«Девушка в башне»

Девушка в башне (fb2) - Девушка в башне [litres] (пер. Юлия Мансуровна Гиматова) (Зимняя ночь - 2) 2581K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кэтрин Арден

Кэтрин Арден Девушка в башне

Папе и Бэт с любовью и благодарностью

Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя, То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в окошко застучит. А.С. Пушкин

Katherine Arden

THE GIRL IN THE TOWER

Copyright © 2018 by Katherine Arden

Jacket design: David G. Stevenson

Jacket illustration: © Robert Hunt

© Ю. Гиматова, перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Пролог

Темной ночью девушка мчалась на гнедом коне по лесу. У этого леса не было названия. Он простирался вдалеке от Москвы – вдалеке от всего мира, и единственным звуком было молчание снега и треск застывших деревьев.

Была почти полночь – зловещий волшебный час. Путникам угрожали снег, буря и бездонное, безликое небо. Но девушка упорно ехала на своем жеребце сквозь лес.

Лед покрывал шерсть на морде коня, снег облепил бока. Но глаза под заснеженной челкой были добрыми, и конь радостно поводил ушами.

Их следы тянулись в глубь леса, и свежий снег прятал их.

Внезапно конь остановился и поднял голову. Среди деревьев, звенящих на морозе, показался ельник. Пушистые ветки переплетались, стволы елей согнулись, как спины стариков.

Снегопад усилился. Снежинки попадали в глаза девушки и залетали в серый мех ее капюшона. Абсолютную тишину нарушал лишь свист ветра.

– Я ничего не вижу, – сказала девушка коню.

Жеребец повел ухом и отряхнулся от снега.

– Может, его нет дома, – неуверенно добавила девушка. Ее шепот будто заполнял тьму под елями.

Но стоило ей произнести это, как в ельнике с громким треском распахнулась потайная дверь. Вспышка света окрасила сияющий снег кроваво-красным, и среди елей появился дом. Над деревянными стенами нависали длинные изогнутые карнизы, и в отблесках пламени дом словно дышал, притаившись в чаще.

В дверях показалась мужская фигура. Конь насторожил уши, девушка замерла.

– Заходи, Вася, – сказал мужчина. – Холодно.

Часть I

1 Смерть Снегурочки

Миновала середина зимы, и в Москве дым десяти тысяч очагов поднимался в темное небо. На западе было светло, но на востоке, на закатном небе собирались темные облака, полные снега.

Две реки разрезали русский лес, и Москва лежала на их пересечении, на вершине соснового холма. Ее приземистые белые стены скрывали за собой избы и церкви. Заледеневшие башни теремов отчаянно тянулись в небо. День угасал, и в высоких окнах башен загорались огни.

Женщина в великолепном наряде стояла у такого окна, наблюдая, как отблески огня смешивались с неспокойными сумерками. Две женщины за ней сидели у печи и вышивали.

– Ольга за час уже третий раз к окну подошла, – прошептала одна из них. Ее руки в кольцах сияли в тусклом свете, а ослепительный кокошник отвлекал от нарывов на носу.

Служанки толпились неподалеку и согласно кивали. Они стояли у холодных стен, головы укрывали платки.

– Ну конечно, Даринка! – воскликнула вторая женщина. – Она ждет своего брата, этого безрассудного монаха. Сколько времени прошло с тех пор, как брат Александр уехал в Сарай? Мой муж ждет его с первого снега. А теперь бедная Ольга изнывает у окна. Что ж, удачи ей. Брат Александр наверняка уже умер в снегах.

Этой женщиной была Евдокия Дмитриевна, великая княгиня Московская. Ее платье было усыпано драгоценными камнями. Розовые, словно бутон, губы скрывали обломки трех почерневших зубов.

– Ты убьешь себя, стоя на этом ветру, Оля, – взвизгнула она. – Если бы брат Александр хотел вернуться, он бы уже был здесь.

– Как скажете, – холодно ответила Ольга, не отходя от окна. – Я рада, что вы учите меня терпению. Возможно, моя дочь научится у вас, как подобает вести себя княгине.

Евдокия поджала губы. У нее не было детей. У Ольги было двое, и она ждала третьего к Пасхе.

– Что это? – внезапно спросила Даринка. – Какой-то шум. Вы слышали?

За окном поднималась буря.

– Это ветер, – ответила Евдокия. – Всего лишь ветер. Какая же ты глупышка, Даринка. – Но она поежилась. – Ольга, прикажи подать еще вина. В этой комнате жуткий сквозняк.

По правде говоря, в светлице было тепло: воздух грела печь и скопление тел. В ней было лишь одно окно – узкое, как щель.

– Хорошо, – сказала Ольга, кивнув служанке. Девушка вышла на лестницу и скрылась в ледяной темноте.

– Ненавижу такие ночи, – вздохнула Даринка. Она закуталась в плащ и почесала струп на носу. Ее взгляд метался между свечами и тенями. – В такие ночи приходит она.

– Она? – кисло переспросила Евдокия. – Кто «она»?

– Что? – удивилась Даринка. – Вы не знаете? – Девушка горделиво приосанилась и ответила: – Привидение.

Дети Ольги, ругавшиеся у печи, умолкли. Евдокия фыркнула. Ольга, все еще стоявшая у окна, нахмурилась.

– Призраков не существует, – возразила Евдокия. Она потянулась за сливой в меду, с удовольствием съела ее и облизала сладкие пальцы. Её тон словно говорил, что этот терем не заслуживает привидения.

– Я видела ее! – обиженно воскликнула Даринка. – Видела, когда ночевала здесь в последний раз.

Знатные женщины рождались и умирали в башнях, но не были одиноки. Время от времени они ночевали друг у друга, пока их мужья были в отъезде. Терем Ольги – чистый, опрятный, богатый – стал излюбленным местом. К тому же Ольга восемь месяцев ждала ребенка и никуда не выходила.

Ольга нахмурилась, но Даринка, любящая внимание, поспешно продолжила:

– Это случилось сразу после полуночи. Несколько дней назад. Незадолго до того, как миновала середина зимы. – Она резко выпрямилась, едва не уронив кокошник. – Я проснулась…уже и не вспомню почему. Шум…

Ольга чуть слышно фыркнула. Даринка бросила на нее сердитый взгляд.

– Не могу вспомнить, – повторила она. – Я проснулась, везде было тихо. Сквозь ставни пробивался лунный свет. Мне показалось, что в углу раздался какой-то шум. Может, крыса. – Голос Даринки дрогнул. – Я лежала, укутавшись в одеяла. Но мне не спалось. Затем я услышала вой. Я открыла глаза и потрясла Настьку, которая спала рядом. «Настька, – прошептала я. – Настька, зажги лампу. Кто-то плачет». Но Настька не шевелилась.

Даринка замолчала. В комнате стало тихо.

– Потом я увидела сияние. Но не божий свет, а холоднее лунного света. Оно было совсем не похоже на добрый огонь. Сияние все приближалось…

Даринка снова замолчала.

– Наконец, я увидела ее, – прошептала она.

– Ее? Кого? Как она выглядела? – закричал десяток голосов.

– Белая как смерть, – прошептала Даринка. – Впалый рот без губ, вместо глаз две черные дыры, что вот-вот проглотят мир. Она смотрела на меня, я хотела закричать, но не смогла.

Кто-то из женщин взвизгнул. Остальные сжимали руки.

– Довольно, – шикнула на неё Ольга, отвернувшись от окна. Ее голос остановил всеобщую истерику. Женщины испуганно притихли. Ольга добавила: – Ты пугаешь моих детей.

Это было не совсем так. Старшая, Марья, слушала Даринку с горящими глазами. Но Даниил вцепился в сестру, дрожа от страха.

– А потом она исчезла, – закончила Даринка. Она старалась говорить как можно беспечнее, но ей это не удавалось. – Я помолилась и заснула.

Она поднесла чашу с вином к губам. Дети молча смотрели на нее.

– Хорошая сказка, – язвительно сказала Ольга. – Но она закончилась. Давайте рассказывать другие сказки.

Она вернулась на свое место у печи. Отблески пламени играли на ее волосах, собранных в две косы. За окном пошел сильный снег. Ольга больше не смотрела в сторону окна, однако ее плечи напряглись, когда служанки закрыли ставни.

В печь подбросили больше дров. Комната прогрелась и наполнилась мягким светом.

– Ты расскажешь нам сказку, матушка? – закричала Марья. – Ты расскажешь нам историю о волшебстве?

В комнате послышался одобрительный гул. Евдокия пристально взглянула на улыбающуюся Ольгу. Хотя Ольга была княгиней Серпуховской, она выросла вдали от Москвы, в глуши. Она рассказывала странные сказки родом с севера. Высокородные женщины, проводившие жизнь между церковью, пекарней и домом, ценили все новое и необычное.

Княгиня окинула взглядом слушателей. Как бы она ни печалилась, стоя у окна, грусть ее почти ушла. Служанки отложили иголки и уселись поудобнее на подушках.

Шипение ветра за окном смешивалось с тишиной снежной бури, которая сама была шумом. Люди с криками загоняли скотину в сараи, чтобы сберечь ее от мороза. Нищие брели по заснеженным улицам к церквям, молясь о том, чтобы дожить до утра. Мужчины на городской стене сбились в кучу у жаровен и натянули шапки пониже. Но палаты княгини наполнились теплом и тишиной.

– Тогда слушайте, – молвила Ольга. – В одном княжестве, в небольшой деревушке на окраине большого леса жил дровосек со своей женой. Дровосека звали Мишей, а жену – Аленой, и были они очень несчастны. Они много молились и целовали иконы, но Бог никак не даровал им детей. Времена были тяжелыми, и некому было им помочь пережить суровую зиму.

Ольга положила руку на живот. Ее третий ребенок – безымянный незнакомец – ворочался в утробе.

– Одним утром после сильной метели муж с женой отправились в лес за дровами. Они рубили сучья и сгребали в кучи снег, и Алена от нечего делать вылепила из снега девочку.

– Она была такой же красивой, как я? – перебила мать Марья.

Евдокия фыркнула.

– Она была из снега, глупышка. Холодная, мертвая и белая. – Евдокия бросила взгляд на девочку и добавила: – Но она точно была красивее тебя.

Марья покраснела и открыла рот.

– Да, девочка была белой и неподвижной, – поспешно продолжила Ольга. – Но еще она была высокой и стройной. У нее были красивые губы и длинная коса. Алена вложила в нее всю свою материнскую любовь, ведь настоящих детей у нее не было.

«Видишь, жена? – сказал Миша, глядя на снежное дитя. – Ты сделала нам дочь. Это наша Снегурочка, снежная девочка». Алена улыбнулась, хотя в глазах у нее застыли слезы.

В ту же секунду ледяной ветер засвистел меж голых ветвей. Морозко, хозяин зимы, был там и наблюдал за парой и их девочкой из снега.

Одни люди говорят, что Морозко сжалился над женщиной. Другие утверждают, что слезы женщины были волшебными. Она плакала над Снегурочкой втайне от мужа. Но когда Миша и Алена собрались домой, лицо Снегурочки покрылось румянцем, а глаза стали темными и глубокими. Живая обнаженная девочка стояла в снегу и улыбалась паре.

«Я стану вашей дочерью, – сказала она. – Если вы примете меня, я буду заботиться о вас, как о родных отце и матери».

Сначала старики не поверили, а затем расцвели от счастья. Алена расплакалась и побежала к Снегурочке. Взяв девочку за холодную руку, она повела ее в избу.

Дни проходили мирно. Снегурочка подметала пол, готовила обед и пела. Вот только порой ее песни были странными. От них ее родителям становилось не по себе. Но девочка была доброй и сноровистой. Когда Снегурочка улыбалась, казалось, что светит солнце. Миша и Алена не могли поверить своему счастью.

Луна прибывала и убывала. Наконец, миновала середина зимы. Вся деревня ожила, наполнилась ароматом румяных блинов и звоном колокольчиков на санях.

Изредка жители проходили мимо избы Миши и Алены. И Снегурочка рассматривала их, спрятавшись за поленницей.

Однажды Снегурочка увидела девочку и высокого мальчика. Они шли, держась за руки, и улыбались друг другу. Снегурочка недоумевала, что означает эта светлая радость на их лицах. Чем больше она думала об этом, тем меньше понимала, но прекратить думать не могла. Когда-то радостная, теперь она потеряла покой. Снегурочка расхаживала туда-сюда по избе и оставляла холодные следы на снегу между деревьями.

Однажды, незадолго до прихода весны, Снегурочка услышала прекрасную музыку, доносившуюся из леса. Мальчик-пастух играл на своей дудочке. Снегурочка подкралась ближе, зачарованная, и пастух увидел девочку с белоснежным личиком. Она улыбнулась ему, и теплое сердце мальчика потянулось к холодному сердцу девочки.

Спустя несколько недель пастух понял, что влюбился. Снег начал таять, небо расчистилось от туч. Но Снегурочка по-прежнему печалилась.

«Ты сделана из снега, – предупредил ее Морозко, когда она встретила его в лесу. – Ты не можешь любить и жить вечно».

Зима подходила к концу, и Морозко становился все бледнее. Теперь его можно было увидеть лишь в самом темном уголке леса. Крестьяне думали, что Морозко был только ветром в ветвях деревьев. «Ты – дитя зимы и будешь жить вечно. Но если ты прикоснешься к огню, то умрешь», – сказал он Снегурочке.

Но любовь мальчика-пастуха сделала девочку надменной. «Почему я должна всегда быть холодной? – возразила она. – Ты – ледяной старик, а я теперь настоящая девочка. Я хочу узнать больше об огне».

«Лучше тебе оставаться в тени», – таков был ответ Морозко.

Весна приближалась. Люди выходили из домов чаще, чтобы собрать зелень на проталинах. Пастух вновь и вновь приходил к избе Снегурочки. «Пойдем в лес», – говорил он.

Снегурочка выходила из-за печи и танцевала в тени. Но ее сердце по-прежнему оставалось ледяным.

Вскоре снег начал таять. Снегурочка бледнела и слабела. Она уходила рыдать в самую темную часть леса. «Пожалуйста, – умоляла она. – Я хочу почувствовать то, что чувствуют люди. Прошу тебя, исполни мою просьбу».

«Попроси у Весны», – неохотно ответил Морозко. Дни удлинялись, и ледяной старик слабел. Теперь его голос был едва слышен. Ветер печально погладил снежное дитя по щеке.

Весна была девушкой, древней, но вечно молодой. Цветы обвивали ее сильные руки и ноги. «Я дам тебе то, что ты ищешь, – ответила она. – Но ты умрешь».

Ничего не ответила Снегурочка и ушла домой, рыдая. Она провела долгие недели в избе, прячась в тени.

Но как-то раз молодой пастух постучал в дверь. «Пожалуйста, любимая, – умолял он. – Выйди ко мне. Я люблю тебя всем сердцем».

Снегурочка знала, что могла прожить вечность, оставаясь снежной девочкой в тесной крестьянской избе. Но… она слышала музыку и видела глаза любимого.

Поэтому она улыбнулась и надела бело-голубое платье. Она выбежала на улицу, и как только лучи солнца коснулись ее кожи, капли воды потекли по ее пшеничным волосам.

Вместе с пастухом она ушли в березовую рощу.

«Сыграй для меня», – попросила она.

Вода текла по ее рукам и волосам все быстрее. Хотя лицо Снегурочки было бледным, ее кровь и сердце стали теплыми. Пастух играл на дудочке, Снегурочка любила его и рыдала.

Наконец музыка стихла. Пастух захотел обнять девочку, но когда он дотронулся до нее, ее ноги растаяли. Она упала на сырую землю и пропала. Ледяная дымка поднялась в теплое голубое небо, и мальчик остался один.

Когда Снегурочка исчезла, Весна накинула на землю свою вуаль, и на полях распустились первые цветы. А пастух горько плакал по своей любимой, стоя в тени деревьев.

Миша и Алена тоже плакали. «Это было всего лишь волшебство, – утешал Миша свою жену. – Оно не могло длиться вечно, ведь Снегурочка была вылеплена из снега».

* * *

Ольга закончила свой рассказ, и женщины зашептались. Даниил уснул у нее на руках, а Марья жалась к ногам.

– Некоторые люди говорят, что дух Снегурочки остался в лесу, – продолжила Ольга. – Когда выпадает снег, она оживает, чтобы долгими ночами любить своего пастуха. – Ольга снова замолчала. – Но другие говорят, что она умерла, – печально сказала она. – Такова была цена любви.

В комнате должно было стать тихо, как и подобает после хорошо рассказанной истории. Но этого не произошло. Когда Ольга замолчала, ее дочь Маша резко выпрямилась и закричала.

– Смотрите, – вопила она. – Матушка, смотри! Это она, вон там! Смотри!.. Нет, нет! Уходи!

Девочка уткнулась в ноги матери, глаза ее стали пустыми от ужаса.

Ольга резко повернулась в сторону темного угла, куда смотрела ее дочь. Она заметила белое мерцание. Нет, это всего лишь отблески огня. Вся комната пришла в движение. Даниил проснулся и вцепился в сарафан матери.

– Что это?

– Успокой ребенка!

– Я же говорила! – верещала Даринка. – Я говорила, что привидение существует!

– Довольно! – рявкнула Ольга.

Ее голос оборвал гвалт в комнате. Крики и голоса стихли. Лишь Марья громко всхлипывала в тишине.

– Уже поздно, – холодно сказала Ольга. – Мы все устали. Лучше отведи хозяйку в опочивальню. – Она обратилась к служанке Евдокии. Великая княгиня была на грани истерики.

– Это был лишь детский кошмар, – уверенно добавила Ольга.

– Нет, – простонала Евдокия, наслаждаясь собой. – Нет, это было привидение! Мы все должны бояться.

Ольга резко посмотрела на свою служанку Варвару, девушку неопределенного возраста с бледными волосами.

– Проводи великую княгиню Московскую в опочивальню, – приказала Ольга.

Варвара тоже не отрывала взгляда от темного угла, но по приказу княгини резко встала. Теперь она выглядела бодрой и спокойной. «Это были лишь отблески пламени», – подумала Ольга, и на миг ее лицо помрачнело.

– Это была она! – бормотала Даринка. Она никак не могла успокоиться. – Разве ребенок стал бы лгать? Привидение! Сам черт…

– Дай Даринке горячего отвара и пригласи батюшку, – велела Ольга служанке.

Всхлипывающую Даринку увели. Евдокию проводили в покои, и шум в светлице стих.

Ольга вернулась к печи, рядом с которой сидели ее побледневшие дети.

– Это правда, матушка? – хныкал Даниил. – Это было приведение?

Марья молчала, вцепившись в свое платье. В ее глазах застыли слезы.

– Неважно, – спокойно сказала Ольга. – Тише, дети, не бойтесь. Нас охраняет Бог. Пойдемте, пора спать.

2 Два святых

В ту ночь Марья дважды будила няню криками. Во второй раз няня по глупости шлепнула ребенка. Девочка выскочила из постели, соколом пролетела по комнатам и ворвалась в покои Ольги раньше, чем няня успела остановить ее. Марья переползла через спящих служанок и устроилась, дрожа, под боком матери.

Ольга не спала. Она слышала шаги дочери и чувствовала ее дрожь. Внимательная Варвара поймала взгляд Ольги в полутьме, молча вышла из комнаты и прогнала няню. Возмущенные шаги женщины удалились. Ольга вздохнула и начала гладить Марью по голове, пытаясь успокоить девочку.

– Расскажи мне, Маша, что случилось? – спросила она, когда веки ребенка начали тяжелеть.

– Я видела женщину во сне, – пролепетала Марья. – На сером коне. Она была очень печальной. Она приехала в Москву и осталась там навсегда. Она пыталась что-то сказать мне, но я не слушала ее. Я так испугалась! – Марья снова всхлипнула. – Потом я проснулась, и она была там. Только теперь она призрак…

– Просто сон, – прошептала Ольга. – Просто сон.

* * *

Они проснулись на заре от шума голосов, доносившихся со двора.

В тяжелое мгновенье между сном и пробуждением Ольга попыталась вспомнить свой сон: сосны, шумящие на ветру, она с босыми грязными ногами, смеется с братьями. Но шум нарастал, и Марья резко проснулась. Деревенская девочка Ольга из сна исчезла и снова была забыта.

Ольга отбросила одеяла, и Марья вскочила на ноги. Ольга с радостью заметила легкий румянец на детском личике: дневной свет прогнал ночные кошмары. Она узнала один голос среди общего гула.

– Саша! – прошептала Ольга, почти не веря. – Просыпайтесь! – крикнула она женщинам. – У нас гость во дворе. Приготовьте горячее вино и растопите баню.

В комнату зашла Варвара, в ее волосах блестел снег. Она встала затемно, чтобы подготовить дрова и воду.

– Ваш брат вернулся, – сказала она без церемоний. Ее лицо было бледным и напряженным. Она вряд ли спала после того, как Марья разбудила их ночью.

Зато Ольга чувствовала себя на десять лет моложе.

– Я знала, что ему ни одна буря нипочем, – сказала она, поднявшись. – Он человек Божий.

Варвара не ответила и начала разводить огонь.

– Оставь, – сказала Ольга. – Отправляйся на кухню и проследи, чтобы печи были растоплены. Еда должна быть готова. Он будет голоден.

Женщины в спешке одели Ольгу и ее детей. Но прежде чем Ольга выпила вина, прежде чем Даниил и Марья съели свою кашу с медом, на лестнице послышались шаги.

Марья вскочила, а Ольга нахмурилась: радость на лице девочки не сочеталась с ее бледностью. Наверное, она не забыла о том, что произошло ночью.

– Дядя Саша вернулся! – закричала Марья. – Дядя Саша!

– Впустите его, – приказала Ольга. – Маша…

На пороге показалась темная фигура. Лицо человека скрывала тень капюшона.

– Дядя Саша! – снова закричала Марья.

– Маша, нельзя так обращаться к святому! – воскликнула няня, но Марья уже опрокинула три стула и чарку с вином и помчалась к своему дяде.

– Господь с тобой, Маша, – сказал теплый сухой голос. – Отойди, дитя, я весь в снегу.

Он снял плащ и капюшон, засыпав пол снегом, начертил крест над головой девочки и обнял ее.

– Господь с тобой, брат, – сказала Ольга, сидя у печи. Ее голос прозвучал спокойно, но ее сияющее лицо говорило больше. Она добавила, не сдержавшись: – Негодяй, я так боялась за тебя.

– Господь с тобой, сестра, – молвил монах. – Ты не должна бояться. Я ступаю туда, куда меня направляет Бог. – Он говорил серьезно, а потом улыбнулся. – Я рад тебя видеть, Оля.

Плащ из меха скрывал монашеское одеяние. Он снял капюшон, обнажив черные волосы с постригом и обледеневшую бороду. Даже отец с трудом бы признал его: гордый мальчик вырос, стал широкоплечим и спокойным, шел мягко, как волк. Лишь ясные глаза – глаза его матери – не изменились с того дня, как он покинул Лесной Край десять лет назад.

Служанки Ольги исподтишка посматривали на него. Лишь монаху, священнику, мужу, слуге или ребенку было дозволено входить в московские теремы. Монахи обычно были старыми, невысокими и сероглазыми. От них веяло далекими землями.

Одна из служанок, глуповатая и страстная, неосторожно шепнула своей соседке:

– Это брат Александр Пересвет. Он…

Варвара шлепнула девушку, и та прикусила язык. Ольга оглядела женщин и сказала:

– Пойдем в часовню, Саша. Нужно отблагодарить Бога за твое возвращение.

– Да, Оля, – согласился монах. Он помолчал и сказал: – Я привел с собой странника, он очень болен. Он лежит в твоей светлице.

Ольга нахмурилась.

– Странник? Здесь? Хорошо, давай осмотрим его. Нет, Маша. Сначала доешь кашу, прежде чем путаться у всех под ногами.

* * *

Мужчина лежал на меховой шкуре рядом с печью. С него во все стороны стекали ручейки растаявшего снега.

– Брат, кто он? – спросила Ольга. Будучи в положении, она не могла опуститься на колени. Вместо этого она постучала указательным пальцем по зубам и с жалостью осмотрела незнакомца.

– Священник, – ответил Саша, стряхивая с бороды капли воды. – Я не знаю его имени. Я встретил его в двух сутках пути от Москвы, блуждающего на дороге, больного и бредящего. Я развел огонь, немного обогрел его и взял с собой. Вчера началась буря, мне пришлось выкопать пещеру в снегу. Мы бы остались там и сегодня, но ему стало хуже. Я думал, он умрет у меня на руках. Поэтому я решил рискнуть и спасти его от непогоды.

Саша проворно нагнулся над больным и убрал повязку с его лица. Глубокие глаза поразительного голубого цвета безучастно смотрели в потолок. Сквозь кожу священника проступали кости, а лицо горело от лихорадки.

– Ты поможешь ему, Оля? – спросил монах. – Ему только и нужно, что крыша над головой и немного хлеба.

– Здесь он получит не только это, – молвила Ольга. Она развернулась и быстро раздала слугам приказы. – Но его жизнь в руках Бога, и я не могу обещать спасти его. Он очень болен. Мужчины отведут его в баню. – Ольга внимательно посмотрела на брата. – Тебе бы тоже не мешало сходить.

– Я выгляжу таким замерзшим? – спросил монах. Снег и лед на его лице растаяли: стали заметны пугающие впадины щек и висков. Саша стряхнул остатки снега с волос. – Не сейчас, Оля, – возразил он, поднявшись на ноги. – Мы помолимся, и я съем что-то горячее. Затем мне нужно к великому князю. Он разозлится, узнав, что я не пришел к нему сразу.

* * *

Дорога от часовни до терема была мощеной и крытой, чтобы Ольге и остальным женщинам было удобно ходить на службу. Сама часовня напоминала изящную шкатулку. Все иконы были позолочены. В свете свечей блестели золото и жемчуга. Когда Саша молился, его чистый голос заставлял пламя трепетать. Ольга опустилась перед Богоматерью и украдкой смахнула несколько слезинок болезненной радости.

Затем они удалились в ее покои и расселись возле печи. Детей увели, Варвара отослала служанок. Принесли дымящийся суп. Саша проглотил его и попросил добавки.

– Какие вести? – спросила Ольга, пока он ел. – Что тебя задержало? И не говори мне о воле Божьей, брат. Обычно ты возвращаешься вовремя.

Хотя в комнате было пусто, Ольга говорила тихо. Личные разговоры были почти невозможны в людном тереме.

– Я ездил в Сарай, – коротко сказал Саша. – Такие вещи за день не делаются.

Ольга пристально посмотрела на него.

Саша вздохнул.

– Зима пришла рано в южную степь, – сдался он. – Я потерял коня в Казани и неделю шел пешком. В пяти днях пути от Москвы я набрел на сожженную деревню.

Ольга перекрестилась.

– Пожар?

Саша медленно покачал головой.

– Разбойники. Татары. Они забрали девочек, чтобы продать на рынке рабов на юге, а остальных зарезали. Мне понадобился не один день, чтобы благословить и похоронить всех мертвых.

Ольга перекрестилась еще раз – на этот раз медленно.

– Я уехал, когда мне больше ничего не оставалось, – продолжил Саша. – Но я нашел другую спаленную деревню. И еще одну. – Когда он говорил, черты его лица становились все острее.

– Да упокоит Господь их души, – прошептала Ольга.

– Эти разбойники действуют очень слаженно, – вздохнул Саша. – У них есть крепость, иначе бы они не нападали в январе. У них хорошие кони, чтобы быстро нападать и убегать. – Саша схватил миску с супом, расплескав его. – Я искал их. Но не нашел ни единого следа, кроме пепла и рассказов крестьян, одна история хуже другой.

Ольга молчала. Во времена их деда Ордой правил один хан. Татары никогда не нападали на Москву, которая всегда была вассальным государством. Но теперь Москва не была такой покорной, такой верной, а самое главное – Орда перестала быть единой. Ханы приходили и уходили, требуя своего. Полководцы воевали друг с другом. Такие времена всегда плодили бесхозных людей, и все, кто был под Ордой, страдали.

– Довольно, сестра, – сказал Саша, неправильно истолковав ее взгляд. – Не бойся. Москва разбойникам не по зубам. Дом в Лесном Краю далеко. Но от разбойников нужно избавиться. Я вернусь, как только смогу.

Ольга помолчала, взяла себя в руки и переспросила:

– Вернешься? Когда?

– Как только соберу людей, – заявил Саша. Он увидел лицо сестры и вздохнул. – Прости меня. Я останусь в другой раз. Слишком много горя я увидел за последние недели.

Странный человек, усталый и добрый, с крепкой, как сталь, душой.

Ольга посмотрела ему в глаза.

– Да, брат, ты должен идти, – спокойно сказала она. Но человек с острым слухом уловил бы в ее голосе нотки горечи. – Иди туда, куда тебя направляет Господь.

3 Внуки Ивана Калиты

Гридница великого князя была вытянутой, низкой и тусклой. Бояре сидели или полулежали за длинными столами, как собаки. Дмитрий Иванович, великий князь Московский, сидел в дальнем конце, облаченный в соболя и шерсть цвета шафрана.

Дмитрий был веселым человеком, широкоплечим и энергичным, нетерпеливым и самолюбивым, буйным и добрым. Его отец получил прозвище Иван Красный, и юный князь унаследовал его неяркую красоту: светлые волосы, тонкую кожу и серые глаза.

Великий князь тут же вскочил, когда Саша вошел в зал.

– Брат! – взревел он, просияв из-за чарки, украшенной драгоценными камнями. Он шагнул вперед и оттолкнул в сторону слугу, но затем остановился, вспомнив о приличии. Он вытер рот рукой и перекрестился. Чарка с вином в его свободной руке портила этот жест. Дмитрий поспешно поставил ее на стол и расцеловал Сашу в обе щеки.

– Мы опасались худшего, – сказал он.

– Да благословит вас Бог, Дмитрий Иванович, – с улыбкой произнес Саша. Мальчиками они жили вместе в монастыре, в Троице-Сергиевой лавре, пока Дмитрий не подрос.

Гул мужских голосов заполнил задымленный зал. Дмитрий набросился на остатки зажаренного кабана. Девиц для развлечения поспешно увели из зала, но Саша чувствовал их присутствие, как и запах вина и жирного мяса.

А еще он чувствовал на себе взгляды бояр, которые пытались понять, что значило его возвращение.

Саша никогда не понимал, зачем людям загонять себя в темные залы и закрываться от свежего воздуха.

Дмитрий, похоже, заметил отвращение брата.

– Баня! – внезапно крикнул он. – Истопить баню. Мой брат устал, и я хочу поговорить с ним наедине. – Он уверенно схватил Сашу за руку. – Я тоже устал от этого шума, – признался он, хотя Саша в этом сомневался. Дмитрию нравились шумные московские интриги. Лавра всегда была для него слишком маленькой и тихой.

– Эй, ты! – крикнул великий князь своему распорядителю. – Проследи, чтобы у моих гостей было все.

* * *

Давным-давно, когда монголы напали на Русь, Москва была примитивным, сколоченным наспех торговым городом. Орда не сразу обратила на нее внимание после роскоши Владимира, Суздаля и Киева.

Этого было недостаточно для того, чтобы выстоять перед татарами, но Москвой правили умные князья. В дыме и пепле войны москвичи решили превратить своих захватчиков в союзников.

Преданность Орде помогала воплощать свои амбиции. Когда ханы требовали дань, московские князья платили ее, требуя деньги от своих бояр. В ответ довольные ханы давали Москве новые территории, но не только это: ярлык на княжение во Владимире и титул великого князя. Так московские правители процветали, а их угодья росли.

Пока Московия росла, Золотая Орда слабела. Жестокие распри между детьми великого хана сотрясали престол, и между московскими боярами пошли пересуды: татары – не христиане, и ханы не задерживаются на престоле дольше полугода. Так зачем платить дань? Зачем прислуживать?

Дмитрий, человек безрассудный, но практичный, разглядел беспорядки в Сарае. Он понял, что в Орде не следят за выплатой дани, и незаметно перестал платить ее. Он начал откладывать деньги и отправил брата Александра в земли язычников – выведать планы. Саша в свою очередь отправил близкого друга, брата Родиона, в дом своего отца в Лесном Краю, чтобы тот предупредил о грядущей войне.

Теперь Саша вернулся из Сарая наперекор суровой зиме. Он нес вести, о которых хотел бы не знать.

Саша прислонился к деревянной стене бани и закрыл глаза. Пар постепенно смывал грязь и накопившуюся в дороге усталость.

– Выглядишь ужасно, брат, – бодро отметил Дмитрий, поедая пирожок. По его коже стекал пот от излишнего мяса и вина.

Саша приоткрыл глаза.

– Ты поправился, – парировал он. – Тебе нужно отправиться в монастырь и поститься две недели в Великий пост.

Когда Дмитрий жил в лавре, в дни поста он частенько удирал в лес, чтобы поймать и съесть зайца. Посмотрев на него, Саша подумал, что вряд ли бы князь отказался от своей привычки.

Дмитрий рассмеялся. Его буйное обаяние отвлекало несведущих от его дальновидных взглядов. Отец великого князя умер, когда Дмитрию не было и десяти. В этих краях мальчики-князья редко доживали до взрослого возраста. Дмитрий рано научился разбираться в людях и не доверять им. Но брат Александр сначала был учителем Дмитрия, а позже стал другом, когда они жили в лавре. Поэтому Дмитрий лишь ухмыльнулся и сказал:

– Снег валит днями и ночами. Чем нам еще заниматься, кроме как пировать? Я даже не могу встретиться с девицей. Отец Андрей запрещает – по крайней мере до тех пор, пока Евдокия не родит мне наследника. – Князь облокотился на скамью, нахмурился и добавил: – Как будто это возможно, с этой бабой-пустоцветом.

На мгновенье он помрачнел, но тут же просиял.

– Наконец-то ты здесь. Мы уже отчаялись увидеть тебя. Кто сейчас на троне в Сарае? Каковы планы полководцев? Расскажи мне все.

Саша поел и напарился. Теперь ему хотелось спать – где угодно, лишь бы не на земле. Но он открыл глаза.

– Весной войны не должно быть, брат.

Князь удивленно посмотрел на Сашу.

– Не должно? – голос князя звучал самоуверенно и нетерпеливо. Выражение его лица было тем, что сохранило ему трон даже после десяти лет правления и трех осад.

– Я побывал в Сарае, – осторожно начал Саша. – И не только там. Я отправился в лагеря кочевников. Я говорил со многими людьми, не раз рисковал жизнью, – Саша замолчал, вспомнив раскаленную пыль, бесцветное степное небо, вкус странных пряностей. На фоне ослепительного города кочевников Москва была похожа на замок из грязи, построенный за день неумелыми детьми.

– Ханы приходят и уходят, это так, – продолжил он. – Проходит не больше полугода, прежде чем дядя или брат займет трон. У великого хана слишком много детей. Но это не важно. У полководцев свои войска, и они удерживают власть, даже если престол раскачивается.

Дмитрий на мгновенье задумался.

– Ты только представь! Победа будет непростой, зато сделает меня повелителем всей Руси. Нам не придется платить дань неверующим. Разве это не стоит незначительных рисков и жертв?

– Да, – согласился Саша. – Когда-нибудь. Но это еще не все. Этой весной тебя ждут проблемы рядом с твоим домом.

И брат Александр мрачно поведал великому князю Московскому о спаленных дотла деревнях, разбойниках и огне на горизонте.

* * *

Пока князь советовался с братом Александром, слуги Ольги искупали священника, которого Саша привез в Москву. Они переодели мужчину в чистую одежду и разместили в келье духовника. Ольга укуталась в плащ, отороченный заячьим мехом, и спустилась к нему.

Печь в углу комнаты только что растопили. Свет пламени едва освещал комнату, но, когда вошли слуги Ольги с глиняными лампами, тени трусливо отступили.

Мужчина не спал. Он лежал на полу, молясь перед иконами. Его длинные волосы разметались и сияли в свете ламп.

Женщины Ольги шептались и тянули шеи, чтобы разглядеть его получше. Их гул мог бы отвлечь святого, но мужчина не шевельнулся. Вдруг он умер? Ольга быстро подошла к нему. Но не успела она дотронуться до мужчины, как тот выпрямился, перекрестился и с трудом встал.

Ольга молча смотрела на него. Даринка, которая пришла вместе с лупоглазыми прислужницами, ахнула и хихикнула. Волосы мужчины спускались по его плечам, золотые, словно нимб святого, а глаза под густыми бровями были ослепительно голубыми. Его нижняя губа была красной: единственная мягкость на костлявом лице.

Женщины резко притихли. Ольга первой пришла в себя и вышла вперед.

– Благослови, отче, – сказала она.

Голубые глаза священника блестели от лихорадки. Пот спутал золотые волосы.

– Да благословит вас Господь, – ответил он. От его глубокого грудного голоса пламя свеч задрожало. Он не смотрел в глаза Ольги: он безжизненно уставился сквозь нее, на тени у потолка.

– Я уважаю вашу набожность, батюшка, – сказала Ольга. – Вспоминайте обо мне в своих молитвах. Но вы должны немедленно вернуться в постель. Этот холод смертелен.

– Я буду жить или умру по воле Божьей, – возразил священник. – Лучше…

Он пошатнулся. Варвара успела поймать его: она оказалась гораздо сильнее, чем можно подумать. На ее лице мелькнуло слабое отвращение.

– Растопите печь, – приказала Ольга служанкам. – Разогрейте суп. Принесите горячего вина и одеял.

Варвара, кряхтя, уложила священника в кровать, а затем принесла Ольге стул. Ольга села, и женщины столпились у нее спиной. Священник не двигался. Кем он был и откуда пришел?

– Это мед, – сказала Ольга, когда его веки задрожали. – Садитесь. Пейте.

Священник приподнялся и выпил напиток, задыхаясь. Все это время он наблюдал за Ольгой из-за краев чарки.

– Благодарю… Ольга Владимировна, – сказал он, когда допил.

– Кто сказал вам, как меня зовут, батюшка? – удивилась Ольга. – И почему вы, больной, скитались по лесу?

Его лицо дрогнуло.

– Я пришел из дома вашего отца в Лесном Краю. Я прошел много верст, замерзая в темноте… – начал священник. Он помолчал и затем продолжил: – Вы похожи на своего отца.

«Лесной Край…» Ольга резко встала.

– У вас есть новости? Что с моими братьями и сестрой? Что с моим отцом? Расскажите мне, я не получала вестей с лета.

– Ваш отец мертв.

В комнате стало тихо. Было слышно, как потрескивают дрова в печи.

Ольга была потрясена. Ее отец мертв? Он никогда не увидит ее детей.

«Впрочем, какое это имеет значение?» Теперь он был счастлив – со своей женой. Но… он навсегда останется в любимой промерзлой земле, и Ольга больше никогда не увидит его.

– Да упокоит Господь его душу, – ошеломленно прошептала Ольга,

– Мне жаль, – сказал священник.

Ольга потрясла головой и закашлялась.

– Держите, – священник протянул ей чарку. – Пейте.

Ольга одним глотком осушила чарку и отдала ее Варваре. Она промокнула рукавом глаза и спокойно спросила:

– Как он умер?

– Это плохая история.

– Я хочу знать ее, – возразила Ольга.

Женщины зашептались.

– Очень хорошо, – едко сказал священник. – Он умер из-за вашей сестры.

Женщины ахнули и замерли в ожидании подробностей. Ольга прикусила щеку.

– Все вон, – тихо сказала Ольга. – Возвращайся наверх, Даринка, прошу тебя.

Женщины недовольно заворчали, но ушли. Только Варвара осталась ради приличия. Она ушла в тень, скрестив руки на груди.

– Вася? – жестко спросила Ольга. – Моя сестра Василиса? Что она могла…

– Василиса Петровна не ведала ни Бога, ни послушания, – продолжил священник. – Дьявол жил в ее душе. Я пытался… много раз пытался наставить ее на путь истинный. Но мне не удалось.

– Я не понимаю… – пробормотала Ольга. Священник уселся повыше на подушках, по его шее тек пот.

– Она видела то, чего нет, – прошептал он. – Она ходила в лес и не боялась. Все в деревне обсуждали это. Самые добрые говорили, что она безумна. Но другие называли ее ведьмой. Она стала похожа на ведьму, привлекала взгляды мужчин, хотя не отличалась красотой. – Священник помолчал и снова продолжил: – Ваш отец, Петр Владимирович, второпях устроил свадьбу, чтобы она вышла замуж, пока не случилось худшее. Но она отвергла жениха, и тот уехал. Петр Владимирович решил отослать ее в монастырь. Он боялся… боялся за ее душу.

Ольга ясно представила, как ее сестра с неземными зелеными глазами стала той, кого описывал священник. «В монастырь? Васю?»

– Та маленькая девочка, которую я знала, ни за что бы не осталась в неволе, – сказала она.

– Она боролась, – согласился священник. – Нет, говорила она, и еще раз нет. Она убежала ночью в лес посреди зимы, отказываясь повиноваться. Петр Владимирович отправился за своей дочерью вместе с Анной Ивановной, ее бедной мачехой.

Священник замолчал.

– А потом? – прошептала Ольга.

– Зверь нашел их, – сказал он. – Мы думаем… говорят, это был медведь.

– Зимой?

– Должно быть, Василиса забралась в берлогу. Девушки глупы, – повысил голос священник. – Я не знаю, не видел. Петр спас дочь, но сам погиб, как и его бедная жена. На следующий день Василиса, все еще одержимая, сбежала. С тех пор о ней никто не слышал. Мы, Ольга Владимировна, можем лишь полагать, что она мертва. Она и ее отец.

Ольга приложила руку к глазам.

– Я пообещала Васе, что она будет жить со мной. Я могла вмешаться. Я могла…

– Не скорбите, – молвил священник. – Ваш отец теперь у Бога, а сестра заслужила такой участи.

Ольга потрясенно вскинула голову. Голубые глаза священника были пустыми. В его голосе ей послышалась ненависть.

Ольга взяла себя в руки.

– Вы преодолели столько опасностей, чтобы сообщить мне об этом. Чем… чем мы можем отблагодарить вас? Простите меня, батюшка. Я ведь даже не знаю вашего имени.

– Меня зовут Константин Никонович, – ответил священник. – И мне ничего не нужно. Я уйду в монастырь и буду молиться об этом грешном мире.

4 Хозяин Башни Костей

Митрополит Алексий основал Архангельский собор в Москве, и его игумен, отец Андрей, как и Саша, был учеником святого Сергия. Своей внешностью Андрей напоминал гриб: округлый, мягкий и невысокий. У него было лицо веселого и распутного ангела. Он удивительно хорошо разбирался в политике и накрывал на стол так, что ему завидовали все три монастыря.

– Чревоугодник не направит свои помыслы к Богу, – снисходительно говорил он. – Но этого не сделает и голодный человек.

Покинув терем великого князя, Саша отправился прямиком в монастырь. Пока Константин молился в теплом тереме Ольги, Андрей и Саша разговаривали в монастырской трапезной за соленой рыбой и капустой (был постный день). Андрей выслушал молодого монаха и сказал, задумчиво жуя:

– Мне жаль слышать о пожарах. Но пути Господни неисповедимы, и новости прибыли вовремя.

Саша не ожидал этого ответа. Он удивленно вскинул брови и положил руки, потрескавшиеся на морозе, на деревянный стол. Андрей торопливо продолжил:

– Тебе нужно увести великого князя из города. Возьми его с собой, пусть он убьет разбойников. Подложи под него симпатичную девицу, от которой он не будет отчаянно ждать сына. – Пожилой монах сказал это, даже не покраснев. Прежде чем посвятить себя Богу, он был боярином и отцом семерых детей. – Дмитрий не находит себе места. Жена не радует его в постели, и у него нет детей, которым можно было бы посвятить себя. Если так будет продолжаться и дальше, князь пойдет войной на татар или кого-то другого, только бы спастись от скуки. Ты говоришь, еще не время воевать. Тогда пусть ищет разбойников.

– Хорошо, – ответил Саша. Он опустошил чарку и встал. – Спасибо за предупреждение.

* * *

Келья брата Александра была прибрана к его возвращению. На узкой кровати лежала хорошая медвежья шкура. В дальнем углу висела икона Христа и Богородицы. Саша долго молился под перезвон колоколов Москвы. Языческая луна поднималась над заснеженными башнями теремов.

Матерь Божья, помяни моего отца, моих братьев и сестер. Помяни моего учителя из монастыря в глуши и братьев во Христе. Я прошу тебя не гневаться, мы не пойдем пока на татар, потому что они очень сильны и их слишком много. Прости мои грехи. Прости меня.

Свет горящих свечей мерцал бликами на узком лице Богородицы, и ее Дитя, казалось, смотрело на Сашу своими темными нечеловеческими глазами.

На следующее утро Саша пошел на утреню с братьями. Он поклонился перед иконостасом до пола. Помолившись, он вышел в сияющий заснеженный город.

У Дмитрия Ивановича были свои недостатки, но среди них не было праздности. Саша увидел, что великий князь уже спустился во двор. Он, румяный и веселый, размахивал мечом перед юными боярами. Его любимый кузнец из Новгорода изготовил новый клинок с рукоятью в форме змеи. Два двоюродных брата, князь и монах, осмотрели меч с сомнением и восторгом.

– Он вселит страх в моих врагов, – заявил Дмитрий.

– Пока ты не ударишь кого-то рукоятью, и она не разобьется вдребезги, – возразил Саша. – Посмотри на это тонкое место. Вон там, где голова змеи соединяется с телом.

Дмитрий снова посмотрел на рукоять.

– Что ж, проверим его в деле, – предложил он.

– Боже упаси, – воскликнул Саша. – Если ты собираешься сломать рукоять об кого-то, пусть это буду не я.

Дмитрий уже направился к одному из самых неприятных бояр, как голос Саши заставил его обернуться.

– Достаточно игр, – нетерпеливо сказал Саша. – Буря кончилась. Горят целые деревни. Ты поедешь со мной?

Дмитрий не успел ответить: его внимание привлекли крики и возня за воротами. Оба мужчины замолкли, прислушиваясь.

– Десяток лошадей, – отметил Саша, вопросительно выгнув бровь. – Кто?..

В следующую секунду во двор вбежал распорядитель Дмитрия.

– Прибыл важный господин, – сказал он, задыхаясь. – Говорит, что должен вас увидеть. Он привез подарок.

Между бровями Дмитрия пролегли морщины.

– Господин? Кто он? Мои бояре здесь, и никто из них… Ладно, впусти его, иначе он замерзнет до смерти.

Распорядитель убежал. Петли скрипнули на морозном утреннем воздухе, и незнакомец въехал во двор на отличном рыжем коне в сопровождении своих людей. Конь резко дернулся и попытался встать на дыбы. Но наездник умело успокоил его и спешился, подняв облако снежной пыли.

– Что ж, – сказал великий князь, положив руки на пояс. Бояре закончили бой и столпились у него спиной, перешептываясь и во все глаза глядя на гостя.

Незнакомец внимательно осмотрел толпу и подошел ближе. Он поклонился великому князю.

Саша глянул на гостя. Он точно был боярином: широкоплечим и хорошо одетым, с темными глазами и длинными ресницами. Волосы, выбивающиеся из-под шапки, были рыжими, как осенние яблоки. Саша никогда не видел этого человека раньше.

Боярин обратился к Дмитрию:

– Вы великий князь Москвы и Владимира?

– Как видите, – холодно ответил Дмитрий. Тон рыжеволосого мужчины был дерзким. – Кто вы?

Пугающий темный взгляд метнулся с великого князя на его брата.

– Меня зовут Касьян Лютович, государь, – спокойно ответил мужчина. – Я владею землями в двух неделях пути на востоке.

Дмитрий и бровью не повел.

– Не помню, получал ли дань с… Как называются ваши земли?

– Башня Костей, – ответил рыжеволосый мужчина. Дмитрий поднял брови, и тот пояснил: – У моего отца было особое чувство юмора. Он назвал так наш дом в конце третьей голодной зимы, когда я был ребенком. – Саша заметил, как гордо Касьян расправил широкие плечи, когда тот добавил: – Мы всегда жили в лесу, ничего не просили у других. Но теперь, великий князь, я прибыл с подарком и просьбой, потому что мои люди страдают.

Касьян махнул рукой своим людям, и те вывели кобылу серой масти, да такую прекрасную, что даже великий князь на мгновенье замер.

– Это мой дар вам, – сказал Касьян. – Возможно, ваши стражники окажут гостеприимство моим людям.

Великий князь молча осмотрел кобылу.

– Страдают? – переспросил он.

– От людей, которых мы не можем найти, – нахмурился Касьян. – Разбойники. Они жгут мои деревни, Дмитрий Иванович.

* * *

Касьяна проводили в приемную князя, лошадей накормили овсом, а его людей развели по комнатам. Рыжеволосый Касьян пил пиво в зале с низкими разрисованными потолками, а Саша и великий князь нетерпеливо, но вежливо ожидали, пока он начнет рассказ. Наконец, Касьян вытер рот и произнес:

– Все началось несколько месяцев назад с шепотков и слухов из далеких деревень. Воры. Пожары. – С отсутствующим взглядом он покрутил кружку в тяжелой руке. – Я не прислушался к ним. Всегда есть отчаявшиеся люди, да и слухи обычно преувеличивают. С первым снегом я обо всем забыл.

Касьян снова отхлебнул из кружки.

– Но я ошибся, – продолжил он. – Теперь я отовсюду слышу о пожарах. Отчаявшиеся крестьяне приходят ко мне ежедневно, просят зерна или защиты.

Дмитрий и Саша переглянулись. Бояре и слуги внимательно слушали гостя.

– Что ж, – сказал Дмитрий, наклонившись на своем резном стуле, – вы ведь им хозяин, не так ли? Вы помогли им?

Касьян грозно сжал губы.

– Зимой мы не раз искали этих злодеев. В моем хозяйстве есть умные люди, отличные собаки, умелые охотники.

– Тогда я не понимаю, почему вы пришли ко мне, – заявил Дмитрий, разглядывая странника. – Теперь вам не удастся избежать дани. Я ведь знаю ваше имя.

– Я пришел, потому что у меня не было выбора, – сказал Касьян. – Мы не нашли этих разбойников, даже следов копыт. Ничего, кроме пожаров, плача и разрушений. Среди моих людей ходят слухи, что эти разбойники – не люди, а демоны. Поэтому я приехал в Москву, – возмущенно заключил он, – хотя мог бы остаться дома. Потому что в этом городе есть воины и Божьи люди, и я обязан помочь своим крестьянам.

Саша заметил, как очарован был Дмитрий.

– Никаких следов? – спросил великий князь.

– Ничего, государь, – ответил Касьян. – Возможно, эти разбойники и не люди вовсе.

– Выезжаем через три дня, – сказал Дмитрий.

5 Пламя в глуши

Ольга не сказала брату о смерти отца и сестры. Впереди Сашу поджидали опасности, и он должен был встретить их с ясной головой. «Он особенно расстроится из-за Васи, – подумала она. – Он так ее любил».

Поэтому в день отъезда Саши Ольга просто поцеловала его и пожелала удачи. Она дала ему новый плащ и хороший бурдюк медовухи.

Саша рассеянно принял подарки. Мысленно он уже был в глуши: думал о разбойниках, сожженных деревнях и о том, что делать с молодым князем, который больше не желал подчиняться татарам.

– Храни тебя Бог, сестра, – сказал он.

– И тебя, брат, – спокойно ответила Ольга. Она привыкла к расставаниям. Ее брат приходил и уходил, словно ветер в летних соснах. Ее муж, Владимир, был не лучше. Но на этот раз она думала о своем отце и сестре, ушедших навсегда, и ей было тяжело.

«Они всегда уходят, а я остаюсь».

– Прошу тебя, вспоминай обо мне в своих молитвах, – попросила она.

* * *

Дмитрий и его люди покинули Москву в день, полный белизны: белый снег и лучи белого солнца сияли на белых башнях. Ветер, хохоча, вздымал плащи и капюшоны путников. Дмитрий, одетый для долгого похода, вышел во двор и легко запрыгнул на спину лошади.

– Идем, брат! – окликнул он Сашу. – Сегодня ясный день и снег сухой. В путь!

Конюхи придерживали навьюченных лошадей. Отряд мужчин, вооруженных мечами и короткими копьями, ждал приказа князя.

Люди Касьяна смущенно стояли рядом с людьми Дмитрия. Саша не знал, что скрывалось за их хмурыми лицами. Сам Касьян молча сидел на своей огромной рыжей кобылице, оглядывая многолюдный двор.

Ворота открылись, и мужчины пришпорили лошадей. Сытые животные бросились вперед. Саша оседлал своего гнедого коня по кличке Туман и подтолкнул его в беспощадную зиму. Ворота с громким скрипом закрылись.

Последними звуками Москвы стал перезвон колоколов над заснеженными деревьями.

* * *

Для тех, кто мог вытерпеть зиму (а не могли многие), на севере Руси это время года было периодом странствий. Летом люди ездили по проселочным дорогам и оленьим тропам в глуши, где телеги не проезжали или застревали в грязи. Но зимой дороги застывали, и сани выдерживали большой груз. Замерзшие реки превращались в дороги без деревьев или пней, где ничто не мешало. Люди ехали по широким безопасным маршрутам, на север и на юг, на восток и на запад.

Зимой реки были перегружены. Деревни тянулись вдоль берегов, ведь вода кормила их. Были там и богатые дома бояр, готовых принять у себя великого князя Московского.

Путники отправились на восток и к вечеру первого дня добрались до ярких огней Купавны. Дмитрий отправил людей предупредить о прибытии князя, и в тот вечер путники полакомились пирогом с капустой и солеными грибами.

Но на следующее утро они покинули обжитые земли. Они знали, что не смогут найти ночлег. Окружавший лес становился темнее и непроходимее. Изредка попадались крошечные деревушки. Мужчины мчались во весь опор целый день и разбивали лагерь в лесу. Ночью воины князя несли дозор.

Несмотря на всю осторожность, они не увидели ни диких зверей, ни разбойников. Но на седьмой день они натолкнулись на сожженную деревню.

Туман первым почувствовал запах гари и фыркнул. Саша успокоил его уверенной рукой и принюхался к ветру.

– Дым.

Дмитрий натянул поводья.

– Я чувствую.

– Там, – сказал Касьян, который шел позади. Он махнул вперед рукой в варежке.

Дмитрий поспешно отдал приказы, и мужчины начали подбираться ближе. При таком количестве людей они не могли подойти незаметно. Сухой снег скрипел под копытами лошадей.

Деревня была сожжена дотла, словно ее накрыла огромная огненная рука. Поначалу она показалась путникам совершенно мертвой, пустой и ледяной, но в центре деревни стояла церковь, которую огонь пощадил. Легкий дымок поднимался из дыры в крыше.

Мужчины подошли поближе с мечами наготове и замерли, ожидая нападения. Туман тревожно покосился на своего наездника. Когда-то деревня была обнесена частоколом, но теперь он превратился в груду пепла.

Дмитрий отдал приказы: несколько мужчин встали на страже, другие отправились на поиски выживших в соседнем лесу. Сам же Дмитрий вместе с Сашей и Касьяном в сопровождении нескольких воинов перешагнули через остатки ограждения.

Повсюду лежали тела, почерневшие, как сожженные дома. Мертвецы замерли в умоляющих позах и с оскалами на обугленных черепах. Хотя Дмитрий Иванович не был чувствительным человеком и не отличался богатым воображением, его лицо побелело. И все же он уверенно сказал Саше:

– Постучи в дверь церкви.

Они слышали звуки, доносящиеся оттуда.

Саша опустился на снег, постучал в дверь церкви рукоятью своего меча и позвал:

– Да пребудет с вами Бог.

Тишина.

– Я – брат Александр, – сказал он. – Я не разбойник и не татарин. Я помогу вам всем, чем смогу.

После недолгой тишины за дверью послышались чьи-то голоса. Затем дверь распахнулась. Саша увидел женщину с топором в руке и синяками на лице. За ней стоял священник, весь в крови и саже. Увидев монашеский постриг Саши, они опустили свое оружие.

– Да хранит вас Бог, – вымолвил Саша, хотя слова застревали в горле. – Вы расскажете мне, что здесь произошло?

– Зачем? – спросил священник, безумно рассмеявшись. – Вы опоздали.

* * *

Все же женщина рассказала им о случившемся, хоть и немногое. Разбойники прибыли на рассвете, снег летел из-под копыт их лошадей. Казалось, их было не меньше сотни, и они были повсюду. Практически все мужчины и женщины погибли от их мечей. Затем разбойники принялись за детей.

– Они забрали девочек, – сказала женщина. – Не всех, но многих. Один из разбойников выбирал тех, которые ему нравились.

Женщина держала в руках маленький яркий платок, явно принадлежавший ребенку. Она нерешительно посмотрела Саше в глаза.

– Я прошу вас помолиться за них.

– Я помолюсь, – пообещал Саша. – Мы постараемся найти разбойников.

Всадники поделились пищей и развели погребальный костер для обгоревших тел. Саша обработал жиром ожоги выживших, хотя некоторым помог бы лишь удар меча.

На рассвете они уехали.

Великий князь недовольно посмотрел на спаленную деревню, исчезавшую в деревьях.

– Мы проведем всю зиму в пути, брат, если ты будешь благословлять каждого покойника и кормить каждый голодный рот. Мы уже потеряли день. Никто из этих людей не переживет зиму, все равно их зерно сгорело. И лошадям нельзя останавливаться.

Дмитрий все еще был бледен.

Саша ничего не ответил.

* * *

Через три дня путники обнаружили две другие спаленные деревни. Жители первой деревни смогли убить лошадь разбойника, но захватчики отомстили кровавой резней и подожгли церковь. Иконостас был разбит и теперь извергал пепел. Выжившие столпились вокруг него.

– Бог бросил нас, – сказали они Саше. – Они забрали девочек. Мы готовы принять наказание.

Саша благословил выживших, получил в ответ пустые взгляды и уехал.

След был очень холодным. Возможно, следа вовсе не было.

Третья деревня оказалась пустой. Все ушли: мужчины и женщины, дети и старики. Не осталось ни припасов, ни домашнего скота. Свежий снег припорошил следы людей.

– Татары! – плюнул Дмитрий, пока его люди осматривали последнюю деревню, пропахшую скотиной и дымом. – Точно татары. И ты, Саша, говоришь, что я не должен идти войной на этих безбожников?

– Мы ищем разбойников, – возразил Саша, скалывая сосульки с морды Тумана. – Нельзя мстить всему народу из-за деяний нескольких дурных людей.

Касьян промолчал. На следующий день он объявил, что уходит со своими людьми.

Дмитрий холодно ответил:

– Боитесь, Касьян Лютович?

Другой бы рассвирепел от таких слов, но Касьян выглядел задумчивым. К тому времени мороз выбелил лица путников, оставив лишь легкие следы румянца на носу и щеках. Теперь князь, монах и воины выглядели почти одинаково. Все они напоминали раздраженных медведей, укутанных в слои сукна и меха. Лишь Касьян был исключением: бледным и спокойным, как в начале пути, а его глаза оставались зоркими и ясными.

– Не боюсь, – спокойно ответил Касьян. Рыжеволосый боярин мало говорил, зато много слушал. Своим уверенным обращением с луком и копьем он завоевал сдержанное уважение Дмитрия. – Но эти разбойники скорее похожи на демонов, а не на людей. Я должен возвращаться домой. Я уже давно в пути. – Касьян немного помолчал и добавил: – Я вернусь с новыми охотниками. Прошу лишь несколько дней, Дмитрий Иванович.

Дмитрий задумался, рассеянно очищая бороду от налипшего снега.

– Мы недалеко от лавры, – наконец сказал он. – Моим людям нужно поспать по-человечески, а не на земле. Встретимся там. Даю вам неделю.

– Очень хорошо, – кивнул Касьян. – Я вернусь по реке и поговорю с жителями деревень. Эти призраки должны есть, как и обычные люди. Затем я возьму крепких мужчин и отправлюсь к вам в монастырь.

Дмитрий кивнул. Он выглядел бодрым, но даже его утомил дым, неопределенность и долгий беспощадный мороз.

– Хорошо, – ответил князь. – Но не забудьте о данном слове.

* * *

Касьян и его люди ушли на рассвете, когда от земли поднималась холодная дымка. Лучи яркого солнца окрасили костры путников в багряные, золотые и серые цвета. Саша, Дмитрий и их воины молчали. Как ни странно, после отъезда товарищей они почувствовали себя брошенными.

– В путь, – сказал великий князь, собравшись с силами. – Мы продолжим внимательно смотреть по сторонам и следить. До лавры совсем близко.

Путники упрямо шли вперед, хотя силы были на исходе. Они рыли колеи в месте своего ночлега и выкладывали их углями от костров. Но ночи были долгими, а дни ветреными и снежными. Лошади исхудали от долгой езды и мороза. За всадниками не были погони, но все они чувствовали, будто за ними наблюдают.

Спустя две недели, на рассвете, путники услышали звон.

Глубокой зимой утро наступало медленно, и солнце скрывала густая белесая дымка. Рассвет был лишь серией вспышек: от черного к голубому и серому. Когда на востоке начало светать, над деревьями разнесся звон колоколов.

Изможденные лица путников просияли. Люди перекрестились.

– Это лавра, – сказал один воин другому. – Обитель святого Сергия. Ни один проклятый разбойник, ни один демон не проберется туда.

Кони опустили головы, и колонна прошла сквозь лес, осматриваясь еще внимательнее, чем раньше. Всем казалось, что сегодня, когда они так близки к убежищу, когда их лошади спотыкаются от усталости, призраки все-таки нападут на них.

Но в лесу стояла тишина, и вскоре путники вышли к монастырю, обнесенному стеной.

Их увидели еще до того, как лошади вышли из лесной чащи. Путники услышали крик монаха, наблюдающего за ними со стены. Саша снял капюшон и проревел в ответ:

– Брат Родион!

Бесстрастное лицо монаха расплылось в улыбке.

– Брат Александр! – закричал монах. Он развернулся и отдал короткие приказы. Во дворе монастыря послышался шум, и ворота со скрипом распахнулись.

Старик с ясными глазами и заснеженной бородой ждал путников на воротах. Он опирался на посох. Несмотря на свою усталость, Саша в одно мгновенье спрыгнул с лошади, а за ним и Дмитрий. Снег скрипел под их ногами, когда они вместе поклонились и поцеловали руку старика.

– Отче, – сказал Саша Сергию Радонежскому, самому святому человеку на Руси. – Я рад видеть вас.

– Сыновья мои, – ответил Сергий, подняв руку в благословлении. – Вам здесь рады. Вы прибыли вовремя. Зло проснулось.

* * *

Александр Петрович, ставший монахом, братом Александром Пересветом, пришел в лавру в возрасте пятнадцати лет. Он гордился своей набожностью, умением обращаться с лошадьми и мечом. Он ничего не боялся и мало кого уважал, но жизнь в монастыре изменила его. Братья Троице-Сергиевой лавры своими руками строили избы, обжигали кирпичи для печей, сажали огороды, пекли хлеб в глуши.

Годы ученичества прошли одновременно быстро и медленно, как было всегда в мирные времена. Дмитрий Иванович вырос среди братьев, стал гордым и энергичным, хорошо образованным и справедливым.

В возрасте шестнадцати лет Дмитрий покинул монастырь и стал великим князем Московским. Саша, став полноправным монахом, пустился в странствия. Он три года ездил по Руси, помогал монастырям и основал свои, как подобает монаху. В скитаниях он утратил свое ребячество и вернулся в Москву спокойным и невозмутимым, миролюбивым, но уверенным в бою. Крестьяне полюбили его и дали ему имя.

Александр Пересвет.

После странствований Саша хотел вернуться в лавру, чтобы принять невозвратные обеты и обрести мир среди лесов, ручьев и заснеженных полей в глуши. Но один из обетов касался постоянства места, и Саша понял, что пока что не может жить оседло. Бог звал его в путь. Или в крови его было пламя. Мир был большим и полным бед, и юный великий князь нуждался в поддержке двоюродного брата. Поэтому Саша вновь покинул монастырь, с мечом и на коне, чтобы вступить в княжеский совет. Он странствовал по Руси, исцелял, наставлял и молился.

Но он никогда не забывал о лавре. Она была его домом. Ослепительная летом, осененная голубыми тенями зимой и изобилующая тишиной.

Но на этот раз, когда брат Александр пересек деревянные ворота, его встретил шум и гвалт. Люди и собаки, куры и дети теснились на снегу между зданиями. Повсюду горели костры для приготовления пищи. Саша замер и удивленно посмотрел на Сергия.

Старик-монах лишь передернул плечами. Только теперь Саша заметил темные круги под его глазами и скованность в походке. Сергий не отказался, когда Саша подал ему руку для опоры.

Дмитрий, шагая подле Сергия с другой стороны, озвучил мысли брата Александра:

– Сколько людей.

– Они постучались в наши ворота восемь дней назад, – отозвался Сергий. Свободной рукой он благословлял всех людей на своем пути. Некоторые выбегали вперед и целовали край его одеяния. Сергий улыбался всем, но его взгляд был усталым.  – Люди говорят, что на них напали разбойники, только они не были похожи на разбойников. Воры искали, чего бы выпить, и хватали чужое добро, а эти люди спалили деревни неистовым пламенем. Они вглядывались в лица девочек и выбирали нужных. Выжившие пришли сюда, умоляя дать приют, – даже люди из несожженных мелких дворов и деревень. Я не мог им отказать.

– Я прикажу привезти зерна из Москвы, – заявил Дмитрий. – Пришлю охотников, чтобы вы могли накормить всех. И мы убьем этих разбойников.

Разбойники могли быть чудищами из легенд, ведь они их так и не увидели, но князь промолчал об этом.

– Сначала нужно осмотреть лошадей, – предложил Саша, бросив взгляд на изнуренного Тумана, который неподвижно стоял в снегу. – И посоветоваться.

* * *

Трапезная была низкой и полутемной, как и все здания в холодных землях, но в отличие от трапезных во многих монастырях, здесь была хорошая печь. Саша вздохнул, почувствовав, как согреваются руки и ноги.

Дмитрий увидел накрытый стол и тоже вздохнул, но безрадостно. Ему бы хотелось отведать жирного мяса, долго томившегося в раскаленной печи. Но Сергий строго соблюдал пост.

– Первым делом нам следует укрепить стены, прежде чем продолжить поиски, – заявил Саша, отодвинув в сторону вторую миску пустых щей.

Дмитрий жевал хлеб и сушеную вишню. Он доел суп скорее из уважения.

– Они не нападут на нас здесь, – пробурчал он. – Монастырь – священное место.

– Возможно, – согласился Саша. Но он еще не забыл о своем долгом путешествии в Сарай. – Но татары молятся другому богу. Я думаю, что эти разбойники безбожны.

Дмитрий проглотил горсть вишни и практично заметил:

– И что? У монастыря хорошие стены. Разбойники воруют все, что плохо лежит, и они не решатся на осаду зимой.

Но на его лице мелькнуло сомнение. Храбрый, но равнодушный Дмитрий все же любил лавру и еще не забыл запах спаленных деревень.

– Уже темнеет, – сказал великий князь. – Давайте осмотрим стену.

Стены лавры строились медленно: по толщине они были как два дубовых ствола. Их могли пробить лишь осадные орудия. Но ворота следовало бы укрепить. Дмитрий отдал приказы и отправил своих людей копать и размораживать огромные ведра земли. Земля могла пригодиться для тушения огня.

– Что ж, мы сделали все, что могли, – заявил великий князь с наступлением темноты. – Завтра отправим отряд на поиски.

* * *

Но отряд остался в монастыре. Всю ночь шел сильный снег, и рассвет был серым и опасным. С первым лучом солнца в лесу показалась огромная, бесформенная фигура всадника на гнедом коне.

– Монастырь! Ворота! Впустите нас! Они идут! – закричал он. Юный наездник был не один: под съехавшим плащом в его руках были три маленькие девочки.

В тот день на посту снова был брат Родион.

– Кто ты? – крикнул он мальчику, пытаясь рассмотреть чужаков со стены.

– Неважно! – закричал тот. – Я пробрался в лагерь и забрал их. – Он показал рукой на девочек. – Теперь за мной гонятся разъяренные разбойники. Если вы не впустите меня, возьмите хотя бы девочек. Или вы не человек Божий?

Дмитрий услышал крики. Он тут же поднялся по лестнице на стену, чтобы разглядеть наездника. У того было свежее юное лицо без бороды, большие глаза. Точно не воин. Он говорил грубо, как деревенский мальчишка. К нему жались девочки, наполовину замерзшие, наполовину потерянные от страха.

– Впустить их, – приказал князь.

Гнедой жеребец остановился во дворе монастыря, и монахи тут же закрыли скрипящие ворота на засов. Всадник аккуратно опустил девочек на землю и затем спрыгнул сам.

– Они замерзли, – сказал он. – И напуганы. Их нужно отвести в баню или усадить у печи. И покормить.

Увидев деревенских женщин, девочки прижались к своему спасителю. Саша подошел к ним. Шум привлек его внимание, и он слышал последние слова незнакомца.

– Ты видел этих разбойников? – спросил он. – Где они?

Наездник уставился зелеными глазами на Сашу и застыл. Тот резко остановился, словно влетел в дерево.

В последний раз он видел это лицо восемь лет назад. Хотя с тех пор оно повзрослело и губы стали полнее, но Саша немедленно узнал его.

Он бы удивился меньше, если бы столкнулся с лешим. Наездник уставился на него с открытым ртом. Затем он – она – просияла.

– Саша!

– Боже, Вася, что ты здесь делаешь?

Часть II

6 На краю света

Несколькими неделями ранее девушка сидела на гнедом жеребце на краю еловой чащи. Шел снег: снежинки застывали на ресницах девушки и гриве коня. В доме посреди ельника у открытой двери стоял мужчина. Отблески пламени позади него делали его глаза бездонными и скрывали лицо в тени.

– Входи, Вася, – сказал он. – Холодно.

Если бы снежная ночь могла говорить, у нее бы был такой голос.

Девушка глубоко вдохнула, чтобы ответить, но жеребец уже шагнул вперед. В глубине ельника ветви сплетались так густо, что девушка не могла ехать верхом. Она с трудом спрыгнула на землю и пошатнулась от боли, пронзившей замерзшие ноги. Лишь сила духа и рука на лошадиной гриве не дали ей упасть.

– Пресвятая Дева, – прошептала она.

Девушка споткнулась о корни дерева, склонилась к порогу и едва не упала, но мужчина поймал ее. Вблизи его глаза уже не казались черными: они были бледно-голубыми – цвета льда в ясный день.

– Дура, – пробормотал мужчина, придерживая ее. – Трижды дура, Василиса Петровна. Входи.

Он поставил девушку на ноги. Василиса – Вася – открыла было рот, передумала и шагнула через порог, раскачиваясь, как жеребенок.

Дом скорее напоминал густой ельник, чем жилище, а темнота облаков и неровного лунного света заполняла пространство у крыши. Тени ветвей бегали по полу, но стены казались довольно крепкими.

В дальнем углу дома стояла огромная русская печь. Вася вслепую пошла к ней, сняла варежки, протянула руки к огню и поежилась, почувствовав жар холодными пальцами. За печью стояла высокая белая кобылица. Она лизала соль. В знак приветствия кобылица обнюхала Васю, и девушка с улыбкой прижалась щекой к ее носу.

Василиса Петровна не была красавицей. «Слишком высокая, – говорили женщины, когда она подросла. – Очень высокая. И тощая, фигура, как у мальчишки».

«Рот как у лягушки, – ехидно добавляла мачеха. – И какой мужчина возьмет девушку с таким подбородком? И глазами, как у…»

По правде говоря, мачеха не могла подобрать слова ни для Васиных глаз – зеленых и глубоких, широко посаженных, ни для ее длинной черной косы, которая сверкала на солнце красноватыми отблесками.

«Пусть не красавица, – эхом вторила няня Васи, которая очень любила девочку. – Зато притягивает взгляды. Как ее бабушка».

Старушка всегда осеняла себя крестом, говоря это: бабушка Васи умерла несчастной.

Жеребец вошел в дом вслед за девушкой и важно огляделся. Часы, проведенные в ледяном лесу, его не утомили. Он подошел к девушке, сидевшей у печи. Белая кобылица тихо фыркнула.

Вася улыбнулась и почесала шею коня. На нем не было ни седла, ни узды.

– Мы отлично справились, – пробормотала девушка. – Я не была уверена, что мы найдем его.

Жеребец довольно тряхнул гривой.

Вася, благодарная за его силу, сняла с пояса нож и начала соскабливать лед с копыт коня.

Злобный порыв зимнего ветра ударил в дверь.

Вася резко выпрямилась, жеребец захрапел. Дверь была закрыта, и буря должна была миновать, однако тени деревьев по-прежнему дрожали на полу.

Мгновенье хозяин дома постоял в дверях, а затем повернулся к Васе. В его волосах запутались снежинки. Вокруг него была беззвучная сила, как у снега, что падал в лесу.

Жеребец прижал уши.

– Несомненно, ты расскажешь, Вася, почему рисковала жизнью в третий раз, сбежав в дремучий лес зимой, – молвил мужчина.

Он пересек комнату и встал в свете печи, чтобы девушка могла видеть его лицо.

Вася сглотнула. Хозяин дома выглядел как человек, но его выдавали глаза. Когда он впервые вошел в тот лес, девушки звали его по-другому.

«Если начнешь его бояться, ты никогда не перестанешь», – подумала Вася. Она выпрямилась, но слова застряли у нее в горле. Печаль и усталость прогнали их, и она могла лишь стоять с открытым ртом: незваная гостья в доме, которого нигде не было.

Ледяной демон сухо добавил:

– Ну? Мачехе не понравились цветы? На сей раз решила поймать жар-птицу? Или златогривую кобылицу?

– Как вы думаете, почему я здесь? – выдавила Вася. Слова Морозко причинили ей боль. В ту ночь она распрощалась со своим братом и сестрой. Ее отец лежал в могиле в промерзшей земле, и рыдания обезумевшей сестры преследовали ее в лесу. – Я не могла остаться дома. Люди называли меня ведьмой. Кое-кто даже хотел бы сжечь меня. Отец… – Она осеклась, но продолжила: – Теперь не сможет защитить меня от них.

– Какая печальная история, – равнодушно ответил ледяной демон. – Я видел в десятки тысяч раз печальнее, но ты единственная пришла ко мне на порог. – Он пододвинулся поближе к девушке. Пламя озарило его бледное лицо. – Ты хочешь остаться у меня? Так ведь? Стать снежной девой этого вечного леса?

Вопрос был отчасти насмешкой, отчасти приглашением и был полон легкой насмешки.

Вася вспыхнула и отпрянула.

– Ни за что! – воскликнула она. Ее руки понемногу согревались, но губы все еще были замерзшими и жесткими. – Что мне делать здесь, в ельнике? Я уйду. Поэтому я и покинула дом, чтобы уехать далеко. Соловей отвезет меня на край земли. Я увижу дворцы, города и летние реки, взгляну на солнце над морем.

Она сняла капюшон из овчины, руки нервно подрагивали. Пламя вспыхивало красным на ее черных волосах.

Глаза Морозко потемнели, но Вася этого не заметила. Она, наконец, могла свободно говорить, словно ее слова прорвали невидимую плотину.

– Ты показал мне, что в мире есть не только одна церковь, баня и леса моего отца. Я хочу повидать мир. – Ее сияющий взгляд смотрел сквозь Морозко. – Я хочу все увидеть. В Лесном Краю для меня ничего нет.

Ледяной демон опешил. Он отвернулся и опустился на стул у печи, похожий на дубовый пенек.

– Тогда почему ты здесь? – спросил он. Он перевел взгляд на тени на потолке, широкую кровать, похожую на сугроб, русскую печь, лубки на стенах, резной стол. – Я не вижу ни дворцов, ни городов, и уж точно солнца над морем.

Теперь замолчала Вася и покраснела.

– Однажды ты предложил мне приданое… – начала она.

Свертки с дорогими тканями и драгоценностями все еще лежали грудой в углу комнаты, словно богатства змия. Морозко встретился с девушкой взглядом и холодно улыбнулся:

– Насколько я помню, ты отказалась от него и убежала.

– Потому что я не хочу выходить замуж, – пояснила Вася. Слова прозвучали странно, когда она их произнесла. Женщина выходила замуж. Или становилась монахиней. Или умирала. В этом заключалось ее предназначение. Каким же было предназначение Васи? – Но я не хочу вымаливать свой хлеб в церквях. Я пришла спросить… можно мне взять немного того золота?

В комнате воцарилась тишина. Морозко склонил голову, оперся руками на колени и недоверчиво спросил:

– Ты пришла сюда, куда никто никогда не приходил без моего позволения, чтобы попросить золото для своих скитаний?

«Нет, – хотела ответить Вася. – Не поэтому. Не только поэтому. Я боялась, когда ушла из дома, и я хотела увидеть тебя. Ты знаешь больше меня, и ты был добр ко мне». Но девушке не хватило духа сказать это.

– Что ж, – ответил Морозко, откинувшись на спинку стула. – Все это твое. – Он кивнул в сторону сокровищ. – Можешь отправляться на край земли, одетая как княгиня, со спрятанным в гриве Соловья золотом.

Вася не ответила, и он добавил с натянутой вежливостью:

– Нужен ли тебе обоз? Или Соловей потащит все, словно бусины на нитке?

Вася постаралась сохранить достоинство:

– Нет. Я возьму лишь то, что можно легко унести и не привлечь воров.

Бледный, бесстрастный взгляд Морозко скользнул по девушке от ее спутанных волос до ног в сапогах. Вася старалась не думать о том, как она выглядит: дитя с ввалившимися глазами, бледным и грязным лицом.

– И что потом? – задумчиво спросил ледяной демон. – Ты набьешь свои карманы золотом, уедешь завтра на рассвете и замерзнешь до смерти? Нет? Или, возможно, проживешь пару дней, а потом кто-нибудь убьет тебя ради коня или обесчестит из-за твоих зеленых глаз? Ты ничего не знаешь об этом мире, а собираешься уйти и погибнуть?

– Что еще мне остается? – воскликнула Вася. В ее глазах заблестели слезы растерянности и усталости, но она сдержалась. – Мои люди убьют меня, если я вернусь домой. Уйти в монастырь? Нет, я этого не вынесу. Лучше умереть в пути.

– Многие так говорят, пока не придет время умирать, – возразил Морозко. – Хочешь умереть в одиночестве в лесной глуши? Возвращайся домой. Твои люди забудут обо всем, обещаю. Все будет как прежде. Возвращайся домой, и твой брат защитит тебя.

Неожиданно гнев выжег скопившуюся обиду Васи. Она отодвинула стул и резко поднялась.

– Я не собака, – огрызнулась она. – Ты можешь велеть мне идти домой, но я могу отказаться. Думаешь, я хочу лишь богатое приданое и мужчину, который заставит меня рожать детей?

Морозко был едва ли выше нее, однако Вася застыла под его бледным пронзительным взглядом.

– Ты рассуждаешь как дитя. Думаешь, в твоем мире кому-то есть дело до твоих желаний? Даже князья не получают того, что хотят, и тем более девушки. Ты не выживешь в пути, рано или поздно тебя ждет смерть.

Вася кусала губы.

– Думаешь, я… – с жаром начала она, но жеребец, услышав ярость в ее голосе, потерял терпение. Он перегнулся через плечо хозяйки, и его зубы лязгнули на расстоянии пальца от лица Морозко.

– Соловей! – вскрикнула Вася. – Что ты?..

Она попыталась отпихнуть его, но конь не сдвинулся с места.

«Я укушу его», – заявил жеребец. Он бил хвостом по бокам и царапал копытом деревянный пол.

«Он истечет водой и превратит тебя в снег, – сказала Вася, по-прежнему отталкивая его. – Не глупи».

– Уходи, глупый буйвол, – посоветовал Морозко.

Соловей не шевельнулся, но Вася приказала ему:

– Уходи.

Он посмотрел на девушку, щелкнул языком, неискренне извиняясь, и отвернулся.

Напряжение в комнате пропало.

– Да, я не должен был говорить так, – вздохнул Морозко. Едкие нотки пропали из его голоса. Он снова опустился на стул. Вася замерла. – Но… дом в лесу – не место для тебя, уже тем более дорога. Ты не должна была найти мой дом, даже с Соловьем, после того как… – Он встретился с Васей взглядом, резко замолчал, но продолжил: – Твое место – среди людей. Я оставил тебя в безопасности под присмотром твоего брата. Медведь спит, священник сбежал в лес. Разве тебе мало этого? – В его вопросе почти чувствовалась мольба.

– Да, – кивнула Вася. – Я ухожу. Я увижу мир за этим лесом, чего бы мне это ни стоило.

Морозко рассмеялся, тихо и неохотно:

– Очень хорошо, Василиса Петровна. Мне еще никогда не перечили в моем доме.

«А самое время», – подумала она, но вслух ничего не сказала. Что-то изменилось в нем с той ночи, когда он спас ее от Медведя. Но что? Глаза стали светлее? Или черты лица четче?

Вася неожиданно смутилась. В комнате снова стало тихо. В этом молчании вся скопившаяся усталость дала о себе знать. Она словно ждала, пока Вася расслабится. Девушка прислонилась к столу, чтобы не упасть.

Морозко заметил это и встал.

– Переночуешь сегодня здесь. Утро вечера мудренее.

– Я не могу спать, – возразила Вася. Конечно, ей жутко хотелось заснуть: она держалась на ногах лишь благодаря столу. В ее голос закрались нотки ужаса. – Медведь поджидает меня во снах, и Дуня, и отец. Я лучше не буду спать.

Она чувствовала на его коже запах зимней ночи.

– Я могу дать тебе хотя бы это, – сказал Морозко. – Ночь спокойного сна.

Вася колебалась, измученная, недоверчивая. Его руки могли дать сон. Но то был странный глубокий сон – брат смерти. Она ощущала на себе его взгляд.

– Нет, – неожиданно сказал Морозко. – Нет. – Резкость в его голосе удивила Васю. – Нет, я не буду тебя трогать. Ты заснешь сама. Увидимся утром.

Он развернулся и что-то шепнул своей лошади. Вася услышала стук копыт и обернулась, но Морозко и его белой кобылицы уже не было.

* * *

Слуги Морозко не были невидимыми. Краем глаза Вася порой замечала резкое движение или темную фигуру. Иногда она даже успевала обернуться и разглядеть лицо: морщинистое, словно кора дуба, с вишневым румянцем или серое и хмурое, как гриб. Но у Васи не получалось увидеть их, когда она искала специально. Они передвигались между вдохом и выдохом, между взмахами ресниц.

После того, как Морозко исчез, его слуги накрыли для Васи стол, пока она боролась с усталостью: грубый хлеб и каша, сушеные яблоки. Миска чудесных зимних ягод, усыпанных листьями падуба. Медовуха, бражка и ледяная вода.

– Спасибо, – сказала девушка в ожившей тишине.

Вася съела все, что смогла, превозмогая усталость. Крошки она скормила прожорливому Соловью. Когда девушка наконец отставила миску, то увидела, что угли в печи исчезли. Слуги Морозко подготовили для нее баню.

Вася скинула холодную и мокрую одежду и забралась в печь, царапая колени о кирпичи. Она перевернулась, испачкав живот пеплом, и легла, уставившись в пустоту.

Зимой было почти невозможно оставаться спокойным. Даже сидя у печи, следя за углями, помешивая суп, человек боролся – всегда – с сильным морозом. Но гудящий жар и мягкое дыхание пара успокоило Васю. Ледяной узел печали внутри нее ослаб. Она лежала на спине с открытыми глазами, и слезы бежали по ее вискам, смешиваясь с потом.

Когда жар стал невыносимым, Вася выскочила из печи и с визгом бросилась в снег. Когда она вернулась домой, то дрожала, но была бодрой и живой. Она впервые чувствовала себя настолько спокойной за последние месяцы.

Невидимые слуги Морозко приготовили для нее платье – длинное, свободное и легкое. Вася надела его, легла в огромную кровать с покрывалами, похожими на свежий снег, и в один миг уснула.

* * *

Как она и боялась, она видела сны, и сны эти не были добрыми.

Она не видела Медведя, или мертвого отца, или мачеху с перерезанным горлом. Она блуждала по узкому темному месту, в котором пахло пылью и остывшим ладаном, а луна отбрасывала на нее свой свет. Она долго шла, путаясь в платье, и постоянно слышала всхлипывания невидимой женщины.

«Почему вы плачете? – кричала Вася. – Где вы?»

Ответом были сдавленные рыдания. Вдалеке Вася увидела белую фигуру и поспешила к ней.

«Подождите…» – крикнула она.

Белая фигура обернулась.

Вася отпрянула в сторону, увидев белую плоть, высохшие глазницы и черный рот, неестественно большой. Существо распахнуло его и прохрипело: «Не ты! Никогда… уходи! Уходи! Оставь меня… Оставь…»

Вася побежала, закрыв уши руками, и резко проснулась. Она обнаружила себя в лесном доме, сквозь окна которого пробивался утренний свет. Воздух, пропитанный ароматом хвои, холодил ее лицо, но не проникал под белоснежные покрывала. Силы Васи вернулись за ночь. «Сон, – подумала она, тяжело дыша. – Просто сон».

Раздался скрежет копыта по дереву, и к лицу девушки прижалась мохнатая морда.

– Перестань, – сказала Вася Соловью и натянула одеяло на голову. – Немедленно перестань. Смешно такому зверю вести себя, как собака.

Соловей невозмутимо мотнул головой. Он дохнул теплом на ее лицо. «Уже день, – сказал он. – Вставай!» Жеребец тряхнул гривой и зубами стащил покрывала. Вася попыталась удержать их, но было поздно. Она вскрикнула и со смехом выпрямилась на кровати.

– Дурак, – сказала она, но все же встала. Ее коса растрепалась, и волосы свободно струились по спине; тело было легким, а голова ясной. Боль печали и гнева, плохие сны умолкли в ее разуме. Вася отогнала кошмары и улыбнулась красоте спокойного утра и солнечного света, заливавшего пол.

Соловей, вспомнив о достоинстве, побрел обратно к печке. Вася проследила за ним взглядом. Она хотела было рассмеяться, но замерла. Еще до рассвета Морозко со своей белой кобылицей вернулся домой.

Кобылица спокойно стояла и жевала сено. Морозко смотрел на пламя и не обернулся, когда Вася встала. Она подумала о долгих безликих годах его жизни. Сколько ночей он просидел у печи в одиночестве? Или он всегда блуждал по глуши и создал дом с крышей, стенами и печью, лишь чтобы порадовать ее?

Вася подошла к печи. Лишь тогда Морозко обернулся, и его отстраненный лик просветлел.

Вася неожиданно покраснела. Ее волосы спутались, как у ведьмы, она стояла босая. Похоже, Морозко заметил это, потому что резко отвел взгляд.

– Кошмары? – спросил он.

Вася рассердилась, и скромность утонула в негодовании.

– Нет, – с достоинством ответила она. – Я спала прекрасно.

Морозко выгнул бровь.

– У тебя есть гребень? – спросила Вася, чтобы отвлечь его.

Он явно не ожидал такого вопроса. Наверное, Морозко редко принимал гостей, особенно девиц со спутанными волосами, голодных или мучившихся кошмарами. Но затем на его лице мелькнула тень улыбки, и он дотронулся рукой до пола.

Полы были деревянными. Конечно, так оно и было – из темного блестящего дерева. Но когда Морозко выпрямился, он держал в руках пригоршню снега. Он дохнул на нее, и снег превратился в лед.

Пораженная Вася склонилась над ним. Своими тонкими длинными пальцами Морозко мял лед, словно тот был глиной. Его лицо сияло от радости создания. Через несколько минут он держал в руках гребень, который словно вырезали из бриллиантов. Он напоминал по форме лошадь с длинной гривой, струящейся по спине.

Морозко вручил гребень Васе. Шерсть на спине коня, сделанная из ледяных кристаллов, царапнула ее мозолистые пальцы.

Вася покрутила красивую вещицу в руках.

– Он не сломается? – спросила она.

Гребень был холодным, как камень, и идеально лежал в ее руке.

Морозко откинулся на спинку стула.

– Нет, – ответил он.

Вася нерешительно провела гребнем по спутанным волосам. Он легко скользил по ним, аккуратно распрямляя. Васе казалось, что Морозко наблюдал за ней. Но сколько бы она ни бросала на него взгляд, тот всегда смотрел на огонь. Наконец, волосы были уложены в идеальную косу и перетянуты кожаным шнурком.

– Спасибо.

Гребень растаял в ее руках. Вася молча уставилась на пол, куда стекла вода.

– Пустяки, – пожал плечами Морозко. – Поешь, Вася.

Вася не видела его слуг, но на столе появился горшочек с кашей, золотой от меда и масла, и деревянная миска. Она села, положила в миску дымящуюся кашу и набросилась на нее, словно пыталась съесть все, что не смогла осилить прошлой ночью.

– Куда ты собираешься идти? – спросил Морозко, пока она ела.

Вася моргнула. «Далеко». Но она еще не думала, куда именно.

– На юг, – медленно сказала она. Пока она говорила, она разглядела ответ. Ее сердце бешено забилось. – Я хочу увидеть церкви Царьграда и море.

– Значит, юг, – повторил Морозко. К удивлению Васи, он не стал возражать. – Тебя ждет долгий путь. Не загоняй Соловья. Он сильнее смертного коня, но еще молод.

Вася удивленно посмотрела на него, но его лицо ничего не выражало. Тогда она повернулась к лошадям. Белая кобылица спокойно стояла. Соловей уже съел свое сено, смешанное с ячменем. Теперь он крался к столу, поглядывая на кашу. Вася начала быстро есть, чтобы опередить его.

Не глядя на Морозко, она спросила:

– Ты проедешь немного со мной?

Этот вопрос вырвался случайно, и она тут же пожалела об этом.

– Ехать рядом, кормить кашей и сдерживать снег по ночам? – насмешливо спросил Морозко. – Нет. Даже если бы у меня не было дел, я бы этого не сделал. Отправляйся в мир, странница. Познай долгие ночи и тяжелые дни, вытерпи хотя бы неделю.

– Может, они мне понравятся, – пылко возразила Вася.

– Я очень надеюсь, что нет.

Вася не ответила. Она положила немного каши в миску и протянула Соловью.

– Так ты раскормишь его как племенную кобылу, – заметил Морозко.

Соловей опустил уши, но от каши отказываться не стал.

– Ему нужно наесться, – возразила Вася. – В пути он похудеет.

– Что ж, раз ты не передумала, у меня для тебя подарок, – заявил Морозко.

На полу у стола появились пухлые седельные сумы. Вася молча оглядела их.

– Зачем? – возразила она. – В том углу лежит мое прекрасное приданое. Да и золота хватит на все необходимое.

– Конечно, ты сможешь использовать золото из своего приданого, – спокойно ответил Морозко. – И тогда ты приедешь в незнакомый город верхом на сильном жеребце, одетая как русская княгиня, и купишь все, чего никогда не видела. Можешь нарядиться в белые меха и алый плащ, если хочешь, чтобы ни один вор на Руси не бедствовал.

Вася вскинула голову.

– Алому я предпочитаю зеленый, – сухо ответила она. – Но, возможно, ты прав.

Она протянула руку к мешкам и замерла.

– Ты спас мне жизнь в лесу, – продолжила Вася. – Предложил мне приданое. Ты пришел, когда я попросила тебя избавить нас от священника. Теперь это. Что ты хочешь взамен, Морозко?

Ледяной демон поколебался – лишь мгновенье.

– Вспоминай обо мне иногда, – попросил он. – Когда расцветут подснежники и растает снег.

– И это все? – спросила она и, улыбаясь, добавила: – Как я могу забыть?

– Это проще, чем ты думаешь. И еще…

Морозко склонился над ней. Удивленная Вася не вздрогнула, но, когда Морозко провел рукой по ее ключицам, кровь предательски прилила к лицу. На ее шее висел сапфир, обрамленный серебром. Морозко потянул цепочку с камнем к себе. Это украшение Васе подарил отец, ему его дала няня перед смертью. Среди всех своих вещей Вася больше всего дорожила этим украшением.

Морозко повертел в руках камень. Он отбрасывал бледный ледяной свет на его пальцы.

– Пообещай мне носить его, что бы ни случилось, – велел он.

Затем он отпустил цепочку.

Вася все еще чувствовала прикосновение его руки, но упорно старалась игнорировать это. Она разозлилась: ведь Морозко не был живым. Он был одиноким и непостижимым существом черного леса и бледного неба. Что он сказал?

– Почему? – спросила Вася. – Этот камень мне дала няня. Подарок моего отца.

– Это талисман, – ответил Морозко. Казалось, он осторожно подбирал слова. – Он может защитить тебя.

– Защитить от чего? – спросила Вася. – И какое тебе дело?

– Что бы ты ни думала, я не хочу забирать твое бездыханное тело из глуши, – холодно парировал Морозко. Легкий, но пронизывающий ветер поднялся в комнате. – Откажешь мне в просьбе?

– Нет, – ответила Вася. – Я и так хотела носить его.

Она прикусила губу и быстро отвернулась, чтобы развязать первую суму.

Там была одежда: плащ из волчьей шкуры, кожаный капюшон, шапка на заячьем меху, валяные и отороченные мехом сапоги, шерстяные штаны на овечьей шерсти. В другой суме была еда: сушеная рыба и хлеб, бурдюк медовухи, нож и горшок для воды. Все, что ей понадобится для долгих странствий по холодной стране. Вася уставилась на эти вещи с таким восторгом, какого у нее не вызывало ни золото, ни драгоценности из приданого. Эти вещи были свободой. Василиса Петровна, высокородная дочь Петра, никогда бы не получила их. Они принадлежали кому-то другому, более сильному и чуждому. Вася подняла взгляд на Морозко: ее лицо сияло. Возможно, он понимал ее лучше, чем она думала.

– Спасибо, – пробормотала Вася. – Я… благодарю тебя.

Морозко склонил голову, но промолчал.

Ей было все равно. В мешке она также нашла необычное седло, похожее скорее на плотную ткань. Она еще никогда не видела таких. Вася радостно подпрыгнула и побежала к Соловью.

* * *

Оседлать коня оказалось не просто. Соловей никогда не носил седла, даже такого легкого, и он не очень обрадовался.

– Оно тебе нужно, – в отчаянии закричала Вася после долгих и бесплодных попыток. «Как же я стану смелой и уверенной странницей?» – подумала она. Соловей по-прежнему сопротивлялся. Морозко наблюдал за ними, стоя в дверях. Вася почувствовала его веселый взгляд.

– Что случится, если мы проведем недели в пути? – спросила Вася у Соловья. – У нас появятся ссадины. Да и как мы повезем сумы? В них ведь и твое зерно тоже. Или ты хочешь питаться хвоей?

Соловей фыркнул и исподтишка посмотрел на сумы.

– Хорошо, – процедила Вася. – Можешь возвращаться туда, откуда пришел. Я пойду пешком.

Она направилась к двери, но Соловей бросился вперед и перегородил ей путь.

Вася пристально посмотрела на него и толкнула, но огромный, цвета дубового дерева зверь даже не сдвинулся. Она скрестила руки на груди и нахмурилась.

– И что же ты предлагаешь? – спросила она.

Соловей посмотрел сначала на нее, потом на сумы. Он понурил голову. «Ну ладно», – недовольно согласился он.

Собираясь в путь, Вася старалась не смотреть на Морозко.

* * *

Она ушла тем же утром, когда солнце развеяло туман и усыпало бриллиантами свежевыпавший снег. Мир за пределами ельника казался огромным и бесформенным, почти безопасным.

– Я не чувствую себя странницей, – тихо призналась Вася. Она и Морозко стояли возле ельника. Соловей, аккуратно оседланный, ждал ее. На его морде застыло странное выражение – не то нетерпения, не то раздражения. Ему не нравились сумы, свисающие по бокам.

– Так бывает со многими странниками, – ответил ледяной демон. Он вдруг положил руки ей на плечи, укрытые мехом. Их взгляды встретились. – Оставайся в лесу. Так будет безопаснее. Избегай поселений людей и не разводи большие костры. Если с тобой кто-нибудь заговорит, представься мальчиком. Мир не добр к одиноким девушкам.

Вася кивнула. Слова дрожали у нее на губах. Она не могла разгадать выражение его лица.

– Пусть странствия принесут тебе радость, – вздохнул он. – А теперь ступай, Вася.

Морозко подсадил девушку на коня, и теперь Вася смотрела на него сверху вниз. Внезапно он показался ей не человеком, а скорее скоплением теней в форме человека. Было в его лице что-то, чего она не понимала.

Она открыла было рот, желая что-то сказать.

– Иди! – крикнул он и шлепнул Соловья по крупу. Жеребец фыркнул и бросился вперед.

7 Странница

И вот Василиса Петровна, убийца, спасительница, потерянное дитя, уехала из дома в елях. Первый день пролетел, как приключение: дом остался позади, а впереди ждал целый мир. Шли часы, тревога сменилась восторгом. Она отмахнулась от неприятных следов боли и растерянности. Сильному Соловью любое расстояние было нипочем. Еще не прошла половина дня, а Вася уехала от дома так далеко, как никогда: каждая яма, вяз и снежный сугроб казались незнакомыми. Вася мчалась вперед, а когда замерзала, то шла пешком. Соловей нетерпеливо трусил рядом.

День медленно тянулся, и наконец зимнее солнце склонилось к западу.

В сумерках Вася остановилась под огромной елью, окруженной сугробами. Полутьма окрасила снег в голубой, было очень холодно.

– Здесь? – спросила Вася, соскользнув со спины жеребца. У нее болели нос и пальцы. Она выпрямилась и лишь тогда поняла, насколько устала и окоченела.

Конь повел ушами и поднял голову. «Здесь безопасно», – сказал он.

Вася все детство провела в лесу. Зима в ее краях длилась семь месяцев, поэтому она знала, как выжить в лесу. Но ее сердце внезапно сжалось от мысли, что она проведет в одиночестве эту ледяную ночь, следующую и все остальные. Вася шмыгнула носом. «Ты сама так решила, – напомнила она себе. – Теперь ты странница».

Тени обнимали лес своими руками: свет был сине-фиолетовым, и деревья казались ненастоящими.

– Заночуем здесь, – решила Вася, стягивая с Соловья седло. Она храбрилась, хотя не чувствовала себя уверенно. – Я разведу огонь. Следи, чтобы нас никто не съел.

Она раскопала снег у дерева, вырыла нору для ночлега в корнях и расчистила землю для костра. Зимние сумерки быстро перешли в ночь, как это происходит на севере. Не успела Вася подготовить хворост для костра, как уже стемнело. В темноте, освещенной звездами, до восхода луны, она срезала пару еловых веток, как ей однажды показал брат, и воткнула их в снег, чтобы не выпускать тепло из укрытия.

Вася разводила костры с тех пор, как могла взять в руки кремень. Но теперь ей пришлось снять варежки, и ее пальцы быстро замерзли.

Наконец, хворост загорелся, заревело пламя. Вася вползла в свое вырытое укрытие: было холодно, но терпимо. Вода, вскипяченная с хвоей, согрела ее. Черный хлеб, поджаренный с твердым сыром, утолил ее голод. Вася обожглась, ее ужин подгорел, но она все сделала сама и поэтому гордилась собой.

Вскоре, согревшись от еды и тепла, Вася выкопала ямку в размякшей от тепла земле, заполнила ее углями и засыпала еловыми ветвями. Она укуталась в плащ и мешок на заячьем меху, легла на ветви и с радостью поняла, что теперь ей тепло. Соловей уже дремал. Он водил ушами, прислушиваясь к ночному лесу.

Веки Васи отяжелели: она была юной и уставшей. Сон был на пороге.

В эту секунду она услышала смех в ветвях.

Соловей вскинул голову.

Вася с трудом вылезла из укрытия и нащупала нож на поясе. Ей показалось, или во тьме сияли чьи-то глаза?

Вася не звала существо – она не была так глупа. Она молча уставилась в еловые ветви и смотрела до тех пор, пока глаза не начали слезиться. Нож казался холодным и ничтожно жалким в ее руке.

Тишина. Может, ей показалось?

Затем Вася снова услышала смех. Она бесшумно попятилась и выхватила из костра горящую ветку, держа ее близко к земле.

Затем послышался глухой удар. Еще один удар – и на корни ели спрыгнула женщина.

Или не женщина. Волосы и глаза этого существа были призрачно-бледными, кожа сияла, словно зимняя полночь. На нем был плащ цвета сна, но голова, руки и ноги оставались голыми. Пламя отбрасывало красные блики на его странное, но симпатичное лицо. Казалось, существо не обращало внимания на мороз. Кто это – ребенок? Черт в женском обличии. Ночной дух. Вася почувствовала облегчение, но насторожилась.

– Бабушка? – осторожно сказала она, опустив горящую ветку. – Вы – желанный гость у моего костра.

Существо выпрямилось. Его глаза казались холодными и бледными, словно звезды, но рот растянулся в радостной, детской улыбке.

– Вежливый странник, – беспечно сказало оно. – Мне стоило этого ожидать. Убери ветку, дитя, она тебе не понадобится. Да, я посижу у твоего огня, Василиса Петровна.

С этими словами чертовка уселась в снег у костра и оглядела Васю с головы до ног.

– Ну же! Я пришла к тебе. Можно хотя бы предложить мне вина.

После недолгих сомнений Вася протянула гостье бурдюк с медом. Она была не настолько глупа, чтобы обижать существо, которое будто упало с небес, но…

– Вы знаете мое имя, бабушка, – рискнула Вася. – Но я не знаю вашего.

Улыбка не сходила с губ существа.

– Меня зовут Полуночницей, – сказала она, выпив мед.

Вася испуганно отпрянула. Соловей, наблюдавший за ними, прижал уши. Няня Васи, Дуня, рассказывала детям истории о двух сестрах–дьяволицах, Полуночнице и Полуденнице. Ни одна из этих историй не заканчивалась для одиноких путников благополучно.

– Почему вы пришли? – спросила Вася, тяжело дыша.

Полуночница рассмеялась, устроившись поудобнее в сугробе у костра.

– Не бойся, дитя, – сказала она. – Тебе нужны нервы покрепче, раз ты собралась стать странницей. – Вася испуганно заметила острые зубы Полуночницы. – Меня прислали присмотреть за тобой.

– Прислали? – переспросила Вася. Она медленно опустилась на свое место у огня. – Кто?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – весело ответила Полуночница.

– Морозко? – спросила Вася, поколебавшись.

К ее огорчению, дьяволица фыркнула.

– Не думай, что он всемогущий. Бедный властелин зимы никогда не мог повелевать мной.

Ее глаза будто излучали свет.

– Но кто же тогда? – спросила Вася.

Полуночница приложила палец к губам.

– Ах, я поклялась не говорить. Да и какая тогда будет тайна?

Полуночница отхлебнула мед, бросила бурдюк Васе и встала. Пламя костра сверкало красным на ее волосах цвета луны.

– Что ж, один раз я к тебе явилась, – сказала она. – Я пообещала явиться трижды, так что еще увидимся. Хорошей дороги, Василиса Петровна.

С этими словами она исчезла в еловых ветвях.

– Я не…Подожди! – закричала Вася. Но Полуночница уже ушла. Вася могла поклясться, что слышала фырканье чужого коня в темноте и тяжелый стук копыт. Но она ничего не видела. Затем лес затих.

Вася сидела у костра до тех пор, пока от него не остались раскаленные угли, но в ночной тишине не услышала ни одного звука. Наконец она убедила себя снова лечь и попытаться заснуть. Она немедленно провалилась в сон и проснулась лишь на рассвете, когда Соловей просунул голову в ее укрытие и швырнул снег ей на лицо.

Вася улыбнулась жеребцу и протерла глаза. Выпив немного горячей воды, она взобралась на Соловья и поскакала прочь.

* * *

Прошло несколько дней, неделя, другая. Путь был тяжелым и очень холодным. Не все Васины дни – и ночи – проходили так гладко, как первые. Она не встречала незнакомцев, и дьяволица не являлась к ней в ночи. Но у Васи подгорал ужин, она ударялась о ветки, обжигала пальцы и мерзла так, что приходилось ежиться у костра всю ночь. Было так холодно, что она не могла заснуть. Затем она простыла и два дня дрожала и задыхалась от собственного дыхания.

Но версты летели под копытами Соловья и оставались позади. Они двигались на юг, все южнее, но затем конь повернул на запад.

– Ты уверен, что знаешь, куда скачешь? – спросила Вася, но жеребец ее не слушал.

На третий день Васиной простуды, когда она упорно ехала вперед, с опущенной головой и блестящим, красным от мороза носом, лес кончился.

Точнее, между деревьями возникла необъятная река. Широкая полоска снега ослепила опухшие глаза Васи, когда они выехали из леса и огляделись.

– Должно быть, это санный путь, – прошептала она, моргая от вида припорошенного снегом льда.

– Волга, – добавила она, вспомнив рассказы братьев. Пологие сугробы с деревьями, утопающими в снегу, простирались по льду, испещренному полозьями. Заснеженный берег, деревья на котором утопали в наносах, переходил в снег, изрезанный полозьями.

Вася услышала слабый звон колокольчиков, и из-за поворота выехали сани, нагруженные доверху. Колокольчики висели на яркой упряжи лошадей, и неповоротливые мужчины, укутанные до глаз, ехали или бежали рядом, покрикивая на животных.

Вася с восторгом наблюдала за ними. Лица мужчин, насколько она могла увидеть, были красными, грубыми и бородатыми. Их руки в варежках уверенно сжимали вожжи. Кони были меньше Соловья, приземистыми, с жесткими гривами. Обоз поразил Васю своей скоростью, колокольчиками и лицами незнакомцев. Она родилась в маленькой деревушке, где все всех знали, а странники были большой редкостью. Вася не отрывала взгляда от обоза. Над деревьями показался дым множества очагов. Она никогда не видела столько огней в одном месте.

– Это Москва? – спросила Вася у Соловья, тяжело дыша.

«Нет, – возразил жеребец. – Москва больше».

– Откуда ты знаешь?

Конь лишь надменно опустил ухо. Вася чихнула. На санном пути появились другие люди – на этот раз всадники в алых шапках и расшитых сапогах. Дым повис над скелетами деревьев, словно огромное облако.

– Подойдем ближе, – решила Вася. За неделю, проведенную в глуши, она истосковалась по краскам и движению, лицам и голосам.

«В лесу безопаснее», – ответил Соловей, но его ноздри неуверенно дрогнули.

– Я хочу увидеть мир, – возразила Вася. – А мир – это не только лес.

Конь поежился.

– Мы будем осторожными, – пообещала девушка. – Если попадем в беду, ты сможешь убежать. Тебя ничто не остановит. Ты самый быстрый жеребец в мире. Я хочу посмотреть.

Конь замер в нерешительности, и Вася беспечно добавила:

– Или ты боишься?

Возможно, это было подло, зато сработало. Соловей вскинул голову и в два прыжка оказался на льду. Когда он бежал, его копыта издавали странный глухой звук.

Они шли по санному пути больше часа, дым впереди манил за собой. Несмотря на свою напускную смелость, Вася немного нервничала из-за того, что ее видят незнакомцы. Но вскоре она поняла, что на нее никто не смотрит. Зимняя жизнь была слишком тяжелой, чтобы утруждать себя вещами, которые тебя не касались. Один торговец со смешком предложил купить ее бравого жеребца, но Вася лишь покачала головой и подтолкнула Соловья вперед.

Яркое солнце поднялось высоко в бледном зимнем небе, когда они миновали последний поворот реки и увидели перед собой город.

Он был небольшим. Татары посмеялись бы и обозвали его деревней. Даже москвитянин посчитал бы его провинцией. Но Вася никогда не видела такого большого поселения. Деревянная стена были вдвое выше холки Соловья. Голубая колокольня горделиво возвышалась, окруженная дымом. Вася услышала громкий глубокий звон.

– Подожди, – сказала она Соловью. – Я хочу послушать.

Ее глаза сияли от восторга. Она никогда не слышала перезвона колоколов.

– Разве это не Москва? – переспросила Вася. – Ты уверен?

Ей казалось, что этот город вобрал в себя целый мир. Она и представить не могла, что в одном месте может находиться столько людей.

«Да, – ответил Соловей. – По меркам людей, это маленький город».

Вася не могла поверить. Вновь зазвенели колокола. Она почувствовала запахи конюшен, дыма и жареной птицы: запахи были слабыми из-за ее простуды.

– Я хочу войти, – заявила она.

Конь фыркнул. «Ты уже все увидела. Больше там ничего нет. Нам лучше вернуться в лес».

– Но я никогда не была в городе, – возразила девушка. – Я хочу увидеть этот.

Жеребец раздраженно бил копытом.

– Хотя бы чуть-чуть, – робко добавила Вася. – Прошу тебя.

«Лучше не надо», – ответил конь, но Вася поняла, что он почти сдался.

Она снова посмотрела на башни, окутанные дымом.

– Тогда жди меня здесь. Ты – ходячая приманка для воров.

«Вовсе нет», – оскорбился Соловей.

– С тобой я в большей опасности, чем без тебя! Вдруг кто-то захочет убить меня, чтобы заполучить тебя?

Жеребец рассерженно обернулся и укусил Васю за лодыжку. Что ж, ответ был ясен.

– Очень хорошо, – кивнула Вася. На мгновенье она задумалась. – Пойдем. У меня есть идея.

* * *

Спустя полчаса капитан маленькой сонной заставы города Чудово увидел, как к нему идет мальчик. Тот был одет как купеческий сын и вел крупного молодого жеребца.

Вместо узды на коне был лишь веревочный недоуздок, и хотя жеребец был красивым и длинноногим, он шел по льду неуклюже, заплетаясь в собственных копытах.

– Эй, мальчик! – крикнул капитан. – Куда ты собрался с этим конем?

– Это конь моего отца, – ответил мальчик. Его голос был слегка застенчивым и выдавал сильный деревенский акцент. – Я хочу продать его.

– За такого калеку много не предложат, да еще и в такое время, – заявил капитан. Конь снова споткнулся, едва не упав на колени. Но капитан все же отметил его статную голову, короткую спину, длинные аккуратные ноги. Жеребец. Возможно, он просто хромал и даст сильное потомство. – Так и быть, я куплю его у тебя. Избавлю от проблем, – медленно добавил он.

Купеческий мальчик потряс головой. Он был стройным и невысоким, без намека на бороду.

– Отец разозлится, – ответил он. – Он сказал, что я должен продать коня в городе.

Капитан рассмеялся, услышав, что деревенский мальчишка так уверенно назвал Чудово городом. Наверное, не купеческий сын, а сын среднего боярина. Ребенок, выросший в небольшом поместье. Капитан пожал плечами. Он уже смотрел на обоз за мальчиком и его клячей: торговцы пушниной торопили лошадей, чтобы добраться до города засветло.

– Ну, тогда проходи, – раздраженно сказал он. – Чего ждешь?

Мальчик робко кивнул и провел коня через ворота. Странно, подумал капитан. Такой покорный жеребец на одной веревке. Но ведь он хромает, чего от него ждать?

Торговцы пушниной вышли к воротам, толкаясь и перекрикиваясь, и капитан быстро забыл о мальчике.

* * *

Улицы города петляли: они казались еще более странными, чем лес без троп. Вася небрежно держала Соловья за веревку, стараясь (но безуспешно) выглядеть равнодушно. Даже ослабившая ее простуда не могла заглушить вонь сотен людей. От запаха крови и животных, потрохов и чего-то еще похуже у Васи слезились глаза. По улицам разгуливали козы. Рядом возвышалась церковь, колокола которой по-прежнему звенели. Женщины торопливо бежали мимо, их головы были покрыты яркими платками. Торговцы пирожками совали в руки прохожих свою выпечку, источавшую аппетитный аромат. Из кузницы шел пар, а звон молота по наковальне сливался с колоколами. Двое мужчин дрались в снегу под радостные крики толпы.

Вася прошла сквозь толпу, испуганная и заинтересованная. Люди расступались перед ней, увидев Соловья, который был готов лягнуть всех, кто его задевал на пути.

– Ты пугаешь людей, – шепнула Вася.

«Это хорошо, – ответил конь. – Я и сам напуган».

Вася пожала плечами и продолжила глазеть по сторонам. Дороги были вымощены расколотыми бревнами: долгожданное новшество позволяло идти уверенно. Улица петляла мимо гончарных лавок и кузниц, трактиров и изб и, наконец, привела на главную площадь.

Глаза Васи загорелись от восторга: на площади был рынок – первый в ее жизни. Торговцы тут и там выкрикивали свои товары. Ткани, пушнина и медная утварь, воск, пироги и копченая рыба…

– Оставайся здесь, – приказала Вася Соловью. Она привязана коня к столбу. – И следи, чтобы тебя не увели.

Кобылица с синей сбруей склонила ухо в сторону жеребца и пронзительно заржала.

– Постарайся не обольщать кобылиц, хотя, наверное, с этим ничего не поделаешь, – задумчиво добавила Вася.

«Вася…»

Девушка сузила глаза.

– Надо было оставить тебя в лесу, – сказала она. – Жди меня здесь.

Конь сверкнул глазами, но Вася уже радостно убежала: нюхать пчелиный воск, взвешивать медные чаши в руке…

И лица… столько людей, и ни одного знакомого. У девушки голова шла кругом. Вася с восхищением оглядывала пироги и кашу, ткани и кожу, попрошаек, священников и жен ремесленников. «Вот что значит странствовать», – мелькнуло у нее в голове.

Вася стояла у лотка торговца пушниной и с благоговением гладила шкурки соболей, как вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд.

Мужчина стоял на противоположной стороне площади. Он был шире и выше остальных мужчин. Его кафтан под плащом из белой волчьей шкуры сиял вышивкой. Меч с рукоятью в форме лошадиной головы был небрежно перекинут через плечо. Борода незнакомца была короткой и рыжей, как пламя. Он поймал взгляд Васи и склонил голову.

Вася нахмурилась. Что бы сделал деревенский мальчик, на которого внимательно смотрит боярин? Уж точно не покраснел бы. Даже если глаза человека были огромными, влажными и поразительно темными.

Мужчина направился к ней, и Вася увидела, что у него были слуги: крупные невозмутимые мужчины, сдерживающие толпу. Незнакомец не отрывал от нее взгляда. Вася не знала, что привлекло бы большее внимание: решение остаться или бегство. Что хотел этот человек? Она выпрямилась. Мужчина пересек площадь под шепотки толпы и остановился перед Васей у лотка торговца пушниной.

На шее Васи выступили красные пятна. Ее волосы были убраны в меховой капюшон, завязанный под подбородком. Поверх капюшона она надела шапку. Пол Васи нельзя было определить, и все же… Она сжала губы.

– Простите меня, господин, – уверенно сказала она. – Я не знаю вас.

На мгновенье мужчина уставился на нее.

– Как и я тебя, – ответил он. К удивлению Васи, его голос оказался легким, очень четким и выдавал странный акцент. – Но твое лицо мне знакомо, мальчик. Как тебя зовут?

– Василий, – тут же сказала Вася. – Василий Петрович. Мне нужно вернуться к своему коню.

От его любопытного взгляда Васе стало не по себе.

– Да? – спросил мужчина. – Меня зовут Касьян Лютович. Не разделишь ли со мной трапезу, Василий?

Вася испуганно поняла, что его предложение ее заинтересовало. Она проголодалась и не могла отвести глаз от этого высокого господина, глаза которого словно смеялись.

Мысленно Вася встряхнулась. Что он сделает, если узнает, что она девушка? Обрадуется ли? Расстроится? Ей было невыносимо даже думать об этом.

– Благодарю вас, – ответила она, кланяясь, как делали крестьяне перед ее отцом. – Но я должен вернуться домой засветло.

– И где твой дом, Василий Петрович?

– Вверх по реке, – уклончиво ответила Вася. Она снова поклонилась, стараясь выглядеть услужливо. Она уже нервничала.

Внезапно взгляд темных глаз отпустил ее.

– Вверх по реке, – повторил мужчина. – Очень хорошо, мальчик. Прости меня. Похоже, я спутал тебя с другим. Господь с тобой.

Вася благочестиво перекрестилась, поклонилась и убежала. Ее сердце бешено стучало – то ли от взгляда незнакомца, то ли от его вопросов.

Она нашла недовольного Соловья там же, где и оставила. Хозяин увел кобылицу, все еще нервничающую, с высоко поднятым хвостом.

Медовый пряник (Вася купила его в чудесном лотке, полностью окутанном паром) вернул Соловью хорошее настроение. Вася взобралась на жеребца, собираясь уехать из города. Хотя рыжеволосый господин ушел, его внимательный взгляд словно висел у нее перед глазами. От шума города у ее разболелась голова.

Вася уже подъехала к воротам, как вдруг заметила ярко разрисованную арку, ведущую во внутренний двор трактира. Там стояла баня.

В тот же миг больная голова и замерзшие ноги Васи дали о себе знать. Она мечтательно уставилась на баню.

– Пойдем, – сказала она Соловью. – Я хочу помыться. Я найду тебе сена и миску каши.

Соловей любил кашу, поэтому лишь бросил на нее недовольный взгляд, когда она спрыгнула на землю. Вася уверенно вошла во двор, ведя коня за собой.

Она не заметила маленького мальчика с посиневшими губами, который отделился от тени нависающих зданий и убежал.

Из кухни вышла женщина, дородная от летнего изобилия и с редкими зубами. Ее лицо было красивым, как увядающая роза с желтеющими лепестками.

– Чего тебе, мальчик? – спросила она.

Вася облизнула губы и бойко ответила, как мальчик Василий Петрович:

– Стойло и зерно для моего коня. Мне – еду и баню. Если можно.

Женщина ждала, скрестив руки. Вася поняла, что за эти удовольствия что-то полагается, порылась в кармане и протянула хозяйке серебреник.

Глаза женщины стали круглыми, словно колеса телеги, а черты лица моментально смягчились. Вася поняла, что дала женщине слишком много, но было поздно. Двор оживился. Вася отвела Соловья в крошечную конюшню (конюха он бы не потерпел). Жеребец разрешил привязать себя к общей коновязи, хотя и расстроился. Но Вася угостила его пряником, а сын конюха дрожащими руками бросил охапку сена.

– Мой конь должен получить миску теплой каши, – сказала Вася мальчику. – Потом оставь его одного. Он кусается.

Она уверенным шагом вышла из конюшни. Соловей услужливо отвел уши: мальчик взвизгнул и побежал за кашей.

Вася оставила свой плащ в опрятной кухне и села на скамью у печи, радуясь теплу. «Почему бы не остаться здесь на ночь… или три? – подумала она. – Я не спешу».

Еду подали не сразу: сначала щи с горячим хлебом, потом копченую рыбу с головой, кашу и пирог, а напоследок вареные яйца. Вася съела столько, что даже равнодушная хозяйка трактира прослезилась – мальчик был так голоден. Она дала Васе большую кружку горячего молока с медом, а себе налила пива.

Когда Вася, наконец, растянулась на скамье, женщина похлопала ее по плечу и сказала, что баня готова.

Баня состояла всего из двух небольших комнат с земляным полом. Вася разделась в предбаннике, зашла внутрь и жадно вдохнула тепло. В углу комнаты стояла круглая каменная печь с горящим огнем. Вася плеснула воды на камни, и клубы пара окутали комнату. Она с наслаждением легла на скамью и закрыла глаза.

Рядом с дверью послышался легкий шорох. Вася резко открыла глаза.

На пороге стояло маленькое голое существо. Его борода дрожала словно пар и обрамляла красные щеки. Он улыбнулся, и его глаза утонули в морщинах на лице.

Вася настороженно смотрела на него. Разумеется, это был банник, покровитель бань. Банники, хоть и были добрыми, могли легко разозлиться.

– Хозяин, – вежливо сказала она. – Простите меня за вторжение.

Этот банник был странного серого цвета. Его маленькое полное тело состояло скорее из дыма, чем из плоти.

«Может, в городе его не любят», – подумала Вася.

Или постоянный перезвон колоколов слишком часто напоминал людям о том, что банников быть не должно. От этой мысли Вася расстроилась.

Но банник молча смотрел на нее своими маленькими умными глазами. Вася знала, что нужно было делать. Она встала и плеснула горячей воды из ведра в печь, отломила хорошую березовую ветку и положила ее перед банником. Потом она плеснула воды на камни в бурлящей печи.

Дух бани по-прежнему молчал. Он улыбнулся, вскарабкался на другую скамью и лег, составляя ей молчаливую компанию. Облако его бороды сливалось с паром. Вася расценила его молчание как разрешение остаться. Ее отяжелевшие веки снова закрылись.

Примерно через четверть часа она уже потела, и пар начал рассеиваться. Вася собралась окатить себя холодной водой, как вдруг до нее, размякшей из-за жары, донеслось пронзительное ржание разъяренного жеребца. Затем раздался громкий удар, как будто Соловей ударился об стену конюшни. Вася ахнула и выпрямилась.

Банник нахмурился.

Скрипнула дверь, и послышался голос хозяйки трактира: «Да, мальчик на большом гнедом коне. Но зачем вам…»

После отчаянного вопля женщины наступила мертвая тишина. Банник оскалил туманные зубы. Вася резко встала и побежала к двери. Не успела она опустить засов, как в предбаннике раздались тяжелые шаги.

Голая Вася в отчаянии озиралась. Дверь была лишь одна, а окон и вовсе не было.

Дверь со скрипом распахнулась. За секунду до этого Вася перекинула волосы вперед, чтобы хоть как-то прикрыть свою наготу. Полоска бледного света ударила по ее глазам. Она замерла, потная, прикрываясь лишь волосами.

Вошедший мужчина не сразу заметил ее. На его лице мелькнуло удивление, а затем глупый восторг.

Вася, перепуганная и сгорающая от стыда, попятилась к дальней стене. Крик хозяйки трактира по-прежнему звенел у нее ушах. Снаружи снова заржал Соловей, послышались крики.

Вася отчаянно думала. Возможно, мужчина подойдет ближе, и ей удастся проскользнуть в дверь. В предбаннике послышался голос, и второй мужчина ответил на ее вопрос.

– Что ж, – начал он. Он выглядел удивленным, но не разочарованным. – Это не мальчик, а девица, если только не русалка. Проверим?

– Я первый, – возразил его спутник, не спуская глаз с Васи. – Это я ее нашел.

– Тогда поймай ее и не затягивай, – ответил второй мужчина. – Нам нужно найти мальчишку.

Вася стиснула зубы. У нее тряслись руки, а мысли из-за паники вылетели из головы.

– Иди сюда, девочка, – сказал первый, подманивая ее рукой, как собаку. – Иди сюда. Расслабься. Тебе понравится.

Вася прикинула, что если кинется на первого мужчину, он упадет в печь. Она должна была вернуться к Соловью. Волосы обнажили ее шею, и между грудей блеснул камень. Мужчина заметил его и облизнулся.

– Где ты его украла? – спросил он. – Впрочем, неважно. Я и его возьму себе. Иди ко мне.

Он шагнул вперед. Вася напряглась, готовясь к прыжку. Но она забыла о баннике.

Поток кипятка, возникший из ниоткуда, неожиданно окатил мужчину с ног до головы. Он с воплями отшатнулся, споткнулся о раскаленную докрасна печь, с громким треском ударился головой и обмяк, издавая страшное шипение.

Второй мужчина ошеломленно смотрел на него, как вдруг ему в лицо плеснула другая струя кипятка. Он завопил, попятился и выбежал из бани, погоняемый невидимой рукой с березовой веткой.

Вася выбежала в предбанник. Она натянула штаны, рубаху, сапоги и тунику, набросила на плечи плащ. Одежда прилипла к ее потной коже. В дверях стоял банник: он по-прежнему молчал, но хитро улыбался. Крики за стеной переросли в вопли ярости. На мгновенье Вася остановилась и поклонилась до земли.

Существо поклонилось в ответ.

Вася выбежала на улицу. Соловей вырвался из конюшни. Трое мужчин окружили его, не осмеливаясь подойти.

– Хватайте веревку! – крикнул мужчина у ворот. – И держите крепче! Остальные идут.

Похоже, четвертый уже пытался схватить веревку, обвивающую шею Соловья. Теперь он неподвижно лежал на земле с огромной кровавой брешью в черепе.

Соловей увидел Васю и кинулся к ней. Мужчины с криками бросились врассыпную, и Вася быстро запрыгнула жеребцу на спину.

Снаружи послышались крики и топот бегущих ног. Во двор вбежали мужчины с луками в руках.

И все это из-за нее?

– Матерь Божья… – прошептала Вася.

Завывающий ветер ударил ей в лицо. Облака затянули солнце, и двор погрузился в тень.

– Беги! – крикнула Вася Соловью, когда один из мужчин поднес стрелу к тетиве.

– Стой! – закричал он. – Или умрешь!

Но Соловей уже бежал. Стрела просвистела рядом. Вася прижалась к жеребцу. Где-то мелькнула смутная мысль: «Чем я заслужила это?» Она попыталась представить, каково это – умереть с десятком стрел в груди. Соловей опустил голову, копыта царапали снег. Два прыжка, и они на улице. Там тоже были мужчины – «слишком много мужчин». Соловей застал их врасплох и проскочил сквозь толпу.

На улице сгущались сумерки. Снег летел ослепительными снежинками, скрывая жеребца с Васей из виду.

Соловей бежал, тихий и сосредоточенный, мчался, скользил с огромной скоростью по снегу и бревнам. Внезапно он пошатнулся, и Вася, ослепленная снегом, едва удержалась на его спине. Позади гремели копыта вперемешку с невнятными криками, но вскоре они остались позади. Ни один конь не мог обогнать Соловья.

Перед ними мелькнула черная фигура – нечто широкое и прочное в мире белого вихря. Вася услышала слабый крик:

– Ворота! Закрыть ворота!

Размытые фигуры стражников, по двое с каждой стороны, бросились закрывать массивные двери. Проход сужался. Но Соловей успел проскочить. Вася задела ногой ворота. Теперь они были на свободе. С вершины стены до Васи донеслись крики, рядом просвистела еще одна стрела. Девушка прижалась к шее Соловья, не оглядываясь. Снег повалил еще сильнее.

Когда стрелы уже не могли достать их, ветер резко стих, а небо очистилось. Вася обернулась и увидела, что снежная буря, лиловая, как синяк, повисла над городом, позволив ей сбежать. Но надолго ли?

Зазвенели колокола. Они погонятся за ней? Вася думала о луке, о свисте стрелы рядом с ухом. Ей казалось, что они могли. Сердце девушки бешено колотилось.

– П-п-поехали, – прошептала она Соловью. Лишь тогда Вася поняла, что дрожит, что ее зубы стучат, что ее кожа мокрая, что она окоченела от холода. Она направила коня к дереву с дуплом, в котором она спрятала седло и сумы. – Нам нужно убираться отсюда.

Лиловое вечернее небо сияло над головой. Кожа Васи и волосы, заправленные в капюшон, по-прежнему были мокрыми после бани. Но она опасалась погони и погнала коня вперед. Она все еще видела стрелу, летящую в ее сторону, и мужчину, который смотрел на нее холодным, нечеловеческим взглядом.

8 Два подарка

Соловей мчался весь вечер, гораздо дольше, чем было по силам любому обычному коню. Вася даже не смотрела на него: страх с силой сжимал ее горло. Последние лиловые мазки на небе погасли, и на нетронутый снег пролился звездный свет. Жеребец по-прежнему мчался, уверенный, как ночная птица.

Они остановились, когда холодная волчья луна поднялась над верхушками черных деревьев. Вася дрожала так сильно, что с трудом держалась в седле. Наконец, Соловей замер, тяжело дыша. Вася соскользнула на землю, сняла седло, развязала свой плащ и бросила его на дымящиеся бока Соловья. Холодный ночной воздух проник под ее кафтан на овечьей шерсти и пробрался под мокрую рубаху.

– Иди, – велела Вася жеребцу. – Не вздумай стоять. Не засни на снегу. Мне нужно согреть воду.

Голова Соловья упала. Она шлепнула его рукой, которую едва чувствовала.

– Иди, я сказала! – рявкнула она. Страх и усталость придавала ей ярости.

Конь с трудом пошел, чтобы избежать судорог.

Вася дрожала, тело почти не слушалось ее. Луна немного замешкалась в небе, словно попрошайка на пороге, но уже опускалась. В тишине был слышен лишь скрип деревьев на морозе. Руки Васи окоченели, она не чувствовала кончиков пальцев. Стиснув зубы, она собрала хворост и достала кремень. Один удар, второй, судорога в руках. Она уронила один из камней в снег и с трудом согнула пальцы, чтобы поднять его.

Пламя вспыхнуло и тут же погасло.

Вася до крови искусала губы, но не чувствовала боли. Слезы застыли на ее лице, но она и их не ощущала. Еще раз. Ударить кремнем. Выждать. Аккуратно подуть на пламя онемевшими губами. На этот раз хворост разгорелся, и в ночи повеяло теплом.

Вася чуть не зарыдала от облегчения. Она внимательно следила за костром и подкидывала веток негнущимися руками. Огонь разгорался. Вскоре на жарком пламени в горшочке таял снег. Вася попила сама и напоила Соловья. Глаза коня заблестели.

Хотя Вася поддерживала огонь и высушила одежду, как могла, хотя она выпила много горячей воды, она все равно не могла согреться. Сон был медленным и чутким. Каждый звук казался ей тихими шагами преследователей. Но в какой-то момент она заснула и открыла глаза на рассвете, так и не согревшись. Соловей навис над ней и принюхивался к утреннему воздуху.

«Кони, – сказал он. – Много коней скачет сюда с сильными всадниками».

У Васи болели все суставы. Она закашлялась и с трудом поднялась. На холодной коже выступил неприятный пот.

– Не может быть, – сказала она, пытаясь храбриться. – Зачем, ну зачем им…

Она осеклась. В деревьях послышались голоса. Вася испытала страх, какой испытывает дикий зверь, на которого спустили псов. Она уже была одета и за секунду накинула сумы на спину Соловья. Жеребец бросился вперед.

Очередной долгий день, очередной долгий путь. Вася выпила немного растаявшего снега и вяло жевала замерзший хлеб. Но глотать было больно, и желудок сдавил страх. В тот день Соловей мчался еще быстрее, хотя казалось, что это было невозможно. Вася ехала как в тумане. «Снег», – думала она. Если бы только пошел снег и замел их следы.

Они остановились в кромешной тьме. В ту ночь Вася не спала. Она сжалась у крошечного костра и дрожала, дрожала, не в силах совладать с собой. Кашель обжился в ее легких. В голове звенели слова Морозко: «Хочешь умереть в одиночестве в лесной глуши?»

Она докажет, что он неправ. Нет. С этой мыслью, стучащей в голове, она погрузилась в беспокойный сон.

Ночью небо затянулось облаками, пошел долгожданный снег, тающий на ее горячей коже. Она была в безопасности. Теперь они не могли их найти.

* * *

На рассвете Вася проснулась с мучительной лихорадкой.

Соловей слегка толкнул ее и фыркнул. Когда она попыталась встать и взобраться на него, земля поплыла перед глазами.

– Не могу, – сказала она. Голова отяжелела, и Вася смотрела на свои трясущиеся руки, как на чужие. – Я не могу.

Соловей толкнул ее посильнее в грудь, и она пошатнулась. «Ты должна встать, Вася, – сказал жеребец, прижав уши. – Мы не можем оставаться здесь».

Вася смотрела на него, ничего не понимая. Зимой неподвижность равнялась смерти. Она знала это. Знала. Так почему ей было все равно? Она хотела снова лечь и заснуть. Но она уже повела себя достаточно глупо и не хотела снова рассердить Соловья.

Вася не смогла надеть седло на коня онемевшими руками, но она закинула, хоть и с трудом, на его спину седельные сумы. Заплетающимся языком она прошептала:

– Я пойду рядом. Мне слишком холодно. Я… я упаду, если сяду на тебя.

Облака сгущались, и небо потемнело. Вася упорно брела рядом с жеребцом, как во сне. Ей показалось, что она видит в подлеске свою мертвую мачеху, и страх немного встряхнул ее. Шаг. Еще один. Затем Васе стало очень жарко, и ей захотелось раздеться, но она понимала, что это ее убьет.

Она будто слышала стук копыт и крики людей вдалеке. Неужели за ними все еще гонятся? Но ей было все равно. Шаг. Еще один. Конечно, она могла прилечь… всего на минуту…

Вася с ужасом поняла, что рядом с ней кто-то идет. Рядом с ухом раздался знакомый язвительный голос:

– Что ж, ты продержалась на две недели дольше, чем я думал. Поздравляю.

Вася обернулась и увидела голубые глаза цвета бледной зимы. В голове немного прояснилось, однако губы и язык онемели.

– Ты был прав, – с горечью прошептала она. – Я умираю. Ты пришел за мной.

Морозко насмешливо фыркнул и поднял ее. Его руки обжигали жаром – не холодом – даже сквозь меха.

– Нет, – пробормотала Вася, отталкивая его. – Нет. Уходи. Я не умираю.

– Не похоже, – возразил он, но ей показалось, что его лицо смягчилось.

Вася хотела ответить, но не смогла. Мир вокруг нее полетел вниз. Бледное небо над головой тут же сменилось зелеными еловыми ветвями. Они оказались под большой елью, похожей на дерево в ее первую ночь. Пушистые ветви сплетались так густо, что на твердую, словно железо, землю опускалась лишь мельчайшая снежная пыль.

Морозко прислонил Васю к стволу дерева и начал разводить костер. Вася наблюдала за ним осоловелыми глазами.

Он разводил костер необычным образом: прижал ладонь к огромной еловой ветви, она хрустнула и упала. Морозко сильными пальцами ломал ее на кусочки, пока не собрал высокую кучу хвороста.

– Нельзя жечь костер под деревом, – мудро сказала Вася, едва шевеля онемевшими губами. – Снег над тобой растает и погасит огонь.

Морозко насмешливо посмотрел на нее, но промолчал.

Вася не видела, что он сделал – руками, глазами или как-то иначе. Но словно из ниоткуда на голой земле разгорелось пламя.

Вася встревожилась, увидев мерцающий огонь. Она знала, что тепло растопит кокон холодного безразличия. Часть ее хотела оставаться в нем. Не сражаться. Не бояться. Не чувствовать холод. Темнота медленно туманила ее взгляд, и она поняла, что засыпает…

Но Морозко навис над ней и схватил за плечи. Его руки были мягче голоса.

– Вася, – приказал он. – Посмотри на меня.

Она посмотрела, но темнота манила ее к себе.

Морозко помрачнел.

– Нет, – выдохнул он ей в ухо. – Даже не вздумай.

– Я думала, что буду странствовать одна, – пробормотала Вася. – Я думала…Почему ты здесь?

Он снова поднял ее, и Васина голова упала ему на руку. Морозко молча поднес ее ближе к огню. Его кобылица заглянула в укрытие под еловыми ветвями. За ней стоял встревоженный Соловей.

– Уходите, – приказал им Морозко.

Он снял с Васи плащ и сел рядом с ней у костра.

Вася облизнула потрескавшиеся губы, ощутив вкус крови.

– Я умираю?

– Ты так думаешь?

Она почувствовала холодную руку на шее. У нее перехватило дыхание, но он лишь потянул за цепочку и вытащил подвеску с сапфиром.

– Конечно, нет, – раздраженно ответила девушка. – Я просто очень замерзла…

– Очень хорошо, значит, не умрешь, – ответил Морозко так, словно это было очевидно. Но Васе снова показалось, что его лицо немного смягчилось.

– Как… – начала она, но осеклась, увидев, что сапфир засиял. Голубой свет зловеще замерцал на лице Морозко и вызвал жуткое воспоминание: камень горел холодом, к Васе ползла хохочущая тень. Вася отпрянула.

Морозко обнял ее крепче.

– Тише, Вася.

Его голос успокоил ее. Она никогда не слышала от него такой нежности.

– Тише, – повторил Морозко. – Я не причиню тебе вреда.

Он словно обещал. Вася посмотрела на него широко распахнутыми глазами, дрожа, и забыла о своем страхе. Сапфир начал излучать тепло – мучительное, живое тепло, и в тот миг она поняла, как сильно замерзла. Камень горел все жарче, и Вася пришлось прикусить губу, чтобы сдержать крик. Затем она резко выдохнула, и по ребрам побежал зловонный пот. Лихорадка прошла.

Морозко опустил ожерелье на ее грязную рубаху и лег с Васей на припорошенную снегом землю. Холод зимней ночи окутывал его тело, но кожа оставалась теплой. Он накрыл себя и Васю своим голубым плащом. Мех защекотал нос Васи, и она чихнула.

Ожерелье излучало тепло, которое начало обволакивать ее тело. По лицу бежал пот. В тишине Морозко поднял ее левую руку, затем правую, обводя палец за пальцем. В руках Васи вспыхнула боль, но приятная, пробивающая онемение. Покалывающие руки понемногу оживали.

– Не шевелись, – сказал Морозко, поймав ее ладони. – Тише. Тише.

Другой рукой он рисовал линии на ее носу, ушах, щеках и губах, вызывая огненную боль. Вася дрожала, но держалась. Морозко исцелял ее обморожение.

Наконец, его рука замерла. Он обнял девушку, и холодный ветер успокоил горящую кожу.

– Спи, Вася, – прошептал Морозко. – Спи. На сегодня хватит.

– Там были мужчины, – пробормотала Вася. – Они хотели…

– Здесь тебя никто не найдет, – перебил ее Морозко. – Не веришь мне?

– Верю, – вдохнула Вася. Она была на пороге сна, в тепле – и безопасности. – Это ты наслал бурю?

На его лице мелькнула тень улыбки, однако она не видела.

– Может быть. Спи.

Ее глаза закрылись, и она не слышала, как он сказал, словно самому себе:

– И забудь. Забудь. Так будет лучше.

* * *

Вася проснулась ясным утром – холодный аромат хвои, горячий запах костра и солнечные зайчики в корнях ели. Она была укутана в свой плащ и спальный мешок. Рядом с ней трещало и плясало пламя. Вася долго лежала, наслаждаясь непривычным чувством безопасности. Ей было тепло – пожалуй, впервые за многие недели, а суставы и горло перестали болеть.

Затем она вспомнила прошедшую ночь и села.

Морозко сидел, скрестив ноги, с другой стороны костра. Он вырезал ножом птицу из дерева.

Вася с трудом поднялась – бледная, слабая, опустошенная. Сколько она проспала? Огонь согревал лицо.

– Зачем вырезать из дерева, если ты можешь руками создавать чудеса изо льда? – спросила она.

Морозко оторвался от работы.

– Господь с тобой, Василиса Петровна, – насмешливо сказал он. – Разве так разговаривают люди по утрам? Я вырезаю из дерева, потому что вещи, созданные трудом, реальнее вещей, созданных желанием.

Вася замерла, обдумывая его слова.

– Ты ведь спас меня, – наконец, сказала она. – Снова?

Они оба молчали.

– Да, – согласился Морозко, не отрываясь от работы.

– Почему?

Он покрутил в руках деревянную птицу.

– Почему бы и нет?

Вася смутно помнила его мягкость, свет, пламя и боль. Их взгляды встретились над мерцающим пламенем.

– Ты ведь знал? – продолжила она. – Знал. Снежная буря. Это ведь ты ее наслал. Ты все время знал? Что за мной охотились, что я заболела в пути, но ты пришел лишь на третий день, когда я едва стояла на ногах…

Морозко дождался, пока она умолкнет.

– Ты хотела свободы, – жестко ответил он. – Хотела увидеть мир. Теперь ты знаешь, что это. Теперь ты знаешь, каково умирать. Тебе нужно было узнать это.

Вася обиженно молчала.

– Но теперь ты знаешь, – заключил он, – и ты не мертва. Тебе лучше вернуться в Лесной Край. Дорога – не место для тебя.

– Нет, – возразила она. – Я не вернусь.

Морозко отложил нож в сторону и встал. Его глаза сверкнули гневом.

– Ты думаешь, я хочу все время спасать тебя от глупостей?

– Я не просила о помощи!

– Нет, – парировал он. – Ты была слишком занята – умирала!

Сонное спокойствие ее пробуждения пропало. У Васи ныло тело, и она чувствовала себя удивительно живой. Морозко смотрел на нее сияющими глазами, рассерженными и внимательными. В тот миг он выглядел таким же живым, как она.

Вася поднялась.

– Откуда мне было знать, что те люди найдут меня в городе? – спросила она, скрестив руки на груди. – Что они будут охотиться за мной? Это не моя вина. Я собираюсь в путь.

Кудри Морозко были взъерошены, пальцы покрывала сажа и деревянная стружка. Он выглядел рассерженным.

– Люди жестоки и непостижимы, – заявил он. – Я узнал это на своем опыте, теперь об этом узнала ты. Ты повеселилась. И едва избежала смерти. Возвращайся домой, Вася.

Они оба стояли, и Вася видела его лицо без огненного мерцания между ними. В его внешности что-то изменилось – немного. Морозко изменился, и она не могла не…

– Знаешь, – пробормотала Вася почти самой себе, – ты выглядишь почти как человек, когда злишься. Я никогда не замечала этого.

Она не ожидала его реакции. Он выпрямился, похолодел и снова стал повелителем зимы.

– Я вернусь с сумерками, – сказал он, изящно поклонившись. – Костер не погаснет, если ты останешься здесь.

У Васи появилось странное чувство, будто она выгнала его. Интересно, что такого она сказала?

– Я… – начала она, но Морозко уже исчез со своей кобылицей. Вася осталась у костра, злая и немного растерянная. – Может, колокольчик? – бросила она Соловью. – Как у коней в санях, чтобы мы знали, что он идет.

Конь захрапел. «Я рад, что ты жива, Вася».

Вася снова подумала о ледяном демоне.

– Я тоже.

«Может, сделаешь кашу?» – с надеждой в голосе спросил жеребец.

* * *

Недалеко от ели – или очень далеко – белая кобылица отказалась бежать дальше.

«Я не хочу объехать весь мир, чтобы ты успокоился, – сообщила она. – Слезай, или я сама сброшу тебя».

Морозко спешился, он был не в духе. Белая кобылица опустила голову и начала искать траву под снегом.

Он пошел по промерзшей земле. Белые облака бурлили на севере и извергали вихрь снежинок.

– Она должна была уехать домой, – прорычал он в пустоту. – Она должна была утомиться своими глупостями, уехать домой, всегда носить ожерелье и порой дрожать, вспоминая ледяного демона из своей юности. Она должна была родить девочку, которая бы получила ожерелье в наследство. Она не должна была…

«Очаровать тебя, – резко закончила за него кобылица, не поднимая носа из снега. Она хлестала себя хвостом по бокам. – Не притворяйся, что это не так. Или она сделала тебя человеком настолько, что ты сам стал лицемером? »

Морозко резко остановился и посмотрел на кобылицу, сузив глаза.

«Я не слепа, – продолжила она. – И вижу дальше двуногих. Ты сделал то украшение, чтобы не угаснуть. Но все зашло слишком далеко. Оно делает тебя живым. Из-за него ты жаждешь того, чем не можешь обладать. Чувствуешь то, чего тебе не следовало понимать. Ты очарован и напуган. Лучше оставить ее с ее судьбой, но ты не можешь».

Морозко сжал губы. Деревья вздыхали над головой. Внезапно гнев покинул его.

– Я не хочу угаснуть, – нехотя признался он. – Но я не хочу жить. Как может бог смерти быть живым? – Он замолчал, и что-то переменилось в его голосе. – Я мог позволить ей погибнуть, забрать сапфир и найти другую, которая бы запомнила меня. В ее роду есть другие.

Кобылица повела ушами.

– Но я этого не сделал, – резко продолжил он. – Я не могу. Каждый раз, когда я рядом с ней, наша связь крепнет. Разве бессмертные знают, каково это – считать свои дни? Но я чувствую, как пролетают часы, когда она рядом.

Кобылица снова зарылась носом в глубокий снег. Морозко продолжал расхаживать.

«Отпусти ее, – тихо сказала кобылица. – Пусть она найдет свою судьбу. Ты не можешь любить и быть бессмертным. Не доходи до этого. Ты не человек».

* * *

В тот день Вася так и не покинула укрытие под елью, хотя и собиралась.

– Я никогда не вернусь домой, – заявила она Соловью, и в горле у нее застыл ком. – Я в порядке. Зачем терять время?

Под елью было тепло – действительно тепло. Огонь весело трещал, но Вася все еще ощущала слабость в теле. Поэтому она встала и приготовила кашу, а затем суп из вяленого мяса и соли, которые были в ее суме. Она жалела, что ей не хватало сил поймать зайцев.

Пламя уверенно горело, подкидывала она хворост или нет. Вася не понимала, почему не таял снег на дереве и почему внизу не скапливался дым.

«Волшебство, – с тревогой подумала она. – Возможно, и я смогу научиться колдовать. Тогда я никогда не буду бояться ловушек или погони».

Когда вечером снег окрасился в голубые тона, а пламя стало немного ярче, чем окружающий мир, Вася увидела Морозко, стоявшего в кольце света.

– Я не собираюсь домой, – заявила она.

– Это очевидно, несмотря на мои попытки, – ответил он. – Ты собираешься ехать этой ночью?

Холодный ветер завыл в еловых ветвях.

– Нет, – ответила она.

Морозко кивнул.

– Тогда я разожгу костер.

На этот раз Вася внимательно наблюдала за тем, как он прижал ладонь к дереву. Кора и ветвь высохли и упали на землю. Но она так и не поняла, что именно он сделал. Дерево было живым, а через мгновенье превратилось в пламя. Васе хотелось отвести взгляд от странной, почти человеческой руки, которая делала то, что человек делать не мог.

Когда пламя заревело, Морозко бросил Васе мешок на заячьем меху, а сам пошел к белой кобылице. Вася поймала мешок и пошатнулась: он был тяжелее, чем она думала. Она развязала его и увидела яблоки, каштаны, сыр и ковригу черного хлеба. Она едва не закричала от детской радости.

Когда Морозко вернулся к костру, то увидел, что Вася раскалывала каштаны рукоятью своего ножа и жадно выскабливала мякоть орехов грязными пальцами.

– Вот, – насмешливо сказал он.

Вася резко подняла голову. В его изящных пальцах была тушка огромного зайца.

– Спасибо! – ахнула Вася. Она выхватила зайца, насадила на вертел и поставила на огонь. Соловей с любопытством заглянул под дерево, заметил жарящееся мясо, обиженно посмотрел на Васю и исчез. Вася не обратила на него внимания: она поджаривала хлеб, пока готовилось мясо. Хлеб подрумянился, и она жадно съела его горячим, сыр стекал по бокам. До этого она не чувствовала голода, ведь почти умирала. Теперь тело напомнило ей, что горячая пища была съедена давным-давно, в Чудове. Холодные дни превратили Васю в кожу да кости. Она была голодна как волк.

Когда, наконец, Вася выдохнула, облизывая хлебные крошки с пальцев, заяц был почти готов. Морозко смотрел на нее с изумлением.

– Из-за холода мне хочется есть, – пояснила она, заметно повеселев.

– Я знаю, – кивнул Морозко.

– Как ты поймал зайца? – спросила Вася, ловко поворачивая мясо грязными руками. Почти готово. – На нем нет следов.

Огонь плясал в его прозрачных глазах.

– Я заморозил его сердце.

Вася вздрогнула и больше вопросов не задавала.

Морозко молчал, пока она ела мясо. Покончив с едой, Вася снова поблагодарила его, хотя и добавила с легкой обидой:

– Раз ты хотел спасти меня, мог бы сделать это до того, как я оказалась при смерти.

– Ты все еще хочешь странствовать, Василиса Петровна? – таким был его единственный ответ.

Вася подумала о лучнике, свисте его стрелы, грязи на своей коже, убивающем холоде, страхе из-за болезни и одиночества в глуши. Они подумала о закатах и золотых башнях, мире, теперь уже не ограниченном деревней и лесом.

– Да, – ответила она.

– Очень хорошо, – сказал Морозко, помрачнев. – Ты наелась?

– Да.

– Тогда вставай. Я научу тебя драться с ножом.

Вася молча уставилась на него.

– Лихорадка отняла у тебя слух? – язвительно поинтересовался он. – На ноги. Ты говорила, что хочешь странствовать. Лучше уметь защищаться. Нож не отразит стрелы, но порой может пригодиться. Я не хочу бегать по миру и спасать тебя от глупостей.

Вася неуверенно встала. Морозко потянулся к ветке, с которой свисала бахрома из сосулек, и отломил одну. В его руке лед смягчился и начал менять форму.

Вася жадно наблюдала за ним. Ей бы тоже хотелось творить чудеса.

Сосулька в пальцах Морозко превратилась в идеальный длинный кинжал. Его клинок был изо льда, рукоять – из хрусталя: бледное холодное оружие.

Морозко протянул кинжал Васе.

– Но я… Я не… – пролепетала она, уставившись на сверкающий кинжал. Девочки не прикасались к оружию, разве что к ножу для свежевания мяса на кухне или маленькому топорику для колки дров. И ледяной кинжал…

– Теперь да, – заявил Морозко. – Странница.

На небо вышла луна, и в огромном голубом лесу стало тихо, как в церкви. Черные деревья тянулись высоко в небо, сливаясь с облаками.

Вася подумала о своих братьях, их первых занятиях по стрельбе из лука и бою на мечах. Ей было странно ощущать себя такой.

– Держи его вот так, – сказал Морозко. Он дотронулся до ее руки, показав хватку. Его пальцы были ледяными. Вася вздрогнула.

Морозко отошел в сторону, на его лице застыло прежнее выражение. На его темных волосах блеснули снежинки, и в руках появился такой же кинжал.

Вася судорожно сглотнула, во рту у нее пересохло. Кинжал тянул руку к земле. Вещь, сотворенная изо льда, не могла быть такой тяжелой.

– Вот так, – показал Морозко.

В следующее мгновенье она сплевывала снег. Рука горела, а кинжала нигде не было видно.

– Ты держишь кинжал так, что его выхватит любой ребенок, – заявил ледяной демон. – Попробуй еще раз.

Вася оглянулась в поисках осколков. Она была уверена, что кинжал разбился на части. Но он лежал в свете пламени целый, невинный и смертельно опасный.

Вася осторожно взяла его так, как показал Морозко, и попробовала снова.

Она пробовала множество раз – всю ночь, следующий день и последующую ночь. Морозко показал ей, как отразить удар и как неожиданно ударить кого-то.

Вася быстро поняла, что была быстрой и проворной. Но в ней не было силы воина, которая рождается в детстве. Она быстро уставала. Морозко был беспощаден: казалось, что он не двигался, но его клинок был повсюду – блестящий, легкий.

– Где ты этому научился? – спросила Вася, задыхаясь. После очередного падения она лежала на земле, разминая ноющие пальцы. – Или ты уже знал, когда появился на свет?

Морозко молча протянул ей руку. Вася проигнорировала его и поднялась на ноги сама.

– Научился? – переспросил он. Была ли в его голосе горечь? – Как? Я такой, какой был всегда: неизменный. Давным-давно люди представляли меня с мечом в руке. Боги исчезают, но не меняются. Давай еще раз.

Удивленная Вася подняла кинжал и больше ничего не сказала.

В первую ночь они остановились, когда у Васи задрожала рука, а кинжал выпал из обессилевших пальцев. Она, задыхаясь, оперлась о свои бедра, покрытые синяками. Лес трещал в темноте за костром.

Морозко бросил на костер беглый взгляд, и пламя с ревом поднялось. Вася благодарно рухнула на груду ветвей и начала греть руки.

– Ты обучишь меня волшебству? – спросила она. – Разводить огонь одним взглядом?

Пламя вспыхнуло, резко сверкнув на лице Морозко.

– Волшебства не существует.

– Но ведь ты…

– Вещи либо есть, либо их нет, Вася, – перебил ее Морозко. – Если ты что-то хочешь, значит, у тебя этого нет. Значит, что ты не веришь, что оно есть, и значит, его никогда не будет. Огонь либо есть, либо его нет. То, что ты называешь волшебством, попросту означает, что ты запрещаешь миру быть не таким, каким ты хочешь его видеть.

Усталая Вася не понимала. Она нахмурилась.

– Делать мир таким, каким ты хочешь, – не для молодых, – добавил Морозко. – Они хотят слишком многого.

– Откуда тебе знать, чего я хочу? – вырвалось у Васи.

– Потому что я намного старше тебя, – процедил он.

– Ты бессмертен, – осмелилась сказать Вася. – Разве ты ничего не хочешь?

Внезапно Морозко замолчал.

– Ты согрелась? – сказал он, наконец. – Давай попробуем еще раз.

* * *

В четвертую ночь Вася, вся в синяках, уселась перед костром. Ее кости болели слишком сильно, чтобы искать спальный мешок и утешение во сне.

– Я хочу спросить тебя, – сказала она.

Морозко держал кинжал на колене, его ладони скользили по клинку. Краем глаза Вася видела кристаллы льда, которые следовали за его пальцами и делали лезвие гладким.

– Говори, – ответил он, не поднимая взгляда. – Что ты хочешь узнать?

– Ты забрал моего отца, да? Я видела, как ты увез его, когда Медведь…

Руки Морозко замерли. Своим видом он настойчиво просил Васю замолчать и лечь спать. Но ей не спалось. Она слишком много думала об этом долгими ночами в пути, когда холод не давал заснуть.

– Ты всегда так делаешь? – продолжила она. – С каждым, кто умирает на Руси? Кладешь мертвеца на седло и увозишь его?

– Да… и нет, – ответил Морозко. Казалось, он подбирал слова. – В каком-то смысле я здесь, но… это похоже на дыхание. Ты дышишь, но не осознаешь каждый свой вдох.

– Ты осознавал тот вдох, когда погиб мой отец? – язвительно спросила Вася.

Между его бровями пролегла морщинка, тонкая, словно нить паучьего шелка.

– Больше обычного, – ответил Морозко. – Но так было потому, что я – мое думающее я – было рядом, и потому что…

Он резко замолчал.

– Почему? – переспросила девушка.

– Просто так. Я был рядом, вот и все.

Глаза Васи сузились.

– Тебе не нужно было забирать его. Я могла спасти его.

– Он умер ради тебя, – возразил Морозко. – Он хотел этого. И он был рад уйти. Он тосковал без твоей матери. Даже твой брат об этом знал.

– Но тебе ведь все равно, да? – вспылила Вася. В этом заключалась проблема: не в смерти ее отца, а в огромном безразличии ледяного демона. – Наверное, ты навис над постелью моей матери, чтобы отобрать ее у нас. Потом ты увез моего отца. Однажды на твоем седле окажется Алеша, и я тоже. И все это значит для тебя меньше, чем вдох!

– Ты сердишься на меня, Василиса Петровна? – В голосе Морозко было лишь легкое удивление, тихое и неизбежное, похожее на снегопад в стране без весны. – Думаешь, если бы я не забирал людей во тьму, смерти бы не было? Я стар, но мир был еще старше, когда я впервые увидел луну.

К своему ужасу, Вася почувствовала слезы на щеках. Она отвернулась и разрыдалась, уткнувшись лицом в свои руки. Она оплакивала своих родителей, няню, дом, детство. Он все отнял у нее. Или не он? Он был причиной или вестником? Она ненавидела его. Она мечтала о нем. Но все это не имело значения. Так можно было ненавидеть или желать небо, и это особенно ее злило.

В еловых ветвях мелькнула голова Соловья. «С тобой все хорошо, Вася?» – спросил он, тревожно принюхиваясь.

Вася попыталась кивнуть, но лишь беспомощно мотнула головой, зарывшись лицом в руки.

Соловей тряхнул гривой. «Это ты сделал, – сообщил он ледяному демону, прижав уши. – Исправляй!»

Вася услышала вздох Морозко и его шаги. Он обошел костер и опустился перед ней. Вася не взглянула на него. Через миг он мягко убрал ее пальцы от мокрого лица.

Вася попыталась нахмуриться, с ее ресниц капали слезы. Что он мог сказать? Ему, бессмертному существу, не понять ее боль.

– Прости меня, – неожиданно сказал Морозко.

Вася кивнула, вздохнула и сказала:

– Я так устала…

Морозко кивнул.

– Знаю. Но ты очень смелая, Вася.

Он поколебался, а затем наклонился и нежно поцеловал ее.

Вася почувствовала мимолетный вкус зимы: дыма, хвои и смертельного холода, а потом тепло и быструю невыносимую сладость.

Но все прошло. Морозко отодвинулся от нее, и миг они вдыхали дыхание друг друга.

– Отдыхай, Василиса Петровна, – сказал он. Он поднялся и вышел из кольца света.

Вася не пошла за ним. Она чувствовала растерянность, пылкость и страх одновременно. Она была вся в синяках, у нее болело тело. Конечно, она хотела пойти за ним. Конечно, она хотела пойти к нему и потребовать, чтобы он объяснился… но она заснула с ледяным кинжалом в руке, ощущая вкус хвои на губах.

* * *

«Что теперь?» – спросила кобылица, когда поздней ночью Морозко вернулся к ней. Они стояли у костра под елью. Горящие угли отбрасывали дрожащий свет на лицо Васи, которая спала рядом с дремлющим Соловьем. Жеребец пробрался под ель и лег рядом с ней, словно гончая.

– Не знаю, – прошептал Морозко.

Кобылица толкнула своего хозяина, как жеребенка.

«Ты должен рассказать ей, – заявила она. – Расскажи ей все: о ведьмах, талисмане с сапфиром и лошадях у моря. Она достаточно мудра и имеет право знать. Иначе ты лишь играешь с ней. Ты как раньше используешь девичьи сердца в своих корыстных целях».

– Разве я не былой повелитель зимы? – спросил Морозко. – Я хотел осыпать ее золотом и чудесами и затем отправить домой. Я и сейчас должен это сделать.

«Если бы ты только мог отправить ее домой, – сухо сказала кобылица, – и стать приятным воспоминанием. Но вместо этого ты здесь, вмешиваешься. Если попытаешься отправить Васю домой, она не уйдет. Ты здесь не хозяин».

– Неважно, – резко сказал он. Он не посмотрел на Васю. – Это… последний раз. Она сделала дорогу своим домом. Теперь это ее жизнь, а не моя. Она жива. Я оставлю ее, она будет носить украшение и помнить обо мне, пока жива. Когда она умрет, я передам камень другой. Вот и все.

Кобылица не ответила, а лишь фыркнула в темноте.

9 Дым

Когда Вася проснулась утром, Морозко и кобылица уже ушли. Их словно здесь и не было. Возможно, ей все приснилось. Но затем она заметила следы копыт, сверкающий кинжал рядом с седлом и пухлые седельные сумы. Теперь кинжал не напоминал лед: лед словно превратился в бледный металл. Он был вложен в кожаные ножны, украшенные серебром. Вася села и хмуро уставилась на все вещи.

«Он сказал тренироваться с кинжалом, – заметил Соловей. Жеребец подошел к ней и теперь обнюхивал ее волосы. – И что на морозе он не будет держаться в ножнах. И что люди с оружием в руках умирают быстрее, поэтому прошу тебя, не носи его на виду».

Вася подумала о руках Морозко, поправляющих ее хватку на клинке. Она подумала о его губах. Неожиданно она вспыхнула и пришла в ярость из-за того, что он поцеловал ее, оставил дары и исчез, не попрощавшись.

Соловей не сочувствовал ее гневу. Он фыркал и тряс гривой, готовый отправиться в путь. Расстроенная Вася нашла хлеб и мед в суме и поела, забросала костер снегом, и он быстро потух. Она пристегнула сумы к седлу и ловко взобралась на коня.

Версты оставались позади. У Васи были целые дни, чтобы окрепнуть, помнить… и стараться забыть. Но одним утром, когда солнце озарило верхушки деревьев, Соловей вскинул голову и испуганно встал.

Вася удивленно вскрикнула – и увидела тело.

Это был крупный мужчина, но теперь его борода покрылась инеем на морозе, а замерзшие глаза отрешенно смотрели в пустоту. Он лежал на алом от крови снегу.

Вася нерешительно спешилась. Подавив тошноту, она поняла, от чего погиб мужчина: от удара меча или топора по шее. Удар разрубил мужчину до ребер. Вася испытала огромное отвращение, но сдержалась.

Она дотронулась до его оледеневшей руки и заметила следы. Мужчина до последнего пытался спастись.

Но где же были убийцы? Вася попыталась проследить шаги мужчины. Свежевыпавший снег слегка припорошил их. Соловей пошел за ней, нервно дыша.

Деревья резко кончились, и Вася оказалась на краю расчищенного поля. Перед ней была сожженная деревня.

Васе снова стало плохо. Деревня была очень похожа на Лесной Край: избы, амбары и бани, деревянная ограда и зимние поля, усыпанные пнями. Но эти дома превратились в пепелище. Частокол был свален и теперь лежал, как раненый олень. Дым дрожал над лесом. Вася уткнулась носом в свой плащ. Издалека доносился плач.

«Те, кто это сделал, ушли», – сказал Соловей.

«Но не так давно», – подумала Вася. Тут и там поле было усеяно небольшими кострами, которые крестьяне не успели погасить. Вася запрыгнула на спину Соловья.

– Подойдем ближе, – сказала она, с трудом узнавая собственный голос.

Они вышли из-за деревьев, и Соловей перепрыгнул развалины частокола. Его ноздри порозовели. Выжившие двигались с трудом. Они словно были готовы присоединиться к мертвым, тела которых они сбрасывали перед руинами маленькой церкви. Было слишком холодно, поэтому трупы не смердели. Кровь на их ранах запеклась, и они с раскрытыми ртами смотрели на ясное небо.

Выжившие не поднимали взгляда.

В тени одной избы женщина с темными косами склонилась над погибшим. Ее руки сплелись, словно мертвые листья, тело обмякло, хотя она не рыдала.

Что-то в волосах женщины, черных как смоль, всколыхнуло воспоминания Васи. Она не задумываясь спрыгнула с Соловья.

* * *

Женщина выпрямилась: конечно, это была не Васина сестра. Вася не знала ее. Просто крестьянка, на лице которой остались следы долгих холодных дней. Кровь въелась в ее ладони. Должно быть, женщина пыталась зажать смертельные раны. В ее руках блеснул нож, и она прижалась к стене своего дома. Ее голос клокотал в горле.

– Твои товарищи уже ушли, – сказала она Васе. – У нас ничего не осталось. Один из нас умрет раньше, чем ты до меня дотронешься, мальчик.

– Я не… – пролепетала Вася, запинаясь из-за сострадания. – Я не один из них. Я лишь странник.

Женщина не опустила нож.

– Кто ты?

– Я… меня зовут Вася, – осторожно сказала девушка. Ведь так могли звать не только девочку Василису, но и мальчика Василия. – Вы расскажете, что здесь произошло?

Яростный смех женщины зазвенел в ушах Васи.

– Откуда же ты пришел, что не знаешь? Это были татары.

– Эй, – раздался грубый голос. – Кто ты?

Вася обернулась. Навстречу ей шел мужик – сильный, широкий, с бледной под бородой кожей. Костяшки его пальцев были в крови, он сжимал окровавленную косу. К нему выбежали другие люди. Каждый держал грубое оружие – топор или охотничий нож. У многих лица были в крови.

– Кто ты? – разом спросило полдесятка человек. Жители деревни обступили Васю.

– Всадник, – сказал один. – Отставший. Мальчишка. Убьем его.

Вася тут же запрыгнула на Соловья. Жеребец бросился вперед и перепрыгнул через головы близко стоящих людей. Они с руганью упали в окровавленный снег. Конь приземлился мягко, словно лист, и продолжил бы бежать от руин в лес, если бы Вася не вжалась ногами в его спину и не заставила его остановиться. Соловей застыл, но готов был бежать.

Вася обвела взглядом напуганные разъяренные лица.

– Я не причиню вам вреда, – сказала она. Ее сердце выпрыгивало из груди. – Я не разбойник, а всего лишь одинокий странник.

– Откуда ты пришел? – спросил один крестьянин.

– Из леса, – сказала Вася, почти не соврав. – Что здесь произошло?

Люди затихли. Молчание было заполнено огромной печалью. Затем заговорила женщина с черными волосами.

– Разбойники. Они сожгли нашу деревню, напали с луками и мечами. Они пришли за нашими девочками.

– Девочками? – переспросила Вася. – Они забрали их? Куда?

– Они забрали троих, – с горечью ответил мужчина. – Совсем крошек. Это происходит с начала зимы в этих краях. Они приходят, сжигают все дотла и забирают детей. – Он махнул в сторону леса. – Девочек. Всегда девочек.

Мужчина снова махнул рукой – на этот раз в сторону черноволосой женщины.

– У Рады украли дочь и убили мужа. Теперь она осталась одна.

– Они забрали мою Катю, – прошептала Рада, сцепив окровавленные руки. – Я просила мужа не сражаться, ведь я не могу потерять их обоих. Но когда они забрали нашу девочку, он не мог не… – Ее голос дрогнул и оборвался.

Вася хотела что-то сказать, но эти слова все равно не помогли бы.

– Мне очень жаль, – наконец, выдавила она. – Я…

Она дрожала. Внезапно Вася коснулась бока Соловья, и жеребец поскакал прочь. Позади раздались крики, но Вася не оглядывалась. Соловей перепрыгнул разрушенный частокол и скрылся в деревьях.

Конь понял ее мысли еще до того, как она заговорила. «Мы не поедем дальше?» – спросил он.

– Нет.

«Жаль, ты не научилась сражаться должным образом, прежде чем столкнешься с ними», – с сожалением сказал Соловей. Белое кольцо появилось вокруг его глаза. Но он не стал сопротивляться, когда Вася повела его обратно к мертвецу в деревьях.

– Я собираюсь помочь, – заявила Вася. – Богатыри ездят по всему свету и спасают девиц. Чем я хуже?

Она говорила с напускной храбростью. Ледяной кинжал, лежащий в ножнах, казался ей огромной ответственностью. Вася подумала об отце, матери, няне – людях, которых она не смогла спасти.

Жеребец не ответил. Лес замер под беспечным солнцем. В тишине дыхание Васи и жеребца казалось слишком громким.

– Нет, я не хочу сражаться, – продолжила она. – Меня убьют, и Морозко будет прав. Я не могу этого допустить. Мы проберемся тайком, как маленькие девочки, которые воруют пряники. – Она старалась говорить смело и легко, но в животе у нее похолодело.

Вася спрыгнула на землю рядом с мертвецом и начала с усердием искать следы. Но ничто не указывало, куда ушли разбойники.

– Разбойники – не призраки, – растерянно пробормотала Вася. – Какой человек не оставит следов?

Жеребец беспокойно взмахнул хвостом, но не ответил.

Вася задумалась.

– Пойдем, – наконец, сказала она. – Мы должны вернуться в деревню.

Солнце перешло в зенит. Деревья у частокола отбрасывали длинные тени на сгоревшую избу, но не скрывали весь ужас. Соловей остановился на краю леса.

– Жди меня здесь, – велела Вася. – Если я позову, сразу же беги ко мне. Сбей людей с ног, если понадобится. Я не собираюсь умирать из-за их страха.

Конь ткнулся носом в ее ладонь.

Деревню окутала призрачная тишина. Люди ушли к церкви, чтобы развести погребальный костер. Вася, скрываясь в тенях, пробралась через ограду и прижалась к стене дома Рады. Женщины не было видно: на земле остались следы крови ее мужа.

Вася сжала губы и проскользнула в избу. В дальнем углу завизжала свинья, и ее сердце чуть не остановилось.

– Тихо, – шикнула она.

Животное уставилось на нее своими глазами-бусинами.

Вася подошла к печи. Глупая затея, но других у нее не было. Она сжимала в руке корку замерзшего хлеба.

– Я тебя вижу, – тихо сказала она в холодное устье печи. – Я не из твоих людей, но я принесла тебе хлеб.

Ничего. В печи было тихо. Мертвая тишина окутала дом, чей хозяин был убит, а дети украдены.

Вася заскрипела зубами. Зачем домовому незнакомого дома выходить на ее зов? Наверное, она действительно вела себя глупо.

Но в глубине что-то зашевелилось, и маленькое волосатое существо, почерневшее от сажи, высунуло голову из печи. Пальцы-прутики прижимались к камням. Домовой заверещал:

– Уходи! Это мой дом.

Вася была рада этому домовому, особенно его виду: в отличие от туманного банника в той злополучной бане он был крепким. Она осторожно положила хлеб на камни перед печью.

– Теперь разоренный, – сказала она.

В глазах домового появились черные слезы, и он сел, подняв облако пепла.

– Я пытался предупредить их, – прошептал он. – Я кричал прошлой ночью: «Смерть, смерть!» Но они слышали только ветер.

– Я отправляюсь за дочерью Рады, – сообщила Вася. – Я хочу вернуть ее. Но я не знаю, где ее искать. На снегу не осталось следов. – Она повернулась к двери, прислушивалась к шагам снаружи. – Хозяин, – продолжила Вася. – Няня рассказывала мне, что если семья покидает дом, домовой пойдет за ней, если люди правильно попросят его. Та девочка не может попросить, но я сделаю это за нее. Вы знаете, куда ушел ребенок? Можете ли вы помочь найти ее?

Домовой молчал, посасывая тонкие пальцы.

«Надежды было мало», – подумала Вася.

– Возьми уголек, – тихо сказал домовой. Его голос смягчился, как последние тлеющие угли. – Возьми его и следуй за светом. Если ты вернешь мою Катю, мой род будет перед тобой в долгу.

Вася облегченно выдохнула, не веря в свой успех.

– Я сделаю все возможное.

Она протянула руку в варежке и достала из печи кусочек холодного почерневшего дерева.

– Света нет, – сказала она, с сомнением осмотрев его.

Домовой ничего не сказал. Когда Вася посмотрела на него, тот исчез в печи. Снова завизжала свинья. Вася услышала слабые голоса из другого конца деревни, хруст снега. Она бросилась к двери, спотыкаясь о кривые половицы. Уже смеркалось, и вечер был полон теней, в которых можно было скрыться.

На другом краю деревни рос погребальный костер: маяк в угасающем свете. Вместе с дымом поднимался вой – люди оплакивали своих близких.

– Да хранит вас Бог, – прошептала Вася. Она выскочила за дверь и побежала в лес к Соловью.

Уголек домового все еще оставался серым. Вася взобралась на Соловья и с сомнением осмотрела подарок.

– Мы попробуем поехать в разные стороны и посмотрим, что случится, – решила она.

Темнело. Соловей прижал уши, недовольный ее необдуманным решением, но пошел мимо деревни.

Вася не спускала глаз с холодного уголька в руке. Что это?

– Подожди, Соловей.

Жеребец остановился. Кусочек дерева в руке Васи слабо покраснел. Вася все поняла.

– Туда, – прошептала она.

Шаг. Еще один. Уголек светился все ярче, теплел. Вася радовалась своей толстой варежке.

– Продолжай идти прямо, – велела она.

Постепенно они ускорились, перешли с шага на рысь, а затем на галоп. Теперь Вася была уверена в направлении. Ночь была ясной, луна – почти полной, но стоял жуткий холод. Вася не думала об этом. Она дула на руки, обернула плащ вокруг лица и упорно шла на свет.

– Ты сможешь везти меня и троих детей? – спросила она.

Соловей с сомнением тряхнул гривой. «Если они не большие, – ответил он. – Но даже если смогу, что ты будешь делать? Разбойники поймут, куда мы ушли. Как ты остановишь погоню?»

– Не знаю, – призналась Вася. – Давай сначала найдем их.

Уголек горел все ярче, будто сопротивлялся тьме. Он начал прожигать варежку, и Вася уже хотела зачерпнуть снега, чтобы спасти руку, как вдруг Соловей резко остановился.

Между деревьев мерцал огонь.

Вася судорожно сглотнула, во рту у нее пересохло. Она бросила уголек и положила руку на шею жеребцу.

– Тише, – прошептала она, надеясь, что голос ее звучит храбрее, чем она ощущает себя на самом деле.

Уши жеребца вздрогнули.

Вася оставила Соловья в рощице. Она осторожно кралась и подползла как можно ближе к костру. Вокруг костра сидело двенадцать мужчин. Поначалу Вася решила, что у нее испортился слух. Но затем она поняла, что люди говорили на незнакомом ей языке: она слышала его впервые в жизни.

По центру сидели связанные пленники. На костре дымилась и источала сок украденная курица, а огромный бурдюк переходил из рук в руки. Мужчины были одеты в тяжелые стеганые кафтаны, на земле лежали покрытые шипами шлемы. Кожаные шапки, отороченные мехом, покрывали их головы. Начищенное оружие лежало под рукой.

Вася глубоко вздохнула, размышляя. Эти мужчины казались обычными людьми, но какой разбойник не оставляет следов? Они могли быть гораздо опаснее, чем выглядели.

«Безнадежно», – подумала Вася. Их слишком много. Как она себе это представляла? Вася прикусила нижнюю губу.

Три девочки, грязные и напуганные, жались друг к другу рядом с костром. Самой старшей было, пожалуй, лет тринадцать, самая младшая была совсем крохой с мокрыми от слез щеками. Они жались друг к другу ради тепла, но даже из подлеска Вася видела, что они дрожали.

За костром деревья тонули во тьме. Где-то вдалеке завыл волк.

Вася беззвучно отползла от костра и вернулась к Соловью. Жеребец ткнулся носом в ее грудь. Как им увести детей от костра? Где-то снова завыли волки. Соловей поднял голову, услышав отдаленный визг. Вася вновь поразилась его грациозной мускулистой шее, красивой голове и темным глазам.

Внезапно ей в голову пришла идея, безумная и дикая. У нее перехватило дыхание, но она не стала терять время.

– Хорошо, – сказала она, задыхаясь от ужаса и восторга. – У меня есть план. Давай вернемся к тисовому дереву.

Соловей последовал за ней к огромному обветшалому тису, который встретился им на пути. Все это время Вася шептала ему в ухо.

* * *

Мужчины ели украденную птицу. Изнуренные девочки жались друг к другу. Вася вернулась на свое место в подлеске. Она легла на снег, сдерживая дыхание.

Соловей без седла вышел к костру. Мышцы двигались на его боках и спине, сам он был огромным.

Мужчины резко вскочили на ноги.

Жеребец подошел ближе к огню, насторожив уши. Вася надеялась, что разбойники посчитают его конем какого-то боярина, который сорвался с привязи и сбежал.

Соловей вскинул голову, играя свою роль. Он повернул уши в сторону других коней. Кобылица заржала, и он заржал в ответ.

У одного из разбойников в руках был кусок хлеба. Он медленно нагнулся, подобрал веревку и, нашептывая что-то успокаивающее, пошел к жеребцу. Остальные последовали за ним, пытаясь перегородить зверю путь.

Вася еле удержалась от смеха. Мужчины зачарованно смотрели на жеребца, как мальчишки. Соловей был робок, как девица. Дважды один из мужчин пытался набросить веревку на шею, но оба раза Соловей уворачивался. Он шел так, чтобы мужчины не теряли надежды поймать его.

Жеребец медленно уводил разбойников от костра, коней и пленниц.

Улучив момент, Вася бесшумно прокралась к лошадям. Она проскользнула между ними, пытаясь успокоить животных, и спряталась за их телами. Самая взрослая кобылица настороженно склонила ухо, увидев незнакомца.

– Тише, – прошептала Вася.

Она ударила кинжалом по колу. Два взмаха, и лошади были на свободе. Вася бросилась обратно в деревья и издала протяжный вой волка на охоте.

Соловей и остальные лошади встали на дыбы, вереща от страха. В одно мгновенье поляна превратилась в вихрь перепуганных животных. Вася завизжала, как волчица, и Соловей бросился вперед. Лошади побежали за ним. Вскоре они исчезли в лесу, и лагерь охватил хаос. Мужчине, который явно был предводителем, приходилось кричать, чтобы его услышали в общем шуме.

Он что-то рявкнул, и крики постепенно стихли. Вася замерла в снегу, прячась в папоротнике и тенях. Она затаила дыхание. Она успела вытащить кол, к которому были привязаны лошади, прежде чем убежать в лес. Следы копыт скрыли ее следы. Вася надеялась, что никто не задумается, как лошади так быстро сбежали.

Предводитель разбойников отдал серию приказов. Мужчины пробормотали в ответ что-то похожее на согласие, хотя один из них помрачнел.

Через пять минут лагерь опустел. Все оказалось гораздо проще, чем ожидала Вася. «Они чересчур уверены в себе, – подумала она. – Они ведь не оставляли следов».

Одному из мужчин – тому, что казался самым мрачным, – приказали остаться с пленницами. Он недовольно сел на бревно.

Вася вытерла потные ладони о свой плащ и уверенно схватилась за кинжал. В животе у нее похолодело. Она старалась не думать о том, что делать с оставшимся разбойником.

Она вспомнила лицо Рады, пустое и печальное. Вася стиснула зубы.

Одинокий разбойник сидел на бревне спиной к ней. Он бросал в костер еловые шишки. Вася подкралась к нему.

Старшая девочка заметила ее. Ее глаза расширились, но Вася приложила палец к губам, и девочка сдержала крик. Еще три шага, два… Не дав себе времени на раздумья, Вася воткнула острый как бритва клинок во впадинку у основания черепа караульного.

«Сюда, – сказал ей Морозко, положив свой ледяной палец к шее. – Проще, чем перерезать горло, если у тебя хороший клинок».

Это было легко. Ее кинжал проскользнул: разбойник резко дернулся и обмяк, кровь потекла на снег из раны в шее. Вася вынула кинжал и выронила его, зажав рот руками. Она дрожала. «Это было легко, – подумала она. – Это было…»

На мгновенье тень в черном плаще нависла над трупом, но, когда Вася моргнула, видение исчезло. Осталось лишь тело на снегу и три испуганные девочки с открытыми ртами. Рука, в которой Вася держала кинжал, была в крови. Вася отвернулась, рухнула на стоптанный снег, и ее вырвало. Она сделала четыре глубоких вдоха, вытерла рот и встала. Во рту остался горький привкус. «Это было легко».

– Все в порядке, – хрипло сказала Вася девочкам. – Я отвезу вас домой. Только подождите немного.

Мужчины побросали свои луки у костра. Вася порадовалась своему маленькому топорику, который разрубал оружие в щепки. Она испортила все, что смогла найти, порвала мешки и выбросила содержимое в лесу. Наконец, она забросала костер снегом. Поляна погрузилась во тьму.

Вася опустилась к перепуганным детям. Самая маленькая девочка рыдала. Вася могла лишь представлять, как она выглядела в капюшоне в лунном свете. Девочки застонали при виде окровавленного кинжала Васи.

– Нет, – сказала Вася, стараясь не напугать их. – Я хочу перерезать веревки. – Она потянулась к связанным рукам старшей девочки. Веревка слетела от одного прикосновения клинка. – Я отвезу вас домой на своем коне. Ты же Катя? – добавила она старшей девочке. – Твоя мать ждет тебя.

Катя колебалась. Затем она сказала самой младшей, не сводя глаз с Васи:

– Все хорошо, Аннушка. Я думаю, он хочет помочь нам.

Малышка не ответила, но позволила Васе перерезать веревку на своих тонких ручках. Как только девочки были освобождены, Вася встала и спрятала кинжал.

– Пойдемте, – сказала она. – Мой конь ждет.

Катя молча подхватила Аннушку, Вася подняла вторую девочку. Они скрылись в лесу. Девочки едва переставляли ноги от усталости. Из глубины леса доносились крики разбойников: они пытались найти своих коней.

Путь к тису занял больше времени, чем рассчитывала Вася. Они не могли идти быстро по глубокому снегу. Вася волновалась все больше. Она была уверена, что из-за дерева вот-вот выпрыгнет разбойник или вернется в лагерь и поднимет тревогу.

Они пробирались сквозь лес, тяжело дыша. Может, они не туда свернули? У Васи заболели руки. Луна опустилась к верхушкам деревьев, и уродливые тени падали на снег.

Внезапно в заснеженном папоротнике послышался хруст. Девочки нырнули в самую глубокую тень, которую только смогли найти.

Тяжелые шаги. Теперь даже Катя всхлипнула.

– Тише, – прошептала Вася. – Не шумите.

Когда к ним вышло огромное существо, девочки вскрикнули.

– Нет, – с облегчением выдохнула Вася. – Это мой конь, Соловей.

Она подбежала к жеребцу, стянула варежки и запустила дрожащие пальцы в его гриву.

– Этот конь пришел в лагерь, – медленно сказала Катя.

– Да, – кивнула Вася, поглаживая Соловья по шее. – Наша хитрость ради вашей свободы.

Ее руки стали немного согреваться в гриве.

Крошка Аннушка едва доставала до колена Соловья. Она резко покачнулась вперед, и Катя попыталась поймать ее.

– Волшебный конь серебристо-золотой, – заявила неожиданно она, уперев руки в боки. Девочка оглядела Соловья с головы до ног. – Этот не волшебный.

– Да? – тихо спросила Вася.

– Да, – стояла на своем Аннушка. Но она протянула свою маленькую дрожащую ручку.

– Аннушка! – охнула Катя. – Он же тебя…

Соловей наклонил голову и дружелюбно поднял уши.

Аннушка испуганно отпрянула. Голова Соловья была почти с нее размером. Но жеребец не двигался, и девочка робко погладила его по бархатному носу.

– Смотри, Катя, – прошептала она. – Я ему нравлюсь. Хотя он и не волшебный конь.

Вася присела рядом с девочкой.

– В сказке о Василисе Прекрасной есть волшебный вороной конь, хранитель ночи, который служит Бабе-яге, – сказала она. – Может, и мой конь волшебный. Хочешь покататься на нем?

Аннушка не ответила, но остальные девочки осмелели и вышли на лунный свет. Вася нашла седло и седельные сумы и начала собирать Соловья.

Внезапно они услышали шаги другого существа – двуногого. Существо было не одно: послышался стук лошадиных копыт. Волосы на затылке Васи встали дыбом. Было очень темно, лишь луна немного освещала лес. «Поторопись, Вася», – сказал Соловей.

Вася поспешно повесила на жеребца сумы. Девочки жались к Соловью, словно могли спрятаться в его тени. Вася надела седло. Крики мужчин раздавались все ближе.

На миг горло Васи сдавила паника. Она вспомнила свое последнее отчаянное бегство. Дрожащими руками она усадила двух младших девочек на спину Соловья. Голоса приближались. Она запрыгнула на жеребца позади девочек и протянула руку Кате.

– Садись за мной, – прошептала Вася. – Скорее! И держись крепче.

Катя ухватилась за протянутую руку и вскарабкалась на Соловья. Она лежала на животе на его крупе, когда предводитель разбойников показался среди деревьев на высокой неоседланной кобылице. Его лицо было серым от лунного света.

В других обстоятельствах Вася бы рассмеялась от его потрясенного и взбешенного вида.

Татарин с кривым мечом в руке погнал кобылицу вперед. Он разгневанно оскалился и закричал. Ему ответили голоса неподалеку. Меч блеснул в лунном свете.

Соловей бросился вперед, как волк, и увернулся от удара. Вася мертвой хваткой вцепилась в детей. Она прижалась к коню и полностью доверилась ему. В деревьях показался второй мужчина, но жеребец сбил его, не сбавляя скорости. Они исчезли во тьме.

Вася часто хвалила крепкие ноги Соловья, но в ту ночь у нее было гораздо больше причин сделать это. Жеребец мчался среди темных деревьев без оглядки. Звуки погони остались позади. Вася снова выдохнула.

Она на мгновенье остановила коня, чтобы девочки могли вздохнуть.

– Забирайся под мой плащ, Катюша, – сказала Вася старшей девочке. – Тебе нельзя мерзнуть.

Катя зарылась в волчью шкуру и прижалась к Васе, дрожа от холода.

«Куда бежать? Куда бежать?» Вася не знала, в какой стороне была деревня. Облака затянули звезды, и побег в кромешной тьме даже ее сбил с толку. Вася спросила у девочек, но ни одна не бывала так далеко от дома.

– Хорошо, – вздохнула Вася. – Мы проедем еще несколько часов, чтобы нас не поймали. Затем остановимся и разведем костер. Мы найдем вашу деревню завтра.

Никто из девочек не возражал. Их зубы стучали от холода. Вася укутала двух младших девочек в спальный мешок и прижала к себе. Это было неудобно для нее и Соловья, зато должно было спасти от смертельного холода.

Вася дала девочкам отхлебнуть драгоценной медовухи, немного хлеба и копченой рыбы. Пока они ели, где-то совсем рядом раздался тяжелый стук копыт.

– Соловей! – ахнула Вася.

Не успел жеребец пошевелиться, как из деревьев вышел вороной конь. На нем сидело создание с бледными волосами и глазами цвета звезд.

– Ты, – воскликнула Вася. Она слишком опешила, чтобы проявить вежливость. – Сейчас?

– Рада нашей встрече, – ответила Полуночница так спокойно, словно они случайно встретились на рынке. – Этот лес в полночь – не место для маленьких девочек. Что ты сделала?

Катины руки затряслись вокруг Васиной талии.

– С кем ты разговариваешь? – прошептала она.

– Не бойся, – прошептала Вася в ответ, надеясь, что говорит правду. – Мы спасались от погони, – холодно сообщила она Полуночнице. – Если ты не заметила.

Полуночница улыбнулась.

– Разве в мире перевелись воины? – спросила она. – Или храбрецы? Теперь работу героев выполняют девицы?

– Героев не было, – прошипела Вася сквозь зубы. – Была только я. И Соловей.

Ее сердце билось, как у зайца. Она пыталась уловить звуки погони.

– Что ж, ты достаточно храбра, – ответила Полуночница. Они окинула сияющим взглядом Васю с головы до ног, ее глаза были двумя огоньками на темной коже. – Что будешь делать теперь? Люди Челубея гораздо умнее, чем ты думаешь, и их много.

«Челубея?»

– Скакать до захода луны, найти убежище, развести костер и утром вернуться в их деревню, – ответила Вася. – Или у тебя есть план получше? И почему ты здесь?

Улыбка Полуночницы стала резкой.

– Меня послали к тебе, как я говорила. Я вынуждена подчиняться. – Слабый свет мелькнул в ее глазах. – Но вопреки приказу я дам тебе совет. Езжай прямо до рассвета, всегда на запад. – Полуночница показала рукой путь. – Там тебе помогут.

Вася смотрела на ее широкую улыбку. Дьяволица отбросила волосы, похожие на облака, и легко выдержала ее взгляд.

– Я могу тебе доверять? – спросила Вася.

– Не думаю, – ответила Полуночница. – Но я не вижу лучших советчиков.

На последних словах в голосе ее зазвенела злоба, словно она ждала ответа от леса.

Но было тихо: лишь девочки испуганно дышали.

Вася вежливо поклонилась.

– Тогда я благодарю тебя.

– Поезжай быстрее, – велела Полуночница. – И не оглядывайся.

Она и ее черный конь исчезли. Девочки остались одни.

– Что это было? – прошептала Катя. – Почему ты говорила с ночью?

– Я не знаю, – честно ответила Вася.

* * *

Она скакали на запад, ведомые звездами, как велела Полуночница. Вася молилась, чтобы это не оказалось обманом. Дуня редко хвалила в своих историях дух полуночи.

Ночь была безжалостно холодной, несмотря на облака. Вася кричала на детей, заставляла их говорить, двигаться, толкаться – все что угодно, лишь бы не замерзнуть до смерти на спине Соловья.

Она была уверена, что день никогда не наступит. «Я должна была развести костер, – думала она. – Должна была…»

Рассвет наступил, когда Вася почти сдалась. Небо бледнело, пошел снег. Внезапно девушка услышала стук копыт. Казалось, молодой бессмертный конь с четырьмя наездницами не мог сравниться с опытными разбойниками, которые скакали всю ночь. Услышав стук копыт, Соловей бросился вперед, но даже он начал уставать. Вася вцепилась в девочек и торопила жеребца, но она почти отчаялась.

Верхушки черных деревьев резко появились на фоне рассветного неба. Внезапно Соловей сказал: «Я чую дым».

«Еще одна спаленная деревня», – мелькнуло в голове Васи. Или… Аккуратная спираль дыма, почти незаметная на фоне неба, не была похожа на черный дым пепелища. Храм? Возможно. Катя прижалась ледяной щекой к Васиному плечу. Вася поняла, что должна рискнуть.

– Туда, – сказала она жеребцу.

Соловей ускорил бег. Неужели над деревьями возвышалась колокольня? Маленькие девочки прижались к коню. Вася почувствовала, что Катя соскальзывает.

– Держитесь, – сказала она всем. Лес почти кончился. Да, это и вправду колокольня. Громкий перезвон разливался зимним утром. Обнесенный стенами монастырь со стражниками на воротах. Вася поколебалась, тень леса навалилась на ее плечи. Но кто-то из девочек заскулил, словно котенок на морозе, и все было решено. Она обхватила Соловья ногами, и жеребец рванул вперед.

– Ворота! Впустите нас! Они идут! – закричала Вася.

– Кто ты, незнакомец? – крикнул в ответ человек с монастырской стены. Его лицо скрывал капюшон.

– Сейчас это неважно! – закричала Вася. – Я пробрался в их лагерь и забрал детей. – Она показала рукой на девочек. – Теперь за мной гонятся разъяренные разбойники. Если вы не впустите меня, возьмите хотя бы девочек. Или вы не люди Божьи?

За мужчиной на стене показался второй, светловолосый и без монашеского пострига.

– Впустить их, – приказал он после недолгого молчания.

Заскрипели петли ворот. Вася набралась храбрости и проскользнула в щель. Она оказалась на просторном дворе с церковью. Тут и там были разбросаны постройки. Двор был переполнен людьми.

Соловей остановился. Вася спустила девочек на землю и затем спрыгнула сама.

– Девочки замерзли, – торопливо сказала она. – Они напуганы. Их нужно отвести в баню или усадить у печи. И покормить.

– Хорошо, не волнуйся, – сказал другой монах, шагнув вперед. – Ты видел этих разбойников? Где…

С этими словами он остановился, словно влетел в стену. В следующее мгновенье Вася почувствовала, как к лицу приливает свет, и вспышку чистой радости.

– Саша! – вскрикнула она.

– Боже, Вася, – воскликнул он с таким ужасом, что Вася замерла. – Что ты здесь делаешь?

Часть III

10 Семья

В то зимнее утро шел легкий снег. Дмитрий крикнул караульному, взобравшись на лестницу рядом со стеной:

– Ты видишь их? Хоть что-нибудь?

Люди великого князя наспех потушили свои костры и начали собирать оружие. Прибывших окружила толпа; несколько женщин засыпали девочек вопросами. Их мужья молча наблюдали за происходящим.

Саша ничего не замечал. Бледное грязное создание не могло быть его младшей сестрой.

Разумеется, нет. Его сестра Василиса должна была выйти замуж за одного из рассудительных, серьезных друзей отца. Она должна была стать матерью с младенцем на руках. И уж точно не скакать по дорогам Руси с разбойниками на хвосте. Нет. Это была не Вася, а мальчик, похожий на нее. Его младшая сестра не могла так вытянуться и исхудать, словно волкодав, не могла держаться с такой поразительной грацией. И откуда на ее лице могла появиться такая печать скорби и уверенной храбрости?

Саша встретился с незнакомцем взглядом и понял – Боже, он понял, что не ошибся. Он никогда – даже через тысячу лет – не забыл бы глаза сестры.

Ужас сменился оторопью. Она сбежала с мужчиной? Ради всего святого, что произошло в Лесном Краю, раз она оказалась здесь?

Заинтересованные крестьяне подбирались ближе, удивляясь, почему знаменитый монах глазеет на мальчишку в лохмотьях и называет его Васей.

– Вася… – снова начал Саша, забыв о толпе.

Рев Дмитрия вырвал его из оцепенения. Великий князь спустился со стены и встретил Сергия, который спешил на шум.

– Разойдитесь все, Христа ради. Здесь ваш святой игумен.

Толпа расступилась. Дмитрий еще не проснулся полностью, был без оружия, громогласный. Но он нежно вел пожилого монаха под руку.

– Кто это, брат? – спросил великий князь, когда толпа расступилась. – Караульный ничего не увидел со стены, ты уверен, что… – Он замолчал и медленно перевел взгляд с Саши на Василису. – Господи помилуй, – воскликнул он. – Убрать твою бороду, брат Александр, и этот мальчик станет твоей копией.

Саша, который обычно не терял дара речи, на сей раз не знал, как ответить. Сергий хмуро смотрел то на него, то на его сестру.

Вася заговорила первой.

– Эти девочки провели в пути целую ночь. Они очень замерзли. Их нужно отвести в баню и накормить.

Дмитрий моргнул: он не заметил трех бледных чучел, жавшихся к плащу необычного мальчика.

– Верно, – промолвил святой Сергий. Он пристально посмотрел на Сашу и затем сказал: – Господь с вами, дочери мои. Следуйте за мной. Сюда.

Девочки лишь крепче вцепились в плащ своей спасительницы.

– Катя, ты должна пойти первой, – сказала Вася. – Проведи их. Вам нельзя оставаться на улице.

Старшая девочка кивнула. Младшие девочки разревелись от усталости, но все же позволили увести себя в баню, к еде и кроватям.

– Ну, брат, – начал Дмитрий, скрестив руки. – Кто это?

Несколько обездоленных крестьян разошлись, но остальные по-прежнему слушали их разговор без всякого стеснения. Полдесятка монахов тоже подошли ближе.

– Ну? – повторил Дмитрий.

«Что же мне сказать? – подумал Саша. – Дмитрий Иванович, познакомьтесь с моей безумной сестрой Василисой, которая отправилась туда, где женщине быть не пристало, оделась как мужчина наперекор приличию, пошла наперекор отцу и, скорее всего, сбежала с мужчиной. Это мой храбрый лягушонок, сестра, которую я любил».

Не успел он опомниться, как Василиса снова заговорила.

– Меня зовут Василий Петрович, – уверенно представилась она. – Я младший брат Саши – был им до того, как он посвятил себя Богу. Я не виделся с ним долгие годы. – Она пристально посмотрела на Сашу, словно бросая ему вызов и предлагая возразить. Ее голос был низким для женского. Длинный кинжал лежал в ножнах на бедре, и она носила мужскую одежду без всякого смущения. Как давно она так одевалась?

Саша сжал губы. Идея Васи притвориться мальчиком мгновенно решила проблему чудовищного скандала и устранила реальную опасность для нее среди воинов Дмитрия. «Но это неправильно…непристойно. И Ольга будет в ярости».

– Простите меня, Дмитрий Иванович, – сказал Саша, переглянувшись с сестрой. – Я не ожидал встретить брата здесь.

Плечи Васи расслабились. Еще ребенком Саша знал, как она умна. Теперь она спокойно сказала:

– Как и я, брат. – Она посмотрела блестящими любопытными глазами на Дмитрия. – Государь, вы назвали Сашу братом. Стало быть, вы Дмитрий Иванович, великий князь Московский?

Дмитрий выглядел довольным, разве что немного растерянным.

– Да, – кивнул он. – Как твой младший брат оказался здесь, Саша?

– Это большая удача, – недовольно ответил Саша, уставившись на сестру. – Вам нечем заняться? – обратился он к глазеющим монахам и селянам.

Толпа начала расходиться, но люди еще долго оглядывались.

Дмитрий этого не заметил. Он хлопнул Васю по плечу так сильно, чтобы она пошатнулась.

– Поверить не могу! – воскликнул он. – И ты сказал, что за тобой гнались? Но люди на стене ничего не увидели.

После легких колебаний Вася ответила:

– Я не видел разбойников до прошлой ночи. Но на рассвете услышал стук копыт и отправился на поиски убежища. Государь, вчера я натолкнулся на сожженную деревню…

– Мы тоже видели сожженные деревни, – перебил ее Дмитрий. – Но не нашли следов разбойников. Ты сказал… эти девочки?

– Да, – согласилась Вася. К огромному ужасу своего брата, она продолжила: – Вчера утром я натолкнулся на спаленную деревню, отследил разбойников до их лагеря, потому что они взяли в плен этих девочек. Я увез детей.

Глаза Дмитрия загорелись.

– Как ты нашел лагерь? Еще и выбрался оттуда живым.

– Я увидел костер в деревьях, – ответила Вася. Она избегала взгляда брата. Саша с огорчением отметил сходство между князем и сестрой. Оба были наделены обаянием, бездумной дикостью, но не без очарования. – Я вытащил коновязь и напугал лошадей, – продолжила она. – Когда мужчины отправились в лес на их поиски, я убил караульного и забрал девочек. Но мы едва уцелели.

Саша уехал из Лесного Края десять лет назад. Десять лет назад его младшая сестренка, с широко распахнутыми глазами, разгневанная, смотрела ему вслед. Она не плакала, была мужественной, но расстроенной, когда стояла у ворот отцовской деревни. «Десять лет», – угрюмо подумал Саша. С их встречи прошло не больше десяти минут, и он уже хотел встряхнуть ее.

Дмитрий радовался.

– Очень хорошо, – воскликнул он. – Добро пожаловать, мой юный брат! Нашел их! Обвел вокруг пальца! Так легко! Ей-богу, мы сделали меньше. Я обязательно послушаю твой рассказ. Но позже. Ты сказал, разбойники следовали за тобой? Должно быть, они развернулись, когда увидели монастырь. Мы должны найти их лагерь. Ты помнишь путь, по которому пришел?

– Немного, – неуверенно ответила Вася. – Но днем следы выглядят иначе.

– Ничего, – ответил Дмитрий. – Поспешим, поспешим.

Он уже отвернулся и отдавал приказы своим людям – собираться, седлать коней, смазывать клинки…

– Моему брату нужно отдохнуть, – процедил Саша. – Он всю ночь провел в пути.

Вася была очень худой – болезненно худой, под глазами пролегали тени. К тому же Саша не хотел, чтобы его сестра отправилась на поиски разбойников.

Вася вновь заговорила. Ее пыл удивил брата.

– Нет, – заявила она. – Мне не нужен отдых. Я лишь… Я бы съел немного каши, если можно. Моему коню нужно сено – и ячмень. И теплая вода.

Жеребец спокойно стоял с поднятыми ушами. Он положил голову на плечо своей наездницы. Саша поначалу не заметил его и поразился теперь, как и внезапному появлению сестры. Он смотрел на него – и не мог отвести глаз. У его отца были хорошие кони, но Петру пришлось бы продать все свое имение, чтобы купить такого жеребца. «Должно быть, дома произошло несчастье, отец ни за что бы…»

– Вася… – пробормотал Саша.

Но Дмитрий уже обнял рукой худые плечи девушки.

– Какой у тебя конь, брат! – воскликнул он. – Я и не думал, что на севере разводят таких хороших жеребцов. Мы найдем тебе каши и супа, а зверю зерна. И затем отправимся в путь.

В третий раз Вася заговорила раньше своего изумленного брата. Ее глаза похолодели, словно она вспомнила что-то неприятное.

– Да, Дмитрий Иванович, – процедила она. – Я не задержу вас. Мы должны разыскать разбойников.

* * *

Вася все еще была напряжена из-за опасности, поспешного бегства, потрясения от убийства и радости от встречи с братом. Ее нервы не выдерживали таких событий.

Она едко подумала, что было бы хорошо покричать, как делала ее мачеха. Было бы легче сойти с ума. Но Вася вспомнила мачеху в ее последние мгновенья, скорчившуюся на окровавленной земле. Ее затошнило. Затем она вспомнила, как легко вошел ее кинжал в шею разбойника, и поняла, что сейчас ее действительно вырвет.

У нее кружилась голова. Она не ела целые сутки. Вася споткнулась, хотела ухватиться за бок Соловья, но обнаружила там брата. Он жестко сжал ее руку, словно меч.

– Не смей падать в обморок, – шепнул он ей в ухо.

Соловей заржал, скрипя копытами по снегу. Раздался встревоженный голос. Вася поборола тошноту. К жеребцу подошел монах с веревочным недоуздком. Он выглядел приветливо, чего нельзя было сказать о Соловье.

– Пусть он пойдет с нами, – прохрипела Вася. – Он привык ко мне. Он ведь может съесть сено рядом с кухней?

Но монах уже не смотрел на коня. Он уставился на Васю с таким потрясением, которое даже выглядело забавно. Вася замерла.

– Родион, – тут же вмешался Саша. – Этот мальчик был моим братом до того, как я посвятил себя Богу. Его зовут Василий Петрович. Ты должен был встретить его в Лесном Краю.

– Да, – выдохнул Родион. – Да… я встречал.

«Когда Вася была девочкой». Родион пристально смотрел на Сашу.

Саша слегка тряхнул головой.

– Я… Я принесу сена коню, – выдавил Родион. – Брат Александр…

– Позже, – ответил Саша.

Родион ушел, постоянно оглядываясь.

– Он видел меня в Лесном Краю, – встревоженно сказала Вася, когда Родион ушел. Она тяжело дышала. – Он…

– Он будет молчать, пока не поговорит со мной, – перебил ее брат. Саша немного походил на Дмитрия удивительной властностью, но более сдержанной.

Вася посмотрела на него с благодарностью. «Я не знала, что была одинокой, – подумала она, – пока не перестала быть таковой».

– Пойдем, Вася, – сказал Саша. – Поспать тебе не удастся, но суп все немного исправит. Дмитрий Иванович действительно хочет немедленно отправиться в путь. Ты не знаешь, во что ввязалась.

– Ничего, не в первый раз, – с чувством ответила Вася.

Зимняя кухня в монастыре пропахла печным дымом, жар потрясал. Вася переступила порог, резко вдохнула бурлящий воздух и замерла. Здесь было слишком жарко, слишком тесно, слишком людно.

– Можно я поем на улице? – поспешно спросила она. – Не хочу оставлять Соловья.

Она боялась, что если поддастся теплу и съест горячую пищу на удобной скамье, то не сможет подняться на ноги.

– Да, конечно, – неожиданно ответил Дмитрий. Он вылетел из кухни словно домовой. – Пей свой суп, мальчик, и в путь. Эй вы! Миски моим братьям. Мы спешим.

* * *

Вася сняла с Соловья седельные сумы. Остальные с удивлением наблюдали за ней. Саша мысленно признал, что его сестра вполне успешно изображала мальчика. Она была угловатой, двигалась гибко и резко, без женской робости. Кожаный капюшон под шапкой скрывал ее волосы, и она не выдавала себя ничем, кроме разве что (как казалось нервничающему Саше) длинными ресницами. Саша хотел попросить ее не поднимать глаза, но так она бы сильнее напоминала девушку.

Вася сняла лед с морды Соловья, проверила его ноги и не меньше шести раз открывала рот, но так и не заговорила. Затем показался послушник с супом, горячим хлебом и пирогом, и возможность поговорить пропала.

Вася взяла еду обеими руками и набросилась на нее, как не подобает девушке. Конь доел сено и начал выпрашивать у нее хлеб. Он дышал теплом ей в ухо до тех пор, пока Вася не рассмеялась и не сдалась. Она покормила его и доела суп, оглядывая при этом стены и постройки, часовню с колокольней.

– Я никогда не слышал перезвона колоколов, пока не покинул дом, – сказала она Саше, наконец найдя безопасную тему. Невысказанные вещи тонули в ее глазах.

– У тебя будет много возможностей сделать это, когда мы убьем разбойников, – подметил Дмитрий, подслушав. Он прислонился к стене кухне, чтобы восхититься жеребцом, но Саше казалось, что он присматривался к Васе. Монах занервничал. Свои мысли Дмитрий скрыл за свирепой улыбкой и бурдюком медовухи. Пока он пил, жидкость стекала по его рыжеватой бороде.

Дмитрий Иванович не отличался терпением. И все же великий князь порой бывал удивительно спокойным. Он молча ждал, пока Вася доест. Но как только она отложила миску, великий князь хищно улыбнулся.

– Хватит бездельничать, мальчишка, – заявил он. – Пора в путь. Охотник станет добычей. Как тебе?

Вася кивнула, чуть побледнев, и отдала миску ожидающему послушнику.

– А седельные сумы?

– В мою келью, – распорядился Саша. – Послушник отнесет их.

Дмитрий ушел размашистым шагом, выкрикивая приказы. Мужчины уже собрались перед входом в монастырь. Саша шел позади сестры. Ее дыхание участилось при виде вооруженных людей. Саша мрачно шепнул сестре на ухо:

– Скажи мне честно – ты нашла тех разбойников? Сможешь найти их снова?

Вася кивнула.

– Тогда ты должна ехать с нами, – сказал Саша. – Больше нам так не повезет. Но будь рядом со мной. Говори как можно меньше. Не вздумай геройствовать. Ты расскажешь мне все, как только мы вернемся. Тебя не должны убить. – Он помолчал. – Или ранить. Или взять в плен.

Он снова подумал о нелепости ситуации и добавил почти с мольбой:

– Ради всего святого, Вася, как ты здесь оказалась?

– Твой голос похож на отцовский, – печально сказала Вася. Но больше она не могла говорить. Дмитрий уже оседлал коня. Возбужденный жеребец прыгал в снегу и ржал на Соловья.

– Идем, брат! – крикнул князь. – Идем, Василий Петрович! В путь!

Вася дико рассмеялась.

– В путь, – повторила она. Она улыбнулась безумно Саше и сказала: – Больше деревни жечь не будут.

С этими словами она грациозно запрыгнула на спину коня. На Соловье по-прежнему не было узды. Он встал на дыбы. Мужчины вокруг одобрительно закричали. Вася сидела на жеребце как герой – бледная, с огромными глазами.

Саша, разрываясь между негодованием и сдержанным восхищением, отправился искать свою кобылицу.

Ворота, затвердевшие на морозе, громко заскрипели и распахнулись. Дмитрий пришпорил своего коня. Вася прижалась к Соловью и последовала за ним.

* * *

Было сложно идти по следам быстрой лошади, которые были засыпаны снегом. Но Вася уверенно вела людей, сосредоточенно нахмурившись.

– Помню тот старый камень – ночью он был похож на собаку, – говорила она. Или: – Да, эти сосны. Туда.

Дмитрий шел за Васей по пятам, словно волк на охоте. Саша ехал позади, задумчиво наблюдая за сестрой.

Мелкая снежная пыль пристала к животам коней и падала с верхушек деревьев. Снег не шел. Сквозь облака, наполненные золотым светом и снегом, проступило солнце. Но Вася не видела следов разбойников – лишь следы копыт Соловья, слабые, но заметные, словно след из хлебных крошек. Вася уверенно вела людей. В полдень они выпили мед на ходу.

Прошел час, еще один. След становился все слабее, и Вася уже была не так уверенна. Этот участок она прошла глубокой ночью, и следы копыт уже пропали. Но всадники по-прежнему продвигались вперед, шаг за шагом.

Ближе к вечеру лес стал реже. Вася остановилась и осмотрелась.

– Мы совсем рядом, – сказала она. – Я так думаю. Туда.

Теперь даже Саша не видел следов. Его сестра вспоминала путь по деревьям, которые она видела в темноте. Саша невольно поразился этому.

– Твой брат – умный мальчик, – задумчиво сказал Дмитрий, наблюдая за Васей. – Хорош в седле. И конь у него отличный. Зверь бежал всю ночь, но сегодня легко везет мальчика. Но Василий слишком худой, кожа да кости. Мы его откормим. Я подумываю взять его в Москву. – Дмитрий повысил голос. – Василий Петрович…

– Здесь кто-то есть, – перебила его Вася, полностью обратившись в слух. Из ниоткуда и повсюду дул ледяной ветер. – Кто-то…

В следующее мгновенье ветер взвыл, но не смог скрыть свист стрелы или крик человека. Внезапно всадников окружили крепкие мужчины на коренастых лошадях. Их мечи сияли в лучах низкого зимнего солнца.

* * *

– Засада! – крикнул Саша, и следом взревел Дмитрий:

– В атаку!

Кони испуганно поднялись на дыбы, и в них полетели стрелы. Теперь ветер яростно завывал, и стрелять из лука было очень сложно. Саша был рад их удаче: степные лучники были смертельной опасностью.

Мужчины заслонили великого князя. Никто не паниковал. Все они были опытными воинами и сопровождали Дмитрия в походах.

Густые деревья ограничивали зону видимости. Ветер пронзительно ревел. Разбойники с воплями помчались на людей великого князя. Соперники столкнулись лицом к лицу, зазвенели мечи.

«Мечи? Дорогое оружие для разбойников…»

У Саши не было времени на размышления. Через мгновенье соперники разделились на пары, стремя к стремени, и отряд Дмитрия оказался в тяжелом положении. Саша отразил удар копья, разрубил древко и умело сбил с коня мужчину, который попытался убить его. Туман взвился на дыбы, взбрыкнул передними ногами, и еще трое на конях поменьше отступили.

– Вася! – закричал Саша. – Уходи! Не…

Но его невооруженная сестра с оскалом бросилась в бой. Ее глаза сверкнули холодом при виде разбойников. У нее не было меча или копья, которым она все равно не владела. Не помог бы ей и кинжал, слишком короткий, чтобы сражаться верхом на коне.

Но у нее был жеребец: оружие, стоящее пятерых людей. Вася лишь прижималась к его спине и направляла зверя на новую жертву. От ударов Соловья разбойники разлетались в стороны. Его копыта пробивали черепа. Девушка и конь держались рядом с Дмитрием, отгоняя разбойников весом жеребца. Лицо Васи стало мертвенно-белым, рот словно окаменел. Саша прикрывал сестру сбоку и молился, чтобы она не упала с коня. В мгновенья хаоса он мог поклясться, что видел высокую белую лошадь за гнедым жеребцом. Ее всадник не давал клинкам разбойников попасть в девушку. Но затем Саша понял, что это лишь облако снега.

Дмитрий размахивал секирой, рыча от радости.

После первой волны сражение ужесточилось. Саша получил удар мечом в предплечье, которого не почувствовал. Сам он обезглавил своего соперника.

– Сколько разбойников здесь может быть? – закричала Вася. Ее глаза сверкали азартом сражения и испугом. Жеребец брыкнулся, сломал человеку ногу и свалил его коня в снег. Саша пронзил другого и выбил из седла.

Упал один из воинов Дмитрия, другой. Бой стал отчаянным.

– Вася! – крикнул Саша. – Если упаду я или великий князь, беги. Возвращайся в монастырь. Не…

Вася не слушала его. Огромный гнедой жеребец защищал своего всадника поразительным образом, и татары не могли подойти к нему. И все же удар копьем мог сбить его. Пока что разбойникам этого не удалось, но…

Внезапно Дмитрий закричал. Группа мужчин выбежала из леса, вспенивая окровавленный снег под копытами своих крепких коней. Эти люди не были разбойниками, но воинами в ярких шлемах, вооруженные копьями. Их было много, и вел их высокий мужчина с рыжими волосами.

При виде подкрепления разбойники побледнели, побросали свое оружие и убежали.

11 Не все рождаются сыновьями господ

– Рад встрече, Касьян Лютович! – закричал Дмитрий. – Мы ждали вас раньше.

Небрежные брызги крови застыли на его щеке и бороде. На его шее и топоре тоже была кровь. Глаза Дмитрия сияли.

В ответ Касьян улыбнулся и убрал меч в ножны.

– Прошу простить меня, Дмитрий Иванович.

– В этот раз прощаю, – ответил великий князь, и они рассмеялись. Разбойники спаслись бегством. В лесу остались тела убитых и смертельно раненных. Люди Касьяна уже резали горло раненым мужчинам. Дрожащая Вася не смотрела на них: она сосредоточила взгляд на своих руках, пока перевязывала предплечье брата. Холодный ветер по-прежнему шептал на поляне. Перед появлением разбойников Вася могла поклясться, что слышала голос Морозко. «Вася, – сказал он. – Вася». Затем завыл ветер – тот, что отбил стрелы разбойников. Васе даже привиделась белая кобылица с ледяным демоном на спине. Он отражал удары тех, кто подобрался к ней слишком близко.

Возможно, она ошибалась.

Ветер стих. Тени деревьев сгустились. Вася повернула голову и увидела Морозко.

Едва. Черное смутное существо тихо шло по поляне. Его глаза казались поразительно знакомыми.

Морозко замер под ее взглядом. То был не ледяной демон, а его древнее Я, в черном плаще, бледное, с длинными пальцами. Он пришел за мертвыми. Внезапно солнечный свет словно погас. Вася почувствовала его присутствие в крови на земле, прикосновении холодного воздуха на его лице, старом, спокойном и сильном.

Она глубоко вдохнула.

Морозко медленно склонил голову.

– Спасибо, – одними губами прошептала она холодному утреннему воздуху.

Но он услышал. Их взгляды встретились, и мгновенье он выглядел – почти – настоящим. Затем он отвернулся и исчез, осталась лишь холодная тень.

Прикусив губу, Вася закончила перевязывать руку брата. Когда она повернулась, Морозко уже не было. На снегу лежали окровавленные тела, ярко сияло солнце.

Раздался чей-то ясный голос.

– Кто этот мальчик? – спросил Касьян. – Как он похож на брата Александра.

– Это наш юный герой, – ответил Дмитрий. Он громко позвал: – Вася!

Вася коснулась руки Саши.

– Руку нужно промыть горячей водой и наложить повязку с медом, – сказала она и лишь затем повернулась.

– Василий Петрович, – сказал Дмитрий, когда Вася пересекла поляну и поклонилась двум мужчинам. Соловей тревожно ступал за ней. – Мой двоюродный брат, сын сестры моего отца. Это Касьян Лютович. Благодаря вам мы одержали победу.

– Но мы уже виделись, – сказал Касьян Васе. – Ты не сказал, что ты двоюродный брат великого князя. – Увидев удивленное лицо Дмитрия, он добавил: – Я случайно встретил этого мальчика на городском рынке неделю назад. Он показался мне знакомым – копией своего брата. Зря ты не сказал, Василий Петрович. Я бы с честью доставил тебя в лавру.

Темный взгляд Касьяна не смягчился с той встречи в Чудово, но Вася ощущала такое потрясение и усталость, что спокойно ответила:

– Я сбежал из дома и не хотел, чтобы об этом рано заговорили. Я не знал вас, господин. – На ее лице появилась озорная улыбка, почти пьяная. Вася не понимала, хохот или всхлипы подступили к горлу. – К тому же я прибыл вовремя. Да, Дмитрий Иванович?

– Верно, – рассмеялся Дмитрий. – Умный мальчик, действительно умный. Лишь глупцы доверяют другим, когда они одни в пути. Пойдемте, я хочу, чтобы вы подружились.

– Как и я, – добавил Касьян, глядя Васе в глаза.

Вася кивнула. Она не понимала, почему он так разглядывает ее, но ей хотелось, чтобы он на нее не смотрел. Любая девушка могла лишь молиться Пресвятой Деве, чтобы заполучить волосы такого яркого рыжего цвета. Она поспешно отвела взгляд.

– Саша, ты в порядке? – крикнул Дмитрий.

Саша проверял, нет ли на Тумане царапин.

– Да, – коротко ответил он. – Но мне придется переложить меч в другую руку.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий. У его жеребца на боку зияла глубокая рана. Великий князь пересел на лошадь одного из своих воинов. – Нас ждет еще одна погоня, Касьян Лютович. Нужно отыскать лагерь беглецов. – Дмитрий наклонился в седле и отдавал приказы тем, кто собирался отвезти раненых обратно в лавру.

Касьян запрыгнул на коня и молча оглядел Васю.

– Позаботься о мальчике, брат Александр, – сказал он. – Он бледный, как снег.

Саша хмуро посмотрел на Васю.

– Ты должен вернуться с ранеными, – потребовал он.

– Но я не ранен, – возразила Вася. Ее логика, казалось, не убедила брата. – Я хочу разобраться с разбойниками.

– Разумеется, – вмешался Дмитрий. – Не смущай мальчика, брат Александр. Выпей это, Вася, и в путь. Я хочу успеть к ужину.

Он передал ей свой бурдюк с медом, и Вася жадно хлебнула напиток, радуясь теплу, которое смывало все чувства. Ветер немного утих, на снегу лежали тела убитых. Она посмотрела на них и отвела взгляд.

Соловей не пострадал в бою, но теперь он высоко поднял голову. Глаза дико сверкали от запаха крови.

– Идем, – сказала Вася, погладив шею жеребца. – Мы еще не закончили.

«Мне это не нравится, – жестко произнес Соловей. – Давай сбежим в лес».

– Не сейчас, – прошептала девушка. – Не сейчас.

* * *

Дмитрий и Касьян ехали впереди: то один вырывался вперед, то другой. Они то перешептывались, то замолкали, словно проверяя хрупкое доверие, установившееся между ними. Саша ехал рядом с Соловьем и всю дорогу молчал. Он крепко сжимал пострадавшую руку.

Выжившие разбойники вытоптали снег и оставили на нем кровавые следы. Соловей молчал, но нервничал. Он шел боком, почти галопом, и постоянно водил ушами.

Они шли не быстро, чтобы сберечь уставших лошадей, и день мучительно тянулся. Они выходили то на поляну, то в тень, и начали замерзать.

Наконец, воины Дмитрия нашли одного раненого разбойника.

– Где остальные? – спросил великий князь, пока Касьян держал дергающегося в снегу мужчину.

Мужчина с вытаращенными глазами сказал что-то на своем языке.

– Саша, – сказал Дмитрий.

Саша соскользнул с Тумана и, к удивлению Васи, заговорил на том же языке.

Мужчина неистово замотал головой и издал поток звуков.

– Он говорит, что у них лагерь на севере. В версте отсюда, не больше, – неторопливо сказал Саша.

– За это я убью тебя быстро, – сказал Дмитрий разбойнику, сделав шаг назад. – Иди сюда, Вася. Ты это заслужил.

– Нет, Дмитрий Иванович, – поперхнулась Вася, когда Дмитрий протянул ему свой меч и широким жестом показал на разбойника. Она испугалась, что ее вырвет. Соловей был готов вот-вот сбежать. – Я не могу.

Должно быть, разбойник понял ее слова: он склонил голову, губы зашевелились в молитве. Он больше не был чудовищем и похитителем детей, лишь боялся и делал последние вдохи.

Саша, хоть и держался крепко, посерел от боли в ране. Он открыл было рот, но Касьян, все это время державший пленника, заговорил первым:

– Василий слишком худой, Дмитрий Иванович. Он может промахнуться, а ваши люди сделали сегодня предостаточно, чтобы еще слушать вопли раненого, умирающего от плохого удара.

Вася сглотнула, и выражение ее лица, похоже, убедило князя. Он недовольно перерезал горло мужчины. Постояв мгновенье со вскинутыми плечами, он вернул доброе расположение духа, вытер клинок и заявил:

– Хорошо. Но мы хорошенько откормим тебя в Москве, Василий Петрович. Ты быстро научишься закалывать кабанов одним ударом.

* * *

Разбойничий лагерь был маленьким и простым. Лачуги, чтобы скрываться от холода, загоны для лошадей и больше ничего. Ни стен, ни рвов, ни частокола. Разбойники не страшились атаки.

Было тихо и спокойно. От костров не шел дым, и место казалось холодным, угрюмым и печальным.

– Похоже, ушли, Дмитрий Иванович, – раздраженно бросил Касьян. – Те, кто выжил.

– Обыскать все, – приказал Дмитрий.

Его люди разбежались по лачугам – искать разбойников среди грязи, темноты и вони. Ненависть Васи прошла, осталось лишь слабое чувство тошноты.

– Ничего, – сказал Дмитрий, когда лагерь был полностью осмотрен. – Они либо мертвы, либо сбежали.

– Бой был отменным, государь, – заявил Касьян. Он снял шапку и провел рукой по спутанным волосам. – Не думаю, что они снова нас побеспокоят. – Неожиданно он повернулся к Васе. – Тревожитесь, Василий Петрович?

– Мы не нашли их предводителя, – ответила Вася. Она снова окинула взглядом заброшенный лагерь. – Человека, который командовал разбойниками в лесу, когда я забрал детей.

Касьян опешил.

– Как он выглядел?

Вася описала его.

– Я искал его в бою и среди мертвых, – заключила она. – Я не забыл его лицо. Но где он теперь?

– Сбежал, – тут же ответил Касьян. – Потерялся в лесу, умирает от голода, если уже не погиб. Не переживай, мальчик. Мы сожжем их лагерь. Даже если предводитель жив, он вряд ли найдет новых воинов для странствий в глуши. Все кончено.

Вася неуверенно кивнула и затем спросила:

– А пленные? Куда они их забрали?

Тем временем Дмитрий отдавал приказы: развести костры и приготовить мясо для всех.

– А что с ними? – переспросил великий князь. – Мы убили разбойников, больше деревни жечь не будут.

– Но украденные дети!

– И что с ними? Будь благоразумным, – пожал плечами Дмитрий. – Если девочек здесь нет, они уже мертвы или далеко отсюда. Я не могу скакать по лесам на усталых лошадях и искать крестьян.

Вася хотела гневно возразить, но почувствовала тяжелую руку Касьяна на плече. Она прикусила язык и повернулась к нему.

Дмитрий пошел прочь, выкрикивая новые приказы.

– Не трогайте меня, – рявкнула Вася.

– Я не хотел тебе навредить, Василий Петрович, – сказал Касьян. Его огненные волосы потемнели в вечерних тенях. – Лучше не спорить с князем. Можно добиться желаемого другими способами. Но сейчас он прав.

– Нет, – возразила она. – Хороший правитель заботится о своем народе.

Тем временем, люди собирали все, что хорошо горело. Запах дыма разносился по лесу.

Касьян усмехнулся. Увидев его изумление, Вася с досадой почувствовала себя деревенской девушкой Василисой Петровной, а не юным героем Василием.

– Но о каком народе? В этом весь вопрос, мальчик. Наверное, твой отец управляет имением.

Вася ничего не ответила.

– Дмитрий Иванович отвечает за души, которых в тысячу раз больше, – продолжил Касьян. – Он не может тратить силы своих людей понапрасну. Тех девочек больше нет. Хватит на сегодня подвигов. Ты и сам как живой труп: призрак безумного дитя. – Он перевел взгляд на Соловья, который стоял за ней. – Твой конь не лучше.

– Я в порядке, – холодно ответила Вася, выпрямившись. Все же она не удержалась и с тревогой обернулась на Соловья. – Лучше украденных детей.

Касьян пожал плечами и уставился в темноту.

– Рабство для них можно считать милостью, – продолжил он. – По крайней мере, для рабовладельца девочки стоят пары монет. Намного больше, чем для своих семей. Ты думаешь, кому-то нужен лишний рот в феврале? Нет. Они лежат на печи и умирают от голода. Кто-то умрет, не добравшись до рынка рабов, но их хотя бы добьют, когда они не смогут идти. А сильные…сильные выживут. Красивую или умную девочку купит хан, и она будет богато жить во дворце, залитом солнцем. Лучше, чем на грязном полу на Руси, Василий Петрович. Не все рождаются сыновьями господ.

Между ними воцарилась тишина, которую нарушил голос великого князя.

– Отдыхайте, пока можете, – велел Дмитрий своим людям. – С восходом луны мы отправимся в путь.

* * *

Люди Дмитрия сожгли разбойничий лагерь и вернулись в лавру в посеребренной темноте. Несмотря на поздний час, многие крестьяне собрались в тени монастырских ворот. Они кричали вернувшимся всадникам:

– Благослови Бог государя! Александр Пересвет! Василий Петрович!

Вася услышала свое имя, выкрикиваемое наравне с другими. Даже в тумане усталости она нашла силы проехать хотя бы с прямой спиной.

– Оставьте коней, – сказал всем Родион. – О них хорошо позаботятся. – Молодой монах не взглянул на Васю. – Баня истоплена, – тревожно добавил он.

Дмитрий и Касьян одновременно спрыгнули с коней, окрыленные победой, беспечные. Их люди последовали примеру.

Вася занялась Соловьем, чтобы никто не задумался, почему она не пошла в баню с остальными.

Отца Сергия не было видно. Пока Вася чистила бока жеребца, Саша пошел его искать.

* * *

В лавре было две бани. Монахи истопили одну для живых. В другой Сергий омыл и обернул в саваны погибших в бою. Там Саша его и нашел.

– Благослови, отче, – сказал Саша, оказавшись в темной душной комнате – упорядоченном мире воды и тепла, где люди на Руси рождались и оказывались после смерти.

– Благослови тебя Господь, – ответил Сергий, обняв его. На мгновенье Саша почувствовал себя мальчиком. Он крепко прижался к хрупкому, но сильному плечу монаха.

– Мы победили, – сказал Саша, собравшись с духом. – С Божьей милостью.

– Победили, – повторил Сергий, оглядывая тела погибших. Он медленно осенил их крестным знаменем. – Благодаря нашим братьям.

Старые влажные глаза смотрели в глаза ученика.

– Да, – сказал Саша, отвечая на повисший в тишине вопрос. – Она моя сестра, Василиса. Но она храбро вела себя сегодня.

Сергий фыркнул.

– Конечно. Лишь мальчики и глупцы думают, что мужчины храбрее. Мы не рожаем детей. Но вы с ней выбрали опасный путь.

– Я не вижу пути безопаснее, – вздохнул Саша. – Особенно теперь, когда боев больше не предвидится. Если правда вскроется, будет жуткий скандал. Некоторые воины Дмитрия с радостью овладеют ей темной ночью, если узнают ее секрет.

– Возможно, – тяжело сказал Сергий. – Но Дмитрий очень доверяет тебе. И не будет рад обману.

Саша молчал.

Сергий вздохнул.

– Делай то, что должен делать. Я буду молиться о тебе, – вздохнул Сергий. Он расцеловал Сашу в обе щеки. – Родион уже знает? Я поговорю с ним. Теперь ступай. Живым ты нужен больше, чем мертвым. Живых сложнее утешить.

* * *

Тьма превратила святые земли лавры в языческие, полные теней и странных голосов. Колокол прозвонил повечерие, но даже он не мог отогнать темные отголоски боя и тревожные мысли Саши.

Рядом с баней топтались люди. Селяне остались разоренными, брошенными, и им оставалось уповать только на милость Господа. Женщина рыдала с открытым ртом.

– У меня была лишь она одна, – шептала женщина. – Лишь одна, мое сокровище. И вы не смогли найти ее? Никаких следов, господин?

Вася, несмотря на свою усталость, была с людьми. Она стояла как призрак, слабая перед горем женщины.

– Ваша дочь теперь в безопасности, – ответила Вася. – Она у Бога.

Женщина закрыла лицо руками. Вася с болью посмотрела на брата.

У Саши ныла раненая рука.

– Пойдемте, – сказал он женщине. – Пойдемте в церковь. Мы помолимся за вашу дочь. Мы попросим у Богородицы заботиться о ней, как о собственном ребенке.

Женщина подняла голову. Глаза блестели от слез на опухшем старом лице.

– Александр Пересвет, – прошептала она. Ее голос перешел в рыдания.

Саша медленно перекрестил ее.

Он долго молился с ней, молился со многими, кто пришел в церковь, чтобы обрести утешение, молился, пока люди не успокоились. Он считал своим долгом сражаться за христиан и разбираться с последствиями.

Вася оставалась в церкви, пока не ушел последний человек. Она тоже молилась, хоть и мысленно. Когда они с Сашей остались одни, уже забрезжил рассвет. Луна зашла, и лавру освещало мерцание звезд.

– Ты можешь спать? – спросил Саша.

Она покачала головой. Он уже видел этот взгляд у воинов, чья усталость перешла в состояние болезненной бодрости. То же самое было и с ним, когда он впервые убил человека.

– В моей келье есть кровать, – сказал Саша. – Если не можешь спать, мы отблагодарим Бога, и ты расскажешь, как оказалась здесь.

Вася лишь кивнула в ответ. Их ноги тонули в снегу, пока они шли бок о бок. Вася словно собиралась с силами.

– Я еще никогда не была так рада, как тогда, когда увидела тебя, брат, – тихо сказала она, пока они шли. – Прости, что не смогла сказать это раньше.

– Я тоже был рад видеть тебя, лягушонок, – ответил Саша.

Вася остановилась, словно пораженная. Внезапно она бросилась в его объятия, и Саша понял, что сестра рыдает.

– Саша, – шептала она. – Саша, я так скучала.

– Тише, – пробормотал он, неловко гладя Васю по спине. – Тише.

Через мгновенье Вася взяла себя в руки.

– Не похоже на поведение твоего храброго брата Василия, так ведь? – прошептала она, вытирая рукой нос. Они снова пошли. – Почему ты ни разу не приехал домой?

– Неважно, – ответил Саша. – Как ты оказалась здесь? Где ты взяла этого коня? Ты сбежала из дома? От мужа? Я хочу услышать правду, сестра.

Они подошли к его келье, маленькой и некрасивой в лунном свете, одной из многих. Саша открыл дверь и зажег свечу.

– Отец мертв, – сказала Вася, выпрямившись.

Саша шел молча со свечой в руке. Он пообещал вернуться домой после того, как стал монахом, но так этого и не сделал. Не сделал.

«Ты мне не сын», – в гневе сказал Петр, когда Саша уехал.

«Отец».

– Когда это произошло? – тихо спросил Саша. Он не узнал свой голос. – Как?

– Он погиб в схватке с медведем.

Он не мог понять выражение ее лица в темноте.

– Заходи, – сказал ей Саша. – Рассказывай все по порядку. Все.

* * *

Разумеется, Вася не сказала правду. Она не могла. Вася любила своего брата и скучала по нему, но она не знала этого широкоплечего монаха с постригом и черной бородой. Поэтому она рассказала лишь часть истории.

Вася рассказала о златовласом священнике, который напугал людей в Лесном Краю. Она рассказала о тяжелых зимах и пожаре. Она со смехом рассказала о женихе, который приехал за ней и отменил свадьбу, и что отец после пожелал отправить ее в монастырь. Рассказала о смерти няни (но не о том, что произошло после) и о медведе. Она сказала, что Соловей был конем отца, но Саша ей не поверил. Она не рассказала, что мачеха отправила ее за подснежниками посреди зимы. Не рассказала она ни о доме в ельнике, ни о ледяном демоне – холодном, своенравном и порой нежном.

Вася закончила и замолчала. Саша нахмурился. Она почувствовала невысказанный вопрос.

– Нет, отец бы не отправился в лес, если бы меня там не было, – прошептала она. – Это сделала я. Это была я, брат.

– Поэтому ты убежала? – спросил Саша. Его голос (любимый, наполовину забытый) был тихим, а лицо спокойным. Вася не знала, о чем он думал. – Потому что ты убила отца?

Она вздрогнула и опустила голову.

– Да. Из-за этого. И люди… люди боялись меня и называли ведьмой. Священник призвал их бояться ведьм, и они послушались. Отец больше не мог защитить меня, поэтому я сбежала.

Саша молчал. Вася не видела его лицо и наконец не выдержала.

– Ради Бога, скажи что-нибудь!

– Ты ведьма, Вася? – вздохнул он.

Ее язык отяжелел, смерть воинов по-прежнему отдавалась дрожью в ее теле. У нее не осталось сил на ложь и выдумки.

– Я не знаю, братец, – прошептала Вася. – Я не знаю, что такое ведьма. Но я никому не желала зла.

– Я не думаю, что ты поступила верно, Вася, – медленно сказал Саша. – Грех женщине так одеваться. Нельзя было перечить отцу.

В келье снова воцарилась тишина. Васе казалось, что он тоже думал о том, как пошел наперекор желаниям отца.

– Но ты была смелой, раз оказалась здесь, – медленно добавил он. – Я не виню тебя, дитя. Нет.

Слезы снова подступили к горлу, но Вася сдержалась.

– Теперь постарайся заснуть, Вася, – тяжело сказал Саша. – Ты поедешь с нами в Москву. Оля скажет, что с тобой делать.

«Оля». Вася чуть не подпрыгнула от радости. Она снова увидит Олю. Она до сих пор помнила добрые руки и смех сестры.

Вася сидела напротив брата, на скамье рядом с глиняной печью. Саша растопил ее, и комната медленно прогревалась. Внезапно Васе захотелось укутаться в меха и заснуть.

Но у нее остался последний вопрос.

– Отец любил тебя. Он хотел, чтобы ты вернулся домой. Ты пообещал мне вернуться. Почему ты этого не сделал?

Саша не ответил. Он был занят печью и, возможно, не услышал ее. Но Васе показалось, что тишина наполнилась невысказанными сожалениями брата.

* * *

Она заснула. Сон был похож на зиму, на болезнь. В ее сне снова умирали люди – мужественно или с криками, их внутренности сверкали на снегу. Рядом стояла фигура в темном плаще, спокойная и знающая, что делать.

Но во сне Вася услышала ужасно знакомый голос.

– Бедный повелитель зимы пытается поддерживать порядок. Но поле боя – мое царство, а он лишь забирает остатки.

Вася обернулась: за спиной у нее лениво улыбался одноглазый Медведь.

– Здравствуй, – сказал он. – Нравится моя работа?

– Нет, – охнула она. – Нет…

Вася побежала, отчаянно скользя по снегу, спотыкаясь о пустоту, падая в бесконечную белизну. Она не понимала, кричит или нет.

– Вася, – раздался голос.

Рука поймала ее, не дав упасть. Вася знала эту ладонь с длинными проворными пальцами. «Он пришел за мной, – подумала она. – Теперь мой черед». Она начала изо всех сил отбиваться.

– Вася, – снова раздался голос в ухе. – Вася.

В том голосе была жестокость, и зимний ветер, и старый лунный свет. Даже грубая нотка нежности.

«Нет, – подумала Вася. – Нет, ненасытный дух, не будь добр ко мне».

Но ее пыл угас. Вася не знала, сон ли это. Она прижалась к плечу Морозко и отчаянно разрыдалась.

Во сне чужая рука нерешительно обняла ее. Морозко гладил ее по голове. Слезы Васи разбередили ядовитую рану воспоминаний. Наконец, она затихла и подняла голову.

Они стояли вместе в лунном свете. Деревья вокруг спали. Медведя не было – он был связан. Мороз покрыл воздух серебром. Она спала? Морозко был частью ночи. Его ноги были босы, бледные глаза выглядели встревоженно. Живой мир колоколов, икон и сменяющихся времен года казался сном, лишь ледяной демон был настоящим.

– Я сплю? – спросила Вася.

– Да, – ответил Морозко.

– Ты и вправду здесь?

Он ничего не сказал.

– Сегодня… сегодня я видела… – прошептала Вася. – И ты…

Морозко вздохнул, и деревья покачнулись.

– Я знаю, что ты видела, – сказал он.

Ее ладони сжимались и разжимались.

– Ты был там? Только ради умерших?

Он снова промолчал. Вася отпрянула.

– Они хотят забрать меня в Москву, – сказала она.

– Ты этого хочешь?

– Я хочу увидеться с сестрой, – кивнула Вася. – И побыть с братом. Но я не могу вечно оставаться мальчиком, и я не хочу быть девочкой в Москве. Они найдут мне мужа.

Мгновенье Морозко молчал, но его глаза потемнели.

– В Москве много церквей. Очень много. Я не могу… У демонов нет силы в Москве.

Вася отстранилась, скрестив руки на груди.

– Это важно? Я не останусь там навсегда. Я не прошу тебя о помощи.

– Да, – согласился он. – Не просишь.

– Та ночь под елью… – начала она.

Снег вокруг них падал туманом.

Морозко собрался с силами и улыбнулся. То была улыбка повелителя зимы, старого, справедливого и непостижимого. Глубокие чувства пропали с его лица.

– Ну, безумная? – спросил он. – О чем ты хотела спросить? Или боишься?

– Я не боюсь, – огрызнулась Вася.

Это было и правдой, и ложью. Сапфир под одеждой нагрелся. Он сиял, хотя Вася этого не видела.

– Я не боюсь, – повторила она.

Его дыхание холодило ей лицо. Васе бы хотелось, чтобы этот сон не кончался. Она сжала рукой его плащ и потянула к себе.

Она снова удивила его. У Морозко перехватило дыхание. Он сжал ее руки, но не стал отстраняться.

– Почему ты здесь? – спросила Вася.

Она думала, что он не ответит, но Морозко нехотя сказал:

– Я услышал, что ты плачешь.

– Я… ты… Ты не можешь вот так приходить ко мне и уходить, – сказала она. – Спасать меня. Бросать с тремя детьми в темноте. Снова спасать. Чего ты хочешь? Не нужно… целовать меня и уходить… я не… – Она не могла подобрать слов, но пальцы говорили за нее, впивались в сверкающий мех его плаща. – Ты бессмертен, и, возможно, я для тебя ничто, – яростно сказала она. – Но моя жизнь – не твоя игра.

Морозко сдавил ее руку почти до боли. Он начал разжимать ее пальцы один за другим, но руку не отпускал. Он прожег ее взглядом – так сверкали его глаза.

Ветер вновь тряхнул древние деревья.

– Ты права. Больше никогда, – просто сказал Морозко. Его слова снова прозвучали как обещание. – Прощай.

«Нет, – подумала она. – Не так…»

Но он уже ушел.

12 Василий Храбрый

Колокола прозвонили утреню, и Вася проснулась, ошеломленная снами. Тяжелые покрывала, казалось, душили ее. Как пойманный зверь, Вася вскочила на ноги, и холод утра привел ее в чувство.

Она вышла из кельи Саши, спрятав волосы под шапкой и капюшоном, страстно желая принять баню. Двор вокруг нее кипел. Мужчины и женщины бегали, кричали, ругались. Вася догадалась, что они собирались уходить. Опасность миновала, и крестьяне хотели домой. Кур загнали в ящики, коров собрали в стадо, детей успокоили, костры потушили.

Конечно, они возвращались домой. Теперь все было хорошо. Логово разбойников было обнаружено, сами разбойники убиты, ведь так? Вася отмахнулась от мыслей о пропавшем предводителе.

Она пыталась понять, чего хочет больше – позавтракать или облегчиться, как вдруг к ней подбежала бледная Катя в сбившемся головном платке.

– Спокойно, – сказала Вася, поймав девочку, пока та не свалила обеих в снег. – Еще слишком рано, чтобы так бегать, Катюша. Ты что, чудище увидела?

Катя раскраснелась и шмыгала носом.

– Простите меня. Я искала вас, – прошептала она. – Пожалуйста… господин… Василий Петрович.

– В чем дело? – встревожилась Вася. – Что случилось?

Катя тряхнула головой и с трудом проговорила:

– Мужчина… Игорь… Игорь Михайлович… хочет жениться на мне.

Вася окинула Катю взглядом. Девочка выглядела скорее растерянной, чем напуганной.

– Да? – осторожно спросила Вася. – Кто такой Игорь Михайлович?

– Кузнец, у него своя кузница, – пролепетала Катя. – Он и его мать… Они были так добры ко мне и девочкам… Сегодня он сказал, что любит меня и…ох… – Девочка закрыла лицо руками.

– Ну, – ответила Вася. – Ты хочешь выйти за него?

Меньше всего Катя ожидала такой искренний и мягкий вопрос от Василия Петровича, боярского сына. Девочка дышала, словно рыба, выброшенная на сушу.

– Он мне нравится, – пискнула она. – Или нравился. Но сегодня утром он спросил… и я не знала, что сказать… – Она едва сдерживала слезы.

Вася нахмурилась. Катя это увидела, сглотнула слезы и выдавила:

– Я… я готова обручиться с ним. Наверное. Позже. Весной. Но я хочу домой к матушке, получить ее позволение и подготовить приданое. Я пообещала Аннушке и Леночке, что отвезу их домой. Но я не могу сделать это одна, и я не знаю, что делать…

К своему огорчению, Вася поняла, что не может больше терпеть всхлипываний Кати, как когда-то было с ее младшей сестрой. Как бы поступил Василий Петрович?

– Я поговорю с ним прямо сейчас, – тихо сказала Вася. – А после отвезу вас домой. – На мгновенье она задумалась. – Я и мой брат-монах. – Вася искренне надеялась, что целомудренное присутствие Саши успокоит мать девочки.

Катя замерла.

– Правда? Вы… вы правда это сделаете?

– Даю слово, – пообещала Вася. – А теперь я хочу позавтракать.

* * *

Вася нашла отдаленный нужник и торопливо воспользовалась им. Затем она направилась в трапезную. Она вошла с большей уверенностью, чем ощущала на самом деле. В низком вытянутом зале было довольно тихо. Дмитрий и Касьян ели хлеб, макая его во что-то горячее. Вася принюхалась и сглотнула слюну.

– Вася! – радостно взревел Дмитрий. – Садись, ешь. Мы должны послушать службу, поблагодарить Бога за победу, а потом… Москва!

– Слышал разговоры крестьян утром? – спросил Касьян, протягивая Васе миску. – Они зовут тебя Василием Храбрым и говорят, что ты избавил их от дьявола.

Вася едва не подавилась супом.

Дмитрий рассмеялся и похлопал ее по худым плечам.

– Заслужил, мальчик! – закричал он. – Нашел разбойничий лагерь, сражался на том жеребце… Хотя тебе еще нужно научиться обращаться с копьем, Вася. Вскоре ты станешь легендой, как и твой брат.

– Господь с вами, – сказал Саша, услышав их разговоры. Он шел, спрятав руки в рукавах, как настоящий монах. Он встал рано, чтобы помолиться с братьями.

– Надеюсь, что нет, – строго сказал он. – Василий Храбрый. Тяжелое имя для такого юнца. – Но его серые глаза сияли. Вася подумала, что он невольно наслаждается их дерзким обманом. Она сама наслаждалась им, чему была удивлена. Опасность каждого ее слова, сказанного этим великим людям, была вином в ее венах, глотком воды в пустыне. «Возможно, поэтому Саша покинул дом, – подумала она. – Не ради Бога, не для того, чтобы ранить отца. Он лишь хотел неожиданностей на поворотах судьбы, а этого Лесной Край дать не мог». Вася удивленно посмотрела на брата.

Она снова хлебнула суп и сказала:

– Я должен отвезти трех крестьянских девочек в их деревню. Я пообещал.

Дмитрий фыркнул и залпом осушил кружку с пивом.

– Зачем? Сегодня туда вернутся люди. Девочки могут пойти к ним. Не утруждай себя.

Вася промолчал.

Внезапно Дмитрий усмехнулся, прочитав его мысли на лице.

– Нет? Ты похож на своего брата. Он так делает, когда уже принял решение, но ведет себя вежливо. Может, ты хочешь старшую девочку? Как ее зовут? Не нужно стыдиться, Саша. Сколько тебе было, когда ты начал бегать за крестьянскими девочками? Ну, я в долгу перед тобой, Вася. Позволить тебе поиграть в героя перед юной красавицей – такая мелочь. До той деревни недалеко. Ешь. Мы поедем завтра.

* * *

В ночь перед тем, как покинуть лавру, брат Александр постучал в дверь своего учителя.

– Входи, – сказал Сергий.

Саша увидел старого игумена у печи. Тот смотрел на пламя. Рядом с ним стояла нетронутая чаша, корка хлеба была погрызена крысами.

– Благослови, отче, – сказал Саша, наступив на хвост крысы, который торчал из-под кровати. Он вытащил тварь, сломал ей шею и выбросил в снег.

– Да благословит тебя Господь, – с улыбкой промолвил Сергий.

Саша подошел ближе и опустился на колени.

– Мой отец мертв, – поведал он без церемоний.

– Господь упокоит его душу, – вздохнул Сергий, перекрестившись. – Интересно, что такое там произошло, что твоя сестра отправилась в глушь.

Саша не ответил.

– Расскажи мне, сын мой.

Саша медленно повторил Васину историю, не отрывая взгляда от пламени.

Когда он закончил, Сергий хмурился.

– Я стар, – заявил он. – Возможно, разум отказывает мне. Но…

– Все это непохоже на правду, – закончил за него Саша. – Но она не говорит больше ни слова. Петр Владимирович никогда бы…

Сергий сел на стул.

– Зови его отцом, сын. Бог не упрекнет тебя в этом, как и я. Петр был хорошим человеком. Я редко видел, чтобы кто-то так печалился из-за отъезда сына, и даже после он не сказал ни одного дурного слова о тебе. Он не показался мне глупцом. Что ты собираешься делать со своей сестрой?

Саша сидел в ногах учителя, как мальчик, обняв свои колени. Отблески пламени стерли следы боя, странствий и долгой одинокой молитвы. Саша вздохнул.

– Возьму ее в Москву. Что еще мне остается? Моя сестра Ольга заберет ее в терем, и Василий Петрович исчезнет. Возможно, по пути в Москву Вася расскажет мне правду.

– Дмитрию это не понравится, – ответил Сергий. – Что, если твоя… если Вася откажется жить в московском доме?

Саша быстро посмотрел на него, между бровями пролегла морщинка. В монастыре было тихо, лишь монах плавно пел. Селяне уже ушли, и в монастыре остались три девочки, которые должны были отправиться завтра с отрядом Дмитрия.

– Она похожа на тебя, – продолжил Сергий. – Я сразу это заметил. Ты бы ушел жить в терем навсегда? После странствий на коне, спасения детей, убийства разбойников?

Саша рассмеялся, представив это.

– Она девочка, – возразил он. – Это совсем другое.

Сергий выгнул бровь.

– Мы все дети Божьи, – тихо сказал он.

Саша нахмурился и промолчал. Он решил сменить тему.

– Что вы думаете об истории Васи? О предводителе разбойников, которого мы теперь не можем найти?

– Он либо мертв, либо жив, – рассудил Сергий. – Если он мертв, Бог упокоит его душу. Если жив, я думаю, мы об этом узнаем.

Монах говорил безмятежно, но его глаза сверкали в отблесках пламени. Сидя в своем монастыре в глуши, Сергий многое знал. Сам святой Алексий хотел, чтобы Сергий стал его преемником, митрополитом Московским.

– Я прошу вас послать Родиона в Москву, если вы получите вести о разбойничьем предводителе, – робко сказал Саша. – И…

Сергий улыбнулся. У него было всего четыре зуба.

– Теперь тебе хочется узнать, кто этот рыжеволосый господин, с которым подружился юный Дмитрий Иванович?

– Да, батюшка, – ответил Саша. Он оперся на свои руки, вспомнил о ране и поморщился от боли. – Я никогда не слышал о Касьяне Лютовиче. Я, человек, который изъездил всю Русь. И внезапно из леса появляется он, огромный, в прекрасной одежде и с прекрасными конями.

– Как и я, – задумчиво сказал Сергий. – А должен был.

Они понимающе переглянулись.

– Я поспрашиваю людей, – продолжил он. – И пошлю Родиона с вестью. Но будь осторожен. Откуда бы этот Касьян ни пришел, он умеет думать.

– Человек может думать и не делать зла, – возразил Саша.

– Да, – согласился Сергий. – Я устал. Бог с тобой, мой сын. Позаботься о своей сестре и пылком двоюродном брате.

Саша косо посмотрел на Сергия.

– Я постараюсь. Иногда они так похожи. Возможно, я должен отречься от мира и остаться здесь, стать Божьим человеком в глуши.

– Конечно, должен. Это бы порадовало Бога, – колко сказал Сергий. – Я бы попросил тебя об этом, если бы знал, что смогу убедить. Теперь ступай. Я устал.

Саша поцеловал руку учителя и вышел.

12 Девушка, которая сдержала обещание

До деревни девочек было два дня пути. Вася усадила всю троицу на Соловья. Иногда она скакала вместе с ними, но чаще шла рядом или верхом на одном из коней Дмитрия. Когда они разбили лагерь, Вася попросила девочек:

– Не теряйтесь из виду. Будьте рядом со мной или моим братом. – Она помолчала. – Или Соловьем.

После боя жеребец стал суровее, как мальчишка, познавший потерю.

Они ели у костра в первую ночь. Вася заметила, что Катя, сидевшая напротив на бревне, плачет навзрыд.

Вася поразилась.

– Что случилось? – спросила она. – Ты скучаешь по матушке? Осталось всего пара дней, Катюша.

Недалеко от них мужчины толкали друг друга локтями, а ее брат выглядел строго, серьезно.

– Нет… я слышала шутки людей, – пролепетала Катя. – Они говорят, что ты хочешь разделить со мной постель. – Она осеклась, но взяла себя в руки. – Что такова цена за наше спасение и возвращение домой. Я… я понимаю, но простите, государь, мне страшно.

Вася поперхнулась и, осознав это, проглотила похлебку.

– Матерь Божья, – прошептала она. Мужчины вокруг смеялись.

Катя потупила взгляд, сомкнув колени.

Вася обошла костер и села рядом с другой девочкой, чтобы мужчины не видели ее лица.

– Не бойся, – тихо сказала она. – Ты была храброй. Неужели теперь ты сдашься? Разве я не обещал, что помогу тебе? – Она замолчала и тут же выпалила: – Мы ведь не вещи.

Катя уставилась на нее.

– Мы? – выдохнула она. Ее взгляд скользнул по телу Васи, бесформенному из-за мехов, и задержался на лице.

Вася улыбнулась, приложила палец к губам и прошептала:

– Давай спать. Дети устали.

Наконец, они заснули вчетвером, укутавшись в Васин плащ и спальный мешок. Младшие девочки сонно ворочались между старшими.

* * *

На третий – и последний – день девочки скакали на Соловье вчетвером, как когда бежали от меча предводителя разбойников. Вася усадила Аннушку и Леночку перед собой. Катя сидела сзади и держалась за Васю.

Когда впереди показалась деревня, Катя прошептала:

– Какое твое настоящее имя?

Вася напряглась. Соловей вскинул голову, и девочки взвизгнули.

– Пожалуйста, – настойчиво продолжила Катя, когда жеребец успокоился. – Я не хотела обидеть тебя, но я хочу молиться правильно.

– Вася, – вздохнула девушка. – Василиса Петровна. Но это большой секрет.

Катя ничего не сказала. Остальные всадники умчались вперед. Когда они на мгновенье скрылись в роще, Вася вытащила пригоршню серебра из седельной сумы и бросила монеты в рукав девочки.

– Ты что… подкупаешь меня за молчание? – прошипела Катя. – Я обязана тебе жизнью.

– Я… нет, – изумилась Вася. – Нет. Не смотри так меня. Это приданое, твое и этих двух девочек. Сбереги его. Купишь хорошую ткань или корову.

Катя долго молчала. Лишь когда Вася повернулась и подтолкнула Соловья вперед, Катя шепнула ей в ухо:

– Я сберегу его… Василиса Петровна. И не выдам твою тайну. И я буду любить тебя всегда.

Вася крепко сжала руку девочки.

Они промчались сквозь последние деревья, и перед ними появилась деревня девочек. Крыши сверкали на зимнем солнце. Люди уже разгребли развалины. Дымок вился из целых труб, и мрачный вид полной разрухи пропал.

При звуке лошадиных копыт крестьянка подняла голову в ярком платке. Затем вторая, третья. Крики пронзили утро, и руки Кати напряглись. Кто-то крикнул:

– Нет… Тише. Посмотрите на лошадей. Это не разбойники.

Люди выбежали из своих домов, суетились, смотрели на гостей.

– Вася! – крикнул Дмитрий. – Иди сюда, поедешь рядом со мной, мальчик.

Вася держалась в конце отряда, но теперь улыбнулась.

– Держись, – шепнула она Кате. Крепко схватив детей, она погнала Соловья. Жеребец радостно помчался вперед.

Остаток пути до Катиной деревни Василиса Петровна проехала рядом с великим князем Московским. По мере приближения всадников гул толпы нарастал. Затем женщина, стоявшая в стороне от всех, вскрикнула.

– Аннушка!

Кони перепрыгнули остатки частокола и оказались в толпе.

Соловей замер, пока Вася передавала двух девочек в руки рыдающей женщине.

На всадников обрушились благословения – крики, молитвы и вопли.

– Дмитрий Иванович! Александр Пересвет!

– Василий Храбрый, – сказала Катя жителям деревни. – Это он нас спас.

Люди подхватили крик. Вася удивленно оглядывалась, Катя улыбалась. Затем девочка замерла. Одна женщина не присоединилась к толпе. Она стояла поодаль, едва заметная в тени избы.

– Матушка, – выдохнула Катя. Ее голос отозвался вспышкой боли в теле Васи. Катя соскользнула с Соловья и побежала.

Женщина распахнула руки и поймала дочь. Вася не смотрела на них. Смотреть было больно. Вместо этого она уставилась на дверь избы. Там стоял маленький крепкий домовой с глазами цвета тлеющих угольков, пальцами-прутиками и улыбкой на лице, покрытом сажей.

Все длилось одно мгновенье. Затем толпа начала расходиться, и домовой исчез. Но Васе показалось, что он махнул ей крошечной рукой в знак благодарности.

13 Город между реками

– Что ж, – довольно сказал Дмитрий, когда лес проглотил деревню Кати и они вновь ехали по нетронутому снегу. – Ты сыграл в героя, Вася, все хорошо. Но довольно нежностей. Мы должны поспешить. – Он помолчал. – Думаю, твой конь согласен со мной.

Соловей встал на дыбы, радуясь солнцу после недели снегопада и отсутствию троих ездоков на спине.

– Да, согласен, – выпалила Вася. – Безумец, – негодующе бросила она коню. – Ты успокоишься когда-нибудь?

Соловей соизволил идти, но теперь он гарцевал и лягался до тех пор, пока Вася не посмотрела ему прямо в глаза, в которых не было раскаяния.

– Да сколько можно, – воскликнула она, и Дмитрий рассмеялся.

Они скакали до поздней ночи и с каждым днем недели ехали все быстрее. Мужчины ели хлеб в темноте, выдвигались с первыми лучами и останавливались, лишь когда тени проглатывали деревья. Они двигались тропами дровосеков и прокладывали путь, когда это было необходимо. Снежный покров был покрыт льдом, глубокий, и по нему было тяжело идти. Через неделю из всех коней лишь Соловей оставался бодрым и проворным.

В последнюю ночь перед Москвой темнота настигла всадников в лесу на берегу Москвы-реки. Дмитрий приказал остановиться. Он оглядел широкую реку. Луна убывала, и тучи закрывали звезды.

– Лучше переночевать здесь, – решил князь. – Будет легче ехать завтра. К середине утра будем дома. – Он спрыгнул с коня, все еще бодрый, хотя и исхудавший за эти дни. – Сегодня всем побольше медовухи, – добавил он, повысив голос. – И, возможно, наш монах-воин поймает нам зайцев.

Вася спешилась и убрала лед с морды Соловья.

– Завтра Москва, – шепнула она ему. Ее руки обледенели, сердце бешено стучало. – Завтра!

Соловей выгнул шею и спокойно ткнулся носом в ее руки. «У тебя есть хлеб, Вася?» – спросил он.

Девушка вздохнула, сняла седло и вычистила жеребца. Она скормила ему корку и оставила искать траву под снегом. Нужно было наколоть дров и убрать снег, развести костер и выкопать ямку для ночлега. Теперь все мужчины звали ее Васей. Они посмеивалась над ней, пока работали. К своему удивлению, Вася могла постоять за себя и не обижалась на грубый юмор.

Они смеялись, когда Саша вернулся. Три убитых зайца висело в его руке, за спиной виднелся лук. Мужчины одобрительно загудели, благословили его и начали готовить мясо. Огни их костров весело трещали, мужчины передавали друг другу бурдюки с медовухой и ждали ужин.

Саша подошел к Васе, которая копала снег.

– С тобой все в порядке? – сухо спросил он. Он так и не решил, каким тоном разговаривать с братом, который на самом деле был сестрой.

Вася озорно улыбнулась ему. Его растерянные, но смелые попытки сберечь свою сестру облегчали мучительное одиночество.

– Мне бы хотелось поспать на печи и съесть похлебку, приготовленную кем-то другим, – сказала она. – Но я в порядке, брат.

– Хорошо, – ответил Саша. Его серьезность казалась чем-то странным после мужских шуток. Он вручил ей чуть запятнанный сверток. Вася развернула его и увидела сырую печень зайцев, потемневшую от крови.

– Храни тебя Господь, – выдохнула Вася и впилась в мясо. Она почувствовала на языке сладко-соленый металлический вкус жизни. Соловей заржал за спиной: ему не нравился запах крови. Но Вася не обратила на него внимания.

Она еще не доела, но Саша ушел. Вася проводила его взглядом и облизнула пальцы. Она не знала, как убрать с его лица растущую тревогу.

Она закончила копать и села на бревно рядом с костром. Подперев кулаком подбородок, Вася смотрела, как Саша благословлял мужчин и их еду, невозмутимо пил свой мед по ту сторону костра. После благословлений Саша молчал. Даже Дмитрий отметил, каким молчаливым стал брат Александр после отъезда из лавры.

«Конечно, он переживает, – подумала Вася. – Я одета как мальчик, сражалась с разбойниками, и он соврал великому князю. Но у нас не было выбора, брат…»

– Твой брат – настоящий герой, – сказал Касьян, выдернув ее из мыслей. Он присел рядом и протянул свой бурдюк с медовухой.

– Да, – резко ответила Вася. – Он герой.

В голосе Касьяна были что-то язвительное. Вася отказалась от меда.

Касьян схватил ее руку в варежке и вложил бурдюк.

– Пей, – настоял он. – Я не хотел оскорбить тебя.

Вася поколебалась, но выпила. Он еще не привыкла к этому мужчине: его загадочным глазам и резкому смеху. Возможно, его лицо слегка побледнело после недели пути, но это лишь сделало краски ярче. Иногда она ловила его взгляд и сдерживала румянец, хотя была не из жеманных девушек. «Как бы он отреагировал, если бы узнал, что я девушка?» – думала она порой.

«Не думай об этом. Он никогда не узнает».

Молчание между ними затянулось, но Касьян не уходил.

– Вы уже бывали в Москве, Касьян Лютович? – спросила Вася.

Его губы дрогнули.

– Я прибыл в Москву в начале года, чтобы попросить великого князя о помощи. Но до этого? Однажды. Очень давно. – Его голос стал сухим. – Возможно, каждый глупый юнец пытается исполнить желание своего сердца в городе. Я не возвращался до этой зимы.

– И каким было желание вашего сердца, Касьян Лютович? – спросила Вася.

Касьян насмешливо посмотрел на нее.

– Моя бабушка так говорила. Ты слишком юн и неопытен, Василий Петрович. Как ты думаешь? Я любил женщину.

Саша, сидевший на другой стороне костра, повернул голову.

Дмитрий шутил и наблюдал за готовящимся мясом, словно кот за мышиной норкой (их порции не утоляли его аппетит), но он услышал слова Касьяна.

– Да, Касьян Лютович? – заинтересованно спросил он. – Москвичку?

– Нет, – мягко ответил Касьян. – Она была издалека. Она была очень красивой.

Вася прикусила губу. Касьян всегда был очень скрытным. Он молчал чаще, чем говорил. Обычно он говорил лишь с Дмитрием, когда они ехали рядом, передавая друг другу бурдюк с медом. Теперь к нему прислушивались все.

– Что с ней случилось? – спросил Дмитрий. – Ну же, рассказывайте.

– Я любил ее, – осторожно продолжил Касьян. – Она любила меня. Но она исчезла в тот день, когда я собирался увезти ее в Башню Костей и сделать моей. Больше я ее не видел. – Он замолчал и резко сказал: – Теперь она мертва. Вот и все. Налей-ка мне еще похлебки, Василий Петрович, пока эти обжоры все не съели.

Вася поднялась, чтобы сделать это. Но ее поразило выражение лица Касьяна. Оно выражало тоску и нежность, когда он говорил о мертвой любимой. Но – лишь на мгновенье, в самом конце – появилась такая ярость, что она вздрогнула. Она ушла есть свой суп к Соловью, решив больше о Касьяне Лютовиче не думать.

* * *

Зима все еще была суровой, полной сильных морозов и мертвых нищих, но старый жесткий снег был уже не тот, когда Дмитрий Иванович въехал в Москву с двоюродными братьями за спиной: монахом Александром Пересветом и мальчиком Василием Петровичем. С ними также был Касьян и его люди, которые по настоянию Дмитрия не отправились домой.

– Ну же, Касьян, оставайся в Москве и будь моим гостем на Масленицу, – предложил Дмитрий. – В Москве девушки красивее, чем в твоей старой костяной башне.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Касьян. – Хотя я думаю, вы хотите поговорить о моей дани, государь.

Дмитрий оскалился.

– И это тоже, – сказал он. – Разве я не прав?

Касьян лишь рассмеялся в ответ.

Они проснулись, когда поднялся вихрь снежных хлопьев, и поехали в Москву вдоль широкой реки. Город возвышался белой короной на черном холме, скрытый занавесью из снега. Его бледные стены пахли известью, башни пронзали небо. Саша все еще не мог сдержать волнения при виде этого города.

Вася ехала рядом с ним, ее брови были усыпаны снегом. Ее улыбка была заразительной.

– Сегодня, Сашка, – прошептала она, увидев первые башни, выступающие над серо-белым миром. – Сегодня мы увидим Ольгу.

Соловей чувствовал настроение своей наездницы. Он почти пританцовывал на ходу.

Вася вжилась в роль Василия Петровича. Когда она показывала трюки на Соловье, мужчины хвалили ее. Когда она брала копье, Дмитрий смеялся над ее неуклюжестью и обещал всему научить. Когда она задавала вопросы, на них отвечали. Ее выразительное лицо понемногу озарялось робким счастьем. Из-за этого Саша острее чувствовал свою ложь и не знал, что делать.

Дмитрий привязался к Васе. Он пообещал ей меч, лук, хороший кафтан.

– Место при дворе, – сказал как-то князь. – Войдешь в мой совет и будешь управлять людьми, когда подрастешь.

Вася кивнула, покраснев от удовольствия. Саша смотрел на нее и скрипел зубами. «Дай Бог, Оля придумает, что делать, – думал он. – Потому что я не знаю».

Когда тень ворот упала на лицо Васи, она изумленно вдохнула. Московские ворота были сделаны из дуба и обиты железом. Они были выше нее в пять раз, стражники стояли наверху и внизу. Но главным чудом были сами стены. В Лесном Краю Дмитрий истратил золото отца и высосал кровь из своих людей, чтобы построить каменные ворота. Подпалины у основания говорили о его дальновидности.

– Видишь? – сказал Дмитрий, показывая на одну из подпалин. – Три года назад Ольгерд, великий князь Литовский, осадил город. Нелегко тогда пришлось.

– Они придут снова? – спросила Вася, уставившись на почерневшие камни.

Великий князь рассмеялся.

– Нет, если он мудр. Я женился на дочери князя Нижегородского, бесплодной твари. Ольгерд будет глупцом, если решит пойти против ее отца и меня.

Ворота со стоном распахнулись. Обнесенный стенами город затмевал небо. Он был больше, чем Вася представляла. На мгновенье ей захотелось сбежать.

– Смелее, мальчик, – сказал Касьян.

Вася благодарно посмотрела на него и подтолкнула Соловья вперед.

Конь ступал, куда она велела, но его уши понуро поникли. Они прошли через ворота. В бледной арке эхом разносились возгласы людей:

– Князь!

Крик подхватили и разнесли по узким улицам Москвы.

– Великий князь Московский! Храни вас Бог, Дмитрий Иванович!

И даже:

– Благословите нас! Монах-воин! Воин света! Брат Александр! Александр Пересвет!

Крики прокатились по городу, уносились все дальше и дальше, вырывались и менялись, закручиваясь, словно листья в бурю. Люди выбежали на улицы, и толпа окружила ворота кремля. Дмитрий въехал с достоинством, хотя и устал в пути. Саша касался рук людей и осенял их крестным знамением. Слезы сверкнули в глазах пожилой женщины. Какая-то девушка тянула к Саше дрожащие пальцы.

В криках Вася уловила обрывки обычных разговоров.

– Только посмотрите на гнедого жеребца. Вы хоть раз видели такого?

– Без узды.

– И с мальчишкой на спине. Перышко на таком коне.

– Кто он?

– Кто же?

– Василий Храбрый, – рассмеялся Касьян.

Люди подхватили крик:

– Василий Храбрый!

Вася прищурилась. Касьян пожал плечами, скрывая улыбку в бороде. Вася была рада резкому ветру – был повод натянуть капюшон и шапку пониже.

– Ты герой, Саша, – сказала она, когда ее брат поравнялся с ней.

– Я монах, – ответил он. Его глаза светились. Туман легко ступал под ним, выгнув шею.

– У всех монахов такие имена? Александр Пересвет?

Саша смутился.

– Я бы отказался от него, если бы мог. Это не по-христиански.

– Как ты получил это имя?

– Суеверия, – отрезал Саша.

Вася открыла было рот, чтобы выведать всю историю, как под копыта Соловья бросились дети. Жеребец резко встал и почти поднялся на дыбы, чтобы никого не раздавить.

– Осторожнее! – крикнула Вася детям. – Все хорошо, – ласково сказала она коню. – Мы почти пришли. Слушай меня, слушай, слушай…

Конь с трудом успокоился. По крайней мере, он снова встал на землю. «Мне не нравится здесь», – признался он.

– Тебе понравится, – сказала Вася. – Скоро. У мужа Ольги хороший овес в конюшне, и я принесу тебе пряники.

Ее слова не убедили жеребца. «Я не чую небо».

Вася не знала, что ответить. Они миновали лачуги, кузницы, амбары и лавки во внешних кольцах Москвы. Теперь они подбирались к сердцу города: Вознесенскому собору, Архангельскому собору и боярским теремам.

Вася ошеломленно оглядывалась по сторонам, и ее глаза сияли в отраженном свете башен. Внезапно зазвенели все колокола Москвы. От звука у Васи застучали зубы. Соловей бил копытом и дрожал.

Она пыталась успокоить его, гладя по шее, но не могла подобрать слов ни для утешения, ни для своего радостного изумления. Она внезапно познала красоту и размах вещей, сотворенных людьми.

Крики становились все громче.

– Князь идет! Князь! Александр Пересвет!

Все было движением и ярким светом. Были развешены ткани, огромные печи дымились посреди высоких грязных сугробов. Повсюду были новые запахи: специй, сладостей и кузнечного горна. Десяток мужчин строили ледяную горку к празднику. Высокие кони, раскрашенные сани и тепло одетые люди расступались перед отрядом князя. Всадники прошли через деревянные ворота домов знати. За ними раскинулись терема: башни и проходы, раскрашенные в разные цвета и потемневшие от дождей.

Всадники остановились перед самыми большими воротами. Наконец, они распахнулись, и люди оказались на широком дворе. Давка лишь усиливалась. Им навстречу выбежали слуги, конюхи и приспешники. Были и несколько бояр – широкоплечие мужчины в ярких кафтанах и с широкими улыбками, которые не всегда достигали их глаз. Дмитрий приветствовал их.

Толпа подбиралась все ближе.

Соловей закатил глаза и бешено бил копытом.

– Соловей! – крикнула Вася коню. – Тише. Немедленно успокойся. Ты убьешь кого-нибудь.

– Назад! – крикнул Касьян. Он крепко держал своего коня. – Назад, или вы все глупцы? Это молодой жеребец. Думаете, он не снесет вам головы?

* * *

Вася посмотрела на него с благодарностью. Она все еще боролась с Соловьем. К ней подошел Саша, расталкивая людей грубой силой Тумана.

Толпа с руганью расступилась. Вася оказалась в кольце любопытных глаз, но по крайней мере Соловей немного успокоился.

– Спасибо, – сказала она обоим мужчинам.

– Я просто говорил с конюхами, Вася, – сказал Касьян. – Или ты хочешь, чтобы твой конь проломил больше черепов?

– Нет, – ответила Вася. Но тепло угасло.

Похоже, Касьян заметил перемену в ее лице.

– Нет, – начал он. – Я не хотел…

Вася уже спешилась и оказалась в толпе усталых лиц. Соловей затих, но все еще водил ушами.

Вася почесала его под челюстью и прошептала:

– Я должна остаться… Я хочу увидеть сестру, но ты… Ты можешь идти. Возвращайся в лес. Тебе не нужно…

«Если ты остаешься, остаюсь и я», – перебил ее Соловей, хотя он дрожал и бил хвостом себя по бокам.

Дмитрий бросил поводья конюху и спрыгнул на землю. Его конь, как и он, даже не вздрогнул при виде такого скопления людей. Кто-то вложил в руку князя чашу. Он залпом осушил ее и подошел к Васе.

– Лучше, чем я ожидал, – сказал он. – Я был уверен, что ты потеряешь его, как только мы пройдем ворота.

– Вы думали, что Соловей убежит? – возмутилась Вася.

– Конечно, – кивнул Дмитрий. – Жеребец без узды, не привыкший к толпе, как и ты. Не злись, Василий Петрович, а то похож на девицу в брачную ночь.

На шее Васи выступили красные пятна.

Дмитрий похлопал жеребца по спине. Соловей выглядел оскорбленным.

– Мы отведем его к моим кобылицам, – сказал великий князь. – Через три года моей конюшне позавидует хан Сарая. Это лучший конь, которого я видел. Такой характер – пламенный, но послушный.

Соловей внимательно слушал его. Он любил похвалу.

– А сейчас лучше отвести его в загон, – добавил Дмитрий. – Иначе он разрушит мою конюшню.

Князь отдал приказы и затем громко произнес:

– Идем, Вася. Сам отведешь зверя, если думаешь, что конюх не справится. Затем сходишь в баню при моем тереме и смоешь дорожную пыль.

Вася побледнела и потеряла дар речи. Конюх подбирался к Соловью боком с веревкой в руке.

Жеребец лязгнул зубами, и конюх поспешно отпрыгнул.

– Ему не нужна узда, – сказала Вася, хотя в ее словах не было необходимости. – Дмитрий Иванович, я бы хотел сперва встретиться с сестрой. Мы давно не виделись. Я был ребенком, когда ее выдали замуж.

Дмитрий нахмурился. Вася не знала, что делать с баней, если князь будет настаивать. Сказать, что она скрывает уродство? Но какое уродство заставило бы мальчика?..

На помощь ей пришел Саша.

– Княгиня Серпуховская с радостью примет своего брата, – сказал он. – Она захочет отблагодарить Бога за его благополучное прибытие. Конь может остаться в конюшне ее мужа, если позволите, Дмитрий Иванович.

Дмитрий все еще хмурился.

– Пожалуй, стоит оставить их, – вмешался Касьян. Он передал поводья конюху и грациозно спрыгнул на землю. – Еще успеет отвести коня к кобылам, когда отдохнет.

Великий князь пожал плечами.

– Очень хорошо, – раздраженно бросил он. – Но приходите ко мне оба после встречи с сестрой. Нет, не смотри так на меня, брат Александр. Ты проделал с нами путь до Москвы, и я не позволю тебе замкнуться в одиночестве, как только ты миновал ворота. Если хочешь, сходи сперва в монастырь и помолись, но после иди прямиком в терем. Мы должны отблагодарить Бога, а потом нас ждут дела. Меня не было дома слишком долго.

Саша молчал.

– Мы придем, государь, – поспешила ответить Вася.

Великий князь и Касьян исчезли в тереме в окружении слуг и толкающихся бояр. В дверях Касьян обернулся на Васю, прежде чем скрылся в тени.

* * *

– Сюда, Вася, – сказал Саша, вырвав ее из размышлений.

Вася снова взобралась на Соловья. Конь шел, куда она показывала, но все еще бил себя хвостом по бокам.

Они прошли через ворота княжеского терема и мгновенно оказались в водовороте оживленного города. Два всадника бок о бок проехали мимо теремов выше деревьев, по жиже вместо земли, мимо куч грязного снега. Вася подумала, что она вот-вот сломает шею: так она глазела по сторонам.

– Какая же ты глупая, Вася, – воскликнул Саша. – Я уже сочувствую твоей мачехе. Лучше бы сослалась на усталость вместо того, чтобы соглашаться на ужин с Дмитрием Ивановичем. Думаешь, Москва похожа на Лесной Край? Великий князь окружен людьми, соперничающими за его расположение. Они возненавидят тебя за родство с ним, за то, что ты получила такую княжескую милость. Они захотят тебя испытать и напоят. Ты умеешь держать язык за зубами?

– Я не могла отказать великому князю, – возразила Вася. – Василий Петрович не отказал бы.

Она почти не слушала брата. Терема, казалось, упали с небес – настолько красивыми они были. Яркие цвета их квадратных башен виднелись сквозь снежные шапки.

Мимо прошли высокородные женщины. Они шли вместе, их лица были скрыты вуалью, мужчины шагали спереди и за ними. Слуги с посиневшими губами бегали по поручениям господ. Татарин проехал на злой приземистой кобыле.

Всадники подъехали к другим деревянным воротам, не таким красивым, как в тереме Дмитрия. Должно быть, караульный узнал Сашу, потому что ворота тут же распахнулись, и они оказались во дворе маленького, отделенного от всего мира княжества.

Несмотря на весь шум за воротами, место напомнило Васе Лесной Край.

– Оля, – прошептала она.

К ним подбежал строго одетый распорядитель. Он и бровью не повел, увидев грязного мальчишку, монаха и двух уставших коней.

– Брат Александр, – сказал он, поклонившись.

– Это Василий Петрович, – сказал Саша. Его голос сквозил отвращением: очевидно, он смертельно устал от лжи. – Мой брат до того, как я стал братом во Христе. Его коня нужно отвести в загон, а потом Василий хочет повидаться с сестрой.

– Сюда, – сказал распорядитель после секундного изумленного колебания.

Они пошли за ним. Терем князя Серпуховского был имением, как у их отца, но прекраснее и богаче. Вася увидела пекарню, пивоварню, баню, кухню и коптильню, крошечные на фоне главного дома. Нижние комнаты наполовину уходили в землю, а к верхним комнатам можно было добраться лишь по наружным лестницам.

Распорядитель провел их мимо низкой опрятной конюшни, из которой слабо пахло животными и теплым воздухом. За ней находился пустой загон для лошадей с высокой оградой. Там был небольшой навес квадратной формы, закрывающий от снега, и корыто.

Соловей остановился перед загоном и с отвращением осмотрелся.

– Тебе не нужно оставаться здесь, если ты не хочешь – прошептала ему Вася.

«Приходи почаще, – попросил жеребец. – И давай не будем задерживаться здесь».

– Конечно, – ответила Вася. – Конечно, мы не задержимся.

Это было правдой. Она хотела увидеть мир. Но Вася ни за что бы не уехала прямо сейчас. Москва была у ее ног, чудеса ждали ее. И сестра была рядом.

К ним подошел конюх. По нетерпеливому жесту распорядителя он открыл загон. Соловей позволил завести себя внутрь. Вася расстегнула подпругу и сняла седельные сумы.

– Я сама их отнесу, – сказала она распорядителю. В странствиях ее седельные сумы означали жизнь. Вася не могла доверить их незнакомцу в этом прекрасном, пугающем городе.

«Будь осторожнее, Вася», – уныло сказал Соловей.

Вася погладила коня по шее.

– Не выпрыгивай из загона, – прошептала она.

«Не буду, – согласился конь. Он немного помолчал и добавил: – Если мне принесут овес».

Вася сообщила об этом распорядителю.

– Я вернусь к тебе, – пообещала она Соловью. – Скоро.

Жеребец дохнул теплом ей в лицо.

Они ушли. Вася едва поспевала за братом. Она обернулась, прежде чем загон скрылся за конюшней. Конь провожал ее взглядом, замерев на фоне белого снега. Нет, Соловей не должен быть в загоне, как обычный конь…

Наконец, он скрылся за деревянной стеной. Вася отмахнулась от своих опасений и последовала за братом.

14 Лгунья

Ольга услышала, что отряд Дмитрия вернулся. Не услышать это было невозможно: колокола звенели так, что дрожал пол, и раздавались крики: «Дмитрий Иванович! Александр Пересвет!».

Жесткая боль отпустила сердце Ольги, когда она услышала имя брата. Но она не подала виду. Ее гордость не позволила бы этого, да и времени не было. На носу была Масленица, и приготовления к празднику занимали все ее внимание.

Масленица была трехдневным гулянием в честь солнца, одним из старейших праздников Московии. Старее колоколов и крестов, которые отмечали ее наступление: так религиозные атрибуты скрывали его языческую душу. Канун праздника был последним днем, когда можно было есть мясо до Пасхи. Владимир, муж Ольги, все еще был в Серпухове, но Ольга подготовила праздник для своего хозяйства – дикий кабан, томленый заяц, фазаны и рыба.

Еще несколько дней люди могли есть масло, свиной жир, сыр и другие сытные продукты, поэтому на кухне пекли блины – десятками, сотнями, чтобы хватило на все дни чревоугодия.

В светлице Ольги собрались женщины, они разговаривали и ели. Их лица были скрыты вуалью, а тела накидками: они штопали за болтовней в приятной компании теплых тел. Радость на улицах, казалось, проникла и в невозмутимую башню.

Марья скакала по комнате и верещала. Несмотря на свои дела, Ольга переживала за свою дочь. После той ночи с призраком Марья часто будила няню криками.

Ольга на миг присела у печи, чтобы перекинуться парой слов с соседками и осмотреть Марью. Даринка, сидящая на другой стороне печи, трещала без остановки. Ольге хотелось, чтобы ее голова так не болела.

– Я ходила на исповедь к отцу Константину, – громко сообщила Даринка. Ее визгливый голос выделялся на фоне шепота женщин. – Перед тем, как он ушел в монастырь. Отец Константин – золотовласый священник. Он показался мне святым человеком. И он наставил меня на путь истинный. Он много говорил о ведьмах.

Никто не поднял головы. Теперь вышивание стало делом первой важности для женщин. В безумном веселье праздничной недели Москва будет сиять, как невеста, и все женщины должны сходить в церковь – и не один раз. Для этого нужен великолепный наряд, который бы виднелся из-под вуали. К тому же Даринка не впервые рассказывала об этом святом.

Марья, уже слышавшая истории Даринки и уставшая от суеты матери, вырвалась и убежала.

– Он сказал, что ведьмы среди нас, – продолжила Даринка, не особо расстраиваясь из-за того, что ее никто не слушает. – Их сложно узнать, а когда узнаешь, уже слишком поздно. Он сказал, что они проклинают хороших христиан – проклинают – и заставляют видеть то, чего нет, или слышать странные голоса, голоса демонов…

До Ольги доходили слухи о ненависти этого священника к ведьмам. От этого ей было не по себе. Только он знал, что Вася…

«Довольно, – сказала Ольга сама себе. – Вася мертва, и отец Константин ушел в монастырь. Все в прошлом». Но Ольга была рада праздничному переполоху, который отвлечет женщин от бредней красивого священника.

Варвара вбежала в комнату. За ней примчалась задыхающаяся Марья. Девочка заговорила быстрее служанки.

– Дядя Саша здесь! – выпалила она. – Брат Александр, – исправилась она, увидев, как нахмурилась Ольга. Она тут же добавила: – С ним мальчик. Они оба хотят видеть тебя.

Ольга нахмурилась. Шелковый платок девочки съехал, сарафан был порван. Пора найти новую няню.

– Очень хорошо, – вдохнула Ольга. – Позови их. Сядь, Маша.

Няня Марьи вбежала в комнату, тяжело дыша. Марья хитро посмотрела на нее, и няня отшатнулась.

– Я хочу увидеть дядю, – потребовала девочка.

– С ним мальчик, Маша, – устало сказала Ольга. – Ты уже большая девочка. Лучше не надо.

Марья нахмурилась.

Измученный взгляд Ольги скользнул по толпе, собравшейся вокруг печи.

– Варвара, приведи гостей ко мне. Приготовь горячего вина. Нет, Маша, слушайся няню. Ты увидишься с дядей позже.

* * *

В тот день комната Ольги была не такой прогретой, как людная светлица, зато в ней было спокойно. Кровать была скрыта пологом, и Ольга часто принимала здесь гостей. Она успела сесть до того, как раздались шаги и брат, только с дороги, показался в дверях.

Ольга с трудом встала.

– Саша, – воскликнула она. – Вы убили разбойников?

– Да, – ответил он. – Больше деревни сжигать не будут.

– Слава Богу, – прошептала Ольга. Она перекрестилась и обняла брата.

– Оля, – неожиданно сказал Саша. Его взгляд стал угрюмым. Он отошел в сторону.

За ним на пороге стоял тощий зеленоглазый мальчик в капюшоне и плаще. Он был одет в кожаный плащ, отороченный волчьей шкурой. На плече висели две седельные сумы. Мальчик резко побледнел. Сумы с тяжелым звуком упали на пол.

– Кто это? – тут же спросила Ольга. Затем она потрясенно вдохнула.

Рот мальчика дрожал, его зеленые глаза блестели.

– Оля, – прошептал он. – Это я, Вася.

«Вася? Нет, Вася мертва. Это не она. Это какой-то мальчик». Вася была курносым ребенком. Но все же… Ольга уставилась на гостя. Эти зеленые глаза…

– Вася? – ахнула Ольга. Ее ноги задрожали.

Брат довел ее до кресла, и Ольга рухнула, положив руки на колени. Мальчик неуверенно застыл в дверях.

– Входи, – сказала Ольга, наконец придя в себя. – Вася. Поверить не могу.

Мальчик закрыл дверь и, стоя к ним спиной, дрожащими пальцами развязал капюшон.

Блеснула тяжелая черная коса, и Вася развернулась. Теперь Ольга видела, как выросла ее сестренка: то странное невыносимое дитя стало странной невыносимой женщиной. Не мертва… жива… и здесь…Ольга с трудом дышала.

– Оля, – пробормотала Вася. – Оля, прости меня. Ты так побледнела. Оля, с тобой все хорошо? Ой! – Ее зеленые глаза вспыхнули. Она сжала руки. – У тебя будет ребенок. Когда?..

– Вася! – перебила ее Ольга, обретя голос. – Вася, ты жива. Как ты здесь оказалась? И так одета…Садись, брат. Ты тоже, Вася. Выйди на свет. Я хочу на тебя посмотреть.

Саша покорно сел.

– Садись, – велела Ольга сестре. – Нет, там.

Девочка, радостная и испуганная, села на стул с гибкой грацией.

Ольга взяла девочку за подбородок и повернула лицо на свет. Неужели это Вася? Ее сестра была уродливым ребенком. Эта женщина не была уродливой – хотя ее черты выделялись: широкий рот, большие глаза, длинные пальцы. Она напоминала ведьму, о которой рассказывал Константин.

В ее зеленых глазах плескалась печаль, храбрость и ужасная хрупкость. Ольга не могла забыть глаза своей сестренки.

– Оля? – нерешительно спросила Вася.

Ольга Владимировна улыбнулась.

– Я рада видеть тебя, Вася.

Вася упала ей в ноги и зарыдала, словно дитя.

– Я с-с-скучала по тебе, – с трудом выдавила она. – Я так скучала.

– Тише, – прошептала Ольга. – Тише. Я тоже скучала, сестренка. – Она погладила Васю по голове и поняла, что тоже плачет.

Наконец, Вася подняла голову. Ее губы дрожали. Она вытерла рукой глаза, глубоко вздохнула и взяла сестру за руки.

– Оля, – сказала она. – Оля, отец мертв.

Оля почувствовала растущий холод внутри: гнев на эту безумную девчонку вперемешку с любовью. Она ничего не ответила.

– Оля, – повторила Вася. – Ты не расслышала? Отец мертв.

– Я знаю, – ответила Ольга, не сумев убрать этот холод из голоса. Она перекрестилась. Саша хмуро посмотрел на нее. – Да упокоит Господь его душу. Отец Константин мне все рассказал. Он сказал, что ты убежала. Он думал, ты погибла. Я думала, что ты погибла. Я так плакала. Как ты здесь оказалась? И эта одежда? – Она с отчаянием посмотрела на сестру, отметив ее растрепанную блестящую косу, сапоги, штаны и плащ, пугающую грацию дикого зверя.

– Расскажи ей, Вася.

Вася проигнорировала приказ брата и вопросы сестры. Она резко выпрямилась.

– Он здесь? – спросила она. – Где? Что он делает? Что отец Константин сказал тебе?

Ольга тщательно подбирала слова.

– Что наш отец погиб, спасая тебя. От медведя. Что ты… Ох, Вася, лучше не говорить об этом. Ответь: как ты здесь оказалась?

Вася молчала. Казалось, вся ярость оставила ее. Она упала на спинку стула.

– Это должна была быть я, – прошептала она. – Но стал он. Оля, я не хотела… – Она сглотнула. – Не слушай священника. Он…

– Довольно, Вася, – твердо сказала ее сестра. Затем она резко добавила: – Дитя, почему ты убежала из дома?

* * *

– Это может быть правдой? – спросила Ольга брата позже. Они отправились в маленькую часовню, где тихие разговоры не казались странными и было меньше рисков быть услышанным другими. Варвара тайно отвела Васю в баню. – Священник рассказал почти то же самое, но не совсем, и я слабо верю ему. Что нашло на девочку? Она безумна?

– Нет, – устало ответил Саша. Над ним возвышались Бог и святые: у Ольги был великолепный иконостас. – Что-то с ней произошло… И я думаю, мы не знаем всей истории. Вася не признается мне. Но я не считаю ее безумной. Безрассудная и наглая, порой я боюсь за ее душу. Но она такая, какая есть. Она не безумна.

Ольга кивнула, прикусив губу.

– Если бы не она, отец бы не погиб, – вырвалось у нее. – И мать тоже.

– Это жестоко, – резко сказал Саша. – Рано судить, сестра. Я поговорю со священником. Возможно, он расскажет то, что скрывает она.

Ольга посмотрела на иконы.

– Что мы будем делать с ней? Я должна одеть ее в сарафан и найти ей мужа? – Внезапно ей в голову пришла новая мысль. – Или наша сестра проделала весь путь в мужской одежде? Как ты объяснил это Дмитрию Ивановичу?

Между ними воцарилась неловкая тишина.

Ольга сузила глаза.

– Я… ну… – промямлил Саша. – Дмитрий Иванович думает, что она мой брат Василий.

– Что?! – прошипела Ольга голосом, совершенно неподходящим для молитвы.

– Она представилась Василием, – спокойно сказал Саша. – Я решил, что лучше согласиться.

– Ради Бога, почему? – возразила Ольга, стараясь держать себя в руках. – Ты должен был сказать Дмитрию, что она – бедное безумное дитя, юродивая, и сразу же отвезти ко мне в тайне.

– Юродивая, которая прискакала на жеребце в лавру с тремя спасенными детьми, – возразил Саша. – Она разыскала разбойников, которых мы не могли найти две недели. И после всего я должен был извиниться за нее и спрятать от людских глаз?

Саша понял, что повторяет вопросы Сергия, и ему стало не по себе.

– Да, – устало ответила Ольга. – Ты редко бываешь в Москве, ты не понимаешь… Ничего. Все решено. Твой брат Василий уедет. Я тайно заберу Васю в терем, чтобы люди о ней забыли. Затем я устрою свадьбу. Но не со знатным человеком – она не должна попадаться на глаза великого князя. Но ничего не поделаешь.

Саша понял, что все еще не может успокоиться: это было не похоже на него. Он расхаживал между островками света и темноты. Свечное пламя озарило его черные волосы. Такие же были у Ольги и Васи: наследство их умершей матери.

– Ты не можешь запереть ее в тереме, – сказал он, с трудом остановившись.

Ольга обхватила руками живот.

– Почему?

– Она понравилась Дмитрию Ивановичу, – осторожно начал Саша. – Вася очень помогла ему, разыскав разбойников. Он пообещал ей почести, лошадей, место при дворе. Вася не может исчезнуть до Масленицы, иначе оскорбит великого князя.

– Оскорбит? – прошипела Ольга. Тон, уместный для часовни, снова исчез. Она подалась вперед. – Как, по-твоему, он отнесется к тому, что этот храбрый мальчик – девушка?

– Плохо, – сухо ответил Саша. – Мы не скажем ему.

– И я должна… хранить ваш секрет, смотреть, как моя сестра скачет по Москве с пьяными боярами Дмитрия?

– Не смотри, – посоветовал Саша.

Ольга промолчала. Она играла в политику со дня свадьбы, когда ей было пятнадцать лет, – даже дольше, чем Саша. Ей приходилось делать это: жизнь ее детей зависела от прихотей князя. Ни она, ни ее брат не могли злить Дмитрия Ивановича. Но если он узнает о Васе…

– Сейчас у нас нет другого выбора, – тихо добавил Саша. – Мы должны любой ценой сберечь тайну Васи на время праздника.

– Я должна была послать за Васей, когда она была ребенком, – расстроенно сказала Ольга. – Я должна была послать за ней много лет назад. Наша мачеха плохо воспитала ее.

– Мне кажется, никто не сделал бы это лучше, – сухо признался Саша. – Меня не было здесь слишком долго. Я должен отправиться в монастырь и узнать новости. Я поговорю с тем священником. Пусть Вася отдохнет. Никому не покажется странным, что молодой Василий Петрович решил провести день с сестрой. Но вечером он должен пойти в терем великого князя.

– Одетая, как мальчик? – спросила Ольга.

Ее брат стиснул зубы.

– Одетая, как мальчик.

– И что я должна сказать мужу? – поинтересовалась Ольга.

– Решай сама, – ответил Саша, направляясь к двери. – Если он вернется, я все же советую говорить как можно меньше.

15 Посол из Сарая

Оставив сестру, брат Александр направился прямиком в Архангельский собор, который стоял отдельно от княжеских теремов. Отец Андрей тепло встретил Сашу.

– Мы отблагодарим Бога, – объявил игумен, – а затем ты пойдешь ко мне и все расскажешь.

Андрей не верил в умерщвление плоти, и его монастырь разбогател вместе с Москвой благодаря налогам на добычу серебра с юга и торговле воском, пушниной и поташом. Комнаты игумена были хорошо обставлены. Иконы, покрытые серебром и мелким жемчугом, неодобрительными рядами смотрели из святого угла. Слабый дневной свет пробивался сверху и превращал пламя в печи в дрожащих призраков.

После молитвы Саша благодарно опустился на стул, снял капюшон и согрел руки.

– Ужинать еще рано, – сказал Андрей. В молодости он бывал в Сарае и теперь с тоской вспоминал шафран и перец ханского двора. – Но, – добавил он, оглядев Сашу, – для человека, вернувшегося из глуши, можно сделать исключение.

В тот день монахи приготовили хорошую коровью ногу, чтобы подготовиться к Великому посту. Еще был свежевыпеченный хлеб и твердый безвкусный сыр. Саша жадно накинулся на еду.

– Такой плохой выдался поход? – поинтересовался Андрей, увидев, как он ест.

Саша тряхнул головой, не отрываясь от еды. Он проглотил кусок и сказал:

– Нет. Мы нашли разбойников и убили их. Дмитрий Иванович очень рад. Он вернулся в терем, довольный, как мальчишка.

– Тогда почему ты так… – Андрей замолчал и переменился в лице. – Ах да, – медленно добавил он. – Ты узнал об отце.

– Да, – согласился Саша. Он поставил деревянную миску на печь и вытер рот тыльной стороной ладони. Он нахмурился. – Как и вы. Это священник рассказал вам?

– Он все нам рассказал, – признался Андрей. Перед ним стояла миска отличного бульона с остатками последнего летнего жира, но он нехотя отставил ее. – Он поведал нам о греховности… О том, что твоя сестра была ведьмой и увела Петра Владимировича в зимний лес без нужды. Он сказал, что твоя сестра тоже мертва.

Сашино лицо переменилось, и игумен неправильно его истолковал.

– Ты не знал, сын мой? Прости, что причинил тебе такую боль. – Саша все еще молчал, поэтому Андрей поспешно добавил: – Возможно, это к лучшему. Хорошие люди и грешники могут происходить от одного дерева. По крайней мере, твоя сестра умерла, не причинив никому большего вреда.

Саша подумал о пылкой Васе на жеребце и промолчал. Андрей встал.

– Я приглашу священника, отца Константина. Он многое скрывает. Он все время молится, но я уверен, что он уделит тебе время. Действительно святой человек… – Андрей все еще был взволновал. В его голосе чувствовалось и восхищение, и сомнение.

– Не нужно, – оборвал его Саша. – Отведите меня к нему, и я сам поговорю с ним.

Андрей поместил Константина в маленькую, но чистую келью для тех монахов, которые хотели молиться в одиночестве. Саша постучал в дверь.

Тишина.

Затем послышались неуверенные шаги, и дверь отворилась. Когда священник увидел Сашу, кровь отступила от его лица и тут же прихлынула обратно.

– Господь с вами, – сказал Саша, удивившись выражению лица священника. – Я брат Александр, который спас вас в глуши.

Константин овладел собой.

– Да благословит вас Бог, брат Александр, – молвил он. Его точеное лицо стало безучастным после случайной вспышки страха и потрясения.

– До отречения от мира моим отцом был Петр Владимирович, – начал Саша. Его обуревали сомнения: возможно, священник сказал правду. Зачем ему лгать?

Константин спокойно кивнул.

– Моя сестра Ольга рассказала, что вы приехали из Лесного Края, – продолжил Саша. – И что вы видели, как погиб мой отец.

– Не видел, – возразил священник, выпрямившись. – Я видел, как он поскакал в лес за своей безумной дочерью, и видел его разорванное тело, когда люди привезли его домой.

Мускул дрогнул на щеке Саши, скрытой бородой.

– Я бы хотел услышать всю историю, сколько вы помните, батюшка, – сказал он.

Константин поколебался, но согласился.

– Как пожелаете.

– В монастыре, – торопливо сказал монах. Кислый смрад – запах страха – окутал тесную комнатку священника, и Саша задумался, о чем мог молиться отец Константин.

* * *

Правдоподобно. Рассказ священника был очень правдоподобным – и все же не походил на историю, рассказанную Васей. «Кто-то из них врет, – снова подумал Саша. – Или оба».

Вася ничего не сказала о мачехе, кроме того, что она умерла. Саша не задумался над этим: люди легко умирали. Но Вася не сказала, что Анна Ивановна погибла вместе с их отцом…

– Теперь Василиса Петровна мертва, – закончил Константин с ноткой злобы в голосе. – Да упокоит Господь ее душу, душу ее отца и мачехи.

Монах и священник обошли монастырь, который выходил в сад, посеревший от снега.

«Он ненавидел мою сестру, – удивленно подумал Саша. – И до сих пор ненавидит. Они не должны встретиться. Вряд ли его обманет мужская одежда».

– Скажите, – резко спросил Саша, – у моего отца был гнедой жеребец с длинной гривой и звездой на лбу?

Константин явно не ожидал такого вопроса. Его глаза сузились. Но…

– Нет, – ответил он, помедлив. – Нет… У Петра Владимировича было много лошадей, но такого коня не было.

«И все же, – подумал Саша, – ты, златовласый змей, что-то помнишь. Ты говоришь ложь, смешанную с правдой».

«Как и Вася?»

«Чтоб их. Я просто хочу знать, как погиб мой отец!»

Взглянув в серое пустое лицо священника, Саша понял, что больше ничего не выведает у него.

– Спасибо, батюшка, – коротко поблагодарил он. – Помолитесь за меня. Я должен идти.

Константин поклонился и осенил его крестом. Саша вышел из зала, чувствуя, будто прикоснулся к чему-то склизкому. Почему-то он боялся жалкого набожного священника, который с печальной честностью ответил на все его вопросы глубоким и возвышенным голосом.

* * *

Расторопная Варвара отмыла Васю. Она пользовалась полным доверием у своей госпожи и оставалась абсолютно невозмутимой. Даже подвеска с сапфиром вызвала у Варвары лишь презрительное фырканье. Было в ее лице что-то знакомое. Или, возможно, ее проворство напомнило Васе Дуню. Варвара вымыла грязные волосы Васи и высушила их над ревущей печью в бане.

– Ты должна отрезать их… мальчик, – сухо заявила она, пока заплетала волосы в косу.

Вася нахмурилась. Она не могла забыть визгливый голос мачехи: «Тощая, неуклюжая, уродливая девчонка», но даже Анна Ивановна никогда не критиковала ее черные волосы с красноватым отливом. Но голос Варвары звучал слегка презрительно.

«Полночь, когда огонь угасает» – так говорила о ее волосах няня Дуня, когда постарела и стала ласковой. Вася также помнила, как расчесывала свои волосы у костра, а ледяной демон украдкой наблюдал за ней.

– Никто не увидит мои волосы, – возразила Вася. – Я всегда в капюшоне и шапке. Сейчас ведь зима.

– Глупости, – бросила служанка.

Вася упрямо мотнула головой, и Варвара замолкла.

Когда Вася вышла из бани, к ней пришла Ольга, бледная, со сжатыми губами. Она помогла сестре одеться. Сам Дмитрий передал кафтан – зеленый с золотом, подходящий для молодого князя. Ольга несла его на одной руке.

– Не пей вина, – велела княгиня Серпуховская, бесцеремонно войдя в жаркую баню. – Притворяйся, что пьешь. Не говори. Будь рядом с Сашей. Возвращайся как можно быстрее.

Она отдала кафтан, и Варвара принесла свежую рубаху, штаны и наспех вычищенные Васины сапоги.

Вася напряженно кивнула. Ей бы хотелось, чтобы все было по-другому: чтобы они могли смеяться вместе, как раньше, и чтобы ее сестра не злилась.

– Оля… – нерешительно начала она.

– Не сейчас, Вася, – отрезала Ольга. Они с Варварой уже одевали девушку с ловкостью и безразличной умелостью.

Вася притихла. Она помнила, как в детстве сестра кормила кур, как волосы выбивались из ее косы. Но эта женщина была по-княжески красива, величественна и холодна, украшена дорогой одеждой, кокошником и весом нерожденного ребенка.

– У меня нет времени, – смягчилась Ольга, взглянув на Васю. – Прости, сестра, но я не могу. На закате начнется Масленица, и я должна присмотреть за своим хозяйством. Неделю ты будешь под присмотром Саши. В мужской части терема тебе приготовили комнату. Спи только там. Запирай дверь. Прячь волосы. Будь осторожна. Не смотри в глаза женщинам: я не хочу, чтобы умные узнали тебя, когда я возьму тебя в свой терем, как сестру. Мы поговорим, когда праздник закончится. Мы отошлем Василия Петровича домой как можно быстрее. А теперь иди.

Последний шнурок был завязан. Вася выглядела как московский князек. Она надвинула на брови шапку, отороченную мехом, кожаный капюшон скрывал волосы.

Вася понимала, что план Ольги был правильным и разумным, но еще она ощущала холодность. Обиженная, она открыла было рот, натолкнулась на твердый взгляд сестры, промолчала и вышла.

Ольга и Варвара переглянулись.

– Пошли гонца в Лесной Край, – сказала Ольга. – Тайно. Скажи моим братьям, что сестра жива и у меня.

* * *

Ближе к вечеру Саша встретил Васю у ворот терема князя Серпуховского. Они вместе пошли в гору. Кремль был построен на склоне холма, собор и терем великого князя – на самой вершине.

Улица петляла, была покрыта снегом и рытвинами. Вася смотрела под ноги, чтобы не запачкать сапоги. Она едва поспевала за братом. «Соловей был прав, – подумала она, уворачиваясь от людей. Ее немного пугала их равнодушная спешка. – Тот город был ничем по сравнению с этим».

«Я не буду жить в тереме. Я убегу, прежде чем они попытаются снова сделать меня девочкой. Я увидела сестру впервые за долгие годы. Вдруг это последний раз? И она злится на меня».

Стражники на воротах терема Дмитрия поприветствовали их. Брат и сестра вышли во двор, который был больше, красивее, шумнее и грязнее двора Ольги. Они поднялись по лестнице и начали блуждать из комнаты в комнату, которые были словно из сказки. Впрочем, Вася не ожидала пыли или вони.

Они поднялись по второй лестнице, открытой для шума и дыма города.

– Я доставила большие проблемы вам с Олей? – робко спросила Вася.

– Да, – ответил ее брат.

Вася остановилась.

– Я могу уйти. Мы с Соловьем исчезнем сегодня ночью и больше не потревожим вас.

Она старалась говорить гордо, но знала, что Саша уловит дрожь в ее голосе.

– Не говори глупостей, – возразил Саша. Он не замедлил шага, лишь слегка повернул к ней голову. Казалось, его охватил гнев. – Куда ты пойдешь? Ты останешься на Масленицу, а после забудешь о Василии Петровиче. Мы почти пришли. Говори как можно меньше.

Они поднялись по лестнице. Блестящий воск освещал резные двери, перед которыми стояло два стражника. Мужчины перекрестились и склонили головы в знак уважения.

– Брат Александр, – сказали они.

– Господь с вами, – ответил Саша.

Двери распахнулись. Вася оказалась в задымленном, но великолепном зале, в котором яблоку было негде упасть.

Сидящие у дверей люди первыми заметили гостей. Вася замерла, словно олень перед сворой псов. Она почувствовала себя голой и была уверена, что вот-вот кто-нибудь из мужчин с хохотом крикнет: «Смотрите! Женщина в мужской одежде!» Но этого не произошло. Запах пота, масла и ужина портил и без того затхлый воздух. Вася никогда не видела такого скопления людей.

К ним подошел Касьян, нарядно одетый и спокойный.

– Рад встрече, брат Александр, Василий Петрович, – поздоровался он. Даже в ярком собрании Касьян выделялся из толпы огненным цветом своим волос и жемчугами на одежде. Вася была благодарна ему. – Вот мы и снова встретились. Великий князь почтил меня приглашением на праздник.

Вася поняла, что люди скорее смотрели на ее знаменитого брата, чем на нее. Она с облегчением выдохнула.

– Братья! Идите сюда, – проревел Дмитрий со своего места на возвышении.

Касьян слегка поклонился и указал путь. Бояре прижались к стенам, пропуская их.

Вася следовала за братом. За ней поднималась волна разговоров. От ярких украшений, кафтанов и стен у нее кружилась голова. Она величественно шла за Сашей. Ковры и шкуры устилали пол. В углах стояли слуги с безучастными лицами. Крошечные окна, похожие скорей на щели, почти не пропускали свежий воздух.

Дмитрий сидел в центре толпы на резном стуле, украшенном драгоценными камнями. После бани он был румян и свеж, легко беседовал с боярами. Но Васе показалось, что в его глазах было беспокойство, нечто жесткое и отчаянное.

Саша вздрогнул: он тоже это заметил.

– Я представляю своего брата, Дмитрий Иванович, – сказал Саша резким, формальным голосом, который прервал общий гвалт. Он держал руки в рукавах, и Вася почти ощущала, как он дрожит от напряжения. – Василий Петрович.

Вася поклонилась до пола, надеясь, что шапка не слетит.

– Добро пожаловать, – ответил Дмитрий с той же формальностью. Он начал перечислять Васе всех своих двоюродных братьев. Когда ее голова пошла кругом от такого количества имен, великий князь резко сказал: – Достаточно знакомств. Проголодался, Вася? Что ж… – Он оглядел толпу и продолжил: – Мы поедим и поговорим в компании друзей.

С этими словами великий князь встал, и глазеющие бояре поклонились. Он перешел в другую комнату, в которой, к счастью, никого не было. Вася с облегчением выдохнула.

Между печью и окном стоял стол. По взмаху княжеской руки слуги заставили его пирожками, супом и тарелками. Вася смотрела на угощения с нескрываемым голодом. Она почти забыла, каково это – быть сытой. Что бы она ни съела за последние две недели, холод тут же забирал это. В бане она пересчитала все свои ребра.

– Садитесь, – велел Дмитрий. Его кафтан был расшит серебром, драгоценными камнями и золотом. Волосы и борода были вымыты и смазаны маслом. В своих дорогих одеждах он казался могущественным, резким, точным и немного устрашающим, хотя по-прежнему скрывал это за широкой улыбкой. Вася и Саша сели за узкий стол. Слуги разлили сладкое горячее вино по чаркам. В центре стола возвышался огромный пирог с капустой, яйцом и копченой рыбой.

– Сегодня вечером придут бояре, – сообщил великий князь. – Я должен накормить этих обжор и отправить по домам сытыми. Они должны набить брюхо до Великого поста. – Дмитрий посмотрел на Васю, которая не могла оторвать взгляда от тарелок. Его лицо смягчилось. – Но вряд ли наш Вася дождется ужина.

Вася кивнула, сглотнула и с трудом выдавила:

– После дороги мой желудок стал бездонной ямой, Дмитрий Иванович.

– Так и должно быть! – закричал Дмитрий. – Ты еще растешь. Ешьте и пейте. Вина моему юному брату и монаху-воину… или ты уже постишься, брат? – Он посмотрел на Сашу с насмешливой любовью и подтолкнул блюдо с пирогом к Васе. – Кусок для Василия Петровича.

Слуга разрезал пирог, и Вася с восторгом набросилась на угощение. Кислая капуста, жирные яйца и соленый сыр на языке… Она напала на еду и вскоре расслабилась под весом съеденного. Проглотив пирог, она набросилась, как собака, на тушеное мясо и топленое молоко.

Но добродушное гостеприимство Дмитрия не обмануло Сашу.

– Что случилось, брат? – спросил он великого князя, пока Вася ела.

– Как всегда, хорошие вести и плохие, – ответил Дмитрий. Он облокотился на спинку стула, сцепил пальцы, усыпанные кольцами, и довольно улыбнулся. – Теперь я могу простить свою глупую жену за рыдания и выдумки о призраках. Она ждет ребенка.

Вася резко оторвалась от тарелки.

– Бог защитит их обоих, – сказал Саша, сжав плечо князя. Вася пролепетала поздравления.

– Даст Бог, она родит мне наследника, – ответил Дмитрий, отхлебывая из чарки. Алкоголь постепенно растворял его веселую беспечность. Когда он поставил чарку, Васе показалось, что она впервые видит его таким: не легкомысленным человеком с дороги, а мужчиной, закаленным и обремененным годами. Князем, который держал жизни тысяч людей крепкой хваткой.

Дмитрий вытер рот и продолжил:

– А вот и плохие новости. Из Сарая, со двора хана приехал новый посол, с конями и лучниками. Он остановился во дворце эмиссара и требует всю дань, которую мы должны. Но это еще не все. Он говорит, что Орда больше не потерпит отсрочек. А еще открыто заявляет, что если не заплатим, полководец Мамай поведет войско вдоль Нижней Волги.

Его слова прозвучали словно гром среди ясного неба.

– Возможно, это лишь пустые угрозы, – сказал Саша после недолгого молчания.

– Не уверен, – возразил Дмитрий. Он скорее ковырялся ножом в кушанье, чем ел. Наконец, он отодвинул тарелку. – Я слышал, у Мамая есть враг на севере, полководец Тохтамыш. У него есть претендент на трон. Если Мамай решит пойти войной на соперника…

Князь замолчал. Мужчины переглянулись.

– То он должен сначала получить с нас дань, – закончила за него Вася, удивив даже себя. Она так увлеклась разговором, что забыла о скромности. – Чтобы у него были деньги на войну с Тохтамышем.

Саша сурово посмотрел на нее. «Молчи». Вася приняла невинный вид.

– Сообразительный мальчик, – рассеянно сказал Дмитрий. Он поморщился. – Я не платил дань уже два года, и никто этого не замечал. Я и не ждал, что это произойдет. Они слишком заняты своими распрями, хотят занять трон или посадить на него своих жирных сыновей. Но полководцы не так глупы. – Он замолчал и переглянулся с Сашей. – Даже если я решу заплатить, где взять деньги? Сколько деревень было сожжено этой зимой, прежде чем Вася нашел логово разбойников? Как людям прокормить себя, тем более платить дань для предстоящей войны?

– Люди уже это делали, – мрачно заметил Саша. Атмосфера за столом не соответствовала радостным крикам в городе.

– Да, но теперь, когда татары разделились между двумя полководцами, у нас есть шанс освободиться от гнета – восстать против них. Каждый обоз, уходящий на юг, ослабляет нас. Почему наша дань должна обогащать двор Сарая?

Монах не ответил.

– Одна разгромная победа, – заключил Дмитрий, – положит этому конец.

Васе казалось, что ее брат и князь вели старый спор.

– Нет, – возразил Саша. – Не положит. Татары не потерпят поражения. Они слишком горды, пусть Орда уже не такая, как раньше. Победа даст нам время, но новый хан придет за нами. И они захотят не подчинить нас, а наказать.

– Если я начну собирать деньги, – медленно сказал великий князь, – будут голодать крестьяне, которых спас ты, Вася. Это так. Я ценю твой совет, – добавил он Саше. – Пусть все знают. Я устал быть псом этих язычников.

Последние слова прозвучали резко, как расколотый лед. Вася вздрогнула.

– Но… я не оставлю сыну сожженный город, – медленно добавил князь.

– Вы мудры, Дмитрий Иванович, – сказал Саша.

Вася подумала о сотнях девочек вроде Кати в деревнях Московии, голодающих из-за того, что великий князь вынужден платить дань хану, чьи люди сожгли их деревни.

Она хотела заговорить, но Саша, сидевший напротив, сурово посмотрел на нее. На этот раз она решила промолчать.

– Что ж, в любом случае мы должны принять этого посла, – сказал великий князь. – Нельзя, чтобы меня считали плохим хозяином. Доедай, Вася. Вы оба пойдете со мной. И наш Касьян Лютович, с его важным видом и хорошей одеждой. Если я и должен задобрить татарского посла, я должен сделать это хорошо.

* * *

Небольшой красиво отделанный дворец стоял в стороне у юго-восточного угла кремля. Его стены превосходили по высоте стены теремов, и что-то в форме или расположении казалось отстраненным.

Вася, Саша, Касьян и Дмитрий вышли из терема великого князя. Их сопровождало несколько главных бояр и стражники, которые отгоняли любопытных.

– Униженность, – сказал Дмитрий Васе с усмешкой. – Только гордый человек ездит на коне. Нельзя проявлять гордость перед гостями из Сарая, иначе тебя убьют, твой город сожгут, а твоих сыновей лишат наследства.

Его глаза наполнились горечью воспоминаний, которые были старше него. Почти двести лет назад воины великого хана вторглись на Русь, разрушали церкви, насиловали и убивали людей.

Вася не придумала достойный ответ. Возможно, ее лицо выразило сочувствие, потому что великий князь угрюмо сказал:

– Ничего, мальчик. Чтобы стать великим князем, нужно делать вещи похуже. И еще хуже, чтобы стать великим князем вассального государства.

Он выглядел удивительно задумчивым. Вася вспомнила его смех, когда они долгими днями ехали в лесу.

– Я буду служить вам всем, чем смогу, Дмитрий Иванович, – неожиданно заявила Вася.

Дмитрий остановился. Саша онемел.

– Мне это понадобится, брат, – ответил Дмитрий с удивительной легкостью человека, ставшего князем в шестнадцать лет. – Господь с тобой. – Он положил грубую руку на голову Васи, покрытую капюшоном.

Они пошли дальше. Дмитрий шепнул Саше:

– Я могу сколь угодно унижаться, но от этого в казне не прибудет. Я услышал твой совет, но…

– Смиренность может отсрочить расплату, – пробормотал Саша. – Тохтамыш может напасть на Мамая раньше, чем мы ожидаем. Любое промедление даст вам время.

Вася шла позади, но все слышала.

«Неудивительно, что Саша не возвращался в дом отца. Как он мог, если великий князь так нуждается в нем? – подумала она. Затем ей не стало не по себе. – Но Саша солгал. Солгал ради меня. Что с ним сделает князь, когда я уйду?».

Они подошли к воротам, где оставили стражников, и вошли внутрь: Вася еще никогда не видела такой роскошной комнаты.

Она не имела ни малейшего представления о роскоши – она едва знала это слово. Роскошью для нее было тепло, чистая кожа, сухие чулки и сытость. Но эта комната… показала ей, что такое роскошь. Вася восторженно оглядывалась.

Деревянный пол был красиво уложен и отполирован. На нем лежали дорогие и чистые ковры, каких она еще не видела, с узором в виде рычащих котов.

Печь в углу комнаты была украшена плиткой и разрисована деревьями и алыми птицами. В ней горело пламя. В одно мгновенье Васе стало жарко, капля пота потекла по ее спине. Мужчины стояли вдоль стен, словно статуи. Они были одеты в вишневые кафтаны и странные шапки.

«Я увижу этот Сарай, – подумала Вася. Внезапно ее роскошный кафтан показался ей безвкусным и дешевым на фоне этой элегантности. – Я отправлюсь туда с Соловьем, и мы увидим этот город».

Она вдохнула незнакомый запах (мирры, хотя она не знала этого), и в носу защекотало. Она с трудом сдержалась, чтобы не чихнуть, и чуть не влетела в Сашу, когда компания остановилась в нескольких шагах от возвышения, застеленного ковром. Дмитрий опустился на колени и склонил голову до пола.

У Васи слезились глаза, и она не могла рассмотреть посла. Тихий голос приказал великому князю Московскому встать. Она слушала в тишине, как Дмитрий приветствует хана.

Вася с трудом узнавала решительного князя в этом человеке, который бормотал извинения, кланялся и вручал дары советникам. Приветствия продолжались:

– …пусть Господь хранит ваших сыновей и жен…

Вася очнулась, лишь когда голос Дмитрия переменился.

– Деревня за деревней, – сказал Дмитрий с уважением, но негодованием, – обворованы, сожжены. Мои люди едва проживут эту зиму, и у нас нет денег. До следующего осеннего урожая. Не хочу вас оскорбить, но мы люди мира, и вы понимаете, что…

Татарин что-то ответил на своем языке резким голосом. Вася нахмурилась. Все это время она не отрывала глаз от переводчика, стоявшего рядом с помостом. Но что-то в его голосе заставило ее поднять взгляд.

И Вася в ужасе замерла.

Она узнала посла. В последний раз она видела его темной ночью, когда он занес над ней кривой меч и созывал разбойников идти в бой.

Теперь он сверкал в шелковом бархате и соболях, но Вася не могла спутать его широкие плечи, сильную челюсть и тяжелый взгляд. Он уверенно говорил с переводчиком. Но на мгновенье татарский посол – предводитель разбойников – встретился с ней взглядом, и его рот скривился в ухмылке ненависти.

* * *

Вася вышла из приемной рассерженной, испуганной и сомневающейся. «Нет. Это не может быть он. Тот человек был разбойником. Не знатным татарином, не советником хана. Ты ошиблась. Ты видела его лишь в свете костра, а потом в темноте. Нельзя быть уверенной».

Разве нельзя? Разве она могла забыть лицо за надвигающимся мечом, лицо человека, который хотел убить ее?

И этот человек елейно говорил о союзе и неблагодарности Дмитрия, когда его руки по-прежнему были в русской крови…

Нет. Это не он. Невозможно. И все же… Мог ли человек быть послом и разбойником? Был ли он самозванцем?

Люди Дмитрия быстро удалились из дворца. Город беззаботно шумел на пороге праздника: смех, крики, обрывки песен. Люди расступились перед великим князем и начали выкрикивать его имя.

– Мне нужно поговорить с тобой, – решительно сказала Вася брату. Она крепко вцепилась в Сашину руку. – Сейчас.

Перед ними появились ворота терема Дмитрия, уже горели первые факелы. Касьян с любопытством посмотрел на Васю: брат и сестра о чем-то шептались.

– Хорошо, – ответил Саша после некоторого колебания. – Пойдем в терем князя Серпуховского. Здесь слишком много ушей.

Прикусив губу, Вася дождалась, пока брат быстро извинится перед хмурым Дмитрием, и пошла за ним.

День угасал. Золотистый свет превращал башни московских теремов в факелы, тени сгущались у дверей. Пронизывающий до костей ветер свистел между зданиями. Теперь Вася едва держалась на ногах в водовороте улиц: столько людей сновало туда-сюда, смеясь, хмурясь или поеживаясь на холоде. Лампы и раскаленное железо разглаживали ледяные горки, горячие блины шипели в масле. Вася не сдержала улыбки, услышав шлепки и свист летящих снежков под небом, на котором быстро разгорался закат.

Когда они подошли к загону Соловья в тихом уголке двора Ольги, Вася снова проголодалась. Заметив ее, Соловей вскинул свою белую голову со звездой на лбу. Вася перелезла через ограду к нему. Она обняла жеребца, расчесала гриву пальцами, дала ему обнюхать руки. Все это время она пыталась подобрать слова для разговора с братом.

Саша прислонился к забору.

– С Соловьем все хорошо. Что ты хотела мне сказать?

Первые звезды зажглись на небе, которое окрасилось в великолепный фиолетовый цвет. Луна повисла тусклым серебряным изгибом над неровными очертаниями теремов.

Вася глубоко вдохнула и начала:

– Ты сказал, когда мы искали разбойников… тебя удивило, что у разбойников были хорошие кованые мечи, сильные лошади. Тебя удивил мед, пиво и соль в их лагере.

– Да, я помню.

– Я знаю почему, – быстро сказала Вася. – Предводитель разбойников – тот, кто украл Катю, Аннушку и Леночку, – это человек, которого они зовут Челубеем, послом полководца Мамая. Этот один и тот же человек. Я уверена в этом. Посол – разбойник…

У Васи перехватило дыхание, и она замолчала.

Саша нахмурился.

– Невозможно, Вася.

– Я уверена, – повторила она. – Когда я видела его в последний раз, он размахивал мечом перед моим лицом. Ты не веришь мне?

– Было темно, – медленно сказал Саша. – Ты была напугана. Нельзя быть уверенными.

Вася подалась вперед. Ее голос был пронизан напряжением.

– Стала бы я говорить, если бы не была уверена? Я точно это знаю.

Ее брат поглаживал бороду.

– Он рассуждает о неблагодарности великого князя, при этом продавая русских девочек, – взорвалась она. – Это значит…

– Что это значит? – резко перебил ее Саша с внезапным сарказмом. – Великие люди не выполняют грязную работу. Зачем послу скакать по деревням с группой разбойников?

– Я уверена в том, что видела, – вздохнула Вася. – Возможно, он вовсе не посол. Его знают в Москве?

– Знаю ли я тебя? – возразил Саша. Он резко выпрямился. Соловей вскинул голову, услышав хруст снега под его ногами. – Ты всегда говоришь правду?

– Я…

– Расскажи мне, – потребовал монах. – Где ты взяла этого коня, хваленого гнедого жеребца? У отца?

– Соловья? Нет… он…

– Или скажи мне, как умерла твоя мачеха? – не отступал Саша.

Вася вздохнула.

– Ты говорил с отцом Константином. Но это здесь ни при чем.

– Неужели? Мы говорим о правде, Вася. Отец Константин рассказал мне о смерти отца. По его словам, он умер из-за тебя. К сожалению, он мне лжет. Как и ты. Священник не признается, почему ненавидит тебя. Ты не сказала, почему он считает тебя ведьмой. Ты не сказала, где взяла этого коня. И ты не сказала, почему тебе взбрело в голову отправиться в медвежью берлогу зимой и почему отец так глупо пошел за тобой. После недели в пути я ни за что не поверю в твое безумство, и я не верю в глупость отца. Ты лжешь. Я хочу знать правду.

Вася молчала. Его глаза горели в сгущающейся темноте. Соловей напряженно стоял рядом с ней, и ее рука обессиленно гладила гриву жеребца.

– Сестра, правду, – повторил Саша.

Вася облизнула губы. «Меня спас от мертвой няни ледяной демон, который дал мне этого коня и поцеловал в свете костра, – подумала она. – Могу ли я сказать это? Брату-монаху?»

– Я не могу сказать тебе всю правду, – прошептала она. – Я сама едва понимаю.

– Значит, я должен верить отцу Константину? – резко сказал Саша. – Ты ведьма, Вася?

– Я… я не знаю, – сказала Вася с болезненной честностью. – Я сказала тебе все, что могла. И я не лгала, нет. И не лгу сейчас. Просто…

– Ты в одиночку скакала по Руси, одетая как мальчик, на лучшем коне, которого я когда-либо видел.

Вася поперхнулась, попыталась подобрать слова и поняла, что во рту у нее пересохло.

– Твои сумы полны всего, что может понадобиться в пути, у тебя даже есть немного серебра – да, я посмотрел. У тебя нож из хорошей стали. Где ты это взяла, Вася?

– Хватит! – закричала она. – Ты думаешь, я хотела уезжать? Ты думаешь, я хотела всего этого? Мне пришлось, брат, мне пришлось.

– Что? Что ты скрываешь от меня?

Вася молчала. Она подумала о чертях и ходячих мертвецах, подумала о Морозко. Слова не шли.

Саша с отвращением выдохнул.

– Довольно, – заявил он. – Я сохраню твой секрет – и это дорого мне обойдется, Вася. Я по-прежнему сын своего отца, хотя никогда его не увижу. Но я не могу доверять тебе или потакать твоим причудам. Татарский посол – не разбойник. Больше ты не будешь обещать службу великому князю и лгать о своей помощи. Перестанешь говорить, когда должна молчать, и тогда, возможно, за эту неделю о твоем секрете не узнают. Вот что должно тебя тревожить.

Саша ловко перепрыгнул ограду.

– Куда ты? – глупо крикнула Вася.

– Я отведу тебя в терем Ольги, – сказал он. – Ты сказала, сделала и увидела достаточно для одного вечера.

Вася колебалась, она хотела возразить. Но взглянув на прямую спину брата, она поняла, что Саша не услышит возражений. Тяжело дыша, она погладила Соловья по шее на прощанье и последовала за Сашей.

16 Марья-разбойница

Комната Васи в мужской части терема была маленькой, но теплой. В ней было куда чище, чем в тереме Дмитрия. В печи грелось вино, рядом лежали пирожки, слегка обглоданные отважной мышью.

Саша довел ее до порога комнаты, благословил и ушел.

Вася рухнула на кровать. Звуки праздничной Москвы доносились из узкого окна. Она провела в пути долгие недели, вступила в бой и перенесла болезнь. Она очень устала. Вася закрыла дверь, скинула плащ и сапоги, без аппетита поела и забралась под гору меховых покрывал.

Хотя одеяла были тяжелыми, а печь согревала комнату ровным теплом, Вася дрожала и не могла заснуть. Она снова и снова вспоминала свой обман, слышала глубокий голос отца Константина, которым он рассказал ее брату и сестре почти всю правду. Она снова слышала крики предводителя разбойников и видела его меч в лунном свете. Шум и сияние Москвы ошеломили ее: она не знала, что было реальным.

Наконец, Вася заснула. Но после полуночи она резко проснулась в тишине. В воздухе пахло мокрой шерстью и ладаном, и Вася растерянно уставилась в потолок, тоскуя по свежему зимнему ветру.

Затем у нее перехватило дыхание. Она услышала рыдания.

Звук постепенно приближался. Всхлипывания, словно иголки, пронзали терем князя Серпуховского.

Нахмурившись, Вася вскочила. Она не слышала шагов – лишь вздохи и плач.

Все ближе.

Кто мог плакать? Вася не слышала шагов и шороха одежды. Она поняла, что плакала женщина. Какая женщина могла прийти сюда, в мужскую часть дома?

Еще ближе.

Рыданья стихли у ее двери.

Вася едва дышала. Так мертвецы приходили к ней в Лесном Краю, плакали и умоляли впустить их погреться. «Глупости, здесь нет мертвецов. Медведь связан».

Вася набралась смелости, вытащила свой ледяной кинжал, пересекла комнату и резко открыла дверь.

Из дверного проема на нее смотрело лицо: бледное любопытное лицо с оскалом.

«Ты, – злобно сказало существо. – Убирайся отсюда, уходи…»

Вася хлопнула дверью и бросилась в кровать с колотящимся сердцем. Гордость – или желание молчать – подавила крик, хотя от страха она едва переводила дух.

Она не закрыла дверь на засов, и теперь та медленно открылась.

Нет… там ничего не было. Лишь тени, проделки лунного света. «Что это было? Призрак? Сон? Господи, спаси и помилуй».

Вася долго смотрела на дверь, но так никого и не увидела. Было тихо. Наконец, она собралась с духом, пересекла комнату и закрыла дверь.

Она еще долго не могла заснуть.

* * *

Василиса Петровна проснулась в первый день Масленицы замерзшей и голодной, расстроенной и мятежной. На нее смотрели огромные темные глаза.

Она моргнула и подобрала под себя ноги, настороженная, как волк.

– Здравствуй, – лукаво сказала хозяйка глаз. – Тетя. Я – Марья Владимировна.

Вася уставилась на ребенка и попыталась изобразить оскорбленное достоинство старшего брата. Ее волосы все еще были скрыты под капюшоном.

– Это неприлично, – чопорно сказала она. – Я твой дядя Василий.

– Нет, не дядя, – возразила Марья. Она слезла с кровати и скрестила руки. На ее маленьких сапожках были вышиты багряные лисы, с темных волос спадала шелковая лента с серебряными кольцами. Ее лицо было белым, словно молоко, а глаза напоминали норы в снегу.

– Я следила за Варварой вчера. Я слышала, как матушка рассказала все дяде Саше. – Марья положила палец в рот и оглядела Васю с ног до головы. – Ты моя уродливая тетя Василиса, – добавила она, пытаясь изобразить безразличие. – Я красивее тебя.

Марью можно было назвать по-детски красивой, не будь она такой бледной и осунувшейся.

– Так и есть, – согласилась Вася, разрываясь между удивлением и испугом. – Но не такая красивая, как Елена Прекрасная, которую украл Серый волк. Да, я твоя тетя Василиса, но это большой секрет. Ты умеешь хранить секреты, Маша?

Марья вскинула подбородок и села на скамью у печи, расправив юбки.

– Да, умею, – сказала она. – Я тоже хочу быть мальчиком.

Вася решила, что утро – не лучшее время для таких разговоров.

– Что же скажет твоя матушка, если потеряет свою дочурку, Маша? – отчаянно спросила она.

– Она не расстроится, – заявила Марья. – Она хочет сыновей. – Девочка добавила с напускной храбростью: – А еще я хочу сбежать из терема.

– Возможно, твоя мать хочет сыновей, – сдалась Вася. – Но она хочет и тебя. Зачем тебе сбегать из терема?

Марья вздрогнула. Беспечная храбрость покинула ее.

– Ты мне не поверишь.

– Думаю, что поверю.

Марья потупила взгляд.

– Меня хочет съесть призрак, – прошептала она.

– Призрак? – Вася вскинула брови.

– Няня говорит, что я не должна говорить об этом и пугать матушку, – кивнула она. – Я стараюсь. Но мне страшно. – На последнем слове ее голос утих. – Призрак всегда ждет, пока я засну. Я знаю, что он хочет съесть меня. Поэтому я хочу сбежать из терема, – заключила Марья с былой решимостью. – Возьми меня с собой мальчиком, или я расскажу всем, что ты девочка, – пригрозила она, но отпрянула, когда Вася поднялась с постели.

Вася опустилась на колени перед ней.

– Я верю тебе, – мягко сказала она. – Я тоже видела этого призрака. Прошлой ночью.

Марья уставилась на нее.

– Ты испугалась? – медленно спросила она.

– Да, – призналась Вася. – Но мне кажется, призрак тоже боялся.

– Я ненавижу его! – закричала Марья. – Ненавижу призрака. Он мучает меня.

– Возможно, в следующий раз мы должны спросить, чего он хочет, – задумчиво сказала Вася.

– Он не слушает, – вздохнула Марья. – Я говорю ему уходить, а он не слушает.

Вася внимательно посмотрела на свою племянницу.

– Маша, ты видишь то, чего твоя семья не видит?

Маша настороженно посмотрела на нее.

– Нет, – сказала она.

Вася ждала.

Ребенок опустил взгляд.

– В бане есть человечек, – сказала она. – И в печи. Они пугают меня. Матушка сказала мне не выдумывать, а то ни один князь не женится на мне. Она… она очень разозлилась.

Вася хорошо помнила свою беспомощную растерянность, когда она рассказала всем о том, что видит несуществующий мир.

– Человечек в бане настоящий, Маша, – резко сказала Вася. Она взяла девочку за плечи. – Не бойся его. Он защищает твою семью. У него много родственников: один охраняет двор, другой конюшню, третий очаг. Они отгоняют зло. Они такие же настоящие, как и ты. Ты не должна сомневаться в себе и бояться того, что видишь.

– Ты тоже их видишь, тетя? – нахмурилась Марья.

– Да, – кивнула Вася. – Я тебе покажу их. – Она помолчала и добавила: – Если пообещаешь никому не рассказывать, что я девочка.

Девочка просияла. Она на мгновенье задумалась. А потом, как настоящая княгиня, важно ответила:

– Клянусь.

– Очень хорошо, – кивнула Вася. – Дай мне только одеться.

* * *

Солнце еще не поднялось: мир был туманным, плоским и серым. Сладкая предвкушающая тишина лежала над Москвой. Лишь спирали дыма танцевали в небе, окутывая город любовью. Дворы и лестницы терема Ольги были тихими. Кухни и пекарни, пивоварни и коптильни подрагивали в дымке.

Вася безошибочно определила хлебную палату. В воздухе чудесно пахло завтраком.

Она подумала о хлебе с сыром и сглотнула слюну. Она едва поспевала за Марьей, которая бежала по крытому проходу прямиком в баню.

Вася успела поймать девочку за край ее плаща до того, как она открыла дверь.

– Проверь, нет ли там кого, – раздраженно сказала Вася. – Разве тебе никто не говорил, что нужно думать, а потом делать?

Марья извивалась в ее руках.

– Нет, – призналась она. – Мне только говорят не делать. Но потом я хочу и все равно делаю. Иногда няня багровеет от злости – это лучше всего. – Девочка пожала плечами и поникла. – Но иногда матушка говорит, что боится за меня. Мне это не нравится.

Марья изогнулась и вырвалась из рук своей тети. Она показала на трубу.

– Дыма нет, значит, там пусто.

Вася взяла девочку за руку, подняла засов, и они оказались в прохладной тьме. Марья спряталась за спиной Васи и вцепилась в ее плащ.

Когда Вася принимала баню несколько дней назад, у нее не было времени рассмотреть ее. Теперь она одобрительно разглядывала вышитые подушки, блестящие дубовые скамьи. Баня в Лесном Краю было сугубо практичной. Затем Вася сказала в полумрак:

– Банник. Хозяин. Дедушка. Вы поговорите с нами?

Тишина. Марья все еще держалась за Васин плащ. От их дыхания на холоде шел пар.

Как вдруг…

– Там, – сказала Вася.

Она нахмурилась.

Она показала на облако пара. Но если слегка повернуть голову, можно было увидеть старика, который сидел на подушке, скрестив ноги и наклонив голову. Он был даже меньше Марьи, с прозрачными ниточками волос и странными, отстраненными глазами.

– Это он! – взвизгнула Марья.

Вася ничего не сказала. Этот банник был даже прозрачнее того существа в Чудове, гораздо прозрачнее рыдающего домового в деревне Кати. Чуть больше, чем просто пар и свет от тлеющих углей. Кровь Васи придавала сил чертям в Лесном Краю, когда Константин запугал людей и заставил их отвернуться от них. Но это угасание было не таким жестоким, и остановить его было сложнее.

«Все закончится, – подумала Вася. – Однажды. Исчезнет мир чудес, в котором пар в бане может быть существом, говорящим пророчества. Однажды останутся лишь колокола и службы. Черти превратятся в туман, воспоминания и шорох в летнем ячмене».

Она снова подумала о Морозко, повелителе зимы, который менял лед по своему желанию. Нет. Он не мог исчезнуть.

Вася отогнала мысли, зачерпнула воды из ведра и плеснула на пол. Она достала корку хлеба и положила ее вместе с березовой веткой перед живым облаком пара.

Банник стал чуть четче.

Марья ахнула.

Вася дотронулась до плеча девочки и убрала ее ладошки с плаща.

– Он тебя не обидит, – сказала она. – Ты должна уважать его. Это банник. Зови его дедушкой, ведь он стар, или хозяином, ведь это его звание. Ты должна приносить ему березовые ветки, горячую воду и хлеб. Иногда он предсказывает будущее.

Марья сжала свои розовые губы, похожие на бутон розы, и как можно торжественнее поклонилась, слегка покачнувшись.

– Дедушка, – прошептала она.

Банник не ответил.

Маша опасливо шагнула вперед и протянула немного смятый кусок пирожка.

Банник медленно улыбнулся. Марья задрожала, но не сдвинулась. Банник взял пирожок прозрачными руками.

– Так ты меня видишь, – прошептал он, и голос его был похож на шипение воды на раскаленных углях. – Давно этого не было.

– Я вижу вас, – сказала Марья. Она подошла ближе, позабыв о своем страхе, как могут только дети. – Конечно, я вас вижу. Почему вы никогда не говорили раньше? Матушка говорит, что вас не существует. Я так боялась. Вы предскажете будущее? За кого я выйду замуж?

«За своевольного князя, как только у тебя пойдет кровь», – угрюмо подумала Вася.

– Довольно, Маша, – громко сказала она. – Пойдем. Тебе не нужны пророчества. Тебе еще рано замуж.

Черт хитро улыбнулся ей.

– Почему не нужны? – спросил он. – Ты уже получила свое пророчество, Василиса Петровна.

Вася молчала. Банник в Лесном Краю сказал ей, что она сорвет подснежники посреди зимы, умрет по собственному выбору и будет плакать по соловью. – Я была взрослой, когда узнала его, – наконец, сказала она. – Маша пока ребенок.

Банник улыбнулся, оскалив свои туманные зубы.

– Вот твое пророчество, Марья Владимировна, – сказал он. – Теперь я всего лишь пар, потому что люди поверили в колокола и нарисованные иконы. Но кое-что я знаю: ты вырастешь вдали и полюбишь птицу больше, чем свою мать, когда сменится время года.

Вася замерла. Марья покраснела.

– Птицу? – прошептала она. – Никогда! Вы ошибаетесь! – Она сжала кулаки. – Заберите это пророчество себе.

Банник пожал плечами, по-прежнему хитро улыбаясь.

– Заберите его себе! – верещала Марья. – Заберите…

Но банник уже перевел взгляд на Васю, и что-то жесткое сверкнуло в его горящих глазах.

– До конца Масленицы, – сказал он. – Мы все будем следить.

– Я не понимаю вас, – растерялась Вася. Она рассердилась из-за Марьи.

Но в углу уже было пусто. Банник исчез.

– Он мне не нравится, – испуганно сказала Марья. – Он сказал правду?

– Это пророчество, – медленно сказала Вася. – Оно может исполниться, но не так, как ты думаешь. – Вася заметила дрожащие губы девочки и потерянные темные глаза, поэтому тут же добавила: – Еще рано. Можем, прокатимся на коне?

– Да, – просияла Маша. – О, да, прошу. Пойдем.

Неуловимое головокружение дало Васе понять, что Марье не позволено скакать по улицам. Вася переживала, не ошиблась ли она. Но она помнила, как ребенком любила кататься с братом, подставляя лицо ветру.

– Пойдем, – решила Вася. – Не отходи от меня.

Они вышли из бани. Утро посветлело от дымчатого до светло-серого, и плотные голубые тени уже отступали.

Вася старалась идти уверенно, как мальчик, хотя это было не просто: Маша крепко держала ее за руку. Несмотря на свою пылкость, Марья покидала терем отца, лишь чтобы пойти в церковь – в окружении женщин ее матери. Даже выйти во двор без сопровождения было бунтом.

Соловей стоял в загоне с горящими глазами и принюхивался к утреннему воздуху. Васе на мгновенье показалось, что длинноногое существо с лохматой бородой расчесывало жеребцу гриву. Но колокола монастыря прозвонили утреню. Вася моргнула, и существо исчезло.

– Ого, – воскликнула Марья, резко остановившись. – Это твой конь? Он такой большой.

– Да, – сказала Вася. – Соловей, это моя племянница. Она хочет покататься на тебе.

– Я уже не очень хочу, – испуганно пролепетала Марья.

Соловей любил детей – а может, его удивляли существа, которые были гораздо меньше него. Он подошел к забору и дохнул теплом в лицо девочки. Затем он опустил голову и облизал пальцы Марьи.

– Ой, – воскликнула Марья уже другим голосом. – Он такой мягкий. – Она погладила коня по носу.

Соловей довольно повел ушами, и Вася улыбнулась.

«Попроси ее не пинаться, – сказал Соловей. Он обнюхал волосы Марьи, и девочка захихикала. – И не дергать гриву».

Вася передала просьбу и посадила Марью на забор.

– Ему нужно седло, – нервно сообщила Маша, вцепившись в ограду. – Я видела, как ездят люди моего отца. У них у всех есть седла.

– Соловей их не любит, – пояснила Вася. – Поднимайся. Я не дам тебе упасть. Или ты боишься?

Марья задрала нос. Неуклюжая из-за юбок, она перекинула ногу и шлепнулась на спину жеребца.

– Нет, – возразила она. – Я не боюсь.

Но она взвизгнула и вцепилась в Соловья, когда он вздохнул и потоптался на месте. Вася улыбнулась, перелезла через забор и взобралась на коня.

– Как же мы отсюда выйдем? – поинтересовалась Марья. – Ты ведь не открыла ворота. Затем она ахнула: – Ой!

Вася рассмеялась.

– Держись за гриву, – сказала она. – Но постарайся не дергать.

Марья не ответила, но две ладошки крепко сжали гриву. Соловей тронулся с места. Марья дышала очень часто. Вася наклонилась вперед.

Девочка взвизгнула, когда конь бросился вперед: один быстрый шаг, второй, третий, и наконец, оттолкнувшись, конь перелетел забор, легкий как перышко.

Когда они приземлились, Марья рассмеялась.

– Еще! – закричала она. – Еще!

– Когда вернемся, – пообещала Вася. – Нам еще нужно посмотреть город.

Уйти оказалось удивительно просто. Вася закрыла Марью плащом, держалась теней, и стражник тут же открыл ворота. Все же его делом было выпускать людей.

За воротами терема князя Серпуховского уже пробуждался город. Звуки и запахи жареных блинов проникали в утреннюю тишину. В фиолетовых оттенках рассвета на ледяной горке катались мальчишки, прежде чем придут ребята постарше и прогонят их.

Марья исподтишка наблюдала за ними.

– Глеб и Слава вчера катались на горке в нашем дворе, – сказала она. – Няня говорит, что я слишком взрослая для этого. Но матушка пообещала как-нибудь. – Голос ребенка был пронизан тоской. – Может, покатаемся на этой горке?

– Не думаю, что твоей матушке это понравится, – с сожалением сказала Вася.

Ободок солнца, похожий на медное кольцо, показался над стеной кремля. Оно мягко накрыло церкви лучами так, что серый свет исчез, и мир снова засиял зеленым, багряным и голубым.

Лицо Марьи тоже сияло в лучах взошедшего солнца. Теперь это было не дикое возбуждение ребенка, который носился по башне матери, а более спокойное и радостное чувство. Солнце сверкало в ее глазах, и девочка словно впитывала все, что видела.

Соловей шел, бежал мелкой рысью и скакал по сонному городу. Они спустились вниз мимо пекарен, пивоварен, трактиров и саней. Они прошли мимо печи, на которой женщина пекла блины. Вечно голодная Вася соскользнула на землю. Соловей любил блины и с надеждой пошел за ней.

Повариха, не отрывая взгляда от огня, ударила любопытного жеребца ложкой по носу. Соловей недовольно отпрянул и лишь потом вспомнил, что если встанет на дыбы, его юная наездница упадет.

– Даже не вздумай, – сказала женщина жеребцу. Она угрожающе покачала ложкой. Ее голова была ниже спины Соловья. – Готова поспорить, что ты, такой огромный зверь, съел бы целую гору, если бы мог.

Вася улыбнулась.

– Простите его, просто ваши блины так вкусно пахнут, – сказала она и купила большую жирную стопку.

Довольная повариха положила им еще несколько штук.

– Вам бы не мешало поправиться, юный господин. А ребенку много не давайте, – снисходительно сказала она и даже покормила Соловья с рук.

Соловей не обижался. Он аккуратно взял блин и обнюхивал платок поварихи до тех пор, пока повариха не рассмеялась и не оттолкнула его.

Вася взобралась на жеребца. Они с Машей ели, пачкаясь в масле, пока ехали по городу. Изредка Соловей с надеждой оглядывался, и Марья скармливала ему кусочки. Они медленно шли вперед, наблюдая, как город просыпается.

Когда перед ними выросли стены кремля, Марья выпрямилась и ахнула. Она вцепилась масляными руками в шею Соловью.

– Я видела их лишь издалека, – прошептала девочка. – Я и не знала, что они такие большие.

– Я тоже, – призналась Вася. – До вчерашнего дня. Подъедем ближе.

Соловей прошел ворота, и теперь от удивления ахнула Вася. На огромной площади за воротами кремля был рынок. Торговцы ставили свои палатки, люди громко здоровались и дули на руки. Дети бегали по рынку, треща как скворцы.

– Ого! – воскликнула Марья. Она оглядывалась по сторонам. – Посмотри, там гребни! И ткани! Костяные иглы и седла!

Но не только это. Они прошли мимо палаток с пирожками и вином, драгоценной древесиной и серебряной посудой, воском и шерстью, тафтой и консервированными лимонами. Вася купила один лимон, с наслаждением его обнюхала, откусила, ойкнула и быстро отдала Марье.

– Его не едят, а добавляют в суп, – сказала Марья, с интересом обнюхивая фрукт. – Их везли сюда год и день. Так сказал дядя Саша.

Ребенок крутил головой по сторонам, словно белка.

– Зеленая ткань! – кричала она. Или: – Смотри, гребень в виде спящего кота!

Вася, все еще жалея о покупке лимона, заметила табун коней на южной стороне площади. Она решила подойти поближе.

Кобыла заржала, увидев жеребца. Соловей довольно выгнул шею.

– Теперь ты хочешь себе гарем? – тихо спросила Вася.

Ее заметил погонщик лошадей.

– Юный господин, – сказал он, – не подводите своего жеребца так близко. Он напугает моих коней.

– Мой конь стоит спокойно, – ответила Вася, стараясь говорить высокомерно, как богатый боярин. – Ваши меня не волнуют.

Но лошади и вправду нервничали, поэтому Вася отвела Соловья в сторону, а сама стала рассматривать кобылиц. Они все были похожими, кроме той, которая заржала, увидев Соловья. Она была гнедой, с щегольскими чулками и выше остальных.

– Она мне нравится, – сказала Марья, показав на гнедую.

Васе она тоже понравилась. В голове мелькнула безумная мысль – купить кобылицу? Когда она жила в Лесном Краю, она ничего не покупала. Но теперь в ее карманах была горсть серебра, и новая уверенность жгла ее сердце.

– Я хочу посмотреть ту кобылицу, – заявила она.

Погонщик с сомнением уставился на хилого мальчишку.

Вася с достоинством села и выжидательно посмотрела на него.

– Как скажете, господин, – пробормотал погонщик. – Сейчас.

Он вывел дрожащую гнедую кобылицу и поводил ее по снегу.

– Крепкая, – сказал он. – Третий год пошел, боевая. Любого героем сделает.

Кобылица подняла сначала одну ногу, затем другую. Вася хотела подойти к ней, погладить, рассмотреть ноги и зубы. Но ей не хотелось оставлять Марью одну на глазах у всех.

– Здравствуй, – сказала Вася кобылице.

Животное поставило ногу и навострило уши. Напуганная, но не глупая. «Здравствуй?» – неуверенно сказала она и потянулась носом к Васе.

Из арки ворот кремля эхом раздался стук копыт. Кобылица дернулась и почти встала на дыбы. Погонщик с руганью увел ее в загон.

«Вася», – позвал Соловей.

Девушка обернулась. Трое мужчин ехали по площади на крепких конях. Они двигались клином. На первом была круглая шапка, выглядел он элегантно и властно. «Челубей», – подумала Вася. Предводитель разбойников, выдающий себя за посла хана.

Челубей повернул голову; его лошадь уверенно шла под всадником. Затем три всадника развернулись и направились к загону с лошадьми. Челубей выкрикивал извинения на ломаном русском, пока они расталкивали толпу. Изумленные и рассерженные люди смотрели татарам вслед.

Солнце поднялось выше. Холодные белые огни засверкали на льду реки и отразились в драгоценностях наездников.

Вася закрыла Машу плащом.

– Сиди тихо, – шепнула она. – Нам нужно уходить.

Она подтолкнула Соловья в сторону ворот кремля. Маша молчала, хотя Вася чувствовала, как бьется сердце девочки.

Им стоило поторопиться. Три наездника умело разошлись, и внезапно Соловей был окружен. Жеребец яростно встал на дыбы. Вася успокоила его, крепко держа племянницу. Всадники управляли своими конями так мастерски, что люди зашептались.

Челубей ехал на своей коренастой кобыле с холодной улыбкой. Что-то в его легкомысленной властности напомнило Васе Дмитрия. В тот момент Челубей был так не похож на разъяренного разбойника во тьме, что она решила, что ошиблась.

– Спешишь? – спросил Челубей у Васи, изящно склонив голову. Его взгляд скользнул по Марье, наполовину скрытой и дрожащей под плащом Васи. Он изумился. – Не хочу тебя задерживать. Но мне кажется, я уже видел твоего коня.

– Я – Василий Петрович, – ответила Вася, склонив голову в ответ. – Я не знаю, где вы могли видеть моего коня. Мне нужно идти.

Соловей тронулся с места. Но люди Челубея схватились за мечи и преградили им путь.

Вася развернулась, стараясь выглядеть беспечно, хотя чувствовала, как растет ее страх.

– Пропустите меня, – велела она. Площадь замерла. Солнце поднималось быстро: вскоре на улицах города будет не протолкнуться. Машу нужно было вернуть в терем, и Васе было плевать на угрожающую улыбку татарина.

– Я уверен, – задумчиво сказал Челубей, – что уже видел этого коня. Я сразу его узнал. – Он притворился, что думает. – Ах да, – продолжил он, смахнув пылинку с рукава своего дорогого наряда. – Я вспомнил. В лесу, поздней ночью. Интересно, что тот жеребец был на свободе. Точь-в-точь как твой.

Большие темные глаза смотрели на Васю, и она поняла, что не ошиблась.

– Вы сказали, что было темно, – наконец, сказала Вася. – Сложно узнать коня, которого видел лишь раз в темноте. Должно быть, вы увидели чужого жеребца. Этот – мой.

– Я знаю, что видел, – возразил Челубей. Он жестко смотрел на нее. – Как и ты, мальчик.

Его люди подвели коней ближе. «Он знает, что я знаю, – подумала Вася. – Это предупреждение».

Соловей был крупнее и быстрее их коней: он смог бы прорваться. Но мужчины были вооружены луками, и к тому же с ней была Маша…

– Я куплю твоего коня, – заявил Челубей.

От удивления она ответила бездумно:

– Зачем? Он вас не понесет. Только я могу скакать на нем.

Татарин слабо улыбнулся.

– О, он меня понесет. В конце концов.

Марья негодующе буркнула из плаща.

– Нет, – ответила Вася так, чтобы люди на площади могли услышать ее. Гнев вел лишь к одному ответу. – Нет, я не продам его. Ни за что.

Ее ответ волной прокатился по торговым палаткам, и Вася увидела, как изменились лица торговцев: кто-то удивился, кто-то одобрительно закивал.

Татарин усмехнулся – и Вася с ужасом поняла, что он добивался такой реакции. Она только что дала ему идеальный повод занести над ней меч и позже извиниться перед Дмитрием. Но не успел Челубей сделал шаг, со стороны реки раздался громкий голос.

– Матерь Божья, – сказал он. – Неужели нельзя покататься по Москве без толп? Разойдитесь…

Улыбка Челубея угасла. Вася покраснела.

Касьян, одетый в зеленое, величаво шел сквозь толпу на своем огромном жеребце. Он оглядел Васю и татар.

– Захотели подразнить детей, господин Челубей? – поинтересовался он.

Челубей пожал плечами.

– Что еще делать в этой грязной дыре…Касьян Лютович, верно?

Что-то в легкости его ответа встревожило Васю. Касьян подъехал к Васе и холодно сказал:

– Мальчик идет со мной. Его ждет двоюродный брат.

Челубей оглянулся. Толпа притихла, но явно была на стороне Касьяна.

– Не сомневаюсь, – ответил он, поклонившись. – Когда захочешь продать его, мальчик, я буду ждать тебя с мешком золота.

Вася покачала головой, глядя ему в глаза.

– Лучше тебе согласиться, – тихо добавил татарин. – Тогда я забуду о нашем долге. – Он все еще улыбался, но в его глазах горела угроза.

– Пойдем, – нетерпеливо сказал Касьян. Его конь обошел других всадников и направился к воротам кремля.

Вася не знала, что на нее нашло. Сердито и ловко, с утренним солнцем, слепящим глаза, она погнала Соловья прямиком на коня ближайшего всадника. Один шаг, и мужчина понял, что она собиралась сделать. Он спрыгнул с проклятьями на землю, и через мгновенье Соловей пролетел над спиной его коня. Вася крепко сжимала Марью. Соловей приземлился, словно птица, и подбежал к Касьяну.

Вася обернулась. Мужчина уже поднялся, весь в грязном снегу. Челубей смеялся над ним с толпой.

Касьян ничего не сказал. Он молчал до тех пор, пока они не скрылись на грязной петляющей улице. Его первые слова предназначались вовсе не Васе.

– Марья Владимировна, полагаю? – сказал он ребенку, не глядя на нее. – Рад знакомству.

Марья изумленно посмотрела на него.

– Мне нельзя разговаривать с мужчинами, – заявила она. – Так говорит матушка. – Она поежилась, но затем храбро подавила страх. – Ох, матушка так рассердится на меня.

– На вас обоих, – сказал Касьян. – Дурак ты, Василий Петрович. Челубей пронзил бы тебя мечом и после извинился бы перед великим князем. Зачем ты взял с собой дочь князя Серпуховского?

– Я не уберег ее, – ответила Вася.

Касьян фыркнул.

– Ты бы и себя не спас, если бы посол взялся за меч, что уж говорить о ребенке. К тому же ее видели. Это тоже плохо: просто спроси у ее матери. Нет, прости меня. Я уверен, ее мать и так тебе все выскажет. И еще… Ты насмехался над Челубеем. Он не забудет этого, хотя и улыбался. При дворе Сарая все улыбаются – пока не вонзят зубы в твое горло.

Вася почти не слушала его: она думала о радости и голоде на лице Марьи, увидевшей большой мир за пределами женской части терема.

– Ну и что, что Машу видели? – с жаром спросила она. – Мы просто покатались.

– Я хотела пойти с ним, – неожиданно вмешалась Марья. – Я хотела посмотреть.

– Любопытство – плохое качество для девочки, – поучительно сказал Касьян. Он едко усмехнулся. – Спроси у Бабы-яги: много будешь знать – рано состаришься.

Они уже почти подъехали к терему князя Серпуховского.

– Что ж, – вздохнул Касьян. – Сегодня ведь праздник? Как будто мне больше нечего делать, кроме как защищать целомудренных девиц от пересудов. – Его голос стал резким. – Спрячь ее в своем плаще, Вася. Отвези в загон для лошадей и жди.

Касьян поскакал вперед, подзывая распорядителя. Его кольца сверкали на солнце.

– А вот и я, Касьян Лютович. Пришел выпить вина с юным Василием Петровичем, – крикнул он.

Ворота уже были открыты в честь праздничного утра. Стражник поприветствовал его. Касьян въехал во двор, за ним следовала Вася, и к ним поспешил распорядитель.

– Возьми моего коня, – важно приказал Касьян. Он спрыгнул на землю и протянул поводья распорядителю. – Василий Петрович сам отведет своего зверя. Увидимся позже, мальчик.

С этими словами Касьян скрылся в тереме, оставив недовольного распорядителя с жеребцом. Он почти не смотрел на Васю.

Вася отвела Соловья в загон. Она не понимала, что сделал Касьян, но когда они перепрыгнули забор, чему Марья очень обрадовалась, Вася увидела Варвару. Женщина бежала к ним с таким выражением белой молчаливой ярости, что обе девочки вздрогнули. Вася поспешно спрыгнула на землю вместе с Машей.

– Пойдемте, Марья Владимировна, – сказала Варвара. – Вас ждут в тереме.

Марья выглядела напуганной, но уверенно сказала Васе:

– Я такая же храбрая, как ты. Я не хочу в терем.

– Ты храбрее меня, Маша, – ответила Вася. – В этот раз тебе нужно идти. Когда увидишь призрака в следующий раз, не забудь спросить, что ему нужно. Он не причинит тебе вреда.

Марья кивнула.

– Я рада, что мы покатались, – прошептала она. – Даже если матушка рассердится. И я рада, что мы перепрыгнули татарина.

– Я тоже, – согласилась Вася.

Варвара крепко взяла ребенка за руку и повела ее прочь.

– Моя госпожа хочет видеть вас в часовне, – бросила она через плечо. – Василий Петрович.

* * *

Вася и не думала ослушаться. Церковь была увенчана куполами, и найти ее было несложно. Вася шагнула под неодобрительным взглядом сотен икон и села на скамью.

Вскоре в церкви показалась Ольга. Тяжелая поступь выдавала ее возраст. Она перекрестилась, склонила голову перед иконостасом и подошла к сестре.

– Варвара сказала, – сказала она без предисловий, – что на рассвете ты провезла мою дочь по городу. Это правда, Вася?

– Да, – согласилась Вася, расстроенная тоном сестры. – Мы покатались с ней. Но я не…

– Пресвятая Дева, Вася! – ужаснулась Ольга. Остатки красок покинули ее лицо. – Ты не подумала о репутации моей дочери? Это не Лесной Край!

– О репутации? – переспросила Вася. – Конечно, я забочусь о ее репутации. Она ни с кем не говорила. Она была правильно одета, ее волосы были покрыты. Люди считают меня ее дядей. Почему я не могу взять ее покататься?

– Потому что это не… – Ольга вздохнула и замолчала. – Она должна оставаться в тереме. Девочки не могут покидать его. Моя дочь должна учиться спокойствию. Ты же взбудоражила ее на месяц, а в худшем случае навсегда испортила ее репутацию.

– Хочешь сказать, она должна оставаться в этих комнатах? В этой башне? – Вася невольно посмотрела на узкое зашторенное окно, массивные ряды икон. – Всегда? Но она храбрая и умная. Ты не можешь…

– Могу, – холодно ответила Ольга. – Не вмешивайся, иначе, клянусь, я расскажу все Дмитрию Ивановичу, и ты отправишься в монастырь. Довольно. Уходи. Развлекайся. День только начался, а я уже устала от тебя. – Она направилась к двери.

Ошеломленная Вася заговорила прежде, чем успела подумать. Ольга замерла, услышав ее голос.

– Ты должна оставаться здесь? Ты вообще выходишь отсюда, Оля?

Плечи ее сестры выпрямились.

– Я вполне хорошо справляюсь, – ответила она. – Я княгиня.

– Оля, – возразила Вася, подойдя ближе, – ты хочешь оставаться здесь?

Ольга развернулась, почувствовав вспышку ярости.

– Дитя, ты думаешь, для нас важно, чего мы хотим? Ты думаешь, я могу потакать твоим безумным выходкам и безрассудной наглости?

Вася молча смотрела на нее, словно онемев.

– Я не наша мачеха, – продолжила Ольга. – И я этого не потерплю. Ты не ребенок, Вася. Просто подумай, если бы ты слушалась, отец был бы жив. Помни об этом и перестань себя так вести!

Вася хотела что-то сказать, но слова не шли. Наконец, она прошептала, вспоминая события за стенами часовни:

– Я… они хотели отослать меня. Отца не было. Я боялась. Я не хотела, чтобы он…

– Довольно, – крикнула Ольга. – Довольно, Вася. Это детские оправдания, а ты уже женщина. Что сделано, то сделано. Но тебе нужно образумиться. Веди себя тихо до конца праздника, во имя любви к Господу.

Губы Васи похолодели. В детстве она представляла свою прекрасную сестру, живущую в тереме, княгиней из сказки с князем-орлом. Но детские мечты превратились в это: постаревшую женщину, властную и одинокую, дверь башни которой всегда была закрыта. Женщину, которая любой ценой сделает из своей дочери послушную девушку.

Ольга взглянула на Васю с усталым пониманием.

– Пойми, – сказала она. – Жизнь лучше и хуже сказок. Ты должна понять это, как и моя дочь. Не смотри на меня, как сокол с подрезанными крыльями. С Марьей все будет хорошо. К счастью, она слишком юна для большого скандала. Надеюсь, ее не узнали. Со временем она поймет свое место и будет жить счастливо.

– Разве? – спросила Вася.

– Да, – уверенно ответила Ольга. – Будет. Как и ты. Я люблю тебя, сестренка. Я сделаю все для тебя, клянусь. У тебя родятся дети, будут слуги, и все невзгоды останутся в прошлом.

Вася почти не слушала ее. Стены церкви давили на нее, будто долгие душные годы Ольги приняли форму и запах, который она могла вдохнуть. Она с трудом кивнула.

– Прости меня, Ольга, – прошептала она и выбежала из церкви в праздничную толпу. Даже если Ольга и кричала ей вслед, она не слышала.

17 Укротитель лошадей

Касьян встретил ее у ворот.

– Я думал, вы пришли выпить вина со мной, – сказала Вася.

Касьян фыркнул.

– Что ж, ты здесь, – непринужденно сказал он. – И вино можно достать. Судя по твоему виду, оно тебе пригодится. – Он посмотрел на Васю своим темным взглядом. – Ну, Василий Петрович? Твоя сестра разбила миску о твою голову или заставила жениться на племяннице, чтобы восстановить ее поруганную честь?

Вася не была уверена, что Касьян шутил.

– Нет, – отрезала она. – Но она очень разозлилась. Я… спасибо вам за то, что помогли вернуть Марью в терем так, чтобы распорядитель и стражники ничего не заметили.

– Ты должен выпить, – заявил Касьян, отмахнувшись. – Да побольше. Тебе пойдет это на пользу: ты разгневан и не знаешь на кого.

Вася лишь оскалилась в ответ. Неожиданно она ощутила свою вырванную свободу.

– Тогда ведите, Касьян Лютович, – сказала она. Город вокруг пронзительно кричал и кипел, словно котел на огне.

Сжатый рот Касьяна загадочно скривился. Они вышли на грязную улицу у терема Ольги и мгновенно затерялись в чреве веселящегося города. С соседних улиц раздавалась музыка, и девушки танцевали с обручами. Люди шли наверх: Вася увидела соломенную женщину на шесте, которую несли над ликующей толпой. Медведя с вышитым ошейником вели как собаку. Звенели колокола. На ледяных горках было не протолкнуться, и люди толкались в очереди, падали или летели головой вперед. Касьян остановился.

– Посол, – осторожно сказал он. – Челубей.

– Что? – удивилась Вася.

– Мне показалось, он тебя узнал, – ответил Касьян.

Улицы впереди гремели.

– Что это? – спросила Вася, проигнорировав его вопрос. Люди перед ними разбежались в стороны. В следующее мгновенье на улицу выскочила сбежавшая лошадь с дикими глазами.

Это была кобылица с рынка, которая понравилась Васе. Ее белые чулки мелькали на грязном снегу. Люди кричали и разбегались в стороны. Вася раскинула руки, чтобы остановить лошадь.

Кобылица попыталась увернуться, но Вася проворно поймала конец веревки и спросила:

– Стой, девица. Что случилось?

Кобылица шарахнулась от Касьяна и встала на дыбы, испугавшись толпы.

– Отойдите! – крикнула Вася. Толпа немного расступилась, и Вася услышала уверенный стук копыт. По улице ехал Челубей и его помощники.

Татарин удивился, увидев Васю.

– Вот мы и встретились, – сказал он.

Теперь, когда Марья была дома, Васе было нечего терять. Она выгнула бровь и спросила:

– Купили кобылицу, а она убежала?

– Хороший конь всегда с норовом, – хладнокровно ответил Челубей. – Хороший мальчишка, поймал ее для меня.

– Норов – не повод запугивать ее, – возразила Вася. – И не называйте меня мальчишкой.

Кобылица почти дрожала в ее руках и испуганно мотала головой.

– Касьян Лютович, – велел Челубей, – займитесь этим ребенком. Или я накажу его за дерзость и заберу коня. Пусть оставит кобылу себе.

– Если бы у меня была кобылица, – легкомысленно заявила Вася, – я бы катался на ней до полуденного колокола. У меня она бы не убежала в страхе на улицы Москвы.

Она с гневом заметила, что разбойник изумился.

– Большие слова для ребенка. Дай-ка ее мне.

Вася не сдвинулась. Она думала о том, как будет голодать Катя из-за сборов Дмитрия на новую войну. Злость на Челубея будоражила кровь и грела безрассудство.

– Ставлю своего коня на то, что эта кобылица понесет меня до того, как пробьет три часа.

– Вася… – начал Касьян, но Вася не взглянула на него.

Челубей расхохотался.

– Понесет тебя? – Он окинул взглядом испуганную кобылицу. – Как пожелаешь. Удиви нас. Но если проиграешь, я заберу твоего коня.

Вася собралась с духом и заявила:

– Если я выиграю, я заберу кобылицу.

Касьян в тревоге схватил ее за руку.

– Это глупый спор.

– Если мальчик хочет лишиться своего добра из-за бахвальства, это его дело, – сказал Челубей. – Теперь ступай, мальчик. Объезди кобылицу.

Вася молча осмотрела испуганную лошадь. Кобылица дрожала на конце веревки и постоянно дергалась в ее руках. Никогда еще лошадь не выглядела такой неприступной.

– Мне нужен загон с приличным забором, – наконец, сказала Вася.

– Ты сделаешь это здесь, на людях, – возразил Челубей. – Стоило обдумать условия, прежде чем вызывать людей на спор.

Улыбка исчезла с его лица. Он говорил уверенно и серьезно.

– Рыночная площадь, – сказала Вася, подумав. – Там больше места.

– Как пожелаешь, – снисходительно ответил Челубей.

– Если твой брат узнает об этом, Василий Петрович, я тебе не защитник, – пробормотал Касьян.

Вася не ответила.

* * *

Их спуск к площади стал процессией, молва пролетела по улицам вперед них: «Василий Петрович поспорил с татарским послом Челубеем. Приходите на площадь».

Но Вася не слышала. Она слышала лишь дыхание кобылицы. Она вела ее, пока лошадь билась на веревке, и разговаривала с ней. В основном, это были глупости: похвала, нежные слова, все, что шло на ум. И она слушала лошадь. «Прочь, – вот о чем думала кобылица, вот что она выражала своей головой, ушами и дрожащими ногами. – Прочь, я должна убежать. Я хочу других людей, хорошую траву и тишину. Прочь. Бежать».

Вася слушала лошадь и надеялась, что не сотворила что-то невероятно глупое.

* * *

Хотя Челубей и был язычником, русские люди любили зрелища, а Челубей быстро доказал, что может это устроить. Если кто-то в толпе выкрикивал похвалу, он изящно кланялся, взмахивая рукой с грубыми камнями на пальцах. Если кто-то насмехался над ним, прячась в толпе, он отвечал ревом, и зрители смеялись.

Они вышли на главную площадь, и люди Челубея тут же начали освобождать пространство. Торговцы ругались, но все же разошлись. Коренастые кони татар сдерживали толпу, обмахивая себя хвостами.

Челубей огласил условия спора на ужасном русском. С явным пренебрежением к присутствующим священникам зеваки делали ставки, а дети взбирались на прилавки, чтобы все видеть. Вася стояла с испуганной кобылицей в кругу людей.

Касьян стоял в первом ряду. Он выглядел не то недовольным, не то заинтересованным. Его взгляд был отсутствующим, словно он погрузился в глубокие размышления. Толпа росла, шум нарастал, но Вася видела только кобылицу.

«Иди ко мне, девица, – сказала она на языке лошади. – Я не причиню тебе вреда».

Кобылица напряглась и не ответила.

Вася вздохнула и, несмотря на риск, на глазах толпы шагнула вперед и сняла узду с головы лошади.

Толпа ахнула.

Кобылица замерла, столь же изумленная, как и зрители.

– Так иди! Беги! – прошипела Вася.

Кобылица не нуждалась в подсказке. Она бросилась к лошади одного из татар, развернулась, побежала к другой, третьей. Если она пыталась встать, Вася подгоняла ее. Но чтобы объездить лошадь, для начала нужно заставить ее слушаться. А в тот миг кобылица могла понять лишь один приказ – бежать.

«Убирайся» – у этого приказа был другой смысл. Когда жеребенок не слушался, Мышь, любимая кобылица Васи в Лесном Краю, на время выгоняла его из табуна. Однажды она даже сделала это с Васей, из-за чего девочка очень расстроилась. Это было худшее наказание для молодого коня, ведь табун был жизнью.

Теперь Вася вела себя с кобылицей так же – как мудрая старая кобылица. И кобылка задумалась – Вася видела вопрос в ее глазах: понимает ли ее это двуногое создание? Возможно, она больше не была одна?

Толпа притихла.

Вася резко остановилась, и в то же мгновенье остановилась кобылица.

Толпа вздохнула. Кобылица смотрела на Васю. «Кто ты? – спросила она. – Я не хочу быть одна. Я боюсь. Я не хочу быть одна».

– Тогда подойди, – сказала Вася поворотом тела. – Подойди ко мне, и ты никогда не будешь одна».

Кобылица облизнула губы и навострила уши. Под тихие удивленные возгласы кобылица сделала шаг, второй, третий и вскоре положила голову на плечо девушки.

Вася улыбнулась.

Она не слышала крики со всех сторон: она чесала бока и холку кобылицы, как делали лошади друг другу.

«Ты пахнешь, как лошадь», – сказала кобылица, неуверенно обнюхав ее.

– К сожалению, – ответила Вася.

Девушка медленно пошла. Кобылица следовала за Васей, не поднимая головы с ее плеча. Сюда. Туда. Разворот.

Стоп.

Кобылица остановилась вместе с Васей.

В другой ситуации Вася бы оставила лошадь, позволила ей уйти, успокоиться и помнить, что бояться не нужно. Но ведь была сделка. Сколько времени у нее оставалось?

Люди изумленно перешептывались. Вася заметила непроницаемый взгляд Касьяна.

«Я заберусь тебе на спину, – сказала она лошади. – На минутку».

Кобылица сомневалась. Вася ждала.

Кобылица облизнула губы и понуро опустила голову. Доверие было, но очень хрупкое.

Вася облокотилась на лошадь, давая ей ощутить вес. Кобылица дрожала, но стояла на месте.

Мысленно молясь, Вася прыгнула как можно легче, перекинула ногу и оказалась на спине кобылицы.

Кобылица привстала на дыбы, но затем успокоилась. Она дрожала, повернула с мольбой уши к Васе. Одно неверное движение – один неверный вдох – и кобылица понесется вперед. Вся работа девушки будет напрасной.

Вася не шевелилась. Она гладила лошадь по шее. Шептала ей. Когда лошадь расслабилась – совсем чуть-чуть, она легонько подтолкнула ее пятками, что означало «иди».

Кобылица тронулась с места, все еще напряженная, с опущенными ушами. Она сделала несколько шагов и остановилась, скованная, как жеребенок.

Достаточно. Вася спрыгнула на землю.

В воздухе повисла абсолютная тишина.

А потом возникла стена шума.

– Василий Петрович! – кричали люди. – Василий Храбрый!

У обессиленной Васи кружилась голова. Она поклонилась толпе и заметила лицо Челубея – раздраженное, но с удивленной улыбкой.

– Я заберу ее, – заявила Вася. – В конце концов, лошадь должна носить своего всадника.

Челубей немного помолчал, но затем удивил ее смехом.

– Я не знал, что меня превзойдет мальчишка с трюками, – сообщил он. – Поздравляю, волшебник. – Он поклонился Васе, не спускаясь со своего коня.

Вася не поклонилась в ответ.

– Малым умам любое мастерство будет казаться волшебством, – сказала она, выпрямившись.

Люди вокруг засмеялись. Улыбка татарина не дрогнула, но он уже не смеялся.

– Тогда сразись со мной, мальчик, – тихо проговорил он. – Я получу свое.

– Не сегодня, – твердо заявил Касьян. Он подошел к Васе.

– Что ж, – сказал Челубей с обманчивой мягкостью. Он кивнул одному из своих людей. В его руках мелькнул дорогой расшитый недоуздок. – Поздравляю. Она твоя. Да будет твоя жизнь долгой.

Его глаза сулили обратное.

– Мне не нужен недоуздок, – гордо и беспечно заявила Вася. Она отвернулась и пошла вперед: кобылица по-прежнему следовала за ней, не поднимая головы с плеча.

– Умеешь же ты наживать беды, Василий Петрович, – тихо сказал Касьян, догнав ее. – Ты нажил себе врага. Но… ты и ездить умеешь. Выступление было мастерским. Как ты назовешь кобылицу?

– Зима, – сказала Вася, не раздумывая. Зима. Это имя подходило ее изяществу, белым отметинам. Она погладила кобылицу по шее.

– Значит, ты хочешь разводить лошадей?

Кобылица дышала Васе в ухо, и ее ноздри раздувались, как кузнечные мехи. Девушка изумленно взглянула на белоснежную морду. Коневодом? Что ж, теперь у нее была лошадь, которая могла бы родить жеребят. У нее был кафтан, расшитый золотыми нитями: подарок князя. В ножнах лежал бледный кинжал: подарок ледяного демона. Между грудей висел холодный сапфир на цепочке: подарок отца. Много подарков – и дорогих.

У нее было имя. «Василий Петрович», – ревела толпа. Василий Храбрый. Вася гордилась собой, словно это было ее имя.

Вася почувствовала, что в тот миг была кем угодно, но не самой собой: Василисой, дочерью Петра, рожденной в далеком лесу. «Кто же я?» – подумала Вася. Внезапно у нее закружилась голова.

– Пойдем, – сказал Касьян. – До ночи узнает вся Москва. Теперь люди будут звать тебя Василием, укротителем лошадей. У тебя будет больше имен, чем у твоего брата. Отведи кобылу в загон к Соловью, пусть он ее утешит. Теперь ты точно должен выпить.

Вася не придумала ничего лучше, чем последовать за ним. Она держала руку на шее кобылицы, пока они шли по шумному городу.

* * *

Соловей, оказавшись с настоящей кобылицей, был скорее неуверен, чем доволен. Кобылица, увидев гнедого жеребца, чувствовала себя не лучше. Они смотрели друг на друга, прижав уши. Соловей успокаивающе заурчал, но в ответ получил лишь ржание и вздернутые копыта. Вскоре две лошади разошлись по разным углам загона и хмуро смотрели друг на друга.

Малообещающее начало. Вася наблюдала за ними, прислонившись к ограде загона. Часть ее мечтала о жеребенке с кровью Соловья, табуне своих коней, хозяйстве.

Но другая ее часть, более чувствительная, настойчиво шептала, что это было невозможно.

– Выпьем, Василий Петрович, – сказал Касьян, тоже прислонившись к ограде. Он протянул ей бурдюк с густым темным пивом, который он купил по пути. Вася жадно отхлебнула и отставила бурдюк, резко выдохнув.

– Ты так и не ответил, – продолжил Касьян, забрав бурдюк. – Откуда Челубей тебя знает?

– Вы мне не поверите, – покачала головой Вася. – Мой брат не поверил.

Касьян вздохнул.

– Я думаю, стоит попробовать, Василий Петрович, – язвительно сказал он, отхлебнув пиво.

Это был почти вызов. Вася посмотрела ему в глаза и все рассказала.

* * *

– Кто еще об этом знает? – резко спросил Касьян, когда она замолчала. – Кому ты рассказал?

– Кроме брата? Никому, – с горечью ответила Вася. – Вы верите мне?

Секунда молчания. Касьян отвернулся от нее. Он невидящим взглядом смотрел на спирали дыма сотен очагов на чистом небе.

– Да, – кивнул он. – Да, я тебе верю.

– Что мне делать? – спросила Вася. – Что это значит?

– Что они – народ воров и сыновья воров, – ответил Касьян. – Что еще это может означать?

Вася не думала, что простые воры могли построить великолепный дворец посла. Не думала она и что грабитель мог вести себя так изящно, как Челубей. Но спорить не стала.

– Я хотел рассказать великому князю, – сказала она. – Но брат запретил мне это делать.

Касьян задумчиво дотронулся до зубов указательным пальцем.

– В первую очередь нужны доказательства твоих слов, прежде чем мы пойдем к Дмитрию Ивановичу. Я пошлю человека в сожженные деревни. Мы найдем священника или крестьянина, который видел разбойников. Нам нужны свидетели.

Вася почувствовала благодарность за то, что этот мужчина поверил ей и знал, что делать. Над ними прозвенели колокола. Две лошади искали сухую траву под снегом, решительно игнорируя друг друга.

– Тогда я буду ждать, – ответила Вася. Она снова обрела уверенность. – Но я не могу ждать слишком долго. Я должен попытать удачи с Дмитрием Ивановичем, со свидетелями или без.

– Разумеется, – согласился Касьян. Он похлопал Васю по плечу. – Теперь иди мыться, Василий Петрович. Мы должны сходить в церковь, а потом будет праздник.

18 Масленица

Солнце погрузилось в фиолетовую и алую гущу под мерцающими звездами. Вася пошла на вечернюю службу вместе с молчаливым братом, Дмитрием Ивановичем и вереницей бояр и их жен. В праздничные дни женщины могли выходить на сумеречные улицы и с родней ходить на службу, закрыв лицо вуалью.

Ольга не пошла в церковь: близились ее роды, и Марья осталась в тереме с матерью. Но другие благородные женщины Москвы шли в церковь по дороге, изрезанной колеями, неуклюже ступая в расшитых сапогах. Со своими слугами и детьми они казались зимними цветами, роскошными и полностью скрытыми за вуалью. Вася, задыхаясь в толпе бояр Дмитрия, с любопытством и ужасом наблюдала за ярко одетыми людьми, пока насмешливый локоть не ударил ее по ребрам. Какой-то мальчишка из процессии великого князя сказал ей:

– Лучше долго не смотри, незнакомец, если не хочешь жену или снесенную голову.

Вася не знала, смеяться ей или сердиться, поэтому отвела взгляд.

Башни собора сияли волшебным пламенем в свете заходящего солнца. Двойные ворота, отделанные бронзой, были высоченными, в два человеческих роста. Когда они вышли из притвора в огромный гулкий зал, Вася на мгновенье замерла с открытым ртом.

Она никогда не видела ничего красивее. Васю изумила лестница, аромат благовоний…позолоченный иконостас, разрисованные стены, серебряные звезды в синеве на своде… хор голосов…

Вася по привычке свернула налево, где молились женщины, но затем опомнилась. Она, с восхищенным видом, смешалась с толпой позади великого князя.

Впервые Вася жалела отца Константина. «Вот что он потерял, когда приехал в Лесной Край, – подумала она. – Блеск его рая, мир драгоценностей, где он мог молиться и быть любимым. Неудивительно, что все свелось к угрозам, горечи и проклятьям».

Служба стала самой долгой в жизни Васи. Песнопения сменились речью, а затем молитвой. Девушка стояла в полудреме, пока великий князь и его компания не покинули собор. Вася, пресытившаяся красотой, была рада уйти. Ночь выпустила их на желанную свободу после трех часов серьезного ритуала.

Процессия великого князя направилась в его терем. Люди шли по улицам, и епископы благословляли толпу.

Они пересеклись на миг с другой процессией, стихийной, идущей по снегу с Масленицей, куклой-чучелом на высоком шесте. Во всем смятении юные бояре окружили Васю.

Светлые волосы и широко посаженные глаза, пальцы, усыпанные кольцами, и перекошенные кушаки: то были очередные двоюродные братья князя. Вася скрестила руки. Бояре толкались, словно стая собак.

– Я слышал, ты любимец великого князя, – сказал один. Его еще тощая бородка выделялась на худом лице.

– Почему бы и нет? – спросила Вася. – Я пью пиво и не проливаю его, и на коне катаюсь лучше тебя.

Один из юных бояр толкнул ее. Она изящно уклонилась от удара и удержалась на ногах.

– Сильный ветер сегодня, да? – спросила она.

– Василий Петрович, не слишком ли ты хорош для нас? – спросил другой мальчик, улыбаясь гнилыми зубами.

– Может быть, – ответила Вася. Легкомысленность характера, усмиренная в детстве, нашла поддержку в новом грубом мире и внезапно ожила в ее душе. Вася улыбнулась юным боярам и почувствовала, что не боится.

– Слишком хорош для нас? – рассмеялись мальчики. – Ты всего лишь сын деревенского человека, никто, выскочка, последствие неравного брака.

Вася ответила на это изобретательными оскорблениями. Со смехом и криками бояре рассказали ей, что собирались дважды оббежать терем Дмитрия Ивановича. Победителю достался бы кувшин с вином.

– Как пожелаете, – согласилась Вася, проворная с детства. Она отмахнулась от мыслей о разбойниках, тайнах, неудачах: ей хотелось насладиться этим вечером. – Откуда начнем?

* * *

С кувшином вина в руках, уже навеселе, Вася оказалась в зале Дмитрия Ивановича с волной новых друзей. Часть ее тревоги утонула в триумфе. Она увидела, что главные участники ее лживой истории уже были в зале великого князя.

Дмитрий, как полагалось, сидел в центре. Рядом с ним сидела женщина. Ее накидка спадала с плеч, а круглое лицо выражало кислое самодовольство. Его жена…

Касьян… Вася нахмурилась. Он был как всегда спокоен, роскошно одет, но выглядел очень задумчивым. Между рыжими бровями пролегла морщинка. Вася подумала, не получил ли он плохие новости. Внезапно брат подошел к ней и схватил за руку.

– Ты все слышал, – смиренно сказала Вася.

Саша отвел ее в угол, помешав игривой парочке, к их общему недовольству.

– Ольга сказала, что ты вывезла Марью в город.

– Да, – ответила Вася.

– И что ты выиграла коня у Челубея.

Вася кивнула. Она слышала, как брат заскрипел зубами.

– Вася, ты должна покончить с этим, – заявил Саша. – Показывать себя всем и втягивать в это ребенка? Ты должна…

– Что? – перебила его Вася. Она очень любила своего сильного ясноглазого брата, но раздражение ее росло. – Тихо уйти в ночи в запертую комнату в тереме Оли, подготовить приданое, молиться по утрам и своим слабым очарованием соблазнять ребячливых бояр? А Соловей будет чахнуть в загоне? Ты хочешь продать моего коня или взять его себе, когда я уйду в терем? Ты монах. Я не вижу тебя в монастыре, брат Александр. Разве ты не должен растить огород, петь и молиться без остановки? Вместо этого ты здесь, главный советник великого князя Московского. Почему ты, брат? Почему ты, а не я? – Плечи Васи упали. Она подивилась силе, с которой говорила.

Саша ничего не ответил. Вася поняла, что он сам спрашивал себя об этом в тишине монастыря, спорил и не находил ответов. Он смотрел на нее с неприкрытой печалью и растерянностью, которая терзала его сердце.

– Нет, – возразила Вася. Ее рука нашла его, сильную и худую, на своем плече. – Мы оба понимаем, что я не могу уйти в терем, как не может настоящий мальчик. Я здесь и здесь же останусь. Или ты хочешь выставить нас лжецами перед всеми?

– Вася, – начал Саша. – Это не может длиться вечно.

– Я знаю. И я покончу с этим. Клянусь, Саша. – Ее рот мрачно дернулся. – Но не сейчас. Давай пировать, брат, и врать.

Саша вздрогнул, и Вася ушла, не дав ему ответить. Она шла, высоко подняв голову в своем угасающем гневе, пот тек по ее вискам под ненавистной шапкой. В ее глазах застыли слезы, потому что ее брат любил маленькую Василису. Но как можно любить женщину, которая так похожа на того ребенка, но так неуправляема и бесстрашна?

«Я должна уйти, – внезапно поняла Вася. – Я не могу ждать конца Масленицы. Я раню его своей ложью, и мне нужно уйти».

«Завтра, брат, – подумала она. – Завтра».

Дмитрий махнул ей рукой, как всегда улыбнулся. Лишь его холодная трезвость давала понять, что, возможно, князь вовсе не был спокоен. Его город и бояре болтали, татарский посол приехал в их город за данью, а сердце велит ему сражаться, но разум советует подождать. И то, и другое требовало денег, которых у него не было.

– Я слышал, ты выиграл коня у Челубея, – сказал Дмитрий Васе, с привычной легкостью прогнав тревоги со своего лица.

– Да, это так, – выдохнула Вася. Слуга толкнул ее тарелкой в спину. Уже стояли первые блюда, слегка припорошенные снегом в пути по двору. Мяса не было, зато были всевозможные вкусности из муки, меда, масла, яиц и молока.

– Молодец, мальчик, – похвалил ее великий князь. – Хотя я не могу одобрить твой поступок. Все же Челубей – гость. Но таковы мальчики. Можно подумать, посол справился бы с кобылкой лучше, – и Дмитрий подмигнул ей.

До этого момента Вася ощущала боль из-за того, что Саша лгал великому князю: сама она не испытывала вины. Но теперь она вспомнила обещание служить и почувствовала угрызения совести.

Что ж, хотя бы один секрет она могла раскрыть.

– Дмитрий Иванович, – внезапно сказала Вася. – Я должен вам кое-что сказать… об этом после.

Касьян пил вино и слушал, но теперь резко вскочил с места и смахнул с лица свои рыжие волосы.

– Неужели мы не будем развлекаться на празднике? – пьяно проревел он на весь зал, заглушив Васю. – Разве мы не хотим веселиться?

Он повернулся к Васе с улыбкой. Что он делал?

– Предлагаю развлечение, – продолжил Касьян. – Василий Петрович – отличный наездник, мы в этом убедились. Что ж, я хочу проверить. Примете ли вы участие в скачках завтра, Василий Петрович? Перед всей Москвой? Я бросаю вам вызов, и эти люди тому свидетели.

Вася замерла. Скачки? При чем здесь?..

Довольные шепотки пронеслись по толпе. Касьян странно смотрел на нее.

– Я согласен, – растерянно ответила Вася. – Если позволите, Дмитрий Иванович.

Дмитрий довольно откинулся на спинку стула.

– Я не против, Касьян Лютович, но не припомню у вас коня, который бы сравнился с Соловьем.

– И все же, – с улыбкой ответил Касьян.

– Значит, мы тому свидетели, – закричал Дмитрий. – Завтра утром. А теперь ешьте и благодарите Бога.

Слышались разговоры, пение, музыка.

– Дмитрий Иванович… – начала Вася.

Но в это мгновенье Касьян споткнулся и упал на скамью рядом. Он закинул руку на ее плечи.

– Я подумал, ты можешь совершить оплошность, – прошептал он ей в ухо.

– Я устал от лжи, – прошептала Вася. – Дмитрий Иванович сам решит, верить мне или нет. На то он и великий князь.

Сидевший с другой стороны Дмитрий выкрикивал тосты за своего будущего сына, обнимая плечи почти улыбающейся жены, и бросал хрящи собакам у его ног. Огонь сиял все ярче с приближением полуночи.

– Это не ложь, – возразил Касьян. – Только пауза. Правда похожа на цветы: лучше срывать ее в подходящий момент.

Вася почувствовала на плечах жесткую хватку.

– Ты мало выпил, мальчик, – продолжил он. – Мало. – Он плеснул вина в чарку и протянул ей. – Вот, это тебе. Завтра утром мы поскачем, ты и я.

Вася взяла чарку и отхлебнула. Касьян медленно улыбнулся.

– Нет. Пей больше, чтобы мне было проще победить. – Он подался вперед и прошептал: – Если я выиграю, ты мне все расскажешь.

Его волосы почти задевали ее лицо. Вася замерла.

– Все, Вася, все о себе и твоем коне – и том хорошем голубом кинжале у тебя на боку.

Вася открыла рот от удивления. Касьян выпил залпом свое вино.

– Я уже был здесь, – сказал он. – В этом тереме. Много лет назад. Я искал кое-что, что потерял. Потерял для себя. Почти. Но не полностью. Как ты думаешь, я найду это снова, Вася?

Его глаза были блестящими и далекими. Он притянул Васю к себе. Ей стало не по себе.

– Послушайте, Касьян Лютович… – начала она.

Она почувствовала, как он напрягся и слушал, но не ее. Вася замерла и медленно поняла тишину: старую тишину за ревом и голосами на пиру, тишину, которая медленно заполнялась дуновением зимнего ветра.

Вася забыла о Касьяне. С ее глаз словно спала пелена. В вонь, дым и шум боярского пира в Москве тайком пробирался новый мир, чтобы праздновать со своими людьми.

Существо под столом, в роскошных лохмотьях, пузатое и с длинными усами, деловито собирало крошки. «Домовой», – подумала Вася. Это был домовой Дмитрия.

Крошечная женщина с лохматыми волосами сновала между тарелок и изредка опрокидывала чарки неосторожных бояр. Это была кикимора: иногда у домового была жена.

Сверху раздался шорох крыльев. Вася взглянула в немигающие глаза женщины, прежде чем она исчезла в дыме высоких стен. Васе стало не по себе, ведь птица с головой женщины была воплощением судьбы.

Вася чувствовала на себе взгляды тех, кого видела и не видела. «Они смотрят и ждут… но чего?»

Вася посмотрела на дверь и увидела Морозко.

Он стоял в тусклом свете ламп. Отблески огня за ним утопали в ночи. Своим видом и цветом Морозко мог бы сойти за человека, если бы не непокрытая голова, отсутствие бороды и нетающий снег на одежде. Он был одет в синее, словно зимние сумерки, одежда покрылась инеем и льдом. Его черные волосы дрожали на ветру с запахом сосен, который плясал и понемногу уносил дым из зала.

Музыка стала свежее, мужчины в зале выпрямились на скамьях. Но никто не видел Морозко.

Кроме Васи. Она смотрела на ледяного демона, как на призрака.

Черти обернулись. Птица над головой расправила огромные крылья. Домовой перестал собирать крошки. Его жена тоже остановилась. Все они замерли.

Вася вышла в центр зала мимо шумных столов, мимо наблюдающих духов. Морозко смотрел на нее, его рот был слегка изогнут.

– Как ты оказался здесь? – прошептала она. Она подошла так близко, что чувствовала снег, время и ясную дикую ночь.

Морозко кивнул в сторону наблюдающих чертей.

– Разве я не могу присоединиться к толпе? – спросил он.

– Но зачем? – удивилась Вася. – Здесь нет снега и диких мест. Разве ты не повелитель зимы?

– Праздник солнца старее этого города, – ответил Морозко. – Но он не старее меня. Когда-то в эту ночь люди душили девиц, чтобы задобрить меня и прогнать, чтобы настало лето. – Он внимательно смотрел на Васю. – Теперь они не приносят таких жертв. Но я все равно иногда прихожу на пир. – Глаза Морозко были бледнее, дальше звезд, но по-прежнему смотрели на раскрасневшиеся лица с холодной нежностью. – Они все еще мои люди.

Вася ничего не ответила. Она думала о мертвой девушке из сказки, поучительной истории для детей в холодную ночь, которая скрывала кровавую историю.

– Этот пир означает угасание моей силы, – тихо добавил Морозко. – Скоро наступит весна, и я останусь в своем лесу, снег в котором не тает.

– Значит, ты пришел за задушенной девицей? – холодно спросила Вася.

– А что? – спросил он. – Такая будет?

Они молча смотрели друг на друга.

– Я верю, что в этом городе возможно все, – ответила Вася. Ее голос больше не был холодным, и она не замечала, каким древним он был. – Я больше тебя не увижу? Когда наступит весна, тебя не будет?

Он промолчал и отвернулся. Его хмурый взгляд бегал по залу.

Вася следила за ним. Ей показалось, что за ними наблюдает Касьян. Но Касьяна в зале не было.

Морозко вздохнул и отвел лучистый взгляд.

– Ничего, – сказал он сам себе. – Я вздрагиваю от теней.

Он снова посмотрел на Васю.

– Нет, ты меня не увидишь, – ответил он. – Потому что весной меня нет.

Вася заметила старую печаль на его лице и серьезно спросила:

– Присядете за стол с боярами в эту ночь, повелитель зимы?

Она испортила эффект, практично заметив:

– Бояре уже падают со скамей. Место есть.

Морозко рассмеялся, хотя Васе показалось, что он удивился.

– Я долго блуждал по залам людей, но меня давно – очень, очень давно – не звали на пир.

– Значит, я приглашаю тебя, – ответила Вася. – Хоть это и не мой зал.

Они повернулись к столу. Некоторые мужчины уже лежали на полу, похрапывая, остальные пригласили женщин. Их жены уже ушли спать. По обе руки великого князя сидели девушки. Он поймал широкой рукой грудь одной из них, и Вася покраснела. Морозко сказал, подавив смех:

– Пожалуй, я откажусь от пира. Прокатимся, Вася?

Вокруг них был шум и вонь, крики и громкое пение. Неожиданно Москва начала душить ее. Вася устала от затхлых теремов, жестких взглядов, обмана, разочарования…

Черти наблюдали за ними.

– Да, – ответила Вася.

Морозко изящно показал на двери и вышел за ней в ночь.

* * *

Соловей увидел их первым и звонко заржал. Рядом с ним стояла белая кобылица Морозко, бледный призрак на снегу. Зима жалась к ограде, глядя на гостей.

Вася пролезла между досок, ласково шепнула что-то кобылице и запрыгнула на знакомую спину Соловья, не думая о великолепной одежде.

Морозко взобрался на белую кобылицу и коснулся рукой ее шеи.

Их окружали высокие стены загона. Вася направила жеребца на них. Соловей перепрыгнул забор, белая кобылица прыгнула следом. Облачная дымка на небе рассеялась, и засияли живые звезды.

Они выскользнули за ворота князя Серпуховского, словно призраки. Ворота кремля все еще были открыты в честь праздничной ночи, и посад за ним был полон красных огней костров и приглушенного пения.

Но Вася не думала о кострах и песнях. Другой, более старый мир овладел ей, со своей чистой красотой, загадками, дикостью. Они с Морозко вышли незамеченными через ворота кремля, и кони повернули направо, мимо празднующих домов. Стук копыт лошадей изменился, и река развернулась перед ними, словно лента. Дым города остался позади: вокруг был лишь снег и чистый лунный свет.

Вася все еще была пьяна, несмотря на освежающий ночной воздух. Она крикнула, и Соловей ускорил шаг. Теперь они неслись вдоль Москвы-реки. Две лошади бежали вровень по льду и серебряному снегу. Вася улыбалась, стиснув зубы на ветру.

Морозко ехал рядом с ней.

Они мчались долго. Когда Вася вдоволь накаталась, Соловей перешел на шаг, а сама она со смехом бросилась в сугроб. Потея под тяжелой одеждой, она сорвала шапку и капюшон и подставила взъерошенную черную голову под свет ночи.

Морозко остановился рядом с Соловьем и легко спрыгнул на лед реки. Он скакал с безумным ликованием, как Вася, но теперь выглядел собранным и осторожным.

– Значит, теперь ты сын боярина, – сказал Морозко.

Беззаботная легкость Васи исчезла. Она встала, отряхиваясь от снега.

– Мне нравится быть господином. Почему я родилась девочкой?

Из-под век демона выходило голубое сияние.

– Ты не такая уж плохая девочка.

Вино – только вино – ударило Васе в голову. Ее настроение переменилось.

– Это все, что мне остается? Быть призраком – кем-то настоящим и ненастоящим? Мне нравится быть юным господином. Я могла бы остаться и помогать великому князю. Я бы обучала лошадей, управляла людьми, овладела мечом. Но не могу, иначе мой секрет раскроют.

Вася резко развернулась. В ее распахнутых глазах сиял звездный свет.

– Если я не могу быть господином, я по-прежнему могу странствовать. Я хочу повидать весь мир, если Соловей возьмет меня. Я бы увидела зеленые земли на закате, остров…

– Буян? – пробормотал Морозко за ее спиной. – Где волны бьют о скалы и ветер пахнет холодными камнями и апельсиновыми цветами? Которым правит царевна-лебедь с серыми, как море, глазами? Землю из сказок? Ты этого хочешь?

Жар от вина и дикой езды теперь остывал. Все вокруг замерло перед рассветным ветром. Вася задрожала, обернутая в волчью шкуру, в свои черные волосы.

– Ты пришел за этим? – спросила она, не оборачиваясь. – Чтобы уговорить меня сбежать из Москвы? Или скажешь, что мне лучше жить здесь девушкой и выйти замуж? Почему черти пришли на пир? Почему там была гамаюн? Да, я знаю, что означает эта птица. Что происходит?

– Разве нам нельзя праздновать с людьми?

Вася не ответила. Она расхаживала, словно зверь в клетке, несмотря на холод льда, леса и неба.

– Я хочу свободы, – сказала она самой себе. – Но еще я хочу свое место и цель. Я не уверена, что могу получить хотя бы что-то одно. И я не хочу жить во лжи. Я расстраиваю брата и сестру, – Она резко остановилась и повернулась. – Ты можешь решить эту загадку за меня?

Морозко выгнул бровь. Рассветный ветер поднял вихри снега у ног лошадей.

– Разве я оракул? – холодно спросил он. – Разве я не могу праздновать, скакать в лунном свете, не выслушивая жалоб русских девиц? Какое мне дело до твоих мелких тайн или совести брата? Вот мой ответ: не слушай сказки. Я уже говорил, что твоему миру нет дела до твоих желаний.

Вася сжала губы.

– Моя сестра сказала то же самое. Но что скажешь ты? Тебе есть дело?

Морозко молчал. Облака сгущались на небе. Кобылица дрожала на ветру.

– Ты можешь насмехаться, – продолжила Вася. Она шагнула к нему, разозлившись. – Но ты живешь вечно. Возможно, ты ничего не хочешь и тебя ничто не волнует. И все же… ты здесь.

Он ничего не ответил.

– Должна ли я остаться ненастоящим юношей, пока мой секрет не раскроют, а меня не отправят в монастырь? – спросила она. – Должна ли я бежать? Вернуться домой? Никогда не увидеть своих братьев вновь? Где мое место? Я не знаю. Я не знаю, кто я. И я ела в твоем доме и почти умерла в твоих руках, и ты скакал со мной этой ночью, и… Я надеялась, что ты знаешь ответ.

Слова прозвучали глупо. Вася прикусила губу. Тишина затянулась.

– Вася… – начал Морозко.

– Нет. Тебе все равно, – сказала Вася, отвернувшись. – Ты живешь вечно, и это лишь игра…

Морозко молчал, но его руки говорили за него: кончики пальцев нашли пульс у нее на шее. Вася замерла. Его глаза были холодными и спокойными – бледными звездами, в которых она потерялась.

– Вася… – прошептал он тихо и почти грубо. – Возможно, я не так мудр, как ты думаешь, несмотря на годы, проведенные в этом мире. Я не знаю, что ты должна выбрать. Когда ты выбираешь путь, нужно помнить об остальных: о жизни, которую ты не выбрала. Выбери то, что считаешь нужным, один путь или другой. Каждый отдаст свою горечь и сладость.

– Это не совет, – возразила Вася. Ветер мазнул ее локонами по его лицу.

– Это все, что я знаю, – ответил Морозко. Он запустил пальцы в ее волосы и поцеловал.

Она издала звук, похожий на рыдания, там были гнев и желание одновременно. Затем ее руки обвились вокруг него.

Она никогда так не целовалась. Не так долго и не так… неспешно. Она не умела, но он ее научил. Нет, не словами: ртом, пальцами и чувством, для которого не найти слов. Она ощущала темное тонкое прикосновение на своей коже.

Вася прильнула к нему, и все ее тело расслабилось и вспыхнуло холодным огнем. «Даже твои братья назовут тебя обреченной», – подумала она, но ей было все равно. Легкий ветер унес остатки облаков, и над ними засияли звезды.

Когда Морозко отстранился, она стояла с распахнутыми глазами, покрасневшая, горящая. Его глаза сверкали идеальным голубым пламенем, и он мог быть человеком.

Он резко отпустил Васю.

– Нет, – сказал он.

– Я не понимаю…

Вася закрыла рот ладонью, ее тело дрожало, как у той девочки, которую он когда-то забросил на свое седло.

– Нет, – повторил Морозко. Он провел рукой по своим темным волосам. – Я не хотел…

Понимание ранило. Вася скрестила руки.

– Чего ты не хотел? Зачем ты тогда пришел?

Морозко стиснул зубы. Он отвернулся и с силой сжал кулаки.

– Потому что хотел сказать…

Он резко замолчал и посмотрел Васе в глаза.

– Над Москвой нависла тень, – признался Морозко. – Но сколько бы я ни пытался вглядеться в нее, меня отгоняли. Я не знаю, в чем причина. Разве ты не…

– Что я? – спросила Вася. Она ненавидела свой голос, который болезненным криком вырывался из ее горла.

Молчание. Голубое пламя вспыхнуло в глазах Морозко.

– Неважно, – ответил он. – Но, Вася…

На миг показалось, что он действительно хотел сказать что-то, раскрыть некий секрет. Но он вздохнул и сомкнул губы.

– Вася, будь осторожна, – сказал Морозко наконец. – Что бы ты ни выбрала, будь осторожна.

Вася не слушала его. Она стояла рядом, замерзшая, напряженная и пылающая. «Нет? Почему нет?»

Если бы она была старше, то заметила бы борьбу в его глазах.

– Хорошо, – ответила она. – Спасибо за предупреждение.

Вася резко развернулась и запрыгнула на спину Соловья.

Она уже скакала прочь, поэтому не видела, что Морозко еще долго стоял, смотря ей вслед.

Позже, гораздо позже, в холодный и горький предрассветный час красный свет пронесся по небу вспышкой огня. Те немногие, что видели его, посчитали это предвестием. Но многие не видели. Люди спали, видя во снах летнее солнце.

Касьян Лютович видел. Он улыбнулся и вышел из терема Дмитрия во двор, чтобы закончить приготовления.

Морозко узнал бы ту вспышку. Но он не видел ее, потому что мчался один по диким местам мира, подставив напряженное лицо одинокой ночи.

19 Пламя и тьма

На следующее утро желтый солнечный свет залил комнату Васи. Она проснулась от его робкого прикосновения и поднялась. Голова раскалывалась, и она всем сердцем жалела, что накануне столько кричала, бегала, пила и рыдала.

«Сегодня», – билось в ее голове. Сегодня Вася расскажет Дмитрию все, что знала или подозревала о Челубее. Она попрощается с Ольгой и Марьей, но тихо, чтобы они не услышали и не остановили ее. Затем она уедет. На юг… туда, где воздух был теплым, а ледяные демоны не могли беспокоить ее по ночам. На юг. Мир был огромен, и ее семья достаточно настрадалась.

Но сперва скачки.

Вася быстро оделась: старая рубаха, кафтан и штаны, отделанные овечьей шерстью, поверх – плащ и сапоги. Она выбежала на солнце и подставила лицо солнцу. Небо излучало слабое тепло. Скоро на проталинах расцветут подснежники, и зима закончится.

На рассвете снег укрыл двор. Вася пошла в загон Соловья, скрипя сапогами.

Глаза жеребца сияли, и он дышал, как боевой конь перед сражением. Кобылица Зима теперь спокойно стояла рядом с ним.

– Постарайся не победить слишком быстро, – попросила Вася, увидев его дикость. – Я не хочу, чтобы меня обвинили в колдовстве.

Соловей лишь тряхнул гривой и ударил копытом по снегу.

Вася вздохнула.

– Сегодня ночью мы уедем, когда веселье будет в самом разгаре. Поэтому не мучай себя – мы должны уйти далеко до рассвета.

Это немного успокоило жеребца. Вася расчесала его щеткой и шептала планы о том, как они уедут с седельными сумами с наступлением темноты.

Красный ободок солнца только показался над Москвой, когда Касьян вошел во двор Ольги. Он был одет в желто-коричневый кафтан с серебром, приподнятые носы его сапог украшала вышивка. Он остановился у загона. Вася почувствовала, что он смотрит на нее.

Она спокойно выдержала его взгляд. После предыдущей ночи с Морозко она могла выдержать любой взгляд.

– Рад встрече, Василий Петрович, – сказал Касьян. От пота волосы на его висках вились. Вася не знала, нервничал ли он. Да и какой человек не нервничал бы, выставляя обычного коня против Соловья? Она едва сдержала улыбку.

– Доброе утро, господин, – ответила Вася, поклонившись.

Касьян окинул взглядом Соловья.

– Знаешь, конюх может подготовить коня. Тебе не нужно пачкать руки.

– Соловей не потерпит конюха, – отрезала Вася.

Касьян тряхнул головой.

– Я не хотел обидеть тебя, Вася. Мы ведь хорошо друг друга знаем.

«Разве?» Вася кивнула.

– Повезло тебе, – бросил Касьян, снова посмотрев на Соловья. – Конь так тебя любит. Интересно, почему?

– Каша, – ответила Вася. – Соловей ее обожает. Что вы хотели мне сказать, Касьян Лютович?

Касьян шагнул вперед. Рука Васи была на спине Соловья. Ноздри жеребца раздувались: он беспокойно переступал на снегу. Касьян посмотрел Васе в глаза.

– Ты мне нравишься, Василий Петрович, – сказал он. – Понравился в тот миг, когда я тебя увидел и еще не знал, кто ты. Тебе нужно приехать на юг весной, в Башню Костей. У меня лошадей, как травинок на поле, и ты мог бы всех их объездить.

– С радостью, – ответила Вася, хотя знала, что весной будет далеко. – Если великий князь меня отпустит.

В тот миг ей захотелось, чтобы это было правдой. Лошадей, как травинок…

Касьян смотрел на нее так, словно мог проникнуть в душу и украсть секреты.

– Поехали со мной домой, – тихо сказал он с новыми эмоциями в голосе. – Я дам тебе все, что пожелаешь. Я лишь должен сказать тебе…

Что он имел в виду? Касьян замолчал. В это мгновенье несколько лошадей с шумом пробежали через ворота во двор. Их пытался догнать разъяренный распорядитель.

Вася не понимала, что имел в виду Касьян. Что он собирался сказать?

Их окружили юные бояре Дмитрия: те самые, которые обзывали Васю и предложили соревноваться с ними. Они остановили своих резвых коней, их узды звенели, как колокольчики.

– Малый! – кричали они. – Волчонок! Вася!

Они выкрикивали непристойные шутки. Один нагнулся и задел локтем Касьяна, спрашивая, каково это – быть побежденным мальчишкой, чей плащ свисал с плеч и чей конь не носил узды.

Касьян рассмеялся. Васе послышалась боль в его смехе.

Наконец, юных бояр заставили уйти. За заснеженным загоном, за деревянными воротами терема Владимира Серпуховского город медленно просыпался. Из башни раздался чей-то вопль, за ним последовал шлепок и резкий ответ. Воздух пах дымом и сотнями блинов.

Касьян стоял на месте, между рыжими бровями пролегла морщинка.

– Вася…  – снова начал он. – Прошлой ночью…

– Вам не нужно к лошади? – резко спросила Вася. – Мы теперь соперники. Или мы собираемся делиться сокровенным?

Касьян скривил рот и на мгновенье посмотрел ей в глаза.

– Ты… – начал он.

Но его вновь перебил посторонний. Он был одет просто и был похож на воробья. Он укрылся от мороза капюшоном, лицо было напряжено. Вася сглотнула, обернулась и поклонилась.

– Брат, – сказала она.

– Простите меня, Касьян Лютович, – проговорил Саша. – Я хочу поговорить с Васей наедине.

Он выглядел так, словно встал очень давно или вовсе не ложился.

– Бог с вами, – вежливо попрощалась с Касьяном Вася.

На миг Касьян опешил. Затем он сказал странным холодным голосом:

– Лучше бы тебе выслушать меня.

Он пошел прочь. В воздухе повисла тишина. «От этого человека странно пахнет», – заявил Соловей.

– От Касьяна? – спросила Вася. – Чем?

Соловей тряхнул гривой. «Пылью, – ответил он. – И молниями».

– Что хотел Касьян? – спросил Саша.

– Не знаю, – честно ответила Вася. Она всмотрелась в лицо брата. – Что ты делал?

– Я? – переспросил он, устало облокотившись на ограду. – Собирал слухи об этом Челубее, после Мамая. Такие люди не появляются из леса. В этом городе хоть кто-то должен быть знать о нем, пусть и из третьих рук. Но при всем его величии о нем никто ничего не знает.

– Ну и? – спросила Вася. Зеленые глаза встретились с серыми.

– У Челубея есть письмо, кони, люди, – медленно проговорил Саша. – Но у него нет репутации.

– Значит, ты думаешь, что он разбойник? – по-детски спросила Вася. – Теперь-то ты мне веришь?

Ее брат вздохнул.

– Если я не найду лучшего объяснения, то да, верю. Хотя я никогда не слышал ничего подобного. – Саша замолчал и добавил: – Если разбойник так ловко одурачил нас, ему кто-то помогал. Где он взял деньги, писарей, бумаги, коней и пышные наряды, чтобы сойти за татарского посла? Направил бы хан такого человека? Конечно нет.

– Кто мог ему помочь? – спросила Вася.

Саша медленно покачал головой.

– После скачек, когда Дмитрий Иванович будет готов выслушать, ты ему все расскажешь.

– Все? – переспросила она. – Касьян говорит, что нам нужны доказательства.

– Касьян, – возразил ее брат, – слишком умен и делает все лишь для себя.

Их взгляды снова встретились.

– Касьян? – спросила Вася, уловив вопрос во взгляде Саши. – Невозможно. Те разбойники сожгли его деревни. Он пришел к Дмитрию Ивановичу просить о помощи.

– Да, – согласился Саша. Его лицо по-прежнему было встревоженным. – Верно.

– Я расскажу Дмитрию все, что знаю, – поспешно сказала Вася. – Но потом… я хочу покинуть Москву. Мне понадобится твоя помощь. Ты должен присмотреть за кобылицей, моей Зимой. Будь добр с ней.

Саша напрягся, вглядываясь в ее лицо.

– Вася, тебе некуда идти.

– Передо мной целый мир, брат, – улыбнулась она. – У меня есть Соловей.

Ее брат не ответил, и она поспешно добавила, стараясь скрыть боль:

– Ты ведь знаешь, что я права. Ты не можешь отправить меня в монастырь. Я не собираюсь выходить замуж. Я не могу быть господином в Москве, но и девушкой не останусь. Я уеду.

Вася не могла смотреть на него, поэтому принялась вычесывать гриву Соловья.

– Вася… – начал Саша.

Она все еще не смотрела на него.

Саша скрипнул зубами и пролез через ограду.

– Вася, ты не можешь просто…

Вася повернулась к нему.

– Могу, – возразила она. – И сделаю это. Запри меня, если хочешь помешать.

Она увидела, что он растерялся, и затем почувствовала, что в ее глазах выступили слезы.

– Это неестественно, – сказал Саша изменившимся голосом.

– Я знаю, – ответила Вася решительно, жестко и тоскливо. – Прости меня.

Зазвенел колокол собора. Время пришло.

– Я расскажу тебе всю правду, – прошептала Вася. – О смерти отца. О медведе. Все. Перед тем, как уеду.

– Позже, – ответил Саша, немного помолчав. – Мы поговорим позже. Будь внимательна, сестренка. Будь осторожнее. Я… я буду молиться за тебя.

Вася улыбнулась.

– Уверена, что у Касьяна нет лошади, которая сравнилась бы с Соловьем, – заметила она. – Но я буду рада твоим молитвам.

Жеребец фыркнул, мотнув головой, и угрюмое выражение Саши смягчилось. Они крепко обнялись, и Вася почувствовала знакомый с детства запах старшего брата. Она украдкой вытерла влажные глаза о его плечо.

– Иди с Богом, сестра, – прошептал Саша. Он благословил ее и жеребца. – Не спеши на поворотах. И не проиграй.

У загона собралась новая толпа зевак: конюхи со двора Ольги. Вася взлетела на спину Соловья. Умные расступились, глупцы стояли с открытым ртом, когда Вася направила Соловья к ограде. Он перелетел ее и несколько голов, хозяева которых не шевельнулись. Саша оседлал Тумана. Брат и сестра вместе пошли к воротам.

Миновав их, Вася оглянулась. Ей показалось, что она увидела величественную фигуру в окне башне вместе с маленькой, которая жалась к ее юбкам и тянулась к свету. Затем Вася и ее брат оказались на улице.

Толпа пошла за ними. Вася радовалась возгласам людей. Она подняла руку, и толпа взревела.

– Пересвет! – слышала она. – Василий Храбрый!

Со стороны своего терема появился великий князь Московский. Он шел в сопровождении бояр и помощников, преследуемый ревом толпы.

– Ты готов, Вася? – спросил Дмитрий, поравнявшись с ним. Его свита расступилась, освобождая место. Великие люди Москвы толкались, чтобы выбить себе место за ним. – Я поставил на тебя.

– Я готов, – откликнулась Вася. – По крайней мере, Соловей готов. Я прижмусь к его шее и постараюсь не опозорить его.

В то яркое утро Соловей выглядел великолепно. Его шерсть была темным зеркалом, а грива спадала с шеи. Князь оглядел коня и рассмеялся.

– Безумный малый, – нежно сказал он.

Бояре завистливо поглядывали на проворных братьев, которые были в милости у Дмитрия.

– Если ты выиграешь, – пообещал князь, – я набью твои карманы золотом и подыщу красивую жену, которая родит тебе детей.

Вася сглотнула и кивнула.

* * *

Шум стих. Вася оглядела заснеженную улицу, с вершины которой спускался Касьян.

Дмитрий, Вася, Саша и бояре замерли.

Вася видела Соловья во всей красе, бегущего по снегу. Она видела, как белая кобылица Морозко скачет в лучах рассвета. Но она никогда не видела коня, подобного золотому существу, на котором ехал Касьян.

Кобылица действительно сияла огнем, с яблоками на боках. Грива на пару оттенков светлее стекала по шее и плечам. Она была длинноногой и подтянутой, даже выше Соловья.

На голове кобылицы была золотая узда. Мундштуки и поводья тоже были золотыми. Касьян держал ее, и голова кобылицы склонялась почти до груди. Кобылица выглядела так, словно взлетела бы, если бы не хватка ее наездника. Каждое движение, каждый поворот головы и взмах серебряно-золотой гривой были идеальными.

Мундштуки ранили кобылице рот. Вася тут же возненавидела узду.

Кобылица испугалась толпы, и Касьян толкнул ее. Она нехотя пошла, размахивая хвостом. Она попыталась встать на дыбы, но Касьян опустил ее и пришпорил.

Толпа не ликовала, увидев их. Люди молча смотрели на кобылицу, очарованные сиянием и грациозной поступью.

Соловей навострил уши. «Эта будет быстрой», – сказал он, роя копытом землю.

Вася выпрямилась на спине Соловья. Она замерла и нахмурилась.

Эта кобылица, как и Соловей, не была обычной лошадью. Где Касьян взял ее?

«Что ж, – подумала она. – Значит, скачкам быть».

Золотая кобылица остановилась. Ее всадник с улыбкой поклонился.

– Господь с вами, Дмитрий Иванович, брат Александр, Василий Петрович. – Радостное лицо Касьяна выглядело лукаво. – А вот и моя девица. Я зову ее Золотой. Мне кажется, это имя ей идет.

– Да, – ответила Вася. – Почему я не видел ее раньше?

Улыбка Касьяна не дрогнула, но что-то темное сверкнуло в его глазах.

– Она… очень дорога мне, и я редко на ней катаюсь. Но я решил, что стоит выставить ее против твоего Соловья.

Вася рассеянно поклонилась и не ответила. Она мельком заметила еще одного, почти прозрачного домового, сидевшего на крыше дома. Ей показалось, что над головой зашуршали крылья, и она увидела птицу-женщину, смотрящую на нее с башни. По телу Васи пробежала дрожь.

После недолгого молчания Дмитрий похлопал Васю по спине.

– Что ж. Нас ждут скачки, ей-богу, – заявил он.

Вася кивнула, князь улыбнулся и рассмеялся. Напряжение пропало. Стоял яркий зимний день, последний день праздничной недели, и вся Москва поддерживала наездников. Люди собрались перед воротами кремля, и Касьян подошел к Васе. Толпа ревела, хвалила темного и светлого коня.

Наездники прошли через ворота кремля и вышли на посад.

Весь город собрался на стене, на берегу реки, на сверкающих полях. Смелые мальчишки взобрались на деревья на дальнем берегу реки, и снег падал на головы зрителей.

– Мальчик! – слышала Вася. – Мальчик! Он как перышко, совсем легонький – тот большой гнедой жеребец донесет его.

– Нет! – кричали другие. – Нет! Посмотрите на ту кобылицу, просто посмотрите на нее!

Кобылица трясла головой и переминалась на снегу. С ее губ стекала пена, и каждое ее движение ранило сердце Васи.

Всадники пересекли пустую рыночную площадь и спустились к реке.

– С Богом, Вася, – сказал Дмитрий. – Скачи быстро, брат.

С этими словами он ударил своего коня и помчался на свое место у финиша. Саша бросил на Васю взгляд и последовал за князем.

Соловей и золотая кобылица спокойно пошли к черте, бок о бок. Они были почти одного роста. Гнедой жеребец склонил ухо и дружелюбно дохнул на кобылицу, но та лишь прижала уши и попыталась укусить его, борясь с золотой уздой.

Широкая полоса замерзшей реки ослепительно сияла на солнце. На дальней стороне, у начала и конца гонки собрались бояре и священники, разодетые в меха и бархат. Они были похожи на драгоценные камни, разбросанные по белизне реки.

– Давай поспорим, Вася? – неожиданно сказал Касьян. Пыл на его лице отражал ее готовность.

– Поспорим? – удивилась Вася. Она отвела Соловья от золотой кобылицы. Вблизи воинственность лошади была осязаемой, как зной летом.

Касьян усмехнулся. Его глаза отражали очевидную, неприкрытую победу.

– Пари, – повторил он. – Я уже понял, как ты азартен.

– Если я выиграю, – сгоряча сказала Вася, – вы отдадите мне свою лошадь.

Соловей наклонил уши в ее сторону, а золотая кобылица мотнула мордой.

Касьян сжал губы, но в его глазах по-прежнему был заметен смех.

– Хороший приз, – сказал он. – Действительно хороший. Ты теперь собираешь лошадей, Вася.

Он произнес ее имя так мягко, что она фыркнула.

– Очень хорошо, – продолжил он. – Я ставлю свою лошадь против твоей руки в браке со мной.

Вася изумленно посмотрела на него.

И увидела, как тот склонился над шеей кобылицы, фыркая от смеха.

– Ты думаешь, мы все так слепы, как великий князь?

«Нет, – подумала Вася. – Нет. Что ни говори, но он все время знал». Но прежде чем она собралась с мыслями, чтобы ответить, Касьян погнал лошадь к старту. Его смех, жесткий, как драгоценный камень, повис в тихом утреннем воздухе.

Лошади выбежали на лед в сторону сияющих рядов людей. Направление уже было определено: дважды вокруг города и назад к реке, где всадников ждал великий князь.

Изо рта Васи шел пар. «Он знает. Чего он хочет?»

Соловей замер под ней, с поднятой головой и напряженной спиной. Дикая мысль мелькнула у нее в голове: убежать туда, где зло никогда ее не найдет. «Нет, – решила она. – Нет, лучше сразиться с ним. Если он задумал что-то плохое, мой побег не кончится хорошо». Она мрачно прошептала Соловью:

– Мы победим. Что бы ни случилось, мы должны победить. Тогда он никому не выдаст мой секрет. Ведь он мужчина и ни за что не признает, что его превзошла девушка.

Жеребец прижал уши в ответ.

Лошади шли все дальше по льду реки, и крики, возгласы о ставках постепенно стихли. В полной тишине двигался лишь дым, поднимающийся к ясному небу.

Времени на разговоры не было. Старт был помечен камнями в снегу, и епископ с посиневшими губами, шапка и крест которого сверкали черным под чистым небом, ждал всадников, чтобы благословить их.

После благословления Касьян оскалился на Васю и пришпорил кобылицу. Вася подтолкнула Соловья, и тот побежал в другом направлении. Две лошади сделали круг и вернулись к старту. Вася ощущала растущую ярость жеребца, желание скорости. Чувствовала она и свирепость, высвобождающуюся в ее груди.

– Соловей, – с любовью шепнула девушка. Она знала, что жеребец ее понял. Ей показалось, что белое солнце, белый снег и небо окрасились в цвет глаз Морозко. Затем обе лошади одновременно бросились вперед. Слова Васи затерялись в ветре их скорости и оглушительных криках толпы.

* * *

Первая часть гонки проходила по реке, после чего наездники резко повернули по глубокому снегу к городу. Соловей мчался, как заяц, и Вася заулюлюкала, когда они впервые пробежали мимо толпы. Тот вой был вызовом людям, вызовом врагу, вызовом всему миру.

Крики людей утонули в снегу, и вскоре две лошади остались одни. Они бежали бок о бок.

Кобылица неслась, как падающая звезда, и Вася не верила своим глазам: на открытом поле та была быстрее Соловья. Она обогнала его на шаг, затем еще на один. Пена летела с ее губ, когда наездник стегал ее тяжелыми поводьями. Оббежит ли он город дважды? Вася аккуратно прижалась к спине Соловья, конь бежал быстро и легко. Они приближались к повороту: Вася увидела гладкий голубой лед. Она выпрямилась. Соловей напрягся и повернул по реке, не поскользнувшись.

Золотая кобылица бежала так быстро, что Вася почти потеряла ее из виду. Касьян погнал ее вперед, и она споткнулась, но оправилась, прижав длинные уши к голове под его крики. Вася шепнула Соловью, и он сократил шаг и мягко повернул направо, набрав скорость. Его голова была на уровне бедра кобылицы. Кобылица обезумела и барахталась под крепкими ударами Касьяна. Соловей побежал огромными прыжками и вскоре догнал кобылицу. Теперь стремена Касьяна были на уровне копыт Соловья.

Касьян крикнул и махнул Васе рукой, оскалившись, когда она проехала мимо. Несмотря на свой страх, Вася почувствовала смех в горле. Тревога и мысли исчезли: осталась лишь скорость, ветер и холод, идеальные движения и подъемы Соловья. Она наклонилась вперед и шептала жеребцу добрые слова. Уши Соловья склонились в ее сторону, он ускорился. Они обгоняли Касьяна почти на целую лошадь, и у Васи на щеках замерзли слезы. На ветру ее губы высохли и потрескались. Зубы болели от холода. Еще один поворот направо, и вот они в глубоком снегу, под стеной кремля. Со стены на них обрушивались крики. Все ниже, все быстрее, своими ногами, весом и нежным голосом Вася просила жеребца держать скорость, опустить голову и бежать. «Беги, – шептала она. – Беги!»

Они снова вырвались на лед со скоростью бури, обогнав своих противников. Теперь им кричали бояре. Первый круг остался позади.

Несколько молодых мужчин побежали на своих конях на лед в надежде обогнать Соловья, но даже их свежие лошади не поспевали за жеребцом и терялись позади. Вася выкрикивала веселые оскорбления, и они отвечали тем же. Она рискнула оглянуться.

Золотая кобылица выбежала на реку и бежала по льду быстрее, чем Вася когда-либо видела. Ее подгоняли крики зрителей. Она снова догнала Соловья, по ее груди стекала пена. Вася склонилась и снова зашептала своему коню. Жеребец обрел новое дыхание, еще более мягкий шаг, и когда кобылица поравнялась с ним, он не отстал от нее. На этот раз они оказались у поворота бок о бок, и Касьян усвоил урок: он замедлил кобылицу, чтобы она не поскользнулась на льду.

Говорить и думать было невозможно. Кобылица и жеребец, словно в упряжке одних саней, на полном ходу оббежали город. Никто из них не вырывался вперед, пока они не выбежали на петляющую дорогу посада вниз к реке, к финишу.

Но там были… сани – неосторожные сани остановились слишком рано, перегородив наездникам путь. Люди вокруг кричали и двигались. Наездники оббежали город быстрее, чем думали эти дураки, и путь был перекрыт.

Касьян радостно и вызывающе посмотрел на Васю, и девушка невольно усмехнулась в ответ. Они рванули к груженым саням, и теперь Вася считала шаги Соловья, прижав ладонь к его шее. Три, два… места для еще одного шага не осталось. Конь перепрыгнул сани, подобрав копыта. Он легко опустился на скользкий снег и побежал по последнему отрезку реки, к финишной прямой.

Кобылица перепрыгнула сани и приземлилась на лед, как птица. Теперь они мчались по гладкому льду под крики всей Москвы. Впервые в жизни Вася кричала на Соловья и чувствовала его ответ, но кобылица поравнялась с ними и устремилась вперед с бешеными глазами. Оба коня бежали по льду вместе, их всадники задевали друг друга коленями.

Вася увидела руку, но было слишком поздно.

В одно мгновенье Касьян мчался рядом, крепко сжимая поводья. В следующее он потянулся к шнуркам Васиного капюшона, сдернул его и бросил на лед вместе с шапкой. Ее волосы рассыпались по плечам, косы распустились, и черное пламя ее волос оказалось на глазах у всех.

Соловей не мог остановиться, даже если бы захотел. Он мчался вперед, не обращая ни на что внимания. Воинственность Васи угасла, и она могла лишь прижаться к коню, задыхаясь.

Жеребец оказался на голову впереди, затем по плечо, и в оглушительной тишине пересек финиш. Вася знала: Касьян победил ее в игре, о которой она и не подозревала.

* * *

Она выпрямилась. Соловей замедлился. Уставший жеребец тяжело дышал. Даже если Вася захотела бы сбежать, Соловей не смог бы сделать этого.

Вася упала на землю, избавив коня от своего веса, и увидела толпу бояр, священников и великого князя, который с ужасом смотрел на нее.

Волосы обвились вокруг ее тела, зацепившись за мех плаща. Касьян уже спрыгнул с золотой кобылицы. Лошадь спокойно стояла, опустив голову. Из нежных уголков ее рта, где мундштук врезался особенно сильно, сочилась кровь и пена.

Несмотря на свой ужас, Вася неожиданно разозлилась на золотую узду. Она резко схватилась за оголовье, собираясь ее снять.

Но рука Касьяна в варежке оттолкнула ее.

Соловей заржал и встал на дыбы, лягаясь, но мужчины с веревками – люди Касьяна – подавили измученного коня. Васю швырнули на колени в снег перед великим князем. Ее волосы свисали на лицо, и вся Москва это видела.

Кожа вокруг бледной бороды Дмитрия побелела.

– Кто ты? – спросил он. – Что это?

Стоявшие рядом бояре молча глазели на Васю.

– Пожалуйста, – умоляла Вася, пытаясь вырваться из хватки Касьяна. – Отпустите меня к Соловью.

Конь снова заржал. Люди кричали. Вася обернулась и увидела, что они набросили веревки на его шею, но жеребец сопротивлялся.

Касьян решил проблему. Он поднял Васю, поднес нож к ее горлу и тихо сказал, чтобы его услышала только девушка и жеребец с острым слухом:

– Я убью ее.

Соловей замер.

«Он все знал», – подумала Вася. Знал, что она девушка, что Соловей понимал человеческую речь. Пальцы Касьяна впивались в ее руку.

Касьян тихо обратился к Соловью.

– Пусть они уведут тебя в конюшню великого князя, – сказал он. – Иди спокойно, и она будет жить и вернется к тебе. Даю слово.

Соловей непокорно заржал. Он лягнулся, и мужчина с воплем упал в снег. «Вася, – видела она в диких глазах жеребца. – Вася».

Касьян сжал Васину руку так сильно, что она охнула. Он прижал нож, и, как кожа…

– Беги! – отчаянно крикнула Вася жеребцу. – Не будь пленником!

Но Соловей уже опустил голову, признав их поражение. Вася почувствовала, как Касьян довольно выдохнул.

– Уведите его, – приказал он.

Вася закричала, но конюхи уже надели узду с кривой цепью на голову Соловья. Она глотала слезы ярости. Понурого и уставшего жеребца увели. Касьян убрал нож, но ее руку не отпустил. Он развернул Васю к великому князю и толпе бояр.

– Нужно было слушать меня сегодня утром, – шепнул он ей на ухо.

Саша все еще был на коне: Туман вырвался на лед. В руках у Саши был меч, капюшон не скрывал бледного лица. Его взгляд был прикован к струйке крови, которая текла по шее Васи.

– Отпусти ее, – приказал он.

Стражники Дмитрия обнажили мечи. Люди Касьяна окружили Сашу на своих крепких конях. Клинки блеснули на безразличном солнце.

– Со мной все в порядке, Саша, – крикнула Вася. – Не надо…

Касьян резко оборвал ее.

– Я подозревал, – сказал он ровным голосом великому князю. Шум на льду стих. – Но убедился только сегодня, Дмитрий Иванович. – Касьян выглядел сурово, но его глаза блестели. – Это огромная ложь и ужасное бесстыдство, а то и хуже.

Он обернулся к Васе и коснулся ее щеки обжигающими пальцем.

– Но, разумеется, это вина ее лживого брата. Он хотел обмануть князя, – добавил он. – Я бы не стал винить девчонку. Она так молода и, возможно, безумна.

Вася молчала: она пыталась найти выход. Соловья увели, ее брата окружили вооруженные мужчины…Если здесь были черти, она их не видела.

– Морозко, – прошептала она неохотно, яростно и отчаянно. – Прошу…

Касьян ударил ее по лицу. Вася почувствовала вкус крови на разбитой губе. Касьян разозлился.

– Не смей, – прошипел он.

– Приведите ее сюда, – приказал Дмитрий сдавленным голосом.

Прежде чем Касьян пошевелился, Саша вынул из ножен меч, соскользнул со своей кобылы и шагнул к великому князю. Заросли копий заставили его остановиться. Саша отстегнул портупею, положил меч в снег и поднял пустые руки. Копья чуть отступили.

– Брат, – начал Саша. Он увидел ярость на лице Дмитрия, и его голос переменился. – Дмитрий Иванович…

– Ты знал об этом? – прошипел Дмитрий. Лицо князя пронзило потрясение от предательства.

На мгновенье Вася увидела в Дмитрии призрака ребенка, который любил и полностью доверял своему брату. Теперь его иллюзии исчезли. Вася выдохнула, и тот выдох был похож на рыдание. Ребенок исчез: остался лишь великий князь Московский – одинокий хозяин своего мира.

– Я знал, – спокойно ответил Саша. – Я знал. Я прошу вас не наказывать мою сестру. Она юна и не понимала, что делала.

– Приведите ее сюда, – повторил Дмитрий, прикрыв серые глаза.

На этот раз Касьян швырнул Васю вперед.

– Это точно женщина? – спросил Дмитрий. – Я не потерплю ошибок. Не могу поверить, что…

«Что мы вместе сражались с разбойниками, – мысленно закончила за него Вася. – Что мы терпели снег и тьму, и я пила в вашем зале и обещала служить. Все это делал Василий Петрович, но его не существовало. Как будто это делал призрак».

Судя по морщинкам вокруг напряженного рта Дмитрия, он будто навсегда потерял Василия Петровича.

– Хорошо, – сказал Касьян.

Вася не понимала, что происходило, пока не почувствовала руки Касьяна на завязках ее плаща. Тогда она с рычанием бросилась на него. Но Касьян выхватил ее кинжал раньше, выбил из-под нее ноги и бросил лицом в снег. Клинок ее кинжала холодно и уверенно скользнул по ее спине.

– Спокойно, дикая кошка, – прошептал Касьян, сдерживая смех, пока она извивалась. – Иначе я тебя зарежу.

Вася смутно услышала Сашу:

– Нет, Дмитрий Иванович, нет, она девушка, она моя сестра Василиса. Я прошу вас не…

Касьян отбросил плащ. Вася вздрогнула от когтей мороза на коже, и Касьян поднял ее. Свободной рукой он сдернул кафтан и рубаху одновременно, и она осталась полуобнаженной на глазах у города.

В ее глазах сверкнули слезы – слезы потрясения и стыда. На миг она закрыла глаза. «Стой. Держись. Не плачь».

Ледяной воздух царапал ее кожу.

Одной рукой Касьян сдавливал ее руку. Другой он откинул ее волосы с лица, чтобы она не могла прикрыться ими.

Шум поднялся над наблюдающей толпой: смех вперемешку с праведным негодованием.

Касьян на мгновенье замер, дыша ей в ухо. Вася чувствовала, как он скользил взглядом по ее груди, шее и плечам. Затем он посмотрел на великого князя.

Васю била дрожь. Она боялась за своего брата, который бросился на мужчин, но его повалили трое. Теперь они удерживали его на снегу.

Князь и бояре смотрели на девушку с выражением, колеблющимся от растерянности, страха и ярости до насмешливого восторга и зарождающейся похоти.

– Девушка, как я и сказал, – продолжил Касьян. Его спокойный голос не сочетался с жестокими руками. – Но, как я думаю, невинная дура и под влиянием брата. – Он с печалью взглянул на Сашу, который стоял на коленях, потрясенный, в окружении стражников.

Толпа шепталась.

– Пересвет, – слышала Вася. – Колдовство. Ненастоящий монах.

Дмитрий скользнул взглядом по ней, от сапог до голой груди. На миг он холодно посмотрел ей в лицо.

– Девчонку нужно наказать! – крикнул один из юных бояр. – Она и ее брат посрамили нас своим богохульством. Пусть ее высекут, пусть ее сожгут. Мы не потерпим ведьм в городе.

Ответом на его крик стал рев одобрения, и кровь медленно схлынула с лица Васи.

Раздался другой голос: не громкий, но надломленный возрастом и решительный.

– Так не подобает, – сказал он. Это был крупный мужчина с лохматой бородой. Его голос был спокоен, несмотря на растущий гнев толпы.

«Отец Андрей, – подумала Вася. – Игумен Архангельского собора».

– Наказание не должно обсуждаться перед всей Москвой, – заявил игумен. Он метнул взгляд на людей на берегу. Крики нарастали, становились более настойчивыми. – Они поднимут бунт, – добавил он. – И могут пострадать ни в чем не повинные люди.

Вася уже была холодной и перепуганной, но эти слова вызвали у нее новую вспышку ужаса.

Касьян сжимал ее руку, и Вася увидела раздражение на его лице. Хотел ли он бунта?

– Как скажете, – сказал Дмитрий. Неожиданно он заговорил устало. – Ты… девчонка… – Он скривил рот на этом слове. – Ты отправишься в монастырь, пока мы не решим, что с тобой делать.

Вася собралась было возразить, но Касьян заговорил первым.

– Возможно, бедняжке будет легче с ее сестрой, – заявил он. – Я почти уверен, что она была невинна и стала жертвой хитростей ее брата.

Вася увидела, как злобно он посмотрел на Сашу. Но чувства не отразились в его голосе.

– Очень хорошо, – сказал великий князь. – Монастырь или башня – все одно и то же. Но я поставлю стражу на дверях. А ты, брат Александр, останешься под стражей в монастыре.

– Нет! – закричала Вася. – Дмитрий Иванович, он не…

Касьян снова дернул ее за руку. Саша встретился с Васей взглядом и едва заметно покачал головой. Он протянул руки, чтобы их связали.

Дрожащая Вася смотрела, как уводят ее брата.

– Девчонку на сани, – приказал Дмитрий.

– Дмитрий Иванович, – снова крикнула Вася, игнорируя хватку Касьяна. От боли у нее выступили слезы, но она не хотела молчать. – Вы обещали мне дружбу когда-то. Я прошу вас…

Князь метнул на нее дикий взгляд.

– Я обещал дружбу лжецу и мальчику, который умер, – сказал он. – Уведите ее отсюда.

– Пойдем, дикая кошка, – тихо сказал Касьян.

Вася уже не сопротивлялась. Касьян поднял плащ со снега, накинул на нее и повел прочь.

20 Жена колдуна

Варвара быстро принесла Ольге вести. Она первой вбежала в светлицу княгини, мрачная из-за бремени несчастья. Ее выцветшая коса была покрыта снегом.

Терем Ольги был полон женщин и их нарядов. Это был их праздник: в тесной башне они ели, пили и впечатляли друг друга шелковой парчой, головными уборами и духами. Они прислушивались к звукам празднества в городе.

Округлившаяся Евдокия сидела ближе всех к печи. Несколько барышень подсели к ней, чтобы поздравить с беременностью и вымолить милость. Но даже нерожденное дитя Евдокии не могло тягаться с нашумевшими скачками. Утром женщины с хихиканьем делали ставки. Самые благочестивые поджимали губы.

– Победит тот красивый мальчишка – младший брат Ольги? – со смехом спросила одна из женщин. – Или князь Касьян с огненными волосами, который, по словам слуг, улыбается как святой и раздевается как языческий бог в бане?

Касьян был всеобщим любимцем: половина девушек были влюблены в него.

– Нет! – возмутилась Марья, пока ела блины. – Победит мой дядя Василий! Он самый храбрый, и у него самый большой конь в мире.

От шума в начале скачек стены терема сотряслись, и крики людей окутали весь город. Женщины прислушивались, склонив головы, и следили за наездниками по топоту их лошадей.

Ольга крепко держала Марью на коленях.

Внезапно гул стих.

– Все, – сказала одна из женщин.

Но нет. Шум снова поднялся громче прежнего, с новой неприятной ноткой. Этот шум не затихал: он приближался к башне, полз по стенам терема Ольги, словно волна прилива.

В этой волне, словно обломок кораблекрушения, прибежала Варвара. Она проскользнула в светлицу с наигранным спокойствием, подошла к Ольге и шепнула ей на ухо.

Хотя Варвара была первой и быстрой, она все равно не успела.

Слух поднялся по лестнице, как волна, и обрушился на всех. Не успела служанка сообщить о несчастье на ухо Ольге, женщины охнули, узнав новости от своих слуг.

– Вася – девочка! – взвизгнула Евдокия.

Времени не было ни на что. Ольга не успела бы покинуть башню. Времени не было даже на то, чтобы успокоить всех.

– Ты сказала, идет сюда? – спросила Ольга у Варвары. Она пыталась думать. Дмитрий Иванович в ярости. Вася в тереме лишь свяжет Ольгу – и ее мужа – с обманом, еще больше разозлит великого князя. Кто это предложил?

«Касьян, – подумала Ольга. – Касьян Лютович, новый участник этой игры. Наш загадочный господин. Как еще подобраться к великому князю? Теперь он вытеснит Сашу и моего мужа. Глупцы, что не понимали этого».

Что ж, это была их ошибка, и ей придется смириться. Что еще ей, княгине в башне, оставалось делать? Ольга выпрямилась и постаралась говорить как можно спокойнее.

– Вели прийти моим служанкам, – приказала она Варваре. – Подготовь комнату для Васи. – Ольга немного поколебалась и добавила: – Убедись, что снаружи есть засов.

Ольга обняла свой живот, костяшки ее пальцев побелели. Но она собралась с духом и постаралась успокоиться.

– Возьми с собой Машу, – добавила она. – Смотри, чтобы она не мешалась под ногами.

Маленькое умное личико Марьи было тревожным.

– Это плохо, да? – спросила она у матери. – Что они узнали, что Вася – девочка?

– Да, – кивнула Ольга. Она никогда не лгала своим детям. – Иди, дитя.

Побелевшая Марья послушно вышла с Варварой.

Новость пролетела среди гостей Ольги со скоростью пожара. Самые целомудренные спешно собирали свои вещи, поджав губы.

Пока они суетились со своими плащами, головными уборами и вуалями, на лестнице башни Ольги раздались шаги.

Все в светлице резко повернули головы к двери. Те, кто собирался уйти, сели с подозрительным проворством.

Дверь отворилась, и двое мужчин со двора Дмитрия показались в проеме с Васей в руках. Девушка висела между ними, неловко укутанная в плащ.

Женщины ахнули от восторга и потрясения. Ольга представила, как позже они будут говорить: «Ты видела девочку в порванной одежде и с распущенными волосами? О да, я была там: в день краха княгини Серпуховской и Александра Пересвета».

Ольга уставилась на Васю. Она ожидала, что ее сестра покорится – раскается, успокоится, но («Дура, это же Вася») в глазах девушки сверкала ярость. Когда мужчины презрительно швырнули ее на пол, она извернулась, сделав падение изящным. Женщины снова ахнули.

Вася поднялась, спутанные волосы свисали на лицо и плащ. Она откинула их и оглядела потрясенных женщин. Не мальчик, но и не скромная и послушная женщина, выросшая в башне. Она была словно кошка в курятнике.

Стражники стояли за ней, с вожделением смотря на стройную девушку с блестящими темными волосами.

– Вы выполнили свою работу, – резко сказала им Ольга. – Теперь ступайте.

Стражники не шевельнулись.

– По приказу великого князя, она должна находиться под стражей, – сказал один из них.

На миг Вася прикрыла глаза.

Ольга склонила голову, скрестила руки на тяжелом животе с ребенком и холодно посмотрела на мужчин – неожиданно она стала похожа на свою сестру. Мужчины вздрогнули.

– Ступайте, – повторила она.

Стражники поколебались, а после развернулись и вышли, но с надменным видом: они знали, куда дул ветер. Ольга поняла, что творилось за пределами башни. Она прикусила нижнюю губу.

Зазвенела защелка, и дверь захлопнулась. Две сестры смотрели друг на друга, а толпа женщин смотрела на них. Вася придерживала плащ на плечах. Она не могла унять дрожь.

– Оля… – начала она.

В комнате стало тихо: женщины хотели слышать каждое слово.

Что ж, довольно сплетен.

– Отведите ее в баню, – холодно приказала Ольга служанкам. – А затем в комнату. Заприте дверь. Следите, чтобы она находилась под стражей.

* * *

Стражники – люди Дмитрия – отвели Васю в баню и ждали у дверей. Варвара ждала ее внутри. Она быстро и равнодушно раздела девушку. Она даже не взглянула на ожерелье с сапфиром, хотя долго смотрела на огромные синяки на руке Васи. Вася не могла смотреть на свою плоть, по-зимнему бледную. Она предала ее.

Служанка плеснула воды на раскаленные камни печи, закрыла дверь и оставила девушку одну.

Вася упала на скамью, голая, в тепле, и впервые позволила себе разрыдаться. Она кусала кулак, чтобы не издавать звуков, но рыдала до тех пор, пока приступ стыда, печали и ужаса не унялся. Собравшись с духом, она подняла голову к шепоту слушающего воздуха.

– Помоги мне, – прошептала она. – Что мне делать?

Вася была не одна – воздух ответил ей.

– Вспомни обещание, глупышка, – сказал толстый и прозрачный банник шипением воды на камнях. – Вспомни мое пророчество. Мои дни сочтены: возможно, оно станет последним. До конца Масленицы все будет решено.

Он был прозрачнее пара: лишь странное колебание воздуха отмечало его присутствие.

– Какое обещание? – прошептала Вася. – Что будет решено?

– Вспомни, – выдохнул банник, и девушка осталась одна.

– Все черти одинаковые – сказала Вася, закрыв глаза.

Она провела много времени в бане. Васе хотелось остаться здесь навсегда, хоть она и слышала тихие и жестокие шутки стражников. Каждый выдох пара из печи, казалось, смывал запах лошади и пота: запах ее выстраданной свободы. Когда Вася выйдет из бани, она снова станет девушкой.

Наконец, Вася, обнаженная и потная, вышла в предбанник. Она окатила себя холодной водой, вытерлась и оделась.

Сорочка, блуза и сарафан резко пахли предыдущей хозяйкой. Они тяжело свисали с плеч Васи. В этой одежде она почувствовала все тяготы, от которых избавилась.

Варвара мягко и ловко заплела девушке косу.

– У Ольги Владимировны есть враги, которые только и мечтают, чтобы отправить ее в монастырь, когда она родит, – прорычала она. – А ребенок? Сколько бед ты доставила его матери. Почему ты не могла просто исчезнуть, а не выставить себя на посмешище?

– Я знаю, – прошептала Вася. – Мне жаль.

– Жаль! – рявкнула Варвара с неожиданным чувством. – Все девицы так говорят. Вот это, – она щелкнула пальцами, – твое «жаль», а великий князь даст еще меньше, когда будет решать твою судьбу.

Она завязала Васину косу обрывком зеленой шерсти.

– Иди за мной.

Служанки подготовили для нее комнату в тереме: тусклую и тесную, с низким потолком, но теплую – под ней находилась светлица с печью. На столе стояла еда – хлеб, вино и суп. Доброта Ольги ранила сильнее гнева.

Варвара оставила Васю на пороге. Последним, что услышала Вася, был звук засова и ее тихие легкие шаги.

Вася села на кровать, сжала кулаки, но плакать не могла. Она причинила брату и сестре столько неприятностей, поэтому не заслужила слез. «И отцу, – издевался тихий голос в ее голове. – Не забывай о нем – твоя непокорность стоила ему жизни. Ты – проклятие своей семьи, Василиса Петровна».

– Нет, – шептала Вася. – Это не так, не так.

Но она не могла вспомнить, что было верным – в той темной душной комнате, в давящем сарафане, когда перед глазами по-прежнему стояло ледяное лицо сестры.

«Ради них я должна все исправить», – подумала Вася.

Но она не знала как.

* * *

Гости Ольги ушли, как только волнение угасло. Тогда княгиня Серпуховская тяжело спустилась по лестнице в комнату Васи.

– Говори, – велела Ольга, закрыв дверь. – Извиняйся. Говори, что не знала, что это произойдет.

Вася встала, увидев сестру, но ничего не сказала.

– Я говорила, – продолжила Ольга. – Я предупреждала тебя – тебя и глупого брата. Ты понимаешь, что ты наделала, Вася? Солгала великому князю и вмешала в это Сашу. Тебя отправят в монастырь, если повезет, но могут осудить как ведьму, и я ничего не смогу поделать. Если Дмитрий Иванович решит, что я тоже причастна, он заставит Владимира отослать меня. Они и меня отправят в монастырь, Вася. Они отнимут моих детей.

На последнем слове ее голос дрогнул.

Вася смотрела на сестру глазами, полными ужаса.

– Но… почему они отправят тебя в монастырь, Оля? – прошептала она.

Ольга ответила так, чтобы наказать глупую сестру.

– Если Дмитрий Иванович разозлится и решит, что я тоже замешана, он это сделает. Но я не брошу своих детей. Клянусь, я отрекусь от тебя первой.

– Ольга, – прошептала Вася, склонив блестящую голову. – Ты будешь права. Мне жаль. Я… мне так жаль.

Она выглядела храбро и жалко. Внезапно ей снова было восемь лет, и Ольга смотрела на нее с сердитой жалостью, пока их отец порол ее за очередную дурость.

– Мне тоже жаль, – ответила Ольга. Она не лгала.

– Делай, что считаешь нужным, – сказала Вася. Ее голос был хриплым, как у ворона. – Я провинилась перед тобой.

* * *

За пределами терема князя Серпуховского день пролетел в оживленном обмене слухами. Бунт во время праздника – чем не повод для сплетен? Ничего столь интересного не случалось уже много лет.

«Тот юный господин, Василий Петрович. Он вовсе не господин, а девушка!»

«Нет».

«Да, девушка».

«Все видели ее голой».

«Ведьма, не иначе».

«Своим обманом она подчинила даже святого Александра Пересвета. Она тайно была на безумных оргиях в тереме Дмитрия Ивановича. Она получила всех – и князя, и монаха, вертела каждым. В каком грешном мире мы живем».

«Князь Касьян положил этому конец. Он показал ее пороки. Касьян – великий человек. Не грешник».

Сплетни радостно кружились над городом в тот долгий день. Они добрались даже до златовласого священника, который скрывался в монашеской келье от чудищ своей памяти. Он оторвался от молитв, и его лицо побелело.

– Это невозможно, – сказал он своему гостю. – Она мертва.

Касьян Лютович оглядел желтую вышивку на своем кушаке, недовольно сжал губы и не поднял взгляда, когда ответил.

– Неужели? – сказал он. – Значит, это был призрак. Прекрасный юный призрак, которого я показал людям.

– Вам не следовало этого делать, – ответил священник.

Касьян усмехнулся и посмотрел ему в глаза.

– Почему? Потому что вы не видели?

Константин отшатнулся. Касьян расхохотался.

– Не думайте, что я не знаю, откуда ваша мания ведьм, – заявил он. Он прислонился к двери, спокойный и величавый. – Вы провели много времени с внучкой ведьмы, да? Наблюдали, как она растет год за годом, слишком часто видели ее зеленые глаза и дикость, которая никогда не будет принадлежать вам – или вашему Богу.

– Я слуга Господа, я не…

– Ах, перестаньте, – оборвал его Касьян, выпрямляясь. Он мягкими шагами пересек комнату. Константин пошатнулся и чуть не влетел в иконы, которые озаряло пламя свечей. – Я вижу вас, – пробормотал князь. – Я знаю, какому богу вы служите. У него один глаз, не так ли?

Константин облизнул губы, поднял взгляд на Касьяна, но ничего не сказал.

– Так лучше, – молвил Касьян. – Теперь слушайте меня. Вы же хотите отомстить? Как сильно вы любите ведьму?

– Я…

– Ненавидите ее? – расхохотался Касьян. – В вашем случае это одно и то же. Вы отомстите ей – если сделаете то, что я велю.

В глазах Константина блеснули слезы. Он поднял взгляд на свои иконы и прошептал, не глядя на Касьяна:

– Что я должен делать?

– Слушайтесь меня, – ответил Касьян. – И помните, кто ваш хозяин.

Касьян склонился над ним и шепнул в ухо.

Священник вздрогнул.

– Ребенок? Но…

Касьян говорил тихо и спокойно. Наконец Константин медленно кивнул.

* * *

Вася не слышала слухов и интриг. Она сидела в запертой комнате перед узким окном. Солнце утонуло за стенами, и Вася думала, как сбежать и все исправить.

Она старалась не думать, каким был бы день, если бы о ее секрете не узнали. Но ничего не могла поделать с собой: она думала об утраченной победе, жжении вина внутри, смехе и поздравлениях, гордости князя, всеобщем восхищении.

И Соловей…о нем позаботились после скачек? Как он пережил руки конюхов? Возможно, жеребец сопротивлялся, возможно, его убили. А если нет, то где он теперь? Обуздан, связан, заперт в конюшне великого князя?

И Касьян… Господин, который был добр к ней и с улыбкой унизил перед всей Москвой. Вася все ожесточеннее задавалась вопросом: что он получил от этого? И кто помог Челубею выдать себя ханским послом? Кто снабдил всем разбойников? Касьян? Но почему…почему?

У Васи не было ответов. Она думала по кругу, у нее болела голова от сдерживаемых слез. Наконец, она свернулась калачиком на кровати и провалилась в беспокойный сон.

* * *

Она резко проснулась, дрожа, когда наступила ночь. Тени в комнате казались чудовищно длинными.

Вася подумала о своей сестре Ирине, которая была далеко в Лесном Краю. Неожиданно другие мысли наводнили ее голову: о братьях у очага на летней кухне в золотой июльский вечер. О добрых лошадях ее отца и пирогах Дуни…

Вася безудержно разрыдалась, как ребенок, которым она, разумеется, не была. Мертвый отец, мертвая мать, плененный брат, дом вдалеке…

Шипящий шепот, похожий на шорох ткани, отвлек ее от рыданий.

Вася резко выпрямилась. Ее лицо было мокрым, и она все еще задыхалась от слез.

Что-то темное шевельнулось и остановилась в слабом свете сумерек.

Не совсем темное, а серое и улыбающееся. Существо было похоже на женщину, но не было ею. Васино сердце подпрыгнуло: она вскочила и попятилась.

– Кто вы?

Дыра на лице серого существа открылась и закрылась, но Вася ничего не услышала.

– Зачем вы пришли ко мне? – сказала она, собрав храбрость.

Молчание.

– Вы можете говорить?

Чудовищный черный взгляд.

Вася желала света и была рада тьме, которая скрывала это лицо без губ.

– Вы должны мне что-то сказать? – спросила она.

Существо кивнуло – кивнуло? Вася на миг задумалась и потянулась к своему платью, где висел холодный голубой оберег с острыми краями. Она поколебалась, но провела камнем по предплечью. Кровь потекла между пальцев.

Кровь лилась на пол, и призрак протянул свою костлявую руку к украшению. Вася отпрянула.

– Нет, – сказала она. – Оно мое. Но…вот.

Она протянула окровавленную руку, надеясь, что не натворит глупостей.

– Вот, – неловко повторила она. – Иногда кровь помогает мертвым. Вы мертвы? Моя кровь сделает вас сильнее?

Ответа не последовало. Но тень поползла вперед, склонила рваное лицо над Васиной рукой и начала пить кровь.

Существо прижалось сильнее и жадно сосало. Когда Вася хотела отпрянуть, призрак отпустил ее и отшатнулся.

Внешность призрака – Вася поняла, что это женщина – не изменилась. У нее было мало плоти, и она была высушена многими годами, стала серой, коричневой и вязкой. Но во рту появился язык, и с его помощью призрак заговорил.

– Спасибо, – сказал он.

Призрак хотя бы был вежливым.

– Почему вы здесь? – спросила Вася. – Это не место для мертвых. Вы пугали Марью.

Призрак покачал головой.

– Это не… место для живых, – с трудом проговорил он. – Но… мне… жаль. Из-за ребенка.

Вася вновь почувствовала стены, что окружили ее и отделяли от сумерек. Она кусала губы.

– Что вы хотели мне сказать?

Призрак открыл рот.

– Уходи. Беги. Сегодня, он хочет сделать это сегодня ночью.

– Я не могу, – ответила Вася. – Дверь заперта. Что произойдет ночью?

Призрак сцепил костлявые руки.

– Беги сейчас, – велел он и указал на себя. – Это…он хочет для тебя. Сегодня ночью. Сегодня ночью он снова женится. И возьмет себе Москву. Беги.

– Кто хочет этого для меня? – спросила Вася. – Касьян? Как он возьмет себе Москву?

Она подумала о Челубее, о его тереме, полном опытных всадников. Внезапно она все поняла и ужаснулась.

– Татары? – прошептала она.

Руки призрака сжались еще сильнее.

– Беги! – закричал он. – Беги!

Теперь ее рот раскрылся дьявольским чревом.

Вася невольно вздрогнула от ужаса, подавив крик и тяжело дыша.

– Вася, – раздался голос за ее спиной. Голос, который означал свободу, волшебство и не был связан с темным миром башни.

Призрак исчез, и Вася резко обернулась.

Волосы Морозко были частью ночи, его одеяние – вспышкой тьмы без света. В его глазах было что-то старое и зловещее.

– Времени больше нет, – сказал он. – Ты должна уходить.

– Я уже это слышала, – спокойно ответила Вася. – Зачем ты пришел? Я звала… я просила… Пресвятая Дева, я стояла голой перед всей Москвой! Тогда тебе было все равно! Зачем помогать мне сейчас?

– Я не мог прийти к тебе раньше, – сказал ледяной демон. Он говорил мягко и спокойно, но его взгляд скользнул с ее мокрого лица на кровавую руку. – Он собрал всю силу, чтобы не подпускать меня. Он хорошо продумал этот день. Я не мог прийти до тех пор, пока твоя кровь не коснулась сапфира. Он может скрываться от меня. Я не знал, что он вернулся. Если бы я знал, я бы ни за что не позволил ему…

– Кому?

– Колдуну, – ответил Морозко. – Этому человеку, которого вы зовете Касьяном. Он долго был в странных местах, которых я не вижу.

– Колдун? Касьян Лютович?

– Раньше люди звали его Кащеем, – продолжил Морозко. – И он никогда не умрет.

Вася изумленно смотрела на него. «Но это же сказка. Как и ледяной демон».

– Не умрет? – с трудом проговорила она.

– Он заколдовал себя, – ответил Морозко. – Он…спрятал свою жизнь за пределами тела, чтобы я – смерть – не мог подойти к нему. Он не может умереть, и он очень силен. Он не давал мне видеть его и отгонял меня сегодня. Вася, я бы не…

Васе хотелось завернуться в его плащ и исчезнуть. Ей хотелось прижаться к нему и плакать. Но она сдержала себя.

– Что? – прошептала она.

– Не оставил бы тебя одну сегодня, – сказал он.

Вася попыталась прочесть его взгляд в темноте, но Морозко отпрянул, поэтому она ничего не увидела. На мгновенье его лицо показалось ей человеческим. В его глазах мелькнул ответ, но она не поняла его. «Скажи». Но он молчал. Он наклонил голову, словно слушал ее.

– Пойдем, Вася. Уходи. Я помогу тебе сбежать.

Она могла вернуться к Соловью. Сбежать. С ним. В тьму, серебряную от лунного света, с этим обещанием, которое невольно мелькало в его глазах. Но…

– Но мои брат и сестра. Я не могу их бросить.

– Ты не… – начал Морозко.

Тяжелые шаги в коридоре заставили Васю подскочить. Дверь комнаты открылась.

Ольга выглядела более уставшей, чем утром: бледная, с тяжелой походкой из-за веса нерожденного ребенка. Варвара хмуро поглядывала на Васю из-за ее плеча.

– Касьян Лютович хочет видеть тебя, – резко сказала Ольга. – Ты его выслушаешь, сестра.

Обе женщины вошли в комнату, и когда свет озарил углы, ледяной демон исчез.

* * *

Варвара привела в порядок взъерошенную косу Васи и надела вышитый кокошник так, что кольца ледяного серебра свисали и обрамляли ее лицо. Затем Васю вывели на ледяную лестницу и отвели на этаж ниже. Там они пересекли переднюю и оказались в гостиной, в которой пахло сладким маслом.

На пороге Ольга сказала, поклонившись:

– Моя сестра, господин.

Она отошла в сторону, пропуская Васю.

Касьян был свежим и празднично одетым в белое и светло-золотое. Его яркие волосы вились вокруг вышитого воротника.

– Я прошу вас оставить нас, Ольга Владимировна, – серьезно сказал он. – То, что я хочу сказать Василисе Петровне, лучше говорить наедине.

Конечно, это было невозможно: Вася не могла находиться наедине с мужчиной, с которым не была обручена, ведь она снова была девушкой. Но Ольга резко кивнула и вышла.

Дверь тихо закрылась.

– Рад встрече, – тихо сказал Касьян с легкой улыбкой. – Василиса Петровна.

Она медленно поклонилась, как сделал бы мальчик.

– Касьян Лютович, – презрительно сказала она. «Колдун». Это слово билось в ее голове, такое странное и… – Это вы послали за мной людей в баню в Чудове?

Касьян снова улыбнулся.

– Я удивлен, что не догадалась раньше. Я убил четверых за то, что они тебя упустили.

Он скользнул взглядом по ее телу. Вася скрестила руки. Она была одета с головы до ног, но никогда еще не чувствовала себя такой обнаженной. Баня будто смыла ее силы и амбиции. Теперь ей приходилось смотреть, ждать и слушаться других. Она обнажила ее бессилие.

«Нет. Нет. Я такая же, как вчера».

Но в это было сложно поверить. Во взгляде Касьяна были довольство и уверенность.

– Не подходите ко мне, – прошипела Вася.

Он пожал плечами.

– Я могу делать все, что захочу, – заявил он. – Ты оставила всю добродетель, когда пришла в кремль в мужской одежде. Теперь даже твоя сестра меня не остановит. Обломки твоей жизни в моих руках.

Вася ничего не ответила. Касьян улыбнулся.

– Но хватит об этом, – продолжил он. – Зачем нам враждовать? – Он словно пытался успокоить ее. – Я спас тебя от лжи, теперь ты можешь быть собой, одеваться, как подобает девушке…

Ее губы скривились. Касьян изящно и безразлично пожал плечами.

– Вы ведь знаете, что меня ждет монастырь, – сказала Вася. Она убрала руки за спину, прислонилась к двери, и дерево оставило занозы в ее ладонях. – Если меня не посадят в клетку и не сожгут как ведьму. Зачем вы здесь?

Он пригладил свои огненные волосы.

– Я пожалел об этом дне, – сказал он.

– Вы наслаждались им, – возразила Вася, надеясь, что ее голос не был слабым из-за незабытого унижения.

Касьян улыбнулся и жестом пригласил ее к печи.

– Присядешь, Вася?

Она не шевельнулась.

Он рассмеялся и сел на резную скамью у огня. На столе стоял кувшин вина, украшенный янтарем, и две чарки. Он налил в одну вина и выпил светлую жидкость.

– Что ж, мне понравилось, – согласился Касьян. – Играть с характером нашего горячего князя. Смотреть, как извивается твой лицемерный брат. – Он посмотрел на дверь, у которой стояла Вася, застывшая от отвращения, и добавил серьезнее: – И ты. Никто не отнимет твоей красоты, Василиса Петровна, но никто и не захочет. Ты так мило сопротивлялась мне. И очаровательно выглядишь в мужской одежде. Я с трудом дождался. Я знал. Я всегда знал, что бы ты ни говорила великому князю. Все те ночи в пути. Я знал.

Его взгляд стал нежным. Своим голосом он предлагал ей расслабиться, но в глазах по-прежнему мелькал смех, словно он смеялся над своими словами.

Вася вспомнила ледяной поцелуй воздуха на коже, ухмылки бояр, и ей стало плохо.

– Иди сюда, – продолжил Касьян. – Неужели тебе не понравилось, дикая кошка? Взгляды всей Москвы, обращенные на тебя?

Ее желудок сжался.

– Чего вы хотите?

Касьян отхлебнул еще вина и посмотрел ей в глаза.

– Спасти тебя.

– Что?

Он отвел взгляд на пламя.

– Я думаю, ты очень хорошо меня понимаешь, – сказал он. – Как ты сама сказала, тебя ждет монастырь или суд. Недавно я встретился со священником – ах, святой человек, такой привлекательный и набожный. Он с удовольствием расскажет князю о твоих грешных делах. И если тебя осудят, – задумчиво промолвил он, – какова цена жизни твоего брата? Свободы твоей сестры? Дмитрий Иванович стал посмешищем всей Москвы. Князья, над которыми смеются, долго не правят, и он это понимает.

– Как вы собираетесь спасти меня? – процедила Вася.

Касьян молчал, смакуя вино.

– Иди сюда, – велел он. – Я все расскажу.

Вася не сдвинулась с места. Он вздохнул с добродушным гневом и сделал еще глоток.

– Очень хорошо, – сказал он. – Тебе нужно лишь постучать в дверь, и служанка уведет тебя в комнату. Мне бы не хотелось видеть тебя в огне, Василиса Петровна. И твоя бедная сестра… Как она будет рыдать, прощаясь с детьми.

Вася подошла к печи и села на скамью напротив Касьяна. Он улыбнулся с нескрываемым удовольствием.

– Да! – крикнул он. – Я знал, что ты можешь быть благоразумной. Вина?

– Нет.

Он налил ей чарку и отхлебнул из своей.

– Я могу спасти тебя, – сказал он. – И твоего брата с сестрой. Если ты выйдешь за меня замуж.

Мгновение тишины.

– То есть вы хотите жениться на ведьме, девке, которая разгуливала по Москве в мужской одежде? – едко спросила Вася. – Я вам не верю.

– Ты слишком недоверчива для девушки, – бодро воскликнул Касьян. – Это неприлично. Ты завоевала мое сердце своим маленьким маскарадом, Вася. Я сразу полюбил твой дух. И как другие не заподозрили? Я женюсь на тебе и увезу в Башню Костей. Я пытался сказать тебе это утром. Знаешь, всего можно было избежать, но… неважно. Когда мы поженимся, я прослежу, чтобы твоего брата освободили. Он вернется в лавру, как подобает, чтобы прожить остаток дней в мире. – Его лицо озлобилось. – Все же монаху не пристало заниматься политикой.

Вася не ответила.

Касьян встретился с ней взглядом, наклонился и тихо добавил:

– Ольга Владимировна будет жить в башне со своими детьми. Стены ее защитят.

– Вы думаете, наш брак успокоит великого князя? – возразила Вася.

Касьян рассмеялся.

– С Дмитрием Ивановичем я разберусь, – сказал он. Его глаза сверкали под прикрытыми веками.

– Вы заплатили предводителю разбойников, чтобы он притворился послом, – сказала Вася, следя за его лицом. – Зачем? Вы платили ему, чтобы он сжег и ваши деревни?

Касьян усмехнулся, но Вася заметила что-то жесткое в его взгляде.

– Разберись сама. Ты умное дитя. Иначе где удовольствие? – Он склонился ближе. – Когда мы поженимся, Василиса Петровна, лжи и хитростей будет предостаточно, и страсть – да какая страсть. – Касьян провел пальцем по ее лицу.

Вася отпрянула и ничего не сказала.

Касьян снова сел.

– Подойди, дитя, – резко сказал он. – Я не вижу для тебя лучших вариантов.

Вася едва могла дышать.

– Дайте мне день на размышления, – попросила она.

– Нет. Возможно, твоей любви к брату и сестре не хватит. Ты сбежишь и бросишь их в беде. И меня тоже, ведь я охвачен страстью, – спокойно сказал он. – Я не настолько глуп, ведьма.

Вася замерла.

– Ах, – сказал Касьян, прочитав невысказанный вопрос на ее лице. – Наша мудрая девочка со своим волшебным конем так и не поняла, кто она, да? Что ж, ты поймешь это, если выйдешь за меня.

Касьян откинулся на спинку скамьи и выжидательно посмотрел на нее.

Вася думала о предупреждении призрака и Морозко.

«Но…как же Саша и Оля? Как же Маша? Маша, которая видит то же, что и я. Маша, которую назовут ведьмой, если узнают ее секрет».

– Я выйду за вас замуж, – ответила она. – Если мой брат и сестра будут в безопасности.

Возможно, позже ей удастся сбежать.

Касьян ослепительно улыбнулся.

– Прекрасно, прекрасно, моя сладкая лгунья, – нежно сказал он. – Ты не пожалеешь, обещаю. – Он замолчал. – Что ж, может, и пожалеешь. Но твоя жизнь никогда не будет скучной. Ты ведь этого боишься, не так ли? Золотой клетки русской девицы?

– Я согласна, – кивнула Вася. – Мои мысли вас не касаются. – Она встала. – Я ухожу.

Касьян не пошевелился.

– Не так быстро. Ты теперь моя, и я не разрешаю тебе уйти.

Вася замерла.

– Вы меня еще не купили. Я назвала цену, но вы с ней не согласились.

– Это так, – согласился Касьян, прислонившись к скамье и сцепив руки. – Но если ты будешь упрямиться, я могу от тебя избавиться.

Вася все еще не шевелилась.

– Подойди сюда, – очень тихо сказал он.

Ее ноги донесли ее до скамьи, хотя от злости Вася едва осознавала это. Вчера – сын боярина и дикий пес, сегодня – добыча этого хитреца. Вася постаралась скрыть мысли от Касьяна.

Должно быть, он заметил ее внутреннюю борьбу, потому что сказал:

– Хорошо, хорошо. Мне нравится сопротивление. Теперь на колени. – Вася молча стояла, и он повторил: – Сюда, между моих ног.

Она опустилась, едва живая, как кукла. Невероятная жестокая сладость ледяного демона в лунном свете не подготовила ее к пыльному, животному запаху надушенной кожи этого человека, его сдавленному смеху. Касьян обхватил ее челюсть и провел по лицу рукой.

– Так похожа, – резко пробормотал он. – Так отличаешься. Подойдешь.

– Кто? – спросила Вася.

Касьян не ответил. Он вытащил что-то из мешочка, и вещь сверкнула в его тяжелых пальцах. Вася увидела золотое ожерелье с красным камнем.

– Свадебный подарок, – прошептал он, почти смеясь и дыша ей в рот. – Поцелуй меня.

– Нет.

Касьян выгнул бровь и сжал мочку ее уха так, что в глазах Васи выступили слезы.

– Я не потерплю непослушания в третий раз, Васочка.

Детское имя из его уст звучало отвратительно.

– В Москве есть послушные девицы, которые были бы счастливы стать моей невестой, – продолжил Касьян. Он склонился и прошептал: – Возможно, если я попрошу, великий князь сожжет вас вместе – уютно, всех детей Петра Владимировича, а твои племянники будут смотреть на это

Ее желудок сжался, но она подалась вперед. Он улыбался. Вася стояла на коленях, их лица были на одном уровне.

Она прижалась губами к его губам.

Касьян обхватил ее голову рукой. Вася дернулась, задыхаясь от отвращения, но он прижал ее сильнее и медленно вложил язык в ее рот. Она с трудом сдержалась, чтобы не откусить его. Ожерелье мерцало в другой руке Касьяна. Он собирался надеть его ей на шею. Вася снова отпрянула: ее обуял новый страх, которого она не понимала. Золотое украшение тяжело свисало из его кулака. Он наклонил ее голову…

И резко выругался. Украшение упало на пол. Тяжело дыша, Касьян вытащил сапфировый талисман Васи. Камень слабо мерцал, отбрасывая голубой свет между ними.

Касьян зашипел, отпустил оберег и ударил Васю по лицу. Красные искры вспыхнули перед ее глазами, и она упала на пол.

– Тварь! – прорычал он. – Дура! Из всех людей ты…

Вася с трудом поднялась, тряся головой. Подарок Касьяна змеей лежал на полу. Он нежно поднял его и встал.

– Значит, ты позволила ему, – прошипел он. Теперь в его глазах сверкала злоба, но где-то в глубине Вася заметила страх. – Своими голубыми глазами он убедил тебя носить его. Я удивлен, девчонка, что ты позволила этому чудовищу поработить тебя.

– Я не рабыня, – процедила Вася. – Это украшение мне подарил отец.

Касьян рассмеялся.

– Кто тебе это сказал? Он? – Касьян нахмурился. – Спроси у него, дура. Спроси, зачем богу смерти дружить с деревенской девчонкой. И узнаешь, что он ответит.

Вася почувствовала странный страх, который она не могла понять.

– Бог смерти сказал, что у вас есть другое имя, – сказала она. – Какое ваше настоящее имя, Касьян Лютович?

Касьян улыбнулся, но не ответил. Его глаза помрачнели и метались от мыслей. Он шагнул вперед, прижал к стене и снова поцеловал. Его открытый рот лениво поглощал ее, и одной рукой он больно сжал ее грудь.

Вася замерла и терпела. На этот раз он не пытался надеть на нее ожерелье.

Неожиданно он отодвинулся и оттолкнул ее от себя.

Она пошатнулась, но удержалась на ногах, тяжело дыша. Она с трудом боролась с тошнотой.

Касьян вытер рот рукой.

– Довольно, – заявил он. – Ты это сделаешь. Скажи своей сестре, что приняла предложение и будешь под стражей до свадьбы. – Он помолчал и жестко продолжил: – Которая состоится завтра. Ты должна снять свой оберег – эту мерзость – и уничтожить его. Если не послушаешься, я накажу твою семью, Вася. Брата, сестру и детей. Теперь иди.

Вася побрела к двери, разбитая, измученная. От его вкуса во рту ее тошнило. Его тихий довольный смех преследовал ее, когда она вышла из комнаты.

Вася налетела на Варвару, как только вышла. Она согнулась, и ее вырвало.

Варвара скривила рот.

– Красивый господин хочет спасти тебя от гибели, – с сарказмом сказала она. – Где твоя благодарность, Василиса Петровна? Или он тебя обесчестил у печи?

– Нет, – возразила Вася, выпрямляясь с огромным усилием. – Он… он хочет, чтобы я его боялась. У него получилось.

Она вытерла рот рукой, и ее чуть не стошнило снова. Зал был полон пульсирующей тьмы, которую немного отгоняла лампа Варвары. Возможно, тьма была в ее голове. Васе хотелось сжать колени и зарыдать.

Рот Варвары скривился еще больше.

– Пойдем, бедняжка, твоя сестра ждет тебя, – сказала она.

* * *

Ольга была одна в светлице. Она крутила прялку в руках, но не работала. У нее болела спина, она ощущала себя старой и измученной. Она подняла голову, когда Варвара привела Васю.

– Ну? – спросила она без предисловий.

– Он хочет жениться на мне, – призналась Вася. Она не вошла в комнату, а встала в тенях у двери, гордо склонив голову. – Я согласилась. Он пообещал после свадьбы разобраться с великим князем. Сашу освободят, а тебя не обвинят.

Ольга пристально смотрела на сестру. В Москве были десятки более красивых девушек из более знатных семей. И все же он решил жениться на Васе. Почему?

«Он желает ее, – подумала Ольга. – Иначе почему так себя ведет? А я оставила ее одну с ним… И что? Она разгуливала с ним по улицам, одетая как мальчик».

– Входи, Вася, – сказала Ольга, разозлившись на свое чувство вины. – Не стой в дверях. Расскажи, что он тебе сказал? – Она отложила прялку. – Варвара, разожги печь.

Служанка тихо подошла к печи, и Вася села рядом с сестрой. Утренние мазки ярости почти пропали с ее лица, глаза были большими и темными. У Ольги болели ноги. Ей хотелось чувствовать себя менее старой, разгневанной и жалеющей сестру.

– Это больше, чем ты заслуживаешь, – кивнула она. – Достойный брак. Ты была в шаге от монастыря или чего похуже, Вася.

Вася кивнула. Ее веки скрылись за вуалью черных ресниц.

– Я знаю, Оля.

В это мгновенье за воротами князя Серпуховского послышался рев, будто в знак согласия. Люди бросили чучело Масленицы в костер: ее волосы превращались в потоки пламени, а глаза сияли, как живые.

Ольга подавила свое раздражение, скрыла гнев и жалость. Резкая боль пронзила ее спину.

– Подойди, – сказала она как можно добрее. – Поешь со мной. Я попрошу подать блины и медовухи, и мы отпразднуем твою свадьбу.

Подали блины, и сестры сели за стол. Но обе не могли много есть. В комнате повисла долгая тишина.

– Когда я приехала сюда, – неожиданно сказала Ольга, – я была младше тебя. Мне было очень страшно.

Вася смотрела на нетронутый блин в руке, но быстро подняла голову.

– Я никого не знала, – продолжила Ольга. – Я ничего не понимала. Моя свекровь… она хотела правильную княгиню для своего сына и ненавидела меня.

Вася издала звук сочувствия, и Ольга взмахом руки попросила ее замолчать.

– Владимир не мог меня защитить, ведь это не мужская работа – ведать делами терема. Но самая старая женщина в тереме – я не знала никого старее – была добра ко мне. Она обнимала меня, когда я рыдала. Она приносила мне кашу, когда я скучала по вкусу дома. Однажды я спросила, почему она так заботится обо мне. Она ответила, что знала нашу бабушку.

Вася молчала. По легендам, их бабушка приехала в Москву одна. Никто не знал, откуда она. Слухи о таинственной девушке дошли до великого князя, который позвал ее в терем ради забавы и влюбился. Он женился на ней, и девушка родила их мать, Марину, и умерла в башне.

Ольга продолжила:

«Тебе повезло, что ты не похожа на нее, – сказала та женщина. – Она… она была созданием дыма и звезд. Она была рождена не для терема, напоминала снежную бурю, и все же… она по своей воле приехала в Москву на сером коне – словно за ней гнался дьявол. Она покорно вышла замуж за Ивана, хотя рыдала в ночь перед свадьбой. Она пыталась быть хорошей женой и стала бы, если бы не ее дикость. Она ходила по двору и смотрела на небо. Она с тоской говорила о своем сером коне, который исчез в день ее свадьбы». «Почему ты не сбежишь? – спрашивала я, но та никогда не отвечала. В душе она умерла гораздо раньше, чем на самом деле, и я была рада, когда ее дочь Марина вышла замуж и уехала из города…»

Ольга замолчала.

– Я не похожа на нашу бабушку, – продолжила она. – Теперь я княгиня, хозяйка дома, и это хорошая жизнь. В ней есть сладость и горечь. Но ты… когда я впервые увидела тебя, я вспомнила историю о нашей бабушке, которая приехала в Москву на сером коне.

– Как ее звали? – прошептала Вася. Когда-то она пыталась узнать это у няни, но Дуня так и не сказала.

– Тамара, – ответила Ольга. – Нашу бабушку звали Тамара. – Она покачала головой. – Все в порядке, Вася. Ты не разделишь ее судьбу. У Касьяна много земель и лошадей. Ты получишь свободу, которую не найдешь в Москве. Ты уедешь туда и будешь счастлива.

– С человеком, который раздел меня перед всей Москвой? – резко спросила Вася. Служанки унесли недоеденные блины. Ольга не ответила. – Оля, если я должна выйти за него, чтобы все исправить, я это сделаю. Но… – Она поколебалась и быстро добавила: – Мне кажется, это Касьян заплатил разбойникам и отправил их в деревни. И… предводитель разбойников сейчас в Москве, выдает себя за татарского посла. Он в сговоре с Касьяном, и они хотят убрать с престола великого князя. Я думаю, это произойдет сегодня ночью. Я должна…

– Вася…

– Великого князя нужно предупредить, – заключила Вася.

– Невозможно, – возразила Ольга. – Никто с моего двора не может подойти к великому князю этой ночью. На нас легла тень твоего позора. В любом случае это чушь. Зачем ему платить людям и просить сжечь свои деревни? Разве Касьяна Лютовича ждет ярлык на княжение в Москве?

– Я не знаю, – призналась Вася. – Но у Дмитрия Ивановича нет сына, только беременная жена. Кто будет править, если его убьют этой ночью?

– Это не твое дело, – отрезала Ольга. – Его не убьют.

Но Вася уже не слушала. Она расхаживала по комнате, напоминая Василия Петровича, а не себя.

– Почему нет? – пробормотала она. – Дмитрий злится на Сашу из-за лжи Касьяна. Я сама дала ему это оружие. Твой муж, князь Владимир, в отъезде. Значит, двое мужчин, которым великий князь доверяет, убраны. У Касьяна есть свои люди в городе, у Челубея их еще больше. – Вася с заметным усилием замедлилась и встала в центре комнаты. – Убить великого князя, – прошептала она. – Но зачем ему жениться на мне?

Она перевела взгляд на сестру.

Ольга уже не слушала ее. Кровь, словно крылья, била в ее ушах, и огромная глубокая боль поедала изнутри.

– Вася, – прошептала она, положив руку на живот.

Вася посмотрела на сестру и переменилась в лице.

– Ребенок? – спросила она. – Сейчас?

Ольга с трудом кивнула.

– Позови Варвару, – прошептала она. Она покачнулась, и сестра поймала ее.

21 Мать

Баня, в которую Ольгу привели рожать, была жаркой и темной, влажной, как летняя ночь. Здесь пахло свежим деревом, дымом, хвоей, горячей водой и гнилью. Если женщины Ольги и заметили Васю, они не задавали вопросов. У них не хватало дыхания и времени на вопросы. У Васи были сильные и умелые руки, она уже видела роды: в пару и полутьме женщинам большего и не требовалось.

Вася вместе с остальными разделась до рубахи. Она забыла о гневе и неуверенности в хаотичной срочности родов. Ее сестру уже раздели догола: она сидела на родильном стуле, и от ее черных волос шел пар. Вася опустилась на колени, взяла сестру за руки и не дрогнула, когда Ольга сдавила ее пальцы.

– Ты так похожа на нашу матушку, Васочка, – прошептала Ольга. – Я тебе говорила? – Ее лицо исказилось от очередной вспышки боли.

Вася не отпускала ее руки.

– Нет, – сказала она. – Ты никогда не говорила мне.

Губы Ольги побледнели. Тени делали ее глаза большими и стирали различия между сестрами. Ольга была целиком голой, Вася наполовину. Казалось, они вернулись в детство, до того, как мир встал между ними.

Боль накатывала и отступала, Ольга дышала и потела, кусала губы и заходилась в крике. Вася говорила с сестрой, забыв об их бедах. Был только пот и роды, боль, которая превозмогалась снова и снова. В бане становилось все жарче. Пар окутывал их потеющие тела. Женщины принимали роды почти в темноте, но ребенок до сих пор не появился на свет.

– Вася… – прошептала Ольга, облокотившись на сестру и задыхаясь. – Вася, если я умру…

– Ты не умрешь, – отрезала Вася.

Ольга улыбнулась. Ее взгляд бегал по комнате.

– Я постараюсь, – прошептала она. – Но… ты должна передать мою любовь Маше. Скажи ей, что мне жаль. Она будет злиться, не поймет.

Ольга замолчала, боль накатила вновь. Она больше не кричала, но звук подступал к горлу. Вася думала, что сестра сломает ей руки своей хваткой.

Теперь в комнате пахло потом и плодными водами. Черная кровь потекла между бедер Ольги. Женщины были лишь расплывчатыми потеющими очертаниями в паре. Запах крови мешал Васе дышать.

– Мне больно, – прошептала Ольга. Она сидела, задыхаясь, обмякшая и тяжелая.

– Будь смелой, – велела повитуха. – Все будет хорошо.

Ее голос был добрым, но Вася видела, как недобро она переглянулась с другой женщиной.

Внезапно Васин сапфир вспыхнул холодом в духоте бани. Ольга посмотрела за плечо сестры, и ее глаза расширились. Вася обернулась и проследила за ее взглядом. Из угла на них смотрела тень.

Вася отпустила руки Ольги.

– Нет, – сказала она.

– Я избавлю тебя от этого, – сказала тень. Вася знала этот голос, знала этот бледный, безразличный взгляд. Она видела ее, когда умирал ее отец, когда…

– Нет, – повторила она. – Нет… нет, уходи.

Тень молчала.

– Прошу тебя, – прошептала Вася. – Пожалуйста. Уходи.

«Раньше они умоляли меня, когда я ходил среди людей – рассказал ей когда-то Морозко. – Они молили меня, когда видели. Это кончилось плохо: лучше мне ходить тихо, лучше только мертвым и умирающим видеть меня».

Вася была проклята ясновидением. Морозко не мог скрыться от нее. Теперь настал ее черед молить. Женщины за спиной зашептались, но Вася видела лишь его глаза.

Она резко пересекла комнату и прижала ладонь к его груди.

– Прошу тебя, уходи.

Мгновенье она касалась тени, но потом его плоть стала настоящей, хоть и холодной. Морозко отшатнулся, словно ее рука ранила его.

– Вася, – сказал он. На его безразличном лице были чувства? Вася снова потянулась к нему с мольбой. Когда ее руки нашли его, он в тревоге замер, меньше напоминая кошмар.

– Я уже здесь, – молвил Морозко. – Я не выбирал.

– Ты можешь выбрать, – возразила Вася, шагнув к нему, когда он снова отодвинулся. – Оставь мою сестру. Пусть она живет.

Тень смерти почти подошла к измученной Ольге, сидевшей на стуле в окружении потных женщин. Вася не знала, что видели остальные. Возможно, они думали, что она говорит с темнотой.

«Он любил мать Васи, – говорили люди о ее отце. – Он любил Марину Ивановну. Она умерла, рожая Василису, и Петр Владимирович похоронил вместе с ней половину души».

Ольга завыла: вопль был тонким и пронзительным.

– Кровь, – услышала Вася. – Кровь…слишком много крови. Зовите священника.

– Прошу тебя! – крикнула Вася. – Прошу!

Шум в бане затих, и стены исчезли. Вася поняла, что стоит в лесу. Черные деревья отбрасывали серые тени на белый снег. Перед ней стояла Смерть.

Он был одет в черное. Глаза ледяного демона были бледно-голубыми, но глаза тени – его древнего странного Я – были похожи на воду, почти бесцветные. Он был выше и спокойнее, чем когда-либо.

Слабый задыхающийся крик. Вася отпустила руки Смерти и обернулась. Ольга выгибалась в снегу, полупрозрачная и окровавленная, обнаженная, мучительно сглатывающая дыхание.

Вася наклонилась и подняла сестру. Где они были? Там, где заканчивается жизнь? Лес и одинокая фигура, застывшая в ожидании… Вася уловила жаркую вонь бани, которая шла из деревьев. Ольга была горячей, но запах и тепло угасали. Лес был таким холодным. Вася крепко держала сестру: она пыталась передать ей все свое тепло – свою горячую яростную жизнь. Ее руки обжигали жаром, но украшение на груди отдавало холодом.

– Ты не можешь быть здесь, Вася, – сказал бог смерти, и нотка удивления закралась в его спокойный голос.

– Не могу? – воскликнула Вася. – Ты не можешь забрать мою сестру.

Она прижала к себе Ольгу, пытаясь найти путь назад. Баня все еще была здесь – вокруг них. Она чувствовала это. Но не знала, как вернуться.

Ольга обмякла у нее на руках. Ее глаза заволокло пеленой. Она повернула голову и выдохнула вопрос богу смерти:

– Что с моим ребенком? Что с моим сыном? Где он?

– Это девочка, Ольга Владимировна, – ответил Морозко. Он говорил без чувств и осуждения. Голос был тихим, ясным и холодным. – Вы не можете жить обе.

Его слова ударили Васю, как кулаки, и она сжала сестру.

– Нет.

С жутким усилием Ольга выпрямилась. Ее лицо лишилось цвета и красоты. Она отодвинула руки Васи.

– Не можем? – прошептала она.

Морозко поклонился.

– Ребенок не может родиться живым, – спокойно сказал он. – Женщины могут вырезать его из вас, или вы будете жить и родите его мертвым.

– Она, – еле слышно ответила Ольга голосом. Вася хотела что-то сказать и поняла, что не могла. – Она. Дочь.

– Как скажете, Ольга Владимировна.

– Пусть она живет, – сказала Ольга и протянула руку.

Вася не могла это вынести.

– Нет! – закричала она. Девушка схватила ее протянутую руку и обняла сестру. – Живи, Оля, – прошептала она. – Подумай о Марье и Данииле. Живи, живи.

Глаза бога смерти сузились.

– Я умру ради ребенка, Вася, – прошептала Ольга. – Я не боюсь.

– Нет, – выдохнула Вася. Морозко что-то сказал, но ей было все равно. Между сестрами пробежал поток любви, гнева и утраты: все исчезло и было забыто. Вася собралась с силами – и вытянула Ольгу обратно в баню.

Вася пришла в себя и потрясенно обнаружила, что стоит, прислонившись к стене бани. Ее руки покрывали занозы, волосы липли к лицу и шее. Толпа потных тел нависла над Ольгой, словно душила ее множеством рук. Среди них стоял человек в черной рясе. Он монотонно говорил последние слова, и его голос заглушал остальные. Копна золотых волос сияла во тьме.

«Он?» Вася почувствовала ярость, пересекла душную комнату, растолкала толпу и взяла сестру за руки. Священник резко затих.

Вася не думала о нем. Она видела другую черноволосую женщину, другую баню и другого ребенка, убившего мать.

– Оля, живи, – прошептала она. – Пожалуйста, живи.

Ольга пошевелилась: ее пульс забился под Васиными пальцами. Она потрясенно моргнула.

– Головка! – закричала повитуха. – Еще толчок…

Ольга посмотрела на Васю, и ее глаза расширились от боли: ее живот дрожал, как вода в бурю, а потом выскользнул ребенок. Его губы были синими. Он не шевелился.

Тревожная бездыханная тишина сменилась первыми криками облегчения. Повитуха вытерла пену с губ младенца и вдохнула ей в рот.

Младенец безжизненно лежал в ее руках.

Вася перевела взгляд с серого тельца на лицо сестры.

Священник шагнул вперед, оттолкнув Васю. Он вылил масло на голову ребенка и начал таинство крещения.

– Где она? – с трудом проговорила Ольга, протягивая слабые руки. – Где моя дочь? Покажите ее мне.

Но ребенок не шевелился.

Вася стояла в толпе, пот бежал по ее ребрам. Жар ее ярости остыл и оставил вкус пепла во рту. Но она не смотрела на Ольгу. Не смотрела она и на священника. Она не отрывала глаз от фигуры в черном плаще, которая очень нежно подняла окровавленное тело младенца и исчезла с ним.

Ольга закричала в ужасе, и рука Константина упала, закончив ритуал: единственное доброе дело, которое можно только сделать для ребенка. Вася замерла. «Ты жива, Оля, – подумала она. – Я тебя спасла». Но она так ничего и не сказала.

* * *

Уставшие глаза Ольги, казалось, смотрели сквозь нее.

– Ты убила мою дочь.

– Оля, – начала Вася. – Я…

Рука в черной рясе схватила ее.

– Ведьма, – прошипел Константин.

Это слово упало камнем, и по комнате расползлась тишина. Вася и священник стояли в центре безликого кольца, полного красных глаз.

Когда Вася видела Константина Никоновича в последний раз, священник сжимался, когда она велела ему уйти – вернуться в Москву, Царьград или ад, – но оставить ее семью в покое.

Что ж, Константин действительно вернулся в Москву. Он выглядел так, словно подвергся адским мукам, пока добрался сюда. Острые скулы отбрасывали тени на прекрасное лицо, золотые волосы спутались и доставали до плеч.

Женщины молча смотрели на него. Ребенок умер у них на руках, и эти руки дрожали от беспомощности.

– Это Василиса Петровна, – процедил Константин, выплевывая слова. – Она убила своего отца. Теперь она убила ребенка своей сестры.

Ольга закрыла глаза. Одной рукой она бережно поддерживала головку мертвого младенца.

– Она говорит с демонами, – продолжил Константин, не отрывая глаз от ее лица. – Ольга Владимировна была слишком добра, чтобы прогнать лгунью. Вот что из этого вышло.

Ольга ничего не сказала.

Вася молчала. Что она могла сказать в свое оправдание? Младенец неподвижно лежал, сморщившись, как листок. В углу облако пара походило на маленькое толстое существо, и оно рыдало.

Священник метнул взгляд на размытую фигуру банника – Вася могла поклясться, – и его бледное лицо побледнело еще сильнее.

– Ведьма, – прошептал он. – Ты ответишь за свои грехи.

Вася собралась с духом.

– Отвечу, – сказала она Константину. – Но не здесь. Нехорошо делать это здесь, батюшка. Оля…

– Уходи, Вася, – прошептала Ольга. Она не смотрела на нее.

Вася, спотыкаясь от усталости, ничего не видя из-за слез, покорно позволила Константину вывести ее из бани. Он хлопнул дверью, прервав запахи крови и звуки горя.

Льняная сорочка Васи, промокшая и просвечивающая, свисала с плеч. Она почувствовала холод, идущий из открытой двери, и заупрямилась.

– Дайте мне хотя бы одеться, – сказала она. – Или вы хотите, чтобы я замерзла до смерти?

Неожиданно Константин отпустил ее. Вася знала, что он мог видеть каждый изгиб ее тела, твердые соски, просвечивающие сквозь сорочку.

– Что ты сделала со мной? – прошипел он.

– Что я сделала? – переспросила Вася. Печаль ошеломила ее, голова кружилась из-за перехода из тепла в холод. Пот застыл на ее лице. Босые ноги царапали деревянный пол. – Ничего.

– Лгунья! – закричал Константин. – Лгунья. Раньше я был хорошим человеком. Я не видел демонов. А теперь…

– Видите их, да? – Потрясенная и расстроенная Вася могла лишь горько шутить. Ее руки смердели кровью сестры, отвратительной реальностью мертворождения. – Может, вы сами это сделали своими разговорами о демонах. Не думали об этом? Уходите и скройтесь в монастыре. Никому вы не нужны.

Константин был бледен, как Вася.

– Я хороший человек, – повторил он. – Зачем ты меня прокляла? Зачем ты преследуешь меня?

– Я не проклинала вас, – ответила Вася. – Зачем мне это? Я приехала в Москву повидаться с сестрой. Посмотрите, что из этого вышло.

Она спокойно и бесстыдно скинула мокрую сорочку. Если она собиралась выйти в ночь, то не хотела обрекать себя на смерть.

– Что ты делаешь? – выдохнул он.

Вася схватила сарафан, блузу и плащ, брошенные в предбаннике.

– Переодеваюсь в сухую одежду, – ответила она. – А вы что подумали? Что я буду танцевать для вас, как крестьянка весной, пока в бане лежит мертвый младенец?

Константин смотрел, как она одевается. Его кулаки сжимались и разжимались.

Васе было все равно. Она завязала плащ и выпрямилась.

– Куда вы меня отведете? – поинтересовалась она с горькой усмешкой. – Наверное, вы сами не знаете.

– Ты ответишь за свои грехи, – прошептал Константин. В его голосе чувствовался гнев и желание.

– Куда? – повторила она.

– Ты издеваешься надо мной? – Он призвал свое былое самообладание и схватил Васю за руку. – В монастырь. Ты будешь наказана. Я обещал охотиться на ведьм.

Он шагнул к ней.

– Тогда я перестану видеть демонов. Все будет как раньше.

Вася, вместо того чтобы попятиться, приблизилась к нему. Константин явно этого не ожидал. Он застыл.

Еще ближе. Вася многого боялась, но не Константина Никоновича.

– Батюшка, – сказала она. – Я готова вам помочь.

Константин сжал губы.

Она коснулась его потного лица. Священник не шевелился. Ее влажные волосы упали на его ладонь, сжимавшую ее руку.

Вася не шевелилась, несмотря на его мучительную хватку.

– Как я могу помочь вам? – прошептала она.

– Касьян Лютович обещал возмездие, – прошептал Константин, не отрывая от нее взгляда, – если я…впрочем, неважно. Он мне не нужен. Ты здесь, и этого достаточно. Иди ко мне. Исцели меня.

Их взгляды встретились

– Этого я сделать не могу, – сказала Вася.

Ее колено ударило с идеальной точностью.

Константин не кричал, не рухнул с хрипом на пол: его одеяние было слишком плотным. Но он охнул и согнулся: этого Вася и добивалась.

Она выбежала в темноту, пересекла проход и оказалась во дворе.

23 Камень севера

Луна мертвенно-серого цвета поднялась над башней Ольги. Двор князя Серпуховского эхом отражал крики празднующего города, но Вася знала, что столкнется со стражниками. Константин быстро поднимет тревогу. Она должна предупредить великого князя.

Вася уже бежала в загон Соловья, но вспомнила, что его там нет.

Внезапно она услышала глухой удар и хруст снега под копытами.

Вася с облегчением обернулась, желая прижаться к шее жеребца.

Но это был не Соловей. Эта лошадь была белой, и на ней сидел всадник.

Морозко соскользнул с кобылицы. Девушка и ледяной демон смотрели друг на друга в тусклом свете луны.

– Вася, – начал он.

Кожа Васи пропиталась смрадом бани и запахом крови.

– Поэтому ты хотел, чтобы я убежала сегодня? – с горечью спросила она. – Чтобы я не видела смерть сестры?

Морозко ничего не ответил, но между ними вспыхнуло пламя, голубое, как летнее небо. Его не поддерживал хворост, но жар оттеснил ночь и окутал ее дрожащую кожу. Вася отказывалась благодарить.

– Отвечай!

Она стиснула зубы и наступила на пламя. Оно угасло так же быстро, как и появилось.

– Я знал, что мать или дитя умрет, – проговорил Морозко, попятившись. – Да, я бы избавил тебя от этого. Но теперь…

– Ольга прогнала меня.

– И правильно, – холодно закончил он. – Это был не твой выбор.

Слова ударили по Васе, в животе и горле появился ком. Ее лицо было липким от высохших слез.

– Я пришел спасти тебя, – продолжил Морозко. – Потому что…

Узел печали развязался и выпустил чувства на свободу.

– Мне плевать почему! – закричала Вася. – Я не знаю, честен ли ты со мной, так почему должна слушать? Ты управлял мной, как охотничьим псом, говорил, куда идти, но ничего не объяснял. Значит, ты знал, что Ольга умрет этой ночью? Или… что умрет мой отец на поляне Медведя? Разве ты не мог предупредить меня? Или… – Она вынула сапфир из-под рубахи. – Что это? Касьян сказал, что с ним я стала твоей рабыней. Он лгал, Морозко?

Ледяной демон молчал.

Вася подошла ближе и добавила тихим голосом:

– Если ты хотя бы немного переживал за тех дурочек, которых целуешь в ночи, ты бы рассказал мне всю правду. Больше лжи этой ночью я не потерплю.

Они смотрели друг на друга с каменными лицами в серебряной тьме.

– Вася, – прошептал он из теней. – Время не пришло. Уходи, дитя.

– Нет, – выдохнула она. – Пришло. Разве я ребенок, чтобы врать мне?

Морозко молчал, и Вася добавила с надрывом в голосе:

– Прошу.

На его лице дрогнула мышца.

– В ночь перед его смертью, – спокойно начал Морозко, – Петр Владимирович не мог заснуть из-за сожженной деревни. Я пришел к нему на заходе луны и рассказал о слабеющих чертях, о священнике, который сеял страх, о Медведе, который почти освободился. Я сказал Петру, что его жизнь спасет жизни его людей. Он этого хотел – очень хотел. Я провел твоего отца за собой в день, когда Медведь был связан, чтобы он вовремя оказался на поляне, – и он погиб. Но я его не убивал. Я дал ему выбор. Он сам это выбрал. Я не могу отнять жизнь раньше времени, Вася.

– Значит, ты солгал мне, – сказала Вася. – Ты сказал, что мой отец случайно оказался на поляне Медведя. О чем еще ты лгал мне, Морозко?

Он снова замолчал.

– Что это? – прошептала Вася, держа в руке украшение.

Взгляд Морозко, острый как осколок, метнулся от камня к ее лицу.

– Я его сделал, – сказал он. – Своими руками изо льда.

– Дуня…

– Взяла его у твоего отца. Петр получил его от меня, когда ты была ребенком.

Вася сорвала ожерелье и сжала камень. Порванная цепочка свисала между ее пальцев.

– Почему?

На миг Вася решила, что Морозко не ответит. Но он сказал:

– Давным-давно люди мечтали, оживили меня, дали лицо холоду и тьме. Я стал править ими. – Морозко смотрел сквозь нее. – Но… мир менялся. Пришли монахи с пергаментом и чернилами, песнями и иконами, и я ослаб. Теперь я лишь сказка для непослушных детей. – Морозко посмотрел на голубое украшение. – Я не могу умереть, но могу угаснуть. Могу забыть и быть забытым. Но… я не готов забыть. Поэтому я связал себя с живой девушкой силой ее крови, и эта сила снова сделала меня мощным.

Его бледные глаза вспыхнули голубым.

– Я выбрал тебя, Вася.

Васе казалось, что она была где-то далеко от самой себя. Эта вещь была связью между ними. Не общие приключения, искаженная привязанность или пламя, которое он зажигал в ее плоти, а эта…безделушка. Этот камень, это недоволшебство. Вася подумала о бледных очертаниях чертей, угасающих в мире колоколов. Она помнила, как ее рука, слова, дары ненадолго оживляли их.

– Поэтому ты привел меня в свой дом в лесу? – прошептала Вася. – Поэтому ты отгонял мои кошмары и одаривал меня? Зачем ты… целовал меня во тьме? Чтобы я верила в тебя? Была твоей… рабыней? И все это, чтобы сделать тебя сильнее?

– Ты не рабыня, Василиса Петровна, – резко возразил Морозко.

Вася молчала, и он нежно сказал:

– Мне хватает этого. Мне нужны были твои эмоции – чувства.

– Поклонение, – огрызнулась Вася. – Бедный ледяной демон. Все твои верующие обратились к новым богам, и тебе пришлось очаровывать глупых девушек, которые не знают ничего лучше. Вот почему ты так часто приходил и уходил. Вот почему ты заставлял меня носить украшение и помнить о тебе.

– Я спас твою жизнь, – жестко сказал Морозко. – Дважды. Ты носила камень, и твоя сила поддерживала меня. Разве это не честный обмен?

Вася не могла говорить. Она едва слышала его. Морозко ее использовал. Она стала проклятьем для своей семьи. Ее семья была разрушена… как и ее сердце.

– Найди другую, – ответила Вася, удивляясь спокойствию своего голоса. – Пусть она носит твой оберег. Я не буду.

– Вася… нет, ты должна выслушать меня…

– Я не буду! – закричала она. – Мне ничего от тебя не нужно. Мне никто не нужен. Мир широк: конечно, ты найдешь себе другую. И, возможно, на этот раз ты все ей расскажешь.

– Если ты уйдешь сейчас, – спокойно ответил Морозко, – то окажешься в огромной опасности. Колдун тебя найдет.

– Тогда помоги мне, – сказала Вася. – Скажи, что хочет сделать Касьян.

– Я не вижу. Он отгоняет меня магией. Лучше уходи, Вася.

Девушка покачала головой.

– Возможно, я умру здесь, как остальные. Но я не умру твоей рабыней.

Ветер поднялся между ударами ее сердца, и Васе показалось, что они стоят в снегу, что вонь и очертания города исчезли. Была лишь она и ледяной демон в лунном свете. Ветер завывал вокруг них, но его порывы не трогали ее волос.

– Отпусти меня, – велела Вася. – Я не рабыня.

Она разжала руку, и сапфир упал. Морозко поймал его, и камень растаял в его руке, превратившись в пригоршню холодной воды.

Ветер резко стих, и все вокруг стало грязным снегом и громадными теремами.

Вася отвернулась от Морозко. Двор князя Серпуховского никогда не казался ей таким большим, а снег таким глубоким. Она не оглядывалась.

Часть IV

24 Ведьма

После скачек шестеро воинов Дмитрия отвели Сашу в Архангельский собор. Его заперли в маленькой келье, и Саша ходил по ней, размышляя. В основном, он думал о сестре, раздетой и опозоренной перед всей Москвой, но не утратившей своей смелости и переживавшей за брата.

– Тебя отведут к епископам, – сообщил Андрей той ночью во время ужина. Он глухо добавил: – И допросят. Если не убьют в темноте. Дмитрий вполне может прийти и отрубить тебе голову, настолько он зол. Его дед отрубил бы. Я сделаю все, что в моих силах, но этого мало.

– Отче, если я умру, – сказал Саша, успев придержать дверь рукой, – помогите моей сестре. Обеим сестрам. Ольга делала все не по своей воле, а Вася…

– Я не желаю знать о твоей Васе, – едко ответил Андрей. – Если бы ты не дал обет Богу, тебя бы уже убили за ложь ради ведьмы.

– Хотя бы пошлите весть отцу Сергию, – попросил Саша. – Он меня любит.

– Это я сделаю, – сказал Андрей, выходя из комнаты.

* * *

Звенели колокола, бежали люди, кружились сплетни. Рваные бессвязные молитвы тихо слетали с губ Саши и обрывались незаконченными. Сумерки перешли в ночь: Москва пила и веселилась в свете новой луны, когда в монастыре послышались шаги и загрохотала дверь Сашиной кельи.

Он поднялся и прижался к стене.

Дверь тихо распахнулась. Толстое встревоженное лицо Андрея снова показалось в проеме, борода ощетинилась. За ним стоял молодой крепкий юноша, лицо которого скрывал капюшон.

Миг недоверчивой тишины, и Саша бросился вперед.

– Родион? Что ты здесь делаешь?

Андрей сжимал в руке лампу. Саша увидел лицо своего друга – истощенное, со следами обморожения на носу.

Андрей выглядел разгневанным, озлобленным, напуганным.

– Брат Родион примчался из лавры, – сообщил он. – Он принес вести, которые касаются великого князя Московского. – Он немного помолчал и добавил: – И твоего друга, Касьяна Лютовича.

– Я побывал в Башне Костей, – сказал Родион. Он с тревогой смотрел на своего друга в холодной и тесной келье. – Я загнал двух коней до смерти, чтобы принести тебе эти вести.

Саша никогда не видел Родиона таким.

– Входите, – сказал он.

Он не мог приказывать, но гости безропотно вошли в келью и захлопнули дверь.

Родион рассказал о пыли, костях и ужасах в ночи.

– То место заслуживает своего названия, – заключил он. – Башня Костей. Я не знаю, что за человек этот Касьян Лютович, но его дом – не место для живых людей. Но это еще не все. Касьян…

– Заплатил Челубею, чтобы тот притворился послом и провел своих людей в город, – закончил за него Саша, с болью подумав о Васе. – Я знаю. Родя… ты должен уходить. Не говори никому, что видел меня. Иди к великому князю. Скажи ему…

– Каким послом? Касьян заплатил тем разбойникам, чтобы они жгли деревни, – перебил его Родион. – Я нашел их посредника в Чудове, у которого они покупали оружие и коней.

Родион много где побывал.

– Он нанял разбойников, чтобы сжечь свои деревни? – резко спросил Саша. – Чтобы заработать на девочках?

– Я так думаю, – ответил Родион. Его обмороженное лицо было мрачным.

Андрей молча стоял в дверях.

– Возможно, с помощью пожаров Касьян выманил великого князя в глушь, чтобы этому самозванцу было проще пробраться, – медленно сказал Саша.

Взгляд Родиона метался между Сашей и Андреем.

– Я опоздал? Вижу, зло уже коснулось вас.

– Моя личная гордость, – мрачно улыбнулся Саша. – Я недооценил свою сестру и Касьяна Лютовича. Но довольно. Ступай. Я справлюсь. Иди и предупреди…

Шум прервал его. У ворот мелькали факелы, раздавались крики и топот, хлопали двери.

– Что теперь? – пробормотал Андрей. – Пожар? Воры? Это храм Божий.

Шум нарастал: голоса кричали и отвечали друг другу.

Андрей с недовольным бормотанием вышел из кельи и собрался закрыть дверь на засов, но остановился. Он мрачно посмотрел на Сашу – но без враждебности.

– Ради Бога, не вздумай сбежать.

Он торопливо ушел, оставив дверь открытой.

Родион и Саша переглянулись. Тьма, дрожащая в свете ламп, плясала на их постриженных головах.

– Ты должен предупредить великого князя, – сказал Саша. – А потом иди к моей сестре, княгине Серпуховской. Скажи ей…

– Твоя сестра рожает, – перебил его Родион. – Она ушла в баню.

Саша замер.

– Откуда ты знаешь?

Родион опустил голову.

– Священник, Константин Никонович, который знал вашего отца в Лесном Краю, пошел туда. Его позвали к ней провести службу.

Саша резко отвернулся и уставился на свои руки в синяках после дневной драки. Священника звали к рожающей женщине, только если ее конец был близок. «Значит, он, это равнодушное создание, будет с моей умирающей сестрой…»

– Да хранит ее Господь, в жизни или смерти, – сказал Саша. Но в его глазах мелькнула такая вспышка, что будь здесь набожный Андрей, он бы запер дверь на три засова.

Шум снаружи не стихал. Внезапно Саша услышал знакомый голос, чистый и несуразный на фоне общих волнений.

Саша оттолкнул Родиона плечом и выбежал в коридор монастыря. Друг поспешил за ним.

* * *

Вася стояла во дворе перед воротами в грязном плаще, скрестив руки. В темноте монастыря она выглядела бледно и неправдоподобно.

– Я должна увидеть своего брата! – рявкнула она. Ее легкий голос не сочетался со злым гулом вокруг.

Стражники Дмитрия, оставшиеся скорее ради хорошего пива Андрея, а не запертой двери Саши, сонно схватились за мечи. У нескольких монахов были лампы, и все они были в ярости. Вася стояла в центре растущей толпы.

– Похоже, она перелезла стену, – оправдывался один из стражников. Он перекрестился. – Она появилась из ниоткуда, эта неестественная тварь.

Стена была возведена ради поддержания святости монашеских обрядов, а не для того, чтобы отгонять решительных девушек. Но она была достаточно высокой. Собравшись с духом, Саша вышел в кольцо света.

Раздались изумленные и разгневанные крики, и один из стражников попытался приставить меч к горлу Саши. Саша без труда обезоружил мужчину взмахом ладони. Теперь меч был в его руках, и монахи отступили. Воины взялись за мечи, но Саша едва видел их. На руках его сестры была кровь.

– Зачем ты пришла? – спросил он. – Что случилось? Оля?

– Она потеряла своего ребенка, – жестко ответила Вася.

Саша сжал ее руку.

– Она жива?

Вася невольно вскрикнула. Саша вспомнил, что Касьян тоже держал ее за руку, когда раздевал перед толпой. Он медленно отпустил ее.

– Рассказывай, – потребовал он, стараясь говорить спокойно.

– Да, – резко сказала Вася. – Да, она жива и будет жить.

Саша выдохнул. Под глазами ее сестры были огромные тени боли.

Андрей прорвался сквозь толпу.

– Тихо, – воскликнул игумен. – Девочка…

– Вы должны выслушать меня, батюшка, – перебила его Вася.

– Нет! – гневно возразил Андрей, но Саша сказал:

– Выслушать что, Вася?

– Этой ночью, – сказала она. – Этой ночью, когда пир будет в самом разгаре, а вся Москва опьянеет, Касьян убьет великого князя, повергнет Москву в хаос и займет место правителя. У Дмитрия нет сыновей. Владимир в Серпухове. Вы должны поверить мне.

Вася резко повернулась к Родиону, который стоял за монахами.

– Брат Родион, – уверенно сказала она. – Вы быстро добрались до Москвы. Почему вы так спешили? Вы верите мне?

– Да, – ответил Родион. – Я побывал в Башне Костей. Еще неделю назад я бы посмеялся над твоими словами, но теперь…Скорее всего, ты права.

– Она лжет, – возразил Андрей. – Девушки часто лгут.

– Нет, – медленно ответил Родион. – Нет, я так не думаю.

– Ты бросила Ольгу, чтобы прийти сюда? – спросил Саша. – Ты нужна сестре.

– Она прогнала меня, – ответила Вася. Она не сводила глаз с брата, однако ее голос дрогнул. – Мы должны предупредить Дмитрия Ивановича.

– Я не могу тебя отпустить, брат Александр, – в отчаянии сказал Андрей. – Это может стоить мне места и жизни.

– Он не может, – заявил один из стражников, едва ворочая языком.

Монахи переглянулись.

Саша и Родион, старые друзья, посмотрели на игумена, друг на друга, пьяных людей. Вася ждала, склонив голову, словно слышала то, чего они не могли услышать.

– Мы сбежим, – тихо сказал Саша. – Я опасен. Закрывайте ворота, отче. Ставьте стражу.

Андрей долго смотрел ему в лицо.

– Я никогда не ошибался в твоих суждениях до этого дня, – пробормотал он. Он сказал тише: – Да пребудет с вами Бог, сыновья мои.

После небольшого молчания он нехотя добавил:

– И с тобой, дочь моя.

Вася улыбнулась. Андрей сжал губы. Он встретился с Сашей взглядом.

– Взять их, – громко велел он. – Отведите брата Александра…

Но Саша уже взмахнул мечом. Тремя ударами он обезоружил пьяных стражников, и они прорвались сквозь толпу остальных. Родион расталкивал людей рукоятью своего топорика. Вася разумно держалась между монахами. Они выбежали из кольца людей к задним воротам, которые вели в Москву.

* * *

Боль от удара Васи ослепила Константина. На миг он согнулся пополам в вонючей бане, красные огоньки мигали перед глазами. Он слышал, как открылась и хлопнула дверь. Затем наступила тишина, если не считать рыданий в соседней комнате.

Он с трудом открыл глаза.

Вася ушла. На него с мрачным любопытством смотрело прозрачное существо.

Константин выпрямился так резко, что в глазах снова потемнело.

– До тебя дотронулся одноглазый бог, – сообщил банник. – Пожиратель. Поэтому ты нас видишь. Я уже давно не встречал твоих. – Толстый голый банник шлепнулся на пол. – Хочешь услышать пророчество?

Ледяной пот прошиб Константина. Он отпрянул.

– Назад, демон. Убирайся отсюда!

Банник не шевельнулся.

– Ты будешь великим среди людей, – зловеще поведал он. – Но получишь от этого только ужас.

Константин схватился потной рукой за задвижку.

– Великим среди людей?

Банник фыркнул и плеснул на него кипящей воды из ковшика.

– Убирайся, жадное существо, – сказал он. – Уходи и оставь мертвых в покое.

Он плеснул еще кипятка.

Константин закричал и вывалился из бани, мокрый и обожженный. Вася… где была Вася? Она могла снять это проклятие. Она скажет…

Но Вася ушла. Священник обежал двор, но не нашел ее следов. Ничего. Разумеется, она сбежала. Разве она не была ведьмой в сговоре с демонами?

Касьян Лютович обещал ему возмездие, если он выполнит одно небольшое дельце. «Ненавидишь ведьмочек? – сказал Касьян. – Что ж, твоя Вася – не единственная ведьма в Москве. Сделай это для меня, и я тебе помогу…»

Обещания, пустые обещания. Какая разница, что сказал Касьян Лютович? Божий человек не мстит. Но…

«Это не возмездие», – подумал Константин. Борьба со злом, а Бог бы ее одобрил. И если Касьян сказал правду… тогда Константин мог бы даже стать епископом. Нужно лишь…

Константин Никонович с горечью побежал в башню терема. В ней почти никого не было, огни мерцали. Женщины Ольги были в бане с княгиней.

Но кое-кто в тереме все же был. Черноглазая девочка, которая видела призраков своими невинными глазами. В ту неспокойную ночь ее охраняла лишь доверчивая старая няня, которая ни за что бы не усомнилась в авторитете священника.

* * *

Саша и Родион остановились на мгновенье в тени монастырской стены, чтобы перевести дух. Монастырь бурлил, как весенний паводок. Скоро стражники Дмитрия бросятся за ними в погоню.

– Скорее, – сказала Вася.

Праздничное веселье затихало: пьяные брели по домам. На следующий день было Прощеное воскресенье. Вася с монахами тайком пробрались на холм, скрываясь в тенях. Саша нес украденный меч, у Родиона была топорик.

Терем великого князя неприступно стоял на вершине холма. Факелы освещали деревянные ворота с двумя дрожащими стражниками. Их бороды были покрыты льдом. Терему явно не грозила неминуемая опасность.

– Что теперь? – прошептал Родион, пока они прятались в тени у стены напротив.

– Мы должны пробраться внутрь, – нетерпеливо пояснила Вася. – Нужно разбудить великого князя и предупредить его.

– Как ты сможешь… – начал Родион.

– Кроме основных ворот есть двое поменьше, – перебил его Саша. – Но они заперты изнутри.

– Нужно перелезть через стену, – резко сказала Вася.

Саша посмотрел на сестру. Он никогда не считал ее женственной, но теперь последние следы нежности исчезли. Под тяжелым сарафаном скрывалось крепкое тело и быстрый ум. Платье делало ее женственной, но только внешне.

«Ведьма, – мелькнуло в голове Саши. – Мы зовем таких женщин этим словом, потому что другого названия нет».

Кажется, Вася прочитала его мысль и с тревогой склонила голову, как бы подтверждая это.

– Я меньше вас, – сказала она. – Если вы поможете, я перелезу через стену и открою ворота. – Она снова метнула взгляд на тихую заснеженную улицу. – А вы тем временем высматривайте врагов.

– Почему ты командуешь? – выдавил Родион. – Откуда ты все знаешь?

– Как ты откроешь нам ворота? – вмешался Саша.

Оба монаха не доверяли ответной улыбке Васи, широкой и беспечной.

– Смотрите, – повторила она.

Саша и Родион переглянулись. Они видели людей с таким выражением лица в бою, и для тех это добром не заканчивалось.

Вася, как призрак, побежала к стенам, окружавшим терем великого князя Московского. Саша не отставал от нее. Лицо девушки сияло, и это ему не нравилось.

– Подними меня, – велела она.

– Вася…

– Нет времени, брат.

– Матерь Божья, – пробормотал Саша, наклонившись. Она как птица запрыгнула ему на спину. Саша выпрямился, и она встала ему на плечи. Вася все еще не дотягивалась до края стены, но неожиданно оттолкнулась от Саши и схватилась за край стены сильными пальцами. На ней не было варежек. Вася подтянулась и перекинула ногу через стену. Через мгновенье она уже сидела на стене, почти незаметная. Затем она спрыгнула в глубокий снег по ту сторону стены.

Саша поднялся и отряхнул снег. Родион подошел к нему, качая головой.

– Когда я впервые встретил ее в Лесном Краю, я заблудился в дождливом лесу, – сказал он. – Она собирала грибы, мокрая, как русалка, и скакала на коне без узды. Я знал, что она не рождена для монастыря, но…

– Она – это она, – ответил Саша. – Рок и благословление. Богу ее судить. Но я ей доверяю. Мы должны следить за врагами и ждать.

Вася спрыгнула со стены в сугроб и вскочила на ноги. Теперь она радовалась, что согласилась пробежать с боярами вокруг терема Дмитрия Ивановича – казалось, это было так давно. Она хорошо знала территорию. Там – конюшни, там – пивоварня. Коптильня, дубильня, кузница. Сам терем.

Прежде всего Вася хотела вернуть своего жеребца. Хотела почувствовать его силу, теплое дыхание, простую привязанность. Без Соловья она была потерянной девушкой в платье. На его спине она чувствовала себя непобедимой.

Но от того состязания с боярами была еще одна польза, и Вася должна была воспользоваться ей.

Замерзшими пальцами Вася содрала корку с раны на запястье, из которой призрак пил кровь. Три капли крови упали в снег.

Дворник был духом двора. Он встречался реже, чем домовой, был менее понятным и порой злым. Дворник великого князя мягко отделился от света звезд и грязи. Он был похож на кучу грязного снега, прозрачный, как и все черти Москвы.

Вася была рада его видеть.

– Снова ты, – процедил дворник сквозь зубы. – Ты ворвалась в мой двор.

– Чтобы спасти твоего хозяина, – возразила Вася.

Дворник улыбнулся.

– Может, я хочу нового хозяина. Рыжий колдун разбудит спящего и заглушит колокола. Может, тогда люди снова начнут оставлять мне дары.

«Спящего…» Вася резко тряхнула головой.

– Ты не можешь выбирать, – сказала она. – Ты привязан к людям и должен помогать им, когда нужно. Я не замышляю ничего дурного. Ты мне поможешь?

Она подошла ближе и осторожно прикоснулась окровавленными пальцами к холодному бесформенному лицу дворника.

– Что мне нужно делать? – с опаской спросил дворник, почуяв кровь. Теперь он стал более заметным на снегу.

Вася холодно улыбнулась.

– Шуми, – сказала она. – Подними весь проклятый терем. Время тайн прошло.

* * *

Пьяная тишина опустилась на терем великого князя, и город снаружи затих. Но тишина не была мирной, как полагалось после дней блинов и выпивки. Тишина была пропитана напряжением, и кожу Васи покалывало. Дворник выслушал ее, сощурил глаза и пропал.

Еще в детстве Вася научилась ходить тихо, но теперь она кралась из тени в тень с осторожностью вора, почти боясь вдохнуть. Стена всегда оставалась по левую сторону. Где были задние ворота? Она избегала участков мерцающего света, постоянно искала ворота, следила за стражниками, слушала, слушала…

Внезапно во дворе раздался визг, словно тысячу кошек потянули за хвост. Залаяли собаки в будках.

В проходе сверху мелькнул факел. Затем второй, третий: шум во дворе нарастал. Завизжала женщина. Вася едва сдерживала улыбку. Теперь не осталось ни малейшей возможности тайной атаки.

Внезапно Вася споткнулась о чьи-то ноги и упала в глубокий снег. Сердце бешено застучало, она поднялась и обернулась. Справа от нее были задние ворота, скрытые в тени. Единственный стражник сидел перед ними, опустив голову на грудь. Вася споткнулась об его ноги.

Девушка подползла ближе. Человек не двигался. Она поднесла пальцы к его лицу. Дыхания не было. Когда Вася тряхнула его за плечо, голова покачнулась на шее. Горло мужчины было перерезано, и на снегу были не тени, а кровь…

Шум во дворе рос. Внезапно в тени напротив Васи появились люди. Четыре… шесть крепких мужчин тихо бежали к терему. «Касьян привел их во время праздника, – подумала Вася. – Я опоздала». Собравшись с силами, она схватила окоченевшими руками мертвого стражника и потащила его по снегу, выдохнув молитву за упокой души.

Как только она открыла ворота, Саша вбежал во двор.

– Где Родион? – спросила Вася.

Ее брат лишь тряхнул головой. Он уже смотрел на дрожащие тени, толпу людей, свет факелов и тьму, прислушивался к новому и знакомому звуку сражения. Мужчина с криками вылетел за красивую ширму, закрывавшую лестницу, и упал во двор. Собаки все еще лаяли в будках. Васе показалось, что она увидела Касьяна, стоявшего перед воротами терема. В темноте его рыжие волосы отливали черным.

Сверху раздался ревущий боевой клич – крепкий, но хриплый от удивления и напряжения: голос великого князя Московского.

– Митя, – выдохнул Саша. Что-то в этом детском имени, которым Дмитрия вряд ли называли с того дня, как он стал князем в шестнадцать лет, напоминало об их совместной юности. «Вот почему он не вернулся, – неожиданно подумала Вася. – Как бы он ни любил нас, князя он любит больше, и Дмитрий нуждается в нем».

– Оставайся здесь, Вася, – велел Саша. – Спрячься. Закрой ворота.

Он бросился в бой: меч сиял в отблесках факелов. Стражники со всего двора бежали к терему. Затем у главных ворот раздался грохот. Стражники замедлились, не зная, что серьезнее – угроза сзади или угроза спереди. Саша не колебался. Он побежал к южной лестнице и исчез в темноте.

Вася закрыла ворота по просьбе Саши и нерешительно застыла в тени. Она оглядела дрожащие главные ворота, растерянных стражей терема, свет, дико мигающий в узких окнах терема.

Она услышала крик своего брата, звон его меча. Вася помолилась о его жизни и побежала в конюшню. Если она и собиралась помочь великому князю, ей был нужен ее конь.

Вася подбежала к вытянутому низкому зданию конюшни и снова замерла в тени. Один из стражников во дворе закричал и упал: его пронзила стрела со стены. Целый двор ожил в криках, заполнился суетой, растерянными людьми, многие из которых были пьяны. Полетели стрелы, и еще больше людей упало на снег. В шуме Вася снова узнала крик Дмитрия – теперь отчаянный. Вася молилась, чтобы Саша успел.

Удары в ворота усилились. Ей нужно было попасть к Соловью. Найдет ли она его в конюшне? Вдруг его убили, увели, ранили…

Вася свистнула.

И испытала огромное облегчение: с конюшни послышалось знакомое яростное ржание. Затем раздался удар, словно Соловей собирался снести стены. Другие кони тоже заржали, и вскоре все здание охватил шум. В общем гвалте выделялся другой звук: свистящий рыдающий вопль, не похожий на ржание обычной лошади.

Вася прислушалась к крикам полусонных конюхов. Улучив момент, она вбежала в конюшню.

Там царил хаос, как и во дворе. Перепуганные лошади бились в стойлах. Конюхи не знали, что делать: успокоить их или проверить, что за шум снаружи. Конюхи были обычными слугами, невооруженными и испуганными. Шипение и свист стрел были хорошо слышны, как и крики.

– Делай, что должна, и уходи, – раздался слабый голос. – Враг рядом, и ты пугаешь нас.

Вася бросила взгляд на тени сеновала и увидела крошечные глазки на хмуром лице. Она подняла руку в знак благодарности.

«Черти слабеют, – подумала она. – Но они не ушли». Эта мысль ее воодушевила. Вася нахмурилась: конюшни освещало странное сияние.

Она пробежала мимо стойл, стараясь не попадаться на глаза суетящихся конюхов. С каждым шагом сияние усиливалось. Вася запнулась.

Сияла золотая кобылица Касьяна. Казалось, с ее гривы и хвоста падали осколки света. На ней все еще была золотая узда: мундштук, поводья и все остальное. Она склонила одно ухо к Васе и дохнула мягким дыханием. Бледная дымка дрожала в ее сиянии.

В трех стойлах от кобылицы был Соловей. Он смотрел на Васю, навострив уши. Он и кобылица были единственными, кто спокойно стоял в общем хаосе. На жеребце тоже была узда, крепко привязанная к двери стойла, передние ноги были связаны. Вася пробежала последние десять шагов и прижалась к шее Соловья.

«Я боялся, что ты не придешь, – сказал Соловей. – Я не знал, где тебя искать. От тебя пахнет кровью».

Вася взяла себя в руки, наощупь нашла пряжки на морде жеребца и рывком сорвала узду.

– Я здесь, – шептала Вася. – Я здесь. Почему лошадь Касьяна сияет?

Соловей фыркнул и тряхнул головой, радуясь свободе. «Она величайшая из нас, – сказал он. – Величайшая и опаснейшая. Сначала я ее не узнал, потому что не верил, что ее можно взять силой».

Кобылица внимательно смотрела на них своими горящими глазами, насторожив уши. «Выпусти меня», – сказала она.

Обычно лошади говорят своими ушами и телом, но Вася услышала тот голос в своих костях.

– Величайшая из вас? – прошептала она Соловью.

«Отпусти меня».

Соловей тревожно бил копытом. «Да, – повторил он. – Давай уйдем. Уйдем в лес. Здесь не место для нас».

– Да, – согласилась Вася. – Здесь не место для нас. Но нам нужно подождать. Нужно отдать долги.

Она развязала ноги жеребцу.

«Освободи меня», – повторила золотая кобылица. Вася медленно выпрямилась. Кобылица наблюдала за ними, и ее глаза были похожи на расплавленное золото. Плохо сдерживаемая сила кипела под ее кожей.

«Вася», – встревоженно сказал Соловей.

Но девушка его не слышала. Она смотрела кобылице в глаза, словно в бледное сердце пламени. Она сделала один шаг, другой. Соловей заржал: «Вася!»

Кобылица жевала золотой мундштук в пене и не отрывала глаз от Васи. Вася поняла, что боялась ее, хотя никогда в жизни не боялась лошадей.

Возможно, из-за отвращения к этому страху, которого не должно было быть, Вася прикоснулась к золотой пряжке и сняла узду с головы кобылицы.

Кобылица застыла. Застыла Вася. Застыл Соловей. Казалось, весь мир повис в небесах.

– Кто ты? – прошептала девушка кобылице.

Кобылица склонила голову и медленно – очень медленно – дотронулась до сброшенной золотой горы. Затем она подняла голову и ткнулась носом в Васину щеку.

Ее плоть пылала, и Вася, охнув, отпрянула. Она прикоснулась к лицу и почувствовала волдырь.

Затем мир снова пришел в движение. Соловей встал на дыбы. «Вася, отойди».

Кобылица вздернула голову. Вася попятилась. Кобылица встала на дыбы, и Вася подумала, что ее сердце остановится от ее страшной красоты. Она почувствовала порыв жара на лице, и дыхание замерло в горле. «Я родился жеребенком, – сказал ей однажды Соловей. – Или вылупился из яйца». Вася пятилась до тех пор, пока не почувствовала дыхание Соловья на спине и не дотронулась до двери стойла. Она не спускала глаз с золотой кобылицы. Но кобылицы ли?

«Соловей», – подумала Вася. Соловей – это птица.

Неужели не могло быть других? Лошадей, которые были…Эта кобылица… Нет. Не кобылица. Вовсе не кобылица. На глазах у Васи лошадь, вставшая на дыбы, превратилась в золотую птицу, крупнее любой другой, которую она видела. Ее крылья пылали огнем – голубым, оранжевым и багряным.

– Жар-птица, – прошептала Вася. Она сказала это так, словно никогда не сидела в ногах Дуни, слушая сказки об этом существе.

Взмах крыльев птицы ударил палящим жаром ей в лицо. Края перьев были пламенем, от которого шел дым. Соловей заржал торжествующе и испуганно. Все лошади в конюшне заржали и встали на дыбы.

Жар дрожал и превращался в пар в зимнем воздухе. Жар-птица сломала ограду стойла, как веточки, и взлетела к крыше, посыпая конюшню искрами, словно дождем. Крыша не была препятствием. Птица пробила ее, оставляя за собой сияние. Она поднималась все выше и выше, яркая как солнце, и ночь стала днем. Вася услышала яростный рев со двора.

Она с открытым ртом, удивленно и испуганно смотрела птице вслед. Жар-птица оставила пламя, которое уже охватило сено. Огонь быстро поднялся по столбу, и обожженную щеку Васи снова обдало жаром.

Повсюду стремительно разгоралось пламя и появлялся горький дым.

Вася вскрикнула и пришла в себя. Она побежала спасать лошадей. На миг ей показалось, что она видит маленького духа конюшни цвета сена. Он прошипел: «Глупая девчонка, освободить жар-птицу!» Он пропал, открывая двери стойл быстрее нее.

Некоторые конюхи уже убежали, оставив двери открытыми. Ветер раздувал пламя. Другие, растерявшиеся, но боявшиеся за своих питомцев, побежали спасать лошадей – размытые фигуры в дыму. Вася и Соловей, конюхи и маленький вазила выводили перепуганных лошадей. Дым мешал дышать, и Вася несколько раз чуть не оказалась под копытами.

Наконец, она подбежала к стойлу своей Зимы, которую увели в конюшни великого князя. Кобылица в панике взвилась на дыбы. Вася увернулась от копыт и открыла стойло.

– Уходи, – жестко приказала она. – Сюда. Беги!

Она шлепнула ее по спине, и испуганная лошадь бросилась к выходу.

За спиной Васи появился Соловей. Пламя плясало повсюду. Жар опалил ее лицо. На мгновенье Васе показалось, что она видит Морозко, одетого в черное.

Соловей заржал, когда горящая солома упала на его бок. «Вася, нам пора уходить».

Не все лошади были освобождены: она слышала ржание последних, затерявшихся в пламени.

– Нет! Они же…

Но ее голос оборвался.

Со двора послышался знакомый визг.

25 Девушка в башне

Вася взлетела на Соловья, и он выбежал из конюшни, уворачиваясь от огня. Они оказались в жутком подобии дня: пламя в горящей конюшне отбрасывало адское сияние на двор. Разворачивался бой, и сверху раздавался дикий рев. Вася не видела брата, но едва могла отличить союзника от врага в слабом свете.

На главных воротах появились длинные трещины: они вот-вот могли развалиться. Слуги пытались потушить пожар ведрами воды и мокрыми одеялами. Половина стражников помогала им. В деревянном городе огонь был не менее опасным, чем стрелы.

Снова раздался знакомый вопль. Двор дрожал в свете горящих конюшен, и Вася увидела, как у стены крался Константин Никонович.

«Что он здесь делает?» – Поначалу Вася почувствовала только удивление.

И с ужасом поняла, что священник сжимает запястье девочки. На девочке не было плаща, платка, сапог. Она тряслась, как лист.

– Тетя Вася! – закричала она, и Вася узнала голос. – Тетя Вася!

Ее голос разносился по знойному воздуху.

– Отпустите меня!

– Маша! – закричала Вася, не веря своим ушам. Ребенок? Дочь князя? Здесь?

Она увидела Касьяна Лютовича. Он бежал по двору, раскрыв рот от ярости и торжества. Он запрыгнул на спину одной из сбежавших лошадей, развернулся и галопом поскакал вдоль стены, не думая о стрелах.

Мгновенье Вася не понимала, что происходит.

Идеальным движением Касьян догнал Константина, выхватил девочку и посадил ее на спину взмокшей лошади.

– Маша! – вскрикнула Вася. Соловей уже бросился за ними. Грязный снег летел из-под его копыт. Вася припала к его шее, позабыв о стрелах. Но жеребцу и всаднице нужно было пересечь весь двор, а Касьян быстро добрался до ступеней терема. Он соскользнул с коня с брыкающейся Машей под рукой и встретился с Васей взглядом.

– А теперь ты пожалеешь о своей гордости, – крикнул ей Касьян, оскалившись. Его глаза горели пламенем.

Он скрылся с Машей во тьме.

– Ты обещал! – закричал Константин, подбежав к лестнице и остановившись перед темным проходом, который вел к лестнице. – Ты сказал…

Ответом ему был дикий хохот и тишина. Константин пораженно смотрел в темноту.

Соловей и Вася оказались рядом. Константин бросился к девушке. Соловей взвился на дыбы и едва не ударил копытами ему по голове. Священник отпрянул. Вася склонилась над ним: ее взгляд был холодным, как и голос. За ними гремели ворота, над ними звенели мечи.

– Что вы наделали? Зачем ему моя племянница?

– Он обещал мне возмездие, – прошептал Константин. Он не мог унять дрожь в теле. – Он сказал, что я должен…

– Ради Бога! – закричала Вася. Она соскользнула со спины Соловья. – Возмездие за что? Я спасла вам жизнь. Когда вы еще были человеком, я спасла вам жизнь. Неужели вы забыли? Что ему нужно от нее?

Внезапно она увидела художника, священника где-то под слоями горечи.

– Он сказал, что я получу тебя, если он получит ее, – прошептал Константин. – Он сказал, что я могу… – Он почти сорвался на крик. – Я не хотел! Но ты оставила меня! Ты бросила меня одного видеть демонов. Что мне оставалось делать? Иди ко мне. Теперь ты здесь, и я прошу лишь…

– Вас снова обманули, – холодно сказала Вася. – Убирайтесь. Вы крестили ребенка моей сестры. Ради нее я не убью вас.

– Вася, – прошептал Константин. Он хотел прикоснуться к ней, но Соловей лязгнул желтыми зубами, и его рука опустилась. – Я сделал это ради тебя. Из-за тебя. Я… я ненавижу тебя. Ты… ты прекрасна. – Его слова звучали как проклятие. – Если бы ты только выслушала меня…

– Вы были всего лишь орудием зла, – прошипела Вася. – Но с меня довольно. Если я еще раз вас увижу, Константин Никонович, я вас убью.

Священник выпрямился. Возможно, он хотел что-то сказать, но у Васи не было времени. Она зашипела Соловью, и жеребец, как змея, взвился на дыбы. Константин отшатнулся с открытым ртом, уклонившись от копыт, и убежал. Вася слышала, как он рыдал.

Но она не смотрела ему вслед. Темная лестница перед ней, казалось, дышала ужасом, хотя остальная часть двора освещалась горящей конюшней. Вася собралась с духом и подбежала к лестнице.

– Соловей, – сказала она, обернувшись. – Ты должен…

Она осеклась: звук сражения изменился. Вася окинула взглядом двор. Пламя в конюшне поднялось выше деревьев. Оно сияло странным алым цветом.

Из покрасневших теней выползали темные существа со слюнявыми ртами.

Вася похолодела. Люди Дмитрия во дворе замерли. Тут и там из ослабевших рук выпадали мечи. Мужчина сверху закричал.

– Соловей, – прошептала Вася. – Что?..

После очередного удара ворота с треском проломились. Челубей въехал на коне в красный свет. Он отдавал приказы – властно и бесстрашно. Его сопровождали лучники, которые усеяли двор стрелами.

Люди Дмитрия дрогнули. Теперь Вася ощущала утрату, ужас и хаос: лошади бросались врассыпную, стрелы перелетали через стены, и повсюду бродили бледные ухмыляющиеся существа, выползшие из кровавой темноты. Они тянули руки, их лица были мокрыми от гнили. За ними уверенно скакали воины на быстрых конях и с блестящими мечами.

Это было колдовство? Касьян призвал демонов из ада? Что он делал с Марьей в башне? Казалось, что пламя в конюшне пропиталось кровью. Все больше и больше существ выползало из теней, заставляя людей бежать на клинки их противников.

Стрела просвистела рядом с головой Васи и вонзилась в столб. Вася вздрогнула от неожиданности. Одно из чудовищ тянуло к ней когтистую руку. Оно ухмылялось, глаза были пусты. Соловей взбрыкнул и сбил тварь копытами.

Раздался низкий голос Челубея. Стрелы посыпались сильнее. Люди Дмитрия не могли ответить новой угрозе: они были сражающимися призраками. В любой момент русских людей могли истребить.

Затем раздался ясный, спокойный голос Саши.

– Люди Божии, – молвил он. – Не бойтесь.

* * *

Саша оставил свою сестру у задних ворот и вбежал по лестнице в терем, следуя на голос великого князя, крики и удары. Внизу лаяли собаки и ржали кони. Главные ворота терема не поддавались крепким ударам: люди Касьяна и Челубея кричали так, что воскресли бы мертвые. У врагов не было шанса атаковать тайно. Теперь их единственной надеждой была скорость и попытка посеять хаос и страх. Сколько людей успело пройти через главные ворота, прежде чем Вася подняла тревогу?

Затхлый запах старой медвежьей шкуры предупредил Сашу: из темноты лестницы на голову Саши обрушился меч. Стиснув зубы, под градом искр, он блокировал удар. Один из людей Касьяна. Саша не стал вступать в бой. Он увернулся от второго удара, скинул мужчину с лестницы и побежал дальше.

Дверь была приоткрыта, и он бросился в первую приемную. Никого. Лишь мертвые слуги и стражники с перерезанным горлом.

Саше показалось, что он услышал крик Дмитрия сверху. Свет со двора резко вспыхнул в узких окнах. Саша бежал, сбивчиво молясь.

Здесь была приемная – тихая и спокойная. Но дверь рядом с троном была приоткрыта, и из зала доносился звон мечей и желтые вспышки света.

Саша вбежал внутрь. Дмитрий Иванович был там один, не считая единственного живого стражника. Четверо мужчин с кривыми мечами шли на него. Трое невооруженных слуг и четверо стражников, которых не спасло оружие, лежали мертвыми на полу.

Последний стражник великого князя упал от удара рукоятью по лицу. Дмитрий убил напавшего и попятился, оскалившись.

На миг взгляды великого князя и монаха встретились.

Саша метнул свой меч. Он вонзился ровно в спину противника, прикрытую кожаной броней. Дмитрий заблокировал удар второго, махнул мечом по горизонтальной дуге и снес ему голову.

Саша бросился вперед и выхватил меч из спины убитого противника. Завязалась жаркая схватка двух против двух, и наконец захватчики пали, истекая кровью.

В комнате воцарилась тяжелая тишина.

Двоюродные братья смотрели друг на друга.

– Чьи эти люди? – спросил Дмитрий, бросив взгляд на труп одного из противников.

– Касьяна, – ответил Саша.

– Мне показалось, я узнал его, – продолжил Дмитрий, ткнув одного кончиком клинка. Его нос и костяшки пальцев были в крови. Широкая грудь вздымалась и опускалась. Из караульной снизу послышались крики. Еще громче кричали люди во дворе. Затем раздался треск.

– Дмитрий Иванович, – выговорил Саша. – Я прошу простить меня.

Он думал, что великий князь убьет его здесь, в тенях.

– Почему ты солгал мне? – спросил Дмитрий.

– Ради добродетели сестры, – ответил Саша. – А потом из-за ее храбрости.

Дмитрий держал окровавленный меч с рукоятью в форме змеи в широкой ладони.

– Ты будешь еще лгать мне? – спросил он.

– Нет, – пообещал Саша. – Клянусь.

Дмитрий вздохнул, словно тяжелый камень упал с его сердца.

– Тогда я прощаю тебя.

Со двора снова послышался треск, крики и внезапная вспышка света.

– Что происходит? – спросил Дмитрий.

– Касьян Лютович хочет стать великим князем, – ответил Саша.

Дмитрий мрачно улыбнулся.

– Тогда я убью его, – просто сказал он. – Пойдем, брат.

Саша кивнул, и они побежали вниз на поле боя.

* * *

Вася обернулась. Ее брат стоял на вершине лестницы, на площадке, с которой можно было попасть в терем или приемные. Ширма на лестнице была порвана. В следующее мгновенье великий князь Московский, с кровью на носу и костяшках пальцев, живой, на ногах, вышел из тьмы. Он сжимал окровавленный меч. На миг Дмитрий посмотрел на Сашу с любовью и незабытым гневом. Он повысил голос и встал плечом к плечу со своим двоюродным братом.

– Встаньте, люди Божьи, – крикнул он. – Ничего не бойтесь!

Битва на миг остановилась, словно весь мир слушал. Затем Дмитрий и Саша с криками бросились вниз по лестнице. Они пробежали мимо Васи, не обратив на нее внимания, и оказались во дворе.

На их крик ответили. Брат Родион ворвался через остатки главных ворот, сжимая топорик. Он был не один: рядом с ним бежали монахи, горожане и воины – стражники ворот кремля.

Люди Родиона дрогнули, когда вбежали во двор. К ним приближались мертвые клокочущие твари. Челубей знал, что делать: он умело рассредоточил свои силы, оставив Дмитрия и Сашу на одной стороне, а Родиона на другой. Бой был тяжелым.

Саша все еще был с Дмитрием, и серые глаза обоих пылали странным огнем.

– Не бойтесь, – призвал Саша. Он нанес удар одному врагу и уклонился от меча другого. – Люди Божии, не бойтесь.

Челубей раздраженно отдавал приказы. На великого князя направили луки. Русские воины моргали, словно пробуждаясь от кошмаров. Дмитрий обезглавил одного из людей Касьяна, бросил тело и крикнул:

– Что есть демоны для истинно верующих?

Челубей хладнокровно натянул тетиву, целясь в Дмитрия. Но Саша оттолкнул великого князя, и стрела вонзилась ему в предплечье. Он застонал от боли. Вася протестующе закричала.

Дмитрий поймал своего брата. Мужчины снова колебались. Красный свет стал ярче, полетело больше стрел. Одна из них сбила шапку великого князя. Но Саша вырвался из рук Дмитрия и с трудом встал, превозмогая боль. Он вытащил стрелу и перекинул меч в другую руку.

– Встаньте, люди Божии!

Родион издал боевой клич, размахивая топориком. Несколько мужчин поймали сбежавших коней и запрыгнули им на спины. Битва продолжилась с ожесточенной силой.

– Соловей, – сказала Вася. – Я должна идти в башню. Я должна найти Машу и Касьяна. Иди… прошу тебя, помоги моему брату. Защити его. Защити Дмитрия Ивановича.

Соловей опустил уши. «Ты не можешь просто…»

Но Вася прижала ладонь к носу жеребца и скрылась в темноте.

* * *

Перед ней возникла лестница, которая вела в верхние комнаты терема великого князя. Дорогие ширмы были разорваны и сломаны. Вася остановилась на площадке, где лестница расходилась. Она посмотрела вниз. Дмитрий скакал на коне из горящей конюшни. Ее брат запрыгнул на спину Соловья: человек Божий управлял лошадью из древнего языческого мира.

Соловей встал на дыбы, и Саша взмахнул мечом. Вася помолилась за них и посмотрела наверх. Изувеченные тела лежали на лестнице, которая вела в приемную князя. Но лестница в терем была окутана странной тьмой.

Вася повернула направо и побежала по темноте, думая о жеребце и брате, как о своих талисманах.

Десять шагов. Двадцать. Все выше и выше.

Сколько еще подниматься? Лестница уже должна была кончиться.

Сверху послышалось шарканье. Вася резко остановилась. Мужская фигура тянула к ней руки и шла, пошатываясь, на слабых ногах, которые сгибались, как у куклы. Человек подошел ближе, и Вася узнала его.

– Отец! – крикнула Вася, не подумав. – Отец, это ты?

Существо было похоже на ее отца, но не было им: лицо отца, но пустые глаза, тело, изувеченное смертельным ударом.

Петр подошел ближе. Он поднял на нее равнодушные блестящие глаза.

– Отец, прости меня… – прошептала Вася.

Она протянула руку, но отец пропал. Осталась лишь темнота, состоящая из мерцающих отблесков пламени. Вася больше не слышала грохота битвы и криков. Она остановилась: сердце стучало в висках. Сколько ей еще подниматься? Вася продолжила идти. Она задыхалась, ее ноги горели.

Глухой звук на ступенях выше. Еще один. Шаги. Васины ноги дрогнули, а дыхание засвистело в ушах. Кто-то вышел из темноты…Это был ее брат, сероглазый Алеша, так похожий на отца. Но у него не было горла и челюсти. Они были вырваны, и Вася видела следы зубов на лохмотьях кожи. Упырь напал на него или что хуже, и он умер…

Призрак пытался говорить: Вася видела, как шевелился кровавый рот. Но выходили лишь булькающие звуки и куски плоти. У призрака были глаза – холодные и серые, и он печально смотрел на девушку.

Вася, рыдая, пробежала мимо существа.

Она увидела группу людей. Трое мужчин стояли над чем-то непонятным, и их лица горели красным.

Вася поняла, что они стояла над ее сестрой, Ириной. Ее лицо было в синяках, юбки превратились в кровавое месиво. Вася с рычанием бросилась на мужчин, но они исчезли. Осталась лишь мертвая сестра. Затем пропала и она, и лестница погрузилась в маслянистую тьму.

Вася проглотила рыдания и побежала наверх, спотыкаясь о ступени. Теперь перед ней лежало огромное существо с поникшей головой. Вася подбежала к нему и поняла, что это Соловей. Он лежал на боку, стрела вонзилась по перья в его мудрый темный глаз.

Это былой правдой? Иллюзией? Или и тем, и другим? Сколько ей еще подниматься? Вася бежала, забыв о храбрости. Были только ступени, ужас и сердце, выпрыгивающее из груди. Она думала лишь о побеге, но лестница не кончалась. Вася бежала вечность, и перед ней возникали самые жуткие страхи.

На ступенях появилась другая фигура – на этот раз старая и сгорбленная, в вуали. Существо подняло слезящиеся глаза на Васю, и она узнала себя.

Вася застыла. У нее перехватило дыхание. Это было лицо из ее самого страшного кошмара: она сама, с поблекшей душой, тоскующая в стенах, с которыми со временем свыклась. Она попала в ловушку в башне, как эта Василиса из кошмаров. Она никогда не выберется отсюда, пока не состарится, пока не сойдет с ума…

Вася прогнала эти мысли.

– Нет, – дико прошипела она, почти плюнув в лицо видению. – Однажды я выбрала смерть в лесу вместо такой жизни. И снова выберу это. Ты ничто: просто тень, желающая напугать меня.

Она попыталась пробежать мимо. Но существо не шевелилось и не исчезало.

– Подожди, – прошипело оно.

Вася замерла и снова взглянула в измученное лицо. Наконец она все поняла.

– Ты призрак из башни.

Призрак кивнул.

– Я видела… священник увел Марью, – выдохнул он. – Я пошла за ними. Я никогда не покидала башню… но я пошла. Я ничего не могу сделать… но я пошла. Ради дитя.

Была ли печаль на лице призрака? Боль? Его рот шевелился.

– Иди… внутрь, – сказало существо. – Дверь здесь. – Призрак прикоснулся дрожащей рукой к тому, что казалось стеной. – Спаси ее.

– Спасибо… мне жаль, – прошептала Вася. Жаль за башню и стены, и долгие муки этой женщины – кем бы она ни была. – Я постараюсь освободить вас.

Призрак лишь тряхнул головой и отошел в сторону. Вася поняла, что слева от нее скрывалась дверь. Она открыла ее и шагнула внутрь.

* * *

Вася оказалась в великолепной комнате. В печи горело слабое пламя. Свет сиял на бесчисленных шелках и золотых вещах, которые были лениво разбросаны по комнате, словно князь пресытился излишеством. На полу лежали черные шкуры. Стены украшали ковры, повсюду были подушки, сундуки, столы из блестящего черного дерева. Печь была отделана плиткой с узорами огня и цветов, фруктов и яркокрылых птиц.

Марья сидела на скамье перед печью и с аппетитом ела пирожки. Она жевала и глотала кусочки, но ее глаза были пустыми. На ее шее висело тяжелое золотое ожерелье, которое Касьян пытался надеть на Васю. Девочка сгибалась под его тяжестью. Камень в украшении сиял ярко-красным.

На стуле сидел Кащей Бессмертный. В таком свете его волосы отливали черным на бледной шее. Он был одет во все, что могли дать деньги: серебряную ткань, расшитую странными цветами, шелк, бархат, парчу и то, что Вася и назвать не могла. Рот Касьяна был улыбающейся щелью в короткой бороде, глаза победно сияли.

Вася, борясь с тошнотой, закрыла дверь и молча встала в проходе.

– Рад встрече, Вася, – сказал Касьян. Его рот скривился в яростной улыбке. – Долго ты шла. Мои создания тебя развлекли? – Теперь он выглядел моложе: он казался таким же юным, как она, гладкокожим, как сытый клещ. – Челубей идет. Будешь смотреть на мое венчание на княжение, когда я свергну Дмитрия Ивановича?

– Я пришла за племянницей, – сказала Вася. Что было настоящим в этой ослепительной комнате? Она чувствовала, как подрагивают иллюзорные стены.

Маша была в забытьи. Она сидела у печи и поедала пирожки один за другим.

– Да? – сухо сказал Касьян. – Лишь за ребенком? Не ради меня? Ты меня ранишь. Скажи, почему я не должен убить тебя на месте, Василиса Петровна?

Вася подошла ближе.

– Ты действительно хочешь моей смерти?

Касьян фыркнул, однако его взгляд снова метнулся по ее лицу, волосам и шее.

– Ты предлагаешь себя в обмен на эту девочку? Скучно. Ты лишь костлявое создание, рабыня ледяного демона и слишком уродлива для невесты. Но этот ребенок… – Он медленно провел рукой по щеке Марьи. – Она так сильна. Разве ты не видела мои иллюзии во дворе и на лестнице?

От ярости у Васи перехватило дыхание, и она снова шагнула вперед.

– Я разбила его украшение. Я не его рабыня. Отпусти ребенка. Я останусь вместо нее.

– Да? – переспросил он. – Я так не думаю.

Его губы скривились в голодной усмешке. Красный свет в его ладонях стал ярче, привлек ее внимание… и двойной удар кулаком в живот отбросил ее на пол. Касьян молниеносно оказался рядом, но она не заметила.

Вася сжалась в комок от боли и обняла руками ребра.

– Думаешь, ты можешь мне что-то предложить? – прошипел он ей в лицо, брызгая слюной. – После того, как ты, крыска, лишила моих людей возможности напасть тайно? После того, как освободила мою лошадь? Ты думаешь, что чего-то стоишь, уродливая дурочка?

Касьян пнул Васю в живот, и ее ребра хрустнули. В глазах потемнело. Он поднял руку, сияющую красным светом. Свет превратился в пламя кровавого цвета на кончиках его пальцев. Вася почувствовала запах огня. Где-то позади Марья тихо вскрикнула от боли.

Касьян склонился еще ниже и почти прижал горящую руку к ее лицу.

– Кто ты такая по сравнению со мной?

– Морозко сказал правду, – прошептала Вася, не в силах оторвать взгляд от пламени. – Ты колдун. Кащей Бессмертный.

Улыбка Касьяна отразила мрачные тайны, годы без света, страх и бесконечный гнетущий голод. Пламя в его руке посинело и пропало.

– Мое имя – Касьян Лютович, – сказал он. – То мое глупое прозвище. В детстве я был худым, и меня так прозвали за кости. Теперь я великий князь Московский.

Он выпрямился, оглядел ее и неожиданно рассмеялся.

– Никудышный из тебя герой, – заявил он. – Тебя не должно быть здесь. Ты не будешь моей женой. Я передумал. Я сделаю женой Машу, а ты станешь моей рабыней. Я медленно сломаю тебя.

Вася молчала. Она до сих пор видела искры перед глазами от боли.

Касьян согнулся и крепко схватил ее за волосы.

Он прижал палец к уголку ее глаза, в котором выступили слезы. Его руки были холодными, как смерть.

– Может, тебе не нужно видеть, – прошептал он. Он постучал по ее веку пальцем с длинным ногтем. – Мне нравится: безглазая рабыня в моей Башне Костей.

Вася задыхалась. Марья за ними отодвинула блюдо с пирожками и смотрела на них бессмысленным равнодушным взглядом.

Внезапно Касьян поднял голову.

– Нет! – воскликнул он.

Вася, дрожа, с пылающими сломанными ребрами, повернулась и проследила за его взглядом.

Там стоял призрак – призрак с лестницы, призрак башни ее сестры. Жидкие волосы спускались по его плечам, безгубый рот зиял пустотой. Он согнулся, словно от боли, но проговорил.

– Не трогай ее, – сказал призрак.

– Тамара, – пробормотал Касьян. Вася застыла от удивления. – Уходи. Возвращайся в башню: там твое место.

– Нет, – прохрипел призрак. Он шагнул вперед.

Касьян вздрогнул. Пот проступил у него на лбу.

– Не смотри так на меня. Я никогда не причинял тебя вреда… нет, никогда.

Призрак взглянул на Васю и приблизился к Касьяну, отвлекая его.

– Боишься? – прошептал призрак. – Ты всегда боялся. Боялся лошадей моей матери. Мне пришлось поймать твою – надеть узду на голову твоей кобылицы… помнишь? Тогда я любила тебя, делала все, что ты говорил.

– Замолчи! – прошипел Касьян. – Ты не должна быть здесь. Ты не можешь быть здесь. Я отделил тебя от себя.

Призрак и колдун смотрели друг на друга: в их взглядах был гнев, голод и горечь потери.

– Нет, – выдохнул призрак. – Все было иначе. Ты хотел получить меня. Я сбежала. Я приехала в Москву и ушла в башню Ивана, где ты не мог достать меня. – Он поднял костлявую руку к горлу. – Даже тогда я не могла полностью освободиться от тебя. Но моя дочь…она умерла свободной. Любимой. В этом я победила.

«Тамара, – подумала Вася. – Бабушка».

Пока призрак шептал, Вася подползла к Марье, сидящей у печи. Девочка все еще ела, не поднимая головы. Слезы высохли на ее грязном лице. Вася попыталась потянуть ее к двери, но Марья сидела на месте с пустым взглядом. Сломанные ребра Васи горели от каждого движения.

Она почувствовала тяжелые шаги и аромат масла, но не успела обернуться. Касьян выкрутил Васе руку так, что она с трудом подавила крик.

– Думаешь, вы сможете меня перехитрить? – прошипел он ей в ухо. – Девушка, призрак и ребенок? Мне все равно, какая ведьма вас родила. Я хозяин.

– Марья Владимировна, – сказал призрак странным размытым голосом. – Посмотри на меня.

Марья медленно подняла голову и медленно открыла глаза.

Она увидела призрака.

Она закричала, как кричат испуганные дети. Касьян на миг метнул взгляд на девочку, Вася потянулась, с ноющими ребрами, и выхватила кинжал Касьяна – ее кинжал, висевший у него на поясе. Она попыталась ударить его. Касьян дернулся, Вася промахнулась, но его хватка на ее руке ослабла.

Вася снова извернулась и встала с кинжалом в руках. Теперь она хотя бы была вооружена и на ногах, но ей было тяжело дышать. Касьян стоял между ней и Марьей.

Касьян вынул меч и оскалился.

– Я убью тебя.

Надежда Васи растаяла: слабо обученная девушка не могла тягаться с опытным мужчиной. Касьян замахнулся мечом, и Васе удалось отразить удар кинжалом. Маша сидела, покачиваясь, словно во сне.

– Маша! – отчаянно закричала Вася. – Вставай! Иди к двери! Беги!

Она толкнула ногой стол и попятилась, всхлипнув.

Касьян ударил сбоку, но Вася нагнулась. Ей показалось, что в углу стоит фигура в черном плаще. «За мной, – подумала она. – Он пришел за мной, в последний раз». Меч просвистел над головой: Касьян собирался разрубить ее пополам. Она едва успела отпрыгнуть.

На миг Вася устремила взгляд на призрака. Тамара поднесла руку к горлу. На этом месте у Васи когда-то висел талисман. Талисман, который связал ее… Затем Тамара в отчаянии посмотрела на Машу, и Вася все поняла.

Она несколько раз увернулась от меча Касьяна. Каждый удар был все ближе. Вася едва успевала вдохнуть. Маша все еще неподвижно сидела у печи. Прежде чем меч опустился в последний раз, Вася подбежала к девочке и нашла под рубахой золотую цепочку, тяжелую и холодную. Она рывком сорвала ее – металл разрезал кожу, и на шею ребенка брызнула кровь. Вася швырнула кулон в лицо колдуна. Она не промахнулась: камень сверкнул брызгами золотого и красного света, упал на пол и разбился.

Касьян увидел осколки и потрясенно уставился на Васю.

Он попятился. Его лицо начало меняться. Казалось, годы стремительно потекли, как из прорванной плотины. Внезапно Касьян превратился в костлявого старика с красными глазами. Вася увидела, что они стоят не в волшебном логове колдуна, а в пустой светлице великой княгини Московской, пыльной комнате, в которой пахло влажной шерстью и временем. Изнутри дверь была заперта на засов.

– Тварь! – проревел Касьян. – Тварь! Как ты посмела?

Он шагнул вперед, но теперь шел, спотыкаясь. Вася не забыла дни, проведенные под деревом с Морозко. Она уклонилась от его дрожащей руки и вонзила кинжал между ребер.

Касьян застонал. Но закричал призрак. У колдуна не пошла кровь, зато она потекла у Тамары, в том месте, где Вася ударила Касьяна.

Призрак согнулся и рухнул на пол.

Невредимый Касьян выпрямился и снова шагнул вперед, оскалившись, древний и бессмертный. Вася схватила Марью и теперь пятилась к двери. Марья шла с ней, дрожа, и с каждым шагом возвращалась к жизни. Она молчала, и ее глаза были глазами перепуганной, но живой девочки. Васе казалось, что с каждым шагом ее ребра прорывают кожу. Касьян все еще стоял с мечом…

– Тебе некуда идти, – прошептал Касьян. – Ты не можешь убить меня. И город в огне, убийца. Ты останешься в башне, пока твоя семья горит.

Он увидел ее лицо и расхохотался. Пустая яма его рта широко раскрылась.

– Ты не знала! Глупо не знать, что будет, если отпустить жар-птицу.

Вася услышала низкий рев снаружи, словно оповещающий о конце света. Она подумала о жар-птице, которая пролетела ночью над деревянным городом.

«Я должна убить его, даже если это станет последним, что я сделаю», – подумала она. Девушка оттолкнула Марью и уклонилась от летящего клинка.

В ее голове зазвучали нелепые слова Дуниной сказки: «Кащей Бессмертный прячет свою жизнь в иголке, иглу в яйце, яйцо в утке, утку в зайце…».

Но то была лишь сказка. Здесь не было иголки, не было яйца…

Внезапно мысли Васи словно остановились. В комнате осталась она одна. И ее племянница. И бабушка.

«Ведьмы, – подумала Вася. – Мы можем видеть то, чего не видят остальные, и оживлять угасающие вещи».

Вася все поняла.

У нее не оставалось времени на раздумья. Она бросилась к призраку и нашла на серой груди вещь, которая должна была там быть. Это был камень – или то, что от него осталось. В ее руке он напоминал кулон Маши, но был хрупким, как яичная скорлупа, словно годы и печаль выели его изнутри.

Призрак всхлипнул – будто от боли и облегчения.

Вася поднялась с ожерельем в руках. Ее ребра…никогда она не чувствовала такой боли. Она едва превозмогала ее.

– Положи это, – сказал Касьян. Его голос переменился, стал слабым и тихим. Он поднял меч к горлу Марьи и схватил ее за волосы. – Положи. Иначе ребенок погибнет.

Вася услышала, как за ней едва слышно вздохнул призрак.

– Бедный бессмертный, – сказал Морозко, но мягче, тише и холоднее, чем когда-либо.

Вася выдохнула с яростью и облегчением. Она не видела, как он пришел, но теперь он стоял рядом с призраком, похожий на сгусток теней. Он не смотрел на нее.

– Думаешь, я всегда был далеко от тебя? – прошептал бог смерти Касьяну. – Я был в одном вздохе, в одном ударе сердца.

Колдун крепче сжал меч и волосы Марьи. Он смотрел на Морозко с ужасом и слабой болезненной тоской.

– Какое мне дело до тебя, старый ночной кошмар? – прошипел он. – Убей меня, и девочка умрет первой.

– Почему бы тебе не пойти с ним? – мягко спросила Вася, не спуская глаз с его меча. Потускневший кулон грел ее руку, бился, как крошечное сердце. Такое хрупкое. – Ты вложил свою жизнь в Тамару, и вы оба не можете умереть. Вы можете лишь сгнить. Но теперь все кончено. Лучше уходи и обрети покой.

– Никогда! – закричал Касьян. Его рука с мечом дрогнула. – Тамара, – отчаянно прошептал он. – Тамара…

Красный свет струился в окно и становился все ярче. Это был не дневной свет.

Тамара шагнула к нему.

– Касьян, – сказала она. – Я любила тебя когда-то. Пойдем со мной, и мы обретем покой.

Касьян смотрел на нее, как утопающий. Он не заметил, что слегка ослабил хватку на мече. Лишь слегка…

Вася собралась с последними силами и бросилась на его меч. Он упал, и Вася отдернула Марью. Она оттащила ребенка и обняла, несмотря на боль в ребрах и руках. Она порезала ладони о меч Касьяна и чувствовала, как потекла кровь.

Колдун опомнился и стиснул зубы. Его лицо горело от ярости…

– Не смотри, – прошептала Вася девочке.

И сжала камень, раздавив его в своем окровавленном кулаке.

Касьян закричал. На его лице появилась агония – и облегчение.

– Покойся с миром, – сказала Вася. – Господь с тобой.

Кащей Бессмертный упал замертво.

* * *

Призрак медленно угасал, но его очертания дрожали, как пламя на сильном ветру. Черная тень ждала рядом.

– Прости, что кричала, когда видела тебя, – неожиданно прошептала Марья. Она впервые заговорила после колдовства Касьяна. – Я не хотела.

– У твоей дочери родилось пятеро детей… бабушка, – сказала Вася. – У них тоже есть дети. Мы не забудем тебя. Ты спасла нас. Мы тебя любим. Покойся с миром.

Губы Тамары жутко изогнулись, но Вася видела улыбку.

Бог смерти протянул ей руку, и призрак, дрожа, взял ее.

Они исчезли. Но перед этим Васе показалось, что она видела прекрасную девушку с черными волосами и зелеными глазами, сияющую в руках Морозко.

26 Огонь

Вася вышла к лестнице, истекая кровью. Она вела ребенка, который молча шел рядом с ней и не плакал.

Лестница была окутана удушающим дымом. Марья раскашлялась. Теперь на лестнице были люди – слуги. Призраки исчезли. Вася слышала крики женщин наверху, словно Касьяна там не было: ни молодого колдуна с огнем в руках, ни кричащего старика.

Они вышли во двор. Ворота были разрушены, двор заполонили люди. Кто-то неподвижно лежал в окровавленном снегу. Другие отчаянно скулили. Стрелы больше не летели. Челубея не было видно. Дмитрий выкрикивал приказы: его лицо стало маской из крови и сажи. Многих лошадей поймали и спешно увели через ворота – подальше от огня. Пожар был близок? Какой дом не устоял перед искрами, которые сыпались с неба? Слуги Дмитрия смогли потушить конюшню. Но Вася слышала тихий рев большого огня и знала, что они еще не были в безопасности. Она ощущала дым. Должно быть, ветер раздувал пламя. Огонь наступал, и это была ее вина.

Вася выдохнула с облегчением, увидев, что Саша все еще был на Соловье. Он разговаривал с мужчиной, лежавшим на земле.

Марья испуганно вскрикнула. Вася обернулась.

Полуночная демоница с лунными волосами, звездными глазами и кожей цвета ночи появилась на лестнице, словно родилась в пламени. Коня не было: она пришла одна. Красный свет отливал фиолетовым на ее лице. Что-то похожее на печаль гасило звезды в ее глазах.

– Они мертвы? – спросила Полуночница.

Вася еще не отошла после схватки в башне.

– Кто?

– Тамара, – нетерпеливо прошипела демоница. – Тамара и Касьян. Они мертвы?

Вася пришла в себя.

– Я… да. Да. Откуда?..

Но Полуночница лишь устало сказала поверх рева, почти самой себе:

– Ее мать будет рада.

Позже Вася пожалела, что не расспросила об этом. Но в тот миг она не думала. Она была ранена, потрясена и измучена: Москва горела по ее вине.

– Они мертвы, – повторила она. – Но теперь город в огне. Как спасти Москву?

– Я вижу все полуночи в мире, – устало проговорила Полуночница. – Я не вмешиваюсь.

Вася схватила ее за руку.

– Вмешайся.

Демоница удивилась. Она начала вырываться, но Вася крепко держала ее, пачкая своей кровью. Смертность и нечто большее придавало ей сил. Полуночница не могла вырваться.

– Моя кровь делает твой вид сильным, – холодно сказала Вася. – Возможно, если я пожелаю, сделает слабым. Попробовать?

– Выхода нет, – с тревогой выдохнула Полуночница. – Никакого.

Вася тряхнула ее так, что зубы лязгнули.

– Должен быть выход! – закричала она.

– Вот. – Охнула Полуночница. – Давным-давно повелитель зимы мог успокаивать пламя. Он – хозяин ветра и снега. – Блестящие веки прикрыли сияющие глаза, и ее взгляд стал злобным. – Но ты была храброй девицей и прогнала Морозко, своими руками разрушила его силу.

Хватка Васи ослабла.

– Разрушила?..

Полуночница слабо улыбнулась: ее зубы блеснули красным в огне.

– Разрушила, – повторила она. – Мудрая девочка, так и есть. Твоя сила работает в две стороны.

Вася молчала. Полуночница придвинулась к ней и прошептала:

– Хочешь узнать секрет? Тем сапфиром он привязал тебя к себе – но волшебство сделало то, о чем он не подозревал. Оно сделало его сильным, а еще приблизило к смертной жизни. Он все больше хотел стать человеком, а не демоном. – Полуночница замолчала. Она оглядела Васю и жестоко прошептала: – Настолько хотел, что полюбил тебя и не знал, что делать.

– Он – повелитель зимы. Он не может любить.

– Теперь, конечно, не может, – кивнула Полуночница. – Ты своими руками разрушила его силу и своими словами изгнала его. Теперь его видят только умирающие в Москве. Убирайся из города, Василиса Петровна. Оставь все на волю судьбы. Ты ничего не изменишь.

Полуночница яростно дернулась и вырвалась из рук Васи. Она тут же исчезла в пелене дыма, повисшей над городом.

* * *

Через миг Вася услышала ржание Соловья. Саша спрыгнул с его спины в мокрый снег. Он крепко обнял, а Соловей радостно обнюхал их с Марьей. От Саши пахло кровью и сажей. Вася обняла брата, погладила Соловья по носу и отошла в сторону, пошатываясь. Если она позволит себе слабость, то не сможет вновь собраться с силами. Она отчаянно думала…

Саша усадил Марью на спину Соловья и повернулся к Васе.

– Сестренка, – сказал Саша. – Нужно уходить. Москва горит.

Дмитрий подбежал к ним. Его взгляд на миг задержался на Васе, ее длинной косе, раненом лице. Что-то холодное и темное сверкнуло в его глазах, но он сказал лишь:

– Уведи их, Саша. Времени не осталось.

Вася не стала запрыгивать на Соловья.

– Оля? – спросила она.

– Я найду ее, – пообещал Саша. – Забирайся на Соловья. Бегите с Марьей из города. Времени нет. Огонь приближается.

За суетой княжеского двора, за стенами, Вася услышала отчаянные крики горожан, которые собирали свои пожитки и бежали.

– Сажай ее, – приказал Дмитрий. – И увози.

Он убежал, отдавая приказы.

– Ты слышишь меня, Морозко? – прошептала Вася, стоя в тенях.

Тишина.

За стенами Дмитрия ветер захлестнул город, как река. Пламя поднималось все выше. Вася вспомнила слова Морозко. «Только если ты умираешь, меня ничто не удержит, – сказал он. – Я – Смерть, и я прихожу к умирающим».

Вася не стала обдумывать свою мысль, чтобы не передумать. Она сняла свой плащ и набросила его на поникшие плечи Марьи.

– Вася, – сказал ее брат. – Вася, что ты?..

Она не дослушала его.

– Соловей, береги их, – попросила она.

Жеребец склонил свою огромную голову. «Позволь мне пойти с тобой», – попросил он, но Вася лишь прижалась щекой к его носу.

Она вышла через разрушенные ворота и побежала в сторону огня.

* * *

Улицы были полны людей, и многие бежали в другую сторону. Но без плаща Вася легко скользила по снегу вниз по холму. Она двигалась быстро.

Дважды кто-то пытался сказать ей, что она бежит не в ту сторону. Один мужчина схватил ее за руку и попытался образумить, крича в ухо.

Но Вася вырвалась и побежала дальше.

Дым сгущался. Паника людей на улицах росла. Огонь нависал над ними и, казалось, заполнял весь мир.

Вася закашлялась. Ее голова плыла, горло распухло, во рту пересохло. Она увидела терем Ольги в красной темноте. Огонь бушевал…через улицу? Две? Она не знала. Ворота во двор Ольги были открыты, и кто-то выкрикивал приказы. Люди выбегали на улицу. Ее сестру уже увели? Вася помолилась за Ольгу и побежала мимо терема в пламя.

Дым. Она вдыхала его. Он стал ее миром. Теперь улицы опустели, и жар стал невыносимым. Вася пыталась бежать, но упала на колени и зашлась в приступе кашля. Воздуха не хватало. «Вставай». Она пошатнулась. Ее лицо покрывалось волдырями. Что она наделала? Ребра болели.

Вася больше не могла бежать. Она упала в талый снег. Чернота сгустилась перед ее глазами…

Москва исчезла. Она оказалась в ночном лесу: звезды и деревья, серость и жуткая тьма.

Перед ней стояла Смерть.

– Я нашла тебя, – прошептала Вася, выдавливая слова из онемевших губ. Она стояла на коленях в снегу, в лесу за пределами жизни. Она поняла, что не может встать.

Рот Морозко скривился.

– Ты умираешь.

Его шаги не оставляли следов на снегу. Легкий холодный ветер не шевелил его волосы.

– Дура ты, Василиса Петровна, – добавил он.

– Москва горит, – прошептала Вася. Губы и язык почти не слушались ее. – Это моя вина. Я отпустила жар-птицу. Но Полуночница… Полуночница сказала, что ты можешь погасить пламя.

– Теперь не могу. Я слишком много вложил в тот камень, и он разрушен, – сказал Морозко ровным голосом. Но он грубо поднял ее. Вася чувствовала вокруг себя пламя: она знала, что ее кожа горит, что она почти задохнулась от дыма.

– Вася, – сказал он. Было ли отчаяние в его голосе? – Это глупо. Я ничего не могу сделать. Ты должна вернуться. Тебе нельзя оставаться здесь. Возвращайся. Беги. Живи.

Она почти не слышала его.

– Я не уйду одна, – с трудом проговорила Вася. – Если я вернусь, то только с тобой. Ты погасишь пламя.

– Невозможно, – послышалось ей.

Но она не слушала. Силы почти оставили ее. Жар и горящий город почти исчезли. Вася поняла, что умирает.

Как она унесла Ольгу из этого места? Любовью, яростью, решимостью.

Вася вцепилась окровавленными слабыми руками в его плащ, вдохнула запах холодной воды и хвои. Свободы девственного лунного света. Она подумала о своем отце, которого не спасла. Подумала о других, которых еще могла спасти.

– Полуночница… – начала она. Она задыхалась, проговаривая слова. – Полуночница сказала, ты любил меня.

– Любил? – возразил Морозко. – Как? Я демон, я чудовище. Я умираю каждую весну и буду жить вечно.

Она ждала.

– Но да, – устало сказал он. – Я любил тебя, как мог. Теперь ты уйдешь? Живи.

– И я, – сказала Вася. – Я тоже любила тебя, по-детски, как девушки любят героев, которые приходят по ночам. Возвращайся со мной и покончи с этим.

Она сжала его руки, потянула из последних сил – со всей страстью, гневом и любовью – и вернула их обоих в ад, которым стала Москва.

Они лежали, запутавшись, в раскаляющейся грязи, и огонь приближался к ним. Морозко моргнул в красном свете и замер. На его лице было потрясение.

– Призови снег, – крикнула Вася в его ухо сквозь рев. – Ты здесь. Москва горит. Зови снег.

Казалось, Морозко не слышал ее. Он смотрел на окружающий мир с изумлением и долей страха. Вася все еще держала его ладони: они были холоднее, чем у живого человека.

От страха и напряжения Васе хотелось кричать. Она ударила Морозко по лицу.

– Услышь меня! Ты повелитель зимы. Призови снег!

Она обняла его за голову и поцеловала, укусила за губу, размазала свою кровь по его лицу, желая, чтобы он стал настоящим, живым, достаточно сильным для волшебства.

– Если они когда-то были твоими людьми, – выдохнула Вася ему в ухо, – спаси их.

Морозко посмотрел ей в глаза, и на его лице появилось немного понимания. Он встал – медленно, словно двигаясь под водой. Он крепко сжимал ее руку. Васе казалось, что лишь из-за ее хватки он все еще был здесь.

Огонь словно заполнил мир. Воздух горел, оставляя яд. Она не могла дышать.

– Прошу тебя, – прошептала Вася.

Морозко резко вдохнул, словно дым душил и его. Но когда он выдохнул, поднялся ветер. Ветер, похожий на воду, ветер на исходе зимы, такой сильный, что Вася пошатнулась. Но он поймал ее, не дав упасть.

Ветер усиливался и все дальше отгонял огонь от них.

– Закрой глаза, – прошептал Морозко ей на ухо. – Пойдем со мной.

Вася послушалась и внезапно увидела то, что видел он. Она была ветром, облаками на задымленном небе, пушистым снегом глубокой зимы. Она была ничем. Она была всем.

Сила скапливалась между ними, между ее вспышками осознания. «Нет волшебства. Вещи существуют. Или их нет». Она ничего не хотела. Ей было все равно, жила она или была мертва. Она могла лишь чувствовать. Надвигающуюся бурю, дыхание ветра. Морозко рядом с ней.

Что это, снежинка? Еще одна? Она не могла отличить снег от пепла, но что-то в шуме пожара изменилось. Нет… это был снег, и внезапно снегопад перешел в суровую зимнюю бурю. Снег шел все сильнее, и вскоре мир вокруг Васи стал белым. Снежинки охлаждали ее обожженное лицо. Они гасили огонь.

Вася открыла глаза и поняла, что снова стала собой.

Морозко отпустил ее. Снег размывал его черты, но Васе показалось, что он выглядел… робко, испуганно и удивленно.

Она поняла, что не может подобрать слова.

Поэтому девушка просто прижалась к нему и смотрела на снегопад. Ее опаленное горло болело. Морозко молчал. Но он замер, словно все понимал.

Они долго стояли, а снег все падал и падал. Вася смотрела на безумную красоту снежной бури, на угасающее пламя. Морозко тихо стоял рядом, словно чего-то ждал.

– Прости меня, – наконец сказала Вася, хотя не понимала точно, за что извинялась.

– За что, Вася? – Морозко прикоснулся пальцем к ее шее, где когда-то висел талисман. – За это? Тот камень нужно было разрушить. Ледяные демоны не могут жить, и время моей силы прошло.

Снегопад утихал. Вася повернулась к нему и поняла, что ясно видит его.

– Ты сделал украшение, как Кащей? – спросила она. – Чтобы вложить свою жизнь в мою?

– Да, – ответил он.

– И ты хотел, чтобы я любила тебя? Чтобы моя любовь помогла тебе жить?

– Да, – сказал он. – Эта любовь девушек к чудищам не угасает со временем. – Он выглядел уставшим. – Но все остальное… я не предполагал.

– Что?

Бледные непостижимые глаза смотрели на нее.

– Думаю, ты знаешь.

Они молча смотрели друг на друга в недоверчивой тишине. Наконец Вася спросила:

– Что ты знаешь о Касьяне и Тамаре?

Морозко вздохнул.

– Касьян был князем далекой страны. Он был одарен ясновидением и хотел изменить мир на свой лад. Но некоторые вещи не мог контролировать даже он. Касьян полюбил женщину, и когда она умерла… он молил меня сохранить ей жизнь.

Морозко замолчал, и в холодной тишине Вася поняла, что случилось с Касьяном дальше. Ей невольно стало жаль его.

– Это было давно, – продолжил Морозко. – Я не знаю, что с ним произошло, потому что он смог отделить свою жизнь от плоти, чтобы отогнать меня. Он забыл, что смертен, и поэтому не умирал. Тамара жила со своей матерью. Говорят, Касьян однажды пришел к ним, чтобы купить коня. Он и Тамара полюбили друг друга и сбежали. Затем они исчезли. Пока Тамара не появилась одна в Москве.

– Откуда была Тамара? – напряженно спросила Вася. – Кто она?

Морозко хотел ответить – она поняла это по его лицу. Позже она часто думала, как бы изменилась ее жизнь, если бы он ответил. Но в тот миг прозвенели колокола монастыря.

Казалось, звук ударил Морозко так сильно, словно он мог распасться на снежинки и улететь с ветром. Он задрожал и не ответил.

– Что происходит? – спросила Вася.

«Талисман разрушен, – мог сказать он. – Ледяные демоны не могут любить». Но он этого не сказал.

– Рассвет, – с трудом проговорил Морозко. – Я больше не могу жить в Москве под солнцем, когда миновала середина зимы, когда звенят колокола. Вася, Тамара…

Колокола зазвенели вновь, и он замолчал.

– Нет. Ты не можешь исчезнуть. Ты бессмертен, – сказала Вася. Она потянулась к нему, обняла за плечи и неожиданно поцеловала его. – Живи, – попросила она. – Ты сказал, что любил меня. Живи.

Она удивила его. Морозко смотрел ей в глаза, древний, как зима, молодой, как только выпавший снег. Неожиданно он склонил голову и поцеловал ее в ответ. На его лицо вернулись краски. Цвет заполнял его глаза, пока они не стали голубыми, как полуденное небо.

– Я не могу жить, – прошептал он. – Нельзя жить и быть бессмертным. Но когда дует ветер и буря повисает над миром, когда люди умирают, я буду там. Этого достаточно.

– Этого мало, – возразила Вася.

Морозко не ответил. Он не был человеком. Он был существом из холодного дождя, черных деревьев и голубого мороза. Он угасал у Васи на руках. Неожиданно он склонил голову и снова поцеловал ее, словно сладость поцелуя разожгла когда-то потухшую искру. Но он все равно угас.

Вася звала его. Но день разгорался, и сквозь облака на угли и вонь почти сгоревшего города пролился свет.

И через миг Вася осталась одна.

27 Прощеное воскресенье

Саша чувствовал, сам тому не веря, как поднимался ветер и отступало пламя. Он видел, как из ниоткуда пошел снег. Во дворе Дмитрия слышались исступленные вопли благодарности.

Марья сидела на Соловье, крепко держась ручонками за гриву. Соловей фыркал и тряс головой.

Марья посмотрела на своего дядю. Небо было глубоким и живым золотом, и свет пожара погас под снегом.

– Это Вася вызвала бурю? – тихо спросила девочка.

Саша открыл было рот, чтобы ответить, но понял, что не знал ответа.

– Идем, Маша, – сказал он. – Я отвезу тебя домой.

Они ехали в терем Ольги по опустевшим улицам: грязь от побега людей медленно исчезала под снегом. Марья высунула язык, чтобы поймать вихрь снежинок, и радостно смеялась. Они едва видели свои руки перед глазами. Саша ехал в терем по памяти и обрадовался, когда повернул к воротам Ольги, к жалкому убежищу наполовину опустевшего двора. Ворота покосились, и многие слуги сбежали.

Во дворе никого не было, но Саша услышал слабое песнопение в церкви. Наверное, люди благодарили Бога за спасение. Саша хотел спешиться, но Соловей вскинул голову и ударил копытом по грязи.

Ворота были открыты, стражники сбежали от огня. Худая фигура, покачиваясь, прошла через них.

Соловей звонко заржал и бросился к ней.

– Тетя Вася! – закричала Марья. – Тетя Вася!

Через миг огромный конь тщательно обнюхивал волосы Васи, пахнущие огнем. Марья соскользнула на землю и прыгнула в руки своей тети.

Вася поймала Марью, хотя ее лицо при этом побелело, и опустила девочку на землю.

– С тобой все хорошо, – шептала Вася, крепко обняв ее. Маша безудержно рыдала. – С тобой все хорошо.

Саша спрыгнул с жеребца и осмотрел сестру. Конец косы Васи обгорел, лицо было в ожогах, ресницы сгорели. Ее глаза были налиты кровью, и она едва стояла на ногах.

– Что случилось, Вася?

– Зима кончилась, – прошептала она. – И мы все живы.

Вася улыбнулась брату и расплакалась.

* * *

Вася не хотела идти в терем, не хотела оставлять Соловья.

– Ольга прогнала меня и правильно сделала, – сказала она. – Она не захочет видеть меня.

Саша нехотя оставил сестру во дворе. Вместе с Марьей он отправился на поиски Ольги. Княгиня не сбежала от пожара. Ее не было в постели. Она была в церкви и молилась с Варварой и оставшимися женщинами. Они, дрожа, стояли на коленях перед иконостасом.

Но как только Марья переступила порог, Ольга подняла голову. Она была бледна как смерть. Варвара помогла ей встать.

– Маша! – прошептала Ольга.

– Матушка! – взвизгнула девочка и бросилась к ней. Ольга поймала дочь и обняла, хотя ее губы побелели от боли. Варвара держала ее, чтобы она не упала на пол.

– Тебе нужно в постель, Оля, – сказал Саша. Варвара, хоть и молчала, всем видом выражала согласие.

– Я пришла помолиться, – возразила серая от усталости Ольга. – Мне ничего не оставалось… Что случилось? – Она лихорадочно провела рукой по волосам дочери и прижала ее к себе. – Половина слуг убежала, остальных я отправила искать ее. Я была уверена, что она погибла. Я попросила увести Даниила, но не могла…

Ольга не плакала: ее собранность не позволяла. Но держалась она с трудом. Она гладила дочь по голове.

– Мы вернулись из бани и не нашли Марью, – закончила она, задыхаясь. – Ее няня убежала, как и многие стражники. Город был в огне.

– Вася нашла ее, – сказал Саша. – Вася спасла ее. Ребенок не виноват: его украли из постели. Господь спас город: ветер изменился и пошел снег.

– Где Вася? – прошептала Ольга.

– Снаружи, со своим конем, – устало сказал Саша. – Она не хочет входить. Думает, что ты будешь не рада ей.

– Веди меня к ней, – велела Ольга.

– Оля, ты устала. Иди в постель. Я приведу…

– Веди меня к ней, я сказала!

* * *

Вася стояла во дворе, устало прислонившись к Соловью. Она не знала, что делать и куда идти. Она словно была под водой. Ее платье было порвано, опалено, окровавлено. Волосы, подпаленные на концах, выбились из косы и свисали на лицо, шею и тело.

Соловей навострил уши, и Вася увидела, что к ней идут брат, сестра и племянница.

Она замерла.

Ольга тяжело опиралась на Сашу и вела Марью. За ними следовала хмурая Варвара. Над Москвой разгорался день. Зимние облака рассеялись, и легкий свежий ветерок уносил остатки дыма. В мягком утреннем свете Ольга выглядела моложе. Она подставила лицо ветру, и на ее щеках выступил слабый румянец.

– Пахнет весной, – прошептала она.

Вася собралась с духом и пошла навстречу. Соловей шел рядом, не поднимая носа с ее плеча.

Она остановилась в шаге от сестры и склонила голову.

Тишина. Вася подняла взгляд. Соловей осторожно тянулся вперед, к ее сестре.

Ольга смотрела на жеребца огромными глазами.

– Это… твой конь? – спросила она.

Меньше всего Вася ждала этого вопроса, поэтому внезапный смех подступил к ее горлу. Теперь Соловей с невинными глазами жевал кокошник Ольги. Варвара хотела отогнать его, но не осмеливалась.

– Да, – сказала Вася. – Это Соловей.

Ольга подняла руку в кольцах и погладила жеребца по носу.

Соловей фыркнул. Ольга убрала руку. Она снова посмотрела на сестру.

– Пойдем в терем, – сказала она. – Вы все, пойдемте. Вася, ты нам все расскажешь.

* * *

Вася начала с приезда священника в Лесной Край и закончила вызовом снега. Она не лгала и не щадила себя. Когда она закончила, солнце заглядывало в окна башни.

Варвара принесла им похлебку и сразу же унесла: аппетита ни у кого не было. Марья уснула у печи, укутавшись в одеяло. Девочка не хотела идти в свою комнату. Впрочем, ни ее мать, ни дядя с тетей не хотели выпускать ее из виду.

Закончив историю, Вася откинулась на спинку стула. От усталости мир плыл перед ее глазами.

После недолгого молчания Ольга сказала:

– Что, если я не верю тебе, Вася?

– У меня есть два доказательства, – возразила Вася. – Первое – Соловей, который понимает людскую речь.

– Да, это так, – неожиданно вмешался Саша. Он все время молчал, пока Вася говорила. – Я сражался на нем в княжеском дворе. Он спас мне жизнь.

– И этот кинжал, – продолжила Вася. – Его сделал для меня повелитель зимы.

Она вытащила нож. Он лежал в ее ладони, с голубой рукоятью и бледным клинком, прекрасный и холодный. Вася присмотрелась и увидела тонкую струйку воды, бежавшую по клинку. Как будто кинжал был сосулькой, таявшей по весне…

– Убери эту богопротивную вещь, – поморщилась Ольга.

Вася вложила кинжал в ножны.

– Сестрица, – сказала она. – Я не лгала. Теперь нет. Я уйду сегодня… и больше не помешаю вам. Я лишь молю… простить меня.

Ольга кусала губы. Она обвела взглядом спящую Марью, Сашу и Васю. Она долго молчала.

– И Маша будет такой же? – неожиданно спросила она. – Она видит… иное? Чертей?

– Да, – кивнула Вася. – Видит.

– Поэтому Касьян хотел забрать ее?

Вася кивнула.

Ольга снова замолчала.

Вася и ее брат ждали.

Наконец Ольга медленно и тяжело сказала:

– Я прощу вас обоих. Если вы увезете мою дочь к нашим братьям в Лесной Край.

Зеленые и серые глаза в потрясении уставились на Ольгу.

– Да, – ответила Ольга, величаво как никогда, однако Вася уловила боль в ее голосе. – Если Марья такая же, как ты… как наша бабушка… она не найдет счастья здесь. – Ольга медленно продолжила: – Ее нужно защищать. От зла колдунов и жестокости людей. Но я не знаю как.

Повисла долгая тишина. Ольга подняла голову и посмотрела на брата и сестру:

– Я могу хотя бы рассчитывать на вашу помощь.

Вася и Саша изумленно смотрели на нее.

– Всегда, – прошептала Вася. Утреннее солнце озарило ее обожженные ладони и добавило красок бледно-серым рукам Ольги. Вася чувствовала, что где-то внутри нее разгорался свет.

– Для обвинений еще будет время, позже, – добавила Ольга. – Но мы должны думать о будущем. И… я люблю вас обоих. Все еще. Всегда.

– И этого достаточно, – сказала Вася.

Ольга протянула руки, и они сжали ее ладони. Они сидели в тишине, пока утреннее солнце разгоралось, прогоняя зиму.

Послесловие автора

Ледяная грубая земля средневековой Московии – не самое естественное место действия сказки. Те времена и место были суровыми, сложными и удивительными, но жанр сказки, который, как правило, говорит о злодеях и принцессах, не всегда позволяет добавить бесконечные оттенки серого. Эти оттенки позволяют воздать должное месту и временному периоду.

Если бы я захотела полностью описать войны, переменчивые союзы, планы, монахов, священников, крестьян, княгинь и религиозные убеждения этой удивительной и слабо задокументированной эпохи, получился бы гораздо более длинный и амбициозный роман, чем «Девушка в башне».

В этой книге я стремилась к точности. Я приложила все усилия, чтобы хотя бы намекнуть на сложную глубину характеров и политики, потому что не могла рассмотреть их подробнее. Я старалась придерживаться сказок, которые стали моими источниками, но и учитывать своеобразие любимой эпохи и места.

Я очень старалась. И приношу извинения за возможные неточности и недочеты.

Те, кого интересуют подробности той эпохи, найдут множество книг. Я рекомендую подробную и удивительную книгу Medieval Russia («Средневековая Россия», 950–1584) Джанет Мартин (2007, Cambridge University Press). Я также использовала книгу Russian Folk Belief («Русские поверья») Линды Иваниц (второе издание, Routledge, 2015). Домострой стал одним из моих главных источников: эта книга о ведении домашнего хозяйства была написана несколько позже событий моего романа – примерно во времена Ивана Грозного.

Эти книги помогут тем, кто жаждет исторических подробностей.

Как всегда, я благодарю вас за чтение.

Примечание о русских именах

Русские правила образования имен и обращений, хоть и не так сложны, как показывает сочетание согласных букв, настолько отличаются от английских форм, что заслуживают пояснения. Современное русское имя состоит из трех частей: имени, отчества и фамилии. На средневековой Руси люди обычно имели только имя. Знатные люди кроме имени могли получить отчество.

ПОЛНЫЕ И КРАТКИЕ ИМЕНА

Русский язык удивительно богат на уменьшительно-ласкательные формы. От любого русского имени можно придумать множество форм. Например, имя Екатерина можно сократить до Катерины, Кати, Катюши или Катеньки, а также других форм. Эти формы зачастую используются попеременно в общении. Все зависит от степени близости и настроения собеседников.

Александр – Саша;

Дмитрий – Митя;

Василиса – Вася, Васочка;

Родион – Родя;

Екатерина – Катя, Катюша.

ОТЧЕСТВО

Русское отчество происходит от имени отца человека. Оно зависит от пола. Например, отца Василисы звали Петром. Она получила отчество: Петровна. Ее брат Алексей получил мужскую форму этого отчества: Петрович.

Чтобы показать уважение, в русском языке не используются обращения «мистер» или «миссис», как в английском языке. Вместо этого вы обращаетесь к человеку по имени и отчеству. Незнакомец, встретивший Василису впервые, зовет ее Василисой Петровной. Когда Василиса перевоплощается в мальчика, она представляется Василием Петровичем.

Когда в средневековой Руси знатная женщина выходила замуж, она меняла свое отчество (если оно у нее было) на отчество, связанное с именем ее мужа. Так, Ольга сменила свое девическое отчество Петровна и стала Ольгой Владимировной (при этом дочь Ольги и Владимира получила имя Марья Владимировна).

Словарь [1]

Баба-яга – старая ведьма, персонаж многих русских сказок. Она ездит в ступе, управляя пестом и заметая следы березовой метлой. Она живет в избушке, которая стоит на куриных ногах.

Банник – в русском фольклоре хранитель бани.

Батюшка – буквально «маленький отец», используется как почтительное обращение к православным священникам.

Богатырь – легендарный славянский воин, нечто вроде западноевропейского странствующего рыцаря.

Боярин – представитель киевской, или, позже, московской аристократии; выше – только князь.

Буян – таинственный остров в океане, в славянской мифологии ему приписывалась способность появляться и исчезать. Фигурирует в нескольких русских сказках.

Архангельский собор – полностью монастырь назывался Алексеевским Архангело-Михайловским мужским монастырем. Раньше он был больше известен как Чудов монастырь. Это название монастырь получил благодаря чуду, сотворенному архангелом Михаилом в Колоссах. По легенде, Михаил наделил даром речи немую девочку. Монастырь был основан митрополитом Алексием в 1358 году.

Вазила – в русском фольклоре защитник конюшен и домашней скотины.

Великий князь – титул правителя крупного образования, княжества, в средневековой Руси, например Москвы, Твери или Смоленска. Слово «царь» стало употребляться только после венчания Ивана Грозного в 1547 году. Великий князь также часто переводится как Grand Duke.

Великий хан – Чингисхан. Его потомки – государство Золотая Орда – правили Русью двести лет.

Верста – единица расстояния, равная примерно одному километру.

Византийский крест – также называется патриаршим крестом. Этот крест имеет небольшую перекладину над основной и иногда наклонную перекладину в основании.

Владимир – один из главных городов в средневековой Руси, расположенный примерно в 200 километрах на востоке от Москвы. Считается, что он был основан в 1108 году. Многие из старинных зданий уцелели до наших времен.

Гамаюн – в русском фольклоре персонаж, который говорит пророчества/предсказывает будущее. Обычно изображается в виде птицы с головой женщины.

Господин – уважительное обращение к мужчине, более официальное, чем английское «мистер». Можно переводить как lord.

Государь – обращение, которое можно передать как «Ваше Величество».

Дворник – в русском фольклоре хранитель двора.

Домовой – в русском фольклоре хранитель дома, домашний дух.

Золотая Орда – монгольское государство, основанное ханом Батыем в двенадцатом веке. Оно приняло ислам в начале четырнадцатого века и в свой период расцвета правило огромными территориями современной Восточной Европы, в том числе Московией.

Игумен – глава православного монастыря, аналог аббата в католической традиции.

Изба – небольшой крестьянский дом из дерева, зачастую украшенный резными узорами.

Иконостас – стена из особо расположенных икон, которая в православной церкви отделяет алтарь от нефа/средней части храма.

Квас – напиток, получаемый на основе брожения из ржаного хлеба.

Кокошник – русский головной убор, имевший множество форм в зависимости от места и эпохи. Обычно этим словом обозначается убор замужних женщин, но девушки тоже носили кокошники, открытые сзади, а иногда просто ленты, которые не закрывали волосы. Ношение кокошников ограничивалось благородным сословием. Обычным головным убором для русских женщин в период средневековья были платки и шали.

Кремль – укрепленный комплекс в центре русского города. Хотя в английском языке слово kremlin используется только в отношении знаменитого Московского кремля, на самом деле кремли можно увидеть в большинстве старинных русских городов. Изначально Москва лежала на территории кремля. Со временем город вышел за пределы его стен.

Купавна – город, существовавший на Руси в четырнадцатом веке, расположенный в 20 километрах на восток от Москвы. Сегодня он входит в зону большого московского метро.

Лесной Край – родная деревня Васи, Саши и Ольги, основное место действия книги «Медведь и Соловей». Она часто упоминается в этом романе.

Масленица – изначально языческий праздник в честь окончания зимы. Со временем он вошел в православный календарь как праздник перед началом Великого Поста (грубый эквивалент карнавала в католической традиции). Семья должна была съесть все продукты животного происхождения до начала праздника. Во время Масленицы люди пекли блины из остатков масла, символизирующие солнце. В современной России Масленица празднуется неделю. В этом романе праздник длится три дня. Последний день Масленицы называется Прощеным воскресеньем. По традиции, если в этот день вы попросите прощения у человека, которого обидели, он обязан простить вас.

Мед, медовуха – перебродивший раствор меда.

Митрополит – высший чин православной церкви. В Средние века митрополит Русской церкви был верховным иерархом на Руси и назначался византийским патриархом.

Москва – столица современной Российской Федерации. Москва была основана в двенадцатом веке князем Юрием Долгоруким. Москва долгое время находилась в тени таких городов, как Владимир, Тверь, Суздаль и Киев, но после монгольского вторжения начала процветать под лидерством опытных и предприимчивых князей династии Рюриковичей.

Москва-река – река, на берегу которой была основана Москва.

Московия – обозначение великого княжества Московского. Веками так называли Русь на Западе. Изначально Московия включала в себя довольно скромные территории, уходящие на север и восток от Москвы. Но с конца четырнадцатого до начала шестнадцатого века она значительно выросла. К 1505 году ее площадь составляла почти 260 000 квадратных километров.

Мужик – в английском языке этим словом обозначается русский крестьянин. В русском языке так называют простого крепкого мужчину.

Неглинная река – Москва была построена на холме между реками Москва и Неглинная. Две реки формировали естественный ров. Неглинная река теперь течет под землей в Москве.

Патриарх – глава православной церкви с центром в Константинополе (ныне Стамбул).

Печь – огромное сооружение, которое широко распространилось в пятнадцатом веке как для готовки, так и для обогрева. Система труб обеспечивала равномерное распределение тепла, и часто вся семья спала на печи, чтобы не замерзнуть зимой.

Повечерье – вечерние службы в православном монастыре. В католическом монастыре такие службы называются compline.

Полуночница – в русском фольклоре существо, которое появляется в полночь и вызывает кошмары у детей. Оно живет в болоте, и в истории описано множество заговоров, с помощью которых родители прогоняли ее. Другой персонаж русского фольклора по имени Полуденница живет на сенокосе и насылает на людей солнечный удар.

Посад – территория, примыкающая к укрепленным стенам русского города, но не входящая в них. Зачастую был центром торговли. С течением веков посад часто превращался в обособленный административный центр или город.

Постриг – ритуальное обрезание волос, обозначающее религиозное таинство. В восточном христианстве постриг часто предполагает выстрижение волос в форме креста. В восточном христианском монашестве было три уровня посвящения, и их представляли три степени пострига: рясофор, ставрофор и великая схима. В романе Саша дал только обеты рясофора, потому что обеты ставрофора включают обет постоянства место (ему бы пришлось жить в монастыре).

Россия – с тринадцатого по пятнадцатый век не существовало единого государственного образования, которое бы называлось Россией. Русью управляли соперничавшие между собой князья. Они находились в вассальной зависимости от монгольских властителей. Слово «Россия» вошло в обиход только в семнадцатом веке. Таким образом, в Средние века Россией называли множество территорий с общей культурой и языком, а не нацию с общим правительством.

Русь – изначально на Руси жили скандинавы. В девятом веке по приглашению враждующих славянских и угро-финских племен они основали правящую династию Рюриковичей. В итоге Русь включила в себя множество территорий, среди которых были современная Украина, Беларусь и Западная Европа. Территория и ее жители получили название в честь этой династии, которая правила с девятого века до смерти Ивана IV в 1584 году.

Сарай (от персидского слова, означающего «дворец») – столица Золотой Орды. Изначально была построена на берегу реки Ахтуба и позднее перенесена севернее. Русские князья отправлялись в Сарай, чтобы платить дань и получать ярлыки от хана на правление своими территориями. Какое-то время Сарай считался одним из крупнейших городов средневекового мира. В нем жило более полумиллиона человек.

Сарафан – платье с лямками, напоминающее рубаху или фартук. Надевался поверх блузки с длинным рукавом. На самом деле этот вид одежды стал распространенным только в начале пятнадцатого века. Автор включил его в романы «Медведь и Соловей» и «Девушка в башне», потому что этот предмет одежды у западного читателя прочно ассоциируется с русскими сказками.

Серпухов – в настоящее время город, расположенный в 100 километрах на юге от Москвы. Он был основан при княжении Дмитрия Ивановича для защиты южных границ Москвы. Им правил двоюродный брат Дмитрия Владимир Андреевич (муж Ольги в романе). Серпухов получил статус города лишь в конце четырнадцатого века. Хотя в романе Ольга была княгиней Серпуховской, она живет в Москве, потому что в тот период Серпухов представлял собой крепость, несколько изб и лес. Но ее муж часто был в отъезде, о чем упоминается в книге: он управлял этим важным для великого князя городом.

Снегурочка – персонаж нескольких русских сказок.

Терем – это слово означает дом, в котором жили знатные женщины на Руси (верхние этажи дома, отдельное крыло или даже здание, связанное проходом с мужской частью). В более общем значении это слово относится к московской практике изолирования знатных женщин. Считается, что оно появилось от греческого слова teremnon (жилище) и не связано с арабским словом harem (гарем). Поскольку письменных упоминаний времен средневековой Московии нет, происхождение этой практики неясно. Практика терема достигла своего пика в шестнадцатом-семнадцатом веках. Петр I отменил ее и разрешил женщинам вести общественную жизнь. Фактически терем означал, что знатные русские женщины жили обособленно от мужчин. Девочки рождались в тереме и не покидали его до свадьбы. Девица, которую отец держал за семью замками, является частой метафорой в русских сказках. Скорее всего, это выражение появилось из-за этой практики.

Троице-Сергиева лавра (Свято-Троицкая Сергиева лавра) – монастырь, основанный в 1337 году святым Сергием Радонежским. Находится примерно в 60 километрах на северо-востоке от Москвы.

Утреня – славянское обозначение утренней службы в православном монастыре. Соответствует слову matins в католическом монашестве. Является последней из четырех ночных служб и обычно заканчивается к рассвету.

Чудово – выдуманный город на берегу Верхней Волги. В современной России есть несколько городов с таким названием.

Ярлык – термин, которым русские историки обозначают официальные указы Золотой орды. Каждый правитель Руси должен был получить ярлык от хана, дающий право на власть. Борьба за ярлыки на княжение в различных городах составляла основные интриги русских князей начиная с тринадцатого века.

Благодарности

Я уже говорила, что писать первую книгу – все равно, что сражаться с мельницей в надежде на то, что она окажется великаном. Что ж, писать вторую книгу – все равно, что сражаться с великаном, зная, что он великан. Пока ты скачешь сломя голову, ты думаешь: «Как мне это удалось тогда?»

Я благодарна каждому, кто захотел «скакать» со мной при написании этой книги. Это было честью для меня.

Спасибо маме за то, что всегда хвалила меня, даже если повода не было. Папе – за то, что всегда критиковал меня до тех пор, пока не находил повод похвалить. Бет – за множество объятий. Р. Дж. Эдлер – за случайные песни, за лучший дом в Вермонте и за то, что ты лучшая подруга в мире. Гарретту Уэльсону – за то, что заставлял меня общаться, даже когда я сходила с ума после целого дня работы. Карлу Зиберу – за терпение с миллионом правок сайта. Татьяне Смородинской – за чтение множества черновиков и исправление русских деталей, придание уверенности и, разумеется, за все, чему вы меня научили. Саше Мельниковой – за сбор информации о сказках. Бетани Прендергаст – за то, что ты потрясающая подруга и талантливый режиссер. Бьерну и Ким, Вики, Дэвиду и Элизе, Мэриэл, Дане и Джоэлу: вы удивительные люди. Спасибо Джоанне Николс – за то, что открыла свое сердце и дом, и особенно за то, что пустила на диван безумную женщину, которая иногда работает в пижаме. Спасибо Мэгги Роджерсон и Хедер Фосетт – за то, что боролись со своими великанами и поддерживали меня. Дженнифер Джонсон – потому что двоюродные сестры должны держаться вместе. Питеру и Кэрол Энн Джонсон, а также Грейси – за вкусные обеды, доброту и постоянную поддержку. Кэрол Доусон – за то, что раньше меня поняла, что я смогу это сделать.

Спасибо ребятам «Стоун Лиф Тихауз» и «Кэролз Хангри Майнд Кафе»: я буквально приклеилась к вашим столикам на долгие месяцы работы. Спасибо за ваше терпение.

Спасибо Эвану Джонсону – за все.

Я благодарна ребятам из издательства «Дель Рэй Букс» в США – Трише Наруани, Майку Браффу, Киту Клэйтону, Дэвиду Моуэнчу, Джесс Бонет и Энн Спейер, потому что вы были потрясающими, и точка.

Спасибо Дженнифер Херши – за то, что работала над этой книгой так же упорно, как и я. Когда я была уверена, что выложилась по полной, ты показывала, что я могу лучше.

Спасибо ребятам «Ибури» в Великобритании – Эмили Яу, Тесс Хендерсон, Стефени Ноллс и Джиллиан Грин. Вы столько вложили в эту серию книг с первого дня, и я очень это ценю.

Спасибо ребятам «Дженклоу и Несбит» – Бренне Инглиш-Лоуб, Сюзанне Бентли и Джарреду Бэррону. Мне снова посчастливилось встретиться с потрясающими людьми.

И спасибо моему агенту Полу Лукасу, благодаря которому это стало возможным.

Об авторе

Кэтрин Арден родилась в Остине, штат Техас, а один год в средней школе провела во Франции, в Ренне. Поступив в колледж Миддлбери, она отложила начало учебы на год ради того, чтобы жить и учиться в Москве. В Миддлбери она специализировалась на французской и русской литературе. Закончив бакалавриат, Кэтрин переехала на Гавайи, на остров Мауи, где бралась за самую разную работу, в том числе была гидом у верховых групп и персональным гидом у приезжих иностранцев, пекла блины в уличном кафе и составляла заявки на гранты. Сейчас она живет в Вермонте, но не знает, куда ее приведет жизнь в будущем.

Примечания

1

В русском издании словарь приведен в сокращенном виде во избежание дублирования транслитерированных слов. (Прим. ред.)

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть I

  1 Смерть Снегурочки

  2 Два святых

  3 Внуки Ивана Калиты

  4 Хозяин Башни Костей

  5 Пламя в глуши

Часть II

  6 На краю света

  7 Странница

  8 Два подарка

  9 Дым

Часть III

  10 Семья

  11 Не все рождаются сыновьями господ

  12 Василий Храбрый

  12 Девушка, которая сдержала обещание

  13 Город между реками

  14 Лгунья

  15 Посол из Сарая

  16 Марья-разбойница

  17 Укротитель лошадей

  18 Масленица

  19 Пламя и тьма

  20 Жена колдуна

  21 Мать

  23 Камень севера

Часть IV

  24 Ведьма

  25 Девушка в башне

  26 Огонь

  27 Прощеное воскресенье

Послесловие автора

Примечание о русских именах

Словарь [1]

Благодарности

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg