«Не принц, но сойдёшь»

Не принц, но сойдёшь (fb2) - Не принц, но сойдёшь 1566K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лана Каминская

Пролог

Чёрное, белое, чёрное, белое... Сменяется каждую секунду.

Чёрное, белое, чёрное, белое... Вспыхивает перед глазами и гаснет, чтобы через мгновенье появиться вновь. 

Чёрное, белое, чёрное, белое... Мелькает и раздражает, пугает и сковывает движения. Руки отнимаются, ноги не могут сделать и шага, во рту сухо, а губы не в состоянии разомкнуться, чтобы выдавить хотя бы писк. 

Он падает. 

Она видит, как его засасывает мгла, как из темноты к нему тянутся костлявые руки, хватают за шею и тащат вниз. Он еле дышит, и каждый новый вдох даётся ему с трудом. Она это знает, но помочь не может. 

Чёрное, белое, чёрное, белое... В шахматном порядке и не переставая. 

Справа и слева бьют часы. Она насчитывает тринадцать ударов – ровно столько, сколько нужно, чтобы объявить о смерти. 

И запахи вокруг: сырой земли, перемешанной с гнилью и затхлой травой; низкого неба, плачущего холодным дождём; разгневанного океана, выбрасывающего на берег тонны мёртвой рыбы; и древесины, подпалённой с обеих концов и медленно тлеющей. 

Он падает, а она делает последнее усилие и начинает шевелить губами, еле слышно читая ещё в детстве заученный стих. Призывная молитва на миг придаёт ему жизни, и он открывает глаза, чтобы через секунду закрыть их навсегда, сорвавшись в пропасть. 

Она пронзительно кричит, царапает свои руки в кровь и... просыпается. 

Глава 1. Кольцо с подвохом

Осень в этом году в Озёрном крае выдалась ранняя. Размазывая по земле, словно по холсту, яркие краски, она время от времени спрыскивала и без того совершенное полотно прохладной дождевой водицей, а после вновь приступала к широким щедрым мазкам. Песочная охра гармонично ложилась рядом с вычурным багрянцем, жареное оранжевое солнце – с утомлённой за летнее время зеленью, а роскошное золото – с размытым чернозёмом. Всё в Озёрном крае дышало осенью. Всё наслаждалось последними тёплыми днями и звуками жизни, которые, пройдёт месяц, исчезнут в череде затяжных ливней, сменяемых нарастающим снежным покровом. 

...Бац!

Назойливая, наевшаяся и от того ленивая муха перестала жужжать и ползать по сочному, местами переспелому, винограду и упала кверху лапками на шершавую поверхность деревянного стола. 

Короткие пухлые пальцы брезгливо смахнули мёртвое насекомое на пол, подцепили крупную тёмно-малиновую виноградину и отправили её в рот. Прихватив ещё парочку ягод, пальцы вновь поднесли их к обрамлённым жёсткой рыжей щетиной губам, а те, в свою очередь, разомкнулись, но вовсе не для того, чтобы впиться зубами в сладкую мякоть, а чтобы коротко и сухо бросить:

– Не пялься в окно – не для тебя зрелище. Пиши далее. 

Лохматый конопатый мальчишка, служивший младшим писарем при королевском казначее и отмечавшийся особым усердием и прилежанием, обмакнул увесистое фиолетовое перо в чернила и, высунув язык, приготовился начертать ещё дюжину изящных загогулин. 

– Угощения, – монотонно затянул казначей. – С новой строки. Подано будет в жареном виде сто куропаток, сто перепелов, пятьдесят свиней, двести золотистых карпов; в варёном – двадцать бочек толстолапых раков. Начертал? 

Казначей подошёл к мальчонке и заглянул тому через плечо. Роста мужчина был невысокого; в короткой остроконечной бороде играло солнце, а в круглом животе бурлило пиво. Оценив написанное, казначей одобрительно кивнул и причмокнул губами: то ли виноград был вкусным, то ли почерк помощника – ровным. 

– С новой строки. Закуски: тыквы пареные и засахаренные, огурцы малосольные, помидоры рассольные, грибы круглые, грибы вытянутые, картофель печёный, чечевица рассыпчатая... Готово? 

– Готово, – довольно цокал языком мальчишка, любуясь красотой, сложённой из букв в расходной книге. 

– Теперича пиво хмельное. Сто бочек закупоренных...

– А в подвалы загрузили девяносто.

Казначей недовольно цыкнул и пригрозил лохматому писарю пальцем. 

– Вина игристого, вина красного и белого, наливки ягодной по двести бочек каждого... Черту внизу подведи. Сделал? 

– Сделал, – помня о пальце, отозвался мальчишка. 

– Итого расход: тридцать пять больших монет золотом. 

– Вы же за всё отдали тридцать! – честно перебил наставника юнец, за что тут же получил подзатыльник. 

– Мал ещё спорить. 

– Точно, – не теряясь, ответил писарь, потирая шишку. – Бороду ещё не брею, но счёту обучен. Да понял я, понял.

Мальчонка уклонился от ладони казначея, которая устремилась к нему во второй раз с ещё более грозным подзатыльником, взял перо в руку и освежил чернила. 

– Тридцать пять больших монет золотом... – сопя, повторил он и внезапно вздрогнул. С кончика пера соскочила жирная капля и неровной кляксой растеклась по жёлтой странице. 

За окном в саду звонко смеялись. 

Оба – и смышлёный мальчишка, и хитрый казначей – облокотились на подоконник и свесили головы вниз. Там, среди желтовато-зелёных кустарников и пёстрых, ничем не пахнущих цветов, чьи раскрытые бутоны напоминали мельничное колесо, рука об руку прогуливались юноша и девушка. Оба напоминали двух пташек, которых так часто изображают на свадебных украшениях. Робко касаясь друг друга головами, они влюблённо смотрели друг на друга и жаждали поцелуя. 

Юноша был строен и высок, с курчавыми волосами цвета тёмного ореха, красивой осанкой – такой, как и подобает молодым принцам, галантным и обходительным, властным и одновременно снисходительным. Карие глаза, прямой, с лёгкой горбинкой, нос, сильный подбородок – всё было при нём. Тёмно-синий камзол из лучшей парчи был украшен золотыми пуговицами в виде водяных линий – символа Озёрного края; под тёмно-синим жилетом пряталась белоснежная сорочка из воздушного льна; на ногах – чёрные штаны и чёрные кожаные ботфорты с подкрученными голенищами. И ко всему этому по-королевски роскошному великолепию прилагалась острая шпага с эфесом из чистого серебра. 

Девушка, с которой он не спускал глаз и кому шептал что-то волнительное на ухо, при этом загадочно улыбаясь, красавицей не была. Невысокого роста и не такая складная, какими бывают девицы в положенные им семнадцать лет. Не было в ней ни жемчужного цвета зубов, ни бархатистой кожи оттенка слоновой кости, ни локонов, туго подкрученных и украшенных нежным жемчугом. Но зато были оттенка жареного каштана волосы, весёлыми волнами разметавшиеся по плечам, глаза серо-зелёного цвета и курносый нос, задиристо приподнятый. И всё бы хорошо и радостно, если бы не тоненькая складка на переносице. Появлялась она редко и ненадолго, в те самые моменты, когда девушка переставала смеяться и отворачивала лицо в сторону, о чём-то вспоминала и хмурилась. Но, стоило юноше обмолвиться хоть словом, морщинка разглаживалась, тревога уходила, уступая место прежней беззаботности. 

– Какая она хорошенькая, – мечтательно вздохнул подмастерье-писарь, сползая с подоконника и возвращаясь на место. 

– И богатая, – добавил казначей, многозначительно вытянув мизинец вверх. – Арлина де Врисс. Её отец – хоть и обычный торговец, сам себе выписавший громкое имя, а капиталу нажил немало. 

Казначей заходил из стороны в сторону, заламывая пальцы на руках и подсчитывая чужие деньги. Этим делом он мог заниматься круглые сутки и увлекался так, что не замечал никого вокруг, тем более какого-то там лохматого мальчугана, в поте лица затирающего кляксу на свитке. 

– Шелка, парча и кружева... Его ткани – лучшие в лавках, и покупают их не простые горожанки, а настоящие леди, дамы со статусом и положением в обществе. А чего только стоят его запасы специй! Я видел в кладовых шафран и розовый перец, тмин и кардамон и даже столь редкий в наших краях чеснок! Подумать только! Молотый чеснок! Сам королевский повар кладёт в жаркое всего щепотку и только по большим праздникам, а у де Врисса его целый ящик! Его кладовые до отказа забиты товаром, и ещё столько же на подходе в порту, и всё это стоит тысячи и тысячи золотых монет!  

Казначей споткнулся на полуслове, только сейчас осознав, с кем ведёт разговор, откашлялся и суровым тоном продолжил: 

– На чём я остановился?

– На приданом, – нахально отозвался мальчишка, довольно сдувая последние следы зачистки. 

Казначей нахмурился. Лишь бы слухи не дошли до торговца де Врисса, что брак намечается по расчёту, но своего писаря казначей знал давно – мальчишка любил развесить уши, но никогда за стенами кабинета об услышанном не болтал. Хороший из него впоследствии счетовод выйдет, если сундуки в запасниках будет держать на таком же замке, как и рот. 

А брак действительно намечался с прицелом. Король Конри III, которого за наличие круглой рыжеволосой головы в народе прозвали Королём-Тыквой, к невесте и её семье расположения не проявлял. Лишь один раз, как того требовали церемонии, явился в Голубую залу, чтобы выпить с будущими родственниками чаю из фарфоровой посуды. Говорили в тот день немного – всё о новых партиях товара в лавках де Врисса и проблемах с переправой через Колокольную реку, но уже тогда король понял, что хоть невеста и не писаная красавица, и родовой книги, по которой можно узнать историю её предков, у них и в помине нет, приданое отец давал за ней солидное. Будучи единственным ребёнком, девушка при вступлении в брак получала половину доходов отца, а после его смерти и всё состояние, которого, по оценке королевского казначея, хватит, чтобы обеспечить двору беспечную жизнь на ближайшие сто лет. 

Король согласие дал. Его старший сын, наследник трона, Патрик, уже давно был выгодно женат на принцессе соседних Медовых пустошей, поросших медоносным вереском и облепленных пчёлами. А младший – Мартан – вполне мог позволить себе жениться на простолюдинке и приумножить богатства королевской семьи. Тем более, и сам Мартан был не против. Король не раз, тяжело вздыхая, наблюдал, каким взглядом юноша смотрел на свою невесту. Брак по любви? При таких мыслях король сразу кривился. Эти браки для нищеты, с которых и взять больше нечего. Но если к любви примешивается звон монет, то пусть себе любят на здоровье и во благо государства. 

Помолвка состоялась по горячим следам, и уже за ужином Арлина примерила кольцо невесты. Кроме большого розового бриллианта, его украшала россыпь мелких драгоценных камней, переливающихся в свете солнца и свечей всеми цветами радуги. 

Придворный казначей хорошо знал цену кольца – мало что в королевских запасниках по ценности могло с ним сравниться. 

В своё время за розовый бриллиант была отдана чуть ли ни четверть королевства. Те самые земли, где уходили в небо холодными острыми пиками Смоляные горы, где с обрыва Скорби из-за несчастной неразделенной любви срывались вниз молодые девушки, и где вместо орлов в небе парили вечно голодные вороны. 

Сделка была заключена давно ещё прапрадедами Мартана. О потерянных землях не жалели – в них не было ничего особенно, кроме мрачной тоски, вечно хмурого неба и низких облаков. И крайне странно было, что в таком хмуром и нелюдимом месте мог хранится столь роскошный яркий бриллиант. 

В запасниках Конри III не было камня ценнее этого, и отдать его дочери торгаша без рода и племени король согласился, только заручившись обещанием, что после свадьбы кольцо вернётся в сундук под замок, где и находилось всё прежнее время. 

Мартан спорить с отцом не стал – в тот день у него всё валилось из рук. И устраивать спор, который ни к чему не привёл бы, принцу не хотелось. Какое, к мухам болотным, кольцо, если пора выходить в залу к невесте, её родственникам и гостям, а бутоньерка для петлицы до сих пор не срезана. Мартану никак не могли угодить: одна роза слишком крупная, другая – бледная. 

В конце концов, юноша решил появиться без цветка, но тут ему повезло. Одному из гостей, молодых лордов, стало плохо – переел креветок в кляре. Поспешив в уборную, он столкнулся на лестнице с Мартаном, и бутон выпал из петлицы. Мартан не побрезговал. 

В целом же всё шло как по маслу: и на кухне в кастрюлях всё шкворчало и бурлило – готовились на пробу соуса к мясу, рыбе и птице; и церемониймейстер заучивал наизусть длинные имена гостей, которые содержали не только фамилии, но и ряд титулов и прозвищ, о которые можно было язык сломать; и музыканты репетировали вальсы. День был выбран удачно: на растущую луну, в то самое мгновение, когда звездный феникс сгорает и возрождается вновь. Дело оставалось за малым: пережить свадьбу. 

Посчитав в уме, сколько предстоит дополнительных расходов на цветы и сладкие угощения, казначей радостно потёр руки и продолжил диктовать список мальчугану-писарю. Тот, в очередной раз обмакнув перо в чернила, вновь высунул язык и с ещё большим прилежанием принялся царапать буквы и цифры. 

Через распахнутое окно было слышно, как тронулась с места карета, запряженная тройкой лучших лошадей – это Арлина уезжала домой. А следом за ней, но с разницей в полчаса, ещё один торопливый стук копыт. Две лошади со своими всадниками вышли за ворота. Но свернули не в сторону кишащей людьми столицы и не в сторону деревень, а в сторону леса, за которым границы Озёрного края кончались и начинались другие независимые земли. Земли со своими правилами и устоями. 

***

В подвале игорного дома «Малиновый туз» было темно и сильно несло куревом. На семь небольших комнатёнок окно насчитывалось одно и то зарешётчатое. И выходило оно на земную поверхность всего на одну треть. 

Разглядеть, что творилось внутри или снаружи, было невозможно. Света окно давало ровно столько, чтобы понять, день сейчас или ночь. На большее рассчитывать не приходилось. Это было весьма полезно, так как, просидев несколько суток кряду за карточным столом, многие посетители переставали соображать и начинали возмущаться, что ещё и солнце не встало, а их уже просят убраться восвояси. 

В карты играли только в трёх из семи комнат: в первой резались в «ведьму – два валета», во второй – в обычного «поддавалу», а в третьей – в «летающего джокера». Ещё в двух комнатах крутили самодельную рулетку и ставили на чёрное и белое. А в оставшихся двух отдыхали столь бурно, что стоны были слышны и там, где летал джокер, и там, где из рукава доставали третьего валета, и там, где сливали колоду и всё равно проигрывали ловкому раздавале. 

Расположенный сразу за лесом, городок Картерплаатс, обходимый честными гражданами стороной, давно приобрёл скандальную и грязную репутацию. Чего и кого здесь только не было: город притягивал к себе воров, бродяг, картежников, пьяниц, преступников и шарлатанов. У каждого из них была своя нелёгкая история, и все они в Картерплаатсе были на одно лицо: грязные, немытые, нечёсаные, в рваной и сильно поношенной одежде, неопрятные и некрасивые. 

Карточный кудесник Флинн, ловко перекидывающий джокера из правой руки в левую, прячущий его за манжетой и незаметно для всех вытаскивающий в самый нужный момент, не был исключением. Со шрамом на губе, со сросшимися бровями и неаккуратной бородой, в которой застрял кусок лепёшки, он в очередной раз сгрёб в свою сторону кучу монет, проигранную посетителями и, нервно тасуя карты немытыми руками, склонился над игроком, проигравшим в эту ночь больше остальных и до сих не желавшим уходить. Со стороны было видно, что игрок был пьян, но не настолько, чтобы не понимать, что он делает или говорит. 

Закончив тасовать колоду, Флинн убрал её в нагрудный карман залатанного жилета и прошипел:

– Долго ещё тут сидеть будешь? Шуруй уже отсюда, не пугай народ. 

Молодой человек поднял голову и умоляюще посмотрел на ловкого раздавалу. 

– Ещё разок... Глядишь, отыграю. 

Глаза Флинна заблестели жаждой наживы. 

– А что поставишь? 

Юноша перевёл рассеянный взгляд с карманов на раздавалу и выдавил:

– Я третьего дня давал тебе камень! Его на месяц хватит!

Флинн хитро присвистнул. 

– Фи-и, что камень?! Вы, ваша милость, на камень с тыщу раз уже сыграли. Вона глядите, у меня до сих руки в мозолях. Сроду так много за вечер не раздавал. 

– Это был фамильный розовый бриллиант, тупица ты этакий! Да за него ты мне должен до конца жизни карты пулять.

– Бриллиант иль стекляшка разукрашенная – мы, ваша милость, в камнях разбираться не приучены. Блестит, и хорошо. 

Флинн вытащил из кармашка кольцо с камушком, в аккурат такое же, какое было на безымянном пальце Арлины, сдул с него крошки, потёр о ткань жилета и попробовал выступающий край камня на зуб. 

– Пёс вас богачей знает. Вот вы про бриллиант талдычите, а на вкус стекло и стекло. 

Юноша взорвался. 

– Отдай бриллиант, скотина! 

Флинн поспешно отдёрнул руку. 

– Эй-эй, ваша милость, будьте добры убрать ручонки. Проиграли – платите. У нас тут всё по-честному. 

– По-честному? – зарычал проигравший. – Да я из всех партий ни разу джокера не словил, мошенник ты этакий. 

– Ну, игра есть игра, – пожал плечами раздавала. – Теперь позвольте, я откланяюсь. 

– Постой. – Юноша схватил Флинна за рукав. Его глаза одержимо блестели. – Давай ещё партию! Последнюю на сегодня. 

Флинн аккуратно разжал пальцы молодого человека и высвободил свою руку. 

– А платить чем собираетесь? 

– Давай в долг! 

– Э-э, нет, – протянул Флинн. – Вы только-только камушком прошлый долг отдали, а сегодня опять чуть ли ни состояние продули. Будьте так благородны, отдайте вначале этот долг, а потом уж и карты пуляйте. 

– А ну, раздавай, дубина! – юноша готов был взорваться. – Ты, кретин, даже не понимаешь, кто перед тобой! Да у меня денег – служанка кур ими кормит! 

– Что же вы сегодня опять не платите и на бумажке траты записываете? – ловко подначил Флинн. 

– Не переживай, – надменно протянул собеседник. – Я скоро женюсь и получу приданым столько золота, что куплю весь ваш притон с потрохами. Посмотрим тогда, как ты запоёшь. 

– Вот вы сначала женитесь, а потом угрожайте. Кстати, я должен предупредить, у нас правила железные: не платите в течение ста дней – на сто первый к вам приходят. 

– И что? – глаза игрока настороженно заблестели. 

– Ну, вот голову Арджая Зелёного Воротника нашли в тот же день в купальне, а руки и ноги аптекаря из Атоля сыскали только спустя полгода после того, как его жена хватилась. Так что вы уже сами решайте, что. И да, – раздавала посмотрел через плечо резко замолчавшего и задумавшегося собеседника и кивнул, – тут вот уже по вашу душу подоспели. 

И, пользуясь моментом, когда юноша испуганно обернулся, Флинн поспешил исчезнуть в сизом тумане табачного дыма. 

– Чего явился? – Недовольный хрип предназначался коренастому русоволосому пареньку, выросшему за спиной отчаявшегося игрока. 

– Уже далеко за полночь, ваша милость, – озираясь по сторонам, зашептал тот. – Что скажет король, если вы опять явитесь домой к утру? Прошлые сказки про «сбились с пути» уже не пройдут. Король и так давно подозревает неладное. А скандалов накануне свадьбы ой как не хочется. 

– Да и мне они ни к чему, – одумался, наконец, юноша. – Вот женюсь на дочке торгаша-толстосума, тогда и разгуляюсь. Кстати, отец ничего не узнал о камне? 

– Даже главный придворный ювелир не заметил подделку. Сияет себе и сияет. Розовый и розовый. Прямо как настоящий! 

– Да-а, – протянул принц, – теперь бы настоящий вернуть. Нужны деньги, Ланс. Много денег. Я должен отыграться. 

– Может, уже хватит, ваша милость? Не к лицу это принцу Озёрного края, принцу Мартану Светлоозёрному, по притонам мотаться. 

Мартан вскипел и брезгливо кинул. 

– Знай своё место, слуга. 

Ланс покорно потупил взгляд и сунул руки в карманы кафтана. Оба так и стояли, не проронив ни слова, пока по плечам Мартана не забарабанили длинные худые пальцы с нечищенными неровными ногтями. Худые руки были украшены многочисленными медными браслетами, побрякивающими при каждом малейшем движении. 

– Расслабиться не хотите, мальчики? Всего один серебряный, и я, и моя подруга ваши. 

– Иди-иди отсюда, – зашипел было Ланс на накрашенную полуголую девицу, но был остановлен. 

– Жди меня на улице. 

Будучи не в том статусе, чтобы спорить, Лансу только и оставалось, что смотреть, как хозяин растворился в темноте душных, пропитанных потом комнат. Обнимаемый девицей, Мартан даже не почувствовал, как ловкие пальцы нырнули в плохо затянутый мешочек на поясе и вытащили оттуда последний золотой, припасённый на обратную дорогу.

Глава 2. Переполох на площади

Столица Озёрного края, город Атоль, готовилась к празднованиям. По случаю свадьбы младшего сына король расщедрился и приказал расставить лотки с бесплатными угощениями по всей центральной площади. Тут и пиво наливали, а детям – сладкую воду, и куличи раздавали: кому с маком, кому с сахаром, а кому просто так – обмакнул один конец в толчёные абрикосы и жуй.

Повсюду кипела жизнь. До свадьбы оставалась неделя, и из своих каморок повылазили все: от убогих до калек, чтобы воспользоваться редким шансом хорошенько заработать на год-два вперёд. Богачей в эти дни на площади было много, и милостыня раздавалась щедро.    

У лавки сыродела Блана с рассвета и до заката толпились двое: босоногий мальчонка, бритый налысо, и конопатая девчушка с лохматыми косами. Оба громко и задорно пели и имели большой успех среди толстосумов. Монеты им в чашку так и сыпались. Опять же Блану певуны-попрошайки оказались на руку: позабавившись над нескладным пением, довольные господа заходили в лавку, где просили отвесить им одну-другую головку дырявого сыра и платили всегда крупной медной монетой.

Булочник и мясник тоже были не в обиде. Рядом с их лавками толкались убогие старухи в лохмотьях до пят. Правда, своими грязными платками они отталкивали тех, кто спешил купить копчёной оленины. Костлявых старух покупатель чурался, до дверей лавок хлебных и мясных в итоге не доходил, а сворачивал к сырам. Мясник поначалу вздыхал-вздыхал, но потом повысил цены вдвое и снова зажил припеваючи. 

Больше всех повезло цветочнице: у её нежно пахнущих витрин топтался молодой скрипач. Тощий и чахоточный, играл он весёлую кадриль, и любопытные дамы обязательно останавливались, чтобы послушать, а затем заглядывали в лавку и заказывали себе букетик из голубой гортензии, чайной розы и россыпи белой гвоздики.

Клоуны-циркачи, цыганка, гадающая по руке, никем не признанный художник, готовый за пару минут набросать углём любой портрет – всё смешалось на площади и создавало нескончаемую суету.

Резвые лошади ворвались прямо в гущу хаоса и столпотворения и резко затормозили в самом центре большой чёрной лужи, не высохшей ещё с прошлых выходных. Грязь фонтаном метнулась вверх и в стороны, оседая на лицах, платьях, камзолах, лохмотьях и рваном тряпье.

Кучер как ни в чём ни бывало спрыгнул с козел и вразвалочку направился к дверце кареты. Распахнув её, согнулся в полкорпуса и вытянул руку вперёд.

– Прошу вас, леди де Врисс.

Арлина выплыла из экипажа, словно важная птица, и миловидно поморщила носик от многообразия запахов: приятных и не очень.

Спектакль для толпы, который де Вриссы успешно играли уже долгое время, кого-то смешил, а кого-то восхищал. Дело в том, что лордами де Вриссы отродясь не были, но с удовольствием за внушительный гонорар приклеили к своей фамилии титул в виде приставки «де», чтобы в глазах соседей казаться ещё важнее. Наглости отца Арлины можно было только позавидовать. Ну, а как иначе? Сумел бы он сколотить внушительный капитал, если бы всегда был скромен и брал по чину?

Стоило помолвке состояться, как в тот же день Арлина примерила на себя не только дорогое кольцо, но и титул леди. А, как говориться, если сам поверишь во что-то, то и остальные рано или поздно в это уверуют и под сомнение ставить не будут.

Расправив складки на платье приторного канареечного цвета и раскрыв над собой шёлковый фисташковый зонт, которым только от солнца и спасаться – от дождя не поможет, девушка, бесцеремонно шлёпая по лужам и даже не удосужившись поднять подол, направилась к дверям мастерской самой известной и дорогой на весь Атоль модистки. Мадам Шеврон кроила и шила только для леди, на ужин питалась лишь огурцами и сильно картавила.

– Подай на корку хлеба, дочка. 

Стоило Арлине сделать два шага по направлению к салону портнихи, как к ней тут же подлетела старая сгорбленная старуха и протянула трясущуюся руку, всю в бородавках.

Арлина резко отпрянула от нищенки, но что толку – с другой стороны её поджидали девчонки-побирушки. Мухи болотные, куда смотрел кучер? Неужели, не мог остановиться прямо у дверей? До салона ещё идти и идти, ломиться через стену грязных и голодных оборванцев в лохмотьях. 

Сделав вид, что не расслышала, Арлина, гордо подняв голову, сделала ещё несколько шагов вперёд. Отец учил ни гроша зазря не разбазаривать. «Стоит дать один, – неустанно повторял он, – как выклянчат и второй. Не успеешь и глазом моргнуть, как всё, что нажито, растащат». Но как же сложно и неприятно протискиваться сквозь толпу воняющей нищеты, так и норовящей или кошель с пояса свистнуть, или камень из браслета выковырять. Развернув кольцо с розовым бриллиантом камнем внутрь и сжав пальцы в кулак, Арлина задержала дыхание, чтобы не вдыхать окружающий смрад, и, крепко зажмурившись, уверенно зашагала к заветной мастерской.

– Этак и по голове пройдёшь, – сварливый голос заставил Арлину остановиться и посмотреть под ноги. 

Приподняв измазанный в чёрной жижи подол платья, девушка обнаружила, что её правый башмак каблуком вдавил в землю дешёвую, с отколотым краем, глиняную миску, разбросав при этом в разные стороны все находившиеся в ней монеты. Уродливый старик, один глаз которого уже давно не видел, а во втором зрачок был вместо чёрного тёмно-серым, ползал на коленях, царапая проступающую сквозь драные штаны кожу в кровь, причитал и собирал накопленное за день «богатство». К нему подбежали мальчишки и принялись помогать подбирать монеты, не забывая при этом и про свои полупустые карманы.

Арлина аккуратно выдернула каблук из вязкой земли и проверила, не сломался ли он. Каблук был в порядке, чего нельзя было сказать о миске – та раскололась на две половинки.

Равнодушно пожав плечами, Арлина отступила в сторону, подошла к салону и дёрнула на себя входную дверь. Колокольчик приветственно зачирикал.

– Леди де Врисс!

Алые губы мадам Шеврон расплылись в деланной улыбке. Мадам уже давно поняла, что пара-тройка нужных слов, которые так хотят услышать дамы, принесут ей гарантированную клиентку и гарантированный заказ. В случае с Арлиной таким словом было «леди». 

– Серебряную нить по подолу мы пустили, на перчатках белую гвоздику вышили. Помощница заканчивает украшать туфли жемчугом, к завтрашнему утру должна управиться. Платье примерить изволите?

– Как вы это выносите? – возмущённо вымолвила девушка, отодвигая кружевную занавеску и смотря в окно. – Эти нищие просто всю площадь заполонили: ни пройти, ни проехать. Надо бы пожаловаться городовому.

– И не говорите, – вздохнула портниха, затем дождалась, когда клиентка облачится в роскошный наряд и начала крепить булавками пояс к воздушной ткани. – Босяки половину клиенток мне распугали. Ваша свадьба с принцем состоится совсем скоро, гостей приглашено несметное количество. Всем дамам нужны платья. Молодым девушкам, которым предстоит выйти в свет первый раз, рекомендуют меня и моих работниц, а девицы к дверям салона подойти боятся. И бегут к другим модисткам. А у тех что? Шов разойдётся после первого же бас-данса. А у меня всегда ниточка к ниточке, стежок к стежку.

Мадам Шеврон заботливо погладила лёгкий, словно облако, шёлк.

– Превосходно. – Арлина покрутилась перед огромным вытянутым зеркалом, которое держали сразу две помощницы портнихи. – Не слишком ли много амариллисов? – спросила девушка, разглядывая подол, расшитый крупными белыми цветами.

– Ровно столько, сколько и положено невесте, – со знанием дела улыбнулась мадам Шеврон. – Уж я знаю, доверьтесь.

– Тогда, может, в талии ещё утянуть?

Мадам Шеврон оценивающе оглядела Арлину и задумалась.

Опытная швея, мадам всегда чётко чувствовала настроение клиенток. Вот этой, рыжей и веснушчатой, с зелёной змейкой из самоцветов в волосах нравятся меха. Значит, будет ей муфта из серебристого меха куницы с чернёными застежками. Другая стесняется своего роста. Тогда талию на платье поднимем повыше, пусть со стороны кажется, что ноги чуть ли не от груди растут. 

Но, что не устраивало Арлину, мадам Шеврон никак не могла понять. Всё было при девушке – чего ещё желать? Можно, конечно, добавить шика и пустить по низу рядом с серебряной нитью золотую, но к чему украшать и без того прекрасное? Однако Арлина была недовольна, и мадам Шеврон это видела невооруженным глазом, то есть без очков и без напёрстка на пальце. Иначе, почему на переносице вдруг возникла столь странная складка? 

– С платьем всё в порядке, – выдохнула, наконец, Арлина, – это просто волнение.

– Как я вас понимаю, – мадам Шеврон молитвенно сложила руки на груди. – Выпейте отвару из листа кочехвоста. Вмиг успокоит.

Прохладный, сладковатый на вкус напиток и вправду развеял тревогу. Морщинка разгладилась, лицо засияло прежней девичьей свежестью, и Арлина задорно рассмеялась.

– Теперь не двигайтесь, я доделаю намётку. 

Тыкая швейными булавками с обеих сторон, мадам Шеврон не сразу расслышала, как Арлина разомкнула губы и прошептала, будто уговаривая и успокаивая саму себя:

– Это просто волнение. Не больше и не меньше... Сны на черепашью луну вещими никогда не бывают.

– Не бывают, – ухватив последние слова, поддакнула портниха. – Мне вот снился высокий усатый военный в прошлую черепаху, и где он? Хоть бы косолапый или кривой какой забежал – ни одного нет. Зато уродливых стариков и чахоточных попрошаек у дверей хватает.

Мадам Шеврон кивнула в сторону окна, за которым поднялся шум. Одному из мальчишек кроме монеты перепал горячий блин, и другие босоногие накинулись на него, словно чайки на выброшенного на берег малька.

– Значит, не сбудется, – расслабленно выдохнула Арлина, и пара булавок тут же вынырнули из скользкой ткани и зазвенели на полу.

Мадам Шеврон охнула, ещё раз велела не шевелиться и принялась скреплять боковины платья заново.

– И что снилось? – промычала портниха, зажав между губ две иголки.

– Какой-то пустой бред, – пожала плечами Арлина, на что портниха не преминула цыкнуть.

– Коль бред да на черепаху, однозначно из головы выбросьте. Не сбываются сны на черепаху-то. Вот на трёхголовую гидру другое дело! 

– А если снился и на черепаху, и на гидру?

Мадам Шеврон задумалась. 

– Тогда осторожней надо. Мало ли, что у гидры на уме. 

– Самое ужасное, что в том сне ничего не понятно. Я стою рядом с человеком, лица которого не вижу. Я не знаю, кто он, но чувствую, что сильно люблю его. Так сильно, что жизни без него на чаю. Он умирает на моих глазах, а я ничего не могу сделать, никак не могу помочь ему. И от этого мне больно и горько, и сердце разрывается на части...

– Вы видите, как умирает принц Мартан? – изумилась портниха. 

– Лица не разобрать, но, конечно же, это Мартан! Кого ещё я могу так любить? 

– И сон заканчивается смертью?

– Да, и я сразу просыпаюсь вся в холодном поту. 

– Ни разу ничего подобного не снилось. 

– И я совсем не знаю, что мне делать и куда бежать. Рассказать отцу и Мартану – засмеют. Со служанками – так те только вздыхать умеют, а дельного совета от них не услышишь. Все талдычат одно, словно сговорились: волнение, волнение и ещё раз волнение. 

– Да и я так думаю, – вставила мадам Шеврон и вдруг резко вскинула голову. – Ну что там опять?

Швея выплюнула иголки на ладонь, недовольно поджала губы, подошла к окну и высунулась на улицу. Грозя кулаком, она гневно закричала:

– Я вот покажу тебе, негодник, как ленты с моей вывески соскребать! А ну, брысь!

Конопатый мальчуган в серой рубашонке и пыльных штанах рванул подальше от дверей салона. За ним змеёй волочилась содранная шёлковая лента лилового цвета стоимостью этак пол медяка. 

Боясь, что резвая и выносливая мадам Шеврон догонит и даст тумаков, мальчишка бежал, не разбирая дороги, и при первой же возможности врезался в долговязого циркача на ходулях. Выбив деревянные палки из-под ног ловкача, мальчишка головой ушибся об одну из них. Вторая же отлетела в сторону и со всей силы зарядила в карету, в аккурат в то самое место на дверце, где только вчера закончили выводить инициалы Арлины де Врисс. Не выдержав удара, жирный слой позолоты дал трещину и начал осыпаться. Попрошайки, воодушевленные золотым дождём, ринулись, ругаясь и толкаясь, к карете набивать карманы драгоценной крошкой. Началась давка. 

– Немедленно прекратите! – завизжала Арлина, стоило ей увидеть, что творится вокруг кареты. 

Забыв про несметное количество булавок, заколотых по всему платью, Арлина бросилась на улицу, в самое сердце одичалой толпы, сметая всё на своём пути. Греющиеся на солнце ленивые жуки, юркие ящерицы, листья и ветки – всё летело в разные стороны из-под башмаков девушки, решительно настроенной, разгневанной и возмущённой. 

Наскочив на серый камень, остриём выступивший из развороченной земли, невысокий каблук неуверенно скользнул по гладкой поверхности и... отвалился. Прямо как зуб у шестилетнего племянника Арлины, когда тот сунул в рот затвердевший пряник. Говорили же, сперва стоит в молоке размочить. Так нет, жадность взяла верх. Жёлтый, как прогорклое сливочное масло, зуб выскочил изо рта вместе с пряником и смешался с песком и пожухлой травой. Так и каблук. 

Беспорядочно размахивая руками, Арлина несколько раз поймала воздух, но не удержалась и повалилась вперёд, цепляясь за всё, что по той или иной случайности оказалось рядом. Меж пальцев проскочили шероховатые кружева, вырванные вместе с парчовой лентой, гладкие жемчужины, горсть хрустальных бусин, нитки, клочья, грубая холщовая ткань, комья земли, трава и даже чьи-то засаленые волосы. Коротенькие булавки выпрыгнули из положенных им мест – платье мигом разошлось по швам, радуя вмиг упорхнувших подальше от кареты мальчишек пикантными подробностями: корсет, оказывается, был не белого, а молочного цвета, а на одной из штанин панталон лопнула резинка – та самая, что должна была изящно подхватывать полупрозрачную ткань чуть выше колена. 

Выплюнув изо рта пучок смешанной с песком травы, Арлина приподнялась на руках и села. С тёмного локона на плечо спустился маленький паучок и в панике забегал из стороны в сторону, пока его не стряхнули грязной, в ссадинах, рукой. 

Всё было испорчено. Башмаки, за которые отец отдал три рулона тяжёлого бирюзового панбархата, валялись один в одной стороне, второй – в другой. Оба пыльные, поцарапанные, поломанные и более не годные. В волосах застряла земля, и запахи шли такие, что Арлине было страшно представить, во что же такое она в действительности вляпалась. На правой щеке синяк и царапины – это Арлина хорошо приложилась о что-то деревянное. О ветку что ли? И, наконец, платье... На него лучше было не смотреть. Испачканное, рваное, оно напоминало лохмотья, но никак не бальный наряд. Арлина не удержалась и всхлипнула. 

– Вот, прикройся, – услышала она каркающий голос прямо над ухом, обернулась и вздрогнула. 

То был голос того самого омерзительного старика, чью миску она несколькими минутами ранее решительно раздавила каблуком. И это об его палку она ободрала кожу на лице и локтях. И именно он сейчас протягивал ей свой старый тёмно-серый плащ из грубой ткани, весь поеденный молью. Тряхнёшь – и рассыпется на части. 

– Убирайся, – брезгливо ответила Арлина и отвернулась, чтобы не видеть всего уродства, которое ранее пряталась под плащом, а теперь вышло наружу. 

– Да мне-то уже не страшно. На мои волдыри мало кто позариться, а твои панталоны весь город будет обсуждать. Хоть платье одерни, коль нос воротишь помощь принять. 

И, желая Арлине лишь добра, старикашка не мешкая дёрнул за хрупкую ткань. В ответ та затрещала ещё сильнее. 

– Пошёл отсюда, – змеёй зашипела Арлина на старика и замахнулась, чтобы его ударить, но старик ловко увернулся, и кулак девушки пришёлся прямо в колено кучера, подоспевшего, чтобы помочь. Взвыли оба, но кучер тут же принялся рассыпаться в неуклюжих извинениях, а  Арлина –  дуть на опухшие и покрасневшие пальцы. 

Ещё минута – и вокруг Арлины кого только не было: и охавшая мадам Шеврон, чуть ли не рыдающая при виде порванного платья, но в душе ликующая, что придётся шить новое и, что немаловажно и крайне прибыльно, в кратчайшие сроки; и цветочница, выскочившая на шум из своей лавки; и мясник, отложивший парное мясо в сторону, к которому тут же слетелись мухи; и даже черноволосая цыганка, толкавшаяся всё это время в сторонке. Подняв испачканные в пыли и более непригодные для носки башмаки, цыганка подошла к спешно забиравшейся внутрь кареты Арлине и нараспев протянула:

– Дай монетку, красавица, – башмаки верну. Хороши, чай, башмаки-то. А подлатаешь, так век носить будешь – не сносишь. 

– Сдались они мне, – фыркнула Арлина, потирая израненные руки. – Забери себе. 

– Ах, спасибо, медовая ты моя, – кланялась в пояс цыганка. – Дай хоть отблагодарю тебя, чем смогу. Протяни ручку – о будущем расскажу. 

Арлина недоверчиво покосилась, но руку протянула. Цыганка заводила по ладони пальцем с длинным нечищенным ногтем.

– Вижу дом о ста комнатах да богатство немалое. Фату белую да платье пышное.  

От этих слов Арлина только ещё больше фыркнула – о её скорой свадьбе с принцем Озёрного края не знал только глухой. Но цыганка продолжала: 

– А ещё вижу ночи бессонные, тревогу и слёзы твои. Сон кошмарный ты видишь который уж день, и суждено ему сбыться...

Цыганка не закончила – Арлина резко одернула руку и испуганно посмотрела на черноволосую ясновидящую. 

– Ты врёшь, – прошептала побледневшая девушка. – Ты не можешь знать про сон. 

– Дай закончу, – ласково продолжила цыганка, гипнотизируя взглядом Арлину, и та подчинилась. – Выйдешь ты замуж, и сбудется сон твой. Любимого вмиг потеряешь, утонешь навеки в горьких слезах и растворишься в одиночестве. 

Не желая больше слушать, Арлина отняла руку и спрятала за спину. Её лицо было белее муки, из которой вернувшийся в лавку булочник собирался печь галеты. 

– Хороша гадалка. Подслушала мой разговор у портнихи и хочешь ещё больше меня запугать. Да подавись ты этими башмаками! Трогай! – в сердцах крикнула Арлина кучеру, и тот занёс хлыст. 

– Но смерть можно обмануть и любимого спасти, – цыганка говорила тихо, но Арлина слышала каждое слово. – Коль захочешь узнать, как, приходи. Найти меня легко: спроси Лачтну у любого прохожего, и каждый пальцем укажет. 

– Трогай! – ещё громче закричала Арлина, оттолкнула цыганку, захлопнула дверцу кареты и откинулась на мягкую спинку сидения. Закрыла глаза и задумалась. Карета тронулась.

Глава 3. Защищайтесь, милорд!

– Вы слышите меня или пуговицу разглядываете?

– Я её, кажется, потерял.    

– Защищайтесь, милорд, не то к дырке на манжете прибавится ещё и дыра в сердце.    

Лансель выставил шпагу вперёд, целясь в грудь Мартана. Слуга с детских лет, товарищ по играм и тренировкам, тень своего господина и сын капитана королевской стражи, Ланс вместе со своей жизнью одновременно проживал и жизнь принца. Беспокоился и ликовал равно так же, как и сам Мартан, а порой и сильнее.  

Погодки, Лансель и принц, с пелёнок были неразлучны. В первые годы король был против их дружбы – он считал, что друзья его сына должны иметь более высокопоставленных отцов, чем простой дозорный. Когда же новичок стал усиленно карабкаться по карьерной лестнице и дорос до командира, король смирился. Коль интересно Мартану с неотесанным болваном на палках драться, пусть тешится, а там, глядишь, и новые интересы появятся. Шли годы, интересы появились, но на их фоне дружба стала только крепче. 

– En guarde, – скомандовал Лансель и отпрыгнул на исходное место, держа шпагу на изготовке. 

Мартан отдёрнул дырявую манжету, по которой минутами ранее прошла колкая пика, ловко покрутил изящный эфес и ринулся в нападение. Холодная сталь скрестилась, и громкий щёлкающий лязг отозвался в каждом уголке тренировочного зала. Просторный и холодный, вытянутый, с двенадцатью мраморными колоннами, уходящими в потолок, он был украшен лепниной и расписан по мотивам древних легенд о рыцарях. Скрещенные шпаги, забрала и щиты бесстрастно взирали с высоты девяти ярдов на двух юношей, взмокших, но не желавших сдаваться и признавать победителем противника.

Удар. Другой. Мартан обогнул колонну и чуть не кольнул Ланселя в плечо. Тот вовремя увернулся, и шпага со свистом рассекла воздух. 

– До сих пор надеешься меня обойти?  – усмехнулся принц, ни секунды не давая передохнуть слуге и обрушивая на него удар за ударом.

– Я тренировался с лордом Клаффердом. 

– Лорд Клафферд – старик, одна нога короче другой. Правая рука давно трясётся, а потому фехтует он только левой. 

– И потрясающе фехтует, я вам скажу!  

Лансель отскочил вправо, развернулся на пятке и локтем толкнул Мартана в бок. Принц пошатнулся, но устоял. Шпага острым концом проехала по деревянному полу и оставила на нём длинный след. 

– Лорд Клафферд обучает защите, а стиль короля – нападение. 

– Так нападайте же, милорд. Или защищайтесь. 

Мартан был тут как тут. С ловкостью пантеры он выпрыгнул из-за колонны и пошёл в атаку. Правый, левый, удар с плеча – Лансель всё отражал грамотно и умело, не замечая, однако, что Мартан потихоньку, шаг за шагом, теснит его к стене. Небольшая передышка, и Ланс, смахнув пшеничную прядь с потного лба, облизнул сухие губы.

Принц был сильным противником. Шпагу он любил как самого себя, тренироваться мог сутками напролёт, как и играть в карты. Усталости не знал, но увлекался настолько, что переставал считать часы и забывал о делах государственной важности. Сколько раз король нетерпеливо топал ногой, ожидая младшего сына на приёме в честь спуска на воду нового корабля или именин какой-нибудь из напудренных герцогинь! Мартану до всего этого не было никакого дела. Шпаги звон и шелест карт он предпочитал чинным манерам и утомительным перечислениям титулов. 

Ланс сжал тёплый эфес покрепче. Ладонь была уже вся мокрая и горячая, шея и спина – влажные. Тонкая серая туника вмиг впитала часть солёного липкого пота и зашлась расплывчатыми пятнами. Вытерев влагу с век и ямочки на подбородке, Лансель ждал. 

Решающего раунда принц давать не спешил. Ходил львом в клетке, выискивая правильный момент и просчитывая необходимое количество ударов, после которых наступит окончательная победа. Его победа. Ничей другой уже много лет не было. Даже лорд Клафферд, его наставник и опытный фехтовальщик, давно числился вторым в списке. Ученик обошёл учителя три года назад и с тех пор к лидирующей строчке никого не подпускал. 

Прищурившись, Мартан переложил шпагу из правой руки в левую. 

«И что толку? Он обеими фехтует одинаково хорошо», – пронеслась мысль в голове Ланселя, лихорадочно вспоминающего все защитные трюки, которым лорд Клафферд обучал их обоих. 

– Отец допрашивал тебя по возвращении из Картерплаатса? – Мартан, наконец, решился и ударил с такой силой, что по тонкой полоске стали пошла дрожь. – Что ты ответил?

– П-правду. 

Лансель стиснул зубы и держался, не давал принцу сломать себя и загнать в угол.

– Какую, к болотным мухам, правду? – озлобился Мартан, плюнул, отвёл шпагу, но лишь для того, чтобы тут же разразиться новой дюжиной колющих брызг. 

– Про Картерплаатс, про девок и про ночь в борделе.

Лансель уклонялся, отбивал удары, вертел шпагой, словно циркач – змеёй, но ни в какую не мог одолеть Мартана. Уклонившись в сторону, он задумал было проскочить мимо принца, что в корне могло бы изменить расстановку сил, но тут же был остановлен острой пикой. Прижавшись спиной к холодной стене, Ланс часто-часто задышал, затем опустил руки и выронил шпагу. Упав, та звонко зазвенела и замерла, а к груди Ланселя жаждущим крови остриём прижалась другая: несгибаемая, беспощадная, голодная. 

– Каких девок? – прошипел Мартан, сузив глаза и склонив голову в бок. 

– Я только сказал королю, что перед свадьбой вы изволили развлечься, – зачастил безоружный противник. – Чтобы не привлекать внимания, мы отправились за пределы королевства, в дорогое место, куда часто наведывается знать, и где никогда не спрашивают имени и титула. А если и догадываются, кто закрылся в комнате в конце коридора, то об этом не болтают и не шепчутся. Да и девицы опрятные и опытные, а вы выбрали кудрявую. 

– Кудрявую? – Мартан взревел. – Как мне теперь отцу в глаза смотреть, подлец ты этакий? Кто тебя только за язык тянул? Не мог соврать другое?

– Другое уже врали, ваша милость. И что в лесу полночи плутали, а потом в овраге ночевали; и что вместо тракта на Озёрный край по ошибке свернули на петляющую узкую тропу, а та в болота завела; и что лошади взбрыкнули и сбежали, а мы вплоть до дворцовой стены на попутках добирались. Легче вспомнить, чего не врали, милорд. Вот про девок никогда не врали, поэтому я и решил…

– Кто ты такой, чтобы решать? – глаза Мартана горели злобой, а губы походили на тоненькие искривлённые полоски. – Ты хоть подумал, что будет, если о твоём вранье узнают де Вриссы? Папаша Арлины проверять не будет, вспылит сразу и свадьбу отменит, короной ручаюсь. 

– Не узнают они, – уверенно выдал Лансель.

– Я слышал, что отец посылал за де Вриссом утром. Если он всё ему расскажет, если хоть каплю сболтнёт, тебе несдобровать. 

– Да его величество только обрадовался тому, что я ему скормил. Сказал, что без опыта в первой брачной ночи никак, и хорошо, что вы его набрались в аккурат перед свадьбой. 

– Так и сказал? – в голосе Мартана спало напряжение. 

– Слово в слово, ваше высочество. По-моему, это было лучшее враньё за последние полгода. Звучало как раскаяние и стыдливая правда – я даже покраснел и потупил взгляд, когда выдумывал, как могла бы выглядеть продажная девица, которая пришлась вам по вкусу, а король верил и радостно потирал руки. 

Мартан пождал губы и задумался. О его карточных долгах знал только Лансель; даже казначей ни разу ничего не заподозрил, хоть принц одно время и ходил вокруг того кругами, разнюхивая, как бы урвать из казны горсть монет в оплату хоть части долга. 

Временами удавалось обыграть раздавалу, и тогда долг сокращался. Но закрадывалось подозрение, что Флинн специально подкидывал нужный карточный расклад, чтобы, вкусив долгожданную победу, Мартан ещё больше распалился и поставил на кон сумму покрупней и конечно тут же бы её и слил. 

Теперь же осталось терпеть всего ничего: пять дней пролетят как один, и Мартан получит долгожданное золото. Монеты перекочуют из сундуков де Врисса в карман принца постепенно, чтобы не вызвать подозрений у молодой жены и её щепетильного отца. А дальше по цепочке Флинну. Долг будет выплачен, и Мартан вернётся в список желанных гостей в «Малиновом тузе», и снова попробует сорвать банк. Удача просто обязана ему улыбнуться! Ведь улыбнулась она ему с Арлиной. Где ещё можно было найти столь глупую и одновременно богатую девицу, боготворившую и возносившую Мартана до небес? Как она улыбалась ему при встречах, как ловила каждое его слово, порой не к месту сказанное, как внимала речам о быстроходности морских судов, в которых, по правде говоря, Мартан ничего не смыслил и нёс сплошную околёсицу. Но невеста оказалась ещё глупее, а потому, где нос, а где корма, не спорила. 

С взмокших прядей волос на пол упала тяжёлая капля. Мартан вздрогнул, очнулся от мыслей и проткнул шпагой выбившуюся из-за пояса тунику Ланселя. 

– Убит, – шутливо бросил Мартан, стянул с себя рубашку, развернулся и пошёл к выходу, на ходу протирая взмокшее тело такой же мокрой тканью. 

Ланс облегченно выдохнул, поднял свою шпагу, выпрямился и поплёлся вслед за принцем. 

***

– Алистер де Врисс, – провозгласил капитан королевской стражи. 

Затем с секунду помедлил и колко, как острие прикреплённой к поясу шпаги, добавил: 

– Торговец.

Король Конри III, вальяжно развалившийся в обитом тёмно-пурпурным бархатом кресле, таком огромном, что влёгкую могло бы вместить двух, а то и трёх человек, кивнул, повелевая пропустить.

В библиотеку, пропахшую пожелтевшими страницами, кожей и клейкой жижей, вошёл мужчина лет сорока пяти, с коротко стриженной острой бородкой, волосами цвета сосновой шишки и цепким взглядом ореховых глаз. Его ровно бритые виски совсем недавно тронула седина, но она не торопилась войти во власть и завоевывала территории неспешно и лениво. 

Одет мужчина был неброско, но дорого и со вкусом. Камзол и штаны были пошиты из дорогих тканей; на ногах красовались сапоги из дорогой кожи северных моранов, водившихся только за Смоляными горами. Один фут такой дублёной кожи, переливающейся на солнце, стоил целого приданого дочери зажиточного крестьянина. А это и платья, и бусы, и стёганые покрывала, и шали, и вышитые вручную скатерти, и пара башмаков, новёхоньких, ни разу неношеных, а ещё кружевные салфетки, наволочки, полотенца, туники, чашки, ложки и круглое медное блюдо. Подпоясан де Врисс тоже был не верёвкой какой-нибудь, как обычно делало большинство торговцев, а дорогим кожаным поясом с серебряной пряжкой. Сбоку к поясу был прикреплен бархатный мешочек цвета переспелой малины, набитый мелочью. Плотный коричневый плащ был бережно свернут и перекинут через руку.

– Алистер, – король поприветствовал торговца и указал на кресло напротив.

Упрашивать долго не пришлось. Отвесив глубокий поклон, де Врисс уверенно, будто и не во дворце был, а у себя дома, прошёл к креслу и сел. Заговорить первым не решался по этикету – ждал первого слова короля, а тот не спешил и ёрзал на своём месте, уложенном мягкими подушками благородных цветов. Наконец, тишина была нарушена. 

– Я ценю, что ты смог так быстро приехать…

– Я остановил разгрузку тюков с лисьим мехом, что прибыли из-за перевала Слепых, – де Врисс решил, что вот он, подходящий момент вставить своё слово, и перебил короля. – Мех надо срочно доставить в прохладные склады. Сами понимаете, иначе моль накинется и пожрёт.

– Я не отниму у тебя много времени. – Конри III сделал жест рукой, останавливая торговца, который про кризисы на рынке сбыта пушнины мог говорить часами. – То, что я хочу с тобой обсудить, не менее важно, чем лисьи меха. И цена вопроса тоже немаленькая.

Привыкший разговаривать по делу и только на солидные суммы, де Врисс подался вперёд и напрягся. 

– Это не касается поставок молотого чеснока ко двору, не так ли? – спросил он, предчувствуя неладное.

– Чеснока у нас хватает, – кивнул король. – Я предоставлю слово хранителю традиций Игвику. Он лучше объяснит суть дела.

Стоявший за креслом короля седовласый старик пригладил мятую белую рясу, мешком свисавшую с его дряхлых костей, кашлянул и затянул нудным и сварливым голосом. 

– Тут такой дело, господин де Врисс… или мне лучше называть вас лорд де Врисс? 

– Приказ о титуле я подпишу в день свадьбы, – ответил за торговца король. – Но ты, Игвик, можешь уже сейчас величать Алистера лордом Мшистой долины. 

– Как вам будет угодно, ваша милость, – заискивающе поклонился хранитель традиций, такой же древний и нерушимый, как и сами традиции. – Так вот, лорд де Врисс. Всё дело в том, что неделей ранее я копался в старых родовых книгах. Знаете ли, кости ноют, и не спится…

– Давайте короче, – деловито бросил Алистер. – Лисы гниют. 

– Уже перехожу к главному. Так на чём я остановился? 

– На костях, – невпопад заметил король. 

– На книгах, – поправил Алистер.  

– Да. Книги. Так вот, лорд де Врисс, вы сами только начинаете писать историю вашего рода и должны понимать, насколько происходившее в прошлом может влиять и накладывать сильный отпечаток на ситуации в настоящем. 

– Я вас не понимаю. Говорите проще, Игвик. Я не привык к таким изысканиям. Товар, цена – по рукам или разошлись. Вот и весь разговор. 

– Да-да, лорд де Врисс. Я наслышан, что вы глубоко деловой человек. 

– Вот и давайте по делу. Лисы… – хотел опять затянуть Алистер, но Игвик оказался шустрее. 

 – Историю, лорд де Врисс, не перепишешь и мечом не проткнёшь. Находились смельчаки, что жгли старые книги, но история… Она на устах у народа, и рано или поздно книгу восстановят и всё встанет на свои места. История любого древнего рода – крайне прелюбопытнейшая вещица, а уж история рода королевского тем более. Вот, извольте, я зачитаю вам кое-что, и вы сами быстро поймёте, к чему я клоню. 

Хранитель традиций просеменил к большому дубовому столу, заваленному пыльными книгами в богатых, хоть и потрёпанных веками, переплётах. Открыв самую верхнюю на заранее заложенной странице, старик выдохнул и начал водить гусиным пером по строчкам, громко декламируя:

– Век первый от восхождения на престол Свена Светлоозёрного, короля запада и востока, севера и юга. И было у короля три сына. Старший был женат на принцессе Идвальге, дочери короля Эльриха Темноокого из Королевства за Морем, и оставил после себя пятерых детей. Средний погиб, свалившись в колодец, и потомства не оставил. Младший обручился с дочерью королевского глашатая и потому лишился права наследования престола. Умер на седьмой день после венчания, подавившись куриной костью. Жена его, помимо титула принцессы Светлоозёрной, получала по праву наследования десять шкатулок золотом, рубинами, сапфирами и жемчугом. После двух недель скорби по мужу бежала вместе со всеми шкатулками в Королевство за Морем, где тут же обвенчалась с торговцем устрицами. 

Слушая хранителя, де Врисс нервно барабанил подушечками пальцев по ручке кресла, но вмешиваться пока не торопился, лишь изредка недовольно косился в сторону короля, который, казалось, и не следил за беседой, а предпочитал разглядывать ногти на руках. 

– Другой случай. – Игвик перевернул с два десятка страниц. – Век третий от восхождения на престол Свена Светлоозёрного, короля запада и востока, севера и юга. На престоле королева Мелария, и рядом с ней её дети: сын Раван и дочь Летира. Раван, как наследник престола, женится на леди Ирении из Медовых пустошей. Летира же по любви выходит замуж за придворного композитора. Спустя десять дней принцессу Летиру находят мёртвой. Причиной смерти стал шёлковый шарф, неудачно обвившийся вокруг горла и зацепившийся за ветки деревьев во время королевской охоты. Супруга принцессы Летиры едва сумели утешить и оставили при дворе советником кронпринца с пожизненным жалованием в тысячу золотых в год и титулом маркиза. Через неделю вдовец женился на сестре поварихи. А вот и третий случай. 

Игвик послюнявил указательный палец и открыл новую страницу. 

– Век шестой от восхождения на престол Свена Светлоозёрного, короля запада и востока, севера и юга…

– Вот только уже без запада, – грубо прервал Алистер, лицо которого было чернее тучи. – Смоляные горы вышли из состава Озёрного края как раз в этом веке. Впрочем, вы можете не продолжать. Я уже сыт по горло вашими примерами и понял, к чему вы клоните. Да, мы простые люди. Мой прадед, мой дед, мой отец, я, моя покойная жена и моя дочь – мы жизни не знали и не знаем без труда. Все своё детство я провёл на коленях, но не в поисках милостыни, а в огороде за прополкой картошки, пока отец таскал тюки с войлоком. И лишь благодаря труду и своему характеру, а не подачкам от избалованных господ, я заработал свою первую золотую монету. Моя дочь всегда была со мной рядом. Она знала годы лишений и бедности, она знает и цену каждой ниточке на её платье. За Арлину я даю половину своего состояния и не позволю кому-либо тыкать меня носом в давно прогнившие сказки прошлых веков. 

– Что вы, что вы! – Театрально всплеснул руками Игвик. – Никто и не собирался вас никуда тыкать. Уж нам известно, каким трудом далось вам всё ваше богатство. Но вот в шестом веке был весьма неприятный случай, когда принц, хоть и не наследный, женился на девушке простой, хоть и не бедной. И больше месяца не протянул, помер. А был полностью здоров, бодр и свеж лицом. Лекари списали всё на несварение желудка. Дескать, съел принц чего-то несвежего и не выдержал. Только потом, года два спустя, обнаружили, что этим несвежим был отвар травы черноголовки, который молодая супруга подливала принцу в вино за ужином. Но было уже поздно. Принца не стало, а за миледи на всю жизнь закрепился титул принцессы и земли Солнечного перешейка. 

– Это уже переходит всякие границы, – начинал закипать, словно вода на солнцепёке, Алистер. – Репутация де Вриссов ничем не запятнана. Спросите у любого купца от запада до востока, от юга до севера, с кем предпочитают вести дела. Каждый скажет, что де Вриссу доверяет больше, чем самому себе. Каждый грош в моём капитале дался мне честно, без обмана и без ножа в спину. 

– Мы верим вам, лорд де Врисс, – лебезил седовласый старик, бросая косые взгляды на задремавшего правителя, вмешательство которого было бы сейчас как нельзя кстати. Ведь ещё одно слово, и де Врисс врежет кулачищем прямо хранителю в лоб. – Но книги говорят об обратном. Каждый третий век случается свадьба между представителем королевского рода и выходцем из народа. И каждый раз брак заканчивается печально для члена королевской семьи – принц или принцесса скоропостижно умирают. А что получают их супруги? Золото, драгоценные камни, благородные титулы, земли и красивую жизнь. 

– Моей дочери ни к чему ваше вшивое золото! – процедил Алистер, вскочив на ноги. – Я сам могу купить всё ваше королевство, и вы ещё останетесь мне должны. 

Дремавший король вздрогнул и приоткрыл один глаз. Увидев раскрасневшееся лицо Алистера, поправил сползшую на нос корону, перевёл взгляд на Игвика и спросил:

– Договор подписан? 

– Что ещё за договор? – скривился де Врисс, брезгливо принимая бумаги от советника. Развернул, пробежал глазами по изящно выведенным буквам и швырнул на пол. – Неслыханное хамство! Так нашу семью ещё никто не оскорблял! 

– Ты забываешься, Алистер, – резко оборвал де Врисса король. – Ты во дворце и разговариваешь с королём. Так веди себя достойно, а не как на дешёвом базаре. 

Эти слова сработали, как струя холодной воды, выплеснутая на голову из ушата. Де Врисс перевёл дыхание и выпалил: 

– А вы считаете этот договор достойным короля? Особенно вот это! – Алистер поднял бумаги, пошуршал ими в поисках нужной страницы и, найдя то, что хотел, начал читать, сильно волнуясь и сбиваясь: – «В случае каких-либо происшествий, непредвиденных и необъяснимых, с принцем Мартаном Светлоозёрным, его супруга, наречённая в девичестве Арлиной де Врисс, обязуется незамедлительно покинуть дворец, отказаться от всех титулов, причитающихся ей с момента вступления в брак, от земель Мшистой долины, от всех королевских привилегий, а также предметов роскоши, монет золотых, серебряных и медных, украшений и прочего имущества, полагающегося ей как супруге принца. К происшествиям, непредвиденным и необъяснимым, относятся удушение, отравление, оглушение, ранение или любое другое действие, могущее повлечь за собой неминуемую и скорую смерть. С вышеизложенным полностью согласен, претензий обязуюсь не предъявлять, на земли и королевские ценности не претендовать, а также в качестве компенсации поставить к  королевскому двору товар стоимостью в двести тысячи золотых».  И далее ещё раз о том же и в том же духе. 

Алистер снова швырнул от себя бумаги и ненавидящим взглядом вперился в его величество. 

– В своей жизни я обо многом договаривался. С шарлатанами и честными торговцами. Но ни в одном договоре не было столько оскорблений, как в этих бумаженциях. 

Конри III непонимающе развёл руками. 

– Ты должен и нас понять. Хранитель Игвик гадал на лунном свете и пришёл к выводу, что история повторяется каждые три столетия. Сейчас на дворе девятый век, и моему сыну вдруг взбрело в голову венчаться с простолюдинкой. Я – король и меньше всего на свете хочу, чтобы история запомнила моего сына таким же образом, каким и моих легкомысленных предков.  

– Моя дочь любит вашего сына. Вы же видите, как она смотрит на него – едва дышит. 

– Тогда я не понимаю, откуда столько возмущения и сомнений? Если это истинная любовь, а не брак ради титула и богатства… – король осёкся, увидев, как недобро сверкнули глаза Алистера де Врисса при слове «богатство». – Не забывай, Алистер, что вместе с браком ты и твоя семья получаете титул, земли, которые сможете передавать по наследству, а твоя дочь будет вхожа в любой королевский дом в нашем мире. Её везде будут принимать с королевскими почестями.

– За Арлиной я даю половину своего состояния. И вторую его половину после моей смерти. Этого мало? 

Король причмокнул губами. 

– Мы обсуждали это с его величеством, – вкрадчиво вставил доселе молчавший Игвик, – но никакое золото на свете не даст вашей дочери корону принцессы Озёрного края, не выйди она замуж за принца Мартана. А корона принцессы откроет двери во все правящие дома Бескрайнего мира. Подпишите договор, лорд Алистер. Мы будем спокойны, что репутация королевского рода не пострадает, да и вам бояться нечего – брак ведь заключается по любви. 

Де Врисс не отвечал. Молчал и медленно водил челюстью, будто что-то тщательно пережевывал. 

– Мы всего лишь хотим защитить честь королевского рода, – развёл руками Игвик, не зная, какие ещё козыри использовать, чтобы убедить торговца. 

– А ваш договор оскорбляет честь моего рода. Я не могу это подписать. Я знаю, что моя дочь искренне любит вашего сына и жизни не мыслит без этого смазливого мальчишки, но договор я не подпишу. 

– Нет договора – нет и свадьбы, – подытожил Игвик. 

– Значит, сделка была изначально невыгодная, – резко ответил де Врисс, откланялся перед королём и загремел сапогами в сторону дверей. 

– Вы уверены, Алистер? – окрикнул торговца Игвик, нарочито пропуская слово «лорд». 

– Лисы гниют, – было ему ответом. 

Двери за Алистером де Вриссом захлопнулись быстро, и в королевской библиотеке воцарила умиротворённая тишина, так кстати располагающая к чтению. Вот только читать никто не собирался. Король снова расслабленно осел в кресле и считал мух, летающих вокруг огромной, свисающей с потолка люстры, насчитывающей несколько десятков свечей. 

Хранитель традиций Игвик, поджав губы, бережно складывал книги и убирал их на полки, занимавшие в комнате большую половину места. Громко шаркая ногами, он носил тяжёлые фолианты по одному медленно и осторожно, боясь повредить не то чтобы страницу, но даже уголок. Когда же со всеми томами было покончено, изможденный старик плюхнулся в кресло, в котором ранее сидел де Врисс, и прокаркал:

– Прикажите отменить приготовления к свадьбе?

Король перевёл взгляд с мух на Игвика, поморщился и лениво протянул:

– Нет нужды. Алистер хоть и упрям, но не дурак. Вернётся и всё подпишет, не будь я Конри III из рода Свена Светлоозёрного. 

– Вы так уверены, ваша милость? 

– Алистер спит и видит собственный герб на своём расписанном золотом экипаже. Его дочь без памяти любит моего сына и мечтает стать его женой, чтобы регулярно получать приглашения на чайные посиделки, что проводит леди Эмилия, супруга маркиза Штолля. Всем известно, что в Белой гостиной маркизов за чаем собираются только леди. 

– Да услышат боги ваши слова. Вчерашним вечером придворный казначей сетовал, что казна опустошается быстрее, чем пополняется. Половина состояния Алистера де Врисса могла бы залатать всю дыру. 

– И залатает, – уверенно произнёс король. – Не взойдёт и луна на небосвод, как договор будет подписан. 

Старик ничего не ответил, только пробормотал что-то едва различимое себе под нос и тяжело вздохнул.

Глава 4. Под покровом ночи

Чёрное, белое, чёрное, белое... Сменяется каждую секунду.  

Он бросает на неё последний взгляд и срывается вниз. Ей бы схватить его за руку, потянуть на себя, но пальцы слишком скользкие, не справляются. Он падает, а ей остаётся только кричать изо всех сил. Кричать так, что закладывает уши, что вороны разлетаются в страхе, а она сама… вздрагивает, открывает глаза, обливается холодным потом и тяжело дышит.

Арлина вскочила с постели. 

Тот самый сон. Одно время мучал каждый день, потом прекратился, словно затаился, и вот опять повторяется, издевается до слёз и дрожи. Нервы? Мадам Шеврон так и сказала. А она много повидала в жизни и дело говорит.

Конечно, всему виной нервы, не иначе. До свадьбы всего ничего. Дни пролетят – не заметишь. Нервы, чтоб их. А ещё отец домой вернулся – лица нет. Вымотанный, бледный, будто не товар принимал, а сам, как в юности, мешки на спине таскал. Не снял ни провонявшего лисьим жиром и дешёвым табаком кафтана, ни вымазанных в клейкой смоле сапог, ни рукавиц, какими хватает ящики, чтобы подсобить грузчику-другому. Только рухнул на стул, придвинул к себе крынку с молоком и жадно отхлебнул, будто целый день во рту и капли не было. Провёл немытой рукой по засаленным редеющим волосам, пригладил острую бородку и уставился на догоравшую свечу.

Гробовая тишина пугала. Но неудивительно – дом де Вриссов стоял на окраине столицы. Это на центральной площади Атоля вечно тянули песни, сбивали в танцах башмаки, махали пёстрыми юбками и завлекали лихо подкрученными усами. Здесь же, в северной части большого города, начинались Мшистые пустоши, при дворе красиво именуемые долинами. Здесь и решил обжиться Алистер де Врисс, сумев уместить на крохотной территории сада не только фонтан, но и дюжину розовых кустов, не говоря уже о редких в этих местах шапках вечно цветущего кочехвоста. С балкона второго этажа каждый вечер смотрел он на горизонт, на бескрайние просторы долин и терпеливо ждал того дня, когда объявит себя их полноправным хозяином. И ждать оставалось немного.

Медленно спустив ноги с кровати, Арлина коснулась ступнями холодного пола, поёжилась, но не остановилась. Взяв с комода догоравшую свечу, подошла к окну и посветила. Но в мутном стекле в такую ночь ничего не разглядишь. Только саму себя: растрёпанную, с широко распахнутыми глазами и дрожащими губами. В эту минуту она напоминала испуганного ребёнка, наказанного нянькой за шалости и запертого в огромной тёмной комнате. Повсюду мерещилось нечто страшное и клыкастое, а из-под кровати и платяного шкафа вот-вот норовили вылезти чудища и кривыми лапами схватить за волосы.

Вот и за стенкой теперь зашевелились и заскреблись, будто выцарапывали камень крошка за крошкой, прокладывая себе проход в соседнюю спальню. И собака заскулила совсем рядом пронзительно и тоскливо. Но собак де Вриссы не держали, а крестьянские дома были далеко. А, может, и не собака вовсе, а голодный волк? Подобрался чёрной ночью к хибарам прислуги в надежде на лёгкую добычу. Деревень ему мало? Или у деревенских мужиков всегда наготове заряженные ружья в отличие от потерявшей бдительность знати? Отец никогда не держал в руках ничего серьёзнее ножа. А тот годился только мешок холщовый прорезать, чтобы проверить свежесть и терпкость завозимого розового перца.

Мысли об отце вернули Арлину на несколько часов назад и этажом ниже. Что он говорил, когда прихлёбывал молоко, даже не сплёвывая тягучую сливочную пенку? Арлина и разобрать не смогла, но взгляд отца хорошо запомнила. Тяжёлый, подозрительный, уставший.

Последний раз он так смотрел, когда Арлина была ребёнком. Когда он долго копил деньги на новый дом и тёплую одежду к зиме, складывал монету к монете, а потом все накопления разом сгорели. Наколол начинающего торговца ловкач из-за Тихого моря. Стелил заманчиво и ласково, деньги прикарманил и пропал – исчез, словно в морскую воду канул. В те дни отец не спал ночами. Не спал он и сегодня, более десяти лет спустя, но причину Арлине не сказал. Он вообще не проронил ни слова, когда зашёл в дом. Грязных сапог даже не протёр – завтра дорогие ковры будут в глине. Швырнул на стол свёрнутые в трубочку бумаги, цыкнул на дочь, чтобы та немедленно шла к себе, и долго сидел в одиночестве при свете одной лишь растущей луны.

Арлина слышала, как позже он поднялся в спальню – лестница привычно скрипнула на пятой ступеньке снизу. Слышала она, как он громыхнул тяжёлой дверью и бухнулся на кровать. А Арлина и глаз не могла сомкнуть. Но силы не бесконечны, и девушка сама не заметила, как уснула.

Чёрное, белое, чёрное, белое… Сил больше нет.

Чёрное, белое, чёрное, белое… Словно в колокол бьют.

Чёрное, белое, чёрное, белое… Вспыхивает, гаснет и снова вспыхивает.

Арлина поёжилась, тряхнула спутанными волосами, накинула на плечи кружевную накидку и, сунув ноги в недорогие, предназначенные исключительно для ношения в доме, башмаки, взяла свечу и тихонько спустилась вниз.

В небольшой столовой всё осталось так, как было несколько часов назад: полупустая крынка со скисающим молоком, кафтан отца, через какое-то время снятый и перекинутый через спинку стула, свечной огрызок, годный только, чтобы в комнате осмотреться, свёрнутые в трубочку бумаги, перевязанные толстенной бечёвкой. Такой бечёвкой крутят мешки на складах – не иначе она оттуда.

Тоненькая рука сама потянулась к свиткам. Холодные пальцы взволнованно затеребили крепкий узел – не поддался. Свиток только выскользнул из рук и упал на пол. Подняв похрустывающие бумаги, Арлина вцепилась в узел зубами. Солёная бечёвка и не думала растягиваться.

– Дай, – услышала девушка, и на стене напротив выросла исполинская тень отца.

В тускло освещённой комнате не было видно неловкого румянца на щеках, иначе Арлина тут же отвернулась бы. Протянув отцу свитки, она молча наблюдала, как ловко он расчехлил прикреплённый к поясу нож и чикнул им по толстым перекрученным верёвкам, развернул бумаги и швырнул их на стол.

– Читать второй раз нет никакого желания.

– Из-за них ты такой сегодня? Проблемы на складе? 

Алистер поджал губы и недовольно заскрипел зубами. Поднёс свечу дочери к воткнутой в тяжёлый медный подсвечник пятёрке других свечей, и в комнате сразу стало ярче.

– Ты ещё не передумала? – Отец обернулся к Арлине, и та увидела, каким бледным было его лицо.

– Не передумала?

– Тебе действительно нужен этот королевский оболтус? Может, лучше выйдешь замуж за сына Бена Седдона? У их семьи отличный годовой доход от продажи рыбы. И пёс с ним, с принцем.

– Отец! – негодующе воскликнула Арлина. – Как ты можешь?

– Сын Бена Седдона с рассвета на ногах. Я много раз наблюдал за тем, как он трудится. Ответственный малый, хоть и заикается. И ты ему нравишься, он на тебя, как кот на селёдку, смотрит. Хороший из него зять выйдет. Деловитый.

– Что в бумагах? – Арлина резко перебила отца и кивнула в сторону свитков, не решаясь к ним прикоснуться.

– Королевский бред, – фыркнул Алистер.

– Отец! – Арлина требовательно повысила голос.

– Они, видите ли, считают нас третьим сортом. Протухший сыр и тот заслуживает больше доверия, чем наша семья.

– Вы были сегодня у короля? Что-то не так с нашей свадьбой с Мартаном?

– Что-то не так с королём, – буркнул Алистер. – В голове не мозги, а семечки. Тыквенные. Знаешь, что он от меня потребовал?

Арлина вопросительно смотрела на отца, ожидая объяснений.

– Гарантировать, что с его благородным сыночком ничего не случится, если он женится на тебе! Что он, видите ли, не окочурится раньше, чем сможет завести потомство.

Арлина вздрогнула. Под ложечкой неприятно засосало.

– Я не хочу смерти Мартана, – пролепетала еле живая Арлина.

– Вот и я пытался это же донести королю, – Алистер остановился и нежно посмотрел на дочь. – Но разве в его тыквенной голове уложится, что простые люди тоже могут быть честными? Он тыкал меня носом в книги, от которых веет не столько мудростью, сколько могилой, и требовал поставить подпись под договором.

– Ты подписал?

– А, может, тебе выйти замуж за младшего брата маркизы Эмилии Штолль? Плевать, что парню всего тринадцать. Подождём, он подрастёт, там и обстряпаем всё красиво. Маркиза согласится. Сегодня мне завезли лисьи меха – я подарю ей половину. Пусть сошьёт себе хорошую шубу – её нынешная сильно истрепалась.

– Так ты подписал? – не сдавалась Арлина.

– Но сынок Седдона всё же лучше молокососа-маркизишки.

– Отец!

Де Врисс притянул к себе дочь и обнял её за плечи.

– Я знаю, ты любишь этого королевского выскочку.

– Я любила бы его даже, будь он простым подмастерьем.

– Но он принц.

– И разве это плохо? – девушка мечтательно улыбнулась. – Я с колыбели мечтала стать принцессой. Воображала себя в роскошных нарядах и короне. И все вокруг целуют мне руку, кланяются и говорят «ваше высочество». 

– Я куплю тебе наряды во сто раз лучше, чем у принцессы. А корону закажу у самого известного ювелира. На ней будет больше бриллиантов, чем у самой королевы.

– Но в глазах знати мы так и останемся «торговцем и его дочерью». Ты всегда говорил, что нельзя вечно топтаться на одном месте. Надо идти вперёд. Мой брак – это шанс для всех нас. Шанс встать наравне с лучшими домами мира, быть вхожими в высшее общество. Хватит быть простым делягой, отец. Тебе уже давно пора стать лордом.

Де Врисс слушал дочь и мягко улыбался. Затем провёл по её спутанным волосам и поцеловал в лоб.

– Я знал, что ты так скажешь, поэтому всё подписал. Свадьба в это полнолуние. Люди говорят, звёздный феникс в этот раз будет несказанно красив.

Арлина прижалась к отцу, слушая его ровный тихий голос. Всё было так, как в детстве, с той только разницей, что тогда она сидела на его коленях и держала в руках тряпичную куклу, а сейчас готовится уйти из семьи и стать женой принца. Даже пахло от отца так же, как и много лет назад: ветром, деревянными ящиками, холщовыми мешками и звонким металлом, знавшим ни одни руки и ни один кошель.

– Плевать мне на этих лордов и иже с ними, – произнёс Алистер. – Мне важно лишь твоё счастье. Хочешь, будет тебе Седдон; хочешь – мальчонка-маркиз.

– Я хочу того, кто был указан мне звёздами.

– Как скажешь. Но если пожелаешь отравить его после свадьбы, я возражать не буду.

– Я могу прочитать? – Арлина потянулась за свитками. 

– Читай, только смотри не ослепни. Ереси хуже, чем эта, я не встречал. А я спать пойду. Может, усну.

Дождавшись, когда тень отца исчезнет в дверном проёме и по привычке скрипнет пятая ступенька, Арлина кинулась к бумагам и впилась глазами в каждое слово, каждую букву, каждую закорючку. С каждой новой страницей её взгляд мрачнел, а морщинка на переносице удлинялась. Хрустящая бумага жгла пальцы, на лбу выступили солёные капли, а по телу прошла жаркая волна, румяня свёклой щёки и заставляя сердце биться часто-часто.

Перед глазами молнией вспыхнул недавний кошмар. Прорезал мысли, словно острым ножом, и заплясал на каждой скрупулёзно выведенной букве. Последние повскакивали с мест и, будто сговорившись, начали плясать, перескакивая друг через друга и складываясь в одно единственное слово, от вида которого руки Арлины затряслись, и свитки полетели на пол. 

Озираясь по сторонам и перескакивая через ступеньки, девушка ринулась в свою комнату. Ворвавшись в тёмную спальню, села на край кровати и отдышалась. Но стоило новым страхам заскрестись под кроватью, как Арлина тут же вскочила на ноги и заметалась по комнате. 

Распахнув дверцы платяного шкафа, девушка выволокла оттуда все пышные платья и швырнула их на пол. Нащупала за ними старые штаны, в которых работала на грядках и лазила через забор, и такую же старую, в неотстирываемых пятнах, тунику. Скинув с себя ночную рубашку, натянула затхлую одежду и с неприятным удивлением обнаружила, что та стала слишком мала. Щиколотки безобразно выглядывали из штанин, раздражая Арлину белизной кожи и смущая юношеские взгляды, если бы, конечно, в комнате были юноши. 

Туника тем более пришлась не по размеру. Она так сдавливала грудь, что Арлине казалось, либо она сейчас задохнется, либо туника пойдёт по швам. Её мысли были услышаны, и при первом же движении раздался лёгкий треск. Арлина выдохнула с облегчением – полностью швы не разошлись, зато дышать стало свободнее. 

Закутавшись в плащ цвета мыши-полёвки, девушка закрутила волосы в тугой пучок на затылке и накинула на голову капюшон. В отличие от штанов, плащ оказался длинным и на удивление хорошо скрывал ноги. 

Лишний раз проверив завязки, Арлина осторожно выглянула из комнаты в коридор. Обнаружив там лишь темень и тишину, выскользнула за дверь и начала осторожно красться в направлении лестницы. Ей повезло – пол почти не скрипел.

Добравшись до лестницы, девушка сняла башмаки. Те хоть и были разношены и удобны, но новые набойки стучали так, что дятлы завидовали. Злополучная пятая ступенька – Арлине пришлось растянуться так, что она еле удержала равновесие. 

Наконец, лестничное препятствие осталось позади, но впереди был ковёр, и голая нога Арлины не упустила шанса наступить на что-то холодное и вязкое, основательно размазанное и дурно пахнущее. В памяти тут же всплыли сапоги отца, но один вздох – и все проснутся. 

Набрав в лёгкие как можно больше воздуха, девушка, не долго мешкая, оторвала полоску от одной штанины и протёрла ступню. Теперь оголена была не только щиколотка, но какая разница, если плащ до пят? Оставив грязную тряпку на ковре и надев башмаки, Арлина поспешила к входной двери, а затем и к воротам. 

Прошмыгнув за калитку, девушка тихонько прикрыла дверцу за собой и повернула ключ в замке, как и положено, три раза. С внутренней стороны, правда, засов остался незадвинутым, но Арлина была уверена, что до рассвета вернётся. 

Ноги быстро бежали по пустым окраинным улицам, а с приближением к оживлённым центральным перешли с бега на торопливый шаг, а потом и вовсе пошли неспешно. Приблизившись к центральной арке, девушка нырнула в неё и, пройдя немного вперёд, оказалась на широкой, непривычно светлой для ночи, площади, на которой никогда не было пусто. 

Люди не спали. Парочка влюблённых сидели прямо на холодной земле, поджав ноги, и обнимались. А кругом веселились, балагурили, хохотали и хором пели песни мужчины и женщины: дневные попрошайки, калеки и нищие. Их завидное ночное веселье не шло ни в какое сравнение с дневным убожеством и завыванием. Видимо, человек так устроен, что в одной среде он играет одну роль, а в другой – другую. 

Арлина вздрогнула. Прямо за её спиной взорвался столп искр и громко заулюлюкали мальчишки. Гоняясь друг за другом, они шлёпали по сырой от вечернего тумана земле и задорно горланили: 

Раз прекрасная Арлина 

Вышла в город погулять. 

Ей пройтись хотелось чинно, 

А пришлось наряд порвать. 

– Эй, тётенька, вы чего? – взвизгнул самый лохматый после того, как Арлина, не сдержавшись, схватила его за ухо. Другие пацанята тут же замерли на месте и недоуменно уставились на девушку, пытаясь разглядеть её лицо. 

Опомнившись, Арлина тут же разжала пальцы, опустила руку и, стараясь заглушить громкое биение сердца, протараторила: 

– Где мне найти Лачтну?

– Гадалку? – переспросил мальчуган, потирая опухшее ухо. – Вона-а её фургончик! Я видел, она ещё не спит. 

Арлина быстро развернулась и заторопилась туда, куда показал беспризорник. Задержись она с мальчишками ещё секунду – опухло бы второе ухо, так как сорванец сразу затянул новую частушку, в которой нос Арлины был немногим краше клюва цапли. 

До цирковых фургончиков было недалёко, и Арлине пришлось не слишком долго увязать каблуками в земле, чтобы добраться до них. На одном из фургонов был яркими красками намалёван хохочущий клоун, на втором – пурпурный магический шар, весь в сверкающих молниях. А из самого центра шара на Арлину смотрели по-кошачьи загадочные салатовые глаза. 

Тихонько-тихонько, почти крадучись, девушка приблизилась к нужному фургончику и встала, как вкопанная. Постучать или сразу потянуть на себя дверь и бесцеремонно войти? Скорее всего последнее, ведь она уже почти леди. А леди не стучат в жилища тех, кто и двух букв криво начертать на может. 

Определившись с выбором, Арлина потянулась к дверной ручке, но схватила пальцами воздух и чуть не приложилась носом о пол. Дверь отворилась секундой ранее, а на пороге стояла недавняя цыганка и хитро улыбалась уголками губ при виде продрогшей от ночного холода девушки. Цветастая юбка с левой стороны была задрана, и её край был заткнут за пояс, обнажая красивую ногу, обутую в совершенно безобразный башмак со сбитым носом. 

– Я знала, что ты придёшь, – медовым голосом пропела Лачтна, тряхнув бусами из морских ракушек, и отступила от двери, пропуская Арлину внутрь. 

В тесном фургончике было не пройти и пахло свечным воском и пряной гвоздикой. Шаг от двери – и сразу натыкаешься на маленький круглый столик, на котором лишь крошки и деревянная кружка с кофейной кашицей на дне. Около столика два стула, оба жёсткие, с рваной потускневшей обивкой, хотя, верно, были времена, когда эти стулья красовались в домах знати, пока при очередной смене мебели не были выброшены на помойку. Внизу под столом чего только не было: тканевые мешки, забитые до отказа, шкатулки с бусами, стеклянными кристаллами и скользкими гадальными шарами. Был там даже лунный шар, с одной стороны яркий, с другой – затемнённый, загадочный, как и сама луна.

– Сон измучил? – понимающе спросила Лачтна, смахивая со стола на пол следы недавнего ужина и отодвигая для Арлины один из стульев – тот, ножка которого сильно шаталась. 

Неуверенно, но чувствуя, но так и надо, Арлина сняла с себя плащ и, аккуратно свернув его, присела на краешек стула. Тот тоскливо скрипнул. Ойкнув, девушка заскользила глазами по фургончику, лихорадочно соображая, как правильно начать разговор. 

Рассмотреть, что хранилось в тёмных углах, было невозможно. Но явно, всё, что цыганка смогла найти за всю свою жизнь и что было бесхозно, теперь нашло себе место в этих четырёх стенах. Там и дырявая перина, и перьевые подушки, а на перине ещё мешок огромный, в который при желании человек поместится. Арлина слышала, что цыгане воруют детей – может, этот мешок как раз для такого случая? От этих мыслей Арлина вся похолодела, а следом тут же покраснела, чувствуя на себе пристальный взгляд цыганки.

– Ты же не стены мои сюда рассматривать пришла. – Прошуршав юбкой, Лачтна развалилась на стуле напротив и закинула ногу на ногу. – Протяни руку. 

Арлина послушна протянула обе. 

– Ничего не изменилось. – Лачтна откинула назад спустившуюся на высокую грудь прядь чёрных волос и внимательно всмотрелась в линии на руке. – Вижу тебя в белом платье. Фата длинная, как лесной тракт на Озёрный край, жемчуг вокруг шеи и обручальное кольцо на пальце. Вижу суженного твоего рядом. Вижу свадьбу вашу на звёздного феникса, а дальше только тьма, вдовье платье и горькие слёзы. Счастье не будет долгим. Вскоре после свадьбы потеряешь ты мужа, и воцарит в твоём сердце пустота. 

– Ты говорила тогда на площади, что есть выход, – торопливо перебила Лачтну Арлина. 

– Говорила. – Гадалка провела грязным ногтем по линии на левой руке девушки. – Дашь золотой – раскину ещё и карты.

Руки сами, словно по чьему-то приказу, потянулась к мешочку на поясе и вынули монету, а следом ещё одну. Арлина сама не понимала, как так произошло, но вот они, оба золотых, позвякивают и сверкают на грязной руке Лачтны. 

Спрятав монеты в многочисленных складках юбки, гадалка нырнула под стол, вытащила оттуда большой малиновый шар, водрузила его на стол и сдула с него такой слой пыли, что Арлина не удержалась и чихнула. За шаром последовала колода карт, старая, потрёпанная, со стёртыми картинками. 

Ловкие пальцы начали с карт, вытаскивали из колоды одну за другой, поворачивали рубашкой вниз и клали на стол. Ярко накрашенные губы шевелились и бормотали что-то неразборчивое, чёрные вьющиеся волосы упали на лицо, но в этот раз Лачтна была сосредоточена и не обращала на них никакого внимания. Закончив с картами, она задумчиво покачала головой и коснулась ладонью шара, который тут же вспыхнул ярко-малиновым светом и начал медленно вертеться. 

Сколько ни всматривалась, Арлина ничего не смогла увидеть в шаре, но Лачтна впилась в него хмурым взглядом и в сторону Арлины даже не смотрела. А когда, наконец, подняла голову, то выражение её лица не предвещало ничего хорошего. 

– Всё так плохо? – вырвалось у Арлины. 

– Не выходи замуж, и не умрёт твой любимый. Женится со временем на другой, забудет тебя, но жив будет, а, возможно, будет и счастлив. Не придётся тебе надевать платье вдовье, но и белого больше никогда примерить не удастся. 

– Это не выход, – возмутилась Арлина. – Мы с Мартаном созданы друг для друга. Я жизни своей не смыслю без него. 

– Но иначе смерти не избежать. Смерть не хворь, лекарства от неё ещё никто не придумал. 

– Есть один такой шибко умный. 

Хриплый и замогильный голос, будто вырвавшись из сырого, покрытого гнилью подземелья, прорезал тьму. Арлина вздрогнула, взяла со стола свечу и, подавшись вперёд, посветила в сторону голоса. В углу, заваленном тряпками, лентами, бантами, павлиньими перьями, меховой шапкой и дырявым глобусом, полулежал, скрючившись, старик. Весь в лохмотьях, в обнимку с обшарпанной деревянной палкой, он морщился от яркого света и беззвучно шевелил губами. 

Арлина подозрительно прищурилась. На мгновение ей показалась, что она уже видела его ранее, но где и когда, вспомнить не могла. 

– Кто ты такой? – гордо вскинув голову, крикнула она. 

Повелительный тон призывал подняться и отвесить с дюжину поклонов. Но старик не шелохнулся, а только вскинул сухую морщинистую руку, заслоняя чувствительные глаза от света свечи. 

– Кто ты и как смеешь подслушивать? – громко повторила Арлина. 

– Это я его сюда привела, – поспешила вмешаться Лачтна, забирая свечу у Арлины и возвращая её на стол. – Бедному нищему осталось недолго. До весны хоть бы протянул. Уже которую неделю вижу его на площади: спит в подворотнях, питается объедками, да мальчишки ещё издеваются, собак на него натравливают. Вот и решила приютить его – ночи сейчас, чай, не летние. 

– Он слышал нас, – упрямилась Арлина. – Он слышал всё, слово в слово! 

– Слышал, – прохрипел старик, – и знаю того, кто может помочь. 

– Что может знать нищий старикашка?! Подслушал мои откровения и теперь хочешь сыграть на этом?

Старик опёрся на деревянную палку, поднялся, кряхтя, и вышел на свет. 

– Я тебя знаю! – воскликнула Арлина, отстраняясь от нищего. – Ты тот самый мерзкий побирушка, который порвал мне платье. 

– Я смотрю, тебе понравилось, – огрызнулся старик, покосившись на голые ноги девушки, выглядывающие из которых штанин. 

– Хватит пялиться, – прикрикнула Арлина, распрямляя плащ и накрывая им ноги. – Говори, что хотел. 

– Ты слышала о Смоляных горах? О замке, что стоит на краю обрыва? 

– Отец говорил, земли скудные и нет там ничего примечательного. 

– Ничего примечательного, кроме вечного мрака, холода и вороньего карканья. С давних пор в тех землях хозяйничает некто Тайернак. Правит там уже невесть сколько лет и всё никак не помрёт. 

– Враки! Никто не может жить вечно. 

– Человек не может, – согласился старик, – но лорд Тайернак и не человек вовсе. Его земли обходят стороной и звери, и люди, а его самого называют злым колдуном. Говорят, тёмные делишки творит. Очень тёмные. 

– А ему по силам победить смерть? – Арлина была настолько на своей волне, что слова о тёмных делах и людском страхе пропустила мимо ушей. 

– Я однажды видел, как он оживил лягушку. Взял пузырёк с верхней полки, капнул мёртвой твари на голову – та сразу и ожила и тут же языком муху поймала. 

– Принц – не лягушка, – мудро вставила Лачтна. 

– Да какая разница, – со знанием промычал старик. – Просто на принца побольше эликсира потратить придётся. 

– Мне нужен этот эликсир, – деловито сказала Арлина. – Ты, – она посмотрела на нищего, – отправляйся к тому колдуну и принеси мне снадобье. Скажи, я щедро заплачу – не будь я Арлина де Врисс. 

Старик недоуменно крякнул. 

– Лорда Тайернака уже пять лун как нет в замке и не будет до начала следующей осени. Некому будет зелье мне передавать. 

Арлина вцепилась холодными пальцами в ткань плаща. 

– Значит, нужно добыть эликсир без его разрешения. Ты видел, как он вернул к жизни лягушку. Значит, ты был в его замке? 

Старик кивнул. 

– Я много лет горбатился на него, выращивал травы для настоек и снадобий, заработал грыжу и был выгнан. Теперь я здесь. 

– Значит, ты знаешь, где стоит нужный мне пузырёк? 

– Западная башня, ореховый шкаф, девятая полка снизу, прямо между раствором фиалки и огуречным рассолом.  

– Иди и принеси! – распорядилась девушка. – А я взамен прощу тебе то, что ты вытворил с моим платьем. 

– Выкрасть? – возмутился старик. 

– Позаимствовать, – поправила девушка. – Если не пригодится, вернёшь. 

– Э нет, милочка. Тебе нужно – ты и иди. Ищи лорда Тайернака, где хочешь, и сама проси его помочь тебе. 

– Ты не понимаешь, с кем разговариваешь. Когда я стану принцессой, а мой отец – лордом и хозяином Мшистой долины, мы отблагодарим тебя и подарим тебе дом и землю. У тебя будет и кров, и пропитание. Де Вриссы могут многое, если выполнять их приказы. 

– Вот только ни дом, ни земля мне не пригодятся, если разгневанный колдун решит в отместку превратить меня в головастика. 

– Скажешь, что исполнял мою просьбу. Пусть он говорит со мной, принцессой Озёрного края, и посмотрим, кто возьмёт верх. 

– Нет, – покачал головой старик. – Гнева бывшего хозяина я боюсь больше, чем хочу обзавестись домой. Ты уж сама, дорогуша, а мне и на улице хорошо спится. Спасибо, красавица, что приютила, – старик отвесил низкий поклон Лачтне. – Кофей твой уж большо вкусен. Век не забуду. 

«Окочуришься раньше», – промелькнуло в голове Арлины. Недовольная, она встала, накинула плащ, покрыла голову капюшоном и, грубо толкнув старика, вылетела из фургончика. 

На освещаемой многочисленными огнями площади продолжала кипеть жизнь. Мальчишек было всё не загнать спать, и самые громкоголосые продолжали орать частушки. 

Мой милок не вышел мордой: 

Весь рябой и нос кривой. 

Я его отправлю к лорду,

Что живет на Смоляной.

Арлина скривилась, посильнее натянула капюшон на глаза и побежала домой.

Глава 5. Что сказала невеста?

– Берёшь ли ты, Мартан Светлоозёрный из рода короля Свена Светлоозёрного, принц Озёрного края и хозяин севера, юга, запада и востока, в жёны Арлину де Врисс?

– Беру.    

Белая гвоздика, воткнутая в петлицу такого же белого камзола, дурманила до пульсирующей боли в висках. Янтарная смола вперемешку с кардамоном и растёртым мускатным орехом кружила голову столь же сильно, как и натирала кожу жёсткая золотая нить, пущенная по рукаву того же самого камзола. Даже перчатка, натянутая по локоть, не спасала – кружево до того тонкое, что, казалось, и перчатки на руке нет. Но Арлина терпела. 

Словно подслушав мысли невесты, но только наооборот, Мартан пошевелил рукой – парчовая нитка не преминула воспользоваться шансом и ужалила девушку. На глаза навернулись слёзы, но все присутствующие мигом списали их на свадебное волнение и девичью эмоциональность. А золотая нить и не думала прекращать издеваться: она шла частой змейкой по краю рукава, поднималась выше, закручивалась в петлю, а после раскрывалась нежной озёрной лилией, которая больно цапнет, стоит тронуть её хоть мизинцем. И руку убрать неловко – столько пар глаз смотрят и ловят каждый вдох невесты.

– Обещаешь ли ты быть с ней в радости и печали, болезни и здравии, богатстве и бедности, пока смерть не разлучит вас?

– Обещаю.

Печёные яблоки приправили корицей, да так сильно, что задыхаешься. Сейчас бы лёгкого ветерка с озера, свежести осеннего леса или дождевой прохлады, но вокруг только облака пудры на лицах и париках и тяжёлые ароматы махровых роз, в которых скорее увязнешь, чем растворишься. Ещё и испарина на лбу и шее такая, что веера не помогают. Так и жужжат без толку справа и слева, будто королевский дворец атаковала целая армия длиннокрылых стрекоз.

Мартан завозил локтем – золотая лилия без промедления оставила на коже Арлины мелкую царапину. Когда же церемония закончится и можно будет выдернуть руку и протереть листом подорожника? Говорят, успокаивает.

Хранитель Игвик, видимо, сговорился с безжалостной нитью и не спешил со следующим вопросом, тщательно выжидая момент. Простая случайность или шанс? Или духота влияет? 

Краешком глаза Арлина покосилась в сторону отца. Вот он стоит – опять не спал ночь, выбирал шейный платок. Хотел взять жёлтый в мелкий васильковый горошек, но Арлина вовремя остановила. В итоге повязали золотой, как и всё в этот день, начиная от ковровых дорожек и винных кубков и заканчивая треклятой нитью, что шла не только по краю рукава, но и по низу камзола принца. Петляла и вырисовывала по-королевски дивные узоры.

– Берёшь ли ты, Арлина де Врисс, в мужья Мартана Светлоозёрного из рода короля Свена Светлоозёрного, принца Озёрного края и хозяина севера, юга, запада и востока?

Хранитель Игвик, смакуя каждое слово, закончил вопрос и в предверии положительного ответа занёс изящную, усыпанную жемчугом, бело-голубыми аквамаринами и прозрачными, как слеза, бриллиантами корону принцессы над головой бледной безродной невесты.

– Берёшь ли ты, Арлина де Врисс, в мужья Мартана Светлоозёрного из рода короля Свена Светлоозёрного, принца Озёрного края и хозяина севера, юга, запада и востока? – медленно повторил хранитель, чувствуя, что пауза подозрительно затягивается, а пальцы уже дрожат и вот-вот корону уронят. 

Мартан нетерпеливо дёрнул рукой и покосился в сторону растерянной девушки. Ненавистное золотое жало стало последней каплей, и Арлина в сердцах выплеснула: 

– Нет, – и сама испугалась того, что сказала. 

Слово отозвалось эхом во всех уголках мраморного тронного зала. Рой стрекоз на секунду затих, чтобы спустя удар сердца разразиться пуще прежнего. Кто-то на задних рядах от неожиданности упал в обморок, кто-то прикусил язык, кто-то ухмыльнулся, кто-то же стоял не шелохнувшись и отказывался верить в происходящее. 

– Вы должны сказать «да», – шепнул Игвик Арлине прямо на ухо. От хранителя неприятно несло болотной водой. – Я сейчас произнесу речь в третий раз, а вы не перепутайте. 

– Нет, – повторила Арлина на сей раз твёрдо, одновременно краснея, как перезревший помидор, готовый лопнуть и залить всех соком. 

– Ты что такое говоришь? – зашипел совсем рядом Мартан и тут же завертел головой по сторонам, мило улыбаясь гостям и недоуменно пожимая плечами. – Останови церемонию, – кинул он Игвику и, расталкивая локтями столпившихся за спиной любопытных, подхватил Арлину под локоть и потащил к дверям, за которыми начиналась комната, где  послы и просители обычно ожидали приёма у короля. 

Повернув в дверном замке большой тяжёлый ключ, Мартан запер дверь, развернулся, положил руки на плечи невесте и, сбиваясь, произнёс: 

– Ты переволновалась. Мы сейчас отдохнём и повторим всё заново. Плевать на гостей и что они подумают. Я сам переживал так, что не сразу понял, что следует отвечать. 

– Мартан, – перебила принца Арлина. 

– Тебе нужно воды. – Мартан был сам не свой и ничего не слышал. – Да-да, именно воды. Ланс! – закричал он что было силы и только потом понял, что даже при всём желании Ланс не сможет быстро прийти на помощь – сперва надо как минимум выломать запертую дверь. 

– Мне не нужна вода, – остановила принца Арлина. – Мне нужно поговорить с тобой. Я должна была сделать это раньше, но никак не верила и не решалась. А теперь я боюсь. Боюсь за наше будущее, Мартан. 

Белое платье, такое воздушное, такое желанное, теперь раздражало и смотрелось аляповатым пятном на фоне золотых оконных штор. Кружево, тонкое, словно паутина, торчало со всех сторон, добавляя невесте пышности вместо того, чтобы подчеркивать тонкую девичью талию. Муха – да чтоб её – и даже муха, а не фигурка изящного лебедя сидела на большой фруктовой вазе и потягивала сок из спелой жёлто-розовой груши. Мартан – в парадном наряде, со шпагой, прикреплённой к поясу, высокий и стройный – стоял, не шелохнувшись, и ждал разъяснений.

Арлина подняла голову, и их взгляды встретились. Его глубокий и затягивающий, слово болото, поросшее мхом, с островками яркого вереска и спелой алой клюквой, и её испуганный и робкий, неуверенный ни в чём, сомневающийся и умоляющий одновременно.

– Кто он? – Мартан прищурился. В его взгляде промелькнули искорки ревности. 

– Он? – недоумевая, переспросила Арлина.

– Тот, из-за кого ты отказываешь мне. Я принц, а не торгаш никчёмный, чтобы об меня ноги вытирать. – На слове «торгаш» Арлина сглотнула, но промолчала. – Кто запудрил тебе мозги настолько, что ты готова променять меня на него?

Девушка замотала головой.

– Тогда в чём же дело? – подозрительность немного спала, уступив место прежней чарующей мягкости, будто и не было грозового раската ударом сердца ранее.

– Всему виной сон, и я должна в нём разобраться.

– Сон? – насмешливо переспросил Мартан. – Из-за сна ты у всех на виду выставила меня дураком?

– Но ты не знаешь, что это за сон! – полная отчаяния, воскликнула Арлина. – Уже которую неделю мне снится твоя смерть, Мартан! Я вижу, как ты умираешь, а я ничего не могу с этим сделать. Не могу никак помочь. 

– Я вижу во сне, как умирает мой любимый пёс, и что?

– Гадалка сказала, сон вещий и сбудется сразу после свадьбы. Неужели ты не понимаешь?

– Гадалка! – Мартан картинно отвёл взгляд, взъерошил мягкие, вымытые в отваре из крапивы и лепестков дикой орхидеи волосы и рухнул в ближайшее кресло. Потянулся за грушей, взял одну и надкусил. Сладкий нектар прыснул из мягкого недра плода и потёк тоненькой струйкой от губ к подбородку. – Я думал, у меня сегодня появится жена, достойная носить корону принцессы Озёрного края, а мне подсунули трясогузку. Иди ко мне, – смилостивился он, видя, как дрожит девушка то ли от холода, то ли от страха, то ли от отчаяния, то ли от всего вместе взятого. 

Арлина послушно приблизилась.

– Это всё нервы, – пробормотал принц, усадив Арлину к себе на колени и крепко прижав. – Ты переволновалась, устала. Слишком долго жила в городе, слушала всех подряд, начиная булочником и заканчивая грязными попрошайками. Теперь всё будет по-другому. Тебя будут окружать лишь леди и лорды, и ты никогда больше не услышишь ничего, что может омрачить или расстроить.

– И всё же я должна разобраться во сне, – настаивала девушка.

– Упрямая ты моя, – улыбнулся Мартан, вдыхая аромат её волос, что пряно пахли гвоздикой.

– Отложим свадьбу? Ненадолго. Я найду решение и…

– Тсс, – Мартан приложил палец к губам невесты и нежно провёл кончиками пальцев по её спине, – расслабься. Выброси всё из головы и просто посмотри на меня. Мы ничего не станем откладывать. Мы повторим церемонию завтра, а сегодня просто побудем вместе, и ты успокоишься. И знай, я никуда тебя не отпущу. Ты пытаешься напугать меня абсурдным кошмаром, что я могу умереть после свадьбы, а я тебе вот что скажу: я умру, если свадьбы не будет. Если тебя не будет рядом со мной. Клянусь, что умру! Спрыгну со скалы в море. К чему мне жизнь без тебя? 

– Нет, – пролепетала девушка, – этому никогда не бывать. 

– Этот бриллиант... – Мартан бережно взял руку Арлины и провёл пальцем по яркому розовому камню в обручальном кольце. – Гляди, как он сияет. Как и наша любовь. И будет сверкать вечно. Потому что… – Мартан замолчал, и Арлина почувствовала его горячее дыхание на своей шее, – потому что я люблю тебя.

Его губы обожгли её кожу. А потом и прикосновения тёплых пальцев, медленно, но настойчиво стягивающих кружевную ткань с плеча и оголяя его для новых поцелуев.

– Нет, Мартан. – Арлина попыталась отстраниться, но юноша не дал ей и с места сдвинуться, только прижал к себе ещё крепче.

– Не говори ничего, – прошептал он, покрывая обнаженное плечо поцелуями. – Этот день и сегодняшняя ночь должны были быть нашими. И я хочу, чтобы так и было. 

Арлина охнула, почувствовав, как слабеет шнуровка.

– Нет, – только и хватило сил на слабый писк, а дальше руки сами взметнулись и перехватили спадающее с груди платье, не дав открыться самому сокровенному. – Мы же ещё не женаты.

– Мы могли бы уже быть женат. – Натиск жгучей страсти не ослабевал, Мартан попробовал развести руки девушки, но та держалась.

– Послушай, – взмолилась Арлина, – да послушай же. Я не могу выйти за тебя замуж. Сейчас не могу, – уточнила девушка, глядя на растерянное лицо жениха. – Сегодня не могу и завтра, а только тогда, когда разберусь со сном и отыщу решение. Это не прихоть и не глупое сумасбродство. Я не прощу себе, если после свадьбы с тобой что-нибудь случится. 

Мартан скрипнул зубами. 

– Мы поговорим чуть позже, – выдавил он, вытирая рукавом пот со лба. Жёсткая золотая нитка радостно впилась в липкую кожу лица и оставила на нём длинную тонкую царапину. 

Мартан поднялся с кресла, оставляя в нём Арлину в сползшем набок платье, повернул ключ в замке, дёрнул на себя дверь и вышел к недоумевающим гостям. 

– Всё отлично! – только и смог выдохнуть он, молитвенно соединяя ладони. – Здесь очень душно, и у миледи кружится голова. Церемония состоится завтра, а сейчас невесте надо отдохнуть. 

По залу прошёл облегчённый шёпот, и все в мгновенье зашуршали парчовыми одеждами, устремляясь к бокалам, наполненным игристым вином. То уже выдыхалось, и надо было его срочно спасать, несмотря на то, что невеста сказала совсем не те слова, которые от неё ожидали. Рой веерных стрекоз затрещал с удвоенной силой. 

– Ланс. – Мартан поманил к себе Ланселя, взял с серебряного подноса бокал и тут же осушил его. – Следи за этой дверью, не выпускай и не впускай туда никого и ни под каким предлогом, пока я не вернусь. 

– Там Арлина? Её отец рвался к вам, но его вовремя остановили. 

Мартан отхлебнул из второго бокала. 

– Я сейчас поговорю с ним. Ты всё понял? 

Ланс кивнул. 

– Отнести миледи вина? – спросил он, забирая с подноса два бокала: один – для себя, другой – для Арлины.

Мартан поморщился. 

– Не стоит, с ней всё в порядке. Просто капризы, скоро отойдёт. 

И принц, хлопнув друга по плечу, растворился в толпе гостей, тут же сомкнувшихся вокруг его высочества и прилипших к нему, словно мухи. Каждый торопился первым поприветствовать королевского сына и выразить надежду, что невеста скоро поправится.  

***

Белое платье, накрытое горой прозрачной вуали, выглядело помпезно и величественно. Как и новая жизнь, в которую чуть было не вступила в этот день Арлина. Сколько собралось гостей в тронном зале? Не меньше нескольких сотен точно. Места всем не хватило – многие топтались на балконе и в дверях. И всем им нашлись комнаты во дворце, чтобы переждать ночь и по утру спуститься в зал заново. 

Арлина поёрзала на стёганом одеяле, усаживаясь поудобнее, и покрепче обхватила острые коленки. Больше всего было стыдно перед отцом – его потерянного взгляда она век не забудет. Но Мартан повёл себя поистине благородно. На глазах у всех знатных вельмож и даже у короля сам извинялся перед де Вриссом за происшедшее, уверял, что во всём виноват он сам и никто иной: слишком торопил Арлину со свадьбой, слишком настаивал, слишком сильно любил. Глупенький милый Мартан! Да если бы не этот треклятый сон и не гадалка на площади с её карканьем, разве сидела бы Арлина сейчас тут? Разве смогла бы предпочесть холодные стены своей комнаты тёплой постели с любимым мужем, его объятиям, ласкам и поцелуям? То, чего она жаждала больше всего на свете, в одночасье было перечёркнуто неровной, едва видимой линией на ладони. 

Церемонию повторят завтра, и это уже решено и не обсуждается. Мартан убедил Арлину, несмотря на её слёзы и панику. После того, как гости разошлись и зал опустел, Мартан лично попросил хранителя Игвика остаться и отрепетировать то самое заветное «да». Сколько раз его повторила Арлина прежде, чем Мартан удовлетворённо кивнул? Восемь или десять раз? Начинала она с робкого мяуканья, а закончила громко и уверенно, как и должна говорить истинная принцесса, которую распирает от гордости и собственной важности. 

Свадьба завтра, и ничего изменить уже не удастся. Вставать опять рано, со скрипом влезать в пошитое меньше нужного размера платье, еле дышать от туго затянутого корсета, трепетать, когда отец бережно обернёт жемчужное ожерелье вокруг её шеи и щёлкнет застёжкой. Но всё это завтра, а сейчас в тишине ночи, нарушаемой только мерным потрескиванием свечи, можно ещё прокрутить в голове созревший за ужином план. 

Когда Арлина приоткрыла дверь из комнаты и выглянула в тёмный коридор проверить, спит ли отец, её посетило навязчивое чувство дежавю. Те же штаны, правда после последней вылазки значительно короче, та же туника и надорвана в том же месте, тот же плащ до пят и та же скрипучая пятая ступенька, которую не обойдёшь, если не раскорячишься. И только кошель на поясе в этот раз был в разы тяжелее, и позвякивали в нём не только золотые монеты, но и снятое с безымянного пальца левой руки обручальное кольцо. 

Двери калитки опять осталась незакрытой с внутренней стороны, а ноги тихонько-тихонько от куста к кусту заторопились в сторону центральной площади Атоля. На счастье большая половина города уже давно спала, а кустов на пути было много, хотя, как показалось Арлина, некоторые колыхались неприлично долго после того, как она их покидала. Может, ветер? Вон сколько туч этим вечером набежало. Не иначе завтра дождь будет. После феникса всегда начинается дождь.  

Словно завсегдатай этих мест, Арлина нырнула в арку, выскочила на площадь и со всей скорости кинулась к заветному фургончику цыганки. Неловкости и стеснений ноль – толкнула дверь ногой и ввалилась внутрь, громыхая разбросанными по полу кастрюлями, подсвечниками, шкатулками и декоративными статуэтками болотных жаб. Лачтны внутри не было.

– Есть кто? – Арлина прищурилась, но в темноте трудно было что-либо различить.

Решившись пойти напролом, не обращая внимания ни на мышь, ни на дамские подвязки, которые могли попасться на пути, девушка сделала несколько решительных шагов вперёд и упёрлась во что-то тёплое и мягкое, громко урчащее, воняющее и по очертаниям напоминающее большой комок. Осторожно потыкав его носом ботинка, девушка пожалела, что не выхватила у веселящихся на площади мальчишек самодельные фонарики с малюсенькими язычками пламени внутри. Но вдруг за узким и вытянутым окном фургона загромыхало, небо озарилось яркой вспышкой, рассыпавшейся на тысячи мелких звёзд, а те осветили всё вокруг таким светом, что и солнца не надо. Это звёздный феникс сгорел и вновь возродился, радуя всех своим пришествием, озаряя тёмные тропки в лесу для заплутавших путников и позволяя Арлине лучше разглядеть то, вот что она уткнулась ногой. Впрочем, это было уже и без феникса понятно, так как комок на полу вдруг принял очертания и громко выругался. 

– Вставай, – приказала Арлина и сделала несколько шагов назад, позволяя спящему старику нащупать на полу свою деревянную палку и с её помощью подняться. – Ты отведёшь меня в Смоляные горы. И отправляемся мы прямо сейчас.

– Эво как. – Старик потёр сонные глаза. – В свои семнадцать я по-другому проводил время в первую брачную ночь...

Арлина притворилась, что из-за шума на площади не расслышала ехидства.

– Ты отведешь меня к этому самому, как его... к тёмному колдуну... Таварнаку!

– Тайернаку, – поправил старик, прилизывая топорщившиеся в разные стороны, до глубокой седины серебряные, волосы. – Милорд очень трепетно относится к своему имени и истории своего рода, а род у него древний, и все – потомственные колдуны.

– Плевать я хотела на имя и род, – огрызнулась Арлина. – Мне нужен только его эликсир. Ты отведешь меня в замок, покажешь, где хранится зелье, я заберу склянку и, если не пригодится, верну обратно.

– Я говорил, каков лорд Тайернак в гневе? А если он узнает? Или, не дай озёрные боги, вернётся в замок раньше положенного?

– От тебя требуется только ткнуть пальцем в нужное место. Весь свой гнев твой бывший хозяин пусть направит на меня. Я с ним договорюсь, уж поверь. И вот ещё. – Арлина нырнула пальцами в мешочек на поясе. – За свою работу получишь сто золотых. 

И в доказательство своих слов девушка вытащила несколько крупных блестящих монет и помахала ими перед стариком, дразня его. Тот громко причмокнул, словно вкусное рагу из кролика ел, и прошамкал: 

– Говоришь, только довести до замка? А ежели чего вскроется, то в червяка навозного тебя превратят?

Арлина кивнула.

– Дураком буду, если столько золота не возьму. – Старик сграбастал монеты.

– Здесь только часть, остальное получишь, когда эликсир будет у меня. Долго идти до Смоляных гор?

– Если дожди не затянутся и с попутками повезёт, то несколько деньков.

– И потом ещё обратно, – прошептала про себя Арлина. – Надеюсь, Мартан меня простит. 

– Так вести в земли Тайернака или не вести? – переспросил старик, глядя, как тень сомнения вытесняет с лица девушки  былую уверенность.  

– Вести! – окончательно решилась Арлина и первая двинулась к выходу. 

– Вы никуда не пойдёте, леди де Врисс. – Из уличного шума в тишину тесного фургончика шагнул Лансель. – Вы сейчас отправитесь к себе домой, и сделаем вид, что ничего не было.

– Это твой жених? – не к месту вставил старик, уставившись на загородившего проход Ланса. Старческие узкие глаза, все в морщинах, распахнулись так широко, словно смертельно опасную кобру увидели. 

– Какой он жених? – усмехнулась Арлина. – Простой слуга, даже не лорд. Мартан настолько добр и мил, что держит его при себе как равного. Дай пройти. – Девушка встала напротив и не собиралась уступать. – И откуда ты только взялся?

– Его высочество попросили присмотреть за вами, и, как оказалось, не зря. 

Арлина цокнула языком, понимая теперь, почему столь долго не унимались кусты. Ветер оказался не при чём. 

– Вы идёте со мной, миледи. 

Ланс сделал шаг навстречу Арлине и схватил её за руку.

– Пусти! – вскрикнула девушка, попыталась вырвать руку из цепких тисков, но не тут то было. Крепкие пальцы сдавили нежную кожу так, что завтра она вся будет в малиновых синяках. – Пусти, кому говорю! – прошипела теперь злобно и ядовито, упираясь ногами в пол.

Вторая рука беспокойно зашарила вокруг, но поймала один воздух. Подсвечник бы, да им по Ланселю... Но рядом топтался только грязный, беспомощный нищий, водил чего-то там тоненькими иссохшими губами и опирался на деревянную палку. Понимая, что другого шанса не будет, Арлина выхватила палку из рук старика и со всего размаха заехала её концом в висок Лансу. В мгновенье тот оцепенел, пальцы разжались, и Лансель рухнул на пол. 

– Я бы не додумался её так использовать, – ухнул старик, аккуратно вытаскивая из руки застывшей на месте Арлины свою драгоценную деревяшку. А когда забрал, то бережно протер её рукавом, словно это палке было больно, а не лежавшему без сознания королевскому слуге. 

– Так учись, – рыкнула пришедшая в себя Арлина, схватила Ланса за ноги и перетащила подальше от входа. – А теперь быстрее, пока он не очухался или пока сюда вся королевская гвардия не нагрянула.

Оба, старик и девушка, выскользнули из фургончика и поторопились раствориться в темноте пустых городских улиц, ведущих к окраинам и дальше в лес. Нужно было спешить, ведь далеко на востоке уже начинал заниматься рассвет.

Глава 6. Сто дней

Хрустальные брызги обожгли кожу холодом. И не только на лице, но и на груди, и на шее. Капли масла ветивера вместе с порцией настойки на полевых травах последовали спустя несколько ударов сердца. От их запаха приятно защипало в носу. Не открывая влажных глаз, Мартан протянул руку в сторону, получил тонкое льняное полотенце и приложил к лицу. Серо-белая ткань, привычно пахнущая можжевельником, мигом впитала прохладную воду, а после была отшвырнута на пол за ненадобностью.   

Подняв голову от заполненного до краёв умывальника, Мартан посмотрелся в зеркало. Волосы – каштановые, слегка вьющиеся, прядка к прядке – лежали ровно и красиво. Нос прямой с лёгкой горбинкой, губы тонкие, но влажные и распробовавшие уже достаточно женщин. И ни к одной из них он не возвращался второй раз, как бы та ни умоляла. И ни одна из них не сбегала от него. До вчерашнего дня...

Капли воды высохли на избалованной женскими ласками груди. Мартан развернулся, прошёл к плетёному стулу, взял с него белоснежную тунику и надел. Заправил в штаны и затянул сверху пояс. Затем плюхнулся в мягкое кресло у окна, закинул ноги на другое, такое же мягкое и всё в зелёном бархате, потянулся к стоявшей на чайном столике чашке с горячим травяным настоем и сделал глоток. 

Находившийся всё это время возле умывальника Лансель поднял брошенное на пол полотенце, сложил его вчетверо, намочил остатками воды и поднёс к виску. Живительная прохлада коснулась кожи, пылающей огнём, подобным тому, который изрыгает сам дракон, и Ланс облегчённо выдохнул. 

– Хорошо она тебя припечатала, – хмыкнул Мартан, жуя горячую лепёшку с гречишным медом.

– Я и думать не смел, что леди… 

– Какая она к болотным мухам леди?! Обычная девка с грязной улицы, как и её отец. Сидят на мешках золота и думают, что могут встать в один ряд с нами, благородными семьями Озёрного края. 

– Надо же, палкой-то как можно, – Лансель был на своей волне. – И ладно бы дерево хорошо обтёсано… Оно, глядишь, и не так бы задело. Но то, видимо, всё в сучках было. 

Ланс на секунду отнял полотенце от пульсирующего виска. Кроме большого малинового пятна на коже можно было легко разглядеть и небольшие отметины – словно зубами приложились. Кровь в тех местах запеклась ещё ночью, но менее устрашающе от этого они не перестали выглядеть. 

– Это она тебя ещё мягко огрела. – Мартан перевёл взгляд со слуги на голубую фарфоровую чашку с золотой каёмкой. – Вид у тебя и правда жалкий.

– Да уж, повезло, так повезло, – промычал Ланс, меняя сторону полотенца. 

– Камзол и шпагу мне, – скомандовал Мартан, вытер измазанные в мёде губы льняной салфеткой, на которой были вышиты вензеля и озёрная кувшинка, и поднялся.  

Сорваться с места, как ранее, Ланселю удалось с трудом. Стоило сделать резкий шаг, как голову будто разорвало на тысячу осколков и перед глазами всё закружилось. Пошатнувшись, Ланс выдохнул и мотнул головой. Осколки вернулись обратно, но мутная пелена с глаз спадала медленно. Когда же прошла полностью, то чуть не нахлынула второй волной, стоило Лансу сделать ещё один неосторожный рывок. 

– Тише ты, – рявкнул Мартан, с трудом попадая в рукав поданного тёмно-синего камзола. Пошитый строго по фигуре, без излишеств, он сидел на принце изумительно и идеально подчеркивал высокий статус. Вот только длинный тоненький белокурый волос прилип прямо к спине и ярче солнца сиял на тёмной ткани. Лансель оторвал руку от головы и полотенцем смахнул волос с камзола принца на пол. Кажется, такого цвета волосы у новой горничной, хотя Ланс мог и перепутать. 

– Значит, Смоляные горы, – многозначительно произнёс Мартан, крутясь перед зеркалом и разглядывая себя. Затем оправил камзол и проверил, надёжно ли прикреплена шпага. – Перстень с сапфиром подай. 

– Да. – Ланс направился к небольшой, инкрустированной жемчугом шкатулке. – Я слышал весь разговор, прежде чем зайти. Леди де Врисс…

– Она не леди, – грубо оборвал слугу принц. 

– Прощу прощения, ваше высочество. Ваша невеста умоляла старика провести её к замку высоко в горах.

– Зачем? – Мартан надел на указательный палец протянутый Лансом перстень и довольно цокнул языком. 

– Арлина твердила про какой-то эликсир. 

– Что за чушь, – пробормотал Мартан. – До Смоляных гор путь не близкий. Арлина – не всадник; старик – не ретивый конь. Не иначе, или заблудятся, или волки по дороге загрызут. Я делаю ставку на волков. А ты? 

Лансель чуть не поперхнулся – было бы чем. 

– Волки вернее. Послать бы гвардию, пока солнце ещё высоко. Чем быстрее отправим, тем быстрее найдём.

– А нам это нужно? – спросил Мартан и хитро прищурился. 

– Не понял. 

– Я говорил с отцом. После случившегося он категорически против свадьбы и любых дальнейших отношений с де Вриссами. Даже закупку молотого чеснока велел приостановить. Де Вриссу-то что от этого? У него очередь из покупателей на чеснок до самых Смоляных гор стоит, а наши блюда будут отдавать мочой. 

Ланс шмыгнул носом. Все знали, сколь свежи и хороши специи у Алистера, и есть преснятину никому не хотелось, тем более и отвыкли от неё прилично. 

– Так свадьбы не будет? – переспросил Ланс. 

– Как не будет и денег де Врисса. А я уже успел получить вот это… 

Не вдаваясь ни в какие объяснения, Мартан протянул Ланселю полоску тоненькой бумаги, сто раз измятую и воняющую дешёвым табаком. Кое-как, одной рукой придерживая полотенце на больной голове, другой – разворачивая бумажку, Ланс, наконец, справился и, скользнув взглядом по написанному, пробормотал:

– Ничего не понимаю. Какой ещё «день первый»? 

– Что здесь понимать? – пожал плечами принц, вырвал бумажку из рук слуги, скомкал и сунул в карман камзола. – Сто дней на оплату долга, Ланс, и отсчёт уже пошёл. Этот мерзавец Флинн никак прослышал о побеге дочки де Врисса и решил надо мной поиздеваться. Не отдам долг – найдёшь меня в сточной канаве. 

– Так отправьте на него солдат!

Мартан хмыкнул. 

– И что я скажу отцу и брату? Дайте-ка мне отряд, чтобы свернуть башку раздавале в игорном доме? Ваш сынок, дескать, проигрался тут... примерно на треть королевства. 

– Но этот наглец угрожает жизни принца! 

– Где ты это вычитал? Во фразе «день первый»? Что-то не вижу в этих словах никакой угрозы, и Патрик не увидит, а отец и подавно. 

– А это не розыгрыш? 

– Кто ещё во дворце знает о ста днях? Я и ты. И кто из нас двоих решил меня разыграть? 

– Тогда поспешите, ваша милость. Отдайте приказ гвардейцам, пусть все дороги и леса перероют, но вернут вам Арлину де Врисс. 

– Тихо ты, не ори, – грубо оборвал слугу принц, застёгивая последнюю пуговицу на камзоле. – На что нам остроносая Арлина, если отец против свадьбы? Нет свадьбы – нет денег. Нет денег – нет моей головы. 

– Что же вы намерены делать? 

– Сколько там золота давал де Врисс за своей цаплей? Половину всего, что нажил? К чему мне половина, если можно взять всё? – Мартан кинул оценивающий взгляд на растерявшегося Ланселя, скривился от его обескураженного вида и бросил: – Убери полотенце и следуй за мной. И чтобы ни слова, пока не разрешу говорить. Хитрый лис уже у отца. Я слышал его гаркание у ворот. 

По длинному мраморному коридору оба шли молча: Мартан уверенно, а Лансель скорее плёлся, чем торопился следовать за принцем. Голова раскалывалась на части, тело ныло, будто ночью не только по голове заехали, но и ногами пинали, ни капельки не жалея. Или это от того, что лежал он на груде сваленного в углу барахла, тыкающего под ребра и в шею всё то время, пока в фургончик не вернулась Лачтна? Гадалка долго причитала и даже рвалась помочь и обработать рану ядом вересковой жабы, но Ланс вовремя вскочил на ноги и рванул вон из душного фургончика. Чего-чего, а яда в добавление к ночному удару ему хотелось меньше всего.

Во дворце всё напоминало о несостоявшемся торжестве. Слуги торопились снять бумажных лебедей, убрать шёлковые ленты, вернуть стулья на их прежние места и прибрать комнаты гостей, в спешке и показном разочаровании покидающих стены дворца. Но стоило тем сесть в экипажи и скомандовать кучеру «Трогай!», как их было не остановить. Слова, сбиваясь, перепрыгивая друг через друга, едва успевали соскакивать с губ и складываться во фразу, которую можно было понять, не переспрашивая. Каждый норовил поделиться с соседом своим видением неслыханного ранее в Озёрном крае происшествия. Одни кивали на болезнь невесты, другие – на таинственную банду похитителей. Но самой большой популярностью пользовалась версия о таинственном любовнике Арлины де Врисс, к которому она сбежала и из любви к которому оставила принца с носом. Кем был тот несчастный, никто не знал, но сводилось всё к одному: такой же носатый, такой же богатый и вдобавок ко всему бабник. Последняя подробность заставляла знатных дам громко охать и во всеуслышание жалеть Арлину, в душе повторяя заветное «так ей и надо». 

Была и другая причина, по которой часть гостей заторопилась по домам: навести в поместьях лоск, подготовить наряды подороже и незамедлительно отправить принцу Мартану приглашение посетить их владения, надеясь, что отныне самый желанный холостяк королевства заинтересуется хотя бы одной из их дочерей. Многие из них были в разы красивее Арлины и фигурой тоньше и стройнее, но ни одна не была столь же  богата. 

Двери королевской библиотеки широко распахнулись, чтобы пропустить Мартана и Ланселя внутрь, и быстро и с грохотом захлопнулись. В пропахшей древними манускриптами, чернилами и книжным клещом комнате было темно и тихо. Слуги приподняли несколько тяжёлых штор, но небо за окном начинало затягиваться низкими дождевыми тучами, готовыми вот-вот разверзнуться, и сидевший в кресле король приказал зажечь свечи. А когда было сделано, его величество грустно вздохнул, пошевелил губами и выдавил:

– Все это крайне, крайне неприятно. 

Алистер де Врисс стоял напротив, бледный и на вид постаревший сразу лет на десять. 

– Я не знаю, какие извинения мне подобрать, ваша милость, – пробормотал торговец. – Уж простите, этикету не обучен. Но всё произошедшее – для меня такая же загадка, как и для вас.  

– Ты, Алистер, должен понимать, что твоя дочь не только оскорбила чувства моего сына. – При этих словах король развернулся в пол оборота и посмотрел на облокотившегося на спинку отцовского кресла Мартана, чей надменно холодный взгляд был устремлён на фамильные портреты на противоположной стене. – Твоя дочь посмела посмеяться над самой короной! Сорвала высочайшую церемонию, а затем сбежала неизвестно куда и неизвестно с кем. Люди на улицах судачат...

– Я слышал, что судачат люди, – перебил короля де Врисс, спеша загладить вину дочери, – и я не верю сплетням. Но я не буду разбираться, правда это или слухи. Я выпорю Арлину собственными руками, только помогите её найти! 

– Ты также должен понимать, – бесстрастно продолжал король, будто и не слышал жарких клятв торговца, – что титула лорда Мшистой долины тебе теперь не видать, и о свадьбе наших детей ты можешь навсегда забыть. 

– Не вам учить меня, что такое уговор, – огрызнулся Алистер. – Вину свою я не отрицаю и на Мшистую долину более не претендую. Помогите только найти дочь. 

– Эту бесстыдницу, которая выставила всех нас посмешищем? 

Алистер тяжело вздохнул. 

– Какой бы она ни была и что бы ни творила, она дороже мне любого богатства. Но клянусь, как только она будет тут, выпорю! 

Король кивнул. 

– Мы поможем её отыскать. Мы не знаем, где она – беглянку никто не видел, но Мартан распорядится отправить по всем дорогам отряды с описанием внешности девицы и информацией о солидном вознаграждении. Разумеется, вознаграждение будет выплачено из твоего кармана. 

Алистер не спорил. 

– Гвардейцы прочешут все постоялые дворы, дороги, трактиры, забегаловки на севере, юге, востоке и западе. Мы найдём твою дочь, тем более что мы и сами в этом крайне заинтересованы. 

Де Врисс насторожился. Подобно лису, почуявшему охотника, навострил уши, приподнял одну густую с проседью бровь и повёл ноздрями. Чутьё никогда не подводило его. И сейчас его нос явно унюхал подвох. 

– Мартан, – король рукой позвал сына из-за своей спины, – объясни. А мне пора. Маркиз Штолль привёз новые охотничьи ружья. Хочу взглянуть. 

Дождавшись, когда за отцом закроется дверь, выступивший вперёд принц скрестил руки на груди и, продолжая смотреть не на де Врисса, а на портрет прадеда в N-ном колене, у которого один ус торчал вверх, а другой – вниз, мягко начал: 

– Видите ли, Алистер. – Де Врисс напрягся пуще прежнего: слишком сладкий заманчивый тон – за таким сразу следует капкан, который имеет привычку быстро захлопываться и прижимать лисе хвост. – Сбежав, ваша дочь прихватила с собой обручальное кольцо. Оправа ничто – обычное золото, но вот камень... Фамильный розовый бриллиант, цена которому четверть королевства. Это не просто камень, вы же меня понимаете. Это символ короны и королевской власти. И сейчас этот символ находится непонятно где, на пальце необученной манерам простолюдинки. Даже не леди. 

Последние слова Мартан нарочито произнёс отчетливее, чем вызвал гневный блеск во взгляде де Врисса. 

– Помогите найти дочь. – Алистер облизнул сухие губы. – И я верну вам бриллиант. 

– Разумеется, – продолжал принц, – но пока бриллиант не вернулся в королевскую сокровищницу, нам нужны гарантии того, что мы получим камень обратно. Или же компенсация, если камень мы в итоге не получим. Вы хороший делец, Алистер, и как никто иной должны понимать, что такое гарантия и компенсация. 

– Я знал, что это такое, ещё когда тебя на свете не было, мальчик, – медленно, чеканя каждое слово, словно нож затачивая, ответил де Врисс. – И знаешь ещё что? Я всегда говорил Арлине, что сынок торгаша Бена Седдона в разы лучше, чем избалованная лягушка во фраке. От того хоть и рыбой несет отменно, но баба от него никогда не сбежала бы.

– Так, может, ваша дочь именно с ним и сбежала? – Мартан перевёл взгляд с картин на стене на трясущегося от нарастающего гнева де Врисса. – Последовала советам отца?

Напрочь забыв о капканах и потеряв любое чувство предосторожности, Алистер в один прыжок оказался рядом с Мартаном и схватил его руками за горло. 

– Чтобы какой-то щенок и вздумал... – но договорить ему не удалось. Холодное острие шпаги проткнуло плотный кафтан и замерло на расстоянии клопа от спины. Алистер аккуратно разжал тиски. 

– Убери шпагу, Ланс, – прохрипел Мартан, потирая шею, на которой остались следы от пальцев торговца. – Де Врисс изволил пошутить. 

– Как и его высочество, – ответил Алистер, не спуская глаз с принца. 

Мартан отступил на несколько шагов назад. Лансель вместе с ним, держа шпагу наготове. 

– Учтите, Алистер, – все ещё хрипя, заметил Мартан, – за этими дверями полно стражи. Одно моё слово – и от вас волоска не останется. Но я не буду делать из произошедшего драму. Пока не буду. 

– Вот радости-то будет, – хмыкнул де Врисс, – смотреть, как лягушка во фраке изволит квакать. 

– И смотреть на то, как у вас забирают всё, что у вас было. Мой отец ещё ранним утром отдал необходимые распоряжения. Ваш товар на всех складах и лавках королевства изымается. Ваше золото и все драгоценности, которые хранятся в Озёрном банке, перевозятся во дворец, в надёжное место, где будут находится под присмотром, покуда вы не вернёте мне бриллиант!

– Да ты даже не лягушка, – вдумчиво протянул Алистер, – а червяк. С тобой надо так!

С этими словами де Врисс смачно харкнул прямо на мраморный пол, наступил на плевок сапогом и растёр. 

– Не будет бриллианта, роль червяка придётся играть вам, – мило улыбнулся Мартан, разводя руками. – А теперь ступайте, Алистер, и молитесь, чтобы наши гвардейцы нашли вашу изменницу дочь как можно быстрее. Иначе, боюсь, даже темницы для вас будет мало. 

Никогда ещё дверью в королевскую библиотеку не хлопали так громко, как в этот день. От силы удара она, мощная, десять футов в высоту, даже заходила в петлях и застонала. Когда же всё стихло, Лансель схватил с вазы на столе холодное яблоко, приложил его к шишке на голове и произнёс:

– Про бриллиант это вы лишку хватили. В прошлый раз мы ювелиру в вино смутьян-траву накрошили – он и не признал подделку. Что если в этот раз всё будет по-другому? Найдем Арлину, и вскроется, что камень – фальшивка. 

– Тебя один раз по голове шарахнули или несколько? – пренебрежительно бросил Мартан, поправляя на шее платок канареечного цвета. – Зачем нам дешёвая стекляшка и девка, у которой вместо носа клюв?

– Так вы не будете искать Арлину? Вы же обещали де Вриссу...

– Де Врисс мне тоже обещал невинную и скромную жёнушку. А в результате опозорил на весь свет. 

– А как же распоряжения отправить отряды на поиски девушки? – не верил своим ушам Лансель. – Её же волки загрызут!

– А я выпью за их здоровье!

Канареечный платок никак не хотел ложиться так, как было изначально. Мартан не выдержал, рывком вытянул его и швырнул на пол. 

***

Еле видимая глазу лесная тропинка, поросшая жухлой травой и заваленная поломанным сухостоем, петляла и виляла, словно пьяная девица, возвращающаяся домой. Убегала за деревья, скрывалась в оврагах и выныривала в топких болотах, среди фиалковых брызг, изумрудных трилистников и мшистых островков. Вода была повсюду: ручейки, родники, выскакивающие из-под камня, зацветшие прудики, без камыша и раскидистых ив, но с изломленными корягами, заваленные мёртвой листвой. Всё вокруг дышало водой. Вода была даже в воздухе и невысыхаемой росой оседала везде, до чего могла достать. Не обошла стороной даже старика и Арлину.

Продрогшая, в одежде, которую уже можно было выжимать, с влажными волосами и вечно падающими с носа маленькими капельками, девушка с трудом пробиралась вперёд. Старик не отставал и тоже шлёпал по чавкающим болотам, выискивая сухие островки, коих местами попадалось немного. А те, что попадались, были серыми и до однообразия скучными. Только на одном до сих пор цвел осенний пестроцвет, но и тот был безжалостно примят башмаком Арлины, в котором уже изрядно хлюпала всё та же вода.

– Шли бы по западному тракту, были бы сейчас в тепле и сытости, – ворчал старик, вытаскивая правую ногу из одной вязкой жижи, пока левая благополучно оседала в другой.

Опираясь на свою деревянную палку, которая – о, чудо! – в болотной грязи не тонула ни на дюйм, он схватился клешнями за тонкую руку Арлины и подался вперёд на сухое местечко.

– Весь тракт уже давно должен кишеть королевскими гвардейцами. Мартан с ног собьётся, но не прекратит поиски. А в лесу он меня искать не догадается – не поверит, что в дремучий лес могу сунуться. Воды тут... многовато.

– А чего ты хочешь от Озёрного края? Вот придём в Смоляные горы – кругом будут одни камни. Чёрные, холодные, неприветливые.

Арлина поёжилась, а старик продолжал нудеть.

– Будем продолжать по болотам ползти – до скончания века не доберёмся до замка. Надо выходить на тракт и уповать на попутную телегу или повозку. Уж всё равно чего. Хоть в навозе ехать, но быстрее будет, и ноги в кровь не собьём.

– Тоже мне план, – фыркнула Арлина. – Узнают меня на первом же постоялом дворе. И не видать мне эликсира. 

– Измажем тебе лицо болотной грязью, волосы обрежем, грудь... – старик закряхтел, разгадывая, есть ли грудь у Арлины, – ...грудь перетянем – от мальчишки не отличить. Скажем, дед с внучком бредут. Побираться тебя научу. Авось, наскребём на ночлег под соломенной крышей да на миску яблок. Особо добрые сердцем и кость цыпленка подкинут. Тратить своё золотишко я пока не намерен. 

– Де Вриссы никогда не протягивали руки! – Арлина гордо вскинула голову, но тут же потеряла равновесие и плюхнулась на поросший колючим мхом бугорок, весь в волчьей ягоде. 

– Тогда ноги протянем, – хмыкнул старик и тоже присел на мшистую кочку. Нырнув рукой во внутренний карман плаща, достал несколько пережаренных сухарей, смешанных с табаком и крысиным помётом, и смачно ими захрустел. От вида наглого пиршества у Арлины заурчало в животе.

– Ты, конечно, догадалась ломануться среди ночи непонятно куда, но совсем не догадалась стащить из запасников отца свиной окорок или головку сыра, пусть и самого захудалого, – прошамкал старик, заглатывая последний сухарь. – Коль по болоту продолжать брести будем, то до ближайшего трактира доберёмся не скоро, а окочуришься ты раньше, чем солнце сядет за горизонт.

– А я и не хочу есть, – буркнула девушка и демонстративно отвернулась.

Старик удивленно хмыкнул, посмаковал последнюю крошку в редких гнилых зубах и, охая, поднялся на ноги.

– Ты куда? – в панике крикнула Арлина.

– Пойду поковыряю под перегнившей листвой. Глядишь, найду хоть заячьих шариков – я их, бывало, грыз, когда совсем невмоготу было.

У Арлины помутнело перед глазами, и девушку чуть не вырвало.

Старик скрылся в лесной чаще быстро. Вроде только что был здесь, ковырял еловой иголкой в зубах, а потом глядишь – и след простыл. Широкие лапы синей ели сомкнулись, немного покачались и застыли солдатами, как у дверей в королевскую сокровищницу. 

Без уродливого старикашки было одиноко, тихо и уныло. Раздражал он Арлину прилично, но что делать, если в ближайшие неделю-две она полностью зависела от него. Её будущее зависело от него. Корона принцессы на её голове, семейное счастье с Мартаном, новый статус отца и безоблачное будущее – всё зависело от вонючего вшивого старика. А если так, то что такое неделя-другая лишений и неудобств по сравнению с тем, что будет потом? Правда то, что неудобства превратятся в голод, сырую одежду, непроходимую дорогу и начинающую отваливаться подошву на правом башмаке, Арлина и думать не могла.

Время шло, она топталась на месте, а старик так и не возвращался. Начал накрапывать противный колкий дождь – Арлина накинула на голову капюшон, но тот не помогал. Дрожа от холода и сырости, девушка долго переминалась с ноги на ногу, затем начала прыгать на месте, а после, хорошенько поразмыслив, нырнула в синие ели. Колючие лапы встретили Арлину таинственным мраком, но дождь, как и свет, через них просачивался с трудом, и Арлина облегчённо выдохнула.

Вокруг было настолько тихо, что, казалось, спустись паук по тоненькой едва заметной паутине, Арлина и то услышит. И запахи! Хрустальной свежести, влажной хвои, сырой земли и сочной, хрустящей на зубах ягоды... Арлина встрепенулась, вновь раздвинула еловые ветки и радостно заулыбалась. Прямо за колючей стеной начинались ягодные просторы.

Алые, бордовые и рубиновые, ягоды дразнили и манили. Спелые, сочные, влажные, дождевыми каплями, словно слезой, покрытые, они рассыпались по мшистому островку, подобно звёздам на небе, завлекая к себе. Арлина потянулась за одной, самой близкой, и сорвала. Кисло-сладкая, та оказалась безумно вкусной – вкуснее любого изысканного блюда, которым балуют только членов королевской семьи. Вторая ягода была чуток слаще. Третья, четвёртая, пятая, а там и целая пригоршня отправилась в рот, аппетитно хрустнула на зубах так сильно, что алый сок выступил на посиневших от голода и холода губах. А стоило завернуть за махровые кусты, как перед Арлиной открылись новые опушки. Ягодные настолько, что ноге негде ступить.

Радостно рванув в малахитово-пунцовые островки, девушка и не заметила, как с каждым новым шагом её нога всё сильнее увязала в болотной жиже, а предвкушающее долгожданную жертву болото чавкало жадно и громко. Шаг, другой, и ворох ягодных ароматов и вкусов заполонил сознание. Ничего не видно вокруг – лишь алые точки, которыми не наешься. Стоит попробовать одну – тянешься за десятью; распробуешь десять – и ста мало. 

Тёмная вода покрыла щиколотки и начала подбираться к коленям. И только когда за новой порцией лакомства было ни ступить, ни проползти, Арлина пришла в себя. 

Беспомощно хлопая по болотной грязи руками, девушка попыталась ухватиться хоть за что-нибудь, но рядом были только тонкий камыш и осока, что острым лезвием полоснула по ладони, окрашиваясь в такой же алый, как и ягоды, цвет. Трясина была без пяти минут Арлина по пояс. Кричать и звать на помощь! Кого? Кто будет столь же глуп, что окажется в непроходимой лесной чаще в такую погоду? Но кричать надо, и Арлина собралась с последними силами и выплеснула из себя всё, на что была способна. Вышел писк не громче комариного. Арлина закрыла глаза.

– Держись, – услышала она совсем рядом.

Глаза распахнулись сами, а руки поспешили ухватиться за тоненький шанс на выживание, которым оказалась всего лишь простая, вся в зазубринах и колючих неровностях, неказистая деревянная палка. Старик, стоявший на сухом островке, протягивал палку девушке и беззвучно шевелил губами.

– Она не выдержит, – всхипнула Арлина, но за палку держалась.

– Держись, я сказал, не то ко дну пойдешь со всеми моими золотыми.

Откуда в тщедушном старике оказалось столько силы, Арлина не думала. Не думала она и о том, что не хрустнула сухая палка, переломить которую, казалось, было проще простого, а потом и на розжиг костра пустить – гореть должна ярко, ведь вся жизнь из неё уже давно была высосана. Выкарабкавшись из оставшейся без долгожданного обеда трясины, Арлина думала только об одном: что делать дальше. 

– Ну что? Не решилась вернуться на западный тракт? – огонёк ехидства горел во взгляде старика, бережно протиравшего плащом палку, которая не только не надломилась под весом Арлины, но даже не затрещала. 

– А другого пути нет? – Арлина шмыгнула носом, чавкнула полным болотной жижи башмаком и плюхнулась на мягкий ковёр их мха.

– Есть, – поразмыслив, ответил старик.

– Вот по нему и пойдём, – не медлила с ответом Арлина, смахивая с мокрой одежды прилипшие к ней иголки, траву и мелкие листья. – А что за путь?

– Волчья тропа.

Глава 7. Волчья тропа

По телу прошла тёплая волна. Такая обычно бывает, когда сидишь в купальне, и заботливая купальщица, зачерпнув кипятка и смешав его с ледяной колодезной водой, омывает тебя со спины, а ты млеешь, закрываешь глаза и просишь ещё. И так без остановки и до такой степени, что уже и раскиснешь вся, а вылезать и заворачиваться в лёгкую широкую простыню совершенно нет сил. Спать бы да спать, ведь вода всё не стынет и не стынет, а только накатывает волнами, грея грудь и подбираясь к лицу.      

Арлина дёрнулась, но глаз не открыла. Только посильнее вцепилась пальцами в укрывавший её грязно-серый шерстяной плащ и натянула его себе чуть ли не до подбородка. Улыбнувшись во сне, девушка поёрзала и пошевелила носом. Грядёт пир? Неужто служанки принесли к купели вкусный обед? Тут тебе и жареные перцы, и запечённая с яблоками утка, и чечевичный суп с горячей лепешкой прямо из печи, и букет ароматной зелени, только что сорванной с грядки, с каплями росы на пряно пахнущих листочках. Всё, как и раньше, в те дни, когда не было кошмарного сна, леденящего душу пророчества гадалки, вонючего нищего с площади и леса, в котором скорее умрёшь, чем выкарабкаешься из его дебрей. Всё, как и прежде, когда запахи у изголовья кровати щекочут нос и будоражат аппетит, а рука так и тянется схватить первое попавшееся, будь то рассыпчатая картофелина, размякшее от жара розовощёкое яблоко или... мокрый от сырой земли, покрытый заплесневелым мхом камень.    

Первая ночь в лесу показалась вечностью. Арлина долго не могла уснуть, сидела, обхватив колени руками, и пялилась на уходящие высоченными стволами в небо ели. А лес не замолкал даже ночью. Обернёшься на шум – а это белка скачет, задевая ветки хвостом. Заглядишься на падающие звёзды – а там филин как заухает и крыльями захлопает, что сердце в пятки уходит. Только успокоишься – жук поползёт по ноге и упрётся щекочущими рогами прямо в пряжку на поясе. Вот и трать время, смахивай его обратно на землю. 

Но звезда за звездой, и смотреть на небо стало уже невмоготу. Глаза закрылись сами собой. Кутаясь в тоненький плащ, прихваченный из дома, Арлина и сама не поняла, как повалилась на влажный, но мягкий, травяной ковёр. А когда проснулась, то с удивлением обнаружила, что солнце уже давно встало, хоть и пряталось за свинцовыми тучами, несущими вместе с дождём по-осеннему ледяной ветер. Трава под Арлиной высохла, но изрядно примялась. Тело девушки по самый подбородок укрывал плащ, но не тот тонкий, в который она безуспешно куталась на заре ночи, а другой: в три раза плотнее, хоть и лёгкий, как пух, в два раза шире, по-домашнему тёплый и мягкий, а на вид старый и грязный, как и его хозяин, отдающий пылью и мышами. 

Вздрогнув, будто этими самыми мышами укушенная, Арлина брезгливо поморщилась и сбросила с себя плащ. И в тот же миг по телу побежали щекочущие мурашки, а холод, сравнимый разве что только с первым зимним морозом, забрался за воротник и пролетел по спине, норовя превратить девушку в глыбу льда. Лёд Арлина никогда не любила, даже в сладких анисовых настойках, а потому, недолго мешкая, одним рывком ухватилась за край отброшенного плаща и вновь закуталась в непродуваемую ткань чуть ли ни по самую макушку – только глаза и взъерошенные волосы торчали. Стреляя взглядом по сторонам, девушка выцепила из стены обглоданных лосями кустов старика, приосанилась и крикнула:

– Он хоть не со вшами? 

Колдовавший над ворохом из мелких веток, сухой древесной коры и еловых шишек старик поднял голову и нехотя ответил:

– Без них никак! С ними теплее. 

Арлина недовольно засопела носом, но из-под плаща вылезти не решилась. 

– А ты, я погляжу, уже и не против, – хихикнул старик, склонившись над муравейником из даров леса. Пара щелчков огнивом, и в небо взвились непослушные змейки-искры, и вот уже затрещал, забеспокоился ярко-оранжевый костёр. 

Арлина повела носом. Запах трескучих веток вперемешку с тлеющей травой дразнил и намекал о скором обеде, коего у девушки не было с позавчерашнего дня. Разглядеть, с чем там ещё копошится старик, было трудно. Арлина приподнялась и вытянула шею. Но даже так распознать, чем полны морщинистые руки, было невозможно. Куча нечто серого, на первый взгляд бесформенного, в таких же серых от грязи руках. Земля?

– Сероножки, – словно услышав мысли Арлины, ответил старик. – Эти грибы только на западных болотах растут. Хороши! Съешь один – и курицы не надо. 

– А воды нет? – пискнула Арлина, облизывая сухие губы. 

Старик отложил в сторону грибы, вытащил из бездонного кармана лохмотьев курительную трубку, выдул из неё всевозможные крошки и дохлых комаров, и набил всем, что попалось под руку. 

– Чем я тебе воду наберу? – проворчал он, поднося лучину с огнём к трубке. – Миску ты мою каблуком расколотила, второй у меня не водится. Родник там, – старик махнул в сторону. – Ладонями-то черпать поди умеешь? 

Арлина кивнула и поднялась.

– Эй, погодь-ка, – окликнул девушку старик, пыхтя и раскуривая трубку, – плащ оставь. Потеряешь ненароком. 

Без плаща тело сразу начало индеветь, но дым, идущий от костра, грел душу. Лелея мысль о том, что до родника рукой подать, а глоток воды сделать проще, чем муху прихлопнуть, Арлина сломя голову бросилась в лесную чащу. 

Бьющий хрусталем из-под земли ключ и правда был совсем рядом. Вода журчала и бурлила, неугомонными каплями оседала на башмаках и одежде и струилась сквозь пальцы. Прохладная, она побежала тоненькими струйками по лицу девушки, стоило той только зачерпнуть пригоршню и плеснуть себе на лоб, и смыла ночное беспокойство. 

Назад Арлина возвращалась уже приободрённая и в предвкушении печёных грибов, запах которых вмиг распространился чуть ли не на половину леса. Сероножки никогда не слыли деликатесом – ими обычно кормили свиней, а потом, когда коптили мясо, то запах от окорока шёл столь же богатый на лесные оттенки, как и запах самих сероножек. 

То ли дело гриб-бочка! Вони нет, хоть целую кадку засоли, а как закуска к беленькой шёл отлично. Отец по молодости частенько баловался ими. Засядет с рабочими, что весь день тюки и ящики на спинах таскают, и начнёт пить на равных, не пропуская ни одной стопки. Только и гляди, что подкладывай соленья да грибы – в противном случае белая даст о себе знать быстро: отцу ничего не будет, пить он всегда умел, причём кружками, а грузчикам по восходу солнца снова в порт за новый груз приниматься. 

От воспоминаний об отце Арлине взгрустнулось. Даже мягких сероножек расхотелось. Желание было одно: быстрее, не чувствуя ни боли в ногах, ни сырого болота, ни усталости, бежать к замку за заветным эликсиром, а потом ещё быстрее обратно в родной дом и объятия любимого. 

Негнущиеся от холода пальцы нырнули в мешочек на поясе и нащупали кольцо среди золотых монет. Вытащив его, Арлина залюбовалась игрой света на розовом камне, прозрачном, как слеза, и крупном, как спелая садовая виноградина. В королевских садах винограда какого сорта только не было. И особенно Арлина запомнила розовый, в тон бриллианту на обручальном кольце, под стать и вину, которое подавали в день помолвки. Такое же розовое, лёгкое и кружащее голову. 

Недолго думая, Арлина надела кольцо на безымянный палец и развернула камнем вниз: так ценный бриллиант не поцарапается ни о пни, ни о ветки, ни о шишки. И подбадривать по дороге к цели будет чаще, а это верный способ вернуться домой поскорее. И страшно подумать, что ещё даже половина пути не пройдено!

От этих ли мыслей или всё же от урчания в животе, но к пляшущему ярким пламенем костру Арлина вышла насупившаяся и угрюмая. Прошла к огню и плюхнулась на широкий камень, на котором ранее сидел старик, поднявшийся, чтобы собрать еловых иголок. Длинных и острых, таких, которыми поддевать горячие запечённые грибы и вытаскивать их из кучи раскаленного угля – одно  удовольствие. 

Старик вернулся к костру быстро и иголок принёс с собой целую охапку. Помусолив указательный палец, потыкал им сероножки, проверяя на прожаристость. Удовлетворительно хмыкнул, поддел ближний к себе гриб хвойной иглой, насадил на острие и откусил. Закрыв от удовольствия глаза, он так долго и мерно жевал, что у Арлины слюнки потекли и живот скрутило от голода. Не выдержав пытки, девушка схватила иголку, ткнула ей в другую раскалённую сероножку и торопливо, будто сейчас отберут, отправила гриб в рот. Не успев дожевать до конца и проглотить, потянулась за следующим. Так и запихивала в себя один за другим, пока не пришло первое чувство сытости, а старик, облизывая тоненькие, впалые, лишенные цвета губы, вдруг не сказал: 

– Так ты поведай мне, старому человеку, что за зверь такой встал между тобой и короной? 

– Ты же знаешь про сон, – промычала Арлина, раздутыми щеками напоминавшая хомяка. 

– Невелика проблема! Пусть себе сбывается, при дворе-то останешься. 

– В том-то и дело, что всё, о чём я так мечтала – любящий муж, слава принцессы, – исчезнет, стоит сну сбыться. А он, как назло, возьмёт и сбудется! – От отчаяния Арлина сжала кулачки и закусила нижнюю губу чуть ли ни до крови. 

– И как же оно всё исчезнет? Это уже колдовство будет неслыханное, чтобы всё взяло и исчезло подчистую. 

– Отец, – вздохнула Арлина, – подписал с королём договор, по которому меня и всю нашу семью вышвырнут из дворца, если с Мартаном что-то случится. А тут как назло сон... и каркание цыганки... Весь мир ополчился против меня! 

– Знаки свыше, – старик многозначительно поднял вверх указательный палец, – для того и даны, чтобы уберегать нас от ошибок. Не торопись сердиться и корить гадалку. Авось, есть некий смысл в том, что она увидела среди линий на ладони. На вот лучше эту сероножку. Она сочнее, чем те, которые ты в себя напихала, и не червивая. 

– Червивая?! – воскликнула девушка, выплевывая последний непрожёванный кусок и чувствуя, как к горлу подступает неприятная горечь. 

– Да. Те я зажарил, чтобы приманить болотных красноптиц. На запах жареных сероножек они, как мотыльки на свет, слетаются. И яйца откладывают тут же большие и вкусные. 

Арлина сглотнула, взяла в руку иголку с крупной тёмно-коричневой сероножкой, но откусить не смогла – настолько вкус и запах грибов стал в одно мгновение противен. 

– Значит, всё дело в статусе... – многозначительно протянул старик после небольшой паузы, – а я уж было нафантазировал себе, что этот юнец тебе симпатичен. Всё-таки он не кривой и не калека, хотя слишком смазлив и прыщав в детстве был. 

– Я люблю Мартана, – пылко ответила Арлина, и щёки раскраснелись ярче пунцовой ягоды, среди которой она чуть было не утонула прошедшим днём. – Это настоящие чувства! Настоящая любовь! 

– Любовь, – старик задумчиво закатил глаза. – Не ври мне про любовь-то. Я много лет живу на этом свете и многое повидал. Видел, как от истинной любви горят глаза, как сводит дыхание, а у тебя что? Так... простудная хрипотца и пара капель белозёрки на веко. 

– Тоже мне знаток любви выискался, – проворчала Арлина, вспоминая, что действительно баловалась с белозёркой, когда в первый раз была представлена Мартану. Впрочем, достаточно было принцу приложить к её пальцу обручальное кольцо, как в притворстве больше не было надобности. – У самого-то был кто? 

Старик прикрыл глаза и начал загибать пальцы, считая. 

– Две отказали, третью я сам не взял, четвёртая и пятая не любили домашних питомцев, шестая оказалась скупа, седьмой было больше лет, чем она мне заявила, восьмая как-то вечером раскинула карты и на следующий день попросила развод, а девятая... хм, с девятой ещё непонятно. Но как созреет, сделаю ей предложение. Отказать не посмеет. 

– Ишь, любовник выискался. – Арлина поёжилась и пододвинулась поближе к костру. – Это кем же надо быть, чтобы за тебя согласиться пойти? Беззубой старухой или кривой лопоухой деревенщиной, которую даже из жалости никто не берёт?

– Зубы девицы ещё не довелось рассмотреть, но должны быть все на месте.

– Неужели у неё поблизости нет никого... – Арлина презрительным взглядом окинула дряхлого старика, – ...помоложе?

– Разве годы – помеха для женитьбы? Столько лет топчусь, должно же хоть с девятой повезти.

– Будь я на её месте, – Арлина осеклась и тут же пояснила, – если бы, конечно, я уже состарилась и доживала последние дни или слепой была и глухой, я бы сто раз подумала и всё равно сказала бы «нет». 

Старик задумчиво пригладил бороду. 

– Если она скажет «нет», я верну тебе всё золото, которое причитается мне за помощь с эликсиром. 

– По рукам! – кивнула Арлина, достойная дочь своего отца, мастера сделок. 

– Пора выдвигаться, – заметил в ответ старик, поднимаясь с места и начиная тушить костёр. – Солнце по небу катится, не останавливается. Засидимся, заболтаемся, и вечер уже. 

Арлина не спорила, тоже встала, выбросила в траву нетронутую сероножку и заторопилась за стариком. 

Сначала шли молча, пробирались через непролазные заросли, протискивались меж разросшихся кустарников с дикой шиповой ягодой, переступали через поломанные и выкорчеванные с корнем столетние деревья, пролазили под низкими игольчатыми лапами елей и перепрыгивали через болотные ямы, сверху покрытые листьями и цветами, а стоит ступить – сразу по горло в трясину уйдёшь. 

Света в лесной чаще практически не было. Мало того что небо затянуло тучами, так и само солнце редким лучом могло проткнуть щит из сросшихся воедино ветвей. Птиц слышно не было, белки тоже не шумели. Даже болотные комары и те притихли и затаились. 

– Это и есть та самая волчья тропа? – спросила Арлина. Любая болтовня сейчас была к месту, лишь бы нарушить сводившую с ума лесную тишину. – Совсем не похоже ни на тропу, ни даже на тропинку. И волков не вижу. 

– Она самая, – кивнул старик. – Волки тут кишели в древности; сейчас один-два пробегут, и то радость. 

– Всех перебили охотники? 

– Все волки перебрались в Смоляные горы почти сразу, как те отделились от Озёрного края. 

– В Смоляных горах овцы жирнее, или с чего вдруг такое предпочтение? 

– Штормовой замок на Обрыве скорби всегда покровительствовал волкам. Волчья морда выгравирована на воротах замка, а парадный наряд лорда Тайернака украшает волчий мех. Много историй вокруг этого ходит, но самая известная такая: давным-давно умирал молодой волк. Гончие псы загнали, да охотники стрелу в лапу всадили. Юный лорд Тайернак случайно нашёл его, выходил и отпустил обратно в лес. И с тех пор они были неразлучны. Стоило юноше попасть в беду – волк приходил на помощь; стоило волку оказаться в западне – мальчишка оказывался рядом. Они читали мысли друг друга и дышали одним воздухом. И даже сейчас они вместе: прошли годы, волк состарился и умер, а его шкура до сих пор с хозяином Штормового замка, покрывает его плечи и напоминает о  верной дружбе. 

– Он же мог его воскресить... тем самым эликсиром, разве нет? 

Старик закашлялся. 

– Насколько мне известно, именно смерть любимого волка и заставила Тайернака задуматься о создании эликсира. Я слышал, он ночами не спал, рылся в книгах, ставил опыты и смешивал травы. 

– Неужели это так сложно? 

Старик сверкнул глазами. 

– По-твоему, юная леди, создать эликсир жизни – это просто? Никому в нашем мире ещё не удавалось вторгаться во владения смерти и красть у неё то, что принадлежит ей по праву. Если у одного мага получилось, то ещё неизвестно, какую часть своей души он за такие знания продал! 

– Если он так легко торгует своей душой, то и склянку мне продаст, – уверенно гнула свою линию Арлина. 

Старик недовольно покосился в её сторону, но промолчал. 

– А как ты планируешь пройти в замок, если хозяина нет на месте? Ворота нам откроют? – переступив через корягу, спросила девушка. 

– Меня там каждая мышь знает. С привратником мы бывало любили трубку раскуривать, с лакеями – в карты резались, а кухарка – добрая женщина, очень добрая, на целых три подбородка – та вообще ко мне страстную страсть питает. Так и норовит откормить, только вот в меня больше чашки чечевичного супа не лезет.

– Чего же тебя Таварнак выгнал, коль ты такой милый? 

– Тайернак, – поправил старик, – лорд не любит, когда...

– Когда коверкают его древнее имя, – закончила за старика Арлина, передразнивая его манеру говорить. – Знаю. Но твоего лорда рядом нет, в замке его тоже не предвидится. Как хочу, так и называю.  

Старик усмехнулся. 

– Я горбатился на Тайернака в его садах. Вырастил много трав, которые по его приказу потом срывал, вязал, сушил, молол и складывал в мешочки. А трав там не одна и не десять, а несколько сотен видов. И за каждой свой уход. И у каждой свои особенности. Стоило разок один стебелёк перепутать – и на тебе. На улице. 

– Было б из-за чего. Всего-то один стебелёк. 

– Ну, когда из-за этого стебелька вместо драконьего яйца получается куриное, то разница ощутима. 

– Так вырасти ещё один. 

– Темнолистник созревает раз в двести лет. Чувствуешь разницу? 

– Не повезло тебе, – равнодушно кинула Арлина и нырнула вперёд старика в лесные дебри. 

Ель за елью стояла стеной. Но удар сердца за ударом сердца, шаг за шагом – стена начала редеть, а после и вовсе раздвинулась, пропуская обоих путников на широкую лесную опушку. 

– Фу-х, отдохнуть само время, – выплеснул старик, опускаясь на пенёк и доставая курительную трубку. 

– Надо идти дальше, – недовольно возразила Арлина. 

– Вечер уж скоро, глянь на небо. Да и подкрепиться не мешает. Сейчас костёр разведу и поймаю кролика. Видел, снуют туда-сюда неподалёку серошейки. Мясо у них нежное, а шерсть тебе на рукавицы пойдёт. 

Арлина согласилась. Жареного кролика хотелось больше всего на свете, тем более что и разведённый костёр затрещал так, что мысли были только о горячем супе и большом куске мяса. 

Оставшись на поляне одна, Арлина подкинула дров в огонь, присела на пенёк, развернула надетое на палец обручальное кольцо бриллиантом вверх и снова залюбовалась камнем. Сейчас кольцо сидело как надо, но, стоило отойти от костра, пальцы начинали индеветь, и кольцо легко ходило вперёд-назад и даже норовило слететь. Но снимать дорогую вещь Арлина не хотела – ничто так не подбадривало её, как мысли о Мартане и его ласках. Какая же она была дура, что отказала ему тогда в день венчания! О чём она только думала? О том, что несколько сотен пар глаз на неё смотрят? О том, что вперёд на месяц тема для обсуждений во всех салонах всех королевств обеспечена? О том, что Мартан может её неверно понять? Впрочем, он и так её не понял, даже Ланса следить приставил. Как только стражников возле дома не догадался оставить? С собаками. Лаяли и рычали бы всю ночь – не давали спать. Так и слышишь утробный рык, то ли недовольный, то ли угрожающий.

Арлина подняла голову и похолодела. 

Нет, костёр вовсе не потух – оранжевые языки пламени продолжали змейка за змейкой подниматься в небо и  брызгать искрами. Ветер тоже не налетел, а небо не потемнело. Но из лесной чащи, сверкая чёрными, как смоль, глазами, рыча и щетинясь, выступил волк. Переступая с лапы на лапу, он медленно двигался вдоль полосы из елей, выискивая, как прыгнуть и вонзить клыки в жертву так, чтобы не опалить шкуру. 

Рука сама потянулась к костру. Вытащила одно из недавно подкинутых поленьев, успевших заняться огнём только с одной стороны, и крепко его сжала. Медленно поднявшись, девушка выставила пылающую деревяшку вперёд, готовая ткнуть ей в волка, стоит тому только приблизиться. Волк оскалился, а по опушке пронёсся такой силы рёв, что Арлина застыла на месте. 

Рычал не волк напротив, нет. Тот лишь переминался с лапы на лапу, выгибал спину, ершился и показывал клыки. Голодным взглядом смотрел на перепуганную Арлину, но нападать не решался. Устрашающее урчание шло с другой стороны, справа, совсем рядом с костром, а от того ноги стали ещё более ватными. Не дыша, Арлина медленно повернула голову вправо, и ушедшее в одну пятку сердце перешло бы в другую, если бы только путь не был столь долог. Из леса, перешагивая через поваленный сухостой, медленно и осторожно вышел второй волк. 

Крупнее раза в два, выше и страшнее, волк хищно оскалился, и с огромных белых клыков на землю упали капли слюны. Бело-серая шесть взъерошилась на выгнутой спине и встопорщилась острыми иголками. Глаза сверкнули лунным блеском, и раздался громкий вой, леденящий душу и сковывающий мысли. 

Они стояли друг против друга – два волка, оба, лелеявших надежду на скорый обед, и оба, считавших, что жертва должна принадлежать лишь одному из них. Чуть наклонив морду, белый волк сделал ещё один шаг вперёд и снова угрожающе зарычал. Чёрный в ответ только прижал хвост и попятился обратно в глубину леса, еле слышно поскуливая. Стоило ему скрыться за широкими еловыми лапами, белый тут же развернулся в сторону Арлины и разинул пасть. 

Не в силах больше терпеть, не понимая, что она делает, не думая ни о чём, Арлина выронила горящую палку и бросилась бежать. В самую чащу леса, густую и непролазную, полную топких болот, ядовитых пауков, оврагов-ловушек и травы, острой как кинжал. 

Арлина бежала, не разбирая дороги, огибала деревья, уворачивалась от веток, норовивших проткнуть глаз, перепрыгивала через пни и ямы, наступала на муравейники и обдирала ноги о колючки чуть ли ни в кровь. В ушах стоял ветер, волчий рык и шум погони. Зверь мчался за ней, его тяжёлый бег отдавался эхом в вышине немого леса. Она чувствовала, как он дышит ей в спину, как лязгает зубами прямо около её шеи, но вцепиться в нежную кожу у него никак не получается. 

Не останавливаясь ни на секунду, не оборачиваясь и с трудом дыша, Арлина всё бежала и бежала, пока левая нога не запуталась в выползших наружу корнях трёхсотлетней сосны, правая не запнулась о кучу шишек, погрызенных и сваленных на землю белками, а сама девушка со всего разбега не наскочила на раскоряченное дерево, не ударилась лбом о сухой ствол и не рухнула на землю. В небо взвился столп листьев, сухих вперемешку с подмоченными, и всё они опали на спину потерявшей сознание дочери де Врисса. В лесу воцарила гробовая тишина, и никакими волками и в помине не пахло.

Глава 8. Честь или кошелёк?

– Ты тоже это слышишь, Ярис? 

– Тише там. Не сопи мне в спину.

– Это не я, это Клык. 

– Это он слюней мне в сапог налил?  

– Не я же.  

– Тьфу. Убери псину и помолчи.        

Двое – белобрысый юноша с белёсыми бровями, худощавый, но жилистый, и крепкого телосложения подельник, черноволосый и с густыми сросшимися на переносице бровями, – сидели на корточках в зарослях мухоловки и осторожно выглядывали поверх колючих веток. Рядом с ними крутился и тявкал щенок, короткошерстный и без единого клыка. 

По ладони темноволосого побежали муравьи-щекотуны, нырнули под рукав рубахи и засеменили лапками к спине. Заёрзав на месте, крепыш тут же получил от белобрысого подзатыльник, но муравьев это не убедило. 

– Успокоишься ты или нет? – пшикнул худой и коснулся руками веток, раздвигая их.  

– Что там, что там? – забеспокоился и без кустов беспокойный приятель, беспорядочно похлопывая себя по спине. Но муравьи как-то успевали давать деру в промежутках между первым хлопком и следующим и шустро перемещались в противоположном направлении.  

– Пока ничего не вижу, – шёпотом ответил белобрысый. 

– Но ты же слышал это, Ярис? Слышал? Словно собака большая промчалась. Или волк.

– Заткнись, Рени, только мешаешь. Волков в наших лесах днём с огнём не сыщешь. Охотиться – одна скука. 

– Тогда кто это мог быть? С таким-то рыком? 

Тот, кого назвали Рени, вытащил рубаху из штанов и начал торопливо стряхивать с неё назойливых муравьев. 

– Может, болота урчат. 

– У меня отродясь так сердце в пятки не уходило от болот. Бьюсь об заклад, волки начали возвращаться. Смотри-ка, в тех кустах кто-то шевелится! 

Ярис приложил палец к губам и всмотрелся в ту сторону, куда указывал приятель. Действительно, ветви куста мухоловки в двадцати шагах от их места неестественно волновались. Ярис напрягся и покрепче сжал нож. Смирившийся с последним неизгнанным муравьем под рубахой, Рени затаил дыхание и на всякий случай насупил брови, и без того угрожающе выглядевшие. 

Заросли колючей мухоловки раздвинулись, и вперёд ступила нога в стоптанном башмаке с отваливающейся подошвой, а следом за ней показалось и сгорбленное дряхлое тело, одетое в поношенные лохмотья: старик, чьё лицо невозможно было разглядеть за стеной длинных, спутанных и годами немытых серебристо-седых волос. Да и разглядывать там особо было нечего. Давно уж забылась и свежесть юношеская, и сила звериная – осталась лишь унылая старость. Рени радостно выдохнул, а Ярис опустил нож, поднялся и вышел навстречу старику. 

– Ты как сюда забрался, дед? В эти края уж много лет ни один человечишка не забредал. Ну, кроме нас с приятелем. Мы в этих местах свои. 

Старик вздрогнул, замер и вскинул голову. Поднял костлявую руку, чтобы смахнуть с лица прядь белых волос, второй рукой опёрся на шаткую деревянную палку. От взгляда его впалых глаз Яриса окатило неприятным холодом.

– Может, ему помочь чем? – взволнованно спросил Рени, поднимаясь с колен и вставая рядом с другом. 

– Эй, дедуля! Может, помочь чем? – повторил вопрос Ярис, всё ещё ёжась от непонятного чувства. 

Старик прищурился и прошамкал:

– Дай-ка свою флягу, милок. Она у тебя с колодезной водой? 

Ярис поначалу опешил, но флягу снял и протянул старику. 

– Родники тут повсюду. Или не нашёл ни одного? 

– Может, он больной? – шепнул Рени. 

– Скорее не от мира сего, – ответ был таким же шёпотом. 

Наблюдая за стариком, Ярис старался больше не встречаться с ним взглядом. А ещё на всякий случай покрепче сжал рукоять ножа. Слишком сильным был холодок, пробежавший по спине, чтобы так просто взять и забыть, как сверкнули старческие глаза, какой ледяной огонь бушевал в них, и как резко он погас, стоило Рени заикнуться о помощи.  

Старикашка же, крепко схватив флягу, присел на корточки и начал перебирать листья и травы, срывая некоторые, измельчая стёртыми подушечками пальцев и бросая по щепотке во флягу. Тщательно взболтав всё, что накидал, он поднялся и кинул:

– Идите за мной. 

Ярис переглянулся с Рени. Оба, немного помешкав, всё же двинулись следом. 

Шли недолго. Всего-то обошли вытянутый овраг, переступили через поваленное дерево, такое широкое, что и втроём не обхватить, и вышли к ковру из шишек и листьев, укрывавшему распластанное по земле тело. Тело мальчишки, вероятно, но… Ярис всмотрелся. Тоненькая рука, выглядывающая из-под вороха еловых иголок, была чересчур изящна даже для совсем юного паренька, а уж длинные, слегка вьющиеся каштановые волосы, разметавшиеся в разные стороны, и вовсе говорили об обратном. 

– Подсоби, – только и кинул старик, прерывая размышления Яриса, и опустился на колени рядом с бездыханной девушкой. 

– Твоя внучка, дед? – Ярис опустился рядом и приподнял голову Арлины так, как указывал старик. 

– Моя, моя, – прошамкал тот в ответ, осторожно пальцами размыкая губы девушки и поднося к ним флягу с водой и травами. 

Несколько капель цвета мутной болотной жижи попали на сухие губы Арлины и нырнули внутрь. В тот же миг щёки девушки зарумянились, грудь приподнялась на глубоком вдохе, глаза открылись, а из горла вырвался сильный сухой кашель. Внутри все жгло огнём и разрывало на части, хотелось потушить пожар глотком родниковой воды, но родника рядом не было. Только ели, пни, сломанные ветки, листья и шишки. А ещё три пары глаз, в упор смотрящие на неё и не мигающие, и вдобавок к ним маленькие щенячьи блестящие глазки-бусинки. 

– А волки ушли? – только и смогла выдавить Арлина после того, как первая волна пламени прошла и дар речи более менее вернулся. 

– Волки? – визг Рени совсем не вязался с его крепким телосложением. 

– Не водится в этом лесу никаких волков, – поспешил свести на нет панику старик. 

– Не водится?! – Арлина закричала бы, если б голос не был ещё столь слаб, но вместо крика получился только мышиный писк, прерываемый новой волной кашля. – Как это не водится? Те двое чуть не разорвали меня на части. А второй гнался за мной – думала, сейчас вопьётся зубами. Даже слюной обрызгать успел! Смотри! 

Арлина ткнула пальцем на свой башмак, на котором блестело непонятное пятно. 

– Это всё Клык, – залился краской Рени, отгоняя щенка от девушки. 

– Головой ударилась о дерево, – объяснил старик удивленному Ярису. 

– Я в своём уме, – огрызнулась Арлина. – Да, упала, но пробежала пол леса, наверно, чтобы от волка скрыться. 

– Ну, если тридцать шагов для тебя – пол леса... – криво усмехнулся старик. 

– Тридцать шагов?

– Опушка за этими елями, – старик махнул рукой. 

– Но я бежала долго. 

– Я тоже долго тебя искал. Никак не думал, что ты за первой шишконосной устроилась. 

– Первой шишконосной? – ахнула Арлина, вскакивая на ноги. 

Бросившись к частоколу из тощих сосен, протиснулась между ними, раздвинула заросли не на шутку разросшейся мухоловки и увидела опушку. Костёр почти догорел, пойманного кролика так и не зажарили. Вокруг было тихо и спокойно. 

– Ничего не понимаю, – пробормотала Арлина. 

– Кто вы такие? – спросил Ярис, пробираясь через кусты на поляну. Пошевелив носком сапога угли в костре, он сорвал травинку и начал ковыряться ею в зубах. – Никогда не примечал вас раньше в наших краях. 

– Клянусь, я видела волка! – искренне выплеснула Арлина, оборачиваясь к старику, но тот проковылял мимо и даже не остановился, и не кинул ни одного, даже самого недовольного взгляда. 

– Мы идём в Смоляные горы. Я ещё держусь, но вот она сильно устала и проголодалась. Нет ли поблизости какого трактира или деревеньки, где с радостью примут измученных путников? 

– Моя тётка держит трактир на западном тракте. Отсюда недалеко, до заката добраться успеем, ещё и поесть чего останется. 

– Западный тракт? – побледнела Арлина. 

– Думаю, у нас нет выбора, – покачал головой старик и посмотрел на девушку. 

– Я чуть не утонула в болоте, меня чуть не растерзали волки, а ты хочешь, чтобы... – Арлина и сама не поняла, как губы склеились, и последние слова было совсем не разобрать. Сплошное мычание. 

– Скажите-ка, любезнейшие, – старик перевёл взгляд на Яриса и Рени, и губы девушки в тот же миг разомкнулись, – что нынче на западном тракте совсем беспокойно стало? Чай, ловят кого? Разбойников или беглецов каких? 

– Тишь да гладь кругом, – пробасил Ярис. – У охотников гончие псы жиром обросли да обленились. На лисицу ходить нет забавы, а волка ни одного нет – хоть ты тресни! 

Услышав про волков, Арлина недоверчиво хмыкнула, приблизилась к костру и села рядышком, грея руки об ещё тёплые угли. 

– А королевских плащей на тракте, наверно, вообще развелось, как муравьев у него под рубашкой? – продолжал интересоваться старик, ткнув кривым пальцем в изумлённого Рени. 

– Отродясь не видывали. Кому наше захолустье нужно? 

– А разве принц Мартан не распорядился... – подала было полный возмущения голос Арлина, но тут же осеклась, получив лёгкий тычок деревянной палкой в бок.  

– И правда, – поспешил поддакнуть Ярису старик, – отсюда до Смоляных гор рукой подать, а королю Озёрного края до окраин никогда дела не было. 

– Пойдёмте с нами. – Ярис встал, подал руку Арлине и помог подняться. – Сейчас осень, путников на тракте мало, у тётки есть свободные комнаты. Сдаёт она их недорого, а еду подаёт на редкость не пересоленную. Пиво за счёт заведения, если заказываете жареного кабана.

– От жареного кабана не откажусь. И пиво лишним не будет, – каркнул старик. – Говоришь, до заката доберёмся? 

– Ещё и половина несъеденного кабана останется. – Ярис растянул губы в улыбке и, придерживая за талию ещё не до конца окрепшую Арлину, пошёл рядом с ней. Идти старался нога в ногу, чтобы лишний раз не торопить измождённую девушку. Старик и Рени с щенком быстро оторвались от них и ушли вперёд. 

***

Солнце уже заходило за горизонт, когда все четверо вышли на дорогу и, немного пройдя по ней, оказались на развилке, на которой в тени деревьев прятался неказистый трактир. Это было одно из тех крайне малоизвестных мест, которые, как правило, встречаются вдали от никогда не спящих городов, весёлых деревень, изъезженных и истоптанных тропинок, а также рыбных, ягодных и грибных мест, где рыбаков, лесников и охотников бывает больше, чем добычи. 

Серый, как и всё вокруг, с прохудившейся крышей, скрипучими полами и расшатанной лестницей, трактир «Волчья радость» двери перед стариком и девушкой распахнул не сразу. Несмотря на то, что крепышом смотрелся Рени, Ярису пришлось попотеть, поднажать, попыхтеть и, в конце концов, вышибить дверь ногой. Громыхнув, та со всей силы приложилась о стену и подалась обратно на Яриса, грозя того прихлопнуть. 

– Только починили! – из темноты зала послышался пронзительный голос, а к дверям сразу, подбирая мешающиеся полы юбки, поспешила пожилая толстуха, белёсая, как и Ярис, и вся до сих пор в веснушках. Размахивая застиранным полотенцем, она хмурила бесцветные брови и сыпала бранными словами. – Только починили, а он опять за старое! Сколько твердить: приподними потихоньку, чтобы верхняя петля на место встала, оно и отворится само собой. А теперь опять расходы! 

– Принимай гостей, тётка! – отмахнулся Ярис, уклоняясь от удара полотенцем, который пришёлся в аккурат на седую макушку старика. 

Толстуха заохала, запричитала, извиняясь за досадную оплошность, и тут же предложила горячего пунша, сколько душе угодно, и всё бесплатно. Правда, пунш в «Волчьей радости» уже давно изрядно разбавляли сырой водой, но никто не жаловался, и хозяева недостатка в клиентах не испытывали. 

Деревянный стол накрыли быстро. От жареного кабана мяса осталось меньше, чем обещал Ярис, но мозговые кости были такими сочными, что старик тут же вцепился в одну из них и с наслаждением потягивал костный сок, отвлекаясь только на печёную картошку с шелухой, политую маслом с толчёной петрушкой. Арлина голодными глазами смотрела на остатки кабана, не решаясь последовать примеру старика и впиться зубами в костное мясо, но выбора не оставалось. Осторожно, стараясь не испачкать в свином жире изящные ухоженные пальцы, он взяла одну косточку и помахала ей перед глазами, изучая. Затем высунула кончик языка и робко её лизнула. На вкус ничего. И даже пахнет терпимо. 

– Ещь давай, – легонько пнул её под столом старик. – А то смотришь на неё, как принц на лягушку. Не заговорит она с тобой, и принца из кабана не выйдет. Да и есть у тебя уже один. Ждёт поди, вздыхает, кручинится. 

– Да, – горделиво ответила Арлина. – Он тоскует по мне и места себе не находит. А по тебе никто не вздыхает, вот и ворчишь. 

– Возраст такой – ворчать положено. Клюкву подай. 

Арлина передала чашку с маринованными ягодами. 

– Он на тебя весь вечер пялится. Так и ест взглядом, словно утиную ножку обгладывает, – пробурчал старик, хмурясь и кидая недовольный взгляд в сторону Яриса. Тот летал от стола к столу, разнося пиво, пунш и чего покрепче гостям, которые никак не хотели расходиться и просили ещё и ещё. Время от времени, когда посетитель медлил, вытаскивая испачканными в жире пальцами монетку из пухлого или же тощего кошеля, Ярис бросал косые взгляды в сторону Арлины и улыбался уголками губ. 

– Неудивительно. – Арлина поймала на себе очередной взгляд белобрысого юноши и играючи повела бровями в ответ. – Я красива даже в этих лохмотьях, умна и юна. Не то что твоя будущая девятая жена. Вдобавок я ещё и богата, но он об этом пока не знает. 

– Ты и правда ничего так. Нос бы только подправить. Но мужики не на нос клюют, а на твои ноги, которые белыми спицами из штанов торчат. Ещё короче надеть не могла? Мы так до Смоляных гор до зимы не дойдём – все на тебя пялиться будут. 

Арлина смутилась, подёргала штаны, но те стать длиннее никак не смогли. Оставалось только засунуть ноги подальше под скамью, чтобы темнота под лавкой тщательно укрыла бледный цвет кожи.

 – С вас три медяка за ужин, ночлег и лошадей на завтра, – услышала Арлина над собой голос хозяйки, спешно собирающей пустые тарелки и смахивающей крошки со стола. 

– Расплатись, – старик толкнул Арлину локтем в бок. 

– Вот ещё, – задрав нос, бросила та. – Ты потащил меня на западный тракт, ты и плати. 

– Я не собираюсь тратить положенное мне за эликсир золото на всякую ерунду. Мне самому по болотам тащиться только в радость. Это не я сунулся в самую трясину и чуть не утонул в ней, не я объелся червивых грибов, а потом налетел лбом на сосну и лежал почти что мёртвый. Хорошо ещё я знаю наизусть рецепт зелья-бодруна – всему милорд в своё время научил, иначе лежать бы тебе там ещё долго. Куда безопаснее тебя западным трактом вести, чем с тобой по лесам бродить. 

– Хорошо. 

Арлина недовольно засопела и полезла в мешочек на поясе. Вытащила золотой и положила на обшарпанный стол.  

При виде золота тётка Яриса охнула, осела, замахала грязной тряпкой, приводя себя в чувство. Затем робко, будто боялась, что монета укусит, коснулась её кончиками пальцев, попробовала на зуб и сунула в карман передника. 

– Благодарствую. – Хозяйка разинула рот в широкой улыбке и попятилась назад к кухне. 

– Погоди-ка. – Арлина сдвинула брови и развернулась к старику. – Она говорила только по одну комнату. Ты что же будешь спать вместе со мной?

– Как в лесу моим плащом укрываться, так ты не краснела, – развёл тот руками, в одной из которых была обглоданная кабанья кость, а в другой – кружка с остывшим пуншем. – А как в одной келье ночь перетерпеть, так сразу в невинность играешь.

– Надеюсь, кроватей там будет две, – рыкнула Арлина. 

– Надеюсь, там вообще будут кровати, – ехидно заметил старик. 

Арлина подскочила со скамьи как ужаленная. Старик кинул полный удивления взгляд на лавку, но никого наподобие осы или пчёлы не заметил. 

– Я посмотреть, что за клоповник стоил мне целого золотого! – воскликнула девушка и сорвалась с места, прихватив с собой ржавый ключ, который положила на стол хозяйка. 

Комнатка, отведённая за целое состояние, была крохотной и тёмной. Одной свечи вполне хватило, чтобы осветить её всю от одной стены до другой и от пола до потолка. В углу стояла кровать, на которую Арлина сесть не решилась: либо та провалится сразу после того, как девушка к ней прикоснется, либо тараканов из неё выпрыгнет столько, что ночёвка в лесу сразу покажется сказкой. В самой середине комнаты, стоило только распахнуть дверь, высился огромный стол из дешёвого дерева, но совсем не было стульев. Зачем он здесь такой громадный, Арлине было невдомёк, но о том, что комнатушка пользовалась спросом, говорили многочисленные объедки и рыбьи скелеты, которые никто не соизволил убрать, и они валялись на полу на самом видном месте.

Окончательно поникнув, Арлина повернула кольцо на пальце камнем вверх и с грустью посмотрела на бриллиант. Если бы ей заранее сказали, что путь в Смоляные горы будет столь тернист, решилась бы она? Арлина прикрыла глаза, и перед ней всплыл образ Мартана, мило улыбающегося, протягивающего ей чайную розу, с которой пчёлы ещё не успели собрать ароматный нектар, а затем примеряющего к её голове роскошную тиару, всю усыпанную прозрачными, как слеза, бриллиантами. Тряхнув головой, Арлина открыла глаза, повернула кольцо обратно камнем вниз и уверенно пнула рыбий скелет далеко в угол. 

В дверь требовательно постучали и толкнули от себя. На пороге стоял Ярис, в одной руке держал увядший подсолнух, а в другой – бутылку из мутного стекла, в котором булькала такая же мутная вонючая жидкость. Его глаза одержимо блестели, как блестят у охотника, увидевшего, наконец,  долгожданную добычу и медленно к ней подкрадывающегося. А, может, и быстро, потому как, не дожидаясь приглашения, Ярис переступил порог и ногой захлопнул дверь. 

– Что тебе нужно? 

Сердце Арлины громко застучало, а сама она неуверенно попятилась назад, но быстро замерла на месте, уперевшись спиной в тот самый злосчастный стол. Далее отступать было некуда – только на стол лезть. 

Зелёно-болотные глаза Яриса зыркнули по сторонам. 

– Я правильно понял твой намёк? – Ярис обольстительно ухмыльнулся и сунул Арлине под нос щекочущий семечками подсолнух. 

– К-какой ещё намёк?

– Ты и сейчас продолжаешь заигрывать? – Ярис растянул губы в улыбке до ушей. – Мне определённо нравится! 

 – Я закричу, – пискнула девушка, набирая полные лёгкие воздуха. 

– А стоит ли? – Ярис мурлыкал, словно кот, отхвативший крынку, полную жирных сливок. – Я видел, какие взгляды ты бросала на меня за ужином. А как ты заливалась павлином в лесу! 

– Соловьём, – поправила Арлина. 

– Чего?

– Заливаются соловьи. 

– А пёс с ними! Ни того, ни другого не слышал. 

Грохнув бутылкой о стол, Ярис припечатал Арлину к краю настолько сильно, что та ощутила, как надавил чехол с охотничьим ножом, прикреплённый к его поясу. А ещё его крепкая рука чуть ли ни приклеилась к её талии, а вторая – настойчиво заскользила по бедру. 

– Ничего я не заливалась. – Арлина попыталась брыкаться, но Ярис держал крепко. 

– А как же все эти подмигивания, полуоткрытые губки и подзывающие жесты?

– Я хотела ещё кабана. 

– А я подумал, что ты хотела меня. 

Ярис потянулся губами к шее Арлины. Его горячее дыхание вперемешку с неудержимым сопением готовилось вот-вот ошпарить, но троекратный стук в дверь заставил обоих вздрогнуть: Яриса – раздражённо, Арлину – облегчённо. 

– Кто там ещё? – недовольно крикнул Ярис, не отрывая рук от девушки и даже не поворачивая головы в сторону скрипнувшей двери.

– Это всего лишь я, моя ненаглядная. 

В дверной проём просунулась в снег седая голова, а Арлина впервые за последние дни была рада знакомому замогильному голосу. 

Впалые глаза шустро забегали по комнате, изучая накалившуюся обстановку. Крючковатые пальцы левой руки, через тонкую кожу которой просвечивали вены, сжимали деревянную палку так крепко, что, казалось, она вот-вот треснет: настолько сухо было дерево, и настолько сильны пальцы. Ноги шарканьем резали слух, но Арлина посчитала, что лучше оглохнуть, чем остаться один на один с Ярисом ещё раз. 

– Чего забыл, дед? – Ярис неохотно оторвал руку от талии Арлины, взял бутылку и отхлебнул прямо из горла. – Не видишь, мы заняты.

– Пришёл пожелать своей женушке приятных снов и исполнить супружеский долг, а тут, смотрю, на мою кобылку уже не только глаз, но и руки положили. 

Остолбенели оба: и выплюнувший мутное вино Ярис, и залившаяся краской Арлина.  

– Оседлать решил? – Старик ткнул Яриса палкой в спину, и тот тут же отдёрнул от Арлины вторую руку. – А ты тоже хороша! Ноги бы хоть прикрыла. Бесстыдница! Изменить мне удумала?

– П-постойте, – теперь пришла очередь Яриса заикаться, – так вы оба… ты и он… 

– Взял её девицей уже порченой, бестолковой и ничему не ученой, а она мне такие кренделя ногами выделывает! 

– Ты и он... – Ярис попятился к дверям, тыча пальцем попеременно то в старика, то в девушку. 

– Кольцо видел? – старик сграбастал кисть Арлины и сунул чуть ли ни под нос Ярису. – Чай, медовый месяц у нас. Шуруй живее и пойло своё забери. Оно несвежее. 

Ярис заводил бровями, нащупал позади себя дверь, распахнул её и нырнул в тёмный коридор, а оттуда тут же загромыхал сапогами по лестнице. 

– И не благодари, – отмахнулся старик, как только Арлина приоткрыла рот, чтобы что-то сказать. 

Со всего размаха плюхнувшись на скрипучую кровать, старикашка скинул с себя измазанные в грязи башмаки и вытянулся во весь рост, поглаживая бороду и уставившись в потолок. 

– Если ты ещё раз позволишь себе нечто подобное… – начала Арлина, но старик тут же оборвал её на полуслове. 

– А если не позволю, то жених тебя получит товаром уже далеко не первой свежести. Не знаешь, что это такое? Спроси у отца, он поведает тебе о том, какова разница между товаром свежим и порченным. 

Арлина прикусила губу. 

– А теперь туши свечу и ложишь. Вставать нам рано. 

– Ты занял всю кровать, – фыркнула Арлина. – Ты же не думаешь, что я лягу с тобой. 

– И не мечтай, – ответил старик. – Расстели мой плащ на полу – там и ложись. Мыши, если и будут ночью бегать, то тебя не тронут.  

– А если…

– Спи, – отрезал старик, отвернулся к стене и захрапел. 

Задув свечу, Арлина села на плащ. Долго так сидела, уставившись в темноту. Но сон одержал верх, а спину ломило так, что просто необходимо было лечь. 

Спать на полу на удивление оказалось приятно. Не жёстко, как поначалу подозревала Арлина, не холодно, а наоборот мягко и тепло. Будто сотня перин была под спиной, успокаивающих, убаюкивающих и рассеивающих неприятные мысли. 

Проснулась Арлина с первым лучом солнца. Сладко потянулась, но едва открыла глаза, как тут же выпрямилась в струнку. Прямо над ней склонился старикашка. 

– Наконец-то, – проворчал он, – думал, ты ещё век будешь дрыхнуть. Лошадей я уже проверил. Твой вчерашний ухажёр хотел подсунуть нам загнанных, но я вовремя вмешался. Загнанных за целый золотой-то! Вот мерзавец!

Арлина потёрла полусонные глаза и поднялась с плаща. Удивительно, вроде и не слишком плотный, а такой мягкий! Надо будет разведать у старикашки, что за ткань и в чём секрет, и такой же заказать. Не себе – отцу. Тот часто, бывает, ночует на складах, а условия там, мягко говоря, не королевские. 

На дворе было по-осеннему прохладно. Поёжившись, Арлина с завистью посмотрела на хлопотавшего около лошадей старикашку, плечи которого укрывал тот самый для всех целей подходящий плащ. Подышав на холодные пальцы, Арлина попрыгала на месте, чтобы согреться, как вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд. Обернувшись, сразу встретилась глазами с Ярисом, стоявшим в дверях конюшни и криво ухмылявшимся. Сделав вид, что ей эта ухмылка глубоко безразлична, Арлина отвернулась, прошла к лошадям и запрыгнула на ту, которая полагалась ей. Старик, путаясь в полах длинного широкого плаща, долго карабкался на свою, но вскоре тоже уселся, и обе лошади тронулись. До Смоляных гор было уже совсем близко – в расступавшемся утреннем тумане можно было увидеть острые чёрные пики, уходящие в небо и рассекающие низкие облака. 

Всё то время, пока лошади не повернули на горную тропу и не исчезли из вида, Ярис так и стоял в дверях конюшни, скрестив на груди руки. Но стоило только старику и девушке скрыться за поворотом, как скрипнула дверь трактира, и на улицу выглянула круглощёкая тётка Яриса и поманила племянника пальцем. 

– Ну что там? – нетерпеливо спросила она, шаря глазами по карманам на кафтане Яриса. 

– Всё складно, как в песне, – ответил тот, залез рукой в правый карман и вытащил оттуда горсть золотых монет. 

Глаза тётки довольно сверкнули. 

– Я так и думала, что та монета у неё не единственная. Как у тебя получилось? 

– Просто я умею обольщать, – подмигнул Ярис и бросил украденные золотые обратно в карман к остальным. 

Глава 9. Ледяная башня

Цепкие пальцы ловко смахнули столбики из золотых монет в холщовый мешок и затянули верёвку. 

– Для первого взноса сойдёт, но до полной суммы не дотянули, – вынес вердикт Флинн, зачёркивая тощим пером на бумажке одну цифру и строча вместо неё другую. – Впрочем, у вас ещё есть время. 

Сидевший в кресле напротив Мартан заёрзал, словно под ним была не мягкая обивка, а колючий ёж, и вкрадчиво спросил: 

– А принимаете только монетой?    

– Исключительно, – тоном, не предполагающим возражений, ответил Флинн и тут же добавил: – А что у вас имеется?  

– Шкурки куниц, лисий мех, специи разные, для всяческих блюд пригожие, шелка, парча, ленты, кружева, банты, кожа на сапоги, посуда. В общем, всего навалом, половину королевского двора заняло, не знаем уже, куда толкать. 

– А продать?

Выдержки Мартана хватило ненадолго – он вспыхнул. 

– Я не торгаш какой-нибудь, чтобы мешки туда-сюда пихать, а принц. 

– Алистер де Врисс мог бы сбыть весь товар за сутки, не отбери вы у него всё. – Флинн многозначительно повёл невыразительными бровями. – Да-да, мы в курсе того, что произошло. Все королевства взахлёб обсуждают. Де Врисс был фигурой видной и не только из-за своего телосложения. За ним стояли сильные связи, а вы взяли меч и всё обрубили. Не пробовали пойти на мировую и просить его помочь с продажами? 

Не стой вокруг Флинна трое головорезов, готовых в любой момент выхватить ножи и пырнуть любого, будь то хоть сам король, Мартан накинулся бы на нахального раздавалу и свернул тому шею. Но пришлось сглотнуть брошенный в его адрес упрёк и ответить: 

– Не в правилах принца кого-либо просить. Торгаш и есть торгаш, низший сорт. 

– Тогда сбывать его добро вам придётся ещё долго. Связи де Врисса в деловых кругах…

– Я нанял других профессионалов, – перебил Мартан. – Они продадут товар быстро и без существенных потерь. За сто дней управятся. 

– Девяносто, – щёлкая костяшками пальцев, поправил Флинн. 

– Это почти столько же, сколько и сто, – поморщился Мартан. 

– Только на десять дней меньше. 

Мартан поджал губы и ненавидящим взглядом вперился в нахального раздавалу. Тот, вальяжно развалившись в кресле, рассматривал свои ногти и довольно ухмылялся. 

– Это угроза? – вкрадчиво спросил принц, прищурив глаза. 

– Ну-ну, какая же это угроза. Это договор, мой милый юноша. Вас проигрывать нам целое состояние никто не заставлял, но платить по долгам мы вас обяжем. А нет – вы знаете, что вас ждёт. 

– Если хоть волосок упадёт с моей головы… – начал было принц, поднимаясь с кресла и положив руку на эфес шпаги. Закончить, однако, не удалось – охрана Флинна была начеку, и три острых лезвия оказались у горла, спины и сердца Мартана раньше, чем он успел ощутить пальцами холодный металл рукояти своего собственного оружия. 

– То что? – передразнивая тон его высочества, подался вперёд Флинн. – Пришлёте кучу королевских солдат и упечёте нас в темницу? Вы ещё мальчишка и не понимаете, с какой непотопляемой глыбой связались. Думаете, наш городишко зря получил статус нейтральных земель? К нам за развлечением приходите не только вы. Не только вас ласкают наши девицы, не только ваши прихоти исполняют. Наследный принц Рольстен из Королевства за Морем, его отец, его брат, его дядька и даже его дед – все они бывают у нас, чтобы отдохнуть от ворчливых жён. Младший брат короля Кривого Разлома не вылазит от нас уже вторую неделю. Проигрался, будь здрав, и требует новую партию. Я уже молчу о графах, маркизах, баронах и прочих знатных господах. В лавках модисток они жмутся за каждый грош, покупая жене шубу, а здесь швыряют золото направо и налево. И вы серьёзно хотите всех настроить против себя? Желая потешить своё самолюбие, вы развяжете войну? Никто не встанет на вашу сторону. Никто не обратит оружие против нас. Все исправно платят по долгам и не собираются отказываться от развлечений в угоду вам, ваша милость. Будьте так любезны, заплатите и вы. 

Мартан медленно убрал руку со шпаги – так же неторопливо подались назад и три заточенных лезвия, повидавшие на своём веку немало крови. Ни Флинн, ни принц не произносили больше ни слова, только буравили друг друга испытывающими на прочность взглядами. Так бы и молчали оба ещё долго, если бы Флинн не перевёл взгляд на мешок с монетами и не поинтересовался: 

– А что счета банковские? 

– Там пусто, – выдохнул Мартан. 

– Совсем? – изумлению Флинна не было предела. 

– Всё, что отдали мне банкиры, я принёс сегодня. 

– Немыслимо. Чтобы у де Врисса и кот наплакал? А шептали, за свадебное ожерелье дочери стоит куда больше, чем вы в мешке приволокли. 

Мартан вздрогнул. 

– Ожерелье, – еле слышно произнёс он, припоминая, как три переплетённые между собой нитки розового, бежевого и золотого жемчуга обвивали тонкую шею Арлины. – Какой же я идиот! – Мартан воскликнул и дал себе кулаком по лбу. 

Флинн довольно оскалился и сверкнул золотым зубом. 

– Я рад, что ещё не всё потеряно. 

– Драгоценности, – бормотал Мартан, словно зачарованный. – Хитрый лис все деньги переводил в драгоценности. Вот почему в банке на его счетах монет только на карманные расходы. Я должен узнать, куда он их спрятал.  

– Точно, – поддакнул Флинн.

– Мне срочно нужно в домой. – Мартан завозился с камзолом, застёгивая верхние пуговицы. 

– Так сразу отправитесь и не посмотрите, что я вам приготовил? – Мартан замер на месте, так и не попав последней пуговицей в петлицу. – Настоящее сокровище. По красоте ничуть не уступает жемчугу на шее вашей бывшей невесты. А как нежна кожа!

Влажные пальцы коснулись кончиков волос принца, руки обвились вокруг его шеи, и из-за спины выскользнула стройная девушка с копной рыжих волос, небрежно собранных на затылке, в полупрозрачном платье на тоненьких бретельках, под которым совсем ничего не было. Одна бретелька игриво сползла с плеча, и девица маняще улыбнулась. 

– Изволите? – услужливо поинтересовался Флинн, указывая рукой в сторону двери, ведущей в затемнённую комнату. – Заплатите сейчас, или записать вам в общий долг?

– Пиши-пиши, – промычал Мартан, хватая губами влажные, пахнущие розой губы рыжеволосой. – Только отстань и не жужжи над ухом хотя бы до утра. 

– Приятно иметь дело с такими клиентами, – поклонился Флинн и, проводив взглядом Мартана и девицу в предназначенную исключительно для высоких особ спальню, довольно потёр руки. 

***

– Штормовой замок там.  

Старик махнул рукой в направлении длинной, уходящей высоко в горы дороги и принялся неуклюже слезать с лошади.

– Так скорее вперёд!

Кинув непонимающий взгляд на старика, Арлина пришпорила свою лошадь, но не тут-то было. Серая встала, как вкопанная, и только неистово ржала, стоило девушке сделать новую попытку сдвинуть её с места.

– Даже не пытайся, – пробубнил старик. – Они туда не пойдут. По этой дороге ни один зверь не ходит – все боятся волков Тайернака. По ней только лошади самого милорда бегают, на которых ездит либо он сам, либо слуги, провожая и встречая гостей. Мы не гости, и встречать нас некому. Придётся прямо до ворот плестись на своих двоих.

– Лошадь должна послушать, – упрямилась Арлина, продолжая настаивать и подгонять свою в направлении петляющей дороги.

– Угомонись, – старик придержал лошадь девушки за уздечку и провёл ладонью по морде, успокаивая, – и слезай, если не хочешь, чтобы она понесла, а потом скинула тебя головой вниз на камни. Рассечёшь висок – не моя вина.

Арлина послушалась. Как только оба башмака коснулись каменистой дороги, лошадь тут же дёрнулась и рванула назад, на ту размытую дождём тропинку, по которой ехали уже который день, а затем и дальше в лес к родному трактиру. За ней понеслась и вторая. Из вида они скрылись быстро, будто удирали не от мрачного горизонта, на котором виднелись лишь скалы и острые шпили тёмного замка, а от целой стаи голодных шакалов. 

Полная камней, лишённая любой растительности, даже банальной травы, унылая дорога петляла и виляла, но упорно ползла вверх. Шаг за шагом дыхание Арлины становилось тяжелее, а силы таяли. И хорошо хоть тучи прогнали с неба солнце. Если бы и оно палило, то к сбитым в кровь ногам, царапинам на руках и синякам на коленках добавилось бы ещё головокружение. 

Сколько шагов было сделано, Арлина не считала. Её гораздо больше волновало, сколько ещё осталось, потому что конца и края не было видно каменистой дороге-змейке. Давно уже потерялось из вида её начало, а шпили замка почему-то ближе не стали. 

Еле дыша, девушка остановилась и присела на корточки. Можно было и на булыжник плюхнуться, что почти слился с серым песком, но Арлина заметила его слишком поздно. Подняла глаза к небу – только дождевые тучи кругом и каркающие вороны, кружащие над путниками, будто высматривающие, чем бы поживиться. Замком таинственного колдуна и не пахло. 

Отчаявшись, Арлина схватила застывший по соседству камень, чтобы швырнуть его, куда подальше, но ничего из этого не вышло. Песочного цвета бугорок ожил, вытянул длинный хвост, ощетинился, раскрыл крохотную пасть, высунул длинный, раздвоенный на кончике язычок, чтобы попробовать им влажный воздух, и юркнул в колючий терновник. 

– Хамелеон, – обронил старик, приблизившись к Арлине, – их тут полно, как и во всём мире. 

– В Озёрном крае нет хамелеонов, – возразила девушка. 

– Есть. Люди. Все, как этот хамелеон. Натянули кучу масок и забыли своё истинное лицо.

– Надо идти дальше. – Арлина поднялась, превозмогая боль в ногах, и двинулась вперёд. – И прошу, ковыляй шустрее, а то век будем ползти. 

– Я старый человек, ноги болят, спину ломит, да и к чему торопиться? – Сильная отдышка мешала старику говорить ровно. – Спешка, как известно, нужна только при ловле блох. 

– Тебе, возможно, и не к чему. Ну, застукают тебя, прогневаешь хозяина во второй раз, а мне каждый миг дорог. Не хватало, чтобы какая-нибудь толстомясая окрутила моего Мартана, и её никчёмное имя вписали в королевскую книгу вместо моего звучного. Чем быстрее я заполучу эликсир, тем быстрее уйду из этого неприятного места и тем быстрее выйду замуж за любимого. И буду счастлива. 

– Чему уж тут радоваться? Это только первые дни будете друг другу глазки строить и нежные весенние трели чирикать, а через месяц-другой драться начнёте. 

– На себе что ль испытал? 

– Нет ещё, но готовлюсь. 

– Ах да, я и забыла. Ты же решил в молодые податься. 

– Молодые – все дураки. Их бабы окрутят, осадят и сами всем командуют и всё в свои руки берут. Чем раньше начинают, тем меньше упускают. А я, чай, давно уже не молод. 

– Низменно ты мыслишь. 

– Здраво. 

– Нет, низменно. 

– Зато не так расчётливо, как ты. 

– Я не виновата, что мне повезло отхватить именно принца. Да, признаюсь, я люблю блеск бриллиантов на тиаре в свете свечей, но кудри Мартана я тоже люблю, а ещё пирог с тыквой. 

– Эх, беда с вами с молодёжью. Женитьба – это шаг серьёзный, тут надобно всё обстоятельно обдумать.  

– То-то, я смотрю, ты в девятый раз с бабой сходишься. Прошлые разы обдумывал не обстоятельно?

– Я человек положительный, но с характером, и не виноват, что дамы все не те попадались. 

– А какая тебе нужна? 

– Домовитая, умная. Хочется, чтобы любила меня всей душой, а не из умысла какого за меня шла, как это сейчас модно. 

– Ты на что намекаешь? Я за Мартана по любви иду. 

– А он? 

– Он тем более! 

– Ну да, приданое твоё – сущий пустяк.

– Пустяк? Да знаешь ли ты, сколько отец даёт за меня? Ни у одной принцессы столько нет!

– Зато они принцессы, а ты… Стоп. Пришли. 

Исполинские чёрные ворота выросли из ниоткуда. Арлина подняла голову и вздрогнула. Кованые прутья терновника переплелись, задевая друг друга такими же коваными и острыми иглами-шипами, и устремились пиками вверх, к низким дождевым тучам. Медные розы расцвели по бокам, а на самом верху застыли в полёте вороны, такие же страшные и смоляные, как и всё остальное. Смотришь на них, и кажется, что одна вот-вот сорвётся с места, махнёт крыльями, а потом повернёт в твою сторону голову и громко и пронзительно каркнет. 

Замка на воротах не было, как не было и ручек. Вместо последних торчала серебристая волчья морда: глаза закрыты, а пасть намертво захлопнута. 

– Никакой стражи, – прошептала бледная от страха Арлина, неуверенно оглядываясь по сторонам. 

– Была раньше да пугалась хозяина больше, чем сторожила. 

– А как мы войдём? 

– Главное, чтобы ворота не скрипели. 

Старик накрыл ладонью волчью морду и, слегка надавив, убрал руку. Глаза серебряного волка тут же открылись и засветились бледно-голубыми огоньками. Широко разинув пасть, волк обнажил острые сверкающие клыки, позыркал глазёнками из стороны в сторону, недобрым взглядом посверлил Арлину, и тяжёлые двери медленно отворились. 

– Скорее, – старик подтолкнул девушку к проходу, – он долго ждать не будет. 

И правда, стоило им обоим проскользнуть в тоненькую щель приоткрытых ворот, как те сразу начали закрываться. Волк лязгнул зубами, захлопнул пасть и, закрыв глаза, замер.  

– Идём тихо, не шумим, – предостерёг Арлину старик и заковылял по длинной аллее, вдоль которой росли деревья с чёрными листьями. 

Ни красивых оградок, ни роскошных клумб с розами, мелкими гвоздиками и шапками голубых и белых гортензий, которыми богат королевский сад в Озёрном крае. Ни даже скамейки, чтобы присесть и почитать главу-другую романтической новеллы, а на деле же просто подышать цветочными ароматами и прикорнуть в тени столетних дубов. Даже пруда не было, в то время как каждый уважаемый дом в Атоле просто обязан был иметь два. 

«И это лорд, – фыркнула про себя Арлина, – без пруда». 

Но фыркай – не фыркай, а неприятный холодок шевелил не только грязные волосы на голове, но и щекотал спину, забравшись под тоненькие тунику и плащ. Всё вокруг дышало камнем и дождевой сыростью. Сколь ни мокр был Озёрный край, но солнечные дни в тех местах никто не отменял. В Смоляных горах же Арлина ещё ни разу не видела ни одного лучика. Зато свинцовых туч, готовых вот-вот разверзнуться и обрушить на голову холодный ливень, было хоть отбавляй.

Замок лорда Тайернака встретил путников величественным молчанием. От тысячелетнего камня отдавало мертвецким холодом. И даже лоза, вьющаяся от земли до окон и украшенных балюстрадами балконов, не привносила ни капли жизни в бесцветный облик каменной крепости. Напротив, ползучее растение смотрелось искусственно и аляповато среди безжизненных плит, нагромоздившихся друг на друга и вытягивающихся в острые башенные шпили, которые терялись в дождевых тучах. 

– Мы войдем через центральный вход? – спросила Арлина, когда застыла перед ступеньками, ведущими наверх к украшенным затейливой резьбой массивным дверям. 

– Так безопаснее, – шепнул старик. – Хозяина дома нет, а, значит, вся прислуга на кухне или заднем дворе. В парадных залах никого, и если не будем шуметь, то проскользнём незаметно.

– Очень надеюсь, ты знаешь, что делаешь. – Арлину трясло от страха. 

Высокие двери открылись бесшумно. 

Длинный холл, пол которого был выложен холодным мрамором, встретил нежданных гостей таинственным полумраком и идеальной тишиной. Столь пронзительной, что заскребись в миле отсюда мышь, и то слышно было бы. 

Свет уже давно не царствовал в этих стенах: окна были наглухо зашторены, а воткнутые в стены факела – потушены. Каждый шаг, сколь осторожно ни ступала Арлина, отдавал многократным эхом, уносившимся вверх к арочным сводам, где прятался среди темноты и крепкой паутины. Колонны по левую руку девушки чередовались с серыми пьедесталами высотой с взрослого человека. На скучных, ничем не украшенных постаментах не было ни ваз с цветами, ни изящных скульптур, а только статуи уродливых существ, больше напоминающих летучих мышей, но с такими страшными мордами, что Арлина не выдержала и зажмурилась. А когда открыла глаза, то чуть не оказалась нос к носу с одним таким крылатым уродцем с огромными оттопыренными ушами, расплюснутым носом и клыками в пол пасти. Впившись длинными острыми когтями в постамент, чудовище, как нарочно, свесило голову так, что пройти прямо можно было, только пригнувшись.

Чуть подавшись в сторону, Арлина осторожно обошла омерзительную скульптуру и бросилась догонять старика, далеко ушедшего вперёд. Поравнявшись с ним, девушка вжала голову в плечи и покорно ступала чуть ли ни нога в ногу со старикашкой, не решаясь оборачиваться. 

А тем временем за её спиной крылатое создание повело носом, вдыхая спёртый воздух, и оторвало лапу от пьедестала, распрямляя застывшие когти. Глаза вспыхнули и засветились недобрым синеватым светом, а голова тихо скрипнула и повернулась в сторону удаляющихся гостей. Облизнув клыки, горгулья хищно оскалилась и распрямила крылья. И как по команде ожили все другие статуи, до сего момента являвшие собой только мёртвый камень, посмотрели вслед старику и девушке, уже заворачивающим за угол, и противно захихикали. 

– Западное крыло, – обронил старик, остановившись у закрытых дверей. – Кабинет лорда Тайернака. Мы войдём внутрь, и я открою потайную дверь, ведущую в кладовую, где хранятся волшебные зелья. Запомни, ничего здесь не трогай! 

Арлина сглотнула. 

– Я поняла, – выдавила она, на цыпочках последовала за стариком и тут же шаркнула рукой по напольной вазе, из которой любопытным сусликом, выглядывающим из зарослей болотной осоки, торчал сушёный камыш. 

– Тихо, – старик бросил недовольный косой взгляд на девушку. – Камыш чуть не перевернула.

– Я случайно. Твой хозяин расставил тут…

– Замри и стой на месте. Так спокойнее будет. Ещё не хватало, чтобы нас застукали. 

Арлина предпочла не перечить, застыла там, где приказали, и завертела головой по сторонам, осматриваясь. 

Кабинет, служивший одновременно библиотекой, был большим и просторным, но, в отличие от холодного мраморного холла, здесь было тепло и уютно. Пол был устлан толстыми коврами, полными пыли, а потому, как глянешь на них, так и хочется чихать и чихать. Арлина зажала нос двумя пальцами, чтобы ненароком не нарваться на новый гнев старика. 

Справа – камин, два мягких кресла в серых тонах с бордовыми подушками и низкий столик из красного ореха, весь заваленный солидными томами в богатых переплетах. «Яды Чаролесья», «Крылатые существа Каменного утёса», «Котлы и зелья: сборник простых рецептов» – Арлина лишь скользнула взглядом по ветхим корешкам, чтобы сразу убедиться, хозяин кабинета был непростым человеком. Некоторые книги были сложены стопкой; другие лежали открытыми. Видимо, лорд Тайернак начал читать, а затем сорвался с места, даже не удосужившись закрыть ценный фолиант. 

Немного поодаль, ближе к окнам, стоял стол, идеальный порядок на поверхности которого сильно контрастировал с рабочим хаосом на столике у камина: стопка пожелтевшей бумаги – у одного края, по центру – перо с чернилами и пресс-папье в виде головы чёрной горгульи. 

Скучая, Арлина в который раз пролетела взглядом по комнате. Книги, книги, книги… Там, где не повесили портрет или гобелен, тоже книги. На полках, на полу у кресел, в шкафах в высоту до потолка, растянувшихся от одной стены до другой – повсюду только книги. 

А ещё небольшая, на первый взгляд неприметная, высотой с карлика, дверца в углу, завешанная тёмным полотнищем. Именно у этой дверцы и копошился старик с огромной связкой ключей в руке, которую он вытащил откуда-то из-за камина.  

– Эх, опять не тот, – бормотал старик, гремя связкой и подбирая нужный ключ. – Этот слишком короткий. На том две зазубрины вместо трёх. 

– А нельзя ли поскорее? – в голосе Арлины звучало волнение. 

Едва переступив порог замка, её не покидала навязчивая мысль, что за ней постоянно наблюдают. Будто сверлят изучающим взглядом, но куда ни погляди – ничьих глаз не видно. И если буквально несколько ударов сердца назад это чувство слежки чуточку притупилось, то сейчас зажгло с такой силой, словно дров в камин подбросили, и все они разом вспыхнули. Но кто мог за ней следить? Арлина опасливо заозиралась по сторонам. Не портреты же на стенах. 

– Не мешай, – проворчал старик, полностью поглощённый подбором ключа. – Кажется, нашёл. Три зазубрины, длина с полтора указательных пальца и серебряная капля на меди. Попробуем. 

Сунув ключ в замочную скважину, он повернул его два раза и потянул на себя дверцу. Та скрипнула и отворилась. Изнутри потянуло сыростью и гнилью. Старик поманил к себе Арлину. 

– Теперь сто ступенек вверх по винтовой лестнице. Осторожно, пригни голову, в некоторых местах могут спать летучие мыши. И руками не размахивай – много паутины и пауков кусачих.

Сердце громко билось, руки опять стали холоднее льда, а ноги еле волочились. Шершавый камень на стенах неприятно покалывал пальцы. Пару раз Арлина нарвалась на что-то липкое и склизкое и, подталкиваемая жутким отвращением, быстро одёрнула руку. Разглядеть в кромешной тьме, был ли то червяк или что пострашнее, не представлялось возможным. Да и Арлина предпочла побыстрее об этом забыть. Лучше внимательно нащупывать краем башмака следующую ступеньку, чтобы ненароком не оступиться и не полететь кубарём вниз, чем забивать голову мыслями о поганых насекомых. 

Расстояние в сто ступенек показалось Арлине вечностью. И когда впереди забрезжил тоненькими полосками свет, идущий из-под щели неказистой двери, Арлина перевела дыхание, успокаиваясь, и рванула вперёд, чтобы скорее выпрыгнуть из каменной темницы в светлую комнату. Но не тут-то было.

Ветхая, перекошенная дверь даже не скрипнула, стоило Арлине со всей силы пнуть её, а затем со всего размаха приложиться плечом. Недоумевая, девушка уставилась на дверцу, как на диковинное существо: замка нет, отверстия, куда совать ключ, тоже. Сама дверь еле дышит и вот-вот свалится с петель. Тогда в чём дело? 

– Проще надо, – сказал старик, коснулся двери мизинцем и легонько толкнул от себя. Та без сопротивлений поддалась и пропустила путников внутрь небольшой кладовки. 

Здесь не было ничего, кроме шкафов и ещё раз шкафов, каждый из которых насчитывал больше десятка полок. А на полках за стеклянными дверцами стояли банки, пузырьки, склянки, бутылки, чаши, корзинки, шкатулки, и даже лежали маленькие мешочки, перевязанные льняными верёвками – в таких деревенские жители обычно хранят сушёные травы. Запахи в каморке дурманили и кружили голову: можно было учуять и сонную нежность лаванды, и бодрящий лимонник, и дразнящую ваниль. Вокруг было тихо и тепло, и только дождь начинал накрапывать за окном и еле слышно барабанить по черепице.

– Вот он. – Старик аккуратно снял с полки небольшую склянку и поднёс к глазам, внимательно разглядывая. – Стоит, как и положено, в аккурат между лиловым раствором фиалки и мутным огуречным рассолом. Эликсир жизни, прозрачный, как слеза.

– Давай. – Арлина протянула руку, торопясь схватить невзрачную бутылочку, закупоренную обычной пробкой.

– Сначала деньги. – Старик попридержал склянку.

– Конечно.

Волнуясь, Арлина не с первого раза попала негнущимися пальцами в мешочек на поясе, но, когда получилось, застыла на мгновенье с каменным выражением лица, а затем громко охнула.

– Что такое? – встрепенулся старик, нахмурив брови.

– Золото, – пролепетала девушка.

– Я знаю, что у тебя там золото. Так давай его скорее, и уходим отсюда.

– Его нет, – всё тем же лепетом продолжала Арлина. – Я его, кажется, потеряла.

И в доказательство своих слов, девушка сняла с пояса мешочек и перевернула его отверстием вниз, вытряхивая. На каменный пол не упало ни одной монетки.

– Нет золота – нет и эликсира, – отрезал старик и разжал пальцы.

Тончайшее стекло разлетелось по полу хрустальными брызгами, а вместе с ним по камню разлилась прозрачная жидкость, которая тут же убежала по многочисленным трещинам вниз в неизвестном направлении. 

Арлина закрыла рот руками, чтобы заглушить крик отчаяния.

– Что ты сделал? Я заплатила бы тебе по возвращении в Атоль. Заплатила бы в два, три, пять раз больше!

– Я не люблю пересматривать условия договора.

Арлина рухнула на пол и зарыдала.

– Ты разрушил всё, – всхлипывая, выдавила она. – Мою мечту, мою любовь, моё счастье. Ты – бездушная, бесчеловечная скотина!

– Я несколько раз спасал тебе жизнь. Я спас твою честь, если ты и об этом забыла. А что делала ты? Всю дорогу насмехалась надо мной? Да, на мне нет красивых одежд, я безобразен и уродлив, но я был твоим единственным ключом к спасению женишка. А ты меня беспрестанно унижала. Я терпел, потому что у нас был уговор: я веду тебя сюда, а ты мне платишь. Но ты и сейчас поступаешь так, как хочется тебе, не думая ни о ком вокруг.

– Я думаю о Мартане, – сквозь рыдания выдавила девушка.

Старик поджал губы, отвернулся к окну и замолчал. Дождь на улице усилился, и лужи растекались по земле, переливались друг в друга, топили пустые цветочные кадки, заливали ямы и деревья. Всё вокруг было серо и уныло, куда ни брось взгляд.

Когда всхлипывания за спиной стали реже и менее громки, старик развернулся, прошаркал к размазывающей по лицу слёзы Арлине, протянул ей руку и милостиво произнёс:

– Если тебе так нужен эликсир, то есть один способ, как его можно получить. Поднимайся и следуй за мной. Идти придётся долго. Триста ступеней вверх и все в кромешной темноте.

– Куда мы пойдем? – встрепенулась Арлина, вскакивая с пола.

– В Ледяную башню. Самая высокая башня в замке. Кого попало там не бывает. Только самое близкое окружение лорда Тайернака.

– Там настолько холодно?

– Снег на шпиле башни никогда не тает, оттого и прозвали ледяной.

Старик вышел из каморки на винтовую лестницу и вопросительно посмотрел на Арлину.

– Ты идёшь?

С каждым новым поворотом подниматься становилось труднее. И не столько потому, что ноги устали, сколько от того, что воздуха катастрофически не хватало, и дышать было крайне тяжело. Задыхаясь и обливаясь потом, Арлина терпела и заставляла себя сделать ещё и ещё один шаг. Сколько было пройдено и сколько осталось – она и вообразить не могла. В голове всё смешалось, и лишь разбитая склянка с разливающимся по полу эликсиром представала перед глазами, терзая душу.

Ни позади, ни впереди ничего не было видно – вокруг только кромешная тьма. А ещё сопение старика, медленно шагающего впереди, и стук усталых сердец: одного, двух… трёх? Сердце Арлины дрогнуло и упало куда-то в район левой пятки. 

– Здесь кто-то есть, – прошептала она, но в каменной тишине шёпот был подобен крику. 

– Здесь все свои, чужих нет, – ответили ей. Был ли то голос старика, Арлина не смогла понять. Привычное старческое каркание на последних словах сошло на нет.  

– Я уверена, здесь есть кто-то ещё. Хоть бы искру света, ты бы убедилс…

Лёгкая голубовато-белая вспышка заставила Арлину зажмуриться и прикрыть глаза ладонью. Чуток поморгав, девушка отвела руку и огляделась. Впереди и позади – каменные ступени, по бокам – неровные стены, местами покрытые паутиной. А впереди старик, сгорбленный и ссутуленный, в накинутом на плечи плаще, уверенно карабкающийся по ступенькам и опирающийся на деревянную палку. Вот только с палкой творилось что-то неладное. 

От лишенного жизни, сухого дерева, только чудом не треснувшего после всех тех событий, свидетелем которых Арлина была последние дни, шло удивительное алмазно-голубое сияние. Так сверкает снег на рассвете сумерек, воздушный и недавно выпавший. Так светились глаза волка, открывшего ворота в замок. Так сияла сейчас и старая деревяшка, которую и выкинуть было не жалко или, по крайней мере, пустить на дрова для розжига живительного костра. Но если бы только свет был причиной изумления Арлины. 

Неприметная до сей поры палка менялась прямо на глазах. Кривая и нескладная, она росла и выпрямлялась, превращаясь в гладкую элегантную трость из белого дерева с серебряным набалдашником, достаточно крупным и… ушастым. 

Арлина вскрикнула, когда набалдашник повернулся, и на девушку уставилась морда уродливой горгульи. Прищуренные глаза ярко сверкнули, освещая всё вокруг. Горгулья разинула пасть, демонстрируя алмазные клыки, и, дразня Арлину, высунула язык. А затем тут же развернулась обратно и продолжила взглядом освещать дорогу вперёд. 

Окончательно ушедшее в пятки сердце Арлины еле слышно отозвалось из своего убежища, давая понять, что всё происходящее случается наяву, сколь бы пугающим и странным оно ни было. 

Ступени заканчивались, и голубой свет выхватил из темноты массивные двери, которые отворились сами собой – старик их даже не коснулся. Отворились медленно и с тем ужасным скрипом, какой бывает только в темницах или в сказочных башнях злых колдунов, чахнущих над зельем и плюющих ядом. 

Старик переступил порог, огляделся, довольно хмыкнул, снял с себя грязный плащ и протянул его непонятно откуда взявшемуся слуге. Тот принял плащ, учтиво поклонился и исчез в просторах комнаты, уступив место другому: пониже ростом и поважнее видом. О важности последнего говорили, прежде всего, его закрученные кверху усы и пенсне на носу. 

– С возвращением, лорд Тайернак, – произнёс усатый и набросил на плечи старика новый плащ, заботливо оправляя складки и приглаживая серебристый волчий мех, пущенный по плечам и воротнику. – Мы не ожидали вас столь скоро. 

Глава 10. Три условия

Перед глазами всё плыло.                   

Странная, незнакомая комната, небольшая и скромно обставленная: тёплого жёлтого цвета шторы на окне, небрежно подхваченные с обеих сторон, платяной шкаф из рыжего ореха в углу, маленький столик у окна и кровать – высокая, с мягкой, почти воздушной периной. А ещё румяное улыбчивое лицо полной женщины, склонившейся над Арлиной, стоило той открыть глаза и пару раз моргнуть.

– Наконец-то, – всплеснула руками женщина и затараторила, – вы пришли в себя. Я уже места себе не находила, всё ждала, когда же. Милорд предупредил, что вам полегчает только к утру, но я не верила и просидела около вас всю ночь. Вдруг оклемаетесь и перепугаетесь незнакомых интерьеров.

– Всю ночь? Сейчас утро? – слабым голосом повторила Арлина, силясь вспомнить, что произошло после того, как она переступила порог Ледяной башни. – Где я? 

– В замке лорда Тайернака, душенька, в одной из комнат для гостей. Я выбрала для вас самую светлую. А то в остальных сплошной мрак и серость. Солнца в наших краях бывает мало, но в эту комнату оно заглядывает чаще, чем в соседние.

– Как я здесь оказалась?        

– Вы что же совсем ничего не помните?

Арлина покачала головой и тут же почувствовала резкую боль. Осторожно коснувшись затылка рукой, обнаружила большую шишку и следы запёкшейся крови на волосах.

– Вы были с хозяином в Ледяной башне, как вдруг ни с того ни с сего потеряли сознание и упали прямо на каменный пол, да ещё умудрились вниз по ступеням скатиться. Хорошо, не расшиблись намертво. А дальше вас сразу уложили, хозяин осмотрел рану и обработал нужным раствором. Сказал, что опасности нет, но выспаться вам надо хорошенько… и хорошенько поесть! – улыбаясь, закончила женщина и водрузила на постель поднос с разнообразной едой.

Чего здесь только не было! И пышные булочки с расплавленным сыром, посыпанные корицей и маком, и грозди спелого винограда, тёмного и светлого – выбирай любой, и целая пиала орехов вперемешку с подсолнечными и тыквенными семечками, а ещё чашка горячего травяного отвара и кусок ветчины. 

– Не буду я есть его подачки, – буркнула Арлина, отодвигая от себя поднос, хоть ароматные запахи щекотали ноздри и дразнили так, что пришлось приложить немалые усилия, чтобы отказаться от столь соблазнительного угощения. 

– Не глупите, – добродушно вымолвила женщина, встала и оправила передник. – Милорд со вчерашнего вечера не в духе, так что лучше не расстраивать его понапрасну и съесть всё. Посуду можете потом выставить за дверь – слуги уберут. Меня зовут мадам Потаж*, и меня всегда можно найти на кухне. Ну, кушайте, кушайте, а то совсем кожа да кости. И где он вас откопал? – кухарка жалостливо осмотрела Арлину и покачала головой. 

– Это я его откопала, – набив рот хлебом, промычала девушка, стряхивая с постели крошки. – Валялся среди кучи барахла, даже не скажешь, что важный. 

Мадам Потаж бросила полный недоверия взгляд на Арлину, но потом, вспомнив, что девушка сильно ударилась головой, а потому, вероятно, может немного бредить, выдохнула и снова приветливо заулыбалась. 

– Завтракайте. А как управитесь, милорд просил пройти к нему в кабинет. Пакстон вас проводит. 

– Пакстон?

– Дворецкий. Вы легко узнаете его по солидному пенсне на носу. 

– Пенсне… – протянула Арлина, и перед глазами отчётливо всплыли последние события, свидетелем которых она стала прежде, чем рассечь голову о каменную лестницу.  

Дверь за мадам Потаж закрылась почти неслышно. Большие напольные часы, молчаливо прятавшиеся в углу у шкафа, заволновались, заурчали и громко пробили семь раз. Утро. 

Арлина спустила ноги с кровати на мягкий ворсистый ковёр, по которому было приятно пройтись. У окна на столике стоял кувшин с нагретой водой, глубокий таз, кусок мыла, сложенное вчетверо пушистое полотенце, гребёнка и жёлтая лента, которой можно было легко завязать непослушные волосы. 

Не знавшая уже более недели тёплой воды кожа возликовала. Арлина зачерпывала пригоршню за пригоршней, выливала на лоб, щёки и шею и упивалась чувством свежести, по которому сильно соскучилась. Даже глаза вмиг распахнулись, хотя до этого открылись всего на непродолжительное время и только с одной целью: позавтракать. Вода же сделала чудо! 

Когда с утренним туалетом было покончено, и даже волосы уже не торчали оборванными сосульками в разные стороны, а были аккуратно собраны в пучок и перевязаны лентой, Арлина осмотрела свою одежду и тяжело вздохнула. Вид был печальный. Если обноски, в которых она много лет назад помогала матери в огороде, и раньше были старыми, в заплатах и изрядно малы, то сейчас они и вовсе являли собой жалкое зрелище: дыры на локтях и коленях, повсюду грязь и прилипшая глина, местами даже попадались пятна от клюквенной сока. Видимо, от раздавленной ягоды на болотах. Возвращаться домой в таком виде было невозможно. Её примут за нищенку или сумасшедшую побирушку, а ещё хуже – воровку, и доказывай потом, что роскошное обручальное кольцо на безымянном пальце принадлежит ей по праву. Выход виделся только один. И сколь бы противен он ни был, Арлина стиснула кулачки, открыла дверь комнаты и вышла в длинный тёмный коридор. Вокруг не было ни души. 

Кухарка говорила, коварный старик ждёт у себя в кабинете. В том самом, из которого вчера они ушли на треклятую лестницу? И как теперь его найти? В какую сторону идти? Пакстон должен проводить. Но где найти самого Пакстона?

– Вы звали, миледи, – от вкрадчивого голоса за спиной Арлина вздрогнула и обернулась. 

– Я не леди, – только и сумела выдать она, разглядывая невысокого дворецкого. Усами и важностью он очень сильно походил на комнатную болонку маркизы Эмилии Штолль, за младшего брата которой отец собирался сватать Арлину, если бы свадьба с Мартаном не состоялась. От исполнения безумного плана Алистера де Врисса  останавливало лишь то, что пареньку было всего тринадцать. 

– Прошу покорнейше простить, – дворецкий поколебался и на фоне такой новости решил не кланяться. – Лорд Тайернак распорядился сопроводить вас к нему, и мы уже сильно опаздываем. Так что прошу не спорить и следовать за мной. 

Пакстон обогнул недоумевающую Арлину и медленно пошёл вперёд. Девушке ничего не оставалось, как подчиниться и направиться следом, по пути вертя головой то вправо, то влево, дивясь высоким потолкам, стенам, украшенным лепниной и роскошными гобеленами, мягким коврам, в которых скорее утонешь, чем найдёшь хоть одно проеденное молью место, и мебели, какой не увидишь даже во дворце. 

Серый и мрачный снаружи, внутри замок блистал и поражал богатством убранства. И хотя света через высокие окна проникало самую малость, хрустальные люстры висели таким образом, что умудрялись ловить каждый, даже самый вялый и скудный, солнечный лучик и рассеивать его мириадами тёплых брызг по огромным залам и коридорам, больше смахивающим на лабиринты, чем просто на переходы из комнаты в комнату.  

Двери в кабинет лорда Тайернака Арлина узнала без труда. В этот раз они были приоткрыты, и до девушки доносился треск поленьев в камине, а ещё голоса, один из которых принадлежал старику, а вот второй… Арлине показалось, что она его уже где-то слышала, вот только где, никак не могла припомнить. 

– Прошу. – Пакстон распахнул перед девушкой двери. 

Света в кабинете в этот раз было куда больше: шторы были раздвинуты, а свечи в многочисленных подсвечниках – зажжены. За окнами было хмуро и сыро, по стёклам барабанил дождь, но от свечей и камина шло уютное тепло, трескучее и успокаивающее. 

Лорд Тайернак сидел в кресле, вытянув ноги к камину, от которого шёл такой жар, что можно было картошку запекать. Ни низком столике рядом с креслами стоял кувшин с вином и хрустальный бокал, наполовину полный. Взгляд старого колдуна был устремлён на огонь, а на полу рядом с креслом лежало с десяток книг, толстенных и древних, как и сам хозяин замка. 

По сравнению с последними днями выглядел старик в разы опрятнее, но красивее от этого не стал. Да и какая может быть красота в сухих морщинистых руках, обвисшей коже на лице и впалых, лишённых жизненной радости глазах? Разве только серебряные волосы длинной до плеч стали чище и уж более не путались. А ещё грязные рваные лохмотья сменились на пошитую из дорогого чёрного сукна одежду, украшенную серебряными пуговицами. На костлявых пальцах старика болтались перстни, в центре одного из которых сверкал рубин. Сверкал столь ослепительно, что Арлина зажмурилась. Кроме старика в комнате больше никого не было. 

– Явилась наконец, – проворчал колдун, когда Арлина приблизилась к креслам и встала напротив. – Пакстон, принеси ещё кувшин вина. Этот почти пустой. 

– И второй бокал? 

Лорд Тайернак поморщился. 

– Я просил второй бокал? 

– Нет, милорд. Но я подумал… Осмелюсь заметить, ваша светлость, что это уже третий кувшин с полуночи. 

– Может, ты ещё заметишь, что верхняя книга открыта на странице «Как из дворецкого сделать пиявку для лечения мигрени»?

– Вино уже наливают, ваша светлость. 

Дворецкий расшаркался и поспешил ускользнуть из кабинета, чтобы хозяин ненароком не проверил заклинание в деле. 

– Что же мне с тобой делать? – лорд Тайернак скрестил руки на груди и выжидающе смотрел на девушку.

Арлина пожала плечами. 

– Делайте, что хотите. Смысла возвращаться домой мне всё равно уже нет. 

– А как же любимый жених, который без тебя места себе не находит? Лошадь на обратный путь я тебе не дам, но на фляжку воды и ломоть хлеба можешь рассчитывать. 

– Вы прекрасно знаете, зачем я шла сюда, – к горлу Арлины подступил такой комок горечи, что каждое слово давалось с трудом. От обидной несправедливости на глаза выступили слёзы и покатились по бледным щекам. 

– Ты хотела украсть эликсир. 

– Не украсть! – вспыхнула девушка. 

– Украсть! – давил старик. – Я не стану повторять всё то, что ты обо мне наговорила по пути сюда. Но слушать это было малоприятно. 

Арлина почувствовала, как заалели щёки. 

– Прошу…

Старик встрепенулся.

– И чего же ты теперь просишь? 

– Прошу помогите, – Арлина молитвенно заломила руки. – Вы знаете, как я хочу домой, как хочу выйти замуж. 

– Так выходи. Хороших мужиков в округе пруд пруди. Пакстон, например. Чем не муж? Опрятен, вежлив, относительно не стар, – издевался Тайернак. – Разве только что не принц. 

– Мне нужен лишь Мартан, – Арлина облизнула сухие губы, пропуская мимо ушей издевки колдуна. – Без эликсира мой брак не имеет смысла. Вы ведь помните, что говорила цыганка… Если, конечно, она не лгала. 

– Лачтна никогда не лжёт, – громом среди ясного неба был ответ старика. – Я сам имел несчастье несколько раз столкнуться с её предсказаниями и склонен верить ей больше, чем прогнозам погоды и урожая. Те и в дождливый день туч на небе не обещают, а в результате весь горох в огороде зальёт. 

– Так вы поможете? – в голосе Арлина теплилась искорка надежды. – Вы сделаете ещё один эликсир? Я отплачу вам всем, чем только смогу! Я тут же напишу письмо отцу, и он пришлёт сюда сундук золота! Два сундука! А хотите и все три! 

– Угомонись, – осадил лорд Тайернак Арлину и благодарственно кивнул Пакстону, принёсшему новый кувшин. – Делать я за тебя больше ничего не буду, но помочь, так уж и быть, помогу.  

Арлина напряглась, но старика перебивать не осмелилась. 

– Ты сделаешь эликсир сама, – тем временем продолжал колдун, наливая себе в хрустальный бокал вино. – Я всего лишь дам тебе направление, подскажу с составом, но и пальцем не прикоснусь ни к одной капли твоего варева. 

– А долго ли его делать? – заволновалась Арлина, левой пяткой чувствуя подвох. 

– Нет, – скривил нос Тайернак и выплюнул отпитое вино обратно в кувшин. – Кислятина какая. Пакстон притащил не того урожая. 

– День, два? – сердце бешено колотилось, а старик тянул с точным ответом. 

– Неделю, если ничего не напутаешь. Коль вместо эликсира у тебя получится кошачья моча, то придётся начинать заново. А это ещё неделя, – старик растянул губы в ехидной усмешке. 

– У меня всё получится, – Арлина с трудом верила в то, что говорила, но других вариантов не было. 

– Хорошо. Тогда вот мои условия. 

– Условия? – По спине опять прошёл тот самый неприятный холодок, который Арлина испытывала ранее, и, как оказалось, не напрасно. 

– Условие первое. Для тебя здесь нет слуг. Ты всё делаешь сама. Сама убираешь, сама готовишь, сама стираешь. Сегодня утром я сделал исключение и позволил мадам Потаж накормить тебя завтраком. Но только потому, что ты вчера приложилась головой о камень. Сейчас ты полна сил, здорова и вполне можешь сама себя обслужить. 

– Хорошо, – пролепетала Арлина. 

Старик встал с кресла и прошёл к большому письменному столу, взял с его поверхности листок жёлтой бумаги и перо. Кровавый рубин хищно сверкнул на указательном пальце и потух, перебиваемый блеском сапфиров на перстнях другой руки. 

– Условие второе, – колдун перевёл взгляд с листка бумаги на девушку. – Никогда не перечить Грибо. 

Это условие поставило Арлину в откровенный тупик. 

– Что за Грибо? 

Старик кивнул на трость, стоявшую у кресла. Отвратительная горгулья, дремавшая до сей поры, приоткрыла один глаз и скривила нос. 

– Это Грибо, и он не любит, когда с ним спорят. Чего мне стоило уговорить его помочь тебе на болотах. А ещё он никак не может простить тебе то, как ты с ним обошлась. Как шваркнула его мордой о голову паренька у цыганки. Грибо чуть клыка не лишился. 

– Сдался мне этот Грибо, – совсем неслышно пробормотала Арлина и тут же отшатнулась назад, так как горгулья ощетинилась и угрожающе клацнула зубами. 

– И третье условие. Ты будешь беспрекословно выполнять всё, что я от тебя потребую. 

– Но…

– Вот договор. Подписывай. Условия аннулируются, как только ты приготовишь нужный эликсир. Нарушишь хоть одно из них – составишь компанию жабам на болоте.

– Это кот в мешке! – негодующе воскликнула Арлина. – Откуда я могу знать, что вам взбредёт в голову? Отец никогда бы на такое не подписался! 

– Твой отец подписался и не на такое, – огрызнулся лорд Тайернак, припоминая Арлине недавние события. – Подписывай, или сделки нет, и ты можешь убираться из моего замка сию же секунду! 

Съедаемая противоречивыми чувствами, Арлина тряхнула головой, выбрасывая все мысли вон, схватила перо и размашистым почерком начертала своё имя, не забыв прибавить к последней букве жирную кляксу. И как только была поставлена последняя закорючка, подпись, как и сам текст, вспыхнули огнём, но быстро погасли и исчезли, а перед девушкой предстал чистый лист бумаги, ничем не замаранный и даже не обугленный.

– Договора нет?

– Договор заключен, – бросил старик, выхватывая из рук Арлины пустой жёлтый лист и запирая его в полке стола. – Начнём.

– Вот так прямо сейчас и начнём готовить эликсир? – простодушно ахнула Арлина.

– У меня нет никакого желания возиться с тобой долго. Бери книгу, открывай и читай.

– Книгу? – события развивались столь стремительно, что Арлина совсем растерялась.

Лорд Тайернак указал рукой на лестницу, приставленную к шкафам до потолка, заставленным книгами разной толщины и величины, а сам плюхнулся обратно в кресло у камина и продолжил пить кислое вино и морщиться. 

Балансировать на шаткой лестнице было трудно. Пару раз нога Арлины соскочила с узкой ступеньки, но девушка вовремя успела схватиться за полку, иначе упала бы во второй раз за последние двенадцать часов, и, кто знает, чем бы обернулось это падение.

– Пятая полка сверху, самая середина, – услышала Арлина слова старика и начала считать. – Книга в серебряном переплёте, на корешке выгравирован клевер.

Толстая книга нашлась быстро – не многие фолианты удостоились серебряных переплётов. Всё больше попадались рукописи, обёрнутые кожей рыжих и коричневых цветов. 

– «Рецепты», – произнесла Арлина после того, как слезла с лестницы и водрузила тяжелый том на самую середину письменного стола. – Что-то название, как у обычной поваренной книги. Мы ведь хотим приготовить эликсир жизни, а не гороховый суп.

– Если будешь пренебрегать указаниями в этой книге и моими советами, то у тебя и получится гороховый суп, от которого твоему женишку не то чтобы жизненных сил прибавится, а живот скрутит так, что он будет молить о смерти больше, чем о жизни. А теперь не болтай и читай.

– Какая страница?

– Нужная страница откроется сама. 

Дрожащими руками Арлина коснулась книги, и та зашелестела листочками, пахнущими чернилами и книжными червями, и открылась где-то ближе к середине. На самом верху ветхой хрустящей страницы на девушку смотрели витиевато выведенные слова. 

«Эликсир жизни. 

Состав и способ приготовления. 

Вам понадобятся:

·     роса с малахитового четырёхлистника 

·     3 фута плюща обыкновенного

·     ложка алмазной муки 

·     3 верхних лепестка коровяка лунного

·     слизь земляных червей

·     щепотка молотой сон-травы 

·     клок шерсти с загривка волка  

·     острый клык

·     экстракт алой кувшинки 

·     Rhan’or’enaid

Рекомендуемая температура варки зелья: от 200 до 300 язычков красного  пламени.

Возьмите латунный котёл небольшого размера и налейте росы по нижнюю отметку. Варите в росе плющ обыкновенный до полуготовности и сизого пара. Добавьте алмазную муку и лепестки коровяка лунного и настаивайте три лунных дня. Разбавьте полученный раствор слизью земляных червей. Нагрейте отвар до 250 язычков пламени, бросьте щепотку молотой сон-травы, волчью шерсть и клык хищника. Окрасьте всё экстрактом алой кувшинки. И напоследок охладите полученную смесь в Rhan’or’enaid. Эликсир готов». 

Зачитав весь текст вслух, Арлина выдохнула. Из набора слов понятно звучал только экстракт – земляные черви и шерсть волка не в счёт – хотя такого цвета кувшинок Арлина никак припомнить не могла. На родных озёрах распускались белые, розовые, голубые… даже фиолетовые можно было найти. Но алые? 

– Это похоже на… 

Так и хотелось сказать: «бред сумасшедшего», и Арлина сказала бы, не будь она свидетельницей метаморфоз с деревянной палкой и не поймай на себе гневный взгляд лорда Тайернака.

– Начнёшь со сбора росы. Лучше всего собирать в лунный день травяного кузнечика, он наступит как раз завтра в час суслика**.

– Так рано? 

– К этому времени ты должна быть в саду. Лунный день продлится всего три часа – на счету будет каждое мгновенье. Встать придётся ещё раньше. Я велю Пакстону с вечера не закрывать ворота в сад – попадёшь туда без особых усилий, главное, в тумане не заблудись. Упустишь момент – будешь потом нужную росу месяц собирать. Так что смотри не проспи.

– На сегодня всё?

– А ты рассчитывала на что-то ещё?

– Я могла бы пока подготовить другие ингредиенты, – робко предположила Арлина. – Плющ там какой-то или щепотку сон-травы…

– Может, ещё и волка обдерёшь? Тоже про запас.

Арлина не решилась перечить, только закрыла книгу и молча уставилась в окно, за которым лил дождь.

– Ты ещё здесь? – услышала она каркающий голос спустя несколько минут размышлений. – На сегодня всё, не мозоль мне глаза.

Этого было достаточно, чтобы девушка вспорхнула с места и вылетела в холодный коридор, где тут же перевела дух и, дав волю эмоциям, треснула кулаком по мраморным перилам лестницы с такой силой, что рука тут же покраснела, а после посинела, а мрамор, как был цвета слоновой кости, так и остался. Вот только крепившаяся к началу перил воронья голова удара не выдержала, отвалилась и рассыпалась. Испугавшись, что сейчас последует очередная порция гнева Тайернака, Арлина рванула со всей скорости вверх по лестнице, а затем и по коридору к своей комнате, где, закрыв дверь на засов, отдышалась и изможденная рухнула на кровать.

В камине в кабинете продолжали потрескивать поленья. Приподнявшись с кресла, старик пошевелил их чёрной кочергой и вернулся обратно к мягким подушкам, в которых сидеть полулёжа было удобно и приятно.

– Вы точно этого хотите, хозяин? – Голос шёл со стороны соседнего кресла, у которого стояла белая трость. Клыкастый Грибо приоткрыл один глаз, поводил правым ухом и широко зевнул, демонстрируя алмазные клыки.

– Как никогда за последние десять лет. 

– Вам такое решение крайне несвойственно.

– Я человек, не чудовище, хоть и могу в порыве страсти превратить весь этот замок в пепелище.

– Я говорил вам, что страсть ослепляет даже самые уравновешенные умы?*** – мудро изрёк Грибо, покачиваясь на конце трости. – Нет-нет, не спешите восхищаться моим красноречием. Это не я сказал – один мудрец. Ох и много увлекательных историй наваял, вам бы почитать, может, и передумаете.

– Проклинаю тот день, когда научил тебя складывать буквы в слова, – усмехнулся Тайернак. – Начитался, теперь болтаешь без умолку и без повода. 

– Надо бы нам пополнить библиотеку, хозяин. – Грибо окинул оценивающим взглядом полки с книгами в кабинете. – Все имеющиеся уже от корки до корки пролистаны... Я тут подслушал на улицах Атоля, что месяц назад вышел новый философский трактат Мерандариуса. В прошлом году, кстати, издали его «Пособие по садоводству». Весьма успешная была книженция, тонкая только. Всего пять сотен страниц. Мне хватило одного помидора на зуб, чтобы её изучить. 

– Думаешь, трактат будет толще?

– Философский ведь! 

– Я попрошу Пакстона заказать нам все новинки. Сам решай, в какой шкаф ты их будешь втискивать. 

– Можно освободить одну из комнат для гостей и туда распихать. Всё равно к нам никто уже давно не наведывается.

– Комнаты не тронь. А вместо растекания мыслью по столу лучше почитай пособие по архитектуре и покумекай, как расширить замок таким образом, что и все твои книги вместятся, и крыша не рухнет. Последний раз, сам знаешь, что произошло. Трещина пошла приличная.

– Книги – моя страсть, – облизнулся Грибо. 

– У тебя одна страсть, у меня – другая. 

– Владей страстями, как писал один умный муж из Королевства за морем, иначе страсти овладеют тобой. 

– Это намёк?

– Вы уж простите мне мою бестактность, хозяин, но на вас уже давно лица нет. И это не фигура речи. Не думали, что виной тому может быть какая-то нечаянная страсть в прошлом? 

– На этом я предложил бы тебе прикусить язык и помолчать. Я сегодня не в духе.

– Как пожелаете, милорд.

Грибо прикрыл глаза и заклевал приплюснутым носом, мерно храпя.

***

– Давай подсоблю. – Мадам Потаж потянулась к замоченной в тазу тунике, но Арлина со всей силы замотала головой, вспоминая первое условие Тайернака.

– Нет-нет, даже не думайте! 

И, чтобы уж совсем не оплошать в первый же день подписания договора с колдуном, заграбастала мокрую тунику и кинула её к штанам, грязь на которых уже успела размокнуть и осесть на дно таза. 

Уже добрый час Арлина толкалась на кухне мадам Потаж, любезно предоставившей ей кусок мыла, тёплую воду и таз с ребристой доской для стирки. Поначалу заботливая кухарка настаивала, что одежду постирает горничная, но Арлина сумела переубедить добрую женщину и сама взялась за оттирание грязи со своей единственной в этих стенах одежды.

Сидя в одних панталонах, прикрывая грудь кухаркиным палантином, Арлина вздыхала и пыхтела над мыльной пеной, обливалась потом от огня, на котором одновременно жарилось, тушилось и варилось несколько блюд, каждое из которых источало свой неповторимый соблазнительный аромат.

– Ну как пожелаешь. – Мадам Потаж отошла к столу и взялась за нож. Послышался звук нарезаемой моркови. – На ужин сегодня будет кроличье рагу. Пальчики оближешь. Ты у себя в Озёрном крае такого и не пробовала. 

Арлина услышала, как в животе заурчало от голода. 

– Нет, мне нельзя кролика, – соврала она. – Вы лучше дайте овощей каких-нибудь сырых и сливок, если есть, конечно. Можно ещё соли щепотку и молотого чеснока. 

– Молотого чеснока, – фыркнула кухарка. – Таких деликатесов не держим. Привоз специй был два дня назад, и сообщили, что на этой неделе молотый чеснок на рынок не поступал. Его поставляют нам из Атоля со складов какого-то де Врисса, а на рынке сказали, что на тех самых складах какие-то неполадки. 

У Арлины сжалось сердце. 

– Проблемы на складах? 

– Ну, может, мыши поели, или мешки промокли. Чеснок же. Молотый. Ведро воды – и вот тебе каша.

Арлина облегчённо выдохнула. Конечно, мешки с чесноком промокли. Такие дожди после феникса шли. Но как отец мог допустить? Хотя бывают и у отца промахи. 

– Овощей-то дадите? – по-простецки спросила девушка. 

– Да вон их сколько. – Мадам Потаж кивком указала на стоящие под столом корзины. – Бери всё, что видишь, коль кролика не перевариваешь. 

Тушёный кролик… Как же пахло из кастрюли с рагу! В тот момент Арлина была готова сбежать из кухни, если бы не полуголый вид и не замоченные в тазу вещи. Можно было ещё зажать пальцами нос, чтобы не дразнить себя ароматами мяса и пряных трав, но как тогда стирать штаны и тунику? Проклятые условия старикашки! Чего ему стоило махнуть рукой, прошамкать пару заклинаний – и одежда сухая и чистая?! Со своей, наверно, так и поступил. А вымотанную девушку заставил пальцы в кровь истирать и руки в студёной воде портить, благо кухарка вовремя заметила и плеснула из чана в таз два черпака кипятка. 

– Мокрую одежду хорошо бы над плитой повесить, – заметила мадам Потаж, глядя, как Арлина силится и выжимает воду из скрученных штанов. – Я до поздней ночи кашеварить тут буду – к утру всё точно высохнет. 

Арлина кивнула, положила выполосканные вещи на стул и потянулась за корзинкой с овощами. Помидор попался такой спелый, что, надави, брызнет прямо в глаз соком и семечками. Быстро накрошив его дольками и добавив к нему огурец, горох, перец и семена подсолнуха, Арлина всё тщательно перемешала и полила жирными сливками, свежими, густыми и неимоверно вкусными. Поставила рядом с тарелкой кружку воды и уселась, вооружившись ложкой. 

– Этим не наешься, – бросила кухарка, проходя мимо, и добавила к скудному пиршеству девушки кусок ржаного хлеба. 

– Но кролика всё равно не буду, – упрямилась Арлина. 

– Ветчины хоть принести?

Девушка только упорно мотала головой в ответ, жадно поедая овощи, хлеб и запивая холодной водой. 

– Я выскажу всё милорду, – выдала кухарка и помешала поварёшкой рагу. – Где это видано, чтобы гостей так вот на задворках замка держали и голодом морили? Сколько лет служу в этом доме, а первый раз нашего господина таким тираном вижу!

– А он прогневается и превратит вас в жабу, – не удержалась Арлина. 

Мадам Потаж недоуменно посмотрела на девушку. 

– Я кормлю всех Тайернаков со своих пятнадцати лет! А мне уже за шестьдесят. Сколько пиршеств накрыла, сколько гостей повидала, сколько изысканных кушаний на стол подала! И ни один гость ни разу не ушёл недовольным. А тут… Моя стряпня даже леди Лавиндер к душе пришлась, а уж она известная на весь свет привереда. И что только милорд в ней нашёл? Ну да, красива, может, и умна, хотя я на заметила, но вечно ей то покрывало в спальне не того цвета, то вода слишком мутная. Вот только еда по нраву пришлась, а во всём остальном – сплошные фырканья. 

– Что за леди Лавиндер? – сквозь полный рот промычала Арлина. – Никогда не слышала этого имени. 

– Она из Солнечной бухты. Тамошняя местная красавица. Мы все ждём, когда милорд приведёт её в дом не как гостю, а как хозяйку. Давно пора этим стенам почувствовать женские руки. Но вот теперь я уверена, что ждать осталось недолго. 

– Мне ваш хозяин тоже заливал про скорую женитьбу. Вы говорите, она красавица? 

– Волосы – золото и шёлк, длинные, ниже пояса. Глаза зелёные, словно трава весенняя. Шея, как у лебедя. И вся не идёт, а плывёт. Перед отъездом милорда она гостила у нас целую лунную неделю. Каждый день удивляла нарядами. Даже у Пакстона от красоты изгибов её тела пенсне треснуло. Как только милорд держался и не женился на ней в тот самый день, когда…

– Когда что? – Арлина откусила сочную морковку да так и застыла с ней во рту, заслушавшись историй мадам Потаж. 

– Они поехали верхом прогуляться. Лошадь миледи понесла и скинула её. Обратно вернулись на его лошади. Леди Лавиндер слегла и лежала в постели три дня, не вставая, и все три дня милорд не отходил от неё, растирал ушибы и видел её, в чём мать родила, – последние слова служанка договаривала уже шёпотом. – В наших краях после такого обычно сразу женятся! 

– В наших краях после такого сочиняют позорные частушки, – выдавила Арлина, вспоминая, как на глазах у всех на площади разорвала платье и гуляла в одних панталонах. 

– Теперь осталось всего ничего. Я сама вчера слышала, как милорд обмолвился этому своему клыкастому уродцу, что миледи сводит его с ума. Так и сказал, дескать, «ненавижу её всем сердцем, но лишь потому, что знаю, жить без неё не смогу и никогда не смогу её отпустить». Вот как! А он у нас не любитель откровенничать. А тут вот взял и расчувствовался. Видимо, накипело. Я аж прослезилась, когда услышала. 

– А она его любит?

– А как его не любить? У него, конечно, характер не подарок, но лучшего хозяина я и желать себе не смею.  

– Я безмерно ценю вашу преданность, мадам Потаж. – Обе – Арлина и кухарка – вздрогнули, услышав за спиной сварливый голос лорда Тайернака. – Но мне стало крайне любопытно, когда же преданные слуги соизволят подать ужин?

Кухарка заохала и бросилась извиняться, а Арлина, заливаясь краской от стыда, усиленно куталась в полупрозрачный палантин, стараясь скрыть свою наготу от пристального взгляда старика. 

– С кроликом так уж и быть можете не торопиться, – остановил Тайернак хлопочущую служанку. – Вино ещё не выветрилось, и сил у меня полно. Я лишь зашёл проверить, как выполняются мои условия, и я доволен тем, что увидел. 

Колдун бросил ещё один взгляд на Арлину, развернулся и зашаркал к выходу, сильно сутулясь. 

– Ох, как я оплошала, – запричитала мадам Потаж, разгоняя полотенцем пар от приподнятой с кастрюли крышки. – Столько лет служу в этом доме, и именно сегодня хозяин первый раз соизволил сюда заглянуть. И надо же! Именно в этот день у меня потолок в жиру, кролик ещё не готов, и ты полуголая тут в самом центре кухни красуешься. Вот что он подумает? 

Арлина равнодушно пожала плечами, промычала в ответ нечто нечленораздельное и откусила ещё морковку. 

––––––––––––––

*Потаж – (с фр. potage) суп, в котором овощи (и иногда мясо) варят в воде до тех пор, пока не получится густой суп, своего рода суп-пюре.

**Час суслика – примерно 5 часов утра. 

***Здесь и далее по тексту главы Грибо демонстрирует широкий кругозор знаний, успешно цитируя (иногда не дословно) А. Дюма (отца) и Эпиктета.

Глава 11. Первый блин комом

Утро следующего дня выдалось сырое и туманное. Всю ночь Арлина не спала. Перед глазами то и дело всплывали образы старика, Грибо, мадам Потаж, а к полуночи к ним добавился Пакстон. Когда же удалось всех прогнать, начала ныть голова. В том самом месте, где ещё не до конца зажила рана и кровь время от времени сочилась, стоило легонько потянуть за волосы или невзначай коснуться глубоких царапин. Можно было, конечно, встать с кровати и попросить Тайернака о помощи, но стоило Арлине на мгновенье представить, как тот дотрагивается до неё кривыми костлявыми пальцами, как девушку сразу коробило, и она решила, что стерпит что угодно, только бы не оказаться один на один с колдуном. 

Когда боль утихла, начались сомнения. Что если рассказы старика – сплошные враки про эликсир? Что если и сон – тоже враки? Не снится же он уже столько ночей. Хоть бы раз заявил о себе со дня свадьбы, хоть бы раз напомнил о грозящих ужасах. Что если это всё – фантазия? Предсвадебное волнение, которое исчезло, как исчезла и свадьба, а вместе с ней прошёл и ночной кошмар. Но гадалка на площади воображаемой не была. Светящиеся во тьме глаза Грибо просто так не придумаешь. Как не придумаешь и большое жестяное ведро, которое Арлина обнаружила поутру в коридоре у дверей своей спальни. 

«Куда столько? – промелькнула мысль. – В книге говорилось о небольшом котле и заполнении по нижнюю отметку».    

Уверенная в правильности своего мнения, Арлина взяла ведро и вышла с ним в сад.   

Туман стоял плотной стеной. Вытяни руку – кончиков пальцев не разглядишь. Куда идти? Куда смотреть? Пару раз Арлина наскочила на деревья, скидывающие на землю чёрную листву; пару раз ужалилась о крапиву, выросшую с человеческий рост. А нужен-то был всего лишь малахитовый четырёхлистник, который, как ни смотрела Арлина под ноги, ни в какую не попадался. Время шло, бродить в сыром тумане становилось невыносимо. Высохшая за ночь одежда впитала капли, которыми был полон воздух, и опять стала хоть выжимай. Пальцы на руках и ногах заиндевели, ресницы склеились от влаги, и тоненькие струйки воды побежали по лицу и шее, чтобы затем в районе воротника туники нырнуть под одежду и помчаться дальше холодить грудь и спину. А нужного растения всё не было. 

И опять закрались сомнения. Что если лжёт старик про росу и рецепт эликсира? Что если он просто желает поглумиться над чужой бедой и отчаянием? Ведь нет в природе четырёхлистников, тем более малахитовых. Такого цвета бывают полные влаги, мясистые листья фиалок, но сейчас не весна, чтобы бродить по сырым затемнённым местам и выискивать нежные, трепетно-лиловые цветы. На дворе промозглая осень, и башмак так и норовит застрять в вязкой кашице из дождевой воды, глины и пожухших листьев. Вот и сейчас каблук прямо засасывает. 

Раздраженная, Арлина дёрнула ногой, башмак слетел и, перевернувшись в воздухе, упал прямо на корни старого дуба, вылезшие на поверхность. Выхода не было – пришлось скакать на одной ноге, неистово громыхая пустым ведром, а, допрыгав до беглеца, плюхаться, тяжело дыша, прямо в ворох листьев, поднимая их в воздух и разбрасывая по сторонам. А когда пришло время тянуться за башмаком, то девушка вдруг вскрикнула и замерла от изумления.

Её старый и грязный башмак, грохнувшись с приличной высоты, разметал добрую часть опавших листьев и валялся в самом сердце малахитового ковра, который, если приглядеться, представлял собой ни что иное, как целое поле четырёхлистников, края которых были приподняты, образовывая чаши, полные кристально чистой прохладной росы. 

Ликуя от восторга, девушка упала на колени и начала ползать по земле, осторожно разгребая листву. Срывала нужные соцветия, бережно подносила к ведру и опрокидывала. Капля за каплей, ведро наполнялось быстро. Малахитовые чаши трещали от воды, и их было столько, что руки не успевали за всеми. Вроде только рвёшь одну, как глаза тут же подмечают другую, а за ними и третью. Глянешь подальше – а там их целая россыпь, конца и края не видно. И во всех роса, словно слеза, хрустальная. И во всех по самые края, даже пролить не страшно. Ведь рядом ещё столько – не успеваешь собирать.

Когда ведро наполнилось наполовину, Арлина выпрямилась и провела рукой по лбу, вытирая. Вся мокрая, но горячая и довольная, девушка поспешила обратно в замок и, стоило ей только закрыть за собой дверь, тут же нарвалась на Пакстона. Невозмутимый, с усами, закрученными пуще прежнего, он стоял у входа с полотенцем в руках, словно ждал возвращения Арлины или догадывался, что она зайдёт именно в этот момент.

– Хозяин ожидает вас в Ледяной башне, – сообщил Пакстон, протягивая полотенце и с любопытством заглядывая в ведро. 

Арлина вздрогнула, поёжилась, но пушистое полотенце взяла и вытерла мокрые лицо и шею. 

– А в другом месте нельзя встретиться? Обязательно карабкаться на самый верх? Это же несколько сотен ступенек в темноте.

–  Это распоряжение лорда Тайернака. Я дам вам свечу.

– Мне бы обогреться, – робко вставила девушка, – и высушить одежду. 

– Милорд предупредил, что вы можете о таком попросить, и сказал, что обогреетесь наверху.

Арлина поняла, что возражать бессмысленно. Крепко сжав ручку ведра и хлюпая промокшими башмаками по полу, девушка поспешила за дворецким, а затем, вооружившись свечой, нырнула на чёрную лестницу и начала подниматься. 

Тусклый свет выхватывал из темноты ступеньку за ступенькой. Иногда его хватало, чтобы рассмотреть наличие паутины на стенах и лишний раз избежать столкновений с ней. Но разглядеть что-то выше или ниже не представлялось возможным. Долго ли она шла, или это так казалось, Арлина не понимала, но искренне обрадовалась, когда света впереди стало больше, и она смогла коснуться рукой заветной двери, толкнула её и оказалась в тесной каморке.

– Явилась, – услышала Арлина знакомый сварливый голос, поставила ведро на пол и огляделась. 

Комната на самом верху Ледяной башни ничем особым не впечатляла: одно окно с широким низким подоконником, на котором впору было спать, благо и мягкие бархатные подушки имелись, и было их много, а не одна-две; посередине – широкий стол, чем только не заваленный; шкаф у левой стены, дверцы которого с трудом закрывались – столько внутри было напихано и набито. Но главным зрелищем был вовсе не шкаф и не широкий подоконник, и даже не вид из окна. Последний вообще был под вопросом: облака в это утро опустились так низко, что высуни руку в оконную створку и коснёшься воздушной ваты, струящейся сквозь пальцы и застилающей горы на горизонте. Нет. Даже возможность потрогать небо не заставила Арлину разинуть рот да так и застыть, не решаясь сделать и шага вперёд. 

Главным чудом в каморке колдуна был котёл, медный, весь в копоти, водружённый прямо в центр стола. Рядом с ним стояла горелка на трёх ножках, набитая щепками и опилками, а чуть поодаль – целая вереница баночек, скляночек и коробочек. Была даже каменная ступа с пестом, а ещё серебряная ложечка, пинцет, нож и даже весы. И рядом с котлом, на высоченной стопке книг, словно король на троне, сидел, сложив крылья, Грибо и, не отрываясь, смотрел на Арлину, оробевшую и растерявшуюся. 

– Это всё? – разочарованно протянул старик, заглядывая в ведро и удивлённо приподнимая брови. – Всё, что ты принесла? 

– Разве этого не хватит? – чувствуя неладное, спросила девушка. 

– Первый раз вижу, чтобы так бестолково использовали ценнейшие часы лунного дня травяного кузнечика, – проворчал Тайернак. – Ты должна была принести полное, а тут кот наплакал, а потом половину сам и вылакал.

Закончив ворчания, старик указал тростью на котёл и поманил кривым пальцем Арлину. Чувствуя важность момента, девушка взяла ведро и прошла к столу. Руки тряслись, и будь ведро до отказа полным, она точно бы расплескала половину. Но каковая же была её радость, когда среди копоти и грязи она смогла разглядеть нижнюю отметку. Всего ничего! Воды в ведре раз в пять больше нужного. Преисполненная эмоций, Арлина приподняла ведро и плеснула росу в котёл. Старик охнул и схватился за голову.

– Что не так? – встрепенулась девушка. 

– Ты собираешься готовить эликсир жизни, зелье прозрачное, как слеза, в этой черноте? Котёл вначале следует отмыть. 

Сердце ушло в пятки от такого провала. Решив впредь не торопиться, Арлина вопросительно уставилась на старика. 

– Потому и надо было приносить полное, – продолжал корить девушку Тайернак. – Думаешь, с первого раза сваришь нужное? Того, что принесла, тебе на чуток попыток хватит. Считай, первую ты уже использовала.

Арлина грустно вздохнула и потупила взгляд.

– Щётка у мадам Потаж на кухне. – Тайернак резал каждым словом, как ножом. – Бери котёл, спускайся вниз и чисти. Как засверкает, возвращайся, и приступим. 

Делать нечего – Арлина загромыхала вниз по лестнице с котлом, даже забыв про свечу, а дверью хлопнула так сильно, что склянки на столе задрожали. 

– Вы не перегибаете палку, хозяин? – нарушил тишину Грибо, когда шаги девушки стихли. – Вы-то сами варили в таком. Его уже две тысячи лет даже в колодезной воде не споласкивали. 

Тайернак устало опустился на подоконник и подложил себе подушек под спину. 

– Я всю ночь глаз не мог сомкнуть. Пока она бегает, как раз подремлю. 

– Бедняжка даже свечу не взяла. 

– Пусть привыкает ходить по лестнице в темноте. Ей сегодня туда-сюда бегать ещё много раз придётся. 

– Воля ваша, – ответил Грибо, приподнялся, когтями открыл верхнюю книгу стопки, на которой сидел, нашёл нужную страницу и запыхтел, читая про себя. 

Тайернак ещё долго смотрел в окно на низкие бело-серые облака, а затем прикрыл глаза. 

Громыхать в кромешной темноте котлом оказалось не так уж и сложно. Хоть ступени не были ровными, но особо больших ям нигде не наблюдаюсь, а потому ноги Арлины ловко перебирали ступеньку за ступенькой, торопясь скорее оказаться на кухне. А там поскорей бы щётку в руки взять и котёл опустить в таз с мыльной водой, и натереть до блеска, чтобы сомнений в чистоте эликсира уже точно больше ни у кого не было. 

Мадам Потаж уставилась на Арлину, как на полоумную, когда та выросла в дверном проёме и тут же зашуршала по кухне в поисках нужного таза и щётки. Боясь, что девушка ненароком разгромит всё вокруг, кухарка поспешила прийти на помощь и осчастливила Арлину нужными предметами, а сама предпочла держаться в сторонке всё то время, пока девушка скребла по закоптевшей меди. Но сердце доброй женщины было не железным. 

– Чтобы сил прибавилось. – Кухарка поставила рядом с Арлиной поднос с чашкой травяного чая и куском ветчины на хлебе. – Завтрак тебе подавать было не велено, а на кухне я тебя утром не видела. Ты что же вот так со вчерашнего вечера без крошки во рту? 

Арлина кивнула и со слезами на глазах посмотрела на еду, простую, не по-королевски роскошную, к какой она привыкла на приёмах у Мартана или даже в доме отца, но горячую и сытную. 

– Ешь, – приказала мадам Потаж. – Он ничего от меня не узнает, а ты сама, авось, не дура, не проболтаешься. Так что ешь и продолжай там натирать то, что ты натираешь. Кстати, что это?

– Котёл, – буркнула Арлина, впившись зубами в кусок хлеба с ветчиной. Жадно запив чаем, девушка отставила кружку в сторону, вытерла губы и довольно улыбнулась. 

– Тебе что же моих котлов мало? Решила себе обеды и ужины в этом варить? 

– Это не для супа. 

– Да суп в таком и не настоится. Баранья кость выше краёв будет торчать. А кушанья хватит от силы на тарелку Пакстону. Он ест, как воробей. 

– Это для другого, – ответила Арлина. 

– Для чего же? – любопытная кухарка не унималась. 

– Мне надо спасти своего любимого, – прошептала девушка, принимаясь за последний слой гари. 

Кухарка всплеснула руками, придвинула к себе стул и села. На плите под крышкой вовсю бушевал томатный соус, но мадам Потаж словно забыла о нём напрочь.

– Так ты замужем? 

– Ещё нет, но собираюсь. И надеюсь, ваш хозяин поможет мою свадьбу ускорить. 

Мадам Потаж задумалась. 

– Сколько живу на этом свете, никак не могу припомнить, чтобы милорд ускорял чьи-то свадьбы. Свои – да, но чужие… Его последний брак был настоящей катастрофой для всех, включая отца невесты. Хозяин и та легкомысленная девица были едва знакомы. Я ещё смену блюд за ужином не сделала, а он уже предложил ей руку и сердце. А через лунный месяц разбежались. Вот как! Зато с леди Лавиндер всё тянет и тянет, будто тесто на вилку наматывает. Совсем на него непохоже.

–  Я тоже не понимаю, зачем тянуть, если любишь? Ведь могут другие охомутать. Вот левой пяткой чувствую, – Арлина в сердцах бросила щётку в таз, чем произвела неимоверно громкий плюх, а взлетевшая к потолку мыльная пена, спустившись, осела на кончике её носа, – вьются девицы сейчас вокруг моего Мартана, глазки ему строят. Мне надо выбираться отсюда быстрее, иначе потом совсем поздно будет. 

И с этими словами Арлина вновь схватилась за щётку и пуще прежнего начала отскребать копоть.

– Сойдёт, – хмыкнула девушка, когда котёл заблестел ярче бриллианта на обручальном кольце, и рванула обратно на винтовую лестницу, чтобы скорее оказаться в невзрачной каморке, пропахшей горьким лавандовым маслом и воском. Про свечу во второй раз было забыто, но Арлину это не остановило. 

На верх Ледяной башни девушка буквально взлетела. Скудный подарок мадам Потаж придал столько сил, сколько в стенах королевского дворца не придавал обед из трёх блюд с бокалом игристого вина. 

Толкнув ногой дверь, Арлина ввалилась в каморку, водрузила котёл на стол и довольно заозиралась по сторонам в поисках Тайернака. Грибо захлопал крыльями, прерывая чтение, а старый колдун даже бровью не повёл: как дремал, полусидя на широком подоконнике, так и продолжал клевать носом, несмотря на шум. 

Переведя дыхание, Арлина на цыпочках двинулась в сторону старика, положила руку ему на плечо и легонько затрясла. Тайернак приоткрыл один глаз.  

– Ты принесла книгу? 

– Я принесла начищенный до блеска котёл. Мы можем начинать. 

– И ты знаешь рецепт наизусть? Что там следует варить в добытой росе? 

Арлина чуть не прикусила язык от возмущения. 

– Вы маг, вы и должны знать! – выпалила она и отшатнулась от Тайернака, как только тот покрепче сжал в руке волшебную трость. 

– Эликсир нужен тебе. Ступай за книгой. Она в библиотеке. Ты знаешь, на какой полке. 

– Не проще ли взмахнуть этой вашей палкой и перенести сюда книгу? Если вы и правда великий колдун, то неужели такую мелочь не осилите? – с издёвкой в голосе ответила Арлина, стоя одной ногой ещё на пороге каморки, а второй – уже на лестнице. 

С набалдашника трости, где ещё вчера красовалась морда Грибо, а теперь блестел алмазный многогранник, заструился бледно-голубой свет. Он быстро разрастался, закручивался водоворотом и готовился прыгнуть туда, куда укажет хозяин. Тайернак медлил. 

– Условие договора номер три. Ты выполняешь всё, что я приказываю, или превращаешься… 

Договорить старик не успел – Арлина выскочила на лестницу, захлопнув за собой дверь. Голубой вихрь, вместо того, чтобы пуститься вслед за беглянкой или разбиться о деревянную, всю в щелях, преграду, выпрыгнул в окно и рассыпался по небу мириадами падающих звёзд. 

В кабинете Тайернака было тихо и тепло, хоть огонь в камине и был потушен. Топили всю ночь, и сырость с улицы ещё не успела прорваться и завоевать эти территории. 

Огромная комната пугала и манила одновременно. Складывалось ощущение, что секретов здесь больше, чем книг, и так и хотелось прикорнуть в мягком кресле у ещё не до конца остывших дров и разгадать парочку тайн. Или не ломать ни над чем голову, а просто встать напротив гобеленов, каждый из которых готов был поведать свою уникальную историю. Да такую длинную, что за один раз не осилить – придётся каждый день приходить за продолжением. Или можно поразглядывать портреты, висевшие на стенах в тех местах, куда не соизволили втиснуть расписное полотно или книжный шкаф. Портреты разные: где старики, где суровые солидные мужчины, где чопорные леди – все красавицы, как на подбор, черноволосые и чернобровые. И только на одном был юноша, беловолосый и сероглазый, в скромных чёрных одеждах, лишенных украшений и лоска. В его взгляде не было ни величия, ни надменности, ни гордости, лишь любознательность и страсть к жизни. По возрасту юноша был не старше младшего брата маркизы Эмилии Штолль, совсем ещё ребёнок, но уже тогда черты его лица были благородны и прекрасны. 

Приставив лестницу к нужному шкафу, Арлина вскарабкалась, отсчитала пятую полку сверху, подцепила ногтём заветную книгу магических рецептов и вытащила её. Раздосадованная, что вновь придётся отрабатывать триста ступенек вверх, а ноги гудели уже так, словно работала она, не разгибая спину, не полдня, а целую неделю, Арлина прижала книгу к груди и, прежде чем нырнуть на тёмную лестницу, выпалила в сторону портретов:

– И как вы только терпите этого старикашку! 

А затем потянула на себя дверь и быстро-быстро затопала наверх. 

Тайернак уже не дремал, а ждал около стола, смахивая пыль с банок и склянок и проверяя свежесть их содержимого. Увидев книгу в руках девушки, он одобрительно кивнул, пропустил Арлину к столу и ткнул тростью в кругляшок на трёх ножках. 

 – Это горелка. Докинь щепок, плесни вот это, – старик поставил рядом крохотный пузырёк с чёрной маслянистой жидкостью, – и пламени хватит на целый день. Что такое котёл, ты уже знаешь. Теперь ставь одно на другое, только не перепутай. 

Арлине так и хотелось ответить издёвкой на издёвку, но она держалась. 

– Заполняй росой по самую нижнюю отметку, – монотонным голосом нудил старик. – Роса чистотой напоминает человеческую слезу. Все мы скорбим по умершим, и без слёз не обойтись. Для этого и нужна роса. Усвоила? 

– Да, – кивнула Арлина, осторожно наполняя котёл. 

– Идём далее. – Тайернак шаркал ногами из стороны в сторону. – Разожги огонь и доведи пламя до нужного количества язычков. Цвет пламени должен быть красным, почти граничащим с алым. Добьёшься нужного цвета – добьёшься нужной температуры. 

Арлина поднесла свечу к горелке – сухие щепки занялись мгновенно. Добавив пару чёрных капель в пламя, девушка завороженно уставилась на оранжевые язычки, постепенно меняющие цвет на алый. Старик заглянул в чан и довольно хмыкнул, увидев, как начала пузыриться хрустальная роса. 

– Хорошо. Теперь бросай плющ и вари, пока клубы белого пара не станут сизыми. Да следи за варевом. Стоит пару почернеть, и придётся начинать всё заново. 

 – Плющ? – Арлина заморгала. 

– В книге что написано? 

Арлина нырнула носом на нужную страницу и пролепетала: 

– В росе варить плющ обыкновенный. Надобно три фута. 

– Ну так кто за тебя плющ рвать будет? 

Тайернак скрестил руки на груди и недовольно покачал головой. 

– Туши горелку и ступай за плющом. Как принесёшь, начнёшь ещё раз. 

– Почему? – возмутилась Арлина.  – Разогреем росу, и всего делов. 

– Всего делов, – передразнил Тайернак. – Процесс прерывать можно только на определенных стадиях. Получишь нужного цвета пар – первый этап пройден. 

Делать было нечего. Арлина вышла на лестницу, но старик окликнул её. 

– Возьми, – обронил он, протягиваясь девушке нож. 

По лестнице Арлина шла уже шестой раз за день. На этот раз не спешила, копила силы для подъёма. Когда же оказалась на улице, то оценивающим взглядом окинула увитые плющом стены замка, примерилась к самому жирному и сочному и смело отрезала требуемый кусок. Наученная горьким утренним опытом, возвращаться в Ледяную башню девушка, однако, не торопилась, а отрезала ещё кусок и ещё. Когда же охапка стала такой огромной, что плющ начал валиться из рук, Арлина сунула нож в карман и вернулась на винтовую лестницу. 

– Умнеешь, – одобрительно кивнул Тайернак, оценив запасы плюща. – Хватит на несколько раз. Теперь разводи огонь и заливай росу заново. 

Опустошив чан, Арлина с грустью посмотрела на стремительно заканчивающаяся росу в ведре и плеснула в котёл третью порцию. Алые язычки пламени весело заплясали, нагревая кристально чистую воду до лопающихся пузырьков. 

– Плющ, как путы. – Старик встал рядом с Арлиной и смотрел, как та отмеряет три фута и осторожно опускает растение в кипящую жидкость. – Он крепкой цепью обмотает того, кого надо выдернуть из лап смерти, и будет тянуть. Смоченный росой, словно слезой, плющ так просто не разорвать. Миллионы тонких нитей слабы по отдельности, но вместе их никому не сломать. Порвётся одна – другие выстоят. Вот для чего нам нужен плющ. 

– Поняла, – ответила Арлина, наблюдая, как к потолку поднимаются клубы белого пара. – А когда он станет сизым? 

– Жди, – ответил Тайернак и холодным пальцем коснулся пряди вьющихся волос Арлины, убирая их с её плеча на спину. Девушка дёрнулась и недовольно покосилась в сторону колдуна. Тот же, как ни в чём не бывало, развернулся и, крепко держа в руке трость, прошёл к окну. 

– Кажется, пар начал сереть, – пробормотала Арлина, наблюдая за темнеющими змейками, вздымающимися вверх. 

– Снимай с огня, – скомандовал Тайернак и, подойдя к девушке, лихорадочно дующей на обожжённые пальцы, заглянул в котёл и скривился. – Это гороховая каша какая-то, а не волшебный эликсир. Грибо, поди-ка сюда. 

Нехотя оторвавшись от книги, чтение которой шло запоем, Грибо заковылял на кривых когтистых лапках к остывающему чану. 

– Глянь-ка, – попросил старик, тыча тростью в бурлящее месиво. – Что это, по-твоему? 

Горгулья вытянул приплюснутую морду, сунул её в котёл, повёл широкими ноздрями и высунул язык. 

– В голодные годы готовили лучше. 

– Вот и я так думаю. С плющом перебрала. – Старик кинул ехидный взгляд на приунывшую Арлину и вынес приговор, который девушка боялась услышать больше всего на свете. – Выливай, промывай котёл и начинай заново. 

Основательно вымотанная, девушка подчинились приказу, и спустя некоторое время в чане снова началось бульканье. 

– На каждом этапе зелье должно быть прозрачным, как слеза, – поучал тем временем Тайернак, вертя трость в руке, – и безвкусным. А ты целый обед на шесть персон наварила! 

– Так надо было не выливать, – огрызнулась Арлина. – Я бы съела, всё равно сама себе готовить должна. На ваше гостеприимство не рассчитываю. 

Старик крякнул, не ожидав такого выпада, и плотно сомкнул губы. 

– Пар сереет, – прошептала девушка и заглянула в котёл, – и зелье прозрачного цвета. Неужели получилось? – Арлина довольно всплеснула руками. 

– Сейчас попробуем. На мой взгляд, отдаёт желтизной,  – прошамкал Тайернак, снимая котёл с огня и подзывая к себе верного Грибо. – Пробуй! 

Горгулья зажал в когтистой лапе черпак, нырнул им в котёл и, громко сербаня, снял пробу. 

– По вкусу напоминает испражнения strutionum ordinarius, – кашляя и отплевываясь, выдал Грибо спустя мгновенье. 

– Так и говори, моча страуса. Здесь все свои, умничать нет нужды. 

– Хорошо, милорд. 

– А ты и такое ел? 

– Увы, я не всегда радовался роскошным харчам, какие подают у вас. Были и тяжёлые годы. 

– Заново, – распорядился старик, обращаясь к измождённой Арлине и почёсывая Грибо за ушком. 

– Тут осталось всего на один раз, – пролепетала девушка, демонстрируя почти пустое ведро. 

– А я говорил, что ты неразумно потратила часы дня травяного кузнечика. Завтра утром и половины того, что принесла, не соберёшь. А послезавтра росы и вовсе не будет, только через неделю опять начнёшь по каплям добывать. Следующий богатый урожай только через тридцать дней. А это полный оборот луны. 

– Может, у меня сейчас получится, – робко надеялась Арлина, выливая остатки в чан.  

– Пробуй, – отрезал старик. 

Руки делали уже всё сами, даже думать не приходилось: подбросили щепок, довели до нужного цвета огонь, отмерили три фута плюща и затолкали всё в кипящую воду. Затаив дыхание, Арлина следила за зельем и паром, понимая, что это её последний шанс на сегодня, а, может, и навсегда. Клубы пара вырывались все белые и никак не хотели сереть. Арлина уже было совсем отчаялась, как вдруг среди белоснежных змеек проскочила одна потемнее. Следом ещё одна и ещё. И зелье было нужной прозрачности – гороховой кашей совсем не пахло. Потерпеть немного, и можно будет снимать. 

В дверь вежливо постучали. 

 – Письмо, милорд. 

В каморку важно и медленно прошёл Пакстон и протянул Тайернаку запечатанные бумаги. 

– Брось к остальным. Позже посмотрю.

– Пришло срочной почтой, милорд. С вороном с белым крылом.

Тень раздражения прошла по лицу Тайернака. Вырвав письмо из рук дворецкого, он помахал рукой, приказывая тому уйти, развернул и начал читать. С каждым новым ударом сердца он хмурился, а потом скомкал письмо и швырнул его прямо в огонь, на котором в клубах идеального сизого пара варилось зелье. Раскалённая горелка не выдержала эмоций старика, пшикнула и тут же потухла.

Арлина ахнула, схватила свечу, поднесла к маслянистым щепкам, но, сколько ни пыталась, разжечь заново не получилось. Заклятие колдуна было сильно – горелка покрылась непробиваемым льдом, а над котлом поднимался дым. Чёрный, как смола. 

– Что вы наделали? – чуть не рыдала девушка. – У меня в коем-то веке получилось! 

– Завтра утром начнёшь заново, – резко и холодно бросил Тайернак и вышел из каморки на лестницу, громко хлопнув дверью. 

Глава 12. Бриллиант в его коллекции

Шли дни, и каждый следующий был похож на предыдущий. Арлина вставала, когда солнце только начинало лениво расправлять лучи, и выходила в сад собирать росу. Тайернак не шутил – воды в малахитовых чашах было на самом дне, и девушке едва удавалось собрать за раз на одну попытку.

После спешного скудного завтрака Арлина сразу поднималась в каморку Ледяной башни, где её ждал старик. Недовольный, хмурый, он не разговаривал ни с кем: ни с девушкой, ни с Грибо, ни с Пакстоном, время от времени приносящим на верх башни пачки писем и утренние газеты. Даже ехидных замечаний было от старика не дождаться – только сухие распоряжения: разжечь огонь, поставить котёл, сварить плющ. Но как бы Арлина ни старалась, как бы ни кусала губы в кровь с досады за каждую неудачу, как бы старательно ни подсыпала щепок в горелку, повторить первый успех ей даже отдаленно не удавалось. Бурлящее зелье попеременно то кислило, то горчило, а пар поднимался то красный, то чёрный, то окрашенный в несколько цветов одновременно. 

Тайернак советов не давал, приходил в Ледяную башню спозаранку и уходил, стоило росе закончиться. Арлина оставалась в каморке одна, прибирала на столе и драила котёл. Помощи у Тайернака просить боялась, и чем дольше длилась игра в молчанку, тем сильнее внутри девушки росло отчаяние, ведь дни шли, а заветный эликсир даже частично получен не был. 

Терпения хватило на шесть дней. На седьмой, сразу после того, как Тайернаку в кабинет был подан сытный ужин с вином и вечерней почтой, Арлина решилась на невозможное. Спрятавшись в тёмном углу за колонной, девушка дождалась, когда мадам Потаж унесёт грязную посуду, а Пакстон убедится, что вина у хозяина достаточно и больше тому ничего не нужно, тихонько подкралась к двери и робко постучала.

– Не спится? – услышала Арлина ледяной голос и заглянула внутрь. 

– Разрешите, милорд? 

Боясь, что старик может передумать, девушка быстренько запрыгнула в комнату. 

– Слушаю. – Тайернак сидел в кресле, потягивал вино и смотрел на плясавший в камине огонь.

– У меня ничего не получается вот уже неделю. Нет, дайте договорить, – опередила Арлина старика, как только тот зашевелил губами, намереваясь бросить колкость в ответ. – Я знаю, вы скажите, что волшебное зелье варить – это не морковку резать и не башмак от навоза отмывать, но ведь вы уже готовили эликсир, вы могли бы дать мне толковые подсказки, а вы только молчите и следите, чтобы я ненароком книги в Ледяной башне не подпалила. Вы обещали направлять меня, а сами только в окно целый день смотрите.

– Никакие подсказки не помогут получить пар нужного цвета, коль руки кривые. 

– Ничего не кривые! У меня в первый день всё срослось бы, если бы вы не испортили! – защищалась Арлина, а на глаза навернулись слёзы. – Только вы можете помочь, и вам это не составит особого труда! Просите, что хотите, – взмолилась девушка, – но только помогите. Время идёт…

– Время действительно идёт, – пробормотал Тайернак. – Собирайся. – И, поймав на себе вопросительно-недоумевающий взгляд, добавил: – Ах да, тебе же и собирать-то нечего. Всё при тебе. Тогда ступай на кухню и помоги мадам Потаж уложить провиант в корзину. Выезжать завтра рано. С первым лучом солнца нужно быть за воротами Штормового замка.

– Вы меня выгоняете? – пролепетала девушка.

– Хотелось бы, – проворчал старик, – но сама сбежишь, придёт тому время. Уже неделю меня ждут в одном месте, а я всё тяну и тяну с поездкой. Теряю время с тобой, каждый день созерцаю твои гороховые каши и всё больше убеждаюсь в твоей бездарности. 

– В первый день у меня почти… – запела было Арлина старую песню, но старик перебил. 

– Ты поедешь со мной. Оставить тебя здесь одну не могу – выкрадешь ценные ингредиенты, поразбиваешь добрую часть ваз с камышами и дёру дашь, как в лесу. 

– А куда ехать-то? – колючим голосом спросила Арлина, в тот момент больше похожая на ежа, чем на трудолюбивую ученицу, коей старалась быть все последние дни. 

– В Тир-Арбенин, – ответил старик, и лицо девушки, не сразу поверившей в услышанное,  вмиг засияло. 

– Тир-Арбенин? Золотой город? Тот, что на юге среди песков цвета охры и вечнозелёных деревьев? Это же место, где рождается мода. 

– Не только. Там ещё готовят картографов, счетоводов, министров, лекарей… Клоунов и шарлатанов, правда, тоже.

– А зачем вам туда? – осмелилась спросить Арлина и в душе понадеялась, что с волшебной трости колдуна не сорвётся вихрь гнева и не превратит девушку в насекомое только потому, что её чрезмерное любопытство пришлось некстати. 

– Видишь ли, – Тайернак пригладил случайно смоченную в вине бороду, – в письме, которое я имел удовольствие сжечь, содержались вопросы, и я твёрдо намереваюсь обсудить их лично, а не полагаться на ворона. Тебе тоже найдётся в городе занятие. Пройдёшь по лавкам и купишь кое-какие ингредиенты, которые понадобятся для эликсира. 

– А деньги? – стушевалась Арлина, вспоминая о потерянном золоте. 

– С деньгами разберёмся. Ступай на кухню, и чтобы к утру была готова. Опоздаешь – уеду один, а тебя Пакстон запрёт в самой дальней комнате, чтобы ненароком бед не натворила. Усекла? 

Повторять старику несколько раз не пришлось. В Золотой город Арлина мечтала попасть всю жизнь. Город чудес. Город великих открытий и возможностей. Город солнца. Город веселья, моды и блистательных балов, к которым готовятся месяцами и после обсуждают годами. 

Вот, например, маркиза Эмилия Штолль наведывалась в Тир-Арбенин стабильно раз в три месяца, чтобы себя показать, новые театральные постановки посмотреть, а на деле вынюхать, какого фасона рюши нынче в моде. Затем она собирала у себя в салоне за чаепитием товарок, хвастала перед ними новой шляпкой и заговорщицким шёпотом взахлёб болтала о страстном поцелуе с подающим надежды молодым актером. При этом шея, которой якобы коснулись губы талантливого юнца, была до того сильно напудрена, что доказать, целовал ли молодой повеса знойную маркизу или нет, было очень и очень сложно. Ездили в Золотой город и другие представители высшего общества Лочлэйнна – Арлине же ни разу не удалось там побывать. 

Первая возможность представилась ещё в детстве. Отца пригласили в качестве судьи на турнир чеканщиков разменной монеты, и он согласился взять с собой дочь. Но девочка свалилась с такой сильной хворью, что о поездке и думать забыли. Вместо одного де Врисс написал целых два письма, в которых приносил извинения организаторам развлекательного состязания, и просидел у кровати Арлины всё то время, пока она не пошла на поправку. 

Несколько месяцев назад представился второй случай повидать красоты Тир-Арбенина и восхититься его шиком и блеском, но именно в те дни, когда отец запланировал поездку, Мартан пригласил Арлину на пикник на озеро, где собралась почти вся знать, и выбор девушки, конечно, был очевиден. 

Сейчас в хмуром неуютном замке, где только и делаешь, что выгоняешь жирных пауков из комнаты или выслушиваешь ворчания малознакомого вредного старика, с трудом верилось, что поездка в Золотой город не сон, а явь. Слишком не вязалась мрачная атмосфера Смоляных гор с великолепием роскошного города, о котором слагали легенды и сочиняли песни. Но вырваться из мрачных оков хотелось больше всего на свете, пусть и ненадолго. Увидеть жизнь, увидеть свет, увидеть всё то, что раньше было Арлине привычно, стоило ей только щёлкнуть пальцем перед отцом и капризно топнуть ножкой. А потому всю ночь Арлина не спала, ёрзала от нетерпения на месте и то и дело проглядывала в окно, не забрезжил ли где далеко на горизонте рассвет. 

Первые лучи выползающего из-за гор солнца едва-едва коснулись смоляных макушек, как скромный экипаж Тайернака, запряжённый двумя лошадьми, уже торопился по южному тракту. Дорога предстояла неблизкая, а потому кроме старика и девушки в крытой повозке ещё ехали две корзинки с едой и водой. Грибо было велено остаться присматривать за замком, чему Арлина была несказанно рада: отвратительная приплюснутая морда с торчащими ушами никак не располагала к романтическому настрою, коим была преисполнена девушка, предвкушая встречу с городом мечты. Впрочем, не только морда горгульи не вязалась с атмосферой роскоши, в которую вскоре предстояло окунуться. Повозка Тайернака была непрезентабельна и стара: ни тебе герба на дверцах, ни выгравированного имени, ни породистых лошадей. Да и сам лорд был, мягко говоря, мало чем отличим от попрошайки: серо-чёрные одежды, невзрачные сапоги на ногах, даже из перстней на пальцах оставил только один – тот, что с рубином. Главным признаком роскоши была белая трость, но даже в ней произошли изменения: алмазный наконечник потух и превратился в простую блямбу, похожую на дешевый кристалл. 

Тир-Арбенин встретил старика и девушку ослепительным блеском, деревьями в кадках и красивыми домами. Даже улицы здесь, казалось, были золотыми – так переливались в солнечном свете. От ярких огней Арлина зажмурилась, а потом высунулась из повозки в полкорпуса, как, бывало, делала в детстве, когда отец вывозил в соседние земли, да чуть не вывалилась, словно птенец из гнезда. И выпала бы, если б не Тайернак со своей тростью, ручка которой чудесным образом изогнулась за долю секунды, чтобы схватить Арлину за плечо и затянуть обратно в повозку. 

– Подъезжаем, – недовольно кинул старик, как только экипаж повернул с Пальмовой аллеи на улочки поменьше. – Теперь слушай внимательно да не зевай по сторонам. В том блеске нет ничего особенного; это оно днём переливается, а ты ночью сюда приди и фонарь расколоти, как ничего примечательного не обнаружишь. Обманка. 

Но не вертеть головой направо и налево было тяжело. Это старику неинтересно – он своё отжил, его ничем не удивить, да и много ему не надо: был бы камин, к которому можно ноги вытянуть, и кувшин вина. А Арлине хотелось выхода в свет, жеманной салонной болтовни и мушку над губой. Но какие бы фантазии ни кружили голову, девушке всё же пришлось заставить себя хоть немного не вертеться и послушать, иначе досталось бы от Тайернака в ту же минуту. Причём той же самой тростью, которой недавно он её спас. 

 – Тут десять золотых и три медяка. – Колдун протянул Арлине сшитый из бордового бархата мешочек. – Ровно столько берёт горбатый одноглазый старик за щепотку алмазной крошки в лавке «Всякая всячина», что в Тупиковом проезде. Смотри проверяй, когда он будет взвешивать – щепотка должна быть похожа на пирамиду. Будет кривая, настаивай, чтобы перевешивал. Поняла? – Арлина кивнула, а Тайернак продолжал напутствовать: – По улицам не шатайся, нос во все щели не суй. Закончишь в лавке, сразу ищи Невидимый переулок. Это на перекрёстке тех улиц, где указатель есть, а переулка нет. А как найдёшь, то стучись в клуб «Махаон». Лакей будет предупреждён и впустит тебя. Подождёшь внутри, и отправимся обратно. Повтори. 

– Я не заморская птица с растопыренными перьями, чтобы повторять. Я всё поняла и запомнила. 

– Ступай тогда, – Тайернак открыл дверцу экипажа, – да смотри не потеряйся. Тратить силы на поиски не буду, вернусь в замок один. 

– Не потеряюсь, не дождётесь, – буркнула Арлина, мысленно соглашаясь, что в коем-то веке не за ней бегают, а она готова на что угодно, лишь бы продержаться до конца и выйти победительницей. 

Выпрыгнув из повозки на улицу, девушка осмотрелась и, прижимая к себе мешочек с золотом, пошла в ту сторону, куда указал старик. Дождавшись, когда тоненький силуэт скроется за поворотом, Тайернак, кряхтя и охая, вылез из тесного экипажа, сжал в руке трость да так крепко, что невзрачная блямба начала вытягиваться и превращаться в прежний алмазный многогранник, с которого заструился бело-голубой свет, обвил колдуна с головы до ног, словно путами обмотал, а затем отступил, вернулся обратно и погас, уступив место блеску роскошного алмаза. 

Клуб «Махаон» находился в Невидимом переулке сразу за углом, стоило лишь обогнуть выступающие карнизы аптекарской лавки. Над зелёного цвета дверью висел медный колокольчик, а к нему была привязана верёвка, скрученная наподобие каната на судне. Потянешь за неё, звякнешь в колокольчик, и дверь, возможно, откроется. Если, конечно, напыщенный лакей в золоченой ливрее сочтёт, что вы именно тот посетитель, которого с нетерпением ждёт верховный маг Раверинус Аарис Квирл, который, между прочим, в это утро, как и во все последние семь, был несказанно зол. 

И причиной тому был вовсе не разлитый по столу кленовый сироп и не расшатанный стул, хотя последний и чинили с тысячу раз не только молотком, но и с помощью заклинаний. Нет. Виной хмурому взгляду чёрных, всех в морщинах, глаз была записка. Клочок бумаги, сложенный втрое, даже не запечатанный, как полагается в солидных домах. С одной стороны помятый, с другой – будто коровой пожёванный, но магистра Квирла это не смущало. Его руки со всей силы сжимали толстенный том автобиографии «Р.А.Квирл: мой волшебный путь», которую по просьбе учеников он писал уже много десятилетий, и были готовы разорвать и уничтожить все написанные страницы, лишь бы это помогло гневу отхлынуть, а ему самому – успокоиться.

За всё время пребывания во главе Совета магов и чародеев Квирл привык, что новости доходили до него ещё до того, как события произойдут. В этот же раз всё было по-другому. 

Вдобавок сообщили о случившемся не верные слуги-вороны, повсюду летавшие и во все углы нос засовывающие, а простая  писулька, даже не подписанная, хотя Квирл без труда догадался, кто автор. Этот почерк он и в темноте узнал бы с легкостью – ни магическое стекло, ни свечи не требовались – и это была вторая причина его недовольства.

Теребя причину нахмуренного лба в руке, старый маг дрожащей рукой переставил банку с пиявками с одного края стола на другой,  пригладил длинные седые волосы, провёл по редеющей бороде и снова насупил брови. Поразмышляв, достал с полки книгу в красном переплёте, перевернул несколько страниц и заводил пальцем по строчкам, шевеля тонкими  губами. А когда дочитал нужный абзац до конца, то лицо его снова почернело. 

За дверью послышались неспешные шаги, и спустя несколько мгновений та приоткрылась, пропуская в устеленный коврами, заваленный бумагами, картами, склянками и даже страусиными перьями кабинет важного вида лакея, как и положено, в золочёной ливрее. Вытянувшись по струнке, тот выдержал полную пафоса паузу и, старательно чеканя буквы «т» и «к» и раскатываясь на звучной «р», громко объявил: 

– Лорд Тайернак из Смоляных гор, магистр магии I ранга, прибыл по вашему указанию, милорд. Прикажите впустить?  

Лакей отступил в сторону, намереваясь открыть путь стоявшему за спиной посетителю, но тут же шагнул обратно, стоило верховному магу еле слышно заметить:

– Трость. 

– Позвольте вашу трость, милорд, – учтиво обратился лакей к Тайернаку, протягивая руку в белоснежной перчатке. 

– Верховный маг Раверинус Квирл уже не так силён, как прежде? – съехидничал Тайернак и без колебаний передал трость слуге. – Иначе с чего ему бояться простого чародея, коих в нашем мире пруд пруди?

– Я сильно сомневаюсь, простого ли.

– Вы ещё ничего толком не объяснили, магистр Квирл, но мне уже не по себе.

– А ты входи, не топчись на проходе. – Раверинус поманил Тайернака указательным пальцем, на котором блестел крупный янтарь с двумя застывшими мошками внутри. – Видеть тебя, правда, удовольствие сомнительное. После событий прошлого года я предпочёл бы с тобой больше нигде не пересекаться, но против судьбы не пойдешь. 

Тайернак не мешкал. Вошёл, как и просили, осмотрелся, пару раз удивлённо изогнул брови, оценив новые необычные гобелены на стенах кабинета главы магического Ордена, заправил прядь белых волос за ухо и, чуть склонив голову в сторону, посмотрел на сидевшего в широком кресле Квирла. 

– Книга. – Раверинус повёл рукой, и один из толстенных томов, что стояли на полках шкафов, подплыл к магу и открылся где-то ближе к середине. Раверинус ткнул пальцем в исписанную страницу, а Тайернак вытянул шею, чтобы посмотреть, какой именно рукописью угрожал ему верховный чародей. – Наши вороны каждый день приносят тысячи новостей, и все они скрупулёзно записываются в книгу наблюдений. Ни одна не пропускается, но ты как-то умудрился скрыться от их глаз. Вот глянь сам. Из знаменательного: рождение пятого сына у коневода из Широкого простора, рекордный удой молока в деревнях на юге, нашествие стрекоз на кукурузные поля… Даже несостоявшаяся свадьба принца Мартана Светлоозёрного с девицей Арлиной де Врисс… Даже это здесь есть!

– Удой молока, нашествие стрекоз, чья-то свадьба… Я-то здесь при чём? Я много раз был женат, сыт этим по горло и знаю в этих делах уже все подводные камни. – Серые глаза недоуменно смотрели на Раверинуса.

– А при том, что вороны не принесли в клюве самого главного! – вспылил Квирл, схватил со стола злополучное письмо и швырнул его Тайернаку. – Читай. 

– Знакомый почерк, – хмыкнул тот, разворачивая скомканный листок. А когда начал читать, то столь довольно растянул губы, что Раверинус ревниво поморщился. – Так вот почему вы потребовали срочно явиться в Тир-Арбенин. Я-то уже навертел себе в голове. Думал, к чему столько чести простому магу…  

Но Раверинус перебил. 

– Простые маги не варят эликсир жизни. Даже верховные маги не варят эликсир жизни, а ты как-то набил руку. Да так основательно, что теперь и учеников берёшь. Тебе известно, что это? Тут, между прочим, твоя подпись на последней странице. – Квирл схватил со стола другую книгу – ту, что была тоньше и в красном переплете, – и затряс ей в воздухе так яростно, что из середины высыпалась добрая половина страниц.

– Свод правил, – спокойно отвечал Тайернак, щёлкая костяшками пальцев

– Именно. Устав Ордена магов, написанный нашими предками. И писались эти правила не для того, чтобы каждый, кому взбредёт в голову возомнить себя великим чародеем, их нарушал. Пять тысяч лет назад магистр Зерру уже получил эликсир жизни. Он преследовал благую цель – оживить голубую бабочку-махаона, последнюю в своём роде. А что в результате получил мир? Тебе напомнить? Яблоко раздора, которое привело к страшной и долгой войне между всеми королевствами. После этого в своде правил чёрным по белому было записано, что готовить эликсир жизни запрещено, и, вступая в Орден магов, ты поклялся этим правилам следовать. Как клялся у алтаря всю жизнь любить и оберегать мою дочь, когда брал её в жены. Не так ли?

Тайернак перевёл взгляд в сторону открытого окна, из которого слышался шум экипажей и девичий смех. 

– Мне жаль, что всё вышло не так, как мы планировали, но не буду оригинальничать и повторю ваши слова: против судьбы не пойдёшь. Ваша дочь говорила так же, когда возвращала кольцо. 

– Только вякни тут ещё раз про мою дочь! – взревел Квирл и с такой силой дал кулаком по столу, что с гладкой деревяшки посыпались искры на пушистый ковёр. 

Тайернак среагировал молниеносно: повёл ладонью, и с длинных пальцев к занимающимся ковровым ворсинкам полетели снежинки, засыпали раздувающееся пламя и тут же растаяли. 

– Ты нарушил тридцать седьмое правило устава, приготовил эликсир жизни. Вдобавок учишь этому простую девку, в роду которой нет ни одного мага, а это ещё и нарушение сорок четвёртого правила. Ты будешь сегодня же лишён звания магистра магии и на первом же собрании Совета изгнан из Ордена с позором. Твои потомки больше не смогут изучать чародейство, а на твой род будет наложено клеймо клятвонарушителя. Твоя трость останется у меня и будет уничтожена. 

Раверинус выплёвывал слова, словно змея – яд, а когда закончил, то победоносно посмотрел на Тайернака, стоявшего напротив и даже не побледневшего. 

– Ничего не скажешь в своё оправдание? – Квирл наслаждался моментом. 

– Скажу, – ответил Тайернак, подошёл к небольшому кованому столику на изогнутых ножках, приподнял чёрного слона и передвинул на пять клеток вперёд. – Вам шах. 

Квирл покачал головой. 

– Мне не до тактических игр. Я жду объяснений или тотчас же отдаю распоряжение о вступлении наказания в силу. 

– Объяснение первое. – Тайернак решил не дожидаться того, что произойдёт после слова «или». – Я никогда не готовил эликсира жизни и, по правде говоря, не имею ни малейшего понятия, как его готовить. 

Раверинус остолбенел. 

– Но письмо? И то, что ты устроил в Штормовом замке…

– В письме говорится, что я утверждал, будто знаю об эликсире всё. Я врал. Я иногда вру. Вы удивлены? Вы ведь знаете мой характер и мои склонности. Не скрою, я пытался приготовить зелье – свод правил не карает попытки – но ничего не получилось. 

– Почему? – столь откровенный вопрос Квирла заставил Тайернака на мгновенье замешкаться. 

Признаться, вопрос верховного мага был очевиден: на смену недовольству и чувству ответственности за поддержание равновесия сил в мире пришло праздное спортивное любопытство обыденного чародея. То самое, когда знаешь, что цель рядом, но подобраться к ней никому не удаётся. Вдруг разгадаешь секрет и станешь первым? 

– Вам, должно быть, известен термин «Rhan’or’enaid»? – продолжал говорить загадками Тайернак. 

Квирл пожал плечами. 

– Древние языки – это то, с чего начинает любой маг. Что тут непонятного? 

– Но ведь это просто термин. Абстракция. То, что не пощупаешь и не взвесишь, не купишь и не вырастишь. И как вы прикажите это добавлять в эликсир? 

Раверинус задумался. 

– В рецепте этот ингредиент указан. 

Тайернак кивнул. 

– И он последний. Я дошёл до самого конца, смешал все компоненты, какие нужно, получил зелье прозрачное, как слеза, и абсолютно безвкусное, но последний компонент так и не разгадал. По-вашему, я приготовил эликсир? Что вы представите Совету в качестве доказательств? Мои неудавшиеся опыты? 

Верховный маг почесал затылок. 

– По духу правил ты, бесспорно, устав нарушил, но по букве… А как ты намерен выкручиваться из ситуации с девчонкой, которую обучаешь? По правилам Ордена магия не должна уходить за пределы семьи. Будь девушка твоей дочерью, кузиной, женой, да хоть бабкой троюродной, я бы и бровью не повёл. Но непонятно кто, без роду, без племени…

– Чему же я её учу? – триумфальная улыбка закралась в уголки губ Тайернака. – Как воду с листьями смешивать? 

– Это часть рецепта! 

– Вы бы видели эту девушку. Она слишком нетерпелива и капризна, чтобы осилить рецепт. Обдерёт ладони, собьёт ноги в кровь, потянет спину да бросит, и вернётся к себе домой ни с чем. 

– А в чём твоя выгода? – Квирл скрестил руки на груди и прищурил тёмные, как мутная болотная вода, глаза. 

– Против судьбы не пойдёшь, не так ли? – опять повторил Тайернак, сверля Квирла подозрительным взглядом. – Эта взбалмошная девчонка расколотила каблуком башмака миску изобилия. Разве я могу такое стерпеть? Пусть теперь хоть котёл мне отдраит – хоть какая-то польза с неё будет. 

– Котёл? – Раверинус закашлял от смеха. 

– Всё, как Латчна видела в картах. Зачем же идти наперекор судьбе? 

– И ты поверил её картам? 

– Вы же поверили её письму, – Тайернак кивнул на смятый листок. 

– Она моя дочь! И, между прочим, до сих обижена на тебя!

– По её милости меня сегодня чуть не сравняли с земляным червём.

– А сравняли бы, так только миру польза. Значит, ты не готовишь эликсир и не обучаешь девчонку, – подытожил Квирл. – Хорошо, я поверю тебе на этот раз. Но если до конца этого лунного месяца девочка не наиграется и не вернётся к мамкам, бабкам, нянькам, не жди от меня пощады. 

– Теперь я могу забрать трость? 

Раверинус коснулся золотого колокольчика, маленького, но звонкого, и, когда лакей явился, приказал:

– Проводи лорда Тайернака, Галвин, отдай ему трость да отправь стаю воронов в Смоляные горы. Штормовой замок отныне и до новой луны будет под их пристальным наблюдением. 

***

Никогда ещё Арлина не чувствовала себя столь неуютно. Роскошь Тир-Арбенина, увидеть которую она так рвалась, обернулась для девушки сплошными неприятностями. Широкие улицы, ювелирные лавки, кондитерские, на витринах которых стояли такие торты, что королевский повар схватился бы за голову и расписался в полном отсутствии у себя таланта кулинара, – всё это было близко Арлине и одновременно далеко. Широко распахнутые от изумления глаза, конечно, беды не делали, но вот стоптанные башмаки и не по размеру надетая одежда, хоть и вычищенная, но поношенная и потрёпанная, Арлину в выгодную покупательницу не превращали, и стоявшие в дверях лавок зазывалы, едва завидев девушку, торопились заслонить вход, чтобы та ненароком не влетела в лавку и не распугала выбирающих товар богатеев. Арлина же получала объяснение, что магазинчик временно закрывается на приём новых партий – никого не впускают, всех только выпускают. Ну, а стоило девушке отойти от сверкающих дверей хотя бы на ярд, зазывала тут же отступал в сторону, и поток посетителей не останавливался.

Окончательно расстроенная и подавленная, Арлина не заметила, как добрела до Шёлковой улицы, где замерла, как вкопанная. Да, это была именно та улица, о которой столько шептались дамы в салонах, и о которой вздыхала мадам Шеврон. Дескать, и ткани там, тронешь – шёлк сквозь пальцы струится; пуговицы – одна к одной, жемчужные, выточенные; кружева – тонкие, как паутина, к подолу платья сами липнут. А готовые платья – такие только у принцесс водятся и то по одному-два в коллекции, не больше.

Шаг за шагом, удивляясь великолепию вокруг, Арлина брела по улице, пока взгляд не зацепился за изящную вывеску, украшенную лиловыми и зелёными лентами, приколотыми на огромную кованную булавку. «Бант и шпилька. Мадам Гриззо», говорила вывеска. Рядом никого не было: ни снаружи, ни внутри. И Арлина поддалась искушению: потянула на себя дверь и нырнула в разнообразие тканей и новинок моды.

В пахнущем маслянистыми фиалками магазинчике было тихо: только платья шелестели на лёгком ветерке, который влетел вслед за Арлиной и пронёсся по кругу, приподнимая подолы пышных юбок и сбивая на бок не до конца пришитые ленты. Прозрачная тафта, тесьма с заморских земель, тяжёлый бархат и разноцветная крошка, что сыпали на носки туфель, чтобы те блестели и переливались в свете тысяч свечей на высоких приёмах и во время танцев. Арлина провела пальцами по струящемуся бледно-розовому шёлку и ужаснулась. Как огрубели её руки! Как отвыкли от благородных тканей! Как испортились от ветра, холодной воды и разъедающего кожу сока плюща! Арлина шмыгнула носом и собралась уже выскочить на улицу, чтобы лишний раз не соблазнять себя великолепием вокруг, как сладкий голос за спиной вдруг произнес её имя.

– Арлина де Врисс, ты ли это?

Скорчив недовольную гримасу, девушка немного поколебалась и, натянув на лицо приветливую маску, развернулась и мило прощебетала:

– Маркиза Штолль! Никак не ожидала вас здесь увидеть. Вы в Тир-Арбенине проездом или, как обычно, по театрам?

Высокая и костлявая, светловолосая Эмилия Штолль развернула веер, с которого на Арлину пялились хвостатые павлины, и кокетливо замахала им, прикрывая плохо напудренную царапину на носу.

– В Grand Opera, – Эмилия, как и полагается знати, немного картавила, – сегодня поют «Прыгающего принца». Обещают аншлаг. У меня место в первой ложе, и после премьеры ожидается роскошный приём у губернатора. А ты как? – маркиза брезгливым взглядом окинула Арлину с головы до выступающих из-под коротких штанин ног и скривила губы. – В Озёрном крае все с ног сбились, пытаясь тебя разыскать…

– Как отец? – перебила кудахтающую Эмилию девушка, взволнованно теребя прикреплённый к поясу мешочек с золотом.

Но маркиза пропустила вопрос мимо ушей и продолжала о своём.

– Искали по всему Атолю, думали, похитили тебя, а ты, оказывается, вот где! Но что с тобой стало? Эти лохмотья… Совсем на тебя непохоже.

– Это временно, – оправдывалась Арлина. – А как Мартан?

Но что бы девушка ни спрашивала, Эмилия успешно игнорировала и гнула свою линию, пользуясь редким шансом уколоть дочь торговца, которую она уже давно недолюбливала.  

– Ты похожа на замарашку. Устроилась прислугой? Это будет удар для твоего отца. Лучше ему такое не знать! Может, тебе помочь? – Маркиза сложила веер и сняла с широкого, расшитого бежевым жемчугом пояса голубого платья серебристый кошель. – Возьми пару грошей. – Она щёлкнула замочком, выполненным в виде голубя, взмахнувшего крыльями, вытащила две мелкие монетки и, протягивая Арлине, сделала вид, что случайно уронила их на пол. Те звякнули, закрутились в разные стороны и остановились только, ударившись о стоптанные башмаки дочери де Врисса. 

– По-вашему у меня нет денег? – вспыхнула девушка, ныряя пальцами в мешочек на поясе и нащупывая там крупные золотые кругляши. 

– Что здесь происходит? – на голоса выпорхнула раскрасневшаяся от духоты пышногрудая хозяйка салона, которая всё это время была занята в подсобке, сворачивая и укладывая ленты в коробку. 

Задыхаясь то ли от гнева, то ли от тугого корсета, дама с ужасом во взгляде уставилась на взъерошенную Арлину, а затем схватила палку с гвоздем, которой снимала висящие на стене шляпки, и грозно замахала ей. 

– Попрошайкам тут не место! А ну брысь отсюда, или городового позову! Леди Штолль, с вами всё в порядке? Эта нищенка вас не обидела, не оскорбила, не обокрала?

– Это я-то нищенка? – возмутилась Арлина. – Да мой отец может купить весь этот магазин!

– Твой отец… – начала было Эмилия, но теперь настала очередь Арлины перебивать и не слушать, ведь ей надо было срочно поставить на место разбушевавшуюся модистку. 

– Да я сама сейчас куплю у вас вот эти платья! – Арлина ткнула пальцем в лиловое, розовое и фисташковое. – И вот эти! И те две шляпки! Одну – с ландышами, а другую – с противным яблоневым цветом. У вас за год столько не берут, сколько я одна за раз возьму, – продолжала распаляться девушка, а золото в мешочке становилось всё горячее и горячее.

В какой-то момент раскалённый металл ужалил так больно, что Арлина вскрикнула. Перед глазами всплыло лицо Мартана, следом за ним кошмарный сон, а затем и каморка в Ледяной башне, и бурлящее зелье в котле. Девушка резко побледнела и начала пятиться назад к входным дверям.

– Куда же ты? – насмешливо бросила хозяйка салона. – Я не успела завернуть покупки!

Но Арлина уже не слышала. Вылетев пулей из модного магазинчика, она бежала что было силы по мостовой, огибая деревья в кадках, заворачивая в переулки, перепрыгивая через разноцветные ухоженные клумбы. А когда остановилась и отдышалась, то опять сунула обожжённые пальцы в мешочек и с опаской коснулась одной из монет. Та была, как лёд, холодная. Вытерев пот с лица, Арлина выдохнула и посмотрела вперёд. Она стояла прямо напротив лавки «Всякая всячина», одно окно которой было заклеено газетной бумагой, другое – затянуто мутной слюдой. Вспомнив наказ старика, Арлина быстро зашагала к лавке, схватилась за дверную ручку, вырезанную в виде головы дракона, и потянула на себя. Протяжно застонало чучело красномордой птицы, оповещая о посетителе, и девушка оказалась в тёмном, пыльном помещении, вдоль и поперёк заставленном всевозможным барахлом. Хуже и теснее было только в фургончике Лачтны – в этом же месте ещё можно было с горем пополам протиснуться среди многочисленных ненужных вещей. 

– Есть кто? – громко позвала Арлина, оглядевшись по сторонам и отпрянув от жирного паука, спустившегося с потолка по невидимой липкой нитке.

Гнусавый голос ответил откуда-то справа.

– Чего шумишь? Не видишь, старый человек отдыхает?

Всмотревшись в темноту, Арлина не сразу, но разглядела сундук у стены и одноглазого старика на нём, дремлющего и укрытого толстым гобеленом с изображением русалки на фоне озерных лилий.

– Хорош торговец, – негодовала девушка, – к нему покупатель идёт, а он дрыхнет.

– День к вечеру клонится. Кто по вечерам за товаром шастает?

– Я вот пришла, – ответила Арлина и начала лихорадочно соображать, что говорить дальше. В лавках с платьями и шляпками легко: сразу знаешь, какой размер назвать, какая модель перчаток нынче в моде, а какие туфли однозначно брать не стоит – ведь заострённые носки считаются дурным вкусом, а торговке залежавшийся товар сбыть надо, вот и толкает его всем подряд в надежде на простофилю-покупателя. 

– Долго молчать будешь? – разворчался старик, спустил ноги с сундука, кряхтя и охая, поднялся и зашаркал к прилавку, сверля девушку недовольным взглядом. Большой горб на спине давил старика к земле, и каждый шаг давался тому с большим трудом. – Говори, чего надо. У какого мага ты служишь? 

– Я от лорда Тайернака, – неуверенно начала Арлина.

Глубокие морщины на лбу старика сразу разгладились, стоило услышать имя известного мага. 

– Лорд Тайернак – мой давний клиент. Заказывает много, платит щедро, никогда не бурчит, если не доложу. Но что-то я тебя среди его слуг не припомню. Новенькая что ли? 

– Новенькая-новенькая, – обрадованно закивала Арлина. 

– Что понадобилось лорду на этот раз? У меня есть замечательные свежайшие пиявки. Только вчера завезли. Отлично помогают при любом недуге!

Горбун потянулся к одной из полок, снял с неё огромную банку и грохнул ею о прилавок, сунув Арлине прямо под нос. Жирные пиявки сидели под крышкой и опасливо взирали на девушку. 

– А ещё есть сброшенные хвосты ящериц, – продолжал торговец. – Тоже та ещё редкость. Последний раз завоз был три года назад, и стоит мне объявить, что пришла новая партия, как ночью у моих дверей выстроится очередь длиной до Смоляных гор. Но лорду Тайернаку я готов продать парочку вне очереди и без надбавок. 

– Мне б алмазной крошки, – выпалила Арлина, краснея от непонятного смущения.

– А хвостов точно не надо? – переспросил старик, держа в руке три тощих, зелёных, чешуйчатых.

– Не было велено, – ответила Арлина.

– Вот не берут хвосты, что с ними делать, – с досадой в голосе проворчал старик, заталкивая добро в ящик и пряча тот под прилавок. – Алмазную крошку, значит. Где же она у меня была?

Горбун загремел банками и вёдрами и вскоре достал бумажный свёрток, бережно положил его на поверхность прилавка и развернул. От ослепительного блеска Арлина зажмурилась. Как же в эту минуту хотелось обратно в Озёрный край! Туда, где всё было у её ног. Где стоило только ткнуть пальцем, и отец тут же бы выложил весь годовой заработок за эту сверкающую пыль. А лучший мастер Лочлэйнна покрыл бы той крошкой её бальные туфли, и всем светским дамам, выключая Эмилию Штолль, оставалось бы только завистливо вздыхать и с грустью для себя признать, что Арлина – единственная настоящая принцесса среди них. Но мечты мечтами, и, когда Арлина открыла глаза, старик уже насыпал на чаши весов пирамидку.

– Справа неровно, – указала девушка горбуну, вспоминая напутствие Тайернака. – Вот теперь идеально. Сколько с меня?

– Десять золотых и три медяка. Тариф стандартный.

Выложив монеты на прилавок, Арлина взяла крохотный бумажный свёрток с алмазной крошкой, сунула его в опустевший мешочек и вышла из лавки.

– Точно хвостов не надо? – крикнул ей вдогонку горбун, но Арлина только покачала головой и поспешила искать Невидимый переулок.

Столько бродить по незнакомому городу девушке не доводилось давно. И если поначалу глаза едва успевали подмечать всё вокруг, то, намотав несколько кругов по близлежащим улочкам и так и не найдя нужного переулка, Арлина поняла, что золочёные красоты уж более не впечатляют и даже вызывают чувство тошноты, а ноги ноют, и болят натёртые мозоли. Пёстрые вывески, уставленные товаром витрины, сверкающие гирлянды и экзотические растения – ничему не была так рада девушка, как надписи «Клуб Махаон» и скромной зелёной двери, когда, наконец, приложилась об неё лбом, причём совершенно случайно. 

От неожиданного столкновения отказавшаяся незапертой дверь приоткрылась, и Арлина проскользнула внутрь. Вокруг было тихо и прохладно. 

Потоптавшись с пару минут около входа, Арлина не выдержала и сделала несколько шагов вперёд, заглянула в одну комнату, затем в другую – никого. Ни слуг тебе, снующих туда-сюда, как в приличных домах; ни посетителей – клуб всё же… 

Не зная, куда присесть и где ждать Тайернака, девушка ступила на широкую мраморную лестницу и начала медленно и неслышно, крадучись, словно кошка, подниматься. Наверху тоже было пусто. В одной из комнат стоял накрытый чайным сервизом стол – Арлина прошмыгнула внутрь и стащила с большой круглой фарфоровой тарелки обсыпанное сахаром печенье. В другой – много мягких кресел с низкими столиками, а вдоль стен – книжные шкафы. После огромных размеров библиотеки Тайернака эта комнатка показалась Арлине крохотной и несерьёзной. В третьей – целая коллекция курительных трубок и полка с табаком разных сортов. Арлина еле сдержалась, чтобы не чихнуть. В четвертой… Девушка остановилась и прислушалась. Из пятой комнаты доносились голоса.

Тихонько прокравшись в направлении пятой комнаты, Арлина остановилась, затаила дыхание и вслушалась.

– Я терпел его месяц! – голос говорящего был раздражённо-колючим. – Месяц, Галвин! Решил, что коль у них любовь, то пусть будут вместе. Из-за дочери я был готов продвигать его в Совете. Со временем он мог бы занять моё место. А что он сделал? Через месяц объявил о расторжении брака. Это же позор.

– Не думаю, что в Совете восприняли произошедшее с вашей дочерью позором, милорд. – спокойно отвечал второй голос. – Тайернак известен взбалмошным характером. От его поведения никто не ожидает ничего серьёзного. Он весь в отца.

– Но в этот раз я долго терпеть не намерен. Пусть сделает хоть одну ошибку, и я лишу его всего. 

– Совет поддержит?

– Добрая половина Совета его ненавидит и будет только рада, если мы от него избавимся. Терпеть его высокомерие, легкомыслие и пренебрежение правилами уж нет больше сил. Он приютил эту девку далеко не из жалости, нет. Развлечётся с ней и выбросит на улицу. 

Не в силах более терпеть, Арлина ступила из тени на свет и звонко выплеснула: 

– Как вы смеете обижать пожилого человека? Он с вами одних лет, а, возможно, и старше вас, а вы ведёте себя, как мальчишка, сыпя оскорблениями. 

Раверинус вмиг умолк и со скверно скрываемым любопытством уставился на девушку. 

– Кто такая и зачем явилась? Если по поводу вакантного места полотёрки, то мы уже приняли работницу.

– У меня у самой в доме две полотёрки, – холодно отвечала Арлина, – а скоро будет целый дворец прислуги.

– Оно и видно, – хмыкнул Квирл, блуждая взглядом по обноскам на теле.

– Я ищу лорда Тайернака, хозяина Смоляных гор. Он говорил искать его тут, но вместо доброй души человека, готового безвозмездно помочь, я вижу только двух завистников его знаний и умений, сплетничающих, словно тётки, торгующие дынями на базаре, полном мух. 

Раверинус рассмеялся.

– Вот оно что. Так ты и есть та девица, которая у Тайернака нынче на побегушках и в подмастерьях.

– Выдумки всё это. Не на побегушках я и в ученицы не набивалась. Я попросила помочь – милорд согласился и ничего взамен не просит. 

Квирл подошёл к девушке и осмотрел её со всех сторон так, словно решал, делать ставку на эту кобылицу в забеге или обождать в сторонке, а затем спросил:

– Позвольте полюбопытствовать, забавное дитя, а зачем вам нужен эликсир жизни? Кого вы хотите вернуть из царства смерти? Любимую кошку?

– Любимого человека! – страстно выпалила Арлина, и щёки стали ярче малины.

– Если все ринутся оживлять дорогих сердцу людей, то никто умирать не будет, – развел руками верховный маг. – Равновесие сил нарушится, и мир получит страшную катастрофу. Неизвестно, что хуже, смерть ли простого пастуха или крах всего света.

– Мой жених не пастух, а принц!

– Хоть сам верховный маг, – ухмыльнулся Раверинус. – Все мы смертны, и никому из нас не дозволено вмешиваться ход событий, уготованных судьбой. Ваш обожаемый Тайернак был здесь и уже получил выговор за помощь вам. Если он не сдержит слово – его ждёт печальное будущее.

– Какой же вы чёрствый! – Арлина была готова рыдать от отчаяния. – Сухарь, провалявшийся год под лавкой, и тот мягче будет. Лорд Тайернак внял моим просьбам, согласился подсказать, помочь изготовить эликсир. У него доброе сердце, а у вас…

– Поди-ка сюда, эксперт по сердцам. – Знакомый каркающий голос заставил Арлину радостно выдохнуть, а Раверинуса презрительно ухмыльнуться. 

Тайернак медленно подошёл к девушке, ручкой трости схватил её за предплечье, силой развернул и подтолкнул в сторону лестницы. 

– Шуруй на улицу и сразу в повозку. Я все улицы обошёл, искал тебя. Говорил же, в Тупиковый проезд и обратно. А ты где полдня шастала? 

Арлина обиженно поджала губы. 

– Я вас защищала, а вы тоже ещё тот сухарь, если на меня рычите. 

– Иди-иди, – пшикнул старик на девушку, – не пугай важных людей. Извините её, магистр Квирл. 

– Ничего-ничего, – махнул рукой Раверинус, еле сдерживая смех. – Это было даже забавно. 

Когда шум колёс удаляющейся повозки стих за окнами, а одетая во всё чёрное служанка принесла в кабинет верховного мага поднос с бокалом белого вина и тарелкой тонко нарезанного сыра, Квирл плотно задёрнул шторы, отослал вытащенные из шкафов книги на место и, отхлебнув из бокала, обратился к прибиравшему свитки и карты лакею:

– А знаешь, Галвин, я сейчас, возможно, скажу страшную вещь, но она мне понравилась. Я видел всех его пассий и больше всего сожалею, что среди них затесалась и моя дочь, но эта девушка… Настоящий бриллиант в его коллекции, ты не находишь? 

Лакей равнодушно пожал плечами и сунул последний свиток в тубу. 

– И что они только в нём находят? – насмешливым тоном и в никуда задал вопрос верховный маг и откусил ноздреватый сыр. 

Глава 13. На грани

– Коровяк лунный! – громко провозгласил Грибо после того, как помусолил длинный коготь на лапе и перевернул несколько страниц «Справочника лекарственных и не только растений». – Произрастает в западных широтах, любит тень и сырость, достигает высоты в десять футов при том, что средняя высота растения колеблется между пятью и семью футами.  

– Очень занимательно, – промычал Тайернак, снимая с огня маленькую серую колбочку и выливая её содержимое в рюмку высотой с напёрсток. 

– Никогда ещё читать справочник не было так скучно, – вздохнула Арлина и провела пальцем по пыльному столу. – А вы точно не бросите меня обучать? – девушка сделала попытку сменить неинтересную тему и выпытать ответы на вопросы, которые не давали ей покоя с момента, как повозка отъехала от дверей клуба «Махаон». 

– Мы с тобой заключили договор, или ты уже забыла?   

Тайернак склонился над содержимым рюмки, которое попеременно принимало то малиновый, то синий цвет. 

– Но тот важный господин говорил, что за помощь мне вы многим рискуете.    

– И что теперь? – Старик выпрямился. – Ради моей безопасности ты наплюёшь на своего драгоценного королька? Или кто он там по положению и званию?  

– Вот ещё, – услышав грубый ответ, Арлина мигом пожалела, что проявила сострадание к старику. – Если вам ваша судьба безразлична, то мне и подавно. Что прикажите делать сегодня? Опять варить плющ? 

– Ты слушай лучше, что читает Грибо, – отрезал колдун. –  Глядишь, чего полезного для себя узнаешь.

Тайернак подул на своё творение, затем аккуратно взял большим и указательным пальцами напёрсток и в одно мгновенье осушил его. 

Арлину передёрнуло. 

– Что за гадость вы варите! Я краем глаза видела, как вы сунули в колбу дохлого муравья. 

– Во-первых, это был не муравей, а палочка разнотравника. Во-вторых…

– Листья коровяка тонкие и вытянутые…

Грибо продолжал таким монотонным профессорским голосом, что Арлина не выдержала и прыснула со смеха. «Ему бы пенсне Пакстона на нос нацепить, – осенила девушку мысль, – и их двоих будет не отличить друг от друга». 

– …а стебли мясистые, – не унимался ушастый горгулья, водя чёрным когтем по строчкам. – Сок коровяка ядовит во все лунные дни, кроме Феникса. При попадании на кожу и чрезмерном употреблении внутрь может привести к ожогам, отравлению и, как следствие, смерти.

– Зачем же он тогда нам нужен? – удивилась Арлина. – Мне надо спасти Мартана, а не убить. В списке ингредиентов точно нет ошибки? 

Девушка схватила книгу рецептов, пробежала взглядом по нужным страничкам, затем разочарованно отложила в сторону и протянула: 

– Шутка, наверно. 

– Ни шутка, ни ошибка, – поправил Арлину старик, развернул свёрток с купленной в Тир-Арбенине алмазной крошкой и аккуратно пересыпал её в ступу. – Глянь-ка внимательно в рецепт. Что там тебе нужно? 

– Три верхних лепестка коровяка лунного, – наизусть помнила Арлина. 

– Вот именно. – Тайернак потянулся за пестом и пару раз провёл им по крошке в ступе. – Яд содержится только в стеблях – в листьях его нет. Без коровяка эликсира не выйдет, как не выйдет и без алмазной муки. Поди сюда! – Старик поманил девушку крючковатым пальцем. 

Нехотя, та подошла и заглянула в ступу, где сверкала в свете свечей алмазная крупа. 

– Бери, – старик кивком указал на пест, – и начинай толочь. Муку нужно получить рассыпчатую, как пыль, чтобы через сито вся прошла, и ни единой крохи не задержалось. Да не так, – раздражённо выплюнул он, и его костлявая рука легла поверх руки Арлины. 

От этих прикосновений девушку передёрнуло. По телу пошла неприятная непонятная дрожь, и даже по спине пробежал такой странный холодок, что Арлина поёжилась и напрягалась. Если последует настойчивое продолжение, каким бы откровенным или скромным оно ни было, она готова дать отпор. 

Но ничего не случилось, и старик, водя вместе с Арлиной пестом в ступе, как ни в чём не бывало продолжал нудно поучать: 

– Алмаз обладает невиданной силой и прочностью. А коровяк может расстроить любые колдовские планы, даже намерения тёмных сил, что обитают в мире, где нет жизни. Смешай эти два качества, и твоё зелье зарядится мощью, которой хватит, чтобы противостоять самой смерти. А уж у неё тиски крепкие и объятия цепкие – мало кто вырвется. 

– Название такое смешное: коровяк, – рассеянно пробормотала Арлина, аккуратно высвобождая ладонь из лапы старика, тем самым давая понять, что урок усвоила и дальше справится сама. 

Тайернак вслух возражать не стал, но руку отнял неохотно. Краем глаза девушка заметила, как он медлит, колеблется, словно сложное решение принимает. Но её рука свободна – и даже дышать стало легче. Будто удавку с шеи сняли, хоть сравнение и подобрано нелепое. Можно и о коровяке продолжить размышлять. Но если думать о растении со странным названием легко, то толочь упрямые крупицы невыразимо сложно. 

Арлина поняла это сразу, как только вытянула руку из холодных костлявых пут. Сколько крупиц ей под силу смолоть одной за день? Пару-тройку? Вместе со стариком управилась бы за то же время со всей крошкой. Но лучше дольше, чем ещё раз ощутить на себе его прикосновения. Второй раз она их точно не выдержит. 

– Дай справочник, – Тайернак потребовал книгу, протягивая руку в сторону Грибо. – А теперь смотри, – обернулся он к подопечной, – вот как это чудо выглядит. 

Колдун ткнул пальцем в чёрно-белый рисунок, на котором Арлина увидела высокий стебель. На его самом верху торчало с десяток общипанных листочков. На первый взгляд растение внешне сильно напоминало укроп-переросток, который Арлина видела в детстве на грядках – только коровяк был во много раз выше и толще. 

– Чем его рубить? Топором? 

От такого вопроса Тайернак в сердцах хлопнул книгой. 

– Это растение крайне своенравно и живет само по себе. Хочешь использовать его в магии – отнесись к нему с уважением. Не руби и не рви.

– Мне что же ему кланяться? 

– Тебе придётся приложить силы, чтобы сломить его характер и подчинить себе. Или ты его, или он тебя, – многозначительно добавил старик. 

– Однозначно, я его, – с уверенностью выпалила Арлина. – Растение ведь… Срубил ножом, и всего делов. 

Тайернак усмехнулся. 

– Ты внимательно слушала Грибо? 

– Когда он лопочет себе под нос, то трудно разобрать, говорит ли он «коровяк» или «краковяк». 

– Краковяки сама ногами выделывай, – обиженно пискнул горгулья, срываясь со стола и перелетая на широкий подоконник, – если в ядах ничего не смыслишь. 

– Приближаться в растению надлежит только в лунный день Феникса, – пояснил Тайернак. – День, когда своим ядом коровяк меньше всего может навредить.  

Арлина вмиг побледнела. 

– Сегодня… – девушка споткнулось, считая дни, – двадцатый лунный день. Ближайший Феникс только через десять дней! Мне что же сидеть вот так сложа руки больше недели? Вы верно не поняли меня, милорд, мне эликсир нужен прямо сейчас, а не через месяц или два. С вашими лунными днями я его и за год не получу, а мне ещё замуж надо выходить! 

– Хочешь достичь цели – запасись терпением, – грубо оборвал старик взволнованную девушку. – Твоё дело – до ближайшего Феникса алмазную крошку в ступе толочь, а коровяк оборвёшь, когда я прикажу. 

– А вы куда же? – спохватилась Арлина, когда старик открыл дверцу каморки, чтобы выйти на лестницу. 

– Меня не будет до вечера. Когда вернусь, алмазная мука должна быть готова. 

– Как скажите, милорд, – сухо отозвалась девушка, поворачивая пест в ступе и слыша, как скребёт когтями по каменному полу Грибо, спеша за хозяином.   

В каморке было тихо и сильно пахло медовыми травами – несколько пучков сушились подвязанными к деревянной перекладине на потолке. Стеклянные колбочки и склянки тоже каждая пахла по-своему. Арлина наклонилась к той, в которой пару часов назад варил мутную настойку Тайернак – в нос ударил сильный запах перечной мяты, смешанной с луговым клевером и липовым цветом. А вот из другой – той, что стояла поодаль – тянуло гнилью и сырой землёй. 

Взгляд упал на книгу рецептов, раскрытую на единственно нужной странице. Как же медленно движется дело! Через десять дней будет лунный месяц, как Арлина сбежала из дома, а к варке волшебного эликсира толком ещё и не приступила. Если бы можно было вернуть время и не совершать ошибок первых дней! Не тратить попусту росу и довести до конца хотя бы первый этап. Если бы можно было обратить время вспять и всё исправить…

Лорд Тайернак уехал сразу после обеда. И хотя находиться в его компании Арлине особой радости не доставляло, в его отсутствие всё вокруг заметно погрустнело, даже она сама. 

Накрапывающий за окном дождь прибавил серости и унылости дню, который, как назло, тянулся медленнее некуда, и вечер никак не хотел наступать. Всё вокруг накрыла волна тоски и одиночества, а Арлина маялась, ходила из угла в угол, с этажа на этаж и никак не могла решить, чем заняться.

Толочь в ступе алмазную крошку руки устали. Мозоли на правой ладони грозились скоро превратиться в водянистые волдыри. Стоило же переложить пест в левую руку, как дело тут же пошло в два раза медленнее, зато мозоли на этой руке появились чуть ли не в два раза быстрее. 

Отложив перемалывание крошки до лучших времён, Арлина ещё раз прошла по длинным и тёмным коридорам замка, заглянула в незапертые комнаты, протёрла рукавом пыль на ручках кресел в огромной столовой, где за овальным столом могло легко уместиться человек сто. 

Тайернак разрешал бродить, где вздумается, но её самым любимым местом была уютная, всегда тёплая, пахнущая хлебом и томатным соусом кухня мадам Потаж, где можно было без стеснений растянуться прямо на полу и, жуя стебель петрушки, смотреть на поднимающийся к потолку пар, идущий от кастрюль и котлов. Другой комнатой, которую вначале Арлина ненавидела, а затем настолько с ней сроднилась, что была готова там и спать, и есть, и выслушивать бесконечные ворчания старика, была библиотека-кабинет. В ней всегда трещали поленья в камине и уютно пахло старыми книгами.

Но сколько ни слушала девушка убаюкивающий треск пылающих деревяшек, на душе от этого спокойнее не становилось: день сменял день, Арлина находилась в замке уже более половины лунного месяца, а к заветной цели улитка и та ползла шустрее. Желание скорее вернуться в Озёрный край росло с такой же скоростью, с какой охотники гнали лис во время охоты. Но как бы сильно оно ни было, приготовление эликсира совершенно застопорилось, и сдвинуть мёртвый камень с места могла только отчаянная решительность. 

Последнего Арлине было не занимать. А потому, вдоволь набродившись по пустым комнатам замка, девушка набросила на плечи плащ, сунула в карман небольшой нож и вышла в сад.

– На прогулку собрались? – поинтересовался выросший как из-под земли Пакстон. 

Активно шевеля подкрученными усами, дворецкий снял запотевшее пенсне, протёр его белым платком с вышитыми инициалами и нацепил обратно. От начищенного кафтана несло табаком – видимо, моли в комнатах прислуги было много, и спасались, чем могли.

– На месте не сидится, – ответила Арлина, отворачиваясь.

– Долго под дождём не бродите. Лорд Тайернак должен вот-вот вернуться. Он будет недоволен, не застав вас в замке.

– Ему-то какая забота? – удивилась девушка.

– Милорд дал мне понять, что у него есть к вам важное дело, и просил проследить, чтобы вы не учудили чего, о чём потом пришлось бы жалеть. Пройдётесь по саду до расколотого молнией каштана и мигом назад.

– Хорошо, – согласилась Арлина. 

Оставаться долго на улице в её планы не входило – дождь начинал учащаться. Нащупав в кармане нож, девушка сжала его покрепче и поспешила скрыться от глаз Пакстона среди деревьев, а там и нырнуть поскорее в чащу давно некошеной травы, и добежать до массивной крепостной стены, вдоль которой непролазными зарослями стоял величественный, несгибаемый ветром лунный коровяк.

Высокие плотные стебли цвета зелёного мха были такой толщины, что Арлина с грустью посмотрела на нож, который прихватила с собой. Таким с первого раза только траву срезать – стебель же даже не надломится. Только проткнёшь его и то, приложив недюжинные усилия. И самое обидное: листья на самом верху – самой не достать, сколько ни прыгай. И листьев этих по два-три на каждом коровяке – год, видимо, неурожайный, ведь на рисунке в справочнике листьев насчитывалось с десяток. Меч бы помог или топор, но ни с тем, ни с другим Арлина справляться не умела. 

Времени до вечера было предостаточно, и, решив, что результат того стоит, девушка расчехлила нож и всадила его в ближайший к себе высоченный ствол. Нож застрял. 

Арлина дёрнула на себя рукоять, но вытащить лезвие, увязшее в болоте растительного волокна, сил не хватило. Обхватив стебель рукой, девушка поднатужилась и потянула рукоять на себя. Но не тут-то было. Ещё и ещё раз. Наконец, нож поддался и выпрыгнул, разбрызгивая по сторонам липкие, пахучие капли. 

– Фу, – пробормотала обескураженная девушка, вытирая рукавом травяной сок со щеки и лба. 

Несколько брызг попало на голые щиколотки, торчавшие из-под коротких штанин, но Арлина отнеслась к этому равнодушно.  Капли быстро высохли, ничего не оставив после себя кроме резкого запаха: так пахнет скошенная трава, перевязанная в снопы и сохнущая под закатным солнцем – увядающая свежесть, смешанная с сыростью надвигающегося тумана. 

Арлина стебли не жалела – резала, на сколько хватало сил. Закончив с первым, сорвала с его верха куцые листья и бросила в сторону. Взявшись за второй, проделала то же самое. Так же поступила с третьим и четвёртым. Куча срезанных коровяков росла, а листочков насчитывалось всего дюжина. 

Брызжущий в разные стороны сок оседал на всём, до чего доставал: на камнях, земле, гигантском лопухе, башмаках, одежде, руках, ногах, шее… Если поначалу девушка пробовала вытирать пальцы о тунику или листья папоротника, то со временем плюнула на это дело, ведь помогало плохо. 

Куча сорванных листьев росла, и вскоре Арлина спрятала нож обратно в чехол, затем в карман, сгребла листья в охапку и поспешила в замок, довольная. А прибежав, выглянула в окно, за которым небо окончательно затянулось свинцовыми тучами, и на землю обрушилась стена ледяного дождя. 

Дождь вовремя напомнил о грязи – осмотрев руки и запачканную одежду, Арлина покачала головой и двинулась в сторону кухни, где первым делом отыскала большое ведро с чистой колодезной водой и таз. Сок коровяка оказался на редкость въедлив. Смываться не спешил – пришлось вооружиться щёткой, которой не так давно Арлина драила котёл. Но и та справлялась плохо – липкие следы не хотели оттираться. Штаны и туника тоже были – без слёз не взглянешь. Стирать однозначно нужно, но вначале следует хорошенько отмыться. 

Разгуливая по кухне в одних только тоненьких панталонах, Арлина то и дело подливала себе в таз тёплой воды, плескалась, набирала заново и снова обливалась. Закончив с руками и грудью, принялась тереть ноги. Когда и одежда была сполоснута и развешена над горячей плитой, Арлина обмоталась большим сухим полотенцем, плеснула в кружку горячей лимонной воды, отломила кусок свежеиспеченного хлеба, уселась за стол и, прокручивая в голове план, как ускорить затянувшийся процесс варки эликсира, принялась медленно и сосредоточенно жевать. А заодно смотреть на головки прошлогоднего лука, развешенного под потолком на противоположной стене. 

Лимонная вода согревала отлично. Отец, правда, всегда советовал пить перчённую воду, но её готовить долго. А тут такое чудо! Сделал глоток – и внутри всё зажгло. Всё тело словно языки пламени лизнули: и щёки горели, и грудь, и даже пятки, хотя башмаков на них не было – вместе с одеждой они сушились у печи. Но, начав с пяток, тепло разлилось повсюду, даже до кончиков мизинцев дошло. А заодно почему-то хотелось чесаться, и грудь начало странно покалывать. 

Ногти сами разодрали кожу на правом плече. Потом взялись за левое. Потом закончилась лимонная вода, и Арлина вылезла из-за стола, чтобы набрать холодной и освежиться. Но полотенце скользнуло на пол, и Арлина ахнула, выронив кружку. 

Всё её тело горело по-настоящему. Белоснежная кожа раскраснелась и местами уже приобрела бордовый оттенок. То тут, то там зарождались мелкие язвочки, будто на кожу плеснули разъедающей кислотой. 

Не зная, что делать и за что хвататься, Арлина зачерпнула половником колодезной воды из ведра и вылила себе на ногу. Помогло, но спустя удар сердца зажгло с ещё более неистовой силой. С трудом соображая, Арлина открыла кадку с животным жиром, недавно вытащенным из погреба и ещё прохладным, и мазнула себе по груди. На мгновенье краснота отступила, но только для того, чтобы в следующую секунду хлынуть обратно и уже не сдавать позиций. 

В глазах помутнело. Арлина опёрлась рукой о край стола и тяжела задышала. Когда пелена отступила, схватила до конца не высохшую одежду, кое-как натянула на себя и рванула вверх по лестнице в свою спальню. Там рухнула на кровать и от отчаяния зарыдала, не зная, куда бежать и чем спасаться. 

В дверь смело постучали. 

– Ты не спишь? – в комнату заглянула как всегда розовощёкая и полная энергии мадам Потаж. Наведение порядка в погребе пошло ей на пользу: лицо мигом посвежело, и даже глаза заблестели. – А то тебя весь вечер не слышно и не видно. Не заболела часом?

– Всё в порядке, – превозмогая боль, Арлина отвернулась к стене, чтобы кухарка ненароком не увидела её пылающего огнём лица. – Решила прилечь пораньше. За окном такой дождь льёт, что только спать и спать. 

– Ночью выспишься, – зачастила мадам Потаж. – Вылезай из постели, приводи себя в порядок, а то волосы совсем спутались, и беги скорее вниз. Милорд вернулся в настроении и приглашает тебя отужинать с ним. 

– Приглашает или приказывает? – еле размыкая губы, выдавила Арлина. 

– Не разобралась, – добродушно ответила кухарка. – От такого нельзя отказываться. Когда милорд вот так звал меня отобедать с ним в день моего пятидесятилетия, я руки ему была готова целовать и две недели готовилась. Платье новое пошила и брошью платок заколола. А брошь та была из брусничного цвета стекляшек… Постой-ка, – в голосе мадам Потаж прозвучали нотки беспокойства. Арлина и не заметила, как добрая женщина приблизилась к кровати и дотронулась до плеча девушки. – Да ты вся горишь. Никак простыла. Я скажу хозяину. 

– Не надо! – только и смогла простонать Арлина, но кухарки и след простыл. Страшно было подумать, как произошедшее воспримет старик. Однозначно быть ей в ту же секунду выгнанной на улицу. Но лучше там, на холоде, на пронизывающем ветру, чем гореть тут. 

Тайернак не вошёл – влетел в комнату. Не обратил внимания ни на оханья мадам Потаж, ни на слабые протесты Арлины, которые и протестами-то назвать было трудно – скорее они напоминали неуверенный лепет и больной бред. Сорвал со своих плеч тяжёлый плащ с волчьим мехом и швырнул его остолбеневшему Пакстону, застрявшему в дверях и первый раз за годы службы столкнувшемуся с таким вопиющим нарушением этикета. Рванул на себя тоненькое покрывало, которым в спешке прикрылась девушка: с голых щиколоток, шеи и кистей рук на старика смотрели безобразные красные пятна, увеличивающиеся в размерах. 

– Я так и думал, что этим дело кончится! – негодовал Тайернак.

Кинув трость на кровать и не обращая внимания ни на какие мольбы, старик коснулся руками одной из штанин девушки и резко и одним движением разорвал ткань, оголяя ногу. И в тот же миг то же самое проделал со второй штаниной. 

– Что вы творите? – в панике вскричала Арлина, разрываясь, от чего сгорать: то ли от стыда, то ли от ожогов, которые поджаривали кожу с тем же эффектом, как раскалённые угли –  картошку. 

Еле шевеля руками, девушка сделала робкую попытку прикрыть наготу разорванной тканью, но была тут же остановлена стариком, голос которого был ледяным и не терпящим возражений. 

– Лежи и не шевелись. Будешь дёргаться – будет ещё больнее. Штанами Тайернак не отделался – за ними последовала туника, рвать которую оказалось ещё проще, а потом и всё остальное, что до последнего спасало честь девушки, но окончательно сдалось под напором сильных властных рук. 

Сил сопротивляться не было. Ноги уже совсем не шевелились, а на руках живым остался только мизинец. Но что он может сделать? Арлина выдохнула и закрыла глаза. Будь, что будет….

– Мне нужны миска, кувшин с тёплой водой и чистая тряпка, желательно светлая, – где-то далеко, словно падая в бездну, слышала Арлина голос Тайернака, отдававшего распоряжения слугам. – Грибо, из башни принеси настойку заморозника, сухие цветы желтивера и мазь, которую я делал прошлым летом. Помнишь, банка такая с цветком фиалки внутри? Живо! У меня мало времени. 

Плотно сомкнув губы, старик смотрел на Арлину. Та лежала в забытьи. Разметавшиеся по горячей подушке волосы спутались и взмокли. Лоб покрылся испариной, тело пылало, жар подбирался к сердцу. 

Тайернак засучил рукава и потёр свои ладони, словно разогревал их, хотя тело почти бездыханной девушки меньше всего сейчас жаждало очередного костра. Осторожно, будто он касался нежнейшего шёлка, а не изуродованной язвами кожи, колдун провёл пальцами по щекам Арлины, перешёл на шею, спустился ниже, бережно касаясь упругой груди. А следом за его пальцами по горячему телу потянулись ледяные змейки. Обгоняя друг друга, они тушили марево пожара и оставляли вместо себя хрупкие снежинки, не таявшие ни при каких обстоятельствах. 

Холодные руки прошлись по обожженным ногам так нежно, будто гладили, затем снова поднялись, коснулись спины и вновь вернулись к груди, засыпая остатки костра чистым свежим снегом. 

Скрипнула входная дверь – это мадам Потаж и Грибо принесли всё необходимое и тут же скрылись в тёмном холодном коридоре. 

Тайернак налил в миску воды, откупорил бутылочку с заморозником и собирался уже отсчитать нужное количество капель, но, бросив взгляд на не тающие снежные кристаллики, передумал и отставил склянку в сторону. На глаз добавил цветков желтивера, пахнущих настолько едко, что слезились глаза, всё перемешал, обмакнул в полученную жидкость тряпку и, не выжимая, провёл ею по телу Арлины. Снег тут же растаял, жар отступил, а кожа на глазах успокаивалась и бледнела. Ожоги исчезали один за другим, и так продолжалось, пока последний не побелел и не растворился. 

Взяв в руки баночку с мазью, старик повернул крышку – небольшая душная комната наполнилась нежным ароматом фиалки, смоченной весенним дождём. Набрав пальцами мази, колдун нанёс её на места ожогов и начал медленно втирать. Грубая и шершавая, испорченная ядовитым соком коровяка, кожа постепенно менялась: становилась бархатной и возвращала себе свой привычный здоровый цвет. 

Маленькой баночки хватило надолго. Со стороны даже могло казаться, что она бездонная – мази старик не жалел, а та всё не кончалась и не кончалась. Когда, наконец, каждый дюйм тела Арлины был покрыт чудодейственным лекарством, Тайернак успокоился, закрыл банку крышкой, отставил в сторону, вытер руки о край одеяла и, накрыв тем одеялом спящую девушку, пододвинул к кровати старое серое кресло с жёлтыми полосками и опустился в него. 

Он сидел очень долго, так и не сомкнув глаз. Смотрел в никуда, изредка хмуря и без того морщинистый лоб. А когда за окном забрезжил рассвет, поднялся, подошёл к изголовью кровати и склонился над Арлиной. Та спала крепко. Дыхание было ровным, а кожа столь свежей и нежной, что старик не удержался и провёл по щеке тыльной стороной ладони. Сухие девичьи губы в ответ слегка приоткрылись, словно надеялись на каплю живительной влаги или что-то ещё. 

В кувшине оставалась вода. Тайернак смочил свои пальцы и осторожно, едва касаясь и боясь сделать неосторожное или резкое движение, провёл ими по бледным губам Арлины. Прохладные капли тут же проникли в сухие трещинки, но губам было мало.  

Старик склонился над девушкой так низко, что смог ощутить её легкое дыхание на своей щеке. Грудь, прикрытая одеялом, волнительно вздымалась, а пальцы начинали теплеть. Взяв руку девушки в свои, Тайернак приложил её к своим губам, а затем бережно опустил обратно. 

Медленно подавшись назад, он распрямился, взял трость и сжал её так крепко, что та была готова захрустеть. А после тихонько вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Глава 14. In vino veritas

В комнате было прохладно и сильно пахло фиалками. Арлина любила эти нежные цветы; они напоминали о детстве. Растут в низине, куда редко заглядывает солнце, а ступишь ненароком – так под ногами хлябает. Но откуда им взяться здесь, в каменной комнате, где ни травы, ни земли, ни свежести мокрых листьев? 

Девушка приподнялась на локте и тут же упала обратно на подушки, тяжело дыша и силясь припомнить события прошлой ночи. От стыда закрыла глаза и провела рукой по мокрому лбу. Как же неловко! Как теперь ему в глаза смотреть? Хоть и старик, но всё равно мужчина... 

Вздыхая и переживая, Арлина спустила ноги с кровати, встала, с грустью посмотрела на разорванную одежду, валявшуюся на полу, завернулась в покрывало и осмотрелась. 

На столике у окна находилась миска с холодной водой, рядом с ней – бутылочка с непонятной жидкостью и баночка с мазью. Арлина отвернула крышку и вдохнула нежный аромат фиалок. Так вот откуда запах. 

Стоявшее ранее у окна кресло теперь почему-то пододвинули к кровати. Через его спинку было перекинуто скромное светло-серое платье, на манжетах и по низу отделанное неброским кружевом. Ткань была лёгкая, но плотная: именно то, что нужно в местах, где всюду сыро и холодный камень. А на сидении лежали аккуратно скрученные чёрный кожаный поясок с металлической застежкой в виде четырёхлистного клевера и светло-серая лента для волос. Но и это было ещё не всё.      

Приподняв платье со спинки кресла, Арлина залилась краской. Прямо под ним лежало белоснежное бельё. Без лишних украшений и изысков, без кружев, но из тончайшего хлопка. 

Скорее скинув с себя покрывало, Арлина взяла в руки новую одежду и нырнула в неё, радуясь мягким тканям. Платье мигом согрело. Лёгкое, с расклешенной юбкой, оно никогда не привлекло бы посторонних любопытных взглядов, но было тёплым и удобным. 

А ещё под креслом стояли новые башмаки. С круглыми носами, на небольшом каблучке, они были Арлине впору и сидели на ноге, словно обнимали: не хлябали и не тёрли. 

– Пришла в себя! Наконец-то! – радостно всплеснула руками мадам Потаж, увидев Арлину на кухне, кружащуюся в обновках. – Платье сидит отлично. Но чего-то не хватает, – кухарка смерила девушку оценивающим взглядом, – не могу понять, чего именно. Ну да кышь отсюда! Нечего тебе сегодня на кухне делать. Распоряжение милорда. 

– Я догадывалась, – поникла Арлина. – Хоть хлеба на дорогу взять разрешите? 

– На какую ещё дорогу? – всполошилась мадам Потаж. – О сборе корзинки с провиантом ничего сказано не было. Что я пропустила? Опять Пакстон не предупредил!

– Это не бал и не приём важного гостя, чтобы о таком объявлять. Милорд ведь распорядился, чтобы я покинула его замок, не так ли? Я слишком много всего натворила, чтобы он продолжал терпеть меня тут по доброй воле. 

– Что же ты такое лопочешь? – воскликнула кухарка, смахивая крошки со стола на пол полотенцем. – Никто тебя за ворота выставлять не приказывал, иначе я уже знала бы. Пакстон только на вид, как гусь, важный, а как на кухню заглянет, сразу, как сорока-трещётка, всё разболтает. О том, чтобы тебя выгнать, и слова не было. Уж ты мне поверь! 

Лицо Арлины посветлело. 

– Чего тогда меня с кухни выпроваживаете? Дайте хоть стручок гороха. 

– Не велено. – Кухарка развернула Арлину лицом к дверям и чуть ли не силой вытолкала в коридор. – Будешь ужинать вместе с хозяином, такова его воля. А проснулась ты и так на закатное солнце, так что ждать ужина осталось недолго. Не помрёшь с голода, коли вчера не померла. 

Крыть было нечем. Волнуясь и прокручивая в голове возможные варианты начала беседы и объяснений своего вчерашнего поступка лорду Тайернаку, Арлина долго бродила по коридорам замка и сама не заметила, как добрела до кабинета. 

Заглянула внутрь – никого не было. Только кресла у камина были теперь повёрнуты не к огню, а к столику, на котором вместо груды книг стояли блюда с маринованными и свежими овощами, печёной картошкой, щедро промасленной и посыпанной рубленой зеленью, а также уткой – румяной, поджаренной и пахнущей специями. 

«Но без молотого чеснока», – отметила про себя Арлина, вдохнув ароматы белого и розового перцев. 

От одного только вида еды сразу стало плохо: захотелось наброситься на всё, что стояло на столике, вырвать утиную ножку, вгрызться в неё зубами, а затем набить рот картошкой, всё это проглотить и облизнуться. А затем запить вином цвета чёрной смородины, булькающим в кувшине, который только что принесла в кабинет тихоня-служанка, помогающая на кухне. Принесла и зыркнула на Арлину так, словно оценивала, достойна та или нет таких почестей, как ужин с самим хозяином. 

Вспомнив о Тайернаке, Арлина опять забеспокоилась. Надо бы подготовиться, чтобы не блеять и не мямлить, когда тот войдёт, а сразу с чувством, но спокойно обьяснить ему, что рвать на девушке нижнее бельё без её спроса не дозволено никому, даже почтенному старцу. 

«А ничего, что он тебе жизнь спасти хотел?» – ураганом пронеслись в голове мысли. Аргумент хороший, тогда, пожалуй, вначале следует заикнуться о новом платье и поблагодарить за него. Но оно такое... невзрачное. «Радуйся, что голой бегать не надо. Платье сидит отлично. Старые штаны, из которых ты давно выросла, сильно давили в талии». 

Тогда с чего начать? Может, с нейтрального? С погоды, например? Или с извинений за неудобства с коровяком? Или с восхищения способностями милорда? Последнее – беспроигрышный вариант! Спросить его, откуда он столько знает и умеет. Возможно, его научила всему его мать. Или бабка. Или ещё кто-то. Портретов на стене вон сколько – смотришь, и, кажется, все на одно лицо. Кроме одного. Вон того юноши с белыми волосами и увлечённым светлым взглядом серых глаз. «Не вздумай спрашивать, кто это, – предостерёг внутренний голос. – Вспомни, что случилось на чаепитии в салоне маркизы Штолль». 

Арлина поморщилась. Ситуация в салоне год назад и правда была неудобной. По доброте душевной приглашённая на салон впервые Арлина решила сделать комплимент хозяйке и отметила её красивый цвет лица. Вот только сравнение сделала неудачное: ткнула пальцем на портрет юной девушки, висевший в гостиной. Портрет и правда был написан из ряда вон плохо: волосы и кожа девушки отдавали болотной зеленью, нос был кривоват, один глаз больше другого. Каково же было удивление Арлины, когда, недовольно поджав губы, мадам Штолль еле слышно процедила сквозь зубы, что девушка на портрете – это она в девичестве, и в те времена её признавали писаной красавицей. 

Вот и со стариком про портреты лучше не заикаться – мало ли, что за всей этой кучей народа стоит. 

О чём тогда говорить? Не сразу же за утиную ножку хвататься. Может, всё же набраться смелости и задать вопрос, который, словно коровяк, так и жжёт изнутри? И Арлина бросила ещё один взгляд на светловолосого юношу, смотревшего на неё с высоты около восьми футов. 

– Что так засмотрелась? Хорош? – Арлина услышала за спиной сварливый голос и обернулась. 

Лорд Тайернак стоял в дверях. Он был всё в тех же неброских одеждах, всё с той же изящной белой тростью, на конце которой сверкал бледно-голубой алмаз. Только лицо старика как будто постарело ещё лет на сто, хотя и самому хозяину замка было явно не меньше. Осунувшееся, мрачное, недовольное, оно разгладилось лишь тогда, когда взгляд впалых глаз упал на тоненький девичий силуэт в новом сером платье, неловко переминающийся с ноги на ногу и не решающийся сделать шаг на встречу. 

– Он... – Арлина запнулась, подбирая нужное слово, – непохож на остальных здесь. 

Девушка провела рукой, указывая на прочие портреты на стене. 

– Его имя Эйгон. Белая ворона в нашем роду, – прокаркал старик, пройдя к накрытому у камина столу. – Меньше всего на свете мне сейчас хотелось бы говорить о нём – сразу аппетит пропадёт, а над уткой и брусничным соусом мадам Потаж сегодня колдовала дольше, чем я над молодильным лосьоном из жабьей икры. Чего стоишь в углу? – старик удивлённо вскинул брови и покосился в сторону девушки. – На тебя это совсем не похоже. Когда я возвращался, то думал, что половина ужина уже съедена и меня ждут лишь кости, и...

Договорить Тайернаку не удалось. Арлина бросилась к нему, упала на колени и припала губами к рубину на его морщинистой руке. 

– Простите, – прошептала она еле слышно. 

Слёзы раскаяния сдавливали горло, не давали говорить, а поленья в камине, как назло, затрещали столь сильно, что хоть кричи: всё равно – мало, кто услышит. 

Тайернак отнял руку, провёл по волосам девушки, коснулся пальцами её подбородка и приподнял. Они встретились взглядами. 

Никогда ещё Арлина не чувствовала себя более неловко. Возможно, вчерашней ночью и чувствовала бы, но лежала без сознания и теперь ничего не помнила. Сейчас же она ощущала холод и пламя одновременно: пальцы старика, словно снежные вершины, леденили кровь, а в его взгляде бушевал огонь и кипела лава. 

– Если бы я только знала, как могу отблагодарить вас за... – Арлина перевела дыхание, – всё, что вы сделали.

– Благодарности мне не нужно, – отрезал Тайернак, и огонь во взгляде засыпало снегом. – Мне хватило искреннего раскаяния, которое я увидел в твоих глазах. А теперь садись и ешь, иначе еда остынет и сварливая кухарка опять начнёт меня корить, что я тебя скоро в могилу сведу. 

Долго упрашивать присоединиться к ужину голодную девушку не пришлось – руки так и загребали еду с блюд на тарелку, а Тайернак разлил по бокалам вино.  

– Не-не, – замотала головой Арлина, жуя сочный кусок утки, – я не буду. А то снова чего-нибудь вытворю. 

– Пей, – надавил старик, и Арлина мигом схватила полный бокал. – Тебе надо набраться сил, и ничто так не поможет, как свежая, хорошо приготовленная птица и вино. Одолеем этот кувшин – я велю принести новый. В погребах бочки стоят полнёхоньки. 

От этих слов вино пошло в обратную сторону. Арлина зажала рукой рот, но несколько капель просочились сквозь пальцы,  прыгнули на платье и расползлись по ткани фиолетовыми кляксами. 

– Что же я за растяпа, – с досадой в голосе вздохнула девушка и поникла. 

– Если бы ты всегда ограничивалась только винными пятнами... 

Тайернак взял в руку трость: алмаз вспыхнул и брызнул голубыми искрами. Пятна тут же исчезли, и платье стало как новое. 

– Пей, – повторил колдун, кивая на полный бокал в руке девушки и отпивая из своего. 

– Скажите правду, мне никогда не сварить это треклятое зелье? – в лоб спросила Арлина и посмотрела лорду в глаза. 

– Почему же? Если следовать рецепту...

– Следовать рецепту может каждый смертный, но тогда зелье продавалось бы в любой аптекарской лавке. 

– Тонко подмечено. 

– Значит, и готовить его дано не каждому. Вы – сильный маг. Светлый или тёмный – я в этом не разбираюсь... А кстати в чём разница?

Теперь настала очередь Тайернака захлёбываться вином от вопроса, которого он совсем не ожидал. 

– Видишь ли, по уставу магов, под которым обязан подписаться каждый чародей, кто научился одним взмахом руки отделять яичный желток от белка, нам разрешено применять наши умения только в пределах одной стороны, и имя ей – Жизнь. Я могу исцелить больного, могу убрать пятна с твоего платья, могу даже этот замок стереть с лица земли, но не должен вмешиваться в то, во что уже вмешались. Я не могу переступить черту и пойти наперекор Смерти. 

– Вы об эликсире?

– О любом способе воскрешения из мёртвых. 

– А что будет, если перешагнуть через черту? 

– Считается, что маги, нарушая главное правило устава, отдают Смерти часть своей души и силы. Поэтому их называют тёмными, исключают из ордена и запрещают заниматься магией всю оставшуюся жизнь. И не только им, но и их потомкам. Печать ляжет на весь род. 

– Почему же вы согласились помочь с зельем?

– Готовишь эликсир ты, а не я, а ты не маг и нигде подпись не ставила, – просто ответил старик и потянулся за кувшином. – А наследников у меня и так нет. 

– Совсем? – искренне изумилась девушка и промочила губы вином из своего бокала. 

– Совсем. 

– Стойте, – Арлина замотала головой, – что-то не сходится. У цыганки вы говорили, что уже готовили эликсир жизни. Оживляли то ли кузнечика, то ли лягушку. И колдовских способностей при этом не лишились. 

– Если будешь болтать, о чём я говорил, направо и налево, то надолго мне тех способностей не хватит. Даже, как читать книгу рецептов, забуду. Пей лучше, а то, гляжу, в бокале совсем на дне осталось. Пей и молчи. 

Кувшин опустел, и юркая служанка быстро принесла второй. 

– Тогда говорите вы, – сказала Арлина, наблюдая, как ловко старческая, иссохшая рука поднимает тяжёлый кувшин, как держит его крепко и уверенно. – Не в тишине же сидеть. 

– Что ты хочешь знать?

– Расскажите о нём, – выпалила Арлина, указав на портрет светловолосого юноши и забыв про все обещания самой себе не нарываться на недовольства милорда и не повторять ошибок прошлых лет с обсуждением картин. 

Тайернак поморщился, встал из-за стола, прошёл к стене, на которой висел портрет и поманил к себе Арлину. Смущённая, та поднялась и подошла ближе. 

– Твоё счастье, что утка уже съедена, – проворчал старик. – А теперь скажи, что ты видишь? – Тайернак махнул рукой в сторону картин. 

Арлина шагнула вперёд и пробежала взглядом по полотнам. 

– Дамы, солидные мужчины, старики в почтенном возрасте и дряхлые леди. Они все чопорны, высокомерны и безумно красивы. 

– И все темноволосы, – добавил старик, встав за спиной девушки и положив свою руку ей на плечо. 

Арлина вмиг замерла, застыла и робко поёрзала на месте, аккуратно и ненавязчиво пытаясь высвободиться. Можно было и словцо резкое добавить, и даже по пальцам Тайернака заехать, но язык почему-то онемел, а тело сковало. Расслабленно девушка выдохнула лишь тогда, когда рука старика соскользнула в сторону, а он сам сделал несколько шагов назад к столу, но после вернулся, и в руках уже были бокалы с вином. 

– Так вы расскажете? 

Вот и дар речи вернулся, словно и не было мига со странными прикосновениями, и оба сделали вид, что, если что и было, то имело на то только самые невинные причины. 

– Эйгон Тайернак, – начал старик, не сводя глаз с портрета и отхлёбывая вино. – Тут ему тринадцать, совсем ещё мальчишка. Несмышлёныш.

– Ваш сын? Внук? – гадала Арлина. – Стоп. Вы говорили, у вас нет наследников.

– Мой отец любил двух женщин, – перебил размышления девушки старик. – На одной он женился, другую навеки сохранил в своём сердце. 

– Разве так бывает? Любовь, она одна и на всю жизнь. 

– Видишь ли, браки не всегда по любви заключаются. Отец был молод, умён, красив. Любил проводить время в обществе, а ещё больше – среди актеров маленького безымянного театра, что до сих пор ставит пьесы на задворках Тир-Арбенина. Там и разглядел под масками и гримом белокурую красавицу, играющую любовь на сцене, но в жизни ни разу не познавшую вкуса поцелуя. Ещё? – спросил Тайернак, кивнув на бокал Арлины. 

– Да, – облизнув сухие губы, ответила та, предвкушая как продолжение истории, так и вязкий вкус тёмно-бордового напитка с нотками дуба, гвоздики и ежевики. 

Вино булькнуло в прозрачном бокале и успокоилось, а Арлина, сделав глоток, прошла обратно к столу, села и, подперев подбородок рукой, уставилась на старика, продолжая жадно ловить каждое его слово. 

– Она не сразу обратила на него внимание – мало ли кто там вздыхает у сцены, такие находились после каждого представления, – но отец не сдавался. В конце концов, оба поняли, что жизни друг без друга не мыслят, а когда это случилось, об их любви узнали. 

– Кто? Их родители?

– Ну, у девушки, насколько мне известно, в живых была только бабка, собиравшая монеты со зрителей после спектакля. А вот родственники отца увлечение не одобрил. 

– Мой отец одобрил бы. Он всегда говорил, кто угодно, лишь бы не лентяй. 

– Видишь ли, милая моя, твой отец не лорд и уже тем более не потомственный маг. О чистоте крови тоже надо заботиться. 

– А у магов принято заключать браки только с магами?

Тайернак кивнул и продолжал: 

– Отцу быстро сыскали невесту. И девушка оказалась из благородной семьи, красавица с тёмными вьющимися волосами ниже пояса, карими глазами и губами, бархатом не уступающими розе. Свадьбу состряпали быстро, на том и успокоились, надеясь, что со временем отец забудет о своей актриске. Но отец не переставал её любить и времени проводил с ней больше, чем с законной супругой. А потом родились дети. 

– Как дети? Если он любил только одну. 

– Кхм, – старик замешкался, подбирая нужное слово, – дорогуша, ты что же никогда не слышала ничего о супружеском долге? 

Теперь настала очередь Арлины краснеть. Чувствуя, как пылают щёки, девушка потупила взгляд, сделала такой большой глоток вина, что в горле зажгло, и отвернулась в сторону, чтобы старик не заметил её неловкого смущения. 

Тайернак смотрел на Арлину, не отрываясь. Затем странно усмехнулся, подошёл к креслам, взял кувшин и наполнил бокал девушки до самых краев. 

– Не много ли? Я вся горю, – пролепетала Арлина, схватила со стола вилку и приложила к пылающей щеке, чтобы охладиться. 

– Она в утином жире.

Тайернак без всяких стеснений и замешательств отвёл руку девушки в сторону, разжал её пальцы и заставил выронить грязный прибор на стол. А после провёл своей ладонью по горячей щеке Арлины, вынуждая жар отступить. 

От удовольствия Арлина закрыла глаза: тоненькие прохладные змейки бежали от одной щеки к шее, а оттуда – на вторую щёку, тушили так не к месту пришедшийся огонь и приводили в чувство. В какой-то момент Арлине захотелось, чтобы так было всегда, чтобы нежные, трогательные прикосновения никогда не кончались, но стоило открыть глаза и увидеть перед собой некрасивое морщинистое лицо, как девушка вздрогнула, подалась в сторону, схватила своё вино и выпила залпом чуть ли не половину. 

– Вот это по-нашему, – поддакнул Тайернак, подливая ещё. – На чём мы остановились?

– На супружеском долге, – до сих пор борясь со смущением, напомнила Арлина. 

– Важная штука, – заметил колдун. – О наследниках уж молчу, но нужна ещё и для того, чтобы брак считался действительным. Моему отцу досталось всё: и законная жена,  и красивая любовница, и впридачу к ним обеим два сына. Один, рождённый на семейном ложе и в законном браке: другой – под театральным навесом на пестрых декорациях. Так уж совпало, что оба появились на свет в один и тот же день, и оба – в час волка с разницей всего в пару ветряных вихрей. Один – законный наследник Штормового замка, другой – бастард с юга. 

Свечи в тяжёлом золочёном подсвечнике громко и сварливо затрещали, а за окном зашумел ветер. Тайернак бросил недовольный взгляд на не до конца задёрнутые шторы, и те мигом захлопнулись и более не размыкались. А старый колдун продолжал:

– Белокурая актриса умерла сразу после родов. Отец же поступил так, как и положено благородному мужу, за что и был осуждён всеми, кроме его законной жены. Он взял мальчишку-бастарда к себе, назвал его Эйгоном, признал своим сыном и требовал ото всех, чтобы к мальчонке относились так же, как и ко всем Тайернакам. 

– Какой он у вас замечательный, – промурлыкала Арлина, чувствуя, как разморило от вина и начало клонить в сон. 

Так бы и бахнуться сейчас на кровать и валяться до утра, наслаждаясь первым за последние недели прекрасным, безмятежным вечером. Но до спальни надо ещё доковылять. Мартан отнёс бы её на руках. Любой другой воздыхатель предложил бы опереться на его плечо. Со старика же ничего не возьмёшь. Зато кресло мягкое и удобное, и так хочется чувствовать себя в большом тёмном замке, как дома. А дома Арлина делала так.

Ничуть не смущаясь и нарушив все дозволенные правила приличия, девушка скинула башками и забралась в кресло прямо с ногами. Одёрнув платье, чтобы скрыть под подолом коленки и щиколотки, Арлина удобно устроилась и продолжила  слушать. 

– Я бы сказал иначе, – ответил старик, совершенно спокойно воспринимая желание Арлины свернуться в кресле клубочком. – Замечательной была женщина, вышедшая замуж за отца без любви и согласившаяся воспитывать двух сыновей вместо одного. Кому ещё в наше время нужен нагулянный ребёнок? А та не возражала. Отец проникся этим и со временем полюбил и свою законную жену. Не пылкой страстью, не юношеской любовью, а зрелой, мужской, ровной и долгой. Оба мальчика воспитывались одинаково. Обоим от отца передались способности к магии, но природа и тут поиздевалась и сделала всё наоборот: там, где законному сыну нужно было днями корпеть над заклинанием или рецептом зелья, бастарду всё давалось с первого раза. Если оба колдовали лягушек из котла с илом, то, ещё и обед не наступит, вокруг Эйгона уже полчище квакает, а у его брата даже головастика не наклёвывается. 

– Эйгону, должно быть, талант к искусствам от матери передался. Не зря та актрисой была. И, видимо, очень красивой.  – Арлина бросила взгляд на портрет. 

– На этом портрете настоял отец, сам Эйгон не хотел позировать. Написали и повесили на стену за неделю до начала тёмных дней в истории нашей семьи. Снять бы портрет и в чулане запереть, но отец настоял, чтобы бастард висел вместе с остальными. Да и прошлого уже не вернёшь. 

– Вы считаете, что портрет и последующие события как-то связаны? – угадала Арлина. – А что произошло? 

– Через неделю погибли лорд и леди Тайернак. У обоих лошади понесли, испугавшись змеи. Оба упали и сорвались со скалы вниз в ущелье. С тех пор тот обрыв называют Обрывом скорби. Существует легенда, что с него сбрасываются молодые девушки от неразделенной любви, но то всё – вымыслы и пустая болтовня. Мальчишками долгое время занимались слуги. Вся надежда была на скорейшее достижение совершеннолетия старшим сыном, но нельзя заставить время течь быстрее, чем положено. В общем, день за днём, слово за слово, мальчишки начали цапаться между собой. 

– Лучше бы посостязались в магии.

Тайернак удивлённо вскинул брови. 

– Зачем? Победа явно была бы на стороне бастарда. Кулаками получить пальму первенства было проще. И в один пасмурный день крови было пролито достаточно. Слуги подоспели поздно, и победитель был уже понятен. Обоих драчунов потащили в замок, но проигравший не выдержал позора поражения и ночью сбежал из дома – только его и видели. Позже слуги говорили, что его загрызли волки, но мне не верится. Рождённому в час волка волк не сделает ничего. Я думаю, его смерть была совсем иной, если вообще была. В общем, мой брат исчез, а я достиг совершеннолетия и стал полноправным хозяином Смоляных гор. 

– Очень недостойно с вашей стороны так легко рассуждать об исчезновении брата, пусть и незаконнорожденного, – фыркнула Арлина. – Причины, почему вы его не любите, понятны: он был признан вашим отцом и мог наравне с вами претендовать на замок. 

– Мы искали его везде, – старик будто оправдывался, – но есть вещи, неподвластные даже колдунам. Тем более мой конкурент, как ты выразилась, и сам маг. Он мог ловко замести следы, сделать завесу невидимости – и хоть век ищи. Но я верю в его смерть. Иначе зачем ему бежать из замка, где он может претендовать на кресло хозяина? 

– Не знаю. Наша семья далека от подобных разборок. У нас не было ни кресел, ни портретов скучных и тучных родственников. Было только сильное желание отца выбиться в люди. 

– Твоя фамилия звучит благородно. 

Арлина замотала головой, приподнялась в кресле и потянулась рукой к столу, где стояли полупустые бокалы. Тайернак долго не мешкал, подался вперёд и плеснул вина ей в бокал. 

– Фамилия – обманка, стремление встать на один уровень со знатью, – увидев в глазах лорда недоумение, Арлина пояснила: – Ну, где вы видели знатную фамилию, подобную нашей, чтобы в их семье все, вплоть до прапрадедов, трудились грузчиками? Мы не всегда были теми, кем общество воспринимает нас сейчас. Отец в молодости пошёл по стопам своего отца и тоже подался в порт разгружать корабли. Мать трудилась там же, разносила еду рабочим. Отцу она сразу приглянулась, он бегал за ней, как ужаленный. А та нос воротила и говорила, что ей повезёт и она выйдет замуж за богатого вельможу. Время шло, в порт заходили корабль за кораблем, но ни мужа, ни тем более вельможи не приплыло. Отец всё это видел и не переставал сдавать позиции. Он вообще человек терпеливый и напористый. 

– Это я уже заметил, – улыбнулся старик, потягивая вино и не сводя взгляда с захмелевшей и разболтавшейся девушки. 

– Когда мать уступила его напору, у него к тому времени уже скопилось в кошеле немного крупных медяков и мелкого золотишка. Отец продолжал работать днём и ночью, брался за всё, от чего отказывались другие и выполнял свою работу лучше всех. Начав с продажи гвоздей, он пошёл дальше и уже через пару лет начал продавать ткани. В конце концов, он получил своё первое приглашение открыть счёт в Озёрном банке. Но сказал, что банкиры, хоть и увидели мешок монет, лебезили больше перед вдовой какого-то там барона, которая решила заложить фамильное колье, чтобы сменить обстановку в доме. Отцу почестей и внимания оказано было мало. И тогда он решил, что во всём виновато его имя. И имя сменил. 

– Вот как! – воскликнул Тайернак и сверкнул глазами. – Так ты, выходит, и не де Врисс вовсе. 

– Де Врисс, – упиралась Арлина, – но частично. 

– Погоди-ка, твоего отца зовут Алистером, верно? 

Девушка кивнула. 

– В годы, когда капитал отца только набирал обороты, его знали под прозвищем Лис. Так и говорили: хитёр и изворотлив этот Лис Деврис. А настоящего имени никто не помнил. Отец думал-думал, взял да и добавил к прозвищу несколько букв, а фамилию разделил на манер, как принято у знати. Так и стал он тем самым Алистером де Вриссом, которого теперь разве что слепой и глухой не знает. 

Тайернак задумался, прошёл к письменному столу, взял трубку и медленно закурил, выпуская витиеватые клубы дыма.

– Никогда не думал, что титул может так много значить в жизни, – промолвил он после продолжительного молчания. 

– Конечно, – усмехнулась Арлина, – у вас-то он с самого рождения, у вас не занимают в долг, а затем не унижают на глазах у модисток только потому, что вы одеты не подобающим образом. Вы хоть и носите сплошное бесформенное старьё, но вы – лорд, а я в драных штанах и тунике только в прислуги могу годиться и гроши с пола подбирать. 

– Кто тебе такую чушь ляпнул? 

– Маркиза Штолль. Мы встретились случайно в Тир-Арбенине в модном салоне, – призналась девушка. 

– И что дальше?

Тайернак выскользнул из темноты и присел прямо перед креслом девушки, внимательно смотря на неё. В его глазах бушевало такое нескрываемое любопытство, что Арлина поёжилась. Но слишком много вина было выпито в тот вечер, чтобы тонуть в смущениях и стеснении. 

– Она с презрением осмотрела меня с головы до ног и не стеснялась в колких выражениях. Конечно, мои обноски не шли ни в какое сравнение с её голубым платьем. Или малиновым. 

– Так голубым или малиновым? 

– А я уже и забыла. Какой там цвет в моде у благородных дам?

– Знаешь, на каждое малиновое платье найдётся ещё малиновее, – многозначительно ответил колдун. 

– Конечно, – согласилась Арлина, – вот стану принцессой, покажу ей, как меня высмеивать. Мы завтра утром продолжим варить эликсир? – с наивной простотой в голосе спросила девушка и посмотрела Тайернаку в глаза. 

Тот взгляда не отвёл и, выдержав паузу, ответил:

– Тогда вставай. Завтра с рассветом жду тебя в Ледяной башне. 

Арлина обрадованно подскочила, спрыгнула с кресла. Выпитое вино тут же дало о себе знать – девушка пошатнулась и рухнула бы на пол, если бы Тайернак вовремя не подхватил её на руки. 

– Это пройдёт... это всего лишь усталость... – бормотала Арлина, слабо брыкаясь и пытаясь высвободиться и встать на ноги. 

– Это всего лишь вино, – прошептал Тайернак ей на ухо, движением пальцев гася свечи.

Глава 15. Сон-трава, клык и волчья шерсть

Слипшиеся от пота темно-каштановые локоны разметались по подушке. Красивое тело изогнулось навстречу желанию, а влажные губы приоткрылись, требуя поцелуя. Тот незамедлительно последовал: горячий, нетерпеливый, рваный. И следом тут же сорвался стон, заглушаемый страстным биением двух сердец. 

Длинные тонкие пальцы с колечком на безымянном коснулись небритой щеки, ловко увильнули от настойчивых губ, попытавшихся пленить их, дотронулись до мокрого лба и зарылись в светлые пряди волос. 

Его дыхание обжигало шею; её – возбуждало и дразнило. Запахи дешёвого кислого вина, тяжёлых амбровых духов, вспотевших тел и ненароком раздавленного лесного клопа перемешались и кружили голову. Удовлетворённое желание закипало по второму кругу, страсть горячила кровь, руки начинались беспорядочно блуждать по телу, не пропуская ни одного изгиба. Несколько ударов сердца – и вновь короткие светлые пряди смешались с длинными вьющимися тёмными, и оба любовника ощутили знакомую приятную дрожь.   

Дверь грубо толкнули ногой. В тесную каморку, в которой кроме узкой кровати и столика с кувшином вина ничего не было, ворвался яркий свет свечи. 

– Понравилось, Ланс? – хмыкнул Мартан, заглядывая в комнату. – Я говорил, эти девки страсть как хороши. Моя умаялась настолько, что до утра не встанет. 

Со стороны кровати раздалось довольное мычание Ланселя и дразнящее хихиканье темноволосой девицы. 

– Одевайся, – Мартан приподнял свечу, освещая пространство перед собой, и пнул валявшиеся неподалёку сапоги в сторону наскоро сброшенных штанов, туники и кафтана. – Я жду тебя внизу, в игорном зале. Шакал Флинн там: пьёт, ухмыляется и ждёт, когда я должок верну. Мне нужна поддержка – у нас решающая партия. 

Принц даже захлопывать дверь за собой не стал, развернулся и загромыхал по узкому обшарпанному коридору, а затем по лестнице, изредка спотыкаясь или заваливаясь набок. 

В большом зале «Малинового туза» тем вечером было людно. Кого только не понаехало: и зажиточных менял, и весельчаков-циркачей, решивших прокутить весь свой месячный гонорар; и просто простачков с одним грошем за пазухой, который они мечтали приумножить, но вышло, конечно, наоборот. Был даже военный министр из Королевства за Морем. Оба – и он, и Мартан – тут же сделали вид, что друг друга не узнали. 

Самые крупные ставки делались за столом, где метали «Летающего джокера». Именно здесь Мартан поспешил занять место, прежде согнав с насиженного кресла какого-то простофилю. Тот с радостью уступил, ведь взамен получил крупный медяк. 

– Ваши ставки, – монотонным голосом произнёс раздавала. 

Приняв все, дождался кивка Флинна и начал вскрывать.  Мартан проиграл перстень. 

– Я двумя часами ранее поднял здесь сотню, – пробормотал принц, взъерошив на себе волосы. – Чтобы опять остаться с носом? Ланс!

– Чего кричите, ваша милость? – голос слуги раздался прямо над ухом. Ланс стоял рядом, одёргивая помятый кафтан. 

– Сколько у тебя осталось денег? Давай все.

– Ваше высочество совсем забыли, что мы тут уже больше недели околачиваемся, золото всё истратили и играем в долг, а вы, смотрю, уже и перстень успели на сукне оставить. 

– Не нуди, Ланс. Вернёмся в Атоль, прошерстим тайники у де Врисса, вытащим все драгоценности и тогда заживём...

– Так чего медлить? Дни идут, а вы и мизинцем ещё до тех драгоценностей не дотронулись. Де Врисс мог уже успеть их продать сто раз. 

– Торгаш не дурак и дочурку обожает. Ждёт не дождётся, когда мы её найдём и вернём ему целую-невидимую. Так что камни все у него под рукой, надо только крышку ларца открыть. 

– Вот давайте поедем и откроем. Время идёт, ваша милость, уже скоро за половину отведённого срока перевалит, а долг только растёт. 

– И шакал Флинн радостно ухмыляется, – сквозь зубы процедил Мартан, покосившись взглядом на хозяина притона. – Решено. Готовь лошадей, Ланс. Едем в Атоль. 

Отодвинутое кресло громко скрипнуло. Мартан поднялся, стряхнул просыпанный на камзол табак и направился в сторону выхода, но не сделал и пяти шагов, как резко остановился и замер на месте. 

– Идёмте же, – проворчал Ланс, налетев на господина и потирая ушибленный нос. 

– Погоди-ка. Кто это? 

Лансель поднял голову и посмотрел в сторону, куда указывал принц. Там, где заканчивался уличный холод и начиналась прокуренная духота игорного зала, стояла темноволосая девушка. Окинув огромную, богатую на золотой и зелёный цвета комнату ехидным взглядом, она лёгкой поступью прошла прямо в центр, при этом вызывающе шелестя юбками и побрякивая дешевыми браслетами. А когда остановилась, то одарила Мартана дразнящей улыбкой и тут же отвернулась, протянув руку для поцелуя подскочившему Флинну. Лансель равнодушно пожал плечами. 

– Явно не из благородных – дамам тут не место. Вот только странно, что Флинн возится с ней, словно с принцессой, – добавил Ланс, с интересом наблюдая, как юркий хозяин согнал с обитого бархатом кресла министра из Королевства за Морем и усадил в него новоприбывшую гостью. Та села и, качая высовывающейся из-под поношенной юбки ножкой, зыркнула чёрными глазами по сторонам. 

– Шлюха такая же, как и все, – Мартан сплюнул на пол. – По одежде видно. Дешёвые ткани, длинные серьги в ушах, побрякушек столько, что звенит, когда ходит. Одно слово – цыганка. Но, не попробовав, не уйду отсюда. 

Ланс прищурился и всмотрелся в лицо девушки внимательнее. 

– Не могу припомнить, где я её раньше видел, – еле слышно пробормотал он, но Мартан не расслышал. 

Быстрым шагом принц направился к Флинну, схватил его за руку, отвёл в сторону и что-то жарко зашептал на ухо. Ланс слов разобрать не успел, но увидел, как Флинн покачал головой и растерянно развёл руками. На Мартане лица не было.

– Этот скотина говорит, что девка не продаётся, – вскипел принц, когда Ланс подошёл к нему, а Флинн поспешил вернуться к гостье. 

– Может, и правда. Флинн врать не станет, он никогда добровольно от заработка не откажется. 

– Всё покупается и всё продаётся, запомни ты уже. Просто цену набивает хитрый жук. Хочет меня ещё больше в долги вогнать. Ну да я расплачусь. Он увидит. Ещё как расплачусь. Но без девки этой не уйду. 

С этими словами Мартан решительно направился в сторону черноволосой девушки, а когда поравнялся с креслом, в котором она сидела, то галантно склонился и бросил пару заигрывающих слов елейным тоном. И тут же был раздавлен не хуже таракана в тесной кухне, где поварята наскоро мастерят сырные шарики на закуску господам. Вместо милой улыбки принцу досталось ледяное равнодушие. Недовольно скривив губы, девушка отвернулась и повела пальцами, давая понять, что Мартану следовало бы уйти. Отказ пробудил в принце зверя. 

Схватив девушку за руку, Мартан силой поднял её с кресла и притянул к себе. Ответом на это была громкая пощечина и отпечатки колец на пылающей щеке. 

– Ваша милость, пора идти, – прошептал вовремя вклинившийся между парочкой Ланс, схватил принца за край камзола и потащил к выходу. – Далась вам эта баба, только ненужное внимание к себе привлекли. 

– Ещё и ваша милость, – брезгливо плюнула в сторону Мартана черноволосая, – а ведёшь себя хуже холопа. 

– Ты ещё узнаешь, как отказывать принцу, – мстительно прорычал Мартан, потирая болевшую щёку. 

– Да хоть самому королю, – бросила девушка, – или верховному магу. Ну, а ты? – девица и не думала отступать, а шла в атаку, подобрав полы всех своих юбок. – Тоже принц или маркиз какой? – с издёвкой в голосе спросила она Ланса. 

– Не, – по-простецки отвечал тот, – слуга. Пойдёмте же, ваше высочество, – Лансель чуть ли ни умолял принца. 

– Сойдёшь, – ответила черноволосая. 

Ланс повернулся и недоуменно уставился на девушку. 

– Для чего сойду?

– Для одного дела. 

Ланс и опомниться не успел, как девица вцепилась в его руку и шустро отвела в сторону. 

– Где-то я тебя уже видела, – начала она, перевернула его ладонь внутренней стороной вверх, провела пальцем по линиям и довольно ухмыльнулась. – Ну да, конечно, именно там и встречались. 

– Где? – сорвалось с языка у Ланса. 

– А не всё ли равно? Главное, что будет впереди... В карты играть, смотрю, не умеешь. 

Ланс помотал головой. 

– Никогда в руки не брал. 

– Тогда вот тебе, – девица нырнула рукой в карман своих многочисленных юбок и вытащила колоду. – Держи да понапрасну не открывай. Когда надо будет – они своё сделают. 

– Спасибо, конечно, но играть я ни в жизнь не буду. Ещё не хватало потом свою голову в сточной канаве найти. 

– Бери, кому говорю, и помалкивай. Это и в моих интересах тоже. А теперь хватай своего любвеобильного да тащи домой. Ему бы протрезветь и выспаться. И ещё. Меня зовут Лачтна, если вдруг кто спросит. 

***

В кромешной тьме любой шорох пугал до дрожи. Кто знает, что там щекочет шею: спустившийся с потолка паук, набившая пузо муха или длинные волосы старика-колдуна, на руках которого всё ещё находилась Арлина. 

– Дальше я сама, – девушка сделала попытку встать на ноги. 

– Нет, – отрезал Тайернак, – ты свалишься с лестницы при первой же возможности. Любой другой пройдёт без проблем; тебе же мёдом намазано кубарем вниз пролететь. 

– Я ползком, – соригинальничала Арлина, стараясь дотянуться ногами до пола, не но тут-то было. Тайернак, как специально, приподнял её повыше и прижал к себе крепче. – За ужином я оступилась, но сейчас пойду твёрдо и уверенно. 

– Поползешь, – в темноте взгляда колдуна не разглядеть, но язвительный тон не расслышать было сложно.

– Пойду, – упрямилась девушка. – Я отлично себя чувствую, могу хоть крестиком вам платок вышить. В каждую дырочку иголкой попаду. 

– А ниткой в иголку?

– Зачем? 

– Действительно, – поддакнул Тайернак, даже не думая идти на поводу у Арлины. 

– В той стороне моя дверь, – девушка махнула рукой наугад. 

– В той стороне – моя спальня, но если ты настаиваешь, – Тайернак со всей силы пнул дверь ногой, и Арлина завизжала. 

– Тише ты, дурёха, – Арлина ощутила пол под ногами и тут же отпрыгнула подальше от старика. – Запомни, пока я здесь хозяин, никто тебя и пальцем против твоей воли не тронет. Сама дорогу к своей комнате найдёшь? Или свечу дать? 

– Найду, – нервно сглотнула Арлина и поспешила уйти. 

– Там ваза с колосьями пшеницы и статуя горгульи, – крикнул ей вслед Тайернак, но было уже поздно: налетев со всего размаха на нечто угловатое, огромное и твёрдое, девушка взвыла, махнула руками и тут же задела что-то ещё, что незамедлительно рухнуло, громко ударившись о пол. 

– Ох, – вырвалось у Арлины, осевшей на холодный мрамор. 

– Интересно, что это было: ваза или статуя?

– А как насчёт шишки у меня на лбу? 

– Это волнует меня меньше всего. 

– Вы же переживали, что я могу свалиться с лестницы. Я свалилась, хоть и на ровном месте! А вам плевать на мою шишку. 

– Я переживал насчёт лестницы. Она сделана из редких каменных пород. 

– А вот и враки. Вы волновались из-за меня, – вино дало о себе знать и окончательно развязало язык. Арлина и была бы рада его прикусить, да было уже поздно. 

Яркая вспышка света ослепила девушку и заставила зажмуриться – это зажглись свечи в подсвечниках, вставленных в стену. Тайернак стоял напротив, прислонившись к дверям своей спальни и скрестив руки на груди, а Арлина обнаружила, что сидит среди рассыпанных колосьев. Перевёрнутая ваза раскололась надвое; скинутая же с постамента горгулья была в аккурат под каблуком сапога лорда. 

– Ну, почти ничего и не разбилось. Ваза – тьфу, я вам таких на барахолках Атоля сотню куплю, а у того страшненького только крыло чуть треснуло. 

Арлина вскочила но ноги, стряхнула с платья шелуху, бросилась к статуе, схватила горгулью за оттопыренные уши, попробовала приподнять, но сапог Тайернака припечатал каменное существо к мраморному полу намертво. 

– Отдайте, – Арлина подергала горгулью и подняла голову. От взгляда старика по телу побежали мурашки. 

Девушка робко сделала шаг назад. Второй. Третий. И упёрлась спиной в противоположную стену. Бежать бы, да ноги стали ватными и будто приклеились к полу. А Тайернак равнодушно пнул горгулью от себя, уверенно шагнул к Арлине и прижал её к стене – не улизнуть. 

– Я действительно думал только о тебе, – его голос изменился, в нём не было больше неприятного старческого скрежета и вороньего карканья. – И я уже давно живу мыслями только о тебе и не могу найти повода тебе об этом сказать. 

Арлина не дышала и не смела пошевелиться; сердце нырнуло подальше к пяткам и еле слышно отзывалось оттуда. Ну, почему? Почему, когда ей так хочется побродить по длинным коридорам замка в одиночестве, ей всегда навстречу попадается то вечно чопорный Пакстон, то краснощёкая мадам Потаж, то статуя горгульи, глаза которой тут же вспыхивают зловредным огоньком и следят за всеми, кто проходит мимо? Почему сейчас нет никого из слуг? И даже сброшенная с постамента статуя валяется далеко-далеко, повернувшись противной мордой к стене. 

– Это всё вино, – пролепетала Арлина, обрывая внезапные признания, – ударило вам в голову. 

– Это всё, что ты можешь сказать? – горько усмехнулся Тайернак. – Раньше ты была более красноречива. 

– Вы добрый сердцем, заботливый хозяин. Ваши слуги любят вас и счастливы, что им нашлось тут место. Возможно, и как муж вы сможете кого-то осчастливить. Мадам Потаж, например. Она в вас души не чает и по возрасту вам подходит. 

– Мадам Потаж? Если бы я хотел признаться в любви кухарке, то давно бы сделал это без твоих советов. 

– А чего вы ждёте от меня?  Что я отвечу вам взаимностью? 

– А почему бы и нет? Чем я плох для тебя? У меня есть всё, о чём ты так мечтаешь: титул, земли, связи... Любую маркизу Штолль ради тебя в жабу превращу, стоит только ткнуть пальцем в её надменный напудренный нос. 

В любой другой ситуации Арлина улыбнулась бы, но сейчас было не до смеха. Страсть, звучавшая в голосе Тайернака, была такой невероятной силы, что, совсем немного, и она прорвёт ту едва уловимую, невесомую преграду, которая ещё витает между стариком и девушкой. Ещё немного, и воздушная ночная вуаль накроет Арлину и заставит медленно осесть на пол, теряя сознание. 

– Я не из тех молодых особ, которые выходят замуж за уродливых стариков ради богатств и титулов, а потом заводят любовников на стороне. Хотите такую? Ищите по притонам Тир-Арбенина. А лучше опомнитесь, наконец, и найдите женщину достойную и равную по возрасту, у которой так же кости будут ныть на непогоду и от мигрени голова раскалываться. А я пришла к вам ради эликсира! – Арлина собралась с силами и выплеснула всё, что накопилось. 

– Вот оно что, – ухмыльнулся колдун. – Значит, будь я моложе и под стать тем зелёным и тощим оболтусам, что на светских приёмах под краковяк ногами дрыгают, ты дала бы мне шанс? Знаешь, павлин внешне красив, но поёт отвратно. А если ему ещё и хвост выщипать...

Арлина окинула Тайернака негодующим взглядом. 

– Я отказала куче женихов, которые сватались ко мне. И даже будь вы высоким статным красавцем, я всё равно не дала бы своего согласия. Никогда! – последнее слово девушка отчеканила по слогам. 

– Конечно, я ведь не принц. Корону к твоей голове, увы, приклеить не в силах. 

Арлина вспыхнула. 

– Как вы смеете упрекать меня? Я люблю Мартана, я верна ему. Ради него я здесь, терплю ваши унижения и выходки. Вот, смотрите. Это обручальное! 

Арлина повернула кольцо на безымянном пальце камнем вверх и сунула руку чуть ли ни под нос старику. Крючковатые пальцы нежно коснулись бледной кожи, стянули кольцо и поднесли к свету. Серые глаза прищурились, изучая переливающийся в свете свечей бриллиант. 

– Дешёвая подделка, – Тайернак швырнул кольцо в сторону. 

– Что вы делаете? – ахнула девушка, забившись, словно бабочка в паутине, пытающаяся вырваться из плена. – Оно стоит четверть королевства! 

– Это дешёвая подделка, которой тебя купили. Камни, веками принадлежавшие моей семье, я и слепой отличу от стекляшек, какими торгуют цыгане. 

– Вы пьяны. – Арлина с силой оттолкнула от себя старика, опустилась на колени и зашарила рукой по полу в поисках кольца. – Идите проспитесь, а я сделаю вид, что этого ночного бреда не было. 

– Вот твоё счастье. – Тайернак шагнул вперёд, развернулся, поддел колечко носком сапога, и то заскользило по гладкому мрамору прямо к дрожащим пальцам Арлины. – Блестит ярко, а на базаре Тир-Арбенина за него и ломаного гроша не дадут. Видимо, столько же стоит и любовь твоего принца. 

На глаза навернулись слезы, а душу раздирали злость и досада одновременно, но Арлина держалась. Но стоило только Тайернаку зайти в свою спальню и захлопнуть за собой дверь, как девушка не выдержала: слезы текли, не переставая; за каждым всхлипыванием следовали два новых. Зажав в кулаке обожаемое кольцо, девушка встала и кое-как добрела до дверей своей комнаты. Обессиленная, рухнула на кровать и долго лежала, уставившись в ночь за окном. 

Выход был один: бежать! Бежать подальше от мрачных Смоляных гор, одинокого серого замка, его странного хозяина и пробирающих до дрожи взглядов. От мерзких горгулий, наконец. Их наставили везде – спокойно не пройти. Бежать!

Арлина вскочила с помятой постели, скорее нырнула ногами в башмаки, поправила сбившийся в сторону пояс, сунула кольцо в кармашек, завязала растрепанные волосы лентой, перевела дыхание, тихонько приоткрыла дверь и проскользнула в длинный тёмный коридор. Шаг за шагом, на цыпочках, держась рукой за стену, девушка кралась в направлении лестницы, а там оставалось быстренько сбежать по ступенькам, и окажешься внизу. В парадные двери лучше не соваться – засовы тяжёлые. Точно громыхнут! А вот через чёрный ход, где поварята из кухни во двор бегают, само то. 

Ноги сами отсчитали нужное количество ступенек и повернули в сторону кухни и кладовых. Середина ночи. Отличное время, чтобы навсегда распрощаться с тоскливой каменной серостью, уходящими в небо острыми шпилями и неприятными воспоминаниями. Слуги должны уже все давно храпеть в постелях, а когда проснутся, то исчезновение гостьи заметят не сразу. А когда заметят, то она будет далеко-далеко... 

В первую дверь заглядывать стоит разве только, чтобы кусок хлеба в дорогу прихватить – там кухня мадам Потаж. Чёрного хода в ней нет – только котлы и кастрюли, а ещё дверца в кладовую, где одни крупы и скудный набор специй. Следом за ней кладовая побольше: там и мясо, и рыба, и овощи. В третьей обычно дремлет Пакстон, наевшись чечевичного супа. Четвёртая и пятая набиты разными тряпками, щётками, мётлами и вёдрами. А вот сразу за поворотом та самая комнатушка, где слуги чистят обувь и сушат одежду хозяина. Из неё есть ход на задний двор, в ней всегда тихо, и редко кто по ночам околачивается. Но почему-то именно сейчас из-под  двери той самой каморки через тонкую щель сочился тусклый свет. Неужели свечу забыл потушить нерасторопный служка? Пакстон, если узнает, сразу на улицу выставит. А, может, просто кому-то не спится? 

«Сделаю вид, что и мне тоже», – решила Арлина, осторожно приоткрывая дверь. Та уныло скрипнула, а девушка заглянула внутрь. В комнате было пусто. 

Огонёк одинокой свечи приветственно колыхнулся и замер. Тишина и покой царили в четырёх стенах, и слышно было, как на улице пронзительно завывает ветер и как стучит дождь по водостокам. От заунывного свиста и барабанной дроби по спине пошёл неприятный холодок. Чтобы согреться и прогнать неуютную дрожь, Арлина потёрла ладони и подышала на них. Даже прыгать была готова, только вот что-то совсем настроя на было. 

Если задуматься, то дождь можно и переждать. Понятно, что свечу забыл погасить какой-то неловкий растяпа. До утра сюда точно никто не заглянет, свернуться калачиком можно в кресле у стены, а как только ливень начнёт сходить на нет, скорее на улицу и подальше от пугающего замка. Вот только кресло в комнатушке было всего одно, и, как назло, именно на нём, безжалостно травя душу, сушился плащ Тайернака. 

Боясь ненароком накликать новую беду и не решаясь и пальцем коснуться плаща, Арлина переминалась с ноги на ногу, прислушивалась, не затих ли дождь, как вдруг содрогнулась и побледнела. С обеих сторон – коридора и двора – послышались шаги. Одни – неторопливые и размеренные; другие – по-хозяйски смелые. 

Девушка заметалась из стороны в сторону. Бежать на улицу и нарваться на садовника-полуночника? И хорошо, если садовника... Слишком уверенная поступь – садовники так не ходят. Броситься в коридор и столкнуться с никуда не спешащим слугой? Но эти всегда торопятся: или приказ хозяина исполнять, или к себе на короткий отдых. 

Готовая провалиться сквозь землю, Арлина нервно закусила губу и, не придумав ничего лучше, юркнула за кресло, потянула на себя край плаща Тайернака и укрылась им с головы до пят, благодаря всех мыслимых и немыслимых богов за то, что плащ такой широкий и плотный. 

Двери, ведущие в коридор и на задний двор, отворились почти одновременно. В комнату вошли двое. 

– По тебе можно часы сверять, Пакстон, – в голосе первого слышалась довольная усмешка. – Даже песочные. 

– Благодарю, милорд, – по одной только интонации дворецкого Арлина поняла, что тот отвесил внушительный поклон. – Годы службы, иначе никак. 

– Отменной службы, должен заметить. Что бы я без тебя делал...

Арлина услышала звон падающих на стол монет. 

– Эликсир уже готов? – девушка затаила дыхание и прижалась к спинке кресла, молясь, чтобы её никто не заметил. 

– Насколько я осведомлён, нет. Я редкий гость в Ледяной башне, но если бы опыты были успешны, уверен, об этом уже было бы известно. 

– А та девчонка? На неё делалась высокая ставка. 

– У неё всё валится из рук, милорд. Она бестолкова, бесполезна, и лично мне кажется, что с предсказанием ошиблись. 

– Главное, что второе сбывается, – позлорадствовали в ответ. – Ускорим судьбу. Что здесь? – прямо над ухом Арлины брякнули крышкой фарфорового чайника. 

– Он просил принести травяной чай через полчаса. 

– Отлично. 

Опять звяканье фарфора – крышку приподняли и спустя пару ударов сердца вернули на место. 

– Что это, милорд? Напоминает пожёванное коровой сено. 

– Корень лютика ползучего. А вот это, – до Арлины донёсся звук шуршащей бумаги, – добавишь в чашку прежде, чем нальёшь чай. А то, если передержать, эффект будет слабоват. Мучаться меньше будет. 

– Выглядит, как песок. 

– Это молотая сон-трава. Убийственная вещь, если с лютиком смешать. Как раз то, что нам нужно. Щепотки вполне хватит.

– Лишь бы он не заподозрил подвох. 

– Ты справишься. 

Чайник и чашку поставили на поднос. Звякнули щипцы для сахара и серебряная чайная ложечка. 

– Его плащ? 

Сердце Арлины не в первый раз за ночь прыгнуло к пяткам, услышав вопрос. Шаг, второй – и рука незнакомца схватила плотную серую ткань, потянула на себя, но Арлина вцепилась в плащ и не отпускала, готовая на всё, но только не на разоблачение. «Сейчас как дёрнет», – пронеслась мысль, но хватка по ту сторону внезапно ослабла. 

– Шкура его волка. Аккуратней с ней, она мне ещё пригодится. 

– И так пылинки с неё сдуваю, милорд. 

– Воротник зацепился за что-то внизу. Сильно не тяни – может порваться. Отнесёшь чай и проверь, что там. Головой ответишь, если хоть одна ворсинка затеряется. 

– Конечно, милорд. 

– И поменьше толкайся у кухарки – она болтлива. 

Первой отворилась дверь в длинный коридор, но легче от этого Арлине не стало. Если выбирать, с кем она предпочла бы столкнуться нос к носу, то девушка однозначно предпочла бы Пакстона. От голоса незнакомца веяло неприятным холодом, от его слов стыла кровь в жилах, от его тяжёлых шагов замирало сердце. Но, наконец, и они стихли; студёный ветер ворвался в тесную каморку и угомонился, когда незнакомец вышел во двор и притворил за собой дверь. 

Выпустив из рук плащ, Арлина выдохнула, осторожно высунула голову, осмотрелась, затем вылезла из-за кресла и выпрямилась. К взмокшим от волнения пальцам прилипла волчья шерсть с воротника плаща. И прилипла не просто ворсинками, а целыми клочьями, безжалостно выдранными в борьбе за шанс остаться не разоблаченной.  

Свобода была совсем рядом – стоило только небрежно толкнуть деревянную дверь, ведущую на заливаемую дождем улицу, а там вперёд к воротам и на дорогу. Попутчики найдутся – тракт оживленный, и в родном Атоле Арлина окажется совсем скоро. Но старые часы, висевшие высоко в углу, покрытые слоем паутины и пыли, пробили час волка, кукушка прокричала два раза и скрылась, а девушка, спрятав клок шерсти в кармашек платья, развернулась на невысоких каблучках и выглянула в коридор, где несколькими минутами ранее исчез с подносом в руках Пакстон. 

Вокруг было тихо, как и положено глубокой ночью. Нигде не скрипнет пол, не шевельнётся каменная горгулья, не пробежит букашка, не проползет паук. Ступеньки на лестнице были преодолены легко, а дальше впереди показался тот самый узкий, бесконечно длинный коридор, на полу которого до сих пор валялись рассыпанные колосья и парочка осколков: то ли от вазы, то ли от статуи. 

Арлина поморщилась, наступив на один такой. Впившись в ногу, тот подошву башмака не разорвал, но больно было. Остановившись, девушка нагнулась, провела рукой по полу и подняла то, что встало у неё на пути. Это был не осколок, а настоящий каменный клык, отколовшийся от морды уродливого существа и отменно острый. Наверно, потом можно будет приклеить, но сейчас не до покорёженных горгулий. Крепко зажав клык в руке, Арлина остановилась перед дверью, ведущей в спальню лорда Тайернака, собралась с духом и постучала. Ответом была тишина. Второй стук тоже остался никем незамеченный. Не зная что и подумать, Арлина коснулась дверной ручки и надавила. Дверь бесшумно открылась, пропуская девушку вперёд. 

В комнате было темно и ни души.

– Милорд, – тихо позвала девушка, оглядываясь по сторонам. 

– Я знал, что ты придешь, и хорошо, что именно в этот час…

Уже собравшееся снова отправиться к пяткам сердце радостно забилось и осталось на своём месте. Это был его голос, хоть и уставший, вздрагивающий, немного надломленный, немного охрипший, но сильный и чувственный, глубокий и нежный. Да, это был именно его голос! Не старческий, не каркающий, а тот самый, которым он так некстати признался в своих чувствах и всё испортил. 

– Не впускайте Пакстона, – Арлина тряхнула головой, прогоняя странные мурашечные эмоции, захватившие её на мгновенье. 

– И не думаю. 

Тоненькой девичьей талии коснулись сильные руки, горячее дыхание обожгло шею, пальцы провели по ткани серого платья, обнажая плечо, а мягкие губы осторожно коснулись гладкой кожи.

– Перестаньте, – Арлина дернулась в сторону, но не так просто было вырваться из крепких объятий. – Я не за тем к вам пришла. Милорд... 

– Для тебя просто Эйгон, – внезапно перебили её, и шею обжег новый поцелуй. – У нас мало времени...

Дождь резко прекратился, растущая луна вынырнула из-за тёмной тучи и заглянула в окно. Дорожка лунного света упала на толстый ворсистый ковёр, и этого было достаточно, чтобы Арлина побледнела и резко отшатнулась. Перед ней стоял не старик вовсе, а молодой высокий мужчина с белыми волосами длиной до плеч. На миг Арлине показалось, что висевший в кабинете портрет ожил, и тринадцатилетний мальчик ступил с него, в одно мгновенье повзрослев и возмужав. Но вот высокие сапоги, из-под каблука одного из которых Арлина ранее вытаскивала поломанную горгулью, были точь-в-точь как у старика. Того же покроя и цвета были и штаны, и кожаный пояс с широкой пряжкой, но тело под расстёгнутой рубашкой было вовсе не старческое, а молодое, упругое и красивое. 

– В-вы к-кто? – заикаясь, выдавила девушка, пятясь к двери.

Серые глаза знакомо сверкнули, и у Арлины пересохло во рту. Приоткрытая дверь за спиной захлопнулась, и Эйгону хватило одного шага, чтобы опять свести на нет расстояние между ними. 

– Не бойся, – шепнул он, нежно коснулся пальцами волос девушки, поправляя выбившиеся из-под ленты пряди, и подался вперёд, намереваясь сорвать первый настоящий поцелуй. 

– Нет, – Арлина взметнула руку и уперлась ею в грудь Тайернака. Только немного не рассчитала силу – зажатый в кулаке каменный клык прошёлся остриём прямо около сердца. Эйгон болезненно поморщился, а Арлина ахнула и разжала пальцы. Клык утонул в высоком ковровом ворсе, на который следом капнула алая кровь.  

– Ты за этим явилась? – и не разобрать сразу, чего в голосе больше: злости и язвительности или обиды и горечи. 

– П-простите, – начала было Арлина, протянула руку, чтобы коснуться раны, но была остановлена Эйгоном. Смяв стянутую рубашку, он приложил её к порезу. – Я хотела спасти вас...

Тайернак усмехнулся. 

– Вы не верите? – воскликнула девушка. – Я всё слышала, милорд. Они подсыпали вам сон-траву в чай вместе с каким-то ползучим гадом. Сейчас сюда придёт Пакстон, принесёт вам чашку и чайник, и вы убедитесь, что я говорю правду. 

– Я не жду Пакстона, – холодно отрезал Тайернак, отворачиваясь. – Я не просил никакой чай, а тебя прошу уйти вместе с твоими сказками, бреднями и выдумками. 

Арлина окончательно растерялась. 

– Но как же так? Я отчетливо слышала их разговор. Пакстон так и сказал: «Он просил принести травяной чай через полчаса». 

– Я не пью по ночам травяной чай, – пожал плечами Эйгон, отнимая от груди скомканную рубашку и осматривая порез. – Его хлещет чайниками Грибо, когда читает по ночам книги в библиотеке... Грибо! 

Эйгон отшвырнул запачканную кровью ткань, развернулся и зашагал к выходу из спальни. Арлина нащупала в ковре злополучный каменный клык, схватила его и кинулась вслед за Тайернаком. 

По длинному коридору оба уже не шли, а бежали; на лестнице перепрыгивали через ступеньки, а Арлина пару раз в темноте даже налетела на колонны. Хорошо, основание у тех было прочное и внушительное, и высотой они уходили в потолок – такие с одного налёта не сшибешь. 

Двери в кабинет-библиотеку были приоткрыты, свечи зажжены, и слышно было, как кто-то скребёт когтем по плотному пергаменту. 

Эйгон влетел в комнату первым, Арлина едва поспевала. Влетел, и с руки тотчас сорвалась белая молния, и ударила в кремовую с голубым ободком фарфоровую чашку, которую Грибо ловко подцепил когтями и поднёс к губам, намереваясь сделать глоток. Чашка разлетелась вдребезги, тёмные брызги взметнулись вверх и осели на картине за креслом, золотом канделябре, стопке писем и старых книгах, раскрытых на середине. 

– Хулиганство! – завопил ошеломлённый Грибо, снимая с носа треснувшее пенсне и вытряхивая стеклышки на стол. – Вы ведь могли меня и зрения лишить! 

– Грибо, – Эйгон тяжело дышал и с трудом говорил, – ты его пил? 

Горгулья недоуменно поморгал лишёнными ресниц глазёнками, потом скрестил лапы, по-профессорски нахмурил брови и недовольно выдал:

– Милорд, когда вы последний раз читали пособие по этикету? Вы ворвались в тишайшую во всём замке комнату, нарушили древнейшую церемонию чаепития и не соизволили оказать мне и знака уважения, надев хотя бы камзол. И кстати, вы знаете, что с вас капает кровь на дорогой ковёр? 

Из-за спины Эйгона выглянула ничего не понимающая Арлина, и Грибо выпучил глаза. 

Тайернак подошёл к столу, взял чайник, приподнял крышку, вдохнул запах и закашлялся. 

– Убойное пойло, – пробормотал он, не переставая кашлять. Затем открыл окно и выбросил чайник на улицу. 

– Хозяин, – возбужденно зашептал Грибо, вскарабкавшись на высокую стопку толстых книг, чтобы быть поближе к магу, – она здесь... вам бы оглянуться. 

– Знаю, – мрачно ответил тот и убрал за ухо упавшую на лицо белую прядь. 

Круглые глаза горгульи радостно заблестели, тот потёр лапки от непонятного Арлине удовольствия и выдал:

– Так, значит, вы уже сделали ей предложение! Когда свадьба?

Глава 16. Выхода нет

Одновременно прогремели два удара: раскат грома и звонкая пощёчина. 

– В следующий раз, – прошипела Арлина, – когда будете строить планы насчёт меня и обсуждать их с кем попало, спросите вначале моё мнение!  

– Я жду объяснений, – Эйгон вовремя перехватил вторую руку девушки, которую она, разъярённая и обиженная, уже заносила для следующего удара.

– Нет! Это я жду объяснений! – взорвалась Арлина, вырываясь из тисков Тайернака. – Что за балаган вы устроили? Наплели в три короба про себя, семью, а я, наивная, поверила и пожалела вас! Вы самый ужасный человек на свете! Вы лжёте и играете на чувствах других. Подумали, что если я прониклась к вам симпатией, то со мной можно делать всё, что взбредёт в голову?  

– Мне нужно с ней поговорить, – бросил Эйгон в сторону Грибо и облизнул сухие губы. 

– Да понял я, понял, что свадьбы не будет, – разворчался горгулья, семеня лапками к двери. – Замечу, милорд, что в коридоре прохладно, тёплых галош у меня нет. Как лапы замерзнут – сразу обратно приду. Так что рассчитывайте своё время.     

– Кыш уже! – цыкнул Эйгон, развернул Арлину к себе, обжёг взглядом и в лоб спросил. – Чей разговор ты слышала?   

– А вот и нет! – продолжала негодовать девушка. – Ничего я вам не скажу, пока вы не ответите на мои вопросы. 

– Сейчас речь о том, что Грибо чуть не отравили, а не о капризах молодой заносчивой особы, которая, стоит оставить её одну, сразу норовит вляпаться в историю. 

– Если бы не способность этой, как вы говорите, особы вляпываться, ваш обожаемый Грибо не скрёб бы сейчас когтями за дверью, подслушивая! 

– Я не подслушиваю! – раздался обиженный голос из коридора. – Я просто поймал мышь. 

– Хорошо, – Эйгон немного остыл, – тогда ответ за ответ. Ты отвечаешь на мой вопрос, а я – на твой, идёт?

– Так мы до утра не управимся, хозяин, – крикнули из-за двери, и серые глаза метнули в ту сторону молнии. – Ай, мои пятки!

– Идёт, – уверенно ответила Арлина. 

– Что и где ты слышала?

– Я была в комнате прислуги, что рядом с кухней и ведёт на задний двор.

– Что ты там забыла?

– Сбежать хотела от вас.

Заметив волнение на лице Тайернака и желание ответить подходящей колкостью, Арлина спешно добавила:

– Будете перебивать, точно до утра не закончим. 

Эйгон еле сдержался, чтобы не съязвить в ответ, но вовремя  взвесил возможные последствия и сдержался. Арлина перевела дыхание  и продолжила.

– Я успела спрятаться, когда в комнату вошли двое: Пакстон и кто-то ещё.

– Тоже из слуг? 

Арлина мотнула головой. 

– Нет. Будь он из слуг, я бы узнала. Но вот, – девушка вдумчиво наморщила нос, – его голос показался мне знакомым. 

Эйгон насторожился. 

– Можешь вспомнить, где ты могла его слышать? В стенах Штормового замка или в Атоле?  

– Нет, никак не могу припомнить. Но я не шучу, голос знакомый, но это не ваши слуги. 

– Я тебе верю, – Эйгон взял ладонь девушки в свои и нежно провёл по руке холодными пальцами. Волнение, смешанное со странным, накатывающим волнами желанием всколыхнулось, словно в тлеющий костер подбросили сухих дров, но тут же отступило под напором снежной прохлады, лавиной спускающейся с высоких гор и накрывающей всё вокруг бархатным снегом. Арлина одёрнула руку.

– И что они обсуждали? – в голосе Тайернака звенел лёд. 

– Вас, милорд. 

– Что именно? 

– Теперь моя очередь задавать вопросы. 

Эйгон болезненно скривился. Так, словно раздражало его вовсе не требование, а нечаянные прикосновения тоненьких пальцев к царапинам на его груди, когда Арлина впопыхах убирала руку. 

– Вы дали слово! – воскликнула девушка, наблюдая за изменениями в лице Тайернака. 

– Хорошо, – выдавил тот. 

– Что за спектакль вы устроили с переодеванием в старика?

– Это то, с чем я живу уже много лет, – тяжело выдохнул Эйгон. –  Всё началось с того дня, как сбежал мой брат. Я перестал быть самим собой: днём – уродливый старик, на вид которому все триста лет, не меньше, а ночью и только в час волка – такой, какой я есть на самом деле. И это будет длиться до тех пор, пока на час волка не придётся возрождение феникса из пепла. А это произойдёт через полторы луны, – подытожил Тайернак. 

– А что случится после того, как совпадут феникс и волк?

– Надеюсь, что не умру, – криво усмехнулся Эйгон. 

– А если серьёзно?

– Останусь в облике старика до конца жизни. Жить буду мало и умру от разрыва сердца, узнав, что женщина, ради которой я готов на всё, обвенчалась с другим. 

Арлина чуть не топнула ногой с досады. 

– Заканчивайте уже с этими шуточками. 

– Я не шучу, – начал было Эйгон, но Арлина не дала закончить. 

– Но должно же быть средство... Заклинание, снадобье, обряд... Вы же маг, вы должны знать!

– Моя очередь, – оборвал Арлину Тайернак. – Так о чём они говорили? 

– О предсказаниях, о том, что одно уже почти сбылось, а второе сомнительно. И обо мне, – серые глаза мага недоумевали. – Пакстон назвал меня бесполезной и глупой. А тот, второй, говорил, о каких-то ставках и спрашивал, готов ли эликсир. 

Эйгон встал и беспокойно заходил по кабинету. 

– Ничего не понимаю, – бормотал он так, что Арлине едва удавалось расслышать. – Если это происки Квирла, то ему не нужен Пакстон, чтобы узнать правду. Что ещё ты слышала? 

– Только про сон-траву и ползучего гада, о котором я уже говорила. 

– Корень лютика ползучего, – поправил девушку Эйгон. 

– Он самый. И что это всё подмешали в чай. Я подумала, он для вас... и вернулась. 

– Что ещё? – глаза Эйгона лихорадочно блестели. 

– Теперь ваш черёд отвечать.  

Тайернак поравнялся с небольшим шкафчиком из тёмного морёного дерева с ручками в виде рыбьих хвостов, повернул один, больше похожий на хвост селёдки, открыл дверцу и вытащил завёрнутую в промасленный пергамент склянку, в которой булькала жидкость цвета морских водорослей. Вытащил зубами тугую пробку, капнул несколько капель снадобья себе на грудь, прямо на глубокие царапины, и те медленно стали затягиваться, оставляя после себя лишь едва заметные шрамы. 

– Этим эликсиром можно легко залечить несложные порезы, – неторопливо начал Эйгон, закрывая склянку и убирая её обратно в шкаф. – Другим – тяжелые ожоги. Есть такие, которыми можно и переломанные кости срастить чуть ли ни за одну ночь. Возиться, конечно, с рецептом долго – там требуется чешуя ржавого дракона, но я готовил и весьма успешно. Есть ли лекарство для меня? Если бы я знал причину, почему со мной происходят такие изменения, я нашёл бы средство, как с этим бороться.

– То есть, выхода нет? – сердце в груди Арлины непривычно замерло, будто всё, что говорил Эйгон, касалось не только его, но и её тоже.

– Есть одно зелье. Оно не обратит процесс вспять, но, по крайней мере, не даст ему прикончить меня окончательно. Хоть на время часа волка буду продолжать оставаться самим собой.

– Так сделайте это зелье! – воскликнула девушка. – Чего вы медлите? Время же идёт...

Эйгон стиснул зубы. 

– Сделаю. Должен сделать. И да, время идёт... осталось совсем ничего...

– Полторы луны, – уточнила Арлина. 

– Меньше, – внезапно поправил Эйгон. – Он отвёл мне десять дней. Феникс сгорит и возродится уже на следующей неделе. 

Теперь Арлина ничего не понимала и лихорадочно соображала, где могут крыться отгадки на многочисленные вопросы, которым, казалось, конца и края этой ночью не будет.

– Ты выйдешь за меня замуж, – если бы за окном прогремел гром, то он был бы сродни писку мыши, которого и пугаться не стоит. Но грома не было – были лишь слова, от которых Арлина вздрогнула так, как не вздрагивала ни от одной грозы за всю свою жизнь. 

– Нет, – Арлина попятилась к двери в коридор, но Тайернак её быстро перехватил и прижал к себе. 

– Я меньше всего на свете хочу получить тебя таким способом, – прошептал он, наклоняясь к девушке и вдыхая аромат её волос, – но выхода нет. Ты должна стать моей женой до конца лунного месяца. 

– Что угодно, только не это, – Арлина увернулась от его губ, но в результате уткнулась носом в спутанные белые волосы: от них пахло костром и лесом. – Вы прекрасно знаете, я не люблю вас и не могу стать вашей женой. Этому никогда не бывать.

– Я не прошу тебя любить меня, я как-нибудь смирюсь с этим.  Но обстоятельства таковы, что, если хочешь продолжить готовить эликсир, ты должна стать леди Тайернак до нового феникса. Обещаю, что как только с эликсиром будет закончено, я отпущу тебя. 

– Нет, – Арлина уже почти не дышала и еле находила в себе силы противостоять Эйгону. – Я не могу принять ваше предложение.

–  Это не предложение, – хриплым голосом ответил тот, – это третье условие нашего с тобой договора: ты выполняешь всё, что я от тебя требую.

Сдавленный крик сорвался с губ Арлины, она оттолкнула от себя Тайернака и выскочила из комнаты, чуть не сбив Грибо в коридоре.  

– Зачем вы так резко, хозяин? – пробормотал горгулья, вскарабкавшись на заваленный книгами стол и открыв толстенный фолиант, который остался непрочитанным. – В коем-то веке вам так повезло: девица попалась не глупая, старательная, хоть и упёртая. Глядишь, поможет, как и говорил волшебный шар. 

– Вот именно, что упёртая, – тяжело дыша, Эйгон присел на край стола, отодвинув книги. – Только и делает, что каждый день твердит о своём Мартане. А я что-то не вижу ни его войска около стен моего замка, ни его самого, страдающего от разлуки с невестой. Пропади моя женщина хоть на час, я бы землю перевернул, но нашёл.

– Может, он ищет, – вступился за принца Грибо.

–  Сомневаюсь. Я бы уже знал. Вороны летают повсюду, всё видят и обо всём докладывают. Ещё и кольцо ей подсунул – дешёвую стекляшку. Во всём фальшь и обман.

Эйгон дал по столу кулаком с такой силой, что перо и чернильница подскочили и шмякнулись на ковёр, окрашивая дорогой малахитовый ворс в чёрный цвет. 

– А чем вы сами лучше? – продолжал подначивать Грибо. – Что мешало вам сейчас сказать ей правду? На мой взгляд, хоть вижу я криво и не различаю синий и желтый цвета, она заслуживает, чтобы с ней обходились честно.

–  Что я должен был ей сказать? Что остановить это треклятое заклятие может только эликсир жизни, над которым я бьюсь уже столько лет, а он всё не идёт и не идёт? Что Лачтна ткнула мне в неё пальцем на площади Атоля и сказала: «Девчонка поможет»? Что Квирл лишит меня всего, если я продолжу её обучать? Или ты забыл правила? Магия должна оставаться в семье. Эта упёртая девчонка должна стать частью моей семьи, если я хочу, чтобы она сделала нужный мне эликсир. А дальше у нас будет ещё месяц...

– Ей эликсир тоже нужен. Помните про сон?

– Нам всем снятся кошмары время от времени.

– Её-то сон вещий.

Эйгон усмехнулся.

– Кто сказал? Лачтна? У неё всегда было богатое воображение. Но напугала она девчонку основательно – я даже сам поверил, пока она меня башмаком под столом не пнула, а то подыгрывать стал фальшиво.

– Простите?

– Лачтна выдумала про вещий сон. Надо же было как-то заставить нашу гостью пойти в Смоляные горы и согласиться на всё ради снадобья.

– Как-то это всё непохоже на вас, хозяин, – в трескучем голосе Грибо слышалась горечь. – Пользуетесь наивностью доброй девушки. Она ведь могла сбежать сегодня, а бросилась вас спасать. Она может сбежать и сейчас, а сама сидит у себя в комнате и носом хлюпает, даже здесь слышно. Расскажите ей всё. Всю правду про эликсир и фальшивое предсказание Лачтны. Расскажите, пока ещё не слишком поздно. 

Эйгон поднялся и подошёл к окну. Упёрся лбом в холодное стекло, с той стороны всё мокрое, и закрыл глаза. Если бы он мог сейчас видеть своё отражение, то обратил бы внимание не на спутанные волосы, не на небритый подбородок, не на шрам на груди и не на морщинки под глазами, а на тяжелый, измученный взгляд, теряющийся в догадках о правильности своих поступков, но понимающий, что иного пути нет. Но на стекле отражались лишь весёлые язычки пламени многочисленных свечей, а потому ни шрамов, ни морщин, ни взгляда разглядеть было невозможно.  

– Не могу, – прохрипел Эйгон и отвернулся от окна. – Если я ей всё расскажу, она уйдет в то же мгновенье – даже не обернётся. А она стала мне слишком дорога.

– Даже если она станет вашей женой, милорд, она не успеет приготовить нужный эликсир за полтора лунных месяца, чтобы вас исцелить. У неё и сизого пара то ещё не получилось. А тут целый эликсир! 

– Я знаю. Я уже не надеюсь на спасенье. Пусть ей никогда не удастся приготовить зелье, зато она всегда будет рядом со мной.

– Вас как будто подменили, милорд, – покачал головой Грибо и сгорбился, уткнувшись в книгу. – Я ещё посижу тут, почитаю немного. 

– А я разберусь с Пакстоном, – глаза Эйгона стали наливаться кровью. 

– Отведённый вам час подходит к концу, милорд. Принести вашу трость? 

– Обойдусь без неё, – прорычал Тайернак, оборачиваясь волком и злобно скалясь.

***

Несвежий шейный платок сняли и бросили на край кресла. Туда же отправились помятый камзол и белые перчатки, от грязи и дорожной пыли ставшие серыми. Ухоженные пальцы откинули крышку шкатулки, инкрустированную жемчугом и изумрудами, вытянули золотой перстень с сапфиром и надели на мизинец. Провели по засаленным тёмным прядям, пахнущим табаком и копчёной грудинкой, стряхнули с плеча длинный рыжий волос и отстегнули с пояса шпагу.

В дверь постучали негромко и неуверенно.

– Мы привели его, ваша милость, – проронил стражник, приоткрывая дверь в комнаты Мартана и толкая вперёд Алистера де Врисса, сонного, бледного и наспех одетого.

– Оставьте нас, – скомандовал принц. – Зайдёте, когда позову. 

– Это может быть небезопасно, сир, хоть у него и руки связаны, – вставил обеспокоенный стражник.

– Оставьте, – настойчиво повторил Мартан.

Перечить капитан королевской стражи не стал. 

Тишина нависла неприятной свинцовой тучей, которая никак не решалась разверзнуться. И если ты не в открытом поле, то можно пуститься бежать изо всех сил и укрыться от грозы под навесом или, на крайний случай, в тесном хлеву. И хоть покои принца не сродни пашням – конец и край виден – только вот радости от этого кот наплакал: с одной стороны окно, с высоты которого бросаться вниз полное самоубийство; с другой – дверь, а за дверью стражники. Вот и получается, что друга от друга не сбежать и не скрыться; остаётся только гадать, чья молния ударит первой. 

– Признаться, ждал, когда по мою душу щенки шакала сбегутся, – Алистер сломался первым. – Что угодно вашему высочеству? 

В ответ Мартан бросил на торговца полный высокомерия и презрения взгляд. Выглядел де Врисс откровенно плохо: осунувшийся и постаревший лет на десять, с неухоженной бородой и ногтями, ссутуленный и мрачный. Некогда острый взгляд сейчас беспорядочно блуждал по стенам, на которых кроме зловещих теней и аляповатых картин ничего не было. Седина, до недавнего времени серебрившая только виски, теперь поползла выше, и волосы цвета сосновой шишки обильно засыпало снегом, словно на улице была сильная метель.

– Мне угодно, – процедил принц после долгой паузы, – чтобы вы оплатили стоимость кольца, украденного вашей дочерью.

– А мне угодно, чтобы вы отыскали мою дочь, и тогда кольцо будет у вас. 

Мартан сорвался с места, схватил де Врисса за пуговицы кафтана с таким рвением, что пару тут же выдрал. 

– На чьей стороне сила, Алистер? На твоей? Так руки у тебя связаны. Твою воровку-дочь искали почти месяц. Я уже начинаю подозревать, что это был ваш семейный сговор – золота-то на твоих банковских счетах хватит только, чтобы дыры на штанах гвардейцев залатать. На новые никак не наскрести. 

– Зато вполне хватит, чтобы оплатить ваши попойки и дешевых женщин, – Алистер скользнул взглядом по несвежей одежде принца, нечищенным сапогам, задержался на мгновенье на лиловом пятнышке на шее и нахмурился. – От вас разит дешёвым вином и развратом. И вам никогда не нужна была моя дочь, ваше высочество. Жаль, что я слишком поздно это понял. 

– Зато сейчас мне нужно восстановить честь королевской фамилии.  

– И что вы от меня хотите?

– Драгоценности, Алистер. Камни, золото, серебро... Где всё это спрятано? 

– Вернёте мне дочь – получите всё, что у меня есть. 

– Ты меня не понял, Алистер, – в голосе Мартана слышалось нарастающее раздражение. Так закипает лава перед тем, как извергнуться из жерла вулкана и стереть всё вокруг с лица земли. – Мы с тобой не на базаре, а ты не в той ситуации, чтобы торговаться. Лишишься головы, стоит мне только шевельнуть пальцем. 

– Что моя голова, – усмехнулся де Врисс, – она будет у вас на руках, а драгоценностей вам всё равно не найти. Хотите моё состояние? Приведите ко мне Арлину. Вы получите и фамильное кольцо, которое я первым швырну вам в лицо, и всё остальное. 

– Ты хитрый человек, Алистер. 

– Куда мне до вас. 

Мартан подошёл к столику, взял графин и плеснул себе воды в бокал. Половину выпил в два глотка, вторую – вылил себе на голову. Тряхнул волосами, сбрасывая капли на пол, смерил де Врисса подлым взглядом и крикнул:

– Капитан Сайнорт!

В приоткрытые двери просунулась голова стражника. 

– Ваша милость? 

– Проводите де Врисса в темницу. Его место там, пока не заплатит за воровство. Да следите, чтобы не сбежал и не подкупил охранника. Головой отвечаете. 

Капитан перечить не смел, только со всей силы вцепился в связанные за спиной руки Алистера, словно боялся, что тот сейчас растворится или точно сбежит, и тогда плахи не миновать. Толкнул торговца в коридор и громко затопал в сторону лестницы, а после и двора, с которого тут же отправился за пределы стен королевского замка в направлении мрачной крепости, в подземелье которой было всегда страшно, сыро и холодно. 

Мартан упал в кресло и закинул ноги на стол. Сладко потянулся, зевнул, пробежал глазами по письмам. Сколько их накопилось, пока он развлекался и спускал деньги у Флинна! Куча приглашений на разные мероприятия, на которых единственное средство не заскучать – это только крепкий портвейн. Ну кому могут быть интересны крестины годовалой племянницы лорда Доннделлиона из Города-на-холмах? Или ежегодные скачки барона Фанфаренбаха, экономившего на лошадях и всегда выставлявшего на бега сплошных кобыл с пашни? Или очередное приглашение на чайный салон от маркизы Эмилии Штолль, где сахара в чай кладут меньше, чем обсуждают не явившихся на чаепитие соседей. Впрочем... Принц пощупал конверт. На простое приглашение не похоже. Маркиза всегда высылает королевской фамилии увесистые открытки, украшенные сушёной лавандой и озёрной лилией, а тут тоненький листочек надушенной бумаги внутри, не более.  

Нетерпеливо рванув конверт на себя, Мартан вытащил бежевую бумажку, пахнущую ландышами и туберозой, пробежал глазами по немногочисленным строчкам и, откинувшись на спинку кресла, расхохотался. А когда хохот перешёл в сдавленный кашель, то остановился, вытер с глаз пару слезинок и позвонил в колокольчик на шнурке. Ждать долго не пришлось.

– Звали? – голос Ланса был хриплым, заспанным и вялым. 

Мартан приподнял свечу, осмотрел слугу, перепутавшего не только рукава на тунике, но и сапоги, и бросил: 

– Переоденься, поешь, что осталось на кухне, и отправляйся в Тир-Арбенин. Вот золото. Хватит на мелкие расходы и смену лошадей. 

Сон Ланса как рукой сняло. Широко распахнув глаза, он часто-часто заморгал, с трудом понимая смысл слов господина, и только спустя несколько ударов сердца решился  на первые невнятные звуки. 

– Чего ты там мычишь? – раздраженно кинул Мартан. – Я неясно стал изъясняться? Одеваешься, ешь, берёшь лучшую лошадь и дуешь, что есть мочи, в Золотой город. Там отыскиваешь Арлину и привозишь ко мне. Судя по этому письму, она время от времени бывает на центральных улицах. – Мартан протянул Ланселю распечатанный конверт, полученный от маркизы. – Девчонка никак не может отвыкнуть от прежней жизни, суёт нос в богатые лавки и облизывается, так что найдёшь её без проблем. 

– Но, сир, – попробовал было вставить обескураженный Ланс, но был грубо и бесцеремонно перебит. 

– Как отыщешь, сразу хватай и ко мне. Можешь, по голове хряцнуть, чтобы не сопротивлялась, или напоить в усмерть. Делай, что хочешь – мне всё равно. Но чтобы тебя с ней никто не видел. Ни стража, ни слуги, ни отец или брат. Усёк?

Ланс кивнул. 

– Но позвольте, ваша милость, Арлина де Врисс собиралась идти в Смоляные горы. Я сам слышал. С тем старикашкой. За эликсиром. 

– Какой, у мухам навозным, эликсир? Тебя тогда по голове так огрели, что тебе всё, что угодно, могло послышаться. В письме Эмилии чётко сказано, что совсем недавно она видела девчонку де Врисс в модном салоне в Тир-Арбенине, одетую, как замарашка, нечёсаную и дурно пахнущую. Скачи в Тир-Арбенин, найди её и ко мне. И проверь, на пальце ли кольцо. А маркизе Штолль награду что ли какую дать за верную службу? – Мартан почесал переносицу. – Впрочем, обойдётся. Ланс, ты ещё здесь?

– Ага. 

– Да чтоб тебя... Мог бы уже за воротами быть. Дуй давай! И постарайся управиться быстро. Мне эта девка сейчас как воздух нужна. Другого выхода нет. 

– Как прикажите, ваше высочество.

Глава 17. Водяная лилия

– Сколько их ещё?

– Список был бы короче, милорд, если бы вы хоть часть кандидатов посмотрели днём.

– Днём я спал.  

– Храпели, как пёс моего бывшего хозяина. Помню, тот набегается ночью по окрестностям и приходит домой – еле лапы держат.

– Прочесать горы и леса на несколько миль туда и обратно мне не в тягость. Жаль только, Пакстона нигде не нашёл. 

– Усачу повезло. Но в следующий раз будьте любезны назначайте собеседования на дневные часы, как делают все нормальные люди. И вам проще будет, и народец перестанет кемарить в коридоре с обнимку со статуями моих сородичей.

– Сам говоришь, что днём делают встречи только нормальные люди, а я нормален лишь ночью в час волка. Давай не ворчи и зови следующего.   

– Как прикажите, хозяин, – Грибо слетел со стопки книг, поправил новёхонькое пенсне на носу и нырнул через приоткрытую дверь в коридор, где в этот поздний час было на удивление многолюдно и светло.  

Тяжёлое кресло в серо-синюю полоску и с высокой спинкой было отодвинуто от стола и приставлено к камину, в котором уютно трещали дрова. В кресле нога на ногу и по-хозяйски небрежно развалился Эйгон. На нём был светлый камзол, по низу, манжетам и воротнику которого витиеватыми узорами шла серебряная нить, рисовала пенящиеся волны и закручивалась четырёхлистным клевером. Коричневые штаны были в тон сапогам из дорогой кожи северных моранов, шею украшал чёрно-синий платок, а пальцы – перстень с крупным кроваво-красным рубином и неприметное серебряное кольцо, на внутренней стороне которого были выгравированы буквы на непонятном простому смертному языке. В одной руке Эйгон держал стопку бумаг, другой – крутил трость из белого дерева с алмазным набалдашником. Пробежав цепким взглядом по верхнему листочку, поморщился и бросил на пол. Выдернул следующий, довольно улыбнулся и щёлкнул пальцами. 

Двери в кабинет приоткрылись и пропустили долговязого рыжего средних лет, одетого опрятно и невычурно. Янтарного цвета борода сверкала в свете свечей, как и круглая лысина, начищенная до такого блеска, каким удивляет пол в бальной зале, подготовленный специально к высокому торжеству. 

– Лоренс из Медовых пустошей... – протянул Эйгон, изучая бумаги. – Рекомендации отличные, вредных привычек нет. Женат, пятеро детей, любит петь. Скажите, Лоренс, почему вы хотите уйти от лорда Пейверли? Слышал, из окон его замка видны красивые закаты. 

– Что закаты, – неожиданным басом ответил рыжий, – на них не прокормишься. А у вас жалование дворецкого в три раза больше, хотя видов совсем нет, – поёжился рыжий, бросая тоскливый взгляд в сторону окон, за которыми стояла непроглядная тьма и дождь стеной. 

– А что бы вы сделали, узнай, что в окрестностях рыскает волк?

– Расставил бы капканы, милорд. 

Эйгон сдавленно закашлял. 

– Благодарю. Передайте моему помощнику, чтобы пригласил следующего. 

– Помощнику? – во взгляде Лоренса проскользнуло недопонимание. 

– Такому ушастому и с клыками. 

– Как вам будет угодно, милорд. 

В ту же секунду решив, что размер жалования стерпится, а красивые виды важнее и куда приятнее проливного дождя и уродливой горгульи, рыжий заторопился к выходу и поспешил скрыться в коридоре, где облегчённо выдохнул. 

– Криспин Соннер из Изумрудной долины, – вполголоса произнёс Эйгон, читая следующие рекомендательные письма. – Вам раньше доводилось служить у лорда Пиктоша. И каково это было?

Место рыжего ценителя пейзажей занял низкорослый пожилой мужчина: нос горбинкой, глаза цвета мокрой земли, взгляд до того внимательный, что от него не ускользнёт ни одна мелочь, даже если это будет случайно оторвавшаяся запонка хозяина, закатившаяся под кровать.

– Лорд Пиктош любил ставить опыты, милорд. Доэкспериментировался до того, что сжёг себе начисто брови и ресницы. Я вовремя плеснул воды на его макушку, иначе и там сейчас блестела бы одна лысина.

– Пиктош всегда был неосторожен с огнём, – кивнул Тайернак. – Помню его на курсах магии стихий… До чего безобразно он добавлял к щепкам жуков-пламенюков! Так значит, – Эйгон перевёл взгляд с писем на претендента на должность дворецкого, – у мага служить согласны?

– Не имею ничего против службы у колдунов, волшебников, чародеев и ведьм. Также хочу заметить, что леди Агнесса из рода Амбервудов недавно сделала мне предложение работать у неё, но я пораскинул мозгами и решил...

Договорить не удалось – Эйгон скомкал бумаги и холодно бросил:

– Полагаю, у леди Агнессы вам будет лучше. Этой ведьме хорошо удаётся приворотное зелье. Вероятно, все вариации рецептов она испытывает на слугах. То-то они так часто меняются. Удачи. И позовите следующего.

Не успел Соннер и рта захлопнуть, как оказался за дверью в коридоре, где к собеседованию готовился новый соискатель: усиленно бил себя руками по щекам, пытаясь взбодриться, и потирал сонные глаза.

Тайернак отложил стопку исписанных с обеих сторон листков в сторону, развернулся к камину и подбросил дров. Голодный огонь с радостью лизнул сухие деревяшки, обхватил их со всех сторон и плюнул на ковёр довольными искрами, которые тут же накинулись на толстый ворс. Но взгляда мага было достаточно, чтобы свести на нет весь их пыл и жар и спасти семейную реликвию, которой было без малого семь сотен лет.

Из-за дверей донеслись звуки нездоровой возни. Эйгон бросил недовольный взгляд в сторону шума и прислушался. Крутанул трость пару раз в правой руке и довольно улыбнулся уголками губ. Лёд во взгляде серых глаз мигом растаял, а левая рука провела по камзолу, оправляя его и стряхивая с плеча на пол маленького паучка.

– Мне надо пройти! – звонкий голос отозвался эхом во всех уголках замка. Входная дверь дёрнулась, но была тут же притворена обратно.

– Не положено! – возмущённо вопил Грибо, спешно дуя на прижатую лапу.

– Я тебе покажу «неположено», – кипятилась Арлина, снова штурмуя дверь. Вцепилась в неё обеими руками и изо всех сил потянула на себя.

– Хозяин занят важными делами, – Грибо навалился спиной на дверь, возвращая её в исходное положение.

– Моё дело не менее важное. Целый день василиску под хвост, и завтра, видимо, ожидается то же самое!

Арлина дёрнула за круглую ручку и, пользуясь моментом, когда неуклюжий горгулья замешкался, вдруг усмотрев мышь, высунувшую нос из щели в стене, быстрее ветра промчалась в библиотеку. Грибо оставалось только прыгать вслед за девушкой, делая безуспешные попытки ухватиться хотя бы за подол её серого платья, чтобы утянуть обратно в коридор.  Зацепиться не удалось – когти только скользнули пару раз по ткани, оставляя после себя некрасивые дырки.

Остановилась Арлина только, когда увидела Эйгона. От неожиданности замерла, взмахнула руками, ловя воздух, и еле-еле устояла на месте. Прошлой ночью, когда в голове перемешалось слишком много всего, и всё это было залито щедрой порцией креплёного вина, ей было совсем не до нового образа хозяина Штормового замка. Да и что там разглядывать, если света мало, а взгляд только и делал что цеплялся за кривую царапину, нанесённую острым клыком. Сейчас же в ярком свете многочисленных свечей изысканным блеском переливалась каждая серебряная ниточка, как и сверкала каждая пуговица на красивом, пошитом по фигуре и идеально сидящем камзоле. Волосы, ранее спутанные и пахнущие лесом, ровными прядями обрамляли чисто выбритое лицо. На вид Арлина дала бы Эйгону лет двадцать семь, не больше, если бы не морщинки в уголках глаз. С первого раза незаметные, но, если не поддаться растущему искушению и не утонуть в том водовороте, куда затягивал буравящий взгляд, то можно было разглядеть неглубокие складки, говорившие о том, что жизненного опыта у лорда Смоляных гор может быть гораздо больше, чем кажется при первом знакомстве.

Сердце Арлины забилось: не испуганно, как прошлой ночью, а взволнованно. Так, как стучало много недель назад во время пикника на озере, когда, решив немного отдохнуть от весёлого шума, звенящего смеха, колыхающихся вееров и карточного шелеста, Арлина отошла от толпы, повернула в сторону воды и медленно побрела по берегу, загребая  башмаками траву и мелкие незабудки. Она и не ждала, не думала, что в тот момент была не одна. Тихо мурлыкала себе под нос милую песню про добродушного горшечника и гадала на лесной ромашке, как вдруг была с лёгкостью подхвачена на руки и закружена с такой силой, что соломенная шляпка, украшенная яркими маками, слетела на землю и покатилась прямо к воде. Туда же, на мягкий ковёр из пахнущих мёдом цветов и трав, плюхнулись Мартан и Арлина: оба раскрасневшиеся, взволнованные и в ту минуту безумно влюблённые друг в друга.

Он был такой по-наивному милый, застенчивый и внимательный, что Арлине хотелось зарыться пальцами в его густые вьющиеся волосы, намотать одну прядку на палец, коснуться губами мочки уха и тихо прошептать: «Согласна». Но сколь бы ясно не читалось желание во взгляде неопытной девушки, принц повёл себя поистине благородно, чем вызвал у Арлины ещё одну волну восхищения. Он не потребовал ни клятв, ни доказательств любви, а только скинул с себя камзол и сапоги и бросился в ледяную озёрную воду, ещё не прогретую лучами солнца. 

Арлина ахнула в тот миг, но не успела опомниться, как Мартан уже вылез на берег, весь мокрый, холодный и взъерошенный, и протянул девушке белую кувшинку, сорванную у островка, куда он доплыл в три счёта. «Символ моего дома, – прошептал он, проводя пальцами по дрожащим лепесткам, – и символ нашей любви». И в тот момент Арлина поняла, что влюбилась. 

И было крайне странно, почему именно сейчас волнами всколыхнулись сладостные воспоминания, заколотилось, заволновалось сердце, во рту пересохло, и щёки готовились вот-вот заалеть. Ведь напротив стоял вовсе не Мартан, а тот, кто минувшей ночью наговорил кучу непристойностей и отказался даже обсуждать варианты. А уж варианты Арлина нашла...

– Я к вам по делу. 

– Тоже пришла собеседоваться на место дворецкого? Прости, но твоих рекомендательных писем у меня нет, – съязвил Эйгон. 

– Сейчас напишу и не одно, – Арлина была настроена воинственно. 

– Чем обязан? – нарочито сухо бросили в ответ. 

– У нас был уговор, что вы учите меня готовить эликсир. Вы же делаете что угодно, только ничем мне не помогаете! Всё утро вас не было, потом дрыхли – пушкой не разбудишь... Да-да, я пробовала! Сейчас хлещите вино и читаете корявые записульки из ряда «женат-разведён, курит нюхательный сорт табака, чулки у жены василькового цвета». А эликсиром и не пахнет. 

– Спешка нужна при ловле блох, – бесстрастно заключил Эйгон, поддевая десертной вилкой маслину с тарелки. 

– Спешка нужна здесь и сейчас, а блохи у вашего Грибо, – упрямилась Арлина. – Мы немедленно продолжим опыты по варке эликсира, и, клянусь, я закончу его до наступления Феникса. Не будь я Арлина де Врисс! И мне не придётся идти на поводу у вас, выполнять ваши  условия и становиться вашей женой.  

– Я не расположен сейчас подниматься в Ледяную башню, чтобы контролировать твои действия. 

– Тогда башня спустится сюда!

– Это угроза?

– Это необходимость, милорд, – сладко пропела Арлина, радуясь одержанной победе. – Мне нужен этот эликсир, и никакая толпа возможных заменителей Пакстона меня не остановит. 

– Так-то эликсир и нам ой как нужен, – задышал на ухо Эйгону Грибо. 

– Так-то пока я ещё тут хозяин, – таким же шёпотом ответил Тайернак. 

А Арлины и след простыл. 

– Упрямая своенравная девчонка, – Эйгон сжал в руке трость с такой силой, что с набалдашника на ковёр посыпались ледяные искры. 

– Прикажите позвать следующего? 

Маг кивнул, а сам думал о своём. 

– Райнорт Крот из Темнолесья, – пафосно объявил Грибо, отходя в сторону и пропуская в кабинет коренастого брюнета лет тридцати, внешне никаким образом не смахивающего на крота, а, напротив, в меру привлекательного, загорелого и кареглазого.

– В Темнолесье в этом году засуха? – Эйгон даже не удосужился развернуть сунутые ему в руку бумаги с данными о кандидате, а только внимательно изучал его, оглядывая с головы до ног.

– Как никогда, милорд, – и голосом тот вышел бархатным, мелодичным, и манерами тоже блистал. – Всё лето пожары стояли, еле потушили. Зато теперь опушек столько – падай на землю, загорай и хрусти незрелыми ягодами.

– Я полагаю, дома тоже задело.

– И не один десяток. Лорд Лайнелс, мой бывший хозяин, из-за тех пожаров разорился и был вынужден уволить большую часть прислуги. Теперь вот я пытаю счастья у вас…

Эйгон многозначительно присвистнул и нырнул носом в рекомендательные письма.

– Рекомендации отличные, – протянул он, а по выражению лица было видно, что, как знаток своего дела, Райнорт Крот ему подходит, но, несмотря на все заслуги выходца из Темнолесья на прошлом месте, Эйгон усиленно искал, к чему бы такому придраться, и, как назло, ничего не находил.

Со стороны потайной двери, ведущей на лестницу в Ледяную башню, послышался грохот. Что-то зазвенело о камень и покатилось кубарем вниз, то перепрыгивая сразу через три ступени, то подскакивая на одной и той же два раза. Наконец, бахнулось о порог и замерло.

Неказистая дверца, сокрытая от посторонних глаз, робко скрипнула и приоткрылась. Из темноты на яркий свет и всеобщее обозрение выкатился медный котёл, следом за ним показалась девичья ножка, обутая в удобный башмак, и под занавес – сама Арлина, запыхавшаяся, с горелкой в одной руке и ведром – в другой. Не обращая внимания ни на Райнорта, ни на Эйгона, молча наблюдавших за каждым шагом девушки и реагировавших на происходящее каждый по-своему – Эйгон был чернее тучи, а вот возможный будущий дворецкий, напротив, не скрывал улыбки – Арлина прошла к столу, шваркнула острыми ножками горелки о без изъяна отполированное дерево, поставила рядом ведро, в котором плескалась набранная впрок роса, и двинулась обратно за котлом.

– Вы женаты, Райнорт? – внезапно осведомился Эйгон, разворачиваясь к собеседнику и предпочитая не смотреть, как, активничая изо всех сил, Арлина продолжала царапать дорогое дерево, закрепляя на нём горелку и водружая на неё увесистый котёл.

– Заработался так, что не было времени выбрать себе хозяйку, милорд, – задорно ответил Крот. – Да и в наших краях девушки все рыжие и низкорослые. Не сравнятся с вашими, – словно намекая, добавил он, скользнув взглядом по скромному серому платью Арлины, простым башмакам, неприметной ленте в волосах и сделав нужные выводы.

– Хм, – только и ответил Эйгон, а рука, державшая трость, напряглась.

Камин затопили давно, но сырость за окном стояла такая непобедимая, что, сколько ни топи, жарко в кабинете никогда не станет. И было крайне странно, когда Эйгон вдруг, бросив бумаги на кресло, расстегнул верхние пуговицы камзола и ослабил узел на шейном платке, словно в комнате воцарила невыносимая духота. Пара шагов к столу – и его рука уже поправляла ножки горелки, и та, наконец, перестала шататься. Мельком осмотрев уродливые царапины на отполированной поверхности и неодобрительно покачав головой, Эйгон негромко произнёс:

– Не хватает плюща, алмазной муки и лепестков лунного коровяка.

– А у меня только две руки, – ворчала Арлина. – Сейчас принесу.

Вытерев измазанные жиром и копотью руки о платье, девушка нырнула обратно на тёмную лестницу и застучала каблучками вверх по ступенькам. 

– У вас милая ученица, милорд.

– Это моя жена, – Эйгон повернулся, и на его губах играла довольная улыбка. 

– Простите, – стушевался Крот, – я ничего не знал о леди Тайернак… Последний раз, когда я наводил о вас справки, вы были не женаты.

– Думаю, мы поняли друг друга, – холодно и с нотками ревности в голосе отрезал Эйгон. – Искренне надеюсь, что вы без труда найдёте желаемое место, а в качестве помощи вам и людям ваших земель примите это.

Эйгон отодвинул верхнюю полку стола, вынул мешочек из чёрно-синего, в тон шейному платку, бархата и протянул Райнорту.

– Здесь сто монет золотом. Хватит на восстановление домов и первое время.

– Благодарю, – ответом был вежливый поклон и спешное удаление к толпе прочих соискателей, порядком сонных, уставших и уже сомневающихся, а стоит ли бороться за место в Штормовом замке, или, быть может, лучше поискать что-то другое: поспокойнее, посытнее и потеплее. 

– Почему вы ему отказали? – недоумевал залетевший в кабинет Грибо, зашумел тяжёлыми крыльями и, запрыгнув на руку Эйгону, вцепился когтями в рукав его камзола.

– Ты бы видел, как он на неё смотрел...

– Словно кабанью кость обгладывал? Знаю, я таким же взглядом вас в харчевне сверлил, когда вы ели-пили, а мне ни крохи не перепало. Эх, жаль, что вы его забраковали. Я был уверен, что на этом кандидате наша сегодняшняя бессонная ночь закончится. 

– У меня ощущение, что сегодняшняя ночь никогда не закончится, – пробурчал Эйгон, кивая в сторону котла на столе.

– Я уже тут! – звонкий голос не заставил себя долго ждать. 

Полотно на двери на лестницу всколыхнулось; изображённый на нём дракон изрыгнул пламя и совсем некстати подпалил пятки играющему на свирели пастуху, что пас овец в крайнем левом угла гобелена. Из каменной темноты выпорхнула Арлина, держа в руках и под мышкой весы, свёртки, банки, бутылочки и даже соломенную корзинку, доверху набитую цвета болотной зелени плющом. 

Через пару минут горелка вспыхнула ярким пламенем, в котёл плеснули росу, добавили нужное количество плюща и затаили дыхание, внимательно следя за паром, поднимающимся над булькающим варевом. 

– Следующего звать? – спросил Грибо, срываясь с локтя Эйгона и перелетая на спинку кресла. 

– Не вижу смысла, – отмахнулся тот. – Всё не то. Один ленив, другой заносчив, третий не женат...

– Наличие жены-то причём? – отвлеклась Арлина. – Пакстон был не женат, и вы не возражали. 

– Пакстон, моя дорогая, в Штормовом замке следил исключительно за порядком, и его взгляда удостаивались только пыль, мыши и утренняя почта. 

– Может, посмотрите ещё одного? – взмолился Грибо, тыкая когтями в бумаги. 

– А что там? Чем примечателен? – равнодушно спросил Эйгон, пробегая взглядом по строчкам. – Он коллекционирует грибы. Грибо, тебе сон-травы мало было? Ещё осталось мухоморов в суп подсыпать. Раздай всем по золотой монете, и пусть расходятся по домам. На сегодня хватит. 

Эйгон сдёрнул с шеи платок, перекинул его через спинку кресла, расстегнул до конца камзол, снял и отправил к платку. Присел перед камином, поправил кочергой дрова и перемешал угли. 

– Зачем вам вообще дворецкий? – рассуждала Арлина, не сводя взгляда с клубов пара и не спуская пальцев с рычажка горелки, чтобы её вовремя выключить. – Вы ведёте жизнь затворника, у вас никто не бывает. Вы малотребовательны, а если что и нужно, то проще наколдовать, чем дожидаться, пока подоспеет слуга. Если вдуматься, вам и мадам Потаж не нужна. Взмахнули тростью – суп на столе. 

Эйгон опустился на пол и уставился в играющее в камине пламя. 

– В таком супе обычно плохо проваривается чечевица. А если готовить соус, то выйдет совсем отвратительно и с комочками. Я пробовал. Да и запечённые каштаны у мадам Потаж самые вкусные из тех, что я когда-либо ел. 

– Я завтра запеку каштаны сама. Сравните. 

– Ты вначале эликсир свари, – сонным голосом проронил Эйгон, опёрся спиной о кресло и вытянул ноги к огню. 

– Я варю, – Арлина следила за кипящей росой. 

Столп игривых искорок взметнулся вверх. Огонь красиво заиграл на угольках, пожирая остатки чёрного, как смоль, дерева. По портретам и гобеленам на стенах метнулись тени и скрылись за оконной шторой, внезапно заволновавшейся, будто в комнату ворвался холодный осенний ветер. 

Эйгон дремал. Ничего не видел и не слышал. Закрыл глаза и ровно дышал, убаюканный мерным треском поленьев в камине. Тому вторил дождь за окном, барабаня по каменным навесам и водостокам. И даже мыши, высунувшие носы из нор и пробующие воздух на запах сырных корочек, не рискнули пищать и будить хозяина замка. 

Эйгон спал. Его грудь мерно вздымалась в такт дыханию, ресницы слегка подрагивали, а прядь волос упала на щёку. Ладонь левой руки покоилась на лежавшей рядом элегантной трости; алмаз на её набалдашнике потух и, казалось, тоже спал вместе с хозяином. Но стоило ворсинкам на ковре прогнуться под широкими и невысокими каблучками, как многогранник вспыхнул бледным светом. 

– Милорд, – тихонько позвала Арлина, присела рядом и осторожно коснулась плеча Тайернака. 

Эйгон вздрогнул и открыл глаза. Пальцы вмиг сомкнулись на трости, заставляя волшебный камень успокоиться и погаснуть. 

– Милорд, – повторила Арлина, и Эйгон уловил волнительную дрожь в её голосе, – простите, что разбудила, но... у меня получилось! 

Ликованию девушки не было предела: щёки алели, глаза блестели, руки дрожали. Не веря своему счастью, Арлина кусала сухие губы и, разреши ей, готова была тотчас сграбастать Тайернака, притащить его к снятому с огня котлу и похвастаться своим успехом. Но того тащить никуда не пришлось. Не поверив в услышанное, он вскочил на ноги, даже не оправил жилет и рванул к столу. Обжигая пальцы, зачерпнул рукой прозрачное, как слеза, зелье и довольно улыбнулся. 

– Я же говорила, что у меня получится, – радовалась Арлина, – а вы не верили. Что там у нас дальше? 

Девушка схватила книгу с рецептами зелий, заложенную на нужной странице засушенным цветком фиалки, открыла и заводила пальцем по буквам. 

– Добавьте алмазную муку и лепестки коровяка лунного и настаивайте три лунных дня. Это у нас имеется! 

Крышка жестяной банки полетела в сторону. Три лепестка нырнули в горячее варево. То громко чавкнуло и с удовольствием проглотило подкинутое лакомство. 

– Муку отмерь на весах, – вовремя встрял Эйгон, опуская на одну чашу воздушное птичье пёрышко. 

– Никак не хочет, – покачала головой Арлина, наблюдая, как по очереди заваливалась в сторону то правая чаша, то левая. – То недовес, то перевес. 

– Вот так, – Эйгон легко смахнул ногтем несколько алмазных пылинок, и весы выровнялись. – Теперь перемешай и жди трое суток. На четвёртые продолжим. 

– Просто так ждать я не буду, – Арлина стояла на своём. Отложив испачканный в зелье черпак в сторону, девушка опять склонилась над книгой. – Терять три дня для меня непозволительная роскошь. На четвёртый день обязательно окажется, что того не донесла, этого не досыпала, здесь не долила. Я подготовлю всё заранее. Что там у нас дальше по списку? Слизь земляных червей! – брезгливо, но пафосно объявила она. – В ней-то какой смысл? 

– Черви копают землю, а в земле покоятся мёртвые. Чем же ещё разбавлять отвар, если не их слизью? Но на самом деле, – Эйгон потянулся и хрустнул суставами, – просто ни одного достойного разбавителя алмазной муки до сих пор не нашлось. Вот и остаётся только со слизью работать. К счастью для тебя у меня осталась с прошлого раза целая склянка этого добра. Поделюсь. 

Арлина цвела от счастья. 

– Щепотка молотой сон-травы, – произнесла девушка, подняла голову и вопросительно посмотрела на мага. 

– Если не смешивать с ползучим лютиком, то сон-трава станет не ядом, а единственным путём к спасению. Она превратит смерть в сон, и тебе останется лишь разбудить того, кто для всех уснул навеки. У меня этого ингредиента нет. 

– Зато у меня есть, – внезапно выпалила девушка и выудила из кармашка свёрнутую треугольником хрустящую бумажку. – Я вытащила это из кармана кафтана Пакстона, который он бросил в комнате прислуги прежде, чем удрать. 

– Вот и Пакстон пригодился, – проворчал Эйгон, изучая содержимое бумажки и аккуратно пересыпая его в стеклянную баночку. 

– Ещё нужны волчья шерсть и клык какого-то хищника. 

– Тут ты можешь убить сразу двух зайцев: и волка ободрать, и клык у него выдрать. В моих лесах волков полно, но сомневаюсь, что кто-то добровольно согласится подставить пасть и загривок. 

– Обойдёмся без жертв, – ободряюще заверила Арлина, подмигнула, вновь нырнула пальцами в кармашек платья и вытащила клок шерсти, случайно выдранный с воротника плаща Эйгона в недавнюю роковую ночь. 

– Покажи-ка, – Эйгон прищурился, протянул руку, выхватил пару волосинок из кулака Арлины. – Это же шерсть Спарка. Боги болотные, откуда она у тебя? 

– Ругаться будете?

– С моего плаща? – рыкнул Тайернак и шагнул к Арлине, словно пошёл в наступление. 

– Я не специально, – девушка отступила назад. 

– Это шерсть моего волка, – каждое слово звенело сталью. 

– Я случайно, – пролепетала Арлина, продолжая пятиться. Рука сама метнулась к спасительному кармашку, шмыгнула внутрь, нащупала острый камень и вытянулась вперёд, заставляя Эйгона остановиться. Меж пальцев девушки был зажат тот самый, отвалившийся от статуи горгульи, клык, который так некстати прошёлся по груди мага прошлой ночью. 

– Ещё шаг, и я всажу его вам в плечо, – пригрозила Арлина. – Я не виновата, что так получилось с вашим плащом. Если бы я не ухватилась за воротник, они бы меня обнаружили.  

Внезапно пальцы зажгло так, словно их лизнуло пламя. Арлина вскрикнула, разжала кулак, огонь отступил, а клык перелетел по воздуху прямо на ладонь Эйгону. Охая и ахая, Арлина трясла рукой, пока жар не прошёл, а затем, разгневанная, бросила испепеляющий взгляд на Тайернака.  

– Это то, что надо, – Эйгон поднял клык на свет и внимательно рассмотрел его. – И волку в пасть лезть не придётся. Тебе повезло. Что там дальше? 

Решив, что разбираться в случившемся себе дороже, Арлина поспешила обратно к столу, заглянула в книгу, нашла нужную строчку и ответила: 

– Остались экстракт алой кувшинки и непереводимая игра букв на непонятном наречии. Что это за зверь? 

– С кувшинкой я тебе помогу, – Эйгон проигнорировал вопрос про последний ингредиент, схватил с кресла камзол, надел, наспех застегнул несколько пуговиц посередине. – Идём. Времени мало. 

Схватив трость, он быстрыми шагами вышел из кабинета, а Арлина ринулась вслед за ним. 

Шаг за шагом Эйгон углублялся в лес. Алмазный многогранник светился ярко и заменял тысячи свечей: словно мириады звёзд вдруг спустились с неба и наполнили собой волшебный камень, зажглись и осветили всё вокруг вперёд на несколько миль. 

Арлина едва поспевала. В тех местах, где Эйгон легко перепрыгивал через кочки, она увязала; там, где он ловко уворачивался от широких лап колючих елей, она врезалась в них лбом и получала удар шишкой. Ухабы, ямы, высокие муравейники, сухостои и коряги – следуя за Тайернаком, девушка собрала всё на своём пути, окончательно порвала подол платья и исцарапала руки. 

Остановился Эйгон так же внезапно, как и сорвался с места. Арлина, разогнавшись, пролетела бы мимо, если бы маг вовремя не перехватил её и не потянул к себе. 

– Смотри, какая красота, – прошептал он на ухо девушке и вытянул вперёд трость. 

Волшебный алмаз сменил цвет с белого на бледно-голубой, ночная мгла расступилась, и перед Арлиной открылось лесное озеро, сверкающее подобно сказочному. Лёгкий ветерок подул с запада, взъерошил волосы девушки, будто заигрывал с ними, затем поднялся в небо к тучам и разогнал две тяжёлые, дождевые в разные стороны, выпуская на свободу месяц. Серебристый, тот покачался и, минуя верхушки сосен и елей, скатился с чёрной скатерти в воду, где лёг блестящей дорожкой. Ветерок пронёсся над озером – свет изогнулся змеёй, а по воде пошла рябь. Заволновались толстые, плавучие, как плоты, листья кувшинок, заметались из стороны в сторону, а один, с цветком нежным, как рассвет, белым, как снег, воздушным, словно облако, оторвался от остальных и, подгоняемый ветром, поплыл к берегу прямо к руке присевшего у воды Эйгона. 

– Белая кувшинка, – Тайернак поднял цветок из воды и поднялся. – Что только о ней не говорят... Одни верят, что она даёт силы одолеть врага; другие шепчут, что может погубить того, кто срывает её с нечистыми помыслами. Сильный цветок. Я знаю ведьм, которые варят из него приворотные зелья, но своими стараниями они больше разрушают, чем созидают. И во всём виновата эта самая кувшинка. 

– Разрушают? – недоумевала Арлина. – Что плохого в том, если двое полюбят друг друга и останутся вместе?

– Нельзя заставить любить, – спокойно объяснял Эйгон. – Любовь должна зародиться сама в глубине сердца, сама же должна вырасти и созреть. Без помощи каких-либо эликсиров и настоек. Иначе что это за любовь? 

Белый цветок лёг на ладонь Арлины; нежные лепестки еле заметно дрожали на ночном ветерке, а спрятанные в сердце бутона хрустальные капли воды переливались в лунном свете. 

– Лилия покровительствует тем, чьи помысли искренни и чисты, – продолжал тем временем Эйгон. – Если будет иначе, то волшебство не сработает. Смерть учует подделку, и неизвестно, уйдёшь ты из её царства живой или же навеки останешься в нём вместе с тем, кого хотела спасти. Эликсир не потерпит фальши. Смерть уступит только, если ты действительно любишь того, кого хочешь воскресить. 

– Но она белая, а нужна алая. 

– Это проще простого. 

Эйгон сделал шаг в сторону стены из терновника, надломил сухую веточку, выбрал шип поострее и уколол себе палец. Капельки крови незамедлительно выступили на поверхности кожи, а затем скатились вниз, но упали не на землю, а на белый цветок, окрашивая его в идеальный алый цвет.  

– А теперь осталось сделать так, – Эйгон взял лилию, сжал в кулаке, и сквозь пальцы на ладонь Арлины закапала алая жидкость, пахнущая озёрной свежестью, лопающимися от влаги листьями и лесом. – Понятно? 

То ли холод, то ли непонятный страх пробирал до дрожи. Губы не хотели размыкаться, пальцы на ногах индевели да и на руках тоже были не лучше. Платье из лёгкой ткани не грело совсем, а ни накидку, ни плащ Арлина захватить из замка не успела. Найдя в себе силы лишь на кивок, девушка перевернула ладонь вниз, позволяя каплям прыгнуть на землю и смешаться с ворохом листьев и пожелтевшей травой. 

– Ты дрожишь, – прошептал Эйгон. 

Одной рукой он пробежал по пуговицам камзола, одни – спешно расстёгивая, другие – просто срывая, снял его, оставаясь в рубашке и тонком жилете поверх, и набросил на плечи девушки, укутывая её, насколько возможно, прижимая к себе и растирая плечи. Несколько движений – кровь разлилась по всему телу, вдыхая в него жизнь, с губ начала уходить синева, а щекам возвратился их прежний румянец. 

– Я успею закончить эликсир до конца лунного месяца, – стиснув зубы, проронила Арлина, как только дар речи вернулся. 

Эйгон покачал головой. 

– Даже верховному магу Раверинусу Квирлу не удавались секретные рецепты столько быстро. 

– Но, – Арлина споткнулась, – если не закончу, то мне придётся стать вашей... женой. Отмените своё условие, милорд, прошу вас! 

Мгновенье, и Арлина упала бы на колени, но Эйгон вовремя удержал её и прижал к себе ещё крепче, не позволяя даже пальцем пошевельнуть. Отбросил трость к колючим кустам, взял ещё холодные руки девушки в свои, поднёс к губам и слегка подул, согревая. 

– Я не могу быть вашей женой, вы ведь это прекрасно понимаете. Между нами пропасть, и падать в неё я не хочу. 

– Тогда я не смогу тебя обучать.

– Но обучали до сих пор. 

– Пока об этом не стало известно в Совете. Я нарушаю кодекс, под которым подписывался, и ничем хорошим это не закончится. 

– В этом и кроется причина вашего условия? 

– Да, – помедлив, ответил Эйгон. – В кодексе есть условие, когда я могу делиться знаниями. Прости, что ничего не объяснил тебе толком вчера, а только напугал своим приказом. Мне удастся избежать проблем и не разозлить Совет, если всё, что я знаю и умею, не выйдет за пределы семьи. Моей семьи. Понимаешь? А единственный способ не перечить кодексу – сделать тебя своей женой. Сделать тебя леди Тайернак. Хотя бы на время. Пока не разберёшься с рецептом эликсира. 

– А что будет, когда разберусь? – с замиранием сердца спросила Арлина. 

– Я отпущу тебя. Отпущу к тому, кто тебе дорог. 

– Но тем самым вы всё равно подставите себя под удар. Я, простушка из Атоля, дочь торговца и даже не леди, узнаю рецепт зелья, а вашей женой быть перестану. 

– Я как-нибудь справлюсь, – стиснул зубы Эйгон и добавил, – что-нибудь придумаю. Ты согрелась?

Но Арлина не отвечала. Задумчивый взгляд был устремлён далеко-далеко на другой берег озера, на сверкающую серебром лунную дорожку, на застывшие на водной глади белые лилии, на выступившие на небе звёзды. Эйгон наклонился и острожно подул на шею девушки, прогоняя ночную бабочку, случайно севшую на прядь выбившихся из-под ленты волос, пахнущих луговыми травами и мёдом. Арлина вздрогнула, повернула голову и встретилась взглядом с Эйгоном, ожидающим ответа на свой вопрос. И ответ незамедлительно последовал. 

– Я согласна. 

– Что? – Эйгон был застигнут врасплох. 

– Я согласна... но при одном условии. Вы и пальцем не тронете меня и отпустите сразу, как только я закончу эликсир. 

– Это два условия. 

– Милорд! – Арлину переполняло отчаяние. 

– Тише-тише, – поторопился тот успокоить девушку и провёл рукой по волосам, зарываясь в них лицом. – Я обещаю. А теперь ступай в замок, иначе совсем продрогнешь. 

– А вы? 

– Я буду позже. Иди. 

Эйгон разжал объятия, выпуская птицу на волю, отступил назад и поднял с земли трость. 

– Иди, – тихо произнёс он, – и ничего не бойся. Месяц осветит тебе путь вплоть до ступенек. Спи крепко и ни о чём не думай. 

Арлина молча кивнула и, посильней закутавшись в продуваемый ветром камзол, поспешила обратно в замок. 

Глава 18. Леди Тайернак

– И как давно вы с хозяином это удумали? – мадам Потаж упёрлась руками в бока и грозно смотрела на Арлину. 

На фоне кипящих мясных бульонов, пара, вырывающегося из-под крышек, и шкварчащего сала кухарка казалась грозной владычицей кастрюль, сковородок, половников, черпаков, томатного соуса и кукурузного хлеба. Помогавший с нарезкой спаржи поварёнок отложил нож и юркнул от греха подальше за дверь, откуда продолжил подслушивать разговор. 

– Милорд сделал мне предложение ещё на прошлой неделе, – Арлина потупила взгляд.  

– А я узнаю обо всём только сегодня! Завтра свадьба, а меня ставят в известность только сейчас! 

– Угощений никаких не надо, – поспешила охладить пыл раскрасневшейся женщины Арлина. – Гостей не будет. Мы только повторим вслед за хранителем положенную клятву и разойдёмся. 

– И что это за свадьба? – мадам Потаж укоризненно смотрела на девушку. – На похоронах, чай, и то веселее будет. Нет уж, хотите не хотите, а утиный паштет на свежеиспеченном хлебе я вам обеспечу. Милорд страсть как его любит. Запеку вдобавок яблок, сделаю грушевый соус и подам всё на красивом блюде, украсив виноградом. И вино.       

При слове «вино» Арлина поморщилась и тут же пообещала сама себе больше одного глотка не делать.   

– Жареные грибы в сливочном соусе, кролик под маринадом и конечно же пудинг с лепестками роз, – мадам Потаж не на шутку увлеклась составлением меню.     

– С пудингом не успеем, – пискнул из-за двери сорванец-поварёнок. – Розовых лепестков не завезли. 

– Да, – с горечью в голосе согласилась кухарка, – значит, пудинг будет с апельсином. Зато всё остальное...

– Не надо, – мягко перебила женщину Арлина, – ничего не надо. Лорд Тайернак просил передать, чтобы вы не беспокоились ни о чём. Это и не свадьба вовсе, а так... – Арлина пожала плечами, не подобрав нужного слова. 

– Молодёжь нынче пошла, – ворчала кухарка, – свадьбу ни во что не ставят. И в чём же ты собираешься под венец? В этом?

Мадам Потаж повертела пальцем, приказывая девушке покрутиться. Когда расклешенная юбка всколыхнулась солнечным диском, женщина скептически скривила губы и замахала руками. 

– Так дело не пойдёт. У бедняков и то богаче невеста будет. Сшить красивый наряд уже не успеем, но вот купить готовое платье можно попробовать. 

– Где же я его возьму? 

– Вот что, – заговорщицким тоном зачастила кухарка, вытирая о фартук испачканные в помидорном соке руки, – ступай к милорду да попроси выделить тебе его экипаж и монет десять золотом в придачу. Отправишься в Тир-Арбенин, присмотришь себе чего. Там лавок много. До захода солнца как раз вернёшься. 

При воспоминании о Золотом городе защемило сердце. Перед глазами всплыло фисташковое платье с россыпью нежных фиалок по подолу, которое Арлина вполне могла бы купить, если бы не надобность в алмазной муке… И если карта ляжет удачно и звезды на небе соединятся в приносящее удачу созвездие дельфина, то Эмилия Штолль и в этот раз заглянет в лавку. Увидит россыпь монет на ладони модистки и Арлину в воздушной парче и умрёт от зависти. Ну, может, и не умрёт, но завидовать будет непременно.

– Хотя нет, – слова мадам Потаж положили конец мечтаниям и спустили Арлину с неба на землю. – Милорда будить не стоит. Он просил до полуночи не беспокоить. И что за напасть на вас обоих свалилась? Совсем время перепутали. Ночью шатаетесь из комнаты в комнату, шумите, а днём храпите – завтрак стынет. 

– Значит, не едем, – подвела итог Арлина, намеренно проигнорировав вопрос.

– Вот ещё, – кухарка была настроена серьёзно и решительно. – Свадьба есть свадьба, и в рванье я тебе под венец идти не позволю. Слава богам, у меня скопилось несколько медяков. На дорогое платье, конечно, не хватит, но дешёвое не значит плохое. Там, на центральных улицах Тир-Арбенина, за каждое атласное дерут по три монеты золотом. А если ещё рюшей добавить, пуговиц перламутровых прицепить да рукав фонариком прихватить, то все четыре. А за что? Из тех четырёх только две уйдут на оплату аренды салона, четверть – на жалование подмастерьям, ещё полторы – налоги, закупки тканей и ремонт игл. И что останется? Нет, милая моя. Мы отправимся в другое место. Выберем не хуже, а потратим считанные гроши.

– Где же такой аттракцион неслыханной щедрости?

– А вот увидишь, – мадам Потаж открутила крышку жестяной банки и высыпала на стол горсть медных монет. – И даже на шпильки для волос останется! – женщина довольно цокнула языком и сгребла медяки в карман передника. 

Делать было нечего: Арлина спешно допила налитый в пиалу прозрачный куриный бульон, заела куском серого хлеба с семечками, хрумкнула огурцом и напоследок ещё глотнула ромашкового чая из фарфоровой чашки с голубой каёмкой. Даже поправить ленту на волосах не успела, как пришлось спешно набрасывать на плечи накидку и торопиться запрыгнуть в экипаж. Не лорда Тайернака, а в разы проще. Такой, которым пользовались слуги, случись им отправиться в город за покупками. Зацокали копыта, закрутились колеса, и повозка тронулась, удаляясь от серого сырого Штормового замка в сторону тёплого и солнечного Тир-Арбенина.  

Какой город без базара? Без базара сказочного, пёстрого, оживлённого, наполненного шумом и смехом, ароматами специй и шуршанием тканей, звенящего монетами разного веса и цвета. Немыслимого размера лабиринт, где между лавок можно бродить часами, перебирать товар, пробовать зёрна граната, запивать посыпанные сахарной пудрой сладости кислым розовым чаем и, в конце концов, потеряться, нашёл себе место и в Золотом городе, в его южной части, где простого люда жило больше, а вычурных лавок для знати было меньше.

Каждый день оживал базар и шумел до поздней ночи. Каждый день на прилавки выкладывалась керамика, ожерелья, серьги, браслеты из ракушек, ярких бусин и подделанного под золото металла, шали, платки, амулеты, ковры, чайники и чашки, а также платья, юбки и гребни для волос.

Стоило Арлине сделать шаг, как пёстрые ткани тут же разворачивались в ловких руках лавочников и рябили так, что резало глаза. Стоило сделать другой – и вот уже губы пробуют засахаренную тыкву, а зазывала из рыбного закутка тычет в нос жареным скорпионом на палочке. Ещё один – и карлик-циркач выделывает такие чудеса, что руки так и тянутся в карман за монетой. Но карманы были пусты, и Арлина, грустно покачав головой, побежала за мадам Потаж, которую чуть не потеряла в толпе.

– Нам сюда.  

Кухарка ткнула пальцем на завешанную лентами и бантами лавку и подтолкнула Арлину к входу. Наклонив голову, та протиснулась между тюками с плюшевыми тканями и вынырнула в прохладной темноватой комнатушке, тесной и крохотной и вдоль и поперёк увешанной и уставленной пёстрыми платьями, яркими широкими юбками, корсетами, чулками и башмаками на высоких каблуках. 

– Что здесь можно выбрать? – растерянно пробормотала девушка. – Если только это.

Тронула голубое платье, самое скромное из висевших, повернула его на вешалке и тут же спешно отдёрнула руку – в таком ходить нельзя! Полностью закрытое спереди, оно было с таким глубоким вырезом на спине, что сплетен и пересуд не миновать.

– На это даже не смотри, – махнула рукой кухарка. – Милорд за такой покрой весь базар в угли превратит. 

– Изволите искать платье? – сладкий голос торговки, выскользнувшей из-за гобелена, разделявшего каморку на две половинки, заставил Арлину и мадам Потаж обернуться. – Ба! Каро, ты ли это? Сколько лет, сколько зим! 

Обе, кухарка и торговка, радостно заулыбались редкими зубами и бросились обниматься. И долго бы ещё вспоминали годы молодости и перечисляли своих бывших ухажеров, если бы Арлина не решилась и не дернула пару раз мадам Потаж за корзинку, которую та не выпускала из рук. 

– Собственно, мы к тебе по делу, – перевела дух кухарка. – Нужно приодеть эту девушку. Времени у нас мало, а у тебя есть всё. 

– Для какого случая? – торговка изучающе оглядывала Арлину, вычисляя нужный размер.

– Видишь ли, – кухарка заулыбалась, – девушка готовится стать леди.

– Ах вот как! Тогда у меня есть для вас кое-что совсем изумительное. Не смотрите на это, – торговка обвела рукой развешанные вокруг платья, – это всё не для вас и не для вашего статуса. Я подберу вам нечто совсем особенное.

Женщина нырнула в темноту, долго там гремела и шуршала, вздыхала и рылась в мешках, еле слышно ругалась и снова вздыхала, а затем выплыла на свет к Арлине и мадам Потаж и, протягивая два платья, радостно заявила:

– Вот.

Трясущимися от волнения руками Арлина взяла первое и растаяла: нежное, цвета чайной розы, воздушное, как зефир, украшенное бежевой тесьмой, оно ласково шелестело и волновалось на лёгком ветерке, что залетал через щели и входную дверь. Второе было небесно-бирюзовым, с широким белым поясом, словно облаком обернувшимся вокруг талии.  Без вычурных бантов и лент, без пёстрых цветов и пышных воланов – лишь благородная скромность дорогих нитей и тканей, собранная воедино в шедевре портновского искусства. 

– Примерь, – торговка отодвинула гобелен, пропуская девушку во вторую часть комнатушки, служившую чайной и примерочной одновременно. 

Утонув с головой в великолепных нарядах, Арлина юркнула за гобелен – тот всколыхнулся и встал на прежнее место, отделяя девушку от двух товарок, которые тут же начали болтать друг с другом, сплетничать об общих знакомых и жаловаться на жизнь. 

Шнуровка серого платья поддалась легко – пара минут, и оно было снято и аккуратно перекинуто через спинку шатающегося стула. Расправив кремовое, Арлина уже собиралась нырнуть в него с руками и головой, как вдруг среди непрекращающегося базарного шума за стеной и верещания подруг по ту сторону гобелена различила еле уловимый свист. Тот шёл не с улицы и даже не со стороны двери, что вела в лавку. Нет. Свистели совсем рядом, чуть ли не над ухом. А когда свист вдруг затих, то на смену ему пришёл вкрадчивый шёпот. 

– Леди де Врисс... Леди Арлина... 

– Кто здесь? – испуганно заозиралась по сторонам девушка, спешно прикрываясь платьем.

– Только не пугайтесь и не кричите, – продолжали шёпотом. – Это я. Лансель. Помните меня? 

– Лакей Мартана? 

Платья на стене зашумели, будто кивали в знак согласия. 

– Я увидел, как вы зашли в лавку, обогнул её и забрался внутрь, благо стены картонные. Отодвинул в сторону, и готово. Обратно задвинул. Стою тут, за ворохом из пяти-десяти пышных юбок, и даю честно слово, что на вас не смотрю.

– Только попробуй хотя бы один взгляд кинь, – гневно зашипела Арлина. – Мартан тебе голову снесёт. Нет. Я сама это сделаю. 

– Да не смотрю, не смотрю я. Клянусь. Вы вот что... Как с примеркой закончите, на улицу выйдите. Я вас там найду. У меня для вас важные вести. 

– Что-то случилось? – у Арлины сжалось сердце. 

– Я буду ждать вас. 

До Арлины донёсся целый ворох звуков от шуршания плотной бумагой до неприятного скрежета, а потом всё стихло. Взяв в руки длинную палку с гвоздём, которым хозяйка лавки снимала висевшие высоко под потолком шляпки, Арлина потыкала ей груды одежды, но за той уже никого не было. 

– Ты ничего не примерила, – всплеснула руками мадам Потаж, как только Арлина отодвинула гобелен и вывалилась в первую часть каморки с платьями в руках. 

– Я на глаз прикинула – будут сидеть отлично, – девушка сильно волновалась. – Берём? 

– Смотри, – недовольно ответила кухарка, – если где пороть или ушивать придётся, я тебе помогать не буду. 

Но Арлина уже не слышала. Выскочив на улицу, зашарила глазами по сторонам, пытаясь выцепить среди толпы знакомое лицо. И даже не заметила, как её схватили за руку и резко утянули за собой за угол модной лавки. 

– Тс-с, – Ланс приложил палец к губам. – Как же мне повезло, что я нашёл вас. Я искал вас на центральных улицах, совершенно случайно свернул сюда, а тут вы!

– Говори скорей, зачем ты здесь? – перебила Ланселя девушка. 

– Мартан послал за вами, миледи. Без вас я отсюда не уйду. 

– Арлина, – громкий голос мадам Потаж не дал продолжить беседу, – где ты? 

– Вот что, – Арлина торопилась и глотала слова. – Идёшь следом за мной, прыгаешь на запятки нашего экипажа, сидишь тихо и не дышишь вплоть до Смоляных гор. А там я проведу тебя, и ты всё расскажешь. 

– Погодите! – Лансель попробовал схватить девушку за руку, но та ловко увернулась и через мгновение уже улыбалась мадам Потаж. 

– Возвращаемся в замок, – кухарка довольно потрясла коробками с платьями и пошла напролом против толпы к оставленной у входа на базар повозке. 

Тёмные кудри мелькали и выделялись в толпе, весело подпрыгивали и затихали, стоило девушке остановиться, чтобы пропустить грузчиков с тележками и тюками. А как только дорога расчищалась, опять разлетались в разные стороны. За ними следом спешил и Ланс. Старался не упустить из виду и сильно не отстать. Последнее едва не провалилось – экипаж уже поворачивал на объездной тракт, когда Лансель всё-таки успел запрыгнуть и устроиться на нужном месте, не замеченный ни кучером, ни мадам Потаж. 

Весь обратный путь повозку трясло и кидало из стороны в сторону. Будто камней подсыпали в два раза больше, или кучер выбрал не ту дорогу. И время тянулось так медленно, словно соревновалось с улиткой, кто из них двоих доползет до замка последним. Усилия мадам Потаж завести беседу не увенчались успехом – Арлина отвечала односложно и всё больше хмурилась, чем радовалась покупкам. А стоило воротам Штормового замка захлопнуться и повозке остановиться перед парадным входом, Арлина тут же спровадила уставшую и порядком сонную кухарку отдыхать до утра, страстно заверив ту, что управиться со свадебными кушаньями она успеет завтра. 

Дождавшись, когда грузная кухарка, поднимая подол серой юбки, медленно поднимется по лестнице и скроется за дверью, Арлина скользнула за повозку и растерянно завертела головой. Ланса нигде не было. Опустив голову, девушка кое-как вытащила огромные коробки, схватила поудобнее и, поднимая носками башмаков песочную пыль, понуро побрела с ними к входу. 

Холодный камень погружающихся в ночь владений Тайернака встретил девушку привычным молчанием. Каждый шаг по длинному, мраморному коридору отзывался многократным эхом во всех уголках замка. Свернув направо, Арлина опустила коробки на небольшую, в серо-зеленую полоску, банкетку, расположенную прямо у дверей в зимний сад, и поковыляла дальше, к комнатам прислуги, к тёплой, уютной кухне, где можно было забыться за чашкой травяного отвара и немного подумать. 

Кипяток булькнул из черпака в чайник. Перемешанные между собой травы зашипели и успокоились, а по кухне разнёсся успокаивающий аромат ромашки и мяты. Руки провели по волосам, ослабили ленту, стянули её, позволяя локонам рассыпаться по плечам, отбросили в сторону. Потянулись за белой фарфоровой чашкой и тут же дёрнулись обратно. 

– Тс-с, я не хотел вас пугать, – из темноты на свет выступил Ланс и бросился поднимать с пола случайно задетые и рассыпанные травы. 

– Я думала, ты не успел, – радостно выдохнула Арлина, заправляя прядь волос за ухо. 

– Я вовремя спрыгнул, иначе ваш кучер меня бы заметил.  Хоть и ночь на дворе, а луна светит ярко. Затем укрылся за статуей какого-то неприятного существа, потом тихонько следовал за вами, боясь ненароком напугать. И всё равно напугал, – Лансель перевёл дыхание. – Леди де Врисс, вы должны срочно ехать со мной в Атоль. 

– Я не леди, – уголками губ улыбнулась Арлина, помогая поднимать последние лепестки первоцвета, – и я не поеду с тобой, Ланс, как бы ты ни настаивал. Нет, не подумай ничего дурного, – Арлина поспешила объясниться, видя, какое изумление застыло во взгляда юноши. – Я хочу вернуться в Атоль, но не сейчас. 

– Вы больше не любите его высочество?

– Люблю. Больше жизни люблю, а потому и не могу бросить то, что начала. 

– Тогда объясните, что вас тут держит? – Ланс обвёл руками неровные каменные стены. 

– Это сложно, – Арлина заходила из стороны в сторону, щёлкая костяшками пальцев. 

– Я не дурак, пойму. Его высочество послал меня за вами, сказал без вас не возвращаться. И я не вернусь. 

– Мартан ещё любит меня... 

По тону и непонятно было, спрашивала ли Арлина или утверждала, но Ланс закусил губу и промолчал. 

– Вы нужны ему, – Ланс подошёл к девушке и заботливо обнял за плечи. – Вы нужны всем. И особенно вашему... 

– Кто это? – слегка простуженный, с лёгкой хрипотой и нотками ревности, голос заставил Арлину вздрогнуть и отпрянуть от Ланселя. 

В дверях, оперевшись о стену и скрестив на груди руки, стоял Эйгон. Прищурившись, он не отрывал взгляда от девушки и Ланса и даже не выдохнул облегченно, стоило тем разорвать объятия и отступить друг от друга на расстояние вытянутой руки. 

– Я спросил, кто это? – ледяным тоном повторил Эйгон. 

– Это... – стушевалась Арлина. Голос предательски задрожал, но девушка сделала глубокий вдох, собралась с мыслями и выпалила: – Это наш новый дворецкий. 

Брови удивлённо взметнулись у обоих, причём у Ланселя сильнее. 

– Новый дворецкий, значит.

Эйгон уверенно шагнул к Лансу, одной рукой схватил за отворот кафтана, другой – за подбородок, поворачивая голову юноши в сторону. 

– А-а, – довольно протянул Тайернак, – так это к виску этого дворецкого мой Грибо ещё в Атоле приложился клыками. Отличные рекомендации. 

– Милорд, – попробовала встрять Арлина. 

– Что он здесь делает? 

– Он... – Арлина с трудом подбирала слова. 

– Простите... милорд, – Лансель с трудом, но разжал тиски Эйгона, высвобождая помятую ткань и распрямляя её. – Я Лансель Сайнорт из окружения его высочества принца Мартана Светлоозёрного. А вы кто будете?

– Эйгон Тайернак, хозяин этого замка, – сухо бросил тот и язвительно добавил, кивнув в сторону Арлины, – и без лунных суток как законный супруг этой дамы. 

– Лансель, я всё объясню, – Арлина бросилась к изумлённому Лансу, но была опережена Эйгоном. 

– Извини, дорогая, но объясняться придётся ему. 

Тайернак сграбастал Ланса и выпнул в коридор. 

– Куда вы его тащите? – закричала Арлина, видя, как бедный юноша запнулся ногой о непомерно длинный хвост одной из каменных горгулий. 

– Туда, где он выложит всю правду, зачем явился к моей невесте среди ночи и в таком неподобающем виде, – Эйгон ткнул пальцем в расстёгнутые верхние пуговицы кафтана. 

– Милорд, подождите, – Арлина еле поспевала следом, но Тайернак не слушал или делал вид, что не слышал её обращений к нему. 

– Милорд! – Арлина сделала ещё одну тщетную попытку привлечь к себе внимание и, наконец, собравшись с духом, выпалила: – Эйгон, да отпусти ты этого мальчишку! Он же ни в чём не виноват. 

Тайернак довольно хмыкнул. 

– А вот виноват он или нет, это я сейчас и выясню. 

Со всей силы толкнув Ланселя в кабинет, Эйгон зашёл  следом, захлопнул дверь прямо перед носом подоспевшей девушки и повернул ключ в замке три раза.  

– А теперь я хочу знать всё. 

Эйгон повернулся к Лансу, и у того пошли по спине мурашки. Как будто не человек смотрел на него, а зверь: столько волчьего огня было во взгляде хозяина замка, хищного оскала на лице и холода в голосе, от которого стыла кровь в жилах и страшно было пошевелить даже пальцем – того и глядишь, оттяпает.

– Ну? – грубо потребовал Эйгон, сверля взглядом застывшего в нерешительности Ланселя. 

От испуга тот попятился назад, наткнулся на кресло и упал в него. 

– Я всего лишь исполняю поручение его высочества принца Мартана, – забормотал юноша, вскакивая на ноги и одёргивая кафтан. –  Он велел разыскать и привести к нему леди де Врисс. 

– Велел разыскать, – с издёвкой повторил Эйгон. – Целый лунный месяц искал и не мог найти при том, что ты знал, куда она отправилась. Ты ведь слышал наш разговор прежде, чем она огрела тебя тростью. 

– Тростью? Скорее смахивало на трухлявую палку. Да и хозяин был ей под стать, не правда ли? 

Ланс вызывающе вскинул голову, в полной мере не понимая смысла того, что сказал, но чувствуя, что где-то попал в яблочко. 

Эйгон криво усмехнулся и спросил в лоб: 

– Почему Мартан не явился сам? 

– Его высочество очень занят.

– Так занят, что присылает ко мне никчемного слугу? Арлина никуда не пойдёт. Завтра она должна стать моей женой, и, как её супруг, я никуда её не отпускаю. 

– Но сегодня леди де Врисс ещё свободна, и вы не вправе решать за неё, что ей делать, куда идти и с кем. 

Эйгон злобно прищурился; во взгляде проступил странный лунный блеск с тем же хищным оттенком, от которого волосы на голове начинали нездорово шевелиться. 

– Зачем она ему? 

Лансель вжался руками в обивку кресла и отвёл взгляд. 

– Я задал вопрос, – в голосе проступил звериный рык. 

– Его высочество проигрались, милорд. Ему нужны деньги, чтобы вернуть долг. Казна пустая, король и старший брат Патрик урезали содержание, а фамильные драгоценности, какие можно, давно заложены. Единственная надежда – деньги де Врисса, которые тот отдаст в обмен на дочь, – на одном дыхании выпалил Ланс и от страха зажмурился. 

Эйгон присвистнул. 

– У неё на пальце поддельный бриллиант. Долг настолько большой?

Ланс кивнул. 

– Камень проиграли как раз накануне помолвки. Фальшивка ювелиру удалась. 

– А как удалось купить его молчание? 

– Он с рождения нем как рыба, грамоте не обучен, но с камнями чудеса творит. На базаре Тир-Арбенина стекляшки втридорога толкает. 

– Где сейчас бриллиант? 

– У хозяина игорного дома «Малиновый туз», что в Картерплаатсе. Флинном кличут. 

– Слыхал про этого картежника, но лично не знаком. 

– Как ни отыгрывались, только ещё больше спустили, – развёл руками Ланс. – Позвольте Арлине пойти со мной, милорд. Его высочество получит то, что хотел, а она вернётся к вам целая и невредимая. Принцу она не нужна, уж поверьте. Чистый расчёт. 

– Позволить гнилой душонке с короной на голове посмеяться над чувствами девушки, готовой ради него чуть ли не в пекло лезть? – Эйгон начинал кипятиться. – Позволить ему растоптать её чувства в грязи и выйти сухим из воды? Она никуда не пойдёт. 

– Это уже ей решать, пойдёт или нет. Она вам кто? Пленница, сестра или…

– Жена, – оборвал Ланселя Эйгон, схватил стоявшую у кресла трость и поспешил к двери.

– Ещё нет, – отозвался Ланс, тщетно пытаясь ухватиться хоть за какую-нибудь возможность склонить чашу весов в свою сторону.

– Так сейчас станет ею, – холодно возразил Эйгон. – И запомни, если вякнешь при ней хоть слово из того, что мне сейчас рассказал, я лично прогрызу тебе горло. А потом и твоему принцу. И никаких головорезов Флинна не понадобится.

Ключ и поворачивать не пришлось – он сам засуетился и сделал три оборота, стоило Эйгону бросить взгляд в его сторону. Слонявшаяся по тёмному коридору Арлина бросилась к Тайернаку, попыталась обойти его и заглянуть в кабинет, но Эйгон и шага сделать не дал. Схватил за руку, сжал сильно – не вырваться – и потащил за собой, игнорируя протесты, крики и возмущения.  

– Стеречь, следить в оба, из замка не выпускать, – скомандовал он каменным горгульям, взмахнул тростью, и ослепленные сверкающим алмазом существа начали оживать, зыркать повсюду глазищами, скалиться, спрыгивать с постаментов и окружать выглянувшего из кабинета Ланса.

– Что за манеры? – шипела Арлина, царапая ногтями Тайернака, чтобы хоть немного ослабить хватку. – Куда вы меня тащите?

– У меня изменись планы, – бросил Эйгон, вывалился на улицу вместе с девушкой, толкнул в поджидающий у лестницы экипаж, запряженный лошадьми, но без кучера, захлопнул дверцу и сел с другой стороны.

Раздался громкий свист хлыста, зачем щелчок, карету качнуло и будто взмыло в воздух. Не было слышно ни топота копыт, ни царапания веток деревьев о тканевую обивку, ни шума вертящихся колёс. 

Арлина потянулась было к занавеске, чтобы одернуть её и выглянуть в окно, но Эйгон резко перехватил руку девушки и отвёл в сторону.

– Не стоит. Ещё мгновенье, и будем на месте.

– На каком ещё месте? – взорвалась Арлина. – Что вы удумали? Что сказал Ланс?

Ответить не дал стук – карета ударилась колёсами о неровную дорогу, немного проехала вперёд и замерла на месте. Эйгон выскочил первым, открыл дверцу со стороны Арлины и протянул руку.

– Без перчатки, – надменно процедила девушка, намеренно отвергая предложенную помощь, подхватила платье, вытянула правую ногу и попыталась нащупать землю. Попался камень.

Бледный свет, струившийся от камня на трости, выхватил из темноты неказистую хижину с прохудившейся крышей и кривыми стенами. В окнах свечей не мерцало, дым из трубы не валил, вокруг было тихо и холодно, и даже сидевший на суку тысячелетнего дуба филин не ухал, а, сложив крылья, пристально разглядывал незваных ночных гостей жёлтыми, как янтарь, глазами.

– Где мы? – испуганно прошептала Арлина, тут же позабыла о деланной гордости и вцепилась в полы камзола Эйгона, от чего ткань затрещала по швам. 

– Сейчас узнаешь.

Тайернак постучал кулаком в дверь.

– Кого принесло в разгар ночи? – послышался по ту сторону двери сварливый голос, смешанный с неторопливым шарканьем и удушливым кашлем. – Ну, чего молчите? Кто там? Если воры, то у меня собака злая, два дня кость не глодавшая.

– Хранитель Киаран, откройте. Это Эйгон Тайернак. 

– Мухи болотные! – ахнули в хижине и зашумели засовами, ключом и цепочкой. – Никак беда приключилась...

– Никакой беды, – отрезал Эйгон, широко открывая дверь, пропуская Арлину внутрь и заходя следом. – Мои планы изменились, и вы обвенчаете нас сегодня. 

У Арлины перехватило дыхание, а у стоявшего напротив седоволосого бородатого старичка с бородавкой на носу и сросшимися на переносице бровями и вовсе пропал дар речи. 

– Жениться не на феникса к слезам, вы же знаете, – выдохнул старец, быстро смекнув, что с хозяином хмурых, вечно прозябающих в сырости земель спорить не стоит. Но как бы дальновиден старик ни был, последнюю попытку всё же сделал. – Отложите ваши дела на послезавтра или перенесите свадьбу на месяц. 

– Это непозволительная для меня роскошь, – пробормотал Эйгон, поправляя шейный платок и смахивая опилки, посыпавшиеся с крыши прямо на дорогую ткань камзола. 

– Почему сегодня? – забеспокоилась Арлина. – Это как-то связано с тем, что сказал Ланс? Что произошло? Я всё равно узнаю! – отчаянно топнула ногой девушка, раздражаясь от невыносимого молчания Эйгона. 

– Начинайте, мейстер, – кивнул Тайернак старому хранителю. 

– Погодите, – заворчал старик, нашарил в кармане пенсне и, поплевав на мутное стекло, потёр о рукав. – Мне надо найти мантию и раскрыть книги. Разбавить чернила и приготовить перо. И не торопите меня, милорд, иначе я могу вывести не ту букву в записях, и придётся начинать церемонию заново. 

– А мантия крайне необходима? – поинтересовался Эйгон. 

– Мантия – это часть традиции, – с умным видом изрёк старец. – И да, без неё никак. В ней хотя бы тепло, а то с окна так несёт – у меня спину прихватывает. 

– Объясните, что всё это значит? – не унималась девушка, пока хранитель Киаран дрожащей рукой зажигал свечи и затачивал перо. – Почему сегодня, а не завтра? 

– Завтра я буду занят, моя дорогая. И послезавтра. И ещё как минимум два дня ты меня не увидишь. 

– Какое счастье! – съязвила Арлина, 

– А теперь будь добра не ёрничай. Чем быстрее закончим, тем скорее останешься наедине сама с собой и твоим драгоценным Лансом. Если, конечно, после общения с моими милашками от него что-то останется, – добавил Эйгон и довольно ухмыльнулся. 

Арлина плотно поджала губы и отвернулась. Лучше разглядывать убогие хоромы старика-отшельника, чем выслушивать эти полные яда и терновых колючек заявления, с которыми и не поспорить – всё равно он сделает так, как хочется ему, а потом ещё и ткнёт носом в третье условие договора. Лучше смотреть на наглых мышей, дербанивших хлебную корку прямо на деревянном столе, на котором впридачу к куриным костям лежала ещё и апельсиновая кожура. Или даже на двух воробьев, свивших себе гнездо прямо под крышей, проснувшихся от шума и света и не поделивших последнего склизкого червяка. От их заливистого, хоть и утомительного чириканья и то на сердце было приятнее, чем от высокомерно холодного тона того, кто стоял рядом и нетерпеливо взирал на суетившегося старикашку, старавшегося соблюсти все мелочи церемонии вплоть до цветка белой лилии, которую принято ставить на центральное место перед женихом и невестой. Нужного цветка, правда, не нашлось – пришлось взять сухой камыш.

– Вы готовы, милорд? – наконец, прокаркал хранитель Киаран, ещё раз потёр сонные глаза, плеснул в лицо студёной водой из ведра, раскрыл книгу записей, обмакнул перо в чернила, склонился над страницей и начал прилежно выводить буквы, бубня под нос: 

– Берёшь ли ты, Эйгон Аларан Тайернак, лорд-хранитель Смоляных гор, в жены Арлину де Врисс?

Эйгон кивнул. 

Почтенный старик, не услышав ответа, поднял голову, поднёс ко рту кулак и сделал вид, что на него внезапно нашёл сдавленный кашель. На самом же деле, борясь с притворной хворью, он еле слышным шёпотом зачастил: 

– Который раз плошаете, милорд. Надо не кивать, а говорить «беру». 

– Беру, – поспешил исправиться Эйгон, крепко сжимая руку Арлины. 

– Обещаешь ли ты быть с ней в радости и печали, болезни и здравии, богатстве и бедности, пока смерть не разлучит вас?

– Обещаю.

«Хоть это выучили», – позволил себе в мыслях поворчать старец и обратил сонный взгляд на девушку. 

– Берёшь ли ты, Арлина де Врисс, уроженка Озёрного края, девица без титула и рода, в мужья Эйгона Аларана Тайернака, лорда-хранителя Смоляных гор?

– Он ещё и Аларан, – усмехнулась Арлина. 

Старичок снова оторвался от записей, поднял голову и по-простецки спросил:

– Так берёшь или нет?

– Беру, – отрезала девушка. 

– Обещаешь ли ты быть с ним в радости и печали, болезни и здравии, богатстве и бедности, пока смерть не разлучит вас?

– И пока я не приготовлю нужный эликсир. 

– Так, погоди, – старец заводил крючковатым пальцем по буквам клятвы, – такого текста здесь нет. Может, это у вас в Озёрном крае эликсирами клянутся, а у нас...

– Пишите, как она просит, – Эйгон положил руку на книгу; рубин сверкнул, и перо, словно по приказу, само нырнуло в чернила. – Я клянусь в тот же день расторгнуть брак с Арлиной де Врисс и отпустить её, стоит ей только закончить приготовление эликсира жизни. Записали? 

Эйгон выхватил ветхий и рассыпающийся прямо на глазах  том и прошёлся цепким взглядом по корявым буквам. 

– Верно, – Тайернак вернул книгу, взял перо и поставил  размашистую подпись. 

– Вы можете поцеловать невесту, – развёл руками старик, а Эйгон мазнул шершавыми губами по губам Арлины, сунул в костлявую руку старика золотую монету и подтолкнул новоиспечённую леди Тайернак к выходу.  

– Всё? – недоумевала обескураженная девушка, в своих мечтах совсем по-другому представлявшая свою свадьбу. 

– Всё остальное дома, – страстным шёпотом обжёг ухо Арлины Эйгон, обернулся к хранителю традиций и неловко улыбнулся. – Простите, мейстер, она первый раз. 

– Ну, с вашим-то опытом могли бы и заранее разъяснить, что у вас вечно всё не как у людей, а набегом и наскоком, – проворчал старец. – Идите уже, милорд. Час волка к концу близится, а вам ещё успеть надо... 

Что надо успеть, Арлина и слушать не стала: пунцовая, вылетела из пропахшей табаком и книжной пылью хижины, плюхнулась на сидение кареты, насупилась и скрестила на груди руки. 

– Ну и молодёжь нынче пошла, – не унимался старик, закрыв дверь за Тайернаком. Растирая затёкшую спину, он медленно опустился на перину, расстеленную поверх огромного сундука. – Никаких ценностей. Разве в наше время так готовились к таинству свадьбы? В наше время за полгода наряд шили, за три месяца клятву заучивали, за месяц в купальню ходили. А эти... прибегут, растолкают среди ночи, пером черканут, и всего делов. Никакого романтизму... никакого уважения... никаких традиций. Тьфу. 

Забравшись с ногами на сундук, старикашка пошевелил пальцами ног, хрустнул суставами и вытянулся, укрывшись по подбородок стёганным одеялом. Филин за окном несколько раз ухнул, усмотрел на земле мышь и, свалившись вниз камнем, подцепил нерасторопное животное когтями, и слопал.  

Экипаж мчался обратно в замок с той же скоростью, с какой нёсся в хижину хранителя Киарана, но Арлина уже ничему не удивлялась. Как и в первый раз, колеса не налетали на камни, лошади не спотыкались о рытвины и ухабы, не метались из стороны в сторону, царапая бока о развесистые терновники вдоль узкой тропы. Дорога была, как и прежде, гладкая и спокойная; за занавешенным окном царила непроглядная ночь, и даже звёзд не было видно на небе, или же они были внизу и искрами вылетали из-под лошадиных копыт.  

Эйгон по-хозяйски развалился на мягком сидении: правая рука крепко сжимала трость; левая – лежала на коленке Арлины поверх серого платья. 

– Спасибо за клятву, – Арлина нарушила неуютное молчание и сдвинула руку теперь уже мужа на бархатную подушку, лежавшую между ними. 

– Я держу слово, – равнодушно ответил Эйгон, возвращая руку обратно. 

– Одно держите, другое нарушаете, – Арлина придвинулась ближе к окну, и ладонь Эйгона скользнула на сиденье. – Вы обещали меня не трогать, несмотря на то, что по закону теперь имеете все права, а сами руки распускаете. Скорей бы мы уже приехали... Находиться с вами в одном экипаже уже сил нет. 

– Да вот уже и замок, – бросил Эйгон, одёргивая занавеску на окне, и вздрогнул. – Он-то зачем здесь? 

– Кто? – от Арлины не ускользнуло, как напрягся Тайернак, как нахмурился и поджал губы.

– Раверинус Квирл. Его экипаж прямо у дверей моего дома. Вижу, как лошади переминаются с ноги на ногу от холода и недовольно фыркают. Вот что, – Эйгон стянул с пальца невзрачное серебряное колечко с надписью, выгравированной на внутренней стороне, схватил руку Арлины и надел кольцо ей на палец. Совсем не по размеру на первый взгляд, то мигом ужалось, подстраиваясь под новую хозяйку, и замерло. – Носи, пока Квирл не уедет. По крайней мере тебе он ничего сделать не сможет. 

– Для чего оно? – Арлина рассмотрела колечко. Ни в какое сравнение с роскошным подарком от Мартана оно не шло: обычное серебро, дешёвая обработка, непонятные буквы – даже ни одного вензеля не закручено. 

– Не для красоты, – словно услышав мысли девушки, ответил Эйгон, – но спасёт от посягательств Квирла, если тот вдруг удумает попрактиковаться на тебе в магии. 

Арлина поёжилась. 

– А теперь, – Эйгон открыл дверцу кареты, собираясь выходить, – постарайся вести себя естественно. Не называй меня милордом и тем более на «вы». Иначе что подумает этот старый хрыч?

– Что брак фиктивный.

– Ему об этом знать необязательно.

– Совсем необязательно?

– В его власти мой брак аннулировать, и тогда весь наш план к кикиморам болотным.

– Значит, надо притвориться и заверить его, что я без ума от вас, а вы – от меня.

Эйгон поморщился и взъерошил волосы.

– Нет. Так дело не пойдет. Он нас раскусит, стоит тебе только сказать первое слово.

– Я буду молчать, – буркнула Арлина.

– Ещё хуже. Угрюмая молчаливая женушка – что может быть красноречивее? Нет. Нужно что-то мощное. То, что сразит его наповал и не даст зародиться сомнениям. Но что?

Потерев переносицу и ничего не придумав, Эйгон отчаянно махнул рукой, вышел из кареты, обогнул её и открыл дверь, выпуская Арлину. 

– Значит то, что уберёт все сомнения? – шёпотом повторила Арлина, а сердце забилось часто-часто, словно заподозрило нечто неладное, что совсем в его планы не входило. – Ты готов? 

– К чему? – вопрос застал Эйгона врасплох и прямо у дверей в замок. 

– Вот к этому. 

Арлина резко развернулась к Тайернаку: её глаза лихорадочно блестели, а щёки пылали. Дыхание на мгновенье замерло, но только для того, чтобы хватило сил решиться прижаться всем телом к тому, кто теперь официально считался мужем, обвить его шею руками и коснуться губами его губ. А обутой в крепкий башмак ногой толкнуть от себя входную дверь, заставляя ту подпрыгнуть на месте, скрипнуть и широко распахнуться, являя всем, кто в тот момент находился в замке, только что обвенчавшуюся пару. 

Его губы были с лёгким привкусом вина, по-ночному прохладные и чувственные. В первый миг, как мрамор, холодные, но стоило поцелую затянуться, как стали горячими, жадными, требовательными. Казалось, небо качнулось над головой, а внутри всё взорвалось фонтаном ярких брызг, смешанных с волнением и непонятной, неведомой ранее дрожью. Отпрянуть бы, но вместо этого рука скользнула с шеи к его волосам, и вот уже пальцы зарылись в белые пряди, пахнущие осенними листьями и дождём. 

Эйгон не отпускал. Одной рукой крепко прижал Арлину к себе, второй провёл по тонкой, словно точёной морской волной, талии, поднялся выше и замер на груди, лаская пальцем внезапно проступивший через тонкую ткань платья бугорок. Влажные губы были ненасытны и настойчивы. Перехватив инициативу, теперь уже они диктовали условия, не отпускали, покоряли и сводили с ума. Земля уходила из-под ног, а голова кружилась. И можно было бы смело упасть, зная, что сильные руки подхватят, закружат в водовороте страсти и уже никогда не отпустят, если бы не медленные гулкие хлопки, сыплющие мелким, словно манная крупа, песком, застрявшем в уголках пыльных и до сих пор не снятых дорожных перчаток. 

– Браво, – процедил Квирл и закончил хлопать. – Так, значит, вот как ты решил обойти кодекс. 

– Магистр Квирл, – пробормотал Эйгон, нехотя отрываясь от губ Арлины, но не выпуская девушку из своих объятий. – Вы как нельзя кстати. И стали свидетелем счастливого для меня дня. Разрешите представить леди Тайернак...

– Какую по счёту? 

Арлина уловила на себе холодный, пренебрежительный взгляд, и ей стало не по себе. Но, как ни крути, восхищаться было нечем. Хороша невеста! Волосы давно не мыты, в локоны не закручены, ростом невысока, хоть башмаки и на каблуках, щёки бледнее крыльев бабочки-драконницы, а платье серое и по подолу драное. 

Жених тоже не блистал нарядом: вместо положенного белого камзол надел тёмно-синий, а из всей роскоши последнего была только серебряная нить, пущенная по манжетам и вороту. К сапогам пристала такая грязь, что на чистку уйдёт не один час. Брюки совсем не подобали случаю, а о перчатках Эйгон и вовсе забыл. И только рубин сверкал на пальце ярко и выразительно, наливаясь гранатовым цветом, стоило глазам Тайернака подозрительно прищуриться, заставляя верховного мага перевести взгляд с юной леди на гобелен с алыми маками, висевший на стене у входа. 

– Я сильно спешил, – протянул Раверинус и начал медленно стягивать кожаные перчатки. Закончив, протянул их стоявшему за спиной лакею, прибывшему вместе с хозяином и, словно тень, повторявшему все его движения, и недовольным тоном продолжил: – Загнал лошадь, из колеса вылетела спица, пришлось останавливаться и чинить, а ваш дворецкий даже плащ не удосужился принять. Пришлось Галвину делать его работу. 

Жест в сторону верного лакея – тот учтиво поклонился и замер, не смея перебивать мага. 

– Думал успеть увидеть тебя до новой луны и стать завтра свидетелем свадебного торжества, а вместо этого стал очевидцем несусветного беспорядка. Я их еле усмирил. 

Раверинус обвёл рукой вытянутый холл Штормового замка, и тут только Арлина заметила, что повсюду, рядом с каждой колонной или вазой, банкеткой или горшком с геранью, камнем застыли горгульи. Одни готовились к прыжку, бежали или выпускали когти; другие грызли неразобранную почту, сухой камыш и рамку от картины; третьи, разинув пасть и высунув язык, облизывались и ждали, когда забравшийся на перила лестницы Ланс устанет держаться и невзначай дёрнет рукой или ногой, и тут-то начнётся безудержное веселье. 

– Как же он плащ мог принять, если с перил не слезал? – Арлина не удержалась и бросилась защищать Ланса. Добавила бы ещё и по делу, но Эйгон больно ущипнул за руку, и девушка осеклась. 

– Видимо, случайно ожили, – виновато пробормотал Тайернак, вместе с Арлиной переступил порог замка и захлопнул дверь. – Простите, Квирл, моя вина. Я писал вам, что свадьба состоится, как положено, на феникса, но ввиду особых обстоятельств пришлось перенести на эту ночь. 

– Вспомнить бы хоть один случай, когда у тебя не было этих самых особых обстоятельств, – буркнул себе под нос Раверинус, а затем продолжил уже громче. – Получается, зря торопился. 

– Ты не предупредил меня, что будут гости, милый, – Арлина прильнула к Эйгону, а тот обнял её за плечи. 

 – Ну, гости-то мы незваные, – вместо Тайернака ответил Квирл. – Я хотел лично убедиться, что письмо не выдумка, а брак действителен. А то последнее время случаи нарушения устава сильно участились...

Маг бросил многозначительный взгляд на Эйгона. 

– Вы всегда были самым ярым блюстителем порядка, Квирл, – учтиво заметил Тайернак, – как и традиций. Но в моём замке вы нарушителей не найдёте; хранитель Киаран вёл церемонию, все записи сделаны лично его рукой, и брак полностью законный. 

– Будет законный после одной небольшой детали. Не мне тебе объяснять. 

Арлина не выдержала и встряла в разговор. 

– Если вы о кольце, то и здесь всё в порядке, – она выставила руку вперёд, демонстрируя вытянувшим лица Квирлу и его лакею серебряное колечко, смотревшееся на фоне дорогих камней, украшавших как руки верховного мага, так и Тайернака, тускло и бледно. 

Квирл зашёлся одновременно и сильным кашлем, и смехом. А когда отпустило, то пригладил бороду и ехидно заметил:

– Я уж не буду говорить, что оно не том пальце...

– Большевато просто, – нашлась Арлина, – ювелир подправит. 

Но Квирл лишь махнул рукой, не переставая усмехаться. 

– Да к мухам болотным кольцо, есть вещи поважнее. Миледи, вы на небо смотрели? Ещё немного, и луна перейдёт из волка в созвездие полевой мыши. Или ты, Эйгон, собираешься провести первую брачную ночь в несколько другом обличии?

В этот раз руку не ущипнули, а сильно сжали, как будто знали, что таких изощрённых оскорблений Арлина точно без ответа не оставит. 

– Я всего лишь играю в гостеприимного хозяина, Квирл, – Эйгон сдерживался и старался звучать учтиво, но в голосе нарастало раздражение, – и не буду тыкать пальцем в того, из-за кого теряю драгоценное время. Могу я предложить вам вина?

Последняя фраза была произнесена с такой откровенной издёвкой, что Арлина не удержалась и прыснула со смеха. 

– Что же, – Квирл поманил лакея и приказал подать плащ, – первый акт спектакля удался. Посмотрим, как справишься во втором. 

Поправив завязки на шее, Раверинус перехватил покрепче чёрную трость с набалдашником в виде такого же чёрного ворона с золотым клювом и направился к выходу. Но перед самой дверью остановился напротив Арлины и сухо бросил:

– Примите ещё раз мои поздравления, миледи. И передайте отцу, что зять ему достался никудышный. 

Ночь встретила верховного мага и его слугу сырым морозом, пробирающим до костей. Поёжившись, Квирл поскорее натянул перчатки, закутался сильнее в плащ и набросил на голову капюшон. Верный лакей распахнул перед хозяином дверцу кареты, но тот садиться не спешил, а, прищурившись, смотрел на окна верхних этажей замка, вычисляя нужные. 

Ночью тишину нарушил Галвин. 

– Окна его спальни левее, милорд. Когда зайдёт, то первым делом зажжёт свечу на столе у окна. Он всегда так делает... Видите? Еле заметное свечение. Шторы слишком плотные, и светит она тускло. 

Квирл кивнул. 

– Всё это очень и даже очень странно, – пробормотал он, кашляя на морозе. – Девица прямолинейна и остра на язык, Тайернак как всегда легкомыслен и неосторожен в своих поступках. Или они друг друга стоят, или...

– Чёрный ворон принес в клюве, что опыты над запретным эликсиром продолжаются. Делает всё она, но под его руководством и с его подачи. 

– Это меня и тревожит. Если б только найти зацепку, как его прижучить так, чтобы и Совет гарантировано поддержал. Проверить бы, действителен ли брак.

– Я попытался залезть к ней в голову и прочитать мысли...

– Я видел. Ценный у тебя дар, жаль только, что на магах не работает. Мысли некоторых и читать не надо – всё на лице написано, а вот в извилинах магистра Хитрикса я бы покопался. Ну и что творилось в голове у нашей новоиспеченной благородной дамы? 

– Вы же видели кольцо, милорд. Эйгон опередил нас на один шаг. 

– Жаль-жаль, – недовольно проронил Квирл, – а была такая возможность, не прилагая особых усилий, узнать, как обстоят любовные дела на самом деле. 

– Она и сейчас есть, – вымолвил Галвин, вытащил из кармана камзола белый шёлковый платок, скомкал его, а когда разжал кулак, то на ладони сидела маленькая юркая белая мышка с розовым носом и розовыми лапками. 

Присев на корточки, Галвин осторожно опустил руку на землю и легонько подул. Мышь повела носом, зачастила лапками, юркнула в крохотную дыру в стене и, ловко цепляясь за выступы, начала карабкаться вверх. 

Свеча трещала где-то совсем рядом. Потыкавшись в щели меж неровных камней, мышь нашла ту, что пошире, нырнула в неё и, активно толкаясь лапами, полезла на манящий запах воска, намереваясь впиться в него зубами, когда свечу нетерпеливо потушат, и комната растворится в ночной темноте и запахе страсти. 

Известняковая крошка посыпалась на пол и затерялась в высоком ворсе тёплого ковра. Розовый нос высунулся из щели и укрылся среди плотных тканей штор в пол. Острые уши навострились, ловя каждое слово и вздох, а лапы замерли, чтобы шаловливые когти ненароком не царапнули по ножке деревянного столика и не привлекли к удачному убежищу внимания.

– Он уехал? – Арлина была напряжена и усиленно вслушивалась, пытаясь уловить каждый звук, доносившийся с улицы. 

– Давно, – хриплым голосом ответил Эйгон. 

Сильные пальцы потянули на себя шнуровку, ослабляя платье. 

– Нет, – Арлина перехватила сползающую с плеча ткань и натянула обратно. 

– Мне показалось там, внизу, что у меня есть шанс...

– Вы обещали...

– Ты моя жена, – тихо, но настойчиво ответил Эйгон. 

– Я не напрашивалась, – пролепетала девушка и попыталась стянуть с пальца серебряное кольцо. 

– Не снимай, – глухим голосом проронил Эйгон, поправляя невзрачное украшение.

– Квирла с нами больше нет.

– Зато есть я, – грубо перебил Эйгон, – и есть моя страсть, и желание быть с тобой. Если я сорвусь, то только кольцо меня остановит. В нём часть моей силы, и она всегда будет оберегать тебя. Оберегать от всех, том числе и от меня самого.

– Я сделаю всё, что вы хотите, – прошептала Арлина. – Хотите, буду носить ваши кольца. Хотите, буду мило улыбаться всем вашим знакомым, стоит вам только ткнуть в их сторону пальцем. Буду разыгрывать перед ними влюблённую и заботливую жену, но сейчас позвольте мне уйти. 

Арлина подхватила платье и рванула к выходу.

– Стой, – Эйгон развернул девушку лицом к себе. – Мы теперь муж и жена, ты должна это понимать. Ты больше не Арлина де Врисс, а леди Тайернак. Что подумают слуги, если на утро прознают, что мы спим в разных спальнях? Завтра же об этом будут знать все Смоляные горы, а послезавтра и сам Квирл. 

– Вы обещали, – шипела Арлина, отбиваясь от Эйгона, но понимая, что силы уже на исходе. 

– Не шуми, – Эйгон прижал девушку к себе и не отпускал. – И не надо меня бояться – без твоего согласия тебя не трону. Но спать будешь в моей спальне. Я не хочу давать повода прислуге сплетничать за моей спиной и менее всего хочу увидеть здесь ещё раз Квирла. 

– Тогда вы спите на полу. Ковёр толстый. 

– А это мы решим, когда я приеду. 

Эйгон разжал руки, выпуская Арлину, и ещё с несколько ударов сердца стоял и смотрел, как та устало опустилась на кровать, даже не отодвинув в сторону тёмно-синего шёлкового покрывала. Тайернак взял оставленную в кресле у окна трость, задул свечу и быстрым шагом вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. 

Розовый нос вынырнул из-под тяжёлой шторы, вдохнул запах дыма и заторопился вверх по резной деревянной ножке. Белые зубы прорезали ночную темноту тоненькой полоской света и тут же вгрызлись в затвердевший воск.  

Арлина крепко спала.

Глава 19. Отцы и дочери

Замок на Зелёном холме местные жители обходили стороной. И не потому, что по ночам там якобы бродили привидения, гремели цепями и тоскливо завывали. И не потому, что над башнями вечно кружили чёрные вороны, громко каркали и не давали спать прислуге. А потому, что вот уже много лет хозяин тех стен был неприветливым вдовцом, без жены и нянек воспитавшим дочь, которая, вместо благодарности, в день своего совершеннолетия сбежала из дома с первым подвернувшимся на базаре Тир-Арбенина циркачом. Больше девушку не видели. Деревенские мужики считали замок местом проклятым, дочерей своих туда в служанки не пускали и сами старались лишний раз дать крюк-другой, лишь бы не нарваться на цепкий взгляд ворона и не услышать пронизывающее душу карканье.   

Каменные стены давно заросли плющом, местами плохо стриженным. По последнему ловко карабкались крохотные змейки-изумрудки, цветом чешуи вторившие плющу, заглядывали в окна и поедали пауков, раскинувших липкие сети и выжидавших жирных мух. Мухи попадались, но редко. Комары залетали чаще, но пауков это не устраивало. В общем, в том круговороте природы вечно был кто-то недовольный. Точь-в-точь как в замке, где в этот день прислуга сновала из угла в угол пуще прежнего, ведь порог дома переступила не только нога сварливого и во всем дотошного хозяина, но и обутая в парчовую с золотыми бантами и лентами туфельку девичья ножка. Ноги верного слуги, конечно же, были не в счёт.

Шурша пёстрыми юбками, позвякивая колокольчиками на поясе и дешёвыми браслетами, нанизанными по десять штук на каждую руку, Лачтна неторопливо поднималась по ступенькам широкой белой лестницы. В её походке улавливалась грациозность пантеры; в легкой, едва заметной улыбке – мурлыканье довольной кошки, которой досталось целое блюдце жирных сливок; во взгляде – хитрость лисицы, пушистым хвостом завлекающей охотника и знающей, что за её спиной прячется волк, давно раскрывший пасть и приготовившийся к прыжку на заманиваемую в ловушку жертву.   

Лестница закончилась, и красивая ножка утонула каблуком в мягком ковре, на котором весёлые незабудки кружили хоровод с белыми колокольчиками и небесными васильками. Длинные пальцы, украшенные недорогими колечками, коснулись малахитовой вазы и придвинули её ближе к стене – иначе ваза непременно свалится при первом удобном случае. Разбиться не разобьётся, но красивая охапка засушенных подсолнухов будет напрочь испорчена.

Напольные часы пробили полдень. Где-то неподалёку  зашумела платьем служанка и зазвенел фарфор – хозяину спешили подать чай в кабинет.

– Я сама.

Лачтна перехватила поднос у рябой горничной; та сделала книксен и убежала обратно на кухню. 

Взгляд первым делом упал на чашку. Столько лет прошло, а его привычки не изменились: чашка всё та же белая, с золотой, слегка потёртей от старости, каёмкой; тот же чайник, из носика которого привычно вырываются ароматы лимонника и чабреца; и ржаной сухарь с мёдом. 

Последний раз, когда вот так же, перехватив поднос у прислуги, Лачтна сама относила чай отцу в кабинет, стоил обоим часовой ругани. У лорда Квирла никак не лежало сердце к увлечению дочери уличными трубадурами, цветастыми юбками и серьгами длиной ниже плеч. И если с последними он готов был мириться, то остановившийся на ночь цирковой фургончик, маячивший за воротами замка, вывел его из себя окончательно. Но птицу в клетке не удержать, если у неё в клюве ключ. Покрыв плечи широкой шалью, словно расправив крылья, Латчна вылетела из дома и не давала о себе знать долгие годы. То были годы странствий и приключений, песен и плясок, гаданий на кофе, крови летучей мыши и гранатовых зёрнах, пока последние не предсказали его. 

Эйгон ворвался в яркие шумные будни Лачтны, словно холодный северный ветер с гор, приносящий снежные хлопья и предупреждающий о надобности запасаться дровами. Вскружил голову, поиграл кудрями чёрных волос, охладил страсть к сладким баритонам трубадуров и увлёк за собой в вечную сырость серого камня и урчащих болот. 

Расписные маски, яркие перья, мишура и скрип колёс вереницы фургонов сменились уютным треском поленьев в камине и жаркими ночами, когда оба полностью предавались необузданной страсти. А ещё – унылыми пасмурными днями, когда в облике безобразного старика Эйгон запирался в Ледяной башне и пытался разгадать секрет зелья, которое могло отчасти его спасти. Лачтна не вмешивалась, только время от времени раскладывала на столике в библиотеке карты и внимательно всматривалась, чтобы ненароком не пропустить самое важное. И важное себя проявило. 

Эйгон долго стоял, растерянный и хмурый, когда девушка вернула ему кольцо. Столько боли во взгляде серых глаз Лачтна не видела никогда. Тихонько прошептав: «Мы ещё будем вместе», она выскользнула за дверь и прислала весточку только через год. В небольшом клочке бумаги, не скрепленном печатями, говорилось, что карты знают, кто может помочь. Оставалось лишь разыграть небольшой любительский спектакль, и времени было в обрез…

Поддев дверь локтем, Лачтна протиснулась в дверной проём и оказалась в кабинете отца. Тот, как и много лет назад, сидел в мягком, чёрном, с бордовыми полосами, кресле в той же позе, какой Лачтна привыкла видеть его с детства. Склонился над бумагами, время от времени морщил нос и перекладывал непонравившееся в левую стопку, а терпимое – в правую. Анкеты соискателей на курсы зельеварения или телепортации? Отбор пройдут только самые талантливые. Из тысячи претендентов Раверинус возьмёт максимум троих, а в итоге останется только один, с которым Квирл будет заниматься до тех пор, пока не поймёт, то в некоторых тонкостях предмета ученик стал разбираться лучше учителя. 

– Аккуратней ставь поднос на стол, – не отрываясь от бумаг, пробурчал Квирл. – Полировка свежая. 

– Я кралась, как кошка, и ты всё равно меня услышал, – уголки губ Лачтны тронула едва заметная светлая улыбка. 

– Зачем явилась? – Квирл откинулся в кресле и насупил брови. 

– Соскучилась. 

Желтовато-коричневым кипятком наполнили чашку и поставили перед верховным магом. Стопки бумаг были бережно отодвинуты на другой край стола, чтобы ненароком не запачкались и не испортились – вдруг среди соискателей действительно есть талант, а попадёт капля, размоет буквы, и ищи-свищи его во всех королевствах, которых не счесть. 

Квирл отхлебнул чай и продолжил ворчать:

– Поверил бы, если бы только ты не была моей дочерью.

Лачтна отвела взгляд и провела пальцами по гладкой поверхности стола – пыли не было. Подошла к окну, раздвинула брусничного цвета шторы, приподняла юбки и забралась с ногами на широкий подоконник. Удобно усевшись, свесила одну ногу и легонько покачивала ей, тем самым дразня дремавшую у камина чёрную кошку. Та открыла глаза, выгнула спинку, потянулась, прыгнула к Лачтне и начала играть золочёной лентой на сползающей с ноги туфле.

– Ты, как я вижу, мне не рад…

– Чему уж тут радоваться? – Квирл смахнул с камзола случайно упавшие капли чая. – Блудная дочь нагулялась и вернулась домой. Как бежать с циркачом, так отец не нужен. Как шататься по соседним землям в компании уличных горлодёров и прыгунов, так отец тоже не нужен. Как выскакивать замуж без моего на то благословления, так обо мне даже не вспомнили.

– Папулечка, – Лачтна соскользнула с подоконника, бросилась к отцу, обняла и положила голову ему на колени, – но ты же всегда был против всех моих ухажеров. Тебе никто не нравился.

– И сейчас не нравятся, – буркнул Квирл. – Ни один из твоих воздыхателей тебя не достоин.

– Кого же мне найти, чтобы он и мне был по сердцу, и тебя устроил? – Лачтна подняла голову. – И где его искать? Может, из той стопки наугад вытянуть? – девушка кивнула в сторону кипы листов.

– Это заявки на турнир по укрощению драконов. Твой бывший, кстати, отказался участвовать. А жаль. Я бы лично обернулся чешуйчатым и поджарил ему пятки. 

– Отец! 

– А ты голос на меня не повышай. Я и так молчал всё то время, пока он числился твоим мужем. Теперь имею право высказать всё, что о нём думаю. Был у него, кстати, на днях, если тебе это интересно.

– И как он? – Лачтна затаила дыхание.

– Жив-здоров, всё так же безобразен днём и менее безобразен ночью. Женился. Непонятно, на ком, и непонятно, зачем.

– На той невоспитанной девице из Атоля? – Лачтна поднялась с пола и присела на краешек стола, накрутила на палец длинные стеклянные бусы и начала играючи болтать ногой. Кошка была тут как тут.

– На той самой. Ладно бы взял в жены девушку благородных кровей, кого-то, равного нам по статусу и уровню образования, а тут… дочь торгаша, нечёсаная, в порядок не приведённая. Да и сам он был одет неподобающе. Весь в отца пошёл. Но он у меня ещё узнает… Три шкуры спущу, за всё ответит.

– Пожалей его, папочка, – Лачтна спрыгнула со стола и снова прильнула к отцу. Поцеловала в редеющую макушку и крепко обняла. – Он мне очень дорог.

Квирл отстранился от дочери и недоуменно уставился на неё.

– Это что ещё за ветреное настроение? То он нужен, и ты бежишь за него замуж; то не нужен, и ты строчишь на него кляузные письма; теперь опять нужен, и ты просишь меня закрыть глаза на все его нарушения устава?

Теперь настал черед Лачтны удивляться.

– Какие письма?

Оба смотрели друг на друга так, будто первый раз виделись, но во взгляде Квирла проскальзывало раздражение, а во взгляде Лачтны – растерянность. Оба были уже готовы взорваться объяснениями, обвинениями и выяснениями отношений, как в дверь манерно постучали, и в кабинет вошёл Галвин. Подтянутый, одетый с иголочки, в белых перчатках и белом камзоле, он мог бы легко сойти за своего в компании лордов и леди, если бы был им представлен как сын или племянник Раверинуса Квирла, а не как его лакей.

– Мышь вернулась, милорд, – произнёс Галвин, поднял руку и разжал кулак. На ладони сидела та самая белая мышка, чесала лапками носик и пробовала воздух на запах сыра или сушёного хлеба.

– И какие вести? – Квирл сгорал от любопытства.

– Как мы и предполагали, брак – сплошная фикция. А ещё  Тайернак уехал из замка сразу после нашего отбытия и до сих пор не вернулся. 

– Прямо бальзам на душу, – протянул Квирл, вставая с кресла. – Разошли письма членам Совета, Галвин. Всем уважаемым магистрам. Экстренное совещание. Явиться должны все, невзирая, хромы ли, больны или даже при смерти.

– Совет соберется к клубе, милорд?

– Нет. Здесь. На Зелёном холме. И особое приглашение отправь Тайернаку. А лучше два – одно он обязательно потеряет, у него дворецкий ни к чёрту.

– А что делать с мышью?

– Пусть бежит обратно в Штормовой замок и ползает по комнатам, следит за всем, что там происходит. Больше меня сегодня не беспокой, мне нужно подготовиться к собранию Совета.

Раверинус застегнул пуговицы камзола и направился к выходу.

– Но я хочу знать про те письма! – путаясь в юбках, Лачтна бросилась к отцу.

– Письма, – Квирл равнодушно пожал плечами, – мне всё равно, кто их писал. И жаль, что не ты. Я уж было решил, моя дочь взялась за ум. В любом случае, кто бы ни был их автором, он мне сильно помог.

Расстроенная, Лачтна рухнула в кресло, где ранее сидел верховный маг, и откинулась на мягкую спинку. Уставилась в потолок, а затем закрыла глаза и слушала только стук каблуков сапог отца, с каждой секундой становившийся всё глуше и глуше. Наконец, и он затих.

– Я могу вам чем-то помочь?

Голос принадлежал Галвину. Открыв глаза, Лачтна раздраженно посмотрела на слугу – ему полагалось давно уйти, а он топтался рядом, еще и чайник с остывшим чаем взял.

– Выпейте, – Галвин вылил остатки травяного отвара в чашку, достал из кармана пузырёк с розовыми лепестками, откупорил и бросил два в прохладную воду. Поверхность зашлась пузырьками, а комната наполнилась ароматом чайной розы. – Поднимет настроение.

Рука в белой перчатке протянула чашку. Лачтна взяла её – ту самую, из которой всегда пил отец, отставила на ручку кресла, резким движением стянула перчатку с руки слуги и впилась взглядом в ладонь.

– Надо же… – разочарованно протянула она, – я и не думала, что так бывает…

Галвин промолчал, взял перчатку, надел, поправил ткань на каждом пальце.

– Я решил, что будущее знать вредно.

– Но чтобы ни одной линии… Но я могу и карты раскинуть, – Лачтна сунула руку в карман юбки и нащупала там колоду.

– Моя жизнь не стоит вашего внимания и времени, миледи. Простите.  

Галвин поспешил откланяться и оставить дочь хозяина одну. 

Сидя в кресле, фривольно закинув ногу на ногу, Лачтна медленно потягивала чай, в котором теперь вместо чабреца и лимонника царствовала роскошная роза. Рука всё же не удержалась и вытянула из кармана колоду. Пальцы подцепили первую попавшуюся карту, вытащили и перевернули картинкой вверх. Выпал волк.

***

Звёздный феникс был весь в огне: с широких крыльев летели искры, из разинутого клюва вырывалось пламя, хвост горел, а перья плавились и превращались в янтарную кашу. И в один миг всё взорвалось. Мириадами золотых, оранжевых и алых звёзд зажглось небо, а смотревшие ввысь люди крепко зажмурились. И когда всё погасло, то сквозь небесную черноту проступил новый феникс: бледный, с жёлтым хохолком, нерешительный и крохотный. 

Смотреть, как сгорает и возрождается сказочная птица, любили все. Если не спали, то высовывались из окон домов или высыпали на улицу. Вот и этот день исключением не стал. Даже партию в «летающего джокера» пришлось отложить, чтобы завсегдатаи «Малинового туза», как один вывалившиеся из душного помещения на морозный воздух, смогли по достоинству оценить пафосную красоту небесного чуда. А когда вернулись, то их ждал горячий пунш. Не бесплатный, но аромат пряной гвоздики так дразнил, что ничего не пожалеешь и купишь кружку: и онемевшие на сыром морозе пальцы согреет, и горло продерёт. А там, глядишь, найдутся силы пульнуть партейку-другую, и, может, даже получится отыграться. 

– Новенький, – лысый раздавала поприветствовал вынырнувшего из темноты душного коридора Флинна и кивнул в сторону длинного стола, где метали «даму – два валета». 

Хозяин заведения всегда выходил в зал именно в это время. Самый длинный час в сутках – час волка – занимал почти половину ночи и соседствовал с одной стороны с часом куницы, с другой – с часом полевой мыши. Последней повезло больше, чем следующему за ней часу комара, который и вовсе длился всего три удара сердца*. Но даже за эти три удара люди, родившиеся в столь непродолжительный и писклявый час, успевали наделать пакостей не меньше, чем комар – напиться крови. 

Но Флинн любил час волка вовсе не из-за его длительности. Было в этом отрезке ночи нечто загадочное, роковое, заманивающее в пучину страсти и азарта. Нечто, что нельзя было пощупать или вдохнуть, но можно было испробовать на себе, предварительно залив внутрь добрую порцию пунша. 

– Не вижу, – отрывисто ответил Флинн и хлопнул кружку горячительного. 

– Да вон же. Первую ставку сделал. Рядом с пьяным краснощёким толстяком. В тёмно-синем камзоле с рубином на пальце. 

– Рубин что надо, – хищно облизнулся Флинн. – Прощупай  его: кто такой, откуда про нас знает...

– Знает от Ланса Сайнорта. Помните такого белобрысенького, что у принца Мартана на побегушках был? Принц его выгнал, теперь он к нам нового господина привел семейные бриллианты проигрывать.

– Что ставит?

– Первая ставка по мелочи. Золота с десяток монет. Всё проиграл. 

– Раскрути на ставки повыше. Чтобы у него да при таком рубине и больше ничего не было?

Помощник кивнул. Намазанная жиром лысина блестела в свете свечей и была подобна гладкой поверхности яйца. Красные от бессонницы и вечного табачного дыма глаза хитро прищурились, словно целились в жертву, а руки начали тасовать колоду, вынутую из кармана кафтана горчичного цвета.

Раскручивать игроков в «Малиновом тузе» умели хорошо. Ва-банк сразу идти не предлагали – вначале выясняли, кто таков, какие слабости, чем дышит и на что падок. К принцу из Озёрного края, например, присматриваться долго не пришлось – в первый же день слабых мест насчитали десяток, и не надо было ломать голову, какие крючки закидывать: в ход шло всё, и всё отлично работало. А вот с хранителем печати из Королевства-за-Морем пришлось попотеть. Хромого и пухлого старикашку брал только табак, причем, не дешёвый, который курили в каждом углу заведения, а самый что ни на есть элитный. Покумекали и сделали заказ самому Алистеру де Вриссу, авансом отпустив тому приличную сумму золотом. Зато, когда табак пришёл, дела у работников «Малинового туза» пошли в гору: старик чуть печать не заложил, пыхтя трубкой и пыжась изо всех сил переиграть ловкого Флинна. Только Флинн печать и сам не взял, несмотря на её солидный вес и высшую пробу, а предпочёл сундук простого золота, что было без гербов королевских домов и прочих опознавательных знаков.

Из клубов табачного дыма, застилавших видимость, выплыла длинноногая рыжая девица, в полупрозрачной накидке без рукавов и пёстром платке, повязанном на бёдрах. Нагло протиснулась сквозь толпу, облепившую покрытый зелёным сукном стол, согнала с высокого стула порядком уставшего конопатого раздавалу, уселась – раскованно, нога на ногу, ничуть не смущаясь пристальных и похотливых мужских взглядов, – распаковала новую колоду, смахнула первую карту и громко объявила:

– Дама бубен. Ваши ставки?

Зазвенели монеты, падая на сукно и стукаясь друг о друга, заискрились алмазы, выложенные в довесок к горстям золота, зашумело вино, переливаясь из чёрно-зеленых бутылок в бокалы для богатых посетителей и деревянные кружки, предназначенные их слугам, заворковали полуголые девицы, сидевшие у некоторых господ на коленях и подбадривающие ставить больше и чаще. Когда же всё успокоилось и взоры устремились на рыжую, неторопливо тасующую толстую колоду, та мило улыбнулась, слегка подалась вправо и вполголоса насмешливо спросила:

– А тебе отдельное приглашение нужно?

Цвет рубина на пальце был в тон вину в хрустальном бокале. Эйгон неторопливо потянулся за своим, взял, сделал жадный глоток и ответил:

– В картах ставлю на брюнеток.

– Тогда готовься, – хитрой лисой улыбнулась девица. – Даму треф у нас Сетт хорошо метает.

Поманила к себе лысого, раскинула карты и огласила выигрышный вариант – проиграли все, кто ставил по-крупному.

– Начни с трефовой, – девушка протянула колоду Сетту и уступила место. – Специально для него, – подошла к Эйгону со спины, положила руки на плечи и провела большими пальцами по шее, расслабляя напряженные мышцы. – Нравится? – она замурлыкала кошкой и расхохоталась, наблюдая, как Эйгон вновь приложился к вину, осушил залпом весь бокал, ослабил шейный платок, а потом и вовсе снял и бросил на пол. Верхние пуговицы камзола расстегнулись сами, и рыжая девица нырнула пальцами под рубашку Эйгона, лаская грудь. 

– Ставки, – буркнул Сетт, призывая игроков быть активнее, и вытащил даму треф. 

– Что ставим? – горячее дыхание было с запахом корицы. – Я знаю, ты выиграешь...

– Тогда перстень.

Эйгон решительно бросил на зелёное сукно серебряное украшение с крупным голубым топазом, выуженное из внутреннего кармана камзола. Щёлкнул пальцами, и его бокал тут же наполнил до краев шустрый служка, получив за скорость медяк. 

– Выиграет этот расклад, – длинноногая девица обогнула стул, на котором сидел Эйгон, приблизилась к столу и, дотянувшись до перстня, переставила его с идущих подряд двойки, тройки и четверки пик на три разномастных туза. – Я приношу удачу, – закончив со ставками, шепнула она Тайернаку и уселась к нему на колени, вызывающе раздвинув ноги. 

Смотрела, словно гипнотизировала, завлекала в пучину болотного цвета глаз, зазывала пухлыми алыми губками, намазанными безвкусным жиром, смешанным с соком клюквы, и играючи дразнила, скользя пальцами по широкому поясу, выдёргивая заправленную рубашку и касаясь горячего мужского тела.

– Выиграли три туза, – монотонно объявил Сетт, а рыжая оторвалась от Эйгона, схватила с сукна перстень с топазом, надела себе на палец и залюбовалась камнем. 

– Оставь себе, – в разморенном голосе Тайернака проступила лёгкая хрипота. 

– Я отработаю, и, обещаю, ты не разочаруешься. 

Девица растянула губы в соблазнительной и провоцирующей улыбке. 

Начался новый раунд, и Сетт вытянул валета пик. Игроки вокруг затаили дыхание, прислушиваясь к тому, что скажет рыжая, теребили в руках мешочки с золотом и даже к вину не притрагивались – боялись ненароком пропустить роковое слово. Та, как назло, с выбором не торопилась, льнула к Эйгону и дразнила его лёгкими ненавязчивыми прикосновениями. 

– Ставь на королей, не прогадаешь, – спустя нескорое время тихонько шепнула она Тайернаку на ухо и вдохнула запах его волос: сырой лес смешался с терпким табаком и винным угаром. 

Монеты, золотые и серебряные, полетели на самый дальний угол стола, к ним присоединились золотые запонки, отстегнутые с рубашки, и кольцо с чёрным жемчугом. 

– И это, – рыжая потянулась к кроваво-красному рубину и начала стягивать перстень. 

– Это для другой игры, – остановил её Эйгон, согнал с колен, встал, отхлебнул вина и оценивающе осмотрел комбинации карт после того, как Сетт закончил метать. – В этот раз я проиграл.

– Хотите сыграть по-крупному?

Вкрадчивый голос за спиной заставил Эйгона вздрогнуть. Впопыхах заправив рубашку и одёрнув мятый камзол, Тайернак обернулся. Перед ним стоял Флинн. Уродливый шрам на губе, сросшиеся на переносице брови и криво остриженная бородка не так привлекали внимание, как руки – жилистые, крепкие, сильные. Рукава чёрной рубашки были закатаны по локоть, демонстрируя наколки в виде шестёрки пик и игральных костей. Пальцы Флинна были длинные и цепкие. Перебирая карточную колоду, они ловко и неприметно для окружающих подменяли двойки и тройки тузами и джокерами.

– Пройдемте.

Флинн указал рукой на круглый столик в углу. Толпа вмиг расступилась, пропустила Эйгона вслед за хозяином заведения и сомкнулась обратно вокруг Сетта, который как раз начал новую партию.

– Приятно иметь дело с азартными людьми, – вымолвил Флинн, когда оба уселись. Прогнав рыжую девицу, он положил колоду на оцарапанную и залитую пуншем поверхность стола, приказал принести вина, предложил Эйгону отличный дорогой табак и спросил в лоб: – В «летающего джокера»?

– Не против.

Эйгон подался вперёд и внимательно следил за ловкими, шустрыми пальцами раздавалы. В какой-то момент тот насупился, будто почувствовал что-то – то ли кольнуло где, то ли не вовремя зачесалось, – но потом морщины разгладились, и лицо опять посветлело.

– Начнем с этого, – Эйгон вынул из кармана камзола золотой медальон и положил на стол.

–  Вещица недурная, – согласился Флинн и поставил против медальона проигранные Эйгоном ранее золотые запонки. 

Карты разлетелись по сторонам: какие-то падали к Эйгону, какие-то – к Флинну, какие-то уходили на сторону и в банк. Тайернак не сводил взгляда ни с одной, а когда раздача закончилась, то сразу накрыл ладонью свои и ждал команды.

– Смотрим.

Комбинация попалась не из плохих, но и не самая выигрышная. Эйгон сдал две карты и взял одну из банка. Флинн тоже скинул три и взял одну.

– Вскрываемся?

Эйгон кивнул.

Сет из трефовых картинок был стремительно и умело перекрыт набором тузов. Даже летающего джокера не потребовалось, чтобы доказать Тайернаку, что фортуна не на его стороне. 

– Ещё партию, – выдавил Эйгон, выпивая вино и нервно закуривая.

– Скучно играть, когда ставки вот такие, – Флинн обвёл рукой золотые вещицы, разбросанные по столу, а затем покосился на рубин на пальце мага. – Сыграем по-крупному?

Эйгон покрутил перстень на пальце.

– Это фамильная реликвия, стоит как треть или даже половина целого королевства. Боюсь, у вас будет нечем ответить.

Флинн хитро прищурился, долго молчал и, наконец, процедил:

– Чем ответить, найду.

– Тогда играем? 

Мальчишка-разносчик подлил вина в бокал Эйгону, и то было тут же выпито.

– Не сегодня, – неожиданно уклонился Флинн. – Приходите завтра в это же время, и я поставлю против вашего рубина камень, схожий по ценности.

– Завтра меня уже здесь не будет, – Эйгон резко облокотился на шатающийся стол и ненароком смахнул несколько карт на грязный пол. – Но от игры я не отказываюсь. Предлагаю сыграть в меня в замке. Играть будем ночью, в час волка – мне так удобнее. 

Глаза Флинна беспокойно забегали.

– Со мной будет охрана.

– Хоть всю гвардию приводите. Даю вам слово лорда Смоляных гор, если выиграете вы, то беспрепятственно уйдете с выигрышем. И ставить буду не только фамильный рубин.

Последние слова были подобны стреле, вылетевшей из лука и попавшей в яблочко.

– С вами приятно иметь дело, лорд Тайернак, – довольно облизнулся Флинн.

– Тогда до встречи.

Эйгон резко поднялся, пошатнулся и упал бы, если бы не Ланс, вовремя подоспевший и подставивший плечо.

– За что же мне такое наказание? – прошептал он, протискиваясь вместе с Эйгоном к выходу. –  Предупреждал я, не пейте много. Флинну лишь бы надурить клиента: напоить, раскрутить и обобрать. Что я первый раз тут что ли?

– А который раз?

Ланс с Эйгоном вывалились на морозный воздух. Глубоко вдохнув, Тайернак осел на затвердевшую землю, провёл рукой по редкой заиндевевшей траве, а затем приложил мокрую ладонь к горячему лбу. Немного отпустило.

– Его высочество из «Малинового туза» годами на вылазит. И я вместе с ним. Лучше бы фехтованием занимался. Теперь вот вы дорвались. Сколько сегодня там оставили?

– Сейчас посчитаю, – заплетающимся языком проронил Эйгон. – Перстень с топазом, кольцо с жемчугом, золото, медальон… ах, да, ещё запонки. Мухи болотные, в каком же виде я теперь дома появлюсь?

– На камзоле у вас верхняя пуговица оторвана, милорд, – Ланс подливал масла в огонь. – Волосы грязные и слипшиеся. И, главное, несёт, как... из дешёвого притона.

– Где мы, собственно говоря, и были.

– Леди Арлине это не понравится.

Эйгон фыркнул.

– Будто она заметит?

– Она всегда отличалась изысканным вкусом и любовью ко всему красивому. У нас, в Озёрном крае, ей завидовали все молодые дамы, как на выданье, так и замужние. А сколько лордов к ней сваталось… Она создана для самого лучшего.

– Для твоего Мартана что ли? – Эйгон полез в карман за табаком, но не нашёл и махнул рукой.

Ланс пожал плечами.

– Будь она моей, я бы её оберегал и пылинки с неё сдувал…

– Она что, прикроватная тумба, чтобы с неё пыль смахивать?

Ланс отмахнулся.

– Ничего вы не поняли.

– Да понял я, понял, – голос Эйгона на миг смягчился, но потом снова стал твёрдым и не терпящим возражений. – Арлину я никому не отдам, так и знай. Я не для того столько времени терпел ту рыжую дурёху на своих коленях. Видел, каким взглядом она сверлила рубин на моём перстне?

– Видел, – проворчал Лансель. – У вас хоть хватило ума его с пальца не снять. Принц с него бы начал.

– Сразу с таких ставок? – присвистнул Эйгон, втянул носом морозный воздух и резко выдохнул. – Кажется, трезвею. Помоги подняться.

Ланс был тут как тут: подставил плечо, помог встать, и оба двинулись к оставленному за несколько домов от игорного притона экипажу. Дорога была вся в рытвинах; камень перемежался с земляной грязью и кривыми досками. Туда-сюда сновали крысы, за которыми охотились голодные чёрные кошки. В канавах дремали пьяные завсегдатаи питейных заведений по соседству. В подворотне делили добычу воры.

– И что же мне так с хозяевами не везёт? – невольно выплеснул Ланс. – Вначале один до дома еле ноги волок, теперь второй...

– Арлина, наверно, зубами на него пьяного скрипела, – протянул Эйгон. – Она такая... поколотить может. 

– Да какое там «скрипела», – поморщился Ланс, аккуратно перешагивая через лужу. – Она и не знает ничего. Мартан за двое суток до встречи с ней в рот капли не брал. 

У Эйгона перешагнуть не получилось – увяз половиной сапога в мутной, ещё не покрытой льдом жиже.

– А её отец? Он знал?

Ланс мотнул головой.

– Пока они были помолвлены, он ни о чём и не догадывался.

– Пока были? Помолвка разорвана?

– Мартан был так возмущён побегом Арлины, что теперь и слышать о ней ничего не хочет. Оно и к лучшему, ваша светлость. Вам нужна девушка; его высочеству – голова на плечах, а мне нужен его высочество, здоровый и невредимый. Поэтому я и согласился помогать, как только вы озвучили мне свой план.

– Обыграть Флинна будет непросто, – движением руки Эйгон распахнул дверцу экипажа и плюхнулся на мягкое сидение, на котором, приняв цвет бархатной обивки, лежала его волшебная трость. – Прежде всего, он маг, чему я сам несказанно удивлен.

Ланс недоуменно уставился на Тайернака. 

– Маг второсортный, – продолжал тот, – не выше пятого или четвёртого ранга, но стоило мне попробовать немного повлиять на расклад, как он это дело сразу просёк. Не удивлюсь, что чтение магии соперника – единственное, на что он способен. Кроме откровенного мошенничества, конечно.

– Стало быть, вы не поддавались, как планировали изначально? Играли честно и всё проиграли? 

– Именно. С ловкостью его рук не поспоришь – победа всегда будет на его стороне. 

– Как же вы собираетесь играть с ним по-крупному?

Эйгон пожал плечами.

– Сейчас не в состоянии ничего придумать, но у нас есть ещё время. Что это у тебя там?

Эйгон приподнялся на подушках, взял трость и посветил алмазом.

– Где? – Ланс опасливо заозирался.

– Торчит из кармана. 

– А-а, – Ланс облегченно выдохнул, – карты. Полная ерунда. Какая-то цыганка дала, а я, дурак, повёлся. Потом подумал было, что она, наверно, что-то у меня в тот момент украла, но карманы проверил – всё было на месте. Помню её имя. Лачтна.

– Дай сюда, – Эйгон вырвал колоду из рук Ланса, высыпал карты на сидение и всмотрелся. – Почему она тебе их дала? – набросился он с вопросами на паренька, но тот выглядел так глупо, что дальше расспрашивать было бесполезно.

– Дала и дала, я не спрашивал, – буркнул он в ответ.

– С этими картами я всегда выигрывал, – подмигнул Эйгон.

– Вы знаете эту цыганку?

– Она моя бывшая жена. – Лансель присвистнул. – Только вот с её отцом у меня не заладилось, и общий язык найти не можем до сих пор. 

– Теперь главное, чтобы вы с Алистером де Вриссом задружились. А это будет очень сложно.

– Сложнее, чем с Квирлом?

– Это тот самый в чёрных перчатках, нос которого похож на вороний клюв? Ставлю годовое жалование, что с де Вриссом будет сложнее. Он обожает дочь и готов убить за неё любого. 

– Я тоже готов горло любому перегрызть. Думаю, на этой почве мы с де Вриссом и сойдёмся. А теперь надо протрезветь, выветрить запах этого мерзкого табака и возвращаться в Смоляные горы. И держи язык за зубами, Ланс.

– Как прикажите, ваша светлость.

Эйгон снова откинулся на подушки и прикрыл глаза, но внезапно наморщил лоб, поднялся, высунулся в полкорпуса из экипажа и легонько свистнул. Некоторое время ночную тишину ничего не нарушало, но потом над головой захлопали крылья, послышалось сварливое карканье, и на руку Тайернака сел ворон с серой полоской на спине. Позыркал глазками-бусинками по сторонам, потыкался клювом в серебряную нить камзола и замер, внимательно слушая, что ему тихо шептал маг. А после взмыл в небо и растворился среди чёрных туч. 

– Что это было?

Ланс всматривался в темноту, пытаясь разглядеть, куда полетел ворон.

– Для того, чтобы очаровать Флинна, нам нужна будет красивая женщина. 

– Ваша жена? Кто может быть красивее?

Эйгон устало вздохнул, дивясь наивности слуги.

– Красивая, Ланс, женственная, мягкая и, как сочный персик, соблазнительно вкусная. И такая женщина у нас будет.

_____________

*Времяисчисление нестандартное. Час волка начинается примерно в 1:00-2:00 ночи (в зависимости от лунного дня и феникса на небе: молодой или уже зрелый) и заканчивается в 4:45. Час полевой мыши длится 14 минут 57 секунд. Час комара – 3 удара сердца. Далее следует час травяного кузнечика (примерно 5 часов утра), который длится до 7 часов утра

Глава 20. В тёплой воды объятиях

– Тоник из жабьей икры – вещь нужная? 

Арлина вытащила из корзины пузырёк с зеленоватой жидкостью, взболтала и посмотрела на свет. 

Грибо поморщился.  

– Говорят, омолаживает кожу и убирает бородавки, но мне не помог. Врут, наверно. 

– А тут что? – бледно-жёлтая этикетка была приклеена косо и содержала множество букв. – Какая-то настойка для принятия внутрь. Основной компонент – яд плюющей змеи. Помогает при... ой, стыдоба какая! 

Арлина спешно сунула склянку обратно и вытерла руки о платье.  

– Давай подсоблю. 

Грибо перелетел через половину комнаты, приземлился на стол рядом с корзинкой, полной бутылочек, банок и пучков с травами, залез грязным когтем и начал рыться, бормоча под нос названия зелий и неистово комментируя:  

– Драконья отрава... она-то зачем нужна? Драконы не мухи, на подоконниках толпами не сидят. Протёртая чешуя голубого василиска... ослепить что ли кого-то собирался? Слеза русалки... это в каких же водах он её добыл и почему без меня? О, кажется, нашёл, – Грибо вытащил обмотанную коричневой верёвкой невзрачную колбочку и довольно помахал ей. – Вот она. Слизь земляных червей. 

Арлина поспешила выхватить пузырёк, откупорила и поморщилась.       

– Что за гадость. Как посмотришь, чего мы в котёл навалили, никогда не подумаешь, что это то самое средство, которое поможет вернуть к жизни любимого человека. 

– Как же оно должно пахнуть? – Грибо приложился носом к откупоренному бутыльку и облизнулся. – Вкуснятина. 

– Как должно? – Арлина перелистывала книгу рецептов и искала нужную страницу. – Так же, как пахнет Мартан: можжевельником и горькой травой, лимонником, озёрной свежестью и влажными листьями.

– Ну, когда ты оживишь своего принца, он будет пахнуть ядовитым коровяком, гнилым плющом и червями. Ещё от него может нести волком, – добавил горгулья, закинув в котёл щепотку шерсти. – Клык давай. 

Арлина протянула тот самый, белый и острый. Грибо ловко распилил клык когтем и бросил маленький кусочек в бурлящее варево, помешал черпаком, прибавил язычков пламени. 

– Куда столько! – воскликнула девушка, кинулась убавлять, но было уже поздно – пар валил чёрный. 

Пятая попытка за день и двадцать вторая – за четыре дня. И все неудачные. Того и гляди, плющ переваришь, слишком много росы бухнешь, алмазной муки недосыпешь или пламя сильное разведешь. И если все прошлые старания контролировались Эйгоном, который на глаз определял перебор и, не отрываясь от книг или бумаг, подсказывал, в какую сторону повернуть рычажок на горелке, то сейчас рядом был Грибо, а тот, как и Арлина, всё мешал наугад. 

– И всё-таки крайне непорядочно с его стороны взять и уехать, не сказав даже, когда вернётся. 

Арлина вылила пришедший в негодность эликсир в ведро, протерла котёл изнутри тряпочкой и заново водрузила его на горелку. 

– Наверняка, поехал на открытие ярмарки последних достижений в колдовских науках. Чего там только нет: и палочки волшебные, но они совсем для слабаков – сильный маг и взглядом управится; и мётлы-летуны для дам; и даже шапки-невидимки. В прошлом году, правда, особой популярностью пользовались шлёпанцы-невидимки. Нырк лапами – и пошёл. Мне хозяин купил – я их посеял. 

– Ещё и Ланса с собой утащил! – не унималась девушка. 

– Тогда точно на ярмарку. Как раз нагрузит его свёртками и пакетами – до экипажа дотащит. 

– Я с Лансом не успела даже словцом о Мартане перекинуться. Каким же черствым сухарём нужно быть! Ведь знает, как я тоскую, как сплю и вижу, чтобы скорее вернуться в Озёрный край. И вот судьба посылает мне близкого человека, а он...

– Что-то мне подсказывает, – Грибо навострил уши, – что судьба посылает нам не одного близкого человека, а целую толпу. И происходит это прямо сейчас. 

Слетев со стола, горгулья вцепился лапами в штору и резко рванул её в сторону. Вместо того, чтобы отодвинуться, та отлетела прямо с перекладиной, на которую крепилась, и накрыла собой высокую напольную вазу. Следом за шторой на тонкий фарфор шмякнулась и перекладина. Ваза треснула и развалилась на мелкие кусочки, окончательно позволив тяжёлой портьерной ткани осесть на пол. 

Распахнув окно, Грибо осторожно высунулся носом на улицу, а после свесил вниз и всю голову. Арлина не выдержала, подскочила, но тут же запуталась каблуком в шторе, а когда распуталась, то тоже выглянула в приоткрытую створку и затаила дыхание. 

Внизу, в скудном свете луны, выступившей из-за чёрных туч, стояла запряжённая тройкой резвых лошадей карета. Вся в золоте, она качнулась под лихим напором ураганного ветра, но устояла. Тщедушный кучер соскочил с козел и поспешил открыть дверцу, но первые попытки удачей не увенчались. 

Одной рукой придерживая шляпу, другой – хватаясь за ручку дверцы кареты, кучер не терял надежду выпустить приехавших господ, но ветер был сильнее: упорно вдавливал дверцу обратно и открывать не позволял. Плюнув на головной убор, кучер вцепился в ручку мертвой хваткой – шляпа с его головы тут же слетела, была подхвачена ветром и в одно мгновенье оказалась на лопоухой каменной горгулье, сидевшей на верхней ступеньке парадной лестницы прямо у входных дверей. В широкополой шляпе декоративный истукан смотрелся важно и помпезно, пока ветер не решил продолжить забавы и не перенёс её на шпиль одной из башен замка.

Уже почти отчаявшийся кучер поплевал на ладони, потёр их друг о друга и приготовился приложиться снова, как вдруг дверцу кареты толкнули изнутри. Распахнувшись, та чуть не сшибла бедного слугу, а на улицу неторопливо вышел мужчина, на вид не больше тридцати лет, с золотой тростью, на конце которой застыл такой же золотой лотос. 

Мужчина огляделся, покрутил трость, покачал головой и протянул руку, помогая выйти из экипажа такой же высокой, как он, стройной и грациозной даме, золотистые волосы которой были собраны в пучок на затылке. Одеты оба были богато: на нём – чёрный камзол с жёлтым цветком в петлице; на ней – роскошное, цвета весенней травы, платье, толстая тёплая накидка с воротником из меха белой куницы и муфта. 

Перекинувшись друг с другом парой слов, недоуменно пожав плечами, оба – дама об руку с мужчиной – поднялись по лестнице. А когда ступили на самую верхнюю ступеньку, то на всю округу раздался такой сильный троекратный стук в дверь, что стая сидевших под навесом крыши и нахохлившихся от ночного холода воронят встрепенулась и зашумела крыльями, взмывая в воздух, а Арлина от страха скатилась с подоконника, и Грибо вместе с ней. 

– Кто такие? – испуганно выдавила девушка, в спешке пряча горелку и котёл под стол. 

– Лавиндеры, – проскрипел горгулья, хватая когтями склянки и банки и засовывая их в корзинку. – Граф Максимилиан Лавиндер и его сестра Шела. Из Солнечной бухты. 

– Я слышала о ней, – воскликнула девушка и поморщилась, так как громкий стук повторился. – Мадам Потаж говорила, все слуги ждали её с милордом свадьбы. Зачем они здесь? 

– Меня больше волнует, что им никто не открывает. Слуги дрыхнут в дальнем крыле, ничего не слышат, а дворецкого у нас, как не было, так и нет. Придётся тебе. 

– Мне? – ахнула Арлина. – Ты посмотри на меня. 

Не дождавшись вердикта, Арлина сама вынесла нужный: всклокоченные волосы неряшливо торчали в разные стороны, серое платье было давно не стирано, манжеты и воротник – сильно засалены, на лбу и щеках – копоть от горелки и чёрного пара, двадцать два раза валившего из котла с тех пор, как Эйгон покинул замок.  

– Я приведу себя в порядок, умоюсь, переоденусь, – засуетилась девушка и заметалась из стороны в сторону, не зная, за что хвататься. – Два платья куплено, нужно выбрать, какое надеть, и подобрать к наряду украшение. Без достойного ожерелья никак. 

– Некогда чесаться, плескаться и юбки перебирать, – Грибо вцепился когтями в пояс платья Арлины и силком потащил девушку к выходу, – Максимилиан своей тростью сейчас нам всю дверь разнесёт, будем всю ночь морозом дышать.

– Ему сложно зайти, как это делал Квирл?

– Мы закрыты на засов, это раз. Милорд наложил заклятие на дверь, это два. Открыть можем только изнутри, а с наружи к нам никто не попадёт. У графа Лавиндера не найдётся столько ума, чтобы сломать заклятие и по-человечески пробраться в замок, но снести дверь с петель ему сил хватит. 

– Он тоже маг?

– Второй степени. Да скорей уже!

По лестнице вниз одна бежала, перепрыгивая через ступеньки, второй летел, задевая крыльями скульптуры, которые в свою очередь тут же оживали и норовили в отместку больно цапнуть. Одной удалось – Грибо взвыл, рухнул на пол и кубарём покатился вниз прямо к дверям, с которых Арлина уже снимала тяжёлый засов. 

– Я всю дорогу твердила тебе, его нет дома. Был ли смысл так гнать лошадей? 

Шела Лавиндер по-хозяйски переступила порог, бросила равнодушный взгляд на Арлину и протянула ей муфту и накидку. 

– Он просил прибыть в это время – я прибыл, – ответил её брат, заходя следом. 

Казалось, будто солнце, столь редкое в стенах Штормового замка, вдруг прорвалось сквозь заслон из хмурых серых туч,  заиграло в каждом уголке лучами, нарочито осветило слои пыли на лестничных перилах и выпачканный в саже нос Арлины, а после юркнуло обратно под шляпу Максимилиана, зарылось в пряди его золотистых волос и затаилось в ожидании новой команды, чтобы вновь вылететь из своего убежища и всех ослепить. 

– Милое дитя, – Арлина кое-как разлепила глаза. На неё недоуменно смотрела Шела и продолжала говорить, словно петь, медовым голосом, – ты новенькая? Я раньше тебя не видела. Возьми мои вещи. Не вечно же мне с ними стоять. 

Белый мех пах морозом и сладкими духами. Согнувшись под тяжестью плотной накидки, Арлина шмыгнула за угол, перевела дыхание и затолкала дорогую вещь в первый попавшийся на глаза шкаф. 

– Давно я здесь не был, – протянул Максимилиан, снимая перчатки. 

– Поверь, изменилось мало, – ответила сестра, проводя пальцами по сухому камышу в напольных вазах. – Только пыли стало больше, а в слугах – почтения меньше. Нашими лошадьми никто не занялся, дворецкий не открыл двери, а служанка чернее сажи. Уже жалею, что отдала ей мех. Представляю, что с ним станет. Она его замарает, и тебе придётся покупать мне новый.

– Надо сказать Эйгону, чтобы отмыл девчонку. 

Шела недовольно поджала губы и начала медленно подниматься по лестнице на второй этаж. Максимилиан догнал её в два прыжка. 

– Ты куда?

– Не у входа же ждать. Иди за мной. Я знаю, где Эйгон хранит твоё любимое южное красное. 

– Не проще попросить ту девчонку принести нам закуски и вино?

Шела остановилась на шестой ступеньке и осмотрела пустой холл. 

– Она как сквозь землю провалилась... Пойдём, – потянула брата за руку и задорно рассмеялась. – Поверь, я организую тебе бокал вина и что-нибудь перекусить быстрее, чем та служанка сообразит, из какого шкафа взять посуду. 

Когда шум шагов утонул в мягком ворсе ковра, а потом и вовсе растворился за закрытыми дверями кабинета, Арлина осторожно высунулась из своего тёмного укрытия, затянутого в правом верхнем углу липкой паутиной, и тут же столкнулась нос к носу с Грибо. 

– Они ушли? – прошептала она. 

– Опустошают хозяйские запасы, – проворчал горгулья, – хохочут и режутся в «пульку». Максимилиан уже и колоду карт сообразил из страниц пособия по магическому садоводству. Если милорд не вернётся в ближайшие часы и не приструнит их, то к завтрашнему утру мы останемся без ветчины и с испорченной библиотекой. 

– Сейчас я их поставлю на место, – собралась с духом Арлина, – и покажу им, что я не служанка здесь какая-то, а... а.... – девушка наморщила лоб, подбирая нужное слово. 

– Хозяйка, – робко подсказал Грибо и вжал голову в плечи, чтобы ненароком не попало. 

– Хозяйка! – ни секунды не сомневаясь, подтвердила Арлина и ринулась вперёд. 

Грибо еле поспевал. 

– Так кабинет в другой стороне!

– Вначале умоюсь, – бросила девушка на бегу. 

В комнате, где на гладких широких камнях стояла большая овальная купель, было всегда тепло и влажно. Пару недель назад, подскользнувшись в саду на глине, Арлине ничего не оставалась, как молча согласиться и, вместо плескания в тазике во владениях мадам Потаж, покорно побрести в умывальню Тайернака, на которую тот просто указал пальцем, не проронив и слова укора.  

Зато какое же это было блаженство, ни в какое сравнение не шедшее с жестяным тазиком, окунуться в наполненную горячей водой и ароматами разноцвета и солнечной прянотравки ванну, понежиться в облаках мыльной пены и выйти, будто заново родившейся: чистой, свежей и лёгкой. 

Всегда полная воды, купель нагревалась мгновенно. Толстые стены, завешенные солидными гобеленами, днями держали в комнате тепло и не выпускали его ни в какую. Окон в четырёх стенах не было – лишь много-много свечей, которым, сколько ни зажигай, никогда не удавалось победить царивший в умывальне расслабляющий полумрак...

– Они приняли меня за служанку! – возмущалась Арлина, выплёвывая воду, которой Грибо окатил девушку из ушата. Сброшенная грязная одежда валялась на полу, а на сидении бордового кресла, стоявшего в углу в компании ещё одного такого же и чайного столика цвета сосновой шишки, лежало недавно купленное бирюзовое платье. – Этот с тростью...

– Максимилиан, – уточнил Грибо, протягивая мыло.

– Он самый. Он хоть сдерживался. Но дамочка... 

– Леди Шела, – опять вставил горгулья, летая от шкафа к шкафу, вытаскивая пузырьки с ароматными маслами и выливая из каждого понемногу в ванну, от которой шёл густой пар. 

– Она самая. Назвала меня замарашкой. 

– Ну, чего лукавить, вид у леди Тайернак и впрямь совсем не как у леди, а как у трубочиста. 

– Сейчас будет, как у леди. 

Арлина вдохнула побольше воздуха, зажмурилась и с головой нырнула в мыльную воду. Вынырнув, выдохнула и, не открывая глаз, протянула руку в сторону, требуя брусок нового пенистого с ароматом лаванды. Тот незамедлительно лёг ей на ладонь. Взбивая роскошную пену на макушке, развазюкивая её по всей длине волос, девушка не переставала ворчать о прибывших гостях, но сильно разойтись не получалось, так как, стоило открыть рот, мыло мигом попадало на язык. Когда пены на голове стало уже столько, что сходство было с зимним сугробом, Арлина промычала, чтобы Грибо обмыл её очередной порцией чистой воды. Каскад обрушился в ту же секунду. Согнал пену с макушки и раскидал белоснежными хлопьями повсюду по купели, которые, осев на поверхность воды, превратились в воздушные островки, похожие на сахарные зефирки. 

– Ещё?

Арлина вздрогнула, чуть не захлебнулась, подскочила, распахнула глаза, но тут же шмыгнула обратно по подбородок в воду и изо всех сил, стараясь прикрыть наготу, начала загребать к себе разбросанную по всей ванне пену. Сбоку от неё с пустым ушатом в руках стоял растрёпанный и забрызганный Эйгон. 

– Дёрнулась, будто зверя увидела, – недовольно пробурчал он, смахивая попавшую на камзол пену. 

Однако одежду было уже не спасти: основательно забрызганный не только мыльной водой, но и дорожной грязью, и бордовым вином, камзол потерял форму, нуждался в чистке и сушке и спустя мгновенье полетел на пол к куче такой же мятой и засаленной одежды Арлины. 

– Прошу вас выйти, – строгим ледяным тоном произнесла девушка, продолжая по горло сидеть в тёплой воде.

– И не подумаю, – ответили ей безапелляционно.

– Я, между прочим, без одежды, – лихорадочно соображала Арлина, выискивая другие варианты наступления.

– Я тоже не в шубе. Приподнимись-ка.

Но Арлина не собиралась двигаться.

– Приподнимись, – рыкнул Эйгон, – сажа на шее осталась.

Присев на край купели, Тайернак потянулся за мылом, одной рукой отвёл мокрые волосы девушки в сторону, другой – бережно провёл по распаренной коже. А когда закончил, то зачерпнул ладонью горячей воды и плеснул на хрупкие шею и плечи. 

– Где ваши запонки?

Арлина покосилась в сторону рук Эйгона: рукава рубашки намокли, были расстёгнуты и прилипли к коже.  

– Потерял.

– Обе?

– Не верти головой; ещё вот здесь чернота.

Тайернак подался вперёд, и Арлина вдохнула запах, идущий от его тела и волос: ядовитый табак смешался с забродившим вином, к ним добавились сладкие женские духи, мороз, ещё раз табак, от которого впору было зайтись кашлем, и ещё раз вино, на этот раз скисшее. 

– От вас разит, – отчеканила девушка. – На каких ярмарках столь щедро наливают?

– Ярмарках? – недоуменно повторил Эйгон, встал, стянул рубашку, швырнул к груде грязных вещей и взялся за широкий пояс.

– Что вы делаете? – переполошилась Арлина, вскочила, тут же одумалась и спряталась обратно в воду, опять вскочила, вылетела из ванной, в один прыжок оказалась у шкафчика с большими пушистыми полотенцами, вытащила одно, повалив на пол все остальные, завернулась в него и рванула к выходу, но спокойный и немного насмешливый голос Эйгона заставил её остановиться и обернуться.

– Платье забыла. Но к Лавиндерам можно и голышом выйти – не обидятся.

Двадцать две неудачные попытки варки эликсира за последние четыре дня огорчали; мех, сунутый златовласой Шелой, и разговоры Максимилиана об чумазом носе досаждали; неприятная смесь ароматов, исходящая от Тайернака, коробила, но всё это, вместе взятое, меркло на фоне слов Эйгона, равнодушно брошенных и возмутивших Арлину до глубины души.

Измазанные в глине сапоги слетели с ног и отправились к камзолу и рубашке. Пояс был размотан: оставалось расстегнуть последнюю, скрытую от глаз пуговицу, как перед Тайернаком выросла худенькая тень. Пальцы застыли на застёжке, не торопясь с решающим движением. Помятое лицо было бледным и вытянутым, на потрескавшихся губах оставались черноватые пятна от чрезмерного количества выпитого вина, а во взгляде покрасневших глаз читались адресованные стоявшей напротив Арлине вопрос и раздражение.

– Говорите, ваши гости не обидятся? – усмехнулась девушка, крепко придерживая полотенце на груди. Руки вцепились мёртвой хваткой в единственную, прикрывавшую не до конца обсохшее тело ткань; девушка старалась скрыть волнение, но голос предательски дрожал. А ещё в нем улавливались грусть и горечь. – Что-то я не заметила в них сочувствия к замарашке-служанке, за которую они меня приняли? Не разглядела ни капельки уважения или просто человеческого интереса. Лишь величавую гордость и высокомерный взгляд, и…

Эйгон не дал договорить: одной рукой схватил Арлину за талию и притянул к себе; другой – зарылся в её влажные волосы, пахнущие календулой и крапивой.

– Отпустите, – заметалась девушка, но Тайернак и не думал настаивать и добиваться своего. Он просто не разнимал объятий, но и продолжения не следовало. Зато ледяным ливнем в разгар жаркого дня обрушились на Арлину его слова: жёсткие, колючие, как четырёхдневная щетина на его подбородке, но до боли правдивые.

– А ты чем лучше? Вспомни нашу первую встречу на площади... нашу ночную беседу у цыганки... наш путь в Смоляные горы… Кем я был для тебя? Нищим старикашкой, на которого без содрогания не взглянешь? Тебе были в тягость разговоры со мной, ты брезговала меня касаться, ты терпела меня лишь потому, что надеялась купить спасение для своего принца. И что теперь? Узнав, что без меня никак, ты и в постель со мной ляжешь, лишь бы получить своё.

– Не лягу, – змеей прошипела Арлина, пытаясь разомкнуть пальцы, вцепившиеся в её тело. Полотенце спасало плохо: на утро в тех местах останутся синяки.

– Со мной – нет, – издевался Тайернак, – а со стариком – заставлю. С тем, кого ты чуралась всё это время. Или ты забыла о моём втором облике, стоит луне выйти из часа волка? 

– Вы пьяны, – пролепетала Арлина, бледнея.

– И это правда, – Эйгон тяжело дышал. – Вино было дерьмо и до сих пор не выветрилось.

– Вы пьяны, а я должна терпеть ваши бессвязные речи? Мне… противно! – Арлина сжала кулачки и ударила ими в грудь Тайернака. – Идите дышите на ухо своей невесте, которая заждалась вас наверху, а меня оставьте, наконец, в покое!

– Какой ещё, к болотным мухам, невесте?

– Заносчивой и, как статуя, холодной, а ещё ни капельки не красивой! Мадам Потаж мне все уши прожужжала, какая Шела Лавиндер – писаная красавица и душка.

Глаза Тайернака хитро заблестели.

– Наиграюсь с тобой и займусь Шелой. Она уж точно против не будет.

– Идите прямо сейчас, – подначивала Арлина, – прямо в таком виде, в каком меня домогаетесь. Сами сказали, Лавиндеры не обидятся.

– Вначале запретный плод, – прошептал Эйгон, наклоняясь к девушке и касаясь обветренными губами губ мягких и влажных, горячих, как огонь, и сладких, словно мёд. 

– Я не яблоко, – процедила Арлина, упёрлась ладонями в грудь Тайернака и отвернулась. 

Шершавки на его губах пришлись на нежную кожу щеки, а чувствительные подушечки её пальцев нащупали сухие полоски на горячем упругом теле. Мелкие царапинки, свежие, но уже затянувшиеся, которые могут оставить только шаловливые крошечные грызуны или женщины, чьи ногти неровно стрижены и часто ярко крашены. Женщины, что продают себя и свои ласки и встречаются в тех местах, где сладкие запахи духов умело сочетаются с винным угаром и дешёвым табаком. Картинка в голове сложилась в ту же секунду.

– Бабник!

Звонкая пощечина, за ней вторая и уже по второй щеке, и третья – в этот раз по первой. Была бы и четвёртая, но Эйгон подхватил Арлину на руки и прямо в полотенце погрузил в ещё не остывшую ванну. Последняя пуговица на поясе отскочила, Эйгон переступил через остатки соскользнувшей вниз одежды и шагнул в горячую воду, которая, ещё не успокоившись, вновь всколыхнулась и полилась через край купели прямо на пол. Зашипели раскалённые камни. 

Властные горячие губы впились в нежные, дрожащие от неведомого ранее волнения и столь манящие; нетерпеливый язык смело и бесцеремонно проник в рот, и Арлина внезапно для самой себя... уступила его напору. Секундное смятение сменилось горячей волной восторга; тонкие руки обвились вокруг сильной шеи, пальцы зарылись в белые засаленные волосы, а сердце затрепетало, когда потяжелевшее от воды полотенце было сдернуто и брошено к ногам на дно. 

Его руки беспорядочно блуждали по её телу: касания были то нежные и едва ощутимые, почти кончиками пальцев, незаметные и дразнящие, то грубые и наглые, будто голодный волк дорвался до добычи и, не насытившись, не собирался останавливаться. Его губы обжигали сильнее пламени: с шеи скользнули на набухшую грудь, захватили розовый сосок и отдали во власть всё того же жадного языка, дерзкого и не знающего стыда. 

Легкий стон сорвался с полуоткрытых губ Арлины, а Эйгон, оторвавшись от возбужденного бугорка, осторожно отодвинул упавшую на лицо девушки прядь мокрых волос и прошептал: 

– Люблю тебя. 

В его взгляде мелькнула такая незнакомая, нехарактерная для него, всегда такого самоуверенного и непреклонного, нежность, что Арлина не удержалась, закрыла глаза, предвкушая новую волну наслаждения, и первая потянулась к его губам. 

Они были почти одним целым: их языки сплелись, а тела были настолько близко друг к другу, что оставалось лишь решиться и перейти последнюю грань или не думать ни о чём, отдаться во власть чувствам, и та самая преграда преодолеется сама собой. 

Его рука нырнула под воду: пальцы коснулись живота девушки, очертили небольшой круг, дразня и распаляя страсть, спустились ниже и раздвинули бёдра. Арлина вскрикнула, распахнула глаза, но тут же встретилась с ласковым и мягким взглядом Эйгона, который смотрел на неё и ловил каждое вздрагивание влажных от пара и возбуждения ресниц. Свет от вставленных в стены свечей преломился и ударил прямо в бриллиант, снятый вместе с защитным серебряным колечком перед купанием и оставленный на стуле у купели. Розовый камень заискрился и ослепил Арлину, напоминая об Озёрном крае, Мартане и желанном браке. В ту же секунду щёки стали пунцовыми от стыда, сердце – тяжёлым от чувства измены, а в мыслях вертелось лишь одно: «ещё бы немного, и...»

– Нет, – выдавила Арлина, отшатнулась от Эйгона, выскочила из ванны, замоталась в первые попавшиеся тряпки и вылетела из комнаты в коридор, где было темно, пусто и холодно. 

Тайернак рухнул в воду и долго лежал, уставившись в одну точку. А когда кукушка на часах возвестила об окончании часа волка, потянулся за бруском мыла, провёл ладонями, полными пены, по волосам и плеснул в лицо прохладной водой из стоявшего на полу ушата. 

Перстень с рубином чуть было не соскользнул с пальца и не упал на дно, но Эйгон его вовремя подхватил. Потянулся к стулу рядом с купелью, положил дорогое украшение рядом с поддельным бриллиантом и серебряным колечком, подумал, взял бриллиант, повертел и посмотрел на свет. А после положил обратно, закрыл глаза и глубоко вдохнул горячий пар.

Глава 21. Ставки сделаны

Холодная тонкая сталь рассекла воздух со свистом и крест-накрест. Невидимый противник, если бы он был, уже был бы повержен. Совершенный клинок блестел в свете свечей – Ланс взмахнул шпагой ещё раз и аккуратно вернул её на место: на стену, рядом с камином. Подбросил дров, поправил кочергой и скромно встал в сторонке, нет-нет да поглядывая на изогнутые сабли, меч с рукоятью из чернёного серебра и шпаги, острые, как жало осы.

В кабинете Тайернака было по-ночному таинственно.             

Шела полусидела-полулежала в кресле перед камином, заботливо укрытая тёплым пледом, листала книгу и делала вид, что разговор брата и хозяина замка ей совершенно не интересен. 

Чёрный камзол Максимилиана был снят и небрежно брошен на спинку второго кресла. Сам Лавиндер – в белой рубашке и чёрном жилете – ходил из стороны в сторону, словно лев в клетке, и время от времени хмурился, перемалывая в голове смысл слов Эйгона. А тот сидел, ссутулившись, за столом, вертел на пальце перстень с рубином и негромко говорил.       

– Мы начнём с небольших ставок. Гарантировано проиграем половину, но и выиграть нам позволят. В первый час задачей Флинна будет разжечь в нас азарт и изрядно напоить.   

– К чему много пить? – недоуменно пожал плечами Лавиндер. – Вино из твоих погребов – дурман-травы Флинн нам не подсунет. Пару раз пригубим, и этого будет достаточно.    

– Азартный человек азартен во всём. Если играть, то по-крупному; если пить, то залпом весь бокал, – резко оборвал друга Эйгон. – Флинн иного расклада не потерпит. Сразу почует подвох, свинтит, и в болото мой план. Поэтому пить будем много, но голова должна оставаться трезвой.

– Сложно, – почесал подбородок Максимилиан.

– За тем и позвал тебя. Кому ещё я могу так доверять? – Лавиндер поджал губы, ничего не ответил, а Эйгон продолжал: – Дальше пойдут ставки крупнее. Против Флинна играть будем только я и Макс. Шела из игры выйдет и переключит всё внимание на нашего противника и его дружков. Их надо обворожить и притупить их бдительность. А дальше дело техники. Я предложу Флинну ставку, ради которой он сюда и едет. Играть буду сам и гарантировано выиграю. Всё, что будет нужно, это незаметно подменить карты. И тут, Шела, без тебя никак...

– Сделаем, – зевнула та и перевернула страницу.

– Я одного не понимаю, – Максимилиан плюхнулся в свободное кресло рядом с сестрой, вытянул ноги к огню, взял в руки книгу «Яды песчаных змей», покрутил, просмотрел содержание и положил обратно, – зачем тебе это надо? Только не ври, потому что врёшь ты откровенно плохо.

– Надо, – процедил сквозь зубы Эйгон, продолжая пялиться на кровавый рубин на пальце.

– Выкладываешься ради девчонки? – насмешливо заметил Лавиндер. – Ты ведь сам сказал, что брак фиктивный, так к чему старания? Пусть твоя новоиспеченная женушка поскорее сделает то, ради чего ты её сюда притащил. Ты, наконец, вернёшь своё истинное лицо, а она отправится к себе домой, и все будут жить тихо, мирно и счастливо. И обойдёмся без жертв и уже тем более без денежных потерь.

– Макс... – поморщился Эйгон, но закончить не дала Шела.

– Разве ты не видишь, что он влюбился? – всё так же зевая и мотая головой, чтобы прогнать сон, протянула она. – Бормочет про фиктивный брак, а сам влюбился, как мальчишка, и еле дышит.

– Ты это только сейчас придумала? – резко вскинул голову Эйгон.

– Тут фантазия и не нужна, – фыркнула Шела и поправила плед. – Ты и Макс с детских лет не разлей вода. Стоило одному приехать к другому, как сразу мчались друг к другу навстречу. На горшке ли сидели или птицам перья щипали – всё бросали и бежали, по дороге натягивая штаны или вычищая помёт из волос. А тут... вернулся давно, а к нам явился только сейчас. Как ты думаешь, Макс, кому он посвятил то время, в которое он может быть самим собой? Однозначно, влюбился, но девушка, видимо, разделять его чувства не торопится.

– Это правда? – Максимилиан повернул голову в сторону друга.

– Брак фиктивный, – выдавил тот. – Как только она сделает эликсир, я её отпущу. Или отпущу, когда смысла в том эликсире уже не будет. А остальное вас не касается.

– Я ведь говорил, что врёшь ты дерьмово, – бросил Лавиндер и отвернулся.

Рубин на перстне налился кровью настолько, что, казалось, сейчас взорвётся, и необузданная сила хлынет через край и потопит всё, что встретит на своём пути. Эйгон сжал пальцы, глубоко вдохнул и выдохнул. Камень на секунду вспыхнул и погас.

– Ты со мной? – тихо спросил он.

– Что такого ты хочешь выиграть, чтобы покорить девчонку?

– Узнаешь, когда придёт время. Так я могу на тебя рассчитывать?

– Обдерём твоего Флинна так, что он ещё должен нам останется, – донеслось со стороны кресла сонным голосом. – Лишь бы твоя ненаглядная оценила твои старания.

Испещрённое глубокими старческими морщинами лицо Эйгона осветила лёгкая улыбка.

***

– Вот она, – Грибо облизнулся столь довольно, будто только что умял целый чан капусты. Ну, или мышь. – Книга древних наречий.

Хлопнув внушительным томом о стол, горгулья поднял столько пыли, что тут же зажмурился, замахал лапой и зашёлся чихом и кашлем.

– Сколько же мы её не открывали? – почесал голову Грибо. – Несколько лет точно! 

– Что в ней? – спросила Арлина, а сама подошла к окну, отодвинула штору, которую днём заботливые слуги вместе с обрушенной перекладиной вернули на место, и осторожно, стараясь оставаться невидимой, выглянула на улицу.

– Разгадка последнего ингредиента, – важно произнёс Грибо, подняв вверх коготь.

– Это ещё кто?

– Не кто, а что. Самая важная часть эликсира, без которой, увы, ничего у нас не выйдет. Даже каши.

– Я не про ингредиент, а про того... со шрамом...

– У моего прапрадеда был шрам на правой щеке. Неужто хозяин решил украсить парадный вход его статуей? – Ошеломлённый Грибо подскочил к окну, высунул нос и разочарованно протянул: – А я-то уже губу раскатал...

– Кто эти люди?

– Понятия не имею, – проворчал горгулья, бережно прикасаясь к фолианту с древними мудростями, открывая его на середине и аккуратно листая страницу за страницей. – Наш дом уже давно стал похож на балаган: сомнительные личности спасаются от моих сородичей на лестничных перилах; другие, ростом повыше и кулаками покрепче, выносят входные двери; а третьи среди ночи заявляются ни с того, ни с сего да ещё и дружков с собой волокут. Так на чём мы остановились? Ага, последний ингредиент. Слушай внимательно, сто раз повторять не буду, – и Грибо начал читать: – «Слово «Rhan’or’enaid» корнями уходит в ныне мёртвый язык магов-основателей, управлявших всеми четырьмя стихиями одновременно. Одно время упорно ходили слухи, что маги умели поворачивать реки, осушать океаны, усыплять вулканы и даже оживлять умерших. Фактами никто не располагает, но некоторыми заклинаниями древних чародеев мы пользуемся и по сей день...» Ты слушаешь?

Арлина кивнула, а сама посильнее отодвинула штору и внимательно наблюдала за тем, что творилось внизу, на улице, у входа в замок, в свете многочисленных факелов, внезапно зажжённых слугами по приказу лорда Тайернака.

Прошлой ночью время тянулось медленнее некуда. Улитка и та проползла бы быстрее, чем стрелка на часах достигла нужной отметки, коснулась её, заставляя взбалмошную кукушку выпрыгнуть, разинуть клюв и прокричать положенное количество раз. Час полевой мыши сменился часом комара – тот пропищал и уступил место травяному кузнечику; кузнечик, в свою очередь, доскакал до рубежа, где передавал эстафетную палочку голосистому соловью, а Арлина никак не могла сомкнуть глаз.

Сначала долго не сводила взгляда с входной двери. Закутавшись в тёплое одеяло и сунув за спину сразу три подушки, она притянула колени к груди, обхватила их руками, да так и сидела, смотрела и прислушивалась, не повернётся ли ручка, не скрипнет ли плохо смазанная петля, не прорвётся ли сквозь тонкую щель полоска света. Но нет, вокруг царили лишь ночь и тишина, а Арлина так и сидела одна в просторной спальне, на огромной кровати, на смятой шелковой простыне, в объятиях лёгкого, как пух, одеяла. Когда пялиться на дверь надоело, девушка столь же долго ворочалась, перебирала в голове последние события, заливалась краской, снова перебирала и опять ворочалась с бока на бок, словно перина была не воздушной, как облако, а жёсткой и неровной, полной гороха, что впивался в тело, раздражал и мучал. Одеяло было давно скомкано, подушки валялись в разных частях кровати, а сон не шёл и не шёл.

Уж лучше бы он явился. Не сон, конечно, а Эйгон. Лучше бы сорвался следом за ней, перехватил в полной влажного пара купальне, пробормотал нечто несвязное, неуверенное, несуразное, а она нашла бы, что ему ответить. Нашла бы в себе достаточно гневных слов, чтобы бросить ему в лицо, достаточно сил, чтобы смело глянуть в бесстыжие серые глаза и потребовать извинений. Выплеснула бы на него всё накопившееся негодование, возмущение и злость, лишь бы избавиться от чувства вины и заставить его понять, что его поступок ей неприятен, а объятия и поцелуи противны. И только тогда, возможно, она и сама поверила бы в то, что наговорила, и окончательно стерла бы из своей памяти, как от одного только его прикосновения по её телу пошла непонятная волнительная дрожь, как губы сами приоткрылись навстречу требовательному поцелую, и как тепло и уютно стало на душе от одной только мысли, что тот, встречи с кем она меньше всего желала, вернулся домой, хоть и изрядно помятый и пьяный. Но все заготовки пылких речей были напрасны: Эйгон не пришёл, ночь закончилась и уступила место лучам солнца, неуверенно выглянувшим из-за горных вершин.

Арлина проснулась, когда за окном начало смеркаться. Сто раз проговоренные и заученные наизусть фразы так и не пригодились – в замке было пусто и безлюдно. И только к часу волка в просторном холле первого этажа зажгли свисающую с потолка хрустальную люстру, в которую было вставлено свечей столько, что считать устанешь, а с улицы донёсся шум колёс и лошадиное ржанье.

Во дворе стояло три незнакомых экипажа: скромных, неброских, без гербов. Из первого выскочили двое: оба хмурые, недовольные, выглядевшие ровно так, как выглядит собака, которую хозяин разбудил посреди ночи, заставил сторожить будку, а кость не дал. Из второго вышли тоже двое, и эти были щуплые, внешностью неприметные, про которых всегда говорят, что где-то видели, но не помнят, где, и видели ли вообще. И, наконец, из третьего вылез незнакомец со шрамом. В руках он держал небольшой чемоданчик и крепко прижимал его к груди.

Ему навстречу спустился Эйгон. Морозный пар сорвался с губ обоих – обмен приветствиями совершился. Но Эйгон продолжал говорить. В свете луны в новом серебристом камзоле он выглядел худым и бледным, по-зимнему ледяным, что никакое солнце не растопит, даже самое жаркое и с золотистыми лучами. И стоило о солнце вспомнить, как оно не преминуло выглянуть и ослепить всех ярким светом, что даже Арлина не выдержала и зажмурилась. Когда же глаза открыла, то нахмурилась и поджала губы. 

Эйгон стоят не один. К нему прильнула Шела, положила голову на плечо, даже позволила себя приобнять за талию и мило ворковала с прибывшими. Максимилиан находился в дверях, не сделал ни шага ни вперёд, ни назад и отступил в сторону лишь тогда, когда с обменом любезностями было покончено, а Эйгон пригласил гостей в дом.

– Прекрасный замок, – отметил Флинн, переступая порог. – Должен признать, у вас отменный вкус, и денег, должно быть, немало.

Тайернак кивнул.

– Мы всё приготовили в большой гостиной. Вино, закуски, карты…

– Карты я привёз свои, – Флинн заботливо похлопал рукой по чемоданчику.

– Главное, чтобы там были не только карты, – проронил Эйгон, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

– Уж на счёт этого можете не беспокоиться. Отвечу по ценности не хуже вашего. Вам понравится.

Шела дернула Эйгона за рукав камзола, и Тайернак немного замедлил шаг, пропуская Флинна и его охранников вперёд и предлагая следовать за Лансем и Максимилианом.

– Ты хочешь, чтобы я добрую половину ночи потратила на него? – в шёпоте Шелы звучало откровенное возмущение. – Ты не предупредил меня, что он будет столь безобразен.

– Будь он хоть трижды безобразен, это не помешает ему выиграть у нас всё, что поставим.

– И как ты прикажешь привлечь его внимание? Он на меня даже взгляда не бросил – только и смотрит на свой чемодан и близко ли охрана.

Эйгон пожал плечами.

– Это тебе решать. Что бы ты ни сделала, я и слова против не скажу.

– Carte blanche? – Шела довольно улыбнулась и посильнее вцепилась в руку Эйгона.

– Только меня не впутывай. Я женат, и вчера мне и так чуть не выцарапали глаза.

– Твоей жене всё равно до тебя нет дела, – промурлыкала Шела, – и с нами её не будет. Так что придётся потерпеть, если хочешь достичь своей цели, – поймав на себе недовольный взгляд Тайернака, девушка расхохоталась и заговорщицким шёпотом добавила: – Не брата же мне соблазнять!

Эйгон в ответ только хмыкнул, но глаза и уголки губ довольно улыбались, и спала улыбка только, когда, переступив порог гостиной, он приказал слугам закрыть двери и опустился в кресло за овальным столом. 

– Давайте сразу договоримся, милорд, – Флинн прошёл изучающим взглядом по просторной комнате, положил саквояж перед собой и тоже сел, – никакой магии. Я знаю, вы человек слова, но хотелось бы обсудить столь тонкий момент прежде, чем будет уже непоправимо поздно. Я промолчал, когда вы пытались манипулировать картами в моём заведении, но...

– ...но просечь мои старания просекли, – холодно закончил за Флинна Эйгон. 

Флинн кивнул и громко сглотнул, смачивая скудной слюной пересохшее горло. 

Щелчок пальцами, и Ланс уже разливал гранатовое креплёное по бокалам, торопясь исполнить приказ Тайернака. Первый был подан Флинну; второй – хозяину. 

– Какой у вас ранг, Флинн? – деловито спросил Эйгон. – Третий? Четвёртый? 

– Пятый, милорд, – учтиво ответил тот, бесцеремонно громко прихлебывая из бокала. Ланс подлил ещё. 

– С вашими-то умениями и почему не пошли дальше? 

– Папенька был магом никудышным, и его познания в чародействе ограничивались лишь карточными фокусами. А в академию идти, так сами знаете, учиться там долго, скучно, нудно и дорого. Первые годы студенты лекции прогуливают и только и делают, что пьют и практикуются в одном единственной заклинании – вызове девственниц, а когда получают шапку магистра, то уже и не могут вспомнить, зачем те девственницы им понадобились. 

Эйгон зашёлся сдавленным смехом. 

– Я тоже магистр, но девственниц заклинаниями затаскивать в постель не приходилось. Видимо, всему виной домашнее, а не академическое образование. 

– Что-то вы молоды для магистра, – брякнул Флинн. 

– Трубил год за пять. 

– Мой отец в первый же семестр проплатил академию вперёд на десять лет, – вставил слово Максимилиан, беря с подноса два бокала: один себе, другой сестре. – Я честно отсидел все потраченные деньги. Чего только мы там не вытворяли...  но шапку так и не получил. 

– Плохо девственниц вызывал, видимо, – хмыкнул Эйгон, осушая свой бокал и протягивая руку за новым. 

– А к чему их вообще вызывать, милорд? – Флинн растянул губы в хищной улыбке и сверкнул золотым зубом. – Достаточно приехать в «Малиновый туз» или просто черкануть записульку вашему покорному слуге, и я лично доставлю вам в замок всех, кого вы пожелаете. У нас есть девицы на любой вкус и кошелёк. И заказчики бывают разные. И лорды, и их советники, и даже принцы! Ланс Сайнорт не даст соврать. 

Выливавший последние капли из бутылки в бокал Эйгона Лансель залился краской, но промолчал. 

– Если у меня останутся деньги после сегодняшней игры, обязательно воспользуюсь вашим предложением, – проронил Эйгон. 

– Тогда не буду больше дразнить вас, а то вдруг вы играть передумаете, – съязвил Флинн, щёлкнул замочком на чемоданчике, вытащил запечатанную колоду и тяжёлый мешочек, из которого, стоило положить его на стол, тут же выкатилась золотая кругляшка. 

– Играем в «летающего джокера», – объявил Флинн, ловко распаковал колоду и начал тасовать. Двое детин встали за его спиной, а щуплые и неприметные помощники сели по правую и левую руки. 

Карты метались так ловко и быстро, что и захочешь смухлевать, а всё равно не успеешь. Накрыв свою партию ладонью, Эйгон обменялся взглядами с Шелой и Максом. 

– Что ставим? – прозвучал елейно-вкрадчивый голос Флинна с оттенком начинавшего ударять в голову гранатового кисло-сладкого, и Эйгон отстегнул с пояса бархатный мешочек и, не глядя, высыпал все находившиеся в нём монеты на стол. 

– С меня кольцо, – Шела стянула с пальца золотое с лунным камнем, а Максимилиан добавил увесистый перстень. 

– Отвечаю, – Флинн бросил к общей куче горсть золотых. – Смотрим. 

Каждый заглянул в свои карты. Шела первой скинула две и взяла одну, Макс размениваться не стал, а Эйгон сбросил всё, что было на руках. Флинн почесал переносицу, отхлебнул вина и заменил у себя одну карту. 

– Вскрываемся. 

Все четыре расклада перевернулись рубашками вниз одновременно. Шела довольно всплеснула руками, Эйгон хмыкнул, а Максимилиан потянулся за холодной ветчиной. 

– Этой ночью удача на вашей стороне, миледи, – неуклюже рассыпался в любезностях Флинн, собирая карты. 

– Удача любит красоту, – медовым голосом пропела девушка, стянула с себя меховую накидку, оголяя плечи и глубокий вырез на груди, и потянулась за выигрышем. 

Не было человека в комнате, кто бы в ту минуту не любовался Шелой. А когда, собрав в кучу выигрыш и вернув кольцо на палец, та ещё и вытащила шпильку из закреплённых на затылке волос, и те золотом рассыпались по плечам, то даже Флинн на время перестал тасовать колоду, ослабил воротник кафтана, будто тот душил его, и жадными глотками и до дна осушил бокал вина, предупредительно наполненный доверху Лансом. 

Играли ещё три раунда: первый был за Максимилианом, второй – за Флинном и последний – опять за Шелой. Ставили всякую мелочь: от золотых монет до серебряных брошей и жемчужных нитей. После разминки к игре присоединились и двое неприметных дружков Флинна, Ланс принёс табак и янтарку* двадцатилетней выдержки, и, как только первые клубы дыма были пущены в потолок, а в низких широких бокалах заволновался карамельного цвета алкоголь, игра пошла веселее. 

Монеты на стол кидались уже поболее номиналом и потяжелее весом. Сыпались кольца, но Флинн всё больше морщился, хоть и старательно скрывал недовольство: камни все были не те – обычные, такие, которые можно легко купить у любого ювелира. 

– Чёрный оникс и к нему в довесок ваши запонки, милорд, что вы мне на днях проиграли. 

Флинн бросил к груде золота свою долю и начал сдавать. 

– Отвечаю золотом, – сквозь зубы, в которых была зажата дымящая сигара, процедил Эйгон, схватил выпавшее ему и открылся, не глядя. 

– Фортуна совсем от вас отвернулась, – покачал головой Флинн, загребая выигранное. – Может, прогневали чем?

– Не везёт в картах, повезёт с девственницами, – подмигнул Эйгон, взял бокал с янтаркой, вальяжно откинулся в кресле, искоса наблюдая, как Флинн тасует колоду для начала следующей раздачи, отхлебнул и снова закурил. 

– Проиграешься с концами – никому нужен не будешь, – подколол друга Макс.  

– Так уж и никому, – перебила брата Шела. 

Дразня собравшихся золотыми локонами, девушка медленно подошла к Эйгону и, намереваясь кокетливо присесть ему на колено, дёрнула на себя юбку платья, приподнимая её. Топтавшийся у стола Ланс под ноги не смотрел, составлял пустые бокалы на поднос и, что там крутится под сапогами – расшитый ли цветами и огненными птицами подол или просто камень, – разглядеть не мог. А потому, когда пол вдруг вырвался из-под левой пятки, затрещал и пошёл по швам, Ланс успел ухватиться свободной рукой за край стола, чтобы устоять, но вот поднос удержать не получилось. Серебро вместе с толстым стеклом рухнуло на пол и загремело, барахтаясь в осколках и недопитом янтаре. 

От внезапного грохота вздрогнули все. Шела упала в объятия Эйгона – кресло не выдержало и покачнулось, утягивая обоих на пол. Ещё звон разбитого стекла – это Эйгон выронил бокал, и тот разлетелся вдребезги, а на залитой сладковатой карамелью рубашке прямо на груди красовалась дырка, оставленная выпавшей изо рта сигарой. 

Ланс заохал, разрываясь, куда бросаться в первую очередь: к запутавшейся в юбках и растрепанных волосах Шеле; к хозяину, растерянно сидевшему на полу и смахивающему снятым шейным платком липкие капли на пол; или к валявшимся повсюду осколкам, хрустевшим под каблуками сапог Флинна и его помощников, ринувшихся помогать – в первую очередь, конечно, даме – встать на ноги, а заодно и воспользоваться шансом прикоснуться к гладкой, безупречной, персикового цвета коже, неистово дразнящей ароматом королевской ванили. 

От разлетевшегося по всему замку грохота подскочила и Арлина, упорно продолжавшая возиться с эликсиром в кабинете Тайернака, и даже чуть не уронила черпак, которым старательно мешала прозрачное зелье в котле. 

– И знать не желаю, что там творится, – буркнула она, поджав губы. – Так что там дальше про тех бородатых чародеев?

– Древних, – поправил Грибо, послюнявил коготь и перевернул страницу. – Тут ещё много чего про них написано. Магистры-историки постарались, свой вклад внесли, поначеркали всякой чуши и просто записи на полях оставили, но вот хозяин постоянно перечитывал одни и те же строчки. Вот они. 

Новая волна звона разбитого стекла и заливистый смех не позволили Грибо и слова прочесть, а Арлина с досады швырнула черпак на стол, выключила горелку и бухнулась в кресло. 

– Невозможно сосредоточиться... – прошипела она. 

– Хозяин решил развлечься, – оправдывался за Эйгона Грибо, – а коль тебе неймется, сходила бы да присоединилась к ним. Сколько можно у этого котла торчать? Скоро надышишься парами так, что еле ноги волочить будешь. 

– Вот ещё, – фыркнула та. – Находиться рядом с ним мне не только неинтересно, а элементарно противно. А узнай я, что он там творит, стало бы ещё противнее. 

– Так в чём же дело?! – воскликнул горгулья. – Узнать проще простого. У самого лапы чесались, да как-то стыдно было одному. А если ты присоединишься... 

– И шага в ту комнату не ступлю! – отрезала Арлина. – Даже не уговаривай. 

– Так я тем более!

Грибо сорвался с места и, наступая на собственные лапы и крылья, заторопился к дальней стене, сдернул с неё пыльный гобелен, на котором поднимающийся из белой пены морской чёрт распушил в разные стороны усы, раскрыл пасть, высунул язык и готовился проглотить попавший в водоворот корабль. Гобелен осел на пол, пасть чудовища захлопнулась, язык был прикушен, кораблик накрыло волной, а пыль поднялась такая, что Грибо зажал когтями нос, чтобы не расчихаться. В самом сердце стены, как раз в том месте, на которое приходилась сотканная водяная воронка, зияла дырка. Не сказать, чтобы большая, но и не незаметная. Достаточная для того, чтобы прильнуть к ней глазом и разглядеть всё-всё, что творится в соседней комнате. А той комнатой была гостиная. 

– Это я случайно проткнул ещё лет пять назад. Хорошо, хозяина дома не было и гобелен в чулане подходящий нашёлся, – оправдывался Грибо, придвигая к стене тяжёлое кресло, взбираясь на него и прилипая глазом к дырке. 

– А с той стороны не заметно что ли? 

– С той стороны картина, и дырка прямо на глаз прапрадеда милорда приходится. 

– Дай-ка посмотреть. 

Арлина подскочила к креслу, стащила с него Грибо, забралась сама и припала глазом к отверстию. 

– Эй, а я? – возмутился горгулья. 

– Тише, – буркнула девушка, – ничего не слышно. 

– А слышно и не будет. Только видно. Так ты подвинешься?

– Еще чего! – возмутилась та и с отвращением, смешанным с долей неподдельной ревности, добавила. – Какое безобразие!

– Мне что, новую сверлить? 

Грибо почесал голову, примерился и ткнул когтем прямо в холодный камень. 

– Я не могу на это смотреть, – выдохнула Арлина, но ни на дюйм от дырки не отодвинулась.

– А придётся. Муж всё-таки.

Грибо вытащил коготь, сдул с него каменную крошку, заточил о клык и принялся снова за дело.

– Муж, – фыркнула Арлина, – слава озерным водяным, отец о нём не знает. Это не муж, это позор на всю жизнь! Если бы его видела Эмилия Штолль, я в тот же день была бы размазана по чайному блюдцу, и больше на светские приемы меня никогда бы не пригласили.

Девушка внезапно замолчала, выдержала короткую паузу, связанную исключительно с тем, что от увиденного перехватило дух, и возмущённо воскликнула:

– Да как он смеет к ней прикасаться?!

– Что там?

Грибо подпрыгивал на месте, пытался разглядеть хоть капельку происходящего по ту сторону стены, но, поняв, что просто так Арлину с места не сдвинуть, махнул крылом, стиснул кривые жёлтые зубы и с удвоенной силой взялся за старое.

– Отлично, – продолжала закипать девушка, – руками ты её уже облапал, теперь она за тебя принялась.

От услышанного у горгульи вытянулась морда.

– Отношения выходят на новый уровень, – почти про себя отметил он, выдувая из проделанной дырки каменную пыль. – Однако там и правда всё зашло слишком далеко, – громче добавил Грибо, припадая глазом к свежей дырке и смакуя увиденное.

– Нет, ты видел это? – негодованию Арлины не было конца и края. – Он не подпустил к себе Ланса, заставил того осколки подметать, а ей позволяет себя раздевать и…

– Шела всего лишь сняла с него рубашку, – защищал хозяина Грибо. – Та полностью залита янтаркой – хоть выжимай.

– Всего лишь сняла? Да она расстегнула на ней каждую пуговицу! У него самого руки что ли отсохли?

– Шела просто помогала, пока он вытряхивал осколки из волос.

– Да-да, – язвительным тоном ответила Арлина, – сейчас это так называется. А недавняя пьянка в борделе называлась поездкой на ярмарку!

– Я искренне думал, что он посещал ярмарку. Последний год его ничего, кроме чародейских заморочек, не увлекает.

– А вот мне кажется, волшебные науки интересуют его меньше всего. Тоже мне маг… Один разврат, девки и пьянки на уме. Зелье в котле чернее черного, а он где? Шатается по злачным местам, проигрывает состояние в карты и тискает баб. Вот куда он теперь собрался?

– Что там опять?

Отвлёкшийся на беседу с девушкой Грибо снова прилип глазом к дырке. По ту сторону стены было оживленно и шумно, пахло крепкой янтаркой, впитавшейся в обивку кресел и одежду Тайернака, ядовитым табаком и копченой ветчиной, которую продолжал поедать Макс, пока все остальные суетились каждый вокруг своего.

Взяв в руки смятую и окончательно приведённую в негодность рубашку, Шела заботливо приложила кусочек белоснежной ткани к груди Эйгона, вытирая капельки крови с мелких царапин, оставленных брызнувшими фонтаном осколками. Тайернак не сводил взгляда с красивых рук. А когда Шела закончила, то что-то сказал ей, получив в ответ полную нежности улыбку, забрал рубашку, поднял с опрокинутого кресла камзол и, перекинувшись парой фраз с Флинном, вышел из гостиной.

Арлина спрыгнула на пол и бросилась к дверям кабинета.

– Ты куда? – только и успел опомниться Грибо, но девушка уже выпорхнула в коридор.

Арлина отчётливо слышала его шаги – уверенные и неторопливые. Света не требовалось – можно было и так догадаться, куда следует идти: вот Эйгон повернул направо, прошёл прямо, поднялся по короткой лестнице – всего пять ступеней, упёрся в тяжёлую, из тёмного дерева, дверь и повернул ручку. Споткнулся о порожек, щёлкнул пальцами, зажигая свечу, зашумел полками массивного комода, перерывая бельё и прочую одежду в поисках подходящей вещи.

– Эта.

Чистой, свежей рубашкой, от которой шёл глубокий, лесной, немного сладковатый аромат ветивера, ткнули в лицо. Эйгон поднял голову – прямо над ним возвышалась недовольная и мрачная Арлина. Губы были плотно поджаты, глаза горели гневом, а вся она была напряжена, холодна и неприступна.

– Сойдет.

Тайернак выхватил рубашку, надел, одернул и, приподняв подбородок, начал возиться с верхней пуговицей – самой тугой.

– Ты ещё здесь? – грубо бросил он, смотрясь в зеркало и продолжая воевать с непокорной застежкой.

– Хочу послушать, как вы будете оправдываться.

Эйгон равнодушно пожал плечами.

– Было бы в чём.

– Ах, не в чем? – Арлина негодовала.

Эйгон развернулся к жене. Верхняя пуговица так и не застегнулась – верх рубашки был распахнут, и свежие порезы, сами по себе затягивающиеся крайне медленно, напомнили Арлине, как заботливо их касалась Шела, а заодно сильно разозлили.

– Прости, – пробормотал Тайернак, – совсем запамятовал. Конечно. Я хочу извиниться за то, как вёл себя прошлой ночью. Был сильно пьян и потерял голову. Поддался минутному увлечению, и хорошо, что это не зашло слишком далеко. Больше этого не повторится.

– Извинения приняты, – стушевалась Арлина, не готовая к такому повороту разговора. – Только что толку, если вы и сейчас пьяны. От грузчиков в порту несёт приятнее. Знаете, а вот в своём другом обличии вы мне гораздо больше нравились… – внезапно выпалила девушка.

Пальцы Эйгона на миг замерли на пуговице.

– Правда? Что-то я особого восторга не замечал. Отворачивалась, брыкалась, брезговала...

– Дайте сюда!

Арлина не выдержала, схватилась за рубашку Тайернака и ловко застегнула каждую непокорную пуговичку.

– Вы хоть и тогда вели себя, как совершеннейшая скотина, но несло от вас по-человечески, а не разгулом и развратом.

– Так в чём же проблема, моя драгоценная женушка? – Эйгон подхватил Арлину, а та завизжала и ударила его по рукам. – Не засыпай сразу после часа волка, и будет тебе удовольствие. А я то, болван, старался, раскрылся тебе, обхаживал тебя, хотя и раньше подозревал, что ты девушка с особым вкусом. Тебе подавай либо корону, либо плешь на голове. Что же, первого у меня нет, зато второго – навалом.

– Хам!

Арлина ещё раз ударила по крепким пальцам и выдохнула только, когда ощутила пол под ногами.

– Чуток подожди, и я весь твой, – деланно страстно задышал Эйгон. – А сейчас прости. Меня ждут игра, крепкое пойло и симпатичная блондинка, которой, впрочем, я всегда был неинтересен.

– По её поведению не скажешь, – фыркнула Арлина. – Ведёт себя, как легкомысленная девица, а вы млеете, словно кот, лакающий сливки.

– Я бы спросил, откуда тебе это известно, – глаза Эйгона заблестели, – но, так уж и быть, заставлять тебя сдавать Грибо не буду.

От неожиданности девушка прикусила язык, но потом всё-таки решилась.

– Грибо не при чём. От ваших заигрываний с бесстыжей подружкой стены сотрясаются и портится имущество, включая дорогие бокалы и...

Глаза Арлины забегали, а мозг напрягся, усиленно соображая, во что бы такое ткнуть Эйгона носом. И нашёл.

– ... и рубашку, – закончила девушка и подняла голову.

Эйгон стоял совсем рядом, почти прижал её к стене и смотрел, не отрываясь. Одной рукой упёрся в холодный камень, другой – потянулся к верхней пуговице своей одежды. Мгновенье – жемчужная бусина выскочила из петлицы.

– Во мне борются искушение и необходимость срочно вернуться к гостям...

– Искушайтесь своей златовласой пассией, а в отношении меня вы только что пылко извинялись, а днями ранее дали обещание.

Её пальцы сами собой потянулись к воротнику рубашки и вернули пуговицу в петлицу.

– Ещё одно твоё слово, и последнее, о чём я вспомню, будут мои обещание и раскаяние.

Эйгон снова потянулся к злосчастной пуговице, но Арлина перехватила его руку.

– Не одно, а три слова. Где моё кольцо?

– Я думал, слова будут другие.

– Какие же?

– Я люблю тебя, – выдохнул он.

– Прекратите. Всякий раз, когда вы пьяны, вы требуете от меня любви, а до и после лапаете девок.

– Я всё объясню.

– В болото ваши объяснения.

– Зачем ты пришла?

– Всего лишь спросить про кольцо. Вы его видели? Я снимала его в купальне и, наверно, забыла там, когда... – Арлина стушевалась, не решаясь называть вещи своими именами.

Эйгон резко отстранился, а голос и взгляд стали ледяными.

– Я не слежу за твоими побрякушками. В купальне оставила – там и ищи.

– Так вы точно не видели?

– Не видел, – отрезал Эйгон, заправил края рубашки за пояс, сунул руки в рукава камзола и оправил его на себе. Тот, хоть и продолжал пахнуть янтаркой, сидел идеально.

– Где же мне его искать? – полным отчаяния голосом спросила Арлина, но Тайернак ей не слышал. Быстро вышел из комнаты, даже не потушив свечи, и загромыхал сапогами, торопясь вернуться в гостиную. Время было почти на исходе.

За столом в карты резались Флинн, его дружки и Максимилиан. На кону стоял золотой портсигар, и он успешно переходил из рук в руки раз двадцать.

Отхлебнув из низкого бокала янтарки, Эйгон бросил недовольный взгляд на портрет прапрадеда на стене, но тут же расслабленно выдохнул, не почувствовав по ту сторону никого, кроме ушастого крылатого существа, от которого секретов никогда не было. Ещё глоток крепкой настойки, и Шела подарила обольстительную улыбку всем, собравшимся в гостиной. Последний глоток – Макс еле заметно подмигнул, а Ланс откупорил новую бутылку. Очередная партия была закончена – портсигар остался у Флинна.

– Не хотите сыграть, милорд? – довольно оскалился тот, тасуя колоду.

– Да смешно тягать кусок золота из стороны в сторону, – зевнул Эйгон. – Ставки не возбуждают.

– Назначьте же цену.

– Вот моя планка.

Одним движением и ничуть не колеблясь, Тайернак стянул с пальца перстень с рубином и бросил в центр стола. Древний камень налился кровью и потух, словно застыл на зимнем морозе.

– Отвечаю.

По гладкой поверхности заскользил другой камень – розовый, многогранный, нежный, словно лепесток розы, и девственно чистый. И даже Максимилиан отвлёкся от ветчины, стремительно убывающей с блюда, посмотрел на бриллиант и от удивления приподнял брови.

– Так и хочется спросить, откуда он у вас, – выдавил Эйгон.

– Слишком много любопытства никогда до добра не доводило, милорд. Так я сдаю?

Эйгон кивнул.

Одна, две, три карты. Все рубашками вверх, и не понятно, что кому достанется. Наконец, колода плюхнулась на стол, и Флинн потянулся к своей стопке. Эйгон отхлебнул из бокала, подцепил пальцами карты, глянул и перевёл взгляд на Флинна.

– Меняем, или сразу вскрывать?

– Скидываю две, – ответил тот и затянулся сигарой.

– Открываем.

Флинн с довольным видом перевернул своё: три туза и две шестёрки с издёвкой взирали на Тайернака. Тот хмыкнул и поверх расклада противника положил то, что было у него на руках: трефовая комбинация из двойки, тройки, четвёрки, дамы и короля с лихвой перебивала вариант карточного ловкача, который враз побледнел, помрачнел, а глазки забегали из стороны в сторону, выискивая, где подвох.

– Трефовая дама всегда меня выручает, – дымя сигарой, пробормотал Эйгон, возвращая рубин на палец и пряча бриллиант в левый карман камзола. – Надеюсь, моя победа не оспаривается. Всё честно?

Тайернак глянул в сторону обескураженного Флинна, сверлящего хозяина замка ненавидящим взглядом. Его дружки нависли над ним и ждали команды. Но одно движение рукой, и напряжение спало, а подельники отступили назад.

– Всё честно, – согласился Флинн, собирая карты и раскрывая чемоданчик, чтобы упрятать внутрь колоду и скудный по сравнению с проигранным бриллиантом выигрыш.

– У меня мало времени, – ответил Эйгон, – но будет крайне неуважительно не дать вам шанс отыграться.

Рука Флинна, убиравшая карты, на мгновенье замерла, лоб покрылся испариной, а глаза хищно заблестели.

– Я бы рад, милорд, да ставить нечего. Мало что с таким камушком может сравниться.

– Так уж и нечего, – усмехнулся Эйгон.

– Портсигар, кучка золота, пара дешевых минералов, – Флинн обвёл рукой собранные в чемоданчик богатства, а сам навострил уши, вслушиваясь в каждый шорох и каждое слово Тайернака.

– Я ставлю камень, а вы то, что может с ним сравниться по стоимости.

– Боюсь, с собой у меня ничего такого нет, – покачал головой Флинн.

– Уверен, что есть.

– И что же?

– Долг принца Мартана.

Зловещая тишина повисла в воздухе, нарушаемая лишь стуком дождя, перемешанного со снегом, о водостоки и окна. К монотонному шуму присоединилась и лёгкая, но раздражающая дробь: Эйгон барабанил пальцами по столу, торопя Флинна с ответом. Тот кашлянул, похрустел шеей и осторожно заметил:

– Долг принца Мартана слишком велик, милорд.

– Бриллиант, который вы поставили, стоит четверть королевства. Хотите его обратно?

Флинн напрягся и прищурил глаза, раздумывая.

– Моего времени осталось всего на одну партию, – давил Тайернак. – Решайте.

Флинн кивнул.

– Играем. Весь долг принца Мартана против розового камушка.

Эйгон поднялся, прошёл к столику у окна, заставленному кувшинами с домашним вином, бутылками с карамельной жидкостью, откупоренными и новехонькими, обвязанными соломой и сверкающими в свете свечей. Левая рука сама потянулась за терпкой янтаркой, и пряная настойка тут же забулькала в бокале. Вторая рука скользнула по шероховатой ткани камзола, нырнула в правый карман и вытащила розовый камень. Точно такой же, как тот, который был выигран минутами ранее и теперь лежал в левом кармане; точно такой же огранки, такого же цвета и чистоты, но... абсолютно фальшивый. Снятый и забытый Арлиной в купальне и вовремя найденный Эйгоном. 

Крепко зажав подделку в кулаке, Тайернак сделал несколько жадных глотков, вернулся к столу, положил в его центр кольцо, вытер рукавом губы и произнёс: 

– Сдавайте. 

Флинн захлопнул чемоданчик, перетасовал колоду, и карты снова зашелестели, перелетая с одного края стола на другой. Одна, вторая, третья и так далее, пока не было набрано нужное количество. Эйгон взял доставшиеся ему, глянул и поменял три. Флинн скинул две и взял столько же. 

– Я открываюсь, – бросил Эйгон и медленно перевернул карту за картой. Парад королей с трефовой дамой посередине – комбинация, побить которую могло только чудо.

Флинн начал отвечать, и с каждым новым переворотом губы Эйгона растягивались в довольной улыбке. Двойка, семёрка, валет, девятка и… летающий джокер!

– Партия за мной, – довольно рыкнул Флинн и сграбастал камень.

Эйгон облизнул сухие губы. Такого не должно было быть. Такого просто не могло случиться! Во время всеобщей суеты Максимилиан успел подменить колоду, и первую же партию картами Лачтны Эйгон выиграл. Он всегда выигрывал этими картами. Почему в этот раз всё пошло кувырком? Эйгон растерянно вертел в пальцах смятую трефовую даму и усиленно думал. Время шло, и действовать надо было прямо сейчас.

– Сколько стоит долг?

– Простите?

Флинн щёлкнул замочком чемоданчика и поднялся из-за стола, намереваясь уходить.

– Я спрашиваю, сколько стоит долг принца Мартана? Я хочу его купить.

– Могу с абсолютной уверенностью сказать, милорд, что у самого принца Мартана таких денег нет.

– Сколько?

– Чем вам так дорог принц Озёрного края, что вы столь сильно о нём печётесь? 

– Я задал вопрос. 

– Сумма очень большая, милорд, и сравнима разве что только с камушком, который вы так неаккуратно спустили.

Взгляд Эйгона упал на рубин на пальце; рука сама собой потянулась за любимым камнем, внутри которого бушевал пожар, как вдруг её накрыла горячая ладонь Максимилиана, выросшего из-за спины друга, словно айсберг из тумана.

– Мы покупаем долг.  

Лавиндер снял с мизинца тяжёлый перстень с крупным, шафранового цвета янтарем. 

– Нет, Макс! – в панике выкрикнула побледневшая Шела, но Максимилиан обдал сестру таким взглядом, что та тут же прикусила язык и села в кресло. Перстень пролетел по поверхности стола и оказался в цепких пальцах карточного ловкача. 

– И почему я должен предпочесть ваш камень рубину лорда Тайернака? – с недоверием в голосе спросил Флинн.

– Это не просто фамильная реликвия, но и один из камней-основателей. 

Флинн покрутил перстень, посмотрел на свет, попробовал камень на зуб. Тот блеском не поражал, идеальной огранкой не удивлял, но манил и не отпускал, заставлял завороженно любоваться собой, брызгал огненными искорками, словно лавой плевался, и приоткрывал Флинну тайны бытия, стоило тому сунуть в глаз увеличительно стекло, выуженное из внутреннего кармана кафтана, и всмотреться в самое сердце немыслимого по ценности сокровища.

Флинн знал о камнях-основателях: их было не так много, но лет им было ровно столько, сколько и самому миру. На первый взгляд все были неприметны, но стоило поднести любой из них к свету, и перед глазами мелькала история всего живого: от зарождения до сегодняшнего дня.

– По рукам, – выдал Флинн и упрятал перстень в чемоданчик. – Долг принца Мартана ваш, лорд Тайернак.

– Пишите, – выдохнул Эйгон, и перед Флинном тут же нарисовался желтоватый листок, перо и чернильница. – Поставьте подпись и сегодняшнее число.

Вырвав расписку из рук карточного шулера, стоило тому начертать все необходимые закорючки, Эйгон пробежал по ней взглядом, скрутил и спрятал во внутренний карман камзола.

– Что же, – подытожил Флинн, выдвигаясь к дверям, – сегодняшняя игра была крайне занимательной. Надеюсь, вы не расстроены, милорды. Хотите отыграться – милости прошу в «Малиновый туз». Вашим сбережениям и азарту там будут только рады. И да, провожать меня не нужно.

Дорогу из-за непрекращающегося дождя со снегом развезло: колёса застревали в сильной колее, а лошади шарахались из стороны в сторону и пугались колючих ветвей по-зимнему голых деревьев, но, остервенело подстёгиваемые продрогшим кучером, понуро плелись, увозя Флинна, его пособников и выигранное добро подальше от хмурых стен Штормового замка, в которых, по правде говоря, всем было крайне неуютно, хоть и на деле оказалось прибыльно.

Довольный Флинн полулежал на мягких бархатных подушках и потягивал вино из горлышка бутылки. Чутьё и выработанная годами привычка после первого же незапланированного проигрыша сразу и незаметно для противника менять колоду и в этот раз не подвела. Ловкости рук хозяина «Малинового туза» не завидовал только ленивый, а переплюнуть его талант доставать из рукава джокера и подавно никому не удавалось. И уж если несколько десятков пар глаз никогда не замечали, как одна колода со стола исчезала, а другая появлялась, то вкушающий радость крупной победы Эйгон и подавно подвоха не разглядел. Предложил отыграться, купился на ломания Флинна да отошёл от стола за новой порцией выпивки.

Потайное отделение рыжего чемоданчика всегда таило в себе множество секретов. И в этот раз выужены были не игральные кости и не фальшивый золотой, а колода карт. Спрятана в манжету и ловко подложена на стол взамен той, которая стоила Флинну целого состояния. Ту, роковую, он изучит позже, когда доберётся до притона, проспится и сядет за стол. Вооружится увеличительным стеклом и пинцетом и будет копаться в каждом узоре и изгибе линий, пока не выяснит причину столь странного проигрыша. Ведь по плану никакого проигрыша не должно было быть…

Три свечи догорели, и Ланс поставил свежие. Зажёг, и в гостиной сразу стало светлее.

– Не знаю, как благодарить тебя, Макс, – прохрипел Эйгон, сверля взглядом так и не снятый с пальца рубин.

– Да брось! – Лавиндер неожиданно бодро похлопал друга по плечу. – Я сунул ему янтарь, купленный три года назад на базаре в Королевстве-за-Морем. В нём пара застывших пауков и одна ракушка – пусть любуется. А вот мою сестрёнку ты просто обязан расцеловать за столь драматичный крик. Признаюсь, у самого кровь в жилах застыла.

Эйгон выдохнул, дрожащей рукой подлил себе янтарки и выпил залпом.

– Расцелую, когда протрезвею, – улыбнулся он Шеле.

– Не торопись, – пропела та, кутаясь в накидку. – Я запишу поцелуй тебе в долг; отдашь, когда не будешь так влюблён.

– А если Флинн прознает про подделку? – Эйгон развернулся к Максу.

– Пф-ф. Чтобы доказать подлинность камня-основателя, Флинну придётся прибегнуть к помощи архивариуса самого Квирла. Засветит камушек – привлечёт к себе внимание Совета. Где это видано, чтобы маг, пусть и пятого ранга, держал притон и надувал обывателей? Прижучит его Квирл, заведение прикроет, и тот мигом лишится всего, чем набил подвалы.

– В твоих словах есть смысл, – после некоторых раздумий ответил Эйгон.

– Ну, нам пора, – Лавиндер помог сестре подняться, взял с кресла золотую трость. – Не буду пытать тебя расспросами, зачем тебе понадобился этот долг, но верю, что не просто так. И кстати, мы ждём тебя к нам на среднелунье. Первые морозы, сам понимаешь. Даже в Солнечной бухте.

– Приеду. Старая Виейра ещё жива?

– А то! До сих пор помнит, как мы натравили саранчу на её урожай вместо заклинания против нашествия кротов.

– А ведь искренне хотели помочь, – Эйгон снова улыбнулся.

Когда за Лавиндерами закрылась дверь, в каменном замке вновь стало мрачно и холодно. Будто лучик солнца, раздразнивший всех своим теплом, теперь вдруг скрылся за тяжёлыми тучами и пропал навеки, уступив место вечному ветру и колючему дождю. Барабанивший по окнам, тот окончательно перешёл в снег, завалил всё в округе, окрасив привычное серое в ослепительный белый. Завтра снег уже растает, и вернётся грязь, но этой ночью на улице творилось настоящее сказочное чудо.

Рука коснулась двери в спальню и толкнула её от себя. Дверь еле слышно скрипнула и отворилась. Эйгон сделал несколько шагов вперёд, остановился у края кровати и перевёл дыхание. 

Арлина спала крепко: одну руку сунула под голову, другой – обнимала край воздушного одеяла. Ресницы слегка подрагивали, длинные волосы разметались по подушке, а лицо было безмятежным и таким красивым, что Эйгон не удержался, резко наклонился, но так же внезапно остановился в дюйме от бледно-розовых губ и отпрянул обратно. А ведь казалось, всё так просто: лишь вторгнуться в её сон, накрыть её порывом страсти, который было бы уже не оставить, и вулкан в душе утихомирится. Но разве этого он хотел?

Эйгон опустился на колени рядом с кроватью, осторожно разжал пальчики Арлины, которыми она сжимала одеяло, и поцеловал каждый. А после достал из левого кармана камзола кольцо с настоящим бриллиантом и надел его на безымянный палец девушки. Завтрашним утром она будет долго и нудно расспрашивать его о том, что случилось ночью. Будет выдумывать мыслимое и немыслимое, продолжать задавать вопросы о кольце и обвинять в равнодушии только потому, что он не расскажет ей абсолютно ничего. Но всё это будет завтра, а сегодня… Эйгон ещё раз нырнул рукой в карман своих одежд и выудил серебряное защитное колечко. Надел его на палец девушке и встал.

– Так спокойнее, – прошептал он, а пожар в сердце всё не унимался. 

___________________________

*аналог бренди

Глава 22. Поймать бесхвостую птичку

– Сдалась вам эта курица, милорд! – воскликнул Грибо, подавая плащ. – Своих навалом, чтобы ещё за чужими гоняться.  

Тайернак промычал что-то нечленораздельное в ответ, а горгулья продолжал нудеть: 

– День за днём проходит, а мы топчемся на месте. Так к сроку не поспеем, и ходить вам с такой, простите, рожей, до скончания дней.  

Подперев кривой лапой весь в бородавках подбородок, Грибо изучал хозяина.     

– Хоть бы мазь какую от морщин наваяли... Глядишь, стало бы их меньше. Или настойку.     

– Не ворчи, – было ему ответом. – Что есть, то есть. Не поспеем к сроку – запрусь до самой смерти в замке, стану нелюдим и для всех страшен. А то и сосватаю с горя себе деревенскую старуху, и поделом мне. 

– Так успели бы, – не унимался горгулья, – не трать вы драгоценное время зря. То в карты режетесь, то в притонах зависаете. Теперь вот к Лавиндерам намылились. Ещё два дня жабам под хвост. Мало Лавиндеров в нашем замке было. Так нет же. Надо обязательно к ним ехать. Курей щипать. Будто больше щипать некому. 

– Это старая добрая традиция – на первые заморозки в Солнечной бухте из-за курей в пыли барахтаться. Деревенский народ традиции чтит, и мы должны проявлять к тому уважение.     

– Вот и чтил бы Максимилиан один. Его рожа ему поперёк горла не встаёт, а вы каждый день вздыхаете. 

– Как обстоят дела с эликсиром? – внезапно сменил тему Эйгон.      

– Говорю же, топчемся на месте. Уже почти дошли до алой кувшинки, но всё не идёт и не идёт. То ли руки у неё кривые...

– ...то ли предсказание Лачтны – ошибка, – закончил за Грибо Эйгон. 

– Карты Лачтны не врут. 

– Тогда почему они отвернулись от меня в игре против Флинна? Не знаешь, что ответить? То-то. 

Эйгон щёлкнул застёжкой плаща, надел перчатки. 

– Ничего не выйдет, Грибо. Если бы Арлина действительно была той, кто сможет разгадать тайну зелья, она бы давно это сделала, а не взрывала котлы и не прожигала полы едким коровяком.  

– Вот как... Выходит, вы опустили руки. 

– Я маг, Грибо, но в чудеса не верю. За то время, что мне отпущено, волшебства не произойдёт. Подай трость. 

Горгулья приковылял к хозяину и протянул белую палку. 

– Арлине передай, вернусь нескоро. 

– Тут такое дело, милорд, – Грибо чертил когтём узоры на ковре, – ваша супруга прознала о ваших планах и собирается с вами. 

– Кто ей сказал?

Грибо продолжал рьяно чертить узоры и сверлить виноватым взглядом сапоги хозяина.

Свежий снег скрипел под ногами.

Как и полагалось, первый растаял в то самое утро, когда Эйгон мучился с головной болью, причиной которой было вовсе не количество выпитой накануне янтарки, а непрекращающиеся вопросы Арлины о найденном кольце. Все попытки соврать потерпели фиаско –  во всех комнатах, наобум названных Эйгоном, Арлина кольцо искала и ничего не нашла. Осознав, что чем дальше в лес, тем сильнее по бездорожью, Эйгон брякнул про купальню, на что тут же получил такую гневную тираду, что просто прикрыл глаза и молча терпел,  пока в висках пульсировало.

Когда успокоилось, за окном опять пошёл снег. Хлопьями, крупными и пушистыми, он ложился на подмороженную грязь, перекрашивал унылую серость в блистательный белый и оставлял сказочные узоры на окнах. Нападало столько, что карета еле тронулась с места, но по мере того, как неслась на юг, снежный покров редел, сходил на нет и выставлял на обозрение голые поля и монотонный чёрный лес, среди деревьев которого нет-нет да и мелькал рыжий лисий хвост, будто капля оранжевой краски падала с кисти живописца и разбавляла унылый пейзаж толикой жизни. Потом и скучные просторы сменились тёплой охрой песчаных насыпей, ночью тронутых инеем, но днём продолжавших нежиться под ещё тёплыми лучами солнца.

Те земли не зря назывались Солнечными: возле каждого дома обязательно росли подсолнухи; на крышах в качестве флюгеров стояли петухи, первыми встречавшие рассвет, а там, где заканчивались деревни и начинался замок графа Лавиндера, неуёмные волны – то тихие, то буйные – лизали скалы, шуршали голубовато-серой галькой, а потом убегали обратно в самое сердце бескрайнего моря, туда, где оно встречается с небом и где распухшее солнце каждый вечер садится в воду, окрашивая её в алый цвет.

Первые заморозки не обошли стороной и бухту. Стоило солнцу нырнуть за горизонт, как из темноты ночи выползали они, всё вокруг сковывали и серебрили, а лишь забрезжит рассвет, сразу прятались в погреба, где пуще прежнего холодили запасы копчёного окорока. 

Местный народ традиции чтил: каждое начало осени стабильно закалывали свинью, да пожирнее, чтобы следующий год был столь же урожайным; каждую весну разбрасывали чечевицу по полям; и каждые первые заморозки встречали зиму турниром бесхвостой птички и котлом ароматного, густого, наваристого супа, что готовился всеми и всеми же тут же съедался. 

– И что это за удовольствие такое – за курицей бегать? – пожала плечами Арлина, поправив за спиной мягкую подушку.

– Удовольствие и правда сомнительное, – согласился Эйгон. – Грязи много, перья в рот лезут, песок на зубах скрипит, но народ веселится и потом целый год вспоминает с теплом в сердце.

– Но ради курицы… тащить меня с собой… Я думала, что-то серьёзное.

Карету тряхнуло, а Эйгон вопрошающе посмотрел на девушку.

– Я никого не тащил. Меня убедили, что ты сама изъявила волю поехать со мной? 

Настала очередь Арлины удивляться.

– Я? Да кто вам такую чушь сморозил?

Тайернак нахмурил лоб.

– Тот же, кто убедил тебя, что я настаиваю на твоей компании.

– Так, значит, не настаивали? – насупилась Арлина и вцепилась руками в бархатное сидение.

– И не думал, – равнодушно бросил Эйгон и отвернулся.

– Ну, Грибо… Разворачивайте карету!

– И не подумаю.

– Мне нужно заниматься эликсиром, а не тратить время на общипывание курей и петухов.

– Может, с курицами у тебя получится лучше, – хмыкнул Тайернак.

– У меня и с зельем всё получится. Не будь я Арлина де…

– Тайернак, – перебил Эйгон. – Арлина Тайернак.

– Это ненадолго, – ответила та и тоже отвернулась.

В маленькой деревеньке, после которой начиналась извилистая дорога на родовой замок Лавиндеров, было суетливо и шумно. Из дома старосты – центрального и самого большого – доносилось громкоголосое пение, а из трубы валил густой дым. Топили большую печь, на которой жарились индюшачьи потроха и томился к ним сливовый соус. В других домах тоже не дремали: кто наспех чинил покосившийся плетень, кто загонял ленивых свиней в хлев, а кто очерчивал большой круг на огромной поляне, где ни цветов, ни травы давно не росло. А очертив, воткнул в центр две толстые палки на расстоянии около пяти футов друг от друга и давай таскать из поленницы дрова посуше и помельче и складывать их крест-накрест. После чего подсыпал хворосту и сухой щепки и пошёл к горластой бабе за огнём. 

Вороные кони промчались мимо домов, подняли клубы пыли и остановились, как вкопанные, неподалёку от занимающегося костра. Громко фыркнули и начали переминаться с ноги на ногу, чуть не пустившись опять во всю прыть, но сидевший верхом Максимилиан Лавиндер подался вперёд, заботливо потрепал своего по морде, ловко спрыгнул на землю и привязал обоих рысаков к уходившему ветвями в небо дубу. Прищурившись, посмотрел вдаль и растянул губы в довольной улыбке, разглядев на замёрзшей дороге знакомый экипаж. 

Обмен приветствиями – будто не виделись сто лет, дежурное похлопывание по плечу, шутки, понятные только им одним, и расспросы вылезших из домов деревенских жителей об урожае, засухе и количестве украденных лисами кур… Эйгон не умолкал, совсем позабыв об Арлине, которая, стоило ей выйти из кареты, удостоилась лишь еле заметного кивка от Максимилиана в свою сторону и теперь растерянно стояла у экипажа, озиралась по сторонам и не знала, что делать. А дальше совсем странно: отвязав обоих вороных, Лавиндер протянул одни поводья Тайернаку, попридержал другие, а затем ловко вскочил на своего коня и пришпорил.

– Вы оставите меня здесь одну? – одумалась Арлина и бросилась к Эйгону, когда тот был уже в седле и готовился сорваться с места вслед за другом.

– Мы вернёмся к ночи, – холодно бросил тот. – Прямо к началу празднований.

– Но я… здесь… никого не знаю, – отчаяние брало верх.

– Я тебя с собой не звал, – равнодушно пожал плечами Эйгон, свысока взирая на побледневшую девушку. 

Его конь, недовольно раздувавший ноздри, рванул вперёд, перепрыгнул через огромную канаву и исчез среди чёрных деревьев, за которыми ранее скрылся Максимилиан.

Арлина осталась одна. Пнула носком башмака крупный камень, но промахнулась и подняла облако песчаной пыли. В носу сразу неприятно защекотало, и девушка еле сдержалась, чтобы не чихнуть. Зато непрекращающимся чихом зашёлся босой мальчишка, выпрыгнувший из того самого большого дома, из окон которого вкусно пахло мясом, и бросившийся наутёк от грузной и краснощёкой женщины, с полотенцем в руке вывалившей на улицу. 

– Уж я доберусь до тебя! – громко ругалась женщина, неуклюже пытаясь догнать пацанёнка.

Тот ловко увернулся и спрятался за спину Арлины.

– Не выдавайте, тётенька, – пискнул он и затаил дыхание.

Девушка подтолкнула мальчугана внутрь кареты, а тот забился в угол сидения и сидел неподвижно, даже не дышал.

– Ну и куда ты подевался, окаянный? – вопила женщина, но тут же осеклась, увидев Арлину. – Миледи, – выдохнула она и одёрнула передник.

– Он побежал туда, – Арлина махнула рукой в противоположную сторону. – Что-то украл?

– Что вы, – отмахнулась краснощёкая. – Племянник мой… чего ему здесь красть-то?

– Тогда почему ты за ним гонишься?

– А чтобы урок ему преподать, – женщина грозно потрясла в воздухе полотенцем, – и уши надрать. Я вчера весь день и всю ночь последних потрошеных курей вываривала, а этот шалопай забыл чан в погреб снести. И вот на тебе... лисы чан перевернули, всё мясо и кости поели и бульон разлили. Что же теперь будет? – причитала она, заливаясь слезами. 

– А чем тот бульон так важен?

– Традиция такая: на первые заморозки наваристый суп варить. Не будет супа – не будет тёплой зимы. Да и не только в этом дело. Мужиков у нас много. А чем прикажешь их всех в праздник кормить? Потрохами да варёной картошкой? Этого им на один зуб. Все ждут суп, а он, вон, на земле да в пузе лисицы хорош. 

Женщина ткнула пальцем в валявшийся у вёдер с колодезной водой котёл и расстроилась пуще прежнего. 

– Всех накормить, значит...

Арлина подошла к опрокинутому чану, перевернула его, протёрла изнутри листом жёлтого лопуха, плеснула колодезной воды, сполоснула и налила воды почти доверху. 

– Зови-ка мужиков, – кинула она краснощёкой стряпухе. – Одна я до костра не дотащу. 

– Что вы задумали, миледи, – всполошилась та и вытерла слёзы передником. 

– Мой отец, бывало, и не такую ораву грузчиков кормил в дни, когда денег за товар ещё не поступило, а из всего съестного лишь лук да чечевица были. И все были сыты, и довольны.  Чечевица, кстати, есть?

Женщина кивнула. 

– Доставай из амбара. Неси красный лук, с дюжину помидор и морковь. Курицу хоть одну бы заколоть, – протянула Арлина, провожая взглядом переполошенную рябую, уносившую ноги подальше от девушки, будто почуявшую подвох. 

– Рады бы, да несушки ещё пригодятся. А те, что не несутся, малы ещё да тощи. 

– А кролика случаем нет?

– Завалялась в погребе одна лапа ещё с прошлого года. Но толку от неё?

– Всё же мясо. Не комаров же в бульон кидать.

– Комаров наши мужики не поймут, – согласилась вмиг приободрившаяся женщина и даже выползшему из кареты мальчугану подзатыльник не отвесила, а лишь пригрозила пальцем.

Болтовне среди деревенских жителей не место. Особенно, если день к вечеру клонится, в животах урчит, а вместо супа в котле едва-едва вода закипает. Но стоило той забулькать, стоило ей помутнеть и загустеть, а чечевице разбухнуть и развариться, как в чан полетела нарезанная морковь, лук кольцами, а после и помидоры. Оплошавший мальчишка помогал во всём: овощи чистил, в холодной воде мыл, кусочками крошил – Арлина только командовала и время от времени большим черпаком помешивала суп, в какой-то момент поймав себя на мысли, что уж что-что, а мешать варево в чугунном чане она научилась отлично.

Удивленные взгляды деревенских жителей и перешёптывания за спиной её совсем не смущали, как не смущали и недоуменные взгляды грузчиков, когда, будучи угловатой девчонкой, она помогала отцу готовить на всех работяг. И чем сильнее смеркалось, чем ароматнее и наваристей становился бульон, тем меньше пялился на юную леди народ, а один старик и вовсе растрогался, налил втихаря от своей жены себе в кружку крепкой наливки и тут же приговорил, закусив сушёной рыбкой. 

– Надо ещё кое-чего добавить.

Полная женщина нырнула носом в почти готовый суп и довольно причмокнула губами.

– На мой взгляд, всего хватает, – ответила Арлина, а сама встрепенулась, заслышав громкое лошадиное ржанье, и засмотрелась на всадников, выскочивших на вороных конях из черноты погрузившегося в ночь леса. 

Рысаков по-прежнему было два, но вот всадников стало уже трое. И если золотые кудри Максимилиана Арлину не волновали вообще, то, скользнув взглядом по Эйгону, девушка невольно помрачнела. Перед ним сидела Шела, смеялась и шутила, а Эйгон обнимал её правой рукой, в левой придерживал поводья.

Неспешно приблизившись к пылающему костру, вокруг которого уже грелась целая свора детей, стариков и женщин, Максимилиан спешился первым, привязал лошадь и сунул ей под нос целую охапку свежего сена. Потом подошёл к лошади Тайернака и помог сестре спуститься. 

– Держите, – Арлина вздрогнула и обернулась на голос деревенской стряпухи. Та сунула девушке в руку небольшую склянку. – Сыпьте, как сказала, ни больше ни меньше. А я пойду потроха проверю, а то, глядишь, и их рыжая упрёт. 

– Хорошо, – рассеянно кивнула Арлина, машинально взяла склянку, перевернула её дырочками вниз да так и стояла, прищурившись и сверля Эйгона ревнивым взглядом, а красновато-коричневая специя всё сыпалась и сыпалась в суп. 

Когда опомнилась, то от испуга зажала рот рукой, схватила большую деревянную ложку, зачерпнула немного и попробовала, обжигая язык и губы. И тут же облегченно выдохнула: суп как суп, разве только мяса мало. Затем отложила ложку в сторону, взяла черпак и всё тщательно-тщательно перемешала. Похлебке оставалось только настояться, и можно подавать. Уже и глиняные чашки провинившийся мальчонка принёс, и ложки, но голодной очереди около чана не было. Напротив, ораву детей от жаркого костра, словно воробьёв с забора, ветром сдуло, стоило старосте выйти навстречу прибывшим лордам, перекинуться с ними парой слов, неуклюже расшаркаться перед красавицей-сестрой Максимилиана и поцеловать ей руку, а затем повернуться к толпе деревенских жителей и гаркнуть во всё горло:

– Начинаем! 

Арлина обрадовалась. Наконец-то. Если сам староста дал команду к ужину, то терпеть осталось недолго. Нужно только быстренько накормить всех супом, самой внутрь пару ложек закинуть, и прыг – в карету, и только её и видели. Подальше от этих мест, подальше от Лавиндеров, которые хоть и заняты беседой с Эйгоном, а сами нет-нет да и бросят косой взгляд в сторону Арлины. Терпеть придётся только его... высокомерного, надменного, самоуверенного, бледного, как лунный месяц, и... снимающего камзол. Камзол-то зачем? Ночи пошли морозные. 

Но элегантный чёрный камзол снял не только Эйгон. Максимилиан стянул свой тоже и даже жилет сестре отдал, и, как и друг, остался в штанах, рубашке и сапогах. 

– Миледи, а вы почему тут с ноги на ногу переминаетесь? – спросила Арлину краснощёкая стряпуха, забирая черпак. 

– Суп разливать. Разве уже не время праздничного ужина?

– Ох, да вы совсем не знаете наши традиции. Суп подождёт. А вам хорошо бы во-о-он туда пройти, – женщина указала пальцем на кривую оградку, вдоль которой были расставлены зажжённые факела. 

– Но там...

«...он», – хотела сказать девушка, сверля взглядом ненавистного мужа, стоявшего как раз в том месте, куда показывала стряпуха, но вовремя осеклась. Вряд ли стоит посвящать посторонних людей в особенности их с Эйгоном отношений. 

– Идите-идите, – женщина подтолкнула Арлину в сторону оградки. – За супом я пригляжу. Не дело это, чтобы леди у котлов и мисок торчала. Вам надо мужа поддержать – кроме вас, некому. 

– Ёлка он что ли спиленная, чтобы его поддерживать? – проворчала девушка и неохотно сделала пару шагов в направлении улюлюкавшей толпы. 

Слишком близко подходить не стала. Замерла в том месте, откуда слышно было отлично, видно – отвратительно, зато на неё никто не глазел и уже более не указывал, что делать.

Деревенские жители облепили криво сколоченный плетень, словно мухи – арбузные корки: стояли, облокотившись на него, висели на нём и сидели. Шумели, болтали, о чём-то громко спорили, потягивали из кружек пенное пиво, но тут же  затихли и успокоились, когда к забору подошёл деревенский староста – крепкий на вид дедок, хоть и старый и с длинной седой бородой.

Толпа расступилась, и даже Эйгон и Максимилиан сделали каждый по шагу в разные стороны, пропуская старичка вперёд. Тот шёл важно, чинно и остановился только, когда поравнялся с Тайернаком и Лавиндером. А после поднял вверх указательный палец и начал вещать:

– У этого поединка будет только один победитель. И только он удостоится чести первым отведать традиционный суп – символ силы, выносливости, терпения и мужества. Милорды, – обратился старик к Эйгону и Максимилиану, готовым по первой же команде сорваться с места, – тот из вас, кто первым переберётся через плетень, поймает и принесёт мне бесхвостую птичку, и будет назван сильнейшим!

– Готовься, – шепнул в сторону друга Макс, – в этом году я тебя уделаю. 

– Рано губу раскатал, – ответил Эйгон, мысленно просчитывая прыжок через плетёное препятствие.

– Ставки на меня – три к одному. 

– Я больше скажу. Ставки на курицу – пять к одному. 

– Милорды готовы? 

Староста многозначительно потряс бородой и громко крикнул мальчишке, сидевшему в окружении вёдер и начищенных до блеска чанов:

– Хранитель котлов, начнём же турнир! 

Мальчишка кивнул дедку и со всей силы заколотил буковой палкой по котлам и вёдрам. А старик при первом же ударе вытащил из мешка курицу-пеструшку и перекинул её через плетень. Та, очутившись на земле, быстро вскочила на лапы и, громко кудахтая, помчалась сломя голову вперёд, поднимая лапами клубы пыли. 

Эйгон и Макс, толкая и тесня друг друга, почти одновременно перемахнули через оградку, нырнули в облако песка, и оба же бросились к стремительно улепётывавшей птичке. Рывок – но вместо того, чтобы накрыть пернатую телом, Лавиндер проехал носом по не до конца застывшей грязи и, поднявшись на руках, смачно той грязью сплюнул. 

Эйгон ловко перепрыгнул через распластавшегося по земле друга, нагнулся, протянул руку, чтобы схватить шуструю рябую за перо, как та вдруг захлопала крыльями, оторвалась от земли и проехала когтистыми лапами прямо по голове потерявшего равновесие Тайернака. Глина, перемешанная с выдранной пожухшей травой, застряла в спутанных волосах, кожа на левой щеке оказалась содрана о некстати подвернувшийся камень, а губа разбита. Зато курица чувствовала себя превосходно – добежала до противоположного края забора и откопала себе червяка среди зарослей морозостойкого жёлтого лопуха. 

– Первый раунд завершён! – провозгласил старик. 

Толпа зевак зашлась весёлым гомоном, а хранитель котлов – барабанной дробью по вёдрам. Кружки наполнились прохладным пивом – одну даже протянули отошедшему в угол Максимилиану. Тот сделал два жадных глотка, а всё остальное вылил себе на голову. Шела была тут как тут, что-то без остановки твердила брату, тыча пальцем то в курицу, то в куст кочехвоста посередине самодельной арены. Макс внимательно слушал и кивал.  

Его противник одиноко стоял в противоположном углу, облизывал разбитую губу и хмурился. 

– Задачка не по зубам? – услышал он голос позади себя. – Конечно, тут-то курица настоящая, гордая, а не белобрысая, млеющая от ваших объятий. 

Стоявшая прямо за спиной Эйгона Арлина никак не могла отказать себе в удовольствии и не бросить вертевшуюся на языке колкость. Тем более что и рядом никого не было, и, кроме мужа, её никто услышать не мог. 

Тайернак приложился рукавом к ободранной щеке – на белой ткани остались пятна крови.

– В отличие от чернушек, что нос воротят, той курице моя компания была приятна, – он говорил холодно и не спеша, чеканя и смакуя каждое слово, и даже не оборачивался. – А как прошёл твой день? Оторвалась на деревенщине? Нос воротила и по каждому поводу как обычно фыркала? 

– В отличие от высокомерных лордов эти милые люди меня приняли как свою и уж тем более не бросили на произвол судьбы. 

– Воды подай. А лучше пива. 

– Вот ещё. Вы плохо старались – пить вам не положено. 

– Начинаем второй раунд, – объявил староста и поманил к себе противников. – Милорды готовы? Вперёд!

Старик отпрыгнул в сторону, а Эйгон и Макс сорвались с места и кинулись к курице, мирно ковырявшей червяков поодаль. Та заволновалась, зашумела крыльями, заметалась и бросилась под ноги Максимилиану. Тот протянул руку, чтобы её схватить, но хвоста у курицы не было, а перья были такими жёсткими, что на ладонях остались только царапины и никакого трофея. Налетевший сзади Эйгон толкнул Макса вперёд – оба не выдержали, грохнулись на землю и покатились. Пахнущее пашнями пиво капнуло с золотистых прядей прямо на нос Тайернака. Эйгон жадно сглотнул – в пересохшем горле неприятно покалывало. 

– Твоя жёнушка тебя подбодрила? – ухмыльнулся Макс, сбрасывая с себя приятеля и поднимаясь на ноги. 

– Скорее усилила желание свернуть ей шею. 

– Не знал, что такое желание было. Когда играли в карты, ты умело скрывал этот нюанс. 

– Оно появилось сегодня утром. 

– Ты не принёс ей завтрак в постель или просто пережарил? 

– Не зли меня, Макс. 

С досады Эйгон ткнул было друга в грудь кулаком, но Лавиндер увернулся, и рука Тайернака задела лишь воздух. 

– Птица всё равно моя, – сквозь зубы процедил Эйгон и рванул к запутавшейся в колючках кочехвоста пеструшке. 

– А если так?

Лавиндер выставил носок сапога – Тайернак запнулся и пропахал подбородком ещё не затвердевшую грязь. 

Переполошенная курица выпуталась из зарослей буроцветного кустарника и принялась улепётывать от настигшего её в несколько прыжков Максимилиана. Ловко перескакивая через камни, о которые Макс то и дело запинался, птичка домчалась до плетёной оградки, оттолкнулась розовыми лапками от земли, растопырила крылья, взметнулась в воздух и оказалась в руках старосты, тыкнув клювом ему в ладонь. 

– Второй раунд завершён! – манерно объявил тот и погладил птичку по хохолку. 

Оба противника разошлись в разные стороны. Оба тяжело дышали, отплевывались грязью и смотрели друг на друга исподлобья, словно вынашивали план мести. Шела опять подала брату кружку пива – тот выпил залпом, облизнулся, бросил насмешливый взгляд в сторону друга и попросил ещё. Эйгон в ответ лишь злобно прищурился, покосился вправо, выхватил взглядом знакомый локон и, даже не оборачиваясь, процедил:

– Воды принесла? 

– И не думала. У вас есть, кому подать вам кружку. А то как тискать, так одну курицу, как шутки шутить, так тоже с ней, как на целый день уезжать, так обязательно возвращаться с ней в обнимку, а как воды принести, так я на побегушках. Не бывать этому. Я, в конце концов, не служанка, а леди!

– Ты леди благодаря мне. И это ненадолго. 

Тайернак щёлкнул пальцами мальчугану, сидевшему, словно петух, на заборе. Тот приказ понял, свалился вниз и дёрнулся за пивом, но Арлина схватила мальчонку за вихор и так зыркнула, что пацанёнок тут же заскочил на плетень обратно. 

– Вот как вы заговорили! – Арлина задыхалась от возмущения и краснела от стыда одновременно. 

Эйгон резко развернулся к девушке. 

– Всего лишь решил с тобой согласиться. А ты ожидала, что буду умолять тебя передумать? 

Друг от друга их отделяла наскоро сколоченная перекладина, неровная и неотесанная, цепляющая одежду и оставляющая на ней затяжки. А они оба молчали и поедали друг друга ненавидящими взглядами. 

– Снимите рубашку, не то порвёте в клочья, – выдавила из себя Арлина. – А вещь хорошая. 

Эйгон ничего не ответил, стянул грязную, превращающуюся в тряпку, одежду, швырнул её прямо в руки девушки, развернулся и пошёл на середину поляны. Навстречу вышел Макс, тоже по пояс голый. Начался третий раунд. 

– Непривычное зрелище, верно? 

Арлина вздрогнула и повернулась на голос. Шела подошла совсем неслышно и теперь стояла рядом. Её взгляд был устремлён на барахтающихся в пыли и грязи Эйгона и Макса, на губах застыла лёгкая улыбка, а пальцы крепко вцепились в плетёные прутья и не отпускали их. 

– Этот раз для него последний, – не дожидаясь ответа, продолжила Шела. – Он и раньше вёл жизнь затворника, а сегодня признался, что с новым фениксом перестанет выходить в люди вовсе. 

– Вместо того, чтобы опускать руки, лучше бы поискал средство против столь странного... – Арлина запнулась, подбирая нужное слово, – недуга. 

– Они искали вместе, – Шела говорила тихо, а сама так и смотрела на двух друзей, каждый из которых не столько пытался поймать злосчастную курицу, сколько изо всех сил старался навредить другому. – Макс помогал, чем мог, но его знаний недостаточно. В конце концов, кое-что нашли, но Эйгон споткнулся на последнем ингредиенте да так и не сдвинулся с места. 

– У них целый магический совет под боком! – воскликнула Арлина и стиснула зубы, словно от боли, в тот самый момент, когда Тайернак со всего размаха приложился грудью о колючий плетень. 

– Если бы всё было так просто...

– Всё было бы просто, если бы он не тратил ценное время на ловлю куриц и выбивание зубов. 

– У них такая традиция, – улыбнулась Шела, – каждый год выбивать из головы друг друга всю накопившуюся там дурь, чтобы к следующей зиме забить освободившееся место дурью новой. Начинается с курицы, заканчивается мордобоем и напоследок закусывается горячим супом. Каждый год одно и то же. Без изменений. 

Арлина равнодушно пожала плечами, словно давала понять, что ей до традиций двух друзей дела нет никакого. 

– И кстати, – Шела продолжала, – извини, что так вышло тогда в замке и сегодня... Конь Макса никого, кроме брата, к себе не подпускает... 

– Мне всё равно, – поспешила прервать сестру Максимилиана Арлина и сама удивилась, как дрожал её голос и фальшиво звучали слова. 

– Вот как, – Шела удивленно вскинула брови. – А жаль. 

Юный «хранитель котлов» громыхнул палкой о вёдра, а староста объявил окончание третьего поединка. Курица опять никому не досталась. 

Эйгон сплюнул на землю кровью. Ободранной о камни и колючки рукой принял у вертлявого пацанёнка кружку с водой и в несколько жадных глотков всё выпил. Попросил ещё и остатки плеснул себе на пылающие огнём и ноющие от боли лицо и грудь. 

– У вас ничего не получится, пока он на ногах, – услышал за своей спиной Эйгон голос Арлины. 

– Ты-то что в этом понимаешь?

– Вам надо действовать по-другому. Он шире вас в плечах, и к курице просто так вам не подобраться. И в руках сильнее, и выносливее.

– И кудри у него золотистые, а не с проседью, – передразнил девушку Тайернак. – Дальше можешь не продолжать, я понял, какого мужа тебе хочется.

– Не отказалась бы от такого варианта, – выплюнула в ответ Арлина и сама испугалась того, что слетело с языка. Но у сказанного, как и у курицы, хвоста не было – ловить и тащить обратно было не за что. 

– Вот как, – Эйгон хрустнул костяшками пальцев. – Значит, будь этот смазливый блондин на моём месте, ты была бы более сговорчива и мила. 

– Сомневалась бы меньше. 

– А как же принц?

От неожиданного вопроса Арлина прикусила язык, а Эйгон хмыкнул и добавил:

– Пойду-ка я лучше курицу добуду.   

Толпа поддержала обоих изрядно вымотанных противников улюлюканьем и задорным свистом. Староста тряхнул жидкой бородой, и оба – Эйгон и Макс – столкнулись лбами. Курица не давалась ни тому, ни другому, колола перьями, царапала руки в кровь, уворачивалась, отбивалась крыльями и просто со всей прыти удирала, а оба ловца, один неудачливее другого, бились за трофей не на жизнь, а на смерть. 

Рванув напролом через куст кочехвоста, Максимилиан протянул руку, чтобы схватить птицу за лапу, но налетевший,  словно ураган, Эйгон сбил приятеля с ног. Оба грохнулись на затвердевающую на ночном морозе землю. Пригвоздив друга к взъерошенной каблуками сапог смеси из глины, песка, пожухшей травы и опавших листьев, Эйгон скрутил Лавиндеру руки за спиной и уселся на него, тяжело дыша и отплевываясь грязью. 

– Курицу лучше б поймал, – прохрипел Макс, упираясь носом в прорытую кротом дыру. 

– Мне посоветовали сначала разобраться с тобой. 

– Кто? Шела? Она сказала мне проделать с тобой то же самое. Моя сестра – умница, не находишь? 

– Моя жена тоже, – рыкнул Эйгон. – А в плечах ты и правда шире. 

– Так сходи оденься или в тряпку замотайся – наверстаешь пару дюймов, – съязвил Макс, не зная уже, в какую сторону повернуть голову, чтобы не касаться земли ни щекой, ни подбородком. 

Глаза Эйгона лихорадочно заблестели. Недолго думая, он навалился правым боком на приятеля и свободной рукой рванул на себя широкую полоску чёрной ткани, которой Лавиндер был подпоясан. Та местами затрещала, местами порвалась, и в руке у Тайернака остался жалкий кусок пояса, совершенно не годный для носки, но достаточный, чтобы завершить задуманное. 

– Эй, ты что делаешь? 

Макс забился под Эйгоном, попытался сбросить его с себя и перевернуться, но Тайернак прижал Лавиндера к земле с такой силой, что тому оставалось лишь нервно брыкаться. 

– Всего лишь обеспечиваю себе победу, – сквозь зубы процедил Эйгон, связывая другу руки и затягивая крепкий узел. – Кстати, вставать не советую. Засмеют. 

– Скотина, – выплюнул поверженный Макс и расслабленно выдохнул. 

– И по совместительству лучший друг, – задорно похлопал Максимилиана по плечу Эйгон, поднялся и пошёл за птицей. 

Набегавшаяся пернатая закудахтала, наклонила голову на бок и глазами-бусинками уставилась на Тайернака. Эйгон присел на корточки, вытянул вперёд оцарапанную до крови руку, разжал кулак. На ладони было пшено. 

Толпа взорвалась радостными криками: ещё бы, ведь после объявления победителя полагался горячий суп. Всего одна  ложка наваристой похлёбки, пахнущей специями и щекочущей ноздри ядрёным перцем, была способна вернуть к жизни, мигом отрезвить и загнать домой. 

Эйгону протянули бесформенную бело-серую тряпку. Стоило вытереть ей пот и грязь с груди и шеи, как выяснилось, что это была его снятая рубашка, а сунула её ему в руки Арлина. Бросив в сторону жены недовольный взгляд, Эйгон распрямил пришедшую в полнейшую негодность одежду и натянул на оцарапанное, всё в синяках и ссадинах тело. Деревенское пугало в тот момент выглядело более аристократично, чем лорд, история семьи которого насчитывала столько веков, сколько помнили только самые древние книги. 

Заправив края рубашки за пояс, Тайернак победно посмотрел в сторону Максимилиана, которого наспех упаковывала в такие же рваные и грязные остатки одежды его сестра. Победителю полагался последний приз, и он уже дымился и вкусно пах, следуя от котла до довольного хозяина Смоляных гор. 

– Отведайте, милорд, – краснощёкая стряпуха протянула наполненную до краев миску. – Вам, как покорителю бесхвостой птички, и право первой ложки!

Эйгон принял миску с мутным супом, зачерпнул ложкой, подул, поднёс ко рту, пробуя, и тут же выплюнул на землю, и зашёлся кашлем. Лицо побагровело, на лбу выступила испарина, а на глаза навернулись слёзы. Все вокруг заволновались, забегали, а сама женщина замахала какому-то пацанёнку рукой и истерично заверещала, чтобы тот скорее принёс воды. 

У Арлины сжалось сердце. Лихорадочно перебирая в голове всё, положенное в суп, она вдруг споткнулась на склянке с перцем и замерла. Но ведь пробовала на вкус! И всего было в меру. Неужели, не прочувствовала до конца? Надо было побольше зачерпнуть, а не на кончик языка. Но время вспять не повернуть, и Арлина с замиранием сердца смотрела на пылающее лицо мужа, жадно глотающего ледяную колодезную воду, и ждала суровый приговор. 

Несколько размашистых шагов – Максимилиан Лавиндер оказался у чана с горячим супом. Взял черпак, набрал похлёбки и осторожно попробовал. Затем ещё и побольше.  Потом взял миску, налил полную и начал есть ложка за ложкой, а когда поймал на себе удивленный взгляд друга, то пожал плечами и ответил:

– Обычный суп. Горячий, в меру острый и безумно вкусный. Первый раз за все годы такой пробую. В чём секрет? 

Лавиндер с любопытством посмотрел на краснощёкую хозяйку. Та занервничала, затеребила запачканный жиром передник, как вдруг Арлина её опередила и выпалила:

– Я готовила. С меня и спрос. Знаю, пересыпала перца. Так что, лорд Лавиндер, можете не лукавить и сказать прямо, что несъедобно и отвратительно. 

И Арлина посмотрела в голубые глаза Максимилиана, один из которых был подбит, другой – оцарапан. 

– Я и не лукавлю. Суп и правда отличный. 

Макс развернулся к котлу и положил себе добавки. 

– Налетайте, – кивнул он деревенским жителям, – а то сейчас ничего не останется. 

Толпа ждать себя не заставила и уже через пару минут застучала деревянными ложками, загудела и зашумела. Арлина глазам своим не верила: все ели суп, тянулись за второй и третьей порцией, а если не досталось, то воровали добавку из миски соседа. Все были довольны и сыты, млели от вкусной похлёбки и хмельного пива, а затем перешли на индюшачьи потроха и картошку. 

– И мне такой супец больше по нраву, – крякнул староста, чуть ли ни бородой ныряя в чан и выскребая оттуда остатки. – Сколько своей бабе говорил не жмотиться и класть перца побольше, а она ни в какую. Молодец, дочка. С головой. Знаешь, чем простого мужика порадовать. Хорошая из тебя хозяйка в нашей деревне вышла бы. 

– Ты уже совсем голову потерял, – ткнула его в бок черпаком жена, по странной случайности оказавшаяся той самой краснощёкой стряпухой. – Какая тебе миледи – дочка? Думай, что мелешь. 

– Так я ведь от всей души! – виновато протянул староста. 

Ложками стучали о стенки мисок так, что у Арлины в ушах звенело, и только Эйгон недоуменно и с подозрением смотрел на свою, до сих пор полную, и хмурил брови. 

– Остынет, – по-простецки вмешалась в мысли лорда Тайернака жена старосты. – Ешьте, милорд. По нашим традициям нельзя оставлять суп недоеденным – год будет неудачным. У вас просто губа разбита, вот и щиплет чуток.

Женщина добродушно улыбнулась и отошла в сторону, а потом и вовсе растворилась в толпе. 

Губа и правда была разбита сильно. Кровь то останавливалась, то начинала вновь сочиться, пачкая и без того грязную одежду. Стараясь не задеть рану, Эйгон поднёс ложку ко рту и вновь попробовал наваристую похлёбку. И снова закашлял, схватил кружку с остатками воды и выпил всё. 

– Да вы издеваетесь! – возмутилась Арлина, наблюдая, как лицо мужа стало цвета варёного рака. – Этот суп даже дети съели. 

– Попробуй, – с трудом пересиливая кашель, выдавил Эйгон и протянул жене ложку с миской. 

Арлина усмехнулась, набрала побольше и вмиг проглотила. Горячая похлёбка растеклась по горлу огненной лавой. 

– Пить дайте, – задыхалась Арлина, но Эйгон в ответ только перевернул кружку, и из той на землю упала всего одна капля.

– Даже дети воду не просили, а ты всего одну ложку осилила. 

– Думаете, я сдамся? 

Вызов был брошен. Арлина выдохнула, зажмурилась и закинула внутрь ещё пять ложек. 

Пламя... Неистовое пламя бушевало внутри. Хотелось броситься на землю, рыдать, царапать сжигаемое огнём горло, кричать, вот только крика того никто не услышал бы – сплошной хрип. Хотелось пить, но деревенская толпа зашлась неуёмным весельем, и даже ведра в колодец спустить было некому. Хотелось вдребезги разбить миску с оставшейся похлёбкой, и пусть перчённый суп растекается по заиндевевшей земле. Хотелось многого, но традиции требовали суп доесть. 

– Дай. 

Эйгон выхватил тарелку их рук жены и сам приговорил остатки. И тут же прикрыл рот рукой, отвернулся, а когда отплевался, то на глазах у всей толпы рванул к колодцу и вылил себе на голову полведра ледяной воды, стоило только набрать полное.

– Сама, говоришь, готовила, – прохрипел Тайернак, краем глаза заметив подошедшую Арлину. 

– Да, – девушка упала перед ведром на колени, зачерпнула ладонями прохладную и такую приятную воду, брызнула себе на лицо и шею и сделала несколько глотков, заливая пожар. – По рецепту отца. 

– Боюсь предположить, что у тебя за отец, если у него такие зверские рецепты. 

– Отец самый лучший, рецепты обычные, а виновата во всём я. Странно только, что все остальные ели и добавку просили. Притворялись? 

Эйгон покосился в сторону толпы и охладил пылающие щёки мокрыми ладонями. 

– Готов поспорить, что им понравилось. 

– Тогда совсем странно, – Арлина зачерпнула ещё воды. 

Но сколько ни пей, легче не становилось. Жгучий перец был сильнее колодезной свежести и прохлады. Огонь отступал лишь на мгновение, а потом принимался полыхать с ещё большей силой. Лоб покрывался потом, на глаза то и дело наворачивались слёзы, а в горле жарило так, что слова толком не скажешь – тут же подступал удушающий кашель. 

Арлина покосилась в сторону Эйгона. Тому тоже приходилось несладко. С разбитой губой, ободранной щекой, он стоял рядом, взъерошенный и горячий. От него веяло такой грустью и неподдельным одиночеством, что девушка не выдержала, собралась с силами, встала с земли и, приподняв подол платья, перешагнула через камни и колючий сухостой, и подошла к мужу. 

– Болит? 

Арлина почти дотронулась пальцами до припухшего века, но Эйгон перехватил её руку и отвёл назад. 

– Пройдёт, – ответил он, а голос совсем сошёл на хрипоту. 

– Погодите-ка, – Арлина засуетилась, а потом наклонилась, оторвала ленту с подола платья, смочила её и поднесла к лицу Эйгона, не решаясь на последний шаг. – Надо приложить и держать. 

В этот раз Эйгон уступил. 

– Совсем страшный, да? – криво усмехнулся он. 

Арлина коснулась ушиба мокрой тряпицей. 

– В темноте особо и не разглядишь. 

– Но кудрявый Лавиндер, конечно, красивее...

– Перестаньте язвить. И так тошно.

Девушка не выдержала, сплюнула горечью на землю и тут же стушевалась, уловив на себе взгляд Тайернака. 

– Неужели от этой гадости нет никакого средства?

– Только вода и время. Это скорпионский перец. Полегчает ближе к обеду. 

– Дожить бы до обеда. 

Арлина подняла полные слёз глаза на мужа. С минуту они стояли оба и смотрели друг на друга: он – уставший, побитый и внешне холодный; и она – измученная неугасающим пламенем, растерянная и отчаявшаяся. Им обоим было плохо, и уже ничего не помогало. 

Арлина не помнила, как оказалась у него на руках, а потом и в карете. Только слышала где-то вдалеке взволнованные голоса Лавиндеров, а после стук копыт о твёрдую землю. Они возвращались в замок. Уезжали от суматошного веселья и любопытных взглядов деревенской детворы. Уносились со скоростью света из тёплых мест обратно в унылую каменную серость. И оба изнывали от непрекращающегося жара, не отступающего ни на дюйм. Так продолжалось некоторое время, пока девушка не открыла глаза. 

Они всё ещё были в карете. Эйгон сидел, а Арлина лежала, поджав ноги и положив голову ему на колени. На сидении напротив была его белая трость, от которой к ладоням Тайернака шёл бледный, сродни лунному, свет, а рядом с тростью из стороны в сторону елозило по дорогому бархату серебряное защитное колечко, снятое с пальца девушки. 

Его руки, уж более не крепкие и молодые, а костлявые и старческие, касались её груди и шеи, и от них веяло такой мягкой прохладой, что Арлина вмиг поняла: он вернул её к жизни. 

Чуть приподнявшись на локте, девушка повернула голову и увидела его лицо – не молодое и красивое, хоть и разбитое в кровь и всё в пыли и грязи, а старческое, угрюмое, морщинистое и мокрое от пота. Эйгона мучал жар. Сердце билось тяжело и медленно, а глаза были закрыты. Ледяного холода, которым наполняла руки мага волшебная трость, хватало, чтобы потушить только один огонь, и Эйгон выбрал Арлину. 

Осторожно, чтобы ненароком не совершить какой-либо ошибки, о которой потом придётся жалеть, Арлина убрала с себя руки мужа и села, уткнувшись носом в зашторенное оконце. Язычки пламени сразу дали о себе знать: поползли вверх, завоевывая дюйм за дюймом девичье тело, и начали жечь, сначала потихоньку и робко, а потом безжалостно и со всей силы. Арлина терпела. Она была уверена, что сможет вытерпеть. До замка оставалась ещё половина пути, и бледный свет с алмазного набалдашника на трости постепенно приводил Эйгона в чувство, замораживал кипящую лаву и заставлял сердце биться чаще. 

Деревенька в Солнечной бухте, в которой каждые первые заморозки чтили традиции и устраивали праздник в честь бесхвостой птички, уже давно спала. Факела на улице были потушены, свечи в домах тоже. Несмотря на зрелищный поединок и несколько выпитых бочек пива, приготовленный Арлиной суп разморил всех: кого загнал на сундук, застеленный шкурой; кого – на деревянную скамью; кого – на кровать под тонкое, поеденное молью одеяло. Не спали только в доме старосты: сам старик сидел у огня и вылавливал из бороды последних, непонятно что забывших на морозе, комаров, а его жена стояла у окна и расчёсывала гребнем длинные, некогда пшеничного цвета волосы. 

– Неловко как с лордом Тайернаком получилось, – вздохнул старик. – Неужели и правда тому виной разбитая губа? По мне так это проклятие на него так действует! Окончательно со света сживает! Уже и вкус чувствовать перестал. Скоро свет солнечный распознавать не будет. 

– Да всё с молодым лордом хорошо, – отмахнулась женщина, тряхнула волосами и начала собирать в пучок на голове, чтобы затем запихнуть под чепчик. 

Старик подозрительно прищурился. 

– Ну-ка, ведьма, говори, что тебе известно. 

– Эти потомственные маги, – цедила женщина, держа в зубах дешёвую шпильку, – по десять-двадцать лет штаны в академиях до дыр протирают, зрение за книгами портят, сутулятся и умными словами бросаются, а ни в себе, ни с женой разобраться не могут. Пришлось вмешаться. 

Заколов волосы и убедившись, что они не рассыплются и не спутаются, женщина продолжила:

– Перца она и правда бухнула в похлёбку многовато, но съели же! И всем понравилось. Но посмотрела я на них и решила, что так дело не пойдёт. Вот и добавила ему в миску ещё щепоть. И угадала. Сам ведь знаешь, что бывает, коль ешь такое варево из одной миски да одной ложкой. Всю правду наружу скорпионский перец вытащит. Если нет между ними ничего, то не взойдёт и солнце, как они это поймут и разбегутся. А если есть, то будет им счастье. 

– Что бывает, что бывает... – разворчался староста. – Изжога от твоей стряпни бывает, вот что! Тьфу!

– Иди спи! – обиженно рявкнула жена и задула свечу.

Глава 23. Rhan’or’enaid

Несколько тёмных капель упало на стопку писем на столе. Вытирать их не стали – так и впитались в бумагу, от которой исходил лёгкий аромат розового масла. Вместо этого поставили наполовину пустой бокал на стол, взяли одно письмо – самое невзрачное, серое, лежавшее не в стопке, а с краю, – и поддели ножом криво прилепленную и с рваными краями коричневую печать, открывая послание.               

– «Его высочеству, принцу Мартану из Озёрного края, – шептали тонкие губы, кривясь в ухмылке. – Ваша милость, смею надеяться, это письмо найдет вас в добром здравии и прекрасном расположении духа, – глаза торопились прочитать всё написанное и перескакивали со строчки на строчку, – и вы примите наше приглашение вновь посетить игорный дом «Малиновый туз», где вам всегда безмерно рады. Ваши долговые обязательства перед нами погашены в полной мере, и мы с нетерпением ждём вас в стенах нашего гостеприимного клуба. Всегда к вашим услугам». Далее сотня расшаркиваний и подпись: «Д. Флинн».    

Мартан отложил письмо и задумчиво посмотрел на стену. Спустя несколько минут допил вино, перечитал послание, почесал затылок, хмыкнул, повертел бумажку в руках и вновь прошёлся взглядом по тексту. В подлинности подписи Флинна принц не сомневался: да и кто, кроме хозяина притона, мог знать о баснословных долгах младшего сына короля? Но напряжение не сходило с лица: Мартан хорошо знал, что больше всего на свете коварный карточный шулер любит золото и просто так ни от одной монеты не откажется. Тем более от целого состояния. Однако сколько ни верти загадочный кусок бумаги, ясности не прибавлялось, и Мартану оставалось только задумчиво почесать подбородок и взяться за оставшуюся почту, пылившуюся на столе вот уже несколько дней.             

Стандартный набор надушенных пригласительных писем: одно – на пикник; второе – на годовщину свадьбы; третье и прочие – на ерунду вроде литературных чтений или празднований первых заморозков. На этих мероприятиях принц бывал сотни раз, и везде стандартная программа: утомительные приветствия, скучающие гримасы, болезненного вида молодые особы, мечтающие скорее пойти под венец, и снова утомительные обмены вежливостями, теперь уже при прощании. Распечатывать и читать – только время тратить: пойти он ни на одно не пойдёт, а напудренным жеманным девственницам, падающим в обморок при виде жука-рогоча, предпочтёт раскрепощенных девиц Флинна, способных зажечь одним только взглядом.

Ещё были длинные и толстые донесения министров – чтиво, скучнее которого могли быть только пригласительные открытки. Тоже в топку – всё равно те же самые заметки получили и отец, и старший брат Патрик. Читает их только Патрик, обсуждает с отцом и принимает решение. Зачем на них время тратить? И в подтверждение мыслей три увесистых свитка полетели в огонь в камине. Полетел бы и четвёртый, вот только цвета бумага была другого – не такая, на которой обычно писали в Озёрном крае. И печать была странная, не виданная ранее, не принадлежавшая ни одному лорду-вассалу короля богатых на озёра земель. Пожав плечами, Мартан взялся за нож, срезал печать, развернул письмо и начал внимательно читать.

«Его светлости, принцу Мартану от лорда Тайернака из Смоляных гор. Ваше высочество, мне стало известно о размере вашего долга перед игорным заведением «Малиновый туз», в котором вы имели неосторожность оставить много денег. Этим письмом я имею честь сообщить вам, что весь ваш долг был погашен мною и графом Лавиндером. В ответ прошу вас прекратить любые преследования семьи Алистера де Врисса, его самого, а также его дочери и моей законной супруги Арлины де Врисс Тайернак…»

– И снова с десяток расшаркиваний и подпись такая кривая и длинная, что прямо запутаешься в закорючках, – съязвил Мартан, скомкав письмо и швырнув его в огонь. – Что за день такой?

Набычившись, принц смотрел на играющее в камине пламя. Что-то не вязалось в голове. Нет, бесспорно, последнее письмо шло в унисон с ласковыми заигрываниями Флинна, но в чём подвох? Мартан почесал переносицу и поднялся. Прошёл к полкам с книгами, вытащил одну – толстую и затхло пахнущую – бухнул на стол и открыл.

– Тайернаки, – бормотал Мартан, перелистывая страницу за страницей в поисках нужной. – Те самые Тайернаки, которые откупились от нас розовым бриллиантом. Интересно, сколько у них в сокровищнице ещё камней подобной ценности? Ага, нашёл. И что тут пишут? Древний род… потомственные маги… трагическая гибель лорда и леди… хозяином Штормового замка стал рождённый вне брака сын лорда Тайернака Эйгон, – Мартан довольно присвистнул. – Так он ещё и бастард. Что там дальше? Был женат, затем разведён, о наследниках сведений нет.

Мартан долго шуршал страницами, выискивая новое о хозяине Смоляных гор, за что можно было бы зацепиться.

– Должно же быть на него ещё что-то, – бормотал принц, листая страницу за страницей.

Но всё было в пределах общеизвестного и без пикантных подробностей. Обессилев, принц захлопнул книгу и упал в кресло, вытянул ноги к огню. Он выглядел растерянно. Ощущение неудачного розыгрыша прошло, уступив место банальному раздражению, затем сменилось злостью, а после непониманием и опустошенностью. Будто старую игрушку отобрали, которую он демонстративно швырял из угла в угол и которой всячески пренебрегал. Зато когда её подобрали и приласкали, закипел ревностью, и в равнодушном, расчётливом прожигателе жизни проснулся собственник. Зарылся пальцами в густые тёмные волосы и сжал их со всей силы, будто готовился вырвать с корнем. Но никакая боль не могла заглушить чувство досады. Полный отчаяния, Мартан со всей силы толкнул ногой чайный столик – тот пошатнулся и грохнулся на пол. Раздался звон разбитого стекла, и письма порхающими бабочками разлетелись в разные стороны, и одно – прямо на колени принцу.

Бросив недовольный взгляд на запечатанное послание, Мартан вздрогнул, узнав почерк. Как он мог пропустить? Дрожащими руками сломал печать Штормового замка и начал читать.

«Ваше высочество, ваша просьба выполнена. Арлину я нашёл, но знакомство с лордом Тайернаком, в замке которого сейчас обитает ваша бывшая невеста, вылилось в возможность, которой я на свой страх и риск и исключительно в целях вашего безопасности решил воспользоваться. Лорд Тайернак предложил сделку, на которую я посмел согласиться, и я уверен, идея придется вам по вкусу. Милорд был настолько великодушен, что выкупил у хитрого Флинна весь ваш долг, и готов вернуть его вам в обмен на Арлину де Врисс. Зная, как вы равнодушны к девушке и что свадьба с ней планировалась вами из чистого расчета и была бы вам в тягость, я посчитал, что лучшего расклада и быть не может.

Возможно, когда-нибудь вы захотите отблагодарить лорда Тайернака за содеянное, и тогда не пугайтесь: будучи ночью молодым мужчиной, он днём принимает облик дряхлого старца, доживающего свой век, седого и всего в морщинах. Но, несмотря на это, милорд – добрейшей души человек, влюблённый в вашу бывшую невесту и пожелавший её себе в жены. Смею полагать, от этого решения всем будет только лучше. На этом откланиваюсь и вернусь к вам на службу до нового феникса. В качестве платы за свою милость лорд Тайернак просил меня послужить ему дворецким до конца лунного месяца, а к тому времени он обещал обзавестись новым. Я видел, как он одним только взглядом зажигает огонь в камине, и не смел ему перечить. Всегда верен вам. Лансель Сайнорт».

– Осёл, – шипел Мартан, разрывая письмо на мелкие кусочки. – Тупица и кретин! Я просил привести мне девицу, а вместо этого получил несколько писем, в одном из которых передо мной лебезят в надежде, что я приеду и проиграю ещё сундук золота, а в другом высокомерным тоном и словно шавке указывают, что моё место с краю. А этот дурак радуется… Истину говорят, хочешь что-то сделать хорошо – делай сам. Денег де Врисса хватило бы, чтобы покрыть дюжину моих долгов: и настоящих, и будущих! Девка должна была стать дойной коровой, а вместо этого досталась какому-то бастарду, уроду, который…

Мартан внезапно замолчал, а лицо просветлело, словно принца озарила гениальная идея. Тонкие губы растянулись в довольной ухмылке, пальцы на руках потеплели, а голосом – мягким и сладким, каким завлекают наивное создание в западню, – он, хитро прищурив глаза, добавил:

– …насильно сделал своей женой мою невесту. Измывается над ней и, скорее всего, хочет принести в жертву на одном из своих магических обрядов. Бедная, бедная Арлина! Она же досталась… чудовищу!

***

Глаза открывались медленно и с неохотой. Ресницы даже будто слиплись, хотя Эйгон точно помнил, что ни во что липкое он прошлой ночью не вляпывался. И хотя была высока вероятность, что Макс мог нарочно ткнуть его носом в слизь изумрудной сороконожки, Эйгон всё же отмёл эту версию. 

Когда веки удалось разлепить, Тайернак тут же поморщился от яркого света, словно ножом, резанувшего по чувствительным глазам. Вскинул руку, заслонился от оранжевого свечного огонька и повернул голову в сторону окна. На улице была ночь. И судя по тому, что пожар в горле угомонился, а руки выглядели моложаво, ночь была в её самом начале и в самом начале часа волка. 

– Очнулись, – над ухом раздалось ворчливое каркание Грибо. – Пришли в себя, наконец-то. Давай тащи сюда ещё компресс! Глянь, как веко опять вспухло. 

– И правда. 

Над Эйгоном склонилась Арлина. В одной руке она держала баночку с белой мазью, а другой осторожно коснулась лица Тайернака. Тот с непривычки дёрнулся. 

– Это что за маскарад? – грубо бросил он, сверля взглядом своего крылатого помощника и жену и осознавая, что лежит наполовину раздетым у себя в спальне. 

Грудь была уже вдоволь пропитана настойками и кремами – от кожи шёл резкий и одновременно сладковатый аромат. На разбитой губе громоздился слой жирной мази. А к подбитому глазу норовили приложить смоченную в вонючем лосьоне тряпку. Эйгон ловко увернулся от тоненькой девичьей руки и сел. 

– Это у вас клоунада на лице, – вставил Грибо, перелетая с одного края кровати на другой, где впился когтями в шёлковую простыню и проделал дырку. – Говорил я вам, а вы отмахивались. Теперь что днём, что ночью, всё одно – на рожу страшнее чудища пещерного. 

– Пройдёт, – встряла в ворчания горгульи Арлина, сделала ещё одну попытку дотронуться компрессом до полыхающего синевой глаза мужа, но Эйгон перехватил её руку. 

– С чего такая забота?

– Скажем так, – Арлина за словом в карман не лезла, – вы мне ещё нужны целым, невредимым и в здравом уме. Иначе, кто мне поведает секрет того самого последнего ингредиента, название которого и выговорить-то не под силу?

– Rhan’or’enaid? 

Девушка кивнула. 

– А я-то думал...

Эйгон повалился обратно на мягкие подушки, провёл рукой по волосам, невзначай задел разбитую губу и поморщился от ноющей боли. 

– Так что не брыкайтесь, – продолжала Арлина, открывая мазь, очаровательно пахнущую луговыми цветами, – поправляйтесь скорее. Вы мне очень нужны. 

– Я и сейчас в отличном состоянии. 

Резким движением Эйгон поднялся с постели, сунул ноги в сапоги, поправил пояс. 

– Рубашку принеси, – грубо бросил он жене. – Покончим с этим раз и навсегда. 

На лице Арлины читалось смятение. 

– Вы меня не так поняли... милорд... Я вас не тороплю. 

– Всё я верно понял, – огрызнулся Эйгон. – Тащи рубашку. 

– Вот, хозяин. 

Вместо девушки одежду подал Грибо. Эйгон сунул руки в рукава. 

– Следуй за мной. 

Широким шагом Тайернак направился к выходу из спальни. Арлина кинулась следом. 

– Постойте, милорд. Я хотела только сказать, что...

– Я объясню тебе всё, что знаю, – перебил её Эйгон, – и можешь уходить. С эликсиром или без, но больше я тебя не держу. 

– Вот про «обьяснить» – правильно, хозяин, – семенил лапами рядом Грибо, еле поспевая за магом. – Ваша морда день ото дня краше, а сегодня так вообще буйство цвета. А вот про уходить...

Тайернак бросил на горгулью свирепый взгляд, и Грибо застыл на месте, каменея. 

В кабинете в камине догорал огонь. Задорные язычки пламени сходили на нет, а сырость ликовала и торопилась перейти в наступление, завоевать каждый дюйм просторной, но чем только не заваленной комнаты, и царствовать там все дни напролёт, пока кто-нибудь не догадается подкинуть в камин дровишек. Однако сырость рано радовалась. Ворвавшийся холодным ветром в кабинет Эйгон зыркнул по сторонам, и сухим поленьям хватило всего одной искры, как они сразу вспыхнули, суетливо затрещали и мигом вернули каменным стенам былое уютное тепло. 

Горелка плюхнулась на стол, котёл – на неё. В нём недовольно чавкнуло остывшее зелье, настоянное на соке лунного коровяка и в меру приправленное слизью земляных червей. Тайернак поманил к себе показавшуюся в дверях Арлину и, кивнув в сторону чана, бросил:

– Продолжай.

Щепотка сон-травы, кусочек клыка каменной горгульи и клок шерсти волка полетели в котёл не сразу: у Арлины дрожали руки, когда она отмеряла сыпучую, как песок, молотую травяную крошку, а Эйгон, как назло, взгляда от её пальцев не отводил, а только криво усмехался, когда у девушки всё валилось из рук. В результате сон-травы было отмеряно больше, чем нужно, и пришлось переделывать. 

Горелка полыхала огнём, а нагретое зелье постепенно начинало клокотать, кипеть и пузыриться с такой силой, что брызги полетели во все стороны, осели на столе и стали разъедать его некогда идеально отполированную поверхность. Прожигать чуть ли ни насквозь, уродовать. А пар, поднимавшийся над раскаленным чаном, жарил так, что и волосы слиплись, и лицо было всё в каплях: сколько ни смахивай – не поможет.

– Теперь кувшинка, – прошептала Арлина и осторожно выдавила из алого цветка в бурлящее зелье сладкий сок, перемешанный с кровью.

Несколько капель растворилось в кипящем вареве, как Эйгон вдруг рукой обхватил кулак Арлины, в котором ещё оставалась водяная лилия, и сжал его с такой силой, что у девушки чуть слёзы из глаз не брызнули. Меж пальцев тонкими струйками потекла липкая красная жидкость. И стоило алым змейкам попасть в котёл, как бушующее варево на миг успокоилось, а затем снова заволновалось, меняя цвет с болотного зелёного на бледно-розовый, а после и вовсе становясь таким прозрачным, что можно было легко рассмотреть дно чана и всё, что на том дне лежало. 

Пальцы, на одном из которых сверкал гранатовый рубин, ослабили хватку. Арлина высвободила руку и потёрла её – боль постепенно угасала. А Эйгон будто и не заметил ничего или нарочито не захотел замечать. Лишь равнодушно глянул в чан, оценил состояние зелья и повернул рычажок горелки, убавляя пламя. 

– Досчитай до ста и выключай.

О поверхность стола грохнули пустой прозрачной склянкой. 

– Отмерь черпаком нужное количество и перелей сюда, – распорядился маг. 

– Зачем?

– Предпочитаю ставить опыты на малом количестве, чем сразу загубить целый котёл почти готового эликсира.

– Думаете, не получится? Остался-то всего один ингредиент. 

До ста было досчитано, и горелка благополучно выключена. 

– Всего? – Эйгон взорвался. – Над этим ингредиентом ломали головы все маги Совета, а она – «всего один»...

– Да хоть весь мир, вы-то разгадали! 

От неожиданности Эйгон прикусил язык и только спустя пару минут уже спокойно выдавил:

– Хорошо. Начнём. 

Скрестив руки за спиной, Тайернак мерил шагами комнату, глядя себе под ноги и недовольно бубня вполголоса. Застегнутая всего на две верхних пуговицы рубашка волновалась при каждом шаге, рукава были закатаны по локоть, волосы взъерошены. 

– Rhan’or’enaid. Абсурд, набор букв, сборная солянка из слов, называющих чувства, причём все подряд: от гнева до безумной страсти. Так думал и я, пока однажды не наткнулся на одну запись. Сделана она была с ошибками, на древнем наречии, на котором в наше время не говорят. И рассказывалось там о свете и тьме, жизни и смерти, ненависти и любви. Два полюса – день и ночь, жизнь и вечный покой – невидимой нитью связаны друг с другом. Не будет одного, не будет и другого. Две половинки одного целого: разобьётся одна, второй нет смысла больше жить. Ведь так? 

Эйгон на секунду остановился и посмотрел на застывшую у стола Арлину. И не просто посмотрел, а пробуравил девушку взглядом, будто собирался с цепи сорваться, наброситься и растерзать, как голодный волк терзает свою жертву... ну, или задать ещё один вопрос. 

– Ведь так? – повторил он, не дождавшись никакой реакции. – Ведь поэтому ты потащилась за старым уродцем невесть куда, в сырой холодный замок? Не станет в живых твоего принца, и жизнь тебе покажется мраком. И только ради него и счастья с ним ты все эти дни здесь терпишь меня. Я прав?

От тона, каким те слова были сказаны, Арлине стало не по себе. Не то, чтобы мурашки по коже пошли, но кровь к лицу прихлынула. И не от волнения вовсе, а от непонятного чувства чего-то фальшивого, неискреннего, показного. Но чего?

Собравшись с силами, Арлина стиснула зубы и ответила на взгляд. Стояла, не шелохнувшись, и вызывающе смотрела в серые глаза, а с губ так и норовил сорваться вопрос. И сорвался. Но совсем не тот, который вертелся в голове. 

– Губа сильно болит?

– Что? – Эйгон растерялся. 

– Вы снова задели нижнюю губу. Опять кровь течёт. 

Эйгон коснулся пальцами лица, и на коже, всей в царапинах, отпечатались алые капельки. 

– Прокусил что ли? 

– Ещё бы. Вы на себя со стороны смотрели? Ёж и тот менее колюч. 

Арлина недоуменно пожала плечами, развернулась к столу, зачерпнула ещё немного прозрачного зелья из котла, наполнила склянку доверху и продолжила:

– Я, конечно, тороплюсь домой, но согласна потерпеть ваш характер ещё несколько дней. Мне важен результат и нужен эликсир. Без него я отсюда не уйду. 

– Тогда...

Рука Арлины, державшая черпак, застыла в воздухе: Эйгон стоял за её спиной, и девушка могла легко ощущать кожей его горячее дыхание. 

– ...возьми в руки склянку, закрой глаза и представь его.

– Кого «его»?  

Сердце Арлины бешено забилось. 

– Кого-кого, – передразнил Тайернак. – Принца своего драгоценного. Кого ж ещё? Ради него ведь ты готова бросить вызов самой смерти?

Арлина облизнула сухие губы, отложила черпак в сторону и вцепилась холодными пальцами в край стола. 

– Я готова, – робко пролепетала она, не решаясь повернуться к магу и вновь наткнуться на пробирающий до дрожи взгляд серых глаз. – Просто представить? Надеюсь, ничего больше?

– Да, – шёл голос из-за спины, – просто нарисуй в своём воображении каждую черточку его лица: глаза, нос, губы...

С этими словами Эйгон недовольно поморщился и вновь приложился пальцем к разбитой и не заживающей губе: рана была растревожена, и кровь не хотела останавливаться. Спасение можно было бы найти в жирной мази из одуванчиков и крыльев стрекоз, но та стояла рядом с раскалённым чаном, и тянуться к ней – мешать Арлине сосредоточиться.

Арлина закрыла глаза. 

Мартан... Сколько раз она видела его в своих снах, любовалась едва заметной складочкой на его переносице, воображала, как вместе, рука об руку, в день свадьбы они выйдут на балкон королевского дворца и радостно поприветствуют толпу. Сколько раз мысленно примеряла корону принцессы на своей голове и, любуясь отражением в зеркале, репетировала тон и взгляд, какими она будет отдавать приказы подданным. Сколько раз грезила о первом поцелуе с возлюбленным и краснела от стыда при мыслях о первой брачной ночи. И сколько раз томно вздыхала, считая дни, когда позволит любимому вдохнуть её запах, а себе – раствориться в его объятиях, отдаться всецело и на утро проснуться женщиной. Девичьи мечты, такие разные, словно облако, воздушные и такие сейчас далекие... как и сам Мартан. Красивый, высокий, статный принц, любви которого добивались многие, а он достался ей одной. И вот он, шанс – приблизить любимого к себе. Надо лишь представить его милое, иногда смешливое, иногда серьёзное лицо, его влюблённый взгляд, и, наконец, получить то, ради чего всё на свете было забыто и брошено.

Но желанный образ никак не хотел всплывать в памяти. Арлина тряхнула головой и выдохнула. Надо попробовать ещё раз. 

– Склянку в руки возьми, – кашлянули рядом. 

Арлина открыла глаза, потянулась к прозрачной колбочке с не менее прозрачным зельем и тут же ойкнула, одёргивая руку.

– Кипяток!

– А ты рецепт читала?

Девушка нырнула носом в раскрытую на столе книгу и монотонно пробормотала:

– И напоследок охладите полученную смесь в Rhan’or’enaid. Эликсир  готов. 

– Охладить. Взять в руки кипяток и охладить. Ожог потом смажешь фиалковой мазью – за ночь пройдёт. 

– Вы уверены, что рецепт правильный? Тут быстрее сам помрёшь, чем спасительное средство приготовишь. То коровяк, то волк, то ядовитая сон-трава... Теперь вот ещё ошпариться осталось, и дальше можно не продолжать. 

– Не отвлекайся, – прорычал Эйгон и снова недовольно поморщился: тело ныло, губа болела, а время шло. 

Раскалённая склянка легла в правую руку. Охая и вздыхая, Арлина держала её, сколько могла, потом не выдержала и переложила в левую. Когда второй руке стало невмоготу, склянка вернулась в правую ладонь. И так попеременно то туда, то сюда, а ещё надо было глаза закрыть и попытаться в мыслях нарисовать любимый образ...

Тёмные кудри, шелковистые и мягкие, пахнущие травами. Прямой нос с лёгкой горбинкой и тонкие, красиво очерченные губы. Не разбитые, как у некоторых, шмыгающих оцарапанным носом за спиной, а бледно-розовые, живые и желанные. 

Арлина помахала перед собой свободной рукой, отгоняя внезапно затесавшееся видение – припухшая губа из создаваемого в мыслях образа вмиг исчезла, уступив место утончённым чертам лица Мартана. 

И по новой: волосы цвета позднего каштана – зароешься в них и пропускаешь меж пальцев прядь за прядью, словно ленты шёлковые. Не вечными клочьями, как у кое-кого, от кого сейчас хоть и не отдаёт вином и табаком, как несколько дней назад, но благоухания тоже не исходит. 

Арлина наморщила нос и переложила склянку в другую руку. 

– Граф Лавиндер извалял вас в курином помёте, или рубашка просто не свежая? 

Эйгон выругался.

– Хорошо-хорошо, – согласилась Арлина, – пусть будет рубашка. 

Пугливым мотыльком упорхнувший из головы образ принца нужно было восстанавливать заново. 

Уже не за спиной, а слева звякнули жестянкой – Эйгон изловчился и дотянулся до мази, отвернул крышку и провёл пальцем по маслянистой кашице. Мазнул по губе, и припухлость начала медленно спадать, а рана ещё медленнее, но всё же – затягиваться. 

Опять шум – крышка вернулась на место, но не сразу. Вначале шмякнулась о стол и зашлась трезвоном сотни дешёвых колокольчиков, которыми экипаж Арлины провожали высыпавшие из домов жители столицы, когда тот направлялся из дома де Врисса во дворец на свадебную церемонию. Вот оно! То, что надо! Свадьба! Арлина довольно улыбнулась, на радостях вскинула голову и начала вспоминать. 

Белая гвоздика, дурманившая до пульсирующей боли в висках; янтарная смола, напичканная кардамоном и растёртым мускатным орехом; духота и сотни вееров, шелестевшие так, словно в церемониальную залу ворвался рой стрекоз – всё всплыло перед глазами. И даже жёсткая золотая нить с камзола Мартана, царапавшая руки Арлины в кровь, вдруг извивающейся коброй выползла из темноты воспоминаний и выпустила жало. 

От испуга Арлина вскрикнула и открыла глаза. И тут же ужаснулась: остывающий в склянке эликсир волновался, бурлил, суетился, но вместо желаемой и прозрачной, как слеза, смеси, в колбе возмущалась полная сажи слизь, мерзкая на вид и запах. Девушка вздрогнула и выпустила склянку. Та полетела на пол и взорвалась тысячей осколков, а чёрная каша начала разъедать край ковра, случайно попавшего под раздачу. 

Арлина едва успела отпрыгнуть, чтобы отвратительные брызги не попали на башмаки и подол платья. И отпрыгнула бы дальше, если бы не упёрлась спиной в стоявшего сзади Тайернака. А тот, как назло, скалой врос в пол и хоть бы на дюйм подвинулся.

– Попробуем ещё раз, – процедил Эйгон, смахивая носком сапога осколки под стол. – Наполняй, и приступим, – добавил он после того, как поставил на стол новую склянку.

Вторая, третья, четвёртая попытки... Время шло, котёл постепенно пустел, раскалённые колбы, вместо того, чтобы охлаждаться, бились одна за другой, а результата всё не было.

– Остановимся на этой. Нет так нет, хватит мучиться, – распорядился Эйгон, звякнув о поверхность стола очередной бутылочкой, а сам с тоской посмотрел на луну за окном. Нет, до смены часа время ещё оставалось, но вот до рокового дня, когда станет уже совсем поздно, было рукой подать. 

Скользнув взглядом по изрядно захламлённому кабинету, в котором воняло гарью, травами и болотом, Тайернак хрустнул костяшками пальцев и посмотрел на Арлину. Сосредоточенная, та стояла, не шевелясь, только перекладывала горячую склянку из одной руки в другой. С правой стороны, прямо на краю стола, дымись остатки зелья в котле, с левой – лежала открытой книга рецептов.

Длинные ресницы слегка подрагивали, губы что-то еле слышно шептали, щёки то бледнели, то еле заметно розовели. Арлина волновалась. Каждый новый раз, закрывая глаза и рисуя в мыслях образ любимого, чуть ли ни с содроганием думала, получится или нет. И каждый раз всё начиналось хорошо, а заканчивалось выжженным ковром. Отчаяние нарастало, а лоб околачивающегося рядом Тайернака хмурился.

Воображение, словно кисть художника, набрало из баночки ярких красок и брызнуло ими на полотно, рисуя заветный образ и прибавляя к ним запахи и вкусы. Зачерпнуло немного каштанового, чтобы придать живости однотонным тёмным прядям, и ни с того ни с сего прилепило к ним сырость осенних листьев, опавших с деревьев и залитых дождём. Провело тоненькие линии, очерчивая глаза, но вокруг зрачка почему-то мазнуло серой краской. Капнуло гранатовым цветом на губы, но те вмиг, вместо тёплых, стали по-ночному прохладными и приобрели уже знакомый лёгкий винный привкус, один раз узнав который, тут же закружилась голова и подкосились ноги.

Арлина поёжилась, а воображение не думало униматься и продолжало буйствовать. Взяло белил на кончик кисти и провело тоненькую белую линию поверх каштановых прядей. И не остановилось, стоило прядкам закончиться, а протянуло её до плеч. Потом ещё одну линию. И убедившись, что Арлина не против, обмакнуло кисть в белую краску полностью и щедро замазало все тёмные пятна.

Склянка была медленно поставлена на стол. Арлина открыла глаза и перевела рассеянный взгляд с колбы с зельем на Эйгона.

– Можешь идти, – его голос опустился почти до шёпота, – я отпускаю. Ничего уже не получится. 

Сердце зашлось бешеной дробью, словно с дюжину барабанщиков одновременно вскинули палочки и заколотили по туго натянутой коже изо всех сил. С хаосом в мыслях бороться было бесполезно; спорить с тем, что подсказывал внутренний голос, – глупо; оставалось только довериться чувствам, и будь, что будет.

Дрожащими пальцами Арлина сняла с себя кольцо с розовым бриллиантом и положила его на стол. Камень глухо стукнул о поверхность и замер, мерцая в свете свечей.

– Я больше не его невеста, – едва превозмогая волнение, пролепетала девушка, а после стянула невзрачное серебряное колечко, подаренное Тайернаком, и надела его себе на безымянный палец. То поболталось с пару ударов сердца, подстраиваясь, и застыло в аккурат на том самом месте, где ещё оставался след от роскошного украшения. 

– Я твоя жена, – прошептала Арлина и упала в объятия Эйгона.

Торопливые рваные поцелуи посыпались один за другим; её руки робко нырнули ему под рубашку и легли на горячую грудь, а его – беспорядочно блуждали по многочисленным крючкам и завязкам на платье, не решаясь на последний шаг, и в какой-то момент замерли. 

– Это неправильно, – выдохнул Эйгон и отстранился. 

– Что неправильно? – в уголках губ Арлины мелькнула ласковая улыбка. 

Девушка провела дрожащей рукой по линии его сильного подбородка – грубоватая колкая щетина не остановила нежных прикосновений. 

– Разве не этого ты хотел все последние дни? Ты мой муж, а я твоя жена, и у нас обоих есть все права друг на друга.

– А что дальше? Хороша семейка: жена – красавица, а муж – урод. Да, больше всего на свете я хочу быть с тобой, но меньше всего на том же свете хочу, чтобы ты была несчастлива. Судьба уберегла нас от ошибки ранее; не стоит ей перечить. 

– Мы что-нибудь придумаем, найдём выход.  

Пальцы Арлины скользнули от подбородка к губам мужа. Потрескавшиеся на морозе, те манили к себе, словно хорошее выдержанное вино, от одного глотка которого сразу пьянеешь, – хотелось к ним прильнуть и навеки раствориться в долгом и страстном поцелуе, прерываясь лишь, чтобы прошептать слова признаний.  

– Мы ищем этот выход уже столько дней...

– Ты, а не мы. Ты искал выход. Теперь мы попробуем вместе. 

– Ты не всё знаешь...

– Тс-с, я и не хочу ничего знать.

– А как же Мартан?  

– Мне не нужен Мартан. 

– А как же...

– Мне нужен только ты. 

Их губы сошлись. Сошлись в том жарком поцелуе, когда земля уходит из-под ног, и хочется не дышать и остановить мгновенье. Всё вокруг будто замерло, и даже луна не решалась сдвинуться с места и приблизиться к новому часу, а давала возможность двум влюблённым вдоволь насладиться друг другом. 

Арлина рванула в стороны полы рубашки Эйгона. Две застёжки, на которых та держалась, отлетели в стороны и исчезли в густом ковровом ворсе. Горячие ладони заскользили по гладкой груди Тайернака, исследуя каждый дюйм и каждую царапинку на его теле, теперь такую родную. Глаза закрылись от долгожданного блаженства, длинные волосы растрепались и спутались, а губы едва успевали отвечать на требовательные поцелуи. Томный стон сорвался с них, стоило Эйгону опуститься ниже, отодвинуть в сторону воздушную, украшенную незатейливым кружевом ткань платья и обвести ненасытным языком вокруг соска. А после и вовсе накрыть его ртом и продолжать дразнить. 

Арлина вцепилась руками в край стола. Так хотелось зарыться пальцами в белые пряди пахнущих лесом волос, но она боялась упасть. Боялась потерять сознание от яркого калейдоскопа чувств, нахлынувших со всех сторон и сразу. 

Ещё один стон нарушил утонувшую в горячей страсти тишину: Эйгон перешёл на вторую грудь, продолжая пальцами ласкать первую. От новой волны наслаждения закружилась голова, а руки предательски дрогнули и соскользнули вниз. Арлина дёрнулась, попробовала ухватиться за что-нибудь, но пальцы поймали лишь воздух. Зато локоть ударился о дорогое, отполированное, но уже во многих местах прожжённое травяными настойками, дерево. Стоявший на самом краю стола котёл резкого удара не выдержал, пошатнулся и грохнулся на пол. Расползаясь по ковру, остатки сваренного зелья разъедали всё, что попадалось им на пути. А когда остановились, то заурчали, словно не насытились или, наоборот, переели.

– Да пёс с ним, – прошептал Эйгон, отвёл взгляд от испорченного варева, подхватил жену на руки и, пнув  дверь, шагнул из кабинета в темноту холодного коридора. 

Башмаки упали с красивых ножек: один – прямо у лестницы; второй – уже в спальне после того, как Эйгон закрыл дверь. Застёжки расстегнулись, крючки повыскакивали из петель один за другим – платье, шурша, осело на пол. Воздушную ткань примяли тяжёлые сапоги с засохшей грязью на каблуках, а те в свою очередь накрыл длинный пояс. 

Тонкие пальцы вцепились в шёлковые простыни, смяли их и не отпускали, пока шершавая ладонь блуждала по бархатистой коже, ранее знавшей только прикосновения мягких тканей. Затаив дыхание, Арлина ждала продолжения, одновременно изнемогая от желания и страшась неизведанного. 

– Не бойся, – словно прочитав её мысли, нежно шепнул Эйгон и покрыл лицо жены мелкими поцелуями. – Сначала привыкни ко мне. 

Его пальцы провели по груди девушки, спустились ниже, раздвинули бёдра и нырнули в горячую влагу. Арлина вскрикнула, закрыла глаза, упала на мягкие подушки и спустя мгновенье ощутила в себе его настырный язык. Волна наслаждения хлестала через край. Арлина сильнее сжала и без того скомканную простыню и изогнула спину. Снова пальцы, и в этот раз напора больше, и громче стон, и дольше поцелуй, когда их губы опять встретились. 

– Люблю тебя, – оба прошептали одновременно, и Эйгон накрыл Арлину своим телом.

Замок погрузился в ночную тишину, время от времени прерываемую сладкими стонами. Ничто не смело шелохнуться, чтобы ненароком не помешать настоящей любви. И лишь по одной из стен, серой и холодной, вдруг заскрежетали крохотные лапки и посыпалась мелкая известняковая крошка. Следом за ней из едва заметной дырки показался розовый нос с длинными усами. Прощупав воздух, нос подался вперёд, и юркая белая мышка выползла в тёмный коридор. Осмотрелась и села на задние лапки, потирая передними мордочку. И даже не заметила, как застывший рядом каменным истуканом Грибо внезапно приоткрыл один глаз, сверкнул им, подобно свету алмаза на трости своего хозяина, и высвободил одну лапу из тисков. Примерился, тыкнул когтем в ничего не успевшего сообразить грызуна и отправил мышь себе в пасть. 

– Фу, гадость, – поморщился Грибо, громко чавкая и дожёвывая хвост. – Какие-то неправильные мыши нынче пошли. На вкус, как носовой платок. Но ночь всё же сегодня удалась! 

***

– Отец. 

Мартан выскочил в скудный на краски и постепенно погружающийся в зиму сад, на ходу застёгивая пуговицы на камзоле. За ним спешили капитан Сайнорт и два стражника с пиками. 

Было утро, и с пожухшей травы ещё не сошёл иней, когда король решил пройтись по дорожкам и подышать морозным воздухом. Недавняя охота удачной не стала: азарта было много, стрел выпущено – ещё больше, а добычи – два кролика и утка. И то первых двух поймала вислоухая собака. Пир после охоты тоже не задался: всё последнее время блюда готовились без молотого чеснока, были пресными и даже напоминали пережеванную кашу. Из-за неудачной охоты ли, или из-за безвкусной стряпни королевского повара, но на лице Конри III читалось такое неудовольствие, что подойти к нему осмеливался не каждый, даже по важному делу. 

– Отец! – Мартан окликнул отца во второй раз. 

– Ну, что такое? – лениво протянул тот, развернулся к сыну и, сонно моргая, без интереса посмотрел на него. – Запыхался-то как! Аж щёки порозовели. Случилось чего? Никак война началось, или ещё что пострашнее...

– Случилось, отец, – принц перевёл дыхание. – Арлина де Врисс нашлась. 

Король довольно потёр холодные от мороза руки. 

– Так веди беглянку скорее сюда, и покончим с тем делом раз и навсегда. А то накладно де Врисса в темнице содержать – и так в сундуках ветер гуляет. 

– Вот потому я у ваших ног, отец, – Мартан почтительно преклонил колено. – Мы были слепы до сих пор и ошибались насчёт Арлины. Она не бежала, а была похищена. Позвольте мне, – принц поднял голову и умоляюще посмотрел на короля, – отправиться за ней. 

– Похищена? – король удивленно крякнул. – И кто же оказался столь дерзок, что лишил королевской двор молотого чеснока, а моего сына – богатой невесты? 

– Тот, чьего удара в спину мы ждали меньше всего. Наш сосед. Тайернак из Смоляных гор. 

Конри III почесал затылок. 

– Какой смысл Тайернаку красть твою невесту? Мы ему даже приглашение на свадьбу отправляли, правда, он ответил, что не явится. 

– Потому и не явился. – пылко отвечал Мартан. – Вынашивал коварный план. 

– Но зачем? – недоуменно воскликнул король. 

– Розовый бриллиант, отец. Их фамильный камень. Всё дело в нем. Вы сами говорили, что Тайернаки пытались выторговать бриллиант обратно ещё у вашего деда. Предлагали за него сундуки золота и жемчуга. 

– А мы, дураки, не взяли. Глядишь, тогда Арлина де Врисс и не нужна была бы. 

– Теперь есть возможность забрать всё, отец. И вернуть то, что нам принадлежит по праву. Мы не можем молчать и бездействовать. Этот мерзавец уже насильно сделал мою невесту своей женой и измывается над ней! Он забрал камень и надругался над той, кто мне дороже всех. Мы должны положить этому конец. Я должен! Ради нашего королевства, ради нашего доброго имени и чести нашей семьи, ради любимой девушки и друга, наконец!

– Друга?

– Тайернак держит взаперти и Ланселя Сайнорта, отец, – Мартан краем глаза покосился в сторону бледного капитана стражи и по выражению его лица понял, что с этой стороны заручился стопроцентной поддержкой. – Я сделал глупость: отправил Ланса одного искать Арлину. Он её нашёл, успел послать мне весточку, но сбежать не смог – было уже поздно. 

– Так вот она какая, соседская дружба! – взвинтился Конри III. – Столько веков наши дома знали только мир. Обедали, бывало, друг у друга, охотились, но мерзостей друг другу не чинили, тем более не посягали на самое святое! 

– Да, отец, на девственность моей невесты! 

– Да кому нужна твоя безродная невеста? Я говорю о кольце! – король перевёл дыхание. – И на тебе такое! Бастард – хозяин в доме и крутит-вертит дела, как хочет. Нет. Это, несомненно, война! 

– Так вы позволите мне отправиться в Смоляные горы и наказать злодея?

– В твоём распоряжении вся наша армия, сынок, – растрогался король и смахнул слезу со щеки.

– Патрик не будет против? Одно время он любил играть с тем выскочкой в карты. Выигрывал или нет, не знаю, но после каждого такого светского вечера с восхищением отзывался о Тайернаке и даже грозился пригласить к нам на чай. Пригрел змею на груди. 

– Кто бы ни закрался в друзья твоему брату, он не смеет плевать на нашу корону. 

– Слова истинного короля! – с восхищением воскликнул Мартан и поднялся с колен. 

Его шаги были быстрыми, лоб – нахмуренным, а взгляд  – тяжёлым и  суровым. Пальцы сжались в кулаки, тело напряглось, словно перед решающим прыжком, к которому он долго и тщательно готовился. И просчитал всё заранее, чтобы гарантированно выйти победителем. 

– Ваше высочество, – капитан Сайнорт еле поспевал за принцем, смотрел на него подобострастно и в душе восхищался его отвагой и благородной душой. – Прикажите собирать людей?

Мартан кивнул. 

– Ваших лучших людей, готовых пойти на смерть. 

– За вами, ваше высочество, куда угодно! Вся армия!

Мартан поморщился. 

– Всей не нужно. Хватит с дюжины человек, но самых смелых и преданных короне. У Тайернаков и сражаться не с кем – пара служанок в замке не в счёт. 

– Ходят слухи, он практикует страшные вещи. Чуть ли ни чёрную магию. 

– Вместо слухов, – перебил стражника принц, –  возьмите лучше с собой ваш меч, капитан Сайнорт. Да распорядитесь приготовить всем быстрых лошадей. Выезжаем после полудня. А мага, – добавил Мартан уже почти шёпотом, – я беру на себя. 

Глава 24. Совет семерых

– Тише-тише, успокойся.  

Эйгон прижал Арлину к себе и коснулся губами её щеки.  

– Опять этот сон, – простонала девушка. 

– Это всего лишь кошмар, – ответили ласковым шёпотом.          

Арлина села на разворошенной постели. Одеяло соскользнуло вниз, оголяя грудь. Девушка тяжело дышала. Волосы у корней были мокрыми от пота, голос дрожал, а в глазах – зажги кто в комнате в тот момент свечу – легко читался неподдельный страх. 

– Сколько я проспала?    

– Несколько минут. 

– А, кажется, будто целую вечность.      

– Спи… – горячее дыхание обожгло шею, а сильные руки увлекли обратно на подушки. – Я обниму тебя крепко, и никакие кошмары не пройдут.

– Их не было с тех пор, как я пошла за тобой. И вот опять. С той самой ночи, когда я… когда мы… – Арлина стушевалась.

– Когда мы занялись любовью, – Эйгон закончил вместо неё.  

Арлина прильнула к мужу, положила голову ему на плечо и провела пальцами по его груди.

– Почему он опять мне снится? Так не должно быть. С Мартаном меня больше ничего не соединяет.

– Это пройдёт. – Эйгон обнял жену и нежно поцеловал. – Всего лишь волнение, не больше. Спи и ничего не бойся, а я буду рядом.

– Будешь со мной до самого утра? Не уйдёшь, как обычно?

Поцелуи шли один за другим: трепетные, лёгкие, ласковые. И прерывались лишь, чтобы дать губам возможность еле слышно пробормотать ответ:

– Просыпаться в обнимку со мной другим не доставит тебе радости.

– Меня это не пугает, – прошептала Арлина. – Я приму тебя любым. Ты только будь со мной. Всегда и везде. Будешь?

Щелчок пальцев – стоявшая на столике у окна свеча вспыхнула ярким светом. Арлина прищурилась, хотела отвернуться, чтобы спрятаться от раздражающего оранжевого огонька, но Эйгон не позволил. Его глаза смотрели на жену, не отрываясь, и сердце тяжело стучало.

– Это правда? 

– Что я приму тебя любым?  

Арлина улыбнулась уголками губ, провела рукой по его бледному взволнованному лицу, обняла за шею, притянула к себе и прошептала:

– Это правда, но обещай мне одну вещь.

– Что именно?

– Мы всё-таки попробуем найти выход.

И, не дождавшись ответа, добавила:

– Ты говорил, есть одна возможность. Так почему не цепляешься за неё?

– Я пробую…

– Как? Все последние ночи мы проводим в постели. Днём ты сидишь, склонившись над книгами, ничего не говоришь и даже выходить к ужину не хочешь. Ведь я могла бы тебе помочь. Ты только скажи, как…

– Дай мне ещё пару дней, я вернусь и всё тебе расскажу.

– Вернёшься? – Арлина недоуменно смотрела на мужа. – Куда ты собрался? Я с тобой!

Эйгон помотал головой.

– Тебе там нечего делать, – и, прочитав вопрос в глазах жены, добавил: – Утром тебе придётся отдать меня на растерзание Раверинусу Квирлу, а заодно и всему совету. Хотя там только Квирл с зубами крокодила, все остальные воздушны, как одуванчики знойным летом.

Арлина приподнялась на локте.

– Что ещё за совет?

– Совет магистров магии, в котором я вроде как состою с тех самых пор, как получил первый ранг. Пришло письмо за печатью Квирла, причём уже второе. Первое мы как-то пропустили. Неявка на совет приравнивается к исключению из него.

– Что-то серьёзное? 

У Арлины защемило сердце. 

– Как всегда чепуха, – зевнул Эйгон. – Скорее всего, опять всё ограничится сбором пожертвований на ремонт здания библиотеки или корпусов Академии. Как обычно, все средства выбьют за пару минут, зато дискуссии по этому поводу затянутся до утра. 

– Я буду скучать.

Арлина провела тонкими пальцами по губам мужа, а те не преминули воспользоваться шансом, захватили прохладные пальцы в плен и долго не отпускали. А когда наигрались, то последовал ответ:

– Ты и опомниться не успеешь, как я вернусь. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы терять такие ценные ночи.

– Когда же ты успел полюбить меня? – Арлина игриво улыбалась и накручивала на палец прядь спутанных белых волос. – Ведь всё это время я вела себя так несносно, так…

– ...высокомерно, – подхватил Эйгон, – что даже моё сердце дрогнуло. 

– Тебе смешно, а я серьёзно. 

– И я серьёзно. Замерло в тот самый миг, когда я увидел тебя на площади. Ты расколотила каблуком древнейший артефакт. Я был так зол, что хотел превратить тебя в сороконожку.

– Ты же бросился меня прикрывать! – воскликнула Арлина, вспоминая своё неуклюжее падение на площади Атоля и разорванное платье.

– На самом деле я влюбился в твои волосы, тонкую талию и красивые пальцы. Я даже влюбился в твои щиколотки. Причём, с первого взгляда и так сильно, что не мог позволить никому, даже самому себе, на них пялиться. Потом, правда, сомневался, стоят они того или нет, но когда на заре ночи в фургончике цыганки ты предстала передо мной в коротких мальчишечьих штанах, я был окончательно сражён. 

– Я говорила тебе, что ты бабник? – ревнивым тоном протянула Арлина. – Скольких ещё женщин ты так разглядывал?

– Тебя первую. Другие не задирают подол платья, чтобы переступить через миску нищего уродливого старика.

– Врёшь...

– Клянусь, ты первая. И всем сердцем желаю, чтобы последняя. Я никому тебя не отдам.

– Думаешь, я тебя так просто отпущу? – фыркнула Арлина. – Будешь терпеть меня такую, какая я есть.

– Я готов, но обещай мне продолжить эксперименты с эликсиром. Пока я буду маяться от скуки на совете, начни всё с начала. Я вернусь, и попробуем ещё раз.

– Глупенький. Мне больше не нужен эликсир. Мартан навсегда покинул моё сердце. Теперь в нём только ты. 

– И всё же обещай, – мягко настаивал Эйгон. 

– Если ты просишь... Но зачем?

Ответом был жаркий поцелуй, горячий и долгий, уносивший высоко-высоко за облака, в мир наслаждения и страсти, а сменой ему – погашенная свеча и учащённое дыхание. Ещё мгновенье, и комната утонула в стонах и сладких запахах любви. 

***

В малахитовой зале Вороньего замка на Зелёном холме этой ночью было зажжено немало свечей. Слуги муравьями сновали туда-сюда, заканчивая приготовления, а когда последняя белая лилия была воткнута в пузатую, оливкового цвета, вазу, тут же растворились за закрытыми дверями, наблюдая через едва заметные щели, как медленно и чопорно один за другим в комнату входили важные гости.

Директор Академии волшебства и чародейства Магика де Монтрё* – старая, морщинистая женщина с пучком редких седых волос, собранных на затылке, – села, как обычно, ближе к окну, по другую сторону которого царила ночь и разглядеть что-либо было крайне проблематично. Хотя, по-кошачьи узкие глаза Магики могли и в кромешной тьме высмотреть чёрную мышь.

Рядом с чопорной директрисой на стул плюхнулся магистр Пламмель – низкорослый старикашка, сгорбленный и на левый глаз косой. От его рук несло таким жаром, что Магика отодвинула своё кресло, иначе кружевная лента – единственное украшение на строгом сером платье – могла легко воспламениться.

По другую сторону стола сидело ещё двое старикашек, один дряхлее другого. Дрожащими руками они подносили к губам фарфоровые чашки, прихлёбывали дымящийся ромашковый отвар и вполголоса, но, тем не менее, горячо обсуждали последние чудеса волшебной науки.

– Я говорю вам, магистр Йерхен, новый летательный аппарат профессора Чудейникуса скоро заменит мётлы! А в прошлом году фурор произвели летающие ковры. Очень удобно, скажу я вам, особенно для старых костей. Не надо сидеть, скрючившись. Хочешь – лежи, хочешь – ноги скрести и попивай чаёк. Красота! 

– Все эти новшества добром не кончатся, магистр Чарсвин. По старинке надо жить. Так спокойнее, да и временем мётлы уже проверены.

– А как же прогресс?!

– А кто им занимается? Одна молодёжь. Разве могут они создать что-то серьёзное, если у них ветер в голове? 

– Зато сколько у них в глазах живого блеска, а в сердцах – страсти! А мы что? Устаём и падаем с ног, стоит только развести горелку. Поправьте меня, милая Магика, если я не прав, – Чарсвин обратился к директрисе де Монтрё. – Студент нынче пошёл жадный до знаний, ведь так?

– Студент нынче пошёл избалованный, – сказала, как отрезала, суровая директриса. – В книгу лишний раз заглянуть ленятся. После того, как Чудейникус изобрёл вращающийся шар, предпочитают щёлкнуть пальцами и смотреть лекции в нём. Я лично изъяла из корпусов пять таких шаров. А сколько ещё припрятано? 

– Надо сказать Раверинусу. Пусть примет меры. Не дело это – волшебные книги игнорировать, – проворчал Йерхен. – Верно я говорю?

Все собравшиеся в ответ закивали: кто – бородой, кто – острым подбородком с бородавкой, а магистр Пламмель громко захрапел.

– Что, простите? – вздрогнул он и потёр сонные глаза, после того как Магика ткнула его пальцем в бок и тут же отдёрнула руку, и подула на ожог.

– Что за безобразие – проводить совет в разгар ночи? – проворчал Йерхен. – Раверинус совсем время суток перепутал?

– Говорят, это была просьба Лачтны, – таинственным шёпотом вставил Чарсвин.

– И где они все? Ни Квирла, ни его дочери. Сопят, поди, в постелях… про нас забыли.

Но стоило старичку-магу нахмурить и без того морщинистый лоб, как двери в залу отворились, пропуская вперёд самого верховного мага, его дочь, звенящую десятками браслетов на руках, и молчаливого Галвина, который тут же развернулся, чтобы задвинуть засов, но был остановлен едва заметным жестом.

– Мы ждём Таейрнака, – вымолвил Квирл, занимая место во главе стола и приветствуя кивком собравшихся.

– Смоляные горы ближе всех к Зелёному холму, – не унимался с бурчанием Йерхен, – а Тайернак опаздывает. У магистра Чарсвина больные ноги, однако, он прибыл раньше всех.

– Так я и не из Западных нор ехал, – проронил добродушный Чарсвин. – Болтался по Тир-Арбенину, когда получил письмо. Вот и оказался в Вороньем замке раньше положенного.

– Тайернак будет здесь через… – Лачтна сосредоточилась, – три, две, одну… вот сейчас! 

В распахнутые двери ветром влетел Эйгон. С ловкостью циркача покрутил в руке элегантную белую трость, грохнулся в кресло рядом с Чарвином и напротив бывшей жены, откинулся на мягкую спинку и вытянул ноги. Глаза блестели, щёки пахли морозом, а с губ никак не сходил привкус последней ночи.

– Я предлагаю сразу перейти к делу, – начал Эйгон сгоряча, даже не замечая, с каким любопытством его лицо разглядывал Чарсвин и какой милой и полной очарования улыбкой его одарила Лачтна. – Что прохудилось на этот раз, и сколько сдавать на ремонт?

– Мальчик мой, – в ответ воскликнул всё тот же Чарсвин, осторожно прикасаясь кривыми пальцами к фиолетовому синяку под глазом Эйгона, до сих пор не сдающему позиции, – что с вами стряслось? На вас напали грабители? Вы попали в передрягу? Теперь понятно, почему так опоздали… Но вы же маг, могли бы всё решить полюбовно, а не кулаками махать…

– Кулаками ему привычней, – усмехнулся Квирл, на что тут же получил под столом пинок изящной ножкой в парчовой малиновой туфельке. Лачтна недовольно покосилась в сторону отца, а ответом ей был гневный взгляд.

– Вот, – увлечённо продолжал старик Чарсвин, вываливая на стол содержимое холщового мешочка, висевшего на поясе, – возьмите-ка это. Приложите к синяку и к окончанию совета будете как огурчик!

Дряхлый маг выудил из кучи добра помятый лист подорожника, сорванный неизвестно когда, но на удивление так и не засохший, и протянул Эйгону.

– Помогает лучше всякой мудрёной мази из сборника рецептов по целительству. А ещё по секрету скажу вам, что помогает и...

– Хватит, – рявкнул Квирл, раздражённо хлопнув ладонью по столу, на что дремавший магистр Пламмель тут же подскочил на месте и открыл глаза. – На повестке ночи важный вопрос, и прошу вашего внимания и крайне серьёзного отношения к делу. Как вам всем известно, задача Совета – следить за равновесием силы в нашем таком переменчивом мире. За равновесием светлого и тёмного, за балансом живого и мёртвого, за ровным счётом явлений научно объяснимых на одно волшебное. Каждый из нас в своё время давал клятву использовать магию и знания только для поддержки и во благо этого баланса. Каждый из нас давал слово следовать законам волшебного мира, нарушение одного из которых может привести к немыслимой катастрофе. И что же я вижу? Правила писаны для всех, и все подписывались под ними кровью, но кое-кто клятвы ни во что не ставит. Творит, что заблагорассудится. Вытаскивает из подвалов книги с рецептами запретных зелий, расшифровывает их, а затем собирает в котле необходимые компоненты. 

Все присутствующие в зале волнительно заёрзали, а Эйгон отложил лист подорожника в сторону и сцепил руки в замок. 

– Кто же это такой дерзкий нашёлся? – осмелилась фыркнуть Магика. – Если кто из преподавателей Академии, то он завтра же лишится лекторского патента.

– Скорее всего, какой-нибудь начинающий чародей просто решил полюбопытствовать, а наш уважаемый Раверинус уже раздул из искры пламя, – успокаивающе протянул Чарсвин.

Квирл повернулся к сидевшему по левую руку Эйгону.

– Тайернак, не поведаешь нам детали?

– Отец, позволь я, – мягко вмешалась Лачтна, накрыв рукой ладонь верховного мага.

– Молчи, – рыкнул на дочь Квирл. – Я тебе слова не давал. Тайернак?

– Речь идёт об эликсире жизни, – процедил сквозь зубы Эйгон, уставившись в одну точку и не смотря на собравшихся магистров, в глазах которых застыли и ужас, и удивление, и осуждение. 

– При этом, заметьте, – Квирл многозначительно поднял вверх указательный палец, – оживлять никого не нужно!

По комнате прошла ещё одна череда волнений: свечи сварливо затрещали, шторы на окнах заколыхались, и даже листки бумаги, сложенные аккуратной стопкой в центре стола, разлетелись в разные стороны; Галвину пришлось сорваться с места позади кресла Квирла и собирать. 

– А если оживлять никого не требуется, то какого малярийного комара вам сдался эликсир? – Магистр Йерхен недоуменно заморгал. 

– Полагаю, – снова взял слово Чарсвин, – всё дело в свойствах, которыми, якобы, обладает это чудодейственное зелье. Я слыхал ещё от своих учителей и на заре своей юности, что сие снадобье способно не только возвращать из лап смерти, но и замораживать жизнь. 

– Уж ни горгулью ли своего Тайернак решил заморозить? – съязвила седая Магика, а после плотно поджала губы. – Этот омерзительного вида страшила воровал у нас ягоды на ужине по случаю пошива магистерских шапок для студентов юбилейного выпуска. Его не замораживать надо, а обратно в статую превратить. А то Тайернак насвоевольничал, вдохнул жизнь в камень, ещё и пенсне позволил нацепить, словно тот – академик со стажем.

– Позвольте всё же мне, – сорвалась Лачтна, звеня колокольчиками на браслетах, но её опять опередили. 

– Хотелось бы вначале выслушать Эйгона, – пробасил Пламмель, на секунду приоткрывая один глаз. – А то гадать до утра будем, а ему и рта открыть возможность не представится. Поведайте нам, Тайернак, что вы такое удумали? Зачем пошли против правил и варите запретное зелье?

Эйгон облизнул сухие губы и выпрямил спину. Его взгляд встретился со взглядом Лачтны – воодушевляющим, подбадривающим и вселяющим уверенность, но ответа на свои старания в глазах Эйгона девушка не увидела. Помрачнев, она хрустнула костяшками пальцев, стянула с указательного дешёвое деревянное колечко и надела его на палец другой руки. 

Тайернак кашлянул в кулак, словно пытался избавиться от морозных цепей, сковавших горло и мешающих говорить, и, наконец, выдавил:

– Ни для кого из присутствующих не секрет, что со мной происходит последние десять лет, – первые слова дались с лёгким хрипом. – Ко многим из вас я приходил со своей проблемой и просил помощи, но тщетно. 

– А я говорил вам, мой мальчик, – поспешил поделиться своим мнением Чарсвин, – что это может быть не просто болезнь, а нечто серьезнее. Проклятие какое, да заковыристое. Не простым магом наложенное, а равным вам по силе. 

– Равным по силе, – фыркнул Квирл. – Их всех магов нашего мира только шестеро могут сравниться с Тайернаком, и все шестеро присутствуют тут. Так на кого падает ваше подозрение, уважаемый Чарсвин?

– Что вы, что вы,  Раверинус! – замахал тот руками. – Я просто сделал предположение, что это могло быть проклятие. Может, и правда болезнь. Вирусов последнее время развелось...

– Болезнь это или проклятие, и кому оно нужно – я так и не понял, – продолжал Эйгон, – но одно усмотрел в книгах точно: остановить процесс может эликсир жизни. И начал над ним работать. 

– Вот так вот, – подытожил Квирл, – в наших законах писано, что магия должна служить миру во всем мире, а Тайернак варит запретное зелье в сугубо личных целях. Полагаю, нарушение кодекса налицо. 

– И чем Тайернаку седина и морщины не угодили? – возмутился Пламмель, приглаживая наэлектризованную и топорщившуюся в разные стороны бороду. – Не вижу в них ничего страшного. Тем более, у вас, Эйгон, волосы и так с рождения белые – не привыкать. 

– Но Тайернак же у нас особенный, – продолжал злорадствовать вслух Квирл. – Считает, что может плевать на правила, которым все порядочные маги веками следуют. Магистр Чарсвин еле ноги передвигает, страдает бессонницей и несварением желудка, а ведь ни разу не заикнулся о том, чтобы покрошить в суп корень травы-живицы. Лорд Йерхен годами сохнет по своей экономке, уж столько раз просил её руки, а та всё нос воротит. Что мешает лорду воспользоваться магией и приготовить любовное зелье? Но нет. Йерхен читал свод правил, подписывался под каждым его словом и знает, какие эликсиры в обществе благородных светлых магов разрешены, а какие – запрещены. Тайернак же всё читал, всё знает, но продолжает гнуть свою линию, – последние слова Квирл произносил уже хрипя. 

– К чему претензии, если у меня всё равно ничего не вышло? – выдохнул Эйгон. – Бесцветную жижу, которой залит ковёр в моём кабинете, назвать чудодейственным эликсиром язык не повернётся. Им только крыс кормить – ни для чего другого не годно. 

– Простите старого больного чародея, – Чарсвин опять развернулся к Эйгону, – но позвольте полюбопытствовать, из какого справочника вы выудили рецепт?

Тайернак наморщил лоб, вспоминая. 

– Книга рецептов редких зелий, доставшаяся мне от отца. Издание тысячелетней давности, кажется. 

– А-а, – понимающе протянул Чарсвин, – то есть, сущее новьё. Издание скорректированное, как говорит наш уважаемый верховный маг, во благо мира во всём мире. 

– Я не понимаю, – пробормотал Эйгон. 

– Последний раз приготовление эликсира жизни привело к ужасным событиям. Да, впрочем, вы и сами об этом из курса истории знаете. Война, да ещё между всеми королевствами, – вещь крайне неприятная. Когда докопались до первоначальной искры, раздувшейся в кровавое пламя, то решили, что мало просто взять и запретить готовить эликсир. Древние маги удумали свести на нет любые удачные попытки его получения. Даже если у кого и появится соблазн смешать себе скляночку, ничего не выйдет. Рецепт неверный. 

– Как неверный? – прохрипел Эйгон, а перед глазами помутнело. 

– Последний ингредиент вычеркнут, вместо него вписан другой; рецепт переписан в урезанном варианте, а все старые источники уничтожены. 

– А Rhan’or’enaid?

– Сущая бессмыслица, которую никогда и никому не перевести на современный язык. Из ряда «принеси то – не знаю что». 

Каждое слово Чарсвина было подобно удару колокола, извещающему о конце света – блеск в глазах Эйгона гас, а потом и вовсе исчез. Отчаяние нахлынуло штормовой волной, смывая, словно гальку с берега, последние надежды и унося их за собой на глубину – тёмную, холодную, недосягаемую.

Тайернак закрыл глаза. Сердце стучало медленно и глухо, будто боялось лишний раз потревожить хозяина. Где-то далеко, будто на другом краю земли, Эйгон слышал голоса: то кричали, неистово перебивая друг друга, Квирл и другие маги, споря о волшебных снадобьях, способах их приготовления и преступлении Эйгона. Постепенно голоса слились в один единый гул, раздражающий, в котором ни слова не разберёшь, а строить догадки хотелось меньше всего. 

Всё оказалось тщетно. Всё, ради чего он в своё время согласился на обман, не даст ничего, кроме бесчисленных попыток обжечь себе руки. Ожоги пройдут, а он так и останется уродливым стариком, которым только непослушных детей пугать. Надолго ли хватит пылких обещаний Арлины быть всегда рядом с ним? Лачтна выдержала месяц, а после сбежала, ничего не объяснив. Хотя меньше всего в тот дождливый день он хотел объяснений: всё и так было понятно. Со временем Лачтну он простил, наполнил холодом своё сердце и всё забыл. А потом появилась она...

Бахнула со всего размаха каблуком по древней миске, расколотила её, а вместе с ней и лёд в его душе. И как бы он себя ни уговаривал, как бы ни старался возненавидеть избалованную деньгами отца девицу, высокомерную и мнившую себя королевой, где-то в глубине душе он страстно желал хотя бы на миг прикоснуться к тем шелковистым вьющимся волосам и бархатистой коже. Желал пройтись ещё раз взглядом по словно морской волной точёному телу, затянутому в шелка и парчу, холодной ночью заботливо укрыть его тёплым плащом, а после и своим горячим телом в постели. Он был готов на всё и даже поверил, что мечты стали явью, как его вернули в настоящую реальность.

Видение Лачтны было не более чем ошибкой. Рецепт неверный – Арлина никогда и ничем не сможет ему помочь. Лачтна вытерпела всего месяц. А Арлина?

Жаркие ночи последних дней, когда молодые разгоряченные тела были одним целым, когда нежными пальцами она касалась его бледного лица, гладила каждую черточку и мило улыбалась – всё будет ею быстро забыто. Это нужно принять, с этим нужно смириться и лучше прямо сейчас, чтобы потом было менее больно. 

Менее больно? Эйгон усмехнулся. Кого он обманывает? Самого себя? Он потерял голову в тот самый миг, когда подол богато украшенного платья взметнул клубы пыли с нечищеных дорожек, когда среди искр гнева разглядел во взгляде тёмных глаз нежность, глубоко спрятанную за деланным блеском от вида бриллиантов и королевских вензелей. Неужели, всё кончено? Неужели, он просто так возьмёт и заставит себя всё перечеркнуть, и даже не содрогнётся, когда она уйдёт к другому? Не дрогнет ни один мускул на лице, но сердце разорвётся. А она просто уйдёт. Рано или поздно, но уйдет. Такой красоте не место рядом с…

Эйгон выдохнул. Непонятная пелена спадала с глаз. Тряхнул головой, отгоняя последние тёмные пятна, провёл рукой по мокрому лбу и сделал попытку разлепить глаза. Голоса становились яснее, слова – чётче. Говорил Квирл, и, как обычно, в своём духе:  

– Мы не рецепт здесь собрались обсуждать, а вынести приговор Тайернаку. 

– Позвольте, какой приговор, если молодой человек просто варит суп? – в разговор вмешалась Магика, всё это время сидевшая с каменным выражением лица и внимательно слушавшаяся говоривших. – Пусть себе и дальше водит в котле черпаком, беды с того никому не будет.

– А точно ли не будет? – Квирл подозрительно сощурил глаза. – В кодексе чёрным по белому написано: «готовить запрещено». А в урезанном виде рецепт или полном – ничего не сказано. Не исключаю, что само желание заполучить запретное снадобье уже может повлечь за собой страшные последствия. Если ещё не повлекло. Верно, Тайернак? 

Верховный маг развернулся к Эйгону и продолжал напирать: 

– За чьей спиной ты спрятался, чтобы убедить всех, что к варке зелья непричастен? Чью невесту вынудил к браку, чтобы она сделала за тебя чёрную работу? Молчишь? Так я скажу, чью. Принца Мартана Светлоозёрного. А сам принц о твоих выходках знает? 

– Вот это поворот! – всплеснул руками магистр Йерхен. – Потомственные маги годами протирают штаны за книгами, ломают голову над заковыристыми загадками, а какая-то девица без титула и имени, без знаний и нужных навыков вот так просто возьмёт и распутает сложнейший клубок? Да не смешите меня!

– Войны не будет, – Эйгон с трудом разомкнул губы. – С принцем, если нужно, я объяснюсь. Могу и с самим королём. И поверьте, решать конфликт силой никто не будет. Я всё предусмотрел. Рычаг давления на это семейство имею. А Арлина – уже давно часть моей семьи, обучать её имею полное право. Всему, что знаю. 

– Позвольте-позвольте, – сверкнул глазами Чарсвин, – так Тайернак опять женат?

Нарочно или нет, но, сделав сильный акцент на слове «опять», маг заставил Эйгона недовольно поморщиться, а Лачтну – залиться краской. 

– Брак фиктивный, – ответил на вопрос Чарсвина Квирл. – Тайернак разыграл прекрасный спектакль: продолжил готовить зелье руками не своими, а взбалмошной глупой девчонки, безродной и заносчивой. Уж не знаю, чего он ей такого наобещал, что она сдуру на всё согласилась. А чтобы уж совсем не придрались, силой женил её на себе. Пытался даже брак узаконить, но девчонка упрямая попалась, ни в какую! Ведь так всё было, Галвин?

Квирл обернулся к стоявшему за спиной лакею. Тот кивнул. 

– Мышь с той самой ночи к нам больше не возвращалась, милорд, а, значит, новостей нет. Всё по-прежнему. 

– Радует, что у Тайернака хватило мозгов не настоять на своём, и девицу вернём принцу непорченую. Глядишь, конфликта и правда не будет. 

– Мой брак с Арлиной де Врисс законен, – твёрдо вымолвил Эйгон. – На бумаге и на деле. И любое оскорбление моей жены я принимаю на свой счёт. 

– Перестань врать, – скривился Квирл. – Знай я, что собрание так затянется, позвал бы тебя уже под занавес. Приговор выслушать. Лачтна, – Раверинус перевёл взгляд на дочь, – ты рвалась что-то нам поведать. Давай, только быстро. У Тайернака на носу два обвинения: приготовление запретного зелья и фиктивный брак. Надо успеть с голосованием. Спать уже хочется. 

И Квирл широко зевнул. 

– Я готов ответить за опыты с зельем, – не унимался Эйгон, – но повторюсь, мой брак полностью законен и был заключён по любви.

Лачтна не сводила с Эйгона глаз. С её щёк не сходил нездоровый румянец, пальцы нервно теребили длинную нитку бус из морских ракушек, а взгляд... взгляд птицы с раненым крылом... был устремлён на бывшего мужа: на его лицо с ещё не до конца сошедшими синяками и царапинами; на губы, хоть и потрескавшиеся от мороза, но довольные, словно недавно пробовавшие сладкий нектар; на пальцы – длинные, сильные, жаркие – будто блуждавшие всю ночь по горячему девичьему телу и с неохотой от него оторвавшиеся. 

Лачтна не выдержала. Вскочила с места, обогнула стол, схватила руку Эйгона и повернула ладонь к себе внутренней стороной. Вперилась ревнивым взглядом в линии и беззвучно зашевелила губами.  А  после скривила губы, отшвырнула от себя руку и выскочила из комнаты. 

– За ней, – Квирл кивнул Галвину и взглядом указал на распахнутые двери, а после покачал головой и тихонько добавил: – Учись, Галвин. И крысы никакой не надо. 

– Я её найду. – Эйгон сорвался с места. 

– Сидеть! – рявкнул Квирл, но Эйгона было уже не остановить.

___________________________

*Совет насчитывает семерых самых влиятельных магов, каждый из которых связан с какой-либо стихией, явлением и тд. 

·  Пламмель – огонь

·  Тайернак – воздух, ветер

·  Чарсвин – земля

·  Йерхен – вода, море

·  Магика де Монтрё – наука

·  Лачтна – прошлое и будущее, судьба

·  верховный маг Раверинус Квирл – закон 

Глава 25. Ворона

Высокие каблуки изящных туфель путались среди многочисленных юбок; бусины и ракушки на длинных нитях стучали друг об друга; браслеты звенели. Шпилька выпала, и заколотые чуть выше правого уха волосы рассыпались по плечу. На глазах блестели слёзы, но вытирать их Лачтна не думала. Напротив, даже не хотела касаться лица пальцами, будто те были замараны чем-то липким и мерзким.     

Она до сих пор чувствовала тепло его ладони. Помнила, как та подрагивала в её руках, будто понимала, что разоблачение неминуемо, а линии, старые и новые, нашёптывали о случившемся, и от их бормотаний разрывалось сердце, а на душе становилось тяжело и одиноко. Предатель! Другого слова он не заслуживает – разве только плевка в лицо.   

Лачтна бежала, не разбирая дороги: по небольшим коридорам, где пол был устлан такими толстыми и мягкими коврами, что каблуки тонули в ворсе; по длинным мраморным холлам, пустым и голым, где каждый стук отзывался повсюду громким эхом; по лестнице со сбитыми в некоторых местах ступенями; по вымощенной серым камнем дорожке. Одной рукой подобрала юбки, чтобы не запнуться; другой – тряхнула, словно прогоняла навязчивые воспоминания, жалящие сильнее роя голодных ос. 

 Ночные заморозки напрочь сковали землю – туфлей не пробить и даже отметину не оставить. Споткнувшись о застывшую и присыпанную ворохом сухих листьев корягу, Лачтна услышала, как хрустнул каблук, и взмахнула рукой, стараясь удержать равновесие. Взмахнула ещё раз, и та вытянулась в чёрное крыло, а следом за ней и вторая. Ноги превратились в цепкие лапы с острыми когтями, а шуршащая ткань на юбках уступила место колючим перьям. Чёрная ворона сверкнула янтарными глазами и взмыла ввысь, теряясь среди веток деревьев, невидимых в темноте.  

Эйгон шёл торопливо, почти бежал. Правая рука крепко держала трость, губы были плотно сжаты, а хмурый взгляд устремлён вперёд, при этом чутко реагируя на любую пылинку, случайно взметнувшуюся с мраморных перил и осевшую на пол. 

Выскочив на улицу, Тайернак огляделся и, не мешкая, рванул в сторону сада. Вокруг было темно и тихо, и единственный тусклый свет шёл только от многочисленных звёзд на небе да с пожухшей травы, прикрытой ковром из снежной пудры.

Где-то неподалёку захлопали крыльями – Эйгон резко повернул голову и всмотрелся в черноту ночи. Никого. Ни одной птицы, нарочно или случайно сорвавшейся с ветки. Но снова шум и уже сзади и совсем рядом. Эйгон развернулся. 

– Ты спал с ней, – Лачтна выступила из темноты, полная гнева и ярости. 

– Я люблю её. 

– Ты называл её несносной, избалованной, грозился отомстить за разбитую чашу. Ты обещал терпеть её в своём доме, пока она не сделает то, что нам нужно, а после сразу выгнать. И после всего этого ты... с ней... спал!

Эйгон шагнул навстречу бывшей жене, руками стиснул её плечи – птице не вырваться, сколько крыльями ни маши, – чуть наклонил голову вбок и заглянул в полные слёз глаза. 

В его взгляде не было ни прежней нежности, к которой Лачтна так привыкла и которую видела не раз прямо здесь, в этом саду, на этом самом месте, где они тайком встречались, прежде чем решиться на отчаянный шаг. Не было в том взгляде и в омут затягивающей страсти, которой девушка так легко уступила год назад. Не было вообще никаких чувств, кроме, пожалуй, сонной усталости.  

И Лачтна дёрнулась, сбрасывая с себя руки Эйгона. 

– Не хочешь вспомнить, о чём мы договаривались той ночью в фургончике? – выплюнула девушка. 

Он отвечал голосом хриплым и спокойным, охваченным морозом и до боли в сердце безразличным, а оттого хотелось взорваться ещё сильнее и влепить ему пощечину и не одну, но Лачтна держалась. 

– Я предпочёл бы сейчас вернуться вместе с тобой в замок, чтобы закончить публичное осуждение моих поступков и отпустить всех по домам. 

Девушка отвернулась. Шаг, другой – заиндевевшие листья хрустели под каблуками. 

– Ты много раз спрашивал меня, почему я ушла год назад, ничего тебе не объяснив. Тебе всё ещё это интересно? – и, не дождавшись ответа, выплеснула: – Я увидела её. Нечётко, расплывчато, лишь тёмные волосы и надменно поджатые губы. Увидела у алтаря вместе с тобой, слово в слово повторяющей ту самую клятву. 

– Почему ты ничего мне не сказала?

И снова пустота в его голосе, а ведь прошлой осенью он просил совсем по-другому: умолял, волновался, так и норовил коснуться её алых губ, чтобы поцелуем вернуть любовь. Ему было невдомек, что Лачтна, как и прежде, любила его. И даже сильнее, чем раньше, ведь ревность, вызванная невнятным образом из будущего, разрывала сердце на части. 

– И что мне следовало тебе сказать? – усмехнулась девушка. – Что моё место займёт другая? Карты приоткрыли мне будущее, и я вспылила. Только позже я поняла, что увиденная мною жалкая и блеклая церемония – обычный фарс, необходимый для спектакля, который мы с тобой придумаем, а девка нужна лишь для того, чтобы снять проклятие. 

– В тот день моя свадьба с Арлиной действительно была фарсом. Нужно было убедить твоего отца.

– А спал ты с ней тоже для пущей убедительности? 

Эйгон силой развернул Лачтну к себе. Его лицо было взволнованным, а глаза горели гневом. Он говорил резко и отрывисто, каждым словом, словно ножом, резал, и раны было уже не залечить. 

– В чём я перед тобой виноват? В том, что целый год надеялся, что ты вернёшься? Или в том, что, отчаявшись, решился вновь полюбить? Уходя, ты сказала, мы ещё будем вместе. Я искал тебя повсюду, ждал, но от тебя ни одного ворона не прилетело. 

– Но я вернулась. Я уходила, чтобы найти эту девку, и я нашла её. Ткнула тебе в неё пальцем, придумала весь этот план, убедила её поверить мне, а ты... ты просто плюнул мне в душу!

– Ты вернулась слишком поздно, – прошептал Эйгон. 

– Скажи, что это просто увлечение, просто неконтролируемое желание, и я прощу тебя. – Лачтна ласково провела рукой по щеке бывшего мужа. Колокольчики на браслетах грустно звякнули и замолкли. – Звёзды хотят, чтобы мы были вместе; они повторяют это день ото дня. 

Эйгон осторожно убрал тоненькую руку со своего лица и сделал шаг назад. 

– Я люблю её, – повторил он. – Люблю эту несносную, избалованную девчонку, которая на самом деле чуткая и нежная. Люблю её больше своей жизни, которая и так, впрочем, рушится на глазах. Не веришь? Вот моя рука, смотри. 

Лачтна ударила Эйгона по ладони. 

– Эта девка не более чем средство, с помощью которого ты должен избавиться от уродливого образа старика. И мне не нужна твоя рука, чтобы это понять. Я видела всё в своих картах. Линии переменчивы, а мои карты никогда. 

Серые глаза смотрели в упор. 

– Врут всё твои карты. Швырнуть их в огонь и навсегда забыть, что бормочут эти никчёмные бумажки. 

– Не смей так говорить! – взвинтилась Лачтна. – Они никогда не ошибаются. 

– Сильнейшие маги нашего мира и те ошибаются. Ты слышала сегодня Чарсвина. Эликсир не приготовить – рецепт не тот! Всё это время я думал, что готовлю зелье, которое меня спасёт, а на самом деле алмазную крошку переводил.

– Ты не приблизился к разгадке ни на дюйм?

– Ни я, ни та, что должна была это сделать согласно твоему видению.  Мы ошиблись, восприняли желаемое за действительное. 

Лачтна не выдержала: прильнула к Эйгону, вновь провела пальцами по его холодной щеке, вторую руку положила на отворот камзола. Раньше девушка, не мешкая, тут же скользнула бы ладонью под плотную ткань и дальше под жилет и под рубашку, на гладкую горячую грудь, от одного прикосновения к которой хотелось унестись высоко-высоко, туда, где живут мечты. Но сейчас оставалось только терпеть жёсткую нить, колючую вышивку, и шанса вернуть прошлое больше не было. Кроме, пожалуй, одного. И Лачтна решилась. 

– Я люблю тебя, – проронила она еле слышно, не решаясь смотреть в глаза. – Всё ещё люблю тебя.

Эйгон вдохнул аромат её волос. Как долго он ждал этого мгновенья. Как много раз срывал цветы, которыми пахли её локоны, чтобы, закрыв глаза, нарисовать в воображении её образ. И вот теперь, когда она рядом, когда говорит те самые слова, которые он весь год мечтал услышать, он просто стоит ледяной статуей и всё, что может, это ласково провести рукой по чёрным, топорщившимся в разные стороны прядям, и... промолчать. 

– Я могу поговорить с отцом, и он на всё закроет глаза, – пробормотала Лачтна. 

– Закроет глаза, – фыркнул Эйгон. – Проще было бы не писать ему писем, и сегодняшней порки не было бы. 

Лачтна вскинула голову. Недоумение так и застыло в её взгляде. 

– И ты туда же. Я ничего не писала.

– В письмах твой почерк. И только ты всё знала: про эликсир и про Арлину.

– Если тебя окружают предатели, я тут не при чём. Сам вспоминай, в чьей постели кому и что болтал. Я же всё это время помогала тебе. Нашла эту девку, дала тому глупому белобрысому свои карты, чтобы ты мог ими выиграть. Только вот ума не приложу, зачем тебе понадобилось ставить на кон фамильные камни. 

– Я, кстати, теми картами успешно проиграл. 

Брови Лачтны удивлённо изогнулись. 

– Это невозможно! 

– Как оказалось, возможно. Тот случай и то, что поведал сегодня Чарсвин, доказывают лишь одно: карты тоже иногда ошибаются. Просто признай это. И смирись с тем, что теперь у нас у каждого своя жизнь. 

– Вот, значит, как ты заговорил. 

Лачтна скривила губы и отшатнулась от Эйгона. 

– Совет ждёт тебя, – холодно проронил тот, поправляя отворот камзола. 

– Подождёт, – ухмыльнулась девушка, тряхнула растрёпанными волосами, взмахнула руками и обернулась вороной. Каркнула во всё горло и взмыла высоко в небо, растворяясь в такой же чёрной, как и её крылья, ночи.

Над головой были только звёзды, а внизу – весь мир: голые поля, невзрачные леса, затянутые льдом реки, вереницы домов без света в окнах, пустые дороги и молчаливые горы, верхушки которых веками спали под снежными покрывалами. 

Взмах крыльями, ещё один – ворона летела быстро. Проносилась над дубовыми рощами, некогда шумными и говорливыми, а теперь скучными; ранила крылья об острые макушки тысячелетних кедров; поднималась ввысь, зарываясь в воздушные облака, и падала вниз, выравниваясь лишь у самой поверхности тихих озёр, уже покрытых тонким, хрупким льдом. 

Впереди показались Смоляные горы. Пролетев над обрывом, на дне которого жили только мгла и камни, ворона каркнула ещё раз и устремилась к показавшимся из-за низких облаков острым шпилям Штормового замка. Обогнув их, спикировала прямиком на главные ворота, вцепилась острыми когтями в замысловатую ковку, зыркнула глазами по сторонам, нахохлилась, а после снова сорвалась с места и подлетела к незашторенному окну на верхних этажах. Стукнула о стекло клювом – то поплыло, растворилось и вернулось на прежнее место, как только юркая птица нырнула в комнату: тёмную, пустую, холодную. Комнату, где сильно пахло травами и книгами.

Распрямившись, Лачтна повела рукой, зажигая свечи, а стоило огонькам ярко заблестеть, прошлась взглядом по кабинету, подмечая каждую мелочь и ухмыляясь уголками губ. Залитый едким зельем ковёр не спешили чистить, а сам котёл – поднимать. Он так и лежал прямо там, у ножки стола, где его оставили несколько ночей назад. На самом столе сплошной беспорядок: вырванные страницы, исписанные, с пятнами от чернил; книги; бокал с недопитым вином; весы со следами алмазной крошки на одной из чаш; заполненная непонятной прозрачной жидкостью склянка и роскошное кольцо с розовым бриллиантом, которое с трудом заметишь среди всего того хлама.

Лачтна ступала по мягкому ковру кошкой. Пробежала взглядом по стенам, задержавшись лишь на портрете юного Эйгона, провела пальцами по ручкам кресел, стирая с них накопившуюся пыль, тронула высокие стебли камыша, торчавшие из напольной вазы, тихонько опустилась в кресло, приставленное к рабочему столу и переставила пресс-папье с одного края на другой. Отодвинула один из ящиков стола и вытащила листки бумаги – абсолютно чистые, без единой каракули. Поднесла их к огоньку свечи и медленно наблюдала, кривя губы, как на жёлтых страницах выступают ровно выведенные буквы и две подписи: одна – размашистая, другая – скромнее.

– Надо же, – презрительно протянула девушка, впиваясь глазами в проступивший текст и жадно проглатывая каждое слово, – она ещё и подписалась на все твои условия. Какой же неисправимой дурочкой надо быть!

Лачтна покачала головой, дочитывая старый договор, о котором все уж давно забыли. А прочитав, скомкала и швырнула его на пол. Сграбастала со стола кольцо с бриллиантом и покрутила в пальцах, любуясь девственной чистотой камня и идеальной огранкой.

Что-то негромко звякнуло в стороне. Лачтна вздрогнула и подняла голову. У камина с кочергой в руке стояла Арлина. На босу ногу, в белой сорочке, доходившей почти до щиколоток, и в тёмно-синем халате, накинутом сверху. Его халате.

– А ну, положи, – дрожащим голосом прикрикнула девушка, занося кочергу над головой.

Кольцо с бриллиантом стукнулось о поверхность стола. Лачтна встала.

– Ты? – удивлённо выдохнула Арлина, немного опустив руку. –  Цыганка с площади?

– А ты, – сладко пропела Лачтна, словно кошка, заманившая к себе в ловушку мышь и искусно прятавшая когти, прежде чем пустить их в дело, – всё та же невеста принца Мартана, больше жизни его любящая и до смерти напуганная ночным кошмаром?

– Уже не невеста, – ответила девушка.

– Что так? Ветер переменился?

– С какой стати я должна отчитываться перед уличной гадалкой? – Кочерга вернулась в прежнее угрожающе-оборонительное положение. – Как ты сюда попала? Выворачивай карманы. Может, ты воровка!

«Я у тебя любовь не крала, тварь ты этакая», – шипящей змеёй прошелестело в голове у Лачтны, и девушка злобно прищурилась. 

От стола до камина рукой подать. Тут бы взмахнуть рукой и освободить чёрную бесформенную тень, расползшуюся по стене, позволить ей клацнуть зубами, наброситься на Арлину, выдрать клок волос, закружить до обморока и швырнуть бездыханную на пол. Но свет одной из свечей вовремя выхватил из темноты серебряное колечко на безымянном пальце соперницы, подсветил замысловатые буквы, выгравированные по металлу, и Лачтна мигом спрятала руку, с которой уже срывались колдовские искры, в карман юбки – пустой и глубокий. Искры погасли; хищная тень недовольно заурчала, но осталась на стене. 

– У меня ничего нет. Проверяй. 

Карман был вывернут, и из него выпало лишь несколько песчинок. 

– Тогда что тебе нужно?

– Всего лишь удостовериться, что работа идёт, зелье в котле бурлит, и Эйгон Тайернак получит то, что так давно хотел. 

Лачтна натянуто улыбнулась и вышла из-за стола. 

– Не приближайся ко мне, – пригрозила Арлина кочергой. – Стой там, где стоишь. 

Но цыганка и не думала слушаться. Грациозно прошла к мягким креслам у камина, медленно опустилась в одно из них, предварительно смахнув с бархатного сидения на пол стопку книг, вытянула ноги, потянулась и делано равнодушно зевнула. Наполовину сломанный каблук выглянул из-под юбки. 

– Так как успехи? – Лачтна приосанилась и задала вопрос таким язвительным тоном, что Арлину передёрнуло. – Почему котёл на ковре? Не вымыт, не вычищен до блеска? Разве тебе не было велено работать, пока хозяин в отъезде?

– Не смей так разговаривать со мной, – прошипела Арлина.

– А как ещё с тобой разговаривать, лентяйка ты этакая? Тебе было сказано начать всё с начала, а ты день и ночь валялась в постели. Эйгон будет очень недоволен, когда об этом узнает. Ему и так сейчас приходится несладко из-за обвинений в нарушении кодекса, а тут ты ещё масла в огонь подливаешь. Заполыхает – ничем не потушишь.

– Какой он тебе Эйгон, цыганка! – Арлина начинала злиться. – Он лорд Тайернак, хозяин Смоляных гор...

– ...и мой бывший муж и любовник, – как прежде, разморено зевая, закончила за девушку Лачтна. 

Кочерга выпала из рук и громко зазвенела по полу. 

– А Раверинус Квирл, перед которым Эйгон так трепещет и которого боится прогневать, – мой отец, – добавила гадалка, с любопытством разглядывая, как меняется выражение лица Арлины. 

И, выдержав эффектную паузу, напоследок, чтобы уже окончательно добить ту, которую ненавидела всем сердцем, выпалила: 

– А ты не более чем разменная монета во всей этой истории.

– Ты всё лжёшь. 

Арлина побледнела, сделала шаг назад, но лишь упёрлась спиной в стену, на которой, как назло, ни одного гобелена не было. Камень обдал дрожащее тело ледяным холодом. 

– Лгу? – Лачтна оскорбилась. – Эй, ушастый! – крикнула она, всматриваясь в темноту пустого коридора. – Ты-ты, выходи на свет, не скреби за дверью когтями. Скажи, я вру? 

Из темноты показались лапы Грибо, а после и весь он сам, испуганный и вжавший голову в плечи. 

– Ну, – Лачтна подалась вперёд, – эта дочка торгаша до сих пор ничегошеньки не знает? 

Искорки, некогда роившиеся на кончиках пальцев, теперь плясали в глазах. Одно неосторожное слово – они вырвутся из клетки и всё подпалят. 

– Не знает, – мотнул головой Грибо, потупив взгляд и принявшись изучать жёлтые когти на лапах. Не слишком приятное зрелище, но в глаза дочери самого верховного мага горгулья смотреть не решался. 

– Сама наивность, – Лачтна наслаждалась каждой секундой. – Её связали по рукам и ногам кучей условий, заставили бегать по лестнице вверх и вниз, собирать росу на коленях в холод... В итоге потребовали выйти замуж против воли, а всё для чего? Для того, чтобы Эйгон Тайернак мог скорее снять с себя ненавистное проклятие и вернуться ко мне. Да-да, – Лачтна прочитала вопрос в глазах Арлины, – эликсир жизни – единственное, что ему поможет. А ты думала, что варишь зелье для принца?

И колдунья громко расхохоталась. 

– Мой муж сам мог себе тот эликсир приготовить, – защищалась Арлина. – Зачем ему я? Ранее он оживлял лягушку. Может, и не только лягушку… А в этот раз зелье нужно было мне. Я с ним и мучилась.

– Он врал, – безжалостно рубила Лачтна. 

– Неправда, – до последнего упиралась Арлина. 

– Ушастый, – грозным голосом гадалка призвала Грибо подтвердить её слова. Искорки так и плясали во взгляде, торопясь выскочить на волю.

– Не смею утверждать за милорда… – начал заикаться Грибо и тут же ойкнул и схватился за хвост, который резко покраснел и задымился. – Сдаюсь. Врал. Только хвост не трогайте! Хозяин тысячи раз пробовал готовить этот треклятый эликсир, но спотыкался на самом завершении. Никак не шло. Совсем отчаялся, а тут последний шанс, так сказать…

– Какой ещё шанс? – пролепетала бледная Арлина.

– Шанс, на который мне указали карты, – приторно-противным голосом протянула Лачтна. – А они никогда не ошибаются. Я сообщила об этом Эйгону, и он поспешил в Атоль. А дальше дело оставалось за малым – уговорить тебя поверить в тот спектакль, который он и я так славно разыграли. И как же нам был на руку твой сон!

– Сон... – Арлина лихорадочно соображала, пытаясь сложить в голове все кусочки головоломки. 

– Сон, которого ты так страшилась, – обычный кошмар. Тысячи людей видят подобное по ночам, а, проснувшись, забывают. Но нам повезло: ты попалась крайне впечатлительная!

– Если я не вышла замуж за Мартана и мой сон не сбылся, то это ещё не значит, что он был простым кошмаром. Он мог легко стать явью, скажи я тогда «да» у алтаря.

– Будь это так, карты и линии на руке показали бы мне твой сон, но они молчали, как молчит сейчас этот криволапый горгулья, так как знает, что, разинь он ещё раз пасть невпопад, я подпалю ему не только хвост!

– И как же ты прознала про сон? – Арлина недоверчиво прищурилась.

– Я бы ещё больше узнала, изливай ты портнихе душу сильнее. – Лачтна вытянула руку на свет, любуясь дешёвыми колечками, нанизанными на каждый палец. – Впрочем, того, что сболтнула швея, и так оказалось достаточно. План был готов в тот же миг; оставалось только тебя основательно запугать. И это тоже удалось. Бедный Эйгон! Каких трудов мне стоило его уговорить! Как он плевался от одного только упоминания твоего имени, как кривился от одной только мысли, что ему нужно будет идти с тобой в Смоляные горы и терпеть тебя в своём доме. Как он негодовал, когда ты расколотила ценнейший артефакт, как грозился, что заставит тебя всё отработать, и ведь заставил! Ты драила котлы, которые маги веками не чистят, обжигала руки о коровяк, когда  у него в башне целый пучок этой гадости хранится. Но ему всё было мало. В один дождливый вечер он решил напоить тебя, чтобы развлечься. Ведь было? – и, наслаждаясь смятением на лице своей беззащитной жертвы, добавила: – А ты оказалась крепким орешком, не всем по зубам.

– Что ты ещё знаешь?

Сердце разрывалось от боли.

– Магу запрещено готовить эликсир жизни, но если будет готовить не маг, то кодекс вроде как и не нарушается. Я долго искала человека, чьими руками Эйгон мог бы спастись, и по иронии судьбы карты указали на тебя. Но появился новый камень преткновения: чтобы обучить тебя древнему рецепту, на тебе надо было вначале жениться. Понравилась церемония? – Лачтна довольно хмыкнула. – У меня с Эйгоном всё было в белых амариллисах. А у тебя? Хоть чертополох сунули в руки невесте-то?

– Ты всё сказала? – глухим, безжизненным голосом спросила Арлина.

– Ты же неглупая, и знаешь, что нет.

– Продолжай. 

Арлина облизнула сухие губы, а взгляд потухших глаз упал на стол, на котором рядом со склянкой стоял бокал с недопитым вином. Пил Эйгон. Вчера или позавчера – память уже не держала такие мелочи. И больше всего хотелось сейчас броситься к столу, хватить тот бокал и осушить до дна. И Арлина так и поступила бы, если бы не ватные ноги. 

– Эйгон и мой отец всегда недолюбливали друг друга, – продолжала Лачтна.  – Фиктивный брак рано или поздно раскрылся бы, поэтому Эйгону пришлось пойти на крайние меры. Бедная Арлина де Врисс. Неужели, ты и правда поверила, что он спал с тобой по любви? Мужчине необязательно любить женщину, чтобы испытать удовольствие в постели. Вполне достаточно, если она будет не уродлива и податлива. А тут ещё и девственница досталась. Двойное удовольствие. 

– Проваливай отсюда, – прошипела Арлина. 

– Ты мне не веришь. – Лачтна неторопливо поднялась и прошелестела юбками к столу. – Так я тебе докажу. 

– Проваливай и не смей здесь ничего трогать! – Арлина была на грани срыва. 

– Всего лишь бокал вина. – На губах Лачтны играла язвительная улыбка. – И ты убедишься, что его сердце тебе не принадлежало ни на мгновенье. Это была только игра.

Колдунья поманила к себе бокал: тот сорвался с поверхности стола и поплыл по воздуху прямо к ней в руки. Слегка подув, Лачтна прошептала несколько слов, и вино за стеклом забурлило, заволновалось, а после успокоилось. Цыганка выпустила бокал из рук – тот пролетел над креслами и замер только на ладони Арлины. 

Крепко обхватив стеклянную ножку ледяными пальцами, девушка опустила глаза и увидела, как гранатовая жидкость вдруг сменила цвет на белый, и в её самой середине проступили очертания Эйгона и Лачтны. Они стояли в запорошенном снегом саду у Чёрного замка на Зелёном холме. Её рука покоилась у него на груди, а он нежно гладил девушку по чёрным кудрям.

– Это ничего не значит! – возмутился из-за спины Арлины подлетевший к ней  Грибо, тоже нырнувший мордой в бокал. – Это может быть видение прошлого года.

– Смотри внимательно, – гипнотизирующим голосом шептала Арлине Лачтна. – На нём тот самый камзол, который он надел утром. На лице те самые царапины и синяки, которых ты касалась губами прошлой ночью, и которые ещё не сошли... Мы были с ним вместе всего пару часов назад, и его запах всё ещё на моих волосах. 

Арлина не выдержала. Тряхнула бокал – вино вновь стало гранатовым, отхлебнула, подскочила к цыганке и плеснула остатки той в лицо. 

– Убирайся отсюда, змея. 

Сладкие струйки стекали на шею, забирая с собой пудру и румяна. Лачтна скривилась, промокнула лицо рукавом и злобно выдавила:

– Я уйду, но скоро вернусь сюда хозяйкой. Звёзды хотят, чтобы мы были вместе, и перечить им бесполезно. Твоё же место на полу у котла. Прибери здесь всё и начинай заново. Время уже на исходе.

Чёрные крылья зашумели, и ворона взмыла к окну, ткнулась в него клювом и растворилась в ночи, такой же чёрной и страшной, как она сама.  

Арлина медленно осела на пол. Ненавидящим взглядом вперилась в портрет молодого Тайернака, висевший на стене напротив. Но юный хозяин замка смотрел на девушку с картины равнодушно, слегка улыбался уголками губ, а оттого хотелось вмазать по этому красивому лицу со всей силы. Останься в бокале вино, Арлина плеснула бы остатки и на холст, недолго думая. Но бокал был пуст. Ему заменой могла бы послужить склянка со злосчастным эликсиром: швырнуть её в картину – пусть ядовитый отвар разъедает работу художника, пусть уродует по-юношески чистую красоту, и пусть ни одного воспоминания не останется, каким может быть хозяин Смоляных гор в действительности.

С этими мыслями Арлина вскочила на ноги, бросилась к столу, схватила холодную склянку. Прозрачное зелье недовольно заурчало. Арлина смотрела на него – кристально чистое, как утренняя роса, – и вспоминала. Вспоминала, как ненавистные будни, сопровождавшиеся болью во всём теле, мозолями и ожогами на руках, внезапно переросли в счастливейшие ночи, жарче которых девушка до этой поры не знала; как мечты, в которых Арлина видела себя рука об руку с прекрасным принцем, уступили место простому желанию любым способом продлить час волка и пробыть с любимым хоть на миг подольше; и как вся красота и великолепие роскошного розового камня меркли в сравнении с простым серебряным колечком, украшавшим безымянный палец новоиспеченной леди Тайернак и бывшим ей дороже любого другого роскошного подарка... Рука сама собой опустилась и поставила склянку обратно на стол.

– Вот это правильно. – Совсем рядом зашумел крыльями Грибо. – Дождёмся хозяина, он и решит, что дальше с теми остатками делать.

– Она правда была его женой? – не в тему спросила Арлина.

– Правда. Только ушла от него слишком спешно. Так торопилась, что даже волосы, как следует, не заколола. И шаль на плечи не набросила, а ведь на улице было морозно. Но милорд её очень любил, не скрою.

– И он по-прежнему её любит?

– Я не рылся в его голове – просто не умею, но я видел, как он на тебя смотрит. Лукавить бесполезно: вначале намерения были совсем иные, но искра перерастала в пламя с каждым новым днём. Его мысли и раньше были только о тебе, а сейчас тем более. Уж я это вижу. 

– Тогда почему он так поступил? Зачем обманом затащил сюда, врал и до сих пор не сказал правды?

– Ну, допустим, не врал, а недоговаривал. Узнай ты сразу, как обстоят дела, пошла бы за ним? Узнай позже, осталась бы в замке? Вот-вот, – подытожил Грибо, глядя на девушку, – в тот же день сбежала бы назад к принцу.

– Он испортил мне свадьбу, – процедила сквозь зубы Арлина.

– Он устроил другую.

– Основанную на лжи и расчёте? Хорошо же всё начинается.

– Он просто ждал лучшего момента, чтобы во всём признаться. Это можно простить. А врать – никогда не врал.

– Так уж и никогда?

– Никогда.

Взгляд опять застыл на портрете. Серые глаза, смотреть в которые Арлина поначалу боялась, продолжали манить к себе. Сойди Тайернак сейчас с картины, встань перед женой, положи руки ей на плечи и обожги губы страстным поцелуем, она бы и противиться не посмела, а снова бросилась бы в омут с головой. Но к счастью то был лишь холст, приколоченный к рамке, и можно было, смело глядя в эти серые глаза, взять со стола кольцо с бриллиантом и сказать самой себе еле слышным шёпотом, что даже суетившийся вокруг разбросанных книг Грибо не расслышал:  

– Есть только один способ узнать, врал ты мне тот раз или нет.

Арлина зажала в кулаке некогда любимое кольцо и незаметно выскользнула из кабинета. Одевшись и закутавшись в тёплый плащ, девушка тихонько, стараясь не шуметь и не будить слуг, спустилась по лестнице, выбежала через чёрный ход на улицу, вывела лошадь из стойла и скрылась за воротами замка. 

Глава 26. Выбор

– Она не пошла за вами? – Чарсвина преисполняло любопытство.   

Эйгон мотнул головой, бухнулся в кресло, придвинул к себе столик, накрытый для чаепития. Из одной из двух фарфоровых чашек уже пили; пришлось плеснуть остатки из чайника во вторую. А смочив горло, можно было уже и на спинку кресла откинуться, и глаза закрыть.    

– Эх, – Чарсвин тяжело вздохнул, – теперь сиди и жди, когда ворона соизволит вернуться. Без неё Квирл совет не продолжит.       

– Лично я жду до вечера и возвращаюсь в Смоляные горы, – стиснул зубы Эйгон. – Мне моё время дорого и плевать, что думает Квирл. 

– Молодости свойственно легкомыслие. Может, оттого и все ваши беды, мой мальчик?        

Тайернак наморщил лоб.    

– О чём вы, Чарсвин?    

– Меня беспокоит, что проклятие на вас не столько древнее и сложное, сколько выстраданное.  

– Не сложное, – хмыкнул Эйгон, повторяя за старым магом. – Будь оно простым, я не стучался бы во все двери, а снял чары обычной абракадаброй. 

– Так вы не дослушали, – всплеснул руками Чарсвин, пододвинул к себе второе кресло, плюхнулся в него и зачастил: – Подобные колдовства видал я в разных местах и в разное время, но все они были наложены второпях, поверхностно и снимались одним взмахом руки. Пшик – и нет ничего. Как занозу из пальца вытащить. Хотя занозу, признаюсь, больнее. 

Старичок вытер платком пот со лба и лысеющей головы и взволнованно продолжал:

– В те чары не удосужились вложить душу, потому и убирались они мигом, словно были простым наговором третьесортной ведьмы. В вашем же случае мы все оказались в тупике. Я, Пламмель и даже Йерхен. Да что там говорить, сам Квирл рукой махнул!

– Квирл рукой махнул по другой причине. 

– Ну, вы ведь не всегда были его зятем.

– И то верно, – выдохнул Эйгон, – но невзлюбил он меня, кажется, с того самого момента, когда принимал у меня квалификационный экзамен. 

– Поверьте старому колдуну, Квирл тоже не знал, как вам помочь. Маг никогда не упустит возможности доказать другому магу, что превосходит того по силе. А Квирл никогда не упустит шанса ткнуть любого из нас носом в то, что он разгадал загадку, а мы так и не смогли. Думайте, Тайернак, вспоминайте. Может, обидели кого ненароком? Может, и не хотели ничего дурного, а на вас злобу затаили. Уповать на эликсир, конечно, можно, но я бы на вашем месте поискал причину. 

– Причину, – фыркнул Эйгон. – Мой отец умер ровно через неделю, как в кабинете по его приказу повесили мой портрет на одну линию с благородными лордами и леди из рода Тайернаков. Должен ли я считать, что причина смерти отца и мачехи в портрете, или всё же лошадь понесла? 

– И всё-таки я настаиваю на том, чтобы вы хорошенько подумали, – мягко давил Чарсвин. – Для ваших двадцати… – маг запнулся, припоминая возраст Эйгона.

– … семи, – пришёл на помощь тот.

– Для ваших двадцати семи вы слишком успешны, не находите? Иной маг только под старость получает первый ранг, а вам и тридцати нет, а есть уже всё: и статус магистра, и кресло в совете, и тесть могущественный… был, – Чарсвин осёкся, поймав на себе раздражённый взгляд. – С вашей новой женой, увы, не знаком, но, зная ваш вкус, уверен, она темноволосая красавица.

– Вы намекаете, что всё дело в зависти? Но кому мне завидовать, если кроме графа Лавиндера я ни с кем не общаюсь. Я не появлялся в обществе уже много лет. Все поездки ограничиваются Солнечной бухтой раз в год и заседаниями совета то в клубе «Махаон», то здесь. Хотя… – Эйгон потёр пальцами лоб.

– Что-то вспомнили?

– Моего горгулью пытались отравить прошлым лунным месяцем. Я так и не понял, кому это понадобилось и зачем, но мой дворецкий был с тем человеком заодно.

– Вы выбили из дворецкого правду?

– Застрял за выяснением отношений с женой… тогда ещё моей будущей женой… и упустил гадёныша. 

Чарсвин разочарованно хлопнул себя ладонями по коленям. 

– Но вы хоть нашли себе нового дворецкого? А то могу порекомендовать одного смышлёного. 

– Я до сих размышляю, нужен ли он мне. Я устал доверять людям, а затем терпеть их предательства. Проще жить отшельником и выбираться в город только, когда понадобится пошить новый камзол. Да и это лишнее: на портного всегда можно рыкнуть, и он, как миленький, примчится в замок.

– Рано вы себя в старики записали, мой мальчик. Сели бы, подумали хорошенько, глядишь, подобрали бы ключик к загадке...

Эйгон молчал и лишь нервно барабанил пальцами по столу. Гранатовый рубин на пальце Тайернака искрился и блестел – блестел так неистово, что Чарсвин даже зажмурился, а когда разлепил веки, то, покосившись в сторону перстня, поинтересовался: 

– Камень вашего отца, не так ли?

Эйгон вытянул руку, любуясь цветом рубина. 

– Камень наследника. Обычай требует, чтобы его носил хозяин Штормового замка. Раньше перстень украшал руку отца, после его смерти должен был перейти к моему брату, который старше меня всего на несколько мгновений, а после – к его сыну и так далее. Когда брат исчез, я просто достал перстень из шкатулки.

– Просто достали и надели на палец?

– Теперь я единственный хозяин Смоляных гор. 

– Ваш брат ведь погиб?

– Все так считают. 

– А вы сами видели его мёртвым? 

Ответа Чарсвин не получил. 

– Так вы не видели его мёртвым, но утверждаете, что он погиб. – Старый маг задумчиво шевелил губами и хмурился. – Знаете что, Тайернак, ответы на многие наши вопросы часто просто лежат на поверхности рабочего стола. Порой роешься в умных книгах, корпишь над разгадыванием каждой мудрёной закорючки, выводишь нужную формулу цифра за цифрой, буква за буквой, а нужно только немного повернуть голову в сторону, а там... 

– Сейчас близится к концу час волка, магистр, – Эйгон опять забарабанил пальцами по чайному столику, – а у нас с вами на поверхности стола только этот полупустой чайник, две чашки и розетка с засахаренным жасмином. Боюсь, ничто из названного не поможет. 

Тайернак сделал попытку встать, но был мягко остановлен пожилым магом. 

– А вы всё-таки доверьтесь моему опыту и хорошенько подумайте. Глядишь, не только причину своих бед сыщите, но и разгадку рецепта эликсира жизни. 

Эйгон недоверчиво посмотрел на старичка. 

– Вы поощряете нарушение кодекса?

– Я просто очень люблю наше с вами дело, магистр Тайернак, – уклонился от ответа Чарсвин. – Кстати, знаете, когда у меня что-то не получается, – неважно, колдую ли я маргаритки для своей племянницы или прополкой огурцов занимаюсь, – я всегда прибегаю к одному простому, но верному способу. И всегда помогает!

– Какому? – в глазах Эйгона был сон и никакого любопытства.

– В любое дело надо вдохнуть немного магии. Вы, Тайернак, маг или кто? Чего нос повесили? Неужели бросить щепотку волшебства в липучий котёл так сложно?

– Меня уверили, что с рецептом должна разобраться моя жена, а она в магии не сильна. 

– Так уж и не сильна, – повёл бровями Чарсвин. – А я вот смотрю, околдовала она вас основательно: вы и не дышите почти, когда о ней думаете, и сорваться к ней в любой момент готовы, наплевав на совет. Что? Прав я?

Старикашка довольно захихикал и, многозначительно ткнув пальцем в потолок, добавил:

– Все мудрёные трактаты мира, невыговариваемые бессмыслицы и волшебные науки и в подмётки не годятся той магии, которую может сотворить любящее сердце. Потому как доступна она только тому, чьи чувства искренны, кто принимает другого таким, какой он есть, несмотря на все разногласия и недостатки. Даже на бородавки на шее не смотрит. Впрочем, последних у вас нет; волноваться не о чем. 

– И сколько раз эта магия выручала лично вас? – скептически спросил Эйгон, лениво потянувшись. 

– Всегда, – пылко воскликнул старичок. – Знаете, какая капуста в огороде вырастала! Вы, главное, попробуйте, и, обещаю вам, чудо обязательно произойдёт. 

***

– Не хотите сделать привал, милорд? Лошади выдохлись. 

Мартан нехотя кивнул. 

Холодное солнце клонилось к закату. Западной тракт закончился – начинались владения Тайернака. Одна дорога – каменистая и кривая –  шла через дремучий лес и далее вдоль обрыва на север; другая – ровная и широкая – на юг, в солнечные земли Тир-Арбенина и на Зелёный холм. Мартан с отрядом свернули на первую.

Лес редел по мере того, как приближались к чёрным, как сажа, скалам, зубастым и теряющимся вершинами в облаках. Хотя какие там облака! Это над Озёрным краем – белые и воздушные, а над Смоляными горами – вечный свинец! 

– И как здесь люди живут? – поёжился капитан Сайнорт, спрыгнув с лошади и подкрутив поникшие усы. 

– Отличное место, чтобы вершить тёмные делишки, не находите? – ответил принц, спешившись. – А вы до последнего не верили, что Тайернак – тёмный колдун. Сами смотрите. Кто в здравом уме и с добрыми намерениями в такой тьме поселится? 

– Ваша правда, ваше высочество, – поддакнул Сайнорт и тут же распорядился натаскать хворосту и развести огонь. – Только что мы можем против мага? Это как против ветра плевать. 

– У всего в этом мире есть слабое место, капитан, – уверенно ответил Мартан, вытирая кленовым листом носок сапога, угодившего в грязь. – Вы думаете, тот высоченный дуб силён и крепок?

Принц кивком указал на огромное дерево, давно сбросившее листву и спящее на морозе поздней осени. 

Сайнорт задрал голову, пытаясь разглядеть затерявшуюся среди туч макушку дуба. 

– Дров из него получилось бы... Ух! Но рубить придётся долго. 

– Дайте-ка меч. 

Удар, второй – капитан зажмурился, чтобы не видеть, как принц портит великолепно заточенный клинок о шершавую кору. Третьего удара не последовало. Вместо него Мартан уткнулся в ствол подошвой сапога и толкнул дерево от себя. Тоскливо заскрипев, то накренилось и стремительно и с громким, почти человеческим, стоном повалилось на землю, ломая и придавливая собой мелкие кустарники и хрупкие сухостои. 

– Вы хотели дров, капитан Сайнорт? – Мартан довольно усмехнулся и объяснил: – С другой стороны этот дуб хорошо подрыли норкоройки.  Все корни оголили, а я добил. Пришла б зима, замело бы снегом – выстоял бы, а так им только печи теперь топить. И у Тайернака должно же быть хоть одно, но слабое место. 

– Вам оно известно? 

Мартан хищно оскалился. 

– Уверен, что знаю, в каком направлении рубить. 

Сайнорт не сводил с королевского отпрыска восхищённого взгляда. 

– С вами никакие чудовища не страшны, ваша милость! 

Внезапно принц насторожился. 

– Тихо. Вы слышите? 

Возившиеся у костра стражники замерли, а вынырнувший из чащи юноша с охапкой сухих веток в руках так и застыл на месте, не зная, что и делать: то ли бросать хворост на землю и выхватывать из ножен меч; то ли мелкими шажками пробираться к костру и товарищам; то ли просто стоять и не двигаться. 

Со стороны кустов дикого орешника, за которыми стояли стеной величавые дубы, доносился шум. Кто-то медленно шагал в направлении костра. Тоненькие, осыпавшиеся ветки хрустели при каждом шаге, сухие листья ломались и превращались в жёлто-красно-коричневую крошку, пугливые птицы, искавшие среди сырой земли червяков, бросали добычу и взмывали высоко на деревья, откуда с любопытством следили, зарылся ли вкусный обед обратно в чёрные комья, или на поверхности показалось новое лакомство. 

Мартан крепко сжал меч и взглядом приказал отряду быть наготове. Шаги становились громче и отчетливее – теперь уже со стороны узкой тропинки в обход зарослей орешника. Таскавшие опавшие орехи и жёлуди бурундуки сиганули в разные стороны, стоило шороху раздаться совсем рядом. В небо взмыла пестрохвостка, по обыкновению осенью собиравшая мелкие веточки для гнезда, и на тропинке появился путник, ведший под уздцы лошадь. Укутанный в серый плащ, в сером капюшоне, покрывавшем голову, путник шёл, загребая ногами опавшие листья, и не сразу заметил, как оказался в окружении вооружённых мужчин. А когда заметил, то встал, как вкопанный, выпустил концы ремешков уздечки из одетых в кожаные перчатки рук и сдвинул капюшон с глаз, а потом и вовсе снял его. 

– Арлина? – пробормотал Мартан, глядя, как тёмно-каштановые локоны рассыпались по плечам. 

Растерянный, принц опустил меч на землю, сделал шаг навстречу девушке и вытянул руки вперёд. 

– Ну, – Мартан не сводил с Арлины глаз, – обними же меня. 

***

Раверинус Квирл широкими шагами мерил кабинет и недовольно косился в сторону дочери. Та же, как ни в чем ни бывало, вытаскивала из спутанных волос еловые колючки, крепко там застрявшие, и аккуратно складывала их на стол. 

– Сутки! – гневно плевался верховный маг. – Сутки тебя ждёт весь совет! Ты бы ещё к завтрашнему утру явилась. 

– Сейчас луна войдёт в созвездие волка, и начнёшь собрание, отец, – невозмутимо ответила Лачтна, а к кучке еловых иголок прибавилась ещё парочка. 

– Да? – язвительным тоном спросил Квирл. – А, может, в час комара начнём? Подумаешь, ещё пол ночи тебя ждать будут. 

– Час комара не подходит. 

Щелчок пальцами – в руке у девушки оказался гребень, которым она принялась расчёсывать волосы. 

– Это почему же? 

– Нет ни малейшего желания смотреть на него в другое время. 

Последняя прядка была распутана, и гребень исчез так же, как и появился. 

Гнев на лице Квирла уступил место задумчивости. 

– А я думал, ты его по-прежнему любишь...

Лицо девушки вспыхнуло. 

– Даже если люблю, что от того может измениться? 

– Плох тот отец, кто не желает видеть свою дочь счастливой. А твой отец не кто-нибудь, а сам верховный маг. Как бы Тайернак не был мне противен, одно твоё слово – и я готов закрыть на всё глаза. 

– Ради моего счастья ты готов поступиться своими принципами? 

– Если таков будет твой выбор...

Лачтна прильнула к отцу, а тот крепко её обнял и поцеловал в макушку. 

– Идём, – прошептал он, глядя, как за окном луна сдвинулась в созвездие волка и засияла бледно-жёлтым светом. 

Войти в малахитовую залу было не трудно – трудно было не встречаться с взглядом серых глаз. Но кресло пустовало только одно – напротив, а сидеть, не поднимая головы, было не в правилах Лачтны. 

Их взгляды встретились: его был нетерпеливым и недовольным; её – виноватым и грустным. Каждый думал о своём и рассеянно кивал то в поддержку всегда добродушного и улыбчивого Чарсвина, то чопорной Магики, сетовавшей на поздний час и боль в спине. Квирл понимающе покачал головой и резко обрубил все разговоры ни о чём, перейдя к делу:

– Мне искренне жаль, что такой сильный и грамотный маг, как Тайернак, ставит свои проблемы выше проблем общемировых. Ему что засухи, что пожары, что нашествие саранчи – на всё плевать. И, разразись сейчас скандал из-за какой-то там девицы, дурно воспитанной, наглой и самовлюблённой, расхлёбывать его придётся, увы, не Тайернаку, а всему совету.

Квирл выплёвывал слова, словно змея – яд. Эйгон устало выдохнул и хотел было вклиниться с оправданием в свой адрес, но получил лёгкий толчок в бок тростью от сидевшего рядом Чарсвина. А, покосившись в сторону старого мага, увидел, как тот свёл густые седые брови на переносице и неодобрительно нахмурился.

– Я слишком долго смотрел на эту историю сквозь пальцы, – продолжал тем временем Квирл, – но теперь понял, что затягивать более нет смысла. Я обвиняю Эйгона Тайернака, магистра первого ранга, в нарушении кодекса, приготовлении запретного эликсира и разглашении секретов зельеварения человеку, не причастному к миру чародеев. Предлагаю лишить магистра Тайернака магии и кресла в совете и прошу поддержать моё решение.  

– Погодите-ка, Раверинус, не частите. – Чарсвин поморщился так, словно ел горький огурец. – Поддержка поддержкой, но решение членов совета должно основываться не на эмоциях, а на здравом смысле. К нему предлагаю уповать. Мы выяснили, что брак Эйгона с той девицей законен, к чему нагнетание атмосферы? За окнами и так сплошные тучи, а вам бурю подавай. 

– Тайернак посвящал девчонку в тайны зельеварения задолго до брака, – вмешался зануда Йерхен. – Факт нарушения есть, хоть ситуация потом и была исправлена.

– А коль исправлена, то и наказание надо смягчить. Зачем сразу по верхней планке идти? Как чародей, Тайернак силён; молодые таланты надо ценить, а не губить.

– Тайернак не ребенок, чтобы за ним следить и направлять в нужное русло, – Квирл говорил крайне жёстко. – В совет принимают не только по уровню способностей, но и по степени ответственности. Мастерство, так и быть, оспаривать не будем, но наплевательское отношение к законам должно быть наказуемо. И я прошу совет голосовать.

Все обречённо вздохнули, и только Пламмель, как обычно, клевал носом.

– Не забывайте, что у меня два голоса, – вкрадчиво заметил Чарсвин, но был тут же одёрнут Квирлом.

– Два голоса у вас, когда совет собирается не в полном совете. Этот случай исключительный, и я настаивал на явке каждого.

– Эх, беда, – вздохнул старичок и проворчал в сторону дремавшего напротив коллеги. – Надо было Пламмелю не приходить; всё равно на всех заседаниях спит.

– Давайте уже поскорее, – вклинился в беседу Эйгон. В его голосе росло раздражение, лицо было чернее туч над Смоляными горами, а взгляд – тяжёлым.

– Тогда с тебя и начнём, – отрезал Квирл. 

Эйгон презрительно фыркнул.

– Будет странно, если я проголосую против самого себя.

– Ты просил нас поторопиться. Так будь добр, отвечай скорее.

– Не вижу своей вины ни в чём.

– Отлично. Я так и думал. Чарсвин, – Квирл перевёл взгляд на самого пожилого мага в составе совета, – ваше мнение?

Старичок откашлялся, для пущей важности пригладил кривыми пальцами бороду и брови. Бровям это, однако, ни капельки не помогло – они, как торчали в разные стороны, так и продолжали торчать.

– Эйгона Тайернака я помню ещё мальчонкой, – начал Чарсвин издалека. – Смешной такой был и непоседливый. Настоящий шалопай. В отличие от брата. Того редко можно увидеть с улыбкой на лице. А Эйгон… как ветер, шустрый и любознательный до жути.

– Магистр Чарсвин, Тайернак изволил сообщить нам, что торопится. Давайте без лирики, – вежливо попросил верховный маг.

– Я очень постараюсь, – не возражал старичок, но тут же поправился, очаровательно улыбаясь: – В общем, как смогу. Кстати, а вы знаете, что Тайернак – единственный, кто прочёл от корки до корки мою книгу о применении и пользе пиявок в прикладной магии? Остальные только пролистали оглавление. Даже вы, Квирл. 

– Я обязательно дочитаю. Осталось всего три главы, – вывернулся тот.

– Да вы только первые три главы и смотрели, а всего их триста шестьдесят две.

– И список терминов, – добавил Эйгон.

– Вы даже это помните! – Чарсвин был польщён.

– Прошу вас, Чарсвин, ближе к делу, – скривился Раверинус.

– Конечно. Я ведь специально начал с того, что знал Эйгона ещё зелёным юнцом. Детство, юность быстротечны. Вы скажите, что каждый возраст по-своему хорош, но я смотрю на Тайернака и вспоминаю свои двадцать… И, знаете, я был бы не прочь вернуться в тот возраст и заново пережить накал страстей, который столь естественен для тех лет. Вы, Квирл, известны своей щепетильностью в отношении буквы закона, но, если судить Тайернака по букве, то придраться не к чему: зелье не получено, а девушка успешно выдана замуж. Против её воли или по любви, тут утверждать не могу, но хочется им обоим пожелать счастья, а оно, сами понимаете, без молодецкого пыла вряд ли будет возможно.

– Я же просил кратко, – простонал Квирл, хватаясь за голову.

– Если кратко, я считаю, что на этот раз мы можем Эйгона простить и вынести ему простое предупреждение.

– Ваша позиция понятна. Йерхен?

– Закон есть закон, – важно промычал второй маг возраста столь же почтенного, как и Чарсвин. 

Горбатый нос и глазки-щелочки к общению по душам никогда не располагали, даже собеседника отпугивали, а потому Йерхен привык во всём и всегда быть резким и немногословным. 

– Виновен, – вынес он приговор Тайернаку и надул щёки. 

– Соглашусь с вами, магистр. – Магика де Монтрё подалась вперёд и одобрительно похлопала Йерхена по холёной руке. – Но только в одном:  в умах и поступках должен быть порядок. Именно эту истину мы вдалбливаем всем студентам, начиная с самого первого курса.

– Тайернак не обучался в академии. Ему академические истины неведомы, – сострил Квирл.

Магика холодно посмотрела на верховного мага и пояснила:

– Надо сказать, уважаемый Раверинус, эти истины неведомы даже многим выпускникам. Возьмём, к примеру, Максимилиана Лавиндера. Учился на одном из лучших потоков, у лучших профессоров, дошёл до второго ранга, а пользы науке и обществу от него никакой. Вы ведь дружны с ним, Тайернак? Он по-прежнему гоняет кур каждые заморозки? Лучше бы занялся их разведением. Главное, чтобы вы, Эйгон, не купились на его уговоры и по дружбе не начали гонять кур вместе с ним. 

Синяк под глазом, к которому Эйгон начал было прикладывать лист подорожника прошлой ночью, а потом тот про тот лист напрочь забыл, заныл при словах директрисы де Монтрё. Как бы невзначай, Тайернак коснулся больного места подушечками пальцев, слегка разминая его, но тут же опустил руку, вновь поймав на себе хмурый взгляд Чарсвина. 

– Мы решили, что все будут кратки, – напомнил Магике Квирл. 

– Кратки? – Выщипанные брови-ниточки директрисы возмущённо взлетели вверх. – Это вам не конспекты переписывать; дело крайне важное. 

Квирл обречённо махнул рукой. 

– Нам в академии нужна молодая кровь. Наши профессора столь стары, что часто пропускают лекции из-за болезней или же попросту спят на них. – Магика покосилась в сторону Пламмеля. – Я готова закрыть глаза на ошибки Тайернака при условии, что он будет читать студентам курс по зельеварению и вести практические занятия в течение пяти лет. Коль у него так хорошо получается черпаком в котле водить, давайте используем этот дар с пользой для образования!

Квирл расстегнул сдавливавший горло воротник. 

– А это здравая мысль. Но разбудите-ка магистра Пламмеля. Послушаем, что он скажет. 

Магика осторожно ткнула пальцем в плечо спящему магу. 

– Я против, – разлепил Пламмель глаза и губы и опять уснул. 

– Ну, – Квирл потянул занемевшие руки и хрустнул шеей, – три голоса за Тайернака, включая его собственный, и два – против. Если так пойдёт, ты станешь первым магом в истории, нарушившим кодекс и оправданным советом. Впрочем, ещё не утро. Лачтна?

Погруженная в свои мысли гадалка вздрогнула. Выпрямила спину, расправила плечи. Длинные серьги в ушах брякнули, губы приоткрылись, словно готовились выдохнуть роковой приговор, но последнего с них не слетело. Лачтна медлила…

Словно зимний цветок, она была красива и строга. Словно колотый ножом лёд, колюча и холодна. И, словно закованная в том льду алая роза, чувственна и одновременно недоступна.

Эйгон сидел в кресле напротив и терпеливо ждал. Смотрел, не отрываясь, на роскошный цветок, некогда желанный, а теперь весь в шипах, и не было в том взгляде ни былого интереса, ни страсти. Голодный волк был сыт. Закончится совет, оборвутся цепи, до сих пор сдерживавшие его лапы, и он сорвётся с места. 

Надо выбрать… Подарить шанс на спасение тому, кто только что отвёл глаза в сторону, сделав вид, что рассматривает пуговицу на камзоле, с которой начал слезать слой позолоты, и после смотреть, как он продолжает обольщать женщин? Ту, самовлюбленную, что плеснула вином в лицо, удалось отвадить. Но появятся другие… Или потопить и тешить себя мыслью, что теперь он не достанется никому. И даже ей самой будет более не интересен. 

Лачтна помрачнела. Год назад она видела в картах своё счастливое будущее. Через полгода карты повторили предсказание. С завидным упорством продолжали они говорить одно и то же, не расходясь в вариантах ни на каплю. Каков бы ни был лунный день и лунный час, расклад всегда заканчивался одинаково: Лачтна будет хозяйкой Смоляных гор, хозяйкой Штормового замка и... леди Тайернак, и после неё претенденток на эту роль уже не будет. Но почему-то именно этой ночью настойчивая уверенность карт девушку совсем не радовала. 

Делать вид, что пуговица занимает все его мысли, уж более не было сил. Эйгон заёрзал на месте и поднял голову. И тут же столкнулся с нервным взглядом чёрных глаз. Лачтна должна выбрать… Умолять было поздно; его судьба – в её руках. Оставалось лишь уповать на чудо. Как там говорил Чарсвин? Если что-то не получается, а очень хочется, нужно лишь добавить каплю магии? К какой же магии следует прибегнуть, чтобы остаться на плаву? А, может, стоит утонуть, а потом вынырнуть на поверхность вновь и всё начать с чистого листа? Ответа на вопрос Эйгон не знал, а потому тихо ждал, когда чувственные губы напротив соизволят разомкнуться, чтобы вынести свой вердикт.  

– Я считаю, – Лачтна удивилась, насколько голос был чужим, – что Эйгон Тайернак виновен. И не столько в нарушении кодекса, сколько в обмане невинной девушки, которую использовал в своих целях. Магу не пристало играть жизнями и судьбами простых людей. Девушка – лишь жертва во всей этой истории, и Тайернак заслуживает наказания.

Никто и опомниться не успел, как Квирл хлопнул ладонью по столу и повторил за дочерью, ни секунды не раздумывая:

– Виновен. Дело закрыто, – и, окинув Эйгона язвительным взглядом, добавил: – Не удалось тебе нас удивить, Тайернак.

Кресло с шумом отодвинулось – Эйгон встал, накрыл ладонью набалдашник трости, что всё время стояла у стола, собрался развернуться и уйти, но был остановлен Квирлом. Тяжёлая рука верховного мага легла прямо поверх ладони Тайернака, сжимая её со всей силы.

– Решением большинства, – Квирл смаковал каждое слово, – Эйгон Тайернак, магистр первого ранга, с позором изгоняется из совета, лишается всех званий и регалий, о чём записано в реестре магов. Он также лишается всех магических способностей, приобретенных как при рождении, так и в процессе обучения. Знания будут вычеркнуты из его памяти, дар к магии и сила исчезнут. 

– К чему столь пафосно, Квирл? – раздражался Эйгон. Попытался выдернуть руку из тисков Раверинуса, но неудачно. – Я прекрасно знаю, что подразумевается под фразой «лишить кого-либо магии».

Верховный маг развернулся к Тайернаку и обдал того таким взглядом, что кровь внутри закипела, и охладить её сил совсем не было. Всё тело ныло, невыносимо жгло, а сердце готово было разорваться на мелкие кусочки.

– По уставу я обязан зачитать тебе весь приговор, – ответил Раверинус. – Я привык правила чтить. 

Сотни острых игл впились в руку и жалили так, словно высасывали жизненный сок и никак не могли напиться. Втягивали в себя каждую каплю и требовали ещё, слепо тыкаясь в разные уголки бледнеющей  кожи. 

– Твой брак я расторгаю. – Квирл тем временем целился в самое сердце. – Девчонку вернёшь, откуда взял, хоть уже и порченную. Сами решат, что с ней делать дальше. Извинишься и больше не сунешь и носа в Озёрный край. 

– Нет. – Лоб покрылся испариной, а голос перешёл на безжизненный хрип. – Этой клятве я буду верен до конца. Спросите хранителя Киарана. В его присутствии я поклялся быть с Арлиной де Врисс до тех пор, пока смерть не разлучит нас. 

– И что мне теперь убить тебя, что ли? 

Квирл отдёрнул руку, и боль тут же отступила под натиском льда, спешившего потушить пламя. 

– Девчонку вернёшь. Киарану будет приказано уничтожить запись о вашем браке. Чего не должно было быть, того не должно быть. И точка. Свободен. 

Эйгон потёр ладонь, которую недавно разрывало на части: рука как рука, ни горячая, ни холодная, обычного цвета, ни ожога тебе, ни царапины. Будто и не было ничего. Прищурившись, Эйгон повёл пальцами – алмаз на элегантной белой трости вспыхнул белым светом, сама трость поднялась в воздух и легла в руку Тайернака. 

– Я не лишён магии? – Брови насмешливо изогнулись. – А так красиво обещали... 

– Всему своё время, – оскалился Квирл. – Ты почувствуешь, когда этот момент наступит. Галвин, – Раверинус поманил к себе лакея, – проводи нашего гостя к выходу. Его служение высшим силам завершено. 

Высокая дверь отворилась, пропуская Эйгона в длинный, пустой и холодный холл. Тайернак крепко сжал трость, которая ещё хранила силу, и широким шагом направился к выходу, предварительно поклонившись всем остававшимся в малахитовой зале магам. Ответный кивок он получил только от Чарсвина – даже в такую минуту седовласый старичок оставался приветливым и добродушным. 

Стук каблуков отдавался эхом среди холодного мрамора и вторил стуку сердца. Да. Последнее тоже не спешило, не волновалось, и это было странно. К креслу в этом совете Эйгон стремился всю жизнь: не спал ночами и заучивал заклинания; тренировался каждую свободную минуту; внимал каждому слову отца и жадно ловил наставления именитых магистров, прибывавших в Штормовой замок на чашечку чая и бокал вина. Одним бокалом обходилось редко, и посиделки обычно растягивались на пару ночей, и юноша успевал довести опытных гостей до мозгового истощения – так, что больше те в Смоляные горы с визитом не торопились. И получилось то, что получилось: Эйгон по уровню знаний обогнал всех своих ровесников и пошёл дальше. Стиснул зубы и упорно карабкался к самой вершине – креслу верховного мага. Правда, для последнего нужно было ещё сместить Квирла. А теперь лестницу перевернули, и верхние ступеньки оказались снизу, и Тайернак вместе с ними. Но почему же сердце восприняло произошедшее столько равнодушно? Это была загадка. 

– Эйгон! 

Лачтна выбежала из малахитовой залы и сейчас стояла в паре шагов от дверей. За ней следом рванул Галвин, но, увидев, что девушка далеко не ушла, прикрыл за собой двери и замер на месте, будучи готовым распахнуть их, как только дочь Раверинуса Квирла соизволит вернуться к совету. 

Тайернак остановился, развернулся и вопросительно посмотрел на Лачтну, не делая ни шага в её сторону. С мгновенье поколебавшись, та кинулась к бывшему мужу и застыла перед ним на расстоянии вытянутой руки, не решаясь ступить ближе. Стоявший в дверях Галвин напрягся, но не двинулся с места. Лишь перевёл взгляд на пустую мраморную стену, сделав вид, что разговор двух бывших влюблённых его ни капельки не интересует; сам же ловил каждое слово и каждый шорох, и в этот раз вороне было не улететь.

– Зачем ты это сделала? – голос Эйгона был ледяным. 

– Я не могла поступить иначе. 

– Квирл заставил?

Лачтна мотнула головой – с яркого цветка, вколотого в волосы, на пол опал лепесток. Раньше Эйгон поднял бы, покрутил в пальцах и взмахом руки украсил чёрные локоны другой лилией – свежей, нежной, девственно белой. Сейчас же только отодвинул ногу подальше, чтобы ненароком не задеть увядающий лепесток носком сапога и окончательно не растоптать. 

– Отец тут не причём. Я не позволю тебе быть ни с кем, кроме меня. И... я говорила с ней.

– Что? – Эйгон напрягся. 

– Я была ночью у тебя в замке и видела её, – выдохнула Лачтна.  

– Что ты ей сказала? 

Эйгон схватил девушку за плечи, словно намеревался тряхнуть её, как пустой холщовый мешок. 

– Правду, – та коварно улыбнулась. 

– Какую, ко всем болотным мухам, правду? 

– Что судьбой ты предназначен только мне. Все остальные женщины – просто временное увлечение. И, знаешь, она со мной согласилась. Боюсь, что вернёшься ты в холодный и пустой дом, а когда одумаешься, то приползёшь обратно ко мне. Обязательно приползёшь, ведь будущее предопределено, и, как бы мы ни старались, мы не в силах изменить то, что уготовлено судьбой.

– Ты просто... – Эйгон отстранился от Лачтны и сделал шаг назад, – просто... 

– Кто? – склонив голову на бок, та вдумчиво смотрела на бывшего мужа. 

Лицо девушки скривилось, и вместо красоты молодости на первый план выступили ненависть и жгучая ревность, всё вокруг уродующие и коверкающие самые лучшие помыслы. 

Эйгон развернулся резко и не раздумывая. Разрубил последние невидимые и крайне тонкие нити, и по телу Лачтны прошёл неприятный холодок, отдающий одиночеством. 

– Иди-иди, – надменно бросила она вдогонку, но Эйгон её уже не слышал, – мои карты ещё никогда не ошибались. Без девки ты проживёшь, а вот без магии – никак. С месяц помаешься, окончательно одичаешь и поймёшь, что только я способна помочь тебе вернуть силу обратно. Тогда и поговорим... Тогда и узнаем, что победит: твои принципы или твои амбиции. А заодно и выясним, кто в итоге станет хозяйкой Штормового замка. 

Двери в малахитовую залу были закрыты. Казалось, взмахни ворона крылом, и те сами распахнутся – никакой засов помехой не будет. Но Лачтна только недовольно тряхнула кудрями и разгневанно сверкнула глазами в сторону Галвина, не спешившего впускать дочь могущественного хозяина в залу, где собрался совет. Во взгляде слуги вдруг не стало привычной лакейской угодливости. И обернулся к Лачтне он медленно, оглядел её с головы до ног, словно товар на базаре оценивал, а когда девушка уже собралась разомкнуть губы, чтобы выплюнуть слова неудовольствия, неторопливо и загадочно произнёс:

– Вы правда хотите стать хозяйкой Штормового замка? 

Глава 27. На краю пропасти

Ювелир в Тир-Арбенине попался въедливый. Сначала вставил в глаз одно увеличительное стекло, потом сменил на второе. И даже второго оказалось недостаточно – понадобилось лезть на самую верхнюю полку высоченного  шкафа и вытаскивать третье. И только удостоверившись, что вооружился самыми точными приборами, которые ни за что не подведут, ювелир устроился поудобнее в кресле и всмотрелся в оказавшийся перед ним камень.   

Вначале мастер пару раз нахмурился – Арлина нахмурилась вместе с ним. Потом промычал что-то про себя, но вторить ему Арлина уже не стала. Затем и вовсе затаил дыхание. И выдохнул лишь, когда положил украшение обратно на бархатную подушечку, перевёл взгляд на девушку и в лоб спросил:

– Вы хотите, чтобы я его оценил?          

Арлина стушевалась, никак не ожидав такого вопроса.              

– Не выйдет, да?        

Однозначно ювелир заметил подделку, иначе к чему такой суровый вид и скрещенные на груди руки?

– Не выйдет, – подтвердил мастер. – У этого камня нет цены. А если и есть, то ни у одного человека в мире, даже у самого богача Алистера де Врисса, если вы о таком слышали, не хватит денег, чтобы расплатиться за него. Это розовый бриллиант, миледи, и этим всё сказано. Смотрите, как играет на свету. Будто слёзы превратились в кристаллики льда и теперь сверкают, и искрятся. Я не могу оценить такую вещь, уж простите. 

Кусочки головоломки соединились, и всё сошлось. Обман с его стороны, чтобы очернить Мартана. Такой неуклюжий, по-детски глупый и наивный, но всё же обман. Ещё один кирпичик в идеально выстроенной ловушке, которую он подстроил, а она попалась?..

***

– И ты поверила?! – Мартан воткнул меч в твёрдую глину, укоризненно посмотрел на кутавшуюся в плащ девушку и покачал головой. 

Они проговорили уже столько времени, что солнце успело уйти за горы, уступив место неестественно яркой луне. Позади остались костры, вокруг которых дремали стражники вместе с капитаном Сайнортом, впереди маячили башни неприветливого Штормового замка, а прямо под ногами страшную пасть разевал каменный обрыв, вдоль рваного края которого росло несколько тощих и кривых ёлок. Пара шагов вперёд – сорвёшься в пропасть, а там, на дне, сплошная чернота и вороньё. 

– У меня был выход? – девушка поёжилась. Плащ хоть и грел отменно, но от одного взгляда некогда горячо любимого жениха почему-то стыла кровь в жилах и зубы сводило – не разомкнёшь. 

Она уже всё объяснила Мартану, объяснила не раз и не два. Хоть и сбивчиво, путано, но рассказала про сон, враньё гадалки, эликсир и даже про кольцо. И с каждой новой минутой лицо принца серело всё более, лоб морщился, а когда дело дошло до того, чтобы объяснить, зачем она одна и через дремучий лес рванула в Тир-Арбенин к ювелиру, Мартан и вовсе напрягся и выдохнул только, когда Арлина завершила рассказ. Не поведала девушка только об одном… О внезапно нахлынувших чувствах к Эйгону Тайернаку – чувствах, за которые теперь она себя ненавидела, но слаще которых ранее ничего не испытывала.  

– Был, – огрызнулся Мартан, но тут же взял себя в руки и повторил уже совсем другим тоном, – был. Не соваться к той грёбаной ведьме и не забивать себе мозги всяким бредом. 

– Я свой сон бредом не считала, – неожиданно жёстко ответила Арлина. Настолько жёстко, что и сама удивилась. Таким тоном говорил отец, когда обсуждал с делягами условия договора и настаивал на своём; таким же тоном оправдывалась и она сейчас перед тем, чьей женой хотела некогда стать.

– Ладно-ладно, – нехотя осёкся Мартан, взял холодные ладони девушки в свои горячие и пахнущие смолой и шишками, поднёс к губам и согрел дыханием. – Вернёмся к костру, – прошептал он, нежно поглаживая тоненькие девичьи пальцы, – согреемся и поедем домой. Ты достаточно намучилась в этом месте. Теперь я тебя нашёл, и всё будет так, как мы задумывали. 

Внезапно, споткнувшись о серебряное колечко на безымянном, принц помрачнел, а после приподнял руку девушки и внимательно всмотрелся. Выгравированные на древнем наречии буквы заиграли в лунном свете, а сам металл начал переливаться и волшебно сверкать. Но Мартана интересовал вовсе не сказочный блеск. Решительным движением стянув кольцо с пальца бывшей невесты, принц подкинул его ладони и крепко зажал в кулаке.

– Вот настоящая дешёвка, – сквозь зубы процедил он, – и выбросить не жалко. 

– Отдай, – Арлина потянулась за кольцом, но Мартан шустро отвёл руку.

– Оно тебе дорого? – Мартан сверлил Арлину недоверчивым взглядом.

– Отдай, говорю. Оно моё, и мне решать, что с ним делать.

Но Мартан поднял руку ещё выше. Прыгай – всё равно не дотянешься. 

– С каких пор любящая роскошь Арлина де Врисс стала проявлять внимание к дешёвой мишуре?

– Уже не де Врисс, – снова жёстко, и это опять было неожиданно. Арлина была бы рада сменить тон или даже забрать сказанное обратно, но в той магии она была бессильна, впрочем, как и в любой другой. 

– Не де Врисс, – издевательским тоном подхватил Мартан. – И я буду снисходителен и прощу тебе измену, ведь в том уродливом замке тебя удерживали насильно.

– Не перевирай мои слова.

– Что? Уже не силой? По доброй воле жила с чудовищем?

– Мартан! – Арлина не выдержала и стиснула кулачки.

Ударить бы его прямо в грудь, чтобы, наконец, понял, почему она терпела всё то, что пришлось терпеть. Или он всё понял, но ревнует и оттого издевается?

– Так, я запутался. – Уголки губ принца презрительно скривились. – Все последние часы ты только и делала, что пела мне о том, как жестоко с тобой обошлись. Как обманули, посмеялись и против воли распорядились твоей судьбой… и телом, как я понимаю, –  добавил Мартан многозначительно. –  Я мчался к тебе столько дней и ночей, а ты даже обнять меня при встрече не соизволила и только и делаешь сейчас, что дрожишь из-за куска дешёвого металла.

И Мартан смачно и громко плюнул на землю, намереваясь попасть на ворох поломанных еловых веток, но угодил прямо себе на сапог.

– Это мой кусок дешёвого металла, – упорно гнула свою линию Арлина. – И силой меня там никто не держал. Я объяснила тебе, что сама слепо верила в то, что мне навязали. Но, пожелай я уйти, ушла бы без преград. А теперь отдай кольцо. И забери свой подарок.

Арлина вытащила из мешочка розовый бриллиант и протянула принцу. 

Мартан покачал головой, шагнул к девушке, крепко обхватил её за талию, обдал горячим дыханием и страстно зашептал:

– Я не за кольцом сюда шёл, а за тобой. И я отомщу любому, кто посмел тебя обидеть.

Их губы почти соприкоснулись, как вдруг Арлина резко отвернулась и сделала попытку высвободиться.

– Перестань, Мартан, – уже не жёстко, а умоляюще просила девушка. – Я не могу пойти с тобой.

– Ты моя невеста, – продолжал жарко шептать тот, ещё крепче прижимая к себе Арлину и касаясь влажными губами её шеи, – и только моя…

– Я его жена, – еле успевая уворачиваться, отвечала девушка, понимая, что совладать с силой принца не сможет.

– Это не помеха…

– Я должна вначале разобраться с ним.

– Я сделаю это за тебя.

– Мартан, послушай же меня!

Удар кулачками в грудь, и он остановился, немного отстранился и заглянул в полные слёз глаза. С мгновенье посомневавшись, вдруг нахмурился, лицо стало каменным, а глаза злобно прищурились, и тоненькие полоски губ изогнулись, будто пробовали горькую редьку.

– Ты… – принц медлил с вопросом. 

– Вот ты где! – раздался сварливый голос прямо над головой, и оба – Мартан и Арлина – посмотрели вверх.

Там, на голом суку ободранной ели, сидел, сложив крылья, Грибо и гневно сверкал глазищами. 

– Ночь на дворе, волки по лесам шастают, а я должен не спать и нос морозить, чтобы её найти! Не дай мухи болотные, хозяин домой вернётся, а тебя нет. Кто отвечать будет? Правильно, Грибо... Вечно Грибо должен отдуваться. 

Мартан тихонько отодвинулся от Арлины, осторожно шагнул в сторону, схватился за рукоять меча и вытянул тот из глины. 

– Это что ещё за чучело? – брезгливо спросил принц. 

– Какое ярко выраженное хамство! – возмутился горгулья, перелетая на сук ниже, а из-под цепких кривых когтей на голову Мартана посыпалась сухая кора. – Вы, юноша, тоже почему не спите? Чего по чужим жёнам шастаете? А ты помалкивай! – Грибо одарил Арлину осуждающим взглядом. – Видел я, как ты с ним тискалась.

– Так лорд Тайернак ещё не дома? – делано равнодушно задала вопрос девушка, а у самой в груди закипала злость вперемешку с ревностью.

В памяти всплыло видение в бокале с выдохшимся вином. Пошла вторая ночь, а он возвращаться не торопится. Он там? С ней? С той лохматой, при каждом шаге звенящей, словно к обеду зовут? Гладит её волосы, прижимает к себе и шепчет что-то приторно сладкое на ушко, как он умеет шептать. Арлина мотнула головой, прогоняя неприятные сердцу воспоминания. Капюшон спал, неприятные воспоминания остались.

– Тебе повезло, что милорд ещё не дома, – подхватил Грибо, покачиваясь на скрипучих ветках. – Ежели хоть на крохотное мгновенье позже него вернёмся, подпалит нам все уши и хвост. Тебе-то волноваться не о чем: хвоста нет, да и колечко защитит, а я последнего лишусь. Буду сидеть, как курица в курятнике у Лавиндеров. Без хвоста.

Горгулья резко умолк, стрельнул взглядом по бледным рукам Арлины, даже не затянутым в тёплые перчатки, и насторожился.

– А где кольцо? – прокаркал он, волнительно хлопая крыльями и щёлкая жёлтыми зубами.

Арлина перевела взгляд с потрёпанной ёлки на бывшего жениха. 

– Мартан, отдай. 

– Это? – Кулак разжался, на ладони заискрилось в лунном свете серебро. – И что в нём такого? Даже бриллиантовой крошки нет. Для ставки в игре по-крупному не сгодится, только на запонки переплавить.

Ветер просвистел прямо над головой – Арлина зажмурилась, но ей опасаться было нечего. Грибо, примерившись, слетел с насиженного места, выпустил острые цепкие когти и рванул вниз, к руке Мартана, надеясь сцапать волшебное колечко. Задеть удалось, однако, только пальцы принца, которые тот успел сжать обратно в кулак. От боли Мартан вскрикнул, скривился и злобным взглядом вперился в кровоточащие царапины.

– Ты мне сейчас за это ответишь, – пригрозил принц, крепко сжимая в другой руке меч. – Стража! – громкий крик в сторону леса и костра, и капитан Сайнорт вздрогнул, открыл глаза и вскочил на ноги.

– Не трогай его, Мартан!

Арлина бросилась к бывшему жениху, вставая между ним и неуклюжим некрасивым горгульей.

– Отойди. – Девушку грубо схватили за плечо и оттолкнули в сторону. – Этот урод испортил мне руку.

– Просто отдай кольцо, а раны пройдут. Не такие и глубокие.

– Отдать кольцо? – Мартан снова разжал кулак.

Несколько капелек крови упало на посеребрённую инеем редкую траву, застывая там подмороженной клюквой. Мартан поморщился то ли от увиденного, то ли от боли, метнул полный ненависти взгляд в сторону Грибо, втянувшего голову в плечи, и нагло ухмыльнулся.

– Если оно ему так нужно, то пусть попробует вначале поймать.

И подбросил кольцо высоко в воздух.

Сильные лапы оттолкнулись от земли – Грибо резко взмахнул крыльями и рванул ввысь. Колечко заблестело в свете луны так ярко, что впору было прикрыть глаза рукой, чтобы не ослепнуть. Но то была лишь короткая вспышка, на миг осветившая голый лес и бездонную пропасть, и тут же погасшая. А кольцо начало падать обратно.

Острые когти чуть не задели голову – Арлина пригнулась, а Грибо вытянул вперёд лапу, пытаясь схватить бесценный артефакт, но Мартан был тут как тут. Уверенный взмах мечом – лезвие сверкнуло и разрезало воздух, задевая широкое, покрытое бородавками, крыло. Грибо взвизгнул и камнем рухнул на землю. Вслед за ним упало и серебряное колечко. Подскочило на твёрдой глине, упало снова и откатилось прямо к сапогу Мартана.  

– Ваше высочество, вы в порядке?

Тяжело дышавшие стражники выскочили из леса, заозирались по сторонам, выискивая, за какой ёлкой могла скрываться опасность, и, не обнаружив ничего, наставили мечи на барахтающегося в пыли Грибо, одно крыло которого было сломано, второе – рассечено надвое. 

– В порядке.

Мартан нагнулся, поднял кольцо, вытер его о ткань походного кафтана и положил в карман.

– Ты и ты, – принц ткнул пальцем в двух стражников повыше и пожилистее, – отведите миледи к костру и седлайте лошадей. Возвращаемся в Атоль. Я достаточно много убил сегодня времени на разговоры. Теперь хочу согреться вином и понежиться в постели. А этому, – Мартан указал острием меча на раненого Грибо, – свернуть шею!

– Не трогай его, – шипела Арлина, отбиваясь от напористых стражников, схвативших её за руки и крепко-крепко державших. – Он тебе ничего не сделал. 

– Не сделал? – Мартан хмыкнул. – Да вы только посмотрите на его рожу, капитан Сайнорт, – обратился принц к командиру. – Этот страшила рассёк мне руку, не исключено, что в когтях яд. У вас есть что-нибудь от каменистых гадюк? 

– Вот, ваше высочество. 

Капитан протянул пузырёк с коричневой жидкостью. Откупорив его зубами, Мартан вылил почти половину на раны на ладони. В местах царапин неприятно защипало. 

– Мерзкая тварь чуть не перегрыз мне горло, – добавил принц, возвращая склянку капитану. 

– Ты всё врешь! Ничего он тебе не сделал и даже не собирался! – вскрикнула Арлина и со всей силы дала каблуком по ноге одного из солдат, чтобы высвободиться. Но что каблук башмака против плотного голенища сапога?

– Убить гада! – распорядился Мартан, кивая в сторону Грибо. – Одним чудищем будет меньше. 

Холодная сталь отразилась в узких зрачках поникшего горгульи, а вместе с ней и серебряная вспышка, а следом и столп бело-голубых искр, вырвавшихся откуда-то из лесной чащи и ударивших прямо в меч, занесённый одним из стражников над головой крылатого существа. Раскат, подобный грому, – и меч рассыпался прямо на глазах у обомлевшего воина и мелкой пылью рассеялся по сторонам.  Ещё несколько вспышек, и заламывавшие Арлине руки стражники вскрикнули и превратились в склизких червяков, тут же юркнувших под огромный валун. 

Мартан заморгал, прогоняя временную слепоту, и осторожно повернул голову в сторону леса, откуда подул холодный, пробирающий до самых костей, ветер.

Припорошенная инеем трава хрустела и ломалась под каждым неспешным шагом. Алмаз на набалдашнике трости взрывался мириадами искр и неистово шипел. Тоненькие белые нити паутиной сплелись на мерцающей вершине волшебного камня и готовы были по первому же приказу хозяина снести всё вокруг или, как минимум, превратить в головастиков. 

Эйгон вышел из чащи и остановился. Его лицо было напряжено, серые глаза потемнели и стали чернее ночи, а в голосе звенел металл.  

– Кто шевельнётся, будет следующим.

Никто и не думал двигать ни пальцем, ни ногой, ни просто носом шмыгнуть. Все застыли, каждый на своём месте, и только Грибо подскочил и мелкими шажками заторопился подальше от стражи принца за спину хозяина, где оказался в полной безопасности.

– Его высочество принц Мартан, если я всё верно понял?

Металл в голосе Тайернака плавиться не собирался. И то было со стороны мага не полное учтивости приветствие, сделанное с соблюдением всех правил приличия, а подачка, небрежно брошенная, словно кость клыкастой собаке, от которой толку уже давно никакого, даже лай раздражает, а кормить надо. Ответ от Мартана последовал незамедлительно и по степени язвительности был не хуже.

– Эйгон Тайернак? Я, признаться, думал, вы поморщинистее будете. И горб побольше. Или старую шкуру на молодую меняете только по ночам, чтобы чужих невест портить?

– Чем обязан? – оскорбление было молча проглочено, но алмаз на набалдашнике трости грозно заурчал.

– А вы упорно делаете вид, что не понимаете?

– Единственное, что я сейчас понимаю, так это то, что у моего горгульи покалечены крылья, а моя жена под утро будет ходить с синяками на руках.

– Жена? – фыркнул Мартан. – Эту замученную девушку, одетую беднее служанки при дворце, обманутую и околдованную, вы смеете называть женой? Она – несчастная жертва вашей тонкой игры, лорд Тайернак. Игры, где победителем выходите только вы, а все остальные вынуждены страдать. Но я этого так не оставлю.

– Что же вы сделаете? – хмыкнул Эйгон, а паутина на кончике алмаза заволновалась и зашлась треском, предвкушая новую жертву.

Шелохнуться боялись все. И все только и делали, что зачарованно и до дрожи в коленках смотрели на бурлящий клубок волшебной силы, то увеличивающийся, то уменьшающийся, и не знали, что делать. Капитан Сайнорт и рад был бы взять принца за локоть да отвести в сторону, но куда там! До его высочества было не дотянуться – слишком далеко стоял. Цокнуть языком, чтобы привлечь внимание, но не купится: взгляд прикован к тому, в чьих руках сейчас сила, донельзя уверенному в себе и без толики сомнения превращающему всё, что движется без его на то ведома, в склизких гадов.

Но один человек оказаться в компании скользких ползучих не страшился: Арлина подобрала подол платья, шагнула к мужу и, остановившись в футе от него, со всего размаха врезала по лицу. Удар пришёлся на до сих не прошедший синяк, и Эйгон понял, что листа подорожника, заботливо предлагаемого Чарсвином на совете, ему ещё долго будет не хватать.

– Это за обман.

Вторая пощёчина и опять со всей силы. Обескураженные стражники только и успевали, что глазами хлопать от удивления, а Мартан напрягся.

– Это за твою цыганку. А эта, – ладони Арлины ныли от боли, но сдерживаться она более не могла, – за то, что две ночи под ёлками торчал и домой не спешил.

Эйгон перехватил руку жены.

– Третьей я не заслужил.

– Значит, про любовницу и обман правда? – распалялась Арлина, забыв про всех и про Мартана за спиной, который с нескрываемым любопытством наблюдал за происходящим. Лицо принца вытягивалось при каждом новом услышанном слове, а глаза беспокойно бегали из стороны в сторону, чуя неладное, и мозг лихорадочно соображал.

– Я собирался всё объяснить по возвращении...

– Ничего ты не собирался, – выплеснула Арлина. – Ты и возвращаться не торопился. И как прошёл совет? Удачно? На все прохудившиеся крыши сдали средства?

– Я действительно собирался обо всём рассказать.

– Опоздал. Мне уже поведали и во всех подробностях.

– И про него тоже? – Эйгон резко сменил тему, ткнув тростью в принца.

Мартан вскинул голову и вызывающе посмотрел на Тайернака. Ладонь, в которой лежала рукоять меча, стала потной от волнения, но как подступиться к магу и заставить того замолчать, принц придумать не мог.

– Здесь и подсказок не надо; сама всё выяснила, – рубила Арлина. – Ты и тут врал мне. Днём я была в Тир-Арбенине, обошла всех известных ювелиров, и каждый подтвердил мне, что бриллиант настоящий.

Мартан жадно ловил каждое слово, переводя полный ненависти взгляд с мага на бывшую невесту и обратно. Всё складывалось совсем не так, как он себе воображал: девица, бегавшая за ним, словно собачонка, расписалась в верности другому и хоть того и изо всех сил песочила, голос её был полон жгучей ревности, а, значит, любви, а глаза – слёз, за которыми скрывалась бескрайняя нежность.

– Сейчас камень настоящий, – низким голосом подтвердил Эйгон.

– А любовница?

– Между нами давно ничего нет. А то, что было, осталось в прошлом.

– Это правда? – Арлина едва дышала. 

Её пальцы легли на его щёку, которая ещё горела от недавнего удара, скользнули вниз к шее, потом прошли по линии подбородка и поднялись к губам. Пальцы так сильно дрожали, и в их прикосновениях было столько едва сдерживаемой страсти, что Тайернак не выдержал, взял руку девушки в свои – горячие и крепкие – и прижал к сердцу.

– Дашь мне ещё один шанс?

А чёрные глаза вновь стали бархатисто-серыми – такими, какими она их знала по ночам, когда тонула в бездонной глубине их взгляда, и по телу разливалось сладкая нега.

– Взять его, – хрипло выдавил Мартан, а глаза налились кровью.

Арлина вздрогнула, выпустила руку из объятий мужа и развернулась к принцу.

– Взять, – повторил тот.

Стражники опасливо переглянулись и отступили назад.

– П-простите, ваше высочество, – заикаясь, пролепетал один, – но у меня жена и дети, и слизняками становиться совсем не хочется.

– Трус, – скривился Мартан. – Пошёл отсюда! Быстро! И остальные, у кого коленки подкашиваются, вместе с ним! Не то я сам превращу вас в куски мяса!

Второй раз повторять не пришлось – стражники только того и ждали. Побросав мечи, кинулись в сторону леса и, не разбирая дороги, понеслись, куда глаза глядели: кто вправо, кто влево. Остался только капитан Сайнорт, но и тот дрожал, как осиновый лист.

– Я пришёл сюда за своей невестой, – процедил принц, – и без неё не уйду.

– Кажется, мы с вами уже решили этот вопрос, ваше высочество. – Эйгон старался держать себя в руках. – Вы ведь получили моё письмо? Вам мало?

– Я жду, Арлина! – игнорируя вопрос мага, крикнул Мартан. – И твой отец, кстати, тоже, – добавил он, растягивая губы в коварной улыбке.

Девушка вздрогнула.

– Что с отцом? Он болен?

– Его состояние крайне незавидное. Старик совсем рехнулся, узнав, что ты бежала. На этой почве тронулся умом и всё повторяет твоё имя, надеясь, что ты вернёшься. Ему же невдомёк, что блудной дочери на него плевать. И если я готов твоё предательство стерпеть и простить, то его сердце точно не выдержит.

– Мне надо к отцу. – Арлина умоляюще посмотрела на мужа. – Ты слышал, что он сказал?

– Ни одно его слово не стоит поспешных действий.

– Ей надо к отцу! – сорвался Мартан. – И она пойдет вместе со мной.

– Если я позволю, – отрезал Эйгон.

Вызов был брошен. Мартан шагнул в направлении мага. А где первый шаг, там и второй. Где второй, там и третий. Сердце капитана Сайнорта ойкнуло при виде, как руки принца крепко обхватили рукоять меча и занесли его над головой для, возможно, единственного удара, прежде чем присоединиться к червям под валуном.

Трость дрогнула в руке Тайернака, с алмаза сорвался сгусток белой энергии и шаровой молнией ударил в принца. И в то же мгновенье взорвался и рассыпался миллионами белых брызг, что тут же осели на землю и погасли, теряя свою силу. Мартан хмыкнул и дерзко посмотрел на Эйгона.

– Я не червяк и даже руки-ноги целы? Как все просто-то, а?!

Тайернак спешно схватил левую руку жены и, не увидев на безымянном пальце защитного кольца, нахмурился. Вся магия, с помощью которой он мог бы разделаться с ненавистным принцем за одну секунду, была бессильна. И Тайернак вместе с ней.

Оттолкнув Арлину в сторону, Эйгон шагнул навстречу Мартану. Белая трость начала меняться прямо на глазах: алмазный набалдашник вытянулся в сверкающий клинок, острый и крепкий, жаждущий крови; от былой элегантности белого дерева не осталось и следа – её место заняла грубая сталь, готовая рубить всё на своём пути.

– Эйгон, нет! – крикнула Арлина, а сердце сжалось, и к горлу подступил непонятный, неприятный комок.

Броситься и встать между ними – вот единственный выход. Тогда, может, опустят мечи и успокоятся. Но стоило девушке об этом подумать, как Тайернак, словно прочитав её мысли, обернулся, и от одного его взгляда по земле поползли огненные змейки, начали разрастаться и затягиваться в плотное кольцо.

Арлина заметалась из стороны в сторону и от отчаяния кусала губы в кровь. Она стояла на крохотном островке чёрной земли, усыпанном опавшими еловыми иголками и разворошенными шишками, отрезанная от Эйгона и Мартана стеной полыхающего огня, и не могла ничего поделать. Алые языки пламени вознеслись чуть не до верхушек деревьев, потом опали и задёргались в дикой пляске, словно ритуальном танце, вознося хвалу то ли жизни, то ли смерти.

Никогда ещё Арлине не было так страшно. Не за себя – плевать на неистовое пламя. Плащом бы сбить огонь, чтобы вырваться из жаркой клетки, но что кусок ткани, пусть и плотной, против такой силы? Песка бы, но под ногами только редкая пыль да твёрдая глина, которую не выкорчевать. Дождя бы или снега, но небо, как назло, ясное, а на том небе – лишь звёзды и яркая луна, медленно ползущая к границе между созвездиями волка и полевой мыши.

Мечи скрестились, высекая слепящие искры. Удар за ударом – сталь накалилась, но останавливаться ни Мартан, ни Эйгон не собирались. Злость обоих распалялась с каждой новой секундой, а ненависть друг к другу, которую до этой встречи каждый упорно прятал в себе, росла, и обоих было не сдержать. Слова были бессмысленны – сталь звенела так, что крика не разобрать. И вклиниваться меж двух противников – только себя калечить: ни один из тех двоих не будет разбираться, что там мельтешит по правую руку. Замахнётся и рубанет сгоряча, будь то мышь или человек.

Двумя рывками Эйгон откинул Мартана к краю пропасти. Принц оступился, но устоял, а несколько мелких камешков выскочили из-под сапога и полетели на чёрное дно. На другом конце обрыва в серебристом лунном свете сверкнули башни Штормового замка; Эйгон перехватил меч сильнее и обрушился на принца. Лязг стали резал слух. Удар. Ещё один. И следом третий. Без паузы, без перерыва и без шансов на компромисс.

Сквозь неровную стену пламени невозможно было что-либо разглядеть. Арлина закусила губу и попыталась выскочить из огненной клетки в том месте, где стихия начала слабеть, но та, словно прочитав мысли девушки, выбросила к небу новый столп огня и принялась бушевать с удвоенным усердием, не позволяя к себе подступиться даже на расстояние вытянутой руки.

Противники поменялись местами: теперь Мартан наступал, а Эйгон шаг за шагом придвигался к краю. Злость обоих не ослабевала. Глаза принца горели безумием; глаза мага – ненавистью.

По-зимнему холодный ветряной вихрь промчался по верхушкам голых елей и взметнулся в небо; за ним тянулись грузные тучи. Лунный диск качнулся и коснулся краем созвездия полевой мыши. Серебряная молния рассекла чёрное небо, а оглушительный гром заставил всех вздрогнуть.

Эйгон замер на месте. Сотни невидимых игл одновременно пронзили тело, и снова неистово зажгло руку, которой недавно касался Квирл. Тайернак выронил меч. Ноги не слушались – они, будто, приклеились к земле: не сдвинуться ни на шаг. Ладони горели. Сердце разрывалось на части, а голову кружило. Перед глазами всё плыло, а когда удалось тряхнуть головой, прогоняя так некстати налетевшую слабость, то расплывчатые очертания вернули себе крупицу былой чёткости, но лучше от этого не стало. По спине мага прошёл неприятный холодок, и уже плевать было и на боль в теле, и на пламя в руках. Тайернак понял, что неизбежное случилось. И случилось в самый неподходящий момент.

Великолепный клинок, рухнувший в пыль, менялся на глазах: терял былую элегантность и белый цвет, превращался в кривую палку, каких много встретишь в лесу и на которые едва обратишь внимание, пройдёшь мимо или, в крайнем случае, подберёшь, чтобы подбросить в догорающий костёр. Помутневшим взглядом Эйгон обвёл всё вокруг себя: чары разрушались, заколдованным стражникам возвращался их прежний вид, а Грибо – его исходное обличие. Маленький горгулья застыл на изрытой когтями глине, подмял под себя лапы и стремительно превращался в камень. В статую, коих в Штормовом замке было несколько десятков, безжизненную и пустую.

– Грибо... – с трудом разомкнув обветренные губы, только и смог выдавить Тайернак.

Во взгляде горгульи промелькнула прощальная улыбка.

– Всё правильно, хозяин, – пролепетал тот, глядя, как каменеет хвост. – Ведь я – часть вашей магии. Всё правильно…

Серые змейки облепили уже половину тела, добрались до головы, и горгулья навсегда застыл уродливым изваянием, которому место только в подвале среди паутины и ненужного хлама.

Рубящий удар – Мартан недолго сомневался и не рискнул тратить время на выяснение причин происходящего, рассёк камзол Эйгона в одно касание острым клинком, а вместе с ним и грудь. Тайернак хрипло выдохнул и изумлённо попятился. Пронзительный крик сорвался с губ Арлины, а Мартан прокрутил в руке меч, ткнул им прямо в сердце несопротивляющегося противника и толкнул того к краю обрыва.

Луна металась на небе, прячась в низких тучах и сверкая между ними серебром. Ночная чернота перемежалась с серебряными вспышками, раздражая полные слёз глаза. Чёрное, белое, чёрное, белое… и так попеременно и не переставая. Всё, как в том сне, только теперь наяву и в сотни раз страшнее. Лучше бы это был сон, лучше бы он никогда не прекращался, лучше бы видеть его каждую ночь и каждое утро просыпаться в холодном поту, но только навсегда стереть из жизни последние минуты, прокрутить время вспять и не дать свершиться тому, что свершилось.

…Мартан вытер порванным рукавом горячее и мокрое лицо, шагнул к поверженному, бездыханному, лишенному силы и жизни магу, рухнувшему перед принцем на колени, и криво усмехнулся. Отшвырнул в сторону меч, наклонился, стянул с пальца Эйгона искрящийся перстень с рубином. А после упёрся ногой в исполосованную грудь и столкнул Тайернака на дно пропасти. Стая голодных чёрных ворон взметнулась в небо и, громко каркая, закружила вокруг. Подошва дорогого сапога замаралась в тёплой крови.

Волшебное пламя сходило на нет, и захлебывающаяся от слёз Арлина, перепрыгнув через пригнувшиеся к земле всполохи, бросилась к той границе, где заканчивалась жизнь и начиналась смерть. Она бы бросилась и следом за Эйгоном, туда, на чёрное дно, где хлопали крыльями вороны и царила непроглядная мгла, но Мартан вовремя перехватил.

– Ты… – задыхаясь, выплеснула Арлина.

Ненависть к тому, кто стоял совсем рядом и кто ещё в начале осени был дороже всех на свете, хлестала через край. И в тот же миг кулаки пошли по груди принца, потом разжались, но ногтям было не под силу прорваться сквозь плотную ткань дорожных одежд. Ледяные пальцы потянулись к лицу, но расцарапать тоже не удалось – принц только сильнее сжал девичьи руки и не дал к себе прикоснуться даже мизинцем.

Глаза Арлины яростно горели, плевок осел на щеке Мартана, но тот только нахмурил лоб и толкнул девушку на груду валунов. Удар пришелся на бок – Арлина охнула и осела на землю, застонав от боли. Попытка подняться оказалась тщетной – боль была сильнее, как бы Арлина ни морщилась и ни старалась её превозмочь. Слёзы на лице смешались с грязью, а глаза, не отрываясь, смотрели туда, на край пропасти, словно ожидали чуда. Но чуду не суждено было свершиться.

– Забери, – сипло выдохнула Арлина, вытащила из кармашка ненавистный розовый бриллиант и швырнула его под ноги принцу.

Тот лишь свысока посмотрел на кольцо, поддел носком сапога и пнул в бездну.

– Твоему бывшему напоследок, – Мартан зашёлся смехом. – Прав был Ланс, тот ювелир – мастер своего дела. Так камень подменить, что ни один знаток ни в Тир-Арбенине, ни в Атоле подделку не прочухал. Зато твой муженёк как-то сообразил, что бриллиант фальшивый. А настоящий я проиграл, – довольно бросил принц Арлине и грубо дёрнул за руку. – Вставай. Мы возвращаемся в Атоль.

– Я никуда с тобой не пойду, – сквозь зубы процедила девушка.

– Ты меня не расслышала? Я проиграл настоящий бриллиант…

– И что? – плевалась Арлина.

– Я мно-о-го проиграл, – многозначительно протянул Мартан. – Твой Тайернак так тебя хотел, что выкупил весь мой долг. И чем ты его так покорила? Носом что ли? Он думал, что я в обмен отступлюсь от тебя.

– А ты что же? – Арлина облизнула сухие губы.

Девушка вслушивалась в каждое слово, лихорадочно соображая и складывая в голове детали новой, ещё более страшной, головоломки. Всё происходящее казалось бредом, кошмарной сказкой, но то была вовсе не байка и не ночная страшилка, конец которой будет обязательно счастливым.

– Каким же идиотом надо быть, чтобы отказаться от коровы, дающей золотое молоко? Ну, – безжалостно подгонял Мартан, – вставай живее! Хочу успеть швырнуть тебя твоему отцу до нового феникса. А дальше посмотрим, насколько де Врисс сговорчив будет. Может, придётся вам обоим в темнице гнить.

– Что ты сказал? – Арлина смотрела на бывшего жениха затравленным зверем и отказывалась верить в услышанное.

– Так ты не знаешь… – присвистнул принц. – Ланс не проболтался, видимо. Твой отец гниёт у меня за решёткой. Ваша семейка унизила наш род перед всем высшим светом, и толстосум отказался за это платить. Так что, – Мартан присел на корточки рядом с девушкой, дотронулся до её острого подбородка и приподнял, заставляя смотреть себе в глаза, – надежда одна на тебя, Арлина. Не пойдёшь со мной, откажешься выполнять всё, что я потребую, гнить твоему отцу и дальше среди крыс и грязи. Ну, или я могу сделать с ним то же самое, что сделал с твоим никудышным магом. А пойдёшь – возможно, я буду милостив и соглашусь вас отпустить за всё ваше золотишко.

– Ты мразь, – выдавила девушка, сверля принца ненавидящим взглядом.

– А ты думала, я тебя любил? – издевался тот. – Капитан Сайнорт, седлайте лошадей. Этим двоим, – принц ткнул пальцем в воскресших из слизняков солдат, – по возвращении по кружке пива и дюжине золотых. А тех, что, как крысы, сбежали, найти и вздёрнуть на центральной площади перед всей толпой, чтоб впредь неповадно было.

– Ваше высочество, – капитан позволил себе смелость, робко кашлянул и зашептал принцу на ухо, – а как же Лансель? Он заточён в том страшном замке, вы же не оставите его там?

Мартан устало посмотрел на верного слугу, наморщил лоб, о чём-то усердно думая, затем разжал кулак, в котором лежал рубиновый перстень Эйгона, подбросил драгоценную вещицу на ладони и победно выдал:

– А вы дело говорите, капитан Сайнорт. У Тайернака, явно, не один такой камушек в закромах припрятан. Зачем они ему мёртвому-то? А нам пригодятся. Идём в замок! – скомандовал принц и направился к лошади.

Его вело из стороны в сторону, покачивало; он был уставшим, но безумно довольным.

– И позаботимся о Лансе, – себе в усы добавил капитан, поначалу насупившись, что его высочество вспомнил лишь о наживе и совсем забыл о его сыне, но тут же ту обиду проглотив, списав случайное равнодушие на чрезмерное возбуждение.

– Лошади готовы, ваша милость, – отрапортовал капитан и покосился в сторону Арлины. – А с девчонкой де Врисс что делать?

– Берём её с собой, – ответил Мартан, поправляя поводья. – Да смотрите, чтобы она у вас по дороге не сбежала. Она дикая стала, кусается и царапается, – добавил он, ухмыляясь, а во взгляде проскользнула похоть. 

Глава 28. Вдребезги

Тяжёлые двери с первого пинка не отворились. Пришлось приложиться плечом. А когда одна створка поддалась и скрипнула, Мартан ввалился внутрь холодного и пустого замка, огляделся, победно развёл руками и громко покричал:

– Есть кто? Где слуги? Почему не встречаете высоких гостей?          

– От тебя сбежали, – огрызнулась Арлина и прикрикнула на стражников-бывших слизняков: – Убрали руки от меня! Оба!

Те только повернули головы в сторону принца и, стоило тому одобрительно кивнуть, отпустили девушку.   

– Как-то тут дико.    

Мартан провёл пальцем по статуе горгульи, стирая пыль.      

– Настоящее логово сплошных чудовищ и уродцев! У одного нос кривой, у другого зубы в пол тела, у третьего вообще всего один глаз…

– Чудовище здесь ты, Мартан! – отрезала Арлина. – Других не вижу.   

– Оставьте нас! – прикрикнул принц стражникам, и те мигом исчезли. 

– Так, значит, я чудовище? – вкрадчиво начал он. – Тебя держали в этом жутком месте в условиях, хуже не придумаешь. Посмотри на себя! Платье бедное и дешёвое, руки грубые и в мозолях, волосы не уложены… В моём замке ты была бы принцессой, а здесь ты не лучше служанки.

– В твоём замке я была бы твоей игрушкой! Коровой, которая даёт золотое молоко, так, кажется, ты изволил выразиться.

– Это, как договоримся, – прищурился Мартан. – С тобой и с твоим папашей. Будете сговорчивы – будешь жить, как королевская особа, а нет – сгниёте оба среди крыс и сырости.

Арлина фыркнула.

– Ты настолько наивен, что думаешь, я за тебя выйду?

Теперь настала очередь Мартана довольно скалиться.

– А ты настолько наивна, что думаешь, я захочу снова на тебе жениться?

Принц подошёл к Арлине настолько близко, что та ощутила кожей его тяжёлое дыхание, и даже в носу защекотало от запаха крови с его одежд. Защекотало настолько сильно, что закружилась голова и подкосились ноги.

– Ты можешь стать моей прислужкой. Полотёркой, например, или прачкой, – продолжал издеваться Мартан. – Не хочешь полотёркой – можешь просто развлекать меня, когда мне вдруг станет скучно. А можешь совмещать оба занятия – мне будет только вдвойне приятно видеть, как дочь влиятельного толстосума днём драит полы, а ночью исполняет все мои прихоти. Со своей стороны постараюсь быть нежным и снисходительным, как и подобает королевской особе, но не обещаю. Ты же понимаешь, – и Мартан коснулся горячими пальцами щеки девушки, обжигая нежную кожу, – за моё расположение надо платить. И скупиться я бы не советовал.

– Сколько тебе нужно? – Арлина отшатнулась от ненавистного принца. – Обещаю, что отдам всё, только оставь нас с отцом в покое.

Губы Мартана растянулись в довольной улыбке – мышь была поймана и сидела в клетке под надёжным замком. С какой стороны ни крути – пленнице никак не выбраться на волю, если только хозяин не соблаговолит отпустить. Но торопиться с последним Мартан не думал. Напротив, как кот, растопырил лапу, демонстрируя острые когти, и дал понять, что намерен вдоволь наиграться со своей жертвой прежде, чем протянуть ей ключ.

– Вот, давай, и проверим, сколько ты готова заплатить за свободу. – Мартан сжал запястье девушки так, что та охнула от боли. – Где Тайернак хранил фамильные драгоценности?

– Я не знаю, – морщась от боли, пробормотала Арлина.

– Врёшь, – скривился Мартан и сильнее сдавил руку.

– Я, правда, не знаю, – взмолилась девушка.

– Хранилище, тайники… где всё это? У меня времени в обрез, чтобы перерывать каждую комнату, – взревел принц.

– Можешь издеваться надо мной, сколько хочешь, но его деньги меня не интересовали.

– Думаешь, я сам не найду?

Мартан оттолкнул от себя Арлину и позвал верных солдат. 

– Огня, – приказал он. – Зажгите свечи. Мы обойдём здесь всё. И я буду крайне недоволен, если из темноты на меня вдруг выскочит какая-нибудь гадюка. 

Но гадюк, как назло, не выскочило даже из-под лестницы, и даже ни одна каменная горгулья не повернулась к нежданному гостю мордой и не оскалилась хищно, словно и не было никогда в тех статуях жизни, а лишь сплошной известняк. 

Мартана неприветливость Штормового замка ничуть не коробила. В забрызганной кровью одежде, с грязными от пыли руками и лицом, он ходил по пустым комнатам завоевателем, выдвигал тяжёлые полки комодов, но все находки сводились лишь к одежде, дорогой посуде, винным запасам или книгам. Последние надоели быстро – чтобы проверить, нет ли за книжными полками тайника, Мартан просто швырнул толстые фолианты на пол, а те грохнулись с невероятным шумом, поднимая к потолку столпы пыли, и некоторые – особенно ветхие – порвались в месте переплёта, но принца это не смутило. 

Комнату за комнатой обходил он с канделябром в одной руке и бутылкой вина – в другой. Перерывалось всё, что попадалось под руку, а вина в бутылке скоро стало совсем на донышке. Ещё одна комната, и Мартан в пару глотков допил всё, что оставалось, часть даже неуклюже пролил себе на грудь, разворошил бумаги на столе, среди которых не было ни одной ценной, и упал в кресло, вытянув ноги. Стражники, ещё недавно разделявшие жизнь простых, никому не нужных, червяков, рыскали вместе с господином, но никого и ничего тоже не находили – словно вымерло всё вокруг или сигануло в пропасть вслед за своим хозяином.

Арлина улучила момент, когда вдруг стала всем безразлична, и, сняв громыхающие башмаки, нырнула в скудно освещённую черноту пустого коридора, и поспешила в кабинет, до которого Мартан не успел дойти. 

Двигаясь на ощупь, молясь на лунный свет, что время от времени заглядывал в высокие окна и помогал не уткнуться лбом в стену или колонну, девушка прокралась в холодную комнату, некогда бывшую жаркой от пламени в камине, варева, бурлящего в котле, и страстных поцелуев, и осторожно ступила на залитый зельем и до сих пор нечищеный ковер. Опустила башмаки на пол и постояла с минуту, позволяя глазам привыкнуть к темноте.  

Правая рука коснулась спинки кресла, в котором прошлой ночью по-хозяйски вальяжно устроилась Лачтна, а нога задела валявшийся на полу бокал, из которого цыганке плеснули вином в лицо. Ещё несколько шажков вперёд – и вот он стол, большой и широкий, горелка с краю и рядом с ней маленькая склянка, в которой в лунном свете переливается и искрится густая жидкость. Маленькая бутылочка, которой закончились многочисленные опыты и с которой начались счастливые ночи. И если эта крохотная склянка уже один раз смогла согреть сердце Арлины, то, может, удачной станет и вторая попытка? Конечно, умные и расчетливые люди, скажи им о своих надеждах девушка, засмеяли бы и предложили не забивать голову ерундой, а подумать о будущем и склонить голову перед принцем. Сила за королём и королевской семьей; в их руках будущее Арлины и её отца, в их власти сделать так, чтобы жизнь де Вриссов вернулась в прежнее русло... 

Но прозрачная бутылочка была сейчас в руках Арлины, а не Мартана, и девушке хотелось верить, что шанс есть... пусть малюсенький, но всё же шанс. Иначе, к чему эти толстые, пропахшие вековой пылью, закованные в золото и серебро, книги? К чему чудаковатые рецепты, витиевато выведенные? К чему опыты, что она ставила все последние месяцы, обжигая руки и вдыхая ядовитый пар? А если шанса нет, то распахнуть окно – секундное дело. Уж лучше быть с любимым на дне пропасти, чем выполнять прихоти того, кого она сейчас всей душой ненавидела. 

Одной рукой обхватив горелку, другой – склянку с давно остывшим зельем, Арлина с трудом приподняла гобелен, прикрывавший потайную дверь, толкнула её и нырнула в холодную каменную черноту. Тоскливо скрипя, дверь уже почти закрылась, как вдруг девушка вздрогнула, услышав голос Мартана.

– Арлина! 

И дальше поток бранных слов в сторону зазевавшихся стражников, упустивших дочь торгаша из вида. А когда заикающиеся оправдания закончились, крик повторился:

– Арлина! Не стоит прятаться. Я всё равно тебя найду. 

Скрипучая дверь, наконец, медленно затворилась, и Арлина облегчённо выдохнула. Голос принца шёл из длинного коридора, а, значит, он не видел, как девушка исчезла в пустом кабинете. Скорее всего, искать будет долго и вряд ли найдёт. 

Уже окончательно успокоившись, девушка зачастила ногами вверх по винтовой лестнице, ведущей в Ледяную башню, и только сейчас поняла, что оставила башмаки там, внизу. В том самом кабинете, прямо у кресла, недалёко от той самой потайной двери. Возвращаться было поздно, и Арлина, тряхнув головой, заспешила в тесную каморку на самый верх. 

Ногам было не привыкать – с бешеной скоростью отсчитали они нужное количество ступеней, и вот та самая дверь, на ключ не запертая, пустая и пропахшая травами и мазями. Шкафчиков и полок масса, и везде – склянки, коробки, перевязанные пучки, дохлые мыши и шкурки ящериц. Даже куски дубовой коры и сухая трава в банке вперемешку с опилками. Всё то, что раньше казалось хламом, сейчас пошло в ход. Трава и щепки первым делом. Чирк огнивом – лучина воспламенилась. А там и до горелки донести недалеко, и в крохотной комнатке сразу стало тепло. 

Дрожащие пальцы аккуратно поставили склянку на стол. Надо успокоиться. Времени должно быть достаточно: Мартан вряд ли догадается заглянуть за гобелен. Даже несмотря на забытые башмаки. 

Нужно взять себя в руки. Торопиться нельзя – одно неловкое движение, и хрупкая бутылочка бахнется на каменный пол, и разлетится вдребезги, а вместе с ней и последние надежды, которые и так сродни несбыточным мечтам. 

Что Эйгон говорил про последний компонент? Арлина наморщила лоб и начала усиленно вспоминать. 

В конце концов, зачем волноваться? Подумаешь, зелье. Подумаешь, сам эликсир жизни. По сути это тот же суп. Тоже по рецепту варится. И тоже, если соли переложишь, всё насмарку. Никто есть не будет. Выльют на улицу на снег – пусть собаки лижут. И с зельем так же. Делай точно по рецепту, не переборщи и не жалей, и всё получится. 

Так что там Эйгон говорил? Арлина сосредоточилась. 

Роса с малахитового четырехлистника собрана, плющ в ней выварен. Алмазная мука и лунный коровяк добавлены, а вместе с ними – слизь земляных червей. Сон-трава, клок шерсти волка и острый клык тоже задействованы. Соком алой кувшинки варево разбавлено. Оставалось только напоследок охладить эликсир в том самом загадочном Rhan’or’enaid, на котором всё так некстати в прошлый раз оборвалось. Но для того, чтобы что-то охладить, надо это что-то вначале нагреть. И Арлина взяла в руки драгоценную склянку, и подержала её над пламенем горелки. Жидкость начала закипать. 

Одна секунда, две, три. Пальцы уже еле терпели. Четыре и пять. Хватит. Как бы не испортить. 

И что дальше? 

«Два полюса – свет и тьма, любовь и ненависть, жизнь и вечный покой – невидимой нитью связаны друг с другом. Не будет одного, не будет и другого. Две половинки одного целого: разобьётся одна, второй нет смысла больше жить. Ведь так?» – спрашивал он. Так. Нет любимого – нет смысла и ей видеть свет дневной. 

И что затем? 

Представить в мыслях того, кто дороже всех на свете. Нарисовать каждую черточку его лица, каждую мелкую морщинку и вспомнить тот глубокий, немного грустный взгляд серых глаз, которым он смотрел на неё, а она тонула в том бездонном море и о спасении просить хотела меньше всего. 

Просто представить, и ничего более. Но почему именно сейчас, именно в этот момент, именно тогда, когда каждая минута на счету, это было так сложно? 

Вроде вот очертишь линию скул и подбородка, но в памяти упорно всплывают окровавленные губы и рассеченная грудь. Белые волосы замараны в грязи и крови, а серые глаза тонут в черноте... Всё, как в том кошмарном сне. Один в один. 

...Время шло, и за окном уже готовился забрезжить поздний зимний рассвет, а Арлина всё морщилась и хмурилась, шевелила губами, перекладывала горячую склянку из одной руки в другую и продолжала бесконечные попытки. 

Ничего не получалось... 

Вдох и выдох, посильнее закусить губу и не сдаваться!

Но зелье упорно охлаждаться не желало. Как было огненным кипятком, так и продолжало ещё больше накаляться. 

Всё тщетно? Скорее всего...

Но, может, ещё одну попытку? 

А даже если та, наконец, и будет успешной, то что дальше? Допустим, прокрасться вниз мимо Мартана и его людей удастся, а что потом? Как спуститься на дно обрыва? Лестница туда ни одна не ведёт, и просто так по ступенькам вниз не сбежать... Неужели, действительно, всё напрасно? 

Арлина осторожно приоткрыла створку единственного окна в каморке и глянула вниз. И сразу закружилась голова, и одной рукой девушка схватилась за стену, чтобы не упасть. Пропасть... бездонная пропасть разинула чёрную пасть, разделяя Штормовой замок и такие же чёрные горы. А стоит вытянуть руку, так сразу коснёшься ватных облаков, низких и грустных, как и всё вокруг. 

– Арлина! 

Девушка вздрогнула, захлопнула створку. Сердце затрепетало, и руки, юркнувшие вместе со склянкой за спину, задрожали. Это был его голос. Голос Мартана. 

Удар с плеча – замок обычный, печати мага не имевший, а потому слетел мигом, и дверь отворилась. Приглашения вошедшему не требовалось – с видом хозяина он переступил порог, осмотрелся и довольно хмыкнул. 

– Вот куда ты забралась. – Мартан был пьян и еле стоял на ногах. – И что здесь интересного?

На пол полетели свёртки и перевязанные пучки трав. 

– Кому нужны крысиные хвосты и сушёный укроп? 

– Здесь нет того, что ты ищешь, – грубо оборвала принца Арлина. 

– Откуда ты знаешь, что я ищу? 

От Мартана несло такой кислятиной, что Арлина с удовольствием бы зажала себе нос пальцами, если бы руки были свободны. 

– Здесь нет ни золота, ни бриллиантов, ни жемчуга, – холодно ответила девушка, а зелье в склянке вовсю жгло кожу. 

– А я пришёл за тобой, – елейным голосом протянул принц и в два шага оказался около бывшей невесты. – Уже рассвет, пора отправляться в дорогу. Твой отец ждёт тебя, или думаешь, ему доставляет радость тюремная сырость? 

– Ты пьян, – выплеснула Арлина. – Протрезвей вначале, не то свалишься с лошади. 

– Хочешь меня проверить? – Мартан усмехнулся и провёл пальцами по щеке девушки. – Что ты прячешь за спиной? – вдруг резко спросил он,  схватил Арлину за плечи и силой заставил вытянуть руки вперёд. 

– Что это? Яд? Отравить меня вздумала? 

Мартан выхватил склянку и тут же взвыл, настолько та была горяча. 

– Тьфу, мерзость, – плюнул он, разжимая пальцы. 

Стеклянная бутылочка полетела было на пол, но Арлина качнулась вперёд и ловко подхватила ценный пузырёк. 

– Что в ней? – хитро прищурил глаза принц. 

– Ничего, – делано равнодушно ответила Арлина. – Вода водой. 

– Тогда, – протянул Мартан, надавливая на девичьи пальцы и забирая склянку обратно, – её и разбить не жалко, ведь так? Воды слуги тебе хоть сто вёдер натаскают. Зачем беречь капли? 

Арлина молчала и, не дыша, смотрела на заветный эликсир. 

– Жалко? – по глазам прочитал Мартан. 

Арлина кивнула. 

– Тогда проси. 

– Что просить?

– Проси, чтобы я вернул её тебе. 

– Верни. 

– Не так, – Мартан фыркнул. – Умоляй. Скажи, на что готова ради этой... воды. И, возможно, я буду снисходителен. 

– Перед таким ничтожеством, как ты, и склонять голову...

Мартан нахмурился. 

– Значит, не жалко, – и шевельнул пальцами, словно разжимая их.

– Не надо! – вскрикнула девушка.

Но Мартан выпускать склянку не планировал. Играть в кошки-мышки с Арлиной было куда интереснее, а треснуть стеклом о пол можно в любой момент.

– Я сделаю всё, что ты захочешь. Только отдай, – взмолилась девушка.

– Всё-всё? – переспросил принц и швырнул бутылочку на стол.

Та, крепко закупоренная, брякнулась о дерево, покатилась по неровной поверхности, но со стола не свалилась, а, уткнувшись в стопку книг, замерла рядом с ними. Арлина проводила заветную склянку грустным взглядом, однако броситься за ней следом не смогла – Мартан сразу перехватил, прижал к себе, больно ущипнув за бок, и, обдавая кислым вином, задышал прямо в шею, пытаясь прильнуть губами к нежной коже.

– Ну, не упрямься, – шептал он, – ты пообещала делать всё, что я пожелаю. Так что уймись и не сопротивляйся.

– Тебя я к себе не подпущу, – отбивалась девушка.

– Что так? Другого ж подпустила и не возражала.

– Я была ему женой и любила его.

– Чего? – озадаченно брякнул Мартан. – Чтобы Арлина де Врисс и кого-то любила… Ты же, как я, любишь только богатые шмотки и бриллианты. С короной только прогадала. Чудить не надо было – сидела бы сейчас во дворце.

– Сдался мне твой дворец, – змеей шипела Арлина, вырываясь.

– Среди крыс лучше? Ставлю золотой, что, стоит задуть свечу, они тут же повылезают из всех нор.

– Да отпусти же меня!

Арлина со всей силы ударила по рукам Мартана и оттолкнула его от себя.

– А ты смелая, – хмыкнул принц, – и упёртая. Люблю таких. Таких ломать – одно удовольствие. И плачу таким обычно больше, чем остальным бабам.

Прекрасный образ молодого принца рушился на глазах. Ночь таяла – наступало утро, серое и хмурое, без радости и солнечного тепла, холодное и пробирающее до дрожи.

– Ты хоть любил меня? Хоть один день? – пустота и грусть в голосе, и осознание собственной беспомощности.

– Конечно. – Мартан провёл рукой по волосам девушки, распутывая пряди. – Особенно сильно в тот день, когда твой папаша объявил размер приданого. А тебе не надо меня бояться. Просто делай всё, что я хочу, и иногда добавляй фантазию. Когда доволен я – довольна будешь и ты. А если наоборот…

Принц с такой силой потянул за каштановую прядь, что Арлина вскрикнула.

– Будешь паинькой, я не только буду нежен, но и отблагодарю. Вот этим, например.

Уголки губ скривились в издевательской улыбке, ладонь раскрылась, и перед Арлиной сверкнул кровью знакомый рубин.

– Узнала? – глумился принц. – Могу подарить… на память. И даже не благодари.

Это было последней каплей. Плевок растёкся по небритой щеке Мартана прозрачной кляксой; кулаки ударили ему прямо в грудь, из-за чего широкая ладонь дрогнула, перстень спрыгнул с неё на пол, шустро покатился в угол и, нырнув в одну из многочисленных дыр, зазвенел по камню, падая и теряясь где-то между стен непонятно какого этажа.

Лицо Мартана зашлось гневом.

– Сучка! – выкрикнул он. – Ты за это ответишь! Я заставлю тебя за него заплатить!

И со всего размаха ударил Арлину по лицу. И тут же навалился на неё всем телом, и повалил на пол. Путаясь в складках платья, нащупал крючки на спине и начал расстёгивать один за другим.

– Не смей, – еле дышала девушка.

– Заткнись, – хрипел Мартан.

– Ненавижу, – из последних сил выдавила Арлина, пытаясь сбросить с себя принца.

Но тот лишь задыхался от злости и боролся с юбками платья, бесцеремонно их задирая.

– Ты же знаешь, что я тебя хочу… Давно хочу, а ты всё упрямишься. Ни одна девка, тем более безродная, никогда ещё мне не отказывала.

– Скотина.

Арлина попыталась пнуть Мартана ногой, но куда там… Чем больше сопротивлений, тем сильнее распалялась охотничья страсть бывшего жениха.

– Не надо, прошу, – на последнем вдохе прошептала измождённая девушка, чувствуя, как поддался последний крючок на спине, и воздушная ткань поползла с плеч.

– Тоже мне, наивная невинность, – проскрипел зубами Мартан. – Переспала с первым встречным, так дай и мне попировать. Тем более, что я имел на тебя куда больше прав. Не правда ли, невестушка?

– Вот именно, что имел, – прошипела Арлина. – Ты мне противен, Мартан. Слышишь? Противен!

Арлина кричала во весь голос. Так неистово, что стены подхватывали каждое слово, и эхо повторяло их вновь и вновь, будто с первого раза не разобрало. Хотя откуда в тесной, заставленной и заваленной книгами и разным пыльным хламом, комнатёнке может быть такое сильное эхо? Не тронный зал и не мраморный холл же. А простая каморка, в которой три человека с трудом разойдутся.

– Не ори.

Мартан приложил руку ко рту девушки, но та изловчилась и укусила принца за палец.

– Мерзкая шлюшка.

Новый удар по лицу наотмашь, и Арлина забилась в угол, а Мартан, кривясь от боли, тряхнул ладонью пару раз.

– И всё равно, – процедила девушка, – ты мне противен! Делай со мной, что хочешь. Можешь взять моё тело, но сердце всегда будет с ним! С тем, кого я люблю!

– С тем, кого я скинул на камни? – Мартан облизнул сухие губы. – С трупом? – насмехался он.

Арлина вскинула голову и твёрдо произнесла:

– Я люблю его. Всей душой. Всем сердцем. Люблю!

И снова эхо разнесло сказанное по углам и стократно повторило. Так громко, что у Мартана зазвенело в ушах и виски сдавило, будто вот-вот вены лопнут и голова взорвётся. Не выдержав, он сорвался с места и бросился на замученную жертву, словно шакал на раненую лань, и впился в её губы, с трудом разнимая их сильным языком.

А эхо продолжало издеваться и заводило Мартана всё больше и больше. Ярость закипала в нём, как закипало и прозрачное зелье в маленькой склянке; а тело принца дрожало от ненависти, как дрожало и всё на столе, окружавшее невзрачную бутылочку, словно там случилось маленькое землетрясение, оставшееся, к его собственному сожалению, никем не замеченным. А потом всё резко стихло, и Мартан, оторвавшись от губ Арлины, провёл пальцами по её груди, довольно причмокнул и сказал:

– Это только начало.

– Отпустите девушку, ваше высочество.

Спины коснулась холодная сталь – Мартан замер.

– Ланс? – вкрадчиво спросил он, осторожно поворачивая голову.

Верный слуга принца стоял рядом, и по его виду становилось ясно – он не шутил.

– Ланс, – довольно протянул принц и резко добавил: – Уйди, ты мне мешаешь. Ну?

– Оставьте в покое леди Арлину, ваша милость, и я уберу шпагу.

– Чего? – скептически вымолвил Мартан, но от Арлины всё-таки отодвинулся, чуя неладное. – Ланс, ты же знаешь, де Вриссы нам задолжали.

– Вы прекрасно знаете, что нет. Обручальное кольцо, которое вы дарили Арлине, было подделкой. Де Вриссы ничего не должны, а лорд Тайернак даже спас вашу шкуру, выиграв долг и вернув его вам. Я без колебаний поддержал его идею. Мне ваша голова всегда была дорога.

– А коль так дорога, что ж шпагу не уберёшь?

– Отпустите девушку.

Мартан отодвинулся чуть вбок и приподнялся на одно колено.

– Бегите, миледи, – кинул Ланс девушке. – С отцом и теми двумя объясняться времени не было – я просто подсыпал им снотворное в вино, они и вырубились. Они вам не помеха. Бегите скорее.

Пальцы нащупали не все крючки сразу, но кое-какие удалось найти и застегнуть. Подобрав полы платья, Арлина ринулась из каморки на лестницу, успев лишь бросить полный благодарности взгляд на сына капитана, взъерошенного и взволнованного.

– Ты ведь не проткнёшь меня, Ланс, – вкрадчиво начал Мартан, слыша, как голые ноги зашлёпали вниз по лестнице.

– Двинетесь – проткну!

– Мы столько всего пережили вместе...

– Поэтому я и дал вам шанс. Любого другого заколол бы на месте.

– И сколько ещё мне так стоять? – усмехнулся Мартан.

– Сколько потребуется. Я хочу быть уверен, что леди Арлина в безопасности и далеко от вас.

– Ланс... – лениво протянул Мартан, – да я собирался её только припугнуть, неужели ты не понял?

– Охотно верю, ваше высочество.

– Тогда перестань тыкать мне в спину! Рубашку ты уже проткнул, и на коже царапина.

Лансель медленно, но неохотно опустил шпагу, позволяя принцу подняться с колен и развернуться.

– Ну, здравствуй, что ли, – Мартан протянул руку для дружеского и равного рукопожатия.

В широкую руку принца легла тёплая и от волнения мокрая ладонь. Крепко сжав её, Мартан резко дёрнул Ланса на себя, а после подтолкнул к столу, другой рукой выхватил висевший на поясе нож и со всего размаха припечатал ладонь друга тем ножом к дереву. Сайнорт вскрикнул, не успев даже сообразить, что произошло, выронил шпагу и уставился на кровь, растекающуюся по деревянной поверхности.

– Я мог бы убить тебя, – хрипел принц, – но ты мне ещё пригодишься. Если впредь не будешь дурить.

Подобрав упавшую на пол шпагу, Мартан кинулся было к двери, но внезапно передумал, остановился, осторожно тронул лежавшую на столе склянку и, убедившись, что та уже совсем остыла и, что странно, стала, как лёд, холодна, сграбастал её и подскочил к окну. Выбив рукоятью шпаги стекло в одной из створок, швырнул бутылочку на улицу, где та, перевернувшись пару раз в воздухе, рухнула со всей высоты Ледяной башни прямо в пропасть, а Мартан вылетел на лестницу и заспешил вниз.

Глава 29. Поцелуй на рассвете

Маленькая склянка, наполненная жидкостью, чистой и прозрачной, как слеза, неумолимо падала в чёрную бездну. Настолько глубокую, что даже лучи солнца тонули и терялись в ней. Хотя какое там солнце в Смоляных горах то? Как и какое там дно в пропасти, прозванной Обрывом скорби, к краю которой даже приблизиться боялись, не то чтобы вниз глянуть.  

А хрупкая бутылочка всё падала и падала, пока вдруг со всего размаха не налетела на выступ, напоминающий коготь на лапе огромного хищного зверя. Наскочила и мгновенно зашлась трещинками, словно паутиной обернулась. И моментально разорвалась на мелкие кусочки, брызнув мириадами серебряных звёзд вверх, вниз и в разные стороны.

Подобно крохотным светлячкам в небе, звёзды засуетились, заметались, а потом успокоились и медленно закружили в волшебном танце, оседая кто на изломе в скале, кто на носу у любопытной горной ящерки, кто просто на покрытых песочной пылью камнях. А те, что продолжали падать, подхватил холодный ветер, встряхнул, запутал в своих вихрях и разбросал по разным концам обрыва: кого – вправо; кого – влево. Проснись кто в столь ранний час и выгляни на улицу, подумал бы, что небо устроило звездопад: столько ярких сверкающих брызг было вокруг.

А серебряный хоровод не останавливался и продолжал, кружась, опускаться. Туда, где царила непроглядная мгла, где день изо дня было промозгло и сыро, и жизни не было никакой. Настоящее логово смерти – повсюду темень и невыразимая печаль.

Два «светлячка» осели на чёрно-бордовую лужицу и растворились в ней. К ним присоединились ещё два, а следом посыпался целый ворох, словно в разгар праздника вытряхнули из мешка мерцающее конфетти. Серебряный дождь смешался с грязью, пропитанной кровью, подсветил розовый камушек в золотой оправе, которому красоваться бы на пальце счастливой невесты, а он по воле случая закатился под вросший в земную твердь валун, и бережно коснулся мёртвого тела, распластанного по земле. Волшебная пыль мелкой моросью осела на длинных ресницах, густых бровях, бледной коже и ничем неприкрытых ранах. И раны вдруг принялись затягиваться, к щекам хлынул румянец, и на последних падающих звёздах, словно по взмаху волшебной палочки, сердце внезапно дёрнулось и зашлось слабым, но мерным стуком. Эйгон сделал глубокий вдох и открыл глаза.

***

На башмаки было не плевать – их Арлина подхватила в первую очередь, когда ветром вылетела из хода в башню в пустой кабинет.

Мартан и там всё перерыл: бумаги и письма были разбросаны по полу; гобелен с потайной дверцы был содран и валялся затоптанный в углу у окна. Оставшиеся при принце стражники лежали на ковре в обнимку с мечами и острыми пиками и громко храпели. Когда проснутся, первым делом будут уверять себя и друг друга, что всё произошедшее – кошмарный сон. А затем посмотрят по сторонам и сделают нужные выводы. Ещё и Мартан поможет: оживит воспоминания, преподаст всё в нужном ему свете и красках, и держись, Арлина! Второго шанса сбежать точно не будет. 

Высокие двери, ведущие на улицу, распахнулись, и Арлина зажмурилась. Всё вокруг искрилось, как искрится первый снег, чистый и нетронутый даже лапами белок. Но снега не было – сплошная подмороженная грязь и камни. Но даже последние блистали так, будто не простыми булыжниками были, а роскошными бриллиантами.

В любое другое время Арлина замерла бы на месте и полюбовалась волшебной красотой. Сейчас же ей пришлось вдохнуть холодный воздух и броситься бежать по кривой, обрывистой дороге в сторону голого, но дремучего леса. Надо успеть затеряться среди деревьев, пока солнце ещё не слишком высоко. И даже лошадь отвязывать не было времени – лучше выкроить лишние секунды и нырнуть скорее в чащу, и попытаться найти укрытие.

Деревья мелькали с завидной скоростью. Колючие сухостои обдирали ноги и руки, но Арлина не чувствовала боли. Осядь она на землю, переведи дыханье и отдохни, может, взгляд упал бы на царапины на коже, и боль дала бы о себе знать. Но любая остановка могла стать роковой: Мартан в покое её не оставит и, наверняка, уже взялся прочёсывать всё в округе. Но, даже если удастся от него скрыться, то что дальше? Куда податься? Кого просить о помощи? Отец в ловушке – к нему не подступиться, ему никак не помочь, а друзей никого нет. Может, Лавиндеры? Худо-бедно, но Максимилиан её знает… Но идти в Солнечную бухту пешком без корки хлеба за пазухой было сродни безумию. Однако любое безумие не казалось и близко таким страшным, как вероятность вновь оказаться в плену у Мартана. Во второй раз цепи будут прочнее, и Арлине придётся навеки стать его игрушкой.

Только вот сколько ни беги, рано или поздно ноги начинают подкашиваться, силы покидают, а солнце, как назло, всё быстрее и быстрее поднимается из-за гор, лесная чернота расступается, и хорошо становится видно, что там мелькает среди деревьев.

Арлина прислонилась к крупной ели, отдышалась и прислушалась. Где-то неподалёку хрустнула ветка. Девушка осторожно выглянула из укрытия и облегчённо выдохнула, заметив среди сухих обломков шаловливую белку. Та тихонько возилась, выкапывая среди вороха листьев неразгрызанные орехи, как вдруг насторожилась, дёрнулась, метнулась к самому высокому дереву и, заскочив чуть ли ни на самый верх, свесилась оттуда вниз головой, с любопытством наблюдая.

Сердце Арлины упало. Теперь и она расслышала то, что белка почуяла ещё издали. Топот копыт. Спешили. Потом вдруг остановились, развернулись и вновь пустили лошадь в галоп. А дальше хуже. Арлина услышала голос Мартана.

– Арлина, поиграли, и хватит! – кричал принц, скользя взглядом по голым стволам. – Я знаю, ты где-то рядом. Кусок кружева с твоего платья застрял в шипах терновника.

Арлина покосилась на подол платья. Кружевная оборка отпоролась, порвалась, и её остатки, держась на тоненькой ниточке, свисали куцей тряпкой.

– Ну! – Голос бывшего жениха уже был настольно противен, что от каждого нового вопля пульсировало в висках. – Или мне и твоего отца сбросить в пропасть? Тогда, может, будешь сговорчивее. 

И в этот момент Арлина поняла, что от Мартана ей никуда не деться. Даже если снова случится чудо, и судьба подарит ей новый шанс на побег, она не примет его, пока жизнь отца в руках такого чудовища. 

Собравшись с духом, Арлина вышла из-за ёлки и замерла на месте. Завидев девушку, Мартан довольно хмыкнул и развернул лошадь в направлении беглянки.

– Разве я не гений? – протянул принц, ударившись каблуками сапог о землю и вразвалочку направляясь к Арлине. – Я бы ради своего папаши и зубами не клацнул, а ты… – Мартан тронул девушку за острый подбородок, – ради старика де Врисса любой танец спляшешь.

– Ты просто сволочь, – процедила Арлина. – Сволочь, которой на всех плевать. И рано или поздно ты сполна за всё ответишь.

– Интересно, кто же свершит правосудие? – ухмыльнулся принц, больно сжимая подбородок девушки пальцами.

Арлина скривилась и дёрнулась.

– Не отпущу ведь, ты знаешь, – ласково пел Мартан, но ноты брал фальшиво. – А теперь ступай обратно. В замок. Надеюсь, те идиоты уже очнулись.

Надо пересилить себя и подчиниться приказу, но ноги как приклеились.

– Да иди же!

Мартану надоело ждать, и он грубо толкнул девушку в направлении тропинки.

Зловещее урчание прокатилось по лесной чаще. Мартан дрогнул, подался вперёд. Одной рукой схватил Арлину за локоть, второй – вытащил меч из ножен и принялся испуганно озираться по сторонам. Угрожающий рык повторился прямо за спиной, за стеной из елей, что почти переплелись друг с другом пушистыми лапами. Мартан и Арлина медленно обернулись, и обоих сковал ужас.

Колючие ветви раздвинулись, пропуская вперёд огромного бело-серого волка. Шерсть на его спине и шее взъерошилась, а глаза горели таким ненасытным огнём, что Арлина поняла – пощады не будет. Ну, и хорошо. Лучше так. Лучше погибнуть от клыков голодного хищника, чем стать куклой у человека с душой зверя. Лучше позволить растерзать своё тело, чем душу. И, если чудище будет милостиво и разорвёт их обоих – и её, и Мартана, – то отца минует участь Эйгона.

Имя любимого эхом отозвалось в каждом уголке сердца. Как жаль, что всё обернулось именно так. Но против судьбы не пойдёшь... Ведь так, кажется, говорят провидцы? 

Волк напрягся и приготовился к прыжку.

Одна секунда, две.

Когда же он, наконец, сорвётся с места и положит конец мучениям?

Три, четыре.

Мартан сжался и лихорадочно соображал, не спуская со зверя глаз.

Пять, шесть.

Хищник разинул пасть.

Семь.

Мартан разжал пальцы, сжимавшие руку Арлины, и со всей присущей ему силой толкнул девушку навстречу волку, при этом шепнув:

– Прости, дорогая, но пока он будет жрать тебя, я успею спастись.  

От столь сильного толчка Арлина не устояла, подалась вперёд. Нога запнулась о камень, девушка упала и в ту же секунду крепко зажмурилась от страха, так как волк сорвался с места и бросился прямо на неё. Но, вместо того, чтобы навалиться всем весом на беззащитную жертву, он оторвался лапами от земли, перепрыгнул через пригнувшуюся к земле девушку и сбил с ног Мартана, не успевшего ничего сообразить и никуда удрать. Впился зубами в руку, заставляя принца разжать пальцы и выпустить острый клинок, а затем вонзил лезвия клыков в шею и, только разорвав Мартана на части, успокоился.

Арлина не дышала. Она вспоминала. Вспоминала дорогу из Озёрного края в Смоляные горы и волка, что спугнул её на Волчьей тропе. Это ведь он! Тот самый! Тот, про которого все взахлёб уверяли, что он ей привиделся. И даже Эйгон.

И, словно услышав девичьи мысли, волк оторвал от земли перепачканную в крови морду, повернулся в сторону девушки и недовольно сверкнул глазищами. Не хищно, не голодно, а раздражённо и устало, будто хотел спать.

Арлина не выдержала, вытянула руку вперёд, и зверь тут же понял намёк, нырнул под ледяную и мокрую ладонь и позволил погладить себя по загривку. А потом посмотрел на Арлину взглядом добрых серых глаз, и сердце девушки беспокойно ойкнуло. Она узнала бы эти глаза даже во тьме. А волк тут же попятился в сторону ёлок, а затем развернулся и, прыгнув в чащу, исчез среди деревьев.

Арлина вскочила на ноги, бросилась вслед за зверем, но только оцарапала руки об острые иглы. А, может, и не было в том взгляде ничего? Почудилось? Померещилось? 

Обессиленная, девушка опустила руки, зашагала к привязанной к сосне и перепуганной до смерти лошади, провела рукой по её шее, успокаивая, распутала поводья и потянула за собой. О направлении не думала. Просто шла, куда глаза глядели, а они, переполненные слёз, не глядели никуда.

Крики птиц смолкли, шум деревьев прекратился, и даже ветер стих. Всё вокруг затаилось, словно в предверии чуда. 

Арлина продолжала понуро брести, загребая ногами прелые листья. Лошадь послушно следовала за ней, пока вдруг не встала, как вкопанная, и громко не заржала и не забрыкалась. Так волновалась она немногим ранее на волка, но привязана было столь крепко, что не вырвалась. Иначе унеслась бы уже на другой край леса. 

Девушка остановилась, подняла голову и застыла прямо у поросшего мхом пенька, который намеревалась обогнуть. Перед ней стоял Эйгон.

Тряхнув головой, Арлина замахала перед глазами рукой, прогоняя видение, но то не думало исчезать. Напротив, Эйгон решительно шагнул навстречу, взял руки девушки в свои и поднёс к губам, согревая дыханием. 

Арлина наклонила голову вбок и, рассеянно улыбаясь, разглядывала того, кто стоял перед ней. Выискивала, где подвох, где фальшь, где маска, которую нужно сорвать, чтобы разоблачить обманщика. Но никакого обмана; это был он. Тот, кого она любила всем сердцем, кого ещё несколько часов назад потеряла и только что вновь обрела. Потрёпанный, в порванной и грязной одежде, но это был он. Без лоска, без блеска, присущих аристократии, но милее и ближе для Арлины сейчас никого не было. 

– Я не верю глазам, – пробормотала девушка, всматриваясь в каждую чёрточку родного лица. 

– А я сейчас готов поверить во что угодно. 

И голос его – такой низкий, хриплый, страстный. И руки – горячие, нежные. И губы, которыми он целует её ещё не до конца согретые тоненькие пальцы. 

– Не надо слов... – прошептал Эйгон, опережая вопрос Арлины.

– Но он же убил тебя. Я видела. 

– А ты спасла меня, я это знаю. 

– У меня ведь ничего не получилось... и склянка осталась в башне...

– Видимо, это и есть то, что магистр Чарсвин называет настоящий магией. 

– Кто называет? 

– Я познакомлю тебя с ним. Милый старикашка, хоть и нудный временами. А ещё расскажу тебе многое, что должен был рассказать давно, но смелости не хватало. 

– И про свою обожаемую гадалку расскажешь? – дразнила Арлина. 

 – Она уже давно не моя.

– Точно?

– Моей можешь стать только ты, – Эйгон касался губами каждого пальчика девушки, – если, конечно, захочешь.

Арлина нежно улыбнулась. 

– Глупенький. Я и так твоя. Навеки.

– И ты выйдешь за меня?

– Я давно твоя жена.

– Уже нет. Или ты забыла слова клятвы? – И, не дожидаясь ответа, пояснил: – «Пока смерть не разлучит нас…»

– Так нам придётся начать всё заново?

– Если ты не против. Я обещаю, что в этот раз всё будет по-другому. 

Арлина провела рукой по лицу Эйгона – красивому и бледному.

– Ты ведь всё знал, да? Про Мартана и его планы в отношении меня… Знал от Ланса и ничего мне не сказал. Почему?

– Я хотел, чтобы ты была со мной, потому что любишь, а не потому, что тебя не ценит другой.

– Я люблю тебя. 

Перед глазами всё резко завертелось, закружилось, и сердце захотело выпрыгнуть от волнения из груди, но вместо этого её губы – нежные и трепетные – нашли его губы, и земля поплыла из-под ног, а время остановилось, позволяя поцелую длиться целую вечность.

Оба оторвались друг от друга неохотно и только, когда лошадь недовольно фыркнула и ударила о землю копытом.

Приоткрыв глаза, Арлина прищурилась от яркого солнечного света, ворвавшегося в вечно-сырую темноту леса, отпрянула от Эйгона, оценивающе осмотрела его и спросила:

– Который сейчас час?

Эйгон поднял голову к солнцу, прикидывая.

– Болотной кувшинки, нет? Или розового карпа?

– Солнце высоко, а твоё лицо, руки и ты сам…

– Мне самому с трудом верится, но я держусь, чтобы не ущипнуть себя за бок. 

– Может, тогда я? 

– Э-э нет. Последнюю шерсть выщипаешь. 

– Кстати, а кто мне объяснит про волка? – насупилась девушка. 

– Не здесь. Дома. И не только про волка. Нам предстоит многое сделать и во многом разобраться. 

– Нам?

– Ты ведь будешь со мной рядом?

– Всегда, но только после разговора с одним человеком.

Лицо Эйгона посерьёзнело.

– Он может помешать нашему счастью?

– Помешать вряд ли, но ворчаний и упрёков придётся выслушать вперёд на год.

– И кто же это?

***

– Пять золотых за мешок молотого чеснока? – Алистер де Врисс присвистнул и громко хлопнул ладонью по столу. – Да не смешите меня!

– Слухи идут, что из-за истории с дочерью вы сильно поиздержались, и деньги вам сейчас как никогда кстати, – вкрадчиво заметил усач, стоявший напротив стола торговца, теребивший в руках шляпу и то и дело поправлявший пенсне на носу.

– Но не за чеснок же, – фыркнул Алистер. – Берите ковры – корабль с ними вот-вот прибудет в гавань.

– Ковров у моего хозяина в три слоя лежит, – мялся делец, – а вот пресная еда желудок сводит. Так что? За десять отдадите?

– Сами твердите, я поиздержался. Десять монет дела не поправят.

– Неужели только за пятнадцать?

– Боюсь, и за двадцать не отдам.

– Ну, если и за двадцать нет, то позвольте откланяться.

– Продано. С вами приятно иметь дело, господин…

– Пакстон, милорд.

– Я, правда, не милорд… – на автомате начал де Врисс.

– Да и я не господин, – дополнил собеседник.

– Но торговаться с вами, Пакстон, – одно удовольствие. Мой нижайший поклон вашему хозяину, и вот ваш чеснок. А что за дом столь щедр на оплату специй?

– Позвольте, это останется тайной, – хитрая улыбка застыла на губах и в уголках глаз.

– Главное, чтобы чеснок покупали регулярно, – пробормотал де Врисс, смахнув в мешок столбик из двадцати золотых монет после того, как за усачом закрылась дверь.

Торговля налаживалась, хоть и не так быстро, как хотелось бы.

Когда пару недель назад двери тюремной камеры противно лязгнули и отворились, а тюремщик на редкость оказался приветлив, и в глаза ударил яркий дневной свет, Алистер подозрительно прищурился и всё равно приготовился к худшему. Ждать милости от шакала – что ждать чуда, а в чудеса де Врисс не верил, только в бездушный расчёт. Каково же было его неподдельное удивление, когда в уютном и светлом кабинете на втором этаже королевского дворца торговца встретил не пропитанный развратом и вином младший отпрыск королевской семьи, а принц Патрик, по обыкновению подтянутый, сдержанный и краткий на речи.

А чем дальше – тем чуднее. 

Кафтан вернули, за условия темницы извинились и даже пообещали улучшить их для будущих пленников, напрочь истребив крыс. А ещё вернули тюки с тканями и шёлковыми нитками, мешки с солью, перцем розовым душистым и даже с лавровым листом. Только с чесноком у себя в закромах оставили. И под занавес приоткрылась дверца сбоку, с той стороны, где у Патрика стояли шкафы с книгами, где всё пестрело и умничало, и де Врисс увидел дочь. 

Арлина ступила к отцу робко, виновато потупив взгляд, а он только шагнул ей навстречу, крепко обнял и поцеловал в макушку. Вопросов было много, и Алистер не знал, с какого начать, с каждым днём откладывал важный разговор, пока, наконец, не решился поставить на неведении точку. Тем более и день попался подходящий – все заказчики разошлись довольные, новые партии были ещё в пути, и времени на откровения было предостаточно. 

Хрустнув костяшками пальцев, де Врисс плеснул себе из кувшина в кружку настойки на сосновых шишках и собрался уже позвать дочь, как дверь в кабинет скрипнула. 

– Ты, – выдохнул Алистер, завидев Арлину, – а я как раз хотел тебя крикнуть. Входи-входи. 

– А я как раз подсмотрела, что ты не занят, и решила с тобой поговорить. И не только я.

– Кто там ещё? – нахмурился Алистер. – Очередной желающий заполучить молотый чеснок бесплатно?! Знает, собака, что на моих чувствах к дочери играть можно, вот и трётся около тебя, мозги пудрит. Как тот конопатый в прошлом году. Помнишь? Гони в шею! Дармоедов развелось. Погоди! Куда пошла? 

– Сам же сказал, гнать в шею. 

– Вначале со мной поговори, а попрошайки подождут. 

Арлина вяло улыбнулась и застыла перед отцом. 

– Ты скажи-ка мне, дочка, – начал Алистер, глотнув настойки из кружки и пригладив остро и по моде стриженую бородку, – как мне понимать всё, что произошло? 

– А разве его высочество принц Патрик не объяснил? 

– Он извинился и звучал довольно искренне. Сказал, что вышло досадное недоразумение. Но все эти витиеватые речи корон… они для простофиль, что готовы проглотить любую подачку, не разжёвывая. Я же хочу знать правду.

И Алистер скрестил на груди руки, и с суровым выражением лица уставился на дочь.

– Что случилось в тот день, когда не состоялась твоя свадьба с гнилым принцем?

– Мартан мёртв, отец. Не надо о нём так.

– И хвала звёздному фениксу, что волки оказались неподалёку и очень голодны. В Озёрном крае, вон, все исчезли, хоть в соседних краях ещё бегают. А ты не увиливай от ответа. Какого болотного комара ты сбежала в ту ночь? Решила не выходить за слизняка – так не выходила бы. Уладили бы всё легко, только раскошелиться, конечно, пришлось бы. Впрочем, я и так потерял добрую половину нажитого. 

– Я полюбила другого, – внезапно ответила Арлина и покраснела.

– Вот те раз, – крякнул отец. – Когда?

– Во сне, – загадками говорила девушка.

Де Врисс теребил бородку, не зная, что и думать. И, не придумав ничего путного, брякнул:

– И сбежала к нему?

– С ним, – поправила Арлина. – Прости меня, папочка.

Девушка виновато прижалась к отцу и положила голову ему на плечо. 

– Ну, – де Врисс провёл рукой по волосам дочери, приглаживая их, – и такое, оказывается, бывает... И кто же тот мерзавец, что взбаламутил тебя, а потом бросил?

– Бросил? 

– Разговор с Патриком состоялся много дней назад, обручальное кольцо ты короне вернула, а о твоём ухажёре я ни сном, ни духом. Следовательно, бросил.

– Милость со стороны короны – это его заслуга. Он объяснялся с Патриком и рассказал ему всю правду о Мартане и его грязных делишках. Он же вернул и кольцо, поднятое со дна пропасти. А что касается тебя, то мы просто хотели, чтобы переполох утрясся. Мы просто ждали подходящего момента… 

– И? – Алистер напрягся, интуитивно чувствуя, что с минуты на минуту состоится незапланированное знакомство. 

– Сейчас. – Арлина проскользнула к двери. – Я позову его.

Ждать пришлось недолго, а когда дверь снова отворилась, то оба – де Врисс и Тайернак – вперились друг в друга взглядами: один смотрел, набычившись, изучал, прикидывал слабые стороны и вредные привычки; другой – уважительно, но с волнением. У последнего с отцами давно не ладилось; оставалось только надеяться, что в этот раз всё пройдёт хоть чуточку лучше.

По законам приличия начать следовало с представления и перечисления титулов и имён, но если у одного тех было много, то у второго – одно с натяжкой и то поддельное. Поэтому второй решил взять дело в свои руки и повести разговор так, как ему было бы выгодно.

– И, – резко начал Алистер, а Арлина и Эйгон вздрогнули, – сколько у тебя годового дохода? 

– Десять тысяч золотом.

– Не густо, – делано буркнул де Врисс, лихорадочно прикидывая, какую строчку в рейтинге богачей мира по версии периодического издания «Шворбс»* может занимать претендент на руку дочери. – И, стало быть, это ты просил Патрика за меня?

– За вас и вашу дочь.

– И к чему такие старания, такое рвение? Что тебе нужно?

– Я люблю Арлину и прошу у вас её руки.

– Ещё один, – проворчал де Врисс. – А звать-то тебя как?

– Эйгон. Эйгон Тайернак. 

– Тоже принц? 

Эйгон помотал головой. 

– Мою дочку действительно любишь? 

– Жизнь за неё отдам. 

– А ты его? 

Взгляд отца был настолько суров, что Арлина потеряла дар речи и только молча кивнула. 

– Ладно, – смилостивился де Врисс и поймал себя на мысли, что нужную строчку вспомнил. – Сойдёшь.  

И протянул в приветствии руку. 

____________________

*Параллель с известным в нашем мире журналом «Форбс» (Forbes)

Эпилог

неделю спустя в Чёрном замке на Зелёном холме

Бормоча себе под нос заковыристые названия, верховный маг Раверинус Квирл расставлял книжные новинки на полку. 

Как никогда, магистр магии был доволен: издания пришли именно в тех редакциях, которые он заказывал, и, что немаловажно, в тех самых кожаных переплётах с золочёным тиснением. И самое главное: редкие книги Квирл получил первым. Даже до библиотек Академии эти томики ещё не дошли – Магика де Монтрё была второй в очереди и ожидала поставку примерно через год после Раверинуса. На более ранний срок рассчитывать не приходилось. Таков был магический мир, где легко могли из куска мыла сообразить голубя, но книги писались и переписывались строго вручную. 

Рядом с внушительным томом по анатомии русалок встал справочник по редчайшим и сильнейшим ядам. Таким, которыми можно не просто отравить, а навсегда вселить стужу в сердце, и лёд тот будет уже не растопить. Никогда. 

А на полку повыше отправились дополненные биографии великих укротителей драконов, активно изучаемые всеми магистрами, несмотря на то, что драконы, как, впрочем, и укротители, уже давно вымерли, а те чешуйчатые, что выводились искусственно турнира ради, по одному взмаху волшебной палочки легко превращались в пыль.  

Оставалось пристроить ещё три книги, и Раверинус, ловко и не без помощи магии балансируя на высокой приставной лестнице, упорно подыскивал им подходящее место, как вдруг внизу робко кашлянули. Зыркнув под ноги, Квирл было насупился, но лоб быстро разгладился, и маг милостиво бросил:

– Ну, говори, Галвин, не робей. А то, гляжу, переминаешься с ноги на ногу, словно новость плохая и Тайернак снова мой зять.

С этих слов лакей улыбнулся и учтиво заметил:

– Смотря, какой Тайернак, милорд.

Квирл не ответил, лишь неторопливо спустился вниз, подошёл к камину, пошевелил в нём дрова кочергой, провёл пальцами по редеющей бороде и вдумчиво произнёс:

– Я знал, что этот день когда-нибудь настанет. За все эти годы я по-разному относился к тебе… Вначале – как к слуге, затем – как к ученику, а после – как к правой руке. Что ж, видимо, пришло то время, когда мне придётся относиться к тебе как к сильному магу и единственному законному наследнику Штормового замка. Не так ли, Фелан Тайернак?

Квирл развернулся к лакею и озорно прищурился.

Слуга подскочил к хозяину, упал перед ним на колени и благоговейно коснулся губами его руки.

– Так вы давно всё знали и молчали?

Квирл снисходительно хмыкнул.

– Какой же из меня верховный маг, если магию древнего рода в тебе не распознал бы? Читал тебя, как раскрытую книгу, и много раз удивлялся, как это волк решил назваться воробьём?* Было время, даже думал тебя образумить, но затем мне показалось, что ты и сам в свою легенду уверовал. Но вот сегодня ты меня удивил. 

– Вам ведь известна история моего дома?

Квирл многозначительно промолчал.

– И вам известно, что мой младший брат занял моё место. Я долго терпел и пытался мстить...

– И весьма изящно, я замечу, – вставил Раверинус, щёлкая пальцами в направлении кувшина с вином и двух бокалов.

– Вы и о камне знаете? – Изумлению помощника верховного мага не было предела.

– Книгу о секретных свойствах некоторых фамильных камней я сам тебе подсунул. Не преследуя цели мести, не думай, – объяснял Квирл, наблюдая, как кувшин сам разливает вино. – Просто не хотел, чтобы ты забывал о своей силе, а камням Тайернаков в той книге целая глава посвящена.

– Вот я и вычитал о кровавом рубине, способном забирать жизненные соки у любого, кто замахнётся на наследство вне очереди.

– И что же дальше? – полюбопытствовал Квирл, смакуя вино.

– Преданный мне человечек в замке намекнул брату о семейной реликвии и убедил носить, не снимая. И камень сделал своё дело.

– Ловко. 

– Правда, был у Эйгона один гадкий горгулья, которые последние годы стал читать слишком много книг и в какой-то момент чуть не докопался до правды, но потом всё закрутилось-завертелось с безумной идеей эликсира, и о рубине было забыто. 

– Идея оказалась не такой и безумной. Ты ведь слышал про дождь из звёзд  в ночь после совета? 

Ответом был кивок. 

– Что-то там произошло в Смоляных горах, что мы прозевали, – продолжал Квирл. – Все магические навыки и знания Тайернака стёрлись, его горгулья обратился в камень, но вот проклятье рассеялось и девицу не удалось вернуть принцу. Причём, принца в самый неподходящий момент сожрали волки... Вот как это понимать? 

И верховный маг уставился на того, с кем давно привык советоваться. 

– У вас есть подозрения насчёт волка?

– Печать верховного мага была наложена со всей тщательностью и с соблюдением всех правил. – Квирл задумчиво почесал переносицу. – Не может же статься так, что что-то осталось?.. Надо бы сесть и хорошенько поразмыслить об этом на трезвую голову. 

– Хотите, я помогу вам? Помогу разделаться с Эйгоном раз и навсегда. 

– И что ты хочешь за свою помощь? 

– Лишь помощи от вас в ответ. Хочу заполучить обратно свои замок, титул и имя. 

– И что ещё? 

– И вашу дочь себе в жены. 

В этот момент Квирл мог бы смело поперхнуться вином хотя бы для видимости, хотя бы для того, чтобы показать, насколько он был удивлён. Но он удивлён не был. А потому просто отставил бокал в сторону и сухо спросил: 

– Что там у нас сегодня на ужин? 

– Утка с чесночным соусом, милорд. Мой человечек вернулся на днях из Атоля с целым мешком молотого чеснока. 

– С чесночным соусом? Я пытался как-то наколдовать его строго по рецепту, но вышло всё равно пресно. Ни одна волшебная мутотень не сравнится с оригиналом. 

– Вот именно оригинал я и предлагаю вам сегодня отведать. 

– Тогда вели накрывать на стол... Фелан... Тайернак. – Квирл в предвкушении потёр руки и, когда за помощником закрылась дверь, уже совсем себе в бороду проворчал: – Тайернак... Мухи болотные, неужели из всех мужчин мира моя дочь не могла выбрать кого-нибудь с другой фамилией?! 

________________

*Здесь идёт отсылка в кельтскому языку, где имя Галвин означает «воробей», а имя Фелан – «волк».

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ 

Оглавление

Пролог

Глава 1. Кольцо с подвохом

Глава 2. Переполох на площади

Глава 3. Защищайтесь, милорд!

Глава 4. Под покровом ночи

Глава 5. Что сказала невеста?

Глава 6. Сто дней

Глава 7. Волчья тропа

Глава 8. Честь или кошелёк?

Глава 9. Ледяная башня

Глава 10. Три условия

Глава 11. Первый блин комом

Глава 12. Бриллиант в его коллекции

Глава 13. На грани

Глава 14. In vino veritas

Глава 15. Сон-трава, клык и волчья шерсть

Глава 16. Выхода нет

Глава 17. Водяная лилия

Глава 18. Леди Тайернак

Глава 19. Отцы и дочери

Глава 20. В тёплой воды объятиях

Глава 21. Ставки сделаны

Глава 22. Поймать бесхвостую птичку

Глава 23. Rhan’or’enaid

Глава 24. Совет семерых

Глава 25. Ворона

Глава 26. Выбор

Глава 27. На краю пропасти

Глава 28. Вдребезги

Глава 29. Поцелуй на рассвете

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg