«Александрин. Яд его сердца»

Александрин. Яд его сердца (fb2) - Александрин. Яд его сердца [СИ] (Избранница Стража Мглы - 1) 1019K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Валерия Михайловна Чернованова

Валерия Чернованова АЛЕКСАНДРИН. ЯД ЕГО СЕРДЦА

Пролог

Зал, объятый тьмою и тишиной, вдруг наполнился звуком приближающихся шагов. Полыхнули свечи в витых канделябрах, осветив мозаичные панно и стрелами взмывающие к каменным сводам пилястры. Блики пламени заплясали по изъеденным временем плитам пола. Словно пойманные в ловушку светлячки затрепетали в серебряной глади зеркал, составлявших скудную меблировку мрачного, пронизанного холодом подземелья. Они были повсюду, куда ни глянь, — в старинных резных рамах, некогда золочёных, но с годами утративших свой блеск.

Долгие столетия хранившиеся в этих стенах.

Тяжёлая поступь Стража эхом разлетелась по залу, всполошив таившиеся в зеркалах тени. Встрепенувшись, они заметались в своих зачарованных клетках, снова и снова, бессчётное множество раз, пытаясь разбить те вдребезги. Не способные понять, что им на веки вечные суждено оставаться лишь отражениями своих могущественных хозяев.

Вечными пленниками этого места.

Высокий темноволосый мужчина приблизился к одному из зеркал, коснулся его обрамления и не отнимал руки, пока по раме не заструились, мерцая, колдовские символы. Белёсое марево в зазеркалье начало густеть, постепенно приобретая очертания женской фигуры. А когда туман рассеялся, взору Стража явилась та, что уже давно жила в его мыслях, владела его сердцем.

— Никак соскучился по мне, милый? — Женщина потянулась, мягко, с кошачьей грацией и прильнула к зеркальной глади.

Провела ладонью по такой хрупкой на вид преграде и промурлыкала: — Мой любимый муж, маркиз де Шалон дю Ноайли, я тоже по вам скучала.

Страж молчал, неотрывно глядя на рыжеволосую красавицу. Сегодня она предстала перед ним в фривольном шёлковом платье. Обнажённые плечи, узкий корсаж, подчёркивающий тонкую талию и пышную грудь, в ложбинке которой поблёскивал кулон из турмалина. Такой же зелёный, как и её глаза.

Ещё совсем недавно красоту Серен воспевали все трубадуры Вальхейма. Ещё совсем недавно…

Она была жива.

— Не желаете меня освободить, сударь? — игриво повела плечиком кокетка. — Мне одной здесь так одиноко. Так тоскливо, — по-детски надула и без того пухлые губы. — Да и вам, судя по вашей постной физиономии, тоже живётся несладко. Я бы с удовольствием скрасила ваше унылое существование. Только освободи, — посмотрела на Стража с плохо скрываемым нетерпением.

Мужчина грустно усмехнулся.

Демоническая сущность его покойной жены. Прекрасная с виду и ужасающая внутри. Сколько раз Моран готов был поддаться искушению и уступить сладким уговорам. Тени в зеркалах умели искушать, могли с лёгкостью затуманить разум.

Именно потому Стражам запрещалось бывать в Альнее. А он, рискуя всем, уже не раз нарушал этот запрет. Лишь бы увидеть её снова.

Обмануть себя хотя бы на несколько коротких минут.

— Очень скоро ты послужишь своей госпоже, — тихо проронил он, любуясь женой.

Вернее, той, что была так на неё похожа.

— Ты ещё безумнее своего отражения, Страж! — расхохоталась первая красавица Вальхейма. — Безумнее всех нас!

Тени в зеркалах, будто с ней соглашаясь, взбудоражено зашептались. Захихикали и заскреблись, со злостью и отчаяньем проводя когтями по зеркальной поверхности своих темниц.

Шёлк платья постепенно истаивал, превращаясь в изумрудную дымку, не способную скрыть манящие изгибы столь желанного для него тела.

— Цена такого колдовства может быть очень высока. Да ты и сам это знаешь… — Мгновение, и от наряда не осталось и следа. Девушка соблазнительно выгнулась, заведя руки за спину, упиваясь своей властью над Стражем.

Словно зачарованный, Моран шагнул ближе, желая ощутить тепло её нежной кожи, пропустить через пальцы медовые локоны жены.

Сознание заполнял вкрадчивый, едва различимый шёпот:

— Тебе не нужен никто, кроме меня. Освободи меня, любимый…

— Моран!

Страж встрепенулся, услышав за спиной громкий оклик, и спешно отдёрнул руку от зеркала, тотчас подёрнувшегося рябью. Ангельское личико девушки исказилось гримасой злости и разочарования.

— Тебя не должно быть здесь, — заметив, что с другом что-то не так, нахмурился Касьен и ускорил шаг. — Ты только зря себя изводишь. Она — не Серен. Зачем нарушаешь правила? Рано или поздно её всё равно придётся отпустить.

— Сделал то, о чём я тебя просил? — проигнорировав увещевания друга, мрачно проговорил Моран.

Страж бросил на пленницу последний взгляд. Из искусительницы в одно мгновение та превратилась в мегеру и теперь с отчаяньем билась о магическую преграду, отделявшую её от мира живых. Мужчина приложил ладонь к символу, мерцавшему на раме, и исходящее яростью отражение заволокло туманом.

— Сделал, — буркнул шевалье де Лален, не преминув заметить: — Хоть я в сводницы не нанимался. И вообще, почему тебя интересуют только кузины Серен? Жениться на родственнице покойной жены — это прямо извращение какое-то, тебе не кажется?

— Имена, — потребовал Страж, не склонный сегодня к задушевным беседам.

Недовольно покосившись на друга, Касьен принялся перечислять потенциальных претенденток на титул маркизы де Шалон.

— …И последние: Лоиз и Соланж ле Фиенн. У обеих довольно заурядные способности. К тому же бедны, как церковные мыши. В общем, ничего особенного. Мадмуазель Анаис де ля Шор, как по мне, самая подходящая для тебя партия. Не красавица, как Серен, зато…

— Помнится, у барона ле Фиенн были ещё дочери, — перебил друга Моран, перебирая в памяти лица и имена ближайших родственниц супруги.

Провожаемые несмолкающим перешёптыванием теней, мужчины вышли из зала и по узкому, едва освещённому коридору направились к лестнице, что вела из подземелья.

— Старшая, Маржери, уже год как замужем. А средняя… — Касьен замолчал. Вздохнул печально и выразительно покачал головой.

— Что с ней не так? — усмехнулся де Шалон. — Хрома, слепа или, быть может, тоже толстуха, как мадмуазель Анаис, которую ты всё пытаешься мне сосватать? — вспомнил-таки Страж, кто такая эта де ля Шор и тут же мысленно вычеркнул её из списка невест.

— Хуже, — состроил скорбную мину шевалье. — Александрин ле Фиенн — пустышка. В ней не проявилось ни капли родовой магии.

Немалых усилий стоило маркизу сдержать вдруг нахлынувшие на него чувства: радость, заглушаемую неверием. Родственница Серен, да ещё и не владеющая магией. На такую удачу он даже не смел надеяться.

— Невозможно, — ошарашенно прошептал де Шалон.

— Почему невозможно? — удивился Касьен, не догадывавшийся о мыслях друга. — Александрин — досадное недоразумение. Редкость, конечно, среди дворян, но всё же… — Шевалье де Лален задумчиво теребил клинышек своей жиденькой бородки — жест, свидетельствовавший о том, что его милость находится в раздумьях, — и глубокомысленно заключил: — Бедный барон ле Фиенн. Такое пятно на их славном семействе…

Моран толкнул тяжёлую, окованную железом дверь и довольно зажмурился, ослеплённый ярким весенним солнцем.

— Чего это ты разулыбался? — окончательно сбитый с толку странным поведением друга, недоумённо пробормотал Касьен. Ещё минуту назад маркиз хмурился, был мрачен и молчалив — обычное его состояние, а теперь, казалось, готов был прямо здесь, перед святилищем, сплясать ригодон.

— Переменам, друг мой. Скорым переменам в жизни, — с мечтательным видом проговорил Моран.

— Заинтересовала какая из девушек? — облегчённо выдохнул шевалье, радуясь, что время скорби по маркизе скоро закончится, и де Шалон наконец выберется из своего траурного кокона. — Можно устроить бал и пригласить их всех? Познакомишься, присмотришься…

— В этом нет необходимости, — оборвал друга Страж. — Я уже всё решил. Моей избранницей станет… как ты сказал? Досадное недоразумение. — Заметив, что Касьен застопорился, огорошенный его словами, Моран обернулся и воскликнул весело: — Ты что здесь, корни решил пустить? Поехали скорей! Хочу уже сегодня обрадовать барона и его пустышку-дочь.

Часть I

Глава 1

— …Пленившись красотой земного юноши, пресветлая Витала снизошла с небес, дабы забрать возлюбленного с собой в райские чертоги. Но сердцем юноши уже владела другая, и он отверг любовь Единой. Разгневавшись, богиня низринула его в бездну. Так появился первый демон Мглы. Мира, которым и по сей день правит претёмный Морт — бог смерти и кошмаров. — С трудом подавив зевок, я перелистнула страницу одного из наинуднейших талмудов, когда-либо созданных летописцами былых времён.

«Сказания о пресветлой Витале, Создательнице неба и земли, Повелительнице стихий и жизни» — гласило тиснение на видавшем виды переплёте. Некогда золотое, а теперь почти неразличимое.

Данный опус, а также подобные ему не менее скучные книженции, денно и нощно штудировали в монастырях девицы из благородных семей. К счастью или нет, но ни я, ни Соланж с Лоиз в Сент-Луази не попали. Папа было просто нечем платить монахиням за наше с сёстрами содержание. Тех крох, что оставались после уплаты королевского налога и сеньориальной ренты, едва хватало на жизнь. А наследство дедушки, покойного барона ле Фиенн, ушло на обучение: сначала Флавьена в коллеже стихий, потом — после того как брата удалось пристроить в королевский флот — Маржери в монастыре.

Стремясь вложить в умы младших чад хотя бы толику знаний, родители решили, что было бы неплохо нам самим заняться своим образованием. Каждый вечер мы собирались в гостиной для чтения «мемуаров» Единой и прочих бесполезностей.

Разумеется, своим мнением о хранившихся в домашней библиотеке книгах я ни с кем не делилась, дабы не шокировать дерзким вольнодумием почтенное семейство. Мама во время наших занятий устраивалась в своём любимом плетёном кресле с не менее любимым рукоделием, папа усаживался поближе к очагу, не способному отогреть после затянувшейся зимы просторное, пронизанное сыростью, дышащей из всех щелей, помещение. Даже гобелены, закрывавшие стены, не спасали от холодов. За долгие годы ткань истончилась, узоры на ней поблекли. Ветхие тканые полотна являлись немым напоминанием о том, каким великим был некогда род ле Фиенн, и что от него осталось. Лишь клочок земли, отданной испольщикам, да старый особняк, полный призраков счастливого прошлого и изъеденной временем мебели.

Пока глава семейства коротал время у огня, сначала сосредоточенно набивая трубку табаком, потом испуская вонючие миазмы или задумчиво посасывая длинный черешневый чубук и при этом безнадёжно вздыхая, мы с близняшками читали друг другу вслух. Сегодня была моя очередь. С горем пополам преодолев первые три страницы о похождениях неугомонной богини, я уже отчаянно зевала. А Соланж так и вовсе клевала носом.

— Мама, почему Единая не успевала менять любовников, а мы, её дочери, всего один раз в жизни имеем право сходить замуж? — с таким скорбным видом произнесла Лоиз, что я не сдержала улыбки.

— Не переживай, ты и раза не сходишь! — хмыкнула Соланж, опередив уже готовую вознегодовать баронессу, и по-детски показала сестре язык.

После чего близняшки дружно повернули головы в мою сторону и надулись, точно бурундучки.

Я нервно хлопнула потрёпанным томиком. Разве моя вина, что в Вальхейме существует немало глупых традиций, уже давно изживших себя?! По одной из них, младшие дочери не имеют права выходить замуж до тех пор, пока дом не покинут старшие. В нашем случае, читай, никогда. Кому захочется родниться с пустышкой, вроде меня? Да ещё и из обедневшей, пусть и дворянской, семьи. А главное, двадцать четыре года — немного поздновато для начала семейной жизни. Я уже давно записала себя в старые девы и даже смирилась с тем, что навсегда останусь в родных пенатах. Значит, на то воля нашей не в меру ветреной и любвеобильной богини.

Но вот смириться с тем, что являюсь невольным препятствием на пути сестёр к счастью (после замужества Маржери они словно с ума посходили и только и думают о том, как бы поскорее выскочить замуж), не смогу никогда.

— Что за глупости, Лоиз, лезут тебе в голову! — запоздало возмутилась её милость и, беря пример с близняшек, обиженно буравящих меня взглядами, тоже покосилась в мою сторону. Неодобрительно покачала головой.

Порой мне кажется, случись со мной какое несчастье, и сёстры вздохнут с облегчением. Для них я досадная преграда, которую никак не получается преодолеть.

С каждым годом шансы пристроить меня в хорошие (или не очень) руки уменьшались. Уверена, мама с радостью сбагрила бы меня первому встречному. Главное, чтобы у того имелся хоть какой-нибудь, даже самый завалящий титул, и я не опозорила славное семейство ле Фиенн ещё больше.

Если такое вообще возможно…

И маменька, и сёстры как-то быстро позабыли, зачем мы здесь собрались, и всё свелось к злободневной теме: я — негодный товар на рынке невест.

— Если бы ты, Ксандра, не была такой ледышкой, сумела бы приворожить того милого шевалье из Тарта.

Под «милым шевалье» подразумевался плешивый месье Бошан «слегка» за пятьдесят — дальний родственник маман, всю прошлую осень гостивший у нас в Луази. Сколько же мне пришлось испытать на себе похотливых взглядов и выслушать сомнительных комплиментов в свой адрес! А однажды чуть не спустила этого молодящегося павлина с лестницы, когда он попытался обслюнявить мне щеку поцелуем.

Не спустила лишь потому, что в тот момент из кабинета показался папа и взял на себя все хлопоты по выставлению наглеца из дома.

— Желаю тебе, дорогая Лоиз, встретить такого же милого шевалье, — не сдержавшись, огрызнулась я.

— Какая же ты всё-таки эгоистка, Ксандра! — взвизгнула Соланж.

— Ещё какая! — воинственно поддержала сестру Лоиз и негодующе тряхнула рыжими кудряшками, обрамлявшими её узкое, сейчас искривлённое в гримасе обиды личико. — Маржери на твоём месте не стала бы воротить нос, а радовалась бы вниманию месье Бошана. А ты думаешь только о себе! Ну точно эгоистка! — захлёбывалась возмущениями младшенькая.

В воздухе ощутимо запахло бурей. Оставаясь верным самому себе, его милость спешно поднялся. Пробормотав что-то невразумительное о срочных делах, о которых он запамятовал и о которых вдруг так удачно вспомнил, поспешил ретироваться. Однако не успел сделать и нескольких шагов, как с улицы послышалась дробь лошадиных копыт, стучащих по насыпной дорожке, ведущей к особняку.

— Кто бы это мог быть? — вскинулась Лоиз.

— Так поздно, — подхватила Соланж, и обе рванули к окну, опередив баронессу лишь на долю секунды.

Переглянувшись, мы с отцом отправились встречать нежданного гостя. Выйдя на крыльцо, я поплотнее закуталась в шаль, почувствовав, как мурашки побежали по коже. То ли от холода, то ли от вдруг охватившего волнения: всадник, стремительно приближавшийся к нам на вороном скакуне, вёз с собой перемены.

— Надеюсь, хорошие, — чуть слышно прошептала я, глядя на вырисовывающуюся в сумерках фигуру в тёмном плаще, который развевал холодный весенний ветер.

Спешившись, мужчина коротко поприветствовал нас и изобразил быстрый поклон. После чего извлёк из кожаной сумы, притороченной к седлу, листок писчей бумаги и протянул его барону. Заметила, как папа напрягся, принимая от гонца послание, скреплённое печатью и украшенное по углам вычурными вензелями. В сумерках инициалы было не рассмотреть.

Пальцы барона предательски дрогнули, и он поспешил прижать листок к груди. Вежливо поблагодарил посланника, а тот, снова поклонившись, запрыгнул в седло и был таков.

— Если это от сборщика налогов… — голос отца дрожал не меньше, чем его рука пару мгновений назад.

— Тогда бы месье Флабер приехал сам лично, — мягко коснулась родительского плеча и ободряюще улыбнулась. — Пойдём. Пока кое-кто не умер от любопытства.

Его милость чуть слышно хмыкнул, заметив прилипшие к окну любознательные мордашки близняшек и изнывающую от нетерпения баронессу. Степенно прошёл в дом, всё так же не спеша пересёк гостиную, явно испытывая на прочность нервы супруги. Опустившись в глубокое кресло с истёртой до дыр обивкой — кажется, некогда это был глазет — папа надломил печать и, поднеся листок к неровному пламени, пышущему из недр очага, принялся читать. Как назло, про себя.

Близняшки сгрудились у него за спиной, мама согнулась в три погибели, не желая ждать, когда супруг закончит чтение и передаст письмо ей. Я отошла в сторону, так как свободного места возле кресла уже не осталось.

Нарочные к нам приезжали нечасто и зачастую с плохими известиями, потому родителям так не терпелось выяснить, что же стряслось на сей раз. Ну а младшенькие просто изнывали от скуки и пытались как могли разнообразить приевшийся им досуг.

Когда баронесса тоненько вскрикнула и пошатнулась, словно собиралась уйти в отключку, я зажмурилась, готовясь к худшему. Главное, чтобы с Флавьеном ничего не стряслось! И с Маржери и её месячным младенцем никакое несчастье не приключилось.

Последовавшее за сим восклицание маменьки огорошило меня и на какое-то мгновение ввело в замешательство.

— Пресветлая Витала! Чудо чудесное! Александрин, девочка моя любимая! — А в следующий миг меня уже целовали и тискали в объятиях, чего, в принципе, никогда не случалось. Нет, конечно же, случалось, в далёком-предалёком детстве. Ещё до обряда инициации, возвестившего всем, что во мне не проявилось ни капли силы.

— Папа? — Высвободившись из крепких материнских объятий, я растерянно посмотрела на отца, потом на близняшек. Глаза у обеих сияли, щёки раскраснелись и, пока они пялились на меня так, будто видели впервые в жизни, на губах у обеих играла глуповато-счастливая улыбка.

Отец же хмурился и то и дело бросал на послание, что до сих пор сжимал в руках, мрачный взгляд.

— Что случилось?

— Счастье-то какое! — взволнованно повторяла баронесса, меряя гостиную шагами. — Мессир де Шалон просит твоей руки, дорогая. Какое счастье…

— Что?! — я чуть не подавилась собственным восклицанием и, позабыв о манерах, выхватила у отца мессировские каракули.

Впрочем, никакие это были не каракули, а красивые с вычурными завитушками буквы, складывавшиеся в слова, а те в свою очередь — в абсурдные фразы.

Его светлость просил… Хотя какое там просил! Ставил перед фактом, что отныне я — его невеста и должна через неделю явиться в Валь-де-Манн, родовое имение Стража.

— Ох, Ксандра, только не говори, что ты и ему откажешь! — заполошились сёстры, заметив, что я не визжу от счастья и не подскакиваю, словно гуттаперчевый мячик, до потолка.

— Конечно же, не откажет! Что за вздор?! — устав наматывать круги по комнате, маман плюхнулась в кресло-качалку.

— Но почему я? — в горле пересохло от волнения и… кажется, страха. Признаюсь, от мыслей о всех этих Стражах, потомках древних морров, некогда черпавших силу из мира Мглы, меня брала оторопь.

Не даром же демоническое начало каждого Стража заключают в зачарованном зеркале. Да, после такого обряда они слабеют, зато и риск меньше, что сила, унаследованная от предков — тёмных чародеев, со временем сведёт их с ума.

— Помню, помню, как он на тебя заглядывался на том балу в Тюли, — причмокнула довольно баронесса и мечтательно зажмурилась, явно представляя, как в самом ближайшем будущем передаст меня из рук в руки его светлости и с чистой совестью вычеркнет проблемное чадо из своей жизни.

Младшенькие кивали в такт её словам, словно два тианьских болванчика.

Я нахмурилась, перебирая в памяти те немногочисленные выходы в свет, которые совершала наша дружная семейка. Бал в Тюли — родовом гнезде моей троюродной кузины Серен ле Круа де Шалон стал одним из самых ярких моих воспоминаний. Такой роскоши я не видала никогда, ни до, ни после того сказочного вечера. Помню, чувствовала себя серой мышкой по сравнению с разряженными в пух и прах гостьями. Бархат, парча, алмазы — от окружавшего великолепия рябило в глазах. Но больше всего мне запомнилась встреча с хозяевами бала — маркизом и маркизой де Шалон.

От красоты Серен хотелось зажмуриться. Она ослепляла, завораживала всех без исключения. Недаром её прозвали Огненным цветком Вальхейма. Её длинные густые волосы в бликах свечей действительно напоминали пламя, дикое, непокорное, как и их обладательница. Огонь горел и в её колдовских зелёных очах. Супруг кузины был ей под стать. Статный красавец-Страж. Жгучий брюнет с пронзительными чёрными глазами. И если во взгляде жены маркиза можно было запросто утонуть, раствориться, то от его разило холодом и высокомерием.

Когда кузина трагически погибла, по ней скорбело всё королевство. И вот по какой-то необъяснимой причине мне предстояло занять её место, выйти замуж за этого напыщенного вдовца.

Мама утверждает, что чародей заприметил меня ещё на празднике. Глупость, конечно. Помню, как мессир мазнул по мне и сёстрам мимолётным, ничего не выражающим взглядом, проходя мимо под ручку со своей распрекрасной женой. Которую, говорят, любил до умопомрачения.

И становиться заменой которой мне совершенно не хотелось.

Зачем? Чтобы всю оставшуюся жизнь терпеть насмешки его приближённых и постоянно проигрывать ей в нелепом сравнении? Кто я и кто Серен! Могущественная чародейка и никому ненужная пустышка.

Хотя нет, теперь уже нужная. Вот только непонятно зачем.

Похоже, отца посетили те же мысли. Широкий лоб его избороздили глубокие складки — признак того, что его милость мрачен и задумчив, и ничего хорошего не ждёт от этого подарка судьбы.

Зато баронесса аж светилась от счастья и сёстры с ней за компанию.

— Мама, а можно мы тоже поедем в Валь-де-Манн? — неожиданно спросила Соланж. Опустившись на колени возле кресла-качалки, взяла родительницу за руку и, умилительно хлопая ресницами, заканючила: — Ну, пожалуйста… Вдруг мессир де Шалон окажется столь любезен, что позаботится и о нашей судье. У него ведь такие связи!

— Ах, я тоже хочу замуж за Стража! — восторженно захлопала в ладоши Лоиз, придя в самый настоящий экстаз от идеи сестры.

А у меня от их бесконечной трескотни заломило в висках.

— Какая же ты у меня умненькая-разумненькая, — потрепала по щеке младшую дочь баронесса. — Решено! Поедем все вместе. Что скажете, ваша милость? — и так зыркнула на отца, что у того язык не повернулся ответить «нет».

Впрочем, как и всегда.

В который раз пробежавшись взглядом по коротенькому посланию, до боли закусила губу. В то, что мессир вдруг воспылал чувством к совершенно незнакомой девушке, я не верила. Род ле Фиенн не был настолько знатен, чтобы родниться с маркизами, приближёнными короля. Уже молчу о бедственном положении нашей семьи и своей ущербности.

А значит, нужно не торопиться давать согласие, как-то потянуть время и выяснить, зачем я понадобилась чародею.

Надеюсь только, что в процессе выяснения сёстры не разделаются со мной по-тихому.

Глава 2

Пять дней в тесной, скрипучей карете, вместе с родителями и вечно ссорящимися сёстрами — то ещё испытание. Даже созерцание зеленеющих рощ и нескончаемых виноградников, залитых ярким, но по-прежнему скупо греющим солнцем, не способно было отвлечь меня от этих ни на секунду не смолкающих трещоток.

С виду и не скажешь, что в прошлом месяце им исполнилось восемнадцать. Ведут себя, как дети малые, грызутся по малейшему поводу.

Несмотря на то, что у сестёр одна внешность на двоих, характеры совершенно разные. Лоиз — копия маменьки, такая же вспыльчивая и, чего уж греха таить, вздорная. Их обеих хлебом не корми, дай кого-нибудь покритиковать или с кем-нибудь полаяться.

Соланж, в отличие от сестры, более уравновешенная. И этим она обязана отцу, магу земли. Земные колдуны в большинстве своём спокойные, даже в некоторой степени апатичные, предпочитают избегать конфликтов. Вот и Соланж чаще всего идёт на поводу у командирши-сестры, но иногда в ней просыпается материнская кровь, и тогда спасайся, кто может.

Я в их сварах, понятное дело, участия не принимаю, но куда деться, когда эти малолетние склочницы сидят напротив? Разве что сигануть в придорожные кусты из несущегося на всех парах экипажа, со свистом разрезающего утренний, пьянящий воздух. Или перебраться к форейтору. Вот только, боюсь, его светлость будет несказанно удивлён, увидав свою невесту в роли кучера.

По словам отца, до усадьбы Валь-де-Манн оставалось меньше двух лье, а это значило, что уже совсем скоро я предстану пред ясные очи своего суженого.

Наверное, сёстры потому и нервничали и пытались за перебранкой скрыть волнение, ведь наше путешествие (хвала Единой!) наконец подходило к концу. Я тоже не находила себе места. От беспокойства и «предвкушения» встречи с будущим мужем.

Как он нас примет? Не разгневается ли, что явились всем скопом? Соблаговолит ли объяснить, почему именно я удостоилась чести стать его избранницей?

С одной стороны, я была рада получить предложение руки и сердца и наконец перестать быть обузой для семьи. Тем более, что предложение это (вернее, плохо завуалированный приказ) поступило от молодого красавца-Стража. Сколько мессиру стукнуло? Тридцать три? Не такая уж большая между нами разница. Не то что с месье Бошаном, от одной лишь мысли о котором начинало воротить.

С другой… Не покидало ощущение тревоги, змеёй вползшей в сердце в ту самую минуту, когда прочла письмо. Сколько ни пыталась понять, чем руководствовался его светлость, выбирая меня в спутницы жизни, так и не смогла.

Может, погадал на кофейной гуще?

Вот пусть сегодня же меня и просветит. Утолит девичье любопытство, а заодно развеет сомнения. Потому как на сердце кошки скребли.

Чем быстрей приближалась судьбоносная встреча, тем сильнее я волновалась. Даже тихие переругивания близняшек больше не донимали. В нервном напряжении я искусала себе все губы. Не переставая, мяла ленты плаща, глядя на проплывавшие за окном идиллические пейзажи, и каждой клеточкой своего тела ощущала пристальный взгляд матери.

Небось, тоже задаётся вопросом, на кой демон я сдалась Стражу.

Отец дремал, умостив руки на объёмистом животе и громко храпя, отчего его пышные усы забавно шевелились. Проспал и каштановые рощи, мимо которых мы проезжали, и поля с зелёными шапками ещё не зацветшей лаванды. Наверное, летом здесь потрясающе красиво. Не то что в нашем вечно сумрачном, дождливом Луази.

Его милость проснулся, громко всхрапнув, только когда карета остановилась. Близняшки тут же захлопнули рты, маман резко выпрямилась, точно спицу проглотила, и вытянула шею, желая разглядеть и оценить будущие владения своей теперь уже обожаемой доченьки.

За изящными коваными воротами начиналась усадьба моего вроде как жениха. Широкая аллея уводила к белокаменному дворцу, прекрасному, точно из сказки, что в детстве читала нам наша кормилица Клодетт. Фасад, будто сотканный из облаков, таким он казался воздушным, с обеих сторон обрамляли ажурные башенки с тёмными вкраплениями бойниц, носивших скорее декоративный характер, нежели предназначенных для защиты этой волшебной крепости. Острые шпили, золотом отливавшие в лучах солнца, пронзали лазурное небо. Пышная лепнина окаймляла окна и маленькие навесные балкончики, а лестницы, напоминавшие две половинки идеального круга, разделённого пополам, убегали к парадному входу.

Возле которого толпилась прислуга (не удивлюсь, если здесь к каждой комнате приставлено по служанке), а перед челядью, словно главнокомандующий армией, вышагивал нарядно одетый молодой человек.

Заметив, что я прибыла со своей собственной «свитой», месье удивлённо дёрнул бровями, но тут же взял себя в руки и изобразил жизнерадостную улыбку. В два шага преодолев разделявшее нас расстояние, стянул с русой, собранной в хвост шевелюры широкополую шляпу, галантно раскланялся, мазнув по земле синим пёрышком своего вычурного головного убора, и назвался:

— Шевалье Касьен де Лален, к вашим услугам, сударыни. Ваша милость, — отдельно поклонился моему отцу и коснулся губами заблаговременно протянутой для поцелуя руки маменьки. После чего обратился ко мне: — Мадмуазель ле Фиенн, счастлив познакомиться с вами. Надеюсь, путешествие не сильно вас утомило? — Не дожидаясь ответа, наверное, вопрос был риторическим, затараторил дальше: — Всё уже готово к празднованию вашей помолвки. Гости начнут съезжаться ближе к вечеру, поэтому у вас и… — покосился на моих, пребывавших в благоговейном экстазе родственниц (нечасто им доводилось лицезреть молодого, да ещё и симпатичного, дворянина), — …и у ваших родных будет достаточно времени, чтобы отдохнуть перед балом.

«Всё это, конечно, замечательно, но где же мой демонов (в смысле, с демоническим началом) жених?» — мысленно проворчала я, а вслух, тоже расплывшись в лучезарной улыбке, произнесла:

— Благодарю вас, месье де Лален. А скажите, разве его светлость не выйдет нас поприветствовать?

Месье перестал скалить зубы в гримасе фальшивой радости и проговорил с таким скорбным видом, словно у него намедни скончался кто-то из родни:

— По приказу его величества маркиз был вынужден срочно отбыть в столицу. Просил передать свои сожаления по этому поводу и обещал вернуться завтра ближе к вечеру. Самое позднее — через два дня.

— То есть уже после нашей помолвки? — зачем-то уточнила я, краем глаза отмечая, что отец посерел, а маменька, до сих пор сиявшая, как второсортный алмаз, заметно скисла.

Шевалье развёл руками, мол, хоть он и маг — судя по светло-голубому цвету глаз, водной стихии — но предъявить мне сию же минуту суженого не в его власти.

— Сейчас же прикажу, чтобы подготовили комнаты для ваших очаровательных дочерей, — расшаркался перед бароном де Лален, умудрившись при этом наградить комплиментом близняшек, наверняка уже не помнящих себя от счастья, и предложил лично показать нам дворец, а позже, если пожелаем, и парк с прудом.

Ступенька, другая — я шла, не чувствуя под собой ног, представляя, как уже этим вечером буду принимать поздравления от чужих, незнакомых людей, в совершенно чужом мне доме.

Одна, без инициатора сего безумства, в чьей поддержке я сейчас так нуждалась.

— Хороша-а-а, — похвалила выбор маркиза ведьма. Довольно причмокнула тонкими бескровными губами и покосилась на отражавшуюся в зеркальной глади красавицу, после чего вновь перевела взгляд на Стража. — Уверен, что хочешь этого? Такое колдовство не проходит бесследно. Будут последствия. Ты ещё можешь отступить.

— Нет, — прозвучал тихий, но твёрдый ответ.

Мужчина стоял, заложив руки за спину, и неотрывно смотрел на отражение той, которой вскоре должен был владеть безраздельно. Подёрнутое дымкой, словно тончайшей вуалью, зеркало тем не менее было не способно скрыть наготу его избранницы. Вот она вышла из бассейна, выложенного мозаикой кораллового цвета, мягко потянулась, сплетя за головой пальцы, тряхнула длинными, цвета безлунной ночи волосами, так контрастировавшими с её матовой, точно фарфоровой, кожей.

Пусть богиня и не наделила Александрин магией, зато красоты отсыпала щедро.

Как и Серен.

Придётся привыкать к новому лицу. Новому телу…

Такому ладному, соблазнительному… но совершенно ему чужому.

Девица ле Фиенн была выше его покойной жены. Пышногрудая, с тонкой талией. Длинными прямыми волосами, целомудренно прикрывавшими упругие ягодицы, но не способными скрыть остальные прелести её молодого, ещё не знавшего мужской ласки тела.

— Думаешь, выдержит?

Не догадываясь, что за ней подсматривают, девушка не спешила облачаться в домашнее платье. Прохаживалась по просторной комнате, в центре которой поблёскивал лазурью бассейн, а по углам в высоких канделябрах пламенели свечи. В их приглушённом мерцании капли воды, соблазнительно стекавшие по молочной коже его избранницы, казались расплавленным золотом. Манили, притягивали взгляд.

Александрин с любопытством рассматривала многочисленные разноцветные вазочки и хрустальные сосуды, наполненные солями и ароматными маслами. А Моран тем временем с таким же интересом, с каким его невеста изучала свои новые покои, изучал её.

— Должна выдержать, — беспечно отозвалась старуха. — Она молода, здорова. Почему нет? В крайнем случае, женишься в третий раз, — противно захихикала ведьма, довольная собственной шуткой.

Но на лице у Стража не отразилось и тени улыбки.

— Принёс то, о чём я тебя просила? — деловито осведомилась колдунья, тщетно пытаясь вырвать гостя из мира грёз.

Моран нехотя отвёл взгляд от зачарованной глади зеркала. И то лишь потому, что девица ле Фиенн вдруг вспомнила, что прогуливается по купальне нагишом, и поспешила накинуть на плечи лёгкое струящееся одеяние — один из многочисленных подарков жениха к их грядущей свадьбе.

Теперь рассматривать Александрин было уже неинтересно.

Только сейчас де Шалон вдруг осознал, насколько соскучился по женскому телу. Чувственным поцелуям. Мгновениям страсти. Редкие встречи с Опаль были не в счёт. Близость с ней не доставляла радости, не приносила эмоциональной разрядки, не притупляла боль.

Сделав себе пометку в памяти — по приезду в Валь-де-Манн переговорить с любовницей и выставить её из своей жизни раз и навсегда, — маркиз положил на колченогий стол завёрнутый в батистовый платок локон жены. Рядом лёг кулон из турмалина, оправленный изящной золотой каймой.

— Это всё?

— Пока да. — Ведьма развернула платок, поднесла локон к оплавленному огарку свечи, и потускневшая прядь, словно напитавшись пламенем, засверкала.

Время и запретные чары не пощадили старуху Берзэ. Высохшая, словно мумия, сгорбленная, с лицом, изборождённым глубокими морщинами, и уродливыми крючковатыми пальцами, она напоминала злую ведьму из детских сказок. Впрочем, таковой она и являлась — тёмной чародейкой, не гнушавшейся любой магии и бравшейся даже за самое грязное дело.

Прознай прислужники Единой, где обитает Берзэ, с радостью сожгли бы её лачугу вместе с богоотступницей. Или чего похуже выдумали бы. На счастье старой колдуньи, у неё имелось немало могущественных покровителей. Поговаривали, что даже сама королева, долгие годы тщетно пытавшаяся зачать, не брезговала обращаться к Берзэ за помощью. Тайные свидания с ведьмой приносили свои плоды: её величество уже третий раз была на сносях.

Правда, королевский первенец бесследно исчез сразу же после своего рождения, и монарх даже не пытался его отыскать.

Бросив в глубокую глиняную посудину локон, кулон маркизы и нечто, очень смахивавшее на высушенные лягушачьи лапки, Берзэ окропила подношения Стража кровью (Моран предпочёл не интересоваться, чьей именно), зачем-то от души плюнула в миску и, поднеся её к бесцветным губам, принялась шептать слова заклятия.

Мгновения складывались в минуты напряжённого ожидания. Вот над сосудом всколыхнулся дым, чтобы уже в следующую секунду бесследно рассеяться.

— Теперь наберись терпения и жди, — протянула Стражу кулон ведьма. Камень померк, из ярко-изумрудно превратившись в тёмно-багровый, напитанный чарами и жертвенной кровью. — Девчонка должна созреть для ритуала. И вы с ней должны быть едины. Сейчас, погоди. — Старуха прошаркала в дальний угол комнаты, утопавший во тьме, которую было не в силах рассеять пламя одинокой свечи, и принялась греметь какими-то склянками.

— Что значит едины? — нахмурился де Шалон.

— То и значит, — донёсся до него глухой, дребезжащий голос. — Хорошо бы ей в тебя влюбиться. Да и ты не вздумай отбрыкиваться от её ласк. Чем крепче будет ваша связь, тем проще будет осуществить задуманное, Страж. Пусть носит кулон, не снимая. А это, — вернулась к гостю чародейка и сунула ему в руку небольшой пузырёк, наполненный чернильного цвета жидкостью, — чтобы не тратили время на притирания. Велишь служанке добавлять ей по капле в еду. И тогда она сама будет искать твоего внимания. Ни о чём, кроме близости с тобой, не сможет думать.

Моран безропотно принял совет и зелье, хоть и считал, что в приворотном пойле нет нужды. Девчонка наверняка и так без ума от счастья и с радостью упадёт в его объятиях в первую брачную ночь.

А он… Что ж, бегать от будущей жёнушки точно не станет. Пойдёт на всё, даже на близость с пустышкой.

Лишь бы получить то, о чём так долго мечтал.

Глава 3

— Это моё ожерелье!

— Нет, мама разрешила надеть его мне! Отдай! Сейчас же отдай!!! — истерично взвизгнула Лоиз и для пущего эффекта топнула ножкой. Потянула на себя несчастное украшение, которое вот-вот готово было рассыпаться аметистовыми горошинами по ковру.

Ожерелье это досталось нам от бабушки. Вернее, покойная баронесса завещала его Маржери, но сестре пришлось пожертвовать фамильной ценностью, так сказать, отделаться малой кровью. Иначе бы близняшки её живьём слопали.

— Ну полно вам! — всплеснула руками нарисовавшаяся на пороге маменька. — Не дай Единая, ещё испортите.

Увы, малолетние склочницы в данный момент не слышали никого, кроме себя, ни одна не хотела уступить столь желанный трофей.

— Оно больше подходит к моим глазам! — решила на сей раз проявить твёрдость Соланж. Правда, аргумент, как по мне, привела так себе. Глаза-то у них одинаковые, светло-карие, и уж если на то пошло, сёстрам больше бы подошли серёжки и бусы из янтаря, что я обнаружила в одном из многочисленных ларчиков, щедро пожалованных мне маркизом.

Хвастаться перед сёстрами подарками от будущего мужа благоразумно не стала. Иначе точно бы передрались. Да и я пока считала себя не вправе распоряжаться всеми этими богатствами. Мало ли, как всё сложится.

Вот если бы его непонятная светлость был здесь и соизволил унять моё любопытство, быть может, я бы и успокоилась.

Тяжко вздохнула. Ответы — роскошь, которую, по-видимому, я пока не заслужила.

Близняшки тем временем продолжали собачиться. Почему-то полем боя они выбрали именно мою спальню. Спасибо хоть дали возможность спокойно искупаться и осмотреться.

Интересно, эти покои раньше принадлежали Серен? Чудесная купальня, в которой я едва не потеряла счёт времени, небольшая гостиная в мрачно-пурпурных тонах и так контрастировавшая с ней светлая спальня с неимоверно широкой кроватью, изголовье которой пряталось в алькове. Тяжёлый полог отливал золотом, скрывая от любопытных глаз поистине королевское ложе.

Наверное, одной на таком будет одиноко спать …

До боли закусив губу, отругала себя за непозволительные для воспитанной девицы желания. Картина, на короткий миг мелькнувшая в сознании, сулила что угодно, но только не одиночество. В последнее время образ мессира Стража, которого видела лишь однажды и который почему-то прочно поселился в моих мыслях, будоражил, заставлял сердце учащённо биться, странным томлением наполнял каждую клеточку моего неискушённого ласками тела.

И самовнушение, что замуж за напыщенного вдовца мне совсем не хочется и делаю я это только по доброте душевной, ради сестёр, больше не помогало.

— Угомонитесь! Обе! — в кои-то веки прикрикнула на своих любимиц баронесса, спугнув взявшие в осаду мой разум видения, и отобрала-таки чудом уцелевшее ожерелье. — Не у вас же сегодня помолвка. Оно идеально подойдёт к бальному платью Александрин. Я его уже видела. Чудесный наряд!

Близняшки надулись, недобро покосились в мою сторону и завистливо завздыхали, рисуя в воображении чужое платье.

Вскоре явилась служанка с тем самым чудесным нарядом.

Баронесса не солгала, ожерелье вписывалось в образ невесты идеально. Верхнее распашное платье оказалось насыщенного сиреневого цвета, навеявшего мне мысли о лавандовых, оттенённых закатом полях. Эх, жаль, что сейчас не лето… Расшитая золотом ткань мягко переливалась в лучах неяркого солнца, проникавшего в спальню сквозь высокие стрельчатые окна. Тончайшая паутинка кружев украшала лиф, пышными волнами обрамляла рукава, удачно сочетаясь цветом с фрепоном, богато расшитым по подолу.

Отпустив служанку, её милость лично помогла мне собраться, после чего под обиженное сопение близняшек, тоже жаждущих материнского участия, занялась моей прической. Расчесала волосы на прямой пробор, пышно взбила над висками. После чего скрепила тяжёлые локоны изящной заколкой, оставив несколько завитков свободно струиться по спине и плечам.

— Жаль, что его светлость так неожиданно вызвали в Навенну, — удовлетворённо осматривая результаты своих стараний, сказала баронесса. — Он бы дара речи лишился, увидев тебя.

Я грустно улыбнулась. Вечер обещал быть… странным. Прежде мне не доводилось слышать о помолвке без жениха, тем более на ней присутствовать. Да ещё и в качестве невесты.

Долго отбивалась от попыток маменьки посадить мне над губой пикантную чёрную мушку. Видите ли, нынче модно цеплять их, куда только можно, и я просто обязана идти в ногу со временем. Больше всего её милость опасалась, что нас примут за напрочь лишённых вкуса провинциалок.

Как будто не понимала, что с мушками или без для здешней знати мы — никто. Неровня маркизу и его окружению.

Мама уже почти выиграла сражение, и младшенькие ей в этом старательно помогали, когда, на моё счастье, заявился отец. Велел супруге и близняшкам скорей прихорашиваться, потому как гости уже начали собираться. А сам, наградив меня тёплой улыбкой и комплиментом, отправился на бокальчик вина к шевалье де Лалену.

И снова я осталась одна.

К сожалению, ненадолго. Вскоре вернулись принаряженные Соланж и Лоиз и потащили меня к слетевшимся на пир стервятникам, извиняюсь, гостям, изнывавшим от желания лицезреть избранницу мессира Стража.

В последний раз поймав в зеркале своё отражение, тревогу, застывшую в голубых глазах, отправилась вниз. Преодолевая ступени устланной ковром лестницы, ведущей в просторный холл, вслушивалась в доносившиеся из бальной залы голоса. Весёлый гомон переплетался с пленительными звуками лютен и флейт. Звоном бокалов, наполненных терпким напитком.

Эти края славились плодородными виноградниками, оттого папеньке так не терпелось поднять себе настроение, другими словами, заняться дегустацией здешних вин. Главное, чтобы не додегустировался до состояния, когда с праздника его придётся выносить заботливым слугам. Увы, такое уже случалось.

Самым волнительным оказался момент, когда передо мной распахнулись широкие двери. Музыка оборвалась, и собравшиеся дружно повернули головы в мою сторону. Тишина воцарилась такая, что, казалось, пролети здесь муха, её жужжание нас оглушит.

Не чувствуя под собой ног, сделала неуверенный шаг, за ним другой. Ощущая на себе липкие, словно патока, изучающие взгляды, точно королева, всходящая на эшафот, пересекла зал. Казалось, ему не будет конца, и сил не хватит достичь кресла во главе пиршественного стола.

Хотелось зажмуриться, а лучше — развернуться и убежать. Немалых усилий стоило придушить в себе этот малодушный порыв и с высоко поднятой головой, практически не дыша, чему в немалой степени поспособствовала маменька, от души затягивая корсет, я всё-таки добралась до своего «трона».

Облегчённо выдохнула, заметив молодого шевалье, что встречал нас утром. Де Лален умело переключил внимание собравшихся на себя. Произнёс короткую торжественную речь, рассыпался комплиментами перед «самой прекрасной невестой во всём Вальхейме», чем вызвал у некоторых дам скептические усмешки. Спасибо, хоть попытались скрыть их за кружевными веерами.

Пригласив гостей к столу, шевалье устроился со мною рядом. Родителям и сёстрам достались места на другом конце стола.

Днём мне кусок в горло не лез, да и сейчас особого желания поесть не испытывала. Зато гости не страдали отсутствием аппетита и, словно саранча на пшеничном поле, опустошали ломящийся от яств стол. Правда, одни серебряные блюда тут же заменялись другими, ещё более изысканными. Уже и не говорю о реках вина всех сортов и оттенков, от насыщенного багряного до нежно-золотистого.

— Месье де Лален, — начала было я.

— Зовите меня просто Касьен, — очаровательно улыбнулся молодой человек и, склонившись ко мне, с заговорщицким видом продолжил: — Моран локти будет кусать от досады, когда поймёт, что потерял. Словами не передать, какое это наслаждение любоваться вами, мадмуазель Александрин. — Взгляд шевалье утонул в глубоком вырезе моего платья. Видно, большее эстетическое наслаждение маг получал не от любования моими нежными чертами лица, а от созерцания тех прелестей, что сейчас заключались в тисках корсета.

— Будем надеяться, что мессир маркиз будет иметь такую возможность на нашей свадьбе. Если, конечно, опять не возникнут непредвиденные обстоятельства и не помешают ему присутствовать на ней вживую, — не сдержавшись, брякнула я.

Шевалье усмехнулся в свои тоненькие, словно ниточки, закрученные кверху усы.

— Расскажите, месье де Лален, кто все эти люди, — попросила я, желая отвлечься от мыслей о чрезвычайно занятом женихе и своей на него обиде. — С удовольствием послушаю об окружении его светлости. Начнём вон с той белокурой дамы, что не отводит от меня глаз, — указала я на нимфу в светлом воздушном платье.

Поняв, что её пристальное внимание не осталось незамеченным, сероглазка тут же опустила голову и сделала вид, что увлечена распиливанием антрекота.

Улыбка на лице Касьена вдруг померкла. Или мне показалось, или он занервничал. Быстро проговорил:

— А, это… Мадмуазель Опаль, дочь графа де Вержи. Они с маркизом соседствуют. Рядом с мадмуазель де Вержи сидит… — спешно перескочил мой гид на другого гостя, а я вновь почувствовала на себе пристальный изучающий взгляд серых холодных глаз.

После затянувшегося застолья пришло время танцев, которые я всегда любила. Любила отдаваться во власть чарующих звуков музыки, что рождались от прикосновений умелых пальцев менестрелей к струнам лютен и арф.

Даже любопытные, оценивающие, а иногда и насмешливые взгляды, которые ловила на себе на протяжении всего вечера, не могли заставить меня усидеть на месте. Только не тогда, когда вокруг разворачивается такое веселье. Тем более, что месье де Лален, воспользовавшись правом близкого друга жениха, решил украсть у меня первый танец, с милой улыбкой заявив, что с удовольствием украл бы и первый поцелуй.

Хорошо хоть не первую брачную ночь.

Останавливала ретивого шевалье лишь боязнь получить оплеуху от ревнивца Стража.

На какое-то время тревога и волнение отступили. Я наслаждалась каждым мгновением, дарила беззаботные улыбки своим кавалерам, от которых не было отбоя. Почему-то каждый месье Гавойи, этого солнечного, плодородного края, сегодня жаждал получить хоть толику моего внимания.

Стоит отметить, близняшки тоже «шли нарасхват». С царственным видом принимали комплименты от толпившихся вокруг них разряженных щеголей, время от времени удостаивая кого-нибудь из счастливчиков чести станцевать с ними очередную гальярду или принести бокал с освежающим напитком.

Мама хмелела от счастья, любуясь своими кровиночками, папа — от сладких вин, успешно воплощая в жизнь моё недавнее опасение.

Сейчас в зеркалах, которыми были обильно обвешены стены зала, отражалась счастливая невеста. На какой-то миг я даже почти поверила, что все эти важные сеньоры в скором времени станут мне добрыми друзьями, роскошный дворец — домом, а его хозяин, с которым я ещё не имела чести познакомиться, — любящим мужем.

Наверное, шальные мысли, полные радостного возбуждения, рождались под действием коварных напитков. Всего пары бокалов хватило, чтобы утратить привычную мне рассудительность, приправленную изрядной долей пессимизма.

Нет, сегодня я не буду грустить и переживать! Не буду вспоминать о Серен и о чувствах, что когда-то, а может быть, и сейчас, испытывал к ней Страж.

Сегодня буду просто наслаждаться праздником, устроенным в мою честь, и верить в лучшее.

А худшее, как говорится, само придёт.

Прохладный весенний ветер, проникая в зал через распахнутые настежь двери, что вели в сад, приятно холодил лицо. Щёки заливал румянец, от веселья и быстрых танцев. И когда объявили, что всех приглашают отведать десерт, я даже вздохнула с облегчением. Ещё одну гальярду или ригодон я бы точно не выдержала.

Столы со сладостями — всевозможными пирожными и засахаренными фруктами — накрыли во внутреннем дворике, в центре которого красовался фонтан из белого камня, а пол пестрел мозаикой.

Всё тот же шевалье де Лален представил меня двум пожилым матронам, с которыми завязалась почти непринуждённая беседа. Потом я пообщалась с графом де Вержи, чья белокурая дочь за вечер чуть не просверлила во мне дыру своим взглядом.

Вскоре очаровательная наследница присоединилась к нам. Сжимая изящными пальчиками тонкую ножку бокала, до краёв наполненного рубиновой жидкостью, Опаль, казалось, мне приветливо улыбнулась. Я же почему-то в её искренность не поверила. Глаза не обманут, а они были холодны, как зимняя стужа.

— Прошу прощения, — поспешил откланяться его сиятельство, заметив среди осаждавших столы гостей пышнотелого господина, судя по тёмной одежде и золотому знаку Единой на груди — представителя местного духовенства.

Мы остались с Опаль наедине.

— Чудесная вышла помолвка, — пригубив вина, сказала девушка и добавила с наигранной печалью в голосе: — Жаль, что без жениха. Надеюсь, Моран не сбежит от вас накануне свадьбы. Было бы забавно. Вернее, я хотела сказать прискорбно, — брызнула ядом и продолжила поцеживать свою кислятину.

Сердце кольнуло от неприятной догадки.

— Со своей стороны обещаю сделать всё возможное, чтобы его светлости даже в голову не пришла подобная глупость, — поспешила заверить я язву. — Я окружу его такой заботой и лаской, что он всецело растворится в моей любви.

— Только не переусердствуйте, — подавшись ко мне, сквозь зубы процедила девушка. — Моран не любит слишком назойливых.

— Буду иметь в виду. Спасибо, что поделились опытом, — отбила я пас и, копируя ледяную красавицу, холодно ей улыбнулась.

Пусть лучше скулы сведёт от гримасы «радости», чем эта хищница догадается, как сильно меня задели её слова.

Опаль тоже не спешила выпадать из образа радушной знакомой, умело маскировала свои истинные чувства. Благо хоть советами больше не донимала. Лишь не преминула позлорадствовать на прощание:

— Хочется верить, что в лице маркиза вы найдёте то, о чём мечтает каждая женщина — любимого, которому с радостью отдадите своё сердце. Жаль только сердце мессира де Шалон всегда принадлежало и будет принадлежать другой. — Девушка подняла бокал, словно собиралась произнести тост в мою честь. — А вообще, как уже сказала, чудесная помолвка. Наслаждайтесь праздником, Александрин. Пока ещё есть такая возможность.

Увы, после всего услышанного наслаждаться мне резко перехотелось. Опаль ушла, оставив меня в растрёпанных чувствах. Тревога снова камнем накрыла сердце. А вместе с ней внутри поселилось и иное, доселе незнакомое чувство.

Что это? Ревность?

Проклятье, Моран! Мы ещё даже не познакомились, а ты вот уже целую неделю успешно портишь мне настроение.

Главное, чтобы не испортил и жизнь.

Глава 4

Праздник закончился далеко за полночь. Думала, сморённая усталостью, быстро усну. Но не тут-то было. Долго ворочалась с боку на бок, в этой огромной, чужой кровати, в которой запросто, помимо меня, поместились бы и Соланж с Лоиз.

В голову ядовитыми змеями вползали горькие мысли. Как долго они вместе? Что их связывает? Почему Опаль согласилась стать любовницей? На что надеялась?

Или надеется до сих пор?

Как будто мне Серен было мало, в которую, по слухам, его светлость до сих пор безумно влюблён. А тут ещё и эта языкатая зараза! Которую я уж точно не собираюсь терпеть.

«Вот пусть на ней тогда и женится! А меня оставит в покое!» — зажмурилась, тщетно пытаясь выставить сероглазку из своего сознания и снова испытывая жгучую обиду на Стража.

В конце концов, измождённая переживаниями, сумела забыться. Кажется, лишь на мгновенье. Проснулась от тревожного ощущения чьего-то присутствия и стала судорожно вспоминать, заперла ли дверь перед тем, как лечь спать. Вроде бы заперла.

Но тогда…

Приподнявшись на локтях, испуганно вскрикнула, заметив вырисовывающуюся в темноте высокую фигуру. Зажмурилась на миг, надеясь, что мужчина в моей спальне — всего лишь галлюцинация, вызванная недавними переживаниями. Но мираж и не думал исчезать.

Поленья в камине почти догорели, и света угасающего пламени было недостаточно, чтобы осветить лицо незваного гостя. Луна, бесстыдно подглядывающая за нами в окна, серебряным контуром очерчивала силуэт широкоплечего незнакомца.

Скорее, почувствовала, нежели увидела, как он пристально смотрит на меня. Этот взгляд, принизывающий, тяжёлый, я ощущала каждой своей клеткой. От него мурашки бежали по коже.

— Я не хотел вас напугать, — послышался голос, который вот уже несколько дней преследовал меня во снах.

Голос мессира Стража.

— Но напугали, — сглотнув осевший в горле комок, выдавила из себя и повыше натянула одеяло. — Что вы здесь…

— Хотел познакомиться, — прозвучал обескураживающий ответ.

Издевается? Заявиться к незамужней девице ночью в спальню — это не желание познакомиться, а самое что ни на есть настоящее оскорбление её чести и достоинства!

Но, видимо, мессиру Стражу было плевать и на мою честь, и на достоинство.

Словно уловив ход моих мыслей, Моран вкрадчиво пояснил:

— Мы ведь помолвлены. Думал, жениху простят эту маленькую вольность.

— Вам лучше уйти…

— Подойдите, — перебил он, никак не отреагировав на моё желание выставить его за дверь.

Которую, точно помню, я запирала. Но вот он здесь.

— Или, если не хотите подниматься, я сам к вам подойду.

Прозвучало как угроза.

Поколебавшись с секунду, нерешительно откинула одеяло. Огляделась в поисках домашнего платья, но то, как назло, нигде не просматривалось. Вздрогнула, когда ступни обдало холодом каменных плит, и сделала несколько несмелых шагов навстречу Стражу.

Глаза быстро привыкли к темноте, и теперь я видела его задумчивую улыбку. Лёгкую щетину, темневшую на скулах, резко очерченные губы, нос, прямой, с едва различимой горбинкой. Короткие чёрные волосы и такие же чёрные, как сама бездна, глаза, неотрывно следящие за каждым моим движением. Наверное, так смотрит хищник за миг до того, как наброситься на свою жертву.

Такой жертвой ощущала себя я.

Обхватила руками плечи, вздрагивая то ли от холода, то ли от волнения. А может, просто хотела прикрыть глубокий вырез сорочки, по которой в данный момент блуждал глубокомысленный взгляд Стража.

Рассматривает так, будто оценивает своё приобретение — не переплатил ли.

Наверняка товаром я для него и являлась. Покупкой, спонтанной или, быть может, запланированной. А вот насколько выгодной — оставалось пока под вопросом.

Замерла посреди комнаты, не решаясь ещё больше сократить разделявшее нас расстояние. Этот мужчина, потомок древних морров, излучал такую мощь и силу, такую властность, что я вдруг почувствовала себя совершенно перед ним беззащитной. Мелкой букашкой, которую Моран мог при желании запросто раздавить и даже этого не заметить.

— Вы меня боитесь, Александрин? — одними уголками своих идеально-красивых губ усмехнулся маркиз.

— Вы заставляете меня нервничать, — призналась честно. Вздрогнула, когда Страж, устав ждать, пока я к нему доплетусь, приблизился сам.

Попросил мягко:

— Подойдите к зеркалу. — Прочтя в моих глазах недоумение и немой протест, вкрадчиво продолжил: — Мне очень жаль, что меня не было на нашей помолвке. И в качестве извинения хотел бы преподнести вам подарок.

— Думаю, за сегодняшний день я получила от вас достаточно подарков.

— Этот особенный, — загадочно улыбнулся де Шалон и встал у меня за спиной.

В высоком напольном зеркале, заключённом в резную раму, отражалась я, скованная оцепенением, и его светлость, расслабленный и безмятежный.

— Ваши волосы пахнут лавандой, как поля Гавойи, — прошептал он мне на ухо, опалив горячим дыханием чувствительную мочку, заставив напрячься ещё больше.

Бережно убрал чуть спутанные после сна смоляные пряди и в считанные секунды справился с застёжкой кулона. Тёмно-бордовый камень, словно напитанный кровью, в ажурной золотой оправе.

— Очень красивый, — коснувшись украшения, явно старинного, поблагодарила Стража улыбкой, но поднять глаза, чтобы встретиться с ним в зеркальной глади взглядом, так и не решилась.

— И очень вам идёт. Никогда его не снимайте. Сделаете это для меня? — его шёпот обволакивал, ласкал, согревал. В то время как благородный металл приятно холодил кожу.

Наверное, трудно отказать такому мужчине хоть в чём-то. Тем более в подобной мелочи. Тем более что украшение это завораживало своей красотой, и снимать его совсем не хотелось.

Никогда.

Приказав себе не растекаться лужицей у ног черноглазого сердцееда, сказала, стараясь, чтобы голос звучал как можно твёрже:

— Только если ответите на один мой вопрос.

По лицу Стража промелькнула тень недовольства, но он тут же взял себя в руки.

— Какой же? — поинтересовался спокойно.

Всё-таки заставила себя вскинуть голову и спросила, глядя прямо ему в глаза:

— Почему я?

По телу пробежала волна дрожи, когда почувствовала сильные руки у себя на талии. Даже через тонкую ткань сорочки я ощущала жар его пальцев.

Что за такое полагается? Пощёчина. Это как минимум.

Вот только рядом с этим мужчиной никак не получалось строить из себя колючую недотрогу.

Моран будто подавлял мою волю, сковывал тело, и я ничего не могла с этим поделать.

— Посмотрите на себя, — елейным голосом сказал маркиз, мягко прижимая меня к своей широкой груди. Отчего мысли путались, превращались в вязкий кисель. — Зеркало лучше меня ответит на ваш вопрос.

Шумно выдохнула, когда рука Стража, соскользнув с талии, коснулась моего лица. Эта невинная, мимолётная ласка почему-то показалась даже ещё более бесстыдной, точно кипятком обдала кожу, и бледные щёки тут же залила краска стыда.

Вместо того чтобы оттолкнуть искусителя, я стояла, как парализованная. Вбирая в себя тепло, исходящее от его рук, бесцеремонно исследовавших моё тело.

— Вам лучше уйти, — посоветовала ему снова.

И снова тщетно.

Раз оставлять меня в покое Страж не собирался, следовало проявить твёрдость и продолжить расспросы, ведь в Вальхейме имелось немало красавиц из куда более родовитых семей. К тому же обладающих даром. И в то, что его светлость вдруг ни с того, ни с сего пленился именно моей красотой, верилось с трудом.

Вот только дискутировать с ним в данный момент совсем не хотелось. Не тогда, когда мы одни, стоим в полумраке спальни. Так близко, что я слышу его дыхание. В тёмных глазах отражаются блики гаснущего пламени, и от этого блеска пронзительных хищных глаз, от близости, столь интимной, что мурашки бегут по коже и кружится голова, становится и страшно, и волнительно одновременно.

— С нетерпением жду нашей свадьбы, Александрин, — прошептал Страж, явно имея в виду не торжественную церемонию в храме и праздничный пир, а завершающую обряд ночь. По-хозяйски приспустив пышный рукав сорочки, маркиз приник к моему плечу губами.

От такой наглости я окончательно оторопела, впала в некое подобие транса.

— Вы… — всё, на что меня хватило, — это на так и не высказанный протест.

— Веду себя непозволительно? — Чародей вскинул взгляд, в котором сейчас плясали искорки смеха.

Я кивнула. Вздохнула с облегчением, когда полуночный гость наконец изволил завершить «этап знакомства». Отступил на шаг, и я тут же вернула злополучный рукав на положенное ему место.

— Вижу, вам в новинку общаться с мужчиной, — продолжал веселиться ловелас.

— По ночам — так точно, — мрачно буркнула я. Когда он меня не касался, соображать получалось значительно лучше.

— Что ж, тогда больше не буду заставлять вас переживать. — Его светлость шутливо поклонился и направился к выходу. Услышала, как в замке щёлкнул ключ.

Значит, я всё-таки её запирала… А он всё равно как-то вошёл.

Уже на пороге Страж обернулся и сказал:

— Доброй ночи, Александрин. Надеюсь, при нашей следующей встрече вы будете чувствовать себя спокойней и не станете дрожать как осиновый лист всякий раз, когда я буду до вас дотрагиваться. Мы ведь уже помолвлены. А вскоре станем мужем и женой, — мне так и слышалась насмешка в его голосе. — И да! Пожалуйста, не пренебрегайте моим подарком. Мне бы хотелось видеть вас завтра в нём.

Моран ушёл, а я продолжала стоять посреди спальни, скользя невидящим взглядом по обтянутым шёлком стенам, и по-прежнему ощущала прикосновения его рук и поцелуй, обжёгший плечо, точно клеймом.

* * *

Занимался рассвет, раскрашивая лес багряно-янтарными красками нового дня. Высоко в кронах шумела листва, потревоженная холодным ветром, и клекотали, перекликаясь, в ветвях птицы. По тропам и неприметным стёжкам стелилась предрассветная дымка, а где-то глубоко в чаще раздавалось сонное уханье филина.

Пугливо озираясь, прислушиваясь к малейшему шороху, малейшему звуку, по тропинке бежала девушка. Длинный плащ её развевал ветер, так и норовя сорвать с белокурой головки капюшон, который Опаль приходилось придерживать рукой.

Другой она время от времени касалась замшелых стволов деревьев, оставляя на влажной от росы коре серебристые метки, созданные магией ветра, чтобы отыскать обратный путь. В Чармейском лесу было легко заблудиться, и сейчас, задыхаясь от бега, Опаль вспоминала о страшных историях, которыми в детстве потчевала её кормилица. Пугала непроходимыми чащобами Чармейского леса, в которые злые духи заманивали непослушных детей.

И если бы не нужда, заставившая девушку тайком покинуть родительский дом, она бы ни за что не пересекла владения лесной колдуньи. О том, где та живёт, однажды по секрету Опаль рассказала подруга. Серен.

Уже тогда девушка была беззаветно влюблена в её мужа-Стража. Уже тогда грезила, как в один прекрасный день он обратит на неё внимание. Назовёт её своей.

А потом так удачно погибла Серен, и Опаль вдруг осознала, что дерзкие грёзы вполне могут стать реальностью.

Счастливой реальностью, в которой она обретёт не только любовь, но и титул маркизы де Шалон.

И тут появляется эта девчонка! Эта пустышка! Опаль почувствовала, как в висках снова шумит от гнева. Ну уж нет! Так просто Морана она этой выскочке не отдаст. Ещё поборется за право быть с ним!

Ведь он уже был почти в её власти. Почти в неё влюблён…

Крошечную избушку, возвышавшуюся посреди перелеска, наполненного ароматом медуницы, окутывали сумрак и тишина. Опаль несмело постучалась, не решаясь толкнуть покосившуюся от времени створку, да и вовсе не желая касаться той своими белыми холёными пальчиками.

— Проходи, — послышался тихий, дребезжащий голос. За дозволением последовало нетерпеливое: — Ну! Чего застыла?!

Преодолев брезгливость, девушка переступила порог жалкой лачуги, которая и внутри оказалась не лучше, чем снаружи. Пыль да грязь; повсюду, куда ни глянь, засушенные пучки трав, запах которых хоть немного перебивал иные, далеко не самые приятные ароматы. Сухие растения, гирляндами украшавшие стены, перемежались с подвешенными за лапки мёртвыми лягушками и летучими мышами, при виде которых Опаль почувствовала, что её начинает подташнивать.

И поспешила тут же выложить причину своего визита, чтобы как можно скорее отсюда уйти:

— Мне нужна ваша помощь, госпожа Берзэ.

Старуха, сидевшая у очага и что-то помешивавшая в закопченном котелке, криво усмехнулась:

— Никак приворожить кого задумала? — Окинула девушку, раскрасневшуюся от бега и волнения, любопытным взглядом и высказалась: — Замуж тебе давно пора. Сейчас. Есть у меня одно хитрое средство.

Поднялась было, что-то неразборчиво бормоча, но Опаль её остановила:

— Не нужны мне ваши приворотные зелья! — гордо вздёрнула подбородок, как бы говоря, что она и сама может легко вскружить голову кому угодно.

— Ну и что тогда тебе нужно? — уже не так гостеприимно осведомилась ведунья.

Девица де Вержи замялась, тщетно пытаясь подобрать правильные слова, но так и не сумев отыскать оные, просто выпалила:

— Хочу, чтобы вы призвали для меня демона!

— Вот как? — вздёрнула кустистые брови старуха и ухмыльнулась, обнажив ряд жёлтых острых зубов. — Ты, кажется, перепутала меня со Стражем. Я лишь могу варить зелья да творить мелкие заклятья, как и любая земная колдунья. А мир Мглы для меня закрыт.

— А вот и неправда! — Опаль привыкла получать желаемое, и сейчас, проделав такой долгий путь, была не намерена отступать. — Знаю, что вы — неинициированная ведьма. Знаю, что в вас течёт кровь морров, но сущность ваша свободна. А значит, вы во сто крат сильнее любого из Стражей. И можете призвать какого угодно демона Мглы. Мне нужен такой, который бы меня слушался. Я вам за него хорошо заплачу.

— И откуда ж ты взялась, такая всезнайка? — карие глаза под набрякшим веками недобро сверкнули. — Демон — не домашняя зверушка, и управлять исчадиями Мглы — это тебе не в куклы играть. Справишься?

— Справлюсь, — без колебаний ответила девушка, уже предвкушая, как натравит тварь из потустороннего мира на эту выскочку из Луази. Главное, выбрать подходящий момент, чтобы смерть девчонки посчитали несчастным случаем.

— Ну тогда садись и жди, — буркнула старуха и, отвернувшись, продолжила невозмутимо что-то помешивать в своём котелке.

Глава 5

Утром меня разбудили громкий стук и требования сию же минуту отворить дверь. Перевернувшись на живот, накрыла голову подушкой, наивно полагая, что таким образом удастся заглушить вопли сестёр, и надеясь, что рано или поздно тем надоест истерить, и они отправятся осаждать какую-нибудь другую «крепость». Например, покои маменьки. Или шевалье де Лалена, при виде которого у обеих начиналось обильное слюноотделение, из груди вырывались томные вздохи, а ресницы порхали подобно опахалам.

Увы, отступать от своей затеи эти садистки не собирались. Им было без разницы, что я глаз не сомкнула минувшей ночью. И до встречи с мессиром Стражем сон не шёл, чего уж говорить про после! Забыться удалось только под утро, тревожным сном, в котором продолжилось наше с маркизом знакомство.

Нигде от него нет покоя.

И от этих малолетних пиявок, увы, тоже.

— Александрин! Ну сколько можно дрыхнуть?! Мы знаем, что ты здесь! Открывай! — голосили Соланж с Лоиз слаженным дуэтом.

Пришлось подниматься. Стоило распахнуть двери, как я едва не оказалась сбита с ног этим галдящим торнадо. Вернее, двумя: розовым и голубым. Близняшки вырядились, как на смотрины. Пышные платья, обильно украшенные рюшами и бантами, нарядные причёски, маменькины драгоценности — всего было вдоволь и даже с излишком. Щёки пламенели румянами, просвечивающими сквозь толстый слой пудры. Хотя сегодня, если мне не изменяет память, никаких балов не предвещалось.

Наверняка не обошлось без пагубного влияния матери, единственной целью в жизни которой было как можно скорее и как можно удачнее пристроить дочерей замуж. И что-то мне подсказывало, что в группе риска, в первых её рядах, оказался бедолага Касьен.

— Ну, как мы тебе? — кокетливо покружилась Лоиз, в то время как Соланж, прилипнув к зеркалу, зачем-то щипала себя за щёки, хотя они и без того алели, словно спелая вишня.

«Как шуты гороховые», — чуть не ляпнула я. К счастью, вовремя спохватилась и сказала то, что так жаждала услышать от меня сестра:

— Как всегда, очаровательны.

— Месье де Лален пригласил нас на прогулку, — сияя улыбкой, похвасталась Соланж и, взяв пример с сестры, тоже покрутилась. Только не передо мной, а перед зеркалом.

— Очень за него рада, — рассеянно пробормотала я, вспоминая себя, стоящей возле того самого зеркала… в объятиях Стража.

И снова по телу разлилось непонятное, дурацкое волнение.

Тряхнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Надо как-то брать себя в руки и избавляться от этого наваждения. Иначе и сама не замечу, как стану похожей на близняшек. А превращаться в дрессированную болонку мессира Стража, счастливо виляющую хвостиком от малейшего знака его внимания, мне как-то не улыбалось.

Сначала надо разобраться с его мотивами и этой белобрысой налётчицей на чужих женихов. А уже потом решать: влюбляться или не влюбляться.

— Ах, какой красивый кулон! — подлетела ко мне Соланж.

— Где взяла? — деловито осведомилась Лоиз, оценивающе оглядывая полуночное подношение маркиза.

К счастью, ответить я не успела, иначе бы пришлось объяснять, когда уже Моран успел мне его подарить. В дверях так удачно показалась баронесса ле Фиенн, такая же нарядная, как и её любимицы.

— Папа ещё спит, — зачем-то сообщила её милость. Просеменив к обитому узорчатой тканью креслу, что стояло возле камина, грациозно в него опустилась. Не в камин, конечно, а в кресло. После чего обратила свой царственный взор на меня сонную.

Неодобрительно (впрочем, как и обычно) покачала головой:

— Ксандра, ты на чучело похожа, — без обиняков выдала баронесса. — Немедленно приводи себя в порядок. Я слышала, его светлость уже вернулся.

— В курсе, — мрачно буркнула я и тут же прикусила свой не в меру длинный язык.

Моя маленькая оплошность не осталась без внимания.

— Откуда узнала? — тут же навострили уши близняшки.

Вот ведь пройды, ничего от них не утаишь.

— Мари рассказала, — выдала первое, что пришло в голову.

Так звали приставленную ко мне служанку — пухленькую, розовощёкую хохотушку из Санжа, с которой я вчера успела немного пообщаться. До того как заявились сёстры и принялись вытрясать из меня душу одним своим присутствием.

Близняшки переглянулись и нахмурились, но приступить к допросу не успели, слово снова взяла мама:

— Значит, сегодня наконец познакомитесь.

Угу, во второй раз.

— Деточка, подойди-ка сюда, — поманила меня изящным пальчиком с острым ноготком баронесса.

Пришлось опуститься в соседнее кресло.

— Когда будете общаться, — подавшись ко мне, доверительно заговорила маман, — не забывай показывать, что ты на седьмом небе от оказанной тебе чести. Мужчины такое любят, это льстит их самолюбию.

И снова перед внутренним взором нарисовалась идиллическая картина: мессир Страж и счастливо виляющая хвостиком у его ног собачонка.

— Вы ведь ещё не женаты, — тем временем, не догадываясь о моих тоскливых мыслях, продолжала просвещать меня матушка, — и помолвка хоть и является гарантией будущего союза, но всё же не стоит испытывать судьбу. Не дай Единая, его светлость передумает.

От такого предположения её милость аж передёрнуло, как ещё себя знаком Единой не осенила. А мне вдруг нестерпимо захотелось уже сегодня выскочить замуж. Только бы скорей распрощаться с «любящим» семейством.

Я послушно кивала в такт словам матери, втайне моля богиню, чтобы эта проповедь поскорее закончилась.

Но баронессу, кажется, понесло:

— И ещё, дорогая, постарайся как-то подтолкнуть его светлость к мысли, что неплохо бы побеспокоиться и о твоих младших сёстрах. Как-никак им уже исполнилось восемнадцать.

Соланж и Лоиз горестно завздыхали, словно уже завтра их могли записать в старые девы, и только де Шалон был способен осчастливить их, вселить в юные сердца какую-никакую надежду.

— К тому же теперь мы одна семья, и его светлость не меньше меня должен заботиться о своих родственницах, — важно заметила родительница. Собиралась продолжить нести ахинею, но тут в комнату прошмыгнула Мари.

Добродушное лицо служанки осветила улыбка.

— Доброе утро, мадмуазель, — девушка присела в быстром реверансе. — Его светлость изволит завтракать вместе с вами в саду. Мне было велено помочь вам собраться.

Ну раз изволит, значит, будем завтракать.

Мама не стала задерживаться, ушла, забрав с собой, хвала Единой, и близняшек. Только поравнявшись со мной, тихонько напомнила, что отныне вся ответственность за безоблачное будущее сестёр лежит всецело на моих хрупких плечах, и я окажусь распоследней эгоисткой, если не помогу Соланж и Лоиз уже в этом году (хорошо хоть не в этом месяце) обзавестись достойными половинками. И чем родовитее и богаче, тем лучше.

Проводив родственниц взглядом, я безнадёжно вздохнула и отправилась в купальню. Превращаться из чучела в писаную красавицу.

Всё ради колдовских глаз его колдовской светлости.

Моран ждал меня в одной из многочисленных беседок парка, чьи ажурные купола виднелись из окон моей спальни. К беседке вела усыпанная щебнем дорожка. В обрамлении кустарников, по форме напоминавших сферы, она выглядела ухоженной и нарядной. На фоне зелени выделялись белоснежные статуи обнажённых девиц, стыдливо прикрывавшихся фиговыми листами.

Может, у его светлости пунктик на этот счёт, потому как картин в галереях дворца, изображавших всё тех же голых красавиц, тоже имелось немало.

То тут, то там проглядывали мраморные фонтаны, из недр которых вырывались сверкающие на солнце струйки воды, лаская слух своим журчанием.

В общем, сплошная идиллия. Повсюду, куда ни глянь, тишь да благодать. За исключением моего сердца, которое сжималось от волнения и боязни снова потеряться в присутствии Стража.

Голову даю на отсечение, он прекрасно понял, какие чувства обуревали меня этой ночью. Мессира маркиза наверняка позабавили мои переживания, которые никак не удавалось скрыть.

Ну ничего! Сегодня я буду строгой и сдержанной. Ни словом, ни взглядом не дам понять, как он на меня действует.

Самовнушение вроде бы помогло. Но только лишь до того момента, как увидела его чародейство, вальяжно развалившегося за столом в беседке.

Заслышав мои шаги, Моран поднял голову, лицо его осветилось улыбкой. Почему-то показавшейся мне опасной и хищной, словно вместо вон тех тарталеток с сыром и крема гляссе, маркиз собирался полакомиться на завтрак своей невестой.

Поднявшись, Страж сбежал по ступеням беседки, чтобы коснуться моей руки приветственным поцелуем, от которого на короткий миг предательски дрогнуло сердце.

— Чудесно выглядите, Александрин, — одарил комплиментом, глядя на меня своими гипнотическими глазами цвета мориона, в которых было так легко раствориться.

И что я там себе обещала пару минут назад?

Стряхнув наваждение, опустилась в почтительном реверансе. Изучающий взгляд Стража продолжал скользить по моему бумазейному платью, достаточно тёплому, чтобы защитить от ветра и холода. Скромный вырез наряда, отороченный кружевной лентой, подчёркивал кулон из турмалина. Что явно порадовало мессира маркиза.

Он в свою очередь тоже был одет достаточно просто, но вместе с тем элегантно. В тёмный костюм из дорогого сукна, отделанный лишь серебряным галуном и такого же цвета пуговицами. Из прорезей камзола на рукавах и талии выглядывала белоснежная батистовая рубашка, украшенная широким кружевным воротником.

— Сегодня же пришлю к вам портниху, — задумчиво проговорил де Шалон и, завершив утренний осмотр, пригласил меня в беседку.

Я вспыхнула.

По сравнению с его светлостью я, конечно, выглядела бедно. Этакая бледная моль, которой уже давно не мешало бы обновить гардероб. Вот только в том, чтобы выступать в роли куклы, которую маркиз будет наряжать, как ему вздумается, тоже приятного мало.

Пока Моран ухаживал за мной и строил из себя обходительного кавалера, я украдкой за ним наблюдала. С момента нашей встречи на балу в Тюли его светлость ничуть не изменился. По крайней мере, я его именно таким и запомнила: красивым, обаятельным, с загадочной улыбкой на устах, которая сражала всех дам без исключения, стоило тем оказаться в поле зрения де Шалона. Жаль, что улыбка эта в тот праздничный вечер предназначалась одной Серен. Как и влюблённый взгляд чёрных колдовских глаз.

Сейчас улыбки и взгляды маркиза принадлежали мне. Вот только насколько они были искренни… Казалось, за искусной маской прячется безразличие.

А может, я просто боюсь обжечься, вот и пытаюсь разглядеть в сидящем напротив меня мужчине то, чего на самом деле нет.

— Отведайте профитроли, — протянул мне тарелочку с маленькими круглыми пирожными его светлость. — Уверен, таких вы ещё не пробовали, — и снова мне слышались в его голосе искушающие нотки.

Взяла предложенное лакомство, случайно мазнув взглядом по запястью Стража. Заметила фрагмент татуировки, убегавшей от ладони к предплечью, а может, и дальше. Увы, всё самое интересное скрывала одежда.

В смысле татуировки, конечно, ничего больше.

Пытаясь отделаться от глупых мыслей, спросила:

— Этот рисунок, он что-то означает?

— Имя демона, с которым мне довелось сразиться, — невозмутимо ответил Моран, а я поёжилась.

Было в этом нечто жутковатое: вот так сидеть и общаться с человеком, охотящимся за самыми опасными и омерзительными тварями, которые когда-либо создавала мать-природа.

Маркиз закатил рукав, оголив предплечье, по которому бежала цепочка непонятных мне символов, переплетающихся с какими-то загогулинами.

— Она не единственная. Из-за магии, что связывает нас с миром Мглы, такие метки проявляются после каждого уничтожения демона. Скоро вы сможете их увидеть, — хитро добавил этот соблазнитель, всколыхнув внутри то самое злополучное чувство смущения, от которого никак не удавалось избавиться. — Надеюсь, они вас не испугают.

— Я не из пугливых, — ответила как можно беззаботнее и сделала небольшой глоток отвратительного на вкус напитка, именуемого кофе. Откусила пирожного, чтобы заглушить горечь, и попросила: — Расскажите о себе. О Стражах ходит столько легенд, и так сложно отделить правду от вымысла. Говорят, в каждом потомке морра присутствует демоническое начало, которое жрецы Единой извлекают особыми заклинаниями и помещают в зачарованные зеркала. Наверное, это больно, терять часть себя.

— Тёмную часть, которая с годами может свести с ума, — уточнил маркиз. — Ради этого стоит помучиться. Некоторые во время ритуала не выдерживают и теряют сознание, что в какой-то мере облегчает невыносимую боль. Увы, мне так не повезло, — усмехнулся де Шалон, и я невольно испытала жалость к этому человеку, несущему бремя ошибок своих предков.

О том, что в древности моррами назывались маги, черпавшие силу из мира Мглы, было известно каждому. Призвав демона, морр становился с ним единым целым и использовал того, как источник силы.

Маги-стихийники по своим возможностям им и в подмётки не годились.

И, наверное, такой расклад — сильнейшие тёмные чародеи и слабые по сравнению с ними маги природы — сохранился бы и по сей день, если бы не появились Одержимые.

Некоторые морры, посчитав себя всесильными, способными контролировать любые исчадия Мглы, посягнули на демонов, куда более могущественных, чем могли в себя впустить. Такая самонадеянность закончилась тем, что твари завладели не только телами магов, но и их разумом, что привело к длительной войне, прозванной летописцами Войной Одержимых.

С тех пор любая связь с миром Мглы находится под запретом, а потомки морров, обладающие даром чувствовать демонов, ведут на них охоту.

— Как только одной из тварей удаётся проникнуть в наш мир, мы выслеживаем её и уничтожаем, — рассказывал маркиз.

— И часто такое случается? Я имею в виду, появление демона? Как они вообще сюда проникают?

— Заклятия, что использовали морры для призвания демонов, истончили грань между нашим и потусторонним мирами. Бывает, она разрывается, и тварям удаётся выбраться из Мглы. Должно быть, им там живётся несладко, раз они так настойчиво рвутся к нам в гости, — пошутил Страж, пытаясь стереть с моего лица выражение беспокойства.

Несмотря на то, что солнце находилось в зените и щедро разливало свой свет на парк, на душе у меня было сумрачно и тоскливо. Наверное, не стоило касаться этой темы, совсем не подходящей для романтического завтрака.

— В последнее время они и вовсе зачастили, — с задумчивой усмешкой пробормотал де Шалон, а потом вскинул на меня взгляд. — Не желаете прогуляться, Александрин?

Я желала. А потому доверчиво вложила свою ладонь в ладонь Стража и вместе с ним не спеша направилась по одной из дорожек, что убегала вглубь парка.

После прогулки и болтовни ни о чём, а вернее, о моих мало чем примечательных детстве и отрочестве, а также о недавней, не менее скучной юности, его светлость изволил познакомить меня со своими хоромами. Вчера, признаюсь, не до того было. Только и запомнила что роскошную анфиладу, по которой шевалье де Лален провожал меня к покоям маркизы, то бишь к моим. А после все мысли сосредоточились на грядущей помолвке, и мне уже было не до променадов.

Несмотря на то, что разговоры о демонах и кишащем ими мире Мглы, вселяли в сердце тревогу, любопытство взяло верх, и я выведала у Морана ещё один интересный факт. Оказывается, если разбить зеркало, в котором заточено демоническое начало Стража, погибнет и он сам.

Успокаивало, что превратить зачарованный артефакт в россыпь осколков было непросто. Для этого требовались особые заклинания, которыми владели единицы. Как и доступом в Альнею — святилище, где и находились демонические сущности потомков морров.

Каждая зала дворца, его широкие галереи поражали роскошью. Множество картин в золочёных рамах, панно на стенах, облицованные многоцветным мрамором. Расписные плафоны, хрустальные люстры, сверкавшие и переливавшиеся в лучах полуденного солнца.

В некоторых покоях, вместо отделки из мрамора, стены были затянуты дорогими тканями: парчой с замысловатым серебряным или золотым орнаментом, а также ярким шёлком.

Резная мебель из тёмного дерева, обитая бархатом и глазетом, приковывала взгляд, как и множество статуэток, напольных ваз и прочих очаровательных безделушек, которыми можно было любоваться часами.

Миновав зеркальную галерею с видом на сад (вообще, как успела заметить, зеркал во дворце было навалом), мы оказались в фехтовальной зале, где его светлость и месье Касьен устраивали дружеские поединки, которые чаще всего оканчивались бесславным поражением де Лалена.

Именно там произошло неожиданное столкновение, в котором потерпели фиаско мы оба. В залах дворца и парке суетились слуги, наводя порядок после праздничной ночи, а в фехтовальной не было ни души. Только я и Моран. Который вдруг неожиданно ринулся на меня в атаку: привлёк к себе, отчего температура моего тела резко повысилась на несколько градусов. По коже побежали мурашки, от волнения и предвкушения. А когда его губы нашли мои — коварный выпад, после которого, точно знала, уже не смогу продолжить «бой», — лишь усилием воли заставила себя отстраниться.

Всё моё естество жаждало этого поцелуя. От одной лишь мысли почувствовать прикосновение его губ к моим начинала кружиться голова, слабели ноги. И, наверное, стоило уступить этой маленькой слабости, прижаться к нему сильнее, но вместо этого я проговорила:

— Вы так и не ответили на мой вопрос…

— Не припомню, чтобы вы его задавали, — чуть нахмурился де Шалон.

— До моего приезда в Валь-де-Манн мы виделись лишь однажды. Да и то, это я видела вас, а вы меня в тот вечер в упор не замечали. И вдруг это неожиданное предложение… — Выдохнув, пожелала себе удачи и храбро закончила: — Боюсь, ваша светлость, если не будете со мной откровенны, ничего у нас не получится.

— Вы чего-то опасаетесь, Александрин? — вместо того чтобы дать простой вразумительный ответ, чтобы мы могли с чистой совестью вернуться к прерванному занятию, маркиз пошёл в наступление. — Не доверяете мне?

— Если честно, не знаю, что и думать. И от этого на сердце тревожно. — В отличие от Стража я не собиралась юлить, ответила искренне.

А он… он молчал. Лишь спустя долгие мучительные мгновения тишины проронил сухо:

— Думал, обрадуетесь оказанной вам чести. Для вас и ваших родственников породниться с моей семьёй — настоящая удача, — прозвучало унизительной пощёчиной.

— Хотите сказать, решили меня облагодетельствовать? Как это мило с вашей стороны! — выпалила я, не в силах сдержать обиды. — Выходит, дело вовсе не во внезапно вспыхнувшем чувстве, о котором рассказывали прошлой ночью, а в желании спасти от участи старой девы бедную родственницу покойной жены? Признаюсь, я немного запуталась в ваших желаниях и мотивах.

Не стоило этого говорить. При упоминании Серен Моран побледнел, даже стал каким-то пепельным. А вот глаза, наоборот, полыхнули, словно раскалённые угли. Дикой злобой, если не сказать ненавистью, и чем-то ещё, заставившим моё сердце испуганно сжаться, а меня — отпрянуть.

— Думаю, на этом закончим нашу прогулку, — в словах сквозило раздражение, а взгляд прожигал. — Возвращайтесь к себе, Александрин. Вы явно ещё не отошли после утомительного путешествия.

— Как будет угодно мессиру Стражу, — опустилась в быстром реверансе и, развернувшись, бросилась прочь, слыша, как в унисон с дробью моих каблуков, в груди исступлённо колотится сердце.

* * *

Моран был зол. Да какое там зол! Его светлость был вне себя от бешенства.

Может, тело у девчонки и стоящее. Но какая же строптивая душа! Приспичило ей, видите ли, докопаться до истины… Нет бы радоваться, что вообще обратил на неё внимание. Забросал подарками, при виде которых любая другая прыгала бы от счастья. А эта заглянула мельком в пару шкатулок и даже примерить не удосужилась.

Хорошо хоть кулон надела… А если взбрыкнёт и перестанет носить? Не цеплять же его, как ошейник на пса силой.

Или того хуже — решит разорвать помолвку. Родители, конечно, ей не позволят. Спят и видят, как бы отделаться от своей великовозрастной доченьки. Но ему, Морану, от этого не легче.

Замуж выйти девчонка должна добровольно. Добровольно вступить с ним в связь. Иначе, по словам ведьмы, не будет никакого единения, и он только понапрасну потратит время.

Слуги, видя, что господин не в духе, при виде него пугливо замирали и опускали головы. Заметив на другом конце Зеркальной галереи дворецкого, его светлость окликнул того и нетерпеливо спросил:

— Кого из служанок приставили к мадмуазель ле Фиенн?

— Мари, ваша светлость, — поравнявшись со Стражем, почтительно поклонился мужчина.

— Вели ей сейчас же явиться в мой кабинет. — Видя, что дворецкий замешкался, гаркнул раздражённо: — Живо!

Слугу как ветром сдуло.

Моран на миг зажмурился, пытаясь погасить разгорающееся в душе пламя. Ничего, всё у него получится. Нужно просто набраться терпения.

Ну а раз девчонка не желает очаровываться добровольно, придётся прислушаться к совету колдуньи и воспользоваться зельем. Несколько капель в день избавят его от головной боли и лишних хлопот. Как и от необходимости отвечать на назойливые вопросы.

Глава 6

Пьянящие поцелуи, жар прикосновений, сладостное томление волной накрывают меня. Я знаю, что он здесь, рядом. Как тогда, в ночь после нашей помолвки, смотрит, лаская взглядом. Я ощущаю его каждой клеточкой своего тела. Тепло дыхания на губах за миг до того, как он начинает меня целовать. Неторопливо, словно желая растянуть эти мгновения близости, насладиться моей беззащитностью, вкусом моих губ. Я задыхаюсь под тяжестью мужского тела. Хочу взмолиться, чтобы остановился, не толкал в бездну греха. Но дразнящая ласка требовательного языка гасит все мысли.

— Моран… — в тишине комнаты слышится шёпот, смешиваясь с едва различимым вздохом. Не знаю, каким должно быть окончание фразы: приказом прекратить или же мольбой продолжать эту опасную, сводящую с ума чувственную игру.

Страж не даёт мне времени на раздумья. Прикусывает в поцелуе губу, и вновь я ощущаю, как его язык сплетается с моим, заставляя трепетать от нового, доселе неизведанного чувства.

С каждым мгновением ласки становятся всё требовательнее, всё настойчивее. Высвободив из плена кружевной сорочки налитую грудь, малейшее прикосновение к которой рождает внутри невозможно сладкую дрожь, он начинает покрывать её поцелуями, опаляя нежную кожу, заставляя выгибаться ему навстречу, лишь бы снова и снова ощутить прикосновения жадных губ.

Понимаю, что близость эта запретная, но желание быть с ним, почувствовать его внутри себя сковывает волю.

Моран неторопливо проводит языком по ареоле соска, а потом медленно вбирает его в себя. И при этом смотрит на меня тёмными пронзительными глазами. Такими же тёмными, как и узор татуировок, вырисовывающийся на стальной груди и плечах во мраке спальни. От этого взгляда я возбуждаюсь даже больше, чем от любых ласк. Чувствую тяжесть ладони на другом, сладко ноющем полушарии. Требовательные пальцы, горячие, немного шероховатые, задевают тугую горошину соска, и мне кажется, что я сгораю заживо. Огонь растекается по венам, концентрируясь внизу живота.

Безумные, незнакомые ощущения, от которых кружится голова и сердце колотится, как сумасшедшее.

Безумная я.

Мне бы оттолкнуть его, собрать воедино остатки здравого смысла и велеть остановиться, но мысли лишь об одном: что будет, когда я почувствую его внутри себя. От мимолётного, бесстыдного образа, мелькнувшего в сознании, с губ срывается стон удовольствия.

И мне больше не хочется сопротивляться. Зарываюсь глубже пальцами в его волосы, когда Страж, задрав подол моей сорочки, оставляет дорожку из поцелуев на внутренней стороне бедра. Снова и снова, намеренно не касаясь самого сокровенного и тем сильнее распаляя меня, изнывающую от страсти, уже готовую принять его в себя.

Покориться.

— Возьми меня, — шепчу, словно в бреду. — Возьми, — умоляю.

Вскрикиваю от невозможного, невероятного наслаждения, когда кончик языка, дразня, касается самой чувствительной, пульсирующей желанием точки. Ещё и ещё, умело подталкивая к наивысшему пику блаженства. Кричу, повторяя его имя, а он всё не перестаёт меня ласкать, доводя до умопомрачения…

…И тут я просыпаюсь с его именем на губах.

— Александрин! Ну сколько можно?! Ты вообще думаешь нам открывать?! — бушевали за дверью сёстры.

Я шумно выдохнула, тщетно пытаясь прогнать отголоски желания, разливавшегося по телу. Сорочка была влажной, тонкий шёлк прилип к коже, остужая разгорячённую плоть. Кружевной подол был задран, ну прямо как в моём непристойном сне. Кажется, сама того не осознавая, я ласкала себя, бесстыдно рисуя в мечтах образ искусителя-Стража.

Даже обида на Морана не отрезвляла.

Единая, да что же со мной происходит?!

— Александрин!!! — голос Лоиз взметнулся на октаву выше, перейдя в оглушительный визг.

Страдальчески застонав, пошла открывать своим истязательницам, так жестоко прервавшим мой сон. Который я боялась и в то же время жаждала досмотреть до конца.

Губы пылали от поцелуев, по телу пробегала дрожь, стоило вспомнить прикосновения сильных рук. Словно ночное видение являлось не плодом моей фантазии, а безумной реальностью.

Огляделась настороженно, не без оснований опасаясь обнаружить в своей опочивальне его бесстыжее чародейство. Ведь как-то же он вчера сюда проник.

— Чего это ты вся красная? — с порога приступила к досмотру Лоиз, а Соланж участливо поинтересовалась:

— Заболела? Может, у тебя жар? — прижала ладонь к моему покрытому испариной лбу.

— Обидно будет, если сляжешь с простудой. Я слышала, как месье де Лален обсуждал с маркизом предстоящую охоту и пикники в лесу. Уверена, будет весело! — расцвела счастливой улыбкой Лоиз.

В то время как Соланж глубокомысленно констатировала:

— Нет, вроде бы холодная.

Странно. А такое ощущение, будто внутри меня заточено пламя, которое сжигает медленно, но верно, грозясь превратить в жалкую кучку пепла.

Может, я действительно больна? И имя этой болезни — «любовная лихорадка».

Оказывается, близняшки явились за тем, чтобы поразвлекать меня до прихода портнихи, а заодно порасспрашивать о вчерашней прогулке с его обольстительной светлостью. Вероятно, установку получили от маменьки. Вместе с приказом выяснить, почему за ужином мы с маркизом и парой слов не перекинулись.

А о чём нам с ним говорить?!

Каяться и объясняться Моран не спешил. А мне, понятное дело, просить прощения было не за что. Ведь не я же вела себя так по-хамски.

Вот мы и сидели по разные стороны длинного стола, принципиально не глядя друг на друга. Вернее, это я делала вид, что в упор не замечаю своего суженого, что не мешало тому внаглую меня рассматривать.

Стоило подумать о Страже, как перед внутренним взором возникла всё та же сладострастная картина, захватившая в плен моё сознание.

Ну прямо наваждение какое-то.

После ужина по настоянию Мари я выпила отвар вербены, чтобы ночью не маяться бессонницей. А лучше бы не сомкнула глаз! Чем сгорала от неудовлетворённого желания и выкрикивала во сне имя Стража.

Так и не добившись от меня вразумительных ответов, страшно недовольные мной и моей несговорчивостью, сёстры ушли, наконец оставив меня в покое. Увы, наслаждалась одиночеством я недолго. Только и успела, что окунуться и спешно облачиться в домашнее платье (навязчивое ощущение, что за мной наблюдают, никак не желало оставлять в покое… дурацкая паранойя), как заявилась портниха — крупная дама средних лет в сером саржевом платье и крахмальном чепце, отороченном пышной оборкой.

Сделав неуклюжий реверанс, мадам Катель принялась снимать с меня мерки, безжалостно тыкать кожу иголками, вертеть, словно куклу, из стороны в сторону. И при этом негромко причитала, что в ближайшие ночи ей придётся не смыкать глаз, и всё ради того, чтобы смастерить для невесты мессира маркиза приличный костюм для охоты. Всем красавицам Гавойи на зависть.

До всех красавиц мне дела не было, а вот утереть нос одной блондинке-прелюбодейке очень хотелось. Поэтому послушно терпела все манипуляции, которые производила надо мной не в меру разговорчивая швея.

После ухода мадам Катель я ненадолго осталась одна. Радуясь короткой передышке, занялась изучением спальни. Пока не нагрянули маменька с близняшками или того хуже — Моран.

Знаю, глупо, но шестое чувство побуждало как следует рассмотреть презентованные мне покои, дабы убедиться в отсутствии или же наличии в спальне потайной дверцы. Мне так будет спокойнее.

К своему облегчению, никакого тайного хода я не обнаружила. Значит, присутствие ночью жениха в комнате просто почудилось. Приснилась глупость, вот непонятно что себе и нафантазировала. Со всяким может случиться.

За что бы ни бралась, я всегда проявляла усердие. Сёстры частенько называли меня дотошной занудой и считали эту черту моего характера большим недостатком.

Вот и сейчас, оставаясь верной самой себе, я облазила спальню вдоль и поперёк, заглянула в каждую щель, отодвинула большие тяжёлые сундуки красного дерева, обитые медными полосами и громоздившиеся по углам комнаты. Даже, поднапрягшись, с горем пополам сдвинула в сторону с виду такой хрупкий и изящный секретер, на деле оказавшийся тяжеленым.

Конечно, сомнительно, что за ним мог прятаться потайной лаз. Если бы его вельможество ночами двигал у меня под носом мебель, я бы наверняка это услышала и заметила. Но бросить начатое было выше моих сил.

Пальцы нащупали шёлк обоев с выпуклым цветочным узором. Вроде бы ничего… Ой!

Испуганно отдёрнув руку, заглянула в просвет между мебелью и стеной, в которой нащупала небольшое углубление. Пришлось двигать секретер дальше, дабы получить доступ к неожиданно обнаруженному тайнику. Если не изучу его, и дня не проживу, непременно скончаюсь от любопытства.

Понимая, что совершаю не самый благовидный поступок, я тем не менее достала из углубления резной ларец, инкрустированный перламутром. Как сказал вчера на балу де Лален, покои эти раньше принадлежали моей кузине. А значит, и ларец должен был принадлежать Серен.

Внутри на подушечке из белоснежного атласа обнаружились несколько золотых колечек, эмалевая брошь, увесистый мешочек, полный алидоров[1], и скрученный лист бумаги, перевязанный алой тесьмой. Ещё прежде чем почувствовала укол совести, развернула листок.

Пальцы дрогнули, стоило скользнуть по нему взглядом. Послание состояло всего из трёх слов, написанных крупным, размашистым почерком: «Скоро ты умрёшь». Внизу чернели инициалы, оставленные всё той же уверенной рукой: «А.Г.».

И ничего больше…

Я растерянно опустилась на край кровати, не сводя с желтоватой, немного помятой бумаги взгляда. Что это? Угроза? Адресованная кому? По-видимому, Серен. Раз письмо это обнаружилось в её спальне.

Как жаль, что оказалось оно пророческим.

Зябко поёжилась. А может, тот, кто его написал, как раз и распорядился судьбой кузины?

Дрожащими руками сунув роковое послание обратно в ларец, поспешила вернуть тот на место, отчаянно желая стереть из памяти три страшных слова.

Глава 7

Следующие пару дней, а особенно ночей, стали для меня настоящим испытанием. Я не могла думать ни о чём, кроме будущего супруга, он всецело завладел не только моими мыслями, но и, кажется, сердцем. И что самое постыдное — тело моё тоже жаждало оказаться в его власти.

К счастью или нет, но его светлость больше не пытался меня соблазнять. Более того, на прогулки не приглашал, а когда мы встречались за обеденным столом, был хоть и учтив, но весьма сдержан. Я бы даже сказала холоден.

Изображал из себя этакий айсберг, в то время как я сгорала от желания. Украдкой поглядывая на жениха, только и мечтала о том, как его губы сминают мои в жадном поцелуе, как он властно прижимает меня к себе, и я вновь ощущаю каменную твёрдость мышц у себя под ладонями, млею от каждого прикосновения.

Это чувство пугало, и в то же время, стоило только подумать о Страже, как меня охватывал неописуемый восторг и сердце в груди трепетало от радости. Самое странное, я никогда не влюблялась так быстро. Тем более не испытывала к кому бы то ни было столь сильное, сводящее с ума влечение.

Возможно, потому что до сих пор всё моё общение с противоположным полом сводилось к дружбе с вилланами из окрестных деревень. Некоторые крестьянские отпрыски даже пытались за мной ухаживать, несмотря на возмущения маменьки. Но ни к одному из этих юношей я не испытывала ничего, кроме дружеской симпатии.

А его колдовская светлость каким-то непостижимым образом умудрился вскружить мне голову за считанные дни.

Признаюсь, я уже мечтала о том, чтобы как можно скорее выйти за него замуж и помахать ручкой своим родным. Мама продолжала действовать мне на нервы, ежечасно напоминая о том, что я обязана переговорить с его светлостью о будущем близняшек. У меня же язык не поворачивался обратиться к нему со столь деликатной просьбой. К тому же мы вроде как в ссоре, а я создание гордое и неприступное.

Хотя насчёт последнего можно было поспорить.

Поздно вечером, накануне дня, которого с таким нетерпением ждали сёстры, когда весь цвет Гавойи соберётся вместе, чтобы заняться травлей оленя в Артонском лесу, Мари принесла мой костюм для охоты.

Что тут скажешь, ничего шикарнее видеть мне прежде не доводилось. Потягаться с творением мадам Катель могло разве что платье, пошитое для бала в честь нашей с де Шалоном помолвки.

Под восторженные вздохи служанки я примерила наряд. Камзол сел как влитой. Он полностью облегал фигуру, выгодно подчёркивая мою осиную талию, которой я очень гордилась, и пышную грудь. Сзади бархатное чудо драпировалось и заканчивалось коротким шлейфом, который прятал иные, не менее соблазнительные выпуклости моего тела. И на которые его отмороженная светлость в последнее время принципиально не смотрел!

Спереди камзол едва прикрывал бёдра. Поэтому каждый желающий завтра сможет полюбоваться моими стройными ножками в узких кюлотах и длинных сапогах из мягкой кожи. К костюму прилагались перчатки, белоснежная сорочка с пеной кружев у горловины и кокетливая широкополая шляпа с плюмажем.

Единственное, как по мне, наряд был вызывающе-ярким — цвета спелой вишни, резко контрастировавшего с моими тёмными волосами и светлой кожей. Зато, если верить Мари, глаза смотрелись ярче. Словно вобрали в себя всю лазурь небес, что простирались над землями Гавойи.

В общем, ложилась я спать в прекрасном расположении духа. Проснулась с зарёй, когда небо только окрашивали розовые лучи восхода, и сразу принялась за сборы.

Мари помогла мне одеться, собрала волосы в замысловатую причёску, украсив всю эту смоляную красоту расчудесной шляпкой. В который раз поинтересовалась, как я себя чувствую, о чём в последнее время спрашивала с завидной регулярностью (вот ведь заботливая), и, получив в ответ заверения, что энергия во мне бьёт ключом, радостно заулыбалась.

— Вам обязательно нужно перекусить. Я мигом обернусь. — Сказав это, шмыгнула в коридор.

В столь ранний час аппетита и в помине не было, но под бдительным надзором служанки, так радеющей за моё здоровье, пришлось позавтракать.

За сборами и препираниями с Мари, с упорством ослицы пытавшейся влить мне в рот какой-то не слишком приятный на вкус отвар, что якобы должен был придать мне сил во время охоты, время пролетело незаметно. И вот к воротам дворца начали подъезжать первые кареты.

Не прошло и часа, как парк заполнили разряженные гости: мужчины в тёмных костюмах и напудренных париках, дамы — в ярких амазонках. Единицам хватило смелости облачиться в новомодные кюлоты, в которых раньше могли позволить себе щеголять только сеньоры. Кажется, только я и Опаль не постеснялись выставить на всеобщее обозрение свои ножки. У меня по сути-то и выбора не было, за свою невесту всё решил мессир маркиз. А вот мадмуазель де Вержи, голову даю на отсечение, намеренно нарядилась так, чтобы привлечь внимание любовника.

Очень надеюсь, что уже бывшего.

Из окна своей комнаты я заметила, как эта воровка чужих женихов, демонстративно виляя бёдрами, приблизилась к Морану, облачённому в простой чёрный костюм, едва тронутый золотым шитьём. Тут уж ноги сами вынесли меня из спальни.

Правду говорят, ревность — самый опасный яд, от которого умираешь медленной, мучительной смертью. Снова и снова. И только что, пока бежала вниз, я пережила настоящую предсмертную агонию.

Оказавшись в парке, поискала де Шалона взглядом, моля Единую, чтобы Опаль куда-нибудь провалилась. Увы и ах, упрямая девица по-прежнему коршуном кружила возле моего суженого. Благо интимный дуэт вырос до размеров трио: к воркующим голубкам присоединился незнакомый мне мужчина. Молодой статный блондин с немного грубыми, но не лишёнными мужественной красоты чертами лица. Как и маркиз, он не признавал париков, да и одеваться предпочитал без лишней помпезности. Это было первое, что бросилось в глаза.

А вскоре узнала, что роднили его светлость и незнакомца не только стремление к простоте во внешнем облике, но и общее призвание — уничтожение мерзких, опасных тварей из потустороннего мира.

Словно почувствовав моё приближение, маркиз обернулся.

— Адриен, это моя невеста, Александрин, дочь барона ле Фиенн. Я тебе о ней рассказывал, — протянул мне руку.

Сердце замерло на миг, а потом зашлось в бешеном ритме. Моран улыбался, глядя на меня, и в этой улыбке впервые присутствовали нежность и теплота. Взгляд же, скользнувший по фигуре и замерший на моих губах, которые я начала непроизвольно покусывать от волнения, обжёг желанием, которое его светлости, в отличие от меня, всё это время удавалось прятать под маской невозмутимости.

Но только не сегодня.

Это заметила не только я. Опаль поменялась в лице. Улыбка, которой до сих пор одаривала Стража, сползла с её холёного личика, сменившись кислой гримасой. Глаза полыхнули ненавистью.

Похоже, так просто она не сдастся. Что ж, я тоже не намерена уступать своё счастье. Пусть так и осталось неясным, чем его заслужила… В последнее время мысль эта больше меня не тревожила. А та, что заставляла нервничать, сейчас готова была лопнуть от зависти и злости.

Вложив свою ладошку в ладонь Стража, улыбнулась ему одной из своих самых очаровательных улыбок. Мазнула равнодушным взглядом по дочери графа и обратилась к светловолосому гостю:

— Рада знакомству, месье…

Мужчина почтительно поклонился:

— Адриен де Грамон. К вашим услугам, мадмуазель ле Фиенн. — Даже через перчатку я ощутила холод губ незнакомца, коснувшегося моей кисти приветственным поцелуем.

Вздрогнула от пристального взгляда серых, точно предгрозовое небо, глаз и поспешила высвободить руку. Услужливая память подсунула картину: старинный ларец и хранящееся в нём послание, подписанное инициалами «А.Г.».

И я, как секунду назад Опаль, тоже поменялась в лице.

— Всё в порядке, Александрин? — почувствовала, как Моран легонько сжал мою ладонь.

Стряхнув оцепенение, заставила себя улыбнуться, правда, не уверена, что удалось придать лицу безмятежное выражение.

— Немного волнуюсь. Давно не бывала на охоте, — ляпнула первое, что пришло в голову. Впрочем, это было правдой. Вблизи Луази лесов не имелось, только обширные поля гречихи, пшеницы да кукурузы.

— Надеюсь, мадмуазель хотя бы умеет держаться в седле? — не преминула поддеть соперницу Опаль, коей я для неё и являлась.

— Уверен, мадмуазель ле Фиенн прекрасная наездница, — неожиданно вступился за меня блондин и показал на своём примере, как полагается улыбаться — широко, от души.

— Позвольте полюбопытствовать, откуда такая осведомлённость, месье? — не унималась интриганка. — Вы ведь только познакомились.

— Из такой грациозной и очаровательной молодой особы просто не может получиться плохой наездницы, — польстил мне де Грамон, получив взамен пусть и не высказанную вслух, но произнесённую в мыслях искреннюю благодарность.

— Не хотелось бы лишать вас удовольствия, дорогая Опаль, но, боюсь, вы не увидите меня поверженной к ногам лошади. Ни сегодня, ни в какой другой раз, — заверила я белобрысую стерву.

— А вы самоуверенны, мадмуазель, — хмыкнула та.

— Не я одна, — в упор посмотрела на девушку, после чего переместила многозначительный взгляд на жениха.

Заступаться за свою избранницу Моран не спешил, краем уха вслушивался в нашу пикировку. Похоже, его совершенно не заботило, оскорбит ли открыто меня Опаль или заденет исподтишка. Осознание этого немного отрезвило, заставило спуститься с заоблачных высот на бренную землю. Значит, я по-прежнему безразлична мессиру Стражу.

Адриен не ошибся, я была неплохой наездницей. Могла часами, не зная устали, носиться по полям и лугам, наслаждаясь тем, как ветер бьёт в лицо и развевает мои волосы.

Вскоре мы покинули усадьбу. Мне досталась караковая кобылка, резвая и нетерпеливая. Пришлось приложить немало усилий, чтобы с ней подружиться. Ещё один подарок от его светлости, который я с любовью назвала Искрой. У моей красавицы имелось рыжее вытянутое пятно на лбу. В контрасте с чёрной гривой и лоснящейся шерстью цвета горького шоколада, оно как будто горело на солнце, что и подсказало мне дать лошади такое прозвище.

Под бдительным надзором Опаль и без чьей-либо помощи я ловко вскочила в седло и пришпорила кобылку, потрясавшую смоляной гривой и рыхлившую копытами ни в чём не повинную клумбу: так ей не терпелось сорваться с места, чтобы сразу перейти в галоп.

Моран гарцевал на вороном скакуне по кличке Демон. Как по мне, довольно странный выбор для Стража, уничтожающего исчадий Мглы. Опаль разъезжала на сером красавце в яблоках, как будто специально подбирала под свой светлый, с жемчужной отделкой костюм.

Обоим Стражам быстро наскучило общество дам, и они, решив возглавить охоту, умчались вперёд. Я тоже вскоре избавилась от принеприятнейшего для меня общества мадмуазель де Вержи и присоединилась к весельчаку Касьену, с утра до вечера развлекавшему не отлипавших от него сестёр.

У де Лалена было просто ангельское терпение, я уже давно прониклась к нему уважением и благодарностью. Ведь если бы не он, близняшки прилипли бы ко мне.

— А, мадмуазель Александрин. Чудесно выглядите! Я бы вами любовался да любовался. Ну просто загляденье в этом наряде! — рассыпался комплиментами шевалье. — Если бы не маркиз, мой близкий друг, я бы непременно в вас влюбился и добивался бы вашей руки.

Не стоило ему этого говорить. Близняшки и так на меня всё утро косились, вернее, на мой костюм. А после слов де Лалена и вовсе чуть взглядами не прожгли. Как ещё Лоиз в сердцах мне что-нибудь не подпалила. Перья на шляпе, например, или того хуже — волосы. Сестра неохотно развивала свой дар, не желала учиться его контролировать, потому у нас дома частенько случались маленькие пожары. Да и Соланж тоже, увы, не являлась прилежной ученицей. Но несмотря на все хлопоты, что доставляли родителям младшенькие, они всё равно числились у них в любимицах.

Я же была изгоем.

Не желая искушать судьбу, перекинулась с душкой-шевалье парой фраз и поспешила ретироваться, оставив бедолагу на растерзание этих ревнивиц.

По мере того как углублялись в лес, над нами всё плотнее смыкались густые кроны вековых деревьев. Сквозь ажурную листву едва проглядывало бледное утреннее солнце. Воздух, напоенный запахом прелых листьев, казался густым, почти осязаемым. Где-то неподалёку протекала речушка. Её журчание перекликалось с глухим перестукиванием копыт и жалобным скулежом собак, будто умоляющих, чтобы их поскорее спустили со сворки.

Морана я больше не видела. Он затерялся в разноцветной кавалькаде, захваченный всеобщим азартом. По словам Касьена, его светлость был заядлым охотником, ни что так не разжигало его кровь, как травля беззащитного зверя.

В последнее время я ощущала себя таким зверьком.

Кажется, охотникам наконец удалось напасть на след оленя. Протрубили в рог, Артонский лес наполнился оглушительным лаем — псари спустили борзых и те радостно помчались за животным, не обращая внимания ни на колючий кустарник, ни на хлёсткие удары ветвей.

Незаметно участники охоты рассеялись по лесу. Я немного отстала, засмотревшись на Опаль, которая выглядела чем-то очень довольной, хотя ещё совсем недавно кривила лицо в гримасе бессильной злости.

Странная метаморфоза.

Кое-как заглушив в себе новый всплеск ревности, вонзила шпоры в лоснящиеся бока Искры и рванула вперёд, подальше от этой ухмыляющейся фурии.

Шум голосов раззадоренных охотой вельмож смешивался с величественными звуками охотничьего рога и стремительно отдаляющимся собачим лаем, эхом наполнявшим лесную чащу.

В какой-то момент почудилось, что к многоголосью примешивается чей-то отчаянный плач. Как будто совсем близко рыдал ребёнок. Я натянула поводья, заставляя лошадь перейти на шаг, и прислушалась.

Нет, не почудилось.

Мимо меня проносились всадники, не замечавшие или не желавшие замечать чужих страданий. Чувствуя, как от волнения сердце в груди ускоряет свой бег, я пустила Искру вниз по пологому склону. Тихо шелестела потревоженная листва под ногами лошади, и этот звук, сливаясь с плачем маленького испуганного создания, подхлестывал меня, точно плетью.

Я что есть духу мчалась вдоль ручья в сторону, противоположную той, в которую удалялись охотники. Все мысли были только об одном: как можно скорее отыскать и спасти ребёнка.

Не дай Единая, он ранен и ему больно. Что он вообще здесь делал?! Грибы собирал? Но не в такой же глуши. До ближайшей деревни было не меньше трёх лье.

Может, заблудился?

Мысли проносились в голове, звуча в унисон с частой дробью лошадиных копыт летящей сквозь чащу Искры. Стенания становились всё громче, и тревога, поднимавшаяся изнутри, уже готова была перерасти в панику, когда я увидела девчушку лет восьми, сидящую на коряге у самой излучины ручья. Девочка горько плакала, спрятав лицо в ладонях. Из-под выцветшего шерстяного платка выбивалась светлая прядь. Одета малышка была не по погоде: в лёгкое платье и сабо, которые были ей явно велики на пару размеров.

Но, хвала Единой, одежда была целой и на первый взгляд девочка казалась невредимой.

Я спешилась. Держа лошадь за поводья, направилась к страдалице. Искра недовольно пофыркивала, раздражённо дёргала головой, так не вовремя решив проявить характер.

— Не бойся меня, — ласково обратилась я к девочке, пытаясь привлечь её внимание.

Выдохнула облегчённо, заметив, что хрупкие плечики перестали сотрясаться от рыданий, и ускорила шаг. А эта упрямая скотина вдруг ни с того ни с сего истошно заржала, вздыбилась, явно желая меня растоптать. Повод выскользнул из руки, я лишь чудом успела отскочить в сторону, иначе бы оказалась под копытами лошади.

Искра умчалась в заросли, прежде до смерти меня напугав. Я обернулась к девочке, тоже наверняка напуганной столь недружественным поведением животного. Но малышка сидела, не шевелясь.

— Эй, с тобой всё в порядке? — мягко коснулась её плеча.

Вот девочка отняла от лица руки, подняла глаза…

И я почувствовала, как меня захлёстывает ужас.

Глава 8

Чёрной стрелой Демон летел сквозь чащу, тяжёлыми ударами копыт сотрясая землю. Разлапистые деревья, густые кустарники проносились перед глазами Стража, сливаясь в сплошную изумрудную массу. Борзые мчались, кто впереди, кто следом, оглашая окрестности дружным лаем, и напоминали бело-рыжие пятна, в беспорядке разбросанные по тёмной глади леса.

Опаль слушала его, но не слышала… Мужчина остервенело вонзил шпоры в бока своего скакуна, и Демон, перелетев через корягу, понёсся дальше, как будто именно он, а не его одержимый преследованием жертвы хозяин первым стремился настичь животное. Это был крупный олень с большими ветвистыми рогами, из последних сил боровшийся за жизнь.

Которую де Шалону не терпелось отнять. Маркиз надеялся, что охота поможет хотя бы ненадолго отвлечься от навязчивых мыслей об Александрин, сотрёт, пусть и на короткое время, воспоминания о молодом, совершенном теле, жаждущем его ласк. То ещё испытание — каждую ночь наблюдать за невестой, сходящей с ума от неудовлетворённого желания, и не сметь к ней даже прикоснуться.

Иначе уже точно не смог бы себя сдержать.

Страж и сам не мог толком объяснить, почему его так тянет к этой незнакомой, вечно настороженной, опасающейся всех и вся девушке. Так не похожей на дерзкую, бесстрашную красавицу Серен. Которую он по-прежнему горячо любил. И отступать от задуманного был не намерен.

Вероятно, причина временного умопомрачения кроется в чарах ведьмы, что должны были связать его и мадмуазель ле Фиенн.

А вот к Опаль после знакомства с невестой Моран окончательно охладел. Когда-то давно она действительно была ему интересна. Или же просто привлекала её доступность… В то время ему нужен был кто-то, кто угодно, чтобы забыться. И дочь соседа так кстати оказалась рядом. Сама добровольно преподнесла себя ему, взамен не требуя ничего. Вот только очень быстро это щенячье обожание в глазах девушки надоело и даже более того — стало раздражать.

Опаль смиренно приняла его решение снова вступить в брак, и маркиз уж было успокоился. Но сегодня, вслушиваясь в «милое щебетание» прекрасных дам, понял, что де Вержи не намерена его отпускать.

Моран направил своего коня вниз по крутому, поросшему густой травой склону. Адриен отстал, впрочем, как и остальные участники охоты. Оставив его светлость один на один со своими мыслями.

Поглощённый размышлениями и преследованием животного, Страж не сразу уловил перемену в окружающем мире. Не сразу заметил, что краски поблекли, и всё вокруг сделалось чёрно-белым. Тревожно зашумела листва в высоких кронах. Потускнело солнце, ещё минуту назад разливавшее свой янтарный свет по всему Артонскому лесу. К горьковатому запаху грибов и мха, облепившего вековые стволы деревьев, теперь примешивалось тошнотворное зловоние.

Которое мог источать только демон.

Едва уловимое, а значит, расстояние до твари было неблизким.

Не прошло и секунды, как грудь прошила знакомая острая боль, словно меж рёбер засадили кинжал. По самую рукоять. Так происходило всякий раз, когда где-то в окрестностях появлялся демон. И единственное, что могло её унять, — это уничтожение исчадия Тьмы.

Наверняка то же самое сейчас испытывал и Адриен.

Моран стиснул зубы, чтобы не закричать. Зажмурился на миг, впитывая в себя окружающие запахи и звуки, пытаясь понять, откуда доносится демонический смрад.

Обжигающей лавой ярость растекалась по венам — неконтролируемое чувство, с которым невозможно совладать. Как и от боли, избавиться от него можно было, только превратив демона в прах.

Повернув коня, всадник помчался в обратном направлении, гонимый одним единственным желанием — поскорее настигнуть жертву.

Пока последняя сама не превратилась в охотника.

* * *

Я стояла, не в силах пошевелиться. От неожиданно нахлынувшего осознания, кому по глупости пришла на помощь, тело сковал дикий, первобытный ужас. В чертах маленькой девочки, ещё мгновение назад заливавшейся горькими слезами, не было ничего человеческого. Вот её губы растянулись в хищной улыбке, обнажив жёлтые острые клыки, с которых стекала слюна. Там, куда она падала, оставались выжженные прогалины. Вместо носа у «малышки» имелась чёрная зияющая дыра, резко контрастировавшая с мертвецки-бледной кожей. И глаза… Опасные, безумные — в них клубилась бесконечная тьма.

Осклабившись, лже-страдалица медленно поднялась и протянула ко мне руку. На моих глазах маленькие детские пальчики стали превращаться в кривые когти. Я отпрянула, едва не закричав. И рада была бы, но меня душил страх, подавляя рвущиеся наружу звуки.

Ещё шаг, за ним другой. Демон двигался со мной в унисон, как будто, издеваясь, намеренно копировал мои движения. Наверное, хотел позабавиться, насладиться моим отчаяньем, прежде чем разорвать в клочья.

Глупо, конечно, но следовало хотя бы попытаться бежать. Вот только от одной лишь мысли повернуться спиной к твари, с которой ошмётками опадала человеческая личина, обнажая истинную омерзительную ипостась, становилось невыносимо жутко. Ноги ни в какую не желали слушаться.

И я продолжала трусливо пятиться, ощущая, как от страха немеет тело и слёзы обжигают глаза. Где-то глубоко внутри теплилась надежда, что Моран, аки бесстрашный рыцарь, примчится меня спасать. Успеет.

Но он не успел… Зацепившись за корень кряжистого дуба, укрытый жухлой листвой, оступилась и бесславно упала на землю. Последнее, что увидела, — это как тварь, истошно взвизгнув, наверное, таким образом выражая восторг и предвкушая победу, метнулась в мою сторону.

Зажмурилась, прощаясь с жизнью, понимая, что спасения от демона мне уже точно не будет, и услышала, как радостный визг сменился яростным рыком. Грудь в том месте, где кулон касался кожи, обожгло, словно раскалённым железом. А в следующее мгновенье я чуть не ослепла и была вынуждена прикрыть глаза рукой: сноп света вырвался из заключённого в золотую оправу камня, накрыв меня мерцающим куполом.

Исчадие Мглы выгнулось, запрокинув голову. Послав в небо воинственный клич, снова бросилось в мою сторону и снова с шипением отскочило обратно, врезавшись в магическую преграду. Тут уж к его воплям присоединилась и я: завизжала что есть мочи, чувствуя, что ещё немного, и сердце в груди разорвётся в клочья, просто не выдержит этого кошмара.

Окончательно избавившись от человеческой личины, демон с остервенением бился о так раздражавшее его препятствие, и мне всё казалось, что купол вот-вот даст трещину, а потом и вовсе осыплется на землю серебряной пылью. Каждый раз, когда острые когти царапали хрупкую на вид защиту и проносились в опасной близости от моего лица, я вздрагивала, но не решалась сдвинуться с места. Вдруг от одного неосторожного движения магия рассеется, и тогда уже ничто меня не спасёт.

Тварь с отчаянным упорством продолжала таранить купол своими бараньими рогами, пыталась дотянуться до меня острыми когтями, угрожающе скалилась и хищником кружила возле моего укрытия, при этом издавая душераздирающие звуки. Кричала, рычала, шипела и фыркала, захлёбываясь слюной, от которой вокруг чудо-клетки трава уже успела истлеть, обнажив чёрную землю.

Я сжалась в комок, заметив, как демон готовится к новой попытке до меня добраться, и тут же взвизгнула, только теперь от радости.

На гребне холма на белоснежном коне показался всадник. Он что-то выкрикнул, но я не расслышала его слов, и пришпорил своего скакуна. Прежде чем демон успел сообразить, кто явился по его душу, огненная плеть, выпущенная Стражем, обвилась вокруг мощной шеи твари.

Та захрипела, в отчаянье полоснула по горлу когтями, пытаясь освободиться от пут. Но не успела обернуться, чтобы отразить новую атаку: созданный из пламени жгут стреножил чудовище, с силой опрокинув того на землю. Однако демону и на сей раз удалось высвободиться.

К счастью, короткой заминки Адриену оказалось достаточно, чтобы загородить меня собой. Спешившись, Страж на миг обернулся: его глаза наполняла тьма. Та самая, что минуту назад я видела во взгляде демона.

Тварь приникла к земле, готовая напасть на неожиданно появившегося заступника. Зашипела от боли, когда Страж метнул в неё огненное копьё, оставив на покрытой шерстью груди глубокую борозду, и рванулась в его сторону. В воздухе запахло гнилой плотью.

Я прижала ладони к губам, силясь подавить крик ужаса. Адриен успел уклониться в последний момент, пригнувшись, откатился в сторону. Иначе бы ядовитые клыки сомкнулись на его шее.

Несмотря на немалые габариты, демон двигался легко и стремительно. Вот он был только что у ручья, а в следующее мгновенье уже оказывался за спиной Стража.

Впрочем, де Грамону ловкости тоже было не занимать. В каждом его движении, каждом шаге чувствовались уверенность и сила опытного воина. А ещё неудержимая ярость. Она концентрировалась вокруг Стража и беснующегося чудовища, отравляя сам воздух, не давая дышать.

Несмотря на многочисленные раны, демон по-прежнему был силён, не желал сдаваться. Зато маг быстро слабел, теперь уже не нападал, а только оборонялся. Быть может, причиной тому была глубокая рана на руке Стража, оставленная когтями треклятой твари. На светлом камзоле, вернее, том, что от него осталось, расплывались багровые пятна.

— Адриен! — в испуге закричала я, увидев, как демон, метнувшись к кряжистому дереву, клонившему свои тяжёлые ветви к сверкающей глади ручья, с молниеносной скоростью вскарабкался по широкому стволу. Оттолкнувшись, полетел на Стража, готовый пронзить того своими перепачканными в крови когтями.

Ловкость на этот раз изменила моему спасителю. Адриен замешкался, лишь на долю секунды, и это могло стоить ему жизни. Кажется, он даже не успел понять, что произошло. Да и я не сразу заметила появление другого Стража.

Короткий пас рукой, и воздушная стихия подбросила монстра высоко в небо… а приземлился он уже разорванным на куски.

— А поаккуратнее было нельзя? — проворчал де Грамон, стаскивая со светлой шевелюры окровавленную конечность демона.

Другая упала к моим ногам. И это для меня стало последней каплей. Краски смешались, а с ними и звуки — кажется, Моран звал меня по имени. А может, просто звенело в ушах…

Ощутила прикосновения мессира маркиза, бережно поднявшего меня с земли, и уплыла в долгожданное небытие.

В себя пришла уже во дворце, под чутким надзором родных. Мама сидела в изголовье кровати и с такой силой сжимала мою руку, что, когда очнулась, не чувствовала пальцев. Папа нервно мерил комнату шагами и то и дело косил взглядом в сторону кровати, а близняшки о чём-то тихонько переговаривались.

— Деточка моя! — завидев, что я начала подавать признаки жизни, маменька тоже ожила. Принялась душить меня в крепких материнских объятиях: очевидно, решила доделать то, что не успел сделать демон.

— Ксандра, милая, как ты себя чувствуешь? — поспешил ко мне отец.

Я молчала, не зная, что сказать. Физически я, может, и не пострадала. Но стереть из памяти пережитый кошмар, увы, мне не по силам. Боюсь, он ещё долго будет преследовать меня во снах, отравлять страхом воспоминания.

— Это всё из-за Стража! — неожиданно воскликнул отец, и в его голосе, обычно таком спокойном и мягком, сейчас отчётливо звучали гневные нотки. — Ничего хорошего не выйдет из этого брака… — проворчал барон, опускаясь на край кровати. — Изо дня в день маркиз подвергает свою жизнь опасности, не хочу, чтобы ты жила в вечном страхе. Тем более не хватало, чтобы тебя постигла участь твоей кузины Серен!

— Полноте, ваша милость, — постаралась осадить супруга матушка. — Его светлость здесь совершенно ни при чём. Ксандре просто не повезло попасться на глаза демону. Со всяким может случиться…

Баронесса осеклась, встретившись с тяжёлым взглядом мужа. Открыла было рот, наверное, собираясь продолжить его убеждать в обыденности случившегося, но не успела сказать ни слова. На пороге нарисовалась его бесстрашная светлость собственной персоной.

— Я бы хотел поговорить с мадмуазель ле Фиенн наедине, — опустив приветствия, заявил Страж.

Маман тут же подхватилась, принялась подталкивать к выходу близняшек и тянуть за собой мужа. Барон нехотя подчинился. Недовольно покосившись на будущего зятя, последним покинул спальню.

Оставив меня один на один с женихом.

Моран приблизился ко мне и опустился в кресло, ранее оккупированное баронессой.

— Как Адриен? — спросила, немного нервничая. И вот так всегда, стоило ему оказаться рядом.

Я снова тонула в бездонном омуте тёмных глаз, снова любовалась смуглым лицом с красивыми, благородными чертами, словно видела впервые в жизни. И снова думала лишь об одном — об этих сводящих с ума губах, которые накрывают мои в страстном поцелуе…

— Его светлость в полном порядке. И не в такие передряги попадал, — даже голос Стража с ироничными нотками не мог развеять чувственное наваждение.

Я вроде и слушала его и в то же время совсем не слышала, всё глубже погружалась в собственные грёзы, впитывала в себя бархатный, с лёгкой хрипотцой голос, и мечтала, что мои фантазии наконец станут явью.

Ну что ему стоит хотя бы разочек коснуться моих губ? Лёгким, невинным поцелуем. И руку положить на талию… Притянуть к себе властно, как в дерзких снах, чтобы у меня не хватило сил ему противиться.

— Лучше скажите, как ваше самочувствие? — Пауза. — Александрин?

— Ась? — встрепенулась я и тут же мысленно отругала себя за совершенно неуместные сейчас мысли.

Нет бы попереживать за де Грамона хотя бы ещё пару минут, так сказать, для очистки совести. Ведь если бы не храбрец-Страж, этого разговора и вовсе бы не было. И щёки бы не пылали от пристального взгляда чёрных пронзительных глаз…

Единая! Да что со мной творится?!

— Мне уже намного лучше, спасибо, — кашлянула негромко и вперилась взглядом в цветочные узоры, коими было расшито одеяло. Буду смотреть куда угодно, но только не на Морана.

Иначе, боюсь, не выдержу и сама полезу к нему целоваться.

— Расскажите, что произошло? Как так вышло, что вы от нас отстали?

Ох, не стоило ему подаваться вперёд и брать меня за руку. От мимолётного прикосновения по коже забегали мурашки, низ живота стянуло тугим узлом.

В общем, полный дурдом.

Наверняка уловив моё волнение, Страж чуть заметно усмехнулся и откинулся на высокую спинку кресла. А я от греха подальше сунула руки под одеяло, да ещё и натянула его до самого подбородка.

Сбивчиво, но всё же сумела изложить события минувшего утра. Поведала о том, как услышала плач ребёнка и, позабыв обо всём на свете, поспешила на помощь. А в итоге спасать пришлось меня.

Моран хмурился и был явно недоволен тем, что его невеста строила из себя героиню куртуазного романа. А стоило мне умолкнуть, мрачно процедил:

— Вам не следовало отдаляться от остальных охотников. В лесах Гавойи и без демонов небезопасно. Я бы не простил себе, если бы с вами что-нибудь случилось.

Больше всего на свете не любила, когда маменька меня отчитывала. И сейчас де Шалон вёл себя, как строгая родительница. Я уж было хотела обидеться, но последняя его фраза вмиг заглушила это бесполезное чувство, и меня затопила безудержная нежность к Стражу.

Какой же он всё-таки душка.

Даже шашни с Опаль настроение больше не омрачали. Наверняка всё уже давным-давно в прошлом.

— Значит, вы беспокоились обо мне? — несмело подняла на мага глаза.

— Конечно, — мягко улыбнулся он в ответ. — Я чуть с ума не сошёл, когда почувствовал присутствие демона. И сразу понял, что вы в беде.

Наступило молчание. Я кусала в нервном волнении губы. Радовалась этому неожиданному признанию и в то же время боялась поверить, что всё происходит наяву. Вдруг это всего лишь очередной сон? Только в моих чудесных ночных фантазиях его светлость был нежен и ласков со мной.

Моран пересел на кровать, и теперь находился так близко, что кровь ударила в виски и всё вокруг стало видеться в розовой дымке.

Может, хоть сейчас расщедрится на поцелуй? Но нет, мессир Страж, как назло, продолжал болтать:

— Александрин, я задолжал вам слова извинения. За то утро. Я не хотел вас обидеть и вполне понимаю ваши опасения…

«Не припомню, чтобы чего-то опасалась», — мелькнула мысль, и, пока я наслаждалась звучанием глубокого низкого голоса мага, он вкрадчиво шептал:

— Вам кажется странным, что я выбрал именно вас.

Да какое это теперь имеет значение. Главное ведь, выбрал!

— Вы сказали, что на празднике в Тюли я совершенно не уделял вам внимания. Да, это так, — смиренно согласился маркиз и, прежде чем я успела обидеться или возмутиться, мягко завершил: — Но вы забываете о другой нашей встрече. Восемь лет назад в королевском саду. На празднике после обряда инициации.

Я зажмурилась, воскрешая в памяти с таким трудом похороненные воспоминания. Самый страшный день в моей жизни. День, когда на глазах у сотен магов Вальхейма жрецы признали меня бессильной. Ни одна из стихий не желала мне повиноваться.

Как сейчас помню взгляды собравшихся: где-то сочувствующие, где-то насмешливые и даже высокомерные. И самое страшное — ужас в глазах матери, вдруг осознавшей, что за пустышку произвела на свет.

Я, на тот момент наивная шестнадцатилетняя девчонка, грезившая о безоблачном будущем, не ожидала такой подножки судьбы. Это стало для меня настоящим ударом.

Помню, улучив момент, сбежала из церемониальной залы и до самого вечера рыдала на скамейке в королевском саду. Там-то и повстречалась с молодым шевалье, чьим именем даже не поинтересовалась. Не до того было.

Кто бы мог подумать, что человеком, поддержавшим меня в ту трудную минуту, был де Шалон. Я сделала всё возможное, чтобы забыть о страшном дне, а вместе с ним вычеркнула из памяти и образ его светлости.

— Я никому не рассказывал, но после той встречи долго не мог перестать думать о вас, — признался маг.

— Обо мне? О девчонке с растрёпанными волосами и распухшим от слёз лицом?

— Вы были очаровательны в своей печали, — тепло улыбнулся Страж. — Нежная, ранимая девочка, которую хотелось защитить от всего мира. Я даже подумывал наведаться к вам в Луази, чтобы познакомиться поближе.

Сердце к тому моменту уже не стучало, а колотилось в бешеном ритме, готовое выскочить из груди.

— А потом? — затаила дыхание в ожидании ответа. Услышав же его, не смогла сдержать печальной улыбки.

— А потом я встретил Серен. — Во взгляде его светлости смешались грусть и нежность, вот только нежность эта предназначалась не мне, а покойной супруге.

Которую он до сих пор не забыл.

Которая затмила собой все мысли о бедной, лишённой силы девочке… И в Луази так никто и не явился.

— Но теперь вы здесь, и я уверен, что вместе мы будем счастливы. Александрин, — неожиданно маркиз опустился передо мной на колено, заставив бедное сердечко замереть от восторга, — знаю, что немного опоздал с официальным предложением. Но… вы станете моей женой?

И почему в этой комнате так душно? Или это я сгораю в пламени счастья?

— Соглашусь за один поцелуй! — выпалила прежде, чем успела постичь всю абсурдность своих слов.

Времени на то, чтобы испугаться собственной дерзости, мне не дали. Мгновение, и вот я уже таю в его объятьях. Млею от прикосновений сильных рук, крепко удерживающих меня за талию, впервые пробую вкус его губ, о которых так долго мечтала.

Глава 9

Следующие дни прошли в предпраздничной суете и романтических свиданиях. Вечерами, когда возвращалась к себе после очередной прогулки по парку, губы горели от поцелуев. Всякий раз, оказываясь в объятиях Стража, я чувствовала себя щепкой, которой достаточно было одной искры — прикосновения, чтобы вспыхнуть.

Благо Моран, как самый стойкий из нас, умел вовремя остановиться, хоть порой выдержка изменяла и ему. В эти сладостные и опасные мгновенья, когда маркиз с жадностью осыпал меня поцелуями, уделяя особое внимания какой-то весьма чувствительной точке за ушком, плечам и груди, я чувствовала себя самой счастливой на всём белом свете.

А вот у меня, как оказалось, выдержка напрочь отсутствовала. Вздумай его светлость переступить через запретную черту и пойти дальше, я бы его вряд ли остановила.

Словами не передать, с каким нетерпением ждала грядущего праздника и нашей первой ночи любви. От этих мыслей голова кружилась сильнее, чем от молодого вина. Я только и жила встречами с маркизом и грёзами о нашем совместном будущем.

Каждое утро являлась портниха на очередную примерку свадебного платья. Роскошный наряд из голубой парчи и тончайшего серебристого кружева вызывал вздохи зависти у близняшек, а у баронессы и Мари — приступы восхищения.

В последнее время маменька не переставала петь мне дифирамбы. Ласково называла любимой доченькой, а иногда даже своим ангелом. Не забывая при этом ненавязчиво напоминать, что сейчас, пока маркиз мной очарован (а я околдована им), самое время побеспокоиться о судьбе младшеньких.

У меня же язык не поворачивался о чём-то его просить. Не дай Единая, посчитает меня корыстной особой, согласившейся на брак исключительно ради выгоды, а не по любви.

И поди потом докажи, что я действительно влюблена в него по уши.

Обычно перед ужином я уединялась в одной из беседок парка с книгой или рукоделием. Иногда просто бродила по присыпанным мелким камнем дорожкам, подсвеченным закатом, и предвкушала, как через каких-то пару часов вернусь сюда вместе с женихом.

Милые сестрички меня больше, к счастью, не доставали. Вся их энергия была направлена в иное русло — на бедолагу Касьена, уже при жизни заслужившего памятник в свою честь. Главное, чтобы не пришлось в ближайшем будущем беспокоиться о надгробном. Эти пиявки способны свести в могилу кого угодно, даже нашего терпеливого шевалье.

Из задумчивого состояния меня вывели близнецы. Сначала я услышала их весёлые голоса, а спустя пару мгновений на дорожке, что убегала к беседке, показались юные прелестницы. Как всегда, нарядные, аккуратно причёсанные, обвешанные маменькиными драгоценностями.

— А, вот ты где, — завела Лоиз, устраиваясь у меня под боком. — А мы тебя по всему дому ищем.

— Что-то произошло? — со вздохом закрыла я книгу.

— Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? — вопросом на вопрос ответила Соланж, прохаживаясь вокруг увитой виноградной лозой беседки и многозначительно косясь в мою сторону.

— Всё в порядке. А что?

Сёстры переглянулись и тихонько захихикали.

— А ночами… хорошо спится? — сияя улыбкой, как новенький алидор, продолжила наседать Лоиз.

Я нахмурилась, предчувствуя подвох. Не к добру, что они переглядываются. Да ещё и эти хитрющие улыбки… Того и гляди прыснут со смеху. И что-то мне подсказывало, что причиной неожиданного веселья стала я.

— Знаешь, бывает, с виду красив, ведёт себя самоуверенно, и думаешь — мужчина хоть куда! — непонятно зачем принялась философствовать Лоиз, а Соланж тем временем продолжала глупо хихикать. — А потом выясняется, что у красавца куча комплексов, и собственными силами ублажить супругу он не может. Вот и приходится прибегать к разного рода способам.

— Ну и к чему это всё? — кисло осведомилась я, мысленно подыскивая предлог, чтобы избавиться от надоедливого общества.

— Вот скажи, Ксандра, ты в последнее время не чувствуешь себя слегка… перевозбуждённой? — задевая носком туфельки жёлтую головку цветка, с самым невинным видом поинтересовалась Соланж.

— Что зна… — я осеклась, оглушённая громким хохотом.

Соланж повисла на перилах беседки, Лоиз чуть не сползла под скамейку. А я сидела, пунцовая, тщетно пытаясь понять, что же явилось причиной столь бурного веселья.

— Сейчас же объясните, что происходит?! — негодующе подскочила с места.

— Мы слышали, — вытирая слёзы, выступившие на глазах, и давясь смехом, начала Соланж, — как служанки шептались о каком-то приворотном зелье, которое его светлость велел добавлять тебе ежедневно в питьё.

— А ночами, по словам Мари, ты стонешь и зовёшь во сне своего Стража, — добавила страшно довольная чем-то Лоиз, и сёстры снова покатились со смеху.

Я же пылала, как факел. Вот только уже не от страсти.

От ярости, которая вдруг заглушила все остальные чувства.

Сбежав по ступеням беседки, рванула в сторону дворца, ощущая, как щёки заливает краска стыда и гнева.

Дожила. Теперь мне перемывают косточки служанки.

— Эй, ты куда?! — бросили мне вдогонку.

Но я их уже не слушала. Домчавшись до белоснежной громады дворца, птицей взлетела по лестнице и понеслась в спальню. Мари как раз заканчивала подбирать украшения к моему вечернему туалету, складывала забракованные ею драгоценности в шкатулки, что-то негромко мурлыча себе под нос. А услышав, как резко хлопнули створки, с улыбкой обернулась.

Правда, при виде взбешённой хозяйки улыбка сползла с её лица.

— Где оно? — из последних сил пытаясь обуздать клокотавшую внутри ярость, процедила я.

— Оно? Я не понимаю, — побледнела служанка.

— Дрянь, который ты меня пичкаешь!

— Но я не понимаю… — упрямо повторила девушка и затравленно заозиралась, словно искала пути к отступлению. Вздрогнула, услышав, как щёлкнул ключ, который я демонстративно вытащила из замка и сжала в кулаке, намекая, что пока во всём не сознается, отсюда не выйдет.

— Не признаешься сама, — с грозным видом скрестила на груди руки, — скажу, что ты меня обокрала. Выбирай: или чистосердечное признание, или позор и тюрьма.

— Но я… — жалобно всхлипнула девица.

— Мари!!!

Умом понимала, что девушка здесь не при чём, она всего лишь выполняла приказ, но как же в тот момент хотелось чем-нибудь её треснуть! От души на неё наорать. За то, что хватило бесстыдства меня травить. А потом ещё и судачить об этом с прислугой!

Хотя, с другой стороны, сохрани Мари подленький секрет де Шалона в тайне, и я бы тогда ничего не узнала. Так бы и растекалась лужицей от лживых признаний и летала на крыльях иллюзорного счастья.

Дура!

От усиленной мозговой деятельности служанка вся раскраснелась, лицо покрылось испариной, а руки мелко дрожали. Наконец, девушка приняла решение, вздохнула обречённо и, понуро опустив голову, тихо сказала:

— Пойдёмте.

Вскоре я уже сжимала в руке доказательство чужого коварства. С помощью чар решил меня соблазнить? Спрашивается, зачем? Я и без всяких зелий с радостью оказалась бы в его власти.

Мерзавец! Подлец!

Наверное, стоило рассказать обо всём отцу, он бы наверняка встал на мою защиту, но в тот момент в моём ослеплённом яростью мозгу билась одна единственная мысль: отвести душу, как можно скорее высказав де Шалону всё, что о нём думаю.

Сейчас же разыщу негодяя и плюну в его холёную рожу!

Знаю, благовоспитанные мадмуазель так не поступают. Но благодаря стараниям маркиза место благовоспитанной мадмуазель заняла взбешённая фурия.

Обычно вечерами его светлость занимался делами имения. Запирался у себя в кабинете и не выходил до самого ужина. Вот туда-то я и отправилась разбираться.

Увы, к моему огромнейшему разочарованию, кресло возле письменного стола пустовало. Не обнаружился мессир ни возле книжных стеллажей, ни у камина. На диване его тоже не наблюдалось. Зато рядом темнел небольшой круглый столик, на котором поблёскивал в пламени свечей пузатый графин.

— Всего пару капелек, значит, — вспомнила слова Мари, то ли пытавшейся объясниться, то ли извиниться. — Будет тебе пару капелек! — Воинственно зарычав, метнулась к графину и, прежде чем успела осознать, что натворила, выплеснула всё содержимое пузырька в янтарный напиток.

Вздрогнула испуганно, чуть не опрокинув злосчастный графин, когда услышала за дверью чьи-то торопливые шаги.

— Загостился я тут у вас. Пора уже и честь знать.

— Разве не останешься на свадьбу? Ты же у нас любитель пышных празднеств. Соберётся весь цвет Гавойи. Столько красоток… — Моран толкнул золочёные створки кабинета и замер на пороге. — Александрин? Почему ты здесь? — На людях его светлость по-прежнему обращался к невесте официально и, как того требовали правила этикета, вёл себя с ней сдержанно. Но стоило им остаться наедине, как преграда условностей исчезала, уступая место неистощимой жажде, которую им обоим никак не удавалось утолить.

И бороться с которой с каждым днём становилось всё сложнее.

Мужчина и сам толком не мог объяснить, почему сдерживается. Какая, в сущности, разница, когда он с ней переспит: сейчас или после свадьбы. Девчонка в любом случае уже никуда от него не денется, так что можно и не церемониться, не испытывать на прочность своё терпение.

Но всякий раз, когда уже готов был уступить желанию, перед глазами вставало заплаканное личико шестнадцатилетней девушки. Почему-то это воспоминание отзывалось в душе чем-то вроде нежности. Странное, непривычное чувство, так некстати заглушавшее все остальные порывы.

— Тебя искала. — Невеста бросила по сторонам быстрый взгляд и ещё больше побледнела. Как будто чего-то испугалась или, может, была чем-то расстроена. Вымученно улыбнувшись, пробормотала: — Ничего срочного. Вижу, ты не один. Лучше пойду готовиться к ужину. Ваша светлость, — опустившись в быстром реверансе перед де Грамоном, с интересом наблюдавшим за сменой эмоций на смазливеньком личике будущей маркизы, Александрин рванула к выходу.

— Что-то случилось? — Страж удержал её, коснувшись острого локотка, прикрытого пеной светлого кружева.

Девушка вздрогнула, словно её обдало холодом, и осторожно высвободила руку.

— Всё в порядке. С сёстрами немного повздорила. — Просочившись между ним и Адриеном, бросилась прочь.

Мужчина негромко усмехнулся. Наверняка прибежала уговаривать его выставить докучливых родственничков за дверь. Он бы и сам с превеликим удовольствием избавился от беспардонной баронессы, её вечно пребывавшего под-шефе супруга, без зазрения совести опустошавшего винные погреба Валь-де-Манна, и их нахалок-дочек, планомерно доводивших беднягу Касьена до нервного срыва. Но опасался, что Ксандра (так, кажется, обращались к ней сёстры) будет против. А теперь выясняется, что она сама спит и видит, как бы поскорее распрощаться с горе-семейкой.

Что ж, осталось потерпеть совсем немного, всего несколько дней. И пусть потом катятся на все четыре стороны.

— Лакомый кусочек, — проводив девушку долгим взглядом, хищно улыбнулся Адриен. — Хотя по сравнению с Серен бледная моль. — Мужчина плюхнулся в кресло и закинул ноги на стол, прямо на ворох посланий, которые до встречи с другом просматривал де Шалон. — Даже странно, что из всех одарённых красоток Вальхейма ты выбрал именно её. Пустышку. Симпатичную, но не более.

— Выпьешь?

Последнее, чего хотелось Морану, — это обсуждать с другом свои решения. Пусть даже с самым близким, с которым прошёл и огонь, и воду. О грандиозных планах насчёт Александрин не должен был знать никто.

— Не откажусь. — Адриен проследил за тем, как де Шалон плеснул в бокалы немного крепкого напитка, который на юге Вальхейма прозвали «эликсиром счастья». Всего пары глотков было достаточно, чтобы прогнать сумрачное настроение, а сладковатый вкус и медово-цветочный запах арманьяка даже на самые крепкие головы действовал не хуже дурмана.

Как раз то что нужно, чтобы расслабиться перед отъездом.

Передав бокал другу, Моран опустился в соседнее кресло.

— Так что за спешка?

— Его величество изволит гневаться, — пальцы Стража коснулись хрустальной кромки сосуда. — За последний месяц в столице поймали уже трёх одержимых. А теперь ещё и нападение на твою невесту… Что-то тут нечисто. Придётся разбираться, — де Грамон лениво вздохнул и поднёс к губам бокал, любуясь золотыми переливами янтарного напитка, будто вобравшего в себя весь свет горячего южного солнца. — Тебя, скорее всего, тоже попросят приехать.

Маркиз задумчиво кивнул:

— Главное, чтобы не дёргали до свадьбы. А потом я и сам подумывал перебраться в Навенну. Нужно будет представить Александрин ко двору.

— Теперь будешь повсюду таскать за собой свою новую игрушку? — рассмеялся Адриен и залпом опрокинул в себя крепкий напиток.

Моран последовал его примеру, осушил бокал, наслаждаясь ощущением тепла, побежавшего по телу.

— Пока не надоест, — отшутился и поспешил за очередной порцией алкоголя, решив, что одного бокала явно недостаточно, чтобы как следует расслабиться. — Будешь ещё?

— Мне хватит, — замахал руками, протестуя, де Грамон. Зажмурился на миг, почувствовав лёгкое головокружение. Наверное, не стоило пить на пустой желудок. — Надо ещё как-то дотрястись до столицы.

— Уезжаешь на ночь глядя? — Сделав глоток, его светлость отметил, что вкус у напитка не такой, как обычно. Более приторный, терпко-сладкий. Наверное, на сегодня ему тоже уже достаточно.

— Король назначил аудиенцию на полдень. — Адриен нехотя поднялся. В голове шумело, словно она вдруг стала чистым полем, по которому носился, противно завывая в вышине, дикий ветер. — Буду ждать вас с Цветочком, — так он шутливо называл девицу ле Фиенн, — в столице. Посмотрим, что станет с твоим розаном после общения с нашими придворными гарпиями.

Отвесив лёгкий поклон, де Грамон на нетвёрдых ногах направился к выходу. Моран откинулся в кресле и устало прикрыл глаза, погружаясь в состояние неги и позволяя двум образам — Серен и Александрин — привычно заполнить его сознание.

Глава 10

Сказать, что я себя ругала, — это ничего не сказать. Как можно было поступить так необдуманно?! А вдруг он отравится? Или того хуже — приворотную дрянь отведает кто-нибудь другой. Например, Адриен.

Не хотелось бы, чтобы Страж пострадал по моей милости. Я ведь понятия не имею, насколько сильное это зелье. В душе теплилась надежда, что гнусное оружие было нацелено исключительно на меня, а на других попросту не подействует.

Хотя это вряд ли. Скорее всего, будет влиять на всех без разбору. Ну или, как вариант, только на влюблённых. Вот мне, допустим, его подленькая светлость сразу понравился, а значит, коварное пойло только усилило мои чувства.

Что, если я ему тоже всё-таки небезразлична? Тогда точно влипла.

Подумала так и тут же отогнала от себя глупую мысль. Горько усмехнулась. Кому-кому, а мне тревожиться не о чем. Скорее всего, негодяй помчится к своей блондинке. Или рванёт в семейную усыпальницу к драгоценной жёнушке…

Тьфу ты! И чего только от стрессов не полезет в голову.

Хотя предположение, что одурманенный чарами маркиз поспешит на ночное рандеву к любовнице, больно задело меня.

Несколько раз порывалась пойти к Стражу и во всём сознаться. А заодно в красках живописать, какой он негодяй и что я о нём думаю. Гордо заявить, что расторгаю нашу помолвку. Конечно, матушка потом меня сведёт со свету. Но это будет потом. А сейчас очень хотелось хотя бы словами наказать мерзавца.

Но что-то меня останавливало. Так и промаялась до самого ужина.

Подумывала сослаться на плохое самочувствие и трусливо отсидеться у себя в комнате, однако заявилась мама и не успокоилась, пока я не пошла за ней следом. Вниз спускалась с таким видом, будто шла на эшафот, отчаянно моля Единую помочь мне выкрутиться из щекотливой ситуации.

А вдруг чудо-напиток никто не попробует? Хорошо бы! Тогда я ночью незаметно проберусь в кабинет и выплесну отраву в окно. Ну а утром уже буду решать, как быть с его гадкой светлостью.

Не сейчас. Сейчас мне и видеть его не хочется.

Врала, конечно. Должно быть, колдовская зараза ещё не выветрилась из моего организма, потому как, когда в зал вошёл маркиз, предательское сердце снова сладко заныло.

На протяжении всего ужина я чувствовала на себе обжигающий взгляд Стража, казалось, сумевший пробраться и под подол платья, и под тонкую сорочку, льнувшую к коже. И теперь он блуждал по всему моему обнажённому телу. От напряжения на висках выступила испарина, щёки алели.

Моран выглядел не лучше. То ли злой, то ли чем-то раздражённый. С горящими глазами, взгляд которых не сулил ничего хорошего.

Догадался? Или Мари настучала?

Впрочем, выяснять это в данную минуту совершенно не хотелось.

Поэтому, как только завершилась трапеза, я попрощалась с присутствующими низким реверансом и рванула наверх. Минуя тёмную анфиладу, чуть подсвеченную догорающими свечами в канделябрах и бледным светом луны, царственно скользившей по небу в дымчатом ореоле, услышала за спиной громкие шаги.

Мурашки побежали по коже, когда тишину залы нарушил громкий, яростный крик:

— Александрин!

Надумала от него сбежать? Не выйдет.

Страж последовал за девушкой, не замечая никого и ничего вокруг. Вязкое марево заволокло пространство, окружающие лица стёрлись, приглушились голоса. Единственная, кто сейчас имел для него значение, — это Александрин. Как же хотелось оказаться с ней рядом! Разорвать к демонам платье, под которым скрывались соблазнительные изгибы такой манящей девичьей фигуры. Перестать мучить себя бессмысленным созерцанием и наконец вдоволь насладиться прелестями невесты. Утолить всепоглощающее желание.

Он и так ждал слишком долго. Больше — не будет.

От мыслей о голубоглазой девчонке голова шла кругом. И даже образ Серен, в последние месяцы ни на мгновенье не покидавший его сознание, вдруг потускнел и растворился в этом мареве вожделения.

Кажется, де Лален пытался его задержать, спрашивал о каких-то пустяках. Но Моран ничего не ответил, прошёл мимо, даже не взглянув в сторону друга.

Взбежав по лестнице, бросился за девчонкой следом. Та, как назло, тоже ускорила шаг.

— Александрин!

Девушка вздрогнула, замерла на миг, а потом рванула ещё быстрее. Добежав до своих покоев, успела заскочить внутрь. Но вот на то, чтобы запереться, времени уже не хватило. Да даже если бы и посмела спрятаться от него в спальне, он бы разнёс эту демонову дверь в щепки. Никакие замки не могли стать ему помехой.

Александрин испуганно взвизгнула, когда его светлость остервенело толкнул створки, и отскочила в сторону.

— Что же ты со мной делаешь? — С глухим рычанием мужчина бросился к невесте, мысленно отмечая, как раскраснелись от волнения её щёки и несколько завитков выбились из аккуратной причёски. Сейчас он распустит их все и будет любоваться тем, как чёрный шёлк волос окутывает обнажённые плечи.

На смену чувственной картине пришла иная, вызванная вспышкой гнева. Девчонка явно не собиралась покоряться своему господину, коим Моран себя считал. Что ж, не захочет по-хорошему, ей же будет хуже. Чародей прикрыл на мгновение глаза, предвкушая, как намотает эти самые волосы себе на руку, и всё равно возьмёт её. И плевать, что силой! Лишь бы потушить пламя, бушевавшее в нём, сжигавшее изнутри. Кровь приливала к паху, желание почти физической болью отдавалось во всём его теле.

Александрин рванула в дальний угол спальни, опрометчиво ища там спасение. Укрывшись за витой колонной балдахина, дрожащим голосом пригрозила:

— Не подходи! — Заметив, что её слова не возымели должного действия и маркиз решительно направляется к ней, точно бык, манимый красной мулетой матадора, испуганно взвизгнула: — Я закричу!

И, наверное, закричала бы, не подскочи к ней Страж и не зажми вовремя рот ладонью. Которую мерзавка попыталась в отчаянье укусить. Но была тут же опрокинута навзничь и вжата хозяином Валь-де-Манна в подушки, в творческом беспорядке разбросанные по кровати. Строптивая невеста не переставала брыкаться, тщетно пытаясь вырвать свои сведённые вместе запястья из стальной руки мага. Другой его светлость уже вовсю боролся с треклятым платьем, не забывая терзать сладкие губы пленницы жадными поцелуями.

— Пусти! — вертела головой девчонка, уклоняясь от навязчивых ласк. — Пусти, кому говорю! Ты сам не понимаешь, что творишь!

— О, ещё как понимаю… — Наконец, его светлость исполнил свою недавнюю мечту и таки разорвал к демонам собачьим так раздражавший его лиф платья. Осталось ещё побороться с корсетом… Но это позже. А сейчас… Не в силах справиться с искушением, да и не желая больше ему противиться, Моран рванул на себя сорочку — ткань жалобно затрещала — и припал к полной груди своей избранницы. Пощекотав языком вмиг затвердевший сосок, заявил севшим от страсти голосом: — Беру то, что принадлежит мне по праву.

— Я тебе ещё не жена! И никогда ею не стану! Понял?! — извивалась под ним непокорная. — Только не после того, как ты меня травил! Мерзавец!

Эти обвинения, полные безудержного гнева, не сразу достигли затуманенного желанием сознания Стража. А когда до него всё-таки дошёл смысл сказанного, Моран замер на миг, нависнув над своей жертвой. По щекам Александрин катились злые слёзы отчаянья.

Не способный обуздать ослепившую его страсть и наконец начиная понимать, что с ним происходит, мужчина простонал:

— Прости, но я могу остановиться. Нет, не могу… — в голосе его смешались мука и неистощимая жажда. С каждым новым мгновением вызванная магией одержимость брала верх. Плоть, подконтрольная чарам, оказалась сильнее тихого голоса разума.

Демон внутри него требовал взять девчонку немедленно, хмелел от запаха её страха, упивался её рыданиями и уже предвкушал, как ворвётся в тугое лоно и будет вонзаться в неё до изнеможения снова и снова.

— Ненавижу, — прошипела, захлёбываясь слезами, девушка, из последних сил пытаясь вырваться, и неожиданно вскрикнула от обжигающей боли, когда камень у неё на груди вдруг раскалился. Засиял, пронзительной вспышкой рассеяв полумрак комнаты.

А в следующую секунду боль испытал уже Моран. Как будто чья-то невидимая рука схватила мага за шкирку и, точно тряпичную куклу, со всей силы шарахнула о стену. Сознание померкло, на долгие мгновенья. Внутри поселилось тошнотворное ощущение, что только что он чуть не совершил роковую ошибку. Да и того, что уже успел натворить, с лихвой хватит, чтобы поставить под удар продуманный до мелочей план. Ведь теперь ни о какой гармонии чувств, а значит, ни о каком единении, не могло быть и речи.

Когда мир перед глазами перестал вращаться и три Александрин соединились в одну, де Шалон заметил в руках невесты увесистый канделябр на две свечи. Девушка стояла в нескольких шагах от него, готовая сражаться за свою честь до последнего.

Атака амулета и вид насмерть перепуганной девчонки, тщетно пытавшейся скрыть за злостью чувство страха, немного отрезвил. С усилием поднявшись, пошатываясь, Страж направился к выходу.

На девушку больше не смотрел, опасаясь, что если взгляд хоть на мгновение задержится на её полуобнажённом теле, тут уж никакие зачарованные побрякушки её не спасут.

Словно во сне Моран добрался до своих покоев, прошёл в спальню. Приблизившись к напольному зеркалу, заключённому в тяжёлую резную раму, прижался ладонью к серебристой глади, мягко мерцавшей в бликах догорающего в камине пламени. Зажмурился, концентрируясь, и почувствовал, как твёрдая поверхность под рукой растекается жидким оловом, открывая ему дорогу в мир зазеркалья.

А спустя мгновение его светлость был уже далеко от Валь-де-Манна. Зеркало в спальне Опаль подёрнулось рябью, туманная дымка расступилась, выпуская Стража.

— Моран? — девушка, с задумчивым видом перелистывавшая в дорогом переплёте книгу, изумлённо приподнялась на локтях.

— Иди ко мне, — тихо потребовал мужчина и с удовлетворением, к которому примешивалось и раздражение, заметил, как в серых глазах любовницы отразилась привычная покорность.

— И всё-таки ты скучал по мне, — сделала приятные для себя выводы Опаль. Соблазнительно выгибаясь, кошкой скользнула к краю кровати. Привстала на коленях, коснулась измятой сорочки любовника, распахнутой на груди, ощущая под ладонями твёрдость литых мышц. Преданно заглянула Стражу в глаза, в которых сейчас не отражалось ничего, кроме затмившей его разум похоти.

Как же его тошнило от этого щенячьего обожания…

Испытывая чувство отвращения и вместе с тем желая достигнуть долгожданной разрядки, Страж надавил на хрупкие плечики девушки. Та подчинилась беспрекословно. Скользнув на пол, покорно ослабила шнуровку брюк и потянулась пальчиками к возбуждённому органу. Принялась аккуратно его ласкать, изо всех сил стараясь угодить любовнику. Игриво прошлась язычком по набухшей головке члена, преданно подняла на Стража глаза. Поймав полыхнувшее во взгляде нетерпение, послушно вобрала его плоть в себя, совершенно не протестуя против того, чтобы любовник, намотав на кулак её свободно струящиеся по плечам волосы, сам задавал ритм.

Мужчина запрокинул голову, прикрыл от удовольствия веки, отдаваясь во власть чувственных ласк и позволяя той, другой, девушке с прозрачными голубыми глазами, снова завладеть его сознанием.

Подземелье окутывали сумрак и тишина, нарушаемая лишь тяжёлой поступью Стража. Повинуясь чарам незваного гостья, на стенах полыхнули факелы, осветив длинный коридор с низкими сводами и замшелой кладкой. Адриен шёл, из последних сил стараясь не сорваться на бег.

В кои-то веки выдержка изменила ему. Казалось, если сейчас же не увидит её, умрёт в страшных муках. Желание оказаться рядом с любимой ослепляло, туманило разум. И плевать, что это не Серен, а всего лишь её отражение.

Хотя бы так. Забыться хотя бы на несколько мгновений, поверить, что она жива и это её чарующий голос доносится из зазеркалья.

Подземная зала встретила мага тихим перешёптыванием теней, чьи размытые силуэты едва угадывались в зачарованных зеркалах.

Адриен ускорил шаг, подгоняемый неведомой силой. Коснулся ладонью вычурной, потускневшей от времени рамы и ждал, мучительно долгие секунды, пока перед ним не предстала тёмная сущность чародейки.

Напоминание о его Серен.

— Ещё один помешанный, — усмехнулась рыжеволосая красавица в отражении. — Я что вам, бесплатное представление? Таскаетесь сюда по очереди. Сумасшедшие.

Глаза Стража потемнели, стоило ему увидеть нагую искусительницу. Её великолепное, совершенное тело, которым он наслаждался бессчётное множество раз. Раскалённой лавой желание растекалось по венам, болью отзывалось в каждой его клетке, сводило с ума. Девушка соблазнительно выгибалась, ещё больше раззадоривая мага, и при этом бросала на него томные взгляды.

— Освободи меня, милый. А если нет… Тогда проваливай отсюда! — ощетинилось отражение, вмиг утратив всё своё очарование.

Неимоверных усилий потребовалось де Грамону, чтобы сдержаться и не переступить черту дозволенного. Напомнив себе, что перед ним лишь тень его возлюбленной, мужчина отшатнулся. Сглотнул судорожно, тщетно пытаясь понять, что с ним творится. Почему его кидает то в жар, то в холод и голова предательски кружится, от одной лишь мысли о Серен.

О том, что было… И что ещё может быть. Надо лишь дождаться. Набраться терпения. А пока как-то привыкать к новому телу, новой внешности… Несомненно, девчонка хороша. Но и в подмётки не годится маркизе де Шалон. Не покойной, конечно, а временно его покинувшей.

У Адриена язык не поворачивался назвать Серен покойницей.

Мужчина мрачно усмехнулся, наблюдая за тем, как девушка в отражении тает, прекрасный образ стирается и рассеивается лёгкой дымкой.

Ничего, с новым обликом своей избранницы он уж как-нибудь свыкнется. Главное, чтобы этот идиот, Моран, сделал то, что от него требуется.

А там уже он, Адриен, найдёт способ, как сделать маркизу де Шалон счастливой вдовой.

Глава 11

Бессонная ночь не прошла даром. Я приняла решение, окончательное и бесповоротное, хоть и далось оно мне непросто. Не знаю, было ли тому виной приворотное зелье, что изо дня в день отравляло моё сознание и из-за которого меня даже сейчас непреодолимо тянуло к Стражу. Или, быть может, глупые надежды, с которыми так сложно было расстаться. За эти дни я успела не только влюбиться без памяти, но и поверила всем сердцем, что рядом с маркизом де Шалоном действительно обрету счастье. Наконец-то почувствую себя любимой.

И вот…

Спрашивать, с какой целью его светлость опаивал меня колдовской дрянью, не хотелось. Какое это теперь имеет значение? И даже если попытается всё объяснить, не уверена, что после случившегося смогу ему поверить.

Впрочем, как вскоре выяснилось, объясняться и каяться маркиз не собирался.

Проснулась я с первыми лучами. Собралась без Мари — сколько ни дёргала за витой шнурок, темневший в изголовье кровати, служанка так и не появилась — и, не откладывая дела в долгий ящик, отправилась в крыло, где располагались покои его бесстыжей светлости.

Миновав бесконечно длинную анфиладу, окрашенную светом зарождающегося дня, задержалась на мгновенье у дверей, что вели в кабинет хозяина Валь-де-Манна. Избавлюсь от чудо-отравы, а потом сразу к Стражу. Чем раньше мы с ним распрощаемся, тем раньше смогу отсюда уехать.

С тоской оглядела просторный зал с высоченным потолком, с которого хрустальными каплями свешивалась окаймлённая лепниной люстра. Солнечный свет растекался по шёлку обоев, золотом подсвечивал распускавшиеся на них алые бутоны, бликами касался изящной мебели и дорогих ковров.

Каюсь, за минувшие дни я успела поверить, что в скором времени вся эта сказочная красота станет частью моей жизни. А главное, хозяин всего этого великолепия займёт в ней важное место.

Тяжко вздохнула. Что ж, некоторым мечтам просто не суждено сбыться. Мне не впервой разочаровываться, давно уже пора бы привыкнуть.

Толкнула створки, заставляя те раскрыться. Вздрогнула от неожиданности, увидев Морана. Маркиз стоял ко мне вполоборота, со скрупулёзным видом изучая злосчастный графин.

Вид у его светлости был слегка помятый. Кажется, он ещё даже не ложился. Одет во вчерашний костюм, только что без камзола. Рубашка кое-как заправлена в штаны, как будто её снимали, а потом надевали впопыхах… Я вспыхнула. Коварное воображение, словно издеваясь, тут же подсунуло живописную картину: его светлость утоляет страсть в объятиях какой-нибудь продажной девицы.

Раз со мной не получилось.

Машинально коснулась кулона, так преданно оберегавшего меня в минуты опасности, и тихо произнесла:

— Лучше вылейте. Пока ещё кто-нибудь не отравился.

Маркиз негромко усмехнулся:

— Сами додумались до столь изощрённой мести или кто подсказал? — Вернув графин на место, повернулся ко мне и замер в ожидании ответа.

— Это вышло случайно. Я не собиралась никого опаивать. В отличие от вас, у меня есть совесть! — гордо вздёрнула подбородок.

— Видимо, она вчера крепко заснула, — издевательски хмыкнул Страж.

Нет бы извиниться за то, что чуть не лишил меня невинности. Напугал до полусмерти. А он вместо этого стоит и ухмыляется.

Вот точно ни стыда, ни совести.

А значит, и говорить нам с ним больше не о чем.

— Я расторгаю нашу помолвку. — Хотела, чтобы голос прозвучал как можно твёрже, но он всё равно предательски дрогнул на слове «помолвка».

— Вы в этом уверены, мадмуазель? — подозрительно сощурился де Шалон, как будто не поверил моим словам. — Хорошо всё взвесили и обдумали? Поставили в известность родителей?

— Ещё нет. Подумала, вам первому стоит узнать о моём решении… И да, у меня было достаточно времени на раздумья. Целая ночь. После того, как вы ушли, оставив меня один на один с тревожными мыслями, в платье, разорванном в клочья. — Обычно, глядя Стражу в лицо, я тушевалась и спешила отвести взгляд. Но в этот раз — ничего, выдержала и лёд чёрных глаз, и полыхнувшую в них на короткий миг ярость, которую маг тут же успешно спрятал в глубинах своей тёмной души.

— Вы ведь понимаете, другого предложения руки и сердца вряд ли дождётесь, — опустившись на краешек письменного стола, Моран небрежно скрестил на груди руки и смерил меня взглядом, в котором читались ирония и превосходство.

— Вы так любезно не даёте мне об этом забыть, — растянула губы в язвительной улыбке.

— Пострадают ваши сёстры, — продолжал бередить и без того не заживающую рану садист. — Вряд ли найдётся такой дурак, который согласится дать хотя бы за одну из них выкуп, чтобы жениться и при этом не нарушить древней традиции. Увы, нынешнее положение вашей семьи оставляет желать лучшего. Вы, Александрин, рушите не только свою жизнь, но и будущее ваших родных.

— Наоборот, я её спасаю. Ну а что касается моих родных… Уверена, они все меня поймут и поддержат.

Моран изогнул брови в искреннем удивлении. Да я и сама понимала, что моё последнее заявление абсурдно.

— Что ж, силой вас заставить я не могу. Да и не нужна мне мученица. Вы получили щедрое предложение, Александрин, от которого так опрометчиво отказываетесь из-за глупых обид. Как бы потом не пожалеть.

Удивляюсь, как он ещё не лопнул от осознания собственного превосходства.

Напыщенный индюк!

— Могу вас заверить, ваша светлость, единственное, о чём я жалею, — это о том, что не отклонила ваше предложение сразу и приехала сюда. Сэкономила бы своё, а главное, ваше драгоценное время, которое вы, непонятно почему, изволили тратить на такую ничтожную особу, как я.

Именно это сейчас читалось в его полуулыбке и надменном взгляде: какой великий он и какая никчёмная я.

— Тогда не смею вас больше задерживать, мадмуазель, — недвусмысленно указали мне на дверь.

— Счастливо оставаться, месье, — до боли сжав кулаки, попрощалась сквозь зубы. Не оглядываясь, рванула прочь.

Прочь от Морана и своих разбившихся вмиг на мелкие осколки надежд.

Смутно помню, как добежала до спальни — слёзы застилали глаза, путались мысли. Только сейчас я осознала, прочувствовала в полной мере, каково это расставаться с человеком, к которому уже почувствовала привязанность и симпатию. И который просто взял и плюнул мне в душу.

Лучше бы вообще сюда не приезжала!

Не пришлось бы сейчас страдать.

На этом утро испытаний не закончилось. Не успела переступить порог своего временного пристанища, как перед моим заплаканным взором нарисовалась маменька собственной персоной.

— Ксандра, что это с тобой? — всплеснула руками родительница.

— Всё в порядке, — нервно смахнула слёзы. Пожелав себе удачи, на выдохе выпалила: — Скажи близняшкам, чтобы собирались. Мы уезжаем.

— Куда уезжаем? — ахнула баронесса.

— Домой, — буркнула я и поспешила к сундукам.

Но мама, преградив мне дорогу, приняла грозную позу: уперев руки в бока, потребовала объяснений. А мне от одной лишь мысли, что придётся исповедоваться перед ней, рассказывать о вчерашнем, становилось тошно.

— Помолвка расторгнута. Мы с его светлостью решили, что так будет лучше, — ограничилась пространственными объяснениями, мечтая, чтобы её милость сейчас куда-нибудь делась.

Куда угодно, лишь бы оставила меня в покое и дала возможность привести в порядок мысли.

Не теряя надежды добраться до своего нехитрого скарба, хранившегося в бездонных сундуках покойной маркизы, место которой мне, как оказалось, не суждено занять, попыталась обойти маман, но та вцепилась мне в руку, точно клещ, и резко развернув к себе, зло выкрикнула:

— Даже думать не смей! Слышишь?! Разве ты недостаточно нас позорила?! Не знаю, что там между вами произошло. И знать не желаю! — гневно припечатала родительница. — Но ты сейчас же отправишься к его светлости с извинениями. Если понадобится, в ногах у него будешь валяться, лишь бы простил тебя за твои глупости!

Значит, за мои глупости…

— Не хватало ещё быть брошенной женихом накануне свадьбы! Такого позора твой бедный отец точно не переживёт.

— Вообще-то это я его бросила… — Сердце в груди болезненно заныло, от обиды на мать, которая даже не пыталась меня понять. Которой было безразлично, что толкнуло её дочь принять такое решение.

А в следующий миг заныла и щека. От пощёчины. Звонкой, оглушительной. Короткая боль, опалившая кожу, медленно стекла вниз, камнем осела где-то в районе груди.

Я стояла, не способная пошевелиться, глядя в глаза женщине, что подарила мне жизнь и, по идее, должна была меня любить. Вот только чувство, что сейчас отражалось во взгляде баронессы ле Фиенн, мало походило на нежное.

Скорее, на презрение. А может даже ненависть. За то, что мне хватило смелости (или безрассудства) разрушить её чаянья и тщеславные надежды.

— А теперь возьмёшь и помиришься, — произнесла её милость тихим, но от этого не менее суровым голосом. — Иначе одной дочерью у меня станет меньше.

Не удостоив меня больше ни словом, ни взглядом, вышла из спальни и остервенело хлопнула дверью, поставив в только что разыгравшейся в этой комнате драме закономерную точку.

На поклон к мессиру маркизу я не пошла. Но из покоев, которые так и не успела обжить, поспешила уйти от греха подальше. Наверняка следом за разгневанной родительницей явятся не менее злые близняшки, а может даже пожурить непутёвое чадо пожалует и папа. Сейчас я не в состоянии общаться ни с кем из них. А от одной лишь мысли провести следующие несколько дней в тесной повозке со столь «любящим» меня семейством хотелось волком выть. Боюсь, до Луази я просто не доеду, ещё раньше сёстры испепелят меня взглядами или мама, не способная выносить присутствия вычеркнутой из сердца дочери, попросту выкинет её из кареты.

Признаюсь, я уже не знала, чего можно ожидать от так уповавшей на этот треклятый союз родительницы.

Укрывшись в увитой лозой беседке в глубине парка, наконец дала волю чувствам, то есть попросту разревелась. Отчаянно, навзрыд. Никогда мне не было так горько и обидно. Даже в роковой день инициации так не мучилась. Сейчас же ощущение безысходности рвало душу.

Тогда, восемь лет назад, Моран стал тем, кто утешил, помог справиться с болью и разочарованием. Кто бы мог подумать, что пролетит время, и он станет причиной моих слёз.

Вот такой, зарёванной и жалкой, меня и нашёл Касьен. Приблизился бесшумно, мягко ступая по насыпной дорожке, окаймлённой фигурно подстриженными кустарниками. Тепло улыбнувшись, спросил, может ли составить мне компанию.

— Вас не было на завтраке.

Я шмыгнула носом. Разве уже полдень? А такое ощущение, что страдаю от силы час.

— Вас прислал его светлость? — с благодарностью приняла протянутый платок с вышитыми по углам золотыми вензелями.

— Я сегодня ещё не видел брата, он отказался выходить к столу.

Видать решил не обременять себя церемонией прощания. Что ж, так даже лучше. Надеюсь, больше никогда не увижу напыщенную физиономию Стража!

— Вы сказали брата?

— Молочного, — мягко пояснил Касьен. — Моя мать была кормилицей Морана. А когда во мне открылась сила, покойный маркиз де Шалон объявил меня своим названным сыном. У него было доброе сердце, — в глазах молодого человека отразилась грусть.

До сих пор считала, что шевалье де Лален гостит в Валь-де-Манне, а оказывается, он родственник его светлости, пусть и не кровный.

Увы, Касьену не повезло с братом. Зато крупно подфартило с приёмным отцом. Жаль, что во мне сила так и не обнаружилась и мои же собственные родители относятся ко мне хуже, чем к какой-то бродяжке.

— Александрин, вы так подавлены. Мне больно видеть вас такой. Что-нибудь случилось? — с искренним участием поинтересовался Касьен.

— Случился. Его светлость, — горько усмехнулась я и отшутилась вяло: — Можете порадоваться, Касьен, пришёл конец вашим мучениям. Сегодня я и моя семья покинем Валь-де-Манн. Больше вы не увидите близняшек.

— Очень жаль, — спустя несколько мгновений тишины, нарушаемой лишь тоскливым шелестом деревьев, проронил шевалье, не замедлив уточнить: — Я имею в виду, жаль, что уезжаете вы, Александрин. Признаюсь, сначала я отнёсся к выбору Морана скептически. Но, познакомившись с вами поближе, обрадовался. Думал, что маркиз наконец обретёт счастье.

— А разве он не был счастлив с Серен? — подняла на мага заплаканные глаза. — Говорят, их любви дружно завидовало всё королевство.

Де Лален чуть слышно усмехнулся:

— Да, Моран обожал жену. Боготворил. А вот любил ли… У них были… хм, довольно своеобразные отношения. Но лучше не будем об этом, — поспешил закрыть эту тему Касьен. — Брат не любит, когда кто-нибудь обсуждает его личную жизнь.

Я согласно кивнула и в который раз испытала искреннюю симпатию и уважение к молодому шевалье. Окажись на его месте близняшки, с радостью выложили бы всю мою подноготную, да и от себя ещё чего-нибудь наверняка прибавили.

Оставалось только позавидовать Морану.

— Отчего она умерла? — слова сорвались с губ прежде, чем успела их осмыслить. Этот вопрос вот уже несколько дней не давал мне покоя. С того самого момента, когда нашла в тайнике Серен записку с угрозами от некоего А.Г.

— Нападение демона, — мрачно проронил Касьен. — Серен была могущественной чародейкой, но тварь оказалась сильнее… Я боялся, что Моран так больше и не оправится от потери. А потом появились вы, полная ей противоположность. — Заметив грустную улыбку, мелькнувшую на моих губах, маг поспешил уточнить: — Противоположность в хорошем смысле. Серен… Она была потрясающей женщиной, но… отвратительной женой. За шесть лет брака не подарила маркизу ни одного наследника.

— Может, они считали, что ещё рано обзаводиться потомством, хотели немного пожить для себя, — поделилась я предположением и невольно разозлилась, на саму себя, в который раз почувствовав укол ревности.

— Так считала её светлость, — хмыкнул мой собеседник. — Думаю, и мать из Серен вышла бы никакая. Точно как и заботливая, любящая жена.

— И тем не менее мессир маркиз души в ней не чаял, — грустно заметила я.

— Иногда мне кажется, что она отравила его сердце и его разум каким-то ядом, — задумчиво прошептал Касьен. Спохватившись, что снова сболтнул лишнего, сменил тему. Правда, неудачно: принялся уговаривать меня не спешить с отъездом, а сначала остыть и уже на холодную голову всё хорошенько обдумать.

Смиренно выслушав доводы преданного брата в защиту подлеца Стража, поспешила с ним проститься, дабы избежать продолжения неприятного для меня разговора.

Пожелав себе удачи, отправилась к отцу. Надеялась, хотя бы он сможет меня понять и поддержит. Защитит от нападок маменьки. Но та, как назло, оказалась проворнее, первой помчалась жаловаться на неблагодарную дочь. Невольно я стала свидетельницей их супружеского общения. Мама в красках живописала, какая я мерзавка и беспринципная негодяйка. Папа вроде как пытался её урезонить, но как-то уж очень вяло. Лишь изредка в гневную тираду родительницы вплетались робкие возражения отца.

— Никуда она отсюда не уедет! И точка! — зло припечатала баронесса, не преминув добавить: — А если Александрин всё же хватит наглости разорвать помолвку, пусть убирается на все четыре стороны. Но только не в Луази! Я не желаю её там видеть!

Мне так и не хватило духу переступить порог комнаты, в которой решали судьбу дочери мои вроде как родители. Прижавшись к стене, зажмурилась на миг, тщетно пытаясь прогнать вновь набежавшие слёзы.

Что ж, раз на все четыре стороны… Значит, на все четыре стороны!

Глава 12

Моран был зол. На себя, на взбалмошную девчонку, так не кстати решившую на него обидеться и под воздействием эмоций разорвать помолвку. На старую каргу ведьму, к совету которой опрометчиво прислушался. Вместо того чтобы набраться терпения и постепенно самому приручать невесту. Но он поспешил и теперь расхлёбывал последствия этой спешки.

До самого вечера Страж не покидал своих покоев, надеялся и ждал, что девчонка образумится и явится к нему с мольбами о прощении. Или её «образумят» родители. Те-то уж точно не позволят Александрин уехать, наверняка сумеют переубедить дурочку. Тем более после данного баронессе обещания: его светлость великодушно согласился выступить в роли крёстной феи и пристроить её младшеньких дочерей.

Оставалось только найти несчастных, которые согласятся взять этих демонов в юбке себе в жёны…

На все попытки Касьена поговорить с ним маркиз отвечал безразличным молчанием. Больше всего на свете его светлость ненавидел вести задушевные беседы, неважно с кем. Никто и никогда не смел прокрадываться к нему в душу.

Никто, кроме Серен.

Время от времени чародей подходил к зеркалу, чтобы взглянуть на невесту. Видел, что та в смятении. Сначала безутешно рыдала в парке, и в заледеневшем сердце Стража на один короткий миг шевельнулось нечто, похожее на сострадание. Которое в ту же секунду поглотил очередной приступ злости и раздражения.

Не думал, что с этой пустышкой, которая, по идее, должна была сходить с ума от счастья и радоваться оказанной ей чести, придётся столько возиться. Тратить время, которого у него нет.

Мужчина снова приблизился к зеркалу. Стоило к тому прикоснуться, как отражение пошло рябью, и перед взором Стража предстала просторная спальня в кремовых тонах. В последний раз, когда Моран проверял, в каком состоянии пребывала его избранница, Александрин сидела на кровати, понуро опустив голову, и вертела в руках подаренное ей украшение.

А сейчас… девушки не было. Зато остался зачарованный кулон и белевшее на шитом золотом покрывале прощальное послание. Маркизу не составило труда догадаться, куда подевалась строптивая красавица.

Сбежала.

Идиотка!

Сорвавшись с места, Страж кинулся к лестнице. Слетел по ступеням вниз, едва не сбив с ног так не вовремя нарисовавшуюся в холле баронессу.

— Ваша светлость, я хотела с вами пого…

— Потом, — отрезал де Шалон. Даже не взглянув в сторону будущей родственницы, помчался в конюшню.

Как и предполагал, Искра, которую удалось отыскать в Артонском лесу после нападения демона, исчезла. Вместе со своей хозяйкой.

— Зачем выпустил?! — рыкнул на перепуганного привратника, топтавшегося у ворот, разъярённый маркиз.

— Мадмуазель отправилась на прогулку, — вперившись взглядом в мыски своих давно нечищеных сапог, испуганно промямлил слуга.

Ещё один идиот.

— В следующий раз… — Моран не договорил, выругался сквозь зубы. Остервенело пришпорил Демона, заставляя животное сразу перейти в галоп.

Очень скоро широкоплечую фигуру всадника поглотили сумерки, которые с каждой минутой становились всё гуще. Будто подстраиваясь под его настроение, небо затянулось тучами. Где-то вдалеке раздавались первые громовые раскаты, наполняя пространство тревожным гулом. Начал накрапывать дождь, грозясь в любой момент превратиться в настоящий ливень.

Демон мчался по просёлочной дороге, разрывая сырой, холодный воздух. Поднявшийся ветер трепал смоляную гриву цергейского скакуна. Редкие вспышки молний, пронзавшие небо, казалось, отражались в опасно сузившихся чёрных глазах охотника, неотвратимо настигавшего свою жертву.

Свинцовые тучи закрыли собой всё небесное пространство. Крупные капли забарабанили по земле, быстро превращая дорогу в вязкое месиво. Должно быть, это холодный весенний ливень подействовал на Стража отрезвляюще. Моран почувствовал, как ярость отступает, её вытесняет страх. Страх упустить девушку. Не догнать.

Потерять свой единственный шанс.

Много ли у Серен родственниц, не владеющих магией?

Только Александрин.

Сейчас его светлость готов был наступить на горло собственной гордыне, наобещать невесте любые глупости, клясться и божиться, что влюбился в неё без памяти, а потому пытался приворожить при помощи магии, боясь не получить её согласия. Умолять, лишь бы ему поверила и согласилась вернуться.

Добровольно.

Страж мысленно возликовал, заметив мелькнувшую вдали наездницу, и снова вонзил шпоры в лоснящиеся бока своего скакуна. Услышав звуки погони, Александрин испуганно обернулась. Надеялась оторваться, но уже через каких-то несколько минут дорогу незадачливой беглянке преградил взмыленный Демон.

Которого уже успевшая промокнуть до нитки всадница попыталась упрямо объехать, но Моран ухватил её кобылку за повод, не давая той сорваться с места.

— Пусти! — гневно выкрикнула девушка и по привычке гордо задрала голову, точно королева. Правда, без короны и королевства. А в скором времени останется и без крова, если продолжит проявлять норов.

Вряд ли барон с баронессой примут непокорное чадо обратно.

— Александрин, нам надо поговорить, — вкрадчиво сказал его светлость и, словно отвечая ему, небо отозвалось очередным громовым раскатом.

Лошади тревожно заржали. Нетерпеливо перебирая копытами влажную рыхлую землю, они торопились пуститься вскачь, наверняка мечтая как можно скорее оказаться в сухом тёплом стойле, защищённом от непогоды.

— Пусти по-хорошему, — зашипела несостоявшаяся беглянка, негодующе сверкнув глазами.

— Не то что? — усмехнулся де Шалон. Вспомнив, что собирался вести себя хитрее, принялся увещевать: — Александрин, сбегать не выход. Ну куда ты пойдёшь? Без средств, без силы, не привыкшая к физическому труду — ты и дня в одиночестве не продержишься.

— Я что-нибудь придумаю, — упрямо тряхнула она мокрой копной, облепившей побелевшее от гнева личико. — Уж лучше запру себя в монастыре, чем выйду замуж за такого негодяя, как ты!

Сколько ни пыталась скрыть свои истинные чувства, было очевидно, что за маской негодования скрываются разочарование и боль. Как и всякая молодая девушка, Александрин мечтала о большой и чистой любви, о нежности и понимании. О всём том, чего была лишена в кругу семьи.

Оставалось только как-то заставить её поверить, что и заботу, и любовь она обретёт, выйдя за него замуж.

— Я ошибся и признаю свою вину…

Отвернулась, давай понять, что не желает слушать его оправдания.

Подавив вспышку гнева, маркиз мягко продолжил:

— Мне всегда было сложно находить общий язык со слабым полом. Я не романтик, как Касьен. Да и до сердцееда, вроде де Грамона, мне тоже далеко. У меня непростой характер…

— С мадмуазель де Вержи вам легко удалось находить общий язык, — едко заметила девушка, многозначительно подчеркнув окончание фразы.

— Опаль в прошлом, — поспешил заверить ревнивицу Моран и на это раз голос его прозвучал твёрдо и совершенно искренне. — Вы действительно мне интересны, Александрин. Не испытывай я к вам чувств, и зелье бы попросту не подействовало. Всю прошлую ночь ни о ком, кроме вас, не мог думать. — Это тоже было правдой, вот только уточнять, что под воздействием чар он уступил желаниям плоти и до самого рассвета оставался у бывшей любовницы, его светлость благоразумно не стал. — Возможно, мне не достаёт обходительности…

— Вам не достаёт искренности! — снова перебила его озябшая беглянка.

Её уже всю трясло, то ли от переживаний, то ли от холода. А скорее, от того и другого.

— Счастливо оставаться, мессир!

— До ближайшего монастыря не меньше сотни лье, — честно предупредил Моран, не преминув уточнить: — Но до него вы вряд ли доберётесь. А если вам всё же повезёт и сумеете выжить на дорогах Гавойи, то точно не доедете целой и невредимой. Станете лёгкой добычей разбойников. Мало кто устоит перед такой красавицей.

Промокшая красавица поёжилась, только на сей раз не от холода, а от страха.

— В лучшем случае — просто сляжете с лихорадкой, — живописал в красках итог её путешествия Страж.

— Зато хотя бы вас не будет рядом! — огрызнулась непокорная.

— Александрин, вы смелая и умная девушка. Но то, что сейчас совершаете, — глупо и безрассудно. Вернитесь со мной в Валь-де-Манн, и я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы вновь заслужить ваше доверие. А главное, вашу любовь. Но если всё же решите уехать — удерживать вас не стану. Даю вам слово.

— Вы-то, может, и не станете. Но вот мои родители… — горько шмыгнула носом. Холодные дождевые капли, скользившие по лицу, смешивались с горячими слезами.

— Я приму любое ваше решение, а значит, примут и они, — покладисто заявил маркиз и тихо, но твёрдо заверил: — Уж я-то об этом позабочусь. А сейчас поедемте обратно. Вы вся продрогли. Не прощу себе, если по моей вине сляжете с простудой.

— Почему же? — грустно усмехнулась девушка. — Это вам будет только на руку. Тогда уж точно в ближайшее время не смогу никуда уехать.

— Я всё же надеюсь привязать вас к себе иным образом, — почувствовав, как тревога отступает, весело улыбнулся Моран. Заметив молнии в прекрасных голубых глазах, уточнил поспешно: — И я совсем не имею в виду чары. Если вы и полюбите меня, то полюбите добровольно.

Мой побег бесславно провалился. Я всё-таки последовала за Стражем обратно в Валь-де-Манн. Не потому что поверила его сладким речам, а потому что понимала: Моран во многом прав. Уповать на одну удачу и слепо надеяться, что никакой негодяй не позарится на моё тело и на мою жизнь — глупо. Лучше переговорю с отцом и попрошу его (нет, настою!), чтобы сделал хотя бы одно доброе дело для своей не самой любимой дочери: пристроил меня в какой-нибудь монастырь где-нибудь на окраине Вальхейма, где я буду в мире и покое доживать свои дни.

Так думала я, замёрзшая и усталая, возвращаясь с маркизом в его родовое поместье. А утром, проснувшись… поняла, что не смогу распрощаться с привычной жизнью. Не смогу похоронить себя в крошечной затхлой келье, где с утра до вечера вынуждена буду возносить молитвы Единой. Не смогу в знак послушания и смирения остричь себе волосы, которые когда-то в далёком-предалёком детстве вечерами расчёсывала мне мадам Ортанс. Назвать баронессу мамой язык больше не поворачивался. Возможно, когда-нибудь в будущем… Когда обида перестанет мне грызть душу.

Увы, в Луази, что бы там ни говорил его светлость, вернуться мне не позволят. А если и позволят, то от бесконечных упрёков я там с ума сойду. Хоронить себя заживо в монастыре тоже не хочется. Остаётся… Да ничего не остаётся! Только демонов брак с его демоновой светлостью. Но на Морана я была обижена не меньше, чем на баронессу.

Влюбился он, как же! Вот прямо-таки взял и сразу забыл свою распрекрасную Серен, променяв её на пустышку.

Всё утро промучилась сомненьями, в волнении искусала себе все губы, кидалась из одной крайности в другую: монастырь или брак? Хотя… и там, и там клетка. С одной лишь разницей — клетка, в которой надеялся заточить меня Страж, была золотой. В то время как монастырская келья наверняка окажется убогой. Нет, я не была неженкой, но всё же… С другой стороны, там наконец позабуду, что такое унижение и больше никогда не буду чувствовать себя ущербной.

Неожиданно принять решение мне помогли сёстры. Или, может, с их помощью я просто пыталась оправдать своё малодушие. Перед завтраком близняшки заявились ко мне, как всегда, сияющие улыбками, и принялись наперебой делиться радостной новостью про бал, который уже в следующем месяце намеревался устроить в их честь наш великодушный маркиз и пригласить на него самых завидных женихов королевства. Да не где-нибудь в провинции, а в самой столице!

Глядя на их счастливые лица, я понимала, что Моран и на этот раз меня переиграл. Будущее близняшек отныне действительно в моих руках. Откажусь выходить замуж — и не видать им женихов. Между нами не останется ничего, кроме жгучей ненависти, которую сёстры пронесут через всю свою жизнь. Не уверена, что такой груз ответственности мне по плечу.

И я смирилась.

Или, скорее, сделала вид, что смирилась, поклявшись самой себе во что бы то ни стало разгадать все тайны своего уже почти мужа и выяснить, почему именно мне суждено стать новой маркизой де Шалон.

Ну а что касается его светлости… Пусть думает, что в моём лице обрёл покорную избранницу и жену. Я не буду его разубеждать и разочаровывать.

Пока не буду…

Глава 13

Спустя два дня после нашей «незначительной размолвки» — так баронесса назвала мою попытку расторгнуть помолвку — в храме пресветлой Виталы сыграли свадьбу маркиза и его невесты.

Это знаменательное событие отмечала вся Гавойя. Ну или по крайней мере все окрестные деревни и прилегавший к Валь-де-Манну одноимённый город. Реки вина разливались по его широким улицам, столы на площадях ломились от всевозможных яств. А в самом дворце самые знатные вельможи королевства поздравляли молодых с началом новой главы их жизни. Тосты, танцы и снова угощенья. Улыбки, смех, сладкие вина. Наверное, от них кружилась голова.

Или, быть может, от волненья…

Каждое новое мгновение, исчезавшее в воронке прошлого, приближало меня к моменту, когда я стану де Шалону женой. В полном смысле этого слова.

Страха не было. Разве что совсем немножечко… А ещё какое-то дурацкое предвкушение, отзывавшееся не менее дурацкой дрожью во всём моём теле. Оно волной прокатывалось от позвоночника до кончиков пальцев всякий раз, стоило мне увидеть новобрачного. Поймать украдкой взгляд его бездонных тёмных глаз или мимолётную улыбку.

На протяжении всего вечера Моран был со мной сама обходительность. Внимательный, заботливый супруг, не перестававший одаривать свою избранницу теплом и лаской. И в то же время от него будто веяло холодом. На лице — маска влюблённого мужчины. В груди — лёд вместо сердца.

В иные моменты, когда он смотрел на меня, безумно хотелось поверить в сказку и отдаться во власть доселе неизведанного чувства счастья. Но что-то глубоко внутри меня, засевшая червоточиной тревога, не давала раствориться в этой пьянящей эйфории.

Праздник закончился далеко за полночь. Отгремели салюты, разъехались гости, среди которых, к моему великому облегчению, не было Опаль; и служанки, под хихиканье и перешёптывания сестёр, повели меня готовиться к брачной ночи.

Мари среди них не было. После того как открылась правда о приворотном зелье, девушку я больше не видела. Она пострадала за то, что пыталась угодить этому скользкому типу, своему хозяину.

В чьей власти я оказалась.

Не успели служанки переодеть меня в тонкую полупрозрачную сорочку, отделанную нежнейшим кружевом, как заявилась баронесса. Как всегда, всё контролировать и надзирать.

Велела оставить волосы дочери собранными, чтобы его светлости было удобнее рассматривать приобретённую собственность. Зачем-то набрызгала на меня духами, от которых нестерпимо захотелось чихнуть. Нисколько не стесняясь присутствия прислуги, принялась давать мне… хм, наставления и советы о том, как не разочаровать супруга в первую ночь любви.

Служанки, нарочито медленно расстилая кровать, украдкой поглядывали на нас и улыбались, а у меня внутри всё кипело от раздражения на мать.

— Да когда вы уже наконец умолкните! А ещё лучше — уедете! — выпалила я и почувствовала, как к щекам приливает румянец. Знаю, опрометчивые слова, не позволительные для послушной дочери, вот только в тот момент мною руководил не разум, а эмоции.

Закутавшись в шаль, чтобы унять нервную дрожь и скрыть бесстыдный вырез сорочки, поднялась с кресла.

Если мама сейчас же не уйдёт, придётся ей в этом помочь. У меня и так от волнения коленки дрожат, все мысли только о демоновом муже, а тут ещё и она на нервы капает!

На какое-то мгновение её милость оторопела. Застыла изваянием посреди комнаты, растерянно хлопая ресницами. Быстро-быстро, как у неё ещё комната перед глазами не начала кружиться.

— Александрин, ты что себе позволяешь?! — наконец отмерев, громко возмутилась баронесса. После чего заявила с таким видом, словно это она была хозяйкой Валь-де-Манна и всех его окрестностей: — Уеду, когда посчитаю нужным! И уж точно не раньше, чем буду уверена, что ваш брак состоялся.

Теперь настала моя очередь впадать в ступор. Признаюсь, я даже не нашлась, что ответить на столь наглое заявление.

Интересно, как будет проверять? Подглядывать в замочную скважину?

— Вам пора, ваша милость, — холодно сказала я, намекая родительнице, что её присутствие сейчас здесь неуместно и нежелательно. — С минуту на минуту сюда явится… мой муж.

— Уж постарайся, чтобы он действительно стал тебе мужем, — проворчала баронесса.

— Если так будет нужно, чтобы распрощаться с вами, то, уверяю, я сделаю всё от меня зависящее. И даже больше.

Её милость наконец ушла, что-то недовольно бурча себе под нос. Служанки тоже дружно двинулись к выходу. Только перед тем как покинуть спальню, одна из них наполнила бокал какой-то густой, тягучей жидкостью насыщенного фиолетового цвета и, присев в реверансе, протянула его мне.

— Спасибо, но что-то не хочется.

Очередная гадость, чтобы затуманить мозги?

— Это, — девушка покраснела и продолжила смущённо: — чтобы не было больно. Не отказывайтесь, ваша светлость. У нас настой тианы все новобрачные пьют.

И снова я почувствовала, как меня охватывает волнение и то, другое чувство, рождающее мурашки по всему телу, от которого никак не получалось отделаться.

Отослав служанок, долго гипнотизировала настойку взглядом. В итоге страх перед болью оказался сильнее, и я сделала несколько несмелых глотков. Потом снова подошла к зеркалу и увидела в отражении бледную высокую девицу, испуганную и напряжённую. Волосы в неровном свете пламени отливали золотом, искусанные губы порозовели, и почему-то возникло ощущение, что это вовсе не я, а какая-то незнакомая девушка смотрит на меня.

Которая, возможно, совершает самую страшную ошибку в своей жизни. Но поворачивать назад уже поздно. Вот сейчас он придёт…

Но он не пришёл. Ни сейчас, ни после. В иные моменты ожидание хуже пытки. За какой-то час напряжение достигло апогея. Я перемерила комнату шагами, изучила каждую фарфоровую статуэтку на каминной полке, повалялась в кровати. Даже, забравшись в кресло с ногами, пыталась отвлечься чтением. Не получилось.

Я чувствовала себя натянутой тетивой лука, готовой лопнуть в любой момент. Интересно, что за игру он затеял на этот раз? Почему не явился исполнять свои супружеские обязанности?

Так отчаянно меня добивался, даже колдовской отравы не гнушался, а теперь… где-то запропастился.

И что мне, прикажете всю ночь не смыкать глаз? Покорно ждать, когда его светлость изволит вспомнить о своей избраннице?

Ну уж нет! Я по горло сыта его непонятными играми!

Женился? Вот пусть и становится мне мужем!

Ещё не хватало давать её милости повод здесь задержаться.

Распустив волосы — назло баронессе, конечно же, — отправилась на поиски этого черноглазого мерзавца.

Гости давно разъехались, а те, что остались ночевать во дворце, разошлись по отведённым им покоям, отдыхать после утомительного и богатого на впечатления дня. Галереи и залы погрузились в сон.

Моран долго стоял возле окна, вглядываясь в далёкую синеву ночи, и думал, как эта бесконечная тьма созвучна с его настроением.

Был ли он счастлив? Едва ли. Ему бы радоваться, что до осуществления задуманного остались считанные недели и теперь Александрин никуда от него не денется.

Но это чувство уже давно было маркизу чуждо.

Хватит ли ему духу причинить боль невинной девушке? Отнять единственное, что у неё имелось. Безжалостно растоптать её сердце и жизнь. Если сейчас пойдёт к ней, назад дороги уже не будет. Стоит ему взять её, как чары начнут действовать. После этого останется только ждать. Наблюдать за тем, как в течение долгих дней жизнь по крупицам будет покидать её молодое, здоровое тело.

За минувшие годы он уничтожил немало демонов, но никогда не считал себя убийцей. А сегодня вдруг осознал, что ничем не лучше исчадий Мглы, которые так любили принимать образы беззащитных созданий за миг до атаки. И, наверное, будет лучше велеть ей завтра уехать…

В тёмном отражении окна засиял цветок, рождённый пламенем. Прекрасные огненные лепестки медленно распускались, и Страж, словно зачарованный, обернувшись, направился к диковинному цветку, чувствуя, как сознание заполняет знакомый нежный голос. Мелодия, которую так часто напевала Серен и которая сопутствовала ему во снах и наяву на протяжении всех этих невыносимо тяжёлых месяцев.

Мужчина коснулся сотканных из пламени лепестков и блаженно прикрыл глаза, отдаваясь во власть чарующих звуков, забывая о раскаянье и всех тревогах.

Вздрогнул, услышав, как хлопнула дверь, что вела в смежную со спальней комнату, недовольно поморщился. Взмахнул рукой, и цветок тотчас растаял в воздухе. На столе остался стоять бокал вина, который де Шалон машинально взял в руки и сделал небольшой глоток. Нахмурился, гадая, кому это хватило наглости заявиться к нему в столь поздний час и даже не удосужиться постучаться. И вновь ощутил, как его охватывают ставшие уже привычными злость и раздражение.

Не прошло и нескольких секунд, как створки в спальню резко распахнулись, и на пороге нарисовалась его новоиспечённая жёнушка собственной персоной. Босая, в одной сорочке, с мятежным выражением на смазливеньком личике.

— Я ждала вас! — заявила с упрёком.

— И не дождавшись, пришли сами. Так не терпится оказаться в моих объятиях? — неожиданно развеселился Страж, заметив в глазах своей избранницы негодующий блеск.

Девушка вспыхнула:

— Вы сами настаивали на этом браке!

— А вы, я так понимаю, предлагаете мне заняться его немедленной консуммацией? — наблюдая за сменой эмоций на лице разгневанной красавицы, продолжал подшучивать над ней маркиз. Негодование сменилось краской смущения, проступившей на бледных щеках.

Кажется, Александрин уже успела пожалеть о своём опрометчивом решении явиться сюда, но с места не сдвинулась. Гордость не позволила ей трусливо сбежать.

Мужчина поставил на стол недопитый бокал и приблизился к своей избраннице, понимая, что повернуть назад уже не сможет. Ни тогда, когда она сама пришла к нему. Когда под тонкой тканью сорочки соблазнительно вздымается пышная грудь от обуревающих девушку переживаний, и в пламени свечей видны тёмные горошины сосков, которые так не терпится начать ласкать губами.

— Разденься, — коротко приказал он.

Как и следовало ожидать, девчонка не шелохнулась. Взгляда не отводила, смотрела на него, словно зачарованная, но и распоряжение выполнять не спешила. Моран шагнул ближе, предвкушая, как сам начнёт её раздевать. Не торопясь, наслаждаясь каждым мгновением этого маленького ритуала и представляя, как потом будет покрывать поцелуями её совершенное, нагое тело.

Александрин снова его удивила: потянула за шёлковые ленты, и сорочка плавно скользнула на пол. Вскинула голову, дерзко, почти бесстрашно, словно бросала ему вызов, и переступила через облако невесомой ткани.

Мужчина не мог отвести от неё завороженного взгляда. Тёмный шёлк волос, контрастировавший со светлой кожей. Покатые бёдра, соблазнительно качнувшиеся, когда она шагнула ему навстречу. Тонкая талия, манящие полушария грудей. Маг ощущал, как кровь приливает к паху, и все мысли, муки совести и сомнения, затопляет едва сдерживаемое желание.

Желание обладать ею здесь и сейчас.

Взяв девушку за руку, Страж подвёл её к кровати. Опустившись на край широкого ложа, притянул к себе. Жадно припал губами к полной груди, краем сознания отмечая, что Александрин даже не попыталась отстраниться. Была немного напряжена, но очень скоро напряжение, вызванное смущением, сменилось первыми волнами возбуждения, стремительно накатывающего на неё. Накрывающего их обоих.

Александрин чуть слышно застонала, когда властные руки опустились на упругие ягодицы, и непроизвольно прижалась к нему теснее, позволяя покрывать поцелуями плоский, такой соблазнительный животик, ласкать языком тёмную впадинку пупка и снова возвращаться к груди, чтобы захватить в плен губ затвердевший сосок.

Маленькая, покорная девочка. Именно о такой он и мечтал.

Моран увлёк девушку на кровать, накрыл её своим телом. Александрин шумно сглотнула, когда поймала взгляд его потемневших от возбуждения глаз. В её же снова мелькнул страх, почему-то распаливший его ещё больше.

Страж не спеша прошёлся рукой по внутренней поверхности её бёдер, ощущая под подушечками пальцев шелковистость молочной кожи, с удовольствием отмечая, как они стали влажными, стоило только коснуться жаркого лона.

Александрин неотрывно смотрела на него. Испуганная и вместе с тем уже готовая его принять. Стремясь почувствовать её вкус — наверняка, он будет таким же сладким и дурманящим, как и её запах, — Моран, оставив цепочку из поцелуев от груди к самому низу живота, припал губами к средоточию её желания. Девушка охнула и попыталась стыдливо свести колени, но Страж не позволил. Надавил на них ладонями, широко разводя стройные ножки, заставляя раскрыться перед ним полностью, и нежно дотронулся до влажных складочек. Александрин дернулась от пронзительно-острого, сладостного ощущения, к которому примешивалось и чувство стыда.

— Не нужно бояться. Я не сделаю тебе больно, — мягко прошептал Страж.

Поймав его взгляд, уверенный и спокойный, девушка немного расслабилась. По крайней мере, сжимать колени больше не пыталась. Лишь вздохнула тихонько, когда он приник к пульсирующему комочку страсти губами и медленно втянул его в себя.

Действительно сладкая. Пьянящая.

Девушка негромко постанывала, пока он ласкал её, умело вознося на вершину блаженства. Кусала губы, тщетно пытаясь сдерживаться, и уже сама непроизвольно двигалась бедрами ему навстречу.

А с виду такая спокойная. Такая холодная.

Кто бы мог подумать, что её так легко будет завести. И дело тут вовсе не в настое, который лишь должен был притупить боль от первого соития. Несмотря ни на что, она желала его так же сильно, как и он её. Все эти дни мечтал о том, как будет брать её. Снова и снова.

От сладострастных мыслей и вида обнажённой девушки, изнывающей от желания, член словно окаменел, ему уже давно стало тесно в совершенно лишней сейчас одежде. Быстро раздевшись, мужчина склонился над женой.

Александрин наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц. Стоило Морану полностью обнажиться, как в прозрачных голубых глазах снова зажегся страх. Страх перед неизведанностью. Пришлось успокаивать её лёгкими ласковыми поцелуями, на которые девушка, к удовлетворению Стража, с готовностью откликалась. Целуя припухшие губы, Моран нежно ласкал налитую грудь, постепенно прогоняя последние опасения и вновь воспламеняя её совершенное, жаждущее наслаждения тело.

Почувствовав, что разум Александрин вновь затуманился страстью, больше не в силах сдерживаться, Страж осторожно вошёл в неё. Девушка широко распахнула глаза, замерла, не сводя с него напряжённого взгляда. Преодолев незримое препятствие, мужчина толкнулся сильнее, зажмурившись от удовольствия. Остановился на миг, позволяя Александрин привыкнуть к нему. Но долго оставаться недвижимым не смог, наслаждение разливалось по телу и всё внутри него требовало немедленного продолжения.

— Прижмись ко мне, — срывающимся от страсти голосом повелел мужчина и почувствовал, как стройные ножки послушно обхватили его бёдра. Задвигался медленно, осторожно, самодовольно отмечая, как девушка под ним постепенно расслабляется. Как начинает покусывать губы, тщетно сдерживая тихие, пока ещё робкие стоны удовольствия, которое он сейчас ей дарил, взамен получая не меньшее упоение от их близости.

Контролировать себя с каждой минутой становилось всё труднее. Звуки, что вырывались из груди Стража, больше походили на рычание зверя. Жмурясь от удовольствия, Моран продолжал медленно насаживать на своё естество хрупкое податливое тело.

К такому и привыкать не придётся.

Идеальная, чувственная оболочка, от желания обладать которой можно запросто свихнуться. Впрочем, и его невинная жёнушка, казалось, уже была близка к тому, чтобы потерять рассудок от новых, незнакомых ощущений.

Прикрыв от блаженства глаза, девушка стонала, теперь уже в голос. Сама того не осознавая, царапала ноготками ему плечи, подаваясь навстречу, двигаясь с ним в унисон.

Почти покинув её, Страж снова ворвался в тугое лоно, сорвав с пухлых, приоткрытых от наслаждения губ не то стон, не то всхлип.

— Сладкая, горячая, — чувствуя, как распаляется с каждым мгновением всё больше, Моран и сам прикрыл глаза. Хотя смотреть на девчонку, сгорающую в его руках в пламени страсти, было ни с чем не сравнимое удовольствие.

Александрин выгнулась от очередного мощного толчка, заметалась под ним. Позабыв об осторожности, Моран продолжил вжимать её в измятые простыни, стремительно ускоряясь, с силой, на какую был только способен, вонзаясь в разгорячённую плоть.

— Смотри на меня, — приказал хрипло, и девчонка покорно распахнула глаза. Хотелось ловить в них каждое мгновение её экстаза и, чтобы она смотрела на него в момент, когда он будет в неё изливаться.

Возбуждённая от его голоса, властных приказов, от потемневшего, дикого взгляда, быстрых ритмичных движений, Александрин больше не сдерживала себя. Ещё один толчок, слияние жарких тел — девушка выгнулась дугой, всхлипнула, содрогаясь от невероятного, испепеляющего её наслаждения.

Чувствуя, что теряет связь с реальностью, Моран резко подался вперёд, вонзаясь в неё до предела. Прижался лбом к влажному лбу жены, опьянённый сладостным ощущением разрядки, принёсшей с собой долгожданное умиротворение.

Глава 14

Как же не хочется просыпаться… Понежиться бы ещё хотя бы несколько коротких мгновений в объятиях Стража, прежде чем возвращаться к унылой реальности. Ещё успею себя поругать: и за проявленную вчера слабость, и за будоражащее чувство, что охватывало меня всякий раз, стоило погрузиться в сладостные воспоминания.

А сейчас… Потянулась за очередной нежной лаской, но ладонь скользнула по смятой простыне. Холодной. Горестно вздохнув, открыла глаза, а в следующий миг чуть не заскрежетала от злости зубами. Мало того что я была одна, так ещё и… в собственной спальне. Получается, этот мерзавец, вдоволь натешившись мной, просто взял и перенёс меня сюда, не пожелав проводить с законной женой не единой лишней минутки.

Ну точно мерзавец! И ещё какой!

Звуки, что вырвались из моей груди, очень походили на те, что издавал вчера в постели его светлость. Я зарычала. Появилось непреодолимое желание что-нибудь расколотить. Вазой какой запустить в стену. А ещё лучше разбить её о голову благоверного!

Например, вон ту, напольную.

Это что же получается, он будет заявляться ко мне, когда припечёт, а потом сразу уходить, как какой-то любовник? Ну уж нет! Пусть вообще тогда сюда не приходит!

Видеть его не хочу!

Да и мне вчера не следовало отправляться на поиски Стража. Сходила, что называется, выяснить отношения.

Несколько раз остервенело дёрнув за шнурок колокольчика, стала ждать появления хотя бы одной живой души, то бишь служанки. Но они явились всем скопом. Видать, не терпелось выяснить, в каком состоянии пребывает новоиспечённая маркиза.

Маркиза пребывала в очень злом состоянии. И крайне раздражённом. Каюсь, девушкам от меня досталось. Хоть они и были ни при чём, если кого и следовало чихвостить, так это его подлейшую светлость.

Омовения в тёплой воде, в которой почему-то плавали лепестки роз — наверное, для придания романтической атмосферы, ведь подразумевалось, что купаться я буду не в гордом одиночестве, — немного охладили мой гнев.

По крайней мере, желание кого-нибудь убить прошло. Разве что только Морана…

Для завтрака в тесном семейном кругу было выбрано медового цвета платье с небольшим вырезом и рукавами, расклешёнными от локтей. За минувшие дни погода переменилась; к всеобщей радости, в лучшую сторону. Теперь мы наслаждались ласковым, согревающим солнышком. Глядя на себя в зеркало, я ощущала себя таким солнышком. В полуденных лучах шёлк, обильно расшитый золотом, сверкал и переливался. Волосы, заплетённые в тугую косу, скромно украсили ярко-жёлтой лентой. Из драгоценностей — только кулон, подарок мессира Стража.

Кстати, вчера на протяжении всей ночи зачарованное украшение тоже было со мной, но никак не воспротивилось посягательствам благоверного. Наверное, потому что я сама была не против…

А теперь ругала себя за это последними словами.

Завтракали на свежем воздухе, в одной из белевших на фоне буйной зелени ажурных беседок. В «тёплой» компании моих родственников, дражайшего супруга и его молочного брата — единственного, кому я подарила приветливую улыбку.

Заслышав звук моих шагов, прошелестевших по щебневой дорожке, его светлость поспешил мне навстречу, как всегда, демонстрируя на людях свои изысканные манеры. В поклоне коснулся моей руки долгим поцелуем, от которого меня прошиб сначала жар, потом холод. В голову полезли непрошенные воспоминания о мгновениях страсти, которые я всё утро упорно гнала от себя.

Но они ни в какую не желали выветриваться из моего сознания.

— Чудесно выглядите, Александрин. — Страж скользнул по мне внимательным взглядом, от которого кровь прилила к щекам, после чего, не выпуская моей руки из своей, повёл в беседку.

Соланж и Лоиз перестали шушукаться и теперь заинтересованно следили за каждым моим движением. Мысленно пожелала себе удачи и терпения. Наверняка после завтрака сёстры вцепятся в меня клещами и будут беззастенчиво забрасывать вопросами о брачной ночи. Маменька тоже не обошла свою «головную боль» вниманием, не сводила с меня тяжёлого, точно булыжник, взгляда. Наверняка ещё не остыла после нашей вчерашней размолвки, хоть виду и не подавала. Улыбалась маркизу, щебетала, обращаясь к де Лалену, изредка вспоминая и о присутствии собственного мужа.

— Какая чудесная традиция — отмечать свадьбу целых три дня, — разливалась соловьём баронесса. — Должна признать, в Гавойе знают толк в празднествах. А устроить пикник прямо здесь в саду, как по мне, замечательная идея. Ваша светлость, к пяти, говорите, прибудут гости?

Я вздрогнула. Кажется, её милость надумала поселиться здесь надолго, если не навсегда. Конечно! Куда приятнее жить в роскоши и довольстве, чем возвращаться в чахнущее поместье.

Одной из причин, по которой я вышла замуж, была надежда на избавление от родительского гнёта. А теперь получается, что всё напрасно? Вот уж не думаю…

Поднявшись, ринулась к белоснежной громаде дворца.

— Александрин, ты куда? — послала мне вдогонку удивлённый возглас Лоиз.

Вместо ответа я ускорила шаг, чтобы уже спустя каких-то несколько минут оказаться в покоях его светлости. Вид хозяйского ложа, измятых простыней, отозвался внутри приятным волнением, к которому примешивалась и горечь разочарования. Разве так неприятно засыпать с собственной женой?

Повёл себя со мной, как с какой-то Опаль.

Настоящий гад.

Мне повезло, служанки только начали наводить в спальне порядок, постель оказалась не тронута. Сбросив на пол подушки и одеяло, под недоумевающие взгляды прислуги я стянула нижнюю простыню — наглядную демонстрацию того, что наш брак состоялся, — и направилась обратно к выходу, волоча за собой свой трофей, провожаемая тихими перешёптываниями.

Спустившись на первый этаж, отправилась в парк. Стоило приблизиться к беседке, как голоса стихли, и взгляды всех собравшихся устремились в мою сторону.

— Вы сказали, что не уедете, пока не удостоверитесь, что избавились от меня навсегда, — обратилась я к матери и, расправив простыню, продемонстрировала её опешившей родне. Услышала, как бедолага Касьен поперхнулся фруктовым напитком и выплюнул его обратно в бокал. Боюсь, аппетит я ему испортила. Но ничего. — Вот, смотрите. Доказательство того, что вам больше не придётся терпеть присутствие нелюбимой дочери. А мне — ваше. Мама, папа, думаю, нам пора прощаться.

Кажется, в тот момент даже ветер перестал шелестеть листвой в кронах деревьев, настолько неожиданным и провокационным стало для всех моё заявление.

Впрочем, первой, как и предполагала, пришла в себя баронесса.

— Александрин! — даже привстала от негодования, но продолжить гневную тираду не успела, слово взял мессир маркиз:

— Полагаю, жена права. Не в моих привычках просить гостей уехать, но очень скоро нам самим придётся покинуть Валь-де-Манн, его величество вызывает меня в столицу. И последние свободные от службы дни мне бы хотелось провести с супругой. Наедине, — многообещающе улыбнулся мне маг. От спокойного и вместе с тем властного, чуть хрипловатого голоса предательское тело снова начало таять, словно мороженое, забытое на солнце. Не дожидаясь возражений от загостившихся родственничков, его светлость поспешил закончить: — После завтрака велю слугам подготовить экипаж и собрать ваши вещи, — хитро посмотрел в мою сторону. — А пока, Александрин, может, оставите в покое это ваше доказательство, чтобы мы все могли спокойно закончить трапезу.

Удовлетворённая финалом этого маленького сражения и тем, что Моран меня поддержал, я благодарно улыбнулась ему и присоединилась к притихшей публике.

Отъезд родственников проходил в гробовом молчании. Близняшки косили на меня злыми взглядами и демонстративно тёрли кулаками глаза, чтобы выглядеть огорчёнными и заплаканными. Наверное, надеялись и ждали, что моё сердце дрогнет и я распахну им свои сестринские объятия, после чего, посыпая голову пеплом от раскаянья, верну во дворец.

Не дождались.

На Морана они смотрели с затаённой мольбой, точно новорождённые котята, которых жестокий хозяин намеревался выбросить за порог. Но у мессира Стража, как уже давно заметила, сердце и вовсе было каменным и никакое шмыганье носом и горестные вздохи не сумели его разжалобить.

Её милость принципиально не обращала внимания на среднюю дочь, в которой окончательно разочаровалась. Садясь в карету, прощалась только с моим благоверным и шевалье де Лаленом. В сотый раз не преминула напомнить, что через месяц они прибудут в Навенну на смотрины. На что маркиз с улыбкой ответил, что помнит о данном обещании и организует всё в лучшем виде.

Только отец, перед тем как скрыться в экипаже, приблизился ко мне. Сердечно обняв, прижался на миг сухими губами к моему лбу и шёпотом, чтобы, не дай Единая, не услышала баронесса, пожелал счастья. Папа был единственным, с кем не хотелось прощаться.

Наконец карета покатила по широкой аллее в сторону ворот, скрипя колёсами и волоча за собой пыльный шлейф.

Я услышала, как облегчённо выдохнул Касьен, и, беззаботно улыбаясь, обратился к де Шалону с каким-то вопросом. Воспользовавшись тем, что внимание его светлости переключилось на молочного брата, я поспешила сбежать от греха подальше. Пока чего-нибудь не ляпнула.

С одной стороны, очень хотелось высказать Стражу всё, что думаю о его скотском поведении. С другой, представила, как это будет выглядеть со стороны. Наверняка решит, что напрашиваюсь проводить ночи в его объятиях, иными словами, добровольно признаю себя проигравшей и принимаю его надо мной власть.

Нет, лучше сначала поостыну, иначе потом снова буду себя корить за опрометчивые слова.

Благо Моран со мной встречи не искал, и у меня было достаточно времени, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли перед пикником.

За пару часов до приезда гостей явились служанки, чтобы нарядить новоявленную госпожу в очередное шикарное платье. На сей раз мне предстояло красоваться перед сеньорами Гавойи в наряде из кремового атласа, расшитом перламутром, и воздушной накидке ему в тон, так как вечерами было ещё довольно прохладно.

Причёску, состоявшую из множества тугих завитков, украсили ниткой жемчуга, подобрав к нему жемчужные серёжки в виде виноградной грозди. Одна из служанок, пышногрудая хохотушка Мадлен, любительница болтать без умолку, советовала ещё и на шею нацепить жемчужное ожерелье, но мне не хотелось расставаться с кулоном, пусть даже на несколько часов. Признаюсь, он нравился мне намного больше любых других украшений. Тёмно-бордовый камень с золотыми прожилками так красиво мерцал и искрился на солнце, что я решила оставить совет Мадлен без внимания.

Настроение, было улучшившееся, снова испортилось, стоило увидеть карету с шестёркой игреневых лошадей в роскошной упряжи. Густая грива породистых скакунов золотом сверкала в ярких весенних лучах, как и герб графа де Вержи на дверцах его экипажа. Вот бархатная шторка, закрывавшая окно кареты, чуть отодвинулась в сторону, и я увидела выглядывающее наружу бледное личико Опаль, чуть оживлённое румянами.

А ведь до последнего надеялась, что в ближайшее время больше не увижу эту стерву.

Хочешь не хочешь, а выходить к гостям рано или поздно всё равно придётся. Навесив на лицо маску довольства и жизнерадостную улыбку, я отправилась в парк, где в тени под цветущими яблонями, чьи розовые цветы источали незабываемый аромат, были расставлены столы, накрытые ажурными скатертями. Возле крошечного пруда, в котором величаво плавали чёрные и белые лебеди, с таким видом, словно это они были не только хозяевами парка, но и сегодняшнего мероприятия, слуги расстилали покрывала, на которые можно было при желании опуститься, чтобы передохнуть. Перекинутый через пруд каменный мост, увитый зелёными растением и облепленный у самой водяной кромки мхом, красиво изгибался дугой и как будто приглашал по нему прогуляться.

В такой погожий солнечный день грешно печалиться, наоборот, окружающая идиллия, по идее, должна была настроить на позитивный лад. Вот только при виде этой блондинистой выскочки, сегодня блиставшей в нежно-голубом платье, ну прямо как мой подвенечный наряд, весь мой позитив куда-то пропал.

У мадмуазель де Вержи не было отбоя от поклонников. Она кокетничала то с одним, то с другим кавалером, шутила, заливисто смеялась, и всё это наверняка, чтобы привлечь наше с Мораном внимание.

К моему великому огорчению и досаде, маркиз её заметил. И не один раз. Иными словами, то и дело косил в её сторону взглядом, а Опаль тем временем не переставала счастливо улыбаться.

Интересно, чему так радуется?

Я честно пыталась её игнорировать, правда, не уверена, что у меня это получилось, нет-нет да и поворачивалась к сияющей красавице. Не так выглядит поверженный соперник, которому не остаётся ничего, кроме как признать поражение. Совсем не так. Моран, конечно, обещал, что между ними всё кончено… Вот только до сих пор делал всё возможное и невозможное, чтобы не оправдать моего доверия, и в сердце снова прокралось беспокойство.

А ещё я, кажется, научилась ревновать.

Спасибо Касьену, ненадолго отвлёкшему от грустных мыслей беззаботной болтовнёй. Но только лишь до того момента, как перед нами, уединившимися на скамейке с бокальчиками новомодного игристого напитка, от которого немного кружилась голова и тело охватывала приятная нега, не нарисовалось это белокурое чудо с ангельским личиком и повадками хищницы.

Пригубив немного из своего бокала, Опаль завела:

— Ах, месье де Лален, могу я украсть у вас нашу очаровательную маркизу? Я ведь так и не поздравила мадмуазель… ох, простите, уже мадам, со свадьбой.

Немалых трудов мне стоило изображать невозмутимость. Словами не передать, как хотелось вцепиться в руку Касьена и начать слёзно умолять не оставлять меня тет-а-тет с этой мегерой. Нет, я вовсе её не боялась. Но точно знала, что Опаль с лёгкостью, играючи, растопчет остатки моего хорошего настроения.

Ведь не поздравить же подошла, а наверняка снова вонзить в меня жало.

Змеючка подколодная.

— Не буду вам мешать. — Милому шевалье ничего не оставалось, как раскланяться и последовать вглубь парка за какой-то миловидной шатенкой, дабы одарить ту своим вниманием.

С каким удовольствием я бы составила им компанию.

— Пройдёмся? — Любовница мужа выставила вперёд локоток, явно предлагая мне за него ухватиться.

Проигнорировав жест, полный фальшивого дружелюбия, я поднялась.

— Почему бы и нет? — с трудом удалось улыбнуться.

Мы не спеша двинулись по широкой дорожке, вдоль аккуратно постриженных кустарников. На многих уже распустились крошечные цветы — синие, белые, жёлтые, — шлейф из медово-сладкого аромата тянулся за нами следом.

Вечерняя прохлада так и не пришла. Лёгкая туманная дымка расползлась по небу, приглушив разливающееся по Валь-де-Манну сияние закатного солнца. Было душно, напитанный влагой воздух действовал на гостей усыпляюще. Большинство предпочло весёлым подвижным играм неспешные прогулки и разговоры у пруда.

На мосту мадмуазель де Вержи остановилась, наверное, решила полюбоваться сверкающей водяной гладью, в которой смешались синие и багряные цвета.

— Как же мне горько от того, что я не смогла присутствовать на вчерашнем празднестве. Порой у меня случаются сильные приступы головной боли, когда кажется, будто в виски вонзают иголки.

— Сочувствую, — без малейшего сожаления вставила я.

— Сами понимаете, мне было не до торжества. А жаль… Так хотелось поздравить Морана и пожелать ему счастья.

— Одному ему? — не сдержавшись, брякнула я.

Следовало сменить тему, а не помогать интриганке в достижении её цели. Точно знала, этот разговор затеян неспроста.

И как в воду глядела.

Вернее, в воду глядела Опаль, любовалась белоснежным лебедем, за которым, не отставая, плыл крупный чёрный, и продолжала беззаботно журчать:

— Вам и без моих пожеланий достанется немало приятных мгновений в обществе его светлости. Маркиз молод, красив, могущественен. Любая была бы счастлива оказаться на вашем месте.

Да уж, я прямо-таки умираю от счастья.

— И что самое главное, — девушка многозначительно улыбнулась и скосила на меня хитрый взгляд, — он превосходный любовник. Совсем недавно я снова имела возможность в этом убедиться. Когда же это было… — состроила задумчивый вид, после чего ядовито завершила: — Ах да! Всего несколько дней назад. Волшебная вышла ночка. Моран никак не мог насытиться мной, не выпускал из объятий до самого рассвета. И это при том, что его светлость предпочитает спать один. Должно быть, очень соскучился… Как видите, Александрин, я успела неплохо изучить его привычки.

Каждое слово кинжалом пронзало мне сердце. Не уверена, что я когда-нибудь кого-нибудь ненавидела. До сих пор мне было неведомо это чувство. Но в тот момент я желала Опаль все самые страшные земные и небесные кары и мечтала самолично ускорить их приближение.

От злости и ревности, сжигающей изнутри, тело обдало жаром. Кулон вдруг накалился, а может, мне просто почудилось. Мерзавка продолжала о чём-то лепетать, но я её больше не слышала. В ушах стоял звон, в глазах уже темнело от ярости.

Если она сейчас же не замолчит…

Дымка перед глазами рассеялась так же внезапно, как и появилась. Я недоумённо моргнула, один раз, другой. Нет, не почудилось. Опаль стояла ко мне спиной, упираясь ладонями в перила моста, и продолжала в красках живописать, как ей хорошо было с моим мужем и несомненно не менее хорошо будет ещё не раз.

Демонова девица не догадывалась, что к тому моменту жгучее чувство ревности уже успело вытеснить изумление, если не сказать шок. Подол нарядного платья мадмуазель де Вержи полыхал синим колдовским огнём. Опасливо оглянувшись по сторонам, я не обнаружила поблизости ни одного мага. Вон там у самого пруда расположилась весёлая компания, которая вот уже несколько минут не переставала хохотать. Им явно не до нас. И поодаль, взявшись за руки, прогуливаются влюблённые парочки, которые тоже поглощены беседой друг с другом.

Но тогда…

— Опаль, вы… Вы горите, — наконец отмерла я.

— Вы что-то сказали? — обернулась было девица.

Действовать следовало быстро. Пока она не превратилась в пылающий факел. Не придумав ничего лучшего, я со всей силы, на какую только была способна, толкнула гостью. От неожиданности та вскрикнула. Не сумев удержать равновесия, перекинулась через невысокий бортик моста и полетела прямиком в воду.

Всё произошло в считанные мгновения. Короткий полёт в ореоле ультрамаринового пламени, какие-то булькающие звуки и абсолютная тишина, вдруг повисшая над парком.

Её нарушил истошный визг несостоявшейся утопленницы, наконец вынырнувшей из пруда:

— Она толкнула меня!

Глава 15

Первым, к моей немалой досаде, из ступора вышел Моран. Строя из себя героя-спасителя, бросился в воду вылавливать эту истеричку. До белых костяшек сжимая шероховатый камень перил, я наблюдала за тем, как муж вытаскивает хнычущую девицу на берег. Опаль рыдала так горько, так безнадёжно, словно только что потеряла близкого родственника. И так до неприличия тесно прижималась к Стражу, преданно льнула к его плечу, что в какой-то момент мне нестерпимо захотелось повторить «покушение» и утопить их обоих.

— Она меня толкнула! Толкнула! — причитала, задыхаясь от рыданий, графская дочка.

Окружённая заинтригованной публикой, изливала той свои возмущения. Мне тоже пришлось присоединиться к зрителям и терпеливо ждать, пока Опаль захлопнет свой рот, чтобы перевести дыхание, и я смогу вставить хотя бы слово.

— Ваше платье горело.

— Что за чушь?! — взвилась девица и вперилась в меня полным ненависти взглядом. Сейчас напускной благожелательности де Вержи и след простыл. Проворно подскочив на ноги, что было совсем не просто в тяжёлом мокром платье, Опаль демонстративно покрутилась вокруг себя. — Кто-нибудь где-нибудь видит на мне подпалины?!

Подпалин не было. Хотя я готова была поклясться, что всего несколько минут назад нежно-голубой шёлк занимался пламенем.

Не привиделось же мне, в самом деле!

Приглашённые тихонько перешёптывались, рассматривая мокрый, но вполне себе целый и невредимый наряд страдалицы. Некоторые бросали на меня неодобрительные взгляды, при этом выразительно качая головами. Для здешних вельмож Опаль была своей, я — изгоем. Да ещё и не наделённая магией. В общем, неровня по всем параметрам. Не удивительно, что гости сразу встали на её сторону.

— Вы горели, — как можно спокойнее повторила я. — Толкнуть вас в воду было первым, что пришло в голову. Согласитесь, лучше намокнуть, чем обжечься.

— Никогда не слышала более абсурдного оправдания! — не унималась склочница, которую собравшиеся, сейчас больше смахивающие на тианьских болванчиков, поддерживали дружными кивками.

Ох, как же она меня достала…

Продолжить дискуссию, того и гляди грозившую перерасти в скандал, помешал мой изрядно подмоченный супруг. Сейчас он напоминал грозовую тучу, того и гляди начнёт метать громы и молнии. И непонятно, кто его взбесил больше: я или эта дура Опаль.

— Мадмуазель де Вержи следует переодеться. — Маркиз нетерпеливым жестом подозвал одну из служанок. Велел той проводить гостью в дом и помочь привести себя в порядок. — Мне тоже не помешает сменить одежду, — улыбнулся притихшей публике. После чего, изобразив короткий поклон, поспешил к светлой громаде дворца, величественно возвышавшегося на фоне закатного неба.

Его светлость удалился, оставив меня одну под прицелом далеко не дружелюбных взглядов. Благо на выручку мне, как обычно, пришёл Касьен. Увёл подальше от любопытных глаз, чтобы расспросить о происшествии. Опустившись на скамейку и тяжело вздохнув, я принялась исповедоваться.

* * *

Моран заканчивал переодеваться, когда дверь в спальню тихонько отворилась. Его светлость ожидал возвращения слуги, который должен был принести отглаженную сорочку. Но вместо всегда невозмутимого Кантена, обернувшись, увидел Опаль. Девушка уже успела сменить платье, облачившись в одно из тех, что когда-то принадлежало Серен. Серый с жемчужным отливом цвет идеально сочетался с её большими чистыми глазами, всё ещё влажными от слёз, и светлыми волосами, ниспадавшими на хрупкие плечики забавными мокрыми кудряшками.

Когда-то Моран находил внешность Опаль трогательной, необычайно нежной и утончённой. Когда-то он обманчиво считал её ангелом. Наивной кокеткой, не особо сообразительной. Но теперь был вынужден признать, что глупость в его бывшей любовнице успешно сочетается с хитростью и коварством.

В то, что Ксандра ни с того ни с сего взяла и толкнула гостью, Моран не верил. Он, конечно, уже успел на собственном опыте убедиться, что его жёнушка не всегда сдержанна и холодна, хоть и пытается таковую изображать, и что она вполне способна на неординарные поступки. Взять хотя бы представление за завтраком, так позабавившее его. И тем не менее Александрин хватило бы ума не устраивать разборки на глазах у приглашённых.

Значит, одно из двух: или де Вержи сама всё подстроила, или чем-то очень сильно разозлила его дражайшую супругу, и та невольно обратилась к силе.

Его светлость и подумать не мог, что магия начнёт так быстро проникать в тело благоверной. Они ведь женаты меньше суток. С такими темпами мечта, так долго лелеемая, хранимая в сердце, осуществится даже быстрее, чем он надеялся. Главное сейчас не испортить отношения с Александрин. Чему Опаль, превратившаяся в досадную обузу, очень способствовала.

— Тебе не стоит быть здесь. — Де Шалон направился к одному из сундуков, решив, что мятая сорочка тоже вполне сойдёт. Лишь бы поскорее избавиться от так раздражавшего его общества бывшей любовницы.

— Моран, — зазвучал тихий нежный голос, в котором отчётливо угадывались слёзные нотки. Не теряя времени, Опаль поспешила к любовнику.

Вчера, пока вся округа праздновала свадьбу маркиза с этой черноволосой дрянью, Опаль рыдала, запершись у себя в спальне. Сердце будущей графини разрывалось на части, от ревности и боли. От осознания, что проиграла. Не смогла расторгнуть помолвку. Ни вызов демона, ни влечение Стража, которое, девушка точно знала, он по-прежнему к ней испытывал, не смогли помешать этому браку.

Немалых усилий стоило де Шалону сдержаться и не оттолкнуть назойливую гостью.

— Опаль, я никогда и ничего тебе не обещал. — Притушив гнев, уже готовый прорваться наружу, мужчина осторожно отстранился и мягко сказал: — И признаю свою ошибку.

— Ошибку? — девушка подняла на чародея затуманенные болью глаза. По бледным щекам снова покатились слёзы. — Значит, вот кто я для тебя. Всего лишь ошибка?

— Мне не стоило отвечать на твои чувства. Но я никогда тебе не врал, — вкрадчиво проговорил Страж. — Ты знала, что рано или поздно мне придётся жениться. Мне нужен наследник…

— Я могла бы дать тебе сколько угодно наследников! — запальчиво воскликнула девушка, раздавленная словами любимого. — Я лучше неё! Лучше!!! — повторила истерично, теряя те крохи самообладания, что ещё оставались, и громко разрыдалась. Отправляясь в Валь-де-Манн, Опаль была уверена, что с честью выдержит это испытание. Не покажет, как ей больно. Будет кокетничать и флиртовать со всеми подряд, чем наверняка вызовет у его светлости ревность.

Но, как оказалось, маркиз и не думал ревновать. И только и мечтал, как бы поскорее избавиться от надоевшей любовницы.

— Будет лучше, если ты сейчас же уедешь. Я попрошу его сиятельство отвезти тебя домой. — Натянув первую попавшуюся сорочку, де Шалон поспешил к выходу, но был вынужден остановиться, почувствовав прикосновения горячих пальцев к своему локтю.

— Моран… Не бросай меня! — заливаясь горькими слезами, вскричала девушка, уже готовая броситься Стражу в ноги. Просить и умолять, лишь бы перестал её отвергать.

Лишь бы был с нею рядом. Хотя бы изредка.

Сейчас Опаль была согласна даже на незавидную роль любовницы. Даже на редкие встречи тайком, они бы наполнили её жизнь смыслом.

— Не бросай, — взмолилась жалобно, надеясь отыскать в глазах обернувшегося к ней мужчины если не прежнюю страсть, то хотя бы намёк на сострадание.

Надежду для себя.

Но во взгляде маркиза не было ничего, кроме холодного безразличия.

— Вам следует научиться лучше владеть с собой, мадмуазель. Не всё в этой жизни должно происходить так, как хочется вам. — Раздражённо вырвав руку, Страж ушёл, так больше и не обернувшись.

* * *

Тем же вечером, готовясь ко сну, сидя перед зеркалом и расчёсывая волосы, я снова и снова прокручивала в памяти неприятную сцену. Может, Опаль сама всё подстроила? Но зачем? Чтобы выставить меня перед Мораном и его друзьями ревнивицей и склочницей? А что толку? Да, согласна, сцена вышла неприятная, но этого явно недостаточно для скоропалительного развода. К тому же стихия Опаль — воздух. Откуда в ней огненная магия? Подговорила кого-нибудь из гостей?

Но я всё равно не видела в этом смысла.

Его сиятельство, граф де Вержи, уехал с дочерью, даже не попрощавшись. Чему я была только рада. Хотя и без присутствия на празднике Опаль весь вечер чувствовала себя как на иголках, натыкаясь то на хмурый взгляд раздражённого чем-то Стража, то на укоризненные взгляды гостей.

Когда в смежной со спальней комнате неожиданно хлопнула дверь, я взволнованно вздрогнула. Сейчас или начнёт отчитывать за якобы беспочвенную ревность, или потребует выполнения супружеского долга. Ни тем, ни другим заниматься совершенно не хотелось. А потому следовало спровадить благоверного под любым предлогом.

Как оказалось, выяснять отношения его светлость не собирался. Пришёл только лишь за тем, чтобы утолить свои плотские желания, даже не полюбопытствовав о моих.

Мне вот сейчас, вместо того чтобы столбом стоять посреди спальни, чувствуя жадные поцелуи на своём плече, требовательные прикосновения пальцев, нетерпеливо сминающих сорочку, а также недвусмысленно выпирающее свидетельство дальнейших намерений Стража, крепко прижимавшего меня к себе, ужасно хотелось развернуться к магу и влепить ему звонкую пощёчину.

За измену и за враньё.

— А не пошли бы вы к Опаль, ваша светлость? — не выдержав, вывернулась из нахальных рук, по-хозяйски лапавших мою грудь. Отошла от греха подальше, пока сознание не затуманилось страстью. Приходилось признать, близость Стража оказывала на меня какое-то одурманивающее воздействие. А мне сейчас дуреть и одурманиваться нельзя совершенно. — Настоятельно советую. Она будет счастлива.

Моран выразительно закатил глаза:

— Я тебе говорил тысячу раз: между мной и мадмуазель де Вержи уже давно ничего нет.

— Кажется, у нас разные представления о понятии «давно», — мрачно заметила я. — Для меня вот несколько дней — это очень даже недавно!

Какое-то время он молча сверлил меня тяжёлым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, а потом неожиданно выдал:

— Ты сама в этом виновата. — После чего добавил всё тем же невозмутимым тоном: — В тот вечер я не соображал, что творю. И всё из-за того, что кое-кто подсунул мне убойную дозу приворотного пойла.

Уф, как же рука чешется. Единственное, что могло сейчас унять этот адский зуд, — это удар о наглую чародейскую рожу! Сильный такой, от души.

— То есть, по-вашему, мне ещё и угрызениями совести следует мучиться? Уйдите по-хорошему, — сквозь зубы попросила я, теперь мечтая ногтями расцарапать наглую мужнину физиономию. Может, хотя бы тогда с неё сойдёт это треклятое выражение превосходства и непоколебимой уверенности в собственной правоте. Всегда и во всём.

— Александрин, мы женаты, — ухмыльнулось его чародейство, недобро так, и шагнуло ко мне. — Но это не делает меня вашей комнатной собачонкой, которую вы при желании можете дрессировать. Скорее, теперь вы находитесь в полной моей власти, — ядовито осклабился мерзавец. — И не вам указывать мне на дверь.

— Хорошо, оставайтесь! — нервно передёрнула плечами. Отвернулась, приняв равнодушный вид, не желая встречаться с прелюбодеем взглядом. — Можете сколько угодно пользоваться этой вашей властью, я слова не скажу. Вслух. А вот мысленно буду проклинать вас каждое мгновенье, пока будете совершать надо мной насилие. Потому что добровольно я с вами больше в постель не лягу! — И проворчала, не в силах сдержать ревности и досады: — Нечего было шастать по всяким шлюхам после нашей помолвки.

— Вредная девчонка! — Моран было дёрнулся в мою сторону, я испуганно отшатнулась. К счастью, в последний момент сумел с собой совладать, процедил глухо: — Вам следует успокоиться. И тогда поговорим. Надеюсь, вы скоро одумаетесь, Александрин. Моё терпение тоже не безгранично.

Меня так и подмывало послать вдогонку дорогому муженьку что-нибудь металлическое и тяжёлое. Например, метнуть в него канделябром. Кто знает, возможно, и не устояла бы перед искушением, если бы не резкая острая боль, вдруг вспоровшая живот.

Закричала, падая на колени. Окружающая обстановка померкла, растворилась в густом вязком тумане. Как и голос Стража, в один миг оказавшегося со мною рядом. Вовремя, чтобы подхватить на руки, но слишком поздно, чтобы спасти и защитить.

Глаза затянуло кровавой пеленой.

* * *

Кажется, отец обо всём догадался. Опаль видела это по его потемневшим от гнева глазам.

«Такой позор на наше славное семейство!» — наверняка мысленно сокрушался он, но допытываться у бьющейся в истерике дочери пока ничего не стал. Решил дать ей время успокоиться.

Для Опаль было неважно, что думает граф. Больше ничто не имело значения. Только невыносимая боль, сжигавшая изнутри. Обида, с которой никак не удавалось справиться. Отчаянье, которое ничто не могло заглушить.

Очень хотелось, чтобы этим мукам пришёл конец.

Увы, она оказалась бессильна перед коварством судьбы, не сумела отстоять счастье, которое по праву считала своим. И сейчас не видела смысла продолжать это унизительное, лишённое смысла существование.

Тайком пробравшись в библиотеку, девушка судорожно водила пальцами по выцветшим корешкам, вчитываясь в названия древних фолиантов. Пусть она и слаба, как маг, слаба, как женщина.

Но уж точно не дура.

Опаль не составило труда понять, что Страж окружил свою драгоценную маркизу чарами. Какими — оставалось загадкой. Впрочем, это было неважно. Перед смертоносным заклятием меркла любая магия.

Смахнув слёзы, вновь проступившие на глазах, девушка вытащила зажатую с обеих сторон старую потрёпанную книгу, содержавшую в себе самые опасные заклинания древних магов Вальхейма.

Смерть сильнее любого колдовства. И раз уж ей суждено погибнуть из-за жестокосердия любимого, то и ему не видать счастья!

Запершись у себя, Опаль опустилась на колени посреди комнаты. Руки мелко дрожали, дыхание с шумом вырывалось из груди. Полная луна, нахально заглядывая в окна, своим холодным сиянием освещала хрупкую фигуру девушки и лежавшую перед ней раскрытую книгу. Платок, украденный у соперницы. Кинжал с тёмным гладким лезвием.

Он положит конец её мучениям и накажет предателя.

Девушка зашептала слова заклинания, раскачиваясь, словно в трансе. Тонкий батист, окаймлённый кружевом, взметнулся вверх, замер на миг, а потом, разорванный в клочья, стал медленно опускаться на пол.

Завершив чтение заклинания, девушка нашарила рукой кинжал. Глаза слепили слёзы, они лились по щекам, не переставая, отчего окружающая обстановка казалась размытой и неясной. Судорожно сглотнув, Опаль сжала оружие обеими руками. В памяти робко воскресали мгновения счастья, которыми когда-то была полна её жизнь, и тут же гасли, поглощаемые болью и отчаяньем.

— Проклинаю тебя! — зло выкрикнула чародейка, рисуя в сознании ненавистный образ избранницы Стража и, больше не колеблясь, вонзила в себя нож.

Часть II

Глава 1

Месяц спустя.

Обычно в небольшой харчевне на окраине города, носившей не слишком благозвучное название «Мёртвый кабан», было не протолкнуться. Всего за пару талей здесь можно было получить полную кружку сидра, а за один санталь — бутылку кислючего вина. К которому, если повезёт застать хозяина ресторации, месье Жаккара, в хорошем расположении духа, прилагалась и нехитрая закуска.

Обычно в «Мёртвом кабане» было не найти свободного места, с раннего утра зал полнился смехом и громкими возгласами его подвыпивших завсегдатаев. Но сейчас в нём стояла зловещая тишина. Зато снаружи, возле давно небелёного фасада, толпились люди. Они негромко переговаривались, и слышались в их голосах тревога и любопытство. Самые нетерпеливые вытягивали шеи, тщетно пытаясь разглядеть хоть что-то в мутных, засиженных мухами оконцах. Некоторые, те что понапористей, пробовали подобраться к входу в увеселительное заведение. Но бдительная стража вовремя отсекала любые поползновения.

В какой-то момент толпа пришла в движение. Зеваки стали недовольно озираться на грубиянов-солдат, локтями расчищавших дорогу двум господам магам. Добротная одежда последних и налёт высокомерия на молодых красивых лицах выдавали в них чужаков, редких гостей в трущобах столицы. Лишь что-то из ряда вон выходящее могло привести господ чародеев в столь ранний час в столь затрапезное место.

Этим чем-то оказалась дюжина выпотрошенных трупов. Довольно веская причина для ранней побудки и путешествия через весь город.

Переступив порог закусочной, Моран возблагодарил Единую за то, что не успел позавтракать. Иначе всё содержимое желудка уже просилось бы наружу. На некогда светлых стенах, вдоль которых выстроились грубо сколоченные столы и лавки, алели кровавые разводы. Весь пол был залит кровью. Мертвецы в самых живописных позах рассредоточились по всему залу. А прямо на высокой деревянной стойке, широко раскинув руки, лежал сам месье Жаккар собственной персоной — тучный с одутловатым лицом мужчина, брюхо которого оказалось вспорото ножом.

— Ну точно мёртвый кабан, — хохотнул Адриен и принялся с невозмутимым видом считать трупы, что было непросто, если учесть, что некоторые тела оказались разорваны на куски. — И где же наш одержимый? — будничным тоном осведомился Страж.

Сцепив зубы, стараясь абстрагироваться от тошнотворного запаха мёртвых тел, де Шалон втянул в себя воздух. Демоническое зловоние ещё ощущалось здесь. Не настолько острое, чтобы затуманить разум, но всё же.

Некоторые демоны предпочитали действовать через людей. Выбирали себе пристанище, полностью подчиняя разум и волю человека. Как сообщил городской патруль, заставший жуткую сцену бойни, страшную ночь пережила только одна девушка. Молоденькая подавальщица, которую Страж обнаружил в углу за стойкой. На ней запах демона ощущался особенно остро.

Девушку била крупная дрожь. Вжавшись в стену, остекленевшим взглядом она смотрела прямо перед собой и всё пыталась оттереть перепачканные в крови руки о юбку, тоже напитанную чужой кровью. По бледному лицу катились слёзы, оставляя на впалых щеках багряные потёки.

Маг шагнул ближе. Девушка вскинула на него ничего не выражающий взгляд, в котором вдруг мелькнуло что-то, похожее на осознание. Осознание произошедшего. Истошно закричав, рванула было прочь, но Моран её удержал. Схватил крепко и не отпускал, пока вырывающаяся и визжащая жертва демона наконец не затихла.

Сложно было поверить, что это хрупкое беззащитное создание повинно в жестоких убийствах.

— Не бойся меня. — Моран зашептал короткое заклинание, и девушка прикрыла глаза.

— А как же допрос? — кисло осведомился де Грамон.

— Она сейчас и двух слов не свяжет. Потом поговорим. Или боишься, что забудет? — усмехнулся Страж, осторожно пристраивая бессознательную девушку обратно на пол.

— О таком не забудешь…

Это был не первый случай массового убийства, потрясший столицу Вальхейма. Его величество рвал и метал, требуя как можно скорее выяснить причину появления в Навенне демонов. Нападения случались и раньше. Редко. А теперь людям приходилось чуть ли не каждую неделю соскребать останки со стен. Король опасался, что нечто подобное может произойти и во дворце. А потому окружал себя потомками морров, чтобы в случае чего Стражи сразу уничтожили демона или одержимого, в которого тот вселился.

Из-за этого Моран практически не бывал дома. Вместо того чтобы проводить время с Александрин, опекал монаршую семью. А когда удавалось вырваться к жене, та делала всё возможное, чтобы сохранить дистанцию.

Но главное, она выжила. Как и идиотка Опаль, которую маркиз потом сам чуть не убил собственными руками. Ведьме повезло, что заботливый папаша поспешил избавиться от всех зеркал. Видать, догадался и о тайных свиданиях, и о том, как Страж к ней проникал.

Моран как сейчас помнил кровавое пятно, быстро расползающееся по ночной сорочке супруги. Как сейчас чувствовал панику и страх, вдруг нахлынувшие на него. Кошмар в харчевне оставил его равнодушным, а одна лишь мысль потерять Александрин заставляла волосы на голове шевелиться от ужаса.

Она нужна ему. Особенно сейчас, когда задуманное так близко.

Оставалось только как-то растопить лёд её сердца. К досаде его светлости, девчонка оказалась упрямой. Не успела выскочить замуж, как стала проявлять характер. Это злило его, раздражало, мешало службе. В последнее время Моран ни о чём, кроме неё, не мог больше думать.

Только о своей строптивой жене, которую следовало укротить в самые кратчайшие сроки.

— Думаешь, их призывают? Кто-нибудь из Стражей? — вывел его из задумчивости тихий голос Адриена.

— Возможно, — односложно ответил де Шалон, вновь превращаясь в охотника. Сосредоточенно впитывая в себя окружающие запахи и звуки, пытался понять, откуда начинать поиски. В последний раз обведя помещение внимательным взглядом, направился обратно к выходу. — Пойдём. Может, ещё удастся отыскать тварь.

Жизнь в столице отличается от жизни в глубинке, вроде Луази.

Наверное.

Пока что это было только моё предположение, потому как познакомиться с Навенной я ещё не успела. Уже не говорю о том, чтобы быть представленной ко двору.

После покушения на мою жизнь — стоит сказать, весьма успешного, — Моран точно с ума сошёл. Не то чтобы он раньше вёл себя адекватно… Но с того памятного вечера, когда Опаль пыталась наложить на себя руки и меня утянуть за собой в иной, надеюсь, лучший мир, его светлость будто подменили.

Первые дни де Шалон от меня ни на шаг не отходил, не подпускал к умирающей супруге никого, кроме лекарей. Зачем-то проверял еду и питьё на наличие ядовитых веществ и всё опасался, что у кого-нибудь из слуг вдруг чудесным образом проснутся магические способности и на меня непонятно с какого перепугу наведут порчу.

Или снова проклянут смертельным проклятием, от которого в животе появится ещё одна дырка.

Хорошо хоть не в сердце… На нём и так было слишком много рубцов. И многие по милости его гулящей светлости.

Признаюсь, забота мужа была мне приятна и вселяла, наверняка ложную, но всё-таки надежду на счастье. Очень хотелось верить, что я ему не безразлична. Хотя, скорее всего, Моран просто чувствовал за собой вину, потому и лез из кожи вон, надеясь, что так я скорее забуду о безрассудной выходке его любовницы.

— Никогда не слышала о подобных проклятиях, — как-то призналась я ему. Это был вечер накануне отъезда из Валь-де-Манна, который мы коротали за ужином в саду.

Стража вызывали на службу, и мне нужно было его сопровождать. Наверное, дорогой супруг опасался, что без его чуткого надзора я долго не протяну. Обязательно напорюсь на какого-нибудь демона или откопаю где-нибудь ещё одну оскорблённую любовницу.

В те дни слабость ещё ощущалась, но благодаря снадобьям и исцеляющим чарам о проклятии напоминала лишь светлая ниточка шрама. И та, если верить целителям, слетевшимся в Гавойю со всех уголков королевства, со временем исчезнет.

— К счастью, о них и среди магов мало кто слышал, — поддержал беседу Страж, невольно напомнив мне о том, что я в число избранных Вальхейма не входила.

Понятное дело, у Морана и в мыслях не было меня задеть, но его слова всколыхнули в душе давние горькие воспоминания о моём провале в день инициации.

— У графа богатая коллекция редких книг. Думаю, Опаль воспользовалась одной из них. Честно говоря, не ожидал от неё такого коварства.

А лучше бы ожидал! Тогда бы не пришлось столько дней корчиться в приступах боли.

В тот вечер его светлость вызвался меня проводить. Провожал аж до самой спальни. С удовольствием и до кровати бы довёл и с радостью взял бы на себя обязанности моей служанки: помог бы раздеться и даже больше. Но, к разочарованию Морана, дальше гостиной я его не пустила.

Я всё ещё была на него обижена. Не только за измену, не только за приворотное зелье. За то, что из-за его ошибок, чуть не погибла. И ещё неизвестно, угомонилась ли Опаль. Супруг клянётся и божится, что больше она не причинит мне вреда.

Просто он не знает, на что способна отвергнутая женщина. Да ещё и магичка.

Что же касается моего знакомства со столицей — оно каждый день откладывалось.

Я, кажется, говорила, что забота его светлости мне очень льстила? Поначалу.

А теперь жутко бесила. Потому как обеспокоенный наш запретил слугам куда-либо меня выпускать. Велел держать в четырёх стенах, вроде как ради моего блага. Мол, я ещё недостаточно окрепла, и единственное, что могу себе позволить, — это короткие променады в саду и любование улицей через узоры кованых ворот.

За своё заточение я мстила Морану как могла. Другими словами, не позволяла прикасаться к себе даже пальцем: после брачной ночи близости между нами так больше и не было.

А вот это уже бесило его.

Я научилась ловко избегать поцелуев или попыток меня обнять.

Однажды, подняв на благоверного невинный взгляд, с мстительной улыбкой сказала:

— Вы были совершенно правы, когда утром не пустили меня на прогулку. Я ведь ещё так слаба и больна. А больным нужно соблюдать постельный режим. — После чего добавила, дабы притушить надежду, сверкнувшую было в глазах колдуна: — Не тот режим, о котором подумали вы. Доброй ночи. И, пожалуйста, закройте дверь с той стороны.

В такие моменты у маркиза желваки ходуном ходили на лице. Но он держался. Кажется, из последних сил.

И мне даже стало интересно, насколько его хватит.

…И мне даже стало интересно, насколько его хватит.

Как вскоре выяснилось, хватило ненадолго. Одним погожим весенним вечером, напоенным ароматами цветов и приятной свежестью, проникавшими в купальню через приоткрытые витражи окон, его бесстыжая светлость заявился ко мне без спроса и предупреждения. Я, разомлевшая в горячей воде, не ожидала такого подвоха и оказалась совершенно не готова к обороне.

Мадлен, служанка, как раз заканчивала расчесывать мне волосы. Опустившись на колени у самого края мерцавшего перламутром бассейна, девушка бережно проводила гребнем из слоновой кости по мокрым смоляным прядям, что-то тихонько напевая себе под нос. Ласковые прикосновения служанки, чуть слышные напевы, дурманящие запахи благовоний погрузили меня в состояние неги, я чувствовала себя расслабленной и безмятежной. Медленно окуналась в сладостное полузабытьё и не сразу сообразила, что нарисовавшийся возле бассейна мужчина, решительно стаскивающий с себя камзол, — мой вполне себе реальный муж, а не начало интригующего сновиденья.

— Оставь нас, — прозвучал властный приказ, и Мадлен как ветром сдуло.

— А как же… — растерянно начала я, оглядываясь на рванувшую к выходу пышнотелую девицу в саржевом платье. Так и не поняла, о чём и кого хотела спросить. Запоздало спохватилась, что стою полностью обнажённая и совершенно беззащитная в воде перед мужчиной, который совсем скоро тоже предстанет передо мной в чём мать родила, и вспыхнула, как поднесённая к огню щепка. По спине прокатилась горячая волна дрожи. — Вы что здесь забыли?! — воскликнула нервно, не способная отвести от коварного искусителя взгляда.

От широкой линии плеч; твёрдых, будто литых мышц, оттенённых колдовскими символами — свидетельством его многочисленных побед; тёмной поросли, убегавшей по расчерченному кубиками животу к шнуровке брюк. За которые мессир маркиз, прытко избавившись от сапог, взялся с не меньшим энтузиазмом, и сознание тут же заполнилось откровенными образами из прошлого: склонившись надо мной, не переставая осыпать поцелуями, обжигающими и жадными, муж проникает в меня, заполняя собой.

Моран проследил за моим взглядом и победоносно улыбнулся.

— Размерами этот дом уступает Валь-де-Манну. Несколько спален и всего один бассейн, — без ложного сожаления просветил Страж, расставаясь с последней деталью своего туалета. Что спровоцировало у меня учащённое сердцебиение и прилив крови к щекам. А кое у кого она прилила к совсем другому месту.

Что он там говорил про размеры…

В горле неожиданно пересохло. Сейчас бы глоточек вина. А лучше сразу с головой в бочку с хмельным напитком. Чтобы не было так страшно. Или эта предательская дрожь, что раз за разом накатывает на меня, вызвана не страхом, а возбуждением?

В памяти воскресли ощущения, что дарил мне муж в ночь после нашей свадьбы: невероятно острое желание, плавившее тело; тихая боль, постепенно сменившаяся ни с чем не сравнимым наслаждением, прогнавшим и страхи, и смущение.

Можно было обманывать сколько угодно Стража, но не саму себя: мне снова хотелось почувствовать всё то, что испытала тогда. Его близость, ритмичные движения внутри меня, каждое из которых возносило к вершине блаженства, сводило с ума.

От предательских мыслей низ живота будто завязали тугим узлом. Я шумно сглотнула, когда соблазнитель не спеша спустился в бассейн, всколыхнув мерцавшую в бликах свечей водную гладь, напоминавшую расплавленное золото, и спросила совершенно незнакомым, каким-то охрипшим голосом:

— И именно сейчас вам приспичило искупаться?

— У меня был тяжёлый день, очень хочется расслабиться. — Закинув руки на мозаичные бортики бассейна, чародей блаженно прикрыл глаза, делая вид, что явился сюда с единственной целью — смыть с себя усталость.

— Ну тогда расслабляйтесь сколько влезет. Не буду вам мешать.

Попытка бегства с треском провалилась.

Стремительно преодолев короткое, разделявшее нас расстояние, Моран удержал меня. Схватив за запястье, привлёк к себе, требовательно и одновременно нежно.

— Ты даже не представляешь, какое действие оказываешь на меня, — горячий шёпот скользнул по губам, за мгновение до того, как он начал их целовать. — Моя маленькая, строптивая девочка. Весь день мечтал об этом моменте…

Меня обдало жаром, стоило почувствовать напряжённую плоть, упирающуюся мне в бедро. В ногах появилась предательская слабость. Нестерпимо захотелось ответить на поцелуй Стража, покорно обвить его шею руками, раствориться в нём, отдаваясь во власть чувственных ласк.

Вот только это было бы равносильно признанию поражения и безоговорочной капитуляции. Если уступлю сейчас, боюсь, больше никогда не смогу ему воспротивиться.

— Буквально сегодня вы утверждали, что я ещё очень слаба и должна поменьше напрягаться и двигаться, — стараясь не зацикливаться на сильных мужских ладонях, неторопливо оглаживающих мне спину и бёдра, напомнила о нашей утренней размолвке. Я снова просилась на прогулку, а он снова меня не пускал.

— А тебе и не надо двигаться. — Пощекотав языком чувствительную мочку уха, Моран чуть прикусил кожу, как бы дразня, и нахальным шёпотом продолжил: — Просто расслабься и получай удовольствие.

Наверное, стоило возмутиться этой беспредельной наглостью, вот только возмущаться и одновременно таять в руках обольстителя как-то не получалось.

— Даже не подумаю! — вспомнила про его разглагольствования о всецелой надо мной власти. — Отказать вам, увы, не имею права. Но это не мешает мне мысленно вас ругать. Как и обещала.

— И как успехи? — тихим голосом, распалявшим не хуже ласк, полюбопытствовал Страж, продолжая исследовать губами все самые чувствительные точки у меня на шее. Одновременно подушечками пальцев лениво ласкал грудь, которая сейчас отяжелела и ныла, и каждое новое прикосновение отзывалось внизу живота волнующим напряжением. — Сколько раз уже успела меня проклясть?

Его — ни разу. А вот себя… Даже не берусь сосчитать. Сейчас я ругала себя. За слабость и те чувства, что вызывал у меня этот мужчина. Мой муж и самая большая загадка в моей жизни.

…Сейчас я ругала себя. За слабость и те чувства, что вызывал у меня этот мужчина. Мой муж и самая большая загадка в моей жизни.

— Вы… ты… — слова растворились в тихом вздохе, вызванном не то возмущением, не то волнением, когда Моран, гипнотизируя своим колдовским взглядом, легко подхватил меня и усадил на край бассейна. Властно притянул к себе, отвергая любые дальнейшие возражения.

От мрамора веяло холодом, в то время как от тела мужа исходил жар. Да я и сама уже пылала, словно зажжённая свечка, и плавилась в его руках. Крепко удерживая за талию, заставляя прижиматься к нему теснее, Страж накрыл ладонью болезненно ноющее полушарие. Принялся неторопливо перекатывать между пальцами — горячими, немного шероховатыми — нежную бусину соска. Другому тоже уделил внимание, неспешно ласкал губами и языком, водил им, дразня, по влажной коже и при этом увлечённо следил за моей реакцией. Стоило представить, что точно так же он коснётся меня там, и всё внутри затрепетало от желания. Шумно вздохнув, сильнее обхватила его ногами, требовательно потёрлась о твёрдый, словно высеченный из камня живот Стража.

— Нетерпеливая моя, — тихонько рассмеялся мужчина, внимательно следя за каждым моим движением, выражением моего лица, и вдруг отстранился, то ли желая меня помучить, то ли распалить ещё больше. Обвёл большим и указательным пальцами едва различимую линию шрама, скользнул рукой к самому низу живота, при этом намеренно избегая того, что сейчас особенно требовало его внимания. — Всё ещё не хочешь меня? Может, мне перестать? — наконец дотронулся до напряжённого узелка, заставив содрогнуться от сладостного, невероятно острого ощущения.

Я закусила губу, силясь сдержать стоны и ответ, который его светлость так жаждал от меня услышать.

— А если так? — по-прежнему не сводя своего пронзительного, наполненного желанием взгляда, хрипло спросил маг и ввёл в меня, бесстыдно раскрывшуюся перед ним, два пальца.

— Ох, да!.. — не способная больше сдерживаться, я вскрикнула. Выгнулась дугой, запрокинув голову, ногтями царапая покрытый капельками воды холодный мрамор, безвольно подаваясь навстречу своему искусителю.

— Что да? — усиливая напор, севшим от страсти голосом требовательно уточнил мужчина. — Мне остановиться? Или продолжать? — большим пальцем он продолжал умело ласкать невероятно чувствительную горошину клитора, посылая всему телу разряды мощного, головокружительного удовольствия.

— Только попробуй! В смысле остановиться… Ах… — почувствовав, что ещё немного и достигну долгожданного пика, я вскрикнула… и вдруг всё прекратилось. Всхлипнув от досады и разочарования, жалобно взмолилась: — Моран, пожалуйста…

В отличие от меня, этот изверг и не думал проявлять покладистость. Выйдя из воды, молча подхватил свой трофей, то бишь меня, на руки. Сама я до постели точно бы не дошла, ноги подкашивались от слабости и испытанного наслаждения, отголосками звучавшего в каждой клеточке моего тела. Страж направился в спальню, оставляя за собой дорожку из мокрых следов. Бережно уложил меня на кровать, на прохладные простыни, тут же напитавшиеся влагой, и опустился рядом.

Словно зачарованная, я вглядывалась в лицо мужа, постепенно растворяясь в омуте тёмных глаз. Ловила в них своё отражение, впитывала в себя тепло дыхания и страсть, которую моему соблазнителю с каждым мгновением всё сложнее было сдерживать.

Заведя мне руки за голову, нежно массируя запястья подушечками больших пальцев, мужчина накрыл меня своим телом. Эта невинная, лёгкая ласка снова заставила затрепетать. И я сама обвила ногами его талию, взволнованно задержала дыхание, почувствовав, как лона коснулась твёрдая, напряжённая плоть. Прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как он осторожно заполняет меня собой. Наши тела сливаются в едином ритме, становятся одним целым.

Страж двигался томительно медленно, словно боялся причинить мне боль, или намеренно растягивал удовольствие, эти волшебные мгновения единения.

Сейчас для него существовала только я. Я одна. Пусть и на короткое, быстротечное время. А он уже давно стал центром моей вселенной. Моей голубой мечтой, такой реальной и в то же время такой несбыточной.

Тишину комнаты заполнили сладострастные стоны и довольный мужской рык. Дыхание мужа сбилось, стало тяжёлым. Он больше не следил за моими эмоциями. Утратив прежнюю сдержанность, всецело отдался во власть чувственной игры. Проникая глубоко, на всю длину, двигался всё быстрее, кусая в поцелуе мне губы и что-то неразборчиво шепча.

И это было наивысшее наслаждение — видеть его таким. Сбросившим маску. Настоящим.

Живым.

Жадный поцелуй, от которого перехватило дыхание, и меня накрыло волной блаженства. По телу Стража прошла судорога. Я ощутила, как он горячими толчками изливается в меня. Постепенно черты лица, искажённые страстью, разгладились, веки умиротворённо закрылись. Откинувшись на спину, муж привлёк меня к себе. Я положила голову ему на грудь и замерла. Долго прислушивалась к биению его сердца, сначала громкому и такому быстрому, потом — мерному, едва различимому, пока, сморённая усталостью, наконец не уснула, прямо на влажных простынях.

А проснувшись под утро, снова обнаружила, что я одна.

Глава 2

Приподнявшись на локтях, зачем-то обвела спальню внимательным взглядом, хоть и понимала: его светлости уже давно и след простыл. Но, как говорится, надежда умирает последней. Вдруг маркиз поднялся, просто чтобы сделать глоток воды. Или ему приспичило поглазеть на цветущий сад, вырисовывающийся в предрассветных сумерках.

Увы, надежда всё-таки умерла. В муках. Вместе с моим хорошим настроением, готовностью простить Морана за былые грехи, а также желанием начать всё сначала.

Мысленно послав беглеца куда подальше, расстроенная, рухнула на кровать. Обняв с горя подушку, так как больше некого было обнимать, зажмурилась, наивно полагая, что стоит только сомкнуть веки, и сон вернётся.

Как бы не так!

Ночью бессовестный Страж владел моим телом, под утро — мыслями. Уже не говорю про сердце.

Не знаю, сколько так провертелась, думая о маге, пока наконец не провалилась в беспокойное забытьё и тут же из него вынырнула, разбуженная доносящимся с улицы скрипом подъезжающей кареты, вскоре сменившимся звуками голосов. Глубокий волнующий баритон, несомненно, принадлежал моему благоверному, другой голос, кажется, де Грамону. Спросонья и не разберёшь.

Выскользнув из постели, так за ночь и не просохшей, приблизилась к окну. Солнце было высоко в небе, рассыпало повсюду свои лучи, щедро делясь с жителями столицы теплом и светом. Чудеснее дня для прогулки по Навенне и не придумаешь. Вон его светлость с утра пораньше тоже куда-то собрался.

А мне опять до вечера маяться в одиночестве.

Осторожно выглянув из-за шторки, увидела Морана, скрывающегося в карете, и воинственно подумала:

«Ну уж нет!»

Придётся слугам применить силу, чтобы удержать меня взаперти. А если Страж потом надумает возмутиться, больше его фокус с совместными омовениями не сработает.

Хотя… он в любом случае больше не сработает. Теоретически.

А вот на практике… Про практику решила пока не думать, дабы не травить себе душу раскаяньем и упрёками в полном отсутствии у себя силы воли.

Несколько раз решительно дёрнула за шнурок колокольчика. Спальня Мадлен располагалась этажом ниже, и девушка, по идее, уже должна была мчаться в покои госпожи. Опустившись на краешек необъятного, такого пустого ложа, я горько вздохнула и снова попыталась прогнать из головы Стража.

Чтоб он во Мглу провалился!

Собиралась приправить это скромное пожелание парой-тройкой сочных эпитетов, услышанных когда-то от вилланов барона ле Фиенна, но в то самое мгновенье замерла на месте, точно окаменела. Широко раскрыв глаза, уставилась на… супруга и свою кузину. Они стояли у того самого окна, из которого я только что подглядывала за господами магами. Муж и жена, окружённые солнечным ореолом, смотрели друг на друга и держались за руки. Идиллическая картина. Вот Серен, приподнявшись на цыпочках, подалась к его светлости и с лукавой улыбкой принялась что-то нашёптывать ему на ухо. Моран, больше напоминавший высеченную изо льда статую, настолько бесстрастным и неживым было выражение его лица, молча внимал словам благоверной.

— Ты ведь сделаешь это ради меня? — развеяла тишину комнаты фраза, произнесённая томным глубоким голосом.

Дождавшись молчаливого кивка, эта бесстыдница начала обнажаться прямо у меня на глазах. Взяв мужа (моего!) за руку, соблазнительно виляя округлыми бёдрами, подвела его к (моей!) кровати.

Я вскочила на ноги, точно ошпаренная. Зажмурилась, не желая видеть, как Страж обнимает Серен и начинает неистово её целовать, и больше всего на свете страшась того, что должно было за этим последовать.

Какой-то кошмар! Глупые, глупые видения!

— Ваша светлость, что с вами? Вы такая бледная, — послышался, словно издалека, встревоженный возглас служанки.

Я продолжала трусливо жмуриться. Лишь когда Мадлен подошла ближе и осторожно коснулась моего плеча, с усилием заставила себя приоткрыть веки. Опасливо взглянула на девушку, после чего перевела взгляд на кровать.

Нет, никакого непотребства на ней замечено не было. Только смятые простыни с нарядной вышивкой в виде фамильного герба его светлости и заманчиво поблёскивавший в шёлковых складках кулон, который Моран вчера в порыве страсти непонятно зачем с меня сорвал.

— Помоги мне собраться, Мадлен, — наконец заставила себя отмереть. — И вели подать экипаж. Я еду на прогулку.

— Но как же… — начала было девушка, однако осеклась под строгим, нетерпеливым взглядом своей хозяйки.

Всё ещё пребывая под впечатлением от миража, я добрых полчаса куклой стояла посреди спальни, пока Мадлен наряжала меня в синее с золотой отделкой платье. И пока занималась моей причёской, я не шевелясь сидела перед зеркалом, прямая, будто меня, точно барашка, насквозь проткнули вертелом, и всё опасливо поглядывала на постель, ожидая продолжения этого кошмарного наваждения.

Из-за Морана у меня, кажется, совсем крыша поехала.

Отлучившись на несколько секунд, служанка вернулась, держа в руках сафьяновый, с ажурным тиснением футляр, в котором хранился изумительной красоты сапфировый гарнитур — подарок Стража по случаю моего выздоровления.

— Вы так его ни разу и не надели, — в зеркале отразилась добродушная улыбка девушки.

«Было бы куда», — мысленно усмехнулась я и велела, мазнув по серёжкам, перстню и браслету равнодушным взглядом:

— Принеси мой кулон.

— Но он не подходит к этому платью, — снова попробовала возразить служанка.

— Живо! — раздражённо прикрикнула на девицу, у которой на всё было своё мнение.

Обиженно поджав губы, Мадлен поплелась к кровати. Знаю, девушка не виновата, что у меня плохое настроение, и я не должна была на ней срываться. Но когда дело касалось моего украшения, моего талисмана, я, можно сказать, становилась крайне чувствительной. И вспыльчивой. Без кулона чувствовала себя словно раздетой догола.

Моран утверждает, в столице сейчас неспокойно. То ли пытается меня запугать и таким образом вынудить сидеть дома, то ли и правда кто-то призывает демонов. И хоть я не собираюсь куковать здесь, как птичка в золотой клетке, но и магической защитой пренебрегать не стану. Раз у самой с магией не сложилось.

Не знаю, с чем у меня там не сложилось, но произошедший тем же утром инцидент значительно поколебал мою уверенность. Набросив на плечи лёгкую накидку с капюшоном, я решительно направилась вниз.

В груди гулко стучало сердце, коленки предательски дрожали, спина взмокла от напряжения. И тем не менее я старалась держаться, как королева, а не пленница в собственном доме, каковой уже давно себя считала.

Минуя ступень за ступенью, с холодным величием взирала на загородившего выход дворецкого — долговязого детину с вредным характером и жутко противным скрипучим голосом, который частенько сотрясал стены кухни, когда Гастон распекал кухарку, или доносился с конюшен — когда отчитывал молоденького конюха по имени Жак, не так давно принятого на службу.

В отличие от месье Гастона, этого верного де Шалонского пса, Жак мне нравился. Нравились его открытая улыбка и весёлый нрав. Не раз юноша поднимал мне настроение какой-нибудь шуткой, когда я в одиночестве изнывала в саду.

И сегодня, только получив приказ, сразу же послушно ринулся его выполнять.

А этот…

— Ваша светлость желает прогуляться в саду? — подбоченившись, дворецкий пошёл в наступление.

— Моя светлость не обязана отвечать на ваши вопросы, Гастон. Будьте любезны, подвиньтесь.

Нахал даже не шевельнулся. Упёр руки в бока и, важно задрав подбородок, заявил таким тоном, будто разговаривал с какой-то бродяжкой:

— Смею напомнить, его светлость запретил вам покидать дом. Боюсь, я буду вынужден просить вас остаться.

— Боюсь, я буду вынуждена потребовать, чтобы вы отошли, — закипая, процедила сквозь зубы.

Как же он меня бесил. В иные моменты даже больше, чем Моран, этот бессердечный деспот!

Наверное, его чародейская светлость считает, что сможет посадить меня, как какую-то дворнягу на цепь, и, когда приспичит, одаривать своими ласками, после чего сбегать, словно от наскучившей любовницы. А этот подхалим, сейчас нахально ухмыляющийся, знает, на чьей стороне сила, и с удовольствием потакает вредным наклонностям маркиза.

Придётся перевоспитывать. Обоих.

Тем более что слуги смотрят. А мне бы не хотелось ударить при них в грязь лицом.

Все эти мысли пронеслись в голове за миг до того, как случилось необъяснимое. Мгновение, и нарядная ливрея мужчины занялась алым пламенем. Оно же заплясало вокруг его до блеска начищенных туфлей с пряжками, так и норовя лизнуть белоснежные шёлковые чулки.

Голос мужчины взметнулся до фальцета. Истерично визжа, дворецкий затанцевал по холлу, каблуками отбивая по мраморным плитам дробь и неуклюже пытаясь стащить с себя загоревшуюся одежду.

Наверное, стоило начинать бить тревогу и выводить из ступора слуг, замерших кто на ступенях лестницы, кто в коридорчике, что вёл на кухню. Но в тот момент мне так удачно под руку подвернулась ваза с подвядшим букетом. Не теряя времени на извлечение цветов, выплеснула всё содержимое фаянсовой красавицы на пляшущего мажордома. Долговязую фигуру Гастона окутала лёгкая дымка.

— Идите поостыньте, месье. И впредь следите за своей одеждой. Не хватало ещё, чтобы по вашей вине сгорел весь дом. — С гордым, независимым видом я направилась к выходу, мысленно убеждая себя, что в шоковое состояние вполне могу впасть и позже.

Смельчаков, желающих остановить маркизу, не нашлось, и я беспрепятственно покинула дом. Оказавшись в карете, позволила себе облегчённо выдохнуть.

Что это сейчас такое было?

Приказав кучеру трогаться, откинулась на подушки и зажмурилась. Уже второй раз на моих глазах чуть не сгорел человек. И оба раза я испытывала сильные эмоции: ревность, злость, раздражение.

А теперь ещё и непонятное видение в спальне…

Надо бы со всем этим разобраться, причём как можно скорее. Пока я действительно кого-нибудь не спалила.

Собираясь утром в город, думала просто прогуляться по его мощёным улочкам. Окунуться в столичную суету, с надеждой, что это поможет хотя бы на короткое время отвлечься от грустных мыслей. Было любопытно заглянуть на рыночную площадь, где, по словам Мадлен, каждый день выступали бродячие артисты. Полюбоваться старинными зданиями и пёстрыми палисадниками, разбитыми вокруг двух- и трёхэтажных домов. В Навенне они все добротные, из серого камня, с маленькими балкончиками и розовой черепицей, которая, казалось, горела в лучах полуденного солнца.

Но после того как загорелся Гастон, мои планы резко поменялись. Вместо того чтобы бесцельно бродить по городу, я решила наведаться в столичный коллеж стихий, в котором когда-то учили уму-разуму Флавьена. За обучение в этом элитном магическом учреждении барону ле Фиенну пришлось распрощаться с большей частью дедушкиного наследства. Помнится, брат хвалился богатой библиотекой коллежа, в которую имели доступ все маги Вальхейма. Флавьен утверждал, что библиотека эта полна редких манускриптов и что в ней возможно отыскать ответы на любые вопросы.

Вопрос у меня пока что имелся всего один: что это со мной происходит? Разве такое бывает, чтобы сила проснулась в столь позднем возрасте? Да ещё и так внезапно.

Конечно, я вполне могла унаследовать способности матери, огненной колдуньи, обладавшей ко всему прочему и огненным темпераментом, не раз усложнявшим жизнь моему не в меру покладистому батюшке. Но наследство это должно было проявиться эдак лет десять назад. В крайнем случае в день инициации.

Вот уж кто пошёл по стопам маменьки, так это близняшки. А вот Маржери, моей любимой старшей сестре, по которой я ужасно скучаю, досталась сила отца, мага земли. Флавьен же оказался удостоен наследия деда, водного чародея. Наверное, потому брата всю жизнь влекли заморские странствия.

Отличительной чертой всех магов являются их глаза. Невозможно яркого, насыщенного цвета. У обычных людей такого не встретишь. У всех огненных колдунов глаза зелёные или же цвета янтаря с золотой поволокой. У магов земли они ореховые. У водных колдунов — синие, как морские глубины. А у властителей воздушной стихии, самых переменчивых созданий Единой, глаза серые, как предгрозовое небо, или бездонно-чёрные, как сама Мгла.

Моран успешно совмещал в себе воздушную стихию и наследие морров. Непредсказуемый колдун, которого мне пока так и не удалось постичь.

В древности маги считались избранными, чуть ли не небожителями. Колдовские роды богатели, удостаивались всё новых почестей и титулов. В общем, были, есть и всегда будут элитой.

Случалось, одарённый рождался в семье обычных людей. Как наш Касьен. А бывало, в семье потомственных колдунов появлялась пустышка, вроде меня, и тогда позор ложился на весь род.

За размышлениями о превратностях судьбы время пролетело незаметно, и вскоре карета мессира маркиза уже въезжала в приветливо распахнутые ворота. Вдали виднелась серая громада коллежа.

Чуть отодвинув шторку, я с интересом взирала на учеников, праздно прогуливающихся по парку, среди цветочных клумб и аккуратно подстриженных кустарников. Одеты юные маги были в широкие, струящиеся складками чёрные мантии и маленькие квадратные шапочки. Лица тех, что удалось разглядеть издали, выражали задумчивость и тревогу. Наверное, причиной тому были наступающие экзамены.

Перед фасадом коллежа, выполненном в новомодном классическом стиле, весело журчал, поблёскивая мрамором, огромный фонтан со статуями трёх школяров всё в тех же балахонах и несуразных шапочках. Один бережно прижимал к груди раскрытую книгу, другой с задумчивым видом таращился в исписанный свиток, третий мечтательно глазел в небо. Шатающиеся по парку бездельники тоже являлись исключительно представителями сильного пола, среди учащихся я не заметила ни одной девушки. Да это и понятно, удел магичек обучаться в монастырях. Хорошим манерам, правилам этикета, молитвам Единой и лишь поверхностно магии. В Вальхейме не принято, чтобы девушки развивали свой дар, только передавали его будущим поколениям магов.

Серен на моей памяти единственная, кто рискнул не просто в совершенстве овладеть стихией огня, но и не отречься от наследия своих предков-морров. Женщина-Страж! Когда-то, несколько лет назад, о ней слагали легенды.

Прекрасная воительница. Неукротимая охотница. Огненный цветок Вальхейма.

Не сомневаюсь, ей завидовали все дамы без исключения. Серен была красива, умна, сполна одарена силой.

Любима.

Я тряхнула головой, стараясь прогнать воспоминания о кузине. Лучше повспоминаю о старшем братце Флавьене. Вот, значит, где наш наследник провёл три года своей жизни. Интересно, его чародейская светлость тоже здесь обучался? Или для будущих Стражей существует особое учебное заведение, где учат, как выслеживать и уничтожать демонов. Надо будет как-нибудь порасспрашивать Морана.

Прежде я не интересовалась Стражами, потому что и подумать не могла, что один из них станет мне мужем.

Обогнув фонтан, наполнявший пространство весёлым журчаньем и приятной свежестью, карета остановилась. Кучер помог мне выйти из экипажа, после чего вернулся на своё место. А я направилась к широкой лестнице, чувствуя, как сердце в груди от волнения стучит всё быстрее.

Я ведь, в общем-то, не маг. Может статься, меня не то что в библиотеку, и дальше лестницы не пропустят. Только заглянут в мои светло-голубые, ничем не примечательные глаза и сразу же попросят убираться подобру-поздорову.

Сказать, что я супруга одного небезызвестного маркиза? Что ж, как говорится, попытка не пытка. Рискну воспользоваться мужниным авторитетом и буду уповать на лучшее.

Перед входом в обитель знаний я в нерешительности остановилась. Массивные двери высотой в два человеческих роста были распахнуты настежь, а в просторном холле, объятом сумраком, не просматривалось ни души.

Потоптавшись на пороге с минуту, хотела уже войти, но не сумела сделать дальше ни шагу. Передо мной выросла магическая преграда. Невидимая глазу, но вполне себе осязаемая.

— Эй! Ау-у-у…

Надеялась, кто-нибудь откликнется на мой зов, но, увы, встречать незваную гостью особо не спешили.

— Есть кто живой? — попробовала пошутить. Помещение наполнилось гулким эхом.

Ну хоть бы одна «чёрная мантия» что ли проскочила.

В растерянности обернувшись, увидела двух юношей, остановившихся возле фонтана и о чём-то оживлённо переговаривающихся. Хотела уже их окликнуть, когда маги сами ринулись мне навстречу. Взбежав по лестнице, мазнули по моей персоне равнодушным взглядом, после чего прижались ладонями к серым пилястрам, обрамлявшим вход в обитель знаний. Беспрепятственно миновав незримый заслон, растворились в сумерках холла, будто их и вовсе не было. А я так ничего и не спросила.

Мысленно отругав себя за медлительность, приблизилась к каменным выступам. На том, что был слева от двери, обнаружились незамеченные мною ранее крошечные символы воздуха и земли. Именно одного из них касался ученик. Второй приложил руку к пилястре справа, где были высечены солнце и капля.

Хорошо помню, как в день инициации подходила к древним жертвенникам и как с замиранием сердца ждала, что одна из стихий откликнется на мой призыв. Вспыхнет пламя над бездушным камнем или воздух закрутится крошечной воронкой. А может, по каменным жилам заструится вода или к сводам взметнётся сизая дымка.

Но ни одна из стихий меня так и не услышала. Возле пятого жертвенника, на котором в древние времена пролилась кровь великого воителя-морра Годерика, прозванного Безумным, уж не знаю за какие такие проступки, тоже ничего интересного не произошло. Магия древних чародеев, питавшихся силой демонов, во мне тоже не проснулась, и я под громкие перешёптывания присутствующих, разревевшись, умчалась прочь.

Интересно, если сейчас прижмусь рукою вот к этому каменному солнышку, символу магов-огневиков, что-нибудь произойдёт? Или невидимая преграда так никуда и не денется?

Страшась вновь испытать горечь разочарования, я трусливо зажмурилась и дотронулась до выступа в стене. Странно, но холодный камень вдруг стал нагреваться. Приоткрыв глаза, увидела, как из-под ладони выбивается золотое свечение.

Чудеса да и только!

Не теряя времени на раздумья, прошмыгнула внутрь, и меня окружило вихрем звуков.

Глава 3

Стоило переступить порог учебного заведения, как иллюзия рассеялась. Моим глазам предстал наполненный звучанием множества голосов холл. Те устремлялись к высокому своду, в самом центре которого зияло круглое отверстие. Проникая через него, солнечный свет немного оживлял невзрачную обстановку, в воздухе кружили мириады сверкающих пылинок.

В отличие от парка, больше напоминавшего сонное царство, жизнь в самом коллеже била ключом. Мимо пробегали юные маги и исчезали в заполненных сумраком галереях, лучами расходившихся из просторного помещения. Другие спешили подняться по витой лестнице, один вид которой вызвал у меня головокружение. От неё на разной высоте тянулись каменные дорожки, уводившие в тёмные глубины коллежа. Снизу передвигавшиеся по ним школяры казались совсем крошечными.

Преподавателей от учеников отличали не только преисполненные важности, а у некоторых и надменности лица, но и цвет мантий — кипенно-белый, как и парики, волнами ниспадавшие на плечи достопочтенных магов.

На меня никто не обращал внимания. Хотела уже остановить одного из сновавших по холлу мальчишек, дабы выяснить, где здесь находится библиотека, когда ноги сами понесли меня к ближайшей галерее, что находилась слева. Странно, но внутри поселилась уверенность, что я и без подсказок отыщу вековое хранилище знаний.

Никогда не доверяла собственной интуиции, но, как вскоре выяснилось, — зря. Миновав бесконечно длинное узкое помещение, я оказалась перед входом в библиотеку. Небольшие каменные выступы, обрамлявшие двери, венчали всё те же символы четырёх стихий.

На миг охватившее волнение, вызванное сомнениями — а вдруг не сработает, — и знак под ладонью будто ожил. Шероховатая поверхность камня стала тёплой, точно обласканная солнцем. Или, скорее, моей магией.

Моей… Единая! До сих пор не верится.

Библиотека, чудесное место, из которого, скорее всего, добрым магам придётся выставлять маркизу силой, потому что сама я это пристанище покоя и тишины добровольно никогда не покину, оказалась не просто большой. Она была огромной! Повсюду, куда ни глянь, высились стеллажи, полные кладезей знаний.

Витражные окна, расположенные под самыми сводами, приглушали дневной свет. Поэтому над столами, за которыми обнаружилось всего несколько учеников, полыхало заточённое в прозрачные сферы колдовское пламя. Синее, жёлтое, зелёное, оно яркими мазками ложилось на мебель из тёмного дерева, на тканые гобелены и ковровые дорожки, тянувшиеся вдоль стеллажей.

Я стояла, восторженно озираясь по сторонам, не зная, откуда начинать поиски. Отыскав взглядом секцию под названием «История магии», направилась туда. Вдруг в летописях удастся отыскать упоминания о таких же уникумах, как я.

Увы, спустя несколько часов кропотливых поисков, моего энтузиазма заметно поубавилось. Все манускрипты упорно талдычили об одном и том же: сила или просыпается в годы отрочества, или не просыпается вовсе. Редкие случаи, так сказать, позднего развития, когда способности мага раскрывались во время церемонии инициации, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

В общем, Флавьен бессовестно соврал, заявив, что в библиотеке его достославного коллежа имеются ответы на все связанные с магией вопросы. Как оказалось, не на все. Или, может, я просто не там искала…

Значит, придётся наведаться сюда ещё раз. Времени свободного у меня навалом, могу хоть каждый день заглядывать к магам в гости. Главное, чтобы его светлость не взбрыкнул и не посадил меня под замок.

С заботливого нашего станется.

Наверное, следовало обратиться за помощью к Морану, сразу после того случая с Опаль. Вот только говорить с мужем по душам совсем не хотелось. Я по-прежнему ему не доверяла и ничего не могла с этим поделать.

Устало вздохнув, вернула на место последние изученные талмуды. К тому времени, как собралась покинуть библиотеку, зал уже опустел: наступило время ужина, и мне тоже следовало поторопиться. Пока его не в меру заботливая светлость не поднял на уши всю столицу.

Бесшумно ступая по ковровой дорожке, провожаемая тусклым светом магических светильников, направилась к выходу, когда услышала за спиной глухой удар. Словно что-то тяжёлое шмякнулось на пол.

Обернувшись, увидела книгу, желтевшую раскрытыми страницами. Присела на корточки, чтобы её поднять, и вздрогнула, коснувшись кожаного переплёта с вытесненной на нём жуткой демонической мордой.

Это изображение, как и сама книга, отчего-то показалось мне знакомым. Заинтригованная, вернулась со своей находкой к столу, над которым завис мерцающий шар. Пламя постепенно угасало, словно намекая, что гостье пора закругляться. Но, боюсь, моего терпения не хватит до завтра.

«Либер морторум», — гласила титульная страница на древне-вальхеймском. Явно что-то связанное со смертью. Точнее утверждать не берусь. Мало кто из учёных мужей нашего королевства владел языком древних. Уж не я так точно.

Спешно пролистывая страницы, понимала, что мне уже доводилось держать в руках эту книгу. Многие рисунки, изображавшие исчадий Мглы и ритуалы, связанные с демоническим отродьем, казались смутно знакомыми.

Что было весьма странно. В нашей домашней библиотеке в Луази таких экземпляров отродясь не водилось, а ни в каких других до сегодняшнего дня я не бывала.

Ещё одна загадка.

Поломать над ней голову как следует мне не дали, откуда-то сверху послышалось выразительное покашливание, а следом за ним скрипучий старческий голос, в котором отчётливо звучали нотки недовольства:

— И как же мадмуазель удалось снять охранные чары?

— Что, простите? — подняла на мага, облачённого в светлую мантию, растерянный взгляд.

Под набрякшими веками сверкали возмущением зелёные глаза, невозможно яркие, как у какого-нибудь одарённого силой мальчишки. Вот только морщины, избороздившие лицо неожиданного обличителя, свидетельствовали о его преклонном возрасте. А массивные золотые печатки с колдовскими символами, коими были унизаны жилистые пальцы, — о высоком статусе мужчины.

— Охранные чары, наложенные на «Книгу мёртвых», — просветил и пристыдил меня чародей.

— Но я не…

— Хотите сказать, что не брали её? Может, она сама к вам в руки свалилась? — усмехнулся в белёсые усы незнакомец.

— Свалилась, — согласилась с самым невинным видом.

Мне явно не поверили.

— Что вы вообще здесь забыли? — процедил маг сквозь зубы и выдал сакраментальное: — Женщинам в коллеже стихий не место!

Ну знаете ли… Мне вдруг тоже очень захотелось разозлиться. Благо вовремя спохватилась, вдруг представив, как огненные всполохи поджигают мантию старца.

— Пойдёмте, мадмуазель, провожу вас к выходу.

— Мадам, — холодно поправила я колдуна.

— Без разницы, — резко отрезал тот. Подхватив меня под локоть, хорошо хоть не за шкирку, поволок к выходу.

Опомниться не успела, как оказалась в пустынном холле, из которого меня бесцеремонно выставили на улицу. Как ещё пинком под зад не придали ускорения, дабы спустить с лестницы нахалку, то бишь меня, посмевшую осквернить своим женским присутствием исконно мужское заведение.

Обернувшись, мысленно пожелала злюке-магу, дымкой растаявшему в полумраке холла, скорейшего старческого маразма и побольше вредных учеников. Вроде Флавьена. На братца часто поступали жалобы от преподавателей, а также угрозы исключить его из коллежа за недостойное дворянина поведение.

Смеркалось. Опрометью слетев с лестницы, растолкала кучера, сладко похрапывавшего на козлах. В библиотеке я совсем потеряла счёт времени, и теперь дрожала от беспокойства. Бывало, Моран являлся домой глубоким вечером или и вовсе задерживался на службе до утра — очень надеюсь, что ночное бдение маркиза было никак не связано с девицами лёгкого поведения, — но чаще возвращался к ужину.

Который я сегодня, позабыв обо всём на свете, так опрометчиво пропустила. Вдруг благоверный уже дома? Рвёт и мечет.

Велев вознице нестись по городу со скоростью ветра, замерла на сиденье, напряжённо считая секунды. Чутьё, которому я вдруг поверила, подсказывало, что его светлость, как назло, сегодня вернётся в родные пенаты вовремя.

Скорее всего, поджидает меня в столовой, в гордом одиночестве, злой как демон. Или и вовсе рванул на поиски новоявленной поджигательницы. Уверена, Гастон в красках живописал наше с ним «пламенное» прощание, и сегодня мне влетит ещё и за это.

Удача, было повернувшая ко мне свой капризный лик, снова отвернулась. Нас угораздило застрять на непростительно долгое время в центре города, неподалёку от площади Единой. Когда карета неожиданно остановилась, от резкого толчка я чуть не переместилась под сиденье. Услышала, как громко заржали лошади, копытами выбивая из мостовой искры. Испуганным животным вторил гул голосов, волной прокатившийся по узкой улочке.

— Кантен, что такое? — позвала молодого конюха, отодвигая припыленную шторку, закрывавшую окно.

А спустя мгновение в него уже заглядывало пухлое, немного курносое лицо слуги, усыпанное веснушками.

— Кажется, там что-то произошло, — махнул Кантен рукой в сторону площади, главной достопримечательностью которой являлось белокаменное сооружение — храм пресветлой Виталы.

Я выглянула наружу, но не увидела ничего, кроме вереницы экипажей, заполнивших улицу. Здания прилегали друг другу почти вплотную. Любопытные жительницы Навенны, жаждущие свежих сплетен, высыпали на свои крохотные балкончики и теперь оживлённо переговаривались с соседками, делясь предположениями по поводу события, спровоцировавшего эту столь досадную для меня заминку.

С такими темпами я и к завтраку не поспею, и тогда воплотятся в жизнь самые худшие опасения горе-маркизы: Страж психанёт и таки посадит меня под замок.

С площади долетал шум, заставлявший в страхе ёжиться: душераздирающие крики смешивались с рыданьями, громкими воплями, вызванными то ли яростью, то ли ужасом.

Единая! Да что же там происходит?!

Кантен нервничал. Не без основания опасался, что если не доставит меня обратно в целости и сохранности, маркиз ему голову оторвёт. Увы, путь назад был отрезан другими экипажами. Бросать карету и пешком идти через весь город — в лучшем случае нас просто ограбят. В худшем… меня передёрнуло.

Нет! На своих двоих на ночь глядя точно никуда не пойду.

Тем более что чувствую себя неважно. На меня вдруг навалилась непонятная тяжесть, словно булыжником придавило плечи. Сердце билось в груди как сумасшедшее. Душно, как же душно. И этот запах… Резкий, тошнотворный. С каждым мгновением он ощущался всё острее. Заставлял кривиться и сжимать плотнее зубы.

Кажется, меня сейчас вырвет.

— Ва… ваши глаза… — Кантен попятился от кареты, словно в ней сидела не молодая привлекательная девушка, а самое настоящее чудище.

Зачем-то осенив себя знаком Единой, кучер вжался в щербатую стену дома. Внутри всколыхнулась злость на бестолкового мальчишку. И чем это ему не угодили мои глаза, скажите!

— Кантен! Перестань трястись и пятиться! Только попробуй мне сбежать. Останешься без дома и без работы!

— Но ваши глаза, — испуганно пролепетал возница, готовый уже сорваться с места и дать дёру.

— Да что с ними не так?! — раздражённо взвилась я.

— Они все чёрные, — прошептал он побелевшими или, скорее, уже посиневшими губами и чуть слышно дрожащим голосом закончил: — Как у демона.

Захотелось выскочить из кареты и отхлестать сказочника по щекам, а потом… Потом что есть духу мчать к площади, к тому, что источало невыносимое зловоние. К исчадию Мглы, ставшему причиной этого грандиозного затора.

Не знаю, как сумела заставить себя остаться в карете. Как сдержалась и в припадке ярости не довела бедолагу-кучера до нервного срыва. Впившись ногтями в ладони, так, что потом на них ещё долго белели борозды, сидела зажмурившись и ждала, когда пройдут кошмарные ощущения, неведомая сила перестанет дурманить мне разум и толкать на безумные действия.

Я ведь не Страж, не охотница на всякое рогатое отродье и, что бы там ни происходило, моё появление едва ли поможет избежать трагедии.

Ещё долго сердце стучало так, будто ему не терпелось выпрыгнуть из груди. Ещё долго по вискам струился пот, а глаза застилал туман. Ещё долго я не могла вздохнуть свободно.

Очнулась, уже когда карета со скоростью умирающей черепахи тащилась вверх по улочке. Наверное, не стоило, но я всё же снова выглянула наружу.

Увидела зияющий тьмою вход в храм и опоясывающие его колонны. Некогда белоснежные, а теперь обагрённые кровью. Ею же были забрызганы ступени лестницы, ведущие в святое место. О том, что могла бы обнаружить в его стенах, было страшно даже подумать.

Глава 4

Городские владения маркиза отличались от Валь-де-Манна не только размерами, но и чрезмерной помпой. Если в родовом имении Морана роскошное убранство залов и галерей обычно вызывало у приглашённых приступы зависти и восхищения, то одно лишь созерцание не так давно отреставрированного особняка на улице Ла Рийер лично у меня провоцировало дикую мигрень. Здесь всего было с избытком. Слишком много башенок, венчавших плоскую крышу. Слишком много скульптур, и в саду, и на той же крыше: с карнизов, ощерившись и хищно расправив крылья, обитель Стража охраняли жутковатого вида горгульи.

Окна и балконы обильно украшала лепнина, коей и внутри дома тоже хватало. Как и всевозможных пуфов с банкетками, обитых бархатом и глазетом. Стены сплошь завешены картинами в золочёных рамах. Ничего не имею против пасторальных пейзажей. Вот только вместо оных каждый день меня встречали и провожали томными взорами пухленькие обнажённые красавицы, от которых не было спасения даже в собственной спальне.

По словам Мадлен, служившей ещё при моей дражайшей кузине, обустройством столичного гнёздышка занималась именно Серен. Её-то и следовало благодарить за обилие золота в интерьере и вычурные инкрустации на мебели.

Словами не передать, как хотелось содрать парчовую ткань со стен, вместе со злосчастными картинами. И половину пуфиков к демонам выкинуть. А лучше все сразу, чтобы был повод поменять на новые. Стереть, если не из сердца Стража, так хотя бы из его дома, из моего, малейший её след.

Но пока что я об этом даже не заикалась, памятуя, как менялось выражение лица Морана, стоило кому-нибудь только упомянуть имя кузины.

В такие моменты взгляд мага становился колючим, ледяным. И именно на этот взгляд напоролась я, запнувшись на пороге гостиной. Если бы не Гастон, коварно загородивший путь к отступлению, точно дала бы дёру.

— А вот и наша пропажа, — елейным голосом протянул чародей, поднимаясь с кресла, темневшего у камина. — Пожаловала, — припечатал мрачно, сверкнув чёрными глазами.

Мысленно возблагодарила Единую. Никогда бы не подумала, что буду так радоваться неожиданным гостям, которых около месяца назад мы с Мораном дружно выставили из Валь-де-Манна.

— Ах, милая моя девочка! — как ни в чём не бывало раскрыла для объятий руки баронесса, словно между нами не было ни ссор, ни обид, и поспешила начать меня душить.

Следом за маман обниматься полезли сёстры, а потом настал черёд и отца.

— Разве вы не должны были приехать на следующей неделе? — обескураженно пробормотала я, не решаясь встретиться со Стражем взглядом.

Лучше буду любоваться лучезарными улыбками близняшек, которые из кожи вон лезли, пытаясь показать, как же сильно они по мне скучали. И что утолить эту ностальгию по сестре способно только время. Много-много времени, которое дорогие родственницы намеревались провести в столице нашего славного королевства.

Тяжко вздохнула. Во второй раз вытурить их будет сложнее.

— Мы с его милостью решили, что девочкам необходимо подготовиться к смотринам, привыкнуть к городу, освоиться. Платьев новых пошить, — как обычно, ответила за папа баронесса и выразительно покосилась на его закипающую светлость. К тому моменту лицо Стража уже успело стать серым, я бы даже сказала каким-то пепельным.

И непонятно, отчего так бесится: от того что сбежала я или от того, что так неожиданно нагрянула моя беспардонная семейка.

Оставалось надеяться, что причиной нестабильного психического состояния маркиза явились всё же его новоиспечённые родственники.

— Утром пришлю к вам портниху, — наступив на горло своей злости, покладисто согласился его светлость. Поравнявшись со мной, продолжил всё тем же подозрительно мягким голосом: — Оставим, дорогая, ненадолго наших гостей. Нам нужно кое-что обсудить.

Разве я похожа на смертницу?

Осторожно высвободив локоть из мужниной хватки, завела наигранно-беззаботным тоном, обращаясь к притихшим родственничкам:

— Надеюсь, путешествие прошло благополучно. Рассказывайте, что нового в Луази? Хочу знать всё, всё, всё! Соланж, тебе очень идёт это платье, правду говорят, голубой цвет освежает. Лоиз, какая необычная причёска. Ты с ней просто загляденье!

Сёстры, обласканные лестью, расцвели, как майские розы, и, подхватив меня под руки, потащили к креслам. Усевшись со мною рядом, принялись тараторить без умолку.

Мне так и слышалось, как Моран от досады скрежещет зубами и предвкушает, когда останется со мной наедине. Подыгрывать его светлости я не собиралась, а потому делала всё возможное, лишь бы оттянуть неприятный разговор. Даже любезничала с маменькой и всё засыпала бестолковыми вопросами отца. Страж тем временем мрачной тенью вышагивал по комнате. Я украдкой наблюдала за высокой чёрной фигурой мужа, которая сегодня мне казалась особенно зловещей.

Увы, терпения мага хватило ненадолго.

— Александрин, твои родные устали с дороги. Завтра наговоритесь, а сейчас им пора отдыхать. Тебе, кстати, тоже.

— Но я вовсе не устала, — попробовала было заикнуться.

Поздно. Оставив без внимания робкий протест, де Шалон снова впился пальцами в мой многострадальный локоть и потащил к себе. То ли ругаться, то ли устраивать допрос.

А скорее, и то, и другое.

— Я же запретил. Покидать. Дом, — пока поднимались наверх, чеканил деспот.

— Вы, кажется, перепутали меня со своей домашней зверушкой. Вынуждена вас разочаровать, мессир, но я не поддаюсь дрессировке! — огрызнулась, задетая резким тоном. От Стража исходил такой холод, что даже удивительно, как это я ещё не превратилась в сосульку, а вычурная мебель Серен — в сугробы. Из солидарности со мной. — И вообще-то, смею напомнить, я ваша жена, а не пленница, — проговорила сухо, не в силах сдержать обиды.

Маркиз шёл, волоча меня за собой. Не сбавляя скорости и не оборачиваясь, отчитывал, словно тыкал носом в свою любимую туфлю свою не самую любимую кошку, в которую та нагадила из вредности или по глупости.

— Александрин, я ведь за тебя переживаю, — процедил, не меняя тона. — В столице сейчас не спокойно, а твоя жизнь уже дважды подвергалась опасности. Ты ведёшь себя неразумно!

…А может, я была для него той самой туфлей, и его светлости очень не хотелось её испортить, пока как следует не поносит.

— Разве дело только в этом? В ваших страхах?

Отпустил. Уже после того, как затащил в спальню и зловещим хлопком сомкнул за нами створки.

Некоторое время Моран молчал. Просто стоял и сверлил меня отмороженным взглядом. В иные моменты в чёрных глазах Стража появлялась искра жизни. Но чаще, вот как сейчас, в них не отражалось ничего, кроме отчуждённости и безразличия. И хоть словами маг пытался уверить меня в обратном, взгляд колол льдом.

— Серен погибла из-за демона. Не хочу, чтобы что-то подобное случилось с тобой, — наконец нарушил он давящее молчание.

Я вскинула голову. Встретившись со своим отражением взглядом, отпечатавшимся в зеркальной глади, коснулась рукой кулона.

— Но твой подарок, разве он не должен меня оберегать?

— Это украшение… — маг запнулся, словно у него вдруг иссяк словарный запас, а потом с явной неохотой продолжил: — В случае с проклятием чары оказались бесполезны. Да и демон, не появись вовремя Адриен, наверняка бы тебя убил.

Я поджала губы, не найдя, что возразить. Моран умел убеждать. И этот раз не стал исключением, с его доводами было трудно не согласиться. Вот только меня совсем не прельщала жизнь пойманной канарейки.

Тем более сейчас, когда во мне непонятно откуда взялась эта сила, я не могу позволить себе сидеть целыми днями дома. Нужно искать ответы. Если не в коллеже, из которого меня самым наглым образом выставили, так в какой другой библиотеке.

Или расспросить знакомых магов… Вот только кого я здесь знаю? Касьен остался в Валь-де-Манне, от матери и близняшек никакого толку. А отца не хотелось бы тревожить. Да и чем он мне поможет…

Рассказать о том, что почувствовала демона, Морану? Но что-то его светлость не спешит наставлять на путь истинный доморощенную поджигательницу. Единственное, что его волнует, это мой уход из дома. А до странностей, творящихся с вредной (по его мнению) супругой, как видно, ему совершенно нет дела.

— Знаю, в последнее время я совсем не уделял тебе внимания. — Страж привлёк меня к себе, легонько приподнял моё лицо, коснувшись подбородка кончиками пальцев, заставляя встретиться с ним взглядом, и прошептал в губы: — Обещаю, что постараюсь это исправить. Вместе мы обойдём Навенну вдоль и поперёк. Поверь, ты ещё устанешь от этого города и столичной суеты. И от моего присутствия тоже, — улыбнулся мягко.

От этой улыбки, на миг осветившей его лицо, обычно напоминавшее красивую, но неподвижную маску, меня бросило в жар. Странное наваждение, преследовавшее с момента нашей первой встречи, только усиливалось, когда он был рядом. И злиться долго на этого невозможного и невыносимого мужчину не получалось. Ни тогда, когда от его поцелуев становится так жарко, и каждое прикосновение будоражит, заставляет покрываться кожу мурашками.

И, кажется, я снова проиграла, ведь так и не отстояла свою свободу. А этот искуситель уже вовсю сражался со шнуровкой платья, крепко прижимал к себе, явно собираясь заняться тем, что последовало после вчерашнего купания.

— Просто любопытно, — прошептала, пока мозг окончательно не отключился, и я не отдалась во власть чувств, которым так хотелось уступить, но какая-то червоточина в сердце не давала окунуться с головой в эту сказочную эйфорию, — ваша светлость потом отнесёт меня ко мне в спальню или в кои-то веки милостиво разрешит провести ночь в своей?

Губы, до сих пор увлечённо исследовавшие кожу за ушком, прекратили дразнящую ласку. Страж отстранился.

— Значит, ты поэтому сбежала, — посмотрел на меня хитро. — Своеобразная месть из вредности?

Вредности? А вот сейчас и правда хочется отомстить. Или, как вариант, что-нибудь ему подпалить…

Собиралась уже упрекнуть мужа в безразличном отношении к силе, ни с того ни с сего пробудившейся во мне, а заодно поведать, где на самом деле пропадала весь день, когда в дверь постучались. На пороге возник вездесущий Гастон.

Ни за что не поверю, что не наябедничал на меня своему разлюбезному хозяину. Такое невозможно скрыть, да и не стали бы слуги утаивать от хозяина правду. А значит, его светлость просто не захотел обсуждать со мной «горячий» инцидент.

Тогда и я буду молчать как рыба об лёд. Пока не пойму, почему муж так странно себя ведёт.

— Ваша светлость, очередное нападение, — покосившись на меня настороженным взглядом, низко поклонился мажордом. Как ещё не стукнулся лбом о пол.

— Где? — лицо мага снова стало непроницаемым, лишённым всяких эмоций.

— В центре города, на площади Единой, — отчитался мужчина, с опаской покосившись в мою сторону.

Услышала, как Страж чуть слышно выругался, правда, тут же взял себя в руки. Машинально коснулся губами моей кисти, а, уходя, пообещал, что по возвращении обязательно заглянет в гости, дабы продолжить то, на чём мы остановились.

— Должно быть, ваша светлость запамятовал: мне ведь пора отдыхать. Ваши же слова были. А посему, вам удачной охоты, а мне спокойной ночи. До встречи за завтраком.

Присев в реверансе перед заметно потускневшим мужем, выпрямилась и, гордо вздёрнув подбородок, прошла мимо дворецкого, у которого рожа вдруг стала такой же постной. Наверное, обиделся на меня за своего хозяина.

Постаралась выставить из головы Стража со всеми его странностями и поспешила к себе, переваривать события минувшего дня.

Глава 5

То, чего я так опасалась, свершилось: матушка и сёстры позаботились о том, чтобы вплоть до самого бала у меня не нашлось ни одной свободной минутки на решение собственных проблем. Какое там посещение коллежей и библиотек! Отныне моим досугом полностью и безраздельно владели не в меру требовательные и постоянно нуждающиеся во внимании родственницы. Папа только сочувственно вздыхал и неодобрительно покачивал головой, когда одна из малолетних пиявок утаскивала меня на очередную примерку платья или демонстрацию уже не знаю какой по счёту безделушки, коими щедро одаривал этих бездонных бочек мой расточительный супруг.

Каждый день являлись портнихи и белошвейки, куаферы и парфюмеры, дабы превратить Соланж и Лоиз в самых прекрасных и завидных невест Навенны. И демон бы со всеми с ними, я была не против снова жить под одной крышей с родственницами, лишь бы меня не дёргали. Но нет. Моё присутствие требовалось всегда и везде.

Полагаю, не обошлось без пагубного влияния де Шалона, в обмен на побрякушки велевшего Соланж и Лоиз не спускать с меня глаз.

Однажды я даже попыталась припереть вероломную светлость к стенке и заставить признаться, что он самым бесстыдным образом подкупил моих близких. Увы, словесная баталия закончилась моим бесславным поражением: я снова засыпала в объятиях мага, к которому тянулась каждая клеточка моей слабой плоти.

О пробуждении и вспоминать не хочу, оно ничем не отличалось от предыдущих. Глупость, наверное, но всякий раз после близости с Мораном я чувствовала, как сила переполняет меня, как растекается по венам, становится частью моего естества.

Даже закралось подозрение, а не повинен ли де Шалон в том, что я стала вроде как магом? Хотя… как тот, кто владеет стихией воздуха, может насыщать меня силой огня? Ещё одно нелепое предположение, пока что ничем необоснованное.

И ни одного внятного ответа. А вопросы всё продолжали множиться.

В отличие от Валь-де-Манна, библиотека которого несомненно заслуживала внимания, в городских апартаментах его светлости книг было раз, два и обчёлся. И что самое обидное, на все манускрипты по магии какой-то умник (и я даже догадываюсь, какой) наложил охранные заклинания: стоило только коснуться тиснёного золотом переплёта, и в пальцы словно впивались тысячи невидимых иголочек. Болезненные ощущения проходили не сразу, и после пары неудачных попыток я была вынуждена оставить идею познакомиться поближе с литературной коллекцией мужа.

Оставалось надеяться, что сразу после праздников, близняшки и маман всё-таки поимеют совесть и отправятся восвояси. Тогда уже никаким Гастонам и заверениям Стража в беспокойстве о моей драгоценной персоне не удастся удержать меня в этом доме.

А пока… Приходилось набраться терпения и ждать самого важного в жизни Соланж и Лоиз события. И пытаться самостоятельно укротить стихию, которая ни в какую не желала укрощаться.

Утром накануне бала весь дом стоял на ушах. Слуги убирали мебель, дабы танцующим было где разгуляться, украшали бальную залу гирляндами из живых цветов, выносили в сад столы, чтобы ближе к вечеру заставить те всевозможными угощениями.

Из комнат близняшек время от времени доносились восторженный визг и смех, а также раздражённые окрики матери, не перестававшей потчевать дочерей советами и наставлениями. Которые сёстры, больше чем уверена, даже не слушали.

Хорошо хоть меня после той нашей ссоры баронесса больше не пыталась учить уму-разуму. На людях вела себя, как любящая родительница, а когда мы оставались наедине, что случалось, хвала Единой, крайне редко, предпочитала делать вид, что я предмет интерьера. Ваза какая или занавеска.

В общем, в тот памятный день с раннего утра все домочадцы сходили с ума. И я, кажется, тоже.

Проснувшись, битых полчаса сидела перед зеркалом, вглядывалась в своё отражение. Всю жизнь, всю свою сознательную жизнь, сколько себя помню, у меня были голубые глаза. Светлые, в опушке чёрных прямых ресниц. Обычные. А теперь они вдруг взяли и… позеленели. Не так чтобы очень, но цвет однозначно стал другим. Кто-кто, а я своё собственное лицо за двадцать четыре года успела хорошо изучить. Небесной голубизной там больше уже и не пахло.

Досмотрелась до того, что в какой-то момент, лишь на долю секунды, почудилось, что на мои собственные черты наслаиваются чьи-то другие. Как будто на меня смотрели не одна, а две девушки. Одна — я.

Другая — Серен.

Бред какой-то…

Стоило зажмуриться, как наваждение прошло, и снова в зеркале отражалась немного растерянная, бледная Александрин.

Вот только цвет глаз по-прежнему оставался другим.

— Ксандра, ну как мы тебе?! — смерчем ворвались в спальню близняшки.

Лоиз, как всегда, влетела первой и покружилась передо мной в ярком васильковом платье, обильно расшитом драгоценными камнями. Соланж блистала в кремовом наряде с жемчужной отделкой.

— Красавицы, — улыбнулась этим рыжеволосым солнышкам и невольно поёжилась, вспомнив о другой обладательнице огненной копны, что только что привиделась мне в зеркале.

— Правда нравится? — недоверчиво переспросила Соланж, уловив перемену в моём настроении.

— Ещё как нравится! — Отринув неприятные мысли, я поднялась и наигранно-весёлым голосом предложила юным модницам: — Покажете, какие подобрали под них украшения?

Дважды просить не пришлось. Довольные, сёстры утащили меня к себе хвастаться коллекцией драгоценностей.

Распрощаться с болтушками удалось только после обеда, но побыть в одиночестве и снова поизучать своё отражение мне не дали. Явились служанки, дабы подготовить маркизу де Шалон к празднику, на который был приглашён весь цвет столицы.

Став замужней дамой, я не только лишилась некоторых прав, вроде свободы, но и обрела немало обязанностей. Теперь на любом торжественном мероприятии мне вменялось встречать гостей. Благо Моран согласился разделить со мной эту незавидную участь, и вот уже демон знает сколько времени мы стоим в холле, изображая нарядные статуи. Лучась фальшивыми улыбками, отвечаем на приветствия приглашённых. А они всё прибывают и прибывают.

— Мне кажется, для этих смотрин следовало арендовать площадь, — воспользовавшись мгновенной передышкой, шепнула я мужу. — Скоро они набьются сюда, как сельди в бочку. По-моему, мессир, у вас проблемы с арифметикой. Доверили бы составление списка гостей человеку, сведущему в подсчётах.

Надо ж было хоть как-то наказать его гадкую светлость за очередной предрассветный побег.

— Какое поэтичное сравнение, — закатил глаза де Шалон и тоже не преминул пустить шпильку в мой адрес: — Иногда я задаюсь вопросом, а не подсунули ли мне в жёны крестьянку.

— Вы сами выбрали меня, — хмыкнув, заметила я. — Вот теперь и наслаждайтесь.

Пришлось прервать нашу маленькую пикировку и вновь расплываться в улыбке, от которой, если честно, уже скулы сводило.

Да, я не являюсь эталоном хороших манер, в нашей семье, кроме мама, этим вообще никто не заморачивался, и порой у меня выскакивала какая-нибудь не слишком уместная для высшего общества фраза.

Увы, вместо того чтобы задеть Стража, я, кажется, снова его позабавила.

— Вы становитесь ещё соблазнительней, когда злитесь, — продолжил посмеиваться надо мной чародей, когда очередной барон с баронессой и их юный отпрыск — потенциальная жертва моих сестёр, оставили нас в покое и гуськом покинули холл. — Не терпится сорвать с вас это платье, — скользнул плотоядным взглядом по наряду из золотой парчи, уделив особое внимание глубокому вырезу, подчёркнутому кулоном из турмалина.

Прикрываясь кружевным веером, подалась к супругу. Словами не передать, как хотелось стереть с холёной физиономии это самодовольное выражение.

— Не боитесь разориться? — спросила, имея в виду свой роскошный туалет, пошитый с подачи черноглазого транжиры.

— Для вас, дорогая, никаких сокровищ не жалко, — горячее дыхание обожгло висок.

— Вам их не жалко и для моих сестёр. Вертите ими, как вздумается, — буркнула раздражённо.

И снова невинный взгляд, а голос так и сочится издёвкой:

— Вам повсюду мерещатся заговоры, Александрин. Я всего лишь пытаюсь обеспечить Соланж и Лоиз достойное будущее.

— И благодаря этому «всего лишь» я уже который день сижу дома, словно на привязи! — Ну вот, хотела позлить Морана, а в итоге распсиховалась сама.

— Перестаньте накручивать себя, радость моя, и наслаждайтесь вечером.

Мне так и не удалось стереть с лица Стража улыбку. Но вот кое у кого она всё-таки сошла: у седовласого господина, показавшегося в тот момент в холле.

Мой недавний знакомый-маг, сегодня щеголявший в расшитом серебром камзоле, поменялся в лице, стоило ему заметить рядом с маркизом девушку, не так давно нагло выставленную им из коллежа.

— Ваша светлость, — почтительно поклонился гость хозяину вечера и пробормотал, явно чувствуя себя неловко: — Полагаю, это ваша супруга…

— Да, мэтр Легран, я решил, что заслужил второй шанс на счастье, — ответил этот счастливчик и тоже расшаркался перед приглашённым.

А я стояла ни жива ни мертва, опасаясь, что вот сейчас ворчливый старикашка расскажет, что уже имел возможность со мной пообщаться. Почему-то вдруг подумалось, если Моран узнает, где я провела тот день, меня и вовсе посадят в погреб или замуруют на чердаке.

— Искренне за вас рад, — натянуто улыбнулся преподаватель коллежа и, к моему облегчению, поспешил откланяться, не выдав нашего с ним знакомства.

Когда было озвучено имя последнего значившегося в списке гостя, мы с его светлостью облегчённо вздохнули и последовали за приглашёнными в бальный зал. А за нами, под аккомпанемент из восторженных вздохов и несмолкающего гомона, грациозно вплыли близняшки.

Смущённые и взволнованные, они делали несмелые шажки к центру зала, и в плитах из розового мрамора отражались две стройные изящные фигурки. За сёстрами шлейфом тянулось пламя, золотистой дымкой оно окутывало их руки, являясь доказательством того, что в будущем Соланж и Лоиз смогут передать силу потомкам.

Что они не пустышки.

После того как Моран представил своих протеже и объявил о начале танцев, обстановка немного разрядилась. По крайней мере, сёстры перестали бледнеть и теперь с удовольствием демонстрировали собравшимся всё, чему научил их за минувшие дни нанятый де Шалоном хореограф.

Мама от умиления пускала скупую слезу, папа уже вовсю угощался шампанским. Хотела последовать его примеру и пригубить немного хмельного напитка, когда почувствовала, как чьи-то сухие пальцы коснулись моего локтя.

— Ваша светлость…

Обернувшись, встретилась взглядом с господином магом. Кажется, Моран обращался к нему «мэтр Легран». И если в первую нашу встречу колдун едва не лопался от высокомерия, то теперь смотрел на меня, точно побитая хозяином собачонка.

— Ваша светлость, — старик глубоко вздохнул, — я задолжал вам свои извинения. Знай я, что вы супруга маркиза де Шалона, ни за что бы не позволил себе подобной дерзости. Искренне сожалею, что наше с вами знакомство началось с такого неприятного инцидента.

— Я уже обо всём забыла, — поспешила заверить гостя. — Предлагаю оставить этот случай в прошлом и не рассказывать о нём никому. Тем более моему мужу. Не стоит его расстраивать. И разочаровывать, — сделав ударение на последнем слове, замолчала, ожидая ответной реакции.

К счастью, пожилой мэтр согласился с моим предложением, а в качестве компенсации ещё и предложил свои услуги. Заверил, что будет счастлив загладить вину и оказать мне помощь, если я когда-нибудь буду в таковой нуждаться.

— Вы очень добры, — расцвела я. Силясь сдержать рвущуюся наружу радость и волнение, на выдохе выпалила: — У меня имеется несколько вопросов… хм, магического характера. Ответы на них я и надеялась получить в коллеже.

Маг почтительно поклонился и в кои-то веки расщедрился на искреннюю улыбку, отчего вокруг его ярких зелёных глаз собралось ещё больше морщинок.

— Я весь в вашем распоряжении, мадам. Задавайте любые вопросы, а я постараюсь на них ответить.

Только открыла рот, собираясь озвучить первый, касающийся моих новоявленных способностей, как на нежную мелодию лютен и флейт наслоился громкий голос распорядителя бала, в роли которого сегодня выступал Гастон:

— Герцог и герцогиня д'Альбре!

Все взгляды как по команде устремились к распахнувшимся дверям, светлым с узором из позолоты, и вместо вопроса, адресованного мэтру, у меня вырвалось ошеломлённое:

— Опаль?..

Музыка резко оборвалась. В наступившей тишине я слышала, как лихорадочно бьётся моё сердце. Та, которую надеялась больше никогда не увидеть, которая чуть не лишила меня жизни, сейчас шла с высоко поднятой головой и обводила зал надменным взглядом. В серых, холодных, точно смертоносное лезвие, глазах читались ликование и превосходство. Губы кривились в пренебрежительной усмешке, как будто все здесь собравшиеся являлись презренными плебеями, недостойными дышать одним воздухом с этой стервой.

— Когда она уже успела стать герцогиней? — растерянно прошептала я. Только сейчас, когда первый шок прошёл, обратила внимание на избранника графской дочки.

Что ж, хотя бы молодой. Хоть и на первый, и даже на второй взгляд это было единственное из внешних достоинств герцога д'Альбре. Красавицу Опаль держал за руку тучный мужчина с лоснящимися щеками, заплывшими жиром светло-карими глазами и тоненькими усиками, кокетливо закрученными кверху. Должно быть, маг земли, а если так, наверняка покладистый и неконфликтный. Из такого наша новоиспечённая мадам будет не только верёвки вить, но и завязывать из него бантики да узелки. В общем, продолжит творить всё, что ей вздумается.

Меня передёрнуло от ужаса.

Одет его светлость был в нелепый ярко-жёлтый костюм, украшенный золотыми аппликациями. Белые чулки с пышными бантами придавали толстым икрам ещё больший объём. Голова казалась непомерно большой из-за парика с длинными седыми буклями. Сразу видно, придворный франт. Или, как по мне, скорее шут.

Судя по глуповатому выражению лица незваного гостя — однозначно второе.

Что же касается вкуса герцогини, он как всегда был выше всяких похвал. Опаль блистала в воздушном платье из муслина, усыпанного бриллиантами. Белокурую головку нашей нимфы украшала изящная диадема, а покатое плечико — алмазные подвески, достойные самой королевы.

— Этот герцог д'Альбре, кто он? — очнувшись от наваждения, пробормотала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Незаконнорождённый сын его высокопреосвященства, кардинала Бофремона, — просветил меня мэтр Легран. — Поговаривают, у молодого человека не всё в порядке с головой. Вроде бы так Единая наказала монсеньора за нарушение обета.

Может, мозгами д'Альбре пресветлая и обделила, зато папочка сумел компенсировать умственную ущербность титулами и богатством.

— Ваша светлость, — к новобрачным уже спешил Моран и, судя по тому, как резко обозначились скулы на лице мужа, он, как и я, не ожидал снова увидеть Опаль и сейчас был на грани, — чему обязаны такой чести? Мы вас не ждали, — добавил резко, рискуя показаться не самым радушными хозяином, да ещё и навлечь потом недовольство его высокопреосвященства.

На Опаль Страж не смотрел принципиально, отчего радости у змеючки заметно поубавилось.

Жаль, ненадолго. Я заметила, как герцогиня, расплывшись в елейной улыбке, пихнула эту тушу, своего мужа, локтем, и герцог, наконец выйдя из ступора, с важным видом заявил:

— Будьте спокойны, сударь, надолго мы здесь не задержимся. Мне противно находиться в доме человека, обесчестившего мою жену!

По залу прокатилась волна шёпота, перемежавшегося с ахами и вздохами.

Почувствовав, как земля уходит из-под ног, я пошатнулась. Спасибо мэтру Леграну, вовремя подхватившему меня под локоть. Маг ободряюще сжал мою руку, призывая не терять над собой контроль.

— Только ваша кровь смоет позор, который лёг на мою возлюбленную! — тем временем сыпал пафосными фразами его жирная светлость, и у меня сложилось впечатление, что он заранее выучил их наизусть. — А посему я вызываю вас на дуэль, бесчестный вы человек! — Выдержав долгую паузу, театрально закончил: — Дуэль до смерти!

Ни один мускул не дрогнул на лице Стража. Даже когда д'Альбре, презрительно скривившись, бросил ему под ноги какую-то глиняную фигурку — издалека было толком не рассмотреть, — лицо мужа осталось непроницаемым.

— Ну раз вам так будет угодно, — поклонился де Шалон с таким видом, словно вместо этого отвесил марионетке Опаль пощёчину.

— Завтра на рассвете вы заплатите за каждую её слезу! — не выдержав пронзительного взгляда чёрных глаз, герцог опустил голову.

— Вы правы, у него действительно не всё в порядке с головой. — Я едва удержалась от того, чтобы не покрутить у виска пальцем. — Бросить вызов Стражу! Наверное, Опаль не терпится стать вдовой…

— Ошибаетесь, маркиза, — горько усмехнулся огненный маг, и от его тихого, пронизанного тревогой шёпота, по спине пробежали мурашки. — Та фигурка — вот кто станет противником вашего мужа.

— Но…

— Это голем, — мрачно сказал колдун, и у меня внутри всё похолодело. — А с ними не под силу совладать даже потомкам морров.

Глава 6

Ночью мне не спалось. Тревожные мысли роились в сознании, словно пчёлы в тесном улье, и сердце сжималось от противоречивых чувств. Никогда прежде мне не доводилось испытывать такого унижения! До сих пор чувствовала на себе липкие взгляды приглашённых, отчего так и хотелось нырнуть с головой в бассейн и находиться под толщей воды, пока не померкнет последнее из горьких воспоминаний.

Мало того что эта мерзавка выставила Стража чуть ли не насильником и совратителем невинных дев, так ещё и сорвала праздник моих сестёр! На близняшек было жалко смотреть. С этим вечером у них было связано столько надежд, столько мечтаний, но после эпатажного появления демоновой парочки ни о каком веселье уже не могло быть и речи.

Под нелепыми предлогами гости стали раскланиваться и меньше чем через час дом опустел. В какой-то момент я потеряла из поля зрения Морана. Муж исчез, а я до поздней ночи успокаивала как могла своих безутешных сестёр и баронессу, тоже раздавленную произошедшим.

— Как он мог? Ну как он мог?! — причитала мама, нервно вышагивая по спальне. — Такой позор! Этот противный герцог заявил, что его жена была околдована. О-кол-до-ва-на! Как можно туманить разум юной, неискушённой девушке? Лишить её невинности! Немыслимо!

Такая сама кому хочешь мозги запудрит. Чем, в общем-то, Опаль с превеликим удовольствием и занималась. Приходилось признать, в интригах ей не было равных.

— Он и Ксандру пытался до свадьбы соблазнить, — шмыгнув носом, совсем не вовремя решила посплетничать Соланж.

А Лоиз с готовностью подхватила:

— Точно, точно. Тайком поил её какой-то приворотной гадостью. Фе!

Я зажмурилась. Почему-то подумалось о лавине, низвергающейся с вершины горы. Вот так и сплетни будут множиться, обрастая выдуманными подробностями, и ядовитым плющом расползаться по городу. Не удивлюсь, если к концу недели Моран превратится в Синюю Бороду, а я стану соучастницей всех его богопротивных деяний. Или буду причислена к сонму несчастных жертв негодяя.

Ни один из вариантов меня не устраивал. Не хочу, чтобы моё имя полоскали, как какую-то грязную тряпку.

Маман закатила глаза и в театральном жесте прижала ко лбу руку.

— Единая! А я-то так радовалась за свою кровиночку. Так радовалась…

Кажется, я только что снова перешла в разряд любимых дочерей. Надолго ли — зависело от дальнейшего развития событий.

— Бедная моя девочка, — тем временем сокрушалась баронесса. Даже присела со мною рядом и нежно приобняла за плечи. — Всю жизнь теперь придётся с ним мучиться.

«После двадцати четырёх лет с вами, дорогая мама, мне уже ничего не страшно», — чуть не сорвалось с языка. Благо вовремя его прикусила.

— Я слышала, что маркиз был с этой Опаль и после помолвки с Ксандрой, — не унималась Лоиз.

Что я говорила про сплетни? И ведь откуда-то выудили. Наверняка эту паутину из вранья и лишь малой толики правды Опаль начала плести задолго до сегодняшнего вечера. Постепенно распускала слухи, а я, сидя в четырёх стенах, не ведала о планах злодейки ни сном ни духом.

Уф! Зря тогда толкнула её в пруд. Лучше бы хорошенько приложила головой о мост, да там бы и оставила догорать.

— Ксандра, а ты завтра пойдёшь смотреть на дуэль? — допив успокаивающий настой, печально спросила Соланж.

— Только этого не хватало! — возмутилась маменька, будто сестра сказала нечто крамольное. — Он и так навлёк позор на наше достопочтенное семейство. Между прочим, в нашем роду никогда не было прелюбодеев, и, если кто и должен завтра принять весь удар на себя, так только его светлость. А Ксандра останется дома!

Про «и в горе, и в радости» её милость, похоже, благополучно позабыла.

— Думаете, он выживет? — тяжело вздохнула Лоиз.

— Умираю от усталости. Лучше пойду к себе, — поспешно поднялась я, желая прекратить неприятный для меня разговор.

Пожелав сёстрам и матери спокойной ночи, отправилась в противоположное крыло особняка. Переоделась сама — не хотелось видеть даже служанку — и, устроившись в кресле возле окна, долго смотрела на рассыпанные по тёмному куполу звёзды. Луна в дымчатом ореоле освещала сад холодным, блеклым светом. Пока что она царила над городом. Но пройдёт всего несколько часов, и небо станет бледнеть, горизонт окрасится алым… А может, и не только горизонт.

Уже и не сосчитать, сколько раз за эти недели успела разозлиться на Морана. Меня раздражала его деспотичность и то, что я многого не понимала в наших отношениях. Однако даже в самые горькие минуты обиды я не желала ему страданий и уж тем более смерти. Даже в мыслях не могла допустить, что так внезапно овдовею.

Если по вине Опаль с ним завтра что-нибудь случится… Пальцы сами собой сжались в кулаки. Если завтра мой муж погибнет, её треклятая светлость тоже долго не проживёт. Понадобится — обращусь к самой мерзкой, богопротивной магии, но её со свету сживу!

Как она пыталась сжить меня. А теперь пытается добраться и до Морана.

…Тишину спальни развеяли тихие шаги.

— Думал, застану тебя спящей. — Отец грустно улыбнулся. Приблизившись, мягко дотронулся до моих волос. Уже и забыла, когда он в последний раз гладил меня по голове, такое ощущение, что в прошлой жизни.

— Я была у близняшек. Только вернулась.

Поднялась, уступая барону место. Но он не шелохнулся, остался стоять, с тревогой вглядываясь в моё лицо.

— С тобой что-то происходит. Вот только я никак не могу разобрать, что именно, — в карих глазах родителя, в сумраке казавшихся почти чёрными, отразилось беспокойство.

Я и сама уже давно поняла, что ничего не понимаю. И, боюсь, если сейчас поделюсь с ним своими страхами, папа мне вряд ли поможет. Только ещё больше его растревожу.

Фернан ле Фиенн был посредственным колдуном, впрочем, как и все в нашем семействе. За исключением меня, конечно же, потому как я колдуньей и вовсе не являлась.

До недавнего времени.

Помню, когда дедушка был жив, всё жаловался, что сын увиливал от уроков и был выгнан из коллежа за неподобающее поведение.

Это маг-то земли. Было сложно представить, что папа мог вести себя плохо. Даже будучи подростком. А после коллежа родителю уже стало не до упражнений в магии. Он рано женился на моей матери, Ортанс, в девичестве мадмуазель Клавье. А вскоре после свадьбы скончался дедушка, и все заботы в одночасье легли на плечи молодого барона.

Сколько себя помню, его лицо, крупное и, наверное, не самое привлекательное — с как будто выточенными из камня резкими чертами, мясистым носом и квадратным подбородком, — но такое добродушное и открытое, часто омрачала тревога. Папа всё время пребывал в заботах об имении и о том, как вырастить и дать более-менее сносное будущее своим пятерым детям.

Его широкий лоб уже давно избороздили глубокие морщины, они же залегли и вокруг ярких, выразительных глаз. Надеялась, после сегодняшних смотрин эти злосчастные складки наконец разгладятся, ведь барону больше не придётся переживать за судьбу младших дочерей.

Но эта тварь Опаль всё испоганила. Снова.

Если кого и следовало вызывать на дуэль, так только её! И голема создать побольше и поагрессивнее. Чтоб раздавил, как букашку, в считанные секунды, очистил бы мир от такой дряни.

— Ксандра, милая, поговори со мной, — вывел меня из задумчивости отцовский голос, в котором смешались нежность и беспокойство. — Ты очень изменилась за эти недели. Твои глаза… — неуверенно продолжил родитель, словно опасался, что обильные ежевечерние возлияния могли спровоцировать у него галлюцинации.

— Я бы с радостью поделилась с тобой ответами, вот только у меня их нет.

— Значит, стоит поискать их вместе. — Отец привлёк меня к себе, коснулся губами моей тёмной макушки и снова с нежностью погладил, прошептав: — Лучше останься завтра дома.

— Тоже переживаешь, что на меня будут пялиться все, кому не лень, и злословить в мой адрес? — усмехнулась горько.

Отец помедлил, прежде чем ответить:

— Боюсь, если твой муж проиграет, тебе не захочется это видеть.

— Он не проиграет, — несмотря на все старания казаться уверенной и спокойной, я не сумела сдержать дрожи.

— Приятно знать, что хоть кто-то в меня верит, — раздался от двери голос мессира мужа.

Вот уж точно отморозок. Ну хоть бы капелька волнения во взгляде, хоть бы какое-то проявление эмоций. Но нет, его грешная светлость, якобы околдовавшая самую чистую, наивную и неискушённую деву на всём белом свете (пусть бы захлебнулась собственной желчью!) был, как всегда, невозмутим.

— Думал, уже спишь.

И почему все так жаждут уложить меня пораньше в койку?

— Да вот, что-то бессонница разыгралась. Сама гадаю, с чего бы это, — хмыкнула я.

— Могу я поговорить со своей женой наедине? — оставив без внимания мой сарказм, обратился к барону де Шалон.

— Постарайся всё же поспать, милая, — отец снова поцеловал меня, на сей раз в лоб, после чего тихонько добавил: — а завтра мы продолжим наш разговор.

Его милость ушёл, и мне вдруг показалось, что с его уходом из спальни исчезло тепло, и в ней снова воцарился промозглый холод.

— Даже представить себе не могу, каково тебе сейчас. — Моран не пытался приблизиться, стоял на пороге спальни, словно боялся, что я его оттолкну.

А я и сама не знала, чего же хочу: оказаться от него как можно дальше или прижаться к сильной груди. Вдруг другой такой возможности больше не будет…

— Мне жаль, что из-за моих ошибок страдаешь ты. Его милость прав, тебе не следует завтра ехать со мной. Лучше останься дома.

— Снова жаждете посадить меня под замок, сударь? — невесело пошутила я. — На сей раз не выйдет. Придётся вам терпеть моё присутствие всё следующее утро.

Не знаю, может, показалось, но на какой-то миг в глазах Стража мелькнуло удивление, а губ коснулась тёплая улыбка.

— Действительно сделаешь это ради меня?

— Не хочу, чтобы все думали, что я поддерживаю лживые сплетни и тоже считаю тебя виновным.

Он всё-таки подошёл ко мне, а я всё-таки приникла к нему, вдохнула ставший таким родным запах его кожи, чувствуя, как выдержка оставляет меня, и глаза начинает щипать от слёз.

— Прости за измену, — не сразу, спустя какое-то время прошептал Моран.

— Почему голем? Если д'Альбре так хочется постоять за честь своей жены, пусть бы сам и сражался. Тоже мне, рыцарь.

— Преступник в глазах общества не он, а я, — мягко возразил Страж, покрывая невесомыми поцелуями мои виски. — По закону, его светлость не обязан рисковать жизнью. А вот мне за свою придётся побороться.

— Дурацкие законы…

Моран тихонько рассмеялся, а потом, неожиданно посерьёзнев, попросил:

— Александрин, хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

Вопросительно посмотрела на мага. Мне не понравился ни его тон, ни его мрачный, пронизанный горечью взгляд.

— Если я всё же проиграю, — почувствовав, как я напряглась, Страж поспешно уточнил: — чего, конечно же не случится, но… Если вдруг, пообещай, что мой подарок, этот кулон, — пропустил он между пальцев золотую цепочку, — похоронят вместе со мной. Что ты расстанешься с ним без сожалений.

— Ты не умрёшь! — порывисто воскликнула я. — Не умрёшь, и хватит об этом!

— Пожалуйста, мне непросто даются эти слова, — вдруг взмолился Страж, чего, в принципе, никогда не делал. — Пообещай, что выполнишь мою просьбу.

Не отстал, пока я, обескураженная странным поведением мужа (совсем скоро произойдёт судьбоносная для него битва, а он думает о кулоне!), не проронила тихое:

— Обещаю.

Коснувшись напоследок искусанных от волнения губ мимолётным поцелуем, Моран оставил меня одну. Наедине с терзающей сердце тревогой, которая стремительно перерастала в панический страх.

Глава 7

На рассвете мы с мужем в сопровождении кучера, форейторов и верного друга его светлости, мессира де Грамона, покинули родные пенаты. Очень хотелось верить, что не пройдёт и часа, как вернёмся в особняк на улице Ла Рийер, непременно в полном составе и, конечно же, целые и невредимые.

Даже без малейшей царапины.

Понимала, что думать так глупо: схватка с големом и отсутствие ран — понятия несовместимые. Но только вера в чудо помогала держаться и не сойти с ума. Пока Адриен, взволнованный не меньше моего, а ещё злой как демон, на ведьму Опаль и её безголовую марионетку, шёпотом давал Морану советы по ведению боя, я безотчётно смотрела в окно. На звёзды, медленно гаснущие на едва окрашенном восходом небе. На спящий город, его пустынные улочки, теперь казавшиеся блеклыми и безликими. Совсем недавно я восхищалась архитектурой Навенны, её достопримечательностями, а теперь мечтала вернуться обратно в Валь-де-Манн или вообще сбежать куда подальше, прихватив с собой и этого самоубийцу Стража. Приказать кучеру поворачивать в другую сторону, мчаться без оглядки и без остановки. Дальше, как можно дальше от порождённого магией чудовища и треклятой завистницы, безумной в своей ненависти.

Мысленно отсчитывала секунды, которые, исчезая в водовороте вечности, звучали в унисон с ударами моего сердца. Одна, вторая, третья… Жаль, невозможно повернуть время вспять или хотя бы замедлить его бег, чтобы оттянуть наступление рокового момента.

Бой должен был проходить за городом, чтобы сражающимся было где развернуться, и, чтобы голем, метя своим кулачищем в Стража, не разрушил ненароком какое-нибудь строение.

Например, логово Опаль. Ах, как бы это было чудесно…

В чистом же поле монстру было где разгуляться.

А Морану негде спрятаться.

Первое, что увидела, подъезжая к месту дуэли, окаймлённому тёмным перелеском, — это вереницу карет. Несмотря на такую рань, когда даже петухи ещё не прокукарекали, знать Навенны не поленилась явиться на казнь. По-другому назвать это безумие язык не поворачивался.

Дамы в роскошных нарядах, словно на бал прикатили. Такие же расфуфыренные кавалеры в ярких камзолах и напудренных париках. Высыпав из карет, они оживлённо переговаривались, смеялись и шутили.

У меня так и чесались руки поджечь чью-нибудь юбку и подпортить тем самым веселье. Или вон тому франту, ржущему, точно лошадь, спалить к демонам его рыжие букли. Жаль, не умею обращаться со своей магией, иначе превратила бы поле в большую чёрную прогалину, а весельчаков-магов в догоравшие угли!

Карету де Шалона заприметили сразу, по серебрившемуся на дверцах гербу — двуглавому ястребу, расправившему крылья в стремительном полёте.

Весёлые возгласы смолкли, сменившись на заинтересованные шепотки.

— Уверена? — Моран подарил мне ободряющую улыбку, хотя это мне следовало сейчас поддерживать его и ободрять. — Тебя могут сейчас же отвезти обратно…

— Я тебя не оставлю, — сглотнув образовавшийся в горле едкий комок, ответила одними губами.

Де Грамон удивлённо вздёрнул брови, наверное, никак не ожидал от меня такой самоотверженности.

— Если ты сегодня отдашь Единой душу, чур, я на ней женюсь! — совсем не кстати пошутил блондин, но под прицелом убийственных взглядов, моего и Стража, сразу скис.

— Не дождёшься, — «обнадёжил» друга Моран. Выйдя из кареты, помог спуститься мне.

По полю прокатилась волна удивлённых возгласов. Увидеть маркизу явно никто не ожидал, и теперь все дружно пялились на меня, даже больше, чем на виновника этого мероприятия. Покрепче сжав руку мужа, вместе с ним последовала к облачённым в балахоны магам, в обязанности которых входило оживить голема. Один — земной колдун с землистым цветом лица, другой с багровым румянцем — властитель стихии огня. Представляю, что этот слаженный дуэт может наворотить.

Мужчины чинно раскланялись, после чего попросили маркиза проследовать через зачарованный купол, полупрозрачной дымкой нависший над полем. Чары должны были обезопасить зрителей и не выпустить кого-либо из противников, пока поединок не закончится смертью одного из них.

Меня начало знобить. Не от холода, от рвущейся наружу паники.

Непросто прощаться, когда на тебя бесцеремонно таращатся несколько десятков глаз. Тем более что мне и вовсе не хотелось с ним расставаться.

И когда Моран привлёк меня к себе и собирался уже что-то прошептать, я решительно отстранилась:

— Потом всё скажешь. У нас ещё будет время, чтобы наговориться. Например, сегодня за обедом. И… и вечером. Ты можешь мне это пообещать?

Не пообещал. Просто улыбнулся в ответ самой отвратительной из всех возможных улыбок — грустной, в которой мне так и виделись безысходность и прощание навеки вечные. Отвернувшись, шагнул за туманную пелену. Пространство снова наполнилось сонмом голосов, гудящих, словно пчелиный рой.

В какой-то момент я почувствовала появление самой ядовитой из всех существующих в мире гадюк. Нарядная карета герцога остановилась, а спустя мгновение из неё проворно выскочил арапчонок, одетый в ярко-красную ливрею. Распахнув дверцу экипажа, мальчишка низко поклонился и протянул руку своей госпоже. Следом за Опаль из кареты выкатилась наподобие шара тучная фигура её мужа, с лицом, влажным от пота.

Мерзкая парочка.

Герцогиня в сопровождении своего маленького слуги прошествовала к зрителям и… не знаю, как ей хватило наглости, остановилась рядом со мной. Разряженная, словно королева на открытии бала, как ещё корону на голову не нацепила.

— Какое чудесное утро, не правда ли, мадам? — светясь улыбкой, промурлыкала хищница. На меня не смотрела, пожирала взглядом поле, окутанное мглой, в которой едва вырисовывалась одинокая фигура моего мужа. — Чудесное, чтобы умереть, — добавила едко.

Прицельно метила мне в сердце, чтобы ранить как можно больнее.

— Ты же любила его, — тихо сказала я, ощущая, как к горлу подступает дурнота. Боюсь, ещё немного, и меня стошнит прямо на роскошное платье этой выдры. — Разве можно желать смерти человеку, который был тебе дорог?

— Он сделал мне больно. Очень, — жёстко усмехнулась герцогиня. — И должен за это заплатить. Своей жизнью. Но если останется калекой, меня это тоже вполне устроит.

— Если я сегодня овдовею, ваш супруг не дождётся наследников. Будет сложно завести их от призрака, в коего вы превратитесь. Я слышала, тот, кто умирает в муках, вынужден вечно скитаться по земле, не находя забвения.

— Вы мне угрожаете? — хмыкнула её светлость.

— Просто предупреждаю, — ответила невозмутимо, хотя внутри всё кипело от гнева. — Я, в отличие от некоторых, предпочитаю играть в открытую. Теперь вы без всяких гадалок знаете, что вас ждёт.

Хихикать Опаль перестала. И скалиться в приторной улыбке тоже. Правда, не успела я почувствовать моральное удовлетворение, как меня окатило волной ужаса. Земля под ногами дрогнула: один раз, другой. Деревья на другом конце поля, словно молодая поросль, выкорчеванная с корнем, разлетелись в стороны.

А меня снова затошнило — от невыносимого зловония, что источала оживлённая магией громадная туша монстра.

Собравшиеся синхронно ахнули и разноцветной волной схлынули к своим экипажам. Гомон усилился, но он едва ли мог перекрыть звук шагов великана, напоминавший раскаты грома.

Земля тревожно вибрировала от малейшего движения чудища, и я вздрагивала каждое мучительное мгновение, что, исчезая в воронке прошлого, приближало голема к сопернику.

От нестерпимой вони, напитавшей воздух, уже мутнело в глазах. Бросив по сторонам взгляд, поняла: оказывается, дискомфорт испытываю я одна. Остальные преспокойно дышали полной грудью и завороженно следили за творением земной и огненной стихий.

Созданная из камня фигура двигалась всё стремительней. По серым трещинам, точно кровь по жилам, растекалось смертоносное пламя. Оно же полыхало в глазницах чудовища, а из его груди вырывался утробный звук, наполнявший пространство монотонным гулом.

Моран не двигался. Стоял посреди поля, и, чем ближе голем к нему подбирался, тем меньше по сравнению с каменным монстром казалась фигура мужа. Так и хотелось крикнуть, чтобы бежал. Воспользовался силой, дарованной ему предками, но не для сражения, а чтобы вырваться из туманной клетки.

Не думаю, что у кого-нибудь из здешних шутов хватит духу остановить Стража. Вот только побег повлечёт бесчестье, которое ляжет на весь род его светлости. Я знала, он скорее умрёт, чем поддастся слабости.

И тем не менее с губ едва не сорвалось отчаянное:

— Беги!

И когда уже голем готов был обрушиться на противника всей своей тяжестью, чародей вскинул руки. Я рванулась вперёд, расталкивая зевак, проклиная мглистую занавесь, нависшую над полем. С трудом различила потоки воздуха, обвившие кисти мужа. Сначала одна воздушная плеть с силой хлестанула чудовище. Монстр покачнулся, но устоял. Лишь мелкие камни осыпались в вытоптанную траву. Второй удар заставил голема упасть на колено. Чудо, что Страж успел увернуться, когда тварь, теряя равновесие, попыталась сцапать его в кулак.

Пока неповоротливая туша поднималась, маг уже успел отбежать на достаточное расстояние и снова обратился к своей стихии.

Взгляд невольно упал на герцога, стоявшего неподалёку. Вертя в руках миниатюру ожившего монстра, «бравый защитник» Опаль что-то тихонько бормотал себе под нос. Я видела, как шевелится его большой некрасивый рот, а по вискам и лбу стекают капли пота.

— Что он делает?

Адриен, стоявший рядом, произнёс:

— Управляет големом. Самому создать его герцогу сил не хватило, в Вальхейме единицы на это способны, да и то не в одиночку. Как видите, д'Альбре и повелевает им с трудом, того и гляди лопнет от напряжения.

Во мне забрезжил слабый луч надежды.

— И что же станет, когда он окончательно выдохнется? Бой закончится?

Де Грамон с сомнением покачал головой:

— Морану тяжелее во стократ. Посмотрите, он уже едва на ногах держится. На такие мощные атаки нужна колоссальная сила. А герцога питают злость и ненависть этой суки, его жены.

Лучше бы Адриен солгал. Сердце заныло от боли. А спустя мгновенье и вовсе, кажется, остановилось, не то от радости, не то от ужаса. Свинцовые тучи, закрыв собой небо, стремительно закрутились в воронку, которую, словно магнитом, притянуло к земле. Созданный Стражем смерч, пусть и скромных размеров, но поражающий своей скоростью и силой, прокатился по полю, выкорчевав редкие, уцелевшие после появления голема деревья и поколебав туманную завесу.

Зрители в страхе шарахнулись, и я уж было закричала от радости, что вот сейчас это волшебное торнадо подхватит, назло Опаль, монстра и превратит его в каменное крошево. Но стихия, обрушившись на голема, лишь заставила его пошатнуться и чуть отступить назад, после чего воронка рассеялась, укрыв поле обломками деревьев.

Противник всё так же твёрдо стоял на ногах, в то время как мой муж, обессиленный, уже был на коленях. Яростно взревев, голем бросился на свою жертву. Подавшись вперёд, Моран прижал руку к земле. От кончиков его пальцев зазмеились сгустки тьмы и поползли навстречу чудовищу.

— Проклятье! — взволнованно выругался Адриен. — Он уже не может обращаться к стихии. А сила морров, скорее, добьёт его самого, чем причинит вред этой каменной глыбе!

Муж Опаль, уверенный в скорой победе, ещё быстрее зашевелил губами. Меня затрясло. От отчаянья, ужаса, безысходности. Не хочу его терять.

Ни за что!

От одной только мысли, что Моран сейчас погибнет, можно было свихнуться. Ненависть затопила меня, слепая, жгучая. И снова я ощутила рвотный позыв: зловоние стало невыносимым. Сквозь пелену, застилавшую глаза, различила щупальца тьмы, пытавшиеся стреножить монстра. Как оказалось, тщетно. Эта попытка стоила маркизу последних сил. Чёрные сгустки рассыпались по траве, точно хлопья пепла.

И больше уже ничто не могло остановить наступающего на Стража монстра. Не знаю, как сумела подавить в себе крик, когда тварь лёгким взмахом мощной ручищи отбросила мага, у которого не осталось сил не то что атаковать, но даже избежать атаки, на другой конец поля.

Беспомощное тело мужа распласталось на земле. Спустя несколько сумасшедших ударов моего сердца голем оказался возле жертвы. Повинуясь приказу жестокого хозяина, занёс над Стражем столбообразную ногу, готовясь его раздавать.

В голове забилась одна-единственная мысль: не допустить, чтобы муж погиб! Любой ценой, любыми силами!

Я уже не могла дышать, мне не хватало кислорода. Воздух, отравленный зловонием этой нежити, дикой яростью и злобой голема, казался почти осязаемым. Едва ли тогда понимала, что происходит со мной и почему так остро чувствую эту тварь. Как будто нас с ней что-то связывало. Просто в какой-то момент нестерпимо захотелось, чтобы с таким же исступлением голем возжелал крови своего хозяина.

Того, кто им управлял.

Несколько секунд каменный зверь стоял неподвижно, словно раздумывая, давить или не давить. А потом, резко развернувшись… ринулся к нам.

— Ты что творишь?! — истерично взвизгнула Опаль. — Кретьен! Немедленно прекрати!

— Это не я, дорогая, — поменявшись в лице, пролепетал герцог.

— Ну ты же им управляешь, болван!

Возбуждённая зрелищем, толпа наконец поняла, что то, что могло случиться со Стражем, вполне может произойти с любым из них, сумей голем вырваться из защитного купола. Визжа и крича, дамы, опережаемые кавалерами, бросились врассыпную.

Самые сообразительные запрыгивали в кареты, и те тут же срывались с места, оставляя за собой клубы пыли. Ослеплённые паникой спасались бегством на своих двоих, надеясь найти укрытие в зарослях леса. Адриен пытался и меня оттащить от зачарованной преграды, а я, точно обезумевшая, кричала и вырывалась. Даже, кажется, умудрилась укусить Стража за руку.

Всё боялась, что д'Альбре опомнится и сумеет взять под контроль голема.

Не сразу пришло осознание, что герцога уже давно и след простыл, вместе с женой он сбежал одним из первых. А его «ручная зверушка» с упрямством барана билась о туманное марево, стремясь вырваться на волю и пуститься в погоню за его трусливой светлостью.

Даже подумать страшно, что произойдёт, если эта тварь достигнет города.

— Александрин! Прекрати брыкаться! — пытался воззвать к моему разуму де Грамон. — Ты меня уже всего исцарапала!

— Мы не можем бросить его здесь!

— О големе позаботятся его создатели. Да прекрати же!!! Д'Альбре сбежал, а значит, дуэль окончена. Всё с твоим мужем будет нормально.

— Но он ударил его! Пусти! Морану нужна моя помощь!

Прошло столько времени, а этот герой-самоубийца даже не шелохнулся! По щекам покатились слёзы. Вдруг уже слишком поздно, и Стража нет в живых?

— Вот ведь вредная девчонка! — рыкнул Адриен, после чего, хорошенько меня встряхнув, словно усыпанную плодами грушу, забормотал какое-то заклинание.

Слов я не разобрала. Продолжала вырываться, пока хватало сил. Постепенно веки налились свинцовой тяжестью, и я провалилась в беспокойный, полный кошмаров сон.

Глава 8

Вынырнув из жуткого сновиденья, в котором Моран умирал снова и снова, а я была бессильна ему помочь, села в постели. Выдохнула облегчённо, осознав, что нахожусь в собственной спальне, и страшный бой закончился. Поражением голема.

Кажется. Этот бессовестный Страж, де Грамон, так не вовремя лишил меня чувств, даже не позволив убедиться, что я не овдовела.

Ведь не овдовела же?

Резко подхватившись, так, что даже голова закружилась, стремглав помчалась в противоположное крыло, где находились покои маркиза. Не бежала, летела, не замечая никого и ничего вокруг, и чуть не сбила с ног отца, неожиданно показавшегося из хозяйского кабинета.

Задаваться вопросом, что барон позабыл в святая святых моего мужа, не стала, не до того сейчас было. Лишь нервно обронила:

— Папа, что с вами? На вас лица нет? Что-то с Мораном? — Кажется, в тот момент даже сердце остановилось.

— Маркиз в порядке, — слабо улыбнулся родитель.

— Уже очнулся?

Кивнул и попытался удержать меня за руку.

— Александрин, нам надо поговорить.

Отец был явно чем-то встревожен, однако в тот момент я была не способна думать ни о чём, кроме мужа. Безумно хотелось его увидеть. Убедиться воочию, что голем его не покалечил. Что Страж поправится.

И тогда мы попробуем начать всё сначала. Оставив в прошлом Опаль и все обиды. Отныне я буду искренна с ним. Приложу все усилия, чтобы Моран раз и навсегда позабыл о Серен, пусть не сразу, со временем…

Стану ей достойной заменой. Не только в глазах общества, но и в его сердце.

— Обещаю, чуть позже мы обо всём поговорим. А сейчас мне надо к его светлости. Хорошо? — посмотрела на отца молящим взглядом.

— Хорошо, милая, иди, — нехотя отпустил меня родитель.

К счастью, маг бодрствовал. И к ещё большей моей радости, выглядел здоровым и полным сил. Сидел в постели, расслабленно прислонившись к спинке кровати, и «баловал» себя овощным бульоном.

— Вы… ты… — растерянно замерла на пороге.

— Разочаровал? Наверное, ожидала увидеть мужа на смертном одре, — весело откликнулся чародей.

— Не ожидала, а опасалась. Он ведь тебя чуть не убил.

— Но ведь не убил же, — беспечно парировал де Шалон. — Я ещё легко отделался. Всего пара сломанных рёбер и вывих руки.

Действительно! Такие мелочи.

— Благодаря силе морров мы, Стражи, исцеляемся быстрее обычных магов. Уже завтра буду, как новенький.

Поставив переносной столик на пол, его светлость похлопал по постели рукой, приглашая составить ему компанию. Ещё вчера я бы не торопилась принимать приглашение, вспомнила бы сначала и о своих обидах, и о своих опасениях. А сегодня… Не хотелось ни о чём думать и беспокоиться. Лучше просто радоваться тому, что всё плохое позади.

А дальше будет только хорошее. По крайней мере, я для этого сделаю всё от меня зависящее.

Скромно опустилась на краешек кровати. Но долго скромничать мне не дали: опомниться не успела, как оказалась в чародейских объятиях. Моран откинулся на подушках, увлекая меня за собой. Положив голову ему на грудь, блаженно прикрыла глаза, ощущая тепло кожи сквозь тонкую ткань рубашки и мерный стук сердца под ладонью.

— А как же твои переломы? — попыталась отодвинуться, опасаясь причинить мужу боль.

Отодвинуться мне не позволили, наоборот, прижали ещё крепче.

— Я ведь говорил, что быстро регенерирую, — дыхание обожгло висок.

— Наверное, здорово обладать такой силой…

— В магии морров есть и положительные, и отрицательные стороны, — шёпот смешался с лёгкими поцелуями. Совершенно невинными, но всякий раз отзывавшимися во всём моём теле волнующей дрожью.

— Из-за твоего дружка де Грамона я так и не узнала, что стало с големом, — наслаждаясь нежной лаской, пробормотала чуть слышно. Кажется, ещё немного, и начну мурлыкать от блаженства, как самая настоящая кошка.

— Маги вернули ему первозданный вид: превратили в груду камней. Я сам пришёл в себя уже дома и узнал о финале поединка от Адриена. — Страж пренебрежительно усмехнулся: — Д'Альбре не сумел справиться даже с зачарованной куклой.

— Знаешь, — я замялась, не решаясь продолжить фразу, понимая, как глупо, произнесённая вслух, она будет звучать: — мне кажется, дело не в герцоге. Голем… хм, следовал моей воле. В тот самый миг, когда он уже готов был тебя раздавить, я в сердцах пожелала, чтобы гнев твари обрушился на этого кукловода. И он сразу оставил тебя в покое и помчался к герцогу.

— Хочешь сказать, это ты управляла нашим каменным другом?

Улыбается. Да ещё так широко. Того и гляди рассмеётся в голос.

Знаю, моё заявление кажется абсурдным. Мне и самой сложно себе поверить и, не обнаружь я в себе до этого другие подтверждения собственной силы, даже не стала бы об этом думать.

— Ну хватит улыбаться! — насупилась. — Почти уверена, что это я спасла тебя!

— Моя храбрая спасительница. — Теперь уже маг настойчиво искал мои губы своими, явно намереваясь стереть из сознания любые мысли.

Навис надо мной, ловко подмяв под себя — тут уж хочешь не хочешь, а смыться не получится, — и, прожигая своими колдовскими глазами, опасно потемневшими в разбавленном золотом свечей полумраке, наградил меня дразнящим укусом-поцелуем.

— Между прочим, от него жутко воняло…

— Ты самая «романтичная» из всех девушек, которых мне довелось знать, — не преминул уколоть меня Страж, губами же продолжал увлечённо исследовать: сначала подбородок и шею до самой впадинки между ключиц, а после сосредоточился на окаймлённом кружевом декольте, которое, в смысле кружево, вдруг стало совершенно лишним. Как и вся остальная одежда, мешавшая в полной мере насладиться соприкосновением наших тел.

— И многих тебе довелось «узнать»? — зажмурилась, погружаясь в омут чувственных ласк.

— И многих тебе довелось «узнать»? — зажмурилась, погружаясь в омут чувственных ласк.

— Предлагаю оставить прошлое в прошлом и сосредоточиться на таком приятном настоящем, — увильнул от ответа искуситель. Приподнявшись, мягко потянул меня за руку, заставляя привстать на коленях, чтобы было удобнее избавлять меня от платья.

— Ты невыносим. — Запрокинув голову, я впитывала каждое прикосновение таких желанных губ. Наслаждалась каждым мгновением, пока пальцы мужа, сражаясь со шнуровкой корсажа, властно касались спины, оголённых плеч.

— О вас, моя маркиза, могу сказать то же самое.

Не в пример Мадлен, Моран аккуратно раздевать не умел, и терпением особым тоже не отличался. Не обращая внимания на протест моего лазоревого платья, выразившийся в том, что ткань жалобно затрещала, через каких-то пару минут его безжалостно сбросили на пол. После чего с не меньшим энтузиазмом Страж приступил к расправе над ни в чём не повинным корсетом.

— Покушаетесь на моих слуг.

— А вы на мой гардероб, — смешок оборвался, сменившись громким всхлипом. Я жадно глотнула ртом воздух, чувствуя, что кислорода в комнате становится катастрофически мало. Близость мага будоражила, воспламеняла. Меня бросало в жар от его шёпота, от одного лишь взгляда, от того, что он просто находился рядом.

Высвободив из плена корсета налитую желанием грудь с призывно торчащими сосками, муж демонстративно прикусил один, то ли желая ещё больше меня раздразнить, а может, наказать за попытку поджарить его верного слугу.

— Значит, всё-таки рассказал…

— И слёзно молил о расчёте. — Словно извиняясь за несдержанность, Моран осторожно подул на розовую горошину. Другую игриво покатал между пальцами, намеренно усиливая моё возбуждение. Не сдержавшись, застонала в голос, нетерпеливо потёрлась о его колено самым чувствительным своим местечком, тщетно пытаясь унять разгорающееся внутри пламя. От мужа не укрылась эта робкая попытка доставить себе удовлетворение. Глаза колдуна потемнели, голос сбился до хрипа: — Но я убедил его, что больше ты не причинишь никому вреда. — Не дожидаясь ответной реакции, впился в мой рот требовательным поцелуем, от которого перехватило дыхание.

Я подалась навстречу Стражу, лихорадочно скользнула ладонями по широкой спине, тщетно пытаясь повторить трюк, что проделал муж с моим нарядом, и быстренько содрать с него рубашку. Чтобы потом прикоснуться губами к каждой татуировке у него на груди, к каждой отметине и малейшему шраму.

Не тут-то было. Шёлк, тонкий и в то же время на удивление прочный, ни в какую не желал рваться.

— Откуда такая уверенность? Ты ни разу не заговорил со мной о моих способностях и… ох, — мысли путались, желание туманило разум.

Моран безошибочно знал, куда и как следует меня касаться, чтобы завести уж наверняка. Дрожь, сладостная, предвкушающая, бежала вдоль позвоночника и концентрировалась внизу живота, там, где сейчас находились пальцы маркиза, неторопливо ласкавшие меня сквозь тонкую ткань белья.

— Пока что говорить не о чем. Я пытаюсь понять, что с тобой, — голос де Шалона снова звучал спокойно и ровно, словно из нас двоих только я в данный момент изнывала от желания принять его в себя, ощутить долгожданную наполненность и наслаждение, что дарили мне движения его тела. — Главное, контролируй свои эмоции, и тогда сила будет тебя слушаться.

В данный момент мне очень хотелось, чтобы кое-кто другой меня слушался и перестал себя контролировать.

Потерпев фиаско с рубашкой, решила попытать счастья со шнуровкой брюк. Несмело прошлась пальчиками по шероховатой материи, потёрлась ладонью о напряжённую плоть. Легонько сжала член, с удовольствием отмечая, как муж прикрыл глаза и удовлетворённо вздохнул. Справившись с завязками, наконец почувствовала под рукой средоточие его желания.

Не переставая ласкать возбуждённую плоть, то дразняще-медленно, то увеличивая силу и темп, подалась к любимому, желая снова почувствовать дурманящий вкус поцелуя. Нашла губами губы мужа, приникла к ним и едва не задохнулась от того, с какой порывистостью он ответил на поцелуй. Казалось, ещё немного, и сердце пробьёт грудную клетку. От жёсткого напора его языка, соприкоснувшегося с моим, голова кружилась сильнее, чем от вина.

Увлёкшись чувственной игрой, я сильнее сжала твёрдый, горячий ствол. Наградой мне стал довольный рык мужа. Опомниться не успела, как меня снова опрокинули на спину и по-хозяйски заключили в объятия. Словно не в силах насытиться, он продолжал ласкать моё тело, то возвращаясь к припухшим губам, то вновь опускаясь ниже, оставляя на пылающей коже влажные дорожки из поцелуев.

Бельё постигла незавидная участь платья. Минутой позже горку одежды увенчали мужские брюки и рубашка.

Зажмурилась, предвкушая момент единения. Почувствовав горячую плоть, упирающуюся мне в лоно, сама подалась навстречу. Нетерпеливо приподняв за бёдра, Страж вошёл в меня, стремительно, резко, до лёгкой боли, смешавшейся с волнами удовольствия, заполнившего наши сплетённые тела.

Снова и снова вонзаясь в меня, он смотрел, не отводя взгляда. Целовал то исступлённо и жадно, то легко и нежно, делясь своим дыханием, словно оно у нас было одно на двоих. Одни на двоих быстрые удары сердца, звучавшие в унисон. До самого конца, до изнеможения. До долгожданного пика, достигнув которого, мы вместе сорвались в пучину блаженства.

Крепкий сон Стража развеял голос, едва различимо звучавший в его сознании. Тихий женский голос, напевавший нежную мелодию, такую знакомую и, кажется, такую любимую. А может, он любил ту, что когда-то ему её пела…

Моран зажмурился, тщетно пытаясь прогнать застилавшее глаза марево. Порой магу казалось, что он живёт в какой-то иной реальности, искажённой по чьей-то прихоти. Но всякий раз мысль эта, даже толком не успев оформиться, терялась в самых потаённых уголках сознания. И этот голос… Настойчиво шептал, предлагая следовать за ним, не задерживаться в постели той, которой всё равно суждено вскоре исчезнуть.

Да, Страж несомненно любил Серен. Это безотчётное чувство прорастало в нём уже бесконечно долго, кажется, целую вечность; пустило корни глубоко в сердце. И, наверное, следовало радоваться, что долгие месяцы ожидания и тоски по любимой подходили к концу. Скоро они снова будут вместе.

Но отчего-то никак не получалось избавиться от тревоги, поселившейся в нём с того самого момента, как Александрин вошла в его дом.

Приподнявшись на локте, мужчина с грустью смотрел на безмятежно спящую девушку. Такую невинную, такую беззащитную.

И такую сильную. Кто бы мог подумать, что магия Серен начнёт проявляться в ней так стремительно. Что Александрин так быстро сумеет её подчинить, хоть порой, когда девушка теряла над собой контроль, сила преподносила сюрпризы.

Вчера Александрин спасла ему жизнь. Ухитрилась как-то отвлечь голема. Не побоялась встать на сторону неверного мужа перед всей Навенной.

Храбрая девочка.

Интересно, как бы на её месте поступила Серен?

Маг горько усмехнулся.

Смоляные пряди разметались по шёлковым простыням, расшитым золотыми узорами. Пухлые губки, порозовевшие от поцелуев, были чуть приоткрыты. Кажется, Александрин улыбалась во сне. Выглядела такой трогательной, что Стражу с трудом удалось побороть искушение снова начать её ласкать и тем самым нарушить приятное сновиденье.

Маркиз бережно провёл рукой по обнажённому плечику своей супруги, по соблазнительному изгибу талии и округлому бедру, повторяя контуры такого желанного тела. Девушка сладко заворочалась. Не размыкая век, хотела прижаться к нему теснее, но голос, заполнивший его разум, уже не советовал, а требовал оставить ту, которая не должна была называться его женой.

Никто не смел занять место Серен. Ни в его постели, ни уж тем более в его сердце.

Взгляд колдуна заледенел. Словно сомнамбула, Моран поднялся с кровати, оделся неспешно. Уже собирался отнести липовую жену в её покои, но в последний момент передумал. Иначе Ксандра снова будет на него дуться и тем самым портить ему настроение.

А так он скажет, что просто проснулся пораньше, желая поработать у себя в кабинете. Расследование и поиски ублюдка, призывавшего демонов, ещё никто не отменял.

В кабинет его светлость и отправился, намереваясь, как обычно, встретить рассвет в покое и одиночестве. Но мага продолжали преследовать неприятности. В кресле за письменным столом обнаружился барон ле Фиенн.

Его милость не постеснялся проникнуть в личные покои зятя и теперь, сгорбившись над огарком свечи, водил пальцем по развороту книги. Моран мысленно выругался, хотя очень хотелось отвести душу и разразиться бранью. Этому тихоне хватило наглости рыться в его личной библиотеке! Читать манускрипты, которых не смел касаться никто, кроме самого Стража.

— Как вам удалось взломать охранные чары? — мрачно бросил чародей, закрывая за собой дверь. На ключ, чтобы им ненароком не помешал ещё какой любознательный член невыносимого семейства ле Фиенн.

— Вам пока этого не понять, но родительская любовь способна на многое, — не спеша освобождать хозяйское кресло и просить прощения за дерзость, сказал гость. — Несколько заклинаний едва ли могли помешать мне докопаться до истины.

— И что же это за истина такая, позвольте полюбопытствовать? — усмехнулся маркиз, стараясь за напускным спокойствием скрыть раздражение, постепенно переходящее в гнев.

— Пока что мне не всё ясно. — Хлопнув потрёпанным томом, барон поднялся. — Полагаю, это как-то связано с моей племянницей. Вы намерены вернуть её к жизни за счёт Александрин?

Ни один мускул не дрогнул на лице Стража. Внешне Моран по-прежнему оставался бесстрастным. Глядя на этого молодого, всегда такого уравновешенного мужчину, никто бы и не предположил, что внутри него полыхает самая настоящая ярость.

— Боюсь, вы выпили слишком много вина за ужином, ваша милость. У меня нет времени выслушивать весь этот бред.

— В ваших книгах, — барон ле Фиенн поморщился, словно проглотил насекомое, — описано богопротивное колдовство. Мерзкие ритуалы, когда-то проводимые моррами. Перерождение, слияние с демонами… Я знаю, вы используете в своих гнусных целях мою невинную дочь! А ведь она в вас влюбилась, — с сожалением прошептал мужчина. — Моя бедная, наивная девочка. А вы слепец! Продолжаете жить прошлым и боготворить призрака! Глупый, безумный мальчишка!!!

Голос в голове Стража больше не напевал сладкие мелодии, не нашёптывал о вечном счастье вместе с той единственной, которую он по-настоящему любил. Нет, теперь этот голос требовал, приказывал заставить замолчать мерзкого выскочку.

Пока тот не совершил непоправимое.

— Я забираю дочь, — так и не дождавшись ответной реакции, решительно заявил барон. Впрочем, на искренность зятя он и не рассчитывал, и теперь жалел, что вчера проявил слабость и позволил Александрин быть с мерзавцем, вместо того чтобы сразу не открыть ей страшную правду. Просто боялся сделать своей малышке больно. — Больше вы её не увидите. А если попробуете сунуться к нам в Луази, я прослежу, чтобы об этих мерзостях, — махнул рукой на книги, — узнал весь Вальхейм!

Единственное, на что хватило сил Фернана ле Фиенна, это сделать несколько шагов по направлению к двери. Несколько шагов от чудовища, которому он по глупости отдал свою дочь и которую, искренне верил, ещё сумеет спасти.

Несколько быстрых шагов, после которых барон неожиданно покачнулся, почувствовав, что ноги больше его не слушаются. И нечто мерзкое, какая-то тошнотворная гниль, проникает в его тело, отравляя, причиняя невыносимую боль. От которой хотелось кричать, но даже этого отец Александрин не мог себе позволить.

Лёжа на полу, барон ле Фиенн беспомощно смотрел на возвышавшегося над ним наследника морров. Мысленно взывая к Единой, вглядывался в пронзительные чёрные глаза колдуна, в которых не отражалось ничего, кроме жестокости и безразличия.

Глава 9

Ночь упоительного счастья сменилась кошмарным утром. Разбудил меня пронзительный крик, от которого, кажется, задрожали и окна, и стены. Кричала одна из близняшек. Словами не передать, как сильно я испугалась. И пока спешно одевалась, а потом, не чувствуя под собой ног, неслась по коридору, ведомая тревожным гулом голосов, чего только себе не напридумывала.

Возле гостевых покоев толпилась прислуга, возглавляемая своим неизменным вожаком — дворецким. При виде меня Гастон понуро опустил голову и тихо обронил, чтобы расступились и освободили маркизе дорогу. В иные времена от верного пажа его светлости слова доброго не дождаться, а тут столько сочувствия во взгляде…

Я в страхе поёжилась. Готовясь к самому худшему, задержала дыхание и шагнула в комнату. Первое, что бросилось в глаза, — это плачущие на постели сёстры, и матушка, нервно вышагивающая в изножье кровати.

А потом взгляд скользнул по бледному, словно вылепленному из воска, лицу отца, сомкнутым векам с сероватым узором вен.

— Он… — окончание фразы застряло в горле. Мне просто не хватило духу озвучить самое страшное из всех возможных предположений.

— Его светлость уже послал за лучшими лекарями Навенны, — безжизненно отозвалась баронесса.

Я зажмурилась и вдруг почувствовала, что ноги меня не держат. Кто-то бесшумно приблизился сзади, мягко взял за руку, подвёл к креслу, что стояло возле кровати. Подняв на Стража взгляд, постаралась выдавить из себя благодарную улыбку. Присутствие мужа неожиданно придало мне сил, и слёзы, выступившие было на глазах, просохли.

Моран был рядом всё то время, пока лекари обследовали моего отца. Держал меня за руку, шептал слова ободрения, уверял, что нам нечего опасаться и папа поправится.

Казалось, он просто спит: крепким, безмятежным сном. Вот только магам никак не удавалось вырвать его из цепких оков сновиденья.

— Я будила его, будила, — повторяла Лоиз. — Мы должны были отправиться сегодня утром на прогулку…

Её милость гладила всхлипывающую дочь по голове и всё с тоской и тревогой поглядывала на мужа. Мне кажется, больше всего на свете мама боялась остаться одна. Одна с двумя взрослыми дочерьми на выданье. Соланж, которая никак не могла перестать рыдать, увела служанка. Сестре требовались отдых и успокаивающая настойка.

Заключение лекарей оказалось неутешительным: барон ле Фиенн жив, но находится в состоянии глубоко сна, причины которого им неведомы. Ни чары, ни животворные притирания, ни особые благовония не смогли пробудить родителя.

Его грудь в широкой белой рубахе мерно вздымалась, и после всех лекарских манипуляций лицо, хвала Единой, обрело свой естественный цвет. Но едва ли это могло нас утешить. Неизвестность пугала ещё больше.

В ответ на все вопросы целители только разводили руками и талдычили об одном и том же: что нужно время, что следует отвезти его милость обратно в Луази. Возможно, в родных краях, на лоне природы, состояние барона улучшится.

Мне не хотелось расставаться с отцом, но мама, почему-то слепо верившая этим пустоголовым магам, настояла на скором отъезде.

— Наверное, стоит поехать с ними, — обратилась я тогда к мужу, хоть и заранее знала ответ.

Де Шалон нахмурился, но тут же взял себя в руки и проговорил вкрадчиво:

— Неизвестно, сколько пройдёт времени, прежде чем его милость очнётся. Если бы не моя служба, мы бы отправились в Луази вместе. Но я вынужден оставаться в Навенне и прошу вас не лишать меня вашего общества, Александрин. Только не сейчас, когда наши отношения стали налаживаться.

Мне ненавязчиво напоминали о долге жены быть всегда рядом с супругом. Точно верный пёс на страже своего господина.

— Мне больно от одной только мысли, что отцу станет хуже, а меня не будет рядом, — с мольбой воззрилась на Стража.

— У меня есть для вас подарок, — неожиданно сменил тему его упёртая светлость. Раскрыв резной секретер, протянул небольшое зеркальце в ажурной серебряной оправе.

— Считаете, эта безделушка заменит мне отца?

— Вовсе нет. — То ли маркиза позабавило растерянное выражение моего лица, то ли моё предположение: маг улыбнулся и указал на выгравированные на обратной стороне зеркала слова. — Глядя в него, вы не только сможете любоваться своей красотой, но и будете в курсе состояния его милости. Достаточно лишь прочесть вслух короткое заклинание.

Я уж было открыла рот, сначала от удивления, а после желая увидеть магию чудо-презента в действии, но Страж, вновь улыбнувшись, на сей раз снисходительно, меня остановил:

— Не торопитесь, радость моя. Мы с вашими родными ещё даже не успели попрощаться. По приезду в Луази в спальне вашего отца установят зеркало, которое я зачаровал для него лично, и тогда вы сможете видеть вашего батюшку в любое время дня и ночи. Посмотрите. — Маг подвёл меня к окну, из которого было видно, как слуги, кряхтя и переругиваясь, пытаются запихнуть в карету большое, завёрнутое в холщовую ткань зеркало. — Хоть бы не разбили бестолочи, — нахмурившись, пробормотал Моран, а потом с теплотой в голосе добавил: — Сейчас заклинание просто не подействует.

— И всё это ради меня? — От переизбытка чувств бросилась мужу на шею, желая почерпнуть в его руках силу и нежность, в которых сейчас так нуждалась. Всхлипнув, растроганно прошептала: — Спасибо.

— Это меньшее, что могу для тебя сделать, — крепко обнял меня любимый.

В нём одном я находила поддержку последние несколько невыносимо тяжёлых дней.

После отъезда родных жизнь вошла в привычное русло. По крайней мере, со стороны всё именно так и выглядело: Моран снова пропадал на службе, я маялась в одиночестве. К которому теперь примешивалась и тревога за отца. Не сосчитать, сколько раз хваталась за зеркало и произносила отпечатавшиеся в памяти заветные слова. Но серебристая гладь отражала лишь грусть в моих глазах и ни в какую не желала показывать моих близких. Да это и не удивительно. До Луази путь неблизкий. Пока доберутся до дома, пока установят зеркало в спальне барона… Я успею несколько раз свихнуться и напридумывать себе всяких ужасов.

Однажды за завтраком, видя, как я подавлена, его светлость опрометчиво предложил мне отвлечься рукоделием или побаловать себя визитом куафера, а также общением с неким месье Фантеном, самым известным парфюмером Навенны. За что получил совет катиться во дворец немедленно и развлекать себя отловом демонов.

Тем же утром, не успел маркиз отчалить на службу, я быстро собралась и отправилась в коллеж стихий. Гастон, правда, пытался что-то возразить и даже имел неосторожность загородить своей тощей грудью мне дорогу к карете. Но заметив на ладони у маркизы лепесток пламени, предпочёл ретироваться от греха подальше.

Вскоре я уже ехала узкими улочками, захваченными полуденным зноем, в лучшее учебное заведение столицы. Не переставая обмахиваться веером и умирая от жары в платье малахитового колера, благодаря которому мои глаза казались ещё зеленее (хотя куда уж больше), не без волнения гадала, как примет меня мэтр Легран.

Может, он только при де Шалоне такой душка и само обаяние, а в коллеже предо мной снова предстанет высокомерный старикашка, который даже не захочет меня слушать. И настоятельно посоветует не осквернять своим присутствием святая святых — это средоточие ума, силы и других мужских достоинств, коими были обделены все женщины.

Оказавшись в просторном холле, полном галдящих учеников, я остановила первого пробегавшего мимо студиозуса и попросила того проводить меня к мэтру. Пока поднимались наверх по витой лестнице, упиравшейся в высокий куполообразный свод здания, мальчишка с благоговейным трепетом поведал мне, что мэтр Легран является одним из семи магистров коллежа, которые вершат судьбы всех его учеников.

Это вселяло надежду, что седовласый маг не только одарён способностями, но и имеет за плечами немалый опыт. Возможно, он поймёт, что со мной происходит. Ведь папа так и не сумел… А может, просто не успел поделиться своими открытиями? Он ведь пытался поговорить со мной в вечер после дуэли, но я была слишком поглощена тревожными мыслями о Моране. А теперь ругала себя последними словами за то, что упустила возможность побыть с отцом.

Неизвестно, представится ли ещё когда-нибудь другая.

К счастью, волновалась я зря: мэтр Легран сразу узнал меня и принял чуть ли не с распростёртыми объятиями. Усадил в кресло, предложил освежиться бокальчиком вина и отведать заморских сладостей, которых прежде мне не доводилось пробовать и от которых у меня не хватило сил отказаться.

— Очень рад, что его светлость не пострадал.

— Его светлости повезло, что голем вышел из-под контроля, — озвучила я версию, которая вот уже неделю передавалась из уст в уста. Хотя по-прежнему была уверена, что мужа спасла именно я.

Маг же придерживался мнения большинства.

— Такое случается. Герцог д'Альбре, в прошлом мой ученик, плохо владеет магией и, к счастью, не сумел справиться с големом. Зачем только затеял это представление? — проворчал мэтр, устраиваясь в кресле. — Только себя опозорил и дал пищу для разговоров всем столичным сплетникам. Теперь имя герцогини полощут на каждом углу.

Увы, благодаря Опаль на репутации моего мужа тоже образовалось большое пятно. Да и меня не обошли вниманием.

— Мэтр Легран, — осторожно начала я, воспользовавшись тем, что маг замолчал, отвлёкшись на сладости, — в прошлый свой визит я искала ответы, которые пока так и не нашла. Возможно, вы сумеете пролить свет на самую большую загадку в моей жизни.

Маг спешно проглотил кусочек рахат-лукума и весь обратился вслух.

В том, чтобы признаться малознакомому месье, что едва не спалила заживо двух, пусть и не очень порядочных, людей, приятного мало. С другой стороны, мне необходимо было перед кем-нибудь выговориться. Раз уж моего вечно занятого и озабоченного делами королевства супруга проблемы жены не волновали.

Из-за безразличия Морана сердце снова стала разъедать какая-то червоточина.

Я ведь обещала больше не терзать себя сомнениями. Как было бы замечательно просто любить Стража! Раствориться без остатка в этих чувствах, которые с каждым днём становились сильнее. Увы, нырнуть в океан счастья, что мог бы подарить мне этот загадочный мужчина, мой муж, мешала тревога, никак не желавшая меня покидать.

Чем она была вызвана? Интуицией? Возможно. Или же я просто так и не сумела свыкнуться с мыслью, что стала супругой сиятельного маркиза де Шалона.

Того, кого была недостойна.

Маг слушал меня внимательно, не перебивал. Только задумчиво скрёб подбородок и время от времени глубокомысленно кивал. А когда я закончила, принялся бормотать:

— Необычный случай. Очень необычный. Чтобы сила пробуждалась в столь позднем возрасте… Сталкиваюсь впервые.

Я невольно поморщилась. Говорит так, будто перед ним не молодая симпатичная женщина, а дряхлеющая старуха.

— Быть может, я больна? Может, это какое-то проклятие, магический недуг, который я ошибочно приняла за столь желанное проявление силы?

Мне вдруг представилась злорадно ухмыляющаяся Опаль и сразу подумалось, а если это её рук дело? Она ведь уже пыталась меня проклясть. Может, и «даром» наградила. Понятное дело, с каким умыслом. Уже успела понять, что такая мстительная особа, как герцогиня, не успокоится, пока не добьётся своего.

И пока нас с Мораном не добьёт.

В ответ на моё предположение маг снисходительно улыбнулся:

— Не обладай вы магией, дорогая Александрин, даже не переступили бы порог этого учебного заведения. И уж тем более не смогли бы похозяйничать в нашей библиотеке.

Смутившись, отвела взгляд, предательски наткнувшийся на серебряную тарелочку с угощениями. Украдкой отправив в рот ещё один кусочек шербета, запила это сладкое чудо глотком не менее сладкого вина.

— Вы магичка, я чувствую в вас силу. Она отражается в ваших прекрасных глазах, — уверял, а заодно одаривал комплиментами меня маг. — Но вот почему способности пробудились так поздно — на этот вопрос, к сожалению, у меня пока нет ответа. — Заметив, что я приуныла, ободряюще сказал: — Но это только пока. Вы задали мне интереснейшую задачу, маркиза, и я не успокоюсь, пока её не решу.

Энтузиазм, прозвучавший в голосе мага, меня немного приободрил. Прощаясь, мэтр Легран пообещал связаться со мной, как только удастся что-нибудь выяснить, самоуверенно напоследок заявив, что много времени для этого не потребуется.

Окрылённая обещанием и хмельным напитком, что слегка ударил мне в голову, я в приподнятом настроении отправилась домой.

Вот уже который день Опаль была сама не своя. Словно львица, загнанная в клетку, металась по роскошному дворцу д'Альбре и не находила себе места. Ни прогулки в тенистых садах, ни чтение у фонтана, дарившего в самые знойные часы приятную прохладу, ни примерки нарядов и любование драгоценностями, коими осыпал жену герцог, не могли вернуть красавице душевный покой.

Единственное, о чём мечтала её светлость, чем жила и дышала последнее время — это неутомимая жажда мести.

Опаль с содроганием вспоминала первые дни после неудачного покушения. Была не в силах вычеркнуть из памяти презрение, отразившееся во взгляде отца, когда тот узнал, что его единственная наследница, его сокровище, уже давно не невинная девица.

Тогда его сиятельство впервые поднял на дочь руку. Опаль до сих пор помнила, как пылала щека от отцовской пощёчины. Как её сжигали стыд и даже во рту долгое время ощущался тошнотворный привкус горечи. Как обманчивые ночные видения, в которых она вновь была желанна и любима Стражем, в которых сходила с ума от страсти, истерзали ей сердце. Ведь наутро, проснувшись, к Опаль приходило осознание, что ни одной из этих фантазий не суждено сбыться.

Её спешно выдали замуж. За человека недалёкого ума и обделённого привлекательностью, к которому графская дочь не испытывала ничего, кроме отвращения. Которого, когда он неуклюже касался её на брачном ложе, мысленно проклинала. Снова и снова.

Как и Морана: любовь к нему за минувшие недели успела превратиться в жгучую ненависть. Ослепляющую. Безумную.

От неё герцогине не было спасения. Появилась уверенность, что вдвоём в одном мире им будет тесно. Пока жив Страж, ей суждено страдать.

Видеть его в чувственных снах, а наутро снова себя ругать.

Желая наказать обидчика, Опаль решилась на отчаянный шаг: заставила мужа вызвать маркиза на дуэль. Исказив правду о своих отношениях с де Шалоном, представила себя жертвой насилия.

К её счастью, Кретьена не нужно было ни в чём убеждать, он слепо верил своей избраннице. А та была готова стерпеть любые унижения, лишь бы уничтожить Стража. И только тогда бы она успокоилась.

Но он остался жив. А Александрин, вместо того чтобы отвернуться от него, как, несомненно, поступила бы на её месте Опаль, да и любая другая уважающая себя жена, поддержала насильника. Прилюдно встала на его сторону.

Ненормальная!

Ослеплённая любовью дурочка.

Его высокопреосвященство кардинал Бофремон был недоволен тем, что семья его сына оказалась в центре скандала. Монсеньор посоветовал неугомонной невестке поумерить свой пыл и в ближайшие недели даже носу не показывать из дома, пока не улягутся сплетни. И теперь, вместо того чтобы блистать при дворе и иметь хоть какое-то развлечение, Опаль умирала от скуки и злости.

И как, скажите, ей подобраться отсюда к Стражу?!

Девушка в сердцах топнула ногой, обутой в атласную туфельку с розеткой, после чего снова принялась мерить библиотеку шагами.

— Должен, должен быть какой-то выход, — повторяла, нервно заламывая руки и кусая губы. — Я обязательно его найду. Обязательно разделаюсь с ненавистным Стражем!

Взгляд герцогини блуждал по книгам, по кожаным с золотым тиснением переплётам. Романы, исторические трактаты, предания Единой… По приказу графа де Вержи из дворца д'Альбре вывезли все книги по магии, а без них Опаль была бессильна.

Да и навряд ли ей удастся одолеть Стража. Самостоятельно она с ним точно не справится. А вот…

Девушка закусила губу и чуть не захлопала в ладоши от возникшей так кстати идеи. Как же хорошо, что она никогда ничего не забывает! Даже давние-давние страшилки, что рассказывала ей вечерами кормилица. О могущественном колдуне, некоем Чернокнижнике, владеющем тайными знаниями, о которых теперешние маги не могли и помыслить.

Тот будет пострашнее старухи Берзэ, этой проклятой, несговорчивой ведьмы. Если молва не лжёт и колдун до сих пор жив и обитает где-то в окрестностях Навенны, она, Опаль, его обязательно отыщет. Осыплет алидорами, посулит каких угодно благ, одарит любыми сокровищами.

Если понадобится, то и жертву принесёт. Говорят, именно из смерти Чернокнижник черпает силу…

Главное, чтобы согласился помочь. А цена не имеет значения.

И тогда герцогиня сможет наконец успокоиться и жить дальше.

Глава 10

— Мне сказали, вы посещали коллеж стихий, — на следующее утро за завтраком как бы невзначай обронил маркиз.

— Вам донесли, — многозначительно уточнила я, привыкшая называть вещи своими именами. Смутившись под пристальным взглядом Стража, опустила глаза и со вздохом призналась: — Мне не даёт покоя моя сила. Я чувствую её внутри себя, чувствую живущее во мне пламя. А ещё я, кажется, научилась улавливать присутствие демонов, — выпалила на одном дыхании и замолчала, ожидая ответной реакции.

Реакция мне не понравилась.

Де Шалон скептически усмехнулся. Впрочем, чего ещё можно ожидать от озабоченного только собственными делами Стража?

Насупившись, тихо пробурчала:

— Надеялась, в библиотеке коллежа сумею найти ответ.

— И как, нашли? — невозмутимо поинтересовался его черноглазая светлость, подкладывая себе в тарелку блинчики.

— А вы как думаете? — стрельнула в него недобрым взглядом. Мало того что не помогает, так ещё и издевается.

Моран отложил столовые приборы, так и не попробовав вкуснятину под апельсиновым соусом.

— Александрин, я ведь обещал вам, что сам во всём разберусь.

— И долго будете разбираться?

Поднявшись из-за стола, маг приблизился ко мне. Приподнял мою руку, гипнотизируя при этом своим колдовским взглядом, точно удав беззащитного кролика. Едва коснулся губами моей кисти, и у меня по телу побежали мурашки.

— Всё свободное время я посвящаю разгадке этой головоломки. Потерпи немного. Совсем скоро все тайны раскроются. А пока… — загадочно улыбнулся, заставив моё бедное сердечко забиться быстрее. И так всегда, стоит ему оказаться рядом: прикоснуться ко мне, приласкать взглядом. — Чтобы ты не маялась одна от скуки и не забивала свою прелестную головку глупостями, я сам займусь твоим досугом.

Я удивлённо вскинула брови:

— Разве вам не надо в ваш дворец охранять вашего короля?

— Мы поедем туда вместе, — огорошил меня супруг. — Уже давно следовало представить тебя ко двору. Её величество жаждет с тобой познакомиться. А вечером отправимся на прогулку по Навенне. Как тебе такой план?

План был замечательный. Всё лучше, чем прозябать с утра до вечера в одиночестве. Тем более, как выяснилось, сама я не умею добывать информацию. Очень надеюсь, что это за меня успешно сделает мэтр Легран. Ну или Страж. Если верить его сладким речам.

Приказав умолкнуть сидящему во мне параноику, улыбнулась своему искусителю, продолжавшему держать меня за руку и так пристально и жадно смотреть на мои губы, что они запылали, словно от поцелуев, ещё до того, как Страж действительно начал их целовать.

— Боюсь, если вы сейчас меня не отпустите, мы с вами опоздаем на вашу службу, — немалых усилий стоило прервать эти сладостные мгновения нежности, стремительно переходящие в страсть.

Моран нехотя отстранился. С таким видом, словно это совсем не входило в его планы. А вот любовные игры с супругой прямо на обеденном столе — вполне.

— Сколько времени вам потребуется, чтобы собраться?

— Не успеете съесть свои блинчики, как я уже буду готова, — крикнула, выбегая из столовой, и велела служанке, с которой чуть не столкнулась в дверях, прислать ко мне Мадлен.

Вскоре карета его светлости уже катила к центру Навенны, во дворец Анфальм, с незапамятных времён являвшийся главной резиденцией королей Вальхейма. Здание не раз реставрировалось, перестраивалось и расширялось; кажется, только совсем недавно архитекторы закончили наводить на него лоск. Стройные ряды арок обрамляли величественный фасад. Высокие окна, расчерченные белоснежными рамами на мелкие квадраты, с каймой из лепнины притягивали взгляд. Так и хотелось узнать, какие секреты и роковые страсти скрываются в комнатах и анфиладах за воздушными занавесями.

По широким аллеям прогуливались важные, похожие на павлинов, сеньоры и дамы в роскошных нарядах, на солнце отливавших всеми цветами радуги.

Доселе мне не доводилось бывать в королевском дворце, и сейчас, признаюсь, я очень нервничала. Комкала в руках платок, потому как ладони уже порядком вспотели от волнения.

А если кто из придворных захочет мне ручку поцеловать? Вот неловко-то будет.

Прошелестев колёсами по насыпной дороге, карета остановилась. Распахнулась дверца, и Кантен, этот бессовестный предатель, настучавший на меня маркизу, кинулся помочь мне выйти из экипажа. Руку юноши я демонстративно проигнорировала, выбралась сама, а следом за мной со ступеньки скользнул и шлейф василькового с серебряными аппликациями платья.

— И чем же этот бедолага заслужил вашу немилость, маркиза? — Моран увлёк меня на одну из аллей, лучами разбегавшихся от парадного входа.

— Тем, что докладывает вам о каждом моём шаге. А скоро и вы её заслужите, если не прекратите за мной надзирать.

— Оберегать, радость моя. Только оберегать. Знаете ведь, как я за вас переживаю, — елейным голосом поправил меня супруг и поспешил навстречу пёстрой торжественной процессии, возглавляемой степенно вышагивавшими королём и королевой.

Их величества выгуливали своих придворных.

В первый и последний раз я видела монархов на церемонии инициации восемь лет назад. Вернее, как видела — просто скользнула по алькову, в котором расположились коронованные особы, рассеянным взглядом. Всё, о чём могла тогда думать, — это достойно пройти обряд. Из-за волнения лица собравшихся казались смазанными, словно нас разделяла толща льда. Голоса напоминали неясный гул, что-то вроде звучащего вдали грома.

Никого я тогда не видела, кроме… Серен.

Меня точно плетью хлестануло. Воспоминание обожгло, оставив отпечаток в сознании. Вдруг вспомнилось прекрасное лицо кузины, искажённое усмешкой. То ли злой, то ли высокомерной. Понять не успела, как раз в тот момент прозвучало моё имя, и я направилась навстречу своей судьбе.

Чтобы вскоре узнать, что родилась пустышкой.

— Ваша светлость, опаздываете, — развеял мысли громкий голос Люстона XIV, нашего правителя. Это был мужчина средних лет — невысокий, щуплый, в костюме из золотой парчи и пышном парике, ниспадавшем на монаршие плечи тёмными волнами, отчего голова его величества казалась непомерно большой по сравнению с туловищем. — Я надеялся, вы примите участие в утреннем моционе. Нашим дамам без вас было скучно. Не правда ли, дамы? — обратился монарх к своему «зверинцу», и женская его половина отозвалась звонким смехом и возгласами согласия.

Ах, вот, значит, какая она, эта служба. Развлекать болтовнёй местных бездельниц. Уж не на этих ли демонов в юбках мессир маркиз охотится?

Может, потому вечерами и домой не рвётся…

Дыхание перехватило от ревности, змеёй овившейся вокруг горла.

Его величество шёл, беззаботно постукивая изящной тросточкой, такой же тёмной, как и его густые локоны. Рука, унизанная перстнями, сжимала вычурный набалдашник.

Что тот из себя представлял — толком рассмотреть не успела, настало время опускаться в реверансе. Скромно потупив взгляд, ждала, когда мне дозволят подняться. Что же до взглядов другой половины придворных, той, что не считала секунды до появления де Шалона, не сомневаюсь, на чём они сейчас были сфокусированы. Я чувствовала их каждой клеточкой своего тела.

Не самые приятные ощущения.

— Весьма сожалению, что пропустил прогулку, сир, — поклонился их величествам маркиз.

— Наверное, всему виной это прелестное создание, — подала голос её величество — высокая, статная дама, которой монарх едва доставал до плеча, и вместе они составляли довольно забавную пару. Единственным украшением строгого наряда королевы была светлая шемизетка, усыпанная бриллиантами, да эгрет с пёрышком в высокой причёске. — Обычно его светлость пунктуален. Выпрямьтесь-ка, маркиза. Вашу грацию мы уже оценили…

— И декольте тоже, — поддакнул какой-то разряженный хлыщ. Придворные разразились дружным смехом.

Заметила, как на скулах Морана обозначились желваки, но ответить шутнику маг не успел. Её величество строго посмотрела на придворного и велела тому умолкнуть. Королева Алайетт славилась весьма строгим нравом и, кажется, ей были не по душе фривольные шуточки.

Смех тут же оборвался.

— Пойдёмте, милая, оставим этих мужланов и продолжим прогулку без их общества, которое порой меня так тяготит, — уколола монархиня балагура, резко перехотевшего веселиться, и словом, и взглядом. Взяв меня под руку, словно мы были давними подругами, обратилась к мрачному Стражу: — С вашей стороны, маркиз, непростительно прятать от нас такую красоту. Этому прекрасному цветку не место в тени своего мужа, она должна блистать при дворе. Я люблю, когда меня окружают красивые лица, и уже давно подыскиваю себе новую фрейлину. Что скажете, маркиза?

Я растерялась, не зная, что ответить на столь неожиданное предложение. Впрочем, ответом тут же озаботился мой собственник-муж:

— Ваше величество, Александрин ещё не успела привыкнуть к столичной жизни, тем более к суете двора. Дайте ей немного времени.

— Ей или вам? — насмешливо уточнила королева. — Ревность не к лицу мужчине. Не стоит прятать от нас такое сокровище.

Посчитав разговор оконченным, правительница направилась к фонтану, отливавшему перламутром в лучах полуденного солнца.

А за нею, словно монарший шлейф, последовали остальные дамы. Но пусть уж лучше за королевой, чем будут виться вокруг де Шалона.

— Какой у вас необычный цвет глаз, сударыня, — подала голос одна из фрейлин, над верхней губой которой темнела кокетливая мушка. — Не то голубой, не то зелёный. Прямо как у кошки.

Так и не поняла, что это было: комплимент или насмешка.

— Ах, помню, какие красивые глаза были у Серен, — совсем некстати решила поностальгировать другая прелестница — обладательница светлых локонов, собранных в замысловатую причёску и украшенных множеством нелепых, на мой взгляд, бантиков из серебристого кружева. — Таких, как у покойной маркизы де Шалон, я ни у кого больше не видела.

— Верное замечание. Никому не удастся заменить нашу Серен, — подключилась третья. — Ни в наших сердцах, ни… в сердце маркиза.

В тот момент нестерпимо закололо подушечки пальцев. Верный признак того, что я уже на грани, и сейчас кому-нибудь что-нибудь подпалю. Бантики, например. Вместе с волосами.

— Полноте, Жанна. — Покрепче сжав мой локоть своим, словно опасалась, что я не выдержу и сбегу, королева намеренно громко сказала: — Не обращайте внимания на этих болтушек, Александрин. Они просто злятся, что маркизой де Шалон стали вы, а не одна из них. После того, как его светлость вернулся из Гавойи женатым мужчиной, для них закончились благодатные дни. Наш храбрый Страж в упор не замечает моих фрейлин, — оглянулась на свой эскорт, словно осматривала свору породистых болонок, которых любила коллекционировать, и, кажется, несколькими минутами ранее мне предложили пополнить эту коллекцию. — Что делает ему честь. Уж поверьте, эти искусительницы способны вскружить голову самому святому из святых.

Как бальзам на душу. Почувствовала, как после слов королевы, душившая меня ревность отступает.

Фрейлины обиженно засопели. Заступиться за себя перед правительницей они не могли. Девушкам ничего не оставалось, как проглотить насмешку, сквозившую в голосе её величества, и затаить обиду. Вот только, боюсь, не имея возможности выместить её на монаршей особе, они с превеликим удовольствием выместят её на мне.

При первом же удобном случае.

Её величество оказалась интересной собеседницей, но я робела и с трудом поддерживала разговор, а потому сомневаюсь, что у королевы обо мне сложилось такое же мнение. Да и как тут не робеть под перекрёстными, далеко не доброжелательными взглядами.

Положение спас Адриен. Страж появился неожиданно, как всегда, с обаятельной улыбкой на устах и живым блеском в глазах. Стащив со светлой шевелюры шляпу, галантно поклонился нашей пёстрой компании, после чего выразил желание ненадолго украсть меня у королевы.

Её величество великодушно меня отпустила, напоследок заверив, что непременно переубедит моего упрямца-мужа, и уже совсем скоро я буду блистать при дворе.

— Подумал, короткая передышка вам не помешает, — когда мы обогнули фонтан и отдалились от придворных красавиц, шепнул мне на ухо де Грамон.

— Вы правы, я в ней действительно нуждалась, — благодарно посмотрела на мага.

— Вас ещё не успели потравить ядом? — Заметив недоумение в моих глазах, Страж весело пояснил: — Фрейлины её величества — тот ещё серпентарий.

В тени раскидистых каштанов дышалось легче. Ветерок приятно овевал лицо, пылавшее то ли из-за жары, то ли из-за самых разнообразных эмоций, которые довелось мне испытать по милости придворных жеманниц.

— У Серен было столько подруг… — невольно вырвались слова.

«Нашла, о чём говорить!» — мысленно отругала саму себя.

В былые времена мы с кузиной практически не общались. Серен была старше меня, к тому же из куда более состоятельной семьи. Одарённая красавица, которой не было дела до родственниц из глубинки. Поэтому известие о смерти маркизы я восприняла с сожалением, но, если честно, особо не горевала, быстро позабыла о трагедии. Да и когда дочь графа ле Круа была ещё жива, почти о ней не вспоминала.

Но в последнее время покойная кузина прочно засела в моих мыслях, и каждое упоминание о ней кололо, словно кинжалом, сердце. Знаю, глупо ревновать к покойнице, но уничтожить в себе это чувство я не могла.

Да и как о ней не думать, когда она является ко мне в бредовых миражах. Редких, но таких ярких. На короткий миг они вспыхивали в сознании и тут же гасли: иногда я видела Серен со стороны, иногда как будто была ею.

Наверное, следовало рассказать о видениях мэтру Леграну… Но ведь мы с ним почти не знакомы. Вдруг почтенный магистр решит, что у маркизы не все дома, и будет ходатайствовать о том, чтобы меня забрали на лечение в какой-нибудь милый госпиталь. С цепями на стенах.

— Подруг? — переспросил Адриен, прервав ход моих не самых радужных мыслей. — Это вы о фрейлинах, что ли?

Я утвердительно кивнула.

— Да они ненавидели Серен, — хмыкнул маг. — Завидовали ей чёрной завистью. В глаза лебезили, а за спиной козни строили.

— Но ведь она слыла любимицей всего королевства. Огненным цветком Вальхейма, — пришла на ум фраза, которую слышала уже не раз.

— Любили, — согласился де Грамон, не преминув уточнить: — Мужчины. Они боготворили Серен, готовы были на неё молиться. А вот среди женщин подруг, я имею в виду настоящих, а не заклятых, у маркизы не было.

— И что же, вы тоже подпали под действие её чар, сударь? — строптивый язык ни в какую не желал повиноваться голосу разума.

— Серен выбрала Морана. Этим всё сказано.

Мне показалось, или в голосе Стража сквозила обида, боль… Ревность? Кажется, не я одна не умею отпускать мёртвых. Де Грамон тоже ревновал. Вот только не к ней, а её.

— Давайте лучше не будем о прошлом, — проявил Адриен благоразумие, которого мне так не доставало. Остановившись, зачем-то взял меня за руку и легонько сжал её в своей. Медленно, будто лаская, провёл по моей кисти большим пальцем. Его прикосновение было тёплым, кожа чуть шероховатой.

Признаюсь, я не ожидала от мага столь внезапного проявления… хм, дружеской симпатии, а потому поначалу растерялась. Застыла, глядя в янтарные глаза колдуна, точно два обжигающих солнца, и даже не пыталась выдернуть руку.

— Давно мечтал коснуться вас. Почувствовать, каково это, — хрипло прошептал Страж.

Того, что произошло в следующее мгновенье, я не могла представить даже в самом бредовом сне. Де Грамон скользнул по моим губам взглядом, а в следующую секунду уже сжимал меня в объятиях и исступлённо их целовал.

И это его я назвала благоразумным?

Вырвалась, хоть и получилось не сразу: со всей силы толкнула мага в грудь. От непрошенных поцелуев горели губы.

— Вы что себе позволяете?! — возмутилась, отступая на шаг, а потом ещё на два. На всякий случай. Мало ли, какая блажь взбредёт в голову этому ненормальному. — Как вам хватило наглости поцеловать жену лучшего друга?!

— Что ж, это было вполне приятно, — глубокомысленно заключил де Грамон. Вид у него при этом был такой, словно только что полакомился ягодным сорбетом и теперь был не против получить добавку.

— А если я расскажу маркизу? — бросила с вызовом.

Страж криво ухмыльнулся, растеряв всё своё обаяние:

— Хотите снова поприсутствовать на дуэли мужа? Моран, в отличие от д'Альбре, не трус, и не будет прятаться за спиной голема. И смею вас уверить, прекрасная маркиза, я ничуть не слабее де Шалона. Поэтому исход битвы может быть непредсказуем. Рискнёте поставить на кон жизнь мужа?

— Если ещё хоть пальцем меня коснётесь, будьте уверены, — рискну!

— Что ж, пока не буду, — загадочно усмехнулся Страж, и от этой его усмешки меня пронзила дрожь. — Потерплю немного.

— Вы… — задохнулась от негодования. Набрав в лёгкие побольше воздуха, собиралась высказать всё, что думаю о наглеце, но, увы, не успела.

Взгляд чародея неожиданно потемнел, подёрнувшись чернотой. У меня же перед глазами померкли краски, королевский парк, мгновение назад утопавший в зелени и цветах, вдруг стал чёрно-белым. Солнце на небосводе превратилось в белёсое пятно, на которое стремительно наползала огромная туча. Повеяло холодом, непривычным, каким-то потусторонним. Словно он поднимался из самих глубин Мглы и, просачиваясь сквозь землю, отравлял всё вокруг, на пару с невыносимым зловонием.

— Демон! — в один голос воскликнули мы и рванули в обратном направлении.

К фонтану, у которого оставили королеву.

Тягаться в скорости со Стражем — гиблое дело. И пары секунд не прошло, как широкая спина Адриена уже маячила на другом конце аллеи. А вскоре маг скрылся за могучими стволами деревьев.

Когда я достигла эпицентра событий, задыхаясь от демонической вони и быстрого бега, моим глазам открылась страшная картина.

Доселе мне не доводилось встречаться с одержимыми и, честно говоря, предпочла бы и вовсе никогда их не видеть. Одна из фрейлин, та самая с бархатной мушкой, расхаживала по мраморному борту фонтана, крепко удерживая её величество и прикрываясь ею, как щитом. Кто бы мог подумать, что в этом хрупком юном создании окажется столько силы.

Шёлковый шлейф красавицы был погружён в воду. Вырываясь из мраморной статуи, изображавшей пышногрудую русалку, тянущую руки к небу, брызги падали на одержимую. Но та, уже промокнув до нитки, похоже, не испытывала дискомфорта. Лицо, и без того бледное из-за обилия пудры, стало ещё бледнее, словно маска, вылепленная из глины.

Остальные девушки испуганно жались друг к другу. Всхлипывая, не забывали потихоньку пятиться от фонтана, не без оснований опасаясь, что любая из них может оказаться на месте бедной королевы.

Последняя тоже походила на привидение, хоть и старалась держаться достойно.

Не знаю, сумела бы я сохранить хладнокровие, находясь в руках человека, мыслями и поступками которого управлял демон. Сложно оставаться спокойной, когда к твоему горло приставлено острое лезвия клинка. Первая капля крови уже сползала по шее правительницы, грозясь запачкать нарядную шемизетку.

— Не подходи! — взвизгнула фрейлина, когда де Грамон попытался приблизиться к фонтану. — Иначе придётся расправиться с ней по-быстрому. А я хочу растянуть удовольствие, — осклабилась девушка.

Глаза её налились кровью, радужка потемнела, став непроницаемо-чёрной. Сосуды под кожей взбугрились, отчего лицо отдавало неестественной синевой. Оно как будто бы распухло, и мне даже почудилось, что по фонтану, словно по сцене, разгуливает не живой человек, а воскресшая покойница, намерившаяся забрать с собой в загробный мир правительницу Вальхейма.

— Элиз, послушай меня, — вкрадчиво заговорил Страж, то ли стараясь потянуть время, то ли надеясь отвлечь одержимую, чтобы улучить момент и атаковать, при этом не задев королеву, — я знаю, ты слышишь. Борись с ним! Убьёшь её величество, и твоя жизнь тоже будет кончена.

Я затравленно огляделась. Вокруг ни души, если не считать скулящих фрейлин, от которых никакого толку. Вдали за деревьями простиралась светлая громада дворца. Сколько в нём Стражей, способных учуять демона? Сумеют ли подоспеть вовремя? Прежде, чем её величеству перережут горло.

— Она тебя не слышит. Не. Слы. Шит, — с дразнящей интонацией в голосе проговорила Элиз. Или, вернее, то, что в неё вселилось. — Я уже несколько часов владею ею, а вы и ничего не заметили. Всё гадал, кого же мне выбрать в жертвы… — Одержимая скользнула острием лезвия по расшитому серебром лифу королевского платья. — Этих овечек, — клинок, слабо блеснув в лучах тусклого солнца, направился в сторону плачущих девушек, после чего снова прижался к горлу правительницы, — или рыбку покрупнее. Жаль, тело быстро слабеет, иначе бы я выждал более удобного момента. Наедине нам с государыней было бы куда веселее. Правда, ваше величество?

Присутствие духа изменило Алайетт, женщина судорожно вздохнула, и по щекам её одна за другой потекли слёзы.

— Не грустите, — растянуло губы в страшной ухмылке то, что язык не поворачивался назвать человеком, — скоро вы все последуете за вашей правительницей. Кто-то раньше. А кто-то позже. Останутся только избранные. Те, кто будут ему угодны. Остальные…

Договорить одержимая не успела. Поднялся ветер, настолько сильный, что затрещали деревья, и стали испуганно склонять пышные кроны. Лепестки цветов, некогда имевшие яркий, насыщенный цвет, а теперь казавшиеся мне серыми, словно хлопья пепла, закружили, уносясь в свинцовое небо.

Незримые щупальца воздушной стихии схватили обезумевшую фрейлину. Подняли её вверх, точно пушинку. В память врезалось перекошенное лицо девушки, её фигура, болтающаяся в воздухе, словно она была марионеткой, которую дёрнул за ниточку неумелый кукловод.

Кинжал упал в траву, королева — в объятия Стража, успевшего её подхватить. А в следующее мгновенье вода выплеснулась из фонтана, когда в него приземлилась Элиз.

Несколькими минутами позже, уже после того как стих ветер, поднявшийся благодаря моему мужу, все заметили, что вода вокруг одержимой поменяла свой цвет. Широко раскинув руки, застывшим взглядом Элиз смотрела в небо. Хвост русалки, о который при падении ударилась девушка, покрывали багровые разводы.

— Побудьте с ней, — вручил мне венценосную особу, находящуюся в предобморочном состоянии, Страж. — Нельзя допустить, чтобы он вырвался. — С этими словами маг бросился в воду к телу фрейлины.

А вскоре к нему присоединился Моран.

Спасший одну женщину и невольно способствовавший кончине другой.

Глава 11

Вечер плавно перетекал в ночь. Страж зажёг светильник из позолоченного серебра и, откинувшись на спинку кресла, устало прикрыл веки. На письменном столе возле мага стоял недопитый бокал арманьяка, рядом белели несколько листков со сломанными печатями. Отчёты с мест нападений демонов. На первый взгляд, никакой закономерности, и у Морана сложилось впечатление, что жертвы выбирались спонтанно. Если бы демоны сами пробирались в Вальхейм, тогда понятно. Их привлекала только жажда убийства, кого именно уничтожать — значения не имело.

Но Страж был уверен, тварями кто-то управляет. Кто-то намеренно призывал их в королевство. Зачем — это ещё предстояло выяснить.

Маркиз не заметил, как погрузился в воспоминания о минувших днях.

После нападения на её величество во дворце — да что там во дворце(!) — во всём городе поднялся настоящий переполох. Монарх, напуганный и разозлённый, своими воплями и угрозами успел вытрясти из Стражей душу. Грозился, если в самое ближайшее время его не избавят от демонической напасти, отправит всех наследников морров на виселицы, а в часы, когда был особенно раздражён, — даже стращал костром.

Больше всех досталось де Шалону, удостоенному чести, от которой маркиз и рад был бы, да не мог отказаться: именно ему доверили возглавить расследование и поиски обезумевшего мага.

Пока что убийства не распространились дальше Навенны и окрестных селений. Но если эта зараза расширит своё поле деятельности и достигнет соседних королевств…

Конфликтов с дружественными державами Люстон XIV боялся даже больше, чем самих демонов.

— Почему вы его не почувствовали? — Колдун невольно улыбнулся, вспомнив вопрос, который за завтраком задала ему Ксандра. Любознательная девочка, желавшая познать все тайны мирозданья. — И ты, и Адриен находились достаточно близко к Элиз. Да и я тоже…

Александрин была уверена, что вместе с огненной стихией в ней проснулось наследие морров. А у него язык не поворачивался сказать ей очередную ложь. Уже давно мог бы придумать какую угодно байку, чтобы объяснить метаморфозы, происходящие с женой. Мог бы, да только всё сложнее становилось лгать ей, глядя в глаза.

Кажется, он уже начал скучать по небесному цвету её глаз.

— Потому демоны и используют людей. Не только чтобы питаться их жизненной энергией, но и прятаться в их телах. Пока одержимый не проявит себя, демона невозможно почувствовать.

— Жуть какая! — поёжилась Александрин. — И что, эта мерзость может вселиться в любого?

— Обычные люди — самая лёгкая добыча. Как и маги с очень слабым даром, вроде Элиз. Такие не способны противостоять демонам. — Заметив тень страха, промелькнувшую на лице маркизы, Моран поспешил её заверить: — Не бойся, тебя не коснётся никакая тварь. Я об этом позабочусь.

Сказал и мысленно усмехнулся. Александрин даже не подозревала, что одна такая тварь, ничем не лучше демона, каждый день завтракала с ней и вела светские беседы. А ночами делила с ней постель.

Маркиз поморщился и залпом осушил бокал. Знала бы Ксандра, за кого вышла замуж, не смотрела бы на него с такой нежностью и любовью.

Видя, что муж с головой ушёл в расследование, Александрин старалась не обременять его своими тревогами. С одной стороны, это облегчало магу задачу: не было нужды постоянно изворачиваться и лгать. С другой — предоставленная самой себе, девушка могла отыскать ответы, которые знать была не должна. Потому приходилось брать её с собой во дворец, чтобы Ксандра всё время находилась в его поле зрения. И все свободные от службы часы тоже посвящать нелюбимой супруге.

Он ведь действительно её не любил. Возможно, лишь увлёкся немного, а потому так много думает о ней. А та, что на самом деле владела его сердцем, с чьим именем на губах он просыпался и засыпал, чей голос постоянно звучал в его сознании, вскоре должна была воскреснуть.

Моран думал, общество жены будет ему в тягость, быстро приестся, и придётся ему терпеть Ксандру скрепя сердце. Но, как вскоре выяснилось, Александрин обладала живым пытливым умом и приятным чувством юмора. С ней никогда не было скучно.

Однажды Страж поймал себя на мысли, что ему нравятся вечерние прогулки с женой по живописным местам Навенны. Пусть и на короткое время, но они приносили умиротворение, покой, который маг искал последние месяцы, но так пока и не обрёл.

Его светлости нравилось слушать её мелодичный голос, когда Александрин рассказывала очередную забавную историю о своей жизни в Луази. В основном рассказы эти были о сёстрах, старшем брате или о детях вилланов, с которыми водила дружбу его лишённая тщеславия супруга.

Мыслимое ли дело, дружить с пастухами и пастушками!

Хотя не эта ли простота, доброта и отзывчивость, коими обладала девушка, его в ней и привлекли? Двор был полон жеманниц, лицемерок и интриганок. Изысканных — несомненно. Красивых — глаз не оторвать. Но каких-то искусственных. За белилами и румянами, словно за ширмой, самые прекрасные и одарённые дамы Вальхейма прятали не только лица, но и чёрные души, гнилые сердца.

Всё чаще Моран вспоминал о дне, когда впервые увидел Александрин.

Заплаканную шестнадцатилетнюю девчонку в королевском парке. Дочь потомственных магов, рождённую без дара.

Почему потом не отправился к ней в Луази? Ведь собирался же… Кажется, именно тогда он познакомился с Серен. А может быть, позже…

Страж грустно улыбнулся. Александрин в этой жизни не повезло дважды. В первый раз, когда не прошла обряд инициации. Во второй…

Когда вышла за него замуж.

Наверное, не окажись Ксандра пустышкой, уже давно бы обзавелась супругом. Избежала бы участи, которую он, Моран, ей уготовил.

Маркиз схватился за голову, неловко смахнув со стола опустевший бокал, и с силой сжал виски. Послышался звон разбитого хрусталя, но Страж этого даже не заметил.

Порой ему очень хотелось её отпустить. Приказать убираться, бежать от него без оглядки.

Спасаться.

Вот только мысль эта, мимолётная, тут же исчезала, заглушаемая иными чувствами: холодной решимостью и безразличием.

Какое ему может быть дело до никому не нужной девчонки? Именно это нашёптывал чародею, снова и снова, живущий в его сознании голос. И цветок, рождённый из пламени, в часы, когда Морана снедала ненависть к самому себе и начинали одолевать сомнения, разгорался в сумраке комнаты. Чтобы укрепить мага в его решении. В отблесках колдовского пламени виделся Стражу знакомый образ. Образ дорогой его сердцу Серен.

Ритуал вот-вот должен был состояться. Как только сила покойной маркизы, заключённая в кулоне, вся до последней капли перетечёт в Александрин, когда Ксандра и магия станут едины, он призовёт душу Серен.

Главное, чтобы никто не заметил подмены. Родные девушки. Касьен. Адриен… В последнее время де Грамон стал проявлять к Александрин слишком много внимания, которое так раздражало Стража. Не раз Моран замечал, как друг засматривается на его супругу, когда та прогуливалась по королевскому парку или как неприкаянная блуждала галереями дворца.

К досаде маркиза, Адриен был не единственным, кому нравилось пожирать Ксандру взглядом. Придворные повесы от де Грамона недалеко ушли. Столь пристальное внимание злило Стража, заставляло нервничать, мешало сосредоточиться на службе и поисках преступника.

И непонятно, кого же он всё-таки ревновал: прекрасную оболочку своей наивной супруги или всю её целиком.

Странно, но эта девушка умела вызывать в нём самые разнообразные чувства. А ведь он был уверен, что уже давно разучился чувствовать.

Уже и забыл, когда в последний раз сердце болезненно сжималось от ревности. Когда смеялся искренне, а не изображал веселье. Когда получал удовольствие от чьего-то присутствия и втайне надеялся растянуть эти мгновения наедине с ней. Когда по-настоящему горевал. Именно это чувство испытывал маг, наблюдая за тем, как Ксандра, вглядываясь в зачарованное зеркало, с печалью смотрит на своего неподвижного отца.

Однажды, застав её за этим занятием и вновь ощутив укол совести, а также желание отвлечь девушку, Моран предложил:

— Как насчёт пикника в Валь-де-Манне?

Ксандра вскинула на него недоумённый взгляд:

— Но ведь до поместья больше дня пути. А тебя завтра ждут во дворце.

Страж забрал у неё ручное зеркальце, отражение в котором тут же померкло. Взяв за руку, подвёл к его напольному собрату, заключённому в тяжёлую резную раму.

— Открою тебе один секрет. О нём мало кому известно. Только доверься мне и ничего не бойся.

— Обычно после таких слов и начинают бояться, — улыбнулась девушка.

А в следующую секунду Моран почувствовал, как рука Александрин в его руке дрогнула, когда он коснулся тёмного дерева, обрамлявшего зеркальную гладь. Та, замерцав, подёрнулась туманной пеленой, в которую де Шалон бесстрашно шагнул, увлекая за собой ошеломлённую супругу.

— И что, все Стражи способны проделывать такие трюки? — когда первый шок прошёл, пробормотала девушка, с удивлением оглядывая спальню маркиза в его родовом имении, в которое они перенеслись за считанные мгновения.

— У наших прародителей морров имелось немало секретов. Этот — один из немногих, которые известны мне. Кому ещё — сложно сказать. Стражи не любят делиться своими тайнами.

— Я о твоей никому не скажу, — прошептала Александрин, восторженно глядя на зеркало, поверхность которого успела стать прежней — обычным отражением, продемонстрировавшем магу румянец, проступивший на хорошеньком личике супруги. Сейчас оно выражало крайнюю степень возмущённости. — Значит, вот как ты проникал ко мне по ночам, ещё до того, как мы поженились! Бессовестный! А я всё потайные ходы у себя в спальне искала.

— Мне нравилось любоваться тобой спящей, — не испытывая угрызений совести, с улыбкой оправдался Страж и перехватил хрупкую ручку, которой негодующая жёнушка уже дважды успела пихнуть его в грудь. Прижался к нежной кисти губами, а потом привлёк Александрин к себе и с наслаждением поцеловал, на какой-то миг позабыв о том, кто она для него и кем должна будет стать.

Тот день стал одним из самых светлых и беззаботных за многие месяцы. Они провели его вместе, гуляя по окрестностям поместья, отдыхая на берегу ручья. Прислонившись к широкому стволу кряжистого дерева, росшего у самой кромки воды, Моран задумчиво пропускал через пальцы шелковистые локоны жены, положившей голову ему на грудь и незаметно уснувшей.

Тогда магу впервые подумалось, что если бы можно было выбрать другую жертву, он бы не задумываясь так и поступил.

Скрипнули створки отворяющейся двери, и этот тихий звук вернул Стража к действительности.

— Так и знала, что найду тебя здесь. — Александрин приблизилась к нему бесшумно. Босая, одетая в лёгкий, струящийся складками халат, лентой перехваченный под грудью.

Морану подумалось, что стоит лишь потянуть за нежно-голубой бант, и можно будет вновь любоваться соблазнительными полукружиями, скрытыми шелковистой тканью сорочки.

Опустившись на край широкого письменного стола, девушка протянула к магу руку. Нежным, почти невесомым касанием пальцев пригладила ему волосы и мягко произнесла:

— Вчера, вместо того чтобы отдыхать, ты засиделся здесь до глубокой ночи. И позавчера тоже. Мне кажется, для разнообразия сегодня можно и поспать.

Моран устало потёр глаза и улыбнулся своей заботливой жёнушке.

— Мне не хочется спать.

— Но нельзя же постоянно работать. Давно в зеркало смотрелся? Вон уже и круги под глазами от ночных бдений.

Маркиз перехватил руку жены, когда та собиралась одарить его очередной лаской, и прижался губами к маленькой тёплой ладошке.

— Если мне предложат альтернативу поинтересней, так уж и быть, сделаю перерыв.

— Как насчёт… — Александрин задумчиво закусила губу. Ничего особенного, вот только от этого «ничего» Стража, словно штормовой волной, накрыло возбуждением, будто он вдруг перенёсся в прошлое и снова стал несдержанным сопливым мальчишкой, только познавшим радости любви. — О, придумала! Если ваша светлость изволит, можем сыграть в карты.

Намеренно дразнит, прекрасно зная, что невозможно устоять перед этой её улыбкой, томным взглядом, едва уловимым запахом диких цветов, обласканных жарким солнцем, что летом витал над полями и лугами горячо любимой им Гавойи. Моран и сам не мог понять, почему именно этот аромат слышался ему всякий раз, когда Александрин оказывалась рядом. Словно она олицетворяла саму природу, всё чистое и светлое, что ещё оставалось в его жизни.

Какие к демонам демоны, когда он не в силах отвести взгляда от чувственно приоткрытых губ, жаждущих поцелуев! От полной груди, соблазнительно вздымающейся под тонким шёлком.

— Моя светлость изволит сыграть, — стремительно поднявшись, Страж привлёк девушку к себе. — Но только не в карты.

Усадив её на стол, прямо на ворох корреспонденции, нетерпеливо надавил коленом, вынуждая Ксандру раздвинуть ноги и удобно устроился между точёных бёдер.

Звякнула, ударившись о пол, жемчужная заколка, которую маг выдернул из смоляной копны, и густые, отливавшие золотом в пламени свечей волосы легли на плечи девушки тёмной пелериной.

Александрин опустила от удовольствия веки, когда сильные руки мужа, лаская, скользнули по её стройным ножкам, задирая подол сорочки. Погладили колени, слегка надавив, побуждая раскрыться перед ним ещё больше. Девушка покорно запрокинула голову, позволяя магу покрывать поцелуями обнажённую, ноющую от желания грудь и плечи, с которых Моран нетерпеливо сдёрнул халат и приспустил, едва не порвав, кружевные бретельки сорочки.

Как же ему нравилось вдыхать её запах, такой дурманящий, такой сладкий. Нравилось видеть её изнывающей от желания, заласканной до потери сознания, содрогающейся от каждого малейшего прикосновения его пальцев. Слышать стоны и своё собственное имя, произносимое хриплым шёпотом.

Нравилось доводить её до умопомрачения и терять голову вместе с ней.

Маркиз зажмурился, опьянённый близостью, в глазах уже темнело от желания. Не способный сдерживаться, сильнее сжал чувствительное полушарие, заполнившее его ладонь. Александрин всхлипнула от этой порывистой, немного грубой ласки, задрожала от прикосновения горячего языка к жилке, бешено пульсирующей на шее, и подалась навстречу, стремясь прижаться к мужу теснее, почувствовать его возбуждение и твёрдость его намерений.

Ощутив, как девушка, простонав его имя, потёрлась промежностью о напряжённый член, больше не сдерживая себя, маг впился в приоткрытые губы жадным, глубоким поцелуем.

Целовал неистово, с силой вжимая в себя, втайне мечтая, чтобы эти мгновения растянулись в вечность.

— Что же ты со мной делаешь? — прошептал он хрипло, получив в ответ громкий вскрик, в котором смешались мимолётная боль и удовольствие, когда Страж резко, на всю длину ворвался в жаркое, уже готовое принять его лоно.

Александрин выгнулась, запрокинув голову так, что волосы рассыпались по столу. Всхлипнула от нового сильного толчка, царапая ногтями ни в чём не повинную столешницу, а заодно сминая исписанные листы, некогда являвшиеся важными документами, а теперь превратившиеся в жалкую скомканную бумагу.

Впрочем, до королевских посланий магу уже давно не было дела. Сейчас для него ничто не имело значения, кроме девушки, захмелевшей от страсти. Как и он, одурманенной скоротечным счастьем.

Послушная движению его руки, Александрин скользнула на стол, взглядом ловя его взгляд, впитывая в себя его дыхание, тяжело вырывающееся из груди. Тёмные волосы, янтарём отливавшие в бликах пламени, разметались по дереву, контрастируя со светлой, молочной кожей девушки.

Моран продолжал двигаться в ней, из последних сил пытаясь оттянуть момент разрядки, стремясь в полной мере насладиться видом возбуждённой, сгорающей от страсти красавицы.

Его жены. Его избранницы.

Которую не было сил отпустить и которую отпустить он был обязан.

Пока ещё не стало слишком поздно.

Поймав взгляд небесных, отравленных зеленью глаз, увидев то, как они лихорадочно блестят, а сама Ксандра в исступлении кусает губы, Страж не выдержал. Вонзился в неё до предела, содрогаясь в приступе наслаждения, лавой выжегшее всё внутри. Стёршее все мысли, и даже голос, непрестанно звучавший где-то глубоко в сознании, теперь казался почти неразличимым.

Едва слышимым…

…В ту ночь маркиза впервые за долгое время не мучила бессонница, не тянуло остаться в одиночестве. И девушка, уснувшая у него на груди, впервые проснулась, разбуженная не служанкой, а лаской и поцелуями мужа.

Глава 12

Сидя в кресле возле очага, в котором только начало разгораться пламя, робко подбиравшееся к днищу закопченного котелка, Опаль с интересом рассматривала жильё человека, прозванного Чернокнижником. Отправляясь на встречу с загадочным колдуном, девушка ожидала увидеть убогую лачугу посреди дремучего леса, вроде той, в которой прозябала старуха Берзэ. Полную засушенных лягушачьих лапок, крысиных хвостиков и прочей мерзости.

Каково же было удивление герцогини, когда поиски привели её в небольшой городок на западе Вальхейма, радовавший взор опрятными улочками и добротными домами с тенистыми двориками. Жилище мага, увитое плющом, с ухоженным палисадником, в котором росли яблоневые деревья, заставило девушку задуматься, увенчалось ли успехом её расследование, или она ошиблась.

Внутри жильё колдуна, к которому горожане почтительно обращались не иначе, как лекарь Дюбуа, тоже было чистым, с мебелью, может, и грубоватой, лишённой изящества, к которому так привыкла молодая герцогиня, зато сделанной на совесть. И в воздухе витал аромат готовящейся с пряностями дичи.

Каменный пол устилали шкуры животных. Два стеллажа, темневшие по углам гостиной, ломились от книг. И пока месье Дюбуа ходил за сидром, дабы гостья могла утолить жажду (почему-то этот высокий, худой, как щепка, мужчина, одетый в тёмный костюм из грубого сукна и до блеска начищенные туфли с пряжками, не жаловал вина), Опаль из любопытства заглянула в несколько талмудов.

Что только укрепило её сомнения. Едва ли можно было найти какое-нибудь хитрое заклинание в исторических трактатах и преданиях Единой. К разочарованию девушки, она не обнаружила ни одного тома, хранящего в себе древние, скрытые от большинства знания.

— Наверное, книги по магии он где-то прячет, — приободрила себя гостья и вернулась в удобное кресло.

Больше всего Опаль опасалась повстречать шарлатана, который только голову ей заморочит. Нет, денег герцогине было не жалко — жалко времени. Каждый час, что проживал Моран, упиваясь любовью своей треклятой жёнушки, а она, Опаль, страдала, мыслями снова и снова возвращаясь к тем светлым дням, когда была счастлива со своим кумиром и чувствовала себя пусть не любимой, но хотя бы желанной, был подобен пытке.

Герцогиня д'Альбре устала жить прошлым, устала теряться в своих мечтах, так и не осуществившихся. Следовало как можно скорее разорвать этот порочный круг. Развеять чары Стража, которого одновременно и любила, и ненавидела.

Только смерть маркиза могла принести ей избавление от этого затянувшегося кошмара.

— Ваша светлость, — вернулся в комнату лекарь и протянул гостье большую кружку сидра, не преминув похвалиться: — Сам готовлю из своего урожая и по своему собственному рецепту.

Герцогиня натянуто улыбнулась.

Хозяйственный чистюля днём, исцеляющий людские хвори, а ночами могущественный чародей, приносящий в жертвы младенцев? Девушка нахмурилась. Как-то не вязался образ этого господина, такого любезного и улыбчивого, с образом безжалостного колдуна, который Опаль рисовала в своём воображении.

— Так что же вас привело ко мне, дорогая герцогиня? — Помешав густое варево в котелке, которое постепенно начинало шипеть и булькать, и по запаху очень напоминало чечевичную похлёбку, Чернокнижник опустился в соседнее кресло.

Отпив из кружки немного освежающего яблочного напитка, Опаль вгляделась в лицо колдуна. Совершенно невыразительное, и глаза его были такими же: светло-карие с зеленцой, что-то вроде болотной тины.

— Никак не пойму, месье, из какой стихии вы черпаете силу?

— Я не стихийник, — улыбнувшись одними уголками тонких бескровных губ, признался мужчина.

— Демоны? — деловито осведомилась Опаль, гадая, действительно ли этот нескладный верзила — потомок великих морров.

— Разве ваша светлость приехала ко мне из самой столицы, только чтобы выведать все мои секреты? — увильнул от ответа лекарь.

— Просто пытаюсь понять, как вы… хм, помогаете страждущим, вроде меня.

— Мои методы не должны вас заботить. Главное — результат, — веско заметил мужчина. Закинув ногу на ногу, сплёл перед собой длинные жилистые пальцы и вкрадчиво попросил: — Лучше расскажите, что привело вас ко мне. А я подумаю, чем смогу быть полезен такой красавице.

— Мои имя и честь были запятнаны. Одним человеком. Стражем, — осторожно подбирая слова, начала девушка. — Я не могу есть, не могу спать. Не могу жить! Зная, что он остался безнаказанным. Согласитесь ли вы помочь мне в этом деликатном деле, месье Дюбуа?

— Значит, причина вашего визита кроется в мести, — усмехнулся хозяин дома. — Насколько сильно вы его ненавидите, мадам?

— Настолько, насколько когда-то его любила, — с горечью прошептала Опаль.

— А сейчас?

Девушка замялась, не способная признаться в постыдном чувстве даже самой себе.

— Впрочем, — отмахнулся от своих собственных слов колдун, — для меня это не имеет значения. Хочу только сразу предупредить, мадам, я не убиваю людей, — разочаровал гостью маг, но тут же поспешил уточнить: — Не убиваю собственноручно. Однако это при желании сможете сделать вы. Если, конечно, решитесь.

— Я потому и обратилась к вам! — возмутилась девушка. — Против Стража я бессильна!

Чародей загадочно улыбнулся:

— Самое опасное оружие женщины — хитрость. Почаще ею пользуйтесь для наказания обидчиков. Я научу, как сделать так, чтобы он оказался перед вами беззащитен. Но это будет дорого стоить.

Опаль вся внутренне напряглась, опасаясь, что взамен колдун потребует что-то, что она не сможет ему дать. Ладно, если попросит принести жертву. Она, в отличие от этого уныло одетого жердяя, не настолько щепетильна.

Но если замахнётся на что-то более ценное… Кто знает, с какими силами месье Дюбуа водит дружбу.

К счастью Опаль, всё оказалось намного прозаичней.

— Пять сотен алидоров, мадам. Половина сейчас. Половина — когда поквитаетесь со своим Стражем.

— Думаете, ваш план сработает? — отстёгивая от пояса тугой кошель с вышитым на нём инициалами, недоверчиво поинтересовалась девушка.

— О, я не сомневаюсь, мадам, — расплылся в зловещей улыбке маг, алчно сверкнув глазами при виде кожаного мешочка, распухшего от золотых монет.

В тот момент Опаль подумалось, что облик милого, добродушного буржуа — лишь искусная маска, которую привык носить этот колдун.

— Он обязательно сработает. Будьте уверены, — заверил гостью чародей.

До сегодняшнего утра я даже не подозревала, насколько это приятно просыпаться так же, как и уснула, а именно — в объятьях мужа. И блаженно жмуриться, ощущая россыпь нежных поцелуев на своём лице.

— Не так-то просто добудиться до вашей светлости, — шутливо попеняли мне. — Как насчёт завтрака? — Последний поцелуй достался кончику носа. Вернее, он оказался предпоследним, после чего я почувствовала ласковое прикосновение мужниных губ к своей щеке. — Умираю от голода.

Закончив с безумно приятным ритуалом побудки, маркиз принялся одеваться. А я лежала в обнимку с подушкой и любовалась им, взглядом скользя по широкой мускулистой спине с цепочкой татуировок вдоль позвоночника, сильным рукам, в которых ночью умирала и воскресала снова.

При воспоминании о мгновениях страсти по телу разлилась сладкая истома.

— Уже встаю, — пообещала полусонно и с наслаждением прикрыла веки, желая понежиться ещё немного во власти приятных видений.

— Пришлю к тебе Мадлен. — Натянув на себя рубашку, его светлость самым бессовестным образом стянул с меня одеяло — видите ли, из опасения, что я задрыхну сразу же после его ухода, — и поспешил к себе собираться.

Ещё какое-то время повалялась в кровати, гадая, что бы такое наплести Морану, чтобы увильнуть от поездки во дворец. Не то чтобы мне там не нравилось, просто были дела поважнее, чем тратить целый день на прогулки по парку да на игру с придворными в карты.

Прошло уже столько дней, а от мэтра Леграна ни весточки. Нет, я, конечно, понимаю: у пожилого учителя наверняка и своих забот полон рот; тем более сейчас пора экзаменов. Но он ведь обещал помочь. Наверное, стоит о себе напомнить.

Боюсь только, если поделюсь планами с де Шалоном, ни в какой коллеж меня не отпустят. И наверняка упрекнут в том, что малознакомому магу я доверяю больше, чем собственному мужу.

За минувшие дни я, кажется, ещё больше влюбилась в Стража и теперь не мыслила без него жизни. Моя привязанность к мужу всё крепла, вот только недосказанность между нами так никуда и не делась.

Она омрачала нашу семейную жизнь. Она и неожиданные перепады настроения маркиза… Моран то был весел, внимателен и нежен со мной, то в его взгляде снова появлялись холод и отчуждённость.

Всякий раз, глядя на мужа, я не знала, что прочту в его глазах.

Перед тем как отправиться на завтрак, достала из шифоньерки зеркальце, чтобы снова увидеть папа. Это стало моим ежеутренним и ежевечерним ритуалом. Произнося слова заклинания, молила Единую, чтобы показала мне родителя в добром здравии. Но зеркало каждый раз демонстрировало одну и ту же картину: отец по-прежнему пребывал в оковах сна.

— Я бы всё отдала, чтобы ты очнулся, — прошептала, вглядываясь в безмятежные черты лица спящего родителя.

— Почему бы тебе его не навестить?

От неожиданности едва не уронила зеркало. Обернулась к мужу, замершему на пороге спальни.

— Отправиться в Луази? — уточнила зачем-то, растерянно глядя на его светлость.

Ещё совсем недавно де Шалон и слышать не хотел ни о каких поездках, заявляя, что я вся его без остатка и что он не желает расставаться со мной даже на час.

А теперь спешно выталкивает из себя слова, словно боится, что в любой момент может передумать:

— Конечно! Встреча с родными только пойдёт на пользу. Больно видеть тебя такой. Ты почти не расстаёшься с этим зеркалом и, когда смотришь на отца, в глазах появляются слёзы.

Решительно приблизившись к резному гардеробу, Моран принялся одно за другим выуживать из его недр платья и бросать их в кресло.

— Погости там какое-то время. Пока барону не станет лучше. Тем более что в столице сейчас неспокойно. А в Луази ты будешь в безопасности. Вернёшься, когда нападения демонов прекратятся. — Короткие, рваные фразы, от которых болезненно сжимается сердце.

— Ты меня… выгоняешь?

Знаю, абсурдное предположение. Но когда твой собственный муж вдруг ни с того, ни с сего начинает опустошать твой шкаф и желает твоего скорейшего отъезда, причём на неопределённый срок, — это первое, что приходит в голову.

Страж был бледен, напряжён. Казалось, стоит его коснуться, и он лопнет, точно натянутая до предела тетива лука.

— Моран, что с тобой? Всё ведь было в порядке. — Приблизившись, мягко дотронулась до его плеча. Маг вздрогнул и обернулся. — Почему ты так спешно хочешь от меня избавиться?

— Не хочу, — улыбнулся так, словно за миг до того собирался скривиться от боли, но в последний момент сумел с собой совладать. — И ты даже не представляешь, как сложно мне… тебя отпускать. Но лучше тебе уехать. Сегодня же. Сейчас.

— Но…

Вот что за странные метаморфозы?

— К этому платью больше подойдут те янтарные бусы, что я подарил тебе на нашу помолвку.

Опомниться не успела, как с меня сорвали кулон и швырнули его в один из раскрытых ларцов, выудив из него же дурацкие бусы.

— Я привыкла к моему кулону! — потянулась было за вожделенным украшением, с которым не было сил расстаться.

Как и с любимым мужем.

Маг удержал. Сжал мою руку в своей, порывисто поцеловал кончики дрогнувших пальцев и потащил, не обращая внимания на робкий протест, за собой к лестнице.

— Служанки сложат вещи. Карету сейчас подготовят. А ты пока позавтракаешь.

— Моран!

— Разве не соскучилась по отцу?

— Очень. Но… — сильнее сжала руку мужа. Появилось гнетущее, мерзкое ощущение, что если сейчас он её отпустит, отпустит меня, мы расстанемся не на неделю, не на несколько дней.

Навсегда.

— То зеркало, что стоит в спальне отца, сможешь ли ты навещать меня через него?

Стремительно сбежав по ступеням, Страж замер посреди холла, заполненного пронзительно ярким светом полуденного солнца. А у меня внутри, казалось, ядовитым сорняком разрасталась тьма, пуская корни глубоко в сердце.

Моран зажмурился на миг. В резких, заострившихся чертах его лица мне виделись тоска и мука, а ещё злость. Вот только непонятно на кого он злился: на меня или на себя.

— Я постараюсь, — спустя невыносимо долгие секунды прошептал чуть слышно. Привлёк меня к своей груди и поцеловал.

Наш поцелуй отдавал горечью, нежеланием расставаться, страхом перед этой самой разлукой, внезапной и такой болезненной. Не менее горьким оказался и тот, которым муж коснулся моих губ, уже когда я садилась в карету.

Кажется, его светлости было сейчас так же тяжело, как и мне. Я видела, что в нём происходит внутренняя борьба. На какой-то миг Моран даже попытался меня удержать. Схватил неожиданно за запястье, сдавив крепко, почти до боли. Обжёг взглядом. А потом… отпустил, велев кучеру хриплым, дрожащим голосом не останавливаться, пока не покинем пределов Навенны. Двум всадникам, что должны были меня сопровождать, приказал не спускать с кареты глаз, дважды повторив, что отвечают за маркизу собственными головами.

Я продолжала смотреть на мужа, пока за экипажем не закрылись ворота. Растерянная, подавленная, опустошённая. Кусала до крови губы, чтобы не заплакать. Не поддаться слабости и не повернуть обратно.

Несмотря на приказ маркиза как можно скорее покинуть Навенну, одну остановку, возле коллежа стихий, мы всё же сделали. Дубоголовые охранники поначалу ни в какую не хотели внимать моим просьбам. Даже угрозы пожаловаться на них Стражу не действовали.

К счастью, Кантен, испытывавший вину за то, что некоторое время назад наябедничал на меня Морану, убедил этих бессердечных, что несколько минут промедления погоды не сделают и что ничего плохого с её светлостью в напичканном магами заведении уж точно не случится. К тому же — как бы невзначай добавил конюх — госпожа весьма злопамятна (убедился на собственном опыте) и не успокоится до самого Луази, будет гневаться и попрекать своих попутчиков на протяжении всего путешествия.

Столь «заманчивая» перспектива молчаливых конвоиров не воодушевила, и мы свернули с широкой улицы, что вела к окраинам Навенны, чтобы вскоре оказаться у стен коллежа.

Где меня ждало разочарование. Как выяснилось, мэтр Легран находится в отъезде, а когда вернётся — неизвестно. Покидала обитель знаний я расстроенной, с тяжёлым сердцем и сумбурными мыслями.

Один выгнал, другой исчез. А где ещё искать ответы — я не представляла.

Единственное, что придавало сил, — это грядущая встреча с отцом. В постоялых дворах мы почти не задерживались. Останавливались в трактирах глубокой ночью, а с первыми лучами снова отправлялись в путь, что позволило мне добраться до дома всего за три дня.

Домочадцы искренне обрадовались моему приезду. Сёстры, мама, немногочисленная прислуга: пожилая кухарка Наннон и её сын Сильвен — мастер на все руки, без которого фамильный особняк ле Фиенн уже давно бы превратился в груду обломков.

— Ксандра, а почему ты одна? — когда с объятиями и поцелуями было покончено, поинтересовалась родительница.

— И без подарков, — не преминула попенять мне Лоиз, заглянув в сундук, что втащили Кантен с Сильвеном в прихожую. К разочарованию девушки, там не обнаружилось ничего, кроме нескольких платьев да смен белья.

— Со Стражем что ли поссорилась? — флегматично осведомилась Соланж, присоединившись к сестре, которая проводила тщательную ревизию дорожного кофра и при этом недовольно морщилась.

— Нет, просто по вам соскучилась. А так всё в порядке.

Может, в качестве откупных отдать им серёжки да бусы, что нацепил на меня маркиз, перед тем как отправить в ссылку? Надеюсь, что не пожизненную. Ни одно украшение не могло сравниться с кулоном, к которому я прикипела всей душой и о котором не переставала думать.

Так же, как и о своём непонятном муже.

— А мы как раз собирались обедать, — удовлетворившись скупым ответом, сказала её милость.

— Как папа?

Баронесса сникла:

— Не хуже, но и не лучше. Лекари утверждают, что это очень редкая болезнь, и несчастный, подхвативший её, может проспать годы.

— Или и вовсе не проснуться, — прервав своё занятие, грустно добавила Лоиз.

В наступившей тишине было слышно, как в саду шелестит листва. В распахнутые настежь окна ветер доносил немного терпкий запах родной земли, свежескошенных трав, смешивавшийся с ароматами цветов, за которыми так любила ухаживать баронесса.

Наверное, даже больше, чем за собственными дочерьми.

Перед трапезой я заглянула на минутку к отцу и после, когда близняшки коротали время за примеркой моих нарядов, а матушка удалилась к себе на послеобеденный сон, тоже сидела с ним. Держала за руку, вслушивалась в мерное дыхание родителя и всё боролась с искушением схватить его за плечи и хорошенько потрясти.

Знаю, глупо, но мне так хотелось, чтобы он очнулся, что я готова была пойти на любые глупости. Любое безумство.

Например… проникнуть в чужое имение и порыться в чужой библиотеке, которой когда-то похвалялся перед соседями граф ле Круа. Отец Серен был заядлым коллекционером и не жалел алидоров на редкие манускрипты.

Эта спонтанная идея меня настолько захватила, что я решила не мешкать и отправиться в Тюли немедля. Путь до родового гнезда кузины был неблизким. Но если поеду верхом, как раз успею обернуться к ужину. Возможно, там удастся обнаружить какое-нибудь животворное заклинание для отца. Или какой-никакой ответ для себя.

За обедом даже мама обратила внимание, что с моими глазами что-то не так. А уж если метаморфозы, происходящие со мной, заметила баронесса, игнорировать их и дальше было бы преступной беспечностью.

Не знаю, насколько усердно ищет ответы Моран. Про достопочтенного мэтра вообще молчу… Вполне возможно, он уже давно обо мне забыл. А я продолжаю ждать и надеяться на его участие.

Подумав так, решительно поднялась. В ближайшие дни свободного времени у меня будет предостаточно, а значит, следует потратить его с пользой. Захвачу из Тюли книг, да побольше, и засяду за чтение. Вдруг на сей раз удача окажется ко мне благосклонной.

Прежде чем покинуть отцовскую спальню, подошла к зеркалу — подарку Стража. Коснулась своего отражения, грустно мне улыбнувшегося. Интересно, Моран меня видит? Скучает ли так же сильно, как я по нему? Думает ли обо мне?

Захочет ли проведать? Всего-то и нужно ведь пройти через зеркальную гладь. Нас разделяли сотни лье и тонкая грань чар.

А ещё страх, что он не придёт. Просто вычеркнет меня из своей жизни.

Вряд ли, конечно. С чего бы ему так со мной поступать? Но то, с какой поспешностью меня выставили за дверь, заставляло сердце сжиматься от беспокойства.

Мне повезло улизнуть из дома незамеченной. Кантен ещё не успел расседлать лошадей, и я позаимствовала игреневого скакуна, на котором путешествовал один из моих сторожей. Погладив усталое животное по холке, пообещала по возвращении дать ему вкусной сочной морковки и несколько кусочков сахара.

Не знаю, поняло ли меня животное, но упрямиться не стало. Только фыркнуло безнадёжно, тряхнув белоснежной гривой, и покорно побрело к воротам. Благо те оказались открыты, и тишина, окутавшая старый дом, не была потревожена громким противным скрипом. А сопровождавшие меня всадники так и не узнали об исчезновении маркизы.

Я пришпорила коня, быстро переходя в галоп, и понеслась по просёлочной, изрытой колеями дороге, вдоль гречишного поля. Над белыми и нежно-розовыми шапками цветов, наполнявших окрестности медово-сладким ароматом, слышалось несмолкающее жужжание тружениц-пчёл. Тёплый ветер ласкал моё лицо, трепал волосы, нагонял на небо седые облака. Наверняка вечером пойдёт дождь, но едва ли это могло помешать моим планам.

Наоборот, снова оказаться на лоне родной природы, вдыхать полной грудью воздух, пьяняще пахнущий грозой, — ни с чем не сравнимое удовольствие. В такую погоду грех оставаться дома.

Глава 13

Конная прогулка по милым сердцу местам зарядила меня энергией, подняла настроение, придала сил. До Тюли добралась с первыми сумерками, провожаемая пока ещё робкими, далёкими раскатами грома.

Когда-то родовое имение графов ле Круа поражало своим великолепием. Чудесный дворец, окружённый парками и садами. Последний раз мне довелось здесь побывать несколько лет назад на балу, устроенном Серен в свою честь и в честь своего, а теперь уже моего, мужа-Стража.

Перед внутренним взором воскресло яркое, долго лелеемое в душе воспоминание. Тогда мне казалось, что я попала в сказку, и втайне мечтала, чтобы волшебный вечер не заканчивался.

Помню, курдонёр[2] освещали бесчисленные лантерны и факелы, и в бликах пламени дворец из бледно-жёлтого кирпича казался отлитым из чистого золота. Лакеи в бархатных ливреях, почтительно кланяясь, распахивали дверцы роскошных экипажей, из которых, словно экзотические пташки, выпархивали дамы в ярких, пышных на кринолинах нарядах.

Я в своём скромном, старомодном платье чувствовала себя неловко, смущалась и в то же время едва не лопалась от восторга. Побывать на таком мероприятии! Удивительно, что и нам тоже достались приглашения.

Следом за остальными дамами и сеньорами, затаив дыхание, я шла к лестнице, обрамлённой массивной каменной балюстрадой и уводившей к дверям парадного входа.

Далёкий шелест листвы в высоких кронах переплетался со смехом и весёлыми возгласами. Беззаботно журчали фонтаны, мелькали ажурные веера в надушенных ручках красавиц. Казалось, вдохни глубже тёплый вечерний воздух, и опьянеешь от любовной эйфории, коей были пропитаны и парк, и вековые стены Тюли.

Чувство, что испытывали друг к другу маркиз с маркизой, было настолько сильным, всепоглощающим, заразительным, что невольно эти флюиды ощущал каждый, кому довелось побывать в сказочном дворце.

На протяжении всего праздника я украдкой любовалась счастливой парой. А теперь вдруг поняла, что любовалась не ими, а им. Уже тогда Страж захватил моё воображение. А спустя годы пленил и сердце.

Воспоминание померкло, рассеялось и очарование некогда прекрасного имения. Сейчас оно было пустынным. Пронизанное сумраком, с парком, заросшим сорняком. На светлом фасаде чернели провалами окна, каминные трубы поглотила низко нависшая над дворцом туча. В мраморных чашах фонтанов, покрытых пятнами мха, прели пожухшие листья.

Даже грустно, что дом, когда-то наполненный атмосферой счастья, пребывал в таком запустении.

Родители Серен скончались незадолго до её замужества, братьев и сестёр у кузины не было. Значит, Тюли должен был перейти в наследство моему супругу.

«Хорошо бы вдохнуть в этот дом новую жизнь», — мечтательно подумалось мне. Почувствовав, как на кончик носа приземлилась большая холодная капля, а небо над головой озарила молния под грозный аккомпанемент рокочущей стихии, я спешилась и толкнула ворота.

Как и следовало ожидать, те оказались заперты. Отправляясь в Тюли, надеялась тряхнуть стариной, другими словами, попросту перелезть через ограждение — не зря же в детстве Флавьен учил меня лазить по деревьям. Вот только не учла, что на владения покойной маркизы могут быть наложены охранные чары.

До недавнего времени я почти не соприкасалась с магией, у нас в семье к силам стихий прибегали редко, просто не было надобности. Да и мне было проще отгородиться от мира магии, не замечать её.

Проще и не так обидно.

А теперь, когда магия так внезапно ворвалась в мою жизнь, стала частью меня самой, я находила её повсюду. Следовало как-то проникнуть в Тюли, несмотря на защиту. Ведь не возвращаться же домой с пустыми руками.

Прикрыв глаза, постаралась пробудить угнездившуюся во мне силу. Сначала почувствовала, а следом и увидела искусное плетение заклинания, сотканное магией ветра, серебристым узором покрывавшее кованые ворота.

Голову даю на отсечение, маркиз постарался. Интересно, что станет, если я потревожу эту магическую сетку?

Сконцентрировавшись на огненной стихии, представила, как пламя ползёт по тонким, но таким прочным нитям, и те начинают тлеть, осыпаясь на землю незримой пылью.

Спустя минут десять, за которые я успела изрядно промокнуть под усилившимся дождём, мои старания увенчались успехом: охранные чары пали. Оставалось только диву даваться и гадать: то ли его светлость проявил халатность, когда накладывал заклинание, то ли я оказалась сильнее Стража.

Знаю, нелепое предположение. Но как же оно польстило моему самолюбию и потешило моё тщеславие!

Отведя лошадь в конюшню, я поспешила к лестнице, по форме напоминавшей подкову. Ещё некоторое время пришлось потратить на то, чтобы снять заклинание, тончайшей паутиной затянувшее двери, и вот те с протяжным скрипом отворились. Дом встретил меня запахом давно непроветриваемых помещений, темнотой, которая немного рассеялась, смешавшись с вечерними сумерками.

Когда-то этот холл сверкал в пламени сотен свечей, белевших в изящных канделябрах. От узоров мозаичного пола невозможно было отвести взгляд, как и от высоких сводов, расписанных красочными фресками.

Всё поглотил мрак. Лишь тени от занавесок, потревоженных сквозняком, что я впустила в дом, лихорадочно танцевали на стенах.

Я смутно помнила, где находилась библиотека. Следовало подняться на второй этаж, миновать бесконечно длинную анфиладу, увешанную портретами прежних графов ле Круа. Пламя, огненным цветком распустившееся на ладони, разгоняло тьму и вело меня по пустынному дворцу, в котором выросло не одно поколение могущественных чародеев. Жаль, что на Серен древний род ле Круа прекратил своё существование.

Осторожно ступая по мраморному полу и вслушиваясь в эхо собственных шагов, я приблизилась к библиотеке. Коснувшись створок с золочёной резьбой, несмело их толкнула. А стоило переступить порог, как замерла, точно в статую превратилась.

Очередное видение из прошлого кузины обрушилось на меня, как всегда, внезапно. Ослепив, оглушив, заставив на некоторое время потерять связь с реальностью. Я снова видела Серен со стороны, словно подсматривала в замочную скважину. Кузина нервно вышагивала по библиотеке. За окнами так же, как сейчас, шелестел дождь, и шлейф её домашнего, расшитого серебром платья, тихо шурша, аккомпанировал ненастью. Серен, представшая передо мной полупрозрачной дымкой, белёсым призраком, выглядела отчаявшейся и напуганной.

— Я не должна была его слушаться… Не должна! — заламывала руки маркиза.

Вот она резко обернулась, и блуждающий взгляд наполненных страхом глаз сфокусировался на старухе. Насколько её светлость была молода и прекрасна, настолько же её гостья была стара и безобразна. Сгорбившись, сидела в кресле и с отстранённым видом следила за метаниями чародейки.

— Скажи, что делать?! Берзэ, помоги! Я хочу очиститься. Эта тварь уже владеет моим телом. А вскоре подчинит себе и мой разумом. Я устала. Я так устала! — кусала в отчаянье губы молодая женщина. — Я больше не могу ей противостоять. Научи, как изгнать её. Пожалуйста… Я не должна была его слушаться… Не должна была это в себя впускать!

— Высшего демона нельзя изгнать, — равнодушно отозвалась старуха, а у меня от её слов волосы на голове встали дыбом. Значит, кузина был одержима. Вот что её сгубило. Исчадие Мглы не напало на неё, она сама его в себя впустила. Как когда-то это делали морры, превращая демонов в свои внутренние магические источники. — Он уже почти подчинил тебя, маркиза. Он пожирает твою жизненную энергию и твою плоть. А скоро уничтожит и душу. Противясь ему, ты только продлеваешь свои мучения. Ты замахнулась на силу, которая тебе неподвластна, Серен. Пожелала слишком многого.

— Я не могла поступить иначе! — истерично взвизгнула одержимая. — Он так захотел. Разве ты ещё не поняла? Он приказал мне! — Схватившись за голову, кузина с силой потянула за волосы. Казалось, ещё немного, и, охваченная безумием, она попросту начнёт выдирать их из своей причёски клоками. — Я не хочу умирать. Не могу… — Бросилась ведьме в ноги: — Милая, милая Берзэ, подскажи. Должен же быть какой-то выход! Как мне себя спасти?

Старуха расплылась в жутковатой улыбке:

— Способ есть. Непростой в осуществлении, но действенный. Я тебя ему научу. Однако мне понадобится сила твоего мужа. Возможно, он даже умрёт, не выдержав ритуала. Готова ли ты пожертвовать любимым Стражем ради своего спасения, маркиза?

Во взгляде Серен отразилась холодная решимость:

— Я готова пойти на любые жертвы, лишь бы этот кошмар закончился, и я снова стала прежней. Здоровой, прекрасной, сильной.

— Ну тогда слушай, — удовлетворённо кивнула ведьма. — В нужный час я воспользуюсь силой Морана, чтобы призвать тебя в мир живых. Он станет якорем для твоей души.

— Живая. Исцелившаяся. А в перспективе ещё и овдовевшая. — Серен блаженно прикрыла веки, явно наслаждаясь моментом, после чего в нетерпении воскликнула: — Говори, что от меня требуется?

— Сущая мелочь, — осклабилось в премерзкой ухмылке колдовское отродье. — Всего лишь умереть как можно скорее. Пока демон не коснулся твоей души.

И видение померкло.

Я стояла как громом поражённая. Не способная пошевелиться и даже дышала, кажется, через раз.

Значит, душа Серен не упокоилась с миром, а намерена вернуться. Но куда? В своё собственное тело, уже год как истлевающее в фамильном склепе? Или…

И Моран… Она что же, действительно собирается рискнуть жизнью мужа, которого так любила, чтобы исправить ошибку, которую сама же совершила?

В изнеможении я прислонилась к стене. Мысли, тревожные, сумбурные, проносились в сознании, хаотично сменяя друг друга.

Это видение… Действительно ли оно являлось фрагментом прошлого и, если так, почему Серен вижу именно я? Почему во мне живёт сила, которой обладать я не должна?

Кто эта жуткая ведьма? И что она подразумевала под непростым, но действенным способом?

Столько вопросов. И хоть бы один ясный, чёткий ответ.

Но вместо этого лишь смутные предположения и тревожные догадки.

Сорвавшись с места, бросилась к лестнице, слыша, как в груди исступлённо колотится сердце. Читать книжки в Луази, пока старая карга что-то замышляет? Ну уж нет!

Я немедленно возвращаюсь в Навенну и расскажу обо всём Морану. Пока ещё не поздно. Колдунья намерена воспользоваться силой Стража «в нужный час». Когда тот настанет — неизвестно, а потому следовало поторопиться.

Буду мчаться без передышки. Лишь бы успеть.

Не опоздать.

До Луази добралась меньше чем за час. Озябшая, промокшая. Меня трясло, от страха за жизнь мужа, от беспокойства за своё собственное благополучие.

Не имеет ли это желтозубое чудовище гнусных планов и на мой счёт? Куда-то же Серен должна будет вернуться, раз её собственное тело оказалось поражено демоном и от него уже наверняка остался один скелет.

Единая! И как тут не свихнуться после таких-то прозрений!

— Мама! Я уезжаю! — крикнула с порога и бросилась в родительскую спальню. Чтобы коснуться напоследок губами изрезанного морщинами лба отца. Попросить прощения за то, что так ему и не помогла.

— Уезжаешь куда?! — всплеснула руками преградившая мне путь баронесса.

Следом за матерью из гостиной показались сёстры и Кантен, который ещё мгновение назад смешил близняшек шутками, а теперь смотрел на меня с недоумением и тревогой.

— Ксандра! Ну что ты опять выдумала? Только взгляни на себя! Вся промокла. Переоденься и будем ужинать.

— Кантен, приготовь карету, — оставив без внимания причитания родительницы, распорядилась я.

— Но ваша светлость, и нам, и лошадям нужен отдых, — осмелился возразить кучер. — Да и куда вы в такую погоду собрались ехать?

— В Навенну! — Выкрикнув это, хлопнула дверью перед лицом опешившего юноши.

На всякий случай повернула в замке ключ, иначе и попрощаться толком не дадут. Замерла на миг, тщетно пытаясь унять бешеное сердцебиение. Убрав с лица влажные пряди, опустилась на край кровати.

В комнате было тепло, горели свечи. Пахло воском и благовониями, которые зачем-то каждый вечер велели зажигать лекари.

— Прости меня, — сильнее сжала отцовскую руку, словно надеялась в человеке, подарившем мне жизнь, почерпнуть смелость и силу. — Мне кажется, я попала в ловушку, а как выбраться из неё — не знаю. Проще всего было бы укрыться в стенах родного дома. Но у меня сердце разрывается на части, когда думаю о том, что ему может грозить опасность. Если останусь здесь, спрячусь трусливо, как улитка в панцире, а с ним что-то случится, никогда себе не прощу. Я должна его предупредить и должна во всём разобраться. А потом я вернусь.

Грянул гром, яркая вспышка мелькнула на тёмном полотне неба. Спрятав лицо в ладонях, в отчаянье застонала. За несколько дней в пути может произойти многое. Вдруг, когда доберусь до Навенны, будет слишком поздно. Столько времени трястись в карете один на один со своими мыслями… Боюсь, это испытание мне не по силам.

— Александрин, открой. Поговори с нами. — Когда шок прошёл, её милость принялась колотить в дверь, а сёстры ей слаженным дуэтом поддакивали.

— Прощайте, папа. — Последний поцелуй, и я подошла к подаренному Стражем зеркалу.

Если бы Моран меня сейчас видел. Если бы понял, как сильно напугана, в каком смятении нахожусь. Какие чувства меня обуревают.

Если бы был рядом…

— Александрин! — Стук повторился. Ему вторил окрик, ещё более громкий и нетерпеливый.

Стоило прикрыть глаза и мысленно нарисовать любимый образ, как в душе появился лучик надежды. Меня охватило радостное волнение, немного заглушившее тревожное предчувствие.

Почему бы и нет? Стоит попробовать.

Раз уж мне удалось справиться с охранными чарами Стража, раз я владею силой морров и как-то ухитрилась управлять големом, вполне возможно, сумею заглянуть и в зазеркалье.

— Александрин! — дверь ходила ходуном. Кажется, на помощь разошедшейся не на шутку родительнице пришёл Кантен, и теперь таранил плечом хлипкую створку.

Постаралась абстрагироваться от назойливых криков и сосредоточилась на своей силе. Подумала о доме. О своём новом доме, в котором пережила столько счастливых мгновений, затмивших все горести и разочарования. В котором впервые почувствовала себя желанной и любимой.

В котором мечтала оказаться снова. Мечтала горячо, всем сердцем, до дрожи, вдруг охватившей тело. До изнеможения, пришедшего ей на смену, когда я вытолкнула из себя всю магию, всю силу, на какую только была способна, и решительно шагнула навстречу своему отражению, смазанному, растекающемуся, словно расплавленное олово.

— Александрин!!! — Возглас баронессы отразился от зеркала, сомкнувшегося за моей спиной.

Страж был болен, но он этого не осознавал. Не догадывался, что стал пленником собственного разума. Отравленного колдовским ядом.

Из последних сил боролся он с искушением отправиться за Александрин. Держать её при себе до самого ритуала. А потом с её помощью вернуть Серен.

Его Серен. Именно эта мысль заполняла сознание мага последние месяцы. Именно она руководила его помыслами и поступками. Именно ею он жил.

Словно зверь, загнанный в ловушку, метался Страж по пустынной галерее королевского дворца, борясь с желанием оставить службу и сию же минуту отправиться в Луази.

Не способный справиться с душившими его эмоциями, де Шалон зарычал. Остервенело ударил кулаком по мраморной пилястре, обрамлявшей высокое зеркало, тщетно пытаясь выплеснуть наружу полыхавшую в груди ярость. Ярость на себя, на девушку, которую сам же и отпустил.

А она так легко согласилась уехать.

Последние дни превратились в изощрённую пытку. Чувства, обуревавшие Стража, сплелись в тугой клубок противоречий, и Морану уже было не понять, кого он жалел, а кого любил. Кого хотел спасти и защитить.

А кого погубить.

Маг горько усмехнулся. Слишком поздно забрал он у Ксандры кулон. Напитанный чарами камень стал прежним: ярко-зелёный турмалин в старинной золотой оправе. А это значило, что силой Серен, все эти месяцы хранившейся в артефакте, теперь владела Ксандра.

Настало время проведения ритуала.

— Моран!

В настенных канделябрах колыхнулось пламя, рябь побежала по зачарованной поверхности зеркал. Страж и раньше догадывался, что старуха была вхожа в королевские чертоги, а теперь убедился воочию: ведьма Берзэ стояла перед ним в пустынной, объятой сумраком зеркальной галерее и держалась так, словно это она была королевой, и всё, что её окружало, принадлежало ей.

— Я ждала тебя. Всю прошлую ночь. Тебя и девчонку. Почему её не привёл?

— Александрин не заслуживает смерти. Найди другую жертву, — голос мага охрип от напряжения. Он уже чувствовал, что близок новый бой. Бой с самим собой.

Ведьма приблизилась к Стражу вплотную. Из-под низко надвинутого тёмного капюшона сверкнули злостью бесцветные, со старческим бельмом глаза.

— Глупец! Нет и не может быть никакой другой жертвы. Чтобы всё получилось, должна быть связь! Сильная связь между тобой и сосудом для души Серен. Девчонка сходит по тебе с ума, она привязана к тебе и разумом, и телом. Где она сейчас? — требовательно воскликнула чародейка, вглядываясь в осунувшееся, измождённое лицо маркиза, мрачно отмечая, что внутренняя борьба, которую Моран непонятно с чего затеял с самим собой, вытрепала его. Выпила из него все соки.

Берзэ недовольно покачала головой. Колдун ослаб, а для ритуала ей нужен сильный, могущественный Страж.

— Я её отпустил. Найди себе другую жертву, — до белых костяшек сжимая кулаки, процедил маг. — А лучше, исчезни и больше никогда не показывайся мне на глаза!

— Глупый мальчишка, — гневно прошипела колдунья и в сердцах досадливо выкрикнула: — Как же не вовремя угораздило тебя влюбиться! — В следующее мгновение лицо старухи, изборождённое глубокими морщинами, расплылось в зловещей улыбке. — Не в том ты сейчас состоянии, Страж, чтобы противиться мне. Ты сам себя ослабил бесполезными метаньями. Что ж, может, это и к лучшему. Будет проще тобой управлять.

И прежде чем его светлость успел хоть что-то предпринять, лесная колдунья зашептала заклинание, оплетая мага своими чарами. Тьма сковала его волю, пленила разум. Острыми щупальцами вонзились в ослабевшую плоть.

Не без усилий, но Берзэ удалось преодолеть сопротивление Стража. Лицо её побелело от напряжения, крючковатые пальцы мелко дрожали, но она продолжала бормотать слова заклинания и не останавливалась до тех пор, пока маг, обессиленный, не рухнул перед ней на колени.

Чародейка довольно ухмыльнулась, оглядывая результат своих стараний. В глазах Морана, как будто покрывшихся ледяной коркой, теперь не отражалось ничего: ни привязанности к пустышке, ни любви, зерно которой сумела посеять та в его отравленном ядом сердце.

«Долго удерживать его разум в плену не удастся, но и нескольких часов будет достаточно, чтобы провести ритуал», — обнадёжила себя Берзэ и сказала:

— Найди и приведи ко мне девчонку. Серен пора вернуться.

Глава 14

Пустота под ногами сменилась чем-то твёрдым и почему-то очень скользким. А может, это я была настолько вымотана, что с трудом держалась на ногах. Первые мгновения никак не могла понять, куда переместилась: окружающая обстановка расплывалась и ни в какую не желала приобретать более-менее чёткие очертания.

— Ваша светлость! — совсем близко послышалось удивлённое восклицание, и я облегчённо выдохнула. Мадлен. — Как… как вы здесь оказались? — от испуга заикалась девушка.

Наконец пятна перед глазами стали походить на мебель, и на её фоне замаячила недоумевающая служанка, нервно теребящая оборку передника.

— Ваша светлость, вы что же… — голос девушки дрожал.

— Где сейчас маркиз? — нетерпеливо перебила её я, на всякий случай прислонившись к резной колонне балдахина.

С каждой секундой слабость только усиливалась. Кажется, я переоценила свои возможности: сначала долго возилась с магической защитой дворца, а потом ещё и отправилась на путешествие сквозь зачарованные зеркала.

Хорошо, если Моран дома. Говорить по душам можно и в горизонтальном положении. Вот сейчас рухну на такую манящую кровать и до завтра даже шевелиться не буду.

К сожалению, с тем, чтобы куда-нибудь рухнуть, у меня так и не сложилось.

— Его светлость ещё не вернулся со службы, — отчиталась Мадлен и продолжила забрасывать меня вопросами: — Ваша светлость, с вами всё в порядке? Вы такая бледная.

Ладно, поизображать трупа вполне можно и в карете. Пока доберусь до Анфальма, возможно, силы ко мне вернутся. Хотя бы их малая толика. Если это, конечно, не опасное для жизни магическое истощение, после которого нет нужды изображать покойника. Маг им просто становится.

Отогнав от себя страшное предположение (как будто мне уже имеющихся кошмаров недостаточно), велела Мадлен скорей бежать вниз и распорядиться насчёт экипажа. Девушка попробовала было возразить, мол, маркизе явно не здоровится и её место сейчас в сорочке и чепчике под пуховым одеялом, но осеклась под моим строгим взглядом и побежала выполнять распоряжение.

Минуты, пока шла по коридору, а потом осторожно спускалась вниз, судорожно сжимая перила, опасаясь навернуться с лестницы головой вниз, сохранились в памяти, как нечто размытое, подёрнутое мглой, никак не желавшей где-нибудь раствориться.

Прохлада каменного дома сменилась удушливой атмосферой жаркого вечера. Это вам не Луази, где даже летом приходится кутаться в шаль и только в мечтах рисовать себе тёплое солнышко. Небо Навенны поражало своей чистотой. Полная луна, точно драгоценное украшение, сияла в самом центре чернильного купола. Она казалась ослепительно яркой, а многочисленные звёзды, беря с неё пример, тоже сверкали, как только что отчеканенные сантали.

Пришлось зажмуриться и, опираясь на руку кучера, укрыться в полумраке кареты. Я даже шторку на всякий случай задёрнула, чтобы не ослепнуть от ядовитого лунного света. Откинувшись на подушки, измождённая, прикрыла глаза.

И, пока ехала, тихо твердила то ли вслух, а то ли про себя:

— Главное, не уснуть. Главное, бодрствовать и быть сильной.

Найти Морана. Предупредить. Расспросить об этой страшной колдунье.

В курсе ли он, с кем водила дружбу его обожаемая маркиза и на что готова была пойти ради собственного спасения?

Как можно было быть такой бессердечной…

Из размышлений меня вырвал сильный толчок, когда карета, резко вильнув на повороте, неожиданно замерла, словно приклеилась к мостовой колёсами. Раздался крик кучера, яростная брань, заглушённая испуганным ржанием лошадей, молотящих по камню копытами.

А потом всё стихло.

Кроме моего сердца, оглушительно колотящегося в груди. Один удар, другой. Третий.

Тихо. До одурения тихо.

И страшно. Настолько, что цепенеет тело.

Шелест шагов по дороге. Я вжалась в сиденье.

А когда резко распахнулась дверца, только и успела, что раскрыть рот. Но крик так и не сорвался с моих губ.

Заметила высокую фигуру, метнувшуюся ко мне с быстротой вспышки, ощутила резкий запах, что источала тряпка в руке незнакомца. И мир, до этого тонувший в вязкой дымке, окончательно померк.

Пожилой маг терпеливо ждал, когда у ворот покажется привратник. Последний был явно недоволен поздним визитом незваного гостя и даже не пытался скрыть своего раздражения. Впрочем, мэтру Леграну были безразличны чувства этого светловолосого мальчишки. Куда больше магистра заботила судьба новоиспечённой маркизы.

— Мне надобно переговорить с её светлостью, — вежливо обратился к долговязому слуге учитель. — Передайте, дело срочное.

— Вы с её светлостью разминулись, — неохотно, словно каждое слово давалось ему с огромным усилием, ответил ленивец. — Маркиза недавно уехала.

— Уехала куда? — даже не пытаясь скрыть досады, воскликнул мэтр.

Юноша махнул рукой в сторону тёмной улочки:

— Куда-то туда. — Не преминув со смешком закончить: — Мне госпожа не докладывает о своих поездках.

Вернувшись в карету, маг велел кучеру ехать в направлении, указанном слугой. А сам прикрыл глаза и сосредоточился на той, чья жизнь и благополучие были в опасности.

Возможно, он был единственный, кто мог её защитить.

Чувство, что не хватает воздуха и никак не получается вздохнуть, выдернуло меня из обморочного состояния. Оказалось, я действительно задыхалась, а всё из-за мерзкого на вкус пойла, которое мне безжалостно заливали в рот.

Один детина, в предки которого наверняка затесались мифические создания — великаны, своей лапищей сжимал мне лицо, отчего я не могла стиснуть зубы. Другой, такой же крупный и мощный, возвышался надо мной подобно глыбе и продолжал, что-то беззаботно насвистывая себе под нос, вливать в меня тошнотворную дрянь.

— Хватит! — послышался нетерпеливый окрик, после чего проклятая ведьма, похитившая меня, принялась запоздало сокрушаться: — Ну вот! Следовало сначала её раздеть! Всё платье мне заляпали!

— Раздеть — это мы с радостью, — ухмыльнулся первый наёмник.

Кое-как оттерев стекавшую по подбородку и шее липкую дрянь, я жадно глотнула ртом воздух. Даже представить было страшно, чем она меня опоила. Ядом? Это вполне в духе Опаль.

— Ну так как, раздевать?

Не церемонясь, меня схватили за шкирку и, словно марионетку, поставили на ноги. Правда, я тут же по стенке сползла обратно на пол. Предательское тело не слушалось. Лица мучителей расплывались. То ли комната тонула в полумраке, разбавленном тусклым пламенем свечных огарков, то ли это у меня по-прежнему темнело в глазах.

— Только осторожно, — предупредила герцогиня. — Мне лохмотья не нужны.

Не знаю, от чего меня мутило больше: от зелья или от грубых прикосновений. Попытка сопротивления с треском провалилась. Всё, на что меня хватило, — это на нечленораздельное мычание и слёзы бессилия, что катились по щекам, пока эти твари стаскивали с меня платье.

— Сказала же, осторожней! — раздражённо взвизгнула её демонова светлость. — Я не собираюсь напяливать на себя рваньё!

Все чувства были обострены. Я слышала, как под ногами разбойников противно скрипят старые половицы, как шуршат юбки сумасшедшей стервы, нервно вышагивающей по комнате, и снизу доносятся невыносимо громкие пьяные крики и безудержный хохот. Кажется, меня притащили в забытую Единой дыру. В одну из тех таверн, где обнаружить утром труп вместо постояльца — обычное дело.

Какие только ужасы не происходили за закрытыми дверями подобных забегаловок. Никогда бы не подумала, что окажусь в одном из них в роли пленницы.

Когда сальная ладонь жадно, до боли стиснула мне грудь, а небритая физиономия «моей камеристки» расплылась в похабной ухмылке, я снова протестующе замычала и попыталась подпалить негодяю рыжий веник, заменявший ему усы. Но сил не хватило даже на одну единственную искру. Лишь голова сильнее закружилась, и ещё больше затошнило от запаха потных, давно немытых тел, находящихся ко мне в опасной близости.

— Не сопротивляйся, душенька. Ты сейчас беззащитнее слепого котёнка, — елейным голосом посоветовала садистка. — А вы успокойтесь! — гаркнула, немного остудив пыл выродков. По крайней мере, лапать они меня перестали. — Ещё успеете порезвиться. А пока выйдите! Мне необходимо потолковать с маркизой по душам.

Разочарованию верзил не было предела. Но делать нечего, пришлось повиноваться. Напоследок раздев меня догола взглядами, разбойники ушли. Дрожащими, непослушными пальцами я попыталась поправить разорванное кружево нижней сорочки, чтобы хоть как-то прикрыть грудь. Забившись в угол, исподлобья следила за сумасшедшей стервой. Вот Опаль подобрала с пола моё платье из тёмного муслина и хорошенько его стряхнула.

— Мужланы, — покачала головой. — Даже с таким пустяковым заданием, как аккуратно раздеть, не могут справиться. А ведь я им хорошо плачу.

— Ты хоть понимаешь, что с тобой станет, когда Моран узнает о моём исчезновении? — каждое слово давалось с трудом, язык заплетался.

— Думаешь, узнает? — снисходительно посмотрела на меня злодейка. — Кучер твой точно ничего никому не скажет. Мои мальчики о нём позаботились. А маркиза де Шалон вскоре вернётся домой, целая и невредимая.

— Что ты с ним сделала? — Сейчас я жалела, что не дала Опаль сгореть тогда на пикнике. И так опрометчиво не воспользовалась шансом на дуэли: следовало выпихнуть белобрысую тварь на поле и позволить голему превратить её в лепёшку!

— О слуге беспокоишься? — хмыкнула д'Альбре. — Не о том тебе следует думать, милочка. Лучше бы спросила, как я, находясь в здравом уме, тебя отпущу.

Не знаю, что там касательно ума, а вот с психикой у неё точно непорядок.

Её светлости явно хотелось, чтобы я проявила любопытство. Так и не дождавшись ответной реакции, герцогиня, споро избавляясь от корсажа, лукаво проговорила:

— Всё очень просто: домой к его светлости отправится другая маркиза. А ты, душенька, останешься здесь. Мои мальчики от тебя в восторге. Видела, сколько похоти читалось в их взглядах? Они с удовольствием с тобой порезвятся. Незабываемая выйдет ночка. И очень долгая.

Меня затрясло. От страха, ярости, отвращения.

— Кстати, мне эта ночь тоже запомнится, — игриво улыбнулась герцогиня и перешагнула через облако перламутровой ткани, являвшееся её туалетом. — Ты же не против, если домой к твоему мужу поеду я?

— Так не терпится быть им придушенной?

— Моран, конечно, в постели горяч и страстен, но чтоб душить… — изобразила удивление жеманница. — Разве так он поступает с тобой на брачном ложе?

— Опаль, что бы ты ни задумала, добром это не кончится, — собрав в кулак всю силу воли, с усилием выдавила из себя. — Моран много раз тебя прощал. Больше не будет. Приблизишься к нему, и Страж тебя уничтожит.

— Ошибаешься, душенька, — продолжала сюсюкать со мной д'Альбре, чем ещё больше бесила. — Я бы не отважилась на столь рискованную авантюру, если бы не была уверена в успехе. Чем-то ты зацепила де Шалона, хотя и непонятно, чем именно. А значит, единственный способ подобраться к Стражу и усыпить его бдительность, — это на время стать тобой. Правда, чудесная идея? — расплылась в ликующей улыбке ведьма.

— Ты сумасшедшая, — поражённо прошептала я, глядя на исходящую весельем и ядом девушку.

— Скорее, находчивая и хитрая, — польстила самой себе герцогиня. — Демоны наделены очень необычной способностью: во время охоты они способны принимать любой облик. Я вот тоже решила немного поохотиться. Спасибо одному мудрому человеку, неплохо изучившему демоническую природу. Он-то и надоумил меня на этот маленький фокус с превращением. Приготовил особое зелье. Не хватает только одного, последнего ингредиента, благодаря которому я на время стану маркизой де Шалон. — Взяв со стола, на котором догорал огарок сальной свечи, стилет с витой рукоятью и чеканный кубок, герцогиня приблизилась ко мне.

Я желала её испепелить, придушить, проткнуть тем самым кинжалом, что сейчас был нацелен на меня. Но мечте этой не суждено было сбыться. Только и сумела, что вяло отмахнуться, и тут же рука, будто и не моя вовсе, оказалась сжата ледяными пальцами этой безумной гадины.

— Лучше расслабься. Может, будет не так больно. — С этими словами мерзавка безжалостно полоснула по моей ладони острым лезвием.

Кожу словно опалило огнём. Он продолжал жечь мне руку, пока Опаль наполняло кровью серебряный сосуд.

— Ну вот, осталось смешать её с тем самым снадобьем, что приготовил для меня лекарь, и ты сможешь напоследок полюбоваться собой со стороны. Не правда ли, незабываемый опыт?

— Надеюсь, ты отравишься моей кровью!

— О, нет, дорогуша, отравлюсь этой ночью не я, а твой любимый. Но всему своё время.

Плеснув в кубок жидкость из небольшого пузырька, по виду смахивающую на чернила, Опаль шумно выдохнула, должно быть, мысленно пожелала себе удачи, и опустилась на край узкой кровати, такой же скрипучей, как и деревянные полы.

— Лекарь предупредил, что будет больно. Но чего не сделаешь, чтобы наказать неверного возлюбленного. — Сказав это, девушка решительно опрокинула в себя всё содержимое кубка.

Губ герцогини едва коснулась улыбка, а в следующее мгновение Опаль опрокинулась навзничь. Застонала, выгнувшись, словно одержимая, которой овладел демон, и продолжала стонать, содрогаясь от страшных судорог.

Надежда, что благодаря колдовскому пойлу на одну чёрную душу в Вальхейме станет меньше, погасла, даже не успев как следует засиять. Вскоре дымка, окутавшая герцогиню, рассеялась. И, когда д'Альбре бесшумно соскользнула с постели, вместо сероглазой блондинки я увидела… зеленоглазую себя.

Было такое ощущение, что смотрюсь в зеркало. Что это не Опаль, а я сошла с ума и что мой воспалённый разум терзают безумные видения.

— Судя по тому, как ты на меня пялишься, эффект превзошёл все ожидания, — довольно заключила моя копия и взяла ручное зеркальце, оставленное на столе. — А теперь начнётся самое интересное. — Налюбовавшись лицом, которое ей не принадлежало, Опаль положила зеркало обратно, чтобы вооружиться очередным флакончиком, и принялась неторопливо, явно растягивая удовольствие, наносить на руки, шею, декольте жидкость с едва уловимым цветочным запахом. — Признаюсь, я соскучилась по ласкам моего Стража. Сегодня ночью, пока с тобой будет забавляться это зверьё, я буду нежиться в объятиях маркиза. Он будет меня целовать. Здесь, здесь и здесь, — лёгким касанием пальцев обозначила те места, куда только что нанесла по прозрачной капле. — А утром, когда яд, который его светлость соберёт губами с моего тела, начнёт действовать и Моран будет корчиться в предсмертной агонии, я буду рядом. Составлю ему компанию в последние минуты жизни, займу преинтереснейшим рассказом о бедняжке Александрин, над которой жестоко надругались Уго и Огюстен, эти похотливые животные, после чего безжалостно перерезали ей горло. В общем, сделаю всё возможное, чтобы Стражу было нескучно умирать.

К тому моменту я уже была ни жива ни мертва от ужаса. Сидела, словно заледенев, не способная вымолвить хотя бы слово. Глаза застилали слёзы, оставлявшие на щеках мокрые дорожки.

— Огюстен!

Дверь тотчас распахнулась и на пороге показался один из громил.

— Живо помоги мне одеться! Уже поздно. Муж, наверное, беспокоится, — рассмеялась, довольная собственной шуткой, ведьма. — И перестань на меня таращиться! Ещё один такой взгляд, и можешь забыть о том мешочке алидоров, что припасла я для вас с братом.

— Больше никаких взглядов, мадам, — покорно согласился разбойник и, опустив голову, снова принялся исполнять роль камеристки, затягивая мой корсаж на талии полоумной маньячки. — Что делать дальше, мадам? — отступил на шаг, освобождая мнимой маркизе дорогу.

— Позаботьтесь о её светлости. — Опаль бросила на меня прощальный взгляд, в котором читалось ликование победительницы. — Как следует позаботьтесь.

Стук каблуков заглушила хлопнувшая створка, тяжёлые шаги и громкое дыхание двух безжалостных монстров.

Я зажмурилась, не желая видеть лица своих насильников.

Опаль пребывала в прекрасном расположении духа. Она точно следовала инструкциям Чернокнижника, приготовившего для неё и оборотное зелье, и яд, и нисколько не сомневалась в успешном завершении задуманного.

И ничего, что пришлось два дня следить за домом де Шалона, ожидая, когда его жёнушка изволит высунуть нос из своих хором. Главное, ожидание это было вознаграждено.

Осталась позади самая сложная часть плана, согласно которой Опаль следовало принять облик соперницы. А впереди уже маячили приятные мгновения в обществе маркиза. В последний раз она почувствует себя любимой. Желанной тем, которого так и не сумела вырвать из своего сердца. А на рассвете будет упиваться своей местью и агонией Стража.

— Ах, чудесная выйдет ночка, — улыбнулась своим мыслям герцогиня. Подойдя к карете, принялась толкать неподвижно сидящего на козлах кучера.

Не сразу, но всё же удалось привести слугу в чувство.

— Ваша светлость! — испуганно подскочил на месте юноша и принялся в страхе озираться. — На нас напали! Где? Где они?!

— Успокойся, — перебила паренька самозванка. — Это была просто шутка.

— Ка… какая шутка? — не переставая вертеть головой из стороны в сторону, пробормотал, ёжась, возница.

— Неудачная! — заводясь, гаркнула её светлость, но тут же постаралась взять себя в руки и терпеливо объяснила: — У друзей моего мужа… хм, довольно своеобразное чувство юмора.

— Да они же меня чуть не убили! — вскричал мальчишка. Демонстративно потёр затылок, которым его от души приложили о мостовую. — Нужно срочно рассказать обо всём господину!

— Завтра расскажешь, — борясь с желанием стукнуть паникёра чем-нибудь тяжёлым, чтобы снова потерял сознание, мрачно бросила лже-маркиза. — А сейчас поехали домой. Я устала.

Очевидно, вспомнив, с кем разговаривает, юноша стушевался. Морщась от боли, бившей по вискам, распахнул перед госпожой дверцу экипажа и помог её светлости забраться внутрь. После чего, вернувшись на козлы, дёрнул поводья, подстегнув одного из вороных скакунов маленьким хлыстом.

Карета помчалась по улицам, овеянным дыханием ночи, а управляющий экипажем парень всё ломал голову, что же произошло после нападения лже-разбойников и где пропадала маркиза.

Опаль немного волновалась, но к волнению этому примешивалось и радостное нетерпение. Сколько она не видела Морана? Со дня дуэли. Чувственные сны, еженощно заполнявшие её сознание, были не в счёт.

Девушка трепетала от одной только мысли, что вновь окажется в объятиях Стража. Предвкушала, как будет наслаждаться его любовью, его ласками. А после, когда яд начнёт действовать, раскроет ему правду.

Горькую, смертельную правду.

Когда карета остановилась возле двухэтажного особняка на улице Ла Рийер, её светлость, изнывая от нетерпения, не стала дожидаться помощи кучера. Подобрав пышные юбки, выскочила из кареты и поспешила в дом, переполняемая радостным возбуждением. Не обращая внимания на приветствия слуг, стремглав взбежала по лестнице. Замерла на самой верхней ступеньке, гадая, где же находятся хозяйские покои.

У дверей, украшенных искусной резьбой, Опаль снова остановилась. А когда толкнула створки, поняла, что очутилась в будуаре маркизы. Из него прошла в смежную спальню и окинула комнату заинтересованным взглядом. В дальнем углу заметила большое напольное зеркало. Опаль не сумела отказать себе в удовольствии ещё один раз полюбоваться на лицо заклятой соперницы.

Которая наверняка сейчас скулит, как побитая собачонка, и молит о пощаде. А может, уже мечтает о спасительном забытье.

— Ваша светлость, господин, узнав, что вы вернулись, искал вас, — раздался за спиной звонкий голос служанки.

Д'Альбре улыбнулась. Всё складывалось как нельзя лучше.

Обернувшись к курносой, пышногрудой девице, жестом подозвала ту к себе.

— Помоги-как мне раздеться. И покажи все мои сорочки.

Присев в реверансе, служанка достала из шифоньерки сложенную аккуратными стопочками одежду для сна. Остановив свой выбор на фривольной полупрозрачной сорочке с глубоким декольте, отороченным по краю тончайшим кружевом, Опаль позволила себя раздеть. Велела распустить волосы. Пренебрежительно кривясь, наблюдала за тем, как служанка вытаскивает шпильки из смоляной копны, которую её светлость всегда находила слишком вульгарной. Как и пухлые, чересчур яркие губы Александрин. По мнению герцогини, истинная красавица, в жилах которой течёт голубая кровь, обязана быть светловолосой, на худой конец — рыжей.

А обладать иссиня-чёрной шевелюрой — это для простолюдинок. Но, похоже, его светлости нравилось…

Почувствовав укол ревности, Опаль тряхнула головой, прогоняя неприятные мысли о ненавистной провинциалке, и поспешила на свидание со своей следующей жертвой.

Девушка бежала тёмными коридорами, слыша, как в груди от волнения и предвкушения замирает сердце и губы сами собой растягиваются в торжествующей улыбке.

Завтра. Завтра она уж точно позабудет о нём. А сегодня в последний раз уступит своим чувствам и зову плоти.

— Моран! — Опаль просияла, заметив Стража, показавшегося на другом конце окутанной сумраком залы. — Мне сказали, ты меня искал.

Не в силах бороться с влечением, бросилась навстречу магу, неподвижно замершему в полумраке, и прильнула к его твёрдой, мускулистой груди. Зажмурилась, с удовольствием вдыхая почти позабытый запах, который когда-то сводил её с ума.

А подняв на де Шалона взгляд, ласково прошептала:

— Я так скучала. — Потянулась за первым поцелуем.

Но их губы так и не соприкоснулись.

Стоило девушке заглянуть в лицо колдуна, как радость поглотила тревога, стремительно перерастающая в страх. В чёрном омуте его глаз царил холод, пронизывающий, опасный. Способный заморозить и сердце, и душу.

— Моран? — повторила Опаль дрогнувшим голосом. Почувствовав неладное, попыталась отстраниться, вырваться из объятий Стража.

И тут же вскрикнула, ощутив, как ледяные пальцы с силой впиваются ей в плечи.

Глава 15

Мордовороты приближались, устрашающе скалясь. Я ненавидела их всеми фибрами своей души. Пыталась кричать, но с губ сорвался лишь жалкий всхлип, когда один из них грубо схватил меня за плечи, протащил по стене вверх и, словно тюк сена, бросил на кровать. Свет окончательно померк, в ушах противно загудело. От довольного смеха головорезов.

— Ты смотри, Уго! Какая нам досталась кроткая, послушная малышка, — хохотнул первый. — Совсем не сопротивляется.

Его подельник навис надо мной, обнажив в усмешке гнилые зубы.

— Неинтересно даже, — от смрадного дыхания к горлу подступил едкий комок. — Хоть бы поныла, что ли. Раззадорила нас немного. А то развалилась тут, как бревно.

— Ну-ка, девочка, покажи-ка, что там у тебя под штанишками.

Я дёрнулась, когда мерзавец попытался развести мне ноги, и с силой, на какую только была способна, сжала колени. Вот только толку от слабых потуг было ноль, скорее, наоборот, своим сопротивлением я невольно распалила негодяев ещё больше.

— Отпустите меня, и вам хорошо заплатят, — цеплялась за зыбкую надежду, что их любовь к деньгам окажется сильнее похоти. — Вдвое… втрое больше, чем дала она!

— Виселицей заплатят, крошка, — оседлавший меня ублюдок, не теряя времени, расправлялся с корсетом. — Виселицей. А мы, знаешь ли, предпочитаем натуру.

Содрогнулась от отвращения, когда он наклонился ниже, чтобы обслюнявить мне губы поцелуем. Словами не передать, как жалела, что со мной не было кулона, моего оберега. Его магия не позволила бы совершить надо мной насилие, раскидала бы мерзавцев по разным углам.

А без него, ослабевшая из-за дряни, что влили мне в рот эти твари, я была беспомощна и беззащитна. Не могла постоять за себя. Не могла предупредить мужа.

Одутловатое лицо разбойника, уже почти вонзившегося в меня омерзительным поцелуем, стало пунцовым и, кажется, ещё больше распухло, словно он только что одним махом влил в себя кувшин вина.

Другой гад, увлечённо лапавший своими ручищами мои бёдра, сдавленно охнул. Послышался глухой удар о пол, будто кто-то спихнул с кровати этого великана. По крайней мере, над моими панталонами он больше не издевался.

Я едва не задохнулась, когда второй верзила, закатив глаза, навалился на меня всем своим весом.

— Сейчас! Сейчас, одну минуту! — раздался от двери голос, который уже и не чаяла когда-нибудь услышать.

Если бы могла, закричала от радости и облегчения. А так только и сумела, что выдавить из себя слабое:

— Спасибо.

— Простите, милая, что так долго. Не в том я уже возрасте, чтобы накладывать поисковое заклинание в мчащейся на всей скорости повозке. Пришлось повозиться, прежде чем удалось вас засечь. Как чувствовал, что беда случится, — расстроенно бормотал пожилой мэтр, вытаскивая меня из-под туши разбойника, который после отключки, кажется, ещё больше отяжелел.

— Они…

— Очнутся, когда сюда прибудут патрульные.

Хвала Единой. Лёгкой смерти эти твари не заслужили.

Спихнув пребывающего в беспамятстве преступника на пол, к его собрату, мэтр Легран стянул с кровати простыню и бережно накинул её мне на плечи. Благодарно улыбнувшись своему спасителю, поплотнее закуталась в импровизированную шаль, чтобы скрыть лохмотья, в которые превратилось моё исподнее, и синяки, словно цветы распускавшиеся на всём теле.

Хотела подняться, но меня повело. Пришлось снова опускаться на жёсткую лежанку, именуемую здесь кроватью.

— Мэтр Легран, мне нужно к мужу.

— Александрин, вам нельзя к нему, — с тревогой вглядываясь в моё лицо, сказал мужчина. — Ни в коем случае.

Проклятый гул в голове мешал сосредоточиться на словах мага, понять их смысл. Я лишь упрямо повторила:

— Мне нужно к мужу. Моран в беде.

— Александрин, послушайте меня. — Руки мага легли мне на плечи, когда я снова попробовала приподняться. Хотя удерживать меня не было необходимости. Самостоятельно сейчас и до лестницы не дойду. Разве что ползком, да и то маловероятно. — Ваш муж вас использовал. Поедемте со мной, я осмотрю вас и всё вам объясню. Но к нему не отпущу. Тем более в таком состоянии, — голос мэтра был твёрд, как гранит. Вроде гранита науки, что ежедневно, стачивая себе зубы, грызли его ученики.

Похоже, месье Легран всё решил за меня, а я была не в состоянии с ним спорить. И осмыслить его слова. Не сейчас. Адреналин схлынул, и теперь глаза предательски слипались. Ещё немного, и окончательно утрачу связь с реальностью.

Но если отключусь, а Моран пострадает, никогда себе не прощу.

— Герцогиня д'Альбре хочет его отравить.

Сбивчиво, заплетающимся языком, едва не теряя сознание от слабости, я с горем пополам рассказала магу о коварном плане её чокнутой светлости.

— Я пошлю кого-нибудь, чтобы предупредили маркиза. Но вы к нему не поедете, — категорично заявил старец. Лицо его, изборождённое морщинами, которые сейчас, когда он хмурился, стали ещё заметнее и глубже, вдруг подёрнулось сероватой дымкой. Словно настырная мошкара, она замельтешила перед глазами. Голос мэтра теперь звучал глухо, будто почтенный старец вдруг решил забраться в дубовую бочку и продолжал говорить со мной оттуда. — А если что-то и случится, так поделом ему. Страж заслужил наказание!

Хотела возмутиться жестокосердием мага, возразить и настоять на том, чтобы сию же минуту отвёз меня домой, но язык не слушался. Ни тело, ни разум, словно ополчившись против своей хозяйки, не желали повиноваться.

Очень скоро окружающий мир поглотила тьма.

Опаль даже пикнуть не успела, как Страж втащил её в спальню. До боли сжимая хрупкое запястье, подвёл к зеркалу, отражение в котором, подвластное его магии, подёрнулось рябью.

Сердце герцогини стучало как сумасшедшее.

«Догадался!» — исступлённо вопило в сознании.

Ну, конечно! Он обо всём догадался и теперь так просто её не отпустит. Отомстит за всё. А если узнает, что стало с Александрин…

Опаль задрожала.

— Моран, пожалуйста, — взмолилась жалобно, не желая следовать за чародеем в зазеркалье. Неизвестно, куда он её забросит и как именно решит наказать.

Но Страж продолжал делать вид, что её не слышит.

— Моран, пожалуйста, не надо, — когда короткое путешествие через зеркала осталось позади, пересохшими от страха губами прошептала девушка. Испуганно озираясь по сторонам, вспомнила, что уже бывала в этой лачуге раньше.

Вот знакомый колченогий стол с догорающим на нём огарком, и сгорбившаяся старуха в тёмной мешковатой одежде сидит возле очага. В тяжёлом полумраке, окутавшем хижину, опасно сверкнули глаза Берзэ, обернувшейся к Стражу и его добыче.

— Ну наконец-то, — рот ведьмы раскрылся в некоем подобии улыбки.

— Моран, — не помня себя от ужаса, продолжала шептать хищница, в одночасье превратившаяся в беззащитную овечку. — Что бы ты ни задумал, опомнись! Пожалуйста, Моран! Ты не такой!

— Вопли будут отвлекать, — проворчала лесная колдунья и зачерпнула плошкой из котелка немного густого варева, по виду напоминавшего ягодный кисель. Вот только ягодами там и не пахло. — Выпей-ка, красавица. — Приблизившись к пленнице, кивнула магу, безмолвно приказывая, чтобы держал крепче.

Когда губ коснулся глиняный сосуд, Опаль отвернулась, что не помешало ведьме вонзиться ногтями ей в скулы и запрокинуть голову. Терпкая густая жидкость полилась герцогине в рот. Медленно стекала по подбородку, шее, багряными пятнами впитывалась в кружево сорочки, пока Страж удерживал её за плечи, не давая возможности шевельнуться.

То, что ещё совсем недавно Опаль проделала со своей заклятой соперницей, теперь настигло её саму. Девушку накрыла слабость, язык не слушался, лицо колдуньи расплывалось и множилось, отчего её светлости начало казаться, что перед ней не одна ужасная ведьма, а целых три.

— А ты прекрати мне тут страдать! — услышала, словно издалека, недовольный голос старухи. — По глазам вижу, что мучаешься, но ничего уже поделать нельзя. Серен должна вернуться. Вспомни, как сильно её любил и возрадуйся вашему скорому воссоединению.

Сил пленницы не хватило даже на то, чтобы спросить: «А при чём тут Серен?».

— Пойдём. Для обряда уже всё готово.

На негнущихся ногах, подталкиваемая Стражем, Опаль последовала за владычицей Чармейского леса. Касаясь земли босыми ногами, чувствовала, как травинки больно колют ей ступни. Как по обнажённой коже бежит ветерок, покрывая спину и плечи мурашками. Как тревожно шумят деревья, наполняя пространство непрерывным шелестом, словно о чём-то перешёптываются зловеще.

Насмехаются над ней и её доверчивостью.

Не следовало доверять Чернокнижнику, не следовало…

От страха, а может, от колдовского зелья, немело тело. Путались мысли, и в пламени факелов, освещавших небольшую поляну, всю поросшую беленой, Опаль чудились страшные тени. Они отплясывали свои ритуальные танцы, то увязая в высокой траве, то взмывая к кронам могучих деревьев. Скользили по странному ложу из цветов — кажется, на таких древние морры совершали погребальные обряды, а потом сжигали своих колдунов — на которое Опаль было велено опуститься.

— Да скорее же! — зло прорычала ведьма. Грубо дёрнула девушку за руку, заметив, что пленница колеблется.

Ноги подкосились. Лжемаркиза безвольно рухнула на пёстрый покров. Наполненные слезами глаза цвета дягиля устремились к небу. Перевёрнутой чашей оно накрыло землю, захлопнулось над Опаль смертельной ловушкой, в которую она так опрометчиво себя загнала. Девушка смотрела на звёзды, на бесконечные яркие россыпи, из последних сил шевеля губами, но уже и сама не понимала, что говорит. Просит ли о прощении или взывает к состраданию.

А может, молится Единой о том, чтобы ведьма, коршуном кружившая над ней, оказалась лишь плодом её воображения. Кошмарной фантазией.

Единственное, на что хватило сил, — это на слабый стон, когда старуха, склонившись над своей добычей, полоснула по её ладони ножом, оставив на коже глубокую кровавую борозду.

То же самое проделала и со Стражем, распорядившись:

— Возьми её за руку и не отпускай.

Опустившись в траву, маг сжал узкую, кровоточащую ладошку. В чёрных глазах колдуна отражалось пламя факелов, оно же освещало его коленопреклонённую фигуру и маску, застывшую на молодом, красивом лице. Лишь во взгляде ещё отражалось что-то живое, что-то человеческое.

Хищной птицей парила вокруг них ведьма. Неразборчиво шептала слова древнего языка, складывавшиеся в протяжную песнь заклинания. С каждым новым звуком, вырывавшимся из груди Берзэ, сознание девушки гасло, поглощаемое тёмной, могущественной силой.

Перед которой Опаль была беззащитна.

— Я знала, когда-нибудь эта любовь меня погубит.

Пленница была не в состоянии разобрать, вслух ли была произнесена прощальная фраза или всего лишь прозвучала в её мыслях. Лицо колдуна исказилось. Ненавистью, а может, мукой.

Разгадать истинные чувства Стража Опаль не смогла. Веки налились свинцовой тяжестью, она больше не чувствовала своего тела.

А ведьма, возвысив голос, в исступлении выкрикивала заклятие, продолжая опутывать девушку коконом бесконечного мрака.

Торжествующий крик Берзэ, пронёсшийся над лесом и всполошивший его обитателей, стал последним, что услышала жертва. Последний рваный вздох, последняя попытка вырвать руку из руки человека, которого и любила, и ненавидела одновременно.

Последний взгляд, скользнувший по ночному небу, и глаза девушки закрылись, дыхание остановилось. А со смертью герцогини д'Альбре развеялись и чары Чернокнижника, схлынувшие белёсой дымкой.

Звуки стихли. Казалось, сама природа, законы которой так часто попирала Берзэ, замерла в ожидании и увлечённо следила за дальнейшим развитием событий.

— Демоны! Ты что это мне подсунул?! — наконец испуганно и зло вскричала ведьма, отскочив от распластавшейся у её ног жертвы.

Увидев бледное, словно вылепленное из воска, лицо в обрамлении светлых кудрей, маркиз едва не расхохотался. И рад был бы выплеснуть на исходящую злобой старуху заполнившую его радость, охватившее его облегчение и какое-то безумное ликование, но сил хватило лишь на тусклую улыбку.

Чары Чармейской колдуньи выжали его без остатка. Ни одна битва с демоном не заканчивалась для Морана таким истощением. От которого он мог и не оправиться.

Но какое это теперь имело значение… Главное, Александрин не пострадала.

— Передавай мои приветствия Серен. Надеюсь, новое тело ей понравится.

Разжав окровавленные пальцы, Страж рухнул на землю и устало прикрыл глаза, впервые за долгие месяцы почувствовав себя спокойным и безмятежным.

Пробуждение было долгим и мучительным. Я изнывала от жажды, глаза отказывались разлепляться. Чувство было такое, будто не в плену побывала, а кутила ночь напролёт в каком-нибудь кабаке.

Интересно, может ли отрава Опаль вызывать похмелье? Наверное, да, раз голова гудит. Того и гляди треснет, как переспевшая тыква.

Тихий стук в дверь нарушил ход моих мыслей.

— Уже проснулись? — В комнату вошла незнакомая женщина в лёгком платье из гризета.

Только сейчас я поняла, что лежу не в своей кровати и что на мне чужой пеньюар. Всё тело в примочках, из-за которых уже успела пропахнуть лекарствами. Ладонь заботливо перевязана светлым лоскутом.

И всё бы хорошо, да только сердце сжимается от страха, стоит подумать о муже.

— Могу я поговорить с мэтром Леграном?

— Господин ждёт вас в кабинете. — Заметив, что порываюсь вскочить и что у меня это не очень получается, служанка поспешила мне на помощь. — Только сначала оденьтесь. Не думаете же вы предстать перед его милостью в таком виде.

Я покраснела:

— Это вы меня ночью переодевали?

Заметив моё смущение, женщина улыбнулась и кивнула.

Фух! Хорошо что не мэтр Легран. Иначе бы при встрече с магом со стыда сгорела. Хотя после того, как с меня вчера сдирали одежду два орангутанга, учителя уже можно было и не стесняться.

— А ещё вам следует поесть, — не терпящим возражений тоном заявила служанка и принялась приводить меня в более-менее сносный вид.

Помогла одеться в платье, принадлежавшее старшей дочери мага, которая изредка его навещала. После чего заплела мне волосы в тугую косу и с видом надсмотрщика стояла над душой, пока я общипывала холодное крылышко фазана. Нежнейшее мясо глотала, даже не жуя, лишь бы поскорее покончить с трапезой.

— Теперь я могу увидеть мэтра? — Запив свой скромный завтрак несколькими глотками травяного отвара, с мольбой воззрилась на надзирательницу.

— Следуйте за мной.

Пока шли по коридору, освещённому полуденным солнцем, лучи которого проникали сквозь витражное окно-розу, я бездумно пялилась на крошечные пылинки, парившие в воздухе. Под ногами чуть слышно поскрипывали половицы, пахло деревом и горячим хлебом. Окружающая обстановка источала тепло и спокойствие.

Которое не способно было поглотить моё волнение. Страшные события минувшей ночи постепенно, фрагмент за фрагментом, воскресали в памяти. Вдруг вспомнились слова мэтра о Страже. О том, что Моран меня использовал. Но тревога за жизнь мужа меркла на фоне остальных переживаний.

— Александрин! — при виде меня чародей приветливо улыбнулся. Поднявшись из глубокого, обитого бархатом кресла, поспешил навстречу. — Рад, что вам уже лучше. Надеюсь, спали хорошо? Не мучили кошмары?

Меня усадили на диванчик возле окна, заботливо пододвинули серебряную тарелочку с заморскими сладостями, вроде тех, которыми угощали в коллеже.

Вот только сейчас единственное, что могло подсластить мою жизнь, — это добрые вести о муже. А на вкусности я даже внимания не обратила.

Увы, новости от мэтра оказались не теми, которые надеялась услышать.

— Его светлость исчез. Как сквозь землю провалился. Я узнавал, он даже на службу сегодня не явился. Король гневается. Во дворце обнаружили ещё одного одержимого, и де Шалону надлежало явиться на приём к королю ещё ранним утром.

— А… Опаль? — спросила взволнованно.

— Я отправил слугу следить за дворцом д'Альбре. Её светлость видели утром, выходящей из кареты. Но возвращалась она не из вашего дома. За ним я тоже велел установить слежку, — пояснил находчивый учитель.

Я зажмурилась, вновь и вновь прокручивая в голове слова мага. Моран пропал. Опаль стала самой собой и как ни в чём не бывало разгуливает по столице. А это могло означать только самое худшее.

— Александрин, не стоит раньше времени падать духом, — вкрадчиво заговорил мэтр Легран, пытаясь хоть как-то меня приободрить и утешить. — Вы же сами сказали, по плану герцогини Страж должен был погибнуть в своей постели. Но, как мне удалось выяснить, его светлость прошлой ночью даже не ложился. Значит, что-то пошло не так. Должно быть, в замысел этой коварной женщины вмешались непредвиденные обстоятельства.

«Если эта коварная женщина хоть пальцем тронула моего мужа, я её в порошок сотру! — подумала воинственно и мысленно же добавила: — Вот только сначала немножечко окрепну».

— Я должна с ней поговорить. Должна немедленно! — И пока буду говорить, заодно оттаскаю стерву за белобрысые космы. А ещё лучше — что-нибудь ей подпалю!

Вот только с силами соберусь.

— Я бы на вашем месте не бросался на амбразуру ради того, кто не стоит ни ваших переживаний, ни ваших слёз, — покачал головой учитель. — Выслушайте сначала, что я вам скажу, а потом уже будете решать, как поступить.

— Но…

— Послушайте, — мягко повторил маг и потянулся за книгой, оставленной на письменном столе. — Помните её?

Кивнула, увидев обложку с вытесненной на мягкой коже жуткой демонической мордой.

— Я всё гадал, как вам удалось взломать охранные чары, наложенные на этот раритет, — потрясая в воздухе потрёпанным томом, говорил мэтр.

— Честное слово, ничего не ломала. Она сама, можно сказать, мне в руки упала.

— И я вам верю. — Мужчина откинулся на спинку кресла. — Дело в том, что вас готовили к обряду, описанному в этом манускрипте. На вас наложили тёмное колдовство, Александрин, на него-то и откликнулась книга. Подобные чары в Вальхейме уже многие века под запретом, но некоторые безумцы продолжают к ним прибегать на свой страх и риск.

— Вы сказали, к ритуалу? — Даже без объяснений его милости я знала, о каком обряде идёт речь. — Я должна была стать новым вместилищем для души Серен, ведь так?

Теперь настал черёд мага удивляться и смотреть на меня с недоверием.

— Пожалуйста, объяснитесь.

— Я совсем случайно об этом узнала. Из видения про Серен. — И я поведала гостеприимному хозяину о сцене, что привиделась мне в стенах Тюли.

— Что ж, это только подтверждает мои догадки, — задумчиво теребя клинышек седой бородки, пробормотал мэтр. — Моран вас использовал. Собирался, как жертвенного агнца, отправить на убой.

— В видении… — заикнулась робко.

Но колдун меня перебил:

— Из видения вы узнали, что ведьма собиралась воспользоваться силой Стража, чтобы призвать душу его покойной жены. А я скажу вам больше: самостоятельно, без его светлости, эта старуха ни за что бы такое не провернула. Поймите, Александрин, это Моран выбрал вас. Не Серен, не колдунья. Не спорю, вы были ему интересны. Но только как оболочка для души той единственной, которую он по-настоящему любил.

Страшные откровения. До этого момента даже не представляла, что словами можно ранить так больно. Появилось ощущение, будто мне ножом пронзают сердце, снова и снова, и оно превращается в сплошную кровоточащую массу.

А мэтр всё говорил, каждой фразой выжигая во мне то светлое чувство, что испытывала я к Стражу. Выжигал дотла, вместе с моей душой.

— И женился он на вас, только чтобы привязать к себе, влюбить в себя. Вы ведь любите его, Александрин?

Кивнула. Кажется. А может, так и осталась сидеть неподвижно, словно изваяние. Было трудно не то что шевелиться. Каждый вздох, каждый удар сердца отдавался в груди невыносимой болью.

Лучше бы мне вчера перерезали горло.

— Для успешного проведения ритуала необходимо было, чтобы вас связывало крепкое чувство. А что может быть крепче любви?

— Но почему я? — будто и не мои прозвучали слова.

Не мой голос, и это не я сижу в комнате, щедро обласканной солнечным светом, и выслушиваю признания, отравляющие смертоносным ядом.

— Вы стали для маркиза настоящей находкой. Рождённая без дара, а значит, в вас можно было, как в чистый сосуд, влить любую силу, — охотно пояснил мэтр. — Не думаете же, что Серен согласилась бы вернуться в тело обычной магички? Она бы ни за что не променяла жизнь могущественной чародейки, наследницы морров, на жизнь какой-то там посредственности. Полагаю, перед смертью её светлость заточила свою драгоценную силу, которой так кичилась, в какой-нибудь артефакт, из которого та постепенно перетекла в вас. Было ли среди ваших вещей что-то, что вы всегда имели при себе? Что-то, с чем маркиз настоятельно просил вас не расставаться?

— Было, — прошептала чуть слышно. Даже не заметила, как по щеке сползла первая слезинка. — Кулон. Моран подарил мне его в ночь после нашей помолвки.

— Вот видите! — порывисто воскликнул учитель, явно довольный тем, что очередное его предположение подтвердилось. — Это ещё одно доказательство того, что де Шалон был не жертвой, а участником этого богопротивного замысла. Наверняка и заклятием каким-нибудь сдобрил украшение, чтобы вам не хотелось с ним расставаться.

Как складно всё у них получилось. Такой замечательный план. В котором мне отвели роль жалкой пешки.

— Отсюда и видения про вашу кузину. Они — отголоски её сознания, её естества, которое, как известно, неразрывно связано с магией колдуна. Боюсь, вы навсегда останетесь связаны с прошлым маркизы, Александрин, ведь теперь владеете её силой. В вас живёт частица Серен в виде её дара.

Мерзость какая.

— Значит, своим замужеством я обязана тому, что родилась пустышкой? — подытожила вместо мага. И раньше было горько от того, что Единая не наделила меня даром. А теперь и вовсе обрушилось ощущение безысходности.

— Среди дворянок не так-то просто найти девушку без дара. А возможность жениться на простолюдинке, полагаю, его светлость даже не рассматривал. К тому же вы её кузина. Не единокровная сестра, но всё же близкая родственница. Это древнее колдовство, практиковавшееся во времена морров. Не всегда тело принимало чужую душу, бывало, оно её отвергало. А для тех, кого связывали кровные узы, риск отторжения уменьшался. Как видите, они всё просчитали.

Злому гению этой дружной компании оставалось только позавидовать. А мне посочувствовать. Хотя какое там сочувствие! Я заслужила всё, что со мной случилось!

Если бы не влюбилась, если бы не позволила чувствам затуманить мне разум и притупить бдительность, не превратилась бы в марионетку в руках колдунов.

Но я поддалась обаянию Стража, своему влечению к нему. Поверила в то, что жизнь с ним станет похожа на сказку. Да и просто хотела сделать счастливым будущее сестёр. Стремясь перестать быть для семьи обузой, сама, добровольно, пошла на заклание.

Глупая овечка.

— И что теперь?

— Буду ходатайствовать о задержании маркиза и о дальнейшем судебном разбирательстве. Необходимо отыскать ведьму и привлечь её к ответу. Возможно, Страж и не был в курсе, что Серен готова была рискнуть его жизнью. Но за остальное он обязан заплатить. К счастью, я разгадал замысел маркиза прежде, чем он успел погубить вас и призвать в мир душу вашей кузины.

— А что же сила? — подняла на мага глаза. Слёзы в них просохли, вот только ещё сильней рыдали сердце и душа.

— Какая-никакая награда за ваши переживания. Если бы всё не было так печально, я бы поздравил вас, — грустно улыбнулся его милость. — Теперь вы, Александрин, — Огненный цветок Вальхейма, обладательница редчайшего среди женщин дара.

Да уж! Счастье-то какое — слышать зловоние демонов и сходить с ума при каждом их появлении. Интересно, у меня теперь тоже появится демоническая сущность, которую придётся заточить в зачарованном зеркале? Или мне, так сказать, досталась магия в очищенном от безумия виде?

С какой бы радостью отреклась я от непрошенного «подарка» кузины, если бы это могло всё исправить.

Если бы можно было повернуть время вспять, не раздумывая бы разорвала на клочки предложение Стража и без сожалений бросила бы роковое послание в камин.

Уж лучше смотреть, как бумага превращается в пепел, чем стоять на пепелище своей любви.

Эпилог

Сознание постепенно заполняли звуки. Эхом отражаясь от стен, они множились, сливаясь в непрекращающийся гул. Слышалось Стражу в нём и нетерпеливое шуршание юбок, и быстрая дробь каблуков, и раздражённые окрики.

В попытке вырваться из плена сна, в котором он безжалостно уничтожал то единственное чистое и светлое, что ещё оставалось в его жизни, Моран открыл глаза. Он по-прежнему чувствовал себя обессиленным, и, наверное, потому всё вокруг расплывалось и двигалось: факелы на стенах пускались в безумную круговерть, чертя в пространстве огненные кольца, пол несколько раз успел поменяться местами с выбеленным паутиной потолком, а женщина, услыхавшая невольный стон, сорвавшийся с губ мага, показалась ему сероватой дымкой, белёсым призраком, плывущим в полумраке.

— А ты оказался живуч.

Не сразу пришло осознание, что голосом Опаль говорит Серен. Что окружающая обстановка размыта, будто подёрнута туманом, не потому что слишком слаб, а потому что находится в зазеркалье. На изнанке реальности.

Зарычав, Страж бросился к зеркалу. Изнутри глянцевая его поверхность выглядела тусклой, по желобам растрескавшейся рамы струилась магия четырёх стихий, запечатавшая его в этой зеркальной клетке. Разноцветные всполохи — золотые и серебряные, лазоревые и изумрудные — мелькали на камне, изъеденном временем. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: так просто ему не разрушить чары.

Светловолосая женщина по ту сторону зеркала пробежалась пальчиками, унизанными перстнями, по резной раме.

— Как жаль, что мы больше не супруги. Тебя ли, милый, мне стоит благодарить за этот неожиданный сюрприз? — Изящная кисть скользнула вдоль тела, повторяя точёные контуры, задержалась на осиной талии, туго стянутой корсажем на китовом усе, сплошь расшитым цветами из бриллиантов. — Я рада вернуться, но совсем не рада застрять в этой посредственной оболочке, — зло прошипела Серен. — Без своей силы! Без своего имени!

— Я вернул тебя. И вот что получил вместо благодарности, — горько усмехнулся чародей, оглядывая своё убогое пристанище.

— Ты меня вернул? — лицо белокурой красавицы исказила гримаса ненависти. — Да ты только и делал что предавал меня! Всякий раз, когда думал об этой пустышке, моей кузине! Всякий раз, когда её желал. Когда засыпал с нею рядом. — Отступив на шаг, Серен криво ухмыльнулась: — Извини, милый, но такое не прощается.

С тобой всегда были одни проблемы. Было сложно держать тебя в узде. Это по твоей вине мы загубили столько маленьких, невинных душ, только начавших прокладывать свой путь в жизни, — говорила Серен с таким видом, словно сплетничала о ничего не значащем пустяке. — Все жертвы на твоей совести, Моран. Все до единой. Иначе тебя было не укротить. Спасибо Берзэ, подпитывавшей мои чары новыми жертвоприношениями, уже после того, как я оставила этот мир. Иначе бы ты быстро утешился и забыл обо мне. Не правда ли, любимый?

Гнев и осознание собственного бессилия перед чародейкой сжигали Стража изнутри. Не способный вырваться на волю, Моран остервенело ударил кулаком по зеркалу, мечтая разбить его вдребезги. Но тщетно.

— Каково чувствовать себя обманутым, а? — насмехалась над пленником воскресшая. — Теперь ты знаешь, что почувствовала я, когда очнулась в этом никчёмном теле и узнала, что ты увлёкся моей кузиной. До знакомства с ней был почти шёлковым, а потом тебя словно подменили. Теперь я просто обязана отомстить. Сначала тебе. А потом и ей. — Заметив, что привычная сдержанность изменила магу и что он с отчаяньем продолжает биться о зачарованную преграду, сдирая до крови на руках кожу, хоть и понимает, что не сумеет высвободиться, Серен расхохоталась. — Неужели ты думал, что я так просто откажусь от своего наследия? — Подскочив к зеркалу, яростно прошипела: — Сила — моя! И я верну её себе любой ценой! Даже если для этого потребуется заплатить жизнью твоей драгоценной жёнушки. Впрочем, эту цену я заплачу без сожаления.

— Серен! — глухо прорычал Страж. Чёрные глаза его полыхнули гневом. — Тебе не удастся удерживать меня здесь вечно. Только тронь её…

— Поверь, милый, я это сделаю с превеликим удовольствием, — источая яд, цедила ведьма. — А когда всё будет кончено, ты сможешь полюбоваться на хладный труп своей избранницы. Полагаю, долго ждать не придётся.

— Серен! — из тёмных глубин послышался голос лесной колдуньи, отголосками наполнивший подземный зал. — Ещё успеете наговориться. Пойдём! Он ждёт тебя.

— Счастливо оставаться, любимый. — Обернувшись, Серен послала Стражу воздушный поцелуй, каждой клеточкой своего тела ощущая ярость мага, его бессильное исступление, и последовала за той, что вернула её к жизни.

Примечания

1

Алидор — золотая монета.

(обратно)

2

К у р д о н ё р — парадный двор дворца, образуемый основным корпусом и боковыми флигелями.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть I

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

Часть II

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg