«Мир»

Мир (fb2) - Мир [SelfPub, 16+] (Железный Аспид - 2) 4349K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Мар

В оформлении обложки использованы изображения с

/

 и / по стандартной лицензии

Некролог

– Может, пролог?

– Ты дослушай.

Шима кивнул и подлил себе курарчелло, отчего пузырек заманчиво треснул посредине. Редчайшая выдержка, восхитительный сорт. Кафт наспех выпил и на закуску швырнул пузырек об угол термостата.

– Так что там коричневый субкарлик?

– А, да, планемо. Звезда-неудачник. Ей не хватило жара, чтобы запустить термоядерный синтез, как положено. А планемо Эзерминори так не повезло, что стоило ей остыть, как на ней завелись паразиты. Насекомые плодились и множились, эволюционировали так и сяк… Но не могли превзойти размера самых обычных вшей. Ты ведь знаешь, их кровеносная система плохо разносит кислород. Вырастая, они начинают задыхаться. Но их амбиции не желали мириться с естественным отбором, и вскоре эзеры смекнули, что природу можно обмануть. Они овладели диастимагией. И научились менять свою анатомию – как и когда захотят, на сколько захотят.

– Но зачем?

– Сначала просто искали форму, которая будет лучше усваивать кислород, чтобы доминировать над остальным животным миром. Позже – над миром природы. И наконец – над вселенной. Они много кого повидали, а повидав, убили и копировали. И птиц, и зверей, и гадов. Хлоп! – перед тобой таракан, хлоп! – пес или рыба. Хлоп! – обратно таракан. Но все было не то. Недостаточно удобно, недостаточно смертоносно. Ведь правильно: какой вид самый опасный?

– Мы…

– Да. Все закрутилось, когда Эзерминори посетил человек. Случайно, ибо нарочно туда никто не хотел попасть, разве что сумасшедшие. Очень скоро, получив личину гуманоидов в пару к своей, энтоморфы серьезно возвысились. Их имаго – реальные тела – тоже выросли. Видели нашего Бритца? Теперь эзеры пьют кровь побежденных, чтобы запасать эритроциты. А используют запасы, когда летают, размножаются, линяют и воскресают. В себя приходят лишь по необходимости. Ведь быть монстром действительно удобнее, когда ты человек.

Уже привычным жестом Эйден обновил свой бокал варфарома. Он полюбовался на лабораторию сквозь его ярко-розовый цвет.

– Насекомые и мне попортили крови. Они были настолько жестоки, насколько талантливы. А цивилизация их, даром что из одного созвездия, давала жару всей имперской армии. Наконец, после сотен попыток осадить вшей, мы решили перерубить этот узел: взорвать Эзерминори, их столицу. Накрыть тараканов одним большим… тапком. Ой, да не смейтесь, Шима, я ему тут о грустном… Это было против всех принципов, за тысячи лет врезанных в наши гены. Уничтожить целую планету – а ведь на ней, должно быть, жили миллиарды ни в чем не повинных эзеров.

– Бросьте! Каждый энтоморф с колыбели – по локоть в крови своих рабов!

– Но это их образ жизни! Я не могу винить ребенка в том, что он убивает, видя, как убивают взрослые. Мы просто не смогли найти решения лучше. Не справились. И времени, и сил терпеть уже не осталось. Мы решили выжечь их дом подчистую, как иные земледельцы, кому нечем удобрить почву, выжигают поле со всем зверьем, что там живет. Как полевой хирург рубит тебе руку по плечо, а ты лишь отморозил палец. Но у него нет времени и лекарств, чтобы рисковать твоей жизнью, доводя до гангрены. Мы были в отчаянии. Или теперь уговариваем себя, что были. Не стоит думать, будто я не казнил планеты. Но я давал им время, чтобы эвакуировать мирных, иногда даже ресурсы для этого. А Эзерминори с их гравитационной коронадой… Намекни я им заранее – ничего бы не вышло. Вернее… нет, вышли бы тысячи мертвых имперцев, сплюснутых вместе с кораблем до размера вот этого яблока. Но весом с целый дом. – глоток варфарома, вдох, выдох, снова вдох, чтобы Шима успел представить, как сам коллапсирует в яблоко. – В общем, я мог дать им три часа: от момента, когда коллаборат моих кораблей прибыл в их систему, до щелчка мышеловки.

Не случалось мне разрабатывать план сложнее и коварнее. Козыри насекомых должны были сыграть против них самих. Но обо всем по порядку. Мы пригнали тринадцать флотилий – три тысячи крейсеров, не заметных с Эзерминори. Мои корабли не отражают ни фотона, а в том месте, где они закрывают собой звезды и могут себя выдать, они излучают свет нужной яркости и спектра. И на планете уверены, что видят звезду, а не копию на обшивке крейсера.

– А как же радары спутников?

– Да, радары… орбитальных там была не одна сотня, и это только боевых. Но нашей целью было скрыться от планетарных орудий. Мы просто сметали радар за радаром. А пустое место тут же занимал наш корабль. Отключал маскировку. Копировал сигнал эзеров. И с планеты казалось, что спутник на миг потерял связь, но тут же восстановил. Ты вообще не представляешь, насколько быстро нам приходилось проворачивать вот это все… На распад одного спутника и взлом его сигнала требуется пять секунд.

– И сколько же у вас ушло на все?

– Пять секунд.

– Нет, на все спутники.

– Пять секунд!

– А…

– Три тысячи крейсеров против трех сотен радаров, Шима. Какие у них были шансы? Я висел на орбите, и планета сверху казалась вся покрыта кровью, до того красная. Но я отвлекся. Итак, какие-то сигналы о нас поступили эзерам, но их маршалы пришли в смятение: врага они не видят, спутники на месте и работают. Больше похоже на атмосферные помехи, на обычный сбой ресиверов. Да будь на их месте даже я, и то не стал бы вводить чрезвычайную ситуацию. Отослал бы данные о сбое на анализ и занимался своими делами, пока Ибрион не разнесло бы к чертям. Но эзеры были б не эзеры, если б не подняли авиацию даже по ничтожному поводу. Такая порода. Они всегда начеку, как разбойники, что спят с ножом под подушкой.

Как только их джеты вышли из атмосферы, нас раскрыли: с новых углов обзора мы были видны, как на ладони. Их первую эскадрилью разведчиков без труда растворили те наши крейсеры, что имитировали спутники. По-моему, наших коллапсировала всего дюжина. Их место тотчас заняли другие. Блазар! И когда я выучился говорить так холодно о потерях? Помню, как бесился из-за четверых людей… теперь смешно даже. – Эйден чокнулся пробиркой с пузырьком профессора и крутанул за хвостик чужое яблоко на столе. Оно завертелось по стеклу, как зеленая планета. – И вот – пока насекомые поднимали основной флот, мы ставили крейсеры на орбиту. Строили плотную сеть. На установку одного корабля уходило от трех до пятнадцати секунд, и мои ребята встраивались в контур неравномерно – ни по времени, ни по расстоянию.

Маршалы Эзерминори продолжали наблюдать бессовестно чистое небо, психовали и теряли один корабль за другим. Коллапсируя, наши позитронные двигатели взрывались и убивали стреляющего. Как пчелы: один выстрел – и награда посмертно. Боевых кораблей насекомых поднялось всего пятьсот против нас. И то – это колоссальная армия для одной планеты! И нам досталось. Вот имперский крейсер, и через секунду – горошина… Плесните своего курарчелло.

– Вы же в курсе, что на андроидов не действует алкоголь?

– О, Шима, вот умеешь ты… давай на «ты»… вот умеешь ты развеять эффект плацебо.

– Всегда к услугам. Но курарчелло мне не жалко, что ж.

– Ты вот думаешь, сколько времени нужно, чтобы уничтожить планету? День? Час? Шима, мы собирались уложиться в полчаса. Наверное, затем уж просыпаются совесть, жалость, сомнения. Нельзя было этого допустить. Очень скоро у Эзерминори не осталось никого, чтобы вести бой в космосе. На кораблях эзеров нет специальных радаров, чтобы вычислить несоответствие между положением звезд и их копий. Смерть косила их просто из ниоткуда. Мы потеряли в общей сложности двести крейсеров. Много. А теперь спроси, почему оно того стоило.

– Почему оно того стоило, Эйден?

– Все это время мы формировали из своих кораблей невидимый контур. Орбитальную сферу. Каждый шаг был рассчитан заранее: крейсер встает на свое место, запускает все телепорты, какими располагает, и цепляется ими к соседям. Каждый к четырем другим: эдакая… четырехвалентная связь. А пятым, последним телепортом, команда отправляется в коллаборат свободных крейсеров на границе системы. Затем пятый луч встраивается в общий контур, замыкает ячейку, и корабль уже не может выйти оттуда, не нарушая целостности сферы вокруг планеты.

Каждый орбитальный крейсер имел свой конкретный, строгий план действий. Какие телепорты связать между собой, какими – прыгнуть на коллаборат. Как только эвакуировались три четверти людей – коллаборат перестал прятаться.

– Но ведь эзеры открыли огонь!

– Да. Сильнейшими планетарными коронадами, – вслед за Шимой андроид запустил своей пробиркой в тот же термостат, где остатки коктейля рассыпались фейерверком. – Они думали, что стреляют по коллаборату, а на самом деле – по сфере вокруг планеты. Она еще достраивалась, но корабли орбитального контура, связанные телепортами, принимались оружием за единое целое. И для коллапса не хватало мощности коронад. Понял теперь, чего мы хотели? Чтобы коллапсировал не каждый корабль по отдельности, нет… Чтобы контур целиком коллапсировал внутрь! – Эйден сжал яблоко в руке, и силы робота хватило, чтобы оно смялось и брызнуло. Кафт вздрогнул, а яблоко полетело в термостат. – Эзеры не понимали, что делали. Они решили нарастить силу удара до максимума, и на это требовалось еще какое-то время. Они не соображали, что это ловушка. Корабли с полными баками позитронов – сотни кораблей – готовые выстрелить собой в планету. Но насекомые думали, их коронада просто еще недостаточно сильно бьет. И крутили резистор, не задумываясь. А контур был почти закончен. Шли минуты… Мы не знали точно, сколько еще…

Когда на мостик ворвался энсин – очумелый, с буйным взглядом – я думал, эзеры обнаружили сферу или прорвали ее. Понимаешь? Вот что казалось мне катастрофой, вот из-за чего впервые в жизни сердце зашлось.

Но помню, он прокричал:

«– Милорд, там Наэль риз Авир!.. Не вернулась в коллаборат! Перепутала телепорты, или они сработали не так… Вместо эвакуации прыгнула в какой-то из соседних кораблей! А эвакуация-то уже все!.. Телепортов досюда уж нет больше…

– Контур замкнут полностью? Еще остался где-нибудь разрыв? – мы с Джуром напали на штурмана. Герцог навис над лейтенантом, мешал ему вертеть конвисферу, расталкивал изображения. Я не оттеснял: Наэль – его племянница, его любимая проказница. Одна из немногих родных, кто и его любил в ответ. Я ожидал приговора штурмана, снаряжая личный шаттл.

– Нашел одну трещину! – догнал меня ответ лейтенанта, обернутый в стенания герцога. – Последний эвакуационный телепорт близко к Наэль – тыщ пять миль всего. Она уже бежит туда! Но Ваше Величество… мощность коронады эзеров на пределе. До коллапса орбиты десять ми…

– Разорви контур рядом с ней, – теряя голос, одним дыханием взмолился Джур.

А я взбесился на него.

– Я не могу! Еще хоть один корабль снизит валентность – и контур схлопнется по частям! – я разбил руку о переборку, доказывая, как именно все будет. – И все пилоты в том бою погибли зря, да? Скажешь это их родным? Я не говорю о… (это было чудо, что так и не сказал. Не ткнул его в бюджетные траты на подготовку и осуществление плана). Джур, нам нельзя, Джур… Нет.

– Что значит, нет! Ведь это же…

– Координаты разрыва мне в шлюпку! – исчезая, я уже знал, что меня слышал весь флагман».

Пять тысяч миль Наэль должна была преодолеть за десять минут. Конечно, основную часть телепортами, но между ними – от шлюза до шлюза – на своих двоих через весь корабль. Через одиннадцать кораблей. По крейсеру в минуту, обивая колени о переборки и консоли. Бежать спринтом, как гепард, врезаясь ребрами в газовые кресла, которые вечно ни черта не видно! Падать на порогах модулей, расталкивать обрывки конвисфер. Оставлять кровь, слезы на погасших мониторах. Ломать ногти о клинкеты. Аварийные огни мигали и путали ее: в их свете теряешься даже в знакомых коридорах. Телепорт – шлюз – мостик – шлюз – телепорт… и снова. И снова. Стыковаться с контуром было нельзя. Я мог лишь подвести шлюп к разрыву и протянуть ей телепорт на свободный приемник.

«– Быстрее! – подгонял я, проклиная себя за это, ведь она и так бежала на пределе. На пределе были и мои нервы. И целой армии, наблюдавшей безрассудство двух первых лиц Империи. С Джуром-то все было понятно сразу. Но они там решили, что и я могу бросить все, бросить их ради нее! Это ведь естественно… для человека. Когда Наэль оставалась треть пути, контур засбоило: шлюп Джура стыковался с одним из кораблей ближе к ней.

– Нельзя, назад!

– Она не успеет к тебе! – рычали на меня из комма.

– Джур, ты выбьешь крейсер из контура! Будет еще дыра!

– Отвали от меня, р-робот, машина!»

Как же он, мать его, рисковал. Стыковка выводила систему из равновесия, когда одно неаккуратное движение – а Джур вел вручную! – и все пропало. Две дыры в сфере при таком уровне бомбардировки срывали весь план. Наэль и Джур могли погибнуть на орбите вместе. А эзеры посмотрели бы снизу, засняли на видео. Посмеялись бы потом. Я плюнул на свой разрыв и помчался навстречу риз Авиру. Я уже понял, что его не переубедить, и решил помочь со стыковкой. Не был уверен, что в состоянии заменить автопилот, но в той ситуации я был чуть лучше, чем ничего. С коллабората Проци верещал мне в динамик, что я сошел с ума… Так что комм пришлось отключить.

На шлюпках всего один телепорт, им я прыгнул к Джуру. Выгнал его из рубки, состыковался… не помню, как, но мы остались живы. Значит, повезло. Я всегда считаю, когда не разбиваю корабль, что так звезды сошлись, потому что пилот я тот еще… Мы ждали Наэль в стыковочном фильтре, у шлюза. Молча. В тишине. Комм Джура валялся где-то в рубке – Вурис и его достал своими воплями. За минуту до схлопывания мы поняли, что четыреста девяносто девять миль в минуту – недостаточно быстро. Наэль была в пятистах милях от нас.

– Тридцать секунд, Джур. Уходим.

Я начал отстыковку, шлюз удалял кислород из фильтра.

– Нет! – он задыхался, а я мог не дышать совсем. – Успеет, Эй…

– Не успеет. Выйди из фильтра.

Давление падало. Десять секунд.

– Ты ублюдок, она же тебя любит!

– И я ее!

– Видимо, недоста…

Он потерял сознание. На исходе восьмой секунды мы отстыковались. На исходе девятой – в шлюз ворвалась… голограмма Наэль.

Теперь я знаю точно, насколько именно недостаточно я ее любил. На одну секунду. На во-о-от столечко, Шима. Я… был готов для нее на все – но до разумного предела. Ее цифровой образ рассыпался у меня в руках. Контур, в котором она осталась, ударил в Эзерминори.

Не могу вспомнить, что я чувствовал. Там, у шлюза, во мне пульсировала только ее боль. В рубке она потеснилась для боли Джура. Его, ее. Не моя.

Шима не был уверен, что до конца понимает.

– А Эзерминори?

– Сотни громадных кораблей рухнули на планету – разом, со скоростью света. Росли грибы их термоядерных взрывов. То, что не погубили наши реакторы, доедала антиматерия из боевых отсеков. Когда я вернулся в рубку, все эзеры, что не успели на ковчеги, были мертвы, а то, что осталось от их планеты, до сих пор непригодно для жизни. Куски размером вот с этот город улетали в космос, целые горные цепи таяли в остатках позитронных лучей. Эзерминори была красива раньше. Наэль была еще красивее.

Я помню, Джур стоял спиной ко мне и делал вид, что разворачивает шлюп домой. Удивительно, именно в тот момент я понял, что уж его-то я бы точно дождался в том фильтре. У меня бы и мысли не возникло о погибших впустую героях, о тратах… будь на кону жизнь его или Вуриса. Как не возникло мысли вывести корабль рядом с Наэль из контура и надеяться, что это не обернется преждевременным коллапсом. Ведь шанс на чудо был. Неужели она того не стоила?

– Тебя это мучает?

– Нет. Меня мучает то, что меня это не мучает.

И снова профессор кивнул, уже порядком сбитый с толку их сеансом психоанализа.

– Флот смотрел, как догорает Эзерминори. Джур смотрел на свое отражение в иллюминаторе. Я смотрел вглубь себя и ужасался. Не уверен, что уже начал дышать, когда заговорил… то ли с ним, то ли с его призраком у консоли. То был единственный момент за всю жизнь, который не остался в памяти ясным и подробным.

« – Не этого ты ждал от меня, когда отдавал корону. И уж точно не этого, когда подписывал мой сертификат качества.

– Эйден, прости, ты все сде…

– Я мог бы пообещать, что больше не подведу тебя, но ты ведь знаешь… Подведу еще – стоит только встать похожему выбору.

– Ты…

– Да перестань! «Эйден, ты все сделал правильно», хочешь сказать? «Правильно» сделал император, но не твой друг. Джур, я… просто не в состоянии им быть! Четыреста лет меня не покидала мысль: «почему он так добр, так бесконечно терпелив ко мне, – ему что же, больше дружить не с кем?» Ведь я совершенно отвратительный, самый неподходящий вариант для близких отношений всякого рода. Уйди! Отвернись от меня наконец! Я не могу больше выносить твою преданность – это бремя тяжелее короны».

Он не проронил ни слова. Выслушал молча. Будто машина, прошел мимо – к телепорту – и исчез. Он перенесся на другой шлюп, тот, что болтался неподалеку, и мы добирались до коллабората поодиночке.

– Джур не вмешивался в жизнь племянницы?

– Миллион раз он просил Наэль заглянуть правде в глаза и уйти, но она не могла. А я и не настаивал. С чего бы? Удобная женщина рядом. Послушная, красивая, тихая – идеальный компаньон. Но она-то положила на меня жизнь! И если б не таскалась вслед за мной… в горе и в радости… не погибла бы там, а потягивала бы коктейли на Ибрионе. Знаешь, Шима, положить жизнь на того, кому и в голову не придет рискнуть для тебя всем – это катастрофа.

За окном лаборатории светало. Все прежние исследования, все разработки научного центра показались Шиме ничтожными рядом с тем, что вдруг заимело первостепенное значение: изобрести наконец алкоголь для андроидов. Потому что одной машине он сейчас был очень, очень нужен.

– Это ведь случилось лет… сто назад. Герцог скоро остыл?

– А мы и не говорили с ним. С тех пор. – Эйден смотрел в одну точку, не моргая уже несколько минут. – Формально он оставался канцлером и превосходно исполнял свой долг, но меня избегал. Бедняга Ву стал посредником меж двух огней.

– Но ты до сих пор называешь их лучшими друзьями.

– Потому что они продолжают меня бесить. Джур молчит, но психует всякий раз, как я улетаю в зоны конфликта. Ву делает вид, что не присматривает за мной. Эти двое неисправимы. Казнить их разве…

Кафт поперхнулся курарчелло.

– А Вы? – донеслось из палаты, где утренняя синева и бой посуды разбудили пациента.

– А мне кажется, лишь после того, как Джур ушел тогда, я наконец выучился быть ему другом.

– Вот эт Вы заморочились… – проворчал господин Слоун. – Запутались в своем клубке, аспиды имперские… ой, не в обиду, Вашчество.

– На правду-то чего обижаться.

Эйден обнаружил, что пробирки закончились, опрокинул варфаром из горлышка и заглянул в палату.

– Принимай работу, Шима! – крикнул он оттуда. – Мы победили уроборос.

1. Глава о том, как выбрать правильный момент

Личный кабинет Альды Хокс – просторный, с высоченным потолком – купался в свежем воздухе и мягких утренних лучах. Ветерок с улицы колыхал шелковые гардины. Работать здесь было одно удовольствие. Которым полосатая стерва в тот день поделилась с лучшим из лучших, дабы он составил за нее годовой отчет.

«Ты же у меня такой умница, Норти…» Он согласился лишь оттого, что в тюремных катакомбах он света белого не видел. А тут почти как дома. И аквариум встроен прямо в столешницу. Умиротворяет.

Рабыня помялась на пороге, переступила с ноги на ногу и подошла к столу, дребезжа подносом. Она поставила его на самый край и с содроганием отстранилась.

– Уйди с ковра, пожалуйста, – не поднимая головы, тихо бросил Кайнорт. – Это альпака редкой породы, мне бы не хотелось отправлять ее в химчистку за свой счет.

– М-меня прислала госпожа Хокс, минори, – лепетала девушка, стягивая шелковый шарфик и сминая его в ладони.

– Кто ж еще может достать здесь живую шчеру… а что, карминцы закончились? – Не дожидаясь ответа, эзер отложил бумаги и поднялся. Это был обеденный перерыв, и паучиха струсила не без оснований.

– Так и будешь стоять там? – Кайнорт оглядел белую шею и острые ключицы – чистые, без отметин от укусов. – Не чай же ты мне принесла.

Альда пожелала сделать любимцу приятное, но когда Бритц был занят, то предпочитал опытных рабов. С этой же не обойдется без грязи. Паучиха обошла стол и завозилась с застежками на блузке. Первая, вторая, тре…

– Куда, бестолковая? – прервал эзер, перехватил ее руку и развернул шчеру спиной к себе. – У меня нет настроения.

Девушка вздрогнула и сжалась, когда длинные пальцы зацепили воротник: Кайнорт привычным движением сдернул его вниз. Шея сзади обнажилась до лопаток. Эзер и не задумывался о девчонке, та была упаковкой, которую просто нужно вскрыть, чтобы поесть. И вернуться к отчетам поскорее. В самом деле, ничто так не вдохновляет на умственный труд, как обеденный перерыв. Так что для привычного раба в этих манипуляциях не было ничего страшнее, чем когда хирург направляет свет или дантист опускает кресло. Но шчеру трясло, как на эшафоте. Она боялась опустить руки на стол, хотя ей говорили, что надо на что-то опереться, когда от потери крови закружится голова. Перед глазами все расплывалось. Живые рыбки – золотые, скалярии. Декоративный канцелярский набор в роскошном стиле. Она понятия не имела, что за имаго у минори за ее спиной, а когда не знаешь наверняка, каков монстр на вид, оттого еще страшнее. Кайнорт еще не притронулся к ней. Он замешкался с поиском спрея для обезболивания, недоумевая, отчего Альда так далеко его запрятала. Ужель она садист круче Бритца? И тут девчонка не выдержала – как многие неопытные шчеры.

Набежала тень. Звуки, что наполняли кабинет, неожиданно стихли, притупился запах дорогого лосьона минори. Вдруг он толкнул ее вперед и прижал к столу. Девушка взвизгнула: искристые паруса крыльев взметнули портьеры на окнах.

– Скажи мне, любезная, отчего я потянулся за криоспреем, а взял это? – горло уколол холодный нож для писем. Волосы на затылке рвались у корней, натянутые хваткой эзера.

– Минори, простите! Я не хотела, я… случайно! Я больше не буду! Мино…

– Не верещи, – Бритц вполсилы приложил ее виском об аметистовую вазу, и рыдания захлебнулись. – Здесь кабинет посла, моя дорогая. Окажись на этом месте Хокс, за несанкционированную диастимагию ты получила бы жало в печень. Не скажу, что со мной тебе повезло: я невосприимчив к твоему воздействию и не ядовит, но… ты подняла мне настроение.

Шчера заскулила. Послышались треск и хруст, когда из-под ребер эзера, прямо сквозь ткань, выросли шесть острых и цепких лап. Кайнорт был энтоморфом третьей линьки: той, что давала возможность неполного превращения. Теперь он имел две лапы, чтобы прижать руки девушки к столу, две – чтобы удерживать голову и тело жертвы, а еще две забрались под одежду и кромсали ее вместе с кожей – не смертельно, просто небрежно. Голой исцарапанной спиной шчера кололась о тонкую шерсть жилета и хлопок рубашки. Свободную руку Бритц запустил под ее лохмотья, которые еще минуту назад были блузкой. Скользнул пальцами вдоль порезов от своих лап. Не спеша, как редкий ценитель болезненных узоров, написанных алой гуашью на дрожащем холсте. Опять склизко захлюпало: эзер выпустил мощные жвала. Они выросли у него из-под горла, обхватили шею жертвы, сомкнулись на секунду и разошлись. Челюсти оставили глубокие порезы над ключицами шчеры. Девушка вскрикнула, и полилась кровь…

– Без криоспрея совсем иной кайф, да? – шепнул Кайнорт и впился человечьими клыками ей в мягкую ямку за ухом. Кровь потекла в два рта – стрекозе для питания, человеку – для удовольствия. Третий мерзкий звук был гаже прежних: левой рукой, последней свободной, эзер щелкнул ремнем и расстегнул брюки. Коленом легко развел девушке бедра: сопротивляться или вывернуться из-под хватки уже не было сил – утекали с кровью. И шчера сдалась кошмару.

* * *

О серьезный настрой Самины разбились сомнения швейцаров на входе, отступили дежурные администраторы и оплавился караул. Она парировала возражения охраны, с разворота ударяя взглядом, жестом, крепким словом. Секретарь Альды вскочила с места («постойте, у минори обед!»), но тотчас шмыгнула обратно. Чрезвычайно злая фурия ворвалась в логово Альды Хокс.

Запах сырого железа, окровавленные лохмотья из ткани и плоти на столе, переплетенье рук, лап, жвал… и широкие зрачки чудовища: Самина запечатлела кульминационный момент.

– Одну минуту, леди Зури… – мурлыкнул Бритц, продолжая удерживать рабыню в лапах, а себя – в ней. По правде, между Саминой и капитаном приличествовали стол и жертва на нем, но несложно было домыслить, чем обернулся перерыв на обед.

Серьезный настрой серьезно пошатнулся.

– Что ты… Отпусти ее, чудовище!

Бросаться на эзера было самоубийством, а что, если он и ее вот так… Мимолетный взгляд в пустой коридор дал понять, что помощи ждать не от кого. Но Бритц вздохнул и оправился, удачно прикрытый бесчувственным телом. Он не помял костюм, но был весь в крови – от скул до пояса. По меньшей мере.

– Отпусти девушку, – твердо прошипела Самина, и зрачки напротив сузились, принимая вызов.

– Перейдем к сути визита? – Кайнорт втянул лишние ноги и приподнял шчеру за волосы. Под всхлип Самины он разбил взлохмаченной головой своей жертвы стекло на столе, погружая ее в аквариум. Шчера забилась под его рукой. Пузыри воздуха изо рта и носа давали понять, что она кричит под водой, но ладони скользили по сырой от крови столешнице, царапали острые края битого стекла. – Отпущу, как только закончим разговор.

Глядя на то, как шчера судорожно цепляется за убийцу, Самина едва не забыла, зачем пришла.

– Где мой брат? Он жив?

– Я не знаю. Это все?

– Что ты заставил его делать?

– Я не буду обсуждать это с тобой.

– А с кем! Кайнорт, он мой брат! Если он умрет, я заплачу всем дезинсекторам Браны, чтобы они тебя раздавили, вытравили!

– Ой, как вдруг захотелось пооткровенничать с тобой… Время! Время, Самина.

Пузырей в аквариуме уже не было. Биолог в ужасе отступила назад, но промахнулась мимо выхода и врезалась в косяк затылком. Сзади в дверях возникла голова Альды Хокс. Шершень целиком заходить не стала, завопив из коридора:

– Норти! Мой ковер?!

– В порядке.

Моментально удовлетворенная, Альда кивнула и убралась восвояси. Похоже, она не заметила Самину или приняла за второе блюдо.

– Отпусти ее, Кайнорт, я ухожу…

Бритц отступил от шчеры – согласно договору. Тяжелым мешком она скатилась по осколкам аквариума на пол, в ноги эзеру.

– Скорее. Не думаешь ли ты, что я сам вызову ей медиков, – и уже в спину ей донеслось:

– И тебе, кстати!

Только через два-три коридора Самина поняла, о чем он: тем ударом о косяк она рассекла затылок, и вдоль позвоночника струилась теплая кровь. В медицинском крыле нахохлилась эзер-фельдшер.

– А я повторяю: после минори Бритца только на эвтаназию. Девушка, Вы меня задерживаете.

– Да ведь она жива!

– Страховка рабов не покрывает реанимацию.

– Я заплачу! – биолог высыпала ей на пост кредитки. Фельдшер поджала губы, пискнула одной карточкой и передала вызов бригаде.

Самина вышла из башни, села на ступени и схватилась за голову. Добираясь к Башне Эзеров, она представляла, как хватает стрекозу за жвала и трясет, пока не добивается признаний. А что в итоге? Опять щелчок по носу. Но прямо сейчас, на этих ступенях, Самина решила: этот будет последним. Она наконец поняла правила. Девушка отняла бактерицидную салфетку от затылка и развернула комм:

– Мне срочно нужно кое-что достать. Три вещи.

– Все, что угодно.

– Во-первых, имперскую форму Эйдена. Я ему обещала.

На том конце вздохнули и скептически хмыкнули.

– Это будет непросто.

– Да или нет?

– Дальше, дальше, дальше!

Самина продиктовала заказ. Мимо нее шли, ползли и летели насекомые, плелись изможденные пауки. Девушка на лестнице их не замечала. Ей нужен был план – прямо сейчас, не сходя с этого места. Ее прежний мир и семью рвали враги: сильные, древние, хитрые. Нельзя было оставить все, как есть.

2. Глава, в которой андроид нарушает моральный кодекс и межзвездную конвенцию

Безмятежный и размеренный, забытый министерством, а оттого чрезвычайно скучный, институт малопонятных наук до сего утра не видал такого ажиотажа. Только четверо знали, в чем дело. Остальные – недоумевающие лаборанты, научные сотрудники, роботы-ассистенты – передвигались вдоль стенки мимо спецагентов, шарахались от репортеров и боялись лишний раз выйти по нужде. В курилках были заторы из самых нервных. На этаже испытателей кто-то пошутил, что спекулирует опытными образцами тарантула-невидимки, и от него бросились врассыпную. Бюрлен-Дукк продирался сквозь жужжание и гудение сплетен, слухов. Были и те, кто решил, что на доцентов учредили облаву из-за растрат и коррупции. Хотя бюджет НИИ, кажется, не пополнялся еще с Хмерса, и растрачивать в нем, кроме мышей, было нечего. К обеду большинство работников симулировали приступ и отпросились по домам. По коридорам шатались исключительно железные волей: роботы.

Нужный андроид нашелся в отделе кибернетики, где репортеров было меньше всего. Он устроился в кабинете Бена, на стуле Бена и ногами на его столе. Эйден запрокинул стул на две задние ножки, прикрыл глаза и скрестил руки. Мини-Джур вертелся на его плече. За их эквилибристикой наблюдал тихий и чинный Слоун – готовый для наглядной демонстрации: аккуратно подстриженный, одетый с иголочки. Ковыряющий недра уха мизинцем. Как только хозяин кабинета ступил на порог, откуда-то выстрелила паутина безопасности, заключая императора в кольцо. Тот не пошевелился. Слоун же округлил глаза и спрятал некультурный мизинец за спину, а из двух углов рядом с дверью выплыли охранники. Бен понял, что императора перевели на чрезвычайный режим. Не сболтнуть бы лишнего при людях Бритца, решил он.

– Ваше Вели… – куратору показалось, что андроид не слышит, и шагнул ближе, рискуя напороться на сеть. – Ваше Величество!

Он надеялся, что таким образом нарушит равновесие системы стул-высокомерная задница-стол, и оккупант рухнет на пол. Эйден лениво скрипнул:

– Перезагрузка системы. Идет процесс установки обновлений.

– Серьезно?! У меня полный холл репорте…

– Дождитесь полной загрузки приложений.

Слоун припадочно захрюкал.

– Кликни его по мышке, парень, хах!

– Спасибо и заткнитесь, господин как-вас-там из как-там-где. Эммерхейс, ну! Не могу же я выйти к ним без презентации, с голыми руками.

– Почему с голыми-то, а как же я?! – опешил Слоун. – Я ж тут самое чудо! Да меня весь город знает, да как я болел… А тут – сцапали короля, и сразу нате. Здоровей, чем был! Че они, не сопсо… соспо… опсос…тавят А и Бэ-то?

Бен закатил глаза и мысленно сосчитал факториал семи.

– Хорошо. Я намекну им, что есть нечто большее, чем просто везение. Самые ушлые докопаются – рано или поздно! Дойдет и до других планет, а там… Помилуйте, не могу я прямым текстом называть Ваше имя, ведь Харген меня вздернет! Его прямое и недвусмысленное распоряжение – скрыть от совета правящих домов вмешательство империи. И в целом сотрудничество с врагом.

Эммерхейс качнулся и уронил мышь. Хвостик уже мелькал в коридоре, когда андроид встал, чтобы пересесть на край стола. Планшеты Бензера хрустнули под его задницей.

– Все верно. С той лишь разницей, Бен, что меня использовали, а это я – я! – намеревался использовать Харгена. Мне надо свалить с Браны! А сделать я это могу только по приглашению главы дома. Вопрос: на черта я им сдался, если у вас тут… «просто везение». Крутись теперь, как хочешь. Вместо презентации я всю ночь пьянствовал. По мне – чем больше чуши ты там намелешь, тем больше шансов, что советники за спиной Зури начнут интересоваться мной.

– Чуши намолоть? Тогда я возьму таракана. Технологии конвисфер – легендарно-имперские, и как сказал наш бродяга, «че они… не опсоставят?»

– Первый разумный план за неделю. Действительно, забирай таракана.

Модель насекомого рисковала стать пресс-бомбой, но управляться с отвратительной тушей Бен не умел. Мог разве что «перелистать» стадии болезни, но для восторга репортеров и этого было достаточно. Два зайца уже оттягивали ему карман: и долгожданное повышение, и интерес домов к имперцу – а это возможность убрать его подальше с Браны. Своеобразный третий заяц, бонусный.

– А как его…

– Просто бери и неси.

– А нельзя его уменьшить? Он же… лошадь такая.

– Зачем? Ты жаловался на толкучку в коридоре – с таким багажом тебе мигом очистят дорогу.

Бен покрутил головой в поисках лаборанта. Не обнаружив ни намека на Аспера (когда надо было смыться, тот неплохо соображал) и содрогаясь от омерзения, он ткнул пальцем в цифровое чучело и направил его к выходу. Слоун захватил кепку, забавно раскланялся перед андроидом и засеменил следом. В самом проеме таракан вдруг зашевелился. Поднял брюшко и запутался лапкой в волосах кибернетика.

– Черт! Твою мать!

Пулей отскочив от насекомого, Бюрлен-Дукк увидел биоскоп в руках Эйдена.

– Ты забыл. – робот коснулся биоскопа, и насекомое зашуршало бодрее.

– Дайте сюда. Пожалуйста.

– Сеть отключи.

– Не положено.

Таракан мигом упал на пол и пополз к Бену, шевеля метровыми усами. Слоун взлетел на стул ногами. Кибернетик возмутился на охрану:

– Вы чего стоите, олухи!

– Он же ненастоящий, – был ответ. – Энергии конвисферы не хватит, чтобы нанести физический вред человеку.

– Уберите его от меня!

– Мы здесь для безопасности: а – препарата и бэ – андроида. Таково дословное распоряжение капитана.

– Ладно. Ладно… – Бен отключил сеть безопасности. Таракан к тому времени успел загнать кибернетика в угол и шуршал там по его ботинкам.

– Меняю пульт на биоскоп. Только биоскоп вперед!

– Другое дело, – кивнул Эйден, завершая сделку.

После ухода всех шумных андроид занялся препаратом для Бритца. Все готовые капсулы Шима сдал безопасникам для анализов, всевозможных тестов и сертификации. На самом деле – для лечения больных первой волны: знакомых председателя из тех, кто не мог ждать официального релиза лекарства. Поэтому для двух неучтенных пациентов нужно было изготовить препарат самому, то есть заново. Эйден открыл контейнер с червями уробороса, достал несколько. Белесые тельца были вялыми, набухшими – полные личинок, они готовились к живорождению.

– Парни, как на ваш взгляд, – робот прищурился и склонил голову набок, крутя червей. – Какие из этих на подходящей стадии?

– Не компетентны. – промычали из углов.

– Ясно.

Он просто оставил двух самых жирных. Затем пришла очередь вирмалина: червя из турмалиновой шахты. Вернее, его генома. Нуклеовизор Самины построил модель его ДНК, а Эйден передал ее своим ботам. Андроид брал нано-ботов с новым геномом и предлагал их беременным самкам. Те поедали ботов с привычным аппетитом и в нужном порядке. Их личинки вскоре менялись под действием программ и становились зародышами вирмалин.

Первым делом малютки ели мать, а позже, окрепшие и голодные, отправлялись в тело больного – убивать других паразитов. Червей уробороса. Имперские нано-боты копировали сами себя, чтобы выполнять вторую часть своей программы. Они восстанавливали поврежденные ткани пациента. Как только черви-паразиты были съедены подчистую, вирмалины грустили и покидали тело человека. Или эзера, ведь в данном случае Эйден готовил препарат для капитана Бритца.

Робот еще возился с мелюзгой, когда в кабинет вошла Сиби. Охрана не отреагировала: в институте, заполненном репортерами, как когда-то Слоун паразитами, пресс-секретарь не вызвала удивления. Дрожь придавала ее голосу журчание. Никогда еще страх и тревога не звучали так мелодично:

– Милорд, я понимаю, что не имею никакого морального права обращаться к Вам с надеждой на откровенный ответ, но…

Андроид остался сосредоточен на биоскопе, кончиком которого он подцеплял вирмалин, чтобы перенести в желатиновые капсулы. Сиби почувствовала себя дурно. Она собралась с силами и подошла ближе. Длинная юбка мягко шуршала, аромат чайных листьев и гвоздики тянул свой шлейф.

Он точно заметил ее присутствие, вот только не реагировал.

– Ваше Величество, мой сын…

– Вы заводите разговор, – произнес император, аккуратно запаивая готовые капсулы, – не с той стороны, леди Зури.

– Я пришла сюда не как политик, не как дипломат. А просто как… мать. Я не вычисляла, с какой стороны подойти к Вам, чтобы…

Эйден обернулся к ней с улыбкой:

– С правой, Сиби. В прямом смысле: с недавних пор слева я ничего не вижу.

– Простите. Я в настоящем отчаянии.

– Надо же, вторая Зури за месяц, и тоже в отчаянии. – хмыкнул робот и вернулся к вирмалинам.

Синтетик успел отметить, как она красива. Зная об условном родстве с Саминой, андроид невольно сравнил ее с падчерицей. Самина оказалась совершенно на нее не похожа: красота младшей леди Зури была неординарна – холодная и бледная, дикая и растрепанная. Острая. Резкая. Утонченная Сиби с ее гладкими локонами, изнеженной кожей и манерностью была неестественно хороша. Как фарфоровая куколка, что тронь – и разобьется.

– Должно быть, я давно противна Вам заочно. В последние годы, используя положение, я лепила из императора образ чудовища.

– Мои комплименты гению пера. Но признаюсь, наши сплетни о первой леди были куда циничнее. Да и порою сам герцог проявлял дюже скабрезную фантазию. У него, кстати, Ваш портрет в тире. В гальюне, то есть. Так что мы квиты, Сибирити. Смелее.

Леди Зури вздохнула поглубже и перешла к делу:

– Орис пропал на границе с огневым рубежом. Между сектором Браны и нейтральной зоной.

– Я знаю.

Он знает?..

– Какова, по-Вашему, вероятность, что имперцы его…

– Сто процентов! Вурис, мерзавец, вечно палит прежде, чем спрашивает. У нас и огневой рычаг расположен ближе, чем коммуникатор.

Привыкший к здравому реализму Самины, андроид едва успел подхватить Сиби, когда та всхлипнула и покачнулась. Она позволила усадить себя и проверить мельком пульс, после чего робот задержал ее руку в своей. При всей блестящей упаковке леди Зури давно треснула внутри. Шрамы последних лет были надежно скрыты, но в темных глазах Эйден увидел, насколько они с ней похожи: разница между их ранами состояла только в том, что робота они покрывали снаружи, а Сиби внутри. Поди разбери, что хуже.

– Я ведь только процитировал одну из Ваших статей. Ни к чему сейчас тревожиться. Может, Орису повезло. Если случилось чудо, и его захватили живьем – империя, а не ваши пираты – то после непродолжительных пыток…

Эйден и сам знал, что он за сволочь.

Сиби беззвучно рыдала, пока ее ладонь дрожала в ладони Эйдена. Словно под гипнозом, она не могла вернуть себе власть над рукой. И вдруг ощетинилась:

– Разве по имперским меркам он уже не ребенок? Что ж такого может знать восемнадцатилетний сопляк?

«О, милочка, конкретно твой сопляк знает теперь куда больше, чем следует».

Волшебным образом появилась салфетка – белая, прохладная. Коснулась щек Сиби, утерла дорожки слез. Таким же чудом она исчезла из пальцев робота. Кажется, от переживаний леди, мягко скажем, рехнулась.

– Палачи могут вытянуть даже то, о чем Орис и не догадывается. Им интересно все: привычки отца, планы его перелетов, устройство органов восприятия у первоклассных машин класса С-КР-Т, гороскоп на неделю.

Эйден отстранился, выпуская Сиби из тисков своего влияния. И у нее в голове взорвалось: четыре «первоклассные машины класса С-КР-Т» – из ее же собственной цитаты о секьюрити! – стояли по углам комнаты и вели запись всего, что видели и слышали. Умно, Ваше Величество. Значит, все, что Вы говорите, можно смело делить на порядок. Сиби возвращалась к реальности.

– Я ничем не могу Вам помочь, – андроид поднялся, чтобы вернуться к малюткам вирмалинам. – Мой совет – просто ждите новостей.

– Это тяжело сейчас – когда их впервые делаю не я.

– Да. Но в отличие от Ваших, у этих есть шанс стать хорошими.

Сиби поднялась, расправила складки и встрепенулась.

– Да, я… забыла сказать. Может, Вы не знали, но к этому причастен…

– Ябедничаешь?

За спиной у нее возник Бритц. Он дал знак охране выйти и выразительно посмотрел на Сиби. Женщина смолчала, но осталась.

– Господин риз Эммерхейс, по распоряжению совета Вам надлежит явиться к председателю Зури. Для беседы. – мимолетный взгляд на женщину. – Это связано с исчезновением его сына.

– Тогда мне нужно чуть-чуть правды. Но совершенно нет времени…

Эйден взял капсулы и, не выпуская из рук, протащил их вдоль столешницы, приближаясь к эзеру. Тот не мог оторвать взгляд от лекарства. И упустил момент для обращения. Андроид толкнул эзера к стене и острым стержнем биоскопа пришпилил к карте звездного неба. Кайнорт захрипел и попытался обернуться целиком, но только усугубил дело. Стержень, прошедший сквозь мышцы шеи человека, в теле стрекозы целился прямиком в глаз. Частичное превращение тоже не помогло. Он лишь царапнул робота тремя лапами, а тот в ответ проткнул ему плечо.

– У меня есть третий биоскоп. Поэтому хвостом не шали – сам знаешь, куда угодит последняя шпилька. – пригрозил Эйден, и Бритц угомонился.

– Что тебе понадобилось от Ориса? Куда ты его послал? Что с ним теперь?

Кайнорт закашлялся кровью. Он уже потерял ее больше, чем выпил из той рабыни. Его страховка опять подорожает. И обед пошел насмарку.

– Вообще-то… – начал он и снова поперхнулся. – Вообще-то я и так собирался рассказать все по дороге. Нормально с ним все! Я посадил в его корабль с остатками карминцев… Вместо того, чтобы отправить их на Урьюи…

– Вот это новости! Ты что же, подцепил мозгового паразита?

– Все правда, Эйден! Я отправил его к границе. Вынудить твоих… захватить корабль и отослать карминцев… домой.

– И ты использовал Ориса, а не кого-то еще, чтобы… черт, хотел помочь тебе, но прости, у меня нет версий. Ты же мог вынудить кого угодно. Почему Орис?

– Чтобы если не выйдет… и попадется своим, Харген… Харген не…

– Харген не казнил бы его, пожалев сына?

– М-м…

Верить или нет? Верить? Нет? Сказки. Фантастика.

– Ладно. Верю.

Но затолкал стержни поглубже в эзера. Под его хриплые проклятия он оставил капсулы на дальнем конце стола.

– Твое лекарство. Как обещал.

– Что здесь происхо… о, продолжайте.

Эйден обернулся на голос.

– Самина. Самина… В этой сцене у меня на тебя уже нет сил. Здесь у нас не будет диалога.

Отлично.

Андроид молча вышел в холл, где его ждал конвой, чтобы доставить к Харгену. А энтоморф все гипнотизировал капсулы. Попытки выцарапать из себя иглы оказались не так чтоб слишком успешны. Он чувствовал, что раны не смертельны. Но было крайне унизительно торчать здесь, будто на энтомологической выставке.

– Так-так. – Самина взяла лекарство и посмотрела на свет сквозь нити вирмалин. – Думаешь, ему это очень нужно?

– Самина, поставь. – мягко попросила Сиби.

– Да ты что, мам? Он шантажировал Ориса! Он убивает людей! Он мучает их, он…

Мачеха забрала из ее рук капсулы и вернула на стол.

– Просто оставь их здесь. Объяснять долго.

– И не надо, я даже не собираюсь вникать! Я видела, каков он, во всей красе! Ладно. Ваше дело. Может, еще освободишь его?

– Нет. Даже если станет умолять… но он не станет.

Самина припомнила нужное слово на греческом:

– А у меня либеллофобия.

Они ушли. Экспонат без бирки остался болтаться на стене в одиночестве.

3. Глава, в которой Джуру водить

Тварь на потолке ощерилась. Орис уже знал, чем это закончится, и присмотрел себе укрытие. Его предшественник был настолько мил, что оставил после себя обглоданный скелет и ошметки мяса в углу. Гнилое нутро воняло так, что волосы шевелились, но делать нечего: шлепая по вязкой жиже, юноша на полусогнутых пробрался к скелету и юркнул между ребер. Кто бы ни был обитатель этой камеры при жизни, он оказался широк в кости. Тварь наверху зарокотала и раззявила круглую пасть. Орис не мог отвести от нее взгляд, хоть зрелище было омерзительным. Ему казалось, что зажмурься он, и тотчас гадина обнаружит его и набросится. Нет, пусть чует, что он за ней следит.

Пасть раскрылась, как у лягушки, и вот обнажились два ряда зубов, потом четыре, шесть… Тварь выворачивалась наизнанку. Ее внутренний мир был сплошь усеян зубами: тело вразнобой покрывали клыки, моляры, кариозные резцы. Человечьи, волчьи, даже рыбьи. Те, что без корней, отрывались и падали, скакали по ребрам укрытия Ориса. Юноша стряхнул с куртки пару молочных и съежился. Теперь закрыть уши, вспомнил он. С прошлого раза в голове еще звенело.

Тварь вывернулась целиком, как грязный носок. Медленно, смакуя процесс. И внезапно все повернуло вспять! Черная кожа стремительно катила обратно – от хвоста к пасти, ряды зубов стучали и щелкали друг о друга. Какие-то дымились, какие-то искрили. Громче, еще громче и… бац! Сомкнув последний ряд, тварь испустила плотный клубок огня. В камере стало нестерпимо светло и жарко, но только на минуту. Шар растаял над убежищем Ориса, а тварь еще тлела. Правда, недолго. Когда она угасла, потекли страшные минуты в темноте. Сколько – он не мог сказать точно, ведь комм у него отобрали. Может, и не слишком долго. В отблесках углей на загривке твари ему казалось, что та подбирается ближе. В тюрьме пахло тухлым от лужи с бурой жижей и от слизи, что сочилась из трещин повсюду. Капли где-то громко ударяли в пол. Тварь наверху чавкала и трясла складками на брюхе.

Сколько его тут продержат? Сразу после принудительной стыковки Ориса, минуя адаптационный блок, доставили в этот карцер. Кто его привел, невозможно было различить из-за имперских скафандров: черная форма принимала вид безликой тени и окутывала тело целиком. Снаружи все были черными призраками без опознавательных знаков и даже лиц. Точно как в его детских кошмарах. Из чего состоял костюм, никто на Бране толком не знал. Но на вид это была мельчайшая темно-графитовая сетка, то ли из малоизвестного пластика, то ли из жидкого металла. Скафандр был второй кожей и абсолютно стирал различия. Как имперцы узнавали друг друга? Орис приметил: костюм реагировал на прикосновение к офицерской пластине или камню на воротнике.

Пить хотелось еще с отлета. Во рту пересохло, как только он выскочил из вормхолла. Здесь пацан от страха проглотил язык, а как только ему присвоили статус военнопленного и зачитали права, то затолкали в карцер и испарились. Нет, еще процедили на общеимперском что-то вроде «успокойтесь» или «не стоит волноваться» – Орис был недостаточно хорош в языках.

Но какого ж бозона? Не стоит волноваться… Об этой твари наверху, об останках соседа, о жажде или мучительной смерти? Угли на холке твари еще тлели, и в их свете лужа в углу показалась не так чтобы сильно противной. На карачках Орис выполз из-под ребер и двинулся к луже. Загреб в ладони жижи и принюхался: однозначно НЕТ.

Он вернулся в свое убежище и подумал, насколько же оно позорное. В целом положение героя было позорным от начала и до конца. Вонючее брюхо, склизкий пол, холод и голод. Тварь на потолке скалится… опять выворачиваться будет. Орис лег ничком в слизь и закрыл глаза. Пусть жрет. Он выдохся.

* * *

Для разговора с Харгеном андроида увезли далеко от города, в тот самый зал суда. На ту самую арену. Он даже понервничал в карфлайте, но зря. Так уж вышло, что в целой столице единственным местом, достойным официальной встречи больших шишек, оказался эшафот. Одиннадцать представителей от правящих домов молчали в своих креслах, в своих мыслях. Даже не переглядывались. Когда Эйдена подвели к председателю, тот не шелохнулся. Вниманием Зури владели экраны, где в ту минуту шла трансляция из карцера Ориса. Изображение зубастой твари над юношей расползлось на всю стену зала. Харген опустил плечи и казался меньше, чем всегда.

– Что ты хочешь за то, чтобы приказать им улучшить условия для моего сына в плену?

Оказывается, председатель умел вести дела цивилизованно. Синтетик безучастно наблюдал трансляцию, где юноша ползал у грязной лужи.

– Опусти меня на Роркс.

– Зачем?

– У них эпидемия в сети, как раз по моей части.

Роркс, значит. Так близко к наводчику – паранойя, замысел или совпадение? И цифровые диски явно сочувствуют искусственному интеллекту этого дьявола. Харген вздохнул.

– Послушай… Я могу устроить обмен пленными. Ты вернешься к своим, а я получу сына назад.

– Не хочу возвращаться на работу.

– Что?!

– Отпусти меня на Роркс, и сопляку выдадут пуф, какао, плед и даже кошку. Это все.

– Нет!

Андроид встал нос к носу с врагом, и охрана взвела крименганы.

– Еще я прикажу своим отступить. Но Орис останется там, а я – в Альянсе.

– И война закончится?

– Вытащи мой чип обрыва кротовин и организуй переговоры с герцогом.

– Вытащу после. Если договоримся.

Ко связи с вражеским флагманом Харген был готов с самого утра. Имперские голограммы не могли пробиться из космоса в гиперпространственный карман, и обе стороны удовлетворились экраном. Джур был не один. В экстренных случаях ему на хвост садились адмиралы и парламентарии. Герцог был напряжен из-за соглядатаев за спиной, из-за первого разговора с Эйденом за сто прошедших лет.

А теперь из-за его отказа вернуться на Ибрион.

– Мы создадим Орису условия, зеркальные тем, которыми обеспечат Его Величество на Бране. – процедил риз Авир.

– И мы должны отступить.

– Что? – брови герцога взлетели вверх. – Что, Эйден?..

– Отступить по всем секторам. Мы приостановим конфликт между империей и альянсом.

Глаза Вуриса позади друга округлились, как блюдца. Риз Авир дернулся, будто хотел оглянуться на геронтов совета миров, но передумал. Чужие пусть видят его замешательство. Свои – никогда. Он заговорил неторопливо.

– Ты знаешь основной закон, Эйден. Только император лично – лично! – вправе начать войну и объявить перемирие. Тебя здесь нет. Я же – увы, не вправе отдавать такие приказы.

– Есть еще закон. О королевских наследниках первой очереди. В присутствии геронтов совета миров и канцлера имперского парламента я отрекаюсь от власти. Если дело лишь за правом подписи, Джур, – тебе водить.

Риз Авир дрогнул одними ресницами. Да, он изменился и вырос за сто лет. Но и теперь вряд ли понимал, что вообще здесь происходит. В альянсе. В этом зале. В голове у синтетика. Он знал: сейчас любое решение станет кардинальным, но необдуманным. Для размышлений нужно было время, но пока он молчал, с каждой секундой таяло его положение силы. И для работы в одной связке нужен был настоящий разговор, а не лицемерная игра. Герцог разжал зубы и вздернул голову:

– Я принимаю корону. Мне нужен час, чтобы отдать распоряжения флоту.

Новый император сам отключил связь и пропал с экранов. Эйден выдохнул, но так и не обернулся к Харгену. Чего он там не видел – злорадной ухмылки? Еще одной фальшивой бравады? А Джур-то без него становится все лучше. Хорошо. Плевать на все, кроме конечной цели. Через пятьдесят девять минут империя проиграет войну, но выиграет бесценное: время.

* * *

Зубы клацнули, но огненный удар так и не последовал. Пленник уступил любопытству и открыл глаза. Не то чтобы он сильно волновался, не сдохла ли тварь, подавившись молочным зубом, просто затихшие монстры имеют малоприятное свойство возникать позади тебя. И обязательно капать слюной на плечо.

Оказалось, гадина сверху пропала. Теперь свет шел от чьих-то ярких глаз в дырке на потолке, но у зубастой твари глаз не было, а значит, сюда пробрался кто-то другой. Пока некто светил и не показывался, Орис решил не обращать на него внимания. Осмотревшись, юноша обнаружил, что слизь на бетонном полу высохла. Та, что сочилась из стен, желтела и сыпалась на глазах. Орис сухо глотнул, вылез из укрытия и уставился на него растерянно. Это были не ребра. И никогда ими не были, так что ли, выходит? Вместо скелета на полу стояли кривые нары из горбыля. Он поковырял желтушную краску на стене. Лужа просочилась сквозь трещины в полу, и как только воды не осталось – даже самой грязной – пить захотелось еще сильнее.

Ладно. Твари нет, радуйся. Орис забрался на нары, чтобы не сидеть на полу. Только он затих, из дыры на потолке забрезжили лучики света. Оттуда выбрались пауки размером с яблоко и расползлись по стенам. Вместо брюшка у них были человечьи глаза. Чем надышался здесь бедняга Орис, что мерещилась ему такая дрянь? Светились не глазные яблоки, нет. Фонарики были на паучьих пятках, на каждой лапке, и когда они топали, по стенам и потолку мелькали крошечные лучи. Лазерное шоу… Орис когда-то просился у отца на танцы, но его тогда не пустили к плебеям. Что ж, теперь вечеринку ему устроили настоящие патриции. Харген бы с ума сошел. Впрочем, он ведь и так сойдет – как только имперцы используют сына против отца.

От стены рядом откололся кусок. Осталась дыра, не слишком большая, чтобы сбежать, но и не слишком маленькая. Внутри было черно: может, еще одна камера, а может, чья-то могила. Самина тотчас сунула бы туда руку, но Орис дергано отодвинулся и не спускал с дырки глаз. Любопытные пауки направили софиты на дыру, из которой выпала… миска. Орис вытянул шею. Прозрачная клейкая масса дрожала на дне. Ну, здорово: один в один его школьный завтрак. Наверное, это даже можно есть, раз оно в миске. Опередив паука на какие-то пару секунд, юноша сцапал миску и ткнул в нее пальцем. К нему прилипла вязкая жижа. Совершенно без запаха. Орис лизнул ее, потом содрал зубами с пальца, пожевал и заставил себя проглотить. Вкуса она тоже не имела. Кажется, это одновременно была и еда, и вода. Удовольствия от такой трапезы было не больше, чем от пищевых капсул для бедняков на Бране. Те пили биокисель, но и тот имел какое-то подобие вкуса. А тут – вязкий воздух. Интересно, это обычная еда в империи, а может, только военнопленных так балуют?

Пока Орис ел, пауки то светили, то гасли. Раздражали. Он перестал их отпугивать и подпустил к себе одного. Стряхнул ему с пальца каплю жижи, а пока тот кормился, вылил остатки клейстера прямо на него. Паук затормошил ногами, приклеенный к стене киселем. Но жижа была беспощадна, и паук увяз. Софиты на пятках замерли: тогда паук сдался и принялся есть жижу изнутри. Из киселя вышла довольно сильная линза, и Орис приобрел себе не самый бездарный ночник. Другие пауки сбежали через разлом в потолке.

– Перестаньте калечить люцерверов!

Орис и не подозревал, что умеет подпрыгивать на одних ягодицах. Перед ним стояла ибрионка – строжайший пучок на затылке, черное платье без излишеств, пуританские ботильоны. Орис вскочил с нар.

– Вы кто такая? Вы как здесь…

Ибрионка поджала губы и наполовину ушла в стену. Так, ясно: голограмма.

– Я – Ри, управляющая флагманом. Система поддержки и контроля. Нет, я не голограмма, я конвисфера и при желании могу дать Вам пинка за порчу светильников.

– Хороши светильники… – юноша покраснел. – Сами измываетесь, а потом дерзите!

Ри бесстрастно моргнула.

– Почему было просто не послушать совета, который Вам дали при заселении?

– Ну да, да! Успокоиться, ха-ха. Настроиться на… как там… конструктивный разговор. Это здесь-то? Да я чуть не умер!

– Не нагнетайте. Вам же нравится погружение в мир страданий и болезненных фантазий. Еда без вкуса, цвета и запаха действительно помогает сосредоточиться. Но зачем же портить реквизит? Насколько я знаю, Вы сюда напросились сами, вот и держите себя в руках.

– Как мне может нравиться погружение в мир болезненных фантазий? Что Вы такое говорите?

– Тут бардак уже третий час. Было б еще на что глянуть. Страхи у Вас, прямо скажем, инфантильные.

Ориса, конечно, и раньше техника подводила, а какая и вовсе недолюбливала, но чтоб так беспардонно язвить – такое случилось впервые. Сам Эммерхейс и рядом не стоял с этой управляющей. Юноша развел руками и просто вернулся на ржавые нары.

– Мой Вам совет – прекращайте. – скрипела Ри. – Или хотите беседовать с герцогом на этой помойке?

– Ладно. Я не понял, чего, но прекращу. Если я пообещаю вести себя хорошо, Вы переведете меня в камеру получше?

– Здесь Вам не тюремный спутник, на флагмане только один пси-блок. Работайте с тем, что есть. Герцог будет рад бризу и конфи из нежирной дичи, Его Высочество давно не был дома. Всего доб…

– Простите, из нежирной дичи здесь только я!

Юноша уже давно не плакал на людях, но сейчас очень хотелось.

– Со скелетом же получилось. И с люцерверами. Не знаю, ну, подумайте наконец о чем-то приятном! Стены будут обваливаться до тех пор, пока Вы не перестанете себя жалеть. И ужин останется клейстером, пока скулите здесь на голых досках.

– То есть… вот это все здесь – иллюзии?

– Для убогих цивилизаций сойдет и такое определение. Пси-блок сконструирован по принципу медитативных тюрем империи, где Вы попадаете в ту среду, которая отражает душевное состояние. Ваша агрессия обернулась вонючей жижей и липкой слизью, а страх – мертвой тушей и пугалом, в которое Вы превратили люцервера.

– Я, значит, превратил?!

– Безусловно. Когда иссякли страх и ненависть – стало легче, не находите? И еда нашлась.

– Это.не.еда.

– Ее лишают вкуса депрессия и чувство вины. У настоящих преступников эта стадия длится годами, иногда не проходит до самой смерти. И не только у преступников. Самобичевание – любимое хобби людей.

Орис задумался.

– Но я ведь предатель, в каком-то смысле.

– В самом прямом!

– Ну, спасибо! Что-то Вы мне не слишком помогаете с… конфи.

– Предатель злодея – герой, юноша. – ибрионка замерцала, получая сигнал извне. – Так-так, у меня совсем нет времени. Герцог вернется через час, а у Вас тут уныние на самом виду. Какой позор! Умейте выдерживать невзгоды с достоинством. У изысканного блюда здесь один ингредиент – Ваши мысли. Чем они лучше, тем вкуснее жизнь. Всего хорошего.

4. Глава, в которой робот ищет работу

Скоро коврик на полу был уже почти сносный. Место нар заняла аккуратная софа. Орис мнил себя волшебником, но эти чудеса почти ничего ему не стоили: всего-то нахлестал себя по щекам, попрыгал на месте и двести раз присел. Он помнил, что упражнения дают гормон счастья, и через полчаса в комнате появились окно и стол. Стены перестали сыпаться. Все было наполовину имперским, наполовину – как дома: претензия на гостеприимство. «Как поднять себе настроение, если вы в плену» – такую методичку он напишет. Еще пара лет войны, и это будет бестселлер. Юноша огляделся в поисках несовершенств. Увидел всего одно: люцервер так и остался пауком, прилипшим к стене. Может, он просто сломался? Глаза б не глядели в тот угол.

В нише у окна тихонько звякнуло. Ужин. Салфетки на опрятном подносе аккуратно сложены, рядом дымится пиала с чем-то вроде крем-супа. Ярко-синий напиток в ибрионском хрустале.

У еды был сложный вкус. Непривычный. Орис умял половину, когда услышал деликатное: «тук-тук». Над юношей стоял кто-то в имперском скафандре. Безликий черный призрак. Правильно, ведь камера была адаптирована под организм бранианца. Понимание этого не делало облик гостя дружелюбнее, и краешек софы под Орисом предательски оплыл и покрылся ржавчиной. Страх. Опять он.

– Монохромный интерьер неплох, – похвалил имперец под маской, – Но он выдает фальшивое спокойствие. Шепчет, что обитатель просто взял себя в руки, принудил к смирению из последних сил.

Почему эта броня не могла быть прозрачной? Кто это?

– Джур риз Авир. – представился гость и подошел ближе. Ржавчина расползалась по софе бесконтрольно. Воздух снова отсырел.

– Я Орис Зури.

– Вижу, со светильником Вы так и не сладили. Люцерверы здесь самые капризные. Да, Орис, теперь я новый император, но это еще не все новости.

– А что с Эйденом?

Наверное, имелись какие-то нормы этикета, согласно которым запрещалось вот так набрасываться на Его Величество. Но в самом деле, вот это поворот!

– Все нормально. Я несколько удивлен, что Вы им так обеспокоены. Эммерхейс отрекся в мою пользу, и я отдаю приказ отступить.

– Отступить?!

– По всем секторам. Мы сочли убыточным продолжение этой войны за пределами империи. Все это лишь провоцирует удары магнетаров по мирному населению.

– Я думал, вы просто обменяетесь пленными. Эйден вернется сюда, а я домой.

Джур покачал головой:

– Не так скоро. Харген получил выгодное предложение от андроида и обменял Вас на победу. Увы, она стоит дороже кого бы то ни было… одного. И пока все не утрясется, Вы здесь будете залогом безопасности синтетика.

– Долго?

– Не знаю. Эйден тянет время. Я вот что хочу обсудить: ему что-то нужно от Вашего отца. Орис, я знаю, вы с андроидом были заодно на Бране. Наверняка кое о чем говорили. Кое-что видели. Почему он настоял на отступлении?

Юноша был в искреннем замешательстве. Он не совсем понимал, на чьей стороне этот деликатный имперец с его осторожными жестами, мягкими усталыми интонациями. Совершенно не похожий на Эммерхейса. Живой, располагающий к себе, несмотря на броню. Говорят, они с Эйденом заклятые друзья, но так ли? И уж совершенно не понятно, на чьей стороне Орис сам теперь.

– Так это он хотел? Я думал… это была Ваша идея!

– Никогда. У такого решения должна быть причина более веская, чем потенциальная угроза для чужих мирных. Эммерхейс не первую сотню лет ведет войны, и с гораздо большими жертвами. О чем он не мог, не хотел сказать при Харгене?

– Он… я не понимаю, я не знаю точно! Он хочет… Он НЕ хочет уничтожать Брану. Он обещал, что сделает все возможное… Ваше Величество, я не знаю! Он работал с моей сестрой. Если кто-то что-то и понимает, так это она. Простите.

– Тупик. – отмахнулся император. – Эйден не станет обсуждать серьезные вещи с женщиной. Уничтожение Браны, ты сказал? В каком смысле?

– Планету можно выбросить в космос! Но он сказал… что хочет дать Бране шанс.

– Ладно, Орис, что ж. Я так или иначе разберусь.

– Вы ведь уже не передумаете? Отступать.

Джур пожал плечами.

– В общем-то андроид прав. Войну в Кармине мы выиграли, а все, что происходит сейчас – просто месть за одного ибрионца. Это теперь право Эйдена: самому бороться за свою жизнь. Я отступлю. А там посмотрим. Может быть, позже, когда мы подпишем все необходимые пакты, я снова предложу обмен и верну Вас отцу.

– А где те карминцы, с моего корабля?

– Уже отправились на родину, в галактику Миу. Прощайте, Орис, мне пора.

Юноша кивнул и растерянно оглядел стол. Что-то там было не так. Напиток в бокале, которого коснулся риз Авир, стал черным.

– Вы не согласны с решением робота. – прошептал Орис вслед имперцу. – Вы не согласны!

Грубо вышло. Джур обернулся и наверняка увидел тот бокал.

– Проницательный мальчишка… С Вами опасно иметь дело, господин Зури-младший. – прошипел император, и в камере ударил мороз. – С Вами, но не со мной. Вы привыкли к предательствам близких там, на Бране? Мы здесь ведем политику, а не плетем козни. Да, мне миллион раз не по душе попирать гордыню! Но если отвлечься, андроид настаивает на разумном: перестать убивать. Возможно, если бы я чуть глубже понимал его мотивы, не испортил бы Ваш напиток. Несвежий чай – только его Вам стоит бояться здесь.

– Я просто хотел сказать, что верю Эйдену. Чего бы он ни замышлял, он хочет, как лучше.

– Вы себя хоть слышите, Орис, сын Харгена? – в раздражении Джур хлопнул по столу, и пиала звякнула о бокал. – Рвете тут на себе рубаху за врага. И Эйден там – тоже. А я должен верить!

Орис боялся, что вот-вот задрожит губа. Он закусил ее до крови, но ничего не почувствовал.

– Я себя слышу. А Вы меня?

– До встречи, господин Зури.

Орис сел один за остывший суп. Рано или поздно, живым или мертвым, его вернут домой. Война закончится. Больше никто не умрет. Он сосредоточился на мысли о спасенных карминцах: единственной бесспорно хорошей новости. Если все, как говорил Бритц, то к Урьюи отправился пустой корабль на автопилоте. Он запрограммирован сбиться с курса при посадке и утонуть на такой глубине, где его не достанут эзеры. План был идеален, а Кайнорт – красавчик.

Парень глянул на стену и не поверил глазам. В углу, где налип паук, жижа превратилась в кокон. Из него показались лапки. Они светились целиком, будто сотканные из лучиков. Следом выбралась голова с блестящими гирляндами антенн и язычком, закрученным в спираль. Бабочка. Огромная бабочка! Насекомое растормошило кокон и сидело на стене, расправляя огненные крылья. В комнату лился теплый свет. Юноша забрался на софу, а бабочка зашевелилась и – взлетела к потолку.

Вот так люцервер! Ничего прекрасней он в жизни не видел. Даже Ри осталась бы им довольна. В бокале заиграли мелкие пузырьки, и Орис глотнул золотистого тоника в надежде, что превратил воду в шампанское. Но нет. По имперским меркам ему еще было рановато.

* * *

Будь проклятуще проклят проклятый Эйден.

Даже лучше, что они не могут вернуть его прямо сейчас! Джур выбил бы из него всю дурь за эти выходки. Ведь так изуродован, что ясно: не великодушием Харгена он там жив еще. Дракой, смертным боем. Что же он творит? Может расправиться с Браной, но идет окружным путем – понятно, что имел в виду мальчишка. Одна дохлая планета против целой Империи. Ради чего? Допустим, он хочет разорвать магнетарную цепь изнутри, но ведь это будет проще, уничтожь он Брану. Пока остальные дома воюют за власть над магнетарами, имперский флот разнесет всю цепь. А Эйден какую-то ерунду там заварил. Задержись риз Авир в пси-блоке чуть дольше, не только чай почернел бы. Все стены бы обуглились, а светила бы им геенна огненная.

– Джур, плохие новости! – Проци догнал его на пути к переговорной. – Даже не знаю, с чего начать.

– Тогда начни с хорошей, Ву.

– Орден Контроверзы, помнишь такой?

– Мелкие бесы из тех, кто вечно против.

– После отречения Эйдена они объединили всю фронду. Сформирован блок, минимальный, но достаточный для наложения вето на твои решения.

Джура словно кипятком облили. За десять минут до выхода на связь с Альянсом в верхах Империи грянул раскол.

– Они отказываются отступать! Так?

– Да. Вот их декларация, – адмирал развернул бланк вето перед императором. – Решение об отступлении, прямо скажу, не стало бы популярным. Они сочли так: если ты сделаешь, как сказал Эйден, то признаешь свою власть формальной и выставишь Ибрион слабым перед целой Империей. И не только.

Проци еще что-то объяснял, а Джур уже набирал Орден Контроверзы. Минуту геронты слушали его проклятия на трех официальных языках парламента, но так и не прогнулись.

– Вы не можете не понимать, – гремел император, – что если Эйден остался в Альянсе, на то есть причины! Он знает, как разорвать магнетарную цепь изнутри. Но его действия могут спровоцировать Харгена на зверство! Ему просто нужно время, чтобы избежать лишних жертв!

– Ваше велич…

– Хорошо, послушайте: ведь мы отступали сотни раз и только выигрывали от этого. Почему теперь, квазар вас раздери, просто не выполнить приказ?

Это были кситы в основном, и от них он ожидал сопротивления. Но сегодня бледного червя поддержала колония Фарадум. Немыслимо. Зря, ой, зря их избавили когда-то от сколопендр.

– Ваше Величество, мы здесь считаем, что на риз Эммерхейса оказали давление со стороны Альянса.

– Что?!

– Ваша вера в синтетика достойна восхищения, но по здравому рассуждению мы не можем быть уверены, что это решение его, а не Харгена.

– Да вы в своем уме? Как, вы думаете, его прогнули? Он машина! Он скорее тысячу раз умрет.

– Вот мы и не хотим, чтобы он умер. И не хотим, чтобы новый император был только призраком, тенью прежнего. Война продолжится, Ваше Величество.

Риз Авир, бывало, вспоминал, как запросто отдал корону Эйдену. Сомневался, а не зря ли открестился от лавров монарха. Нынче час, всего час прошел с момента, когда вот – он стал императором, но не проходило и минуты, чтобы он об этом не пожалел. И Джур снова зря выдавал эмоции, зря растрачивал крик. Вот как справлялся Эйден: круглые сутки был непробиваемой задницей, куда гаже парламентариев. В итоге Джур проиграл не потому, что был слаб, а потому что был лучше их всех. Такой вот парадокс власти.

– Просто все вы слишком долго живете слишком хорошо. Нет у вас родственников в приграничье, да?

– Магнетары не угрожают нашим границам. Чтобы выстрелить по ним, Зури придется собрать энергию со всего Альянса. Вы же видели: его отпрыск для него столько не стоит. Нет повода для паники. Она здесь выглядит не как предусмотрительность, а как фантазия бесхребетного короля.

Оставалась минута до выхода на связь с Альянсом. Джур повторил про себя формулу: чтобы влиять, надо быть хуже.

– Довольно. Если я прав, хочу, чтобы вы поплатились. Я прекращаю аккредитацию всех штаб-квартир совета миров и отзываю их разрешения на аренду в столицах. Отныне парламент заседает на границе с Альянсом. Катитесь к блазарам.

Он прошел в переговорную прямо сквозь конвисферу с геронтами. Фигуры посторонились, а после рассеялись у него за спиной.

* * *

Эйден и Харген ждали решения в какой-то почти расслабленной тишине. Не тратили сил друг на друга. Зури опасался громким звуком, резким жестом спугнуть удачу, а синтетик замер, как умели исключительно машины. Неподвижный и отстраненный. Как пятьсот двенадцать лет назад, в кабинете Гервина Эммерхейса. Тогда его спасло редкое чудо: великодушие герцога, еще не сломленное годами их дружбы. Размолвка, как видно, пошла Джуру на пользу. Он научился ходить по головам:

– Я счел недопустимым отзыв войск. – объявил риз Авир. – Империя не отступит. Орис Зури останется у нас в качестве залога безопасности Эйдена Эммерхейса.

Синтетик даже не моргнул.

– Ясно, Ваше Величество.

– Мое решение поддержала крупнейшая фракция совета миров – Орден Контроверзы.

Снова ни тучки на лице синтетика. Да как он это делал? Можно ли этому научиться, как-то натренировать? Джур мог поклясться жизнью всех своих внебрачных детей, что прямо сейчас внутри андроида разбегаются крупные трещины. И вот-вот проступят наружу. Но хорошо, что не поклялся, потому что Эйден за сто лет без друга охладел до абсолютного нуля. Да?

– Что ж. – он смиренно опустил ресницы и повел плечом. – Авторитет и опыт вышеназванных геронтов не вызывают сомнений. Мне остается только подчиниться воле новой династии.

Экраны погасли. Какое-то время по залу носился ветерок из тревожного шепота, шелеста официальных платьев и шороха бумаг. Арена растерянно зябла, пока Эйден не обернулся к председателю.

– Чему ты ухмыляешься, Харген? Его отказ – приговор для Альянса.

– Это как посмотреть. Я еще не победил, а вот ты уже проиграл. Своим же! – Зури рассмеялся низко, гулко.

– Ну-ка, перечисли, чего я проиграл. Благодаря вирмалину я обеспечил себе протекцию в Альянсе, а теперь стряхнул ответственность перед империей. Я вне политики. Я свободен. Отныне если кому-то угодно будет умереть за безработного синтетика – или распылить за него пару твоих миров – для меня это будет лишь бегущей строкой новостей внизу экрана.

– Как же красиво ты объявил себя неудачником, андроид! Все, что произошло, не входило в твои планы. Как бы ты сейчас ни бравировал.

– Да, я вроде как уволен. Попрошу у твоих советников новую работу. С возможностью заниматься тем, что у меня выходит лучше, чем плести интриги. Как вам только что продемонстрировали, за жизнь и здоровье я борюсь куда успешнее, чем за власть.

Прозрачная дама с Алливеи возбужденно привстала с кресла, но ее опередил глава дома Роркс. Диск засверкал, посылая текст на комм председателя.

– Я не разрешаю забирать пленника на Роркс! – отрезал тот. – Это слишком близко к границе конфликта, а у вашего Дома нет магнетарной стены.

– Но и мариновать андроида исключительно на Бране мы не позволим. – вмешалась алливейка. – С потерей короны он стал нашим общим пленником! Любой Дом теперь вправе забрать его на время. Он слишком ценный ресурс, Харген. А наша ситуация уже не терпит…

– Условия нашего договора не выполнены! Чип в обмен на отступление – так ведь было? Так? Империя не отступила, и я не позволю ему шляться по Альянсу!

Диск Роркс опять затрепетал, загорелся. Харген рассеянно кивал, снова готовый возразить, едва посол закончит. И тут на браслеты Эйдена начали приходить сигналы. Умница диск хитрил, параллельно ведя две беседы.

«Мы продавим Зури, но даже если нет – готовьтесь к отлету через три часа. Чип взломать нетрудно, мы отключим его перед стартом. Харген не сможет вмешаться в расписание вормхолла так скоро, но для Вас это будет единственный шанс улететь с нами. Увы, если не сейчас, то потом он пустит нас на Брану только через Ваш труп».

Вслух посол Роркс стрекотал что-то отвлеченное. Алливейка смиренно поникла, но Эйден успокоил себя тем, что помощь империи дойдет и до их планеты рано или поздно. А сейчас полезнее выбрать тех, кто сократит, а не растратит его время.

5. Глава-назидание о вреде мелких краж, или как погубить змея его же оружием

Самым поразительным свойством Ри было даже не умение ходить сквозь преграды. И не едкая желчь. А та внезапность в нападении на беззащитных, которую она использовала в надежде, видимо, сократить им жизнь.

– Господин Зури, поднимайтесь! – грянул приговор, и у юноши дыхание сперло. – Новая военно-политическая обстановка требует освободить пси-блок. Вы пойдете со мной.

Не дожидаясь ответа, Ри промаршировала к двери и распахнула ее перед Орисом.

– А… меня вообще никогда домой не вернут? Или вернут позже? Куда мы сейчас?

– В коридор.

– А потом?

– На процедуру.

Ри вывела его из камеры, мгновенно скатившейся в тот бедлам, от которого парень избавлялся много часов. Орис догонял проводницу вприпрыжку, мотаясь по узким кулуарам звездолета.

– А можно мне лучше опять поговорить с риз Авиром?

– Сию минуту. Его Величеству есть дело до каждого пленного, какому только вздумается почесать язык.

– Да я понимаю, но…

– Может быть, у Вас нашлось вдруг, что ответить на его вопрос о планах синтетика на Бране?

– Нет, но…

– Тогда за мной.

– А Вас не Эйден программировал?

– Он. Знаю, это бросается в глаза, я ведь почти так же умна.

– Вроде того.

Ему захотелось обратно в камеру. Что за процедура? Этот вопрос он тысячу раз задал мысленно, но так и ни разу – вслух.

– Война продолжится, да? – спросил он вместо этого. – Меня вернут в ту камеру после… процедуры?

– Нет. Вас это убьет. Вы попадете в лучший мир.

Ри остановилось у клинкета, из-за которого появились безликие тени. Ростом чуть не до потолка, широкие, как весь коридор. Орис попятился:

– Меня что, казнят? За что! Или заморозят? Можно меня просто заморозят, а не казнят?

Два черных скафандра настойчиво подтолкнули Ориса в кабинет, к металлической дыбе. Ноги стали ватными. Ри легким толчком уложила его затылком на подголовник.

– Не стоит нас демонизировать, – процедила она, активируя закрепы на лбу и запястьях. Кажется, парень был готов наделать лужу. – Вас убьет не процедура, а возвращение в камеру. Потому что здесь Вас адаптируют к условиям Ибриона, чтобы перевести в жилые отсеки флагмана. Под личную ответственность адмирала Проци. Хватит вести себя, как кот, что воет в сумке на пути к ветеринару.

– Не самая удачная аналогия, леди! – фыркнул Орис. – Котов чаще несут туда кастрировать.

– Это и любые другие пожелания Вы можете выразить нашим специалистам. Начинайте.

Ри исчезла из поля зрения, и над Орисом склонился андроид-медик:

– Экспресс-диагностика выявила близорукость и плоскостопие. Не против, если мы исправим все в ходе процедуры?

У андроида были такие же глаза, как у Эммерхейса. Многоугольники ретро-диафрагм, только серые.

– Только не отрезайте мне там ничего, окей? – агрессивнее, чем рассчитывал, предупредил юноша.

Медик кивнул и деловито вычеркнул что-то из списка. Неужели Ри в самом деле… Черная дыра ее дери!

– Окей. Стрижку отменяем.

Фух. Нестерпимо потянуло зевнуть, но не успел Орис открыть рот, как отключился.

* * *

У безработного синтетика оказалось не так много вещей для сборов, и Эйден бесцельно слонялся по лаборатории. Рабочий день здесь давно закончился, из темных холлов исчезли репортеры, рассосались праздные зеваки. В шкафчике для личных вещей Эйдена ждал подарок. Он и забыл! Самина обещала вернуть ему форму, заручившись талантами Шиманая доставать хоть звезды с неба, и вот – аккуратная черная стопка лежала на верхней полке, на уровне глаз андроида. Прежде чем приблизиться, он пощелкал языком, а после направил к полке биоскоп и провел анализ. Мало ли. Нет, все было чисто. Он вроде должен был радоваться. Но не мог притронуться к ткани, источавшей едва различимую теплую ваниль. Ее запах или галлюцинацию ее запаха.

Из-за вето придется действовать быстрее, чем он думал. Судя по намеку на малоизвестный орден (контро-как-его? кто это вообще?), Джур и сам не ожидал такого поворота. Но и это не самое плохое. Хуже то, что узнай совет миров причину для отступления, целиком присоединился бы к левой фракции. Можешь убить одну планету ради нескольких? Так чего ж ты ждешь, твою мать?! Наверное, только взглянув на себя со стороны парламента, Эйден понял, что отречение и не могло ни на что повлиять. Вот оно то, о чем он сам говорил Харгену: император вышел вон, а в империи ничего не поменялось.

Что ж, зато теперь дом Браны не имел на него исключительных прав. И корона больше не царапала виски. Самый долгий шаг к цели был сделан. Предстоял самый трудный. Эйден прокрутил все вероятные и невероятные сценарии, где Харген мог помешать вылету на Роркс, но осадил себя. Все будет нормально. Он сцапал форму с полки и отправился в душ. В вормхолле его ждали через час. Все распоряжения насчет Самины, ее безопасности и слежки уже были у Кайнорта. Оставалось лишь надеяться, что эзер не слишком обидчив и не принял те стержни близко к сердцу. В самом деле, ведь Эйден проткнул его в местах, совершенно от сердца далеких.

Чтобы не превратить этот последний час в нервозную пытку, следовало проделать самую привычную цепь ритуалов. Освежающий душ, лучшая на свете одежда, краденое зеленое яб…

* * *

…локо. Между белым глянцем лаборатории и тусклой мутью тумана будто не прошло и секунды. Внутренний хронометр вопил о целых часах без сознания, но Эйден ощущал их, как один миг.

Только что морозно было внутри, а теперь и снаружи.

– …не буду лукавить, выбор у меня был, но…

Снежные пики лизало восходящее солнце, по-утреннему бледное. Сквозь заиндевелые ресницы – даже голубое.

– …не найдут тебя здесь, но и не получат извещения о смерти. Сигнал от твоего чипа пропал рядом с вормхоллом – для всех ты улетел с планеты, как и было условлено.

Он пропустил свой вылет на Роркс. Надо сосредоточиться, Эйден, давай! Отдельные слова начали складываться в предложения. Уже лучше. Что она там несет?

– Я не могу здесь оставаться, пойми. Сидеть под стражей Бритца и ждать от тебя приговора – выше моих сил. Невозможно. Нет, Эйден.

Очень холодно и очень больно. Не в смысле обидно – разве что за свой идиотизм – а по-настоящему. Он скосил глаза на снег, на серебряные шарики рядом, на решетчатую плазму клетки. И дальше, дальше по склону. Крайне романтичное коварство у этой женщины. Горы вокруг – его новая тюрьма – были изумительны. А на Самине был изумительный зимний комбинезон с меховой оторочкой.

– Не пытайся шевелиться, сквозь твои позвонки на шее проходит игла нервизолера. С первого по седьмой. Это полная блокада движений. Восьмым щелчком – прямо в мозг – убивают андроидов после неудачных испытаний. На моем счету десятки. Я еле удержалась, чуть не щелкнула восемь по привычке. Ладно, мне пора. От холода ты не пострадаешь, от диких зверей защитит плазмосеть.

Ее комм подал сигнал прибытия карфлайта, и Самина нетерпеливо вглядывалась в туман под горой.

– Какая заботливая дура. – ядовито изрек робот и подтянул непослушную руку к загривку, где торчал нервизолер. Когда Самина обернулась, синтетик уже поднимался в клетке. Неровно и дергано, как упырь из могилы. Или нет. В своей черной форме, в этом рваном тумане, он был словно чудище из-под кровати в самом жутком сне.

– Восемь. Шейных позвонков. У Ибрионцев. – прошипел он, уже на ногах.

Девушка хотела бежать, но обронила комм, а без него карфлайт не взлетал. Да как же так-то? Надо было двигать иглу до восьмого щелчка. Но она думала, что так убьет… а, и надо было убивать!

– Это мало что меняет, ведь ты останешься в клетке, – бормотала она, шаря в снегу. Комм все пищал где-то совсем рядом, в голубой дымке рядом с плазмосетью, но не поддавался. Эйден не отбросил иглу. Он перехватил ее в руке на манер заточки.

– Исполни последнюю волю узника – беги, пока я не выбрался.

– Не выберешься. Эта решетка снимет с тебя кожу!

– Да? – он схватился рукой за горячие прутья, и пальцы зашипели, обнажая металл под кожей. Эйден, кажется, не замечал этого. – Прекрасно. Тогда я перестану чувствовать боль!

Он рванулся к ней сквозь клетку. Ладонь робота – совсем без кожи, но с длинной иглой – царапнула воздух у виска Самины. Жух! Девушка упала прямо на свой комм.

Через минуту ее карфлайт нырнул в туман, а синтетик все терзал сеть. Но кожа на нем рвалась и плавилась быстрее, чем прутья из плазмы. Он с трудом отодрал пальцы от сетки и свалился на снег. Запредельно больно. Что он имел? Дымящийся рукав и горелые ошметки кожи и мяса – против непригодной для побега дыры размером со средний такой арбуз. Связь внутри клетки не ловила, но робот мог высунуть наружу здоровую руку и послать координаты с нейробраслетов – только кому? Кому еще он может сторговать остатки потертой шкуры? Он набрал код Шиманая, но уже на звонке отменил вызов, сам не зная, почему. Дерьмо. Всюду просчитался: и с побегом, и с короной, и с девчонкой. На его стороне были все, а теперь – никого. Эгоист и мизантроп, при этом он редко жаловался, если кто-то вытаскивал его из передряг.

Утро набирало силу. Из сизого тумана выросла скала, близко совсем – миль тридцать. Или как здесь считают, в километрах? Впрочем, в милях она, кажется, ближе. Красная – то ли от восходящего солнца, то ли от гранитовых жил на вершине. На скале громоздились купола из неопластика с титановыми шлюзами. Они облепили пик, как шампиньоны. Вормхолл. И сейчас он готовился выпустить рейсовый корабль. Чпок! Грузовой или пассажирский бриг исчез, едва показался из шлюза. Кротовины были не видны невооруженным глазом. Оставляли только разряд молнии в ионизированном воздухе.

В клетку дохнуло морозом, и с вершины горы прямо ему в спину настойчиво покатился туман. За ним вслед посыпались колючие хлопья снега. Клетка зашипела и дрогнула. Эйден понял, что время на размышления подошло к концу, и выбрал адресата. Пожалуй, лучшего из худших! Кто-то перед казнью звонит адвокату, а кто-то – палачу. Вам смешно, а добивается своего чаще второй.

На том конце хохотали в голос.

– Да с чего бы мне тебя вытаскивать?

– Честно, не знаю… – синтетик оглянулся на метель и вернулся на связь. – Я бы тебя не стал, конечно. Но ты же не какой-нибудь я.

– Хоть бы соврал перед смертью.

– Надоело, не хочу. Сейчас я просто прошу о помощи.

– И это все? Имея столько козырей теперь… А где же угрозы, шантаж, вымогательства?

– Так и вертятся на языке. Но что-то не хочется заканчивать жизнь негодяем. Я же не какой-нибудь ты.

Теперь рассмеялись оба.

– Ну, так заканчивай героем, что ж теряешь вре… ого! Судя по звукам, у тебя там лавина?

– Есть немного.

– Превосходно. Ну, пока.

– Стой! Знаешь, я тут мельком увидал твою медкарту у Шимы и все думал, что же у нас общего. И вдруг меня осенило.

– Ну?

Связь прервалась. В клетку хлынул снег, он мгновенно таял, касаясь прутьев, и капли превращались в ручьи, а ручьи в потоки. Ледник пополз из-под ног. Робот уже приготовился врезаться лицом в решетку, когда и сеть поехала вместе с ледником. Снега валило столько, что он уже не успевал таять и заполнил всю клетку сверху до низу. Он был колючий и твердый, как бетон, и кувыркал сетку с андроидом под гору, набирая обороты.

Скоро плазма обдерет его, как песца на звероферме. Рот, нос, уши забил проклятый снег. На вкус он был словно металл с песком. А сквозь дыру под левым веком он, кажется, попал и в мозг. Восхитительно. Этот день не задался с самого позавчера.

6. Глава, в которой от зла до не-совсем-зла один разговор по душам

Где-то ниже Самину барахтало в пурге. Карфлайт не мог набрать высоту, и вместо курса на запад, к вормхоллу, ее несло к подножью горы. Лавина позади настигала. Голубые вихри казались не снегом, а потоком из расколовшейся плотины.

– Ну же! Да взлетай же!.. – Самина колотила по штурвалу, но тот врубил автопилот, как только видимость из-за снега упала до нулевой. На предгорье густо рос можжевельник, и карфлайт тащило прямо в колючки. Аппарат тыкался в кусты, крутился на высоте не выше трех метров, а снег и ледяные обломки напополам с гравием били в корму. Аварийные огни замигали в режиме эвакуации. Разблокированный клинкет распахнуло навстречу пурге, и в салон нанесло веток, мерзлой земли, палок. Самина отстегнулась, чтобы добраться до консоли управления и закрыть дверь, но карфлайт взбрыкнул, и ее выкинуло наружу.

Девушка успела вдохнуть. Немного. Это все, что она успела, прежде чем лавина упаковала ее в грязный снег. В темноте и неестественной тишине Самина попыталась дернуть ногой. Или рукой. Да хотя бы пальцем, черт возьми! Это же снег, детка, давай! Нет. Ей показалось, что снаружи шумит что-то, но… нет, слишком размеренно: это была ее кровь. Сосуды в ее голове. Бушевали, как ратрак на склоне. Новый звук – щелчок – включился термоконтроллер комбинезона. С одной стороны это было хорошо. Она замерзла. С другой – лишнее тепло превратит снег вокруг нее в ледяной саркофаг. Хотя… она что, еще надеется выбраться? «И умерли в один день», – вот что примирит их с андроидом в конце хроник.

* * *

Лучший день в жизни. Честное имперское. На пути под гору Эйдена прокатило по всем прутьям внутри клетки. Но потом был удар о валун, и на повороте андроида выбросило через ту дыру, что он успел проделать. Конечно, она была куда меньше, чем робот. Конечно, он оставил внутри целый рукав, часть куртки и даже изрядный кусок брюк. Конечно, все это вместе с кожей. От правой щеки и до колена она осталась шкварчать где-то под снегом, на сетке. Признаться, запах горелой синтетики вовсе не похож на барбекю.

Но он был свободен – это раз. И все нужные части тела остались при нем – это два, три, четыре и даже, пожалуй, пять. Было свое преимущество и в руке без такого баловства, как высококлассная кожа. Черствый снег куда легче крошился в блестящих пальцах, а жестким стальным плечом удалось разрыть себе достаточно места для дыхания. До поверхности здесь было недалеко, и Эйден заработал на пределе сил. Тотчас под ребра навалило снега, песка и черт знает, чего еще. Края его ран запаяли сами же прутья клетки. Хоть опасности потери крови уже не было. Но потеря кожи все-таки была ощутимой. Здесь, под снегом, синтетик не мог оценить в полной мере, сколько в нем осталось от прежнего человекоподобия. Но он скоро узнает. Уже недолго.

Он пробил тяжелый наст и выбрался на свет. Снег еще голубел, было раннее утро. Да, лавина стащила его вниз всего за несколько минут. Робот оглядел и ощупал себя. На ногах его держала только злость, не иначе. Металл черный и светлый, матовый неопластик просились наружу с правого виска и вниз по скуле, где кожа сошла узкой лентой. Уху повезло. Зубы наружу не торчали, тоже большая удача. Кость нижней челюсти оголилась совсем чуть-чуть. А дальше был кошмар. Тонкие жгуты и прутья шеи, стержень ключицы, правая сторона груди и живота блистали родием. Сбоку и на спине андроид был исполосован серебристыми волокнами мышц. Правая рука от самого плеча была целиком освежевана. Вселенная смилостивилась, где надо, и разрыв ушел в сторону, но закончился только у колена. И весь торс внутри запорошило грязным снегом. Эйден отряхнулся, как пес, но едва ли помогло. Он спускался и выскребал можжевеловые иглы из-под ребер прямо на ходу, когда увидел впереди обломок карфлайта.

Самина тоже попалась! Самый. Лучший. День.

* * *

Комм в запястье Шиманая тренькнул. Код Самины.

– Да, моя птич… – киборг подавился фразой и вскочил с места, когда экран развернул ему мрачного робота. – Э… э-э… Эйден?

– Чирик-чирик, – рыкнул синтетик. – Чего же ты всполошился так, Шима? Не чересчур ли. Давай, скажи мне, что ты здесь не при чем.

– Где Самина? Что с ней?

– Я сперва подумал на Бена, но кибернетик точно увязался бы за ней в горы.

– Где Самина!

– А потом я решил… нервизолер, форма, плазмосеть… какой сложный реквизит, и кто же мог все это достать?

– Где она, Эйден? Умоляю…

– Здесь. Надеюсь, целиком.

Изображение сместилось вниз, где у ног синтетика был разрыт грязный снег. Из-под корки виднелась белая рука. Ссадины и занозы, обмороженные пальцы, ногти сломаны в безуспешных попытках выбраться наружу. Очевидно, с этого самого запястья синтетик только что снял комм. Хорошо, если только что!

– Пульс еще есть. – он равнодушно тронул бледные пальцы носком ботинка и перевел экран на себя. – Под снегом почти не осталось воздуха. Так что жизнь ее зависит от того, насколько быстро ты примешь мои условия.

– Не заставляй меня выбирать между ней и Браной!

– Тогда я отпилю эту мороженую плеть и брошу на реле, – синтетик вскинул зазубренную иглу нервизолера.

– Реле откликнется только живой жрице Диастимы!

– О, неужели?! Тогда, выходит, я отпилю ее зря!

От накала ярости затрещал экран и рисковала сойти еще одна лавина. Шима заподозрил, что в таком состоянии андроид мог исполнить любую угрозу. Он замолк и ждал, когда схлынет эта имитация бешенства. Имитация, слишком близкая к правде.

– На Роркс мне уже не попасть. – продолжал андроид. – Вы двое отняли у меня неделю. Четверть от максимального срока, который я отвел на то, чтобы рискнуть всем ради нее. Довольны?

Кафт вышел из оцепенения:

– Что мне надо сделать?

– Мои координаты уже у тебя. Лети в ближайший вормхолл и лопни по швам, но достань корабль, способный доставить нас к Алливее.

– Вас?

– «Вас?» – раздраженно передразнил робот. – Нас с тобой, киборг! Тебя нельзя оставлять на одной планете с Саминой. За ней здесь присмотрят… И да, найми приличного межзвездного пилота.

– Да где же мне взять пилота?!

– Меня это не касается. Но со мной одним ты живьем не долетишь.

– Когда мне все успеть, Эйден? Кротовины для бранианских кораблей будут открыты с девяти до полудня!

– Вот ты и определил для себя дедлайн. Увидимся на месте.

– Эй?!

Но комм уже отключился. Шима наспех свернул биоскоп, смахнул мышей в террариум и, как был в медицинском комбинезоне, бросился на стоянку.

* * *

Бледный свет, черный снег. Самина жмурилась и мотала головой в надежде вытряхнуть землю и воду из ушей. Андроид нарочно откопал ее только наполовину и стоял над ней, страшно разодранный. Справа он был словно вывернут наизнанку. Если вся эта требуха металлом наружу отражала хоть десятую часть его злости, ей стоило всерьез опасаться нервизолера в освежеванной руке. Ткань имперской формы чинила себя прямо на глазах, прикрывая раны.

– Слишком буквально ты восприняла мои слова о врагах, – этот резонирующий о ребра голос, как тогда в тюрьме, вызывал головную боль. – Посчитала за призыв к безумию и убавила шансы выжить на двадцать пять процентов. Молодец. Хочешь ликбез по имперским андроидам, мое хладнокровное крем-брюле?

Эйден нагнулся, чтобы взять немного снега с можжевеловыми колючками:

– Он совсем короткий: эту твою жалость надо было загнать мне в позвонки до восьмого щелчка.

– Я… – продолжить ей не дал крепко слепленный, увесистый снежок, прилетевший точно в лицо. Девушка согнула омертвевшую руку, чтобы стряхнуть мокрый снег со щеки. Когда она смогла открыть глаза, синтетика на утесе уже не было.

«До восьмого. Как скажешь. В следующий раз не обсчитаться бы».

* * *

Из подлеска, царапая кусты брюхом, выскочил синий карфлайт. Пилот собирался взлететь к утесу, но заметил синтетика у подножья и вильнул, чтобы затормозить. Машина послала в робота сырой песок и ветки, прежде чем затихла.

– Ах ты, живучая рептилия, – из машины лениво выпорхнул Бритц. – И что же у нас с тобой общего?

Ну, конечно. За каким еще дьяволом мчать тысячу миль к тому, кто пришпилил тебя к стене, как не за тем, чтобы задать риторический вопрос. Эйдена еще колошматило от снега за глазницей и внутри тела.

– Родились в один и тот же день, – он сорвал остатки кожи с шеи. – Я возьму твой карфлайт.

– Что? – Бритц попытался ухватить клинкет, но синтетик изловчился и вспрыгнул на подножку.

– Там на утесе одну идиотку придавило снегом, карфлайтом и неподъемным эго. Верни домой и не спускай с нее глаз пару недель.

– Ты слишком наглый для безработного, – эзер угрожающе выпустил крылья.

– Мне некогда парировать, надо успеть к вормхоллу.

– Одну секундочку… Не объяснишь мне, если не трудно, мою мотивацию?

– У меня правда нет времени, пожалуйста, Кайнорт!

Эзер цокнул языком и закатил глаза:

– Тебе стоит потренировать тон волшебных слов. Твое «пожалуйста» все еще звучит как «голову с плеч».

– А зачем прилетел-то?

– Не знаю. Добить.

Эйден усмехнулся и сразу посерьезнел.

– Нет, я первый. Кай, я хочу разорвать магнетарную цепь. Помоги мне. Пожалуйста.

– Вот так новости! А разве я не должен защищать интересы Харгена? Я здесь на неплохом гонораре, между прочим.

– И хочешь сказать, Зури купил тебя. Ты минори, серый кардинал насекомых, и что ты чувствуешь всякий раз, как Харген распыляет планеты? Кто следующий попадет в немилость или просто под руку? Нравится жить, как на пороховой бочке?

– Я должен убить тебя, машина. – Бритц охрип и говорил тихо, в изумлении распахнув глаза, большие и совершенно белые. – Даже не арестовать, слышишь? Убить на месте. Ты хоть понимаешь?

– Давай. Ты сильнее меня. Я молчу про зрение сто кадров в секунду против моих сорока восьми. Так превратись и убей – за своего хозяина, за гонорар, за все, что было между мной и Эзерминори! Нет? Ты прилетел сюда, не зная о моих планах – лишь потому, что интуитивно считаешь меня правым. Теперь ты все знаешь, но даже не взвел свой армалюкс. Так перестань же болтаться из стороны в сторону! Кайнорт, я разберусь с наводчиком. А ты береги ее.

– Цепь невозможно разорвать, Эйден. – рука эзера уже не так уверенно держала клинкет. – Магнетары тебе не по зубам.

– Вы так думали об Эзерминори когда-то.

Кай разжал пальцы, и дверь щелкнула за синтетиком. Карфлайт качнулся, взвизгнул и исчез в лесу. Эзеру не осталось ничего, кроме как закурить.

– Аспид. – сплюнул он, расправляя крылья. – Замотивировал? Или завоевал… не поймешь.

Утес из голубого стал белым: дневная атмосфера изменила длину лучей. Звонок андроида прервал очередной перекус. Теперь из-за потери крови и большой высоты Кайнорт берег кислород и не превращался полностью. Крылья, хвост для балансировки. Девчонка торчала из-под снега даже не наполовину. Синтетик дюже разозлился на нее, раз оставил в таком виде. Кожа на руке и шее покраснела, лицо обветрилось, пальцы не чувствовали боли, хотя сильно кровоточили. Самина продолжала грести и отламывать куски наста. Она пыталась высвободить себе место, чтобы вдохнуть поглубже. Вот она узнала вибрацию в воздухе, закрутила головой, но только запуталась в волосах, полных комьев снега.

– Так-так. – эзер нарочно встал так, чтобы ей пришлось вывернуть к нему шею. – Тут я должен как-нибудь щедро поглумиться над тобой, но охота убраться отсюда поскорее. Я уже испачкал кеды.

– Чтобы отомстить, тебе сначала надо меня выкопать.

– Мстят равным. Не шевелись.

Для того, чтобы разрыть спрессованный лавиной снег, он выпустил из грудины четыре жесткие лапы. Самина зажмурилась, когда в лицо ей полетели камушки и мерзлый песок. Она не знала, стоит ли помогать энтоморфу. Боялась, что он не спасает ее, а добывает себе пропитание. Свежую заморозку.

– Как ты вообще нашел меня?

– По запаху.

– То есть я имею в виду… зачем?

Кайнорт раздраженно откинул упавшие на лоб волосы и почесал щеку стрекозиной лапой, оставляя на лице грязный след. Еще один темный штрих на слишком ровных, симметричных чертах минори. Черные брови, черные ресницы на чистом листе – вот и все, что видели жертвы. За редким исключением, когда он злорадствовал, это лицо невозможно было нарисовать или запомнить. А может, дело в том, что мало кто и хотел-то, собственно.

– Ты из научного интереса любопытствуешь или с целью переубедить меня и остаться тут, под снегом? Эйден попросил – я копаю.

– Уж лучше гнить тут, чем под твоим присмотром. Слушай, чем он тебя купил? Лекарство ты уже забрал, ты теперь от него не зависишь! Он получил под зад от своего же канцлера, больше ему нечего тебе предложить!

– Не двигайся, я ведь сказал, – его когти соскочили с глыбы, резанули теплый комбинезон Самины и кожу под ним.

– Только дай мне добраться до биоскопа. Теперь я знаю, для чего он на самом деле нужен.

– Не выходи из берегов. – тоном нежной матери посоветовал Бритц. – Его волнует твоя жизнь, но о здоровье речи не было. Даже не думай мне угрожать. Твой вид для меня – скот, кровяная колбаса. А ты видела, как я веду диалог со скотиной.

– Навозный жук!

Оставляя последнее слово за ней, Кайнорт продолжил копать молча.

– Погоди. – нахмурилась девушка. – Ты сказал… «попросил»? Эйден?

– Представь.

– И ты поплыл! Это просто какой-то новый уровень манипуляции.

– Чертовски приятный. Он даже сказал «пожалуйста» – два раза. Это войдет в анналы.

Самина была почти свободна, когда обнаружилось, что снизу ее ноги прижимает карфлайт. Машина давила на глыбы льда, под которыми застряли ноги биолога. Вот почему она не могла их вытащить, как ни извивалась. Бритц попрыгал на верхней глыбе, отчего Самина не сдержала ругательство, и скептически качнул головой.

– Возможно, и не долетим. – процедил он в никуда.

Он превратился целиком, чтобы свернуть тяжелые глыбы. Девушка отталкивала средние и мелкие. Перчатки давно потерялись, она царапала руки о лед и щепки. Эзер уперся хвостищем в утес и обхватил тяжелый зад карфлайта шестью лапами. Крылья всколыхнули и затрясли воздух, нагоняя грязную пургу, и наконец машина поддалась. Самина вытащила ноги из капкана и отползла повыше. Она еще не могла встать, но чувствовала: цела.

Онемение сменялось жгучей щекоткой. В сосуды возвращалась кровь. Рядом Бритц мучительно принимал человеческий облик: руки-ноги, последним он втянул хвост и упал на колени, задыхаясь. Самина увидела порезы на его ладони. Эзер поцарапался, когда крошил наст. Кровь была прозрачной.

– А-а, да. – кивнул он, проследив ее взгляд. – Я пуст и голоден, как древний упырь. Жалеешь теперь, что оставила меня истекать кровью в лаборатории? Что делать будем? Как я потащу тебя в город, а?

Только не это.

– Постой, ты же не будешь…

– Твои предложения? Лететь часа три. Оброню тебя где-нибудь в пустыне, если не запасу эритроцитов для имаго.

Пока он говорил, его ленивый взгляд лизал скалы. Но в итоге так и вернулся к Самине. Она была готова броситься с утеса вниз, лишь бы перед глазами не маячила картинка с растерзанной рабыней из башни эзеров.

– Нет, Кайнорт. Я доберусь пеш…

– Прекрати, в конце концов, не все же подыхают, когда я ем!

Он рассмеялся и превратился – в последний раз. Самина знала, что больше ему не взлететь, пока не получит крови, а значит, он сделает все, чтобы закончить трапезу. Девушка упала и сжалась на снегу, когда к ней ринулась стрекоза.

7. Глава с эффектом ореола и вечно бесполезным планом А

Тридцать миль для полицейского карфлайта обернулись минутой полета. Все это время робот переодевался в запасную форму службы безопасности, доверив управление автопилоту. Эйден избежал половины контроля на блокпостах только благодаря цвету машины и еще половины – с помощью виртуального кода Бритца, который рассылала консоль управления. И все же на подлете к вормхоллу аппарат принудительно затормозили. Зона вылета была накрыта куполом таможни, и робот приготовился спрыгнуть и добираться пешком. Но клинкет не поддался. Службы безопасности замуровали все машины, чтобы избежать таких лазутчиков, как он.

Документов у андроида, разумеется, не было. И на владельца карфлайта он был, разумеется, не похож. Единственное, за что можно было зацепиться, на чем сыграть – это стиль. Бритц мерзавец и психопат, но в стиле ему не откажешь, в этом и лазейка. Люди привыкают к фишкам, изюминкам, и за ширмой их ореола перестают видеть суть. Для большинства легко сложить образ малознакомого человека наброском из его наиболее контрастных пятен. И чем их больше, тем проще обмануться.

Эйден судорожно порылся в бардачке, откуда выудил сигареты, солнцезащитные очки, вип-абонемент на паучий рестлинг, методичку сольфеджио по хроматическим гаммам, ворох чеков от гувернеров и – ничего себе! – членскую карту сафари-клуба «Зимара». Элитарного квест-клуба для самых отбитых маньяков, где те гонялись друг за другом. Вызов инстинктам убийц-интеллектуалов в заснеженных дебрях органично дополнял образ энтоморфа. Фото на карте охотника не было предусмотрено. Как удачно.

Он вздохнул, когда увидел дюжих парней в форме пограничных войск. Опять драться. Опять получать по башке. Может, хоть под музыку на этот раз? Карфлайт, судя по всему, уже долго был в личном пользовании капитана. Он сохранил его горький запах, а возможно, и плейлист. Из динамика захлестал безбашенный дэт-метал, под который Бритц, не иначе, крошил котят в рагу. Пограничники болтали и смеялись на ходу, значит, проверка была плановой. Кай не подвел. Не послал им ориентировку. До этого Эйден не был уверен, что их сумбурный диалог и аргументы на грани абсурда убедили эзера, и ждал чего угодно. Под гиблый трек мысли трясло и шатало. Оставалось лишь надеяться, что и охране это не даст сосредоточиться.

Он приоткрыл окно и высунул нос. Последнюю часть лица, не тронутую приключениями. И единственную, похожую на ту же у Кайнорта. На носу уселись очки, скрывая черный глаз и серебристые шрамы слева. Рвань справа он наспех подпер правой рукой, тотчас с раздражением сообразив, что так еще хуже: рука была совсем без кожи. Вряд ли гордый эзер, даже потеряв кисть, заказал бы протез из имперской платины. Тогда Эйден прислонился к раме щекой. Что-то забыл. Что? Охранники подошли к карфлайту, вяло отдали честь и поскребли двухдневную щетину. Смена подходила к концу.

Закурить, вот что. Эйден щелкнул сигаретой и пожалел, что Кайнорт, соблюдая этикет, убирал ее подальше от лица собеседника. Ему бы сейчас не помешала завеса дыма.

– Доброе утро, капитан! – салютовал охранник, щурясь на солнце, которое сегодня играло на руку Эммерхейсу. – Рано как. Вроде до окна эзеров еще часа три!

Андроид сдержанно кивнул и приглушил музыку.

– Совмещаю приятное с полезным, – голосом энтоморфа объяснил робот. – Инспектирую патрульные системы вормхолла из-за трагедии с сыном председателя.

Не выпуская сигарету, той же рукой он небрежно протянул в окно карту сафари-клуба и отвернулся, изображая, что дежурный регламент отвлек его от дел куда более важных. Дэт-метал сменился воздушным ноктюрном для клавиш в сопровождении смычка. Пограничник едва мог сосредоточиться на документе: его огорошила новость о внезапном аудите.

– Ох, господин Бритц, но это же… – растерялся парень и вернул ему карту, чуть виновато. Эйден улыбнулся.

– О, точно! Прошу прощения, – копируя придыхание эзера, извинился он и полез в бардачок за удостоверением, которое очевидно забрал Кайнорт. Будет он расставаться с документами, как же. На пол рассыпались чеки. Солнце нещадно слепило, а внутри карфлайта было темно. Белый сигаретный пар охранник, видимо, принял за дымок, предваряющий разлет крыльев – от раздражения из-за ненужной проверки. Все просто: они видели не больше и не меньше того, чего и так ожидали.

– Да ладно, ладно… – пограничники отпрянули и замахали руками. – Не надо! Мы уж так просто… Снова на сафари, значит? К поясу астероидов?

Эйден не ответил. Он был не в ладах с космографией злачных мест и попридержал язык. Пока, ко всему прочему, никто не заметил, что он у него раздвоенный.

– Зону досмотра приведите в порядок. – бросил он, и парни закивали, как болванчики. – Всего доброго.

Он дернул штурвал. Ну? Карфлайт поддался и рванул к стоянке вормхолла. О-бал-деть. Пока машина самостоятельно парковалась, Эйден вскрыл багажный сейф и достал служебный комм Бритца. Он развернул экран и послал эзеру привет – на личный.

В посадочной зоне за периметром стоянки охраны вовсе не было. Свобода.

* * *

Трудно представить звуки страшнее. Хрустнули позвонки, в горле забулькало, закипело. Прошла вечность, прежде чем девушка поняла, что не в ее горле. Она подтянула колени к груди и встала на четвереньки, оборачиваясь.

Позади нее загребала когтями пума. Уже в агонии. Глаза остекленели, язык вывалился на снег – мерзко, но вместо кошки могла оказаться Самина. Здесь у пумы не было естественных врагов. Трехметровая стрекоза оказалась для нее сюрпризом. Кайнорт пил долго и жадно, передние лапы направляли струи к жвалам. Биолога замутило. От увиденного, от страха, от падения. Она отползла подальше и умылась относительно чистым снегом. Бритц покончил с поздним завтраком и чистил крылья передними лапами, как огромная муха. Самина ждала, что он вернет себе человеческий облик, но стоило ей отвернуться, как жесткие лапы подхватили ее поперек живота и оторвали от земли. Эзер экономил силы и время. Обернись он лишний раз перед полетом с целью морально подготовить ее, воплей точно не стало бы меньше.

Соль в том, что к такому не подготовишься. Самина охнула и зажмурилась, чтобы не видеть улетающие скалы и мертвую пуму. Бритц нес ее лицом к земле, как дохлую фретку. Захотелось инстинктивно поджать ноги, но в тот момент стрекоза перехватила ее под мышки и сжала крепче. Ветер бил по лицу, и в холодном вихре стало трудно дышать. И негде спрятать нос. Девушка прижала к нему кулаки, обтянутые рукавами. Но нашелся в ее положении и большой плюс: собственно чудовище было почти не видно. Самина понятия не имела о скорости полета, но елки внизу слились в одно сплошное зеленое море. Жесткие волоски на грудных сегментах эзера царапали ей шею. Самина поежилась, заерзала, опять попыталась согнуть ноги и… полетела вниз!

Завизжать не успела: черный хвост изогнулся и хлестнул ей под дых, кувырнул в воздухе – и лапы вновь сцапали ее, но на этот раз прижали к себе лицом. Бритц обращался с ней, как с недорогой игрушкой. Схватил поудобнее, чтобы рвануть вперед и ввысь. Резвее, еще резвее. Самина поняла, что впредь лучше не ерзать, и обхватила чудовище коленями. Она устроила нос под жвалами стрекозы, где воздух не свистел и был теплее.

На обложке старой детской книжки нарядная фея седлала стрекозу и погоняла ее гороховой плетью, словно циркового пони. Ну-ну. Просунь Самина хоть палец к спине Бритца, вертолеты крыльев оторвали бы его по локоть в считанный миг. Верхом на стрекозе можно было разве что приготовить фарш из феи.

– Куда мы летим? – девушка старалась перекричать ветер. – Бритц! Куда?

Капитан не ответил. Оттого ли, что не мог говорить, пока не обернется, или оттого, что не счел нужным отвечать. Грубый ворс под его жвалами пах кровью.

* * *

Когда при обходе патруля Эйден нырнул под багажную стойку, где кто-то пролил кофе, он рассудил, что не стыдно валяться в луже, а стыдно попасться чистеньким. Когда от жажды слипся язык, робот без лишней рефлексии стащил флягу у привокзального бродяги. Но когда он вытряхивал песок и хвою, корчась в экспресс-мойке для роботизированной уборочной техники… Уж тут самооценка затрещала и посыпалась.

– Эйден! – Шиманай забежал в санблок вормхолла и свирепо оторвал настенную сушилку, ни в чем не повинную. – Эйден! Самина в безопасности?

– С ней Бритц. Он прислал мне это, – андроид развернул недавний диалог.

«– Меня приняли за тебя, смени охрану! И плейлист ;)

– Спасибо, у нас все хорошо.

– С жемчужины моей глаз не спускай. Изобретательна и агрессивна.

– Можно не церемониться?

– Можно».

Переписку завершало фото Самины. Бледно-зеленая, грязная, прикрытая одним полотенцем, она посылала Бритцу неприличный жест на пути в душ. Должно быть, где-то в башне эзеров.

– Ублюдок… – выплюнул профессор.

– Для нее уж лучше он, чем Бен или Харген.

– А Бен-то чем плох?

– Да просто. Я ревную.

– И ты ублюдок! – тут он впервые заметил, что андроид местами дырявый. – И что это с тобой?

– Так модно теперь. Достал корабль?

– Уже на старте. Кто бы мог подумать: именитый ученый и чудо робототехники – натурально тырят коня!

– Меня уволили, я мылся в общественном туалете, лакал из крана для кошек. Ниже дна падать некуда, Шима. Теперь пойдем воровать звездолет.

Синяя полицейская форма вызывала среди бранианцев едва ли меньший трепет, чем имперский китель. Так что Эйден не только не привлекал внимания, но издалека разгонял пассажиров одним своим видом. Правую руку синтетик убрал в карман, а воротник приподнял, скрывая металл на шее. Шима рядом тоже сыграл на руку. Здесь пялиться на киборга считалось неприличным, и пассажиры смущенно отводили взгляд. Частные суда не требовали проверки документов. Они миновали общий зал регистрации и сразу вышли к посадочной зоне.

Эйден ожидал разнообразие форм и размеров кораблей, но взлетная площадка была похожа на птичий инкубатор. Половинки скорлупок застыли острым концом вниз. Края их вверху были неровные, как у разбитых напополам яиц – громадных, как целый дом. А еще казалось, ткни их пальцем, и они покачнутся, скатятся с цоколя и завертятся на боку.

– Вот наш посадочный модуль. – Шима кивнул на средних размеров скорлупу.

– Я надеюсь, у тебя из-за него будут проблемы.

– У института. Я оформил аренду на имя ректора. Урезал мне финансирование, вот кто настоящий разбойник.

Время бранианских кротовин подходило к концу.

– Шима, а где наш пилот? – напряженно огляделся робот.

– Мы заберем его по дороге. Ты ведь в состоянии вывести модуль на орбиту?

– Конечно. У вас их туда кротовина выбрасывает.

– Там еще предстоит состыковаться с блоком двигателя. Справишься?

– Вообще-то я был старшим офицером звездолета. Не нагнетай.

Кафт пожал плечами, и они поспешили взойти на борт. Внутри корабля дерзости андроида поубавилось.

– Это что, аналоговый штурвал? Гидравлический дроссель, ты шутишь?

Профессор не мог шутить при всем желании, ибо понятия не имел, что за зверь такой – дроссель. Да и остальные слова он разобрал лишь по отдельности.

– Не думаю, что для тебя это так уж трудно. Все-таки ты сам пилот. Тот крейсер, на котором ты сюда упал, на вид куда серьезнее.

– Только на вид. Истребители класса «диспайс» не межзвездные. Иначе говоря, там всего три кнопки: вперед, назад и пли. Такой… я не знаю, космический велосипед.

– Но ты побывал и старшим офицером на звездолете.

– Четыреста же лет назад, а не четыре тысячи, – андроид все мог устроиться в кресле пилота. – Сиденье крутится только в одной плоскости… чума. Может, здесь и якорей гравитации нет?

– Якори сейчас везде, даже у совсем отсталых. И всем станет легче, если ты отключишь имитатор эмоций, хоть на время! – Шима пульнул мячики поочередно в кресло, в штурвал и в плечо синтетика. – Не волнуйся, я буду твоим штурманом.

– Руки пристегни. Иначе будешь моим юбилейным несчастным случаем.

Половинка белой скорлупы оторвалась от площадки и заскользила вверх, к пусковому шлюзу. Неслышно и плавно, как перышко на ветру. Эйден ничем не выделялся из облака точно таких же кораблей. Из экономии кротовина выпускала по пять-десять скорлупок за один присест. Поднимаясь над вормхоллом, они были похожи на те фонарики, которые пускают в небо, чтобы загадать желание. Интересно, сколько желаний пассажиров внутри них противоречило друг другу прямо сейчас, в этом облаке из кораблей?

– Мелкие носятся внутри одной системы, – Шима болтал без умолку. Чем выше они плыли, тем сильнее тревожил его водительский опыт четырехсотлетней давности. Он уж был не рад своему плану, но это все, что он сплел за отведенное время. – Широкие принадлежат грузовым компаниям. А средние, вот как наш, летают между звездами.

Их модуль был просторный, но недостаточно большой для серьезных перелетов. Бранианцы летали на углеводороде, и для батарей требовалось куда больше места, чем могла вместить рубка.

– Сколько еще модулей нужно присоединить, чтобы добраться до Алливеи?

– Кроме блока аккумуляторов на орбите – еще три. Нужны будут крылья, или паруса. Такие широкие, плоские модули. Как только нас выбросит, приготовься действовать шустро.

– Три дополнительных модуля. И где мы столько возьмем?

– У меня есть план.

Эйден оглядел мегатонны индикаторов. Он был здесь случайным гостем, которого хозяева попросили захватить что-то из холодильника, но не уточнили, с какой полки. Да еще этот снег в мозгах.

– Стоп! Не могу найти румпель стыковки.

– Я не знаю, что это, но оно прямо перед тобой – если верить надписи. – трудно было не заметить румпель под кричащей табличкой. – Так уж обязательно психовать за рулем?

– Конечно, я так соображаю быстрее. Шима, а план Б у тебя есть?

– А вон он, в углу. Если что-то случится – клади мой мозг в тот контейнер. Бери левее, робот!

Эйден уклонился от соседних кораблей неожиданно ловко. Скорлупки впереди выбирались из шлюза и исчезали в кротовинах: размазанная ввысь вспышка – и нет звездолета. Наверное, издалека казалось, будто в небе над Браной звезды падали вверх. Только днем и слишком густо. Настала очередь их корабля, и…

Космос! Вокруг сверкали звезды и сновали мириады самых разных кораблей. Шима не сдержал крепкой брани, когда в мгновение ока день сменился ночью.

– Чем ты возмущен, старый лис? – вкрадчиво зашипел Эйден. – Не тем ли, что туннель не схлопнулся? Или тем, что секунды идут, а мне все никак не оторвет башку?

Кафт сжимал и разжимал кулаки, еще пристегнутые к подлокотникам.

– Как ты избавился от чипа?

– Оказалось, вторая функция нервизолера – удаление маячка. Он цепляет датчик на первом щелчке и сразу отключает. Выдрал его вместе с иглой и перезапустил детонатор. Знаешь, где он теперь?

Шиманай мигом отстегнулся, вскочил, как ошпаренный захлопал себя по карманам. Он уже начал сдирать комбинезон, когда раздался хлопок. Из контейнера в углу потек субстрат для консервации мозга. Шима поник. Натягивая комбинезон обратно, он не смотрел на андроида.

– Чем дольше ты не спрашивал о чипе, – объяснял Эйден, – тем глубже я сомневался, что твой план существует. Вернее, простирается дальше вормхолла. А запасной план – автодетонация датчика у меня в хребте. Так?

– Так.

– Что ж, твой спасательный круг лопнул, и я рад сообщить, что отныне твоя жизнь зависит от моей. Куда тут стыковаться?

Шима еще ползал по полу в надежде собрать остатки субстрата в осколки контейнера. Ничто так не заставляет трястись за жизнь, как бессмертие. Пусть даже самое мучительное.

– Вон тот модуль батарей подойдет, –  сдался профессор. – Нет… нет-нет, вот этот! Да, он.

– Так здорово, когда штурман искренне переживает за успех полета, – улыбнулся Эйден. Полумодуль батарей представлял из себя точно такую же скорлупу с неровными краями. Андроид потянул румпель стыковки, края модулей засветились, «познакомились» и начали трансформацию. Детали на стыках ворочались в длину и ширину, меняли тип разъемов и диаметр кабелей в угоду друг другу. Все заняло минут пять. Мимо пролетали уже готовые корабли наподобие вытянутых яиц. Мелкие напоминали кабачки, а ширококостные грузовики были надуты, как глобусы. По бокам кораблей располагались продолговатые ниши для присоединения межзвездных парусов и батарей. Кое-кто уже обзавелся несколькими крыльями. Вероятно, они тоже летели в другие системы. Мимо вальяжно плыло яйцо с десятком модулей-парусов – судя по логотипу на борту, делегация волонтеров к Эоле. Да, после той перестрелки с Проци и удара Харгена им не помешает гуманитарная помощь.

– У нас есть большое желание, немного провизии и батарея до границы звездной системы. – Эйден оглядел готовый модуль, на удивление неплохой по состоянию. – Но Шиманай, нам все еще нужны три крыла. И пилот. Даже не знаю, что и важнее.

Профессор Кафт почесал воображаемую щетину на подбородке.

– Один парус мы, пожалуй, и купить можем.

– Купить? Единственное, что у меня с собой ценного, это квантовая плата в голове. Но без нее со мной будет скучно.

– Частные перевозчики хранят средства на непредвиденный ремонт прямо в системе корабля. Этот модуль уже повидал звезды, а значит, тут могло кой-чего накопиться.

Синтетик перерыл бортовые файлы и наскреб ерунды какой-то. Он не разбирался в бранианской метрике, но смекал в деньгах.

– Хоть местная валюта и окрепла на фоне перипетий в Империи, на парус нам этого не хватит.

Шима глянул на экраны:

– Не хватит на новое крыло. Но мы можем заскочить на базар, за подержанным.

– Куда?

– На барахолку. Блошиный рынок! Рули налево.

– Шима, я знаю, что такое базар. Но звездолеты у нас там не продают.

– Тю! Никудышные у вас барахолки.

8. Глава с ароматом кофе и бергамота

От переизбытка белого слезились глаза. Самина в белой пижаме, в пушистом белом кардигане свернулась на белой софе и пила третий пузырек белого чая. Но все никак не могла согреться. Эзер тащил ее два часа без передышки, и когда прилетели в город, девушка была уже не в состоянии возражать против Башни Эзеров. Сейчас ей пришлось бы по душе и темное подземелье. Любое место, где нет снега. Бритц вежливо парировал, что подземелья здесь, к сожалению, нет, но если ей приспичит пострадать, то он что-нибудь придумает. И заточил ее в апартаментах оттенка «вырви глаз».

– Надолго я здесь?

– Как уж повезет Эйдену. – Кайнорт смахнул пылинку с рукава и задумался. – На веки вечные.

– Я умру к вечеру – от информационного голода.

– Не преувеличивай, здесь полно красок.

– Например?

Он улыбнулся:

– На изнанке ковра есть большое пятно от крови.

Капитан распорядился, чтобы рабыни-шчеры обеспечили биолога всем необходимым, а сам застегнул на ней браслет-маячок. Девушек из прислуги было две, обе чрезвычайно бледные, с небрежно прикрытыми кровоподтеками на запястьях и шее. Богатые волосы цвета какао, ясные сапфиры глаз. Они не смели поднять их на минори или коснуться его ненароком, опасаясь подать ему идею отобедать пораньше и поплотнее. Но биолога изучали с большим интересом. Они решили поначалу, что это новенькая рабыня. Не найдя за ее воротником длинных шрамов от жвал стрекозы, которыми были сплошь урезаны их собственные ключицы, девушки растерялись и утратили интерес. Их здесь давно отучили подключать ум и логику. Насекомые имели разный ротовой аппарат и питались по-разному, каждый оставлял на жертве свои шрамы. Словно автографы. Биолог заметила, что обе служанки имели только отметины Бритца. Значит, личные рабы, которым эзер не то чтобы доверяет… просто никто не хватится, если в случае чего он их убьет из конспирации.

– Самина, послушай меня. Не стоит проявлять импульсивность и другие глупости, – он отогнул краешек белого ковра, чтобы показать ей то самое пятно. – Не добавляй сюда красок.

Эзер щелкнул рабыням и исчез вместе с ними за дверью. Девушка испуганно забилась в угол и боялась пошевелиться. Изнуренная полетом, задавленная лавиной и страхом, она задремала на диване.

Можете в это поверить? Шучу, конечно нет – вы уже достаточно узнали бестию. Не успел замок провернуться, как Самина откинула плед из викуньи и кинулась искать лазейку для побега. Панорамное окно было заперто и бронировано. Ладно. Все равно там была неимоверная высота. Девушка распахнула все шкафы, до которых смогла дотянуться, разорила секретер и гардероб, раскидала все ящики, которые только нашла. По большей части они были пусты, но где-то подозрительно жужжало. Девушка сорвала шторы с карниза и выломала серебряный кронштейн, чтобы воспользоваться им, как монтировкой. Из раскуроченной панели на стене дохнуло морозцем, наружу вырвались клубы пара. Самина вскрыла холодильную камеру. Она была забита контейнерами свежей крови: на ярлычках указаны точное время, раса донора, кому предназначено. Срок хранения – всего три часа. Самина выбрала те склянки, время которых подходило к концу. И не тронула их.

Ей вспомнились тонкие шрамы на ключицах Сиби, которые та стыдливо прикрывала весь последний год. А еще царапины на шее, спине и запястьях. Они то появлялись, то молниеносно исчезали, а капсул анальгетика в доме мачехи становилось все больше. Самина беспокоилась, а Сиби отмахивалась новым увлечением. Спортом. Ясно теперь, что за спорт это был. Самина видела и рабынь капитана, и что он с ними делает, когда наскучит офисная канитель. Но Бритцу мало было рабов. Он развлекался с первой красавицей планеты и не мог удержаться, чтобы не кормиться ею время от времени!

Хрустальный флакон, маркированный получасом назад, полетел на белый ковер. Расцвели багряные всполохи крови. Захваченная страстью, одержимая, девушка вдруг поняла, что вовсе не причиняет вреда эзерам. Глупая импульсивная выходка! Ведь убирать придется и без того изможденным рабам, да еще их же кровью и восполнят разбитый запас. Вот свинство. Но обойдя убитый ковер и возвратясь к тому, с чего начала, она подумала так: на хороший звук прибежит одна из этих девочек. Она откроет дверь и от потрясения забудет ее запереть. Пока мнется, рискнуть ли вызвать хозяина, Самина выскользнет за дверь.

Биолог опустила руку в самый большой контейнер (обжора Бритц, сколько же в тебя влезает!) и поболтала там браслетом. Этого оказалось достаточно, чтобы датчик всхлипнул и перестал мигать. Значит, прекратилась подача сигнала. Самина выудила руку из крови, брезгливо вытерла ее о плед и бросила склянку в окно.

Стекло, конечно, не разбилось, но бдзынь вышел потрясающий. В коридоре зашуршали, и девушка подбежала к выходу, чтобы не упустить момент. Оттолкнуть рабыню со всей дури и выскочить в коридор. Служанка распахнула дверь, увидала кровь повсюду и открыла рот, чтобы закричать. Но лишь пискнула и сжалась под взглядом Самины, когда увидела, что та приготовилась драться. Биолог вдруг смутилась такой реакции. Сделать ей больно сейчас – это как ударить больную собаку. Раб боится защищать себя, он сломлен еще до удара. Самина опустила руку, но рабыня вдруг дернулась, как ужаленная, и беззвучно повалилась вперед.

– Бен!

Это он оглушил шчеру и выглядывал теперь из коридора. Всклокоченный, чумазый. Родной.

– Быстрее, Сэм! Не знаю, долго ли она проваляется так.

– Я наделала шума, Бритц вот-вот появится…

Бен замотал головой и потащил ее за собой:

– Он еще у председателя.

– Точно? Бен, точно?

– Сам только что оттуда. Видел, как эта дрянь прилетела.

Мимо проходили эзеры, но Самина здесь была по секрету, и на двух людей не обращали внимания. Редкие шчеры шарахались от странной парочки.

– Бен… Бензер!

Он нехотя остановился:

– Ну, что?!

– Зачем ты ходил к Харгену?

– Рассказал ему, что у синтетика есть план уничтожения магнетарной цепи. Сказал, что…

– Что ты сказал? Ну!

– Ничего! Сказал, что робот выкрал данные из архива о бинаре-наводчике и… чтоб усилили охрану реле. Бежим, Сэм, время!

– Прямо так и сказал – «реле»?

– Уж лучше так, чем дать фору андроиду! Сама ведь понимаешь. Сегодня он лечит бродяг, а завтра пропустит нас всех через мясорубку.

То есть Харген теперь знал, что они знают. Но насчет имперца Бен прав, ох, как прав.

– Как ты меня нашел?

– Помнишь, нас забрали в полицию, когда я подрался в клубе? – он хохотнул, ностальгируя. – На втором свидании! У тебя до сих пор их маячок в зубе. Я его отследил.

– Бен, а что насчет меня? Ты выдал, что я знаю о жрицах?

– Нет, конечно нет! За кого ты меня… Ты совершенно не при чем! Но он приказал мне увезти тебя с Браны поскорее. Здесь небезопасно.

– Подожди. – Она затормозила, и мужчине пришлось затормозить тоже. – Он велел мне улететь, потому что… здесь для меня небезопасно? Бен, ты ведь слышал, что сказал андроид! Для Харгена только на руку, если сгинет последняя жрица!

– Прекрати ему верить! Робот думал, я трухач и не пойду к Харгену. Робот пророчил мне смерть в его кабинете, ха! Твой отчим рассвирепел, стоило мне упомянуть бункер. Разумеется, он и мысли не допускает, чтобы избавляться от тебя. Или кого-то еще, кроме синтетика. Сэм, он тебе почти отец. Может, у вас были разногласия прежде, но… боже мой, его сын уже в плену, ты у него одна теперь. Он просто хочет спрятать тебя, Самина.

Они зашли в лифт для нелетающих эзеров и посетителей башни. Вместе с ними спускались другие пассажиры, и Самина ждала несколько минут, чтобы выйти в холл и задать вопрос, за который, она знала, трудно простить.

– И он доверил это тебе?

– Да ты… Это уже переходит все границы. Ты настолько мне не доверяешь?

– Не в этом дело, Бен. – она отступила, понимая, что дело-то, в целом, именно в этом. – А насколько тебе доверяет Харген?

– Я не питаю иллюзий по поводу его доверия и вообще его мнения обо мне. Но он хотел, чтобы никто из спецслужб не знал, где тебя искать. В полиции одни наемники, в армии – трепло и тупицы. Он доверил тебя тому, кто вне политики, и кому ты дороже всех на свете.

Это было чересчур тепло и больно. И стыдно за пещеры. Самина еще помнила раздвоенную ленту у себя на языке.

– Куда мы теперь?

– На Халут, там большой реабилитационный центр. Психушка, иначе говоря… У меня там связи. Зарегистрируют тебя как анонимную пациентку, и концов не найдешь.

– Тогда лететь надо скорее. Кайнорт будет искать меня.

Она всерьез пересмотрела свою теорию насчет ума и характера. Теперь она звучала примерно так: если ты по-настоящему умен, ты не можешь быть по-настоящему злым… только если ты – не Кайнорт Бритц. Наконец они вышли черным ходом. Кибернетик перелистал расписание вормхоллов.

– Черт. Следующее окно только вечером. Ладно, переждем на месте, послоняемся по залам ожидания. Надо пройти регистрацию, пока он не обнаружил твой побег и не предупредил блокпосты. И затеряться в зоне вылета.

– Я не уверена, что умею теряться. И посмотри, я с ног до головы в этом свинском белом.

– Никогда не была в вормхолле? Там на каждом углу автомат с этим вашим женским реквизитом – краской, шмотками…

– Каждая женщина немного шпион, Бен, – улыбнулась она.

– Да. И не сомневайся в нас, поняла? Мы за хороших, а значит, победим.

* * *

Красная лужа на ковре захлюпала под кедами эзера. Чуть-чуть не успел. Он обвел взглядом треснувшее стекло в окне, незакрытый холодильник с испорченными капсулами, битый хрусталь на полу и софе. Железный запах. Кровь, кровь, кровь.

– Айса, – негромко позвал он, и в дверном проеме возникла рабыня. Вторая из той пары, что он приставил к мерзавке. Шчера беззвучно плакала, глядя на тело подруги у порога. Той, которой досталось шокером от Бена.

– Простите, минори… – залепетала она, падая на колени.

– Доверил вам простую вроде бы вещь. – Кай равнодушно прошел мимо, к лежащей рабыне. Он присел, нашел пульс на ее шее. Взял за подбородок и дернул назад до классического хруста. Айса вскрикнула, припала еще ниже и принялась тихонько завывать.

– Что? Я бы все равно замел следы. На вас же совершенно нельзя положиться.

Бежать… но у девчонки от страха отнялись ноги. Сложный аромат чего-то горького и сладковато-пряного был самым жутким в ее жизни сочетанием запахов, которые она никак не могла распознать.

– Встань, Айса.

– Пожалуйста, минори, я не виновата! Я никому ничего не скажу! Я даже не знаю, кто она такая!

Бритц подошел к ней, и дымок из-за спины был только началом. Он вздернул ее за волосы, одним рывком возвращая на ноги.

– Встань! Мне неудобно убивать, когда ты на коленях.

Кофе. Цитрус. Все.

9. Глава с агрессивным дизайном и гарантией три минуты

Эйден пришвартовался к хлипкому на вид стардеку – одной из множества палуб астробазы. Название-то какое – астробаза! Весь рынок целиком был похож на развернутый в космосе перекидной календарь. Такой веер на пружине, только гигантский. Лавки и салоны ютилась друг над другом, каждый магазин на отдельном деке с удобствами разной степени заботы о клиентах: кое-где даже с якорями гравитации, стабильной атмосферой и вендинг-машинами. Андроид придирчиво облетел сотню вкладок и выбрал ту, что не сильно дымилась и принимала чеки. На черном рынке предпочитали наличные, но у профессора их с собой не оказалось, а Эйден и не жил никогда при живых деньгах.

– Как вы там расплачиваетесь? – удивился Кафт.

– Генными РН-Кредитками. У нас везде достаточно коснуться терминала.

– А я-то думал, зачем тебе кожа с псевдо-генами.

– Последние двести лет – для красоты, ведь императору все необходимое достается бесплатно. Хотя не всех налогоплательщиков устраивает такая формулировка, – робот криво улыбнулся. – Жаль, я не заглянул в обменник перед тем последним вылетом.

– Весь рынок бы скупил?

– Даже у меня нет таких средств.

Шима поперхнулся от изумления:

– Как? Ты же величайшая шишка в империи!

– Я говорю о личных средствах. Моей династии только двести лет, и я в ней пока один. Да, я мажоритарий нескольких корпораций, но такой восхитительный базар я не могу себе позволить.

– А за счет государственной казны?

– Интересно, как бы я объяснил это парламенту. На кой балдж Ибриону этот вшивый рынок?

– Блошиный, – поправил Шима.

– Джур риз Авир – вот кто у нас непристойно богат. Не будь он транжирой – давно бы купил весь Альянс: вместе с магнетарами и брелоком в виде сушеной головы Харгена.

Они рассудили, что торговец, принимающий электронные платежи в такой помойке, может сотрудничать с полицией, и андроиду там лучше не показываться. Несмотря на потерю имперского лоска и обшарпанность, Эйден всюду был легко узнаваем. Бой с палачом сделал из него селебрити. Но относились к нему здесь по-разному.

– Доверяю тебе, как себе, – робот прицепил жучки на комбинезон профессора.

Шима спустился в шлюз, где его встретил продавец, а Эйден закрепил на краю стардека тросы, по которым их покупка должна была съехать прямо к стыковочным нишам. Он прицепил на кончик уха клипсу наушника.

– Какой еще фальсификат? – обиженно звенел динамик. Забулдыга в промасленном рабочем фартуке показывал Кафту товар. – Импортный резерв, для себя угна…хранил. Красотуля моя, жалко ж как продавать… Агрессивный дизайн!

– Это Вы о рельсотроне на корме? С кривым запаянным стволом, – засомневался Шима, но владыка маркетинга поймал свою волну:

– Мощный, как пульсар, а расход, как у птички. Есть морозильник, гальюн покрашен. Вчера вот только. Да он просто напичкан инновациями!

– Некоторые отваливаются прямо на ходу. – Кафт продемонстрировал. От удара его мячика из обшивки выскочил титановый болт. – Могу я получить скидку?

– Вряд ли.

– Это потому что я киборг?

– Не кипятись! Скидку никак, братишка… – продавец вернул болт на место и прихлопнул ручищей. – Уникальный экземпляр. В этом модуле застрелились две рок-звезды – эксклюзив! Кровь так и не оттирали.

В ухо Шиманаю зашептал суфлер:

– Спроси, откуда нам знать, что это были именно звезды, а не его подружка? Или наркодилер? Или кот сожрал крысу прямо на кровати?

Но у профессора язык не повернулся, и скидки он не добился. Тут в запястье Эйдена завибрировало. Робот отвлекся, чтобы глянуть на браслеты: опять Кайнорт спрашивал очевидную глупость. Он на каждый свой шаг теперь будет ждать одобрения? Андроид поднял руку к белой консоли над штурвалом, очертил двумя пальцами маленький квадрат у ее поверхности и отправил в ответ. Шима тем временем заполнял гарантийный формуляр на покупку. Модуль клялся жить целых два часа до – и три минуты после их первого варп-прыжка.

Профессор уже возвращался на борт, когда на торговой площадке вдруг поднялась буча.

– Э, Шиш! Гравитанты свои отключи, придурок! – орал куда-то вверх консультант-забулдыга. – У тебя якоря не сертифицированы. Я в полицию стукну, э!

С потолка, который был полом для соседней вкладки базара, свесился рыжий бес:

– А клиентам нашим как трахаться! У меня бордель, а не луна-парк.

– Иди ты! У нас вибрация по потолку весь день.

– Эт мои девочки в миссионерской позе работают, – хрипло усмехнулся рыжий и пропал за козырьком.

Продавец выругался и толкнул новый модуль Шимы с верфи на тросы. По пути к краю вкладки он со всей мочи вдарил по потолку монтажным ломом. Там загудело.

Тут нельзя сказать с полной уверенностью, повезло экипажу андроида или нет. Во всяком случае новости были как плохие, так и хорошие. Хорошие заключались в том, что Шима успел юркнуть в шлюз. На этом все. Крыло, полное инноваций и агрессивного дизайна, еще скользило к счастливому покупателю, когда вкладка рыжего беса взвизгнула и обрушилась на площадку снизу. Бордель прихлопнул забулдыгу, все его развалюхи и оплаченный модуль Шимы. Их прибило, как зазевавшихся тараканов, гулявших по открытой книжке. Ударом атмосферной волны корабль Эйдена чуть не сорвало с дека. Корабль тряхнуло, Эйден врезался головой в потолок, а Шима влетел из шлюза в рубку, сорвав клинкет. Робот поспешил вернуть дверь на место, чтобы избежать утечки кислорода. Ну, и дела были снаружи.

Плита с борделем, кроме прочих разрушений, защемила стыковочные тросы, и Эйден не мог отшвартоваться. Сквозь иллюминаторы шлюза был виден кусок их нового модуля. Он торчал из-под железной плиты, и это было… скверно. Нет, это было «да как так?!».

– Хорошо, что ты не пожадничал на гарантию… – поддел синтетик.

– Смотри!

Эйден обернулся. За окном разлетались тела. Несчастные, что оказались снаружи борделя, когда рванул гравитант. Кое-кому из клиентов рыжего беса повезло барахтаться в скафандре.

– Им-то что… Их-то подберут. – буркнул Кафт.

Жаль было девочек с витрины: они рискнули завлекать клиентов без защиты и запасов кислорода. Их ждала скорая, но мучительная смерть в космосе. Кое-где из других вкладок поднимались корабли, похожие на старые мусоровозы. Они надеялись выловить полуживых бедняг, но времени и шансов было мало, и Шима махнул рукой, не в силах смотреть. Их модуль сейчас ничем не мог помочь. Даже себе.

– Не могу отстыковаться. – Эйден дергал рычаги, но тросы не поддавались. – Я выйду наружу и отрежу их.

Хорошо, что он не успел.

– Эйден, нам конец! – воскликнул Кафт и отскочил к дальней стене.

С площадки рыжего, как с покатой крыши, заскрежетал вниз модуль борделя. Весь увешанный разноцветными огнями, разрисованный похабными граффити, он скользил к их кораблю, набирая скорость.

– Он несется прямо на тросы! – кричал Шима.

– Может, и ничего? – шепнул робот, понимая, что им уже не спастись. – Или раздавит нас, или отшвартует наконец. Шима, а ты сам еще на гарантии?

– Киборгам их не выдают. Для этого я и возил с собой мозговой субстрат!

– Прости.

За секунду до столкновения они нырнули под консоль у дальней стены. Крыло-бордель скатилось по тросам и врезалось в корабль. Один трос оборвался сразу. Второй натянулся и треснул следом. Их вынесло в космос, повсюду завопили индикаторы внешних повреждений.

– Мы тащим бордель за собой! – Кафт вывел записи внешних камер на экраны.

– А он попал точно в ниши для стыковки, – заметил андроид. – Кривовато, но встал. Поздравляю, мы обзавелись парусом.

– Позор… позор, какой позор. Наше первое крыло – проститутошная…

– Старый ханжа. «Модуль терпимости»! Сходи проверь, есть ли в нем энергия.

– Я не пойду в бордель, Эйден! – профессор вложил в отказ всю решительность, какая только у него была. Но его спас приоткрытый шлюз нового модуля:

– Да есть, есть! – в рубку сунулось золотистое личико. – Энергии под завязку.

Девчонка ойкнула, когда мячик киборга угодил в нее, но почти сразу показалась целиком. Она была в строгой рабочей униформе: стринги, блестки.

– А это… может, у вас есть, чего пожевать?

– Я клянусь, это войдет в твою краткую биографию, Эйден риз Эммерхейс, – обернувшись, пригрозил Кафт.

* * *

Яйцо из вольфрама – с внушительным парусом цвета фуксия и броскими огнями – катилось в черном и скучном космосе.

– Рыжий Шиш всегда следил, чтоб батареи заряжены были. – проститутку звали Пти, она была из безобидной расы золоченых амадин. Пти сидела в кресле пилота, болтала ногой и грызла мясные чипсы. Шима вывалил ей весь запас провизии. Он не знал точно, чем кормят амадин. – Ну, чтоб когда копы устроят рейд, мы вещи под мышку и драпать. Только копы тут все андроиды. Все равно каждый раз ловили.

– …полоний, иридий, золото, диспрозий, европий, цезий… – бубнил Кафт.

– А ты случайно не межзвездный пилот? – спросил Эйден. – Не поведаешь нам слезливую историю, как была отчислена из элитного подразделения, долго скиталась и попала в бордель?

– Хах, первый раз вижу андроида с фантазией! – голос у нее был грудной, мелодичный. – Нет, кис, ты че, я ж глупая. Отчислить-то меня отчислили, да – из портных. Ой, а яблоки тоже можно?

– Ешь, я завязал с тяжелыми наркотиками, – робот утащил профессора за рукав в коридор.

– Шима, нам по-прежнему нужны еще два паруса и пилот.

– Ну, нет у меня идей. К тому же придется отправить эту… амадину домой в нашей спасательной шлюпке.

– Дак давайте я останусь! – Пти их подслушала, и Кафт загремел:

– Нет, конечно!

– Да, вместо профессора, – кивнул андроид. – Нет проблем.

– Я серьезно!

– И я серьезно, золотце. У тебя хоть нет мотива меня убить.

– Честное слово, я буду очень тихо сидеть… Да и куда вы меня отправите, мне же лететь-то некуда. Паспорт забрал Рыжий Шиш. Визы и лицензии у меня нет, даже одежды приличной. Стразы, пайетки да мех… Ведь первый блокпост – и в каталажку.

Эйден был не то чтобы против. Девчонка раздражала Шиманая и одним этим уже представляла ценность. Не говоря уже о пользе чисто эстетической. Но положение их не располагало к лишней ответственности.

– Пти, с нами опасно. Шима киборг, а я вообще. Мы не умеем управлять варп-навигатором и у нас почти нет еды. В каталажке хотя бы кормят и не каждый день могут убить.

– О… а вы серьезно летите к Алливее без провианта?

– Мой штурман идиот.

– Кис, насчет этого не заморачивайся. Золоченые амадины едят раз в месяц, и в этом месяце я уже все, – она проглотила хвостик от яблока. – А, забыла! Батареи в борделе Шиш собирал из мусора, на коленке. Только девочки и умели за всем присмотреть. Настроить, коли-бри-вать, отладить.

– «Калибровать», – буркнул профессор. – Мы сами разберемся, спаси…

– А то как рванут.

«…а у Шимы и субстрата нет» – екнуло у синтетика. Решение приняли единогласно:

– Оставайся.

Робот задумался. Несколько минут тишину в модуле нарушал только звон кончика его пальца о сталь обнаженной челюсти справа.

– Слушай, Пти.

– М?

– А эти копы насколько хорошо летают?

– Как шестикрылые серафимы, – мечтательно вздохнула амадина, будто намекая, в какой валюте она платила им штраф.

– По двое в модуле?

– Это за девчонками-то? По одному, конечно!

– Хочу завести себе ангела той же породы. Надо только изловить.

– Могу я полюбопытствовать, насколько безумен твой план? – встрял Шиманай.

– Он страшно бездарен, вот и все. Но пожалуй, хватит с нас мудреных сценариев.

10. Глава с ноткой мыла. В главной роли – Ирмандильо Тарталья

Они вышли к магистральному траншу и взяли курс на спальный район системы. Кораблей здесь было меньше, чем в секторе астробазы, но все солидные, чинные. Космический мусор не служил им запчастями, а болтался нетронутым. Сразу видно: в приличный район попали. Невдалеке показался бизнес-центр, занявший целый пояс астероидов, с торговыми площадками для среднего класса. Рядом висела здоровенная пирамида из модулей охраны правопорядка.

– Куда тебя несет? Не прижимайся к ним! – прошипел Шима, имея в виду полицию.

– Надо, чтобы они просканировали нас. Понимаешь, в чем дело: роботы у вас не нарушают, а киборгов не пускают на звездолеты. Их дозор увидит одну Пти.

Пирамида копов сверкнула гранями, а корабль повернул с торговому центру. Этот был выполнен по всем правилам: никаких опасных вкладок и шатких потолков, никакой контрабанды и коррозии на швах. Площадки с модулями располагались на платах размером с хайвэй, а те были свернуты в ленты Мебиуса. Так на них умещалось больше товара, к тому же они не могли схлопнуться или свернуться в случае неполадок с гравитацией, как на базаре. Владельцы центра позаботились и об общей атмосфере в салонах. Таких вот лент, широких и узких, заполненных модулями и полупустых, здесь были сотни тысяч. Эйден выбрал площадку, на которой готовился к приему товара предыдущий покупатель, и подвел корабль к стардеку для парковки. Он кивнул на счетчик:

– Смотри, я тысячный покупатель. Вдруг мне полагается парус бесплатно?

– Здесь что ни час, то миллион. – отмахнулся Кафт. – Станут они разоряться.

Андроид сделал вид, что заело систему швартовых: то открывал их наполовину, то снова закрывал. Нельзя было позволить продавцу закончить их стыковку. Модуль, который только что оплатили, заскользил по соседним тросам к другому кораблю.

– Ну! – Шиме не терпелось.

– Рано. Хотя…

Ведь его глазомер был уже не тот. Эйден мотнул головой вправо-влево, чтобы оценить расстояние.

– Вот сейчас, – он кинулся наперерез новому парусу и зацепил его своим бортом.

– Попал?! – вскочил профессор.

– Пока не знаю.

Модуль сорвало с тросов обалдевшего покупателя и потащило за кораблем угонщиков.

– Точно в стыковочные ниши, – выдохнул робот, глядя на оповещение системы: «установка крыла завершена с незначительным креном».

– Мы и третий угоним?

– Нам не дадут больше подойти ни к одному стардеку.

– И в этом был план?! – Кафт заламывал руки, которым вдруг не нашлось, чего бросить. – Полюбуйся, за нами полиция!

От гладкой пирамиды блокпоста отделился полицейский модуль. Он крутанулся на месте, как волчок, и бросился догонять мошенников.

– Эйден, ты будешь прыгать, наконец?

– Сейчас – нет. С ума сошел? Я попал на Брану из-за неуклюжего маневра – зацепил бриг Самины. И тогда у меня было два глаза. Мой пилотный максимум – обойти Бензера на карфлайте.

– Ты же был старшим помощником на звездолете!

– Шима, старпом занят тем, что тренирует сарказм на других офицерах в перерывах между партиями в бридж у капитана.

– Но ведь ты и до этого служил чем-то полезным?

«Чем-то. Чем-то! Вот ты как со мной теперь».

– Офицером по естественным наукам.

– А на флот как попал?

– Через постель. Уймись, профессор, сейчас все будет.

«Внимание, борт притона! Остановитесь немедленно: вы нарушили закон о борделях, закон о пиратстве, закон о грабежах, закон о плановом техосмотре! Внимание, борт притона!» – лились обвинения одно обиднее другого. – «Приказываю обеспечить штрафную стыковку и приготовить документы».

У себя там, далеко в Империи, Эйден был гарантом неприкосновенности частной собственности. Он искренне считал, что законы – пусть даже о борделях – надо уважать. Поэтому он послушно ткнул кричаще-розовым крылом в аккуратный полицейский модуль. Робот-коп беспрепятственно проник в рубку нарушителей. На удивление это был довольно пухлый малый. Эдакий пончик, обвешанный портупеями. Верхом на штурвале томно сидела Пти, на которую и обрушился весь гром правосудия:

– Властью полиции Звездного Альянса, вы арестованы!

– Именем короля, ну и реплика… – Эйден возник сзади и провернул голову робота на 180 градусов. Офицер пальнул из глоустера. Пти взвизгнула, но заряд прошел далеко мимо. Полицейский осел на пол, обронив пушку.

Тут-то они и прыгнули на мощности двух крыльев.

Шима пристегнул дезориентированного робота к креслу пилота – самому крепкому реквизиту мостика.

– Вы похитили офицера полиции! – сипел коп, перекрученные связки мешали ему кричать. – Блокпост вышлет подкрепление. Он выловит мой сигнал, как только прыжок завершится.

Эйден обошел кресло, чтобы полисмен мог угрожать ему в глаза.

– А я не могу его завершить.

– Как это не можете?

– Я не умею толком рассчитывать траекторию, и риск выскочить посреди нейтронной звезды или ядерной свалки, или пояса астероидов повышается с каждой секундой.

– Вы лжете. Зачем тогда прыгнули?

– Сел на большую красную кнопку.

– Но расчет траектории элементарен. Вы же робот!

– Ты вон тоже робот, а индекс массы тела не рассчитал. Через восемь минут варп-привод выбросит нас неизвестно куда. Может, поговорим?

Тик-так. Тик-так… Тик-так, жало жорвела! Ведь Эйден не врал на этот раз: он не был уверен в координатах.

– Верните мне голову на место,– наконец буркнул пленник, и его пожелание исполнили. – Я офицер службы космоконтроля Ирмандильо Тарталья.

– Обалденцио.

– Я не буду вам помогать. Я готов погибнуть за Брану, за Харгена Зури и всю его семью.

– Верю. Мы…

– Мне не страшны пытки, угрозы расправой, медленной и мучительной смертью, изощренными экзекуциями. Бесполезны шантаж и подкуп. Я не чувствую боли и избавлен от тягот законов робототехники. Вам меня не сломить.

– Верю, Ирмандильо. Ты универсальный пончик-убийца. Мы и не собирались выводить тебя из строя, ведь нам нужен исправный пилот.

От высокого слога Тартальи даже у профессора кровоточили уши. Шиманай отвел синтетика в сторону.

– Разве нельзя просто залезть ему в голову? Перепаять, чего надо, перепрограммировать.

– Чем, шуруповертом? Да и за шесть минут из него выйдет разве что кок-убийца, а не пилот звездолета, – синтетик вздохнул и кивнул на дверь. – Вы двое оставьте нас, я сделаю Ирмандильо предложение чего-нибудь и сердца.

– Чего и сердца?

– Просто уйдите.

Озадаченный, профессор торопливо ушел вслед за Пти.

– Вам нечем меня заинтересовать, – полисмен был категоричен. – Что вы можете предложить за пять минут?

Каждый лучший продавец месяца знает: если строптивый клиент задает вопрос – еще не все потеряно.

– Свою жизнь.

– Что?

– Харген формально не вправе препятствовать моему визиту на Алливею. Я больше не его личный чиж в садке, и большинству правящих домов я полезнее свободный, чем связанный. Никто из них тебе спасибо не скажет, если мы вернемся на Брану прямо сейчас. А вот если я попытаюсь сбежать через Алливею или устроить диверсию – в силу вступит доминантное право Зури на пленника. Тогда ты арестуешь меня и вернешь ему. Ты передашь меня лично в руки председателя и скажешь, что преследовал меня по трем галактикам, пока твоя доблесть не одержала верх над моим коварством.

– Да как же Вас арестовать? Скорее уж Вы размозжите мне голову, как только мы сядем на Алливее.

Синтетик освободил Ирмандильо руки, уверенный, что тот заинтересован достаточно, чтобы не делать глупости.

– Вот мы и подошли к сути. – Эйден покрутил браслеты и развернул двухметровую конвисферу.

– Это виртуальный интерфейс для управления моим телом. Я хочу, чтобы ты сделал все сам. Чтобы не думал, будто я тебя обманываю. Вот гироскоп, легочные помпы… левая целая, правая не очень после лавины. Вот акселерометр, сердце, резервная печень – в ней еще фильтруется курарчелло. Каждым органом можно управлять извне, например, с твоего личного комма. Запусти его. Синхронизируй. Только без обмена данными, мне ни к чему твои мыльные оперы или чего ты там у себя хранишь.

Робот с опаской, но проворно установил связь между системами.

– Теперь можно присвоить любому органу уникальный код, который его отключит.

– Невозможно!

– Попробуй на правом глазу, например. Коснись его файла у себя в базе и удерживай, пока он не засветится. Теперь придумай и введи восьмизначный код.

– Готово.

– Теперь проделай то же в моем интерфейсе. Смотри: глаз и тут засветился, но код не отображается. Значит, я его не знаю. Только ты. А сейчас введи у себя код еще раз.

Ирмандильо повторил восемь цифр на своем комме. Моментально зрачок Эйдена начал расширяться, пока зеленая радужка не скрылась.

– Видишь? – улыбнулся фокусник. – Верни, пожалуйста, как было. Ну же, Ирмандильо, я все равно тебя вижу, но в ультрафиолете ты не очень.

Робот проигнорировал просьбу и вдруг замер.

– А после я должен буду ввести код для сердца? Об этом Вы говорили профессору?

– Быстрее. Для него нужны тридцать два символа.

Ирмандильо повторил установку кода для сердца Эйдена.

– Я могу воспользоваться им прямо сейчас. – сказал он, быстро набирая пароль во второй раз.

– Вряд ли ты захочешь.

– Почему? – он остановился на середине кода и взглянул на синтетика.

– Потому что теперь твое сердце синхронизировано с моим. Подожди еще секунду и поймешь, что умрешь вслед за мной. И чем серьезнее орган, тем скорее отдача.

Тарталья вскочил с кресла довольно ловко для своей комплекции.

– Неправда.

Но тут правый зрачок Ирмандильо поплыл вверх, закатился и пропал. Робот схватился за него в попытке вернуть на место, но лишь после отмены первого кода сумел выцарапать его из глазницы.

– Ты вернешь меня Зури, как только я закончу дела на Алливее. Убить меня прямо сейчас – значит совершить ошибку, из-за которой одиннадцать домов будут считать тебя идиотом. Да, Харген наградит посмертно, но вряд ли в этом будет толк. Одно лишь подтверждение недальновидности искусственного интеллекта. По сравнению с этим риск доставить нас на Алливею – ничто.

Ирмандильо молча вводил код для сердца, один символ за другим. Время Эйдена… время всегоподходило к концу.

– Умирать за Альянс – так хоть при реальной угрозе. Я сам робот, Ирмандильо, я знаю, чего стоит желание машины жить. А доказать, что ты лучше человека – бесценно.

– Пока я ввожу тридцать два символа, можно оторвать мне обе руки. – бормотал Тарталья. – Поэтому я ввел и сохранил тридцать один. Если что – Вы у меня на мушке.

– Чудессимо.

До выброса из прыжка оставалась минута. Ирмандильо отключил маячок полицейского модуля и занялся варп-консолью.

– Все нормально у вас тут, – буркнул он и поправил в расчете траектории одну цифру. – Неплохо для бездельника-дворянина.

– Пф-ф. А ты сомневался? Я был старшим офицером звездолета.

11. Глава с высоким градусом и открытым финалом

Корабль вышел из туннеля в транзитном секторе и летел на обычных двигателях, пока варп-привод копил заряд. Им предстояло чередовать прыжки с полетом на околосветовой, и новый пилот возился с настройками, с расчетами и картами, чтобы подготовиться к скачку. Эйден оставил его в рубке и вышел к остальным.

– Ты позволил ему взять тебя в заложники? – накинулся Шима, под ногами у которого хрустели осколки какого-то прибора. – Ты ведь не собирался возвращаться на Брану! Как только он узнает о твоих настоящих планах, о бинаре…

– Он меня убьет, и все будут счастливы. Конец. Шима, давай преодолевать трудности по мере их поступления.

– И какие же у нас трудности помимо копа за штурвалом?

Робот устало ослабил воротник и расстегнул китель.

– Например, мусор на полу, нестабильные батареи варп-привода в борделе и полный раздрай в субординации. Раз Ирмандильо у нас пилот, я назначаю тебя офицером по мрачным прогнозам. Пти! Ты – бортинженер своего модуля.

– Есть, капитан,– амадина игриво качнула грудью.

– Не капитан. Такая ответственность, я что-то совсем вымотался.

– А кто тогда?

– Объявляю себя владыкой провальных идей.

– Не скромничай, – проворчал Кафт. – Добавь гения манипуляций.

Эйден дождался, когда уйдет Пти, чтобы ответить.

– Нет, Шима. Все, я устал манипулировать. Не хочу с тобой воевать, пререкаться. Помнишь, как ты относился ко мне, пока не узнал о реле и моих планах? Я очень скучаю по тем дням и хочу вернуть твое доверие. Сейчас мне просто нужен такой друг, как ты. Не соучастник и не сообщник – мне просто нужен друг.

– Не знаю, что сказать. Я долго жил и наблюдал, как гибнут миры под гнетом Зури и понимаю, что с магнетарами надо покончить. Но ты угрожаешь Самине, робот! Самому родному для меня человеку.

– Как ты не понимаешь… Ведь я затеял все это, – синтетик жестом обвел корабль, – чтобы она жила. А знаешь, чего мне стоило не заморозить ее после авантюры с нервизолером? Возможно, целой имперской планеты. Я не хотел ставить ее на весы против империи – она шагнула на них сама. И сойдет живой, лишь когда я обезврежу магнетары.

– Да. Ты рискуешь сильнее, чем имеешь на это право. Империей ради Альянса – мог ли я поверить в это месяц назад?

– Алливея далеко от наводчика. Времени будет мало, и одному мне не справиться. Одного меня лучше сбросить с доски прямо сейчас.

– Смелое признание, Эйден. – Шима не глядел на него, будто что-то решая.

– Спасибо.

– Ты должен узнать еще кое-что. Абсолютно все стратегически значимые объекты Браны распознают ДНК Харгена, а о чужеродном тотчас сообщают лично ему и военной спецохране. Если даже вы проникнете в реле – времени на взлом и переключение будет… всего ничего. Охрана прибывает в среднем за двадцать минут. Путь назад будет отрезан! Возможно, ты и выкинешь планету, но прежде, чем Харген умрет, он утащит вас за собой. А ведь можешь и не успеть совсем! И ты-то ладно, а Самина погибнет зря. Так что я уж лучше… раз от тебя не избавишься… помогу тебе здесь. Чтобы ноги твоей на Бране больше не было.

Шима собрал с пола все, что набросал. Осколки и мячики – свою дань вечной жизни. В узком коридоре модуля было жарко, а три стыковки подряд высосали изрядную долю кислорода. Он восстанавливался медленнее, чем требовалось для такого разговора. У синтетика кружилась голова, обожженные края рубцов на шее терлись о ворот и невыносимо горели. Эйден хрустнул позвонками и в который раз взлохматил волосы, уже измученные нервной привычкой.

– Ирмандильо будет занят еще часа три, – сказал андроид. – Иди отдохни, я помогу Пти настроить батареи в ее модуле.

– Проинспектировать бар, иначе говоря

– Шима. Что ты такое говоришь?

В сумрачном крыле борделя воздух был прохладен, пах амброй и сверкал от золотистой пыльцы амадины. Пти вела андроида через подиум с оттоманкой и креслом-бержер, мимо барной стойки в технический отсек. Когда-то это место не кричало о специфике модуля, но искусные ручки и сюда добрались. Сенсоры были присыпаны блестками, кое-где к мониторам сиротливо липла жвачка, а на тачпаде лиловой помадой было выведено «Рыжий Шиш 6 см». Пти торопливо затерла надпись пальцем, из чего Эйден заключил, что шесть сантиметров – это, по-видимому, мало. Потому что шесть ибрионских дюймов это, пожалуй, и не стыдно.

– Здесь у нас варп-консолька и автоматики, – щебетала амадина, попутно крутя диммеры и оставляя всюду свое золото. – Я прибавила мощности, а угловой краник оставила, как есть. Шиш сказал, его лучше не трогать.

Она отлепила жвачку от экрана и сунула в рот.

– Да это моя резинка! – смутилась Пти, уловив взгляд синтетика. – Как думаешь, вот эта клеммочка… э-эй… а ты рубишь ли в варп-приводах, кис? Хах, не знала, что робот может состроить такую мину!

– Я знаю, как они выглядят, сколько стоят в разной валюте и самое главное – как трещат за минуту до взрыва.

Она грозно прищурилась:

– Надо было соглашаться на каталажку.

– Проинспектируем бар?

– На роботов же не действует алкоголь.

– Нет, но у меня богатое воображение.

– Тогда как прикажешь.

Походкой вприпрыжку, несвойственной ее специальности, амадина вернулась к барной стойке.

– Шиш не хотел держать обычный бордель. Он все повторял, что удовольствие и удовлетворение – вещи разные, понимаешь? Ой, ты же… или понимаешь?

– Он имел в виду, что в обычном борделе клиент удовлетворит поверхностную похоть, но не глубокие фантазии. Мама друга, недоступная стерва с работы, та девчонка из рекламы.

– Смотри-ка, а ты мог бы и сам держать бордель!

– Я и держу. Только на нем конспиративная табличка «Парламент». И какие желания ты исполняешь?

Амадина помолчала, во взгляде мелькнула тень.

– Самые лютые. Меня заказывают те, кто мечтает отомстить. Опасно, черт! Вечно ждешь, что клиент переиграет и начнет душить или наставит синяков… зато и платят больше… стыдятся, что ли. Или оттого, что так помогает, не знаю. А вообще я ведь хамелеон, могу стать похожей на кого угодно. Блондинка, брюнетка, синяя, и ха-ха-ха – лысая или в иголках. Любая. О, могу глаза сделать красными, белыми, желтыми. М-м… вот желтым, кажется, пока никто не мстил. Может, ты хочешь?

– Только если ты не против, чтобы в кульминации акта мести тебе сломали хребет.

– С тобой забавно, но страшно неловко. – Пти натянуто улыбнулась, пытаясь разрядить момент. – Хотя ведь натуральных желтых и не существует. Забудем.

Пузырьки разных объемов кружили вокруг белых, голубых, красных и желтых шаров с напитками. Бар стилизовали под звездные системы, где шары были светилами, а пустые бокалы – планетами. Приглядевшись, Эйден заметил, что на самом деле планеты не пустовали. Где-то на дне сверкали огоньки или стелился туман по стенкам, в каких-то вился дымок.

– У Шиша была идея-фикс: мол, алкоголь вечно подводит, а клиент должен получить именно то, за чем сюда пришел, – объясняла Пти. – Ведь как бывает: пьешь, чтобы набраться смелости, а вместо караоке устраиваешь драку. Или подкатываешь не к той девчонке, а к ее страшной подружке. Или заливаешь не разбитое сердце, а стойку слезами. Наши коктейли мешаются в бокале с каким-то своим эффектом, который нельзя получить, глотая одну робикану или чего покрепче. Рыжий долго мутил и бодяжил эти смеси, все пробовал на себе. Не то чтобы безотказно, но мне как-то раз помогло.

– И какой эффект получится, если налить вот из этого желтого карлика вон в ту планету класса М с дымком на дне?

– Это и есть робикана, от беспочвенной тревоги. Очень популярный коктейль. Пьется залпом, а на языке шипит и взрывается. Плеснуть?

Андроид кивнул и присмотрелся к пузырьку в руках амадины.

– Выглядит подозрительно.

– Тебе не кажется. Ударь бокалом о стойку и быстро-быстро выпей. Смотри, что будет, если опоздаешь!

Пти хлопнула коктейлем о столешницу, и за пару секунд вся жидкость в нем кристаллизовалась. Стала одним большим колючим сгустком. Амадина наполнила бокал заново и осторожно передала роботу. Эйден щелкнул языком, повторил удар о стойку и опрокинул в рот. Коварные иглы успели поцарапать горло и хрустнули на зубах.

– Надо потренироваться. – кашлянул робот. Его артерии под расстегнутым воротником сверкнули, а Пти рассмеялась.

– Да, пойло не для белой кости, – амадина исчезла под стойкой и вынырнула уже с добычей. – Я знаю, что тебе обязательно надо попробовать. Вот. Шиш держал это на случай, если роботы начнут ходить по барам.

Она поставила перед андроидом две капсулы – прозрачно-серебристую и матово-черную.

– Ты пробовал уайс-пикс? Нет? А, ну конечно, ты же издалека. Один клиент мне сказал, что человек – это бледное вино марки Уайс. А робот – вино черное, сорта Пикс. Бледные вина быстро зреют, их ценят и пьют молодыми. Пока не скисли. А с черными все наоборот: поначалу их букет пустой, без объема и оттенков. Нет полноты вкуса, нет полноты жизни в них, что ли… первые годы.

– Но в итоге скисают и роботы. Прости, продолжай.

– Вина смешивают и получают тот самый ферромагнитный уайс-пикс.

Пти изловчилась и поймала бокал, пустой и совершенно прозрачный. Налила в него поровну из двух капсул, взболтала и постучала по стеклу ногтем.

– Роботы живут на пределе сил. Уайс-пикс не решит проблему, но, может, на какое-то время она перестанет тебя терзать.

Эйден водил стальными пальцами вдоль стенок бокала, где в ответ на его касания танцевала черная тянучка в полупрозрачном бледном вине.

– Для этого меня придется в нем утопить… – пробормотал он.

– Шиш так долго мечтал приготовить коктейль для машины. Давай уж почтим его память. Чтоб его блазары драли!

Эйден отпил бесноватого яда, совершенно металлического – свежего, острого и холодного – на вкус. Конечно, ни одно самое смелое воображение не подскажет, каково это – перестать думать о наводчике, реле. И тех двадцати минутах до прибытия охраны, о которых говорил Шима. Но уайс-пикс был неплох и заслуживал хотя бы шанса. Робот забрал бокал и ушел с ним от стойки.

– Это левитрон? – он указал на магнитный подиум напротив кресла-бержер.

Пти кивнула и пошла к магнитной платформе, на ходу меняя пластику движений, раскачивая походку. Вдоль позвоночника у нее вились симметричные узоры. Металлическая вязь. Она была нужна, чтобы парить в магнитном поле левитрона. Девушка вспорхнула над платформой и раскрутила себя. Она мгновенно поймала равновесие и сделала неброский, но эффектный кувырок, продолжая вращаться с закрытыми глазами. Томная музыка играла на грани слышимости. Амадина млела от своих акробатических чудес, и с каждым витком ее фокусы усложнялись. Эйден присел на подлокотник кресла. Но усталость и обстановка манили вытянутся поудобнее, и он позволил им утащить себя вниз, на мех и пряную замшу.

– Что-нибудь хочешь, милый? – кружась вниз головой в своей золотистой пыльце, мурлыкнула Пти.

– Еще уайс-пикс.

– А меня? – ее живот пересек луч софита.

– Может, позже.

12. Глава еще не 13-я, но уже страшно

Хозяин грузовой скорлупы был точь-в-точь как его корабль: большой и круглый. Бритоголовый, но с массивной бородой, он отстегивал Бену жетоны на посадку волосатыми пальцами. Свою фуражку он временно зажал под мышкой.

– Мне нужны два места, – наклонясь к самому уху, из которого торчал пучок шерсти, попросил кибернетик.

– Сто тычинок сверху, и валите.

– Еще сто тысяч?! Да Вы не охренели?

– Зайка, – пробасил бородач, – торговаться будешь, когда кротовина захлопнется, и яичко ускачет без вас. Вона, десять минут до финиша. Одного нелегала я еще объясню, дескать, сам залез. А двух? Если вашу шайку-лейку прошмандуют снаружи, мне придется заявить, мол, я не я и скорлупка не моя. И тогда лучше, чтоб твой взнос покрыл мне покупку нового корабля. Усек?

– Да чтоб тебя… Усек.

Бензер отсчитал ему остаток со всех счетов и приложил глаз к терминалу. Вот и все. Он беден, как лабораторная мышь. Бородач кинул ему второй жетон и затер номер борта до неузнаваемости.

– Все, давай, целую крепко, – фуражка вернулась из подмышки на лысину, ознаменовав завершение сделки. – Дроида моего там не поломай.

«Не поломаю, как же. Перепрошью и сожгу всю память, как только приземлимся», – думал Бен на бегу к залу ожидания. Там пряталась Самина, пока он разорялся на контрабандные места в первом классе грузовоза. Ничего не попишешь, им нельзя было сесть на человеческий транспорт: в него пускали только по документам, а пройти регистрацию значило оставить след для эзера. Убегать надо было так, чтобы не дать стрекозе ни шанса на погоню.

Самина ждала его у багажной стойки, за горой из чужих кульков. Впервые в жизни она решилась на то, до чего не додумался бы ни один кандидат наук, оказавшись в зале ожидания: закупилась в автоматах дешевой косметики. Вытряхивая оттуда какие попало капсулы окрашивания и цветные линзы, она ловила косые взгляды пассажиров. В туалетной кабинке Самина переоделась в неброский деловой костюм, причем от страха дважды напялила блузку наизнанку и задом наперед. Ей все чудились вибрации воздуха, хотя разумеется, эзер не стал бы летать в залах вормхолла. Но погоня занимала все ее мысли. Девушка раздавила над волосами капсулу «знойного шоколада чрезвычайной стойкости» и расколупала блистер с линзами. Дьявол! Зеленые. Хотелось бросить их о стену, но поздно было возвращаться к автоматам, и она использовала, что нашлось.

– Сэм, – за стойку с чемоданами нырнул Бен и сунул ей в руку жетон. – Получилось! У нас есть звездолет до Халута. Бегом на посадку.

– А пилот? Не выдаст?

– Повезло – там дроид популярной модели. Как доберемся, удалю из его памяти все данные о полете.

Они вышли из укрытия, огляделись и пошли вдоль зала к турникетам зоны вылета.

– Как ты нашел корабль?

– За деньги отчего ж не найти, – усмехнулся кибернетик. – По правде, я уж и не надеялся улететь в это окно – три часа кряду искал подходящего владельца. Не так-то легко нынче выйти на контрабандиста! Честные все стали.

– Все боятся насекомых в полиции. Говорят, теперь вместо тюрьмы отправляют на Урьюи.

– Ерунда, миф. Да и не все жулики трусы. Наш сам меня выцепил, как заметил, что я шарюсь по зоне вылета. Вон он, стоит у дверей.

Бугай, не вынимая зубочистки, флиртовал с усталой регистраторшей. При взгляде на мужика отпали все сомнения в надежности.

– Хрестоматийный пират, – заметила Самина. – У такого, похоже, ни один груз не отчаливает без зайцев.

Они были у турникета, когда мимо проскочил охранник. Затем еще один. Вроде на беглецов не обращали внимания, но Самине вдруг стало не по себе. Девушка тронула кибернетика за руку, останавливая.

– Бен… Здесь какая-то суета… что-то не то.

Мимо скользили пассажиры с чемоданами и без, толкались, налетая на застывшую парочку.

– Мы так гораздо больше внимания привлекаем! – зашептал Бензер. – Наплевать, пошли, осталось три минуты. Что они нам сделают? Помашут ручкой на прощание?

Взгляд Самины упрямо скакал по залу.

– Синяя форма!

– Да где?

Он был, пожалуй, раздражен ее паникерством.

– Т-там. Там! Это агенты Бритца.

– Тебе мерещ… – но тут и он увидел парня с каменным лицом и в небесно-синем комбинезоне. Вот отчего забегала охрана вормхолла. – Быстрее, к кораблю!

– Нет, ты первый.

– Ты дурная?!

– Бен, они ищут пару! Иди один, через минуту – я!

– Нет, тогда ты первая!

– Да пойми ты, Бритц ничего мне не сделает! А тебя убьет. Садись и не смей носа высовывать!

Секунда, и Бен решился. Еще одна, и передумал бы, но времени вечно так мало.

– Возьми глоустер.

– Ладно.

– Сэм, ты… такая красивая…

– Иди уже!

Девушка отступила к барьеру между залами. Она боялась отвести взгляд от фигуры Бена, словно это разорвало бы их призрачную связь, нить, за которую он выводил ее из лабиринта с минотавром. Отвернется – и потеряется. Она проводила его глазами до корабля и принялась шепотом считать секунды до своего броска. В этом не было нужды: за три, две и одну минуту до закрытия кротовины по вормхоллу раздавался громкий сигнал. Но так ей было спокойнее: обратный счет занимал хоть долю воспаленных мыслей. Прозвучал второй сигнал, и Самина приготовилась влиться в кучку суетливых туристов, увешанных сумками.

Пора!

Шаг, и что-то больно ухватило ее за плечи, швыряя на пол. Лапы насекомого! Стайка зевак разбежалась, завидев синий анорак. Бритц не превратился полностью, и девушка рискнула увернуться. Отползти к турникету, а там в три прыжка достичь корабля. Кайнорт не станет привлекать лишнего внимания, порхая здесь чудовищем. Но она снова забыла про хвост. Эзеру хватило секунды, чтобы сбить ее с четверенек и прижать за горло к стене. Он отвернулся и втянул лапы, оставив один мерзкий хвост удерживать добычу.

– Упустил, – бросил он в комм, и три агента, что были в двух шагах от их закутка, развернулись и бросились к зоне вылета прямо через заграждение. – Поздно. Передайте их данные орбитальному блок-посту. Отбой.

Пока он говорил, хвостовые щипцы давили на горло с такой силой, что Самине было трудно дышать. После отбоя Кайнорт ослабил хватку настолько, чтобы девушка могла шептать еле-еле.

– Умеешь вести себя адекватно?

Вместо ответа Самина разрядила ему в лицо глоустер. Сверкнула броня из «умного хрома». Тот, кто видел броню впервые, потом долго не мог заснуть: энтоморфа окутали серые лохмотья наподобие хламиды, в которой рисуют Смерть. Но не простую, а Смерть-на-поле-боя. Лохмотья были сотканы из металлического дыма и плотного смога. Накидка призрака была перетянута ремнями, чтобы не стеснять движений. Из-под капюшона глядел серый череп, весь в трещинах и струпьях, без носа и с пустыми глазницами. Это была защитная маска, но многие расы до самой смерти верили, что за ними явились демоны. Пожалуй, броня отражала их внутренний мир, и за глаза насекомого в ней звали «эзер наизнанку». За Саминой Зури Смерть пришла в дымчатых чиносах и серых кедах.

– Ладно, – не разоблачаясь, Кай развернулся и потащил девушку за собой. Все так же унизительно – хвостом. За шею.

Раздался третий сигнал, и скорлупки начали подниматься в воздух.

– Бен!

Но он был наверху, среди других скорлупок. Бритц остановился наконец.

– Знаешь, как я нашел вас?

– Бен! – будто он мог ее услышать – там, уже высоко над зоной вылета. – Мне все равно, как ты нас нашел, крыса, легавый таракан, вонючая ищейка!

– Ошибаешься. В этом нет моей заслуги – твой Бен подцепил жучка на встрече с Харгеном. Начинаешь соображать?

– Что?! Отчим позволил нам улететь вместе! – девушка била по хвосту стрекозы, но куда там. – Теперь я расскажу ему все! И он…

– Премирует меня?

Что он такое несет… Бритц усмехнулся гадко, как только мог:

– Харген не позволил – он приказал. Бену – увезти тебя, а мне -

Бритц начертал знак на виртуальном дисплее, и грузовой корабль, едва покинув купол, – взорвался.

Бен!..

– Убить вас обоих.

Бен.

Щипцы с шеи пропали… и Самина вдруг обнаружила себя… на коленях в пустом зале вылета.

Бен.

– Ты убил его!!! Убил моего Бена!!!

Люди вокруг них вроде были и не были. Она не могла понять, кажется ей, что кто-то шарахнулся от ее крика, или нет, побежал кто-то из зала смотреть на катастрофу – или нет. Все померкло. Кроме этого мерзкого и ровного голоса над ней:

– Он проболтался Харгену о бункере в горах. Я не в курсе, что в нем такого важного, и какую роль во всем этом играешь ты, но Зури не на шутку рассердился.

– Мы больше не хотели никаких ролей! Мы хотели просто! – выйти! – из игры!

Сердце билось о ребра. Самина чувствовала, как кровь пульсирует в голове и груди, а напряжение давило и душило.

– Вот он – единственный выход из игры Зури и Эммерхейса, – Кай указал наверх.

Над куполом еще рассыпались горящие ошметки грузовоза: какие-то уносило в горы, а часть попадала в шлюзы и носилась над головой Самины. Гаснущие искры касались ее лица, ложились на плечи.

– Убийца – ты! Даже Эммерхейс не перешел бы эту грань! Он придумал бы что-то… Он знал Бена, и…

– И ему было все равно.

Кай развернул перед ней экран сообщений:

«Х знает о б. от Б. ???», что в переводе означало, что Харген знает о бункере от Бена. В ответе Эйдена был только белый прямоугольник. Эзер пожал плечами:

– Карт-бланш Его Величества.

Пульс забил пулеметом, девушку зазнобило. Вдруг стало нечем дышать. Сердце щемило и стреляло на каждом вдохе. Она поняла, что умирает. Зачем-то хватала ртом воздух, но он будто наполнился иголками и только убивал ее изнутри.

– Врача, срочно! – крикнул Бритц и присел над ней. Он снял броню, выбросил из рукавов кинжалы и, отогнув ворот Самины, рассек ей кожу над ключицами. Обрезал волосы по плечи. Зачем? Безвольная, она не сопротивлялась.

Бригада медиков захлопотала рядом. Сквозь дымку полуобморока девушка видела их суету, но не могла совладать с голосом.

– Здесь у моей шчеры паническая атака, – как на духу врал эзер. – Прямо во время кормления случилась – надо же, какая впечатлительная.

– Не волнуйтесь, минори, такое бывает в первый раз. Мигом приведем ее в чувство.

– Нет, у меня много работы – этот взрыв… Пусть отдохнет до моего возвращения. Усыпите ее на пару часов. И да, зафиксируйте ей руки, я уже ловил ее на побеге – такие дела.

Укола Самина на почувствовала, так ее трясло. Порезов, заливающих кровью блузку, тоже. Голоса доносились издалека, будто из трубы или колодца. Она обмякла и отключилась прежде, чем разобрала, дышит она – или уже нет.

«Сэм, ты… такая красивая…»

13. Глава, в которой Зверобой испортит вам жизнь, даже если вы мертвы

Сквозь дрожащие капли на ресницах проступала фигура злодея.

– Все еще хотела бы улететь?

– Что?

Девушка сморгнула слезу и уставилась на эзера, пытаясь сфокусировать взгляд. Они были в медпункте вормхолла.

– Хочешь улететь с Браны? – неясное лицо Бритца еще плавало и дрожало в воздухе. Пахло кровью и больницей. – Серьезно, я могу это устроить. Мне бы и самому лучше исчезнуть на время, но решение нужно принять сейчас.

– С тобой… Эй! Какого…

– Да, тебя приняли за шчеру и благоразумно пристегнули к кровати. Да, со мной улететь. Так что?

Вспомнила. Все до капельки.

– Ты убил Бена, неужели я вообще с тобой разговариваю?!

– Полетишь или нет?

– Да я лучше умру.

– А ты уже мертва.

Он развернул новостные каналы, сразу десяток. Они рассыпались по всей палате. По всем крутили одно и то же: полет скорлупок над вормхоллом, ослепительный взрыв одного из кораблей, два лица крупным планом. И бегущая строка: «на месте катастрофы спасатели обнаружили образцы ДНК Бензера Бюрлен-Дукка и Самины Зури».

– Смотрю, ты нашел, куда приспособить ту заколку, – процедила девушка. – Дай мне записи вашего разговора с Харгеном. Ну же, ни за что не поверю, что ты их не вел!

Не говоря ни слова, Кайнорт отдал ей свой комм. На середине аудиофайла у Самины едва не начался новый приступ.

«– …и прицепил маячок. Я приказал ему хватать девку и мотать с Браны.

– Зачем, господин Зури?

– Облегчил тебе работу, Кай. Теперь они будут держаться вместе и… примерно ясно, как умрут.

– Спасибо. Я понял.

– Не упусти их, эзер! Данные опознания и других экспертиз мне на стол, немедленно по исполнению…»

Эзер свернул запись.

– Что-то я в последнее время слишком редко вру. Слушай, подумай хорошенько. Все равно умереть с ним в один день уже не получится – только что перевалило за полночь. Красота момента упущена. Время подумать о себе.

– Прекрасно. Не могу отказать себе в удовольствии послать тебя к Вельзевулу.

– Знаешь… Ты в этом ошейнике, в линзах и с короткой стрижкой так похожа на одну из моих шчер. Один в один рабыня.

Самина молчала. Она не хотела слушать. Она ждала, когда ей освободят руки, чтобы выцарапать белые глаза. Бритц коснулся ремней, стянувших ее запястья.

– Знаешь, почему шчеры проиграли? Слишком много у них ранимого чувства собственного достоинства. Эти шоры и оковы тяжелее железных, эзеры лишь надели на пауков реальные атрибуты рабства. Теперь шчеры гордые, принципиальные… люди-второго-сорта. Они очень плохие, очень неудобные рабы. Но знаешь, какое слово здесь ключевое?

– Рабы.

– Да. Цель каждого раба – стать плохим рабом. Хотя в первую очередь им бы следовало вычеркнуть из фразы именно это слово. Прежнего себя вычеркнуть, – эзер бросил взгляд на часы. – Смотри, восход нового дня. А что ты видишь на закате: гордый труп биолога Зури, верной себе до конца, или живую, новую Самину?

Эзер мог заморозить ее прямо сейчас и совершенно сломать ей здоровье. После криокамеры бранианцы просыпались умственно отсталыми, больными и бесплодными. Самина понимала, что Бритца удерживает лишь приказ андроида. Но если в его предложении не было заботы, то здравого смысла хватало сполна. Ни скрываться здесь долго, ни улететь без него девушка не могла. Ее не существовало. Деньги на счетах и документы стали недействительны.

– Я буду сотрудничать, если ты скажешь, какова твоя выгода.

– Минори хотят независимости от Браны. Мне, может быть, сильнее, чем Эммерхейсу, выгодно уничтожение магнетарной цепи. Поэтому я согласился хранить тебя на случай, если ты ему потребуешься. Не пойми меня неправильно… но в радиусе многих галактик теперь я – тот, для кого ты дороже всех на свете.

Он слышал. Слышал все через жучок Бена. Самину затошнило.

– Отстегни меня. Куда ты собрался?

– Признаюсь, у вас был неплохой план с лечебницей на Халуте. – Кайнорт с некоторым облегчением принялся за ремни. – Ты ведь не станешь драться прямо сейчас? Слишком много свидетелей. Мне придется из соображений конспирации сломать тебе руку.

– Удовольствие того стоит.

Эзер отхватил пощечину, а в ответ Самина очутилась на полу. Бритц выпустил хвост и смахнул на девушку стойку с пробирками.

– Сюда никто не посмеет зайти, даже если я начну резать тебя живьем на шнурки. Угомонись, пожалуйста.

– Это было еще только за Сиби, тварь! – Самина поднялась, вся в порезах. Не чувствуя боли, замахнулась снова… кажется, осколком пробирки.

На этот раз эзер не выпустил хвост. Он перехватил ее руку и вывернул запястье – так, что внутри хрустнуло. Самина вскрикнула и упала.

– Занесу это в список исполненных обещаний, – прошипел над ней Бритц. – Вторым пунктом за пятьсот лет.

– А я обещаю худший перелет в твоей жизни…

– На меня злишься? Как пес на палку? Какого черта, ведь он мог выйти из корабля, когда ты не появилась в условленное время!

– Выйти, Бритц?! Ты бы тут же его зарезал!

– Так ты и ему и сказала? У меня были образцы ДНК вас обоих!

– Я… ты врешь! Ты только и делаешь, что врешь!

Он бросил ей в лицо капсулу, в каких обычно хранят образцы для экспертизы. Волос цветом, как у Бена, обрывок салфетки. По понятным причинам эзеру не пришлось их использовать.

– Ты правда готова была жизнь отдать за того, кого остановил страх смерти? – эзер отряхнулся и поправил форму, как ни в чем не бывало. – Поднимайся и за мной. Вылет через полчаса.

Эзеры отправлялись из другого зала, где Самина еще ни разу не бывала. Он был полон насекомых, их слуг и немногочисленных бранианцев, нанятых по контракту. Девушка баюкала раздутое запястье и лелеяла план избавления от эзера. Раз лететь иначе, как с ним, было невозможно, девушка решила так: пока отделается от Харгена, а уж потом от насекомого. Бен говорил, у него на Халуте знакомые. Они помогут. Или умрут, пытаясь… Укол против перелома действовал, и кости срастались. Самина нарочно стала небрежной с раной, чтобы физическая боль не уходила подольше. Она глушила боль от потери. Когда заживет рука – через полчаса? час? – тогда ей придется сломать себе что-нибудь еще.

Корабли эзеров напоминали броненосцев или древних трилобитов, но Самина не могла позволить себе более или менее достойное слово.

– Мокрица? – процедила она.

– Гломерида. Но ты можешь называть ее, как угодно.

Внутри были узкие кривые коридоры, бесчисленные шлюзы и клинкеты: все разные, и двух одинаковых не нашлось. Консоли и панели управления были даже на потолках – для летающих эзеров. Гломерида изнутри была похожа на интерактивный музей «Тело насекомого». Только сплошь белый. Миллиарды кнопок на пультах отличались лишь оттенками от алебастра до молока. Единственным вызовом шаблону были кеды Бритца. Сегодня красные. На случай крови: а то в последние дни ему уж надоело переобуваться.

Эзер приказал доставить в каюту Самины все необходимое для десятидневного полета. Вещи были новые, в блистерах, вакуумных упаковках и опечатанных коробочках.

– Наш пилот появится через минуту, – Кайнорт встал у нее за спиной, в проходе клинкета. – Я не мог забрать для тебя ничего личного. Но может, с этим тебе легче будет начать новую жизнь. Если повезет. И если поумнеешь.

– Мне повезет, если вы с Эйденом оба умрете раньше меня. Или хотя бы ты один.

– Ваши родители не бьют вас за мечты о пустом. Зря.

Свистнул внешний шлюз, впуская нового пассажира, и эзер вышел. В приемном отсеке стояла пигалица с волосами спелой ртути и рюкзаком втрое большее нее самой. Из-за пазухи торчало кашпо с цветущей росянкой.

– Чесс. Пилот, – девчонка сбросила с плеча мешок, да с таким шмяком, которому позавидовала бы водородная бомба. – Эй, кудрявый, кто здесь твой хозяин?

Кайнорт убрал руки за спину, чтобы не превысить свой недельный лимит резни.

– Здравствуй, Чесс. Я Кайнорт Бритц, очень… неприятно, что я истолковал твое имя как мужское, вытаскивая тебя из тюрьмы.

– Летучий случай! Так вот ты какой, – протянула Чесс и без приглашения прошла на мостик. – Наслышана. Ты мерзавец легендарный. А что, раз ты меня вытащил, значит, полет нелегальный? Чем угрожать будешь, чтоб я согласилась?

– Контракт на десять дней. Доставишь нас на Халут и свободна.

– Ну да! Свидетеля отпустишь? Да по прибытию ты меня… как там, нашинкуешь жвалами.

Она жестами изобразила на себе мясорубку челюстей.

– Извини, ты уже вызываешь во мне тошноту, и вряд ли мне захочется прикасаться к тебе через десять дней.

Самина вышла из каюты на шум и наблюдала за ними с порога. Кайнорт покосился на часы и вздохнул. Это окно закрывалось через час, а торчать здесь до следующего целые сутки не хотелось. По двум причинам: Самина Зури и ее изобретательный ум.

– Хорошо. На орбите ты отстыкуешься, сядешь первая на безопасном расстоянии и приземлишь нас дистанционно. Если все пройдет гладко, получишь перевод на сто тысяч бранкойн.

– Сто тысяч ваших зерпий.

– Идет.

– Да ладно! А есть у тебя столько, жук?

– Минори жук.

– А, ну… тогда, может, и есть.

– У меня только одно условие: ни при каких обстоятельствах не суй нос в мою каюту.

– Суну первым делом, не волнуйся. А у меня два условия.

Чесс была разочарована, когда Бритц неслышно вздохнул и даже не закатил глаза. Но это он еще не дослушал.

– Первое: ты снимаешь ошейник со своей шчеры.

– Да я не… – Самина запротестовала, боясь разоблачения. – Не стоит, Чесс, он мне совсем не мешает.

– Да ты дура что ли, сестренка? – опешила Чесс, а Бритц кивнул:

– Идет. Поехали.

Пигалица села за штурвал, а Самина замешкалась на пути к каюте, потому что эзер вдруг дернул бровью.

– Пройди ко мне на секундочку, – произнес он с нажимом.

«Еще чего!»

– Слушаюсь, минори.

Кайнорт исчез за дверью. Девушка вздохнула и поплелась за ним.

– Постой, – Чесс поймала ее за руку. – Если не снимет он, у меня с собой целый чемодан инструментов. Помогу.

– Спасибо, я… пойду пока. Хозяин не любит ждать.

Каюта Бритца оказалась двухкомнатной, и за дверью в соседнее помещение кто-то тихонько скребся.

– Чего изволите? – едко бросила Самина. – Чай, кофе? Репеллент?

– Вот поэтому у нас и дыра в легенде.

– Что?

Капитан оглядел ее придирчиво.

– Коротышке будет достаточно пары дней, чтобы тебя раскусить. Рабы не ведут себя так. Не ходят так, не стоят так, не смотрят так…

– Ты в вормхолле пенял на то, что я вылитая шчера!

– Задевал нарочно, чтобы ты в себя пришла. Слушай, Чесс уже что-то заподозрила. А прямо сейчас – готов поспорить – уже разнюхала, что у рабыни с лицом-которое-она-где-то-видела целая личная каюта.

– Предлагаешь разделить с тобой эту? Да я лучше…

– Умрешь, это я слышал уже. Ты мне здесь тоже не нужна: я ночью спать хочу, а не ловить ножи на своем горле.

– Тогда что?

– Просто сиди в каюте до самого Халута, чтобы не пришлось уродовать тебе лицо, – он кинул ей ключ от ошейника. – Ведь если подумать, кто такая эта замшелая падчерица советника? Мышь лабораторная. За пределами института тебя и не знал никто. Так что сиди. Молчи. И страдай. Фантазируй, как обрываешь мне крылья, или чего там у тебя на уме. А с Чесс не пересекайся, ясно?

Замшелая падчерица. Мышь. Но Кайнорт прав: в новостях мелькало ее фото. Старое, но все-таки. Зеленые линзы уже растворились, и только растрепанное, наспех остриженное каре осталось темно-шоколадным.

– За волосы я рассчитаюсь с тобой отдельно, эзер.

– Помилуй, барышня. Не цирюльник.

Ошейник полетел мимо эзера в стену.

– Полегче, женщина, у тебя еще много костей.

– Всех не перелома…

– Переломаю.

Самина вышла и, убедившись сперва, что в коридоре никого, хлопнула клинкетом. Утешительный вывод, который давал ей силы, звучал так: она не похожа на раба. Значит, выстоит.

14. Глава, в которой Харгена мучает прошлое, а Орис получает плед и кошку

В полутемном кабинете на вершине небоскреба «Зуриккурат» было тихо. Десятки экранов передавали взрыв и фото Самины с Беном. Но без звука. Харген сотню раз уже слышал все, о чем там болтали. Стараниями проворного Бритца сюжеты наводнили штампы вроде: «тяжкая потеря для семьи и коллег», «малоразличимые останки» и «данные экспертов не вызывают сомнений».

Сиби, разумеется, не приложила к этому ни кончика пера.

– Господин Зури, – из комма задребезжал голос секретаря, заискивающий и приглушенный – К Вам госпожа первая леди.

– Ни в коем случае. Меня нет. Я занят.

Он знал, что заподозри Сиби его связь со взрывом, разнесла бы «Зуриккурат» до основания, вытащила бы его из-под обломков и попыталась убить еще раз. Но слава кваркам, Сиби ни о чем не знала. Все двадцать лет, что они были женаты (здесь просится «были вместе», но нет – именно «женаты»), Сиби жила в своем мире, а Харген – в своем. Супруга довольствовалась той крупицей, что он выдавал ей для пресс-релизов.

– Так значит, ты к этому причастен! – экран комма, непредусмотрительно доступного личным контактам, развернулся на ширину национального флага. Рыкнув, Харген одним махом свернул жену с глаз долой. Еще чего не хватало! Ее разметанные на ветру белые пряди, подсвеченные сателлюксами, наводили на мысли о змеях. Имперских змеях.

А что, собственно, он сам знал о Сиби? Тотчас после свадьбы он приставил к ней Фярека, тогда еще сержанта. Предполагалось, что свиномордый будет тайно следить за первой леди и докладывать о ее грехах лично Харгену. Но медвежью грацию и тупость этого болвана раскусила даже Сиби. И видимо, притворилась красивой дурочкой. Вот председатель и сложил неброский образ жены: недалекой и пустой красавицы, светской кокетки и удобной опоры под локоть на долгих приемах. Последние три года личным делом Сиби занимался Бритц. Тут-то председатель разглядел в супруге грани, о которых и не подозревал. Он начал бояться ее проницательности, увидел острый ум и понял, что за молчанием и маской легкомыслия могут скрываться интуиция, хитрость и другие фокусы.

Харген встал и прошелся по кабинету. Планшет с отчетами по экспертизе тел выезжал одним концом за край стола. На него больно было смотреть. Поправил. Разряженный глоустер мигал из приоткрытого ящика. Задвинул. Паук в террариуме объелся и сдох… Выбросил.

Впрочем, похоже на то, что Сиби впечатлилась недавней казнью карминцев, а теперь готова винить его во всех грехах. Доказательств у нее все равно нет. Какого же дьявола он так психует?

В воздухе крутились портреты Самины, в голове – назойливые кадры из ее детства. Харген мало что помнил. И уж точно ничего умилительного. Девчонка звала его папа – неосознанно! – какое-то время… но из-за их последней ссоры с ее матерью вдруг перестала. Сопливая кнопка, да что б понимала! Но ее ум еще тогда всех пугал. Она сидела у отчима на руках – конечно, только перед репортерами. На этих самых руках, которыми он теперь ее… Нет, он всегда помнил, зачем держит последнюю жрицу рядом, но не допускал и мысли, что придется это сделать. Чертов имперец! Это он заявился сюда и навел смуту, это он забрался в бункер. И это он виновен в том, что Харгену не осталось ничего другого, кроме как избавиться от девчонки. Это андроид не оставил ему выбора. Империя всегда диктует. Пусть. А теперь он сделает так, чтобы Самина погибла не зря.

– Маршал Суль! – вызвал председатель, как только упал в кресло.

Спустя минуту в кабинет вошел управляющий магнетарами. Зури подбирал слова, чтобы маршал не упал в обморок от приказа:

– Мы сделаем то, что давно следовало – ударим по границам Империи Авир. Сколько еще будет заряжаться цепь? До максимальной мощности за минимальное время.

– Девятнадцать… – Суль перехватил бешеный взгляд Харгена и поспешил исправиться. – Семнадцать дней.

– Надо за семь.

– Это невозможно! Если настолько разогнать батареи, магнетары заморозят многие планеты в своих галактиках! Это сотни звездных систем, десятки обитаемых миров!

– Если мы не ударим к концу следующей недели, я заморожу тебя!

Маршал знал, что это не оборот речи. Но он был умен и определенно на своем месте. А еще вырос из бравых солдат, поэтому возразил:

– Но послушайте, такая зарядка убьет батареи. Мы потом не сможем выстрелить еще много месяцев. Возможно, никогда! А против Империи одного удара недостаточно.

Взгляд председателя целую вечность прожигал дыру в груди маршала.

– Хорошо, каковы Ваши предложения? Только без окончания «-дцать»!

– Де… десять. – Суль приготовился умереть прямо на этом ковре.

– Приступайте к зарядке.

– Но это все равно состарит звезды вокруг. Как тогда, в первый раз. Когда Хмерс…

Харген угрожающе привстал, и тьма вокруг будто стала гуще.

– Я знаю мифы и легенды! Приступайте к зарядке!

* * *

У Ориса были проблемы с газом. Точнее, с газовыми креслами, тумбами, кушетками и другой имперской мебелью на флагмане. С тех пор, как пленника перевели из карантинных отсеков в основные блоки корабля, он пребывал в перманентном замешательстве. Сразу его поразили межкоридорные телепорты. Это были островки света прямо на полу, ступив на один из которых – не глядя – Орис вдруг очутился в грузовом трюме. Испугавшись, что имперцы решат, будто он вздумал скрыться, он поискал новый островок и шагнул в его рассеянные лучи. Он почему-то был уверен, что вернется назад. Но стало еще хуже. Этот минипорт перебросил его в гальюн. Так он и метался, пока его не настигла Ри. Странное дело: всюду, где выпрыгивал пленник, ему приветливо (или в крайнем случае дежурно) улыбались, а в камбузе подсунули какой-то прыщавый фрукт. И только помощница Джура смотрела так, будто он не человек, а древесный паразит.

– Его Величество запретил Вам покидать офицерские блоки, исходя из опасений за Вашу безопасность, господин Зури. Почему Вы пренебрегли страховкой против форсирования военного конфликта?

– За питахайей бегал, – буркнул Орис и продемонстрировал волосатый комок. – Завтрак пропустил: теперь питахайи хочется, прям кишки дрожат.

– Это нонч. Его не едят, это домашний питомец.

– И он что… дохлый?

– Скоро вылупится. Я искала Вас, чтобы проводить на аудиенцию к адмиралу.

– Зачем?

– Не знаю. Но там будет еда.

Несколько секунд и десяток минипортов спустя Ри доставила юношу в противоположное крыло звездолета. Пешком они бы добрались только к обеду. Толкнув пленника к двери, бездушная ассистентка испарилась.

Орис представлял адмирала, эпично застывшим спиной к зрителю, обозревающим бескрайние просторы космоса через панорамный иллюминатор. На деле окна здесь оказались бесполезны. Расстояния между планетами, звездами и даже соседними кораблями были настолько громадны, что человек невооруженным глазом видел только черноту. Ну, пожалуй, одну местную звезду, не слишком яркую. И кучу пылинок: то ли планет, то ли звездолетов своей эскадры.

Для эффектного позирования у Вуриса Проци не было времени. В просторном зале он развернул конвисферу части вселенной, наблюдаемой оборудованием флагмана и дополненной данными со всех крейсеров флотилии. Она называлась планисферой сектора. Адмирал чертил в воздухе фигуры, хватал упругие шарики планет, вертел их перед глазами и тихо советовался с подчиненными, которых видел только он сам.

Орис просочился вдоль стены в дальний угол. Он мечтал обнаружить газовые кресла прежде, чем Вурис заметит, как он шарит здесь руками. Как имперцы безошибочно находили эту мебель?

– Вот оно, справа, – адмирал возник из-за спины, подтолкнув юношу к креслу. Орис потянулся и действительно нащупал мягкий, но плотный газ. Спинка, подлокотники – все на месте.

Завтрак был райский. Юноша понятия не имел, что они такое ели, но съел бы еще, да постеснялся лезть под крышку баранчика за добавкой. Проци спрашивал какую-то чепуху: как спалось, как его разместили, любезна ли с ним Ри. Ответы слушал рассеянно. В самом деле, вопросы были риторические, особенно последний. Сложно было понять, было ли это обусловлено светским этикетом или тем, что адмирал был голоден не меньше пленника. Наконец Орис решился:

– Все хочу спросить про кресла. Как вы их видите? Я имею в виду… вот мне сделали ваше зрение, а я все равно натыкаюсь на мебель.

– Мы адаптировали твои глаза, но не мозг. Ему еще предстоит научиться видеть то, что он пропускал столько лет, – акцент Проци был слышнее, чем у Джура. Адмиралам было не до шлифования звукоряда: им приходилось учить сотни языков по долгу службы. Хорошо еще, что Вурис не перешел на родной. Ибрионский грешил согласными в диких сочетаниях, и Орис быстрее пережевал бы черепаху целиком, с панцирем, чем пожелал на нем приятного аппетита.

– Ну… то есть, да, я вижу вроде… что-то такое в воздухе… но не точно.

– А еще – только это секрет! – ибрионцы отличают сотни оттенков черного. Поэтому эти корабли для нас объемные, структурные. А для вас они – черные кляксы.

– И сколько нужно времени, чтобы научиться?

– Уверен, до конца этой войны ты перестанешь спотыкаться о газ.

Смешно. Эта война длилась уже без малого сотню лет. Боже, неужели он проведет здесь еще…

– Конца и края этой войне не видно. Я вот уверен, отец нанесет по вам удар, жив я буду или нет. Он давно мечтал лишить вас приграничной линии защиты, а теперь и повод есть. Рано или поздно он все равно…

– Но ведь для нас лучше поздно, чем рано, так? – сухо улыбнулся Проци. – Как бы то ни было, собирать энергию для такого удара ему недели три. Ну, две. За это время мы укрепим границы вдвое, а между первым и вторым ударом – вчетверо. Он только зря растратит силы.

– А если добьет до мирных? Ну, все-таки? Меня тогда… казнят?

– Он не успеет. – Ву ушел от ответа. Как-то это было не по-имперски. Вот Эйден сказал бы, что казнят его всенепременно и прилюдно, а до эшафота пропустят сквозь толпу разъяренных кошек. И Орису тотчас полегчало бы.

– Так что, ты не догадываешься, какие планы у Эммерхейса на этот отпуск? – мастер внезапной атаки, Проци заговорил о главном без прелюдий.

– Ну, уж нет! Я ни слова не скажу.

– Только послушай себя! Выдал отцовы планы и защищаешь андроида. Воистину, Эйден – оружие посильнее магнетаров. Спустя неделю за него готовы умирать, но в том еще полбеды. Спустя две – за него идут убивать.

– Просто ему я верю, а Вам пока нет.

– Мальчик, его работа – делать так, чтобы ему верили. И не стоит разыгрывать драму «Орис против всех», здесь маловато актеров на роли антагонистов.

– Я слушал переговоры. Джур поддержал решение совета миров, а Вы поддерживаете Джура! Если вы все здесь за Эйдена, почему Джур не сделал, как тот его просил?

– Спокойнее. За синтетика здесь даже те, кто против отдельных его решений… это нетрудно понять юноше, чьи родные имеют весьма противоречивые мнения, что для него хорошо, а что плохо. Но вернемся к риз Авиру. Разве мог он показать Альянсу, что его власть условна? Или что новый император в конфронтации с парламентом?

– Он должен был хоть как-то поддержать друга! Я не знаю, не разбираюсь в вашей подковерной возне, но мои глаза говорят мне, что империя бросила его на произвол судьбы, вот и… все.

Он тщательно готовил эту фразу на случай такого разговора. Озвученная, она показалась ему слишком резкой. Орис умолк и слушал, как скачет его сердце.

– Те же глаза, что не видят дальше кончика своего носа? – насмешливо парировал Проци. – Уверен, эти двое знакомы достаточно хорошо, чтобы не обманываться фасадом. И может быть, даже читать мысли.

– Мой отец приучил своих беспрекословно повиноваться. Я считаю, так лучше.

– Анодди риз Авир считал так же. Но за двести лет правления риз Эммерхейс сделал многое, чтобы ограничить власть императора. Он разделил свободу с другими, но ответственность за государственные решения не делится, а лишь преумножается.

– Вот именно!

– Но я не говорил, что это плохо. В каком-то смысле геронты правы: отступление по приказу Эйдена – шаг милосердия, разумная осмотрительность. А отступление под знаменем Джура – признание в том, что империя ослабла и не уверена в новом императоре. Сколько еще враждебных миров только и ждут момента? Сколько еще войн началось бы вслед за этим? Это ведь тоже последствия, о которых необходимо помнить. Но я вояка, а не политик, и не решусь утверждать, как правильно.

– Как же все сложно в политике. И сколько же политики в войне!

Проци бросил салфетку на стол, где она тут же растворилась, и встал.

– Ты закончил с завтраком? Я отведу тебя в свою библиотеку. Проведешь время с пользой, пока не вернется император.

– А если он вообще… а, в смысле, новый император, – сытый Орис всегда лениво соображал.

Читальный зал оказался небольшой уютной комнатой. Никаких стеллажей до потолка и бесконечных картотек в ней не было: только кресло-качалка, иллюзия звездного неба в иллюминаторе и плед. На пуфе рядом свернулся люцервер в виде кошки, излучающей мягкий теплый свет.

– Библиотека в твоем распоряжении до возвращения любого из императоров, – усмехнулся Ву. – Это наш способ вербовки: мы всегда за то, чтобы противник был хорошо образован. Как говорил мой дед, чем ты мудрее, тем меньше бесишься.

– Моя сестра говорит почти так же. Тоже верит в силу разума.

– Здесь вся наша история, где ты обнаружишь, что ибрионцы и бранианцы не так уж далеки друг от друга. И хотя войной идут даже брат на брата, все же с родными легче найти общий язык.

– Не знаю, с чего начать. Я профан в истории цивилизаций, если честно.

– Ты знаком с легендой о химере? Начни с нее. Ри, учебный раздел, сектор два. Легенда о Лее на международном, с комментариями, – Ву развел руками. – На бранианском, увы, нет. Всего хорошего, Орис.

Адмирал покинул библиотеку, и в руки юноше упала конвисфера древней книги. Она не висела перед глазами, а увесисто лежала у него на коленях. Ее тусклые страницы пахли чернилами и переплетным клеем, и чтобы читать, их приходилось листать по-настоящему. У легенды оказался довольно простой слог. В ней говорилось о прекрасной деве, прародительнице миров по имени Лея.

Дева спала в небесах, кутаясь в свои роскошные локоны – сияющие, как звездные нити. И было у Леи трое детей. Три гада – в имперской вариации легенды: Анаконда, Молочный полоз и Тритон. Орис перелистал комментарии в конце книги: «сюжет уводит к сверхскоплению Девы, а дальше к трем галактикам, но каким именно – разобраться ныне крайне сложно», – гласил аппендикс.

От Молочного полоза родилась трехглавая химера. Первая голова была от гиены, мелкая и злая. Вторая голова – от пернатого дракона, огненно горячего. А третья – от женщины. В комментариях к легенде Орис нашел такую заметку: «Предки ибрионцев, а еще бранианцев, эзеров и шчер происходят из одной системы трех планет. Скорее всего, речь идет о третьей планете от звезды. Разумеется, таких систем триллионы, и дальнейший путь к исследованию давно закрыт».

Женская голова химеры принялась ругаться и воевать сама с собой (Орис прыснул в этом месте), и разум покинул ее навеки. Вскоре голова отмерла и отвалилась, а то, что осталось от химеры, затерялось в бескрайнем космосе. Здесь и без комментариев все было ясно, как день: планету долго раздирали войны, и небольшая группа ученых – предков ибрионцев – пожелала улететь или была изгнана. Планета давно исчезла, а путь к системе, где та крутилась, густо зарос сорняками.

Орис захлопнул книгу, и люцервер встрепенулся. Он поднял голову, увидел, что все вокруг спокойно, замурлыкал и свернулся опять. Что ж, значит, общие предки. У Зури и риз Авира, у Бритца и Эммерхейса… Когда и где они жили, что с ними стало после расселения их потомков, неизвестно. Их дети улетали и забывали свой дом. И теперь едва узнают друг друга, а завидев издалека – объявляют войну.

15. Глава, в которой Чесс играет с огнем

За три дня стальная мокрица преодолела около трети пути до Халута. Бритц мечтал придраться, но пилот вела корабль, как дирижер – скрипичную партию. Чесс порхала над консолями и ворчала, что нужные кнопки расположены слишком высоко. Иногда ей приходилось вскакивать ногами на кресло.

– Гломеридами управляют только крылатые эзеры, – возник у нее за спиной командир. – Или эзеры с очень длинными лапами.

– Или очень длинным копулятивным придатком… – передразнила Чесс и спрыгнула прямо перед стрекозой. Он был головы на полторы ее выше.

– Кстати, ты не озвучила второе условие.

– Да уже не важно. Хотела изводить тебя и зубоскалить всю дорогу, но поняла, что сделаю это независимо от разрешения. И каждый раз, когда ты будешь проявлять признаки раздражения, я буду брать одну конфетку вот из этого кармашка. О! Ты закатил глаза. Я беру конфетку.

– О. Девяносто девять тысяч по прибытию.

– Вычитай хотя бы по полтыщи, а то я совсем без премии останусь, – фыркнула Чесс и вдруг схватила эзера за плечи, меняясь в лице. – Забыла! Впереди свалка, мы не пересечем ее без… дьявол! Скорей, помоги мне… щас.

– Припадочная. Ну, что еще?

– Погибнем же! – она захлопала себя по летной форме и выудила из кармана брюк какую-то штуку. – Давай, надо вставить эту заразу в стереопод.

– Куда вставить?

– Не спи! Лезь на потолок!

Чесс прыгала внизу и давала сбивчивые указания эзеру, пока тот искал нужный проем. Кайнорт, наполовину обращенный, цеплялся к переборкам шестью лапами и балансировал хвостом. По наводкам Чесс он исползал все консоли и завис в невозможной позе, как многорукий лемур. Наконец он нашел порт, втянул крылья и рухнул на пол.

– Теперь никто не умрет, – одобрила Чесс и вернулась за штурвал.

– И что это за экстремально важная хрень?

На весь мостик разразился симфонический оркестр.

– Музыка.

Но пилотировала она хорошо, этого не отнять. Убить или переломать ее он успеет и на Халуте. Как только выследит. А сейчас тише, Кайнорт, тише.

Когда варп стабилизировал прыжок, Чесс настроила автопилот и отправилась вздремнуть. По дороге она притормозила у каюты шчеры. Мрачная девчонка все эти дни изображала, что не замечает ни капитана, ни пилота. Вроде даже не выходила из комнаты. Или выходила тайно. Во всяком случае, Чесс она не попадалась на глаза. И как ее звали? Пилот заглянула к ней под пустяковым предлогом: забыла взять с собой декадных капсул для чистки зубов и белья.

– Посмотри там, в чемодане, – кивнула Самина и потерла висок. Вставать не хотелось, да что там – поворачивать голову казалось преступлением против хандры.

– А у тебя их, гляжу, полно. И не дешевых.

Чесс разглядывала яркую пачку, искоса наблюдая за девушкой у окна. Та сидела напряженно, отвечала коротко. Из-за занавеси нечесаных прядей выглядывал хорошенький, но мокрый нос.

– Слушай… Я давно работаю на эзеров, и шчер перевидала ого-го. У тебя отдельная каюта, полная сумка парфюмерии и всякой женской всячины в дорогу. Я вижу, новых шрамов нет: значит, третий день злой бес на диете, твоей крови не пьет… а здесь у рабыни – фрукты вянут. Фрукты при отлете с Браны! Уж больно ты важная паучиха, выходит. Ты не его «ши». Не его еда.

– Да, не его. Я просто…

– Стрижка вот только.

– Что? – она резко обернулась, собрала волосы и свернула в жгут. С одной стороны пряди выскользнули и повисли у плеча.

– На коленке рубленая, говорю, стрижка. «Ши» положены короткие, ну, они и стригут друг друга поаккуратнее. А у тебя мочалка драная.

– Это я сама, – девушка пошла красными пятнами. – Руки… не из того места.

– Вот так рабыня, да? А ты, кстати, какого имаго?

Вопрос застал врасплох.

– Тарантул.

– И он вот так запросто снял ошейник? А диастимагия?

– Чесс… прости, не могла бы ты… уйти? Мне нельзя… Если Бритц узнает, что ты меня расспрашивала – придет в ярость.

– О, боже. И бросит в тебя полотенцем? Ведь ты его сожрешь, если обернешься!

– Чесс, пожалуйста!

Пилот шумно вздохнула, но так и не ушла.

– На границе Халута блокпосты. Ты бы поднавтыкалась в легенде. Вывоз ядовитых видов с Урьюи запрещен вообще-то. Тем более в столицу. Кто ж ты на самом деле – шпион? Тайное оружие? А, ладно… Скажи хоть, мол, паук-скакун.

Самина молчала, прячась за стеной шоколадного каре. Чесс не знала, как еще ей помочь, кроме как уйти, в самом деле.

– Я-то не выдам, – сказала она на прощание. – Сама без пяти минут беглая.

Спустя минуту Самина подняла голову и уставилась на дверь. Волна энергии, что поднялась у нее внутри с приходом Чесс, сорвала ее с места, встряхнула, перевернула и привела в чувство. Она разыскала набор для стрижки и укладки.

– Криво, значит, – бормотала девушка, распутывая каштановую дрань. Обрамленное темными прядями, лицо ее казалось еще бледнее. Попытки уложить кончики по одной прямой линии (даже не горизонтальной, уж черт с ней) провалились. Самину всегда стригла Той. Вот уже лет десять точно.

А может, попросить Чесс…

С ножницами в руках биолог вышла из каюты в надежде наладить контакт с бойким пилотом. Не повредит держаться поближе к тому, кто не боится Кайнорта Зверобоя.

В коридоре было темно и пусто, и Самина поежилась. Она послушно торчала в каюте три дня. Теперь, когда пелена скорби начала рассеиваться, девушка взглянула на ряд клинкетов будто впервые. Чесс не оказалось на мостике – до прыжка была еще пара часов, и работал автопилот. Девушка вернулась назад.

«Какая у нее каюта?»

За дверью Бритца снова что-то скреблось. Или кто-то? Чесс думает, капитан голодает, но это не в стиле кровожадного подонка. Он удерживает там шчеру-рабыню, эту самую «ши». Бедняга, ведь даже не смеет кричать о помощи. Самина присела, положила ножницы и поскребла со своей стороны в ответ. Изнутри зашуршало громче. Девушка встала и обернулась. Никого. Судя по отключенному сенсору замка, дверь свободно открывалась снаружи, а изнутри была заперта. Как в ловушке. Но ведь она не собирается заходить, а только…

Легкий толчок, и клинкет отъехал вверх и в сторону. Никого внутри. Самина уже решила, что комната пуста, как вдруг прямо на грудь ей вспорхнула огромная – с собаку величиной – пчела! Девушка с омерзением отбросила тварь, но та зависла в воздухе на мгновение, а потом спикировала на биолога и уцепилась за ее плечо. Самина коротко и глухо вскрикнула, опять стряхнула пчелу – и опять безуспешно. Тогда она ударила плечом об угол клинкета, и тварь наконец упала на пол, рыжим пузом вверх. Биолог отскочила в коридор, но тут со спины напал кто-то еще. Игла – или жало? о господи, жало! – вонзилось ей в ребро, раз, другой, третий… Самина упала. Краем глаза она видела светлые крылья. И не жало, хоботок. Цикада! Насекомое кололо и искало путь между ребер, к легким и к сердцу. Какая страшная выйдет смерть… И вдруг кто-то смел с нее насекомое.

– Глаза береги! – закричала Чесс. Она примчалась с кабелерезом в руках. Цикада снова поднималась в воздух. Она увернулась от инструмента, вцепилась пилоту в волосы, метила иглою хоботка в лицо.

Самина ухватила первое, что попалось под руку. Свои ножницы. Секунду она решала, каковы ее шансы промахнуться по цикаде и проткнуть Чесс затылок.

– Замри! – она занесла руку с лезвиями.

Но ее вдруг перехватили.

– Миаш, нельзя! Назад! – Кайнорт рявкнул так, что качнуло звездолет.

Цикада тотчас упорхнула в каюту. Эзер появился, как черт из коробочки, – в одних брюках, с мокрыми волосами. Спасибо, что не в полотенце. Или не без.

– Не могла бы ты не бить моих детей ничем тяжелым? – ровно попросил Бритц и отнял ножницы. Самина ощупала следы от уколов хоботка. Только неглубокие царапины. Ерунда. Но если бы не Чесс, тварь проткнула бы ей сердце.

– Детей, Кайнорт?! – биолог задыхалась от возмущения. – Да откуда мне было… Детей?!

– Ругаешься, значит, в порядке. Миаш не напал бы, не ударь ты Юфи. Он убьет за сестру.

Пчела вернулась на брюшко и ползла по ноге Кайнорта. Тот приподнял ее коленом и бережно перехватил себе на локоть.

– Не буду разглагольствовать о пользе выполнения моих условий… – он подтолкнул дочь, как сокольничий птицу, и та вспорхнула, чтобы догнать брата. – Чесс, у тебя остался хоть один глаз?

Девушка еще сидела на полу. Кровь сочилась из глубоких царапин на висках и на темени – струйками текла по шее, по груди на живот.

– Оба.

Она подняла глаза на Бритца. Тот совершил немыслимое для своей расы: поддернув аккуратно брюки, присел рядом с ней и наклонил голову, осматривая раны.

– Жаль. Я надеялся, придется тебя добивать и подыскивать разумного пилота.

Эзер был хорошо сложен, но рельефным мускулам не хватало мягкости. Здоровый жирок скрыл бы вены и жилы, которые придавали ему тощий вид. Чесс успела разглядеть: хвостатые татуировки искусно скрывали под собою десятки шрамов. Она отерла кровь с уголка глаза.

– А мне жаль, что не я первая залезла в твое логово!

– Верю. Ни секунды не сомневался, кто здесь настоящая заноза. – Кайнорт бросил взгляд на Самину, мгновенно поднялся и шагнул за клинкет. Через всю спину у него горела, переливаясь густою тьмой, жуткая тату черной вдовы.

Биолог недоуменно смотрела на Чесс.

– Дети… Они что, не могли превратиться в… детей? Неужели я обидела бы…

– Это фундаментальное заблуждение. Эзеры – они тебе не люди-оборотни. Они насекомые, способные превращаться в людей. Их дети вообще до первой линьки выглядят, как личинки или нимфы. В год они переходят на стадию имаго. Растут, учатся, но превращаться еще не могут. Если не лупить их кабелерезом, то годам к семи они доживут до второй линьки, и вот тогда уж станут похожи на папашу. Хах, если их мать не гулена! Хотя пацан определенно псих. Бритцевы гены. – Чесс отерла засыхающие потеки, кровь наконец унялась, и она встала. – Лучше скажи, как звать тебя. Давай, имею же я право знать, кто переплюнул меня в строптивости.

Опять врасплох. Самина заблеяла что-то в ответ, но Чесс махнула на нее рукой.

– Ладно, полно кудахтать. Покраснела вся. Врать – искусство, это талант надо иметь. А я-то все думала, где я тебя видела… А как жизнь перед глазами стала пролетать, так и вспомнила.

Она развернула экран, где беззвучно шла запись, самая популярная за последнее тысячелетие на Бране: процесс над Эйденом в зале суда. Чесс увеличила ряд зрителей на нижней ложе. Самина узнала себя. Нити дополненной реальности писали имена над каждым гостем и пару слов о них.

– Вот же дерьмо… – выдохнула биолог. Да гори оно, в самом деле, ядерным пламенем. Не шифровалась никогда, нечего было и начинать.

– А ты не такая уж мрачная, когда не воображаешь из себя. – Чесс приятельски хлопнула девушку по спине. – Выдохни, сестренка. Я не выдам. Некому! Знаешь, за что меня посадили?

Самина мотнула головой.

– За госизмену! Я не дружу с полицией, не дружу с советниками. Не люблю и твоего названного папашу… ты уж прости. И уж коли наш растреклятый таракан вдруг ползет против системы, чем я его хуже?

– Да уж.

– Ладно, пойду я помоюсь да вздремну.

Она ушла, опираясь на косяки. Самина приложила ладонь к груди и слушала трепыхание сердца. После избавления от необходимости врать – хотя бы здесь, на корабле, хотя бы в этом недолгом полете – стало легче. И вообще настала пора брать себя в руки. Размазня! Эволюция только и ждет, чтобы выбраковать слабых. А она вот уже несколько дней – жалкая, как хромая газель. У себя в каюте девушка умылась, растерла лицо полотенцем, чувствуя, что этого прилива крови недостаточно. Тогда она со всех сил хлестнула себя по щеке. И застонала: крепкий, честный вышел удар.

– Что ты как сопливая тряпка? – взъелась она на отражение и хлестнула по другой щеке. На этот раз она зарычала. Р-р-р! Все. Она жива. Она потеряла Бена, но пора признать, он сам к этому шел.

– Ты был ни в чем не виноват, но тебя предупреждали, твою мать! – зеркало запотело от ее крика. Бесконечно жаль, но все так. Все так.

Она улетит на Халут и скроется – от всех. И от андроида. Империя опять станет для нее чем-то далеким и неясным, больше не будет касаться ее жизни. Ни единой гранью. А на Халуте, говорят, тепло и много чистых озер.

«Сэм, ты… такая красивая…»

Да что ж такое! Р-р-р!

Удар, и зеркало расцвело трещинами.

16. Глава о том, как можно просто взять – и без проблем куда-то добраться

По всей палубе модуля валялись части разбитого кейса для мозга. Шиманай тревожно суетился над ними, вот уже который день прилаживая битую колбу к основанию контейнера. Они подлетали к Алливее. Ирмандильо был заносчив, как сердитый байбак, и Эйден проводил время с профессором. С меньшим из двух зол.

– Самое печальное – субстрат разлился, а где взять свежую кислородную сыворотку?

– Я думаю, на планете растений кислород – не проблема, – предположил робот. – Вот увидишь, окажется, что они не знают, куда его девать.

– Не имитируй стыд, андроид. Хотя… рядом с тобой меня скорее вместе с контейнером прихлопнет.

– Можно заспиртовать твой мозг, – предложила амадина. – У меня тут полным-полно эольского токсидра.

Эйден дал ей знак не подливать масла в огонь. Это была его прерогатива.

– Серьезно, Шима, токсидр веселей кислородного субстрата.

– Я пас. И вообще! По мне, так императору недостойно и дышать рядом с бордельными коктейлями.

– Ой, Шима. Не поверишь, сколько достоинства надо растерять, чтобы дышать свободно.

Модульный комм разразился сигналом всеобщей тревоги:

– МЫ ПРИБЫВАЕМ К ГРАНИЦАМ АЛЛИВЕИ. СТАРШЕМУ ПОМОЩНИКУ СРОЧНО ЯВИТЬСЯ НА МОСТИК!

Дорвавшись до реальной власти, Ирмандильо присваивал им должности и звания по мере надобности. Эйден оставил Шиму корпеть над контейнером и поспешил исполнить приказ. Тарталья был пирожком снаружи и силикатным кирпичом внутри. Против его тирании бесполезны оказались не только хитрость и опыт дипломатии, но и, к огромному сожалению Эйдена, сарказм. Если б в уставе звездного флота учли возможность стегать офицеров портупеей, Тарталья не раз попытался бы этим воспользоваться. Но пока длился полет, а летели они целую неделю, цены ему не было. Способный оставаться без сна дольше остальных, он бдел над варп-консолью днем и ночью, отвлекаясь лишь на экспресс-зарядку в своем модуле. Эйден бессовестно дрых первые двое суток, а после готов был простить Ирмандильо абсолютно любую деспотию в свой адрес. Хоть за то уже, что проснулся.

Шима не разделял беспечности синтетика. Он отдыхал только в перерывах между скачками, отвергал робикана-шоты и тщательно избегал личных встреч с Пти. Та исправно подавала отчеты батарей своего модуля, принимала соблазнительные позы и осыпала пыльцой старших по званию (согласно уставу притонно-бордельной службы), Обедала, кажется, жвачкой и видами из окна.

Эйден по трехсотлетней привычке оправил китель перед тем, как взойти на мостик.

– Здравствуй, Ирмандильо, – он занял свое место и звякнут правой кистью о штурвал. По правде, ему нравился этот звук. Не позволял забыть, кто он таков, а то в последнее время у него с этим разладилось.

Пилот деловито кивнул и открыл иллюминаторы. В космосе развернулось что-то невероятное. Планеты Алливея – в привычном смысле этого слова – не существовало в природе. Были только три широких и твердых кольца вокруг пустоты. Одно кольцо ровно входило в другое, а то – в третье. Они вращались в двух плоскостях относительно центра. Издалека это было похоже на гигантский атом, каким его изображают в учебнике.

– И как они там живут? И как они там с них не падают?

Квантовый мозг перебирал варианты приспособления, но не мог найти подходящий для какой бы то ни было углеродной формы жизни.

– На внутренних поверхностях действует центробежная сила, а снаружи якоря гравитации.

– Как на барахолках?

– Нормальные. Внешнее кольцо – атмосфера. Когда оно проходит прямо над вторым, жилым, то насыщает его кислородом и другими газами. – Ирмандильо завел корабль под внешний бублик, и по обшивке застучало. – Но примерно раз в час вместе с воздухом на алливейцев сыпется дождь из осколков стекла.

– Хорошо, что из стекла. Не люблю мокнуть.

– У местных жителей есть врожденное средство защиты, но их физиология мало кому известна.

– А из чего состоит жилое кольцо?

– И этими знаниями я не располагаю. А внутреннее кольцо – то самое, черное, меньше всего изучено.

– Вот те на. Это по сравнению с чем?

– По сравнению с… по сравнению… я попрошу впредь не использовать методы сатирического изобличения в отношении меня.

Они спустились ниже, и орбитальные базы алливейцев вышли на связь. Тарталья сцапал комм:

– Говорит командир звездолета «КРУ-19». У меня на борту имперский робот и два нарушителя закона. Если нам запретят приземление, мы не будем возра…

– Портал ускоренной посадки открыт, – торопливо перебили его.

– И я не уверен, что в трюмах нет запрещенки.

– Таможенного контроля не будет.

В плотные клубы облаков робот заходил нарочито медленно, будто опасался, что с Алливем синтетик даст деру прямиком на Ибрион. Атмосфера жилого кольца была неоднородна. Облака из пара и смеси газов опускались к его поверхности и плавали там среди долин и холмов, как жемчужные призраки. С высоты звездолета второе кольцо напоминало тонкое, но плотное кружево. Это переплетались сложным узором корни и ветви. Леса, рощи, луга и сады – здесь невозможно было найти голого клочка земли.

– Алливея! – воскликнул Шима, ступив на мостик. – Какая богатая флора – здоровая, сочная. Будь здесь Самина…

Профессор осекся, наблюдая за Эйденом. Робот притих у иллюминатора, и профессор не стал продолжать. Они снизились достаточно, чтобы рассмотреть столицу и астропорт. У алливейцев среди зелени оказалось неожиданно много современных материалов и электроники. Хотя удивляться было нечему: забота об экологии здесь стояла во главе угла, а это требовало самых цивилизованных технологий. Атмоферу порта гостеприимно поменяли на нейтральную. Шиманай усмехнулся:

– Даже не верится, что мы вот так просто взяли и добрались. Целая неделя без проблем, кто бы мог подумать!

– Да. Вот будь здесь Самина…

Андроид покинул мостик, а из порта навстречу гостям вышли алливейцы. Это были личный доверенный принцессы и его свита. Алливейцы не носили одежды, но их нагота здесь никого не смущала: они все были прозрачны, как статуэтки из гибкого хрусталя. В глаза бросался их внутренний мир. Сквозь мягкую стеклянную кожу (или правильно – кору?) были видны голубые и зеленые сосуды. Из-за еле различимых ребер, будто сквозь граненый кристалл, глядели сердце и другие органы. С головы мужчин и женщин густой копной спускались тончайшие ветви с мелкими чешуйками. Тянулись они до самых пят.

– Чешуйки – это листья, – подсказал Шима. – Они обычно прижаты, ну, вроде как оборачивают волосы. Не знаю, зачем они им.

Доверенный энергично приближался и глядел сквозь Ирмандильо на синтетика. Свита осталась на почтительном расстоянии.

– Господин риз Эммерхейс, я граф Канташ, – посол игнорировал приветствие офицера Тартальи, чтобы перейти к делу. – Это большая удача, что Вы прибыли сейчас! Трансфер до дворца уже ждет. Все подробности я сообщу по дороге. И лучше, если Вы поедете один.

Эйден обернулся к Шиме.

– Профессор Кафт – доктор медицины, к тому же один из немногих бранианцев, кто знаком с вашей расой. Он поедет с нами.

– Но наш случай не терпит…

– Мне показалось, ваш случай не терпит замешательства.

Сдержанная внутренняя борьба графа длилась не дольше секунды.

– Как скажете. Только скорее, Ваше Величество, скорее…

Синтетик не стал поправлять алливейца. Опытный вельможа делает лишь намеренные оговорки. Лесть в его случае означала: дело настолько серьезно, что во дворце готовы забыть о веках лояльности Бране.

В карфлайте Шима усердно держал себя в руках. Он не знал древнего языка алливейцев, и представил, как оскорбляет графа, швыряясь мячиками. Но Канташ сам держался напряженно и терзаний профессора не замечал.

– Я вынужден начать издалека, – говорил он, гипнотизируя синтетика. – Три перехлеста назад – это примерно ваш месяц – трое подростков из дворца отправились в поход. Сын принцессы Ампаль еще мал, но упросил мать и его отпустить. Дети обещали пикник в перелеске, рыбалку, ночь под звездами в гамаках… Выглядело уж так безобидно, что принцесса согласилась. Аруска растет без отца. Понимаете, иногда кажется, излишняя привязанность к юбке только навредит мальчику…

– Вы отвлекаетесь.

– Да, простите. В общем… из похода дети вернулись на следующий вечер, и все было хорошо. Кроме, пожалуй… ну, понимаете, когда начинаешь вспоминать мелочи, уже зная, к чему все привело, они кажутся очевидными, а тогда… короче говоря, юный принц был, пожалуй, необычайно молчалив. Почти ничего не рассказывал о походе.

– Что там случилось?

– Не знаю. Но я объясню.

Граф старательно подбирал слова, и робот больше его не торопил.

– Знаем только – от одного из мальчиков – что на самом деле они проникли на внутреннее кольцо планеты.

– А что было той ночью, когда они вернулись?

– Старшего из подростков нашли мертвым. Дворец огромный, родители спали в другом крыле. Слуги вроде бы слышали удары и какие-то стоны из крыла, где спал паренек, но не решились войти. К полуночи на этаже запахло дымом, людей начали выводить, а когда взломали его дверь… Мальчик был весь черный, как уголь. То есть… это уголь и был. Пострадали только он и прикроватный коврик – больше не согрело ничего вокруг!

– Версии?

– Паренек был сыном верховного судьи. Мы сразу подумали о мести кого-то из осужденных, начали расследование. Но с походом, конечно, не связали. А затем – дня через три – пропал второй мальчик. Сын камердинера! Уж простите, но кому он сдался? К концу первой недели его тело нашли в болоте. Он уже начал прорастать, так что…

– Начал что?

– Прорастать, – со вздохом повторил граф. – После смерти мы становимся теми растениями, которые вы привыкли видеть у себя дома и звать живыми… а для нас это мертвецы. Предки, если хотите.

– Ясно. Он начал прорастать, и вы не смогли определить причину смерти?

– Ну, точно не огонь. Вероятно, он утонул или… кажется, сломал позвоночник. Версии о дворцовых интригах тут же отмели. Заподозрили связь между теми, кто был в походе, испугались за принца, разыскали третьего мальчика…

Канташ перегнулся через кресло к пилоту. Отрывисто прикрикнул на него по-алливейски, карфлайт дернулся и помчал еще быстрее.

– Сразу-то мы третьего не нашли. Дело осложнилось тем, что родные внезапно увезли его из дворца и уехали сами, а еще – начались серьезные проблемы с маленьким наследником. С Аруской. Он вдруг стал страшно неуклюж, падал со стульев, валился ночью с кровати, спотыкался. Когда он с разбегу не вписался в дверь, принцесса заподозрила неладное. Он делал это нарочно! Мы не переставая водили его в больничное крыло и наконец были вынуждены оставить его там. В тот день, когда мы нашли его третьего друга, принцесса звонила мне и плакала: Аруска переломал себе пальцы, оставшись без присмотра. А позже медики сняли его с распахнутого окна в башне. Ужасно. А что было с Ампаль…

– Итак, вы обнаружили третьего.

– Да. К вечеру я уже знал, что с мальчиком, которого увезли, происходило все то же. Но чуть быстрее, чем с принцем.

– И он был чуть старше.

– И Вы уловили эту закономерность! – возбужденно закивал граф. – Так вот, когда мальчик начал умышленно причинять себе вред, его родные решили, что он сошел с ума из-за смерти друзей. Они увезли его за город. Там он дважды падал с крыши сарая, чуть не утопился, а когда подпалил себе волосы, его, отчаянно кусающегося и буйного, заковали в ремни. Мне удалось поговорить с ним… если, конечно, это можно назвать беседой. За полчаса он не раз пытался откусить себе язык и все бился головой о стену. Даже связанный по рукам и ногам, он хотел нанести себе максимальный вред!

– Что-нибудь удалось из него вытянуть?

– Я лишь понял, что мальчики добрались до третьего кольца и столкнулись там с чем-то… необычным. С чем-то, что не давало им покоя. Сперва мы решили, дело в повстанцах с Урьюи, шчерах. Беглые пауки обитают на третьем кольце. Среди их диастимагов есть те, кто заставляет людей причинять себе вред.

– Но их способности не действуют на большом расстоянии, к тому же с такой отсрочкой.

– Правильно. И тогда мы обратились к нашей истории.

Канташ протянул андроиду свиток из прозрачного силикона. Внутри плясали и дергались символы, похожие на тонкие корявые ветки.

– Это древний язык алливейцев, – пояснил граф. – Теперь мы его не используем и давно перестали изучать в школе. Остались лишь немногие жесты, совершенно безобидные, которые служат традициям и этикету. Мальчики не могли их достать – таблицы давным-давно хранятся в репозиториях музейных архивов, с ними работают специалисты. Но… сами же видите…

Эйден рассмотрел таблицы. В них символика действий была разделена на столбцы и отмечена разными цветами. Белый – повседневные бытовые фразы. Синий – абстрактные понятия. Красный – чувства и эмоции. Зеленый – все, что касалось здоровья и лечения. Желтые – приветствия, знакомства и прочий этикет. Все, что произошло с мальчиками, когда те вернулись из похода, собралось в небольшом, но зловещем сером столбце.

– Это все – предостережения, крики о помощи и сигналы тревоги, – постучал граф пальцем в уголке листа.

Робот передал таблицы Шиме.

– Выходит, на кольце у шчеров дети столкнулись с чем-то дико опасным. – задумчиво бормотал Кафт, разглядывая свитки. – Они решили скрыть это от взрослых, чтобы избежать наказания, но их тела насильно вернулись к древней символике. Для чего? Чтобы предупредить остальных? О чем? Тот мальчик, которого Вы застали в живых, так и не сказал, что именно они там увидели?

Алливеец только развел руками:

– Дети и сами не поняли, чему стали свидетелями. Но древнейшие гены заставили их рассказать об этом. Ценой жизни рассказать… Только о чем? Мы так и не знаем.

– Так что с принцем? – спросил Эйден. – Чем я могу помочь?

– Принцесса Ампаль нашла его в тлеющем камине позавчера, – тяжело сказал граф. – Мальчик свернулся на углях, без сознания, весь в страшных ожогах. Мы уже знали, что убийцу искать не стоит… что он сам… Вытащили, подключили к аппаратам. Но вот уже третьи сутки он в глубокой коме. Ампаль от горя стало так плохо, она впала в истерику, потом в ступор – пришлось усыпить ее. Дело в том, что пролонгация властных полномочий Ампаль как регента – через треть перехлеста, а у нас… Мы не знали, что делать, и вдруг – мне докладывают о вашем корабле.

– Почему вы не обратились к врачам на Роркс или Халут? Их медики лучшие в Альянсе.

– Мы не можем выносить его болезнь из дворца, ни в коем случае! Среди дворян Алливеи сильны междоусобные распри. Время, пока наследные принцы еще дети, удачно для всякого рода смут, дворцовых переворотов. Скорее конкуренты на трон подкупят или запугают медиков Альянса, чтобы те избавились от наследника.

Трансфер подходил к концу, и синтетик знал, что от него ждут решения. Нет, от него ждут чуда. Он вздохнул:

– Я понимаю. Но Канташ, я ведь не врач. Давно уже. И не знаком с вашей формой жизни. В гуманоидах я разбираюсь, в растениях – нет.

– Увы, это наша последняя надежда, – отчаянный, измученный за эти дни, Канташ чуть не плакал. – Я слышал, Вы буквально с того света достать можете!

– С того света – не могу.

– Эйден, мы знаем о…

– Я понял. – резко оборвал андроид.

Карфлайт сел в живописном дворцовом палисаднике с навесом от стеклянного дождя. Снаружи было прохладно и ветрено. Вдоль дороги каталось облако цвета парного молока. Всего за несколько шагов – от парковки к воротам лечебного крыла – тело Кафта создало внутри привычную среду для его мозга. Эйдену потребовались еще целый холл и два коридора, чтобы приспособиться. Слишком много кислорода, ультрафиолета и солнечной радиации. Он поднял руку, чтобы толкнуть дверь палаты, и увидел, что его кожа стала полупрозрачной. Не как у алливейцев, конечно. Но сквозь нее виднелись шестерни и микросхемы, те, что ближе к поверхности. Вид был завораживающий, но жутковатый. И уже совсем бесчеловечный.

17. Глава, где украли свет, звук и запах

В детской суетились алливейцы, все с зелеными петлями медицинских лент на груди. Судя по всему, чтобы скрыть произошедшее, больничное крыло перенесли сюда целиком. Аппараты шумели, тикали, пахло антисептиком и гарью. Нет, пахло костром, если не знать, что горело. На кровати свернулся едва живой клубочек, и при взгляде на него Эйден вспомнил, как отмахнулся от мольбы алливейцев у Харгена и предпочел им Роркс. Но если бы знал тогда, откликнулся бы? Сложный вопрос. Одна смерть выглядит трагедией на фоне массовых катастроф. Но одна жизнь не перевесит жизней многих других. Ведь так?

С края постели мальчика поднялась алливейка и поклонилась вошедшим.

– Расскажите подробно о повреждениях, – попросил ее Канташ, и женщина вполголоса начала перечислять все, что и так было на мониторах: глубину и процент ожогов, степень поражения, состояние внутренних органов.

– Ясно, – перебил Эйден. – Граф, из местных оставьте здесь только тех, кому вы доверяете, как самому себе.

Послышались торопливые распоряжения. Спустя несколько секунд из алливейцев в палате остался один посол. Эйден присел у кровати Аруски – низкой тахте у самого пола. Недавно закончился дождь, и окна были открыты. Снаружи доносился повседневный шум огромного дворца. Работали машины. Смеялись дети, которые не были в страшном походе. Пока еще не были.

– Может, я тоже могу… чем-нибудь… – неуверенно предложил Шима.

– Пока нет, спасибо.

Робот бережно откинул краешек пледа с плеча мальчика, пробежался металлическими пальцами по уголькам. Черные хлопья посыпались с плеча на простыню, Аруска задрожал, не разжимая век. Двое у дверей притихли. Вжались спинами в резной барельеф. Эйден взял ручонку принца и сжал, а правой рукой легко коснулся его головы. Будто поправить волосы, спутанные пеплом. Ничего не происходило.

Внезапно, безо всякой причины, на Шиму накатил страх.

Тишина в комнате становилась гуще, хотя окна были распахнуты настежь. Снаружи бесновался ветер – ветви гнулись и теряли листья, но звуки улицы больше не смели пересекать границ комнаты. Кафт мотнул головой. Все отчетливее бил в уши его собственный пульс. Такая глушь стояла в комнате, что кровь по его сосудам неслась, как поток лавы среди камней. Аруска перестал дрожать, свернулся поудобнее, положил кулачок под щеку.

Время замедлилось, а может, остановилось или уже не имело значения, и Шима вдруг понял, что не может охватить взглядом всю комнату. Он мог сосредоточиться на одном обгоревшим тельцем без сознания и роботе над ним. День только начинался, когда они пришли, но черные тени сужали поле зрения. Этой реальности становилось все меньше и меньше. И меньше. Минус звук. Минус цвет и свет. Больше не пахло гарью. Минус запах. Ручка двери острым концом упиралась в спину, и профессор, ища спасения, надавил на нее всем телом. Он хотел чувствовать этот мир, удержаться в нем, пусть даже якорем станет боль. Но и она ускользала, рассасывалась.

Осознание нереальности этой смерти ощущений не убавляло страха. Мучительного до такой степени, что профессор закричал бы, если б крик его мог пробиться сквозь гул сосудов в его мозге. Единственном живом островке, так храбро принявшем на себя ударную волну диастимагии.

Насколько было тяжко графу, сколько все это длилось – Шима не знал. Краем глаза он видел, как золотые листья на волосах Канташа развернулись и трепетали. Значит, и он был в первобытном ужасе. Но этот страх, достигнув наивысшей точки, начал оступать, а мир потихоньку возвращался.

– Он мертв, – произнес синтетик, не оборачиваясь.

– Как?! Но… – граф бросился к Аруске. – Но его тело, посмотрите…

Угольной корки, что сыпалась с худеньких плеч мальчика, не было. Его кожа стала точно такой, как у посла. Будто и не было ожогов.

– Присмотритесь, – и робот встал.

Алливеец откинул плед целиком, взял руку принца в свою. Тот не двигался. А глубоко под прозрачной кожей – прямо из тонкой косточки на запястье – пробивались нежные ростки. Граф упал на колени и, не выпуская руку мальчика, заплакал над его телом.

– Мне так жаль, – безжизненно произнес андроид, – Правда жаль, Канташ, хоть я и предрекал такой исход. Смерть ребенка всегда трагедия.

– Но что… почему? Почему так? Почему его тело излечилось, но он все-таки… умер?

– Поздно. Было слишком поздно для помощи вашей расе. Чем ближе вид к диастимагу, тем ближе к краю смерти он может подойти, чтобы его еще можно было вытащить. Алливейцы же далеки от меня. И принц был даже не на краю: вот уже который день он с него падал.

Облик мальчика менялся на глазах. Ростки вились под кожей, пробивались там, где тонко, становились крепче. Не было ничего страшнее этого, но и ничего естественнее.

– Выходит, и чудо не помогло, – прошептал граф.

– Лечебная диастимагия заставляет тело работать так, как для него лучше. Но для вас существует два вида жизни, и тело Аруски давно решило, что лучше для него – «перейти». Поэтому боты, что я в него запустил, увидели в нем не мальчика. А растение. И помогли ему умереть… так, как следовало.

Шиманай, о котором все забыли, решился подойти ближе:

– Ты стал еще прозрачнее, Эйден.

– Много сил потратил.

– Получается, Аруска был обречен, как только вернулся из похода? Как это возможно?

– В каждом организме есть своя программа, которая обеспечивает его выживание. Ты это знаешь. Если бы принц… вернее, его тело, хотело… черт… – Эйден путался от истощения, от своего провала. – Если бы в его программе не было смерти, он бы откликнулся на лечение иначе.

– Смерть в его программе?

– После злополучного похода мальчик выполнял новую программу. Сами того не понимая, все эти дети умерли задолго до появления симптомов. Они не противились ничему, кроме лечения, и не боролись ни за что, кроме смерти. Смерти по определенному древнему сценарию. И оттого все, что я сделал, это изменил его последнюю главу.

– Решающую для алливейцев, – произнес Канташ, поднимаясь с колен. Он уже взял себя в руки или талантливо изобразил это, как умеют только политики. – Глубоко поврежденные огнем, алливейцы не могут прорасти и гниют, сохнут, становясь трухой и пищей для чужих корней. Мы верим, что каждый, кто сумел прорасти, рождает новую душу вместе с новой жизнью… Может, это не так, но мы хотим в это верить и много лет продолжаем исследования. Можно сказать, вся флора Алливеи – наша боль и наша религия.

Шима коснулся дрожащих ростков на постели. На хрупких, еще белесых стеблях набухали почки листьев.

– Они всегда растут так стремительно? – удивился он.

– Нет! Это, кажется, Его Величество… – граф и сам был немало поражен такими скорыми переменами. Эйден кивнул:

– Диастимагия ускорила рост. Советую поместить его в более подходящие условия, чтобы корни могли питаться сами. С появлением цветков боты решат, что их миссия завершена, и мальчик… вернее, то, чем он станет, начнет расти, как обычно.

Уже в коридоре андроид остановился и тронул графа за локоть:

– Канташ. Я почти ничем не смог вам помочь, но вы очень поможете мне, если дадите корабль, способный доставить нас к бинару-наводчику.

Граф нахмурился, а робот продолжал, радуясь уже тому, что отказа не последовало немедленно.

– Простите мне эту прямоту и деловую поспешность, но от вашей помощи зависят жизни многих и многих детей на планетах империи. Я так же, как и вы, надеялся на чудо, добираясь так далеко.

– И даже не поставили мне условие, берясь за лечение Аруски… Вы могли взять с меня слово еще в карфлайте.

– Буду откровенным, следовало так и поступить. Кажется, вместе с короной я отторг и благоразумие. Теперь я вынужден просить Вас об услуге, несопоставимой по величине с той, что я пытался оказать.

Канташ просто кивнул и продолжил свой путь.

– Я дам Вам корабль, Эйден.

– Но?

«Он же не просто так сменил обращение».

– Я дам Вам свой личный корабль, неотслеживаемый Альянсом, крепкий и снабженный оружием. Он будет готов к вечеру.

Это было гораздо, гораздо больше того, на что он рассчитывал. Эйден напрягся, готовый услышать невыполнимые требования обмена.

– Корабль уже Ваш, независимо от того, к чему приведет наш разговор. Не удивляйтесь. Семь или восемь из одиннадцати Домов на моем месте поступили бы точно так же – после того случая на границе Эолы. Но я в свою очередь вынужден просить еще об одной услуге, для ибрионца совершенно незначительной.

Зная, насколько коварны бывают мелкие просьбы, синтетик обратил каждую  молекулу во внимание. Они вышли на крытую террасу и стояли перед стеной дождя из осколков. Деревья снаружи развернули кроны так, что стекло ударялось о глянец листвы и катилось на землю – вот как они защищались. Дворцовые садовники, распустив чешуйки на волосах, сгребали осколки и увозили куда-то.

– Вы владеете технологией конвисфер, – начал Канташ. – Я ведь правильно называю?

– Да. Это метаматериальные низкоэнергетические тела.

– Правящему дому Алливеи жизненно необходима копия принца Аруски. И не позднее, чем через три ваших дня.

– У вас ведь не сейчас родилась эта идея, граф?

– Нет. Мальчик заболел уже давно, и я… был вынужден продумывать варианты, включая этот. Но разумеется, наш посол на Бране не мог озвучить его прилюдно. А здесь я надеялся до последнего, что мальчик выживет.

– Почему именно конвисфера? – спросил Шиманай. – Разве не может голограмма выйти на балкон и приветствовать свой народ?

Канташ покачал головой, отрицая:

– Дело в наших обычаях. Принц и принцесса-регент каждую осень покидают дворец и спускаются к местным жителям. Они веселятся на городском празднике в свою честь, угощаются, танцуют вместе со всеми. А на закате наследный принц совершает ритуал, связующий его с силами природы. Это не просто фестиваль. Он приравнен к официальной инаугурации Главы Дома на весь будущий сезон.

– Конвисферы слишком уязвимы и слабы, – предупредил Эйден. – Как хотите, граф. Копию собрать не трудно. Но если мальчик вдруг упадет или его слишком резко схватят за руку, или что-то в него бросят – все пройдет сквозь тело. Представляете? Да и подумайте, на что мы обречем его мать. Видеть этот призрак, касаться его… Или вы и ее хотите обмануть?

– Не проходит и минуты, чтобы я не думал об этом. Третью неделю кряду! И о рисках, и о нашей бедной, измученной Ампаль. До конца фестиваля и ее придется обманывать. Она же сойдет с ума или что-нибудь с собой сделает, тотчас как узнает о смерти сына. И что тогда? Лучше уж после… Мы не можем потерять Дом. Только не сейчас.

– В чем дело?

– Как только династия-конкурент заподозрит, что Дом остался без наследника, посадит на трон кого-то из своих. Но это они приютили шчеров на третьем кольце. И это они обещали им покровительство Дома, а значит, если Ампаль провалится, Алливею ждет катастрофа. Риск в нашем случае – не выбор, а необходимость.

– Я не понимаю. Катастрофа? Ведь шчеры обеспечивают защиту ваших границ. Я думал, вы с ними сотрудничаете.

Канташ смотрел на кольца радуг, сотканных из капель стекла, взвешивая, что и как сказать. Еще недавно он был на казни синтетика. Еще недавно он вместе со всеми проклинал железного аспида.

– Шчеров поддерживает лишь малая часть знати. Пока что. Недальновидная и алчная часть. Мудрые не хотят для Алливеи той же судьбы, что у Браны.

– Как пауки связывают эти две планеты? Шчеров и не бывало на Бране до недавнего времени.

– Дело не в пауках. – возразил граф. – А в том, что они там делают. Дети после того похода начали вести себя точь-в-точь как бранианская флора. То же и с третьим кольцом! Мы не знаем, что на нем творится, но до появления шчеров там был рай. Там росли гигантские кувшинки и тропические леса. Нынче все гибнет. Стволы иссыхают, ломаются, кривятся. Плоды медовой айвы стали горькие, сок ягод жжет язык…

– И все чаще случаются пожары, – не вопрос, утверждение.

– Да! Засуха и пожары. И вот теперь – наши дети горят.

Ливень слабел. Андроид протянул руку за границу навеса, под острые капли. Осколки царапнули металл пальцев, зазвенели о ладонь. Стекло падало так стремительно, что резалось и оставляло следы на его полировке. Уже не больно, как и Аруске.

– Мне нужна вся – абсолютно вся информация о принце. Записи камер наблюдения за всю его жизнь. Все записи и воспоминания родных. Все изображения, медицинские карты, все его тетради, детские рисунки, игрушки, начиная с самых первых… Дневники, если есть, коллекции, даже самые пустячные. Его распорядки дня с рождения. Чем больше информации – тем лучше. Сколько времени потребуется на сбор?

– Сутки.

– Профессор Кафт поможет вам здесь.

– Во всяком случае, попытаюсь, – добавил Шима.

Дождь закончился. Посол сворачивал листья, укладывая их вдоль волос. Эйден вышел из-под навеса, и Канташ указал на корабль вдалеке. Астроцит с эмблемой флагмана.

– Ваш. Я распоряжусь убрать команду, чтобы избежать лишних вопросов, но могу оставить робота из техслужбы. Вы еще не имели дела с кораблями Алливеи.

– Лучше человека, – попросил синтетик. – У меня деталей не хватит, чтоб договариваться с роботами.

Граф удалился, а Шима и Эйден постояли еще на террасе. Профессор не сводил глаз с робота и разглядывал что-то в знакомых чертах, будто видел их впервые.

– Я все еще под впечатлением, – поделился он. – Как это я не замечал… что ты диастимаг высшего порядка.

– Ты не замечал, потому что мне не положено быть эмпатом. Мне не положен эмоциональный интеллект, Шима. Знаешь, у вас на Бране водятся зебры. Я тут почитал о них. Все считают их белыми в черную полоску, и точно так все считают, что я имитирую эмоции. А на самом деле все наоборот: зебры черные в белую полоску. А я – имитирую не эмоции, а их отсутствие.

– И очень талантливо. Гервин Эммерхейс так задумал?

– Нет, – категорично возразил андроид. – Я признался Гервину за секунду до его смерти. Это его и добило.

«Морально. Физически его добил мой нож».

18. Глава с потерей рассудка

– А вот если меня ужалит эзер-пчела – он умрет? Ну, пчеле вроде как полагается.

Мало того, что гломерида второй день кралась по свалочному полигону, так Чесс добавляла мусора из своей головы. И Кайнорт не был уверен, что там у нее отбросов меньше, чем снаружи корабля. Но пигалица знала: эзер будет несгибаемо адекватным, пока ему нужен пилот.

– Мне приятнее думать, что да, – отвечала она себе. – Слушай, а ведь если он оставит у меня в теле свое жало, когда полетит умирать… оно так и останется жалом, или… боже, оно превратится в… человеческую задницу?

– Обогни тот кусок спутника подальше. В нем токсичный реактор.

– Ха-ха, из меня будет торчать задница эзера!

Сильный толчок об остатки древнего зонда – и на корабле принудительно отключилась гравитация. Чесс отбросило назад и вверх. Она повисла в самом центре рубки, барахтаясь в надежде дотянуться до… да хоть чего-нибудь, чтобы вернуться к штурвалу. Заколка соскользнула, и серебристые волосы разметало по мостику. Длинные, как у русалки. В распоряжении Кая были крылья. Он мог себе позволить игнорировать внезапные перепады гравитации.

– Ну же, подтолкни! – Чесс отмахивалась от волос и злилась: их корабль таранил одну помойную кучу за другой, не успевая подключать якоря.

– Не играю с едой.

Бритц вальяжно развернулся и устроился вниз головой под потолком, как летучая мышь.

– Невозможно здесь вести звездолет, – ворчала Чесс, заново собирая рассыпанное серебро в пучок. – Валят мусор со всего Альянса! Не сортируют, не маркируют… Еще и дорога через свалку вся разбита. Вот этот бы сектор имперцам сдать бы… Под аннигиляцию. Слушай, командир! Надо выбираться с этого полигона, давай его обогнем.

– Да ведь на это уйдет неделя. У нас иссякнут провизия, топливо и твои хохмы про эзеров.

– Я предлагаю не лететь, а прыгнуть сразу на край свалки. А оттуда – в два прыжка до Халута.

– Отсюда не прыгают, Чесс. Это даже я знаю. Помехи.

Чесс побрыкалась и все-таки сумела добраться до капитана. Бритц висел вверх ногами, но разве это проблема? Эзера предернуло, когда девчонка уцепилась за его крылья, чтобы всплыть прямо у него перед носом.

– Слушай, мы рискуем застрять посреди свалки без ремонтного инженера и связи. На Халут летают раз в год, не чаще. Некому будет и наши трупы забрать. Ну, давай! Я буду пересчитывать за автоматом. Если он ошибется из-за помех, я поправлю координаты вручную.

– Ладно, прыгай, – Бритц кувырнулся и ткнул ее кедой пониже спины. Чесс вернулась к управлению.

В эту минуту на ее счастье включились якоря гравитации. Потому что снаружи ворох помойных ошметков – осколков модулей, кусков чужой обшивки – был готов накатить им в лоб. За секунду до столкновения Чесс увела мокрицу в прыжок.

Вид за окном моментально переменился. Глыбы мусора теснились справа, а слева чернела пустота. Они были на краю свалки.

– Вот это прыжок! Ай да я!

– А мы не слишком забрали вправо? – эзер крутил планшеты с картами.

– Ты кретин? Забудь эти понятия – право, лево, верх, низ… Мы в космосе, тут тебе не парковые дорожки.

– У меня плоские карты, поэтому говорю, как вижу. А вижу я, что мы ближе к границе нейтральных зон, чем следует.

Он отдал планшеты Чесс, и та деловито изучила сектор, в который их занесло.

– Ничего страшного. Зарядятся батареи, и прыгнем с учетом поправок. Самое страшное позади. Мы уже выбрались из зоны помех.

– Перепроверь расчеты, пока заряжается варп-привод, а потом перепроверь еще раз, поняла?

– Да, капитан.

– А после – еще пару раз. Все, пока. – Кайнорт предвкушал часик без ее компании. Вообще безо всякой компании.

– Слу-ушай, Зверобой, а ведь эзеры делают пирсинг при каждой линьке. Это что-то вроде мечты попасть на стенд к энтомологу, да? Ведь да? И где же твои три булавки, а?

В последнее время любой, с кем Бритцу приходилось иметь дело, вызывал желание убивать. А невозможность удовлетворить желание немедленно – вызывала мигрень.

* * *

Из иллюминатора в коридоре вид на границу свалки был гораздо лучше. Еще там располагались удобные перила для нелетающих эзеров и нескладных биологов, чтобы хвататься, когда звездолет отключал якоря. Теперь гравитация вернулась, и Самина наблюдала, как громадные помойные глыбы крутились и сталкивались. Они терлись друг о друга, отламывая слои мусора величиной с тектонические плиты. Чудился запах гнили, хотя, конечно, это была игра воображения. Хотелось запечатлеть полигон во всей мерзости. В последний раз. Еще прыжок, и космическая свалка останется только в памяти.

Рядом с ней, за дверью эзера, поскреблись.

«Ну-ну».

Поскреблись громче.

– Не подлизывайся!

За дверью наступила тишина, но потом опять зашуршали. Тихо-тихо.

Самина подошла ближе, объявила себя окончательно двинутой и толкнула клинкет. По ее ботинку пробежали мохнатые усики. Пчела не взлетала в этот раз, а осторожно ползла вверх по ноге девушки, растопырив крылья.

– Ну, иди. – пробормотала биолог, протягивая пчеле руку, чтобы та вскарабкалась ей на предплечье. Отвращение сменялось интересом и наоборот. – Ты Юфи? Да не шевелись сильно, я тебя боюсь.

Они вдвоем прильнули к окну, за которым вертелась настоящая свалочная буря. Она притягивала взгляд, как всякая жуть.

– Хотела бы я выбросить здесь свои проблемы. Все-все… Скатать в комок и прилепить вон к той куче из радиоактивных обломков. А может, стоит вообразить, и получится? Свалка меня услышит. Кажется, она всемогуща, почти разумна, жива своей грязной жизнью. Я сумасшедшая, да, Юфи? Слушай, а ты тяжелее моей кошки…

Пчела на ее руке встрепенулась. Снаружи две кучи – округлые и массивные, без пяти минут планеты – столкнулись на колоссальной скорости. Что там было внутри, черт его знает, но взрывом осветило всю свалку. Кусок размером с небоскреб понесся к их кораблю.

– Юфи, ложись! – девушка стряхнула пчелу на пол и пригнулась сама. Мусорная комета сияла все ярче на пути к иллюминатору, но вдруг вспыхнула и пропала.

Чесс прыгнула вовремя. Ох, как вовремя!

За окном повисла тьма – со всех сторон, куда ни глянь. Юфи вспорхнула на перила и принялась чистить крылышки.

– Я сейчас, – пробормотала Самина и бросилась в каюту.

Пить. Ей дьявольски захотелось пить. Она ощущала, как пересыхает во рту, пока открывала стенные шкафчики в поисках бутылки. Вот она. Где стакан? К дьяволу стакан, пей так.

Самина поднесла бутылку ко рту, и губы обожгло кислотой. Что?!

Она посмотрела на бутылку, словно впервые. «Электролит для заправки сателлюксов». Как она могла взять эту дрянь? Где она вообще ее нашла, ведь вот ее капсулы с водой… Зачем… Бутылка вновь оказалась у лица, и Самина в страхе ее отбросила. Электролит разлился по полу, разнося едкий запах. Взгляд прыгал с предмета на предмет. Бутылка из пластика, не подойдет. Что здесь еще? Тряпки, мелкие коробки, одноразовая посуда. Не то, не то. Все не то. Планшет! Она разбила его об угол стола, выцарапала тонкое стекло. Осколки были мелкие, кроме одного.

Вот здесь артерия.

Что?! Что она делает?!

Не выпуская осколка, девушка выбежала из каюты.

– Чесс! – позвала она и махнула стеклом по венам запястья. – Юфи, найди Чесс!

Но пчелы уже не было на перилах.

«Только не в шею».

Стекло было тонкое, после каждого удара о кожу крошилось, осколки торчали в глубоких порезах. Самина упала на колени и тыкала остатком экрана себе в бедро. В глазах темнело – не от потери крови. От помешательства.

Стекло из ее руки выбили, потащили в каюту. Бросили в кресло. Привязали стяжками.

– Кай, у меня с головой что-то! Я схожу с ума!

– Нет, уж куда тебе дальше-то. Это шчеры, диастимаги. Мы угодили в зону действия их корабля.

Эзер выбрасывал из ее сумок вещи в поисках чего-то.

– А Чесс? Тоже?

Мокрицу тряхнуло и начало разворачивать.

– Она личность широких масштабов: пытается угробить нас всех.

Наконец он вернулся со шприц-пистолетом и без предисловий влупил ей укол в плечо.

– Что это?!

Не услышав ответа, Самина обмякла в кресле.

* * *

Бритц влетел на мостик, сломал крыло о переборку, затормозил, со всей дури врезавшись в варп-консоль. Они куда-то падали.

– Не могу справиться с кораблем! – кричала Чесс, не отпуская штурвал. – Системы посадки не работают, скоро атмосфера… мы разобьемся, если не запустить торможение!

– Это корабль не может с тобой справиться! – Бритц пытался докричаться ей в ухо сквозь гул безумия. – Ты под действием диастимагии шчеров. Посмотри на меня! Эй, Чесс! Ты нас убиваешь!

Она с трудом отвернулась от бездны, в которую их несло. Эзер держался. Белки его глаз рассекали взрывы сосудов, черные зрачки пульсировали.

– Ты нас убиваешь, – повторил он ей в лицо. – Чесс, только ты можешь посадить корабль в этих условиях, понимаешь? Если я усыплю, свяжу или убью тебя, мы все равно погибнем. Взрыв раскидает нас по планете. Никто не выживет. Подумай о Самине, она ни в чем не виновата! Чесс, тебе придется нас посадить.

– Но я не могу! – она заплакала, руки дрожали на штурвале. – Я не могу, не хочу!

– Я знаю. Желание умереть непреодолимо, но я облегчу тебе задачу. Помогу тебе умереть одной, если посадишь корабль.

– Что?! Не буду сажать! Я хочу умереть, а ты врешь!

– Я не вру насчет смерти, – он выкинул нож-керамбит и резанул Чесс по животу. Теплая кровь побежала по ногам. Девушка отняла руки от штурвала и попыталась вскочить, но… не вышло. Стало жарко, но в глазах прояснилось.

– Что ты…

– Я убил тебя, Чесс, ты уже мертва. – Кайнорт обошел кресло и взял испуганное лицо в свои ладони. – Ты умираешь. И ты умрешь, но не сразу. При таком ранении у тебя есть час. Может чуть меньше. Но дело уже сделано, и магия больше не действует. Посади корабль.

Как все было правильно до него. Упасть и разбиться, убить разом себя и трех жадных кровососов! А он все испортил. Но дьявол… здесь же Самина. Ее-то, бедного мышонка, за что?

– Сэкономил на пилоте… – тяжело и зло шепнула Чесс и потянулась к тормозной системе. – Не ради вас, тараканы… девчонку Зури жалко.

Капитан перезаряжал шприц.

– Сделаю тебе укол обезболивающего, чтобы ты не мучилась.

– Не сейчас! Оно набивает башку ватой. Господи. Тошнит от тебя! – она всхлипнула и сглотнула кровь. – А я все меньше хочу умирать, эзер. Пообещай свернуть мне шею, как только сядем.

– Хорошо.

Горячая красная жизнь покидала тело. Но медленно. Очень медленно. Кайнорт стоял за спиной у Чесс, придерживая ее за плечи. Цифры и показания приборов мешались, путались, земля перед глазами крутилась. Корабль мотало в атмосфере. Они пытались сесть на равнине, но гломериду занесло в густой черный лес. Звездолет срезал верхушки деревьев на целом гектаре и кривовато, но мягко упал где-то на болоте.

Была ночь, на корабле зажегся аварийный свет. В нем казалось, будто кровь – просто вода.

– Теперь сделай… укол… – прошептала Чесс, когда Бритц вытащил ее из кресла.

– А как же шею свернуть?

– Передумала. Страшно. Я лучше так… подожду.

Укол подействовал. Резь в животе отупела. Чесс даже смогла приподняться на локте.

– Ну и как тебя развлечь, пока ты еще здесь? – эзер присел рядом на полу. Он отвел ее руку от раны и оставил в своей. – Не зажимай, так быстрее.

Чесс успокаивал его ровный тон. Так быстрее. Надо перестать думать о смерти.

– Так что там… с булавками?

Кай наклонился к ней и поцеловал. Чесс не была уверена, но кажется, так и целуют последний раз в жизни. Шарик звякнул о зубы.

– Это первая линька, – поморщилась она. – А вторая и третья?

– Не думаю, что у тебя осталось на это время.

Чесс слабо хохотнула. Попыталась снова прижать руку к животу, но вовремя опомнилась.

– Пара минут еще есть. Вряд ли эзерам нужно больше.

– Думаешь, я настолько психопат?

– Время уходит, – она приподнялась из последних сил, чтобы притянуть эзера за ворот и упасть навзничь уже вместе с ним. – Давай, а после свернешь мне шею.

– Обязательно.

Он разрезал ее комбинезон снизу вверх. Удобней и быстрей, чем возиться с застежками. Время уходило.

* * *

Самина давно пришла в себя и пыталась разорвать стяжки. Действие магии закончилось, и все, что произошло, казалось сном. Ей даже не верилось, что та бутылка кислоты под ногами могла ее убить. Или тот разбитый планшет. Хотя он вряд ли. Порезы саднили, но были не опасны. Когда ей удалось выдернуть одну руку, явился эзер. Форма в крови, лицо в крови, даже волосы в крови. В его случае – ничего необычного.

– Что это было такое?

– При втором прыжке на расчет координат повлиял взрыв на свалке. Нас забросило не туда. Сильно не туда… Прямо в охотничьи угодья пауков.

– Где Чесс?

Бритц красноречиво указал на кровь.

– Мертва?

– Мы с тобой живы исключительно поэтому.

– Не надо подробностей… – промямлила Самина.

– Что, теперь Эйден не кажется таким уж чудовищем?

– Отвяжись. А дети что?

– В порядке. На них до первой линьки не действует магия шчеров, – Кай освободил ее от стяжек.

– А на тебя почему нет?

– У меня были… длительные тренировки. Поднимайся, уйдем подальше от корабля. Шчеры первым делом сунутся на место крушения, и мне-то они будут рады, а я им – не очень.

Девушка послушно вышла за эзером, но снаружи у нее закружилась голова. Бритц протянул ей адаптационные браслеты.

– Мутит из-за кислорода. К нему вскоре привыкнешь. А от остального надень это.

Пахло сырой землей и болотными газами. На фоне красно-черных туч кривился лес, а за ним темнели холмы. Идти туда не хотелось.

– Где мы?

– Ты веришь в судьбу, Самина?

– О чем ты?

– Мы на Алливее.

19. Глава, в которой Тарталья учится доверять, а Самина – чуять

«Стационарная зарядка роботов полицейской гвардии Альянса, согласно инструкции внутреннего распорядка, длится не менее пяти часов. Внезапное прерыва…»

Хлоп! – и оружейный сейф разразился сиреной.

– Черт, – на самом деле Эйден выразился крепче. – Ирмандильо, я ухожу от тебя.

…грозит спадом производительности, а также…»

– Я п-п-прошу прощения… – робот приподнял голову и заморгал, чтобы сфокусировать взгляд на взломщике. – Но что Вы такое несете?

– Глоустер и сменный патронташ. Спи.

– Нет! Куда?

– К дьяволу. Давно рекомендуют…

– Мы так не договаривались, – Тарталья окончательно проснулся.

– Тут недалеко. У него фазенда на третьем кольце.

Ирмандильо попытался вскочить с зарядного стенда, но пухлый живот завалил его обратно. Только со второй попытки робот встал на ноги.

– Я не могу отдать Вам казенный глоустер.

– Я отдал тебе казенное сердце, имей совесть, – руки были заняты, и Эйден пихнул клинкет ногой.

Полицейский вернулся к зарядному блоку и завалился в него снова.

– Вы переигрываете. Катитесь хоть на край света, но без оружия, – он заблокировал дверь с пульта.

– У тебя запасной насос под этим жирком, а, Ирмандильо? Если меня там убьют, ты ведь здесь тоже умрешь. И все бы ничего, но в морге для роботов тебя первым делом разденут.

– И что?

– Ты не в лучшей форме, но в своем ли лучшем белье?

Тарталья сел опять.

– Зачем Вам на третье кольцо?

– В образовательных целях.

– С пушкой?

– Кого-нибудь проучить.

– Логично. Тогда я с Вами.

– Нет. Шчеры тебя убьют, а через три секунды и я свалюсь, вот здорово. Сиди лучше тут, ешь витамин С, укрепляй сосуды.

Ирмандильо мотнул головой, вырвал зарядный кабель и втиснулся между синтетиком и его великолепным планом.

– Нет. Я с Вами. Не стоит вот так списывать меня со счетов. Я пока еще офицер полиции. Кроме того, предохранители на табельном оружии откликаются только на мою ДНК и…

Пробный выстрел. Осечка, ничего не произошло. Еще выстрел, осечка.

– Вы стреляли в меня?!

– В ногу же, – обронил Эйден. – Тупенцио…

Хороший план катился в тартарары.

– Если Вы замышляете взять мою ДНК силой, имейте ввиду, я наложу на себя руки.

– Ладно, тефтелька. Заткнись. Пошли.

* * *

За старшего офицера оставили Пти. Ирмандильо отцепил свой модуль от звездолета, чтобы лететь на нем вместо карфлайта. Можно было попросить трансфер до третьего кольца у графа, но лучше ему было не знать о вылазке. Ныряя из одного молочного облака в другое, Эйден потратил изрядную долю горючего, но спусковые маяки все не появлялись. Полицейский рыскал по библиотекам Алливеи.

– Нашел. Переходные края – вот здесь написано – чаще встречаются на берегу моря или другого источника воды с достаточно глубоким дном.

Синтетик повернул к озерам поблизости. Он летел у кромки воды, потом – не найдя спуска – начал продвигаться по спирали к середине водоема.

– Вот оно! – Ирмандильо указал вверх, где небо темнело и опускалось все ниже и ниже.

Вскоре стало понятно, что это вовсе не небо, а такая же поверхность воды. Море на третьем кольце! Оно стремилось к озеру, над которым летели роботы. Как ладонь к ладони. Вот уже нельзя было спутать ее с небесами: стала видна рябь, затем скромные волны, и наконец буря. Две ладони смыкались, между ними сверкали молнии, а на границе гравитаций бурлил тайфун.

– Нырнем в середину этого смерча, и нас засосет на третье кольцо, – бодро пристегнулся Ирмандильо.

– Не будем доводить до крайности.

Не долетев до бури, Эйден перевернулся и приводнился вниз головой над вторым кольцом. То есть вполне как надо – на третьем.

– Ну, или так, – кивнул полицейский.

Они заскользили дальше от смерча. Туда, где водяное небо – теперь небом было второе кольцо – уходило под углом вверх. Как только в нем перестало узнаваться море, карфлайт пристал к пустынном берегу. Здесь мигали кристаллы маяка, обозначая место встречи колец при вращениях. Андроиды вышли на лысый холм. Он был полон гравималей: феноменов параллельного, дублирующего или перекрестного притяжения трех дисков Алливеи. Якоря исправно работали только на жилом кольце. До третьего они добивали неравномерно, и местами физика брала свое.

Песок на холме сыпался то вверх, то вниз. Будто играл невидимка: с одной ладони сыпал на другую. Целые островки прямо с травой плавали в воздухе. Тут же вихляла неглубокая речка – то падая, то взлетая по камням – и убегала в темные дебри неподалеку. Вода у берега текла нормально, а посередине сочилась в небо. Осока местами торчала ввысь, а кое-где стелилась по земле.

Летать над лесом, отсвечивая перед шчерами, было опасно. Туда, где могли побывать мальчики, Эйден решил идти пешком.

– Кристаллы маяка – серые, когда не мигают, – задумчиво произнес синтетик.

– И что?

– Серый здесь цвет опасности, мне сказали.

– Притянуто за уши.

– Да, пожалуй. На Алливее полно серого, кроме этих фонарей.

– Мы же и так собирались уходить с берега.

Действительно, на диком пляже делать было нечего, и они побрели вдоль речки к лесу. Роботы не успели и десятка шагов пройти, а небо – на этот раз песчаное – накатило сверху. Андроиды припали к земле, и низко-низко над их головами пронесся точно такой же лысый холм. Песок и пыль сыпались в глаза и в рот, роботов стало поднимать вверх: снова засасывать на второе кольцо. Скрежет, треск! Еле они уцепились за узловатые кусты на берегу речушки. Почти вырвали их с корнем, чтобы удержаться на месте. Небо-холм покатилось дальше, и андроиды поспешили ближе к деревьям, рассудив, что раз те достаточно высоки, значит, их не касается второе кольцо, и бояться в лесу нечего.

– За уши притянуто? – оглянулся Эйден. – Смотри!

Их полицейский модуль размазало холмом о холм. Фонари-то были серые неспроста.

– Как же я вернусь назад?

– Ты серьезно, Ирмандильо? Не будешь цепляться за берег – тебя само поднимет. Как тех мальчишек: кажется, так они сюда и спустились.

– Я не о том. Как я вернусь в часть без патрульного крыла? Он же у меня под расписку. Мне же за сто лет не выплатить.

– Тефтелька, – ласково потрепал его синтетик. – Я отдам тебе целый бордель, только пойдем.

Лес и впрямь напоминал бранианский. Те же кривые стволы корчились средь горелого сухостоя. Листва держалась на последнем издыхании и валилась на тропинку, стоило задеть ветви.

– Значит, мы следуем путем Аруски и его друзей. – догадался Ирмандильо. – Но ведь им уже не помочь. Чего же Вы хотите здесь найти?

– Хочу ничего не найти.

– И все же?

– Если я не планирую тебя посвящать, я придумаю тысячу обтекаемых фраз. Я могу. Человека это раздражает, и после третьей попытки он бросает расспросы, но ты ведь не остановишься. Так что через полчаса мне придется вырвать твой язык, который и вполовину не такой верткий, как я.

– Вы не робот, а скользкий глист.

– Точно. Политика такая задница.

Эйден ускорил шаг, и полицейский заторопился вприпрыжку.

– Когда люди искренни, возникает доверие. А доверие – ключ к успеху любой затеи. Даже противоправной, это я Вам как блюститель порядка говорю.

– Да-а? А ну-ка, отключи синхронизацию. Честное имперское, буду вести себя хорошо.

– Глобально я Вам не доверяю, конечно. Я-то имел в виду затею с этой вылазкой. Видите – я целиком подчинился, так что имею право знать, чему!

– Да ну? Проведем стандартный тест. Встань тут.

Ирмандильо притормозил у скорченного дерева.

– Ну вот, ты уже прячешь руку с кодом, а говоришь о доверии.

– Простите.

– Закрой глаза, – скомандовал Эйден. – Я встану позади тебя, а ты продемонстрируешь, насколько ты готов мне доверять. Не сгибая ног, падай назад, пока я не поймаю тебя у самой земли.

Полицейский сомкнул веки, но шумно вздохнул и обернулся, проверяя, на месте ли Эйден. Отвернулся и вздохнул опять. Конечно, он проходил много разных тестов в управлении, но в более странной затее еще не принимал участия.

– Ну, давай. Если не струсишь, расскажу, зачем я здесь на самом деле.

Ирмандильо качнулся назад и – ап. Холодная и твердая земля дала ему звонкий подзатыльник.

– Доверял, надо же. Приятно, – синтетик перешагнул оглушенного робота и пошел дальше. Ирмандильо догнал его спустя минуту.

– Вы обещали признаться. Я свою часть условия выполнил.

– Между нами, роботами, – заговорщицки начал Эйден. – Я думал, ты усвоил два урока на основе одного.

– Но Вы сказали, цитирую: если не струсишь, расскажу, зачем я здесь на самом деле.

– А если проголосуешь за меня, отменю налоги и увеличу пособия.

– Понял. Этот имперский культ Железного Аспида кажется немыслимым теперь, когда я Вас знаю.

– Секрет моей популярности в том, тефтелька, что из триллионов подданных лишь единицы знают меня лично.

* * *

Двое перебирались с внутренней стороны бублика на внешнюю. Самина решила так, потому что горизонт стал дальше, а гравимали встречались чаще. Значит, действие устойчивой центробежной силы потихоньку сменялось якорями. Где-то на краю неба взошла оранжевая звезда – громадное местное солнце. Лес из черного стал коричневым в его лучах. Потом серым. И наконец болотно-зеленым.

– Бритц.

– М.

– Куда мы идем вообще?

Этот вопрос родился у нее километров пять назад, но стрекоза в окровавленном анораке показалась не лучшей партией для беседы. И худшей компанией для чего бы то ни было. Кроме, пожалуй, массовых расправ.

– Ищем подъем на второе кольцо. Надо выбраться к алливейцам.

– Они ненавидят эзеров меньше, чем другие?

– В истоках взаимоотношений растений и насекомых – знакомый тебе симбиоз.

– Ты знаешь, где искать этот подъем? Как он выглядит?

– Никак, – показалось, Кайнорт хотел закончить на этом болтовню, но передумал и снизошел до разъяснений. – Ты стоишь на внешнем краю третьего кольца, на каком-нибудь возвышении, и ждешь. Рано или поздно точно такой же холм второго кольца пройдет над головой. Тебя поднимает, цепляешься покрепче – и едешь. Если не размажет. Вот такое место нам и нужно отыскать.

– А дети твои где?

– Где-то рядом. Миаш и Юфи сами о себе позаботятся. Они улетели чуть вперед, а я не могу: шчеры перехватят нас по вибрации крыльев.

– Но пауки не умеют летать.

– Зато стреляют неплохо. Быстро унести тебя не смогу, крыло сломал.

О том, что повстанцы вооружены, Самина как-то не подумала. Оттого и гломериду пришлось бросить: ее сбили бы еще на взлете. Мрачный лес, ожидание гигантских пауков за каждым деревом и диастимагия – все это не допускало мыслей о высоких технологиях. Все сильнее пугала эта планета. Девушка присела на поваленное дерево, Кай прислонился к другому рядом.

– Это было ужасно. На корабле, когда…

– Знаю. Тебе еще повезло: фантазии на самоистязания у тебя совсем нет.

– Тебя она в свое время подвела, да?

– Да.

– Зря ты лицо себе не порезал.

– Ты просто не приглядывалась, – задевать Кайнорта было как забрасывать галькой океан.

Вообще-то Самина хотела поблагодарить его за спасение, но опять укусила. Заслужил. Да и вряд ли та кислота на корабле убила бы девушку. Ее собственный яд был крепче, ядреней.

– Чего еще от них ждать? От шчеров.

– Кроме острых клыков, бешеной скорости, способности прыгать на многие метры вперед и вверх, паутины и яда?

– Я имела в виду диастимагию.

Бритц отмахнулся:

– О, это меньшее из зол.

– Кай, мы чуть не разбились из-за этой мелочи! Что ты такое принимаешь, в самом деле, чтобы так относиться к жизни?.. к смерти?.. да ко всему!

– Я буду спокоен, пока тебя это бесит. Так вот, насчет магии. Охотники, способные довести тебя до самоубийства, остались в космосе. Они обязаны защищать планету от имперцев по контракту, чтобы их не вышвырнули. Среди пауков не так много магов, а среди магов – совсем мало охотников.

– Это хорошая новость. Подожди, у них разная магия?

– Нарвемся на конфессию аквадроу – мало не покажется. Они управляют состоянием воды и других жидкостей: если ручей плеснет тебе в лицо кипятком, то скорей всего где-то рядом диастимаг. Поэтому у себя на Урьюи мы выселили шчеров, непригодных к работе, в пустыню.

– Очень по-вашему!

– Вовсе нет. Не убили же.

– Просто вам и в пустыне нужны оазисы для питания. Но знаешь, когда ручей вскипит, будет поздно. Тебе не кажется? Нам что теперь, совсем к воде не приближаться?

– Поднимайся, расскажу по дороге, как почуять магию.

Огромным усилием воли Самина встала на ноги. Голова кружилась. Когда она в последний раз ела? Капсулы забыла на корабле. А сколько уже не спала? Оранжевое солнце посветило в начале пути не слишком ярко, поболталось часик на краешке неба и опять валилось за горизонт. Спасала только болтовня. Эзер понял, что девчонка идет и не слишком ноет, пока ей интересно слушать.

– Каждый вид диастимагии черпает энергию из пространства. Когда ее применяют где-то поблизости, возникает дефицит ощущений.

– Как это?

– По-разному. Какой-то звук вдруг стал тише. Привычный цвет глуше. Или это может быть исчезнувший запах. Чем лучше развита способность и выше уровень магии, тем сильнее и ярче дефицит, – он замолчал и улыбнулся чему-то своему, живодерскому. – Кстати, вокруг сильнейших диастимагов неуловимый дефицит почти непрерывен. Кажется, будто персона всегда в фокусе, где бы ни находилась, что бы ни делала. Все остальное – только фон. Это называют харизмой. Влияние таких людей велико, часто независимо от их желания. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем, – пробормотала девушка, спотыкаясь о корни. – А вот… фокусы эзеров – тоже магия, но я наоборот слышу – хлопок! – когда ты превращаешься.

– Это не звук, а его резкий и кратковременный провал. Он и кажется громким. Как если выключить музыку, под которую ты уснула. Ты проснешься, будто от шума.

– Как же отличить магию от простого совпадения? Ведь холодает или цвет тускнеет или… хлопает – чаще по естественным причинам.

– Отличишь, когда ошибка будет стоить тебе жизни.

– Так и в паранойю скатиться недолго.

– Ну, так, ты спрашивала, что я принимаю? – усмехнулся Бритц. – В основном сумасшествие: помаленьку, но регулярно.

20. Глава, в которой Самине пригодился диплом

Идти стало веселее. Самина дергалась на каждый звук, щурилась на стволы, водила носом. Иногда ее пугал шелест, но это были дети эзера: пчела и цикада прятались за деревьями. Они боялись потеряться и не выпускали отца из виду. Через какое-то время девушка решила, что Кайнорт нарочно сгустил краски, чтобы и она держалась рядом из страха. Эзер напоминал ей зеркальную противоположность императора. Исключительно точную копию белковой молекулы, но скрученную навыворот: одна была жизненно важной, вторая – смертельно опасной. Эйден был сдержан – Кай безразличен. Эйден легко убивал – Кай убивал с удовольствием. Эйден одним взглядом вел за собой в пекло – Кай мог сломать руку, чтобы за ним пошли.

Неудивительно, что эти два чудовища так дивно спелись против нее.

– Что мы будем делать у алливейцев?

– То, что умеем лучше всего: ты – лезть на рожон, а я убирать свидетелей.

– Отличный план. Жду не дождусь, когда что-то пойдет не так.

– Мы угоним астроцит в комплекте с кустом-пилотом, кустом-штурманом, кустом-бортмехаником и доберемся до Халута. Там избавимся от команды: ты же бездарно выдашь себя в полете.

– Ты ведь шутишь? Ты же не перережешь всех, кто меня увидит?

– Нет, когда я шучу, обычно выходит смешно. Например, если скажу, что… ну, они ведь деревья, и резать их – это вроде как пилить дрова. И я здесь вроде как не убийца, а плотник.

Утробный смешок вызвал мурашки, и Самина отстала на шаг, будто физическая близость к сумасшедшему могла и ей свинтить крышу.

– Ты махровый дегенерат, Бритц. Вроде умный, смелый, но черт тебя возьми, какой же ты отморозок.

Эзер обернулся, улыбаясь до ушей. Тема убийства не просто веселила его – делала счастливым.

– Я-то отморозок. А вот ты, когда придет время, подожмешь гуманный хвостик и перезарядишь мой армалюкс, пока я режу их керамбитами, – он крутанул пару кривых лезвий у нее перед носом. – Или хочешь, чтобы они выдали тебя Харгену?

– Скорее уж тебя – Альде Хокс! Думаю, она уже раскрыла твое предательство.

– Ну, с ней-то мы договоримся.

– Как? О, ясно.

– Перестань, зачем усложнять? Просто убью ее. Две смерти подряд за одни сутки – и она имени своего не вспомнит.

Так, стоп. Ша! Давным-давно пришло время сменить тему. Самина порылась в памяти:

– А к чему был тот вопрос про судьбу?

– Ты разве не знаешь? Эйден сюда отправился – тотчас, как вы поиграли в снежки. То есть почти на сутки раньше нас.

– Что?! Тварь. Надеюсь, и он попался шчерам, или нет, хорошо бы он вообще не долетел – о, умоляю, пусть ему оторвало башку в кротовине или… Кай! За деревом!

Эзер обернулся к чаще и распростер крылья, закрывая Самину. Она пригнулась. Здесь было одно из редких на третьем кольце мест, где деревья и трава росли густо вверх. За их прямыми стволами бесновались какие-то фигуры. Крупные прозрачные тела были совсем не похожи на человеческие. Из-за непрерывных скачков и суеты тварей невозможно было сосчитать.

– Кто они?

– Ты же биолог, классифицируй, – процедил Бритц.

Один зверь прыгнул на ветку, с ветки – в центр воздушного фонтана, созданного гравималью, и с его помощью одолел невероятное для своей комплекции расстояние. Он приземлился на тропе перед эзером. Кайнорт трепетал крыльями и не мог решить, превращаться или нет. Что натворит зверь, испугавшись – отступит или нападет? А если нападет – один или всей стаей?

– Значит, это не шчеры? – Самина глядела на фигуру сквозь стрекозиные крылья.

– Они же прозрачные.

«И? А! Значит, местные», – сообразила она. Может, кто-то и блещет умом в критический ситуации, но Самина давно усвоила: паника обезоруживает ее интеллект.

Тварь издала хищный рык, забила кулачищами о грудь. С ветвей, из дупел, из-за стволов ей откликнулись рыком куда громче. Звери поскакали вниз и окружили пришельцев.

– Приматы! – крикнула Самина. – То есть, ты просил классифицировать, и если допустить, что…

– Приматы – значит, обезьяны, – значит, люди, – значит, проблемы. Летим отсюда!

Кайнорт свистнул детям, и те взвились над кронами. Прятаться стало бессмысленно и даже опасно.

За ними по веткам запрыгали обезьяны – или кем бы они ни были – но не поймали. Миаш и Юфи растворились в лиловом небе. С досады приматы вспучили гривы и попытались цапнуть Кая за крыло. Но тот превратился. Он схватил девушку – опять поперек живота! – и поднялся в воздух. Ближние обезьяны отступили и припали к земле, сбитые с ног и с толку.

Взлететь среди колючих ветвей было не так-то просто. Самина болталась в лапах стрекозы, как котенок в пасти у кошки. Все, что она могла делать, это беречь глаза от веток. Обезьяны с тропы поскакали на деревья, расталкивая сородичей. У самой вершины гривастый примат схватил Кайнорта за хвост. Оба дернули что есть мочи – каждый к себе, и стрекоза почти ускользнула. Но на спину обезьяне вскочила другая, на нее третья… Самину все крепче сжимали колючие лапы, а твари уцепились за хвост стрекозы намертво. И вот уж обезьяны схватили крыло. Давно сломанное, оно изогнулось и треснуло еще в двух местах, блестящие чешуйки мялись и сыпались вокруг. Бритц только сильнее заработал остальными. Им нельзя было падать на растерзание.

Подоспели мелкие обезьяны с нижних веток. Каждый теперь хотел прыгнуть выше, уцепиться крепче. Бритц откусил немало хвостов, лап. Даже кому-то голову. Но дерзких охотников это только подзадорило. Раздался треск, и крыло, на котором висели уже четыре твари, оторвалось посередине. Обезьяны полетели вниз. Стрекоза задергалась среди крон: ценный груз мешал балансировать, и Бритца швырнуло на тропу. Самина откатилась к оврагу, маленькая и незаметная в тени насекомого. Здесь гравималь шевелила кипу серых листьев, в ней девушка и спряталась.

А на тропе внимание приматов было приковано к Бритцу. Превосходный утекал момент, чтобы бежать, и девушка припустила вдоль оврага. Обезьяны мигом разорвали упавшую половину крыла, а Кай разорвал еще двух обезьян. Обернулся человеком, выстрелил раз, другой… армалюкс был серьезным козырем. Имперцы утверждали, что насекомые украли его технологию у Ибриона, насекомые утверждали ровно обратное. Не с первого выстрела, но заряд пробивал и жег шкуру приматов. Из их ран кровь не текла: края вспыхивали, тлели и запечатывали плоть. От удара о землю броню из умного хрома заклинило, и обезьяны вовсю рвали куртку эзера. Но в конце концов они отступили. Самец приматов вскинул пасть и завопил по-новому. Не рыком – утробным гулом наполнился лес.

Темнота взвыла, отзываясь на зов, и на тропу посыпались новые твари. Мелкие, длинные, как вараны. Заряды армалюкса царапали их гладкие тела, словно закаленное стекло, и рикошетили в стволы. Без помощи биолога капитан назвал бы их крысами. Хрустальными крысами размером с овчарку, с когтями-иглами и шипами на спине. Они напали в полной тишине. Организованно и сплоченно. Как только вступили крысы, приматы уселись на ветки и одобрительно затарахтели. Они торопили, отдавали команды. Умный хром все не оживал, и Кайнорт превратился в стрекозу. Он подпустил к себе крыс, дождался, когда ему на спину прыгнут несколько – и расшвырял их хвостом. Крысы тут же вскочили, замотали башками. За этот короткий миг Бритц успел сбросить хитин и человеком прорваться к оврагу с гравималью, где исчезла Самина. Кипы листьев и темная лощина тоже показались ему отличной идеей. Обезьяны завизжали. Эзер понял, что и те потеряли его. Но теперь будут искать, пока не найдут.

Самину он догонял по запаху: то стрекозой, то пешком. Динамика полета из-за перелома все равно была нарушена, а блеск трех крыльев только привлек бы внимание. Девушка где-то впереди понятия не имела, куда бежит. Только когда ноги сами подкосились, она ухнула на дно какой-то впадины и со свистом отдышалась. Кислорода-то было полно, да страх и погоня сжигали все до капли. Минуту спустя в ее убежище рухнул Бритц.

– Рада, что это ты. Но места чуть, валил бы ты отсюда!

– Подвинься. За мной гонится материал для твоей диссертации: обезьяны, кажется, приручили крыс. Их не берет армалюкс! – порадовал он новостями. Бледный, почти синий.

– Крыс? Каких еще крыс?!

– Стеклянных… Красивые, во-о-от такие! Как по мне, уж лучше бы шчеры.

Когда она ныряла в овраг, никаких крыс еще в помине не было. Раз Бритц побежал от них, выходит, обезьяны еще были цветочками. Ягодки покатились следом.

– Пауки размером с карфлайт лучше, чем крысы?

– У шчеров на меня такой зуб, что убьют не сразу, а там… кто знает.

– Сейчас-то как быть? Взлетим снова?

– Ага. Через полгода, – он кивнул за плечо. – Когда отрастет новое.

Теперь он мог летать только кругами. Так далеко не улетишь.

– Надо оторвать еще одно – с другой стороны, для равновесия. Ну, что фыркаешь? У тебя-то есть идеи?

– Бросить им твой труп и скрыться, пока они им заняты, – эзер высунул нос из укрытия.

– Ты меня и мертвую не сдвинешь.

– Ладно, сиди. Но вообще это плохое место: они посыпятся на тебя сверху, раненые и злые, а быстро отсюда не дернешь.

Снаружи его уже ждали. Крысы опускали морды, скалясь. Обезьяны вскарабкались на бурые холмы и притихли. Вожак и гарем развалились на траве, предвкушая ужин. Самина высунула голову, но тотчас вернулась в яму. Да, крысы были во-о-от такие. Твари ступили ближе: морды все ниже, оскал шире.

– Разбежались! – рыкнул Кай на их вожака. – Здесь я – вершина пищевой цепочки!

Он превратился, поднялся вверх, насколько мог, и круто развернулся: хвост ударил по самой гуще крыс. Слабые покатились по сторонам, и к Самине в овраг упали две твари. Самка и кто-то помельче. Иглы на шкуре мягкие. Подросток? Взяли на первую охоту? Самка ощерилась и прыгнула к девушке, но захромала и повалилась опять.

– А ну, сюда, крысеныш! – инстинкты Самины озверели достаточно, чтобы броситься на детеныша и придавить его коленом к толстому корню. – А ты лежи там, тварь! Место!

Мать боялась ползти и только скалилась. Секунду она мешкала и вдруг завыла о помощи. Тотчас над оврагом возникла мощная тень самца. Хрустального дикобраза, ни дать ни взять. Самина, не спуская с него глаз, нащупала острый камень.

– Уходи! Не успеешь пикнуть, разобью ему башку! Уходи!

Девушка замахнулась над крысенком. Она была готова это сделать. Настолько близка к этому, что взрослые твари сдались и поджали хвосты, отступая. Самина взяла детеныша за шкирку покрепче и поднялась на ноги. Она вся дрожала. Крысеныш был тяжелый, извивался и царапал ей руки. Но теперь и сам дьявол не мог вырвать у нее добычу. Родители ходили кругами, рычали. Вот-вот прыгнут и выбьют крысеныша из рук! Она выскочила с ним из оврага.

– Эй, твари! – стая замерла. – Я убью его, если не уйдете! Я сломаю ему шею, только сделайте шаг в мою сторону!

Чудовища бросили потрепанную стрекозу и оскалились. Обезьяны на холме всполошились: им нужно было срочно восстановить контроль. Приматы запрыгали, забили себя в грудь и принялись кидать в крыс палками, камнями и комьями земли. Они возвращали их к бою. Крысы сделали неуверенный шаг к Самине, но тут прямо над ее головой мелькнула тень.

– Миаш! Лови! – крикнула девушка и подбросила детеныша вверх. Самец отреагировал мгновенно, но… клацнул зубами мимо. Крысеныша уже тащили ввысь две пары крыльев.

Стае оставалось лишь смотреть, как пчела и цикада вдвоем неуклюже тащат крысенка. Тот визжал, падал, но эзеры вновь и вновь ловили его, как игрушку. Твари внизу разом позабыли о людях. Кай и Самина поспешили скрыться за холмом и вскоре залегли у ручья, где густо росла осока. Дети тем временем тащили крысенка дальше, и все крысы до единой бросились следом. Миаш и Юфи взлетели на холмы, где сидели обезьяны. Там и бросили детеныша. Он угодил в самую гущу бесноватых приматов. Самец обезьяны брезгливо отбросил его, и разъяренные крысы, не разбираясь, кто виноват, принялись вымещать зло на хозяевах. Они погнали обезьян прочь с холмов, и вскоре долина опустела.

Визги и возня еще доносились из чащи, когда стрекоза подползла к ручью на пяти ногах. Насекомое с трудом обернулось Кайнортом и едва не упало в воду, пока смывало кровь. Самина плеснула в него ледяной водой:

– Ну что, больно падать с вершины пищевой цепочки?

Эзер молча бросил ей армалюкс и батарею.

– Перезаряди. Как ты сообразила со зверенышем?

Самине хотелось залезть в воду целиком, адреналин все никак не унимался. Но ручей был слишком холодный. Просто жидкий лед. Она умылась и напилась с ладони, прежде чем ответить.

– Это не крысы, – она заменила капсулы и вставила новую обойму в магазин, не уверенная, той ли стороной. – Они типичные волки по типу организации стаи. Щенки для них – самое ценное, а за щенка альфа-пары они отдадут жизнь. Детеныш перевесил даже преданность хозяевам.

– Когда хоть ты успела заметить?

– У меня диплом по биологии. Я профессионал.

– Профессионал, – повторил Кай и проглотил еще своей крови из разбитых десен. – Они ведь только издалека похожи на обезьян и псовых. Откуда ты… Признайся: ты отчаялась настолько, что рискнула головой.

– Сработало же! Что ты на меня так смотришь?

Эзер знал, чем ее крепко разозлить:

– У вас с ним гораздо больше общего, чем ты думаешь.

Девушка сжала челюсти и принялась остервенело тереть ладони в ручье. Взгляд насекомого замер на ее руках. Первое, о чем подумала Самина, была кровь. Она была нужна ему – Кай не питался с крушения! Но… это не взгляд эзера похолодел.

– Вода теплеет, – повторил ее мысли Кай. – Беги от ручья!

Их выследили шчеры. Бритц свистнул детям, и Миаш увлек сестру за собой – выше, выше… Самина заторопилась к подлеску, но ботинки увязли в глинистом берегу.

– Быстрее! – рявкнул капитан, и Самина тут же споткнулась. Ручей сзади встал на дыбы, наращивая волну. Воды там было мало, но волна росла и росла – очень быстро. Самина лишь успела встать с колен, как Бритц швырнул ее наземь, прикрывая. А сверху их, как мух полотенцем, хлестнула волна. Они покатились по берегу, наполовину в воде. И уже наполовину во льду. Вторая волна приморозила их к берегу. Самину лед прибил лицом вниз, а Кай примерз навзничь где-то рядом. Такими их приветствовали шчеры.

Здоровый мужик в распахнутом бушлате занес кирку над эзером, но вдруг просветлел от радости.

– Ты только взгляни! – позвал он напарника и замахал кайлом у головы Бритца. – Нет, взгляни только! Это же Зверобой!

– Врешь.

– Посмотри же, тебе говорят!

Второй подошел и сплюнул на лед рядом с пленником.

– Ну и ну, сам капитан Бритц! Или скорее уж – маршал? Ну, что, братишка, вот так судьба!.. – он пнул стрекозу в обледенелый висок. – А он не сдох еще? А то Лешью просил оставить ему эту мразь. Упакуй и поехали.

– А эту?

– Убей, она бранианка. Ее на мясо. Хотя… – он хапнул Самину за волосы и рванул ее голову с ледяной корки. – Эй, киса, хочешь порезвиться?

Девушка приоткрыла глаз, но не могла сфокусировать взгляд на шчере. Здоровяк переменился в лице, бросил ее и свистнул напарнику. Тот заканчивал оплетать Бритца паутиной.

– Обалдеть, что у меня здесь! Обалдеть, слышь? Ты не поверишь…

Шчер подскочил и зашептал напарнику на ухо. А потом вернулся к ручью и замотал в паутину живьем еще один подарок.

21. Глава, из которой читатель узнает о зеркальных магах, а главный герой – кое-что о себе

Ирмандильо присел на корточки у груды камней, а его кепи осталось в воздухе. Гравимали тут были на каждом шагу.

– Паутина. – робот обернулся к синтетику. – Это ведь паутина?

Эйден спустился с пригорка, где ветхие деревца клонились параллельно земле и скучивались в спирали. Он присел рядом, отмахивая летучий песок. Так ведь и норовил попасть в глаза. Камни – галька и крупный щебень – подрагивали, слишком тяжелые, чтобы подняться и кружить с песком и листьями. И по этой гальке размазали белый шелк. Синтетик щелкнул над ним языком потрогал.

– Похоже, она. Или сахарная вата, одно из двух.

Паутина взлетела выше песка, такая она была легкая. Роботы огляделись.

– Нам туда, где ее станет больше, – имперец задумчиво оглядел Тарталью. – Я отослал бы тебя назад, к кораблю, если б его не размазало. Что же мне с тобой делать, когда встретим пауков?

– То же, что и без меня, но теперь – под прикрытием офицера полиции.

Синтетик не ответил. Он еще раз двадцать щелкнул языком, оглядывая поляну. Откровенно говоря, напарником месяца он назвал бы Самину, и даже теперь предпочел бы ее, а лучше – психованного эзера, чем офицера полиции в этом накрахмаленном кепи.

– Послушай, Ирмандильо. Я не человек и к тому же враг твоего государства. Но если в тебе заложена хоть капля страха за свою жизнь, обещай мне: пока мы на третьем кольце, будешь выполнять мои приказы беспрекословно.

– Как же я могу на Вас положиться, если не далее, как полчаса назад, Вы преподали мне недвусмысленный урок недоверия?

– Я пересмотрел твой учебный план. Хочешь, повторим тест?

– Не хочу.

Мир на третьем кольце тронулся умом. С трудом верилось, что травы и кустарники не примяты нарочно, а легли и скрутились сами по себе. Они росли, не понимая, где верх, а где низ. Из-за аномалий их стволы причудливо клонились, а порой у кроны они были толще, чем у корней. Встречались и кроны вместо корней, а корни торчали наружу. Тут и там витали новые пучки шелка, сухого и липкого. Роботы пересекали тропы, следуя за густеющей паутиной, и все дороги постепенно уходили вниз. Сперва довольно полого, но вскоре пришлось карабкаться с сыпучих обрывов. Дело бы пошло быстрей, знай они наперед, где гравимали посильнее. Эйден нашел одну такую случайно. Он повис на кромке впадины, раздумывая, отпустить и спрыгнуть или подтянуться и перебраться пониже, когда увидел, как со дна ямы взлетел булыжник. За ним другой. Камни поднялись почти на уровень глаз андроида и плавно вернулись на дно. Либо там практиковался великан-жонглер, либо в овраге была крепкая подушка безопасности.

Следом за третьим камнем вылетел кусок паутины величиной с простыню. Чего уж тут было раздумывать! Синтетик оттолкнулся от выступа и ухнул в темноту. Навстречу ему взлетали камни, два удачно шваркнули его по шее и подбородку. Ну, как удачно – по железу без кожи. Повезло. Новых шрамов не будет. Он пролетел метров двадцать и ухватился за корень рядом с гравималью, чтобы эта карусель не швырнула его назад. Воздушная подушка оказалась широкой и удобной. Робот спрыгнул с нее и поглядел вверх: тефтелька еще ползла по утесу.

– Как доберешься до края уступа, прыгай в ров! – крикнул Эйден и прислонился к стене из рыжего кварца, пряча руки в карманах. Из-за папарацци на Ибрионе выразительные позы давно обратились у него в привычку и дошли до автоматизма. Он был уверен, что карманы с мужских брюк не исчезнут до коллапса вселенной: переживут любые пертурбации моды, чтобы можно было вот так стоять с эффектной небрежностью и задумчиво наблюдать, как суетятся другие.

– А Вы не могли бы помочь… чуточку? – донеслось сверху, где Ирмандильо с грацией кабачка ощупывал под собою утес.

– Отмени синхронизацию сердец, тогда я поймаю тебя, как букет невесты.

– Нет, господин Эммерхейс. Я готов на любой уговор иного содержания.

– Тогда слезай сам. У меня слишком восхитительная форма, чтобы марать ее о твои подошвы.

И ведь не поспоришь. Его умопомрачительная форма. Черная, как антрацит, удобная, как лучший друг. Барахтаться голым среди котят или греть у огня замерзшие руки – все не то, если на тебе имперская форма офицера высшего звена. Эйден расправил плечи. По ощущениям тех, кто носил такую, внутри нее даже самых воинствующих атеистов посещало райское откровение. Эта форма была, как подарочный футляр для именного пера, или фирменный кейс для патронов, или девичье лоно для… впрочем, вы уже поняли, насколько комфортно было Эйдену в тот момент. Вернуть бы еще одну маленькую деталь на воротник.

Несмотря на образ рыхлой выпечки, Ирмандильо висел на кончиках пальцев уже минут пять, прицеливаясь, и затем прыгнул наконец. Он спустился не так быстро, как синтетик. Эйден оказался тяжелее полицейского пончика. Ему даже пришлось схватить напарника за руку, чтобы выдернуть из подушки.

– Спасибо, – отчетливо и сухо брякнул робот. Он был немного помят: на пути вниз его подбили несколько встречных булыжников. Эйден увидел разводы искусственной крови на его лице и счел не лишним напомнить:

– И наш левый глаз побереги, тефтелька.

Они миновали узкий перевал, где Ирмандильо втягивал живот, как заправская фотомодель, и вышли на болотистую пустошь. Впереди, наполовину ушедший в тину, валялся на боку корабль эзеров. Весь обмотанный паутиной. У синтетика кольнуло под лопаткой, и котята из подкладки исчезли. А таким ощущениям, он знал по опыту, стоило доверять.

Роботы шлепали по мягким кочкам к мокрице, когда паутина на самом верху зашевелилась.

– Дай мне глоустер, – приказал синтетик.

– Нет.

– Ладно. Я все равно его получу, как только этот клоп оторвет тебе руку.

– Это не клоп.

– Как только этот клещ оторвет тебе руку или лучше две.

– Это не клещ.

По крыше стальной гломериды заскребли лапы. Лапы передние, задние, средние, правые лапы, левые лапы… Длинное плоское тело еще карабкалось, чтобы с высоты получше разглядеть пришельцев, когда Ирмандильо вскинул оружие.

– Нельзя! – синтетик ударил по стволу, уводя его вниз. Но бранианец успел выстрелить, и заряд угодил шчеру в ногу.

Тотчас вместе с пауком повалился и Тарталья. Из бедра хлестала кровь. Робот посерел лицом, и Эйден с трудом затолкал его, хромого, обратно в перевал, из которого они пришли. Там было слишком узко для превращенного шчера. Можно было перевязать рану.

– Я не видел, чем он в меня стрелял, – бормотал Ирмандильо, помогая синтетику рвать свою куртку на жгуты. – Вообще не видел оружия.

– Очень по-полицейски – стрелять в безоружного, офицер Тарталья. Это зеркальный диастимаг. Все увечья, что ты ему нанесешь, тут же вернутся тебе, как бумеранг.

– Я не предполагал. И не слыхал о такой магии. И не существует никакой магии, бросьте, в самом деле.

– Хорошо. Не существует. Подержи вот тут узел пальцем.

Кровить перестало, но снаружи кто-то завозился. Тварь на семи ногах спускалась в болото. Наверняка в куда худшем настроении, чем была. Эйден точно знал, кого здесь следовало добить, но к сожалению, пока нельзя было отрывать Ирмандильо башку.

– Скажу на языке роботов: учитывая обстоятельства, оптимальным выходом для тебя будет оставить мне глоустер…

– Нет.

– …а самому вернуться к маяку.

– Нет!

– Венерический букет! – огрызнулся синтетик.

– Стойте. Я вспомнил. Это фрин, или жгутоногий паук.

– Знаешь о нем что-нибудь полезное?

– Его научное название буквально переводится как «тупой зад».

– Его ли?

Эйден затянул последний узел на бедре Тартальи, и к ним в лаз просунулась лапа: длинная, цепкая. Она заскребла по камням, по земле и стенам, но трещина оказалась достаточно глубокой, и роботы отползли подальше.

– Ирмандильо, ты хоть понимаешь, что теперь мне придется убить ни в чем не повинное редкое животное? А? Вместо тебя, редкого идиота.

– Вам срочно нужна калибровка имитатора аффектов, – полицейскому удалось встать, опираясь на здоровую ногу. – А может, попытаться заговорить с ним на родном языке? Это обычно располагает собеседника…

– Как вовремя ты об этом вспомнил.

– Так Вы знаете шчерский?

– Недостаточно, чтобы сказать на нем «тупой зад». А без этого какие же переговоры?

Лапа исчезла, а вместе с ней и скребущие звуки. Мгновением позже от кварцевых стен отразились звонкие шаги. Обычные шаги двух ног. Трещина вспыхнула неярким огнем сателлюкса, освещая человека. Он был высок и крепок: матерый гривастый детина в бушлате и портупеях. Разлом, в который он ступил, был ему едва впору, но только так он мог добраться до андроидов.

– Мы просим извинить нас за недоразумение снаружи, – начал Эйден. – Офицер Тарталья умственно отста…

– Уйди с дороги, имперец!

Шчер выстрелил. Он послал в воздух серию зарядов из-под локтей и с напульсников. Сверкнули нити плазмы. Сверху на Ирмандильо посыпались камни – вместе с кустарником, что рос на них. Робот не удержался на одной ноге и упал, посылая ответный залп вдоль стены. Шчер утер кровь с лица. Рикошетом ему оцарапало щеку, и можно было не сомневаться: щека Ирмандильо уже выглядела точно так же. Фрин шагнул ближе:

– Аспид! Подними его глоустер, отдай мне и можешь проваливать. К тебе у пауков нет претензий.

Эйден склонился над слегка оглушенным полицейским. У Ирмандильо заклинило шею, и он пытался вернуть ее на место свободной рукой. Синтетик забрал его оружие.

– Чудо какое: ко мне-то – и нет претензий, – бормотал он, переключая глоустер в режим коротких выстрелов. – Зато у меня к вам есть. Вы нападаете на мои корабли.

Выстрел. Осечка. Шчер приблизился, широко улыбаясь, как неразумному пацаненку, что бросал камешки ему вслед.

– Отдай оружие. Ты не можешь убить меня и сам остаться жив.

Выстрел. Надпись: «ошибка идентификации». Твою ж дисперсию!

– Да забирай, – бесполезный глоустер полетел шчеру в голову. Детина пригнулся, но из-за неожиданности слишком неловко вышло: пушка махнула его в челюсть и брякнулась где-то позади.

Шчер судорожно подбирал оружие, а когда обернулся, Эйден толкнул его на пол и прижал коленом для верности. Выстрелы ионных нитей из напульсников прожгли верхний слой рукава и воротника андроида, скользнули по металлу на шее, не оставляя следа на крепком сплаве. Бесноватые остатки плазменного клубка он смахнул рукой без кожи. Шчер приготовился повторить выстрел, но его запястья оказались скрещенными и крепко зажатыми у его же горла.

– Какие удобные… Это иольверы? Выстрелишь – сам оторвешь себе голову. – предупредил Эйден и практически уселся на нем верхом. – Превратишься – выжжешь себе глаза.

– Чего тебе надо?

– Что вы скрываете на третьем кольце? Почему сохнет лес?

Шчер подергался, но не сбросил робота. Две линьки не позволяли ему превращаться частично, иначе он даже в узкой каменной щели проткнул бы синтетика насквозь. Слишком удачные карты выпали аспиду.

– Только наш магнум Лешью в курсе. Мне нет дела, чего тут сохнет!

– Где искать магнума Лешью? Я считаю до трех и запускаю твой иольвер, а лучше оба.

– Твои уловки не сработают. Магия не дура, ты умрешь вслед за мной!

– Раз.

Шчер молчал и щурил глаза. Смелый мужик. Такого соперника по правилам хорошего тона следовало оставить в живых.

– Два.

– Магнум берет в повстанцы только преданных. Языком своим подавись, аспид.

– Ясно, – робот обернулся на секунду. – Ирмандильо, фрины в каком экологическом статусе?

– Вымирающий вид.

Синтетик пожал плечами:

– Надеюсь, ты оставил потомство. Три, – робот запустил иольверы, и под хрипы шчера запахло жареным. Фрин инстинктивно обратился, скидывая робота, но только переломал себе ноги о стены и обмяк.

Сзади прихромал Тарталья. Он подобрал свой глоустер и задумчиво взглянул на паучье тело.

– И когда Вы теперь умрете? – поинтересовался он, имея в виду, когда «мы умрем». Эйден вдохнул запах гари.

– Чуть позже.

– Я вроде как обеспокоен: вон, у Вас уже и глаз покраснел. А этот шчер сказал: «магия не дура».

– Магия не дура. Пошли, надо проверить корабль.

Снаружи было ослепительно: яркая белая звезда сменила оранжевую и катилась высоко над лесом. На болоте стояла тишина. Судя по всему, на гломериде больше не было патрульных.

– Так когда же умрете все-таки?

– Если не активируешь мне глоустер, то, вероятно, к концу главы.

Ирмандильо застыл, колеблясь.

– Не могу – за недостатком данных для анализа. Мне нужно знать, чего именно мы ищем. И отчего этот красный глаз? Иначе – учитывая новые обстоятельства – мне придется вернуться на Брану. Вместе с Вами, разумеется.

– Ты же слышал: мне нужен магнум Лешью и то, что он здесь прячет.

– Что это? Что-то опасное? Мятеж? Оружие? Заговор?

– Да.

– Это не ответ, – Ирмандильо погладил запястье в том месте, где был неполный код.

– Но я действительно не знаю. Пока все, что я могу утверждать, это что оно чрезвычайно опасно для Алливеи.

– Что с того?

– И для суверенитета Браны – этого тебе достаточно? Ты же давал присягу его защищать.

– Я-то да. А какое лично Вам дело до столицы?

– Не хочу децентрализации власти в Альянсе. Нельзя давать обезьяне в каждую лапу по камню.

– Так значит, оружие. Тем более необходимо сообщить Харгену.

– Пока это лишь подозрения, но каков будет его ответ?

Ирмандильо не вчера был собран, раз уже научился фальшивить так, что сам себе верил:

– Это только ему решать. Он пришлет спецотряды для выяснения обстоятельств.

– Он пришлет сюда волну магнетара. Алливейцы ценны для Зури, но эти шчеры слишком опасны. А теперь представь, если здесь на самом деле ничего такого и нет? Надо проверить. Мы быстро. Туда-обратно, одна нога…

– У меня уж и так одна нога.

– Видишь – мой план работает на опережение. Ирмандильо… Ирмандильо, я в шаге от того, чтобы оглушить тебя, обездвижить и уйти одному.

– Ладно. Вот, – робот протянул синтетику глоустер. – Я зажимаю сенсор предохранителя и, не отпуская, передаю Вам оружие из рук в руки. Так оно регистрирует нового владельца.

Стрелять по шчерам оказалось куда опаснее, чем не стрелять: к такому выводу пришел Тарталья, соглашаясь уступить Эйдену. Они пошлепали дальше по болоту. Гломериду впереди затягивало в трясину.

– Быстрее, – подгонял Эйден хромого напарника. – Еще полчаса, и не взлетим.

– Мы разве собираемся взлетать? Зачем?

– Ну, как же. Лучший способ попасть к пауку – притвориться мухой и пожужжать вокруг.

– Это мокрица. И что, если нас обстреляют, приняв за насекомых?

– Если и так, то не сильно. Они едят эзеров живьем.

Все клинкеты были нараспашку, будто корабль тщательно обыскали. Мелкие вещи в каютах валялись на полу, но повреждений корпуса или разбитых приборов они не увидели. Аварийное освещение в коридорах горело ровно. Значит, корабль не терпел крушения, но посадка была незапланированной. При мысли об этом непонятное, но тревожное ощущение вновь лизнуло синтетика. Язык ибрионца щелкал непрерывно, и на его кончике сконцентрировалась досада: здесь нет следов. Еще точнее: отсюда тщательно убрали все следы. Озарение вспыхнуло одновременно с окликом Тартальи.

– Здесь труп! – раздалось с мостика, и Эйден поспешил на голос.

У стены, под штурвалом, белоснежный плед накрывал тело. Худое, по очертаниям женское. Эйден взялся за край савана и сжал его в руке, неспособный откинуть, чтобы заглянуть внутрь. Запах крови мешался с горько-пряным оттенком.

Спокойно. Она не могла… не может управлять звездолетом такого класса. Хотя с чего ты взял, что это именно пилот?

– Что-то у меня… – донесся голос Ирмандильо. – Что у меня с сердцем? Или не у меня?

Да она же выше этой. Точно. Дыши ровно. Хоть как-нибудь дыши!

– Что происходит? – полицейский оседал на колени, желтея.

Эйден откинул покрывало с лица Чесс.

– Ничего.

Он посмотрел в серое лицо Ирмандильо и услышал, как беснуется кровь в его собственных ушах. Кровь, что стыла целую минуту. Он повторил:

– Ничего. Выйди наружу, отдышись. И там какие-то звуки… Проверь.

Ирмандильо вышел, качаясь, а синтетик кинул саван на лицо девушки. Вот тебе и генеральная репетиция переключения реле. Вот и пробный тест, который он провалил: даже несмотря на вирус, его чуть не убили мысли о ее смерти. А незнакомка и правда была пилотом. Бранианкой. Ножевые ранения, свернута шея… Странно: если это шчеры, почему бережно накрыли? Если эзеры… тем более.

Эйден прислушался. Он действительно обратил внимание на звук, но не снаружи, а из каюты в конце коридора. Видимо, пауки держали за правило обходить территорию парой.

Выстрел в потолок – глоустер работает.

Наверняка второй шчер давно приготовился и ждал, чтобы напасть: роботы наделали достаточно шума на мостике. Не было смысла тихариться. Синтетик распахнул первый клинкет – никого. Все так же вещи раскиданы, все так же ничего личного. Одноразовые гаджеты, одноразовая посуда, одноразовое все. Дверь второй каюты поддалась навстречу удару, и робот прокатился внутрь по инерции. По нему пробежали худые длинные ноги. Скорпион! Перебирая ребро за ребром, клешни перекатили робота по полу до самого окна. Эйден выстрелил, но не попал в шчера. Чудо, что в себя не попал, кувыркаясь. Скорпион развернулся, и синтетик пригнул голову, ожидая удара хвостом…

…которого не последовало.

Ложноскорпион, черт побери! И он развернулся, только чтобы удрать от одураченного робота в коридор. И схватить-то его было не за что: безобидные твари бесхвосты. Эйден дважды выстрелил ему вслед, с потолка рухнул и заискрил силовой кабель, но шчер смотался невредимый. Вот же дьявол! Как можно было так проколоться?

Поскальзываясь на белесой слизи, синтетик выбежал в коридор. Топот ног по внутренней обшивке шустро удалялся. Во внешнем шлюзе Эйден ухватил движение и свой последний шанс выстрелить. Слизь! Он поскользнулся на пороге и промахнулся снова. На свое счастье промахнулся.

– Осторожно! Это я, – с трапа в шлюз заглядывал Ирмандильо с поднятыми руками. Это его синтетик принял за беглого шчера.

– Видел его?

Полицейский шагнул на борт, потирая запястье.

– Видел. Только ухватил его за клешню покрепче, как сам заработал вывих.

– Куда он побежал?

– На юго-запад относительно бета-звезды.

– А дальше?

– Я не заметил. Поспешил на корабль: шчер был ранен, он всего меня забрызгал кровью. Разумеется, я решил, что ранение зеркально, и Вы…

– Нет, – отмахнулся имперец. – Он был не диастимаг.

– Как так? Но моя рука!

– Ирмандильо, ты просто вывихнул ее. Потому что ты толстый и неуклюжий.

– У меня «зачет» по ближнему бою. И я настаиваю…

– Время! Мокрица тонет, – аргумент и болотная тина на трапе положили конец препирательствам.

Гломерида с трудом поднялась из трясины. Зеленая жижа вперемешку с клочками паутины капала с ее ножек-шасси. Мокрица летела над верхушками деревьев, перебирая краями сегментов. Неслышно, как скат в океане. Иногда она задевала высокие кроны, и ветки, листья, птицы сыпались на ее пути.

22. Глава о ловле на живца

Ирмандильо косился на Эйдена из-за штурвала. Синтетик высматривал сгустки паутины и не обращал внимания на труп у своих ног. Настолько, что Тарталья опасался, что император вот-вот наступит на мертвеца. Топчась рядом, он то и дело задевал ботинками саван – там, где разметались серебряные волосы. Эйден даже не оттащил пилота в сторону. Полицейский был, может, неуклюж, но не туп: убийство фрина в перевале – это раз, и холодное пренебрежение к человеку, пусть мертвому – это два. Словно магнит, аварийно-красная радужка притягивала мысли Ирмандильо.

– И все-таки, что за режим ассассина? Я о глазах.

– Это вирус. Он давно со мной, – даже голос, интонация стали другими: добавилось металла, убавилось оттенков, исчезла легкость. – Я раньше думал, он надо мной издевается. Но теперь понимаю, что бережет.

– От чего?

– От рефлексии из-за чудовищных поступков, когда их невозможно избежать или пережить. Поверь, он делает меня не лучше, но эффективнее.

Внизу – в подлеске и на опушках – встречалось все больше коконов с добычей шчеров: стеклянные птицы, руконогие и даже копытные попадали в липкие сети. Время от времени из-под их корабля выскакивал паук. Они все спешили туда же, куда направился ложноскорпион. Наверняка их уже ждали. Вскоре гломерида обогнула цепь холмов и всплыла над равниной с большим озером. Эйден сменил Ирмандильо и направил корабль к берегу.

– Если б я был магнумом шчеров, выбрал бы это место для лагеря, – объяснил он.

– Почему?

– Здесь много воды.

– И что?

Синтетик как-то странно глянул на Ирмандильо.

– Да так. Хочешь исполнить почетную обязанность командира звездолета?

– Какую?

– Поприветствовать воинственное племя. Ну, знаешь, «мы пришли с миром…»

Полицейский выглянул из окна. Нестройный ряд из молодых черноволосых мужчин обступил гломериду. Никто не проявлял признаков воинственности, которой их с легкой руки наградил Эйден. Любопытство и внимание сквозили по лицам у воды.

– Ладно, – согласился Ирмандильо.

В самом деле, последствия бесцеремонной агрессии уже заставили его хромать. На этот раз стоило зайти с деликатной стороны. Он отпер клинкет и потер веки. И поскреб в ухе мизинцем. И открыл-закрыл рот, будто заложило уши. Что-то было… не так?

– Иди, я за тобой, – синтетик подтолкнул робота к шлюзу.

Ирмандильо шагнул на трап и увидел, как расступились мужчины. А следом – целая тонна чистой озерной воды поднялась стеной и обрушилась на корабль. Она не успела коснуться земли: целиком обратилась в лед. Голубоватая корка покрыла сегменты и шасси гломериды, разукрасила узорами иллюминаторы, обездвижила Ирмандильо на трапе, как муху в янтаре.

И все же: кап, кап – кто-то спускался к берегу. Шчеры загудели и вскинули иольверы. Как же так, пришельцы вышли один за другим, неужели второго не коснулась магия?

Кап, кап.

Эйден стряхнул влагу с волос и отер лицо. Пуская вперед Ирмандильо, он надеялся не так сильно вымокнуть, но не ожидал настолько мощной волны. Велика же была ненависть пауков к насекомым, за которых их приняли. Ткань его формы отталкивала воду, и ручейки струились там, где он шел.

Можно ли быть мокрой курицей, но производить ошеломляющий эффект? Можно.

– Мне нужен магнум Лешью. И мне плевать на часы приема.

– Великий магнум заставляет ждать диастимагов своего уровня и ниже, – прошептал шчер и поклонился. – Вас он встретит немедленно.

Эйден уговорил себя расслабиться немного. Десятки иольверов вокруг были опущены вниз стволами. Все нормально. Он оглянулся на свежезамороженного Ирмандильо.

– Пажа моего не трогайте.

Лучше было оставить робота здесь – для его же блага. Толстый слой льда растает за несколько часов, лишь незначительно замедлив обмен веществ и сердцебиение. У них обоих. Но в конце концов, холодное сердце – как раз то, что нужно в гостях у гигантского паука.

Идти пришлось недалеко. Эйден в сопровождении двух солдат обогнул холм, прямо у подножья которого нашлись ворота. Они не казались древними, хоть и старались очень: светлый металл выглядывал из-под вьюна и ползучих лиан. Шчеры оставили робота одного, и ему вспомнились гладиаторы перед клеткой со зверем – по традиции неизвестно, каким. Стоишь такой с копьем… А кого выпустят – полудохлого раба или бешеного медведя? В реальном бою магия Эйдена приравнивалась к зубочистке.

Он оглядел другие холмы поблизости. Какие-то они все… Да. Какие-то правильные. Все разной формы, но симметричные. Догадка подтвердилась, когда ворота перед ним щелкнули с характерным звуком разгерметизации клинкета. Шчерам нужно было куда-то девать все те корабли, на которые они охотились. Сзади вежливо кашлянули:

– Мы забрасываем их плодородным илом с болот, и за какой-то месяц они обрастают травяным ковром.

Синтетик едва не провалился сквозь землю. В борьбе между аристократической выдержкой и реакцией андроида победила дворцовая сноровка. Взгляд чуть запаздывал за поворотом головы – будто его отвлекли от чего-то более важного, чем появление великого магнума шчеров. Следом шло испытание лестью.

– Я понял, отчего в Альянсе никогда не было Ваших портретов, – поклонился магнум. – Несмотря на эти шрамы, имперский дьявол все еще прекрасен. Впрочем, как же иначе? Грехи должны быть желанны.

– Расхожая метафора обо мне ошибочна: говорят, Люцифер был натуральный блондин. Но Ваше гостеприимство обезоруживает, – кивнул синтетик, без замешательства передавая глоустер охране.

Встречали, может быть, кентавра? Лешью превратился наполовину, и стройное тело в форме генерала войск сопротивления восседало на округлом брюхе. Сером, с желтыми полосками осиного паука. Магнум удачно использовал полуобращение для того, чтобы возвыситься над собеседником. Для шчера, правда, у него было маловато ног. На двух парах он стоял. Две распластались на пороге и загородили проход в шлюз. Еще одна целая и обрубок напротив были увешаны кобурами и патронташем, да полторы педипальпы торчали из-под ребер, поджатые до поры. Итого 6,75.

– Вы попали в точку, я думал о погибших звездолетах.

– Чтения мыслей нет среди моих талантов, – улыбнулась лучшая половина шчера, несколько по-девичьи жеманная. – Любой, кто так внимательно созерцает холмы, слишком быстро открывает их секрет. Да мы и не то чтобы прячемся здесь. Кстати, мое имя Лешью Лау.

Андроиду не было нужды представляться.

– Лешью, своим визитом я надеялся пролить свет на другие тайны. Мир алливейцев чувствителен к переменам и очень раним: граф Канташ обеспокоен катаклизмами на третьем кольце. Если коротко, поэтому я и здесь.

– Что же граф сам не пришел? Почему император у Его Сиятельства на посылках?

– Идет вторая неделя, как я уволен. Вынужден браться за любую работу, чтобы оплатить счета. Но если я вернусь без ответов или не вернусь вовсе, шчеры потеряют благосклонность Дома Алливеи.

– Не будь великий наглец великим магом, я бы не побрезговал и синтетической печенкой на обед за дерзость, – реагируя на тон хозяина, охранники сняли иольверы с предохранителей. Деликатно, но щелчка не утаишь. – А тот бранианский коп, его тоже беспокоит чуткий баланс Алливеи?

– Он не при чем. Я позаботился, чтобы Брана не совала нос туда, где нет магнетарной защиты. Меньше супербарьеров – больше маневров для империи в этом секторе.

– Несмотря на то, что прямо сейчас Ваш адмирал губит мои корабли, здесь я с Вами солидарен, – Лешью убрал лапы с порога и отступил в шлюз. – Со всем радушием, на какое способен, я покажу, что мы не наносим вреда планете. Вы добудете графу неопровержимые доказательства.

Шчер легонько подскочил, поджав ноги, развернулся в воздухе и мягко приземлился. Мастер эффектов, он явил пришельцу еще одно чудо. Крылья. Рудиментарные, недоразвитые: шчер мог лишь вспархивать над землей и тут же планировать вниз. И все ж их было многовато, ибо у пауков крыльев быть не должно вовсе. С его затылка на спину падал богатый конский хвост из угольно-черных волос, скрученных в дредлоки. Магнум не то полз, не то порхал по коридорам, а за ним бежала охрана в бушлатах, вынуждая гостя поторапливаться. Эти шчеры дали бы фору любому из имперских баронов. Ерунда. Верткий Джур в свое время научил друга окунаться в маскарад спеси и мании величия и плавать среди лицемеров, не захлебываясь чужим эго. Честно признаться, они с Джуром обожали этот дворцовый спорт.

Коридор был освещен слабо, но в нем узнавались черты имперского крейсера. Еще бы – магнум знал, у какого холма встретить ибрионца. Впрочем, трофеи вдоль стен выдавали истинную ксенофобию шчеров: тут и там к консолям были пришпилены распластанные крылья, мандибулы и другие части тел насекомых.

Встреча была первым и довольно простым раундом. Эйден остановился у широких и прекрасных крыльев, ожидая, когда Лешью обернется сам. Чтобы в сотый или тысячный раз невольно сравнить. Да, на этих крыльях летали по-настоящему. Это был, кажется, бражник.

– Ваш предок, Лешью?

– Такого мемориала было б через край для моей шлюховатой бабки, – процедил Лау. – Она была породистой мразью с Эзерминори, любила таскать в постель молоденьких шчеров из обслуги. Втайне от мужа родила мою мать и бросила у дверей приюта. Не задушила пуповиной – и лишь в том ее заслуга. Будь у меня ее крылья, я растер бы их в порошок для потенции.

Они прошли в зал, наполненный оборудованием: локаторами, сейсмографами, анализаторами грунта, воды и газов. Зал был крейсерским мостиком когда-то. Шчеры превратили его в настоящий центр геологических изысканий. Лау развел руками:

– Видите? Мы регистрируем каждую червоточину в земле, каждый взмах крыла в небе, каждый паводок на реке, и за три года здесь не случалось аномалий. Те незначительные колебания графиков, которые пугают алливейцев, я бы списал на предубеждения.

– Могу я сам здесь все проверить?

– Пожалуйста, Ваше Величество, – утрируя любезность, магнум уступил синтетику место у приборов.

– Уже не Величество.

– Бросьте. Обойдемся без условностей.

– В таком случае не могли бы мы обойтись и без охраны? Их непрерывные попытки исподтишка прощупать меня на чувствительность к магии создают помехи для приборов. И настолько утомительны, что я уже готов счесть их за домогательства.

Лешью переливисто рассмеялся и жестом отпустил телохранителей.

– Не думаю, что Ваша магия хоть чем-нибудь опасна, – согласился он. – Не могу судить их строго, мне и самому страшно любопытно, как это: машина-эмпат. Диастимаг, неподвластный ни одной другой силе. Хоть режьте, не пойму, отчего вселенная сочла врачевание неприкосновенной и высшей способностью. Я освоил все три вида боевой диастимагии шчеров, но должен отступить перед лекарем. Это не иначе как несправедливо.

– Вот именно, магнум, – пробормотал Эйден, копируя сейсмограммы для Канташа. – Убейте эмпата и дожидайтесь, пока ваш боевой арсенал рассыпется от гангрены или фарадумского гриппа. Магия не дура – сказал последний, кого я убил. Она бережет лекарей, чтобы мы сберегли хоть кого-то в непрерывно воюющих мирах.

На мониторах, в отчетах и сводных диаграммах не было и следа, о котором подозревал Эйден. Неужели ошибся? Тогда это хорошая новость.

– Удостоверились? Мы – одна из древнейших рас и оттого выглядим зловеще, вот аборигены и приписывают нам разные прегрешения, – он коснулся педипальпой черного кителя собеседника и склонился к нему, понижая тон. – Вспомните, как еще недавно люди винили черных кошек в эпидемиях чумы. А смерть до сих пор изображают в черных лохмотьях. И пересчитывают вручную за калькулятором. Вы как никто другой понимаете, что значит – суеверие.

Андроид цеплялся за проигранный раунд, подбирая слова для контрольного выстрела. Пусть он ошибался от начала до конца. Пусть сомнения окажутся беспочвенны, но нельзя забирать их с собой.

– Тот корабль, на котором мы прилетели, – начал он, еще не до конца понимая, как сформулировать вопрос. – Он ведь тоже ваша добыча?

– Гломериды эзеров – основа нашего рациона.

– Отчего вы не встроили его в систему холмов? Он бы отлично вписался.

– Это свежий куш. Вчерашний. Пилот боролся до конца и не упал, куда мы рассчитывали, а сел далеко от нашей базы. Ох, и погонялись по лесу! Поймали только у ручья.

– Богатый был улов?

– Богатый! – закивал паук и не сдержал тщеславия. – Натуральный минори. Правда, насекомые не дают за своих ни ползерпии.

– Один эзер?

– Да. Вдвоем с пилотом летели. Но девку он убил, а мы не падальщики.

Вот оно. Двое в команде? А одноразовый парфюм и блистеры из-под чистящих капсул были в трех каютах. Кто-то сбежал, или шчер намеренно умалчивает? Придется играть дальше, но Эйдену внезапно разонравилась эта игра.

– Что ж, Лешью, – робот отступил к выходу. – Я передам графу, что не нашел связи повстанцев с катаклизмами. Правящий дом с радостью продолжит сотрудничество с пауками. Хотя между нами, Алливея сильно рискует. Отказаться от магнетарной защиты Браны – стратегическая глупость.

– Может быть. Кто знает?

– Но сказать по правде, я восхищен оружием Харгена. И мощью, и уникальностью его разработки. Никто за почти тысячу лет не сумел повторить гений Хмерса.

– Это так, – магнум разблокировал клинкет, провожая гостя и гадая, отчего тот медлит. Катакомбы повстанцев – не курорт, где хотелось бы задержаться. – Но ведь для Империи это и хорошо. Вы слишком гуманны для такого оружия.

– Сейчас, когда мне выпал шанс взглянуть на империю со стороны, в отказе от оружия массового поражения видится не гуманность, а ханжество. Или его сестра: зависть.

– То есть?

– У нас ведь тоже полно магнетаров. Сами знаете, один такой совсем недалеко отсюда. Но нам все не удается собрать из них цепь наподобие здешней. Ничего похожего.

Лешью встал на пороге, облокотясь на косяк и скрестив руки. Его ноги снова занимали весь проход.

– А Вы не думали объединиться с Харгеном?

– Я никогда не пойду на это. Первое, что сделает Харген, добравшись до имперских магнетаров, – поработит и разорит мои галактики. Зури не способен мыслить созидательно, он не строит процветание у себя дома, а у давнего врага и подавно не станет. Вот если бы кто-то разумный и расчетливый перехватил его управление здесь… Совет миров открыл бы для него все ресурсы Империи.

– Допустим… Пофантазируем! – глаза Лешью горели. – И что бы дал ему такой союз?

– Я пойду от противного. А на что – кому бы то ни было – одинокая магнетарная цепь Альянса? Разоренного, истощенного непрерывным зарядом пушки и поддержкой барьера, полного озлобленных предателей? Захватить-то ладно, обслуживать цепь – непомерно дорого. Харген и сам это знает. Видели, как он вечно зол и тревожен? Это нервы, нервы. Где взять ресурсы? Как усмирить недовольных? Чем удержать остатки подданных? Никому не пожелаю оказаться на его месте. Без кучи денег и новых источников энергии такое оружие – лишь временный каприз. Никакого вселенского господства, чушь! Очередной пшик, который увянет еще быстрее, чем первый. А потом – кредитование в империи с невыгодным для нерезидентов процентом, чтобы удержать остатки ропщущих рабов. Конец.

Эйден умолк, а Лешью весь посерел:

– Продолжайте.

– Другое дело – объединение магнетаров. Я бы установил барьеры, а союзники использовали бы их как транзит для ударов по всем известным и неизвестным, прошлым и будущим врагам. Ну, да полно фантазировать, – спохватился робот, игриво улыбаясь магнуму. – Гений рождается раз в тысячу лет. А новая тысяча еще не истекла.

– Даже если бы это было возможно… Даже если Вам вернули бы трон… Совет миров не позволил бы машине управлять таким оружием. Всех это раздражает, но гуманизм – религия имперцев.

– Ошибаетесь. Посмотрите, что они творят. Готовы убить миллионы из мести за одного. Империя возвела меня в принцип. Я – их религия.

Синтетик шагнул к порогу, но клинкет перед ним захлопнулся. Смачно щелкнула блокировка.

23. Глава, в которой легенда звучит по-новому

– Попался, – прозвучало над ухом.

– Кто из нас?

– Вы – в клетку, я – на крючок, – шчер отступил и поманил за собой андроида. – Пройдемте в мое логово. Предисловие будет долгим, а стрихито – крепким.

В противоположной стене зала была скрытая дверная панель. Лешью Лау вел синтетика долгими коридорами имперского крейсера, по мертвым телепортам. Люцерверы забились по углам и горели скудно. Эйден не называл Ри душой корабля, скорее «душителем», но сейчас ее здесь отчаянно не хватало. Личный кабинет магнум обустроил в радиорубке. Хотел контролировать связь? Крыльев на стенах не было: значит, сюда не водили гостей. Шчер подал стрихито – бурый коктейль из орешков чилибухи с мятой – и андроид почувствовал себя, как дома. Хозяин ко всему позаимствовал имперские бокалы из корабельных запасов.

– Вы знали, Эйден.

– Нет, я… не догадывался, я верил. Все эти годы мы жаждали этой встречи.

– Как и обещал, начну издалека. Я расскажу об одной загадочной и древней планете. Вы помните легенду о Лане? Прекрасной богине, прародительнице миров?

– В нашей интерпретации она Лея.

– Это не важно. Лана сверкала и светилась, а в ее волосах пылали звезды. Она летела во тьме, завернутая в кокон из паутины.

– Из сияющих волос, но это, наверное, тоже неважно.

Магнум улыбнулся:

– Мы пауки. Для нас кокон был из паутины. Но Вы правы, это пустяк. Так вот, у Ланы было трое детей. Старшую дочь звали Арахна, она управляла хозяйством. У средней – Белой вдовы – в груди билось черное-черное сердце, и она жила далековато от сестер. О младшем сыне известно только имя: Триантул. Имена в имперской версии подобны нашим, если я не ошибаюсь?

– Да. Анаконда, Молочный полоз и Тритон.

– Понимаете значение легенды?

– Я знаю лишь то, что известно хронистам Ибриона. Лана-Лея с волосами из паутины – не что иное, как сверхскопление Девы в суперкластере Ланиакея. Отсюда кластер и правда в напоминает то ли нити, то ли волокна. Здесь живут все известные расы, и мы в том числе. По меркам вселенной это колыбель наших цивилизаций.

– Превосходно. Но это не конец легенды. Белая вдова полюбила, и ее предали. Говорят, ее черное сердце пронзили кинжалом. Но она не умерла, а родила сына. Паука.

– У нас – химеру о трех головах.

– Нет, слушайте дальше, это уже важно! Паука, Эйден! Паука: с восемью ногами и ледяным сердцем. Сын подрос и начал отползать от матери. В первый день он уполз недалеко. Он обжегся и вернулся обратно. Во второй день – чуть дальше. Но оказался в пустыне и захотел пить. Вернулся опять. На третий день он уполз далеко и уже не вернулся. Так появилась таинственная планета. Понимаете, какая?

Новые подробности дали почву для размышлений. Эйден глядел сквозь нетронутый бокал на россыпь самоцветов на столе у Лешью. Камни с воротников пленных имперцев. Офицеров, которых уже съели.

– Понимаю едва ли больше, чем раньше. Согласно легенде шчеров, да и нашей – вышла система из трех планет. Вероятно, первые две вращались слишком близко к звезде и были непригодны для жизни. А на третьей появились наши предки. Но путь к ней давно утерян, да и сама планета исчезла.

– Не просто исчезла! – магнум вскочил и взмахнул бокалом стрихито в порыве возбуждения. – Мы перерыли все первоисточники, мы сравнили сотни переводов легенды и пришли к выводу, что планета не пропала бесследно. Она пропала с глаз! Слышите? Она была не чем иным, как Браной! Наша древняя родина и столица Альянса – суть одна и та же планета.

Пожар в глазах Лешью захлебнулся ледяным взглядом напротив, и шчер добавил неуверенно:

–Не знаю, сможете ли Вы поверить, что Брана когда-то крутилась в космосе. Звучит, как фантастическая ересь. Но это так.

– Знаю. Я пришел к тому же выводу другим путем.

– Значит, ошибки нет! Мы долго ломали голову, где же истоки Браны? Не так уж важно, просто из интереса… Но так и не преуспели.

– И мы. Но это же тупик: дочери Ланы – три крупные галактики, как минимум две из которых имеют черные дыры в центре. Но в той части вселенной тридцать тысяч галактик, и под это описание подходят десятки местных скоплений. Даже если принять гипотезу, что кинжал в сердце – это перемычка в спиральной галактике, то таких – половина. В каждой – сотни миллиардов звезд, – Эйден вяло качнул головой, отметая надежду на чудо. – Несть числа обитаемым системам из трех планет в прошлом, и где среди них мелькнула Брана? Конец легенды ничуть не проясняет дело, увы.

Магнум порылся в сейфе и вернулся в кресло, держа в руках старые затрепанные пластины для хранения данных.

– А нам пришлось остановить поиски из-за насекомых. В ходе войны эзеры заручились поддержкой Харгена, чтобы после разгрома карминцев поработить и Урьюи. Те, кто был смел и клыкаст, бежали из плена шестиногих. Спрятались тут и довольно скоро выяснили вот что.

Он кинул пластины через стол андроиду. Карточки напоминали те, что Эйден обнаружил в бункере на Бране. Когда-то данные защищал тач-код, но от долгого времени защитный слой вытерся. Секретные разработки, приказы высших, звездные карты прошлого всплыли наружу.

– Алливея… – прочитал андроид и в недоумении глянул на Лешью. – Но здесь нет колец. Вообще нет, обычный шар.

– Совершенно верно! Неужели Вы не задавались вопросом, как здесь вообще могла зародиться жизнь? Как здесь жили до подключения якорей? Все до безобразия просто. До испытания реле, которое устроил здесь еще дед Хмерса, Алливея была, как все. Прозаична, как биокисель. Смотрите на подписи в углу документа.

– Зури не сразу пустили в ход Брану. Черт… – Эйден порадовал магнума живым блеском красной радужки. – Ну, конечно, он же не хотел умереть из-за опечатки! Сейчас это кажется таким логичным. Поразительно, как же я сам не догадался, что Брана не могла быть первой? За тысячу лет до этого Хамияр Зури использовал Алливею в эксперименте по прыжку и удержанию в гиперпространстве.

– Это была планета из соседней звездной системы. Населенная тихими безоружными растениями. Эксперимент прошел, мягко скажем, неудачно. Планета прыгнула в гиперпространство, но не удержалась в нем и выскочила здесь, – Лешью ткнул кончиком педипальпы в карту, где теперь крутились алливейские бублики. – Навигатор ошибся и не вернул ее домой, послал в систему, на 99 процентов похожую. Ядро коллапсировало до черной дыры – микроскопической, как игольное ушко, но мощной – а кору разнесло по орбите. Образовались два природных кольца: это и атмосферное.

– Два? А жилое кольцо откуда взялось?

– Это погибшая цивилизация алливейцев. Вы же знаете, после смерти они становятся растениями. Их тела, их дома и города… вся их прежняя жизнь легла под ноги плодородной почвой. Выжили тогда единицы. Установили якоря гравитации, долго возрождали новые поколения… и старались не вспоминать о трагедии. Как только мы оказались тут и нашли эти документы… то принялись искать остатки реле.

– Оно же все равно не работало, как надо.

– Нам это казалось мелочью. Мы поняли, что магнетары управляются с того же реле и только из гирерпространства! Как только объект размером с планету задерживается в кармане дольше, чем на минуту, он получает власть над цепью нейтронных звезд! Конечно, мы тут же предложили алливейцам защиту от имперцев в обмен на материальную поддержку. Мы перевезли сюда лучших инженеров из повстанцев. Мы заимели время и средства для поисков и новых экспериментов.

Шчер умолк, залпом допивая стрихито. Он умело использовал эти секунды, чтобы довести любопытство гостя до крайности.

– Удивите же меня, – Эйден позвякивал сталью по бокалу, затаив дыхание. – У Вас хорошо получается.

– Год назад мы пришли в отчаяние. Мы нашли реле. Мы исправили ошибки двухтысячелетней давности. Но не могли его запустить! В последний момент обнаружилось, что для этого нужны двое: маг и жрица Диастимы.

Он достал из-за пазухи еще одну пластину и бережно, словно капсюль-детонатор, передал ее в руки синтетика. Эйден жадно пробежался взглядом по чертежам.

– Но в отличие от реле Харгена здесь нет стабилитрона. В момент скачка произойдет замыкание: мага и жрицу выбросит в открытый космос.

– Разве это проблема? Это ерунда по сравнению с тем, что мы понятия не имели, где добыть жрицу! Нам и нужна-то была всего одна! Билет в один конец. Но мы не могли искать ее открыто. Не давать же объявление, в самом деле: «Ищу единственную и неповторимую, согласную героически крякнуть за идею», бха-ха-ха! – Лешью едва не прослезился, но поразительно быстро вернул деловой тон. – Алливейцев мы тоже не могли задействовать в поисках. Дело в том, что реле перенесет в карман лишь третье кольцо. А значит, баланс гравитаций нарушится, и планету, вероятно, ждет катастрофа.

– Выходит, наша идея взаимной выгоды так и останется мечтой.

– Не спешите нас списывать, Ваше Величество, – Лешью взглянул на часы.

Удовлетворенно кивнув, он отпер черный ход, скрытый за переборкой, и дал знак андроиду идти следом. Коридор уводил резко вниз. По пути к ним присоединилась охрана. Вооруженные пауки лезли парами отовсюду: со стен, с потолка, из вентиляции и технических шлюзов, где и воздуха-то не было. Магнум снова заговорил на ходу, не оборачиваясь.

– Поиски долго были тщетными. Но на ловца и зверь бежит. Мы нашли и мага, для которого мучительная смерть в открытом космосе станет актом милосердия, и последнюю жрицу Диастимы.

Он встал перед бронированным люком. Высоким, в человеческий рост. Пока шчер вводил код разблокировки, то прикрывал панель даже от личной охраны. Всем телохранителям, кроме скорпиона и крестовика, было велено оставаться снаружи. Стеречь единственный выход.

Шчер задержал руку на затворе люка и обернулся.

– Можете себе представить, кто ею оказался?

– Исключено ввиду дефицита данных для анализа.

– Роботы, – снисходительно хмыкнул Лешью.

Они прошли в темный зал. Все три шчера обернулись людьми, чтобы разместиться вокруг широкого – во всю комнату – возвышения с массивным цоколем. Люцервер здесь мигал и потрескивал. То ли из-за его мистического света, то ли из-за благоговейной тишины возвышение напоминало жертвенный алтарь. В его центре были два больших резервуара. На первый взгляд, с водой.

Лешью указал наверх, где метрах в пяти над алтарем парил кокон из белой паутины. В самом его центре цепкие путы намертво обхватили Самину. Конечно, ее. Девушка слабо задергалась и повернула голову к вошедшим, но паутина только крепче сжалась, а новый пучок нитей охватил рот жрицы, усмиряя. Серые ленты вокруг кокона заволновались. Их прозрачные концы свесились вниз и болтались лохмотьями над водой.

«– Плохо, демон. Ты не справляешься в одиночку.

– И что теперь?

– Копируй себя. Ты свободен.

– Рехнулся? Ты никогда не разрешал… Мы поглотим тебя!

– Смелее, пока я не передумал».

Эйден смотрел вверх, пауки смотрели на Эйдена.

Легко спутать удивление и страх. Легко скрыть одно за другим. Эмоции скоротечны, и кто скажет наверняка: стало дыхание неглубоким или вовсе задержалось? Приоткрылись ли нижние веки? Дрожь это была или трепет предвкушения? Зрачок же расширяется в обоих случаях.

– Я знал, что удивлю Вас, – шчер обошел цоколь и взглянул на кокон. – Это Самина Зури, дочь Харгена. Никогда бы не подумал искать жрицу на самом верху! Нет, поговаривали, что когда-то Зури удочерил девчонку из бедной семьи, но за двадцать лет о ней никто и не вспоминал. На том суде, где она стояла в синем платье, я не поверил своим глазам. Но боже мой, Брана! Высший свет! Звезду достать легче! Я чуть не плакал… И вот она вдруг: сама падает мне в руки.

– Вы меня не удивили, магнум. Вы меня приятно шокировали, – хрипловато произнес Эйден.

Вот искреннюю улыбку с фальшивой не спутаешь. Большие скуловые и круговые мышцы глаз сократились, как только приподнялись уголки губ. Синтетик протянул руку к лентам, что ниспадали с кокона.

– Та самая Зури. Белая мышь, из-за которой меня свергли – и с небес, и с трона. Хвостиком махнула… И вот я разбит.

Серые обрывки савана текли сквозь пальцы, и робот провел по нитям вверх, чувствуя, как дымка уплотняется ближе к кокону.

– Я все слышу, – Лешью заиграл желваками и обвел взглядом охрану. – Заткните свою магию, не то я заткну вас навсегда.

Крестовик и скорпион попрятались за колонны, проклиная виноватого, чей интерес к андроиду пересилил страх перед магнумом.

– Для чего этот резервуар на постаменте? – спросил Эйден.

– Это водный ресивер. Вода – универсальный проводник диастимагии. Все давно готово к запуску, и как только нашелся исполнитель главной роли, мы заторопились. Если не сейчас, придется ждать еще месяц. Для запуска реле необходима энергия, но ее нам даст планета. Как только три кольца придут в положение точно друг над другом, полярность гравимали над алтарем изменится, сила гравитации швырнет жрицу прямиком в ресивер… А нас с Вами – в гиперпространство.

Эйден погрузил стальные пальцы в воду. Настолько холодную, что от его прикосновения задрожали льдинки.

– Хорошо, что я услышал это «нас с Вами», – задумчиво произнес он, волнуя поверхность воды. – А то уж грешным делом решил, будто во втором чане искупаюсь я.

Шчер расхохотался и тотчас вспыхнул, озираясь:

– Да кому здесь неймется! Возле реле запрещено фонить, пошли вон!

Охранники торопливо покидали зал, когда Лешью передумал.

– Стойте! Приведите второго, – как только пауки ушли, магнум поспешил объяснить. – Не скажу, что не было отбою от кандидатов умереть от удушья и переохлаждения, но любой из нас отдал бы жизнь ради запуска реле. И вот – где алмазы, там и гранат: вместе со жрицей нам попался эзер.

Бритца затолкали в зал в наручниках и ошейнике с блокировкой превращений. Такие же носили его рабы. Но здесь эзер мог выпускать крылья, чтобы не упасть от тычков охраны. Эйден с любопытством обошел пленника и вернулся к алтарю:

– А стрекозиных нет в Вашей коллекции, Лешью. Мятых стрекозиных.

– Никаких еще нет. Там в коридорах – плебейская шваль, а это минори. И не просто минори, а мой личный заклятый враг. Он пытал и убил семью моего брата. Зарезал жену, их маленького сына! – шчер весь побагровел, перечисляя заслуги живореза, пока тот расплывался в скромной улыбке юбиляра. – Мой брат покончил с собой от горя в его тюрьме! Он бросил мою племянницу на утеху солдатам. Он…

Лешью захлебнулся гневом.

– …будет награжден за это легкой смертью, – закончил Кайнорт и получил в челюсть от крестовика-охранника.. Уже не впервые, судя по фонарям и ссадинам. Пауки еще не усвоили, что бить негодяя бесполезно.

– Время, – процедил магнум. – Бросайте его в ресивер.

Эзера потащили за шкирку, но Лешью опять вскинул руку на полпути:

– Стой! Стой. Заставь его отрезать себе крылья. Только быстро, быстро!

Крестовик отстегнул ножны и вытянул длинный обоюдоострый клинок. В зале потемнело: он применил магию. Паук развязал Бритцу руки, и тот послушно взял нож. Звуки утихли. Кайнорт завел клинок за спину, полоснул мятое крыло у основания и бросил к ногам Лешью.

– О… – не удержался шчер и поднял трофей, а Бритц занес лезвие над вторым крылом. Рукоять скользила в ладони, наполненной кровью.

– Быстрее, падаль, – зарычал магнум – Давай второе.

– Лови, – Кай послал нож из-за спины прямо в Лешью.

Для паука время течет втрое медленнее, чем для нас. Но шчер в тот момент был человеком – со скоростью реакций куда ниже скорости клинка, летящего ему в глаз.

24. Глава, в которой Эйден выполняет обещание

Этого не должно было случиться. Кто мог знать, что конкретно Бритц окажется невосприимчив, да еще именно к такой магии? Кто мог предположить, что паук захочет оставить себе его крылья? Кто… хотя нет: о крыльях знал Эйден.

Он был готов стереть тот эпизод из сценария – и стер. Реакция имперского робота сравнима с паучьей. Мгновение спустя Лешью открыл глаза, чтобы увидеть клинок в руке андроида. Смерть, пойманную в дюйме от его лица.

– Ваша пылкая вендетта едва не лишила меня величайшего оружия, – сказал Эйден, к облегчению магнума убирая нож с глаз долой. – Месть не выносит аффекта. На Ибрионе говорят: кровь смывают холодной водой.

Подоспел скорпион, и вдвоем охранники швырнули эзера в ресивер. Крестовик превратился, чтобы удержать Бритца под водой, а напарник в миг наморозил толстую корку над энтоморфом. Лед сковал ему руки, но осталась прослойка воздуха. Чтобы не захлебнулся раньше времени.

– Я позволю Вам сделать первый выстрел, когда все закончится, – магнум протянул руку, и андроид ее пожал.

– Когда запуск?

– Кольца сойдутся с минуты на минуту. И знаете, что восхитительно? Ни одна живая душа нам не помешает: ведь никто не остановит их вращение, и никому не под силу вырвать жрицу из кокона! А Бритцу не разбить лед. Даже убей он меня – здесь довольно пауков, чтобы занять мое место. О, не волнуйтесь за свои магнетары. Мы прыгнем в карман, и знаете, куда я выстрелю первым делом?

– По Урьюи.

– Что?.. – шчер осекся и улыбнулся. – Как догадались?

– Пальцем в небо. Вот только как быть с пауками, которые погибнут вместе с ними?

– Пусть! Они рабы: были ими, когда сдались через месяц войны. Рабы и теперь: не противятся, не восстают, не борются.

– Разумно. И рабами останутся, и наплодят себе подобных. Грязи. А чем больше грязи, тем больше тараканов, – упала тишина, и андроид перехватил взгляд магнума, потерявшего дар речи. – Что? А, ждали осуждения. Если б я мог похвастать безупречным прошлым. Но и на моей совести вращается убитая планета.

Зазвучал сигнал: жилое кольцо Алливеи уже поднялось над гравималью алтаря. Реле запустило отсчет для кольца атмосферы:

Три.

Ни одна живая душа не помешает…

Два. Самина услышала голос. Эйден?

– Хотите фокус?

– Что?

Один.

Кокон упал в ресивер, где Самину кольнула стужа. Ударила прямо в сердце. Она тонула. А лезвие – лезвие?! – уже поднималось из воды, сверкало багрянцем. Осознание реальности смерти завопило в голове. В голове! В том, что теперь осталось от нее. Отключиться, скорее: умереть прежде, чем станет больно! Но больно не было, только вода стала кровью, мир поплыл и потемнел и… она поняла, какое обещание сдержал робот. «Если придется оторвать тебе голову… сделаю… не задумываясь», – была ее последняя мысль.

Ни одна живая душа не помешает, сказал магнум. А как насчет одного мертвого тела? Три кольца Алливеи сомкнулись, обнялись и начали расхождение.

– Нет! Не-е-ет!!! – Лешью бросился к резервуару и перегнулся через край.

В алой дымке подо льдом голова последней жрицы – глаза распахнуты и стеклянны – уже отделилась от тела, неестественно повернулась, запрокинулась и ушла на дно. Белое тело билось в конвульсиях, сбрасывая паутину. Вот и конец. Миг – и договор с империей перечеркнут тем же пером, которым был подписан.

Мокрое лезвие, еще в крови Самины, рассекло воздух. Эйден знал: если паук обратится, его уже не убить, и направил клинок к горлу шчера. Нож скользнул по хелицерам. Удар запоздал. Кожа зачерствела, ороговела и стала хитиновым панцирем. Магнум обратился полностью и бросился на синтетика. Хромая на шести ногах, он все еще был проворнее робота. По полу задымилась паутина, и Эйден вскочил на цоколь, отступая к выгодной позиции. Шчер – за ним, но андроид ранил его в глаз. Только что с того: больно, но у паука осталось еще семь! Внизу метались охранники: они еще не сообразили – что произошло? кто виноват? – и не рисковали атаковать без приказа.

– Что стоите, черти?! – крик Лешью искажали паучьи мандибулы.

– Мы уже в гиперпространстве?

– В гиперпросранстве, твою мать! Он убил жрицу! Стреляйте!

Перепалка дала роботу секунду, чтобы прыгнуть за алтарь – туда, где он близко примыкал к колоннам. Над его макушкой тотчас просвистел пучок ионов. Что, теперь так и сидеть здесь? Он высунул нос наружу.

Бац – еще заряд.

Значит, так и сидеть. Недолго, что уж. Реле запущено вхолостую, рано или поздно купол зала войдет в резонанс с оборудованием и обрушится. И все умрут. А потому – чего психовать? Пауки не могли пробраться за колонны, а соваться к андроиду в облике людей желающих не было.

Ему б сюда Кайнорта без того ошейника!

Пять или шесть лап заскоблили стены рядом с Эйденом, пытаясь выгнать его из щели, и довольно скоро (ценой трех поломанных когтей) у них это вышло. Не мудрено, имея двадцать две ноги против двух: они выцарапали негодяя, как занозу.

Робот обежал алтарь и по дороге сделал, пожалуй, главный вывод за последнюю минуту: ему б сюда Кайнорта, и пусть даже в ошейнике. Но эзер тщетно бился об лед с другой стороны, а может, уже утонул. Во всяком случае, прохлаждался, в то время, как Эйден делал его работу. Строго говоря, бегал от его работы. Отчасти все-таки хорошо, что Бритц этого не видел!

Пол в комнате завибрировал. Подземный толчок перепугал шчеров, а робот успел взлететь на возвышение. Он смог только раз, но очень сильно ударить рукоятью ножа по льду в ресивере Бритца. Он не знал, помогло это или нет. Лешью вскочил на алтарь следом, впился клыками в стальной локоть и стащил робота на пол. Глаза застила паутина, ее слои множились, замелькали ноги, ноги, ноги… Паук хотел впиться роботу в шею, но замотал головой: его клык застрял в руке жертвы. Он не мог решить, продолжать бороться или рискнуть и вырвать себе ядовитый зуб? Клык засел намертво с обеих сторон. Эйден оттащил магнума за колонны и услышал треск. Или всплеск. Он очень надеялся на всплеск! Но и секунды не было, чтобы глянуть на ресивер. Жвала, глаза и ноги закрывали свет, царапали, резали… зато прикрывали от иольверов. Охрана не стреляла по Лешью.

Яд растекался по руке. Паук испускал его инстинктивно – он не мог навредить роботу. Но Эйден начал уставать. Оба понимали, что бой закончится, как только один из них просто выдохнется. Лешью напряг остатки сил, чтобы вытащить синтетика из укрытия. Он уж и сам плохо соображал. Шчер поднял робота застрявшим клыком за локоть и, не имея лучшей идеи, просто шмякнул им об алтарь.

От удара Эйден отключился.

* * *

Шиманай растерянно глядел на ящик. Это был совсем маленький запечатанный ящичек, в котором совершенно точно нельзя было уместить человеческую жизнь. Да что там, материалов для конвисферы таракана Эйден получил тогда на Бране гораздо больше.

– Это все? Семь лет человек открывал мир, и вот это – все, что удалось достать?

– Сам знаю, что мало, – ответил Канташ. – Втайне от принцессы не раздобыть много вещей. Но Вы хоть взгляните! Шиманай, давайте хоть с чего-то начнем. Попробуем – до возвращения синтетика, а после… может, я смогу добыть что-то еще.

Угрюмый Кафт запустил комм и вскрыл ящик. На самом верху лежали игрушечный карфлайт и плюшевый гриб в ярком шарфике.

– Я все промаркировал, – бормотал граф, задом отступая к выходу. – Мне нужно проведать Ампаль, так что сейчас я ухожу.

– Вы обещали мне помощника.

– Да, да. Сию минуту.

Посол заторопился выйти и тотчас вернулся, ведя за собою Пти. Браслеты для адаптации к планете затерялись среди других ее побрякушек.

– Госпожа Пти сама вызвалась поучаствовать, она скучала на корабле.

Канташ смущенно поклонился и вышел. Госпожа Пти! В золотой пыльце и ажурном палантине. Под звук ее лопнувшей жвачки Шима запустил вазой в декоративную ширму, вложив столько души, что прорвал ткань.

– Полегче, коллега! На языке алливейцев ты мне тока что в любви признался. Разбил дорогущие штуки одну об другую!

– Ты-то откуда знаешь? – Кафт был раздражен и резок до крайности. Помощницу граф ему нашел, как же. Совсем уж никому из дворца не доверяет.

– Вообще-то профессия обязывает. С клиентом ведь как: заболтаешь его, а время идет. Так что языком у нас владеют с обоих сторон.

– С обеих. Ладно, иди сюда. Будешь держать материалы и жать на «ввод», когда я скажу.

Шиманай видел, как когда-то Эйден оцифровывал и заносил в специальный каталог тараканов, больных уроборосом. Теперь им с амадиной предстояло делать то же с ящиком малыша Аруски. Профессор брал игрушки, тетради, фото, заносил их копии в каталог и распределял по категориям. Пти надувала пузыри и безропотно сносила ворчание напарника, если подавала вещь слишком быстро, слишком медленно или не с той стороны. Это было как раскладывать чудовищно сложный пазл на кучки по оттенкам. Позже из этих кучек Эйден должен был собрать головоломку. Или объявить Канташу, что кусочков слишком мало, и картинки не выйдет.

Из того, что было в их распоряжении, едва клеились воспоминания о человеке, но не человек целиком. Воспоминания чужих и случайных людей, искаженные посторонним восприятием. Фоторобот души, а не зеркальное отражение.

– А куда они дели мальчика? – спросила Пти, глядя на последний файл. – Они что же, и от матери его прячут?

– Тело перенесли в укромное место, куда-то в старый парк за дворцом. Ускоренный метаболизм вызовет подозрения: я видел мельком – Аруска… уже совсем деревце, и даже почки на ветках! А Канташ растерян, конечно. Я понимаю. Он не знает, как рассказать принцессе. Он уверен, Ампаль не справится с горем, когда узнает о смерти сына.

– Захер-меня-Мазох! Это ж когда ж он ей скажет? Когда ее руки пройдут сквозь мальчишку? А если прямо на празднике? Схватит неловко, кольнет вилкой…

Она повторила разумное предостережение Эйдена, но кажется, это было очевидно для всех, кроме графа. Профессор жестом осек поток ее негодований:

– Нас это не касается, Пти. И я тебе вот что скажу: у нас так и так не выйдет толковой копии. Выйдет кукла, чудовище, химера, что угодно, но не тот мальчик. У меня выросли пятеро шиманят, и все-таки не надо быть отцом, чтобы понять: этого, – он указал на ящик, – мало. Мало даже для новорожденного. Каждый новый день человека, самый скучный день – это целый мир, а Аруска прожил шесть лет.

– Стоит ли тогда вообще… а? Может, скажем Канташу, пока не поздно? Чтоб не в последний момент.

– Я не знаю. И Эйдена нет! И не отвечает! Я не знаю, Пти…

Решено было продолжать до вечера – авось чудо? – и после объявить Канташу, что лучше бы заиграть другой план. Пти замерла посреди комнаты с плюшевым грибом в руках. Он был последней игрушкой для каталога, и Шима запустил сателлюкс – облететь гриб для оцифровки. В тот момент приоткрылась дверь и вошла алливейка. Шима вздрогнул, смахнул на пол игрушку, Пти сцапала пустой ящик и кинула за ширму.

Алливейцы были прозрачны, но все имели какой-то свой оттенок. Вошедшая была чиста, как родниковая капля на хрустале. Внутри – на шее, на запястьях и в волосах – светились колонии люми-бактерий: перманентные украшения алливеек. Чем ярче был их свет, тем дороже стоили такие колонии. Эти же просто ослепляли.

– Ампаль, – сказала она. Короткое слово впитало столько боли, словно даже внутри имени была черная дыра. Кафт почти увидел, как эту боль источают кончики ее пальцев, как она сочится с ресниц и волос. Листья на них истончились и поникли. Ампаль прошла в кабинет. В руках у нее дрожала веточка с невзрачными белесыми цветами.

Пти застыла, вытаращив глаза, а Шиманай попятился к столу, чтобы прикрыть улики. Тут и там у комма валялись рисунки, какие-то цветные обрывки.

– Ваше… Высочество, – профессор, не разбирая, сметал мелочи в ящик стола. – Мы соболезнуем Вам в связи с болезнью сына… и… мы делаем все возможное… чтобы поставить его на ноги.

– Довольно суеты, – оборвала принцесса, и Кафту полегчало, хоть он и не знал пока, отчего. – Послушайте. Когда мне было семь… как Аруске… я не любила играть с детьми из дворца. Я убегала, таилась по углам с книгой. Гувернантка завалила меня учебниками, все ругалась, что я таскаю волшебные сказки, фантастику. Что принцесса не должна терять связь с реальностью… Но я все равно витала в облаках. И вот однажды я прочла о чудесном цветке: снежной хиродее с гранатовым сердцем. Хиродея видела, как осенью с других цветов опадают лепестки, и не хотела взрослеть. Хотела оставить свой прелестный бутон. Ведь иначе вместе с ним она потеряла бы сердце – любимую гранатовую крапинку! Хиродея дождалась зимы и не скинула лепестки, не спряталась под теплые прелые листья, чтобы переждать до весны. Она замерзла, обледенела в снежной вьюге и навсегда осталась такой, какой была. Мертвая, но прекрасная. Это очень грустная сказка, но хиродея казалась мне такой смелой! И я мечтала когда-нибудь стать ею – но разумеется, не могла: снежная хиродея с гранатовым сердцем цвела только в книге. Никто не знал моей фантазии, ведь я боялась, что меня засмеют. Позже я выросла, повзрослела. Потом родился Аруска… – Ампаль умолкла и перевела дух, собираясь с силами. – Прошлым летом он заблудился в парке: за ним погнался барсук, малыш укатился в колючки… и когда я нашла его… в грязи и слезах, с расцарапанными ладошками… Я убаюкала его этой сказкой. Я рассказала ему свою детскую мечту – быть смелой, как хиродея. Ему одному рассказала.

Ампаль подошла ближе и вложила в руку Шимы свой цветок.

– Сегодня я нашла в себе силы выйти в сад. И на том самом месте, где когда-то я читала о снежной хиродее, где баюкала Аруску – прямо на моих глазах распустились эти цветы.

Кафт повернул веточку. Лепестки дрожали. Он раздвинул их осторожно и заглянул внутрь: на дне белой чаши алела крапинка. Будто кровь из сердца хрупкого цветка.

– Я знаю, что Аруска мертв, – мать вздохнула смиренно и горько. – И я догадываюсь, о чем Канташ на самом деле просил императора.

– Да, принцесса. Да. Я думаю… Нет, я уверен: конвисфера вас только подведет. Глупая, никчемная идея! Эйден почти о том же говорил Канташу, но граф отчаялся и сошел с ума от печали и дворцовых интриг.

– Какие-то вещи даже не его… – Ампаль рассеяно трогала мелочи на столе. – Собрать из этого Аруску? Это хуже, чем взять по строчке от многих песен и склеить в одну. Бездарную какофонию…

– Мне жаль, но это так.

– Я отменяю приказ графа. Конвисфера не нужна. Передайте Его Величеству, как только он вернется, что я настоятельно прошу его о встрече.

Ампаль больше не мучила их. Принцесса тихо ушла, а Шима стер все, что занес в каталоги.

25. Глава, в которой Самина выбывает из игры

Эйден очнулся от того, что потолок крошился ему на лицо. И еще вот от этого:

– Ты отрезал ей голову!

– Да, капитан.

– Да какого… твою мать, я же терпел ее… неделю!.. не убивал! А ты…

– Ну, извини.

Андроид старательно устанавливал связь с новой реальностью, в которой Бритца что-то натурально вывело из себя. Возможно ли такое? Вокруг никто не метался, не вздымал когти, шум и треск остались только в ушах. Робот стряхнул с себя крупные обломки и попытался встать. Оказалось, туша Лешью валялась поперек него, все еще клыком в его локте. Охранники лежали у стены. В таком виде, что и мама родная не опознала бы. Кайнорт был весь сырой, злой и нервно ковырялся в ошейнике. Оставалось лишь фантазировать, как он убил пауков, не превращаясь. Видимо, крепко достали.

– Я только не понял, как ты его победил? Он жмякнул тебя, как рыбу о камень, и вдруг издох.

– Никак не побеждал, – прохрипел робот, отрывая не то клык от руки, не то руку от плеча. – Прокусил мне высоковольтный мультикабель, и его закоротило.

– Невероятно. Ты еще худший боец, чем я думал.

– Я тоже собой не впечатлен.

Клык на последнем ударе пробил не только руку, но и алтарь, пригвоздив синтетика к камню. Эйден вывернул шею, чтобы заглянуть в ресивер Самины, но не дотянулся.

– Кай, проверь ее воду.

– В смысле? На соль? Уварилась ли?

– Просто посмотри! Я отсюда по тебе все пойму.

Эзер нехотя глянул в резервуар, и андроид получил именно то, что хотел. Широко распахнутые глаза того, кто пять лет не удивлялся.

– Она прозрачная! Эйден, почему вода прозрачная? Или я мало видел трупов.

– Таких еще не видел.

Наконец рука была свободна, поврежденный мультикабель заправлен в кость, и синтетик вскочил с алтаря. Он сорвал белый флаг сопротивления, чтобы расстелить на полу. Бритц отрешенно наблюдал.

– Это для чего? – любопытство взяло верх. – Ты ее не убил? Скажи, что это иллюзия.

Эйден погрузил руки в воду, откинул мокрую паутину с лица Самины и осторожно поднял ее голову из воды. Одну. Отдельную. С неровно выбитым позвоночником и рваньем из кожи и мяса на шее. Палач и клинок не были идеальны.

– Я тебе что – престидижитатор? – хмуро бормотал синтетик, укладывая голову на флаг. Он приоткрыл ей веки. – Посвети.

Кайнорт не удивился, когда зрачки трупа выдали уверенную реакцию на свет. Чего там прошло-то с момента смерти – минут десять. Следом робот выловил тело и так же бережно сложил его на белую ткань. Кайнорт не удивился и свежести рефлексов мертвеца. Чего там прошло-то, опять же. Да еще в ледяной воде.

Но когда голова заморгала и, увидев Эйдена, болезненно скривила губы, эзер, повидавший всякого, машинально отступил на шаг.

– Рано, – шепнул робот и прикоснулся ко лбу девушки. – Спи.

Веки ее снова опустились, лицо разгладилось.

– Так и знал, что ты диастимаг, – выдохнул Бритц. – И это ты фонил, когда Лешью думал на охранников. И пока я возился с крылом… За крыло тебе, дрянь железная, отдельное спасибо!

– Ты бы умер, убивая магнума. Он овладел зеркальной магией. Но это бесценно – наблюдать, как эзер отрезает себе крылья. Зато ты мне очень помог: я запустил ботов с отсроченным действием на паутину и в воду. А когда поймал клинок, еще и на него. Для верности. Я никогда еще так не делал раньше.

– И все-таки рискнул?

– Можно было вежливо попросить Лешью все отменить, но я так люблю девок рубить. Кай, проснись – выбора не было!

На самом деле он был, и оба знали: Эйден мог перейти на сторону Лешью. Получить оружие, равному которому еще не было во вселенной. Мог сделать империю не великой – величайшей.

– А ты знал, что я брошу кинжал?

– Нет. Я думал вырвать ей трахею, пока не подвернулся нож.

– Флирт уровня «бог». А я-то переживал, когда сломал ей руку.

– Нужно было, чтобы жрица умерла. На самом деле умерла, по-настоящему, – к облегчению эзера, андроид упустил его последнюю фразу. – Так оно и вышло. Поэтому реле заработало, но не выполнило запуск. Кольца над алтарем разошлись, и мои боты аккуратно собрали всю кровь и вернули ей обратно. Они поддерживали обмен веществ в теле и в голове. По отдельности. Теперь они почувствовали меня и начали сращивание. От этого Самина очнулась… немного не вовремя. Сердце еще не работает… легкие… ничего пока не работает.

– Представляю, как бы она удивилась, если б тут же не смогла тебе врезать.

Сверху посыпалось сильнее, от нового сотрясения цоколь и алтарь треснули посередине. Из лопнувших ресиверов полилась вода.

– Надо уносить ее на корабль, – Эйден убирал остатки мокрой паутины с тела Самины, чтобы завернуть его в ткань. Оказалось, девушка могла быть еще бледнее, чем при жизни. – Снял ошейник? Иди первый. Расчисти путь от пауков, если те еще не разбежались. А я догоню, как только ее голова будет держаться чуть крепче – на случай, если вдруг запнусь.

Эзер поспешил на выход, но вернулся с полпути:

– С тобой что-то не то. Да? Все это… даже мне не по себе, а ты ровный, как ледяной каток. Я говорил, что сломал ей руку? Эй, а вот мои отметины, тут, на ее ключицах. Точно все нормально?

– Все нормально. Я вернусь.

– Мертвый режим. Это в нем ты взорвал Эзерминори?

Кайнорт обратился и вылетел из зала, не дожидаясь ответа. Его немного швыряло влево на трех крыльях.

Эйден и не думал парировать. Сейчас его не задела бы и комета Галлея, куда там издевкам стрекозы. Он провел рукой по белой ткани вдоль белого тела. Вирус достиг предельной концентрации. Эйден уже не мог сказать наверняка, что он – это он. В самом деле: он только что предотвратил чудовищную катастрофу, но уже забыл о шчерах. Он только что убил ту, о которой говорил, что убить ее труднее, чем планету. И смотрел на ее тело, как на пособие для театра анатомии. Все как-то сломалось: ни страха не было, ни вины, ни волнения. Только организованный план действий. Список пунктов, которые он методично выполнял. Поперечный рубец на шее затягивался под стальными пальцами, и уже через минуту робот поднял Самину. Девушка стала даже легче, чем когда-то в рубке мини-брига. Месяц или вечность назад. Сейчас она еще не дышала, сердце не билось: организм был не готов, и Эйден не позволял. Еще немного времени. Еще несколько минут в его руках, и будет можно.

Вирус, драка с пауком, дикий расход сил на лечение – отбивали соображение напрочь. А подумать было о чем. Он ли сам хотел вернуть Самину к жизни, или демон позволял ему хотеть? Позволял напоследок, перед тем, как превратить в механического зверя? Эйден уже не мог остановить процесс деления вируса и лишь наблюдал, прислушивался к его вакханалии. Только почему-то раньше был уверен, что это больно, но оказалось, нет.

Купол зала рухнул на алтарь, но робот успел выйти с девушкой на руках. Вдоль стен коридора все крылья, когда-то заботливо собранные Лешью, были сорваны. Кайнорту хватило времени и на это. Выпитых дочиста охранников – в обличье людей и пауков лапами кверху – здесь было только пятеро. Остальные решили, что началось землетрясение, и сбежали подальше от холмов.

На свежем воздухе долины у синтетика закружилась голова. До корабля оставалось полсотни шагов, но он опустил Самину на песок и сел рядом. Его подташнивало. Пора было запускать работу органов, а доктора мутило и трясло. Андроид знал, это лечение станет последним: он давно истратил запасы вещества и энергии для диастимагии и уже не впервые превышал норму, используя свои собственные.

Вибрации. Петляя или шарахаясь влево, подлетел и обернулся Кайнорт.

– Я нашел себе не в меру упитанного прихвостня с проблемным усвоением глюкозы. Отбил лед и отправил на мостик, подготовить гломериду ко взлету.

– Это мой прихвостень, – вяло огрызнулся Эйден. Он прикрыл ладонью глаза и не двигался.

Бритц посмотрел на тонкую руку Самины, что выпала из-под флага.

– А если б нас с тобой убили там, в зале, кто бы выловил тело и пришил голову?

– Никто. Эзер, у тебя две пушки, а ты добиваешь меня… мною.

– Может, я ее быстрее донесу?

– Нет.

На это «нет» и ушли последние силы. Бритц вздохнул и опустился на песок рядом. Эйден протянул в его сторону руку и шевельнул пальцами. Для безработного андроида это было слишком по-монаршески: лакей должен был угадать, чего желает император. Но эзер, кажется, понял. Не выказать крайней степени удивления, когда передавал сигарету, – вот что было сродни искусству.

– Это не мне, – пояснил Эйден и глубоко затянулся, чем окончательно запутал Кайнорта. Но тот сделал вид, что пространным ответом удовлетворился, и кивнул.

– Договорился с вирусом?

– Щас, ага. Договоришься с ним. Думаю вытравить его никотином.

Бритц не знал, как разговаривать с таким Эйденом, и ждал, пока тот объяснит сам. Если объяснит. Затяжки после третьей синтетик открыл глаза и минуту или две молча смотрел в небо. Энтоморф изучал его со стороны, как изучают редкого морского гада. Настолько редкого, что научный интерес перевешивает опасность или отвращение к нему.

– Знаю, о чем ты думаешь, Кай, – грубовато начал андроид. – На липком страхе, что ты здесь распространяешь, можно топор вешать. Но я не буду гнать вирус, зачем?

От металлического скрежета в этом голосе Бритца передернуло, но он промолчал, ожидая продолжения. Эйден еще мелко дрожал, глядел сквозь дымку в никуда и разговаривал сам с собой.

– Ты можешь умереть, чтобы стать эмоционально стерильным. Я для того же отдаю себя на растерзание вирусу. Без него я не взмахнул бы лезвием. Я убрал бы его в последний момент – и все. Нет, правда, вот если подумать… зачем возвращаться в себя? Чтобы торнадо рефлексии обрушило мой мир, и я такой – «Ох, дьявол, я же оторвал ей голову!» – он жутковато рассмеялся в клубах своей дымки и бросил сигарету Бритцу. – Эти курительные смеси с Урьюи просто ад какой-то…

Кай молчал.

– Вот только не говори, что эдак я любое дерьмо могу списать на вирус, – продолжал робот. – Ты скажешь, что ведь вирус – это тоже я. А я поспорю, мол, да, но мерзкий… Или все-таки настоящий? Я даже не знаю. Если честно, ты меня запутал.

Кай молчал. Наблюдал, как синтетик рассыпается осколками, те оплавляются на солнце и уже не подходят друг другу. Эйден вздохнул и провел ладонью по лицу. Глядя на свою руку, он наконец заметил, что его больше не трясет, и потянулся к Самине. Смог бы он смотреть на нее теперь – просто смотреть – если бы не вирус? Мог ли он вообразить, что проклятый демон станет его лучшим другом?

Снова убрать пряди, снова пальцы на белой шее, снова душа и тело под его руками – одно целое. Самина. Будто и не было взмаха клинка. Теперь можно жить.

И он разрешил ей дышать.

– Не хочу показаться заботливым, но ты стал еще прозрачнее. Давай все-таки я понесу.

– Нет.

На пути к трапу девушка согрелась в руках андроида. Она пыталась очнуться, но ее память и сознание все никак не могли догнать события последнего часа. Ее попросту не было, не существовало в это время. Ведь когда тебя нет, это не укладывается в голове. Нет, Самина еще тонула в ресивере, потрясенная предательством Эйдена и своей смертью, но ощущения эти мешались с касанием влажной ткани и дыханием. И биением сердца. Абсурд. Бывают ведь и у отрубленной головы фантомные боли? На самом деле ее тело стынет у поверхности воды, а она…

Она свернулась на груди убийцы. В его руках было все равно, куда лететь: вверх или вниз.

* * *

«– Мы нагулялись. Можно нам домой?

– Нет, побудьте еще со мной.

– Но мы устали!

– Сейчас начнется самое интересное».

Желтые глаза, блестящие и невозможные, смотрели на робота. Просто смотрели и все. Самина молчала, дышала ровно, спокойно. Как-то слишком спокойно.

Эйден не спрашивал, как она себя чувствует, он знал точно: физически она в порядке. И она знала, что он знает. Нужен был экспресс-тест, чтобы понять, как там у нее с психикой. Обычно человек уже не тот после гильотины. Хотя женщинам не привыкать терять голову, а потом быстро забывать об этом.

– Скажи пароль, – позвал Эйден.

Светлые брови вопросительно дрогнули, и он повторил:

– Скажи это. «Ты отрезал мне голову» – так принято. И что ты ненавидишь меня, чтобы я понял, что с тобой точно все в порядке.

– Пустое. Что ты меня убьешь, я поняла, когда поймала твой взгляд. То, как именно – когда ты поймал клинок, – она шептала, иногда соскальзывая в хрипотцу, но смахнула руку андроида со своего горла. – Не надо, все нормально. Уже бывало, что я теряла голос, это… нервное.

– Ладно. Думаю, сейчас лучшее, что я могу сделать, чтобы голос вернулся, это оставить тебя одну. Прости, не знаю, надолго ли.

– А как же твой пароль? Давай, скажи, что я не одну себя подвела, а половину вселенной. Или сколько там пауки собирались оттяпать с моей помощью.

– Мне не в чем тебя винить. Я тут подумал… нельзя же винить за природную тягу к свободе.

– Я просто хотела выйти из игры.

– Выходи.

Девушке казалось, если она повернет голову, та снова отвалится. И повернулась на бок всем телом, чтобы взглянуть на андроида. Нет, ей определенно послышалось. Ведь вот же он – спокойный и собранный. Он не мог произнести такое. Не сейчас и уж точно не под вирусом. Самина не знала, что пока не очнулась, он лежал, уткнувшись ей в плечо, местами штопая себя изнутри, местами разрывая, то собирая, то рассыпая, и что пришел в сознание, только признав очевидное:

– Выходи, я уже проиграл тебе. Я не смогу убить тебя на Бране, так что нет смысла мучить тебя здесь.

– Император не пойдет до конца? Совсем заврался.

– До конца чего? У всего есть границы, даже у вселенной, и мои – вот они, здесь, где начинаются твои. Отдыхай, а после уйдешь.

Ну, конечно. Известная манипуляция: дать иллюзию свободы, чтобы далеко не убежала, расслабилась и не вздумала прятаться. Самина попыталась встать и не смогла. Но тут же попыталась снова.

– Прямо сейчас уйдешь? Зеленая, в одном белье.

– Если бы ты не прикрывался демоном, а нашел смелость почувствовать то, что чувствую я, Эйден, ты бы бежал отсюда, сдирая с себя кожу. Потому что только эта боль заглушила бы мой ужас – от одного твоего гнусного вида и мерзкого запаха! Ты как чума, от которой не сбежать, не отмыться!

– Дождись хотя бы, когда вернется голос. Сядешь на любой звездолет, куда угодно, и пропадешь, – он не ответил на грубость, но нарочно провел костяшками по бледной щеке. Зная, как Самина взорвется, но не покажет этого. – Слышала что-нибудь заманчивее? Не бойся, я уже скорректировал план без твоего участия.

– Да ну! Любой план без меня только оттянет время.

– Значит, я дам Ибриону время. Имперские оборонные технологии не стоят на месте.

– Бранианское реле – не шарашка, как здесь. Ты же понимаешь: запусти его вхолостую, и в лучшем случае тебя завалит насмерть.

– Это ты к тому, чтобы я передумал?

– Это я к тому, что если не врешь – не запирай меня, когда будешь уходить.

Эйден неслышно поднялся. Все так же опасаясь вертеть шеей, Самина неуклюже отвернулась к стене и прикрыла глаза.

– Он убил Бена.

– Что?..

– Кай убил Бена. С твоей санкции.

Тот карт-бланш для Бритца. Робот наблюдал, как внутри него умирает легион демонов. Бесполезный легион. Уже в коридоре Эйден сжал челюсти так, что рот наполнился амальгамой. Он прокусил себе язык. Глотая ртуть, андроид направился вон из корабля.

– Вы знаете, последние пару часов у меня то и дело барахлит сердце, – Ирмандильо возник из рубки, потирая грудь. – То зайдется, то остановится… Не хочу паниковать, но я могу от этого умереть?

– Можешь.

У шлюза он столкнулся плечом к плечу с Бритцем и чуть не сбил его с трапа.

– Твой труп на мостике? – рыкнул синтетик. – Убери за собой!

Холодный воздух долины резал легкие.

«– С меня хватит. Я спать.

– Слабак.

– И ближайшие лет сто меня не трогай. Псих».

Ветер усилился и пробрался под китель, под самые ребра. Хорошо. Надо охладить себя изнутри. Что там говорил Ирмандильо о сердце? Почему это слово так и преследует его? Точно. Легенда о Ланиакее. Шчер подкинул новый образ: паук с ледяным сердцем. Теперь он ползал внутри андроида и не давал покоя. До вылета оставалось немного времени, пока гломерида обсыхала, и Эйден решил вернуться к руинам зала под холмом.

26. Глава, которая чуть-чуть запоздала

После землетрясения в коридорах мигал аварийный свет. Все клинкеты и шлюзы автоматически запирались изнутри, и андроид подтащил одного паука к замку, чтобы приложить его педипальпы к сенсору. Импровизированный кабинет Лешью остался цел. Сейф был заперт. Хотя Эйдену не составляло труда подобрать код, он не спеша разглядывал изображения на дверце.

Прекрасная богиня куталась в кокон, сотканный из звездных бус. Кластер Ланиакея вмещал миллиарды скоплений, и в древности, особенно издалека, выглядел очень похоже. Робот вскрыл сейф и достал ларец, который так и не успел толком разглядеть из рук Лешью. В углу крышки сидел паук: брошка с тельцем из звездчатого сапфира. Старший сын Ланы – Арахнид. Тонкие кривые ножки он поджал под себя, точно живой. Рядом его младший брат из триллианта – алмаза треугольной огранки. Триантул, кажется. В противоположном углу стояла девушка. Ее изображение, набросок белой темперой, диссонировало с пауками.

Эйден откинул крышку, зная, что еще вернется к ней. Из ящика он достал черного паука, вырезанного из цельного оникса, и поднес ближе к свету. Даже под лампой казалось, что у животного нет одной ноги. Третьей, если считать с головы. Отбита? Украдена? Но оказалось, лапу выполнили из хрусталя редкой чистоты: она была там, просто невидима.

Брана. И она же – та самая колыбель четырех рас. До сих пор Эйден считал, что нужно искать систему из одной звезды и трех планет. Это выходило из усеченного имперского варианта легенды. Но у паука восемь ног, и что, если Брана была не одной из трех, а третьей из восьми? Такие крупные системы встречались гораздо реже. И было еще кое-что.

Эйден перевернул паука. Вставка из хрусталя у него на груди. Сердце в разных культурах изображали по-своему, но андроид нашел именно то, что ожидал. Две изогнутые линии, две эфы друг напротив друга. Старый, очень старый знак. От урагана догадок робот зажмурился, мотнул головой и взглянул на хрусталь еще раз. Нет, не показалось.

Когда Гервин позволил андроидам рыскать по анналам истории без спроса и без контроля, роботы потащили себе в мозг разную чушь. Эйден не был исключением, и последние четыреста лет методично вычищал из памяти ненужные факты, чтобы освободить место для новой ерунды. Он стирал лишнее из тяги машин к порядку, но была у него там чепуха, неприкасаемая ввиду ненадобности, даром занимавшая антресоли, но священная, как дедушкин спиннинг. У Эйдена там валялись номера бывших, рецепты коктейлей и – неожиданно, да? – отчеты зонда «Новые горизонты». В 3465 году до основания Империи Авир, на заре астронавтики, захолустные гуманоиды исследовали планетоид на границе своей звездной системы. И обнаружили там ледяное плато из замерзшего метана. Плато в виде сердца. В их системе было восемь планет, и зонд пустили с третьей от солнца. То есть – «от Солнца». Координаты которого завалялись на антресолях Эйдена. Насколько прекрасным открытием это казалось, настолько и невероятным совпадением.

Проверить и перепроверить.

Эйден отбросил паука и захлопнул крышку ларца. Да! Если все верно – а все верно! – старшая дочь Ланиакеи в нижнем углу – это галактика Андромеды. Анаконда у змей, Арахнид у пауков – все одно. Крупнейшая из трех основных в скоплении Девы. Конечно, галактики давно звались не так. Но имперцы хранили в памяти древние имена звезд, в них была душа, а не сухие номера. Как только ни называли младшую сестру Андромеды – галактику Треугольника. Но и ее всегда с намеком: ибрионцы – Тритон, шчеры – Триантул. А средняя – та, что родила паука – выходит, Млечный Путь. В его центре черная дыра и перемычка, обычная для спиральных галактик. Черное сердце, пораженное кинжалом. Точно как в легенде.

Выходит, Эйден давно знал древнейшее из имен Браны и ее координаты на момент запуска реле. Но понял, что Земля, Брана и легендарная родина четырех рас – это все одна и та же планета, только когда разрешил Самине уйти. Исключительное невезение.

Он развернул карты с нейробраслетов. Если верить Лешью, планета возвращалась из кармана не совсем на то же место, из которого прыгнула. Настройки реле позволяли ей найти свою систему, даже если та сдвинулась. Как заметил сам андроид когда-то, вселенная не стоит на месте. Но и Хмерс оказался не дурак. Особенно после случая с Алливеей. Карты приблизили нужную систему, но что-то в ней было не так. Звезда класса М, которая в свои неполные пять миллиардов лет должна была гореть ярко, остыла и неимоверно расширилась. Хмерс вытянул из Солнца всю энергию для прыжка, и оно преждевременно состарилось.

Красный гигант не впечатлит Самину. Она не вернется в игру на таких условиях и правильно сделает: прыжок на орбиту полудохлого солнца, в своей агонии пожирающего систему, ничем не лучше прыжка в никуда. Бране там не выжить. Размышляя над вариантами один другого паршивее, Эйден не заметил, как вернулся к кораблю. В лиловых сумерках Бритц еще возился с телом пилота. Приглядевшись, Эйден на секунду позабыл о Бране: чистопородный минори сажал цветок на могилу смертного, которого сам же зарезал. Это была росянка Чесс из ее каюты. Андроид подошел ближе:

– Как она?

– Под землей.

– Что?.. Самина.

– Ты же эмпат. Ты мне и скажи. – Кайнорт поднялся и притоптал землю вокруг росянки. – А трупы вокруг Самины Зури вертятся, что твой кокон…

– Да я стараюсь, чтобы не зря, Кай, я правда стараюсь!

– Остынь. Я не обвиняю, разве могу я? Ты из кожи вон лезешь, но если я говорю с тобой, значит, ты можешь лучше. Да ты вообще все можешь! Хочешь перелом в войне? Перестань метаться, чтобы сделать, как надо. Делай, как правильно.

– Не как надо, а как правильно. Ясно!

Ценный совет от злого альтер-эго. Он точно был маршалом? Если так, бойцы вели дневник его афоризмов. Ирмандильо просигналил минуту до старта. В сумерках поплыл белый дым сигареты Бритца, и в белом дыме его вопрос:

– А ты сам-то чего хочешь, Эйден?

– Чудо хочу. Час назад я сказал ей, что она свободна. Тринадцать минут назад я узнал, как спасти Брану. А десять минут назад – что для этого потребуется чудо. Два чуда. Теперь я хочу, чтобы они случились.

– Первое, я полагаю, это возвращение Самины в игру.

– А второе – твой разговор с Джуром.

Эзер подавился дымом:

– На этом, пожалуй, и закончим. Вурис Проци любит меня еще меньше, чем пауки. До риз Авира он допустит меня только в виде рагу.

– Вот почему ты такой засранец, а, Кайнорт? Есть хоть один человек, кому ты не насолил?

– Это все не важно, потому что твоя фурия в игру не вернется.

– Я расскажу и покажу ей все, что знаю сам. Решение будет за ней.

– А она тебе поверит? Ты же политик, дипломат… гениальный враль. А если поверит, ты признаешься, что нужно и второе чудо? Я так понимаю, речь о каком-то невероятно сложном терраформировании.

– В астросуррекции.

– Еще хлеще! Никто здесь не верит, что вы на самом деле на это способны! А Самина и слова-то такого не знает. Рискнет она собой и Браной, зная, что чудо это наполовину зависит от насекомого и наполовину – от имперцев? – Бритц помолчал над росянкой и припомнил кое-что еще. – Да, а если попадетесь? Эйден, она примерно знает, что такое допрос у безопасников. Сиби проходила его. Невиновная, и все же едва оправилась после. А доберутся до Самины – и ей конец. Нет, она не вернется, если твоя игра будет чистой.

А ведь был шанс стать нормальным андроидом. Смог бы он? Двести лет практиковать грязные методы и вдруг чудесным образом просветлеть. Да и никогда-то откровенность не была его сильной стороной.

– Ты прав, маршал. В этой войне правда только подрежет мне крылья.

– Видишь, какая ты скотина, – Бритц уловил намек на свои раны. – Думал, ты здесь добрый персонаж? Хочешь лететь на Брану – ври. Хочешь использовать жрицу – ври. Хочешь чудес – ври, как в последний раз. Не стесняйся. Ложь – рабочий инструмент монарха.

– Вот только итоговый тест на профориентацию, у Лешью в реле, показал, что я не император, а косорукий сельский врач. А психология – великая наука.

– Согласен, адовый из тебя властелин. Ну, и что? Я тоже работаю не по специальности.

Одновременно с третьим сигналом Ирмандильо выразительно постучал в иллюминатор.

– Может, утешительный приз? – Бритц протянул роботу алмаз: тот самый, с форменного воротника.

– Ри! – андроид сцапал бриллиант. – Эзер, ты хоть знаешь, как он облегчил бы мне жизнь? Это же не просто камушек. Это триниджет: броня, транспорт и личный ассистент.

Ирмандильо начал сворачивать трап, и опоздавшие наконец зашевелились, чтобы их не оставили на третьем кольце.

Проходя мимо каюты Самины, робот притормозил и прошептал впустую:

– Я знаю, как спасти Брану. Но будет очень больно.

И все-таки прошел мимо. Позже. Такой барьер гнева ощущался снаружи, что зайди он сейчас – девчонка выскочила бы в окно. Нет, с нее хватит. Эта каюта откроется только изнутри.

* * *

Он был один. Всегда. Один против всех – чужих и своих, и теперь, когда напряжение в этой войне достигло предела, он слишком остро почувствовал одиночество. Раньше он думал, что самодостаточен. Одинокий параноик, не врал ли он себе, неспособный на близкие отношения?

Даже у машины, у железного аспида были друзья. Харген шумно выдохнул. Немыслимо! Но он видел сам – на переговорах в синем шаре суда – как сверкал глазами риз Авир, как напряжен и бледен стал Вурис Проци. Внешне оба были холодны, но внутри горели, переживали. Не за короля, а за друга. Целая империя встанет против Эммерхейса, но всегда будут те, кто пойдет с ним до конца.

Что Харген делает не так? Почему за него умирают лишь по приказу? Он недостаточно умен? Может быть. Недостаточно жесток? Быть не может. Да нужен ли ему кто-то, в самом деле? Неужели достойный потомок великих Зури не доберется до вершины без костылей?

Сиби давно исчезла из его личной жизни. Сегодня ее вещи наконец последовали за ней (куда?..), все до единой. Это стало облегчением: вторую неделю Харген избегал показываться дома, избегал разговора о Самине.

Сейчас он отпустил слуг, отключил андроидов и систему управления домом. И даже сигнализацию. Этого требовала встреча, что ждала его с минуты на минуту. Зури прошел через анфиладу широких холлов в пустую гостиную, снимая на ходу жакет. И тут же надел его снова. В последние дни ему вдруг без причины становилось то душно, то зябко. Чувствительность к свету, звуку, касаниям повысилась, как при болезни. Ночью Харген просыпался и бесконечно обновлял новостные ленты, листал социальные сети. Приступы страха оглушали. Страха дурного, иррационального. Он не верил в знаки, но стал бояться внезапной смерти. Все обследования показывали, что все с ним в порядке. Харгену просто было плохо.

Строго в назначенное время он сам открыл ворота для гостевого карфлайта, и минуту спустя чеканный перестук каблуков заполнил жилое крыло.

– Это хорошо, что Вы догадались не зажигать свет, – произнесла Хокс вместо приветствия. Она высилась по стойке «смирно» над софой Харгена: элегантное синее платье, шпильки-небоскребы и маникюр саблезубого тигра. Нет, она не была вульгарна. Полосатой стерве все это действительно шло.

– Это правда, Альда? – Зури перешел к делу без предисловий. – Она жива?

– Самина Зури на Алливее.

– Как давно? Кто донес? Есть доказательства?

– Ее видели мои информаторы из повстанцев, на третьем кольце, не больше суток назад. Изловили в каком-то лесу.

– Если она у шчеров, почему они молчат? Они держат ее в заложниках?

– Не имею понятия. Они не выдвигали ни требований, ни официальных заявлений. Инсайдер говорит, девушку забрали у ручья, раненую, и поначалу даже не узнали. Он услышал ее имя только спустя несколько часов, мельком… Судя по срокам с момента взрыва – это может быть правдой.

– Верить шчерам-предателям? Кайнорт Бритц предоставил мне доказательства ее смерти! Вот данные экспертизы.

– Экспертиза, бывает, и ошибается, мой господин, – вспыхнула Хокс, – Тем более при такой катастрофе. Капитан располагал лишь обрывками ДНК, кто знает… Впрочем, мое дело – поставить Вас в известность. Я не могла не рассказать, учитывая, что туда же направился и пленный андроид.

Вот как. Давненько он упустил из виду маячок синтетика. И что теперь? Убить ее там и…

– Мы должны проверить, Хокс. Посылайте к Алливее Вашего Бритца, и если это правда, пусть…

«…пусть подчищает за собой», хотел закончить Зури, но с его губ слетело:

– …пусть вернет ее домой. Алливейцам ни слова! Ни единой душе, пока все не разузнаете наверняка. Ясно?

Альда не то поклонилась, не то кивнула:

– Да, разумеется, председатель.

– Пусть летит моим личным туннелем, так он доберется до места втрое быстрее.

– Спасибо за доверие, мой господин. Я буду счастлива, если Ваша дочь вернется домой.

– Идите, Альда, хватит болтовни!

Стук ее набоек гремел и раскалывал череп Харгена. Такой длинный коридор, такой гулкий пол…

– Зачем тебе крылья, если ты все цокаешь! – он швырнул статуэтку с камина в холл, едва за послом затворилась дверь.

Друзья… Вокруг него лишь те, кто его доконает.

Через час Альда стояла посреди изысканной гостиной Кайнорта. Гаденыша и предателя Кайнорта! Дом был не заперт (странно), идеально убран (совсем не странно) и пуст (опять странно). Блондинка потопталась между диванов и сняла пыточные туфли. Ступни погрузились в белую ангору. Густой пух щекотал босые ноги, словно вода на нежном песке лагуны. Так размышлялось гораздо легче.

Значит, Бритц подстроил смерть девчонки. Зачем, боги, зачем?!

Шчер рассказал ей о втором пленнике Лешью Лау – минори. Его имени он не знал, да и Альде сперва дела не было ни до Самины (сказать по правде, она не поверила шчеру), ни до какого-то эзера, пусть трижды минори. В самом деле, мало ли их болтается по Альянсу?

Но следом пришла новость с Урьюи, и у посла зашевелились волосы. Грузовой корабль с рабами-карминцами, который любезно вызвался отправить Бритц, потерпел крушение при посадке и упал в море. Андроиды-пилоты не справились с управлением. Глава Дома Урьюи просил Альду поставить свою резолюцию на решении поднять корабль. Она до сих пор тянула с подписью. Сослалась на бюрократические сложности. И не могла перестать думать, что корабль-то, скорее всего, был пуст. А если эзеры узнают, то решат, что Харген их обманул! Станут ли они слушать бредни о минори, который вдруг спас полтыщи рабов?! И чем ответит Зури?.. У него на все две кнопки: выстрел и барьер.

Скандал. Скандал!

Картинка с карминцами, Саминой и Бритцем сложилась мгновенно. И лететь за девчонкой на Алливею придется Альде Хокс. Ну, спасибо тебе, Норти!

Она прошлась по дому с туфлями в руке. Поразительно, как роскошно мог жить Кай даже на символическую зарплату капитана полиции. Рояль, бассейн. Хотя чему тут удивляться? Минори владели землями и поместьями на Урьюи, ежегодные доходы и проценты с лихвой покрывали счета за мрамор, шелк и ангору. Альда, урожденная работяга, презирала минори. Она сама, кровью и потом, добивалась всего, что Бритцу преподносили на блюдечке. Только по праву рождения! Она корила себя за то, что когда-то взяла его к себе на службу. Но после освобождения из плена Кайнорту выбирать не приходилось, а Хокс была ему очень должна… Так вышло. И вот результат. Воистину, держать минори при себе и контролировать его – абсолютно несвязанные вещи.

Если эзер жив, он не отдаст ей Самину. Что делать? Пытать его бесполезно. Убить? Стрекозу? Ха-ха! Он сам ее убьет и плюнет ей на жало.

Но кое-что у нее было в запасе. Подозревая, что когда-нибудь ей случится прибрать Кайнорта к ногтю, шершень придержала у себя одну очень ценную для него информацию. Такую, на которую он выменяет что угодно, кого угодно. И самого себя в придачу.

Альда бросила туфли в аквариум с черными барбусами. Привет тебе, Норти. В карфлайте она, поджав босые ноги, развернула комм и долго листала архивы.

Вот оно!

Цепь фальшивых имен, документов, связей и адресов заклятого врага Кайнорта Бритца. Следы, которые он искал три года. Безуспешно, ибо Альда благоразумно припрятала их до поры. Напоследок Хокс запросила прогноз осадков на Алливее. И получив, недовольно скривилась. Придется облачиться в умный хром: ожидался переменный дождь из стекла.

27. Глава о расплате по счетам

– Нет!!!

Хриплый шепот завершился пронзительным криком. Голос прорвался.

– Идиоты. – добавила Самина.

Гломерида села на втором кольце, и девушка впервые встала с постели, чтобы выйти на свет божий. На портовой террасе, в лучах двух утренних звезд, стоял Эйден. Самина, разумеется, не собиралась наблюдать, поэтому косилась исподтишка. Синтетик был заметно прозрачен здесь. К сожалению, как и в случае с часами-скелетонами, это лишь добавляло ему эффекта. Вот он спокойно улыбнулся кому-то. В тот же миг навстречу андроиду шагнул Кай, вскинул армалюкс и… черт, он выстрелил в упор, а следом еще! И контрольный – в лоб. Эйден качнулся, и вот тогда девушка вскрикнула.

– Как мне расценивать этот вопль, – повернулся к ней андроид. – Это испуг или досада, что броня сработала?

Гибкий панцирь, что остановил разряд, окутал его с ног до головы. Обратил черным призраком. Эйден-тень коснулся ямки на шее, командуя:

– Ри, спасибо.

Броня растаяла, и Самина увидела алмаз на своем законном месте. Вот в чем секрет. Он защищал владельца.

– Когда я улечу отсюда?

Андроид посмотрел на нее внимательно. Солнце блеснуло, отражаясь от металла слева на челюсти.

– Завтра Алливея отправляет грузовые астроциты. Выберешь любой.

– Грузовой?

– Ты ведь хочешь улететь инкогнито? Значит, нельзя проходить регистрацию. Легче затеряться в почтовых трюмах.

– Я знаю!

Точно так же ей говорил Бен.

– А пока лучше не покидай гломериду: здесь кто-нибудь обязательно тебя узнает.

Самина молчала. Железный аспид шел к ней по террасе. Рассветные лучи то исчезали за его спиной, и тогда зеленый глаз затмевал бриллиант. То лились из-за черной фигуры и рассыпались, отражаясь от металла там, где выдралась кожа. Вспомнился тот первый раз, когда синтетик приближался к ней на берегу, после катастрофы. Море шумело. И море всего случилось после. А сейчас он зафиксировал ей плечо и деловито повертел за подбородок туда-сюда.

– Больно?

– Нет.

– Так и будешь крутиться всем корпусом? Шея работает, голова уже не отвалится, – прохладный сплав его пальцев нагревался о кожу девушки. – С большой долей вероятности.

– Это больше не твоя забота.

Самина взлетела по трапу. Юфи с потолка бросилась ей на руки, приласкалась. Где-то под ногами возился Миаш. Двадцать пять лет она была уверена, что у нее энтомофобия, а теперь баюкала пчелу на пути к каюте. Папаша встретился им в коридоре: эзер распихивал армалюксы по кобурам.

– А если б не сработало? – процедила девушка.

– Видимо, поэтому он и попросил меня выстрелить. Мне-то по большому счету все равно, – Кай притормозил ее за плечо. – Не переживай.

– Я и не переживаю. Хоть все здесь друг друга перестреляйте!

Клинкетом с доводчиком почти невозможно хлопнуть, но у Самины получилось.

* * *

Облака в дворцовом саду гуляли среди цветов: атмосферное кольцо пересекало небо прямо над парком. В укромной беседке из ротанга сидели граф Канташ и Эйден. Принцесса, чуть поодаль, рыхлила землю под ростками снежной хиродеи.

– Вы уверены? – переспросил ее андроид. – Насколько я понял, из-за новости о смерти наследника власть могут узурпировать сторонники барьера.

Ампаль не обернулась, продолжая ухаживать за цветами. От прежнего мальчика уже ничего не осталось, пригорок был усыпан бутонами, и все новые и новые стебли тянулись вверх.

– Не узурпируют. Канташ просто не знал… я снова беременна, – принцесса бросила взгляд на графа, и тот подался к ней вперед, весь напряженный. Эйден одернул себя и перевел взгляд на цветы. Не его дело вникать в драмы чужого дворца.

– Значит, я Вам здесь уже ничем не смогу быть полезен. Мне жаль.

– Посмотрите-ка на это чудо, – Ампаль тронула белые цветы. – Вы не вернули Аруску, но то, как Вы… проводили его… для нас бесценно. И тот его друг, третий мальчик, пошел на поправку. Сразу после отключения реле он перестал мучить себя. Ведь и одна спасенная жизнь – великое дело. А иногда спасти можно и смерть.

Канташ достал из папки какие-то файлы, цифровые, но в виде свитков. Эйден улыбнулся. Как бы далеко ни летел прогресс, Алливея не изменяла уникальной манере подачи. Принцесса встала и, отряхнув хрустальные ладони, выбрала один свиток и протянула андроиду.

– Я знаю, Вы хотели добраться до бинара-наводчика. Здесь вся информация о нем. Картография, геодезия, данные со спутников. Если это хоть чем-то поможет, прощайте, если нет… что ж, завтра днем церемониальный раут. Мы будем Вам рады.

Ампаль поцеловала бутоны хиродей и ушла. Ее боль потащилась за ней, как шлейф. Эйден развернул первый свиток. Перед ним воспарила система из крупного магнетара и двойной планеты. Голограммы алливейцев были живописные, сочные, похожие на детскую анимацию.

– Что именно Вы ищете? – спросил Канташ.

– Уязвимое место наводчика. И конечно, путь к нему.

– Пути к нему нет.

– Нет – это значит «полетят только сумасшедшие» или «никто не искал»? Вы даже не представляете, где носило этот китель.

– Смотрите.

Канташ вручную уменьшил картинку, чтобы показать космос вокруг. На границах системы возникло свечение, потом всплыл матово-белый пузырь. Харген не заморачивался. Он заключил наводчик в барьер, вместе с первым магнетаром своей цепи.

– Вы правы, граф.

Первая мысль была предсказуема: Эйден летел сюда зря. Неутешительный вывод мешал сосредоточиться, манил отчаяться. А отчаявшись, нарушить обещание, сцапать жрицу в охапку и вернуться на Брану. Андроид представил: вот он добирается, переключает реле, и планету кидает в родную систему. С гиблым солнцем и без защитной капсулы. Но пока Брана горит, налетает на старые спутники и травится радиацией, Харген успевает:

1. В лучшем случае убить андроида и Самину,

2. В худшем – схватить их живыми и тотчас вернуть Брану в карман. А сразу после – см.п.1.

При самом удачном стечении обстоятельств Харген не успеет ни того, ни другого. Все они умрут одновременно, стоит Бране высочить наперерез своей прежней луне или поясу астероидов.

И между прочим, всего секунда прошла тем временем: от первой мысли до последней.

– Я кое-что вызнал у шчеров, – Эйден с трудом вытаскивал себя из ступора – Когда дед Хмерса только испытывал оружие, первым наводчиком, скорее всего, была система Плутон-Харон. Но сейчас этот бинар считается погибшим, и время катастрофы совпадает с началом испытаний. Затем он проводил эксперимент над Алливеей, и ее тоже разнесло. Мне нужно знать, что общего между этими планетами, и тогда, может быть, станет ясно, уязвим ли нынешний наводчик. Чем сам Харген может ему навредить!

– Какого рода информация Вам нужна?

– О системе Плутон-Харон известно достаточно. Вы можете помочь данными о прошлом Алливеи. И, пожалуй, справочником вашего языка.

Граф кивнул и поднялся.

– Но не забывайте: даже если Вы разрушите этот наводчик, Харген возьмет под контроль любой другой бинар. Вы лишь добьетесь временной передышки.

– Ясно, – он и так знал, ведь Самина говорила ему о том же. – И сколько?

– Лет десять. Может, чуть больше.

Разрушение наводчика было глотком воды в пустыне: и отказаться никак, и после – только дольше агония. Все пути, все аварийные выходы вели обратно на Брану. А там жизни – вдвоем или одному – двадцать минут до прибытия охраны.

* * *

Так астроцит Канташа и простаивал без дела, хотя граф отдал его андроиду, как обещал. На всякий случай. Со свитками и справочниками Эйден вернулся на гломериду, где его ждал Шима. Помимо кают здесь были просторные залы для конференций, и в одном из них тем вечером творился хаос. В воздухе по-броуновски порхали мультики с алливейских голограмм, стол ломился от беспорядочной аппаратуры, а стены заняли проекции из личного архива синтетика. Шима бродил в этом кавардаке, будто по выставке сумасшедшего дома. Эйден, главный экспонат, лежал на полу. Валялся, говоря начистоту: потому как еще утром – для экономии времени – закинулся целой пачкой пищевых капсул, где на упаковке значилось, что делать так категорически запрещено. Теперь он с трудом переваривал таблетки и свои мысли.

– Мра-а-ак, – шепнул андроид и приблизил изображение, выводя на потолок бинарные системы в разрезе. – Общего у трех планет – вообще ничего. Небольшие размеры. Да, у Харона и Алливеи вроде были подземные моря.

– Из воды? – Шима бросил свой биоскоп иглой вниз. Та впилась в пол рядом с единственным глазом андроида, но тот не пошевелился.

– Из обычной воды. Да мало ли таких планет… Ибрионца, знаешь ли, водой не удивить.

– Я тоже запутался. Плутон-Харон был ледяным адом, Алливея – тропическим раем. Разные массы, скорость вращений, совершенно разные звезды в системах. Да и эксперименты были разные! Алливею тащили в карман, а из этого… делали наводчик цепи. Причиной их гибели стали, я уверен, разные ошибки. Мы не найдем взаимосвязи.

Эйден поднялся, отряхивая рубашку. Видок у него был тот еще. Воротник небрежно расстегнут, завернуты рукава, смятый китель и тонкие ремни портупеи он забросил в угол.

– Ты прав, Шима, я теряю время. Харген ускоряет заряд магнетаров, а я не вижу легкого способа разоружить наводчик. Иди отдыхать. Мне нужно поговорить с Саминой.

– О возвращении на Брану?

– В конце концов, она имеет право узнать правду о своей планете.

– Уговариваешь себя, что нарушая обещание дать ей свободу, делаешь для нее лучше?

– Шима, я не собираюсь давить. Я расскажу – а после выбор за Саминой. Только за ней.

– Не будешь давить, ты сказал? – Кафт бросил свиток на пол и раскрошил ногой. – Любое твое слово, весь ты для нее – гранитная плита! Ты королей давишь, как клопов, а она – девчонка! Разве ты не видишь?

Стоя вполоборота, Эйден показался киборгу совсем чужим, опасным пришельцем.

– Не вижу, Шиманай, – синтетик потряс рукой у лица. – Мне застят глаз трупы имперцев. И этот выбор – он дороже всего, что я когда-либо давал одному человеку.

– Если вас поймают, то Самину – если сразу не убьют – заставят пройти тест на ложь и соучастие. Если безопасники заподозрят ее в сговоре с тобой…

– Слишком много «если» для той, которая еще ничего не решила.

– То есть – когда они заподозрят…

– Не заподозрят. Если ты будешь делать так, как я скажу.

Эйден вышел и минуту постоял в спасительной тишине коридора. Тест на ложь и соучастие… Свой-то первый тест он провалил. Но после – ни разу. Да, он забыл о провале с убийством девчонки, когда взмах кинжалом едва не угробил его самого. Ладно, он завалил два теста за всю жизнь. Пока он шел к жилой палубе, думал, как же разросся, закрутился и запутался его план. Слишком шатким и хрупким он стал, имея в центре личные мотивы. Но синтетик давно вывел один закон: не всех можно спасти, а только всех остальных. Исключи из уравнения себя – и найдется шлюпка для кого-то другого. Но надо еще постараться, чтобы вселенная приняла его в уплату, да подороже.

Андроид спустился в жилой отсек звездолета, когда послышался вскрик или стон, и спустя миг в него врезалась Самина. Влетела, как сумасшедший электрон в коллайдере, и отскочила к стене.

– Ты чего? Тебе плохо? На тебя напали? – робот попытался удержать ее под локоть, но девушка отшатнулась, через силу выдыхая:

– Харген!.. Выстрелил… По имперским границам!.. – она была на волоске от истерики или обморока. – Вот только по всем новостям: такой волны еще не было: т-т… т-три планеты, Эйден…

Он промчался к мостику и там запустил коммы. По экранам запрыгали фигуры. Ликующие бранианцы. Поочередно мелькали кадры трех планет на границе Империи Авир – две покрытые взрывами, одна уже рассыпалась, крошилась в космосе. Эйден стоял спиной к Самине, и она не знала, как близко можно было подойти, чтобы он… не взорвался. Она видела отчима в гневе. Помнила, как Сиби забирала их с Орисом и бежала на край света из-за гораздо меньших бед, чем эта. Наверное, разумнее было исчезнуть, но девушку просто внесло на мостик следом. Она шептала ему одними губами. Надеялась в глубине души, что синтетик не услышит:

– Может, они были готовы? Это ведь граница, там всегда есть опасность… И план быстрой эвакуации.

Андроид максимально приблизил кадры:

– В радиусе парсека нет экстренных служб и шаттлов. Эвакуации не было.

Так спокойно звучал его голос. Так сдержанна была его поза, когда он только спрятал лицо в ладонях, провел ими по волосам, стряхивая шок, и обернулся. Взгляд его потускнел. Будто горный хрусталь заменили стеклянной подделкой. Самина давно знала: горе глубже раздирает сильнейших. Когда ты внизу, и у тебя все плохо, ты еще можешь надеяться, что вот станешь повыше, и все наладится. Когда ты уже на вершине мира, и у тебя все плохо… надежды нет. И нет точки опоры.

– Прости… – скрипнула она. Слезы попали в нос, растеклись по губам, Самина лизнула их и поняла, какая она жалкая. Эйден с видимым трудом сфокусировал взгляд на ее слезах:

– За что?

– Вот за это.

– Это было мое решение, помнишь? Или забыла, как звала повернуть к реле, как только мы о нем узнали? Это я рискнул. Решил, что у меня есть время обыграть, опередить. Недооценил силу зла. Оказалось, Харген готов положить на кон гораздо больше трупов, чем я. Прибавь к этим, – он кивнул на экраны, – все миры, за счет которых он так быстро зарядил пушку.

– И он повторит!

– Но ты здесь не при чем.

– А я больше не хочу быть не при чем!

«Соберись, лужа! Она готова выслушать». Эйден сглотнул колючий снежный ком в горле.

– Вчера я обещал тебе свободу, а девять дней назад – приволочь к реле, если Харген тронет мою планету. Сегодня он убил целых три, и я признаю, что выполняю не все свои обещания.

– Свобода отменяется.

– Как раз наоборот! Ты выберешь сама, возвращаться ли в игру. К сожалению, разрушение наводчика даст передышку всего в несколько лет, и рано или поздно оружие заработает снова. Все правильные дороги сходятся на Бране. Я шел к тебе рассказать о ней кое-что.

Андроид развернул карты с браслетов и включил отображение имен космических объектов на бранианском, для Самины.

– Я выяснил, куда вернется Брана, если переключить реле. Если все сделать правильно, мы спасем ее и покончим с магнетарной пушкой.

Он пересказал ей обе легенды о Ланиакее, млечном пути и третьей планете от Солнца. Земле, которую давно переименовали. Самина была так взволнована, что переспрашивала все дважды. Ей показалось сказкой невероятное прошлое Браны.

– Но разве сможет планета адаптироваться к новым условиям? Ее магнитное поле ослабло в гиперпространстве, к тому же она давно не вращалась, и тут вдруг… Прости, я не астрофизик, но уверена, вот так запросто Брану не выкинешь. Что там сейчас, на ее прежней орбите?

– Если ты согласишься вернуться, Кайнорт отправится к адмиралу Проци. Империя встретит планету на выходе из кармана и обеспечит защитной капсулой. Многие планеты живут так, пока не завершится процесс адаптации и терраформирования. Это уже давно не фантастика.

– Я знаю, тебе хочется, чтобы все это звучало привлекательно, и… так оно и есть, – девушка отвернулась от карт, собираясь с мыслями. – Но Шима сказал, что Харген охраняет реле, и что у нас даже при большой удаче будет слишком мало времени на все. Если мы не успеем, меня ждет пытка, а тебя…

– Да. Но если успеем, я задержу охрану, и тебе нужно будет скрыться. Прожить всего на пару часов дольше – пока Джур не возьмет планету под свой контроль.

Внезапно Самина вроде как проснулась или очнулась. Она поняла, что не спросила главного:

– Почему ты вообще… почему мы сейчас просто говорим? На равных. После всего этого. Почему?

– Почему я еще не лечу с твоим замороженным телом на Брану? – андроид пожал плечами. Чуть дергано, как под высоким напряжением. – У империи был выбор отступить – теперь у тебя есть выбор отступить. Могу и я позволить себе выбор? Не хватать, а спрашивать. Не бойся, я правда готов к твоему «нет».

Или он хотел ее «нет». По крайней мере, по дороге к ней так и было, пока все не раскололось, не рухнуло.

– Хорошо, Эйден. Завтра я дам тебе ответ. Но что ты будешь делать, если я откажусь?

– Вернусь на Брану один и запущу реле вхолостую, чтобы разрушить его целиком. Потрясет город, потрещит лес. Катастрофы случатся, но большинство людей выживет. Планета останется в гиперпространстве, но империя выиграет годы, пока Харген копается в развалинах и чинит оборудование.

Эйден звучал безразлично и выглядел совсем мертвым. С пустым взглядом в стену позади девушки, с руками, сцепленными за спиной. Разговор тоже умер. Самине осталось два пути: отвернуться, чтобы сменить полярность – с той, что притягивала, на ту, что оттолкнет с той же силой. Или подойти ближе, но тогда она пропала.

Девушка ушла. Андроид остался на мостике один еще на несколько минут. И отключил экраны, на которых попеременно мелькали то гибель его планет, то Харген с пламенной речью. Победоносной и беззвучной. Эйден закрыл глаза и стоял так, пока кто-то не толкнул его в плечо:

– Ты как? – эзер стоял рядом, одетый по-военному. Он собирался на охоту за шчерами, когда узнал об ударе. – Хочешь, полетели вместе. Поубиваем, развеешься.

– Спасибо, Кай. Я уж тут достаточно поубивал и… развеял. Слушай, ведь ты был на моем месте.

– Вроде того.

– Но удержался. Остался маршалом до конца и не отдал так много за одного.

– За троих.

– Ты не жалеешь?

Хоть и опасна такая правда, да бесполезно было врать диастимагу.

– Каждый день жалею.

28. Глава о «да» и «нет» за одну ночь. О разрушительной силе воды и диктатуре безжалостной химии

Справляться с болью можно, замораживая себя изнутри. Раз за разом понижая градус при каждой потере. Пока однажды этот лед не разорвет тебя, как бутылку с водой в морозилке.

– Вода, – прошептал Эйден, ожил и сорвался с места. Бегом до зала, где они с Шимой корпели над картами. Он вызвал графа на ходу:

– Канташ, кто командует войсками Алливеи?

– Генерал Кревес.

– Сторонник барьера?

– Он самый.

– Превосходно. Устройте мне встречу с ним, прямо сейчас!

– Хорошо, Ваше Величество, – с удивлением и готовностью ответил граф. – Тогда в дворцовом парке, у ручья. Там нет охраны и камер.

В свете последних новостей энергичный тон андроида приободрил алливейца. Канташ бросился исполнять просьбу. Был уже довольно поздний час, и невозможность отложить разговор на утро означал скорый перелом в войне.

Уже через час генерал Кревес переводил взгляд с Канташа на Эйдена и в раздумьях шевелил усами. Да, на прозрачном лице алливейца росли пышные хрустальные усы. Листья на них топорщились жесткой щеткой вверх: собирался дождь.

– Вы просите меня спровоцировать Вашего, – он ткнул пальцем в робота, – адмирала подставить флотилию под удар?

– Да.

– Где подвох?

Андроид раздражал Кревеса. Во-первых, из-за вражьей черной формы. Во-вторых, он спелся с графом, этим недоверчивым умником и пацифистом, абсолютной противоположностью генерала. И в-третьих, до появления синтетика именно Кревес значился самым заносчивым типом на планете. А Эйден отобрал у него эти нескромные лавры.

– Подвоха нет, генерал. Если Проци атакует завтра же и подойдет слишком близко к Алливее, Харген будет вынужден поставить барьер перед выстрелом. Я прав?

– Разумеется, так и было с другими правящими домами. Вы же сами видели.

– Да, но следом наводчик лопнет и ударить не сможет. Вы получите долгожданную защиту от вторжения, а мы – разоружим Брану. Зури больше не сможет манипулировать Алливеей. Кревес, вы будете обменивать свой урожай на деньги и нормальное отношение, а не отдавать его даром. Свобода и независимость, ведь этого Вы добивались?

– А если он ограничится барьером и не выстрелит?

– Тогда чего Вы теряете?

Кревес молча пожевал усы.

– Есть несколько жилых спутников на границе системы, но… уже к утру мы всех эвакуируем. Правда, говорят, лет через десять Харген оборудует себе другой наводчик.

– Я постараюсь увеличить этот срок. Возможно, без прежней поддержки Брана зачахнет раньше, чем вернет свое влияние. И подумайте: каков шанс для смены власти в столице Альянса! Кто-то новый встанет у руля. Может быть – Вы.

Эйдену осталось сесть ему на левое плечо и дать прикурить от мизинца. Не так уж и надуманно было сравнение железного аспида с тем змием.

– Но как Вурис Проци поймет, что нужно подойти так близко? Кто в своем уме потащит флотилию на расстояние выстрела? Каналы прослушиваются. Мы не можем прямо сказать ему – лезь на рожон, все схвачено!

– Вы дадите ему знак на древнем языке. Все, что нужно, это надоумить Джура обратиться к архивам.

– А как риз Авир поймет, что это намек?

– Мы зашифруем в послании мой личный код. Его знают только Джур и Вурис.

Генерал задумчиво пил из своей фляги и смотрел в небо. Их разговор напоминал вербовку адептов финансовой пирамиды. Уж больно гладенько стелил аспид.

– Почему бы мне прямо сейчас не сдать вас обоих председателю?

– Потому что такое предложение Вы получите еще лет через сто. Вы же не дуб, Кревес.

– Я могу поступить хитрее: завтра объявят о смерти наследника дома, так что я легко отберу трон у Ампаль. И получу свой барьер гораздо дешевле!

Эйден щелкнул пальцами за спиной. Тотчас Канташ наклонился к генеральскому уху, и усы Кревеса поникли. Граф вернулся к ноге андроида, ничуть не уязвленный своей ролью тем вечером.

– Да когда она успела-то?! – генерал вылил флягу на тропинку и развернулся, чтобы уйти. – Пройдохи!

Не говоря больше ни слова, он удалился. Синтетик перевел вопросительный взгляд на Канташа:

– Это он в смысле – да или нет?

– Кревес вылил свой напиток, – граф почтенно указал на лужицу. – Это означает согласие с условиями сделки.

– А если б нечего было вылить?

– Обсуждение договора редко обходится без хорошей выпивки, милорд. Но это древний язык… такой древний, что предки выкручивались, как могли. Да, и резали палец, чтобы капнуть своей крови на землю, тоже.

Ах, вот оно что. Признаться, Эйден подумал о другом.

– А можно вместо себя порезать собеседника? Очень символично же: пустить ему кровь с надеждой на долгое сотрудничество.

– Я думаю, на свадьбах до сих пор хватает таких случаев, – усмехнулся граф. – Лучше скажите, что будет, если Харген и правда ограничится барьером, а стрелять не станет?

– От барьера я ничего не потеряю. Но судя по тому, что творится, Зури то ли в истерике, то ли в панике. Он вдарит по Джуру так, чтоб наверняка разнести полгалактики. Мы с Шимой проштудировали все его файлы о наводчике: там, на Бране, не знают того, что знаю я. А значит, у них не будет причин осторожничать.

Усы Кревеса не ошиблись, и после разговора с генералом начался дождь. Эйден теперь не боялся осколков стекла: Ри окутала его броней, едва плеча коснулась первая капля.

Завертелось. План, свернутый в клубок, оживал, просыпался.

* * *

Самина так и не смогла заснуть той ночью и забралась на окно в пустом зале. Рядом валялся мячик профессора. Девушка задумчиво смяла его в руке и бросила в стену напротив. Отскочил – поймала.

Думать до утра – какая роскошь. Королевский подарок: думать, да еще до утра.

Еще бросок – поймала.

План Эйдена не годится. Решение принято. Она не вернется в его игру.

Бросок – …мяч ухнул в проем, исчезая в коридоре. Кто-то украл звук его падения.

– Как дела? – андроид вошел с мячиком в руке.

Снова за полночь, отличный вид, но у окна теперь Самина. Вопрос был в стиле «о, давно не виделись, как оно?». Оба знали, как оно на самом деле, но слишком велик был соблазн забыть обо всем, что случилось за последний месяц.

– Хорошо. А у тебя?

– Хорошо.

– Как там твои лютые каверзы?

– Шлифую.

За окном сыпались осколки, сверкали и били в стекло иллюминатора. Самине захотелось выдавить его спиной и оказаться на улице, под этим дождем, как только андроид нарушил воображаемую границу ее личного пространства. Для Эйдена та граница была на входе в зал. Все, что он делал после, каждый следующий шаг к ее убежищу вызывал желание обнять его. И застрелить. Он был краем пропасти, с которого так и тянет прыгнуть, когда слишком близко подойдешь. Или столкнуть товарища. Или, на худой конец, бросить фотоаппарат. Иначе говоря, совершить хоть какую-то необратимую шаль. Девушка спустила рукава до кончиков пальцев. Тонкие светлые волоски на предплечьях встали дыбом, потому что пропасть стояла рядом и пахла свежей мятой. А на Бране мята вызывала мучительную смерть.

– Да, хотела сказать: план твой – полная чушь.

– Нормальный план.

– Ерунда бездарная. Вычеркни меня.

Вместо ответа Эйден потянул ее к себе и просто обнял. Угадал тот самый нужный момент, так попал в точку, что все напряжение Самины потекло сквозь его руки, плечи и шею, будто сквозь проводник. И мягко рассеялось.

– Среди миллиардов бездарных критиков – как мне не хватает тебя одной в совете миров. Чтобы хоть кто-то от души называл мои планы ерундой.

Его рубашка приятно шуршала под щекой Самины. Еще секунду так, без слов и без движения. И еще секунду. Она откинулась к стеклу, чтобы заглянуть в зеленый глаз:

– Ты не виноват в смерти Бена.

– И мне хотелось в это верить. Но я же знал, кто сдал меня Харгену. Мог бы и догадаться, каким образом решит эту проблему стрекоза в эмоциональным ступоре.

– А я бы какала радугой, если б стала единорогом! Довольно. Бена убили безрассудство и Кайнорт Бритц.

– Не насилуй себя, – улыбнулся андроид, поражаясь таланту Самины умещать в одной фразе царское «довольно», изящное «безрассудство» и бесстыжую аналогию.

– Что? Это так я считаю. Я.

– Тогда, моя дорогая, ты просто себе завралась.

– Послушай, знаешь, что? – девушка вскочила с окна, едва не на ноги андроиду, оттолкнула его и принялась крутить волосы в пучок. Неровное каре не хотело собираться на затылке. – Ты вертишь людьми, но не их чувствами! Нет у тебя диастимагии против того, что у меня внутри!

– Мне и не нужна магия, чтобы разбираться в чувствах. Потому что они – не чудо. Это химия, сочетание гормонов, ты же сама биолог, ты же все это знаешь! Ты считаешь, мои слова тебя задели? А может, норадреналин и тироксин? Я могу смешать коктейль из нейромедиаторов, которые заставят тебя поверить, что я ангел или демон, и ты будешь стоять вот так передо мной и бить себя в грудь, крича, что это твое личное мнение!

Сложно ругаться с машиной. Невозможно ругаться с высокомерной и спесивой машиной в двадцать раз старше тебя и в отвратительном настроении. Искусственный интеллект выдавал слишком веские аргументы. И слишком быстро. Умный он был слишком. Самина положила руку ему на шею, где ладонь ей уколол краешек линии волос. Густой ежик на затылке чуть отрос за месяц. Играл под лампой темным соболем. А где-то ниже был шрам от нервизолера.

– Тише. Ты забыл про кишечную палочку и лактобактерии: говорят, они тоже нами управляют. Но что с того, если ты знаешь, как все работает? Часы отмеряют время для их мастера так же исправно и точно, как для всех остальных. А разве флейта не звучит приятнее на губах того, кто лучше разбирается в нотах? – она спустила руку к его сердцу, запоминая, как покалывает ей пальцы черная ткань. – Оттого, что ты знаешь, как это устроено, неужели оно перестанет биться?

Эйден вернул ей тот миллиметр навстречу. И затормозил на шипах. Снял ее руку со своей груди, поднимая на уровень глаз переплетенье их пальцев. Живых и стальных. Самина поняла и нахмурилась:

– И что?

– Напоминаю. А то вдруг ты забыла. Что между нами пропасть, горы и твое «нет». Да, пойдешь… – он начал вопросительно и закончил утверждением. – Пойдешь со мной на раут завтра.

– Куда? На раут?

– Хочу увидеть тебя в цифровом платье.

– У меня нет с собой. И с головой беда… На голове.

Андроид подобрал неровный вихор с ее виска и заправил в пучок. Тотчас незримый баланс нарушился, и волосы рассыпались по плечам.

– Мне надо отдохнуть, и утром все будет.

Он бы добавил «хорошо», но сегодня они оба вывернули это слово наизнанку. Если будет нормально – уже хорошо. Не считая ее отказа. И рискованной авантюры в космосе. И того, что платье он возьмет из борделя.

Когда он ушел, Самина вернулась к окну. Сон предал ее той ночью. Она думала. С тех пор, как открылось, что Эйден диастимаг, ему больше не приходилось скрывать эмоции. И эта смена настроений за один разговор… она завершила его образ, прекрасный, как волны на море, как стихия.

Девушка подобрала мячик и бросила снова. Хлоп – поймала. Нет, она не вернется в его игру. Она начнет свою.

29. Глава о блестящих идеях и последнем волшебстве

Кровоизлияния в глазах были единственной нотой траура на мрачном облике императора. Джур, которому уготовили главную роль в уничтожении наводчика, пока ни о чем таком не подозревал и вообще находился на другом конце звездного кластера. После выстрела по границам он был вынужден оставить флагман и вылететь на место катастрофы. Поиски выживших, оценка ущерба, экстренные совещания, личные соболезнования… Да еще Ибрион. Его Величество тянули в разные стороны, как на дыбе, и он уже с ходу не мог разобрать, где сию минуту был он сам, а где его голограмма. Ри непрерывно подавала ему блистеры с энергетиком, пластыри-ноотропы и тонизирующие капсулы. И даже не спорила.

Уже наутро после коронации риз Авир убедился, что управлять империей в мирное время может только безумец или машина, а в военное – безумная машина. Или распоследний наркоман, каким Джур становился теперь. Нормальную еду он в последний раз видел недели две назад, в пси-блоке у Ориса. А спал… впрочем, кажется, он спал на лету и стоя, пока носился по минипортам.

Фракция, что голосовала за продолжение войны, переобулась тотчас после удара по границам и тыкала Джура носом в погибших – в унисон с остальным парламентом. Император летел в столицу, когда раздался сигнал с его личного комма. Джур услышал не сразу, а отреагировал и вовсе минуту спустя. Не глядя ткнул в экран и молча ждал. Он прекрасно знал, что звонил Ву, а сегодня они уже здоровались. Весь последний месяц Проци набирал его по сотне раз в день.

– У нас тут странное дело, Джу.

– У меня одно из кратчайших имен в Империи, и ты сократил его на одну букву, только чтобы сократить?

– Послушай, я серьезно. Алливейцы выставили на своей границе весь флот. Алливейцы! И ни одного шчера.

– Успех от наших потерь вскружил им голову. В чем странность-то? Тебе обязательно дергать меня из-за пустяка?

– Я лишь хотел уточнить, меняется ли наша тактика боя в связи с последними событиями. Если атакуют – придерживаться традиций или ответить на полном серьезе?

Джур страдальчески закатил глаза:

– Ни то, ни другое! Бей первым.

– Но совет…

– Хватит. Балдж им в зад после вчерашнего! Бей первым!

– По фронтальной линии?

– Обойдутся! По всем сразу.

– Есть.

– И еще: ослушаешься – пущу тебя под трибунал. Понял?

– Так точно, Джурген Зури.

Риз Авир свернул экран. Разумеется, он отдавал себе отчет, что вымещает зло на алливейцах. Рубит деревья от бессилья. И что будь это решением Эйдена, первым бы его и оспорил. Джур покосился на корону, рядом на сиденье. Чистый бриллиант. О, умей он бить взглядом, она бы треснула. Опять заверещал комм.

– Что!!!

– Мы ударили по первой линии, и…

– Сдай табельное оружие, ты разжалован, трибунал завтра, – прогавкал Джур.

И снова отключился. И снова звонок. Нет, Ву. Нет. Перед императором повисла Ри:

– Ваше Величество, это запись планисферы с места событий. Пришла на рабочий комм от адмирала Проци.

Джуру захотелось выброситься в открытый космос. Но ассистентка все равно не дала бы это сделать, и он развернул файл. Под запиской «ты мне еще спасибо скажешь» висели черные пятна флотилии Вуриса, напротив – ряды алливейцев. Проци смел весь передний фланг. Отчет показывал, что корабли были пусты, а некоторые не растворились, а взорвались красными вспышками. В углу мелькали данные анализа: углекислый кальций и кислород. Вот откуда красный.

Джур потер подбородок. Так. Кревес, видать, сдурел, раз набил корабли бесполезным для боя грузом и пустил на линию огня.

– Ри, на повтор!

Система выполнила приказ, и Джур не поверил глазам. По правде, было затруднительно им верить – после стольких-то энергетиков. Это, должно быть, галлюцинация. Он провернул запись еще раз и вызвал Проци.

– Ву, это что, пароль Эйдена?! Этими, красными…

– А я тебе о чем!

– Через полчаса у тебя. Трибунал отменяется.

– Вас ждут на Ибрионе, милорд, – напомнила Ри.

– Я уверен, мне простят.

– Это как посмотреть.

– Ри, я, блазар тебя дери, император!

– Вы император, спору нет.

Но Эйден милее, румяней и белее. Ясно. Пока Джур добирался к Вурису, прошло гораздо больше, чем полчаса. Риз Авира задержали обломки планет на границе, звонки с Ибриона и судороги из-за передозировки тирозина и гуараны. Он дал себе твердое слово отныне следовать рецептам.

– Алливейцы дали залп и перестроились к отступлению, – отчитался Ву, когда помятое тело Джура ворвалось на мостик. – После тех вспышек мы, разумеется, не стали отвечать и проанализировали запись их выстрела. Смотри.

Проци замедлил кадры, где корабли генерала Кревеса пальнули в направлении имперских клякс. Как только разряды достигли имперских щитов, картинка замерла. Ву стал переключать режимы просмотра.

– Мы применили основные фильтры анализа и обнаружили вот что: какие-то их корабли стреляли боевыми, а какие-то вхолостую! Видишь? В инфракрасном режиме полет снарядов похож на линейный штрих-код, где реальные заряды разной мощности – это штрихи, а холостые – пробелы.

Джур схватился за голову.

– Вурис, ну и бред. Не может быть так… просто!

– Встряхнись! Видишь – каждый символ закодирован четырьмя выстрелами, двумя боевыми и двумя холостыми. Как линиями штрих-кода. Может быть, я параноик, но общее число их кораблей сегодня кратно четырем, хотя обычно – пяти. Далее. Боевые выстрелы Алливейцев всегда – всегда! – были максимальной силы, а сейчас мощность каждого либо строго 25, либо 50, либо 75, либо 100 процентов. Ровно одна, две, три или четыре условные единицы. Говорю же, все как в штрих-коде, Джур! И еще: те яркие вспышки. На древнеалливейском красный след означает доверительный знак от сообщника. Похоже, Алливея сигналит нам втайне от Харгена. Джур, вот только… не может это быть ловушкой?

– Под личным кодом Эйдена? – задумчиво протянул риз Авир. – Он не выдал бы его, даже если бы нас с тобой резали на шнурки на его глазах.

– Да, но…

– Послание расшифровали?

– Я неспроста засомневался в достоверности пароля, потому что вот, – Проци достал расшифровку кода. – Здесь говорится, что для разоружения наводчика мы должны атаковать Алливею. Сегодня! Подойти к ней максимально близко целой флотилией. А знаешь, что это значит?

– Что мы окажемся на критическом расстоянии от выстрела магнетара, и если Харген решит ответить… Мы все умрем.

Джур понимал: если вслед за барьером последует выстрел, с критической точки отступить они уже не успеют.

– Надо спешить, Ву. Рискнем.

– Притормози, стоп, стоп! – адмирал взял друга за плечи и тряхнул легонько, пытаясь определить степень его трезвомыслия. – Допустим, андроид нашел уязвимость наводчика. И уверен настолько, что готов рискнуть тобой, мной, целым флотом.

– Ну.

– Что ну! А если он ошибся? Ведь может Эйден ошибаться?

– Может, – кивнул Джур. – Эйден может все.

* * *

Наутро перед Ри встала непосильная задача: выбрать подходящий наряд для Самины к рауту. На планете, где женская одежда водилась только в борделе Пти. Именно благодаря скромному гардеробу (скромному только в количестве!) золоченая амадина прослыла здесь образцом целомудрия, а ее модуль – студией кутюрье. Она переименовала бордель в шоу-рум и намеревалась остаться на Алливее.

Цифровые наряды у девчонки тоже нашлись. Она вытащила те, что легче подгонялись по фигуре и крою, и вывесила перед гостьей.

– Вот эти слишком пестрые, – брезгливо морщилась Ри, проходя вдоль ряда вешалок. – Яркие тоже долой… во дворце траур. Это голубое, сразу нет.

– Голубое – огонь!

– Голубое – почти то же, что синее. Это цвет Браны, а леди идет с ибрионцем.

– Тогда вон там – целый ворох черных, – амадина повела золотыми плечиками и распаковала третью жвачку. По правде, она предпочла бы глоток робиканы после каждой минуты возле Ри.

– Старомодное… несуразное… ткань дешевая на вид…

– На худеньких вот это просто бомба.

– Оно короткое.

– И че? Оно тянется, это же цифра! Ручками вот здесь подцепишь, вот тут опустишь, там – вытянешь.

– А я ассистент, а не портной. Не пойдет.

Пти надула пузырь из резинки и лопнула на весь модуль.

– Знаешь, милочка, готовых нарядов для королевы не бывает! – она свернула платье и вручила его Ри в коробочке размером с орех. – Давай, махнешь уайс-пикс на дорожку?

– Нет.

– Да, ты серьезно недоработана.

Пользуясь умеренной плотностью ассистентки, Пти хлопнула ей по плечу на прощание и насладилась тем, как та замерцала.

Второй непосильной задачей стало знакомство с Саминой. Ри, прежде вплывающей в покои любого без объявления войны, приказано было постучаться и ждать. И ждать! Девушка распахнула клинкет в одной майке. Недопитый пузырек с кофе болтался у плеча, но отскочил, когда она приветливо рявкнула:

– Вы кто?

Гостья оттерла хозяйку и прошла в каюту, цедя на ходу:

– Я – личный цифровой ассистент Его Величества Императора Эйдена Первого риз…

– У Вас на плече жвачка.

Ассистентка запнулась, испустила нечеловеческий стон и провернула голову назад, как сова. Тотчас испарилась, и белый жеваный комочек упал на пол вместе с платьем. Спустя миг она возникла снова, подобрала платье и присела в книксене:

– В общем, я Ри.

– В общем, ты бодришь лучше кофеина.

Сочетать в одном наряде блеск светского раута и траурную сдержанность оказалось третьей непосильной задачей. Ассистентка суетилась вокруг, то и дело вытягивая одну складку за другой, пока не превратила мини в макси с претенциозным шлейфом. Но чем длиннее становилось платье, тем больше походило на саван.

– Может, вот так? – Самина опустила вырез. По большому счету, ей было все равно, она лишь хотела скорее избавиться от ехидны.

– Какая пошлость. Для такой модели нужна грудь пышнее, а так видны только углы ключиц.

Ри закрыла вырез спереди, а сзади махнула его до крестца. Отбежала, критически взглянула издали и…

– Все равно не то!

– По мне, довольно мило. Незатейливо, но симпатично.

– Мило? Незатейливо и симпатично? Выкиньте это из вокабуляра! Его Величество приемлет или роскошь, или концепт. И если Вас нельзя усыпать алмазами, на худой конец нужна какая-то идея.

– Ри, у нас война! Ни мне, ни Эйдену сейчас не до пустяков.

– Его Величество сказали, цитирую: чтоб когда мир погаснет и только искры из глаз осветят мне путь в бездну, я бы вспоминал только этот образ.

– Н-да.

Самина капитулировала, подняв ладони, и Ри стала плиссировать ей лиф и юбку.

– У каждого политика свой индивидуальный стиль красноречия, – пояснительно бормотала она. – Эйден силен в метафорах, а Джур – мастер повторений.

– Повторений?

– Повторений.

Когда глубокие складки были готовы и уложены, Ри принялась колдовать с каждой в отдельности – еще раз.

– Внутри автосверкаль с захватом движений. Я гений.

– Что?

– Пройдитесь.

Самина неуверенно шагнула вперед, назад и покрутилась. При малейшем движении из складок выглядывали звезды, миг – и снова гасли, скрытые тканью. Чем быстрее и шире ступала девушка, тем ярче разгорались галактики, чтобы спустя шаг исчезнуть в темноте и оживить соседние. Если замереть, платье становилось чернее пантеры, но даже глубокий вздох будил сияние.

– Ты и правда ге…

– Белье! – перебила Ри.

– Что белье?

– Наводит помехи, видите? Снимайте его. Ничего. Цифра плотная, снимайте, снимайте!

Самина опешила, но вспомнила, как помехи оставили даму на охоте вовсе без платья, и послушно скинула лишнее. Стало как-то не по себе. В зеркале она была упакована в черный футляр, но остальные органы чувств так и шептали: «а королева-то голая!»

Ри цокнула:

– Волосы никуда не годятся.

Самина и без нее знала, что из косой пакли грязно-белого цвета (каштан смывался потихоньку) ничего толкового не выйдет. И все же со стороны это звучало дерзко. Поэтому в ответ на новый стук девушка продребезжала:

– Я не одета!

Разумеется, Эйден все равно зашел.

– Сказала же – не одета.

– Я воспринял, как приглашение, – он наклонил голову, разглядывая наряд. – Мило.

Самина злорадно рассмеялась, а Ри замерцала:

– Милорд, мы в значительном затруднении. Ее волосы ужасны. Слишком короткие для светской укладки и слишком густые, чтобы идти так.

– Свободна, Ри.

Ассистентка без возражений поклонилась и исчезла. Биолог перевела взгляд со своего подола на андроида. Его стиль был безупречен. Форма темнее, чем ее платье, на обуви ни следа приключений, на голове порядок, как в налоговой декларации. И талант все это достойно носить.

– Вообще-то Ри права, – согласилась девушка. – Платье волшебное, а прическа все портит.

– Не портит. Но раз мы перфекционисты…

Из внутреннего кармана он, словно фокусник, достал узкий черный футляр. И отложил на край трюмо. Самина была заинтригована, но не коснулась без разрешения.

Эйден подошел к ней и снял заколки с ее каре, ловко выудил шпильки. Волосы упали на шею. Когда андроид погрузил в них пальцы, Самина не выдержала его так близко и закрыла глаза. Синтетик распутывал ей пряди у затылка и спускался ниже… ниже. Волосы скользили, текли. На уровне лопаток Самина поняла, в чем дело, и довольно запрокинула потяжелевшую голову. Даже сквозь веки пришла тьма, а все звуки, кроме ее дыхания и стука в груди, пропали. Внутри нее урчала диастимагия. Волосы и погруженные в них руки – теплая и прохладная – прокатились вдоль позвоночника до конца выреза. Простительная вольность. Потому что ее собственные, кажется, легли ему на пояс. Тронули наглухо застегнутый китель. Так казалось, пока не вернулись ощущения: черная ткань формы в ее руке была смята сильнее, чем она ожидала.

– Последнее волшебство, Эйден? – девушка отступила и тряхнула длинной волной. Белоснежной, холодной.

– С этим составом крови – да.

– И ты потратил его на волосы.

– Хочется верить, что я и без диастимагии чего-то стою.

Узкий футляр снова возник в его руках.

– Не пугайся, здесь арамонты. Паучки для волос.

– Знаешь, что? Смахивает на подкуп.

– Ну да. Я надеялся, ты, словно дикарь, уступишь мне Землю за тряпки и стекляшки.

Самина открыла подарок. На черном шелке лежали в ряд семь граненых камушков величиной с горошину. Ничего себе стекляшки. Бриллианты. Взгляд на воротник андроида – угадала: алмаз стал меньше и изменил форму.

– Но ведь он все так же защищает?

– Почти. Броня была с запасом и потеряла незначительно.

– Неужели это заколки?

– Прикоснись к любой, и над каждой всплывет пиктограмма с образцом плетения. Справа налево возрастает сложность прически: здесь три повседневных, две вечерние и две просто так, мои любимые.

Самина притронулась к первому камушку, и загорелись пиктограммы. Все, от первой до последней, казались чудесными морскими узелками.

– Спасибо. Эйден, ты умудрился поразить меня, не имея доступа ни к одному ресурсу.

– Не стоит восторга. Я двести лет творил из воздуха бюджеты Ибриона. – мурлыкающий тон выдал, что он все-таки польщен. – Для раута во дворце, пожалуй, в самый раз номер пять. Или шесть. Возьми арамонта и приложи к пряди.

Как только девушка выбрала камень, символы погасли. Она отделила снежный локон, удививший длиной и мягкостью, и тронула его алмазом. Камень вспыхнул и вырвался из пальцев. Арамонт пролетел вверх по пряди, засуетился, собирая волосы. С непривычки было щекотно, Самина вздрогнула и засмеялась. Прическа свернулась за минуту: открытая шея, драконий гребень и дивный колос, упавший на плечо. Андроид отворил перед нею дверь:

– Пойдем.

30. Глава о лучшем в мире триниджете и лучшем в мире недостатке

Цифровое платье схватывало движения на лету, но чем быстрее она шагала, тем выше открывались ноги, а шлейф вздымался и брыкал, как грозовая туча. Эйден на ходу достал конверт, весь в цветных печатях. Не глядя, протянул Самине.

– Держи, это посадочный талон на грузовой астроцит, новые документы и карты нейтральных зон. Канташ обеспечил тебя кредитками на первое время.

Разумеется, Канташ обеспечил не ее, а синтетика. Но беглянке никуда без денег. Самина взяла конверт. Ей показалось, андроид стал с нею прежним, каким был на Бране. После архива, но еще до пещер. Каким-то легким, живым. Это потом, узнав о реле, он мучился и сходил с ума, и пик этому был после ее смерти у шчеров… А тут вдруг опять… Девушка не могла уловить, когда исчезли эти метания. И прокручивала и прокручивала события последних суток.

– Ясно, – был ее ответ.

Снаружи звенел стеклянный ливень. Эйден остановился под навесом и наколдовал черную магнолию. Серьезно, осталось загадкой, откуда он ее достал.

– Это вуаль. Подарок от ее высочества, принцессы Ампаль. Лепестки тянутся, принимают любую форму и непроницаемы снаружи. Никто не узнает тебя на рауте. – синтетик приколол цветок за ухом Самины и протянул лепесток наискось, прикрывая ей лицо. Отстранился, вернулся и укоротил вуаль над губами. – Так будет удобнее есть твои любимые овощи. Все видно?

– Да. Овощи, ты сказал?

– Я передал Ампаль, что моя спутница – травоядное, близкое к исчезновению.

К границе навеса снаружи нанесло так много стекла, а осколки все сыпались и наметали целые сугробы. Портовые службы не успевали их убирать.

– Летала на лучшем в мире триниджете? – спросил Эйден и вышел под дождь. Робота затемнила мгновенная защита.

– На чем? Да, ты уже говорил это слово.

– Просто выходи.

– Под дождь?

– Да, – кивнул призрак. – Если не струсишь, дам тебе порулить. Честно.

Секунда колебания, и Самина вскочила на стеклянную дюну. Едва ее туфли коснулись осколков, рядом взвился смерч. Черный зверь подхватил девушку, проглотил и, тихо урча, вынес к ногам синтетика. Триниджет висел низко над землей, а дождь барабанил по крыше. Самина понятия не имела, как имперское чудо выглядит снаружи, но внутри это был концепт-кар из далекого-далекого будущего. Эйден открыл дверь обычным способом и сел рядом.

– Вообще-то я думал, ты не поддаешься на провокации. Я еле успел его запустить.

– Ничего не знаю, – не приходя в сознание, бормотала девушка. – Ты обещал, что я поведу.

С Эйдена сползла защита, и он отцепил руки Самины от сиденья.

– Тогда перестань царапать салон. Ри, отдай управление леди Зури.

Панели между ним и Саминой зеркально поменялись местами, на центральной консоли засветилась газовая перчатка. Откуда-то донеслось сдержанное:

– Милорд, я служила Вам верой и правдой двести тридцать лет и сочту за сомнительную честь погибнуть от руки той, которая дважды пыталась Вас убить.

– Во второй раз я не хотела.

– Не слушай ее, – улыбнулся андроид. – Она имела в виду ту, которую дважды хотел убить я. Ри, триниджет в надежных руках. Как только они перестанут дрожать, мы, должно быть, поедем.

Самина растерянно щупала консоль. Она, конечно, сообразила сунуть пальцы в перчатку, но ничего не произошло. Ее рука погрузилась в холодную плазму.

– Сожми кулак внутри манипулятора и замри на секунду.

Она сделала, как ей сказали. Зеленый газ плотно охватил ее пальцы и потяжелел. Эйден взял запястье Самины, осторожно снял ее руку с консоли и разжал ей кулак. Теперь вся кисть девушки светилась зеленым.

– Чтобы Ри не стошнило, пока ты учишься, я покажу тебе основы управления, и после уже поведешь сама.

Он положил свою ладонь точно под ее и отвел руку девушки пальцами вверх. Совсем немного и плавно. Триниджет будто только этого и ждал и сорвался с места. Он послушно лавировал среди наземных облаков, подчиняясь малейшим движениям и жестам. Самина запоминала сочетания согнутых пальцев и наклоны кисти, взмахи, вращения. Это было не так уж сложно. Управление лучшим в мире триниджетом сводилось к интуиции ведущей руки. Пока синтетик помогал ей, машина огибала густые облака-призраки. Но как только дождь унялся, Эйден откинулся в своем кресле, а Самина протаранила чью-то живую изгородь.

– Осторожнее с облаками. Если тебя проткнет сучок, ты умрешь.

– А как же броня?

– Сомневаюсь, что Ри кинется спасать тебя.

Разумеется, к чему ей помогать бесполезной девчонке. У Ри есть хозяин. Стоп, что происходит? Она начала ревновать андроида к виртуальной помощнице. Финиш.

– Почему триниджет не активировался на Бране?

– В гиперпространстве машина не работает, только броня. И то кое-как. Спасла меня при посадке, но позволила уколоть ромашкой. Порог ее восприятия в гиперкармане сильно вырос. Ты освоилась?

– Относительно, – неуверенно кивнула Самина. – А что?

– Я отвлекусь.

– Что? На что?

– Ну, если хочешь подробностей… Там армалюкс царапает мне холодильный компрессор сквозь дыру, где нет двух ребер. И во-от такого куска кожи. Очень неудобно жить, знаешь, когда в нутро лезет, что попало.

Эйден расстегнул китель, под которым черную рубашку опоясывали тонкие ремни портупеи. Узкие полоски кожи обвивали плечи и грудь, спускались по корпусу к ремню на поясе и цеплялись к нему. Он отцепил все по очереди – пять или шесть замков, как он в них не путался? – чтобы переместить армалюкс поудобнее. А пока он достал его и выложил на приборную панель. Красивое и строгое оружие. Его совершенно не было видно из-под кителя.

– Это обязательная часть костюма?

– Ты же со мной, солнце. Значит, он точно понадобится. Но если честно, эта модель портупеи неплохо выправляет осанку.

Андроид поменял местами замки, чтобы кончик армалюкса устроился повыше. И расправил складки на рубашке. Совершенно обычные действия в его исполнении оказались интереснее всего, что творилось за окном. А ведь Самина впервые гостила на этой планете. В один ряд с вечным наблюдением за водой и огнем смело можно было ставить то, как андроид управлялся с портупеей. Он затягивал покрепче ремешки, когда поймал на себе взгляд Самины.

– Пожалуйста, следи за дорогой.

– Не могу.

– Что?

– В смысле… да, слежу.

Еще несколько рывков сквозь белые комки облаков, и впереди показались дворцовые ворота.

– Для бранианцев так рисуют парк ужасов, – хмыкнула девушка. – Поможешь мне с парковкой? Тут кругом деревья… Я точно снесу пару чьих-нибудь высокочтимых предков.

– А потом съешь десяток простонародных, – андроид снова взял ее ладонь и плавно отогнул пальцами вниз. Триниджет спустился к тенистой площадке у ворот.

– Оставь его, не сворачивай! – попросила Самина и заторопилась выйти.

Ей всю дорогу так хотелось разглядеть машину снаружи. Бранианские карфлайты были скучными гладкими сигарами, но это… было… что-то! Триниджет удачно сочетал и модные изгибы кузова, и роскошную панорамную крышу, зеркальную снаружи, и выпуклые крылья над колесами. Да, колеса! На самом деле то были турбины, но в ретро-исполнении. Горели злющим синим, крутясь над землей. Машина летела бесшумно, но для Самины поворчала, как живая. Именно такой рык, хотелось верить, издавали ручные драконы.

* * *

В такт дрожанию воздуха заволновалось и море. Кайнорт возвращался с третьего кольца, где кормился остатками шчеров. Ночь и утро выдались тяжелыми: умный хром так и не заработал, да еще он то и дело промахивался. У трех крыльев отвратительная динамика. Внимание привлекла звезда на горизонте. На Алливее требовалась пара секунд, чтобы понять, взлетает она или падает. Кай прижался к воде, чтобы разглядеть получше. Взлетает звезда: вверх с третьего кольца – и падает на второе. Прибавляя ходу, Бритц набрал Ирмандильо:

– Тарталья, это гломерида посольства?

– Боевой спецификации, капитан.

– Кто бы там ни был – ты слышишь?! – не! пускай! на наш! корабль! Ясно?

– Есть, капитан.

И эзер прибавил еще. Поднажал так, что затрещали крылья, засвистел ветер в щетине.

Значит, попался. Стоит лишь ступить на сторону добра, и жизнь летит кувырком! Ладно. Если он успеет, на его стороне: ум, сила, опыт. Если не успеет, на ее стороне – его дети. Одни на корабле.

– Шиманай! Да какого же черта! – ругнулся эзер, когда профессор не ответил на вызов.

Он набрал Эйдена – и тоже напрасно: во дворце на время раута глушили связь. А чего он, собственно, паникует? Он что, не справится с бешеной мухой, выскочкой из простолюдинов с воспалением гонора? Втайне он давно мечтал посадить ее в лужу. Стерва.

На топливе из бешенства и тревоги он примчался в порт вдвое быстрее обычного. Пролетел мимо боевой гломериды. Ворвался под навес, кувырком затормозил прямо в трап, на шести ногах взметнулся к шлюзу. Обернулся человеком, когда уж ободрал бока о клинкет.

Выдох. Вдох. Изнутри все провоняло ею.

– Ирмандильо!

– Да, господин Бритц.

– Я же велел не пускать! – эзер прижал андроида к стене. Откуда только силы взялись – в этом обличье да против офицера полиции.

– Но она предъявила свежий протокол о Вашем отстранении, и я обязан был подчиниться, согласно иерархии.

– Найди Кафта. Передай ему, что он опять забыл биоскоп у меня в каюте.

– Но он никогда не хо…

– Дословно! Срочно!

Нечего и гадать, куда она направилась, едва пробралась на корабль. Бритц прибежал в жилой отсек астроциста и с трудом заставил себя затормозить перед клинкетом. Он оправил анорак и пригладил волосы. Снял травинку с язычка кеды. Сила минори – в достоинстве.

Выдох. Вдох.

– Здравствуй, Альда.

– А вот и наш папа, да, мои хорошие?

Хокс сидела на софе напротив. Юфи свернулась на коленях посла, а рядом поджал лапки Миаш. В одной руке шершень держала мини-глоустер.

– Сын, уведи сестру спать, – попытался Кай.

В другой руке шершня сверкнула острая шпилька для волос. У виска Миаша.

– Нет, постойте! – Хокс удержала детей. – Сейчас папа отложит подальше свой армалюкс…

Бритц подчинился.

– …присядет в кресло у двери…

Он сел. Для нападения то было самое невыгодное место. Два солнца били в глаза.

– …и откроет нам, дети, кто из вас двоих приемный.

И Альда зашлась истерическим смехом: в тридцать три зуба, как безумная.

– Прости, что?

«Я затолкаю твое жало тебе в глаз!»

– Ну же, малыш, неужели ты собирался вечно скрывать от них, что оба близнеца не рождаются крылатыми?

– Давай ближе к делу.

– Ну, давай, – она сменила позу, перекинув одну длинную белую ногу через колено другой. – Ты отправлял карминцев на Урьюи. Мне нужна твоя подпись для ордера, чтобы выловить затонувший груз. Но я не стану ее требовать, не стану и поднимать корабль, если ты отдашь мне девчонку Зури. Харген знает, что дочь жива, и требует ее назад.

– Такая постановка условий ошеломляет. Отчего ты не начала с «я не стану убивать детей, если…» и дальше по тексту?

– Я же не такая дура, Норти! Они были нужны мне для того, чтобы ты выслушал меня, а не разорвал с порога. Теперь, если в дело пойдут глоустер или шпилька, ты прикончишь меня следом. Но это уже не важно. Моя карьера вот-вот лопнет. А за нее я готова биться даже с личинками!

– А минори готовы жертвовать чем угодно, чтобы ослабить Брану. Харген представляет угрозу для всех, кто имеет с ним дело.

– Глупые, тупые, своенравные минори. Пока Харген силен, он дает нам рабов! Зачем вы жалите руку кормящего?

– Пока Харген силен, он превращает в рабов и нас.

– Говорите за себя, бледноглазые! Правительство эзеров должно подчиняться вашему ордену, потому лишь, что когда-то давным-давно вы узурпировали теневую власть и объявили себя избранными? Неформальные патриции!

Юфи забеспокоилась. Дети и сами давно поняли, что в опасности. От глупостей их удерживало только внешнее спокойствие отца. Что бы ни случилось, что бы он ни говорил, они помнили его первое правило: силен тот, кого не волнует. И им было достаточно того, что отец силен.

– Нет, Хокс. Минори гордятся не тем, что захватили власть когда-то. А тем, что так долго ее удерживают, – он дал ей время усвоить эту мысль и безразлично моргнул. – Извини, Самины Зури со мной нет. А насчет ордера – я подпишу, если хочешь. Пусть достают корабль.

– Ну, да. Да. Он окажется пустым, и все тотчас поверят в благородного минори. Настолько сентиментального, что отпустил первосортных рабов, рискуя жизнью, репутацией, положением Браны! Кайнорт, ты все продумал, мерзавец! Ты не себя подставишь. Если корабль поднимут, ты подставишь Харгена перед Домом Эзеров, ты хоть понимаешь?! Насекомые давно ищут повод отказать ему в поддержке, а чем, ты думаешь, ответит Зури?

– И тебе нужна девчонка, чтобы выслужиться перед Зури. Остаться при нем и на высоком посту, чем бы ни обернулись отношения Урьюи и Браны.

– Именно. И я уже знаю, что Самина здесь.

– Немного мимо. Она с Эйденом, а он разорвет тебя пополам за свою белую мышь.

– Меня разорвет, это правда. Ее заберешь ты – и отдашь мне.

– Нет.

– Ты сделаешь это ради детей, – шершень коснулась шпилькой брюшка цикады. – Я ведь убью, я способна.

– У тебя чрезвычайно мало способностей, но в эту я верю. Вот только… Один из них трижды умер в ущелье, только потому что отец не меняет тысячу на одного. Теперь их надо сжечь, чтобы не воскресли. Но ты не успеешь.

– Тогда… – Альда напряглась, стреляя глазами в дверной проем. В нем появился Шима.

– Кай! – радостно воскликнул профессор. – У тебя встреча? А я на секундочку – опять забыл биоскоп! Эти кибер-неполадки… Позволите, мадам?

Хокс напряглась, но и не подумала спрятать оружие.

– Забирайте, только быстро.

Кафт просочился между креслом, где вмерз Бритц, и стеной. Он продолжал бормотать что-то, лазая по настенным ящичкам. Альда же не спускала глаз с эзера, точно зная, кто в целом корабле представляет для нее смертельную опасность. До тех пор, пока Бритц не произнес:

– Ничего, Шима. И для недостатка есть подходящий момент, – и Кафт от души запустил биоскопом в затылок Альды.

Женщина вскрикнула и схватилась за голову, а дети вспорхнули с софы и прошмыгнули за Шимой в коридор. Но Хокс этого не увидела. Хитиновый вихрь из когтей, жестких крыльев и хвоста смел ее с дивана, прижал к иллюминатору. Удар о створку, удар о стекло. Броня защищала от пуль, но делала только звонче удары головой о переборку. Нужен был не хром, а хитин! Едва она успела превратиться, уже не чувствуя тела, как третьим ударом стрекоза разбила окно. Затылком шершня, конечно. Насекомые вывалились наружу. Веретено из лап, жвал и крыльев жужжало, бесновалось. Глоустер и шпилька остались в каюте. Альда юлила и вертелась в стрекозиной охапке, стараясь уколоть Бритца, но жало не достигало цели. Чувствуя приближение конца, она прохрипела:

– Эмбер Лау!..

Кайнорта передернуло, он выпустил шершня. Хокс воспользовалась этим, чтобы откатиться назад и, продолжая отползать вверх по холму, спешно возвращала себе человеческий облик. Более удобный для торговли.

– Последняя из тварей Лау, слышишь, Норти?! Я знаю, где ее искать!

– Врешь! – стрекоза повалила Альду наземь и готовилась перекусить горло. Но стал бы Кай отвечать, если бы не надеялся хоть чуть-чуть? Шершень гляделась в радужные фасеты Бритца:

– Это правда. Все ее документы, все адреса и связи у меня. Здесь, с собой. Выслушай! После зарежешь.

31. Глава будто из другого жанра: о древних ритуалах и правиле темного властелина

Среди прозрачных деревьев акварельных оттенков двигались призрачные гости. Формально соответствуя их моде, Самина шла под руку с андроидом, как сквозь выставку хрусталя. Если бы форма Эйдена была цифровой, как ее платье, девушка ощущала бы сейчас его кожу вместо жесткой ткани рукава. По той же причине сама она старалась не касаться его ничем, кроме кончиков пальцев. Канташ провожал их в дальнюю часть сада, к месту ритуала. Посол уже восхитился платьем спутницы, остротой ее ума и манерами, но, так и не добившись имени, принялся ворковать с андроидом. Самина из-под лепестка вуали разглядывала алливейцев. Изящных фей, призраков наяву.

Все уже знали о смерти Аруски, и приглушенный свет украшений из люми-бактерий был данью скорби о нем. Ампаль появилась вовремя – чистая, как дистиллированная капля, и тихая, как штиль. Принцесса обменялась коротким приветствием с Эйденом.

– Видишь? – спросил робот Самину.

Она поняла, о чем он, и кивнула. Синтетик рассказал ей, что принцесса ждет ребенка, и что Самине – как человеку, страстно увлеченному ботаникой, – это покажется интересным. Действительно: под кожей на кристальном животе Ампаль росли тонкие стебли сосудов, и на них ютился крохотный бутон. Еще совсем юный. Неудивительно, что во дворце это стало потрясением.

– Он раскрывается на третий месяц и, по словам Канташа, весь сезон пышно цветет, – пояснил андроид.

– А потом?

– Я тоже спросил. Он смутился и говорит – «потом все, как по учебнику».

– Ботаники или зоологии? Ведь родиться должен человек.

– Не уверен, – улыбнулся Эйден. – После жучков Бритца – не уверен.

– А правда, что на Ибрионе женщины сами не вынашивают детей? – если бы не вуаль, едва ли она решилась бы на этот вопрос. Вернее на то, чтобы задать его императору. Они шли за гостями, но держались поодаль от всех. Гуляли на одной волне. Не сговариваясь, просто оба так чувствовали.

– Правда. Инкубаторы решают массу проблем.

– А правда, что…

– Правда. От секса мы тоже отказались. Варварский пережиток.

– А-а. Если понравилась девушка, отсылаете ей номер индивидуальной ячейки в банке спермы?

– И забираем детей через двадцать лет уже из колледжа.

– Надо же, как удобно. Прямо с выпускного?

– А то. Смотришь издалека: если гуманитарий, едешь мимо.

Самина не по-траурному рассмеялась. Она подивилась, что ее можно еще чем-то рассмешить, и смущенно тронула вуаль.

– А у тебя есть дети, Эйден?

– Нет.

– Мужчина не может быть так категорично уверен, – поддела девушка.

«Если он не богомол».

– Темный властелин не оставляет бастардов.

– Ты, должно быть, регулярно казнишь всех мальчиков, рожденных в империи до такого-то срока. В качестве профилактики.

– Это расточительно, со временем некому будет за меня воевать. Лично я взял за правило: убил – переспал.

– Может, наоборот?

– Когда как, милая.

Принцесса тем временем спустилась к ручью. Начинался ритуал. Ампаль была молчалива и собрана, натянута, как тетива. Волосы-ветви струились до самой земли, изящно уложенные, с поникшими от горя листьями. Утренний выход в город, а теперь этот раут. Тяжко, но на то она была и королевской крови. «Королевских соков», по-алливейски. В сопровождении вельмож Ампаль подошла к воде. Здесь, над мраморной гладью ручья, возвышалось могучее дерево.

– Видели сакральную пропасть на Бране? И на Алливее есть такое место, – шепнул учтивый Канташ, наклоняясь к Самине. – Это Заветный Тростник.

– Тростник? Но это дерево.

– Приглядитесь.

Ребристый ствол не был одним целым – каждое ребрышко представляло собой травянистый стебель. Их была не одна тысяча в том свитке, что гнулся и огибал сам себя, образуя дивный колосс. Высоко над головами вельмож тростник шумел резной листвой. Она собиралась в округлые пучки, словно шары омелы. В середине каждого гнезда лежал молочно-белый плод. Продолговатый и крупный, как дыня.

Ампаль преподнесли ножны, инкрустированные самоцветами.

– Замысел ритуала – добыть плоды тростника? – спросил Эйден у графа.

– Только на первый взгляд. Ее высочество будет говорить с планетой на древнем языке. Вы о нем уже слышали. На днях закончился летний сезон, и природа отдыхает. Чтобы пробудить ее к новому циклу, Ампаль и тростник рука об руку пройдут от самого конца древнего алфавита к его началу. От смертельного уныния к утверждению жизни. На каждое действие принцессы тростник ответит своим: враждебным, нейтральным и, наконец, добрым. Если так и случится, он даст Ампаль священный плод. Если он позволит ей добыть сок… Да если он будет красным… Боги, сколько же «если» у нас на пути! Но только так Ампаль сохранит власть над Домом.

– Но принцесса не впервые проводит ритуал. Чего Вы так боитесь?

– Дело не только в ней. Заветный Тростник беседует лишь с истинной властью Алливеи, а фактически наследника сейчас нет. И новый появится не так скоро. Да и будет ли мальчик…

– Канташ, я думаю, требуя «истинную власть», Тростник не имел в виду малыша Аруску. Я почти не знаю принцессу, но будь я духом планеты, говорил бы только с ней.

– Спасибо, Эйден. Будем надеяться, тростник не идиот.

Ампаль обнажила клинок. Вдоль лезвия шел узкий желобок. В него принцесса накапала что-то из прозрачного флакона, и священник подал ей горящий факел. Очевидно, следовало зажечь тростник, и тут, в самом начале ритуала, Ампаль замешкалась. Ее меч вспыхнул, но застывшая рука дрожала. Эйден толкнул Канташа.

– Помогите ей.

– Но мне нельзя приближаться к тростнику!

– Огонь убил ее ребенка, теперь спасайте вашего.

– Откуда Вы…

– Да вас насквозь видно. Скорее!

Граф оставил гостей и поспешил вниз. Робот прижал Самину вуалью к своему плечу, заглушая тихий смешок.

– Перестань, я случайно, – шепнул андроид и сам улыбнулся.

– Глаз наметан на дворцовых интригах, Эйден?

– Двести лет в таком же вертепе. Кто бы мог подумать, где сгодится талант угадывать, с кем спят придворные дамы.

Меч в огне был тяжел. Канташ успел: он поддержал принцессу за локоть, та благодарно кивнула, и они вдвоем загнали лезвие в ствол тростника. Стеклянные птицы сорвались с его кроны, разлетелись, галдя. Дерево занялось пожаром, как сухая лучина. Но вдруг с оглушающим грохотом треснуло, и от общей массы прутьев отделилась большая щепа. Остальной ствол быстро потух, но щепа все горела и кренилась. Это и был первый ответ тростника. Смертельный ответ. В саду было тихо, свита и знать забыли, как дышать. Граф тихонько вернулся на свое место.

– Я, наверное, все испортил… – волновался он. – Если та ветвь сгорит вместе со священным плодом… Тростник ведь может не отдать его принцессе!

Как только он произнес это, горящий прут затрещал и склонился над ручьем. Не тронутый огнем, белый орех скатился с гнезда. Под бурные ахи и вздохи вельмож плод упал в воду и тяжело пошел ко дну.

– Я бы рекомендовал Вам ромашку лекарственную, – посоветовал Канташу андроид. – На Бране шприц с нею в потайном кармане – признак хорошего тона. Отлично успокаивает.

– Мне бы Вашу выдержку, Эйден.

– Ах, бросьте, она синтетическая.

Ампаль прошла вниз, к ручью. Он оказался совсем не глубок. Ее хрустальные руки исчезли в воде едва ли прозрачнее, чем принцесса. Гости не смели жужжать, пока она искала что-то на дне. Через минуту женщина достала из ручья белый орех, и ей тут же подали кусок газовой ткани. В его воздушное плетение Ампаль бережно завернула плод.

– Отклик тростника мы получили, – выдохнул граф. – Теперь принцессе должны присягнуть вода и камни. Ампаль закутала плод, это значит, обратилась за ответом к ручью. Если орех и теперь утонет, власть перейдет к иной династии.

– Как сложно. Мне уже неловко за мою присягу на Ибрионе.

– А в чем она состояла?

– Просто взял корону и ушел.

– Напротив, очень ловко вышло.

– Орех поплыл! – Самина захлопала андроида по руке. – Видите? Но ведь это же не из-за ткани?

Нет, ткань была самая обычная. Граф блаженно улыбался:

– Это значит, и вода приняла Ампаль!

– Теперь Вы расслабитесь хоть немного?

– Орех еще надо разбить и добыть сок. Плод необычайно крепок! Он не поддается ни удару, ни выстрелу. Можно приземлиться на него в порту, и трещину даст корабль, но не орех. Он кровоточит исключительно по своему желанию.

Ручей нес драгоценный кулек, и гости не спеша шли следом. Алливейцы не спускали глаз с воды и тихой принцессы над нею. Эйден обернулся к тростнику, который остался позади:

– Смотри, как быстро.

Самина проследила его взгляд. На том месте, где откололась и сгорела большая ветвь, ствол покрывала молодая поросль.

– Пойдем, я слышу водопад впереди, – он взял девушку за руку. – Брана ведь не балует водопадами?

Она деликатно убрала руку и обошла андроида, просто чтобы взяться за другую. Правую.

– Ты чего?

– Не хочу быть в слепой зоне.

Самине нравился его прохладный металл. Сумасшедшая, она хотела запомнить, как эти пальцы теплеют в ее руке.

– Ты чувствуешь? – она сжала ладонь.

– Нет. Попробуй еще.

– Хитрый, – и сжала крепче.

– На самом деле там есть все рецепторы, кроме болевых. И без кожи чувствительность даже выше.

– И как… много кожи ты… потерял?

– Хах, Самина, ты была бы не ты, если бы не спросила.

Они пришли к водопаду, когда плод уже подплыл к самому краю. Где-то здесь проходила граница действия гравитационного якоря, и у поверхности воды танцевали капли. Поднимались вверх, сверкали и тут же падали. Увлекаемый потоком, орех ухнул с высоты в несколько этажей и пропал в парной дымке. Вниз уводила причудливая лесенка, по которой сбежала принцесса. Она была одна, а гости любопытствовали с краю обрыва. Ампаль зашла в облако пара. Радужные лучи скрестились на принцессе, когда она присела подобрать упавший орех. Радуга сочилась внутри нее, сквозь нее…

Вот и орех. Камни под водопадом раскололи его. Но что внутри? Ампаль погрузила пальцы в плод, и как только они показались из скорлупы, густой сок на них блеснул антрацитом. Черный. Но вот она провела им по лицу и подняла руку вверх.

Красный!

Толпа взорвалась ревом и заглушила водопад. Все приветствовали Ее Высочество. Канташ был близок к счастливому обмороку, а Самина вытягивала шею, стоя на самом краю водопада.

– Поздравляю, Канташ, – андроид мягко увлек биолога подальше от свободного полета. Разбейся ее голова о камни, как тот орех, никто бы так не обрадовался.

Гости вернулись в парк, где к их приходу расставили угощения. Обреченный на нездоровые пересуды из-за эпизода с мечом, Канташ предпочел ретироваться с раута. Эйден посмотрел на стол и вздохнул: пищевые капсулы еще действовали. Он наблюдал, как Самина с аппетитом отправляет в рот один салатный лист за другим.

– А тебя не смущает, что это, возможно, чей-то родственник?

Воспитанная девушка сперва прожевала.

– Отстань, – попросила она вежливо. – Не завидуй.

– Ты и правда думала, я оставлю тебе рот открытым, чтобы ты им ела салат?

– За себя и за тебя.

– Прожуй.

А дальше было предсказуемо. Андроид тронул ее подбородок, приподнял укрытое магнолией бледное личико и поцеловал в уголок губ, потом глубже. Не так, как тогда. Без надрыва, ласково.

– И это не вербовка?

– Что? Нет, это… заправка к салату, – нужные слова впервые шли на ум с запозданием.

– Тогда слишком горько. И остро.

В дворцовом саду нельзя было швырять тарелки в эгоистов, потому Самина отвернулась, чтобы уйти. Но увидела принцессу и смягчилась. Вблизи алливейка была так прекрасна, что девушка невольно ею залюбовалась.

– Разве имперские андроиды ничего не едят? – Ампаль слабо улыбнулась роботу.

– Только краденые зеленые яблоки, Ваше Высочество. Да, простите, я не могу представить мою спутницу.

– Ничего, я сейчас все равно не в состоянии запоминать имена. И спасибо за Аруску… еще раз. Сегодня он, кажется, передал вам привет, – принцесса отцепила бутоны с петлицы и передала Самине.

– Мне?

Глубоко в белых лепестках ютились гранатовые капельки, но только в одном цветке – золотая. Ампаль кивнула девушке.

– Язык природы, что звучал на ритуале, универсален для большинства планет. Если начать в правильном месте и двигаться точно по алфавиту вперед или назад, земля сама приведет к жизни или к смерти. Иными словами, если окажетесь в беде, Вы знаете, как просить о помощи. Растения, вода и камни укажут путь в безопасное место.

– А наоборот?

– Или наоборот.

– Разве это не тайное знание? – удивилась Самина. – Если это правда – можно ли этим делиться? Вы даже имени моего не знаете.

– Эйден говорил, Вы талантливый ученый. А я уверена: по-настоящему умный человек не бывает по-настоящему злым. Я оставлю вас, – вдруг встрепенулась Ампаль. – Увы, на светский раут больше нет сил.

Принцесса развернулась и торопливо ушла по тропинке ко дворцу. Она исчезла у черного хода, никем не замеченная. Самина потерла разгоряченные щеки под вуалью.

– Что это было, Эйден? Это мои слова… Она тоже маг? Она узнала меня?

– Нет. Просто Ампаль мудра и видит чуть больше других. Не бойся: через час для тебя все закончится.

– Хорошо. Я хочу скорее улететь отсюда. Эти стеклянные деревья, эти хрустальные люди… У меня среди их посудной лавки все плывет перед глазами.

Эйден повел ее дальше вглубь аллеи, где не было гостей.

– Даже ты здесь прозрачный.

– Скажи, что мне идет.

– Ты похож на бомбу с часовым механизмом. Но тебе идет.

Сравнение со взрывным устройством идеально легло на андроида. Еще никто не произнес аналогии ювелирнее, чем Самина. Она тревожно огляделась.

– Эй, у меня правда что-то с головой. Эти звуки вокруг – шум деревьев, птицы, вода… Чем дольше я в саду, тем сильнее мне слышится в них какая-то… система? Гармония? Я галлюцинирую? Ну, перестань, ты смеешься надо мной…

– Нет. То есть да! Самина, это просто музыка. Ее слышат алливейцы, роботы и, как оказалось, ботаники.

– Ты шутишь! А я уже с порога решила, что тронулась.

– Ритмы сложные, удивительно, что ты вообще их распознала. Это белый шум. Мозг привык игнорировать его, отсеивать. О! Закрой глаза и угадай, что за танец.

– Я ведь только минуту назад узнала, что это музыка, – Самина засомневалась, но закрыла глаза и вздернула нос по ветру.

Минуту она боролась с разочарованием, что Эйден больше не воспользовался моментом. Еще минута ей потребовалась, чтобы укорить себя за эти мысли. И только на третью она поймала мелодию за хвост.

– О, нет!

– Да. Почему же нет?

– Тиакская кизомба.

Стоило произнести, и ритм уже не шел из головы. Он не распадался больше на отдельные звуки ветра, ручья и листвы. Эйден потянул ее за руку к себе.

– Она слишком сложная. Я не умею, – возразила Самина, понимая, как неловко будет обступать ноги тому, у кого за плечами сотни балов.

– Ничего сложного. Тебе надо уложить шесть па в четыре счета.

– У меня «три» по сольфеджио.

– Я помогу. Расслабь кисти, – он сам потряс запястьями девушки и взял ее правую руку в свою левую. – Тиакскую кизомбу танцуют в закрытой позиции.

– Ты встал мне на платье.

– Это же цифра, – робот воспроизвел интонацию Пти. – На самом деле между твоих ног только мое колено.

– Мне снится, или мы делаем это на людях?

– Не зажимайся. Я машина.

– Это больше не аргумент.

– Тогда так: я же врач.

Эйден уложил ее руку себе на сердце и прижал, а свободная ладонь легла ей на спину. Самина шагнула ближе. На каблуках она была достаточно высокой, чтобы удобно приобнять его за шею. Ладно. Это так приятно, что ладно. Она отпустит мозги еще погулять.

– На каждый счет шагаем на месте, ты с правой, я с левой.

По бедру девушки скользнула ткань. Не платья, разумеется, – брюк андроида.

– Теперь шаг правой ногой в сторону, затем приставь левую. Не переноси вес… Я повторяю зеркально. Не смотри вниз.

Самина разбирала каждое слово в отдельности, но не могла понять целиком ни единой фразы. Ее интеллект впадал в кому всякий раз, как Эйден открывал рот вблизи ее уха. Нет, что-то у нее получалось, конечно. Сложно выпасть из ритма, когда любая осечка, и черная форма шаркает по обнаженной груди. Но еще сложнее убеждать себя, что она прикрыта строгим цифровым лифом.

– Теперь попробуем вращаясь. Стань ближе, что ты как на ясельной ритмике?

– Этот танец запрещен на официальных приемах, – Самина ощутила, как от волнения по спине прокатилась капелька. – Где ты его подцепил?

– Меня развратили по формуле трех «дэ»: дворец, Джур, деньги. А теперь вперед… с правой ноги, затем с левой. Приставь ногу… Не переноси вес! Хорошо.

– Хорошо?

– Мне хорошо. А ты как спагетти в кипятке. Давай с начала.

Танец был расслабленный, плавный. Но сердце гоняло кровь так, что закладывало уши.

– Музыка ускользает. Я сбиваюсь с ритма…

– Закрой глаза и дай ему последний шанс. Вспомни: тебе знакомы эти движения.

Эйден тронул ее висок подбородком, толкая голову девушки себе на плечо. Самина дышала ему в шею. С той стороны, где ее губ и щеки касались разрывы кожи, металл и неопластик. Нарочно сюда, а не с другой стороны. Ритм вернулся. Они станцевали фигуру целиком, потом еще одну и еще. Секрет идеальных па состоял в близости далеко за гранью цензуры: понятно, отчего танец запретили в приличном обществе. Тиакская кизомба проникла в кровь.

«Тебе знакомы эти движения». Да, она не раз танцевала кизомбу. Только впервые – вертикально.

32. Глава, в которой Эйден забирает жизни, а Самина забирает все

– Господин Эммерхейс!

Тревожный оклик генерала разнесся по аллее. Кревес торопился, почти бежал, расталкивая случайных гостей:

– Империя здесь! Адмирал Проци достиг критической точки в наступлении! Харген готовит новый удар.

Самина замерла в напряжении, а синтетик коснулся алмаза:

– Ри, запись из боевого сектора. Кревес, добавляйте свою, – он уловил движение. – Самина, ты куда?

– Мне надо…

– Не уходи с террасы. Дождь собирается!

– Я знаю, – зеленея, девушка убежала прочь. Андроид смотрел ей вслед секунду. Надо было раньше объяснить ей план с наводчиком, но он посчитал, зачем ей лишняя тревога, раз она вот-вот улетит? Что ж, теперь поздно.

Эйден и Кревес объединили карты в одну, где возникла их часть галактики. В самом углу вращался бинар-наводчик. Рядом – первый магнетар цепи, нейтронный дьявол. В центре карты высветились две звезды в системе, к которой принадлежала Алливея, и плотным кольцом вокруг – черные крейсеры Вуриса Проци.

– В нашей системе еще пять обитаемых планет и больше сотни жилых спутников, – бормотал Кревес. – Мы эвакуировали мирных, но… Если Вы ошиблись в расчетах, барьер Харгена не остановится у Алливеи и сделает их бездомными.

– Генерал, я не ошибаюсь в расчетах, если это не расчет прыжка для варп-привода. Но даже по самым грубым вычислениям наводчик больше не выдержит понижения температуры моря и лопнет.

На карту вплыла серебристая туча. Кревес заволновался сильнее:

– Началось! Барьер!

А над садом поплыли тучи стеклянные. Эйден повертел головой: Самины нигде не было. Черт. Из-за нее он пропустит самое интересное.

– Я здесь больше не нужен, генерал. Прощайте.

– Но как же… А если не выйдет!

– Нет ничего проще воды, Кревес. И ничего сильнее законов физики.

О дорожку звякнули первые стеклышки, и Ри охватила андроида броней.

– Нет, – возразил он уже на бегу. – Машину. И найди эту ненормальную.

Деревья в саду разворачивали кроны листьями вверх, чтобы защитить кору от стекла. Они совсем не давали укрытия худой фигурке у корней. Самину сотрясали рыдания, она отбросила туфли и даже вуаль, не замечая, как осколки дождя ранят ей плечи и спину. Платье и звезды на подоле остались нетронуты.

«Это же цифра».

Вот стекло резануло колено, висок, но уже подоспел триниджет. Ри подхватила и вынесла девушку из-под крон. Ливень тарабанил снаружи. Эйден собирался громко ругаться, но взглянув на Самину, передумал.

– Ри, бактерицид.

Из бардачка выпорхнула мушка и закружила над царапинами. Это и был имперский антисептик.

– Еще удар, ты слышал?! – девушка смахнула мушку обратно в бардачок.

– Я слышал, а вот ты не дослушала!

«Впереди граница якорей, полет нестабилен», – пискнула система.

– Чего я не слышала, Эйден? Опять все то же, как на заевшей пластинке: смерть, смерть, смерть!

– Тихо. Вытри кровь, – он почти шептал, надеясь успокоить и себя вместе с нею. – Никто больше не умрет. Не в следующие лет десять уж точно.

– Что? Что это значит?

– Смотри.

Ри вывела на лобовой экран сектор бинара. Одна из двух планет разметалась бесформенным прахом, разбрасывая камни и лед в агонии. Второй тоже досталось от погибшей сестры. Ее сорвало с привычной орбиты и уносило в сторону магнетара.

– Это наводчик?! Но как!

Андроид переключил карту в режим хроник и приблизил бинар. Он снова был цел и невредим.

– Это наводчик три дня назад. Внутри меньшей планеты – подземный океан. Температура воды в нем до выстрела, который поразил мои границы, была на пределе замерзания. На вашем нуле. Это ее обычное, мирное состояние. При каждом выстреле наводчик тратит колоссальную энергию, и вода охлаждается еще сильнее. А после ей нужно время, чтобы нагреться, – он перелистнул хронику на сутки вперед. – Вот: ее температура сразу после выстрела. Этот ноль уже имперский, а это вдвое ниже! Харген поспешил с тем ударом, и океан не просто остыл – он начал кристаллизоваться. Нашей задачей было не дать температуре бинара подняться, и мы заставили Харгена выстрелить дважды подряд. Замечательное свойство льда – быть много шире жидкой воды – разорвало планету изнутри.

– Обалдеть. Эйден, обалдеть!

– Алливею и Харон постигла та же участь. Бране повезло: внутри у нее было не так много воды.

«Граница якорей, дестабилизация полета!» – верещала система.

– Разворачивай в порт, Ри. Самина улетает.

– Нет, Ри, постой!

– Что значит, нет? Ри, ты куда? Ты какого блазара ее слушаешь? У нее грузовой на Халут!

На полном ходу Самина хлопнула по консоли. Приоткрылось окно, в которое полетел конверт с документами, что дал ей андроид.

– Нет значит нет. Да, я назвала твой план дерьмом! Но я не отказывалась в нем участвовать.

– Ри, в порт!

«Отказ автопилота», – машину затрясло, но Эйден так и не взялся за руль. Какое там!

– Самина, твоя жертва мне больше не нужна. Я уже не волочу за собой империю, наши пути с нею разошлись!

– Это все чушь! Ты же ни на минуту не забываешь, кто ты есть. Корона – твое прошлое и будущее, вся империя в твоем геноме!

– Пусть так! Но даже короли не получают всего, чего хотят. Разрушение бинара и реле – уже победа.

– Нет, для тебя, Эйден, умереть за эти мелочи – поражение!

– Хватит! Будешь философствовать на Халуте.

– Дать мне свободу – твой самый сильный ход. Я получила ее столько, что хочу потратить излишки на тебя. Я хочу, чтобы ты шел до конца!

«Отстегнитесь. Экстренное приводнение!»

– Ты в самом деле еще хуже Джура!

– Три планеты, помнишь? Если я не полечу, значит, не стою этих жизней!

– Мне больше нечем… вот же дьявол.

«Система вас предупрежда…»

Триниджет не дотянул до берега и рухнул в воду. Машина еще плыла секунду-две, но на блестящей гальке лагуны рассыпалась, залила салон кудрявой пеной и пропала. Эйден подхватил фурию в остатках черных лохмотьев. Стеклянный дождь закончился, и робот вытащил Самину на песчаный берег. Рядом плескалась вода по щиколотку – теплая, чистая, как слеза. Девушка села у ее кромки, откашлялась и опустила ноги в лагуну. Сзади тянулась пустынная коса, впереди катались волны.

– Ты что-то там начал о своей платежеспособности.

В порт они гарантированно опоздали. Эйден, такой же сырой и в мелком песке, опустился коленями на гальку и остался так, в лагуне. Он наклонился к Самине и положил руки ей на щиколотки.

– Я дорого заплатил. И для меня ты стоила каждой потраченной жизни. Но теперь я банкрот. Там, на Бране, – если повезет! – все, что я смогу отдать за один твой шанс исчезнуть, – жизнь последнюю, мою. Все, что от меня осталось… и посмотри, посмотри, как это мало.

– Я заберу все, – она махнула, и с белых пальцев брызнуло. – Полетели.

И они полетели. На песок лагуны, на границу камней и морской пены. Волны ласкали их, набегали бархатом издалека. Влажное дыхание двоих сбивалось с морского ритма. Андроид целовал прямо сквозь черную цифру.

– Эйден, платье…

– М? – синтетик отнял губы от шрама на ее ключице и одним движением сбросил лиф в море. – Я все равно его не вижу.

– Не… как ты сказал?

– Не вижу цифровую ткань. Для меня ты весь день сверкала, вот и все.

Обманул даже Ри. Так Эйден получил и роскошь, и концепт: без «или».

– Оно… красивое.

– Я так и знал, – язык аспида спускался по ее груди к животу.

Плиссированный шлейф унес барашек волны, звезды растерялись в пене. Самина разозлилась на имперскую форму. Пока на мужчине столько одежды, они не на равных! Она сорвала застежки под алмазом, но добраться до кожи и металла не дали переплетения ремней портупеи. И горячий язык на ее шее. И зубы на мочке уха. И металл сильных, длинных пальцев между ее бедер. И внутри… Она запрокинула лицо к солнцу и потерялась.

– Да как же тебя вскрыть, машина!

Эйден сам отстегнул ремешки, влажно кусая ей губы, соленые, с морской горчинкой. Следом щелкнула пряжка. Армалюкс упал на гальку. Андроид дернул Самину ближе, отправляя в свой лучший полет. Или кульминацию всех падений за пятьсот лет? Ее тонкие пальчики добрались наконец до его спины и ласкали каскады мускулов, но после задержались на острых ребрах слева. Девушка не замечала, как хваталась за стальные прутья, царапала хром и титан. Как целовала уже не теплую кожу, а серый металл на его шее, на его щеке. Уже все равно. Эйден проник так глубоко, что рисковал остаться в ней навсегда – не одной синтетической плотью, нет, но живым воспоминанием. Химическим ожогом на душе. Если угодно объяснять чувства химией. Не тем, кто тащил ее когда-то за волосы в море, но самим морем. Его мало, он сказал? Да она захлебнулась им теперь.

* * *

Альда лежала на земле, грязная и безоружная. И все ж оказалась сильнее Бритца, как только произнесла это имя. Эмбер Лау, дрянь. Он превратился в человека.

– Значит, ты знала и тогда, пять лет назад. И припрятала до лучших времен?

– Ты должен меня понять, малыш. Ладно, мне плевать на грузовой с рабами, там уж ничего не изменишь, разве что начнется гражданская война. Черт с кораблем! Но добудь мне Самину Зури. И та, кто убила твою женщину и твоего ребенка, – у тебя на крючке! Откажешься – и я уничтожу файлы в один миг.

Бритц молчал. Его комм зажужжал, и он ответил на вызов, не спуская глаз с женщины.

– Кай, нужна помощь? Ты пытался дозвониться мне пару часов назад.

– Нет, мы уже закончили. Спасибо, Эйден.

– Мы скоро. Убери за собой.

– Понял.

Он отключился и закурил.

– До их возвращения полчаса. До границы моего терпения – минута. Если в нее не уложатся доказательства того, что информация чего-то стоит, Альда… – он поцокал языком, предупреждая.

Посол неуклюже поднялась в своей узкой юбке. Каблук был сломан. Она вытащила из волос клочок соломы и развернула нужные папки с малюсенькой керамоцисты.

– Я знала, чем тебя заинтересовать.

И знала цену достоинству лживых минори. В одну минуту они тверже скалы, а в другую – ослепленные жаждой, страстью или местью – мягче праха.

Фарфоровая капсула в холеной руке Альды выглядела соблазнительно. Нет. Нет такого слова, которое выразило бы желание схватить флешку, а в ответ бросить к ногам стервы и Самину, и себя целиком, и весь мир. Пожалуй, «неукротимое вожделение» ближе других. Хокс протягивала ему самый кончик тонкой, но крепкой нити, ведущей из лабиринта мучительных расследований долгих трех лет. Кайнорт взял керамоцисту.

– Здесь половина, – предупредила Альда. – Можешь проверить, а остальное получишь, когда девчонка будет у меня.

Бритц покрутил флешку в пальцах и вернул Хокс.

– Я думаю, мне это не нужно.

– Что ты сказал?! Ты сбрендил? Три года потратил на маниакальную охоту за последней из Лау, а теперь говоришь – «мне это не нужно»?!

– Все это время я мечтал, как выслежу ее, поймаю, вырву ей сердце. Или опалю из огнемета. Или сдеру ей кожу с лица и съем. Но потом я подумал… не хочу я больше касаться этой дряни. Ни руками, ни взглядом. Пусть умрет, когда и как ей вздумается, только ради всего святого – подальше от меня.

У бледной Хокс дрожали губы, ей вдруг стало жутко.

– Быть этого не может… Да что с тобой, Кайнорт! Я не понимаю!

– Просто я эволюционирую, – он равнодушно пожал плечами. – А ты нет.

– Ложь. Взгляни, прежде чем выбросить Эмбер из головы. Хочу посмотреть, как ты упрям в своем безразличии. Да, кстати! Забавно… Первое имя, под которым ее выследили, эта гадина украла у твоей Маррады.

Не дожидаясь ответа, Альда сама раскрыла файл. В ту секунду, как Бритц отвел взгляд к экрану, Хокс подскочила и обернулась – с жалом наготове. Потеряв долю секунды, Кайнорт не успел превратиться, а после укола уже не мог. Удар Альды отбросил его назад. Он перекатился на живот, в лужу своей крови. Вспомнилась Чесс. Нового удара не последовало, только шепот над ухом:

– Яд не даст тебе обернуться, Норти. Через полчаса он тебя убьет, и вместе с тобой умрут остатки тепла. К Марраде. К детям… Ты бросишь их здесь, паукам на потеху!

Лужа растекалась, эзер в ней хрипел и не отвечал. Провалилась и попытка встать с четверенек. Но Альда точно знала: он ее слышит. Пока еще.

– Антидот – за клятву верности Харгену Зури! Присягни или сдохни, Бритц. С меня хватит! Я сохраню влияние Браны с твоей помощью. А уж коль без нее – тогда верну в строй лучшего маршала Эзерминори! Выбирай.

* * *

Бесстыже красивая ткань имперской формы не намокла. Как только Ри выловила алмаз, Эйден завернул Самину в китель и усадил в машину.

– Кай отключил видео при ответе… – произнес он задумчиво. От синтетика еще пахло морем, солью и недавней близостью. Особенно ею.

– Мне показалось, картинки не было изначально. Ну, в настройках звонка.

– Нет… Нет, он именно отключил ее. Быстро, и все же Бритц не мог не знать, что я замечу. Глупо и оттого так не похоже на него.

Пока андроид набирал Шиму, девушка наблюдала за ним. Эйден внутренне собирался, меняясь на глазах. В нем будто укреплялись шарниры, подтягивались разболтанные винтики, сглаживались заусенцы на кромках. Императорский состав возвращался на рельсы.

– Я увез детей в наш старый модуль, – рассказывал Кафт. – Ирмандильо с нами, потому что меня тут… зацепило немного. Я слышал, как Альда просила отдать ей Самину, мол, Харген требует ее живьем домой. Когда мы убегали, насекомые о чем-то болтали на холме.

Синтетик отключился и долго смотрел на Самину. Она не выдержала первой:

– Значит, Кай врет, чтобы заманить нас в ловушку? Или чтобы предупредить?

– Не важно. Или предложение Хокс оказалось заманчивее, чем он рассчитывал, или он действительно подал мне знак… Но в любом случае тебя надо спрятать.

– Может, просто оставим их с Альдой там и улетим с планеты?

– Он нужен мне для встречи с Джуром. Капсула, чтобы адаптировать Брану на старом месте, помнишь?

– Шиманай может полететь вместо Бритца.

– Нет, профессор нужен мне на Бране. Роли уже распределены.

– А если Кайнорт переметнулся?

– Неужели я не уведу его у глупой женщины? – робот приподнял бровь, и Самина поверила, что он способен увести звезду с горизонта событий. – Переметнется обратно.

33. Глава, где антигерой доведен до совершенства

Спустя еще минут десять Эйден завернул к их старому кораблю. Бранианской развалюхе, от которой давно отцепили бордель и раздавили полицейский модуль. Оставшиеся два ютились в перелеске, надежно скрытом за скалой. Самина выпрыгнула из машины, едва та притормозила, и андроид в одиночку рванул в порт. Издалека он увидел две фигуры на холме. Альда что-то тявкала. Бритца выворачивало кровью. Молодец какой: значит, не поддался.

Хокс заметила триниджет, обернулась и взлетела навстречу. Но шершни плохие летуны. Насекомое врезалось в Ри, и это лобовое столкновение не было похоже на неуклюжий вираж жука, остатки которого смахивают дворниками. Шершень был лишь вдвое меньше триниджета. Машина схлопнулась. Альда и синтетик упали в грязь у подножья холма. Насекомое тяжело поднялось из лужи. Яда внутри полосатого брюха был еще целый пруд, и Хокс не смутило, что Эйден даже не пытался отступить перед жалом. Когда Ри подняла броню, стало поздно для укола: неповоротливый шершень ткнулся в черного призрака и ударил наугад. Еще, и еще! Но клякса была тверже алмаза. Тьма схватила Альду, расстреливая ей грудь – в упор из армалюкса. Хокс давно не дралась и не сообразила обернуться человеком, которого прикрыл бы хром. А хитин шершня прожгло на третий спуск. На четвертый, пятый… она была мертва. И только на девятый она была мертва настолько, что Эйден остался удовлетворен.

Андроид с трудом выбрался из-под шершня. С послами, тем паче с дамами, так не поступают, но он оставил ее в луже и взобрался на холм. Бритц валялся там, бледно-зеленый, пытаясь дотянуться до капсулы антидота. Альда выронила ее, когда заметила триниджет. До смерти от яда оставалось еще минут пять. Эйден с искренним сожалением раздавил лекарство.

– Я же отказался, Эй… – пробулькал эзер и откашлял еще крови. – Я предупредил вас…

– Ты вообще не должен был разговаривать с ней. Давать ей время и шанс. Врать мне. – перечислял синтетик. – Ведь полосатую идиотку убить легко, как лягушонка! Для тебя – еще проще. Что стало для тебя важнее интересов минори, Кай?

– Всего на… секунду.

– И этой секунды ей хватило, чтобы победить сильнейшего. Мне жаль, Кай. Но твоя женщина мертва, а вместе с ней уже пять лет мертв и ты. Пора жить.

Десятый выстрел исказил его слова, да и мозги Бритца на траве были слабым утверждением жизни. Эйден убрал армалюкс и вдохнул прохладные сумерки. Два мертвых эзера за пять минут. Приятный вечер.

* * *

Шиманай был ранен сильнее, чем старался казаться. Его задел рикошет от случайного выстрела Альды, когда той в башку угодил биоскоп. Хокс взмахнула рукой, заряд глоустера попал в потолок. И осколки обшивки порезали Кафта.

– Выглядит неутешительно, – Самина хмурилась, стягивая края непослушного силикона на лбу и шее профессора.

– Да ну, – фыркнул он. – Царапины.

Киборг покривил душой. За последний час он не бросил ни единого предмета, даром что консоли в каюте были заставлены соблазнительными мелочами. Это вдобавок к распечаткам томографий, которые выглядывали у него из-под подушки. Самина видела отметки томографа и догадывалась, что там что-то посерьезнее царапин, но не стала волновать друга расспросами. Ничего, ведь на худой конец у них есть колба и новый субстрат. Девушка оставила коллегу отдыхать и, не найдя себе места, съежилась на полу в коридоре. Эйдена не было уже час или вроде того. Пора было волноваться или еще нет? По стенам зашуршало, заскребли по полу лапки.

– Юфи? – позвала девушка. – Не можешь уснуть, зайка?

Пчела слетела с потолка ей на колени. Миаш делал вид, что уже не маленький. Он остался потирать лапки наверху, у светильника.

С Юфи на руках Самина дремала, пока не хлопнул пропускной фильтр. Она не открыла глаза, потому что научилась узнавать Эйдена по шагам, по запаху, по впрыску дофамина. Робот прошел в коридор, и биолог догадалась, что он смотрит на нее прямо сейчас. На свой китель у нее на плечах поверх блузки. Она давно умылась и переоделась, но опять накинула его сверху. По стене шаркнула ткань: андроид опустился рядом. Положил голову ей на плечо. Запахло кровью. Или так показалось, ибо если он вернулся, значит, те двое на холме были мертвы. Эйден тронул пчелиные крылышки:

– Вылетаем в полночь.

– Тут время идет не так. По чьим?

– По моим.

– Почему не сейчас?

– Столько нужно Каю для восстановления. У него там… дыра с кроличью нору в голове.

– Он теперь бросит детей?

– Не знаю, – шепнул синтетик, замирая. – Это меньшее из зол и приемлемая цена его надежности. Я больше не могу рисковать.

Они посидели молча. Самина корила себя за вопрос: не думала, что робот переживает из-за Бритца. А вот нате-ка.

– Ничего, – она попыталась взбодриться. – Ничего, я поговорю с Пти, она приютит их, пока все не образуется.

Глупость какая-то. Что должно было образоваться? Кроме пустоты в душе эзера после смерти.

– А я должна тебе признаться. Пока тебя не было, я перезаряжала Каю армалюкс.

– Да ладно! Камень с души… А я-то думал, как сказать тебе о борделе.

– Что?..

Синтетик укусил ей косточку на плече и поднялся рывком.

– Проведаю Шиму.

– Эй… эй!

* * *

Через час после ухода андроида тела убитых опутали коконы. Наподобие куколок бабочек. Шелковые нити плелись и цеплялись к эзерам: к Альде чуть медленнее, чем к Бритцу. Коконы светились – над шершнем голубым, над стрекозой белым. Еще через пару часов оба солнца попрятались за холмы, и Кайнорт вдохнул холодную ночь. Очень давно он не умирал. Так давно, что забыл, как это хорошо. Не расплескать мозги и кишки по земле, конечно, нет. Хорошо бывало после. Просыпаться не просто со свежей, а с кристально чистой головой. Проблемы вчерашнего дня виделись пустяками, приоритеты выстраивались по росту, как первоклашки на линейке. Ничего личное не волновало. Привязанности срывались с цепи и уплывали далеко-о. После смерти эзер помнил все, но будто не о себе. Друзья и враги ничего не значили. Они просто были. Бритц помнил их имена и все, что между ними случилось. Но будто это был только фильм, и вот он вышел из кинотеатра – и предстояло как-то вписать себя в новое кино с теми же актерами. Путаная аналогия, но предельно точная. Так думал Кай, спускаясь с холма. Он вспомнил, как боялся, что его мозги когда-нибудь встанут на место. И живо представил, как андроид закидывал их в остатки черепа – вместе с травой и грязью, прямо ботинком, не наклоняясь. Чтобы кокон справился быстрее. Что ж, ему это удалось.

Альда пришла в себя гораздо позже. Она с трудом потягивалась, стонала, разминая ноги. Расправляла крылья. Смерть настигла ее в форме шершня, и ей пришлось истратить первые силы на превращение в человека. Кокон не вычистил ей платье и не исправил маникюр. Жаль. Она присела на дрожащие колени и увидела над собою Бритца. Засранец выглядел лучше, чем до смерти. Давно он так наблюдал?

– Вторая линька – отстой, – констатировал мужчина. – То ли дело третья.

Если Альду, по ее ощущениям, собрали на коленке и перемазали швы клейстером, то минори вернулся, как из салона. Шершень и раньше ненавидела Бритца за ресницы гуще, чем у нее, а теперь, сидя жабой в луже, так и подавно.

– Андроид расстрелял и керамоцисту с файлами. Убирайся, Кайнорт. Тебе больше нечего здесь ловить.

– Ключ от твоей гломериды. Не хотел рыться у тебя в бюстгальтере или где ты там его хранишь. И еще я тебя свяжу.

– Чего? Да ты тронулся?

Ей бы следовало опасаться бледноглазого, но не такова была Альда Хокс. Мужчина подступил ближе, и все-таки она вздрогнула. Чего было ждать от него теперь, после смерти? И раньше-то был не печеньем с сюрпризом, уж скорее барабаном с одной пулей. Поди узнай, когда бабахнет.

– Альда, Альда… Помню, ты всегда рвалась доказывать, что ничем не хуже коллег-мужчин. Но запаслась исключительно женским оружием. Шантаж, соблазнение, ложь. Продала мне адрес приюта, куда пристроили Миаша, за то, чтобы я прикрыл твой зад пять лет назад. Ладно, мне плевать на репутацию. Но ты скрывала от меня след убийцы. Немыслимо… ведь Маррада была тебе сестрой!

– Сводной!

– И на ее смерти ты решила нажить себе козырей. А в конце докатилась до того, что угрожала собственным племянникам. Фантастическая дура.

– Чего тебе надо, Бритц? Уничтожить меня? Ну, давай! Чего ж ты меня не сжег, когда очнулся первым? А?

– Прекрати. Играя наравне с мужчинами, надо быть готовой не только устроить истерику. Но и порой хорошенько получить от них по морде.

С должным снисхождением к слабому полу, Кай ударил левой. Может, за это она простит его, когда очнется?

***

На темном мостике его ждал синтетик. Кайнорт хлопнул дверью, сотрясая модуль. И только подойдя к штурвалу, понял, что зря: Эйден смежил веки и слушал его музыку. В его наушниках.

– Ты вынес мне мозг.

Андроид вынул наушник. Он не слышал слов эзера, но точно знал, как ответить впопад:

– Я довел тебя до совершенства.

– То есть извинений не будет.

– Извини, не будет.

– Тогда объясни! Почему ты решил, что мне нельзя ставить личный интерес выше интересов моего народа? Почему, Эйден, если ты это делаешь?!

– Потому что тебе еще можно было помочь.

Они замолчали и долго смотрели друг другу в глаза. Пока убитый не поверил убийце.

– Вот, – эзер бросил на стол ключи от гломериды Хокс. – Вернешься на Брану за семьдесят часов. И бонус: корабль посла не досматривают, выиграешь время. Все. С меня – все.

– Спасибо. Слетаешь до Проци?

– Катись в ад. Дети где?

Эйден доставал второй наушник с крайней степенью замешательства:

– Дети? Так… мы думали, они тебе не нужны теперь. А тут и приют недалеко. Вода, хлеб, да и розгами там не слишком часто…

– Где мои дети, Эммерхейс!!!

Андроид отогнул полу куртки, из-под которой виднелся Миаш. Он спал, греясь у армалюкса.

– Ты не нервничай, Кай…. нет, этот жест не считается у нас оскорбительным. Так что, сгоняешь до Проци?

– Нет, – Эзер забрал спящего сына. – Где Юфи?

– У Самины. Кай, слетай. А я попрошу Джура подумать над присвоением Урьюи статуса кандидата на включение в состав империи.

Бритц, чтобы не орать при ребенке, пострашнее завращал глазами:

– Если я просто слетаю поболтать с Проци и риз Авиром? Окей, давай адрес, я им и букеты завезу, раз ты такой щедрый. Только вот Джуру ни за что не протащить нас через одобрение парламента.

– Не протащить, да, – согласился Эйден. – Без звездочки-сноски в нашем договоре. Где мелким шрифтом указано, что минори сперва обязуются дать паукам свободу.

– Нет, этому не бывать. Мы лишим себя ценных ресурсов, а Джур – подумает?!

– Это как с невестой. На кольцо обычно тратятся до того, как просят руки.

– Отчасти поэтому эзеры и не вступают в брак.

– Это ваш последний шанс, Кай. Если ты не полетишь – риз Авир никогда и не вспомнит об Урьюи. Разве что в ключе нападения.

Кайнорт постоял еще у распахнутой двери и вернулся к столу.

– Давай твои карты.

Не так уж и плох был старый маршал Бритц. Жег деревни, ел детишек, но ведь иногда с ним можно было договориться.

– Здесь мое письмо к Джуру и все файлы по Бране. Бери графский астроцит, раз он теперь свободен: чтобы Ву не подбил тебя еще на взлете. И кеды, Кай… умоляю: черные. Если Джур не оторвет тебе голову и согласится помочь с моей просьбой, отправь пустой челнок в сторону Браны. Мы вылетим и будем ждать ответа. Но прыгнем, только когда получим знак.

Кайнорт молча кивнул. Андроид сверлил его взглядом, прощупывая изнутри. Но эзер был закупорен, как спящий вулкан.

– Спасибо. Удачи.

– Я надеюсь, мы больше не пересечемся.

– Мечтай. Если Урьюи примут в Империю, мой портрет будет на каждой пуговице.

Когда эзер вышел, Эйдену пришло в голову, что они могли бы стать друзьями, если б не были так похожи. На сумасшедших, прежде всего.

Позже Бритц зашел к Самине, чтобы забрать дочь, но передумал и вернул сонную пчелу на кровать. Биолог наблюдала за ним, не спеша расчесывая волосы. Она, как и Эйден, силилась прочитать эзера, еще недавно мертвого и вот опять живого. Прежнего и вместе с тем непонятного. Вернула ли диастимагия того же Кая или слепила нового по старому образу и подобию? Имело ли смысл примерять на него все, что было до?

– Самина, я не верю в чудеса, – начал восставший из мертвых. – Так что дети пока для безопасности поживут на Алливее. Передай Пти: если я не вернусь, пусть отправляет их на Урьюи, вступать в наследство.

– Ты все еще заботишься о них… Знаешь, Юфи будет скучать.

– Миаш тоже, разве что не скажет. Хотел бы и я. Но смерть делает свое дело мастерски. Ты просыпаешься и будто загружаешь инструкцию: вот, это твое имя, это твой комм, это твои дети. Разбирайся тут, как сам знаешь. Так что я больше ничего к ним не чувствую, правда. Но все-все помню и понимаю разумом и инстинктивно, что должен их защищать.

– Это слишком печально. Кай, мне жаль, что пришлось так поступить.

– Не как надо, а как правильно…

– Что это значит? – но эзер молчал, и девушка спросила: – А правда, что один из близнецов не твой?

Кайнорт присел на краешек софы и погладил ворсистый пчелиный загривок.

– Правда. Выжил только один, а со вторым… ох, долго рассказывать. Правда в том, что Юфи я удочерил. Но не планирую открывать им, кто есть кто.

– Почему?

– Родиться в династии Бритц – и везение, и проклятие. Я хочу… хотел еще сегодня днем, чтобы Юфи росла под защитой фамилии, а Миаш всегда сомневался, особенный ли он. Чтобы никогда не уставал доказывать это на деле. Только так из мальчишки, в ком течет моя кровь, выйдет толк.

Самина взяла эзера за холодную руку. Еще вчера не поверила бы, что переплетет его пальцы со своими.

– Лети. Здесь присмотрят за ними.

Кайнорт был уже за дверью, когда девушка его окликнула:

– Ты ведь тоже видел Эйдена в разрезе? Изнутри.

– Ну.

– Мне нужна консультация.

34. Печальная глава о том, кто настоящий злодей

В условную полночь гломерида Альды Хокс покинула Алливею. Где пропадала хозяйка корабля, связанная по рукам и ногам злая блондинка, осталось тайной, которую Эйден предпочел не открывать.

Они тащились на третьей космической уже много часов, а Ирмандильо все ждал сигнала к прыжку. Он сидел ровно и тихо, сложив руки на коленях. Полисмен верил, что его миссия благополучно завершилась, и он везет домой свой трофей. Возвращает хозяину потерянную игрушку. И мало заботило его, отчего так пристально крутит свои карты Эйден. Отчего Самина гложет заусенцы рядом. Отчего необычайно тих Шиманай.

Но вот сверкнула планисфера. Из сектора, где имперские звездолеты окружили Алливею, родилась искорка. Она метнулась к границе Дома и пропала в слабом магнетарном барьере, который удалось поставить Харгену перед гибелью наводчика. Трое разом перестали дышать. Это был привет от Бритца с той стороны войны.

– Ирмандильо, прыгай.

У Тартальи все давно было рассчитано, и гломерида выстрелила на варп-приводах спустя какие-то секунды. Эйден выдохнул и подошел к профессору.

– Шима, – он заглянул ему под бандаж на висках, прощупал трещины и скол на затылке. – Ты как?

– Нормально.

– Самина?

– Нормально.

– Все вы врете.

Девушка раскрошила лед на губах, чтобы улыбнуться:

– Должен был уже привыкнуть: королям все врут.

– Даже королевы.

– С их лжи начинается утро, милорд, – Самина потянулась к андроиду, но удержалась. Почему уронила руку с полпути?

Ей казалось, их бессознательное, интуиция и чутье стали нейронами одного сложного организма. Как у пчел или муравьев. И прямо сейчас девушке поступал сигнал не касаться, не смотреть. И так было не впервые: на суде, месяц назад, когда Эйден стоял перед Харгеном, девушка почувствовала его злость. Именно его злость, а не свою. Теперь он дышал ей в висок, но внутренне гнал от себя – так сильно, как только мог.

– Я там стянула пузырек «Уайс» из бара Пти, – как бы между прочим обронила она. – Пойду, наверное… отдохну от всего.

Самина вышла, и в лифте ее накрыло. Что с ними будет на Бране? Что будет на Бране?! Как не вовремя ее прижал страх: разогнавшись, уже нельзя отпускать штурвал! Она почти вбежала в свою каюту. А там – неприветливый сумрак и склянка с бледным вином. Нет, после. Сейчас не поможет. И вообще стоп, надо дать себе передышку. Она забралась на кровать, подтянула колени к груди, ткнулась в них лбом и укуталась волосами. Сколько еще выдержит худая отличница? Самина боялась, что достигла предела своей прочности, и подними она теперь голову – моментально сломается.

Минуту спустя в каюту постучали. Возникло непреодолимое желание затаиться, но постучали тревожнее. Она стащила себя с кровати и открыла. Это был Кафт.

– Девочка моя… беда.

Из-за недостатка мимических волокон степень волнения киборга выдавала только интонация, но даже не она поразила Самину. Шиманай, до сей поры державшийся молодцом, несмотря на ранение, вдруг поплыл: веки подергивались, шея ослабла и клонилась в сторону, движения стали угловатые, заторможенные. Шок совершенно его разболтал! Он затворил за собой клинкет и потащил Самину за локоть в дальний угол. Там он развернул перед ней карты. Девушка их сразу узнала:

– Это те, что мне показывал Эйден, когда говорил о месте, куда вернется Брана – если реле сработает.

– Да, но посмотри сюда, – Шиманай открыл настройки хроник. – Это дата, на момент которой Брана еще была на месте. В космосе. Ты видела только это, правильно?

– Н-ну… Ты это к чему?

– А теперь взгляни, как ее звездная система выглядит сейчас!

Желтый карлик остыл, потеряв изрядную долю водорода, заалел и распух на полсистемы.

– Эта звезда умирает!

– Эйден показал тебе далекое прошлое, Самина. Рекламу залежалого товара. Брана погибнет, если вернется туда.

– Он знал? – прошептала девушка и одернула себя. Разумеется, знал! Это ведь его карты.

– Диаметр Солнца ныне достигает прежней орбиты Браны. Да то не орбита теперь, а вертел! Мы поджаримся, как поросята в камине!

– Но капсула, о которой он говорил… Разве она…

– Капсула – уловка, чтобы мы, как овечки, пошла за ним по своей воле! Она лишь от солнечного ветра да столкновений, но совершенно не поможет от красного гиганта! При таких условиях капсулы хватит на несколько часов! Мы не успеем эвакуировать и десятой части бранианцев…

Возможно, у них не будет даже этого времени. Эвакуацию из зоны покрытия красного гиганта можно будет провести только через вормхоллы, но кто знает, сработают ли кротовины в том аду? Самина застыла, в то время как профессор тратил последние силы на метание по каюте.

– Он обманул нас, – бормотал Кафт. – Он нас обманул!

– Шима, побудь здесь.

– Я не могу это так оставить! Я должен сказать ему…

– Нет! Просто побудь здесь, ладно? – Девушка помчалась из каюты, как шальная.

Ее сбивали с ног воспоминания. Клубы морозного пара в тюрьме, песок на губах в элеваторе… Танец на траве, лагуна, его китель на голое тело. Стереть, удалить, сжечь и выбросить. Иначе будет гнить в памяти и медленно убивать. На спине еще саднили царапины от гальки. Дыхание вырывалось со стоном, пока она бежала.

– Ирмандильо, мне нужна твоя помощь!

Ей казалось, она орет, как больная. Но голосу не хватило воздуха, и хорошо: иначе синтетик услыхал бы ее с мостика. Тарталья снова обедал. Он не спеша обернулся, отложил приборы и вытер рот салфеткой. Все эти секунды Самину трясло и мутило.

– Ирмандильо, помнишь, как мы познакомились?

– Э-э… – он встал из-за стола и начал протирать очки.

– Ты спас меня от смерти в космосе, когда вызвал эвакуацию. Ну, помнишь?!

– Кажется, именно так.

– Позже я поклялась… если встречу тебя когда-то… поцеловать.

– Э-э…

Самина шагнула к нему, положила руку на пухлую шею и коснулась губами щеки. Кожа полицейского была вовсе не холодной, как она представляла.

– Ирмандильо, – девушка сверлила робота взглядом, оставаясь в запредельно некомфортной для них обоих близости. – Там все подряд умирают за императора. Я хочу попросить тебя кое о чем.

Спустя минуту она мчалась обратно.

– Шима!

Профессора, конечно, и след простыл. Девушка выругалась, но не стала тратить время на поиски киборга и вернулась к лифту. Те пять секунд, что поднималась кабинка, Самина подбирала слова. Она не могла пока решить, для чего: восклицания? проклятия? вопроса? Вопросы теперь ее ждут только риторические. Нужные, связные фразы так и не сложились за то короткое время, но Эйден облегчил ей задачу. Слов от нее вовсе не потребовалось.

Когда девушка вбежала на мостик, андроид отбрасывал коленом мертвое тело Кафта. На шее профессора болтался метаникелевый шнур. Гибкий металл впился в силикон, перекрывая артерии. Обрывки карт, на которых алело мертвое Солнце, валялись рядом. Глаза наливались кровью от удушья. Вот и все. Шима… ее родной Шима Кафт… Андроид развел руками:

– Уж думал, это никогда не закончится, – облегчение так и сквозило в голосе андроида. А Самина ощутила соль во рту. Нет, кровь. От напряжения, из носа. И в ладони кровь от ногтей.

– Что не… закончится?

– Эти игры со спуском на твой уровень развития. Эти животные шашни, имитации. Мне все это так же интересно, как взрослому – трясти погремушкой. Правда, я рассчитывал, что все раскроется позже, где-то прыжке на третьем. Чтобы не пришлось тебя замораживать: реле может не сработать. От бесконечных инъекций снотворного ты могла умереть и вовсе оставить меня ни с чем. Так и пришлось тебя развлекать… Не скажу, что и я не получил удовольствия. Или что не собирался повторить на пути к Бране. Разок или два. Но так даже лучше: ты меня безмерно утомила.

– Пожал… пожалуйста, не продолжай. Я поняла.

Эйден заблокировал выход у нее за спиной.

– Хорошо. А то объяснения утомили меня еще сильнее. Твой мозг настолько примитивен, что бесконечно долго переваривает информацию. Я, кажется, сказал тебе все, что можно, и что нельзя, еще на Бране.

– Что мы все – ничто в сравнении с империей?

– Естественно, – синтетик заряжал шприц. – Подойдешь сама или придушить и тебя, как этого?

Он взглянул на девушку вопросительно. Это был какой-то… конец всего на свете.

– Нет! – Самина попятилась, но клинкет сзади давно щелкнул.

– Что «нет»? Ты знакома с альтернативной формой вопроса? Или-или.

Эйден двигался быстрее. Куда быстрее ошеломленной девчонки. Он схватил ее за волосы, но дернул слишком резко, и она упала ему под ноги. Шприц мелькнул перед глазами! Но андроид вдруг отбросил ее к стене и метнулся в сторону. Срывая дверь, на мостик ворвался Ирмандильо. Он застыл на миг, но оценив все правильно, занес руку над кодом.

– Ну, конечно! – зарычал Эйден, нападая и сгребая его в охапку, как леопард.

Через секунду руки полицейского оказались связаны за спиной: он не смог, не успел ввести код. Эйден поднял шприц. Он уже не торопился. Самина в углу вытирала кровь, она разбила губы о консоль, когда упала.

– А Кайнорт? – она впустую тянула время. – Зачем он полетел к Проци?

– Уж не для организации вашего спасения. Для того, чтобы империя знала, где меня забрать, как только грянет конец света.

– Но там, в лагуне, Эйден… – ей уже чудился озноб морозильной камеры. – Не может быть! Я видела тебя, я ведь чувствовала! Ты… чувствовал. Не может…

Хотя прекрасно видела, что может, и еще как. Следующие три дня роботу светило провести в долгожданном одиночестве, и сейчас он был терпелив:

– Секс не имеет значения – сам по себе. Он инструмент. Физическая близость – это ланцет: им я рассек твой разум и заложил в него идею верности мне. Верности слепой, всемерной и жертвенной. Я усвоил эти правила задолго до встречи с тобой.

– И разыграл меня в блэкджек.

– Нет, ну что ты. Грубо, – мастер аналогий задумался на секунду. – Ты гораздо тоньше. Не тобою, Самина, а на тебе нужно играть, как на скрипке. И в лагуне ты звучала восхитительно.

Сейчас. Девушка вскочила, беря синтетика на мушку:

– Не подходи!

– Что это там у тебя? Ах, глоустер Тартальи. Убивала уже?

– Я ученый, Эйден. За моими плечами – кладбище мертвых андроидов!

– Малыш, ты не сможешь в меня.

Робот улыбнулся снисходительно и грустно.

– Я знаю, – кивнула Самина и выстрелила в грудь Ирмандильо.

Она так боялась бросить взгляд на полицейского все это время. Синтетик бы непременно заметил! К счастью (хотя это зависит от точки зрения), кость Ирмандильо оказалась достаточно широка, чтобы промах был исключен.

Глоустер разрядил шар плазмы в полицейского, и Эйден застыл, глядя сквозь его развороченный корпус. На расплавленное сердце. Пожалуй, такого поворота он ожидал меньше, чем появления Харгена у себя за спиной. Детали Тартальи растекались по мостику. Бежали секунды. Самина видела, как синтетик бледнел, потом серел на глазах. На секунду она даже испугалась того, что наделала.

– Самина… – имперец пошатнулся и начал сползать по стене. – Ты опять…

– Что! Я опять сильнее высшего разума? Я! Примитивное животное!

Эйден уже не ответил. Он пытался вдохнуть, хватаясь за сердце, но не смог. К тому времени, когда Самина разжала пальцы и уронила глоустер, зеленый свет потух. Еще секунду, еще только миг она стояла. Потом бросилась к Шиме. Сколько прошло с момента удушья? Как долго черепная коробка киборга обеспечивает автономное питание мозгу? Час или два… Из-за перевозбуждения она никак не могла вспомнить, но глаза боялись, а руки открывали один отсек за другим в поисках колбы с субстратом. А та оказалась на самом виду, оттого и заметить ее было не так-то просто. Девушка сгребла колбу и понесла к Шиманаю.

На затылке киборга были специальные замычки с защелками для трепанации. Наверняка мозг полагалось извлекать в стерильных перчатках, но мусор в голове был злом куда меньшим, чем смерть от асфиксии. Мозг был скользкий и тяжелый. А у биолога крутило живот. Интересно, каких дефектов нахватает Шима при следующей пересадке? Самина бережно окунула мозг в живительный раствор и запечатала колбу. Она слышала, как щелкнул регистратор Ирмандильо. Что ж, последний, кого она поцеловала, с этой минуты был официально мертв. Это было хуже проклятия Мидаса: тот одним касанием руки обращал в золото, а Самина одним касанием губ обращала в мертвецов.

Бена. Ирмандильо. Железного аспида.

Простое закончилось. Она обернулась к стене, у которой полулежал синтетик. Спотыкаясь от волнения, опираясь на все консоли подряд, до которых только могла дотянуться, Самина подтащила себя к андроиду. Не зря она с детства побаивалась кукол. Особенно таких, по-человечески красивых. И не зря людей пугали, что всем крышка, если те оживут. Слушать надо было! Девушка сорвала бриллиант с воротника аспида.

* * *

– Вызывает спецборт посла Альды Хокс! Слышите?!

– Служба экстренной помощи на связи. Что у вас случилось?

– Мы транспортировали пленного андроида. Ситуация вышла из-под контроля, весь экипаж… здесь все мертвы!

– Постарайтесь так не волноваться. Мы получили ваши координаты. Держитесь. Сколько выживших на корабле?

– Только я одна.

– Вы ранены?

– Нет. Я просто… – вздох или всхлип, картинка задрожала. – Я просто не могу управлять звездолетом такого класса.

– Вызов принят к исполнению. Эвакуатор отбуксирует вас на Брану через сутки.

Лохматая, с размазанной по щеке и губам кровью, Самина отключила видеосвязь. Она схватила то, что находилось вне зоны видимости оператора спасателей, но на чем она была сосредоточена весь разговор. Винный шар с крепленым «Уайс». Девушка налила из него в склянку поменьше и залпом опрокинула в рот. Стекло лязгнуло о зубы. Без передышки она стала наливать еще, но круглый бокал укатился, и девушка облила стол. Правильно было заплакать, но слезы она оставила на десерт. Вместо этого Самина прильнула губами к носику литрового шара и пила жадно, заглатывая вино напополам с лихорадкой. Тридцать градусов, обещала Пти… Вкус алкоголя, от которого ее обычно воротило, теперь совсем не чувствовался. После она поплелась обратно к мостику. Аспида надо было загрузить в криобокс.

В рубке у стены в пустых глазах синтетика и его позе ничего не изменилось. Самина присела рядом – настроить себя. Боялась касаться его, даже смотреть. Она прикрыла глаза и сидела так пару минут, покачиваясь, словно на ветру, чувствуя, как от вина колет в желудке. Потом встала, взяла андроида за рукав и потянула в сторону. Эйден тяжело съехал ниже и свалился на спину. На этом успехи по транспортировке закончились. Самина крепчайше, наи-чудовищ-ней-ше выругалась. Времени осталось совсем ничего, а до криобокса был целый мостик и еще коридор. А веса в мерзавце – почти сто килограммов.

«Ничего…», – думала она, запинаясь о шею с имперскими жабрами. – «К концу пути будет лишний повод для бешенства».

А потом она ждала эвакуатор. Двадцать четыре часа пила крепленый «Уайс» и рыдала.

35. Глава, в которой Харген раскрыт с неожиданной стороны

В антураже допросов ничего не менялось. Мрак, ровный голос из ниоткуда, свет в лицо. Жучки детектора летали вокруг подозреваемой и считывали психофизические данные. Конвоя у Самины здесь было вдвое больше, чем охраны Харгена. Как только корабль отбуксировали, мертвецами занялись спецслужбы, а девушку поволокли на экспертизу. Сиби не пустили на допрос. Единственное, чем она смогла помочь, это вымолить, чтобы девушке разрешили принять душ и поесть. Прямо здесь, в тюрьме. От пищевых капсул Самина отказалась, а в туалетной комнате провела так долго, что следователи заволновались. Слишком часто их клиенты просто кончали с собой в ожидании экспертизы. То ли из-за страха перед казнью. То ли из-за ужаса перед допросом.

– Вы состоите в сговоре с имперским синтетиком?

– Нет, – ее глаза были стеклянны, моргали реже раза в минуту. Ее дважды за вечер проверяли на психотропы, но девушка была чиста.

«Правда», – щелкнул и отчитался полиграф.

– Эйден Эммерхейс причастен к гибели бинара-наводчика?

– Да. Это была его идея – от начала и до конца.

– Что он планировал делать на Бране?

– Переключить реле. Выкинуть планету из гиперкармана.

– Как Вы узнали о красном гиганте в прежней системе планеты?

– Мой коллега, Шиманай Кафт, увидел карты андроида и сразу рассказал мне.

– Что произошло потом?

– Я побежала к офицеру полиции Ирмандильо, чтобы заручиться его поддержкой. Когда я вернулась в каюту, профессор Кафт, видимо, ушел на мостик. Он говорил, что собирается предъявить синтетику доказательства его обмана. Когда я прибежала следом, то стала свидетелем его убийства.

В кабинете не работал кондиционер. Разумеется, нарочно.

– Вы состоите в сговоре против Харгена Зури?

– Нет.

Щелк. «Правда».

– Расскажите о планах синтетика подробнее. Как он собирался пробраться в реле?

– Он не посвящал меня в детали. Он сказал, что собирался усыпить меня и заморозить, для удобства.

– Вы вступали в интимную связь с андроидом?

– Да.

– По собственной воле?

– Да. Можно мне воды?

– После экспертизы. Вы состоите с ним в сговоре против Харгена Зури?

– Нет!

Щелк. «Правда».

– Вы знали, что остановка сердца не убьет синтетика?

– Да. Я знала, что тогда в полночь его организм запустит резервный движок.

– Откуда Вам это известно?

– Кайнорт Бритц обмолвился. Робот был под его присмотром здесь, в тюрьме.

– Почему, в таком случае, Вы просто не убили имперца?

Самина не была уверена, что ей дадут время сформулировать ответ, но непроизвольно вздохнула и попыталась сглотнуть. Во рту пересохло. Она физически ощущала, как незримый агент ее подгоняет. Еще секунда, и подумает, будто…

– Он меня предал. Я хочу, чтобы его казнили на площади Доминанты, как предателя.

Щелк. «Правда».

– Контрольный вопрос, леди Зури. Вы знаете, кто эти женщины?

На стол упали фото. Самина взяла одно в руки.

«Функциональная тревога смешанной этиологии», – забеспокоился полиграф. Жучки вокруг засуетились быстрее.

– Нет, я их не знаю.

– Полиграф сообщил о повышенном беспокойстве. Вы лжете?

– Нет! – Самина выпрямилась на жестком стуле, выпуская иголки в ответ на обвинение. – Они все так похожи на мою… маму, и мне показалось сперва… что там она. Но я ошиблась.

Щелк. «Правда» и следом: «Учащение пульса и гипервентиляция. Риск потери сознания.»

– Пожалуйста, можно мне воды? – у нее все-таки покатились слезы.

Щелк. Щелк. «Правда. Ложь. Выполните калибровку системы!»

Харген вышел на свет, вырвал из ее рук фото, скомкал и бросил в угол кабинета.

– Хватит!

Безопасники съежились перед ним.

– Все ясно! – рявкнул председатель. – Результаты предсмертного видео того робота, как его… Имбордини… готовы?

– Да, господин Зури.

– Ну, ну, ну же! Дьяволы бестолковые!

– Данные регистратора офицера Ирмандильо Тартальи не противоречат показаниям госпожи Зури. – извернулся агент.

– Иными словами, она говорит правду! Так?

– Это подтверждают и показания Шиманая Кафта.

– Того самого? Он же убит.

К столу подошла женщина в форме безопасника. Видать, коллеги выбрали ее жертвой на тот случай, если отчет придется не по душе председателю. Но агент была невозмутима, как всякий человек, знающий свое дело.

– Леди Зури его спасла. Она вовремя поместила мозг в колбу с субстратом, и мы уже вовсю работаем над пересадкой. К сожалению, говорить о полноценном допросе еще рано. – агент запустила голографии энцефалограмм, томограмм и других -грамм. По иронии, здесь уж Харгену приходилось верить на слово. – Нам удалось получить лишь реакцию мозга на те или иные утверждения. Проверить его на полиграфе невозможно, но за последние двести лет у нас не было оснований не доверять профессору. Все вышеуказанные факты прямо и косвенно свидетельствуют в пользу леди Зури.

– В таком случае я забираю ее.

Самина переводила ошарашенный взгляд с отчима на следователя. Старший агент подскочил и оттеснил коллегу у стола.

– Могу я… узнать… к-куда?

– Домой, идиот! – Харген сдул агента обратно к стене. – Куда еще отправляют невиновных?!

Уже через минуту девушка жалась к Сиби в карфлайте. Они летели втроем с председателем, но женщины предпочли его не замечать, и Харгена это вполне устраивало.

– Я исполню твое желание, дочь. – под конец пути произнес он. – Завтра я казню синтетика на площади.

– Я хочу присутствовать.

– Да. Конечно.

После они молчали до самого дома.

* * *

«Нападающий в зоне атаки, обходит блок, уклоняется от защитника, избегает подножки, бр-росок! – обруч корзины! Мяч отскакивает в руки соперника: какая досадная неудача! Команда вылетает с чемпионата… из лиги… из галактики.

Было бы забавно, если б касалось меня одного. Но Джур и Ву впустую перекинут оборудование астрономической стоимости в какую-то глушь, будут ждать там неизвестно чего (Брану) и непонятно сколько (вечность). Чем обернутся для империи эти их выкрутасы?

Но было весело. Местами даже лучше, чем дома. Прости, Джур, но тебе придется стать настоящим императором. Я очень виноват. Хорошо, если вы там понимаете, что и я это понимаю. Я позволил себе то, вытравливал столетиями: человеческий эгоизм. И будь у меня второй шанс, позволил бы снова! Это звучит ужасно. Больше не стану повторять эту мысль.

Холодно. Здесь чертовски холодно. Скорее бы казнь: снаружи хоть будет теплее.

Надеюсь, она не придет. Не хочу всю оставшуюся жизнь выкидывать ее из головы».

Ровно через сутки после выстрела, убившего двух андроидов, спасатели прибыли на вызов к звездолету с одним выжившим. А спустя еще три дня доставили криобокс с пленником на Брану. За все это время морозилку открывали лишь раз: убедиться, что Самина заковала пленника в наручники с шипом-фиксатором и активировала иглу в его ошейнике. И запечатали до казни. Робот даже не успел очнуться: температура в боксе замедлила адаптацию к планете, и когда он пришел в себя, оказалось, что его уже заточили в камере и привинтили к знакомому штативу. Ведь даже генно-модифицированное мясо нужно разморозить, прежде чем отбить.

Утром на площади было тепло, как он хотел. И ветрено. Воздух носил над ямой сателлюксы, царапался острый песок. Харген не повторил ошибки – не устроил шоу из казни. Уютный семейный завтрак с единственным блюдом на краю пропасти. Шестеро самых преданных советников из одиннадцати. Да телохранители. Разумеется, дочь – в синем платье-футляре. И жена в вызывающе черном, в пику всем на свете. На Самину Зури не пялился только синтетик, остальные украдкой или напрямик расстреливали ее взглядом. Синие косы делали ее бледнее, чем обычно. Тихая и рассеянная, девушка споткнулась о приступок, поднимаясь на трибуну. Оцарапала ладонь, но отмахнулась от платка Сиби и сжала руку в кулак. Вот и все трофеи папарацци.

Палач вывел андроида к пропасти и достал нервизолер. Советники косились на председателя, ожидая триумфальной речи. Нет, хватит, он слишком устал. И все это поймут, стоит начать говорить. Стервятники.

– Заупокойных литий не будет, – процедил Харген и подыскал им жертву посвежее. – Дочь? Может быть, ты хочешь попрощаться?

Самина молча покинула трибуну. Она шла к пропасти. Андроид глядел сквозь ее платье, сквозь лицо, сквозь глаза – в никуда. Он уже был не здесь. Девушке пришлось потрудиться, чтобы изловить этот взгляд зрачок-в-зрачок. Проклятый ветер разметал мысли. Песок забирался под ресницы, царапал глаза.

– Чистая победа, – кивнул ей синтетик. Он произнес беззвучно, Самина прочла по губам.

– Нет.

Она протянула руку и провела своей кровью по его щеке.

– Нет, – повторила девушка. – Ты вел грязную войну, Эйден. Ты запачкал кровью мою победу.

А после отступила и дала знак палачу. Тот наклонил голову синтетика, и придерживая того за плечо, начал вводить иглу.

– Ты сказал однажды, что оторвешь мне голову, если понадобится. – Самина жадно, не моргая, ловила каждый хруст нервизолера. – Так вот, я пошла еще дальше.

Игла с трудом щелкала сквозь позвонки. Эйден дернулся только на четвертом, на шестом часто и сбивчиво задышал. Зрителям и здесь пришлось голодать. Пятый щелчок – судороги. Шестой – потеря сознания. Самина помнила, как проделывала то же в горах: тогда она остановилась на седьмом щелчке, а теперь палач загнал иглу до конца. Как только ее внешний конец исчез в позвонке, андроид упал на колени у обрыва и уронил голову. Секундой позже девушка приподняла его лицо за подбородок и заглянула в мертвые глаза.

– Готов, – и отдернула руку.

А потом толкнула его в пропасть.

Харген подскочил и прильнул к перилам трибуны, но дочь уже возвращалась. Он ждал от нее слез, проклятий, обморока там, внизу. Даже боялся, что она прыгнет следом! Харген ждал от нее чего угодно. Кроме хладнокровной мести, на какую способны только женщины: преданные, но преданные.

– Что ж, – овладев собою, хмыкнул председатель. – В конце концов, андроид так хотел туда добраться. А пока он летит, пусть все увидят: только смерть – кратчайший путь к сердцу Браны.

Самина, без кровинки на лице, подошла к мачехе и обняла ее крепко-крепко:

– Я хочу домой.

* * *

В карфлайте Сиби пыталась говорить с дочерью, отвлекать, но Самина уставилась в пустую черную стену. Мачеха держала ее руки в своих, ворковала сбивчиво о санаториях на Халуте, куда неплохо было бы улететь им вдвоем. Раз все закончилось.

– А я все думаю об Орисе, – от волнения Сиби перескакивала с одной тревоги на другую. – Неужели они его убили? В ответ на тот удар по границам… Харген говорит, конечно, убили.

Самина повернулась к мачехе. Только имя брата и вывело девушку из ступора.

– Дождемся конца войны, мам.

– Конца и края ей нет!

– Уже недолго, я чувствую. На казни была половина правящих домов, о чем это говорит? Нас уже все предали!

– О серьезном переломе речи не идет: с Браной остались сильнейшие. И ты видела… Ты видела, как жестоки аспиды.

– Да, мам. Но Джур риз Авир – не робот. Может, он не так бесчеловечен.

И снова уставилась в пустоту. Сиби многое бы отдала за то, чтоб Самина не замыкалась вот так: уж лучше бы плакала, или жаловалась, или злилась. Что сотворил с ней андроид? Заменил ей сердце на подшипник, ампутировал душу. Оставил на Бране свою мертвую копию. Женщина молилась, чтобы дочь заговорила с нею, но совсем не была готова услышать:

– Мам, я хочу к морю.

– Да… – осторожно начала Сиби удивляясь, отчего эти обычные слова так ее напугали. – Харген и сам не прочь, чтобы мы с тобой уехали. У него сейчас непростой период из-за потери управления над магнетарами. Опасается бунтов…

– Нет, отвези меня к нашему морю, здесь, на Бране. Прямо сейчас.

Самина потянулась за сумкой, в которой оказались удобные брюки, свитер и кроссовки. Платье-футляр полетел в угол.

– Малыш, ты чего?

– Я просто хочу туда, где… В последний раз. Хочу туда, – она посмотрела, как бледнеет мачеха и усмехнулась горько. – Ну, мам! Планируя утопиться, разве заморочилась бы я с переодеванием?

До моря был час полета. Сиби посадила карфлайт на том-самом-месте. Вокруг еще валялись обломки брига. Песок и соль уже взялись за них. От имперского корабля-дракона не осталось и следа, так поработали на берегу спецслужбы Харгена. Сиби подняла из водорослей обрывок кабеля.

– Один мусор. Что ты хочешь здесь найти?

– Ничего, – Самина присела на кочку, из которой вилась обгорелая акация. – Лети без меня, мам. Я сама вызову карфлайт до дома.

– Ты… уверена?

– Да. Я хочу начать все сначала. Поэтому и вернулась в то место, где жизнь пошла наперекосяк. Я посижу здесь и приеду к тебе, хорошо? – вроде это был вопрос, но тон не допускал возражений.

– Хорошо.

Сиби обняла ее, поцеловала нежно. Она не хотела улетать, боялась оставлять дочь одну. Но чувствовала: без этого Самине не выкарабкаться. Вскоре девушка провожала взглядом карфлайт, пока тот не исчез за горизонтом. Она собиралась подождать еще минуту для верности. Но рывком встала. Достала зажигалку из кармана брюк и бросила на песок. Ждать свой черед. Потом развернула алливейский свиток, чтобы с дотошностью маньяка перепроверить все, что уже выучила наизусть.

36. Глава, где нет ничего проще водорода и ничего сложнее древнеалливейского

Боевой сектор у границ Алливеи.

Флагман Его Величества.

За пять суток до казни.

Кайнорт не подвел: на встречу с Джуром надел черные кеды. Стоя в лапах силовых полей разной плотности, в окружении тех, кто сделал его бродягой, эзер не вполне понимал, что он вообще тут делает. За каким блазаром подписался? Но ему льстил невероятный уровень защиты против его навыков убийцы. Его Величество из своего безразмерного газового кресла наблюдал за гостем вполглаза и слушал вполуха. Якобы. Таков был этикет. Разговор вел адмирал Проци.

– У Вас информация от господина Эммерхейса?

– Да. Это координаты выброса Браны при переключении реле.

– Простите?

– Реле гиперпространства. Вы многого не знаете. В этих файлах все есть.

Бритц протянул ему керамоцисту. Прежде, чем позволить Ри взять у эзера флешку, Ву пристально взглянул на него. В который уже раз. Аккуратный умник с непримечательными, ровными чертами, идеальными для того, чтобы забыть, как только он пройдет мимо. Забыть все, кроме пустых белых глаз. Их черный зрачок, черный кант на краешке радужек, черные ресницы и брови делали взгляд гипнотическим. А может, Вурис просто был наслышан о чудовище, и теперь любая черта трактовалась не в его пользу. А может, он сам не мог забыть, как рушит Эзерминори, и хотел видеть в Кайнорте отражение своих демонов. Как бы то ни было, появление насекомого на мостике имперского флагмана было случаем беспрецедентным.

Ри передала адмиралу накопитель.

– Почему Вы помогаете андроиду?

– Минори выгодно падение Браны. Харген Зури становится импульсивным, а нам не нужен еще один апокалипсис.

– И что же? – искренне удивлялся Проци. – Вы могли обмануть Эйдена. Отправить сигнал и повернуть к Урьюи. Он бы выбросил планету, и не все ли равно лично Вам, куда и как?

Кайнорт улыбнулся, и ямочки, конечно, сыграли против него в глазах ибрионцев.

– Не знаю, адмирал. Вы здесь главный по безразличию к планетам.

Прежде, чем Ву рискнул напортачить, Джур поднялся и сам подошел к Бритцу.

– Будь на Вашем месте любой другой эзер, я бы и слушать не стал. Но мы навели справки. Девять орденов за храбрость и отвагу. И дюжина трибуналов. Трижды маршал. Трижды разжалованы с треском. Знаете, о чем это говорит?

– Что я непомерно стар.

– Нет, минори. Это значит, что при всей отваге Вам плевать на репутацию. Да еще вот: Рю Мизл, – он кивнул на кеды. – А значит, Вы действительно могли найти общий язык с Эммерхейсом.

– Вы наконец посмотрите карты? – для эзера прийтись по душе ибрионцу было, пожалуй, оскорблением.

– Их уже анализирует Ри.

– Если вкратце, Брану выбросит в систему красного гиганта. У Эйдена есть две просьбы к Вам лично. Ваше Величество.

– Я так понимаю, он передал их на словах?

– Он сказал… что хотя они выглядят невозможными на слух, но покажутся уж совершенно безумными в письме.

Джуру не осталось ничего, кроме как развести руками и усмехнуться:

– Знаете, теперь я Вам, пожалуй, верю. Что за просьбы?

– Планету нужно встретить капсулой для адаптации к новым условиям.

– Это довольно легко.

– Да, но капсула нужна уже через пять суток. И этого, конечно, будет недостаточно для системы с гиблой звездой. Он… просит Вас разжечь ее заново. До уровня, на котором та горела во времена Хмерса Зури, – эзер с трудом верил, что его рот произносит такую ересь. – Согласен, он сумасшедший, но…

– Я вот только не пойму, отчего и Вы не лучше?

– Мы с ним родились в один день. Так каков Ваш ответ? Синтетик ждет сигнала.

Просит зажечь солнце. И еще подгоняет. Это уж, знаете…

– Нам с адмиралом нужно подумать. Полчаса. Ри, проводи минори Бритца в пси-блок.

Как только за насекомым пискнул шлюз, Проци заметался вокруг императора, иллюстрируя разницу между человеком на длительном курсе правильно подобранных ноотропов и человеком «да-у-меня-и-так-все-нормально».

– Как? Как?! Джур, астросуррекция – это же расходный финиш! Нет, ну, капсула еще куда ни шло.

– Ву, подожди, я…

– Совет миров не одобрит нам транжирство! Да на кого – на бранианцев?!

– Да Ву, я…

– Нет-нет, я знаю, что скажет парламент: хотите – летите туда, забирайте Эйдена живого или мертвого – и на этом все!

– Вурис Проци! Мы не будем ничего просить.

– То есть как? – почти взвизгнул адмирал. – Мы даже не попытаемся? Ты чокнутый? Ты трус, Джу?

– Вдохни поглубже и выдыхай на счет от десяти до одного. Вот так… пять… четыре… три… – он массировал адмиралу плечи и понижал тон с каждой цифрой, пока не убедился, что его слышат. – Мне не нужны бюджетные согласования. Пока собираем подписи, эта звезда успеет еще дважды погаснуть. Я дам денег.

– Ты дашь? – опешил Ву.

– Ну, может, еще ты.

– Конечно я дам!

– Не ори. Конечно дашь, иначе я скажу ему, что ты не друг, а шушваль.

Адмирал снова заметался – теперь ему непременно хотелось найти дефект в их плане. Хоть крошечку сомнения, а то выходило уж как-то совсем гладко.

– Послушай, Джу, но это все равно… какие-то астрономические цифры.

– Да это просто вы с Эйденом нищие. Ты работаешь за идею. Эйден работает за семерых. И только я работаю за деньги! Если измерять бюджет империи в звездах, то на счетах одного только Ибриона десяток солнц. А на моих счетах – до последней партии в бридж – было лишь вдвое меньше.

– Ты проигрался, как бордельный муфлон.

– Проигрался тебе. Поэтому давай, Проци, выворачивай карманы.

Он вернулся в кресло и вызвал Ри. Обещанное время истекло, и та привела эзера.

– Подавайте сигнал, Бритц, – кивнул Проци. – Мы будем ждать Брану с капсулой наготове. Ровно через пять суток.

– А солнце?

– Мы сделаем все возможное.

– Разве такое – возможно? – Кайнорт недоверчиво сверлил Вуриса.

– Нет ничего проще водорода, минори.

– И после я смогу вернуться на Урьюи?

– И проголосовать за освобождение шчеров. Так что да, Вы свободны.

– Я думал, он пошутил, – Кайнорт был удивлен, как никогда за последние лет четыреста.

– Минори! – уже на выходе кликнул Проци. – Загляните в медблок. Ри восстановит Ваше крыло за пару минут.

Бритца передернуло, будто ему предложили искупаться в помоях.

– Спасибо, адмирал. Нет.

* * *

«1. Пустить на воду – достать из воды – закопать».

Этим начинался алливейский алфавит, и Самина шла по волнам, расплетая косы. Она развязала синюю ленту. Позволила бризу поиграть с нею и отпустила в море. Лента вилась по воде, как змея среди полуденных бликов.

План Эйдена был несовершенен: в конце каждого из вариантов он умирал. В основном потому, что ДНК-триггер вызывал охрану. Или оттого, что рушились стены, а бежать было некуда. Дерьмовые планы в стиле «один против всех», как правило, этим и заканчиваются. Нет, он мог бы – и он мечтал – попросить у кого-то помощи, но тогда сообщник не прошел бы тест. «Вы состоите в сговоре с имперским андроидом?» – этот вопрос и щелчки полиграфа жалили и теперь, когда она уже была свободна. Если бы Самина не прошла тест, игра бы закончилась. Она сидела бы сейчас в тюрьме, возможно, в камере по соседству с андроидом. Не прошел бы тест и Шима. Да никто!

Самина присела и опустила руки в воду. Неглубоко в пене были камни, ракушки. Разбегались мальки и головастики. Она достала черную гальку и вернулась с ней на берег. Ковырнула ногой песок, бросила камень и затоптала. Ее ноги вдруг ушли глубже: берег подмыла волна. Самина взобралась на пригорок с песчаной акацией, потому что вода подступала ближе.

Полицейского Эйден держал подальше от событий, Шиму обеспечил больничным на время экспертизы, а Самину – ох, ее он обманул в том, что обманул. Вот так сложно.

«2. Оторвать кусок – растереть – завязать узлом»

Девушка подошла к кустику. Она сорвала желтоватый лист и сжала в ладони. О, биолог забыла, что находится дома! Бранианский лист даже почти сухой – обжигал. Тогда она завернула его в краешек свитера и все-таки растерла, оставляя на ткани выцветшую плешь.

Вообще она собиралась отключить андроида без спектакля. Но он первый начал, когда подослал Шиманая с воплем о красном гиганте, и тогда она решила: пусть. Так даже лучше, ведь будет куда проще на экспертизе! И позволила андроиду подвести его план к самому краю. Вот только не дала прыгнуть.

«…завязать узлом». Самина изловчилась, сгибая колючую ветку при помощи того же свитера, и опять почувствовала воду под ногами. Природа отвечала: земля под кустом проседала и осыпалась. Морская вода ручейком потекла вниз по корням акации, все дальше и дальше от берега, и Самина решительно последовала за ней.

Как она раскрыла обман в обмане? Во-первых, она видела медкарты Шимы после ранения. Те, что киборг наспех прикрыл подушкой. Но красные маркеры в уголке томограммы ни с чем не спутать: осколки двигались к мозгу, и единственным шансом для него была новая пересадка. Это было настолько очевидно, что поняла даже Самина. А уж синтетик и подавно знал. Кафт же ни слова ей не сказал, а все время до отлета провел с Эйденом. До отправления у них была на пересадку куча времени! Но ипохондрик Шима, который вечно трясся за свою жизнь, который всюду таскал и чинил колбу с субстратом, вдруг чего-то ради терпел боль и откладывал спасение. Не для того ли, чтобы позже обставить пересадку мозга, как свое убийство? И раз колба оказалась так заботливо приготовлена ко «внезапному разоблачению» – выходит, так оно и было. Самина ведь нашла ее на самом виду.

Ручеек иссяк. Он привел девушку к краю неглубокого оврага. Здесь прямо на булыжниках росла колючая груша.

«3. Сломать – раздавить», – приказывал жестокий словарь. Девушка обмотала руку свитером и, упираясь ногой в крючковатый ствол, оторвала от кактуса мясистый стебель. На нем болтались вялые бранианские плоды, все в колючках, но прозванные непонятно отчего грушами. Одну из них Самина стряхнула наземь и раздавила камнем.

Холод, которым повеяло тотчас после запуска варп-привода, был еще одной косвенной уликой. Самине тогда вспомнился случай с Дорси-2. У нее были котята, когда однажды ночью во двор забрел дикий пес. Дорси шипела и скалилась, она хватала котят по одному и швыряла в подвал, чтобы спрятать от собаки. И вот последний котенок все никак не хотел в сырой погреб, он цеплялся за край, пищал и звал мать. А пес уже был так близко. И Дорси, понимая, что ей не одолеть собаку, оскалилась на котенка. Она завопила на него, выпустила когти и ударила. Испуганный, с рваным ухом, малыш отцепился и скатился в подвал, к остальным. Дорси взлетела на крышу, а пес еще долго рычал и клацал зубами у щели, где сидели котята. Но так и ушел ни с чем. Эйден был, как Дорси. Он хотел, чтобы Самина прошла тест, если попадется. Выжила ценой всего, что было. Согласно его плану у них было всего двадцать минут в реле, и ее наверняка поймали бы до или после запуска. Время, да. Оно было еще одним слабым звеном.

Гравий посыпался с края оврага и потащил Самину вниз. Она едва укрыла голову от камней, содрала спину и локти, но теперь уж не сомневалась, что планета сама ведет ее, куда просят.

Ну, и последнее. Неужели он думал, она поверит? Влюбленную женщину не переубедить, хоть глаза ей поличным выколи. Да, Эйден был крайне убедителен. Эйден подтвердил слова действием. На стороне его лжи были очевидность и железная логика. Но Самина была влюблена и не дура: против такой детективной смеси очевидное – бессильно.

Девушка встала и отряхнулась. Какова же глубина пропасти на площади, раз ее ведут все только вниз, вниз, вниз? Она развернула свиток, чтобы свериться. «4. Поджечь», – гласил он напоследок. Самина огляделась в поисках того, что здесь побыстрее сгорит. Вдали пронеслось стадо вилорогов. Надо торопиться, решила биолог: эти бегают куда быстрее зебр, а прожорливы еще сильнее.

Свою игру она начала с Ирмандильо. Сказала ему тогда, что все умирают за императора… И умоляла сделать, как все. Вот так просто. Хотя он, кажется, умер за Самину.

Она поискала сухой коры, сложила там, куда прикатились последние булыжники, и чиркнула зажигалкой. Дым застелился по земле. Это было вроде паранойи, и Самина в самом деле давно могла сойти с ума, но она пошла туда, куда потек дым.

В том полете было тяжело – не то слово. Слушать, как он врет. И не забывать, что он врет. Боги, какой талант у него ко лжи, ведь играл так, будто продал душу за роль дьявола! Но тяжелее всего было видеть его изумление после выстрела в Ирмандильо и шок понимания, что сейчас произойдет. Отчаяние, на миг разбитую маску. Ждать полуночи, маясь от страха, что резервное сердце не заработает. Молить его до оскомины: «сделай вдох, ну, сделай вдох…». Склянку с «Уайс» она допивала, прижимаясь к дверце криобокса. Целуя спящего через стекло. Хорошо, что никто этого не узнает: какие-то грани безумия лучше оставлять за порогом даже личного психотерапевта.

Дым стелился долго: через жухлые равнины, через перелески. От моря до города было далеко. У пологого нагорья девушка расчехлила ундаборд, хотя оставляла эту адскую штуковину напоследок. Но показалось, этот край уже наступил. Ей не терпелось, и от волнения ноги спотыкались, не слушались. Она летела низко над ручейком дыма, и спустя полчаса он привел ее к скалистому разлому. В сером камне зияла трещина, ручеек провалился в нее и пропал.

На экспертизе она говорила медленно, следила за языком. Агенты списали заторможенность на шок. Ни в коем случае нельзя было использовать причинно-следственные связи в ответах. Полиграф разделял четко: после – не значит вследствие. Так что «Шима пришел к синтетику с картами, и тот сразу его убил» – правда. А «синтетик убил Шиму, потому что тот пришел к нему с картами», – ложь. Еще нельзя было заменять мнение андроида своим. «Он собирался выбросить Брану на смерть» – ложь. А «он сказал, что выбросит Брану на смерть» – правда. Самина была готова. Она помнила, как над мачехой измывались год назад, в том самом кабинете. И это по пустякам! Но Самине после всех приключений был сам черт не брат.

Фото жриц чуть было не выдало ее – девушка ведь знала, кто это! Но всем на удивление отчим… не проявил слабости, нет! Совсем наоборот: тогда он впервые был по-настоящему, искренне великодушен – впервые был силен. Что-то сломалось в нем к концу этой войны. Но сломалась деталь вредная, бракованная. Без которой жить куда лучше.

Самина раздумывала на краю разлома, нырять в него на ундаборде или лезть так, как вдруг над головой сверкнуло. По скалам защелкали тяжелые капли. Дождь на Бране. Уж если это не алливейский знак, то что тогда? Она направила ундаборд в трещину и спускалась, спускалась, водя руками по влажным стенам.

На казни она чуть не умерла. Не удержалась, подала знак… и еще один… Вряд ли Эйден понял, но она так хотела передать, чтобы не сдавался. Что она еще с ним. С каждым щелчком нервизолера в нее словно разряжали глоустер. А эти мертвые глаза на восьмом? Харген боялся, что она прыгнет следом – и боялся правильно.

Теперь пусть отчим видит сигнал о чужеродном ДНК в своем драгоценном реле, а у них с Эйденом будет столько времени, сколько потребуется. Ох, если только Ри сработала. Если только сработала!

Спуск закончился, и сателлюкс осветил бесконечный землистый коридор. Он был достаточно широк, чтобы продолжить полет на ундаборде. И больше не уходил вниз, а значит, глубина пропасти по грубым подсчетам была метров восемьсот. Никому не пожелаешь так провалиться.

37. Глава с большой красной кнопкой

Осиротевший вирус трусил возле запертой калитки, но окна в хозяйском доме были черны, пусты и безжизненны.

«– Эй! Очнись, слышишь?

– Я думал, ты сдох.

– А я думал, ты. Очнись, она здесь!

– Зачем?

– Тебе виднее. Может, не договорила?»

Очень, очень смешно. Допустим, он жив. Но толку-то что, если в нем игла? Ни вздохнуть, ни пошевелиться. Больно просто адски. Тело не работает, неизвестно, цело ли оно вообще, и одно только резервное сердце крутится на износ. В голове звон, как на праздничной колокольне. И сквозь бедлам и кашу прорываются голоса – потусторонние, загробные.

– Ри! Ри-и-и! Ты здесь?!

«Да откуда же ей тут быть?» – от нечего делать робот мысленно встроился в диалог.

– Я здесь, – отозвались рядом. Голос был определенно Ри, но интонация непривычно кроткая. Шелковая.

– Ри, отопри мне! Ты ведь можешь?

– Я уже… я стараюсь, миледи. Но у меня здесь совсем мало сил. Сейчас, сейчас…

«Какая, однако, лапушка. Надо было раньше ее стукнуть».

– Ри! Как он?

– Плохо.

Где-то на периферии завозились громче, лязгнули замки, но Эйден снова отключился. Он пришел в себя несколько позже: оттого, что Самина – ура, Самина! – свернула ему шею, пытаясь добраться до иглы.

– Миледи, думаете, нервизолер его не убил?

– Сердце работает.

– Резервный движок независим от других органов. А этот ваш нервизолер…

– Никто, кроме меня, не знал, что у имперских андроидов на один позвонок больше. Игла парализовала его, но не повредила мозг.

– Вы так думаете?

– Не беси. Посвети лучше.

Больнее уже просто не могло быть, поэтому Эйден не жаловался. Первый щелчок, и андроид рефлекторно вдохнул. И снова потерял сознание. Очнулся спустя еще два щелчка, головой на чем-то мягком. Самина уложила его к себе на колени и выцарапывала иглу, пока сателлюкс и Ри светили кое-как. Эйден почувствовал контроль над рукой и потянулся к нервизолеру.

– Давай я.

Еще пять кругов ада, и он вытащил иглу. Нервы во всем теле разом приободрились, хребет защемило так, что робота передернуло. Нельзя так резко оживать! Андроид опять полетел в бездну, но с полпути вернулся: Самина плакала и жадно целовала его лицо, шею, бормотала что-то болезненно-теплое… Он не разобрал из-за звона в башке. Но вспомнил, что сам хотел сказать.

– Самина, ты больная зверюга… – прохрипел он ей в губы. – Выходи за меня.

– Броня не сработала, Эйден? – судя по голосу, она не на шутку встревожилась.

– Я серьезно. Кстати, я разбил второй глаз.

Робот попытался сесть, но был вынужден лечь опять. Теперь при каждом его движении слышалось жужжание приводов. Девушка склонилась к нему, разглядывая глубокие трещины в изумрудно-зеленом глазу. Эйден моргнул, и осколки звякнули.

– Даже очертаний твоих не вижу. Для взлома реле придется интегрировать Ри.

– Ничего. Теперь у нас столько времени, сколько потребуется. Только неплохо бы тебе встать…

С третьей попытки у него получилось, и синтетик привалился к стене. Он зажал рот ладонью и выровнял дыхание, чтоб не стошнило. Развеселые круги перед глазами, как оказалось, случаются и у слепых.

– Хочешь узнать, сколько ты пролетел?

– Целый парсек.

– Здесь восемьсот тридцать метров под городом.

– Тогда получается, в этом вашем метре больше одной тысячной парсека. Что вы тут в них меряете?

– Ты слегка преувеличил, – Самина улыбнулась, радуясь, что броня спасла ему чувство юмора.

– Откуда взялась Ри?

– Она была с тобой все время. Ирмандильо зафиксировал, как я срываю бриллиант с воротника, а потом я спрятала его тебе под ребра. Еле-еле пропихнула. Вот сюда, где два сломаны, и дальше, за нерабочее сердце.

Она скользила пальцами по его рубашке, объясняя путь камня, а после всем телом прижалась, обняла и замерла так. Андроид усердно приходил в себя, а ее собственный заряд был почти на нуле.

– Эйден, прости за вот это все. Пока добиралась к тебе, поняла, сколько же прорех было в моем плане!

– Ты умница. С нашей-то везучестью, только где прореха – там и шанс. Меня еще никто так коварно не переигрывал в моем же театре. Но ты рисковала с кровью на площади. Я сообразил, что это был алливейский знак, только после фразы об оторванной голове.

«Ты обещал оторвать мне голову», – сказала она. Вместо правильного «оторвать голову, чтобы спасти».

– Рисковала. Впервые казнила любимого – и не удержалась.

– О, повтори?

– «Не удержалась».

– …супер.

На дне их пропасти было плюнуть некуда. Чего сюда только ни падало, несмотря на круглосуточную охрану площади наверху. Птичьи кости вперемешку с перьями и пометом, скелеты кошек, бродячих собак. Людей. Обугленные, сломанные и даже с виду здоровые. И ковер из деталей уличных роботов-уборщиков, однажды сбившихся с пути. Все это напоминало останки рыцарей, какие осмелились пробраться в логово дракона, но храбро погибли. И валялись тут, предостерегая зловещим «беги-и-и!..». Так думала Самина, а Эйден костей не видел. В каком-то смысле ему повезло.

В стене рядом нашелся герметичный шлюз. Снаружи ни замка, ни блокиратора, ни мультилока. Но ведь Ри умела ходить сквозь стены.

– Конвисферу остановит только конвисфера той же мощности, – пояснил андроид. – Но раз в прихожей не подметали, значит, эту дверь наверняка запирал лично Хмерс. А он не обладал подобной технологией.

Шлюз взвизгнул и пополз в сторону. Это Ри взломала код доступа с той стороны.

– Подожди здесь пока, – синтетик оттер Самину за спину и пошел, ведя рукой по стене.

– Хорошо.

– Тогда почему идешь за мной?

– Я надеялась, ты не видишь.

– Кости хрустят под ногами, – Эйден нащупал дверной портал, выпустил язык и повел носом. – Ладно. Ри, мне нужны твои глаза.

– Перцептивная интеграция, милорд?

– Да.

Ассистентка потускнела, подлетела совсем близко к андроиду и… растворилась в нем. Эйден слабо засветился изнутри. Он стал похож на призрака с голубоватой аурой.

– Привет, – Самина поняла, что Эйден ее видит. Его взгляд фокусировался правильно, несмотря на битую радужку. – Зрение вернулось полностью?

– Нет. Это чистая информация, необработанные ощущения. Просто отчет. Я знаю, что твой свитер черный, а волосы синие, но не вижу их цвет на самом деле. Словно читаю о тебе в книге. Да, так вернее.

Они ступили в совершенно белую комнату. Визуально от стены к стене и от пола до потолка не было ни перехода, ни тени, ни градиента. Из-за этого сложно было понять размеры комнаты, ее форму или сосредоточить взгляд на чем-то, кроме центра. А там вращался черный шар. Он висел над полом, как планета в космосе, был метра два в диаметре и весь испещрен золотыми нитями дорожек.

– Лабиринт микросхем, – угадал андроид.

Из-за черного шара вышел…

– Ай-ай-ай…

У Самины чуть сердце не выскочило, а Эйден мигом смел ее к выходу, прикрывая собой в проеме. Но Хмерс Зури был всего-лишь древней голографией.

– Вы пришли со стороны лазутчиков, мои дорогие, – приветливо сказал он. – Сменяемость власти – это хорошо, но я должен быть уверен, что величайшее оружие перейдет в надежные руки. Поэтому я дам вам минуту, чтобы завладеть реле. И пожалуй, усложню задачу.

Шар завертелся быстрее. Золотые дорожки на его платах погасли и сравнялись тьмою с фоном. Хмерс обошел абсолютно черный шар кругом и улыбнулся:

– Власть над оружием перейдет к тому, кто сумеет воспользоваться реле через минуту после сигнала. Как вы знаете, у магнетарной пушки два режима. Выстрел или барьер. Выбирайте лабиринт микросхем на ваш вкус и поставьте стилус к его началу. Шар будет вращаться, меняя плоскость. Ваша задача в том, чтобы стилус не коснулся соседних дорожек и прошел лабиринт до конца. С первой попытки. Ошибка – и на комм председателя отправится уведомление о взломе, а сюда прибудет охрана. Есть вопросы?

– У оружия больше нет наводчика, – сказал Эйден. – Я не смогу им воспользоваться.

Голография мелькнула, обращаясь к архивам:

– Это не страшно. При активации пушки реле свяжется с ближайшим бинаром, который и станет вашим новым наводчиком. Еще вопрос? Нет? Минута пошла.

Хмерс умолк и отступил на шаг, давая путь андроиду. Эйден подошел к шару и потратил целых пять секунд:

– Здесь три лабиринта.

– Что? Он же говорил, два! – Самина не видела ни одного и полагалась на зрение синтетика. Имперца, для которого черный имел оттенков больше, чем перышек у радужной колибри.

– Нет. Два режима у пушки и всего три – у реле.

Эйдену не нужен был стилус, на кончике его пальца блеснул металл. Он поднял руку и попробовал лабиринт, не касаясь поверхности шара. Одна попытка. Тридцать секунд. Девушка наблюдала за ним с порога, одной ногой формально выполняя просьбу оставаться снаружи.

– Эйден!

– Что?

– Нет… потом.

Двадцать секунд. Квантовый таламус давно бы справился. Но после казни он не отвечал. Лабиринты крутились, загибались, путались между собой и возвращались по многу раз в одно и то же место. Судя по всему, Харген знал комбинацию фигур для стилуса, чтобы пройти лабиринт секунд за пять. И если он ошибался, шар отправлял ему новую комбинацию на комм. Если теперь Зури получит сообщение от шара… из реле, в котором, как он думает, никого нет…

– Эйден, время!

Андроид коснулся шара, и дорожка вспыхнула под его пальцем. Черная планета вращала лабиринт. Робот чертил фигуры.

На последней секунде Эйден оторвал палец от шара. Он не знал, каков был результат: планета замерла и перестала вращаться.

– Говори, что хотела, – пробормотал он Самине, прислушиваясь, не бежит ли еще к ним охрана. – Потом может быть поздно.

– Это не настоящее реле.

– Что?!

Вместо девушки ему снова ответил Хмерс:

– Мой друг, если Вы все еще меня видите, значит, выбрали третий путь. Переключение реле и выход из гиперпространства. Здесь побывали многие: все были сильны, мудры, талантливы. Но, видимо, недостаточно: они выбирали пушку и были арестованы. Я верил, что когда-нибудь придет тот, кто точно знает, как правильно использовать мое оружие. Великое оружие! А именно – захочет наконец его уничтожить. Не место магнетарному террору в разумной вселенной! Да, под конец жизни и я это понял, но оказался бессилен перед своими же подданными. Они алчны до власти, они жаждут крови! Может быть, сейчас уже не так. Может, времена изменились? – голография улыбнулась одними губами, что значило: Хмерс не верил, что человек изменится. – Теперь добро пожаловать в реле! Я счастлив передать его в надежные руки.

В белой стене напротив возник другой шлюз-портал. Эйден обошел застывшего Хмерса и обернулся к Самине:

– Хотела посмотреть, что я выберу? Не молчи, я не злюсь. Ты была просто обязана проверить – на кону сила, которой боялся даже Хмерс. Давно угадала?

– Как только мы вошли. Все эти технологии здесь… Ты не знаком с нашей историей, но я-то вижу: им лет шестьсот, не больше.

– А реле – почти тысяча.

– Да, и не стал бы Хмерс под конец жизни кардинально его обновлять. Оттого я и подумала… про тест.

– Самина, а если бы я выбрал выстрел? Ну, все-таки.

– Значит… нас тут убили бы вдвоем. В конце концов, это стало бы моей расплатой за то, что я со злодеем.

– Ясно.

У него слишком все болело, чтобы продолжать об этом думать. Портал в соседнюю комнату был черен, и Эйден запустил внутрь сателлюкс – проверить заодно, нет ли и там ловушек. В настоящем контрольном блоке пахло древней пылью и перегретым неопластиком. Эйден щелкнул языком и хрустнул пальцами.

– Так, пусть здесь будет просто одна большая красная кнопка. Ну, пожалуйста.

– Не расслабляйся, – Самина глядела, как сателлюкс облетает реле по периметру. – Здесь одна тысяча красных кнопок – больших и маленьких.

Робот прошел в комнату, провел рукой по консолям и клавишам, приложил ладонь к экранам, лизнул оголенный контакт и задумался.

– Как тебе архаичные технологии? – спросила девушка. – Уложился бы в двадцать минут?

– С одной стороны, выглядит элементарно, но с другой – я даже не знаю, с чего начать. Это вот что за дырки в стене?

– Розетка.

– Ну, не динамо крутить, и то хорошо.

– Дерзай. У тебя же квантовый мозг.

– А каково главное условие эксплуатации сверхточного механизма?

– «Не ронять», – скисла она.

– Но я и без квантовой части красавчик. Да?

Самина кивнула. У нее от волнения мелко дрожали ноги, и девушка присела на пол. Экраны удалось запустить минут через десять, и пальцы андроида замелькали над консолями. Так быстро, что те едва успевали откликаться на его пассажи. Одна из стен в комнате была полупрозрачна, а изнутри проступало объемное изображение Хмерса Зури в натуральную величину. Смотрелось зловеще. Неподвижная голография стояла лицом к центру реле, опираясь ладонями на стену, будто толкая ее наружу и пытаясь выбраться. С трудом верилось, что Хмерс не живой.

– Я вижу большую красную кнопку, – обронила Самина из своего угла.

– Где?

– Вон там, слева. Справа. Не могу перестать о ней думать.

Эйден сверился с каталогом у себя на экране.

– Это кондиционер.

– Ясно.

– Если неймется, иди да нажми. Здесь жарковато.

– Ну, уж нет! Не буду я здесь ничего жать.

Шла двадцать первая минута. На стене, где прислонились ладони Хмерса, выступила влага. Эйден осторожно тронул капли: это было что-то вязкое. Слизь потянулась за кончиком пальца, но чпокнула и улеглась обратно на ладонь председателю.

– Это слой гиперпроводника. Аналог водного ресивера на Алливее, где вы плавали.

– Мы… с моей головой?

– Да. Подойди.

Самина застыла, но андроид подарил ей эту минуту, чтобы собраться с духом. Или передумать вовсе. На самом деле главным оружием Эйдена был выбор, который он давал ей – сейчас, в прошлую субботу, две недели назад, всегда. Только имея хороший выбор, мы выбираем с умом. Самина подошла к голографии. На стене рядом с великим Хмерсом Зури не было ни слова, ни символа. Никаких указателей.

– Ты уверен?

– В чем?

– Вообще.

– Да.

– Поклянись триниджетом.

– Чего сразу им-то?

Он приложил руку к одной влажной ладони Хмерса. Самина потерла взмокшие пальцы о задний карман и приложила их к другой ладони мертвеца. Почти тут же Эйден убрал свою руку.

– Ничего. Эйден, почему ничего не произошло? Ты ведь маг, я жрица…

– Может, ты не девственница? – на полном серьезе ужаснулся робот. – Уходим.

Он потянул ее за руку к выходу. Через белую комнату с черным шаром и дальше, откуда пришли недавно.

– Но постой! – упиралась она, давя подошвами чей-то скелет. – Почему не сработало?

Эйден обернулся:

– Почему не сработало? – и сам поднял ее лицо к небу.

Они были в самом центре дна пропасти, среди костей и перьев. А над ними – высоко-высоко – мерцали звезды.

– То есть – да?! Но как… – она заметалась по костям, пытаясь увидеть еще кусочек неба. И конечно увидела. – Вот так просто?

– Ничего себе, да мы целый месяц к этому шли – по звездам и трупам.

– Я не об этом, Эй. Я думала, будет хоть какой-нибудь… бдыщ!

Андроид хмыкнул:

– Скажешь Джуру, что он тебя разочаровал.

– Джуру?

– Если мы еще живы, значит, Брана выскочила в капсулу. И красный гигант сдулся. Без этого бдыщ случился бы непременно. Колоссальный вышел бы бдыщ, тебе бы понравилось.

– Значит, имперцы уже рядом?

Карты с браслетов андроида развернулись ярко, сочно – как и должны были вне гиперкармана. Эйден повращал незнакомую девушке галактику. Он показал ей красную звезду и увеличил планеты рядом. Работы над Солнцем был еще непочатый край.

– Мы здесь, – робот щелкнул по третьей планете.

Это Брана? Вокруг нее блестела защитная сфера. Капсулу латали и достраивали на ходу. Искусственный спутник погас, но никуда не делся: маленькое солнце заняло место луны. Раз настоящая Луна давно покинула систему.

– Фантастика, – прошептала девушка и задрала голову к живому кусочку вселенной. – Не представляю, что творится сейчас наверху.

– Звезды горят, имперские крейсеры валятся с неба. Бранианцы думают, наступил конец света.

– Твои найдут тебя здесь?

– Скоро. Они заберут нас телепортом.

– Эйден… – Самина сжала ему плечо до боли.

– Черт. Милая, родная, только не это…

– Я не пойду. Сейчас не пойду.

– Да что такое? С Браной все будет хорошо! С ней уже все хорошо!

Самина кивала, все-все понимая. Только настоящая идиотка могла оставить его теперь. Самая глупая дура. Но. Это было дело не только двоих. Империя готовилась поглотить Альянс, а Самина все еще была его частью. Судьба Альянса все еще была ее судьбой.

– Эйден, пожалуйста! Я не могу улететь сейчас! Меня Сиби потеряла… мне нужно проведать Шиму, успокоить друзей, рассказать им… что с Браной все будет хорошо. Что с ней уже все хорошо. И Эйден, они не знают про Солнце… Да оно уже не гигант, но там в небе – холодный карлик. Это страшно.

– Думаешь, они поверят, что я зажгу его для тебя?

– Они поверят, что Джур зажжет его для тебя!

Синтетик отступил на шаг, выпуская из себя Ри:

– Тогда забери триниджет, – опять слепой, он расстегнул рубашку. – Достанешь? У тебя пальцы тоньше.

– Я не могу! Он же тебя защищает.

– А если Харген решит использовать тебя, чтобы вернуться в карман? Защита нужна не мне. Давай! Меня заберут с минуты на минуту.

– Точно?!

– Я бы не позволил твоей авантюре с моим спасением пропасть зря. Точно.

Самина подошла. Она пропустила пальцы сквозь ребра, нащупала гироскоп, за ним – путаный клубок нервных волокон. Вспомнилась их встреча в тюрьме, когда он попросил ее снять цепочку. Как же она там струхнула! Много воды утекло с тех пор: к запаху грозы и мяты подмешались, кровь, пыль, гарь. Тогда, в камере, андроид замер на своем штативе, а теперь водил щетиной по ее волосам – и не покидала мысль, что в последний раз. Но вот и мертвое сердце. Краешек алмаза торчал из-за клапана, Самина зацепила его и медленно вытащила наружу.

– Иди, – сказал Эйден.

Девушка спрятала бриллиант в карман и развернула ундаборд. Действовала резко, на автомате, боялась разжать зубы, чтобы не треснуть. Не сдаться.

– Флагман передал, что уже в пути, милорд, – сообщила Ри. – Я отправляюсь с леди Зури?

– Да.

– Какие будут указания?

– Релевантные ситуации.

Ассистентка исчезла в алмазе, а Самина – в темноте, из которой пришла час назад.

Тьма и пустота. Он вроде победил. В крупнейшей войне победил. Осталось понять, зачем. Через минуту в тишине – быстрее, чем он рассчитывал – Эйден услышал хлопок телепорта. Миг, и кости из-под ног исчезли, и вокруг загалдели на ибрионском, и кто-то сгреб его в охапку.

– Джур!..

– Эй, приятель, да у тебя глаз треснул!

– Ты просто слишком крепко обнимаешься.

Риз Авир затащил робота в шлюз флагмана, оглядел с головы до ног и присвистнул:

– Как ты догадался что это я, мышь слепая?

– Просто очень тебя ждал.

Вот, вот зачем он победил. Чтобы наконец сказать Джуру самое главное.

38. Глава об исключительном праве быть человеком. И о том, каков Джур на самом деле

Самина гнала ундаборд по ущелью, когда Ри чуть не сбила ее наземь, выглянув из-за плеча.

– Мы так целую вечность будем плыть, миледи, – скрипнула заноза. – Запустить машину?

– А она здесь поместится?

– Триниджет адаптируется к условиям.

Их на лету подхватило мягкое кресло, и автопилот набрал такую скорость, что Самина вцепилась в сиденье. Путь, на который днем ей потребовалось несколько часов, триниджет съел минут за десять. Из разлома они выскочили в полной темноте. Здесь до города с его огнями было далеко, а красный карлик вовсе не давал света. Самина приказала Ри остановиться и вышла на воздух. В небе трещало, звенело. И танцевало сияние от столкновения солнечного ветра с защитной сферой. Белые вспышки появлялись там, где инженеры Его Величества запаивали элементы капсулы.

– Ри, почему звезд так мало?

– Их закрывают наши крейсеры, что окружили планету. Их просто не видно из-за черного цвета.

– Так много?..

– Всем захотелось взглянуть на Брану, я полагаю.

– Мне надо скорее в город, – решила девушка, но тотчас опомнилась. – Нет, стой! Как я появлюсь там на имперском триниджете? Меня же собьют. Наши военные.

Она попыталась вызвать карфлайт, но службы перевозчиков не отвечали.

– В зоне оккупации адмирал Проци глушит любую связь, кроме своей, – пояснила Ри.

– Но мне нужно к Сиби! Ладно. Полетели так.

– Я могу связаться с Вашей мачехой. Ведь я имперская технология.

Спустя минуту она дозвонилась:

– Сиби! Мам!

– Самина, милая, ты нашлась!

– Ты как? Что там у вас?

– Просто конец света! Харген исчез. Империя берет под контроль все наземное и орбитальное оружие. Связи нет! В городе паника, везде погромы, вандалы… И при том ни одного имперца – это все свои, ну, ты представь – все свои…

– А Шима? Успели провести операцию?

– Не знаю. Но лабораторию забаррикадировали, как только все началось. Уверена, там у них все нормально.

– Мам, срочно, бери любой транспорт и дуй в наш летний домик, ну, помнишь, в горах. И никому ни слова.

– Да! Я сейчас.

Сиби исчезла с экрана, в спешке так его и не отключив. Долго же придется объяснять ей, что к чему. Искать друзей Самина передумала. Раз Харген в бегах, опасно сообщать о себе кому бы то ни было.

– Ри, я хочу, чтобы ты вернула гражданскую связь. Хотя бы экстренным службам. Хотя бы частично.

– Насколько хватит сил, миледи.

– Начни с детских учреждений, больниц и научных центров. Пусть они понимают, что происходит, и не паникуют.

Она развернула триниджет к летнему домику. Была еще причина, по которой Самина осталась на Бране. Благодаря Эйдену она поверила, что имперцы не такие чудовища, какими их считали здесь. Но она имела дело лишь с одним из них, а индукция, как известно, ненадежный метод. Что, если она ошибается? Так ли преданы синтетику его близкие? Поймут ли, примут ли его просьбу? Зажечь целое Солнце, мыслимо ли… Ведь они уже раз пошли наперекор! Так вот, если она ошиблась, ценой этой ошибки станет целая планета, и значит, она разделит с нею свою судьбу. Так будет справедливо. А если права – то они действительно друг друга стоят: империя Авир и Самина. Потому что иначе ей нечего делать рядом с Эйденом.

Она клялась себе не ждать его слишком скоро и слишком сильно. Там, наверху, у него сейчас целый космос дел. И такая долгая, долгая жизнь.

* * *

Лесники дичают в сторожке. Геологи дичают в палатке. Внуки дичают на каникулах в деревне. Эйден не бывал ни у бабушки, ни в горном лагере, но за месяц на Бране мог художественно описать этот ни с чем не сравнимый опыт обратной эволюции. Кроме всего прочего он продолжал думать на бранианском и переводить на родной секундой позже. Какой позор. Оснастка медблока казалась ему волшебством. Ему уже заменили глаза, и оператор проводил их настройку. Синтетик не мог налюбоваться родным интерьером, надышаться воздухом Ибриона. Свет, звуки, газовая кушетка – все было, наконец, как у людей.

– Ну, ты и страх кситский, – Джур стоял над ним, пока шла диагностика. – А состав крови! Чем они тебя заправили, соляркой?

– Джур, организуй на Бране отмену конца света. Информируй их мягко, но быстро, верни гражданские каналы и связь для экстренных служб.

– Так точно.

– Я серьезно! Они же реально верят, что ты съешь их детишек. Надо снизить градус напряженности среди мирных, иначе они там сами поубиваются.

– Слушаюсь и повинуюсь. Приляг!

Друг передал его распоряжения слово в слово и глотал отчеты робомедиков, не моргая. Он никогда еще не видел Эйдена в таком состоянии. Его будто в мясорубке провернули.

– Вывихи, переломы. Кожа… под замену пятая часть! Ты галантерею из нее шил, что ли? Ох, два ребра…

– И зуб.

– Что зуб? Что зуб, Эйден? У тебя сердце не работает! У тебя квантовый таламус разбит! В общем, сейчас тебя усыпят, чтобы начать серьезный ремонт.

– Стрижку?

– Языка, дружок. Стрижку языка.

Риз Авир дал знак медикам и направился к выходу.

– Постой, Джур. А Солнце – ты ведь зажжешь?

– Нет, я потратил едреллиарды на капсулу, чтобы завтра выбросить ее на помойку! Зажгу, Эй, засыпай. Резервного движка осталось на две минуты.

– Джур! Семью Харгена… Самину и Сиби Зури… не арестовывать. Не подпускать к ним военных. Когда начнешь астросуррекцию -

– …ты опять бредишь на бранианском.

– Когда начнешь астросуррекцию – слетай, забери Самину на флагман.

Джур вернулся к кушетке, ибо решил, что ослышался. В конце концов, у Эйдена уже заплетался язык.

– В смысле – мне самому за ней слетать? Я на минуточку импера…

– Сам. Слетай.

– Какие еще волшебные слова ты знаешь?

– Казнить.

На миг показалось, что робот угомонился и заснул, но…

– Джур.

– Ну, что?! Я слетаю! Кто-нибудь, отключите его!

– Стоп, не отключать! И назначь высший трибунал до конца недели.

– Хорошо. Для кого?

– Для меня, – резервное сердце встало, израсходовав заряд.

– О, боги.

Риз Авир закатил глаза, а потом не удержался и врезал бездыханному андроиду.

– Еще р-раз ты у меня потеряешься! – прошипел он, чувствуя, как полегчало.

Трибунал ему. Прекрасно! Пусть все будет, как хочет синтетик, только так Джур заставит его расплатиться сполна. Жизнью своей расплатиться.

* * *

Следующие пару дней Вурис Проци методично наводил порядок на Бране. Вычесывал случайных вандалов, как вшей. Информировал население. Устанавливал пункты гуманитарной помощи. Боролся с мифами и легендами об аспидах. И о себе в частности. Он был спокоен, раз война теперь шла обычным чередом – в привычном космосе, так, как положено. Как только Эйден щелкнул реле, исчезли все магнетарные барьеры. Остатки армий других правящих домов капитулировали. Юристы готовили пакты к присоединению новых огромных территорий, от Роркс до Алливеи. Эзеров не тронули по приказу риз Авира. С ними решили… не решать пока.

В горах было жутковато. Наверное, города освещались, как белым днем, но и там никто не забывал о мертвой звезде. Все знали, что холодный труп Солнца не светит, не греет, и что вот-вот начнет меняться климат. Если бы ядро планеты грело ее изнутри, этого тепла хватило бы еще лет на сто. Но реле вытянуло энергию из земных недр. Вдали от мегаполисов, в алых сумерках, Самина и Сиби уже накинули шерстяные кофты под вечер. Рассказ о том, что произошло за последний месяц, занял всего несколько часов. Теперь женщины все больше молчали. Каждая в панцире своей тревоги.

Спустя еще пару дней Самина лежала и слушала будильник, уговаривая себя, что вот это – утро. Действительно, над горизонтом болтался красный шарик, и все вокруг приобретало оттенки красного: красновато-желтое небо, красновато-рыжая трава, розовая вода, грязно-красные листья клена. Она знала, что со временем мозг научится различать эту палитру, и цвета вернутся. Но в тот день это станет ненужным: все будет покрыто белым… или красным снегом.

Уши заложило на секунду, и Самина узнала посадку имперского джета. Где-то рядом! Она вскочила, чтобы одеться. Натянула, что попало, схватила бриллиант на случай нападения. Ри ведь обещала ей броню. Их с Сиби нашел имперский патруль, и неизвестно, как он поступит с членами семьи Харгена Зури. До Эйдена – ох, как высоко… Кто поверит тому, кто украл императора, а теперь прячется в глуши? Самина запрыгала по лестнице через три ступени.

– Сиби! Импе…

Черные тени уже были на их летней веранде. Мачеха вжалась в перегородку, не замечая жгучего плюща на ней.

«…рцы».

– Госпожа Сибирити Зури, – обратился к ней призрак. – Не пугайтесь. Вы, наверное, хотите увидеть сына. Пойдемте со мной.

В речи слышался акцент. Человек. Самина вышла на веранду:

– Простите, но вы сами-то кто? С кем она должна пойти и куда?

– Вурис Проци, – неохотно процедила тень, и у нее на горле сверкнул изумруд. – Адмирал имперских войск.

Ну, допустим. Ясно, почему он не счел нужным представиться сразу. Не ясно только, почему за Сиби спустился целый адмирал.

– Мой брат еще у вас? Хотите сказать, он жив?

– Орис прошел сложную адаптацию к условиям Ибриона. По распоряжению Его Величества юноша долго не вернется домой. Госпоже Зури придется отправиться со мной в имперский коллаборат, чтобы увидеть сына.

– Самина, все нормально, – кивнула Сиби. – Я пойду.

И Вурис забрал ее.

Девушка постояла еще на тихой веранде, зашла в дом и заперла дверь. Когда она обернулась, Ри запечатала ее в броню в ответ на испуг: в холле стояла еще одна черная тень.

– Так вот почему он послал меня.

Незнакомый мягкий голос. Идеальный дипломатический.

– Господи, а Вы-то кто?

– Джур.

Кто?! Тень пожала плечами:

– Хотел представиться как следует, но теперь понял, что не обязательно.

– Что это значит? И как это проверить?

– Если честно, не знаю – короны у меня с собой нет, а императорский алмаз, как я вижу, у Вас, миледи. Он единственный в своем роде. Но вот, у меня есть герцогский камень.

Гость отцепил что-то от воротника и протянул Самине раскрытую ладонь. На ней горел рубин.

– Ри… которая не моя… не могла бы ты раскутать леди Зури?

– Нет, – возразила та. – Приоритет камней, господин риз Авир. Мне жаль.

– Ри, сними броню. – попросила Самина.

Джур жестом пригласил ее обратно на веранду. Он присел на перила. Наверное, разглядывал Самину, изучал. Она стояла поодаль и не могла утверждать, что так оно и было: глаза императора прятались в черном тумане.

– Как Эйден?

– Хорошо. Вот-вот завершится ремонт.

– Вы так называете лечение?

– Роботов. Он же машина.

– Вы знаете, после всего, что случилось, я склонна больше доверять машинам. Нежели людям, которые любят называть их так.

Тень рассмеялась. Мирно, без издевки. В Джуре вообще не было колючек и того журчаще-звенящего металла, что с непривычки придавал жути Эйдену. Новый император не источал парализующих чар.

– Самина, я, кажется, перегнул. Но так даже лучше. Знаете, мне уже семь веков, и последние лет триста я продлеваю жизнь разными способами. В империи у меня для этого широкий выбор инструментов. Какие-то агентства работают над ДНК и РНК, есть центры инъекционной поддержки и нано-обновлений. С приходом к власти Эммерхейса модным стало заменять изношенные натуральные клетки на новые синтетические. За двести лет я нашпиговал себя искусственными костями, жабрами, кожей. Это ведь все такое вечное, прекрасное. Так вот к чему я веду: в последний месяц я растерял столько живых нервов, что не далее как вчера отметил замену последней натуральной клетки.

Скафандр на имперце растворился, и на веранде Самины возник Джур риз Авир. Еще один синтетик.

– Мы с адмиралом опрокинули токсидра в честь меня-машины. И ничего не поменялось. Я – корабль, в котором заменили каждую деталь, но это все еще я. Так что если Вам теперь отчего-то импонируют роботы, а не люди, имейте в виду: не от крови или ртути зависит человечность. Органика там, неорганика. Суть одно и то же.

Самина и без него уж месяц как запуталась. Затерлась граница между нею – биологической машиной, и синтетиком – машиной искусственной. Девушка была на краю фундаментального открытия. «Теории всего», как в физике, но в биологии. Объединения живого и мертвого. В Эйдене. В Джуре.

– Нас здесь учат, что только я – вот только такая я – человек, – рассуждала она. – По всем канонам «настоящий человек» – тот, кто живет и думает определенным образом. Но каким?! Таким, как биологический человек Харген? Или стрекоза Бритц? Или робот Эйден?

– Вы думаете, людей отличает соблюдение неких условностей? Но машины соблюдают условности куда лучше людей. Или, говорят еще, человека возвышает борьба с первобытными инстинктами. Но в машине инстинктов нет вовсе. Да и не всякая машина, что нарушает программу, разумна. Парадокс. Так что же делает человека человеком?

Желтые глаза остекленели: девушка пыталась сформулировать, подгоняя мысли жестами:

– Некоторый хаос. То есть… Когда шестеренки только и делают, что методично крутятся – это все не то. Человека делает человеком своевольное, осознанное нарушение своих же инструкций. Бороться с инстинктами мало! Нужно иногда поддаваться. И еще получается… человек – не высшая форма жизни. А высшая форма всего.

– Не слишком заносчиво? – усмехнулся император.

– Нет! Я же, напротив, вот о чем: нет у органики исключительного права взойти на вершину эволюции. «Человек» – просто название ее последней ступени. Лестница открыта для всех желающих.

– И любимое хобби человека – решение проблем, выдуманных им же самим, – Джур мельком взглянул на комм. – Вот Вы, к примеру, выдумали, что империя не сдержит обещание. Что друзья не откликнутся на просьбу Эйдена. Что он сам, может быть, этого боится. И мой друг знал, что Вы так подумаете, ведь Вы же с ним оба – «самые настоящие»! Поэтому я и стою теперь здесь. Показываю, как проклятое Солнце пожирает все мое состояние. И после, совершенно нищий, повезу Вас к Эйдену.

Девушка сбежала с веранды под небо цвета спелой сливы… на глазах посветлевшее до аметиста, до нежной сирени, до бирюзы!.. Риз Авиру куда интереснее было наблюдать за Саминой. Он не жалел ни секунды, потраченной на свой визит.

– На самом деле все случилось восемь минут назад. Первые новые лучи только добираются до Браны. Смотрите, что там происходит на самом деле.

Джур развернул планисферу. Солнце, желто-оранжевое, росло в объеме. Оно вздымалось и бурлило, как штормовой океан, но капсула защищала Брану от этих вспышек.

– Процесс затянется на месяцы. Но его уже не остановить: здесь будет новое Солнце.

– Вы проделывали такое раньше?

– Редко и не со звездами в таком плачевном состоянии, – император встал перед ней, загородив небо. – Послушайте, Самина… У меня не так много времени. Эйден вот-вот улетит на трибунал, и мне надо спешить. Не знаю, каково будет решение совета миров, но надеюсь повлиять на него. Вы увидели все своими глазами. Теперь Вы со мной?

– Да.

39. Глава, в которой империя выбирает трудный путь

Джур коснулся рубина и распаковал машину. Черного зверя с желтым пламенем колес и желтым кантом на кузове. Он был компактнее, чем у Эйдена, с перекосом стиля в гоночный спорт.

– Летали на лучшем в мире триниджете?

– Я им даже управляла.

– Эйден наврал! Самый лучший – у меня. Садитесь.

– Джур, – когда они взлетели, Самина пытливо уставилась на имперца, – а почему при встрече Вы сказали: «так вот почему он послал меня»?

– Был поражен невиданной красотой. Пойдет?

– Вот как. Если за семьсот лет я – прекраснейшая из всех, кого Вы встречали, мне Вас искренне жаль, – девушка знала, что красива, но не канонически.

– Ладно. У Вас на волосах осколок его алмаза.

– Просто заколка. Эйден так выкрутился, извиняясь за то, что… ну, отрезал мне голову.

– Ах, голову отре… что?! Ха! Слушайте, леди Зури. Давным-давно межзвездные полеты имперцев длились годами. Офицер, если встречал совершенно особенную женщину, откалывал и дарил ей часть служебного камня. Так он просил ее руки, но с отсрочкой. Просил ждать его возвращения или подходящего случая, когда сможет сделать предложение, как следует.

– Вы чересчур навоображали. Он думал, что умрет на Бране, когда дарил мне арамонтов.

Император скептически покривил рот:

– Да он уж раз триста думал, что умрет! Но ни до, ни после его женщины и пальцем не касались Ри. Не говоря об осколках. А ведь фаворитки, одна умней и прекрасней другой, мелькают по дворцовым спальням.

– Вы удивлены, что для меня он сделал исключение?

– Нет, – засмеялся Джур. – С той самой веранды уже нет, Самина.

– Почему?

– Я отвечу коротко, понимайте, как знаете: если бы мы с Вами сейчас не говорили с глазу на глаз, а вели переписку, я был бы уверен, что Вы – это он.

Стремясь доказать превосходство своего триниджета, Джур перестарался. Самина бледнела на дрифтах, но молча сносила виражи Его Величества. Не при императоре стонать. В небе над Браной и в городах светлело, гасли аварийные огни. Имперцы потихоньку разрешали гражданский транспорт, запускали предприятия, отменяли внезапные каникулы на горе студентам. Планета оживала, стряхивала ночь поражения.

Триниджет поднимался выше.

– Джур… к чему его может приговорить трибунал?

– Боитесь? У нас нет смертной казни за здоровый эгоизм, – водитель хитро улыбнулся девушке. – А судя по тому, как Вы сейчас расслабились, любой другой исход Вас устроит.

Имперские звездолеты над капсулой выстроились в гигантский шар, не меньше спутника Браны. Их коллаборат был похож на миниатюрную черную дыру. И он притягивал взгляды бранианцев не реже раза в минуту. На высоте километров десяти от земли их выловил телепорт.

– Осторожно! – риз Авир поддержал Самину, когда они вдвоем очутились в парадном шлюзе флагмана. В гостевой бранианской атмосфере.

– Я еще не привыкла к стремительным перемещениям, – бормотала девушка. – Кажется, мои глаза еще где-то… догоняют.

– Ри адаптирует Вас к условиям корабля. Скорее! Мне некогда.

Джур торопился, но клинкет открылся прежде, чем император коснулся сенсора. Из коридора в шлюз энергично зашел кто-то, на ходу облачаясь в броню.

– Самина, ну скажи, что мой триниджет лучше?

– Лучше, Эйден, – это был он, и девушка вернула бриллиант. Куда бы ни собрался робот, пусть с ним будет Ри.

Два призрака кидались фразами на колючем ибрионском. Девушка едва ли поняла треть, но кажется, Эй был недоволен, что друг полетит за ним на трибунал. Почему? Она молча глядела на тень, что повыше. Какой он теперь под черной броней? Его починили? А шрамы? Впрочем, не плевать ли на шрамы. Голос живой – это важнее.

– Это ключ от твоей каюты, – андроид царапнул ей чем-то по ладони. – Это от моей.

И вернулся к сдержанной перепалке с Джуром. Что такое? Последнюю фразу Самина поняла верно:

– Догадываюсь, чего ты хочешь, – щелкал языком Эйден. – Не вмешивайся!

Риз Авир произнес что-то, не подлежащее переводу, но понятное интуитивно. Непечатное. Почему Эйден его отталкивает? Синтетик умолк и подошел к девушке. Черное нечто, вблизи туманно-дымчатое, приподняло ее лицо, чтобы заглянуть в глаза.

– У, как много там вопросов. Задам свой: что, если меня сошлют на Кси, к жорвелам?

– А они милые?

– Нет.

– Кусаются?

– Еще бы.

– От них есть какой-нибудь… спрей?

– Нет.

– Тогда я тебя брошу.

Без лишних слов тень поцеловала ее прямо сквозь черный туман. Прямо. Сквозь. Вот это технологии.

– Джур! Джур! Ж-ж-животное…

Риз Авир использовал заминку, чтобы выскочить из корабля первым. Эйден исчез следом, и Самина решила, что осталась одна в шлюзе.

– Леди Зури, господин Эммерхейс распорядился об адаптации, – из стены вышла копия Ри.

– Ты та же или другая?

– Нас невозможно перепутать. Я управляю флагманом. Прошу за мной.

– Ри, кто такие жорвелы? – спросила гостья, пытаясь разрядить молчание, пока они прыгали по минипортам к медблоку.

Перед ней раззявил пасть дутый паук-слизень во весь проем коридора. Самина взвизгнула и поняла, что он – лишь демонстрация. И что ни спрей, ни армалюкс такого не возьмут. Атомный взрыв – и то не с первого раза.

– Спасибо. И что мне брать с собой к этим тварям?

– Молитвенник и быстрый яд, миледи.

В блоке адаптации над ней тряслись и порхали, как над редчайшим экземпляром мотылька. Газовая кровать, о которую девушка споткнулась, как только налетела на газовые кресла, оказалась даже очень… лежабельной. Самой болезненной процедурой был сверлящий взгляд ассистентки. Самина прочистила горло:

– Ри, сходи куда-нибудь. Отдохни.

– Не поняла, миледи?

– Исчезни.

Прежде, чем произнести это, она миллион раз подумала, стоит ли добавить «пожалуйста», и решила так: либо Ри ее уделает, либо она уделает Ри. И не ошиблась. Пока шла процедура, девушка размышляла, кто мог быть создателем этой чопорной жабы. Ах, ну, конечно! Разработчик Эйдена, кто же еще. Гервин Эммерхейс, инженер андроидов и орудий для пыток. Вскоре Самине разрешили покинуть крыло адаптации. Она вышла в общий холл, от которого разбегались во все стороны коридоры поуже.

– Ри! – позвала она.

А что, если обиделась?

– Я здесь, миледи. Все хорошо?

Не обиделась. Надута не сильнее, чем раньше.

– Орис и Сиби здесь? Я хочу их видеть.

– Они в гостевом корпусе. Я провожу.

Самина осталась в восторге от коридоров с лужами минипортов. Шутка ли, гостевой корпус был на противоположной стороне коллабората. Звездолетов в нем была не одна сотня, и каждый размером с летающий небоскреб. Так много света было внутри! Его источников девушка так и не приметила, он просто наполнял корабли, как воздух. Минуты три их носило по телепортам, пока не доставило к месту. Брат и мачеха обедали в кают-компании с виртуальным видом на ибрионские долины. Реалистичным настолько, что Самина вдохнула запах влажной травы и поежилась от ветерка. Орис кормил с руки невозможного зверя. Тот сидел у тарелки на задних лапках, был размером с морскую свинку, кислотно-розовый и весь покрыт колючками. Брат и Сиби так увлеклись, что не видели девушку, пока та не позвала:

– Орис…

Он обернулся, и улыбка расплылась от стены до стены. Соображая на лету, Ри опередила приказ и исчезла по доброй воле.

Самина узнала новости. На Бране установили временное правительство, а Орис со дня на день отправлялся на Цараврию. Его ждали восемь лет обучения в имперских университетах. А затем, по словам Джура, он должен был вернуться на Брану, чтобы возглавить планету. Через десять лет контрактной службы он был волен остаться дома или мигрировать, куда захочет. Сиби Зури сохранила должность пресс-секретаря, несмотря на фельетоны об имперской знати. Уж очень меткий слог был у красавицы. И Брана ее любила.

Харгена нашли в дикой зоне «Валежника». Он пытался добраться до старого бункера – того самого, в котором побывал андроид. Кажется, председателю крупно повезло, что имперский патруль выловил его раньше, чем аморфофаллус. Орис говорил об этом нехотя и напряженно. Харген Зури все-таки был ему отец, и в общем-то неплохой.

– А это что? – Самина кивнула на ежа. Он пил из чашки Сиби, но та была не против.

– Нонч. Да-да, выглядит, будто пингвин собрался в клуб. Ничего о нем не спрашивай, сам не знаю. Но он ест все, что на столе, спит у меня на подушке и кусается, если гоняешь.

– Чем вы тут заняты? Дайте и мне какое-то дело, иначе до конца трибунала я сойду с ума!

Брат сложил приборы и развернул к ней экран комма:

– Эйден перед уходом отдал мне старые фото и видео с Шиманаем. Еще когда тот был человеком.

На столе были разложены карточки. С них улыбался молодой длинноносый лаборант с блестящим и острым взглядом. С опрятной кучерявой стрижкой. А на экране крутились модели туловища и головы для кибернетиков.

– Для него сделают новое тело, – объяснил Орис. – То есть его старое тело, то есть… имперского киборга. Нормального! И мозг забрали, чтобы там чего-то обновить. Нейроны, тела, все такое. Надо закончить с фотками, чтобы уточнить лицо, вот и поможешь нам.

– Давай выберем самые смешные.

– Садись, – пригласил брат. – Да, кстати, я уже начал замечать газовую мебель!

– Это вселяет надежду, – усмехнулась Самина, чувствуя себя клоуном, пока нащупывала себе кресло по залу.

* * *

Совет миров не имел постоянного места для экстренных заседаний. Для таких встреч, когда вопрос нельзя было решить заочно, геронты оборудовали площадку там, где им было удобно в конкретный момент. Но собрать вместе даже голографических советников было делом чрезвычайной сложности. Эйден, отправившись трибунал на три дня позже судей, да к тому же лично, прибыл туда быстрее нового канцлера.

Трибунал собрали неподалеку от Браны, в двух часах полета. Когда риз Авир принял корону, его прежнюю должность председателя занял ксит по имени Тикс. Геронт, безусловно, достойный, но вредный. Собственно, поэтому Эйден и предположил, что если приговором будет ссылка, то к жорвелам. Кситы вот уж четыреста лет бодались с ибрионцами.

– А, Эйден, – скрипнул позади него Тикс, пробираясь к своему креслу. – Ты рано.

– Я не рано. Ты просто не успел соскучиться.

– Его Величество в последнем… десятке сообщений просил не начинать без него: в рукаве Персея затор из-за гамма-всплеска. Но разве тебя это остановит?

– Не хочу, чтобы Джур повлиял на вердикт силой положения или вето. Мы же здесь все знаем, чего он хочет.

– Вернуть тебе корону.

Геронты на своих местах отводили взгляды. Говорить с андроидом на равных могли не многие, и Тикс мирился с тем, что другие бросили его на растерзание железному аспиду. Эммерхейс был в империи персоной краеугольной. Чем больше свободы давал он своим мирам, тем сильнее те убеждались: алмазная диадема принадлежала Эйдену – чью бы голову ни венчала. Так, ему казалось, он был последним рабом в империи.

– Но он не сможет меня заставить, – сказал андроид, чувствуя себя подростком, бунтующим против школьной формы. – Когда я отрекался, по закону он был первоочередным наследником, потому что принадлежал к императорской династии. Но я не принадлежу ни к одной. Династия по нашим законам начинается с рождения первенца. А у меня нет детей. Поэтому отречься автоматом он может только в пользу своих.

– Или как это было двести лет назад – с твоего согласия.

– Так вот я о чем. Я собрал этот трибунал, чтобы империя – а не Джур – решила мою судьбу. После всего произошедшего я сомневаюсь, что достоин. И короны, и других привилегий.

Белый хвост Тикса мотнулся из стороны в сторону. Геронт обернулся, но коллеги вернули ему озадаченный взгляд из-под своих капюшонов.

– Мы… не вполне тебя понимаем.

– Я мог предотвратить гибель трех приграничных планет. Я хочу, чтоб вы знали: я не уничтожил Брану, когда имел такую возможность. За две недели до выстрела. Не только из гуманных соображений – впрочем, неуместных в том случае, – а из-за эгоизма и потери взвешенной логики. Я поддался человеческим слабостям.

– Чувствам?

– Тому, что делает сильными людей, но ослабило машину. В душевной стерильности была моя сила. И смысл как императора.

– Обожди, это когда ты не чувствовал? Когда не позволил запытать моего деда на Кси? Или когда зарезал Гервина? Помню, вот это был номер! Ты же химера, Эйден: человек, машина, вирус. Используй это, наконец!

– Если я приму корону, эта химера будет управлять вами. Лично тобой, Тикс. Тобой, Оуи, и тобой… у тебя нет имени.

Тикс рассмеялся и взял золотой молоточек. Геронты, как по команде, скинули капюшоны: канцлер приготовился огласить вердикт.

– Ты прав в одном, Эйден: тебя не было здесь. Так уж вышло, война есть война. Здесь, дома, мы потерпели неудачу сами. Не смей отбирать у нас эти шрамы, когда мы только-только получили свой первый урок! Когда мы только начали сомневаться, а значит, мыслить разумно. Джур интуитивно чувствовал опасность и выслал парламент на границы. Там мы крутили и крутили наши сомнения… и все-таки провели эвакуацию большей части мирного населения за сутки до удара.

Вот почему Эйден не увидел спасательных шаттлов после катастрофы.

– Я долго думал, что было бы, отступи Вурис по приказу Джура, – произнес он, все еще оправляясь от потрясения хорошей новостью. – И пришел к выводу, что стало бы только хуже: врагов у нас предостаточно, и новая власть сильно пошатнулась бы в их глазах. Получается, в той ситуации ваше решение было оптимальным.

– Видишь? Империя не все на свете провалила без тебя. Мы понесли большие потери, но согласись, даже такого ты от нас не ожидал. То, что ты где-то там вздумал взвалить все на себя и не смог вынести, говорит лишь о том, что ты – не бог. Но мы и не хотим себе бога. Империи нужен… эффективный топ-менеджер. С регулярным отпуском и больничными, если нужно.

Андроид был вынужден признать, что в таком ключе последняя фраза звучала не так уж и страшно. Хотя если смягчать до конца, он предпочел бы слово «главврач». В этом что-то было. Геронты посходили с ума, им пригодился бы хороший доктор.

– Империя – не кондитерская фабрика, Тикс. Для управления таким исполином нужен кто-то более совершенный. Тот, кто готов отдать всего себя. Безусловно! Кто положит на алтарь величия Ибриона все, что у него есть.

– Понимаешь, кого ты сейчас описал? Несчастного психопата, которому чуждо все человеческое. Бездушное ничтожество, неспособное любить по-настоящему. Такого ты нам желаешь? Нет… В древнем мире только те цивилизации стали великими, чьи боги были несовершенны! Только зная, что ты уязвим, мы научимся слышать не одного тебя, а друг друга. А от слов о совершенстве у меня чешется хвост! Ты достаточно вырос, чтобы уяснить одну вещь: мы и совершенства не хотим. – канцлер подался вперед, будто собирался поделиться тайной. – Эйден, ведь в чем беда совершенства? Безупречный судит всех по себе. И получается, что вокруг него, куда бы он ни пришел, одни грешники. А кто обитает среди одних только грешников?

– Дьявол! Я же просил не начинать без меня, – Джур сворачивал триниджет прямо в зале. – Он уже драматизировал?

– Заседание окончено, – Тикс ударил молоточком, и судьи принялись исчезать один за другим: со вспышками, с хлопками и в дымке – каждый на свой фирменный лад.

– Поздно, Джур, – их осталось двое в полутемном зале. – Ты пропустил эпизод, где меня раскатывают, как мальчишку.

– Вердикт?

– Алмазный забой. Пожизненно. Давай, верни мне кайло.

Риз Авир снял корону. Да… Будто проклятье с себя стряхнул.

40. Глава о разнице между «падать» и «лететь вниз»

Заваленный вопросами, поздравлениями, новостями, Эйден добрался до флагмана только к ночи. Его код открывал любые клинкеты в коллаборате, и андроид заглянул тихонько в каюту Самины. Надеялся, она спит. Не потому что не хотел говорить, а потому что хорошо было бы ей отдохнуть после всего.

«Ну, как-то так себе», – ее записка украшала зеркальный столик, и Эйден ближайшим телепортом прыгнул к себе в апартаменты. Точно такие же. По комнате запрыгали белые ласки – это резвились люцерверы, корабельные ночники.

В центре его спальни, на невидимом ложе из аргона расплескались черные простыни. Из их лепестков выглядывали белые плечи, острые колени, метель волос. Эйден распорядился обеспечить Самину исключительно виртуальным бельем, и она выбрала нежное цифровое боди. Кажется, девушка не собиралась засыпать, но хозяина каюты не было слишком долго. Синтетик бесшумно присел рядом. Послушал невесомое дыхание, шаркнул языком по завиткам на виске, поиграл белым локоном. Будить ее не стал. Пусть спит: для вопросов поздно. Для ответов рано.

Эйден избавлялся от парадной формы, когда зашуршали простыни.

– Куда летим? – Самина щурилась спросонья, приподнимаясь на локте. Андроид шугнул ласок, чтобы убавить свет.

– Я домой. А ты – на эшафот возмездия, в карающие путы династического союза с железным аспидом. И что-нибудь еще со словом «омерзительный». Это твой последний шанс избежать участи военного трофея.

Самина деликатно зевнула. Глубокая фаза сна – не лучший момент для пробуждения. Андроид, расстегивающий на себе рубашку и ремень, – не лучшая декорация к принятию здравых решений.

– Без шансов, Эй, мне не найти дверь. Здесь как в зачарованном лабиринте: куда ни кинь, пути отхода упираются вот в эти твои… прямые, косые и поперечные.

– Не ведись на кубики. Это подделка.

– Девушка с фальшивыми волосами разочарована! – она откинула черный шелк и села на краю постели. – Дай лучше я проверю, как тебя отремонтировали.

Эйден подошел и перехватил ее запястья на лету: крепко, глядя сверху вниз. И она научится так смотреть когда-нибудь. Взглядом безжизненного айсберга, каким он отныне будет с ней на людях:

– Руки чистые?

– Откуда, родной? – с ядовитым смешком она царапнула коготками по его животу вниз, к бедрам, и качнула их к себе, – Ведь ими я убила Ирмандильо. А без него мы бы и не встретились никогда.

– В самом деле. Жаль, его нельзя убить еще раз.

Черные всполохи захлестнули их вместе с люцервером, что не успел удрать с простыни. В космосе день и ночь условны, и в этот раз Империя поглощала Альянс так долго, как хотели двое.

* * *

В официальном обращении к бранианцам перед отлетом на Ибрион андроид назвал это «объединением путем наложения границ», имея в виду их с Саминой пограничные расстройства и ее ногу, закинутую на него тем утром. Когда Эйден импровизировал, то был в особенном ударе на риторику.

– По древней традиции, – он колол иглами родного наречия слух побежденных, – гость увозит домой сувенир на долгую память. Так вот, я выбрал то, что еще долго будет напоминать и мне, и вам о потере Браной независимости.

Конвой из четырех имперских роботов вывел Самину вперед. На ней было то синее платье, дважды видевшее казнь Эйдена. И мрачная вуаль отрешенности. Император не удостоил ее вниманием: да кто разглядывает в деталях магнит на холодильник?

– Казнив меня, леди Самина рискнула жизнью, чтобы показать разницу между тем, как падает камень, и как пикирует сапсан. Она станет вашей расплатой – ко всему прочему. Я увезу ее с собой как инструмент укрепления династии Эммерхейсов. Как гарант смирения и покорности новой власти. Обладание последней жрицей Диастимы станет моим личным символом величия.

Через минуту звездолеты адмирала Проци расформировали коллаборат, чтобы покинуть галактику.

Через час репортеры Браны вывели на первые полосы героиню, отдающую себя в оплату злодеяний Харгена Зури.

Через сутки Ибрион приветствовал будущую королеву.

Самине имперская столица пришлась по душе. В последнее время она была в восторге от любого места, где ее не пытались убить, но этот влажный и прохладный дендрарий на бранианский взгляд был изумителен. За неделю она так и не нашла диких мест: равнины причесаны, саванны ухожены, на дородных барашков охотились упитанные волки. Света и воздуха было в избытке. И еще мягких красок. Из-за них даже заповедные кущи будто сошли с открыток в обработке дизайнера. Баснословной роскоши состоятельные ибрионцы предпочитали замкнутые виллы, и чем дальше от соседей, тем лучше. Мало, очень мало было городов. В городах так мало зданий, а те слишком далеко друг от друга. И непривычно мало людей. В целом, ибрионцы обустроили планету по принципу: дом там, где ничего не бесит.

Джур и Ву без конца жужжали девушке на ухо, стараясь объяснить, научить, предупредить. Ее крыло было завалено файлами по истории, в ванных комнатах и бассейнах ее преследовали голограммы знаменитостей, из гаджетов сквозили новости за последний год, неделю, час… Персонал дворца обновлял поправки к важнейшим законопроектам. Из вежливости Самина пыталась уделить внимание сразу всем и еле-еле удержала крышу.

– Так и для киберчипа созреть не долго, – бормотала она, вместо конституции открывая биографию Эйдена. То, что ей было куда интереснее.

Для коронации Ри сшила ей копию черного цифрового платья со звездами в складках. Но из натуральной и плотной ткани, точно в пару церемониальной форме Его Величества. За полчаса до выхода андроид пришел к Самине в будуар, где прислуга скорбно подносила ей напитки.

– Оставьте нас, – бросил он, и горничные торопливо отступили к двери. Через секунду император обернулся, приподнимая бровь: придворные дамы отважно топтались на пороге, пока Самина не кивнула им:

– Оставьте.

Эйден постоял еще вполоборота.

– Они, кажется, решили, что я пришел тебе угрожать.

– Могу поспорить, они там прильнули ухом к двери – на случай, если я закричу.

– Не хочу, чтобы кто-то прерывал нас, когда ты кричишь, – ему пришлось закрыть Самине рот своей ладонью, потому что на дьявольский хохот прискакали бы слуги. – Тише! Я привез тебе кошку.

– Кошку?

– Твою Дорси-2 уже доставили и адаптировали. Правда, она пока у Ри: из-за стресса от перелета она слишком линяет. Комки белой шерсти на черном мундире – это чересчур.

Эйден знал, по кому она скучает на самом деле: по Той. Но бывшая рабыня улетела на родную планету – на поиски семьи, откуда ее выкрали когда-то. А после, конечно, обещала навестить и Самину. Но разве захочется ей вспоминать годы в неволе при одном лишь взгляде на девушку?

Андроид обошел ее сзади, пустил ей в волосы арамонта и наблюдал, как приподнимаются снежные пряди, обнажая спину. У него будет вечность, чтобы коснуться. Но сейчас им обоим нужно сохранить хладнокровие – чтобы Самина услышала, а Эйден больше к этому не возвращался:

– И главное на ближайшую сотню лет: прости за то, какими нам придется быть для остальных. Мне жизненно важно, чтобы ты была счастлива, но я не хочу, чтобы однажды нас использовали друг против друга. А они будут пытаться, и не раз. Это большая политика, Самина, и чувства здесь – повод для удара.

– Если это к тому, что для поддержания легенды нужно оставить во дворце фавориток, то я озверею.

– Будешь кромсать придворных дам биоскопом?

Девушка повела плечом, не оборачиваясь.

– На твоем месте я оставил бы их здесь, – посоветовал робот. – Потому что во дворце – моя работа, а жить мы будем на Цараврии.

– Смурное Царство! – Самина не верила своему счастью. – Научный акрополь, центр управления задротами!

– И мой дом вот уже лет триста. Фаворитки там не заводятся: не выносят сырости.

– Боже… – она махнула рукой. – Да пф-ф мне на все, любовь моя. Цараврия, святые плазмиды! Ближайший век между мной и реальностью будут окуляры биоскопов, а средой обитания – макромир. А далеко оттуда до Ибриона?

– Близко. Одна песня.

Шутки, бравада. В реальности все оказалось сложнее. Невероятно тяжело дался Самине угрюмый демарш к залу коронации. Холлы, кулуары, пассажи – через все шла одна, не считая служанки. В дверях ее встретил риз Авир. Герцог под руку проводил невесту к алтарю, где передал обреченную императору. Потекла церемония. Позже девушку замучили призраки тех минут. Эйден не смотрел ей в глаза, пока скучно зачитывал присягу. Самина повторяла слово в слово (или ей так казалось) на малопонятном, но теперь ее ибрионском. Робот прицепил ей на платье алмаз-близнец, не касаясь бледной кожи нарочно. Спустя минуту ее как-то небрежно, вскользь объявили супругой Железного Аспида.

Под тревожный и горький вздох гостей андроид приподнял ее лицо пальцем за подбородок и поцеловал коротко. Формально и безразлично, не прикрывая глаз. Самина задохнулась от напряжения и не удержала слез. Ничего не выйдет, думала она, сжимая зубы. Ничего у нас не получится. Проваливался ее первый экзамен по дворцовой дисциплине. В зале прокатился шепот: «такая худенькая, такая молоденькая, боги, за что он ее так…», кое-кто из дам всплакнул вместе с нею. Кое-то не скрыл презрительной усмешки. Самина поклялась выжить сучек первыми.

В финале ей нужно было взять корону с бархатной подушки, что несла малютка в бальном платьице. Но девушка замешкалась: короны расплывались в ее влажных глазах. Эйден поманил малютку ближе. Девочка присела в книксене, сделала мелкий шажок и – (вот тут хроники дают невероятный вираж абсурда, ибо никогда, никогда не вздумал бы Его Величество ставить подножку ребенку!) – споткнулась, роняя короны с подушки. Под ее пронзительный вой алмазные кольца рухнули в ноги императору, одно на другое.

Вурис Проци прорвался к алтарю, чтобы сцапать внучку и спастись бегством. В зале стало тихо, как в кульминации смертельного номера. Только мысли гостей звенели: плохой знак! ужасная примета! задушит в постели! Риз Авир, деревенея и колеблясь, подал короны заново.

– Эй… Тут они немного… Алмазы-то хрупкой огранки…

Эйден взял два прозрачных кольца. Две редкие драгоценности, кристально чистые прежде, теперь упестренные трещинами от удара друг о друга.

– Так нам и надо, – сказал андроид и надел корону.

Самина приняла свою диадему, тяжелую, но прекрасную. Позже она подарит Джуру разговорник алливейского, чтобы слишком не переживал.

Эпилог с интригой и сказочным реализмом

В камине потрескивал гидридный брикет. Запах ливня с грозой жил снаружи, а по вечерам и внутри дома, куда возвращался император. Эйден снял с плеча светлый кошачий волос и скормил огню.

– Снежок, – позвал он. – Тут дело в твоей компетенции.

Самина оторвалась от модели нимфы жорвела. Девушка только училась программировать конвисферы, и зародыш вышел уродливее взрослой особи. Ничего, думала она точь-в-точь, как десятки биологов до и после нее: еще немного, и найдется управа на тварей. В конце концов, теперь у нее есть связи, чтобы выбивать гранты.

– Что такое? Новый вид многоножек?

– Нет, это с твоей подработки. Ну, там, дела короны и все такое.

Он отправил ей файл и вернулся к разбору почты у огня. Прогнозы метеоцентра Цараврии полетели в камин не распечатанными. Эйден торопился покончить с делами. А перед Саминой развернулось прошение о помиловании: адвокаты Харгена Зури, отчаявшись из-за отказов других инстанций, взывали к милости императрицы с просьбой заменить казнь на пожизненное заключение.

– Разве вправе я? Решать судьбу твоего врага, Эй. Врага Империи. Тогда как моему гражданству меньше года.

– Вспомни, снежок: нас обоих спас его внезапный порыв великодушия. И высшая степень моей благодарности – это полное безразличие к его судьбе. Тюремной, разумеется. Давай сама.

Император снял с рукава еще один светлый волос – длинный женский. Он честно не стал подглядывать за принятием решения и вскрыл новый файл.

«Здравствуй, Эйден.

Нас внесли в список кандидатов и кое-как наладили связь Урьюи-Цараврия. Но с поздравлениями по поводу бракосочетания я все равно запоздал, так что оставим эти формальности. Хотя вы все еще можете провести незабываемый медовый месяц в нашей дыре. Я тут знаменитость: за одно мое крыло на черном рынке шчеров дают звездолет. А технологии тут мезозойские. И машины ездят! прямо по земле! настоящими колесами! И без автопилота. Где вы еще такое увидите?

Спасибо – без сарказма – за места в алливейском интернате для Миаша с Юфи. Они в восторге. На Урьюи им пока делать нечего: после освобождения шчеры как с цепи сорвались, и теперь здесь не лучшее место для детей. Ни их, ни наших.

Да, собственно, почему я пишу вам. Эйден, я благодарен тебе за мое убийство! Серьезно. Только холодная, терпеливая ненависть вознаграждается сполна. Я нашел Эмбер Лау. Случайно. Зашел выпить ботулатте между делом – и вот она, сидит на другом конце зала с точно такой же чашкой. Пялится на мои Рю Мизл. Выкуси, тварь, скидки на них уже закончились. Понятия не имею, откуда у шчеры деньги на кофе, но не дело пить его пустым, и я послал ей комплимент: десерт из бисквитного сердца в белом шоколаде от шеф-повара. С гранатовым зернышком внутри. Жаль, она не съела ни кусочка.

Смотрит на тарелку, как на гнойный нарыв, и уже набирает своих кузенов, бездарно пряча комм под столом. Бестолковая, неужели я встану раньше, чем допью свой ботулатте? Нигде на Урьюи больше такой не подают.

Мы с ней оба знаем: у нас теперь два варианта. Или я сожгу ее на заднем дворе кофейни, или ее кузены сожгут там меня. Так что на всякий случай – прощайте.

P.S. Самина, ты там веди себя хорошо, ладно? Не знаю, в чем проблема твоего мужа, но знаком с парнем, который работал у одного парня, который говорит, что сам видел, как Эйден взорвал свою бывшую. Не шали!

Со смешанными чувствами, искренне ваш -

К.Б.»

– Тебе привет от Бритца.

– Как у него дела?

– Пишет, что все хорошо, – Эйден наблюдал, как пламя лизнуло письмо. – А ты уже обедала?

– М-м.

– Или нет?

– М-м.

– Я изменяю тебе с Дорси.

– М-м. Секунду, родной… – девушка спешила, и жорвел истекал слизью на ковер.

Андроид аккуратно повернул ее лицо на себя:

– Любимая.ты.обедала?

– Нет, конечно… Забыла.

– Полетели, я тебя накормлю.

Они урывали редкие часы наедине и договорились так: оказавшись вдвоем и без срочных дел, бросать все и тратить время на еду, отдых и секс.

– Запер детей? – спохватилась Самина в триниджете.

– Да, темная госпожа, мерзавцам не выбраться из темницы.

– Эйден.

– Что? Эмбрионам две недели, им не дотолкать инкубатор до выхода.

– Сигнализация?

– Все хорошо, снежок. Сигнализация там, копья из стен, лазерные ловушки, капканы и древние проклятия.

– Тогда ладно.

А еще они договорились, что когда надоедят друг другу, то сотрут воспоминания, чтобы начать с нуля. И попросили Джура заново столкнуть их корабли в космосе – а дальше завертится, иначе и быть не может. Джур назвал это безумием. Но мы же знаем, как оно близко к гениальности.

Конец.

Оглавление

Некролог

1. Глава о том, как выбрать правильный момент

2. Глава, в которой андроид нарушает моральный кодекс и межзвездную конвенцию

3. Глава, в которой Джуру водить

4. Глава, в которой робот ищет работу

5. Глава-назидание о вреде мелких краж, или как погубить змея его же оружием

6. Глава, в которой от зла до не-совсем-зла один разговор по душам

7. Глава с эффектом ореола и вечно бесполезным планом А

8. Глава с ароматом кофе и бергамота

9. Глава с агрессивным дизайном и гарантией три минуты

10. Глава с ноткой мыла. В главной роли – Ирмандильо Тарталья

11. Глава с высоким градусом и открытым финалом

12. Глава еще не 13-я, но уже страшно

13. Глава, в которой Зверобой испортит вам жизнь, даже если вы мертвы

40. Глава о разнице между «падать» и «лететь вниз»

Эпилог с интригой и сказочным реализмом Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg