«Слегка безумны»

Слегка безумны (fb2) - Слегка безумны [СИ] 234K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александра Мурри

Александра Мурри СЛЕГКА БЕЗУМНЫ

Вырасти в доме, где царит безумие. Видеть как великая любовь убивает и тонет, захлебываясь в волнах страха. Когда все подчинены сумасшедшему, а ты являешься его собственностью, единственной радостью и драгоценностью. Не удивительно, что для меня значение истинной пары было равно проклятию. Мама, я люблю тебя, но никогда не пойду твоей дорогой и всесильной любви предпочту одиночество. Если будет выбор.

— Доченька, иди быстро, посиди здесь тихонько, не выглядывай. — Тихий и испуганный шепот мамы вызывал уже привычные волны мурашек и холод в груди и пальцах рук и ног. Эти слова я слышу, считай каждый день в своей жизни.

Ей страшно, но мама не хочет, чтобы я этот страх уловила. Она часто боится и постоянно скрывает свой страх.

— Эмма! Ты где? Иди сюда немедленно! — Вопли, перемежающиеся рычанием доносились с первого этажа этого огромного и пустого дома.

— Эмма! Эмма!!! — Все громче и значит все ближе.

— Будь незаметна, Ди. Не выходи и ничего не бойся. Мама любит тебя. — Последовала улыбка, которую я ненавидела на лице мамы. Она всегда так улыбалась- холодно, горько, обреченно. И в тоже время решительно, готовая идти до конца. Чьего конца?

Из всех моих страхов, этот, родившийся из мыслей о конце, был самым сильным. Таким, что я зажмуривала глаза и боялась дышать, изо всех сил прислушиваясь к происходящему в огромном доме. Я ждала, каждый божий день и каждую ночь, я ждала, чтобы снова увидеть маму, увидеть и удостовериться, что она жива. Я боялась, что ОН ее убьет.

Он может это сделать в любой момент. Одно неправильное слово, странный неверно понятый взгляд, лишнее по ЕГО мнению движение… у безумия нет логики и ЕГО невозможно понять.

Можно только приспособиться и научиться выживать, сводя риск к минимуму.

Но риск есть всегда. Мама может ко мне не вернуться. Я поняла это в шесть лет.

Тогда она ушла как обычно, наказав сидеть тихо и не выходить. Сначала я слышала разговор, громкий, резкий. Говорил ОН. Крики, потом грохот мебели, хлопнула входная дверь, рычание, скулеж…

Ее не было два дня, мне ничего не говорили. Я очень сильно боялась и каждое мгновение ждала, вслушивалась в окружающую тишину, не включала свет и боялась уснуть, вдруг пропущу мгновение, шанс ее услышать, понять, спасти. Когда же я, наконец, увидела ее и прилипла намертво к своей мамочке, то она еле слышно дернулась и застонала от боли.

Что происходило тогда, что даже регенерация веров не помогла за два дня излечиться, она мне не рассказала. Она просто вернулась ко мне, потому что помнила о шестилетнем ребенке, который ее ждет оставшись один. Даже когда это повторялось, а я уже была взрослее, она ни слова мне не рассказывала о том, что ОН и ЕГО безумие с ней творили.

До этого времени я еще смеялась, после только растягивала губы в наверное довольно страшной гримасе. Главное, что ЕГО эта гримаса устраивала. ОН хотел и требовал, чтобы я была счастливой.

Когда все стало именно так, я не знаю. Для меня мой мир всегда был именно таким, полным страха, подчинения и ЕГО безумия.

Я родилась уже в таком мире. В моем мире, огороженном лесом и еще высоченным бетонным забором, была только усталая жертвенная мама, сумасшедший отец и страх.

Толстая деревянная дверь захлопнулась с легким щелчком. Я осталась здесь, в темноте и сведенным к минимуму риском, а мама осталась одна с НИМ. В этот раз все было как-то еще опаснее. ОН был разъярен.

В чем виновата побитая грязная девушка, чем она вызвала такую ярость? Она что, не знает правил, не знает как сводить риск к минимуму? Мама тоже рисковала из-за нее, очень сильно рисковала. Раньше она так явно только меня защищала.

ОН кричал про сына, моего брата, которого я никогда не знала. О той истории молчали. Когда заходила речь, естественно только с ЕГО подачи, о погибшем брате, мама только судорожно вздыхала и прижимала меня к себе. А ОН рычал, что его сын умер из-за той сучки и он сдерет с нее живьем шкуру. Когда ее поймают, он сдерет с нее шкуру.

И вот они поймали маленькую девушку, связанную и слабую. А я опять спряталась и рискую по минимуму. Отсиживаюсь и жду. Жду, вернется ли мама, которая так бессмысленно рисковала, защищая глупую, давшую себя поймать девушку. Жду и прячусь, пока с девушки снимают живьем ее шкуру.

Сидя в углу у окна я вглядывалась в сумерки за окном. Солнце только село, когда на поляну перед домом вышли двое незнакомых оборотней, а с ними и та девушка, оказавшаяся все-таки не такой глупой и главное очень быстрой. Я напрягала зрение и слух, чтобы понять, что происходит там, где в центре рядом с НИМ была и мама. Я должна знать, понять, что должно случиться, чтобы успеть среагировать, спасти маму, свести…вдох- выдох…да, свести риск к минимуму. Я умею это делать, меня мама этому пятнадцать лет учит.

Прилипнув к окну, во все глаза следила за оборотнями. Похоже, что его безумие в этот раз ЕМУ не помогло. А наоборот, подвело, заманило его самого в ловушку.

Похоже, ОН боится.

Мама уйди в сторону, оставь, сделай так, как сама мне всегда говорила поступать. Уйди оттуда, спрячься, иди ко мне, мамочка.

Слезы текли по щекам, сами по себе, как вода. Я ведь никогда не плакала. Одно из выведенных мной самой правил для снижения риска опасности. ОН хотел видеть меня счастливой.

Тишина и темнота окружали меня, они мои единственные друзья. Но сейчас из-за напряжения казалось, что они не обволакивают ватой как обычно, а колют тысячами острых игл, покалывает все тело, а еще течет соленая вода из глаз.

ТОТ, кого называют моим отцом, лежит на черной земле и вокруг тела растекается еще большая чернота. В сумерках не видно, но я знаю, что это кровь. Убивший ЕГО вер просто уходит, а остальные склоняют головы перед другим.

ОН лежит неподвижно, безумие молчит, оно само себя убило. Природа безумия суицидальная, саморазрушающая. ОН, однако не хотел уходить один, ОН хотел с нами.

Как хорошо… Господи, КАК хорошо!!! ЕГО нет. Риска тоже больше нет, его не осталось. Даже минимального.

Хочется воздуха, его так мало вокруг. Делаю глубокий судорожный вдох и откидываюсь на полу на спину. Все кончилось, ЕГО больше нет. ОН мертв и ЕГО безумие вместе с ним МЕРТВО.

Он мертв, а мы живы. Мама и я живы и, можем теперь ЖИТЬ.

Спасибо тем верам. Я им так и сказала. Что здесь такого? Оборотни, и наши и чужие продолжали ходить туда- сюда по поляне, кто-то разговаривал, наверное, новый глава разбирался с новыми подчиненными и делами в клане.

Меня колотила дрожь и я не могла выровнять дыхание. А еще не могла перестать улыбаться. По настоящему, счастливо улыбаться, а не растягивать губы.

Да, вот смешно. ОН хотел, чтобы я улыбалась: "Ты счастлива?" блестя глазами, спрашивал ОН.

— Да, я счастлива. — Ответила бы я сейчас абсолютно искренне. ЕМУ надо было для этого всего лишь умереть. Подохнуть.

В темноте подхожу вероятнее всего к новому главе.

— Спасибо! — громко и ясно, искренне произношу.

— Вы нас спасли. Спасибо! — Улыбаюсь и смотрю на ошеломленных оборотней. И не боюсь. Я больше ничего не боюсь. Как будто заново родилась в этот прекрасный свободный мир!

Что со мной, наверное, я тоже безумна, или это истерика?

Побежала, размахивая руками к маме, обняла, прижалась как в детстве и рассмеялась счастливым смехом свободного вера. Мама плакала и обнимала меня крепко- крепко.

— Мама, все кончилось! Ты слышишь? Все кончилось!! — Я шептала, кричала, смеялась, а она закрыв глаза рыдала и молча прижимала к себе. Оборотни из нашей стаи смотрели с презрением и ненавистью, а кто-то и с сочувствием. Чужие же напряглись и наверняка подозревали нас в самых страшных грехах.

Мне же было все равно. Единственное родное и близкое мне существо- рядом, цела и невредима. А на всех остальных мне плевать. Я не собираюсь здесь задерживаться и маму не оставлю тут.

Что делать я знала. Чем еще заниматься кроме выживания, будучи запертой в клетке с безумцем, как не строить планы побега и не мечтать о другой, настоящей жизни?

Я с самого раннего детства много читала, спрятавшись в небольшую полукруглую нишу за кроватью в моей спальне. Мама придумала для меня это убежище. Огороженное резной спинкой кровати и плотной шторкой за ней, оно было практически не заметным, если целенаправленно конечно не искать, и забраться в него можно было только проползая под кроватью.

Я сидела там целые дни напролет, читала и чувствовала себя в относительной безопасности. Однако все равно настороже. А вдруг услышу крик или рык, или с грохотом упавшую вазу, грохот разрушаемой мебели…Надо было быть начеку, услышать, успеть и если что, спасти маму.

А мама и книги спасали меня. От НЕГО, от его безумия, от одиночества и чужой ненависти.

В школу я не ходила, но со мной занимались приглашенные педагоги из клана. Они меня учили и ненавидели. Я быстро научилась отделять одно от другого. Процеживать полученные знания от ненависти. Мне ведь было наплевать на этих педагогов, сменяющих друг друга с завидной регулярностью.

Знания и книги для меня как другая вселенная, интересная, живая, захватывающая. Ведь реальность состояла лишь из страха, ненависти- моей и чужой, и мамы.

Я строила планы, просчитывала варианты, перебирала страны и города, профессии, организации, школы, университеты… В маленькой нише в стене, освещенной лишь слабой лампочкой для чтения, я построила целую жизнь. Спланировала и рассчитала.

До того дня, когда Рене Морруа убил Дурси, все мои мысли оставались лишь мечтами помогающими выжить. Не знаю, смогли бы мы когда либо выбраться из этого безумного клана. Может если бы я была сильнее, смелее и умнее, я бы смогла осуществить хоть один из своих планов. Например, убить Дурси. Как я мечтала!

В тот вечер, после того как поблагодарила нового главу своего бывшего клана, я развернулась и повела маму домой. Она вела себя инертно, была настолько растеряна и подавлена, что не сказала никому ни слова, послушно давая себя увести.

Когда остальные присягали на верность новому главе, я не склоняя головы, двигалась в сторону громады дома.

— А вы, Эмма и Кэндис Дурси, не присягнете новому главе? — раздался холодный голос.

Мама не реагировала. Ей труднее, она любила, все еще любила ЕГО, свою истинную пару.

А ОН убит.

Я развернулась. Окружающая, напряженная и агрессивная атмосфера не могла меня напугать. Со временем вырабатывается иммунитет, а после смерти Дурси, я наверное вообще ничего больше не боюсь.

Открыто и спокойно встретила взгляд главы.

— Нет, мы не останемся в клане. И в другой клан не пойдем. Мы уходим, завтра нас тут не будет. Ничего принадлежащего клану или Дурси нам не надо, за сохранность денег клана не волнуйтесь. — Обвела глазами бывших подчиненных отца. Сколько ненависти в их взглядах…

— И вам скажу, тем кто всегда подчинялся Дурси. — Они ждали наверное обвинений в предательстве от неуравновешенной любимой доченьки убитого. Придется объяснить.

— Вы не имеете ни малейшего права ненавидеть нас с мамой. Ненавидеть нас за поступки отца. Никто из вас не имеет на это права. Никто из вас никогда не поймет, чего стоило моей маме защищать всех вас от его безумия. И никто из вас не оказался достаточно сильным и справедливым, чтобы понять и защитить нас с мамой. Прощайте, надеюсь никогда больше с вами не встретиться. — Надеюсь, что они поняли мое предостережение.

Никого. Из них. Никогда. Больше. Не. Видеть. Еще раз улыбнувшись, обняла маму.

— Прощайте. — Уходя по тропинке в дом ощущала всем естеством, что поступила правильно. Приняла решение за двоих, бросила все, оставила за спиной их всех, и надеюсь навсегда.

Ответа от нового главы я ждать не стала. Молчание знак согласия. А чем вызвано выражение сочувствия в его глазах и так понятно. Мне оно не нужно.

Еще один взгляд прожигал во мне дыру. Не презирающий, ненависти там тоже не было… странный непонятный глубокий взгляд из ряда чужих веров. Прошла мимо…мне все равно.

— Девочка, как же вы одни? — Глава наверное понимал, что это риторический вопрос.

Мы всегда были одни.

Было сложно. Мама не разговаривала, смотрела в никуда и равнодушно выполняла, что я ее просила. Уехать надо было сейчас же. Пока еще царит суматоха и никому, нет до нас дела. Я знала, что есть еще по крайней мере один вер из приближенных отца, который может попытаться, не смотря ни на что нас задержать.

Собрала небольшой чемодан. Собрала и мамины вещи. Только самое необходимое.

— Мама, где твои карточки? Кредитки где? Помнишь, ты говорила, что деньги с продажи твоих картин и дома твоих родителей, лежат в банке на твое имя? Где они, где документы? — Я пыталась добиться ответа и уговаривала собраться.

— Мамочка. Хорошая моя, вспомни, скажи мне. Это важно. — Равнодушный взгляд на меня. Ладно.

Я посмотрела в столе, в шкафу, нигде не было нужных бумаг или карточек. Наверное ты прятала их от НЕГО. Тайник!

Когда все было собрано я крадучись, как тень отнесла сумки в одну из машин в подземном гараже. Выбрала одну из самых дешевых и неприметных малолитражек.

Было совершенно пусто внутри. Я покидала эту домину без каких-либо сожалений. Абсолютно не было жалко ничего и никого. Идя с мамой за руку в гараж, я только хотела скорее отсюда убраться. Скорее, скорее, пока можно, пока никто не помешал. Или Дурси не ожил, что вообще-то маловероятно. Я усмехнулась. ЕГО больше нет.

Мне больше не надо бояться.

Сев в машину я завела двигатель и стала ждать, пока откроются гаражные ворота. Вдох- выдох. Пять вдохов и пять выдохов, ворота наконец открыты и чернота за ними ждет нас. Я осторожно стала выезжать, все-таки практики в вождении автомобиля у меня очень мало. Хорошо, что в теории я знаю все на зубок.

Посмотрела на маму. Все тот же расфокусированный взгляд. Отвернулась.

Ладно, мы справимся, теперь мы со всем справимся.

Рэнульф смотрел вслед удаляющимся габаритным огням. Две женщины в дороге. Также как когда-то, на самом деле совсем недавно, его любимые Менди и Ирис.

Было видно, что ответственность за свою и мамину жизни взяла на себя 15 летняя девочка, и это не было нормально, не правильно это было. Одна в полуобморочном состоянии, другая невероятно сильная, но ведь все еще ребенок. Он тяжело вздохнул.

Нельзя сказать, что Ренульф понимал до конца то, что здесь происходило в течении многих лет и то что пережили эти две женщины. Но одно он понимал ясно, нельзя оставлять их на произвол судьбы. Надо помочь и защитить, даже если сами женщины этого и не хотят. Защитить и помочь. Тем более, что Илана из клана Морруа просила его об этом.

— Так, Трейс, поедешь…

Уверенный тихий голос главы раздавал приказы, а внушительная фигура охранника напряженно застыла рядом. Он молчал и лишь кивнул в знак согласия, прежде чем стремительно унестись вслед машине.

Собираюсь в школу. Меня окружает тишина и темнота, очень холодный дощатый пол и волна жара и оранжевых метающихся всполохов огня из камина. За окном также темно и намного, намного холоднее.

Термобелье, колготы, штаны, майка, кофта, жилетка. Так, где мои носки из собачьей шерсти? Один нашла под столом, второй носок лежал на стуле рядом, на носке же пригрелся и наблюдал за мной приоткрыв один желтый глаз, Кот.

Не простой кот, а очень умный и вредный Кот.

Он жил здесь еще до нас, видимо считал этот дом своим и никуда не собирался из него уходить. Скорее уж нас выгонял. Сибирский кот. Для Аляски самое то.

— Отдай мой носок, Кот. — Мрачно уставилась на игнорирующего меня кота. Потянула за край носка, не дает. Еще и когти выпустил, вцепившись в многострадальную шерсть. Ух, ты вредина! И ведь не боится нас с мамой совершенно, несмотря на то, что мы оборотни- волки.

Присела, смотрим друг другу в глаза, я раздраженно- требовательно, он хитро- пренебрежительно.

Вдох- выдох. Это противостояние не может длится вечно, в конце- то концов. Силу применять я не хочу, будет война, мы это уже проходили, знаем. Кот опасный противник. Вдох- выдох. Кто-то должен быть умнее и уступить.

Вдох- выдох. Умнее я.

— Пожалуйста Кот, мне уходить уже надо, а без носков я околею, заболею и умру. Кто будет тогда тебе сливки наливать? — Пошла на хитрость, Кот обожает сливки. Не меня.

Мягкий просящий и вежливый тон подействовали. Пакостная зверюга потянулась и села на носке, зевнула во всю пасть и неторопливо спрыгнула на пол, при этом толкнув деревянный стул в мои колени.

— Засра-анец! — подумала я. Вслух оскорблять Кота чревато прогрызенными дырами на этих самых носках. Улыбнулась. Весело живем.

Мама тоже уже отходит. Первое время после того, как уехали из Калифорнии, было очень тяжело. Физически тяжело и просто изматывающе морально. Мама, единственный человек во всем мире, который что-то для меня значит, которого я люблю, как будто отвернулась от меня.

Она сломалась, ЕГО смерть ее сломала, а не освободила, как меня.

Она не произносила ни слова, равнодушно смотря на проносящийся за окном машины мир. Она не хотела, чтобы кто-либо к ней прикасался, в том числе и я. Вздрагивала, отстранялась.

Мы страдали обе, но по-разному. Я злилась, билась с ее замкнутостью, пробивалась через панцирь равнодушия. Ведь мы вдвоем, живы и свободны. Можем жить как хотим, без страха, без оглядки, никому не подчиняясь. Она не могла тосковать по нему! Это не правильно. Она смогла выжить, приспособилась к тем условиям, но не может сейчас справиться с непонятной мне тоской по мучителю?!

Я меняла машины, часто их просто бросала на какой нибудь парковке, а сама тащила маму и чемоданы на автобус. Избегала малейшей вероятности наткнуться на веров. Как же, две свободные самки, одни… на дороге, можно сказать, валяются.

Находясь постоянно на грани как физических, так и моральных сил, я держалась исключительно на упрямстве. Ведь не смотря на все трудности, я могу осуществить свою мечту.

Жить, просто жить. Пусть пока не совсем нормально, но и без постоянного липкого смрадного дыхания безумия в затылок.

Сначала мы двигались без цели, как два осенних потрепанных листка, упавших с державшего их дерева и гоняемых всеми ветрами. Как-то, сидя вдвоем на хлипком диванчике в придорожном мотеле, мне стало так обидно за маму, которую ОН все же смог сломать, пусть и ценой своей собственной смерти.

Я, не дотрагиваясь до нее, но не отрывая глаз от лица, стала говорить все то, что она мне про себя когда-то рассказывала. Про незнакомых мне бабушку и дедушку, про ее любимые краски и холсты, про ее учителя и первую выставку, про силу и волю, мечту и важность ценить то, что имеем. Рассказывала про неосуществленные путешествия, планы, мечты. Рассказывала и соленая вода снова текла сама по себе из глаз.

Мама дрогнула, ее лицо сморщилось и она, заплакала. Обняла меня и мы, рыдали уже вместе. Хоть так, ладно.

Через некоторое время я услышала тихие как шелест осенних листьев слова:

— Читала в детстве книгу про золотоискателей. Одна очень холодная страна… там ледники, северное сияние и леса, бескрайние леса… Когда была молодая, очень хотела увидеть вблизи пики Мак — Кинли.

— Мама…я так рада, поедем туда! Пожалуйста… — Между всхлипами удалось выговорить какие-то бессвязные фразы. — Не бросай меня. Мы ведь вместе…

Так наше путешествие приобрело цель. Абсолютно неправдоподобную, бредовую и просто даже смешную. И мы смеялись.

Пусть для мамы это и было еще через силу, преодолевая саму свою суть. Но мы старались. И со временем у нас стало получатся все лучше и лучше. И лучше. Но для мамы не легче и не проще.

Какая все же необратимая, сильная и жестокая эта связь между истинной парой. Как же это жестоко. Не самый желанный подарок для любого вера, а самое страшное проклятие. Только они этого не понимают, блаженно неведение.

Мы проклятая раса скорее всего. Иначе за что нам такое наказание, что в один момент вер встречает другого совершенно чужого вера и его жизнь полностью переходит во власть этого чужого? Мало того жизнь, ДУША. Ты теряешь самого себя, становишься куклой, которую очень легко сломать. Просто по щелчку пальцев.

Больше года мы живем в маленькой деревне на Аляске. Она не далеко, по здешним меркам, от Анкориджа и еще ближе к горе Мак-Кинли.

Мама таки увидела ее! И это вызвало подлинное счастье в ее глазах. Из-за одного этого стоило преодолевать все эти тысячи бесконечных километров.

У нас есть дом. Не домина, не просто здание, а уютный теплый дом, где нам хорошо и безопасно. Одноэтажный, три комнатки, одна из которых совсем крохотная, кухня и ванная комната. Мебель, оставшаяся от предыдущих хозяев, громоздкая и какая-то основательная что-ли. Толстый дубовый шкаф, круглый деревянный стол на толстенных ножках, глубокий и широкий зеленый диван.

Не знаю точно, кто в этом доме жил до нас и кому все это принадлежало- недвижимость в придачу с живим ресурсом в виде кота-без-имени-живущего-сам-по-себе.

После смерти хозяина кот не ушел и никому в руки не дался, да никто скорее всего и не горел желанием взять его к себе. Свой мерзопакостный характер и острые когти он не стесняясь демонстрировал. Кормил кота сосед, который и за домом присматривал в течении года. Самостоятельный, свободный, сильный и крупный светло серый Кот, казалось точно знал, как именно надо жить.

Заборов здесь не было, только деревья, кустарники и живые изгороди. Но и участки были довольно большие, с пристройками, сараями. У многих были сады из плодовых деревьев, хотя не представляю, как они в этом климате перезимовывают.

Вокруг нашего дома тоже был сад, но не большой. Перед домом рос большой каштан, а за домом и с лева от него плавно начинался лес, довольно большую часть которого я уже в первые месяцы обследовала.

Местные охотники держали собак, которые почуяв запах оборотня начинали заливаться агрессивным лаем, но стоило посмотреть породистым лайкам в их умные глаза, как они слегка поскулив затихали предпочитая не связываться. Хорошие, смелые и умные собаки, может как-нибудь даже прокачусь на санях с собачей упряжкой. Экзотика для меня это все.

Но главное, что меня радовало, это полнейшее отсутствие веров. Ни запаха, ни следа, ничего. Как будто их и не существует вовсе. Иллюзия. Хоть бы она продолжалась вечно.

Мама долго не выходила в люди и избегала всяческого контакта с местными. Она сидела дома, обустраивала комнаты, мыла, чинила, утепляла, доказывала Коту, что мы имеем право здесь находиться. И страдала.

Когда наступила осень, сразу резко похолодало. Нужно было запасаться дровами, выходить к местным. Просто необходимо было появление моей мамы в местной школе, что бы меня зачислили в нее.

— Пойдем, эти люди не страшные. Это говорю тебе я, которая всего боится!

Мама как-будто боялась разбить хрупкую скорлупу спокойствия, которую ей удалось построить внутри себя. Любое столкновение с внешним миром могло ее сокрушить.

Но я же знаю, что моя мама не такая! Она сильная, смелая, решительная, смешливая и темпераментная. Вот она какая, и об этом нужно ей напомнить. Она забыла, просто забыла из-за всего, что с нами случилось, из-за своей прошлой жизни там, с НИМ, какая она на самом деле.

— Ты тепло оделась? — тормошила ее как только могла, не давая времени придумать очередную отговорку. Очень важно было затащить маму в школу.

— Смотри, ты должна произвести впечатление серьезной, умной и надежной женщины. Они тут знаешь какие закостенелые консерваторы все? Меня вообще не воспринимают серьезно, отмахиваются и говорят позвать родителей.

— Ты же сказала, что они не страшные. — Пробубнила мама застегивая сапоги.

— Не страшные, но жутко упрямые. Особенно аборигены, ой… — мама дала мне подзатыльник, а я радуюсь… — То есть эскимосы. Какие-то у них все традиции и правила, нет чтоб нормально жить. — Продолжала я развлекать маму. Но похоже она меня раскусила и к сожалению не стала воспитывать и читать мораль. Только посмотрела выразительно и промолчала.

До школы дошли за пятнадцать минут, притом, что наш домик находился на отшибе, самый последний на улице, а школа в центре, рядом с единственным магазином.

Было просторно и легко, воздух морозный, вкусный, такой свежий, что хочется дышать и дышать. Для меня, калифорнийской девчонки, все было в диковинку- природа, ранний снег, деревня, люди и их обычаи.

Зайдя в теплый вестибюль я сняла теплую шапку ушанку мешающую обзору и внимательно следила за мамой.

Высокие белые стены вестибюля были увешаны фотографиями. Красивыми, невероятно насколько красивые были эти цветные картинки. Мама затаила дыхание и уже не замечая никого пошла вдоль стены рассматривая снимки.

Это были в основном пейзажи, вид гор, рек, водопадов, каньонов, лесов, полей, лугов, цветов… восходов и закатов…Северное сияние, яркие звезды… Иногда люди, с удивительной мимикой и глазами, иногда звери, смешные или смертельно опасные. Все они были прекрасны и сделаны несомненно очень талантливой рукой мастера.

Как я и надеялась, маму они заинтересовали и даже более того, ошеломили. Как проливной ливень обрушившийся на пустыню.

Стягивая на ходу куртку и улыбаясь, я шла искать директора школы. Он действительно хотел познакомиться с мамой.

Мне нравился этот старик. Интуиция говорила, что ему можно доверять, хотя он особо и не лез в наши дела и не расспрашивал меня ни о чем. Его зовут Саймон Имагми и он эскимос. Что еще раз доказывает, что он умен. Директором школы в Штатах, пусть даже и в деревушке в лесах Аляски, обыкновенные аборигены не становятся.

Постучавшись в дверь и получив разрешение, я вошла.

— О, девочка Кенди, я чуть не ослеп от твоей улыбки. Как наступит полярная ночь, улыбайся почаще, мы сэкономим на электричестве. — Довольный и спокойный сморщенный старик, уравновешенный, умный, с юмором и тактичный. Хорошо, что именно он, сидит в этом кресле.

— Здравствуйте, я просто рада что вас застала. Мама смотрит выставку, может вы найдете время с ней побеседовать? — Моя удочка закинута ой как далеко, но похоже для Саймона Имагми это не является секретом. Он сверкнул своими черными узкими глазами и с притворным кряхтением поднялся из кресла.

Дальнейшее от меня мало зависело, я сделала что могла, вплоть до копии маминого диплома и фотографий с ее выставки и ее работ. Теперь же наблюдала, как старый хитрый старикан беседует с моей сверх всякой меры растерянной мамой.

Встретив ее укоризненный взгляд, сделала виноватое лицо. Ну да, извини, действовала за твоей спиной, но ведь все для твоего же блага!

Домой возвращались в молчании. Надеюсь, мама не обиделась. Все удалось даже лучше, чем я думала.

Зайдя в прихожую, она не разуваясь подошла к столу и взяла из ящика несколько купюр, развернулась и прошагала мимо меня молча обратно на улицу. А я растерялась.

— Мам, ну чего ты… не обижайся пожалуйста на меня. Ты куда? Мам? — взволнованно лепетала и пыталась заглянуть в глаза целенаправленно куда-то шагающей маме.

Наконец она остановилась и улыбнулась мне настоящей улыбкой, какую я только один раз до этого и видела. Так она улыбалась пикам Мак- Кинлей.

— Надо же теперь краски, кисти, бумагу, карандаши и еще уйму всего купить! В здешнем магазине наверняка и половины нужного мне нету. Придется заказывать из города, а потом ждать черт знает сколько времени пока привезут… — Договаривала она уже мне в макушку, потому что я смеясь и плача одновременно, обнимала ее и прыгала на месте.

— Спасибо, Ди. — Тихий шепот, после того как отсмеялись. — Без тебя бы я пропала совсем. Прости меня…

— Мам, ну что ты…ты же моя мама!

После первого визита в школу, мама стала туда ходить почти каждое утро. Дело, которое мне удалось провернуть состояло в том, что я поведала Имагми о том, какой замечательный художник моя мама, показала диплом и работы, ну и вообще всячески высвечивала ее положительность со всех сторон. Как я рада, что в кресле директора сидит именно Имагми. Он понял, оценил и сделал просто здоровское на мой взгляд предложение.

В этой школе нету учителя рисования и истории искусств, даже и предмета такого не было. Был одаренный фотограф, приехавший из большого города в Канаде на Аляску доживать свой век. Он и занимался с некоторыми детьми, которых его дело интересовало. Но он умер и с ним вместе прекратилось и едва начавшееся образование детей.

А Саймон Имагми, как человек, получивший лучшее образование в большом городе, понимал, что отсутствие такой дисциплины как изобразительное искусство, это есть плохо. И хорошо, что мама согласилась с этим утверждением и теперь ведет кружок по рисованию.

А сейчас уже ноябрь. И отвоевав у кота носок, я его быстро натянула. Без них никак. Действительно очень холодно.

Кот обернулся у двери на кухню и недовольно посмотрел где там я задержалась, иду ли наливать ему его сливки любимые. Вымогатель бессовестный.

Выгляжу я на улице как шарик, разноцветный катящийся по дороге шар. На самом деле, просто куртка очень толстая, да еще свитер и шарф. И не качусь я, как мне добренькие одноклассники смеясь сказали. Еду на лыжах, быстро и плавно. Мне очень понравилось ездить на лыжах.

Вообще-то моя внешность как-то очень естественно вписалась в местный колорит. Я русоволосая с серо-голубыми глазами, с раскрасневшимися щечками от мороза и быстрой езды. Все местные жители были в основном светловолосые и голубоглазые, за исключением конечно эскимосов, так что я и не выделялась.

Для моей белой волчицы также все складывалось как нельза лучше, она сливалась с искрящимся снегом и в волю могла резвиться в лесах, охотиться и просто носиться никем непотревоженная.

Класс был мал, и само помещение и по численности учеников. Маленькое пространство легче отапливать, а детей моего возраста в деревне всего 12 человек. Из них семеро эскимосы. Но мне не было скучно, наоборот. После 15 лет практически заточения, для меня и такое количество общения было много. И столько жизни вокруг, и они все так хорошо ко мне отнеслись… Первый вечер после уроков я снова рыдала, но на этот раз от счастья.

Особенно дружны мы стали с одной эскимосской девушкой Эллен Кавихак и белым парнем Едмундом Хуком. Втроем мы смотрелись довольно колоритно- маленькая брюнетка, немного выше блондинка и высоченный рыжий. Вскоре нас стали называть ЭлДиЭд. Не очень остроумно по моему, но как им угодно.

Эл увлекалась фольклором, мастерила амулеты и плела фенечки, вышивала национальные узоры и знала значение каждого из них. Смешливая и хитрая как лиса.

Эд же был для меня воплощением уверенности и спокойствия. Чтобы мы с Эл не вытворяли. Как бы не смеялись и не подначивали его. Он лишь подыгрывал в меру и старался нас, таких бедовых, оберегать.

Было хорошо с ними болтать о всякой чепухе, шутить, прикалываться, пить чай со всякой вкуснятиной длинными вечерами. Именно такое спокойное общение мне и требовалось, к большему я не была готова. Пусть мы не делились своими секретами, они и не требовали этого от меня, а я от них, но мы понимали друг друга. Весело и без никому не нужных вопросов и объяснений.

Но в один момент в мой тщательно построенный и лелеемый мир, в мою новую и счастливую жизнь ворвалось прошлое. Так внезапно и в тоже время обыденно…

Я покупала продукты в единственном магазине в деревне, разглядывала давно изученный ассортимент, наслаждалась процессом выбора продуктов и составления в уме меню на вечер. Приготовлю что- нибудь вкусненькое, придут гости. Мама пригласила Саймона с женой Розой, ко мне нагрянут Эл и Эд. Я радостно улыбалась.

Дверь магазинчика широко распахнулась, зазвенел, задергался колокольчик над ней, с улицы дунуло холодом. Но не из-за этого у меня враз похолодели руки и где-то в животе. Я почувствовала тяжелый и сильный запах веров.

Как я могла настолько расслабиться и перестать ждать, прислушиваться, что бы вовремя успеть среагировать и спастись? Может еще не поздно?

— Ха-ха! — сказал реалист внутри меня.

Я не оборачивалась, делая вид, что внимательно читаю этикетку. Руки сильно дрожали, а глаза на самом деле не видели ничего перед собой. За спиной звучали громкие голоса оборотней, смех. Их было как минимум пятеро.

Я боком стала продвигаться к выходу, так и не посмотрев в их сторону. Корзину с набранными продуктами оставила на полу у стеллажа, ничего, потом извинюсь перед Стэллой, активной и не в меру разговорчивой продавщицей.

Пот тек по спине, я молилась, чтобы толстые одежки не пропускали мой запах. Все инстинкты обострились и кричали — беги! Но пока еще мозг работал и панику, удавалось подавить. Еще пара шагов, медленно, спокойно. Веры шумят, занятые покупками.

— Нет, Рен, это невозможно есть, ты представляешь из чего вообще это изготавливают!

— Ну давай попробуем, сладкая моя, ты же не пробовала…тут такая интересная прыскалка…взбитые сливки, ммм…

— Ей, ну сколько можно препираться из-за таких мелочей? Давайте быстрее.

— Может тебе понравится…

— Отстань ты от них, ты что не видишь, что они так кайфуют, споря. Это один из видов брачных игр…

Все голоса сливались для меня в один гул, я не разбирала смысла слов. Только считала вдохи- выдохи и уже протягивала руку к двери, как…

— Кэндис, детка! — Громко, как чертовски громко говорит эта чертова дура Стэлла. — Ты уже уходишь что-ли? А как же покупки, вон целую корзину оставила! Кэндис!

— Ха-ха! — Отстраненно и холодно прозвучал в голове внутренний реалист.

— Ха-ха- ха! — Повторил он же очень спокойно.

— Кэндис? — Произнес отдаленно знакомый мужской голос в воцарившейся вокруг тишине.

— Извини Стэлла, я должна идти, я потом зайду…извини. — Так и держась за ручку двери как за спасательный круг, пролепетала невнятно.

— Но как же… — Стала возмущаться Стелла, но я не слушала. Дернула дверь и со всей возможной скоростью понеслась подальше от магазина.

Не знала куда бежать! Некуда! Если оборотни здесь, они без труда найдут наш дом. Наше убежище. Господи. Неужели снова уезжать?!

Меня резко дернули в сторону, схватив за рукав куртки, над головой раздалось приглушенное рычание.

— Трейс! Не надо, отпусти ее! Не время!

Но этот по всей видимости Трейс не спешил меня отпускать, наоборот. Дернув еще ближе хотел стащить с моей бедовой головушки шапку.

Я дергалась как птица в силках, изо всех сил. На нас уже пялился народ вокруг. Раздраженный рык и слова:

— Да не дергайся ты! — только усилили мое сопротивление. Хорошо, что материал куртки скользит, также очень хорошо, что ботинки на этом вере неподходящие к местным условиям- тоже скользят.

Не знаю как мне это удалось, но я толкнула вера и подставила подножку, он бы не упал если бы не лед и я упала бы вместе с ним если бы толстая ткань куртки не выскользнула из его пальцев.

— Черт, ты чего? Чокнутая! — Это он рычал быстро поднимаясь.

А я ничего, я уже развила предельную скорость. Почему-то другие веры не вмешивались, оставили одного Трея разбираться со мной.

На моей стороне было знание улиц и хорошая не скользкая обувь. На стороне преследователя, проигнорировавшего приказ меня оставить, опыт, сила и скорость. Не удивительно, что скоро я оказалась лежащей глубоко в сугробе, придавленная сверху наверное бетонной плитой. Нет, скорее, железобетонной.

Пыхтела как паровоз, снег залепил рот, нос, глаза, забрался за шиворот. Но пошевелиться, я не могла. Сзади слышалось хриплое дыхание и невнятные ругательства. Меня встряхнули и перевернули на спину, на мгновение освободив от тяжести плиты. Железобетонной.

— Ты что, девочка, не знаешь, что нельзя убегать, когда тебя… — Низкий недовольный голос от чего-то замолчал посередине фразы. Слышала только тяжелое дыхание и запах этого вера. Тяжелый, как и его тело, пряный, немного горький.

Попыталась открыть глаза, но снег опять заставил зажмуриться. Непонятное прикосновение чего-то теплого аккуратно убрало снег с глаз и лба. Потом и с губ. Открыв глаза сразу врезалась взглядом в темно карие глаза напротив, очень близко. Внимательные, тревожащие темные глубины неотрывно вглядывались в мои испуганные и мокрые со слипшимися от снега ресницами глаза.

Спине было холодно от земли, сверху загораживая небо придавила и дышала жаром эта махина, огромная и тяжеленная. Мне с ним не справиться. И вокруг только снег и тишина, да наше сопение. Как далеко я забежала?

Мысли хаотично бились в голове, пока смотрела в темные шоколадные глаза. Бились и метались бестолково, пока все по одной и группками не исчезли куда-то. Остались только стремительно темнеющие карие глаза напротив и ощущение теплых пальцев, нежно поглаживающих мои губы. Ноздри вера затрепетали, он придвинулся еще ближе ко мне, втягивал в себя воздух. Мой запах? В темных глазах вдруг отразилось удивление, наивная радость, еще что-то глубокое, мне непонятное. Большая ладонь обхватила мою щеку, согревая, поглаживая, удерживая. Глаза приближались, такие завораживающие, в таких можно полностью потерять себя.

Но к счастью я начала соображать, а то эта стена железобетонная навалился сверху и дышать нечем, воняет тут своим запахом, а мозгу для нормального функционирования кислород нужен.

Незаметно зачерпнув полные пригоршни снега я быстро растерла его по смуглой физиономии вера, он дернулся всем телом и немного отстранился. Недостаточно. Дернула за молнию его куртки расстегивая, залепила еще порядочную порцию ледяной крошки ему за шиворот. Поймала ошалелый растерянный взгляд.

Руки действуют быстро- еще раз залепить наглую морду снегом, потом под свитер на поясницу. Дезориентированный вер, отшатнулся и сел на попу в сугроб. Мои руки машинально слепив объемный снежок метко бросили в и без того засыпанное снегом растерянное лицо. Бросила я сильно, а расстояние все еще не большое. Наверное, ему больно.

Я продолжала лепить новый снежок, а противник отплевываться и отряхиваться, как откуда-то сбоку раздалось ехидное:

— Ну, я смотру твой пыл охладили Трейс? — Последний стремительно вскакивает, бешено смотрит на меня. Медленно отползаю на спине подальше не отводя взгляд от карих глаз, снежок в руке наготове.

С той стороны, откуда раньше послышался едкий комментарий, теперь раздается взрыв хохота.

— О, Бооже! Могучего Трейса одолели снежками!

— Оох, живот болит. Малышка, дай фотик, надо запечатлеть поражение великого и мо…

Одна из девушек, к которой обращались Ирис, запустила в зеленоглазого блондина снежком. Он не ожидал и потому не успел увернуться.

— Хм, малышка, ты нарываешься… хочешь поиграть? — мурлыкнул, иначе не назовешь этот тэмбр, блондин.

Общее веселье и наши с железякой гляделки прервал холодный голос:

— Так дети, брэйк. Вставайте и отряхивайтесь, а то заболеете. И не надо убегать, — поспешил добавить мужчина, видя, что я приготовилась брать низкий старт.

— Кэндис, мы не причиним тебе зла. Нам надо поговорить.

Медленно поднимаясь, оглядела всю компанию. Теперь узнаю их, клан Мак Гранта, Рэнульф.

— Что вам надо? — Не вежливо, знаю. Ну, так и я не к ним в гости пришла, а один из них меня в лесу повалял.

— Поговорить с тобой и твоей матерью.

— Зачем?! Мою мать не трогайте, я не пущу вас к ней!

Они смотрели на меня жалостливо, как на бедную сиротинку. Заблудившуюся.

— Извини нас, мы не так начали как следовало бы. — Молодая женщина с мягкими чертами лица взяла инициативу в разговоре на себя. — Я Менди, это мой муж Рэн. Ирис и ее пара Ник. Ты помнишь нас? Два года назад мы виделись, правда при не самых приятных обстоятельствах…

— Я помню. — Резко перебила ее. — По моему тогда все прекрасно разрешилось. Зачем вы нас нашли снова? Повторюсь, что вам нужно?!

Наверное, мой холодный и агрессивный тон их расстроил и кое- кого даже рассердил. Главу клана.

— Не забывайся девочка. Мы приехали с добрыми намерениями и не следует хамить моей паре.

— Рэн, не надо… — расстроенный голос Менди.

— Вечером мы придем в гости и не советую куда-либо уезжать испытывая мое терпение.

Я замерзала, не снаружи, внутри. Они так просто разрушают мой мир, мою жизнь… Просто вламываются как медведи и рушат, крушат все подряд, по неизвестным мне причинам. Ладно, я сама виновата. Не уследила, расслабилась, не предусмотрела, но мама? Она же только начала нормально жить!

Слезы самовольно застилали глаза, гнев и бессилие что-то изменить провоцировали истерику. Наблюдала за собой как будто со стороны, объективно оценивая свои глупые действия как АБСОЛЮТНО глупые и бесполезные. Наверное, все таки истерика.

— Вы не можете, не смеете!! — я не орала, визжала и скулила. Глупая девчонка.

— Не позволю вам все ломать! Убирайтесь от сюда, убирайтесь!! Только все наладилось, и опять вы все рушите! — Веры замерли в растерянности, скорее всего думают что я чокнутая.

— Ненавижу, ненавижу вас!! Как я вас всех ненавижу!!! — Глупо, эти вопли и сопли мне ничем не помогут. К тому же эти веры просто оказались первыми. Не они так другие нашли бы нас с мамой. И неизвестно, как бы вели себя те гипотетические другие.

Они молчали. Кареглазый громила Трейс опустил плечи, протянул руку и сделал шаг ко мне. В его глазах жила боль. Но у меня ее больше.

— Кэндис. — Прошептал, делая еще один шаг ко мне.

Это как будто выключило во мне истерику. Шагнула назад, еще, еще шаг от него. Ни на что не надеясь, но все равно продолжая бороться, ровно и очень спокойно сказала:

— Убирайтесь, вам здесь не рады. Никому из оборотней здесь не рады. Очень очень не рады!!

Сопли и слезы текли и периодическое шмыгание носом подпортило эффект от моих последних слов. Потому что они все смотрели не обиженно, не высокомерно и даже не свирепо.

Нет, они жалели меня.

Сволочи, исчезните и не надо будет меня жалеть! Я буду счастлива!

Взгляд железобетонного кареглазки не отрываясь, следил за мной. Прожигал дыру, и поливал кислотой мои внутренности. Он был все еще полон боли, но теперь там плескалось еще и разочарование, горечь.

И это хорошо, только больно очень. Желваки на его лице ходили ходуном, челюсти стиснуты так, что зубы наверное крошатся. Хоть бы совсем без зубов остался.

В полной тишине я развернулась и пошла в сторону деревни. Хорошо, что все происходило не в центре. Без свидетелей.

Надо думать. Думай, думай Ди. Я должна нас спасти. И я буду бороться за свою и мамину свободу.

Не пошла домой сразу. Все еще было ощущение сверлящего затылок взгляда. Вполне логично, что они за мной следят, наблюдают. Может они и не выпускали нас из виду в течении этих двух лет? Не вмешивались и давали иллюзорную свободу. Наблюдали, корректировали в чем- то… Как мерзко! Почему нас не оставят в покое? Что им нужно?

Это самый насущный вопрос. Но только не представляю, какой может быть на него ответ!

Пошла к Эду. Не лучший вариант, очень большая вероятность того, что я подвергаю его жизнь большой опасности. Но надо предостеречь и предупредить, что я должна уезжать, что может понадобится их помощь, прикрытие, и к сожалению сегодняшний ужин отменяется.

У Эда есть компьютер, с него свяжемся с Эл. Еще компьютер даст мне необходимую информацию. Хоть бы интернет сегодня не сбоил.

Строила планы очередного побега, просчитывала все на три шага вперед. Шансы не плохие, ведь если исхитрится, дать взятку или еще что, то можно получить визу. Ведь отсюда и Россия не далеко. А там затеряться будет гораздо легче.

Просидела у Эда в комнате до позднего вечера. Хотя здесь, что ночь что день, все одинаково темно. И спасибо другу, что все понял, принял и вопросов не задавал.

Пришла домой, а там вместо привычного тепла и спокойствия, сюрприз.

Я дура, какая же я все-таки безмозглая дура! Они все сидели у меня дома, самоуверенные, сильные. На зеленом диване. На столе чашки чая, вкуснючий мясной пирог, который пекся для меня и моих друзей. Мама сидела в кресле и улыбалась той женьщине, Менди кажется. Все о чем-то спокойно говорили, пили чай.

Ни крови, ни трупов. Мама в порядке, беседует, в руках чашка, а не нож. Кот также в порядке, с недовольным выражением на морде сидит на спинке дивана и пакостно посматривает на шевелюру блондина.

Тут я с тобой, Кот, солидарна. Мне тоже происходящее не нравится.

— Мама? — голос предательски дрогнул.

— Ди, ты поздно сегодня. Где пропадала? Это наши гости, Рэнульф, Менди, с ней мы знакомы уже очень долго, я наверное могу даже назвать Менди подругой? — Мама улыбнулась и хитро посмотрела на эту Менди.

— Можешь, Эмми. Я рада, что ты так считаешь.

— Ну вот, Ник и…

— Мы виделись с ними сегодня мама, не надо мне их представлять. — Я не могла больше этого выносить. Что происходит?!

— Да, мы уже успели… хм…побеседовать с Кэндис.

С того памятного вечера прошло две недели. Рен и Менди уже уехали сославшись на дела клана, в волю покатавшись на лыжах, сноуборде и санях. Им было весело, даже мама веселилась с ними вместе. Может не такие они и плохие?

Напоследок Ренульф похлопал Трейса по плечу и сказал, что будет приезжать в гости. Им здесь, видите ли, понравилось. Странно, что он это железяке говорил, как будто тот здесь останется и будет с нетерпением ждать гостей.

Ник, Ирис и Трей решили еще задержаться. Им тоже здесь, видите ли… понравилось. Ну и пусть, если им так нравится спать в спальниках на холодном полу, а Ирис кажется удобным зеленый диван, пускай наслаждаются. Мне не жалко. Пока. Главное, что нас с мамой никуда не тянут и ничего не требуют. С остальными заботами как-нибудь справимся.

Конец ноября был отвратительным. Темно, холодно, одиноко. Все вокруг в восторге от наших "дорогих гостей".Не замечают какая опасность исходит от веров, особенно от Трея.

А он красуется, приходит такой весь из себя мускулистый в спортзал и командует. Тренирует молодежь и делится опытом, как сказал Саймон Имагми. Наивные люди.

Все труднее становилось отлынивать от подозрительных уроков с вером. Сегодня Имагми пригрозил отчислением. Из-за такой ерунды!

— Когда же они уедут?! — В который раз мысленно восклицала.

Я зашла к себе в комнату, не включая света устало повалилась на кровать.

— Что ты снова делала у этого сосунка? — Низкий голос, ровный тон, неожиданно раздавшийся прямо над ухом, заставил вздрогнуть. Подскочила и развернулась к говорившему с намерением так же холодно, но вежливо отшить… но встретила требовательный пылающий взгляд карих глаз на совершенно невозмутимом лице. Вот все, абсолютно все в нем меня бесит! Мое красноречие и мудрые помыслы вмиг исчезли.

— Не твое дело, железка. — Господи, что я несу?! Веду себя как ребенок! Ужас!

— Меня зовут Трейс!

— Мне нет дела до того, как тебя зовут! Ржавая железка.

— Ты ведешь себя как глупый капризный ребенок! Послушай себя только! Ответь мне просто на вопрос! Кто он тебе?!

В этот раз удалось удержать свой безмозглый язык от еще одной катастрофической тирады. Я его прикусила в самый последний момент, больно.

Отвернулась, но почувствовала движение сзади и отпрыгнула в сторону. Как от прокаженного, ей Богу.

— Не смей меня касаться!

Взгляд побитого злым котом спаниеля. Опять ссутуленная спина.

— Что? Не достоин? Принцесса, ваше сиятельство.

— Ррр, да! Не достоин и никогда не коснешься! Вонючая. Ржавая. Железка.

Кто нибудь остановите это, происходящее выходит за рамки разумного, приличного и безопасного в конце концов! Где все, когда нужны? Полный дом народу ведь! Попрятались и слушают интересный спектакль устроенный этим ржавым клоуном? Ладно, двумя клоунами.

— Не выводи меня, принцесса. Ты можешь об этом сильно пожалеть. — Рык у него внушительный. Но меня несет.

— А ты уматывай отсюда подальше и выводись или не выводись уже в другом месте! Подальше от меня! — И ведь понимаю, что зря все это говорю и делаю, что глупо это и по детски. Но внутри клокочет такая злость именно на этого вера, что хочется что-нибудь ему сделать! Ну не знаю, может в волосы вцепилась бы, если бы они у него подлиннее были… Расцарапать, облить чем- нибудь…Идей много.

Вдох- выдох. Разъяренные серые, и бешенные карие глаза продолжают диалог в тишине не менее интенсивно.

Железка наклонившись, из под бровей не отрываясь смотрит, медленно поднимает руки и проводит ладонями по своей лысой, почти! башке. Длинный вздох.

— Завтра. Придешь. На тренировку. Поняла?

— Поняла. Мои мозги в отличие от твоих еще не заржавели! — Боже, я точно вырву себе язык.

Еще раз длинно и медленно вдыхает и выдыхает. И уходит.

— Дите. — Слышу тихо от двери. Промолчала. Потому что согласна.

Из-за закрывшейся двери доносится веселый голос Ника.

— В душ, брат?

— В прорубь. Брат.

— Ого! — Хохот. — Так ты скоро в моржи запишешься!

— Задолбали твои приколы!!!

Наш с мамой дом уже не наш. Кот и я возмущены до глубины души и жаждем избавиться от паразитирующего захватчика. Действуем во вражеском тылу по мере сил и возможностей.

Наш дом уже не последний на улице. Недалеко от нас вырубили довольно большую площадь леса, изверги! и строят домину. Строят Макгранты, а за строительством смотрит этот Трей. Пока идет строительство, он живет у нас. В моем доме! В соседней комнате!

Это мама их всех пустила, аргументируя такой поступок тем, что гостиниц- то в деревне нет, а мы вроде как знакомые. Ха! Добрые знакомые, дружим семьями… вот рассмешила!

Наша жизнь меняется независимо от нашего на то желания.

Простые истины, к которым я пришла в декабре.

Наше тело способно быть сильнее, быстрее, ловчее, если его надлежащим образом тренировать. Это есть хорошо, как говорит Имагми. Плохо есть то, что это же самое тело несмотря на усовершенствования и вкладываемые в него ресурсы, предает своего хозяина. Оно вздрагивает от прикосновений тренера, тает от тепла его тела, дрожит от мимолетного касания.

Слабое это тело хочет прижаться к своему тренеру, а не подтягиваться или бегать. Вороватые пальцы так и лезут потрогать и пощупать, погладить а где-то может и поцарапать тело тренера.

И неимоверных усилий стоит разуму и силе воли держать руки при себе, бегать, прыгать, отжиматься, отрабатывать удары.

А все почему? Потому, что преследующий какую-то свою, непонятную цель Имагми, решил, что школе не только художественного кружка не хватает, но и секции единоборств.

Чувствую, что меня втягивают в какую-то стремительно закручивающуюся воронку.

Сначала мамина дружба с Менди. И ведь я за маму так боялась, думала что с ней будет, когда увидит косвенных виновников в смерти Дурси. Хотела ее защитить от них, спрятать, увезти… А оказалось, что никого защищать не надо. Мама спокойна и даже рада.

Потом этот строящийся дом! Ну не понимаю я, зачем клану Макгранд, дом в такой дыре на Аляске. Нету логики. Или я ее не вижу. Ну не воспринимать же всерьез слова Рэнульфа о том, что МакГрантов притягивает древняя сила, заключенная в Мак-Кинлей. Он меня совсем за дуру держит.

Имагми впустил в школу опасного оборотня.

Собственное тело предает меня!

Своей жизнью я не управляю, в моем доме я вроде как уже не хозяйка, мое тело мне не принадлежит. Что следующее? ДУША? Воля?

Ночью не спалось. Настроение ни к черту, на всех кидаюсь. Эл и Эд косятся странно и переглядываются. Кот единственный настоящий честный союзник.

— Кот, — я прижала теплое урчащее как трактор толстое тельце к себе, — хорошо, что ты у меня есть.

Он неопределенно всхрапнул и перебрался от меня повыше на подушку, как бы говоря:

— Хорошо, что у меня есть мягкая подушка! — Для моей головы на ней уже места не осталось.

С некоторых пор Кот решил спать на моей кровати. Причем демонстративно уходил по вечерам со мной в мою спальню и сопровождаемый более мрачным чем обычно взглядом проживающего у нас вера, запрыгивал на кровать. Заваливался вальяжно на бок, иногда крутился на спине туда- сюда вытянув лапки, а потом наглым взглядом полным превосходства смотрел на вера.

Когда мне это надоело, я стала сразу как зашла, закрывать дверь в спальню. Коту это не понравилось.

Решила не мучиться и не валятся без сна в кровати. Холодная лунная ночь, чем не подходящее время для пробежки в волчьем обличии?

Проходя мимо дивана в гостиной, подозрительно присмотрелась.

Вот тело, которое вожделеет мое тело, в смысле оно его хочет. Ну, целовать там, трогать по всякому.

Ну ничего ведь особенного в этом теле нет! Медленно рассматривала, скользя и прослеживая глазами линии мускулов. Две руки, две ноги, голова, попа, спина широкая и гладкая, руки такие большие с красивыми длинными пальцами, грудь…хм…ладно, будем честными. Сногсшибательная грудь и пресс. Длинное мускулистое смуглое тело.

Всего лишь тело. Железку ржавую от тела рассмотрим отдельно. Потом как нибудь.

Тут тело на ощутимо маленьком для него диване заворочалось и перевернулось на спину, рука свесилась до пола, а одеяло сползло до бедер.

Мням, его грудь и широкие плечи наверное из всех частей наиболее впечатляют, ну пресс конечно же…

Продолжая свое наблюдение с целью получения эстетического удовольствия, отмечаю, что объект как-то слишком тяжело дышит, больше ворочаться стал. Испугалась, но он ведь спит, стопроцентно! Тяжелое дыхание, тонкие твердые губы приоткрываются, какой-то шепот, но слов не разобрать.

В окно заглядывает луна, ее серебряный свет играет на твоей смуглой коже, словно дразня меня, приглашая присоединиться. А твоя рука во сне движется под моим изумленным взглядом по животу вниз, чуть сдвигает одеяло, забираясь под него, и ты стонешь.

Меня как будто парализовало. Мозг и тело отсоединили друг от друга. Мозг кричит и бьется в истерике, требуя спасаться бегством, а тело замерло, даже вперед и вниз еще наклонилось, круглые как блюдца глаза следят за каждым твоим движением.

Рука двигается, ты стонешь, поворачиваешься на живот. Сухие губы снова шепчут и теперь я разбираю слова.

— Почему ржавая?…я не железка, неет… совсем. Как я хочу… а ты как кислота разъедаешь меня. Милая…Ди…пожалуйста…

Я пулей вылетаю из комнаты. Задеваю ногой торшер и он с грохотом падает на пол по дороге смахивая еще и напольную вазу с цветами. Что бы уж точно все проснулись.

Но мне все равно. Мною овладевает паника, нет, животный ужас!

Если я все правильно поняла, а интуиция мне говорит, что я правильно все поняла, то выходит что… что это тело…Этот вер… Трей моя пара. Истинная пара.

И все об этом знают в отличие от меня. Все сговорились за моей спиной и пытаются меня всячески сблизить с НИМ.

Сдернула ночнушку не сбавляя темпа и перекинулась.

В лесу стремительно неслась белая как окружающий снег волчица. И очень сильный гнев и не менее сильный страх гнали ее все дальше и дальше от дома.

Снова не мог долго уснуть. Это не выносимо, она специально мучает меня! Спать здесь на коротком диване, когда она там, за хлипкой дверью. Моя пара…милая Ди.

Я конечно понимаю, что являюсь полным идиотом, что не узнал свою истинную пару еще тогда, два года назад. Ну и что, что ей было всего пятнадцать, младенец по сравнению со мной. Да и сейчас еще младенец.

Я за день уставал так, что ноги дрожали, выматывал себя специально, чтобы не оставалось сил к ней лезть. Но все без толку! На это у меня всегда силы откуда-то брались.

Затеял строить в этой деревне дом. Для нее. Чтобы мы с ней там жили, любили друг друга и… стоп. Короче не блестящая бизнес- идея, а сентиментальный порыв. Видел ведь, что моей принцессе в этой деревне нравится и хотел… Да что говорить. Заполучить ее я хочу, до потемнения в глазах просто.

А она — железка, ржавая железка! Почему?

И с котом этим вонючим спит, придушу его как- нибудь.

К друзьям всяким ходит, улыбается им, смеется, разрешает им себя приобнимать. Никогда не думал, что моя выдержка способна ТАКОЕ выдержать.

Ник и Рэн сначала прикалывались, веселились за мой счет. Мол, попался тот, кто кусался. А потом и они умолкли, не до смеха стало.

В течении двух лет я по приказу главы время от времени присматривал за мамой и дочкой, не вмешивался в их жизнь, не подходил близко. Видел как принцесса росла, менялась… было интересно наблюдать. И ведь без задней мысли! Как на ребенка смотрел. Оберегал, где-то помогал, как с тем же Саймоном.

Не приближался и жил себе спокойно. Трахалс… хм…жил нормально.

Потом был поступок лишенный всякого здравого смысла. Это когда погнался за неизвестной незнакомой фигуркой из магазинчика. Это был примитивный первобытный инстинкт, поймать, завалить. Даже тогда я еще не понял ничего.

Последовала нечестная борьба на льду и…я чувствую ее запах. Самый прекрасный, завораживающий и возбуждающий на свете. Упал только лишь потому, что очумел от ее аромата.

Поймать не составило труда. Прижался к ней… разглядел… понял, загорелся… сошел с ума…

А теперь я железка ржавая, которую еще и уксусом поливают.

Иногда…нет очень часто… да что там, почти всегда, хочется схватить мою конфетку Кендис в охапку и утащить к себе, сделать своей, отшлепать, наказать за все обидные слова что мне говорила. За боль которую причиняла каждым из них, за каждое прикосновение к ее коже позволенное ею другому.

Взять то, что отдано мне самой природой, что итак принадлежит мне и только мне! Взять и не отпускать, запереть в спальне и чтобы всегда была рядом. Любила и отдавала всю себя, также как и я бы отдавал всего себя. Как бывает только между истинной парой.

Останавливал порывы, уговаривал, занимался самовнушением. Слово в слово повторял себе слова сказанные ее матерью. Такие разрушительные по смыслу слова.

Что мне делать? Кто скажет, что мне делать, а?

Провалился в вязкий глубокий сон чертовски уставшего вера.

В какой-то момент почувствовал волны жара проходящие по уже напрягшемуся телу.

Во сне ко мне подошла Ди и стала меня ласкать, спину, руки. Когда перевернулся, то грудь, очень чувствительные соски, плечи, лицо, шею… медленно, так приятно…

О да, девочка моя, продолжай.

Пожалуйста Ди. Застонал и потянулся к ней, — Ты так нужна мне… — она нежно улыбалась, ее тонкие пальчики прикасались ко мне, а меня от ее касаний трясло крупной дрожью. Ну давай же, девочка, ты же смелая, коснись меня там. Она коснулась, погладила, сильнее, резче… Ди, пожалуйста…Ди…

Грохот не дал мне насладится прекрасным сном. Вскочил ничего не соображая из-за возбуждения и увидел как перепуганная Ди выбежала на улицу в ночнушке.

Мозг отключился, совсем. Перекинулся и помчался за своей парой, разума не осталось, только дикий необузданный инстинкт.

Она возненавидит свою пару, если встретит. Она будет бояться и убегать, отрицать очевидное. Ди уверена, что связь между истинной парой, проклятие. И в этом виновата я. Больше всего моя дочь боится повторить мою судьбу.

Бурый волк догонял петляющую между деревьями словно заяц, белую волчицу. Лишь луна и звезды, да вековой лес были свидетелями этой гонки. Волчица бежала очень быстро, борясь и не сдаваясь до последнего. Даже когда коричневого окраса огромный зверь сбил ее с ног, она продолжала вырываться и огрызаться.

Волк придавил ее своим крупным жарким телом и замер. Бока у обоих ходили ходуном. Рычание, хриплое дыхание и жар, связывающий два напряженных тела.

Длинный мокрый язык прошелся по узкой серебристой морде волчицы, ее серые глаза со страхом наблюдали за волком.

Трей потерялся в инстинктах, адреналин бурлил в крови, запах его пары сводил с ума. Он уже не помнил, почему должен был быть осторожным и терпеливым. Ведь все именно так, как и должно быть. Зверь в нем требовал взять свою пару и поставить на ней метку принадлежности ему. Сейчас же, ну!

Он стал тереться о хрупкое тело под собой, облизывать ее нос, покусывать уши. Продолжая крепко удерживать и прижимать, все еще напряженное как струна тело волчицы. Он знал, что скоро и над ней возьмут власть инстинкты и уговаривал свою дикую сущность подождать еще немного.

Когда волчица, наконец, откликнулась на его действия, он был уже на пределе. Аромат ее возбуждения коснувшись обоняния волка, уничтожил последние остатки сдержанности.

Их соитие было звериным, диким и первобытным. Ди не почувствовала даже боли, только жар большого сильного тела и собственный огонь, в котором она сгорала.

В лесу под необычайно высоким сверкающим небом двое сливались воедино. Так же естественно как светят звезды или переливается и серебрится северное сияние. Также прекрасно. Также правильно.

— Ты получил мое тело, моей волчице даже понравилось. — Голос не выдает внутренней дрожи страха и боли.

— Славно покувыркались в лесу, но хватит. Большего ты не получишь.

— Получу.

— Ха, и откуда такая уверенность?

Выматывающие дни. Пытаюсь избавится от Трея, от его постоянного присутствия рядом, как будто нечаянных касаний, преследующего горячего взгляда. От собственного желания. От начинающегося безумия.

Когда уже перестала ждать ответной реакции, услышала упрямый тихий ответ.

— Я знаю. Мы будем вместе во всех смыслах. Мы уже вместе, Ди. Ты моя, а я твой.

Железобетонный. Не сдвинешь.

Мы сидели в раз опустевшем доме. Мама и даже Кот, после нашего фееричного возвращения ранним утром, убрались в неизвестном направлении. Мама только погладила по голове и прошептала:

— Все будет хорошо, доченька.

Кот одарил презрительным взглядом, проходя мимо.

Я решила в наглую врать и все отрицать. Моя задача отвратить от себя этого вера, разозлить и обидеть. Что бы он видеть меня не хотел.

На обдумывание более конкретного плана он мне времени не дал. Все время рядом, не отходит, домой меня в обличии волчицы на руках занес. Поставил метку!

А что вообще в лесу творилось… моя волчица приняла его как свою пару и занималась с ним люб… сексом. Таким диким необузданным сексом, что я помню каждое мгновение этого действа.

Подведем итог проигранным сражениям и потерям.

Он влез и портит мою жизнь, оккупировал дом, переманил на свою сторону маму и друзей, манипулирует моим телом и считай что подчинил себе волчицу во мне, животную половину меня.

Значит…у меня остались жалкие крохи. Всего лишь малая доля свободного от Трея пространства. Это пространство занимает страх.

Моя пара меня угробит. А заодно еще энное количество малолетних сосунков с которыми в последнее время все активнее общается. Я их порву на части в очередном приступе жуткой ревности и бешенства.

Не дает к себе прикасаться, отпрыгивает сразу. Избегает любого общения и контакта. Любого! Даже не смотрит на меня.

А я тихо терплю, не желая заставлять силой и пытаюсь пробиться в ее сознание.

— Моя девочка, услышь меня. Не бойся меня. Посмотри мне в глаза.

Она же…Черт! Что она вытворяет?! Она прижималась к этому почти уже мертвому сосунку и медленно двигалась в танце.

Если еще хоть на сантиметр ближе придвинешься… Но похоже этот Эд не глупый и жить хочет. Отстранился, покрутился около дивана, сел в кресло. Моя девочка двинулась за ним, наверное, хотела на колени сесть к нему.

Сделал несколько шагов в сторону окна. Убъю! Пацан схватил тарелку с едой и поставил на свои джинсовые колени.

Конечно, она делает все это специально! Маленькая глупая девочка. Думает, я не понимаю. Но от понимания не легче.

Следил за входной дверью дома ее "друга" Эда. Подглядывал в незашторенное окно.

Холодно, однако, так долго неподвижно сидеть, даже для оборотня. Мороз здесь очень сильный.

Постоянно смотрит, наблюдает. Как ни убегаю, никак не скрыться от пронзительных карих глаз. Я уже не могу, готова бросится на него и побить, расцарапать. Хочется завизжать!!

Потому что не уверена, что вместо царапанья не стану его целовать.

— Куда ты? — Как всегда подкрался и застал врасплох.

Молчу. Надоело уже отвечать, что это не его это дело. Как ему еще спрашивать не надоело?

Собрала портфель, все необходимые документы, копии… До поезда не так и много времени осталось, а до вокзала еще довольно долго на автобусе добираться.

Не взглянув на вера прошла к маме попрощаться. Он за мной, обжигает затылок горячим дыханием. Мурашки по всему телу.

— Мам, я поехала.

— Уже? Ну, давай, удачи, ты у меня умница. Не растеряйся там перед комиссией.

— Что за комиссия? — Трей выглядит спокойным, но рука как бы невзначай перегораживает мне входную дверь. Не выйти, не сбежать.

Стою, пыхчу. Освободить проход не пытаюсь, знаю бесполезно, он сильнее. К тому же мне к этому веру прикасаться опасно. Чревато разными нежелательными последствиями, даже себе не могу доверять.

— Ди тебе не говорила? — Как будто ты не знаешь, что не говорила! Я мысленно умоляла маму не рассказывать больше ничего, но видимо, она их не поняла или у нее свои мотивы, отличные от моих.

— Она собирается поступать и дальше учиться в университете на вулканолога.

— Мама!

— Вулканолог? Ты сейчас едешь подавать документы? — Уточняет еще, железка.

— Да! — Ну вот. Накрылась моя поездка, а я так надеялась три дня без этого надзирателя побыть, успокоится. Еще наверняка палки в колеса вставлять будет. Задержит на поезд, умыкнет папку с документами, подстроит, что бы меня не приняли. А я очень хочу дальше учится, к тому же эта профессия меня прямо так и зовет…Ооо, где взять силы бороться!?

— Я тебя отвезу.

Что?…

Весь путь прошел в молчании.

Мое было злое и отчаянное, как последнее оружие загнанного в угол зверя. Если честно, то я держалась из последних сил. Я чувствовала себя окруженной, совершенно беззащитной перед ним. Что я могла ему противопоставить? От того что бы признаться и доверится Трею, меня удерживал теперь только лишь старый привычный страх.

Слова мамы так и звучали в голове. Я ужаснулась. Никогда не смотрела на ситуацию с Треем так. И не поспоришь, мамы ведь всегда правы. Страшно, страшно, страшно…

Мама перед тем как я села во внедорожник Трея обняла меня крепко и тихо произнесла:

— Понимаешь доченька, есть пары, где один любит, а другой мучает. Я любила твоего отца, он меня мучил. И это не зависит от того истинная ли это пара или нет. Мне сейчас горько из-за того, как моя дочь ведет себя.

И снова, и снова ее слова режут и корежат изнутри.

Да, думаете мне легко и хочется так себя вести? Да я сама себя ненавижу. И боюсь, а страх заставляет совершать очень глупые поступки.

Ощущение, как будто я в огромном море на маленькой хлипкой лодке, одна. Известный мореплаватель писал, что в океане не акулы, не шторм и не голод убивают. А страх.

Трейс молчал терпеливо и упрямо. Я не обижаюсь, малышка. Все правильно, не могло все быть просто с тобой.

За что его пара так мучает его? За то, что кто-то другой делал с ее матерью.

Дочки- матери, бесконечная история. И ведь мать Кендис хотела для нее как лучше, делала все, что было в ее силах. В тоже время всем существом завися от своей истинной пары.

Кендис же сразу закрылась от него, стала глуха и слепа. Она не отзывается вообще на его ментальные призывы, она его не слышит.

Это не справедливо, Кендис ничего о нем не знает и не хочет знать, презирает, осуждает, ненавидит, не любит…Как от этого больно.

Ехали уже более трех часов и за это время, ни один из нас не произнес и слова. А впереди вся ночь, которую мне суждено провести за рулем, а не с Кендис за более приятными занятиями…

Так. Настрой, позитивный настрой. Ммда, хотя бы она не болтушка, моя Кендис, пусть мне это сейчас и не наруку.

Я рулил, а девочка перебралась на заднее сиденье спать.

Ближе к утру моя конфетка проснулась, наблюдал за ней в зеркало. От того, что видел волна жара поднималась по позвоночнику и учащалось дыхание. Огромным усилием воли и благодаря элементарному чувству безопасности, перевел взгляд обратно на дорогу.

Сонная Кендис потягивалась и разминала затекшие от неудобной позы мышцы. Казалось, что даже прилежно следя за вообще-то абсолютно пустой дорогой, я улавливаю и ощущаю каждое движение, каждый изгиб тела и взмах ресниц Кендис. Моя настройка уже давно зациклилась на ней. Моей девочке, конфетке…

Вскоре на маленькой автозаправке проводил Кендис к туалетам, а сам заправил полный бак бензина и пошел покупать нам завтрак.

На втором глотке черного кофе резко насторожился, непонятная тревога ни с того ни с сего… Что-то было не так. Почувствовал жуткий страх, но не свой, а Кендис.

В туалете воняло, сильно. Может из-за этого, а может потому, что была погружена в свои мысли и спешила поскорее умыться, я не услышала как подошел этот вер. Он прижался ко мне со спины, я сильно вздрогнула и, наши взгляды встретились в мутном заляпанном зеркале. Знакомый липкий взгляд, призрак из отчего дома.

Я дернулась что бы отстранится, убежать, но вер лишь сильнее зажал меня между собственным телом и раковиной. По лицу стекала холодная вода которой я умывалась, капала с подбородка на куртку. Пальцы вцепились в край раковины так, что костяшки побелели. Меня стало колотить, собственный пульс стучал в висках, а бывший приближенный моего отца растянул губы в подобии улыбки. Для меня не предвещавшей ничего хорошего.

— Детка Кеендис, какая встреча. Я и не ожидал тебя так быстро найти. — Не отводя сумасшедшего взгляда, он стал шептать мне на ухо задевая кожу губами.

— Твоего папочки нет. Да? А что он мне обещал? Помнишь? — Хриплый смешок, облизывание моего уха, а захват огромных рук на талии все усиливается.

— Тебя, детка. Те-бя. Он мне задолжал маленькую сладкую Кендис.

Наверное, я потеряла сознание. Просто в один момент отключилась, в глазах потемнело, я обмякла и грохнулась на кафельный пол. Почему-то ненавистные руки меня больше не касались.

В себя я пришла, считай что сразу и первое что почувствовала, это близкий, кажущийся таким родным запах Трея. На радостях попыталась встать, но голову пронзила сильная вспышка боли. Меня стали аккуратно поднимать, я открыла глаза и уперлась в серьезные встревоженные карие глаза. Не знаю, что ему сказал мой взгляд, но… я еще не отошла от пережитого ужаса.

— Малышка, это я. Трей. Ты в безопасности… — губы продолжали шевелиться, но слова я уже не разбирала. Просто смотрела на любимое лицо и по щекам снова текла вода, на этот раз соленая.

Бывают мгновения просветления, бывают. Это не выдумка, что вдруг, в один момент снисходит озарение и ты понимаешь все. Видишь себя со стороны и сверху. Может, для этого нужно было лишь удариться головой?

Трей не ОН и Трей не тот, кто хотел взять меня мгновение назад силой. Скосила глаза в угол, где лежал нескладной кучей вер из моего безумного прошлого. Его голова была неестественно вывернута, он был окончательно и бесповоротно мертв.

Посмотрела снова на Трея. У меня внутри было такое ощущение, как будто плотина рухнула, разлетелась в дребезги с оглушающим гулом стена, за которой я пряталась. Я осталась совершенно открытая, беспомощная и беззащитная.

Губы Трея больше не шевелились, а в глазах плескалась боль. Я не хотела что бы там была боль, не хотела что бы любимый мучился.

Мы молчали, не отрывая друг от друга взгляда, его губы были неподвижны, однако сквозь убывающий гул в голове я ясно стала слышать слова.

— Ди… любимая, не бойся меня. Я же люблю тебя больше жизни… — А за ними ощутила и чувства, не свои, а Трея. Всю безумную гамму чувств. Там были нежность, волнение, страх потерять, решимость не смотря ни на что быть со мной всегда. Любовь. Желание.

— Трей? — удалось выговорить сквозь шквал обуревавших меня эмоций.

Его теплые ладони еще ближе притянули мое лицо к себе, напряженный взгляд, вопрошающий, требующий ответа, дикая надежда пополам с неверием.

И все это время я слышу его голос, хотя вслух не было произнесено и слова.

— Слышишь меня? Любимая, единственная, ответь… скажи что услышала и поняла… Пожалуйста, Ди…

Вдох- выдох, я не могу выдавить из себя ни одного звука…

Еще мгновения, в которых существуем только мы вдвоем, глаза в глаза, мои руки поверх его на моем лице. Самые счастливые и чистые мгновения. Хоть и сидим мы на полу в грязном туалете, а рядом лежит труп со свернутой шеей.

Вдох- выдох…

— Ди… скажи что поняла, скажи что любишь!

И теперь вслух:

— Да.

В салоне автомобиля стало вскоре даже жарко, в то время как снаружи трещал крепкий утренний мороз. Градусов тридцать ниже нуля, не меньше. То ли печка хорошо поработала, то ли меня согрел жар, исходящий от большого и сильного тела Трея.

Я удобно устроилась у него на коленях на заднем сидении, куда он меня принес на руках из того задрипанного кафе и не выпускал из крепких объятий. Я же была только за, уткнувшись в распахнутый ворот его куртки и вдыхая самый родной и любимый запах.

— Ты не сказала мне малышка. — Напомнил Трей.

— Да… но я не могу говорить.

— А я не могу больше ждать, любимая… Скажи, Ди.

— Я твоя, а ты мой… — Трей еще сильнее прижался ко мне и горячие губы спустились по шее и задержались за маленьким ухом. Дрож его тела передалась и мне, а желание стянуть куртки, и с него и с себя, непреодолимым.

— Люблю тебя, Трей! — Теперь уже без какого либо страха.

На заднем сидении было не удобно, тесно, воздух в салоне был таким жарким… А его губы и руки требовательными и неприлично смелыми. Я только успевала хвататься за широкие плечи и урывками между поцелуями втягивать горячий воздух, наполненный ароматом нашего желания. Одежда разлетелась по салону, на спинки сидений, на пол, на руль, и вскоре я впервые ощутила гладкую кожу любимого своим обнаженным телом.

Гладкая кожа, перекатывающиеся под ней мускулы, напряжение и муражки там, где я трогаю. Какое восхитительное чувство… я изловчилась и не смотря на собственнические объятия, смогля скользнуть, потереться всем телом о него. Вверх и вниз и снова… хриплый стон и сильные руки останавливают меня, подтягивают выше, уверенно разводят мои ноги, пальцы ласкают бедра, живот…и ниже… как мучительно приятно…

— Трей!

Горячие влажные губы, наконец, оставив мой рот, спускаются вниз… к груди, ласкают напряженные горошины сосков.

— Не двигайся, Кендис, прошу, а то я не выдержу… — Обжигающие поцелуи и слова, как-будто растираемые по моей слегка влажной коже, хрипловатый шепот на грани слышимости.

— Хочу тебя…конфетка… — Но и я хотела Трея не меньше. Да, ты главный, но все равно не буду ждать, любимый.

— Хочу тебя сейчас. Треей… — Это я так мяукаю? Боже, я же…ррр…волчица….ммм.

— А я…хочу облизать тебя всю…моя. — Слова не расходились с делом и я плавилась под его прикосновениями, стонала, задыхалась от необыкновенно острых ощущений, наверное даже кричала… не могла контролировать ни себя, ни его, ни вообще связно думать. Никак думать не получалось. Только чувствовать его руки… губы…язык…его движения во мне.

Так хорошо чувствовать себя маленькой и беззащитной рядом с ним. С Треем я могу позволить себе быть слабой, невнимательной… даже без слов и обещаний с его стороны знаю, что всегда поможет, спасет…будет со мной, что бы я ни сотворила и как бы глупо не вела себя.

После долгой дороги он привел меня растерянную и дезориентированную в главное здание университета, держал крепко за руку, поддерживал и одним своим присутствием придавал уверенности в собственных силах.

Когда мы шли обратно длинными университетскими коридорами, я не выдержала и спросила:

— Что ты думаешь о моей учебе здесь? Глупо?

— Я вижу, как ты хочешь учиться, что это для тебя важно…А значит и для меня. И тебе здесь нравится, ведь так? — Он усмехнулся только в ответ на удивленное выражение моего лица. Я то думала он будет против дальнейшего пребывания и учебы на Аляске.

— К тому же мне нравится, что у меня такая умная и целеустремленная жена. — Он остановился и не обращая внимания на любопытные взгляды обхватил мое лицо ладонями, наклонился и поцеловал. Долго… так, что я уже потеряла нить разговора и забыла, где мы находимся и зачем.

— Дом к тому же строится здесь…для тебя. А там посмотрим…

Я не поняла. Не сразу. А когда до меня наконец дошло, повисла на шее Трея с радостным визгом!

Трейс совсем совсем другой. Как я могла отождествлять сумасшедшего, полного беспочвенной злобы вера, со своим Треем? Понятно, что это сидело у меня в подкорке, что страх всей жизни вылился в абсурдный страх перед своей парой.

Трей, это Трей. Такой, какой есть и другим я его не хочу.

— Простишь меня? — спрашиваю тихо. Хотя он меня никогда не упрекал моим глупым поведением, я все равно виню себя за причиненную своей паре боль.

Прижимая меня к своему боку и щедро делясь своим теплом, Трей молчал всего лишь пару секунд. Для меня очень долгих секунд.

— Уже простил конфетка, но за тобой должок… — Усмехнувшись, так же шепотом наконец ответил, взял мое лицо в ладони и заглянул в глаза. В темной комнате свет давали долько полыхающие в камине дрова, красные и оранжевые тени плясали на смуглой коже любимого и в черных глазах.

— Родишь мне сына? — Прислонился своим лбом к моему. — А то у Морруа одни девчонки вон пошли… — На любимом лице расцветала хитрющая такая улыбка…

Как-то я не подумала об этой стороне дела, которым мы в последнее время с отчаянным энтузиазмом занимались… Я же могу забеременеть! Мамочки!

Видимо все мои мысли отразились в глазах. Трей еще довольнее улыбнулся и гладя одной рукой мои волосы, другой удобнее устроив меня на своих коленях, поглаживал мой живот.

— Хм…ты сама еще ребенок Ди, такой…ммм взрослый и сексуальный. — Смеется надо мной, а я переживаю, очень сильно между прочим.

— Нет, Ди. Пока нет, но все может быть и я надеюсь, что если бы ты ждала от меня ребенка…что ты бы подвинула свои остальные планы ради нас.

Я растерялась… он сомневается во мне? Думает я бы не обрадовалась забеременей я сейчас? Но… — Ты самое важное и главное в моей жизни, Трей. Пожалуйста не сомневайся, я люблю тебя и наших будущих малышей, всей душой. — Ради такого вселенского счастия в карих любимых глазах, я готова повторять слова признания снова и снова.

Трей полностью поддержал меня в этом:

— Скажи еще.

— Любимый…Трей, люблю тебя.

В ответ получила жаркий жадный поцелуй.

Для меня последние события запомнились на всю жизнь. Все мелочи, взгляды, слова и все поступки моей пары отпечатались в памяти намертво.

Мои ошибки, страхи… а на другой чаше весов Трей…моя пара, которую я могла потерять. Все для этого делала.

И теперь я больше всего на свете хочу быть достойной его, не разочаровать. Упаси меня Господь каким бы то ни было образом его обидеть. От одной этой мысли мне уже больно. И теперь моя очередь показать своей паре, насколько он для меня важен. На это у меня есть достаточно времени… вся жизнь.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg