно цокал пятком кроссовка по асфальту и ждал парочку, рассматривая выходы из лабиринта парка. Когда-нибудь вылезут, не заночуют же. Пустой бутылкой стучал по бетонному бортику и создавал треск. Непрерывный стук раздражения. Телефон в сотый раз за сегодня зазвонил в куртке.

Вновь донимал старик.

Я говорил девчонке не попадаться на глаза. Ее появление — это, как засунуть петарду в глотку или керосина подлить в бензин и посмотреть последствия необдуманного действа.

И, наконец, вдали увидел знакомого парня. Мечта всех девочек: улыбчивый и крайне обаятельный. Я против него раньше ничего не имел. Такие клоуны — душа компании нужны везде. Вымирающий вид парней, которые жалеют бездомных котят и забирают питомца домой, когда у самого не дом, а картонная коробка в подъезде.

Я больше любил преданных собак. Те могли умереть от тоски по хозяину.

Встал с холодного камня фонтана, шлем сжимая в одной руке, а пустую бутылку в другой.

Недоумевая, где черноволосая ведьма. Парень шел один. Ребята подорвались с фонтана, отставили пиво на асфальт, поглядывая на «друга». Я вел их в курс дела, уверил, что не пристало бедняку встречаться с богачкой. Честь и достоинство. Надо самому пахать, а не вылизывать девок ради денег.

И так не делается. Что за херня творилась за моей спиной?

— Привет! Какими судьбами? — спросил Саша, здороваясь с ребятами. Ко мне подошел к последнему, пряча трусливый взгляд.

Чуял опасность, чуял? Надо было раньше чуять, когда, как пес лизал девчонку.

Пожал руку, сжимая до хруста его пальцы.

— Тебе звонили, — прокомментировал я. — А ты гуляешь по парку для влюбленных? С вымышленной подружкой-рукой? Совсем одиноко?

Тот начал оправдываться, шутить.

Я еще раз взглянул за спину Саши, надеясь увидеть южанку. Так мысленно обзывал ее. Брови черные, волосы, как сажа, и глаза ведьмовские. Кожа темная, как карамель загорелая, будто девчонка постоянно пропадает в соляриях. Знойная южанка. И фигура, ну точно, песочные часы.

— У нас стрелка! — отнял руку и кивнул Саше за спину в направлении парка. В глубину. Надо затеряться среди высоких деревьев.

Парень понял намек. И вместе со мной направился по асфальту. Потом по земле, редко закрытой первыми весенними травами.

Долго шли в одну шеренгу к заброшенному кирпичному зданию в два этажа. Четыре кирпичные стены, проем для двери, а внутри — пустое поле, где часто происходили стрелки. Один парень остался стеречь вход, остальные зашли внутрь, осторожно ступив на сырую, вязкую землю.

— С кем стрелка? — Санек поднял взгляд в небо, где пролетела одинокая птица. Прокаркала и вновь оставила нас одних. Саша оглядел горы мусора возле стен, выискивая невидимых соперников. Обернулся на выход, где стоял я, закрывая пути к бегству.

Черный шлем с зелеными полосами я подбросил в воздух и кинул Марату. Тот поймал словно дар с небес, прижал к груди временный подарок.

Мое молчание было ответом. Взяв пустую бутылку, я вмазал по краю стены. Парень вздрогнул от удара, от звона осколков и от вида оставшегося горлышка в моей руке, которое я поднял к груди. Розочкой показал в направлении Саши. Неровные зубцы от бутылки показывали, с кем стрелка.

— Я ненавижу альфонсов. Если хочешь остаться зрячим, то прикрой глаза. Я вскрою твое еблище…

POV Екатерина

Как можно было усидеть на месте? Я долго подглядывала из-за кустов за Сашей и его друзьями, среди них «капюшон» не заметила. Хоть фонтан и далеко, но я бы разглядела своеобразный типаж парня. Вскоре ребята вполне бодрой походкой покинули место и дали шанс сбежать, которым я благополучно воспользовалась. В ближайшем крупном магазине купила экран для телефона и вернулась домой.

От беспокойства долгое время не находила места. И еда не лезла, и уроки не делались, я протоптала ковер, десять раз сходила в ванную. Дела отвлекали от ожидания. Но время шло медленно, раздражало. Секунда за секундой. А Саши все не было.

Давно наступила ночь, телевизор, висевший на стене, освещал немного комнату. А я не могла усидеть на месте. То на кровати полежу, то похожу, то на столе посижу, выглядывая в темноту за окном. Завтра в школу рано вставать, а было уже два часа ночи. Звонка от Саши всё не было. Сама позвонила и узнала, что телефон вне зоны действия сети. Затем ему домой, его мать обматерила пьяным голосом, но ответила, что сына нет.

А потом просто поняла…  не знаю, как. Но он в беде. Я долго уверяла себя, что парни пришли не за ним, а «случайно» банда отморозков появилась в парке для влюбленных. Просто так сидели на фонтане с толстопузым малышом- купидоном.

С одной стороны, какая разница с кем гуляет Саша. Неужели проверяют каждого члена банды? А с другой — понимала, если информация дойдет до парня в капюшоне…  Мне или Саше будет плохо. А мне вообще угрожал исправить лицо.

Я не хотела, чтобы он пострадал из-за меня. Чувствовала небольшую вину, поэтому отправилась за ним.

Ночи в марте холодные. Наскоро одев спортивный костюм, теплую пуховую куртку и зимние кроссовки, на цыпочках спустилась со второго этажа, аккуратно скрипя порожками, и, боясь разбудить отца с матерью. Передвигалась тихо, почти не дыша. Если бы мама с папой застали за побегом из дома, боюсь представить последствия. Через калитку проходить нельзя могла сработать сигнализация или камера зафиксировать бегство. Пришлось перелазить забор.

На улице почти как четыре года назад, но снега сегодня не было. Ночь спокойная, тихая, только бездомные собаки гавкали и вой, точнее песня пьяных отморозков подсказывала, где те лютуют. Я вновь оказалась в переулке с теплыми трубами. Толпа смиренно затихла, встречая нежданную гостью.

— Ого! — громкий комментарий наполнен желчью. Его обладатель готовился явно развлечься.

Я остановилась на безопасном расстоянии в несколько метров, сохраняя дистанцию между бедняками и собой.

— Саша пропал. Вы не знаете, где он? — оглядывала по очереди компанию. То парня в кепке, то девушку с белым пластиковым стаканчиком в одной руке, в другой с сигаретой. Выискивала в их глазах сочувствие или понимание. Про себя молясь, чтобы с Сашей было всё хорошо.

— Скажите, где Саша? С ним всё хорошо?

Им все равно, что друг возможно пострадал? Пропал? Они вообще друзья или кто?

— Я знаю, где он.

Я сразу заметила парня в капюшоне, но не смотрела него. Уж слишком от него веяло холодом. Он встал с труб и медленно направился ко мне. Будто с ленцой или неохотой. Всем видом излучал угрозу: плечи широко развернуты, естественно выше меня, облик весь темный, руки спрятал в карманах черных джинсов, а на костяшках чуть приглядевшись, заметила кровь. Или стесанная зажившая рана.

— С ним всё в порядке?

— Жив, — вновь хриплый голос. Прокуренный или осипший.

Но вот это слово «жив» прозвучало странно, повисло многоточием. Обычно говорят жив — здоров.

— Можешь сказать, где он?

— За просто так сведения не даю.

— И ч…  что ты хочешь? — мне не нравился его голос. Мне не нравилось, куда клонил и к чему подводил беседу. Парень вызывал стойкое чувство опасения. «Красный маячок» сигналил в мозгу при его приближении.

— Догадайся? — голос опять хриплый, играет по нервам. Я итак до предела накалена обстановкой — темным переулком и гогочущими дружками, которые на трубах распивают алкоголь и сыпят сальными шуточками, а он еще медлил. Забавлялся.

Фонарь светил собеседнику на затылок и отбрасывал тень на меня. Капюшон сильно скрывал его лицо: лоб, глаза, частично перегородку носа. Видно только подбородок да кончик носа.

Я не заметила, как сократилось расстояние, и как его колени едва не прислонились к моим ногам.

— Что я могу хотеть от тебя? — поторопил с ответом, а на шее от его дыхания проплыла ледяная волна мурашек и запах цитруса забился в ноздри. Губы невидимо закололо от странного, прожигающего взгляда парня.

Чужое дыхание в лицо откровенно вызывало волнение и тревогу.

— Сс… сс… секс? — с трудом нашла сил спросить. От одного слова «секс» невидимая рука выбила воздух из легких. Стало душно, стыдно, мерзко. Грязно. Была уверена, что капюшон кивнет, возьмет за руку и мне конец, буду кусаться, драться, но вряд ли это поможет. В дальнейшем я себя не прощу. Тело бесконечно буду отмывать от грязи и никогда не отмоюсь.

Но капюшон медленно покрутил головой слева-направо и тихо озвучил спокойным голосом:

— Нет. Не секс… Думаешь у меня имеются проблемы с женщинами?

Дальше его не слушала. От нервов начало активно потрясывать, руки и пальцы задрожали, и тихонько хихикая, я затараторила, прерываясь только на смешки:

— Слава тебе, господи! — руки воздела к ночному небу. Пальцем указала парню на грудь, а потом на себя и несколько раз прочертила в воздухе линию.

Он не маньяк и не насильник! С плеч рухнула вся тяжесть, груз страха. Я словно получила крылья для полета и готова была взлететь от радости и спокойствия.

— А я-то уж подумала… Думала девственность свою отдам и разойдемся в разные стороны.

Капюшон странно отошел, буквально отпрыгнул на один-два шага, напрягся телом, и я поняла, что сболтнула лишнего.

Поспешила исправиться:

— Я поняла… последняя информация была лишняя…  Про девств… ну ты понял, про что я…  видимо в последнее время перечитала дамских романов. А там девчонки дарят свою девственность и мультимил… ээээ… это опять видимо была лишняя информация. Всё! — выставила ладони между нами, намекая о перемирии. — Я молчу! — зашила рот тремя пальцами, потом опять открыла «замочек». — Просто, когда нервничаю или неудобного себя чувствую не только краснею, но и тараторю…  всё! Поняла. Это тоже была лишняя информация. Я в твоем распоряжении! Говори!

Парень от меня в шоке. Я сама от себя в шоке. Это нервы, помноженные на манию преследования.

Обезоружить врага — хорошая тактика. Хоть и получилось это не умышленно.

Я очень благодарна, что народ сидел слишком далеко и не слышал всей ереси, которую несла.

— Саша шифруется от меня. Временно залег на дно, — наконец, пояснил капюшон. — Чем же ты можешь расплатиться за жизнь своего дружка…  дай подумать, — он покрутил головой в разные стороны, спрашивая подсказку у ночных звезд, усыпавших темно-синее небо, у фонаря возле дороги, у своих дружков, смеющихся над ситуацией. Над ощущением, что в пасть добровольно залезла добыча.

Бедняки наперебой предложили варианты:

— На рота завали!

— Деньжат пусть отвалит!

Пришла мысль действительно откупиться. Я захватила карточку из дома, на ней десять тысяч, это в два раза больше, чем первая сумма, которую выманивал той ночью.

Но прежде чем достала карточку, услышала тихое предложение:

— А давай поиграем в игру — «кукла и хозяин». Ты будешь жить по моему приказу, сидеть, когда прикажу, говорить, когда прикажу. Лежать, когда прикажу. Улыбаться, когда прикажу, дышать без меня не сможешь… Скажу раздеться — разденешься…  скажу открыть рот и облизывать…

Я пресекла буйнопомешанную фантазию, вытащила карточку, зажав ее между пальцами и подняла перед нашими лицами. Я не знаю, может у бедняков мода пошла изображать «хозяин-кукла», раньше подобного изврата не было. Видно насмотрелись на богатеньких и играют во власть, да только богатые развлекаются с настоящими куклами. С роботами, а не с живыми людьми.

— Вынуждена послать ВАС в далекие дали с Вашим предложением. Я себя нашла Не на помойке. Здесь десять тысяч. Как раз проценты за два года с пяти тысяч. Хочешь больше — будет больше, назови сумму.

— Держи крепче! — парень двумя ладонями сжал мою руку с карточкой, изображая как нужно. Но тут что-то произошло. Оба вздрогнули, когда мои и его руки соприкоснулись. Молния ударила при контакте пальцев. Парень помотал головой будто прогонял наваждение и полез в карман джинсов.

Вышел очень неловкий момент. Говорят, когда тебе нравится парень достаточно одного прикосновения, чтобы возбудиться и кажется будто молния пронзает тело. Чувствуешь нервозность, смущение и желание вновь прикоснуться к нему. Я бы подумала об этом, если бы была в другой ситуации, а не среди толпы бедняков и странного парня в капюшоне. И если бы это не было обычное статическое электричество. У меня легкий свитер под олимпийкой и курткой.

Парень вытащил зажигалку, зажег сильное пламя, чуть больше осветив черты своего лица, но я не успела присмотреться. Огонек отдалился от него и приблизился к карточке. Та плохо горела, скорее плавилась от жара.

— Вот примерно, что можешь сделать со своими деньгами, — зажигалку собеседник убрал обратно в джинсы. Обошел меня и встал со спины. Ладони положил на плечи и сжал легонько, будто поддерживая. Но ощущение, что бетонную плиту положили на меня или в тиски зажал.

— Смотри туда, — пальцем указал над плечом по направлению труб, где много бедняков. Те замолкли в ожидании результата, шептались о нас. Затаились. — Думаешь красота и богатство — это всё? Цена успеха?

Его снисходительный тон и нравоучения вывели мгновенно. Ненавидела, когда меня учили, тем более такой человек.

— Нет. Я предложила секс (и то я не стала бы с тобой спать) и деньги, потому что это единственное, должно быть, что волнует такого, как ты. Хотя возможно еще алкоголь и наркота.

— Мой тебе совет, — прошептал на ухо. От его шепота дикий озноб сотряс руки и шею. — Беги! Беги, как можно быстрее, так будто твоя жизнь зависит от скорости. Ты мне собственно больше не нужна. Я говорил не попадаться на глаза, а теперь поздно они…  тебя хотят! — еще раз пальцем указал в толпу. Те скалились, точно не люди, а дикие звери с оголенными клыками и едва не капающей слюной по губам в предвкушении, когда дадут кусок мяса. Сырой с кровью. Сначала звери будут драться за первенство, а потом дружно вонзят клыки и разорвут кусок мяса в моем лице. Хищные улыбки подтвердили догадки.

Ладони с плеч исчезли, а над ухом прозвучало вновь любезное послание:

— Я откланиваюсь…

— Как откланиваюсь? Зачем? — развернулась к Джокеру, который мелкими шажками, убрав руки в карман куртки, уходил спиной вперед.

Он сейчас казался самым родным по сравнению с остальными. Если выбирать из двух зол меньшее, с парнем я теперь пообщалась и тот оказался реальным человеком, а не злостным маньяком и преследователем, поэтому пугал меньше неизвестной толпы бедняков на трубах.

Отвернулась от Джокера к беднякам — те, растягивая удовольствие, не торопились нападать на добычу. Как охотники, заманившие в ловушку, ждали торжественного момента растерзать.

— Ты не можешь оставить меня им! — повысила голос.

Шаги джокера по асфальту всё дальше и дальше, а бедняки наоборот поднимались с труб ко мне. Один за другим: и парни, и девушки. Я медленно, не делая резких движений, ладони выставила вперед и тихо начала отступать. Опасалась сделать резкое движение и напугать охотников.

— Почему не могу? — донесся ответ сзади. — Могу. Ты сама приперлась, а я предупреждал не попадаться на глаза! Время позднее, — продолжил рассказывать. В этот же момент я резко отскочила от горящего ярко-оранжевого бычка, едва не попавшего мне в куртку. Какой-то урод выбросил в меня выкуренную сигарету. — Завтра рано вставать. Уезжаю на некоторое время, но к твоему выпускному обязательно вернусь! Жди!

Последнее слово, судя по голосу, было сказано в ладони, сложенные в форме лодочки, служащее как усилитель звука или рупор и прозвучало сигналом к старту.

Я бежала как никогда прежде на уроках по физической культуре, слыша за спиной вой — боевой крик бедняков. Собак, которые гнали добычу в темноту и стремились подвести к тупику. По дороге встретила Джокера, но тот лишь проводил взглядом мое бегство. Я злобно фыркнула, одновременно стараясь рассмотреть сквозь тень его лицо. До чего же хотелось, чтобы под капюшоном скрывалось не очень красивая рожа, к примеру косой глаз или заячьи зубы или узкие маленькие глазки, а еще лучше заплывшее толстое лицо с носом в форме картошки! Тогда бы поверила в справедливость в этом мире.

Завернула налево по дороге и примерно впереди — километр до богатой границы. Там мое спасение. Вовремя бега левый бок сильно заколол мелкими иголками и с каждым шагом боль набирала обороты. Становилась яростнее и ярче. Вспыхивала и не исчезала. Я дышала, как умела и удивлялась про себя, отчего столько ненависти в Джокере? Он знал реакцию толпы, знал, что побегут и захотят разорвать. Не стал марать руки, а позволил толпе сделать грязное дело. Он постоянно тыкал носом в красоту и богатство, словно это что-то плохое. Ему было бы проще, если бы была уродкой?

Была маленькая надежда, что успею забежать на богатую половину и окажусь в безопасности, но не все в жизни, как хотелось бы. Толчок в спину выбил равновесие, повалил лицом на асфальт. Я ударилась об острый угол бордюра. Чуть потерявшаяся в пространстве перевернулась на спину, руками прикрыла нос, чувствуя, как горит переносица. Шмыгнула ноздрями, а там в ответ забурлила кровь.

Как Джокер обещал подправить лицо, так и исполнилось.

— Ей! Ты слышишь? — пощелкали пальцем возле лица. Я проморгалась на этот щелк, пытаясь прийти в себя добиться того, чтобы пылинки перед глазами перестали крутиться.

Кто-то оттянул за волосы голову.

— НЕ суй свой нос в наш район или отрежем за ненадобностью! — предупредил женский голос.

Хорошо, что женщины догнали, боюсь у мужчин методы убеждения иные.

— Саша — наш, а ты чужачка. Своих парней бери. Всё ясно? — спросил женский голос, а его хозяйка дергала за волосы с угрозой выдрать с корнями. На что я лишь морщилась.

— Чего же не ясного? Особенно, когда тебе грозятся выдрать волосы вместе со скальпом? — двумя стопами ударила в пах девушке, хотя метилась в живот. Выползла из-под нее, оттолкнулась от асфальта и побежала вновь.

Девушки преследовали, но уже менее рьяно, а я, гонимая страхом и реальным опасением за жизнь, ускорилась (после членовредительства, в моем случае «паховредительства» могли последовать более карательные меры со стороны пышущих гневом девиц).

Мысленно пообещала, что в жизни больше не пропущу ни одно занятие по физической культуре и постоянно буду бегать норматив — два километра на время.

На этот раз я успела забежать под свет фонарей и окунуться в спокойствие и тишину родных улиц. Остановиться возле черного высокого фонаря, опереться о него и успокоить резь в боку. Приложив пальцы к ноздрям, обнаружила капли крови, поспешно стерла их рукавом куртки. Итак терла-терла, прогоняя кровотечение.

На следующее утро после ночной вылазки я долго доказывала родителям, что ночью шла в туалет и в темноте упала на ступеньках и разбила нос. После того дня по ночам на лестнице постоянно включен свет.

Глава 7

На одной чаше весов — Джокер. После случая в переулке и общения вживую исчез панический страх перед парнем. Прежде представляемый неизвестным существом, тенью, символом опасности, теперь открылся с новой стороны — реальным человек из крови и костей. Я прикасалась к парню, чувствовала его запах смешанный с алкоголем, табаком и цитрусом, слышала хриплый, вряд ли его настоящий голос и увидела…  страх? Нет, не то слово. Удивление? Скорее всего. Бедняк был удивлен, шокирован, сбит с толку моим монологом. Значит и у него, как и у всех, есть свои страхи и чувства, а значит слабости.

Теперь Джокер казался больше человеком.

На другой чаше весов — Саша.

Первое время я ежедневно звонила парню на сотовый, реже на домашний. Разговаривала с его младшей сестрой, которая подтвердила длительное отсутствие брата в доме.

Семью не беспокоило исчезновение кормильца. В розыск не подавали, да и кто будет разыскивать бедняка. Одним меньше другим больше, уголовное дело заведут, а потом закроют за недостаточностью улик, ну или как они любили оправдываться? «Изнасилования не было, раз синяков, свидетельствующих о насилии, нет, значит по согласию». И здесь похожее возможно придумать.

Постепенно я смирилась с молчанием Саши и прекратила попытки встретиться. Саша видно выбрал покой от меня и потому не брал трубку. Намеренно избегал наших встреч. Я его понимала.

Осознание этой истины пришло резко на второй неделе, как холодная вода в лицо. Мгновенно отрезвило, собрало мысли в пазл. Простой пазл, именуемый: «Саше ты больше не нужна».

Соплей не было, битья посуды тоже, немного щипало глаза, жгло гортань невыплаканными эмоциями и переживаниями. Я вновь осталась одна и изо дня в день одно и тоже: школа, танцы и пустая комната в родном доме. И больше никого в жизни…  сквозняк. Пустота. Везде. Повсюду. Никого со мной. Родители приходили поздно вечером, сестра училась в другом городе, приезжала изредка на выходные. А девочки из школы, как назвать, пустышки…

Единственным был Саша в последнее время. И теперь вновь пустота. До появления Саши в жизни, я принимала одиночество, как данность, а теперь потерявши, невыносимо тоскливо, на стенку лезла. Выла брошенка. Словно палец отрезали. Вроде жила с оставшимися, но место отрыва постоянно напоминало о себе болезненной пульсацией.

А потом пришла злость. Не хочет общаться, как хочет, но дела так не делаются. Мог и СМС написать.

Уже в середине апреля (примерно через полтора месяца после событий) при выходе из школы на крыльце, я увидела девушку. На вид ровесница: лицо молодое, не испещренное уродливыми морщинами; глаза яркие; ресницы, накрашены синей тушью; лицо округлой формы; а на носу ямочка. Девушка в потертой старой джинсовке и джинсах с заплаткой на колене. С плеч свисали два длинных темных хвоста, один из которых она наматывала себе на палец. Затем повернулась в мою сторону и выдула огромный розовый пузырь, который лопнул и залепил нос и щеки. С одного взгляда почувствовала, что девушка за мной. Вряд ли к кому-то из класса придет бедняк, который грязными руками прилюдно, не страшась общественного порицания, начнет отдирать розовую пленку-жвачку с лица.

Я воровато оглянулась и потянула девочку за локоть джинсовой куртки за угол школы, где ученицы часто курили и прятались от учителей. Рядом крыльцо и запасной выход из школьного кафе.

— Ты ко мне? — поинтересовалась, двумя руками за плечи прислонила девочку спиной к белому кирпичу здания.

— Если ты Екатерина Роман, то — да, — я кивнула, подтверждая очевидный ответ. — Отлично!

Девчонка отняла мои руки от себя, скинула пренебрежительно с плеч, будто те грязные. Протерла джинсовку и невидимую грязь от моих нежеланных прикосновений.

— В общем… я это. Надюха! Санек просил тебя привести к нему, соскучился бедняжка! — пожала она недоумевающе плечами, имея ввиду, что не представляет, какого это скучать по человеку или намек конкретно в мою сторону. Камень в мой огород, или скорее целая глыба?

— Катюха! — обрадованная новостями о Саше и что тот не забыл, выставила ладонь в ожидании момента, когда дама решит в голове невероятно сложный вопрос — пожать дружески руку богачке или удавиться от собственной важности, брезгливости и стереотипов. Несколько секунд сомнений, в течение которых девушка глядела то на дверь из кафе, то обратно на мою руку и решала неизвестную задачу. Шестеренки в ее голове активно работали. Брови хмурила, жвачку жевала.

А я в это время задумывалась: «От усердия прожевать жвачку она вывихнет челюсть или нет?»

Наконец, словно царица верной поданной пожала крепко предложенную ладонь. Хорошо не сморщилась от омерзения и не сплюнула под ноги.

Я не выдержала, вспомнила блатной жаргон из детства. Пусть благодарит, что без мата:

— Слышь, ты как будто к дерьму прикоснулась. Корона не жмет?

Каких «милых» фразочек я не слышала, сидя на балконе и глядя с третьего этажа на квадратные лавки во дворе. Там собирались местные алкаши тире дебоширы. Поначалу уши пульсировали, и голова побаливала от обилия мата и специфической речи, потом проще относилась. И запомнила одно правило среди местных ребят — чем острее язык, тем проще избежать проблем. Не всегда прав, тот кто сильнее, иногда можно морально надавить (был один паренек на вид худой глиста, но его все уважали и побаивались, потому что он был мастер железобетонных аргументов). С Джокером метод сработал — я отделалась малой кровью. Всего лишь побитым носом и предупреждением.

— М..да…  без обид, — разжала она руку. — С богатенькими не привыкла общаться. Я слепну от твоего великолепия! Боюсь испачкать маникюрчик со стразами.

— А ты не бойся. Или ты из трусливых? Это обычные наклейки на ногти, сама клеила и не в салоне представь себе. — продемонстрировала светло-салатовый лак ей в лицо, остановила ногти на расстоянии нескольких сантиметр, на что девушка убрала резко голову назад. Побоялась изуродую ей глаза кончиками длинных ногтей.

После часа обоюдных уколов-насмешек друг над другом и переодевания меня в более простую одежду отправились на бедную половину. Я осталась в белой рубашке, в какой и была на занятиях, ее скроет старинная куртка времен детства (жалко выбросить, память о безденежье), обтягивающие черные брюки заменили на джинсы, каблуки на кроссовки. Истинная простолюдинка.

* * *

При свете дня еще страшнее возвращаться в бедный район. Как только пресекли грань районов разноцветные, роскошные дома — произведения великих современных архитекторов сменились на обычные трехэтажные или одноэтажные безликие постройки пятидесятилетней давности. Полуразваленные, где облупившаяся побелка, где выбитые окна или дверь, висевшая на одной петле, с другой съехала. Помойка по дороге перевернута на бок. А в канаве, наполненной водой проплывали отнюдь не детские самодельные корабли, а мусор. В ноздри забивался запах помоев и возникало желание почесать нос.

Путешествие благополучно закончилось возле серой двухэтажки, а перед ней ров с шатким мостик. Прошли через него и через ржавую дверь в полную темноту холла.

— Он на втором этаже, — шепнула Надюха и указала на черную деревянную винтовую лестницу. — Давай куртку и иди.

Сняв верхнюю одежду, я очень осторожно наступила на конструкцию, ведущую вверх. Уж больно ветхая на первый взгляд. На втором этаже три комнаты с белыми дверьми, местами с облупившейся краской.

Постучавшись в первую, я осторожно зашла.

На широком разобранном диване лежал Саша. На гостью не обратил внимания, только руку забросил под голову, ногу, согнутую в колене, поставил на зеленый плед, а взгляд направил строго на потолок, где висела единственная лампочка на проводе, заклеенном изолентой. А вокруг Саши бардак. У нас на чердаке похожий хлам: картонные коробки, доверху набитые газетами и другими неизвестными вещами; старые книги стопками разбросаны по полу; пепельница с бычками возле кровати. В комнате тяжелый, затхлый воздух, словно помещение длительное время не проветривали.

Первым осторожным шагом я привлекла внимание Саши. Он лениво скосил взгляд в сторону двери, потом неловко зашевелился, подтянулся на руках и лег чуть повыше, чтобы спиной удобно опереться в изголовье кровати. Саша в черных спортивных штанах и белой футболке. Гипса не видно, или сильных признаков побоев, я облегченно выдохнула этому открытию. Улыбнулась, но Саша не ответил эмоциями. Равнодушно смотрел, что насторожило и заставило ускориться.

Что-то не так. Глаза у него побитые, испуганные.

Присев рядом на покрывало, положила ладонь на мужское колено, сжала ободряюще, похлопала, не зная, как и что сказать. Оглядела Сашу на предмет ран и с первого взгляда не заметила. Вроде всё в порядке, значит, ребята не добрались.

Саша развернул подбородок к окну, скрытому темной шторой, через которую не проникал свет в помещение. Видимо, в кромешной темноте Саша прятался от бывших дружков.

Я в ужасе прикрыла рот, чтобы нечаянно не простонать.

— Сааааш, что это? — пальцем дотронулась до его подбородка. Точнее только прикоснулась, как парень мотнул головой, запрещая дотрагиваться.

От ямочки под ухом, вдоль челюсти под подбородком и до другой ямочки под ухом — линия тонкого пореза. Светлый неровный рубец, словно кто-то хотел срезать лицо.

— Кккто? Кто это сделал?

— Я уродлив? — теперь улыбнулся, от чего еле заметный шрам растянулся сильнее.

— Нет. Ты, как и был, красавчик, — натянула дрожащую улыбку. Сейчас эмоции плохо поддавались, не удавалось справиться.

— Джокер. — Саша запоздало ответил на прежде заданный вопрос. Скинул мою руку, которую держала на его колене. Ноги поджал к груди, обнял их и начал раскачиваться, как безутешный ребенок. Я пыталась прикоснуться к нему, а он постоянно сбрасывал пальцы, словно ему неприятны прикосновения.

— Это из-за меня? Да? Джокер узнал про нас? Прос… — хотела извиниться. Вряд ли здесь поможешь извинениями. Это из-за меня. Я же подошла к Саше, захотела познакомиться с мальчиком, который дважды помог.

— Это не из-за тебя. Правила такие: «Я не должен с тобой встречаться, не пристало бедному встречаться с богатой девочкой». Таких называют альфонсами.

Глаза у него страшные, блестели нездоровым блеском, красные капилляры проступили на белках глаз, словно мало спит или много употребляет алкоголь. И смотрел на меня с горечью. А я чувствовала ответную вину и горечь во рту от осознания, что это я вошла в его жизнь и всё испортила.

— Я поступил в университет!!! Представляешь… у меня был шанс на нормальную жизнь. Один шанс на миллион. При поступлении все абитуриенты проходили медицинский осмотр. Обязательно условие — нормальная внешность, никаких уродов, косоглазых, кривых, потому что эта самый-самый элитный университет. Нельзя оскорблять плохим видом сильных мира сего. Зачем им теперь уродец? Они теперь откажут. Понимаешь…  меня отобрали! Меня! — стукнул сжатым кулаком по груди. От каждого стука я ощущала удар на себе. Стук по его груди и в ответ внутри под ребрами всё сжималось в тугую проволоку и доставляло постоянную нарастающую боль.

— С тобой все нормально, — потянулась к его щеке, а Саша не позволил. Отвернулся к грязному, давно немытому окну с темными шторами, не пропускающими дневной свет в комнату. Будто мой вид омерзителен, противен или прикосновения ядовиты, опасны.

— Отрасти небольшую щетину и не будет видно. Ты такой же, какой и был. Красивый!

Саша отрицательно покрутил головой, не соглашаясь с мнением, отрицая очевидные вещи. Вновь продолжил:

— Это был шанс выжить. Вытащиться из этого дерьма. Блатной университет, я прошел по жеребьевке из пяти тысяч бедняков по всему миру. В сентябре я должен был туда уехать!

Даже не рассказал об университете. Планировал уехать через полгода в другой город, а меня не спешил предупреждать. Наверное, не столь важна и без меня неплохо проживет.

— Ты не урод, — вновь сделала попытку уговорить. Доказать. А он крутил головой в разные стороны и отталкивал руку.

Я подсаживалась ближе, дрожащими руками цеплялась в его штаны или футболку, тянула парня за плечи, пыталась встряхнуть. Придать бодрости.

А Саша как маленький отнекивался. Совсем как в детстве, когда над ним издевались и был такой же зашуганный. В норе дома, спрятанный ото всех за закрытыми шторами.

Он же сейчас вечно смеется, как глупый мальчишка, всегда выглядит довольным и веселым. Сыпет шутками даже, если те неуместны. Может сказать любую ересь, а потом посмеяться над глупостью. А сейчас побитый пес, которого загрызла своя же стая.

Мне не хотелось видеть его «слабым», но приятно, что позволил увидеть себя таким.

— Кому я нахер нужен без образования, без денег, и без рожи с матерью-алкоголичкой? А, богатая девочка, скажи кому?

— Прекрати паниковать! — вновь встряхнула за плечи. Надавила сильнее на его грудь, прижимая парня спиной к дивану. Перекинула ногу и села ему на живот. Заставила парня лежать подо мной и не двигаться. И заткнуться!

— Ты нормальный! Шрама почти не видно! Никто не увидит. Щетину отпусти — и станет не заметно. Поступишь, куда тебе надо. Уедешь осенью, — я проглотила слова, что уедет и забудет обо мне. — Выучишься…

Саша покорно замолчал, улегся и покорно лежал, пока вжимала его в диван и весом тела, и ладонями.

— Через пять лет станешь умным и взрослым, пойдешь работать и переедешь на богатую половину. Женишься и нарожаешь кучу детишек.

Последнее произносила более тихо, потому что Саша прекратил паниковать и смотрел сосредоточенными голубыми глазами, в глубине которых появилось спокойствие и немного уверенности. Зародилась капля надежды на неплохое будущее.

Саша успокоился. Сердце его забилось быстрее. Наращивало темп. Чаще, чаще, напористее, стучало мне в ладони. Грудь не так шумно вздымалась под моими ладонями. С каждым вздохом все спокойнее и спокойнее, что означало почти весь гнев из легких вышел. Глаза хоть и блестящие, но не испуганные. Бледность исчезла, появились свежие краски на лице. И мужской настрой резко сменился, когда взгляд перешел на вырез моей рубашки и волос, которые переброшенные через одно плечо, раскачивались между нами.

Саша накрыл мои ладони своими и каким-то странным образом перекатил меня с себя на лопатки. И теперь оказался сверху.

— Ты не ответила. Кому я нужен? Тебе нужен? — вопрос прозвучал вырезу рубашки.

Шею жалили бесконечные, вороватые поцелуи, будто крал минуты близости со мной. Мужские пальцы неуверенно то натягивали, то отпускали края рубашки в месте выреза, не решаясь расстегнуть первую пуговицу, сдерживающую грудь.

Саша целовал шею, подбородок, за ухом с упоением, словно наслаждался каждым прикосновением. Я себя чувствовала не иначе как божеством, красоте которого поклонялись и боялись испортить.

— Я тебе нужен? — поторопил с ответом.

Одна пуговица на белой рубашке хлоп. Потом вторая. Ниже… ниже. Груди легче, обтягивающая рубашка больше не сдавливала ребра.

— Нужен, девочка-Саша! — не удержалась от колкости и от смеха, потому что голому животу от дыхания и влажного языка было очень щекотно.

— Ждать будешь? — опять поцелуй в ямку пупка.

— Буду. Видимо судьба у нас такая. В детстве расстались, потом встретились. Теперь расстаемся и надеюсь встретимся.

Всего секунду засомневалась. Внутри поднялся протест, возможно испуг перед неизвестностью, когда мужские пальцы начали расстегивать джинсы.

Неудобство, горечь и постоянные холодные мурашки. Но списала на страх и заставила себя расслабиться. Я хотела Сашу, добивалась его. Он пострадал из-за меня, поэтому всё происходящее правильно, как и должно быть.

А дальше разговаривать не имело смысла. Только в самом конце дня на прощание, когда пообещали писать СМС и звонить друг другу.

Глава 8

Саша, не ведая того, дал толчок для развития, указал путь. Лоб разбить об гранит науки, но поступить в тот же университет. Благо Интернет никто не отменял, и была возможность узнать необходимые для поступления требования.

«Международный университет» приглашал к обучению молодых людей из разных стран, даже из дальних южных. Единственная специальность, под которую могла попробовать пройти — это языки. К сожалению, связей у родителей нет, чтобы помочь с поступлением, значит, всё самой.

Апрель-май посвятила экзаменам, вроде тыковка соображала, поэтому сдала с отличием. Когда родители узнали, куда собралась поступить, мягко говоря удивились. Папа поддержал, махнул черноволосой головой, редко покрытой сединой, и сказал любые деньги для любимой дочери.

Мама хмыкнула. А ее «хмык» всегда хуже красного цвета для быка, хуже дозы для наркомана. Мгновенно заставлял вставать и идти что-то делать, дабы утереть ей нос. Поступление в Международный университет стало делом принципа. Мама гордилась сестрой, которая поступила в университет Столицы. А это Международный! Сродни сокровищницы во дворце — самое главное, почетное место для элиты страны.

Я — не я, если не поступлю. Лоб разобью! Зуб отдам, ну и так далее и тому подобное.

Не заметно наступил конец июня, наполненный учебой. Саша раз в неделю писал СМС. Один раз признался в любви. Эти слова четко чувствовались в его дрожащих руках и неуверенных жестах. У него действительно дрожали пальцы, когда прикасался. Словно не мог представить или вообразить, я — не сон, а живая плоть.

Было мило! Самомнение поднял до невообразимых высот.

Невзирая на угрозу быть изувеченным, Саша не оставил меня. И дело не во внешности или деньгах, поскольку, когда была бедной он тоже ластился. А внешность… я была маленькая девочка без намека на грудь, с короткой стрижкой, в точности пацанка, а он бегал, кружил, как возле рождественской елки с подарками. И даже претворялся девчонкой, чтобы быть рядом. Мило!

Может слишком рано, отношения не проверены, сверх эмоций не испытала, но было приятно, когда о тебе заботятся. Это не, как одноклассницы на заднем сидении в машине у богатого парня, который на следующий день отделался фразой «классно потрахались». Или на вечеринке в кустах у гостей на виду.

Я не жалела.

Незаметно наступил день выпускного вечера. С утра — стандартно прическа в салоне красоты. Решила сменить имидж — промиллировалась, почти блондинка. Сидела под сушкой, а Настя — парикмахерша трогала волосы, скрытые фольгой, и периодически спрашивала:

— Жжет?

— Нормально, — отвечала раз в пять минут и листала глянцевый журнал с моделями.

Одним глазом я смотрела телевизор, а на стене слушала жужжащее радио. В какой-то момент заслушалась, отложила журнал на колени:

— «…  запустил в пользование первую в мире куклу женского рода, прожившую пять лет и два месяца. Робот использовался шейхом Вацлавом на протяжении пяти лет, выполнял указания хозяина: служил рабочей силой, кухаркой, любовницей и развлечением для важных гостей. От перенасыщения кукла отключилась через пять лет.

С каждым годом всё большее количество кукол, как мужского, так и женского пола, входит в эксплуатацию. На телах кукол обычно набиты номера или инициалы хозяина. Печать говорит о его владельце.

На данный момент около пятисот семей нашей великой державы имеют в пользовании верную помощницу, которая выполняет желания хозяина».

А дальше последовала реклама, которую постоянно крутили по телевизору и радио:

«Это лучшая домработница, лучшая любовница, лучшая женщина или мужчина, о которых вы не смели мечтать. Она не говорит, только послушно исполняет желания! Реагирует на голос хозяина, словно верный пес.

Ваши тайные желания станут явью, поддайтесь запретным страстям! Вам плохо — она утешит, приласкает. Вас достал начальник на работе, вам плохо, желаете сорвать злость? Не надо на детях или жене, для того есть — кукла! Она (он) будто человек, но твоя вещь. Ты ее хозяин!!!»

Только ведущий забыл напомнить для простых смертных, что самая уродливая кукла стоит один миллион денье!

* * *

Торжественная часть выпускного вечера по случаю окончания одиннадцатого класса состоялась в городском административном центре, где присутствовали преподаватели, ученицы, родители и папарацци. Приходилось натягивать улыбку и позировать под вспышки множественных камер, потому что школа сохраняла данные о выпускниках и уже завтра социальная сеть будет пестреть нашими фотографиями с выпускного вечера.

Поскольку фигура у меня вызывающая, то одежду подобрать крайне затруднительно. Если одеть слишком просторные вещи, буду казаться жирным куском сала, если обтягивающие, то проститутки на подбелке выглядят приличнее, чем я. Уж больно грудь и бедра выделялись по сравнению с маленькой талией. Иногда надо мной злостно шутили, что талия вмещает как раз позвоночную кость. Еще были предположения — что в детстве корсетом слишком сильно сдавили талию и в результате заклинило.

Платье на выпускной выбрала фиолетовое, свободное по талии, ткань как гофра, вырез треугольный, но приличный. Длина достигала бедер. Фиолетовые тени, звучит страшно, но мне идет. Волосы, накрученные крупными кудрями, закололи за ушами и вплели в локоны белые цветы.

Продолжили мы вечер после торжественной части с пафосом — на лимузинах.

Я злилась и пила из прозрачного бокала мартини, остужая черный-черный гнев. Он клубился внутри и опускаться не собирался.

Я смотрела на этот фарс и поминала чертом всех и вся!

Для празднования заказали три навороченных лимузинах — черный, белый и красный, которые будут катать по городу и показывать ночные красивые виды. Мы в черном последнем. Внутри машины по периметру белые кожаные диваны, по центру тумба-бар с алкоголем, а возле выхода — окно на крыше, куда три ученицы вылезли приветствовать горожан. Сняв платья и бюстгальтер, девушки по пояс высунулись на улицу, демонстрируя голые колыхающиеся на ветру груди. Дамы не стеснялись наготы и орали проезжающим машинам.

Глядя на шоу, я вспомнила слова Джокера и подъезд, когда поцеловал. Он спрашивал есть ли у меня папик? И ведь прав был в чем-то… Многие одноклассницы имели богатых папиков. Мечты девочек ограничивались простыми требованиями — где бы сегодня плодовито погулять или встретить богатого парня. Возможно существовали и те, которые думали о поступлении в университет, но я их не знала.

— Девочки, как классно! Вааааау! — Жанна — староста раскинули руки и в очередной раз заорала в открытый люк, демонстрируя проезжим мини-размер грудей. — Привет!

— Мальчики! А у нас выпускной! — эта девочка вечно поддакивала старосте. Сейчас размахивала призывно ладонями, приглашая неизвестных в салон лимузина.

Не выдержала паров гнева, которые гейзером взорвались и заставили выкрикнуть:

— Жанка, сядь! Сейчас приключения найдешь нам на задницу!

— Отвали! — пренебрежительно фыркнула староста и отвернулась, демонстрируя худые ягодицы в белых кружевных трусиках.

Жанка — типичная представительница из анекдотов про блондинок. Не думала, что существуют настолько деградирующие создания.

— Роман, ты ужасно скучная! — поддела подруга нашей старосты. Я даже имени ее не помнила, слишком идеальная копия Жанки.

— Тебя бы в бедный район на недельку, вся дурь мигом из головы вылетит. И только попробуй закурить… — пригрозила бокалом с мартини, указывая на старосту, которая двумя пальцами показала подруге, что не прочь закурить, но услышав меня передумала. Замерла с сигаретой промеж губ.

Я клятвенно заверила:

— Я тебя выкину в люк в этом же виде и побежишь за лимузином. И тогда точно — все красавцы твои. Ну или ты их — это с какой стороны посмотреть! — улыбнулась я, отсалютовала бокалом и пригубила алкоголь.

Но Жанна не стала слушать, вновь воскликнула:

— Мальчики! А у нас выпускной!

Видимо в очередной раз проехала богатая машина, откуда выглянули съедаемые любопытством мужчины, глядящие на цирк — полуголые леди в лимузинах.

Я мысленно заплакала, помассировала виски, прикрыла пальцами веки и спрашивала сама у себя: «Зачем я согласилась пойти на выпускной?» Правильно, ради Кати, которая сидела рядом и горестно вздыхала.

Резкий визг тормозов. От резкой остановки мир завертелся, меня выбросило вперед. Мартини вылила на пол, колени стесала о ковер, а бровью ударилась об угол бара.

Машина приостановила движение, водитель громко заругался и вышел за дверь. Может ГИБДД остановили?

Я залезла обратно на диван. Начала приводить себя в порядок, староста с подругами в это время вернули платья и лифчики на привычные места. На улице что-то происходило, потому что в люк высунулись еще несколько любопытных девочек.

Лимузин продолжал стоять на месте. Некоторое время грела тишина и лишь девочки в люке охлаждали громкими восклицаниями. Они в нетерпении, жажде, переминались с ноги на ногу, поправляли подолы платьев, а некоторые на взводе подпрыгивали на месте и пожирали любопытными взглядами неизвестные объекты на улице.

— Ребята! — позвала одноклассница кого-то на улице и помахала призывно ладонью.

— А куда делся водитель? — поддела пальцем локоть Кати.

Мы одни не встали с дивана и дело не в том, что такие правильные, просто не хватало места в люке.

Я перегнулась через колени подруги к окну, пытаясь через тонированное стекло увидеть происходящее на улице. Вокруг лимузина образовался круг байкеров или мотоциклистов — агрегат для смертников.

В тот же момент дверь в салон открылась.

— Девочки! — в открытом проеме промелькнул парень в шлеме и поманил пальцами. — Вы не против с нами?

Достаточно одного приглашения, пару раз поманить пальцами и девочки готовы:

— Конечно, не против, — едва ли не хором, дружно ответили одноклассницы и послушно выбрались наружу. Мы с Катей вышли последними, молчаливо оценивая площадь на которой остановились. Разноцветные фонтаны и толпу молодежи, рассекающую мозаику асфальта. Лимузин замкнули в круг байкеры. Один из них разговаривал с нашим водителем, вышедшим покурить.

По голосам и физическим данным ясно, что это молодые мужчины в полном рассвете сил. Нет пивных пухов или жировых отложений.

Мужской контингент сделал свое дело. Одноклассницы оживились и поедали парней глазами. Будь их воля съели бы и не подавились. Облизали каждую кость, каждый сантиметр тела, лишь бы мотоциклисты обратили внимание.

Мы с Катей помалкивали в сторонке и наблюдали со стороны за знакомством между молодыми людьми. Через некоторое время сели обратно в лимузин и доехали до конечного пункта. Поездка завершилась не там, где хотелось бы — у высокого дома в два этажа, похожего на усадьбу старинных времен. Успокаивало одно — один из мотоциклистов оказался братом одноклассницы и нам торжественно пообещали, что он о нас позаботится.

Каменная асфальтовая дорожка привела к черной извилистой лестнице и дубовой двери, открыв которую попали в огромный холл с высоким потолком, украшенным мозаикой в виде ангела.

Богатые девочки шокировано остановились при входе, блокируя возможность зайти остальным гостям:

— Вау!

Восторженный звук раскатисто зазвучал эхом по каменным стенам. Я бы не удивилась, если бы здесь встречали президента страны. Широкая парадная лестница вела наверх, но группа парней, снявших шлемы, провели нас направо за лестницу, словно в чулан или подвал.

Две резные белые двери в старинном стиле открыли вход в рай. На необитаемый остров или в лагуну на острове. Стены и пол проросли растениями, с потолка свисали овальные лампы, как лианы, и подсвечивали помещение фиолетовым тихим светом, в особенности огромный бассейн, наполненный водой. На полу — кафель, а вокруг бассейна огромные мягкие подушки, похожие на диваны, где можно развалиться и лежать. Как на пляже. На острове. Не хватало только солнца, а здесь наоборот романтика ночи.

Мы заняли розовую подушку с Катей.

В какой-то момент…

Жаааарко, душно. Нечем дышать. Подергала лямки платья, возможно оголяя немного грудь и выдохнула раскаленный донельзя воздух. Вокруг витал специфический аромат цветов или трав и заставлял блаженно прикрывать тяжелые глаза. Фиолетовый спокойный цвет умиротворял, а в воздухе над водой парил белый дым. Ох, я расслабилась, тело стало вялым, не послушным.

Алкоголь лился ручьем, рекой, морем, его заливали в глотки как воду, помещение наполнилось запахом сигарет.

А в бассейне не иначе как оргия. Тела в капельках воды, промокшая одежда, царит запах секса в обнимающихся парах. Флирт, томные улыбки, развязные прикосновения — восхитительный рецепт вечера. Шелест трав, смешки, плеск воды, стоны. И как парочки трогали друг друга, будто давние любовники, а не едва знакомы. Я словно в дурмане склонила голову на плечо Кати, а та тихо прошептала, как сквозь воду, едва различимо:

— Тебя испепеляют глазами, — шепнула Катя. После небольшой паузы добавила. — Блондин. Второй диван справа, сидит с нашей Марго.

Я не заметно оторвала взгляд от бассейна и резвящихся пар — вверх к Марго, которая флиртовала с парнем. Ноги его широко, расслабленно расставлены. Тот отдыхает и явно наслаждается зрелищем и обстановкой.

— Он отвернулся. Ты его знаешь? Он смотрит либо на тебя, либо меня, — шепнула Катя, а я с натяжкой от помутнения в голове поняла слова.

В фиолетовом свете плохо видно парня. Волосы короткие, но похоже светлые, коротко бритый в пару миллиметров, на висках лысые три линии, на левом ухе ко мне видна серьга. Марго что-то рассказывала ему, а тот слушал с ленцой. Начал отвечать, а через идеальную белую улыбку виден металл на кончике языка. Сережка.

Невольно перевела взгляд на его глаза, и он в ответ поднял взгляд. Я аж недоуменно нахмурила брови и приоткрыла губы в форме буквы «о», пойманная с поличным за подсматриванием. Меня поразил цвет глаз, они фиолетовые, то ли под светом люстры, то ли я нанюхалась кальяна. Поняв, что парень увидел, я посмотрела на его белую рубаху, закатанную по локти, на запястье с блестящими часами, на голубые джинсы, обтягивающие массивные бедра. Не маленький мальчик!

Я не люблю подобных мужчин, они слишком самоуверенны. В его позе, в расслабленных ногах, раздвинутых в разные стороны, и то как курит, как держит руку вальяжно на плече собеседницы — всё вопит о величии и надменности.

Марго улыбкой и обаянием пыталась очаровать молодого человека, из кожи лезла. А тот если пожелает раздеть — одноклассница разденется по его требованию, лишь бы поразить. А ему в радость. Самоуверенность и надменность — его стихия.

А он назойлив, в какой-то момент понял, что замечен и открыто начал смотреть. И этим постоянным взглядом сжирать на месте. Если к нему подвести провод, будет посылать разряды постоянного тока.

Я выставила локоть на подушку — посмотрел туда же, перебросила ногу, когда затекла — он вслед за ней, пальцами скомкала ткань между ног, чтобы не заметил белье — он повторил осмотр. Его взгляды ощущались физически на теле, как тонкие иглы. Пронзали до нервов.

Что он хотел добиться — не понятно и смущающе.

Мне все равно пусть разглядывает, но не подходит. У меня есть Саша.

В клатче завибрировал телефон и привел в нормальное состояние. Я встряхнула головой, пытаясь проветрить дурные мысли, должно быть от накуренного воздуха стало не комфортно и душно. Захотелось уйти отсюда.

— Я хочу домой, — тихонько шепнула Кате. Та пожала плечами и развалилась равнодушно на подушке.

Голова закружилась, едва резко поднялась, пришлось придержать за плечо подруги и шепнуть:

— Меня не искать.

Вцепившись в клатч, как в орудие самозащиты, побрела на выход. А фиолетовый взгляд провожал мои голые ноги и короткое платье. Я его чувствовала на себе, такого наглого осмотра прежде не испытывала.

Я быстро, слушая стук шпилек по полу, выбежала через две двери в холл. Это не нормально. Это совершенно не нормально, потому что двери кружились, когда выходила через них. Пол и потолок сбились с траектории и поменяли резко курс. В холле темно и пусто, последний метр пробежала, дабы поскорее оказаться за пределами дома. Схватилась за ручку двери и дернула с последними силами, но та не поддалась.

С замершим сердцем поняла — дверь закрыта и не выйти! Быть того не могло, поэтому начала искать наощупь ключ на подоконнике или что-то способное открыть. Когда не нашла, испуганное сердце сжалось до мизерной точки. Испуганно притихло. Размышляя что делать, пошла к длинному окну справа, где кухонный стол, мойка и барные стулья.

С целью дотянуться до окна залезла на стол коленями. Нагнулась к ручке, уже чувствуя прохладный воздух с улицы.

— Домой? — поинтересовался мужской голос с акцентом.

С замершей рукой, протянутой к окну, остановилась. Хорошо темно и оттопыренные ягодицы не сильно видно.

Седьмое чувство или интуиция знала, кто за спиной. Фиолетовые глаза и акцент, да, пожалуй, необычный облик сходился в одно составляющее.

Сначала поправила платье на ягодицы, и только потом спустилась на пол. Возможно он видел весь разрез сзади, особенно если фиолетовые глаза видят в темноте.

Щелкнула выключатель над рабочей поверхностью стола, озаряя сиянием часть холла и себя. Молча развернулась.

Да… тот… с фиолетовыми глазами. Очень неловко и смущающе.

— Я… я… я… я… — это все что смогла придумать. Весь словарный запас и оправдание почему залезла на стол и показывала белье и ягодицы — иссякли. Парень сделал шаг на свет, и я второй раз приоткрыла губы от удивления. Глаза у парня другие. При желтом свете — янтарные, напоминающие вид хищной пантеры.

Может это брат того, с фиолетовыми глазами?

— Я хотела домой, — пояснила. — А дверь закрыта.

Показала пальцем в сторону двери, но собеседник проигнорировал жест.

— Поэтому решила вылезти в окно?

— Безвыходные ситуации требуют отчаянных мер. А ты поможешь сбежать? Я устала и хочу домой, — изобразила самое милое личико, красивую улыбку, скрестила пальчики между собой, как нашкодившая малышка.

Парень не услышал, не ответил, всего лишь сделал один широкий шаг, чем принудил отступить назад, убрать руки за спину и вцепиться настороженно ладонями за край столешницы. Нервно забарабанить длинными ногтями по поверхности, создавая раздраженный стук от того, что янтарные и фиолетовые зрачки имели одинаковое нервное воздействие.

На тебя смотрит животное, а не человек. Стоит в засаде, пригнувшись на двух передних лапах, а его взгляд не отпускает, куда бы не пошла. Это опасно завораживающе и волнующе. Словно опасный меч прикоснулся лезвием к шее, от чего адреналин посылает трепет по телу.

Парень еще ближе подошел и остановился, подавляя габаритами. Многое отдала бы прочитать мысли и узнать его цели. Но видела только пристальное изучение объекта: обследование, визуальное измерение и возможно легкий оттенок любопытства.

Я ожидала чего угодно — красивых слов о внешности, томного взгляда. У него не томный, у него животный, пожирающий взгляд, полакомившийся и нагло затронувший уже каждый миллиметр тела. Который не знал слова «нет». Уверена изучил цвет лифчика под платьем и трусики, и каждый волосок на теле. И самое главное — парень не скрывал наглого изучения. Ожидал поплыву от необычных глаз, акцента и «брутальности»? Но в противовес — эти особенности мужчин действовали на меня, как жесткий раздражитель. Бесили подобные мужчины, которым всё с рождения дано.

Я ожидала любой глупости, но подобной наглости нет:

— Весь вечер думаю, украсть тебя в гарем или нет?

— Гы-гы… г. г-га… га…

Я очень старалась произнести слово «гарем», но оно не желало формироваться, поэтому получались странные отдельные буквы.

Губы насмешливо то разводила в улыбке, то сжимала в тонкую линию. А мужчина напротив с непробиваемой самоуверенность разглядывал мою реакцию.

Шейхи в северных страна не водятся, это в южных за океаном, где оранжевые пески, солнечные ванны, горячая кровь и бесправные женщины.

После беззвучного смеха наступила злость. Более тупого подката не мог придумать. Раз красавчик всё можно?

— Ты что, шейх? В гарем он меня возьмет?

Думала хоть смутится пойманный за откровенной ложью.

— Второй сын шейха, — ни доли смеха. Сама «брутальная» серьезность. И ждет реакцию?

Я покивала головой, руки скрестила под грудью и разглядывала бесстыжие глаза. Они опасно красивые. Сказочные, завораживающие, ну или дефектные для нашего мира.

— Сынок шейха? — приподняла бровь недоверчиво, надломив по середине, и насмешливо изогнула губы. — Серьезно?

Собеседник не стал отвечать. И не понятно, что таилось за его стеной камня, что творилось в его голове? Вероятно — просчитывал схему.

Я повернулась немного вправо, положив ладонь на столешницу и поласкала ее пальцами. Намекая как умею гладить. Взгляд парня поймала, зацепила и тихо, интимно спросила:

— Здесь поддадимся страсти…  или в бассейне на людях? Что больше заводит? — покрепче взялась двумя руками за край столешницы с намеком, что сейчас готова подтянуться и сесть на нее. Задрать короткое платье до живота и раздвинуть колени. Мужчина поглядывал то на мою руку на столешнице, то на короткое платье. Действительно продумывал ответ на вопрос. Загадочно заблестели янтарные глаза, будто стеклянные.

Пауза слишком задержалась.

— Парень, — убрала руку от столешницы и шлепнула «сынка шейха» легонько по локтю, как бы ободряюще. — Ты — мастер съема. Все девчонки на вечере — твои!

Тихонько засмеялась, стерла невидимые слезинки. Похлопала еще раз парня по руке, ободряюще.

— Ну ты даешь, неужели, какие-то идиотки верят в твое вранье?

Быстро и крайне раздраженно отсоединила бедра от столешницы, направляясь решительно к выходу. Нечаянно задела собеседника грудью, когда проходила мимо, но не обратила на это внимания до тех пор, пока запястье резко не сжали грубые пальцы, до колющей выворачивающей боли и не потянули на себя.

Удивленно охнула.

Мои улыбки для этого неадекватного закончились.

— Руку убери или огрею чем-нибудь тяжелым! — пригрозила, но чего-то тяжелого поблизости не обнаружила. Если отодвинуть ящик, возможно найти нож или вилки? Вряд ли успела бы выхватить, но даже в случае успеха боюсь не поможет. Руки скрутит и ноги завяжет за спиной и сделает, что захочет, потому что силы явно неравны. Мне больно даже рукой пошевелить, страшно кости переломает.

Но неожиданно парень улыбнулся, мгновенно преображаясь, захват ослабил.

— Слушай, я пошутил, — и речь стала дворовой, пацанской без намека на акцент. — Не кипятись и не бойся. Я слегка приоделся к вечеру, — подняв руки, парень оглядел свой облик, сверху донизу: белую рубаху, голубые джинсы, часы блестящие, в темноте сверкающие будто алмазами. Он сам как бриллиант сверкал — сережка на ухе, в языке; ремень с бляхой; подвеска на груди, покрытой темными волосками.

— У меня друзья богатенькие, сам не из их круга. Делишки иногда вместе проворачиваем, вот и пригласили сегодня.

Я немного успокоилась, руку протерла от захвата. Неожиданно принюхалась к воздуху в холле, который здесь почище и только слегка доносился пряный аромат экзотических трав. Задумалась, связан ли запах с моим полупьяным состоянием и начавшейся оргией в бассейне?

— Не убегай, я реально пошутил.

— Как же я ненавижу понтовщиков и выпендрежников…

Не успела договорить, а со стороны лестницы и бассейна появился парень, прошел нетрезвой походкой, в руке держа стакан. Отпив глоток горячительной жидкости сделал будто тост и пьяно смеясь, зуб на зуб не попадая, спросил:

— А что тройничек с двумя шейхами сегодня отменяется? Не хотим, как хотим… — пьяно икнул и улыбнулся своему стакану или отражению в нем.

— Тройничек? С двумя шейхами? — спросила у пьяного парня… но не получив ответ, повернулась к тому с янтарными глазами, который не настолько невменяем.

Забавная игра для парней — претвориться двумя шейхами. А ведь наивные глупышки и правда верят мнимым шейхам. Тем более, когда один из них ловко имитирует акцент, а глаза — либо линзы, либо врожденный дефект.

Парень решил смолчать, черты лица не искривлены, но зрачок прежде янтарный будто загорелся, потемнела радужка. А в остальном был расслаблен и ведь даже не стыдно за свое поведение.

Злость взметнулась внутри. Я подняла тяжелую правую руку, целясь выбить из «сынка шейха» самоуверенность или дать сдачу за всех уже использованных женщин. Стереть равнодушие пощечиной.

В полете он поймал руку и сжал мои пальцы в кулак, до хруста выворачивая кисть. Я согнулась в районе живота и охнула от боли. Мышцы в руке сдавило до такой степени, что дышать не могла. Пропускала каждую вспышку боли лишь сцепив зубы.

— Не смей поднимать на меня руку, женщина! — в тот же момент пальцы отпустило, а я смогла разогнуться и прижать больную выкрученную конечность. Кожа, сжатая на кисти, покраснела.

— Сумасшедший!!! — резко развернулась, прижимая больную руку к груди, а во второй держа клатч и, переходя на бег, рванула к двери мимо второго парня, молча рассматривающего только что увиденное.

Дернула за ручку. С грохотом дверь долбилась и долбилась, блокируемая защелкой. Кто-то закрыл на ключ дверь.

— Выпустите немедленно! — пригрозила, боясь обернуться и увидеть двоих мужчин. Слышала их шаги, надеялась, что выполнят приказ — открыть или уйти прочь.

Сначала почувствовала своеобразный мужской запах, неброский, горьковатый, а потом сзади надавила мужская грудь и две руки по бокам от меня поймали в ловушку.

— Кто разрешал уходить? — голос более спокойный, чем был, но не менее пугающ. Пальцы дотронулись до моих волос рядом с ухом, подхватили кудрявый локон с вплетенным маленьким цветком.

А я нервно сглотнула вязкую слюну…

Несколько секунд тишины. Движения нет.

Теплое дыхание на обнаженном плече послало столп мурашек, а голос над ухом прозвучал тихо, но довольно угрожающе:

— Пьянь, «пшел» отсюда!

Фраза касалась не меня, хотя говорилось в шею и на ухо. Прежде пойманная прядь волос теперь была отпущена, и легла обратно на спину.

Сзади раздалось непонятное бормотание, звук пьяных, скрипучих шагов по полу, а потом затишье, как в преддверии грозы. И мы остались один на один.

Кто же знал, что цивилизованные богатые подростки тоже занимались плохими вещами. Понятно, когда бедные от нищеты, от злости на судьбу и несправедливость — дебоширили, насиловали, убивали. А богатые с какой целью, если у них было с рождения всё необходимое для жизни.

Отправляясь вечером в этот дом, я не думала встретить здесь проблем.

— Только тронь… — процедила, глядя на металлическую входную дверь без возможности пройти сквозь нее. И оказаться на свободе.

Каждая секунда вибрировала на нервах. Каждый волос на теле и кожа физически чувствовали угрозу от объекта сзади.

А «сынок шейха» проигнорировал угрозу:

— Я тебе не нравлюсь? — странный вопрос озадачил, но в тоже время немного успокоил. И к тому же, его руки по бокам от плеч не давали убежать, но и не прикасались. Не приставали и не лапали.

— Эммм… нет, — выдохнула честно, рискуя разозлить сильнее, ведь какому нормальному парню понравится услышать отказ от девушки.

— Хочешь сказать тебе не понравился красивый парень с деньгами и возможно шейх? Ты слепая, глупая или хитрая и набиваешь цену? — в голосе едва знакомая смесь самомнения, сарказма и недоверия.

— Красивых парней много, почему я должна в каждого влюбляться? Мне так жизни не хватит. И откровенно говоря, я просто не люблю лжецов. Ты подошёл знакомиться, желая подкупить статусом, а это омерзительно, низко и глупо. Мог познакомиться, как обычный парень.

Я рассказывала двери перед носом, собеседник за спиной дышал в затылок и на волосы, с вплетенными цветами — странная поза для общения, но нам комфортно, во всяком случае мне.

— Мне нравится… — вдруг спокойно произнес мужской голос.

Я морально приготовилась к агрессии — сердце на протяжении странного общения не переставало бешено колотиться и отдаваться толчками в горле, но вместо этого услышала только — «мне нравится».

— Хороший ответ, — собеседник сильнее надавил грудью на спину, я инстинктивно зажмурилась, заволновалась, но вместо страшных вещей, мужская руку всего лишь протянула белую пластиковую карту-ключ и просунула между дверью и дверной коробкой.

Щеколда открылась. Я обрадованная поспешила скорее сбежать, схватилась за ручку, но тело сзади мешалось. Мужские ладони по-прежнему давили на дверь и не позволяли ее открыть.

— Если не хочешь оказаться на столе с задранными ногами не приходи на подобные вечера. Это особенные развлечения…

— Мне было просто любопытно. Я же не знала, чем вы здесь занимаетесь…

Объяснения были резко прерваны, словно разговор ему надоел:

— Надеюсь, больше не встретимся, иначе… мне хочется тебя убрать. Стереть… уничтожить… забыть, — он странно подбирал опасные выражения-угрозы, но их объединяло одно — рядом с ним меня быть не должно. — Ты пробуждаешь очень плохие воспоминания, а я этого не хочу… — и после загадочной фразы ладони перестали давить на дверь.

Я, не глядя назад и не раздумывая, обрадованная подаренной свободой убежала из ужасного дома для богатеньких мальчиков.

Странный парень и угроза остались в памяти.

Глава 9

Полетели дни, месяцы. Я подала документы в центр подготовки в международный университет, по окончании которого лишь тридцать счастливчиков получат желанное место.

Но для начала необходимо пройти отбор в центр подготовки. Целый месяц тестов, осмотров и после тщательного отбора выбрали лишь сотню из всех претендентов. Ииии…

Не принята!

Стояла с листком — официальным отказом и руки дрожали, пока читала, слезы закрыли обзор на лист, соленная капля плюхнулась на чернила: «Екатерина Роман — не принята!». В голос зарыдала, листок смяла и приложила к лицу. Я была уверена в стопроцентной удаче. Столько старалась, столько сил вложила и так хотела быть с Сашей! А он, как наступил учебный год в университете перестал писать. Не отвечал на СМС. Исчез!

Столь желанная цель, которой задалась — не исполнилась. Чувствовала себя неудачницей.

Я половину утра сидела на корточках возле двухэтажного учебного заведения, спиной опираясь о красный кирпич здания. Рядом толстая стеклянная входная дверь то и дело открывалась и закрывалась, выпуская, когда радостных ребят, попавших в сотню везунчиков, а иногда заплаканных, как и я. Ноги затекли от долгого сидения, но я окаменело продолжала сидеть на корточках, пока дверь в очередной раз не открылась, и не явила двух организаторов — молодую женщину в бордовом брючном костюме с мышиными волосами, собранными в пучок, и взрослого мужчину с бородой в очках. Те, которые отбирали абитуриентов.

Я поднялась с корточек, от резкого действия ноги налились кровью. С трудом удалось выстоять, а не упасть обратно. Пальцем указала им в спины и пригрозила:

— Вы меня обязаны взять!

Мужчина и женщины на крик обернулись, недоуменно переглянулись, но решили не обращать внимания на странную девушку.

Следующие три месяца я одолевала двух организаторов. Караулила их после работы, преследовала до машин. Шла шаг в шаг и напоминала, что они обязаны меня взять. Очень многого лишались в жизни. Отличной, добросовестной студентки!

Передо мной захлопывали двери машин и спокойно уезжали, обдавая запахом бензина и дыма из выхлопной трубы.

Я караулила организаторов по ночам возле домов (в те дни, когда удавалось тайком сбежать из собственного). Однажды ночью пошел дождь, а я настырно продолжала сидеть на деревянной лавке, ногтями царапая дерево. Волосы за несколько секунд намокли, ветер подул на шею. Стало зябко. Люди пробегали мимо, стараясь спрятаться в укрытии, а я сидела, слушая дождь, и, глядя, как капли резвятся на прозрачной глади луж. Шмыгала носом от холода, но не уходила.

Мужчина — организатор в ту ночь сжалился. Вышел на улицу за забор, раскрыл красный, большой зонт и передал в руки. Рядом на лавочку поставил кружку горячего кофе и заговорил:

— Это от жены. Вот уже три недели она является вашей ярой фанаткой. Очень сильно ругается на меня.

— Но вы меня не возьмете, потому что нет мест… — обидчиво процитировала фразу, которую организаторы говорили изо дня в день. Мужчина кивнул и развел ладони в стороны и выдохнул сожалеюще:

— К сожалению, свободных мест нет.

* * *

Прошло три месяца, а дело не сдвинулось с мертвой точки, организаторы отказывались принимать.

В Новогодние каникулы женской частью нашей семьи гуляли по магазину. Я в унылом состоянии, морального внутреннего заряда не хватало для дальнейшего существования. Саша, как началась учеба, пропал и не отвечал на СМС и звонки. Я изнывала от незнания и часто думала о парне, где он, с кем, как.

И вероятно у меня начались галлюцинации от переживаний. Возле бутика с нижним бельем увидела Сашу, не решающимся войти внутрь помещения. Похожим образом парни часто стоят возле входа и держат дамские сумочки, когда подружки примеряют бюстгальтеры.

Я отстала от сестры и мамы. Сделала пару шагов по направлению к Саше, если это он? Парень выглядел иначе, как звезда с обложки модного журнала: волосы чуть короче, уложены на одну сторону; пиджак, серый приталенный, с рукавами по локоть; черная рубашка; джинсы не рваные и протертые, как прежде, а стильные, зауженные книзу.

Я оказалась права — чуть приодеть и Саша словно идол, кумир миллионов, затмевает красотой обычный простой народ. Гости магазина, особенно молоденькие девочки тайком подсматривали за ним, как и я, опасавшаяся подойти и получить ответы на вопросы. Или еще больше откровений.

Саша нетерпеливо время от времени изучал циферблат часов, посторонних не замечал, пока из отдела нижнего белья не вышла девушка, подтвердив ужасную догадку. Невооруженным взглядом видно ее породу — светловолосая, длинная и худая в серой шубе, в красном шерстяном платье. Словно царица, имея на то исключительное право, прикоснулась к мужскому плечу и улыбнулась. И Саша ответил теми же эмоциями, какими прежде мне.

Девушка смущенно захихикала, убрав локон за ухо, и раскрыла пакет с маркой известного бутика, демонстрируя купленные вещи.

— Саша… — хрипло позвала. Я Не вынесла роли безмолвной статуи. Треснул камень молчания от вида смущенной девушки и пары в целом.

Позвать я позвала друга, но спросить уже нечего. Спросить — почему перестал отвечать на СМС? Рассказать, что я поступаю в тот же университет, лишь бы быть с ним. Что распланировала дальнейшую жизнь, исходя из его желаний? Следуя за ним на другую сторону мира?

Я думала он любил…

И кроме горечи и кислоты, подкатившей ко рту, я ничего не чувствовала. Нет слез или боли разбитого сердца, только горькое разочарование человеком, которому доверилась. Будь пистолет, не задумываясь, взяла бы и одному, и второму пустила пулю в висок. Я, наверное, из разряда тихих маньяков. Не трогать — молчу, ударят — убью.

Глаза Саши за секунду нашли мои, от узнавания округлились, а потом обратно сузились. Будто парень взял себя в руки, вновь стал непоколебимым красавчиком с обложки, а не привычным Сашей. Посмотрел себе под ноги.

— Поговорим? — предложила равнодушно, пытаясь поймать ответ в глазах Саши.

Имей совесть. Честно скажи, что и как.

Но в разговор вмешалась третья:

— Ты кто, оборванка? — наращенные длинные красные ногти девушки сжали локоть Саши, думаю вызвали неприятные ощущения, но парень не возражал против тесного контакта.

Я конечно, одета не столь шикарно, но оборванкой меня мог обозвать разве что слепец.

— Я хочу с ним поговорить… наедине, — пояснила ей, а потом обратилась вновь к бывшему бедняку. — Саш?

Но он не отозвался, будто глухой, не слышал, не видел и молчал. Выключился.

Четыре месяца ни СМС, ни звонка. Я отправляла СМС, но без ответа.

— Он не будет с тобой разговаривать! — девушка надменно хмыкнула. Волосы белые по плечи, нос упрямо вздернут, губы красивые полные, на грани естественности. Женщина дорогая, виден статус не замыленным глазом и думаю гораздо выше по положению.

В последний раз пренебрежительно окинула меня взглядом от носков сапог вверх по черному теплому свитеру и темной косе, перекинутой на одно плечо. Повела бровью, оценивая мои физические данные, но видно не нашла ничего особенного по сравнению с собой, и потянула Сашу по коридору на выход, оставляя меня в одиночестве.

Ни слова от Саши, больше ни взгляда. Пустота. Будто незнакомцы, никто друг для друга.

Этот человек писал о любви? Этот человек выпрашивал мою ласку, словно дар — предел мечтаний. Это Саша? Или я была под гипнозом.

— Почему он не станет разговаривать? — выкрикнула, уже глядя вслед уходящим. Пара остановилась резко, но не удостоила вновь вниманием. Девушка повернула голову влево, обращаясь к Саше и раздраженно спросила:

— Саш, что это за прилипала? Кто она тебе?

Бедняк ответно развернул лицо в ее сторону и ответил ей.

Ей. Не мне. Мне ни слова не сказал, будто я отныне не существовала. Слепое пятно, не видное ему.

— Никто. Она — никто!

Болтая между собой, пара направлялась по коридору в сторону выхода, оставляя меня одну. А слово никто…  никто… никто…  звучало барабаном в груди. Больно и громко. В ушах заболело от громкости слова «никто».

Еще некоторое время я постояла, а потом с неизвестной целью пошла за ними. Мало управляя собственным телом, вышла из магазина в морозный январский день без верхней одежды в одном свитере, оглядела толпу, выискивая знакомое лицо.

Я не могла понять, чем не устроила? Лицо, тело, деньги? Что не так было, черт возьми? Я ему доверилась. Помогала, защищала, смешила, успокаивала. Всё делала, утешая парня.

Увидев знакомые спины, поспешила за ними вдоль парковки, не ощущая морозной свежести дня или снежинок, залепляющих глаза и нос. Зато приятный холод ветра смягчал жжение на глазах.

Парочка залезла в шикарную, красную машину спортивной модели, низкую, изящную. Я перевела взгляд на значок автомобиля и не верила некоторое время. Под рев двигателя, привлекающего внимание общественности, пара оставила меня в парах бензина. Нюхать выхлопы.

Бугатти. Это не обычная машина и даже не золотая, а платиновая, ориентируясь на цены. Официально признанная самая дорогая машина в мире. Мой дом стоил меньше, а ЭТО у соплячки в пользовании с личным шофером.

Былые вопросы отпали. Ответы отчетливо всплыли. Альфонс. Грязный бедняк, поластившийся на деньги, поэтому я для него теперь — никто. Отработанный материал.

О, боже, с какой же горечью я вспомнила слова Джокера. С какой отравой, разъедающей спокойствие и контроль, поняла обидные слова про папика. И его странную обиду на весь мир.

Действительно зачем нужен сам человек, не столь важны качества, внешность, отношение к другим, если все, что остальным надо — это деньги. И даже добрый Саша оказался Альфонсом, повелся на никчемные бумажки. А меня просто поимел и в прямом, и в переносном смысле.

Не чувствуя пальцев от холода, мелко подрагивая, обняла себя за плечи и протерла озябшее тело. Пошла обратно к магазину, хотя бы для того, чтобы забрать куртку.

По дороге окликнул девичий голос.

— Екатерина! Катерина! ЭЙ! — кто-то кричал, но я не думала, что адресовано мне, мало ли Кать на улице. И к тому же разговаривать не хотелось.

А оказалась Надюха — та подруга Саши, которая привела к нему в кроватку. При виде нее еще сильнее заныла пульсирующая от боли гордость, раздробленная, побитая и выброшенная. Склею ли я когда-нибудь ее, чтобы поверить еще хоть одному парню. Глубоко сомневаюсь.

— Что тебе надо? — не дружелюбно спросила.

— Чего такая злая-то? — она игриво ущипнула за локоть. — И почему без верхней одежды? Тебя выбросили на улицу?

Надя засмеялась над шуткой, а потом поняла, что попала в цель и прекратила надсадно ржать. Приноровившись к моему шагу, она продолжала без умолку болтать о своей тетке, работающей в кафе магазина и к которой пришла на обед. Раз уж мы встретились, пригласила поесть в компании, но обед за мой счет. От меня денег не убудет, а ей еще добираться на общественном транспорте до бедного района.

Я равнодушно кивнула на предложение пообедать, от глупой болтовни легче. Девчонка трещала, пыталась развеселить, а я смотрела вроде на ее два длинных хвостах, достигавших спереди живота, а вроде и мимо на толпу людей. Сколько же среди них таких же продажных? Лжецов? Лицемеров?

Обед провели спокойно, пили теплый чай до тех пор, пока Надюха не подняла руку, как делают на уроках, и помахала кому-то за моей спиной:

— Привет, Джокер! — крикнула и весело улыбнулась парню, словно доброму другу. — Посидишь с нами?

Я вся подобралась, подтянулась, лопатки вжала, плечи выпрямила, ощущая странные колючие иголки от мужского взгляда. Может у меня мнительность повышена и вряд ли парень смотрел на мою спину и уж тем более вряд ли узнал вид сзади.

Меньше всего хотелось его видеть. Он обещал до выпускного встретиться со мной, хорошо, что не выполнил угрозу. Нам не о чем разговаривать. Он с другой планеты. Я с земли, он с марса. Разговариваем на разных языках и живем по разным законам. Он тот кто создает правила, а за их неисполнение карает, срезая лица с виновников. Это не приемлемо и зверски! Это варвар!

Шли напряженные секунды, пока Надя продолжала заманивать и подбадривать парня:

— Ну давай! — состроила умилительное, просительное личико, нахмурив по-детски бровки домиком. Не понятно, что показывал Джокер, потому что голоса не слышно.

Надя разочарованно перестала смотреть за мою спину и перекрикиваться, а я вздохнула с облегчением.

— Вы друзья с Джокером?

Было любопытно узнать о нем немного больше.

— Не то, чтобы друзья…  но по крайней мере со мной общается. Мы в детстве жили по соседству на берегу реки. У него — одна мама, у меня — папа рыбак, который вместо еды постоянно пил водку, зато помогал маме Джокера, ну дверь починить или приносил наловленную рыбу. А Джокер хоть и молчун, но я всё равно в детстве до потери сознания была в него влюблена! — она мечтательно соединила две ладони и прижала к щеке, захлопав ресницами, изображая влюбленную глупышку.

Потом продолжила монолог:

— Джокер всегда ходил в капюшонах, потому что мальчишки по соседству обзывали дефектным уродом. А, по-моему, он был красавчик! В принципе хорошо, что он ни с кем не общался, а то бы я этим курвам волосенки повыдергивала! — Надя опять о чем-то задумалась, рассматривая прохожих и окунаясь в воспоминания из детства.

— Вот это тебя прорвало! Джокер — твоя слабость! — заметила я пока собеседница замолкла и дала возможность сказать. Надюха свела тонкие брови в одну линию и, перегнувшись через стол, попыталась меня ущипнуть за нос, но я вовремя отклонилась на стуле и улыбнулась.

Рассказ про Джокера позволил отвлечься от Саши, но сейчас вновь вспомнила. Нет. Внутри не было осколков разбитого сердца. Сердце цело. Билось ровно под ребрами, немного больно сжималось от воспоминаний. Саше я доверяла и это единственный близкий парень с детства. Как оказалось, он — фальшивка. Ржавая сторона монеты. С одной стороны — красивый, а в душе уродлив.

* * *

С того дня я перестала допекать организаторов школы подготовки и озадачилась, куда поступать теперь. Но не иначе, как магия или черная сила, или джин из бутылки исполнил прошлое заветное желание. Организаторы сами нашли мои контактные данные и сообщили, что мне выбили дополнительное место и я могу попробовать поступить. Всё зависит в дальнейшем от стараний и заключительного тестирования через полгода.

Единственное, «но» — я могла поступить на специальность «языки», но только с группой бедняков, а там пройти еще тяжелее.

Это не сильно пугало, в конце концов, я изначально из бедной прослойки. Только оставалось решить для себя — поступать туда или нет без Саши. Но ведь я столько сил потратила для поступления и к тому же, диплом по окончании одинаков, как для бедных, так и для богатых студентов. И языки — это мое. Возможно повезет попасть на работу в посольство.

Поэтому согласилась.

Полгода до потери сознания сидела за рабочим столом, рядом с компьютером, обложившись тетрадями-записями, просматривая информацию на компьютере с кружкой неизменного кофе, чтобы не засыпать. Остервенело, прогоняя сон и моргая, изо дня в день, как ополоумевшая училась и училась.

Фотография с Александром кнопкой приколота к полкам с учебниками прямо напротив лица, чтобы, когда силы будут покидать — поднимать взгляд и продолжать бороться со сном и накопленной усталостью.

А веки вечно жгло кровавыми слезами от разбитых розовых очков, осколками впившихся в глаза.

Казалось, каждый день прожитой жизни становится чернее и чернее. Всё черное вокруг и меня затянуло в эту вязкую субстанцию. Задыхаюсь, пытаюсь выбраться, а она затягивает глубже.

* * *

За день до отправки в университет пришла домой ближе к полуночи, а на лестнице встретила…

Отец, вцепившись в колье матери, орал диким голосом:

— Шлюха!

Мать чуть пьяным голосом что-то невразумительное отвечала, а сестра стояла между ними, с трудом сохраняла равновесие между парой на ступеньках. Того и гляди покачнутся и упадут. Я наперерез, вклинилась между Мариной и отцом, схватила его за лацканы пиджака. Подставила свое лицо, чтобы видел дочь, а не мать, чтобы перестал тянуть колье и душить.

Марина оттягивала отца за руку, я — за одежду и пытались перекричать родителей. Достучаться сквозь алкогольное опьянение до отца и матери.

Колье треснуло, оцарапало кровавым стежком шею матери. Та смогла отойти, Марина бросилась ее утешать. А я держала отца за грудь и блокировала возможность пройти. Не тронет дочерей. Не тронет. Да и на мать никогда не поднимал руки. Покричать мог. Сегодня единственный раз вцепился в украшение.

— Да разведитесь вы уже! Разведитесь! — выкрикнула, дергая отца за края пиджака, а потом, глядя на мать в горе, усевшуюся на пол. — Достали! Разведитесь, прошу вас! Не мучайтесь!

Это крик души. Единственный крик души напоследок перед отправкой в университет.

* * *

Я такого единения никогда не чувствовала. Пока отец с матерью заснули наверху мы с сестрой вышли на порожки перед домом. Развалились уставшие и изможденные нервами на ступенях, руки до сих пор подрагивали от пережитых эмоций. Взяли у отца из бара дорогущий коньяк и налили себе. Некоторое время без комментариев рассматривали забор и дорогу перед домой.

Всегда переживали за родителей. Те забудут на следующий день о ссоре, а мы с Маринкой — нет.

— Ты это… уж поднажми. Сделай так, чтобы родители развелись, пока меня не будет. Больше они не обязаны изображать милое семейство, — попросила я.

Я запомнила этот момент, пожалуй, самый близкий между двумя сестрами. Марина обняла за плечо и прижала к своей руке, протёрла мои оголенные плечи, согревая. Догадалась, что холодно, хоть я и не показывала. Поцеловала в висок. Никогда бы не подумала, что сестра способна на такой милый жест.

Вынув телефон, я решила запечатлеть момент.

— Давай наше лучшее селфи! — мы соединили насмешливо бокалы с коньяком, чокаясь, наклонили головы. Наши волосы смешались, переплелись бело-черными нитями. Улыбнулись экрану телефона. Тогда же вспышка ослепила глаза.

Уже дома, ложась спать, я просмотрела фотографию — сверкающая молния от фотовспышки разделила наши головы между собой. Яркая белая линия, словно ножом отрезала друг от друга.

* * *

На подготовке к университету рядом с бедными я приобрела новых подруг, они оказались рядом в странную минуту, когда было до отвращения тошно.

В день отлета со мной была Мэри (в простонародье Маша) — волосы цвета меди, веснушки, невысокая, худая. Семьи нет, живет, как может. Анорексичка. Будучи косвенной виной ее маниакальной жажды похудеть, на занятиях по подготовке в университет после каждого обеда сопровождала подругу в туалет и держала ей волосы, пока ее рвало после небольшой порции еды.

Александра — два метра роста, блондинка, худая, стройная, детдомовская, три года назад порвала крестовидную связку и накрылся ее титул мастер спорта. Отныне посвятить жизнь бегу Саша не могла.

Виктория — наша хохотушка. Мечта всей жизни — встретить принца на белом коне. Удивительно, но живя в грязи и нищете девушка не потеряла улыбку. Искренне верит в сказку про золушку и принца.

И я — с мордой под кирпич, потому что очередной мужчина сделал комплимент и предложил сесть на соседние кресла в самолете. Одного злобного оскала было достаточно, чтобы мужчина испарился. В последнее время на слово «красивая» я встаю на дыбы и готова ногами пинаться. Они говорят «красивая», а мысленно уже во всех позах и в каждом углу.

Мужчинам нельзя верить. Они — лжецы. Что Саша, что сынок шейха, что варвар — Джокер.

Я захотела изменить что-то в себе, повзрослеть, отучиться в университете на языках и в будущем получить работу в посольстве. Оставить позади распри между бедными и богатыми, я хотела похоронить прошлое, связанное с Сашей. Не видеть проблем между отцом и матерью, которые не желали разводиться по одной простой причине — дележка нажитого имущества. Как партнеры они существовали, а как муж и жена давно нет. У каждого есть любовники. И смотреть на фарс, именуемый семья, больше не хотелось.

Но лучше бы в тот день мне кто-нибудь сломал ноги, и я бы никогда не доползла до взлетной полосы самолета, не села в него и не перелетела на другую часть света. Лучше бы кто-нибудь изуродовал лицо и тело, возможно была бы счастливее.

Глава 10

Настоящее время. POV Джокер

Как и всегда остров, расположенный недалеко от основных северных земель, с высоты из иллюминатора казался серым диском, разделенным множеством синих полос — дорог и покрытый зеленым «мхом» — растительностью с одной половины.

На посадочной полосе встретила знойная жара и редкие порывы теплого ветра. Привычно при выходе из аэропорта ждала черная тонированная машина с эмблемой «МУ» международного университета, которая отвозила студентов, прилетавших со всех концов земли в студенческий городок. Сам университет находился в центре острова, охраняемый железным забором. Я всегда молчаливо сравнивал университет с зоопарком, мы также сидим целый год в клетках, закрытые от основного мира. Нас кормят, поят и обучают. Правила внутри зоопарка устанавливают сами студенты, охранники побаиваются нарушать схему существования шести тысяч богатых студентов на закрытой территории. Тем более порой не знаешь на сына или дочь какого политика нарвался или наказал.

А еще остров можно назвать своеобразной тюрьмой для студентов, потому что кроме учебы вряд ли там возможно заняться чем-то интересным.

В международный университет я прилетел четвертый год подряд, кроме скуки, пожалуй, более ничего не испытывал. Сложно поразить, когда прожил несколько жизней, побывал на разных сторонах и хлебнул дерьма столько, что хватит не одному мне, а еще парочке «везунчиков». Испробовав коктейль самого ужасного оттенка, даже в спокойное время всё в округе чудилось серым. Скучно, однообразно, даже местные правила в тюрьме университета не впечатляли. Очень редко в жизни появлялись яркие цвета.

Заняв место на переднем сидении рядом с шофером в униформе, мысленно пожалел беднягу в черных вещах. От жары на острове не спасал даже кондиционер, работавший на полную мощь.

Я оглядел себя: за время перелета белая рубаха по локти и белые брюки местами смялись. Светлый цвет одежды оттенял смуглую кожу, покрытую бронзовым загаром после целого лета под гнетом своего старика. Я был рад свалить от него подальше. Пусть и больной, но мне его не очень-то жаль. Он — вечное напоминание о плохой жизни.

На задние места в машине присели три девушки, отвлекая меня от воспоминаний, хохоча, бесперебойно болтая и вдохновенно рассказывая друг другу, как провели время. Хвалясь новым сумочками, супермодным маникюром со стразами и заработанными деньгами или отловленным новым любовником. Насколько помню одна из них актриса. Мы с шофером долго слушали болтовню.

Через некоторое время, опустив окно положил локоть на дверцу и закурил, отвлекаясь от обстановки курятника. Наслаждаясь ощущением порывов ветра, обжигающих лицо.

Уверенное массирующее прикосновение к левому плечу вызвало мой усталый выдох и желание чужую руку отрезать по запястье. Затем почувствовал прикосновение девичьих пальцев к жиле-вене на шее с легким эротическим намеком, а потом услышал шепот:

— Эй, красавчик, не мог бы закрыть окошко? У меня прическа портится от ветра…

— Мог бы, — выдохнул белое облако дыма в открытое окно и стрельнул бычком на дорогу. Затем вытащил из кармана одну вещицу, напоминающую толстую ручку. Поднял предмет, направляя в крышу машины. Нажал на едва заметную кнопку на белой «ручке», раздался щелк и сверкнуло лезвие тонкого острого ножа.

— Мог бы, да не хочу. А еще мог бы отрезать твои пальчики, больно они наглые! — развернул лицо в бок, глядя сначала актрисе в глаза, а затем указав на ее лапу, которая посмела, не спрашивая на то разрешения прикоснуться к плечу. Дева откинулась на спинку сидения и замолчала, прикрыв розовые пухлые губы, обколотые ботоксом.

Молчаливые женщины — золото.

Жена-женщина создана для того, чтобы быть хранительницей очага и опорой мужчине. Говорит после мужчины, прикасаться к нему без его согласия запрещено.

Проходные женщины — это уровень кисок, милых пушистых, тупых созданий, с длинными коготками. Разговаривать с ними не имеет смысла, слишком тупы и поверхностны. Существуют только для дела.

Одну в своей жизни я считал женщиной с большой буквы — это мать. И еще две, которые встретил за двадцать три года, они чуть выше уровня тупых кисок, но не представляю лучше это для них или нет?

На протяжении оставшегося недолгого пути до университета в машине звучала относительная тишина, шофер изредка бросал настороженные взгляды, испуганный наличием у пассажира колюще-режущего предмета после полета в самолете! Три курицы позади, наконец, после узнавания решили сохранить мой мозг в первозданном виде, а не угнетенном розовой ахинеей.

Машина припарковалась перед черными шпилями забора, которые при большом желании не перепрыгнешь и не перелезешь или попадешь под высокое напряжение. Входу на территорию препятствует будка с охранником.

Международный университет — действительно тюрьма, в которой существует особые правила проживания. Это отдельный мир внутри северной страны — целый остров, спрятанный в буйной растительности и наполненный ароматом океана.

Неискушенному человеку не стоит совать нос в этот мир денег, вседозволенности, где правит толпа. Где хищники повсюду, сворой набегут и прижмут к стене полудохлую добычу. Разорвут и обглодают и совесть не замучает.

Многоэтажные общежития из темно-синего стекла. Учебные корпуса из белого камня, несколько кафе с разной тематикой, библиотеки. Много уединенные скверов для отдыха в тени размашистых деревьев. А есть несколько закрытых мест отдыха, проход в которые требует наличие — печати-герба. Не все допущены к святая святых.

Самое центральное и наиболее популярное место отдыха — терраса, с белыми диванами и креслами, со столами для игры по вечерам в покер или для просмотра развлекательных игр — футболка, бокса. Огромные белые колонны держат свод над головами отдыхающих защищая от возможной непогоды. Всего две стены на террасе, на одной — крупными буквами выведено «Бонифаций», из второй — дверь, которая вела в темный огромный подвал под землей. Место особенных развлечений, куда допущены около сотни из тысяч студентов.

А под землей сначала проходишь узкий коридор-змею, почти на ощупь открываешь штору и оказываешься в прохладном мрачном раю. Стены и пол обиты бордовой тканью. В центре один огромный бильярдный стол, освещаемый сверху округлыми приплюснутыми белыми лампами.

Звук сталкиваемых шаров сопровождал мое появление. Белый цвет одежды должен был привлечь общественное внимание, но тем не менее на вошедшего гостя обитатели не обратили внимания, как в прочем, и я на них. Причины могут быть разные. Может за человек не считали, конечно, я склонен к другому мнению — здесь каждый занимался своими делами.

Подвал чем-то напоминал ромашку — обыкновенный цветок. В центре — сердцевина бильярд, а от него комнаты-лепестки.

Со стороны одного из лепестков помещения забились конвульсивные звуки бас-гитары. Затем по ушам жестко резанул хриплый, противный голос нашего певца:

«Любовь приходит и уходит, Такое свойство у нее Бояться этого не стоит»[1]

Голос противный, хрипой, и низкий. Странные вкусы у молодежи, но Ден со своей группой «Утырки» с прошлого года — лидеры интернет продаж. С тех пор стало очевидно — чем хуже поешь и хуже выглядишь, тем ты круче. У Дена одна прядь малиновых волос заброшена на правую сторону лица и скрывала часть глаза. Тело убито татуировками. Я не против татуировок, но у него кроме лица все тело исколото, даже член. Лично я не удостоверялся в правдивости слов, но тот не один раз пытался показать. Я, конечно, не против сексуальных меньшинств, когда те непосредственно не касались меня, и в особенности не затрагивали мой член.

Ден увидев меня, на секунду прекратил петь, махнул рукой, я привычно проигнорировал. Не то, чтобы Ден совсем уж гомосексуалист, и погулять могли, и бабу оприходовать вдвоем, наверное, все же бисексуал.

Я скрипнул зубами от громкости, когда в микрофон завыл Рыжий всего одно слово у него в песне, видимо, потому что голос совсем уж отвратительный:

— Совершенно!!!!

Закрыл уши ладонями, блокируя поступление скрипучих звуков.

А Рыжий в веснушках заулыбался, увидев меня и тоже приветственно махнул.

Этого я тоже проигнорировал, шел вперед по сердцевине помещения-ромашки к одному из свободных лепестков, слушая звуки бас-гитары и слова:

«Любовь нечаянно нагрянет, Когда тебе совсем пиздец! Не ждешь ее или не знаешь, Какой ты все же молодец! ААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!»

Черт, да что же так орать! Долб…

Зашел в круговое помещение, держа ладони на ушах. На красном овальном диване обычно могут занять места человек десять не меньше, но сейчас всего один расположился — зато за трех. В шортах и белой футболке. Увидев меня, тот с трудом поднялся, ему пришлось отложить планшет с колен на стол и, опираясь кулаком о диван, кряхтя, подняться.

Да нет, толстяк здоров. Он просто жирный Мишаня. Советовал ему походить в качалку или побегать перед занятиями. Ноль реакции на предложение. Он проводит сидячий образ жизни — постоянно возле компьютера, создает хакерские крутые игрушки, используемые в университетском городке.

Пожав руку Мишани, я уселся по соседству, молчаливо устремив взгляд на выход из помещения. К центру. К бильярду. Теперь понятно, почему сегодня собралось столько гостей. Забавное зрелище — посвящение!

Игра в бильярд прекратилась, люди покинули освещенный центр, зашли в круговые лепестки-помещения. Освободили места, не желая мешать главным действующим лицам. Музыка на фоне продолжилась, тяжелые басы дразнили слух и заставляли внутренности сжиматься в тугой узел.

А к бильярду подошли двое. Парень-брюнет и шикарная девушка, с длинными вьющимися рыжими волосами. Он подпер ее бедрами к бильярду и что-то произнес на ухо. Она улыбнулась, слушая голос хозяина, глаза заблестели (еще бы, ведь она звезда сейчас. В центре внимания), пальцами послушно схватилась за края миниатюрного платья и стянула через голову, позволяя всем смотреть на себя. Белье — белое кружевное, неплохая грудь и красивый живот, и ноги.

Она улыбнулась в предвкушении веселья, перешла нервно со стопы на стопу. А со всех сторон ее пожирали похотливые взгляды собравшихся. А девчонка испытывала наивысший экстаз, потому что ее хотят. Ее хотят столько голодных мужиков. Она зависима от этого ощущения, что она кому-то нужна или важна.

Хозяин вновь приказал, она медленно повернулась спиной и, прогнувшись раком, показала упругие ягодицы в стрингах. Оперлась руками на бильярдный стол. Хозяин приподнял ее и помог коленями залезть на стол, под яркий свет ламп, для лучшего видения гостям, собравшихся для развлечения. Парень вслед за девушкой забрался на стол — встал на колени, а деваху — раком. Заставил ее локтями опереться о бильярд, рукой надавил ей на спину, нагибая максимально низко.

Парень расстегнул джинсы, и не задумываясь начал таранить деваху в задницу, от резкого толчка та на секунду очнулась от похоти и покачнулась вперед локтями, стесывая кожу. Что-то проскулила, а потом сдалась…  вновь блаженно закатила глаза. Потерялась в ощущениях — в извращенном удовольствии, от того как ее методично под быструю тяжелую музыку прилюдно долбили.

Она шаталась туда-сюда от резких толчков и смотрела вперед. На меня. Поймала мой взгляд и еще сильнее завелась от того, что на нее смотрят. Послала взглядом приглашение, грудью терлась о зеленое полотно, колени стирала от яростной долбежки членом, но ничего не чувствовала кроме похоти. А гости наслаждались зрелищем и возбуждались. Игры в подчинения нереально заводят.

Когда парень кончил, еще не выходя из девки, вытащил из заднего кармана «ручку», открыл колпачок, второй рукой вынул зажигалку и поднес яркое пламя к печати. К семейному гербу, а потом резким движением впечатал «ручку» с гербом к пояснице девки. Та вскрикнула, с трудом перекрикивая звуки музыки, отняла грудь от стола, на секунду проснулась от похоти. Но парень сдержал ее крик ладонью и продолжил жечь кожу. А она мычала ему в руку, пока получала от хозяина печать — герб принадлежности к его роду. Никто не тронет его куклу.

Отныне она не общественная, а лично его. И трогать остальным запрещено.

Здесь мультимиллионеры, бизнесмены, певцы, актеры, медиамагнаты. Кто угодно.

«Любовь заглянет не на долго Но нету денег, нет любви», —

подвыл друг в микрофон, а эхо повторило эти слова по помещению.

Деваха хотела подцепить богатого парня? Вот цена за деньги и власть, которую ей теперь подарит хозяин. И уж не думала золушка, что если раздвинет ноги, то теперь станет принцессой!? Бля… смешно.

А я — никто. Сторонний безымянный наблюдатель, по приказу старика смотрел за созданием кукол.

Девушка после клейма пришла в себя. По-прежнему лишь в одном нижнем белье, волосы красиво спускались кольцами по груди, скрывали живот, а взгляд — похотливый шальной, который называю одним словом — мертвый. Потому что все, о чем она отныне мечтает — слушать голос хозяина. Это была завершающая стадия и теперь Кукла готова!

Посвящение закончилось и, следовательно, основной народ схлынул. Остались парни поиграть в бильярд на куклу или деньги. Да мало ли существовало споров? Еще немного женщин, искренне любящих хорошие зрелища или желающих выбрать потенциального красавчика для игр.

В помещение-лепесток ко мне заявилась группа чокнутых певцов — Ден и рыжий, верещали на ухо, ожидали похвалы их «прекрасным» голосам.

Я не слушал глупую болтовню, проверял телефон на наличие важной информации… Взглянул на бордовую стену сбоку, где висел миниатюрный экран. Затем убрал взгляд обратно в телефон, отвечая на сообщение.

Бывает такое. Шарахает по мозгам, резко, как битой по черепушке. Искры из глаз, тело натянулось в одну струну, зазвенело от напряжения. Мандраж непонятный, словно иголками искололи тело, именно он заставил остановить палец над телефоном и резко посмотреть опять на экран, где показывали видео. Онлайн-трансляцию.

Я можно сказать подорвался с дивана и оперся ладонями о стену, стал вглядываться в экран. Девахи-беднячки в общежитие возле бассейна.

— Кто-то понравился? — ляпнул прилипала — Ден, а потом попытался заглянуть через руку. Что же я такое рассматриваю.

Не все студенты в университете богатые, лет тридцать назад стали допускаться — счастливчики. Бедняки, которым дан шанс получить высшее образование и возможную работу. Билет в жизнь.

Из шести тысяч студентов — триста, четыреста бедняков.

Общежитие для бедных расположено отдельно. Наш здоровяк Мишаня однажды подсказал любопытную идею — повесить камеры в их общежитие, поначалу даже в ванных и душевых, но однажды лицезрев сцену, где дама меняла прокладки, решили этот изврат исключить. Перекрыли камеру в ванных. В комнатах итак хватало интересных моментов — мастурбация, лесбиянки.

К тому же хорошо, благодаря камерам всегда знаешь, где необходимый объект.

Сейчас камера была направлена на третий этаж женской стороны общежития. На улице жара и партия молодых девчонок-золушек решили искупаться. Одна за одной запрыгивали в нижнем белье в бассейн.

Увеличив кнопкой изображение на одной девчонке, попытался разглядеть ее лицо, но камера размыла видео, словно из вредности.

Что изначально привлекло? Когда девчонка снимала шорты я засмотрелся на ядерный цвет трусиков — оранжевые! Ядерно-оранжевые. Лично я привык на девушках видеть ажурное белье белых, или черных цветов, изредка бежевые. Дамам ведь надо соблазнить, подчеркнуть свою изящность и хрупкость нежными цветами. А это темноволосая в ядерно-оранжевом белье без узоров или кружева.

Нет, белье безусловно красивое, обрисовывает женственные формы (лицо не видно, но грудь и бедра видно по очертаниям). Ну и девчонка не как остальные, осторожно пробуя кончиком пальца прохладную воду, аккуратно заходила в воду. Нет. Эта разбежалась! Дура! Никогда не падала на скользком кафеле!? И, зажав нос пальцами, шарахнула «бомбочкой», создав миллион брызг и окатив девиц в бассейне. После чего ее пытались утопить и обрызгать.

Волосы девчонки мокрые, черными змеями оплетали грудь и шею. Талия точно у хрупкой куколки.

Дежавю. Странное дежавю, глядя на темноволосую девицу. Но не может быть. «Южанки» здесь быть не может.

Поиграть — не поиграть. Поиграть не поиграть… поиграть… не поиграть.

Стучал задумчиво пальцами по стене.

Какого черта я медлил? Что останавливало?

То, что никогда прежде не занимался грязной работой, но с другой стороны от скуки порой лезешь на стену. И, в конце концов, я мог начать дело, а когда наскучит передать другому.

Сука, мой вкус. Третий раз в жизни — мой вкус. Краски вернулись в жизни. В груди ощутил трепыхание, развратное предвкушение поиграть с куклой. Подергать за руку, ногу, за волосы. А лучше увидеть, как покорно встанет на колени и назовет вожделея, сочась соками возбуждения — ХОЗЯИН!

Глава 11

POV Катя

Жизнь казалась прекрасной и воздушной! Я сняла с плеч тяжелый камень-груз, приподняла нос чуть выше, чем прежде, не боясь смотреть вперед. Перелетев за двенадцать часов половину земного шара, былые проблемы и черные полосы оставила позади. С искренней надеждой, что теперь пойдет белая полоса.

Остров встретил жарой. Ощущение, что кожу закрыли плотно пленкой, сквозь нее не продохнуть. Знойное солнце жестоко терзало студентов, не привыкших к климату острова. Приходилось обмахиваться пакетами, майками, сумками (я просто ладонью) и беспрерывно потеть. Организму сложно перестроиться под этот климат, поэтому все прилетевшие, едва успев забрать багаж и пройти несколько метров под палящим солнцем, оказались мокрыми.

Черная машина нас повезла в студенческий городок.

Я спокойно относилась к красотам чудо-острова (успела привыкнуть к богатству), девочки же вдохновенно высовывались в открытые окна и комментировали необычных птиц или красивое дерево в розовых цветах.

При въезде на территорию университета нас встречала преподавательница-куратор в белой рубахе, черной узкой юбке и босоножках, очки, скорее для стиля, нежели для улучшения зрения, и волосы, спрятанные в пучок на макушке. Серьезная женщина, сосредоточенная. При виде ее гордого взгляда сверху вниз на простых студентов, разговоры мигом стихли. Женщина дала краткое наставление: отдыхать, располагаться, заселяться. Проводила в общежитие с синими затемненными стенами-стеклами и оставила отдыхать.

Поднявшись на третий этаж, дружно взглянули сквозь холл на стеклянные двери, ведущие на открытый балкон. Мама родная! Бассейн на третьем этаже. Стеклянный! Из него того и гляди рухнешь вниз на асфальт.

Чемоданы скинули возле шезлонгов и с криками: «Мы в сказке!» — девчонки, раздевшись до нижнего белья, начали нырять. Я сначала скептично оглядела помещение — кафель, голубую живительную воду, шезлонги, стеклянные стены, долго боролась с искушением и этим «мы в сказке!». Потому что не верила в сказки. Не верила!

Но тем не менее настроение отличное, как разбежалась и нырнула с головой в воду, смыв опасения и тревоги.

* * *

Вечером позвонила маме с папой, электронный голос поведал, что данный вид связи не доступен для абонента. Позвонила сестре — та же история. Пришлось отправить скупое СМС с информацией о хорошем перелете и отличном заселении. Конвертик наверху экрана улетел по мобильной связи и должен был дойти до адресата. Соцсети запоздало проверила — они не ловили на острове.

На следующее утро мы встали с песней неизвестных горластых птиц. После пробуждения в ванной я долго готовилась к первому дню, вспомнила, как мама в детстве нам с сестрой делала одинаковые прически. Минут двадцать заплетала косу по кругу головы, изображая корону. В такой прическе волосы не мешались и гораздо прохладнее без черной копны, притягивающей лучи солнца.

Легкий хлопковый цветастый сарафан, пакет с тетрадями и ручкой и вперед покорять университет вместе с Мэри, Сашей и Викой.

Ориентируясь по карте и жмурясь от яркого солнца, мы побрели вдоль пальм по дорожке. После легкого завтрака было тепло и уютно.

Мэри неизменно на каблуках и в платье (выглядеть она всегда должна на максимальный бал). Полтора года назад — на занятиях по подготовке к университету подруга была на двадцать пять килограмм толще. Из-за излишка веса или скорее стеснительности с ней не спешили заводить дружбу. Бедная сидела на последней парте — некий изгой. А я поступила поздно, уже после Нового Года и тоже получилась одиночкой, поэтому сразу подсела к Мэри. Та обожала на лекциях рассказывать об одном мальчике — тоже учился с нами. И какой он спортсмен, и красавчик и весельчак! Я слушала влюбленные переживания Мэри и только улыбалась, про историю с Сашей никому и никогда не рассказывала. Считала своим личным позором.

А потом дурацкий спортсмен подловил меня после занятий и пригласил на свидание. Я, собравшись с мыслями, похлопала удивленно глазами, потом вежливо с улыбкой отвергла. Мягко, чтобы не оскорбить, нашла нормальный ответ — отказ.

Такой обаятельный мужчина найдет себе кого получше. А я не заинтересована в свиданиях. Тонко намекнула о наличии у нас в группе более милых и обаятельных девушек, например, Мэри.

Этот недочеловек засмеялся и сказал, как сейчас помню:

— Эта жирная корова!?

— Боже, какой ты мерзкий… — успела ответить. А собеседник резко всмотрелся в точку позади меня. Предчувствуя опасность, я развернулась, где по закону неудач — остановилась притихшая Мэри. И убитый, едва не плачущий взгляд подсказал — всё слышала и видела!

В тот день подруга убежала в слезах, звонки игнорировала. Я прокляла свой длинный язык и тупого спортсмена! Извелась, боялась уж не сотворит что-либо ужасное, но на следующее утро Мэри мне улыбнулась, а произошедшую историю комментировать отказалась. Поставила под запрет.

Потом бесконечные диеты…  Мэри превратилась в высохшую палку, ее рвет после еды и к сожалению, прекратились даже месячные. Родителей нет, и некому настучать по голове. Я пыталась вправить мозг, но она не слушает, уперлась и едва речь заходит о глупой диете, она отвечает максимально резко и колко:

— Тебе-то хорошо говорить. Обмен веществ отменный и тебе не светит — толстое пузо и жирная задница…

После таких обвинений я чувствую еще больше вины и замолкаю.

Оставалась единственная надежда — в университете за нашим здоровьем должны тщательно следить, не только врачи, но и психологи. И должны заметить, что у студентки проблемы.

Вскоре дорога раздвоилась и одна часть увела на огромную парковку. Машина в студенческом городке и правда не помешала бы. Воспоминание всколыхнулось и заставило всмотреться в ряд дорогих, манерных машин, выискивая красную «бугатти». Увижу ли когда-либо вновь Сашу? И прекрасно понимаю, что лучше не видеть. Нервы целее будут. Смысл вспоминать и ковырять запекшуюся корочку крови?

Со стороны парковки к нам приближались три девушки, ждать нашего прохода не стали, сделали вид, что мы обязаны их пропустить. Толкнули Вику и наступили ей на ногу огромным каблуком. От резкой боли подруга навалилась на меня. Я едва сохранила равновесие, а Вика не смогла — завалилась на асфальт, ладони успела подставить и не упасть лицом. На ее ноге появилась кровь из царапины, пусть немного, но это все равно, что обижать ребенка.

Вика — маленькая солнечная девочка, она и выглядит, как ангел с голубыми глазами и кудрявыми короткими волосами и до сих пор верит в сказки и чудеса.

Я досчитала до десяти, так учат сдерживать эмоции, но спокойствие не наступало. Понимала надо сохранить хладнокровие, не лезть, не портить отношения с богатыми студенткам. Но внутри кипело бешенство, ногти вжала в ладони, надеясь, что так кипящая лава внутри утихнет.

С другой стороны, один раз щеку подставишь — изобьют потом каждую по несколько раз.

Решила не терпеть причуд богатых дамочек.

— Эй! Мадам! — подняла я поучительно палец в воздух, но девушки не видели. Шли дальше. Смеялись и делали вид, что не слышат. Они успели пройти уже несколько метров.

— Мадемуазель!

Мало ли девушка иностранка — южанка и не понимает по-нашему?

Ноль внимания на зов.

— Госпожа! — еще громче позвала. Слышали, злорадно смеялись.

Пришлось обратиться к старому доброму языку бедняков:

— Эй, ты! Длинная на красных лабутенах! Глухую из себя не строй!

Остановились, тихонько зашушукались, но не поворачивались, не желая смотреть на нас. Мы недостойны взгляда. Как пыль под ногами, которая портит чистоту их красивых туфель.

— В твоем лексиконе присутствуют слова: «прошу прощения», «извини» или «сожалею»?

На вопрос обернулись четыре красивых лица с одинаковыми масками — пренебрежительно вздернутыми бровями и поджатыми губами.

А еще пренебрежительное «хммм…», которое подсказывало гораздо больше, чем любые ответные оскорбления со стороны девушек. Я не достойна слов. Даже с собаками люди говорят, но видимо для богатых девочек мы уровень скользкого червяка. Мерзко об нас пачкать руки.

Они действительно уверены, что мы ниже их? Не думала, что встречусь с подобным отношением со стороны богачей. Казалось бы, живи и радуйся деньгам и власти, но зачем принижать остальных?

— Ой, ладно, пойдем… — нарушилось молчание между нами. Одна девушка взяла подругу за голое плечи, не скрытое сарафаном, и мягко развернула. — Смысл с ними разговаривать? Всего лишь кукла…

И ушли. А я осталась стоять по середине дороги, гневно уперев кулаки в бока и разглядывая виляющие походки от бедра.

Это… это ж…  это ж… что же… меня назвали унылыми фекалиями, которые кончают от одного голоса хозяина?

* * *

Не спеша дошли до университета, успели без опозданий. Вике промыли рану и налепили пластырь.

Кабинеты находились не как привычно в школе или на курсах подготовки. Первое занятие проходило в месте, напоминавшем кафе — круглые столы, вокруг три-четыре стула. Студенты, попивая апельсиновый сок, слушали лекцию под белыми зонтами, скрывающими от солнечных лучей.

Вела первые лекции наш куратор — та строгая молодая женщина. Сначала она озвучила требования. От студентов требовалось поддерживать хороший физический вид, парня, пришедшего в мятой футболке женщина отчитала. И сидеть мы непременно должны гордо, расправив плечи, а не как батраки, вышедшие с полей. Дальше была длинная лекция, восхваляющая этот университет. История его создания, информация о великих людях, которые здесь учились и учатся. Здесь даже сыновья президента северной страны и принцы из южных земель! Нам нужно отвечать стандартам университета (не ударить в грязь лицом) и, конечно, ценить подаренный шанс!

А на следующей лекции сложилось стойкое ощущение, что мне пытались сделать лоботомию, просверлить череп, залезть в мое серое вещество и поломать жизненные установки. Преподавательница вспомнили былые века, еще когда существовало рабство. И как-то не заметно стала сравнивать наши века и доказывать, что и сейчас существуют те, кто заведуют миром, а есть те, кто исполняют указания этих властей. Так было и будет всегда. Мы заранее рождены в той или иной категории — кто-то склонен подчиняться, кто-то командовать. Рожденный летать — ползать не будет, ну и наоборот. Приводила цитаты великих философов. Ощущение, что меня морально насиловали одной мыслью — ты должна. Должна!

Я оглядела сокурсников. Те вряд ли испытывали дискомфорт, расправив плечи, как того велела женщина, ловили каждое ее слово.

Незадолго до обеда занятие было прервано, в тень зонтов зашли два парня.

— Галина Семеновна!

— Добрый день, молодые люди! Чем могу быть полезна? — вот что значит появились богатые. С нами была как главнокомандующий, а перед парнями сразу приняла позу преклонения. Не буквально, но в жестах и на лице проскальзывало желание услужить.

— Ага. — ответил один. Встал рядом с преподавательницей и начал нас сканировать. — Нам нужна девочка…  темноволосая с очень длинной гривой. Есть такие?

— Довольно рано… Еще до официального открытия. — удивленно прокомментировала преподавательница. — Для знакомства?

— Иногда достаточно одного взгляда и понимаешь — оно твое! — романтично ответил парень, но несмотря на громкие слова где-то явно притаился сарказм.

Так… с черными длинными волосами… Как вовремя я сделала корону на голове, никто не распознает наличие длинных волосы. Пока парни разыскивали среди тридцати студентов девушку с копной черных волос поняла, что подобной длины ни у кого нет. Есть приблизительно.

— А что за знакомство? — одна из студенток не удержалась от любопытства. Честно, и мне было интересно.

— Знакомство с билетом в жизнь… — ребята опять почему-то с трудом сдержали улыбки. — Хотят с вами познакомиться поближе.

В результате, подняли двух девочек с темными волосами.

— Никого с длинными больше нет? — вновь поинтересовались.

Студенты искоса поглядывали на меня. С намеком, чего сидишь и не идешь? А у меня в голове трезвонил неприятный звонок. Что могло от меня (надеюсь, все же не меня) понадобиться двум парням?

Мне не нравилось это событие. И не нравилось непонятное знакомство.

Билет в жизнь, понимаешь ли?! Не собираюсь ни с кем знакомиться, если это не ректор университета или преподаватель.

Парни — богачи с двумя девушками некоторое время понаблюдали за остальными, примеряясь, оценивая темноволосых студенток. Любопытный взгляд на мне ощутимо остановился, но через несколько томительных секунд, больше похожих на вечность, продолжил осмотр девушек. Я глубоко выдохнула, осознав, что спасена. Может я преувеличила степень опасности, но с недавних пор по любому опасному звонку интуиции, я к ней прислушивалась. Однажды была обманута по наивности, теперь тщательно присматривалась к каждому человеку и к любым странностям. Возможно я стала слишком мнительная и ощущение, что я старуха, прожившая не одну жизнь. Одногруппники не сдали меня, за что огромное спасибо. Все-таки полтора года бок о бок, учились и проходили «кровавые» последние экзамены, которые превратили нас в бестелесных призраков — почти не спавших, не евших, а непрерывно изматывающих себя учебой.

* * *

В два часа дня после третьей пары порядком измученные жарой (физически не успели настроиться на новый климат) плелись по аллеи мимо буйно растущей вишни, пока без плодов, но с красивыми нежно-розовыми лепестками. Дружной компанией выбрали на карте университета для обеда белый огромный шатер — один из тематических ресторанов, вокруг которого обнаружили множество студентов. Еще бы обед!

Мы с девочками ютились в конце. Первыми, отогнув белый полог — вход, зашли наши немногочисленные парни в количестве пяти штук. Я прежде не задумывалась, насколько мала их численность по сравнению с девушками.

Полог шатра сильнее открылся, оттуда же «выплюнули» нашего Марка, словно его кто-то толкнул и тот упал на асфальт. Одногруппник встряхнул темными кудряшками, рукой закрыл лицо и протер переносицу. Будто пес, очухавшийся от воды.

— Нищенское дерьмо! — из полога шатра вышел один здоровяк, руки как три мои, рост под два метра, форма здоровенного медведя. Кудрявые непослушные волосы, плавно переходящие в бакенбарды и бороду. Здоровяк скрестил могучие руки на груди, дождался, пока упавший Марк поднимет затравленный взгляд и произнес. — Ты отдавил мне ногу!

Выставил волосатую ногу в буром сандалии.

— Лизать, шавка, пока не заблестит вновь от твоего языка!

Вся удушающая жара мигом напала, вновь захватила дыхание, скрутила тело! Молниеносный удар мурашками прошел по коже от этих грязных слов. От мерзости, только от пустого набора букв, а что было бы если бы увидела наяву. Невольно охнула, прикрывая рот ладонями. Они не могут быть настолько мерзкими! Это же смешно! Всего лишь столкнулись в проходе ресторана. Только зверье огрызается друг на друга по подобным вещам.

От звука разъяренного голоса бедняки послушно отскочили от Марка и от входа в тематический ресторан. Любопытные студенты-богачи в предвкушении веселья сделали круг, отрезав нас от одногруппника и возможности к нему пробраться. Я пыталась заглянуть за спины, но Марка на земле не смогла увидеть.

— Бегом! — здоровяк сдавил шею Марка и наклонил к своей ноге.

Ладони поставив на плечи парня перед собой, я попыталась отодвинуть помеху и пройти к Марку. Но парень, развернувшись, пренебрежительно глянул и повел плечом. Скидывая гнусную букашку. Марк что-то шептал здоровяку — слова извинения, сопротивлялся, не выполнял грязный приказ, который даже мысленно звучал страшно. Облизать чью-то ногу…  мне кажется даже изнасилование менее страшно.

Воодушевленных зрителей становилось больше, голосов тоже, но даже сквозь улюлюканье услышала… плач… надрывные нотки в голосе Марка, просившего отпустить или извинить.

Я мычала, пыталась пробраться сквозь неприступную людскую стену перед лицом. Толкалась, но толпа итак подпрыгивала, хлопала, рвалась и не замечала, что я пытаюсь протиснуться. Не пролезть — плотный заслон.

— Его просто изобьют, а если подумают, что ты его подружка, могут по кругу пустить. Ты вряд ли хорошо знакома с методами наказаний! — тихо было сказано на ухо от нашей Саши — спортсменки. Она говорила очень мало, но всегда важные вещи.

Да нет. Саша ошибается. Я знала прекрасно правила существования. В бедном районе много чего повидала, но от этого не легче молчать, пока толпа смеялась над Марком и осознавать, что мы не могли этому противостоять, ведь нас в разы меньше. Здоровяк довольный комментировал происходящее, а студенты злорадно раззадоривали вожака. А меня, как в прошлое окунуло, в тот день четыре года назад, когда бедняки издевались: лапали грудь, изуродовали шубу, а я не могла ничего сделать против толпы.

— Не смей! — в ужасе воскликнула, пытаясь перекричать толпу, но бессмысленно все взгляды направлены на Марка и судя по мерзкому гоготу…  Он сейчас выполнит приказ. Если он это сделает, если вылижет ногу… господи…  он никогда сам себя больше не сможет уважать. Сгниет в отвращении к себе.

— Не смей! — но мои слова не проникали сквозь рев толпы. Я кричала сама себе.

Но в какой-то момент настала тишина, здоровяк поднял указательный палец, требуя должного внимания. Толпа стихла перед старшим:

— Бедняки, запомните! Вам разрешено посещать общественные места только с шести вечера и до восьми вечера! Да вообще, почему я должен учить правилам университета новую мелюзгу? Старички-бедняки, не могут натаскать своих же? Я нанимался в учителя?…  Ты! Достаточно! — здоровяк-вожак одной рукой поднял Марка за шкирку. Всего одной рукой вес худого тела приподнял над землей. — Побудешь сегодня моей собачкой. Остальные — прочь! — махнул рукой в направлении толпы, вероятнее всего — бедняков, стоявших перед входом, которым даже не разрешено поесть после занятий. Которым отвели время трапезы с шести вечера и до восьми вечера. Как животным на привязи. В остальное время можем сдохнуть от голода.

Я рванула, благо без каблуков, обратно к месту, где проходили занятия. Девочки крикнули вслед, спрашивая куда собралась. Одна Саша-бегунья догнала. А я летела быстро, потом и вовсе сняла неудобные шлепки, так было быстрее. Только бы успеть! Только бы успеть к куратору! Она должна помочь.

Вскоре забежали в то открытое место со столами, где происходили три последовательных занятия у одной и той же женщины. Куратор была там же за столиком с голубым коктейлем и, держа меню в руке, разговаривала с молодым человеком, по внешнему облику, напоминавшему официанта.

— Галина Семеновна! — выпалила, тяжело отдышавшись и прогоняя панику. Зуб на зуб не попадал, губы подрагивали. — Там Марка бьют! Помогите!

Женщина сквозь очки окинула нас сосредоточенным взглядом, с громким стуком захлопнула, раздраженно закрыла меню. Словно мы ее отвлекли чепухой и мешали нормально пообедать. Куратор двумя пальцами молчаливо показала официанту уйти. Сняла очки и положила на стол.

— Богатые забрали Марка и издеваются! — добавила Саша. — Вы не могли бы пойти с нами в кафе и забрать его? А вдруг его побьют?

Ощущение, что женщина либо спала, либо находилась под гипнозом, бегло гуляла по нам непроницаемым взглядом, словно не видела или ждала нашего исчезновения.

В тот момент поняла, что надежда была изначально хрупкой и сейчас звонко разбилась, судя по равнодушному куратору. А ее слова еще больше посыпали осколков глупой надежды:

— Девочки, вы мне предлагаете разбираться в драках? Серьезно? Я похожа на рефери? Вы МНЕ — она указала пальцем себе на белую рубаху в районе груди. — Предлагаете подойти к какому-нибудь, например, сыну президента и попросить сделать то, что МНЕ надо? Я бы на его месте рассмеялась! — женщина насмешливо искривила уголок губ вверх и открыв меню, начала разглядывать листы и цены. Этим жестом показала, что разговор окончен и она будет трапезничать.

Потом снизошла до ответа, пока мы стояли молчаливыми статуями, не способными на движение и дыхание:

— И мой совет — будьте хитрее, а не тупее! С «ними» надо дружить! Женщинам в этом плане проще.

Куратор рассказывала меню, листая его, потом все же поглядела на нас, приподняв бровь с очевидным намеком, когда оставим в покое.

Без слов мы развернулись с Сашей, не зная, как поступить.

Так и не узнали, что делать. Голодные пошли на лавочку в ближайший парк, молчаливо присели с одногруппниками и с урчащими желудками ждали следующей пары, которая начнется через час.

А следующие пары представляли из себя одну обзорную экскурсию на красном двухэтажном автобусе по студенческому городку. Остаток дня прошел без Марка(и не известно, что с ним произошло) нам показывали живописные места — отвезли на океан, граничащий с территорией. Но теперь настроение изменилось. Теперь, когда первые проблемы посыпались камнями на голову, очевидно, что мы не в сказке. Возможно ли мы в кошмаре?

На протяжении экскурсии я молчала, постоянный стыд изматывал. Вроде сделала всё, что могла, но этого мало. А что могла сделать еще ради спасения Марка?

Мысли крутились беспрестанно и дразнили. Да, к сожалению, я не всесильный бог. И сделать мало, что могу, если грозит опасность. Даже куратор не помогла, а уж я и подавно. Мне не нравилось чувствовать беспомощность, а к мужчинам теперь ощущала еще больше отвращения. Потому что вот таким грязным образом показывать превосходство перед слабыми? Это низко и мерзко.

Вечером Марк пришел в общежитие. Мы, сидя в холле перед телевизором, молчаливо проводили его взглядом, не стали спрашивать, как он жив, здоров? На вид не битый, но слезы…  Стеклянные слезы застыли в глазах. Мне стало жалко, горько и обидно за несправедливость.

Этот университет — шанс в жизни для нормального существования? А нужен шанс к успеху, если он добыт такой ценой? Пока не знаю…

Надо было срочно отделаться от плохих мыслей, заняться чем-то другим. В душевых комнатах присела на подоконнике и стала звонить маме с папой. Безумно захотелось с ними поговорить. И вновь «Данный вид связи не доступен для абонента» на все номера членов семьи.

Я настойчиво звонила, желая пробиться сквозь электронный голос и услышать голос родителей. Через десять минут борьбы сдалась, положила телефон на подоконник. Посетила мысль позвонить от Саши — у нее единственной из подруг было средство связи. Не у всех бедняков имелись деньги на покупку телефона.

— А ты пробовала звонить? — зашла к ним в комнату с Викой. Подруги в ночнушках лежали перед сном и читали книги, которые взяли в библиотеке.

— А кому мне звонить? — пожала Саша плечами, пальцем послюнявив, перелистнула страницу романа.

Точно. Подруги без родителей. У них не осталось родственников или друзей за пределами острова. Они одиноки. А как другие студенты? Такие же?

Глава 12

Корону-косу на голове не расплетала на ночь, а на следующий день на всякий случай переплела прическу, мало ли вновь придут за «длинными волосами». С утра выходила из комнаты, а на встречу — Марк. Сразу стушевался, сгорбился, попытался стать максимально не заметным.

— Марк, привет! — нашла для него улыбку. Намеревалась показать нашу дружбу и плевать на его поступки. А он проигнорировал порыв, будто не услышал. Скорость передвижения заметно увеличил, пробегая, как можно быстрее от того места, где его беспокоили. — Марк!?

Одногруппник не ответил. Пришлось стоять одной в коридоре и глупо смотреть в удаляющуюся спину.

Ощутимая волна гнева поднималась к богачам. Я всегда принимала нейтральное положение, не видела смысла конфликтовать. И у тех, и других свои причины поступать как им надо. От бедняков я тоже в свое время хлебнула и издевательств, и вымогательств денег. Не очень радостно вспоминать. После такого, пожалуй, действительно стыдно смотреть людям в лицо. А особенно когда вспоминаешь злорадный, потешный смех отморозков. Унизительно. Мне было стыдно за то, что надо мной издевались, хотя должно быть наоборот.

— Марк, это им должно быть стыдно! — выкрикнула вдогонку. Тот ошалело остановился, посмотрел на меня с примесью горечи, боли и укора, что я посмела вслух озвучить. Копаться в грязи, которую он хотел смыть с себя.

Мы несколько секунд были вдвоем в коридоре и молчали. А потом Марк покачал головой, будто отнекивался от правды и, спрятав руки в карманы шорт, побежал через ступеньку вниз по лестнице.

Одногруппник поставил заслон между собой и группой. Те, понятное дело, шушукались как базарные бабки, и обсуждали случившееся, а от этого Марку становилось хуже. Его плечи понуро опускались все ниже и ниже. Он сидел передо мной. Ему стыдно за то, что происходило, но ему нечего стыдиться. Он-то в чем виноват?

После первой пары Марк вновь исчез.

* * *

Во второй половине дня было объявлено о медицинском осмотре. Студентов запускали в белое прямоугольное длинное одноэтажное строение, оставляли на черных диванах напротив дверей с номером кабинета и названием врача. Возле четвертого по счету врача, я ждала, пока выйдет предыдущая одногруппница, когда холл голубого помещения больничного крыла заполнился шепотом нескольких девушек — явно курс постарше. Те остановились рядом с диваном, на котором сидела я. Возбужденно лепетали.

Дверь из кабинета открылась, откуда вышла одногруппница. Я только встала с дивана, готовясь зайти, как группа девушек стремительно рванула в открытое пространство и захлопнула дверь перед носом. В ответ я раздраженно постучала кулаком. Из кабинета послушно высунулось женское безразличное лицо, а его хозяйка повесила на ручку двери белую вывеску-треугольник — «Не беспокоить!».

Подняв взгляд на уровень лица, на желтой табличке заметила я надпись «сексолог».

Обреченно двадцать минут ждала, пока стайка девушек вновь не вылетит из гнезда сексолога. В чем необходимость врача-сексолога? Нет, понятно… дантиста, гинеколога, терапевта, но сексолог? За гранью понимания. Видимо, чем бы богатые не тешились, лишь бы не плакали.

Постучавшись, зашла в помещение и попала в холодный рай, кондиционер работал на полную мощь. Я с трудом сдержалась, чтобы блаженно не закатить глаза. А в помещении довольно уныло: возле стены стол с компьютером, лампа и два стула; перед окном на диване расположился не иначе, как шейх собственной персоной. Я не успела войти, а глаза две черные точки снисходительно меня обсмотрели с ног до головы, сделали соответствующие выводы о физических параметрах и возможном характере.

Диван маленький, думаю двух местный, мужчина сидел на нем широко раздвинув колени, в белом расстегнутом халате по локти, под медицинской формой видно джинсы и обычную футболку. Мужское лицо удлиненное — острое, глаза маленькие черные, четкие контуры крупных губ, черный ежик волос и едва заметная темная щетина. Руки мужчина важно положил в разные стороны на спинку дивана.

От врача веяло сногсшибательной аурой «самец»! И поза, и взгляд, и общий вид — все вместе дышало самоуверенностью, от которой искренне тошнило. Теперь еще более очевидно, зачем к молодому врачу бегали вдохновенные студентки. Видать не одну наивную глупышку мужчина обманул или попользовался и выкинул. Для таких «самцов» женщины нужны лишь для одного.

Волна гнева и ненависти к мужчине дошла до гортани, достигла апогея.

Заговорила я очень нагло:

— Здрасти!

— Имя? — мужчина продолжил визуальный осмотр объекта.

— Екатерина!

— Артур! — постучал пальцами по спинке дивана. — Присаживайся.

На диван?! К нему под бочок?!

Не сдвинулась с места.

— Обязательно?

— Да. Обязательно, — холодно просканировал мужчина мой недовольный вид и гнев. Я уверена вокруг меня витала черная аура гнева. — Ты — пациент. Я — среднего рода. Сидя рядом, будешь отвечать честно и тебе не придется смотреть в глаза, даже если потребуется отвечать на очень неловкие вопросы.

— Хорошо, — как того и требовалось села под бочок на диван. Моя голая нога к его, рука к руке. Нарушение физических границ вызвало еще больше гнева. Я развязано развалилась на диване, руки скрестила на груди и вообще не стеснялась. А чего это я должна стесняться непонятного старикашку с завышенным эго?

Даже руку не удосужился убрать со спинки дивана, кончики пальцев едва заметно прикасались к плечу. Будто нечаянно.

— У тебя какие-то проблемы? — елейным голосом поинтересовался врач.

— У меня нет проблем! — четко выдала информацию.

— Оооо! — задумчиво протянул Артур и руку убрал с моего левого плеча, локти поставил себе на колени и, развернувшись, принялся изучать объект более тщательно. — Запущенный случай.

Я делала вид глубокой заинтересованности деревянной дверью.

И больше ни слова. Нет пояснения странной фразе мужчины. Молчание…  секунды тик-так… молчание… но на лице ощутим любопытный взгляд врача. Я не выдержала бурлящего любопытства, скосила взгляд с двери на мужчину:

— Что запущенно? — врач поднял одну мою руку, лежавшую под грудью, обхватил запястье. Пальцем посильнее надавил на голубую вену.

Начал тихонько шептать, как в бреду:

— Так…  пульс ровный. Не краснеешь. Не потеешь. Не лебезишь. Одни словом — никакого сексуального возбуждения рядом с молодым безумно притягательным мужчиной.

Врач поудобнее устроился на диване, вновь обнял меня за плечо.

А я несколько секунд не могла отреагировать, отказываясь верить, что в природе существует настолько самоуверенный павлин.

Нарцисс! Самое точное описание мужчины. Нет да нет, улыбка появлялась на лице, но я ее скрывала. Боялась рассмеяться. Он же не в самом деле считал себя таким?

— Дай догадаюсь… неудачная первая любовь? Или возможно мужчины замучили вниманием, ох, как я тебя понимаю. Неадекватные женщины совсем одолели. Мы — друзья по несчастью.

— Нет. — покачала головой. — Мужчины не одолели. Похвастаться нечем. Меня всего несколько раз звали на свидания.

— Это потому что от тебя идет мощный импульс «зашибу»!

— Импульс «зашибу»? — повернулась к странному врачу, который выглядел и разговаривал не иначе, как паренек и я не знала мы всерьез разговаривали или шутили.

— Вот от меня импульс — обниму и расцелую! — Артур вновь сжал дружески мое плечо. — А от тебя прикоснешься — убью, поэтому мужчины банально тебя боятся. Если только самые смелые, которые не страшатся отказа. Я прав?

Я пожала плечами, не зная правильно ответа. Так или нет.

— В общем диагноз плачевный, но вполне излечимый.

— А что за диагноз? — перебила любопытно.

— Называется «Недотрахеид» — очень распространенное заболевание.

Запас терпения лопнул, и я расхохоталась, прикрыв ладонями лицо. Я давно столько не смеялась над непонятным врачом, хотя сильно сомневалась теперь в его образовании. О чем вперемешку между смешками спросила, на что мужчина указал на стены, где висели дипломы.

В качестве лечения рекомендовал секс, много секса и он бы мог помочь в решении проблемы, но, посмотрев в телефон, обнаружил плотный график свиданий. Каждый день расписан по секундам, но конечно, мне может сделать исключение, если буду молить на коленях.

Это сексолог или клоун? Я, борясь со смехом, встала с дивана.

— Я могу быть свободна?

Мужчина откинул мобильник на место, где прежде сидела я. И впервые сменил серьезный вид на улыбку с ямочками. Довольно расслабился, закинув руки за голову.

— Можешь, Екатерина! Главное помни — расслабляйся и получай удовольствие. И хватай какого-нибудь богатого парня, пока они не женатые. В моем возрасте зацепить богатую неженатую женщину почти не реально.

Возле двери я вдруг остановилась, закралась хорошая мысль:

— Извините, возможно моя просьба прозвучит странно, но могу ли я воспользоваться вашим телефоном? Я третий день не могу дозвониться до родителей. Вдруг они беспокоятся?

Артур резко убрал улыбку, выпрямился и продиктовал будто заученный ответ:

— Связь есть только в пределах острова. Ваши родители имеют связь с вашим куратором. В случае важных событий вас обязательно проинформируют. Вы знали, что пять лет запрещено покидать пределы острова…

— Но я же не знала, что это распространяется и на звонки. Какая в этом может быть проблема?

— Ни что не должно отвлекать от занятий.

Убрав взгляд вновь в телефон, врач дал понять о конце разговора. Я, коротко попрощавшись, вышла в коридор, где уже ждала следующая однокурсница.

Некоторое время осмысливала поход к врачу. Запрет на выезд с острова раньше не пугал, но теперь без возможности даже позвонить родителям и посоветоваться, чувствовала себя в удавке. Как будто кто-то ловко и не заметно протянул леску через шею. А попробуешь выбраться — задушат. Необъяснимое чувство тревоги становилось ощутимее.

Я в клетке острова, где странные парни ищут незнамо какую девушку с темными длинными волосами. Где богатый может заставить лизать себе ноги. Где преподаватели не имеют веского слова, а боятся сынков президента и единственное, о чем говорят — пользуйтесь шансом.

Глава 13

Бедняки быстро выучили основы существования в университете, особенно главное правило — не дразнить богачей. Это не трудно осуществить, будем жить сами по себе. Богачи отдельно, мы отдельно. Учебные корпуса разные, поэтому мала вероятность пересечься дорожками. С утра завтракали у себя в общежитии, продукты закупили в ближайшем магазине. Ужинали, как положено с шести до восьми вечера в кафе или ресторане. Там же впервые увидели старичков-бедняков, ребят старших курсов. Они казались серой тенью, молчаливые, бледные, словно иссушенные, на наши вопросы отмахивались, как от надоедливых мух. Скупые приветствия от ребят, мало в них доброжелательности, хоть бы улыбнулись или поделились полезной информацией, ощущение, что мы им неприятны.

В четверг вечером после ужина вернулись с Мэри к себе в комнату. А на кроватях обнаружили сюрприз.

Переглянулись, недоуменно пожав плечами, и вновь изучили находки.

На бежевых покрывалах с рюшечками белый пакет с известной маркой одежды и коробка из-под обуви, обвитая красной лентой со всех сторон и закрепленная розой по середине.

Мы с Мэри опять переглянулись. У всего хорошего может быть второе дно. Это я стойко выучила благодаря Саше.

Сверху на коробке лежал прямоугольный конверт, а внутри него бежевая карточка — приглашение. Красивым золотистым курсивом написано: «Дружеская вечеринка состоится в субботу 7 сентября в 21:00. p.s. возле общежития вас встретит лимузин».

Поглаживая аккуратную карточку, задумалась. Поглядела на стену с кроваво-красной розой на обоях, а затем присела рядом с подарками. В пакете обнаружила вишневое платье с оголенным плечиком, короткое примерно до середины бедра, подол юбки легкий, летящий, а в коробке — стеклянные прозрачные босоножки на каблуке.

Мэри повторила вскрытие подарков. Прислонила к телу красивое воздушное платье такого же фасона и цвета, как у меня. Один-в-один. Покрутилась вокруг оси, вальсируя по комнате и демонстрируя счастливую улыбку и несомненно богатую вещицу. Глаза подруги затуманены восторгом, как у маленькой девочки, чье заветное желание внезапно исполнилось. Платье с туфельками и карета в виде лимузина.

У подруги нет особого гардероба, пару кофт, штаны, шорты, да сарафан. Откуда взять дорогие вещи? Поэтому сейчас подарки — сродни чуду, которое бывает раз в жизни. Теперь этот чудо-подарок для Мэри важнее, чем грубая речь парня возле кафе, запрещающего беднякам есть, когда пожелаем. И издевательства над Марком в миг забылись, лишь слепой восторг в глазах и бешенное подпрыгивание с платьем в руках и вальс по комнате. Мэри была очень возбуждена предстоящим празднованием.

Не то, чтобы я злопамятная, но демонстрация богатства и подкуп одежкой не произвел сильного впечатления. Ощущение, что нас пытались подкупить помпезной вечеринкой и одежкой. А одежка, как под копирку, будем выглядеть идентично.

Два дня галдело общежитие, готовилось к «балу золушек». Как я про себя обозвала вечеринку. Девочки придумывали прически, макияж, восторженно улыбаясь, впечатлены были все, кроме меня. Не потому что я такая особенная, просто избалованная, сложно удивить роскошью. В моем гардеробе имелись вещи и поприличнее. Пыль в глаза, которую богачи дунули на нас, меня не ослепила, я все также трезво видела надменность высшего класса. Словно подачку кинули.

Может я, конечно, и придиралась…

В субботу сразу после двенадцати дня восторженные девушки нашей группы, искупавшись в бассейне, разделились на две комнаты и принялись обсуждать грядущий вечер, помогать друг другу с прическами, с боевым раскрасом на лицах.

Мечта всех девчонок! Настоящие золушки. Платья, туфли, карета-тыква и принцы…

Как девочек расперло воодушевление, столько смеха и радости, пока обсуждали выгодные партии. Самых известных холостых парней из университета. Какой девочке втайне не хочется стать невестой принца? Если только врушке.

Обсудили группу певцов, парни богатые, известные, ну и довольно харизматичные. Один из них с розовым клоком волосом? Эпатажно и смело. Затем сыновей… самого известного в мире разработчика телефонов.

Я перебила поток льющегося энтузиазма:

— У одного из них последняя стадия ожирения! — я сидела на одной из кроватей и глядела, как девочки рисовали друг другу тени на веках. Сама приготовлениями не занимались.

Восторженный шепоток сразу стих, едва я обронила еще пару фраз:

— Повышенный холестерин и должно быть проблемы с сердцем. Хорош принц…

— РРРРоман! — услышала надсадный разочарованный голос. И в меня полетело что-то черное. Успела отвернуться, на что предмет ударился об стену позади меня. Расческа.

Я замолчала, дальше слушая щебет девочек.

— А еще говорят у нас в университете есть шейх…

— Пффф… — не смогла смолчать. Фыркнула надменно. На мое восклицание прозвучала вновь тишина и я думаю девочки думали, чем швырнуть на этот раз.

— В университете не может быть шейха. Шейх — это глава рода в южных землях, как король. А вот сын шейха может учиться. У себя в стране он считается принцем. К нему так и обращаются — мой принц! — с вдохновением пролепетала будто в самом деле обращалась к невидимой особе королевских кровей. — И вообще, девочки, не хотелось бы портить ваш вечер, но представляете такую ситуацию — приглянетесь сыну шейха, а он вас заберет в гарем. И никто вас не спросит, пожелаете того или нет. Будете жить по их законам. А за неподчинение особам королевских кровей — плеть! — выставила я указательный палец, словно действительно ударила плетью по воздуху. — А могут отрезать язык! А за кражу — отрубают руки! И станете наложницей принца и единственное, что будете говорить оставшуюся жизнь: «Да, мой хозяин! Как вам будет угодно, хозяин! Ваше слово для меня закон, хозяин!» Прошу заметить, именно от наложниц пошли наши «куклы». Насмотрелись предки на южные земли и захотелось иметь в своем пользовании существо, которым можно командовать и управлять.

Девушки перестали делать прически и переговариваться.

— Ты-то откуда знаешь?

— Как-то раз встретился мне сын шейха…  Хотел забрать к себе в гарем. — засмеялась нелепому случаю, вспоминая неумеху парня, который надеялся за счет величия найти подход к девушке. Нельзя быть настолько глупым, неужели действительно многие верят?

После моего пояснения зазвучала злобная тишина. Через чур «тихая тишина», даже дыханья не слышно. Одногруппницы от зависти сейчас продумывали план моего убийства.

— Лжешейх, девочки! Лжешейх. Он оказался обычным бедняком, хотел произвести впечатление на девушку и притворился высокопоставленной особой. После того случая я заинтересовалась, кто такие шейхи. Именно поэтому, девочки, я — не трус, но я боюсь и на вечеринку не пойду.

Вечеринки, принцы и золушки — это не для меня. Я поступила для Саши, теперь для учебы и работы.

После отъезда лимузинов в общежитие остались только я и Марк. Едва об этом узнала план созрел сразу, надо было вытягивать парня из трясины омерзения к себе. Приготовила ужин, напялила короткие шорты, топик, улыбку и покорять сердце мужчины. Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок — врут. Еще необходима улыбка и тогда мужчина чувствует себя увереннее, более нужным, важным. Моя задача на вечер — вселить в Марка уверенность.

POV Джокер

Они в восторге, жесты потеряли скованность, на лицах плещутся улыбки и уверенность. Всего несколько подарков, пару ласковых слов и они расцвели. Искренние, радостные и возбужденные вечеринкой по случаю нового учебного года.

Куколки похожи друг на друга, в одинаковых воздушных платьях и туфельках, с красивыми прическами и озирающиеся по развлекательному зданию в три этажа. На первом — зал, где обычно проводились крупные мероприятия — праздники. Компании студентов стояли возле колон или столов с едой и весь вечер придерживались золотого правила — мы все равны. На двух верхних этажах — номера для отдыхающих, после вечеринки не все доползали до общежитий. А во дворе огромный бассейн, где сегодня собралось основное скопление студентов.

Вечер проходил горячо, пьяно и развратно — все как положено и по намеченному сценарию. Алкоголь, аромат трав в воздухе (излюбленный афродизиак), немного обаяния со стороны богатых и куклы добровольно становятся куклами. Нет ни одной, что сегодня останется равнодушной или не задействованной.

С какой целью поступили все эти девицы? У бедняков есть возможность поступить и в обычные университеты страны. Но они хотят сюда… великая загадка для чего, не правда ли? Алчность ими руководит. Томно хлопают закрученными ресницами и посылают загадочные улыбки, готовы здесь и сейчас встать на колени и отсосать. Мы даем деньги — они выполняют наши указания. Простые правила в мире.

Отставил бокал с коньяком на стеклянный стол, скрестил пальцы перед лицом и в сотый раз за сегодня оглядел девиц-кукол с первого курса, второго и старшие. Все безликие, ни разу нигде не дрогнуло, жесты у дам не такие, как у той «русалки». И со всем не понимал почему уже неделю парни не могут найти брюнетку с длинными волосами. Мне приводили девушек, но все не те. При виде них воображение спало и никакой реакции на их появление. Мне нравилась осанка той девушки, пластичность, ее легко представить поддавшейся огню танца или занимающейся любовью.

По мне так трах, он везде трах, но женщины любили название «занятие любовью», поэтому я помнил это главное правило.

Рядом со мной за столом в плетенных креслах перед бассейном привычно занял место Ден и в очередной раз поинтересовался, кого бы сегодня выбрать. Я вместо ответа кивнул в сторону стайки девиц.

— В красном платье по п*здень… — указал на миниатюрную блондинку, любопытно оглядывающую потенциальных женихов, а в ее глазах от роскоши расплывались денежные знаки. Платье у всех одинаковые, но желая выделиться, девица укоротила платье до неприличия, едва не торчали трусики, когда проходила мимо.

— Фу, как грубо! — скривился демонстративно Ден от мата. Хотя, сам иногда использовал мои выражения, придумывая текст песен. — Это слишком для творческого человека.

Я прожил в бедном районе до семнадцати лет и там изъяснялись исключительно матом. Там не ругались на нем, а разговаривали.

Вряд ли хоть одна дама уйдет сегодня, не раздвинув ноги. И нет никакого принуждения. Они сами хотят, хоть и говорят, что поступили ради шанса. Не верю! Все ради одного — заарканить богатого.

Ден, оглядев девчонку, одобрил мою подсказку и направился к цели. По мокрому кафель мимо бассейна, получил брызги на белые штаны, но продолжил обход. К стайке молодых девчонок, покоренных богатством, и рассматривающих молодых парней. Ему даже делать ничего не надо. Всего лишь улыбнуться, на что стройная блондинка, попивая мартини, поглядывает из-под ресниц и посылает приглашающие лучи.

Ден потратил немного сил и времени на соблазнение: пару взглядов, одно неуверенное поощрение-прикосновение с ее стороны. И вот он уже притягивает девицу за талию и лижет. Она удивлена напористости, но польщена, быстро отвечает на поцелуй, трется грудью и виснет на плечах. Ее глаза блестят восторгом и каруселью вопросов. Искренне верит в любовь с первого взгляда со стороны Дена.

Напоследок друг достал ключик с белой маленькой карточкой и по секрету передал в ладонь девушки. Хотя для таких девиц было бы уместнее засунуть карточку в вырез платья или за резинку трусов, ну точно, как для шлюхи. Только они не обычные шлюхи, не те, которые продают тела на вокзалах и в переулках. Они — валютные шлюхи, продают себя, как изысканный товар.

Дальше Ден шепчет ей на ушко номер комнаты и время встречи — после двенадцати. А ей представлен выбор прийти или нет. Она может и не прийти, значит, это второй вид девиц, который ломается чуть больше и трахае… прошу прощения, занимается любовью не в номерах, а в кустах.

После двенадцати часов всё волшебство исчезнет и бал превратится в обычный трах.

Я даже не винил этих золушек, они не виноваты в том, что ничтожества.

Я раньше верил женщинам, немного уважал во всяком случае из-за матери, из-за ее способности бороться как бы хреново не было, а в один момент — отрубило. Наглухо.

История банальна до крайности. Как-то раз рискуя быть пойманным в ночное время на богатой половине города, пробрался к своей девушке, с которой встречались уже год. Ровесники. Она из богатого района, жила одна, перелез забор, решил сделать сюрприз. Время одиннадцать вечера, только закончил работать (грузчиком в местном супермаркете), приходилось пахать на разных работах с малолетства.

Даже цветы ей купил, любимые розовые розы. Зашел с подвала, где дверь вечно открыта. Тихо шел по ступеням, надеясь удивить приходом. Во внутреннем кармане куртки кольцо — самое приличное, которое мог купить, но все же был уверен, что Лиза примет. Хорошая она девчушка, милая, забавная и главное послушна…  И под легкий скрип под ногами расслышал музыку… и «ах» «Ох». Да, милый. Да…

И только теперь понял, как это дешево всегда смотрелось от Лизки. Мне тоже кричала эти стандартные фразочки. Как мешок дерьма вечно бросала эти «охи», даже интонация та же. Продолжительность молчания между охами одинаковая.

Я засмеялся, входя в ее комнату, глядя на огромную кровать без одеял. Одеяла, сваленные на пол, мешали и нам вечно трахаться. Одни шелковые черные простыни и на них абсолютно голые сплетенные тела.

Нет. Я, как бешенный ревнивец, не метал гром и молнии, я не избил ее любовника. Как дешёвая баба, не устроил истерику. Сам поражаюсь, как от удара в сердце со стороны богатой шлюшки, я моментально очухался. Оброс броней. Лиза стала в момент чужой, хотя подумывал ей сделать предложение.

Мужик перестал ее долбить, но член не вытаскивал, а она — раком лицом ко мне. Идиотская ситуация, самая идиотская ситуация, которая может быть. У Лизы в глазах ужас, страх. Блядь знала со мной шутки плохи, но осмелилась. Знала ведь и изуродовать могу.

А я улыбнулся и всего лишь пожелал присоединиться. Я и присоединился. Лиза замерла от страха, боялась поначалу пискнуть, ну а мужику видно было плевать, как иметь девку.

Мы ее оттрахали до изнеможения. Жесткости не было, насилия не было. Всё по согласию. Кончала тварь только в путь, держа мой член во рту, пока второй любовник трахал ее сзади.

Купленные цветы оставил на голой красивой заднице.

С мужиком попрощался возле ворот дома за руку, но лишь для того, чтобы запомнить номера на его машине. Подкараулить и через несколько дней изуродовать железной трубой «любимицу каждого мужика». А его самого подарить знакомым отморозкам. Пожалуй, это лучшее наказание, чем избиение. Зачем избивать, убивать? Ни одну почку в его организме отморозки не задели, но с задницей и членом поигрались вдоволь.

Во мне словно два человека. Спокойный и мерзкий. Две крови играют внутри. Мать говорит и отец такой же. Если меня не трогать, то я спокоен. Пить мне категорически запрещено. В такие моменты мне лучше не попадаться на глаза, кровь отца буйствовала. Максимум позволяю себе бутылку пива или стакан чего-то потяжелее, но лучше не пить.

Жаль Лизе я не смог отомстить, сучка быстро пронюхала, чем запахло дело. И улетела к маме с папой, а теперь стала наложницей одного из принцев южных земель. И хрен ее достанешь, хоть и учится тварь в нашем университете.

История с Лизой произошла, когда мне было семнадцать, через некоторое время впервые встретил мелкую Роман. Попалась, глупышка, под горячую руку.

Спустившись по лестнице от бассейна в сад, задумчиво прохаживался по газону, устланному лепестками дикой розовой вишни. Сад огромен и представлял собой идеальное место дли свиданий и влюбленных пар.

Подняв взгляд, возле дерева увидел рыжего друга с неизвестной девицей.

Друг самозабвенно шептал своей деве:

— Мэри… Мэри… идеальное имя для идеальной девушки, — парочка миловалась возле дерева. Лица девчонки не видно, закрыта спиной «рыжего» в белой рубахе.

— На секундочку отлипните друг от друга, — пресек сюсюканья. В тени дерева почти идеальная темнота, но цвет платья у девушки разглядел — вишневый, значит, потенциальная кукла. — Я ищу одну девочку. Прежде ее не видел, скорее всего первокурсница. Волосы очень длинные и темные. Рост средний. Знаешь такую?

— Конечно, знаю. Моя подруга. Это вы ее искали? — кукла пьяненько захихикала в кулачок и продолжила не очень трезвым голосом. — Она испугалась вы какой-нибудь маньяк, поэтому не хочет с вами видеться. Волосы прячет, то в пучке, то в косе. Я ей передам, что вы ее искали. А как вас зовут?

Слишком большой поток информации, слишком большой. Я уже пожалел, что спросил. Нервно перебил пьяный треп:

— Как ее зовут?

— Катя…

Катя… Катя… дежавю. Опять дежавю… Кукла не пришла на общеуниверситетское празднование? Слишком подозрительно.

Глава 14

POV Катя

Из тридцати человек нашей группы не пожелали идти на вечеринку лишь я и Марк. Естественно такой шанс выпадает раз в жизни для бедняка — оказаться в элитном обществе, заиметь связи, а может и найти человека по сердцу близкого. Если девочкам подарили платья и туфельки, то парням — брюки, белые короткие рубахи и тоже туфли. Хотя должно быть жарко в темных и длинных вещах, но красота требовала жертв со стороны мужчин.

Марк темноволосый и кудрявый, не сказать, что красавец, но милый. Молчаливый и очень стеснительный. Меня всегда стеснялся и боялся разговаривать. Ощущение, что шарахался, прятался, едва видел в коридоре. Вчера вечером я вытащила Маркушу из комнаты за локоть и потащила смотреть телевизор в холле и ужинать. Тот по началу скромно кушал, а я болтала, старалась его морально встряхнуть. Пощипала его за колено, чтобы перестал киснуть, а в процессе просмотра фильма про зомби, догадалась сказать громко «бууууу» ему на ухо. Он громко ругнулся и обозвал «дурой». И это стеснительный Марк, который взглянуть на меня боялся? Потом, конечно, извинялся, но лед тронулся. Я взбаламутила трясину, в которой он барахтался. Предложила руку помощи, Марк настороженно, но принял. Попытался вылезти.

* * *

Проснулась на следующее утро, когда луч солнца, пробравшийся сквозь штору, настырно начал жечь руку. Почесав запястье от зуда, поднялась с постели, а в комнате — пусто. Может Мэри проснулась раньше и ушла, боясь разбудить? Но кровать застелена, а подруга не слишком аккуратная, не всегда заправляла. Да и шагов ночью я не слышала.

Одела джинсовые шорты, шлепки, и голубой топик — максимально открыто и главное не жарко. Взяв из тумбочки принадлежности для посещения душа и зубную щетку с пастойЮ пошла по коридору. Тишина…  я понимаю после качественного отдыха нужен еще отдых, но студентов совсем нет. В душевых вода не лилась, напротив раковин и зеркал девочки, как обычно не прихорашивались. Вымерли? Вечеринка видно удалась, и студенты помирают с похмелья.

После водных процедур хотела забежать к Саше и Вике в комнату, узнать, как прошла вечеринка, но в коридоре столкнулась с Марком. Глаза у соседа красные, не выспавшиеся. Веки опухли. Парень спиной оперся о стену возле своей комнаты.

— Маркуш, тебе не кажется, что народ вымер?

— Не кажется. Меня ночью прогнали из кровати, пока Степка с твоей Сашкой заняли нашу комнату… — недовольно повернулся к двери и громко озвучил Марк. Видно хотел устыдить тех, кто там находились.

— Оооо, — вырвался нечленораздельный звук, когда мысль сформировалась в голове. — Наша бегунья с твоим Степкой?

Даже не верилось. Мы полтора года гадали, кто из них первый сделает шаг навстречу. Все знали об их взаимной симпатии друг к другу. И они, и все сто человек, подготавливающихся к поступлению. Но два упертых персонажа отказывались признаваться.

Со смехом я резко сменила курс и без стука ворвалась в комнату Марка, которую парень делил со Степой. Двое под тонкой простынкой на кровати закопошились, натянули ткань сверху на голову. Прячась от любопытных.

— Бесстыдники! Не дают нормальным людям спать! Я смотрю вечеринка удалась?

— Блин, Роман, — донесся тонкий голос подруги из-под простыни, а потом вылезло помятое лицо Саши, а потом и полуголый Степан, протирающий ладонью лицо. — Уйди! Сгинь, нечистая сила! — помахала пальцами, стирая мой облик вон из комнаты.

Я милостиво покинула пару влюбленных.

Решила зайти в комнату по соседству, где проживали официально Саша и Вика. Меня не отпускала мысль о местоположении Мэри. Постучавшись и переглянувшись с Марком, не услышали приглашения, но осторожно заглянули в комнату. А там странный «хнык». Плач?

Возле окна на кровати, сидела наше чудо — Вика и гладила по плечу лежащее тело, скрытое простыней. Что-то тихо шептала той.

Дверь с громким хлопком захлопнулась за Марком, тогда же нас заметили. Из-под простыни вылезла Мэри, на секунду наши взгляды, как опасные рапиры, скрестились и…  отступили. Под глазами Мэри уродливыми разводами растеклась тушь. Слезы закапали по щекам. Она вновь скрылась за простыней, прячась от окружающих, и зарыдала в голос.

— Что случилось? — после моего вопроса всхлипы стали громче.

Аккуратно встав с кровати, Вика взяла с тумбочки белую карточку. На цыпочках, стараясь не создавать лишних звуков подошла к нам с Марком и показала. Мэри неожиданно сбросила одеяло, и присела на кровати. Закричала паническим голосом, наполненным первобытным животным ужасом:

— Не показывай!

Но поздно. Фото у меня в руке. На кровати на спине лежала обнаженная Мэри. Мелкие черные кудряшки обрамляли белую подушку, глаза прикрыты, поза расслабленная, ноги раздвинуты, можно рассмотреть каждый волос на теле, цвет сосков и форму груди. На бледном теле, с ярко выраженными торчащими ребрами, снизу вверх красным маркером было написано «Кукла». Внизу всей фотографии синей шариковой ручкой выведено: «Лучшая кукла бала».

— Фотографии наклеены по всем университету, начиная с отеля, в котором отмечали, потом на столбах и деревьях, — тихо добавила Вика.

А Мэри сорвалась с кровати, поправила измятое вишневое платье, яростно вырвала фотографию из рук и начала ее рвать. На десятки мелких клочков, которые швырнула на пол. А я продолжала стоять с поднятыми кверху ладонями, прежде державшими фотографию.

— Мэри? — позвала подругу. Почувствовала неприятную горечь слез, сглотнула, но те не опускались вниз, так и стояли на уровне гортани от осознания, что я частично вина ее страданий. Ведь интуиции вчера кричала об опасности, я чувствовала подвох, поэтому не пошла.

— Отвали! Не строй из себя праведницу. Не хватало твоих нравоучений! — Мэри обратно рванула к кровати и завернулась обратно в простыню, как защитный кокон от унижений и проблем.

Мы не стали нервировать Мэри сильнее, вышли с Марком за дверь, где встретили проснувшихся и веселых Сашу и Степана. Заметив наши лица и застывшие позы, они прекратили радоваться.

— А что происх…

— Вы были с Мэри? Что произошло на вечере? — перебила вопрос.

Влюбленная пара не знала, как ответить, пожали не знающе плечами, но рассоединились, перестали обниматься.

— Мы побыли на вечере примерно час. Выпили, покушали, потанцевали, а потом по-тихому сбежали. Скучно стало слушать снобов. — вдруг Саша мечтательно заулыбалась. — Пошли в парк. Там такой красивый сад во дворе. Розовая дикая вишня, а от нее лепестки на газоне. Красота! Потом вернулись ночью сюда. А с девочками я больше не виделась.

События прошлого вечера оставались по-прежнему загадкой.

Сегодня в воскресенье занятий по расписанию нет, поэтому я ходила по коридору возле комнаты Мэри и раздумывала над причиной, почему подруга не захотела прийти к нам в комнату, предпочла спрятаться у Вики и Саши. Почему? Я ей настолько противна? Со мной нельзя поделиться проблемами?

Метр налево метр направо. Назад — вперед, цокая маленьким каблуком на шлепках по коридору. Едва заходила в комнату, Мэри начинала плакать, орать не своим голосом. Истерить на всю комнату, хвататься за волосы и, как умалишенная, раскачиваться в кровати, а Вика ее обнимала, гладила по голове и пыталась сдержать за плечи. Я в тот же момент выходила и вновь топтала пол в коридоре.

Одногруппники шептались о случившемся. Поглядывали на дверь подруги, должно быть весь университет стал свидетелем позора. Обсуждали грязные сплетни. Я дерзко поглядывала в ответ на любопытствующих с намеком: «вас бы на эту фотографию». Может тогда бы поняли, какого это ощущать?

Я чувствовала вину и злилась на себя за невнимательность, за глупость. Ведь был подвох, но не остановила. Я должна была, должна была… не знаю, что сделать…  взять девочек и привязать к кровати, настоять как-то. Жаль свой опыт не передашь чужому.

Сейчас глядя на закрытую дверь, где плакала Мэри, огороженная от остальных, понимала, как могла однажды попасть и я. Вспомнился лжешейх, как стояла перед дверью в ловушке мужских рук, желая сбежать от богачей тем вечером на выпускном. И если бы не лжешейх… это же он меня получается спас. Прогнал того пьяного с его предложением о тройничке и дверь открыл. Позволил сбежать. А если бы не отпустил, я бы вероятнее всего поучаствовала в любовных утехах и с тремя парнями, и так по нарастающей.

Хоть он и лжец, но спас от такого же состояния, в котором пребывала Мэри.

С раннего утра и до обеда Мэри то истерила, то впадала в состояние транса, лежала с лицом покойницы и смотрела в потолок. Угнетенное состояние подруги начинало пугать, слишком долго.

Саше разрешили войти с подносом еды, а мне — нет. Только при мне подруга начинала психовать. Я — больная мозоль. Шрам, который навсегда останется в памяти.

Как же я проклинала того парня-качка, который нравился Мэри и догадался пригласить меня на свидание. Я уверенна, что подруга винила меня, поэтому не пускала сейчас к себе. Думаю, именно с того момента Мэри поломалась, надломилась, как хрупкая ветка. Начала изводить себя диетами и, наверное, на вечере хотела доказать сама себе, какая красивая, стройная и, к несчастью, попалась моральному уроду, который поиздевался. Воспользовался и опозорил на весь университет.

Вскоре Саша вышла с пустым подносом, закрыла плотно дверь и горько вздохнула:

— Всё время плачет.

Я тоже привалилась к стене спиной и обе не знали, как правильнее поступить. Саша монотонно серебристым подносом стучала по коленям и создавала глухой, раздражающий стук.

Я должна что-то сделать. Двигаться, идти. Успокоить Мэри не могу, потому что я — косвенная причина бед и от моего вида ей только хуже.

— Пойдем к врачу? — предложила Саше, которая прекратила стучать подносом. Вопросительно изогнула бровь. — К психиатру или психологу в больничное отделение. Мэри, конечно, меня возненавидит еще сильнее, но боюсь это последняя стадия. А если она что-то сделает с собой? А вдруг в окно выпрыгнет?

Мы проходили врачей на этой недели, но Мэри не рассказала о результатах диагностики.

* * *

Действительно, во время путешествия до здания больницы повсюду видели белые карточки-фотографии, приколотые к стволам деревьев или к коричневым урнам в форме вазы. Какой моральный урод мог сотворить подобное? Кто за этим стоял?

Впопыхах вбежали в больницу, постучали по двери с табличкой «психиатр», но в ответ тишина. Возможно сегодня выходной день у врача, но, а нам что делать?

Соседняя дверь оказалась с табличкой «сексолог». Не знаю зачем постучала, надеялась и там закрыто. Но после первого же стука дверь открылась и появился молодой врач. Высокий, в белом халате. Артур, если память, не изменяла.

— Дамы? — удивленно оглядел меня и Сашу, затем плотно прикрыл дверь за спиной, словно что-то прятал внутри помещения.

Мне по сути все равно, что там или кто? Может опять удовлетворял студентку…

Без приветствий и без любезностей я перешла к сути вопроса.

Руки по бокам:

— Подскажите, где найти психолога или психиатра? Срочно! У нас проблемы! — повысила голос, но врач скучающе оглядел меня, потом стройные длинные ноги Саши. Они поинтереснее, чем кричащая я.

— Мегера должна быть там! — Артур большим пальцем правой руки указал на соседнюю дверь, которая внезапно, словно по приказу или велению сексолога, послушно раскрылась. Первым вышел студент — молодой парень, следом женщина около тридцати в белом халате. Ее рыжие волосы собраны в пучок, одна длинная прядь спускалась по лицу. Женщина улыбнулась парню-студенту, а увидев нас — мгновенно посерьезнела. Оценила коридор и людей возле своего кабинета. На сексологе ее взгляд особенно остановился, как на мерзком таракане или грязи, от которой женщину физически передернуло.

— Кто-то стучался? — спросила психиатр, но ощущение, что надо ответить «нет». Ее все достали. Руки скрестила на груди, будто готовая к обороне.

— У нас проблемы! — сразу заявила я.

— Вижу! — кивнула женщина на Артура. — Рядом с ним и стоять-то заразно. Заразишься какой-нибудь венерической дрянью.

— Мегера завидует моей красоте! — сексолог взъерошил темный ежик волос, гордо поднял подбородок, демонстрируя свою красоту. Поправил ворот футболки под белым халатом, стряхнул с одежды невидимую грязь, но тут же глубоко болезненно выдохнул воздух, едва удар с локтя пришел ему в район пресса.

— Заткнись, «красавица»! — мышиный нос женщины скривился, как будто от плохого запаха. Психиатр поправила рыжую прядь возле лица. Нам с Сашей улыбнулась искренне, по крайней мере глаза заискрились весельем, и пригласила зайти в свой кабинет.

— Вот поэтому я и ушел от тебя. Не женщина, а мужик! Она занимается боксом! — неожиданно обратился Артур к нам с Сашей. Будто нам очень интересно слушать о его женщинах и любовных похождениях. — С ней страшно находиться рядом. Чуть что — бьет.

Мы скромно зашли в кабинет, а психиатр уже в кабинете громко сказала, чтобы услышал врач в коридоре:

— Это я ушла от тебя… — хлопнула демонстративно дверью, а потом дополнила, словно по секрету. — Он хуже женщины легкого поведения!

Меня не касались отношения между сексологом и психиатром, поэтому не стала заострять внимания на услышанном и увиденном. Перешла к проблеме, которая заставила сюда в страхе прибежать. Врач задавала вопросы, мы с Сашей предельно честно отвечали: описывали жизнь Мэри, начиная с умерших родителей, путешествие по алкашам-дядям и тетям, об анорексии, об окружающих людях, друзьях. Согласно данным психиатра, некая часть информации была намеренно скрыта Мэри — а именно проблемы по женским делам.

Психиатр согласилась пройти к Мэри и переговорить. Более получаса длилось общение, в течение которого мы с Сашей опять же стояли за дверью и изучали вернувшихся студентов. Никто больше не жаловался после вечеринки. Студенты, пребывая в веселом настроении, шептались, обсуждали подробности и увиденных настоящих звезд экрана или подиума.

Спустя некоторое время из комнаты вышла врач:

— Какая она слабенькая, — произнесла с равнодушием, холодно подводя итог диалога.

А мне хотелось ей врезать по лицу, ударить и стереть пренебрежение. Откуда ей знать, какого это? Как может утверждать о слабости, не побывав в шкуре другого человека. Только ее разрешение пообщаться с Мэри наедине меня заставило смолчать и прикрыть рот и не высказать все, что думала о женщине.

Ворвалась в комнату. Подруга немного ожила. По крайней мере при моем приближении теперь не кричала и не забивалась под покрывало, но глаза по-прежнему красные, опухшие от слез. Пальцы подруга заламывала и хрустела ими, что говорило о неуверенности, до тех пор, пока не начала монолог:

— Извини… — сказала Мэри тихо, глядя на ноги. — Тебя вчера искал один парень, я, к сожалению, рассказала твое имя, потому что он показался нормальным, впрочем, как и все богачи вчера. — она горестно вздохнула, и усмехнулась глупым мыслям. — Я познакомилась с парнем, не знаю, как его зовут. Рыжий, в веснушках, голос мелодичный, назвался принцем на вечер. От шампанского мне стало плохо, а его друг, который искал тебя — зовут Бонифаций, не знаю, имя это, фамилия или кличка, он меня отнес вместе с принцем в комнату наверху. Я не помню, что они делали со мной. Смутно помню голоса, фразы, прикосновения! — Мэри опять схватилась за волосы и взвыла, как раненная. Она и была ранена, внутри душа кровоточила, отравленная этими уродами. Подруга вновь заплакала, скрывая лицо ладонями. — Прости. Прости меня, не знаю, что со мной. Злюсь на себя, а срываюсь на тебе. Ты самая родная, я не хотела, чтобы ты видела меня такой.

Я не знала, как ответить на извинения, как не расстроить сильнее. Лишь кивнула холодно и вышла за дверь. Ни слова не сказала подруге.

А во мне злость рычала лютым зверем. Нервы пружиной скрутили тело — не вздохнуть, не моргнуть, только без движения стоять и смотреть в стену. Психиатр напоила Мэри снотворным, и ушла. И вот тогда я поняла, что предел настал — сейчас задохнусь, если не растянуть пружину нервов и не дать мне глотка воздуха.

Вместе с Сашей вышли из общежития срывать злополучные фотографии. С фонарных столбов, на урнах, на спинке лавки повсюду скотчем или кнопкой приклеены фотографии с участием Мэри — голая грудь, розовые соски, низ живота прикрыт белой простыней, на которой нарисована красная стрела, ведущая вниз к местечку между ног с намеком, где искать удовольствие. Омерзительно, тошно, гадко!

Мы срывали фотографии, рвали на десятки клочков и выбрасывали в урны. Потеряли счет времени пока дорога противных фотографий вела нас вперед. Остановились мы впервые возле фонтана со статуей красивой обнаженной женщины, поливающей из кувшина землю. Потом поднялись по каменным белым ступеням, где также приколоты гадкие фото и оказались перед входом в трехэтажное здание. Двери любезно открыты, будто приглашали путников. На стене — очередная фотография, которую я сорвала и выбросила на пол. Для пущей убедительности потопталась по ней, как эти богачи по Мэри.

— Какая смелость… — засмеялся неизвестный парень в темном углу. Лица не видно, только красный уголек от сигареты, отброшенный курящим, почти задел мой локоть. Затем мужчина вышел на свет фонаря и руки скрестил на черной футболке. Здоровяк! Под два метра ростом, с накаченными руками, либо под стероидами, либо не знаю под чем. Невозможно накачать такую мышечную массу здоровым путем, его кожа едва не лопалась от давления мышц.

— Прекратите вешать эту грязь! Немедленно! — проговорила хоть и тихо, но четко, чтобы поняли. — Это детский сад!

— Ах, детский сад…  ну-ну… — здоровяк ладонью указал на дверь, приглашая в зал, откуда доносилась мелодичная музыка и голоса гостей. А выбора не было. Слева от нас с Сашей колонна, справа — здоровяк, а спуск по лестнице закрыт вдруг прибывшими богачами.

Держась близко друг к другу, чтобы чувствовать моральную поддержку, мы прошли в зал, похожий на обычный кафетерий, где студенты проводили досуг. Но рассматривать богачей не было времени, потому что здоровяк выставил плетенное кресло. Развернул передо мной и, погрузившись в него, взирал на народ, как командир, при этом пальцами в перстнях с глухим стуком барабанил по подлокотникам. А ощущение, что стучал по моей голове.

Студентов много, но они все навострились, зашептались, ожидая развязки.

Это тот здоровяк, что издевался над Марком. Оглядев нас с Сашей он сделал соответствующие выводы, и произнес:

— Либо ее фотки еще неделю будут украшать университет. Надо же знать героев университета в лицо! — криво улыбнулся мерзкой улыбкой свиньи, кулаком подпер мясистую щеку. Глазки маленькие, злобные и в них пылала чернота и грязь.

Это смешно. Просто смешно. Мы в детском саду? Что за тупые игры для умственно отсталых.

Я не смолчала, резко перебила самоуверенную речь бугая:

— Вроде взрослые люди, а занимаетесь глупостью! Девчонку сфотографировали и развесили повсюду! Неужели девушку прежде не видели обнаженной? Это настолько важное событие?

После моей пылкой яростной речи, я чувствовала только отбойный молот в груди. Словно испуганное сердце стремится проделать огромную дыру в ребрах и от страха выпасть из груди.

Потешный смех толпы меня сбил с толку лишь сильнее. Студенты сидели за столами, кто в плавках с перекинутым полотенцем через плечо, кто с коктейлем. Девушки, закинув ногу на ногу в одних купальниках, трубочками с клубникой помешивали жидкость в бокалах. Некоторые богачки, прикрыв губы ладонью, тонко хихикали над моим замечанием, а бугай в кресле в одних шортах не оценил чувства юмора.

Я сразу пожалела о сказанном, но уже поздно.

Внутренне я дрожала, а снаружи старалась казаться непробиваемой, стояло ровно, не позволяя увидеть свой страх. Никто не должен догадаться, что боюсь, иначе почуяв кровь, стервятники нападут на более слабого.

— А ты из разряда в каждой бочке затычка? — по крайней мере, настроение бугаю я подпортила. Пусть попьет своего же лекарства. Хлебнет общественных насмешек.

— Я из разряда людей разумных. Прекратите распространять эти фотки! И вообще, почему вы к нам прицепились?

Мужчина некоторое время разглядывал без былого смеха, думал о своем.

Двери резко хлопнули за спиной. Кто-то закрыл, препятствуя выходу из зала.

Тогда я услышала продолжение прерваной речи здоровяка:

— Либо ТВОИ фотки будут украшать наш университет! Но прежде склонись и поцелуй ногу своего Хозяина!

— Х..х..хозяина? — вырвался вопрос. Отшатнулась, будто плетью ударили страшные слова. Теперь фразы про хозяина и кукол не казались глупостью или игрой. Я… я же человек? Нет?

Я не могу выполнять приказы. У меня свои мысли и желания и в них не входит стремление угождать хозяину.

— Я буду твоим хозяином, — произносил мужчина тихим голосом, от которого холодом обдало. — Я буду приручать тебя. Ведь хочешь спасти подружечку? Либо возьму ее, либо тебя. Или ты только на словах смелая? Склонись, девочка…  Или ты склонишься или твоя подружечка…

Возьму… Склонись…

Меня бросало то в холод от общественных смешков, то в жар от его черных, свинячьих глаз, от лба, покрытого жиром или потом.

— Давай! — мужчина выставил одну ногу в сандалии, как на днях в случае с Марком и пошевелил пальцами ноги. — Поцелуй стопу хозяина.

Все звуки смешались в один жуткий гул, а видео перед глазами остановилось на огромной ноге здоровяка. Кадр перед глазами завис в одном положении — на больших пальцах ноги.

— Склонись!

Мне стало тошно, в горле образовалась вонючая горечь, пока послушно склоняла голову и медленно, как марионетка, оседала на одно колено, потом на второе. Не имея права стоять, лишь вот так, как кукла. Не человек, а покорное создание.

А какой был выбор? Как правило, любят издеваться оравой над одним человеком. Если будут издеваться над двумя, уже не так больно каждой из них. Поэтому травля обычно происходит над одним человеком. Если я сейчас позволю над собой издеваться, над Мэри им будет уже не интересно, весь энтузиазм направят на меня.

— Целуй! — приказ.

Я руки поставила на пол, ощущая ладонями прохладу, ногтями в последний раз процарапала пол. А на глаза брызнули слезы от понимания, что должна была сделать. Очень сильно затрясло от нервов. Захотелось не поцеловать, а откусить ему ногу или взять что-то острое и вколоть в вонючие пальцы.

Глава 15

POV Катя

— Стоп! Стоп! Стоп! — послушался голос, а за волосы кто-то схватил, грубо натянул пряди и кажется стянул резинку, сдерживающую пучок. Я запоздало схватилась за волосы, но те свободно упали на плечи и спину.

Справа на корточки присел парень, прядь малиновых волос скрывала его правый глаз. Широкая улыбка говорила о хорошем настроении.

— К… К… кк Как тебя зовут? — пальцем он указал на лицо.

Не успела ответить, как слева услышала другой голос, развернулась — а там рыжий парень, весь в веснушках, волосы, брови и щетина по цвету, как ржавчина.

— Катя? — спросил он, на что второй справа перебил:

— Точно Катя!

— Екатерина! — подтвердила я.

Парень с малиновой прядью засмеялся, оглушая зал нездоровым смехом, а потом соизволил ответить:

— Кабан, не стоит! — показал на ногу, к которой я склонилась, чтобы облизать и проклясть себя. — А то тебе отрежут эту ногу. Катя… — парень с выражением проговорил мое имя. Погладил меня по волосам, по спине, по завитушкам длинных волос. Зрачки у парня не естественные, большие, карие, не как у нормального адекватного человека, а будто под градусом алкоголя или под дозой наркотиков.

— Катя — игрушечка Бонечки! Правда, мы пол ночи гуляли, и он где-то спит. Какая у тебя комната в общежитии?

— 306! — сказать номер комнаты менее страшно, чем еще хоть одну секунду просидеть здесь на коленях рядом с богачами.

— Беги в общежитие. Бонечка сам придет к тебе…

Большего приглашения не требовалось. Я вскочила с колен, испуганно за озиралась по сторонам, нашла родную Сашу и вместе с ней побежала на выход. Не чувствуя ног, рук, плохо понимая, что происходит спустилась по лестнице. Мечтала только об одном — побыстрее оказаться за пределами ужасного места — логова богачей.

Уже будучи возле фонтана нас позвал вдруг голос:

— Эй! Вы…

Мы с Сашей плохо соображали от страха, потому что первой реакцией у нас была просто паническая атака. С криком «бежим» разделились в две противоположные стороны, согласно этому методу больше вероятность выжить хоть одной из нас.

От фонтана я побежала влево. По какому-то парку, пробираясь через деревья, по красивым розовым лепесткам, лежащим покрывалом на траве. Я бежала и только слушала стук сердца в ушах. Больше ничего.

Долго бежала, листва становилась гуще, деревьев намного больше, а людей почти не было. Решила спрятаться за ближайшим кустом и там отсидеться. Пробралась сквозь куст, но к несчастью тканью топика зацепилась за ветку, от чего нарушилось равновесие, и я с тихим писком упала навзничь. Ладони успела подставить, чтобы лбом не удариться. Когда карусель перестала крутиться, оценила обстановку. Я упала на кого-то, потому что падение было смягчено мужским телом, мое правое колено упиралось в пах и однозначно мужчине! А грудью я придавила открытую книгу, лежащую на лице незнакомца, поэтому мы не видели лиц друг друга.

Я поспешно отжалась на ладонях, чтобы убрать грудь с лица неизвестного мужчины.

— Твою мать… — прошипел сдавленным голосом незнакомец. Очень долго шипел сквозь стиснутые зубы от боли.

Со временем перестал стонать, но тогда же голос прозвучал раздраженно и яростно:

— Какого ху… — горло сдавила мощная хватка, воздух полностью заблокировался. Поплыли волны перед глазами, краски стали менее отчетливыми. Я пыталась сделать глоток воздуха, но крепкая рука не давала.

Только тогда мужчина снял книгу с лица, и я увидела светло-салатовые зрачки под цвет травы. Повсюду всё зеленое. Красивое. Наверное, это начались галлюцинации от нехватки воздуха. Вот так и умру нелепой смертью от того, что раздавила парня.

Лицо запылало огнем, плотный туман наплывал в голове и мыслях от невозможности хлебнуть воздуха. Голова кружилась. Салатовые неестественные глаза расплывались, искривлялись по разным траекториям, то вверх-то вправо, то влево. Зрачок — кружок разделен на множество осколков и в каждом из них виднелись мои распахнутые, застывшие в ужасе глаза, черные волосы, падающие на мужскую руку, крепко держащую за горло.

Мои веки потяжелели, начали закрываться и в последний момент на грани сознания зажим ослаб. Я облегченно громко вдохнула необходимый воздух. Горло и легкие тут же стали драть невидимые когти. Я ладонью прикоснулась к груди, физически ощущая боль в легких от внезапного большого глотка воздуха. Несколько секунд не двигалась, оседлав парня, и мало волновала уместность позы. Когда боль перестала разрывать грудь, сползла на траву и присела на бедро. Ладонью оперлась о колючую траву, лишь бы не упасть. Вновь перед глазами поплыла картина: и незнакомец, и это зеленое укромное место, площадью два на два, и кусты аккуратно стриженные высотой по грудь, и вишневое дерево, которое скрывало от преследователей.

— Рефлекс. Мне не нравится, когда ко мне притрагиваются без моего согласия! — услышала соседа. Голос, как голос, низкий — на грани баса.

Это было своеобразное извинение? Нет. Не похоже на искреннее сожаление, а скорее пояснение действий. И я должна понять, и принять. Но с другой стороны — в процессе падения я нечаянно ударила его в пах, думаю — после драки мы остались квиты.

Я, по-прежнему держась за грудь, болезненно дышала и поглядывала искоса на парня. Тот бодро поднялся из положения лежа, присел. Стопы в обычных черных шлепках поставил на траву, между широко расставленными коленями лениво свесил руки и смотрел зелеными «стекляшками». Майка на незнакомце отсутствовала, только серые свободные шорты длиной до колена.

Некоторое время мы молчали, пока я восстанавливала привычное биение сердца и успокаивала круговерть в голове после удушья.

— Меня безумно волнует вопрос: «Какого хера ты здесь оказалась?»

Что значит «какого хера?» Не видно? Я нечаянно нарушила его одиночества, откуда было знать, что здесь кто-то спал на траве? Нормальные люди спят на кровати в помещение, а не как бездомные на траве в парке. К тому же, я убегала от преследователей.

Повнимательнее оглядев место-ловушку, в которой оказались вдвоем, невольно возникла мысль — а может это романтическое секретное место, поляна для свиданий и незнакомец ждал даму? Полуголый и без верха?

Кусты высокие достигали груди и скрывали нас в уютном квадрате на поляне, а сверху прятала густая крона дикой вишни. Листья приятно шелестели, создавая красивую мелодию ветра. И если бы не преследователи, пережитый ужас и посторонний парень я бы прониклась атмосферой романтики и поддалась улыбке.

Но сейчас чувствовала лишь постоянное ощущение слежки. Неужели Кабан передумал и отправил за мной ребят или это уже дел рук неизвестного бонечки? Бонечка, я так понимаю это тот моральный урод Бонифаций, что был с рыжим парнем, поиздевавшимся над Мэри? И зачем я всем им понадобилась? Очень странная ролевая игра у богатеньких? Открывшиеся пазлы пока не укладывались в цельную картину. Для понимания происходящего не хватало половины деталей и не известно, как скоро их получу.

Проигнорировав вопрос парня, подползла к кустам и, встав на колени, выглянула из-за преграды в сторону многочисленных дорожек парка и деревьев. Вдруг из-за ближайшего поворота по асфальту вышли трое парней, о чем-то перешептываясь и резво жестикулирую. Я сразу пригнула голову и села обратно на траву, скрываясь за густой листвой живого зеленого забора.

Но неугомонный парень-сосед, рискуя обнаружить наше тайное место, громко и более грубо озвучил:

— Я спросил: «Что ты здесь делаешь?»

Встав на колени, очень тихо подползла к соседу. Ладонью прикрыла рот мужчины и шепотом попросила на ухо:

— Я тебя очень прошу замолчать. Я скрываюсь от одного идиота и не хочу попасться ему или его собратьям! — сказала строго, пытаясь донести всю важность информации.

Кончиком носа почти касалась его и теперь можно было разглядеть незнакомца получше. Салатовые зрачки будто закипели, цвет стал зеленее, насыщеннее. На лбу появились морщинки, видимо от сдерживаемого гнева, ведь я вновь прикоснулась без разрешения. А кожу ладони беспрерывно покалывали не только жесткая мужская щетина, но и губы. Они прикасались к пальцам и складывалось впечатление, будто парень целовал их.

Холодные стекляшки глаз продолжали впиваться, но не причиняли вреда, лишь беспокоили нервные клетки через чур сильным вниманием. Мужчина некоторое время сидел покорно на газоне и молчал, а я стояла перед ним на коленях, возвышаясь на голову.

С любопытством я продолжала рассматривать необычную внешность: в ухе сверкающая на свету серьга-кружок, тело загорелое, словно много работал на солнце, но волосы светлые и даже щетина, только брови темнее по тону. Без верхней одежды, как босяк, и в завершение мужчина ругался матными словами. Может тоже прятался от богачей? Кто будет спать на траве возле дерева в парке? Либо это просто бедняк, который вчера на вечеринке перепил и не дошел до общежития? Парень выглядел крайне помятым с красными не выспавшимися глазами, хотя алкоголем не воняло.

Сразу видно бедный класс.

— Мы же с одной стороны? — тихо спросила, по-прежнему держа пальцы на его губах, на ощупь те теплые, мягкие. Кожу пальцев продолжало покалывать от его «поцелуя», хоть получается это я заставила целовать. А сосед не двигался после моего неожиданного действия и предположения. Раздумывал долго и равнодушно оценивал мое лицо и волосы, спускающиеся висевшие между нами.

— Ты… ты бедный? — очень аккуратно поинтересовалась, после чего немного подумав мужчина, наконец, отмер и покачнул головой вниз, подтвердив догадку.

Я радушно улыбнулась и тихо в лицо вновь сказала:

— Мы в одной лодке. Помоги, пожалуйста — не выдавай меня тем парням? Хорошо? — осторожно отняла пальцы от его губ, боясь, что сейчас сдаст. Но солидарность должна быть? Бедный за бедного. Мужчина опять едва заметно кивнул, что вызвало бурный поток облегчения по телу. Отодвинулась назад — спиной к кустам, чтобы в случае если преследователи заглянули сюда, все равно не увидели меня. Правую ладонь по-прежнему опаляло прикосновение губ. Я не заметно протерла обнаженное колено, надеясь, что парень не заметил моего жеста беспокойства. Хотелось снять налет поцелуя.

По дорожкам парка звучали шаги, где-то грузные, где-то легкие или шаркающие, доносились голоса, беззаботно пели птицы. Свободные в полете, а не запертые в ловушке, как я.

Спустя некоторое время начало трясти от переизбытка адреналина. Прижала ноги к груди и, положив подбородок на колени, посмотрела вперед, на преграду в виде еще одних кустов. От ощущения надвигающейся угрозы голова заболела. Я сильно сжала ладонями голову, прогоняя мысли. Куклы… хозяины… до чего развращены умы богатых. И ведь не у одного человека, они все любят этим заниматься — командовать человеком. И преподаватели не помогали в борьбе с богачами. А если пойти к сексологу поспрашивать? Но тут же вспомнилась холодная речь по поводу телефона — заученный ответ. Вряд ли врач поделится информацией. Значит, надо идти к ректору и жаловаться, а вдруг у него тут сынок или дочка учатся и также развлекаются? Вряд ли он захочет обижать кровиночку и лишать игрушки. Что за нравы в этом обществе? А если попросить связаться с отцом и матерью. Зачем нужны связи, если ими не пользоваться? Мне нужна защита или телохранитель…  охранник тела. Звучит…  однако. Так и представился рыцарь с мечом и щитом в руке, и я этакая обнаженная нимфа, напоминающая девиц на полотнах великих мастеров искусства — лежащая на диване боком с виноградной лозой в руке.

Постукивая пальцами по колену задалась вопросом: «Где бы отыскать богатого, но глупого парня, которому не буду физически нравиться, платить ему, например, деньги. Буду считаться его куклой, но при этом чтобы то была фикция. А может, девушку найти? Интересно такое практикуют? Кукла девушки — верная слуга.

Еще один вариант — за пределами студенческого городка за воротами ведь проживало свободное население? Как у них со связью?

Всё. Несколько вариантов спасения — готово! На первое время выживу».

Пока я раздумывала, разбуженный парень буравил зелеными кристаллами.

— Я спрашиваю в очередной раз: «Какого хера ты здесь делаешь?»

Да что заладил? Подумаешь нарушила тайное место, нечего валяться по среди парка. Я постаралась не нервничать и пояснить:

— А я повторяю в очередной раз — прячусь от какого-то то ли Кабана, то ли б… б. бонечки. Не понимаю, что им всем надо и куда я вообще попала?

Услышав голоса, шаги за спиной я резко притихла, вжалась в кусты, острые ветки впились иголками в голые плечи и лопатки.

— Ну где эта волосатая? Только вроде нашли. Бонифаций итак рвет и мечет…

Сердце сильнее опять забилось от нависшей угрозы, я перестала временно дышать. Голоса где-то со всем близко за спиной. Преследователи шли по тропинке, крались за мной, еще немного и настигнут.

Позорно зажмурилась.

— Посмотри вон там в кустах!

Шорох листьев. Больше не имело смысла сидеть, сейчас пролезут сквозь ветки кустов и мне несдобровать. Бежать! Срочно! Решительно поднялась, успела сделать пару шагов вперед, как мое запястье было схвачено.

Один мощный рывок и упала на спину, лопатками не сильно ударилась о землю, но воздух из груди вышибло. Сверху нависло лицо и придавило тело. Мужское колено вклинилось между ногами, а рука сдавила ребра. Левой рукой незнакомец собрал мои волосы в кулаке и натянул.

— Что ты себе позволяешь? — нахмурила брови. — Не слезешь — повторю удар с колена.

А зеленые кристаллы глаз сверкали. Завораживающе сверкали под лучами солнца. Линзы.

Незнакомец не отреагировал. Прошептал, оглядывая мое лицо, словно хотел разглядеть дефекты: скрытое уродство, морщины или шрамы:

— Подыгрывай. Мы же в одной лодке… Влюбленной паре они вряд ли станут мешать. Но, конечно, можешь встать и пойти к ним, — повел многозначительно бровью. Лицо серьезное безразличное, скучающее, ни одной лишней эмоции, будто это обычное дело изображать влюбленную пару с неизвестной девушкой.

Я перевела взгляд на его губы и задумалась. А ведь бедняк прав? Сказывается опыт бегства от богачей? Великолепный план — если мы натыкаемся на неловкую ситуацию, то пытаемся ее сразу избежать. Увидев нас, преследователи не будут разнимать влюбленных, а предпочтут тихо уйти.

Незнакомец вполне себе… нормальный. Особенно взгляд. Очень необычный и гипнотизирующий.

Этот бедняк — мое сейчас спасение.

Я расслабила рот, позволяя губам чуть приоткрыться. Всего лишь поцелуй. Почти как объятие или рукопожатие. Для спасения и не на такое пойдешь. И по мере того, как мужские губы наклонялись вдруг вспомнила. Лицо! Из прошлого отчетливо появился кадр — Лицо всплыло в памяти! Лжешейх! Это он! Только глаза другие — в прошлый раз были фиолетовые и янтарные.

Приоткрыла рот сильнее, чтобы спросить он ли это, но не успела. Его язык помешал. Можно ли целоваться со штормом? А я поцеловалась. Его не ждешь, а он нагрянул. Напал, придавил телом, зажал запястье, не дал двигаться. От шторма перехватило дыхание и поджилки затряслись. А во рту командовал холодок — серьга в языке — то обжигала холодком, то отпускала. Холодный металлический камушек делал поцелуй особенным. От сплетающихся языков ток бежал по крови, и чтобы спастись от шторма, пальцами вцепилась в мужские обнаженные плечи, боялась, что унесет и потопит.

Я не заметила, когда уединение было нарушено, но лжешейх перестал целовать, повернул голову в бок, правую руку убрал с талии и помахал в воздухе.

— Вас возбуждает смотреть, как люди занимаются любовью?…  Вы нам мешаете. — а потом вернулся к поцелую. Только на этот раз уже более уверенно, яростно, как само собой имеющий право это делать под взглядами любопытных преследователей. Вдавил весом тела в землю и не вдохнуть и не сдвинуться, а руку опустил теперь не на талию, а повел вниз, по джинсовым шортам…  щелк.

Я распахнула веки, глядя на закрытые глаза лжешейха. Увлекся больно…

— Простите, — извинился кто-то над нашими головами и шаги вместе с голосами исчезли.

Щелк. Вторая пуговица. А мужские пальцы раздвинув края шорт, прикоснулись к моему нижнему белью!

Это совсем уже наглость.

Голову резко убрала в сторону, посмотрев на пустующую теперь поляну. А наглый язык прочертил слюнявую дорожку по губам, щеке, потом лизнул раковину уха, зубы прикусили до легкой боли мочку.

— Ручонку убери, — сжала максимально ноги, чтобы не посмел подлезть. Старалась говорить тихо, вроде преследователи ушли, но неизвестно насколько далеко.

Смешок на ухо, довольный гортанный. Губы прихватили кожицу на шее, язык поигрался с голубой жилой, которая нервно забилась.

— Голубой! — мужские пальцы послушно отступили от шорт, вспорхнули невесомо по животу… по верху груди и оттянули играючи лямку лифчика.

Это про цвет лифчика? Пальцы ухватили за левую грудь, максимально сжали — пощупали на вес и отпустили. Как с какой-то шалавой подзаборной!? Я же спасалась просто! Для достижения цели используются любые методы.

— Притормози, раскочегарился! — толкнула тело с себя. Вряд ли удар сильный, но парень послушно откатился, улегся спиной на траву, развалился в позе звезды. Кистью руки закрыл лицо, а обнаженная грудь подрагивала.

— Лжешейх? А где же твой акцент, используемый для съема девушек? — присела, поправив топик и грудь, попытавшись унять тревожное состояние организма. — Узнал меня?

Перестал прикрываться кистью руки, по-прежнему лежа, зажмурившись одним глазом от солнца наблюдал за мной. Лицо перекошено и создавалось ощущение насмешки.

— Узнал. Кто пощечины раздает без видимой на то причины?

— Без видимой? Тройничек припомнить?

Собеседник поднялся, скучающе присел на бедро, опять опаляя этим странным зеленым блеском. Ладонь поставил рядом с моим коленом. Опасно близко и загадочно спросил:

— И что? Имеешь что-то против тройничков?

Парень кажется искренне недоумевал над претензией. Я подняла руки вверх, как бы сдаваясь, и покачала головой.

— Тогда, конечно, без вопросов, если это норма.

— Это честь для девушки. Ее готовы удовлетворить двое.

— Охо-хо-хо! — изобразила фальшивый смех. Я даже забылась, что преследователи могли ходить где-то поблизости.

Отвела взгляд от наглеца, а на траве увидела закрытую черную книгу, которой тот прикрывался. Прочитала серебристые надписи на корешке и удивленно спросила:

— Теодор Драйзер? Финансист? — это был повод сменить тему на более нейтральную. — В наше время еще кто-то читает бумажные книги, тем более такие? Похвально!

Лжешейх посмотрел туда же на книгу, потом обратно на меня.

— Отобрал у какого-то неудачника, чтобы скрыться от солнца.

Серьезно или нет? Но судя по равнодушному взгляду — да.

Я не скрыла улыбки:

— Ну знаешь… по крайней мере честный. Люблю честных людей! — ответила уже строго в глаза. Он долго смотрел, как борюсь со смеху и пытаюсь строить равнодушное лицо.

Странный разговор с едва знакомым парнем улучшил настроение и заставил отвлечься от проблем. Я почувствовала себя намного спокойнее в этой зеленой ловушке-поляне, будто под прочным куполом.

А мужской взгляд неожиданно изменился, будто тень затмила зрачок, что-то злое в него вселилось. Я сразу почувствовала, как его тело напряглось, да и глаза цепко впились, настолько что пробрало до мурашек и в миг смех застрял в горле.

Лжешейх взял за прядь волос, подергал вверх-вниз, пощупал, перетер между пальцами.

— Волосы, как шелк… — провел большим пальцем по моей скуле и задел нижнюю губу. — Кожа тоже, пожалуй, как шелк или лучше сказать бархат, как у младенца.

Посмотрел внимательно в глаза на расстоянии сантиметра и ощущение, что сейчас набросится и поцелует.

— Глаза черные, как у ведьмы. Фигура, как у южной танцовщицы…  яркая красота.

Какие банальные слова. Я внимательно слушала и думала, как бы не захлебнуться от лести. Еще забыл сказать, что пахну клубникой и кожа моя, как персик. Чем еще удивит?

После паузы незнакомец отнял руки от моего лица и тела, сжал плотно губы и процедил сквозь зубы, как будто ему мерзко и выплюнул слова:

— Омерзительная красота, — отвернулся, будто мой вид раздражал, улегся обратно спиной на траву и заломил руки за голову. — Пустая красота… ненавижу такую. Вали отсюда и не попадайся мне на глаза.

Странное дело, в последнее время сильно раздражало, когда парни называли красивой или звали на свидания, ощущала себя пустышкой для постельных утех. Но слышать, что я отвратительная как-то тоже… не очень приятно.

Я уже устала удивляться поведению лжешейха — мы разговаривали на разных языках. Встряхнула головой, поднялась в полный рост, прежде удостоверившись в отсутствии посторонних на дорожках парка.

Шорты к ужасу оказались расстегнуты, прогнав неловкое ощущение, начала застегивать их под равнодушным взглядом лжешейха.

— Разумеется. У каждого свои вкусы, — отвлеклась на застегивание шорт. Не дать понять, что оскорбил. По сути его мнение — мне безразлично. Второй раз в жизни видела. — Кто-то вместо чтения книг пьет беспробудно до такого состояния, что не может дойти до комнаты и спит в парке. Я конечно, все понимаю, алкоголики тоже имеют право быть и спать, где хотят. Я без претензий. — улыбнулась наигранно.

— Спасибо за помощь! — помахала пальчиками, а лжешейх раскрыл книгу и положил себе на лицо, чтобы вновь заснуть.

Глава 16

POV Джокер

Только-только заснул в своем укромном месте после бессонной ночи, как резкий удар по яйцам ослепил, резанул глаза, растекся жгучей болью по крови. Заставил заскулить, как жалкого побитого пса.

Я попытался ухватиться за пах с целью спрятать главное место от посягательств и издевательств, но вдруг ощутил нехватку воздуха. Книга давила на нос и лицо и не давала дышать. «Пробежав» пальцами по наезднику (наезднице?), в приступе удушья, боли и ярости взял нахалку за шею, сдавливая по максимуму. До легкого хрипа.

Книгу убрал с лица и только тогда увидел — грудь. Меня оседлала девица, чья грудь колыхалась, ну точно напротив лица, ее черные волосы свисали с плеч и щекотали мне живот.

По волосам определил мою жертву. Попалась! Сама пришла в руки, точнее села на член! Неужели, наконец-то хоть что-то упало с неба и легко досталось!? От небывалого энтузиазма и от ощущения тонкой хрупкой шеи в моей власти пальцы закололо, а девчонка сидела на члене, налитом кровью и распирающем ширинку шорт и даже не представляла, о чем я уже думал и представлял.

Поток жара облил с ног до головы, но я не спешил отпускать добычу, продолжал душить, а то мало ли сбежит. Оглядывал представленное тело вблизи, пока не дошел взглядом до лица.

Да, твою мать! Южанка!?

Отнял руку от ее шеи, стояка как не бывало. Все похотливые мысли разом выветрились. Моя прекрасная добыча — эта чертова южанка? Да, где же я нагрешил в прошлой жизни, что в этой расплачивался? Она — последняя девушка, которую я бы хотел видеть сейчас, да вообще когда-нибудь. Я о ней забыл. Оставил в прошлом, отпустил. Предупреждал же держаться от меня подальше — закопаю, урою!

* * *

На хрен Роман мне нужна? На хрен она смотрела своими ведьмовскими черными глазищами. Зачем смеялась, как беззаботная девчонка своими мелкими ямочками на щеках. Зачем повела себя доверчиво, как идиотка? Бесили черные угольные волосы, блестевшие на солнце; глазища; ее сиськи, в конце концов.

Я же просил не появляться передо мной? Просил? Она пробуждала черные воспоминания, которые мечтал удалить из памяти. Я — другой человек, больше не тот бедняк, побитый жизнью. Я уехал из города нищеты.

После ухода Роман отчаянно пытался заснуть, словно от этого зависело состояние здоровья, а от невозможности убрать ее облик из мыслей заскрежетал зубами, швырнул книжку с лица в дерево с вишней. От удара осыпалось несколько розовых листьев.

Рванул из тайного своего места, вцепился пальцами в короткие, едва заметные волосы на черепе и мысленно завыл. Знаете, как сходят с ума? Вот так, как я. Теряют рассудок от злобы и желания осуществить месть. Порвать кого-нибудь, можно и голыми руками даже без ножа особенно одну суку!

Руки поднял на уровень лица. Испещренные голубыми венами те дрожали, как у калеки. Как под постоянным ударом тока, а сердце билось о грудь внутри. Било…  пинало, будто хотело причинить боль. Ты еще бьешься бесполезный орган?

Быстро вышел из парка, босиком как чертов голодранец. Дошел до бассейна перед центральным отелем университета — место общественного сбора, где куча беззаботных зажравшихся снобов плескались в бассейне. От чьих-то брызг мои шорты частично намокли. Проклятое горячее солнце жгло спину и припекало затылок. Было мокро, жарко, как в личном аду у черта на сковородке. А я итак всю жизнь копчусь в аду и оттуда не вылезти.

Ненавидел суку. Ненавидел суку. Отсчитывал секунды, чтобы успокоиться и не натворить дел. Мимо прошел официант с подносом, на котором аккуратно стояли бокалы со светлым пузырящимся напитком.

Мне нельзя пить, начинаю зверствовать?

— Стоять! — ударил официанта по груди, скрытой белой рубахой. Молодой парень подавился воздухом, закашлял после удара.

А я быстро взял бокал с этой гадостью и опрокинул вязкий прохладный напиток в рот, чтобы потушить ненавистный пожар. Разбудила дрянь, разворотила угли ненависти. После выпитого шампанского гнев не удалось потушить, поэтому взял еще бокал и еще.

Зажмурился от пузырей шампанского в желудке.

— Эй! Эй! — какая-то тварь взяла меня за локоть, судя по голосу Ден. — Что отмечаем?

— Чье-то убийство! — сглотнул очередное пойло и бокалом швырнул на пол. А может нечаянно выронил, руки ведь дрожали. Сотни осколков попали нам на ноги, часть по мокрой плитке отлетели в бассейн. Испуганные купающиеся девушки с воплями рванули на лестницу из бассейна, парни запрыгивала на бортик. Ден дергал за плечо, куда-то вел на выход, а я одним рывком вырвал локоть. Шампанское уже дало по голове или это гнев ослеплял?

Как сквозь густой туман плохо видел рожу Дена и молчавшего Рыжего. Второй предусмотрительно занял позицию подальше от друга. Просек, чем запахло дело. Не просто жаренным. А горелым.

А Ден с беззаботной улыбкой успокаивал и информировал:

— Отменяется убийство! Радуйся, мы нашли твою будущую куклу.

Информация не успокоила, скорее раззадорила на активные действия, подбавила огня в кровь. Взял за плечо друга, надавил в ямку под ключицей, где имелось очень болезненное место при нажатии, на которое даже здоровый мужчина склонялся в ноги.

— Эй, друг, что случилось? — Ден, сжимая зубы и веки, пытался вытащить плечо из захвата и одновременно не согнуться, а распрямить спину.

— Друг? — переспросил я.

У меня нет друзей. Нет. Я сам по себе. Одиночка.

— Кто из вас — двух сук — меня назвал Бонечкой?

Ден перестал вынимать плечо, переглянулся с Рыжим, стоящим неподалеку, изобразил на лице искренне веселье и показал идеальный проблеск зубов. Певцы по-глупому оправдывались, трещали без умолку, умасливали, несли откровенную ересь. Я слушал до поры до времени, пока не надоело, и перебил:

— Я видел куклу, и она меня назвала идиотом.

— Идиотом? — Ден нервно рассмеялся.

— Не конкретно меня, а Бонечка для нее идиот. Вот я и спрашиваю, кто из вас — двух сук — осмелился меня назвать — БОНЕЧКОЙ?

Помню, как после Лизки в пал на некоторое время в состояние убийцы — рвал всё, что попадалось под руку и опять появилось это неконтролируемое желание. И Роман виновница моих воспоминаний, просил не попадаться на глаза!

Сжал кулаки, сдерживая гнев, и челюсть свел до хруста.

— Только не в лицо! У меня через два дня съемки клипа! — Ден скрестил руки перед лицом, защищаясь от возможного удара.

Я не сдерживался, не обращал внимания на повизгивающих от страха рядом девиц, на шепот студентов, на плеск воды, на шорохи шагов и жаркое солнце. Я наказывал за длинный язык, пусть Ден благодарит, что не с ноги. По законам моей страны за оскорбление личности имел право отпилить его длинный язык. Бил в разные точки, распределял удары ровно по телу, не останавливая внимания на чем-то конкретном: по прессу, под дых, в нос, по печени.

Выместив злость на Дене, долго разглядывал его на карачках, пытающегося встать и плюющегося слюной, окрашенной в цвет крови. Парень крутил головой, прогоняя возможные карусели. Я его поднял за локоть, глядя в полуразбитое лицо, с рассеченной бровью, а тот пошатываясь будто от мощных порывов ветра не мог устоять на месте. Я помогал ему стоять.

Как будто избил до потери сознания? Всего несколько профилактических ударов.

— В моей стране за длинные языки — отрезают эти самые длинные языки, — пояснил свои действия и передал тело Дена Рыжему. Тот обнял друга за плечи, а я мог беспрепятственно покинуть толпу зевак. Вокруг мир остановился, будто велели замереть в одном кадре и сейчас начнут снимать. Кто-то с бокалом алкоголя в одних плавках и солнцезащитных очках. Две девушки робко сплелись в объятиях, кто-то нервно отринул, едва я прошел мимо фонтана с разноцветными рыбками.

Вбежал по ступеням в центральный отель, где на первом этаже располагался открытый кафетерий, а на верхних этажах — спальные номера. На последнем этаже есть два пентхауса, открывающие роскошный вид на университетский городок. В одном из них поселился я — место где мог побыть один в спокойствии и тишине.

Первым делом пошел в зал с панорамными окнами, поближе к белой колонне на античный манер, от которой к стене вели стеклянные полки. На самой верхней — почти под потолком различные предметы декора, в том числе горшок с фиолетовым неизвестным цветком, не требующим поливки. А рядом еще два предмета, которые положил в обе ладони и сжал. Будто пряча сокровища от посторонних взглядов.

Я удобно упал на мягкий бежевый диван, наклонившись вперед, протянул левую руку над черным столиком на колесиках. Разжал кулак и блестящее кольцо выпало из руки, громко ударившись об поверхность стола. Еще и еще раз аксессуар отскакивал, как звонкий шар, а потом приостановил прыжки. Остановившись на ребре, кольцо закрутилось вокруг оси.

Обручальное кольцо из белого и желтого золота — месячная моя зарплата грузчиком.

Тук. Украшение прекратило крутиться на ребре и упало. Стук был сильный, меня вот также шарахнуло по голове, когда зашел домой к Лизе после смены с цветами, кольцом и предвкушением секса, тепла, поцелуев и крепкого сна. А там прекрасная картина, достойная лучшего порнофильма — мою предполагаемую невесту трахают в задницу. В задницу. Я ее разводил на анальный секс весь последний месяц. Дрянь не давала, а богатому папику дала.

Эта картина трио навсегда въелась в память. Ржавыми гвоздями вбита в мой череп. И ведь больно.

Я и сейчас, глядя на проклятое кольцо, видел вместо украшения и стола, ту кровать — Лиза раком, неизвестный мужик имеет ее в зад, а я долблюсь ей в рот до упора, до стенок горла. Она захлебывается от невозможности дышать и вмещать член, потом давится от спермы.

Вот эту картину и перекошенное лицо с моим членом во рту я время от времени вспоминаю и ненавижу! Ненавижу! Она не знает кем я стал, что сменил жизнь, после смерти матери поддался желанию отца.

Показаться бы ей в таком виде — обкончается шалава от денежных знаков. Я так ей и не отомстил, судьба злодейка развела с ней, но подпихнула почти сразу маленькую Роман.

Протянул вторую руку и разжал пальцы — черная фенечка с инициалами ЕР упала на стол. Не знаю, зачем сохранил, выбросил бы и дело с концом.

Я был на самом пике взвода: Лизка-шлюха и внезапная кончина матери от воспаления легких. А в тот вечер перед трубами появилась не иначе, как звезда. Взгляд приклеился к ее дорогой шубе, волосам. В глазах противно запестрело от «шика» незнакомки. Фифа, одним словом. За несколько метров от нее пахло цветами, молодостью и женщиной. На четырнадцать явно не выглядела.

Такая же богачка, как Лизка, вероятнее всего веденная на деньги. Не знаю зачем поцеловал, разозлил ее тон-отрицание по поводу папиков. Ведь такой же вырастит, как и все богачки, и будет ложиться под папиков без любви. Не думал, что разревется. И правда, как мелкая девчонка.

Прошло полтора года благополучно забыл о досадном недоразумении, пока не встретил ее в магазине, а потом и ребята рассказали, что ее видели в обнимку с нашим бедняком. Не. Ну так не пойдет. Это я ее первый заприметил. Сразу возникло не преодолимое желание поиграть — показаться соплячке в нормальном виде. Потечет или не потечет?

Я всего лишь играл с Роман.

На выпускном решил проверить ее, с ребятами-байкерами подцепили девчонок в лимузине. И Роман добровольно пошла с богатенькими мальчиками. Значит бедняку — Джокеру отказывала в свидании, а с богатыми мудилами пошла?

В той комнате благоухали травы-афродизиаки, отчего мелкие девчонки потекли мгновенно. И Роман видела мой пристальный взгляд, видела. Нет да нет поглядывала. Я пока не понимал, это взгляд поощрения на активное знакомство или она напугана. Внезапно Роман куда-то рванула, я непосредственно за ней, не желая отпускать добычу. Проверил поведется на шейха и деньги.

Ушла. И пусть ее мозг был затуманен афродизиаком, смогла протиснуться сквозь пьяный рассудок и выбрать то, что хочет.

Поэтому оставил ее в покое. Екатерина оказалась чуть лучше остальных девушек. Чернить ее не хотелось.

И вот теперь в университете еще одна которая, разбудила воображение, чем-то напомнила Роман, но ее быть здесь не могло. Я просто хотел поиграть с очередной девкой, показать ей место в жизни — на коленях с открытым ртом. А появилась опять Роман…

Схватил эту чертову фенечку, растянул, намереваясь порвать. Давно надо было. Не понадобилось особых усилий и все старания мелкой Роман уничтожил. Черные бисеринки поскакали по столу, полу…  Разорвал эту уродскую фенечку с ЕР и равнодушно смотрел на безделушку.

Я просил не попадаться на глаза. Не показывать свое уродское лицо, оно мне отвратительно. Роман напоминала обо всем дерьме, что оставил позади, но сильнее всего напоминала, что не отомстил той суке!

POV Катя

На этом наша странная встреча закончилась. Из парка я благополучно добралась до общежития, по дороге не встретила проблем или преследователей. Уже при входе в комнату на тумбочке увидела телефон, он настойчиво мигал синим цветом. СМС-сообщение. В университете имелась сеть, созданная для общения между студентами и преподавателями. Именно в ней мне пришло сообщение:

«Как ты могла здесь оказаться? Кому перешла дорогу?»

Я долго разглядывала странное СМС и думала, как лучше ответить. Вертела телефон, проверяла набор цифр.

«Вы это точно мне? И кто вы такой?»

Ответ не заставил себя ждать.

«Поменьше вопросов. Побольше ответов с твоей стороны. Называй меня, как пожелаешь.»

Значит, будет Мистер Х. А вообще какой-то странный объект, хотя меня уже ничем не удивишь. Вокруг — все странные.

Я не собиралась общаться со странным объектом, поэтому, записав номер неизвестного абонента как Мистер Х, отправила еще раз уточнение:

«Вы не скажете, кто вы такой?» — аккуратно присела на свою кровать, оглядела пустующее место по соседству, значит, Мэри остаться в комнате Саши и Вики.

«Прекрати задавать вопросы. Речь не обо мне. Твоя фамилия ведь Роман не Романова?»

Я почувствовала небольшой испуг, холодный пот и дрожь от множества возникших сомнений-вопросов. Почему собеседник скрывал себя? Что за игры? Почему не сказать свое имя? Это странно. От греха подальше отослала строгое сообщение:

«Разговор окончен. Я с неизвестными не общаюсь!»

Приложение для общения студентов свернула и убавила громкость на телефоне, в случае, если будет продолжать писать.

* * *

Уже поздно вечером я обнаружила на себе огромное количество любопытных взглядов, что означало — слух обо мне и Кабане от богачей долетел до бедняков. Наши ребята шептались со злорадными усмешками, наверное, радовались, что даже гордячке-богачке досталось по гордости. Колкие взгляды особенно не огорчали, может самую малость, зато перетянув насмешки на себя, я немного помогла подруге. Теперь Мэри могла воспрять духом и высунуться из комнаты, но она так не сделала, весь день продолжала валяться в кровати. К ночи у нее началась очередная истерика, (время действия снотворных закончилось), поэтому она вновь расстроилась.

Я морально не выдержала и в десять часов вечера побежала в больничное крыло от простого понимания — никакая моральная поддержка и «слезовытирание» не помогали. Больше не нашла выхода, как сдать Мэри к психиатру, хотя бы на ночь, очень боялась, что подруга выпрыгнет с третьего этажа. А в больничном крыле — первый этаж и ей вероятнее всего вколют еще успокоительных.

Уговаривание Мэри и сам переезд длились еще два часа, поэтому уже после полуночи, зевая, уставшая после насыщенного на переживания дня, под взглядами девчонок из группы (всё! На неделю я теперь объект насмешек) чистила зубы, водила щеткой во рту и смотрела на свой измученный и бледный вид. Я обычно смуглая, а сегодня ощущение, что желто-зеленая, веки сонно прикрывались.

Рукой я опиралась в умывальник и поворачивала голову то влево, то вправо. Сплюнула пасту, умылась и еще раз себя оглядела. Потрогала нижнюю губу, прикусила, чтобы кровь прилила к ней, волосы расчесала пальцами и развернулась в пол оборота. Рассматривая себя в профиль. Может нос длинный, как у орлицы. Мало ли? Но в отражении — вполне нормальная девушка. Может не писанная красавица, но симпатичная.

— Ну и где я, по-твоему, отвратительная? — грозно спросила у зеркала. — Очки себе купи, если разноцветные линзы не помогают.

Глава 17

POV Катя

Новый день начался в шесть утра с синяками под глазами, потому что всю ночь боялась появления неизвестного Бонечки. По глупости рассекретила номер своей комнаты, и теперь преследующий парень вполне мог найти, а учитывая, как он и Рыжий поступили с Мэри, думаю меня ждала похожая участь. Развлечение. По этой причине не могла уснуть половину ночи и смотрела на черные тени на потолке в ожидании мистера «Бонифация». Если бы не плачевная ситуация, я бы посмеялась над фамилией и кличкой Бонечка.

Первая пара в понедельник проходила в одном из кирпичных зданий, под прохладой из кондиционеров. Обыкновенный кабинет, в котором преподавательница-куратор (кстати всю первую неделю у нас были занятия исключительно под предводительством куратора) устроилась за белой партой, расположенной перед учебной доской. Студенты заняли места за белыми одноместными партами. Я, подперев ладонью щеку, слушала куратора, которая нарядилась, как уже привычно за пять дней учебы, в очки и строгую одежду. Несмотря на жару женщина ходила вдоль доски в обтягивающей черной юбке. И видно ей было не очень душно. Рассказывала о ближайших праздниках, о денежной системе, используемой в университете. Ко второй паре — в одиннадцать дня, должен подъехать автобус и довести до улицы магазинов, где (университет!) купит студентам вещи, необходимые на первое время для проживания. Это единственный подарок или аванс со стороны университета, в последующем мы должны учиться максимально прилежно, чтобы иметь возможность покупать подобные вещи.

По окончании сентября нормальные деньги, в том числе моя карточка от родителей, куда мы договорились родители перечисляют немного денег в качестве поддержки, перестают действовать. Минимальная стипендия в университете, выплачиваемая раз в месяц, настолько мала, что в пору приготовиться к похудению. Можем жить и в достатке, но для этого надо очень сильно постараться, о чем поведала куратор, сняв очки и положив на столик перед собой.

Вместе со стуком очков строго поведала:

— Вы должны стараться. Работать и учиться, а не просиживать нижние места. Жолжны понять, какого это зарабатывать деньги и наш университет этому научит! — женщина изящным движением бледной руки продемонстрировала телефон экраном к нам. — Итак, уважаемые студенты, заходим в социальную сеть. Автоматически при поступлении вы были в ней зарегистрированы. Смотрите — ваша фотография и около нее балы за экзамены при поступлении. Максимальный бал при поступлении — это сто, но такого не бывает…

У меня восемьдесят один, вроде не очень позорно.

— За каждую пятерку вы будете получать — балл. К примеру, завтрак стоит бал. Как думаете, честно? Получил пятерку — поел? — женщина оперлась бедром о парту, ладонь положила на твердую поверхность и искоса посматривала на нас. По лицу видно, как сильно радовала обстановка. Мечтательно улыбнулась, создавалось впечатление, что деньги, которые мы не до получим, она положит к себе в карман и оттуда столько радости. Женщина подняла очки к лицу и постучала ими задумчиво по губам.

В ответ на глупое утверждение: «честно ли за пятерку поесть?» наконец-то ребята обрели дар речи, начали разговаривать. Я уже давно заговорила, а они одним махом, как будто все разом. Еще бы…  Мы хотели здесь отдохнуть, думали черная полоса в жизни закончилась и экзамены — это был предел мучений, собирались веселиться до ближайшей сессии. А тут… неприятность, надо учиться ради еды.

У кого были телефоны, в том числе и я, те зашли в социальную сеть, тогда же на меня обрушился поток сообщений от Мистера Х. Сообщения своеобразно запиликали. Со звуком, напоминающим чирикающих птиц, студенты обернулись на не прекращаемую музыку природы. На что я пыталась сбавить громкость, проклиная настойчивого абонента.

После того, как сообщения прекратили напоминать о себе я настороженно развернула переписку и начала читать буйный поток:

«Ты не могла здесь оказаться. Кто-то тебя подставил!»

«Ты понимаешь, Катя?»

«Ответь. Я желаю тебе добра и могу помочь!»

«Катя», «Катя» около двадцати сообщений с моим именем. Какой настойчивый абонент и что ему требовалось от меня? Чем привлекла неизвестного странного объекта?

Самая последняя СМС насторожила еще больше и поставила под сомнение умственные способности переписчика.

«Уходи из университета, пока никому не приглянулась!»

«Какой-то шизик», — сделала вывод после прочтения всех крикливых и орущих сообщений. Отвечать естественно не стала. На второй паре, как и обещала куратор, автобус отвез на улицу торговых центров, где по обочинам дороги располагались небольшие домики из бамбука, вместо окон-дыры. Магазины похожи на беседку, но как оказалось после просмотра первого помещения окна-дыры закрывались бамбуковыми жалюзи и место становилось вполне изолированным. Закрытым.

Спустя час прогулки с Сашей и Викой зашли в помещение женского белья. Молодая девушка в цветастом сарафане любезно пригласила в недавно освободившийся «бутик», закрыла дыры-окна жалюзи, после чего помещение потемнело. Затем включила люстру на потолке и бра на стенах, чтобы осветить магазин. По центру настоящий подиум метра три в длину, место дефилирования в нижнем белье. Несколько манекенов в каждом углу, белый диван на несколько персон, как раз напротив подиума и раздевалка. Дверь продавщица закрыла на щеколду, давая нам уединенность.

Девушка-продавщица очень мило и долго советовала нам нижнее белье, пеньюары, чулки, подтяжки. В общем всякие девчачьи прелести, правда перед кем демонстрировать?

Я до поры до времени сидела на диване напротив подиума, куда девочки с охоткой выходили, словно известные модели нижнего белья и демонстрировали трусики и лифчики. По началу было смешно и красиво. Вставали в элегантные позы, оттопырив бедро, или оттянув ниточки трусиков смеялись. Было весело, на время забыли о проблемах с Мэри. В конце концов Саша и Вика подтолкнули и меня не грустить и расслабиться.

Я поднялась с дивана, а девочки наоборот радостные уселись на него. Поскольку в помещение кроме нас и продавщицы нет забралась на подиум, сняла сарафан с юбкой-колокольчик и как эффектно делают, стриптизёрши-танцовщицы швырнула за спину девчонкам. Вика поймала сарафан и захохотала вперерывах между смешками поинтересовалась:

— Катюха, сколько в трусики засовывать?

— Ха-ха-ха! — передразнила смех и шутку.

Вика захлопала радостно в ладоши. Девочка-смешинка всегда была в хорошем настроении.

Набрала вещей и пошла веселиться в раздевалку, переоделась в красивое белье — бордовые трусики-шортики и бюстгальтер с улыбкой повертелась и рассмотрела себя, планировала выйти и изящно пройти по подиуму, как девочки до меня. Покрасоваться на специальных босоножках на шпильке, предлагаемых для покупательниц. Уже выпрямила плечи, убрала мешавшие волосы за спину и нервно остановилась. Затихла, держась за шторку из раздевалки. Неизвестный звук — жужжание будто пчелы, а следом крик Вики. И это не крик воодушевления, баловство или игры. Это испуганный крик. Вопль.

Не задумываясь над причиной испуга, оттянула штору и рванула на подиум, и тут же ослепла от внезапного света. Это не искусственный свет люстр. Окна- дыры, прежде скрытые бамбуковыми жалюзи, пропускали солнечные лучи. Их кто-то поднял. Мои девочки на белом диване, прижались плечом друг к другу, а с наружной стороны — люди, парни, поставив локоть на подоконник разглядывали… меня на подиуме. Слева и справа целая толпа парней окружила помещение и не стесняясь разглядывали. И это было настолько спокойно, как само собой разумеющееся и нет не было насмешки. Это не как в детском саду мальчики задирают девочкам платьица и смеются над их обнаженностью. Здесь ощущение, что это нормально. Привычно. Надо мной не смеялись, а просто делали вывод о внешности, критически рассматривали.

Я вертела головой то влево-то вправо, и чувствовала внимательные взгляды. Так не относятся к девушкам, а только как к вещи.

Я на несколько секунд потеряла способность здраво рассуждать, не могла отреагировать, стояла в центре подиума в одном белье и обнимала себя за плечи, пряча обнаженность.

Народ съедал любопытством, сжирал мое спокойствие. Разговаривал и комментировал происходящее будто меня не существовало. Рассказывали про бордовое белье… волосы… бедра… ноги. Стараясь защититься от наготы и бессилия, волосы закинула на грудь. Так складывалось обманчивое впечатление защищенности. Не то, чтобы я стеснялась собственного тела, но сам факт наготы — морально давил. Без одежды создавалось ощущение слабости.

Девушка-продавщица забилась в угол поближе к колонне, будто не причем, подруги как сидели на диване, так и молчали, а я одна. В центре внимания. Хоть крыша и колонны немного скрывали мой обнаженный вид, но две дыры в окне позволяли рассмотреть меня более, чем десятку парней и проходящим по дороге любопытных зевакам.

Мне бы сгореть от стыда. Полуголая девушка под наблюдением множества, но то был не выход. Предпочла обхватить плечи руками и попытаться совладать с эмоциями и не нервничать, как вдруг увидела знакомое лицо. Он проходил позади парней, стоящих перед подоконником. Неожиданно остановился на асфальте, заинтересованный происходящим и оравой перед магазином нижнего белья, затем скользнул по мне взглядом.

Лжешейх, опять в белых шортах и майке. Видимо, любил одевать вещи, подчеркивающие цвет загорелой кожи.

Я испытала радость, да, пожалуй, радость. Огромное чувство радости при виде знакомого лица. Заволновалась, увидев его в толпе, почувствовала облегчение, надежду — коктейль эмоций. Какое-то странное чувство — надежду на спасение от похотливых взглядов, учитывая, что мы едва знакомы. Но те два раза он спасал, на выпускном — от посягательств пьяного собрата, и там — в укромном углу в парке, хоть конечно метод спасения был «своеобразным», всю пощупал, обслюнявил, но спас. И сейчас, когда наши взгляды встретились я… я понадеялась, что и сейчас спасет. Он показался мне смелым, немного без тормозов. Такой не побоится пойти против людей, скажет парням перед подоконником, как низко рассматривать девушку. Легко могла представить, как подходит — берет на руки, накидывает свою футболку на плечи и молча выносит из толпы. А парни-богачи уверена не решились бы ему перечить, потому что лжешейх — дикарь. Дикий! Резкий! И озлобленный! От него непонятное отторжение, будто не подходи — убью.

Какая же я глупая…

Лжешейх, засунув руки в карманы шорт, скользнул безразличным взглядом, оглядел мой вид — в одном нижнем белье у всех на виду и прошел мимо с друзьями. Исчезая, равнодушно растворяясь. Кто будет спасать и идти против всех, он обычный бедняк, что может им сказать? Глупая, глупая Катя. Нет. Он равнодушно прошел, как и все. Он обычный трус! Жалкий трус, как и все здесь присутствующие, зачем подставляться, если можно вжать голову в плечи? Постоять в стороне пока происходят проблемы? Или нет. Он скорее обычный мужик, нашел повод полапать девушку, попавшую в трудную ситуацию. Воспользовался моим положением. Как же горько стало в груди, словно кислоту влили в горло, и внутри сейчас жгло.

И понимаю, какая глупость. Почему парень должен помогать? Да. Не должен. И именно это злит.

Саша и Вика жались друг к другу. А я под градом всеобщего внимания, под похотливыми взглядами. Прибивало к белому подиуму это унижение. Ноги, как ватные. Хотелось, как в детстве присесть на колени, обхватить голову руками и заплакать. А потом пришла бы мама с работы, увидела, что дочь плачет и утешила бы.

Но вместо этого, слушая разговоры и каждой порой тела ощущая прикосновения взглядов, единственное, что могла — стоять ровно и распрямлять гордо плечи и ни в коем не дать понять, как задрожали ноги на каблуках. Сделай шаг, я бы непременно упала, поэтому опасалась продефилировать по подиуму и спуститься к Саше и Вике.

Сквозь глухой вакуум слышала голоса. Уговаривала себя. Это не я. Это не со мной. С кем-то другим происходит. Меня это не должно трогать.

— Ставки принимаются господа. Бонифаций отказался от куклы, можем забирать.

Понятно. Значит, тот кто разыскивал больше не ищет. А я ночью беспокоилась, не спала. Значит теперь я нужна не одному, а… а всем. Любому.

Парни несколько, грубо постучавшись, велели продавщице открыть дверь. Та трусливо, но послушно позволила войти.

Торги проходили уверенно и в полной тишине, живой товар оглядывали и комментировали родинки на теле, длину волосы, бедра, грудь. Соревновались в ценах. А я будто неодушевленная кукла. Парни стояли сбоку от подиума, отмечали мое дикое сердцебиение, должно быть дрожание пальцев возле бедер. Протягивали руки, чтобы меня пощупать, неизвестный богач провел пальцем по бедру сверху вниз, чем вызвал чувство омерзения. Я отпрыгнула, но тут же кто-то схватил за икру. Вскрикнула и опять попыталась отпрыгнуть в другое место. Так и кружилась то влево, то вправо, избегая прикосновений к ногам и груди.

Богачи не прикалывались, это не местная шутка. Это для них обычно. Все это было настолько нереально, будтопопала в другой мир, где свои законы. Закон хищников — кто сильнее и богаче, тот и прав. А я здесь без поддержки родственников, изолированная от остального мира, как в ловушке.

Мне не вылезти живой из этих джунглей. Ворота закрыты! Вплавь океан не переплывешь!

Паника напала. Хоть девчонки бы дали одежду, чтобы прикрыть тело, но никто сдвинулся, настороженно смотрели, будто я прокаженная. И если ко мне прикоснуться, тоже запачкаются, получат гнев богачей и на себя. Но я… я же всегда старалась им помочь.

— Дайте одежду… — дрожащими губами попросила Сашу с Викой, понятно, что сквозь гул голосов не слышно. Повторяла, и повторяла. Ссохшимися губами повторяла просьбу. Кричала девчонкам, а они не слышали и просьбы помочь разбивались о равнодушие подруг или трусость. Я бы взяла одежду, но боялась внезапным бегом раззадорю зверей.

Но резко пришло понимание — никому я не нужна, и никто не поможет. Все будут стоять в стороне и даже если буду загибаться — останутся равнодушны. Обнявшись трусливо на диване, подруги выбрали свою защиту.

Поэтому немедля извернулась от очередной руки, погладившей по линии трусов, и спрыгнула с подиума. Вырвала сарафан у Вики, быстро одевая через голову. В одежде сразу почувствовала себя спокойнее и увереннее. Раз никто не помогал, придется самолично выгрызать дорогу из джунглей, вероятно покусают и не раз ужалят, но выживать-то надо.

— Слушайте… а я тут подумал… — донеслась фраза, которая подарила глоток облегчения… — А почему Бонифаций отказался? Может «там» что-нибудь бракованное?

— К примеру, что бракованное?

— Большая грудь… ииииии… маленький член!!!

Я успела одеться и занять место сбоку дивана, рядом с девочками, не зная какого моя участь и что случится в следующую секунду, когда эта фраза заставила толпу вокруг дружно захохотать. Хоть им было весело. Мне лично не весело. В их смехе смешалась много чувств и посылов: в первую очередь презрение перед низшим по рангу, эйфория, экстаз от ощущения власти над живым существом. И они понимали, что завишу от их воли.

После прилива веселья очередной голос добавил надежды:

— Не… не… ну ее. Бонифаций ведь почему-то выбросил ее? Поглядел и вероятно ужаснулся? А может у нее триппер?

Смех прекратился, презрение откатило, зато наплыл страх. Любопытный шепоток сменился на испуганные выдохи. Тему быстро развили — а мало ли действительно больна. Я едва громко не выкрикнула в ответ «да». Но если начать их уверять в венерической болезни, то догадаются, что мне хочется их обмануть. Ведь, какой нормальный человек признается в позорной болезни? Значит, необходимо было заверить в моей болезни другим способом.

Ненавязчиво откинула волосы с груди за спину, оголяя вырез груди и шею. Будто бы между делом начала карябать ногтями кожу на шеи. Не знаю, каковы симптомы сифилиса, триппера или других венерических заболеваний, но кожный зуд вполне подойдет для подтверждения моего заболевания.

Шепот разносился по помещению все сильнее.

Для еще большего эффекта начала кашлять в кулачок. С хрипотцой, изображая сильную простуду.

И толпа после обсуждения стала рассасываться, уходить вперед по дороге к следующему магазину.

Просто прекрасно. Я ощутила прилив вдохновения и умиротворения. Умение претвориться глупышкой — иногда спасало жизнь и в этой раз тоже помогло. Девочки боялись подняться с дивана и наслать гнев богачей на себя, впечатление будто это их разглядывали под микроскопом, а не меня. Я тоже не торопилась, пока расходилась опасная толпа.

В какой-то момент на лице поймала любопытный взгляд. Как назойливая муха взгляд маячил, поэтому повернулась. Возникла мысль — уж не лжешейх?

Но вместо лжешейха в окне-дыре на раскаленном от жары асфальте виднелся Саша — мое прошлое, волосы с одной стороны закрывали глаз, а второй разглядывал меня.

Сердце немного больно сжалось. Тоненькая-тоненькая иголка предательства кольнула, напомнила о прожитых годах, о подорваном мужчиной доверии. И захотелось окликнуть бедняка, спросить ты ли это? Ты тот Саша? Ты ли тот обиженный Саша, которому перерезали лицо, и я успокаивала тебя, вдохновляла собой. Нет. Я не жалела о прожитых днях с ним, о «любви» между нами. Но грустно.

— Саш! — я не видела до этого момента, кого-то рядом с ним, пока не услышала зов. Теперь заметила — знакомое лицо девушки, та которая была полтора года назад рядом с ним на праздники Нового года.

Блондинка взяла его за локоть и потянула на себя. А Саша стоял, словно между двух огней, размышляя о дальнейшем. Забавно получилось — между мной и ей. Долго-долго его девушка говорила ему что-то на ухо.

Значит Саша был свидетелем моего позора и тоже ничего не сделал? Более того внезапно встряхнул головой, будто очнулся после похмелья и развернулся ко мне спиной. И ушел, приобняв свою подругу. Уходили, как в прошлый раз..

Игла разочарования еще раз кольнула меня сквозь грудь. ребра… и точно в сердце. насквозь. Все мужчины одинаковые, да и женщины. Скосила взгляд на подруг, сидящих на диване.

Они тоже молчали пока меня разглядывали. Хоть бы одежду дали, я о многом просила?

Вскоре приготовились пойти к месту сбору автобуса (прогулок по магазину достаточно), но намерение рухнуло, едва к нашей троице приблизился парень — видно по манерам и расслабленной походке — богач, облаченный в шорты с пальмами, белую футболку, шлепки, и солнцезащитные очки. Взгляд не рассмотреть сквозь черное стекло, но улыбку видно. Ветер игриюче трепал его белокурые волосы.

Парень наклонил корпус, обратившись к Вике:

— Привет, — само обаяние, солнечный мальчик, вытащил руку из кармана шорт и протянул вперед, предлагая принять. — Пойдем со мной?

Я и Саша смотрели за разворачивающейся картиной, которая происходила между нами. Парень предлагал Вике пойти с ним. Так легко, непосредственно, будто само собой разумеющееся. Больно покровительственно и уверенно в ответе. Вика по началу хлопала длинными ресницами и не могла поверить увиденному, а потом радостно улыбнулась, протянув ладошку, скрепляя пальцы с парнем.

— А куда мы пойдем? — Вика, не смотря на прожитые года в нищете и трудностях, выросла совсем неприспособленной к жизни, сколько бы ее не ударяли, позволяла делать это снова и снова. Солнечная девочка, и обжигать своими лучами не научилась.

— Куда пожелаешь. Любой каприз за твое сердце!

Вика отняла руку от парня, но лишь с одной целью — вдохновенно захлопать в ладоши и засмеяться. Я говорила, Вика верит в сказку про золушку и ее мечта — найти своего принца, но… она же должна понимать, куда сейчас шла.

Какое сердце? Они не знакомы! Она не может быть настолько «солнечной», чтобы не понять. Он развлекается. Они все развлекались. Показывали, что такие, как мы грязь под ногами сильных этого мира. И ничего кроме развлечения нам не светило. А после бала и вовсе ощущение, что насмехались над наивностью беднячек, верящих что принц выберет их, а не красивую, богатую, равную женщину из своего круга.

Глава 18

POV Катя

Нам ведь не разрешено есть в общественных местах, дабы не попадаться на глаза богачам, а пока дойдешь до общежития отведенное время закончится, поэтому вместо обеда я для себя определила — необходимо получить гораздо больше информации. Бедняки из старших курсов напоминали бестелесных призраков, без эмоциональных и молчаливых. Даже Саша такой же. И из них явно не вытянуть подробности происходящих событий, но один бедняк оказался не такой и, как бы теперь не был противен, он — ключ к информации.

Настроение было отвратительное только от одного воспоминания об трусливом, эгоистичном лжешейхе, не знаю откуда столько раздражения! Решила сходить вновь в то уютное место — под вишней. Парк огромный и входов в него огромное количество. Я зашла с наиболее безопасного, где поменьше народу, чтобы не попасться в руки к богачам. С трудом протиснулась сквозь ветви кустарника, оцарапала ноги, мысленно поругалась, но взяла себя в руки, усмирила странно откуда-то взявшуюся обиду на лжешейха и оглядела поляну. Как и думала, он валялся на траве в солнцезащитных очках, закинув руки за голову. Красивая вишня с розовыми лепестками шелестела на ветру и время от времени лепестки красиво лавировали по воздуху.

Какая красота и только лжешейх портил картину!

Я прокашлялась, привлекая внимание парня. А тот внезапно присел и тяжело вздохнул, очки снял, чтобы я видела вновь глаза цвета холодного изумруда на фоне зеленой травы.

— Слышь, девчонка! Говорю сразу — если ты в меня влюбилась, то оставь свои детские попытки сблизиться. Прекрати преследовать, ты со мной не справишься. Найди себе мальчика по размерам, плюс минус пару лет, чтобы им было удобно манипулировать, — он задумчиво почесал колючий подбородок и лениво, как медведь, завалился вновь спиной на траву. — У меня «не стоит» на глупых уродливых фифочек, так что свали, пока я не разозлился.

От самонадеянности мужчины я долгое время молчала, рассматривая его фигуру и расслабленную позу на траве. Он действительно подумал, что я влюблена? У меня тоже как бы «не стоит» на глупых, самонадеянных дерзких, эгоистичных идиотов. Целуется только очень интересно (правда целовалась всего с двумя парнями, аааа, нет, с тремя. Джокера забыла), а в остальном — «не стоит» на него.

— Спешу обрадовать, но я в тебя не влюблена… — мой голос заглушило внезапное замечание.

— Все так говорят…

— А я не влюблена, — спокойно, четко, почти по слогам ответила. Стараясь не злиться, хоть и до ужаса злила его самонадеянность. Стукнуть бы чем-нибудь тяжелым и сбить спесь с наглеца. — Я пришла к тебе за информацией. Ты явно не первый курс, и ты странный…

Подскочил, встал резко на ноги, очки швырнул об траву, не боясь разбить. А шаги резкие, стремительные в мою сторону. Ощущение, что сейчас подойдет и голыми руками разорвет на куски. Настолько взгляд бешенный и движение резкие. Правильная была ассоциация — дикий и вспыльчивый. А я по сути ничего не сказала. За что-я-то ему так не понравилась? Желая побыстрее завершить речь, затараторила и сделала несколько шагов назад, уколовшись спиной и ногами о колючие кусты, ветки неприятно поцарапали кожу.

— Я всего лишь хочу узнать, ты — старший курс. А бедняков, которые видела из старших курсов, те очень тихие, молчаливые и напуганные, а ты… — на этом моменте невольно задержала дыхание, потому что лжешейх остановился очень близко. Тело к телу, максимально близко и уже приготовилась, что ударит, один глаз рефлекторно зажмурила, но, когда открыла, напротив — его белая щетина и подбородок, (при ближайшем рассмотрении обнаружила ямочку на нем). А взгляд сверху вниз снисходительный, ленивый с полуприкрытыми веками.

— Ну… — поторопил он.

— Ты не напуган. Как остался в трезвом уме? Как избежал насмешек со стороны богачей? В чем твой секрет? Может быть ты развлечение для богатой девушки, поэтому остальные тебя не трогают. Т. е. я имела ввиду возможно у тебя богатая подружка…  Поделись информацией об этих куклах — хозяевах. Нам никто не рассказывает… приходится догадываться.

— Я развлечение… — повторил всего одно слово из пламенной речи, что подсказало — мужчина пропускал мимо ушей девчачью болтовню. — Развлечение для богатой девушки…

Губы растянулись, белозубая довольная улыбка и разрезы морщинки у глаз вызвали резонанс. Кажется, он рад, но глаза полыхали ненавистью. Я впервые столкнулась с такой агрессией. Чего греха таить при желании, могла найти общий язык с любым человеком. С мужчинами и вовсе получалось как-то легко общение, с ними нечего делить, с женщинами тоже могла сдружиться. У меня никогда не было врага, чтобы меня люто и от всего сердца презирали.

А от лжешейха через взгляд лилось презрение.

— Хорошо… хорошо… — руки скрестил на белой футболке и смотрел внимательно мне в глаза опять сверху вниз. — Я могу предоставить столько информации по поводу кукол и хозяев, и внутренней политике университета, что тебе и не снилось, я даже могу сказать код от двери в преподавательское крыло, где есть главный компьютер и возможность выйти в мировую сеть, чтобы пообщаться с папочкой и мамочкой! Ох, вижу, как загорелись глаза. Я могу дать пару полезных советов, но в замен, — кривая улыбка подсказала, что мы перешли к цене договора, которую надо заплатить.

— Видишь, как бывает неприятно, кто-то чье-то развлечение. А ты побудешь моим на некоторое время. Соглашайся, только через меня у тебя есть возможность сохранить разум…

— Дуру нашел? — вырвалось.

— А у тебя не будет выбора…

Глава 19

POV Катя

— Видишь, как бывает неприятно, кто-то чье-то развлечение. А ты побудешь моим на некоторое время. Соглашайся, только через меня у тебя есть возможность сохранить разум…

— Дуру нашел? — вырвалось.

— А у тебя не будет выбора.

Он сказал это с неподдельной уверенностью, будто действительно обладает огромным количеством информации. Значит, я сделала правильные выводы и правильно — пошла к нему.

Былая агрессия на лице парня исчезла. Предложив грязную игру, он немного успокоился, обуздал жуткий норов. По крайней мере бить не собирался и выкидывать из тайного места пока не спешил. Азарт был физически ощутим даже с небольшом расстояния, на котором мы остановились друг на против друга.

— Почему не будет выбора? И можешь отойти от меня? Давишь… — я ладонью постучала по своему животу, а затем провела по воздуху линию к мужскому прессу. Совсем осторожно пальцем потрогала его живот, закрытый белой футболкой, на что лжешейх ожидаемо отошел. Очень резво. Будто чужие прикосновения ему противны, доставляли боль или горечь.

Водоворот мыслей и предположений завертелся в голове. По какой причине здоровый, физически развитый парень боялся прикосновений маленькой девушки? Может ли быть печальная история из детства, повлекшая за собой травму. Может ли быть, что его изнасиловали? От этой мысли подурнело, слюна стала вязкой и противной. Прокашлялась, чтобы насильно проглотить ее и решила не смеяться над странным поведением.

Пребывая в рассуждения о его детских травмах, я пропустила часть ответа на вопрос: «почему у меня не будет выбора?». Попеняла себя за невнимательность и принялась слушать:

— Такая система: ты «над кем-то» или «под кем-то».

— Хорошо, — подтвердила возможность нашего дальнейшего диалога. Огляделась по симпатичной ловушке, формируя мысль. Передо мной стоял нелегкий выбор: cогласиться на предложение неизвестного, но изредка помогающего парня или гордо уйти и потерять необходимую информацию. Мне нужна эта информация. Необходим доступ за пределы острова. Но настолько критична ситуация, что позволю ему играть с собой?

— Допустим соглашусь. Что входит в понятие «развлечение»? Какого моя функция?

— Не волнуйся, приказы не сексуального характера. Ты не сильно возбуждаешь. Что-то вроде девочки на побегушках…

— Это подойдет, — перебила пока не начал более подробно разъяснять и в красках описывать сцены моего унижения. Азарт поиграть уже чувствовался в искорках зеленых глаз. И телом расслабился, плечи опустились, перестали быть напряженными.

Даже бедняка возбуждала подобная игра.

— Я согласна, но взамен…  ты скажешь код от учительского крыла! Прямо сейчас. Аванс, скажем так?

Учительское крыло — это специальный отдельный корпус, похожий на замок и бело-желтого камня с высокими шпилями на крыше, которые стремились ввысь голубого неба. Вход в это здание, только по специальным карточкам, имеющимся только у преподавателей.

— Начинаем играть сейчас. Запоминай. Ты слушаешь только мой голос, больше ничей. Выполняешь только мои указания, ровно до тех пор, пока я не отпущу. Пока не наскучишь и не превратишься в унылое дерьмо. Ключевое слово — свободна! Когда услышишь эту фразу — ты будешь свободна…

Его голос действовал, как гипнотическое средство, убаюкивал как снотворное. Странный мелодичный голос зазывал? подцеплял на крючок и вел за собой.

— Запоминай, кукла, никаких люблю-куплю и полетим. Чтобы не слышал признаний в любви, ревности и подобной чуши. Одно глупое слово с твоей стороны — и тебя устранят. Хорошо поняла? Кукла не имеет права на чувство обладания своим хозяином. У хозяина может быть много кукол…

Он все это рассказывал строго под неустанным взглядом от меня. Я не двигалась, боясь развеять гипноз. Слишком успокаивающий голос, таким должно быть хорошо рассказывать сказки на ночь и блаженно засыпать. Хороший голос, от него не ждешь беды.

— Ручку дай, — протянул ладонь вверх.

Я в университете носила белый маленький пакет с тремя тетрадями и ручками, держала сейчас в одной из рук. А парень похоже не любил учиться, потому что учебных принадлежностей никогда не видел и в основном проводил время, отдыхая на поляне. Сразу возникал вопрос: «зачем поступал, если не хотел учиться?»

Я покопалась в белом пакете и достала синюю шариковую ручку с толстым стержнем. Затем подняла тетрадь, предлагая выдрать лист. Где собирался записывать? Бровь приподняла с вопросом, а тетрадь и ручку держала в двух руках. Лжешейх вытянул ручку, зубами снял колпачок, взял освободившуюся ладонь и поднес поближе к глазам.

— Стой смирно и вытяни ладонь! — последовал приказ.

Мне не сложно это сделать, но похоже начались приказы. Теперь моя участь быть зверьком, дрессированным существом, которое выполняет команды, отданные хозяином.

Я послушно держала ладонь, пока на ней чертили похоже комбинацию цифр. После завершения, я посмотрела на ладонь, изучая код, состоящий из пяти букв и цифр. Вряд ли бы запомнила.

— Телефон есть? — перевел внимательный взгляд в глаза, удостоверился в моем кивке и опустил взгляд на грудь. — Стой смирно!

Продолжил отдавать приказы.

Уже вошел во вкус, знал, как правильно командовать. У него выходило это предельно четко, без эмоций и пренебрежения. Обычно в приказе родителей чувствовалась надменность или ощущение себя более умным. А лжешейх вроде не пытался показаться выше, будто это естественно, что его слушаются.

— Вытяни шею, — я приблизительно неуверенно подняла подбородок вверх, рассматривая макушку парня и лепестки дерева над его головой. — Еще выше… еще. Замри.

Взял за одно плечо, не сильно сжал, подтягивая мое тело немного вперед. А потом холодный стержень, не больно, но твердо воткнулся в кожу. Начал медленное скольжение по верху груди, вырисовывая послание. Его сжатый кулак неприятно давил на грудь, а пальцы в это время держа ручку вырисовывали номер телефон.

Моя голова была задрана, поэтому вскользь фиксировала розовые лепестки вишни, коричневый ствол и макушку парня. И взгляд парня иногда с груди передвигался на лицо, будто искал реакцию на действия. Взял за шею и повертел мою голову и лицо, рассматривая со всех сторон. Неприятное ощущение будто я зверек.

От напряженного состояния, распущенные волосы на шее вспотели. Когда проводил цифру на левой, особенно медленно вел линию по этому месту, где под кожей билось сердце. Стержень долго колол одну точку, чувствуя толчки моего сердца. Парень долго держал подобным образом ручку, должно быть через ручку в его пальцы передавался нервный ритм моего сердца.

Через пару секунд завершил комбинацию цифр, отошел на безопасное расстояние, задумчиво провел ладонью по белому ежику волос, снимая плохие мысли и оглядел мою грудь, разрисованную синими чернилами. Власть над человеком явно возбуждает. К тому же, бедняка.

И я и парень некоторое время разглядывали мою грудь.

— Что ж… — нарушила затянувшееся молчание, ручку вернула себе из рук лжешейха, скрывая за резкостью нервозность от обстановки. Улыбнулась для парня, так искренне насколько могла. Повод для радости у меня появился. Я могла теперь позвонить родителям и улучшить свое положение в университете. — Я тебе очень благодарна!

Пакет засунула под мышку, резко покрутилась вокруг своей оси, на что юбка даже неприлично прокружилась. Поспешно схватила ее и прикрыла бедра. Добавила уже с меньшим энтузиазмом:

— Игры отменяются, если ты не понял! — пальцами загребла заросли кустарника, чтобы с наименьшими потерями для ног и платья пройти колючие кусты. Сделала всего шаг, но юбка опять задралась от корявой ветви, поддевшей ткань и продемонстрировавшей чуть больше обнаженных бедер.

С громким шлепком руку выше локтя сдавили пальцы. Вероятнее всего от удара кожа покраснеет.

— Катя, — остановил спокойный голос. Я не знала, откуда узнал мое имя, возможно в прошлый раз сама назвала? — Катя, не играй со мной…

Я окончательно перестала улыбаться и выдирать юбку из ветвей. Полуобернулась к парню.

— Ты меня за кого принимаешь? Хочешь себе найти дуру — ищи дуру. Я не играю в твои игры. А за подсказку спасибо! — похлопала по пальцам, которые сдерживали локоть. Намекая, чтобы отпустил. Пребывая некоторое время в оцепенении, лжешейх не отпускал, долго раздумывал, как поступить. В конце концом великодушно отпустил, сжал плотно челюсть, будто опасался загрызть. — Хотел воспользоваться моим положением и поиграть? Так вот я ответила тебе той же монетой, — добавила напоследок.

— Что ж… — повторил мою фразу. Голос перестал быть тихим, гипнотизирующим. Убрал руки в карманы шорт и медленно пятился назад. Все дальше и дальше. — Я не хотел играть по-настоящему. Запомни, когда приползешь молить меня о помощи, всего одно слово, с которого мы начнем игру — Хозяин. Завершим, когда я скажу — Свободна. Это два ключевых слова. До скорой встречи.

Я лишь фыркнула на самоуверенность и вновь начала сражаться с ветками кустов, боясь порвать красивый белый сарафан-колокольчик. А когда выбралась из тайного места, краем глаза заметила, как парень, посвистывая мелодию, рухнул вновь на зеленый газон, закинув ногу на ногу, и руки за голову. Готовый вновь ко сну.

Глава 20

POV Катя

После неприятного общения с лжешейхом оставалось время на посещение больничного крыла, которое находилось в километре от места следующего занятия.

Запах лекарств пропитал воздух в коридоре. Чем ближе подходила к кабинету психиатра, тем сильнее пахло химией, лекарствами, которыми обычно травили людскую печень, желая вытащить из-за грани. Постучавшись, долго ждала открытия. Вскоре в проеме двери показалась заспанная врач — подруга сексолога. Женщина запахнула белый халат и расчесала пальцами рыжие локона, чтобы выглядеть вновь опрятно, а не заспано. Глаза полуприкрытые, веки тяжелые. Женщина уставшая и заспанная, прислонила палец к губам, намекая о тишине. Распахнула дверь и позволила войти в больничное помещение с одиноким столом, стулом с компьютером и койкой в углу, где отвернутая к белой стене лежала Мэри. Она завернулась по шею в белую простыню, чтобы спрятаться от посторонних. Не твердым щитом, а хоть легкой преградой. На тихие шаги и шепот подруга не обратила внимания, продолжала спать или создавать видимость сна. Хотела, чтобы оставили в покое… не мучили…  и не спрашивали. Поэтому я исполнила ее мысленный посыл и делала вид, что поверила в плохую игру под названием «спящая».

Бледная, худая, ребра насколько помню плотно обтянуты кожей. Дыхание сонное, ровное. Одна рука высунута из-под одеяла, а в голубую вену, четко просматривающуюся сквозь бледную кожу, вставлена игла. Желудок Мэри по-прежнему отторгал пищу, поэтому по трубке поступала питательная глюкоза. Мы не стала будить Мэри, просто посмотрели на ее состояние.

Помни, Катя, помни, кто довел Мэри до состояния ломки. Бонифаций и рыжеволосый парень, которого видела возле ног Кабана. Это они довели твою подругу почти до состояния самоубийства. Погасив жалость к Мэри, (и это не сочувствие), нет, это настоящая унизительная жалость. Мне жаль ее поломанной жизни, мне жаль, что она убивает сама себя. По своему собственному желанию. Но только винит меня в своих проблемах. Я ведь стройнее, обмен веществ лучше, и в этом я виновата. Парень обратил на меня внимание — это я виновата, глазки строила. Я получила пять балов, а она четыре, правильно это я ее заболтала по телефону на ночь. Для нее — я причина всех бед.

Психиатр взяла с рабочего стола белую прямоугольную карточку, по размерам больше чем визитка. Документ идеально поместился в кармане медицинского халата. Значит, врачи тоже имели доступ к учительскому зданию.

Мы вышли из кабинета, оставив Мэри «спать» дальше. Только сейчас любопытная психиатр обратила внимание на мою грудь. Я постаралась ладонью закрыть надпись с телефоном, но женщина продолжала с любопытством рассматривать.

— Как самочувствие Мэри? — решила отвлечь Милану (как гласила надпись на бейджике).

Психиатр отвлеклась, утихомирила свое любопытство и начала размышлять о дистрофии подруги и как ее могли допустить в университет? Психиатр говорила больше не о психоэмоциональном состоянии Мэри, а скорее о неприглядной внешности: о груди, едва обозначившейся под кожей; тонких, костлявых ножках; о выпирающих костях; о торчащих ребрах и отсутствующих «вплюснутых ягодицах».

— В обнаженном виде она вызывает — отвращение! — на этой фразе возникло ощущение, что это меня пнули. Больно в живот с ноги и оставили бордовый насыщенный синяк, будто в наказание.

Не виновата я, что она начала худеть. Наверное, не виновата. Кто же знал, что ее любимый парень предложит мне свидание, а не ей? Сколько можно пенять за одно неудачное стечение обстоятельств? Мне до конца жизни придется ощущать вину? Не я травила ее одними овощами и фруктами, не я держала на воде и одном яблоке в день. Мне тоже страшно на нее смотреть, а как помочь не знала. И больно… больно. Захлебываюсь в этой боли, а выплыть из нее пока не могу, поэтому барахтаюсь и помогаю Мэри любыми методами. И горько смотрю на такую лучшую подругу.

Какая же она была хорошенькая и добрая будучи полненькой. Настоящее заряженное теплое солнце, а сейчас лед. Твердый и холодный, не мой.

Мэри продержат в больничном крыле около недели, будут насильно вводить питание через трубки, так легче будет усваиваться пища, потом должно полегчать. А я должна смотреть за ее регулярным питанием.

Милана-психиатр собралась уже уйти, оставить меня с информацией, взялась за ручку двери, но я быстро среагировала:

— А вы оставляете Мэри одну на ночь?

— Я — врач и соответственно несу ответственность за пациентов. Ты за кого меня принимаешь, девочка? — врач нахмурила густые брови цвета меди. Рыжий одинокий локон, выбившийся из прически, забрала за ухо и, недовольно вздернув подбородок, ушла обратно в кабинет. Грохнула дверью. Эхо долго гуляло по коридору.

Я кивнула белой двери с надписью «психиатр». Одиноко присела на корточки спиной к холодной стене рядом и обняла себя за колени. В коридоре по-прежнему никого нет, и я могла подумать. Необходимую информацию для взлома кабинета директора я получила в полном объеме.

Чтобы проникнуть в учительское крыло необходимо выкрасть карточку психиатра. Вылазку осуществить поздно ночью, когда все жители университетского городка будут спать, возможно за исключением охранников, изредка патрулирующих дорожки. А код от двери в ректорский кабинет…

Я подняла ладонь к носу и хоть немного улыбнулась. Мне любезно рассказал лжешейх. Конечно, не люблю обманывать, но отплатила тем же, чем и он. Он играл по-черному, приходилось и мне. Надеюсь, он не обиделся. Но мне нужна эта информация и, если ситуация станет совсем плачевной, в ближайшее время обязательно позвоню родителям.

* * *

POV Джокер

Прохладно. Кондиционер завывал в подвале.

Я удобно развалился на красном кожаном диване и некоторое время просто отдыхал от жары, наслаждаясь прохладой. В этом подвале идеально свежо после жаркой погоды на острове. Смотрел в потолок и слушал стук сталкиваемых бильярдных шаров и комментарии играющих. Эти звуки успокаивали и напоминали, что я не один.

Партия в бильярд в самом разгаре играли двое: парень и девушка. Бывшие возлюбленные, о романе которых наслышан даже я. Их любовь закончилась громко и скандально. На парне завершился процесс становления куклы «Эльзы». Девушка — на первый взгляд дикий, неукротимый огонь. В ней преобладали честь и достоинство истинной аристократки. Уверенность в себе и своих силах. Два с половиной года ломали ее до состояния куклы. Некоторые слабаки-хозяева не выдерживали ее отпора и отступали. Эльза долго ими крутила вертела по своему желанию, но у всего есть терпение и предел. И у Эльзы тоже. И сейчас она — красивая, но кукла, волосы рыжие, локоны мягкие, истинное удовольствие к ним прикасаться, ноги длинные, фигура королевы. Даже сейчас, стоя в простой джинсовой юбке и белом топике, и солнцезащитных очках, руки скрестив на груди, как велел хозяин, она все равно была «гордой». Хоть и морально мертва, но стояла с горделивым видом и смотрела как сталкивались бильярдные шары, решающие ее судьбу. А бывшие возлюбленные были равнодушны к вещи, обсуждали лишь свои промахи или попадания в лузу. Никому нет до нее дела. Все глухи к состоянию куклы.

Влюбленная парочка рассталась после того, как Эльза стала куклой парня. Девчонка приревновала к кукле. Какие глупости…  Как можно ревновать к вещи? Но глупая заставила выбирать парня между куклой и собой. В результате скандал, почему он должен выбрасывать игрушку? Он официально первый хозяин Эльзы и продавать, пускай и за пятьдесят миллионов не намерен, еще не испробовал все ее возможности. Не наигрался.

Ставкой в партии по бильярду сегодня была — Эльза.

— Сейчас ты лишишься своей любимой «куколки»! — презрительно фыркнула девчонка, хлопнув своего бывшего по плечу, тот повел рукой, сбрасывая тяжесть.

Обычная месть бывшему. Девчонка сделает всё, чтобы отыграться, ведь посмели выбрать не ее, а куклу. И удача сегодня улыбалась мелкой блондинке. Если забьет еще один шар из оставшихся пяти, то выиграет. Блондинка взяла кий, эффектно завела его за спину, полу легла локтем на зеленое полотно и прогнулась, улыбаясь «бывшему» почти с победой. Будет бить за своей же спиной по линии бильярдной стенки. Не очень удобная поза, но для мастера вряд ли сложно выполнимая. Девчонка предвкушала победу и готовилась отведать любимое блюдо под названием — месть. Прицелилась, пару раз отвела кий, проверяя насколько точно ударит в центр белого шара. Удар. Секундное затишье. Двойное попадание. Белым шаром ударила в ближайший по траектории движения, тот послушно отлетел в центральную лузу, а белый закончил путешествие вкатившись в боковую лузу с другим одновременно.

— Съел, Фрунзе! — девчонка победно вскинула кий и бросила с грохотом на бильярд. Победно вскинула руки и просвистела. Поаплодировала себе, заставляя гостей в подвале повторить овации победительнице. Довольная поманила указательным пальцем куклу в очках, что возле стены покорно ждала хозяина. На жест та не обратила внимание, правильно, кукла ждала приказа.

— Эльза, выполняй приказы хозяйки. Теперь Марина — твоя хозяйка! — обреченно приказал проигравший. — Марина, умоляю, не порть ее! — попросил парень.

Марина — его подруга лишь насмешливо фыркнула, еще раз по-братски хлопнула бывшего парня по локтю и тихонько пообещала, наслаждаясь месть:

— Я ее изуродую, Паш! И отдам тебе на память!

Девчонка мерзко засмеялась и пошла к своей кукле писать новые инициалы, но судя по ножику, который стянула с одного из столов в лепестках-помещениях, оставлять свое клеймо она будет лезвием. Кровью вырезать инициалы на хорошеньком личике Эльзы, которая посмела привлечь внимание ее бывшего парня. Месть. Глупая месть. Хотя, я ее понимал. Совсем чуть-чуть, но понимал желание отомстить.

Я решил отвлечься от этого зрелища, крики не очень любил слушать, поэтому занавеску в наш лепесток-помещение закрыл. Не видеть и отключиться от происходящего. Присел обратно рядом с Михаилом, который задумчиво в ноутбуке решал рабочие вопросы (я уже говорил он гений техники). Толстяк быстро щелкал мясистыми пальцами по клавиатуре и экрану.

Я отобрал компьютер у друга и поставил на стол перед собой. Толстяк недовольно буркнул, но привычно промолчал на мое поведение.

— Зайди к своему дяде в комп. Я хочу порыться в досье на «рабочий материал».

Миша пожал широкими плечами, с трудом перегнулся через жирный живот и наклонился к экрану, совершая одному ему известные махинации.

«Рабочий материал» с первого курса — это новые поступившие студентки. Их шестьдесят, сколько выживет не известно. Полноценными куклами становятся единицы, остальные как правило умирали сразу или через некоторое время. Мало кто выдерживал эмоционального давления.

Своим появлением Катя… Катерина… Екатерина… как лучше звучит? Наверное, Екатерина. Внезапным появлением в кустах она решила мои внутренние противоречия. Сколько еще бы времени я внутренне ломался, решая вопрос — играть с куклой или нет. Рано или поздно я бы все равно поиграл с ней, поэтому смысла в отступлении не было. Рано или поздно взял ее себе. Спасибо Роман, она ускорила принятие трезвого решения. И удивительно, но я не зол на ее обман. Правильно, хоть не доверчивая дурочка.

Но теперь следовало забыть о нашем общем прошлом.

Это было в прошлой жизни, с неизвестной девушкой:

Она не та девочка, у которой украл первый поцелуй, а та расплакалась. Странное воспоминание часто смешило. Ни с того ни с сего вспоминал об этом событии и вроде ничего особенного в поцелуе не было, ни умелый, ни страстный, крышу не сорвало, но все равно помнил. Часто смеялся над ее испуганным лицом.

Она не та девчонка с языком без костей, что любого заболтает.

Не ее дружка я порезал. Бесил меня «дружок». Бесил.

Это не та девчонка, о которой остались слегка, совсем немного, самую малость «приятные воспоминания». Странное дело, у меня мало приятных воспоминаний из детства, а она за пару встреч ухитрилась оставить несколько кадров в памяти. Столько людей в жизни, но я их не помнил.

Но это в прошлом. Глупости. Джокера давно нет. Остался лишь я.

Теперь передо мной объект исследования. Красивая темноволосая девушка с южными чертами внешности. За этой ее, пожалуй, и выделил. Напоминала наших женщин, не похожа на белокожих северянок.

Рабочий материал «20-022». Прежде чем приступить к изучению данных объекта решил заглянуть к ней в комнату. Попросил Михаила подключить к его компьютеру видео из общежития бедняков и даже в душевые, поскольку не обнаружил Екатерину вечером в комнате. Был готов к тому, что она меняет прокладки в душе, это бы отбило во мне кобелиный инстинкт. К моему прискорбию, «какого-то нежелательного хрена» я встал на нее в стойку — как на типичную сучку. Мой кобелиный инстинкт надо зарубить на корню. Нездоровый физический интерес будет мешать работе.

Она вещь! Вещь, вещь! Вещь нужно выдрессировать и укротить норов. Но самое главное не заигрываться, придется взять не одну куклу, а несколько, чтобы отвлекаться от одной. Нельзя слишком сближаться с рабочим материалом.

Михаила я отвадил за чем-нибудь пожевать и выпить (не для меня. Я пью сок), а сам закрыл шторку в помещение, нажал на треугольник на видео, прикурил и, закинув руки за голову, расслабленно развалился на диване.

Ну и что у нас…

Она не меняла прокладки, а стирала резкими движениями мой номер. Недовольная злостно и нервно пыталась убрать чернила с кожи. Грудь покраснела от жесткой голубой щетки.

Терла и терла грудь, постоянно задевала соски. От этого кадры невидимый удар сразил в голову. Хотя нет. Ниже. Не в голову. Вру. Прямиком в член. Втянул сигарету с такой дури, что красный уголек стремительно сжег половину папиросы во рту. Вобрал в легкие воздух с табаком и облегченно выпустил, прикрывая глаза, отгораживаясь от видео. Когда-нибудь напишу на ее теле свои инициалы. Можно толстой шариковой ручкой написать на сосках? Стержнем провести по чувствительным соскам. Как отреагирует? Больно будет, да? И одновременно возбуждающе. А если сделать клеймо на сосках… печать навечно. Ммм. Уже предвкушаю нашу игру. Пусть хранит память обо мне.

И больше кондиционер не помогал, как будто раскаленное солнце поднесли ко рту и велели сожрать. Я его послушно сожрал, но теперь горели внутренности.

POV Катя

Занятия длились по ощущениям вечность. Вика, как пропала с неизвестным богатым парнем, так и не появлялась. В результате мы остались с Сашей вдвоем. Грудь с надписями неизменно привлекала внимание одногруппников. Те сыпали смешками, шептались, но отворачивались. Думали, что телефон — это оскорбление. К примеру, это мой номер телефона, на который можно позвонить и заказать секс-услуги. По крайней мере, их ехидные лица говорили о злорадстве.

Поздним вечером приняла душ, с трудом оттерев чернильные, въевшиеся цифры, но на коже остались красные следы-линии. Не знаю почему подумала о лжешейхе лучше, чем он есть. Вроде спасал прежде и сейчас надеялась. А он посмеялся над помощью мелкой девчонке и в завершении, как мощный пинок, предложил поиграть в унизительную игру… а ладно…

Он никто для меня, и я не должна о нем думать.

В общежитии без Мэри тоскливо, но зато комната в моем распоряжении. Две кровати, шкаф, тумбочки. Шторки сдвинула по центру, желая скрыться от посторонних глаз с улицы. Скинула большое сырое полотенце. Тщательно вытерлась. Девчонки часто бегали по коридору общежития в одних полотенцах, не стесняясь парней, поскольку их слишком мало по сравнению с нами.

Осталось голой, только бедра замотала маленьким розовым полотенцем, которое напомнило мини-юбку. Сырые волосы отбросила с груди назад, по спине покатились ледяные капли воды. Настроение немного улучшилось после вида подруги на больничной койке и тяжелого дня.

Перед отъездом, мы с мамой накупили много одежды, в том числе нижнее белье.

Залезла в шкаф. Из белого огромного пакета вытащила два не распакованных комплекта нижнего белья, в левой руке — темно-зеленое с красивым камнем между чашечками, справа — черное кружевное с трусами — шортиками. Задумчиво смотрела то на один вариант, то на другой.

Слегка встрепенулась, передернула плечами от внезапного звука. То была идеальная тишина, в комнате (кроме меня нет никого) то раздалась вибрация на тумбочке и телефон замигал синим огоньком. Предупреждал, чтобы немедленно взяла. Подзывал и манил навязчивым миганием.

Положив аккуратно два белья на покрывало, присела рядом и прочитала СМС, присланное с неизвестного номера из сети университета:

«Под цвет твоей кожи, глаз и волос подойдет ярко-красное с чулками. Если такого нет, то из двух имеющихся — лучше черное».

Мистер Х!!! Тот, который писал с предложением бежать из университета. От догадки телефон неуклюже выронила на пол и тот с грохотом, рискуя разбиться, ударился о ламинат сначала ребром, потом экраном.

Кто еще мог быть? Тем более разговаривал, будто знакомы, но я поставила его в черный список? Неужели ради меня завел другую сим-карту?

Я рывком поднялась с кровати. Оглянулась нервно по сторонам, выискивая в каждом углу невидимого наблюдателя. Упала на колени, рассматривая черное пространство под кроватью, где обнаружила аккуратно стоявшую возле стены сменную обувь-шлепки. Встала обратно в полный рост, выпрямилась ровно. Опустила взгляд вниз на пол, но осмотру помешала голая грудь, которую скрывали лишь влажные черные волосы. Через них хорошо виднелась обнаженная, распаренная кожа и розовые соски, сжатые от холода в комочки.

Мой голый вид окончательно отнял спокойствие и заставил напряженно закружиться будто в танце вокруг себя, пытаясь понять, где затаилась угроза. Откуда неизвестные мог знать о моем занятии — о выборе нижнего белья? Ладонями запоздало обхватила одну и вторую грудь, прячась от невидимого наблюдателя, чьи любопытные глаза были повсюду в комнате. Они нагло смотрели с белого потолка, искрились на лампочке люстры или прятались в темных углах помещения, где сегодня я одна. Не защищена, без возможности закрыть дверь.

Беспокойно оглянулась по четырем сторонам-стенам.

В шкафу? Нет, я там забирала белье. Здесь негде прятаться. С третьего этажа через окна тоже не видно. Поблизости кроме нашего общежития нет никого. Только огромные деревья, закрывающие вид на наше здание-дом.

Где он? Кто он? Что ему надо?

Упавший телефон вновь завибрировал на полу, приказывая посмотреть следующее послание. Экран на секунду подсветился, привлекая внимания, будто говоря подойти и ответь.

Напряженно присев на корточки, кистью одной руки по горизонтали зажала две груди, пусть плохо удалось скрыть тело, но надо было поднять телефон и прочесть сообщение:

«Можешь не скрываться. Все интересующие части тела я хорошо рассмотрел в душе. У тебя на левой ягодице ниже поясницы есть примечательное родимое пятно».

Родимое пятно невозможно увидеть, если не голая, даже если в джинсах наклоняюсь его не рассмотреть, оно гораздо ниже поясницы.

Он смотрел, как я мыла себя в душе? Я начала ускоренно вспоминать, что же делала в душевой кабине? Пришло секундное облегчение, потому что долго обдумывала бриться или не бриться, даже бритву брала, но в последний момент передумала. Отложила в сумку с мыльными принадлежностями. Хорошо, что не брила ноги и подмышки под взглядом неизвестного…

А вторая мысль заставила тело загореться огнем, будто зажженную свечу поднесли к коже. И сейчас весь воск разом ошпарил от этой мысли: «Что он делал, глядя на меня голую в душе и полуобнаженную сейчас лишь в розовом полотенце, скрывающем бедра?»

Встала с корточек, вновь закрыла грудь одной рукой, ощутив, как тело накалилось до невероятной должно быть температуры. Я раньше часто краснела по каждому поводу, а после Сашиного предательства, стеснение как таковое отключилось. А сейчас будто за все прожитые года одновременно краснота покрыла тело: вспотела, нос покрылся испариной, лоб, шея за волосами.

Я закрыла ладонью глаза, прогоняя мысли, но в тот же момент раздался голос:

— Катерина, пойдем пить чай… — я услышала предложение прежде, чем дверь стукнулась о стену и прежде чем отняла ладонь от глаз. Марк вошел без стука в комнату, широко раскрыв дверь, остановился и посмотрел на меня. Внимательно, тщательно каждую деталь моего тела изучил, хоть ему этого и не разрешали. Встал без движения. Глаза широко распахнуты от удивления, но в тоже время нагло пожирали. Но я НЕ разрешала пожирать.

Это была последняя капля.

Вновь закрыла лицо ладонью, не глядя, указала на дверь и тихо прошептала:

— Немедленно выйди.

Марк послушался оставил меня полуголую, красную, сражающуюся со стыдом.

Прошла к выключателю и погасила свет. Оказалась почти в идеальной темноте, лишь маленький луч света от луны за окном подчеркивал светлую линию-полосу на полу и на моих голых стопах.

Открыла переписку и вновь пришло сообщение:

«Кто это заходил?»

Проигнорировав странный вопрос, ответ, который не собиралась давать Мистеру Х, начала усиленно набирать букву за буквой, прогоняя раздражение на вмешательство в мою личную жизнь! Кто-то без моего согласия смотрел на меня, смотрел на грудь, на бедра и продолжал слежку с неизвестного ракурса.

«Кто ты такой?»

«Максим. Можешь называть просто — хозяин»

Ответ был странный, будто парень не совсем в уме.

Я несколько секунд не могла собрать буквы перед глазами в слова. Сложить обычные буквы в обычные слова. Я думала мне померещилось послание.

Разозлилась окончательно и решила сорвать зло на телефоне и на неизвестном Максиме:

«Прекрати мне писать. Я не собираюсь с тобой разговаривать. Еще раз напишешь — как и в прошлый раз — поставлю тебя в черный список!»

Возможно угроза была пуста, но помогала хоть немного успокоить бешеное биение пульса, и отгородиться от невидимого соперника, что изводит неизвестными посланиями. Если раньше он просил уйти из университета, то сейчас разговор приобрел другой оттенок. Покровительственный, что ли? Снисходительный? И… кажется с сексуальным подтекстом.

В полной темноте выбросила телефон на кровать. Быстро оделась в халат, надела белье, но назло зеленое, а не то, которое требовал неизвестный, а затем прошла к скрипучей двери.

Только одетая в тапочки и халат, я нашла в себе силы включить свет и показаться вновь Мистеру Х.

Минут двадцать ощупывала каждую стену, углы и пыталась рассмотреть жучок в комнате. Пододвинула тумбочку в середину комнаты. Встала на нее и потрогала люстру над головой, покачала ее из стороны в сторону, но ничего подозрительного не обнаружила.

Но кто и зачем поставил жучок в моей комнате и даже в душевых?

Голова звенела от тысячи вопросов и банального страха, что кто-то следил за моими шагами, без разрешения смотрел на голую. Какие мысли у неизвестного?

Это невероятно странный университет.

Не посмотрев на телефон, будто тот таил угрозу, выбежала в коридор, мечтая побыстрее преодолеть малолюдный коридор и оказаться в гостиной или уютной кухне рядом с Марком и одногруппниками. И только в коридоре осенило, кто это был. Лжешейх. Вот кто донимал словами о хозяине, но откуда смотрел на меня и зачем? Я вроде ему не нравилась по внешности.

Глава 21

POV Катя

После чаепития с Марком (прежде не забыла попенять друга за проход в девчачью комнату без стука) легла спать в халате, как и была. Накрылась по шею в простыню, хоть в комнате и было достаточно душно, но я пряталась от Максима и боялась ходить даже в туалет. Мало ли и в туалеты поставили камеры? Новых сообщений больше не было, но его зеленые стекляшки-глаза беспокоили в этой комнате. Казалось новый знакомый наблюдал отовсюду.

Похоже не реалити-шоу, которые в изобилии транслировали по телевизору. За участниками двадцать четыре часа в сутки наблюдали зрители. Я не подписывалась участвовать в реалити-шоу. Моя жизнь должна оставаться моей и только моей!

Теперь я окончательно уверилась в «необычности» нового знакомого. Либо у Максима богатые друзья, особенно если припомнить дом, в котором отмечали выпускной. Он отличался большими габаритами, казался одиноким, величественным замков в центре города. Либо у него в наличии богатая женщина, исполняющая его указания и любые пожелания.

Оставался вопрос — зачем он смотрел на меня в душе? Как представлю…  пока я мылась… о боже…  это ужасно. Омерзительно.

По среди ночи от этой мысли накрыла голову сверху подушкой и беззвучно завыла. А если сделал фотографии обнаженной в душе и будет шантажировать? А если развесит фотографии, как Мэри, на всех столбах. Тогда, наверное, вряд ли посмотрю людям в глаза.

* * *

На следующий день перед первым занятием стояли возле одного из самых больших стеклянных корпусов, где проходили занятия не только у бедняков, но и у богатого класса. Наша группа распределилась по кучкам: кто-то зашел сразу в прохладу корпуса; кто-то спасался под козырьком от палящего солнца; а мы с Марком направились по дорожке подальше от здания.

По бокам аллеи кованные металлические лавочки заняли студенты, присесть было негде. В результате мы остановились на газоне сбоку от дороги, под пышной кроной дерева. Марк закурил возле урны в форме античной вазы. Я бы может тоже курила, пробовала, да только не понравилось. Волосы воняли табаком. Люблю, когда от них пахнет бальзамом, а не тухлятиной.

Волосы сегодня забрала в хвост, одела обычные джинсовые синие шорты и голубой топик. Очень уж было жарко. Привычно обмахивалась черным пакетом с тетрадями. Носком шлепка поддевала зеленую травинку под ногами и не знаю, о чем думала. Ни о чем и обо всём одновременно.

— Ты грустная… — после фразы Марка повисла многозначительная пауза. Вроде одногруппник далеко — возле урны, специально встал подальше, чтобы не попал запах сигарет, но неизвестным образом понял мое настроение? Какой внимательный. Это немного приятно.

Я насильно улыбнулась, раздвигая губы. Удивительно, Марк это понял, Саша с Викой не поняли с утра, а он увидел. Я же не кричала об этом на весь белый свет?

Да. Немного грустно. Столько времени потратила на то, чтобы поступить в элитный университет для богатых, а сейчас не рада. Хочется сбежать к маме с папой или хотя бы услышать их.

— Домой хочу, — честно призналась, устав от внимательных карих глаз Марка.

Продолжила ковырять носком в земле и газоне и следить за этим «важным» процессом. Одногруппник продолжал курить, промолчав по поводу моего признания. По-детски прозвучало. Меня что-то здесь сильно напрягало. Хотя, много «что». И самое последнее это то, что Максим разглядывал в душе. Это не нормально. И когда велят встать на колени — тоже не нормально. Слишком странно…

Я обычная девчонка, возможно очень упертая, как говорила бабушка, но без супер сил и способностей, как в фантастических фильмах. Мне не тягаться со всеми и сразу.

— Тебе хорошо, — задумчиво прервал размышления Марк.

Я перестала разглядывать траву, повернулась к собеседнику, а тот наоборот затягивался сигаретой и смотрел в голубое, необычайно чистое небо, без единого облака.

— Хотя бы есть кому поплакать на твоей могиле, а у меня никого нет. Никто не всплакнет, даже если неожиданно я умру.

Отвратительный у нас разговор и, кажется, его тон задала я. Мне часто говорят, что у меня заразительные эмоции, поэтому постаралась максимально стряхнуть с себя уныние, выпутаться из сетей. Распрямиться, улыбнуться и быть готовой вновь к общению. Если я, как глупышка не улыбаюсь, люди думают, что настал конец света.

— Маркуш, не расстраивайся. Я так и быть поплачу на твоей могилке… — шутка тоже отвратительная, но Марк, наконец оторвался от обзора неба и улыбнулся. Доверительно или хитро, с морщинами возле глаз. Смешная у него, кудрявая шевелюра, ну не бывать ему соблазнителем! Смешно становится.

Последний раз затянулся, как внезапно зажмурился, часто-часто заморгал, бычок швырнул на траву под ноги. А сам зашипел будто очень больно.

— Черт. Пепел в глаз попал! — грязными руками тер прищуренный глаз. Я подбежала к нему и громко велела:

— Прекрати трогать грязными руками!

Едва Марк убрал пальцы от лица, обхватила его за щеки и потянула на себя.

Склонившись тот как раз очень удобно располагался напротив мох глаз. Не пришлось вставать на цыпочки.

— Всё-всё! — тихо повторила и подула на его правый глаз, который то и дело, то открывался то закрывался. Глаз покраснел и слезился, а я дула, как на ранку. — Легче?

Даже если пепел попал внутрь, страшного не должно быть. Попал же не уголек? Сейчас проплачется и пепел выйдет.

Некоторое время, обняв Марка за щеки, большими пальцами стирала под его глазом разводы от слез. Ну как маленький ребенок! Марк послушно ожидал, и время от времени моргал, прогоняя пепел, а я рассказывала глупости, чтобы отвлечь. Еще раз подула, стерла черные след от пепла на коже и довольно озвучила:

— Вот и всё! Паникер!

Не успела отнять ладони от лица Марка, как что-то сзади привлекло внимание. Ощущение движение… возможно дуновение ветра… или разговоры, не знаю какое чувство помогло. Обернулась в сторону дорожки парка. Едва успела заметить летящую точку, как тут же рефлекторно прикрыла веки. Хотела дополнительно закрыться руками, спрятаться, а не успела. Горящий бычок попал в щеку. Боли не почувствовала, скорее страх. Всплеск адреналина. Сердце испуганно ухнуло вниз, как на мертвой петле, забарабанило внутри.

Я ладонями запоздало обхватила лицо после того, как бычок соскользнул с щеки и упал. Куда тот упал не видела, пока правая рука, согнутая в локте, не начала жечь и пульсировать. Яркие, острые вспышки боли разливались на коже. Я по глупости сама же зажала бычок в районе сгиба локтя. И только что это почувствовала. Разознула руку и стряхнула тлеющую сигарету, а на коже увидела небольшой красное обожженное пятно. Уродливое, кривое. Хоть сигарету и сбросила, но рану продолжало жечь.

Теперь уже Марк что-то говорил и, взяв за руку, рассматривал сгорбившуюся красноватую кожицу.

Я подула на рану, но жечь продолжало неимоверно, будто по-прежнему держали раскаленный огонь нало мной.

— Надо срочно под холодную воду! — затараторил Марка, взял за ладонь. А я только сейчас обнаружил, что мы больше не одни. Представление привлекло внимание любопытных студентов. На дорожке рядом с нами их много. Парни и девушки разных возрастов. Один на ушко другому по секрету смешно рассказывал историю и глядел на меня. Другой другому.

Весело? Весело? Когда в человека швыряют бычком и жгут лицо и руки?

А потом увидела лжешейха. Максим находился поодаль от основной массы, но впереди всех и ближе к нам с Марком. Руки опустил в карманы голубых легких шорт по колено, в сланцах и голубой футболке с цифрой на груди. Глаза скрыты темными солнцезащитными очками. И по пристальному вниманию, и позе, и по внутреннему предчувствию поняла, что это он стрельнул пренебрежительно бычком мне в щеку.

Не знаю, что я ощутила в тот момент. Сильнее разочаровать, наверное, невозможно. В моих глазах он всё ниже и ниже падал, а от общения с ним оставалось ощущение грязи. Ему весело издеваться надо мной? Я бы поняла такое отношение богача к бедняку, но от него… чем я ему не нравлюсь?

Поэтому Максиму ничего не сказала, пошла по травке в сторону корпуса, где будут проходить занятия. В медпункт пока не собиралась, а вот засунуть руку под ледяную воду и прогнать жжение очень хотелось. И спрятаться от толпы, которая наблюдала как меня пренебрежительно обожгли. Я похоже встала на один уровень со скотиной, которую можно жечь.

Марку позволила взять себя за руку и направить вдоль линии любопытных наших студентов-бедняков. Надоедливый шепот сопровождал мое передвижение к ступеням корпуса. Уже в прохладном помещении трехэтажного стеклянного учебного корпуса стало полегче. Взгляды зевак перестали припекать, да и в целом здесь студенты были заняты сами собой, а не смеялись над зрелищем.

На третьем этаже, где будут проходить будущие занятия пошла смывать жжение, Марка с пакетом и тетрадками отправила в аудиторию, а сама, дождавшись очереди — пока студентки-богачки накрасятся возле зеркала, наконец, протиснулась к черной раковине и зеркалу. Включила воду и время от времени подносила ожог под прохладу, тогда же блаженно прикрывала глаза. Посторонних богачек старалась игнорировать.

Неудачно начался учебный день.

Давно прозвенел звонок на занятия. Женский туалет вскоре опустел и оставил меня одну. Когда жжение прекратилось, то посмотрела на уродливый красный ожог-кружок, про себя надеясь, чтобы не осталось шрама. Решила сходить в медпункта, возможно есть вероятность предотвратить появление рубца.

Вышла из туалета, ожидая услышать тишину, но осеклась на месте, увидев перед собой мужской кадык и голубой воротник знакомой футболки. Отшатнулась назад в дверь, забыла, что она захлопнулась. Две руки взяли за плечи, будто не достаточно причинили боли, и громыхнули о деревянную дверь. Удар не сильный, но затылком я нечаянно стукнулась, до такой степени что свет потемнел на несколько секунд. Зарябил, как расстроенный кадр — покачнулся мужской подбородок со светлой щетиной и металлическая серьга в одном ухе.

Когда последствия удара об дверь прекратились — мир остановил вращение, тогда же большие ладони с плеч медленно опустились по обнаженным рукам, закрепились на запястьях, как прочные наручники. Не разомкнуть.

Я предприняла наивную попытку вырваться — дернула на себя, а Макс — на себя, но силы не равны. Мои руки, согнутые в локтях, остались перед нашими лицами, как две преграды, некое орудие или щит.

— Есть что сказать? — спросил грубо, а пальцами с силой сдавил запястья, будто хотел кости сломать. Я старалась не щуриться от неприятного ощущения, сохранить лицо бесстрастным, изобразила максимальное равнодушие. Сделала пару раз глубокий вдох-выдох, претерпевая ударную волну эмоций от одного вида этого парня рядом. Задрала голову повыше, чтобы рассмотреть лицо Максима получше. Сейчас его зрачки не под цвет сочной травы на поляне, а серые, холодные. Такие же пустые и равнодушные, как у волков. Их проси, умоляй, на колени вставай и ползи, но они не услышат, всё равно загрызут.

Два серых стекла смотрели сквозь меня и не видели.

— Что я могу сказать? — равнодушно пожала плечами, делая вид, что меня не тронул полученный ожог. Предприняла попытку вновь ненавязчиво вернуть свободу рукам, но Максим скрутил запястья — мерзкое ощущение, словно ножом срезали кожу. Поэтому я оставила попытки вырваться, лишь недовольно сжала губы в одну линию.

— Мало ли, может есть слова? — наклонился поближе и посмотрел пустыми стеклами, заинтересованный находкой или пропажей. Как будто вызывал на словесный поединок.

— Нет, — холодно сказала одно слово, но внутри трясло от сдерживаемых эмоций.

Есть что сказать! Много чего сказать!

Несколько секунд Максим рассматривал мое лицо, настолько близко, что горячее дыхание согревало щеку. В особенности долго наблюдал за губами, которые я жевала от досады, боясь сорваться. Только проверив мое терпение-молчание на прочность, Максим перестал ждать ответа и посмотрел за спину. На дверь?

Взял мой хвост и сдернул с него черную резинку, позволяя волосам рассыпаться по спине и плечам. Указательным и средним пальцем, как ножницами, схватил одну прядь волос и перекинул с уха на грудь, затем вторую — со спины на плечо, чтобы было аккуратно и красиво. Как кукле расчесывал волосы и приводил в идеальный вид.

— Мне нравятся распущенные.

Мне всё равно, какие ему нравятся. Распущенные, лысые, хоть с ирокезом!

Вместо ответа нахмурилась, встала на носочки и потянулась за резинкой, а Макс оттянул руку, чтобы не достала до вещицы. Затем он ловко натянул резинку себе за запястье, будто браслет и покрутил перед моим носом.

Он просто играл-веселился с куклой, забеспокоился, что изуродовал кожу вещице. Поэтому сейчас столько времени рассматривал мое лицо, трогал волосы — проверял качество товара. Не испортился ли?

У меня не укладывалась в голове эта схема, эта дикость и жестокость игры в куклы-хозяева. И главное, зачем им это надо?

Я бы с удовольствием сейчас залепила ему пощечину за бычок, за подглядывание в душе, наступила ему на голую ногу в шлепке и пнула коленом между ног, а потом с наслаждением наблюдала, как он будет хвататься за пах и кататься по полу. Всё это я мысленно сделала и даже увидела результат трудов и лицо, перекошенное от боли, но наяву прекрасно понимала, что получу в обратную сторону, скорее всего с кулака.

Передо мной стоял камень, лед или бетонная стена. Ударишь ее и отдача будет несоизмеримо больше, чем нанесенный урон.

Но сейчас к неожиданности, как ребенок, обнаруживший забаву, Максим забыл о кукле, вертел кисть с резинкой, забавно приоткрыв пухлые губы. Как будто удивлен или обрадован. Через некоторое время перестал рассматривать украденную резинку, теперь вновь взял за локон, пропуская между пальцами. Он не любовался, не восторгался внешностью, был глух и равнодушен, а скорее просто оценивал. И более того он вряд ли огорчен уродством руки, может немного из-за того, что я приобрела не совсем идеальный вид?

Дыхание у меня очень напряженное, будто не один километр пробежала, и жила на шее рвано билась через кожу и показывала мое эмоциональное напряжение. Я с огромным усилием сохранила голос ровным:

— Это не нормально. — Максим чуть наклонился ко мне для лучшего разговора и казалось вот-вот поцелует. Серые стекляшки поблескивали при дневном свете в коридоре университета, где давно начались занятия. И мы были одни. Никто не поможет.

Мужские губы еще приблизились и раздумывали поцеловать…  не поцеловать. Поцеловать не поцеловать…  сантиметр или два до его губ.

— Ты подглядываешь за девушкой в душе… — отвлекла его от всяких ненужных идиотских мыслей.

Он перебил грубо, мало заботясь о смысле чужих слов.

— Я не подглядываю, а открыто наблюдаю. И могу делать это в любое время, когда захочу. А тебе стоит привыкнуть ко мне и моему голосу. Чем больше будешь сопротивляться — тем будет жестче и больнее.

В доказательство своих слов схватил за лицо, пережал клещами щеки с двух сторон, заставляя разомкнуть челюсть. Послушно задрать голову вверх и открыть рот для глубоко поцелуя. Он даже целовал никак девушку, а как… как… не знаю, как обозвать это.

Я закрыла глаза подальше от вида этого уродливого человека, который хотел поцеловать. Или может не поцеловать? А просто проверить хорошо ли товар выполняет функции? Едва-едва прикоснулся к губам металлической серьгой на кончике языка. А силы не равны, и не уйти, и не сбежать. Отсюда нет выхода. Казалось бы, мы в людном месте, а парень делал, что хотел. Грудью вдавил в дверь, с такой силой, что трудно сделать вдох, между ногами просунул колено и раздвинул по шире. И кажется — в его силах сделать любую самую гадкую вещь…  но внезапно прекратил поцелуй. Металлическую серьгу с языком убрал от моего рта, когда услышал девичий голос.

— Мм… это ты Максим? — оставил в покое, перестал наваливаться грудью и колено убрал. Потерял интерес, словно увидел что-то более заманчивое, а вещица может итак постоять. Развернулся и спросил странным, непривычным голосом:

— Лиза?

Его голос поменялся, не такой приказной, какой прежде. Максим отвернулся от меня, как от ненужной вещицы, оставляя за своей спиной.

Казалось только сейчас ничего важнее поцелуя не существовало, а теперь успокоился по одному слову незнакомки. Но я рада появлению новых лиц в коридоре.

Потихоньку вылезла из-за массивной мужской спины и приглянулась к двум девушкам. Одна из них поближе к нам, неуверенно улыбалась и говорила. Я не прислушивалась к чужому разговору, а рассматривала ее облик — девушка в розовом коротком сарафане и в туфлях на шпильке. Не то, чтобы мы похожи, наоборот — глаза у незнакомки узкие, тональный крем скрывал красные пятна на лбу и щеках, будто красавица после чистки лица, да и рост у нее выше. Но вот волосы у нас одинаковые по длине примерно до середины бедра и по цвету, как смола. Только у незнакомки волосы уложены красиво на один бок, а я была с жалким хвостиком и то изуродованным руками лжешейха.

Девушка улыбалась Максиму, посылала ему мысленные волны радости от встречи — это физически ощущалось в атмосфере. Видно она — хорошая знакомая, а может возлюбленная. А может это и была богатая подружка, спонсирующая и выполняющая его приказы? Всё возможно. И Максим, как увидел девушку, потерял ко мне интерес, оставил глупо смотреть за его широкой спиной и белым номером двадцать пять на голубой футболке.

— Иди в больничное крыло! — последовал приказ вновь первым тоном, не терпящим возражений, словно хотел побыстрее прогнать третьего лишнего. Большего приглашения не требовалось. Приветствовать девушек не собиралась, общаться с Максимом не было желания, смотреть за их общением-воркованием тем более.

Ничего сильнее я не хотела, как только исчезнуть, поэтому послушалась предложения-приказа. Молчаливо пошла по коридору, слушая эхо собственных шлепок по полу, как вдруг невидимая сила заставила притормозить на половине шага, немного подумать и пойти обратно. Остановиться возле удивленной пары. Вторая девушка вероятнее всего, как и я, была любезным тоном выгнана, чтобы не мешала воркующим и теперь стояла возле стены, рассматривая вывески-объявления.

Пара, оставленная наедине, удивленно перестала разговаривать при моем приближении. А я без пояснений вытащила руку Максима из кармана его шорт, парень видимо был слишком ошеломлен и не стал прилюдно драться или позориться перед девушкой. Позволил, нахально стянуть резинку с его запястья.

Не хочу ему оставлять даже маленькую дешевую резинку!

Вновь молчаливо развернулась и пошла по направлению аудитории, в которой проходило занятие. Резинку закусила, пока пальцами собирала тяжелые, черные волосы в высокий хвост на затылке. Красный кружок-ожог от сигареты еще долго жег кожу и напоминал, кто это сделал, а щеки и скулы зудели от сильного сжатия мужскими пальцами.

Глава 22

POV Катя

Прошло несколько спокойных дней без издевательств со стороны богачей. Преподаватели теперь не просто погружали в наши головы старинные понятия о богатых и бедных, о власти и подчинении на родном северном языке, но и на южном и на других диалектах, существовавших в двух наших странах.

Я несколько дней наносила специальный заживляющий крем на место ожога и вскоре рана покрылась корочкой, которую велели аккуратно счесывать.

Всю неделю я думала о Максиме. Каждый день. Ложилась спать — думала. Мылась, ела или смотрела телевизор — все мысли о нем. Где сейчас находился? Сидел или лежал в кровати? А в эту минуту, чем занят?

Каждая свободная секунда была украдена им, потому что он лишил личного пространства, права распоряжаться телом и показывать его, кому пожелаю. Я сама себе не принадлежала.

Каждый раз беспокойно таращилась на потолки, исследовала шероховатые стены в комнате, пытаясь понять смотрел сейчас или нет. Мысли о слежки сводили с ума, заставляли нервничать, смущаться и бояться слишком пристального и настырного внимания со стороны мужчины. Все былые ухажеры исчезали после одного слова «нет» и холодного взгляда в их сторону, а этот не унимался.

Неизвестно откуда во мне появилась уверенность в слежке? Нет ответа. Просто уверена. Чувствовала, что смотрел. Видела холодные серые стекла, почти прозрачные, которые находились со мной везде. Смотрели, холодно изучали куклу. Знакомились с ней. Он же этого хотел? Быть моим хозяином.

Стесняться на третий день после обнаружения слежки перестала, открыто переодевалась в комнате, меняла нижнее белье после душа. Мылась под струями воды и брилась. Тонкие иголки кололи кожу от прикосновения его взглядом. Я постоянно чувствовала его рядом — он будто со мной под струями теплого душа, повторял движения рук… пальцев, которые направляли бритву по линии бикини.

Он присматривался к лицу, испытаю ли боль от выдирания ненужных волосков. Наблюдал, как задирала ногу и ставила на специальный приступочек для удобства бритья лобка, как гладила ногу, проверяя достаточно гладкая кожа или нет. Максим все это делал вместе со мной. Либо развил во мне странное ощущение присутствия. И, когда губкой терла грудь или смывала пену на бедрах, между ногами, он всё это невидимо повторял.

Мои домысли о слежке подтверждали волчьи глаза, которые один раз за неделю случайно увидела возле одного из корпусов. Он разговаривал с парнем и курил рядом с урной в форме вазы.

Едва мы переглянулись, я отвела взгляд от его «стекол», а он равнодушно выбросил бычок в стоящую урну. Приоткрыв рот, выпустил несколько колец сизого дыма, показал кончик языка с камнем-серьгой и ощущение, что произносил: «Ка-тя! Ка-тя! Я се-год-ня те-бя мыл!»

Он сводил с ума своей слежкой!!! Покоя не давал. Отобрал личное пространство и возможность делать, что хочу в собственной комнате. Я будто добыча в клетке, бродила из угла в угол общежития, а он развлекался — наблюдал сквозь решетки.

Зачем я ему понадобилась, если у него есть богатая девушка? Я, как представительница женского рода отчетливо видела, что незнакома была возбуждена встречей с ним. Она нервничала, мялась с одной ножки на другую, хоть и на первый вид уверенная в себе кокетка. Даже самые прожженные стервы пасуют перед мужчиной, в которого по уши и страстно влюблены.

Согласно моей версии — я бедная, денег с меня не взять? По внешности тоже не нравлюсь. Зачем, Максим, ты играешь в эту игру со мной?

В течение недели СМС больше не писал и понятно, что в прошлый раз его сообщения были не с целью пообщаться, а специально продемонстрировать слежку. Он приучал к своему взгляду. Как в коридоре потребовал, чтобы привыкала. Я и привыкала. И это злило, нервировало еще сильнее, потому что выбора не было.

Мое терпение на исходе. На исходе. Я почти готова бросить логово богачей и элиты страны, перечеркнуть старания двух лет и смиренно попросить помощи у родителей. Больше не видела выхода из клетки общежития, в которой запер Максим.

* * *

В пятницу поздно вечером после морально измотавшей учебной недели бедняки дали себе немного расслабиться. Входные стеклянные нижние двери на первом этаже прикрыли, чтобы нас не было слышно с улицы. Гулять по вечерам мы не ходили, последствия попадания на глазах пьяным богатым студентам на выходных могли быть весьма плачевны, поэтому старались сидеть тихо в общежитии. Не рисковать и не мозолить глаза зазнавшимся богатым деткам. Но на острове за пределами университетского городка есть дискотеки и пенные пляжные вечеринки, а мы лишены забав и веселого время препровождения. Оставалось только сидеть здесь.

Около девяти вечера, когда основная масса обитателей общежития разбрелась по комнатам — читать книги, мы с самыми близкими из одногруппников собрались на третьем этаже возле бассейна.

Давно стемнело. Над головой светил лунный диск и переливался на бирюзовой воде, а через прозрачные стекла-стены видны огромные деревья, чьи листья тонко-тонко пели на ветру и скрывали нас от прохожих с улицы. Теплая ночь. Небольшое количество шампанского и шоколадки — весь ужин.

Саша со Степой — недавно созданная пара плескалась и целовалась в бассейне под всеобщими взглядами, но посторонние их мало заботили. Ребята слишком влюблены и существовали ради друг друга.

Мэри выписали из больницы, подруга немного успокоилась и мне показалось чуть поправилась, но я прикусила язык и не сказала об этом.

На бортик бассейна я поставила бокал шампанского, одновременно жевала кусочек темного шоколада и наблюдала, как Мэри кружила по водной глади, будто танцевала. Ее только сегодня выписали из больницы и мне показалось она чуть поправилась, но я не заостряла на этом внимания. Видно бокал шампанского на голодный желудок Мэри уже подействовал и она беззаботно улыбалась, развернув руки в разные стороны, и кружилась.

Всё наступило внезапно. Хорошее настроение исчезло, а наше уединение нарушили.

Двери с балкона открылись, впуская нежданных гостей — богачей. Сразу видно их принадлежность к элите по уверенным «наглым» походкам или лицам, высоко вздернутым вверх. На них читалось — самомнение, уверенность, что мир создан для них.

Бедняки замолчали, слушая гомон, веселый разговор гостей, которые нас временно не замечали, что-то обсуждали. Вели себя, как хозяева общежития. Не здоровались, не объясняли, просто проходили и как паразиты распространялись по балкону. Один привалился спиной к стеклянной, прозрачной стене, второй потеснил Вику, что легла на шезлонг, изображая, что принимала солнечные ванны, а на самом деле пила шампанское. Другой сел на белый пластиковый округлый стол, где днем стоят зонты, спасающие от солнца, а сейчас поздним вечером — бутылки с шампанским и много шоколадок.

Еще никогда прежде богачи не нарушали наше личное пространство, не приходили в общежитие. Если мы не попадались на глаза, то они игнорировали.

Мерзкий липкий страх поскреб дорожку на спине. Невидимое дыхание повеяло сзади на мокрые плечи. Мэри подплыла поближе ко мне, прижалась к бортику бассейна. Странное затишье перед чем-то неизвестным длилось около десяти минут, в течении которых приходили не только богачи, но за шкирку или за руку приводили бедняков из комнат.

Кабан выдвинул пластиковый стул напротив бассейна и опустился в него, как на трон. Остальные сподвижники стояли рядом.

— Итак, начнем! — толстыми пальцами он зажал папиросу и прикурил. Из одежды на нем одни синие шорты по колено, да сланцы. Массивная золотая цепь с палец висела на толстой шее и опускалась на круглый живот, приобретенный то ли от большого аппетита, то ли от злоупотребления алкоголем. Остальное тело по сравнению с животом гораздо худее.

Пальцами, зажав сигарету, Кабан указал в сторону бассейна — в центре мы с Мэри, рядом девушка и парень.

— Перейдем к сути вопроса. Мы собрались тесным кружком, — он обвел сигаретой народ возле бассейна: и своих людей, и нас. Весь балкон забит новоприбывшими гостями, пройти негде. — Чтобы обозначить правила. Снимаем розовые очки! — Кабан снял невидимые очки с глаз и скинул на пол. Ногой в шлепке топнул и «раздавил» мнимый аксессуар, спасавший от правды жизни.

Мужчина говорил тихо, прерываясь на курение. Вел себя как хозяин положения. Остальные не смели прервать речь, предчувствуя новый виток событий.

— До конца месяца (то есть в течение двух недель) у каждого из вас должен появиться Хозяин! — нервный шепот бедняков перебил Кабана, но тот повысил голос, чтобы подавить жалкий лепет-протест. — Если хотите сдохнуть с голода, то можете разумеется оставаться без Хозяина. Припомните валюту, используемую в университете и если через две недели вы не станете круглыми отличниками, то вы умрете с голоду. Система «хозяин — кукла» глубоко врослась корнями, так сказать, в фундамент нашего любимого, известного на весь мир университета. Кукла — это работник, исполняющий указания хозяина, за что университет платит ему заработную плату в виде баллов. Поэтому будьте любезны за две недели определиться со своими хозяевами. Они вас выберут или вы их — мне все равно. Главное, как можно быстрее.

Парень говорил уверенно профессиональным тоном политика, размышляющего о финансах или неустойчивой обстановке в стране, хотя сам в это время за спиной считал денежки.

— Кабан… — тихо позвал его парень и склонился к нему. Я была близко к бортику, поэтому картина событий передо мной, а обрывки шепота тем более хорошо слышала. — А к чему спешка? У них еще две недели на акклиматизацию — на привыкание к новой жизни?

— А я знаю?! — Кабан вдруг растерял хладнокровие и профессионализм, шепотом крикнул в ухо собеседнику. Тот сразу разогнулся от громкости. — Если смелый, иди у Бонифация спрашивай. По какой причине он ускорил процесс? Припекло ему…

Опять Бонифаций…  Кличка или имя? Но вновь он. Это он прислал людей для ускорения, как они сказали, процесса акклиматизации. За время, проведенное в бедном районе, я многое поняла. Вожак — это обычно не огромная туша, идущая напролом, наподобие Кабана, а скорее хитрый, изворотливый, харизматичный человек, умеющий управлять умами людей так, как ему необходимо. Он обычно сидит за спинами марионеток и движет ими на свое усмотрение.

Кабан толкнул парня в плечо и вернулся к разговору с бедняками с улыбкой, но тон голос поменялся с профессионально-холодного на милый.

— Вопросы есть? — улыбался странно, не как нормальный человек, а скорее существо, никогда прежде не знавшее радости. Слишком очевидны наигранные эмоции. А через несколько секунд — темнота в его взгляде, улыбка исчезла. Губы расслабились. Кабан посмотрел в бок, увидел кого-то и спокойно позвал:

— Марк, иди ко мне, — указательным пальцем пару раз поманил, дождался пока мой друг сделает действие и приблизится, на не трезвых от испуга ногах.

— Ты — мой! — как пощечина ударил покровительственный тон богача. — Руку вытяни!

Марк спустя несколько секунд протянул трясущиеся пальцы, боясь сказать «нет».

— Объясняю на примере, как действует схема «хозяин-кукла». Засекаю десять секунд, — посмотрел на часы, обвивающие запястье, и скомандовал. — Терпи десять секунд. Дернешься — выбью все до одного зуба.

Бычок протянул над рукой Марка.

— Поехали… — опустил горячий уголек на запястье моего друга и сосредоточенно жег одно место. — Один… два… три… четыре…

Марк, скрепив зубы терпел, лишь маленький стон вырвался на цифре семь.

— Умница! — похвалил хозяин. Убрал бычок и выбросил себе за спину. Улыбнулся. Настолько насколько твари умели улыбаться. Похлопал Марка по-дружески или заботливо по запястью, горящему огнем (я помнила это ощущение). — Беги в душ и опусти под холодную воду, не будем оставлять раны на твоем теле. Это не красиво. Завтра пойдешь в больничное крыло.

Проводил взглядом и разворотом головы Марка до балконной двери, подождал пока тот сбежит, а потом повернулся к беднякам, оставшимся в бассейне.

— Схема существования ясна? Если кому-то что-то не нравится, предлагаю сейчас озвучить, потом будет поздно.

И понятно, если хоть кто-то будет против вряд ли отделаемся простым одиночным ожогом от сигареты.

— Дрессировка кукол — это, конечно, хорошо, но самое главное в созданной паре — это обоюдное удовольствие. Все свободны, кроме… — Кабан встал с пластикового стула и пальцем начал указывать. — Кроме тебя… тебя… тебя…

Палец указал на нас с Мэри. Думала кровь рванет в венах, взорвется от услышанного приговора. Богачей человек десять — пятнадцать, а из бедняков оставили шесть девушек и одного парня.

Обнявшись с Мэри, мы стояли по плечи в воде, не шевелясь, стараясь не создавать лишними движениями волны. Губы от холода посинели, и тело дрожало под слоем ледяной воды. Реальность не усваивалась в голове, такого не могло происходить в жизни. Не бывает такого. Ведь не бывает? В северной стране людей не используют в качестве рабов. Мы свободны. Рабы есть у «пещерных» людей… у этих…  южан, где за плохое слово могли казнить или отрезать язык.

Кабан указал на меня пальцем и произнес, искривив линию рта в насмешке:

— В каждой бочке затычка!

Перевел палец на Мэри:

— Дрищ! Есть героини? Кто гордо возьмет на себя жертву? Никто?

Мы с Мэри переглянулись, не размыкая объятий. Боялись сдвинуться с места.

— Ох, как я обожаю вытаскивать из бедняков всё самое грязное. Скоро вы будете сдавать друг друга и травить лучших друзей, лишь бы вас бедненьких не трогали.

Он начал насмешливо считать и показывать пальцем то на Мэри, то на меня. Картина исчезла перед глазами, остался лишь палец и слова считалочки, решающие нашу с Мэри участь — кому развлекать Кабана. Мы здесь по прихоти богатых выродков, избалованных жизнью. Нет, они не все такие, но именно здесь сконцентрированы самые разлагающиеся, самые развращенные властью богачи. И для них существует одна игра — простые люди.

— Вынул ножик из кармана… буду резать… буду бить… все равно… тебе… водить!

Палец указал на Мэри. Считалочка выбрала ее, но Кабан проигнорировал выбор — перевел палец на меня и поманил.

— Ты! Иди сюда! — тихо позвал, но увидев, что медлю и не спешу выныривать из бассейна поторопил. — Ребят, помогите ей выйти из водички!

Господи, нет. Не верю, что это со мной происходит. Я где-то оступилась, где-то свернула не на тот путь, я сейчас скрою слезы, поморгаю, смою слезами этот кадр — Кабан перед бассейном, приглашающий развлечься.

Покрутила головой отрицательно, отходя назад, но вода затрудняла бегство. А сзади — обернулась. Двое высоких молодых людей ждали, когда приближусь к краю бортика, чтобы достать из воды. Я вновь отошла назад в центр, где в абсолютно неадекватном виде с мертвецки бледным лицом плыла Мэри.

— Степаааааа! — от крика Саши я отвлеклась, обернулась, где подругу завалили животом на пластиковый стол. На первый взгляд кажется, что стол не выдержит ничего тяжелее бутылки или тарелки, но вес женского тела выдержал. Один парень держал Сашу за одну ногу, другой за другую. Развели ноги в разные стороны, а Саша продолжала звать Степу.

— Ты что ли ее дружок? — один из двоих задал вопрос Степану, стоявшему неподалеку от стола. Всего два метра и можно попытаться спасти. Но тот смотрит, как с Саши стягивают купальные трусы и лезут грязными пальцами между ног и тихо дрожащим голосом произносит:

— Нет…

— Тогда свободен! — прогнал грубый голос. А Степа, не глядя на происходящее, убежал с балкона. Оставил Сашу на развлечение ублюдкам.

Я с опозданием закричала, не заметила, как двое парней вытащили из бассейна и понесли, меня дико царапающуюся и пытающуюся вырваться. Длинными ногтями царапала их плечи и грудь, куда доставала. С шипением разъяренный парень заломил мне руки за спину и опрокинул грудью на еще один проклятый пластиковый стол. С виду хрупкий, молилась, чтобы он сломался, чтобы развалился под грузом моего тела и похоронил под обломками, но он выдержал мой вес.

Саша так сильно кричала, вопила, что в голове звенело. А потом она мычала, потому что ей закрыли рот ладонью. А я позорно закрыла глаза, чтобы не видеть Сашиного лица. А потом…  хлопок обжег ягодицы.

— Расслабь! — команда от Кабана. — Не сжимай задницу, а то порву.

Одним рывком развернул и шарахнул спиной о горизонтальную поверхность. Стопы поставил на стол и раздвинул мне ноги. Прижался бедрами. Приспустил шорты и вытащил член. Самодовольная улыбка исковеркало ехидное лицо с двойным подбородком. Толстым жирным членом ударил по бедру. Меня затошнило от мысли, что его мерзкий отросток прикоснется ко мне, войдет в меня…

Перед глазами помутились краски. Это уродское, потное лицо, бирюзовая вода, светло-синие лампочки над головой и теплый вечер. Я как в аду жарюсь и преждевременно прохожу семь кругов ада за грехи. Я ведь когда-то была Катенькой…  Екатериной Роман…  с папой и мамой и сестрой, со мной ведь не могло произойти такого? Я не могла оказаться на этом столе с раздвинутыми ногами и горящими руками после того, как богач их вывернул за спину.

Всего две недели назад родители прощались перед самолетом. А мама с красными глазами едва не плакала, будто посылала на смерть. Родители всю жизнь старались переехать в богатый район, поэтому редко проводили время с дочерями. А сейчас я увидела наяву, как они катали нас на качелях и смеялись. И мама смеялась не только читала нотации, но и улыбалась, раскачивая дочерей на большой лодке. А мы хохотали, скрывая страх и адреналин. И помню, как мама с папой ночью перед праздником по случаю нового года искали костюм снежинки в магазинах города, но не нашли. Из-за работы забыли, а потом долгую ночь мастерили мне снежинку-колпак на голову, а мама шила платье-сарафан. Я всё… всё оказывается помнила.

Мне кажется та Катенька умерла сегодня на этом столе с разведенным ногами, с отогнутой тканью голубых купальных трусов, и передергивающаяся от омерзения, видя уродский жирный член Кабана, готового развлекаться с куском мяса и посмотреть сколько он выдержит издевательств.

Кабан хотел увидеть, как низко упадем, желая выжить? Как самые низкие человеческие страхи и желание выжить возьмет вверх.

Я считала, что это игра… забава. Правила существования прежде не укладывались в голове, а сейчас пазлы сложились. Это не игра, для богатых — это жизнь. Это спасение от приевшейся, наскучившей жизни.

На столе где-то бутылка дешевого шампанского, не важно пустая или нет. Схватила за горлышко и ударила по лицу, по жирной коже, лоснящейся под искусственным светом от лампочек. Взвыл ублюдок. Больной псиной, побитой и раненной заскулил. Схватился за окровавленное лицо, порезанное крупными осколками. Отошел, балансируя на плитке и орал, будто его изнасиловали, а не девочек. В какой-то момент поскользнулся на разлитой воде, образованной от брызг, упал и с громким звуком ударился черепом о плитку. Перестал кричать и смиренно затих с лицом, задранным к открытому небу. Вокруг его головы на голубой плитке кровь. Много-много крови и от этого вида вся смелость исчезла, желудок скрутило в пружину, и, если сейчас распрямится — вырвет на пол.

Я убила… убила его. С этой ужасной мыслью неуклюже подняла ватное, тяжелое тело со стола. Опустилась на колени на холодный пол, а передо мной повсюду кровь… кровь. И голая грудь Кабана, которая больше не вздымалась, будто он умер.

Везде кровь и осколки и только эта мысль пульсировала в висках — я его убила. Пусть он и урод, но я его убила. Человека убила.

Прикрыла ладонями рот, чтобы испуганно не взвыть и не закричать.

Я убила человека, убила! Убила! Мысленно кричала, а на самом деле — стонала в ладони. Прижала колени к груди и не заметила, как заплакала. От пережитого шока, от понимания происходящего грудь сотрясали беззвучные рыдания. Меня не переставая трясло. Вокруг стало тихо, больше не слышно крика Саши или плача, или мужских разговоров. Все замолчали, и никто не подходил проверить умер Кабана или нет. Только я рядом с ним.

И вдруг знакомый голос позвал тихо:

— Кааатя!

Он поднял на руки. Держал под коленями и за спиной, плотно прижимал к теплому телу. Носом я уткнулась в жилистую шею, как три мои, чувствуя запах стирального порошка от футболки и слабый запах цитруса. Что-то промелькнуло в памяти, какая-то мысль начала образовываться, но тут же ненужная была мною отброшена.

Мне до дрожи холодно, зубы создавали стук друг об друга, поэтому я держалась за мужскую шею, подтягивалась выше и выше. Подальше от трупа Кабана и холода.

— Максиииим… — протянула ему в ухо. — Ты опять меня спас…

Он не ответил. А мне и не нужны были слова, необходимо лишь тепло, чтобы самой согреться.

— Я его убила? — боялась посмотреть вниз на осколки, на разбитое лицо Кабана и найти ответ.

От мысли об убийстве и своей вине вновь по нервным окончаниям пробежал разряд тока. Вздрогнула и щекой прижалась — потерлась о теплую грудь. Потом обернулась, почуяв, что баланс нарушен. Максим двигался вместо со мной на руках. Он поставил ногу на плечо Кабана и скатил его в бассейн. С брызгами грузное тело погрузилось на дно, а по центру вырывался фонтан пузырьков кислорода. Насыщенный цвет бирюзовой воды стал меняться, темнеть от крови. Небольшое темно-бордовое пятно разлилось по поверхности воды, как капля краски на масле.

Если Кабан не был мертв, то сейчас задохнется, но я не должна жалеть тварь. Покрепче вцепилась ногтями в шею Максима, прикрыв веки, и чувствуя шаги. Мы шли куда-то, оставляя «веселье» и Сашу, которую в последний момент увидела лежащей без движения на том же столе ягодицами кверху, а ее ноги свисали на пол.

— Саша… — не послушными, дрожащими губами прошептала имя подруги.

— Всё закончилось… — пояснил, направляясь к балконной двери. Остановился возле нее на несколько секунд, потому что руки заняты мной и мог открыть только ногой.

— Если всплывет, значит жив…

Размышлял скучающе.

Я выглянула за плечо Максима. Пузыри воздуха продолжали фонтаном бить из воды, и я ждала. Закончатся пузырьки или нет? Всплывет или нет? Захлебнется или нет? Умер от удара головой о пол или нет? Но убийцей, хоть и грязного животного быть не хотелось и тем более, чтобы им стал мой спаситель ради меня.

Максим вновь равнодушно пояснил:

— Не знаю…  успокоит тебя это или нет, но мне не впервой, считай этот труп на моей совести.

Мне не стало легче, наоборот захотелось чтобы труп Кабана всплыл. Пузыри воздуха продолжали выплескиваться из воды. Всё больше и больше. И уже выходя в коридор, увидела, как всплывает черная макушка, а зверь — мразь кашляет, выплевывает воду изо рта.

В коридоре на руках Максима я немного успокоилась, прижалась ухом к мужской груди, слушая ровное, чуть ускоренное от ходьбы сердцебиение. Белая футболка под моими пальцами покрылась красными пятнами крови.

Мы вышли на улицу, сопровождаемые взглядами зевак. Максим долго нес и по ощущениям даже не устал, хоть я не худышка. Когда руки устали цепляться за мужскую шею поднесла их к лицу и увидела кровь, затекшую по каждой полоске линии на ладони.

— Ты поранилась. Тебе надо в больничное крыло.

Теперь понятно куда шли. Молчание мне порядком надоело, и я поинтересовалась:

— А как ты оказался в общежитии?

Глава 23

POV Катя

Навязчивая мысль заставила поинтересоваться:

— Как ты там оказался?

И сразу «быстрый» ответ. Скоропалительный.

— Мимо проходил и услышал крики. Тебе повезло.

Мне повезло? Это везение? Оказаться на столе с раздвинутыми ногами и отогнутыми трусами и с жирным членом Кабана на ляжке? Но я не выплеснула на волю буйствующие эмоции, закрыла их. Проглотила и не хотела выливать на своего спасителя.

Сейчас я была рада огородиться от произошедшего и оказаться в крепких руках Максима. Можно покататься на сонных волнах. От размеренной долгой ходьбы меня укачивало.

Прикрыла глаза, прикоснулась щекой к его груди и нюхала. Нюхала, как собачка мужской запах, потянула ноздрями тонкий аромат мужской кожи, от чего пальцы закололо нетерпением и желанием прикоснуться. Непривычно, слишком интимно.

Было хорошо и уютно рядом с Максимом. Я надежно спрятана от общественной злобы. Здесь никого. Он и я.

Представила, что во сне и здесь все желания осуществлялись, а потом забывались, едва проснусь. Позволила себя указательным пальцем провести по вороту его грязной от крови футболке, ногтем пощекотала кожу рядом с воротом. Он ничего не сказал на прикосновение, не убрал руку. Что это с ним? Раньше не разрешал к себе прикасаться.

Я не остановилась на достигнутом, не почуяв сопротивления провела линию по толстой вене на его шее, которая билась бешено. Громко. Послушно пульсировала, будто налилась кровью, ускорила поток под моими пальцами.

Я не прекратила любопытничать, потрогала его подбородок и щеку. Жесткая щетина заколола пальцы. Его поцелуи всегда с привкусом боли и раздражения на коже.

А потом остановилась. Надо было прекратить. Благодарность благодарностью, но это уже…  странно.

Эти мысли отрезвили, вынудили убрать руки и распахнуть уставшие, тяжелые веки и затравленно оглянуться по прохожим в парке. Есть ли среди них опасность, смотрел ли кто-нибудь на нас, угрожал ли безопасности?

Максим в тот же момент, как перестала его трогать поставил меня ровно на асфальт. Снял белую футболку, испачканную кровью. Я скосила взгляд на ближайшее дерево, где стояли студенты, выпивали из пузатой зеленой бутылки алкоголь и передавали друг другу. Сегодня богачи в пьяном угаре, еще более разнузданные, жадные на извращения. Один возле дерева показал на меня пальцем и что-то прошептал соседу.

Максим быстро одел на меня футболку. Я и забыла, что в одном голубом купальнике, можно сказать в трусах и лифчике, по середине парка, волосы от плеч и ниже мокрые, с них по спине и лопаткам скатывались холодные капли. И едва дул ветер на обнаженную кожу начинало трясти сильнее, чем прежде от адреналина.

Я благодарно кивнула, как пьяная, не верилось во все это, сделала несколько шагов по направлению больничного крыла. Я там буду хоть немного в безопасности, подальше от общежития бедняков. И с облегчением вновь почувствовала заботливые руки Максима, которые оторвали от земли и давали тяжелым ногам отдохнуть. Меня никогда не носили на руках.

Остаток пути я прижималась щекой к его голому плечу и пыталась успокоиться.

* * *

Пробуждение было внезапно, словно кто-то громко крикнул на ухо, едва не взорвав барабанную перепонку. Я также резко присела на кровати и только потом открыла веки и кажется вскрикнула. Да, точно. Я закричала сквозь сон, а теперь закрыла рот и помассировала сонное лицо, прогоняя воспоминания. Картины насилия не было перед глазами, скорее остались отголоски ощущений, страхов, и мерзости происходившего.

— Катя, все в порядке? — от звука знакомого голоса руки убрала от лица и оглянулась. Максим зашел в комнату и кинул сверток с одеждой на рабочий стол.

Это не комната, а больничное помещение. Белые стены, высокие потолки, рабочий стол врача, пустующий поздно ночью, и одна кровать.

Разглядев Максима, я запоздало завернулась простыней по грудь. При лунном свете в комнате его лицо казалось бледным, а глаза — две черные дыры засасывали и не отпускали. Я поежилась от неприятной ассоциации, передернула плечами, сбрасывая сонное наваждение.

Максим поднялся с дивана, ленивой походкой преодолел расстояние до кровати и присел рядом с моим бедром. Он не очень часто улыбался и если честно, казался порой роботом, тщательно скрывал эмоции, боясь, что кто-то вытащит наружу и раздавит. А ему потом страдать. Единственный раз видела его улыбку — на поляне после демонстративного поцелуя перед богачами.

И сейчас Максим сосредоточенным взглядом изучал. Скользящим движением провел большим и указательным пальцем по моей руке от плеча до кисти. Аккуратно забинтованную ладонь, поврежденную осколками бутылки, не тронул, но сжал мое запястье, словно сдавил обручем.

— Как себя чувствуешь? — повторил холодный вопрос.

— Нормально, — буркнула под нос.

Его бедро слишком по-хозяйски прикасалась к моей ноге, закрытой белой простыней, и руки действовали слишком нагло. И взгляд. Темный взгляд меня разбирал на маленькие части своими линзами. Все это слишком, слишком близко, слишком нагло. Его прикосновения слишком откровенны, слишком «хозяйские». Очень много «слишком» между нами. Он приучил к своему взгляду, как зверушку, а сейчас приучал к своим рукам.

Ощущение, что после Саши нахожусь под стеклянным куполом, огороженная со всех сторон. В безопасности. Но кто-то начинает бить со всей доступной силой по стеклам. С разных сторон бьет и бьет, меня пугает эти «слишком» сильные удары, они грозятся насильно пробить мои искусственно созданные стены от ранений.

Запястье я мягко высвободила. Отодвинулась подальше и прижалась макушкой к ледяной стене. Максим внимательно следил за моими действиями, на секунду его губы чуть приоткрылись, готовые произнести слова, но промолчал, сжав их в одну линию.

— Мы играем? Да? Нет? — грубо спросил, словно хотел быстрее отделаться. Тень набежала на лицо, кажется зрачки стали еще темнее.

— Я благодарна за спасение, но нет.

Нельзя испытывать слишком много благодарности, нельзя. Этому правилу научил Саша. Даже в самых красивых глазах, как у Максима, где-то на дне прозрачных стекол спряталась невидимая тьма. Она иногда вылезала наружу. Один раз спасет, как сегодня, а совсем не давно равнодушно прошел в том магазине нижнего белья, отдал меня лапать каким-то мразям. Нет. Я не злюсь, но сам факт говорит о многом. Не доверять! Не доверять мужчинам! Они обманут.

После моего ответа Максим вдруг резко дернулся. Грубо взял за щеки, вынуждая опять разъединить губы. Погладил нижнюю губу, а в приоткрытый рот толкнул кончик пальца и дотронулся до языка. Погладил насильственно.

Я взбрыкнула, дернула головой в сторону, убирая его палец изо рта.

Но не дал. Вздернул мой подбородок, вынуждая смотреть в черные стекляшки. Сегодня темные-темные под цвет ночи. Еще более страшные, чем обычно. Не линзы, приходит мысль. Как и прежде засовывает вновь палец в рот. Самый кончик подушечки. Медленно погружает мне в рот и вынимает. Это опять слишком нагло и по-хозяйски. Бесконечное число раз я пыталась выдернуть лицо и вытолкнуть его чертов палец. Как будто не понятно о чем его мысли. Палец идеально имитировал процесс погружения члена в рот.

— Красивая… — задумчиво протянул и вынул палец, смоченный моей слюной и провел по моим губам. — Идеальная кукла.

Меня бесило. Меня бесило, когда называл красивой. Это не похвала, а оскорбление. Он намеренно говорил о внешней красоте, об оболочке, о вещи, с которой не церемонился. Я ответила «нет» на предложение об игре, но ответ не важен. Внутри я для него пуста. Пустышка…  Катя — пустышка.

Неожиданно поняла, что к щеке прикасалась не теплая ладонь, а ткань. Перевела взгляд на его руки. Ну точно — митенки, кожаные перчатки без пальцев, используемые байкерами.

— У тебя есть мотоцикл! — выдохнула ему в палец, едва убранный из моего рта. — У бедняка есть мотоцикл! Почему бедняк хочет поиграть в игру «богатеньких»? Откуда у тебя доступ к камерам общежития? Откуда следишь за мной? И почему ты такой наглый!?

Последний вопрос не требовал ответа, а скорее был оскорблением.

А Максим раздосадованно закатил глаза к потолку. Раздраженно выдохнул скопившийся воздух в легких. Освободил мои щеки, которые тут же стали пульсировать от жесткого зажима, и даже встал с кровати. Я успокоилась, обрадованная, что сейчас оставит в покое, но рано почувствовала облегчение. Он поднялся лишь для того, чтобы поудобнее взять за плечи, оторвать меня от стены и завалить на лопатки. Сам залез на кровать и навалился всем телом сверху, бедра вжал в мои, чтобы заблокировать нижнюю часть тела.

Сколько же у него сил, с виду и не скажешь, что сильный. Наклонился с горящим взглядом.

— Представь себе, я не сплю на поляне в парке. У меня есть комната, где проживаю. Да, у меня есть дом за пределами университета. Да. У меня есть личные счета, но уж, извини, говорить сумму имеющихся средств не буду. Я даже жене их не покажу. И да, у меня есть мотоцикл. Тебя это каким-то образом трахает? Суть от этого меняется?

— Ты обманщик! — от этой мысли зубы свело. Заскрипели, от того с какой силы сжала челюсть. Как Саша. Все они, как Саша. — Представь себе, суть меняется! — насильно изобразила ядовитую улыбку, а рот набит горечью от очередной лжи. — Ты не на моей стороне, а развлекаешься, богатенький ублюдок.

Я все время пыталась выползти из — под него, но не получалось, поэтому я лишь морально устала и чувствовала безысходность. Обреченность и разочарование. А он ничего не делал, только бедрами вдавливал и наблюдал за беспочвенными попытками вырваться. Как на таракана под подошвой обуви.

От неравной борьбы устало рухнула лопатками на подушку, больше не дергалась и ждала участи за оскорбление.

Дышала глубоко и часто, пыталась восстановить спокойствие и утихомирить гнев, мне стало жарко, тело покрылось испариной. Очень неудобно на одной кровати с ним. Под ним. Под его телом, напряженным и замершим в одной позе. И только сейчас осознала, что футболка задралась до пупка, а между ногами упирался член, скрытый только его шортами. Его возбудило мое сопротивление, метания, паника добычи? Вся эта странная обстановка между нами. Это напряжение. Опасность между нами можно почувствовать, потрогать. Он словно в прыжке готовился к удару, только не знал, как действовать дальше… либо драться, либо… Ухватил за бедро, опустил вес тела с ладоней на локти по обе стороны от моего лица и подушки. Жарко зашептал, обдав горячим дыханием, от которого закололо губы:

— Я тебя, суку, пущу по кругу… — он едва сдерживался, даже голос вибрировал от напряжения. Не знаю, чем настолько сильно разозлила. Его глаза горели ненавистью.

— Тебя будут драть во все доступные щели. Как думаешь, два члена во рту поместится? Поместится, не сомневайся. По два, а то и больше в каждую щель. Раздерут в кровь. После такого быстро пройдешь все этапы за раз. И уже непременно либо сойдешь с ума, либо станешь полноценной куклой.

Волоски на всем теле встали дыбом, колючий лед проскользил по коже. Словно тупым ножом содрали кожу. Я временно онемела и рассматривала горящее ненавистью лицо: полные губы, явно поломанная перегородка носа и черные воронки глаз. Морщины возле губ и лба перекосили лицо, сделали уродливым и страшным.

Протянув ладонь к его колючей щетиной, хотела пощупать его «ненависть». Они кричала в нем, рвалась наружу.

Тишина продлилась уже много времени, и я, наконец, смогла глухо спросить.

— За… за что? За что ты меня ненавидишь? Что я тебе сделала?

Вдруг морщины его разгладились. Максим отпрянул от моей ладони, будто получил пощечину или удар. Пальцами перестал сдавливать мои плечи. Освободил, позволил повести руками, чтобы прогнать «колючее» ощущение от онемевшей кожи.

А он не ответил на мой вопрос, странно, как пьяный неуверенно слез с кровати, спрятал руки в карманы шорт. Затерялся временно в темноте, уже не так сильно был виден. А я поджала колени к груди, простыню накинула до груди и разглядывала его. Он такой странный, то спасает, то грозит расправой и унижением. Дикий. Даже прикосновений моих боится, словно дикий волк.

Максим некоторое время смотрел в пол между нами и ждал или думал. Мы больше не пересекались взглядами, словно боялись. Я почувствовала только сейчас его ненависть. Не играют в игры унижения с тем, кто нравится. Куклы — это вещь, служат хозяину для удовлетворения его потребностей, ее можно использовать как куклу для сексуального удовлетворения, можно использовать как прислугу, можно как вещь для битья. Вещь, которая будет терпеть сквозь зубы побои, ломку рук и ног. И такое есть. Многие заказывают себе куклу мужского пола просто для того, чтобы избивать, выбывать из робота, похожего на человека, всё дерьмо и всю свою гниль и чувствовать себя Господином мира.

И Максим разговаривал со мной, как с вещичкой, проверял здоровая или нет. Возбуждал механически, просовывая пальцы в рот. Так не действует с девушками, так действуют с теми, кто не может отказать и обязан реагировать на пальцы во рту облизыванием.

Немного обдумав ситуацию, Максим молча развернулся спиной, в темноте виднелась белая чистая майка, в замен кровавой, той что на мне. Помедлил отвернутый к двери, будто обдумывал, не решался.

— Не думай, — вдруг поведал двери, а не мне. Дверь важнее, более живая, чем я. — У меня нет ненависти. Ты не права, я равнодушен к тебе. Это просто задача.

Сжал ручку и приготовился открыть дверь.

— Либо я тебя доведу до стадии куклы, либо все будут драть. Как пожелаешь.

Какая стадия куклы!?

Ушел и громко хлопнул дверью, отчего вибрация прошлась по стенам и по мне. Меня затрясло, как под мощным разрядом тока, в голове пульсировали слова — «стадия кукол». Какая еще стадия кукол!?

Спрыгнула с кровати и рванула в нетерпении к рабочему столу врача-психиатра, куда Максим принес мне вещи, включая нижнее белье, а сверху на них сигналил синий маячок на телефоне.

Что за стадия кукол? Что за стадия!? Меня беспрерывно знобило. И в самый тревожный момент, когда голова гудела от множества вопросов, словно сотни гвоздей вбили в череп и терзали, вспомнился Мистер Х. Сумасшедший мистер Х, который велел уходить из университета. Теперь слова не казались бредом сумасшедшего. Они не пугали, а единственные оказались доброжелательными.

Надевала цветастый, свободный сарафан через голову и молилась, чтобы Максим или врач не вернулись в помещение, пока не уйду.

Украла со стола белую карточку врача-психиатра и взяла телефон, в котором записала код, сказанный Максимом, от учительского кабинета, а потом выбежала в пустующий темный коридор. Тихо-тихо, как мышка крадучись, передвигалась мимо кабинетов врачей, а заодно убирала Мистера Х из черного списка. Зашла в нашу переписку и вновь прочитала сообщения:

«Уходи из университета, пока никому не приглянулась».

Я здесь не минуты лишней больше не продержусь. Выберусь отсюда! Мама с папой вытащат. Пусть попробует хоть кто-то задержать, в суд подам! Ничто здесь более не задержит. Плевать на потраченные годы и вложенные старания для поступления в Международный университет. Напрямую отправлюсь к директору и буду требовать, чтобы дали связаться с родителями. Они заберут из этого зверинца.

Но поздно ночью вряд ли ректор на месте, поэтому решила пробраться тайком.

Глава 24

POV Катя

Времени мало, учитывая, что в любую минуту мог вернуться Максим или психиатр к пациентке. А увидев отсутствие важного документа, поймет куда я рванула. Эти карточки использовались в единственном учительском крыле.

Сначала по бокам мелькали белые стены, сопровождавшие мое бегство, затем дверь заунывно скрипнула, выпуская меня из больничного крыла в темноту ночи. На скрип двери мое сердце сжалось в маленький комок, опасаясь рассекречивания, но через несколько секунд вновь разжалось и начало привычно биться.

Фонари освещали дорогу и мой цветастый сарафан, поэтому незаметно нырнула сквозь кусты — под тень деревьев и побежала там. Мелкая газонная трава впивалась острыми лезвиями в ноги. Я забыла обувь, но это не важно. Главное добраться до дома.

Домой… домой… домой…  Ноги сами несли и не чувствовали боли от порезанных стоп.

Вскоре оказалась напротив красивого здания — замка — учительского крыла. Охлаждая горящие стопы, вбежала по прохладным каменным ступеням к главной двери. Затравленно оглянулась по открытой площадке перед зданием. Я как на ладони, у всех на виду.

Поспешно всунула карточку в считывающее устройство в ожидании развязки. Я наверное, в жизни ничего настолько страстно не жаждала, как обыкновенного разговора с родителями. Когда люди вокруг безразличны к тебе, хотелось к тем, кто по-своему любил. Семья не бросит. Мама не бросит, всё перевернет. Найдет способ вызволить меня и если понадобится, то обратится хоть к самому президенту Северных земель. Осталось только дозвониться… добраться до проклятого кабинета ректора, где имелась связь с «миром» за пределами острова.

Красный огонек на белом квадрате считывающего устройства двери пискнул, отвлек от мыслей и на секунду испугал громким звуком, но тут же сменился на зеленый цвет. Дверь автоматически открылась, впуская в объятия ночной темноты здания.

Я один раз ходила с преподавательницей в этот замок, для того, чтобы помочь отнести раздаточный материал. На память примерно воспроизвела путь до кабинетов преподавателей.

Через общую рекреацию с белыми колоннами, держащими свод второго этажа, добралась до лестницы и побежала на второй этаж. Кабинеты располагались на равном расстоянии друг от друга. Ректор в самом последнем из них, как самый важный член преподавательского состава. Ни разу не видела мужчину и не представляла, как выглядит.

Возле нужной двери из записок в телефоне нашла код, сказанный Максимом. Очень неуверенно набрала код на сенсорной серебристой панели с опасением, что богач вновь обманул. Запросила разрешения на вход в кабинет и отключение сигнализации поздней ночью.

В эти томительные секунды ожидания боролась со своим отношением к Максиму, балансировала на грани, то туда, то сюда.

Как к нему относиться? Он не черный и не белый. Не друг и не враг. Иногда невидимо притягивает за крючок. Когда кажется — настал конец, Максим приходит на помощь и рождает во мне зачатки симпатии и благодарности, но эту симпатию, как к хорошему человеку, он постоянно выбивает, то броском бычка, то угрозой нанести смертельные увечья. В такие моменты Максим создавал впечатление уродливого человека.

Дверь в кабинет ректора, щелкнула и вновь отвлекла от мыслей, а я облегченно улыбнулась и поставила новый плюс Максиму. Пусть я обманом добилась кода, но он сказал правду.

В помещении не включила свет, боясь обнаружения с улицы. Никаких телефон или иных средств связи в помещении не было, кроме как агрегата, именуемого компьютером. Отодвинув рабочее кресло ректора, встала на колени, чтобы тень не заметили с улицы и принялась проводить махинации по включению компьютера.

Агрегат долго гудел, наполнял помещение тревожными звуками. А у меня было совсем мало времени, могли обнаружить в любую минуту.

Есть…  загрузился родимый. Улыбнулась экрану.

На рабочем столе компьютера столько разных папок и не знала, куда ткнуть. Вскоре обнаружила социальную сеть нашего университета. Набор номера-звонка возможен только с разрешения администратора, кем похоже и являлся ректор или этот компьютер. С моего телефона открыт доступ только сообщений, позвонить людям не возможно.

Набрала номер мамы и ждала…  ждала.

Давай! Бери эту чертову трубку! Я понимаю, что поздняя ночь и ты спишь, но… пожалуйста!

А в ответ:

«Нет соединения» — всплыла белая полоса с черной надписью на экране компьютера, которая сбросила вызов и громко пискнула.

Щелкала по кнопкам компьютера с чудовищной силой с угрозой проломить их. Настырно, не теряя надежды, набрала номер отца и ждала…

«Нет соединения» — проклятая надпись во весь экран!

Сестра. Всего три номера забиты в память. Третий номер сестры.

Держа подрагивающие руки на столе перед клавиатурой, в ожидании результата смотрела на экран компьютера. Нарисованная зеленая трубка вибрировала, а в помещении раздавались отрывочные гудки.

Я умоляла невидимого собеседника через экран:

«Я буду ходить с тобой на фитнес. Да, тратить время на это бесполезное занятие.

Я буду с тобой вместе худеть, не буду есть колбасные и мучные изделия и раздражать твой аппетит по выходным.

Я буду ходить с вами в дурацкие магазины, целыми выходными пропадать в бутиках.

Буду с улыбкой мерить сотые трусы и лифчики и претворяться, как сильно нравится это занятие.

Буду самой лучшей младшей сестрой, звонить по праздникам и исправно писать СМС, только вытащи отсюда!!!»

— Алло… — донесся сонный голос. Я молчала, приоткрыв рот, потому что поверить не могла.

— М…марина, — дрогнул голоса от неверия. Быть может я спасена, закрался росток улыбки? — Мариночка…

Такое слащавое обращение в жизни не использовала в общении с сестрой.

А компьютер молчал на зов. Тишина на признания, но сестра же взяла трубку? Хоть и поздняя ночь, но я дозвонилась.

— Как же я рада тебя слышать! — от облегчения схватилась с обеих сторон за экран и улыбалась невидимой сестре. Ее телефонному номеру. — Это я… Катя…

На одном дыхании почти прошептала, не до конца веря в удачу.

— Ах, Катя значит… — наконец, произнес родной голос, но тон странный.

Меня смутила интонация, то ли радостная, то ли грозная. Какая-то неизвестная эмоция прозвучала в голосе. А затем с каждой новой буквой и словом голос на том конце связи начал повышаться:

— Шутница херова…  Весело стебаться над чужим горем? Я не точно уверена, что ты «эта» мразь, но, блин, если это ты, то когда найду тебя в университете, то переломаю тебе ноги…

— Марина! Успокойся! Это я! — закричала экрану и не важно, что могли услышать за пределами кабинета. Уже все равно на последствия.

Почему она не верит, что я — это я!? Как!? Почему!?

Она не слушала. Я кричала экрану, а сестра переходила на мат, что ей не свойственно.

— Марина… это я!!! Послушай меня! — вновь и вновь орала, а эхо разносилось по учительскому крылу.

Но собеседница отказывалась слышать:

— Маркина, я знаю, что это ты — сука завистница, но это… это… — сестра внезапно резко потеряла запал и… и… всхлипнула, ну в точности, как хнычут маленькие дети в углу комнаты, едва сдерживаясь от истерики.

В детстве не видела ее плачущей. Не помню. Всегда разобьется, убьется, со сломанной ногой, улыбаясь идет с войнушки от мальчишек.

— Маркина, даже для тебя подобное поведение крайне низко. Я всего лишь неделю назад похоронила сестру, а ты…  ты…

Связь внезапно оборвалась, на табло вновь высветилось проклятое:

«Нет соединения». «Нет соединения». «Нет соединения».

Будто кто-то оборвал связь между нами. Разрезал проводок. Включил запрет и на этот номер, не только на номер отца и матери. Умный компьютер или еще кто-то.

А мне уже всё равно.

Присела на корточки, обхватила череп руками. Сцепила челюсть, и не позволяя крику протиснуться сквозь зубы и губы, завыла от безысходности. Настолько сильно, чтобы Марина услышала через многие километры отсюда.

Крик позволил чуть-чуть успокоиться, вытащить плохие эмоции и лать немного успокоения.

Как же меня похоронили? Я здесь. Вот она я.

Вытянула белые руки, подсвеченным экраном компьютера. Они затряслись от эмоций, но на них видны голубые нити вен и пульс… пульс четко стучал в запястье.

Почему меня похоронили?

Вцепилась пальцами, как крючками в густые волосы, взбивая их, прогоняя ощущение ловушки. Панически забилось сердце. А на фоне спокойно гудел, как противное насекомое, компьютер и вводил в состояние транса.

Похоронили. Меня. Похоронили. В глазах семьи я мертва.

Я пыталась понять слова. Прочувствовать, но они не воспринимались.

Поэтому я вскочила с корточек и встала напротив компьютера. Заново и заново усиленно била по клавишам, создавая непрерывный щелк. Набирала разные телефоны, но в ответ — нет соединения. Нет соединения. Нет соединения. Закрыт доступ. Кто-то закрыл доступ, едва позвонила сестре. От ударов по клавишам забинтованная ладонь стала красной, от усердия выбраться из ловушки вскрылись едва зажившие порезы и повязка пропиталась кровью.

Внезапно пришла мысль — должно быть охрана засекла связь, значит, оставалось немного времени прежде, чем найдут.

Необходимо больше информации, чтобы понять. Почему я должна быть мертва для остальных? Зачем бедняки нужны богатым? Ради развлечения? Слишком большие затраты — это глупо. А богатые априори не могут быть глупыми.

Ненормальными, странными, но никак не глупыми.

Остальное время я провела в поисках информации, открывая желтые папки на рабочем столе компьютера. Одну за одной. Всего одна папка под названием «рабочий материал» оказалась закодирована. Обычное название, но то, что она закодирована навевало на смутные сомнения. Не спроста.

Я не надеялась открыть папку, но вновь интуиция шепнула голосом Максима тот код от двери. Сработало.

А там…

Программа — таблица с сотнями наименований. Рабочий материал с давнишними датами. Лет семьдесят назад и по настоящий год. Сотни, десятки, тысячи наименований рабочих материалов. Опустила колесико мышки до самого конца таблицы.

Настоящее время.

Рабочий материал — «20-022».

Прежнее название — Екатерина Роман.

Название? У меня теперь название. У вещи нет имени, а название?

«Дата рождения — дата смерти». В день приезда — две недели назад по их данным я умерла.

Дверь противно скрипнула, полоска света обрисовала пол и ударила в глаз. Я заморгала от яркости и постаралась не паниковать. Медленно распрямилась, убрала руки от компьютера и услышала знакомый голос:

— Достаточно насмотрелась или есть ещё вопросы?

Сексолог поздно ночью заявился в кабинет ректора…  Вся одежда состояла из длинного халата и красных тапочек. Оперевшись плечом о косяк двери и склонив голову, мужчина наблюдал или выжидал. Без былого веселья или дружеского настроя. Теперь отсутствовала прежняя необходимость во вранье и в милом отношении.

Мужчина устало потянулся, разминая затекшие мышцы, будто недавно спал и тихо заговорил:

— Катенька, зачем суешь любопытный носик? Тебе легче стало от полученной информации? Твой мозг пока адекватно не способен воспринять ее.

— Я требую ректора!

Сексолог послушно вошел в кабинет, освобождая проход. Поднял руку ладонью вверх, изображая «блюдечко на голубой каемочке». Любой каприз для меня. А в проеме появилась мощная мужская фигура метра под два ростом, едва поместившаяся в проходе. Видимо, ректор, как я того просила. Мужчина примерно лет пятидесяти, с лысиной по центру головы, сонно надевал округлые очки, подпоясывал черный шелковый халат до пят, пока я делала короткие шаги назад. Я мало того узнала их секрет, так еще нарушила частную территорию.

Следующей зашла психиатр Милана. Женщина тоже в халате, рыжие волосы привычно убраны в пучок. Оставшись в проеме двери, она пальцем поманил кого-то за пределами кабинета. На ее жест-приказ грузной походкой ввалились два мужчины в синей униформе с надписью «охрана».

Милана показала молчаливо на меня пальцем, а потом почесала им же нос, наблюдая в расслабленной позе, как послушно выполнялся приказ и меня скручивали двое мужчин.

— Не надо!

Милана весело перебила:

— Надо… надо…  успокоим тебя, а то ты слишком нервная.

Пока, как сумасшедшая, рвалась из мужских рук и бесполезно бултыхалась тряпкой, ко рту и носу прислонили белый платок, намоченный чем-то не приятным. Запах ударил в нос, рот и опалил гортань.

Ощущение, словно в легкие забили гвозди, от чего последовала мгновенная потеря ориентации…

Глава 25

POV Катя

Обычно тяжело просыпаюсь из-за вечного недосыпа. Не помню, когда последний раз спала больше семи часов, а сегодня видно проспала много времени. Тело начало чувствовать, но открывать глаза я не спешила, потому что во сне было… так Хорошо! Там тепло. Там мы отдыхали на море в южных землях вместе с папой, мамой и сестрой, как в последний раз шесть лет назад. Засыпали ночью на песке возле моря, а на утро просыпались обгоревшими, покрывшимися красным загаром. Соленый морской воздух и свежие запахи цветочных деревьев… мммм… красота.

Я потянула сладкий запах растений, оказывается запах почувствовала не во сне, а наяву. Это аромат их розовой вишни, лепестки которой сильно источали аромат. Принюхалась и вспомнила. Всё вспомнила. Разочарованно открыла глаза, готовая попасть в суровую реальность, где больше нет места тем воспоминания. Где больше… никогда… не будет… папы… мамы… Марины.

Я на огромном деревянном балконе, от солнца скрывала соломенная крыша, если не ошибаюсь. Через стеклянные огорождения видна синяя полоска горизонта и волны-барашки, которые пенились на море. От сильного ветра сегодня сильно бушевали.

Но я не одна на балконе возле ограды обнаженный по пояс мужчина, одну ногу удобно положил на деревянный стул, второй касался пола, развернут боком, а ладонь с зажженной сигаретой то отрывал от стола и затягивался, то обратно опускал. Мужчина был полностью поглощен видом на море и курением, но едва я пошевелилась и подняла голову от шелковой ядерно-красной подушки, обернулся, затушив бычок о пепельницу.

А я тем временем огляделась. Кровать огромная четырех спальная, шелковые вульгарные красные простыни, а я в бело-девственной ночнушке с треугольным вырезом, ткань тоже шелковая, прохладная идеальная для жаркой погоды на острове. Ночнушка едва прикрывала соски, длина до неприличия мала, а по ощущениям между ног…  нет белья.

— Проснулась?

С пронзительной иглой боли в груди я покивала головой на вопрос.

На секунду при пробуждении курящий мужчина на балконе показался отцом. На том отдыхе отец часто курил, в те моменты врачи еще не пригрозили, что умрет, если продолжит курить.

Но Это не отец.

В теле блуждала легкая усталость. События после встречи с преподавателями стерлись из памяти, видимо, хорошо успокоили. Смутно, как сквозь сон, вспомнились иголки, насильно врывающиеся в вены и пропускающие лекарства в кровь.

Максим развернул плетенный стул, так чтобы оказаться спиной к огорождению и морю, а ко мне лицом. Локоть поставил на подлокотник, а кулаком, подперев щеку, долго наблюдал за мной.

Любовался картиной, ее красками, искусством художника, но только глаза, как и прежде холодно-серые. Я в миллионный раз задалась вопросом о его глазах. Если раньше считала линзами, то сейчас закрались подозрениям. Зачем часто менять линзы? Я видела янтарные зрачки, серые, черно-карие, голубые, болотные, даже сиреневые под цвет ламп в особняке на выпускном вечере.

— Мы играем? — опять надоедливый вопрос.

И это вторая фраза, которая прозвучала после моего пробуждения, после того, как линия жизни вдруг оборвалась. Когда стояла возле обрыва, потом кто-то толкнул в спину и дал упасть. А теперь ждал, когда разобьюсь.

И единственное о чем заладил Максим — это игра!?

Пару секунд назад сил не было, все выкачали через шприцы, но откуда-то взялись дополнительные. Я использовала резервные. Засуетилась, поднялась с прохладных простыней, заправила «кольца» волос за уши, чтобы не мешались, начала осматриваться по комнате. Кроме кровати, стола со стульями и деревянного пола больше ничего нет.

А вещи… где вещи? Не в ночнушке же идти.

Богач не отреагировал на мое внезапное поднятие.

— Я…  не хочу здесь задерживаться. Максим, не хочу играть ни в какую игру. Извини, ничего личного, но хочу домой.

В курсе ли парень о происходящих событиях, например, о краже бедняков и их якобы смертях?

Я металась по балкону, не зная, куда смотреть, где взять одежду, что-то бормотала под нос, задавала вопросы, как здесь оказалась, а Максим молчал на суету. Я старалась не смотреть на него, потому что чувствовала от него странные напряженные волны. Он будто натянут, встал на старт, готовый к бегу.

Немного успокоившись, хотела попросить вещи, потому что ночнушка слишком короткая, развевалась на ветру и возможно в процессе передвижения я продемонстрировала все нижние части тела, но услышала холодное:

— Терпение лопнуло…

Странная фраза вызвала волну дрожи и в тот же момент в шею стрельнул мощный разряд. Ток беспрерывно пронзал несколько точек на шеи. Ногтями пыталась сорвать эти «точки», но вместо это нащупала звенья металлического ошейника. Сердце бешено заколотилось от непрекращающегося тока в теле, кровь ускорила поток по венам, которые были готовы взорваться от перенасыщения. И в те несколько секунд от электрического разряда от ошейника казалось, что просто сдохну от боли или сердце откажет.

Но потом отпустило, перестало беспрерывно трясти, осталась лишь периодичная воображаемая боль, проецируемая сознанием.

Максим заботливо поднял на руки и аккуратно уложил обратно, где спала. Я отползла по красным скользящим простыням в самый конец кровати, а Максим остался в начале. Между нами метра три, необходимые для восстановления спокойствия.

— Говори кодовое слово…

Поднял запястье правой и показал металлический браслет толщиной в палец, под стать моему ошейнику.

— Один. два… — палец держал на украшении, будто готов нажать кнопку.

И понимаю, что насчет три вновь подпалит как животное, ударит током по венам. Моя поганая жизнь — это единственное, что оказывается осталось. Больше ничего нет. Только вот эта жизнь, за которую цеплялась.

— Х… — пыталась произнести, да только очень трудно пересилить. Опустить гордыню, загнать ее внутрь и посадить на цепь, чтобы не кусалась. Жизнь дороже глупой гордыни. Переборола себя, начала произносить очень тихо, но Максим должен услышать. Покорно посмотрела на шелковые вульгарные простыни, разделившие нас. — Х. хо… ззя, — от каждой буквы трясло. — Хоз-зяин…

Удалось на выдохе произнести.

Максим мог заставить повторить, потому что сказано очень тихо, почти под нос, но он не попросил, не стал дополнительно унижать. Вместо этого, наконец, показал неприкрытую эмоцию — уголок губ насмешливо опустил вниз.

— Куколка… — столько неприкрытого удовлетворения после вынужденной капитуляции. Взгляд «отморозился», зрачки перестали быть пустыми серыми стеклами, а наполнились металлическими темными мазками. Цвет остановился на грани серых и синих.

Хотелось прикрыться руками от очевидного самодовольства.

Как бы не храбрилась физически мне с ним не справиться, а тем более, когда я на правах «рабочего материала» — вещи без имени и прошлого.

— Почему ты меня ненавидишь? — вновь задала тот же вопрос, что и при последней встрече.

Его голос зазвучал более мягко и равнодушно, словно былая проблема исчезла:

— Я говорил…  это не правда. Сложно объяснить, но ты сильно напоминаешь одну тварь, которую хочется наказать. И самым правильным было бы отдать тебя кому-нибудь, например, тому же Кабану и посмотреть со стороны. Понаблюдать за твоей ломкой…

— Ну так отдай другим. По какой причине медлишь? У бедного мальчика не разделенная любовь?

Логично. Если я напоминала «тварь» по его словам, значит, неизвестная девушка разбила мужское сердце. У меня тоже разбито, мной и вовсе попользовались для успокоения и выкинули, но разве я злюсь на мужской пол? Я даже на Сашу не злюсь, только разочарована трусостью — не нашел смелости объясниться.

— Давай обниму… утешу… поглажу бедняжку! — предложила с сарказмом, протянула руки к нему, намекая, чтобы подполз по простыням прямо в объятия. — Теперь я поняла, почему не даешь к себе прикасаться. Она последняя, кто прикасался и таким образом ты хранишь ей верность?

После этой фразы прекратила нести чушь и издеваться, представила ему право ответить, но тот не соизволил. Максим не пробиваем, не злится, уголок губ все также надменно опущен вниз и зрачки «бегали» туда сюда, рассматривая меня, злую от несправедливости, прижатую буквально к стене комнаты и доведенную до дрожи.

— Неудачная первая любовь случается у каждого второго и люди от этого не наказывают друг друга… — добавила, но смолчала о своей первой любви, зачем ему это знать?

— Значит я слабее, чем остальные люди, потому что мне хочется наказать.

Удивленная признанием Максима в слабости, я не нашла слов и гадала, где же грозная аура самца? Ведь каждый жест должен излучать самоуверенность и непоколебимость? Как бы глупо не звучало, но признаться в слабости — это смело.

Максим продолжил объяснять:

— Если бы хотел, то испортил тебя еще в твои шестнадцать лет. Но что-то остановило, подсказало, что ты чуть лучше своих одноклассниц-«прошмандовок», поэтому отпустил не тронутой и напоследок пожелал не попадаться на глаза.

Испортил? Не тронутой? Это он о девственности? Это настолько было очевидно?

— Но второй раз… — покачал головой, отрицая действие. — Второй раз я чисто физически не могу отпустить. Мне необходимо для практики…  для более подробного изучения этого процесса завести куклу. Ты единственная, которая мне интересна для игры. В конце концов, хочу получить удовольствие, а не злиться от того, что вынужден этим заниматься.

Он собрался уходить и оставить в одиночестве, но мои поспешные слова догнали его возле стеклянных дверей, ведущих с балкона в жилую комнату:

— Бонифаций…? — остановился возле двери, пальцы его замерли над ручкой. Словно произошел оглушительный выстрел мужчина застыл без движения.

— Ты знаешь… кто такой Бонифаций?

Эта фамилия или кличка просверлила дыру в голове. С первых дней, как прилетела на остров — в это логово, она постоянно всплывала: неизвестный парень искал меня; он же поиздевался над Мэри и опозорил подругу на весь университет; по его приказу Кабан развлекался с нами в бассейне.

В мыслях кровавыми чернилами выгравировано это имя. Оно терзает.

Максим развернут боком, но я увидела как появились первые признаки улыбки. Мужские плечи задрожали от смеха.

Второй раз видела его смех, второй раз.

— Ты его знаешь? — озарила догадка.

Максим развернулся и засмеялся, глядя на меня, зрачки сузились в маленькие точки, в которых купалось наигранное веселье.

— Я его знаю? — спросил недоумевающе у себя же и ткнул пальцем в голую грудь. Протер запястьем губы, словно смахивал пылинки, или чесал. За маской веселья скрылась холодная ярость, судя по напрягшимся венам на руках и груди. — Я презираю весь род Бонифациев!

Максим резко присел на кровать рядом со мной. При желании мог прикоснуться к обнаженным коленями, но вместо этого начал разговор:

— Знаешь, кого благодарить за пребывание здесь, — пальцем указал на простынь, сминая и раздавливая ее. — Августина Бонифация — главу рода Бонифациев!

Говорил естественно не о кровати, а об острове и жителях.

— Любишь сказки? Я расскажу по секрету одну страшилку. Когда-то давным давно…  еще во времена великой войны…  примерно сто лет назад…  на южных землях были широко распространены Лагеря смерти*. Слышала о таком или для девочек — это слишком жестокие темы? Война и смерть?

— Слышала. Геноцид слабых южных племен? Газовые камеры?

Максим кивнул, признавая правоту:

— Замечательные место. До сих пор сохранены подобные лагеря смерти, особенно в южных землях.

Максим придвинул лицо и пристально посмотрел в глаза, насколько это возможно близко, чтобы наше дыхание разделилось одно на двоих.

— Там обожают делать опыты на людях, например, инъекции препаратов в глаза, с целью посмотреть насколько лекарство улучшит качество зрения. Есть вероятность умереть, а есть — выжить. Возможны дефекты даже при положительном результате исследования, такие как изменение цвета зрачка при разном освещении и градус «видимости» сокращен. Если обычные люди боковым зрением видят почти сто восемьдесят градусов, то испытуемые обхватывают около ста-ста двадцати градусов, за счет этого, когда хочешь стрельнуть чем-нибудь уродцу в глаз, порой косишь и попадаешь не в того, в кого жаждешь…

Я внимательно слушала и пыталась понять, что через взгляд Максим пытался донести. Что затаилась внутри? Завороженная тихим голосом, я внимательно слушала пока не почувствовала на месте ожога от бычка мягкое прикосновение пальцев.

Максим обводил уродливый кружок, который почти исчез. Осталась лишь бело-розовая шелуха от кожи, которую аккуратно вычесывала, чтобы не образовалось шрама.

— И когда кто-то прячется в темноте… переодевает нижнее белье, надеясь затеряться от наблюдающего, то всё отлично видно. Новое зрение дает возможность видеть в темноте лишь немного похуже, чем при дневном свете.

Не может быть…

Максим опустил ладонь с моего ожога и скучающе посмотрел в ожидании реакции.

Голова пульсировала от полученной информации. Я подтянула колени к груди, пальцами помассировала виски, успокаивая разбушевавшуюся фантазию.

Не мог быть Максим испытуемым. Это жестокие сказки.

— Почему ты рассказываешь о лагерях Смерти? И причем здесь Бонифаций?

— При том, что после войны именно Бонифации и Вацлавы — два старинных рода из южных земель в тайне от правительства сохранили Лагеря Смерти, где проводили научные опыты над людьми. А здесь… — Максим поднялся с кровати.

Выпрямился, раскрыл руки широко в стороны, запрокинул голову к соломенному потолку, наслаждаясь порывами ветра на высоком этаже, и впечатление — будто уплыл в мечты. На его губах сумасшедшая улыбка, наполненная чем-то неизвестным — болью или горечью. Или наоборот предвкушением.

Я боялась услышать продолжение, меня знобило, вновь ударило воображаемым током. Обхватила металлический ошейник и дернула за него, чтобы порвать звенья и освободиться, но лишь поцарапала кожу.

— А здесь современный, упрощенный Лагерь смерти внутри университета, используемый для создания Кукол. Рабочий материал… — кивнул подбородком и рукой в мою сторону, но ощущение, что этой рукой прошел сквозь грудную клетку и прокрутил внутренности. Выкрутил их по спирали, разворотил до крови.

— Из рабочего материала пытаются создать Куклу. Есть такая особенность у человеческой психики. У одних шаткая. К ним не так прикоснешься и те сходят с ума.

Покрутила головой, не желая слышать голос Максима. Потом закрыла глаза и заткнула уши ладонями, но время от времени отнимала, чтобы услышать продолжение. Боялась и одновременно хотела услышать информацию.

— Замолчи… — прошептала в колени, а Максим продолжал словами вбивать знания.

— А другие с устойчивой психикой реагируют на моральное и физическое насилие блокировкой психики. Они прячутся в коконы, сохраняют сознание где-то внутри и входят в своеобразное состояние куклы — это золотые самородки. В состоянии «куклы» они ничего не понимают, как животные, только испытывают голод, холод, жару или похоть. Ну в точности животные…

— Заткнись… — приказала.

Легла на живот, прикрылась подушкой и простыней, отвернулась в другую сторону от мужчины и посмотрела сквозь стеклянную преграду на яркое солнце, которое зажгло. Толстая пленка слез залепила зрачок, отчего зрение нарушилось.

— Ты лжешь также, как солгал о своем финансовом состоянии.

В ответ донеслись грузные шаги по деревянным балкам и простой равнодушный совет:

— Отдыхай. Успокойся и прими свою участь. Я закажу нам завтрак…

Стеклянная дверь хлопнула, отрезая меня и Максима. И настала тишина за исключением дуновения ветра на ухо. Я прикрылась ладонями, пряча перекошенное от эмоций лицо, не зная, как будет лучше — заплакать или засмеяться.

Он заботился о моем спокойствии после того, как признался, что собрался довести до самоубийства личности? Смех душил. Я прикусила губу, не просто с целью сдержать эмоции, а хотела откусить губу или язык и захлебнуться в крови, но в последний момент останавливалась.

Они всё продумали. Поиграли на тщеславии бедняков и пригласили в один из самых богатых университетов, а потом посадили под замок. Украли нас и ставят опыты и всё ради денег, ради создания Кукол.

Думают просчитали каждый момент, нет, ошибаются. Развлекать богатеньких ублюдков и измываться над своей психикой не позволю.

Я крутилась по скользким простыням, металась как пойманная добыча, ногтями драла и кусала подушку. Максим пришел позже, когда я успокоилась и находилась, словно во сне. Хозяин квартиры расплывался перед глазами, а его голос звучал глухо.

На белом подносе — еда в постель. Я молча отказывалась и стеклянными глазами смотрела на Максима, а тот не выдержал. Раздраженно схватил за запястье, преодолевая мое сопротивление, и зажал меня между ногами. Посадил и пытался кормить, но в ответ я выплюнула фруктовый смузи на деревянный пол, отказывая есть или пить.

Ставить на себе опыты не позволю, лучше самой выбрать, как умереть!

Максим швырнул на пол спиной, отчего показалось, что хрустнули позвонки. Веки с огромным трудом открылись, словно все силы по капле выкачали и даже резервные силы не оставили на черный день. Потому что чернее дня не будет.

— Ненавижу тебя, Максим, — прошептала, глядя с пола на его, возвышающегося надо мной огромной тушей. Вот теперь я нашла определение своему отношению. Он показал правильную сторону.

— Ничего личного, Катя, это задача… работа.

Он будто оправдывался. Зачем оправдываться, если мы по разные стороны. Он — на одной я — на другой. Его цель — разорвать мою душу (сознание, психику) в клочья, оставить ошметки и выбросить на помойку, а моя — сохранить психику или зашить.

Да только, как бы не храбрилась страшно смотреть в мутные равнодушные стекла, лопатками ощущая неровные доски балкона, и не закрыть глаза, глядя на замах руки. Я и не смогла стойко выдержать, позорно закрыла веки. В тот же момент мощная пощечина хлестко ударила, так что шею едва не вывернуло. Челюсть свело судорожной болью.

Его цель — привести меня в сознание, а моя цель — умертвить себя.

— Ах ты, упертая зараза! — швырнул обратно на кровать. Наверное, со стороны я была похожа на психически больную, но по-другому не могла защититься. Я не стану служить развлечение для богатеньких ублюдков, лучше сразу умереть. Голодом и жаждой заморю себя. Сдохну, как можно быстрее, мне не зачем дальше цепляться за жизнь.

Не понятно Максим дрался со мной или я с ним, когда он завалил на лопатки и зажал ногами мои бедра. Что-то кричал в лицо, а я не слушала. Уже отключилась от происходящего, нажала рубильник, приостановила любые страхи и сомнения.

Потом он отнес в душ. Включил ледяную воду и встал вместе со мной под охлаждающие струи. Мокрая одежда мгновенно тряпкой прилипла к коже. Максим тряс, как куклу, пытался привести в сознание, лупил по щекам настолько сильно, что голову скручивало то влево, то вправо. Думала зубы хрустнут, щеки адски горели, но мне было всё равно.

— Не ломайся рано… — вновь подхватил на руки и в мокрой одежде, льнувшей к телу, понес в медицинское крыло. В процессе ходьбы с волос стекала вода на асфальт. Я была неестественно прогнута в спине, руки плетьми висели вниз, а Максим подкидывал меня, чтобы встряхнуть и привести в сознание.

Потом больница и белая кровать…  капельница, ненавистный голос психиатра.

— Она себя убивает. Специально. А я говорила у нас с ней будут проблемы. Плохой материал для Куклы, кто хотел поэкспериментировать? Ну? Кто хотел поэкспериментировать? Сколько раз говорила — материал должен быть достаточно побит жизнью…

Лекарства. Палата провоняла противными лекарствами, которые забивались в носовые проходы, горло и глаза. Вены посинели от того, сколько их кололи иголками. Я чувствовала только умиротворение, глядя сквозь множество врачей в белых халатах в окно на свободный ветер и солнце. Боковым зрением фиксировала Максима, стоявшего в уже высохших после нашего купания шортах. А он не умел смотреть боковым, мог только прямо, поэтому его взгляд всегда прямой на мне, руки спрятаны в карманах, расслаблен и спокоен.

И вновь я безмолвная оказалась на его руках, Максим что-то говорил про упертых зараз, которые повадились передвигаться на нем, но он не соглашался оставшуюся жизнь носить меня на руках.

Уже поздно ночью на том же балконе я успокоилась. Молча лежала и наблюдала за луной на небе. Сзади на соседней подушке на стороже, почти впритык тело Максима. Должно быть не рад тому, какой выбрал дефектный рабочий материал.

— Максим… сколько мне осталось?

Он пододвинул подушку, локоть поставил рядом с моей головой.

— Всё зависит от личных качеств испытуемого, — немного помолчав, добавил. — Это моя ошибка. Не надо было тебе говорить подробности.

Я промолчала и продолжила рассматривать сквозь стеклянное огорождение забора роскошный вид на море. Даже до сюда доносилась приятная песня шумной воды. На песке, очерчивая береговую линию, горели яркие фонари, которые полностью захватили мое внимание.

Перебинтованную кисть лелеяла возле груди, как маленького ребенка. С полным желудком таблеток чувствовала себя наевшейся на годы вперед и цеплялась за огоньки света на берегу. У меня отобрали все огоньки, нет больше ни одного. Хоть один маленький фонарик осветил бы путь и я бы мотыльком вспорхнула.

Обезумевшая, потерявшаяся хваталась за любую нить и тянулась. Но каждый раз нити обрывались.

Меня приговорили к скорой кончине, точную дату смерти не назначили, но в том, что она случится скоро — не секрет.

В таблице у ректора на третьем курсе бедняков числилось всего несколько штук из приглашенных шестидесяти в каждом году. Значит, максимум два года при лучшем раскладе. Необходим огонек, чтобы продолжить жить, ведь умирать легко только в сказках.

Неизвестный огонек отсоединился на пляже, должно быть чей-то телефон. Молодежь развлекалась и купалась ночью. И ко мне в тот же момент пришла цель…  молнией поразила нервные окончания. Я потрогала металлический ошейник, на котором теперь должна сидеть.

Вот она цель… есть за что еще цепляться. Вернуться — я не вернусь домой. Но осталась маленькая смутная цель, которая заставила сердце забиться чаще и кровь прилить к телу, а легкие наполниться кислородом.

Максим лежал за спиной и совершенно точно не видел моей безумной улыбки, изуродовавшей лицо.

До Августина Бонифация мне не добраться. И его лагерь Смерти простой девчонке не уничтожить — это глупые надежды наивных дурочек. Мечты…  Но одну цель можно достичь. Здесь учится его наследник Бонифаций. И если я здесь умру, как человек, его сынка потяну за собой. Судя по поступкам, он такая же мразь, как и отец. Не знаю каким способом, но потяну парня за собой в могилу. Нас похоронят вдвоем…  по соседству…  а земляные черви будут лакомиться нашей плотью.

Примечания

1

В тексте использовались слова песни группы «Наив» «Се ля ви».

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg