«История Эша»

Эми Эвинг

История Эша

Серия «Одинокий город» (новелла #0,3)

Переводчики — Надежда Макарова, Александра Клокова

Редактура — Надежда Макарова

Перевод группы —

****

Я сижу на задворках класса Мисс Флорет (Женская Анатомия и Понимание) и мечтаю находиться в каком — нибудь другом месте.

Я уже дважды прошел FAA. Не просто прошел, а отличился. Я обратился к мадам с просьбой освободиться от всех последующих занятий, но она считает, что компаньон похож на прекрасный клинок — он всегда должен быть заточен.

— Практика, — говорит она. — Так мы создаем и поддерживаем совершенство.

Я не думаю, что в ближайшее время забуду уроки, которые я выучил здесь, с практикой или без.

Мисс Флорет стоит между новой девушкой Дома и сложной детализированной диаграммой женской анатомии. С помощью указки она отмечает различные разделы на диаграмме, описывая идеальный способ правильного обращения с ними.

Класс был бы немного более терпимым, если бы здесь был Рай. Но он находится в Жемчужине уже два месяца, служа дочери дома Пера. Или, если быть точным, служа Леди дома Пера. Меня никогда не нанимал этот конкретный дом, но, насколько я слышал, у Леди Пера довольно экзотические вкусы.

Мне на стол попадает маленькая записка. Я переворачиваю и прочитываю: «Новая ДД горяччча». Я закатываю глаза, когда Трэк, смотря на меня, играет своими бровями за столом рядом со мной.

В компаньонском доме Мадам Кюрьо есть два основных типа классных комнат: комфортные и учебные. Комната мисс Флорет включает в себя смесь обеих — два плюшевых дивана в передней части комнаты с большими пушистыми подушками и толстыми теплыми одеялами. И опрятные ряды гладких деревянных столов, располагаются напротив них.

Здесь все очень красиво. Все чисто, отполировано и дорого.

Особенно мы.

Трэк шипит на меня, чтобы привлечь мое внимание. Я качаю головой. Трэк хорош собой (что ни о чем не говорит, потому как мы все хороши собой), с лохматыми светлыми волосами и голубыми глазами, в которых всегда мерцает озорство. Но его безрассудная натура может довести его до беды, а у меня сегодня нет желания попадать в неприятности. Я просто хочу отсидеть этот класс и вернуться в библиотеку. Я нахожу утешение в книгах. И там со мной никто не разговаривает.

Я все еще ощущаю на себе взгляд Трэка, поэтому незначительно киваю. Честно говоря, я даже не взглянул на девушку, только отметил, что она новенькая. По блеску их платьев можно догадаться, кто из Девушек Дома недавно здесь появился.

Я смотрю на нее теперь. Она выглядит не старше 15 лет. Каштановые волосы, бледная кожа, темные глаза. Красивая, я полагаю, хотя прошло довольно много времени с того момента, когда я чувствовал искреннюю симпатию к кому — либо; сейчас мое тело и мой ум работают независимо друг от друга. Ее платье — прозрачно — серое, и через него можно легко увидеть контуры ее тела. Внизу она голая. Девушки Дома не носят нижнего белья.

Ее нагота меня никак не возбуждает. Единственная эмоция, проявившаяся во мне — жалость.

Должно быть, она очень напугана. Новенькие всегда такие. Интересно, это её первый класс?

— Мистер Локвуд, — говорит мисс Флорет, — Не будете ли вы так любезны произвести нам демонстрацию?

Я едва скрываю гримасу. Подозреваю, что мисс Флорет имела какое — то отношение к нежеланию Мадам давать мне разрешение пропускать классы. Она любит выбирать меня для демонстраций.

Она любит смотреть на тебя, брат, как — то сказал мне Рай. Сначала я насмехался над этой мыслью, но он был прав.

Мне нравится, что Рай называет меня братом, хотя мы разные, словно день и ночь. Приятно иметь брата, который не мучает тебя днями напролет, как это делали Рип и Панэл. Но сейчас я бы с удовольствием принял пытки Рипа и Панэла, если бы это означало, что мне не нужно проводить демонстрацию на этой бедной девушке в комнате, полной компаньонов и мисс Флорет. Мои ноги тяжелеют с каждым шагом к передней части комнаты. В первом ряду есть несколько новых мальчиков — один из них явно обратил внимание на обнаженную форму Девушки Дома, судя по выпуклости в штанах. Когда я прохожу мимо них, они переглядываются друг с другом и затем наклоняются вперед, готовые учиться.

Кажется, моя репутация опережает меня. Я ненавижу ее.

Девушка Дома дрожит. Как бы я хотел, чтобы в этой комнате были только мы вдвоем, а она была бы мне не безразлична, и мы бы выполняли эти действия, удовлетворяя наши желания и прихоти, потому что мы любим друг друга.

Но это глупая мечта, которую я давно забыл. Компаньонам не предназначено любить и быть любимыми. Мы вынуждены быть использованными, выброшенными и забытыми.

Я стою спиной к комнате и дарю ей одну из моих самых теплых улыбок. — Все в порядке, — говорю я очень тихо, пытаясь игнорировать мисс Флорет, которая находится рядом. — Ложись. Закрой глаза. Представь, что ты в другом месте. Я обещаю, что не причиню тебе вреда.

Это, по крайней мере, правда. Я не тот компаньон, который злоупотребляет Девушками Дома. Не тот, кто режет себя, как Трэк, или получает удовольствие от вида напуганных и подавленных девушек, как Майлз. Я тот компаньон, который яростно ненавидит себя, но все же слишком труслив, чтобы что — то сделать.

Девушка кивает и опускается на красный бархатный диван, когда открывается дверь в класс.

— Мистер Локвуд.

Я поворачиваюсь, и я никогда в свое жизни не был так счастлив видеть Биллингса. Он ужасный человек, самодовольный и напыщенный, и я не выношу вида его тонких, как карандаши, усов. Но если это означает, что я обойдусь без этой демонстрации, я с радостью переживу одну из его лекций о великих родословных Домов Основателей.

— Да, сэр, — отвечаю я.

— Мадам Кюрьо хочет тебя видеть.

Выражение лица мисс Флорет становится кислым, как забродившее молоко, но никто не может возражать вызовам Мадам. Хотя я могу догадаться, почему она хочет меня видеть, и это заставляет мой желудок сжаться.

— Прошу прощения, — говорю я мисс Флорет. Я дарю девушке Дома, как я надеюсь, одобрительную улыбку и следую за Биллингсом в коридор.

— Мне очень жаль забирать вас с демонстрации, — говорит Биллингс. Бьюсь об заклад, он хочет быть на моем месте. Биллингс печально известен за свою похотливость, особенно с Девушками Дома.

— Даже не думайте, — говорю я. — Мы не должны заставлять Мадам ждать.

Правило Дома № 1: Никогда не заставляйте Мадам ждать.

***

Ее офис находится в другом здании.

Яркие солнечные октябрьские лучи сияют сквозь деревья и сверкают на поверхности пруда, когда мы проходим мимо. Посреди дорожек гравия разбросаны здания из красного кирпича, некоторые с плющом, ползущим по стенам, другие с каменными ступенями, ведущими к полированным дубовым дверям. Можно практически представить, что это всего лишь простая школа — интернат для мальчиков. Но ее внутренности прогнили.

Офис Мадам находится в здании, наиболее близком к входным золотым воротам компаньонского дома. Дверь здесь бледно — зеленая с венком осенних листьев на ней — кольцо бордового, оранжевого и тусклого желтого. Биллингс стучит, и дворецкий мадам, Старый Уайт, открывает.

— Мистер Локвуд, как было приказано, — говорит Биллингс с презрением. Биллингс уже давно завидует роли Старого Уайта в доме Мадам. Ему не нравится, что изо всех людей Мадам с огромным доверием полагается на простого слугу. Наверное, это единственное качество Мадам, которое мне нравится.

Старый Уайт едва смотрит на Биллингса.

— Вам сюда, молодой человек, — говорит он, и я могу оставить Биллингса позади и пройти по коридору с зеленой ковровой дорожкой к кабинету Мадам. Уж лучше идти по этому коридору. Когда Старый Уайт поднимает вас наверх, ну… это встреча совершенно другого сорта.

Никто не знает истинного имени Старого Уайта. Он старый и белый, с морщинистыми руками, ярко — голубыми глазами и широкой, теплой улыбкой, которую он редко использует. Его голова выбрита, и он всегда носит один и тот же выполненный в строгом стиле двубортный костюм. Он стучит в дверь офиса Мадам.

— Войдите, — говорит она изнутри. Голос Мадам умеет быть одновременно сладким и острым.

— Эш Локвуд, — говорит Старый Уайт, вводя меня внутрь.

— Спасибо, Уайт, — отвечает Мадам. — На этом всё.

Мадам, должно быть, уже за 50, хотя у нее были процедуры, чтобы ее реальный возраст невозможно было угадать — подтяжка здесь, подкладка там. Она всегда носит плотно облегающие платья, которые подчеркивают ее пышную грудь, а волосы и макияж безупречны. Сегодня на ней синий бархат и колье из бриллиантов. Одно только ожерелье стоило, по крайней мере, моей годовой зарплаты. Я всегда задавался вопросом, не начинала ли Мадам с работы в публичных домах Ряда, захудалой улицы, полной обычных проституток, наркоманов и воров. И теперь она делает всё возможное, чтобы стереть эту часть своей жизни.

Я не могу винить ее. Если бы я мог стереть эту часть своей жизни, я бы сделал это в одно мгновение.

— Присаживайся, — говорит она, указывая на один из двух стульев с твердой спинкой перед своим столом.

В офисе приятно пахнет кожей и кофе. Единственное огромное окно выходит на золотые ворота. На её столе из красного дерева лежит перьевая ручка, промокательная бумага, стоит маленькая лампа с декоративными кисточками на абажуре и стопка файлов. Она открывает один из них, когда я присаживаюсь.

— Вы сегодня выглядите прелестно, — говорю я. — Этот цвет хорошо сочетается с вашей кожей.

Она отмахивается от комплиментов. — Я очень надеюсь, мисс Флорет не вывело из себя то, что ей пришлось отпустить тебя со своего урока, — говорит она. Её пристальный взгляд прожигает меня в поисках какой — либо реакции — она знает, что я ненавижу этот класс. Я тепло улыбаюсь.

Правило дома № 2: Никогда не показывай свои настоящие чувства.

— Я уверен, она оправится, — говорю я. — Ведь будут следующие уроки, которые я смогу посетить.

— Не так скоро, — говорит мадам, переходя к делу. Она морщит губы, покрашенные в глубокий красный цвет, и берет маленькую карточку из стопки рядом с перьевой ручкой. Это карточка для комментариев. Каждая королевская женщина заполняет одну из них после того, как компаньон прекращает ей служить, чтобы мадам увидела, что нам нужно улучшить.

— Леди Ивы была весьма впечатлена вами, — говорит она. — Круглые пятерки по всем параметрам. — На карточках есть вопросы с рейтингом от одного до пяти, один значит «ужасно», а пять — «отлично». Затем в конце они могут добавить личные комментарии.

— Она слишком любезна, — говорю я. Леди Ивы была не так плоха, как некоторые — она предпочитала, чтобы наши занятия любовью были нежными и традиционными — но ей не было равных в нытье по поводу статуса своего дома в Жемчужине, и у нее был хронический неприятный запах изо рта.

Мадам издает смех. — Да, я уверена, что доброта была первой вещью на её уме, когда она это заполняла. — Она бросает карту в сторону и берет лист бумаги из папки. — У тебя есть новый клиент. Весьма впечатляющий новый клиент. С которым мы не имели удовольствия совершать сделку в этом доме ещё с моих времен.

Это заставляет меня внезапно заинтересоваться. Я пытаюсь угадать, кто же это может быть. Точно не Курфюрстина, у неё нет дочери, только несовершеннолетний сын. Графиня Камня бездетная, герцогиня Весов вышла замуж за герцога только в прошлом году, так что аукцион этого года был её первой попыткой завести ребенка. Сын графини Розы умер в дуэли 10 лет назад, и у неё никогда не было дочери. У герцогини Озера — единственный сын.

Возможно, это еще один Дом высшего ранга.

— Мадам знает, что мне не терпится познакомиться с любой молодой леди из Жемчужины, — говорю я.

— Она не из Жемчужины, — отвечает Мадам.

Теперь я озадачен. Я не работал в Банке с тех пор, как мне исполнилось 15, и я не могу представить ни одного клиента из Банка, который был бы круче, чем клиент из Жемчужины.

И я ненавижу себя за то, что думаю так, но кажется странным, что она готова отдать меня клиенту из Банка. Она знает цену, на которую я могу претендовать.

— Её имя — Карнелиан Силвер, — продолжает Мадам, — и она племянница герцогини Озера.

Ах, точно. Сестра герцогини Озера отказалась от своего королевского происхождения, выйдя замуж за журналиста из Банка. Но затем он умер, и от горя женщина сошла с ума и повесилась. Я забыл, что у нее была дочь.

— Герцогиня стремится увидеть ее замужем, — говорит мадам. Перевод: герцогиня стремится избавиться от своего родственника низкого происхождения. — Она просит, чтобы ты прибыл завтра в час дня, чтобы начать свою службу.

— Конечно. Я польщен, что Мадам считает меня подходящим выбором для такого престижного Дома.

Она откидывается на спинку стула и изучает меня своими кошачьими глазами. Я знаю, что она видит мое тело под белой униформой и брюками цвета хаки, которые носят все компаньоны. Она хорошо знает его, каждый дюйм моей груди, окружность моих бедер, изгиб моих коленей. Мадам уверяется, что наши тела всегда находятся на пике своего физического состояния. Ее взгляд движется вниз, чтобы остановится в районе застежки пояса. — Я понятия не имела, когда увидела тебя в этой клинике… — бормочет она.

— Не имели понятия, Мадам?

— Сколько денег ты мне принесешь. — Она садится прямо и закрывает файл, возвращаясь к делу. — Ты встретишься с доктором Лейном для обычных тестов. Он ждет тебя. И приходи в мои покои этим вечером в восемь.

Мадам проверяет каждого компаньона перед их отправкой на задание.

— На этом все, — говорит она, не взглянув в мою сторону, подтягивая к себе новый файл. Несомненно, после того, как я уйду, к ней придет еще один парень.

Старый Уайт открывает для меня парадную дверь. Воздух морозный и пахнет дымом и осенью. Медицинское здание находится в противоположной части двора, и я почти достигаю его, когда натыкаюсь на Эмори.

Эмори на четыре года старше меня. Мы встретились на мой второй день у Мадам Курьо — я потерялся, пытаясь найти столовую, и наткнулся на нескольких старших компаньонов. Мне было всего четырнадцать, застенчивый и неуверенный в этом вылизанном месте, которое было ничем не похоже на Смог и дом, в котором я вырос.

Мальчики не причиняли мне вреда — физическое насилие среди компаньонов находится под запретом, за исключением тренировочных боев и уроков владения мечом, но даже здесь запрещено трогать лицо. Синяк под глазом может стоить компаньону неделей работы.

Конечно, на тот момент я этого не знал. Поэтому мне они напомнили моих братьев и отца, и я все думал, кто ударит меня первым. Они называли меня именами, которых я раньше не слышал в свой адрес, самое популярное — девственник. Отец мог назвать меня слабым, глупым и неблагодарным, но девственником — никогда. Потом появился Эмори и сказал им пару ласковых, отправляя их куда подальше, и взял меня под свое крыло.

— Новый клиент? — спрашивает он меня.

— Дом Озера, — отвечаю я.

Он поднимает бровь. — Хорошо. Я даже не знал, что Дома Основатели нуждаются в компаньонах..

— Племянница герцогини.

Эмори кивает. — Ясно, банковская девочка — сирота. Надеюсь, она хорошенькая.

Надеюсь, она добрая, думаю я. Добрая и умная, возможно, с хорошим чувством юмора. Это будет приятным разнообразием.

Я давно не видел Эмори. Кажется, будто у него новые клиенты каждую неделю, что совсем необычно для компаньона. К том же он становится старше. Через год его возраст будет непригодным.

А когда ты стареешь, ты сам по себе. Ты не можешь покинуть Банк, чтобы вернуться к семье. Ты не можешь больше работать компаньоном. Все, что у тебя есть — деньги в кармане и отсутствие любых навыков для зарабатывания денег, кроме тех, которые могут пригодиться только в Ряду.

Эмори выглядит уставшим, под его глазами виднеются тёмные круги. Ему следует увидеться с Крашенной Госпожой — она эксперт в маскировке любого несовершенства. Но Эмори обязан взять себя в руки и не показывать свое истощение.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами. — Я думаю, что Мадам пытается выжать из меня все диаманты, которые может, прежде чем со мной покончено. — Он смеется грустным, пустым звуком. — Ох, не смотри на меня так, Локвуд, — говорит он, хлопая ладонью по моему плечу. — Скорее бы уже покончить с этой жизнью.

Но что — то в его выражении, когда он уходит, заставляет меня напрячься.

***

В 19:48 я стою в ванной перед зеркалом.

Бритва в моей руке настолько легкая, что я почти могу себе представить, будто ее вообще не держу, будто это не что — то опасное, просто обрывок шелка или тонкое перо. Я никогда не заходил так далеко, не вынимал бритву на самом деле. Я думал об этом много раз. Я видел порезы на ногах Трэка, когда он переодевался после одного из наших занятий по физкультуре. И я всегда задавался вопросом, помогает ли это вообще.

Я не хочу встречаться с Карнелиан Силвер, я не хочу удовлетворять ее тетушку. Я больше не хочу быть компаньоном.

Я изучаю свое лицо, линии своей челюсти и носа, изгибы губ, цвет своих глаз. Что делает это лицо привлекательным? Почему? Я не могу понять. Я презираю всё это. Я бы хотел, чтобы в этом месте было меньше зеркал — кажется, ты не можешь пойти куда — либо, не поймав своего отражения.

Я медленно поднимаю лезвие к своему правому глазу. Я смогу сделать это. Я смогу покончить со своей жизнью одним быстрым ударом. Никаких клиентов. Никакого секса. Никакой притворной вежливости, никаких улыбок, когда хочется закричать.

Сделай это, шепчет голос в моей голове. Лезвие касается моей брови.

Синдер, шепчет другой голос. Моя сестра.

Дверь в мою комнату открывается.

— Эш?

Я бросаю лезвие в раковину.

— Рай? — Я спешу в комнату и вижу своего соседа, который растянулся на своей кровати и уставился в потолок. — Я не ожидал тебя так рано!»

— Черт возьми, знаешь что — эта женщина безумна. — Кожа Рая имеет глубокий, темный цвет, который резко контрастирует с белой рубашкой. Он вытягивает руки и взъерошивает свои густые темные кудри. Но когда он поднимает голову, все его лицо меняется. — У тебя кровь течет, — говорит он.

Я прижимаю свою ладонь к глазу, и на ней остается кровавое пятно.

— Что с тобой не так? — требует Рай, схватив меня за руку и ведя обратно в ванную. Он берет комок туалетной бумаги и мочит его под краном. — Хочешь, чтобы Синдер умерла? Они пометят тебя и вышвырнут за то, что причинил себе боль, ты это помнишь, да? И тогда больше не будет денег на ее лекарства.

— Я не… Я бы этого не сделал… — Я не знаю, что сказать. Я сгораю от стыда. О чем я только думал?

Рай берет бритву и бросает ее обратно в ящик, где она и должна находится, с остальными бритвенными принадлежностями. Я прижимаю мокрую бумагу ко лбу. — Я просто устал.

— Мы все устали, брат, — говорит он таким тоном, который я не слышал прежде.

— У меня новое задание, — говорю я ему. — Завтра я уезжаю в Драгоценность.

— Естественно. Я удивлен, что Мадам столько тянула с тем, чтобы дать тебе работу.

— Я думаю, она хочет поднять мою цену. — Это должно было быть шуткой, но на самом деле это не смешно.

Рай фыркает. — Правильно, потому что ты стоишь двадцати человек из всех нас. Пока ты не приносишь столько, сколько могут заработать человек тридцать, она не будет довольна. — Он снимает рубашку. — Я собираюсь принять душ. Посмотри на ту фотографию на своем столе и напомни себе, почему ты здесь. И не опаздывай к Мадам.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но не раньше, чем я замечаю странные пометины на его коже, маленькие полумесяцы на его спине. Я был в этом бизнесе достаточно долго, чтобы знать — это укусы.

***

Поездка в Жемчужину на следующий день проходит довольно приятно.

Я — единственный с новым поручением, поэтому весь вагон в моем распоряжении. То, что мне нужно. Я нахожу утешение в одиночестве. Никто с меня ничего не требует, никому не нужны комплименты и улыбки. Дома было то же самое. Синдер понимала. Мы могли сидеть в тишине часами. Я читал газету, если отец забыл ее выбросить, а она играла с ее самодельными куклами. Я пытаюсь вообразить ее теперь. Ей уже одиннадцать. Надеюсь, она высокая, сильная и здоровая. Я скучаю по ее сколотому переднему зубу и звуку ее смеха.

Станция Жемчужины расположена прямо в стене, отделяющей этот округ от Банка. В Жемчужину нет рельс — только гладкие мощеные дороги для королевских автомобилей. Когда я выхожу на платформу со своими сумками, меня ожидает черная машина.

— Мистер Локвуд? — спрашивает шофер в черной кепке.

— Добрый день, — говорю я.

— Позвольте мне взять это за вас, сэр.

На расстоянии я мельком замечаю Аукционный дом — монстр из розового камня с золотыми шпилями. Затем я сажусь на заднее сиденье автомобиля, и мы отбываем.

В Жемчужине нет практически ничего, кроме дворцов. Я видел это все так много раз, что теперь я знаю каждого и кто где живет. Изумрудные башни Дома Завесы. Гигантская позолоченная птица на воротах ведёт в Дом Лебедя. Рубин усеивают все в Доме Пламени.

Чтобы добраться до дворца Озера, требуется час. Подъездная дорожка не вымощена, лишь гравий, окружающий огромное синее озеро. У подножия лестницы, ведущей к множеству огромных входных дверей, меня ожидает фрейлина.

— Мистер Локвуд, — говорит она, когда я выхожу из машины. — Добро пожаловать в дворец Озера. В данный момент её светлость на встрече. Меня зовут Кора. Мне было поручено показать вам ваши покои. Сюда, пожалуйста.

Я даже не думаю о багаже — его всегда кто — то приносит — и следую за Корой по ступеням в огромное просторное фойе с фонтаном в центре. Мы проходим несколько коридоров, затем по стеклянному проходу, пока не выходим к крылу прислуги. Картины на стенах здесь попроще, ковры невзрачные, сделанные из серой шерсти. Две служанки болтают друг с другом, но при виде Коры со мной они замолкают и делают реверанс. Одна из них оглядывает меня, а затем шепчет что — то своей подруге. Обе начинают хихикать.

Кора открывает дверь в мою комнату и отступает.

— Ваши вещи скоро появятся, — говорит она. — Надеюсь, ваше пребывание здесь будет самым приятным. Мисс Силвер примет вас сегодня днем.

— Я с нетерпением жду встречи с ней, — говорю я.

Кора кривит губы, и мне интересно, что бы это значило. Я ничего не знаю о Карнелиан Силвер. Я знал некоторых королевских дочерей до того, как был к ним направлен, поскольку работал с их друзьями, либо видел их на вечеринках. Но эта девушка — загадка для меня.

— Да, говорит Кора. — Я уверена в этом. Сегодня вечером вы присоединитесь к королевской семье за ужином.

— Как пожелает её светлость.

Она коротко кивает и уходит в направлении главной части дворца.

Мои покои очень удобные — с гостиной, спальней и ванной комнатой. Я сразу же проверяю насчет тайного прохода. Он есть всегда, в любой комнате компаньона. Здесь вход находится в гостиной, скрытый за большой картиной мужчины в зеленом охотничьем пиджаке с собакой. Как только я закрываю дверь в тайный проход, прибывают мои вещи.

— Вы можете оставить их в спальне, — говорю я шоферу. — Спасибо.

Как только он уходит, я переодеваюсь в свежую одежду и сажусь на край постели на мягкое, светло — голубое одеяло. Ненавижу это. Ожидание. Мисс Силвер придет, когда ей заблагорассудится. Я этого не контролирую.

Я вспоминаю о спине Рая и думаю, чего может ожидать от меня Герцогиня. Она своего рода загадка Жемчужины. Все ее боятся, никто ее не любит, но никто никогда не скажет ей этого в лицо. Общеизвестно, что Курфюрстина ее ненавидит, но Курфюрстина родом из Банка, поэтому ее власть над королевскими женщинами весьма призрачна.

Меня не сильно волнует политика королевской власти, но было бы неплохо знать, чего ожидать. Помню шок, который я испытал, когда увидел комнату Леди Ветра, сделанную специально для компаньонов. Она стала одной из наименее любимых клиенток.

Меня воротит от мыслей о знати, поэтому я начинаю думать о Синдер. Она — то единственное, что сохраняет мне остатки рассудка. Мне все еще стыдно за прошлую ночь. Мне не следовало доставать лезвие. Но я не преувеличивал, когда сказал Раю, что устал.

Я так устал от этой жизни. И у меня впереди еще пять лет. Я не знаю, как собираюсь это перенести. Поэтому я воображаю лицо Синдер, ее улыбку со сколотым зубом, как мы устраивали гонки к школе, как она напевала мне песню (очень, очень тихо), если отец избивал меня до крови. Я тихо напеваю сам себе, когда дверь в мою комнату открывается и закрывается.

Карнелиан Силвер. Я уже должен быть там. Я вздыхаю и встаю с кровати, когда слышу смех.

Яркий, бурлящий смех. По какой — то причине он заставляет меня улыбнуться.

Я открываю дверь в спальню, и смеющаяся девушка в панике поднимает взгляд. Ее кожа — мягкая слоновая кость, ее волосы темные и волнистые. Но мое внимание привлекают не кожа и лицо. А ее глаза.

Они глубокого, ярко — фиолетового цвета, и они смотрят на меня так, как меня не рассматривали в течение очень долгого времени. Этот взгляд не снисходительный, в нем нет ни намека на высокомерие.

Она смотрит на меня так, словно я человек.

Возможно, Карнелиан Силвер все — таки не такая, как все.