«Дело о жнеце (ЛП)»

Дело о жнеце (ЛП) (fb2) - Дело о жнеце (ЛП) (пер. Переводы by KuromiyaRen Группа) (Бэннон и Клэр - 3) 1064K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лилит Сэйнткроу

Лилит Сэйнткроу Дело о жнеце Серия: Бэннон и Клэр — 3

Перевод: Kuromiya Ren

Глава первая Грязный метод

Проблема с бомбами, как Клэр отметил утром Валентинелли, была непростой и запутанной.

Конечно, неаполитанец фыркнул. Любой, кто убивал так широко, был немного трусом, по его оценке, — любопытный взгляд как для убийцы. Но Клэр имел в виду не методы убийства, а остальное. Все было так нечисто.

Зал суда был набит, как загоны зверей, и от толпы воняло гнилыми зубами и тушеным картофелем, мятой и потом, мокрой шерстью и желтым туманом Лондиния. Лето было дождливым, и все выходившие на улицу ворчали. Погода плохо объясняла происходящее, вывески в городе вызывали изумление низших классов.

Но публика — хотя бы определенная ее часть — выражала небольшой интерес к происходящему. Не требовались способности ментата по Догадке и Логике, чтобы найти причину — в восточной стороне стало больше иностранцев, на юге тоже. Механизмы вывозили из страны с каждым Приливом.

Конечно, они были неспокойны, учитывая удар чумы, холеры и туберкулеза, а еще плохое питание на острове, где правители были здоровыми и вели себя как феодалы, а жители должны были работать на них ради жалких подачек.

Но ментат пришел не из-за этого. Он пришел, чтобы дать показания. Он не мог позволить Чувствам влиять на Логику или Правду.

Хотя порой ему этого хотелось.

— Прибор, о котором вы говорите, точно работа обвиняемого, — сказал он четко и ясно, не слушая шорох в зале суда. Шепот стал громче. — Манера построения бомбы необычна, и подпись «chemica vitistera» тоже. Если бы ее не погасили, было бы опасно ходить в парламент в тот день.

— Современный пороховой заговор, сэр? — спросил судья, его щеки порозовели от ума.

Арчибальд Клэр не дал губам изогнуться. Это не было достойно души, посвятившей себя чистой Логике. Но было заманчиво. Под париком и за мантией мужчина явно был навеселе, и это оскорбляло идеалы, которым он служил.

Но нельзя было позволять разбойникам взрывать парламент. Если это позволить, что дальше? Ему пришлось послать юношу, обвиненного в этом и охраняемого двумя хмурыми стражами, на виселицу. Толпа убитых душ будет ждать парня в загробной жизни, но он уже смог сделать два взрыва, так что сам себя подставил.

Вопрос, как эти события были связаны с проблемами на родине юноши, был проблемой. Шептались, что правящий дух Эйреана пытается утвердиться, что звучало смешно, но этому начинали верить, когда посевы гнили, и племена эйре оказывались голодными и побитыми. Могло ли это оправдать действия юноши?

Клэр задумывался как-то об этом. Мог ли ментат перестать разгадывать причины и заботиться только об эффектах?

Юного мистера Спенсвейла обвиняли в измене короны из-за взрывов и отношения к братству эйреанцев, которые звали себя Юными волками. Они были подданными Британии, но их не касался толком местный суд, и корона не вмешивалась.

Недовольство этим делом было кислым во рту Клэра.

— Возможно, — осторожно сказал он. — Это не моя тревога, сэр. Я могу лишь говорить, что видел, и что из этого можно решить.

Клэр надеялся на другое. Но Эмма Бэннон порой отмечала, что совесть была роскошью для тех, кто служил короне и империи.

— Ясное дело, — сказал судья и вытащил из мантии платок. Он громко высморкался, вытер слезу с глаз и продолжил обвинять юношу.

Клэр отвернулся. Он еще не мог уйти, но опыт говорил ему, что его еще долго не будут спрашивать. У мистера Спенсвейла не было защиты, и он не спасал себя.

Мисс Бэннон смотрела бы на него с интересом, не желая оставлять потенциальную угрозу незамеченной.

Пока Клэр думал о ней, маленький кристалл в серебряной оправе под его рубашкой должен был предупреждать волшебницу, когда Клэр в опасности. Он носил кулон на расследованиях, и это стало привычным, хотя кристалл порой сам по себе менял температуру. Он еще не успел снять кулон или поспать. Чудо, что он хотя бы успел умыться и побриться перед судом, а после этого еще ждало еще больше работы.

Преступник был пойман, опасность — остановлена, но Клэр не был так уверен. И он не уймется, пока не будет уверен. Его способности и тщательность не позволяли этого.

Зал суда был полон людей, они выли от каждых доказательств, от изменения тона судьи, вызывающего интерес. Где-то в комнате с каменными стенами и высоким потолком — остатком старых времен, которые были изображены на потолке — был Валентинелли, который отказался отдыхать в Мэйефейре или в квартире Клэра. Мисс Джинн, у которой он снимал квартиру, часто жаловалась, что комнаты он взял для сбора пыли. Но она позволяла джентльмену порой жить в другом месте, хоть он и был одним из ее жильцов.

Снова рябь прошла по толпе. Им было скучно, как ему? Они думали, что его отказ говорить лишнее был знаком поддержки их Дела? У них было что-то конкретное, или просто недовольство?

«Что это? Чувства вместо Логики? — дело было не только в давке толпы, но воротник Клэра стал тесным. Он не потянулся ослабить его. Любопытный ментат мог сдержать взгляды толпы, пока его способности кипели в голове. — Что не так? Следи».

Пот. Капли пота по краям шерстяной шляпы, слишком много румянца даже для пойманного. Румянец на бритых щеках, но бледная верхняя губа показывала Клэру, что еще утром у юноши были усы, да и линия челюсти была знакомой. Его одежда плохо сидела в плечах, как для клерка. И на рукавах были знакомые следы голубого мела. Связь стала понятной.

«Ах, так у Спенсвейла есть брат! — он обрадовался верной догадке, но не мог долго веселиться, ведь на теле мужчины в грязном плаще точно была взрывчатка.

Мужчина порвал плащ пальцами в ожогах, и пуговица отлетела по дуге. К ремешкам из кожи крепились медные конструкции, сияли на его худой груди в грязной рубахе.

Спенсвейл стоял в стороне и еще не понял, что творится. Он все еще смотрел на Клэра, который уже ерзал от этого. Взрыв будет сильным, если удастся его активировать…

— Козел! — знакомый крик Людовико Валентинелли оборвался, убийца появился из толпы, его лицо в следах сыпи пылало яростью, его волосы все еще были растрепанными от спешки утром.

Клэр успел вздохнуть, а мятежник завопил что-то на древнем языке. Толпа ничего не понимала, кричала, а судья стал вопить громче.

Поворот запястья брата Спенсвейла, и не только носитель бомбы будет разорван в клочья, но и все вокруг него.

Включая обвиняющего ментата.

Клэр ударил по деревянному барьеру, у которого давал показания, его ноги напряглись. Один прыжок, и он будет рядом с Валентинелли.

Прыгнуть он не успел. Яркий свет расцвел, когда пальцы мятежника в чернилах и меле решили проблему с зажиганием.

Зал суда охватил звук, удар без боли сотряс тело Арчибальда Клэра.

Он успел подумать, что умирает, и что ему почему-то не больно.

Глава вторая Тревога

Утро на Брук-стрит кипело упорядоченной активностью. Кухня бурлила приготовлениями к ланчу, чаепитию и ужину, лаки бегали и помогали служанкам с покупками, чистили ванну, а хозяйка дома в платье из янтарного шелка стояла в кабинете, ее нежные пальцы распутывали сферу золотой эфирной силы вокруг морозника.

Эксперимент прошел плохо, и Эмма Бэннон проверяла растение не физическими ощущениями, пытаясь понять проблему. Она напевала определенные ноты, кривилась от диссонанса в ответе цветка.

Покашливание у двери сообщило, что ее желтоглазый Щит не закончил разговор. Он уже испортил завтрак, почти поссорившись с ней.

Может, он не ругался. Может, он верил, что ей нужен выговор, и он тревожился, что его госпожа сходит с ума. У Главных были странности, и они усиливались за время долгой жизни. Порой даже убивали.

Но он выбрал не лучший способ выразить тревогу, сделав из нее приказ.

— Рано или поздно вам придется встретить мир.

Если бы она была веселой, она поняла бы, что это не приказ, а скорее констатация факта. Ее юбки зашуршали — утреннее платье было почти без корсета, было почти удобным.

— Знаю, — рассеянно ответила она. — Но не пока она правит. И я занята делами под своей крышей.

Микал притих, но ненадолго.

— Вы несчастны.

«Какая разница?» — она распутала эфирный узел, сосредоточенность на задании почти успокоила ее раздражение.

— Я в порядке, но Щит продолжает мешать мне во время эксперимента. Тебя учили вести себя лучше, Микал.

Она ощутила вспышку жара от него, отметила его раздражение и напряжение. Он хотел ударить ее?

Это было новым. Это точно спасет их от скуки.

«Пусть желает. Главное, чтобы он это не сделал».

Скука тоже могла заставить Главного действовать нелогично. Она еще не начала считать предосторожности тратой времени, но уже была близко.

— Что у нас тут? — прошептала она цветку. Растение все еще было со следами желтого и черного на стебле и листьях. Зеленая магия могла придержать это, но не остановить. Даже ослабление невидимых узлов не поможет.

«Черт, — эфирный узел стал хуже, выдавливал жизнь из цветка. — Почему же так? Хм…».

Нити магии было видно от прикосновений и при терпении. Проблемой был резонанс. Она кусала губу.

«Лицо леди таким быть не должно», — сказала бы Прима Гринод, и Эмма взяла себя в руки, вспомнив учительницу с осиной талией и в черном шелке. Она напевала, ожидая ответную дрожь.

«Ах, вот», — она притихла. Нить силы отделилась, и кольцо на ее левом указательном пальце — марказит и хризопраз — тускло засияло. Желтые пятна пропали, и цветок поднял листья, стебли выпрямились, и правильность магии запела, отозвавшись дрожью в Эмме, начав с ног в старых, но удобных сапогах.

— Отлично, — она вытерла пальцы о юбку, смахнув потрескивающую силу. Сфера климата закрылась сама, запела приглушенно. Растение выживет. Оно будет расти дальше, а у Эммы появились новые данные для экспериментов.

«Клэр одобрит», — символы вспыхивали в сфере, называя ее функции, окон кабинета коснулся дождь.

Микал, высокий и в привычном оливковом пиджаке, с ножами на бедрах и недавно подстриженными волосами, стоял у двери. Может, он сдерживал раздражение, вокруг него мелькали лимонные вспышки.

— Вы месяцами не покидали дом, Прима.

Так и было. Он хоть не спрашивал причину.

— Не видела смысла. Если хочешь в зоопарк или прогуляться по парку, иди, — она сжала ладони, склонила голову и ощутила успокаивающий вес серег из лазурита.

— Дворец присылает приглашения.

Она знала, что этот знакомый тон у него не просто так.

— И я возвращаю их закрытыми, Щит.

«Империя без меня не рухнет. И я не знаю, радоваться или злиться»

— И, — продолжила она, — ты точно рад, что я больше не рискую собой, не выхожу наружу. Спокойная жизнь Щита с таким подопечным.

— Я… переживаю, — он нахмурился, и это почти ее обрадовало.

— Ах, от тревоги есть лекарство, — ее тон был сладким. — Оставь тревоги мне, Микал. Они не для твоей головы.

— Ваш характер, Прима, резкий, как ваш язык.

Она взяла себя в руки.

— Тебе слово не давали.

— Эмма, — он чуть развел руки, и ей не нравился его… подавленный вид. Она могла лишь возражать.

Его влечение было другим делом. Замок добротой крушить долго, но возможно.

Она не ответила, ощутив резкую дрожь внутри.

Волшебница замерла, сосредоточилась, и молчание Щита успокаивало.

«Что это было?».

Она давно не ощущала эту вспышку, она нашла среди нитей магии ту, что пела скрипкой. На ней играли длинные пальцы… у него были выразительные ладони, как для приверженца логики, хотя Эмма ему не говорила об этом.

«Клэр. В опасности. Но он…» — нить дрогнула, цепляясь крюком за ее внутренности. Эмма чуть не охнула, тело почти ослушалось ее.

Она пришла в себя, стены дома дрожали без звука. Ее слуги привыкли к этому, так что не перестали делать свои дела.

Микал склонился, готовый двигаться в любой миг.

— Прима? — он тихо спросил, ведь ее было лучше не трогать, когда она колдовала.

Она была рада, что он перестал допрашивать, когда возникла срочная ситуация.

— Это Клэр, — сказала она. — Двух лошадей. Живо.

Глава третья Неподвижность

Стоны и крики, едкий запах, засохшая и свежа кровь, обгорелый камень. Вентиляции не было, давка толпы ухудшилась.

— Назад! — Клэр кашлял, он сплюнул в сторону, но легче не стало. — Он не может дышать, разойдитесь! — на груди тела был лед, рубашка и пиджак — в лохмотьях. Его голые колени задевали дымящееся дерево, где-то кричала высоко женщина, и это пронзал череп Клэра. — И откройте двери!

— Черт, — пробормотало тело в его руках. — Холодно.

— Все будет хорошо, — соврал Клэр — Людо…

Звучал пронзительный свист. Помощь прибыла, но крики среди толпы у двери мешали его голове работать.

Людовико… Попытки думать жалили глаза, или это был дым? Жаркая кровь была на его руках, воняло полем боя. Он знал, что это значит, он должен был бесстрастно смотреть на истерзанное тело в его хватке.

Такое тяжелое.

Мертвый груз.

«Не думай о таком».

— Все будет хорошо, — повторял он. — Помощь в пути.

Половина лица неаполитанца была обожжена. Он не был красавцем и в лучшие дни.

Почему он бросился на бомбу?

«Решил выполнить долг. Как всегда. Поразительная честь, как для убийцы».

Тело в его руках застыло. Глаза Людо тускнели, кровь бурлила в уголках его губ. Сажа и капли росы был на его щеках.

«Дурак. Тут нет росы», — его глаза пылали, все расплывалось. Это точно дым.

Толпа закричала и бросилась к дверям. Губы Людо двигались, но Клэр не слышал в шуме. Зал стал существом в панике. Давление на двери мешало помочь тем, кто прибыл к ним.

А Клэр был неподвижен. Он смотрел на лицо, которое так хорошо знал, которое теперь было ужасно истерзанным. Пол поежился — или тело в его руках? Или он сам дрожал, сдерживая эмоции?

Кулон сиял под изорванной рубашкой Клэра. Людо посмотрел на эту искру, его губы снова задвигались. Кулон вспыхнул, и нервы Клэра вспыхнули.

Он был целым. Он удивительно выжил, пострадали лишь вещи.

— Людо…

— Стрига… — неаполитанец вздохнул, Клэр склонился, всхлипывая без логики.

«Нет. Нет, нет, нет…».

Возражения не помогали, как и дедукция. Ментат закрыл глаза.

Он не хотел видеть.

Раздался звук. Низкий, как лезвие во влажном воздухе. Шум толпы пропал, словно опустили невидимую штору. Кулон издал высокие ноты, и сладкий запах возник среди вони.

Клэр не смотрел. Он склонился над телом, что было еще тяжелее. Тишина давила тьмой меж звезд, и когда его нашли, он уже не плакал.

Глава четвертая Немного порядка

Это было жутко и кроваво.

Когда Эмма слезла с коня, ее утреннее платье испортилось. Микал поймал ее. Узкая улица была с толпой, каретами и дымом, а еще полицейские дули в свистки, не делая ничего полезного.

Помочь тут могла только волшебница, и Эмма Бэннон пошла вперед. Кулон звал ее волнами, и она не знала, почему он привел ее сюда. Значит, Клэр был где-то в этом хаосе и нуждался в ее помощи. Она не видела его пару недель, но это было нормально, ведь он был на задании.

Туман днем был не так плох, бледно-желтый и просто неприятный, а не удушающий. Но чаша Лондиния кипела, словно она отсутствовала годы. Или она просто отвыкла от людных улиц с криками.

Немного тишины. С ее губ сорвались чары с эфирной силой, украшения на ней вспыхнули, она использовала накопленную силу. Крики людей и техники резко пропали. Она могла пройти к дверям Клеркволда, но они были только приоткрыты, и поток людей убегал оттуда от какой-то катастрофы.

Эмма замерла, а толпа отпрянула, поняв, что тут ребенок магии, еще и недовольный. Микал был у ее плеча, точно уже позаботился о лошадях. Она пошла, вытянув руки, сжимая пальцы в пустом воздухе.

Она потянула, ноты вырвались из горла, потратили еще немного магии. Двери распахнулись, куски дерева отлетели в воздух, дымящиеся части упали на толпу.

Поток людей ускорился по лестнице, их пронзительные крики пропадали под покровом тишины, который Эмма бросила на улицу. Она расплела первый узел заклинания, он сам вернулся на место в этой части Лондиния.

Она подхватила юбки, вдруг поняв, что находится на улице без перчаток, шали и шляпки. Знакомое раздражение из-за неопрятного вида поднялось в ней.

Сбежавшие, опаленные и в дыму — Клэр проводил там эксперименты? — пропускали ее, пока она шла по каменным ступеням, как река расступалась вокруг камня.

Кулон слабо тянул ее, то, что произошло, уже заканчивалось. Носитель был еще жив, и больше она ничего не ощущала.

«Людо охраняет его. И у него… Камень».

Она отогнала мысль. Почему ей захотелось вспомнить об этом? Это всем им дорого обошлось.

Дым был гадким, ощущался запах гари. Что за катастрофа тут произошла? Ей стоило следить за делами, которыми он занят.

Теперь ругать себя не было смысла.

Микал коснулся ее плеча. Он указал на другие двери, натертые маслом и почерневшие. Стены были в гербах Генриха Убийцы жен. Конечно, мужчина гордился собой, мог соперничать с Главными в самооценке. Хорошо, что правящий дух не поселился в сосуде с магией. Иначе от империи могли бы остаться дымящиеся руины.

Разбить почерневшее дерево было мигом работы, и брешь стала больше, в нее побежали люди, обезумевшие от дыма. Она беспечно тратила силы, не переживая.

«Где он?».

Тут явно проходил разбор дела: бумага трепетала, почерневшая и изорванная. Запах поля боя растекался с дымом, но она не могла отвлекаться на очищение воздуха.

Потому что среди тел сидел на коленях Арчибальд Клэр, худой мужчина с песочными седеющими волосами, рыжеватыми на концах. Его рубашка и пиджак были лохмотьями, часть свисала с манжет, штаны — немногим лучше.

Он склонялся над ужасно обожженным телом.

Эмма видела много смертей от болезни… и не только, но замерла.

Магия, которую она собирала, чтобы очистить воздух и навести порядок в комнате, угасла, кольца шипели и искрились, бронза на горле опасно нагрелась от эфирных нитей, что путались, как убегающая толпа.

«Нет. О, нет».

Ничто нельзя было сделать с истерзанным телом, там не осталось искры жизни, чтобы сшить плоть. Даже если бы она была Целителем, Людовико Валентинелли уже не помочь. Эмма судорожно выдохнула.

— Клэр? — она звучала юно даже для себя. Взяв себя в руки, она прошла по развалинам. Среди развалин скамьи и обожженных от взрыва людей не было следов магии огня, только трепетали чары правды и чернил, что лежали, разбитые, близкие к смерти. Она не замечала это. — Арчибальд. Боже.

Он не двигался. Его спина не дрогнула, и что-то сдавило ее горло. Он… несмотря на Камень, он…?

— Я слышу его сердце, — прошептал Микал. — Но не… другого.

«Людовико, — этот убийца был привязан к Клэру кровью, был самым умным и надежным среди таких, как он, лучше она не встречала за все время службы короне. Одна его рука была целой, лежала на каменном полу. Его ногти были грязными, и эта деталь успокоила ее. — Кто это сделал?».

Сейчас это не имело значения. Сначала нужно было все убрать. Клэра нужно было забрать в укрытие, и… Людо. Нужно было организовать ему вечный покой. Она была обязана сделать это для него.

«А потом, — сказала она Клэру мысленно, — я отомщу тому, кто это сделал».

Микал до боли сжал ее плечо. Он думал, что она отступит? Будет рыдать, как глупая женщина? Или радовался, что убийца мертв, а не ментат? Кто знал?

— Отпусти меня, — приказала она ледяным тоном. Слова эхом разнеслись по опустевшей комнате, обломки дрожали. Она навела порядок среди эфирных нитей, магия очищения воздуха трещала, освобожденная. — Помоги Клэру. И позволь тут навести порядок.

Глава пятая Возможно о тебе

Движение, тряска.

«Карета?» — на миг пустота его способностей чуть не разбилась.

И он отпрянул, долго время ничего не было, а потом он услышал ее голос снова. Тихий и строгий.

— Да, там… Несите его в ту комнату. Мистер Финч, нужно все подготовить. Элис, прошу, позови мадам Нойон… я буду в траурном. Гораций, воск. Я запечатаю комнату. Микал, о, да, спасибо. Вполне.

Больше движений, шорох ткани. К сожалению, рана не давала ему отступать дольше. Он ощущал давление, еще и от желания облегчиться. Даже вонючий переулок подошел бы.

Он вспомнил Валентинелли, его глаза сияли в темноте грязного переулка, он был потрясен отвращением Клэра, вызванным окружением.

«Как закончишь, менталь, есть работа».

Его душили остатки дыма. На миг его мозг задрожал в костяной оболочке, и дом Логики ментата из восприятия и дедукции мог вот-вот рассыпаться. Если он рухнет, все будет потеряно — его хорошие способности станут кашей с пеплом, и все ментаты боялись этого больше, чем притупления способностей.

Ментаты не сходили с ума, но отступали в фантазии логики, строили внутри себя замок, который не был связан с миром снаружи. Удобная комната в приюте сгниет в таком случае. Его вряд ли бросила бы она, но все же он боялся такой судьбы.

Он обмяк, ощущал знакомые запахи. Кожа, очищающие чары сжигали пыль, ткань и бумага, едкий желтый туман Лондиния. Его тело требовало быть услышанным. Он отвернулся к темноте. Она была его другом, и что-то в нем задрожало снова.

«Невозможно. Это невозможно, нелогично, чудесно…».

Безумие было близко.

— Арчибальд? — слишком нежно. Мисс Бэннон звучала утомленно, едва дышала. — Если ты слышишь… я иду по делам. Ты в безопасности. Я…

«Скажи, что это сон. Кошмар».

Но у ментатов не было снов. Для них не было места в их логичных головах. А если сны были, они их не запоминали. Это была маленькая цена за упорядоченный мир, что работал, как от него ожидалось.

«Ты подозреваешь, что мир не рационален, Клэр. В этом твой величайший страх».

Шорох шелка, запах пряной груши. У нее в последнее время были эти духи, и они подходили ей. Дым ее магии добавлял сложности. Другой запах был дыханием и плотью живой женщины.

Живой. Как он.

«Все во мне было смертельно ранено. Может, я ранен, но не понимаю? В шоке?».

Но он ощущал пальцы рук и ног, хоть и игнорировал. Были случаи, когда те, кто потерял конечность, ощущали призрачную боль, а бывали другие ощущения? Может, нервы в шоке пытались воссоздать целостность?

Мучающееся тело Валентинелли отказывалось пропадать из головы. И тишина смерти, они были эхом, что угрожала порвать его.

— Я все устроила, — сказала она. Она сделала паузу, или это он потерял счет Времени в состоянии, что тянулось по его воле? Как бы часы ни хотели сковать его, оно текло, как хотело.

— Мэм? — тихий кашель, и под веками Клэра появилось лицо мистера Финча, дворецкого с седеющей головой, что поблескивала от волшебного света. Его голос стал чуть выше в конце слова, Финчу было не по себе, но ситуация не была ужасной. — Карета из Виндзора. Просят вашего присутствия.

Напряженная тишина. Нежное прикосновение к ладони Клэра — он закрылся от этого. Чувства воевали с Логикой. Если он проиграет, то станет бесполезным.

Ее ответ был задумчивым:

— Дай кучеру выпить и отпусти. Скажи, что я занята.

— Да, мэм? — только это позволил себе Финч.

— Спасибо, Финч, — она была уверена, что не хотела быть в Виндзоре. Интерес затрепетал под поверхностью способностей Клэра, но он не осмелился выпускать это. — Арчибальд, если слышишь меня… просто отдыхай. Ты в безопасности.

Шорох шелка, одного из лакеев точно оставили с ним, следить за дыханием. Шепот, спешные шаги, и Клэр столкнулся с неизбежным заключением:

«Мисс Бэннон совершила чудо, когда я был болен чумой и ждал смерти. Она не говорила об этом, молчал и я. Но теперь… мы должны…».

Это не отвлекало от крови и смерти в памяти. Волна Чувств поднялась снова, и он не мог сдержать ее. Его тело напряглось, крик застрял в горле.

Никто не услышал. Он не выпустил крик.

Он проснулся в тусклом свете, долго смотрел в потолок. Темное дерево, знакомые пятна и резьба. Он слышал дыхание. Вдох, выдох, как шепот сверчка. Одна пара легких, маленьких и утонченных, как и вся она.

Ее Щит не стоял в дверях, что было странно, но и ситуация не была обычной. Она была осторожной или попросила уединения.

Она не хотела свидетелей того, что скажет. Это ему подходило.

«Начни с голых фактов».

— Я был нетронут, — услышал свой сухой голос Арчибальд Клэр. Потолок не двигался, и он смотрел на изгибы там. — Я должен был умереть.

Ее платье зашуршало шелком, она подвинулась.

— Это сильно расстроило бы меня, Арчибальд.

— А Валентинелли?

Долгая тишина и выдох:

— Да.

Это не было ответом. Он не получит от нее больше?

Эта комната была его, когда он гостил у мисс Бэннон. Темное дерево, потертый красный бархат, два тяжелых стола с бумагами и стеклянной посудой для экспериментов, похожие на столы, что были в мастерской, которую она сделала доступной для него.

Он не сразу попал в тот прямоугольник из каменных стен. После дела с чумой он долго добирался до приборов. Плоть помнила близость смерти, хоть Логика указывала, что он еще был жив, он вздрагивал, когда звучал кашель, когда сладко пахло.

Он отвлекся от этих мыслей. Эта кровать была знакомой, как старые тапки. Широкая и удобная, его уставшее тело прекрасно лежало на ней.

Вопросы кипели. Он попытался привести их в порядок, провалился и попробовал снова. Он нашел самый важный и отпустил.

— Что вы сделали, мисс Бэннон? Какое чудо исполнили на мне? — он уточнил, чтобы она правильно поняла.

— Уверены, что хотите знать? — он впервые слышал ее… печальной. Не расстроенной, а ужасно уставшей, с болью в сердце. Она была слишком практичной, чтобы звучать так… женственно.

«Нет, Арчибальд. Ты искал слово «человек», а не «волшебница».

— Думаю, у меня есть право. Я должен был умереть

Она не возражала.

— Как вы заметили, вы бодрее, чем должны быть в своем возрасте. Даже волосы стали гуще, хоть остались седыми, — ее кудри зашуршали, она кивнула. — Я думала, вы отметите это. Странно, что вы не попросили объяснений раньше.

Он с трудом сдержал слова. Долгое знакомство с ней приучило его к факту, что так было лучше, что она была на грани решения его тайны. Она не любила, когда ее вынуждали. Заставить ее говорить было проще терпением, сколько бы времени ни прошло.

— Помнишь, как мы встретились? — ее пальчики оказались на его ладони, и близость прикосновения удивила его. Кончики пальцев лежали на его ладони, ниже запястья. — Дело с мехой и драконом.

«Как я могу забыть?» — он слабо кивнул. Его обожженные волосы зашуршали по подушке, белая ткань, вымытая чарами, пахла свежестью. Его горло двигалось, он сглотнул.

Ее слова звучали медленно, с трудом:

— Был… тогда момент, когда некий артефакт попал в мои руки. И я носила его после этого, но когда чума… Арчибальд, — она зашептала. — Я не могла потерять тебя. И вес артефакта… его применение… давило на меня. Я хотела очистить себя от части грехов, так и обеспечила твое выживание. Теперь Время на тебя не влияет, твои способности не угаснут. У тебя иммунитет к болезням, как и к жестокости.

Он ждал, но она закончила.

Его возражение было напряженным и нелогичным.

— Стоило рассказать мне.

— Я собиралась.

— Двадцать лет. Если бы я знал, мисс Бэннон, я бы лучше позаботился о Людовико.

— Несомненно, — она убрала ладонь от его руки. Скрылась, как вор в ночи. — Я сделала это, Клэр. Может, это я его убила.

Чего ей стоило это признание? Волна Чувств грозила разбить его надвое.

— Стоило рассказать мне, — скулящий ребенок.

— Я боялась, как ты воспримешь новости.

«И правильно, мадам».

— Это можно обратить?

— Возможно.

— Вы это сделаете?

— Нет, — быстро и решительно. — Я не хочу потерять тебя, Арчибальд.

— А Людовико потерять можно? — он не мог поверить, что сказал такое. Это было жестоко, нелогично.

— Все могут погибнуть. Разве я не говорила этого? — она встала, стала строгой мисс Бэннон. — Не сомневаюсь, вы злитесь.

«Я ментат. Я не злюсь, — он сжал губы. Его тело сообщило, что оно лежало слишком долго, и что ему хотелось бы справить элементарные нужды. — Гнев — Чувство, это нелогично. Это ниже меня».

— Ваш Щит исполнил чудо, мисс Бэннон. Вы ничего не потеряли в этом обмене.

Она застыла, и даже его чуткие уши не слышали ее дыхания.

Живая магия не трещала, стены ее дома не гудели, как бывало порой, когда дом отвечал на ее настроение, как собака на настроение хозяина.

Она выдохнула.

— Только Людовико, — слова были точными. — И ваше доверие. Отдыхайте, сэр.

Жаркая соленая жидкость стекала по вискам Клэра, впитывалась в подушку и его обожженные волосы. Он лежал, а она закрыла дверь с убийственным щелчком. Он медленно отодвинул одеяла и пошел в современный туалет. Зеркало висело над рукомойником, но он не смотрел туда.

Он не хотел видеть мокрые щеки.

Глава шестая Слишком близко к победе

Она не думала, что будет рада, что в Лондинии остались паписты. Как всегда, где была религия, были люди, чьи ладони грязнели. Но даже такого блудного сына церкви, как Людовико Валентинелли, могли похоронить по римскому обычаю. Эмма заплатила за мессы за его душу, ведь рай был бы для него второй смертью, а ад показался бы слишком веселым местом.

Желтый туман двигался у ворот Кинсалгрин, толкаясь с облаками благовоний. Небольшой хор, пухлый папист в черной мантии с красным крестом и длинным носом посмотрел на нее с вопросом. Она стояла и не хотела уходить, как по традиции делали женщины перед тем, как гроб — самый удобный, ведь он не лег бы в ящик нищего — опустят и скроют.

Папист пробормотал что-то и взглянул на Клэра, опирающегося на руку Горация. Финч тоже был тут, в пыльно-черном, уместный, как никогда. А еще была мадам Нойон, вытирала слезы маленьким кружевным платочком. Даже широкий повар, которого Людо бесстыдно пытал, стоял с серьезным видом. Лакеи были в лучших нарядах, ошейники мягко сияли, а служанки всхлипывали и вытирали щеки.

Конечно, он нападал и на служанок, но они его простили.

Они были большой толпой, если не упоминать людей, что несли гроб. Пажи, кучера, прочие — ему не понравилось бы внимание.

Если бы она подняла его тень из-под дубовой крышки, он оскалился бы и сплюнул.

Или нет. В том была проблема — как можно знать, что сделает кто-то другой, если его восстановить? Воспоминание было ненадежным проводником, а Людо был переменчивым.

Потому она держала его так близко.

Микал был у ее плеча, и она не позволяла себе прислониться к нему. Горе было наказанием, и она выносила его. Мадам Нойон и служанки отошли, гроб опустили, и лакеи окружили Клэра. Она платила вдвойне — Клэр не смотрел на нее, пялился на блестящую крышку гроба, щуря напряжено голубые глаза.

«Стоило рассказать мне», — конечно, даже машина логики во плоти ощущала беспокойство и предательство от такой тайны. Порой она задумывалась, были ли все ментаты такими чувствительными, как ее. У них было сильное восприятие и дедукция, говорили, у них не было Чувств. И это редко подводило их.

Порой она подозревала, что у Клэра хватало чувств.

Ее траурное платье было не совсем уместным, леди не должна была так наряжаться из-за смерти человека, что был, строго говоря, наемником.

Но она решила нарядиться почти как вдова, и это могло хотя бы передать Клэру… что?

Черная ткань, немодный маленький турнюр, лента с маленькими бриллиантами на горле. Длинные серебряные серьги, заряженные магией, сочетались с серебряными ледяными браслетами под ее рукавами и перчатками. Она годами не носила эти серьги, с прошлого траура…

«Трент. Гарри. Джордейн. Эли, — теперь к списку добавилось новое имя. — Людовико», — роза, как та, что сжимал папист, бормоча молитвы, отправляя душу дитя Господа в вечность.

Были другие поводы до тревоги, и главный был богатой каретой, что стояла, как жаба, у распахнутых железных ворот Кинсалгрина. Пики ворот были с чарами, что отгоняли многих воров, что решались украсть. Она заплатила, чтобы неаполитанца не обокрали тут. Время и гниль она побороть не могла, но другое его покою не помешает.

А с теми, кто был в карете, она разберется после этой церемонии.

Бледный Клэр. Его сжатые в тонкую линию губы. Он дрожал, волосы были неровно острижены, он сам убрал обожженные пряди, хотя Гилберн был рад исполнить долг пажа.

Долг Людовико.

Хотя небо было в тучах, дождь не лился. Лето было холодным и влажным даже для Лондиния, некоторые шептали, что Британния недовольна.

Если бы Эмма не следила за окружением, она бы ерзала.

«Если она недовольна, это не мое дело. Не теперь».

Стук дубовой крышки заставил ее содрогнуться, и она подавила дрожь, как Клэр разгладил гримасу на лице.

«Да. Стоило рассказать тебе. Я боялась, что нелогичность расстроит твой разум. Я боялась…».

Так признаваться нельзя. Примы не боятся.

— Прима? — тихий шепот, Микал был не рад ее дрожи.

Она шагнула вперед.

Замершая зелень, сияющие мраморные мавзолеи тихо гнили внутри, мертвые были защищены древними чарами, чтобы спать спокойно.

Ее Дисциплина поднялась в ней, и даже слабое солнце жалило ее чувствительные глаза. Она была рада вуали, но все же шла вперед.

Мокрая земля, вырытая могила и камень, в который опустили оловянный ящик, куда поставят гроб. Ящик в ящике, в другом — внутри была сердцевина, что была когда-то… чем для нее?

Не просто знакомый, не просто наемник, не просто друг. У этого не было названия.

Когда она запросила его услуги, он играл, словно она была мышью под его лапой. А мышь оказалась львицей, и кот моргнул и сохранял холодное презрение. А еще была другая женщина, магия и много крови. Он задыхался, умирая, издавал жуткие звуки, а потом она отпустила его.

«Стрига, — шепот, как ругательство. Она заплатила ему вдвойне, хоть он пытался отказаться. — Стоило дать мне умереть».

Ее ответ:

«Это, сэр, меня бы не обрадовало», — и нож попал в стену рядом с ее головой, тихое ругательство раздалось следом. Микал был близок к убийству неаполитанца, это была первая проверка его послушания как Щита… и она впервые подумала, что не ошиблась, приняв его услуги и укрыв его от последствий убийства предыдущего хозяина.

Она быстро заморгала, благодарная вуали. Позже сияющий мрамор поднимется над гробом, появятся надписи на сияющей поверхности. Возведение дома для мертвого требовало времени, даже если заплатить вдвойне или втройне за лучшее.

Ее горло сжалось, она смотрела на полированный дуб.

«Я из Эндор. Если бы я хотела, он поднялся бы даже оттуда… но это не утешит».

Мертвые не давали всего. Они отвечали на простой вопрос, спрашивать о Чувстве было тщетно. Один из ее Дисциплины как-то призвал дух так, что он стал плотным, чтобы ответить на вопросы короля, но Эмма так не могла.

«Или могла? — ей было не по себе от того, что она даже не пробовала. Она всю жизнь только обнаруживала это. — Людовико», — ее спина была прямой, Эмма Бэннон вытянула руку. Магия вспыхнула, ткань эфира спуталась, физическая материя задрожала, ее перчатка оказалась разрезанной.

Черная перчатка и плоть под ней.

— Мадам! — возмутился священник. Она не слушала его. Чародей, что заколдует гробницу, нервно отпрянул.

«Людо, мне жаль», — кровь капала, и женщины ее дома отступили, всхлипнул. Эмма не двигалась.

Микал зашипел, красная капля стукнула по полированной крышке. Рисунок задрожал на миг, ткань реальности искажалась. В этом месте дети магии не должны были проливать кровь.

Не важно. Для этого нужна кровь. Мести не было: убийцу Людо стер взрыв. Но даже если бы она охотилась на него до последнего или выместила гнев на зеленых берегах, весы не были бы в равновесии.

Все же она привыкла к хитростям. Она выбрала одну жизнь вместо другой.

«Мне жаль, и я буду наказана», — она смотрела на ярко-красные пятна. Микал схватил ее за руку, и она позволила. Его пальцы сжали ее пальцы, она воспротивилась, только когда он попытался увести ее от могилы.

— Хороните, — сказала она, в горле словно был сухой камень. — Ради бога, если хотите жить, наполняйте ее.

Тихая суета. Клэр пошатнулся, Гораций и Гилберн поймали его. Ее руку кололо, Микал исцелял ее, как Щит.

Это тоже беспокоило.

«Твой Щит совершил чудо… ты ничего не потеряла при обмене…».

Все время она думала, что у ее выживания другой источник: из магии величайшего Целителя, которую он выпустил, пока город был подавлен чумой, на мир, которому Эмма поклялась служить. Если бы не Томас Колдфейт, она бы не пришла в себя…

Бед было много, а она могла лишь стоять и смотреть на пасть могилы, мужчины согнулись и копали, одинокий колдун в черной мантии с красными традиционными полосками нервно смотрел на нее, ощущая рябь вокруг нее.

Прима была бурей эфирной силы, волшебной Волей, что становилась жуткой, стоило ей оступиться.

Женщина с волей Примы с талантом к магии была жуткой. Если она потеряет власть над собой в этом месте мертвых, что она выпустит? Если она откроет врата своей Дисциплины в этом месте, она разобьет все гробы. Она сможет держать дверь открытой долго, и что тогда выйдет?

Земля ударилась о крышку с пустым звуком, и каждый взмах лопаты строил барьер между ней и… чем?

Она даже сейчас не могла назвать, кем он был для нее.

«Людо. Людовико, мне… жаль».

Этого было мало.

Глава седьмая Совсем не хорошо

Поездка в карете в Мэйефейр была тихой, с тряской. Клэр, пришедший в себя после солей и глотка бренди из фляги повара, мрачно замкнулся в себе, хоть в ушах ревело. Мисс Бэннон сидела напротив него, ее детское лицо было собранным и осунувшимся под вуалью, порезанная кровавая перчатка на левой руке чуть смялась, ее пальцы дрогнули.

Немного коки помогло бы. Он не позволял себе это сладкое жжение после чумы, не видел смысла усиливать свои способности. И не ощущал желания. Это было из-за ее нелогичного поступка?

Она говорила об артефакте. Сможет ли он уточнить?

Она могла ответить. Был ли он трусом, раз не спрашивал?

Гроб опускали в землю. Яркая кровь, мисс Бэннон даже не смотрела в его сторону. Он думал, что она безразлична к… потере Людовико?

«Зови это правильно. Смерть».

Рев в ушах усилился. Было сложно думать с этим шумом.

— Клэр? — откуда у мисс Бэннон взялся этот робкий тон. — Ты в порядке?

«Не в порядке, спасибо».

— Вполне, — выдавил он сквозь зубы. — Ты же постаралась, да?

Это было зря, и плечи мисс Бэннон напряглись, его колкость попала в цель. Она повернула голову, словно выглядывала в окно кареты. Ее левая ладонь стала кулаком.

— Да, — тихо сказала она.

Они молчали, и когда копыта из железа застучали по знакомой брусчатке, она подобрала юбки. Она была в траурном платье, но не выла и не плакала, как от нее ожидалось, потому что не показывала такое людям.

Или ей было так больно от потери, что она не рисковала говорить об этом.

Он не успел обдумать это, карета остановилась, и она потянулась к двери. Но дверь открылась сама, распахнулась. Микал с мрачным видом дышал глубоко, но не тяжело. Он быстро двигался каким-то методом — хотя улицы были достаточно просторными для маневров — и Клэр не узнал, каким, до сих пор.

Она приняла руку Щита, вышла из кареты, и Клэр снова вел себя не как джентльмен.

«Что со мной? — Чувства или нет, но он не должен был так обходиться с леди. Конечно, если он правильно угадал происхождение мисс Бэннон, она не привыкла к доброму отношению. — Ты несколько раз видел ее характер. Ты ведешь себя гадко».

Клэр вылез из кареты, как старик, хоть и не ощущал проблем с телом. Нет, беда была в его голове.

Она убедила его, что ментальные способности не притупятся. Очень мило.

«Хватит ерунды», — его туфли стучали по камням, которые дважды в день подметал конюх, и от этого звука шум в ушах на миг притих.

Мисс Бэннон пошла вперед, склонив голову, словно борясь с сильным ветром. Микал не следовал. Щит замер, смотрел на фигуру в черной вуали, она запиналась, тихо шагая.

Он повернул голову с медленной грацией и осмотрел Клэра с головы до ног. Тусклое солнце отметило, что он был в черном бархате, а не в оливковом костюме, может, мисс Бэннон настояла. Мнение Щита о Валентинелли граничило с недоверием, и Клэр решил, что это симпатия мисс Бэннон к убийце…

Цепочка логики оборвалась, тон Микала был тихим, приятным и леденящим:

— Ментат, — пауза, мисс Бэннон пропала за дверью. — Я не знаю, что произошло между тобой и моей Примой.

«И это хорошо».

— Нет?

Тень улыбки изогнула уголок рта Щита на миг. Его взгляд изменился.

Клэр отшатнулся к карете. Он ударился о ступеньку кареты до синяка.

«Хватит нелогичных чудес на сегодня. Мне этого хватит».

— Нет, сэр, не знаю, — прошипел он. — Молитесь, чтобы я не узнал.

— Это угроза, сэр? — он старался звучать менее испуганно.

— Не угроза, человечек, — Микал улыбнулся, и это было жутко. — Предупреждение.

Он пошел по двору.

Хартхелл, кучер, ворковал с лошадьми, и конюх с широкими черными глазами и кривым телом вышел из тени конюшни и поспешил помочь. Звери фыркали, топали, бока сияли, копыта цокали, как колокольчики, высекая из камней искры.

Клэр прислонился к грязному боку кареты. Заморосило, и его нос заполнил едкий запах тумана. Нога болела, голова была полна шума, и он подозревал, что ему плохо.

Немного коки ему поможет. Сначала он переоденется, а потом скажет Людо поспешить…

Но Людо не было, он остался в холодной земле, и кровь колдуньи была на его гробу. Этого, может, неаполитанец и хотел. Лучше было бы сгореть, как делали с воинами язычники в холодных странах.

Глаза Клэра были полны горячих слез. Он спешил в дом, радуясь, что слуги еще не вернулись с кладбища и не видели его в таком состоянии.

Глава восьмая Я просвещу тебя

— К вам посетитель, мэм, — Финч скривился со страхом. Он словно съел лимон, значит, его впечатлял статус гостя… или наоборот.

Эмма убрала от глаз мокрый платок. Ее кабинет был плохо освещен, кожаный диван, на который она рухнула, был слишком твердым. Но это был не пол, и если мебель видела, как она себя вела, какой слабой казалась, она не расскажет.

Как и Финч, и она мягко ответила:

— Я не принимаю, Финч. Спасибо, — полки с книгами в кожаных обложках — все были полезными — хмурились, но огонь в камине приятно согревал.

Финч тихо кашлянул.

«Ясно».

— Хорошая карета следовала за нами от кладбища, — пробормотала она. — Да. Они не передали открытку?

— Нет, мэм.

«Конечно».

— Микал?

— В курсе, мэм.

«Надеюсь, он…».

— Что скажете о карете, мистер Финч? — ее дворецкий казался обычным, но не был глупым. Его не обмануть так просто.

Его скривившееся лицо напряглось, ошейник вдавился в кожу. Ошейник продлевал ему жизнь, но он все равно старел.

— Не карета, а стража. Они следят за всей улицей, мэм.

— Вот как, — они все старели. Северина Нойон порой хромала, старые раны давали о себе знать. Изобель и Кэтрин, когда-то юные девушки, уже не были молодыми, они вышли бы замуж, не будь у нее на службе. Как и Бриджет с Элис. Ей стоило заняться этим.

Жизнь Примы была долгой, это было бременем и без философского камня. Она хотела сделать Клэра вне времени, а еще успокоить совесть.

Но все же…

Финч вернул ее в реальность.

— Они прибыли одновременно с поваром и девушками.

«Они не хотели, чтобы их заметили волшебница или Щит, ведь мы могли ощутить слежку за домом. Я обиделась бы», — она невольно вздохнула.

— Слуги?

— Присутствуют, мэм. Карета хороша, но без украшений. Механические лошади дорогие. Черные как… черные, мэм.

«Как смерть».

— Очень интересно, — она прижала кружевной платок к потному лбу. — Хорошо, я приму только одного человека.

— Мне принести чай?

«Чашечка была бы хороша».

— Нет. Ром. И витэ.

— Да, мэм, — он звучал радостно, хоть знал, что витэ с запахом фиалок испортит желудок хозяйки.

— Спасибо, Финч, — если она угадала насчет кареты, выпивка пригодится.

Не только ей.

— Да, мэм, — повторил он и ушел. Его плечи были расслабленными от осознания, что госпожа понимала ситуацию. Как обычно, ее спокойствие вызывало уверенность у слуг.

Эмма позволила себе с болью вздохнуть.

Конечно, Клэр был… расстроен. Странно, что он не спросил раньше. Для логической машины в отвлекающей плоти он казался… наивным.

Она медленно встала, ладони знакомыми движениями поправили платье. Она опустила вуаль — лицо в слезах и спутанные кудри не были видом, в котором она хотела принимать неприятности.

Быстро моргая, Эмма Бэннон опустила голову и прошла к двери.

Березовая мебель, синие подушки, обои нежно-голубые, как летнее небо. Зеркала тускло сияли, хотя шторы были сдвинуты — полоска сада у каменной стены была не лучшим видом, хотя порой Эмма думала о небольшой иллюзии — может, озеро? Вот только это ослабляло эфирную защиту, хотя стекло отлично помогало строить иллюзию.

Она стояла у холодного камина — без огня в комнате было прохладно. Это отражало ее чувства насчет всего дня, она с тоской посмотрела на диван. Но нет, она хотела преимущество, потому стояла.

Воздух задрожал, дверь открылась.

— Мэм, — прошептал Финч, пропуская гостя вперед.

Фигура в черном и вуали, и показалось, что это отражение. Или дно темного колодца. Но эта женщина была чуть выше Эммы и круглее. Ее черное платье было как у вдов, камни сияли, она убрала вуаль пухлыми пальцами.

Беззвучная вспышка, как молния перед громом, и Эмма сжала губы, а потом скрыла это.

Но она не присела в реверансе. Гордость была грехом волшебницы.

«Может, я научилась ценить себя».

Лицо за вуалью тоже было круглее, показывало следы времени, заботы и хорошей еды. Девушка, которой она была, пропала. Груз правления сделал из нее женщину со слабым подбородком, но взгляд пронзал, глаза были черными полностью, в них были созвездия, которые даже волшебница не могла назвать. Ее щеки были шершавыми и румяными, и, может, повезло, что Александрина Виктрис, королева Островов и императрица Индуса, сосуд правящего духа, не знала, как сильно схожа с умершей матерью.

Комната дрожала, как масло на поверхности пруда в ветреную погоду. Пыл Примы мог взорвать дом, а с ним и улицу, если будет нужно, оставив дыру хаоса и нелогичности. Шрам не скоро заживет.

Зачем останавливаться? Лондиний стоило почистить. Может, если убрать камень с камня, взорвать деревья и заглушить птиц, Эмма Бэннон успокоится.

«Но разве я хочу спокойствия?».

Губы Виктрис дрогнули, может, от презрения. Точно не от изумления, как раньше.

— Эмма.

Первый удар на дуэли.

— Ваше величество.

«Видите лицо матери в зеркале? Говорят, вы помирились с ней на ее смертном одре, хоть нашли в бумагах Конроя доказательства ужасной вины».

Как было носить в себе правящий дух, быть законом и волей островов… и обнаружить, что мать затевала тебе зло? А еще был супруг, его здоровье было плохим после чумы в Лондинии. Эмма думала, наряд вдовы был упреком, но королеве не нужно было упрекать… и это подданные Виктрис выпустили чуму в мир.

Теперь все знали лекарство, и Эмма молчала.

Клэр выжил, хоть Эли, Щит Эммы, — нет. Он верно служил ей, а она не смогла его защитить.

«Я не спокойна», — тренировки впились в нее когтями, сдавили тисками лоб. Дрожь юбок вызвала тихое шуршание.

И все.

Виктрис приподняла голову.

— Мы пришли поговорить с тобой.

— Ясно, — Эмма не собиралась быть вежливой. И ее потрясло, что подбородок женщины дрожал, это движение выдавало ее.

Лицо королевы двигалось, как глина под потоком холодной воды. Эмма смотрела сквозь вуаль, как просыпалась Британния. Ее пухлый сосуд был Темзой в каменных берегах во время осенних дождей, когда она разливалась и топила Лондиний.

Дух смотрел на нее из соседа, камни Виктрис вспыхнули с силой, отличной от магии.

— Наглая ведьма, — голос тоже изменился, лицо Виктрис было каменной стеной. — Ты затаила обиду?

— И что такого? — Эмма подняла плечо и опустила. Движение не подобало леди, но выражало ее чувства идеально. — Чего требует дух империи?

Британния долго разглядывала ее, взгляд стал пронзительнее.

— Ты все еще слушаешься моего сосуда, ведьма?

«Я возвращала все письма, не открывая, долгое время».

— Она все еще хочет оскорбить меня?

— Мелочно, — Британния прищурилась, сияние над ее головой с сединой напоминало корону, дух заполнил сосуд. — Кто ты, чтобы оскорбляться?

«Я — Прима. Ты должна знать лучше, Британния, даже если Виктрис — нет», — она смотрела сквозь вуаль, заставляя красную ярость в ней отступить.

— Мы ослабели, — сказал дух, холодный голос казался неприличным, звуча из горла пухлой женщины. — Мы… нашу жизненную силу осушают. Угроза.

«Осушают? Ослабели» — Эмма пялилась. Мир двигался под ней.

— Ах, — выдавила она. — Вижу.

— Нет, — Британния оскалила рот Виктрис. — Не видишь. Но мы тебя просветим.

Глава девятая Множество знакомств

Комната немного изменилась, и Клэр замер, глядя на кровать. Она была аккуратно заправлена, простыни были белоснежными, красный бархат покрывала был знакомым, как потертое одеяло на его узкой кровати на Бейкер-стрит. Тут мебель была тяжелой и темной, качественной, и его квартира казалась жалкой в сравнении.

Сколько раз он спал здесь? Обсуждал дело за столом мисс Бэннон, пил чай в солнечной комнате в тишине, прерываемой только «Передайте мармелад» или «Как можно было написать такую статью?». Сколько раз мисс Бэннон тихо организовывала все для него, ждала, что ему что-то потребуется? Она звала это женской магией, отмахиваясь от его благодарности.

Он вел себя гадко. Голос Логики требовал остановиться и обдумать все, и он послушается этого раньше, чем голос Манер.

Он тяжело дышал. Сердце грохотало в груди, она восстановила это сердце — Валентинелли притащил его сюда, грязного и в жутком состоянии. Мисс Бэннон не задавала лишних вопросов, не пугалась. Она заставила свои нелогичные силы сотворить чудо и сохранить жизнь Клэра. Мисс Бэннон познакомила его с Людовико. Для защиты Клэра.

Он не должен был бояться болезней, судя по ее словам, как и старения. Его способности не притупятся. Страх ментата был отложен в сторону.

Страх физического вреда, который был для ментатов менее важен, ведь они не допускали Чувства, пропал вовсе.

Шансы для экспериментов потрясали.

Он мог найти немного коки в аптеке. Клэр закрыл чемодан. Он посмотрел на дверь, открыл рот, чтобы сказать Валентинелли…

…ничего. Место неаполитанца было пустым, таким и останется.

Ему не стоило думать о том, скольких знакомых он переживет.

«Если бы я знал, не позволил бы ему идти туда. Опасность была понятной».

Но как он остановил бы неаполитанца? Тот был ужасно упрямым. И почему мисс Бэннон не добавила это бремя ему? Они были двумя котами, волшебница и убийца, презирали друг друга, но были рядом, бросали взгляды и подкрадывались.

Валентинелли был женат один раз, но имя жены было загадкой, как и многое другое в нем.

Он шептал напоследок «стрига», словно имя любимой во тьме.

Клэр еще долго не испытает этого. Как долго? Кто знал? Вопросы! Вопросы требовали ответов.

Он уперся потными кулаками в бархатное одеяло. Прижался лбом к чемодану и попытался привести в порядок разбежавшиеся мысли. Получалось медленно. Он пропитался потом, когда выпрямился, хрустнув коленями.

— Я должен извиниться, — ментату не стоило говорить с собой. Это был признак нестабильных способностей, да? — Я ужасно с ней обошелся. Да.

Он оказался у двери, сжимая сумку мокрой рукой. Чувства поднялись снова, душили его, и он уронил чемодан со стуком, от которого ему стало не по себе.

Он не помнил завтрак, но побежал к туалету. Его тошнило, он глубоко дышал между позывами, кривясь от вкуса желчи.

Глава десятая И ничего

Эмма вздохнула и указала на диван, слабо удивившись, когда Британния не оскорбилась. Правящий дух усадил свой сосуд, ее лицо надолго стало Виктрис, она устраивала пышные юбки. Эмму невольно влекло, и она не могла отыскать в этой даме юную королеву, которую знала.

Виктрис не переживала, что ее слуга не изменилась?

Она не показывала, лишь недовольно поджала губы. Когда она заговорила, в словах была лишь тень Британнии, холодный ветер в гласных.

— Произошли… события. В восточной части Лондиния. Уайтчепл.

— События, — кровь, засохшая на левой перчатке Эммы, раздражала. — В Уайтчепл, — мысль о грязной дыре с Коростой на полах и брусчатке с зеленой жижей, была неприятной.

— Мы ощущали эти события, леди Селвит. Внутри нас, — пухлая ладонь помахала, бриллианты сверкали. — И теперь… беспокойные знаки. Слабость, какой мы не ощущали с…

«С каких пор?» — но Эмма всегда молчала при королеве, привычка с легкостью вернулась в ней. И «леди Селвит» напомнила о клыкастом подарке к титулу, печати на службе Эммы, земли Селвит Эмма держала в кулаке, охраняя их тайну.

Виктрис приоткрыла рот, и вылетели слова:

— С тех пор, как те неблагодарные пытались побеспокоить корень Нашей силы.

«Какие неблагодарные? История полна тех, кто пытался убрать сосуд», — может, она говорила о правлении Крамвелля — шок от казни Чарльза Первого был сильным. Или о правлении Джорджета Безумного, хотя Британния быстро разобралась даже с этим.

Она могла даже говорить о деле с драконом, раз упомянула Селвит.

Интересно, что могло всплыть в разговоре, а еще интереснее была проблема с корнем силы правящего духа.

Тяжкий вздох, Британния покинула Виктрис. Ее плечи расслабились, на широком лице что-то мелькнуло.

Почти страх, решила Эмма.

— Ваше величество, — она старалась звучать тихо и примирительно, но не вышло. И все же она старалась. — Это вас сильно беспокоит.

— Ты представляешь, волшебница, как это — терять свои силы?

«Мне не нужно представлять».

— Да, — вода, запах камня, звяканье оков, ее отчаянные звуки, пока она тщетно боролась — и ровное дыхание Микала, он пришел и убил Главного, что поймал ее и пытался вырвать ее эфирный талант с корнями. Его Главный, он поклялся служить ему… и ради чего нарушил клятву?

«Он ранил вас», — говорил Микал. Она не давила на него по многим причинам. Обвинения Клэра всплыли перед ней, незваные гости, ее голова вдруг стала тесной.

— Да, — повторила она. — Это я хорошо представляю.

— Тогда ты знаешь, как тяжело говорить об этом, — а потом глупость. — Мы просим твоего терпения.

Стук в дверь, прошел Микал. У него был серебряный поднос — ром, небольшая бутылочка витэ. При виде сияющей лиловой склянки желудок Эммы сжался.

Его глаза вспыхнули золотом в тусклом свете, впервые за долгое время она забеспокоилась за своего Щита.

Виктрис пристально смотрела на него, взгляд был человечным.

— Мы помним твое лицо. Ты был с нами во время дела с металлическими солдатами.

Он взглянул на Эмму, она слабо кивнула. Это освободило его от ответа.

— Я был, — два четких слова, он опустил поднос с тихим звяканьем на изящный столик, бутылочки и бокалы на нем сияли.

— Так давно, — Виктрис вздохнула. — Эмма.

Ее плечи напряглись, как парус под ударами ветра. Она старалась говорить тихо:

— Ваше величество.

— Мы просим исследовать. Эти… события причинили беспокойство и грозят лишить Британнию силы. Что мы можем предложить за службу?

— Я не работаю, Ваше величество, — сухо.

«Можно было извиниться, но это маловероятно».

— Мы так плохо с тобой обошлись? Ты все еще на острове, ведьма.

— Может, мне не нравятся путешествия, Ваше величество.

«И потому я тут».

— Дерзкая мелочь. Думаешь, я не знаю твое происхождение? Ты просто изображаешь качество.

«А вы — грацию, да? Этот дом в трауре. Как и вы все еще в трауре по тому жалкому созданию, за которого вышли замуж».

Она молчала, приняла рюмку с ромом на дне от Микала. Он приподнял бровь. Значение было понятным — но со стороны никто не понял бы, не заметил, что ее Щит напряжен. Она ощутила облегчение и чуть не отклонилась от этого.

Так вести себя не следовало. Она взяла себя в руки, убрала вуаль в сторону, выпила ром, не дожидаясь, пока Микал нальет Виктрис витэ.

— И кто ты, что так с нами обращаешься, — Виктрис оскалилась. — Мы — твой правитель.

«Была им, и я бы сделала больше для тебя, если бы ты так не обошлась со мной, — жар напитка, который многие леди даже не пробовали, приободрил ее. — Я не была против быть перчаткой на вашей ладони, моя королева, но Прима не потерпит оскорбления».

Эмма подбирала слова осторожно. Прямой отказ не подойдет.

— Должны быть другие Примы у вас на службе.

— Никто вашей… эффективности, — она скривилась, словно признание ранило.

«Надеюсь».

— Это комплимент.

«Может, расскажете, что за Главный следовал за мной во время чумы? Который оставлял подарки?».

Секреты все еще оставались.

— Волшебница, — голос Британнии заполнил рот Виктрис, звуча протяжно и холодно. — Ты испытываешь наше терпение.

— Что вам нужно, дух? — слова были твердыми и с резким акцентом. Ее Дисциплина жалила ее. К тем, кто из Эндора, относились с опаской даже среди Черных. Даже Прима не могла ударить по правящему духу… но она могла доставить хлопоты.

И сильные. Даже просто бездействием.

— Кто-то в Уайтчепле совершил убийство, — сказала Виктрис своим городом.

— Это не событие, — отметила Эмма.

Микал застыл у трюмо, обычное поведение Щита, свободно сжимая руки с готовностью на лице.

Оружие при королеве.

Виктрис вошла одна, хоть за улицей наблюдали.

Осознание было ледяной водой, и Эмма пришла в себя. Она продолжила осторожнее:

— На восточной стороне Голод и Преступления ходят каждую ночь, — и утро. — Кто-то всегда убивает там жестоко, с помощью и без.

— Мы знаем об этом.

Эмма ответила молчанием. Она встретила взгляд Микала. Было просто пересечь комнату, открыть дверь и выйти в коридор, сделав вид, что разговор был, но ничего не изменил.

Она взвесила идею, ей хотелось исполнить ее.

Виктрис заговорила снова, и ее голос был уставшим, голосом женщины средних лет, лишенной надежд, наполненной горем.

— Мы… я… видела размах убийств. Это неописуемо. Их растерзали, Эмма. Мы ощутили это. Это сделали намеренно, задели как-то источник нашей силы. Слабость… жуткая. Мы не знаем, как или почему. Ты должна узнать, и быстро.

Эмма просто смотрела мгновение. Кто знал, что она сказала бы, если бы не открылась дверь, и Клэр не ворвался с растрепанными волосами и кривым пиджаком?

— Эмма, я должен изви… Боже правый, Ваше величество, что вы тут делаете?

Глава одиннадцатая Завершить трусость

— Боже правый, — повторил Клэр, тщетно пытаясь пригладить растрепанные седеющие волосы. Его голубые глаза были налиты кровью — он был не в том виде, чтобы стоять перед королевой. — Я не… мэм, то есть, Ваше величество…

— Сядь, — мисс Бэннон была у его локтя. Она протащила его по комнате и усадила в кресло орехового цвета с изогнутыми подлокотниками, он задумчиво стучал по ним, когда размышлял над сложным делом.

— Перед королевой? — он был в ужасе.

— Мне не важно, кто тут, сэр. Сядьте, пока не упали.

Она держала пустую рюмку, его чувствительный нос уловил запах рома.

«Ее нервы не пределе».

Удивительно, что королева сидела на диване без стражи или министра. От этого было не по себе, и он смог занять свои способности.

— Что за печальные новости в этот раз? Кто-то ударил?

— Нет, — слабо улыбнулась Виктрис. — Опасность в другом, и я прошу у нашей уважаемой волшебницы помощи.

— Просите? Ерунда. Мисс Бэннон всегда рада… — он моргнул, глядя на Эмму, ее лицо немного изменилось. — Эмма, я в порядке. Скажите, как я могу помочь?

— Сидеть на месте и не сочинять глупости. Микал… да, спасибо, — она передала в руки Клэра рюмку бренди, янтарная жидкость вдруг показалась лучшим в мире лекарством для его гудящей головы. — И… да, хорошо, — она подняла рюмку, где снова оказался ром, и стукнулась о его рюмку. — Выпейте, сэр.

— А остальное решит дьявол, — слова, которые говорили, когда дело было срочным и важными, успокоили его. — Простите, Эмма. Я был жесток насчет Вален…

— Не будем говорить об этом, — она долго смотрела на него, выпрямилась и взглянула на Микала. Лицо Щита было замкнутым, он даже не посмотрел на Клэра. — Оставайся там, — она посмотрела на королеву темными глазами.

Было странно видеть детское лицо таким напряженным и бледным, маленькие бриллианты на ленте на ее тонком горле сияли волшебным светом. Пухлая королева в платье вдовы была символом печали, у нее было больше камней, они были дороже, но не казались такими выразительными, как странные украшения мисс Бэннон.

Он заметил дрожь королевы, румянец на ее щеках и свежую царапину на ее ботинке. Она спешила в карету, наверное, по широкой дороге. И за маской женщины средних лет была вспышка Чувств.

Он пригляделся, хоть это было грубо, чтобы проверить свои ощущения. Да, он точно видел эту вспышку.

Страх.

— Я проверю эти события, — сказала мисс Бэннон. — Если возможно, я устраню опасность Британнии. Я требую все информацию, что есть, ведь бегать за всеми убийцами в Уайтчепле будет грязно.

«Уайтчепл? Убийства?» — способности Клэра с облегчением впились в эти слова.

Виктрис сжала губы.

— Первое тело было похоронено в общей могиле, второе — в морге Чансел. Ее звали Николь, как мне сказали. Больше я тут рассказать не могу.

«Как странно. Это заставило ее попросить услуги мисс Бэннон. Та давно не служила короне», — он привык к такому порядку вещей. Привычка была шорами на Логике. Спокойствие и допущения тоже были опасными.

Желчь и бренди смешались неприятно, его голова все еще жутко болела. Но буря отступила на миг, и Клэр отвлекся на новые догадки перед ним.

Стоит прогнать печальные новости и события.

— Вы видели тела, Ваше величество?

Мисс Бэннон… улыбка мелькнула за ее стальной маской? Если бы он не знал ее так хорошо, то упустил бы это.

Ей нравилось неудобство Виктрис. Необычно. Его оценка отношений между королевой и волшебницей была неверной. Может, отношения изменились, и он пропустил это? Мисс Бэннон почти не говорила о королеве. Особенно после Красной чумы.

Интригующе.

— Да, ведьма, — тихо и холодно. — И ты теперь увидишь. Не подведи нас, — королева встала с шорохом черного шелка и бесцветного гнева, и Клэр поднялся на ноги. Женщины не смотрели на него. Виктрис прошла по комнате, дверь сама открылась для нее. Пальцы мисс Бэннон не дрогнули, но Клэр подозревал, что она невидимо заколдовала дверь широко открыться. Микал прошел следом за королевой.

Входная дверь захлопнулась, будто хлыст ударил по спине механической лошади.

Мисс Бэннон повернулась к ментату, она улыбалась. Напряженно улыбалась, большие глаза сияли, ее щеки пылали.

Он допил бренди одним глотком и скривился. Это было лекарством, но с желчью в горле напоминало, что он был сам не свой.

«Это глупо. А кем ты можешь быть?».

— Эмма, — он облизнул губы и сглотнул. — Мне жаль. Мне стоило поблагодарить тебя за старания и извиниться за свое поведение.

Волшебница покачала головой, ее пальчики развязали вуаль.

— Ничего страшного, Клэр. Я ожидала твой гнев. Но ты жив, злишься, и я этого и хотела.

— А Людо?

— Думаешь, он поблагодарил бы меня за такой подарок? — она покачала головой и закрепила вуаль. Ее лицо скрылось за ней, но Клэр заметил ее дрожь. Лишь на миг, рябь была опасной, как камни перед лавиной. — Нет. Смерть была единственной любовью Людовико, Клэр. Он не был бы рад, лишившись ее.

«Он произнес ваше имя, когда она пришла, мисс Бэннон».

Не было смысла говорить ей это. Если волшебница хранила тайны, так делал и ментат. Если бы он был ниже, он бы ощутил удовольствие от этого.

— Вы были потрясены, мисс Бэннон.

— Мое спокойствие прогнали. Поможете мне? Нужно осмотреть тело.

Его грудь вдруг стала свободнее? Он решил не думать об этом.

— Конечно. Я могу переодеться? Нужно привести себя в порядок.

— Да, — она сделала паузу. — И мне нужна другая перчатка.

— Я поспешу, — и Клэр трусливо сбежал, пока мог.

Глава двенадцатая Трупы редко такими бывают

Шпили морга Чансел пронзали угасающий свет дня, рыжий туман собирался у стен. Когда-то давно тут была церковь папистов, одна из многих, захваченных во время Убийцы жен, измененных для службы. Говорили, в стенах в то время происходили разные ужасы, но Сестры Чансела не признавались. У них было убежище, где дети и девушки с жалким состоянием искупали грехи — обычно за борьбу с недовольными старшими. Или если вопрос стоял о наследстве, и их дыхание было помехой.

Говорили, под одеянием Сестры носили кольчуги. И у них были особые символы. Из всех орденов папистов только они и темплисы принимали детей магии. О, некоторые дали понять, что не прогонят волшебника и выше, если у них есть деньги и связи. Они были удивительно гостеприимными, когда дело касалось влияния. Но для остальных работники чудес и их защитники были недопустимыми.

Их боялись, уважали, позволяли выживать во многих странах…

Морг был с четырьмя шпилями, сзади стояли амбары, напоминая турнюр на платье, выглядя глупо. Один отметил бы табличку с корчащимся трупом, из камня над дверями, а еще следы, где еретики воспользовались правлением Убийцы жен, чтобы украсть кусочки витража.

Эмму ждали — может, Виктрис пыталась заставить ее действовать, или она думала, что Эмма дрогнет от личного визита? Виктрис считала свои навыки убеждения высокими? Или понимала гордость волшебницы?

«Какое мне дело? Что бы она ни думала, я не соглашусь на отговорки. Не знаю, заметила ли она».

Щурящийся гробомаг и горбящийся гробовщик быстро провели их в амбар с нужным телом и с пятью другими.

Она прошла туда, дождавшись кивка Микала. Клэр шел следом, прижимая платок к длинному чувствительному носу. Эмма без проблем поняла, где Николь.

Гробомаг, бледный юноша с жирными темными волосами и длинными пальцами, с красной полоской на штанах и в шляпе кивнул, когда она остановилась. Ее глаза расширились.

— Да, — сказал он, гнусавя. — Сразу тошнить начинает, да? Доктор не ощущает этого, но он слеп. А потом я увидел, и все стало понятно.

— Да уж, — Эмма прошла мимо Микала, который разглядывал тело торговца фруктами на традиционном мраморе, ладони и ноги пронзило железо, раны были обожжены чарами, чтобы не беспокоить покой трупа. Рот крупного мужчины был приоткрыт, чтобы насыпать соль или налить вина. Рот не был закрыт, чтобы не пустить духа, так что гробомаг посудил, что он умер не насильственно. — Отчет?

— Ах, да, принесу. Вы же не упадете в обморок?

— Не планирую. Но у меня есть помощники.

— Да, — он замер, посмотрел на Клэра, мрачно взглянул на Микала. — Вы же не станете злой?

— Я не буду звать ее дух отвечать на вопросы, не бойтесь, — она старалась не звучать изумленно. — И я не стала бы так делать тут. Я не безответственная.

— Справедливо, — он кивнул и коснулся шляпы. — Я за отчетом. Она не приличная.

— Трупы редко бывают такими, сэр. Спасибо.

Он ушел с гробовщиком, чей взгляд не был радостным. Конечно, платили им мало, и только нищие согласились бы проводить дни с мертвыми. А за это у них была комната, хоть они и делили дом с трупами, и через пару лет работы у них возникала слепота. Может, к тому времени слепота была благословением.

Странно, что гробомаги не боялись, хоть их Дисциплина была почти такой же Черной, как у Эммы. Но работа с гробовщиками была как работа с трубочистами.

— Я к этому никогда не привыкну, — мрачно пробормотал Клэр.

— К чему, сэр? — она сама не хотела ко многому в этой ситуации привыкать.

— Так спокойно говорить о вызове тени для ответа на вопросы.

— Я никогда не делала этого при тебе без причины, Клэр.

— И я ценю твою сдержанность, — он поежился, поправил рукава пиджака. Черная повязка на булавке была немым упреком.

Будто ей нужно было нечто тяжелее ее траурного платья. Она была не полностью в черном, может, ей стоило в следующий раз увидеться с королевой в траурном. Хотя Виктрис вряд ли замечала, что носила Эмма.

— Ты в порядке, Клэр? — проявлять неудобство было не в его стиле.

— Вполне. Я… — он покачал головой, поправил шляпу. Микал, осматривающий тело торговца, игнорировал их. — Было непросто… да, неделя была не из легких.

Она хотела ответить, но отвлеклась на тело, которое пришла осмотреть.

«Как любопытно».

Эфир трепетал вокруг него, но не дрожью живых, не энергией души. Она стояла, склонив голову, вбирала все, что ощущала.

Микал подошел к ее плечу, сжал ее руку. Он заметил ее неподвижность, был готов служить якорем или защитой.

Труп был женщиной средних лет, тяжелой и неподвижной на бесцветном мраморе. Ее рот был открытым, было видно гнилые зубы, ожог от солей, что притупляли боль.

Клэр шагнул к ней, знакомо склонил голову. Он получил все, что мог, разглядывая лицо трупа, потянулся к ткани на женщине и посмотрел на Эмму.

Она быстро кивнула, его пронзительный взгляд заметил. Они осматривали другие тела, но это не стало привычным. Ритуал, хотя они не думали о церемониях, когда в деле участвовали тела.

Она отогнала эти мысли. Ей требовалось внимание.

«Что это? Там и там, и двигается. И там. Интересно. Может…» — она протянула нити нефизических ощущений, но быстро отпрянула, когда эфир над телом задрожал.

Микал молчал, но напрягся.

Клэр спустил покрывало до бедер женщины. Следы жестокой жизни было ясно видно, а еще зашитые порезы от вскрытия — и рана, что ее убила. Он бережно сложил покрывало и убрал другую часть, оставив ткань у ее ног. Ее колени были разведены в стороны, из бреши между ног текла черная жидкость трупа.

— Вот так зрелище, — пробормотал он. — И она была уважаемой, ее хотя бы хорошо кормили. Хм.

Хоть кожа обвисла, было видно следы насилия и жестокой жизни, но не было признаков насилия в детстве или беспризорности.

Она пала, Эмма видела это по деревянному ящику с органами умершей. Одежда была аккуратно починенной, и даже за вонью Эмма ощущала слабый запах джина. Круглое лицо женщины расплылось от пьяной жизни, по спине Эммы пробежала дрожь.

Жуткая рана на горле. Кто-то бил ее тело ножом много раз, но открытые раны у ее личного места были страшнее всего.

«Там была сосредоточена атака, оттуда беспокойство. Ее утроба».

Тело Эммы похолодело.

Новости были ужасными.

Глава тринадцатая Необдуманные сантименты

— Мариан Николь, прозвище Полли, хотя ее личность еще подтвердят, — Клэр моргнул, как сова, глядя на кривую надпись на тонкой бумаге, карета тряслась. — Найдена извозчиком на Баксроу, у больницы. Перерезанное горло. Раны живота… Матка… острый предмет… необычно.

— Верно, — шепнула мисс Бэннон. На ее лице было отстраненное выражение, словно она слушала музыку вдали.

Записи об этом и другом убийстве приготовили до их прибытия, и Клэр отметил, что мисс Бэннон стало не по себе, когда это обнаружилось. Она была раздражена, что королева заставила ее служить? Как могла Ее величество быть уверена, что мисс Бэннон согласится, если она избегала ее службы… так долго?

Когда супруг умер от лихорадки, связанной, наверное, с тифом — его здоровье надорвалось после Красной чумы — мисс Бэннон не носила траур, как делали многие подданные Британнии. Она выпила чуть больше рома, чем обычно за ужином и ушла в свой кабинет, а не гостиную, где Клэр сидел и обсуждал с ней разное, как с мужчиной за ужином.

Понять эту головоломку было просто. У Британнии было несколько магов или ментатов на службе, и их можно было заменить друг другом. Он обратил внимание на отчет, где было описание тела.

— Первая — Мария Тебрем — была тоже найдена в Уайтчепле. Здание Джордж-ярд. Первый этаж, лестница. Странно.

— Может, ей не повезло, — ее пальцы в перчатках были сцеплены слишком крепко. — Я бы удивилась, если бы она не привела туда клиента хоть раз. Или она могла там спать.

— Ах, — он кашлянул. — Ясно.

Она села прямо, убрала вуаль в сторону. Две точки румянца пылали на ее нежных щеках, и он поразился тому, какой бодрой она выглядела. Примы долго жили… и он воспринимал как должное, что она переживет его.

«Какая приятная мысль», — за ней следовали и другие, словно локомотив с кучей вагонов.

Даже локомотивы были с зачарованными свистками и волшебным усилением. Триумф Науки, да, но не без нелогичной магии.

А стоило избегать такого.

— От дождя и тьмы, — продолжила мисс Бэннон, — хоть первая жертва могла быть под влиянием джина в ночь гибели. Мы не можем понять больше, пока не осмотрим это. Убийца мог оттащить ее в здание, пока она была не в себе, изобразив клиента.

Конечно, они начнут с первого убийства, оттуда поведут цепочку догадок. Так они начинали дела, если время позволяло — искали место первого события. Привычное успокаивало.

— Ее видели со стражем, судя по записям.

— Конечно, это мог быть… — она замолчала, он оторвал взгляд от бумаг. Она смотрела в окно, ее яростный взгляд не смягчали ресницы, глаза покраснели. Ее левая ладонь была сжата в кулак, она жестоко впилась жемчужными зубами в нижнюю губу.

Впервые с их встречи Клэр видел ее открытой. Это было в новинку, и он чуть не смял бумаги, карета покачнулась, во рту пересохло.

Он кашлянул и заговорил, и звук насторожил ее. Она быстро убрала эмоции с лица, поправила вуаль. Ее кольца вспыхнули огнем без жара.

— Мисс Бэннон…

— Утро сбило меня с толку, — ее лицо скрылось во тьме. — Прошу, продолжайте. Мне вот-вот станет лучше.

— Мисс Бэннон, я…

— Отчет, Клэр. Прошу, продолжай.

Он сглотнул и заставил себя сосредоточиться.

— Медэксперт осматривал тела тщательно. В записях все отмечено. И этот господин… Киллин? Да, так его зовут, будет на дознании Николь.

— И ты там будешь.

— Если время позволит. А вы?

— Нет, — она тряхнула головой. — Думаю, я поищу подсказки в других местах. В теле было… беспокойство. Я не знаю, как это понимать, но я буду занята в поисках источника.

— Хм, — он обдумывал это и остановил себя, не дав взглянуть, добавит ли что-то Валентинелли. Он слышал, как земля гремела о крышку гроба, звук оглушал, как рев карет и толпы снаружи. — Вы ожидаете неприятности.

— О, да. Первое убийство, похоже, лишь репетиция. Сначала нужно проверить место, где нашли Тебрем.

Ему показалась неуверенность в ее тоне? Может, дело было в тряске кареты. Клэр взял себя в руки.

— А потом?

— Потом осмотрим второе, вернемся домой на ужин… прости, но чай придется пропустить. Завтра ты посетишь Ярд, — она подвинула расслабленные ладони на коленях, Клэр задумался, исказилось ли ее лицо за вуалью. — Если я могу такое предлагать.

— Конечно, — он посмотрел на бумагу. — Я был жесток с тобой, Эмма. Прости.

— Не стоит, сэр, — но слова были задумчивыми, а не беспечными. — Я понимаю, что ваш разум был в шоке от открытия. Расслабьтесь.

Он не был готов к обращению с такой холодной вежливостью. Он видел, как она говорила таким тоном, чтобы привести в чувство известного смутьяна. Если бы Клэр не был ментатом, это жалило бы. И все же он успокоился.

— Не стоило все же вести себя не как джентльмен. Я… любил Людовико, но…

— Как и я, — сухо сказала она. — Продолжим рассматривать отчет, сэр. Перед нами тайна, и я хотела бы раскрыть ее как можно быстрее, чтобы вернуться к своим делам.

Глава четырнадцатая Желание приостановиться

Здание Джордж-ярда было новым десять лет назад и цеплялось за важный вид зубами и ногтями. Конечно, оно было не на главной улице Уайтчепла, что уже ставило вопрос об уважении.

День был достаточно ясным, чтобы зеленая бархатная Короста отступила, оставив маслянистые следы вместо едкого покрытия на камнях.

«Не переживай, она вернется с темнотой», — как и Эмма, если ничего не найдет. Она следовала за Клэром, их пути почти пересекались.

Она была рада, что на лестнице было темно, ее глаза жгло даже от мутного света солнца снаружи.

Или от чего-то еще.

«Не отвлекайся, Эмма. Делай то, что нужно для дела, и уходи сразу же».

Почему она согласилась на это? Потому что Клэр подумал, что она так сделает, или потому что ощутила что-то… к Виктрис? Потому что боялась, что ее способности угаснут? Или потому что иначе ей пришлось бы решать вопросы насчет Щита?

Микал следовал за ней, стараясь не шагать вплотную. Первый этаж быстро возник перед ней, и она пошатнулась от резкого беспокойства эфира. Все мысли убежали.

— Там, — сказала она онемевшими губами, указала напряженной рукой. — Вот там.

Микал подбежал и поймал ее другую руку.

— Прима?

— Я в порядке. Просто… я никогда…

«Никогда такого не видела. Не слышала о таком беспокойстве», — память Примы была превосходной, ее образование было лучшим, что могла предоставить Коллегия, и она редко встречала неизвестную магию.

— Что это? Эхо еще звучит. А ее нашли в прошлом месяце!

— Мисс Бэннон? — Клэр прозвучал нервно. — Тут холоднее. Интересно. И… — он быстро склонился и поднял что-то с пола. — Как странно. Смотрите.

Маленький камешек. Точно попал сюда снаружи, на обуви. Он покрутил камешек в своих длинных пальцах, бросил в уголок, откуда было больше всего беспокойства.

Она тоже шагнула вперед. Микал двигался с ней. Хватка Щита была приятным якорем, она ощущала холод, температура резко изменилась.

Камешек повис в воздухе. Простой кусочек гравия, круглый, в грязи, что извивалась вокруг камешка нитями. Теперь она видела, как дрожал пол из-за пелены потревоженного эфира. Деревянная стена была в шрамах от использования, она выцвела.

— Мистер Клэр, — услышала она себя, словно издалека, — было бы хорошо, если бы вы отошли оттуда. Быстро.

— Прима? — слово Микала было с тенью другого вопроса.

Ее свободная рука, напряженно указывающая на парящий камешек, дрожала.

— Уведи Клэра на середину лестницы, — Микал замешкался, и она чуть не сорвалась. — Сейчас, Щит.

Он отпустил ее не так мягко, как ей хотелось бы, но послушался. Клэр теперь хотя бы не спорил. Казалось, Время пошло вспять, будто это было одно из их дел между чумой и этим. Не хватало только оскала Людовико, пока он уводил бы Клэра в безопасность, он сделал бы это быстрее Микала.

«Не думай об этом, Эмма».

Она сосредоточилась, убрала мешающую вуаль, ее украшения вспыхнули, эфирный заряд отвечал на беспокойство. Камешек все висел в воздухе, и она не знала, заметили ли это место те, кто ночевал здесь, или просто избегали этого угла. Даже слабый маг, который едва мог начертать символ в трепещущем воздухе, ощутил бы беспокойство и не стал бы тут спать.

Если были варианты. Ночлег в Уайтчепле был дорогим.

Она протянула деликатные нити осознания, чтобы узнать форму клубка. Он пульсировал, нарыв под поверхностью зримого, жуткий корень, вонзенный в глубину настоящего и почти настоящего. Эмма рискнула коснуться еще раз, словно женщина проверяющая, правильно ли лежат складки платья. Интуиция нашла узел, обнаружила его форму и направления, куда он мог сдвинуться.

Она могла терпеливо развязать его, Было бы лучше сразу отказаться, чем спешить теперь, но, чем скорее она поймет, что это за беспокойство, тем скорее оставит все эти неприятности позади.

Решение было простым: бросить невод и смотреть, что поднимется с ним на поверхность. Учение сдавило ее тело, Эмма выдохнула, шагнула вперед в маленький пруд сосредоточенной нелогичности.

Джин, ложный друг, затмевал ее голову вуалью приятного тепла. Вонючая отрыжка, запах ее одежды был знакомым, как это тело с широкими бедрами, обмякшее от отчаяния. Спотыкаясь, прислоняясь к стене, она повернулась к нему, его шляпа была надвинута низко, и в тени было слабо видно подбородок.

Но не его черты интересовали ее, а деньги, горящие в ее ладони. Мужчина заплатил сразу, это было лучше всего, даже для старой Марты. Он не возражал.

— Приступим, — невнятно сказала она, и тут во мраке мелькнула вспышка света.

Она не увидела первый удар. Тепло предупредило ее, но ее горло было полно тьмы, которая покрывала ее лицо. Она ползла, словно хотела занять ее желудок, и нож попал по ней снова.

Он упал на нее, она сжала кулак, но лишь из-за денег в нем, а потом пустота оказалась ниже ее желудка, где раньше были органы, и больше она ничего не знала.

Эмма пошатнулась, ее колени ударились об пол с болью, которую немного смягчили юбки. Ее спина напряглась, выгнулась, и она не осознавала, что ее голос звенел в высоком крике, что пробил идеальную круглую дыру в выцветшей стене. Ее украшения вспыхнули, алмазы на горле кричали, серьги разбились, и осколки разлетелись, словно горящий порох. Позже окажется, что серебро исказилось от жара, и больше украшения не могли вмещать эфирную силу.

Но они не дали эфиру заполонить ее.

Напряжение лопнуло, ее отбросило, и она сбила что-то почти мягкое, а через миг ее охватила боль. Даже учение не подвело ее, но вело себя беспощадно, отбросило силу, пока здание и улица снаружи дрожали. Ее крики гремели, пыль падала с потолка, и проклятие Микала затерялось за стеной шума. Он опустил ее, его пальцы впились, чтобы она не билась.

Он оставил Клэра проследить за ней, а она и не поняла.

Одной из функций Щита было забирать у нее излишек магии, но в этот раз было слишком. Высокий звон, хлюпанье, и мир встал на место со стуком. Эмма обмякла, дрожа, жаркая боль пульсировала между висков.

Тишина заполнила темную лестницу. Вскоре будут крики и топот. Даже в Уайтчепле такое событие не осталось бы незамеченным.

— Прима? — Микал, пылко. — Эмма?

Боль еще трепетала в ней, призрачный нож прознал плоть груди. Она сжалась от удара, слепая, и Микал удерживал ее. Это прошло, и волны нахлынули на нее.

— Видела, — выдавила она. — Я это видела! — тут была магия, и эфир вступил с ней в резонанс, вызвал взрыв.

Камешек упал на пол. Звучало падение неверно, и все место было окутано холодом, что менялся плавно в стекло. Можно было заглянуть в дыру в стене, у которой были очертания ножа. Повалил неприятный запах, за стеной во тьме оказался туалет.

Ее голову сдавила боль, и тело еще страдало от призрачных ран. Теперь она была в этом деле, не могла уйти.

— Я… — она закашлялась, ее тошнило, желудок сжимался. — Больно.

— Тише, Прима. Я здесь, — Микал тоже дрожал, или это она?

— Страшно, — выдавила она слабым голоском. — Домой. Щит… домой.

— Да.

Она отпустила сознание, ушла в глубины пострадавшего разума, чтобы обдумать произошедшее.

Две мысли шли за ней, обе пугали.

Первая была: «У него нет лица».

Вторая: «У него есть нож».

Глава пятнадцатая Беспамятство

Возвращение в Мэйефейр было долгим и напряженным, улицы были полны громких карет. И было тесно, Микал держал на руках хрупкую волшебницу, игнорируя Клэра, разглядывая ее лицо, словно в нем была тайна, проверяя через промежутки пульс на ее горле и запястье.

Клэр не хотел продолжать сегодня, хотя мисс Бэннон была не в состоянии для ужина и не заметила бы его отсутствие. Ему нужно было посетить другой Ярд, и он догадывался, какой, но не мог уйти, пока бледная волшебница была без сознания. Микал отнес ее наверх, и мадам Нойон зашумела, чтобы служанки помогли госпоже.

Клэр пошел в гостиную к шкафу. Его рука дрожала, он налил себе хорошенько бренди, удивительно быстро выпил это. Жгло, и он подавил урчание обожженного горла.

Столько нелогичного могло расстроить даже здоровый разум, ведь это было сложно принять. Он мог попросить Финча сходить в аптеку за кокой, но то жжение не помогало.

Нет, бренди лучше. Он посмотрел на шкаф. В доме мисс Бэннон припасам не было конца. Он не ощутил бы нехватки разных жидкостей в склянках, даже витэ. Он никогда не напивался — это притупило бы способности ментата — но в этот момент его привлекала эта мысль.

«Жуткий день», — ужасные вопли мисс Бэннон были полны жуткой нелогичной силы. Конечно, было заметно, что из нее вырывалась магия.

Жутко. Снова земля ударила о крышку гроба, гремя в его голове, капнула кровь. Даже он знал, что проливать такую ценную жидкость в том месте для волшебницы было опасно.

«Э, менталь. Напиваешься до смерти?».

Клэр развернулся. Комната была пустой, темная мебель и потолок с сатирами и нимфами — насмешка мисс Бэннон над идеями мужчин — были прежними. Бильярдный стол, где часто стучали по шарам, пока он обсуждал дело, а мисс Бэннон потягивала ром, был таким же, укрытым тканью, потому что он какое-то время не играл.

Его чувствительные ноздри раздувались. Запах грязи, затушенной свечи. И сильный запах мужчины, жившего жестокостью, остроумного и с худым лицом.

«Невозможно, — серебряные огни не трепетали. Его веки очень быстро двигались, способности пытались понять, настоящие ощущения или фантазия. — Просто невозможно».

Неаполитанец не стоял у двери, где замирал перед тем, как достать длинную тонкую сигарету с цветочным привкусом, странно смотрящуюся в его грязных пальцах.

— Просто напряжение, — буркнул Клэр, слова падали в мертвый воздух. Он не замечал, как тесно было в этой комнате без веселых вопросов женщины, без ворчливых ответов мужчины, когда он забывал о маске. Без стука бильярдных шаров, отдельной музыки, без дыма в воздухе, который с треском чар улетал к дымоходу. — Жуткий день. И неделя. Еще бренди и отдых. Для моих нервов.

Будто у ментата могли быть растрепаны нервы. Было глупо даже предполагать это. Но все же…

Он вытер рот тыльной стороной ладони, повернулся к шкафу и налил еще. Нет, не отдых. Отдых ему не поможет. Только работа прогонит тревогу, ведь земля могла перестать слушаться законов и начать вести себя нелогично, как магия.

— Эксперименты, — он посмотрел на ладонь с рюмкой бренди, янтарная жидкость дрожала. Рука была знакомой, как его дыхание, и возможности кружились в его голове.

Он не понимал, пока выпивал бренди и наливал еще, что оставил смятые бумаги о ранах Марты Тебрем и показания свидетелей в карете мисс Бэннон, где Хартхелл найдет их и без слов передаст Финчу, а потом бумаги окажутся на столе в кабинете мисс Бэннон. Это было поражающим признаком рассеянности для него.

Клэр вряд ли мог забыть о бумагах, и он думал, что его состояние было тревожным. Но он просто наливал и выпивал, пока бутылка не опустела, а потом он поспешил покинуть комнату.

Он даже не ощущал себя пьяным.

Глава шестнадцатая Редкое и чудесное

Просыпаться после такого неудобного события было неприятно. Особенно когда пробуждение было от грохота в глубинах дома, и Микал выругался, распахнул дверь ее спальни.

Без стука.

— Он убьет себя, Прима, — глаза Щита пылали, темные волосы были спутаны, словно он запускал в них пальцы. — Или одного из слуг. Или разобьет дом.

Эмма вздохнула, повернулась и уткнулась лицом в подушку. Хоть было темно, ее голова ужасно болела, и любые признаки света ранили ее глаза.

— Вряд ли, — буркнула она. — Уйди.

Он подошел к ее кровати и коснулся плеча двумя пальцами.

— Я не хотел вас будить, но он навредит кому-то, может, себе.

«Последним я помню…» — она поежилась от воспоминания. Но обморок притупил острые края, учение лишило яда. Она могла спокойно обдумать видение.

Она испытала смерть Тебрем, удар за ударом.

Она нарушила то, что смерть чуть не достигла. Глубокое пятно, которое кормили бедность и жестокость Уайтчепла. Теперь нужно было с трудом и опасностью определить метод и намерения убийцы, а потом обрушиться на убийцу с силой закона и раздражением Эммы.

Она выбралась из тумана сна, когда раздался еще один удар. Звук не был волшебным, защиты трепетали только в ответ на ее внимание.

— Что он делает?

— Заперся в мастерской, шумит с Прилива. Дверь крепкая, и…

— Да, — она моргнула, зевнула и отодвинула подушку и его пальцы с долей сожаления. Попытка выбить дверь мастерской активирует защитные чары, и воля Примы ударит раньше, чем она придет в себя. — Хорошо. Позови Северину и служанок. Я посмотрю, что он задумал. Но потом я приму ванну и выпью шоколад. Ужасно себя чувствую.

— Конечно. Могу я спросить, что это было? — он хмуро смотрел на нее, словно она была непослушным ребенком.

Она решила, что не хотела такой разговор с Микалом в этот миг, так что сделала вид, что не поняла его.

— Уверена, он преследовал безумных политических подрывателей, и они точно дали его активному мозгу поработать. Ты можешь идти, Щит.

Он долго стоял на месте и ждал. Когда стало ясно, что она больше ничего не скажет, он опустился на пятки.

— Прима?

— Если не хочешь пообещать, что принесешь шоколад как можно скорее, или это не сообщение о разрушении всего Лондиния, то я тебя не слышу, — его тело было напряжено после вчерашнего — она надеялась, что это было вчера, что она пропустила только Прилив и пару событий. Спина и руки болели, голова пульсировала, словно она выпила больше рома, чем стоило.

— Тогда я промолчу, — его лицо замкнулось, он повернулся и пошел к двери. Лимонное раздражение было заметно Взору.

Эмма резко выдохнула, сосредоточилась на физическом мире.

«Когда мы поговорим, Щит, то на моих условиях, только моих».

Она потянулась, ощутила утро во рту и скривилась. Ее глаза были сухими, волосы — птичьим гнездом, как у ведьмы. Ощущала она себя плохо.

Это было странно, да? Она привыкла к тому, что ощущала себя хорошо, с тех пор, как проснулась от чумы без шрамов и прочих плохих последствий. Было похоже на тяжелый теплый вес Философского камня, но без груза… стыда? Ее совесть давила на нее, чем дольше она носила Камень, что забрала из тела Левеллина Гвинфуда?

Может, он был не в трупе. Может, он сжимал Камень в руке, пока помогал себе его силой, исполняя безумное волшебство?

Ее возвращение на место его гибели не дало доказательств: безымянные кости грифонов и человеческие, лишенные всех эфирных следов. Шок от такой Великой работы, что не была завершена, стер все следы. Но она не хотела найти доказательства, что кости принадлежали ему. Она видела его труп, растерзанный его сбитой Работой, этого хватит.

Она долго думала, что его слова о втором Камен были уловкой, чтобы она запнулась. Он всегда хотел от нее избавиться.

Эмма прижалась к подушкам, грохот донесся снизу.

«О, ради Бога», — миг внимания, и она поняла, что стены мастерской Клэра прочные, а дверь усилена магией и железом. Он почти ничего не мог с собой сделать, ведь Камень безопасно находился в его теперь не стареющем теле. И на миг она… была немного раздражена.

Ей хотелось сейчас думать об этом?

У нее хотя бы было пару мгновений одиночества.

Клэр не мог охватить размах ее дара. У него были проблемы с нелогичностью почти бессмертия, и была возможность, что разорванная безумная Работа Ллева, что поражала ее, могла не успокоить сердце змея.

«Думай о Клэре, пусть Ллев покоится с миром. Он мертв», — как ей поступить с ментатом?

Она была мягче с Арчибальдом Клэром. У него были некие манеры, но ментат был непростым товарищем. Она не обижалась из-за его внимания, но ее не устраивало отношение.

Потому она ушла со службы Виктрис. Не открыто, конечно. Но в тайных комнатах сердца Примы были приняты меры… и королева обнаружила желание.

А Клэр — нет. Он был логичным, но хрупким, и его ограничения помогали простить его неприятные черты. И все же это ее раздражало. Как иначе?

Быть женщиной — быть созданием, которое принимают, как должное, и даже те из другого пола, которые когда-то хотели добра, потом поступали не так.

Но она была возбуждена.

И… Людо.

Она закрыла глаза. Пара минут сознания без слуг или Щита, а она могла думать лишь об… отношении Людо к ней?

Чем он был?

Инструментом, чтобы играть со вниманием без уважения.

«О, Эмма, врать себе не выходит. Это не изменилось».

Она… привыкла… к неаполитанцу, как к Клэру. К Микалу, Северине, Изобель, повару и Хартхеллу. Они старели, они были ее ответственностью, и если она ухаживала за ними, как за комнатными растениями, это не давало ее права, а не только ответственность? Она подстраивала атмосферу под них и…

«Они — не растения, Эмма, — наглость Примы была слабостью, это нужно было удерживать против настоящей опасности. — Как вчера. Плохо дело, да?».

Она резко вдохнула и отвлеклась на тему важнее. Виктрис видела и ощущала, что и она? В магии было допустимым многое, но Сочувствие было древним искусством. Это могло ранить в Уайтчепле — Эмма видела хрупкость — и вызвать реакцию даже у правящего духа, императрицы и королевы?

Она потянулась, постучала пальцем по губам и вздохнула. На миг она приняла такой вариант. Убийства не были связанными, но у них была некая цель на уме.

Почему Британния привела Виктрис к двери Эммы? Почему Виктрис пришла одна? Королева, наверное, решила, что Эмма Бэннон не отмахнется от новостей, что правящий дух слабеет. Даже если Виктрис не нравились ее методы и она сама, Британния не сомневалась в верности Эмме Короне и Империи, хоть у них и возникли недоразумения, и Эмма не хотела усиливать вред.

Почему Виктрис пришла к ней?

«Не тот вопрос, Эмма. Правильно: что она надеется получить? Из грязного восточного конца к Короне, эта великая тайна движет миром. Найти человека, что не слушается, — редкость».

И потому Клэр мог и дальше ужасно обходиться с ней, потому она позволяла гордость и заскоки Людовико. И потому она позволяла нервозность Северины и тайны Микала. Потому она платила за Измененную ногу Гилберна и услуги Финча, потому взяла Изобель и мальчика-калеку. Редкими были те, кто не играл в самостоятельную жизнь ради своей выгоды. Ей было приятно, что она собрала такую коллекцию.

Она была не в их числе. Но под ее защитой они процветали. Если нужно было пачкать себя кровью и грязью ради службы империи, решать вопрос жизни в неидеальном мире, так что помощь таким изгоям убирала хоть немного жжения.

— Я стала философом, — пробормотала Эмма с кривой улыбкой, она услышала шаги Северины Нойон на лестнице, ворчащей на Кэтрин, подгоняя ее.

Она приняла вид, что подходил пробудившейся леди, позволила себе еще раз потянуться, отодвинула одеяла и высвободила ножку из-под них.

И тут в голову пришла любопытная мысль. Будь это Клэр, она бы уже выбралась.

«Первое убийство было неловко исполнено — это была проба. Другие точно были пробами, может, и второе? Не понять, не увидев сцену. Клэр говорил, эксперимент требует мелких шагов? Британния ждала повторения событий, а потом уже повела Виктрис к моей двери».

Она смотрела на красивые синие обои своей комнаты, Северина и служанки вошли и занялись ею.

А результат ее размышлений пугал.

«Новое убийство будет очень скоро».

Глава семнадцатая Поиск пределов

Клэр закашлялся и прижал нож к предплечью. Его перебил звук не его творения, и он быстро заморгал, глядя, как неглубокий порез медленно заживает. Чем больше он тренировался, тем быстрее заживали поверхностные раны.

Это потрясало. Но что перебило его?

Она сделала шаг в комнату, хотя дверь была закрыта — но это был ее дом, она могла получить доступ в любую его часть, так что Клэр не возмущался -

темные глаза Эммы опасно расширились. Конечно, кровь была на каменных стенах, хаос творился на деревянных столах, а на полу было разбитое стекло — он сбил со стола несколько сосудов в раздражении — и вид не был мирным.

— Что ты делаешь? — осведомилась Эмма Бэннон, ее большие серебряные серьги из тонких нитей дрожали, она остановилась у порога.

Она снова была в черном, выглядела ужасно. С большими глазами и потрясенным лицом она еще больше напоминала ребенка.

Клэр быстро заморгал среди едкого дыма, пялился на нее пару мгновений, а потом обрел дар речи.

— Эксперименты! Должен найти пределы. Это довольно интересно, — он рассеянно помахал ножом. — Я могу нанести неглубокие порезы, но даже не смог отрезать кончик пальца. Взрывы просто подбрасывают меня. Это очень…

— Вы сошли с ума! С-кхи! — ее звуки сотрясли стены, но не удержались в памяти Клэра дольше, чем на миг. Эхо утихло, он не мог двигаться. Нож звякнул, выпав из онемевших пальцев, и Эмма резким движением собрала весь дым в пепельную сферу, которая пролетела над ее головой в поисках дымохода. — Ох, только посмотрите на это.

Микал появился за ней, его бровь была приподнята.

— Это… что?

— Динамит, — она подняла тяжелые юбки, переступила осколки и мусор. — Нитроглицерин и опилки, как некрасиво. Осторожнее, Клэр. Что на тебя нашло?

Он мог дышать, но конечности не двигались. Невидимые оковы удерживали его крепко, и он вдруг понял, что она нежничала с ним.

— Эксперимент, — прохрипел он. — Помешал… как неудобно.

— Вполне, — она разглядывала стены, морща носик. — Что вы надеялись открыть, сэр?

— Какие… пределы… — он забыл слова, смотрел на ее горло. Ее пульс был быстрым. — А вы взволнованы. И ваше платье слишком нарядное для траура, значит, вы не отказали выбору Изобель. Она думает, вам нужно быть наряднее, вы были сама не своя в последнее время. И мадам Нойон стареет и становится забывчивой…

— Клэр, — она покачала головой, кудри над ее ушами были в старом стиле, но она могла быть просто воспитанной юной леди с опекуном, выбравшим ей наряд. Так решил бы тот, кто не знал о ее магии. — Вы прекратите.

«Но я не хочу».

— Я должен знать пределы. Какая логика, что я могу…

— Нельзя просто спросить?

Его ответ вылетел раньше, чем он обдумал и взвесил слова:

— А вы бы ответили честно?

Она цокнула языком, что не очень-то подобало леди. Но не ответила, и Клэр не мог ее винить. Он боролся с невидимыми веревками, понимал, что женщина с ее способностями не зря была осторожной.

Было неестественно для женщины обладать такой силой.

Мисс Бэннон еще раз осмотрела мастерскую, повернувшись по кругу, чтобы заметить все.

— Вы совсем не спали, — отметила она.

— Да, — у него было слишком много дел.

— И вы продолжите так делать, пока не навредите себе.

— Моя дорогая леди, я не могу… — он боролся все сильнее, повысил голос. — Я требую отпустить меня, Эмма.

— Я выразилась непонятно? Я не хочу, чтобы ты себе навредил, Арчибальд. И я помешаю этому.

— Ты мне не сиделка! — почему он кричал? Ментат не срывался. Это было неслыханно. Это было неправильно.

Но и оковы были такими, и она с любопытством смотрела, как он извивался на месте. Она ощущала это? По ее лицу не было видно. Его злило, как девушка стояла, склонив голову, глядя на взрослого мужчину, как ребенок на образец на доске.

— Нет, я тебе не сиделка, — она кивнула, кудри покачнулись. — Но тебе нужна сиделка. А пока лучше поспать, дорогой Клэр.

Он хотел пылко возразить, но ощутил дрожь. Она снова произнесла слова, что не запоминались, нечеловеческие звуки, и тьма проглотила его.

Глава восемнадцатая Даже я не ручаюсь

Мысли о роме кружили в ее голове. Эмма прижала пальцы к переносице.

— Я не могу держать его в коконе.

— Не можете, — согласился Микал. Он был ужасно спокойным, но румянец на его щеках говорил, что это лишь видимость. — Прима…

— Знаю. Ты не можешь следить за ним. Ты нужен мне в другом месте, — она решила позволить себе вздох и обратилась к своим мыслям.

Мастерская была разгромлена. Клэр был пойман в волшебные оковы, и она удерживала его нитями из эфирной силы, что текла из халцедона на ее горле. Кровь на стенах беспокоила ее, а еще мужчина с дикими глазами, что кричал на нее. Это не было на него похоже, это был не характер ментата.

— Может… — но Микал покачал головой, когда она посмотрела на него. Его идея оказалась с дырами, как только он озвучил ее. — Финч, — она потянула за эфирную нить, и зов прогудел по дому. Меньше, чем через полминуты знакомые легкие шаги послышались на лестнице у мастерской — он ожидал ее зов.

Он прошел в дверь, его лицо не выдало удивления или раздражения. Было приятно видеть его спокойствие. Его ошейник вспыхнул и спокойно засиял.

Ее вздох был лишь отчасти наигранным.

— У меня затруднение, мистер Финч.

— Похоже на то, мэм, — его тонкие губы дрогнули в улыбке, и Эмма ответила тем же.

— Мне нужно, чтобы кто-то… полезный проследил за мистером Клэром. И кто-то верный, я требую связи кровью.

Финч задумался, тонкие плечи опустились. Он не ответил сразу, и она надеялась. А потом он медленно кивнул. Он не потерял остроты за годы службы. Возраст порой делал мужчину опаснее, а он испытал достаточно проблем, чтобы знать их даже в скрытом виде.

Он был не юным, но оставался умным.

И он ответил сразу же:

— У меня… есть кузен, мэм. Он подойдет.

— Кузен? — ее брови опасно подпрыгнули. Она не сдержалась.

— Он…

Он краснел? Она подошла, сжимая рассеянно юбки, посмотрела на застывшее тело Клэра. Он казался мирным, а ей нужно было решить эту проблему.

— Если думаете, что он подойдет, Финч, я спокойна.

— Он… проститутка, мэм. Если понимаете.

Она не сразу поняла, как это. Может, Финч не зря краснел, хоть он понимал, что она достаточно знала о подобном. Общество не любило мужчин Содома, но Эмма некоторых из них считала неплохими и, что главное, полезными.

Если Финч рекомендовал определенного мужчину, не было важным, чем он занимался. Если он не предаст, но слова Финча не допускали этого.

— Ясно. Мне не важно его занятие, пока он выполняет долг. Мы поняли друг друга?

— Да, мэм, — Финч кивнул, она уловила движение, словно он хотел вытащить нагрудные часы, привычка дворецкого. — Я сам приведу его.

— Вы — прелесть, Финч. Тогда за дело, — и скорее. Дел было много. Она этого не добавила, ведь не было необходимости.

— Да, мэм, — он вышел за дверь.

— Проститутка? — удивился Микал. Он точно понимал смысл слова.

Она взяла себя в руки, обуздала пыл, задумалась снова о том, что нужно сделать, и как это сделать эффективнее.

— Может, он ощутит тепло к Клэру. Нашему ментату нужно сострадание, и он не будет сейчас рад моему сочувствию.

— Тогда он дурак, Прима, — тепло в тоне Микала было неуместным, но они были одни. Почти, но Клэр был без сознания. Он отдохнет до Прилива, а потом у нее должно быть все решено для его удобства.

И ее.

— Возможно, но он наш дурак, — она вздохнула, расправила плечи и поправила юбки, хоть в этом не было необходимости. — Я надеялась осмотреть вторую сцену сегодня, но вряд ли выйдет. Помоги доставить его в постель.

Кузен оказался худым юношей, похожим на лиса, на его темных кудрях были рыжие отблески, а в темных глазах не было стыда. Его одежда впечатляла: жилет хорошо сидел на нем, но пиджак немного не подходил, явно был куплен у кого-то с рук. Его туфли не были модными, но чистыми, и Финч был рад его пристойному виду. Цепочка от часов тянулась к карману, серые перчатки, кудри были взлохмачены. Вопрос был лишь в том, платил он за развлечения или платили ему. Отличить эти варианты было сложно, чаще всего один выглядел наряднее, но результат был одинаковым.

Он прошел первый осмотр, Эмма поманила его в комнату.

— Мэм, — Финч чуть склонился. — Знакомьтесь, мистер Филип Пико.

Комната была не лучшей для этого парня. Он принадлежал таверне или пристани, где тьма смешивалась с желтым туманом…

…или темному углу Уайтчепла, где торговля была не такой веселой и более грубой. Там могли отыскать и плотские развлечения, и убийства.

— Мэм, — юноша тоже попытался поправить цепочку часов, как Финч. Он спохватился, поклонился ей.

— Рада знакомству, — буркнула Эмма, не протянув руку, и пристально смотрела на него.

Она поняла, что его вес был хорошо распределен, одна нога была чуть впереди другой. Его плечи были широкими, хоть он пытался казаться тонким. Он был настороже и был готов к жестокости.

— Ваш кузен должен был рассказать о моих требованиях, — она кивнула. Финч отошел. Если парень не подойдет, она даст ему выпить и отпустит с парой монет за беспокойство.

— Скрытность, верность, эффективность и так далее, — пропел он, и она чуть не пропустила его взгляд на дверь, когда Микал бесшумно вошел. Она заметила, как напряглась его левая рука.

«Там будет нож».

— Да. Вас это может забавлять, но я не хочу невежливости.

— Вы вежливо все выразили, мадам, — быстрый ответ и ослепительная улыбка.

Она снова сравнила его с неаполитанцем, его оскалом и грязными пальцами. Она не спешила принимать решение.

— И я хотела бы сохранить вежливость, — сухо ответила она. — Вы не против связи кровью?

Он побледнел, но расправил плечи.

— Не против, мэм. Он… — кивок на внимательного Финча, — говорит, вы хорошо обходитесь с теми, кто у вас на службе, и что я все равно старый для проститутки. Джентльмены предпочитают юных, — он вскинул голову и ждал, потряс ли ее.

Он теперь казался ей умнее, хоть и был юным на вид.

— И сколько вам лет, Филип?

— Достаточно. Мне не нравится работа проститутки, мэм. Просто так проще.

«Ах», — она ощутила с опаской надежду.

— Ваше отношение к этому меня не интересует. Я хочу знать, сможете ли вы позаботиться о моем ментате? Ему требуется спутник, который сможет скрытно ходить с ним по жутким частям Лондиния. Я требую хранить его целым, молчать про его дела и мои, не рассказывать о них никому, кто вне этой комнаты. Мистер Финч точно рассказал, что вас ждет на месте, если вас примут, и он дал понять… особенности… этой работы.

Он ждал. Безмолвный и упрямый, ничего не выдавал.

«Хорошо».

— Микал?

Щит вдруг пересек комнату, сжал запястье юноши и забрал нож из его хватки. Финч не дрогнул, на лице смешались отвращение и изумление. Юноша почти ударил Микала, но Щит схватил его за шкирку и встряхнул, опустил его на четвереньки и отошел.

Щит вернулся к двери.

— Аматор.

Это была похвала от обученного Щита. Он хоть не назвал его бесполезным.

Эмма вдруг ощутила усталость, во рту было кисло.

— Хорошо. Вы подходите, мистер Филип Пико. Хотите работать?

Юноша поднял голову. Его бритые щеки покраснели, кудри дрогнули. Его истинный возраст стал заметнее. Да, он был староват для проститутки, она ощутила укол боли. Микал зря так смущал парня.

Он поднялся ловко на ноги, подхватил нож и вернул его в скрытые ножны за левым бедром.

— Одно условие.

«После такого представления спрашивай, даже если я не выполню».

— Какое?

Он указал на Микала.

— Он хорошо сражается. Он меня обучит. Я не буду говорить, и я уберегу вашего ментата, как малыша в колыбели.

Она улыбнулась, Финчу стало легче. Конечно, он должен был верить в юношу, приведя его, но кто знал, какие у них были отношения? Кузен ничего не уточнял, и это не имело значения, если юноша был ответственным.

— Думаю, это возможно и приемлемо, хоть Микал строже меня. Пока обучение не будет отвлекать вас от долга, можете тренироваться, Филип. Финч все организует, мы поселим вас в комнате, и вы увидите своего подопечного.

«Клэру это не понравится. Но я не могу следить за ним день и ночь, и эта юная загадка хотя бы займет его, пока я ищу решение проблемы».

— Да, мэм, — Пико склонился поднять шляпу и ядовито посмотрел на Микала. Тот не отреагировал.

Юноша не считал ее угрозой.

Эмму это устраивало. Она кивнула еще раз, скорее себе, чем мужчинам.

— Хорошо.

Глава девятнадцатая Как флюгер

Арчибальд Клэр проснулся от крепкого волшебного сна и сел на кровати.

— Кто ты такой?

Юноша в кресла с высокой спинкой склонил голову.

— Шш. Слушайте.

«Что такое?» — он открыл рот, чтобы возмутиться, но заметил, что на рубашке и жилете юноши были знакомые мелкие стежки — работа Кэтрин, точно — и его волосы были хорошо уложены. Кем бы он ни был, его впустила хозяйка дома, и на его вещи обратили внимание. Его ботинки были крепкими и чистыми, но их возраст показывал, что они были его, а не из запасов мисс Бэннон.

— Прилив, — выдохнул юноша, у него был акцент Лондиния, он родился возле гостиницы Линкольна. Или он был там ребенком. Чуткий нос Клэра уловил следы… помады? А еще пепла и старой крови.

«Как так?».

— Она думает…? — он затих.

Юноша пронзил его взглядом, и весь дом — от подвала, который Клэр не видел, до чердака под аккуратной крышей — содрогнулся, как собака после купания.

Клэр не переставал размышлять насчет юноши у его кровати. Он выбрался из-под одеял, босые ноги ступили на холодное дерево пола, и он пошел к двери.

Было не заперто, что уже радовало, иначе он ударился бы о тяжелую дверь. Он пошел по коридору, шаги за ним были слишком тяжелыми, не как у Валентинелли, ступени в конце коридора скрипели. Крики доносились из глубин — слуги — и одно шипящее ругательство, когда он поскользнулся.

Пальцы юноши тисками сжали его руку, подняли его на ноги, дом задрожал снова. Коридор сверху лестницы сотрясался так, что стены искажались.

«Что она делает?».

Дверь ее гардеробной сияла зеленым светом, и Клэр вспомнил Эмму Бэннон, умирающую от Красной чумы, и свою беспомощность в этой ситуации. Но тогда свет угасал, служанки рыдали…

Удар, и он закружился. Его локоть ударился об пол коридора, но он вскочил на ноги и ударил ладонью, как учил Людо — в горло, ведь если человек не дышит, от него нет проблем…

— Хватит! — прошипел Микал, отклонился от удара Клэра с поразительной грацией. Его пальцы сжали запястье Клэра, он извивался, ногой замахнулся на юношу, что был сразу за Клэром. Звон — у кого-то был нож — и крик раздался за дверью гардеробной мисс Бэннон, воздух стал холодным и дрожащим. Дыхание Клэра вырывалось белым облаком, он взмахнул ногой в сторону ног Щита. Микал быстрым движением избежал удара, дом сотрясся в последний раз, дерево стонало, все трещало, по полу шла рябь.

Щит не упал. Он отскочил, как рыба, его босые ноги стукнули по вздымающимся доскам. Он бросился к двери гардеробной на волне щепок. Он пропал во тьме, и дом успокоился с гулким стуком.

— Тише! — закричал Микал за дверью. — Мир, Прима! Эмма! Эмма-а-а-а!

Клэр поднялся и ринулся за ним.

В комнате был бледный ковер, на нем были обломки дерева, и он спокойно подумал, что она будет злиться из-за бардака.

Юноша поймал его за руку, но Клэр легко увернулся. Он мог повредить ноги, но добрался до двери спальни мисс Бэннон целым.

— Эмма? — робко позвал он в полумраке. Сильно пахло иностранными женскими духами, длинными волосами и шелком. Платья шуршали, пахло здоровой женщиной, дымом магии, грушей в духах, а еще розовой водой с утра. Он воспринимал это, переступил порог и только потом это понял. — Эмма, прошу, скажи хоть что-то.

— Клэр? — она звучала очень юно, тяжело дышала. — И… Микал, — хриплость, это не удивляло после того крика. Это был кошмар?

Но он не ощущал соответственных запахов, так что не думал так.

— Тут, — Щит звучал серьезнее обычного. — Что такое?

— Я не мертва, — потрясенный смех. — Я… Микал. Клэр.

— Да, — глаза Микала сияли желтизной, глаза Клэра привыкли к темноте. Он увидел кровать мисс Бэннон, столик и красивое овальное зеркало, другие силуэты пока не узнавались. Взгляд Микала был парой желтых ламп во мраке. — Ближе не подходите, сэр.

— Микал, — она сильнее напоминала себя. — Не груби. Я в порядке. Это… просто был шок. Клэр, тебя познакомили с…

— …юношей у моей кровати? Странная няня, мадам.

— А лучше было позволить тебе запереться в мастерской и пытаться взорвать мой дом? — она звучала раздраженно? Это был хороший знак. — Да, мистер Клэр. Это звучит так хорошо. Уйдите из моей комнаты, сэр, у меня нет времени на споры с вами.

— Вашему дому не нужны взрывы, чтобы рухнуть, мисс Бэннон. Потому я здесь.

— Вред временный. Уходите. Нет… — это точно было обращено к Микалу, движение мелькнуло в темноте у кровати. Металл сверкнул, кожа Клэра похолодела. — Микал. Нет.

— Воришка, — сказал тихо Щит. — Подойдешь — потеряешь конечность.

— И придется заботиться обо мне, оруженосец, — ответил бодрый голос рядом с Клэром, он подавил дрожь. Любопытно.

— Заботиться? — спросил он. — Вы решили заменить Людовико, мисс Бэннон?

— Нет, — резкий ответ, серебряный свет засиял в нишах у двери. На столике у кровати шуршал шар малахита рядом со стопкой романов — в постели она читала распутные истории — кружился, и дом снова задрожал. — Я думала обеспечить вам безопасность, сэр. Мне пришлось принять это решение. А теперь оставьте меня, мне нужно одеться.

Она резко вдохнула, и Клэр увидел, как мисс Бэннон надевает красное платье поверх ночной рубашки, кружево и сатин задевают простой белый хлопок. Ее ножки были босыми, как у него и Микала, а волосы ниспадали рекой на спину. С кудрями и румянцем на щеках она выглядела как ребенок, что не ложился спать в ночь праздника.

— Микал, позови Северину сюда и скажи Хартхеллу готовить карету. Мы отправимся в Уайтчепл, — она прошла к столику, решительно миновав Щита.

— Уайтчепл? — необычно. Способности Клэра резко повернули в неприятном направлении. — Произошло еще одно убийство.

«И вы ощутили это волшебством. Очень необычно».

Она оглянулась, и он отошел, чуть не сбил безымянного юношу, который с интересом наблюдал за сценой.

— Да. Произошло. Я должна ехать туда.

— Филип Пико, — юноша протянул руку, пожал и сел в карете на обивку, где Людовико не сел бы.

Клэр подавил возражение. Это было нелогично, ему нужно было где-то сидеть и…

— Нет, — сказала мисс Бэннон. Сегодня траур был из шерсти, ее волосы уже были на месте. Не было ни следа растрепанного только проснувшегося ребенка, лишь немного опухли глаза. — Арчибальд, нет времени…

— Вы — и она — попросили моей помощи в этом деле, — ему нравился ее дискомфорт, — и я собираюсь помочь. А этот юноша не заменит нашего дорого Валентинелли, но все же пригодится.

Дверца хлопнула, Хартхелл щелкнул хлыстом, и карета поехала.

Мисс Бэннон закрыла глаза, кулон на горле вспыхнул. Вид был знакомым, и он знал, что странный ведьмин огонь теперь появился перед сияющими механическими лошадьми, и свет указывал кучеру, куда ехать — а остальные в Лондинии знали, что волшебник спешил.

С такой нелогичностью ему приходилось жить после знакомства с этой самой логичной из волшебниц. Он порой думал, что всем колдунам стоило быть практичными, как она. Может, тогда ментатам было бы с ними проще?

Он взглянул на нее, карету трясло. Эмма была бледной, вуаль была в стороне, пальцы в перчатках были слишком напряженными.

Она встретила его взгляд. Как он не заметил ее манеру как у мужчины, идущего на дуэль? Многое в мисс Бэннон становилось понятным, только если перестать думать о ней, как об обычной женщине.

Но ее внимание, грация и организация всего для людей вокруг нее, ее коллекция слуг были не мужскими признаками.

Эмма молчала, смотрела на него со странным выражением. Словно ожидала беду с его стороны, и скоро.

Он постучал пальцами по колену. Было еще темно, желтый туман Лондиния окружал железные фонари с газом или зачарованным огнем, как было на улицах богаче. Копыта стучали, колеса кареты гремели. Город уже не спал, но логичный разум ментата отказывался представлять его как зверя, которого питала магия.

Но даже ментаты преодолевали преграды. Он чуть склонился вперед.

— Вы… в порядке, мисс Бэннон?

— Я весь день искала зацепки, эфирные и нет, к личности нашего убийцы, но ничего не вышло. Я не хотела смотреть место второго убийства после безрезультатного дня, так что легла спать, — она глубоко вдохнула. — А потом ощутила своим телом, как умерла женщина, сэр. Мне не по себе, — она так не выглядела. — Простите мои манеры, мистер Клэр, познакомьтесь с Филипом Пико, кузеном мистера Финча. Он будет вашим пажом, будет делать и мелкие поручения, что вы попросите. Филип отвечает за вас, мистер Арчибальд Клэр. Ведите себя прилично.

— Не переживайте, мэм, — юноша сверкнул улыбкой и вытянул ноги в тесноте кареты.

Клэр подавил желание ткнуть его в ребра. Но такому Чувству нельзя потакать. Он твердо сказал себе так не делать.

— Вы не в таверне, сэр.

— Нет, тогда тут была бы выпивка, — он улыбнулся и обратил внимание на ногти, это ударило по Клэру.

В голове возник необычный вывод. Клэр проверил его, но ему не понравилось. Дитя разврата? На службе мисс Бэннон?

— У вас любопытный вкус в подборе слуг

— Мне это говорили, — она склонила голову, слушая волшебный шум. — А теперь будьте тише. Я занята.

Он отклонился на спинку сидения и ощутил нехарактерное желание выругаться, и громко. Это было опасным Чувством, было сложно повернуться к Разуму.

«Я просто искал пределы того, что вы со мной сделали, Эмма», — но он понимал, пока Хартхелл щелкал хлыстом, а мисс Бэннон побледнела сильнее, что это было не точным.

Он сорвался ненадолго. Чем дольше длились такие дела, тем выше была вероятность, что это случится снова. До тех пор, пока он не объяснит логикой нежелательный…

…но очень полезный факт его бессмертия.

Глава двадцатая Не так много найдено

Эмма высвободила руку из хватки Микала и посмотрела на серое небо перед рассветом, туман и Коросту под ногами, ноги скользили по ней.

— Что вы тут делаете, черт возьми?

Не такое приветствие она предпочитала, но кричавший мог решить часть проблем. Она сладко улыбнулась.

— Мистер Аберлейн. Вы выросли.

Фредерик потолстел с прошлой встречи, у него появились хорошие усы и бакенбарды. Он хмурился, это выделяло его нос-клюв и темперамент холерика. Он был многообещающим малым, поднялся в рангах из-за настойчивости и умений.

Что-то необычное заставило его хмуриться, обычно он был… спокойным. Многие подозреваемые поздно понимали, что его мягкий вид не делал его глупым и податливым.

И многие узнали в его ранние дни на работе, что сломанная голова на службе Правосудию не беспокоила Аберлейна. Его не зря боялись среди умных ребят Лондиния.

— Это… Бэннон? Да. Приятно, — но уголки его рта опустились, ему не было приятно. — Как наш Джофри?

— Мистер Финч все еще работает у меня, сэр.

«Но он будет в другой стране раньше, чем вы поймете, что это изменилось».

— Как ваша жена?

«Помнится, она была больна».

— Какая? И, мисс Бэннон, что привело вас сюда? — он посмотрел за ее плечо, заметил Пико и Клэра у кареты, и он расстроился еще сильнее, если это было возможно. — Разглядывать все с Коростой не лучшее занятие.

«Будто я пришла любоваться. Оскорбительно», — она не давала ему повода думать, что он ведет себя оскорбительно, и она не видела необходимости менять это.

— Неженки еще спят. А мы одни занимаемся этим делом.

— Стоило понять, — буркнул он. — Он говорил, что кто-то еще придет от Короны.

Это было интересно.

— Кто?

— Ох, он стал палачом Ее величества, как Конрой был у ее матери, пусть земля ей будет пухом.

Он прижал шляпу к темным волосам, убранным назад, и она увидела даже в полумраке седину на его висках. Его туфли были грязными, скользили по Коросте на камнях, и она, не оглядываясь, поняла, что была на улице Ханбури.

Один запах сказал ей об этом, она задалась вопросом, была ли в паре дверей отсюда Пегги Рейзор, управлял ли детьми-ворами тут Траут Джек, оставляла ли Короста завитки на деревянной стене, когда свет солнца выжигал ее, оставляя изящный черный след…

Галл. Хорошо обученная память показала и лицо. Лекарь королевы, решительный мужчина. Говорили, он всегда хотел быть среди детей магии, но на деле он любил скрытность, присоединился к некому Братству камня. Они играли в Ритуал и Инициацию, это выглядело довольно глупо, конечно, туда попадали почти все богатые и влиятельные.

Это братство не интересовало Эмму, но если Галл и Виктрис были связаны как ее мать и Конрой, это беспокоило.

Она отогнала эти мысли, проблемы Виктрис уже не касались ее. Это дело нужно быстрее решить, чтобы она могла вернуться к своим заботам.

Главнее всех из проблем был Клэр, который нюхал воздух Уайтчепла с интересом. Он опустил взгляд, подцепил зеленую жижу Коросты носком и кивнул.

— Интересно.

«А что ты сказал бы, увидев, что она делает с телами? Или с крысами в активные ночи?» — Эмма повернулась к Аберлейну.

— Я рада видеть, что о моем прибытии сообщили заранее, — сухо отметила она. — Тут есть тело, сэр.

— Да, — инспектор — он точно добрался до этого статуса, он не был в синей форме, не хмурился, глядя на ментата. — Там уже толпа…

— Будьте добры, уведите их, чтобы мы все осмотрели, — она улыбнулась, он вздрогнул, и это ее обрадовало. — Мой спутник — ментат, довольно полезный. Как и вы. Ярд этим интересуется?

«Вы тут не только по просьбе королевы».

— Третье убийство. Это будет в газетах надолго, — мужчина скривился. — Вы не можете…

— О чем вы? — ее вздох удивил ее, и тепло Микала у ее плеча было единственным, что не тревожило ее на улице. — Дни мягкости прошли, инспектор. Но я сделаю, что смогу.

«Для себя, ведь я не хочу нигде потом фигурировать».

— Хорошо. Идемте, — он не оскорблял ее дальше, это было хорошим знаком — или очень плохим. Он замер, и она заметила его широкие плечи под пиджаком. Инспектор Аберлейн не унимался. — Вряд ли это просто визит?

«От меня? Вот так мысль».

— Конечно, нет, сэр. Я постараюсь довести неприятности до решения как можно скорее.

— Хорошо. Потому что восточная часть вот-вот взорвется.

«Это новое состояние дел?».

— Вот как?

— Чужаки, — он скривил губы. Он скользил на жиже, но управлял этим. По шагам можно было отличить обитателей Уайтчепла, их ноги ехали, и они переносили вес, когда ощущали твердость под ногой. — У вас все еще крепкий желудок, мисс Бэннон?

— Вы спрашиваете у меня? — она покачала головой, радуясь, что Микал следует за ней вплотную. Он не знал, как тихо двигаться по жиже, и она слышала его.

Ее юбки задевали жижу, она не мешала этому. Короста съест ткань, но не было смысла придерживать их, ей могли понадобиться руки. Это дело испортит пару платьев к концу.

«Женщин Уайтчепла можно определить по лодыжкам», — говорили люди.

Она подумывала отправить Короне чек на платья, что были испорчены. Но эти мысли не радовали, как обычно.

Аберлейн снова заговорил:

— В Ярде и участках теперь манты, — он не звучал радостно. — Но они вряд ли захотят видеть это.

«А вы чувствительны к магии, но не можете удержать символ в воздухе. Это задевает вашу гордость».

— Точно.

Она шла за ним во тьму, переулок вел к задней части здания. Микал насторожился. Жижа стала гуще, цеплялась за ее каблуки, покрывала камни на каждой ступени. Ее лодыжки болели — она еще помнила, как ослабить сопротивление, но ноги отвыкли. Ее кожа похолодела, она вспомнила, как босиком бежала по жиже, уклоняясь от проклятий и ударов, прижимая украденное яблоко к плоской детской груди.

Голос Клэра был едва слышным за ней. Филип Пико пробормотал что-то. Микал сжал ее плечо, словно он ощущал ее… неуверенность?

Проход закончился, Аберлейн указал. Ему и не нужно было, Эмма ощущала покалывание эфира во всем теле, в центре. Там был труп, а не пьяница в ступоре.

— Имени пока нет, — нахмурился Аберлейн. Он указал на дальний конец двора. — Там Юдический клуб рабочих. Жуткое совпадение.

— Юдический? — беспокойство эфира пульсировало, словно заметив ее.

«Он уже дважды упомянул чужаков».

— Приходят с востока и забирают работу у бедных англичан. Анархисты. Тут их полно, и каждый раз они оскорбляют кого-нибудь от милой девушки до вора, — он покачал головой. — Теперь это.

— Стало так жутко?

«Конечно. Почему еще инспектор из Ярда был бы тут в это время?».

— Ясно. Три трупа и клуб рабочих — инциденты серьезные.

— Послали за экспертом. Надеюсь, ты знаешь, что делать, Бэннон. Мы можем двигать тело?

«Я не хочу еще одно видение об убийстве».

— Это можно.

«Все же труп до этого двигали», — она посмотрела на труп, сделала два шага от инспектора и пригляделась. Да, голова повернута в сторону, рана на животе, внутренности перекинуты через плечо. Толстые ноги в полосатых чулках были раздвинуты. Два фартинга лежали в кровавом платке у ее правой руки, ее карман был разрезан. Горло было перерезано, и крови было…

…не так много.

Она решила, что пора было напомнить детективу, кто тут главный.

— Любопытно, — прошептала она, услышала, как Филип Пико резко вдохнул, увидев тело. — Скажите, инспектор, вам еще снятся сны?

Он долго молчал. Он тряхнул левой рукой, сжатой в кулак.

— Проклятие, — тихо сказал он. — Чертова волшебница.

«Да. И вас могли проклясть. Мне нужно лишь напомнить, где ваше место».

— Да. Скажите, инспектор, куда делась кровь?

— Я знаю, куда делась часть. Видите? — он указал, и она присмотрелась. Даже с ее чувствительными глазами она не сразу поняла, что нужно увидеть.

— Кожа. Фартук сапожника?

— Или мясника. Мог уже быть там. Бэннон, но этого мало. И не нужно быть мантом, чтобы понимать, что что-то не так. Смотри, — он указал на мерцание над трупом. Оно напоминало дымку жара над огнем или крышей в жаркий день. — И внизу.

— Да, — под телом зелень Коросты была выжжена. Говорили, Короста зеленеет от крови. Но тут кровь — или что-то еще — выжгло зеленую жижу на древних камнях. — Ее не убили в другом месте.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю, и этого достаточно.

— Чертова волшебница, — он звучал утомленно. Он потер ладонью лицо. — Думаю, ты права.

Глава двадцать первая Ответы в другом месте

Бедной женщине, наверное, при жизни не уделяли столько внимания, как сейчас. Бодрый пухлый хирург в темном костюме и с быстрыми руками бормотал указания худому пареньку в наряде писаря, за ним стоял гробомаг с мрачным видом, создавая чарами яму, поглядывая на тело с опаской, словно оно могло что-то учудить.

Мисс Бэннон тоже поглядывала на труп с опаской. Она размышляла, ведь события требовали обдумать их.

Но она обычно не была такой… отвлеченной.

Темная комнатка в морге была шумной, но и людной. Клэр стоял у края группы, собравшейся у двери, состоящей из мисс Бэннон, Щита, Пико и крепкого инспектора, который удивительно фамильярно общался с мисс Бэннон. В коридоре снаружи тоже было людно, убийство привлекло внимание, газеты требовали подробности. Небольшая армия мальчишек продавала газеты, как только их печатали.

Клэр склонился ближе, используя преимущество роста, заглядывая за плечо хирурга.

— Любопытно, — сказал он. — Внутренности… куда пропала матка?

— Не знаю, — сказал лекарь Багсвелл бодрым тоном, склоняясь над гранитной плитой. — Говорят, некий скряга в Степни платит за них гинеями. Нет и яичников. Смотрите, лезвие очень острое.

— Да, и обращались им с умением, — Клэр не прижимал платок к чувствительному носу, но хотелось. — Даже диафрагму выскребли снизу. А почки…

— Тебремская женщина, — сказал Аберлейн в сторону мисс Бэннон, хотя его поза кричала, что он не хотел говорить об этом. — И Николь. Да, поразительное сходство. Обе работали как… ну, им не повезло. Этой тоже.

— Я могу узнать проститутку, сэр, — резко сказала мисс Бэннон. — Но тут рядом с телом оставили фартинги. Это беспокоит.

— Когда вы так говорите, мне становится страшно, — вздохнул инспектор, его дыхание становилось облаком. Тут было ужасно влажно, а прохлада не давала трупам завоняться. Но все равно было неприятно. То, что осталось от внутренностей жертвы, было в ведре, воняло само по себе, и ее обмякшее лицо не было мирным, как многие описывали состояние Смерти.

— Ее пальцы стерты, — отметил Клэр. — Может…

— Кольца? И смотрите на засечки на шейных позвонках, — Багсвелл цокнул, глядя на черную жидкость, все капающую с плиты в канализацию, источающую гадкий запах сквозь ржавую решетку. — Запиши это, Эдрик.

— Да, сэр, — юноша хотел стать таким же физикером, и зрелище его не пугало. — Мне перечислить их?

— Да, пожалуйста. Там три. Укажи точное их расположение. Если нужно — зарисуй. Хм.

— Правша, — сообщил Клэр. — Горло перерезали сзади. Но зачем?

— Она встала бы к стене и задрала юбки, — сказала мисс Бэннон. — Это проще, чем на холодной земле.

— Вот как? — инспектор был алым.

Клэр отметил это и повернулся к телу.

— Не хотите, чтобы я говорила о таком? — ее тон был ледяным. — Мой ментат работает лучше, когда получает необходимую информацию четко и бесстрастно. Вы говорили о другом нападении? До Тебрема?

— Может, это не связано. Вод, швея и порой проститутка. Говорят, ее убили двое мужчин без лиц или один без лица.

— Ясно, — это заинтересовало Багсвелла. Он повернулся, руки были по локти в крови. — Я видел тело. Упала в рабочем доме, разорвана промежность. Инфекция. Она сказала: безликий?

Аберлейн скривился еще сильнее.

— На этом настаивали.

Клэр взглянул на мисс Бэннон, которая побледнела. Вряд ли дело было в комнате, она спокойно смотрела и на жертв, чье состояние было хуже. Интересно. Он отогнал эту мысль и вернулся к телу.

— Части печени не хватает. Точно ошибка.

— Думаете? У него есть навык…

Клэр возразил:

— Да, но посмотрите туда и туда. Следы ясны. Он целился в другое и промазал.

— Инспектор, — мисс Бэннон услышала достаточно. — Я требую доставить мистера Клэра в Ярд и ответить ему на все вопросы, дать доступ ко всему, что он потребует.

— Макнотону это не понравится, — мрачно буркнул Аберлейн. — Как и Свонли. И Варингу.

— Это не в моей власти. Дайте им понять, что это желание Короны. Мне нужно поискать ответы в других местах. Пико? Свой долг вы знаете.

— Да, мэм, — тут же посерьезнел парень, и это радовало.

— Мистер Клэр? Постарайтесь быть дома к ужину, а еще не перегибайте с экспериментами, — она поправила перчатки, ее быстрые пальцы проверили вуаль. — Я оставлю вам карету и Хартхелла. Микал, найди экипаж.

— Бэннон… — Клэру пришлось отвлечься от тела перед ним. — Думаю…

— Арчибальд, пожалуйста.

«Не так поняла. Ничего не поделать».

— О, я просто хотел напомнить… об осторожности.

— Я постараюсь быть осторожной. Хорошего дня, джентльмены, — и она ушла, толпа в коридоре точно отпрянула от взгляда Микала, идущего перед ее фигуркой в черном. Они решат, что она в родстве с погибшей? Кто знал?

— С таким успехом можно сказать гадюке думать, куда жалить, — пробормотал инспектор, хмурясь.

Клэр кашлянул.

— Попрошу не говорить плохого о леди.

«Странно. А я могу? Тогда хотя бы в лицо».

К счастью, мужчина не ответил, и Клэр повернулся к телу и хирургу, с интересом наблюдавшему за ними.

Гробомаг скрестил руки, словно ему было холодно.

Может, так и было.

Инспектор был интересным. Гордый нос и бакенбарды, что не скрывали детскую привлекательность, которой он когда-то обладал, но тени были под темными глазами. Его скользящий шаг показывал Клэру, что он привык к жиже под ногами, хоть от нее портились края штанов. Аберлейн двигался четко и экономно, напоминая клерка, а не инспектора.

Он фамильярничал с мисс Бэннон и опасался ее, а еще был довольно юным для ранга инспектора… Эта история могла приятно занять способности Клэра, если бы они уже не были заняты.

Аберлейн с печальным видом расставил ноги и смотрел на вскрытое тело.

— Правша напал сзади и перерезал ей горло, а потом распорол.

Воротник душил Клэра, но он не ослаблял его.

— Могла ли кровь пропасть из-за магии?

— О, могла. Она так и сказала. А она берется только за жуткие дела, — он тяжко вздохнул. — Уайтчепл опасен. Нам повезет, если других неприятностей не будет.

— Точно, — Клэр нахмурился. Что-то почти далось понять, мысль дразнила и не приближалась. — Нам нужно постараться. Кто же напал? И не ясно, зачем снимать кольца, но оставлять монеты?

Аберлейн кивнул. Его нос покраснел от холода.

— Я видел, как мужчин и женщин убивали за меньшее.

Хирург выдохнул с отвращением.

— Не стоило ее торопить. Легкие сердце и остальное испорчено. Пример влияния алкоголя.

— Так почему она?

— В восточной части тысячи неудачников, сэр, — Аберлейн мрачно сжал губы, выдавив эти слова. — Может, ей просто не повезло.

«Я так не уверен. Что королеве Виктрис и остальным до этих неудачников? И органы деторождения убраны очень острым ножом. Все было непросто».

— Возможно. Бедняга.

Брови Аберлейна уползли к шляпе от тихих слов Клэра. Обычно ментаты так не говорили.

— Господа, можно ее зашивать? — бодрость хирурга поражала, но Клэр взял себя в руки. — Или нужно что-то еще посмотреть?

Аберлейн встревожился еще сильнее, если такое было возможно.

— Можно понять, были ли у нее, кхм, отношения? Перед, кхм, происшествием?

— Вот, что любопытно, — доктор почесал щеку, оставляя кровь на бакенбардах. — Оставшееся от ее детородных органов, похоже, выжжено.

Клэр моргнул и склонился ближе.

— Верно. Интересно. И это следует по венам и нервам.

Гробомаг нервно кашлянул. Клэр посмотрел на него.

— Что?

— Ничего, сэр, — но мужчина был бледнее, чем когда Клэр прибыл. — Просто… магия следует по крови и нервам. Но сжечь их… жуткое дело. Особенно там.

— Нужно сообщить мисс Бэннон, — кивнул Клэр. — Хорошо. Инспектор, думаю, нам придется еще немного потерпеть друг друга.

Глава двадцать вторая Немного коварства

Экипаж гремел, а Эмма опустила голову, сосредоточившись на мыслях.

Вне кареты кипел Лондиний, она ощущала, что Короста уже меньше тянет за колеса. Ей могло стать лучше, когда Уайтчепл останется позади, хотя она сомневалась в этом.

В любом случае экипаж был просто уловкой, чтобы сбить преследователя, хоть и удивительно ленивого. Но она привыкла не подходить к вещам напрямую.

И она получила время на размышления.

Тела были со следами черной магии — не Дисциплины Эммы, хвала небесам, но следы эфирной силы с таким гадким умыслом, что даже те, кто из Эндора предпочли бы его избежать. Только Дисциплина Чернее, чем у Эммы, Дьявольская, не пахла дымом этого искусства.

Эндоров убили, обнаружив… тревожные знаки. А Дьявольские еще были. Не в цивилизованной Англии, конечно, но в других местах. Особенно там, где еще удерживали власть паписты. Дети магии, чья Дисциплина была темнее Дьявольской, чаще всего становились чудовищами, погибали быстро, в утробе. Так считали ныне. Но она могла разобраться с такими чудищами, как и с Дьявольскими.

А еще… Тела были просто инструментами; они просто были следами глубже. Британния говорила о стержне силы…

Сила правящего духа обновлялась, как течение Прилива пополняло магию детей Англии дважды в день. Или было что-то другое, и Британния испытывала… постоянный отток сил? Это был результат или симптом?

«Я мало знаю», — раздражение кипело в ней, камень не пропадал из горла. А еще неприятная цепочка мыслей поднималась в ее голове.

Клэр ожидал, что она позволит ему умереть от чумы? Как она обеспечила бы выживание Людовико? Он думал, что она вырвет Камень из ментата и вернет ему хрупкость?

Хорошо или нет, но она выбрала Клэра. Ему это требовалось в тот миг сильнее. А иначе… она мирилась бы с угрызениями совести по другой причине?

«На это мне ответ пока что не нужен. Я и не смогу ответить на это себе».

Кучер прикрикнул на механическую лошадь, и Эмма огляделась. До появления Микала времени оставалось немного.

Разорванные тела, отсутствие матки. Это был стержень проблемы… Но куда вели его корни? Как это влияло на Британнию? Это было Сочувствие? Она не понимала, как происходило это влияние.

Конечно, Клэр вряд ли отругал бы ее за это. Слабость Британнии могла быть случайной. У нее были доказательства обратного?

Слово Британнии. Ей так это требовалось, что Виктрис пришла к двери Эммы одна, опустилась до просьбы, а не приказов о помощи волшебницы.

Слабо утешало то, что Эмма думала, что Эмма Бэннон вряд ли послушается.

С Клэром тревога была другой — сможет ли Пико удержать его от экспериментов. Это все, что она могла, не приглядывая за ментатом лично. Финч был надежным, и она совершила кровную связь с бессознательным ментатом, о которой не рассказала.

Клэра это точно выведет из себя. Когда он поймет, что она сделала, или когда расспросит Пико, или…

Кучер крикнул еще раз, экипаж дернулся, замедляясь. Мгновения спокойствия пропали. Она была слишком растеряна, чтобы размышлять должным образом, это привело бы только к большему количеству смертей.

Так ведь? Неудачники умирали каждую ночь в Лондинии. Если их смерти ослабляли Британию… было ли это приемлемо?

Женщина, какой она была до Красной чумы, посчитала бы это глупостью. Но теперь она довольно спокойно думала о таких предательских вопросах.

Клэр думал, что она набросится на эту тайну и будет искать решения, будто так и надо.

Недавнее убийство грубо напоминало о себе в ее мыслях. Она теперь ощущала, какую Работу сейчас исполняли, ведь не просто так побывала на месте убийства в Тебреме. У этого были неприятные симптомы, но вчера в кабинете она постаралась оградить себя от этих эффектов.

Понятно, что получилось плохо.

Экипаж остановился. Через пару мгновений дверь открылась, и Микал уверенно подал ей руку, чтобы она выбралась. Кучер обрадовался легкой выгоде и умчался со стуком и лязгом.

Из-за густого тумана Лондиния свет солнца казался тошнотворным, силуэты двигались в глубинах тумана. Микал не отпускал ее, и ей пришлось посмотреть на Щит.

Обычно с Примами было шестеро Щитов, они защищали от атак и следили, чтобы не было перебора эфирной силы. Их можно было… использовать… и по-другому. Она долгое время не нуждалась в ком-то еще, кроме Микала. А Эли…

«Не думай об этом. Мертвые подождут, пока мы занимаемся живыми».

Микал ждал. Конечно, он не выказывал нетерпения.

Туман удушал этим утром. Они были одни на дальнем северо-восточном краю Коросты. Пешеходы спешили прочь, почти безликие, Микал отвел ее в сторону, кирпичная стена была в шрамах возраста.

На миг его лицо показалось чужим. Эмма строго встряхнула себя.

— Микал.

— Прима.

— Нам нужно в Баксроу, — сообщила она.

— Снова в Уайтчепле, — кивнул он. — Место второго убийства?

— Да. Я не хочу свидетелей.

Он кивнул, но стоял, чтобы она могла что-нибудь добавить.

«Что ты сделал, Микал, когда я умирала? Клэр сказал, что ты совершил чудо. Я выжила, а ты не назвал цену исполненного трюка».

Она подавила эти слова и вдруг осознала вес траурного платья, украшений, ее волос, заплетенных быстрыми пальцами Изобель, туфли давили, как и корсет — ей не нравилась мода на свободно зашнурованные корсеты.

Другое давило на ее плоть. Людовико. Клэр. Виктрис. Безликий мужчина с сияющим ножом. Микал и все в доме. А еще души, что были ее якорями.

Без этих грузов смогла бы она подняться над поверхностью земли?

И куда она улетела бы? Сбежать не вышло бы. Единственным решением было окружить себя удобствами, потому нужно было разобраться с этим делом быстро и беспощадно.

Она сглотнула, горло пересохло.

— Тогда идем, — она убрала руку, выражение его лица не изменилось.

Это успокаивало не так, как она хотела, но хотя бы освободило от других тревог. Главной среди них было то, что ждало ее в Баскроу, на месте второго убийства.

— Ее нашел извозчик, — тихо, задумчиво. Солнце все сильнее пробивалось сквозь туман, выжигало покров Коросты в Баксроу, но на камнях остались тонкие зеленые завитки, что скрывались в темноте трещин. — Больница там, — она указала на далекое здание, скорее ощущая, чем видя его сквозь туман. Она хмурилась в не подобающей леди манере. — Но следов беспокойства почти нет. Как любопытно.

Брусчатка была в трещинах, камней недоставало, они крошились, доски почернели от времени, краска облетала там, где ее не съела Короста.

Микал огляделся.

— Она была уверена, что это… — было понятно, о ком он, по ударению на «она» и оскалу.

— Было связано с нами, да, — Эмма плотнее укуталась в меховую накидку. Ее поверхность блестела от влаги, и она никак не прогоняла холод. Наступила осень. А скоро зима. Ей стало еще холоднее. — Уверена, это то место.

— Пятно крови, — он указал изящным жестом, жилы выступили на его ладони. — У дверей конюшни.

Он не упомянул, что там тоже была выжжена Короста, даже в трещинах не осталось зеленых следов.

Эмма взглянула на улицу. Что-то в угле пятна ей не нравилось.

— С наступлением темноты заперли, — их окутал теплый воздух конюшни, запах грив и механизмов лошадей. Она осторожно дотронулась нитью магии. — Возможно…

Она шагнула вперед, на потемневшие камни брусчатки. Она приготовилась к неприятным ощущениям, но их отсутствие требовало ответа. Обучение впилось когтями в ее органы, и она отогнала это ощущение.

— Хм, Микал?

— Я тут, Эмма.

«Ясное дело», — но ей требовался ответ. Она закрыла глаза, потянула за невидимые нити мира.

Вот. Боль пульсировала в ней, и она склонилась, едва замечая пальцы Микала на своей руке. Он держал ее, и она отринула внешнее сознание.

Одна нить, как паутина, казалась неправильной среди множества узлов.

Соль на стертой коже, медь ужасом наполняла не ее рот, тряска и треск хлыста.

Ее голова дернулась в сторону. Удар пролетел мимо, ее тело немного напряглось. Она видела обрывки, ее заполнила жаркая горечь и глубокая боль, теплая рана спереди.

— Карета, — прохрипела она.

Тоже репетиция. И все прошло не так хорошо, как планировалось.

— Вот! Что такое?

Крупный мужчина в шляпе кучера, с большими бакенбардами и плечами, что придавали ему облик моржа, вышел из глубин конюшни, Эмма вернулась в свое тело и услышала скрежет и хруст.

Микал едва взглянул на мужчину. Он придерживал ее, слабо улыбаясь, и это пугало, хотя она понимала ее значение. Нет. Она покачала головой, он убрал свободную руку от рукояти ножа.

— Говорю, что вы…? — он отметил качество ее платья и пиджака Микала, увидел ножи Щита. Шум внутри стал еще громче, и Эмма подавила дрожь. — Мисс, вы в порядке?

Она кашлянула, горло пересохло. Эмма обрела свой голос.

— Да, вполне. Благодарю. А лошади… расстроены.

Он сдвинул шляпу и поскреб под ней.

— Они не в духе все время после убийств, мисс. Вы из-за этого пришли? Кровь была там. Я не понимаю, зачем с ней так. Даже с проститутками так нельзя.

— Во всем этом не было ничего… странного? — ее голова казалась слишком большой для ее шеи, но слова должны были звучать естественно, он внимал ей и опустил натруженные руки. — Кроме, ох! — беспомощное движение, она без проблем играла изнеженную дурочку. От этого мужчина расслабится, но порой она задумывалась, что будет с миром, если в нем требовались такие уловки.

— Ладно, — он сунул пальцы в подтяжки и широко расставил ноги, грохот внутри усилился. — Я уже рассказывал. Я заперся, а утром обнаружил тут бардак. Пришлось заплатить немалую сумму, чтобы тут убрали. Но мант, что пришел, сказал, что тут только узел, взял деньги и ушел.

— Верно, — пробормотала она. — И он хорошо колдовал? — он ведь ему заплатил.

Он пожал плечами, явно хотел сплюнуть в сторону, но передумал делать это пи ней.

— Я не маг. Это товарищ через две улицы, Кендалл, — ему заметно нравилось рассказывать историю про тело на пороге, хоть его наше не он, он наткнулся на него, пока первый свидетель — неудачливый торговец — побежал за подмогой.

Она смогла получить адрес Кендалла и успокоила конюха, как могла, пока голова болела так, что темнело перед глазами. Он решил, что ее глаза слезятся из-за судьбы умершей бедняжки, заговорил о количестве крови, о распоротом животе, как у рыбы. Лошади все еще боялись выходить, и толпы зевак мешали его работе. Она делала вид, что внимает каждому его слову, а потом едва заметным жестом заставила Микала дать мужчине пару монет за неудобство.

В конюшне снова стало тихо, но Эмма ощущала медный запах страха лошадей.

Она ощущала и свою горечь. Корсет впивался, платье промокло под руками и на пояснице.

Микал повернулся, конюх ушел во тьму своих владений, его широкая спина пропала как дух.

— Прима?

— Кендалл. В двух улицах отсюда. Стоит его посетить.

— Верно. Вы… бледны…

Ясное дело. Она укуталась в накидку, но все равно дрожала. Она отогнала дрожь, ее украшения приятно нагрелись.

— Подозреваю, буду еще бледнее до конца этого дела. У меня возникла любопытная мысль.

— Какая?

— Тело, найденное здесь, выбросили из кареты. А еще…

— Еще? — он заметно напрягся, ведь знал, что сначала она называла менее опасные задачи, готовясь к последнему.

— Пора навестить Тонкую Мэг.

Глава двадцать третья С конца

Улица Уайтхелл стала беспокойной, ее захватили метрополии. Замок Порядка разросся, как грибы. Ярд теперь состоял из нескольких зданий с официальным входом — раньше был задним ходом — и соответствовал своему названию. Наверное, это место специально назвали в честь улицы сзади, а не Уайтхелл. Справедливость всегда походила к добыче сзади.

Или приближалась с неожиданной стороны.

Кабинет инспектора был разделен с другим инспектором. Место было любопытным. Ему одному из немногих в Ярде повезло получить окно, но видно было только желтый туман и основание фонаря, комната была наполовину под землей. Ноги проходили мимо, их владельцы спешили или ленились, ощущали на себе взгляды Ярда. Окна были и сверху — пустые глаза, что по ночам сияли лампами, пока рыцари порядка кормили Закон бумагами и догадками.

В этой пещере полки были полны папок, как и должно быть в кабинете, но было и… другое. Кусочек ситца в крови, треснувший хрустальный шар с точкой света в глубинах, изогнутый нож в кожаных ножнах — Клэр хотел изучить его подробнее, но и другие предметы просили внимания. Красная бархатная подушка с тяжелым медным кольцом, медная тарелка с пуговицами и серебряный гаситель для свечей. Вещи были богатыми.

— У вас сентиментальная натура, сэр, — Клэр отвернулся от полок, инспектор стоял за столом, приоткрыв рот. Выражение ему нравилось. — Вещицы с дел, я так понимаю.

Но следующие слова инспектора все изменили.

— Клэр, — ответил задумчиво мужчина. — Арчибальд Клэр. Я знал, имя звучит знакомо. Если посмотрите снизу справа, сэр, там ваша монография.

— Да? — он посмотрел и увидел знакомую голубую мраморную обложку. — Ах. Ладно, — она была потрепанной, и он ощутил укол Гордости. Снова Чувства. — Я… тронут. Кто бы подумал?

— Я прочел ее, — Аберлейн возмутился. — Я исполнял рекомендованные Упражнения на рассвете и закате, когда было время. Они были неоценимо полезны, сэр. Если бы я знал, что это вы, не обходился бы с вами так холодно. Знакомые мисс Бэннон, хоть и эффективны… бывают проблематичными.

— Это я понял, — сказал Клэр. Он был таким же. Он посмотрел на Филипа Пико, прислонившегося к стене у двери — там встал бы и Валентинелли, но не так скалился бы. — Она уникальна. Мисс Бэннон. Я рад, что мои жалкие записи пригодились. Но вы не поэтому привели меня сюда. Даже угрозы мисс Бэннон о недовольстве Короны не заставили бы вас привести незнакомца в это святилище, ведь вы часто спите за этим столом, сэр, и след остался от вашего лба и щеки.

— Я таким вас и представлял, — Аберлейн просиял, показав юношу, каким он был лет десять назад. Клэр наблюдал за ним с плохо скрываемой гордостью. — Сэр, вы — нечто.

— Я просто ментат, — Клэр поправил манжеты. Он замер от внезапной мысли. — Вы знали, что убийства совершила одна рука, задолго до этого.

Мужчина опустился на стул, указал на другой.

— Да. Мы с Лестрейдом делим кабинет, но он сейчас преследует дурака в Девоне. Мы с ним пострадали, когда нашли жертву в Тебреме. Там… присаживайтесь. И вы, сэр.

— Зачем? — хотел знать Филип Пико. — Я просто няня.

— Няня не поглядывала на выходы и не потела при виде Ярда, — Аберлейн взглянул на Клэра, и ментата потрясла его дедукция. — Вы с улицы Джермин, но слишком стар для их игр. А волшебница доверила этого джентльмена, к которому привязана, ведь я еще не видел ее интерес к таким слугам. Значит, вы опасны, — Аберлейн кивнул. — Не бойтесь меня. Я не буду мешать слугам миледи.

Снова намек на историю между мисс Бэннон и этим мужчиной.

Это отвлекало, но Клэр вернулся к делу с усилием.

— Как только нашли жертву в Тебреме?

— Присядьте, — Аберлейн сжал губы. У него было чернильное пятно на правом среднем пальце, тонкая линия грязи пробилась под обручальное кольцо.

Он вдруг решил, что мужчина долго не спал прошлой ночью.

Он вообще не был в постели. Догадка сжала желудок Клэра, и он строго сказал себе не вести себя глупо. Его хорошее пищеварение решило сейчас повести себя плохо.

Клэр опустился на стул, кожа заскрипела под ним, на краю стола были следы других ботинок — может, инспектора, что гонял дураков в Девоне?

Он взял себя в руки, сцепил пальцы перед лицом, он кивнул.

— Продолжайте, сэр.

— Вы знакомы с ластморден?

Клэр нахмурился. Странное слово. Немецкое? Он подумал о своем друге Зигмунде, который сразу заинтересовался бы, как и во всем, связанном с мисс Бэннон. Старина Зиг заметно постарел, Клэр месяцами не был в его обществе. Клэру захотелось задуматься, почему. Конечно, Зиг все еще играл с механическим пауком.

— Я не знаю. Объясните.

— Есть несколько случаев. Зверь Дюсельдорфа, например, или Флорентийский монстр. Мужчина, обезумевший… — Аберлейн заерзал. Его щеки порозовели. — Или бесконтрольно желающий совершать убийства, оставляя следы одержимости.

Веки Клэра опустились.

— Ясно. Интересная теория. Может, это преступники с желанием убивать? Это их природа?

— Конечно. Но когда этих монстров ловят… Мистер Клэр, я вас не испугаю?

«Если бы вы знали».

— Не напугаете.

— И вас не расстроит, если я… расскажу о необычных методах исследования?

— И у меня они странные, сэр, — Клэр заморгал. — Продолжайте.

— Хорошо, — Аберлейну все еще было не по себе. — Одержимость диктует убийство. Я расскажу вам, что узнал, мистер Клэр. Убийца оттачивал искусство. Его будет сложно поймать. У него есть транспортное средство, в его разуме есть какая-то цель, — он глубоко вдохнул. — И он еще не закончил.

Клэр медленно кивнул.

— Ясно. Уверены, что у него есть транспортное средство? Личная колесница, чтобы двигаться от жуткого дела к другому?

— Да.

— Откуда уверенность?

— Я… — Аберлейн кашлянул, ему стало неловко. — Не могу сказать.

— Интересно, — Клэр кивнул. — Поведайте, что вы можете рассказать.

— Сама идея ластморден отвратительна, сложно убедить вышестоящих в ее существовании. Для них Убийство — результат Безумия, и нет места для… лучше не скажешь, истинного зла, — Аберлейн кашлянул. — Думаю, те, кто высоко поднялся в мире, не становятся лучшими детективами, но из них хорошие управляющие, — он помрачнел, но отмахнулся.

Эту речь он оттачивал бессонными ночами, и Клэр слушал внимательно, как часто было с мисс Бэннон, когда они обсуждали тему, что была ей интересна.

Интерес часто вел к лучшим выводам, даже если тема была для них не совсем понятна.

«О, не думай сейчас о мисс Бэннон», — он обратил внимание на дело и кивнул, Аберлейн смотрел на него с вопросом.

— Продолжайте, — сказал он с долей… раздражения.

Если бы говорила мисс Бэннон, ей не нужно было и взгляда, чтобы оценить его внимание.

— Вы внимательны, сэр, и это приятно. Скажите, если…

«Поскорее».

— Эти убийства — странные ластморден — вышестоящие редко останавливают. А вы нашли знания из дневного опыта, что дает вам… определенные чувства к делам и их закрытию. Это привело к конфликту с Ярдом, и хотя у вас много хороших качеств, вы не можете терпеть бюрократов.

Тишина была бы неудобной, если бы Аберлейн не улыбался.

— Вполне, — сказал он. — Вполне. Лестрейд в этом лучше, и без него я бы сорвался. Не помогает, что мои методы… Порой меня обвиняют, что я не лучше преступника.

«Ах, вот и честность», — вещицы на полках, где Аберлейна считали преступником, должны были приструнить… или вещицы жертв, где он не смог отомстить.

Или все сразу. Рыцарь был близок к преступнику.

«Ты стал философом, Клэр».

Он обратился к другим мыслями. Мужчина был серьезен, и было сложно поверить, что он мог нарушить закон, чтобы выполнить дело.

Клэр пригляделся. Внешность обманывала, и нужно было помнить эти качества с мужчиной. Особенно, когда Клэр стал… кем?

Да. Он отвлекся. Это плохо.

Аберлейн пожал плечами.

— У меня есть небольшой эфирный талант, но я не колдую, — спешно добавил он, — меня даже не обучить! Но меня побаиваются в Ярде.

— Хоть вы и не волшебник, — уточнил Клэр.

— Верно, — Аберлейн обрадовался реакции. Он сел удобнее, посмотрел на полки с вещицами и папками, книгами и свитками. — Но у ластморден есть схожие черты, мы с Лестрейдом выделили их, порывшись в кровавых делах, которые не печатают. У тех убийств были свойства…

— Какие? — спросил Клэр.

— Хищность. Но этого мало. Есть метод — заметна прогрессия. Убийца начинает с экспериментов, хотя видно следы, кхм, его одержимости…

— Его?

— О, женщины могут пить, отравить, и есть редкие женщины, как мисс Бэннон, гадюки в хрупкой оболочке. Но женщины не совершают ластморден. Это немыслимо.

Молчание Клэра восприняли как согласие, и Аберлейн продолжил, разогнавшись:

— Жестокость в атаках женщинам не присуща. А еще… движущая сила — прерогатива мужского.

— Ясно, — прошептал Клэр.

— Следы одержимости уникальны у каждого преступника. Как у каждого человека свои отпечатки пальцев, так и ластморден — отражение личности преступника… теория сложна, — признал Аберлейн и поднялся на ноги. Он прошел к окну, посмотрел на сияние солнца за туманом, тени проступили на его лице, стали глубже.

«Плоть хрупка», — но не у Клэра. Он ждал продолжения после паузы Аберлейна.

— Нападение, которое недавно привлекло внимание, было не первым? Вы об этом?

— У многих схожие метки, алкоголь и проституция до добра не доводят. Но Тебрем… там была беда… вы поверите, если я скажу об интуиции? Чувстве, обостренном опытом.

— Я поверю вам, — Клэр искал верный тон. — Вы говорите, что могут быть другие, но убийство в Тебреме успешно подтолкнуло убийцу вперед? Это разожгло его одержимость, и теперь…

— …будет взрыв. Особенно из-за напряжения в восточном районе. Проблемы с представителями общин, лень, чума и злоба — все ужасы описаны в газетах, и эти искры разгорятся, — он развернулся, прошел к полке и вытащил папку с красным шнурком.

Он напоминал адвоката с папкой в руках. Клэр подавил изумление. Улыбаться не стоило, его лицо не должно было меняться.

Если бы он не учился вести себя так с мисс Бэннон, точно не удержался бы.

Аберлейн не заметил его выражение лица.

— И Корона решила помешать, надавив на Ярд. Признаюсь, я не рад этому, ведь от давления станет сложнее, преследовать убийцу в стоках Лондиния. Если потревожить ил, искать в пруду будет хуже.

— Ах, — Клэр обдумывал его слова пару мгновений. — Детектив, вы переживаете за эти смерти лично.

Мужчина кашлянул и чуть покраснел.

— Некоторые дела, мистер Клэр, стали такими.

— Понятно, — Клэр ровнее сел на стуле. — Думаю, в вашей папке ценная информация, и она может повредить, если о ней узнает публика. Думаю, вы должны быть осторожным. Следы указывают, что дело кончится плохо. И, мистер Пико, присядьте. Думаю, вы нам поможете.

— Рад помочь, — ответил он, и Клэр ощутил толику раздражения.

Может, мисс Бэннон не зря наняла его.

Конечно, в деле была мания, но и логика с информацией Ярда помогла бы очистить воды.

Он решил не думать о том, почему ему стало спокойнее.

— Есть убийства, которые мы с Лестрейдом считаем схожими, — папка была ужасно толстой, и столик, куда он ее положил, скрылся под ней. — Хотите чаю, пока будете читать?

— Буду рад, благодарю, — Клэр нахмурился, открыв папку, его способности заработали.

Он собирался сидеть там долго.

Глава двадцать четвертая Тонкая Мэг

«Кендалл в двух улицах» оказалось неточным. Может, мужчина не хотел обмануть, но туман сгущался, и мысли Эммы напоминали эту гущу. Она хотела, чтобы Клэр был рядом и все прояснил. Он хоть в этом не подключал свою чувствительность.

В переулке гадко пахло, Короста была густой под ногами — солнце не проникало в эту брешь, крыши соприкасались, словно здания шептались. Воняло из убежища, комнаты с низким потолком, дверь которой была разбита.

Прошлой ночью в Уайтчепле произошло не одно убийство. В чулане сгустилась эфирная жестокость. Маленькая кровать в крови, сейф разбил убийца или соседи, обои были порваны, картина без рамы с женщиной с темными глазами и грустно опущенными губами, в одежде времен раннего правления Безумного Джорджета, кудри были присыпаны пудрой. Картина была покрыта лаком вместе со стеной не меньше двух раз, что решало одну тайну, а круглая женщина с плохими волосами решила другую.

— Я сдаю уважаемый дом, — повторила она, укутав плотнее шалью плечи. Ее юбки были починены, не хватало двух крючков на корсете, и потому он топорщился бы, не напоминай она призрака. — Хозяин — из западного района, сильный, как вы, мисс.

— Не сомневаюсь, — Эмма указала на кровать. — Куда убрали его тело?

— Тело? Его не было, мисс. Утром был бардак, колдун пропал, кровать была в крови. Никто не слышал, конечно. Но это же маг, он может шутить.

«Вряд ли», — Эмма задумалась.

— А Кендалл любил шутить?

— Кислый, как вдова, мисс, — она сжала губы. Эмма кивнула, Микал вытащил монету. Он протянул ее, женщина хотела забрать… но его пальцы дрогнули, и монета пропала.

— Уверены, что ничего не было слышно? — сладко спросила Эмма.

Женщина выпрямилась, плотнее укутавшись в шаль. Она посмотрела на темный коридор, и Эмма ощутила давящее пространство. Окна не было, с закрытой дверью было еще хуже. Не было места даже для Меньшей работы, а на стенах были слабые следы эфирной защиты. Конечно, нити были сложно запутаны, и она могла лишь все испортить.

Странно, но у окровавленной кровати не было ни одной мухи. Без окна они не могли влететь, но все равно было странно.

— Ничего, — но голос женщины стал тише. — Я не успела поменять простыни, но теперь я и за деньги их не трону. Никто ничего не слышал, но сразу же на кухню пришел Уилл Эмерик, потирая глаза. Он жаловался на щепки в коридоре. Он был пьян и спал до этого, а соседка спала плохо. Она не пила джин месяц, это сказывалось. Но было тихо… — она взмахнула рукой, глазки чуть не пропали в складках, пока она щурилась. — И мы не понимаем, мэм. Кендалл тихо пропал.

Эмма кивнула, Микал отдал шиллинг. Женщина проверила его гниющими зубами, оглянулась.

— А теперь вы, — продолжила она, — важная леди в его комнате. Это плохо. Плохо для бизнеса.

— Можете говорить, что я пришла как птица-вестник несчастий, мадам, — Эмма опустила вуаль. Щелчок пальцев был для эффекта, ее украшения стали теплыми, она потянула их силу. Кровавая кровать зашипела в синем ведьмином огне, как кот, и женщина отпрянула к двери. — И я буду рада, если вы расскажете всем, что тут была женщина в трауре, и что она делала.

Она прошла в дверь, как порыв ветра, произнеся меньшее Слово, что привяжет огонь к следам крови, чтобы она ощущала эту жидкость, если она где-то прольется.

Несколько нитей натянулись, многие были привязаны к ловушке.

Она начинала уважать природу своего дара.

Микал придерживал ее за локоть, вел по мрачному коридору, и Эмма поняла, что дрожала.

Стены здания крошились, побелку не наносили давно. Вокруг ездили кареты, Короста ловила их колеса, не унимаясь, хотя солнце пробивалось сквозь туман.

Говорили, тут Короста рождалась, но не слишком громко.

Она могла обидеться или уловить.

Но не из-за пятен коросты на стенах люди обходили Чейплис, не потому дорога огибала его, как река камень. Дело было даже не в лампах, что рядом с ним были искажены, словно их с яростью взорвали. Просто там ощущалось зло.

Нет, место избегали, потому что там сияла чистая лестница.

Лестница была широкой и с острыми краями, крепкой, но их было почти не видно. Свертки ткани с лихорадочными глазами сидели на них плечом к плечу, и лишь чистая полоска вела к гниющим бежевым дверям.

Выводок Тонкой Мэг, и никто не трогал их, пока с тихим стуком легкое тело не падало на дорогу, откуда его забирали. Никто не указывал, не смеялся и не говорил о них. Они сидели в лохмотьях, следили за дорогой, и только ночью их было слышно.

Тихий звук. Тихое шипящее бормотание.

Эмма шла, глаза жгло даже за защитой вуали. Шум дороги был ужасным, и если бы не Микал, ей было бы еще хуже. Он шел у ее плеча, между ней и стоком, и даже карманники отступили. Крики и проклятия кучеров, треск хлыстов, дети вопили, бегая в своих играх или собираясь опустошить карманы отчаянными пальцами.

Проститутки спали после работы и джина, но публичные дома были открыты, мальчики разносили товары, их Изменения сияли металлом, кожей, кусочками стекла. Они служили тем, кто управлял участками тротуара на этой неделе, слышались шаги, топот копыт, крики. Трещал эфир, чары света и масла вспыхивали искрами, реагируя на толпу.

Шум утих, она прошла невидимую границу между миром и владениями Тонкой Мэг.

Она держала юбки близко, чтобы пройти кучки ткани, они отклонились от нее. Холод окружил ее кожу, она поднималась все выше. Микал — за ней.

Эндор в ней проснулся, появились костлявые руки, белые пальцы искали беспокойство в холодном тихом страдании.

Главные маги не могли пройти не замечено, в них было слишком много эфирной силы. А Черные, поднимаясь по лестнице, точно ощущали… трепет. Но она подняла голову и отдернула юбку от пальцев.

На вершине лестницы обитателей было больше всего, они еще не сидели в апатии, покачиваясь, как пшеница на ветру. Двери Чейплиса — большие и дубовые, еще не сгнившие от Коросты, были приоткрыты и дрожали.

Они никогда не закрывались.

Микал вдруг оказался перед ней, открыл левую дверь, петли тихо зашипели. Эмма подавила дрожь, взяла себя в руки и шла дальше.

Полумрак был облегчением, лишь свечи трепетали на высоких колоннах, их дым загрязнял крышу. Ангелы и святые были за сажей на потолке.

Эмма не смотрела, она скользила взглядом по разбитым скамьям в тесном зале, ниши по краям были еще темнее. Все было на месте, но густой белый туман появился над деревянными спинками, неспешно двигаясь.

— И что это, — прохрипел низкий голос, — пришло к моему порогу? Маленькая ведьма, легкая, как воробей, — гулкий смех. — На ее товарище мяса больше, и ноги неплохи.

Эмма не запнулась. Она спускалась по центральному ряду, воздух стал тяжелее. Шуршал гниющий шелк, большое тело выбралось из колодца, где когда-то стоял алтарь. Было сложно понять форму, было много складок, глаза сияли, виднелись бежевые зубы, ярды ткани были собраны, застегнуты и тянулись на болезненно-белой коже.

— Маримат Падшая, — Эмма сжала ладони в перчатках, замерла и поклонилась. — Приветствую тебя.

— О, она приветствует меня, — пара странно гнущихся пальцев выбралось из обломков алтаря, они напряглись. Множество глаз моргало, вспыхивая в полумраке, скольжение по скамьям, вес был тяжелее, чем было видно. — Пришла торговаться, мелкая ведьма? — стонущий смех, холодный, как пудинг.

Эмма склонила голову. Микал был напряжен, молчал. Скамьи за ней были полны призрачного движения, сияли очертания ладони, плеча, щеки, окутанные дымкой.

— Осторожно, — сказала она. — Твои голодающие беспокойны.

— Да? — протяжный стон, призраки отступили. Поднялось еще больше ее тела, сверкали камни. Сапфир размером с куриное яйцо в серебре ударился о край каменной чаши и укатился.

Эмма не смотрела туда, не глядел и Микал.

— Думаю, — продолжило существо, двигаясь, — это ты беспокойна. Или обеспокоена? Плохой ветер принес тебя сюда.

— Это должно тебя радовать, — Эмма сделала паузу на пару мгновений. — Но ветер плохой.

Трепет.

— Они ищут меня, ведьмочка. Я не пошевелю и ногой, чтобы найти их.

«И ты толстеешь из-за их отчаяния».

— Но твои пальцы ощущает весь Уайтчепл, Тонкая Мэг, — очень тихо, — все темные углы и трещины меж камнями.

Чейплис замер. Стены постанывали, существо сосредоточилось.

Глаза прищурились, сияя. Существо подвинулось снова, выбираясь сильнее из ямы, где когда-то гордо стоял алтарь. Еще больше пальцев на пыли, на камне.

Они были пухлыми и мягкими, но могли найти мелкие трещины и влезть. Камень крошился от их движений. Такие, как она, могли долго протирать путь.

— Назови свое дело, — сказала Тонкая Мэг, и Эмма увидела ее рот — трещину в форме галочки, где виднелись белые острые зубы. — Без загадок, ведьма.

«Как интересно».

— Кое-что новое произошло в Уайтчепле.

Тишина. Рука Микала поднялась, он отодвинул Эмму на шаг. Другая его рука сжала рукоять ножа, и Эмма пыталась подавить бешеное биение сердца.

— О, и не без моего участия, — рассмеялась Тонкая Мэг, жуткий звук был изумленным. Холодное сияние искрилось в полумраке на жутких пальцах, они двигались ближе из дымки, прижимались к юбкам Эммы. — Что ты знаешь? Один из твоего вида, маленькие ручки лезут, куда не надо. Осторожно, а то крышка придавит пальцы!

— Думаю, если ты услышишь немного информации…

Мэг нашла это забавным. Она задрожала от веселья, ее складки вздымались, белая плоть и здание сотрясались. Материал рвался, души теней собора отпрянули от Эммы, Микала и горы плоти перед ними.

Плечи Микала были напряжены под черным бархатом, горло Эммы болело от резкого Слова, но она его не выпустила.

И вот тряска пропала. Мег сжалась, притихла и отодвинулась.

— Я могу прислать голодающего, если будут новости, — ее рот было видно, резкая улыбка заставляла свечи трепетать и сильно дымить. Между колонн разнесся жуткий запах дыма, и стало тише, призраки прижались к двери, кривясь. — Ты заплатишь мне, остановив его.

— Его, — Эмма кивнула. — Безликого.

— Ему не нужно лицо, — проурчало существо. — Он хитрый.

Микал резко топнул, послышалось хлюпанье. Мэг зашипела с болью, и Эмму заставили отступить, она моргала и качала головой.

Ее Щит стряхнул зеленую жижу с ботинка, бледное щупальце отступило в яму.

— Прима? — тихо, но с опасным напряжением. От голоса заплясали огни.

— Не вините в попытке, — существо посмеивалось. — Но она воробушек. А ты вкуснее.

— Не для вашего ужина, мадам, — ответил он.

Эмма обрела дар речи.

— Хорошо, — она повернулась, хоть кожу покалывало, она представляла пальцы Мэг на лодыжке, рывок и апатию…

Ее шаги стучали властно, она отправилась по центральному ряду.

— Благодарю, Махаримат. Мы отправимся.

— Он знает твое имя, воробушек, — смеха не было, гадкое дыхание павшего существа заполнило тьму. Было сложно не стошнить, Эмма слабо дышала, пока шла к дверям. — У тебя больше врагов, чем ты знаешь.

— Не окажись среди них, костлявая Мэг, — бросила она через плечо, отыскав дыхание на последний укол. — Я могу дать ему закончить работу, это ослабит тебя.

Двери открылись, она выпала бы к голодающим, если бы Микал не поймал ее.

Их пальцы были слабыми, но она не замерла, пока они не ушли подальше от Чейплиса и жутких зеленых щупалец Коросты.

Глава двадцать пятая Не ваше дело

— Я не осел, сэр, — заявил Филип Пико, Элис забрала его перчатки и шляпу, фыркнув.

Другая служанка, Бриджет, хромала на левую ногу, улыбалась с брешью в зубах, забрала вещи Клэра, и он сдерживался, пока они не пропали в глубинах дома.

— Вы похожи на упрямого осла. Но это меня оседлали вами.

— Она сказала сохранить вас целым. Я так и сделаю, сэр.

— О? Что еще она сказала?

— Ничего интересного для вас.

— О, сомневаюсь. Она упоминала вашего предшественника?

— Которого вы любили? Нет, сэр. О нем она ничего не говорила.

Клэр застыл, жар на щеках был новым и неприятным.

— Его звали Людовико, и я не любил его. Ментаты не…

— Добрый вечер, господа, — шорох черного шелка, дымка магии и пряная груша. Эмма Бэннон остановилась на лестнице и смотрела на них с изумлением. — Выпиваете перед ужином?

— Избавьте меня от этого, мадам, — выдавил Клэр. — Это невыносимо!

— О? — она изящно приподняла бровь. — Филип?

— Он чуть не ушел на охоту с инспектором, — парень поправил рукава, как джентльмен, хмуро посмотрел на Клэра. — Мы мало знакомы, и я решил, что лучше поужинать.

— Это не охота, а поиск улик! И, если бы вы не помешали, Филип, у нас на ужине был бы Аберлейн, и он добавил бы свои таланты к нашим…

— Инспектор Аберлейн не будет за моим столом, Клэр, — она сказала тихо. — Филип, вы молодец. Нарядитесь к ужину. У нас с мистером Клэром есть дела.

— О, дела есть, — Клэр выпрямился, юноша взмахнул рукой и пошел к лестнице. Он миновал мисс Бэннон, обошел ее как можно сильнее, и Клэр отметил, что она не отдернула юбки в оскорблении.

Она всегда так делала с Людовико. Юная мерзость заняла место Валентинелли?

Какое ему было дело?

Мисс Бэннон прижала ладонь к талии, и изгиб был таким, что хотелось сломать.

От мысли его словно облило ледяной водой. Клэр вдохнул, напрягаясь. Он ведь день сидел за бумагами и читал о преступлениях. Это не успокоило его. Пара мгновений в обществе мисс Бэннон, и он кипел.

«Это Чувство. Это нелогично», — не помогало то, что убийства, которые собирал Аберлейн, точно не были работой нынешнего безумца, кроме двух, но о них данных было мало.

— Продолжай, — она была ужасно спокойной, но пальцы напряглись. Она могла словом сковать взрослого мужчину, но казалась такой хрупкой.

Клэр видел, как она творит нелогичные чудеса, и они не оставляли следов на ее юном лице. Это в церквях мира звали дьявольской натурой женщин?

Он собрал достоинство в кулак. Результат был жалким.

— Я не питомец и не ваш подопечный.

— Согласна, — она кивнула, темные кудри покачнулись. — Иначе я бы приковала вас, не позволила бы делать ни шага к опасностям снаружи. Вы не в порядке, Клэр, и это дело вам не по зубам.

Он не мог поверить ушам.

— Я в порядке, — он знал, что это ложь. — Я пережил шок для способностей, да. И были… сложности… но не важно, Эмма, это дело интересное, и работа лучше всего лечит от естественной… потери.

— Но вы не считаете потерю естественной, сэр. Это дело лучше оставить магии. Я обнаружила сегодня достаточно, и это меня беспокоит.

Он мог возмутиться, но Гнев угас.

— И меня отставят на полку? Нет уж. Мы с Аберлейном поладили, и с ним стоит исследовать…

— Он — полезный инструмент, не более, и он отвлечет меня своими действиями, — ее тон стал холоднее, над ней на лестнице появился Микал, сверкнув в темноте. — Вам лучше остерегаться инспектора, Арчибальд. Если он может испортить мне все через вас, то он попробует.

— И чем вы заслужили такое отношение от джентльмена? — это было несправедливо, но она отпрянула на шаг, побледнела, и в его груди поднялся жар.

В ее тоне бледности не было.

— Я спасла невинного из его когтей, и он затаил обиду. Ему не по себе, что женщина навредила ему.

Она считала, что это ответный удар? Голова Клэра заболела, он попытался понизить голос:

— Вы приписываете низость джентльмену…

— Она подняла голову, глаза опасно вспыхнули.

— С чего вы взяли, что он хороший, ментат? Озвучьте логику.

— Я все объяснил бы, если бы знал, что вы поймете, — он скалился? Клэру казалось, что он падал в дыру, смотрел на себя с ее дна, и его лицо исказилось, став гадким.

— И я о том же, сэр, — алые пятна появились на нежных щеках, но она держалась прямо. — Можете больше не заниматься этим делом. Постарайтесь не попасть в беду, пока я занята делом Короны.

Она спустилась по лестнице, повернулась так резко, что край юбки чуть не коснулся ее колена.

Микал шел за ней, но не успел сделать ничего, лишь бросил пылающий взгляд на Клэра.

«Она идет в кабинет. Злится? Возможно. Задета?».

Что на него нашло? Ментаты так себя не вели. Как и джентльмены.

Он заламывал руки, заставил себя остановиться. Он опустил руки, пальцы болели, горели, он впился ногтями в плоть. Его плечи расслабились, он пытался отвлечься.

Ничего не находилось. Он прошел к лестнице, опустился, уткнулся головой в ладони, локтями в колени, и он оставался там, пока Филип Пико не нашел его час спустя и не повел в столовую, где мисс Бэннон — и Микал — отсутствовали во время ужасно долгого и мучительного ужина.

Глава двадцать шестая Всеми доступными средствами

— Прима?

— Хм? — она оторвала взгляд от большой книги в кожаном переплете, глаза не сразу смогли сосредоточиться, она отвлеклась от веревок и парусов. Книга отвлекала ее, там было несколько абзацев про Британнию.

Это не помогало. Как и все другие книги, что она вытащила с полок. Они были бесполезны в этой ситуации.

Микал закрыл дверь с тихим щелчком замка.

— Вы идете на ужин? Или Финчу принести тарелку?

— Ничего не надо, — она отмахнулась, посмотрела на страницы. — Рома немного. Спасибо.

— Эмма, — он подошел к ее столу беззвучно, она увидела вокруг себя кабинет. Полки были на местах, хотя с дырами от ее поисков, стопка больших и маленьких книг была на столе, она собиралась сидеть тут всю ночь в свете угасающих углей и эфирной силы. Страницы с ее почерком — рисунки символов и имяглифов трепетали, усеивая комнату, но диван был пустым. Там она собиралась спать ночью, если исследования заведут ее в обещающем направлении.

Она была неаккуратной. Микал хмурился, но лицо не очень-то изменилось. Назревала беда.

Конечно, она приказала ему остудиться и пропала. Обычно она не была против его общества, пока работала. Но она не хотела, чтобы он видел ее дискомфорт. Или слезы, что блестели на некоторых записках, брошенных в решетку с шипением.

Чтобы разозлить сильнее, все эфирные нити, что вели к несчастному Келлеру, были закрыты на концах. Требовалась большая сила и внимательность, чтобы так скрыть следы мага. Кем бы ни был убийца, он был тщательным и ужасно умным.

Она скривилась, но мысленно. Лицо леди так не искажалось.

— Я тебя слушаю, Щит. Произошла новая катастрофа?

— Нет. Я подумал… вы расстроены.

— Я взялась за неблагодарное дело. И моя библиотека в этот раз бесполезна, — она сдула локон с лица, ее раздражало, что он был не на месте. — Меня расстраивает только одно в этом деле.

— Ментат…

«О, ты об этом хочешь поговорить?».

— …не твое дело, Щит.

— Он расстраивает вас.

— Как и ты. Если не уйдешь, не шуми.

«Хоть я ни на что не надеюсь. Похоже, все решили сегодня испытать мое терпение. Даже экипаж».

— Как я расстраиваю тебя, Эмма?

— Мне перечислить? Я сейчас занята. Тихо.

— Как долго вы будете игнорировать…

— Сколько пожелаю, Щит. Если не перестанешь, я тебя заставлю.

— И как же, Прима?

Она осторожно опустила книгу, отряхнула книги, как от пыли, и встала. Ножки стула скрипнули о деревянный пол, она напомнила себе, что леди не кричит. Только потом она посмотрела в глаза Микала, в комнате стало холоднее. Все страницы шуршали, их задевал невидимый ветер.

Когда она убедилась, что сдержит тон, она заговорила:

— Всеми способами. Устал работать на меня, Микал?

— Конечно, нет, — он опустил руки, расслабился. Она не доверяла видимости. — Вы — моя Прима.

«Майлз Кроуфорд был твоим Главным, ты задушил его у меня на глазах, а потом издевался на трупом. Потому что он ранил меня», — было странно доверять жизнь Щиту, совершившему такое на ее глазах. Но он заслужил это доверие много раз. Опасностью от него было не простое убийство.

— Тогда зачем ты так себя ведешь?

— Он причиняет тебе боль, — он выпятил подбородок, выглядел нагло, как в Коллегии, и это изумляло. — Много боли, и я не могу остановить его. Он будет причинять боль, пока вы позволяете.

— Да, — гнев вдруг пропал. Ее корсет впился в плоть, она не знала, когда будет день, что уберет их из моды.

Конечно, мода была зверем, порой неудобным и глупым.

— Да, — повторила она. — Он причиняет мне боль. Мне говорили, что так бывает, когда есть друзья. Потому у моих коллег друзей так мало. Настоящих.

— И я расстраиваю вас.

— Это последствия принятия… тебя.

— Кто я для вас? Если можно узнать, Прима.

— Нельзя, — ее голова болела, ей хотелось убрать боль уксусом и коричневой бумагой. — Однажды мы поймем. Но не сейчас, Микал, — она чуть не произнесла глупость.

«Пожалуйста».

Примы не просили. Главные приказывали. Но из-за Клэра, что гонялся за огоньками с идиотом-инспектором — а он был слишком хитрым идиотом — она потеряла… что? Источник и, может, расположение Клэра.

— Думаю, за убийствами стоит Главный, — осторожно сказала она. Это было почти логично. — И цель его — свергнуть Виктрис, и это немного меня радует, а еще убрать Британнию. Я ввязалась в это дело, и я пострадаю, если дело не распутать с умом.

«Без меня ты и все из дома останетесь без опоры».

— Ах, — слабый кивок, взгляд стал пронзительным. — Сочувствие создали?

— Возможно, — ей было не по себе от такого признания. Старшая ветвь магии, хоть и сильная, не повлияла бы так на сосуд правящего духа. И если бы дело было в Сочувствии, Эмма не ощущала бы его так хорошо.

Если это была Работа, а не симптом череды событий. Неприятные мысли толпились в голове. Эмма обратила внимание на настоящее с трудом.

— И в этом деле есть… другой аспект.

— Какой?

Он хоть не пытался догадываться.

Эмма повернулась, сделала два нерешительных шага к камину. Замерла.

— Если бы не случай, я была бы одной из них.

«Кто знал, что определяло волшебника? Если бы меня не нашли ловчие Коллегии, я была бы мертва, лежала бы на мраморной плите, и доктор рылся бы во мне. Или хуже», — она поежилась.

— Ах, — к счастью, он не добавлял. Он дал ей знать, что ее услышали, может, поняли. Хоть она не просила от мужчины понимания.

Она повернулась к нему, украшения трещали искрами, напряжение было заметным.

— Мне нужна твоя помощь, Микал.

Щит склонил темную голову. Он выглядел потрясенно, и не зря. Он два раза медленно моргнул.

— Помощь есть и без просьб, Прима, — официально и очень тихо.

«Да?» — но она лишь кивнула, лицо было маской.

— Хорошо. Принеси немного рома и оставь Клэра одного. Я не могу отвлекаться. Надеюсь, кузен Финча справиться.

— Он выглядит способным на это, — почти поклон, знак послушания Щита, и он повернулся и ушел.

Дверь за ним закрылась, и Эмма выдохнула.

Если он хотел ее успокоить, получилось наполовину. Она смотрела на беспорядок в кабинете и резко хлопнула в ладоши.

Треск и резкое Слово, и вес будто пропал с ее спины. Книги полетели, закрываясь, становясь на места. Звук изменился в конце, и бумаги легли аккуратной стопкой на столе, пятна чернил испарились облачком.

Что она не сказала ему.

Она подняла руку, считала причины, что высказала и нет, как стишок в детстве.

Один палец. Я одна.

Второй. Меня втянули в этот танец не случайно.

Третий. Я против Главного.

Четвертый. И я его не узнаю.

И пятый, самая сложная причина, ее большой палец, отделенный от остальных.

Я боюсь.

Глава двадцать седьмая Объяснимая тревога

Ночь прошла без трагедий, как и следующий день, но газеты кричали об убийстве в восточном районе. Их сразу принесли в кабинет мисс Бэннон. Клэр получил свои.

То, что ничего не происходило, беспокоило Клэра, и мисс Бэннон не появлялась. Она не позавтракала с ними, она не пообедала, не выпила с ним чая. Подносы носили в ее кабинет, и Финч был мрачным. Дворецкий не выдавал, какое у госпожи настроение, и мадам Нойон принесла Клэру чай с хмурым видом.

Дом был в трауре, и Филип появился утром с черной повязкой на руке.

«Это манеры, сэр», — его хорошая натура раздражала, но Клэр не трогал его. Он не ушел к себе на Бейкер-стрит, хоть не мог назвать причины.

Дело ведь было не в том, что комнаты там напоминали о Валентинелли?

Поздно вечером Финч постучал в дверь мастерской. Клэр был отчасти удивлен из-за оставленного беспорядка, но Филип не дрогнул от крови на стенах. На уборку ушел день, и он размышлял, стоит ли провести эксперименты со своей кровью.

Филип распахнул дверь.

— Утро! Решил навестить крестьян?

— Ты раздражаешь, — ответил спокойно Финч. — Телеграмма, сэр.

— Телеграмма? — Клэр поправил рукава и посмотрел на большой деревянный стол с довольным видом. Чистая мастерская — чистый разум.

— Да, сэр, — тон Финча был нейтральным. Но на лбу дворецкого был пот, рука подрагивала, протягивая записку.

От Аберлейна, и Клэр обрадовался, ощущая жжение дедукции в голове.

«Ах. Инспектор хочет лишить мисс Бэннон Финча», — это казалось логичным — дворецкий был с запятнанным прошлым. Он хрипел и ходил медленно, но его движения часто выдавали бойца ножом, он знал трудные ситуации. Догадки в голове Клэра горели сладко, как кока.

Телеграмма была почти отголоском.

ПОИСК УЛИК тчк ПРОШУ ВАШЕГО ПРИСУТСТВИЯ тчк

— Как интересно, — пробормотал Клэр. — Мальчик ждет?

— Да, сэр.

— Дайте ему два пенса, прошу. И вызовите экипаж.

— Да, сэр, — Финч отошел, Филип наблюдал с интересом. Его ладонь дрогнула, пальцы Финча напряглись, но юноша широко улыбнулся.

— Финч?

— Да, сэр?

Он чуть не произнес глупость: «Не переживайте, я не приведу инспектора домой». Но он понял, какими будут последствия этого заявления, так что прикусил язык. И он не должен был знать дом мисс Бэннон своим домом. У него ведь была своя квартира?

«Так почему я все еще тут?»

— Убедитесь, что мисс Бэннон знает, где я. Я не доверяю намерениям инспектора.

Финч замешкался. Он пошел к двери, и Клэр заметил долю облегчения на его лице.

— Да, сэр, — сказал он с нажимом на первое слово.

«Итак, это был Финч, и я успокоил его», — не стоило говорить об этом вслух, но Клэр позволил себе слабо улыбнуться, сияя от удовольствия.

Он медленно повернулся по кругу, разглядывая мастерскую, и понял, что тратил время. Он ждал, когда мисс Бэннон спустится из башни к простому смертному, как он.

«Хоть еще не ясно, простой ли я смертный».

— А теперь, — он посмотрел на склянки и пробирки, они сияли. — Люд… ах, Филип, я затянул с гостеприимством мисс Бэннон.

Парень издал звук, но Клэр не понял, было это подтверждением или жалобой.

Клэр прошел вперед.

— Вы странный, но быстрый и знаете, когда молчать. Думаю, вы хорошо поможете.

Филип чуть сморщил нос.

— Хороший комплимент, сэр.

— И искренний. Бери, что нужно, мы можем не вернуться.

— Ей это не понравится, сэр.

— Ерунда. Она верит в ваши способности, иначе не назначила бы вас, — он ощущал ясность, мог распутать еще один узел, и это радовало.

Он ощущал и спокойствие. Помогало и то, что был курс действий.

Филип не ответил, и Клэр пошел быстрым шагом, но не бегом, чтобы забрать шляпу и сумку необходимых вещей.

Может, мисс Бэннон переживала за него, может, это дело могла решить лишь магия. Может, она была права, и, может, Клэру было опасно идти с инспектором в те места, где была найдена нелогичная магия.

Да, Клэр не спорил, поднимаясь по лестнице и поворачивая к своим комнатам. У нее были причины переживать.

«Но, дорогая Эмма, я хочу доказать, что ты не права».

* * *

— Я не был уверен, что вы придете, — мрачно сказал Аберлейн, вставая, чтобы пожать руку Клэра. Его стол был в стопках бумаги, полки в кабинете были завалены вещами. Место было полно пыли с полок, она щекотала нос Клэра.

Он подавил чихание и кашлянул.

— Почему? Я рад быть полезен. Это займет мои способности. И мы не можем позволять убийцам разгуливать по округе. Это хорошее дело.

— Да, — рука инспектора подрагивала, под его глазами все еще были темные круги. — Многие люди согласятся. Они уверены, что те, кого они знают, ведут себя подозрительно, или указывают нам, что мы должны заниматься делом и поймать злодея. Он заинтересовал публику.

— К сожалению. Газеты полны убийств, — Клэр читал их. Он искал, куда присесть, но места не было. Стул, где он сидел в прошлый раз, был со стопкой бумаг, и в них точно были богатства дедукции.

— Чем я могу помочь, сэр?

— Я бы дал вам все это прочесть, но это трата времени и ваших чудесных талантов. Если вы верите, в других районах были жертвы, и мне передали данные.

«Но там могут быть сотни!»

— Боже правый. Нам есть куда направить силы.

— Я так и думал, — Аберлейн поправил перчатки, ведя себя не как инспектор, а как эстет.

Клэр отметил его трость с интересной медной головой, что казалась слишком тяжелой, плащ висел за столом инспектора на железном крючке.

— Нас ждет поход, полагаю.

— И долгий, несмотря на наш возраст, — Аберлейн надел плащ быстрыми движениям.

Клэр изумился на миг. Он постарался игнорировать чувства.

— Подозреваю, район будет не из лучших.

— Юноша не испугается? — инспектор схватил трость и кивнул на Филипа Пико, который стоял в стороне.

Юноша чуть оскалился, и Клэр подумал, что его рыжеватый отлив в волосах был настоящим. Даже его брови были такими.

— Вряд ли. Он был готов к тому, что экскурсии не будут приятными.

«Есть преимущества у логики».

— Хорошо. Он может пригодиться, — инспектор бросил взгляд на комнату, Чувства мелькнули на его лице.

«Анализ», — способности Клэра запнулись об его выражение лица. Тоска, отвращение и осознание тщетности.

Инспектор Аберлейн презирал свою работу, но продолжал, верно направляя энергию, не думая о своем здоровье и счастье.

Может, его нелюбовь к мисс Бэннон родилась из того, что они были похожи. У схожего бывала антипатия.

— Мистер Пико полезен, сэр. А мы отправляемся в Уайтчепл?

Широкая улыбка Аберлейна была чудом бодрости, он снова на миг показался юным.

— Нет, сэр! — он выпрямился, поправил шляпу, проверил трость и пошел к двери. — Мы отправляемся в Лимхосс и за объяснением.

Глава двадцать восьмая Этой ночью — убить

— О, кошмар, — Эмма злилась все сильнее, Финч вжал голову в худые плечи, как черепаха.

Телеграмма от Аберлейна, и Клэр улетел за дверь. Хотя бы с Филипом, и она могла отнести проблему безопасности ментата к списку того, что не нужно решать сейчас.

Она глубоко вдохнула.

— Ничего. Они отвлекут опасных. Спасибо, Финч.

— Мэм, — он замер, готовый к другим ее словам.

И она, к счастью, добавила:

— Я закрываю дом. Пусть другие слуги знают, доставку внутрь не впускать. У меня нет времени на эти дела, — это поднимет цены на некоторые товары, и хоть она знала о бизнесе — в Коллегии учили и этому — не было повода грубо распоряжаться с тем, что у нее было. В голову пришла другая мысль. — Надеюсь, Клэр не приведет нового знакомого к моей двери. Результат будет неприятным.

Финч не дрогнул.

— Мистер Клэр сказал, что не доверяет мотивам инспектора насчет него, мэм.

— Вот как, — изумление проникло тонкой нитью против ее воли. — Мистер Клэр поступает мудро, — она замерла, нога была на первой ступеньке. — Финч… Джоффри.

Он моргнул, удивление на его худом лице позабавило бы ее, но за ним мелькнул страх. Зеленый для Взора, едкий страх жалил ее сильнее, чем она признавала.

— Я не забыла обещание, — продолжила она. — Инспектор может делать, что хочет, обижаясь на нас. Если вы оставите службу мне, вас доставят в теплую страну, вы получите независимость раньше, чем он услышит о таком.

— Я не оставлю вас, мэм, — Финч выпрямился. — Не по своей воле. Разрази меня гром, если я вру.

Ее улыбка невольно проявилась, и Эмма была этому рада.

— Спасибо, Финч, — ее ладонь в перчатке коснулась его руки, и ее шок от фамильярства сочетался с потрясенным лицом Финча. — Я опечалилась бы без вас.

— Эм, вам нужна карета, мэм?

— Нет. Спасибо. Я, наверное, вернусь поздно, не раньше рассвета. Можете лечь спать раньше.

— Да, мэм, — он плавно ушел, казался теперь маленьким и худым в сдержанном изяществе коридора. Как Северина шумела, когда Эмма привела его домой, как выражала презрение всеми методами, пока Эмма едко не сказала, что она была хозяйкой-колдуньей, а Северина Нойон, хоть и была ценной, не влияла на решения, кого Эмме нанимать.

«И если я принесу домой дюжину наемников-немцев с сифилисом, мадам Нойон, вы тепло их встретите и будете верить хоть немного в свою госпожу».

Ее улыбка увяла, она вспомнила, как бедная Северина побледнела, ее пухлые руки беспомощно взлетели. Эмма, конечно, утешила ее.

«Доверяйте мне, как и раньше, мадам. Разве я подводила вас?».

Но это было… нечестно. Запугивание нежных и сломленных не радовало. Учитывая, у кого Северина работала раньше, ее страх не удивлял.

— Прима? — Микал вышел из комнаты.

— Я закрываю дом, — она пришла в себя и отогнала воспоминания. — Финч предупредит слуг. Надеюсь, Клэр не приведет нового друга домой, как уличного кота.

— Если приведет, результат будет прекрасным.

— Да. И грязным, а это неудобно, — она тихо выдохнула и укуталась в накидку.

Полоска ткани в кармане ее юбки была неприятным весом, хоть это и была лишь полоска с витэ в шарике воска, остуженного символом. Витэ, какой бы ни была Дисциплина Эммы, было полезной жидкостью, могло помочь с другими жидкостями.

Как с кровью мага, пропитавшей кровать.

Сочувствие будет слабым, но эта слабость помешает увидеть видение убийства. Она надеялась. Она надеялась, что это не свяжет ее с жуткой Работой. Ее осторожная проба эфира последние два дня сокрушила надежду. Или она ошиблась, или влияние на Виктрис и на нее были совпадением.

— Можно было остаться тут, — глаза Щита пылали в полумраке коридора, он был приятной тенью. — Пусть сама пожинает плоды.

«Если бы те плоды не отражались в моем теле, я бы подумала об этом».

— Я могла. Но Клэр ожидал, что я возьмусь за это дело.

Он кивнул. И, к счастью, не продолжал.

— Идем.

«Нужно сделать это быстро, пока я не нашла повод избегать это».

— Микал?

— Да?

— Этой ночью будет удар на поражение.

Он сверкнул белыми зубами в улыбке.

— Да, Прима.

Край Уайтчепла уже был с зеленым, туман сгустился до супа. Эмма могла отодвинуть вуаль, и глаза не жалило, но она решила так не делать. Микал тенью двигался рядом с ней.

Туман покрывал все поверхности, прохожие становились силуэтами из подземного мира, как из Великих текстов, а фонари — шариками света.

Переулки были уже в жиже, и доносились сдавленные звуки. Тихий крик впереди рассеялся среди теней, но когда они доехали до угла, осталась лишь дымящаяся кровь на камнях, Короста питалась ею.

Эмма шла дальше, корсет и сапоги давили, напоминая, что она не ребенок.

Она знала, что Микал рядом. Во тьме мелькали измененные конечности, осторожные взгляды, как у крокодилов в Ниле, и сияние газовых ламп отражалось от ножей. Она не приближалась, хотя Микал коснулся ее локтя, прошел к краю переулка, где она стояла, спокойно дыша, обучение впивалось когтями в ее органы, тело узнавало запах опасности.

Сияние отступило, но Микал еще стоял, плечи выражали нежелание двигаться дальше, но и отступать не хотел. Тихий язык, который понимали ножи Уайтчепла.

Он расслабился и прошел к ней. Она продолжила без слов.

Блайталлен, где пропал Кендалл, отличался ночью. Ее лодыжки болели от скользящих шагов, позволяющих не упасть, жижа сгущалась. Тьма была живой, почти непроницаемой, и Эмма не могла решить, быть ли ей благодарной за то, что она не видит гадость под ногами. Это было неожиданно для той, кого даже свеча слепила, но это использование эфира делало визит в эту дыру легче.

Немного легче.

Ее ладонь в перчатке вытащила восковой шарик. Она сжала его в кулаке. Микал быстрыми пальцами обвил шелком ее кулак и взглянул на ее лицо. Он видел в этом репродукцию Стигии?

— Вы…

Он хотел спросить, уверена ли она? Готова ли? Эмма покачала головой, кудри задели ее плечо, туман шуршал, скользя по Коросте. Порой он касался жижи и отступал, пока поверхность жадного обитателя Уайтчепла рябила.

Она открыла рот для меньшего Слова, что выпустит Сочувствие.

Но не произнесла, эфирная сила спуталась и зарычала под поверхностью мира, Микал зажал свободной рукой ее рот, вскинул голову быстрым и неправильным движением.

Быстрые и легкие шаги. Что это? Она приготовилась, Микал убрал руку, и они связались — кулон на ее шее сиял едким зеленым светом, что становился ярче из-за приближения звука. Жижа не падала с плеском с обуви, не было умелого скольжения, не нарушающего поверхность Коросты, чтобы двигаться быстро.

«Что за…».

Это вырвалось из мрака в конце переулка, и Микал взмахнул ножами.

Движение, треск — и ее Щит отскочил, скользя на жиже.

Там был хлыст. Эмма прищурилась, глядя на невидимые нити. Эфир странно резонировал, сжимался, и она глубоко вдохнула, а Микал отлетел в дверь с жутким хрустом.

Короста сжималась и дымилась, отползая от высокой фигуры с квадратной головой — у нее была шляпа кучера и хлыст для спин механических лошадей.

У нее были доли секунды, чтобы решить, что это за существо, оно прыгнуло к ней. Морок мог убить, если верить в него: привязанный дух или чары сильно ранят ее, если создатель вложил достаточно эфирной силы, манекен ранит только физически, а иллюзия не ранит. Было много категорий, и она почти опоздала.

Микал издал сдавленный вопль, но Эмма расставила ноги, кулон и два кольца на левой руке заискрились, кровавый гранат в золоте и дешевая медь со стеклом, но ярко сверкающим от эфирной силы.

Лиловый цветок появился между ней и существом в облике кучера: магия расширилась, как нарисованный веер. Слово вылетело резко из ее горла, это было не Исцеление, не Поломка, не Узы. Нет, она выбрала другой Язык, не ее Дисциплины.

Именование не принадлежало ни одной Дисциплине. Оно описывало, но таким был закон волшебства: Воля делает Имя.

Если бы она не была Примой, может, не смогла бы заставить существо на время принять облик, что подходил ее целям. Слово извивалось, существо билось с ее желанием придать ему облик, и эта борьба дала ей намеки о его природе.

Но только намеки.

«Необычное чудище».

Оно ударилось о ее лиловый щит, отодвинув Эмму, ее пятки оставили длинные ямы в Коросте. Ладони в перчатках взлетели, рисуя сложный узор, и лиловый свет развернулся, как веер. Край резал, и вой существа сдул ее волосы, трещал на ее накидке, жалил слезящиеся глаза.

Она игнорировала раздражение. Это был кучер, его желто-красный полосатый шарф закрывал пустоту на месте лица, высокий воротник тоже прикрывал лицо, пальто хлопало, потрепанное и зашитое в нескольких местах игломантом. Но его обуви засох навоз и грязь. Шляпа была хорошего качества, с черным пером, лилово-золотой вышитый пояс был вспышкой цвета. Наряд говорил, что это слуга, а не наемник, и кто наряжал бы такое существо в ливрею, чтобы его опознали? Одежда точно была забрана с трупов.

Он упал на камни в жиже. Поднялся жуткий пар. Его пальцы прорвали шерстяные перчатки, были слишком длинными и бледными, на каждом был лишний сустав, который помогал держать нож.

Или хлыст, что стукнул о камни рядом с ним.

Эмма вскинула голову, плавно вернула веер-щит. Существо потеряло преимущество внезапности, она отбила атаку. Но куда делся Микал, и что это было за создание?

Оно шипело, терзало почерневшие камни искаженными руками, чтобы найти оружие, и Эмма обрадовалась, что Клэр уже не занимался этим делом. Существо сжалось и бросилось на нее с нечеловеческой скоростью.

Глава двадцать девятая Ребенок в лесу

В Лимхоссе, как и говорили, пахло гадко. Уайтчепл был со своим запахом, в Лимхоссе не было Коросты, но для Арчибальда было несколько мест в Лондинии, что могли превзойти эти по запахам. Например, Чаша, где жило множество китайцев, жались друг к другу, и их чужие запахи ужасали.

Имбирь и специи, рис и странные кипящие масла, не такая рыба, которую ели в Англии, сухие нити шелкопрядов, едкий дым. Даже туман там был другого оттенка, принимал форму их странного письма, их камни у дверей сияли слабо шафрановым цветом, и они могли практиковать свои чары, не рискуя навредить.

Аберлейн стукнул дважды по щепкам, что изображали дверь, и они задрожали и открылись. Может, его ждали, или это место впускало всех после темноты.

В конце вонючего прохода свет стал красным из-за бумажных светильников, и Клэр понял, что это было логово продавцов мака.

Длинные силуэты на стенах придавали комнате вид подводного механизма. Коричневый воздух поднимался от алых глаз, цветок Морфея вводил верных в транс. Глаза были всюду, зверь с тысячью глаз.

— Ваши методы необычны, — отметил он, нарушая тишину. Послышался слабый кашель, он не понизил голос для этой комнаты.

Китаянка в голубом одеянии прошла к ним, шурша тканью, но не громко. Клэр не мог решить, сколько лет было этой сгорбленной женщине, ее редеющие волосы все еще были черными, как и пара оставшихся зубов, а кожа на лице натянулась. Она шла в расшитых тапочках, двигалась среди тех, кто собрался вокруг мака на полу, кланяясь Аберлейну, маня их за собой. Инспектор казался великаном в ее магазине игрушек.

— Любят они кивать, — буркнул Филип Пико за Клэром.

— Ведите себя прилично, юноша, — прошептал Аберлейн.

Конечно, парень оскорбился.

— Я не такой. Не с грязными кит…

— Молчите ради своего здоровья, — прервал его Аберлейн, и Клэр смотрел, как он дал китаянке горсть монет. Он получил взамен ключ и сверток, и она указала им на скрипучую лестницу.

— Но есть же пристанища целее, — Клэр шел напряженно, старался не задевать поверхности.

— Но тут, дорогой сэр, нас точно не подслушают.

«Это опасно?».

— Мы что-то затеваем?

— Продумываем метод, Клэр. Вы катались на драконе?

Филип поймал Клэра за руку.

— Ей это не понравится, сэр.

Клэр ощутил раздражение? Он отогнал это, обошел руку, лежащую на полу.

— Хорошо, что она не рядом. Это место не для леди.

Аберлейн тио кашлянул, но сдержался. Он прошептал старушке на их странном диалекте, и она ушла, ее одежда трепетала. Она широко улыбнулась Клэру черными зубами и ушла в красноватый полумрак внизу.

Тяжелый железный ключ подошел к двери в узком коридор, комната была высокой, но не просторной. Было тихо, Лондиний снаружи звучал будто издалека и не вредил ушам.

Два низких дивана, масляная лампа. Аберлейн зажег ее и приглушил свет, четыре маковые трубки засветились медными проволоками на круглом столике.

Клэр отметил пыль на столике, следы у края трубки, царапины на поверхностях, вмятины на диване, где отдыхающий лежал, смотрел на дверь и курил.

— Вы часто тут бываете, инспектор.

— По необходимости, — Аберлейн указал на другой диван, и Клэр с Филипом переглянулись. Они подвинули диван, и Аберлейн следил за этим с вежливой улыбкой. — Боюсь, тут лишь на двоих.

Филип оскалился.

— Я не такой, как они. Я могу покурить цивилизованно, спасибо, — он громыхнул дверью. — Ее легко выбить.

— Но вы же постоите на страже? — Аберлейн сел на жалкий диван. Другой диван был крепче, но грязнее. — Присядьте, мистер Клэр. Вы увидите чудо.

Это не курение табака.

«Немного, — сказал Аберлейн. — Мы тут научиться. Опробовать глубину».

Может, он хотел стать поэтом.

Размытые тени. Глубокий кашель. Что это за запах? Едкий. Пряный. Он уже…

Грязный диван, но удобный. Клэр отклонился, и проблема раскрылась перед ним во всей своей жуткой сложности.

«Некая магия защищает меня от взрывов. От ножей и Времени. Мои способности остались острыми», — но мак влиял на него. Что сделает кока? Он не хотел ощущать вкус, но мог провести эксперимент.

Позже.

От стен отклеивалась бумага, они вдруг показались интересными. Каждая брешь и царапина была поводом для дедукции. Они менялись, история печальной комнатки играла светом и тенью, логикой и значением.

«Разве не чудо!» — ему хотелось смеяться, но он подавил это. Тут не место нелогичному Чувству…

…но мак притуплял Чувства, и он мог спокойно размышлять над ситуацией.

«Людовико».

Горе, конечно, и мир стал туманом алого. Он читал эмоции, когда ударила смерть, он не ощущал этого как юноша, когда его родители умерли. Это онемение было счастьем? Что изменилось?

«Нет, Клэр, ты ощущал это, — он вспомнил ночи работы, изучения. Он подавлял Чувство, отвлекался, а еще был юным, и его способности только расцвели. И боль отступила, потому что он был ментатом, а Чувство было врагом логики. — Но порой на него полагались. Странно».

Аберлейн говорил, но Клэр не мог различить слова в розовом тумане. Это было как дыхание Лондиния, но сладкое. Пряная груша, дым…

«Эмма», — его способности нарисовали ее под его веками. Ее нежное лицо, решительное из-за ее характера или нехватки сна. Ее ладошки, огонь в ее темных глазах. Ее шаги и шорох юбок.

Картинки сменяли друг друга. Эмма в крови в конце опасного дела, решительно сжимающая губы. Она убирала прядь, выбившуюся из сложной прически — не любила быть растрепанной. Она читала утром газеты, делала неплохие выводы, писала своим ясным почерком за столом.

Эмма у его кровати. Она не хотела потерять его.

Горе за Людовико и сладкая боль — это была Эмма Бэннон. И жало окутали красные нити тумана.

Маковый дум ожигал его легкие и плоть, как суп, и он признал волны Чувства. Они растекались по нему, и когда маковый сон закончится, но снова будет целым и логичным.

Он надеялся. Его глаза открылись, и Аберлейн снова заговорил.

Инспектор не расслабился, а склонился. Он все еще говорил, и Клэр пытался поймать слова, но они ускользали. Филип Пико ответил у двери изумленным тоном. Почему она наняла такую стражу для него? Если он теперь был бессмертным? Может, она боялась не за тело Клэра. Может, она боялась за самого Клэра, боялась, что с ним сделает двойной удар горя и нелогичности.

«Это глупо».

Но в этом была доля смысла. Дедукция учитывала вес Чувства и не тонула.

Сияние быстро угасало. Алые нити дрогнули и пропали, туман рассеялся, и он услышал стук.

Аберлейн встал на ноги. Он покачнулся, и Клэр понял, что мужчина говорил об убийцах. Он моргнул несколько раз, Филип сказал:

— Не сейчас, — и Клэр обнаружил себя на сломанном диване посреди макового убежища Лимхосса, мир стал ярким после розового тумана.

— Инспектор Аберлейн, сэр, — худой юноша в коричневом пиджаке, но с короткими волосами. Из Ярда, судя по обуви и отдышке. — Снова.

Желудок Клэра сжался.

— Еще одно убийство, — кивнул Аберлейн. — Да, Браун. Найди экипаж, умница.

Браун охнул, потные щеки покраснели. Сколько дыма сюда пустил Аберлейн? Инспектор не только стоял, но и двигался. Клэр взял себя в руки, грудь странно жгло.

Лицо Филипа Пико было лисьим, он склонился над ментатом. Он сморщил острый нос, насторожил уши.

— Идем, китаец.

— Да вы лис, — Клэр двигался, слушаясь слов. Странное ощущение, он был словно внутри непобедимой перчатки, и его способности просто следили за течением времени. Это немного успокаивало.

— А вы — ребенок в лесу, сэр, и заблудились. Идемте.

Аберлейн оглянулся, раздражало то, что на него так не подействовал мак. Он осунулся, темные тени под глазами стали сильнее. Скоро они скроют его глаза…

«Погодите, — Клэр порылся в памяти, хватаясь за слова инспектора в тумане, — он сделал что-то тревожное. Он говорил о… чем?».

Память отступила, голова Клэра болела.

«Поступок был очень нелогичным».

Глава тридцатая Напоминание

Существо бросилось. Фиолетовые свет вспыхнул, Эмма подняла щит-веер, ударив им по груди. Слышались крики и топот ног, желтый туман сгущался и вихрился, жители жалкой улицы поняли, что что-то странное творится рядом с ними.

Она убрала щит в сторону, горло наполнили ноты. Ее кольца таяли, их запах эфирной силы заканчивались, и конец улицы был все ближе. Она не придумала другой способ борьбы с чудищем. Она сделала его относительно плотным, его можно было ранить, но если так продолжится, она лишится ресурсов, и создатель заметит, что она не хочет мирно умирать, и решит освободить существо от ограничений.

Где был Микал? Как сильно его ранили?

«Займешься им позже. Думай, как не умереть».

Оно не шумело, только щелкало хлыстом и топало ногами. Хлыст трепетал, щит-веер хлопал, Эмма отбивала оружие. Хлыст отлетел к железному фонарю, он погас, и Короста сильнее заполнила переулок. Эмма спешила вперед, опустила щит и снова раскрыла его. Край стал острее, она сосредоточилась.

Существо отступило, под шляпой появились два угля, которых не было раньше. Хлыст щелкнул, железо скрипело, фонарь гнулся, и она знала, что не успеет закрыться. Ноты застряли в горле, ее подвело дыхание.

«Ох».

Оно завизжало, звук терзал эфир и воздух, лицо Микала появилось за его плечом, его желтые глаза горели. Нож торчал из груди, и Щит вырвал клинок, другой рукой искал шею существа. Если он оторвет голову…

Эмма повернулась, хлыст запутался в ее юбке, и щит расплылся, поглощая силу удара.

Шум заполнил Блайталлен, пар Коросты смешивался с желтым туманом.

Она упала, колени ударились о камень, зубы щелкнули. Стало тихо, обитатели улицы раскрыли рты. Что они видели в тумане?

Шаги существа в тишине были легкими. Ладони Микала легли на ее плечи.

— Прима? Эмма?

Жаркая кровь на ее пальцах. Эмма скривилась, резко вдохнула и подняла кулак.

Острое пронзило ее бедро и юбки. Она издала тихий звук, перестала вырываться и обнаружила, что не потеряла восковой шарик. Хорошо. Следы крови Келлера послужат цели, дадут ей шанс не искать вслепую.

Она посмотрела на лицо Микала в дюймах от ее, он был в крови, грязный — покатался в Коросте — и щепки с пылью покрывали его. Ее волосы выбились, упали на лицо, и он убрал прядь, его пальцы нашли ее скулу.

«Приятно», — кашель отвлек ее, и ее голос решил, что пора действовать. Он был удивительно ровным для ее состояния.

— Ты ранен?

Его выражение лица изменилось, хоть она не понимала эти эмоции, и остановилось на облегчении.

— Лишь немного. Простите. Я был… оглушен.

— Поразительный опыт, — она перевела дыхание. Она посмотрела на себя, увидела металлический груз с конца хлыста кучера. Ловить его своей ногой было не лучшей идеей, хоть это и сработало. — Но познавательный и занимательный.

— Как скажете, Прима. Вы можете встать?

— Думаю…

Он осмотрел ее.

— У вас кровь.

— Да, Микал. И я не смогу стоять без помощи.

— Вы никогда не останавливаетесь на середине пути, Прима. Обопритесь на меня.

— Микал… — слова умерли, не вылетев из ее рта, ведь вдали прозвенел вопль.

— Убийство!

И Уайтчепл… взорвался.

Толпа была тысячеголовым зверем, ее настроение задевало уставшее тело Эммы. Она прильнула к Микалу и слушала.

— Перерезано горло… от края до края, во дворе… это точно он! Кожаный фартук! Чужеземец… они пьют нашу кровь…

Если кровавый фартук у рабочего дома юдиков был уловкой, то умной. Он стал символом всех этих неприятностей.

Ее левое бедро болело, исцеление Микала пронзало болью.

— Не пойдет, — пробормотала она. — Весь восточный район сошел с ума?

— Еще одно убийство.

— Я ничего не ощущаю, — она сжала его плечо. Колокола церкви гремели. Скоро Прилив, она ощущала его, как гром.

Полвторого, ни одного экипажа поблизости. А толпа заполнила улицы, слух разнесся по улицам.

— Микал, я этого не почувствовала.

— Знаю, — он придерживал ее. — Прима… та штука.

— Это был кучер. С ножом.

«Что за существо? Стоит скорее узнать».

— Да, — он убрал лохмотья окровавленного пиджака с раздражением. Его кожа была целой под ним, но в красных полосах. — Острый нож. Я едва ощутил его.

— Хотелось бы… — мир закружился под ней. Она потратила слишком много магии, потеряла довольно много крови. Короста зеленела и разрасталась, не выжженная рядом с ней, как было под ногами кучера. — Хотелось бы осмотреть рисунок ран.

— Да, — он прислонил ее к стене. Заглянул в лицо, фонари сделали его глаза темными дырами. — Ты бледная.

— Я в порядке, — она даже смогла сказать это твердо.

Мальчик выбежал из джинной, правая рука щелкала металлом. Его поприветствовал смех, женщина почти без зубов с юбкой, задравшейся до колен, закричала:

— Кожаный фартук тут, берегитесь!

Толпа собиралась, Эмма поежилась, ей вдруг стало холодно. Ее дыхание было облаком, она смотрела на знакомое и не знакомое лицо Микала.

— Будет неприятно, — прошептала она.

— Понимаю. Вот, — он нырнул под ее руку, обвил ее талию рукой. Ее корсет впился сильнее, лишая дыхания. — Закройте глаза.

Она так и сделала, Микал сжался. Он прыгнул, улица под ними кипела. Криков было все больше, звон бьющегося стекла.

Бунт расцветал ядовитым цветком, но Микал держал ее, черепица хрустела под его ногами, проносились крыши Лондиния. Это была магия Щита, необычная, и она могла вызвать тошноту у не одаренных и не обученных древним братством.

Потому, когда он опустил ее на ноги в переулке Тосселсайд, мятеж был гулом вдали. Эмма склонилась, и ее стошнило.

Лондиний посерел вокруг нее, Микал помог Эмме выпрямиться.

Во рту было кисло, она подавила желание сплюнуть.

«Леди так не делают».

— Мятеж разрастется. И запутает все следы.

— Да. Вы очень бледна, Прима. Может, стоит…

Она не хотела знать, что он хотел сказать.

— Разумно пойти домой, запереть двери и ждать, когда дело закончится без меня. Кучер был послан за мной, как кровавая гончая.

— Я так и думал, — он звучал подавленно? — Я думал, вы не отступите.

Нерешительность, неприятное чувство. Искушение отступить было сильным. Ее левая нога дрожала, она ощущала себя… не как обычно.

Никто не мог вывернуть это дело в свою пользу. Ни Виктрис, ни Британния, ни могучий Клэр, смотрящий на нее свысока из-за дара, за который волшебники унизились бы или даже украли.

Нет, она не могла отступить сейчас, но по другой причине.

Кучер заставил ее бояться.

Это было немыслимо для Примы.

— Нет, — сказала она и глубоко вдохнула, желая, чтобы корсет не впивался, а юбки не обвисли из-за крови и Коросты. — Я не отступлю. Мне нужен экипаж.

— Куда отправимся?

— В Ярд, Микал. Я не буду ходить по Уайтчеплу, пока там не притихнет мятеж, а там, может, стоит напомнить начальникам Аберлейна пару фактов.

«Я действую для Короны, но я сама выбираю, как закончить это чертово дело».

Глава тридцать первая Выносливость

Крупный мужчина в голубом, со свистком на серебряной цепочке, поднял руки, останавливая спешащего инспектора.

— Уайтчепл горит, сэр. Мы не впустим. Приказы.

— О, ради любви… — Аберлейн был почти готов вырывать волосы. — Клэр?

Клэр моргнул, склонил голову, пытаясь распутать крики и грохот в воздухе.

— Кто приказал…

— Конечно, комиссар Варинг, — Аберлейн приподнялся на носки и посмотрел на крупных рыцарей, которые без интереса смотрели на следы жижи на брусчатке. — Кендлсон! Сюда!

Мужчина поднял голову и пошел к ним, его походка была странной. Колени беспокоили его, судя по осторожным шагам, но Клэр уловил стальной блеск в глубоко посаженных глазах мужчины и мозоли на больших ладонях. Кэндлсон был с узловатой тростью, темной от использования и масла. Кожаная петля на поясе была для нее домом, когда трость была не в его руках.

Он точно разбил немало черепов преступников.

— Вечерок, сэр. Ночь неспокойна, — его акцент был образованным, хоть и с переливом, что говорил о детстве на ферме в Сомерсете.

— Вы, как всегда, недооцениваете, Кэндлсон. Варинг сказал ждать утра?

— Тут немного темно, — лаконичный ответ. Но Кэндлсон на миг скривил губы, шея покраснела.

— Другое убийство, — Аберлейн вскинул брови.

— Все еще кровоточила, когда ее нашли. Улица Бернер. Там тоже иностранные клубы, — он скривился сильнее.

— Боже, — Аберлейн не побледнел, но был близко. — Они убьют друг друга за это.

Шум усилился. Уайтчепл гудел, как улей. Весь восточный район мог загореться, и не только фигурально. Клэр поправил манжеты, осмотрел себя. У него даже не было перечного пистолета, его одежда точно привлечет внимание. Он взглянул на Филипа Пико, у него были скрещены руки, он хмурился.

— Ничего не поделать, — Клэр выпрямился.

Аберлейн повернулся к нему.

— Сэр, я…

Клэр пошел к зеленой Коросте. Зеваки не ожидали проблем оттуда, и он пошел туда, но Аберлейн поймал его за руку.

— Что же…

— Мне нужно осмотреть место убийства, пока там не потопталась толпа, а днем их будет только больше. Оставайтесь, если…

— Вам нельзя одному. Вы рискуете, мне стоило предупредить.

— Я понимаю, — шум усилился, он повысил голос, чтобы его слышали. — Уверен, я крепкий. Филип?

— О, ей не понравится, — сказал юноша, но не был против. Его щеки покраснели, тон был бодрым. Валентинелли улыбался, когда они шли к опасности.

— У нее есть другие дела, — коротко сказал Клэр и пошел дальше. Аберлейн следом, бормоча ругательства.

Зеваки за ними шептались и шуршали. Впереди была какофония, туман двигался, побеспокоенный этой ночью.

Клэр не сверялся с карманными часами, но они могли пробыть в Лимхоссе пару часов.

Вопрос о словах Аберлейна в дымке подождет. Они повернули за угол, туман озарял огонь. Крики и топот, визг и звяканье разбитого стекла.

Бедняки сжимались, внимание их пугало.

Но они редко так делали.

Камни были скользкими под ногами. Клэр держался у стены здания, но обходил входы в переулки. В тумане собирались темные силуэты.

Между паром и жижей под ногами он не мог отвлекаться ни на что, кроме шума.

Шаги скользили, стук. Взволнованное бормотание, грубые восклицания, некоторые пользовались смятением для кражи. Шорох моря, треск стекла. Тени в тумане были все дальше, заржала механическая лошадь среди какофонии. Экипаж мимо увела уставшая лошадь, кучер хотел сбежать от неприятностей, копыта хлюпали о жижу. Кучер точно выпил джина, хотел…

— Осторожнее, — Пико подвинул его, но не грубо. Клэр пришел в себя, они оказались у края толпы. Волосы, юбки, дыхание с джином, измененные конечности тускло блестели, калейдоскоп ощущений и дедукции лился в его голодную голову.

Все жители Уайтчепла не спали и двигались. Ходили слухи среди толпы, и идти стало сложнее.

Аберлейн расталкивал людей, отмахивался от предложений леди — если их можно было так назвать — и грубых возмущений рабочих. Клэр шел за ним, отталкивал пальцы от своих карманов. Пико шагал за ним, и забота со скоростью помогали ему сохранить Клэра от карманников.

«Если бы тут была мисс Бэннон, она бы нашла способ пройти сквозь толпу», — Клэр мысленно скривился. Он не мог забыть о женщине хоть на час?

— Кожаный фартук! — завопил кто-то, и толпа притихла на миг…

Хаос, крики. Клэра понесло с толпой. Пальцы Пико впились в его плечи до боли, а потом его унесло, и Аберлейн пропал.

«Ох, беда».

Его пиджак порвался, нога болела от удара сапога. Где-то вдали вопила механическая лошадь, страх и боль смешивались в реве. Клэр скользил вдоль стены, теплая кровь уже смешивалась с зеленой Коростой на гниющих кирпичах.

Он закашлялся от вони, сверился с картой в голове и пошел вперед. Пико и Аберлейна не было видно. Жижа под его ногами становилась тоньше, он снова огляделся.

Логика сообщила ему, что он был у древних границ Города, его старого сердца. Лондиний раньше был деревней римлян, и ее сожгла дотла ранняя инкарнация Британнии.

Дух острова не любил римлян, но их было много, и они построили себе другой город. Лондиний развивался медленно, страдал от огней и болезни, но не пропадал.

Зеленую грязь Уайтчепла можно было сравнить с ним. Она распространялась, зеленые нити впивались в трещины меж камней. Он следовал за жижей, оставляя шум и давку позади. Между этим местом и улицей Бернер была толпа. Ее никак не пробить, но он мог обойти и подобраться к тому месту с другого угла.

Клэр сверился с картой в голове, огляделся в тумане, понял, что ушел слишком далеко, хотя был переулок, что мог увести его в нужном направлении…

Хлюпанье отвлекло его. Он повернулся, вгляделся в покрывало желтого тумана, зеленая жижа напоминала мох, если такое было возможным. Может, в темном месте из этой жижи выросло бы что-то интересное?

Хлюп. Гудение напоминало Клэру треск, что он слышал много раз рядом с Эммой Бэннон.

Живая магия.

Туман отступил, он шел, ведомый любопытством и подозрением. Туман был жарким и теплым, и Клэр узнал это.

Кровь.

Он понял, что шел тихо, как учил Валентинелли, горечь грозила охватить его. Мак задержался, открывал воспоминания, которые он не хотел видеть, а в темном углу перед ним пригнулся силуэт.

Фонарь сверху был темным, выгорел или стыдился того, что видел Клэр.

Маленькая грязная ладошка женщины в крови лежала у ее бока. Она была пустой, голова отклонилась, седеющие волосы спутались. Белые бедра в темной жидкости были широко раздвинуты. Тонкие длинные пальцы рылись в ее животе, рука с хлюпаньем поднялась.

Послышалось довольное гудение, словно от ребенка, поедающего арбуз жарким летним днем. Фигура — шляпа кучера отклонилась на размытой голове, красно-желтый шарф закрывал горло, пальто было умело починено игломантом. Он поднял руку снова, вспыхнул нож, и лезвие вонзилось в мягкую плоть. Он вырвал массу и проглотил.

В ушах Клэра шумело.

Пальцы были в перчатке, но на ткани не было крови. Они порвались на концах, ведь пальцы были длиннее на сустав. Они снова впились в живот женщины, нашли то, что было нужно. Чмокая невидимыми губами, существо подняло горсть, там было нечто, похожее на грушу. Клэр не должен был видеть, но понял, что это было.

«Оно ест ее утробу. Боже».

Треск магии усилился. Существо сгорбилось, ткань собралась, силуэт под ней набух.

«Следи, Клэр. Наблюдай. Мисс Бэннон должна знать об этом. Опишешь это ей».

Тьма трепетала по краям его зрения. Он задержал дыхание, голова фигуры поднялась быстрым движением. Клэра не было бы видно, если у существа были человеческие глаза, в чем он сомневался.

Было темно, он не двигался, надеясь, что это его скроет. Желтый туман кружился между Клэром и существом — человек так не присел бы, колени были высоко, а голова — низко, пальцы, как пауки, крутили нож.

Короста прибыла за Клэром, зеленая жижа ползла вперед. Тонкие щупальца едва слышно скользили. Нелогичная мысль, что хищный ум управляет зеленой жижей, пришла в голову Клэра, мак еще затмевал рациональность.

Ему нужна была ясность, а она его оставила.

Наркотик задержался, несмотря на чудо, что с ним сотворила мисс Бэннон.

Шорох, словно языком по сухим губам. Голова существа снова быстро повернулась. Женщина — труп — была в сапогах, чулки испачкала темная жидкость. Ее одежда была изорвана. Белые бедра в крови и запах…

Она страдала?

«Разве это важно? Не двигайся, Клэр, — оскалился в памяти Валентинелли. — Стой, где тебя поставил Людо, менталь, и смотри».

Его легкие просили воздуха, вокруг существа было едва видно из-за тумана. Или это его глаза темнели, плоть напоминала, что дыхание требовалось ей для процессов.

Хлюпанье. Короста двинулась вперед, существо плавно отпрянуло. Поднялся пар, и Клэр заметил существо под одеждой. Шкура была в шрамах, ужасно выжженных, словно кислотой, и два сияющих угля глаз.

Бледная рука поднялась, нож сверкнул, и Клэр отпрянул. Он услышал свист, острое лезвие вспороло воздух в дюйме от его лица, упало с грохотом на ковер зелени. Шипение, треск, и Клэр инстинктивно закрыл глаза рукой, теплая кровь брызнула.

Существо бежало легкими шагами по камням, черепица падала на землю.

Клэр пытался подняться, зеленя жижа тянула его. Она пронесла его десять футов и с неохотой отпустила, его пиджак дымился, рана на предплечье зажила.

Фонарь над телом загорелся, Клэр поднялся на ноги и бросился в круг света, говоря себе, что собирается осмотреть тело в тусклом свете. Он ведь ничего нелогичного не ощущал, хотя во рту был вкус меди, сердце колотилось в груди. Это просто активность, а не нелогичный страх.

И дело было точно не в отступившей Коросте, что шипела, напоминая смех, вылетающий из пасти с острыми зубами.

Глава тридцать вторая Ошибка провокации

Даже если удавалось найти экипаж, карета могла оказаться медленной.

Микал не хотел оставлять ее одну, хоть она была бы в безопасности в карете, пока он следил с крыш, она не получила даже пары мгновений одиночества, чтобы собраться с мыслями.

Глупо: Щит не был обществом, древнее братство учили быть скрытными. Но… это был Микал.

Его ладонь была на ее запястье, как якорь. Но она не использовала магию. Может, дело было в странной дрожи в ее ногах, исцеляющая магия проникла глубоко в мышцы, и его взгляд был встревоженным и рассеянным одновременно.

Она высвободила запястье, отодвинула в трясущейся карете разрезанный черный бархат и осмотрела красные следы на его торсе. Не следы когтей, но существо было быстрым, раз оставило столько ударов одним ножом. Острый нож и сильные удары.

Она задумалась на миг. Эмма ждала, но идея не формировалась полностью, а ушла в тени.

— Как интересно, — пробормотала она и устроилась ровно на сидении.

«Думаю, я не смогу теперь по-прежнему смотреть на кучеров».

Карету трясло, мужчина кричал на лошадей, сжимая поводья. Все затуманилось на миг перед глазами Эммы, она резко выдохнула, прогоняя слабость.

Она потеряла кровь, как и Микал. Щита было сложно убить, но если бы кучер успел распороть его, а не просто порезать, его имя попало бы в список ее поражений.

Она считала, что угроза будет больше. Или существо — хоть она придала ему плотность, она не была уверена, что это было — не посудило ее достаточно опасной, чтобы напасть серьезно.

Но она точно была против Главного.

Она, конечно, знала, какие Главные живут в Лондинии, но они такими не были. Насколько она знала.

Не все Главные на острове были ей известны. Но работа была местной. Волшебник не рискнул бы проводить такую Работу не в своей стране.

Даже если иностранный волшебник хотел такое попробовать, ему пришлось бы найти место, окруженное зачарованными камнями, и Великая Работа, если не разобьет те камни и не наделает шуму, будет прикована к границам. Нет, иностранец так не сделал бы. Если не был безумен. Она не могла упускать эту возможность. Но даже безумные Главные не стали бы творить такую Работу на чужой земле, принимая двойной риск побочных эффектов и поражения. Нелогичность такой Великой Работы можно было убрать и избежать границ камней, но был шанс того, что поток вернется, заполнит того, кто послал его, до краев и исказит. Щит мог выдержать немного избытка, но риск все равно пугал любого Главного.

Она так погрузилась в размышления, что чуть не упустила того, как Микал сжал ее запястье. Под кожей пробежало раздражение, и она обуздала его.

— Я в порядке.

— Я не сомневаюсь, — он был ужасно спокойным. — Я просто проверяю.

— Я не пропаду в любой миг.

— Это утешает, — он склонил темную голову, сияние глаз успокаивало в тесной карете. — Там неспокойно.

«И не только там».

— Где именно?

— Позади и впереди нас, — он кивнул на перед кареты, но смотрел на окно, и это мало ей говорило. Карета ехала медленно. Эмма хотела выйти — она могла хоть размяться, а не трястись всю ночь — но экипаж замедлился, и она поняла, что они прибыли.

Напряжение Микала предупредило ее, она ощущала беспокойство. Тихо гудел приближающийся Прилив, несколько ее ощущений трепетали, тянули за уже дрожащие эфирные струны.

Улица Уайтхелл была оживленнее, чем должна, и Эмма вздохнула, расправляя плечи. Она не могла надеяться, что Аберлейн и Клэр будут рядом, в кабинете, может, Клэр даже вернулся в Мэйефейр, хоть он думал, что она будет рада тому, что он ушел. Конечно, Аберлейн должен быть дома в это время, но скорее всего он искал беды в Уайтчепле.

Может, Аберлейн даже попал в мятеж, что она оставила позади. Это было приемлемо, но она вздохнула, думая, кого комиссар Варинг отправит к ней вместо него. И если Аберлейн был в Уайтчепле, но и Клэр мог попасть в толпу.

«Он в безопасности. Внимательнее, Эмма».

Хлыст кучера щелкнул, он направлял свою карету прочь, и она пришла в себя. Приближался Прилив, она получит свежие силы для дела. И пока…

— При-и-и-има, — медленный выдох звучал как шипение.

Микал с ножом у предплечья был между ней и переулком. Эмма тряхнула пальцами, каскад искр угас, и она поняла, что угроза осталась.

Ее глаза, привыкшие к темноте, различили тонкий силуэт в лохмотьях. Голова казалась большой для шеи, волосы были редкими. Оно прислонялось к стене переулка, глаза сияли зеленым.

Глаза, как жижа, полные разума. Босые ноги, избитый. Голодающий пришел из Чейплиса, он слабо кашлянул и протянул:

— При-и-има.

— Я слушаю, — Эмма осторожно опустила ладонь в перчатке на плечо Микала, отодвигая его. Он не сопротивлялся, хоть был напряжен и близок к этому.

Его нервы были на грани.

— Оно питаетс-с-с-ся пло-о-отью, — голодающий выпрямился. Было невозможно понять, мужчина это или женщина, и было ли оно живым. — Новое, под с-с-солнцем.

Вопросы только сбили бы его с толку. И она ждала, и оно продолжило:

— Где сгорел нищий, где кружитс-с-ся диск, ты найдешь путь к делу, — на миг лицо стало шире, рот напоминал V. Острые белые зубы вспыхнули, Тонкая Мэг говорила через одного из своих рабов. — Если найдешь его, он убьет тебя.

Интересно. Микал почти дрожал, готовясь выпустить жестокость. Она держала его за плечо, впившись пальцами. Эмма кивнула.

— Я слышу, — кратко и без эмоций.

— Но не слушаешься. Видишь, но не то. Найди диск, воробуш-ш-шек, — булькающий смех, и тело обмякло, содрогаясь. Глаза пропали, жижа выбралась из трупа, поглотила его. Тут, вне Уайтчепла, Короста долго не протянет.

Или удержится, если Тонкая Мэг уже так далеко забралась.

«Это проблема не этого дня», — она разжала пальцы и похлопала по плечу Микала, кости голодающего трещали, поднимался гадкий пар. Плоть расплавлялась, ткань цеплялась за жижу. Вскоре почти ничего не осталось.

Эмма заставляла себя смотреть. Она не отводила взгляда, пока не остался лишь участок Коросты, от которого поднимался черный пар. В нем были комки — куски гнилых зубов голодающего, что долго растворялись.

— Очень интересно, — сказала она. — Что скажешь, Щит?

— Загадка? — он пожал плечами. — Скрытая в угрозе?

— И завернутая в жижу, — холодный палец страха коснулся ее шеи, и она отогнала это. — Идем, посмотрим, из-за чего кипит Ярд.

«Погоди», — холодный палец задел ее шею снова, и Эмма повернулась, эфирная сила собралась в плотный кулак. Она не ударила, дорога была пустой. Желтый туман Лондиния был пустым холстом, фонари трепетали, приближался рассвет.

Микал отошел, давая себе место для атаки, и холодный смех пронесся над дорогой.

— Эмма, Эмма, — голос был смутно знакомым, простая магия скрывала его местоположение. — Ты — чудо.

Она открыла рот, но Прилив поднялся из Темзы, наполнил улицы Лондиния. Он обрушился на нее, жаля, и она подавила внезапную беспомощность, надеясь, что другой Главный не оправится от потока раньше нее.

И что Щиты другого Главного не нападут на Микала.

Она всплыла, эфирная сила наполняла ее, отгоняла усталость. Мир кружился под ней, пальцы Микала до боли сжимали ее руку, он удерживал ее на ногах. Она резко выдохнула, расставила ноги и произнесла Слово.

— Д-ск-зт!

Рябь эфирной силы разошлась от нее кольцами. Они разбились, ее внимание скользило, как взгляд по странице в поисках неправильной буквы. Или по платью в поисках неправильного стежка…

«Вот ты где», — ее сердце колотилось под ребрами, а потом сжалось. Волшебная сила стала тисками, но он ускользнул. Движение коня на доске, но она отогнала эту мысль. Финт был умным, но ее инстинкты были отточены годами охоты на службе у Виктрис. Стук и звон — с его Щитами сразится Микал, она управляла собой.

— Не так быстро, — раздался шепот. — Это просто визит.

Она обрела дар речи.

— Не фамильярничайте, сэр.

— Как жестоко.

Больше грохота, и тон Микала прозвучал властно:

— Подойдите и умрете.

— Не нужно, — голос снова сменил направление. — Я хочу поговорить с твоей госпожой. Услышь меня, Прима. Поднимается новый дух.

Она запомнила слова и отложила. Горячая вода лилась из-под ее ресниц, рассвет жалил ее нежные глаза. Чем больше силы она тратила, тем больнее было глазам. Не важно.

— Видимо, это вы распарываете проституток в Уайтчепле?

— Так нужно.

— Вы безумны? — ее голос стал выше, словно она отвлеклась на его спокойствие. Она была так близко, еще пара мгновений, и она найдет его. Он должен быть близко, может, даже видел ее.

Она уловит источник магии, искажающей его голос, и ударит.

— Не безумен. Это амбиции. Помоги, Эмма.

«Он знает меня, этот скрытый Главный».

— Вы спешите, сэр.

— Тебе нравится кланяться этой волшебной шлюхе? Тебе нравится пресмыкаться, несмотря на твою силу и гордость? Я знаю, что движет тобой, Прима, и предлагаю союз. И больше.

Она вспомнила букет на узкой кровати мага, пятно крови на полу, этот трюк изменял голос в грязном дворе Уайтчепла.

Это мог быть тот же Главный, что загадочно помогал ей во время Красной чумы, и она думала, что он был на службе у Виктрис.

А теперь сомневалась.

Он знал, что ослаблял Британнию? Это было его целью?

«Новый дух поднимается».

— Думаете, — начала она, осторожно подбирая слова, — этот новый дух лучше старого?

— Лучше? — смех был жутким, снова треск. Что он делал? — Может, нет. Но он долго был слабым. И благодарным.

Одно дело самой о таком думать, другое — слышать от коллеги. Она резко расслабилась.

— Вы мало знаете о правлении, сэр, если ждете благодарности от тех, кто выше.

— А вы знаете слишком много, чтобы делать вас врагом.

Снова треск. Микал с силой выдохнул. Что происходило? Она не открывала глаза, искала в лабиринте ряби, приближаясь к искусно скрытому беспокойству, где был ее противник.

— Подумай, Эмма. Ты хочешь служить, или чтобы тебе служили?

«Я сама разберусь, спасибо, — но она не ответила, ее внимание переключилось на изъян, брешь в ряби, и она прыгнула, не двигаясь, бросилась к звенящему эфиру. Она была быстрой, но он — быстрее, нити порвались, он отбросил камуфляж. Больше треска, и она оказалась на коленях от силы собственного удара, отраженного в нее. — О, как подло», — голова звенела, и она тряхнула ею, прочищая. Ее юбки вжались во что-то острое и мелкое.

— Прима? — Микал хотел погнаться.

— Нет, — она не могла найти дыхание для большего.

«Если он выложил планы, он в засаде, и я не проиграю этой глупости», — она теребила вуаль пальцами, что казались опухшими. Быстро моргая, она оказалась на коленях перед грудой… битой черепицы?

Да, черепица, старая красная глина была на конюшне напротив, оттуда звенели в тревоги механические лошади.

Они не любили этого Главного и его работы.

Микал легко присел рядом, его ладони были в мелких порезах, капли крови катились по розовой пыли на коже.

— Неплохо, — он отклонил голову, разглядывая ее лицо за вуалью. — Думаю, простая локометрия, активирована издалека, — он указал на другую крышу, пожав плечами. — Грубо. Но эффективно.

Будь у нее другой Щит, она смогла бы послать его за безумным Главным, пока другой защищал бы ее от падающей черепицы. Но не было времени на укоры совести. Глаза жгло, платье было в пыли, юбки порвались, на них засохла кровь. Микал тоже пугал, был в жиже и прочих жидкостях. Его пальто было изорвано, мускулистый живот с красными полосами, потревоженными за последние пару минут, вызвали боль, которую она не хотела обдумывать.

— Твои руки, — выдавила она. Ее горло было сухим. Она тихо кашлянула, вернула свой привычный тон. — И… о, гори все пламенем. Это все меняет.

— Они уже заживают, — он поднял руки, плоть стягивалась с сиянием не от эфира, а от особой магии Щитов, и ей стало не по себе. — Видите? — нежно, словно она была ученицей и не знала Щита.

— Да. Помоги встать, — она была рада вуали, а еще рада его силе, когда он поднял ее. Ее ноги были не такими сильными, как ей хотелось, и левое бедро еще дрожало. Она выругалась, но тихо, и была благодарна тому, что Микал привык к ее выражениям. Она закончила парой крепких слов о черепице, а потом вдохнула, качая головой, ощущая в себе трепет. Она потратила много силы, которую ей дал Прилив.

Радовало лишь то, что и противник потратился.

Микал замер, проверяя, что буря прошла, посмотрел на дорогу. Копыта стучали, голоса проносились в сереющем тумане.

— Что дальше?

— Мы найдем Клэра, — мрачно сказала она. — И Аберлейна, — она убрала пряди под вуаль и сморгнула горячую соленую воду.

— Звучит слишком просто.

«Точно».

— Это лишь первый шаг, Микал.

— А потом?

— Потом, — продолжила она, осторожно делая шаг, ее сапог хрустел по обломкам, — мы вернемся домой и приведем себя в порядок. Мне нужно отследить всеми способами этого безумного Главного и остановить. Признаюсь, Щит, я ужасно раздражена, — она сделала шаг, уперлась в его руку, но обнаружила, что может идти. — Я в ярости.

— Небеса, спасите нас, — пробормотал он, и она не стала срываться на него.

Безумный Главный разозлил ее. Она покажет ему, что он ошибся, бросив ей вызов.

Глава тридцать третья Магия как наука

Клэр сжал в руках чашку ароматного чая. Так не делали, но он нашел нужный жар и опору для дрожащих пальцев. Рябь на поверхности была из-за напряжения снаружи — и внутри — кабинета инспектора Аберлейна.

Юный Пико устроился на краю стола Аберлейна и яростно смотрел на него.

— Она с меня шкуру снимет, — бормотал он, разглядывая рукава порванного пиджака и пострадавший жилет.

Клэр не слышал его, хоть был рад, что парень нашел его, судя по следам, он бился с толпой изо всех сил. Весь восточный район так и не успокоился, но беспорядки не выпускали за пределы. Как только рассвело, Корона точно послала стражу и волшебников убирать мятеж, и, несомненно, пострадали те, чьи нервы не утихли.

К счастью, мятежи не затронули юдиков, хоть о них писали в газетах. Клэр не считал, что на острове допустимо такое поведение, от этого Англия сейчас и страдала.

Лучше было о таком не думать.

Инспектор Аберлейн оставил его после чая, и Клэр радовался этому. Как только Клэр отчитался, он засомневался, был ли Аберлейн еще связан с этим делом, ведь мисс Бэннон недолюбливала его, а Клэр увидел жуткое. Клэр подозревал, что мисс Бэннон была лучшим союзником в таком деле.

Он содрогнулся, вспомнив хлюпанье, скорость существа. Это… нелогично.

Аберлейн ушел на четверть часа, но дрожь в руках Клэра не унималась. Ярд ожил от волнения, но в этой комнате было удивительно спокойно.

Стук, и дверь распахнулась с ненужной силой. Вошла растрепанная мисс Бэннон. Ее цвет был ужасным, ее юбки были изорваны и в засохшей крови, ее вуаль была порвана. Ее волосы были спутанными, несмотря на недавний Прилив, ее украшения не искрились, как обычно. Она была в розовой пыли, и Клэр опознал разбитую черепицу.

Микал у ее плеча был не в лучшем облике. Его бархатный пиджак был убит, следы ножа, заживающие на животе, потрясли бы Клэра, если бы он не видел нож и конечности, ответственные за это. Щит тоже был в пыли, но под ней был слой грязи, сена и жижи с пола Уайтчепла.

Клэр снова поежился. Он выдерживал взгляд мисс Бэннон вечность, ему повезло, что не нужно было говорить, она сразу поняла по его виду, что с ним случилось после отбытия из Мэйефейра.

Она пошатнулась, и Клэр подумал на миг, что его внешность так испугала ее. Микал шагнул вперед, она сжала его руку, и Клэр понял, что на юбках ее кровь.

Он уже встал. И Пико, заметивший первым.

— Все не так плохо, мэм, — он звучал смущенно?

— Надеюсь, — сухо, но с облегчением сказала она. — Уайтчепл?

— Сначала Лимхосс, — Пико пожал плечами от взгляда Клэра. — Она догадалась бы.

— Ах, — она оперлась на Микала. Щит закрыл дверь ногой, и от удара все задрожало. — Привычки Аберлейна не изменились. Это чай?

Пико поспешил помочь, ее взгляд вернулся к Клэру. Они долго смотрели друг на друга.

— Доброе утро, Клэр. Твоя рука…? — даже ее губы были бледными, ее детский рот потерял решительный вид.

— Да, доброе утро, да. Хлыст, — он поежился, но игнорировал это. — Существо неестественное.

— Ах, — она кивнула, и Клэр вспомнил о манерах. Он указал на большое кожаное кресло. — Ночь была тяжелой. Прошу, присаживайтесь.

Она выбрала набитую подушку и опустилась на нее, чуть скривившись. Ее плечи были напряжены, но что-то показывало Клэру, что она держалась только за счет силы воли. Он редко видел ее в таком состоянии.

Пико передал ей чашку чая.

— Без сливок, мэм.

— Подойдет, спасибо. Вы завтракали, Филип?

— Нет, мэм. Не успел. А нужно?

— Поищи нам что-нибудь. Я съела бы гору выпечки, даже гадкой, — она кивнула и повернулась к Клэру, Микал передал парню деньги. — Метод Аберлейна искать связи между преступлениями и преступниками вам понравился?

— Он это делал? — Клэр вспомнил, как среди дымки двигались губы Аберлейна. — Признаюсь, я был занят своими мыслями.

Дверь за Пико закрылась, и мисс Бэннон зажмурилась, вдыхая пар чашки. Она была ужасно бледной. Но ее темный взгляд был прямым, когда она открыла веки.

— Я расскажу то, что не должно выйти за пределы комнаты, Арчибальд.

— Я буду молчать, — он ответил скованно.

— Я тебе доверяю, но вам нужно понимать серьезность моих слов, — она глубоко вдохнула, ведь мир замер. — Думаю, мы столкнулись с безумным волшебником.

— Снова? — он не сдержался.

Она слабо улыбнулась.

— Он нашел способы создать нового гения правления, лишая для этого Британнию сил. Он хочет сменить правящий дух Англии, Арчибальд.

Он опустился на стул, и тот возмущено заскрипел, чуть теплый чай плеснулся из чашки. Он пялился, и мисс Бэннон не заметила, глядя на свою чашку.

Микал у двери был статуей с горящими желтыми глазами.

— И я думаю, — продолжила она, сделав глоток и чуть скривившись от резкого вкуса, — что у него есть шанс преуспеть.

Ответ Клэра затерялся в ворчании Микала. Щит отошел, дверь открылась не с такой силой, как до этого, и вошел спешно инспектор Аберлейн, его пиджак был порван, как у Пико, но обувь была в лучшем состоянии, чем должны.

Он заметил двух гостей и замер, приветствие умерло в горле.

— Боже, — сказал инспектор. — Вы выглядите ужасно.

Клэр ожидал, что мисс Бэннон парирует инспектору, но она удивила их, передав Аберлейну те же новости, попросив о секретности.

Его реакция была не слабее, чем у Клэра. Он пошатнулся, и Микал придержал его за плечо.

Мисс Бэннон сделала глоток чая.

— Усади его за стол, Микал. Инспектор думает лучше в знакомом окружении.

Она отмечала, что Аберлейн не тратил время на вопросы и сомнение. Он сел за стол со скрипом, словно старик. Микал подошел к чайному сервизу и налил еще две чашки.

Щит тоже хотел подержать чашку.

— Кошмар, — продолжила мисс Бэннон. — Если это узнают люди, все волшебники с амбициями попробуют такое.

— И сколько таких будет? — руки Клэра успокоились. — Это не для веселья, — спешно добавил он. — Мне очень любопытно.

Мисс Бэннон утомленно пожала плечами, вуаль задрожала. Она отодвинула ее, и красные глаза беспокоили ее, как часто бывало.

— Одного ребенка магии в стране с правящим духом хватит, чтобы устроить хаос. Последует раздор, духи, соревнуясь, порвут карту Европы. Кто знает, что будет с Китаем и Индусом? Новый мир безопасен, но метод создания такого духа может разлететься. В магии, как в науке, одно понимание, что это возможно, дает силы отыскать способ.

— Чертовы маги, — буркнул Аберлейн.

— Вполне, — не спорила мисс Бэннон. — Вам повезло, что вы не в их числе, инспектор.

Ответ Аберлейна был интереснее. Его горло и щеки жутко покраснели.

— Будь прокляты, мелкая…

— Инспектор! — Клэр не хотел кричать. И не хотел вскакивать на ноги, но снова пролил чуть теплый чай. — Следите за языком, сэр!

Стало тихо. Мисс Бэннон вздохнула и утомленно обмякла. Поражало то, что она не держалась прямо, но то, что Микал впился пальцами в ее нежное плечо, как когтями, ужасало.

Она выпрямилась и сделала манерный глоток чая.

— Я бы хотела поговорить, Аберлейн, но мне лучше использовать твои таланты, включая те, которыми ты обладаешь из жалости…

— И кому ты служишь? — Аберлейн все еще был красным. — Говоришь, любой маг так может…

— Главный маг, но тебе разницы не понять. И все же я пропущу твое не заслуженное обвинение. Я могу уйти в свои стены и дать этому делу развиваться. И мне хочется. Для меня не важно, сэр. Честно говоря, вам тоже не важно.

— Наоборот, — прошептал с трудом Аберлейн.

— Тогда мы понимаем друг друга, — мисс Бэннон не смотрела на него. Она разглядывала чай, словно он хранил секрет, и Клэр ощущал себя глупо, но не хотел садиться. Его голова уже не болела, и он понял с облегчением, что эффект мака прошел.

«Отметь, Клэр. Он держался часами. Порой применимо, но не всегда», — его способности трепетали в голове. Нелогичность создания с площади ушла в выдвижной ящик, чтобы рассмотреть позже. Если нужно.

Он выпрямился и кашлянул, и все посмотрели на него.

— Эти обсуждения не остановят безумца, — отметил он. — Мисс Бэннон, похоже, у вас есть план или хотя бы задумки. Будьте добры, поделитесь с нами.

— И вы выполните это без возражений? — словам не хватало ее привычной резкости. Она словно сомневалась в словах.

— Да, — тут же сказал Клэр. — Как и добрый инспектор, и я не сомневаюсь в готовности вашего Щита. Все в комнате верны Британнии. И это дело на публике. Нельзя позволять этой… гадости… убивать в округе.

— Но женщины умирают каждую ночь в восточном районе от ножа, — мисс Бэннон покачала головой. — Прости, Клэр. Я устала и неуместно философствую.

Его грудь любопытно сдавило, словно болело сердце.

— Это не в моей компетенции, — он словно был при дворе, и в толпе был тихий Валентинелли. — Но мы можем остановить этого убийцу. Я видел, как этот дух, полагаю, питался телом жертвы, как зверь.

Детское грязное лицо мисс Бэннон со следами слез скривилось.

— Не удивительно… присядь, Арчибальд, и расскажи все.

— Перчатка или Воспоминание? — старая шутка, и она слабо улыбнулась. — Предлагаю перейти домой, и, мисс Бэннон, пустите инспектора Аберлейна за стол за ужином. Ситуация необычна, и, уверяю, мистер Финч сейчас меньше всего волнует инспектора Аберлейна.

Аберлейн издал сдавленный звук, но смысл был ясен.

Мисс Бэннон смотрела на Клэра поверх чашки.

Он подавил желание задобрить, а взялся за сухие факты.

— Мы можем отдохнуть и исполнить роли лучшим образом, — он замолчал, но ее лицо не менялось. Задумчивое, брови приподняты, голова чуть склонена, интерес во взгляде, усталость была забыта. — И мы обсудим следующие ходы за вашим отличным столом, где нас не послушают и не потревожат. Это логично.

— Я убеждена, сэр, — она передала чашку Микалу, тот отпустил ее плечо и прикрыл желтые глаза, то ли от усталости, то ли от недовольства. — Инспектор, будьте у моей двери в полшестого, я ужинаю рано, и нам стоит обсудить это дело до этого. И как только вы заденете Джоффри Финча, я посмотрю на вашу кровь, — она встала, поправила рваные юбки. — Микал? Две кареты, одна пусть ждет Клэра и Филипа. Доброе утро, инспектор, и удачи с уборкой. Если нужно, скажи Варингу мое имя, и он будет податливее. Я уже подготовила почву.

Она все рассчитала по времени, Филип Пико в этот миг распахнул дверь без стука.

Он был с мешком, и Клэр уловил запах сосисок и сыра, взятых неизвестно где.

— Повезло. Придется использовать свои ножи… Мы уходим?

— Да, — она снова стала спокойной, повернулась к Пико, как хищник к добыче. — Полшестого, инспектор.

Парень отошел, Микал закрыл дверь за госпожой, и Аберлейн выругался. Клэр проигнорировал это, а брови Филипа Пико поползли к волосам.

— И вы пообещали за меня, сэр? — инспектор кипел, быстро вскочил на ноги, что поражало после событий ночи. — Но я…

— Вы используете мак, как греческие оракулы лавр, чтобы усилить немного волшебный талант, — кивнул Клэр. — Интересно. Признаю, я не заметил, но память позволила мне собраться. Это не совсем законно, сэр.

Сила оставила ноги Аберлейна. Он сел, щеки побледнели.

— Я знаком с мисс Бэннон давно, — продолжил Клэр, — хоть мы и разные, но мы служили Короне и Империи. А теперь справедливость стала странной, — он кашлянул. Чай был ужасным и холодным. — Я отметил, что леди не преувеличила. Наоборот. Думаю, угроза самой Британнии, и вы, сэр, верный сын острова. Ваш долг — помогать в этом деле под указаниями мисс Бэннон, и если нужно, мы обсудим варианты на джентльмены, — он пронзил инспектора, как он надеялся, стальным взглядом. — Я был бы рад встрече.

— И я, — выдохнул Аберлейн. — Но если я вас не устраиваю, идите к Варингу и расскажите о моих методах. Так усиливать магию — скандал.

— Есть законы против такого, и мисс Бэннон точно их знает, — Клэр перестал поправлять пиджак. Без толку. — Я не буду шантажировать, сэр. Я взываю к лучшему в вас.

— Забавно, — кислая улыбка. — Я тут, мистер Клэр, потому что во мне почти не осталось хорошего. А теперь уходите.

— С радостью, — сухо сказал Клэр и пошел прочь.

Пико с подозрительно круглыми глазами молчал. Он только сжимал пакет и спешил за Клэром.

Глава тридцать четвертая Точные условия

Газеты кричали чернилами. «Двойное убийство в Уайтчепле!». «Кожаный фартук — еще две жертвы!». Спекуляции были смешаны с серьезными предупреждениями и жуткими историями. Рисунки тел. Клэра не упоминали. Его скрытность помогала.

Варингу пришлось пригрозить. Комиссар был непоколебим. Но он был полезен, и она была уверена, что он будет на публике, закончится дело трагедией или триумфом.

Эмма посмотрела на заголовки, сказала Горацию разложить газеты в библиотеке и посмотрела на Финча. Ее голова болела, ее грязное платье было кошмарным, а ей хотелось быть чистой. Долг требовал сперва разобраться с нервами Финча.

— Ты в безопасности, Джоффри.

— О, я знаю, мэм, — он немного побледнел после новости о госте.

— Да? — она сдержалась. Финч смотрел на нее, и она разглядывала его лицо.

Мадам Нойон появилась на лестнице и спустилась, цокнув от вида платья госпожи.

Финч медленно кивнул.

— Да, мэм, — он почти улыбался. — Мне его жаль, мэм.

Ее наполнило облегчение, она перешла к следующему делу.

— Тогда ты добрее меня. Оставлю ужин вам с поваром. Потом они будут в комнате отдыха, пусть там будут любимые сигары Клэра. И твоего племянника. Он пока служил хорошо.

— Рад слышать, мэм, — он ждал, но она молчала, и он ушел.

— Бардак, — возмущалась Северина Нойон, размахивая пухлыми руками возле Эммы. — Боже, мадам, что вы с собой сделали? Скорее в ванную. И шоколад.

«Я могу съесть баранью ногу, и мне будет мало».

— И плотный завтрак, мадам. У меня аппетит не как у леди.

— Конечно, мадам, — пухлая женщина в черном платье погнала Эмму к лестнице. — Кэтрин! Шоколад и плотный завтрак в комнату мадам. Солнце, чтобы ей стало лучше. Изобель!

Дом заполнился суетой, наполнили ванну, и Эмма удовлетворенно вздохнула, погружаясь в воду с розовым ароматом. Не было времени нежиться. Она быстро помылась, высушилась, нарядилась в чистое платье. Выбрала другие украшения, Изобель быстро заплела ее волосы, шоколад ждал ее в солнечной комнате. А еще булочки, фрукты, миска каши — все стояло в ее любимом месте, а еще тоник рядом с чашкой шоколада.

Эмма подавила гримасу. Повар явно заметил ее в коридоре, переживал за ее состояние. Ее слуги порой делали мелкие жесты.

Комната была заполнена утренним светом, серым из-за тумана Лондиния. Дождь касался стекла и испарялся, задевая золотые символы, что лениво сияли там, защищая хрупкость. Сферы над растениями были нежнее, тихо позвякивали успокаивающими нотами.

К сожалению, Эмма не успокаивалась.

Микал прибыл, чистый и лишь немного бледный после ночи.

Эмма устроилась, и он стоял пару мгновений, пока она наполняла тарелку, сдерживая себя. К счастью, ее слуги привыкли к ее порой не дамскому аппетиту, и ей нужно было пополнить энергию, чтобы выполнить планы.

Она сделала много выводов за полчаса. Даже приведение себя в порядок решало проблемы, ведь чистый внешний вид был чистым разумом.

Она заметила Микала, и на его лице была тревога. Может, он ожидал того, что произойдет, или хотя бы догадывался о ее настроении.

Эмма откусила булочку. Хрустящая, с тающим маслом. Вкусно.

— Слушай, Щит.

Он напрягся, янтарь сиял вокруг него, она видела Взором.

— Слушаю.

Она была даже рада его дискомфорту. Может, она все же не была предсказуемой. Хорошо.

— Нам нужно поговорить, и я решила, что момент настал.

— Да, — это был не вопрос, сухой тон предупредил ее.

Ее мягкость тоже была предупреждением:

— Верно. Ты исполнил чудо, пока я умирала от треклятой чумы Ее величества.

— Прима…

— Молчать, — ее усталость не означала, что он мог перебивать ее, и она была рада слышать звенящую тишину в комнате. Даже сферы над растениями притихли. — Ты знал о Философском камне, и что я подарила его мистеру Клэру.

— Да. Прима…

— Отвечай мне. Щит. Если я захочу подробностей, я так и скажу. Ты что-то сделал, пока я была на смертном одре. Верно?

— Да.

— У этого приема есть длительные эффекты?

— Да.

— На тебе или мне?

— На обоих.

— Ах, — она задумалась. Это не повлияло на ее магию. Она могла думать только про улучшенное физическое состояние. А еще ее сопротивление ране, к которой она привыкла, когда Камень был в ее плоти. Это было не полной защитой Камня. Ее левое бедро дрогнуло, напоминая о себе. — Я стала выносливее, чем обычно Главные.

— Да.

— Надолго эта выносливость?

Он долго молчал.

— Я от редкого не могу вас исцелить.

«Ах. От этого он не исцелит».

— Лишение части тела и смерть, полагаю.

— У меня есть час после смерти. Меньше, если… тело не… целое.

«Поразительно».

— Полагаю, это связано с твоим происхождением.

Он пожал плечами.

Она совладала с темпераментом, но ответ был получен, и она сменила тему.

— Как ты скрыл это в Коллегии?

— Я прошел их Проверки, — он вскинул голову, она решила, что наказывать его рано.

— Конечно, иначе ты бы не… — в ее голову пришла странная мысль. Она опустила угощения, налила себе шоколад и села в кресло с ним. — Ты своенравен, как для Щита. Даже упрямый.

— Непослушный.

«Я бы так и сказала».

— Да?

— Нет.

— Хм, — она сделала глоток. Почти горечь окутала ее язык не только от шоколада. — Это делает немного другими наши… отношения.

— Я дал повод для жалоб?

Эфирная сила ужалила с болью. У нее почти не осталось сил после Прилива, но ее волшебная Воля давила на него. Он опустился на колени не медленно, но и не так быстро, как она хотела.

— Не думай, — тихо сказала Эмма, — Щит, что я позволила тебе задавать вопросы.

Может, он ответил бы, но она подняла палец от чашки. Короткое Слово, и его рот закрылся.

Стеклянные стены комнаты покрыла влага, жар наполнил комнатку. Это Эмме не нравилось, но ее планы зависели от нескольких условий, и она хотела все устроить, как ей нравится.

— Микал, — она ощущала его борьбу, он хотел встать, но не мог. — Ты меня расстраиваешь, а потому ты Скован. Ц-кс-б.

Слово осушило ее, усталость пронзила живот. Пальцы рук и ног покалывало, но учение держало ее прямой, она скрывала расход силы. Дом задрожал, сковывая одного из обитателей.

Пока она не изменит решение.

Глаза Микала пылали. Он перестал бороться и смотрел на нее.

Она перевела взгляд на шоколад.

— Иди в свою комнату, Щит.

Его тело напряженно встало, как марионетка. Она поискала признаки, что он играет, а не поддался. Но этого не было, ее челюсти сжались, а он пропал.

Он медленно шел по дому, и только когда он оказался в своей узкой темной комнате — она оставила ему комнату под его нужды, редко бывала там — и она ослабила хватку. Его дверь хлопнула с волшебной силой.

Эмма моргнула, глаза слезились. Это была ее Дисциплина. Слезы были слабостью.

Она принялась за завтрак, механически ела с хорошими манерами. Ей нужна была энергия. Ее щеки были мокрыми, на ее черном шелковом платье, как у Примы Гринод с осиной талией, были капельки горячей и соленой волы.

Много лет спустя она задумалась, из-за кого — или чего — Прима Гринод носила траур. Или она похоронила себя в Коллегии заживо, чтобы не выходить в мир снаружи.

Как скоро Эмма захочет поступить так же?

Глава тридцать пятая Довольно уверенно

Клэр рухнул на кровать, ему стало лучше. В квартире на Бейкер-стрит было пыльно, были призраки неаполитанца, но ему было все равно. Его узкая кровать неприятно пахла, но он уткнулся в знакомое и затерялся во тьме. Пико мог завтракать, а Клэр хотел отдохнуть.

Он проснулся к полднику, когда парень растолкал его, и он привычными рассеянными движениями привел себя в порядок. Пико вел себя как хороший паж, суетился насчет одежды Клэра в почти знакомой манере. Он очаровал миссис Джинн, владелицу дома, лучше Валентинелли. Чай был не по стандартам мисс Бэннон, но Клэр все равно был рад этому. Пико отметил погоду, спросил мнение Клэра об этом и одежде.

У ворот мисс Бэннон Пико выдал нервозность, потирая выбритую щеку.

— Она не обрадуется.

— Это вероятно, — сказал Клэр, поправляя манжеты. Они немного опаздывали — экипаж, как всегда, было сложно найти. — Она предпочитает пунктуальность.

— Вы хоть живой, да? И целый. Мое сердце чуть не умерло, когда вы пропали в мятеже, сэр. Я еще никогда так не радовался, обнаружив кого-то, — Пико сонно моргнул, его острое лицо было белым, как молоко.

— Не бойтесь, — буркнул Клэр. Мысль уже не ранила его. Тихая и знакомая улица все равно выглядела чужой. Может, он просто смотрел на нее по-новому.

Финч взял шляпу Клэр, он был непроницаемым, как всегда.

— Комната отдыха, сэр.

— Спасибо, — странное ощущение в груди. — Кхм, инспектор прибыл?

«Вы были готовы его видеть?».

— Да, сэр, — манеры Финча не выдали дискомфорт.

— Он, кхм,… не расстроил вас, Финч? — спрашивать было неловко. Финч странно посмотрел на него, Пико рассмеялся.

— Нет, сэр, — и все. Финч поманил Пико за собой, парень пошел без вопросов.

Мисс Бэннон точно успокоила его. Это было на нее похоже.

Комната отдыха была полна ясного света, зеркала сверкали, кувшинки и березовые прутья были без пятен. Воздух был свежим, но, наверное, от духов мисс Бэннон — она сидела в синем бархатном кресле, инспектор Аберлейн, сцепив руки за спиной, стоял и смотрел на камин, где горели угли.

Темные глаза мисс Бэннон были с синяками под ними, но ее поза была прямой. Она была заметно бледной, на лице была задумчивость. Только ее руки на коленях с четырьмя простыми серебряными кольцами на левой и большим желтым турмалином на правой выдавали ее напряжение.

Инспектор Аберлейн был красным, его одежду и туфли хорошо почистили. Он привел себя в порядок лучше Клэра.

Он хотел запомнить этот миг: яркость света, усталость на лице мисс Бэннон и стиснутые зубы Аберлейна.

Клэр взял себя в руки и закрыл дверь.

Ужин, конечно, был отличным, но мисс Бэннон ела мало. Она пила только воду.

— Оно напало на вас хлыстом?

— Да, — Клэр опустил приборы, указал на порез на предплечье. — Оно не обрадовалось, что ему помешали.

— Что оно такое? — спросил Аберлейн. — Как его создали?

— Думаю, вы знаете о фамильяре Чарингтона, — мисс Бэннон сделала глоток воды из хрустального кубка. Ножки стола в виде лап грифона были неспокойны, она была встревожена. — Сначала Главный должен убить сам — в Тебреме, например, он выбрал закрытое место. А потом дух мог исполнять гадкие поступки — но только ночью. Что-то физическое держит этого духа в этом мире, пока в него вливают волшебную силу, и пока он не ходит в свете дня, все нестабильно. И каждое нападение забирает силу Лондиния… Но почему кучер?

— Это как-то… плебейски… для правящего духа, — отметил Аберлейн.

— Дух нашего времени плебейский, — Клэр попробовал мясо, у соуса был вкус, который он еще не распознал.

— Говорят, Британния была когда-то местным духом в Колхестре, скромно стерегла глиняные горшки, — мисс Бэннон серьезно и задумчиво смотрела на тарелку. — Книги о таком сложно найти, по понятным причинам.

— Все хорошо, — у Аберлейна был хороший аппетит, если учесть, что он сидел с гадюкой за столом. — Как нам остановить это… ах, этого безумца?

Мисс Бэннон взглянула на дверь. Микала за ужином не было. Как и Валентинелли. Пико ужинал со слугами, мисс Бэннон распорядилась.

Клэр занял свободности этими фактами, пытался связать их. Кусочка не хватало.

— Есть… хорошие новости и плохие, — мисс Бэннон не притворялась, что ест, отодвинула пальцем тарелку. Кольцо с турмалином вспыхнуло. — Многое решилось с первым убийством. Каждая смерть с тех пор убирала варианты. Так Работает магия. Думаю, безумец близок к цели.

— Плохие новости, — Аберлейн съел еще кусок мяса, Клэр опустил нож и вилку.

Улыбка мисс Бэннон не была веселой.

— Новости хорошие, инспектор. Ему нужна особая жертва для кульминации серии убийств, и я верю, что он выбрал цель.

— Тогда как нам найти ее? Уайтчепл полон проституток.

— Найти ее — мое задание, — сказала мисс Бэннон. — Наслаждайтесь ужином, инспектор. А потом я сообщу о вашей роли в плане.

Аберлейн взглянул на Клэра, у того было странное ощущение в животе. Инспектор хотел возразить, но передумал.

— Вы уверены, что найдете из неудачниц Уайтчепла ту, кого выбрал Кожаный фартук?

— Уверена, — слабая улыбка мисс Бэннон напоминала гримасу боли. Она сделала глоток воды. — Вполне уверена. Я бы объяснила, но порой о Работе нельзя говорить, — она отодвинула стул, и мужчины вскочили на ноги, когда она поднялась. — Простите, господа. Мое пищеварение расстроено. Наслаждайтесь ужином, прошу. Вас ждет комната для курения.

Ее черные юбки шуршали, она прошла мимо Клэра, и он обнаружил, что она была без духов.

«Необычно», — он устроился на стуле, и Аберлейн взялся за отбивную. Финч не подавал сегодня, Гораций и Гилберн принесут блюда вовремя. Казалось, дом принадлежал Клэру, и тихий ужин был с коллегой.

— Я вел себя приятно? — Аберлейн не ждал ответа. — Что скажете?

— Я растерян, признаюсь.

«У мисс Бэннон нет проблем с пищеварением. Где Микал?».

— Не нужно позволять этому портить аппетит. Она поужинала.

Клэр чуть не ответил, но понял другое.

«Темнеет, и скоро Прилив».

Его способности пробудились сильнее, хотели разобраться с кусочками информации и дедукции. Не хватало важного кусочка, и будь он адекватнее до этого… у него уже все было бы. Чувство мешало Логике, и он слишком поддался этому.

Разве было важно, что нелогичного сделала мисс Бэннон с ним? Нет, и с ясностью Логики он даже видел, почему она не сказала. Она была… права.

Принесли овощи и шербет. Десерт, угощения. Клэр был все тише, и Аберлейн не видел смысла давить на него. Ужин был бы неплохим, будь тут мисс Бэннон, а не инспектор.

Комната для курения казалась меньше и теснее, и Клэр понял, что был глупцом, и мисс Бэннон…

…ушла.

«Ох, черт».

Глава тридцать шестая Где кружится диск

Под шерстяным одеялом тумана Уайтчепл кипел. Небо Лондиния быстро темнели, но жижа не выбиралась. Странно. Существо из тумана было любопытно… тихим.

Словно спало.

Но тени в Уайтчепле были темнее обычного. Чернильные, острые, и даже те, кто прожил жестокие жизни, борясь за каждый день, ощущали холодное дыхание шеями. Короста всегда выходила во тьме, это было как Прилив или неудача. И если сбежать не выходило, с этим мирились, запивали джином, чтобы уменьшить жжение, и забирали, что могли.

Отсутствие этого ужаса было хуже всего.

Она держалась холодных теней, низкая худая женщина с шалью на голове. Она проходила тьму, и мальчишки не требовали плату за проход. Они не замечали ее. Порой неудачливые бросали на нее взгляды, считали ее одной из сестер, что шла по переулкам, чтобы получить пару монет на джин, пока не найдет клиента для узкой постели.

Но ей могло не повезти.

«Кожаный Фартук», — шептались они, и каждый раз от этого сгущались тени. Словно страх и слухи… питали тьму.

Морок удерживать было несложно. Эмма устала, только Воля держала ее прямо. Скоро Прилив, она уже слышала приближение, медный гром. Спящее чудище Уайтчепла вело ее, и ей нравилось, что ее не замечают.

Сложнее было найти экипаж. Теперь она была тут, рыба в глубокой воде…

Она словно не уходила.

Удивительно, как не ощущались годы. Борьба, голод, опыт она сбросила, словно одежду, и память осталась обнаженной.

Слова приспешника Коросты были со смыслом.

«Где кружится диск, где сгорел нищий», — откуда Маримат знала?

Что важнее, кто мог заплатить ей — и чем — чтобы такое узнать? Конечно, Короста зрела все темные события каждую ночь в Уайтчепле. Что она слышала в своей яме?

Ее противник был Дьявольским?

Эмма опустила голову. Прилив был все ближе, и она медленно двигалась, шум наполнял уши. Без Микала она будет слепой и уязвимой, когда золотой поток из Темзы заполнит город.

Волшебница, даже Прима, могла пропасть в восточном районе, но когда-то она не боялась этих улиц. Рыба боялась воды, которой дышала? Опасность была воздухом или дождем, и когда ее забрали оттуда ловцы Коллегии, она страдала, как любая рыба, которую забрали из воды.

«Где нищий сгорел».

Она помнила, да. Сладковатый запах гари, смех толпы, огонь. После этого ее мать — можно было знать то жалкое создание матерью? Женщина, родившая Эмму Бэннон, низко пала, смерть ее мужа в пожаре, начатом пьяной дракой, означала бедность, стыд и безнадежность. Она отдавалась мужчинам, пока была молодой, и они были довольно добрыми. Некоторые даже говорили о браке, но ничего не вышло.

Эмма росла как сорняк, училась убегать и воровать. Училась избегать неприятностей, быть незаметной и наблюдать. Искра раздавленной гордости была в ней, как и огонь магии.

Последний мужчина — один из многих, он мог быть уем угодно, но она не помнила на нем Изменения — сообщил, что хочет продать Эмму в непристойный дом, если такую тощую взяли бы, и мать бросилась на него в пьяной ярости. То ли в ней остались чувства к ребенку, то ли такое бремя ради пары монет не устраивало ее. Это не было ясно.

Было понятно, когда нож разрезал шею матери. Жуткое алое ожерелье, алые брызги, и искра в груди ребенка вспыхнула.

Мужчина бросил нож и закричал, бил зеленые огни, что охватили его кожу и одежду.

Нищий сгорел, было темно, воняло. Ребенок убежал, попал в сеть, которой боялся.

Эмма застыла в тени, удерживая морок. Медный гром, который многие не слышали, заполнил воздух, и с одного конца улицы эфирная сила полилась от холодной Темзы.

Прилив.

Золотые символы ползли по коже Эммы. Тени не скрывали их вспышки, но в переулке, где она стояла, к счастью, не было свидетелей. Поток утих, и она моргнула и тряхнула головой, покрытой шалью, ожидая ощутить руку Микала и тихую подсказку.

А услышала, как скребутся лапки, тихий писк. Ее кожу покалывало, сил стало больше. Она знала этот звук, конечно — серый крысы с темными глазками ощущали ее неподвижность, как слабость. От звука она поморщилась, сила наполнила конечности.

Она осторожно огляделась. Улица Дорситт была не такой, какой Эмма ее помнила. Она не знала, было ли опасно, но пару мгновений изучала, что могла.

Конечно, даже нищета менялась со временем. Тут все еще было тесно, грязно, но телеги с товарами пропали. Публичные дома гремели пьяными звуками, но у дверей никто не шумел.

Даже быстрые ребята с Измененными конечностями могли бояться чудища Уайтчепла.

Дверь хлопнула, хохот и желтое сияние ламп пролились на улицу, и Эмма отступила дальше в тень. Три женщины напоминали силуэтами ее, но с чепчиками вместо шали, поспешили к дому, где подавали джин — тот, что посередине, явно был их первой остановкой.

— Отвали Нэн, — ворчала одна, ее подружки смеялись.

— Черная Мэри, — напевала другая, но зубы ее точно были сломаны. — И всемогущий джин.

— Я была во Франции, — парировала Черная Мэри. Она звучала юно, она будет успешной, пока молода. — Я даже неплохо говорю на западном.

Эмма слабо улыбнулась. Говор Уайтчепла успокаивал. Она была во Франции и даже неплохо говорила на английском. Может, она привлекала печальной историей клиентов. Или она была во Франции, такое было возможно.

Улыбка Эммы увяла, она отвернулась и осторожно пошла по переулку. Запах был знакомым. Уголь, жир, гниющие овощи, испорченное мясо. Немытые тела в тесных комнатах, сажа огней с жирных свечей.

Не хватало только зеленой жижи. Она поймала себя на осторожных шагах, на скольжении, потому что Короста должна была покрывать камни в темноте.

Она ощущала, как от старости крошатся кирпичи, брусчатка. Ее горло пересохло. Стены переулка слабо ощущались под ее невидимыми пальцами чувств. Даже ее чувствительное зрение не пронзало тьму.

Кожа похолодела. Ее юбки тянулись, ткань была тяжелой. Но она сбросила морок, пока шла, и между ней и прошлым стало на одну вещь меньше.

Слева была дверь. Сломанное окно — а когда-то было целым. Другая дверь была дальше, но выход на улицу был за ней.

Она помнила бег, босые детские ножки скользили по Коросте, вырвались на шумную улицу Дорситт поздним летним вечером, золото в воздухе и жар были над Лондинием.

Ловцы ощутили эфирное беспокойство, сильную вспышку необученной магии. Они загнали ее в угол во дворе. Она билась и кусалась, одичав от ужаса, думая лишь: «Он пришел убить и меня».

Дверь была заперта. Эмма оглянулась, посмотрела на сломанное окно. Шепот чар, дыхание магии, и замок поддался. Она ощутила покалывание из-за нарушения границ, но отогнала это. Кулон сиял, и было видно края маленькой дыры.

«Где кружится диск», — вспомнился шепот, и, к счастью Эммы, комната изменилась. Другая кровать стояла в углу напротив, на крюке висел дешевый металлический чайник. Половицы были знакомыми, но темное пятно оттерли в гниющем углу.

Она пошла в тот угол. Опустилась, пальцы были ловкими, как в детстве. Ее губы прошептали слово.

«Прошу, пусть этого не будет, и я окажусь дурой».

Если то, что она искала, пропало, она назовет шепот Падшей Маримат уловкой и уйдет в безопасность дома. Пусть Клэр думает, кто хочет, а Аберлейн веселится, она как-то загладит вину перед Микалом за то, что ему пришлось вытерпеть.

Оставить Виктрис и Британнию их судьбе. Это обрадовало бы ее, и если ей придется вытерпеть еще убийство, это будет напоминанием, что она служила той, кто в тайне презирал ее.

«Волшебная шлюха», — скалился безумный колдун, и слова были знакомыми. Они дразнили память, но она отбросила их. Это прошлое она не хотела сейчас вспоминать.

Она надавила и подняла край половицы, ее ладонь нырнула в пространство под доской. Ее пальцы нашли гниющую ткань, Эмма закрыла глаза и вытащила вещицу, села на пятки.

Она все еще была завернута в ткань, нити рассыпались от ее прикосновения. Юбки точно соберут пыль и грязь с пола, но ей было все равно. Ее пальцы дрожали, она убрала ткань, карманные часы, грязные от времени под половицами, слабо мерцали.

Цепочка была короткой, но для девочки они когда-то казались хорошими.

Они оба были в ступоре, когда пальцы Эммы забрали у мужчины часы. Она спрятала их под половицы, чтобы потом обменять на еду или цветок для рыдающей матери.

Но когда он проснулся, он заметил кражу и угрожал избить их. Мать выла, что была с ним все время, и ее дочь молчала, хоть ее ударили и обыскали. Дрожа, она слышала, как мужчина угрожает: он отдаст их в непристойный дом, если они так сделают.

Крики, красное ожерелье, огонь.

Эмма встала, покачиваясь. Часы висели с короткой цепочки, она покрутила их, ощущая детский восторг от движения. Если завести их, они будут работать?

Кто знал?

«Где крутится диск».

Старая вина терзала, и было даже приятно слышать, как открывается дверь.

Она застыла и смотрела на кружение. Какая разница, откуда Тонкая Мэг знала эту тайну? Важно было, что Эмма была в нужном месте и по своей воле.

Он тихо подошел. Думал, она не ощущала?

Он был уже близко, и она резко вдохнула.

— Давай, — тихо сказала она, словно они играли детьми в переулке.

Он замер на миг. Сделал еще шаг.

— Зачем ты пришла сюда, Эмма?

Его знакомый голос дразнил память. Она не шевелилась.

«Иди. Хватит говорить. Я предлагаю себя, так что быстрее».

— Ты такая умная, любимая, — выдохнул в ее ухо мертвец, прижал ткань с гадким запахом к ее лицу. — Даже слишком умная.

Тело Эммы выскользнуло из-под контроля, борьба была бесполезной. Вещество на тряпке заполнило ее легкие, но только так можно было отключить волшебницу.

Она ощущала облегчение.

А потом тьму.

Глава тридцать седьмая Месть

Аберлейн бил в дверь, ругался, пока Клэр сел на ступеньках и, в укор хорошим манерам, курил трубку. Слуги не пришли на шум. Мисс Бэннон точно отдала указания.

Не было смысла пытаться сбежать, пока хозяйка дома их не выпустила. Это лишь утомляло инспектора, но он хоть кричал и бил там, где Клэр его видел.

А другой мужчина заставил Клэра замереть.

Микал появился в комнате после ужина, серый и осунувшийся, как в те разы, когда мисс Бэннон оставляла его остыть. За ним шел Финч, он даже не взглянул на мрачного инспектора. Он протянул Клэру послание на знакомой бежевой бумаге с женским изящным почерком. Снаружи было тщательно написано его имя.

Записка была просто.

«Приди и найди меня».

Клэр не был против, но запертый дом мешал исполнить ее желание.

И стало понятно, что мисс Бэннон все продумала, и пока они не могли двигаться дальше.

И он закурил. Он сменил наряд для ужина на подходящую для погони за волшебницей одежду. Филип Пико, сделавший тот же вывод, поступил так же. Или он наряжался и не для ужина.

Юноша устроился на лестнице ниже Клэра и застыл, как камень. Он смотрел на инспектора с долей презрения, но когда взглянул на тихого и осунувшегося Микала, он снова встревожился.

Дым табака собирался под потолком в сферы и улетал к дымоходу. Клэр сделал ряд заключений, но ему все еще казалось, что чего-то не хватает.

Аберлейн перестал стучать. Он повернулся и пронзил Микала взглядом.

— Ты. Где она? Почему я…

— Хватит болтать, — заявил Микал. — Или я заставлю замолчать.

Клэр выпустил дым. Леди была загадкой.

Аберлейн решил не провоцировать Щит, он нашел новую мишень.

— Где этот гад с ножами? Финч!

— Тихо, — сказал Клэр. — И оставьте Финча в покое. Он не ответит на зов. Им управляет только одна, а ее нет дома, — он выпустил дым. — Когда успокоитесь, мы продолжим.

— Продолжим? Мы сидим тут, пока… что она вообще делает? Что могло толкнуть су…

Странно, но вмешался Пико.

— Следите за языком, — он вскочил на ноги и сжал кулаки. — Мне вы уже надоели.

Клэр вздохнул.

— Это ничего не решит.

Ответ Аберлейна пропал в шелестящем звуке.

Клэр склонил голову, большие часы в конце коридора заговорили. В звоне пропала часть давления, и Клэр встал с утомленным вздохом.

Полночь, треск живой магии означал одно.

— Теперь дверь откроется, — отметил он. — И наш убийца ударит ночью. Думаю, мисс Бэннон отчаянно нуждается в нашей помощи.

Микал кивнул.

— Да, — сухость пугала. — Дом уже не заперт. Я уже не Скован. Я не ощущаю Приму.

— Беда, — Арчибальд надел шляпу. — Я надеялся, что вы найдете ее магией.

Щит побледнел за смуглым цветом кожи.

— Если она… жива, я нашел бы ее. Но я не ощущаю ее.

Клэр уставился на него. Рот Аберлейна открылся, инспектор пару раз моргнул.

К счастью, он молчал.

— Она могла устроить, чтобы дом и Оковы открылись в этот миг, — продолжил Микал. — Или… нет. Это случилось бы, если…

Клэр кашлянул.

«Чувство, прочь! Логика. Тут должна служить Логика».

Но… Эмма. Она была такой бледной, пила только воду. Она точно нашла следующую жертву.

Она знала Уайтчепл. Она была насторожена и внимательна в том районе. Ее происхождение было скрытым, но точно было связано с неприятностями оттуда. Она была связана и с Виктрис, как и Британнией. И она умела находить преступников, если серьезно относилась к этому.

Безумный колдун точно видел в ней угрозу.

И было понятно, что мисс Бэннон стала тряпкой, которой машут перед быком, чтобы разозлить его.

У нее была жуткая привычка забывать о личной безопасности.

«Эмма. Ради бога. Нет… не надо…».

Он заставлял себя думать об этом, подавлять холод внутри.

— Она не мертва, — он решил соврать. Это было необходимо, надежда придала бы Щиту сил. — Она может быть как-то обездвижена. Пико, мой пистолет, — он принял оружие с кивком. — Господа, вы понимаете курс наших дел.

— Боюсь, я его не вижу, — начал Аберлейн.

Клэр пронзил его взглядом.

— Ваши знания о худших местах Уайтчепла, где скрывается монстр, очень ценны. Мы можем даже найти маковое логово и надеяться, что ваш талант к магии поможет. Я готов к такому, сэр, и мистер Микал не обрадуется, если вы не направите все силы на поиск нашей волшебницы.

Аберлейн побелел. Он взглянул на Микала, открыл рот, закрыл его и кивнул. Огонь пылал в его глазах, обещая проблемы потом.

Но пока что Клэру было все равно.

«Эмма, — он смотрел на пистолет, словно убеждал себя в готовности. — Хороший пистолет, сделанный Вебли. Подарок от Эммы вместо перечного. Заряжен», — его способности показали, как его заряжать, он проверил карабин. Пять выстрелов, больше было в его карманах, если понадобится.

«На всякий случай», — сказала волшебница с улыбкой, когда дарила ему коробку из орехового дерева.

Он сглотнул и спрятал оружие в кобуру. Знакомый вес не успокаивал.

Арчибальд Клэр выпрямился во весь рост.

— Пико, скажи дяде, что мы возьмем карету, которую нам оставила мисс Бэннон. На полке в мастерской есть деньги для такого случая. Мистер Аберлейн, идемте со мной, вам нужна подходящая одежда. Мистер Микал…

— Я знаю свою роль, — ответил Щит и развернулся.

— Если ощутите мисс Бэннон…

— Вы узнаете. Иначе — месть, — он пропал за лестницей, направляясь к конюшне, чтобы разбудить кучера. — Скорее.

— Не бойтесь, — кисло отметил Аберлейн. — Чем скорее закончим, тем лучше.

— Надеюсь, она жива, инспектор, — Клэр замолчал. — Ради вашего блага.

Мужчина оскалился.

— Что вы хотите…

— Не переживайте за меня. Переживайте за Микала. Идемте. Найдем вам подходящую одежду.

* * *

— Стой! — закричал Аберлейн и чуть не вылетел из кареты. Он рухнул бы лицом на брусчатку, если бы Пико не впился молниеносно в его пиджак. Хартхелл выругался, остановил карету. Лошади не были рады, что их разбудили в такое время, а теперь шумели от раздражения. — Каннинг! — Аберлейн остановил то, что Клэр воспринял как спешащий силуэт на тротуаре. — Стой!

— Что за… а, это ты, — голос звучал странно. — Где ты был? Ты не знаешь?

— Ясное дело, нет, сэр, — Аберлейн поманил мужчину к себе. — Какие новости?

Клэр прищурился, различил товарища инспектора. Шляпа мужчины кричала, что он из Ярда, и его туфли были в следах Коросты. У него была толстая шея, он шагнул ближе, и Клэр увидел синие глаза и красный нос. Туман лип к его пиджаку и шляпе, пар от туфлей добавлял влаги.

«Странно», — он не видел, чтобы жижа на полу Уайтчепла так себя вела.

— Еще одно убийство. Худшее. Улица Дорситт. И Короста…

— Что такое?

— Не вышла. А где появилась, ведет себя странно.

— Будто она когда-то ведет себя иначе, — но Аберлейн встревожился. Он перевел разговор в другое русло. — Куда ты спешил?

— В Ярд с отчетом Варингу. На двери был мел, что-то про юдиков. Он приказал стереть, но поздно. Снова мятеж, горит церковь юдиков, толпы ищут Кожаного фартука. Даже на окраине неспокойно.

— Убийство в Дорситте? — спросил Амберлейн, лошади топали.

— Внутри, Аберлейн, и жутко. У него было время на это. Убийца — артист.

— Все так плохо?

Горький смех.

— Я бы не ел перед сценой, сэр. Все пытались найти вас, сэр. Мне сказал Варингу, что вас заметили? — его тон намекал, что он ожидал отказ.

Удивительно, но Аберлейн кивнул.

— Так и сделай. Скажи ему, что я уже на месте. Улица Дорситт, значит?

— Да, между Блукотом и Британнией. Пабы рядом почти пустые, все вышли посмотреть, станет только хуже. Я бы разогнал толпы хлыстом на вашем месте, — смешок, Каннинг коснулся шляпы. Я пойду. Я скажу Варингу, что вы уже там. Хорошая карета, кстати.

— Думаете? Благодарю, сэр, и от лица мисс.

— Стоит думать самому. На столе у вас письмо от нее.

Аберлейн скривился.

— Ясно. Хорошего вечера, Каннинг.

— И вам. Удача вам нужна, — он поспешил прочь.

— Улица Дорситт, как можно быстрее, — крикнул Аберлейн Хартхеллу, тот фыркнул, ведь слышал, намекая, что нужно закрыть дверь.

Клэр смотрел на Микала. Тот не двигался во время разговора. Глаза его пугали, сияли золотом. Его ладони лежали на коленях, но напряглись во время беседы. Аберлейн сел рядом с Клэром, Пико поежился.

«Мне тоже было бы не по себе от такой неподвижности», — Клэр кашлянул.

— Это не звучит убедительно.

Аберлейн хотел всплеснуть руками, передумал и вздохнул.

— Я еще не слышал, чтобы Каннинг так говорил о преступлении. Наш безумный маг точно превзошел себя.

Хлыст трещал, карета неслась вперед. Клэр разглядывал Микала. Щит смотрел в точку над головой Аберлейна и жутко медленно разжимал кулаки.

— Вы не уточнили, — отметил Клэр.

«Описание жертвы нам помогло бы. Или вы боитесь?».

— Я не посчитал это мудрым, — Аберлейн стряхнул пыль с одолженных брюк, карета грубо трясла их. — Мы скоро увидим, что Кожаный фартук и его существо нам оставили.

Глава тридцать восьмая Ты дашь мне мир

Низкое пение, эфирная сила слабо задевала ее кожу, расползаясь по ней. Она лежала неподвижно, приходила в себя. Она была не в своей постели.

«Странно. Не могу пошевелиться», — волшебные и физические оковы, и недовольство Примы из-за плена скоро начнет терзать ее мысли. Это испортит ее контроль, и она начнет извиваться, забыв о разумных действиях.

Если не подавит это.

«Делай как Клэр. Наблюдай. Анализируй. Я временно беспомощна».

Это помогало не так, как она хотела. Она медленно подняла глаза, учение сжало ее тело, пульс пытался ускориться, а дыхание — стать неглубоким и частым.

«Не сейчас. Оглядись».

Ее веки не были парализованы, хоть она не могла повернуть голову. Сначала было только янтарное свечение, но она моргнула, проверяя оковы на слабость рефлекторным движением, стало видно силуэты.

Движение, и пение магии затихло естественным образом.

Тихое шипение. Сверкнуло лезвие ножа, Эмма смотрела на картину перед собой.

Спина в черном, одно плечо выше, пальцы-когти в перчатках. Он стоял перед большим куском обсидиана, свечи парили в чашах вместо ведьминого огня.

Она видела стену из грубого камня, старую. Звуки были странными — из-за искажающей магии они доносились, словно из-под земли. Конечно, римляне сожгли Лондиний впервые. Даже Британния не подавила их полностью.

Силуэт перед камнем, похожим на алтарь — повернулся резким движением.

Она боялась, что оковы магии влияют на ее зрение, или дело было в веществе на ткани. Но нет. Все было на месте, хоть и потрепанное.

Она смотрела на его болезненные движения. Над черным алтарем свет падал в камень и умирал, отражения не было, дым двигался там, словно пульс сонного. Она пригляделась, заметила вспышки.

Яркие глаза-угли, пальцы длиннее на сустав. Бледная плоть, старый плащ и потертые перчатки. На обсидиане лежал хлыст, острые шипы на конце пульсировали бело-голубым огнем. Нож, чуть изогнутый, стоял, дрожа, на кончике. Порой дым гладил кожаную рукоять, вспышка крови сияла на лезвии.

«Ясно», — это было чудесным — так призвать духа из ничего. Лишь воля, эфирная сила, эмоциональная сила. Беда в том, что такие духи были бесформенными, работали в рамках, как голем.

Детей магии учили не давать такому духу набраться сил, ведь тогда нарушится грань между рабом и волей волшебница, и сила станет союзником духа.

И потом… Лучше создать нового раба, чем дать одному стать сильным и напасть на Создателя.

Интересно. Это мог быть прометеан. Сложно создать, многое могло пойти не так в процессе. И он быстро развивался. Почему она не подумала о таком варианте?

Потому что только безумец мог попробовать такое. Его нужно часто кормить. Когда те, чья Дисциплина чернее Дьявольской, искаженные, но дышащие, получали статус богов среди примитивных кланов, еда была нежной и невинной, ее забирали от грудей горюющих матерей. Без питания дух нападет на создателя, станет свободным, будет собирать силы от убийств по пути. Эфир вокруг него станет узлами, рухнет под весом духа. Говорили, королева-волшебница из Картаго создала такого духа в отчаянной войне с римлянами. И напасть вокруг потерянного города была результатом ее смерти до того, как она родила его.

Ведь одно выделяло прометанов от других созданных духов. Он мог, если нужно, сливаться с создателем, и становиться… другим. Эмма напрягла тренированную память, игнорируя ускоряющийся пульс. Конечно, она видела под присмотром Коллегии пару страниц книг, которые открывала только Черная Дисциплина. Ее Дисциплина подрагивала, узнав родственное.

«Поэтому, когда я побеспокоила его кормление, он настроился на меня. Интересно».

— Она проснулась, — резкий смех, фигура выпрямилась, потянулась. Хруст, треск, бледные волосы упали на его плечи. Жуткое лицо появилось в круге света, и она узнала его. — И так мило.

Она знала его. Как иначе? Вопросы, что так долго терзали ее, могли получить ответы.

Широкие плечи, одно выше другого. Грудь в черном выпирала с одной стороны, ткань вырезали, и там виднелось Изменение — ребра из железа и тусклое сияние красного камня, с другой стороны грудь была плоской.

Эмма узнала и это.

До того, как она забрала его из своей плоти и соединила с Арчибальдом Клэром, она носила такой. Философский камень из сердца змея. Змеи были за рекой Времени по своей природе, и сердце было сильным средством от большинства болезней.

Так у него было два Камня.

Левеллин Гвинфуд. Лорд Селвит вернулся из мертвых, трещал, склоняясь над ней. Она видела тонкие участки плоти среди разбитых ребер, органы сияли, восстановленные Изменением. Его пальцы в перчатках были сломанными, отросли, и он миновал оковы магии и коснулся волос Эммы. Ласка была странной.

Будь он таким нежным всегда, смог бы получить верность Эммы, и она не была бы верна юной королеве.

Она хотела говорить. Конечно, звуков не было. Слюна стекала из ее грубо завязанного рта по щеке. Она ощущала обломки дерева под собой, твердая поверхность удерживала ее над полом. Он издавал хлюпанье, пока двигался, так что ей стоило радоваться этому.

— Она узнает меня, — прохрипел он. Конечно, он менял голос до этого. — Видела бы ты свое лицо, милая.

Ее мысли кипели. Начало чумы, она ощущала другого Главного в приемной Виктрис. Она думала — о, Клэр отругал бы ее — что это был слуга Виктрис, как она. Ощущение слежки после этого, невидимая рука, что помогла ей в деле… конечно, он хотел ее целой для своих планов. Как он смеялся. Может, знал, что у нее не было сейчас другого Камня. Он догадывался? Что он мог знать?

Он мог заключить сделку с Тонкой Мэг. Или как-то надавить на жуткое существо.

Что мог достичь Главный, разорванный магией, получивший нож в спину от бывшей, если ему хватило воли отстроить тело?

Боль была потрясающей. Она нашла только кости у башни в Уэльсе, где он пытался поднять на поверхность Безвременного. Они двигались друг другу, пока он собирал силы?

Что он ощущал?

— Я следил за твоими делами с интересом, — его зубы вернулись, прямые и белые. Его губы были в шрамах, но шрамы точно пропадут со временем. Его тело скоро не будет нуждаться в Изменениях. Он сам их сделал? Это точно испытывало его терпение, навыки и Дисциплину. — Ты разбила мне сердце.

«О, вряд ли. Ты играл с француженкой и Рудьярдом, пока развлекался со мной. Будь ты честным, мы бы договорились. И если бы ты не обвинил меня в смерти француженки, я могла бы тебя простить», — она успокоила пульс, медленно вдохнула. К счастью, оковы не затронули ее нос, он не хотел, чтобы она задохнулась. Пока что.

— Знаешь, почему я не убил тебя сразу? — он кивнул, жирные змеи его волос задели плечи с шорохом. — Тебя хорошо защищали. То существо, твой Щит. Полезный и опасный, — он улыбнулся, порез на щеке стал шире и соединился с хлюпаньем. — Но не в том дело. У меня есть планы на твой счет, милая. Чудесные планы. Я сделаю тебе подарок, — улыбка стала шире. — А потом ты дашь мне мир.

Глава тридцать девятая Искушение велико

Дворик на улице Дорситт был полон людей, все толкались. Это лучше давки снаружи, где все преступники, неудачники и бедняки Лондиния пришли поглазеть. Власть Аберлейна провела их к двери, которую охранял бледный юноша в синей форме. Больше мокрое пятно у двери, разбитое окно.

Сердце Клэра сжалось. Он отогнал чувства, взял себя в руки и заглянул во тьму.

Пико рядом с ним издал сдавленный звук. Парень отошел, его стошнило в то же пятно, куда всех до этого, и там должна была извиваться Короста.

Парень видел лучше него. Он сделал два неуверенных шага, поднял лампу и передал Аберлейну.

Камин слабо сиял. Чайник растаял от жуткого жара.

Аберлейн рядом с ним тихо выругался. Отрыжка поднималась к горлу Клэра, но он подавил это. Микал шагал беззвучно, но давил в спину Клэра своим присутствием, вызывая мурашки.

Мерцание…

Длинные темные кудри выбились из заколок. Обнаженность, дыра и истерзанная плоть… бедра, белые кости, следы ножа и пира существа…

«Держи себя в руках, Клэра», — он спокойно понял, что отдал лампу Аберлейну. Тени безумно плясали на гнилых стенах. Дыра в углу, вырванная половица.

Он теребил левую перчатку.

Редкое могло потрясти или испугать ментата. Он понял, что нашел способ. Его способности дрожали, он был близок к тому, чтобы стать идиотом с кашей в голове.

Он укусил левую ладонь.

Боль от зубов была яркой стрелой, пронзила его мозг. Он пришел в себя, оказался с полным ртом окровавленной слюны, смотрел на тело на кровати.

Аберлейн что-то сказал. Микал коротко выругался. Щит подошел к кровати с напряженными плечами и склонился. Как он мог так близко…

Клэр снова укусил. Сработало, но слабо. Он яростно моргал, свет бил кулаками. Лицо было изрезано, распорото, зубы…

«Погодите».

Микал посмотрел ему в глаза. Щит отвернулся от кровати, кипя от гнева.

Зубы. Они были не жемчужными и ровными. Они были бесцветными, несколько гнили за щеками. И форма уха была не той, там не было проколов, чтобы носить серьги.

Ему стало легче, он упал на колени. Он пошатнулся, лампа раскачивалась, Аберлейн поймал его за руку.

Ладонь была изящной и маленькой, но не нежной, без следов колец. Ладонь была обветренной, словно трудилась на открытом воздухе.

Его способности снова работали.

— Ах, — он кашлянул, запах ударил по нему. Распорот кишечник… существо съело все, даже фекалии?

«Очень интересно».

Микал прочитал его лицо, Щит пошатнулся. Он пришел в себя, прошел по комнате. Он задел Клэра, как жаркий ветер, взглянул на Аберлейна и замер на пороге.

— Ментат?

Клэр нашел голос.

— Это… не она. Не ее тело.

Микал кивнул.

— Быстрее, — он вышел наружу, и Клэр подумал, тошнило ли его. Послышался шепот — Пико и бесстрастный Микал.

«Что тут делать?» — но он знал. Должны быть зацепки, которые приведут их в верное место. Мисс Бэннон верила в его способности, доверяла ему свою жизнь.

К сожалению, ментат страдал от нелогичных волн Чувств, и было сложнее разбираться в преступлении. Что он испытывал? Облегчение? Надежду? Что это такое?

Не важно.

— Уверены? — Аберлейн, удивительно тихий. — Или сказали ему, потому что…

— Я уверен, — Клэр глубоко вдохнул, пожалел. Он посмотрел на растопленный чайник. Кусочки жженой ткани — он сжег ее платье, чтобы был свет? Или огонь был волшебным? — Что думаете об этом?

Аберлейн придвинул лампу ближе. Он с тревогой взглянул на кровать с жутким грузом.

— Может, чтобы ее дольше опознавали? Или причина в магии… ему мог потребоваться свет.

— Существо предпочитало тьму. Что за причина в магии?

— Видите кольца металла там? И там? Крисогонь. Незаметный, в отличие от ведьминого.

Аберлейн порылся в кармане, вытер лоб платком.

— Там есть след личности мага. Волшебство — личное искусство.

— Мисс Бэннон часто так говорила, — Клэр присел, Аберлейн поднял лампы, чтобы увидеть бардак. — Немного ткани. Леди такое не носила.

Аберлейн посмотрел на кровать и понял.

— Зубы. Конечно. Это не она. Я дурак. Что теперь? Я растерян.

— Вам не понравится то, о чем я думаю.

— Ясное дело.

— Все любители мага немного припасают на всякий случай, — так и с кокой. Может, это помогло бы. Клэр отогнал мысль. — А вы?

— Верно, — Аберлейн побледнел. — Вы хотите…

Клэр заметил блеск. Он склонился. Странно.

— Пуговица, — пробормотал он. — И очень знакомая.

— Что? — Аберлейн опустил лампу.

— Зачем существу сжигать свой плащ? — он сел на пятки. — Микал. Он может знать, — пепел был еще теплым, но пальцы Клэра не потеряли ловкость. Он подбросил пуговицу, как горячую картошку, увидел, что угадал. На меди был след в виде якоря, и хоть пуговица исказилась от жара, она была у существа в облике кучера на плаще. — В любом случае, — продолжил он, — это с плаща существа. Предмет поможет найти нужное место?

— Сочувствие? У меня нет таких сил, — Аберлейн побледнел.

— Понадеемся на Микала, — Клэр выпрямился. — Он захочет, чтобы вы попробовали.

Несколько вопросов показали, что на кровати была Мари-Джинет Келли, по прозвищу Черная Мэри. Она ушла в свою комнату во мраке с клиентом, а потом один из ее ухажеров пришел к двери и закатил скандал, считая ее неверной.

Она такой и была, она жестоко поплатилась за это. Она копила монеты на съемный уголок, и потому заглядывала в окна и запирала двери.

Пропавшей волшебницы в этой части Уайтчепла точно не было.

Щит был белым, как Аберлейн, и решительным. Люди Ярда во дворике старались удержать толпу на краю. Длинные медные пальцы Микала крутили задумчиво пуговицу.

— У него нет силы, — он кивнул на Аберлейна. — Я могу использовать Сочувствие только рядом с Примой.

— Насколько близко? — Клэр почти прыгал с ноги на ногу.

Микал пожал плечами.

— Рядом с ней. Не понимаю… Если она жива, я ощущал бы ее… — его пауза была с любопытным изменением на лице. — Пока…

— Пока? — спросил Клэр.

Надежда мелькнула на лице Щита? Утомленная надежда.

— Пока она не под землей или за защитами. Например, водопад или стекло.

— Под землей? — Аберлейн оживился. — Хм.

Тишина трещала тревогой, ощущалась грядущая буря.

Клэр не мешал им. Пико напрягся рядом с ним, гончая учуяла добычу.

— Скэр-роу, — заявил Пико с пятнами на щеках, нервно вытирая рот. Он задел плечо Аберлейна и не отодвинулся. Ситуация не давала думать о личных отношениях, времени не было. — Фэн-энд.

— Церковь Критен, — кивнул Аберлейн. — Я туда пойду.

— Объясните, господа, — Клэр смотрел на толпу на краю дворика. Ему не нравилась хищная атмосфера там, хоть четверо мужчин, на которых полагалась мисс Бэннон, начали вести себя разумно.

— Туннели. Остались от римлян. Порой, говорят, в них живут чудища, как у Тауэра, — Пико хотел сплюнуть, но передумал. — Все это плохо.

— Темные дыры Уайтчепла. Некоторые с пабами над ними, и если джин не ослепит, это сделает нож, — инспектор мрачнел. — Почему я не подумал раньше? Безумец, скрывающийся там… посылающий существо… и туннели скрывали его… хм. Да, я начну с церкви Критен. Там дыры глубже всего, туда не ходят даже Измененные и существа Тонкой Мэг.

Клэр прижал шляпу к голове.

— Тогда в путь. Мистер Микал, под землей вы сможете ощутить мисс Бэннон?

— Возможно, — пуговица пропала. — Это пригодится вблизи.

Клэр не сдержался.

— Силы инспектора Аберлейна можно как-то увеличить?

Микал застыл, как и Аберлейн.

— Есть способы, — признал Щит и посмотрел на инспектора. — Например, кровь.

— Нет уж, — Аберлейн отпрянул на два шага, и без жижи они были громкими.

— Есть другие методы, — спешно сказал Клэр. — У вас есть немного мака.

Ответ был неповторимым, но Клэра удовлетворило, что мак у него был. Не важно — это можно было купить и в аптеке.

«Поиски мисс Бэннон важнее гордости», — говорил себе Клэр. Ему было все равно, что по логике шло дальше. Что еще не важно? Его жизнь? Клэра? Но Клэр проверил, что его не убить.

Пожертвовать другими было просто, да? Искушение было велико. Чувства сильнее логики. Как Эмма выносила эти бури эмоций, не защищаясь способностями ментата? Как она терпела его обвинения? И как он мог думать, что смерть Валентинелли ее не задела?

«Сосредоточься, Клэр».

— Хорошо. В карету. Пико, садись с Хартхеллом и направляй к церкви. Микал, следи, чтобы инспектор Аберлейн не пострадал.

Он пошел по дворику, скривился на миг, но взял себя в руки. Он кое-что понял.

Он звучал как мисс Бэннон. И он не был против гибели инспектора.

Если это было необходимо.

Глава сороковая Подавить амбиции

Искаженный Главный ушел, Эмма осталась одна, скользила взглядом по тому, что видела, не поворачивая головы. Ее пульс пытался стать быстрее, она все еще была закована, а воля Примы не терпела этого.

«Это как корсет, — говорила она себе. — Это как быть женщиной в мире, что хочет сковать женщин цепями. Это как вся твоя жизнь, Эмма. Тихо. Будь логичной. Нужен план».

Клэр ощущал такое, когда близилась нелогичность? Может, они были схожими — логика в нелогичном мире и воля Примы в женской плоти.

«Хватит Сочувствия. Они поймут, куда меня забрали? Я под землей. Микал… он не…».

Не важно. Будут они искать ее или нет, у нее было дело здесь. Не из-за Виктрис или Британнии, она сама выбрала эти оковы, предложила себя как жертву.

Он попался. Теперь ей нужно отравить его.

«И ты дашь мне мир», — о чем он? Сколько раз она считала его мертвым? Симулякр в психушке, башня в Динас Эмрис… она вспомнила романы, где злодей был злым отражением героя, избегал смерти невероятными способами.

Прометеан, дым над обсидианом, вяло двигался. Порождение небожественной утробы. Конечно, он ел и сжигал органы деторождения. Это были источники эфирной силы из-за биологической цели и важности в человеческом инстинкте.

Если Левеллин хотел соединить прометеана со своей заживающей плотью, зачем ему она? И зачем так влиять на Британнию?

Правящий дух боялась. И Тонкая Мэг толкнула Эмму в капкан, да?

«Я мало знаю. Логика, Эмма. Представь тут Клэра. Что он сказал бы?».

Может, вопрос был неверным. Ее тело задрожало, воля билась об оковы. Они держались.

Она вспомнила, как в последний раз была так скована. Капли воды, ее отчаянные звуки гнева и боли, Микал задушил своего бывшего Главного, медленно, и жуткие звуки рвущейся плоти. А потом он освободил ее от оков.

«Майлс Кроуфорд», — так звали Главного. Гнев и ужас мира заключался в этих буквах. Он перехитрил ее, ее Щиты заплатили за это. Если бы не непослушание Микала…

«Помни о своей цели. Не вспоминай тот миг».

Но зачем она делала это? По той же причине, которую назвала тому, кто не слушал?

«Если бы не удача, я была бы одной из них».

Может, он не хотел соединять прометеана со своей плотью. Но и с ней соединить будет сложно. Он не знал, что она отдала сердце змея другому. Красота Философского камня была в его незаметности. Только змей мог незаметно веками лежать под башней. Камень защитил бы тело от внедрения другого предмета, как защищал от вреда?

«Ты дашь мне мир».

Возможно…

Связь была недосягаема. Она что-то упускала. Природа прометеана…

«Погодите».

Если Ллев создал прометеана, кормил его бедняжками… нет. Это неправильно.

Прометеан точно был создан. Может, он выбрал для себя еду.

«У тебя больше врагов, чем ты знаешь, воробушек».

У Главных всегда так.

Эфирная сила трепетала. С Приливом она нашла бы трещину в оковах. Они казались прочными, чуть гнулись, но давление делало ловушку тверже. Это сдержало бы Приму.

Если не против, что Прима сойдет с ума от ловушки.

Она могла обезуметь, как он. Но он не был безумен. Это были амбиции. У них не было конца, как у Эммы.

«Край моих амбиций — я сама. А у него?».

Сияющий нож дрожал на камне, крутился на кончике, как балерина. Он шуршал, и это послало бы дрожь по ее спине, если бы она могла двигаться.

Она тихо хмыкнула. Кляп не даст произнести Слова. Многое можно сделать тоном…

Тьма закрыла ее глаза. Паника, нос заткнулся, как и рот. Обучение не могло подавить страх удушения, и она обмякла. Воздух вернулся, как и сознание.

Тихая насмешка. Она не видела его, но звук разносился жутким эхом.

— Думаешь, я оставил бреши, милая? Нет, — он появился перед глазами, двигался проще. Больше хлюпанья.

Эмма зажмурилась. Горячая вода лилась из глаз. Она приоткрыла их, тьма не нравилась.

— Я тебя уважаю. Не то что ту волшебную шлюху. Я не ожидал, что она заманит тебя на открытое место. Я надеялся иначе тебя выманить, — тень мелькнула между ней и желтым сиянием ламп. — Но ты здесь. И вовремя.

«Думай, Эмма. Думай».

К сожалению, он выпрямился, металл и кость хрустели, тело дрожало. Он протянул руки, глаза Эммы расширились.

Его бесформенная правая рука сжала нож, он вытащил его из камня с физическим и эфирным усилием. Он повернулся, нежность на его лице была хуже безумного спокойствия в темных глазах. Тонкие желтые нити сияли в грязных глазах, напоминание, что ей не нужен был Микал.

Ее Щит был вне себя сейчас. Сколько времени прошло? Уже была полночь? Клэр найдет ее? Они были под землей, ощутит ли ее Микал, если подберется близко?

«Не переживай за них, Эмма. У тебя есть проблемы и тут».

Ллев пошел к ней.

— Кс-з-эт т-кс-м, — выдохнул он волшебное Слово, что странно изгибалось в воздухе. Нож замерцал эфирной силой, дым прометеана задрожал.

Ее Дисциплина сонно пошевелилась.

Она поздно начала понимать, что он задумал. Глупо было становиться наживкой.

Он запел на языке Творения и Именования, он описывал, какую форму волшебной силы хотел, и как она повлияет на незримые узлы. Камень дрожал, стержни, вонзенные в Уайтчепл шевелились, отзываясь слабо, где Эмма очистила их, но в других местах откликаясь с силой. Многие жертвы — существо искало себе еду, но и создатель убивал.

Линии силы совпали, стали видимыми Взору, и Левеллин поднял нож. Он улыбнулся, произнося слова, описывая ее смерть, и на что это повлияет.

Прометеан был близко к концу детства. Ему нужен был сосуд, насмешка над рождением. Нож опустился, Эмма услышала писк — души просили свободы. Жертвы кричали хором обреченных.

Яйцо из дыма над обсидианом — не святым алтарем, насмешкой, но форма подходила под Работу Ллева — выбралось из оков. Два живых угла глаз кучера смотрели с подобия лица, тело Эммы напряглось, словно она могла отразить жестокость.

Нож коснулся ее горла.

Глава сорок первая Церковь Критен

Тщетно. Клэр открыл дверцу кареты, кони визжали. Если они поедут дальше, толпа помешает, и ругательства Хартхелла уже перекрывал шум. Крики испуганных женщин, бьющиеся бутылки, хруст дерева, голоса мужчин. Откуда-то принесли факелы, лампы угасали. Толпа впереди заполняла дорогу, давка была все хуже.

— Кожаный фартук! Кожаный фартук!

Публика — жуткий зверь, его часть — сорвалась.

— Убил в постели, а эти даже ничего не сделали! Ее вскрыли, даже е лицо. Всем плевать, пока он убивает бедных проституток. Это наши девочки, хоть они и пали.

Магазины и пабы обрамляли улицу, и толпа прижималась к ним. Карета еще не стала целью, но это было вопросом времени.

Аберлейн был рядом с ним, смотрел на толпу. Туман серел перед рассветом, карманные часы Клэра говорили, что Прилив близко. Стекло билось, Хартхелл выругался.

— Туда не надо лезть, — отметил Клэр.

«Вскоре они решат перевернуть карету».

— Без магии — точно, — Аберлейн был уже не таким бледным. Микал молчал, но был заметно напряжен.

— Пико, слезай. Хартхелл, карету отправь домой, — Клэру пришлось кричать. — Мы пойдем…

Другой звук пронзил рев толпы. Высокий и жуткий. Свист.

— Ох, черт, — Аберлейн выпрыгнул из кареты, рухнул на черные битые камни. — Варинг, идиот. Он позвал…

— Головоломов. И стражу, — мрачно сказал Клэр. — А то и больше. На рассвете прольется кровь.

— Другие волшебники помешают, — Микал сжал локоть Аберлейна, толпа двигалась вокруг них. Беззубая дама в красном платье визжала, упала на парня с Измененной левой рукой, металл сиял, он оттолкнул ее с проклятием. — Мы близко?

— Критен? Десять минут ходьбы в хорошее утро. Сегодня… — Аберлейн указал на толпу на перекрестке.

Хартхелл согласился с оценкой Клэра, развернул карету и пропал, треск хлыста вызвал холодок на спине Клэра.

«Прогони это. Что нужно делать? Думай!».

Микал посмотрел на крыши.

— Думаю…

Его слова затерялись в злом реве. Стук барабанов и копыт. Но не с той стороны, где была толпа.

С другой стороны, и от звука сердце Клэра сжалось.

Даже потом никто не мог понять, кто приказал страже стрелять по толпе. Но от выстрелов на пару мгновений повисла тишина.

Толпа разделилась на части, а потом стала единым разумом и напала на врага. На все под рукой. Такой организм топтал, давил, бросал и разбивал безудержно. И в такую пасть нельзя было попасться.

Микал толкнул Аберлейна к краю улицы, где в приоткрытой двери виднелся желтый свет.

— Идите! — крикнул он, толкнул и Клэра. Пико прыгнул бодро за ними, Микал оказался перед ними, выбил дверь. Только проснувшийся мужчина в рубахе пытался ее закрыть от опасности.

Рука Микала быстро взмыла, мужчина согнулся. Пико закрыл дверь и попытался запереть.

Клэр задыхался. Это раздражало. Они были вне опасности, а у Микала был план.

— Наверх, — сказал Щит. — Ищите лестницу.

— А потом? — спросил Пико, двигая жалкое кресло к двери. В комнате пахло капустой и немытой плотью, на полу подрагивал мужчина. Пико задумался на миг, схватил мужчину за запястья. Аберлейн помог дотащить его до двери. Клэр не успел возмутиться. Дерево затрещало, снаружи выла от боли толпа.

— Потом, — сказал Щит, — мы побежим. И вам лучше найти Приму.

Черепица скрипела под ногами от веса мужчин. Микала раздражал их медленный прогресс, но он осторожно вел их.

Сверху Лондиний казался другим. Крыши и черепица стали землей, а улицы — длинными ручьями, разделяющими острова. Они скользили, Микал вытягивал мужчин на устойчивые участки, а порой они цеплялись за Щита, закрывали глаза, и он волшебно прыгал. Каждый прыжок напоминал детскую игру, и Клэра почти тошнило.

Теперь он знал, как Микал успевал за каретой мисс Бэннон.

Клэр посмотрел на небо, пока Пико слезал с крыши за ним, шурша по мху и саже. Даже тут за черепицы цеплялась жизнь, он даже видел отсюда скрытые дворики со старыми садами. Кривые деревья видело только небо, даже трава и сорняки цеплялись за стоки. Крыши Лондиния были горами, скрывали под собой жизнь.

Уайтчепл пылал в прямом и переносном смысле. Два пожара — один у края Соредича, другой, насколько Клэр видел, посылал черный дым из дома мясника. Желтый туман извивался, зелень Коросты держалась тьмы и трещин.

Крики и стоны, рев обезумевшей толпы, выстрелы. Корона разрешила такой ответ? Старый город нервничал из-за бедняков поблизости? Варинг был просто комиссаром, он не мог так поступить без решения майора или Короны…

— Смотрите, — Пико схватил его за рукав. — Там Критен.

Клэр посмотрел вниз. Микал приземлился на склон почти без усилий, Аберлейна тихо стошнило.

— Силы хватает, — тихо и холодно сказал Щит. — Мне нужно, инспектор…

— Хватит угроз, — Аберлейн был бледен. — Я сказал, что постараюсь.

— Мистер Микал? — разнесся над крышей голос Клэра. — Можно минутку?

— Что?

— Рассвет.

Микал долго молчал. Он посмотрел на небо, Пико двигался вдоль края крыши.

Клэр кашлянул.

— Вы знаете, почему над Лондинием все еще ночь? Это магия?

— Возможно, — Щит замер, сжимая локоть Аберлейна. — Работа заменит правящий дух или создаст новый… может, это эффект. Прима знает. Мы близко?

— Там, — указал Клэр, как Пико. — Хотя на церковь не похоже.

Двухэтажное старое здание меж двух ям, в которые, как подсказывал Клэру нос, собирали отходы. И если он правильно видел во тьме, там было ужасно грязно.

— Даже не вижу… это был дом?

— Его зовут церковью, потому что Безумный Критен прибивал жертв к стенам, — сухо и страшно говорил Пико. — Он был священником. Так я слышал.

— Безумный Критен?

— Убийца, — Аберлейн отошел от Микала. — Ластморден, но с религией… он проводил распятие с жертвами. Я читал анализ…

— Тут спуск! — Пико пропал за краем крыши. — Сюда!

Клэр проверил пистолет в кобуре.

— Там будет больше неприятностей. Вряд ли волшебник не защитил логово.

— Может, ему и не нужно, — Микал указал. — Смотрите.

Влажный блеск в ямах, тихое движение в тенях. Силуэты скелетов в лохмотьях, шепот за шумом беспорядков.

— В ямах Короста, — Аберлейн резко вдохнул. — И… голодающие. Здесь?

— Голодающие?

— Маримат, — Микал будто выругался. Клэр их не понимал, но дрожал. — Конечно. Скорее. Нам нужно добраться, пока они не захватили место.

— Вряд ли вы…

Но Микал уже обхватил Аберлейна рукой и спрыгнул с крыши со свистом. Клэр нашел место, где пропал Пико, ругательство юноши внизу потерялось в едком шипении.

Глава сорок вторая Больше нет

Нож колол, все в Эмме Бэннон замерло. Мир отступил. Время замедлилось.

«И я умираю».

Нож давил, дым улетал от оков обсидиана. Он становился тяжелее, темнее, камень трескался. Тонкие трещины были на его поверхности, и свет отражался на них.

«Ах», — больше задумок Левеллина становились заметными. Давление на горло не пропадало, и мгновения были бесконечными… но слишком быстрыми, чтобы осознать все, что происходило.

Эмма обратилась к спокойствию, забила про глаза. Она не двигалась, но оковы пропали. Боль в ней вспыхнула с новой силой, она дрожала на грани, могла заставить душу улететь силой воли, закрыть легкие и сердце раньше, чем безумец, которого она когда-то любила, перережет ей горло.

Она лишила бы его победы, и где еще он найдет жертву, последнее убийство для не святого преобразования?

«Нет».

Они взорвались над ней, убийства, что она ощущала и нет. Плоть и медный страх, джин и отчаяние. Их бесцветные жизни и опасность, боль, голод, мужчины и их жадные руки. Сладкое слово во тьме успокаивало. Безликое существо, острый нож, от которого почти не было боли… горячая плоть, и тьма уносила их.

«Я могла быть одной из них».

Никто не знал, откуда волшебный талант. Удача, и ее забрали из грязи, но ее юбки все еще мешались, она не могла забыть.

Дверь на краю сознания Эммы.

«Он хочет дать жизнь. Я — Черная, моя Дисциплина — Эндор… и я могу обмануть его».

Ее горло набухло, кровь скользила по белой коже. Оковы стали крепче. Вдруг давление стало невыносимым, слепая ярость была той же, что когда-то вызвала зеленый огонь на теле и одежде пьяницы. Та же воля, но обученная, стала монстром, могла выдержать временный плен, потому что она страдала от этого всю жизнь.

Дверь на дне ее души трещала. Хватит.

Волшебник хрипел, пел не свою Дисциплину. Он напрягся. Еще движение ножом, и существо — его дело, благодарный сын — будет пировать над этой жертвой. А она получит дар тьмы и избавление от боли.

Черные символы пробудились, побежали по коже Эммы Бэннон. Ее глаза широко открылись, в них сиял едкий зеленый огонь. Символы покрыли ее ноги, хлынули волной по торсу и рукам, все еще окутанным обрывками траурного платья, потекли под ее волосы, по ее лицу.

Они добрались до ножа в ее плоти, и каскад зеленых искр поднялся от контакта.

В ней расцвела Дисциплина.

Левеллин Гвинфуд все еще колдовал и вел нож по горлу бывшей любимой.

Глава сорок третья Предательство бьет по одному

Голодающие были скелетами, но двигались от магии. Их было много. Они шли медленно и обречено, вытянув руки. Они могли сбить человека, выдавить жизнь и дыхание с жутким низким шипением. Они чуть не потеряли Пико, Клэр упал, пока бежал к двери церкви Безумного Критена.

Микал распахнул жалкую дверь. Она была в железных цепях, замок был новым, хоть и испачканным, чтобы скрыть блеск. Цепь порвалась, звенья посыпались, и их поглотила гниль. Аберлейн подвернул ногу, пока они бежали от голодающих, худой Пико опух после боя.

Клэр добрался до безопасности, и Микал закрыл дверь.

Держитесь, — выдавил Щит. Его тяжелое дыхание выдавало усилия. — Скорее.

«Он думает, что для нас это как прогулка?» — Клэр не тратил дыхания на ответ. Одежда Пико была изорвана, он уже толкал обломки дерева от шкафа к двери. Сапоги Микала скользили на грязных половицах, шея Щита напряглась, он пытался удержать дверь от давления снаружи.

Аберлейн потянул кресло по неровным доскам. Легкие Клэра протестовали, он глубоко вдохнул, зарядил пистолет. Закончив, он помог Пико притащить еще кусок шкафа к двери. Удачно, что тут были обломки.

Тихий шорох снаружи не становился слабее. Это пугало, но Клэр игнорировал страх. Он выпрямился и отряхнул руки.

— Куда теперь?

— Вниз, — Аберлейн прислонился к Пико. — Боже, эта Тонкая Мэг безумна?

— Она была когда-то другой? — смех Микала был чудом сдержанного гнева. — Моя Прима побывала у нее, она знала больше, чем можно было.

— Ах. И Бэннон верила Мэг? — Аберлейн словно не понимал.

— Думаю, нет. Она слишком умна, чтобы в такое верить, — Микал указал на дальний угол, между обломками дерева и мрамора. — Там.

Стены были разбиты, там были куски меди и прочих материалов, что могли продать. Но Клэр не думал, что те, кто приходил в это место, собирались что-то забрать из этого жуткого места. Все поверхности были прохладными, и тьма казалась слишком густой для тени.

— Я тут не был два года, — выдохнул Пико. — Не изменилось ничего.

— И не изменится, — сказал Аберлейн.

Они шумели, но Клэр не хотел их заглушать. Микал был призраком, и он следил за Микалом.

Подвал был за дырой в полу, где раньше могла быть гостиная. Лестница напоминала прочные рейки, прибитые к стене.

Аберлейн издал звук боли, приземляясь, и упал бы, если бы не Микал.

Но все было неправильно даже тут. Уголь стоил хороших денег, лежал в подвале, но проход, через который его доставляли, был закрыт.

«Довольно неплохо», — Клэр поежился от мысли, что в тишине услышит голодающих.

Аберлейн зажег спичку, Клэр увидел дыру в земле напротив горы угля. Она была слишком большой, место было нелогичным, и знакомая боль сдавила его виски.

Микал замер. Его темная голова поднялась, кровь и грязь виднелись на щеке.

Аберлейн замер, ужасно бледный под слоем грязи. Он скривился, переминаясь. Пико громко дышал в тишине, но держался. Его волосы были убраны назад, глаза были огромными, он выглядел молодо.

И хрупко.

— Микал? — прошептал Клэр.

— Думаю… — Щит покачал головой, словно отгоняя мысль. — Идемте.

Клэр готовился к тому, что увидит, у него возникла логичная мысль.

«Стоило взять лампу».

Словно в ответ, звук донесся из дыры. Долгий и громкий, он убрал волосы с их потных лбов и задел их одежду.

Клэр не мог думать, что это за звук. Гул, движение земли, рев огня, море в камнях? Нет, это не то. Может, ложь или предательство в сердце, но это глупо. Это было Чувство, и Клэр отогнал его.

Аберлейн охнул, пошатнулся, но реакция Микала была сильнее.

— Эмма! — закричал он и бросился во тьму, его шаги были тяжелыми, он не думал о скорости.

Эха у звука не было, но он оставлял след на месте вокруг троих, оставшихся за Микалом, и слышались шаги существа с хлыстом. Исцеленный порез на руке покалывало.

Клэр слышал, как в кошмаре, медленное и тихое шипение.

Глава сорок четвертая Последний шаг

Больно не было. Нож резал плоть, да, и был горячий поток соленой крови.

А потом… капли повисли в воздухе, в ней расцвела сладкая боль. Ее Дисциплина ревела, ей не нужно было пение для облика. Когда Дисциплина говорила, весь волшебник был ее горлом.

Требовалась только сила подчиниться. Пока эта сила была, творились чудеса.

Что она сделала? Обратилась к себе, да, и нашла что?

«Не мои деньги, — шептала Марта Тебрем. — Нужны для ночлега».

Они окружали ее, печальные и веселые женщины, убитые от ножа, удушения, при родах, от лихорадки, от джина или ненависти, от отчаяния или случая. Она была из Эндора, но, что важнее, она была из их числа, и искра в ней была отрицанием и принятием.

Некоторые хотели свободы от страданий и бесконечной боли. Там было принятие.

Но громче звенело отрицание.

«Я не буду».

Не могу — было не верным. Отказ был твердой оболочкой, скрывающей хрупкую сущность, зовущуюся душой, в уязвимом теле.

Бейте, раньте, убивайте, но я не буду.

Или отказ был ее, даже ее Дисциплина склонялась воле, что стала сильной.

Они лились сквозь нее, женщины Уайтчепла, и их крики были как крики воинственной королевы Боудикки, сосуда Британнии, погибшей в бою, но о ней еще помнили.

Она жива, но в памяти правящего духа.

«Нет. Я жива».

Сердце трепыхалось, легкие сдавил шок. Ее убийца хохотал, достиг цели, его напев стал хищным, он почти проглотил звук магии, что лился сквозь кровавое ожерелье перерезанного горла.

«Я жива».

Они вырывались из ее не совсем трупа, ведь перерезанное горло не убивало мгновенно, пару мгновений волшебница с Дисциплиной были между жизнью и смертью. Порог…

…и Смерть была другой стороной монеты под названием Жизнь, ведь на миг стало слышно смертные голоса жителей.

Звук был сильным, она ощущала его между глазами, сердцем и горлом…

…и он ударил по мужчине, что хотел насмехаться над Жизнью, зеленым огнем.

Он запищал, бил по огню, что вырвался из его медленно отрастающей смертной плоти, но таким было жжение Смерти, оно поглощало метал, камень, сухой огонь и нежность зелени ударяли по всему.

Он упал на обсидиановый алтарь, и треск затерялся в крике души, которой почти дали жизнь, которую отпустила магия.

Прометеан убежал, крича, и на деревянной полке в каменной утробе под Лондинием корчилась смертность волшебницы.

На жуткий миг она дрожала между жизнью и смертью, лишенная голоса.

«Нет».

Выбор в конце принадлежал только ей. Страдать в жизни, в мире не для ее пола, защищая тех, о ком заботилась. Ей хватило наглости назвать себя их последним хранителем?

Правление одинокое, это было последнее искушение.

Обрывки заклинания ее бывшего возлюбленного опадали вокруг нее. Ее смерть питала завершение, но она снова все у него забрала.

Он хорошо все продумал, искал идеальную жертву. И это его погубило.

О, да, это было возможно. Связать осколки, убрать стержень в глубину боли и Империи, стать тем, что он хотел создать: правящим духом.

Еще рывок, и она Стала бы.

Она могла быть той, кому клялась служить и отвернулась. Она могла забрать силу у древнего уставшего создания, что управляло Империей. Она могла ударить по тому сосуду, выбрать свой сосуд и управлять не только своим домом, но и всем миром.

Мелочи. Всего решение.

И все же…

Воля, открывшая дверь Дисциплины, заговорила. Выбор всегда был сделан, она была такой, и ее гордость не позволила бы ей стать узурпатором.

Ее ответ был ясен, хоть и в человеческом сердце, где магия и Смерть были только гостями. Их терпели, но не оставляли.

«Я жива. Жива. Жива».

Глава сорок пятая Еще сложнее

— Проклятие, — бормотал Аберлейн. Скрип. — Я не пойду в ту дыру, — он зажег еще спичку. Он постоянно использовал их, носил с собой на всякий случай? — Клэр, пистолет?

— Пять выстрелов, — он спокойно поднял пистолет. — А потом они нападут, пока я буду перезаряжать. Пико?

— Пара клинков, — юноша сплюнул, придерживая Аберлейна. Его глаза сияли. — Я не хочу быть задушенным детьми Тонкой Мэг.

«Что за Мэг? Звучит гадко», — Лондиний был полон таких существ. Он разве не видел дракона в Саусворке? Нелогичность воспоминания уже не беспокоила его после такой ситуации.

Клэр склонил голову. Они приближались, эти легкие шаги.

— У нас есть проблема сложнее, господа. К горе угля, быстро!

— А он? — Пико кивнул на дыру.

«Может, он решит ту проблему за нас».

— Он справится сам, он найдет мисс Бэннон. Мы не такие выносливые, и я слышу, как та штука приближается. К углю. Идем, Аберлейн!

Стоны, шорох сверху. Голодающие терпеливо сдвигали баррикаду двери. Или нашли другой вход. Даже у скелетов был вес, и их было много, они могли обойти любую преграду. Их белые пальцы…

Шорох, стук. Бледный силуэт пролетел мимо лестницы, ударился об пол и содрогался.

Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук-тук…

Они добрались до угля. Аберлейн бросился туда, кряхтя, Клэр повернулся, вскинул пистолет. Он не сдастся без боя.

— Лезьте на уголь, — прошипел он с яростью, голодающий извивался с усталостью. Это было безумием, думать, что скелет движется, и его желтые впавшие глаза сверкали. — Лезьте, черт возьми!

Тук-тук. Тук-тук-тук-тук-тук.

Кучер вырвался из дыры, где пропал Микал, глаза пылали красным, Клэр подавил вопль. Существо было теперь плотным, лицо уже не было скрытым. Испорченная плоть, острые зубы, широкие ноздри, пальцы застыли, как когти. Он бежал с жуткой грацией, плечо было выше другого, и кости трещали.

Он не заметил людей на груде угля. Он бросился на голодающего, что упал, камешек перед лавиной, и впился лицом в живот скелета. Вой оглушал, но Клэр не отвернулся.

Он смотрел, как перед ним разворачивалась нелогичность, Аберлейн выругался. Пико издал сдавленный звук. Голодающие падали в дыру, подавляли жуткое существо своим количеством.

Глава сорок шестая Уже произнесенное

Удушение. Она сплюнула кровь и слюну и вдохнула. Дыхание застыло от крика: огонь в лампах трепетал. Алтарь разбился, обсидиан пронзил тело, упавшее на него, и ее крик слился с жутким звуком.

Она упала на влажную грязь с полки, что держала ее над полом. Под Лондинием Темза проникла на дно всех дыр. Ее юбки были изорваны, но корсет остался целым, и она была рада этой поддержке. Она кричала, горло пылало от воспоминания о ране.

Всхлип на вдохе, она пыталась подавить крик. Больно, эфирная сила текла в измученный сосуд. Ее Дисциплина притихла, кожа горела.

Она приходила в себя и слышала, как убегал прометеан. Он трудно дышал, двигался с хрустом стекла.

«Что случилось?».

Учение отогнало воспоминания. Черные цветы мелькали по краям зрения, и мысль о падении в жижу под ней была заманчивой.

«Вставай. Прометеан ушел. Заверши то, за чем пришла».

Вопрос: зачем она это терпела? Не ради Британнии.

«О, Эмма. Вставай».

Она с болью встала на ноги. Ее волосы спутались, были в грязи и гадости, ее платье почти пропало. Она схватилась за доску, где до этого лежала, чтобы встать. Она не удивилась, увидев, что рядом древний скелет. Череп был разбит, коричневые кости были в зелени, покрыты мхом, а то и Коростой.

Она поежилась. Эмма напрягла плечи, словно ребенок, ожидающий удара, и отвернулась от гримасы скелета.

Вторая пара легких работала в комнатке, это был Левеллин Гвинфуд. Разбитый камень пронзил осколками его тело, отросшую плоть и металл Изменений. Кровь и черное масло покрывали обломки. Она смотрела, а обсидиан ломался дальше, новые копья пронзали волшебника.

«Как ощущения, сэр? Утолили голод?» — она закашлялась, кровь вылетела из легких, дышать стало легче.

Осталось еще одно. Она так устала.

Он снял ее сапоги. Босая, как проститутка Уайтчепла, она прошла по комнатке.

— Ллев, — она хрипела.

«О, сыграю. Но девчонка из Уайтчепла разбила его. Сможет ли она построить Империю?».

Не важно. Она обрела голос.

— Левеллин, — что она должна сказать?

Его безумный взгляд был как у зверя. Как Воля и Камень создали тело из обломков того, что оставила Великая Работа? Кости в Динас Эмрис хранили его сознание?

Он видел, как она полчаса стояла и глядела на него, а потом ушла? Он видел это без глаз?

Среди разбитых металлических ребер блестел Камень.

— Эмма, — выдохнул он, ладони дрогнули. В одной был крепко сжат нож. Клинок уже не сиял, почернел. В центре была алая линия.

«Хлыст и нож. Прометеан сверху, начнет убивать», — она склонилась.

— Эмма! — крик за ней.

Ее пальцы, черные от грязи, сажи, ее крови, сжались в теплом пульсе.

— Эмма, — выдохнул Ллев. Он помнил ее имя и забыл свое?

— Левеллин Гвинфуд, — ее щеки были мокрыми, свет ламп обжигал глаза. — Я когда-то любила тебя.

Нож дрогнул. Его рот раскрылся, может, для проклятия, может, для мольбы.

Эмма Бэннон села на пятки, собралась с силами и потянула плотью и эфирной силой.

Громкий треск.

Лампы потухли, поднялся ветер. Она упала в грязную воду, прижимая к груди второй Философский камень.

Вой был близко.

«Микал».

Он кричал ее имя, но, если прошел так далеко, найдет ее и без света. Она сжимала у груди теплый Камень, из последних эфирных сил выдохнула Слово, что уже произносила однажды.

В темноте кости стали пылью, алтарь сиял.

Дикий плеск, он бежал во тьме, глаза сияли, ладони сжали ее до боли с облегчением, поднимая.

Микал нашел ее, хоть и не так, как планировалось.

Глава сорок седьмая Эхо в нем

Снег бледных тел падал из дыры сверху, почти не шумя, попадая на извивающегося кучера. Челюсти голодающих работали без устали, бесцветные зубы нападали на существо.

Оно терзало их хрупкие тела, но есть в них было нечего. Зеленая пыль поднималась от изорванной плоти, кучер сверкал среди них.

Клэр не сводил пистолета. Сцена перед ним была гадкой, но, что хуже, она была нелогичной, и боль в висках была сильнее, он пытался слушаться Логики.

«Не отворачивайся».

Шипение стало бульканьем воды в трубе. Существо ослабевало, хлыст потерялся под массой голодающих. Длинные пальцы искали ручку, но даже потом не смогли вытащить хлыст из массы.

«Смотри», — пистолет дрожал. Аберлейна тошнило за ним, он ворчал о магии, послышалось хлюпанье.

Кучер закричал, как ребенок. Он содрогался, ткань рвалась. Голодающие настойчиво терзали пальцами, рвали его одежду. Пуговица сверкнула, описав дугу, поймав откуда-то блеск. Было темно, и глаза Клэра, привыкшие к темноте, видели лишь то, что озарял кучер, пока голодающие ели.

— Лезь, — сказал Пико, голос по-мальчишески оборвался. — Идем, Клэр!

Он не опускал пистолет.

— Идите, — услышал он себя, словно в жутком сне. Он спал? — Я задержу их.

Голодающие заметили, пока брели, живое мясо на горе угля. Они поднимались с жуткой слепой настойчивостью, двигаясь по полу подвала. Все ближе, а у него всего пять пуль. Придется считать. Он мог перезарядить пистолет, но проход был перекрыт.

«Думаю, мы все умрем здесь. Даже Микал. Интересно, они разорвут меня на кусочки? Или я защищен?».

И… Эмма. Они разобрались с существом, а волшебник?

Зеленое сияние в другом углу. Клэр поднял пистолет выше.

— Аберлейн?

Кашель, а потом безнадежный голос инспектора:

— Да, мистер Клэр?

— Простите, что привел сюда.

«И я сожалею еще о многом другом».

Инспектор хотя бы был джентльменом.

— Ничего, старик. Ничего не поделать, — слова дрожали. — Нам не уйти. Путь закрыт.

Способности Клэра щелкали. Можно было поджечь уголь, но они задохнуться, не успев спастись.

Он устал, хоть и был целым. Были пределы даже у даров мисс Бэннон.

«Эмма. Ты жива?».

Пистолет рявкнул, вспышка на миг лишила его зрения. Голодающий поблизости упал, голова была разорвана, зеленая пыль опадала с тихим шипением.

Кучер закричал снова, выл как младенец под растущей кучей.

Женский голос прогремел с жуткой силой.

— К-г-з-т!

Медленный скрежет, горы терлись друг о друга.

Клэр резко пришел в себя. Он лежал на угле, у его спины был сапог Пико, голодающие сжимались в конце подвала. Зеленое сияние в другом конце подвала усилилось, и он увидел тонкий силуэт.

Мисс Бэннон в изорванном траурном платье. Тень за ней была Микалом, он держал ее, пока колени подводили ее. Клэр прищурился, увидел шрам на ее белом горле под слоем грязи. Она прижимала голую ладонь к голой шее — украшений не было, и было непривычно видеть ее такой. Бледное сияние отличалось от зеленой пыли голодающих, но было тоже нелогичным. Корона нелогичного сияния над ней.

— Назад, — прохрипела она. — Назад, Маримат. Они мои, они не для тебя.

Голодающие корчились. Последний слабый вопль кучера затих с хрустом. Вздох голодающих, как влажный ветер над сухой травой.

— Ведьма-воробуш-ш-ш-шек, — булькающий смех, один из голодающих, но в его пустых глазах сиял темный разум. — Понравилос-с-с-сь?

— Не очень, предательница, — лицо мисс Бэннон было пустым, хоть черты оставались детскими. — Но я снова дома, Махаримат, Третий хранитель, и они не для тебя.

— Воробуш-ш-шек, — голодающий дернулся вперед. — Ты — плоть, ты слаба. Как ты остановиш-ш-ш-шь моих детей?

— Действительно, — волшебница вскинула голову. — Я — Прима, — ее тон оставался жутко пустым. — Напади на меня, грязное создание, и узнаешь.

Тишина затянулась. Но голодающие отступили, шипя. Те, кто не мог забраться по лестнице, падали и разлетались зеленой пылью, ветер прилетел откуда-то и забирал их.

Клэр не знал, что вырастет из этой пыли. Так распространялась Короста?

Голодающие оставили обглоданное, пожеванное, кривое и быстро гниющее тело среди одежды кучера. Хлыст рвался, извиваясь, чернел, как горящая бумага. Треск и скрип, хлюпанье, и лестница рухнула рейками.

Кучер был мертв. Тело развалилось, поднялся зеленый дым. На миг он напомнил лицо, искаженное от боли, а потом покинул подвал с запахом пепла.

Кашляя, Клэр опустил пистолет. Аберлейна снова стошнило. Пико выдохнул жуткие слова, но все же выразил этим облегчение.

Мисс Бэннон стояла долго, а потом обмякла, и Микал поймал ее. Его лицо было полно напряжения, которое Клэр видел лишь раз, когда он сотворил чудо и спас госпожу от Красной чумы.

Как назвать эти эмоции на лице? Было ли такое слово? Это важно?

Нет. Он обнаружил, что узнавал это выражение, хоть и не мог назвать его. Это чувство отражалось в нем, и он не давал себе думать о нем, чтобы не разбить напряженные способности.

Арчибальд Клэр отклонился к углю и закрыл глаза. Он приведет мысли в порядок и выведет их отсюда.

А пока он просто лежал, дышал, и его тело было целым и, возможно, бессмертным.

Глава сорок восьмая Жалить или утешить

Суета лишь мешала.

— Теснее, — сказала Эмма, корсет жестоко сдавил ее.

— Не нужно, мадам, — пухлая женщина в черном была бледной, но держалась. — Вы едва стоите, и вам стоит поспать до…

— Микал не избавится от меня, Северина, это мне решать. И если хочешь помочь, хватит суетиться. Скажи мистеру Финчу, что я не принимаю, пока вдова не позовет, — «Он поймет, о чем я», — и проверь, чтобы с мистером Клэром и Филипом хорошо обходились.

— Упрямица, — буркнула Северина, ушла из комнаты, Бриджет и Изобель вытащили платье из высокого березового шкафа.

Хозяйку дома встретил у двери тихий Микал, открывший дверь для нее, прошедший в комнату без стука.

— Она встревожена, — он остановился и смотрел, как платье поднимали над головой Эммы. Быстрые пальцы все поправили, распрямили шелк, и Эмма говорила себе, что дрожь в коленях утихнет. Не было времени на слабость.

— Тревога приемлема, — выдохнула она. Это из-за корсета. — Не приказывай мне. Ослабь немного воротник, Изобель. Мне не нравится, когда тесно.

Изобель поспешила послушаться. Она не говорила о шраме на горле госпожи. Он посветлеет, Камень в ее груди — знакомый теплый груз — медленно творил чудо.

Ей не нужно было чудо Микала, да? Она бы выжила с помощью одной Дисциплины?

Ее план удался. Они нашли ее. Теперь нужно было похвалить Микала.

— Изобель, принеси больше шоколада. Бриджет, я бы хотела пополнить тот парфюм, нет, зеленую бутылочку. Да. Поспеши к мадам Нойон, пусть это сделает, а потом сделай мне прическу. Да, девочки, идите.

Они переглянулись, веснушки Бриджет были яркими на белых щеках. Они послушались. Фамильярность на этой улице была ограниченной.

Она осталась одна со своим Щитом, ее волосы были распущены, на ней не было украшений для защиты.

Он был прежним, лишь глаза казались усталыми. Высокий и прямой, в зеленом пиджаке — он больше не скорбел. Или хотел, чтобы она решила.

Она нервно облизнула губы. Хотела она или нет, но он смотрел на ее рот. Ее ноги дрожали, но корсет держал ее прямо.

— Так было необходимо, — начала она, его лицо было напряженным, и ей не нравилась эта… неуверенность? — Ты не мог сразу пойти за мной. И… я не могла допустить то, что ты сделал…

— Не нужно объяснять все Щиту, Прима, — он сделал два шага к ней и застыл.

Они смотрели друг на друга, Щит и волшебница, и звуки в дома были громкими за их тишиной.

«Может, я хочу», — Эмма сглотнула, ее уязвимое горло дрогнуло.

— Микал…

Он перевел взгляд на открытый шкаф. Виднелись платья темных тонов. Теперь у нее будет правильный траур по Людовико. А когда она снимет черный, может, избавится и от остального.

Кроме имен поражений, она повторяла их, чтобы подавить свою наглость.

Гарри. Трент. Напал. Джордейн. Эли. Людовико.

Она взяла себя в руки. Подняв голову, показывая шрам на горле, она решила, что Микалу пора получить от нее немного правды.

— Я бы не потеряла тебя, Щит.

Будто она была Щитом, а он — ее подопечным.

Слабая улыбка.

— Не страшно, если бы я был потерян.

Он прощал ее? Могла она спросить? Это был Микал, так откуда этот… страх? Прима не должна бояться своего Щита. Или ждать его прощения.

Так почему ее ладони были мокрыми, а сердце так колотилось?

Она взяла себя в руки. Подобрала слова и произнесла их четко:

— Однажды, Микал, я спрошу, что ты сделал, когда я страдала от чумы. И я прошу, почему Клэр знал об этом, а я — нет.

Он смотрел на ее платья.

— В тот день я отвечу, Прима.

Это не радовало.

— Ты расстроен? Недавними событиями?

Он повернулся к ней. Улыбка стала шире, стала искренней. Он подошел к ней тихими шагами Щита, его пальцы были теплыми на ее щеках.

Его губы тоже были теплыми, и она не поняла, что отходила с ним, пока ее юбки не задели столик, а плечи не ощутили стену. Ее пальцы запутались в его волосах, ее тело сдавило нечто, лишившее ее дыхания.

Он держал ее, губы и язык плясали от плотского желания, и когда она отодвинулась, чтобы вдохнуть, он поцеловал ее щеку, челюсть, за ухом, где кожа была такой уязвимой.

— Сердце — это сердце, — выдохнул он у шрама на ее горле. — Камень — это камень.

«Что это значит?» — она прогнала вопрос, гладя его темные волосы. Он дрожал, или это была ее дрожь?

— Ты — мой Щит, — прошептала она и убрала руки. Она прижалась головой к его плечу, позволила воле, что держала ее, отступить на пару мгновений.

Он держал ее, его подбородок лег на ее спутанные кудри. Его ответ был едва слышен.

— Вы — мое сердце.

Но приятное не длилось долго. Вскоре она спустилась в солнечную комнату, волосы были заплетены, серебряные кольца блестели на пальцах, кулон и серьги были приятным грузом, золотая брошь с зеленым янтарем была приколота на груди.

Финч кашлянул.

Эмма оторвала взгляд от морозника, что неплохо рос под куполом магии.

— Ах, Финч. Мистер Клэр проснулся?

— Да, мэм. Он в комнате рисования, — Финч моргнул, как ящерица. Он был мрачен, но не больше обычного. — Кое с кем. С двумя.

— Ах, — она смотрела на растение еще пару мгновение. — Прости, что приходится терпеть присутствие инспектора.

— Ничего, мэм, — он звучал потрясенно? — Я… уверен в вашей защите, спасибо.

«Хоть кто-то», — она с трудом подавила улыбку.

— Хорошо. А второй человек — вдова?

— Да, мэм. Ждет вас.

«И это ее бесит».

— Как вежливо. Я пообедаю в кабинете, Финч, и потом мы обсудим дела дома с мадам Нойон.

— Да, мэм, — он уходил бодро, она позволила себе еще немного посмотреть на широкие листья и сочные стебли морозника, а потом пошла в комнату рисования.

Микал был у двери, открыл ее по кивку.

Клэр у камина изучал зеркало с тревогой. Инспектор Аберлейн с перевязанной лодыжкой опирался на трость, но не сел в присутствии женщины в вуали на синем бархатном диване.

Микал закрыл дверь, и Эмма посмотрела на них, сцепив ладони, как леди. Она не повернулась к женщине, а посмотрела на Аберлейна, вскинув бровь.

— Доброе утро, инспектор. Вам лучше?

Он нахмурился.

— Пожары. Ущерб имуществу, жертвы. Варинг клянется оторвать мне голову, публика просит моей отставки.

— Как неудобно.

«Я не против, учитывая ваши методы», — но он помог Клэру.

— Хотите сохранить место? Уверена, тут вам помогут найти место лучше.

— Я уйду в отпуск, пока шум не утихнет, — он повернулся к женщине с вуалью. — С вашего позволения, Ваше величество, я уйду по делам.

— Мы благодарны за ваши услуги в тяжелые времена, — вдова Виндзора протянула пухлую ладонь с кольцами, и он склонился над ней. — У вас наша благодарность и благословение.

«Это очень поможет», — Эмма прикусила язык.

Аберлейн прошел мимо нее, хромая, и замер у двери.

— Передайте привет мистеру Финчу, мисс Бэннон. Хорошего дня.

«Я ничего не передам, сэр».

— Хорошего дня, инспектор. Приятных снов.

Он подавил ругательство, но с трудом, и она ждала, пока не услышала, как за ним закрылась входная дверь, а потом переключила внимание.

Тишина быстро стала неловкой. Клэр не замечал, пока Виктрис, вздохнув, не отодвинула вуаль и не посмотрела на волшебницу.

Ее глаза были темными и человеческими, созвездия Британнии были тусклыми и далекими, как не было годами.

— Волшебница.

— Ваше величество.

— Говорят, все… закончено.

«Для меня — да».

— Похоже на то.

Ее ответ не удовлетворил. Шея вдовы покраснела в черном платье, воротник прижимался к ее щекам. Румянец угас. Точки света вспыхнули в ее глазах. Эмма смотрела с интересом.

Виктрис заговорила снова:

— Мы ослабели. Это точно тебя радует.

— Нет.

«Но я желаю вам радости».

— Волшебник, ответственный за недавние… проблемы… пострадал ужасной судьбой, Ваше величество. Может, это вас успокоит.

Королева поднялась. Клэр отошел от камина, словно для помощи, но она прошла к Эмме. Их юбки почти соприкасались, и волшебница подавила улыбку.

Так не пойдет.

— Мы не успокоены, ведьма, — холодный вес был в словах, но в словах Виктрис было только эхо тяжелого голоса Британнии. — Мы подозреваем…

«Вы ничему не научились, моя королева?» — Эмма не моргала.

Две женщины смотрели друг на друга, их разделяла стена дрожащего воздуха. И, конечно, гордость.

Плечи Виктрис опустились. Ее ладонь дрогнула, словно она хотела протянуть руку.

«Что бы я тогда сделала? Я ей не служу».

Она вспомнила груз, искушение стать большим, чем человек, поднялось в ней темной волной.

Эмма Бэннон с облегчением обнаружила, что ее решение осталось прежним, и она не сожалела.

— Вы — королева, — она опустила взгляд. Она смотрела на сумочку Виктрис — зачем это королеве? Она не ходила на рынок. Может, это было связано с супругом.

Какие мечты она оставила, когда правящий дух захватил Виктрис? Она проклинала и любила это бремя, как Прима проклинала и любила груз Воли, что не давал ей отдохнуть или подчиниться?

— Да, — но Виктрис звучала утомленно. — Мы больше тебя не побеспокоим, волшебница.

«Это должно ужалить или утешить меня?» — Эмма только кивнула, Ее величество прошла мимо, ее вуаль шуршала, она опустила ее. Дверь открылась, Эмма повернула голову и посмотрела на вдову в бархате.

— Ваше величество?

Она замерла и слушала.

— Я тоже вас не побеспокою.

Ответа не было.

Глава сорок девятая Ты заставил ее горевать

«Интересно», — Клэр кашлянул.

— Эмма, — она подняла голову, и Клэр отметил ее покрасневшие глаза, влажный след на щеке.

Входная дверь открылась и закрылась, он остался один с волшебницей.

— Арчибальд, — высокий воротник ее платья не скрывал шрам на шее. Что она пережила в руках того безумного Главного?

— Как… — как ты себя чувствуешь? Глупость вопроса разожгла в нем яростный жар. Он краснел? Нелогично. — Ты выглядишь… неплохо.

— Спасибо, — бесцветный вопрос. Она разглядывала его, вскинув голову, ее ладони сжались — и он не упустил напряжения в пальцах. Ей было больно так сжимать их. — Ты тоже.

— Ах, спасибо, — он глубоко вдохнул. — Я… Эмма, я должен спросить. К-камень. Ты… можешь забрать его у меня? Он… нелогичен. Он… вызывает Чувство.

— Как интересно, — она разглядывала его, темные глаза медленно двигались, серьги подрагивали. — Обычно такого эффекта нет. И я не заберу его, Клэр, — она замерла, ее щеки тоже пылали. — Даже если ты… будешь ненавидеть меня.

Чего ей стоили эти слова? Ненавидеть? Он был ментатом. Он не…

Но все же что она с ним сделала, что вызывало бури Чувств?

Это делала она сама?

Или эти бури были… его?

— Эмма, — хрипло. Что-то мешало в горле. — Я не… я не могу тебя ненавидеть.

Она кивнула.

— Спасибо, — что было с ее лицом? Он посмеет назвать это выражение?

— Но я… ухожу. Я должен научиться… справляться со своей реакцией на это… — не так должен был идти разговор. Он ожидал слезы? Крики? От нее? От себя? — На этот… дар. Твой. Это очень хороший… подарок.

Еще кивок, ее щеки уже не были красными.

— Хорошо.

— Я не могу… не хочу причинить тебе… боль, — как другие терпели эту нелогичную боль?

— Поступай, как должен, Клэр, — ее пальцы были белыми, крепко сжимали. — Если нужна моя помощь, только пришли весть.

Его горло пересохло, он заставил себя сглотнуть.

— Спасибо. Я… так и сделаю, — он не мог медлить, желание поднималось. Он отрицал его. — Пико ждет в экипаже. Мне нужно самому заплатить ему. Он — очень полезный юноша.

Она молчала.

У него больше не было слов, и он заставил ноги двигаться. Он замер у двери, посмотрел на хрустальную ручку. Медленно, как старик, он повернул ручку, открыл дверь и вышел.

Когда дверь закрылась, он пошел к прихожей. Но там была последняя преграда.

Микал отклонил темную голову. Его волосы были чуть растрепаны, ладонь лежала на рукояти ножа на бедре, Клэр знал, как хорошо он ими управляет.

Клэр медленно надел перчатки. Поправил шляпу.

— Ментат, — слова Щита было едва слышно, но Клэр уловил их. — Ты заставил ее горевать.

Он кивнул. Он не мог отрицать или оправдываться.

Но мог ответить:

— Как и вы, сэр.

Микал убрал руку с ножа. Клэр ожидал большего, но Щит молчал, пока ментат шел мимо. Он замер у двери.

«Вернусь ли я?».

Ответа не было. Он глубоко вдохнул, поправил шляпу и вышел в туманное утро Лондиния. Дождь касался изящного сада, врата мисс Бэннон были лишь немного приоткрыты.

Он прошел по каменной тропе, вышел, и калитка закрылась за ним с решительным щелчком. Экипаж ждал, и лицо кучера скрывал шарф в полоску, холодок пробежал по спине Клэра.

Это было нелогично, и он отогнал ощущение и забрался в карету.

Пико чистил ногти складным ножиком и кивнул ему.

— Все хорошо?

«Нет».

— Да, вполне, — он сел и постучал по крыше. — Бейкер-стрит, номер 200.

— Есть! — треснул хлыст. Клэр подавил дрожь.

Что дальше? Если думать только о том, что сделать дальше, то ситуацию можно выдержать.

— Мистер Пико. Мисс Бэннон передала вас мне на службу. Думаю, вы не возражаете?

— Конечно, нет, — парень улыбнулся. — Интересно. И я хочу поучиться у ее мрачного.

«Уверен в этом. Он опаснее всего».

— Когда будет время. Вы — умный парень, сильно поможете. Вы любите путешествия?

— Я их не пробовал.

— Что ж, — Клэр уселся удобнее, сцепил пальцы и посмотрел на выцветшую ткань занавесок, экипаж подпрыгивал на камнях. — Скоро узнаете.

«Очень скоро».

— Нужно провести эксперименты.

Он замолчал, и это нисколько не нервировало Пико. Они уезжали, и парень стал насвистывать.

Оглавление

Глава первая Грязный метод

Глава вторая Тревога

Глава третья Неподвижность

Глава четвертая Немного порядка

Глава пятая Возможно о тебе

Глава шестая Слишком близко к победе

Глава седьмая Совсем не хорошо

Глава восьмая Я просвещу тебя

Глава девятая Множество знакомств

Глава десятая И ничего

Глава одиннадцатая Завершить трусость

Глава двенадцатая Трупы редко такими бывают

Глава тринадцатая Необдуманные сантименты

Глава четырнадцатая Желание приостановиться

Глава пятнадцатая Беспамятство

Глава шестнадцатая Редкое и чудесное

Глава семнадцатая Поиск пределов

Глава восемнадцатая Даже я не ручаюсь

Глава девятнадцатая Как флюгер

Глава двадцатая Не так много найдено

Глава двадцать первая Ответы в другом месте

Глава двадцать вторая Немного коварства

Глава двадцать третья С конца

Глава двадцать четвертая Тонкая Мэг

Глава двадцать пятая Не ваше дело

Глава двадцать шестая Всеми доступными средствами

Глава двадцать седьмая Объяснимая тревога

Глава двадцать восьмая Этой ночью — убить

Глава двадцать девятая Ребенок в лесу

Глава тридцатая Напоминание

Глава тридцать первая Выносливость

Глава тридцать вторая Ошибка провокации

Глава тридцать третья Магия как наука

Глава тридцать четвертая Точные условия

Глава тридцать пятая Довольно уверенно

Глава тридцать шестая Где кружится диск

Глава тридцать седьмая Месть

Глава тридцать восьмая Ты дашь мне мир

Глава тридцать девятая Искушение велико

Глава сороковая Подавить амбиции

Глава сорок первая Церковь Критен

Глава сорок вторая Больше нет

Глава сорок третья Предательство бьет по одному

Глава сорок четвертая Последний шаг

Глава сорок пятая Еще сложнее

Глава сорок шестая Уже произнесенное

Глава сорок седьмая Эхо в нем

Глава сорок восьмая Жалить или утешить

Глава сорок девятая Ты заставил ее горевать Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg