«Маски зверя»

Маски зверя (fb2) - Маски зверя [СИ] 932K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ульяна Каршева (Джиллиан)

Джиллиан Маски зверя

Первая глава

В последнее время мне очень хочется обзавестись оружием.

Честно-честно. Скажете, для городской двадцатипятилетней девицы желание заиметь оружие — странная заумь? Дурацкая прихоть? А вот фиг вам. Для интроверта, который каждый день видит пугающие странности, это желание закономерно. Сначала-то всё было более спокойно… Впрочем, вру. Сначала я перепугалась до потемнения в глазах. Видеть то, что видела, — это не для слабонервных. Но постепенно привыкла, хотя вздрагивала часто, тут же изображая такое лишнее движение — чаще, будто суматошно оглядываясь, чтобы «те» не поняли: их видят. Во всяком случае, со временем я убедилась, что, кроме меня, больше никто не видит этого… кошмара. А ещё убедилась, что я не шизофреник и все эти дела мне не мерещатся.

Меня зовут Лида. Работаю в скучнейшем цокольном магазинчике, торгующем пряжей, среди множества других магазинчиков в этом доме, больше похожих на дореволюционные лавки. Основное отличие моего: его угловое помещение отдельное, а не часть стены, делённой на тесные прилавки, как в соседнем подвальном лабиринте. Продавщицей и главной здесь племянница хозяйки целой сети таких магазинчиков с пряжей и обоями. Зовут Аделией. Красиво, звучно. Правда, совсем не созвучно внешности — она невысокая блондинистая толстушка со всегда безмятежным пухлым лицом, в щеках которого глазки утонули до блестящих щёлочек. Возможно, я описываю её по контрасту с собой. Я-то худая, как щепка. Как говорится, никаких округлостей ни сзади, ни спереди. Да и внешность у меня непримечательная: одного взгляда точно не хватит, чтобы меня запомнить. Тусклая, даже невзрачная брюнетка… А Аделия… Мало того, что довольно симпатичная девица, так ещё и, к моей зависти, общительная.

Но в магазине Аделия главная только по блату. Продавец из неё… Она ничего не запоминает и ничего, соответственно, не знает: ни названия пряжи, ни её состава, ни того, сколько и какой пряжи надо для той или иной вещи. Хотя журналов перед носом — куча. Меня потому и взяли в пару к ней, помощницей на деньги, которых еле хватает на квартплату, что я-то, в отличие от Аделии, помню о товаре всё и с ходу могу назвать всё, что интересует покупателя.

В общем-то, мне повезло, честно говоря. Я оказалась в магазине в нужный момент — когда Аделия мекала и бекала, пытаясь объяснить крупногабаритной тётеньке, чем отличается мохер с пятьюдесятью процентами акрила от такого же, но с тридцатью. Вязать мне часто приходилось. Так что вступила в беседу, и тётенька ушла довольная и с сумкой пряжи, а Аделия предложила мне подработку. Она легко уговорила свою тётку-бизнесменшу пристроить меня в магазинчике на подхвате. Та пришла, провела со мной настоящее собеседование и осталась довольной.

Если учесть, что в нашей семье работают оба моих родителя, но есть ещё два младших брата, один из которых только год учится в вузе, а второй ещё не скоро закончит школу, да ещё вспомнить о безработице, то получить это место оказалось очень даже неплохо, притом, что я уже безрезультатно пыталась найти работу по специальности — экономистом. Ну, на крайняк — кассиром.

Итак, всё бы хорошо. Если б не одно «но» поначалу. Аделия, будучи девицей довольно крупногабаритной, как та покупательница, предпочитала нежить свой роскошный зад на мягком стуле, пока я не только вынужденно общалась с покупателями (напомню: я интроверт — представьте, каково мне это!), но и бегала принимать товар, и таскала тяжеленные мешки с пряжей, а потом раскладывала её по полкам и в кладовой. Мыть магазинчик тоже приходилось мне. И вязать демонстрационные образцы из новой пряжи. И держать в порядке все бумаги. А эта… Сидела, попивала чаёк, листая женские журнальчики, да по мобильнику болтала.

В общем, можете смеяться, но однажды мне прилетело пыльным мешком из-за угла. Легко. Правда, не совсем из-за угла, но точно — мешком. Случилось это через полгода после моего устройства на работу. Привезли новую партию пряжи. Я быстро просмотрела, что именно и сколько, а также соответствует ли всё привезённое накладной, подписала бумаги и принялась за разгрузку. Пока перетаскивала привезённые мешки с новой пряжей в маленькую кладовку, водитель грузовичка орудовал в крытом кузове, пододвигая остальные мешки ближе к краю. Торопился в другую точку. Один мешок с хлопком, а значит из самых тяжеленных, оказался на куче остальных, прямо на краешке кузова. От толчка из кузова он поехал и благополучно грохнулся на меня, когда я подошла к машине за следующей парой мешков.

Потеряла сознание. А пришла в себя лежащей в кладовке, на сдвинутых стульях, и обнаружила, что получила сотрясение мозга: меня, как в глазах прояснело, вывернуло на пол кладовой, а когда была поднята на ноги, после требования врача скорой не сумела найти кончика носа пальцем, хотя тянулась вроде в правильном направлении.

Но оклемалась быстро и получила один плюс и один минус.

Плюс: приехала хозяйка точки и быстро выяснила, что работала на разгрузке только я — ну, на пару с водителем. После чего она несколько раз без предупреждения заглядывала к нам, когда её не ждали, обнаружила, что и с покупателем работаю только я, и в конце концов пропесочила племяшку до слёз и истерики. Теперь все водители должны были докладывать мадам, кто разгружает машину. Это первое. Второе — хозяйка пообещала поставить в магазинчике видеокамеру, по которой будет лично следить, за что получает деньги разлюбезная племяшка. И, если что, в магазине будет оставлен только один выгодный во всех отношениях продавец. И самое главное!! Она теперь платила мне как равноправному продавцу!

От хозяйки я всегда была в немом восторге: Регина Романовна и в простеньком на вид брючном костюмчике (простенький — не значит дешёвенький, естественно) выглядела Снежной Королевой, а уж когда она разобралась с Аделией, я начала уважать её. Нравятся мне по-настоящему деловые люди, которые смотрят на работу и которым родство не указ.

И — минус от моего пыльного мешка. После работы в тот же вечер вышла на улицу ещё засветло — май месяц. Прошла вниз, к остановке, завернула за угол, решая, зайти ли в аптеку за витаминами, нет ли, и остолбенела на месте. Навстречу мне шёл солидный тип с головой… Когда он прошёл мимо я долго вспоминала, чья ушастая, небрито-поросячья голова могла так долго сужаться к живо и брезгливо принюхивающемуся ноздрястому носищу и чьи беспокойные глазки могли так яростно сверлить всё на своём пути. Нет, я, как и многие, слышала такое выражение, как «горят глаза». Но чтобы так… Глазки этого жутика и правда горели каким-то грязным жёлтым огнём… Вспоминала потом и всё пыталась успокоить (и не могла!) свои трясущиеся от пережитого руки!

В общем, я не выдержала и помчалась следом за этим солидным дяденькой, а потом и вовсе обогнала (заметила, что шёл к перекрёстку), чтобы снова пойти навстречу. Второй взгляд осмелилась бросить на него только мельком, да и смотрела не в глаза… Головы гиены я больше не увидела. Был безликий солидный тип, который торопился в контору юристов. Та находилась через перекрёсток, в третьем доме вверх по улице на той стороне дороги.

А потом были ещё встречи, и я с трудом удерживалась, чтобы не шарахаться от тех, кого разглядела в обычных на вид людях, а то и от тех, кто злобно зыркал на меня той гнилой желтизной. Не часто те встречи были. Порой я не видела этих зверюг неделями. И слава Богу… А порой они появлялись по пять-шесть дней подряд. Точней, не появлялись. Я их замечала. И чем больше я узнавала этих странных людей, тем больше улавливала собственную особенность: если я встречала человека-гиену, я могла, если хотела, «убрать» башку-ужастик и видеть нормальную, человеческую голову. Со временем я научилась переключать собственное видение и более или менее успокоилась. Хотя при встрече с ними вздрагивать от неожиданности продолжала.

Прошло ещё время, и я привыкла думать о таких людях и о себе так: у меня после сотрясения мозга появилось свойство видеть основные особенности человеческого характера. Ну, говорят, например, так: «ах ты собака!» или «свинья, ты и есть свинья!» А если это на самом деле так? И я просто-напросто так образно вижу внутреннюю сущность отдельных людей? Или людей отдельной категории?.. Правда, вопросом, почему вижу именно людей категории «гиены», тоже задавалась. Но на это ответить трудно. Гиены — по своей природе падальщики. Правда, у них есть ещё одна особенность, так что… Может, эти люди из тех, кто налетает на беспомощных и беззащитных? И всё же странно во всём этом только одно: почему же я вижу только гиен? Или остальные характеры мне, треснутой свалившимся мешком по голове, недоступны?

Правда, долго я так не думала. Больше старалась тренироваться, чтобы ужастиков вместо обычной головы не видеть и не шарахаться. И дотренировалась.

В тот вечер я в кладовке перебирала мешки с пряжей, оттаскивая пакеты с шерстью и мохером на дальние полки. Май заканчивался, и тёплую пряжу спрашивали всё меньше. Хватало и того, что оставалось пока на полках.

— Лидка! — зашипела Аделия, всунувшись в кладовку. — С этими сама разговаривай! Там дамочка с телохранителями!

Благо что беспорядок в кладовке оставался (Аделия привычно воротила нос от мало-мальской работы и берегла свои пухлые ручки) не на глазах покупателей, я немедленно бросила мешки и пакеты и поспешила в магазин.

Сначала не поняла. Потом сердце привычно замерло.

У вертушки с пряжей стояла худенькая женщина в изящном костюме. Даже не худенькая — хрупкая. И вся какая-то такая, что, глядя на неё, я почувствовала странное впечатление её нездешности. Изысканная фарфоровая статуэтка. А потом обратила внимание, что вошла-то она в сопровождении двух амбалов. И как глянула на них… Ох ты… Меня передёрнуло. Гиены! Оба!.. Они стояли у небольшой лестнички в наш магазин и тупыми, свинячьими глазками следили за каждым движением женщины… Сжав кулаки, я успокоилась и пошла к покупательнице.

— Что мы вам можем предложить? — приветливо сказала я. — Что вы ищете?

Она обернулась — и профессионально-приветливая улыбка мгновенно слетела с моего лица. Таких людей… не бывает… Потрясённая, я ничего не могла сделать с собственным лицом, с отчаянием и восторгом разглядывая нереально прекрасные черты этого ангела. Печальные, миндалевидные прозрачно-синие глаза заглянули мне в душу. Сияющая собственным светом, словно прозрачная, кожа лица казалась написанной художником-акварелистом, а не настоящей, не материальной. Поразительной формы губы чуть вздрогнули, когда незнакомка тоже перестала улыбаться мне.

Я опомнилась вовремя. И машинально сделала то, что делаю, чтобы не видеть жутких свинячьих морд. Сфокусировала взгляд на точке чуть ниже её рта. На нижней линии подбородка. Снова подняла глаза. Нет, она и так осталась хороша, но уже более… по-земному. Синеглазая шатенка склонила голову набок, будто пытаясь прочесть что-то в моих глазах, и негромко сказала:

— Я люблю вязать шали на спицах. Знаю, сейчас поздно для них, но я очень мёрзну.

Я подошла ближе и крутанула витринку, чтобы её глазам предстали мохер и ангора. Стараясь не глядеть на странную покупательницу, выдавила из себя:

— Желаете метраж побольше? Или предпочитаете пряжу для крупного вязания?

Мороз по коже, когда она протянула руку и длинные пальцы (само совершенство!) нежно коснулись мотка. Помедлив, она сказала:

— Я возьму немного вот этой пряжи. Пока. — Она оглянулась на меня, словно испугалась, что я не разрешу этого сделать. Глаза и растерянные, и умоляющие. И в то же время какие-то пытливые, будто она старалась разглядеть во мне нечто. — А потом, когда довяжу, приду сюда ещё раз. Вы… не возражаете?

Диссонансом в это хрупкое и трепетное ворвался рык одного из телохранителей, какой-то хрипло-рыхлый и насморочный:

— Долго там ещё?!

Даже Аделия, сидевшая у кассы, терпеливо дожидаясь, когда можно будет выстучать торговый чек, вздрогнула.

Бросив взгляд на телохранителей («Так они не телохранители, а охрана, чтоб не сбежала?»), я снова взглянула на покупательницу и чётко и звучно сказала:

— Да, конечно! Вам, как постоянному покупателю, будет скидка!

И не выдержала, снова заглянула в её глаза… глазища… И страшно, и тянет. Будто проваливаюсь сквозь что-то ломкое и ненадёжное. Синева блеснула мне навстречу робко и с безнадёжностью.

Когда эти гиены увели нашу странную покупательницу, Аделия проворчала:

— Какая ж она постоянная? Разок только пришла — ты ей уже скидку обещаешь! Да ещё кому! Эта богатейка могла бы и без скидок обойтись! Вон у неё какие кабаны — небось, не дёшево обходятся!

— У нас всё равно на скидку идут одиночные мотки, — ответила я, поразившись, что даже Аделия уловила главное в телохранителях. Надо же. Кабаны. — И потом. Я же не сказала, какая будет скидка. И, посмотри, она чек не взяла. Думаешь, будет помнить, сколько стоили моточки? Ну, а цена вырастет. А ей всё равно приятно будет. Прибежит!

Аделия самодовольно заулыбалась, а я быстро помчалась по ступенькам к входной двери магазина и осторожно открыла её. Сердце будто льдом заморозило. Та женщина стояла, понуро опустив голову, перед каким-то толстобрюхим хлюпиком, который визгливо отчитывал её, а оба телохранителя вальяжно прислонились к машине, возле которой протекала вся сценка. Очнувшись, я вернулась за мусорной корзинкой, которую недавно выносила к контейнерам опорожнить, схватила её и снова унеслась на улицу. Деловито пробегая мимо хлюпика, я, будто ненароком, заглянула в его лицо.

Гиена.

Пробежав до края дома, я завернула за угол и осторожно выглянула.

Один из телохранителей грубо пихнул женщину в машину, на заднее сиденье. Второй машину обошёл и явно сел туда же. Хлюпик сел за руль.

Когда машина отъехала от дома, я машинально, с пустой корзинкой, и взятой-то для маскировки, отошла к мусорке. Меня трясло от гнева. Никогда такого не испытывала. И впервые мелькнула та мысль: а что, если попробовать убить хоть одну гиену?.. И что самое интересное… Я всегда отрицательно относилась к тому, чтобы гражданское население моей страны имело личное оружие. Но почему-то мысль о том, чтобы застрелить гиену, не вызвала у меня никаких, как говорится, негативных впечатлений. Ни жалости, ни ужаса, что вообще об этом подумала. И, когда до меня эта странность дошла, я поняла, что и в самом деле готова убивать.

И не потому, что боюсь их. А потому, что твёрдо верю: это не люди. Нет, не так. Это — нелюди.

… Утром после того странного дня, когда я решила, что могу убить живого, я, как обычно, без пятнадцати девять, пришла к магазину. Аделия же, как обычно, должна была подойти к девяти. Ну, в смысле, если повезёт — к девяти. Иной раз могла явиться и в десятом часу. Я уже насиделась раньше, ожидая её и надеясь, что она вот-вот будет. Но привычку заранее приходить на занятия или на работу мне трудно изжить.

Сегодня я могла надеяться, что она будет пораньше, потому что вчера нас предупредили о новом привозе товара со складов. А ещё сегодня со мной был Димка — брат. Самый младший. Он только что закончил десятый класс, так что экзаменов ему сдавать не надо. Начало июня свободно. И я предложила ему пойти со мной, чтобы разгрузить машину. Аделия всё равно только вид будет делать, что работает, а Димке я заплачу — из своих. Устала я и принимать, и с грузом возиться. Одновременно делая два дела, можно ведь напортачить и в бумагах такого понаписать!.. Я, конечно, ещё ни разу не вляпалась, но побаиваюсь… Димка согласился сразу. Я с ним вообще дружила больше, чем с Сашей — вторым младшим братом, который студент. Его-то мы и видели дома меньше. А с Димкой мы даже больше схожи. Саша у нас светленький, а мы с Димкой тёмные и долговязые. Саша крепыш, а мы — тощие по жизни. Мама всё ворчит: «Эти двое у меня — всё не в коня корм! Как ни корми — ни капли жиру, будто каждый день на тяжёлой работе оба урабатываются!»

И как же мне повезло, что уговорила Димыча помочь мне!

Без пяти девять подъехала машина! Аделии, естественно, всё ещё нет. А ведь она должна открывать дверь в магазин!

Пока братишка и обозлённый водитель таскали мешки и пакеты к крыльцу, я просмотрела груз и сравнила привезённое с указанным товаром в накладных, после чего всё подписала и помчалась помогать брату.

Когда машина отъехала, мы вытерли пот, и я чуть не со слезами сказала:

— Димка! Хоть всю зарплату отдам! Ты меня так выручил!

Братишка присел на сложенные пакеты и скептически оглядел груз.

— Ура, мы склад нашли! — засмеялся он, а потом пригорюнился. — Я, вообще-то, думал, что сразу освобожусь. А тут — и охранять, и в магазин ещё перетаскивать! — А потом посмотрел на меня, видимо, проникся моими переживаниями и ободряюще кивнул: — Лидка, ты не боись! Мне на каникулах всё равно делать нечего. Время посидеть с тобой есть. Да и таскать мне нетрудно.

— Спасибо, Димыч, — от души сказала я.

— Да ладно! — отмахнулся он. — Было бы за что… Но, Лидк… Ты в следующий раз мне сразу говори, если у тебя машина, ага? Что-то я не представляю, как ты всё это сама, на своём горбу, тащишь! Дома-то ты пару раз в шутку родителям пожаловалась на тяжести, но чтобы так!.. Но мы ведь так и думали, что ты только шутишь.

Я только вздохнула и посмотрела на мобильник. Время — близко к половине десятого. Где эта клуша?

О, появилась! Идёт спокойненько от остановки, вся такая аппетитная конфетка в своём джинсовом костюмчике, богато вышитом стразами, и в лодочках на шпильке… Ой… А ведь завидую. Стыдоба… Хотя… почему бы и не позавидовать? Несмотря на одинаковую зарплату, между нами есть одна, но существенная разница: она единственная дочь в богатом семействе, а я… Тут я глянула на своего Димыча, который увлечённо играл в какую-то игрушку по мобильнику, и неудержимо заулыбалась: ну и фиг с ними, с нарядами Аделии! Зато у меня есть брат, который всегда откликнется на зов о помощи!

Аделия при виде мешков и пакетов замедлила шаги и насупилась. Мысленно я прикрикнула на неё: «Да шевели же ногами, курица! Нам из-за тебя и так сидеть долго приходится!» Она подошла и недовольно поморщилась:

— Почему он приехал сейчас? Вроде договаривались, чтобы попозже?

Я хотела напомнить, что открываться мы, вообще-то, должны раньше срока, проставленного в расписании, чтобы успеть подготовиться к приёму покупателей. Это магазин должен открываться в девять — в полной боевой готовности, а не нам приходить в это время. Но промолчала. Нет смысла говорить с ней об этом.

Мы с Димычем взяли по мешку и встали за нею, открывающей дверь. Аделия открыла и тут же повернулась к нам:

— А вы что? Собираетесь вдвоём таскать всё это? А кто будет за товаром на улице следить?

Братишка вспыхнул, но я успела вставить:

— Аделия, ты же всё равно грузом не занимаешься. Может, постоишь? Мы же вдвоём быстро перенесём всё.

— Я что — дура, что ли? — изумилась она. — Ещё что придумала! Буду я на улице стоять, как столб! Нет уж. Пусть твой брательник таскает, а ты — сторожи.

И вошла в магазин. Сначала растерянная, я увидела, как постепенно бледнеет от злости братишка, и бросилась к Димычу, умоляя:

— Димыч, ты носи, а я буду подтаскивать ближе к двери, чтоб тебе удобней было. Так быстрей получится.

— Лидка… — Кажется, он затруднился высказать какую-то мысль, потому что вздохнул, глядя на меня, и по-взрослому сказал: — Как только какая-нибудь другая работа подвернётся, тут же уходи отсюда. Терпеть эту корову — тебе за это слишком мало платят.

Что могла я ответить? Только криво улыбнуться и приняться за работу.

Когда он вошёл в магазин с предпоследними двумя мешками, взмокший и уставший, но сцепивший зубы, при входе остался последний мешок с пряжей. Его-то я немедленно сама подхватила, чтобы хоть этим Димке помочь… Обернулась на чьи-то шаги за спиной и — оторопела от неожиданности.

— Лидия, подожди, помогу, — сказала Регина Романовна.

И только после этих слов я вспомнила, как, ожидая Аделию и поглядывая на машины, припаркованные напротив дома, подумала, что кроссовер «рено» очень похож на хозяйский. Но мысль скользнула — и я забыла о ней. Да и что может делать хозяйка так рано около одной из своих точек?

Хозяйка ухватила мешок за другой его конец, и мы вместе внесли его в помещение магазина. Причём я обмерла, с порога услышав, как ругаются Аделия и мой Димыч.

— Оторви, блин, от стула свою толстую ж…! — орал братишка. — И хоть один пакет в кладовку занеси!

— Всякий мелкий мне тут будет указывать! — в ответ орала Аделия, сидя за стойкой-прилавком, на котором рядом с кассой уже дымилась чашка чаю, а на тарелке горкой разложены булочки и конфеты.

Я паникёрша. Первое, что я решила: сейчас Регина (про себя называла её без отчества, конечно) выгонит не только Димку из магазина, но и меня уволит.

— Тихо! — негромко, но грозно сказала Регина в паузу между воплями.

Оба крикуна подпрыгнули от неожиданности, разворачиваясь к хозяйке магазина. А у меня чуть ноги не подогнулись от страха. Коленки уж точно затряслись. Да и руки ослабли — чуть свой край мешка не выронила.

— Лида, — спокойно обратилась она ко мне, — донесём до кладовки?

— Не надо, я сам, — угрюмо сказал Димка, подходя к нам и забирая мешок.

— А вы кто, молодой человек? — прищурилась на него Регина.

— Димка я, Лидин брательник, — буркнул он.

Через полчаса Регина упорядочила дела в магазинчике, разложив всё по полочкам, как она это видела: Аделия ушла в её машину — Регина собиралась с рук на руки передать данное чадо его родителям с претензией, что чадо не работает и работать не желает, а у неё, у Регины, не благотворительный фонд, и племяшку она пристраивала к себе, чтобы та училась практической работе, а не зад отсиживала; ключи от магазина были переданы мне, а Димке Регина сказала:

— Взять тебя на работу не смогу. Но, если будешь помогать сестре на разгрузке, вот тебе наличка. Это за весь месяц.

— Не надо, Регина Романовна, — испуганно вмешалась я. — Я ему из своих обещала…

— Ещё чего! — строго сказала хозяйка. — Я сегодня вами всё утро любовалась, как только вы сюда явились. Дармоедку держать не хочу, да и в принципе не могу, будь она мне хоть разъединственной племяшкой. Так что лучше деньги отдам Дмитрию, чем буду думать, как ты тут одна справляешься. Дмитрий, обещаешь, что будешь помогать сестре?

— Конечно! — возмутился братишка.

Регина величаво удалилась, а мы остались в магазине. Переглянулись. Димка почесал в затылке, глядя на прилавок, на котором лежали деньги, оставленные для него.

— Лидк, — озадаченно сказал он, — она и правда мне это оставила?

— Правда-правда! — засмеялась я. — Ух ты, мои при мне останутся! Ура!

Димыч сграбастал деньги, пересчитал и ошарашенно посмотрел на меня.

— Но здесь чуть меньше твоего!

— Считай, что на лето ты устроен и при деньгах, — заявила я. — Но учти, мне бы хотелось, чтобы ты мне и с остальным помогал, а не только на разгрузке.

— Да я-то могу! — обрадовался Димка. — Ты мне только говори, что надо делать!

Найти по нынешним временам работу летом для мальчишки, будущего выпускника, и впрямь сложно, и я понимала его чувства. Тем более знала, что братишка у меня лодыря гонять не будет. Ответственный. Он и сейчас-то на деньги смотрит тревожно: сумеет ли их отработать?.. Так что я теперь… Да ещё без Аделии!.. Развернусь!

— Димка-а… — заворожённо сказала я. — А ведь я с тобой ещё больше буду зарабатывать! Точно же…

— Это как? — заинтересовался братишка.

— А просто. Если ты на себя половину моей работы возьмёшь, я ведь сама вязать буду! И нитки продам, и доплату за них получу.

— Ты тогда себе туфли купи хорошие, — снисходительно посоветовал Димка. — Ходишь фиг знает в чём. А ты теперь здесь хозяйка — значит, должна выглядеть!

— Ишь, умный нашёлся! — изумилась я. — Откуда ты такое знаешь!

— Ха! — гордо задрал нос брат. — Я ещё и не то…

Мы резко обернулись на звук открытой и хлопнувшей двери.

Наверху лестнички стояла вчерашняя женщина. Стояла вполоборота, вцепившись в дверную ручку, явно чтобы не пустить кого-то, если что, и выглядела она такой беспомощной и испуганной…

— Пожалуйста…

Слово, казалось, прошелестело в воздухе взлетевшим от сквозняка пеплом сгоревшей бумаги.

Она внезапно, словно обожглась, отдёрнула пальцы от дверной ручки и быстро сбежала к нам, оглядываясь на дверь. После секундного замешательства она схватила меня за руки, снова, как в первый раз, упорно вглядываясь в мои глаза.

— Пожалуйста… Спрячьте меня… умоляю…

Я машинально посмотрела на брата — обычный перегляд, но Димка окаменел, потрясённо созерцая нежданную гостью, и я вдруг сообразила, что он тоже видит в ней не внешнее, а внутреннее! Так что от двойного изумления я очнулась быстрей, чем он. Неизвестная проследила мой взгляд и сама будто задохнулась от какого-то открытия, уставившись на моего брата.

— В кладовку! — ни о чём не спрашивая, решительно сказала я и, схватив женщину за руку, потащила её за собой. Впрочем, она и не сопротивлялась, кажется сообразив, что мы и в самом деле готовы помочь ей.

В тесном помещении я с силой дёрнула на себя угол стеллажа с пряжей, чуть не уронив его. За ним, внизу стены, пряталась небольшая ниша с решёткой вентиляции. Я бросила наполовину пустой пакет с какой-то зимней пряжей на пол.

— Садитесь, — велела я.

Женщина послушно и быстро присела, держась за полку, и теперь лихорадочно блестела глазами на меня снизу. Я осторожно задвинула стеллаж. Он сквозной, поэтому я плотно заложила его отдельными пакетами с пряжей, благо что только что привезённая ещё в беспорядке валялась по всему полу. Убедившись, что за пакетной стеной беглянки не видно, я выскочила в основной «зал». Димка всё ещё остолбенело пялился на дверь кладовки, которую я закрыла не до конца, а потом уставился и на меня. А в подвальном окне мелькнули две тени, которые вот-вот откроют входную дверь в магазин.

Я дёрнула Димку за руку и свирепо, хоть и негромко рявкнула на него:

— Ори на меня, как будто давно лаемся! И смотри только на меня! На тех, кто войдёт, не смотри! — И завопила: — Ещё только раз этот мешок тронешь, по башке получишь! Понял?! Я же тебе сказала, чтоб эти мотки сюда сунул! А ты что?! — И бросила на пол несколько мотков, указывая на них пальцем.

Ополоумевшие глаза Димыча уставились на внезапно взбесившуюся сестру.

Вторая глава

Дверь в магазин распахнулась, а брат как обалдел, так в себя и не пришёл до сих пор. Пришлось изображать мегеру, готовую убить мальчишку за то, что он неправильно разложил мотки пряжи. Выкрикнув ещё пару фраз, обращённых к нему, потом я, словно по инерции, рявкнула на вошедших телохранителей (вот уж кого узнала сразу):

— Чего вам?! Мы ещё не открылись!

Один даже попятился от неожиданности, а второй недовольно оглядел помещение и кивнул первому:

— Пошли! Нам тут делать нечего!

— Ходят тут разные, а потом нитки пропадают! — вдохновенно от плеснувшего в кровь адреналина завопила я им вслед, стараясь загородить от «телохранителей» Димку, который просто оцепенел, таращась на «гиен».

Ну, я и повопить… Интроверт, называется. Аж в ушах зазвенело. Или интроверты в экстремальной ситуации тоже «выходят из себя»? Мрачно улыбнулась.

Чувствуя себя опустошённой, выдохнула. И сообразила, что может случиться ужасное, если Димка на них и в следующий раз пялиться начнёт, а меня рядом не будет — заслонить его от них!.. Господи, как я испугалась!.. И приняла решение: как только с женщиной разберусь, так сразу с Димычем серьёзно поговорю. Пока-то нам всем повезло. Эти двое наверняка подумали, что их подопечная вряд ли забежала сюда, где встрёпанная тётка орёт на своего помощника, или кто он там, явно уже не одну минуту.

А потом… Вот уж у кого семь пятниц на неделе, оказывается. Обернулась к Димке и вполголоса велела — так негромко, что он опять испугался, уже глядя на меня:

— Сиди здесь и никуда не выходи. Меня не будет минут десять.

Быстро сняла кофточку, в которой пришла с утра, оставшись в блузке, затем распустила волосы и вынула чёрные очки из нагрудного кармана Димкиной тенниски. Мужчины ведь в основном запоминают на женщине блузку — в общем, верхнюю часть одежды. Кофточка-то у меня была тёмно-коричневого цвета, зато на блузке — огромные, будто рисованные кистью, а оттого чуть смазанные желтоватые и сочно-малиновые цветы в росчерках зелени, да ещё на голубом фоне. Ну и — начало июня, хоть и солнечное, но прохладное, многие женщины ходят в джинсах. Как я. Так что легко превратиться в невидимку среди других.

— Лид, ты куда? А если покупатели придут? — растерянно спросил вдогонку брат, ошалевший от происходящего.

— Скажи, я на разгрузке. Я быстро!

И вылетела из магазина, чувствуя себя виноватой: Регина только что сделала меня полновластной хозяйкой лавки, а я тут же что делаю, вместо того чтобы оправдывать её доверие? И одновременно поразилась, как мало мне надо, чтобы сделать дурость.

Но мне очень хотелось знать, куда пойдут «телохранители», чтобы быть готовой на всякий случай уже сейчас переправить женщину куда-нибудь из своего магазина. Помещение-то у меня замкнутое, из него никуда не перейдёшь, не спрячешься.

Спины этих двоих разглядела сразу. На этот раз они пошли не вниз, куда я бегала с мусорной корзинкой, а наверх. Пусть улица перед домом и в постоянном потоке тех, кто торопится по магазинам или по делам, но эти высокие — заметны издалека. Я, будто настоящий шпион, быстро догнала их и пристроилась за ними. К великому моему разочарованию, но к подспудному облегчению, что далеко идти не надо и можно быстро вернуться на работу, «телохранители» сели в «гранд-чероки», дожидавшийся их у последнего при доме, мебельного, магазина. И уехали.

Разочарованная, я медленно побрела к своему магазину, постепенно переключаясь на новую проблему: что делать с женщиной? Неужели придётся идти с ней в полицию? А захочет ли она?.. И что именно с нею произошло? Почему она с тем толстобрюхим хлюпиком, с гиеной? Вопросов больше, чем ответов. Не хочу предполагать. Приду — захочет, сама всё расскажет, а заодно подскажет, есть ли где для неё убежище от мужа, если, конечно, гиена таковым ей является. Что-то я в последнем здорово сомневалась. Если рассуждать здраво, то ближе гипотеза: её выдали замуж за мафиози против её желания. Ну, шантажируют её, например, чем-нибудь, как в нынешних бандитских сериалах показывают. Или (что больше похоже) она пожертвовала собой ради кого-то.

Здраво рассуждать мне пришлось недолго.

Навстречу мне — точней, мимо меня, целеустремлённо мчались трое мужчин. Я еле успела отстраниться, отпрыгнуть с их пути. Полное впечатление, что меня ветром от них отнесло!.. Я, как заворожённая, встала в сторонке, провожая их взглядом, совершенно ошалелым, честно говоря. Мельком — всё мельком! Но двое мужиков из троих — индейцы из прошлых веков! Мамочки!.. Горбоносые, меднолицые — с отчётливо видимой татуировкой по скулам; длинные, до лопаток, чёрные волосы гладко зачёсаны назад и скреплены тянущейся по лбу и вокруг головы тесёмкой! И, как будто подчёркивая их «индеистость», на обоих то ли замша, то ли кожа хорошей отделки — рубахи да штаны. А внешне — мужчины в городской одежде. А между ними — обычный молодой мужчина! Этот в джинсах и в футболке. Только лицо заросло щетиной, будто у него дня два под рукой бритвы не было. И этот молодой мужчина измученный какой-то, усталый до чёртиков, в отличие от «индейцев»! Ну, выглядит таким.

Очнувшись, я решительно кинулась за ними.

Долго бежать не пришлось. Они остановились возле места, где стояла машина «телохранителей». У мебельного магазина была лестничка в пять ступеней, а по бокам этой лестницы — высокие перила, кирпичные, оштукатуренные и покрашенные, растянутые до крылечка. На них, ближе к входной двери, сидела девочка лет пятнадцати и болтала по мобильнику. Ну, я, ничтоже сумняшеся, поднялась по лестничке и уселась рядом, только ближе к ступеням и боком, чтобы подслушивать без зазрения совести. И вытащила свой мобильник. Всё-таки телефон — это офигенная вещь при подслушивании! Главный элемент маскировки.

— Ты уверен, что это они? — хмуро спросил небритого мужчину один из «индейцев».

— Я устал, но не ослеп! — огрызнулся небритый.

— Успокойтесь! — призвал второй «индеец». — Они здесь уже второй раз появляются. Значит, можно сторожить это место, пока не поймаем хотя бы одного.

Как ни странно, но слово «поймаем», прозвучавшее явно по отношению к гиенам-«телохранителям», бальзамом легло мне на сердце. Захотелось немедленно спрыгнуть с перил и подойти к ним, спросить о странной женщине. Но… Не доверяю я незнакомцам. Да и к чужим людям вот так просто подойти — для меня проблемы страшней нет. Меня даже передёрнуло, как представила, что иду к этим странным людям, смотрю в чёрные глаза высоких мужчин-«индейцев». А тот, обычный который, ничего так, симпатичный.

Я вздохнула, выждав минуты три, и неуверенно («Может, всё-таки подойти?») поплелась назад, в магазин. Шагов через пять-шесть оглянулась: «Индейцы» садились в машину, а небритый стоял у места водителя в раздумьях, покачивая дверцу туда-сюда.

По дороге заскочила в продуктовый и купила чай и несколько булочек. Поколебавшись, взяла пару яблок и груш. Благо народу с утра мало, продавщица разрешила мне вымыть фрукты прямо в подсобке. Неизвестно, сколько времени просидим в засаде с незнакомкой, но есть хочется уже сейчас.

Ага, поговорила с братом!

Подходя к магазину, обратила внимание, что к двери приблизились две женщины. Прибавила шагу. Хм, у нас первые покупательницы? Любопытно, откуда. Я привыкла, что в начале июня народу в таком магазине, как наш, обычно маловато… Женщины успели войти, так что за ними я просто влетела в магазин и замерла на первой же верхней ступени лестнички. Кроме вошедших женщин, с довольным и повеселевшим Димкой у прилавка хихикали две девчонки, примерно его возраста, листая журналы по вязанию. У вертушки с пряжей, не спеша прокручивая выставку, обсуждали выставленные нитки две пожилые дамы. Ещё одна женщина стояла у прилавка, изучая витрину с крючками и спицами.

Ничего не поняла.

Быстро зашла за прилавок и сунула пакет с покупками на полку. Заняла место у кассы. И ко мне сразу заторопились.

Хихикающие девчонки заявили, что они ещё не выбрали, но пообещали обязательно купить хлопок. Две пожилые дамы от вертушки разделились, и каждая закупила нитки на салфетки. Две покупательницы, вошедшие передо мной, взяли хлопковую пряжу на вязаные блузки. Женщина оторвалась от витрины с вязальными предметами и потребовала набор крючков.

Всё чинно и спокойно. Пока я приносила пряжу в нужном количестве и отбивала чеки за покупки, Димка успел шепнуть, что он за время моего отсутствия устроил незнакомку за стеллажом поудобней и напоил чаем. От печенья она отказалась.

Посмотреть самой, как там незнакомка, не удавалось. Даже неудобно перед нею стало, но покупатель вдруг повалил так, словно только и дожидался, когда мне захочется получить побольше свободного времени. Причём столпотворения не было. А получилось так, что я просто ни на секунду отойти от кассы не могла. Всегда терпеливо ждали один-два человека. Даже в весеннее межсезонье, когда вязальщицы ищут пряжу для мелочей, вроде шапочек или шарфиков, такого у нас не было.

К обеду поток покупателей схлынул, Димка обменялся телефонными номерами со всеми тремя девчонками, которые убежали, с лестницы посылая ему воздушные поцелуи, а я, ошарашенная, оглядев опустевшее помещение и на скорую руку записанные в блокноте продажи, позвонила хозяйке.

— Регина Романовна, — пролепетала я, хлопая глазами на блокнот, пока Димка вытаскивал последние пакеты с хлопком из кладовки, — а вы не могли бы мне прислать ещё пряжу? У меня тут кое-что продалось, а покупатели продолжают спрашивать.

— Кое-что — на сколько? — в первую очередь деловито спросила хозяйка.

— Э… На сто двадцать тысяч, — продолжая хлопать глазами на лист блокнота, сумела выговорить я.

Повисла пауза, и я первой прервала её со вздохом:

— Регина Романовна, я и сама до сих пор не верю. Но полки с хлопком и вискозой у меня пустые. Разве что некручёный вискозный «ирис» ещё остался. Но его редко берут — сами знаете. Хотя вру… И его взяли немножко.

В общем, хозяйка пообещала мне прислать машину с хлопком из других точек.

Дело это, естественно, долгое: пока машина прогуляется по разно отстоящим лавочкам города, времени пройдёт довольно много. Теперь можно заняться другим делом. Тем более через полчаса у нас перерыв в целый час.

Едва отключившись, я бросила мобильник на прилавок, благо Димка всё необходимое для продажи вытащил и теперь занимался сортировкой оставшегося добра без меня. Если покупатели снова появятся, брат меня позовёт.

Я несколько раз за эти полдня бегала в кладовку, но понять, что в ней изменилось, не сразу сумела. Теперь увидела воплощение Димкиных слов, что он устроил незнакомку поудобней. Он отодвинул стеллаж от стены на довольно большое расстояние, чтобы в образованном узком закутке поместился стул, а вход в закуток закрыл плотной стеной мешков и пакетов с пряжей — из зимних ниток. Так что для начала я «откопала» вход и, чуть только встретилась глазами с незнакомкой, улыбалась ей, а она мне — правда, как-то устало. Но, когда я отложила предпоследний мешок и остался лишь один, через который несложно перешагнуть, я сосредоточила взгляд на том, что держала в руках женщина. И на том, что висело рядом, зацепленное за твёрдые кончики полиэтиленовых мешков.

Этого не может быть. За такое короткое время… Нет, Димка сказал, что дал ей несколько мотков ангоры из одиночных, последних мотков партии, и спицы, как она попросила, чтобы не скучать в затворничестве. Но я никак не ожидала, что женщина за это время успеет связать две шали и одну заканчивает — судя по тому, как сиротливо на её коленях мотался остаточный кусочек ангоры. Мда-а… Ей повезло, что стеллаж не очень высокий, а свет здесь от единственной лампы под потолком, но достаточно яркий — чтобы продавец мог легко разбирать цвета пряжи.

— Это вам, — неловко сказала женщина. — Моя благодарность.

Оторопев, я невольно взяла одну шаль с кончика мешка и развернула её. Дух захватило. Такого ажура я никогда не видела. Полное впечатление морозных ветвей на зимнем окне. И птицы на них… Господи, мне и так тяжело говорить с незнакомыми людьми, особенно, если не по делу. Но как говорить с таким мастером? Да ещё с человеком, за личиной которого прячется… ангел? Честно говоря, я снова так растерялась, что даже не знала, с чего начинать разговор.

Спасибо внезапно вмешавшемуся Димке.

— Эй, — заговорщицки всунулся он в кладовку. — А мне с вами можно? — И широченная улыбка поползла по его лицу, пока он счастливо созерцал незнакомку, словно впервые увидел, например, знаменитую картину знаменитого художника.

Я обернулась к нему и показала пальцем себе на подбородок, слегка затем кивнув в сторону женщины. Он перевёл взгляд, сделал то, что я показала, и даже как-то успокоился. А потом, не переставая улыбаться, сообщил:

— Дверь я закрыл и повесил табличку, что у нас обед. Сюда не зайдут, — последнее он сказал, обращаясь к неизвестной женщине.

— Спасибо.

— Диму вы уже знаете. Он мой брат. Меня зовут Лидия, — представила нас я и уставилась на неё.

Она некоторое время смотрела на нас с каким-то сложным чувством, в котором смешались и смущение, и опаска, и тревога. Но сказала, правда, с отчётливым сомнением:

— Меня зовут Лена.

В первый момент мне показалось, что она только что придумала это имя. Потому что неуверенность в её голосе чувствовалась ярко. Но потом будто услышала эхо этого имени и озадачилась: она сказала не Лена, а какое-то более длинное имя. Лиенна? Лаенна? Или даже Илаенна? И это длинное имя подходило той женщине, которая пряталась под личиной земной.

Взглянув на наручные часы (отцовские, на них смотреть легче, чем на мобильные), я торопливо сказала:

— У нас полтора часа, чтобы решить несколько вопросов. Хотите в туалет? Здесь рядом есть магазин с отдельным санузлом для посетителей.

— Нет, спасибо, — слабо улыбнулась она. — Я с утра ничего не ела, кроме предложенного Димой чая. И не хочется.

Брат что-то проворчал под нос.

— Лена, мы можем вам помочь? Расскажите нам с братом, что случилось с вами, — вырвалось у меня. Вырвалось, потому что я тщательно пыталась построить фразу поинтеллигентней, поделикатней, а вот получилось — напрямую.

Она взглянула на нас загнанным зверьком, а потом прерывисто вздохнула.

— Вы меня видите. Это чудо и огромная редкость, — признала она. — Но я не знаю, сумеете ли вы мне помочь, потому что ситуация ужасная.

Делать нечего — я решилась.

— Кто эти люди, которые похожи на… страшных зверей?! — выпалила я. — Я их вижу уже давно, почти месяц.

— И ничего не говорила, — проворчал брат, глядя на меня и с жалостью, и с тревогой. Даже поёжился. Наверное, представил тех самых гиен. И представил, что я вижу их не один день — и молчу про этих страшил.

— Они похитили меня, — тихо сказала Лена, опустив глаза и, кажется, специально пропустив мимо ушей вопрос: «Кто эти люди?»

— То есть вчерашний мужчина, который ругал вас на улице, это не ваш муж? — пожелала я удостовериться хотя бы в этом.

— Нет. — Она даже покачала головой, чтобы подтвердить свой ответ.

Судя по всему, она не собиралась говорить о себе хоть что-то. В каком-то смысле я её понимала. Но решила всё-таки добиться хотя бы мелочи.

— Кто они?

Она опустила уже не глаза — голову. Но молчала.

— Ну, хотя бы как они называются?

— У нас их называют Приживалы, — наконец выдавила она.

Ф-фу… Хоть что-то! Но что значит — «у нас»? У кого это у нас? По-русски она говорит без акцента. Или так хорошо им владеет?

— Вы знаете, что я выходила следом за ними? Брат вам сказал?

— Да, — прошептала она, со страхом вскинув глаза на меня. — Они видели вас? Они не остановятся перед убийством, если узнают, что вы Зрячие.

Мы с Димкой переглянулись, и без слов поняв, что под Зрячими имеется в виду какой-то термин, название определённых людей со способностью видеть сквозь маску обычного человека. Я было открыла рот сказать, что если в её словаре есть Зрячие, значит, существует целый мир… Но всё это слишком туманно. Ого… Значит, тот небритый тоже Зрячий? Открытие за открытием. Но пора узнать то, что я хотела.

— Когда я вышла за теми, кто забегал в поисках вас, заметила мужчин. На вид обычные. — Я прикусила губу, не зная, как описать их. — В общем, они похожи на коренной народ Северной Америки — на индейцев. То есть они высокие, сильно загорелые, с длинными чёрными волосами. На лице — татуировка. Кто это? Вы знаете?

Димка смотрел на меня с восторженным недоверием, открыв рот. Романтик.

Зато Лена встрепенулась и задрожала.

— Они здесь! Они нас ищут!

Я снова не стала переспрашивать, что это за оговорка — «нас», когда она только что говорила, что похитили её. Только попыталась уточнить:

— Кто — они?

Господи, как же трудно вытягивать из неё сведения, которые помогут ей же.

— Миротворцы, — снова осторожно ответила она.

Я уже начала подозревать, что она однажды столкнулась с кем-то из обычных (ужас какой-то — о себе думать как об обычной!) людей, и её… что-то вроде предали. Слово «предали» слишком жёсткое, но если речь идёт о похищении…

— Лена, — обратилась я напрямую, — ты уже знаешь всё, что знаю я. Как ты думаешь, что нам с Димкой можно сделать для тебя, чтобы тебя не нашли?

— Мне надо встретиться с миротворцами, — решительно сказала она.

Я чуть не отвернулась. Чёрт… Я даже не сообразила записать номера той машины. Но ведь один из «индейцев» сказал, что завтра они собираются быть здесь.

— Лена, завтра они приедут к этому дому. Но до этого-то времени — как ты думаешь прятаться от приживал?

— Мне надо спрятаться, — жалко ответила она. И снова опустила глаза.

Всё правильно. Прятаться-то можно только в этом магазине. Но здесь никаких удобств, чтобы дожить до завтра часть дня и ночь.

Я вопросительно взглянула на Димыча. Тот — на меня.

— Деньги есть, — решительно сказал он. — Можно купить джинсы и какую-нибудь такую рубаху, длинную и широкую. Бейсболку. Переодеть её в пацана. И отвезти к нам домой переночевать. Если её привезёшь ты, мама ругаться не будет.

— Деньги? — робко переспросила Лена. — Вы можете продать шали. Ведь за них что-то можно выручить. А я свяжу ещё.

Я посмотрела на шали. Ух, как мне не хотелось их продавать! Но, если она свяжет ещё… И я решилась.

— Хорошо. Мы продадим эти шали, и ты вернёшь таким образом деньги за одежду. Лена, ты поняла, что Дима предлагает тебе переодеться в мальчика?

— Я отрежу волосы, — легко предложила она. — Если приживалы меня увидят в наряде мальчика, они не узнают.

— Подожди-ка, — удивилась я, сама не заметив, как перешла на «ты». — Ты хочешь сказать, что приживалы не видят тебя настоящую? Что они знают только твою маску?

И мгновенно вспомнила усталого небритого парня между «индейцами».

Если он Зрячий, значит, «индейцы»-миротворцы тоже не видят? Поэтому он выглядит таким усталым, что ведёт их, выискивая одного за другим среди этих приживал тех, кто им нужен? А ещё это значит, что Лену ищут. И, возможно, именно они, «индейцы»-миротворцы.

— В вашем мире мы не видим друг друга настоящими, — глубоко задумавшись, ответила женщина.

Потрясённые, мы с Димкой переглянулись. В «вашем» мире?! Нет, я смутно предполагала, поражённая терминами, но чтобы вот так — напрямую?..

— А что это за «ваш» мир? — не выдержала я.

— Ой… — Она беспомощно прижала ладони к губам, и этот жест был таким… таким… беззащитным, что я не решилась переспрашивать.

— Ладно, — пришёл в себя и сразу стал деловым Димыч. — Волос резать не надо. Мы купим вам бейсболку, как я уже говорил. Она очень удобная. В неё можно все волосы запихать, если их заплести в косичку, — и они не вывалятся. Всё, я побежал за вещами. Тут, в соседнем магазине, целая куча лавочек. Наберу вам быстро. Вы мне только туфлю дайте, а то с размером кроссовки ошибиться могу. А так — найду какую-нибудь девчонку вашего размера, она мне быстро подберёт всё, что нужно, только пацанское.

Лена нерешительно сняла махонькую туфельку, которую Димыч повертел в руках с немым восхищением — такую и Золушка не отказалась бы примерить! Сунул в карман джинсов эту поразительную обувку и тут же убежал. А Лена с такой благодарностью приняла ещё несколько мотков для вязания, что мне стыдно стало, и я как-то вовремя вспомнила о закупленных фруктах.

Новое потрясение. Если от чая с булочками она опять отказалась, то при виде фруктов чуть не расплакалась. Так что, благодаря перерыву, я успела до прихода Димки сбегать ещё за фруктами и минералкой, на время своего отсутствия закрыв таинственную беглянку на ключ в помещение магазина… Выяснилось, что есть и пить Лена может только эти продукты.

А потом опять началось что-то невообразимое. Только передала Лене фрукты и воду, как приехала машина. Две машины. В одной сидела сама хозяйка. В другой — громоздились горы пряжи со склада и из нескольких лавок, в которые водитель успел заскочить. Перерыв как раз закончился, и изумлённая Регина Романовна своими глазами сумела увидеть, каким образом в магазине происходит странно упорядоченное столпотворение, в результате которого с полок энергично исчезают едва-едва положенные туда новые мотки и катушки.

Димка и водитель быстро разгрузили машину.

Регина не стала даже заходить в кладовку. Просто сказала, что в других точках пряжи маловато для моего магазина, так что завтра же она отрядит своего экспедитора на главный склад в другом городе, откуда обычно и привозит всё. Если же и завтра будет такая же распродажа, то я могу до нового привоза взять выходной… Кажется, сама удивляясь своей щедрости, Регина было повернулась к выходу, но я быстро сказала:

— Регина Романовна! Подождите!

Что я отлично знала: хозяйка питает слабость к изделиям ручной вязки. Поэтому жестом пригласила за прилавок и в стороне от кассы, где терпеливо выжидали покупатели, показала шали, связанные Леной.

— Откуда? — медленно и зачарованно спросила Регина, приседая на корточки и растянув шали, разглядывая узор.

— Подруга связала, — сказала я.

— Сколько она хочет? За все!

Я сказала предположительную цену, но хозяйка договорить не дала.

— Дам втрое больше, если она свяжет ещё одну.

— Она редко занимается вязанием, — заторопилась я. — И я точно не могу сказать…

— Узоры не повторяются, — словно про себя сказала Регина, не сводя глаз с шалей и качая головой. И тут же отсчитала мне наличку. Взяла из-под прилавка пакет и бережно уложила шали в него.

— Продавец есть ли? — весело спросили от кассы.

— Бегу! — сказала я и оглянулась на Регину.

Та, блестя счастливыми глазами и прижимая пакет к груди, заторопилась к выходу, будто боясь, как бы кто не потребовал приобретённое назад.

А я встала у кассы и принялась за работу. Господи, как хорошо, что Димыч перенёс привезённое прямо за прилавок и уже запомнил, где что лежит! Он доставал из мешков и пакетов запрашиваемое и передавал покупателям, а я только стояла за кассой. Как хорошо!.. Можно автоматически принимать деньги, считать, выбивать чеки — и думать. Первым делом я долго вспоминала, откуда мне известно слово «приживалы». Сначала думала о давних временах, когда в деревнях, в барском доме, жили родственницы помещиков на иждивении хозяев… Что-то гиены не похожи на бедных родственничков…

Быстро обслужила ещё несколько человек. Образовалась пауза, пока женщины и девушки выбирали пряжу и аксессуары для вязания, а к кассе никто не подходил… Наверное, именно вынужденное безделье подсказало ещё одно определение слова «приживалы». Хм, точно не вспомню. Может, «прилипалы»? Да ладно. Главное, что это рыбы, сопровождающие акулу. По сути — паразиты, если я правильно помню. Они держатся близко к телу акулы и подбирают за нею остатки пиршества, если акула найдёт жертву… Но в качестве акулы Лена явно не подходила.

И тут я встревожилась. Лена испугана, растеряна. Но она же о многом умалчивает. А если она только внешне такая робкая? Если на деле она настоящая акула? Брр… Лучше об этом не думать. Как-то всё равно не вяжется лицо ангела с морским убийцей. Да и её поведение вчера, когда она еле сдерживала слёзы, пока тот гиена-хлюпик измывался над нею, тоже говорящее. Ведь она меня не видела. Да и не знала, что я вижу. Играть на постороннего не могла.

Но думать о плохом не хотелось. Снова перед глазами всплыло, как счастливая Регина уносит свою добычу — чудесные шали. Ишь, ещё одну захотела… А я вот думаю — маме такие подарить. Лена как раз успеет связать за несколько часов хотя бы парочку…

И тут меня снова пристукнуло пыльным мешком.

Ну, для озарения…

Я человек не идеально добрый, но и не злющий. Всякого во мне намешано. Так и жизнь ведь такая, что чисто добрым и чисто злым в ней не выжить. Потому что человек без другого человека не проживёт. Потому все вынуждены приспосабливаться друг к дружке. И вот что я сделала: на несчастье похищенной женщины — сейчас прячущейся беглянки — я эгоистически нажилась. А если… А если Лена умеет делать что-то ещё, кроме этих волшебных шалей?

Может, она умалчивает свою подноготную, чтобы я к ней не присосалась, как эти паразиты — гиены? Ой, надо бы быстрей найти этих…

Опять ой. Миротворцы. Почему миротворцы?! Что же собой представляет Лена и те другие, о которых она наивно проговорилась, если их ищут именно миротворцы?!

Третья глава

Иногда я умею быть упрямой ослицей, доводя окружающий в то время меня народ до бешенства. Причём зацикливаюсь на какой-нибудь малости, которая ни с того ни с сего вдруг становится для меня важней всего на свете, да ещё нужна именно сейчас — прямо вот вынь да положь! А если чего-то, на чём зациклилась, не сделаю, буду ходить и хмуро супиться на всех.

В общем, когда пришёл Димыч с одёжкой для Лены, когда покупательский поток в магазине ближе к вечеру схлынул, во время нашего шпионского выхода на улицу я решилась провести эксперимент. Втайне от Лены. Но, чтобы не смазать впечатление от этого эксперимента, брата пришлось ввести в курс дела.

Когда ушла последняя покупательница, еле волоча пузатый пакет с нитками, Димыч принялся расставлять оставшийся товар по полкам, чтобы витрины не выглядели слишком куце и скудно. Лена в кладовке переодевалась, так что я спокойно подошла к Димке и вполголоса сказала:

— Димыч, сейчас мы выйдем — ты не пугайся. Увидишь моего самого первого приживалу. Только Лене не говори. Хочу проверить, правда ли она их не видит. Ну и заодно — правда ли, что они не видят её.

— Понял, — деловито сказал брат и тут же посмотрел на меня исподлобья, благо что сидел на корточках перед витриной-стеллажом. — Лидк, он очень страшный?

— Такой же, как остальные, — вздохнула я. — Только те были типа телохранители, а этот будет из юристов.

— Чёрт… — ужаснулся братишка. — А как они пролезли в юристы? И вообще, сколько их в городе? Ты многих видела? Ведь, судя по словам Лены, они из другого мира. Что им у нас на Земле нужно-то?

— Димка, не знаю, — покачала я головой, вертя в руках моток мохера. — Видела я несколько штук, и все были разные. Даже девушку одну видела. (Брата передёрнуло.) Честно говоря, я немного побаиваюсь, потому что Лена сказала о миротворцах. Ты представь, что может происходить, если здесь миротворцы.

— А может, она сказала не в этом смысле? — неуверенно возразил Димыч. — Может, там кто-то где-то поссорился, и эти миротворцы между ними мир устанавливают.

— Что-то я не могу себе такого представить, — задумчиво сказала я. — Видел бы ты этих миротворцев. Они такие… Ну… Как будто этих приживал увидят — сначала стрелять будут, а потом разбираться, точно ли в них стрелять надо было.

— А что — у них и оружие было? — с восторженной жадностью спросил брат.

— Не видела, — честно созналась я. — Только выглядят они так, что, насторожи их только, и они, как ковбои, выхватят оружие фиг знает откуда, но стрелять точно будут.

Скрипнула дверь, и мы обернулись. На пороге кладовки стоял какой-то весь расхлябанный подросток в джинсах, которые топорщились краями на высоких кроссовках, в свободно болтающейся футболке. Он растерянно мял в руках бейсболку.

— Я не знаю, как это надевать, — виновато сказала Лена.

— Козырьком назад, — посоветовал Димыч. — И волосы туда же запихай.

Он даже улыбался, глядя на преображённую женщину, но вскоре улыбка увяла, оставив забытую мечтательность в глазах, и я поняла, что он снова всматривается в настоящую Лену и любуется ею.

— А знаете, — проговорила я, рассматривая Лену, — можно и не выдавать за парня. — Пусть будет некто, кого в этом наряде не определить. На всякий случай, ага?

— Ага, — согласился брат.

Через минуты две бесполое существо в джинсах, в бейсболке и в тёмных очках, не забытых Димой, терпеливо дожидалось нас у входной двери. Мы с Димычем огляделись, уточнили, всё ли сделали, и я, напоследок не забыв о сигнализации, закрыла магазин.

— Так, у нас полно денег, — сказала я, — сначала зайдём на рынок — он у нас по пути, и ты, Лена, выберешь то, что тебе можно есть.

— Спасибо, — прошептала она.

Я заметила: несмотря на застенчивость, она буквально вспыхнула от радости. Чем же её кормили приживалы, если она сейчас в таком предвкушении?

Затем мы договорились, как нам втроём идти. На плечо Лены повесили полотняную сумку, Димыч зацепился за её край — и получилась такая парочка друзей. Ну и я рядом. С другой стороны — посмотри кто на нас — опять-таки картинка маслом: двое высоченных телохранителей — и между ними такая модняцкая малявочка.

Только повернули по улице, как я заметила: Димыч напрягся. Он выпрямил спину и пошёл скованно — хорошо ещё, тёмные очки были и на нём. Навстречу шёл мой самый первый приживала. Я-то к нему почти привыкла — видела-то этого типа почти каждый вечер, возвращаясь с работы. А для Димки увидеть гиену на улице, среди обычных людей, — потрясение. Когда приживала прошёл, брат повернул голову ко мне. Тёмные очки не давали разглядеть его глаза, но я сразу сообразила и посмотрела на его губы: поверх головы Лены Димыч прошептал: «Спасибо».

Он даже забыл, что я-то хотела проверить Лену. Но я проверила. Лена не обратила на гиену никакого внимания. Как и тот на неё.

На рынке было спокойно и свободно: народ уже отоварился; бродили между рядами только те, кто лишь сейчас освободился после работы, так что мы тоже не спеша прошлись по рядам. Смутно предполагая, что именно хочет Лена, я сразу повела всех к овощным прилавкам. И угадала. Рынок-то крытый, она сняла очки. И смотрела на фрукты-ягоды так, как, наверное, в голодное время люди смотрят на хлеб. Димка как глянул на неё, так и вздохнул. Остановились около винограда. Лена встала — и никуда от прилавка. Ну, чисто ребёнок, который только что не кричит навзрыд, топая ножкой.

— Который тебе взять? — спросила я, подозревая, что с деньгами она обращаться не умеет.

Женщина нерешительно кивнула на мускатный.

— Грозди большие, — предупредила продавщица.

— Нам большой пакет, пожалуйста, — начала я. — И в него сложите по килограмму мускатного, киш-миша, изабеллу и вот этот огромный — не знаю, как называется.

Через минут пять радостная продавщица укладывала пакетики с виноградом в пластиковую сумку, а Лена торопливо поедала ягоды с отдельно вымытой грозди — Димыч не пожалел времени, сбегал к кранам: я подсказала, где они находятся. У этой же продавщицы, чтобы потом не искать, взяли ещё один большой пакет. В общем, даже Лена не отказалась нести груз — небольшую баночку с клубникой, настолько счастливая, что мы только улыбались, глядя на неё и кряхтя под тяжестью яблок, груш, гранатов и цитрусовых.

Денег было много — по нашим прикидкам, так что мы даже не сомневались, подходя к автостоянке и садясь в свободное такси.

Устроившись с Леной на заднем сиденье, сначала просто улыбаясь ей, её счастью, я внезапно заметила: та, внутренняя Лена, становится другой — ещё более светлой, что ли. Глаза уже не синие, а прозрачно-голубые, даже волосы преобразились из тёмно-русых в светлые, близко к пшеничным оттенкам. Неужели так подействовали фрукты и ягоды? Странно… Я решила не думать об этом, а посоображать, как устроить Лену у нас дома.

Когда-то давно, когда я ещё ходила в школу, у бабушки, отцовской мамы, случился инсульт, и пришлось перевезти её к нам, в двухкомнатную, чтобы ухаживать за ней всей семьёй. Долго она не прожила, но успела заставить отца продать её однокомнатную и купить трёхкомнатную. Как она говаривала: «Будет у меня своя комната в вашей квартире — чтобы вам не мешать». Когда её не стало, самая маленькая комнатка оказалась в распоряжении моих братишек, а мне оставили комнату побольше… Прикинув, я поняла, что временно делить её с Леной мне не кажется тяжёлым, как было бы с кем-то другим.

Дима в машине как-то подозрительно затих. Поглядывая на зеркальце сверху, я видела, что он глубоко задумался, и гадала, что его тревожит. Зато Лена счастливо улыбалась и время от времени отщипывала от виноградной кисти ягодку.

Дома всё пошло не так, как мне хотелось. Я-то думала: представлю нежданную гостью родителям и Сашке, второму брату, потом поужинаем, потом посидим — поболтаем, чтобы в процессе беседы прояснить тёмные места происходящего.

Едва успела представить Лену родителям, едва успела завести её в свою комнату, как она вдруг тяжело согнулась и прошептала:

— Лида, мне надо уснуть… И надолго…

— До утра? — машинально удивилась я, бросив взгляд в окно: там вовсю сиял солнечный июньский вечер!

— Дольше… — с трудом прошептала она, пока я вела её к своей кровати. Сама спать я рассчитывала на раскладном кресле-кровати.

— Только оставь… виноград рядом… — уже прошелестела она с закрытыми глазами, даже не раздевшись, утонув щекой в подушке. И замерла.

Я присела на корточки перед кроватью и изумлённо присмотрелась к своей странной гостье. Не играет. Спит… Что ж, значит, если ходить буду по комнате, она не проснётся? Ну, если предупредила, что спать будет до завтра?

Пришлось предупредить родных, что гостья собирается почивать аж до позднего утра. Как минимум.

— А как максимум? — растерянно спросила мама, готовившая ужин на шестерых.

— Думаю, до обеда, — пожала я плечами и встала к раковине, чтобы намыть виноград и других фруктов и ягод. Я решила, что виноград виноградом, но, если Лена не раз проснётся ночью (а я так поняла, что это и впрямь произойдёт), она поест не только его.

Ничего страшного. Если она захочет ночью в туалет, сон у меня лёгкий — просыпаюсь от любого шороха. Покажу ей, где что. С квартирой-то нам повезло ещё и в том, что в ней все три комнаты отдельные и попасть в них можно только через коридор.

Когда я приготовила всё, что понадобится Лене ночью (полное впечатление, что готовлю какой-то обряд), и вышла в коридор, там меня дожидался Дима. Сашка к нам не лез: у него экзаменационная сессия, не до гостей. Сидел в своей комнате и, как проклятый, готовился, обложенный учебниками.

— Лид, надо бы поговорить, — шёпотом сказал братишка. — Только не дома.

Я поняла его: дома ни в одной комнате не спрячешься, чтобы поговорить откровенно и вволю.

— Лена будет спать, — задумчиво сказала я. — Можем прогуляться вокруг дома, а то и сходить куда-нибудь. А то целый день в магазине… Ты как — согласен на такое?

— Ещё спрашиваешь, — проворчал Димыч.

Мы предупредили маму, что нас не будет некоторое время, и смылись из дома.

Солнце ещё подсвечивало крыши домов, но уже намекало на недалёкий закат. Мы как-то машинально спустились от дома к дороге и уселись здесь на скамейку под навесом остановки. Время ближе к восьми вечера, будущих пассажиров — раз, два и обчёлся. Так что мы немного посидели, глядя на транспорт, летящий в обе стороны дороги, и Димыч серьёзно велел:

— Ну, давай рассказывай всё. Начиная с этого первого.

Я хотела было фыркнуть: мол, чего так серьёзно-то? Но сообразила, что мы с ним в одной связке — и вместе в магазине на всё лето, и вдвоём же принимаем участие в судьбе Лены — непонятного, честно говоря, существа. И рассказала, начиная с мешка, упавшего на мою бедную головушку, и заканчивая появлением Лены с телохранителями.

— Ну… — сказал брат и прикусил губу. Пожевал её и высказался: — Приживалами я их называть не буду. Они и правда больше похожи на гиен. И с мешком я твоим не согласен. Меня-то мешком по башке не стукали. Это у тебя совпадение. Ну, что в один день на тебя упал мешок и ты увидела того гиену-юриста.

— В этом ты прав, — вынужденно согласилась я. — Просто до того дня я никогда их не видела. А когда увидела, начала к людям присматриваться.

— Есть ещё одно совпадение. Может, притянутое за уши, но… — Димка вздохнул. — Ты спрятала Лену в магазине — и тут же нагрянули покупатели. Может, это из-за неё?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю, — удивлённо призналась я.

Эти покупатели мне как-то голову заморочили своим нашествием. Я ещё, помнится, в душе посмеялась во время работы: только Аделию убрали из магазина, как валом повалила удача! А брат предполагает вот что…

Некоторое время мы снова смотрели на поток машин, раздумывая каждый о своём.

Димка вздрогнул так, что я испугалась. Проследила его взгляд — уехавший, как показалось, вместе с той машиной, что проехала мимо с противоположной стороны. Потом братишка встал, не сводя глаз с дороги.

Пришлось встать и тоже приглядеться. Дух перехватило. Несколько машин подряд — и во всех водителями гиены! Между двумя последними машинами — двое мотоциклистов, и тоже гиены! Что происходит? Куда они?..

Будто отвечая на мой мысленный вопрос, Димыч неуверенно пробормотал:

— Они, случайно, не к старому цеху?

Старый цех — это развалины старого молокозавода при ближайшей к городу деревеньке… Старый цех — это место сбора автомобилистов и байкеров, которые обожают погонять на предельной скорости, а вокруг старого здания качественный асфальт на довольно приличной площади.

Мы переглянулись и поняли друг друга без слов. Сомнение выразил брат.

— А обратно как? Деньги-то есть, но… Договориться с таксистом, чтобы потом забрал? А согласится ли?

— За деньги согласится, но слишком без уверенности — вдруг забудет?.. А кто туда ездит из наших знакомых? — нетерпеливо спросила я.

Димка посмотрел на меня и выхватил мобильник из нагрудного кармана. Через минут десять к остановке подъехала машина, и братишка за руку потащил к ней.

— Знакомьтесь! — бросил он. — Семён — Лида.

— Это фамилия у меня такая — Семёнов, — улыбаясь, объяснил водитель джипа, высокий худой парень, большеглазый и с каким-то слегка детсковатым лицом.

При виде джипа я никак не могла справиться с глазами: всё неприлично пялилась на машину и пялилась. Правда, не потому, что джип прямо-таки уж на загляденье, — просто не могла понять, откуда у Димки такие знакомства!

— Семён отвезёт нас, — коротко сказал Димыч и распахнул передо мной дверцу к заднему сиденью. — А потом приедет за нами, как только мы ему позвоним.

Пока ехали, брат с водителем негромко и серьёзно обсуждали последний футбольный матч, а я затаилась на своём сиденье и только старалась выглядеть так, словно каждый день езжу в такущих машинах и она, машина, для меня ничего удивительного не представляет.

К старому цеху приехали ближе к сумеркам, когда солнце скрылось, но в воздухе ещё не чувствовалась прохлада подступающего летнего вечера. Да и светло было.

Семён уехал сразу, сказал — дела, а мы решили осторожно пройтись, причём я напомнила Димке, как снять наваждение и видеть нормальное человеческое лицо, глянув на подбородок гиены.

Итак, что же мы увидели. Старый цех, просевший и разрушенный так, что торчали в небо одни стены и внутренние части помещения, и впрямь являлся центром асфальтовой площади, по которой мотались и машины, и мотоциклы. Кое-где очень близко к асфальту подошёл лес, и порой деревья нависали над краем импровизированного места для самодеятельных гонок, сейчас, к вечеру, создавая плотную тень над машинами.

Пройдя часть площади вокруг старого цеха, мы с Димкой убедились, что здесь и обычные люди. Вполголоса просчитали гиен — машин десять. Все в одном месте, словно прятались в тени деревьев. Но в некоторых не только один водитель. Но что грело сердце — людей было больше. И на машинах тоже, а уж на мотоциклах — только люди!

Гиен сначала высматривали издалека, побаиваясь подходить ближе к машинам, вставшим вереницей одна за другой. Потом брат решительно сказал:

— Если хотим побольше о них узнать…

И я кивнула.

И мы побрели, словно праздные гуляки, по кругу. Слава Богу, таких, как мы, на площадке вокруг цеха тоже было достаточно. Только в отличие от остальных, мы старались не приближаться к машинам гиен, благо что пока вечерний свет помогал разглядеть их издали… Ещё мы заметили, что настоящие люди на машинах и на мотоциклах уже давно мотаются по кругу, в центре которого старый цех, а вот гиены чего-то словно ждут. Молодые, кстати…

Скоро стемнело, тени протянулись длинные и плотней привычного. Гул голосов, выкрики, рёв и гудение моторов — скоро превратились в привычную, хоть и раздражающую музыку, и я начала подумать, не пора ли нам домой. Завтра всё-таки на работу… Уже приходилось напрягать глаза, когда мы с Димкой, наконец-то, заметили, чего же ожидали гиены. Из других ребят, собравшихся у старого цеха (это тоже наше личное наблюдение), кое-кто пару раз подошёл к гиенам — поболтать, но, кажется, получил не самый лучший приём. И больше к ним не подходили.

Эта машина появилась, будто из ниоткуда, и сразу шмыгнула к веренице гиеньих, пристроившись за последней. Потом в самой веренице произошли изменения, машины разъехались, поездили, словно бесцельно и не зная, куда ещё приткнуться, но когда они снова собрались в вереницу, мы выяснили, что вновь появившаяся машина спряталась за ними. Или это так почудилось только нам с Димкой, настроенным подозрительно?

Мы снова переглянулись и, таясь, стали подбираться ближе к той машине. Уже на подходе услышали гнусавый гогот всех там же собравшихся гиен. Следующую сцену наблюдали вблизи и ничего не понимали.

С заднего сиденья выволокли мальчишку лет одиннадцати-тринадцати. Поставили у машины. Поставили в прямом смысле — он на ногах не стоял, заваливаясь в сторону, что и вызывало тот самый гогот. Один из тех, кто его вытащил, держал его за грудки, но очень неудобно — мальчишка был в лёгкой футболке.

— Он похож на Лену… — охнул Димыч, и я едва успела схватить его за руку, когда он прямым ходом направился было к гогочущим гиенам.

— Подожди… Надо посмотреть, что они будут делать, — ужасаясь самой себе, сумела выговорить я.

Теперь и я рассмотрела, что в лице мальчишки мелькает что-то светлое. Трудно точно сказать, что именно, потому что мальчишка каждую секунду ронял голову, закрывая лицо длинноватыми, кажется, тёмными волосами. Да что с ним? Неужели… Я похолодела. А если его избили — так, что он на ногах стоять не может? И тут же стало ещё страшней. Димыч-то мой настроен серьёзно пацана отбить. Но как?! Если этих гиен чуть ли не двадцать человек — и все взрослые?! И на помощь не позовёшь! Кого можно было бы попросить из байкеров или автомобилистов? Кто нам поверит, что дело нечисто?

Дальше стало не до размышлений.

К мальчишке подошёл ещё один приживала. Меня аж передёрнуло: мальчишке задрали голову и сунули в рот горло открытой бутылки. Нисколько не сомневалась, что могло быть в бутылке. Мальчишка слабо мотал головой, проливая жидкость, но его всё же заставили выпить — и довольно много, по моим прикидкам, учитывая, что спаивали несовершеннолетнего! Потом стали совать ему в рот какие-то куски, причём он явно есть этого не мог, и тут же подбежал ещё один, с ножом, чтобы измельчать эти куски и по одному насильно впихивать их в рот пацана, совсем изнемогающего от происходящего.

— Лида, ну давай что-нибудь сделаем! — изнывал рядом, чуть не плача, Димка.

— Если нас побьют, будет плохо и нам, и пацана не сумеем спасти, если что, — процедила я сквозь зубы, сама с трудом удерживая слёзы ярости. Ну почему мы здесь одни?! Почему рядом нет никаких таких ребят, сильных и умелых в хорошей такой драке, чтобы вырвать из рук гиен мальчишку — наверняка одного из тех, про которого Лена сказала: похитили ИХ!

Зачем?! Зачем им надо спаивать мальчишку?!

И беспомощность. Ну попробуй мы что-то сделать против — глупо думать, что против двадцати сильных молодых парней мы сумеем продержаться хоть пять минут!

Следующее действие гиен показалось ещё более абсурдным: они с трудом закинули вялого мальчишку на крышу машины, а потом заставили его сесть, что-то невразумительно вопя — торжествующе и призывно!.. Мальчишка всё равно сначала спиной плашмя грохнулся назад, а потом с трудом собрался и еле-еле поднялся, чтобы сесть нормально. Затаив дыхание, постоянно передвигаясь в толпе зевак, чтобы не быть замеченными гиенами, мы заглянули, наконец, в его лицо.

— Точно — Лена… — потерянно сказал Димка, — только что с ним?

Я вглядывалась в глаза неизвестного мальчишки: они стремительно меняли свой цвет, словно внутри черепа находилась странная подсветка. То те самые — ярко-синие, но этот чистый цвет резко заливался мутным красным, а затем превращался в противный светло-коричневый — не карий! Видно было даже с нашего места, как мальчишка при этом двигался. Если глаза были синего цвета, он безвольно падал на сторону, но оживлялся и усаживался удобней, едва глаза мерцали красно-коричневым.

Единственное, что я в следующий миг могла сообразить: спиртное подействовало.

Мальчишка выпрямился уже уверенней и медленно оглядел то, что предстало его глазам. Наверное, его тоже раздражал дёргающийся из-за постоянно и повсюду мотающихся машин и мотоциклов свет…

Я сама не заметила, как медленно начала приближаться к машине с сидящим на ней подростком. Димыч, естественно, шёл за мной.

Вместо того чтобы стать пьяным, мальчишка на глазах становился всё более жёстким в своих движениях, а гиены смотрели на него, скалясь, и будто чего-то ждали.

Ярко-синее сияние пропало в глазах, осталось лишь жутковато-алое, с еле уловимым всплеском коричневого. Он сел поудобней, не сводя глаз с потока машин, которые словно гонялись друг за другом, объезжая развалины старого цеха. Потом негромко сказал что-то, не глядя вниз, но явно обращаясь к гиенам. Один из них протянул ему газовую зажигалку, предварительно щёлкнув ею. Мальчишка, не глядя опять-таки, взял её снизу, чтобы не обжечься о пламя. Гиены внизу застыли, обернувшись к развалинам, и на их лицах появилось отчётливое выражение нетерпеливого ожидания.

Мальчишка ничего не делал, только держал в руках зажигалку и смотрел на машины и мотоциклы, чуть приоткрыв рот, слегка раскачиваясь, словно задумался о чём-то… И внезапно всем телом дёрнулся вперёд, будто собираясь спрыгнуть. При том ощерился, словно дразня кого-то…

Мы обернулись, как ужаленные, на грохот.

Ситуации полностью не поняли, но одна из машин, мчавшихся на скорости параллельно остальным, вдруг вильнула бешеным виражом — и врезалась во встречную. Та резко буквально отпрыгнула, перегородив тем самым дорогу следующим за нею. Байкера, несущегося вплотную за ней, как пушинку, откинуло в сторону. Закричали все, когда одна за другой машины начали взрываться, словно узлы на бикфордовом шнуре. В секунды упорядоченная гонка по кругу превратилась в разрушительный огненный ад!

Мы чуть не подпрыгнули, заслышав гогот за спинами. Гиены ржали, жадно глядя на грохочущие взрывы и взвивающийся к чёрным небесам огонь.

А пьяный мальчишка, на которого сейчас никто не смотрел, вскинул руку с зажигалкой — и развалины, чьи фрагменты мелькали в беспорядочном огне, неожиданно вспыхнули гигантским факелом! Как будто внутри стен оказалась громадная чаша с бензином! Стоявшие близко к старому цеху, люди оказались в ловушке. Языки пламени, мотаемые ветром в разные стороны от здания, не давали спрятаться от огня пылающих машин, а последние в свою очередь не давали возможности отбежать от опасных стен… Такого ада мне ещё не приходилось видеть…

Заворожённые огненным ужасом, честно говоря — впавшие в ступор, мы с Димкой чуть не подпрыгнули, когда на нас со стороны надвинулась чёрная лакированная громада машины. Мы отбежали чуть дальше, но всё ещё оставались в пределах слышимости тех, кто стоял рядом с машиной, на крыше которой визжал пьяный (теперь уже точно пьяный, потому что неистовствовал он, будто безумный берсерк) мальчишка, потрясая огнём зажигалки.

Из появившейся машины выскочил ещё один приживала — постарше тех, кто приехал с подростком. Он, ругаясь сквозь зубы, чуть не обжёгшись о зажигалку, сдёрнул того, заливающегося сумасшедшим смехом, с крыши и втолкнул в салон своей машины, назад. После чего зарычал на молодых гиен, а те только огрызались на него, но явно не смели пререкаться по-настоящему.

Я не выдержала и снова подошла поближе, даже не пытаясь снова смотреть на огненный ад за спиной. Расслышать, что именно они говорят — не сумела, разве что в паузе среди треска и криков прозвенели жёсткие слова:

— Как что? Выбросить!

Захлопали дверцы машин всех гиен, которые уселись по своим местам и с явным сожалением собирались уезжать. Поняв, что больше ничего не услышать, совершенно растерянная, я обернулась к кошмару, который постепенно утихал, потому что многие из тех, кто оставался с краю и не принимал участия в гонке, бежали с машинными огнетушителями к огненной свалке, а кто-то отчаянно кричал в свой мобильник, вызывая скорую и пожарных. Слава Богу, взывающих о помощи было много!

Сжимая кулаки, Димка отчаянно смотрел вслед уезжающим гиенам. А моё сердце вдруг дёрнулось. Я схватила брата за руку.

— Димыч, надо проверить кое-что…

И повела его, послушного от осознаваемой беспомощности, к кустам, возле которых стояли машины гиен. В выплесках огня я посмотрела край с высокими травами, потом побрела чуть дальше, к деревьям. Место я знала, помнила, что дальше — овраг, а внизу — бьёт ключ, из-за которого сюда приезжают люди, потому что, говорят, вода здесь чистейшая… Димка брёл за мной, но часто оборачивался на пламя, которое с переменным успехом то взлетало к небу, то немедленно пригибалось…

— Нашла! — выдохнула я, бросаясь вперёд, как только новый выброс огня осветил кусты впереди.

— Что? — мгновенно развернулся Димыч. И поспешил ко мне, присевшей на корточки. А дошёл — втянул воздух сквозь зубы: я сидела перед неподвижным телом девочки с невероятно седыми волосами, которые поражали даже в темноте, постоянно взрывавшейся тревожным жёлтым светом…

Четвёртая глава

Меня замутило. За спиной погибли и продолжали умирать люди, но… я их не видела, я только знала, что они остались там, в горящих перекорёженных машинах, которые уже не сталкивались, но продолжали взрываться. Но вот она лежит — девочка, подпись к которой продолжала звучать в ушах властным: «Как что? Выбросить!» Лежит вот, рядом — только руку протяни и коснёшься её тела. И хотелось выть от тоски, оплакивать этот ужас, реальный и видимый… И эти седые волосы — девочки лет двенадцати, лицо которой, и неожиданно детское, и в то же время окаменелое, и в отсветах близких огней, будто в далёком погребальном костре, бледно-белое, — заставляли сжиматься сердце больше, чем мысль о десятках жизней, пропавших там, у развалин.

Рука машинально потянулась убрать мелкий листочек, прилипший под закрытым глазом… И кончики пальцев будто обожгло горячечным теплом кожи.

— Димка, она живая! — ахнула я.

Брат, стоявший тут же, тяжело дыша, вздрогнул.

— Лидка, Лид, а её не?.. — он запнулся, страшась произносить жуткое слово.

Я нерешительно и с содроганием провела ладонью по спортивным брючкам найдёныша ниже пояса, и облегчение хлынуло такое, что я мгновенно вспотела.

— Нет, Димка, нет! Всё нормально…

Брат тут же присел рядом и склонился к девочке, пытаясь разглядеть лицо. Быстро выпрямился.

— Фу, от неё воняет…

Приоткрытый рот девочки и в самом деле источал настоящий смрад, причём очень знакомый. Поморщившись и отвернувшись, я недолго ломала голову, что с ней. Вспомнила пьяного подростка. Ясно. Узнала вонь. Её тоже напоили.

Но раз её напоили, как того мальчишку, значит, она тоже…

— Несём к ручью, — отдышавшись, скомандовала я. — Надо влить в неё чистую воду. Судя по Лене, вода должна помочь. Помнишь, ты ей минералку купил?

Мы поставили неожиданно лёгкое тело на ноги, а потом Димыч просто поднял девчонку под мышки, сцепив руки на её спине, а я осторожно положила её голову за его плечо — носом чуть ли ему не в затылок, а вялые руки за спину, будто девочка обнимала его в ответ. На руки взять её он не решился — слишком густо здесь росли кусты.

— Не тяжело? — забеспокоилась я.

— Угу, мешки таскать не тяжело, — проворчал братишка, — а тут тяжело должно быть? Нет, всё нормалёк! Тяжело — тоже… спросила…

Он шёл за мной, прокладывавшей путь вниз, в овраг, к ручью, и непрестанно бормотал, а то и злобно ворчал. Я не одёргивала его. Вместе с руганью вслух выходило из него потрясение. Из меня оно выходило с каждым шагом по неизвестному месту, когда приходилось сначала проверять поверхность на надёжную твёрдость и только потом ставить ногу. Страх упасть тоже неплохо перебивал недавний ужас. Был ещё один страх: а вдруг я всё поняла неправильно — и девочку не удастся оживить водой? Хотя какое, к чёрту, оживить… Она живая, но… Что с нею сделали? По первому впечатлению — выжали все жизненные соки. А чисто реально — несколько дней не кормили, а только поили спиртом, давая зажевать его какой-нибудь закусочной дрянью.

Нога поехала на сухой почве без травы, и я еле успела зацепиться за ветку куста, плохо видного в темноте, хотя его листья то и дело вспыхивали тёмно-жёлтыми отблесками пожара сверху. Обернулась.

— Димыч, подожди немного. Посмотрю, как тут спуститься.

Он уже молча встал на месте. А я быстро обследовала крутой спуск, сообразив, наконец, использовать фонарик мобильного телефона. И, пустив луч подальше от себя, обнаружила, что мы застряли неподалёку от настоящей тропы. Нашла место, где можно сократить путь, вернулась к Димычу. Снова повела за собой, освещая путь перед нами уже двумя мобильниками, своим и его.

Ближе к овражному ключу послышался его негромкий монотонный переливчатый звон. Вода звенела, ровно вливаясь из трубы в небольшой бассейн, а затем по желобу уходила в лесную речку. Наши городские волонтёры из экологического общества не только оформили выход ключевой воды, но и обложили место камнями, чтобы воду и подход к ней в будущем не завалило овражной грязью. Кое-где эти камни (в основном кирпичи) даже закрепили цементной смесью.

Так что Димыч усадил девочку, точней её безвольное тело, на камень, прислонив её к бортику желоба. Ему пришлось остаться рядом, чтобы поддерживать её. Мы обговорили, как будет происходить нужный процесс, и он слегка наклонил найдёныша головой в сторону, а я принялась поить. Для начала пришлось просто вымыть ей рот, а потом, набирая воду пригоршней, осторожно, чтобы не слишком намочить одежду, вливать её в рот девочки. Вода-то ключевая — ледяная, поэтому я старалась поить совсем по чуть-чуть. И чуть не разревелась от злости, когда поняла, что напоить найдёныша в её состоянии просто нереально! Сколько ни наливала ей в рот, всё тут же выливалось. Привести в сознание? Но у неё не обморок, а фиг знает что!..

Кажется, я начала слишком резко двигаться. Димыч негромко посоветовал:

— А ты не пои её. Ты просто смачивай ей рот. Сколько попадёт — всё хорошо. Как рука замёрзнет, поменяемся, и я тоже буду поить — то есть смачивать.

Мы вымокли сами, намочили-таки живот девочке и её волосы, иногда прерывая своё странное занятие, чтобы не дать ей совсем уж замёрзнуть.

Она ожила, когда я, в очередной раз поменявшись местами с братом, поддерживала её. Просто внезапно прильнула к подставленной ладони Димыча и принялась глотать ледяную воду с неё, твердея всем телом, но не открывая глаз… Насколько я довольно спокойный и даже чёрствый по жизни человек, и то чуть не разревелась от нового облегчения… Много ей пить не дали — побоялись, как бы не заболела.

Но в себя она так и не пришла.

— У нас проблема, — задумчиво сказала я, усевшись так, чтобы она, всё так же с закрытыми глазами, опиралась всем телом на меня, — как вытащить её отсюда — это ладно. А вот доехать до города…

— Семён довезёт, — проворчал Димыч и встал, вытирая руки о джинсы. — Как выберемся наверх, сразу позвоню.

— Димка, а откуда у тебя такие знакомства? — поинтересовалась я, чуть покачиваясь, потому что наш найдёныш делал слабые движения — явно вырваться. А мягкие движения девочку явно успокаивали. — Откуда взял этого Семёна с машиной? Да ещё такого, что он к тебе по первому зову?

— Он на нашей улице живёт — третий дом от нас. Зимой, в феврале, помнишь, какой лёд на улицах был? Ну, меня мама послала за хлебом, а он как раз из магазина выходил и на крыльце шлёпнулся. Ногу сломать не сломал, но вывих жуткий был. Я его дотащил до его подъезда, а перед тем он позвонил своей девушке. Она врач. Потом тащили его к лифту уже вдвоём. И он сказал, чтобы я звонил, когда нужна машина или его помощь. Мы так-то перезванивались, я — чтобы узнавать, как он, а он звонил, чтобы поздравить с праздниками. Ну и вот. Сегодня я позвонил, и он приехал. Лид, а как ты догадалась, что девочка здесь?

— Та гиена, которая мальчишку увезла, сказала: «Выбросить». Я долго вспоминала их разговор и поняла, что это был ответ на вопрос этих, куда девать второго. Вообще-то, я думала, что будет ещё один пацан… Ты отдохнул? Или мне самой её отнести наверх?

— Ещё чего не хватало, — пробормотал братишка. И, кряхтя, снова нагрузился живой ношей. — Всё, шагаем. — И проговорил уже в спину: — Хорошо, что эти уехали…

Я поняла Димку: нас с их жертвой не увидят.

По крутой, но удобной, в сравнении с недавними зарослями, овражной тропе мы поднялись наверх, близко к площадке со старым цехом и, не сговариваясь, обошли её, направляясь сразу на дорогу к городу. Оглянулись не раз — на притихший огонь возле развалин. Но всё ещё огонь. Особенно страшно всё ещё пылали внутренности старого цеха… Тропкой под деревьями, чтобы с дороги не было видно, добрели до первой пригородной остановки и там усадили девочку, всё ещё не пришедшую в себя (глаз так и не открыла) на скамью под навесом.

— Мы её домой повезём? — ненужно спросил Димыч, вызвав своего Семёна и глядя на дорогу, вызывавшую в сумерках странное ощущение вечности своим постоянно нарастающими и убегающими огнями.

— Угу.

— Думаешь, мама ругаться не будет?

— Она и Лену восприняла как человека, которому по семейным обстоятельствам надо переночевать вне дома. А эту девочку мы пронесём незаметно — мама и знать не будет. До утра. Уходить будем — скажем.

— А завтра что будем делать?

— Искать того Зрячего и индейцев.

Димыч уже знал от меня, кто такие индейцы, слышал мой разговор с Леной, и согласился, что их легче так называть в разговоре.

— А как мы их будем искать, если у нас работа?

— Думаю. Мне кажется, надо попросить Регину вернуть Аделию.

— Видел я твою Регину. Фиг она возьмёт её назад. Ты сама подумай — придётся платить и ей, кроме нас с тобой. Неа, не захочет.

— Значит… — Я вздохнула и задумалась. — У нас товару в магазине мало осталось. А если предложить Аделии учёбу на этой мелочи, чтобы её потом Регина взяла в другую точку? Ей ведь тоже обидно, что её вот так взяли — и выкинули.

— Ну, не знаю… — задумался и братишка. — А как ты ей предложишь?

— Я скажу, что товара сейчас мало, и мы ей оставим записи, что где и для чего надо в каких количествах, чтобы она постепенно запомнила. Или ещё что-нибудь придумаю.

— И ты собираешься сидеть всю ночь, чтобы написать всё это?

— Собираюсь. Хм. Хотя… Можно предложить ей заменить нас на один-два дня, а взамен подарю ей одну из шалей Лены. Потому что нам позарез надо найти того Зрячего и индейцев. Ведь тогда мы сможем передать им Лену и эту девочку, а уж дальше они сами сумеют, без нас.

— И когда ты собираешься звонить Аделии?

— Как только приедем домой.

— Слишком поздно, — с сомнением сказал Димыч. — Ты лучше позвони, когда в машине Семёна будем. Тебе никто мешать не будет.

Так и сделали. Семён, судя по его кратким репликам, решил, что мы приехали к старому цеху разыскать свою подружку или знакомую, которую теперь надо довезти до дому, поскольку она в невменяемом состоянии. Его больше заинтересовало, что происходит на месте у развалин. Узнав о страшной катастрофе, он только вздохнул.

Только он развернул машину к городу, как навстречу помчались машины с мигалками — скорые, полиция, пожарные… Когда мы пролетели мимо, я поёжилась…

Сидела я на заднем сиденье машины, обнимая девочку и, честно говоря, больше думая о том, как её встретит Лена, чем о том, чтобы позвонить Аделии. Но мысль о завтрашнем дне и необходимой свободе передвижений перевесила. Я взялась за телефон.

— Чё надо? — хмуро спросила Аделия.

— Привет, — спокойно сказала я. — Аделия, я знаю, ты обожаешь эксклюзивные вещи. Тебе нужна шаль с узором, который в нашем городе никто не сумеет повторить? По словам твоей тёти, одна такая стоит несколько тысяч. Ты получишь её даром. Почти.

— Так, и чего ты хочешь? — оживилась бывшая коллега.

— Мне нужно, чтобы ты завтра посидела до обеда в магазине.

Пауза подсказала, что Аделия задумалась. Следующая реплика показала глубину её размышлений: она лодырь, но не дура.

— А если Регина узнает?

— Я ей с утра позвоню. Скажу, что покупателей мало. Она не приедет и про тебя не узнает. — «В конце концов, дальше дома с магазином мы не уйдём», — вздохнула я.

— А шаль в самом деле такая раритетная? — подозрительно спросила Аделия.

— В самом.

— Во сколько приезжать?

Закончив разговор, я показала брату, вопросительно взглянувшему в зеркальце, большой палец. Он кивнул и отвернулся. А я как-то непроизвольно погладила по жёстким седым волосам нашего найдёныша.

Сдаётся мне, что девочка — тоже ребёнок Лены. Дочка. Наверное, гиены похитили целую семью… Завтра утром мы передадим «индейцам»-миротворцам Лену и девочку, а потом расскажем о пьяном пацане. И — умоем руки: свой долг выполнили — спасли тех, кого сумели… Любопытно, а кто тот — небритый? Как и давно ли нашли его «индейцы»? Или он сам от удивления подошёл к ним и спросил, кто они такие?.. Но Лена сказала — Зрячие. И сказала так, словно она давно о них знает. Значит, есть в нашем мире люди, которые чуть ли не издревле общаются с «индейцами» и гиенами? Фу… В такие дебри залезла, не зная конкретики, не опираясь на факты…

В будние дни родители в это вечернее время обычно смотрят детектив по телевизору. Так что нам должно повезти: мы спокойно пронесём девочку в мою комнату, уложим её на моё кресло-кровать и даже наверняка сумеем не разбудить Лену.

Но всё пошло не так.

Приехали затемно, Семён помог вынуть из машины девочку, так и не пришедшую в себя, и даже предложил донести её до квартиры. Димыч отказался. Он отдохнул в машине и теперь готов был свернуть горы. Правда, я заметила, что лицо брата выглядело осунувшимся: столько впечатлений, столько работы за единственный день!..

Когда я открыла Димке с его ношей подъездную дверь, машина Семёна мягко уплыла в темноту, осветив на прощание дорогу перед домом.

Только добрались до квартиры, только открыли дверь — картина маслом: мама стоит у приоткрытой двери в мою комнату. На стук входной обернулась, ахнула тихонько и поспешила навстречу, не забыв закрыть дверь в комнату.

— Дети, что случилось? — испуганно глядя на девочку, которую держал Димыч, спросила она шёпотом, оглядываясь на коридор — видимо, боялась, что папа услышит.

— Мама, она переночует у нас до завтра, ладно? — обречённо спросила я. Мама, конечно, не откажет в помощи, но я очень не хотела, чтобы она видела найдёныша вдобавок к Лене. Не хотела, чтобы она беспокоилась. — Девочке пришлось сбежать, как и Лене, но они обе и правда у нас только до завтра.

Мама прижала ладони ко рту и всё же повернулась, чтобы открыть дверь моей комнаты.

И Димка первым догадался спросить:

— Мам, а ты-то чего испугалась?

— Эта ваша Лена… — Мама глубоко вздохнула и покачала головой. — Никогда такого не видела! Никогда… И ещё… Она здоровая ли? Не болеет?

— Истощена! — решительно сказала я. — Мам, я сейчас девочку уложу, а потом выйду, и ты мне всё расскажешь, ладно?

— А с девочкой что? Может, врача вызвать?

Вот тут я совсем растерялась. И сама об этом думала по дороге… Но как вызвать к найдёнышу врача скорой, если нет ни документов, ничего, что бы указывало на её личность? А вдруг девочка ещё и анатомического строения другого? И запоздало пожалела, что не вызвала скорую там, на месте пожара. Врачи бы осмотрели девочку, а мы бы сказали, что она шапочно нам знакомая, что мы сами её домой отправим… Эх… Кулаками после драки не машут. Поэтому я сердито из-за собственной недогадливости сказала:

— Она просто устала очень. Ей покой нужен, мам.

Димка шагнул в комнату, в которой горела настольная лампа с ненавязчивым, уютно домашним светом, и я поняла, почему мама испугалась.

Брату было некогда приглядываться. Он выполнял то, о чём мы договорились по дороге: положил девочку в разложенное кресло, сразу натянул на неё лёгкое одеяло и только после этого выпрямившись, осмотрелся. Оторопел, как и я.

Как всякий любитель вязания, я хомяк. Это значит, что у меня не только шкафы ломятся от пряжи, скупленной при распродаже, но и по всей комнате есть свои заначки. Когда в «моём» магазине оставался один или два мотка от отдельного привоза, их уценяли и выбрасывали в специальную коробку при кассе. Покупатели с удовольствием брали такие на шапочки или на шарфы, а то и для совсем маленьких детей. Когда случалось уценить два одинаковых мотка, я скрупулёзно изучала их, прикидывая, на что они могут подойти. И, если пряжа мне очень нравилась (а нравилась мне пряжа именно в два мотка, к которым потом ещё один докупить можно), я покупала уценку себе и складывала пряжу в большую корзину, с которой папа осенью ходил по грибы.

Сейчас по всей комнате висели шали. Лена нашла мою корзину, которая всегда стояла у стола при окне, убрала сверху лежавшее начало, которое я всё равно бы распустила: начала зимнюю вещь, но не успела закончить, а летом зимние вещи вязать не получается. Женщина вынула из моего начала спицы, аккуратно переместив петли на найденную ею спицу-крючок, которая всегда торчала у меня из карандашницы на столе. И опустошила всю корзину. Димка молча оглядывал ажурные шали, которые свисали со спинок двух стульев, с полуоткрытой дверцы шкафа, с ручек комода для белья, со спинки кровати, на которой сейчас спала мастерица… И несколько шалей лежали прямо на столешнице письменного стола. Почему Димка повернулся именно к ним?

Изумлённая, я всё же осторожно подошла к нему.

Хриплым голосом, чуть не сипя, братишка спросил вполголоса:

— Ты видишь то же, что и я?

— Дай сначала взглянуть! — буркнула я. И уставилась на шали.

Сначала не поняла и даже удивилась: эти три штуки были только начаты… Нет, скорее — ощущалась в них именно незаконченность и вроде как заброшенность. Лена даже спицы вынула, хотя почему-то не распустила. Но что увидел в них Димыч? Я пока видела только одно — поразительной красоты узоры, которые… которые… Меня вдруг будто водоворотом затянуло в эти узоры, странные и непонятные. Если раньше я любовалась словно бы морозными ветками на окне, то теперь я даже понять не могла, что эти узоры мне напоминают. Только чувствовалось в них, тихо лежащих на столе, необычное движение, оборванное на полуслове. А потом глаза наткнулись на странную линию — и взгляд повело по ней, закрутило, пойманный…

Своё тяжёлое дыхание я ощутила словно со стороны, как и прерывистый вздох, вырвавшийся внезапно… И как удар — с узоров незаконченных шалей сплелось лицо того мальчишки, пьяного и торжествующего… Движение продолжалось. Взгляд соскользнул с неясного образа, и подросток, теперь уже едва прорисованный тенями, медленно пропал за краями шалей. Будто ушёл.

Напряжение было таким жёстким, что мы оба вздрогнули, когда Лена неожиданно поднялась с кровати и, не обращая внимания на нас, подошла к креслу, на котором лежала девочка. Мама просто остолбенела: женщина шла с закрытыми глазами. А мы от другого остолбенели… Лена шла, сияя солнечным радостным светом — словно плыла в тёплых лучах, от которых светилась и сама.

Она склонилась над девочкой и обняла её лицо ладонями.

Мы замерли, когда найдёныш вдруг приподнялся и прильнул к женщине…

Не замечая никого из присутствующих, Лена помогла девочке подняться и провела к своей кровати. Так же не глядя, взяла ближайшие две шали со стульев и укутала в них девочку. После чего приблизилась к столу, на котором среди недовязанных шалей стояла ваза с виноградом, взяла одну кисть и села рядом с девочкой. Лежащую, поглядывающую на нас исподтишка сонными глазами, как будто видела нас не в реальности, а во сне, накормила ягодами с кисти, просто поднося их к губам девочки-найдёныша. Потом Лена легла рядом и натянула на обеих одеяло. И снова неподвижность…

Придя в себя, я оглядела комнату иначе. Кажется, Лена будет вставать среди ночи и не раз. А пока она точно провалилась в сон.

— Выйди, — прошелестела я брату.

Тот кивнул и вышел, оттеснив от двери ошарашенную маму.

А я, стараясь не шуметь, открыла шкаф и достала пару огромных кожаных сумок с пряжей, поставив их рядом с корзиной. Сначала хотела выложить нитки в корзину, но сумки при движении издавали слишком отчётливый шум. Пусть Лена сама разбирается. Затем тут же, рядом с сумками, на стуле оставила ещё несколько пар спиц. Я не поняла смысл недовязанных шалей, но, кажется, вывязывая их, Лена пыталась спасти сына. Пока не получилось. Но ведь всё может быть? Может, из других нитей получится?

Затем я вышла из комнаты и чуть не бегом отправилась на кухню, где меня ждали мама и братишка.

— Ты что? — снова перепугалась мама. — Что ещё случилось?

— Ничего не случилось, — убедительным тоном сказала я. — Мне надо вымыть ещё фруктов и ягод.

— Давай я вымою, — вызвался Димка, — а ты подсушишь. В салатник положим, да?

— Да, в салатник. — Я помолчала, с полотенцем в руках выжидая мытых и мокрых плодов от брата, старательно работающего у раковины, а потом не выдержала и с любопытством спросила: — Мама, пока нас с Димкой не было, у тебя не случилось чего-то… хорошего?

Димыч, забыв о фруктах, тоже уставился на маму.

Мама медленно прошла к табурету и села.

— Хорошее, говоришь? — и улыбнулась — мечтательно и рассеянно, явно что-то вспоминая. — Когда вы ушли, сначала ничего не было. Но, когда мы с отцом сели у телевизора, позвонила моя подруга из другого города. Мы когда-то вместе работали. Я недавно её вспоминала. Она вышла замуж в другой город. Сначала переписывались. Потом были только открытки на дни рождения и на Новый год. А потом заглохло и это. И вдруг звонок. Мы говорили почти полчаса. Никогда бы не подумала, что это счастье — говорить с человеком, которого помнишь молодым. Будто сама помолодела.

— Почему это будто? — пробормотал Димка, невольно улыбаясь при виде маминой улыбки. — Ты себя сейчас не видишь. Знаешь, какая красавица!

— Спасибо, Димыч, — раскраснелась мама и, смущённо улыбаясь, вышла.

После некоторого молчания братишка фыркнул.

— У папы, наверное, спрашивать не стоит. Но, возможно, что-то было и у него. Интересно, как Сашка сдаст завтра экзамен? Чует моё сердце — легко и на отлично.

— Не понимаю принципа, — задумчиво сказала я, вытирая яблоко. — Это вязание всё новых узоров? Значит, Лена не просто вяжет шали, а вывязывает что-то типа заклинания? Интересно, гиены знают об этом?

— То есть? — встрепенулся Димыч. — Что ты имеешь в виду?

— Мне кажется, вчера в магазине она взяла нитки лишь на одну шаль только потому, что гиены следили за ней. И вот она сбежала. Судя по всему, она сумела сбежать, потому что она вывязала нужный ей узор. Но пряжу ей купить разрешили. Так вот и вопрос: знают ли гиены об этой её магии?

— Ты думаешь, она из магического мира?

— Не знаю, но девочку она закутала в две шали, оставленные у кровати. Может, я преувеличиваю, но мне кажется, она ждала, что мы приведём её.

— Блин, быстрей бы утро! — мрачно сказал Димыч. — Быстрей бы найти твоих индейцев и устроить им допрос! Столько вопросов — и ни одного ответа! Слушай, а что ты думаешь насчёт тех шалей, которые на столе лежат? Она пыталась спасти того пацана, но не сумела его вытащить, да?

— Димка, как будто у меня есть ответы! — в сердцах стукнула я кулаком по столу. И вдруг застыла, прислушиваясь к формировавшейся мысли.

— Ты чего? — заинтересовался братишка при виде моей невольной ухмылки.

— Знаешь, до чего додумалась? — Я тоже фыркнула, как он только что. — А ведь завтра нам повезёт! Аделия придёт раньше обычного! Регина не будет нас контролировать! И мы найдём индейцев, после чего Лена и её дети перестанут быть нашей проблемой!

Димка машинально мыл груши, покусывая губу — наверное, примерялся к высказанной мысли. Я с любопытством ожидала его реакции на нечаянное открытие. Наконец он обернулся и сказал:

— Ты имеешь в виду, что Лена втихаря помогает и нам, потому что чувствует, что мы помогаем ей? А почему ты не хочешь и дальше им помогать? Ты же сказала, что Зрячие существовали и раньше. Значит, все эти… — он затруднился с определением. — Ну, эти индейцы и такие, как Лена, — довольно часто попадают сюда, в наш мир. Почему бы и нам… Ну… Не помочь им?

С минуту я сосредоточенно протирала всё, что он передавал мне, и складывала в большую салатницу. Наконец сообразила, как ответить:

— Может, я и помогла бы. Но есть несколько проблем. В живом реале мне сейчас важней магазин, который поручили только мне. И деньги из которого идут и тебе. Всё остальное, пока не прояснится ситуация, для меня фантастика, в которую мне до сих пор трудно поверить. Вот когда предположения и загадки получат основу, тогда я решу, что делать. И как, возможно, совместить работу в магазине с работой на фиг знает кого.

Димка промолчал. Будущий выпускник, почти взрослый, он прекрасно знал, что положение с деньгами в нашей семье — предмет довольно печальный, хотя мы и живём — не голодаем. Но слабая улыбка в его отрешённых глазах подсказала, что он если и не выпалит своего любимого изречения: «Мечтать не вредно!», то в мыслях уже скачет по просторам галактики со световым мечом, как минимум.

Поэтому и промолчала, что готова драться за Лену и девочку, за несчастного пьяного мальчика, лишь бы не увидеть ещё раз, как обычная забава молодых мотоциклистов и автомобилистов заканчивается так страшно, как это было несколько часов назад. А что трагедии будут продолжаться — я не то что была уверена, но…

Взяв салатницу, я осторожно вошла в свою комнату, поставила её рядом с вазой с виноградом, после чего тихо устроилась на кресле-кровати. Надо выспаться. И этот-то день был суматошным. А что ожидает нас с Димкой завтра… О-ой…

Пятая глава

Из комнаты я выскользнула рано утром, не забыв выключить настольную лампу. Солнце вставало чуть со стороны. Так что лучи постепенно подходящего к окнам светила не должны будут падать на кровать, где спали два неизвестных существа, выглядевших, как женщина и её дочь. А когда солнце заглянет в комнату, до кровати уже не доберётся. Поэтому я и не решилась закрыть окно плотными шторами, а только захватила с собой одёжку и свою подозрительно растолстевшую сумку, с которой обычно хожу на работу. И на цыпочках вышла, чтобы до просыпа всей семьи успеть сварить и выпить кофе, сидя за книгой. Хоть и чувствовала, что сегодня утром книгу спокойно не почитаешь.

На кухне, прежде чем одеться, с любопытством заглянула в сумку.

Как и предполагала, в ней нашлись три шали. Наверное, Лена уловила моё желание откупиться от Аделии «раритетами».

Сон-то у меня чуткий. Хоть и пришлось набегаться за день и наволноваться, как ни крепко спала, но пару раз просыпалась среди ночи и втихомолку наблюдала, как женщина встаёт с постели, подтыкает одеяло вокруг девочки и идёт к столу. Здесь Лена усаживалась так, чтобы свет настольной лампы падал на руки, и принималась за вязание. Только и слышалось тихое, усыпляюще ритмичное постукивание спиц, будто в комнате появился ещё один будильник…

Я-то просыпалась пару раз. Но в сумке — три шали. Значит, Лена вставала чаще за ночь. И, спеша уйти, внимательней оглядеться я не успела. Только бросила взгляд на опустевшую вазу для фруктов, которую тоже забрала с собой. Но, думаю, в самой комнате наверняка ещё пара-тройка шалей появилась. Удивляться Лениной скорости вязания я уже перестала. Привыкла, наверное.

Предположение, что читать не смогу, — подтвердилось: сосредоточиться на событиях не удалось. Я просто встала у окна и пила кофе, наблюдая за сонной утренней улицей и в мыслях проворачивая всё, что надо сегодня сделать. Размышляя обо всём, вдруг подумала, что происходящее упрямо вытаскивает меня из той раковины, которая всегда мешала общаться с людьми. Удивившись этой мысли, усмехнулась…

Когда на кухне появилась мама, чтобы приготовить завтрак для отца, я попросила:

— Мам, ты поглядывай в мою комнату, пока меня нет, ладно? Я помыла ещё фруктов и отнесла туда. Но, если вдруг ваза снова будет пустой, дополни, ладно? И, если Лене что-то понадобится, не отказывай, ладно? Я потом про неё расскажу, но она здорово натерпелась за последние дни.

— Хорошо, — согласилась мама. Она-то летом у нас отпускница. Но, тем не менее, с некоторым сомнением, спросила: — Ты так уверена, что они ещё будут спать? И тот самый твой максимум?

— Они так силы восстанавливают, — рассеянно ответила я. — Когда проснутся, угости чаем. Может, им ещё и твоя выпечка понравится.

— Хорошо, — сказала мама, с любопытством посматривая на шали, которые я разложила по прозрачным пакетикам. И не выдержала, попросила: — Лидочка, ну о гостях не рассказываешь, так шалечки хоть покажи — полюбоваться!

Я тихонько рассмеялась и вывалила вязанье на стол, благо чистый. Мама уже получила две шали Лены из вчерашних и до сих пор пребывала на высотах блаженства. Но желание увидеть красивую вещь осталось. Кстати, может, поэтому она не слишком много и выспрашивает о странных гостьях, что любование прекрасными шалями перевесило её любопытство.

— Господи, красота-то какая… Умеют же люди…

Мама счастливо вздохнула, рассматривая ту из шалей, которые напоминали птиц с распахнутыми крыльями — я о них почему-то думала, что это колибри. Наверное, силуэт с размахом крыльев был знакомым по картинкам. А может, эта ассоциация возникла по аналогии с самой Леной — хрупкой и изящной… Шали-бабочки мама аккуратно сложила и ставила рядом с моей сумкой.

Следующим в кухне появился Сашка. Он без слов слопал всё преподнесённое мамой, глядя ошалелыми глазами в пространство, и умотал в университет, на очередной экзамен. Снова глядя в окно, уже на брата, бегущего сломя голову к остановке, я пожала плечами: жаль, не с кем поспорить, что он сегодня легко сдаст любой экзамен!

Встрёпанный Димка ворвался на кухню, похлопал растерянными со сна глазами на меня и на маму. Потом перевёл взгляд на настенные часы и свалился на табурет.

— Фу-у… Я думал — проспал. Мам, хочу кашу с твоей приправой, ага?

Пока уплетал кашу, с таким нетерпением подпрыгивал на табурете, что я не удивилась, когда он выпалил, едва мама вышла из кухни:

— Лид, как они там?!

— Мы спали. А кое-кто и работал. Лена. Она связала ещё несколько шалей, — доложила я и ухмыльнулась. — И знаешь, что я думаю? На тех шалях, которые она отдала для Аделии, будет узор, из-за которого Аделия нам безропотно поможет.

— А Лена отдала для Аделии? — поразился братишка.

— Она оставила шали в моей сумке. Насколько я понимаю, одна из них должна очень понравиться Аделии.

Мы наскоро позавтракали, и помчались из дома к остановке.

— Ты уже настолько хорошо Лену понимаешь? — с сомнением спросил Димыч, заходя следом за мной в троллейбус. От нашего дома до магазина три остановки, да ещё пешком минут десять. — Ну, если по её шалям уже понимаешь, о чём она думает или что хочет сделать?

— Скорее — не её, а её действия. И я не понимаю, а… — Я споткнулась, подбирая слово. — Я как-то… интуитивно прочитываю её действия. А может, и нет. Думаю, я понимаю её, потому что видела вчера того пацана на её недовязанных шалях.

— Она их довязала? — с тревогой спросил брат. — Я ведь их тоже видел, и мне показалось, там всё глухо и плохо.

— Нет. Они так и остались на столе нетронутыми… — Я опять споткнулась и нахмурилась. — Димыч, что-то мне кажется, она их не то что не трогала… Она к ним вообще не прикасалась. И они лежат в определённом порядке. Эх, забыла маме сказать, чтобы она тоже их не трогала.

— А мама разве зайдёт в твою комнату?

— Я попросила её заглядывать туда и дополнять салатницу и вазу фруктами и ягодами, если они опустеют. Ладно, зайдём в магазин — позвоню маме предупредить, чтоб ничего с ними не делала. С неё станется… Ты что?

Димка внезапно вцепился в мою руку. Мы как раз почти доехали до нашей остановки, и троллейбус стоял, выжидая на перекрёстке, пока зажжётся зелёный. Братишка смотрел через стекло на собравшихся у дороги люди, которые тоже ждали возможности перейти дорогу. Окинув быстрым взглядом всех, я тоже замерла: молодой мужчина с портфелем в руках спокойно стоял среди остальных пешеходов, видимо только для нас подёргивая острым носом в разные стороны.

— У них, наверное, хорошее обоняние, — равнодушно заметил брат и отлепил взмокшие пальцы от моей ладони. Кажется, он собрал эмоции в кулак и пытался выглядеть чуть ли не беспристрастным исследователем.

Троллейбус проехал перекрёсток и остановился.

Мы пришли в магазин без пятнадцати девять, хотя знали, что товара мало и что Лены нет. А значит… Впрочем, с этим «значит» сплошные потёмки. А если мне Лена дала шаль с узором, заменяющим её присутствие? Шалей-то три штуки. Или я слишком сильно поверила в шали, которые влияют на происходящее?

Первым делом мы бросились просматривать полки и кладовку, чтобы понять, сколько всего пряжи у нас осталось. Учёт мы вели и вчера, но подготовиться к новому рабочему дню тоже не помешало бы.

Без пяти девять открылась дверь, и наша конфетка появилась на пороге магазина. Ну, и как тут не поверить в магию Лениных шалей?

— Это что у вас такое было? — изумлённо спросила Аделия, забыв поздороваться и округлив глаза на пустые полки.

— Работа, — смешливо бросил Димка. — Некоторые работают в поте лица, чтобы суметь распродать товар!

Прозвучало весьма торжественно, хотя по глазам брата я видела, что он с трудом удерживается от смешка. Аделия не поверила — это точно. Она медленно сошла со ступенек в помещение магазина и огляделась.

Затем, будто забыв, что здесь больше не работает, заглянула в кладовку.

— Нет, а правда, куда вы дели всё? Или Регина собирается менять точку?

Брат не выдержал — захохотал. Я поняла, что мне лучше не смеяться. Обиженная Аделия нам не нужна. Братишке-то, школьнику, она простит то, за что обозлится на меня.

— Не обращай на него внимания, — посоветовала я. — У нас вчера был внезапный покупательский катаклизм. Неизвестно откуда налетел народ и раскупил всё. Аделия, ты правда сегодня свободна? Иди сюда и выбирай.

Аделия всё так же недоверчиво подошла к прилавку, на котором я успела разложить три шали. И открыла рот, чуть не задохнувшись. Вцепилась в одну шаль, просмотрела на свет, будто ища какие-то огрехи в вязании. Бережно положила на стол, взяла другую. Посмотрела на меня в таком смятении, что я удивилась, хоть и предполагала, что эмоциональный отклик будет сильным. Да-а, Лена явно постаралась помочь нам — и себе одновременно.

— Лида, а две можно?!

— Аделия, — покачала я головой, — они очень дорогие.

— Понимаю! — выдохнула она и прижала к себе третью, с «крыльями бабочки». — Вот эту хочу! Можно, да?

— Бери. — Пришлось прикусить губу, чтобы не засмеяться над точностью собственного предсказания, но время поджимало. — Аделия, помнишь уговор?

— Да я за такую красоту… — проворчала она, накидывая шаль на плечи и вставая к зеркалу в кладовке. И вздохнула от полноты чувств, поворачиваясь к зеркалу то боком, то спиной — разглядеть, как она будет выглядеть сзади.

И только я решила, что она будет любоваться собой до упора, как Аделия сняла шаль и ощутимо жадными движениями упаковала её в вытащенный из сумочки (это вам не моя большая дамская!) пакетик, после чего спрятала свёрток явно на самое дно.

— Ну, всё. Я готова к работе, — заявила она, вставая за прилавок и пряча сумочку так, чтобы она была под рукой.

— Прекрасно, — кивнула я и только было собралась рассказать ей об остатках пряжи, которую Димка предусмотрительно сложил ближе к кассе, как дверь резко распахнулась.

Обернулся брат, только что державший в руках лёгкую метлу, которую мы вчера, после уборки, забыли спрятать в кладовку. И немедленно перехватил её так, словно теперь держал в руках копьё.

В магазин ворвались гиены-телохранители.

Они молча, без каких-либо объяснений рванули в кладовку — прямо на Димку! Тот, недолго думая, выставил перед собой метлу, явно на полном серьёзе собираясь защищать вход в кладовую!

— А ну назад! — завопил он. — Там материальные ценности!

Но по его глазам я видела, как он испуган. Ещё бы — два таких амбала!

— В чём дело?! — жёстко крикнула я, подлетая к ним, обозлённая и жутко жалеющая об отсутствии оружия. — Кто вы такие?! Грабители?!

Легко быть праведно возмущённой, зная, что в кладовке никого нет!

— Пацан, убери метлу, — сквозь зубы сказал один. — Иначе…

— Иначе — что? — снова вмешалась я, разъярённая до предела. — Ещё раз спрашиваю, кто вы такие, — и вы отвечаете, или я немедленно вызываю полицию! — И я вскинула мобильный телефон, чтобы они увидели, что говорю я абсолютно серьёзно, хотя душа моя в пятки не то что ушла — сбежала со всех ног!

— Мы телохранители, — вмешался второй, который так бешено раздувал гиеньи ноздри, что я поспешно перевела взгляд на точку его подбородка. — Наша подопечная сбежала. Она в невменяемом состоянии и может натворить что угодно. Пожалуйста! Мы хотим всего лишь проверить вот это маленькое помещение!

Димка открыл было рот, но торопливо взглянул на меня. Я кивнула. Да, только с моего разрешения. Пока хозяйки точки нет, хозяйка здесь — я!

— Идите, — успокоенно шагнул брат от двери. Да ещё вдогонку проворчал: — Только не сломайте там ничего.

Гиены кинулись в кладовку так, словно и в самом деле собирались устроить там погром. Но стеллаж ещё вчера вечером мы поставили на место, а кладовку вымыли, так что никаких следов присутствия Лены там не оставалось. Пока они там оглядывались, Аделия, открыв рот, с недоумением и опаской рассматривала нас с Димкой. Неужели сообразила, помня первое появление Лены, что телохранители не напрасно обыскивают кладовку? А потом я похолодела: Димка недавно решил, что у гиен обоняние хорошее. А если они учуют её вчерашнее присутствие за стеллажом?..

Но гиены вышли из кладовки, ничем не напоминая людей, напавших на след. Злые и насторожённые. Пристально оглядели всё помещение магазина, даже за прилавок заглянули. Затем первый буркнул что-то нечленораздельное, а второй, видимо решивший быть более «человечным», бросил:

— Спасибо!

И ушли. А Димыч выждал немного, выскочил следом за ними и через минуту вернулся. Мы с Аделией не успели даже снова испугаться.

— Это что было? — тихонько спросила Аделия.

— Помнишь женщину, которой мы скидку сделали? — спросила я.

— Помню. Это ведь её телохранители?

— Ага. Они ещё вчера прибегали, её искали. Она от них сбежала, а они думали, что сюда. А сегодня почему-то решили, что плохо осмотрели магазин. Ну, мы пошли.

— Стой, Лида! — ахнула Аделия. — Ты хочешь меня оставить здесь, когда вот эти везде шастают? Я что — на дуру похожа?

— Нет, Аделия, — улыбнулась я, — ты умный человек. Поэтому подумай, какой бандит сюда осмелится войти и что-то натворить, когда здесь народ? Посмотри, вот и твои первые покупатели.

Дверь открылась снова, пропуская женщину с ребёнком, девочкой лет пяти.

Кажется, Аделия хотела мне возразить, но, метнув взгляд вниз — явно на сумочку с шалью, вздохнула и начала наблюдать за покупателями. И мы с Димкой поспешили сбежать, пока она не придумала что-нибудь, чтобы отказаться от работы в одиночестве.

Улица по утреннему времени сияла чувствительно пригревающим солнцем. Пешеходов было немного, всё-таки десятый час. Больше встречались женщины, ходившие по магазинам или по ремонтным мастерским, а то и в аптеки. Идти было легко, и я в душе благодарила Лену за полученную лёгкость договора с Аделией. И тут же удивлялась: ну почему я так уверена, что именно Лена помогла нам?

— Обоняния у них, слава Богу, нет, — сделал братишка тот же вывод, что и я.

Пришлось вслушаться, сообразить, что он говорил о гиенах, и настроиться на сиюминутную проблему. Не отвечая на его высказанное открытие, я спросила о том, о чём думала с момента появления гиен-телохранителей Лены:

— Димка… Глупый вопрос задам… Ты, зная, кто они и что вчера сделали такие, как они, сумел бы выстрелить в них, дай тебе кто-нибудь оружие?

Прошагали продуктовый магазин, прежде чем брат ответил.

— Да. И не выстрелить, а пристрелить. — Он помолчал ещё немного, а потом вздохнул, кажется не желая говорить на эту тему: — Лид, а как будем искать индейцев?

— Вчера они оставили машину около торца дома. И мне навстречу бежали оттуда, — вспомнила я. — Пойдём, посмотрим сначала там. Дойдём до мебельного и посидим там на крылечке. Они всё равно в десять открываются. — И тут же расстроилась. — Эх, Димыч, а ведь мы вчера в таких нервах были, что не сообразили посмотреть номер той машины, в которой пацана увезли.

— Я запомнил. Со злости из-за того пацана, — проворчал Димка и вздохнул. — А вчера вечером, когда домой пришли, записал, чтоб не забыть. И сейчас вышел посмотреть номер машины у этих, телохранителей. И заснял его на мобильный. Так что, если понадобится материл для расследования, он у нас есть, — важно закончил он.

— Димыч, ты гений, — серьёзно сказала я, всматриваясь в людей, шедших навстречу.

— Слушай, Лид, ну увидим мы этих индейцев и Зрячего, а дальше что? Подойдём и скажем: «Эй, вы, а мы тоже Зрячие?» Так, что ли?

— Димыч, веришь — сама не знаю, как и что будет. Наверное, встретимся — тогда и сообразим.

— Ну нет, так глупо будет, — рассудил братишка. — Представь, встретились — они мимо, а мы за ними с воплями: «Эй, индейцы, нам бы с вами поговорить!»

— Хм, тогда делаем так! — затряслась я от зажатого смеха. — Они же индейцы. Их двое. Ты смотришь на одного — скажем, того, что справа, и проводишь пальцем по лбу. Типа — вижу твою тесёмку! Я смотрю на того, что слева, — и провожу пальцем по носу, где у него татушка. Сигнал — вижу твою татуировку. Хотя можно в любом случае так сделать — у них татушки у обоих. И тесёмки тоже.

Димке идея понравилась.

А в следующую секунду мы увидели их и среагировать нормально не сумели.

Они и впрямь шли навстречу — все трое, только-только проходя мебельный магазин. Шли, насторожённо поглядывая по сторонам и впиваясь взглядами в лица всех прохожих. Димка, растерявшись, не успел изобразить тесёмку, зато я, резко подняв руку, чтобы привлечь внимание «своего» индейца, левого, поймала его изумлённый взгляд и быстро провела пальцем от одной скулы до другой через нос, а потом ещё поперёк лба. Когда он, резко встав на месте, остолбенело уставился на меня собственным ошарашенным взглядом, я кивнула пока ещё только удивлённому небритому:

— Привет, коллега! — После чего, прибавив шагу и скосившись на братишку, негромко сказала: — Димыч, идём к мебельному, на крыльцо.

— Они и правда индейцы, — проговорил ошеломлённый Димка, оглядываясь и во все глаза пялясь на искомых миротворцев, ведомых Зрячим.

Индейцы-миротворцы, высоченные и широкоплечие, даже в обычных летних одеждах якобы обычных горожан привлекали невольное внимание любого. Я вспомнила, что гиены их не видят, и подумала: зато угадать их могут по статным фигурам настоящих воинов. Молодой мужчина между ними, которого мне теперь хотелось называть парнем, потому что поблизости он выглядел гораздо худосочней и моложе, невыгодно отличался от них, будучи каким-то чуть ли не истощённым.

Мы почти добежали до крыльца и уселись на его кирпично-бетонные бортики, взбудораженные до дрожи. Сели лицом к миротворцам и их Зрячему. Поглядывая на нас, индейцы встали с обеих сторон от Зрячего и вполголоса что-то доказывали ему, то и дело эмоционально указывая на собственные скулы и на лоб. «Всё ясно с вами!» — усмехнулась я. Он-то, глядевший в другую сторону в момент, когда я прожестикулировала, не понял, чего они вдруг всполошились, а также не понял, почему я, совершенно незнакомый человек, так панибратски вдруг поздоровалась с ним, как с коллегой. А они убеждают его, чтобы подойти к нам и разобраться со свалившейся проблемой.

Наконец, Зрячий пожал плечами и неохотно поплёлся к нам. Да что он какой квёлый! Чем, какой работой его нагрузили, из-за чего он еле переставляет ноги?

Но первым именно он начал разговор.

— Простите, девушка, почему вы назвали меня коллегой?

Я скептически посмотрела на него, потом на миротворцев. Пока единственное, что мне не нравилось, — то, что сидим в неподходящем месте. Мебельный магазин этот торгует довольно дешёвой мебелью, и сюда часто заходят люди. И наверняка через какое-то время на крыльце будет несколько человек. Серьёзно не поговоришь. Кажется, Димыч думал о том же. С восторгом глядя на индейцев, он немного важно сказал:

— Здесь есть полуподвальный кафетерий. Там можно посидеть немного и поболтать. Думаю, ваши индейцы не откажутся от нашего предложения.

Зрячий обернулся к миротворцам, а потом ошарашенно — к нам.

— Индейцы?.. Вы… Зрячие, — медленно констатировал он. — Коллеги. Хорошо. Показывайте, где тут ваш кафетерий.

В кафетерии было тихо — весело перекликались только продавщицы. Из семи столиков занят лишь один — женщиной с двумя детьми, которые то ли не проснулись, то ли были хорошо воспитанными, отчего вели себя тихонько. Мы впятером заняли один столик, добавив к нему ещё один стул, благо продавцы не возражали. Заказывал Зрячий. Только у нас спросил, какие пирожные будем. Официантка записала пожелания и ушла. А я заметила, что миротворцы не отказались от кофе с сахаром, зато Зрячий заказал себе чёрный, без сахара. Он же в ожидании заказа представился:

— Меня зовут Олег.

Миротворцев, насторожённо изучающих нас, он не представил, но я спокойно восприняла их молчание. Они же ещё не знают, с кем именно столкнула их судьба. Судя по всему: по коротким ножнам у бедра, которые я теперь, не торопясь, разглядела; по одежде, удобной для боя или драк, — они и правда воины. Мне было легко представить, как они не отбиваются, а атакуют гиен, которые бы осмелились полезть на них — и в любом количестве.

Мы назвали свои имена. А потом, когда повисло неловкое молчание, и никто не знал, как начинать главный разговор, поскольку не знал, что спрятано в рукаве каждого из будущих собеседников, я решилась.

— Баш на баш. Вы рассказываете, зачем приживалам нужны ангелы. А мы рассказываем вам всё, что вам понадобится для поимки гиен.

— Гиен? — не понял Олег. Вблизи, да ещё в электрическом свете кафетерия припухшие от недосыпа синяки под его глазами казались совсем чёрными.

— Приживал, — поправилась я и тут же объяснила: — Когда я впервые увидела приживалу, мне показалось — он похож на гиену.

Олег посмотрел на меня, потом на Димку.

— Вы так уверены, что ваш рассказ нам будет интересен?

Я повернулась на стуле и взяла со спинки свою сумку, которую прихватила из магазина на всякий случай, если придётся ждать миротворцев дольше. Поставила сумку на колени и вынула из неё пакетик. И развернула перед ошеломлёнными мужчинами шаль-колибри.

— На этом базируется наша уверенность. И что вы теперь думаете о важности нашего рассказа? — спросила я, отмечая, что у миротворцев, которые впились глазами в рисунок шали, перехватило дыхание. Они явно что-то считывали с неё.

Олег внезапно улыбнулся.

— Я рад, что мы повстречались с вами. Очень рад!

Шестая глава

Нисколько не возражала против желания индейцев-миротворцев поближе изучить рисунок на шали. Только раз мелькнула мысль: если из трёх шалей одна была предназначена Аделии, вторая — миротворцам, то кому — третья?

Наконец, когда вязаный рисунок, кажется, индейцы выучили чуть ли не наизусть, шаль сложена и оставлена на краю стола, а официантка принесла заказ, один из миротворцев, мой — Левый, встал и слегка склонил голову передо мной:

— Моё земное имя — Аскольд.

Ничего себе — земное имя!.. Едва сел он, поднялся второй.

— Ингольф.

На всякий случай я запомнила, что татуировка Аскольда на скулах состоит из множества рисунков мелкой вязи, в то время как тату Ингольфа — довольно крупная фигура, единая, из нескольких веток, что ли. Пока обоих я воспринимала на одно лицо, хотя видела, что они внешне разные. Но знала, что чуть позже буду их различать не только по татушкам.

Думала, что начнёт беседу Олег, но первым заговорил именно Аскольд. Из чего я решила, что он старший группы. Попробовав горячий кофе, он кивнул и негромко сказал:

— Вы Зрячие. Теперь вам не уйти от судьбы стать частью нашей жизни.

Димыч было открыл рот что-то сказать, но еле слышно фыркнул и промолчал.

— Каким земным именем зовут женщину, связавшую эту вещь?

— Лена, — ответила я, так как смотрел миротворец именно на меня.

— Мне приходится быть кратким, но в дальнейшем вы узнаете больше. — Аскольд снова пригубил чашку с кофе. — Для начала вам придётся принять, что пространство вашей Земли — это бесчисленное количество миров. Они соприкасаются. Они входят друг в друга. Наслаиваются друг на друга. Вытяни руку — и она в другом мире, а то и в нескольких. Пространственные законы не позволяют живым существам легко переходить и одного мира в другой. Привилегией перехода пользуемся только мы, миротворцы.

— Это что-то вроде параллельных миров? — подозрительно спросил Димыч, так как Аскольд замолчал. И сам себе ответил: — Хотя нет, параллельные миры почти зеркальны, отличаются только мелочью. Ну, если грубо.

— Димыч, откуда ты знаешь? — поразилась я.

— Читать умею, — буркнул брат.

— Вы принимаете основу бесчисленного количества миров? — спокойно спросил Аскольд и, дождавшись наших не совсем уверенных кивков, после недолгого молчания (наверное, собирался с мыслями) продолжил: — Мир женщины, которая вам представилась как Лена, магический. И его пограничное пространство держится на магии. Таких, как Лена, в том мире называют небесными птицами. Именно они занимаются магией. Несколько веков назад в этом мире появилась проблема. Семьи небесных птиц стали редеть. Зато поднялись и стали многочисленными семьи приживал, которые являются обычным народом этого мира. Магия, с которой стали меньше работать, использовать и тратить её, переполнила пространство мира и порвала его границы. Несколько миров стали контактировать между собой и с Землёй. Когда мы разобрались с проблемой, выяснилось, что точки перехода между мирами остаются, хоть силы магии и приведены в порядок. И, если оставить происходящее на том же уровне, точки эти превратятся в такие переходы, по котором вот-вот сумеют пробраться в другие миры и люди. А они ещё не готовы к взаимодействию с нами. Мы поняли, что проблема в перенаселённости мира небесных птиц. Но среди приживал нашлись личности, готовые устраивать свою жизнь и жизнь своих семей здесь, на Земле.

Я почему-то вспомнила моего первого приживалу, который явно работает в юридической конторе, и подумала, что он, кажется, из этих личностей. Но снова вспомнила о Лене. Улыбнулась. Небесная птица. Это название ей подходило.

— Мы помогли им перейти сюда и перевести свои семьи, — продолжал Аскольд.

— А они могут уйти назад? — не выдержал Димка, блестя загоревшимися от азарта глазами. — Ну, например, к родственникам — повидаться?

— Туда — только с нами, — безапелляционно сказал Ингольф.

Так решительно, что мы не стали спрашивать о мелочах, хотя… Слово «туда» чётко провоцировало на вопрос: «А сюда, значит, они могут и сами?» А потом на языке завертелись вопросы о том, как приживалы связываются с миротворцами, если они хотят в родной мир, и не помогает ли им в этом Олег. А заодно узнать бы: Олег — единственный в нашем городе Зрячий до недавнего времени, или есть кто-то ещё? Что-то мне показалось — единственный. Выглядит слишком усталым и вымотанным… Хм. А если его побрить и дать возможность отдохнуть — он и впрямь симпатичный.

Но Димыч слушал внимательно, не отвлекаясь. Поэтому он спросил:

— Если приживалы — обычный народ, то почему они себя у нас так ведут?

— Я не совсем понял твоего вопроса. Не все семьи приживал, как и обычных людей, одинаковы. Тем более что Земля предлагает им слишком много искусов, каких они не видели у себя, в своём мире.

Не успел Аскольд договорить, как я заподозрила, что под словом «семья» он подразумевает нечто иное, чем мы. И тоже решила уточнить:

— Аскольд, сколько в семье обычно бывает приживал?

Димыч уставился на меня с недоумением, но тем не менее тоже вопросительно взглянул на индейца, после ответа которого открыл рот.

— Пять-шесть малых семей в три-четыре существа.

— То есть мы говорим о клане?

— Именно о клане, — подтвердил Олег. — Просто и я вместе с ребятами привык называть кланы семьями. Тем более что исходное значение слова «клан» — семья.

— И сколько кланов… семей сейчас на Земле?

— Это сейчас неинтересно, — с заметным раздражением сказал Аскольд. — Мне бы хотелось перейти к непосредственной проблеме. Приживалы в своём мире привыкли довольно часто обращаться к небесным птицам с просьбами магически помочь им. Здесь, на Земле, большинству из них нравится самим пробивать себе дорогу, например, к достатку. Но есть и такие личности, которым не терпится взять сразу всё. Взойти сразу на все вершины богатства и благополучия…

— Как всё знакомо, — пробормотал я.

— Мы только недавно узнали, что один из здешних кланов, собираясь обогатиться, передал своим сородичам просьбу похитить небесную птицу и переселиться с похищенной сюда. Те как раз собирались присоединиться к своим. Услышав, чего можно добиться в вашем мире с помощью магии, новые переселенцы схватили целую семью.

— Женщину с детьми? — сорвалось с языка.

— С детьми? — с явным недоумением посмотрел на нас Ингольф и, будто что-то вспомнив, переглянулся с Аскольдом, который вдруг встревожился, но — чёрт бы его подрал! — продолжал молчать, пытливо глядя на нас.

Я тоже снова забеспокоилась, что и мы с братом не всё знаем, хотя думаем, что в курсе многого. Но индейцы и Олег уставились на меня с такой надеждой, что Димыч сжалился и со вздохом сказал:

— Мы знаем точно только про женщину и девочку. Кое-что есть на мальчишку, но где именно он сейчас, — не знаем. Но есть номер машины, в которой его увезли.

И рассказал всё, чему был сам свидетель. Там, где не был уверен, посматривал на меня — и я дополняла, если могла. И, наконец, наша история закончилась объяснением, каким образом мы сумели узнать, где должны были появиться миротворцы… Новым сведениям они обрадовались — видно было по глазам, но сидели так, словно выжидали, что мы скажем что-то ещё. И Димка, уловив какое-то замешательство, тут же спросил:

— Хотите сказать, что это не все ваши птицы?

Ингольф задумчиво похлопал по шали, всё ещё лежащей на столе.

— Мужчина. Лена передала, что от приживал мужчина сбежал во время перехода. Он находится где-то в вашем городе. Она очень беспокоится за него. По здешнему времени, похитили семью небесных птиц месяц назад. И до времени собственного побега она знала, что его не нашли.

— Мы до сегодняшнего дня не знали, что мужчина сбежал, — добавил Олег и прикрыл ладонью зевок. — Семью-то ищем и днём и ночью.

— Почему — мужчину? Разве он Лене не муж? — не поняла я — и, лишь выпалив фразу, сообразила: — Или у них в мире всё иначе с этим… как его… институтом брака?

— Нет, с этим всё почти так же, как у нас, — ответил Олег и вздохнул, глядя на опустевшие тарелки с пирожными и на свою пустую же чашку. — Давайте пока не будем о тонкостях. Времени маловато.

И тут я тоже спохватилась, глянула на мобильный. Уф… До двенадцати, то есть до обеда, как мы с братом обещали Аделии, время ещё есть. Ещё с тревогой подумала, что, как обычно, не могу задать нормальных вопросов, хотя потом их окажется очень много — и буду постоянно каяться, что не сообразила задать тот или иной. И тут же поспешила с выскочившим на поверхность сознания логичным вопросом:

— Если Лена так сильна, что умеет влиять на людей, почему она не может для собственного спасения использовать свою магию?

— Нельзя, — с досадой ответил Ингольф. — Тут такие заморочки, что небесным птицам вообще нельзя пользоваться собственной магией для собственной выгоды. Лида и Дима, вы и правда готовы нам помочь?

— Насколько сумеем, — неожиданно для меня очень осторожно ответил Димыч.

— Тогда обменяемся номерами мобильных? — предложил Олег. — Чтобы быть всегда на связи. Честно говоря, я и правда очень рад, что появились новые Зрячие, да ещё сразу двое. Теперь можно искать всех по очереди.

— А как вы вообще собираетесь искать и кого именно? — поинтересовалась я, открывая телефонную книгу своего мобильного и «спускаясь» к номеру, обозначенному как «хозяйка».

— Наша задача теперь огранивается поиском двух птиц — мальчика в первую очередь, а затем — мужчины.

— Почему именно мальчика? — удивилась я.

Миротворцы мрачно переглянулись, а Олег вздохнул:

— Мы знаем, что происходит с мальчиком. Что с мужчиной и где он — неизвестно абсолютно. Поэтому, в силу некоторых обстоятельств, нам надо немедленно найти мальчика. Тем более теперь у нас есть зацепка в виде машинного номера.

— Так, — решительно сказала я. — Меня не интересуют ваши тайны и ваши очереди. Меня интересует, в каком порядке именно мы, я и брат, будем искать этих ваших птиц. Мы с братом работаем. И не всегда можем быть рядом с вами, когда вы находитесь… — Я подумала и договорила: — В поиске.

Потом подумала ещё и выложила всё о проблемах с безработицей и недавно (а я считала, что именно недавно я получила её, хоть и прошло чуть больше полугода) полученной работой. А потом невпопад спросила:

— Я постоянно забываю, о чём хотела узнать. Но вот у меня возник вопрос. Зрячие — Зрячими. Но Лена сказала, что ни птицы, ни миротворцы, ни приживалы друг друга не видят. А как вы узнаёте о тех, кого сюда перевели?

— Адреса, — обыденно сказал Ингольф. — Мы приживал здесь пристраиваем, а потом они вписываются в здешний социум и, если меняют место жительства, сообщают нам об этом. Но похитили небесных птиц… нелегалы. Кажется, так у вас называются те, кто въехал, не предупреждая официальные инстанции?.. И ещё. Один вид друг друга видит.

Чуть не спросила, как это — один вид. Потом дошло — приживалы знают друг о друге, как и небесные птицы. И снова невольно улыбнулась: испуганная птичка Лена…

В общем, договорились мы так: сейчас с индейцами идёт патрулировать город Димыч, то есть братишка идёт с Ингольфом, а Олег продолжает вести поиски с Аскольдом. Затем Олег едет домой спать, а я заступаю вместо него на дежурство. Вот так выяснилась причина его недосыпа: миротворцы умеют не спать! А ещё договорились, что Лена с девочкой некоторое время проживёт у нас. Олег с сожалением сказал, что он бы забрал их к себе, но у него однокомнатная квартира, пустынная на время его отсутствия, — и Лена не будет чувствовать себя защищённой в ней. В квартире, где постоянно есть люди, она будет более уверенной.

Они меня убедили, и я придумала сказочку для мамы: женщина с ребёнком подвергаются преследованиям! Мама — человек сострадательный и согласится принять гостий на время, пока дела Лены улаживаются. Ну и плюс здоровый эгоизм: в квартире женщина, которая умеет вязать такие потрясающие шали! Кстати, не забыть бы прикупить пряжу для Лены. Наверняка она захочет связать что-то ещё, чтобы «побеседовать» с миротворцами. И тут меня стукнуло:

— А вы сами не хотите к нам домой заглянуть? Поговорить с бедной женщиной?

— Э… Её сейчас лучше не тревожить, — как-то виновато сказал Аскольд.

И меня снова стукнуло:

— Слушайте, а как вы ищете нужных вам приживал? Просто ходите и смотрите?

— Нет, конечно, — улыбнулся Олег. — Те из приживал, которые здесь на законных основаниях — с точки зрения перехода, — встречаются с нами (чаще мы приходим к ним) и рассказывают нам, где видели нелегалов. И мы туда идём и досматриваем место.

— Лида, ты иди, — заторопился Димыч, которому явно не терпелось побыстрей пойти и поиграть в частного детектива. — А я потом тебе всё расскажу.

— Ладно, последний вопрос, — махнула я рукой, потому что вопросы вдруг начали выскакивать так стремительно, что я не успевала определить, какой их них важный. Но опомнилась: у меня есть телефонный номер Олега! Если что — позвоню. — Вопрос такой: вы сказали, что знаете всех, кого сюда перевезли. На той стороне дороги, от этого дома, есть юридическая фирма.

— Семейная фирма наших приживал, — кивнул Ингольф.

И только было поднялся, как я задала сам вопрос:

— Почему у них, даже если они порядочные, глаза такие страшные? Или это только для меня так? Как для человека?

— Для меня тоже, — напомнил Димыч и с любопытством уставился на миротворцев в ожидании ответа.

Как ни странно, но Олег тоже вопросительно посмотрел на миротворцев. «Он не знает? — удивилась я. — Или его это раньше не интересовало?»

— Они… — начал Ингольф и запнулся. — Это трудно понять, но… Они злятся на себя — за потерянное.

Я только было хотела сказать: что, мол, злиться? Они же в любой момент могут вернуться на родину с помощью индейцев. Но решила, что спрошу в следующий раз, когда буду больше ориентироваться в чуждом мире… Опа…

— Подождите, — сипло от новой неожиданности попросила я. — Вы сказали — несколько миров получили доступ к Земле? Значит, в нашем мире теперь есть ещё кто-то, кроме Птиц и приживал?

Аскольд глубоко вздохнул и пробормотал только одно:

— Вас это пугает?

— Меня — нет! — заявил сияющий Димыч. — Особенно если я их буду видеть!

— А если они опасны? — гнула я своё. — Я приживал-то боюсь, особенно после вчерашнего, а вы говорите… И ещё! — спохватилась я. — Это что же получается? У вас такое опасное дело — как я теперь понимаю, а вас, миротворцев, — всего двое?!

— Мы только разведка, — доброжелательно и с каким-то облегчением (я потом поняла: он ответил только на последний вопрос) объяснил Олег. — Как только разведаем обстановку и поймём, что самим не справиться, тут же вызовем подмогу.

— Лида, тебе пора, — напомнил этот нахал Димка! — А то Аделия фиг знает что в магазине устроит без нас!

Но я в первую очередь оглядела мужчин, насупилась посуровей и грозно спросила:

— Вы уверены, что с моим братишкой ничего не случится?

— Ли-ид! — в свою очередь насупился Димыч.

Аскольд мягко улыбнулся.

— Зрячие на вес золота в нашей работе. Мы будем охранять мальчика изо всех сил.

После чего Олег выразительно глянул на наручные часы, и мужчины, а с ними и радостный Димыч поднялись. И я поспешила выйти с ними, растерянная из-за того, что не успела выяснить всё, что хотела. А всё потому, что не умею задавать вопросы — нужные и вовремя! Ох и обозлилась я на себя! Единственное утешение для моей уверенности: я точно знаю, что индейцы и Олег — настоящие сыщики. Ну, в смысле — ищут именно приживал. Ведь я подслушала их тогда, когда они не подозревали, что рядом неизвестный Зрячий.

Распрощавшись у кафетерия и нервно велев Димычу далеко не отходить от миротворцев, я заторопилась к магазину. Мысли — дыбом: столько всего узнала. Чувства в раздрае: знаю, что Димка в хороших руках, но ведь братишка!.. А потом вспомнила, куда иду, и запсиховала ещё больше: а вдруг Аделия без меня опять что-нибудь устроит не то? Хоть и трудно это что-то устраивать на фоне почти полного отсутствия товара, но всё равно страшно!

Рванула дверь в магазин и бегом, перескочила через ступеньки лестничку. Встала отдышаться и оторопела: Аделия, облокотившись на прилавок, выпятив свой зад, хихикала с какой-то девчонкой, рассматривая какой-то журнал и то и дело тыча в него пальцем! Я тут психую, а она хихикает!.. Ладно хоть, в магазине, кроме этой девчонки, никого больше нет.

Пришлось ну очень глубоко вздохнуть и только после этого отправиться к входу за прилавок. Решила не мешать, но Аделия меня увидела и радостно сообщила:

— Лид, посмотри, какую красоту нашли!

И показала мне вязальный журнал двухлетней давности. Я-то его знаю наизусть, а она его словно впервые видит, хоть он валяется здесь все два года. Нашли! Ну-ну… В общем, я им улыбнулась, поняв, что они подбирают к найденной «красоте» нитки (Аделия этим занимается — и с интересом?!), и отошла в сторонку — посмотреть, что успела сделать моя заместительница в магазине за время моего отсутствия. Оказалось, время она провела с пользой. Сначала я просто глазам не поверила: все нитки, которые она успела продать, аккуратно записаны в потрёпанный блокнот, который она обычно терпеть не может заполнять; последние нитки из хлопковой пряжи перенесены поближе к кассе, чтобы удобней было следить за процессом покупательского выбора. Она даже успела подмести пол — сразу ясно, потому что метлу она по привычке оставила на виду. Но за это я не решилась делать ей замечание — на фоне всего, ну, хорошего! Так что втихаря сама поставила метлу на место в кладовке.

Некоторое время я соображала: неужели она всё это делала из-за великолепной и неповторимой шали? Но я никогда не видела, чтобы она вот так, легкомысленно, может болтать с покупательницей, разглядывая и листая вязальные журналы! А если?.. Кому этой шалью помогает Лена? Мне — чтобы я была спокойней? Или Аделии, исподтишка подправляя ей характер? Эти небесные птицы такие сильные? Я даже поёжилась…

Когда девчонка-покупательница убежала, подпрыгивая на ходу, Аделия выпрямилась и встала у кассы.

— Странно, почему-то мне никогда так весело не было, — задумчиво сказала она. — А ты чего так быстро пришла? Я думала — тебя ещё с час не будет.

Похлопав глазами, я пришла к выводу: Аделия намекает, что она не прочь ещё немного постоять за прилавком. Э… Обалдеть…

Но ничего. От похода в кафетерий она отказалась, но обрадовалась, когда из сумки я вынула тамошнюю коробку с пирожными.

— Я с тобой ещё немного посижу, — доверительно сказала она, вынимая чайник из-под прилавка и беря бутылку с чистой водой, тоже прихваченную мной из кафетерия. — Когда я думала, что буду сидеть дома, я не представляла, что это настолько нудно. Пока тебя сейчас не было, мне было так здорово. Ты, наверное, считаешь меня дурой, что я раньше ничего не делала в магазине, хотя и делать-то вроде как нечего. Но всё-таки дома — скукота, а здесь — общение. И, Лида, я никогда не думала, что искать нитки для модели из журнала может быть так увлекательно. Пока я с этой покупательницей болтала, я столько интересного узнала!

Она болтала и болтала, а я всё больше офигевала от её речей. Честно говоря, я уже начала мысленно поторапливать её побыстрей выпить чаю, слопать пирожные, чтобы потом проводить её — то есть выпроводить её из магазина. Она начинала мне мешать. Ведь шла я к магазину, обдумывая, каким образом можно найти в нашем городе человека… ой — существо, которое непривычно к человеческой жизни, зато обладает какими-то поразительными способностями.

Но Аделия вкусно попивала уже заваренный чаёк, пластиковой ложечкой с удовольствием отделяла кусочки от свежих пирожных и болтала, болтала… И, видимо замороченная её болтовнёй, я взяла и ляпнула:

— Аделия, представь себе такую ситуацию: ты нечаянно встретила человека из чужого мира. Он не знает, как тут всё у нас. Но умеет исполнять желания — небольшие, зато реально умеет. Что бы ты сделала?

— Послала бы объявление в газету: гадаю на желания! — уверенно ответила она. — И — озолотилась бы! Вот сама посуди: послала одно объявление, и больше не надо. Потому что первый придёт, скажет желание и спросит, исполнится ли, — я скажу, что оно исполнится, и оно исполнится. Он в следующий раз придёт, да ещё кого-то приведёт. И когда все про меня узнают, у меня постоянно клиенты будут, и все будут нести денежки.

Если тот мужчина, небесная птица, и впрямь встретился такому предприимчивому человеку… Я задумчиво прикусила губу.

Аделия вдруг замолчала. Она крутила чашкой, заставляя остатки чая вертеться на дне, и сосредоточенно смотрела на это прозрачно-коричневое верчение. Никогда не видела её настолько задумавшейся… Что-то я начала слишком часто повторять это слово «никогда» по отношению к бывшей коллеге. А ведь когда-то я так хотела, чтобы Аделия была заинтересована магазином!..

Стоп. Кажется, третья шаль предназначается мне.

Я — хотела. Лена связала шаль на мои желания.

И Аделия заинтересовалась делами магазина.

Ей стало так интересно работать в магазине, что уходить она вроде уже не хочет.

А что мне-то теперь делать? Просить Регину устроить Аделию в другой точке? Но… Я эгоистична. Разумно эгоистична. Может, отдать Регине деньги Димки — точней, те деньги, что мы выручили за шали Лены? И оставить Аделию в магазине? Ведь нам теперь частенько будет нужна замена! Ну, пока не разыщем потеряшек!.. А там — посмотрим…

Я посмотрела, как она крутит чашку, уже очевидно расстроенная.

— Аделия, а ты хотела бы вернуться в магазин? Или ты нашла другое место? — смягчила я болезненный для неё вопрос.

— Найти-то нашла, — не поднимая глаз, ответила она. И вздохнула.

Врёт — легко прочитала по её кривящимся в обиде губам. И не думала искать.

И тогда я просительным тоном предложила:

— Может, вернёшься? Ведь у тебя здорово получается.

Она подняла глаза, чтобы обвести рассеянным взглядом помещение магазина.

— А может, у меня получается, потому что ниток было мало? Все на виду?

— Ну, так начни с этого! — вырвалось у меня. — Ты уже запомнила те нитки, которые искала вместе с той девушкой, и знаешь, сколько их надо на ту блузку. Но ведь остальные нитки тоже примерно так же будут постепенно узнаваться.

— Регина не возьмёт, — явно своим мыслям, а не только мне отвечала Аделия.

— Возьмёт, — спокойно сказала я. Ещё бы мне не быть спокойной: половину дела за меня сделает Лена. А главное — Аделия сама задумалась о возвращении. Насколько я понимаю, её желание поможет Лене сделать его легко исполнимым.

— Ну, не знаю… — протянула Аделия, с надеждой глядя на меня.

— Слушай, Аделия, а давай похулиганим? — заговорщицки предложила я.

— Как это?

— А ты посмотри: у нас распроданы летние нитки. Дня два-три летней нам не видеть, пока её со складов не привезут. Давай из кладовки вытащим зимнюю пряжу? А вдруг найдутся покупатели, которые действуют по принципу: готовь сани летом? И полки такими жалкими выглядеть не будут.

Аделия фыркнула, но признала, что хулиганство интересное.

Для начала я отобрала нужную пряжу для Лены, набив ею два больших пакета и выложив в кассу деньги. И весело сказала:

— Ну что? Одна сумасшедшая вязальщица, которая беспокоится о зиме летом, у нас уже есть! Теперь посмотрим, что будет дальше!

Мы быстро перетаскали шерсть, мохер и ангору на пустующие полки, после чего убрали вывеску «Закрыто на обед». Переглянулись и уставились на входную дверь.

Та открылась через минуту, и вошедшая покупательница с жадностью оглядела полки, после чего решительно подошла к витринке, чтобы рассмотреть полушерсть.

— Сколько искала — везде говорят, что такой пряжи не заказывали на лето, — доверительно пожаловалась она. — А если и есть, то только то, что на полках. А у вас… Какие вы молодцы!

Аделия оценила моё хулиганство, ухмыльнувшись и показав мне большой палец, когда покупательница отвернулась.

А мне невыносимо захотелось развернуть ту шаль, которая Аделии сначала понравилась, хотя выбрала она в итоге другую. И посмотреть, что же там за узор вывязан — помощник мне… И одновременно захотелось сбегать в ближайший торговый дом или в уличный киоск — купить все городские газеты, чтобы просмотреть объявления, в которых наши местные эзотерики предлагают свои услуги. Ищет ли кто-нибудь из них клиента на желание? Пусть Аделия и говорит, что больше бы объявлений не подавала, но ведь обычно газеты одно и то же объявление печатают несколько раз. А значит… Значит, именно по объявлению можно попробовать найти мужчину-беглеца — небесную птицу. А тут ещё в голову настойчиво лезут вопросы, почему индейцы так удивились, когда мы сказали про женщину с детьми. И почему мальчик важней, чем взрослый мужчина, хотя с тем вообще сплошная неизвестность…

Седьмая глава

Что из фактов у меня есть.

Только приживалы-похитители знают Лену в лицо, потому что её физическая оболочка в нашем мире им известна. Попадись ей навстречу кто-то из легальных приживал-переселенцев, они не увидят в хрупкой женщине, одетой по привычным канонам современного города, существо из другого мира — небесную птицу.

Лена ходила по лавкам, где можно купить пряжу на шали, не потому, что вязала. Нет, ей давали возможность связать вещь, чтобы «не скучала», но шали у неё забирали, слишком хорошо зная умения небесных птиц. Она же нашла предлог просто появляться в городе, надеясь на то, что однажды её увидит Зрячий. И так совпало, что Зрячего она нашла именно в магазине, где продают нитки.

Мужчина-беглец вряд ли попал в наскоро придуманную мной ситуацию. Но чем чёрт не шутит… Можно же проверить. Хоть что-то из реального дела.

Миротворцы мутят и помалкивают насчёт семьи Лены. И что-то мне теперь кажется, её семья — это не то, что мы думаем.

Сейчас индейцы повезли моего братишку, чтобы он показал, где находится старый цех. Как выяснилось на выходе из кафетерия, Олег слышал о страшном несчастье, но не связал его с приживалами-нелегалами, да и не знал о старом цехе — месте развлечения всех тех старожилов, кто имеет колёса. Миротворцы тоже не ожидали, что молодые приживалы могут использовать магию небесных птиц для такого типа «развлечения». Ингольф сказал, что чаще их используют для обогащения или для карьерного роста.

После разговора в кафетерии у меня осталось стойкое впечатление, что эти двое индейцев — только дознаватели, которые должны выяснить подноготную происходящего, а не те, кто будет активно решать вопросы нелегального пребывания приживал здесь.

А решать необходимо. И, насколько я понимаю, немедленно: в той страшной катастрофе погибли шесть человек, о чём сообщило радио ещё утром. А если молодые гиены раззадорились и собираются устроить нечто похожее, но с большим размахом? Хотя… Мальчика им взрослые гиены наверняка не отдадут. Им-то, думаю, от мальчишки не развлечения требуются…

… Вернувшись из торгового центра с газетно-журнальной добычей и наблюдая, с каким неожиданным интересом и азартом Аделия рассматривает только что купленный мной (специально для неё, но об этом я напарнице не сказала) журнал по вязанию, я размышляла, про себя раскладывая по полочкам всё, что узнала. Потом взяла себя за шкирку и заставила сесть за газеты. Пока покупателей нет, надо бы разобраться с глупостью, пришедшей в голову сначала мне, а затем рассудительно обоснованной деловой Аделией.

Итак, я открыла все купленные городские газеты на последней странице и обвела ручкой все разделы «Эзотерика». Можно приступать к изучению. Объявлений оказалось не так и много. В каждой газете от десяти до двадцати. Лето. Может, поэтому. Люди уезжают в отпуск, «отдыхают» на дачах. Им не до любовных приворотов. Сосредоточившись, я вдохнула и начала поиск.

Минут через десять у меня уже глаз замылился от этих «сохранения семьи» «исцеления», «снятия всех проблем» «снятия и наведения порчи». На прилавке оставались ещё две газеты, когда я наткнулась на короткие, но интригующие строки: «Сильная белая ведьма. Гадание. Снятие порчи: здоровье, любовь, деньги, карьера, удача, желание». И номер мобильного телефона… Желание. Такого слова я ещё ни в одном объявлении не встречала. Неужели оно? То, что ищу я и ищут миротворцы?

На всякий случай прочитала объявления в последних двух газетах. Пусто, слово «желание» отсутствует.

Оставив газету с подозрительным объявлением, все остальные сложила в стопку и сунула под столешницу прилавка. Скучно будет без покупателей — почитаем. А то и пригодится на что-нибудь — например, при уборке… И внесла нужный номер в телефон.

Теперь надо думать, как проверить информацию. Первым делом надо определиться со временем и планом. Ну что ж, время у меня есть. Наплыв покупателей если и будет, то разочаровывающим: товара нет. А план такой: позвонить, напроситься на сеанс и посмотреть, в одиночку ли «сильная белая ведьма» гадает и копошится с желаниями. А если она будет одна, я скажу кодовые слова «небесная птица»: воткну их в любую фразу, да просто скажу, что такие слова приснились! — а вдруг повезёт, и искомый беглец, который прячется или которого прячут, выглянет посмотреть на человека, знающего название его вида! Только вот магазин…

Я покосилась на Аделию. Не поняла. Развернулась к ней полностью.

Девушка, чуть не прокусив нижнюю губу от предельной внимательности, старательно пыталась что-то вязать, поглядывая в журнал. Она то и дело застывала над журнальной страничкой, насупив брови и глядя на неё, как на врага, которого надо обязательно одолеть. А затем снова, уже стиснув зубы, ковырялась с нитками и крючком. Осторожно осмотревшись и найдя ярлычок от взятых ею ниток, я чуть не фыркнула: губа не дура — мерсеризованный хлопок взяла, один из самых дорогих. И улыбнулась. Всё правильно: мало того что экологический хлопок, так ещё и блестит. Для такой, как Аделия, и должно быть всё лучшим, даже если это нитки для тренировки. Интересно, где она их взяла? Ага, в коробке с уценкой. Туда мы вчера положили клубки, которых осталось по две штуки. Ничего, если что, доберёт необходимое из нового привоза. Такие нитки ещё будут.

Затем оглядела помещение магазина. Нет, кажется, если покупатели и забредут, то это будет из чистого и вялого интереса.

— Аделия, тебе помочь?

— Нет. Сама, — пробормотала она, держа вязание на весу и снова с недоумением заглядывая в журнал. Добавила с досадой и претензией — обращаясь явно не ко мне, а к журналу: — Я же всё по схеме делаю!

— Аделия, — осторожно позвала я, — можно, я на часок-полтора отлучусь?

— Да хоть до закрытия! — проворчала она, даже не поднимая на меня глаз. — Дома уткнусь в телевизор или в компьютер — и вязать не смогу, а здесь делать нечего — глядишь, успею на лето себе что-нибудь сварганить!

— А я дома под сериалы вяжу, — уже спокойно заметила я, забирая сумку.

— Правда, что ли? — На этот раз Аделия от вязания взгляд подняла. — Но ведь…

— Я смотрю детективные сериалы, — объяснила я. — А там в основном разговоры. Их же можно не смотреть, а слушать.

— Идея, — медленно сказала девушка, а потом хмыкнула. — Здесь начну, а дома доделаю. Начало самое трудное, а потом легко связать сплошное полотно. Я ведь вязала салфетки когда-то, в детстве. Эх…

Она вздохнула и, отведя руки с ниткой и крючком в сторону, снова нахмурилась на журнал, а я со спокойной душой захватила сумку и побежала из магазина. Правда, закрыв за собой дверь, чтобы не хлопнула, я внезапно остановилась: а нет ли магии и в земном вязании? Ведь остановил же этот узор, над которым сейчас корпит Аделия, довольно равнодушную ранее к крючку и вообще рукоделию девушку? Чем-то же он её привлёк?

Прошла до первого попавшегося магазина по соседству и вынула мобильный. Мысленно перекрестилась, вспомнила Лену и ткнула в номер «белой ведьмы».

— Слушаю, — раздался какой-то недовольный жирный голос — я так и увидела перед внутренним взглядом расплывшуюся толстуху лет за пятьдесят, если не старше.

— Я по объявлению, — тоненьким голоском неуверенной в себе девицы пролепетала я. — Вы принимаете сегодня? Прямо сейчас?

— Принимаю. — Голос заметно подобрел и назвал мне адрес. И тут же женщина предупредила: — Только, голубушка, очередь у меня. Быстро, правда, проходит, но есть. — И с гордостью добавила: — Люди ко мне ходят.

Подставив июньскому солнцу лицо, я понежилась в припекающих лучах несколько секунд, после чего решительно зашагала вниз, к остановке. Отсюда до «белой ведьмы», кажется, пять остановок с последующей пересадкой, а там ещё шесть, насколько помню по тем ориентирам, которые дала она. На остановке пришлось постоять. Время ближе к четырём — народ с работы возвращается; транспорт, несмотря на множество юрких маршруток, переполнен. Вспомнила, что в сумке лежит старенькая пачка печенья, про которые постоянно забываю. Вытащила и покрошила воробьям, которые по-боевому обследовали мусорную урну и её окрестности. Всполошившись, птицы поскакали к крошкам и едва успели отведать угощения, как с верха остановки спикировали вездесущие голуби. Воробьи взлетели и с крыши принялись ругательски обчирикивать громил. Что было дальше — не знаю. Подошёл троллейбус, в который сумела сесть.

Добралась до нужного дома только минут через сорок. Здорово повезло, что передо мной подошла к подъездной двери женщина с продуктовыми сумками. Она своим ключом вызвонила домофон, а я открыла ей дверь. Она обернулась ко мне с улыбкой за помощь и только добродушно вздохнула:

— К Наталье, что ль? Ну, входи.

К лифту я подходить не стала, приметив выжженную кнопку вызова. Четвёртый этаж — что не пробежаться? Ну и побежала.

На нужном этаже, облокотившись на перила, разговаривали двое мужчин. Поднявшись к ним на площадку, я огляделась. В обе стороны — клетки, которыми обычно закрываются от посторонних жильцы сразу нескольких квартир.

— Не подскажете… — робко начала я, обращаясь к мужчинам.

— Слева, — перебил один из них, кивая в нужном направлении. — Там открыто — увидите. И учтите — я последний в очереди.

Стараясь ничему не удивляться, я прошла в клетушку и в самом деле нашла полуоткрытую дверь в квартиру, откуда доносился еле слышный гул голосов. Шагнула в прихожую и от удивления чуть сипло поздоровалась:

— Добрый день…

Прихожая была бы очень просторной, если по краям её не стояли два ряда разномастных стульев. Все заняты. Я вспомнила невольную гордость в женском голосе по телефону и признала, что неведомой мне пока белой ведьме Наталье есть чем гордиться. Среди её посетителей больше всего оказалось женщин так называемого среднего возраста — от тридцати до пятидесяти лет. И две девочки, притихшие: кажется, пока сидели, наслушались женских разговоров — у обеих глаза круглые.

— Мужчину в подъезде видели? — с претензией спросила одна вальяжная дама под сорок, одетая весьма и весьма — то есть тоже с претензией на аристократку. — Спросили у него, за кем он занимал?

— Нет, он сказал, что он последний, — от неожиданности пролепетала я.

— Держитесь за мной, — велела вальяжная дама, оглянувшись на закрытую дверь комнаты. — На этих мужиков надеяться не стоит: нетерпеливы очень уж. Могут и уйти.

— Спасибо, — тихонько сказала я и, углядев свободный стул, прошла к нему и села.

Сидевшая рядом с вальяжной дамой простенько одетая женщина, пригорюнившись, явно продолжила рассказ:

— И вот я ему говорю: «Да что ты нашёл у этой вертихвостки такого, чего у меня нет? Что тебе в ней приглянулось? Что она гуляет со всеми подряд? Думаешь, ты с ней загуляешь, она с другими перестанет?» А он, дурак, так и молчит, но по глазам вижу — уйти из семьи хочет. А ведь знаю всё наперёд: уйдёт к ней, немного поживёт — она первая ему скажет: «Иди, мол, своей дорогой! Мне, мол, такой и задаром не нужен!»

— Он-то, может, и дурак, — высокомерно сказала вальяжная дама, — да ты сама не дура ли? Ведь по глазам вижу — назад примешь козла этого! Простишь, да примешь!

— Да как его не принять? — вздохнула рассказчица. — У нас дети же. А вот говорят, что в неполной семье дети потом и сами несемейными становятся. А мне хочется всё, как у людей. Вот дети вырастут — и внуков хочу, и чтобы по семьям их поездить — в гости да порадоваться. А без семьи им что — будут век маяться в одиночестве… Вот такое у меня желание. Говорят, Наталья сильней всех других будет — мож, и сбудется.

— И вот так мы все, бабы, — сама пригорюнившись, сказала вальяжная дама. — И ты не на себя желание задумала, а для своих детей, и другие, небось, так же… И я ведь тоже не для себя. Сын у меня в этом году поступает. Так хочется, чтобы на бюджетное. И не потому хочется, что платить не можем, а чтоб гордость была за него перед другими…

— А так бы платили? — полюбопытствовала третья.

— За этим дело не станет, — махнула рукой вальяжная дама. — Дома достаток. Хоть за двоих платить — и то не проблема. Но порадоваться за ребёнка… Ох-ох-ох…

Внезапно незакрытая входная дверь резко распахнулась, да так, что треснулась о соседнюю дверь. Мы все вскочили испуганные. В прихожую шагнул высоченный мужчина, за которым виднелись ещё двое. Из подъездного коридора доносился протестующий и растерянный мужской голос:

— Но здесь очередь!

— Где эта ведьма?! — рявкнул высоченный и решительно пошёл вперёд.

Я вжалась между стульями в вешалку, пустую сейчас.

Сердце заколотилось так, что я испугалась, не услышал бы приживала его грохота! Это был тот самый, что запихнул пьяного мальчишку в машину!

— Чего орёте?! — выскочила из комнаты явная хозяйка.

Высоченный остановился, испытующе ввинтил бешеный взгляд в её глаза. Но, кажется, белая ведьма, эта полная женщина, была отнюдь не робкого десятка. Она упёрла руки в бока и вызывающе скомандовала:

— А ну, вышел вон! Полицию вызову!

Из-за её спины выглянули две встревоженные женщины. Одна, постарше, встрёпанная и в старомодном платье, бочком, бочком обошла гадалку и спряталась в кухне, справа от прихожей, откуда и посматривала на всех, наверное, выжидая, когда закончится возможный скандал. Агрессивный мужчина-приживала посмотрел ей вслед с презрительной злобой, потом бросил тяжёлый взгляд на вторую: эта была совсем молоденькая, невысокая, с иссиня-чёрными волосами, скрывающими её глаза, с пудом косметики на лице, в лёгкой летней блузке и в странной юбке, для неё какой-то слишком широкой… Она тоже глянула на него пугливым воробышком и тут же, чуть не бегом, встала рядом с женщинами из очереди. Видимо, была тоже из посетительниц, потому что чувствовала себя рядом с ними гораздо спокойней, как мне показалось…

Пришедшие на приём к гадалке женщины, сообразив, что мужчины вряд ли устроят здесь драку, тут же заголосили, ругая мешающих нахалов на чём свет стоит.

— Я посмотрю, кто у тебя ещё в квартире, — и уйду! — заявил приживала и, легко отодвинув взвизгнувшую Наталью в сторону, шагнул в зал.

Сопровождающие его мужчины быстро подались в стороны — во вторую комнату и в кухню, откуда ахнув, вылетела и встала с остальными первая женщина.

— Господи помилуй! — вдруг запричитала Наталья, ошарашенно глядя приживале вслед. — Да он зверюга какой-то, а не человек! Зверюга!

Женщины хором согласились с нею.

И даже до меня не сразу дошло, что имела в виду гадалка!

Не до того было.

Девушка в широкой юбке, едва мужчины скрылись в комнатах, вдруг пришла в движение. Она резко растолкала всех и, словно проворная коза, выскочила в подъезд.

Я — за нею. Мне хватило одного взгляда на неё, когда она разок обернулась на кричащую Наталью и невероятно чёрные волосы на мгновение скользнули с её глаз. Вот почему на ней широкая юбка!

В коридоре стояли двое растерянных мужчин, кажется, толкуя, не вызвать ли на самом деле полицию.

— Куда побежала девушка? — быстро спросила я.

— Да по лестнице, — кивнул тот «последний» вниз.

Вот дурёха-то! Я кинулась за нею.

Пробежав три лестницы, слушая торопливый перестук тапочек по ступеням, я, сцепив зубы, вспомнила далёкое детство и перемахнула следующую лестницу в три прыжка, придерживаясь на поворотах за перила. А потом слетела и со следующей. На середине четвёртой я поймала черноволосую за руку, чуть не свалилась от рывка, когда она попыталась вырваться, и зашипела ей в лицо:

— Стой! Внизу ещё двое!

Она остановилась, тяжело дыша. Лицо её так подёргивалось от смены эмоций — от страха до готовности быть покорной (надеюсь, последнее мне только показалось!), что я сама теперь дёрнула её за руку и жёстко сказала:

— Помогу! Только не убегай, ладно?

Вот кому предназначалась третья шаль!

Я вытряхнула её из сумки и развернула перед лицом черноволосой. Та замерла, вчитываясь в узор, а потом перевела глаза на меня:

— Ты Зрячая? Настоящая?

Вспомнив Наталью, покивала:

— Настоящая. Давай шаль, надо её спрятать. — Когда вещица снова исчезла в недрах моей сумки, я спросила: — Парик хорошо держится на голове?

— Да! — выдохнула небесная птица.

— Держи мои солнцезащитные очки. Я отвезу тебя в безопасное место. Но для начала поднимемся на последний этаж. Надо бы, кроме чёрных очков, ещё кое-что изменить в твоей внешности.

В общем, мы поднялись на лифте на двенадцатый этаж и на площадке между двумя этажами поменялись блузками: моя длинней и скрыла странные складки широкой юбки на талии черноволосой. Спустились на третий. Из подъезда вышли под ручку, причём я громко болтала про виденный недавно фильм. Болтала за двоих: небесная птица вцепилась в мой локоть и едва дышала от ужаса. Таким образом мы и прошли мимо двоих телохранителей, стоящих возле уже знакомого мне джипа. Я ещё на ходу обернулась, чтобы проверить, тот ли номер машины у джипа, что записал братишка. Тот.

Когда дошли до торца дома, чтобы обогнуть его и выйти к остановке, пальцы на моей руке расслабились.

— Простите, — прошептала черноволосая, — если б их не было так много, я не… — Она запнулась и опустила глаза.

— Всё нормально, — откликнулась я. — Просто иди рядом со мной и не отходи далеко. И не забывай, что косметика на лице делает тебя неузнаваемой. Для всех.

Пальцы снова сомкнулись на моей руке. Но уже не так отчаянно.

Пока шли до остановки, я спросила:

— Давно ты у Натальи?

— Три дня в городе, — прошептала она, — а потом Наталья меня увидела.

— И привела к себе, а потом поняла, что ты умеешь исполнять желания, — закончила я. — Она тебе предложила работу или заставила работать на неё?

— Она называла меня заблудившимся ангелом, — слабо улыбнулась черноволосая. — И мне было достаточно сидеть рядом с ней во время сеансов. У меня большая сила.

— Прежде чем приедем в одно место, мы купим тебе одежду, но сначала зайдём в продуктовый магазин. Наталья знает, что ты любишь фрукты?

— Знает. Но для неё было слишком дорого покупать их только для меня, — призналась черноволосая. — Она давала их мне только перед сеансами.

Немного подумав, определяясь с магазинами, я сказала:

— Выйдем за остановку до моей работы, куда нам и надо. Там магазинов много. Но на место приедем — пока переодеваться не будешь. Вот когда приедем домой — там и станешь собой. Ты как? Договорились?

Она только слабо улыбнулась и пожала плечами.

— Каково твоё земное имя?

— Наталья называла меня всем своей племянницей — тоже Наташей. А так — Лелль.

За остановку до нужной вышли и закупились всем, что было необходимо, а потом, пока шли к моему магазину и я рассказывала всё, что знала, небесная птица лакомилась виноградом, и такое счастье сияло на её лице, что прохожие невольно улыбались в ответ. Я улыбалась, потому что знала, что многие из тех, кто посочувствовал счастью небесной птицы, обеспечили себе исполнение собственного желания. И молилась лишь об одном — чтобы желания всех встреченных были хорошими. И искренне надеялась, что откликнувшиеся небесной птице не могут иметь плохих желаний. Плохой человек не отзовётся радостью на улыбку счастливого человека.

А ещё меня поражало, как легко небесная птица поверила… нет, доверилась мне. Хотя что тут не доверять, если при мне оказался нужный аргумент — шаль Лены?

Когда мы появились на пороге магазина, я почему-то нисколько не удивилась присутствию в нём Регины, которая дружески сидела рядом с довольной Аделией и так же дружески болтала с нею.

— Лида, наконец-то! — с лёгким укором сказала Регина.

— В магазин бегала, — подняла я пакет с продуктами. — Всё равно работы нет — вы нас товаром не обеспечили! — с хитринкой сказала я. — И позвольте представить вам мою подругу — Наташу. Встретились по дороге, и я привела её показать, где работаю. Девушка тоже вяжет, так что знать о моей работе ей пригодится.

Потенциального клиента приняли на ура. То есть дамы вернулись к беседе, а я повела «Наташу» в кладовку — якобы показать, где у нас что.

Время закрытия магазина, и Регина, наконец, вынесла вердикт по «делу Аделии»:

— Лидочка, мы тут поговорили весьма плодотворно. Кажется, Аделии можно предложить испытательный срок в твоём магазине. — Она сделала ударение, выделяя последние слова «в твоём», но бывшая-будущая коллега нисколько не возражала, только довольно улыбалась. — Что ты скажешь на это?

— Я буду только рада, — от души откликнулась я. — Аделия сегодня мне так помогла!

— Ну, тогда я подвезу её домой, а ты закрывай магазин. До свидания, девочки, — попрощалась Регина, взглянув с улыбкой и на «Наташу».

— Пока, девчонки! — радостно крикнула Аделия, хватая в охапку вязание и крючок и всё это всовывая в свою сумочку.

Я помахала рукой им вслед.

До закрытия магазина оставалось минут двадцать. Можно, в сущности, и в самом деле уйти, но что-то не давало. Небесная птица сидела в кладовке, откуда изредка поглядывала на меня в выжидании… Предчувствия меня не обманули. Зазвенел мой мобильный. Так… Димыч.

— Лидка, мы сейчас за тобой заедем! — сообщил он. — Ты ведь ещё в магазине?

— Заезжайте, — разрешила я.

— Минут пять — и будем.

Небесная птица в очередной раз провела ладонью по лбу, изнывая от жары. Жарко в этой юбке. Я вообще не понимаю, как можно надеть летом юбку из искусственной вискозы. И тогда я решилась.

— Лелль, на, держи свои вещи и салфетки для снятия грима. И закрой дверь в кладовку. Сними свои шмотки и переоденься, ладно? С миротворцами ты ведь ничего не побоишься? Вот и переоденься.

— Так видно, что мне в них не по себе? — улыбнулась черноволосая.

Спустя минут десять приехала вся компания.

— Лидк, ты представляешь, мы двоих вычислили! Около старого цеха! — с порога закричал Димыч. — Они приехали на место происшествия — прям как в детективах пишется, что убийцу тянет на место преступления! А они ведь убийцы и есть! Мы записали номера их машин и ехали за ними до их домов. Сначала за одним, потом — за другим. Теперь мы знаем про адреса половины нелегалов!

Индейцы, спускавшиеся за ним в магазин, были не настолько довольны. Ингольф вздохнул и сказал:

— Надо немедленно убирать их отсюда. До сих пор я думал, что молодых приживал ещё можно оставить в городе, пока не найдём всех. Но теперь мы понимаем, как это опасно. Особенно, если вспомнить сводки по городу. Погибших слишком много. А неслыханные в мире приживал и небесных птиц развлечения молодых приживал-нелегалов могут и далее нанести городу страшный вред. Уже сегодня Аскольд займётся вызовом миротворческого спецназа. А мы снова будем колесить по городу в поисках мальчика и мужчины. Дима, конечно, уверяет нас, что не устал, но…

— Но я и правда не устал! — возмутился Димыч.

— Дима, но немного отдохнуть тебе всё же придётся, — мягко заметил Олег. — За рулём может побыть и Ингольф — у него есть права и доверенность. А тебя на время отдыха подменит Лида.

Я тоже возмутилась: неужели никто из них не разглядел, как я таинственно молчу?! А я так старалась! Но решила не зацикливаться на невнимании приехавших. Им тоже сегодня досталось — побегать, поискать.

— А я, — мечтательно проговорил Олег, — наконец-то высплюсь вволю.

— Вы никогда не думали о том, что у нас в городе есть ещё Зрячие? — задумчиво сказала я. — Например, всякие экстрасенсы, так называемые ведьмы?

— Честно говоря, сейчас не до них, — отозвался Аскольд. — Вот когда покончим с делами, тогда можно будет пройтись по адресам.

Я оглянулась на дверь кладовки. И улыбнулась. С триумфом.

Димыч открыл рот что-то выпалить, но машинально проследил мой торжествующий взгляд и замер на полуслове.

Обернулись остальные.

На пороге кладовки, осторожно приглядываясь ко всем присутствующим, стоял, неуверенно улыбаясь, невысокий молодой мужчина с короткими тёмно-русыми волосами. В джинсах и футболке. В кроссовках. Точная копия Лены даже в земном отражении. Её брат-близнец Лелль.

Восьмая глава

Следующие полчаса мне усиленно казалось, что счастливые миротворцы чуть не подпрыгивают от эйфории и с трудом сдерживаются, чтобы не упаковать Лелля в какой-нибудь ящик, наподобие сейфа, заклепав его цепями или ставнями, а на худой конец и просто обклеив скотчем с надписями «Не кантовать!», после чего один бы сел за руль, а второй устроился бы рядом, а эту коробку поставил себе на колени и обнял — и попробуй только кто-нибудь у него это сокровище отнять!.. Олег глядел на небесную птицу, мирно улыбающуюся всем, с благоговением — Димыч с не меньшим восторгом. И только я скептически хихикала про себя: «Видели бы вы этого Лелля в женском парике и в той жуткой юбке, в которой он сбежал от гиен!»

Я с трудом всех выгнала к машине, чтобы закрыть магазин, а когда закрыла, индейцы-миротворцы велели нам с Димычем ехать домой своим ходом и приготовить Лену с девочкой к переезду на новую квартиру. Сами они уже уселись примерно так, как я предполагала: Олег за рулём, Лелль — на заднем сиденье между миротворцами. Услышав приказ, я просто-напросто сунула в машину Олега две сумки с пряжей, заранее набранной для Лены, чтобы не таскать домой зря, и мы с Димычем заторопились к своей остановке.

— Слушай, а как ты догадалась? — пристал братишка, пока мы стояли у заднего ветрового стекла троллейбуса, вцепившись в поручень. — Ну, как искать его?

— Да я не догадывалась, — призналась я. — Решила проверять все идеи, которые приходят в голову. Но на этот раз идея пришла в голову Аделии.

— Врёшь! — не поверил Димка.

— Честно, — серьёзно сказала я. — Сама удивляюсь. Я ей предложила продолжить ситуацию: типа, к нам попал такой, как Лелль, и что бы с ним было в нашем мире. Она сразу сказала про гадалку.

— Хм. Интересная мысль — проверять все идеи, — уважительно сказал братишка. — А я вот ничего не придумал.

— А ты думай, — посоветовала я. — Нам сейчас тоже любопытное дельце предстоит — проводить Лену с девочкой к машине. Тоже ведь опасно. А вдруг по дороге какая-нибудь гиена увидит?

— Надо у мамы тот кондитерский нож взять, — задумчиво сказал Димыч. — Ну, которым она торты режет. Там лезвие длинное-длинное.

— Ага, — в тон ему договорила я. — А ещё на голову вязаную шапку с прорезями для глаз напялить. Я тебе про то, чтобы их спрятать, а ты уже войнушку устраиваешь.

Мы замолчали, уставившись на убегающую из-под колёс троллейбуса дорогу, окаймлённую ровными полосами зелёных газонов, на темновато-жёлтое солнце, прячущееся за деревьями, почти чёрными к вечеру… Почти перед выходом Димка, не оборачиваясь, сказал, чуть усмехаясь:

— А я-то думал — лето будет скучным: никуда не поехал. Думал, будет скучно в твоём магазине: будешь меня использовать — принеси-подай…

Дома нас встретила уже привычно потрясённая мама.

— Дети, — почему-то шёпотом сказала она — глаза чуть не в слезах, — я такого в жизни не видела! Это даже не красота, а что-то… выше.

Сообразив, что Лена вывязала новую шаль, мы переглянулись. Я осторожно постучала в дверь своей комнаты и мягко открыла её. Лена сидела на кровати, девочка лежала, лицом уткнувшись в её колени. Кажется, услышав стук двери, девочка быстро поднесла руку к голове и закрыла ладонью лицо. Лена улыбнулась нам, улыбнулась спрятавшейся от нас девочке и погладила её по голове.

Мы даже удивились диковатости нашего найдёныша, но всё внимание оттянула на себя новая вещь, лежавшая на столе. Её даже шалью было сложно назвать. Насколько я поняла, Лена связала её из тех начал, что лежали на столе, соединив их. Дух перехватило уже при первом взгляде на это… чудо. Точно. Не шаль. Но и палантином трудно назвать. Множество рядов из мелких ажурных цветов издали виднелись одним громадным цветком. Вязаная скатерть или ковёр — единственное, что приходило в голову при попытке назвать одним словом этот предмет, обладающий неимоверно притягательной силой для глаза. И, чем больше я вглядывалась в это многоузорье, тем больше понимала маму: хотелось плакать от этого совершенства и поразительной красоты.

С трудом оторвавшись от созерцания, я обернулась к Лене.

— Лена, сейчас приедут миротворцы и заберут вас к себе.

Дослушав, женщина тут же метнула взгляд на стол, но не на шаль, как мне показалось сначала, а на оставшиеся фрукты и ягоды в вазе. Я пообещала:

— Всё заберём с собой. И рада сообщить, что мы нашли Лелля.

Лена, вспыхнув радостью, даже встала от неожиданности, осторожно сложив со своих коленей руки девочки.

А та поневоле подняла голову взглянуть на неё.

Сказать, что у меня перехватило дыхание… Слышно было, как сквозь зубы втянул воздух Димыч… Лена быстро села назад, закрывая всем телом девочку, которая стремительно отвернулась. Но хищную морду малолетней гиены мы, ошеломлённые в очередной раз, уже успели разглядеть.

— Не говорите ничего, — шёпотом попросила Лена. — Пожалуйста. Земное имя девочки — Арина. Не смотрите на неё. Ей сейчас и так трудно. Очень трудно.

Но это странное превращение и для нас оказалось слишком трудным. Приходилось скрывать свои изумление и страх. Мы с Димычем спасли маленькую небесную птицу! Откуда здесь маленькая гиена?! Человеческая-то личина — та же!

Сидя, Лена дотянулась до стула рядом с кроватью и стянула с него шаль, укрыла ею голову девочки… Остолбенение проходило постепенно, вместе с мягкими, бережными движениями Лены. И я негромко сказала:

— Тогда начинаем собираться. Миротворцы будут вот-вот.

— Шали останутся здесь, — непреклонно сказала небесная птица. — Мне они больше не нужны, а вам понадобятся, чтобы помочь нам.

— Ты имеешь в виду — их можно продать? — медленно переспросила я, не в силах оторвать взгляд от громадного цветка на столе. — Все?

— Да, сколько надо, столько и продадите.

Меня чуть на слёзы не пробило, как представила, что скажет мама на это. Одного этого ковра хватит, чтобы выручить за него бешеные бабки, а ведь в комнате около пары десятков других шалей! А ведь мама ещё и не захочет продавать такую красоту!.. Может, Лена не осознаёт, сколько такие могут стоить? Я попыталась объяснить ей, но она прервала мои объяснения в самом начале.

— Все они уже лишены магической силы, — с грустной улыбкой сказала она. — Остались лишь форма и цвет обычных вещей. И мне даже неловко просить тебя, Лида, купить мне ещё пряжи. Но… Пожалуйста…

— Я уже купила, — с облегчением, что хоть что-то сделала для Лены заранее, сказала я. — Две сумки. Оставила их в машине, которая везёт твоего брата.

— Тогда соберите фрукты — и нам хватит, — предложила небесная птица. И призналась: — Если ты договорилась с миротворцами, значит, они тоже меня обеспечат всем нужным, но поначалу в другом месте хочется быть уверенной хотя бы в еде.

Скоро позвонил Олег и сказал, что его машина стоит у нашего подъезда.

За минуты до его звонка мама быстро рассказала нам последние домашние новости: брат сдал диамат и правда на «отлично» и, воодушевлённый, корпит над учебниками к следующему экзамену. А папа ходил к друзьям на привычный сеанс покера и неожиданно для себя впервые выиграл. Мы с Димычем только переглянулись, улыбаясь.

Мы быстро подхватили приготовленные сумки, а Лена накинула на голову найдёныша маленькую шаль, хотя я и предупредила, что на улице уже и так стемнело.

— Она знает, что вы Зрячие, — одними губами прошептала Лена. — И стесняется.

Маму мы уже предупредили, что уедем вместе со странными гостями, но скоро вернёмся, причём нас привезут назад. Думаю, ей после нашего ухода будет совсем не до того, когда мы вернёмся: я велела ей разобраться с шалями в моей комнате, выбрав те, которые отдавать на продажу ей не захочется. Так что, когда мама закрывала за нами дверь, в её глазах стоял если не ужас (как выбрать?!), то растерянность.

Когда мы вышли к приподъездной площадке, Олег стоял возле машины и быстро открыл дверцу к заднему сиденью. Оттуда выглянул Аскольд. Насколько я поняла, Ингольф остался сторожить Лелля. Так что Лена с девочкой, которую продолжала обнимать, села к миротворцу. Тот велел сесть сбоку Димке, а я села к Олегу.

— Вы купили фруктов? — тихонько поинтересовалась я.

— Всё взяли, — отозвался Олег. — В багажнике несколько сеток со всем, что нужно. Да и дома запас большой — с тех пор, как узнали, что Лена у вас.

Вечером движение не такое активное, пробок почти не было. Во всяком случае, стояли в них недолго. Только в последней пришлось выждать минут пять. За это время я увидела, как Арина осторожно выглянула из-под шальки, как улыбнулся ей в зеркальце Олег… И его улыбка быстро увяла, когда они встретились глаза в глаза. Девочка, по впечатлениям, снова шмыгнула под шаль, а Лена крепче прижала её к себе, метнув сердитый взгляд в то же зеркальце.

— Знаю, а привыкнуть не могу, — под нос пробормотал Олег и вздохнул, снова сосредоточившись на дороге.

Его бормотание разбудило во мне любопытство. Скажут ли индейцы-миротворцы нам, что не так с этой Ариной? Неясного сияния, которое блёкло, то и дело пропадая, виднелось в ней, найденной в лесополосе, сейчас почти не осталось. Впрочем, лучше говорить напрямую: сейчас сияния небесной птицы вообще в ней не осталось. Так почему Лена прижимает её к себе так, словно боится, как бы девочку не отняли у неё?

На седьмой этаж, где жил Олег, попали быстро. Время — поздний вечер, и в подъезде нам встретилась только женщина, поднимавшаяся на второй этаж по лестнице.

Дверь в квартиру Аскольд открыл своим ключом.

Удивлённая, я оглянулась на Олега, замыкавшего нашу группу и стоявшего за моей спиной. Тот сразу понял, чему я удивилась, и объяснил:

— Эту квартиру мне купили миротворцы. По сути, это не личная квартира, а что-то вроде штаб-квартиры.

В небольшой прихожей стало тесно, как только Олег закрыл за нами дверь. Но Аскольд пропустил вперёд Лену с девочкой, а потом и меня — как-то так, чтобы за нашими спинами оставались только мужчины. А потом мы оказались в единственной комнате, которая была весьма скудно обставлена: диван — кажется, раскладной; две кровати, застеклённая зеркалом часть комнаты явно прятала одёжный шкаф; письменный стол прямо стоял под громадным окном; несколько стульев и низких комодов довершали интерьер. Я немного озадачилась: много мебели — почему мне показалось, что обстановка бедная? Не сразу, но дошло: на полу — ни коврика, ни «дорожек», ни паласов; на стенах тоже голо, разве что сбоку от письменного стола висячий шкафчик в шесть полок.

Лелль порывисто шагнул к сестре и сжал её руки. Они постояли, так улыбаясь друг другу, словно и не чаяли больше увидеться. Лена даже подняла руку, чтобы погладить его по плечу, и покачала головой… Арина стояла рядом, опустив голову. Ничего не сказав Лене, Лелль опустился перед девочкой на колени и приподнял краешек шали, чтобы заглянуть в лицо. Это было странно, но его взгляд напоминал взгляд врача, изучающего трудного пациента. Ну, как я это себе представляла.

— Мы сумеем? — с надеждой спросила Лена, полностью стянув шаль с головы понурившейся Арины. Это были её первые слова, обращённые к брату. Они даже не поздоровались друг с другом, и я начала подозревать, что эта девочка, маленькая приживала, для них очень чем-то важна. Но чем?

— Сумеем, — заверил её Лелль, всё ещё продолжая всматриваться в лицо Арины, которая напряжённо стояла перед ним, явно боясь сделать хотя бы движение.

Лена заметно выдохнула, а я вспомнила слова Лелля о том, что он сильный. Получается, сильней сестры-близнеца, которая в чём-то сомневалась?

Лелль, легко улыбаясь, продолжал изучать боязливо молчавшую девочку, а Лена огляделась и почти подбежала к моим пакетам с пряжей и спицами.

Почувствовав ладонь на своём плече, я оглянулась.

— Мы закроем их здесь, в комнате, — вполголоса сказал Ингольф, — а сами посидим на кухне. Пойдёмте. Теперь у нас есть время, чтобы вы узнали подробности нашего дела.

Дом был новейшей планировки, и кухня здесь просто поражала размерами, похожая на вторую комнату. Как потом выяснилось, виной тому — лоджия, переделанная под продолжение кухни. В середине помещения стоял круглый стол, где всё было готово для чаепития. Зашедший последним Ингольф неплотно прикрыл за собой дверь.

— Садитесь, — скомандовал Аскольд, который возился у газовой плиты с чайником.

Мы с Димычем просто изнывали от нетерпения выпалить свои вопросы.

Наверное, Ингольф это заметил, потому что сел напротив меня и сказал:

— Когда впервые видишь, что сияние небесной птицы угасает, это… больно. Для всех. Но ещё страшней видеть, что сияние заменяется чем-то другим, для многих близким к уродству. Небесные птицы и приживалы — два ростка из одного корня. В семье небесных птиц может родиться маленькая птица, которая с возрастом может превратиться в приживалу, если вовремя не проследить за её ростом. И в семье приживал может появиться небесная птица, которая впоследствии может деградировать до сущности своих родителей. Ваша Арина из такой семьи.

В который раз ошарашенные, мы с братом переглянулись. Ну и сюрприз!

— Впрочем, о деградации говорить не стоит, — добавил Аскольд. — Небесные птицы строго блюдут почти спартанскую жизнь — по меркам Земли. Не каждое живое существо сумеет выдержать полные жёсткого воздержания, обучения и скудные на события дни взамен на умение действовать на структуры пространства. Небесные птицы изменяют структуры, приближая нужное, необходимое другому существу событие к его логичному явлению. Но как я уже говорил, их осталось мало. И когда в семье приживал появляется ребёнок небесная птица, родители могут передать своё дитя на воспитание ему подобным. Семья, в которой родилась Арина, ждала такой возможности. Отец передал Олегу, которого в городе знают все легальные семьи, что он ждёт миротворцев, чтобы отправить Арину назад, в свой бывший мир. Здесь девочке сложно удержать свой необычный дар. Слишком много искусов. Слишком много желанных излишеств.

— А потом её отец позвонил нам дня три назад, — перехватил нить разговора Ингольф. — Сказал, что девочка пропала. Но мы даже подумать не могли, что молодые приживалы из нелегалов захотят использовать её для своих развлечений. В семьях приживал обычно трепетно относятся к детям — небесным птицам.

Неожиданно я вспомнила, как спросила Ингольфа, почему даже у легальных приживал такие страшные глаза. А он ответил: «Они злятся на себя — за потерянное». Теперь я поняла его фразу. Каждый приживала думает о той возможности быть сильным магом, которую потерял — из-за соблазнов обычной жизни.

— Лена с братом сумеют вернуть ей то, что она потеряла из-за нелегалов? — с тревогой спросила я, невольно глядя на дверь.

— Для одной Лены это было бы трудновато, она потеряла много сил, выполняя требования своего бывшего хозяина, — со вздохом ответил Аскольд. — Для небесных птиц исполнять негативные желания тяжело. Исполняя вообще желание, они должны проникаться чувствами загадавшего их. Представьте, каково было небесной птице выполнять требования, когда хозяин хочет не приблизить задуманное и логичное по течению жизни событие, а создать условия для появления тех, которые не предвидятся его собственной судьбой. Чтобы изменить структуры пространства в этом случае, приходится прилагать много усилий. Но хуже всё-таки чувства загадавшего желание. Они убивают небесную птицу, так как проникнуты жестокостью — это во-первых. Во-вторых, проникаясь этими чувствами, небесная птица сама постепенно деградирует и превращается в приживалу.

— Но почему взрослый приживала потребовал выбросить Арину, не оказав ей помощи? — спросила я, сжимая кулаки. — Почему он хотя бы не подкинул её родителям?

— У него в запасе сильная небесная птица — сын Лены, — вздохнул Аскольд. — И тратить время на девочку, которая исчерпала свою магию, ему было лень. У таких, как этот приживала, сочувствия ни на грош. В чужом мире они считают себя вправе вести себя, как им удобно. И старые законы чести — не для них. — И, уже несколько извиняясь, миротворец договорил: — А мы впервые сталкиваемся с проблемой похищения и пока не знаем, как справиться с этой ситуацией и предотвратить следующие аналогичные. Вся работа буквально вслепую. Приживалы в этом мире, сталкиваясь с новичками из своего мира, стараются сразу не подходить, а сначала выяснить через Олега, хотят ли новички общаться с ними. Поэтому, если наши легальные переселенцы и видели нелегалов, они не сообщают о них. Нам уже пришлось всех обзвонить и попросить, чтобы о новичках сообщали — и не только о том, что их видели, но и о месте проживания. Пока всё глухо.

— У меня вопрос. Новый, — виновато улыбнулась я. — Почему в первую очередь Лена и Лелль не взялись за поиски сына Лены? Чем так важна Арина?

— Небесных птиц мало, — напомнил Ингольф. — Драгоценна каждая из них, что сумеет потом вырасти полноценной.

— А как зовут мальчика? — спросила я и поправилась: — Как зовут сына Лены?

— Земное имя — Эрик.

— А это так легко — похитить небесную птицу из того, их мира? — спросил Дима. — Я имею в виду, что были похищены сразу несколько птиц…

— Это очень нелегко, — вздохнул Ингольф, — но тут на руку похитителям сыграло несколько обстоятельств. Так что похищение прошло очень легко — до такой степени легко, что хочется… — Он даже задохнулся от негодования.

Кажется, об этих обстоятельствах спрашивать не стоит. Тамошние заморочки…

— И что теперь мы будем делать? — поинтересовалась я. — И что будут делать небесные птицы? Нет, я поняла, что они стараются восстановить что-то вроде потенциала Арины. Но вы не собираетесь переправлять их в свой мир? Подальше от искушения нелегальных приживал снова попытаться похитить их?

— Всё дело в Лене, — сказал Олег. — Она наотрез оказывается переходить в свой мир, пока её сын в опасности — полностью потерять дар изменять структуры пространства. А Лелль всегда будет там, где его сестра. Поэтому придётся оставить и Арину здесь же. Правда, теперь я надеюсь, что вдвоём Лена и Лелль сумеют изменять пространство в два раза мощней, чтобы выполнить желания друг друга. — Он улыбнулся. — И наши, если мы думаем о спасении Эрика.

— Что-то я не могу представить себе, что Лелль тоже вяжет на спицах, — скептически сказал Димыч, и я толкнула его локтем в бок. — А что я такого сказал?

— Ничего особенного, — улыбнулся Ингольф. — Лелль и впрямь не вязальщик. Он плетельщик.

— То есть руками плетёт? — поразился братишка.

— Нет, он вплетает. Пара — Лена с Леллем — сильна именно тем, что они, будучи близнецами, понимают друг друга с полуслова, с одного взгляда. Лена вяжет полотно, Лелль вплетает в него нужный рисунок.

— Но как они смогут помочь сыну Лены? — продолжал недоумевать Димыч.

— Просто, — улыбнулся Аскольд. — Выполняя его желание вернуться.

— Но это желание очень крохотное, — сумрачно сказал Ингольф. — Его забивают, приучая к соблазнам вашего мира. Но что хуже, самого мальчика могут подвергать… приучать к такому положению дел, что он думает не о желании вернуться домой, а о чём-то другом. Чтобы вытянуть его гаснущее желание вернуться, Лене и Леллю придётся сильно постараться.

— А можно будет посмотреть? — спросил Димыч. И смутился. — Ну, на то, что они именно делают для этого?

— Да хоть сейчас, — отозвался Аскольд. — Но только от двери и только очень тихо, чтобы не сбить их рабочий настрой.

Я немного сомневалась, что Лена и Лелль уже сейчас принялись за желание Эрика. Думала, что оба пока работают с Ариной. Но, когда дверь в комнату приоткрылась, я в первую очередь заметила, что девочка спит на кровати — ну, может, и не спит, но лежит неподвижно, укрытая лёгким покрывалом. Оказалось, что письменный стол уже выволочен на середину комнаты, под ярко горящую люстру, и Лена с братом стоят по обе стороны от него. И в тишине вечера легко и колко постукивают спицы.

Трудно было разглядеть весь стол, поскольку близнецы ненароком закрывали его своими телами. Но основное я рассмотрела: Лена быстро, даже стремительно вязала широкую полосу, а Лелль хватал с края столешницы, из кучи нарезанных нитей, нужные и тут же вплетал их в уже вывязанное полотно. Причём обрезанные нити были разноцветные. Вспомнив поразительной красоты работы Лены, я даже вздохнула от избытка чувств, думая о том, что это будет, если её шали окажутся ещё и цветными.

Мы постояли немного и тихонечко вышли, бесшумно закрыв за собой дверь.

— Так, — снова на кухне сказал Ингольф. — Диму мы не можем задействовать сейчас, ночью. Но вы, Лида, согласны поколесить по городу — патрулируя вместе с нами? Пока спит Олег? Мы дадим вам выспаться под утро, когда Олег вас сменит.

— А куда ездить надо? — тут же влез братишка.

— От легальных приживал к нам поступают первые сообщения, в каких районах города видели незнакомых приживал. Наше патрулирование пока заключается в том, что мы колесим по указанному району в надежде найти дома нелегалов. Как только появится миротворческий спецназ, дело пойдёт быстрей.

Ингольф сказал последнее с какими-то странными интонациями, и вдруг заподозрила, что в качестве миротворцев в спецназе, возможно, будут не индейцы. А кто-то другой. И с языка тут же слетело:

— Ингольф, вы ведь не из мира небесных птиц?

— Нет.

Я подождала немного, но Ингольф, чуть насмешливый, так больше ничего и не сказал. То ли ждал моего уточняющего вопроса, то ли вознамерился и впрямь сохранять свою тайну. Димыч покосился на меня и вздохнул. Хм. Кажется, братишка хотел задать тот же вопрос. Но пока я решилась на другое:

— А Дима поедет домой? Ну, на время моего дежурства?

— Возьмите меня с собой! — выпалил Димка. — Мы сядем с обеих сторон машины и будем смотреть по сторонам. Так же лучше! А ещё… Мы же вам дали номер машины той гиены! Вы не нашли его по номеру?

— У нас есть помощник в полиции, — сказал Олег. — Он обещал проверить.

— Что-то долго проверяет, — проворчал Димыч.

— Согласен, — кивнул ему Олег. — Но для нас вообще находка — человек, который согласен работать с нами. Найти такого, который бы поверил в то, что не видит, а только на слово, — очень сложно. Этого-то я разыскал с трудом, через знакомых. И мне кажется, он до сих пор подозревает, что мы его разыгрываем.

— Но ведь помогает?

— Не совсем из благородных побуждений, — усмехнулся Олег. — Мы ему платим за информацию. И есть впечатление: он думает, что мы частные детективы или журналисты.

— Ну, так вы возьмёте меня? — гнул своё Димка.

Я молчала: парню почти семнадцать. Не хочу решать за него. Маме позвонить и отбояриться, что мы остались возле Лены, несложно.

— Возьмём, — решился Аскольд.

Итак, счастливый Олег ещё при нас улёгся в кухне, на узком диване, Ингольф тоже остался с небесными птицами — охранять их, а мы поехали патрулировать микрорайон, где видели приживал-нелегалов.

Когда прибыли на место, я первой догадалась спросить Аскольда, севшего за руль:

— Аскольд, а как мы увидим приживал? Небесных птиц — понятно: они сияют. А как высматривать гиен?

— В темноте их глаза отсвечивают красным или жёлтым, — ответил миротворец. — Отблеск этот виден издалека.

— Ха, я тоже хотел спросить про это, — пробормотал Дима и тут же полюбопытствовал: — Аскольд, а не пробовали собаками их искать или каким-то другим зверьём? Может, у приживал запах какой-то такой, что их след взять легко?

— Ты забываешь, что есть обычные, легальные приживалы! — засмеялся Аскольд. — И что делать, если каждый раз собаки будут тащить именно к ним?

— Ну ладно, — сказал Димыч, — а как мы будем действовать, если найдём гиену? Как отличим его от обычного приживалы? Подойдём и спросим: эй ты, а ну говори, кто ты такой? Здешний или нелегал?

— Есть кодовые слова, которые знают только легальные приживалы, — спокойно откликнулся миротворец. — И есть у нас, миротворцев, фраза, по которой нам легко определить, кто именно перед нами.

Полночи прошло незаметно. И малопродуктивно, честно говоря: лишь однажды проезжали мимо притулившейся на обочине машины, в которой сидящий на месте водителя мигнул ярко-жёлтым. Но, когда Аскольд и Дима подошли к нему, выяснилось, что владелец машины всего лишь закурил, чиркнув зажигалкой. В три мы приехали в квартиру Олега. Он проснулся и быстро собрался. Теперь уже за рулём оказался Ингольф — Олег сел рядом с ним. Они отвезли нас домой.

Мы с Димкой на цыпочках вошли в квартиру и на цыпочках же разошлись по комнатам. Правда, потом столкнулись у ванной комнаты — обоим захотелось умыться перед сном.

— Лид, — задумчиво сказал брат, уступая мне дорогу, — а ведь старший брат Семёна работает в полиции. Шишка не очень крупная, но какой-то чин имеет. Поговорить, что ли, с Семёном? Ну, вроде того, что сказал Олег… Типа, я хочу учиться на журналиста или на частного детектива, а потому хочу знать что-то про дела полицейские?

— Дим, давай не сейчас, а? — зевнула я. — Завтра к девяти. Нам спать всего-ничего. По дороге на работу и поговорим.

В спину мне братишка опять-таки задумчиво сказал:

— Скучно было на патрулировании. Может, завтра будет веселей?

Пререкаться не хотелось. Веселей ему захотелось…

Знать бы ещё, что завтра веселей день будет лично для меня, я бы, может, на Димку наорала, чтобы не накаркал. Но у меня ноги подламывались от желания спать, да и шатало не хило. Так что, умывшись, я побрела в свою комнату и рухнула на кровать.

Девятая глава

За короткие часы до пробуждения снилось много чего. Но ничего, что можно было бы считать пророческим. Впрочем, от своих снов предсказаний я и не ожидала…

Утро началось со странного, мрачного: «Угу-у… Угу-у…», которое медленно, но упрямо продавливалось в мой сон, и не менее странного, суховатого топотка кого-то небольшого, но энергичного где-то рядом.

Мысленным взятием себя за шкирку я восстала из спящих и некоторое время тоже мрачно смотрела на летнее солнечное утро. «Угу-у…» — несколько раз с придыханием прогудели с окна. Пришлось встать, чтобы разглядеть на карнизе нахального голубя, прикормленного ещё зимой. Тогда, в морозы, он гонял с моего карниза сородичей. Теперь он старательно, со своим мрачным: «Угу-у» ухаживал за голубицей, он снова выпихивал с узкой площадки при окне остальных претендентов на голубицыну лапку. Узнала голубя по характерной примете: на лапе нет когтя — зимой отморозил.

Маленький эпизод на карнизе помог быстро прийти в себя.

Братишка встал, когда я уже бодро носилась из комнаты в кухню и назад. Кофе пить на кухне не смогла. Папа уже ушёл на работу, а мама всё сидела возле плиты, перебирая вязаные вещицы, не в силах выбрать из двадцати трёх шалей те несколько, которые хотела бы оставить. Слушать её всполошённое: «Господи, да как выбирать — одна другой лучше!» было трудновато, хотя я и прятала улыбку.

Димыч сунулся было на кухню, но тоже предпочёл оставаться там лишь на те минуты, пока варился кофе и грелась каша. Когда завтрак был готов, братишка поставил на поднос чашку и тарелку с кашей, которую щедро завалил сопутствующей мелочью в виде кетчупов и других маминых приправ, и ввалился ко мне. Усевшись за стол, вздохнул и высказался:

— Зря ты ей оставила выбор. Надо было самой выбрать и сказать, что остальное нужно отдать. А так она уже все узоры выучила наизусть. И если оставит себе какие-то, всё время будет вспоминать и говорить, что надо было другие оставить, а не эти. — Помолчал и прибавил: — Зафотать, что ли, ей на мобильный? Пусть потом разглядывает…

— А ты чего не у себя? — спросила я, не отвечая на его упрёк и кивая на поднос.

— Там Сашка — жутко нервный, — сказал Дима. — Его сейчас, когда он готовится к экзамену, всё раздражает. А он раздражает меня. Есть при нём нормально не смогу. — И принялся за кашу. — Лид, я вот всё думаю… — И он и впрямь задумчиво посмотрел на ложку, прежде чем отправить кашу в рот. — Понимаешь, мы очень узко мыслим. Индейцы, конечно, пытаются держать всё под контролем, но… Помнишь, Аскольд или Ингольф — не помню, кто… В общем, они сказали про миротворческий спецназ.

— Помню.

— Мне это так здорово понравилось — прямо боевик! Так понравилось, что сразу я и не понял, почему именно спецназ. Лидк, а ты вспомни, сколько тех гиен около старого цеха было. Одиннадцать машин, а потом приехал ещё один, чтобы отобрать у них мальчишку этого, Эрика. А ещё была машина с хозяином Лены… И ведь в ней был не только хозяин, но ещё и два телохранителя. И те, которые развлекались, они не по одному сидели в машинах. Я так прикинул сегодня утром… Если считать только тех, о ком мы знаем, их с семьями, со старшими, уже по минимуму набирается человек пятьдесят. А если есть те, о ком мы не знаем? И все такие же злые, как те — у старого цеха. Это ж почти война… И это ещё только в нашем городе.

Помолчав, я допила кофе, хотя вдруг так захотелось, чтобы он не заканчивался!

— В любом случае, это не про нас, — медленно сказала я, хотя на душе воцарилась настоящая жуть. — Наше дело — помочь найти нелегалов. А там наши индейцы со своим спецназом сделают главное. Уведут отсюда тех, кто здесь не должен быть. И, вообще… Не пугай меня. Только я подумала, что наша жизнь начала налаживаться, а тут ты — со своим спецназом.

— Он не мой, — пробормотал Димка, снова впадая в задумчивость.

Пришли к магазину вовремя, без пятнадцати. Открыли, осмотрелись, прикинули, что можно ещё продать — в духе вчерашней дикой удачи, когда покупательнице потребовалась зимняя пряжа. И чуть рты не открыли, когда на пороге (это без пяти-то минут до начала работы!) появилась деловая Аделия.

— Доброе утро, — сказала она.

И тут я заметила ещё одну неожиданность: коллега пришла не только с крохотной сумочкой, но и с небольшим пакетом. Не сразу, но сообразила, что Аделия снова принесла вязание. Ну-у… Неужели… Раньше чаи гоняла, а теперь вязанием будет заниматься?

Но Аделия запихала все сумки на свободную от пряжи полку внизу и сообщила:

— Регина просила передать, что товар будет завтра, после обеда. Так что мы только сидим рабочий день. На всякий случай. Ой, что я сегодня утром в новостях прочитала! Вы читали? Ну, в интернетовских? В городе сегодня какого-то мафиози сожгли!

У меня такой мороз по коже…

— В городе?!

Димыч тревожно уставился на Аделию и буркнул:

— Как это — сожгли? Да ещё в городе?

— Не, тот дом его, что в пригороде, — легкомысленно отозвалась Аделия. — Ему-то повезло — его с семьёй дома не было, зато дом — дотла! Я фотки смотрели — ну ваще! У него там настоящее поместье было, а сейчас даже деревьев не осталось! Ночью сожгли. Пока все спали. Ну, наверное, страшно было!..

— А почему его дома не было? — с какой-то претензией спросил братишка, а у самого глаза отсутствующие: наверное, вспоминал старый цех. — И почему он мафиози?

— Ну, про него в городе все давно говорят, что он мафиози. А сам он директором какого-то завода. Что-то там с резиной связано. А дома не было, потому что у него городская квартира ещё есть. Во живут люди, да? А насчёт того, почему он в городе остался, — пока неизвестно.

Аделия живо интересовалась светской жизнью нашего города, умудряясь запоминать порой поразительно ненужные мелочи, вычитанные в Интернете, поэтому я вмешалась в диалог, уточняя:

— Если пожар был такой страшный, почему соседи пожарных не вызвали? Или они там этого мафиози не любят? Но ведь огонь от него мог переброситься и к ним? Любят — не любят, а свои дома спасать-то надо!

— Огонь вспыхнул сразу на большой площади и очень сильно. Написали, дом сгорел буквально в считаные секунды, — наморщив от воспоминаний лоб, выдала Аделия информацию. И сама уже поёжилась: — Наверное, бензин разлили везде… Хм… Это сколько же надо было бензину накупить, чтобы хватило на двухкорпусный трёхэтажный дом? Кошмар!

Где уж тут удержишься от перегляда? Братишка, глядя на меня и, кажется, не видя, сунул руку в карман и медленно пошёл к выходу. В кармане у него — я точно знаю — мобильник. Пошёл звонить Олегу и миротворцам? Аделия не обратила на него внимания: она принесла с собой бутылку с водой и теперь пошла в кладовку ставить электрочайник.

Машинально оглядывая полки с остатками пряжи, я тяжело думала о том, чего же добиваются нелегальные гиены. Сами хотят стать мафиози? Таким образом хотят занять ключевые посты в городе? Но с оформлением завода в свою собственность, если бы повезло убить директора, им бы пришлось повозиться немало. Неужели они этого не понимают? Или… А может, они так запугивают? И гиены затаились уже в окружении самого мафиози — среди тех, кто претендует на его пост? Если он, конечно, в самом деле мафиози является?

Мысленно я старательно рассуждала о вещах, от которых всегда была невероятно далека. Лишь бы только не видеть перед глазами яркую картинку, которая легко перебивала все рассуждения: пьяный мальчишка, сидящий на машине, вскидывает кверху зажигалку… Снова и снова… Вопят молодые гиены — визжит и он, выполняя их убийственное желание… А может, уже и своё — в таком-то состоянии… Только на этот раз рядом с ним были не молодые, а постарше и порасчётливей. Их наверняка было несколько — и все они желали смерти конкретного человека. Желали стереть с лица земли конкретный дом, чтобы показать, как ужасающе серьёзны их намерения. И ни одна полиция на свете не докажет, что это сделали они.

Когда Аделия начала заливать в чашку с чайным пакетиком кипяток, Димка вернулся и тут же полез в кладовку: он ещё по дороге сказал, что хотел бы посмотреть стеллаж, ножки которого слишком неуверенно держались. Я не спрашивала, но, кажется, он даже в потенциально нерабочий день старался отработать деньги Регины.

Так что звонок собственного мобильного я расслышала, когда вышла в ближайший продуктовый за печеньем для нас всех. Пришлось притулиться у входной двери в «Продукты» и посмотреть, кто это меня требует.

Странно. Та самая белая ведьма Наталья, которой помогал Лелль. Ей-то что от меня нужно? Удивлённая, я сказала:

— Я вас слушаю.

— Девонька, не ты ль вчера ко мне приходила? — спросила Наталья слегка насморочным голосом. Наверное, поплакала вчера от ужаса. — Придёшь ли сегодня? Или побоишься, как другие? Сегодня-то тихо. Могу и погадать.

Всё ясно: клиенты испугались вчерашнего происшествия — и сегодня к белой ведьме больше никто не приходил, а Наталья испугалась, что денег больше не будет.

И тут я обрадовалась! День не занят работой, и можно быстро к ней сбегать, чтобы узнать, насколько хорошо она видит небесных птиц! А заодно завербовать — если не добровольцем, то шалью, чтобы помогала нам с поиском гиен!

— А когда можно зайти?

— Да хоть прям сейчас! — вздохнула Наталья.

— Если приеду через час, примете?

— Отчего ж не принять? Приму.

— Хорошо. Скоро буду.

И, быстро, благо что утро, купив печенье, я помчалась назад, в свой магазин. У меня с собой две шали, взятые из дома на всякий случай. И случай не замедлил появиться!

— Аделия, Димка, я немного прогуляюсь. Часа на два. Не передерётесь тут без меня?

— Вот ещё, — сосредоточенно сказала Аделия, вглядываясь во вчерашний журнал. — Не знаю, как твоему брательнику, а мне сейчас не до того…

Свою усмешку я проглотила: «А в другое время, значит, и подраться можешь?» Димыч что-то проворчал из кладовки, после чего оттуда послышался стук молотка. Так что, пока Аделия на меня не смотрела, я быстро сунула в свою сумку одну из шалей Лены, вторую спрятала под прилавком и помчалась к остановке.

Троллейбус пустой по позднему утреннему времени. Лето же. Сидеть мне не хотелось, хотя пустых мест видела достаточно. Встала у окна, будто разглядывая проносящиеся и убегающие солнечные улицы. Люблю, когда лицо слегка солнцем припекает. И тепло, и дремотно. Подставила лучам лицо, собираясь насладиться теплом, мягко трогающим кожу сквозь стёкла. Хотелось лёгкой, расслабляющей бездумности. А на деле продолжала думать о гиенах, небесных птицах…

Больше всего, конечно, думалось о мальчишке. Если молодые гиены без ведома старших, явно без их спросу стащив мальчишку из его затворничества, заставляли мальчишку исполнять их жестокие желания, старшие явно этого не желали. Развлекуха тратила силы маленькой небесной птицы. Поэтому тот мужчина так обозлился, затаскивая пьяного и словно взбесившегося от адреналина Эрика в свою машину… Значит, мальчишка пришёл в себя, поднакопил сил, если сумел поджечь загородный дом мафиози. Значит… Гиены умеют создать небесным птицам нужный режим, чтобы они выполняли их желания?

Почему-то на ум пришла странная, хоть и посторонняя, совсем не по делу мысль: наедине с собой я называю приживал гиенами. А когда беседую с кем-то ещё — чаще не только говорю, но и думаю о них, как о приживалах. Это что? Я в одиночку такая злая?

Но мысль пропала. Я пересела на следующий троллейбус и доехала до дома белой ведьмы Натальи. К подъезду подошла очень осторожно, ещё с торца дома разглядывая все машины через дорогу от дома. Джипа не нашла и пошла дальше уже свободней. С минуту у подъезда вспоминала, какая квартира мне нужна, но опять повезло: выходила какая-то женщина — наверное, жиличка, с большим мусорным мешком, и я придержала для неё дверь, после чего спокойно вошла.

На площадке, где вчера разговаривали мужчины, оказалось пусто, но дверь в клетку, отделявшую три квартиры от площадки, была полураскрыта. И я спокойно прошла её. Квартирную дверь я бездумно потянула на себя и очутилась в прихожей. Сегодня она была гораздо просторней, потому что почти пуста. Лишь на одном стуле сидел мужчина, ссутулившись и сложив руки на коленях.

— Простите, а Наталья… — сказала я и запнулась. Посмеялась про себя и спросила: — Вы к Наталье последний?

— Нет у неё никого, — отозвался, не поднимая головы, мужчина. — Идите. Ждёт она.

Я решила, что он уже побывал на сеансе у Натальи, чем-то угаданным впечатлился, поэтому решил посидеть здесь и подумать. А может, белая ведьма предложила посидеть — вон как переживает… И я поспешила к комнате, чтобы не заставлять себя ждать.

Переступила порог. Два шага вперёд — и дверь за мной с треском захлопнулась.

— Миленькая! Не виновата я! — зарыдала Наталья, которую с трудом узнала из-за опухшего от слёз лица. — Они заставили, миленькая! Не хотела я звонить! Не хотела-а!

Она сидела в обшарпанном кресле и, закрывшись ладонями, голосила и плакала одновременно. Встать ей не давали два амбала, высившихся по обеим сторонам от кресла. Справа, тоже в кресле, сидел тот самый мужчина, который отобрал у молодых гиен мальчишку. Черноволосый, с длинноватым, довольно симпатичным лицом, даже глаза (если не смотреть сквозь них) симпатичные — большие и внимательные. Впрочем, сидел он недолго. Встал и сразу приблизился ко мне.

Сжавшаяся от неприятной встречи, которая явно не сулила мне ничего хорошего, я насторожённо заглянула в его глаза. В первый момент мужчина меня поразил. Я ожидала увидеть злобное, торжествующее лицо гиены, который устроил идеальную ловушку и легко поймал в неё свою желаемую жертву. Но с этим мужчиной было что-то не то. Он радовался, что поймал меня. Но в целом лицо было… каким-то умученным — другого слова не подберу. Глаза, впавшие и усталые, лихорадочно блестели. Лицо часто и нервно подёргивается. У меня даже мелькнула мысль: уж не сидел ли он у ведьмы всю ночь без сна, готовя ловушку на меня?

На всякий случай для начала решила разыграть дурочку.

— А что случилось? — спросила я, обернувшись к Наталье. — Если вы не можете сейчас принимать клиентов — так и скажите, приду в следующий раз.

Ведьма только всхлипнула.

— Ты сидела вчера с женщинами, ожидающими здесь приёма, — холодно сказал мужчина. — Тебя узнал телохранитель нашего хозяина, когда ты уходила с Леллем мимо нашей машины. Вырвать признание у этой бабы, что ей на мобильный звонили несколько человек, не составило труда. — Он помолчал и уже довольно зло спросил: — Ты Зрячая?

Оценив обстановку, я пожалела только об одном: не позвонила заранее Димке, чтобы он подслушал всё, что здесь происходит.

Не видела причины скрывать, поэтому спокойно подтвердила:

— Зрячая. И что?

— Меня не интересует Лелль, — огрызнулся он. — Меня интересует Лиенна. Где она? Ещё интересует месторасположение миротворцев. И сколько Зрячих в городе сотрудничают с ними.

Подумалось: «Странные приоритеты у него».

— Ага, — пробормотала я. — А в конце концов вас заинтересует, где лежит ключ от моей квартиры?

Мне чуть руку нее вывихнули, внезапно выдрав из них сумку. Тот мужчина, что сидел в прихожей, подкрался сзади. И тут же немедленно вытряхнул содержимое сумки на домотканую дорожку. Но я оцепенела не оттого, что он вырвал у меня сумку и так наплевательски распорядился ею. Да, это был он — один из двоих телохранителей, которые приходили с Леной, а потом искали её в магазине.

Пакетик с шалью выпал среди остальной мелочи. Телохранитель, вырвавший сумку, склонился и подобрал с пола пакет. Вскоре он держал в руках расправленную шаль. Наталья, даже перепуганная, взглянула лишь раз на вязаную вещь и ахнула:

— Господи, чудо какое!

— Итак, — не обращая внимания на ведьму, продолжал черноволосый мужчина, сквозь человеческую личину которого на меня яростно ощерилась гиена, — это доказывает, что ты знаешь, где прячется Лиенна. А поскольку ты увела вчера Лелля, ты знаешь, где находятся миротворцы. Быстро! Где Лиенна?!

«Почему им нужна именно Лиенна? — удивлялась я втихомолку. — Лелль же сильней!» А потом я почему-то вбила себе в голову, что магические силы мальчишки исчерпаны и что, как только Лена появится у гиен, мальчишку выбросят, как Арину. И твёрдо ответила:

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите!

— Где Лиенна?! — заорал черноволосый.

И залепил мне такую пощёчину, что я пошатнулась и всем телом упала бы прямо на стену, потому что к ней отнесло силой удара, не стой рядом тот телохранитель. Спиной я ударилась о него, чуть не сбив с ног, и он же подхватил меня под локти, помогая не упасть. Щека горела и ныла, в ушах звенело так страшно, что на некоторое время я, кажется, оглохла и только тупо смотрела, как орёт на меня черноволосый. А потом, когда он захлопнул пасть, чтобы отдышаться, над собственной головой, едва глухота прошла, я услышала изумлённое:

— Дир, ты никогда так… не кричал.

Мне показалось, телохранитель хотел сказать: «Не вопил!»

Бешеные мутно-жёлтые глаза гиены впялились в мои глаза. Я сглотнула, чтобы ушли остатки глухоты. Черноволосый гиена вырвал из рук телохранителя шаль и, скомкав, сунул её в карман. Шагнул ко мне, и пришлось поневоле вжаться в поддерживающего меня на ногах телохранителя.

— Не хочешь говорить добровольно — заговоришь на наших условиях! — прошипел черноволосый Дир и поднял руку.

Хотела зажмуриться в ожидании удара, но вовремя скосилась на его пальцы.

Чёрт-чёрт-чёрт! Почему никто из миротворцев не предупредил меня?! И почему я сама всегда смотрела только в лица гиен?!

Я затрепыхалась в ручищах телохранителя, стараясь изо всех сил выдраться, кажется, даже завизжала, вынужденно глядя, как ко мне медленно, но верно приближается коготь, выползший из указательного пальца гиены. И чем ближе становился коготь, тем отчётливей я видела, как с его кончика вниз, по пальцу, стекает жидкость жутко неприятного бурого цвета.

От гадливости, от страха, от предчувствия боли, я всё же зажмурилась и застонала.

— Где Лиенна?! — снова рявкнул чёртов Дир.

— Не знаю! — жалко рявкнула я в ответ.

И распахнула глаза в тот самый момент, когда коготь ткнулся мне в щёку, до сих пор болезненно горевшую, и резко царапнул её.

Ноги оцепенели первыми. Потом я почувствовала, что губы будто распухли. Попыталась выругаться, что Дир — гад хороший. Нижней челюстью пошевелить не сумела. Она будто приклеилась к верхней. А язык словно распух и лежал во рту чугунной гирькой… Потом, как ни странно, телохранитель подтащил меня к креслу, в котором сидел до сих пор гиена Дир, и усадил, словно куклу: я просто-напросто сломалась, когда подогнулись ноги, а телохранитель взял — и пнул по пальцам моих ног, чтобы колени сложились, а я села полностью.

Потом я смотрела, как в тягостном сне: телохранители ушли от кресла с Натальей, но самой ей встать не разрешили, и белая ведьма сидела, уткнувшись лицом в ладони, и подвывала. Тот телохранитель, который держал меня, о чём-то тихо говорил с гиеной Диром, потом уходил куда-то.

Наконец Дир шагнул ко мне и вгляделся в мои глаза. Выпрямился, и я услышала:

— Встать!

Я бы ни за что!.. Но ноги выполнили приказ мгновенно. Я просто выпрыгнула из кресла и вытянулась перед гиеной, как солдат перед генералом.

— Иди за мной! — велел гиена. И повернулся ко мне спиной.

Лихорадочная мысль: «Бежать!»

А ноги послушно затопали за Диром. Я поражалась себе, пыталась сопротивляться, пока не поняла, что та жидкость на гиеньем когте лишила меня свободы воли. И тогда, сообразив всё это, перестала внутренне брыкаться, угрюмо размышляя, долго ли будет действовать отрава.

Без всяких возражений села в джип, видимо только что подогнанный к подъезду. Ещё почувствовала себя важной персоной, несмотря на ноющую боль, которой продолжала гореть щека. Ведь меня посадили позади, как Лелля вчера между миротворцами, только я — между телохранителем и Диром. За руль сел неизвестный мне приживала. Наверное, тоже из бандюг.

Сначала мы ехали по городу, и я всё ждала, что закаменелость всего тела, из-за которой отяжелели мои мышцы, вот-вот пройдёт. Потом почувствовала, как ледяной холод начинает ползти от ног вверх. Стало так страшно, что решила больше не думать, что будет дальше, и только смотреть, куда меня везут.

Потом закралось подозрение, что яд на когте Дира не простой парализующий, но какой-то наркотик. Вот уж когда испугалась, что благодаря власти этого наркотика надо мной все сведения из меня вытащат легко и непринуждённо. Так что я то и дело проверяла язык: зашевелился ли? И уже с облегчением ощущала его неподвижность.

А подозрение появилось, оттого что перед глазами пространство начало качаться, а потом и вовсе поехало. Причём не так, как бывает, при головокружении, а будто я сама повисла в нём и мелко-мелко трясусь… Потом я вынырнула из болезненного впечатления, что вот-вот провалюсь в обморок (а если уже проваливалась?). Меня затошнило, и я с трудом повернула голову к Диру, твёрдо решив: если вываливать содержимое своего желудка, кстати, и так мизерное, то только на этого гада!

Но Дир тоже успел заподозрить неладное и просто-напросто ткнул мне к подбородку открытый полиэтиленовый мешочек. Фу, гадство…

А потом не удосужился вытереть мне подбородок.

Пока я была занята собственными ощущениями, а также впечатлениями организма, город куда-то исчез. Я не поверила глазам, когда обнаружила, что машина едет по ухоженной асфальтированной дороге на две полосы между деревьями.

Это куда же мы?..

Потом испугалась — и одновременно впервые порадовалась, что моё лицо опухло, тяжеленное от Дирова яда: внутренне я уже чего только ни передумала, чего только ни напредставляла, что будет вскоре со мной, попавшей в лапы этих садистов — в последнем я не сомневалась. А внешне так и осталась бесстрастно спокойной.

Деревья закончились, и машина вильнула на повороте, так что я вынужденно навалилась на Дира. Гиена не заметил. Он напряжённо всматривался куда-то вперёд.

По аккуратной поселковой дороге мы подъехали к двухэтажному дому — настолько широкому, что казалось — он вальяжно уселся в границах двора. Дальше ещё несколько десятков метров — и вот мы оказались у ступеней лестницы, ведущей на крыльцо.

Крыльцо широкое, как и сам дом. И на нём прекрасно уместились предметы мебели для спокойного или весёлого времяпрепровождения: лёгкие кресла, столики с вазами, полными цветов… За самым дальним столиком сидели трое — мальчишка Эрик и двое молодых гиен. И что-то мне даже издалека показалось, что гиены эти — его охрана. Телохранителями… э-э… язык не поворачивался их назвать. Я ничего не слышала, но небесная птица оживлённо беседовала со своей охраной.

Тяжело, с натугой повернув шею, я поразилась: Дир смотрел на мальчика, голодно оскалившись. Его внутренняя сущность, гиена, полыхала глазами, уже покрасневшими. И гиена смотрела на Эрика так, словно больше всего на свете мечтала сожрать его.

— Дир, — осторожно позвал его телохранитель, сидящий с другой стороны от меня.

Опомнившись, тот приказал водителю объехать дом.

Здесь, где явно располагались хозяйственные пристройки, меня высадили. Точней — вытащили. Я уже с трудом держалась: ноги на каждом шагу подламывались.

— Куда её?

— В подвал — в бывшую слесарную.

Дир остался стоять у машины, а телохранитель потащил меня волоком за подмышки, причём водитель помогал ему, когда мои бесчувственные ноги зацеплялись за что-то. Остановились они у маленькой дверцы в стене. Водитель торопливо нашарил наверху, над дверцей, ключ от замка и открыл её. Внутрь он заходить не стал.

Телохранитель доволок меня по лестнице в самый низ подвала. Усадил на дощатые ящики, прислонив к бетонной стене. Огляделся и, подойдя к стене напротив, включил свет. Тёмно-жёлтая лампочка тускло, угнетающе действуя на глаза, затеплилась, хотя впечатление было, что её свет постепенно скрадывается, съедается затаившейся везде тьмой… И только когда глаза привыкли к этому, с позволения сказать, свету, как я поняла: ноги совершенно отказали мне — при том, что сознание теперь стало ясным.

— Ну, что… Сиди здесь, — ненужно на прощанье сказал телохранитель. — Сиди и думай, как будет хорошо выйти наружу и рассказать нам всё, что тебе известно. Или остаться здесь — и, увы, не в одиночестве.

Он гаденько похихикал и ушёл, оставив мне такой же ненужный свет.

И лишь спустя время (думаю, прошло не менее пятнадцати минут) я поняла, что он имел в виду… Сначала я расслышала шелест, шорох… Потом на меня, которая не в состоянии была поднять руку или даже всего лишь встать, уставились внимательные круглые глаза-бусинки.

Крысы… Их было так много, что, пребывая в полуобморочном состоянии, я подумала: «А успею ли я выйти, как он обещал наружу? А если он придёт посмотреть, что со мной, слишком поздно? И найдёт здесь лишь моё обглоданное тело?»

Крыса, стоявшая ближе всех к моим ящикам, медленно опустилась на все четыре лапы и так же медленно принялась приближаться ко мне.

Десятая глава

Дыхание частило так, что я боялась задохнуться. Мелкими глотками дышала ртом. Так бесшумней. Боялась, что крыса почувствует беспокойство отданной ей во власть жертвы и рванёт гораздо быстрей вперёд, чем предполагают гиены. А за ней — остальные. Сожрать сразу не сожрут, но умирающей от укусов, заживо поедаемой докричаться до ненавистных спасителей всё равно невозможно — это судя по отсутствию окон, на что я сразу обратила внимание, только появившись в подвале.

Заниматься самоедством и злиться на себя, что никого не предупредила, некогда.

Да и (мелькнула мысль), повторись все события сначала и знай я о них, всё равно бы никому ничего не сказала бы. Дурацкая привычка: сначала должна узнать всё сама и только потом рассказать другим. Не люблю, когда кто-то другой знает о том, что хочу сделать. Сразу пропадает желание доделывать начатое.

Но все эти разумно-неразумные мысли сгинули под напором (почти психической атакой!) медленно приближающегося ко мне подвального зверя. В освещении, тускло жёлтом, давящим адской безнадёгой, крысиные глаза блестели замызганными старыми пуговицами, но зверь не выглядел при этом таким же старым…

А я пошевелиться не могу.

Сглотнув, я мысленно врезала себе по затылку и приказала: «Зато ты можешь думать! Думай! Думай о желании! Сформулируй его как надо!»

Как надо — это значит в высказанном желании не должно быть отрицания.

И я взмолилась к мальчику, к Эрику, представляя его таким же безмятежным, каким видела издалека на крыльце этого богатого дома: «Эрик! Пожалуйста! Я очень хочу, чтобы крысы ушли! Пожалуйста! Пусть они уйдут!!» Я даже услышала свой мысленный вопль, отчаянный и умоляющий…

Неужели не сработает?..

Чёрт, не смей сомневаться, Лидка! Нельзя! Сомнением можно порушить исполнение любого, даже самого никудышного желания! Мальчик сделает это! Он услышит меня, моё страстное желание! Он поможет мне, а потом я сбегу подальше отсюда, вернусь домой и появлюсь здесь снова уже не одна! «Эрик, пожалуйста! Мне страшно! Меня пугают эти крысы! Пусть, пусть они уйдут!!»

Крыса подобралась к носку моих босоножек и обнюхивала мои пальцы. А я ничего не чувствовала: ни её щекотавших бы в другое время усов, ни мокрого прикосновения к коже насторожённого узкого носа. В другое время я отдёрнула бы ногу и завизжала от ужаса и брезгливости…

Следом, осторожно ступая по кирпичному, утоптанному нанесённой землёй полу, потянулись ещё крысы. Одна, вторая… Шесть штук — и все полукругом передо мной… Присматриваются, приглядываются, ждут.

А ещё я одновременно думала о том, что мой внутренний крик — гораздо исполнимей тех желаний, которые высказывают мальчишке гиены. Он легче, потому что базируется всего лишь на желании поставить преграду между собой и подвальным зверьём. Я ничего не хочу получить, никого не хочу убить. Затрат (возможно, энергетических) на исполнение моего желания нужно совсем мало!.. «Это легко, Эрик! — с внутренним плачем упрашивала я, „всматриваясь“ в ярко-синие глаза мальчишки. — Моё желание такое лёгкое, что ты его исполнишь махом! Пусть уйдут крысы! Им нужно всего лишь развернуться и утопать по другим своим делам. Пусть крысы уйдут!»

И ждала… Ждала, что вот-вот крыса остановится, прекратит изучающе касаться моих пальцев, поднимет втянутую в шерстистое тело голову, а потом равнодушно отвернётся от меня и убежит по своим делам…

Не могу ни плакать, ни кричать. Робкая надежда, что и боли не почувствую.

Стой!.. Ты не должна думать о плохом для себя конце всей этой истории.

Ты должна думать только о том, что крысы уйдут!.. Ты должна верить в это!

Одна из последних крыс вдруг вырвалась вперёд. Она не стала обнюхивать меня, как та, первая крыса-разведчик. Тёмно-серая шкурка метнулась в обход ноги, которая заинтересовала первую, уцепилась за штанину джинсов на второй и, мелко перебирая цепкими лапками, принялась быстро подниматься ко мне…

Гулкий стук в ушах… Видимая глазам часть подвала закачалась, а потом перед глазами начало темнеть… Я инстинктивно попыталась закричать, но горло, тяжёлое и распухшее, отказалось подчиниться.

А потом крыса оказалась на моих коленях и… Перепрыгнула с них в боковую кирпичную нишу — открытый куб метр на метр, где стояли какие-то картонные коробки. Глухо прошуршала по краям крышка коробки, прогнутая под тяжестью подвального зверя. Крыса коротко взвизгнула и поехала с неё прямо внутрь. Новый стук, шорох — и деловитая пробежка уже внутри коробки.

Сквозь слёзы я наблюдала, как подрагивает коробка от движения внутри…

Пришлось пережить вереницу крыс, которые взбирались на мои колени, чтобы присоединиться к своей товарке. Приглядевшись, заметила, что в эту нишу подвальному зверью попасть трудно из-за прислонённых к ней каких-то железных прутьев, а вот спрыгнуть с её края — легко.

Когда последняя крыса пропала с моих глаз, я перевела дыхание. А потом… На глаза снова навернулись слёзы, а изнутри поднялась горячая благодарность: «Спасибо тебе, Эрик! Огромное спасибо, небесная птица по имени Эрик!»

Наплакалась вволю, до насморка. И, когда в очередной раз рука дёрнулась вытереть слёзы, я внезапно сообразила, что она, рука то бишь, поднялась аж до уровня моего живота. Яд прекращает своё действие? Или Эрик продолжает выполнять мои желания? Одно из которых — свобода!

Всё внимание перескочило на движения, которые из вялых и тягучих становились всё энергичней. Вот теперь, когда надо ждать полной свободы от яда, можно, чтобы времени зря не тратить, заняться руганью собственной неугомонной личности.

Ну ты и дура, Лидка… Как-то я сама от себя не ожидала, что без предупреждения всех участников тайного общества «Все против гиен» полезу в самое логово зверя! «Ты ж никогда раньше такой дурой не была! Ты не то что боялась — тебе вообще не хотелось куда-то лезть, да и вообще проявлять инициативу! Ты, блин, интроверт! С чего бы тебе вдруг захотелось с белой ведьмой пообщаться? Ишь — узнать пожелала, хорошая ли она Зрячая, захотелось! Ничего умного больше придумать не могла?..»

Мысль оборвалась на полуслове.

Я застыла.

Забыла, что надо двигаться — ведь так быстрей можно освободиться от гиеньего парализующего яда, насколько я поняла.

Но застыла.

После моего первого пыльного мешка стоило бы посчитать, сколько их в последнее время обрушилось на мою бедную голову.

Какое желание загадали небесные птицы Лелль и Лена, в квартире Олега в четыре руки создавая очередной вязано-плетёный шедевр?

И не это ли их желание послало меня так легкомысленно к ведьме Наталье?

Но… Благодарила-то я Эрика. А кто на самом деле отвёл от меня крыс?

Закатив глаза и пожалев, что на мне нет цепочки с крестиком (порвалась, а я до сих пор не удосужилась отдать её на ремонт), я попросила: «Господи, сделай так, чтобы Эрика быстрей освободили и чтобы небесные птицы улетели в свой мир! А то мозги себе сломаю, думая, кто из них ведёт меня, помогая себе!.. Ну, небесные, блин! Ну, кукловоды! Сделали из меня полную идиотку и рады, небось?»

Блин… Жестоко…

Нет, их понять можно, но…

Растерянная из-за неприятной догадки, я сидела, обескураженно глядя в еле видную стену напротив. И обиженная. Мы им помогаем, а они вот как с нами…

Сидела долго, пока не поняла, что уже не просто обижена, а упиваюсь этой обидой.

Эгоистка.

Криво усмехнувшись, велела себе влезть в шкуру Лены. Итак, я небесная птица, вывезенная из привычного мира в незнакомый и агрессивно чужой, потому что меня сюда не приглашали, а вывезли силой. Со мной вместе мой брат-близнец и сын. На границе миров брат сумел каким-то образом сбежать. Затем нас с сыном разлучили. Узнав, чего от нас хотят приживалы и каким образом этого добиваются, я… Я прикусила губу. Реакция Лены предсказуема. Как мать, в первую очередь она испугалась за сына.

Ничего удивительного. По скупым рассказам миротворцев и самих небесных птиц, я поняла, что два ростка от одного корня живут отдельно друг от друга. Превратись Эрик в приживалу, Лена потеряла бы возможность часто видеть сына. Ведь его бы отправили к подобным ему. Ведь если есть отдельный город приживал, Лену посещение его выматывало бы до ужаса. Ведь в своём мире они видят друг друга. И при виде небесной птицы, появившейся среди них, приживалы быстренько вспоминали бы о своих желаниях.

Хватит размышлять. Пора действовать. Если уж очутилась здесь, для начала надо подумать, как смыться отсюда. Я встала и внимательно огляделась. И только когда меня чуть качнуло, удивлённо улыбнулась. Стою! Двигаю руками! Ура.

Крысы на меня внимания не обращали. Так что из той же горячей благодарности, что меня не тронули (пусть и по чужой указке), я осторожно раздвинула железные прутья, прислонённые к высокой нише с коробками. Ну, чтобы зверью было удобно спускаться на пол потом, после всех их деловых исследований.

Для начала я обхлопала карманы джинсов. Ни мобильного телефона, ничего, что помогло бы мне в этой ситуации.

А затем я огляделась в поисках предмета, которым можно легко и непринуждённо треснуть по башке любой той твари, что захочет меня остановить.

Действие яда прошло настолько, что я, выполнив небольшой комплекс обычной утренней зарядки, не почувствовала никакой скованности в движениях. Медленно обошла помещение подвала и выяснила, что оно довольно большое, просто я находилась в отдельном «отсеке», если можно так назвать часть этого места, которое было примерно ограничено полуметровыми кирпичными стенами. Перешагнув одну такую стенку, я оказалась среди множества ящиков, чем-то наполненными, а у стены стоял стол со станками вроде тисков и ещё чего-то. Здесь было темней, и я не могла сразу разглядеть всё, что здесь есть: свет от тусклой лампы плохо доходил сюда. Потом я заметила, что стена даже в полумраке выглядит довольно аккуратной, и попробовала найти выключатель. Как ни странно, здесь лампочка была лучше — ярче. Впрочем, вспомнив слова главного похитителя о бывшей слесарной, куда надо меня сопроводить, сразу сообразила, зачем здесь нужен такой свет.

Теперь я сразу нашла не только инструмент по руке, но и ещё кое-что. Для начала решительно рассовала по карманам джинсов два гаечных ключа. Тяжёлую ножовку с деревянной ручкой оставила в руке — хотелось сразу держать что-то тяжёлое для уверенности. А оглядевшись, нашла второе по значимости оружие — две бутылки-спрея с техническим маслом и очистителем. Забрала обе. Одна была не очень тяжёлая — с растворителем, наверное, ею уже пользовались, но бутылка с маслом оказалась увесистой. И я почувствовала себя гораздо лучше. Растворитель запихала в тот карман, где лежал гаечный ключ поменьше. Масло прихватила незанятой рукой.

Вернулась на тот участок подвала, где сидела. Вспомнила, как меня привели сюда, и подошла к двери… Ха, эти гадики оказались самоуверенными! Затаив дыхание, я осторожно отвела дверь, постепенно толкая её кулаком с ножовкой и приоткрывая видимое пространство. Пока никого не вижу. Так что дверь открыла так, чтобы можно протиснуться в появившуюся щель. Встала и на всякий случай застопорила дверь так, чтобы не закрылась. Угол здания. Так что враг может появиться с обеих сторон. Выдохнув, я выглянула за один угол. Задняя сторона дома. Зелень — трава и кусты. Сад?

Едва подошла к другому углу, как чуть не сбежала в подвал.

Голоса. Дёрнулась бежать, но расслышала детский голос и, облившись потом от почти неразрешимой ситуации: бежать или подслушивать, — осталась на месте.

— Ты меня понял? — строго спросил мужской голос.

— Да, понял. Я больше не буду.

— Ты не должен выходить за пределы сада. Повтори.

— Я не должен выходить за пределы сада.

— Ты должен слушаться своих друзей.

— Но они не мои!..

В моё сердце как будто швырнули куском льда, когда я услышала звонкую оплеуху. Повисла жуткая тишина, в которой весело распевали птахи из сада, шумел ветерок по вершинам деревьев, где-то проезжала машина и перекликались довольные всем люди… И плакало моё сердце.

— Повтори, — сухо сказал мужской голос.

— Я должен слушаться своих друзей, — покорно сказал мальчик.

— Иди гуляй, — уже равнодушно сказал мой похититель. — Но не забудь вовремя вернуться к обеду.

— Спасибо.

Под тяжёлыми шагами заскрипел песок на асфальтовой дорожке, огибающей дом.

Потом послышался шелест по траве лёгких, детских шагов. Мальчик показался не сразу. Он медленно брёл к деревьям, поглаживая щёку. По плечам, которые то и дело заметно поднимались, а потом опускались, нетрудно было сообразить, что мальчик вздыхает… Я следила за ним, пока он не пропал за кустами цветущего шиповника. После чего снова выглянула сначала за один, потом — за второй угол. Никого. Только далеко пару раз мелькнули люди, кажется, возле машин. Если отойти подальше от этого угла, никто не поймёт, что некто стремительно мчится к садовым деревьям.

И я помчалась, пригибаясь и суматошно косясь на тех, кто ходил там, вдали.

Сад был запущенный. Кажется, ранее он принадлежал обычным жителям коттеджа, которые заботились о нём, а теперь, когда в дом въехали гиены-приживалы, про него просто забыли. Но кое-где остались холмики недавних клумб и дорожки, уложенные камнем или плитками. И мальчика я нашла сидящим на краешке скамейки.

Вылетела перед ним так резко, что он отшатнулся от меня к спинке скамьи и схватился руками по обе стороны сиденья, словно собираясь немедленно дать драпака от меня. Я, задыхаясь от стресса и бега, выдохнула:

— Привет, Эрик!

И шлёпнулась на другой край скамьи от него. Тоже на самый краешек, потому что побоялась продырявить джинсы, а заодно и собственное тело отвёртками в карманах.

Мне показалось, он не сбежал только потому, что увидел в моих руках странные предметы. Мальчик уставился на гаечный ключ, перевёл взгляд на бутылку с маслом.

— Я тебя знаю? — медленно спросил он, а потом более насторожённо добавил: — Ты… мой друг?

— Тебе — друг. Этим — враг, — кивнула я на примерное месторасположение крыльца.

Он встал со скамейки, и я испугалась, решив, что он сбежит от меня. Но мальчик спокойно подошёл, чтобы поближе разглядеть то, что я держу в руках. А я пригляделась к нему самому.

Сейчас Эрик выглядел иным, чем тот, кого я запомнила у старого цеха. Тот ангел, который прятался за внешностью обычного русоволосого пацана, снова светился тем сиянием, которым я восхищалась у Лены или Лелля. Вот только ярко-синие глаза были переполнены горечью. Взрослые и многое повидавшие. Месяц, как их похитили, — сказала Лена. Что же с ним происходило весь этот месяц, наверное, ему-то показавшийся веком?

— Ты знаешь о Зрячих? — тихо спросила я.

— Знаю. — Он нисколько не удивился вопросу. Лишь бросил на меня короткий взгляд. — Ты Зрячая? Ты… видишь?

— Да, вижу. — Собравшись с силами и мыслями, я вздохнула и сказала: — Сначала я увидела Лену — так она назвалась, когда пряталась у меня в квартире и вязала свои удивительно красивые шали.

Он замер, глядя на мои руки и чуть наклонив голову, словно услышал что-то, что показалось ему слишком далёким, неразборчивым.

— Потом я увидела Лелля. — Я уже отдышалась и сумела улыбнуться. — Это было весело, потому что, прячась от приживал, он переоделся девушкой. У него были чёрные волосы и смешная широкая юбка.

— И где он сейчас? — спросил Эрик, недоверчиво присматриваясь ко мне. И вопрос-то он задал так, словно испытывал меня. Словно произнося пароль.

— Сейчас он вплетает нити в вязание Лены!

Выпалила и застыла в ожидании. Мой ответ на пароль. Поверит — не поверит?

Мальчик стоял близко. Нежная детская кожа на щеке алела от удара тяжёлой руки. Эрик смотрел на меня, чуть склонив голову и глаза — не те, ангельские, спрятанные, а настоящие, человеческие глаза тускнели невероятной усталостью.

— Это была ты, — неожиданно сказал он. — Я чувствовал, что где-то в доме есть человек, которому нужна помощь. Лёгкая помощь. И ты… — Он вдруг улыбнулся так, будто собирался заплакать. — Ты отдала мне тепло!

Теперь ошарашена была я. Тепло? Какое тепло? Или он говорит о моих благодарных слезах, какими облилась я там, в подвале, когда крысы пробежали мимо?

— Ты пробовал сбежать? — вырвалось у меня.

— Пробовал, — сказал мальчик и сел рядом со мной, чтобы соприкасаться коленями. — Поймали. Потом ещё раз. Опять поймали. Девочкой я не додумался переодеться. А как поймали тебя?

— По-глупому, — уже легче сказала я. — Устроили ловушку в том месте, где прятался Лелль, а я пошла, как последняя дура.

— И что теперь ты думаешь делать? — Глаза мальчика с надеждой уставились на меня. — Убежишь, да?

«Без меня?» — дочитала его вопрос в глазах. И медленно сказала:

— У меня есть сильное-пресильное желание.

Он сразу отодвинулся от меня и взглянул уже исподлобья.

— Я хочу вместе с тобой оказаться рядом с твоей мамой! Ты сумеешь выполнить это желание?

Мальчик упёр глаза в землю. Лицо его смягчилось, когда он услышал, в чём заключается моё желание, и я поняла, что он серьёзно рассматривает ситуацию и оценивает свои силы.

— Не смогу, — наконец сказал он. — Я сегодня выполнил очень нехорошее чужое желание. Меня оставили в покое до вечера, чтобы я восстановил силы. Нет, силы есть. Но не столько, сколько надо на… твоё желание.

— Ладно, оставим это, — решительно сказала я. — Эрик, меня зовут Лида. Ты… сумеешь довериться мне? Чтобы на этот раз я выполнила твои желания?

Он распахнул на меня свои ресницы — и это так отчётливо напомнило Лену, её умоляющие глаза, когда она встала на пороге нашего магазина.

— А как? — прошептал он, изумлённо таращась на меня.

— Просто, — мрачно сказала я. — Попробуем сбежать вместе.

Он отвернулся. Плечи опали.

— Отсюда нельзя сбежать, — безнадёжно сказал он и потёр щёку, по которой его ударили, а я по сходству вспомнила, что моя левая щека тоже всё ещё зудит не только от пощёчины, но и от ядовитой царапины. Хорошо ещё — сидели мы в тени кустов и деревьев, и припухшей щеки мальчик не видит. А если видел царапину… Мало ли какое у неё происхождение, если я недавно сидела в подвале?

— Почему ты думаешь, что нельзя?

— Здесь заборы, к которым нельзя дотрагиваться (электрический ток — сообразила я), а ворота охраняются. Я же говорил…

— Ничего, — ободряюще сказала я. — У меня есть идея. Её будем решать в два этапа.

Первым делом мы протоптали среди высоких трав еле видную дорожку к забору, где я убедилась, что по верхам его и в самом деле натянута проволока. Здесь, у бетонных стоек забора мы выдрали травы побольше, потом прокопали отвёртками и гаечными ключами небольшую ямку между бетонными столбиками для забора и оставили возле неё одну сандалию Эрика. Затем вернулись к скамье. Посидели некоторое время уговариваясь, как действовать дальше. Наконец пробрались к тому внутреннему углу, откуда я разглядывала окружающую местность, прежде чем бежать за мальчиком. Эрик выбрался из кустов и, осмотревшись, кивнул мне. Я опрометью кинулась к углу. А через минуту ко мне присоединился возбуждённый приключением, как любой обычный мальчишка на его месте, Эрик.

Мы благополучно спустились в подвал и лишь слегка прикрыли за собой дверь, как будто её открывали и забыли закрыть. Затем обшарили подвал, нашли место, где валялось приличное количество ящиков и коробок, пролезли между ними к самой стене и уселись здесь, на картонке — разложенной коробке, ожидая ответной реакции гиен-приживал на наше якобы бегство. Здесь пахло сыростью, старым картоном и пыльным деревом.

Ждать пришлось долго. Я в душе даже отругала гиен за неоперативность и лень.

Но вот стукнула дверь. Мы расслышали, как удивлённый голос, на этот раз незнакомый мне, осведомился, почему дверь плохо закрыта. Ему непонятками ответил пока ещё только недоумённый голос того телохранителя, который меня сюда приволок.

А потом началось.

Эрик придвинулся ко мне ближе, взялся за мою руку, слушая громкую рычащую ругань, к которой присоединились и другие голоса неизвестных мне гиен. Потом явно появился черноволосый приживала, который рычанием перекрыл все вопли:

— Где Эрик?!

При звуке этого голоса мальчик вздрогнул и вцепился в меня. Сначала я решила, что он испугался. Потом сообразила: для Эрика черноволосый — чуть ли не палач. В его-то детском представлении. Наверное, мальчик сейчас страшно переживал, что поддался на мои уговоры. Но тем не менее даже не подумал выдать меня, заслужив одобрение гиен. И я подумала: насколько же гиены затравили мальчишку, если он готов понести наказание в случае нашего провала, но всё равно остаться со мной!

Огрызающиеся, оправдывающиеся виноватые голоса перекрыл вопль — явно со стороны открытой двери подвала:

— Кто последним видел мальчишку? Мы нашли его обувь у забора!

— Что-о?! — заорал черноволосый. — Да я вас всех!..

Из подвала будто стадо бизонов вынесло — нас искать!

Мальчик, вздрагивая, ткнулся в мои колени лицом.

— Мне надо успокоиться… — прошептал он. — У нас получилось… У нас получилось! Лида, мы выберемся?

— Выберемся, — пробормотала я, изо всех сил вслушиваясь в тишину: а вдруг кто-нибудь из приживал остался сторожить беглецов?

— А как?

— Попробуем опыт твоего дяди. Переоденемся. Нам бы только ночи дождаться. Выйдем через ворота, как белые люди.

— А что значит — белые люди?

— Воспитанные и культурные.

— Понятно.

— Эрик, а ты крыс не боишься?

— Я их никогда не видел, — признался мальчик.

— Ничего, — проворчала я. — Нас теперь двое, и руки у нас развязаны — во всех смыслах. На, держи. Будешь лупить всех, кто на тебя покусится.

Он крепко сжал в кулачке гаечный ключ. А потом в полутьме — свет еле-еле проникал из оставшейся открытой двери — я показала ему, как использовать в обороне спрей. И отдала ему бутылку полегче — с растворителем. Даже в темноте разглядела, что он очень неуверенно посмотрел на личное оружие, и решила, что сделаю всё, лишь бы ему не пришлось использовать его.

И мы стали ждать, когда стемнеет. И уже через час я поняла, что мальчишка еле держится на ногах от голода. Пообедать он не успел из-за меня, а в подвале съестного не найдёшь. Мне было стыдно, и я твёрдо пообещала себе: если Эрик захочет вернуться, препятствовать не буду. Но вскоре мальчик уснул, прислонившись ко мне, а потом уснула и я. Крыс мы не интересовали. Гиены, кажется, сочли, что мы в самом деле сбежали, и нас в подвале не тревожили.

Но летние ночи не только коротки. Они и начинаются слишком поздно.

Некоторое время я занималась сокращением нашего пребывания в подвале, рассказывая, как именно я познакомилась с Леной и как нашла Лелля. Потом рассказал о брате Димыче, с которым вместе нашла девочку Арину. Эрик в ответ рассказал, что Арина была слабо подготовлена как небесная птица, и молодые гиены накачали её спиртным и быстро выдавили из неё все силы. Когда я сказала, что Лена считает, что магическую силу Арины можно спасти, мальчик слабо улыбнулся — это я услышала по его голосу:

— Мама всегда верит до последнего.

Потом я рассказала о миротворцах.

— Как ты думаешь, если мы укажем им этот дом, где ты жил, они сумеют привести сюда свой спецназ? Не опоздают? Гие… приживалы не сбегут отсюда до их появления?

Мальчик не отвечал довольно долго. Потом вздохнул.

— Нет, это ведь не их дом. Этот дом принадлежит приживале, который приказал нас похитить. Хозяину.

— А какой он? — полюбопытствовала я. — Ну, из себя?

— Невысокого роста, толстый.

Ясно. Тот, который притворялся, что он муж Лены, и кричал на неё, когда она задержалась в нашем магазине.

— А почему они не сбегут? — И объяснила: — Не поняла связи между хозяином и их желанием убежать, чтобы их не нашли миротворцы.

— Он купил этот дом, — кивая наверх, сказал мальчик. — Они не посмеют уйти отсюда, пока он не разрешит.

— Но ведь для них ситуация чрезвычайная!

— Они слушаются только его. И, если что-то случится, отвечать будут они, а не он.

Не совсем всё же поняла: дом-то останется записанным на хозяина. Если только…

— А на кого записан дом? Хозяин его купил, но…

— На моего отца, — ответил Эрик и снова вздохнул. — Здесь он главный.

Главный — это черноволосый, как я поняла…

До меня доходило плохо и медленно. Толстый хозяин купил дом и поселил в нём черноволосого… Черноволосый гиена — отец Эрика?!

Вот какие заморочки похищения имели в виду миротворцы!

Одиннадцатая глава

Я просто-напросто пялилась на мальчика и аж слышала, как жернова моего понимания со скрипом проворачиваются в мозгах.

«Черноволосая гиена — его отец?!» — снова и снова повторяла я мысленно.

Зато теперь всё стало на места! Успокоившись после жуткого открытия, поняла, почему сумел от похитителей сбежать Лелль, но не смогла Лена. Она наверняка надеялась уговорить отца Эрика вернуть их на родину. А может, её шантажировали сыном, в первую очередь спрятав его подальше.

Жутко хотелось спросить Эрика, кем изначально был его отец — гиеной-приживалой или небесной птицей. Представляя себе по памяти его внешность, согласилась с собой, что приживала довольно симпатичен в человеческой оболочке. А в том мире?.. Был ли он симпатичен для небесной птицы Лены? Но, вспомнив, как черноволосый ударил мальчика, решила, что для мальчика новое воспоминание об отце будет болезненным. А для себя опять посчитала, что отец Эрика до недавнего времени всё же был небесной птицей. Как-то трудно было представить себе, чтобы ангел Лена могла полюбить приживалу. Категорически!..

Зато родился новый вопрос, который меня давно мучил.

— Эрик, — шёпотом позвала я. — А как ты живёшь здесь, где все чего-то хотят?

Мальчик помолчал немного, а потом в полутьме кивнул.

— Я понял. Нас учат закрываться. Правда, у меня не всегда получается. Ну, если кто-то рядом очень хочет.

Теперь с минуту молчала я, усваивая и разгадывая ответ. «Если кто-то рядом». Кажется, учусь на ходу понимать недомолвки Эрика в контексте того, что уже сама знаю. Мальчик, вероятно, имеет в виду молодых гиен, которые втихаря от взрослых постоянно пытаются использовать его силу для развлечения.

Посмотрев на входную дверь подвала, так и оставленную полуоткрытой, я заметила, что свет проникает к нам уже еле видным, с трудом улавливаемым. Ещё полчаса, а потом можно будет встать и оценить обстановку для побега.

— Если ты закрываешься, как ты уловил моё желание избавиться от крыс?

Вопрос был не из тех пустышек, что должен потянуть время. Ответ на него меня искренне интересовал.

Эрик вздохнул.

— Я не совсем умею… — Он запнулся, кажется, подбирая слова выразить свои мысли. — Когда стану взрослым, я буду более чётко видеть. А пока я вижу желания не очень чётко. До меня будто кто-то дотрагивается — я оглядываюсь и чувствую, кому нужна помощь или просто… — Он снова замолчал. — Есть желания необходимости — так называет это моя мама. Кому-то нужен хлеб. Кому-то — место, где он сможет поспать. А кому-то нужна рука, чтобы вытащить его из плохого места. — Он повернул ко мне голову — это я смутно уловила, но лица мальчика не разглядела. — Так говорит моя мама. Это чистые желания, и у них есть… логика. Ну, это как… если ты проголодался, ты желаешь есть. Это логично.

— Я понимаю, — задумчиво сказала я.

— Эти желания выполнять легко, потому что надо всего лишь подтолкнуть действительность по нужной логике развития.

Он снова замолчал, явно пытаясь придумать объяснение так, чтобы я поняла и дальнейшее. А мне… Мне стало страшно. Я представила, что маленький мальчик меняет пространство и время по одному ему понятной логике, чтобы выполнить желание другого живого существа. Зато теперь мне стало понятно, почему я пошла к Наталье. Это Лелль и Лена довели до логического конца моё смутное желание пойти к белой ведьме.

— Желание оказаться в безопасности — это чистое желание, — наконец сказал Эрик. — Оно логично. Ты попала в ловушку, и тебе страшно. Я увидел чистое желание, даже будучи закрытым. Я ведь вижу их все. Мама сказала, что я сильный. Но она ошибается. Я слабый. Не могу противостоять чёрным желаниям.

— А что для тебя чёрное желание? — вырвалось у меня, о чём я тут же пожалела.

Эрик притих, время от времени тихонько вздыхая.

— У чёрных желаний несколько характеристик, — сказал Эрик, и я замерла от неожиданности: в темноте мальчика не видно, зато его голос прозвучал отчётливо, и в нём так же отчётливо я расслышала голос Лены, которая терпеливо обучала маленькую небесную птицу. — Во-первых, такие желания лишние. А из этого следует, что они вносят хаос в структуры пространства. Ведь чёрные желания противостоят логике. И, если их выполнять, приходится ломать пространство. А для этого нужно много сил. — Эрик помолчал и с внезапной горечью закончил: — А если сильно противодействовать пространству, оно ответит — сломает небесную птицу и превратит её в приживалу.

Я помнила, что рядом со мной сидит мальчик лет десяти-двенадцати. А слышала голос смятенной души, которую ради наживы калечит собственный отец. Но, и ругая себя за излишнее любопытство, я уточнила:

— То есть небесная птица может стать приживалой не потому, что тратит силы?

— Когда у небесной птицы мало сил, пространству легко сломать её, — будто пожал плечами в темноте мальчик. — Так что это одно и то же.

Неожиданно я увидела картинку из недавнего, всегда два дня назад прошлого: черноволосый гиена забрасывает Эрика, пьяного, хохочущего, в машину и бросает молодым приживалам: «Как что? Выбросить!» А потом эхом отдалась в памяти звонкая пощёчина… Брр… Нет, или я такая тупая, что мне трудно это понять, или что-то со мной не так, но сочувствия у меня черноволосый гиена не вызывает и никогда не вызовет… Впрочем, это ещё мягко сказано. Буду драться, кусаться, но мальчика ему не отдам.

Мимоходом подумалось: а что сейчас делается там, где свет и тепло, где уютно и безопасно? Мама, наверное, распереживалась. Надо было Димычу сказать, чтобы он наврал нашим родителям с три короба, что я, например, решила остаться у Аделии — типа, она меня пригласила с ночевой… Интересно, ищут ли меня миротворцы?..

— Почему так темно? — прошептал Эрик, прижимаясь ко мне.

Я очнулась от беспорядочно бегущих друг за другом размышлений.

В подвале и в самом деле было темно. Даже не так — сюда будто вполз кромешный, беспроглядный мрак. И я испугалась жутко. Вкупе с неожиданным ядом на когтях приживал необычная тьма показалась тоже проявлением неизвестных мне особенностей гиен… Но, как мы ни таили дыхание, ничего больше не происходило. И я решилась. Тихо, но спокойно сказала Эрику:

— Посиди здесь немного, а я выгляну посмотреть, что там.

Он разомкнул руки на моём плече и чуть отодвинулся, давая мне встать. Но его ладонь съехала к моей.

— Я с тобой, — прошептал он.

Прикинув, согласилась. Я бы тоже не захотела оставаться в тёмном одиночестве там, где шастают крысы, время от времени шурша лапками по сухому картону…

Взяв мальчика за руку, я осторожно, передвигаясь на ощупь, больше полагаясь на память о том, как мы шли сюда, чем на попытки что-то увидеть, медленно добралась до дверного проёма. Здесь постояли, прислушиваясь к звукам из внешнего мира.

— Кажется, всё тихо… — пробормотала я.

И мы вышли. Из сада свистели-свиристели, заливаясь на все разнообразные птичьи голоса, птахи, которые дорвались до настоящей тишины, в которой даже машин не слышалось. Почти… Вслушиваясь изо всех сил, я попыталась разобрать в этом жизнерадостном гомоне человеческие голоса. Глухо. И только теперь подняла глаза к небу. Что-то не верилось, что в это время может быть такая глухая ночь.

— Ну, Эрик! — жарко прошептала я, кивая наверх. — Повезло нам!

Над нами низко нависли тучи — судя по плотности, видимой иногда в просветах, дождевые, а то и грозовые.

— Стой здесь, я сейчас, — предупредила я мальчика, вытаскивая из его пальцев свои.

— Ты куда? — пискнул Эрик.

— Три шага в подвал — и выйду, — пообещала ему, и мальчик остался на месте.

Сделать пришлось не три, а где-то пять-шесть, учитывая, что приходилось двигаться снова на ощупь. Но громадный пластиковый мешок-обёртку из-под какого-то инструмента или станка я всё-таки нашла. Заприметила его, пока прятались за ящиками и коробками. От дождя сойдёт, тем более что он двойной. Раздерём на две части: ноги — фиг с ними, пусть промокнут. Лишь бы всё тело сухим оставалось, а там — посмотрим.

Сложив ломко шуршащий мешок в несколько раз, связали его прихваченной бечёвкой. Ну вот, теперь можно нести как обыкновенную сумку. А то идти по дороге без поклажи как-то подозрительно… Я непроизвольно скривила рот: ну-ну, а двум одиноким путникам по глубокой ночи идти — это нормально?

Постояли у того угла, где я впервые увидела Эрика. Крыльцо было пустым. Прожектор со второго этажа бил точно по дороге, оставляя сильный световой след до будки охранника при металлически воротах. Я прошептала:

— Эрик, а охранник бывает в будке?

— Ага, он и сейчас там.

— Как ты узнал?

— Он хочет… — начал было мальчик и вдруг смутился, замялся. — Он сильно хочет… ну, в одно место. Но отойти боится.

Так, надо бы запомнить, что небесные птицы умеют определять, есть ли в нужном месте люди, по «услышанному» от тех желанию.

— Эрик, а его желание чистое?

— Нет, такие желания называются физи…

— Физиологическими, — помогла я выговорить слово. — А ты можешь подтолкнуть его, чтобы он побежал в туалет?

— Усилить желание? — уточнил Эрик и усмехнулся. — Такое — легко!

— Подожди, мы подберёмся ближе к будке, а потом усиливай.

И мы, стараясь не попасть под луч прожектора, пригнувшись, помчались к воротам. Засели в первом кусте неподалёку от будки и, отдышавшись, переглянулись.

— Давай!..

Он коротко улыбнулся мне — совсем чуть-чуть, прежде чем отвернуться, но я снова попала под обаяние того, настоящего ангела, который прятался за земной оболочкой обычного мальчика Эрика. Глупо улыбалась сама до тех пор, пока он не хмыкнул, чем вывел меня из мечтательного настроения и заставил взять себя в руки.

Склонившись, чтобы разглядеть, над чем хмыкает мальчик, я заметила, как из будки порывисто вышел мужчина и неуверенно затоптался на месте. Вот он медленно потянул дверь будки, повернувшись к ней всем телом — явно собираясь снова зайти. И вдруг резко хлопнул ею и помчался куда-то в обход дома.

— Бежим! — выдохнула я. — Как только подбегаем к воротам, проползаем под ними. Понял?

— Понял!

И мы бросились к тому узкому местечку между будкой и воротами, которого не касался луч прожектора. Я не верила, что за световой дорожкой могут наблюдать, но на всякий случай держалась от прожектора подальше, как и Эрик. У столба ворот первым нырнул под створу мальчик. Ворота были достаточно высоко над асфальтом для него, но не для меня. Но я размышлять не стала, уже продумав действия заранее. Не такая юркая, как мальчик, я просто быстро легла и распласталась на дороге и перекатом ушла на ту сторону, на улицу!

Тут меня затормошил, потащил кверху, торопя поставить на ноги, Эрик.

— В кусты! — прошипела я, уловив бегучий свет от фар на дороге.

Мальчик кинулся в кусты, которые росли с другой стороны будки. Я поспешно встала рядом, а потом присела, ссутулясь и прижимая к себе свёрнутый пакет.

Машина спокойно проехала мимо нас. Мы выглянули на её красные задние фары…

— Пора, а то охранник скоро вернётся, — негромко напомнила я.

Вылезли из кустов. Не знаю, как мальчик, но, кажется, я здорово получила ветками по лицу. И не только. Блузка-то на мне с коротким рукавом. Но обращать внимание на такие мелочи, как зудящие царапины, в такой ситуации некогда.

Всё так же сторонясь светлой от фонарей дороги, мы побежали по обочине.

И вот тут, на свободе, нас настиг вопрос: а куда бежать-то?

— А ты разве не видела, как тебя везли? — совсем по-мальчишески удивился Эрик. — И даже не знаешь, в какую сторону?

Я задумалась.

— Одно помню точно: сначала мы ехали…

Я снова замолчала, представляя себе город с точки зрения прогнозов синоптиков. Папа у нас давным-давно завёл блокнот для записей этих прогнозов, благодаря чему вся наша семья знала, что основной ветер в нашем городе — юго-западный, редко-редко сменяющийся северо-западным. Что при южном в квартире холодней с нашей стороны — со стороны комнат моей и братьев. Что при западном — к гадалке не ходи! — обязательно будет болеть голова.

— Мы ехали на запад. Точно, — оживилась я. — Солнце постоянно было сбоку. И светило с левой стороны. Значит, нам надо идти на восток.

— А как нам найти восток? — с интересом спросил мальчик.

Я посмотрела на него и улыбнулась.

— Эрик, сколько ты живёшь в этом доме?

— Почти месяц.

— Где встаёт солнце — знаешь?

— Знаю. — Он немного покрутил головой и указал в нужную сторону.

— Так, план на первые часы вперёд, — деловито сказала я. — Мы идём на восток, то есть на восход, и, если появится возможность, попробуем найти человека, который нам поможет с мобильным телефоном. Номер братова мобильника я помню наизусть.

Эрик с сомнением посмотрел на дорогу, по которой мы пока правильно, в нужную сторону, как выяснилось, шли — то есть бежали, и вздохнул.

— Ты что?

— Есть хочется, — еле слышно прошептал он.

— Потерпи немного, — вздохнула я. — Может, повезёт — и найдём такое место, где не только можно перекусить, но и поспать.

Держась той же дороги, мы вышли на шоссе, которое затем превратилось в развилку, перед которой я встала в растерянности. Ну что делать, если я вовсе не помнила дороги! Провалы в памяти, подаренные мне гиеной Диром, отцом мальчика, не давали даже определить, как долго мы ехали.

— Там какие-то огни, — тихо сказал Эрик и зевнул. — Может, пойдём туда?

— Пойдём, — решительно сказала я.

Через полчаса я несла спящего мальчика, обнявшего меня за шею: пришлось, поскольку он засыпал, спотыкаясь и падая от усталости. Шла злая, как черти, и постоянно прокручивала перед глазами, как мы встречаем какую-нибудь машину, чей водитель окажется добрым самаритянином и отвезёт нас если не в город, то к себе, в дом, где мы сумеем отоспаться… Какая же я счастливая — иногда думалось мне. Иду, таща мальчика, чей вес почти не чувствуется…

Вскоре оказалось, что я вошла в деревню.

Вот теперь я совсем пала духом. Городская жительница, я совсем не представляла, как можно постучать в частный дом — среди ночи — и попросить о помощи.

Я сердито тряхнула головой. А может, пройти деревню и выйти к большой дороге? Нет, здесь есть дома, в которых до сих пор горит свет, но… Я не умею вступать в контакт с незнакомыми людьми и уговаривать их пустить… на постой!

Вздрогнула и прислушалась.

Навстречу мне совершенно точно шли местные жители. Жительницы — судя по звонким весёлым голосам, распевавшим грустную песню про чёрного ворона. Дамы, вероятно, были здорово навеселе, а ещё — явно в возрасте.

Они остановились у одного из домов, и в свете деревенского фонаря стало ясно, что их три. По звонким репликам я сообразила, что две уговаривают третью проводиться до конца деревни, а потом вернуться. Та отказывалась, ссылаясь, что у неё ноги уже не стоят. Две энергичные хулиганки послали её куда подальше, впрочем, не забыв предварительно условиться пойти назавтра «погулять» у четвёртой, и распрощались с подругой.

Они шли мне навстречу, сначала звонко-звонко болтая и смеясь, а потом, кажется, углядели, что кто-то впереди обозначился, и замолчали. А я встряхнула сползающее тело Эрика, чтобы удобней было его нести, и пошла прямо к ним.

— Добрый вечер. Простите, не подскажете, кто нам может помочь?

— А чтой-то случилось-то? — полюбопытствовала та старушка, что повыше.

— Мы ехали на автобусе в город, — вдохновенно начала я врать. — И на остановке попросили водителя немного подождать. Мой младший брат… в кустики захотел. А автобус нас не дождался и уехал. А мы… заблудились. Уже несколько часов блуждаем. И мобильный телефон остался в автобусе. Нам бы где-нибудь переночевать, а потом по мобильному позвонить бы. Мы бы потом заплатили, — торопливо добавила я, заметив, что старушки переглянулись.

— От зараза! — в сердцах воскликнула вторая, пониже. — Да что ж там за люди?!

Первая прикрикнула на неё:

— Тихо ты! Вишь, малец заснул? Давно ль тащишь его?

— Как солнце зашло, — почти не соврала я, — мы ещё боялись — дождь пойдёт…

— Хватит на месте топтаться, — решила та, что повыше. — Меня тёть Зоей зовут. Пошли. К Люське (та покивала с сожалением) ты идти не можешь, хоть дом у неё побольше да побогаче моего: у неё там старший сын сегодня напился — орать всю ночь будет, ребятёнка пугать. А у меня лишняя кровать есть — и выспишься на ней вместе с братом. А утром мы тебе любого дитёнка с телефоном поймаем — звони, куда хошь. А то и к соседям зайдём, попросить — язык не отвалится.

У меня от облегчения ноги налились такой тяжестью, что чуть устояла на месте. И плакать захотелось от доброты тёть Зоиной. А она распрощалась с Люськой (наверное, все три подружки?) и повела нас к себе — то есть мы немного вернулись в конец деревни.

Она открыла нам ворота во двор, где лениво брехнула разок на нас дворняга и тут же уложила голову на лапы — досматривать свои сны. А мы подошли к крылечку с калиткой — видимо, чтобы куры не забредали, и поднялись по трем ступенькам сначала в сени, а затем — в избу. С порога тётя Зоя включила свет — одинокую жёлтую лампочку, которая показалась почему-то такой же весёлой и гостеприимной, как хозяйка.

— Сюда дитёнка клади. Голодные, небось, — проворчала тётя Зоя и ушла за занавески — судя по тому, что там мелькнуло, на кухню.

А я положила крепко спящего мальчика на указанную кровать и огляделась. Да, здесь была ещё одна кровать, так что мы с Эриком никого не обездолим.

Хозяйка дома вышла из кухни быстро и быстро же накрыла на стол.

— Буди брата-то, а то потом сон плохой будет. Намаялся, небось, с голоду-то…

Я хотела возразить, но при виде пирогов и трёхлитровой банки молока только выдохнула и осторожно потрясла мальчика.

— Эрик, проснись. Мы поужинаем, а потом можешь спать, сколько угодно.

Мальчик сел на краю кровати и пожмурился сначала на лампочку, потом — на меня.

— Нам предложили переночевать здесь, — объяснила я. — Это тётя Зоя. Она приготовила нам ужин. — И тут же шёпотом добавила: — Эрик, а тебе молоко можно?

— Можно. — Мальчик сонно улыбнулся хозяйке дома. — Здравствуйте.

— Ишь, здоровается, — пробормотала тётя Зоя, с любопытством присматриваясь к нему. — Садитесь, время не тяните — вижу ж, что вы с ног падаете.

Она налила собственноручно для Эрика молока из банки в железную кружку.

Мальчик обхватил кружку ладонями и удивлённо поднял на хозяйку глаза.

— Тёплое. И пахнет вкусно.

— Парное — ещё б ему не пахнуть. Пей-пей, — сказала довольная тётя Зоя. — Как напьёшься, спать будешь как цуцик!

Пирогов оказалось два — один с квашеной капустой, другой с яблоками. Я не выдержала и спросила, откуда у тёти Зои яблоки.

— Так сушёные, — удивилась старушка. — Они на пироги само то дело. Ешьте-ешьте. Я пироги-то люблю ставить. Говорят, рука у меня лёгкая на них.

Поглядев на Эрика, я, плохо владевшая собой из-за бессонной ночи, голода и страха, нервно чуть не засмеялась: мальчишка только так уминал нарезанные пироги, усердно запивая их молоком! А тётя Зоя, кулачком подперев щёку, откровенно любовалась безмолвным признанием собственного мастерства в выпечке, сияя всеми своими морщинками. Лет ей, казалось, где-то чуть за семьдесят. И я вдруг позавидовала ей. У неё есть закадычные подруги, с которыми она может встретиться, тяпнуть по маленькой, болтать обо всём на свете, хохотать, а потом распевать любимые песни, провожая подружек перед сном. Она может назвать свою ровесницу Люськой — и это мне тоже показалось таким замечательным! Я вспомнила свои попытки обзавестись подружками и признала, что сама не слишком утруждалась быть подругой им. И так захотелось, чтобы рядом появилась ровесница, с которой можно болтать, угощать её пирогами — хотя бы сидя в кафе!

Опомнившись, я виновато улыбнулась своим мыслям.

Тётя Зоя показала туалет во время, куда я сводила засыпающего на ходу, но уже с улыбкой на губах Эрика. Она же выдала нам два тонких одеяла, чтобы мы не таскали их друг у друга. Проворчала при этом:

— Мои внучки приезжают, здесь спят — всё тащат одеялки на себя. Вот я и привыкла сразу два давать.

Мы легли, тётя Зоя выключила свет, и я некоторое время следила, как по потолку проезжают полосы, когда мимо дома промчались двое на мотоциклах, на появление которых тётя Зоя пробормотала, видимо, по привычке говорить вслух:

— Ишь, носятся, как оглашенные… — И зашептала совсем тихо: — Господи Исусе Христе… помилуй… и странников в ночи…

Мне даже показалось, она не договорила молитвы, уснула.

Я сама начала засыпать, когда моей ладони поверх «моего» одеяла коснулись пальцы Эрика.

— Она добрая?

— Ага, — шёпотом откликнулась я. — Спи, завтра у нас денёк ещё тот.

Но после его шёпота долго не могла заснуть сама, поскольку теперь в каждой ситуации я теперь видела «руку» небесных птиц. Нет, я, конечно, рассчитывала на доброго дядю, который поможет нам. Но и тётя Зоя оказалось просто подарком судьбы. Ещё бы — женщина, которая может легко войти к любому соседу в дом и попросить мобильный телефон для незнакомых ей, в сущности, людей… На этом последнем соображении я и уснула…

Петух орал так, словно вознамерился заменить пожарный колокол, если такой существует в природе. Он орал старательно и выразительно своё могучее: «Кукареку!», а потом покряхтывал профессиональным повесой, томно и вкрадчиво уговаривающим скромную и стеснительную красотку: «Ко-о… Ко-ко-ко!»

Пришлось проснуться и обнаружить, что Эрика со мной рядом нет. А в избе нет хозяйки. Я выскользнула из-под одеяла, влезла в джинсы и быстро привела постель в порядок, после чего, посомневавшись, сначала заглянула в закуток, где пряталась кухня, и умылась. А уж потом, освежённая, вышла на крыльцо. И усмехнулась.

Эрик сидел на корточках рядом с собачьей конурой и, открыв рот, наблюдал, как пять щенков, прилипнув к собачьему боку и косясь на него, занимаются… завтраком. Время от времени он протягивал руку, чтобы погладить ближайшего щенка, но тут же отдёргивал её под красноречивым взглядом собаки, которая тоже скашивалась на него, хоть ей это было неудобно — лёжа-то.

Подышав свежим воздухом, прохладным и напоённым запахами сада и огорода, понежившись, подставив лицо солнцу, я сошла по ступенькам и, закрыв за собой калитку, подошла к конуре. Эрик поднял голову посмотреть на меня и засиял.

— Посмотри — маленькие собачки!

— Щенки, — машинально поправила я его. — А где тётя Зоя?

— Она на огород пошла. Говорит, пока солнце совсем не встало, сорняки хочет прополоть. А мне разрешила на… щенков посмотреть.

Страшно хотелось узнать, откуда вообще и приживалы, и небесные птицы знают русский язык, но время показалось неподходящим, и я пошла к высокой двери в огород. Тётю Зою нашла за сараем. Она и правда полола грядку с сочными перьями зелёного лука. Теперь-то я её разглядела при дневном свете: когда-то высокая, сейчас она погрузнела, ссутулилась, голубые глаза выцвели, седые волосы она спрятала под весёлой косынкой, а морщинки вокруг рта подсказывали, что она и впрямь любительница посмеяться и попеть во всё горло.

— Доброе утро, — поздоровалась я и присела напротив, тоже принимаясь за прополку.

— Доброе… — улыбнулась мне тётя Зоя и, обдёрнув на колени слегка задравшийся подол пёстренького платья, добавила: — Я быстренько эту грядку пройду и вам завтрак сделаю. А потом схожу к соседям за телефоном.

Когда мы завтракали (стол стоял у окна), Эрик первым заметил, что к дому приближается машина — чёрный джип. И так испугался, что немедленно будто выпал под стол. Тётя Зоя поразилась, но, поняв, что напугала мальчишку именно машина (да и я отпрянула — так, чтобы меня не было видно из окна), помолчав, спросила:

— А что это так-то? Вы не от них ли прячетесь?

— От них, — призналась я и попробовала перевести историю небесных птиц на язык, понятный для неё: — Родители Эрика развелись. Мальчик остался с матерью, потому что отец… обижал его. Но отец — вон тот, черноволосый, месяц назад украл Эрика. Ну… А я нечаянно влезла в эту историю и помогла мальчику уйти от него.

— У-у… Злыдень! — Кажется, тётя Зоя нисколько не сомневалась в моей наскоро выдуманной истории, именно глядя на спрятавшегося под столом мальчика с ошалелыми от страха глазами. — А ну-ка, тихонько выйдите в сени. Уж я вас спрячу — так спрячу!

Чуть не на четвереньках мы добрались до сеней, а потом тётя Зоя показала нам высокие мучные лари, встав на которые, я дотянулась до избяного венца, а затем втащила на чердак, который тётя Зоя назвала пОдлавкой, и Эрика. Мы осторожно проползли по старым стружкам, утеплявшим избу, к кирпичам печи и прислонились к ним. Только отдышались, как мальчик сунул руку в карман и вынул какой-то сверток. Размотал старое полотенце и разломил кусок пирога.

— Тётя Зоя дала, чтобы на подлавке не скучали, — шёпотом объяснил он.

Двенадцатая глава

Держа в руках по кусочку пирога, мы посидели, посидели, а потом — переглянулись и так же, на корточках, помогая себе руками, чтобы не упасть, перебрались к тому месту на чердаке, что возвышалось над окнами избы. Пока дошли, успели чихнуть пару раз, шикая друг на дружку из-за этого, но с носами ничего сделать не могли: стружки видимо, давно лежали здесь и были просто пропитаны пылью, кроме всего прочего, на чердаке было настолько сухо, что некоторые стружки превращались в труху, стоило только наступить на них… Добрались до места, пригляделись. Кроме обычного для деревенских изб вырезанного здесь сердечка, по обе стороны от него, чуть ниже, были ещё две узкие вертикальные прорези, к которым мы и приникли.

И сумасшедшая надежда: а вдруг мы ошиблись? И этот джип принадлежит не гиенам? И черноволосый человек, вышедший из машины, только похож (смотрели-то издалека!) на Дира — на отца мальчика?!

Оказывается, чёрный джип проехал немного дальше — буквально несколько метров, а потом снова остановился — на границе между домом тёти Зои и следующим. На этот раз ошибиться было невозможно. Из машины вышел именно Дир, злой и раздражённый, и заозирался, будто выискивая место для парковки. С другой стороны машины хлопнула дверца, появился второй приживала и приблизился к нему. Я узнала телохранителя Лены.

Низкие тучи бежали по небу, то затемняя его, то оставляя просветы. Примерно такое же состояние было, кажется, и у нас с Эриком. Мы то дышали свободней, то таили дыхание, будто точно были уверены: наше дыхание может выдать нас.

Лишь раз у меня заледенело всё тело, когда я услышала в двух шагах от себя шмыганье и шелестящий шёпот:

— А я не хочу… Не хочу…

Эрик плакал, глядя на отца с отчаянием.

Я шагнула к нему и пожала его ладонь.

— Я рядом. И я хочу вместе с тобой поехать к твоей маме! Я так сильно этого хочу! Я прямо вижу, как мы едем с тобой к твоей маме!

И снова прильнула к прорези.

Дир огляделся, а телохранитель, недовольно хмурясь, что-то бросил ему.

Ничего не понимая, я следила, как Дир опустил голову, расслабив плечи. Он постоял так немного — и вдруг подтянул брючины джинсов и встал на колени, прямо в траву, не поднимая головы… Я представила глаза изумлённой тёти Зои, наблюдающей это странное зрелище…

Телохранитель продолжал осматриваться, будто не замечая странных действий Дира. А тот ссутулился, сидя на коленях…

Хорошо, что, прежде чем спросить, задать логичный вопрос, что собирается сделать его отец, я успела обернуться к Эрику и остолбенела: мальчик не просто плакал, а рыдал, с трудом удерживаясь, чтобы не плакать вслух, для чего прикусил палец. На моё движение он вскинул голову и бросился ко мне уткнуться лицом в живот.

— Зачем?! Зачем он так со мной?!

Ужаснувшаяся из-за его отчаяния, которого не понимала, я обняла его и снова приникла к щели. Никакого соображения, что происходит, зато могла всё ещё наблюдать.

Сидящий на коленях Дир поднял голову. В лучах солнца сверкнули слёзы, бегущие по его лицу, а потом дымка колдовского марева покачалась в воздухе — и я оторопела: сквозь человеческую личину черноволосого я увидела не гиенью морду, а прекрасное лицо ангела! Небесная птица?! Но как?! Как такое может случиться?!

А потом зашевелились губы Дира. Не веря собственным глазам, я сумела считать с них некоторые слова:

— Мальчик мой… Сыночек… как же я виноват перед тобой… Но я люблю тебя! Ты мой сын — и только ты в моём сердце…

Ошеломлённая, я не сразу сумела перевести взгляд на телохранителя. Лишь когда он пошевельнулся, разворачиваясь к дому тёти Зои, я интуитивно поняла, что же здесь происходит! Каким-то образом Дир вернулся в ипостась небесной птицы и тратит громадные магические силы на желание телохранителя найти мальчика. Вот гад… Решил раскаяться, чтобы набрать сил?! Пользуясь остатками любви к сыну?! Проникаясь ими?! Вот гад-то!..

Адреналин обрушился на меня вместе с идеей. Дурацкая, но хоть бы что-то сделать, а не стоять в остолбенении!

— Сиди здесь! — вырвала я руку у Эрика. — Не высовывайся, понял? — крикнула я уже от края чердака и одним безрассудным прыжком оказалась на мучном ларе, а потом и на полу, оставляя в памяти жалкое от растерянности и мокрое от слёз лицо Эрика, однажды преданного собственным отцом и предаваемого вновь в который уже раз.

Я выскочила во двор. Тётя Зоя стояла у ворот, внимательно наблюдая за улицей в щель между широкими досками ворот. Перед калиткой к лестничке валялась почти втоптанная в землю россыпь ломаного кирпича — наверное, на случай дождей, чтобы не было слякотно и чтобы в дом не тащить грязь. Я подобрала два небольших кирпичных куска, лежавших отдельно, осмотрелась, первым же взглядом ухватив безмятежную картинку: спокойное куриное стадо лениво бродит по двору… Кирпичи частично обмакнула в свежие куриные «лепёшечки» и осторожно подошла к той части ворот, которая соединялась с забором огорода. Здесь несущий столб был достаточно низким, а ворота достаточно плотными, чтобы сразу отпрянуть и спрятаться за ними, если что.

На тихий мой шаг оглянулась тётя Зоя, и я покачала головой: не говорите сейчас, мол, пожалуйста, ничего! Тётя Зоя кивнула и повернулась к щели.

Искоса глядя поверх столба, я видела, как телохранитель не совсем уверенно посмотрел на дом тёти Зои, а потом развернулся посмотреть на соседний.

Я сомневалась в своей меткости. Но поняла, что отвернувшийся гиена — это единственный и последний шанс. И швырнула оба кирпичика в оборотня Дира, памятуя, что у меня горячее желание защитить, и веря, что попаду!..

Один пролетел мимо, ударился о колесо джипа. Второй, дурацкий, грязный и вонючий снаряд, ударил гиену по руке, свесившейся вдоль тела. Дир вздрогнул, сначала ошарашенный, пока ещё только удивлённый… Но, едва он понял, что именно в него попало, как за человеческой личиной мгновенно ощерилась гиена! Не было даже тех мутных тёмно-красных потёков по лицу, какие залепляли ангельский образ Эрика, когда его личность, небесная птица, изо всех сил сопротивлялась чёрным желаниям молодых гиен! Оборотничество взрослой гиены свершилось сразу!

И, как только Дир перестал действовать на приживалу-телохранителя, я тут же сообразила, что на чердаке пожелала дурацкое желание. Не надо думать о том, что мы с Эриком вскоре увидим его маму! Это нормальное, логичное желание, но мама-то слишком далеко и слишком неизвестно, каким должен быть путь, который приведёт к ней!

Надо думать о конкретике и логике близкого! Здесь деревня! И здесь соседи так хорошо знают друг друга, что тут же придут на помощь, случись что поблизости! Придут или из желания помочь — или из желания полюбопытствовать! Нам-то всё равно! Лишь бы собрались! Ну же, люди добрые! Выходите из своих домов — здесь так интересно! Здесь невиданная в деревне машина! Здесь какие-то чудные незнакомцы вытворяют фиг знает что! Это же так логично — поинтересоваться, что там делается, у соседей!

Телохранитель по ругающемуся сквозь зубы Диру, который яростно оттирал ладони о траву, сразу сообразил, что случилось нечто, сбившее того с магического воздействия на него. И первым делом бросился к воротам тёть Зоиного дома — туда, куда, хоть и неуверенно, его повела сила небесной птицы в первую очередь.

Краем глаза уловив, что к месту происшествия приближается кто-то, явно из соседей, я, шепнув тёте Зое:

— Не открывайте! Пожалуйста! — помчалась назад, к Эрику.

Когда добралась до чердака и влезла на него, Эрик сидел рядом с печной трубой, обхватив руками подтянутые к себе колени, и наотрез оказывался подходить к наблюдательным прорезям. Но, когда я злорадно фыркнула, он не выдержал и, встав, приблизился.

Прямо у чужой машины стояли две женщины, с искренним интересом глазея на насторожившегося Дира. С противоположной стороны, возле дома, опираясь на крепкую палку — почти посох, стоял старик, а за ним два пацана на велосипедах. Дир в этой компании отчётливо чувствовал себя неудобно. Он прекратил ругаться и только исподлобья бросал на ненужных свидетелей злые взгляды… Я попыталась и так и этак встать, чтобы разглядеть, что делается у ворот. Но не видела ничего, а лишь слышала, как звонко тётя Зоя посылает матом телохранителя, требующего открыть ворота.

Затем раздалось странное, суховатое погромыхивание — кажется, телохранитель затряс створу ворот. После чего старик и присоединившийся к нему грузный мужчина лет сорока, в грязных штанах и в футболке, а также с топором в руках, не спеша двинулись к месту происшествия — судя по всему, разбираться со слишком наглыми неизвестными, с какого-то чёрта рвущимися в дом к одинокой старой женщине. Едва старик сделал шаг, женщины, стоявшие у машины (уже три, да ещё какая-то девчонка с ними), энергично зашагали туда же.

Через минут пятнадцать с незнакомцами, штурмовавшими ворота тёти Зои, уже ругалась не только хозяйка дома. Начали женщины, а стоявшие за их спинами девчонки и мальчишки с восхищением переглядывались, с упоением слушая «высокий слог» ругани, от которой ёжилась даже я, пусть и жутко восхищённая, причём жутко — ключевое слово. Потом в свару вступили мужчины, которых уже, включая старика и мужчину с топором, оказалось пятеро. Но заключительный аккорд сыграла машина «лада», которая подъехала к воротам с такой скоростью, что мы с Эриком аж пригнулись — врежется же в толпу!

Но «лада» лихо развернулась перед воротами, а толпа сельчан прекратила буянить, с каким-то умилением и радостью глядя на выходящего из машины не слишком высокого русоволосого мужчину лет чуть за тридцать, худощавого и решительного. Он хлопнул дверью и уверенно подошёл к собравшимся.

— Ваши документы! — услышали даже мы с Эриком сухой приказ.

Приживалы после недолгих препирательств предпочли уехать, злобно огрызаясь и обещая прислать сюда важных людей для полного разбирательства. Толпа только хохотала, глядя на уезжающий джип, и толковала, что у двух бандитов кишка тонка против Валерьян Иваныча. А тот оглядел соседей и знакомцев и так же суховато велел:

— Разошлись! Не фиг тут! Не в театр пришли!

Мимо него шли — кто по плечу ударит, кто просто кивал с улыбкой, а женщины норовили поддразнить его — поцеловать, мол, его за такое геройство надобно… Приехавший только недовольно отмахивался.

Насколько мы поняли, тётя Зоя открыла ворота, и «лада» заехала во двор, где её встретила лаем собака и всполошённым кудахтаньем куры. И мы бросились к краю чердака, чтобы понять, кто это такой — по отношению, конечно, к тёте Зое.

Стукнула калитка перед крыльцом, заскрипели ступени лестнички.

— Сколько раз говорил тебе, бабань, купи ты мобилу! — ругал женщину Валерьян Иваныч. — Ну, всё. Вывела ты меня из себя. Завтра же сам куплю — и не отнёкивайся, ясно?.. Хорошо — мне соседка твоя, тёть Василиса, позвонила. А если б никто не догадался? Ну, рассказывай, что тут у тебя случилось?

Хлопнула дверь в сени.

— Эй, гостёчки, слезайте, что ль, оттудова! — позвала тётя Зоя. — Внук мой приехал. Поможет вам до дому добраться.

Сначала я передала им Эрика, подхваченного Валерьяном Иванычем, а потом уже спустилась сама. Нас пропустили в избу впереди себя, и все мы снова уселись за стол, к которому тётя Зоя расстаралась поставить липовый чай (Эрик сразу вцепился в свою чашку) и снова нарезала пирогов.

После того как хозяйка дома представила нас внуку, Валерьян Иваныч внимательно выслушал нас (а рассказали мы версию, в которой Эрика похитил обижающий его отец) и спокойно сказал:

— Так понимаю, что настоящие обстоятельства похищения и вашего побега вы рассказывать не будете. Хотя этого и не надо. Не поверил бы я в вашу историю, если б они не испугались, когда я потребовал документы.

А тётя Зоя, посмеиваясь, объяснила:

— Валерик-то наш давно из полиции ушёл. Газооператором работает. А чуть что — зовут его, чтобы разобрался с чужаками. Законы-то он все знает. Его просто так да одним только словом не напугаешь!

— Значит, из города вы, — констатировал Валерьян Иваныч, испытующе глядя на нас. — И что дальше собираетесь делать?

— Два варианта, — сказала я, проникаясь его деловым настроем. — Или звоню по чужому мобильному, чтобы за нами приехали. Или кто-то нас отвезёт в город, а по дороге я опять-таки звоню, чтобы нас встретили.

— Нет уж, — сказал внук тёти Зои. — У меня второй день отдыха после дежурства. Я вас сейчас в город и отвезу сам, и присмотрю, чтобы пацан попал по адресу. А то — мало ли что. Мож, в городе-то и матери у него нет. Документики-то, Лидия, вы мне тоже не предъявили.

— Во! — засмеялась хозяйка дома. — Во, какой строгий у нас Валерьян Иваныч!

Она наложила нам целую сумку пирогов и сунула туда полуторалитровую бутылку молока, хотя до города, как выяснилось полтора часа пути.

— Проголодаетесь — лучше домашнего поедите, чем у этих придорожных останавливаться, — объяснила она. — А то невесть что там могут вам продать. Вдруг отрава какая будет… Уж лучше пироги…

Эрик бросился ей на шею, а потом потянул за руку во двор.

— Тётя Зоя, — уже стоя перед конурой, страстно попросил мальчик, — а можно мне щенка? Ну пожалуйста! У вас и так ещё много останется!

Валерьян Иваныч расхохотался.

— Да бери, коли мама разрешает! Только вот, видишь ли, щенки-то у нас беспородные. А вдруг мама скажет — не надо нам таких?

Кажется, Эрик не понял, что значит «беспородный» щенок, но уловил, что хозяйке дома не жаль, если одного маленького заберут.

— Мама разрешит, правда! — убедительно сказал он и сел на корточки, жадно разглядывая, которого забрать.

А я покорно решила: если Лена не разрешит Эрику держать щенка, возьму сама. У нас до сих пор дома был только кот, а после того как его не стало, лет семь прошло без домашних животных. Может, маму смогу уговорить — с помощью шалей. И повеселела, вспомнив о чудесных шалях. Пока у меня такие есть, дома проблем не будет!

Один из щенков, крупный в сравнении с другими, толстыми лапами обнял руку Эрика за кисть и посмотрел в лицо мальчику, дружелюбно махая хвостом. Эрик немедленно схватил его и поднялся. Обернулся к нам.

— Этого хочу!

— Бери уж, — улыбаясь, разрешила тётя Зоя.

Сообразив, что теперь хозяйке легче будет раздать и остальных щенков, потому она и улыбается, я подумала: «А не воздействовал ли своим присутствием Эрик на остающихся щенков, чтобы они попали в хорошие руки?» А ещё думала, пока шли к машине, что теперь всегда буду присматриваться ко всему, меня окружающему, с этой точки зрения: происходят ли события естественно, или кто-то влияет на них, подталкивает их более быстрое исполнение? И это до тех пор, пока рядом будут небесные птицы…

Мы с Эриком сели на заднее сиденье. Причём тётя Зоя снабдила щенка приданым в виде пластиковой миски — чтобы молока ему в дороге дать, а Валерьян Иваныч прихватил с собой широкую и плоскую коробку из-под рыбы, чтобы приспособить на первых порах для собачьего туалета.

Эрик сидел, блаженствовал, с умильной улыбкой гладя уснувшего щенка.

— Эрик, — тихонько спросила я, — а у вас там собак нет?

— Нет, — покачал он головой. — У нас есть… — Он посмотрел на Валерьяна Иваныча и понизил голос почти до шёпота: — У нас есть нодды. Они ручные, но они… — Мальчик прикусил губу, пытаясь выразить мысль. — Их на руки не возьмёшь. На них только кататься можно. А этот такой маленький и тёплый, — нежно улыбнулся он меховому комочку в своих руках.

И я почему-то именно сейчас поверила, что мальчику миротворцы не откажут перейти в свой мир со щенком.

Когда выехали на ровную дорогу с немного колдобистой просёлочной, Валерьян Иваныч передал мне мобильный телефон. Никогда бы не подумала, что при первом же звуке голоса Димки мне захочется скакать на сиденье машины и вопить от счастья. С трудом удержавшись в рамках приличий, я ответила на его удивлённое: «Я вас слушаю!»

— Димыч! Это я!

Кажется, он обалдел от моего внезапного появления, да ещё говорящей с чужого мобильника.

— Лидка-а… — И тут же быстро спросил: — Тебя похитили?

— Нет, я уже возвращаюсь! — не совсем логично радостно ответила я. — Димыч, я с Эриком! Лена всё ещё у миро… — Я споткнулась и с опаской покосилась на спокойную спину, точней — затылок, Валерьяна Иваныча. — У Олега?

— Ты… С кем? — совершенно потерявшись, переспросил братишка.

— Димыч, мне нужен адрес, потому что я не знаю, где именно находится их дом!

— Так, давай с самого начала, — решительно сказал братишка, и я словно наяву увидела, как он хлопает тёмными ресницами, стараясь привести мозги в нечто более упорядоченное. — Ты едешь с Эриком.

— Меня везут с Эриком, — тут же поправила я. — Один очень добрый человек, который мне и дал этот мобильный, чтобы я позвонила.

С переднего сиденья послышалось хмыканье.

— А откуда… — начал было Димка и заткнулся. — Ладно, запоминай адрес.

Валерьян Иваныч сказал, что знает этот район города.

А потом Эрик уснул, забравшись с ногами на сиденье. Так что мне пришлось держать на одной руке спящего щенка, а другой — придерживать мальчика, спавшего головой на моих коленях. Долго стояли на железнодорожном переезде, ожидая, когда всю колонну машин пропустят. Несколько раз нечаянно засыпала и сама — утомляла монотонная езда, но всякий раз испуганно распахивала глаза и смотрела в окошко, в первые минуты не понимая, где мы…

И наконец въехали в город. Глядя на солнечные улицы, на привычные глазу дома, я едва сдерживала непрошеные слёзы: неужели совсем скоро я окажусь среди родных и знакомых мне людей?.. Будто возвращалась очень издалека и после долгого времени отсутствия. А город без меня скучал и теперь радостно показывал мне, как хороши оживлённые улицы, как мягко падает свет солнца, то и дело прячущегося за тучами, на асфальт, на витрины магазинов, отбликивая от окон…

Эрик проснулся и забрал у меня щенка, который всё ещё сладко дрых и только проворчал что-то, переходя из рук в руки. Мальчик же, вдоволь насладившись видом спящего зверёныша, нагладившись по мягкой шкурке своего приобретения, полностью развернулся к окну и принялся глазеть на пролетающий мимо город. А потом не выдержал и начал задавать вопросы.

Я перехватила короткий взгляд Валерьяна Иваныча в верхнее зеркальце.

— Эрик не отсюда, — объяснила сразу. — Не из города.

— Нет, из города, — не отрываясь от городских пейзажей, возразил мальчик. — Только у нас город другой. Таких высоких домов у нас нет.

Едва я начала узнавать некоторые места, Валерьян Иваныч свернул, и машина поехала улицей, которая выводила к проспекту. Поблуждав немного и ещё раз созвонившись с Димычем, чтобы уточнить дорогу, мы выехали на трассу, по которой ехали с полчаса из-за пробок, после чего повернули в переулок.

Взволнованная, едва машина остановилась напротив нужного подъезда, я вышла. А рядом очутился Эрик, держа на руках проснувшегося щенка. Пакет с приданым щенка несла я.

— Нас не встретят? — удивился Валерьян Иваныч.

— А разве вы не пойдёте с нами? — невпопад ответила я.

Он, конечно, пошёл. И хотел удостовериться, что мы приехали в нужное место, и явно хотел увидеть мать мальчика. Мы вошли в лифт, причём Эрик такими глазами оглядывал тесную клетушку, что Валерьян Иваныч нахмурился, глядя на него.

На лестничной площадке нас уже ждали миротворцы. Аскольд кивнул Валерьяну Иванычу, открыл дверь и пошёл в квартиру. Ингольф остался на площадке. Причём наш спутник как-то оценивающе присмотрелся к нему, и неожиданно его лицо отвердело. В прихожей он улучил момент и тихо спросил:

— Дело не с политикой связано?

— С политикой, — вздохнула я, нисколько не соврав.

«Только политика здесь не международного уровня, а междумирового», договорила я про себя.

Мы прошли за Аскольдом, который сразу распахнул перед нами дверь в комнату. Шедший впереди Эрик вдруг обернулся и сунул мне щенка, а потом изо всех сил бросился вперёд к матери, которая бежала к нему из комнаты. Когда Лена подхватила Эрика, обливая сына слезами и целуя, сбоку подошёл Лелль, который обнял их обоих. И обнял так, чтобы закрыть обоих от посторонних глаз. Может, поэтому Аскольд тут же закрыл дверь в комнату и кивком пригласил нас на кухню.

Тут на меня налетел Димыч и остолбенел при виде щенка в моих руках.

— Щенок Эрика, — объявила я, предупреждая лишние вопросы.

Тем не менее братишка вцепился в рукав моей блузки и потащил на кухню так, будто боялся, что я вырвусь и сбегу снова… Мельком глянув, обнаружила на кухне Олега, быстро расставляющего чашки на стол.

— Заходите, — сказал Аскольд растерянному Валерьяну Иванычу.

Буквально секундами позже к нам присоединился Ингольф.

Олег на правах хозяина представил гостю всех собравшихся и предложил нам поесть с дороги. Пока мужчины дружно занимались столом, я устраивала щенка со всем его приданым в таком уголке, где на него никто не наступит. Олег подошёл посмотреть, что я делаю, а потом принёс тонкий кожаный ремень. Одна часть пошла на ошейник, а конец другой прикрутили к ручке одного из нижних ящиков от посудного шкафа. Кроме всего прочего нашли тряпку, чтобы щенок сидел не на плитках пола. Зверёныш слегка повозился, привыкая к странной штуке, не дающей топать куда попало и куда хочется, а потом улёгся на тряпку.

Удостоверившись, что маленький неплохо устроен, хоть и выглядит пока несколько одиноким, я отошла от него, думая о том, что в первые дни малыша придётся кормить соской. А может, надо просто ткнуть его мордахой разок в миску с молоком?

Наконец села за стол, ближе к брату. Тихонько сказала, чтобы услышал только он:

— Господи, как же хочется в ванну, отмыться! — И спохватилась, испугавшись: — Димыч, что ты сказал маме?! Ну, о том, почему меня нет?

— Спокойно! Я сказал, что ты обещала Лене какое-то время побыть с нею. Лид, а что с тобой случилось? Куда ты пропала? И откуда появился Эрик?

Я повела бровью на Валерьяна Иваныча, предупреждая.

Но Аскольд, заметив мою неуверенность, спокойно сказал:

— Валерьян Иваныч должен быть в курсе. Он… переживает за вас.

— Но ведь это дело… — Я замолчала, не понимая, как выразить то, что чувствовала.

— Валерьян Иваныч хорошо чувствует фальшь, — заговорил Ингольф. — Лида, расскажи нам всё. Информация дальше стола не пойдёт. Ведь, попытайся Валерьян Иваныч рассказать кому-то, ему просто-напросто не поверят. — И он улыбнулся бывшему полицейскому.

Тот скептически поднял брови, но промолчал.

— Всё началось с того что мне очень хотелось узнать, Зрячая ли Наталья — белая ведьма. — Помолчав, я добавила: — Учтите, я точно не скажу, было ли это моё желание. Вы сами понимаете, что рядом с небесными птицами ни в чём нельзя быть уверенным. А когда я пришла туда, там оказался Дир — отец мальчика. Оказывается, его люди заметили меня, когда я проходила мимо них с Леллем внизу, на улице. Лелля точно не узнали, это потом додумались, что это он был рядом со мной. Но среди заметивших меня оказался телохранитель Лены. И он догадался, что девушка, идущая рядом со мной, — переодетый Лелль. И тогда они придумали, как заманить меня в квартиру Натальи. Они велели Наталье обзвонить всех клиентов, кто был тогда, в тот день, у неё. Времени не жалели. По-моему, перебрали всех клиентов из тех, кто заранее звонил по телефону, договаривался о встрече. Так они наткнулись на меня. — Я обернулась к Аскольду, сидевшему ближе, чем Ингольф, и укоризненно сказала, машинально погладив щёку: — Вы забыли предупредить меня про ядовитый коготь приживал. Дир царапнул меня им и сделал послушной. Так он и привёз меня в дом, где жил Эрик.

Я рассказала, как в жутком цейтноте познакомилась с мальчиком и убедила его, что надо устроить подложный побег. А потом мы сбежали по-настоящему. Но, поскольку я не знала, в какой стороне находится город, забрели в деревню, где нас и приютила тётя Зоя.

— И вот теперь скажите мне, пожалуйста, — слегка сердитая, сказала я. — Разве такое может быть, что гие… ставший приживалой может вернуться в обличие небесной птицы?

Миротворцы переглянулись.

— Если сумеет сильно сосредоточиться на тех моментах жизни, которые были прекрасны для него, когда-то небесной птицы, то — да. Сумеет вернуться. Но ненадолго. Новая сущность возьмёт верх над ним легко, — ответил Аскольд.

— Но силы он успеет отдать, — вздохнула я. — Телохранитель хоть и сомневался, но сразу пошёл к дому тёти Зои. Дир мгновенно выполнил его желание.

После недолгого молчания Валерьян Иваныч, уже давно переставший скептически усмехаться, встал и сказал:

— Вы правы. Этот случай — не моего ума дело. Но спасибо за доверие.

Тринадцатая глава

Ингольф, стоявший возле кухонной двери, прислонившись к косяку, покачал головой. А потом опустил руки, до сих пор скрещённые на груди, и сказал:

— Нет, этот случай — как раз-таки дело для вашего ума, Валерьян Иваныч.

Я, как и все, кроме Аскольда, немного удивилась: что имеет в виду миротворец? Ингольф же продолжил:

— Сядьте, пожалуйста. Разговор будет долгий. Если что непонятно, спрашивайте.

Валерьян Иваныч оглянулся на нас, сидящих за столом, тоже удивлённых, и, подняв бровь, посмотрел мне в глаза. Кажется, увидел в них отражение своего вопроса, поэтому, помешкав, снова сел. Но к чаю не притронулся, хотя Олег подлил ему горячего.

Ингольф подошёл и сел напротив него.

— Мы сейчас расскажем вам всё, что осталось для вас, как здесь говорят, за кадром.

История в устах индейца-миротворца заняла около получаса. Он выложил всё: и то, что границы пространства порваны и на Землю прорываются разные существа из разных миров; и то, кто такие небесные птицы и приживалы; и то, как была похищена семья Лены и каким образом мальчик Эрик оказался в рабстве у собственного отца. И снова кратко пересказал основные события моего похищения — уже с опорой на знание Валерьяном Иванычем подоплёки истории.

Внимательно выслушав его, Валерьян Иваныч спросил:

— И почему же нет вашего спецназа, если ему легко привести всё здесь в порядок?

— Порядка, как такового, уже никогда не будет, — терпеливо сказал Аскольд. — Хотим мы того или не хотим, но на Землю теперь то и дело будут попадать нелегалы из других миров. Спецназ же должен появиться здесь ненадолго, чтобы не привлекать внимания. И только для одного-единственного удара, который мы должны для него подготовить, но, к сожалению, подготовить не можем.

— Почему же? — всё так же спокойно спросил Валерьян Иваныч.

— Нелегалы образовали здесь нечто вроде мафии. Нам нужен главный мафиози, который знает, где находится портал в ваш мир. Через этот портал они переводят сюда своих приспешников, а если получается, то и похищенных небесных птиц. Прецедентов, конечно, до похищения семьи Лены не было. Но… Сами понимаете, что это уже возможно в следующий раз. И если похищение сойдёт с рук нелегалам, они будут действовать гораздо уверенней, если не наглей. Потому что дом главного мафиози для нас до сих пор неизвестен. Лену редко выводили из дома на улицу, и она не запомнила, где он находится.

— Проследить по телохранителю, — предложил Валерьян Иваныч. — Вы теперь знаете, где он бывает. В посёлке, неподалёку от нашей деревни. Устроить засаду на него и ехать следом. Судя по всему, товарищ он довольно самоуверенный. Слежки не почует. Даже не подумает о том, что за ним могут следить…

— Ждать, пока он приедет… — задумчиво протянул Аскольд.

Валерьян Иваныч некоторое время сидел, уткнувшись взглядом в ребро столешницы и пропуская сквозь пальцы короткие русые волосы с едва заметной рыжеватинкой. Потом поднял голову. На губах снова кривилась недоверчивая улыбка.

— Смешно, — проговорил он. — Я всё ещё не верю по всю эту чушь, но уже думаю, как вам помочь. Вы сказали — Лида работает в том магазине, где пряталась от мафиози ваша Лена. Так устройте ловушку на телохранителя в магазине.

Теперь все уставились на него.

Немного поразмыслив, я решила, что Валерьян Иваныч прав. Пока телохранитель доедет до посёлка, приведёт себя в порядок — точней приведёт в порядок машину: та теперь не чёрного, а плотно серого от пыли цвета, пока он доедет до города и доложит обо всё хозяину-мафиози, я успею попасть в магазин (в который мне срочно надо попасть, чтобы с работы не выгнали!!) и буду работать там как ни в чём ни бывало. Сегодня же на меня покушения не будет. Но завтра голубчики… э… гиены будут сидеть в засаде, ожидая именно меня! И, естественно, знать не узнают, что попали в ловушку! Потому что в ряду тех машин, что обычно паркуются напротив магазинов, будет машина миротворцев. Или машины.

Просто и гениально!

— Кем вы работали в полиции? — с огромным интересом спросил Аскольд.

— В последний год — оперативная работа.

— Неудивительно, что мы попросили вас остаться, хоть и имели в виду несколько иное, — оглянувшись на дверь в комнату (кажется, в последнем он заподозрил небесных птиц?), медленно сказал Ингольф.

— А что же вы имели в виду, прося меня остаться? — чуть насмешливо спросил Валерьян Иваныч, цепко присматриваясь к нему.

— Мы имели в виду, что вам придётся звонить нам, как только вы поймёте, что в вашей деревне происходит нечто… мягко говоря, сверхъестественное. Ведь теперь только вы будете понимать, что происходит.

Валерьян Иваныч помолчал, с еле уловимой улыбкой снова глядя в столешницу. И внезапно обернулся к Ингольфу.

— Есть приживалы, есть небесные птицы. Кто вы?

— Мы миротворцы, — с небольшим недоумением ответил тот: Валерьяну Иванычу уже говорили об этом.

А я вдруг заметила, что глаза Валерьяна Иваныча не просто серые, но с оттенком — серовато-голубые. Хм… И жёсткие, расчётливые.

— И что это значит? — продолжал выспрашивать он. — Это… раса? Или определённая специальность?

— Понял, — улыбаясь, сказал Аскольд. — Это раса, названная по основной своей специализации. Мы с самого начала эры объединённых рас являлись кем-то вроде посредников, иногда пользуясь и силовыми методами разрешения конфликтов.

— И что? — продолжал гнуть свою линию Валерьян Иваныч. — Хотите сказать… Я позвоню вам — вы приедете и покончите с тем сверхъестественным, что найдёте в моей деревне?

— Боюсь, всё не так… просто, — вздохнул Аскольд. — Мы приедем в деревню, чтобы установить, что за магическая раса проникла на Землю в той точке, где расположена ваша деревня. И вступим с нею в контакт, чтобы потребовать, чтобы её представители ушли, или объяснить этой расе правила поведения на Земле. Убрать пришельцев вовсе мы, к сожалению, не в состоянии. Если представители расы будет вести себя спокойно, не причиняя вреда коренным жителям Земли, она останется здесь. Предваряя же ваш вопрос — почему не можем… Границы магического пространства продолжают рваться внезапно и всегда в неожиданных местах. Легче упорядочить проникновение на Землю и адаптацию к ней других существ, чем пытаться загнать пришельцев назад.

— Интересный взгляд на миграцию, — пробормотал Валерьян Иваныч и снова в упор посмотрел на меня. — А кто вы? Ты, Лида. Вот этот парень рядом с тобой — Дима, кажется? Олег. Вы тоже из… магических рас?

— Нет, что вы! — от неожиданности засмеялся Олег. — Мы, все трое — Зрячие, как уже и говорили. Мы видим эти магические расы под личиной человека. Причём, если миротворцы меня искали целенаправленно, чтобы иметь помощника, то Лида только недавно начала видеть и сама пришла к нам. Как и Дима.

— Ну так что? — нетерпеливо спросил Ингольф. — Вы согласны с нами сотрудничать?

— Согласен. — Валерьян Иваныч развернулся ко мне. — Насколько понимаю, тебе сейчас в магазин?

— И мне! — вставил Димыч. — Я вместе с сестрой работаю, пока лето, — объяснил он.

— Довезу. Говорили — рядом с рынком, а я всё равно через него еду.

Миротворцы согласились, что было бы неплохо — прихватить нас с собой.

Мы быстро собрались. Хотя какое тут собираться, если я только и успела присесть перед спящим щенком, зарывшимся в подстилку, и напомнить Олегу, чтобы он приглядывал за малышом. Хотя, честно говоря, вместо поездки в магазин предпочла бы поездку домой — вымыться и отлежаться. Такая усталость вдруг накатила…

Прежде чем нам выйти, в прихожую вышла Лена.

— Эрик уснул, — сказала она, улыбаясь мне. — Теперь нам с Леллем будет легче.

— Вы уйдёте в свой мир? — спросила я.

— Нет. Теперь мой сын может усилить нашу общую магию, а значит — мы сумеем помочь миротворцам побыстрей найти нелегалов. И только после этого… Валерьян Иваныч, — неуверенно выговорила она. — Эрик сказал, что вы спасли его и Лиду от моего бывшего мужа. Пожалуйста, примите в подарок для своей бабушки и для себя лично. — И она протянула ему два свёртка.

— Что это? — удивился тот.

— Это шали. Наша благодарность.

— Но… лично? — поразился Валерьян Иваныч. — Мне хватит и одной — для баб Зои, если уж вам так не жалко…

— Возьмите, — сказал Лелль, он встал позади сестры, тоже очень усталый, словно тоже не выспался, и положил ей руки на плечи. — Мы будем очень рады, если они вам пригодятся.

Я дёрнула Валерьяна Иваныча за рукав плотной тенниски и шепнула:

— По дороге объясню.

Он ещё упирался, норовя объяснить небесным птицам, что он не женщина и такой подарок ему на… ох ты… не нужен, — тут же смешно прикрывая рот ладонью из-за вырвавшейся матерщины. Но мы с Димычем вытолкали его из квартиры, велели молчать и принять подарок, смысл которого обязательно объясним в машине.

Сначала я хотела сесть рядом с водителем, но Димыч так жался ко мне, так радостно заглядывал мне в глаза, явно соскучившись, да ещё от счастья, что я нашлась, что я разместилась с ним на заднем сиденье «лады», нагревшемся от проникшего в салон полуденного солнца.

Когда мы подробно объяснили, где находится дом с нашим магазином, Валерьян Иваныч настроил GPS навигатор и больше уже ни о чём не спрашивал, изредка посматривая на него.

— Мне кажется, вы человек, которому можно доверять, — сказала я, переглянувшись с братом. — Небесные птицы — это не просто магические существа. Их особенность в том, что они выполняют желания человека. Ну, не только человека, а вообще…

— Как это? — не оборачиваясь, спросил Валерьян Иваныч и тут же попросил: — Ребята, зовите меня Валерой, ладно? И на «ты». А то чувствую себя чуть не стариком.

— Мы ещё сами толком в этих выполнениях не разобрались, — признался Димыч. — Я знаю, что Лелль настолько силён, что может выполнять желания, всего лишь сидя рядом с человеком. А Лена вяжет шали. Причём с такой скоростью!.. Эти две шали для вас… для тебя она ведь связала, пока мы болтали на кухне.

— И что — эти шали и правда могут выполнять желания? — скептически покосился Валера на сиденье рядом с собой, куда он и положил пакеты с шалями.

— Только по одному, — пожала я плечами. — Ну, насколько мы поняли. Небесная птица таким образом, шалями, хочет отблагодарить и бабу Зою, что приютила нас, и тебя за то, что вмешался и спугнул гиен… ой, приживал.

— Потом мне расскажешь — ладно, кто вас приютил? — потребовал Димыч. — А то ты на кухне очень уж коротко…

— Почему ты сказала — гиена? — спросил Валера.

Я взглянула в зеркальце перед ним. Взгляд на дорогу, но слишком уж сосредоточенный. Переваривает и оценивает информацию?

— За внешним человеческим обликом приживалы выглядят как гиены.

Судя по плечам, его передёрнуло.

Но меня тоже кое-что заинтересовало в нём. То, как яростно он отпинывался от подарка в виде шали. Такой мужчина, как Валера, наверняка был женат. Но почему он не подумал, чтобы передарить шаль жене? Другой на его месте бы ещё и обрадовался.

— А как выглядят небесные птицы? Ну, за внешним обликом человека?

— Как ангелы! — вырвалось у Димыча. — Настоящие!

Он до сих пор не может привыкнуть к небесным птицам, оттого и относится к ним восторженно. Видела я его счастливый взгляд даже на усталого Эрика…

— Валера, а можно — тоже задам вопрос? — не выдержала я.

— Попробуй.

Слышала я такие отговорки. Типа — вы задайте вопрос, а я ещё подумаю, отвечать ли на него. Но я уже неслась со спущенными тормозами!

— Почему вы… ты так хотел взять только одну шаль — для бабы Зои? У тебя нет жены? — выпалила я и смутилась-таки. И со вздохом добавила: — Извини, Валера, я здорово устала, поэтому могу ляпнуть. Не хочешь — не отвечай.

— Да чего не ответить, — спокойно сказал он. — Разведённый я. В полиции же работал, да ещё оперативником. Не всякая жена выдержать может, когда, бывает, сутками пропадаешь. Вот дочку забрала и ушла. А потом и вовсе уехала, да так далеко, что теперь только по телефону и поговорить. Дочка-то сюда рвётся, ей бабушка нужна, а мать там уже хахаля какого-то нашла… Надо было раньше уходить из полиции.

Димыч нетерпеливо завозился на сиденье — и обмяк. Я поняла, что он тоже хотел спросить у Валеры о чём-то, но промолчал. Минут пять ехали молча. На одном из перекрёстков застряли — в самом конце колонны машин, и я поняла, что придётся сидеть в пробке долго. На этот раз первым заговорил Валера.

— Вы так легко относитесь к этим приживалам всяким, к небесным птицам, к этим ребятам — миротворцам. Это в самом деле так — можно легко к ним привыкнуть? Или вы часто встречались с ними? Я не совсем понял из рассказа этого Аскольда.

— Нет, всего дня три-четыре, как мы увидели всех их, — сказала Димыч и вздохнул, как много повидавший взрослый человек. — Просто мы очень плотно с ними общаемся. Лена как один раз у нас в магазине спряталась, так потом сутки у нас в квартире жила. Я из этих магических увидел сначала именно небесную птицу, а потом Лида показала мне приживалу. Вот я тогда чуть не… — Он осёкся, быстро глянув на меня. — Испугался, в общем, до чёртиков. Хотя потом миротворцы и сказали, что эти приживалы мирные и не страшные. Но выглядят — жуть. Я потом ещё нескольких видел, пока Лиду искали. Ингольфу показывал, а он сказал, что это легальные.

— Ишь… — неопределённо сказал Валера, и машина осторожно поползла вперёд, к перекрёстку. — А как выглядят миротворцы?

— Как индейцы! — обрадовался Димыч. — Я как впервые увидел их — Лида опять-таки показала! — так удивился! Но мне так понравилось! Ножи у них прикольные!

— Ножи?! — наконец поразился Валера.

— Ага-ага! Только их не видно, потому что одежда такая — ну, этот… Внешний облик который.

— Как спать хочется, — невпопад сказала я, ладошкой прикрывая зевок.

— Давай Адельку уговорим тебя домой отправить, — предложил Димыч. — В магазине всё равно делать нечего. Я посижу с ней, а ты дома спи.

— Ну-ну, а ночью кто спать будет? — поддела я его и тут же встревожилась: — А Регина не приходила? Не спрашивала, где я?

— Не, вчера машина приехала, мы с Аделькой её разгружали. На этот раз товару полно. Нам даже водитель помогал.

За деловым разговором, как и что вчера и сегодня утром было в магазине, не заметили, как оказались напротив крылечка своего места работы. Валера первым вышел из машины и открыл дверцу с моей стороны. Димыч проскакал задом по сиденью и вылез наружу следом за мной. И замер. Шкодливо усмехаясь, он вполголоса сказал:

— Валера, хочешь увидеть приживалу? Вон тот дядечка в костюме — видишь? Как сам можешь убедиться, маскировка у приживал замечательная.

Застыв и сузив глаза, Валера напряжённо всматривался в обыкновенного прохожего, который уткнулся носом в рекламную газету и спешил по делам.

Забывшись, я тоже смотрела приживале вслед, раздумывая о том, что это не тот приживала, юридическая контора которого находится через дорогу. Не тот, к которому я привыкла. Миротворцы, кстати, сказали, что тот легальный и законопослушный. А значит, их гораздо больше.

От мыслей отвлеклась только потому, что почувствовала на себе чей-то странный взгляд. Изучающий. Валера. Что это он? Только успела повернуться к магазину, куда его пригласил забежать Димыч, как вспыхнула жаром… Никогда на меня с таким интересом не смотрел взрослый мужчина. На меня, сейчас усталую от долгого ночного бега с живой тяжестью на руках. На меня, утомлённую и невыспавшуюся: что это за сон в несколько часов? На меня, грязную и без привычки умываться холоднющей водой из колодца, хоть баба Зоя и предлагала подогреть её. Пришлось так — поплескаться немного. На меня, нервную после пережитого потрясения при встрече с отцом Эрика.

Но этот изучающий взгляд, оценивающий… Фу-у… Не оглядываясь, я быстро открыла дверь и сбежала по ступеням. Пусть Валеру Димыч в магазин ведёт.

— Привет! — быстро сказала я Аделии, которая при виде меня всплеснула руками, забыв, что держит в них вязание. — Извини, что без предупреждения. У меня теперь и мобильника нет. Не сумела предупредить.

— Лидка, что с тобой? Ты так… — Рот Аделии остался открытым, а глаза замерли на спускающихся в магазин мужчинах. Понизив голос, она восхищённо спросила: — Ух ты… Это твой знакомый?

— Да, он помог мне вернуться, — несколько туманно ответила я.

— Ух ты… мужик какой…

Кажется, Аделия не расслышала моего ответа на свой вопрос. Она беззастенчиво таращилась на Валеру, который внимательно рассматривал магазин, время от времени негромко переспрашивая Димыча. Братишка ему увлечённо что-то рассказывал, пока Валера не заметил Аделию, глазевшую на него из-за прилавка. И подошёл.

Аделия мгновенно вылетела в зал и шутливо присела перед гостем.

— Аделия.

— Коллега Лиды? — уточнил Валера, пожимая ей руку. — Очень приятно. Валера.

Она быстро вернулась за прилавок, хотя я, впервые ощутившая что-то вроде… ой! Неужели ревности?! В общем, хотя я ожидала, что Аделия изо всех примется обхаживать Валеру. Но она села на стул — с приятной милой улыбкой домовитой хозяюшки! — и снова принялась за вязание, изредка поглядывая на гостей: типа, всем ли, гости дорогие, довольны? Не желают ли чего?

Наконец, Валера купил для бабы Зои и матери по несколько мотков «Деревенской пряжи» и откланялся. Димыч вышел его проводить, а Аделия отложила вязание. Некоторое время, поджав губы, она смотрела на закрытую дверь, а потом взглянула на меня. Хмыкнула, чему я очень удивилась.

— Лида, — сказала она, теперь хлопая ресницами на меня, — никогда бы не подумала что ты такой интересный человек!

— В каком смысле? — пробормотала я.

— Ну, когда я уселась в этом магазине, я решила, что с личной жизнью покончено. Но, как выяснилось, вокруг тебя столько интересных мужчин! Вчера Димка привёл троих, которые помогали тебя искать! Боже, какие мужчины! Нет, я понимаю, что они все такие из себя галантные, повидавшие виды — особенно двое, такого представительного вида! К ним вообще не подступись, но хоть пообщаться с ними! Очень интересные мужчины! Такие учтивые, на дипломатов похожи! Но тот тип, который модняцки небритый, Олег, очень, очень даже ничего, симпатичненький! Мы с ним немного поговорили, так он ещё и в беседе такой обходительный! А сегодня этот Валера! — Имя она произнесла с придыханием. — Ты мне всегда казалась… ну-у… мышкой себе на уме, но чтобы вокруг тебя такие мужчины увивались! Лида, ты меня удивила!

Выпалив всё, что у неё на душе лежало, Аделия, открыв рот, с тем же придыханием принялась за вязание. Впрочем, молчала она недолго. Опустив на колени вязание, она задумчиво посмотрела на меня, потом на нитки.

— Мама всегда говорила, что для девушки ничего лучше нет, чтобы мужчина увидел её за рукоделием. Мама оказалась права. Видела бы ты, как смотрели и вчера, и сегодня на меня! Ах, Лида… Кажется, ты мне приносишь удачу.

Она так зациклилась на мужчинах, с которыми познакомилась и вчера, и сегодня, что совершенно забыла узнать, а где же была я. Где я пропадала всё это время?

Честно говоря, я слегка обалдела, так и не поняв, на кого из мужчин запала Аделия. Из беспорядочных её размышлений я выудила кучу информации, но главного так и не поняла. Насчёт дипломатов она, кстати, очень даже права — подумалось мне. Ведь индейцы-миротворцы в нашем мире и есть тайные дипломаты…

Не стала больше заморачиваться матримониальными исследованиями коллеги и быстро ушла в кладовку — посмотреть, что, кроме разложенного в зале, осталось здесь. Ещё надо будет посмотреть накладные и сверить количество пряжи в магазине с тем, что указано в бумагах. И я очень рассчитывала сбежать сегодня пораньше, чтобы выспаться. Эта мысль меня так поглотила, что я аж вздрогнула от неожиданности, когда в магазин вошла покупательница, навстречу которой, к моему изумлению, вскочила Аделия и принялась кружить вокруг неё, чуть не райской птичкой услаждая слух клиентки воркованием об интересных пряжах.

Следующим вошёл Димыч и искоса посмотрел на Аделию.

— Теперь я знаю, что мужики — это величайший стимул для Адельки, — вполголоса сообщил он, приблизившись ко мне. — Она со вчерашнего дня подпрыгивает и только не пляшет перед всеми. Только я не пойму, как связать мужиков и её желание всем… это…

— Угодить? — подсказала я, открыв рот, наблюдая, как Аделия вместе с покупательницей с интересом рассматривают пряжу из нового привоза.

— Ага, угодить. Лид, ты как? Очень устала?

— Сбежать бы, — с тоской сказала я. — Но Аделия, наверное, не согласится.

— Проверь накладные, — посоветовал братишка. — Она бумажек больше всего боится. А как проверишь, она тебя легко отпустит.

Засев за столом перед кладовкой, я быстро оформила бумаги и пробежалась по магазину, считая товар. Всё сошлось.

— Немного посижу, а потом смоюсь, — решила я, вернувшись к узкому столу, за которым сидел брат. — Что сказал Валера?

— А почему ты уверена, что он что-то сказал?

— Понятия не имею. Мне так кажется.

— Он сказал две вещи. Первое — нам надо поискать другое помещение для магазина — с внутренним выходом в другое помещение, из которого можно опять-таки выйти.

— Ничего себе, — поразилась я. — А зачем такое?

— Он сказал, что не совсем всё понял про миграцию всех этих существ, но на будущее такое перемещение нам всем пригодится.

— Та-ак, — завязывая себе узелок на память насчёт разговора с Региной о расширении в другом помещении, сказала я. Резон в словах Валеры есть — и очень даже такой основательный. — Ещё что он сказал?

— В связи с этой же миграцией Валера подумывает вернуться на работу в полицию. Сюда.

— Что значит — сюда?

— Ну, он работал в том городке, рядом со своей деревней, когда вернулся после развода, а теперь хочет здесь — в нашем городе. Сказал, что, когда миротворцы под боком, ему как-то спокойней.

Внезапно обнаружила, что мне нравится не только думать о Валере, но и узнавать о нём больше и больше. Обозвав себя дурой, напомнила себе же, что мы тут, в городе, как на атомной бомбе, сидим с этими нелегалами… Выдохнув, спрятала бумаги в шкаф под замок и подошла к Аделии.

— Аделия, я уйду пораньше.

Только хотела сказать, что мне нужно отдохнуть, как она бесцеремонно перебила:

— Конечно, иди! Я же помню, что ты сказала про мобильный! Иди, покупай, а то без связи совсем швах! Я магазин закрою, а завтра приду пораньше.

Стараясь не слишком округлять на коллегу (или уже подружку) глаза, я не спеша вышла на улицу, сопровождаемая фыркающим от смеха Димычем. Успокоившись к концу улицы, брат деловито сказал:

— А вот теперь подробней: где ты мобилу посеяла?

— У меня её отобрали, — рассеянно сказала я, переходя дорогу к остановке.

Новый упорный взгляд в спину заставил оглянуться уже возле светофора.

Пытаясь не слишком глазеть, а только коситься, я негромко сказала:

— Димыч, не оборачивайся. За нами идёт телохранитель Лены…

Глядя вперёд, он спокойно осведомился:

— В каком он сейчас месте?

— Застрял на красном свете.

Через минуты две мы сидели, развалясь, на скамье под навесом остановки и ели мороженое, следя за проходящими людьми. За эти две минуты, стоя в небольшой очереди, Димка позвонил Олегу и сообщил о слежке. Теперь, вместо того чтобы ехать домой, приходилось ждать миротворцев. Зато можно без помех рассказать брату о вечернем и ночном приключении. Хотя которое из них было пострашней, я бы сейчас не сказала. Разве что утреннее? Димыч, забыв о мороженом, сидел, слепо глядя в асфальт. Когда я закончила историю своих скитаний, он спокойно сказал:

— Будет возможность — убью этого Дира.

Он будто дал сигнал, и мы одновременно скосились на телохранителя, который, стоя у киоска с пиццей, изображал, будто кого-то ждёт. И одновременно усмехнулись.

Вовремя подошёл троллейбус, на который мы сорвались со скамьи в последний момент и уже в салоне прилипли к заднему ветровому стеклу, наблюдая на гиеньем лице злость, которой телохранитель сдержать не сумел.

— Вот дурак-то, — радостно сказал Димыч. — Хотя это и хорошо. Ингольф теперь его ни за что не упустит.

Ингольф стоял за спиной телохранителя, одетый обычным горожанином, да ещё с пакетом винограда для небесных птиц. Изображал посланного на рынок мужчину. И жёстко следил за гиеной.

Четырнадцатая глава

Я проснулась в два ночи и поняла, что следующий час мне предстоит бессонный. Слишком свежей себя чувствовала, выспавшейся. Вспомнила все известные мне приёмы избавления от бессонницы: выпила водички — не вышло, постелила покрывало на полу и полежала минут пять на спине. Увы… Пришлось встать и пойти на кухню. Чай — вещь хорошая во все времена. Я вскипятила воду и заварила ромашку. Унесла добычу в комнату и села за стол с книгой. Час так час. Хоть с пользой проведу.

Угу. С пользой. Светлый круг от настольной лампы мягко лёг на страницы открытой книги, но читать… Я потушила лампу и встала у окна с чашкой чая.

Неясная тревога продолжала грызть меня, хотя всё, кажется, было неплохо. Вроде теперь и с работой я должна быть спокойной, и с небесными птицами тоже, потому как они сейчас отняты у гиен и находятся под охраной миротворцев… Что же беспокоило-то?

Раньше я как-то не очень обращала внимание на упоминания о том, что беспокойство может появиться совсем бессознательно, независимо от понимания человека. Но сейчас испытывало именно это странное впечатление. Я тревожусь. Но почему? Очень хочется позвонить Олегу и узнать, всё ли у них в порядке…

Я вздрогнула.

В дверь поскреблись.

Секунды смотрела на дверь, а потом подошла и, включив верхний свет, открыла.

Димыч. С подушкой в руках и одетый. Пробурчал:

— Я у тебя посплю, а то никак.

И решительно прошагал мимо меня к единственному креслу в комнате, на котором я сама недавно спала, когда в моей комнате пряталась Лена.

— Помочь разложить? — тихонько спросила я.

— Не надо, я так поваляюсь, — снова проворчал он. Покосился на чашку на столе. — Хм, у тебя тоже не получается заснуть?

— Есть немного.

— Лидк, страшно было?

— Димыч, мне как-то страшней, что завтра будет.

— Ух ты!.. У тебя предчувствия, да? — Братишка даже уселся в кресле прямо, таращась на меня спросонок.

— Не знаю… Можно ли такое назвать предчувствием? — вздохнула я. — Может, просто взбудоражена всеми этими… приключениями? А ты-то что?

— Я… — задумался Димка. — Понимаешь, я только начал спать и вдруг до меня дошло. Нет, Лидк, ты сама подумай… Другой мир соприкоснулся с нашим. Нет, ты и правда представь! Мы-то ничего не замечаем, а кто-то из них первый вошёл сюда, пропал в разрыве этих границ и увидел, что здесь по-другому. А в его родном мире кто-то пожаловался, что пропал… ну, житель, и появились миротворцы, чтобы отыскать его.

— У меня полное впечатление, что ты не договариваешь, — насмешливо заметила я.

— Лид, ну вот ты скажи честно: тебе бы хотелось попасть в их мир?

Вопрос озадачил. Я всё-таки не из тех заядлых путешественников, которым хлебом не корми, а только бы путешествовать. В идеале моя жизнь лично мне представлялась так: бесконечная дорога на работу и домой, а по дороге — в магазин. Мне этого достаточно, чтобы сказать, что я и так неплохо путешествую.

Мы снова выключили свет и некоторое время сидели в темноте, тихонько разговаривая о своих впечатлениях от недавних двух дней. Димку больше всего интересовал вопрос о Дире.

— Если он муж Лены, то почему?.. — поражался он.

— Может, позавидовал? — пожимала я плечами. — Он стал приживалой, а она осталась небесной птицей. Он стал способен только на гадство, которое прячется у него в когте. А она продолжает выполнять желания и делать красивые вещи.

— Но как он сумел вернуться в форму небесной птицы? Миротворцы же сказали, что это невозможно! Не понимаю…

— Он шептал про Эрика. Мне кажется, Дир вызывал в себе воспоминание о том времени, когда он любил сына. И вообще… Помнишь, что он потребовал отдать ему Лену? Заметь, они уже знали, что мы нашли Лелля. Но Дир потребовал в первую очередь именно её. Думаю, он до сих пор любит её. На свой лад.

— Псих, — пробормотал Дима в недоумении. — Разве так можно любить? Он же Эрика бил, мучил. Ему было плевать, что жене пришлось представляться женой другого… другой гиены! И это любовь? Неужели… Лид, неужели такое и у людей бывает?

Заснули с приближением рассвета. Первой проснулась я и, не открывая глаз, попыталась вспомнить, что видела в последнем сне — возможно, пророческом. Мелькали смутные тени, в которых изредка пролетали знакомые образы и ситуации, но поймать ни один из них не получилось.

Встали в один момент, и Димка сразу побежал «забивать» первым ванную комнату.

Так вышло, что, не сговариваясь, из дома на работу вышли пораньше. Даже мама удивилась, но похвалила вслед, что так серьёзно относимся к работе, пусть для младшего она и временная. На улице Димка, разгорячённый, даже предложил взять такси, чтобы побыстрей добраться до магазина и перестать психовать, но я покачала головой: пятнадцать-двадцать минут ничего не решают.

Ехали, засев в заднем салоне троллейбуса, причём вскоре я поймала себя на мысли, что мы оба сидим, развернувшись ко всему троллейбусу, чтобы все пассажиры оказались на виду. И каждого входящего что я, что Димыч внимательно осматриваем.

Я ткнула локтем братишку.

— Дим, ты кого ищешь?

— А? — от неожиданности спросил он. А потом виновато усмехнулся, сообразив, что мы делаем. — Я — небесных птиц. А ты?

— Хм. А я — гиен. А почему небесных птиц?

— Ну… Они красивые, как картинки. Всё время хочется смотреть, — смущённо сказал Димка. — А ты — почему гиен?

— Чтоб не пугаться, если резко столкнёмся.

И всё. Улыбнулись друг другу и замолчали до конца поездки. Только гиен я уже не выглядывала, а рассеянно смотрела в окно, раздумывая: «Я ищу гиен, заранее настроившись на опасность. Димка — высматривает небесных птиц, хотя прекрасно знает, что в городе их сейчас нет — все они в квартире Олега. Но высматривает. Я трясусь от страха перед гиенами, получается? А Димка их не боится, потому что вплотную не встречался? Хотя почему — не встречался? Он видел их у старого цеха… Но всё равно. Меня тянет на опасность, а его — на прекрасное. — Я вздохнула. — Стоит ли ему напоминать, что он может напороться на гиен, высматривая своих небесных птиц? Будет жестоко, когда его желание увидеть прекрасное столкнётся с безобразным… Правда, есть обычные гиены, и они не виноваты, что так выглядят…»

Но троллейбус остановился в очередной раз, и мы вышли.

По улице шагали, не сговариваясь, ближе к домам, в тени, чтобы нас не было видно от магазина. Зачем? Я шла и удивлялась: то самое странное впечатление тревоги не собиралось оставлять нас — возможно, поэтому мы прятались? Когда дошли до нашего дома с магазином, Димка спохватился:

— Лид, мы хотели посмотреть тебе мобильный!

— Время раннее, — напомнила я. — Потом посмотрим, в обед, например. Домой неохота, так хоть будет повод погулять.

— Это ты хорошо придумала, — успокоился брат. А когда до двери магазина осталось совсем чуть-чуть, добавил: — Чёрт… Очень хочется позвонить Олегу, чтобы узнать, как у них там. Лида, ты перестала тревожиться?

— Сама не знаю, — пожала плечами я. — Движение, скорее всего, успокоило. Я теперь вообще думаю, что бессонница у меня была, потому что я перенервничала во время всех этих событий.

— Может быть, — с облегчением выдохнул Димыч.

Мы договорились выйти из дома так, чтобы оказаться в магазине ровно без минуты. Переглянулись, когда поняли, что дверь открыта. Неужели небесные птицы своими шалями умеют даже перевоспитывать человека? Стало смешно. И, улыбаясь, я спустилась за братом в помещение.

С порога услышали негромкую песенку и подняли брови при виде Аделии, взявшейся за веник. Она разогнулась, услышав наши шаги.

— О, привет! Вы сегодня поздно!

Мы снова переглянулись, удерживая улыбки: нас ещё и косвенно отругали!

И рабочий день покатился своим чередом. Покупателей было не так много, как тогда, когда в кладовке пряталась Лена, вывязывая свои магически шали, но всё же достаточно, чтобы выручка снова превышала обычные дни — до появления небесных птиц.

Где-то часа через два я велела Аделии не вставать от кассы, а сама подхватила мусорную корзинку и понесла её к контейнеру. Пока шагала до него, порадовалась, что сидим в цокольном помещении: на улице становилось ощутимо жарко, а стоило выйти на солнце — и кожу рук чувствительно припекало, и даже довольно частые облака не спасали положения.

Вернувшись, я вздрогнула от шипящего из-за попытки кричать шёпотом вопля:

— Лида! Быстро!

Аделия сидела за кассой, рядом застыл испуганный Димка, поглядывая на мобильный телефон в её руках, который она держала так, словно вот-вот выбросит.

— Что? — поневоле тоже шёпотом спросила я, подходя.

Зажимая мембрану телефона, Аделия быстро сказала:

— Это с твоего телефона! Они сказали, чтобы я тебя позвала, и тогда, возможно, они вернут твой телефон! Голос такой жуткий.

Интересно, несмотря на закравшийся в сердце страх. Аделия испугана и очень сильно: она редко когда говорила так сумбурно и непоследовательно. «Они сказали», но «голос очень жуткий». Я помедлила и протянула ладонь, куда напарница осторожно вложила своё мобильный.

— Алло, — снова помедлив, сказала я.

От голоса Дира меня аж шатнуло — таким разъярённым он был и в то же время держащим эту ярость под страшным усилием.

— Зрячая… Мы поймали шестерых людей. Они наши заложники. Ясно? Мы привезли их в тот дом, откуда ты похитила моего сына. Мы хотим выменять их на Лену и Эрика. Для переговоров ждём миротворцев.

Чётко и без реверансов.

— А что будет с людьми, если… — медленно начала я, вот теперь точно холодея от ужасающих предчувствий.

— Наш естественный яд неизвестен на Земле, — ухмыльнулся Дир. — Так что никто не заподозрит нас в странной смерти этих шестерых. Да и нет нас здесь, в вашем городе. Не легализованы ещё. И никто не видел, как они были похищены. Звони, Зрячая. Иначе будет поздно! — уже не скрывая угрозы, бросил Дир. — О первом этапе переговоров будем договариваться через твой мобильный!

И отключился.

Я машинально протянула телефон Аделии, которая покорно приняла его.

— Лида, — осторожно позвала она. — Что случилось? Они не хотят отдавать мобильник? Да наплюй на него! Сегодня же заблокируй — мы созвонимся с оператором…

— Да нет, — пробормотала я под пристальным взглядом брата, сама пытаясь соединить мысли в кучку и сообразить, с чего начинать. — Всё нормально.

— Слушайте, — вдруг решительно сказала Аделия. — Что вы от меня скрываете? Вы не молчите. А вдруг и я чем-то смогу помочь?

— Дело очень запутанное, — неопределённо сказала я. — Начать придётся мне — со звонка. Димыч, давай свой мобильный. Пока будем общаться через твой.

Я позвонила Олегу и пересказала угрозы и требования Дира.

— Я ничего не решаю, — напряжённо отозвался Олег. — Пусть с ними и в самом деле говорят миротворцы. У меня есть номер твоего телефона, так что Аскольд будет говорить по нему. Пока в этой ситуации хорошая новость только одна — прибывают первые отделения спецназа. Плохо, что мы почти не знаем расположения того дома в посёлке. Но, думаю, время его изучить будет, пока Ингольф и Аскольд переговариваются с Диром. — Он помолчал, а потом с жаром высказал: — Они там вообще с ума посходили, что ли?! Нашли чем заняться — похищением людей! Интересно, а его хозяин в курсе, что делает его подчинённый?! Лида, ты подожди немного, я сейчас переговорю с миротворцами, а потом снова перезвоню.

Я настроилась терпеливо ждать результатов его переговоров, но позвонил он минут через пять и сообщил, что уже сейчас едет с миротворцами в посёлок. Гиены сказали, что помогут им доехать, объяснив дорогу. Олег добавил, что хотели оставить Ингольфа охранять небесных птиц, но решили, что это в связи с ситуацией необязательно… Я хотела спросить: а он-то зачем едет? И заткнулась, вспомнив что при миротворцах он единственный Зрячий.

Когда мы с Олегом закончили разговор, Аделия, проводившая очередную покупательницу, села на место возле кассы и решительно сказала:

— Давайте, рассказывайте! Моим телефоном попользовались — я же должна знать, что вы в каком-нибудь преступлении не замешаны!

Мы попросили у неё разрешения посовещаться и отошли к двери.

— Она права, — сказал Димыч, косясь на напарницу. — И не в том, что мы сейчас пользовались её телефоном, — это случайно так вышло. Лида, она нам пригодится в следующий раз, когда нам бежать надо будет. Ты же не хочешь работы лишиться? А она — будет всё знать, посидит за нас. Ей же будет любопытно.

Доводы брата мне показались убедительными. Кроме них я присоединила свой довод: если в будущем Земля постепенно станет легальным местом жительства для магических существ, Аделия просто счастлива будет, узнав о них заранее.

Когда мы подошли к ней, я сказала:

— Мне надо позвонить по телефону брата, а Димыч пока тебе начнёт всё рассказывать. Если у тебя останутся вопросы, спросишь меня, ладно?

Она кивнула, явно заворожённая сверхсерьёзным тоном моего голоса, и брат уселся перед ней и негромко заговорил. А я снова отошла к двери, где между лестницей и витриной образован был маленький закуток, спрятаться в котором нельзя, но поговорить так, чтобы не было слышно в магазине, можно. А звонить я собиралась Валере. Не знаю, почему, но тянуло рассказать ему о ненормальной ситуации немедленно. Да и помнила я, что у него третьи сутки отдыха перед дежурством. Так что поболтать можно.

— Добрый день, — поспешно заговорила я, едва он отозвался. — Валера, у нас это… нестандартная ситуация. — И пересказала требования Дира.

— Вот как, — задумчиво сказал Валера, а потом словно запнулся. А потом одно-единственное словечко — да ещё какое! — у него вырвалось, но замолк он конкретно и надолго. Наконец появился — будто выстрелил: — Кто туда едет?

— Олег с миротворцами.

— Уже?

— Уже.

Я не стала спрашивать, что его взволновало до такой степени, что он матюгнулся.

— Ох я и прокололся!.. — с досадой выдохнул он. — Теперь о небесных птицах в городе знаете только вы — ты и твой брат?

— Да, а что?

— С чьего телефона ты звонишь?

— Брата.

— Лида, у тебя есть возможность поехать к дому с небесными птицами и оттуда сообщить мне его адрес? Визуально-то я помню, где они находится, но мне надо будет передать адрес знакомым ребятам из полиции. Не бойся, это будет неофициально, да и я сам через час подъеду.

— У меня есть возможность! — вскрикнула я, болезненно чувствуя своё бунтующее сердце. — Но, Валера, что происходит?!

— Возможно, это последствия моей работы — профдеформация, так сказать, когда подозреваешь всех и во всём… Но увидеть ситуацию со стороны всегда полезно, — пробормотал он, то и дело пропадая — наверное, садился в машину. — Возможно, я преувеличиваю, Лида, но боюсь, вы слишком рано оставили небесных птиц в одиночестве. По мне ситуация выглядит так: я вчера лоханулся и не посмотрел, нет ли за нами «хвоста». А ведь для приживал, как вы их называете, это естественно — проследить, куда повезли их — уф, язык не поворачивается их так назвать! — сородича, то бишь Эрика. Так что хватайте с братом такси и мчитесь к дому, чтобы хотя бы понаблюдать, не случилось ли беды, а то и проследить, куда их повезут, если оправдаются мои дурацкие предположения. А я тем временем пошлю по адресу своих знакомцев. Там и встретитесь. Только прошу, Лида, не лезьте ни во что! Слышишь?! Удачи, Лида!

— Удачи, — пробормотала я растерянно.

Мне показалось, что в маленькую секундочку, пока он отключался, я услышала: «Господи, куда я их посылаю?!»

Я сжала в руках мобильник Димки и постаралась успокоить дыхание. Валера прав. Куда он нас посылает… Но и небесных птиц оставлять без присмотра нельзя. Они беспомощней нашего здесь, на Земле. Закрытые в квартире, не умеющие драться. Да и что они, хрупкие, против гиен с их когтями? Блин, швабру, что ли забрать из магазина?

Но если Валера прав, и миротворцев специально увели от квартиры, то у нас с Димкой есть шанс успеть до приезда гиен и, если не забаррикадироваться, то уж сделать так, чтобы те не прорвались в квартиру.

И я начала думать. Такси у нас останавливается рядом с мебельным, где и все машины, кроме тех, что возят товар по магазинам. Добежать туда — минуты не будет.

— Аделия, — сорвалась я с места и начала кидать в сумку мотки ниток прямо с витрины, — мы потом доскажем, ладно? Лена в опасности! И сосчитай, сколько я беру пряжи — она нам необходима для дела!

— Бегите, конечно! — ужаснулась Аделия, и я схватила брата за руку и потащила к выходу. Ой, как хорошо, что взяла с собой деньги! А для Аделии — будет она или не будет нам в будущем помогать, я ещё одну шаль точно отдам!

На бегу я пересказала сообщение Валеры Димычу, и того здорово проняло.

— Вот блин! — от души выругался братишка. — А мы и не подумали! И знакомых нет таких, чтобы драться умели! Лидка, что будем делать?!

— Посмотрим на месте, — сказала я, задыхаясь от бега и выглядывая свободное такси. — Димыч, вон то, кажется, можно занять!

— Что значит — посмотрим на месте? — недовольно спросил брат.

— Зайдём в подъезд и пойдём по лестнице. Как доберёмся до нужного этажа — выглянем. Если никого нет — можно будет спрятаться в квартире. А потом приедут друзья Валеры — они наверняка быстро подойдут…

— А, это хорошо, — выдохнул брат, открывая мне дверцу, а потом плюхаясь назад.

Привычное положение: когда торопишься — транспорт, как назло, обязательно еле ползёт, тормозит изо всех сил.

По дороге Димыч позвонил Олегу и чувствительно важно сказал:

— Это нетелефонный разговор, поэтому буду говорить кратко! Звонил Валера. Мы едем к тебе. Предупреди Лену, что мы вот-вот появимся. Ну, чтобы не испугалась. Они сумеют нам открыть? Ну и хорошо. Всё.

Въезжали во двор нужного дома — я быстро расплатилась, и мы с Димкой выскочили из машины и сломя голову помчались в подъезд. Лишь разок задрали головы — посмотреть номер дома… Нам не повезло. Домофон не отвечал — или небесные птицы им пользоваться не умели, или боялись подойти без своей охраны. Как попасть в подъезд, когда вот-вот подъедут гиены, а то и уже находятся внутри? Мы перепсиховали изрядно, пока из подъезда не вышла женщина.

Мы даже спрашивать не стали ничего, поднырнули под её руку и бросились вперёд. Надеюсь, не слишком сильно её напугали.

Между лестницей и лифтом остановились в нетерпении.

— По лестницам слишком долго! — быстро сказал Димыч. — Давай на лифте до предпоследнего этажа, а потом спустимся!

— Давай!

Из предосторожности мы поднялись на два этажа выше и затем втихаря спустились, приглядываясь и согнувшись через перила, как там, на нужной нам лестничной площадке. В подъезде светло, хоть солнце не с этой стороны, и пустынно, пахнет сухим бетоном лестниц… И тут на меня нахлынуло то самое чувство, которым Димка поделился со мной среди ночи. Обыкновенный подъезд: лифтовые кабины, лестничные площадки, квартирные двери — и за одной из них пришельцы из иного мира. Подъезд мгновенно стал чужеродным местом…

— Никого! — обрадовался Димка и поскакал по последней лестнице. — Давай быстрей, пока лифт молчит.

— А ты его вызови и заблокируй на время, пока нам дверь не открыли, — всё так же задыхаясь от переполняющих эмоций, посоветовала я.

Пока Дима занимался бытовым хулиганством, я позвонила в дверь Олеговой квартиры. Выждала. Тишина. Через минуту мне поплохело от этой тишины. Неужели Валера оказался прав и гиены уже увезли небесных птиц в своё логово?!

Будто услышав мои панические мысли, Димыч за спиной сказал:

— Гиены не знают номера квартиры! Небесные птицы здесь! — И, сунувшись к косяку со стороны дверной ручки, глухо позвал: — Лена! Лелль! Это мы — Лида и Дима! Пришли посидеть с вами! Откройте!

Едва слышный стук — и дверь открылась.

— Привет! — улыбнулась я и оглянулась на Димку. — Освобождай лифт!

Димыч быстро убрал с порога свою сандалию и бегом влетел в квартиру.

Нас встретили встревоженные Лена и Лелль, а из комнаты выглянул Эрик. При виде меня он обрадовался, но моего брата неожиданно застеснялся и спрятался в комнате, откуда доносилось повизгивание. Заглянув поздороваться с Ариной, мы улыбнулись: она сидела на полу, играя с щенком. Но улыбнулись мы не её игре, а тому, что увидели в ней: маленькая гиена пропала. На нас снова смотрел сияющий ангел!.. Засмущавшись наших взглядов, девочка отвернулась, а мы быстро ушли снова в прихожую.

Для начала мы оглядели квартирную дверь. Она была с двумя замками, но без цепочки или металлической щеколды. Я всё ещё думала, как укрепить дверь, но Дима сразу спросил Лену о другом:

— Как могут вычислить приживалы, где вы живёте? Нам бы продержаться до приезда приятелей Валеры, а для того надо знать о приживалах.

— Они выглядят как звери, — сказала я. — Как у них с обонянием?

— Дир может учуять меня, — тихо сказала Лена. Её нарядили в лёгкое простенькое платьице, и без привычного костюма она выглядела ещё более хрупкой.

Лелль же был одет в то же самое, что я для него купила: джинсы и в футболку — и смотрелся обычным горожанином. Именно он и сказал:

— Обоняние у них не такое, как у собак, о которых рассказал нам Олег, но родных они чуют. Дир может распознать запахи Лены и Эрика. Мой запах для него чужой. И запах Арины — тоже.

— Лифт как уехал, так ещё и не гудел, — заметил Димыч, стоявший у двери. — Может, попробовать диверсию устроить.

— Выбирай слова, — велела я. — Это не диверсия, а маскировка.

— Один фиг, — сказал Димка и бросился в ванную комнату.

— Что ты хочешь сделать?

— Надо найти что-то с острым ароматом, чтобы перебивало запахи.

— Уксус! — сообразила я. — Он должен быть на кухне.

— Ищи уксус, я пока наберу воды. Тряпку уже вижу. О, вот и щётка!

Нашли уксус и влили половину бутылки в тазик с водой.

Стало как-то судорожно весело. Сначала детишки: горящий любопытством Эрик и жутко стесняющаяся Арина — ходили за нами по пятам, таская с собой на поводке такого же любопытного щенка. Потом Димыч осторожно вышел на лестничную площадку и быстро махнул щёткой на длинной ручке, всунув её в таз, а потом щедро проведя уксусную полосу сначала перед нашей квартирой, а потом перед всеми квартирами этажа.

— Вот теперь пусть нюхают! — громко и злорадно проворчал Димыч.

Лелль сторожил возле лифта, прислушиваясь, не поднимается ли он, а Лена сторожила детей, рвущихся посмотреть, что такое интересное мы устраиваем. Под конец Дима встряхнул воду с щётки на одну лестницу, затем — на другую. И бегом кинулся в квартиру, запихивая остальных туда же.

Успели вовремя. Нет, не гиены появились. Зазвонил телефон брата.

— Да? Ага, Валер, мы в квартире. Уже едут? Замечательно! — засиял брат. — Пусть они в квартиру не звонят, ладно? Пусть мне звонят по мобильнику! Адрес им передай.

Мы быстро прибрали пролитую в спешку воду в ванной комнате и в прихожей, после чего положили все инструменты, послужившие делу маскировки, на место. Собрались в комнате, и Дима уже спокойней объяснил, почему устроена такая суматоха.

— А что? — задумчиво сказал Лелль, глядя на сестру. — Приживалы и в древние годы отличались коварством. Возможен и такой вариант: люди и в самом деле похищены, но оставлены связанными в том доме. Не для того, чтобы их выручать, а для того, чтобы с ними миротворцы потеряли время.

Лена как-то сникла и присела к детям, чтобы погладить щенка. Кажется, малыш помогал ей успокоиться. И тут я обратила внимание, что ни Лелль, ни Лена вязанием не занимаются. И нерешительно сказала:

— Лена, я привезла нитки. Зря? Или понадобится?

— Где?! — вскинулась она, а за ней и Лелль, и я побежала за пакетом в прихожую.

Пятнадцатая глава

Кажется, я поняла, почему небесных птиц в их мире становится всё меньше, в сравнении с приживалами. Теоретически поняла. Соблазны касаются даже их. Поэтому в семьях небесных птиц могут родиться приживалы — или стать ими, взрослея. А вернуться в прекрасную ипостась, владеющую магией, тяжело. Приживалами жить легче: можно желать лишнее, можно есть лишнее, можно приобретать лишнее… Впрочем, об этом уже говорили. Миротворцы, кажется.

Лену повелитель её бывшего мужа заставлял есть обычную пищу, тяжёлую для небесной птицы, чтобы она могла проникнуться его желаниями. Оскорблял её. До рукоприкладства не доходило. Даже эта гиена помнила, что таким образом, причиняя небесной птице физическую боль, он буквально в секунды получит тварь дрожащую — приживалу, бесполезную для него.

Вот что, как выяснилось, было необходимо, чтобы выполнить желание. Понять другого. Пожелать того же, что и желающий. Влить свою магию в мысли другого. Поэтому молодые гиены и напоили мальчишку Эрика, чтобы он почувствовал их желание убивать и жечь, как своё личное. И чтобы ему это понравилось.

Даже с нашей помощью Лена приходила в себя с трудом. Её сон, когда она поела привычной для небесных птиц пищи, был восстановлением, причём которому мы с Димой, сами того не понимая, помешали небесной птице, неожиданно для Лены принеся обессиленную, выжатую молодыми гиенами почти до последней капли магических сил девочку Арину. Лене пришлось «спать» очень долго, восстанавливая уже обеих. Тем более Арину, деградирующую в приживалу, небесной птице поначалу вообще пришлось вытаскивать ещё и из этой пропасти.

Эрику было легче: отец присматривал за ним. И, хоть обращался с ним не столько жестоко, сколько жёстко, всё-таки старался держать его в форме.

Шали у Лены отбирали именно поэтому. То есть вязать-то ей разрешали, но готовую вещь отбирали сразу. Боялись, что она втихомолку выполнит желание миротворцев найти похищенных. Поэтому не заставляли вязать на себя: мало ли какое желание она вплетёт в вязание, кроме необходимого гиенам?.. Похитителям достаточно было и того, что небесная птица просто находится рядом. Лена сильная. Её магия на их желания срабатывала мгновенно.

… Пакет с нитками Лена почти выхватила у меня из рук и побежала к столу, так и оставленному посреди комнаты. Здесь её дожидался Лелль. Встал и подошёл к столу Эрик. Арина некоторое время наблюдала за тем, как пакет перевернули и вывалили его содержимое на столешницу, а потом неуверенно встала с коврика, на котором сидела, гладя щенка, и приблизилась к столу.

Димыч остался в дверях, чтобы прислушиваться к входной двери и заодно смотреть на то, что будут делать небесные птицы.

А Лена уже схватила спицы, быстро окинула взглядом разноцветные мотки, напряжённо оценивая их. Лелль забрал один и, вытянув изнутри нить, протянул сестре. Тихонько застрекотали спицы, а Лелль продолжал разбираться в мотках, решительно сдвигая их в разные стороны и образуя группы определённого цвета. Эрик поднырнул под его руку и, словно рабочий на конвейере, принялся быстро и явно заученно резать небольшим ножом нити из группы мотков слева. У четвёртой стороны стола встала Арина, притаившись, но явно не потому, что боялась — выгонят, а приглядываясь, что делают небесные птицы.

Взглянув в её глаза, я невольно улыбнулась: восхищённый маленький ангел смотрел на движение разноцветных нитей в руках других небесных птиц с таким желанием сделать что-то подобное, что Эрик, раз подняв глаза, бросил девочке один моток и кивнул на свои руки. Я быстро сбегала на кухню и принесла ещё один нож. Кажется, небесным птицам резать нити и правда легче ножом. Ещё я заметила одну вещь: седые волосы Арины были заплетены в косу, очень жёсткую из-за седины. И косичка не такая, как мы обычно заплетаем, и даже не «колосок» или что-то другое. Коса была широкой, плоской и похожей на часть Лениного вязания из изысканных узоров. Тоже магия?

Щенок решительно направился к столу.

Я подскочила и взяла его на руки. Не помешал бы.

Лелль как будто услышал.

— Не помешает, — быстро улыбнулся он, не глядя, сосредоточенный на вплетании в появляющуюся полосу обрезков, которые теперь ему подбрасывали дети с обеих сторон. Кажется, небесная птица отлично замечал происходящее боковым зрением.

— А говорить можете, пока плетёте? — осмелился спросить Димыч.

— Можем, — откликнулась Лена. — Это только начало бывает трудным, а потом всё по инерции — магия тянет сама за собой.

Брат оглянулся на дверь и шагнул в комнату.

— Значит, спрашивать можно? — жадно спросил он.

— Можно.

— Пока ты была у нас, ты вязала только шали.

— Поняла. Это было воздействие на желания определённых людей. Сейчас, когда рядом брат, мы можем распространять желание помочь нам на всех, кто только может быть так или иначе причастен к нам. Сейчас… мы не знаем тех людей, которых схватили нелегальные приживалы, но выполняем их желание освободиться.

— Зачем? — с недоумением спросил Димыч.

— Их желание косвенно отвечает нашему. Если их освободят раньше, чего и они хотят, миротворцы вернутся, чтобы снова охранять нас. Кроме того, Лелль вплетает нити в моё полотно, выполняя желания тех людей, которых Валерьян Иваныч попросил помочь нам. Если они опаздывают из-за обстоятельств, которые им мешают, их желание освободиться от этих обстоятельств — конкретное желание! — будет выполнено.

— Лелль, — не удержалась и я, — а ты искал Лену, пока весь этот месяц был в городе?

— Конечно! — Он даже удивился моему вопросу. — Я постоянно искал сестру и Эрика. Это было легко. Меня нелегальные приживалы помнили по тому облику, который они знали, вытащив меня сюда. Но узнать меня в образе девушки никак не могли. Искали-то мужчину, но не женщину. Так что я воспользовался великодушием моей тогдашней хозяйки Натальи и время от времени уходил в город на поиски.

— Трудно было? — посочувствовал брат.

— Трудно. Я не знал, есть ли в городе миротворцы и Зрячие, которые знали о похищении. Ещё хуже, что Наталья не давала мне денег за помощь и я не мог купить пряжу. Я тоже вязать умею, — добавил он. — А брать те нитки, которые были в её квартире, я не мог. Они уже несли на себе информацию.

— То есть у Натальи нитки были, но из распущенных вещей? — уточнила я.

— Да. — Лелль улыбнулся. — Она очень бережлива.

Я усмехнулась про себя: ну-ну, будучи «очень бережливой», Наталья лишилась возможности получить задарма не просто дорогие вещи, но настоящие произведения искусства поразительной красоты.

Мы замолчали, только стремительно постукивали и тикали, словно большие часы, спицы в руках Лены, и шуршали нити, которые резали дети. Димыч неотрывно смотрел на бегущую из-под рук Лены узорную полосу, которая расцвечивалась руками Лелля.

— Ты хочешь ещё о чём-то спросить, — заметила Лена, бросив на меня короткий взгляд.

Мы с братом переглянулись. Кажется, мы оба хотели бы узнать о том, о чём стеснялись говорить… хотя бы при детях. При Эрике — особенно.

И всё же я сказала:

— Ну, я бы хотела спросить, но… Это касается Дира.

Честно говоря, я думала, что Лена расстроится от одного только озвучивания имени бывшего мужа, но женщина мягко улыбнулась, глядя на мелькающие в своих руках спицы и словно льющееся с них полотно. С той же улыбкой она взглянула на спокойного Эрика и сказала:

— Наши дети быстро вырастают во взрослых. Эрик знает всё. Мы не скрываем от детей, если что-то происходит в семьях небесных птиц. Дети должны знать всё, чтобы с ними не произошло того же. Наш мир, физический мир небесных птиц, ограничен. Мы знаем только свой город. Находится он в горах. Старинный. Там каменные дома, которые передаются по наследству, а заселены семейными родами. Город окружён садами и виноградниками, в которых мы сами работаем. За ними — зелёные долины, где мы пасём своих овец и ноддов (я улыбнулась, вспомнив, как описал ноддов Эрик: большие и на них кататься можно), которые и дают нам пряжу. Чтобы получить некоторые необходимые для жизни вещи, мы спускаемся в долину, в город приживал. Их город по своему устройству ближе к вашему. В нём люди живут… быстро и богато. Но для небесных птиц их жизнь… слишком суетлива. Поэтому мы обычно никогда не остаёмся в городах приживал надолго… Но не подумайте, что мы, ограниченные своим городом, и сами ограничены. Нет, такого нет. Мы часто путешествуем по мирам и другим местам нашего же мира. Всего лишь достаточно начать вязать — и увидеть. Ведь наше желание увидеть что-то новое, не несёт в себе жажды обладать чем-то… Однажды я и Лелль спустились в город приживал, чтобы купить лепёшки. Мы едим мучное — правда, редко, оттого оно слаще. Когда мы дошли до лавок, где продавец — наш давний знакомый, он же и пекарь, я почувствовала, что за мной идут. Мы чувствительны, — сказала она с той же мягкой улыбкой. — Лелль сначала решил, что следующий за мной горожанин настроен враждебно, хотя такое в нашем мире редкость по отношению к небесным птицам. Но я уже знала, что приживала — а, судя по взгляду, это был он, — заинтересован мной.

Я будто видела эту сцену наяву.

Лена и Лелль вошли в лавку торговца, а следом, чуть замешкавшись, вошёл Дир. Он оставался возле двери, стараясь не попасть на глаза Лене, но в то же время следил за нею так упорно, что она не выдержала и подошла к нему сама. Сначала хотела ласково спросить, не хочет ли он исполнения какого-либо желания… Но вгляделась в его лицо и сама взяла его, смущённого, за руку. По его лицу постоянно пробегали всполохи светлого, сминая гиенью маску и рисуя из неё смутное лицо более правильных черт.

В тот же день они увели его в свой город, чтобы добиться перехода личности приживалы на более высокий уровень — на уровень небесной птицы, чего хотел и сам Дир.

Разговаривая с ним, Лена с удивлением узнала, что родился Дир в ипостаси небесной птицы, но мать не захотела отдавать его в город птиц, считая, что сама сумеет воспитать ребёнка — небесную птицу. Может, и сумела бы, если б не жадность, присущая приживалам. Мать Дира едва дождалась, пока сын станет подростком — в этом возрасте небесные птицы уже умеют применять магию. Она просто завалила его собственными желаниями, чтобы жить удобно и комфортно. До верха блаженства добраться не сумела: потратив магические силы на обыденность, Дир окончательно превратился в приживалу. Изредка он чувствовал в себе всплески силы небесных птиц, но предпочитал помалкивать: знал, что небесные птицы не берут в свой город взрослых приживал. Ну и, естественно, знал о том, что мать немедленно сорвётся и снова пожелает чего-то материального.

Обречённый на угрюмое одиночество: уже не небесная птица, но и не приживала по духу (мать ограждала его от жизни в городе), — Дир часто блуждал в горах, то и дело инстинктивно сворачивая к каменным домам города небесных птиц. Он исподтишка следил за его жителями, а возвращаясь домой, пробовал снова и снова стать одним из них. Но, чтобы быть полноценной небесной птицей, надо знать ограничения и уметь закрываться от желаний города. А едва он накапливал силы для перехода на новый уровень, мать, видевшая, и не просто видевшая, а даже тщательно отслеживавшая все изменения в сыне (что было легко — достаточно только взглянуть на него!), тут же кидалась к нему уже не с желанием, а с требованием. Он пробовал жить вне семьи, но мать устроила скандал и уломала Дира жить в отцовском доме и только здесь, иначе для неё он станет неблагодарным сыном, для которого она столько сделала, а он не оценил! И он повёлся на этот нехитрый материнский шантаж, одновременно прекрасно осознавая, что уступает уже не столько ей, сколько себе, привыкшему к жизни в уютном доме и на всём готовом.

Но Лена потрясла его. Дир не впервые ходил за ней неотступной тенью, и в отличие от других небесных птиц он чувствовал в ней нечто близкое себе, хотя она-то была из чистокровных. И ради того, чтобы быть с нею рядом, он просто-напросто вообще не сообщил матери, что уходит в город небесных птиц. Он сознавал, что это трусость, но, кажется, поклялся себе, что делает не положенное небесным птицам в последний раз.

Его поселили в семейном доме, в отдельной комнате, и предложили всего лишь навсего делать всё то, что делает семья небесных птиц. И он ходил с ними работать на виноградники, в сады. Пас стада и участвовал в работе, когда стригли шерсть с животных, а потом проводили весь процесс превращения шерсти в нить. Поднимался на крышу старинного дома, чтобы сидеть, смотреть в небо и предаваться чистым мыслям о красоте мира, открывающегося глазам. Следуя наставничеству Лелля, учился вплетать отдельные нити в ажурное полотно, создаваемое Леной. Много гулял вместе с нею, проникаясь внешне простой, но полной волшебства жизнью.

Он изменился уже за первые две недели. Прорывающийся сквозь личину приживалы ангел перестал уступать. Лишь изредка по лицу Дира пробегала дрожь и тенью проглядывала желтоглазая морда. И тогда он решил, что пора поговорить с Леной.

Лена поначалу думала, что Дир хочет в город небесных птиц лишь потому, что мечтает стать одним из его полноправных горожан. Она в первую встречу увидела в его глазах только тоску по несбыточному. И сообразила, почему он не сознавался в этом. Да, неписаный закон о том, чтобы взрослых приживал с искрой небесной птицы не брать в город, существовал. Взрослый приживала с трудом мог отрешиться от привычек, уже закрепившихся в его сознании. А именно эти привычки и являлись главным препятствием на пути к становлению небесной птицей. И вдруг Дир ей признаётся в чувствах. Грубовато, страшась и маясь от неумения говорить с женщиной-птицей.

Она согласилась стать его женой. И ей пришлось пережить два страшных периода в совместной жизни с ним.

Первый период — несколько месяцев после свадьбы. В городе приживал уже давно принята система официального оформления брака. В городе птиц существовал всего лишь древний обряд соединения любящих душ. Сначала Дир не осознал, что их свадьба не даёт ему права называть Лену своей. Он пылал от эйфории, что стал равной ей настолько, что она согласилась стать его женой. Но эйфория схлынула, когда он понял, что брачный обряд небесных птиц включает условие, что один из супругов вправе разорвать связь, не говоря о причине разрыва… Дир оказался страшно ревнив. Он тут же придумал себе недолгое житие с небесной птицей и её легкомысленный уход к кому-нибудь другому. И сбежал от Лены в великой ярости и глубоком горе: едва проснулась ревность, он мгновенно обернулся приживалой. Униженный мгновенным оборотничеством, он вернулся к матери и закрылся в её доме, не желая видеть кого бы то ни было… Лена сама пришла к нему. И мягко объяснила, что, несмотря на условие брачного обряда, среди птиц пока не было прецедента с разводами… Она увела его из дома, хотя вслед летели проклятия его матери, которая сначала умоляла небесную птицу выполнить хоть одно её желание — в качестве теперь уже принадлежащей к их семейному клану. Но Лена была спокойна и только мягко улыбалась, ведя за руку смущённого Дира, отворачивающегося от неё. В городе птиц он вернулся к ипостаси мага очень быстро.

Второй период — появился Эрик. И началось заново. Дир искренне не понимал, почему его ребёнок не может иметь множество одёжек, закупленных его матерью в качестве детского приданого. Лена объяснила: мало одежд не значит, что ребёнок нищий. Это значит всего лишь естественную закалку ребёнка. Скрепя сердце, Дир принял данное положение. Хотя Лена подозревала — ему пришлось принять существующий порядок из-за того, что он снова скатился в личину приживалы, что и убедило его: для ребёнка многочисленные и пышные одежды — излишество. Лена промолчала, что выход Дира в личину приживалы произошёл совсем не из-за одежды для младенца. Сам того не замечая, Дир проявил яркие черты той же ревности (мой ребёнок будет лучше всех!), а также собственничества (мне плевать, как одевают небесные птицы своих детей. Это мой ребёнок — и он будет одет так, как хочу я!). Потом пришла пора игрушек. Дир с пеной у рта доказывал: небесные птицы часто толкуют о творчестве, но какое творчество и воображение будут развиваться у ребёнка, если у него мало игрушек?.. Так он снова рухнул с небес на землю и в очередной раз ушёл пасти стадо ноддов на самое отдалённое пастбище, чтобы ни небесные птицы, ни его ребёнок не видели морды приживалы. А пришедшая к нему через три дня после его побега Лена в очередной раз объяснила, что творчество и воображение ребёнка не зависят от количества игрушек. Они зависят от интереса ребёнка к игрушке и от умения придумывать именно с нею различные истории. Если же игрушек слишком много, малыш чаще перестаёт фантазировать. Ведь он не успевает вокруг каждой игрушки придумать совместный мир и его правила… Лена сидела с Диром у вечернего костра, не боясь его звериной личины, и была счастлива, когда он осознал, о чём она говорит, и «вернулся».

Его прошлое прорывалось то и дело. Спокойная жизнь небесных птиц и вдумчивое творчество не удовлетворяли его, несмотря на то что он внутренне принимал законы этой странной для него жизни.

Однажды Лена вдруг поняла, что Дир уйдёт и не вернётся. Спонтанное прорицание свойственно всем небесным птицам. Женщина склонила голову и кротко приняла решение судьбы. Она сделала всё, что могла, вытаскивая мужа к себе из пропасти, куда он часто падал. Если мужчина решил, что не может находиться рядом с нею на равных, противиться судьбе она не будет.

И однажды он ушёл. Не сказав ни слова.

Его не было долго. Где-то с месяц. Лена примирилась с его отсутствием. Помогла семья. Нет, ей не помогали. Брат был рядом — этого достаточно, чтобы успокоиться. Вторую часть их старого, но крепкого дома занимала семья их младшей сестры, где Лена могла оставить сына, вынужденная уйти по делам.

А потом он вернулся — в последний раз. Уступая его горячей просьбе, Лена сделала всё, чтобы сын его не увидел. Она думала: они посидят немного, поговорят, решая общее будущее семьи. Заглянул брат, Лелль, приветливо улыбнулся Диру, хотя на том была личина приживалы. Брат даже подошёл, чтобы обнять его, как это делают в обоих городах — и приживал, и небесных птиц. Дир вроде дружески положил ладонь ему на плечо. А когда Лелль выпрямился, глаза были пустыми. Лена не поняла, что происходит, когда Дир метнулся к ней и царапнул по её запястью когтем, выскочившим из пальца.

Эрик послушно вышел за родителями и дядей, когда отец, которого он узнал, несмотря на маску зверя, предложил погулять за стенами города. Они вышли и не торопясь пошли по дороге, ведущей от города. Как только деревья скрыли каменные стены, навстречу им осторожно поползла машина. Небесных птиц заставили сесть в неё.

Лелль, будучи очень сильным, выполнил невысказанное вслух страстное желание сестры, чтобы он сумел освободиться от яда приживалы и сбежал. Но сбежал он в тот момент, когда машина на скорости влетела в чужой мир. Портал оказался в лесу по обе стороны двух миров. И уж кто-кто, а небесная птица умеет легко пропасть среди деревьев и кустов. Лелль места с порталом не успел запомнить, так как бросился со всех ног от машины, предполагая выручить сестру с ребёнком позже. Но в чужом мире пришлось не только прятаться. Машина оказалась стремительней легконогой небесной птицы. И, стараясь оставаться среди деревьев, Лелль не поспел за нею, потеряв затем из виду. Упрямо шагая по курсу, Лелль оказался в городе, где через три дня бродяжничества и ночёвок в тёмных углах скверов и парков встретился с белой ведьмой Натальей, которая и разглядела в нём «заблудившегося ангела».

Из семьи оставшихся небесных птиц Лена стала самой сильной, и главный мафиози забрал её себе, в то время как мальчика, Эрика, увёз в загородный дом его отец — Дир.

— Нас бы не хватились долго, — добавила Лена. — Начали искать, благодаря Арине.

— Как это? — поразился Дима.

— Просто. Её должны были перевезти в наш мир, и вдруг она пропала. А в нашем мире уже знали, что её надо ждать. Миротворец в вашем городе всегда один — Аскольд. Ингольф в это время был в нашем. Получилось так, что он узнал о похищении нашей семьи, а затем — о похищении Арины в вашем мире. Буквально притянув за уши, как говорят в вашем мире, две истории к общему знаменателю, миротворцы предположили, что оба похищения имеют отношение к вашему миру. Сначала они пытались найти Дира. Но даже в семье не знали, где он обретается. Небесные птицы собрались и попробовали помочь миротворцу найти нашу семью, Дира и Арину. Таким образом выяснили, что всех пятерых нет в нашем мире. Ингольф знал, что приживалам очень нравится ваш мир, и связался с Аскольдом. После чего оба миротворца убедились, что здесь, в городе, происходят странные вещи, явно связанные с присутствием нелегальных приживал. — Она замолчала, отдыхая от долгой истории, а потом заметила с улыбкой: — О последнем нам рассказал Олег. Как только миротворцы объединились, они замучили единственного Зрячего в городе. Но ему, как считает Олег, ещё и повезло. Однажды его увезли бегать сразу по нескольким городам, чтобы найти других нелегалов.

У Димыча от восхищения отвалилась челюсть. Боюсь, я оказалась немного туповата, так как не сразу сообразила, в отличие от брата, что Лена говорит о пришельцах из других миров. Зато проснувшееся любопытство позволило легко сказать:

— Если Арина не возражает, можно вопрос о ней?

Девочка помотала головой. Не возражает.

— Как тебя похитили? Небесных птиц же в нашем мире приживалы не видят!

— Я отвечу за неё, — спокойно сказала Лена. — Арина пока стесняется вас. Да, приживалы не видят небесных птиц в вашем мире. Но нелегалы сразу сообразили, что в семье, где росла девочка, родители не могли удочерить человеческого ребёнка (Приживалы ищут семейных только между своих, — отдельно объяснила она.), а за внешним обликом человека нелегалы не видели приживалу. Кроме всего прочего, на Арину родители смотрели с трепетом. А такое обычно происходит, когда в семье рождается небесная птица. Проследив за ней некоторое время, нелегалы удостоверились в своих догадках и похитили её. Если бы не молодые приживалы… В богатых семьях молодые разбалованы. Они жаждут приключений, которые заставляют играть кровь. Они дождались, пока Дир покинет загородный дом, и увезли детей развлекаться. Физически их не трогали, зная, к чему это может привести. Но сил выпили из обоих много.

— Лена, прости мне мой вопрос, — неуверенно сказала я и закусила губу. Вопрос, который я собиралась задавать, может задеть небесную птицу. — Ты можешь не отвечать на него. Просто ты… очень спокойная. Ты… простила Дира? Понимаешь, — заторопилась я объяснить своё любопытство. — Ты такая спокойная. В тебе я не вижу ненависти к Диру — хотя бы за то, что он сделал с детьми. С твоим сыном. Это твоё спокойствие для меня как-то непривычно. Неужели ты не злишься на него? Он ведь приказал убить Арину. Он чуть не погубил Эрика.

Мальчик, на которого я бросила извиняющийся взгляд, только улыбнулся мне улыбкой матери — невозмутимой и спокойной.

А Лена ответила мне коротко:

— Если я буду злиться на Дира, я уподоблюсь приживале. А я сильней. И я знаю, почему он так грубо обращался с Эриком. Он ждал, что сын станет приживалой — и тогда навсегда останется с ним, с отцом.

— Всё правильно. Лена может бояться и переживать за всех, — вмешался Лелль. — Но ненависть и другие пустые негативные эмоции только ослабят её. Надо быть сильной, чтобы выручить друг друга. Поэтому она спокойна. И права. Потому что, начни она ненавидеть Дира, она спустится к нему. Станет приживалой.

Я вспомнила, как пряталась Лена в магазине, а потом вспомнила её работу, когда она вязала шали — быстро, целеустремлённо. Да, в расстроенных чувствах таких вещей не свяжешь, не создашь. А ведь именно они начали выполнять желания всех, кто был причастен к истории небесных птиц…

— Лелль, что ты делаешь? — внезапно тихо рассмеялась Лена.

Удивлённый Лелль остановил плетение, как сестра остановила вязание, и всмотрелся в рисунок. Заинтригованные, мы с Димычем встали по обе стороны от него. Дети уже улыбались, тоже разглядывая плохо уловимое…

Рваными фотографиями, тонущими в слегка потревоженной воде, а порой вдруг исчезающими, будто это вода мгновенно растворила их, мелькали перед глазами необычные каменные дома, башни высотные площадки на них… Вот с края вязаного полотна свесилась кисть винограда — тяжёлая от густо-лиловых крупных ягод.

Лелль то ли улыбнулся, то ли усмехнулся над собой.

— Скучаю по своим местам…

В наступившем молчании: кто-то вспоминал, а кто-то пытался упорядочить рассказанное, — Димыч встал и ушёл в прихожую. Машинально проследив его уход, я вдруг смутно забеспокоилась. Неясное чувство твердило: мы сделали что-то неправильно.

Небесные птицы продолжали вязание с плетением, так что я, стараясь не показать своего беспокойства, вышла из комнаты.

Стоя в прихожей и ожидая, что скажет брат, приникший к «глазку» входной двери, я пыталась вычленить из последних событий то, что могло меня подспудно взволновать.

История небесных птиц, охватившая события здесь и в их мире. Нет. Здесь, в рассказе, не считая нюансов тамошних обычаев и законов, всё понятно. И впечатления неправильности нет.

События последнего часа? А что мы делали? Многовато чего. Но всё абсолютно верно… Так почему же в душе застыл смутный страх?

Димыч выпрямился и замер, не оборачиваясь, хотя мои шаги он точно слышал.

Потом повернулся, глядя в пол.

— Лидка… Мы дураки.

— Почему? — насторожённо подтолкнула я брата, замолчавшего на полуслове.

— Они знали только, в какой подъезд привезли небесных птиц, — напряжённо сказал Димка. — Они не знали номера квартиры. А мы… этим уксусом подсказали им этаж. Блин… Что делать?

Шестнадцатая глава

Он снова развернулся к двери и неуверенно застыл. Приглядевшись в полутьме прихожей (свет не включали, чтобы по светлому «глазку» из подъездного коридора не было ясно, что в квартире кто-то есть), я заметила, что брат держится за дверную ручку.

— Нет, — тихо, но твёрдо сказала я. — Пока мы болтали, столько времени прошло. Они могли уже и приехать…

— И что?

— Димыч, сам подумай. Если они приехали, ты уж точно не будешь знать, как они захотят проверять подъезд. Может — сверху вниз, а может, наоборот.

— А может, один поедет на лифте, чтобы спуститься сверху, второй — снизу, ему навстречу, — задумчиво после секунд молчания добавил Димка. — А ещё может быть, что их гораздо больше.

— Кстати, ты с мобильником?

— Да. И…

— Димыч, оставь телефон на кухне.

— Не понял, — начал было брат и вдруг рванул мимо меня на кухню.

Дошло до него, что с моего телефона приживалы могут позвонить ему — и тогда уж им наверняка искать не надо будет, где наша «явочная» квартира. А ещё могут позвонить знакомые Валеры — и тоже нечаянно выдать нас.

Сколько неясностей и сколько предположений…

Из кухни мой братишка вернулся насупленный и с пестиком-толкушкой в руках.

— Кажется, Олег выпечкой заниматься не любит, — философски прокомментировал Димыч толкушку в своих руках. И вздохнул: — Для ближнего боя хороша, но я бы предпочёл скалку. Ладно, понадеемся на эффект неожиданности.

Мне вспомнилось, что Димыч — любитель детективных боевиков, что его любимая полка в книжном шкафу — с романами Микки Спиллейна о частном детективе. И уже скептически спросила:

— Делаешь выводы на основании поверхностного обыска на кухне?

— А чего там смотреть… — начал брат и остановился. — Хочешь сказать, что можешь найти что-то другое?

— Ну, у тебя оружие есть. Мне бы тоже не помешало. Тем более наши небесные птицы — явные пацифисты, и от них помощи не дождёшься.

— Кто… мы? — изумлённо спросил Лелль, стоя за нашими спинами.

И тут я поймала его на ситуации.

— Лелль, а откуда вы знаете наш язык?

— Желание, — пожал он плечами. — Достаточно желания, чтобы выучить язык интересной тебе страны. И язык учится быстро. В наших обычных школах русский — один из самых востребованных. Межпространственные границы истончились со стороны вашего государства. Наши соплеменники, приживалы, чаще заинтересованы попасть к вам, потому что были прецеденты, когда они просто вываливались к вам, а миротворцы их потом находили здесь и возвращали — по желанию опять-таки. Вот и учим все: и те, кто хочет жить здесь, и те, кому стало интересно. Но некоторые слова понимаем плохо. Так что это за слово, которым ты нас назвала?

— Это тот, кто против войны, — ответила я. — А некоторые идут дальше и даже не сопротивляются насилию. Проще говоря — Лелль, ты драться умеешь?

— Умею, — неожиданно ответил он.

Мы с Димычем уставились на него. Лелль посмотрел на нас и улыбнулся.

— В старые времена, когда небесных птиц было много, приживалы пытались похищать их — совсем как сейчас. Только похищений было гораздо больше. И тогда небесные птицы придумали приёмы, которые помогали им отбиваться от жадных налётчиков и защищать своих. Да, мы пацифисты. Но было бы глупо сидеть сложа руки и только смотреть, как на твоих глазах увозят похищенных. — И Лелль пожал плечами. — Теперь все эти боевые приёмы входят в комплекс упражнений, которые знает каждая небесная птица. Против двоих приживал мне нетрудно выстоять. Мне трудно выстоять, когда на меня нападают исподтишка. Или сразу вводят яд.

— Здорово, — медленно и с восторгом сказал братишка. — А ты как — руками или каким-нибудь предметом?

— Метровая палка, примерно такой толщины, — кивнул Лелль на металлическую вешалку. — Но могу и без оружия.

— Замечательно, — наконец пришла в себя и я. — В таком случае, мы сейчас всё же обыщем кухню заново.

Много чего не нашли, зато я залезла в нижний ящик газовой плиты и обнаружила там скалку — ровную, правда, но именно ей обрадовался Лелль.

— Слишком толстая и коротковата, — оценил он, — но это ничего.

Он забрал скалку и вернулся в комнату.

Димыч снова занял свой пост возле дверного «глазка». А я быстро оглядела кухню ещё раз, заглянула в холодильник. После чего вымыла найденные фрукты и ягоды, разложив их по салатникам, и, войдя в комнату, вопросительно уставилась на небесных птиц, продолжавших работать вокруг стола.

— Лена, — негромко позвала я. — Вы не хотите сделать перерыв? Столько работать…

Я подошла к столу очень близко. Некоторое время слышала стремительный перестук спиц… И внезапно спицы просто выпали из рук небесной птицы. Поверхность стола они словно клюнули, но очень мягко: громко стукнуть помешало уже вывязанное полотно. Лена стояла, всё так же подняв руки, как будто готовилась схватить спицы снова и вязать, вязать… А потом я заметила, как мелко дрожат её пальцы. И шагнула к небесной птице, чтобы бережно обнять её. Сначала она стояла, жёстко держа прямую спину, а потом расслабилась и вздохнула.

— Пальцы устали, — просто сказала она. — Ты права, надо бы сделать перерыв.

И я приказным тоном велела всем отправляться на кухню.

Честно говоря, я так поверила в мастерство Лены и Лелля, что даже не подумала: оба живые — и, как все живые, могут элементарно устать. До судорог в пальцах. Если быть откровенной, я больше думала о том, что приживалы могут ворваться в квартиру. Да, иногда я пессимистично, безнадёжно могу оценивать положение. Но при этом хотелось бы, чтобы небесные птицы не чувствовали голода. Ведь они тратят свои силы за столом в комнате. Они тратят свои силы на тревожное ожидание, что ждёт их в грядущем. И, даже если их всё равно уведут, так хоть будут не голодными…

За столом уселись так: рядом с Леллем — Эрик, рядом с Леной — Арина. Девочка, насколько я поняла, немного дичилась Лелля. С Леной ей было явно легче общаться. Мне в девочке сейчас больше всего нравилось, что она перестала оборачиваться в ипостась приживалы. И даже судорог, указывающих на неприятную метаморфозу, на лице Арины я не замечала. Наверное, это хорошо? Хотелось бы спросить у Лены, но, видя, как она почти бездумно обрывает ягоды с виноградной грозди, глядя в пространство, я не решилась мешать ей… За столом все в основном молчали. Я разлила зелёный чай по чашкам, и детишки первыми потянулись к печенью, а за ними и взрослые небесные птицы.

Когда, очнувшись от тяжких размышлений, Лена оживилась и даже начала улыбаться, на кухонном столе звякнул телефон Димы.

Все замерли. Так, что у меня мороз по коже — не из-за звонка, а именно из-за этой неподвижности.

Высветился незнакомый номер.

Вбежавший брат вопросительно поднял брови.

Но у меня снова отлегло от сердца. Были бы приживалы — звонили бы с моего телефона. Но на всякий случай передала мобильник Димычу. При полном молчании всех, находившихся на кухне, он осторожно спросил:

— Слушаю вас.

— Меня зовут Андрей, — услышали мы, так как Димыч держал трубку телефона, чуть отведя его от уха. — Знакомый вашего Валеры. Мы у подъезда. Нам дойти до этажа? Насколько понимаю, в квартиру входить необязательно до приезда нашего общего друга?

— Всё именно так, — с облегчением откликнулся брат. — Вы простите, но мы тоже не выйдем. Валерьян Иваныч вам потом всё объяснит. Вас предупредили, что у наших гостей (последнее он сказал важно), есть такие штуки, которыми они могут вас лишить умения самостоятельно передвигаться?

— Угу.

И незнакомец, угукнув, отключился.

— Наш общий друг — они имеют в виду Валерьяна Иваныча? — радостно спросил Эрик, свешиваясь со стула погладить щенка.

— Да, его, — подтвердил Димыч, сам радостно ухмыляясь.

А потом спохватился и побежал к входной двери — дожидаться подмоги и наблюдать за нашими добровольными помощниками. Щенок, весело виляя хвостом, — за ним. Эрик спрыгнул со стула и помчался следом за малышом. Арина извертелась на стуле, пока Лена не разрешила:

— Беги!

Когда через минуту я заглянула в прихожую, Димыч поднимал то одного, то другую, чтобы те смогли заглянуть в «глазок» — тот был довольно высоко. Взрослые небесные птицы вышли из кухни и с минуту, усмехаясь, смотрели на детей, которые пыхтели, но продолжали проситься посмотреть в стеклянный кружочек.

Лелль и Лена начали оставленную было работу, и маленькие небесные птицы мгновенно услышали перестук спиц. Сами подпрыгивая, как птицы, пытающиеся взлететь, они быстро побежали в комнату. Смешно переваливаясь сбоку набок, за ними просеменил щенок, азартно тявкая.

— Ну, что там? — спросила я.

— Зря уксусом этаж поливали, — разочарованно сказал Димыч, уступая мне место у «глазка».

Я прильнула к двери и хмыкнула. Двое мужчин под сорок, высокие, широкоплечие, выглядевшие так, словно им под силу справиться с целой армией злодеев, сейчас опираясь на лестничные перила около лифтовой коробки, вовсю дымили на площадке, время от времени поглядывая на нижнюю лестницу и негромко переговариваясь между собой. Сигаретный дым начинал просачиваться даже в квартиру, но я была этому даже рада. Терпеть не могу курева, но если дым будет таким плотным, приживалам точно не разнюхать нашей квартиры…

— Интересно, — пробормотала я. — Как в мире небесных птиц относятся к куреву?

— Лида, ты думаешь, Дир со своими всё-таки придёт сюда? — прошептал Димыч. — Думаешь, он наврал насчёт заложников? А если они там миротворцев в плен возьмут?

— Кишка тонка! — сердито откликнулась я, а потом вздохнула: — Не знаю, честно. Но всё же лучше быть готовыми ко всему, чем психовать, будет, нет ли что-нибудь. Тихо… Тебе не кажется, что домофон снова запищал?

Мы, как два настоящих шпиона, прислонили уши к двери.

— До сих пор пищит, — встревоженно прошептал Димыч и кинулся посмотреть в «глазок». Мы чуть лбами не врезались, потому что и я туда же рванула.

Брат быстро глянул и уступил.

Я присмотрелась к мужчинам: их трудно разглядеть в подробностях, разве что в одежде были немного похожи — как сговорились, оба в джинсах и в белых теннисках. И тогда я потаённо вздохнула: хочется надеяться — они сумеют справиться с приживалами.

— Эх, жаль, что здесь не два «глазка», — пропыхтел Димыч, когда я уступила ему место обзора.

— Кажется, домофон — это не про нашу душу пришли, — вздохнула я — и сглазила.

Мужчины, стоявшие у перил, продолжали дымить сигаретами, но оба повернули головы к лестнице. Так, понятно: если кто-то и поднимался, то пешком, по лестницам. И уже близко, если друзья Валеры расслышали шаги. Но с места оба не сдвинулись. Посмотрели вниз и снова, прикурив один у другого, принялись наслаждаться негромкой и медлительной беседой о том о сём.

Дальше Димыч, забывший дышать, смотрел в «глазок», а я плотно прижала ухо к двери. Сначала разговор был довольно спокойный.

— Здесь нельзя курить, — высокомерно сказал Дир, за спиной которого встали ещё двое приживал. Телохранителя среди них не было.

— Да мы немного, — миролюбиво сказал один из друзей Валеры — кажется, Андрей, если я не перепутала голоса. — Докурим вот, и хватит нам.

— Ещё двое подошли, — прошептал испуганный Димыч.

За дверью послышался громкий чих.

— Это Дир чихнул, — шёпотом же проинформировал брат.

— Прекратите дымить! — потребовал Дир — уж этот голос я услышала отчётливо.

— Не нравится — гуляй дальше, — ответили ему лениво. — Чё пристал?

— Уходите отсюда! — приказал уже обозлённый Дир, кажется не замечая, что поднимает тон всё выше. — Идите курить на улицу!

— Это ещё что за начальство такое выискалось? — всё так же лениво удивился один из мужчин. — Иди сам, куда тебе надо, а мы уж сами сообразим, что нам делать.

— Мне нужно, чтобы вы ушли с этой площадки! — рявкнул Дир.

В ответ послышались ленивые и даже безразличные матюки.

— Лидк, ещё двое спустились, — прошептал Димыч. — Наверное, всё обнюхали и теперь знают, что наши здесь. Лид, их теперь семеро против двоих.

— Против пятерых, — хмуро поправила я. — Лелль и Лена делают всё, чтобы их желание нас защитить сработало. И нас с тобой двое. Ну, что там?

— Ругаются. Дир ругается и оглядывается. Дым и уксус сработали.

— Дай посмотреть. Секундочку, а?

Димыч уступил место у «глазка», и я приникла к нему.

Приятели Валеры выбрали удобную позицию. По их месту трудно было судить, в какую квартиру они пришли или из какой вышли. И имеют ли отношение к небесным птицам и миротворцам. Или по курению можно это определить? Вот теперь я пожалела, что не спросила у небесных птиц или у Олега, как они к курению относятся.

Я шагнула в сторону, а Димыч снова занял позицию наблюдателя. Как, интересно, теперь Дир собирается искать нужную ему квартиру? Сумеет ли он прогнать приятелей Валеры?.. Додумать не сумела, как Димыч прошептал:

— Дир послал приживал в драку!

Мне повезло только в одном: на кухне затрезвонил телефон брата. Димыч побежал из прихожей, а я благополучно заняла его место наблюдения. Правда, сразу пожалела, что «глазок» обычный, не из современных, и справа от двери уже ничего не видно.

Приятели Валеры дрались — и ещё как! Они сбивали приживал с ног, не подпуская к себе и незаметно остерегаясь их пальцев, как их и предупредили.

На лестничной площадке — четыре квартиры. Из той, что напротив, высунулась растрёпанная девичья голова. Стоявший позади своих подчинённых Дир с разъярённым рычанием обернулся — и девушка с еле слышным вскриком отпрянула в свою квартиру, напоследок грохнув дверью.

Прибежал Димыч, и я уступила место у «глазка», хотя отчаянно не хотелось отдавать ему позицию наблюдателя.

— Кто звонил?

— Олег. Он сказал, что они провозились долго, потому что открывали подвал в том доме, где живёт Дир. Подвал был сильно заперт, и им пришлось сбивать замок. А в подвале было пусто. Приживалы обманули. Теперь миротворцы едут сюда.

— Но только до города — часа полтора, — встревоженно прошептала я. — А Дир уже знает, что мы здесь.

— Есть ещё Валера, — тоже с тревогой напомнил Димыч. — А вдруг он ещё кого-нибудь с собой позовёт?

— Думаешь, догадается? Что там?

— Наши троих на пол уложили — те еле шевелятся. Здорово бьют… Чёрт…

— Что случилось?

— Один из наших почему-то… — растерянно начал Димыч.

— Отойди! — нетерпеливо сказала я и силой приникла к «глазку».

Картина возникла, что не приведи Господи…

Димыч был прав. Трое приживал валялись на полу, лишь время от времени пытаясь слабо шевельнуть конечностями. Один «из наших» стоял сбоку от двери, а второй почему-то прислонился к двери соседней. И что хуже всего — рядом с ним стоял торжествующий Дир. А второй наш защитник ничего не делал, чтобы набить ему его злобную морду!

Переступив ногами, раздражённая, что не могу вглядеться в лицо второго и понять, что происходит, я вдруг услышала, как Дир выкрикнул:

— А теперь убей его!

Второй повернул голову к первому, чей локоть я только и видела.

Пустые глаза.

Почему Дир выкрикнул «нашему» такой приказ?!

Второй медленно оттолкнулся от соседней двери и шагнул к нашей.

А Дир тем временем оглянулся и спокойно приказал тем приживалам, которые ещё оставались на ногах:

— Поднимите их! Эти нам теперь не опасны!

Приживалы бросились выполнять его приказ — одновременно на площадке развернулась самая настоящая трагедия: второй бросился на первого.

— Андрей! — попытался тот вразумить напарника. — Что… ты… делаешь?! Что за хрень здесь происходит?!

Далее шла ругань, перемежаемая сдавленными воплями и глухим стуком дерущихся мужчин.

— Дай посмотреть! — пыхтя, втиснулся между мной и дверью Димыч. — Что они делают?! — от ужаса слишком громко возмутился он.

— Что случилось? — спросили за нашими спинами.

Мы оглянулись и тут же подпрыгнули от удара тяжёлого тела в дверь, а затем последующей возни за ней, перемежаемой стуком.

Когда обернулись, Лелль стоял совсем близко. За его спиной открытая дверь в комнату, где за столом стояли неподвижно испуганные Лена и дети.

— Одного из наших спасателей, Андрея, Дир ударил когтем! — выпалила я.

Лелль опустил глаза и посмотрел в пол. Вид у небесной птицы был такой, словно он что-то понял, но не решается выполнить. Затем он решительно ушёл в комнату и сразу вернулся — со скалкой.

— Вам надо будет открыть дверь на минуту, — так же решительно сказал Лелль. — Ничего не бойтесь. Только на минуту. Как, вы сказали, зовут отравленного?

— Отравленного? — поразился Димыч.

— Андрей, — быстро сказала я, вздрогнув от нового страшного удара в дверь. — Его зовут Андрей, и Дир велел ему убить напарника!

— Открывайте, — спокойно сказал Лелль.

В полутьме прихожей его лицо вдруг стало совершенно иным. С черт, будто их обвеяло странным ветром, пропала мягкость. Они заострились, стали жёстче. Обычно улыбчивый, Лелль превратился в решительно настроенного… воина? Он перехватил теперь уже не скалку, а дубинку и кивнул моему брату.

Я отскочила в сторону, схватила пестик-толкушку, а Димка выдохнул и открыл дверь нараспашку. Как раз наступила секундная тишина, в течение которой никто не ломился в дверь, никто в неё не шарахался.

Лелль встал на пороге, мы — за ним.

Нам повезло. Трое приживал были заняты тем, что пытались удержать контуженных людьми сородичей, которых им сам же Дир приказал поднять с пола. Так что только Дир и был пока опасен. И опасными оказались те двое, которые дрались не на шутку. Первый, кажется, сообразив, что с напарником явно неладно, пытался только защищаться, в то время как второй, тот самый Андрей, что созванивался с нами, старался на полном серьёзе убить его и, кажется, был на полпути к убийству.

При виде Лелля Дир застыл, совершенно ошеломлённый.

Небесная птица не обращал на него внимания. Невысокого росточка, на вид просто хрупкий, Лелль выпрямил спину и осанкой сейчас напоминал особу королевских кровей, перед которым Дир, высоченный и мускулистый, — последний слуга.

— Андрей! — повелительно сказал он, и колотивший головой напарника о плиты пола второй резко замер. — Андрей, помоги ему встать и приведи его сюда!

— Нет, он будет выполнять мой приказ! — завопил Дир. — Убей его, Андрей!

Вопль эхом отдался по стенам подъезда, и на какое-то время мне показалось, что вот-вот из квартир выскочат люди… Первый, пока безымянный для нас спасатель, выглядел очень худо и, видимо, даже не соображал уже, что с ним.

Мы, затаив дыхание смотрели на Андрея. Что он сделает? Он опустил глаза с Лелля на безымянного. Мгновения бежали жуткие… Наши спасатели поднимались одновременно: вставал Андрей — и тащил с собой встать на ноги напарника… Дир был слишком далеко от них, чтобы попробовать вмешаться в происходящее, но он снова рявкнул, заставив меня в очередной раз содрогнуться при взгляде на его горящие жёлтой ненавистью глаза:

— Андрей, слушай мой голос! Убей его!

— Дир… — прошелестел по площадке голос Лелля. — Зачем?

Я думала, он спрашивает, зачем ему надо, чтобы Андрей убил своего друга.

Но Лелль надменно закончил:

— Дир, ты же знаешь, что он не подчинится.

Небесная птица отодвинулась, и Андрей, взваливший на плечо друга, пошатываясь под его тяжестью, прошёл мимо него. Лелль отступил, и Димыч быстро захлопнул дверь.

С другой стороны врезался в дверь Дир, только что стоявший столбом. Но дверь была металлической и только грохнула в ответ на новый удар живым тараном.

Лелль, всё такой же жёсткий и сосредоточенный, обернулся к застывшему в прихожей Андрею, легко держащему беспамятного друга на плече, и звонко приказал:

— Андрей, отнеси его на кухню, налево!

И тот развернулся и потопал на кухню.

А небесная птица, глядя им вслед, только вздохнула.

— А что это было? — изумлённо спросил Дима. — Нет, я помню, что Лида рассказывала про яд приживал. Но почему он послушал тебя, Лелль?

— Только голос небесной птицы может перебить власть приживалы над отравленным, — сказал Лелль. — Если бы он отравил меня, я б ничего не сумел сделать. Но я не был отравлен. Как вы думаете, дверь выдержит?

— Не знаю, — сказала я и снова сильно вздрогнула от нового удара по ней. — Но, если Дир думает, что сумеет долго ломать её, то он дурак. Соседи вот-вот не выдержат и вызовут полицию.

— А если сказать ему, что мы вызовем полицию? — предложил Димыч, поёжившись от грохота в прихожей. — Он может перестать дубасить?

— Надо попробовать, — решила я и быстро пошла в прихожую. — Эй, Дир, я вызываю полицию, понял? И пусть они с вами разбираются!

— Отдайте нам небесных птиц! — заорал приживала.

Оглянувшись, я мельком заметила, как Эрик схватил щенка и отошёл подальше, в самый дальний угол комнаты, где и уселся с малышом на коленях. Подошла к нему Арина, присела рядом, что-то тихонько сказала, забрав щенка. Мальчик только плечами передёрнул. Голову он почти ткнул в подтянутые к себе колени, будто боясь даже посмотреть в сторону прихожей.

— А не пошёл бы ты, Дир, а? Пока мы с тобой по-хорошему?

Наступило молчание.

Я осторожно открыла створку «глазка». Все семеро ввалились в лифт. Дверцы закрылись. Раздалось гудение уходящей вниз кабины.

— Думаю, они и правда уехали, — пробормотала я, без сил оборачиваясь к тем, кто нетерпеливо ждал моих слов.

Никогда не думала, что психологический поединок может быть таким изматывающим. Да, именно поединок. Хоть мне и не пришлось сразиться с Диром один на один… Но текущие дела требовали моего внимания. На время отсутствия главных хозяев квартиры пришлось взять в руки руководство событиями.

— Пойдёмте, посмотрим, что там с нашими гостями.

Я поплелась на кухню, хоть и робела, честно говоря. Остальные — за мной, кроме детей. Опять картинка маслом: Андрей стоит посреди кухни, у ног — безымянный. Молча я взяла один стул и отнесла его в такое место, которое не часто нужно.

— Лелль, скажи ему, чтобы сел сюда.

Пока небесная птица распоряжался отравленным, Лена проскользнула мимо брата и присела на корточки перед избитым напарником Андрея. Она оказалась лучше подготовленной к таким неурядицам: осмотрев лежащего и хрипящего Андрея, она первым делом налила стакан воды и взяла довольно чистое кухонное полотенце. Пока сестра возилась с пострадавшим, отмывая его рану, Лелль уже отправил Андрея на приготовленный мной стул. Дима наблюдал за перемещениями по маленькому помещению, а потом устало спросил в пустоту:

— И когда всё это закончится?..

— Миротворцев долго не будет? — словно вторя ему, монотонно спросил Лелль.

— Я сейчас всем перезвоню, — пообещал Димыч. — И в первую очередь Валере. Он быстрей приедет, чем Олег. Поэтому должен знать, что здесь случилось.

Семнадцатая глава

Уже в четыре руки мы с Леной перевязали голову Михаилу — имя узнал Димыч, созвонившись с Валерой, который уже ехал по городу. Валера же, выслушав его, попросил, чтобы мы спрятали Андрея, потому что сейчас привезёт врача для Михаила.

Удивлённый Димыч спросил:

— А зачем прятать?

— Насколько я понимаю, яд, которым воспользовались, у нас неизвестен. Не хотелось бы, чтобы врач при виде второго пострадавшего попробовал лечить Андрея привычным для людей противоядием.

— Понял, — всё ещё с недоумением отозвался братишка.

— Хорошо. Вот ещё что: как только я подъеду к дому, сразу прозвонюсь.

— Ага, — ещё более сбитый с толку сказал Димыч.

Я вздохнула — голова кругом не только у брата.

Но что-то торкнуло выйти на балкон. Открыла раму застекления и высунулась обозреть пространство, доступное глазу отсюда. С высоты этажа хорошо просматривался весь здешний двор. Машин много. Большинство стояло через дорогу от дома — на домашней асфальтированной стоянке, видимо, сделанной стараниями жильцов, потому что на каждой косой полосе, свободной сейчас от машины, виднелся номер — наверняка квартиры автолюбителя. Но, кроме этой стоянки, чуть поодаль существовала небольшая площадка — видимо, тех жильцов, которые не хотели принимать участие в создании более упорядоченного места для личных машин. И вот теперь, глядя на те машины, что теснились в этом уголке, я здорово пожалела, что сразу не выскочила на балкон, чтобы проследить, куда направится Дир со своими присными.

— Ты чего?

Рядом появился брат, потеснил меня от окна и выглянул посмотреть на двор.

— Валера сказал, что позвонит, перед тем как выйти из машины. Димыч, из нас с тобой — следователи!.. Мы даже не посмотрели, куда Дир пошлёпает. Эх…

Когда до брата дошло, он насупился.

— Лид, можно было бы осторожно пройти мимо этих машин и посмотреть. Ну, в чёрных очках. Тогда меня не заметят.

— Димыч, — сквозь зубы сказала я, — ты понимаешь, что за то время, пока ты там идёшь, у меня просто-напросто сердце разорвётся от тревоги? Ты понимаешь, что они там, если сидят, то обязательно следят за дверью подъезда и каждого чуть не сканируют? А тебе даже переодеться не во что.

— И что теперь? — растерянно спросил брат.

— Сколько там чёрных машин?

— Три штуки.

— Сиди здесь и следи за ними, а я пока к Леллю.

Чуть не бегом отправилась на кухню, где пересказала Леллю пожелание Валеры, а заодно объяснила подоплёку этого пожелания. Небесная птица серьёзно кивнул.

— Ваш Валера всё правильно решил. Яд пройдёт лишь через несколько часов — причём время будет меньшим, если укушенного не трогать и он сумеет поспать. Куда мне его надо отправить?

Хороший вопрос при условии, что наличествует у нас всего лишь однокомнатная квартира. Пришлось побегать по помещениям. Отказались от кухни — там Михаил, которого надо осматривать, а кухня — самая светлая в квартире комната. Отказались от ванной: а вдруг врачу не понравится мыть руки на кухне? Отказались от туалета, что естественно. Вышли на балкон. Пустой и просторный.

— Вы чего? — удивился Димыч, оглянувшись от окна.

— Дим, тебя здесь не стеснит лежащий без памяти человек?

— Неа. Вам помочь?

— Не надо — продолжай следить за машинами.

— Одна уехала, — доложил Димыч. — Мужик подошёл, сел и уехал. Две остались. Оба — джипы. Лид, я тут подумал… Если они на подъезд смотрят, может, мне попробовать выйти и пойти в другую сторону? А потом обежать дом и посмотреть на машины сзади?

— Сейчас уже смысла нет. Скоро здесь будет Валера.

— Но Дир его тоже знает! — напомнил Братишка.

— По-моему, Валере уж точно будет всё равно, знает ли его гиена, — насмешливо ответила я. — Так, значит, сюда мы и положим Андрея.

— Прямо на пол?! — поразился Димыч.

— Нет, — сказала за нашими спинами Лена. — Олег показал нам постельное бельё на всякий случай. Мы с детьми сейчас вытащим сюда всё, что надо для этого Андрея. И Лелль велит бедняге перейти сюда.

Эрик с Ариной, кажется, даже обрадовались лёгкому, но новому для них делу. Сначала принесли матрас, найденный на последней полке шкафа. Потом Лена вынимала бельё и передавала детям, а они неслись к порогу балкона и оставляли мне стопки.

Я, поспешно расстилавшая на балконном полу всё принесённое ими, поглядывала на мальчика и девочку и втихомолку вздыхала: как же, наверное, Эрик и Арина соскучились по движению и по прогулкам на улице! Сидеть дома, когда на улице лето, когда со двора доносятся звонкие крики детишек, которые играют в свои, такие увлекательные игры!..

Затем Лена снова встала у стола, взявшись за вязание, а Лелль пошёл со мной на кухню. Здесь я попросила небесную птицу не торопиться и сняла с ног Андрея ботинки, благо что приятель Валеры всё ещё послушно сидел. В гостях, конечно, всё позволительно, но не свинячить же! Если Андрей и ляжет на приготовленной для него постели, то хотя бы разутый.

Наконец нехитрая постель была готова. Приказным тоном Лелль отправил на балкон Андрея и уложил его, завершив приказ беспрекословным:

— Спать!

Отравленный покорно закрыл глаза — и на время хоть от одной проблемы мы отделались. Димыч теперь передвигаться на балконе свободно не мог, но ему нетрудно было просто перешагивать лежащее тело, и мы успокоились.

— Подъехала ещё одна машина! — сообщил Димыч. — Только светлая.

Минуты не прошло после его сообщения, как зазвонил его мобильник. Валера!

— Ребята, сейчас к вам в домофон позвонят и скажут, что врач пришёл. Меня не будет некоторое время.

Еле удержалась от вопроса: ты на той стоянке, где два чёрных джипа? И побежала к двери посмотреть, как тут с домофоном. Иной раз я человек дремучий и не всегда соображу, как управлять такими штуками, если они хотя бы чуть-чуть отличаются от нашего домашнего. Выяснилось, что вовремя посмотрела: кнопка оказалась на самой трубке. Только обнаружила это, только вернула трубку на место, как домофон запиликал.

— Врач, — коротко сказал женский голос.

Я нажала кнопку и приникла к «глазку». Расслышала, как поднимается лифт. Увидела, как из лифта выходит невысокая женщина, и тут же открыла ей дверь.

— Здравствуйте.

— Добрый день, — сказала седовласая дама в очках, полная и лет за шестьдесят, на которую я смотрела в восторге: несмотря на годы, которые выдавали только морщинки по краям глаз — наверное, любит посмеяться, — двигалась она так, словно скажи только ей — и она побежит изо всех сил, настолько энергичной выглядела.

Я пригласила её на кухню. Шли мимо закрытой двери в комнату. Сделав пару шагов, я обнаружила, что несу её чемоданчик, переданный мне на ходу и похожий на маленький саквояж в дорогу — мягкий, кожаный. А освобождённая от груза дама так же на ходу натягивала резиновые перчатки. Несмотря на полноту, она легко присела на корточки перед Михаилом и быстро осмотрела его голову.

— Что произошло с ним? — суховато спросила она, не поворачиваясь.

— Его избили, — сказала я, стараясь невольно подделаться под её тон. — На лестничной площадке. Сбили с ног — и головой о пол. Больше я сказать не могу. Извините.

Врач кивнула и принялась за дело: она размотала наши бинты, кивнула поставить саквояжик на пол, рядом с головой Михаила, после чего ловко очистила раны по-своему, чем-то их обработала и бинтовать не стала, а лишь залепила травмы небольшими полосками пластыря. Закончила тем, что сделала мужчине какую-то инъекцию.

Встав на ноги, женщина сказала:

— Михаил отлежится и сам вскоре встанет. Валерьян Иванович сказал, чтобы я подождала его здесь. Меня зовут Лариса Ивановна.

— Очень приятно, — откликнулась я. — Я Лида. Хотите чаю?

Она присела у стола, снимая перчатки, и нерешительно поглядывая на стол, на котором стояли разномастные чашки и большая корзинка для хлеба, в которой громоздились пакеты с печеньем и другими десертами.

— Пожалуй, да, — решила она. — Спасибо.

Вода в чайнике вскипела недавно, так что я спокойно налила сначала заварку из заварного чайничка в чистую чашку с сушилки, а затем — кипяток. Все движения — медленные, потому что раздумывала, вспоминая слова миротворцев: землян надо просто необходимо знакомить с представителями других миров, чтобы земляне не пугались в будущем, а будущее с постоянно проникающими на Землю иномирцами логично при той ситуации, которая сложилась с порванными пространственными границами. Лариса-то Ивановна думает, что в квартире только я и этот Михаил. И, наверное, удивляется: а при чём тут Валерьян Иванович?

Удивляется, пока я сама сейчас мечусь между «можно» и «нельзя», думая о знакомстве небесных птиц с ещё одним представителем людей.

Но дама оказалась любопытной.

— Лида, вы мне не кажетесь легкомысленной, — заметила она, с удовольствием пригубив чай. — Может, всё же расскажете, что именно здесь произошло?

Я с сомнением посмотрела на закрытую кухонную дверь, которую Лариса Ивановна наверняка тоже заметила. Спросить Лелля? Я встала и предупредила:

— Лариса Ивановна, это дело не личное и даже не в рамках государства. Оно гораздо шире. Сначала я спрошу разрешения, можно ли рассказывать, а потом уж… Сами понимаете.

— Интригуете, Лидочка, — спокойно заметила врач и снова отпила чай.

Я вышла из кухни и встала на пороге комнаты.

— Будете знакомиться? — просто спросила у небесных птиц.

— Будем, — без колебаний сказал Лелль.

На этот раз дама изумилась, когда перед её глазами предстало целое семейство: сначала она решила, что брат и сестра — муж и жена. Затем ей объяснили, кто есть кто. Услышав имя Лелля, Лариса Ивановна подняла брови, но промолчала, хотя её очки словно вместо неё поблёскивали громадным любопытством. Небесная птица дождался, пока я представлю остальных, и спокойно, будто продолжая разговор, сказал:

— Это обычное имя в моём мире.

Врач смотрела на него пару секунд изучающе.

— Вы хотите сказать, что родились в другой стране? Но говорите по-русски достаточно хорошо. Я даже не слышу акцента.

— Спасибо. — Небесная птица сел за стол напротив женщины и улыбнулся. — Но вы не ослышались, как подумали. Я действительно из другого мира.

Лариса Ивановна неожиданно сделала какой-то странный жест: ладонью скользнула ото лба к подбородку и нахмурилась. Глаза за очками стали острыми, даже пронизывающими — и удивлёнными. Лена, которая насторожённо следила за ней от порога кухни, вдруг улыбнулась и подошла сесть рядом с братом.

— Лариса Ивановна, вы что-то видите в моём брате. А во мне?

Неужели новая Зрячая?! Я обрадовалась. Таким легче что-то доказывать!

Через минут двадцать Лариса Ивановна внимательно, то и дело поглядывая то на брата, то на сестру, слушала необыкновенную сказку, которой вполне поверила лишь тогда, когда я принесла из комнаты несколько шалей. Спрятать под невозмутимостью восхищение даже этой многое повидавшей на своём веку даме было довольно трудно. Впрочем, она и не пыталась.

Её восторг прервал последний, с кем она ещё не познакомилась, — Димыч. Он ворвался в кухню с воплем:

— Валера поехал за гиенами!

— Откуда ты знаешь? — поневоле встревожилась я, вскакивая из-за стола.

— Один из джипов поехал, а он немного выждал и поехал следом! За кем-то другим, наверное, не поехал бы, да? А из машины никто не вышел, значит, сюда, к нам, они теперь уже не полезут! — возбуждённо сказал брат, а потом уставился на Ларису Ивановну. — Ой, здрасьте. Я Лидин брат. Лида, я перезвонил Олегу, предупредил, что Валера уехал.

Теперь Димыч мог с полным основанием оставить пост на балконе и присоединиться к нам. Его сумбурный рассказ о деталях необычайного приключения добавил красок к объяснению, кто такие небесные птицы и гиены-приживалы. Лариса Ивановна живо прониклась ситуацией, что в дальнейшем ей тоже придётся сотрудничать с миротворцами. Хотя… Когда небесные птицы вернулись к своей работе и дама немного понаблюдала за ними и их потрясающему вязанию-плетению, стоя у порога в комнату, она вздохнула:

— Это всё очень трудно принять.

— Но вы правда что-то видите в них?

— Мелькает что-то светлое, но… — пожала она плечами.

— Вам бы ещё приживал увидеть, — теперь уже вздохнула я.

Наш разговор перебил мобильный Димыча.

— Да, Олег, слушаю тебя, — сказал брат. — Вот как?.. Через полчаса? Пробки? Понял. — И уже нам доложил: — Олег с миротворцами будет здесь через полчаса.

— А миротворцы… — начала Лариса Ивановна и запнулась. — Олег и миротворцы — это… земляне? Господи, о каких вещах мы говорим!

— Олег — землянин, — радостно сообщил Димыч, — а миротворцы — нет. Но они и вовсе не из мира небесных птиц. Они из другого мира.

— И вы говорите, что вскоре мы будем встречать на Земле не только их, — задумчиво выговорила Лариса Ивановна. — Ишь, как… А мы-то думали о серых человечках с огромными глазами… А тут вон оно как… Магия…

На кухне провисла недолгая тишина…

Через минуту эта тишина взорвалась, а кухня превратилась в командный пункт, в котором неожиданно остался лишь один связист — Димыч. Он оставил телефон на столе, включив громкую связь, чтобы тысячи раз не пересказывать мне, кто звонит и зачем.

Сначала позвонил Валера.

— Димыч, Лида рядом? Дир свернул к её магазину. Там кто-нибудь есть?

— Да, там Аделия, — испуганно сказала я, от страха обхватив себя за плечи. — Валера, ты сумеешь защитить её, если что?

— Я пошёл в магазин, — спокойно сказал он.

Один против четверых?!

Минут через пятнадцать напряжённого ожидания прозвонилась Аделия.

Я честно не узнала её голоса — дрожащий и почти шёпотом:

— Димочка… Сюда пришли страшные, жуткие люди!

— Аделия, с тобой всё в порядке? — не выдержала я её заикания.

— Лида-а! — плачуще завопила напарница. — Меня ваш Валерьян Иваныч спас! Они его испугались!

— Аделия, чего они хотели от тебя?!

— Они спросили, какой у тебя адрес! — закричала та. — А я так испугалась, что ляпнула, что тебя уволили, что тётка моя тебя уволила, а я не знаю твоего адреса, потому что не спрашивала! Лида, они такие страшные, но Валерьян Иваныч их обругал и велел уходить! И он оставил здесь полицию!

Мы все, страшно заинтересованные, переглянулись.

— Полицию?

— Да! Он вызвал какого-то Рыжанова и велел ему приезжать сюда, а сам торопился ехать и велел мне не бояться. Ужас, ужас, ужас, что делается!!

— Рыжанов Павлик, — как бы между прочим негромко заметила Лариса Ивановна, а когда Аделия, вздыхая от пережитого ужаса, отключилась, объяснила то, что меня мучило любопытством с начала её прихода: — Наш травмпункт располагается рядом с отделением полиции, так что я ребят оттуда прекрасно знала — и не только молодых, но всех — ещё в бытность их милиционерами. Они же по старой привычке чуть что — обращались ко мне лично, благо что теперь это гораздо легче. С мобильными-то. Когда Валера сегодня позвонил, — чуть усмехаясь, добавила она, — я даже не думала, что окажусь в столь необычной ситуации. И среди столь странных… — Она запнулась.

— Существ, — подсказал Лелль от двери. При виде наших вопрошающих взглядов он признался: — У Лены снова судороги. И пряжа закончилась.

При слове «судороги» Лариса Ивановна было поднялась с места, а потом опустилась, растерянно сказав:

— Метаболизм, наверное, другой. Лекарства здесь не помогут… Разве что массаж?

— Нет, она сейчас отдохнёт — материала для работы больше нет, — вздохнул небесная птица, — и руки будут в покое.

В паузе я сообразила, что Лариса Ивановна уже ближе принимает ситуацию, уже начинает верить в иные миры и их представителей на Земле. Так что я смогла спокойно проводить её на балкон и показать спящего Андрея. Как и ожидала, первым делом врач спросила, каким образом его отравили. А потом лишь сокрушённо покачала головой. Нет, и в этом случае помочь она не могла. Поэтому мы вернулись на кухню, где я и рассказала Ларисе Ивановне, каким образом мне пришлось на себе испытать действие яда приживал.

Следующий звонок был от Олега.

Димыч быстро рассказал ему, что произошло в нашем магазине.

— Валерьян Иваныч где? — переспросил Олег.

— Не знаю. Аделия сказала, что он торопится.

— Дима, ты не мог бы перезвонить Валерьяну Иванычу, чтобы уточнить, что он сейчас делает?

— Могу. А это срочно? Разве вы сейчас не приедете домой?

— Нет, нам некогда. Звони Валерьяну Иванычу!

Димка перезвонил. Тот отозвался сразу.

— Дима? Слушаю.

— Где вы сейчас, Валера?

Одновременно с репликой моего брата Лариса Ивановна быстро поднялась с места и заспешила к Михаилу, который неуверенно заворочался на полу.

— Я сижу в машине и смотрю, как ваш Дир разговаривает с каким-то фраерком — это маленький толстяк такой… Дир встретился с ним у ресторана. Фраерок вышел из машины. Явно договорились встретиться. Что интересно: фраерок этот здорово лается, а Дир ваш голову так наклонил, будто побаивается его.

— Это самый главный!! — заорал Димыч от неожиданности. — Это мафиози, который здесь заправляет всеми гиенами-нелегалами! Если его поймать, в городе больше никаких происшествий не будет! Валера, вы сумеете его проследить до дома?! Нам нужен его адрес, иначе мы его вовек не поймаем!!

— Я сделаю лучше, — напряжённо пробормотал Валера. — Запишу номер его машины, а ребята отследят, кому она принадлежит… А потом поеду следом…

Мы притихли так, словно могли помешать ему записывать цифры с номерного знака, и слушали шум проезжающих машин, чириканье воробьёв… Наконец послышался довольный голос:

— Готово. Теперь я перезвоню нашим районным гаишникам. Пусть глянут, что за индюк тут у нас мафию создаёт…

— Валера, а можно сказать об этом миротворцам?

— Передавай, конечно. Будет адрес — таиться не буду. А пока лови цифры. Вдруг понадобятся. — И он продиктовал их. — Всё? Кажется, они собираются разъезжаться. И опять-таки на всякий случай — ресторан находится неподалёку от драмтеатра. Называется «Антракт».

Едва голос Валеры пропал, как мы услышали ворчание:

— Да всё нормально, Лариса Ивановна… Сам поднимусь.

И Михаил поднялся. И потребовал объяснений, каким образом его напарник напал на него самого, хотя договор был охранять определённую квартиру от каких-то отморозков. Его усадили за стол, поставили ему чашку с чаем и в очередной раз рассказали о рвущихся пространственных границах.

За это время Димыч дозвонился до миротворцев и передал сообщение Валеры и цифры номерного знака мафиозной машины. А заодно — улицу, по которой он только что ехал. После чего братишка облизал пересохшие от волнения губы и поднял глаза.

— Миротворцы собираются догнать Валеру и следить вместе с ним за мафиози.

— Чем так важен мафиози? — спросил введённый в курс дела Михаил.

— Он знает ту часть границы, по которой выходят сюда все нелегалы. И которую использовали, чтобы перевести нас сюда, — ответил Лелль. — Если арестовать его и его банду, небесные птицы будут в безопасности. И вы тоже. Нелегалы слишком увлеклись играми. Слышали о пожаре возле места, которое называется старым цехом? Молодым приживалам из нелегалов захотелось зрелищ. Я никогда не слышал, чтобы в нашем мире приживалы позволяли себе убивать другое живое существо. Учитывая их ядовитые когти, законы нашего мира очень жёсткие, поэтому они и не перебили друг друга в древние времена. Здесь же они чувствуют себя свободными от тамошних законов. Это их опьяняет и делает опасными.

Снова позвонил Валера, предупредил:

— Больше сюда звонить не буду. Олег просёк, что так теряем время. Будем переговариваться с ним сразу.

— Но мы не хотим быть в неведении! — возмутилась я. — Валера, не забывай, что тут есть те, кто кровно заинтересован знать всё и как можно больше о том, что происходит!

— Ладно, буду перезванивать время от времени. Сейчас я еду в Северный посёлок. Ну, вы поняли, что за этим вашим мафиози. Олегу я уже передал его адрес — мне его наши ребята из ГАИ нашли. Так что Олег со своими теперь не нуждаются во мне, но на всякий случай я решил не оставлять слежки.

Когда его голос пропал, мы все обрадованно переглянулись. Олегу с миротворцами некогда рассказывать о том, что происходит. Хорошо, что там есть Валера!

Сообразив, что сейчас время «пустое» на полчаса вперёд, я осторожно вошла в комнату. Лена спала на диване, а к ней со всех сторон прижались Эрик и Арина. Я вспомнила, как небесные птицы осторожно обращались с найденной нами девочкой. Теперь-то я поняла, в чём дело. Миротворцы восстановили пространственные границы, но численность небесных птиц осталась слишком маленькой, и каждая теперь на особенном учёте. Особенно если она рождается в семье приживал.

Я присела на стул у двери и, глядя на Лену, размышляла.

Понятно, что будет с небесными птицами в их мире. Они вернутся к мирной жизни.

А что будет с Диром? Неужели его оставят в том же городе, где он родился? Рядом с каменным городом небесных птиц? Но это опасно. Дир всегда сможет сделать что-то непоправимое. Его глаза горят грязно-жёлтым светом. Он ненавидит свою бывшую жену и её брата. И себя. Он странно относится к своему единственному сыну — небесной птице. И он вкусил власти в другом мире, где о силе никто не знал… Я представила, как они ходил по улицам моего города и, ухмыляясь, думал о том, как легко здесь убить человека.

И Дира жалко. Как сломанного собственной семьёй и матерью, слишком жадной, чтобы дать сыну удержаться на той прекрасной высоте, которая даёт небесной птице поразительную магию: создавать реальность, подвести нужные события для того, чтобы исполнить мечту.

… Не судите, да не судимы будете. Легко осуждать Дира — особенно вспоминая то, что он успел обидеть и меня. Но… Сумела бы я на его месте устоять перед искушениями?

Я тоже люблю роскошь, пусть она выражается всего лишь в том, что моя комната забита (ой, была забита!) пряжей, которую скупала, как хомяк, хотя для вязания времени часто не бывает. Мне нравится кресло, в котором так уютно сидеть под светом солнечных лучей из окна или под лампой торшера над головой.

Сумела бы я отказаться от излишних вкусностей? Сумела бы выполнять тяжёлую работу по уходу за домашними животными, а потом стричь с них шерсть, мыть её, а потом превращать в тонкую пряжу для вязания? В чём-то, мне кажется, я Дира даже понимаю, несмотря на всю мою ненависть к нему. Трудно быть спокойным, как небесные птицы, если вырос в семье, где тебя постоянно дёргали, то и дело рывком возвращая с «небес», лишая удивительных сил, — всего лишь затем, чтобы покупать лишнее…

Лена осторожно дотянулась до подушки в углу дивана и встала, уложив детей головами на неё. Затем закрыла дверь в комнату. Я встала — неудобно разговаривать, когда одна стоит, а вторая сидит.

— У тебя лицо размышляющей о тяжёлом, — негромко сказала она.

— Извини, Лена, я всё время думаю о том, что будет с нелегалами в вашем мире.

Небесная птица опустила глаза и тихонько вздохнула.

— Их тайный портал сюда закроют навсегда. А им самим, скорей всего, сотрут память о пребывании на Земле. Это обычное наказание для убийц. И теперь всё, что они заработают свыше необходимого на жизнь, миротворцы будут передавать на Землю — тем семьям, которые пострадали из-за них. И все в нашем мире будут знать, что они убийцы. Это очень страшное наказание.

Она снова вздохнула. И, чтобы не томить её и себя тяжёлыми мыслями, я предложила пойти в кухню, где все с волнением ожидали, чем закончится история с преследованием гиен-приживал.

Восемнадцатая глава

Чтобы не психовать в ожидании, постоянно поглядывая то на часы, то на мобильный Димыча, я размышляла над словами Лены. Если я правильно её поняла, гиены со стёртой в своём мире памятью не будут знать, кого именно они убили. Но будут знать, что они убийцы. Как и все окружающие их.

Снова попробовала примерить на себя ситуацию. Вот я. Живу, зная, что на мне клеймо убийцы, но не помню своего страшного деяния. Живу в обществе, где убийства запрещены, потому что, сорвись хоть один представитель этого общества, — и будет ад. Ведь у каждого члена этого общества естественное оружие всегда с собой. А это значит… Начнись война — убийцей станет каждый. И сейчас, в мирное время, все на меня будут смотреть не только с презрением. И со страхом. Сторонясь… Ничего себе наказание.

Вот почему испугался Дир, когда Лелль перевёл на себя внимание отравленного Андрея. Гиена судил по себе. И решил, что небесная птица вот-вот натравит на приживал человека. А как дрались эти двое, Дир видел. И понимал, что против этих мужчин приживалам не выстоять.

… Мы все перебрались в комнату, где, с разрешения небесных птиц, Лариса Ивановна разглядывала волшебные шали и не могла удержаться от восторженных восклицаний. Даже помятый Михаил, зайдя на балкон и убедившись, что с Андреем, кажется, всё будет в порядке, стоял рядом у стола с шалями явно потрясённым.

Дети проснулись, но двигались вяло. Тоже устали. И тоже неудивительно: столько часов на ногах, пока взрослые плели то, что влияло на течения в пространстве. Брат с сестрой, небесные птицы, сидели с ними и устало молчали.

Мы с Димычем пристроились на одном кресле, благо большое и подлокотник, на который уселся братишка, у него широкий.

Ждали вестей. А их всё нет.

— Думаешь, у них всё получится? — прошептал Димыч, склонившись к моему уху.

— Получится, — сердито сказала я. Тяжело сидеть сложа руки, да ещё в неведении.

— Ты такая уверенная.

— Димыч, я начинаю понимать один из принципов исполнения желаний.

— И что это?

— Если брать конкретный пример… Чем больше народу знает, что натворили гиены, тем больше желание всех, чтобы они пропали с лица Земли. Так или иначе. Главное, чтобы их не было. Помнишь пожар у старого цеха? Молодые гиены все, как одна, хотели смерти для других. Их желание было выполнить легко. Тем более пьяному Эрику показали, как именно должны погибнуть люди. Сунули в руки зажигалку. И сейчас Лелль и Лена сделали то же самое. Они знакомятся с людьми, а мы рассказываем историю похищенных небесных птиц. Чем больше людей знает, тем быстрей исполняется желание миротворцев поймать нелегалов и вернуть всех в их мир.

— Тогда чего сидим? — насупился Дима. — Поехали в магазин — привезём ещё пряжи, пусть они продолжают.

— Эх, Димыч… Пожалей птиц хоть немного. Что-то я сомневаюсь, что Лена сейчас сумеет нормально вязать. Посмотри, как руки держит.

Братишка виновато примолк. С нашего места и правда было хорошо видно, что Лена опустила плечи, и руки её лежат почти бессильно.

Дима встал и вышел. Вернулся минуты через три и снова присел рядом со мной.

— В холодильнике остались только яблоки и груши. Может, сбегать за виноградом? Лид, ну не могу я просто так сидеть! Хоть что-то бы сделать!

— Димыч, а как их оставить? — прошептала я. — С кем? Понимаю, Михаил и Лариса Ивановна — хорошие люди. Но оставлять с незнакомыми Лену? Ей сейчас и так тяжело.

Ещё минут пять мы не решались даже на движение, зациклившись, что просто обязаны сидеть здесь. И мобильники молчат…

Внезапно Лелль что-то сказал Лене, и та заметно напряглась, но потом кивнула. Но согласилась с братом очень неохотно.

Лелль подошёл к нам, и мы встали.

— Лида, — нерешительно сказал он, — это очень сложно — найти для нас ещё немного пряжи? Пока миротворцы выполняют свои обязанности, нам бы надо поработать ещё на одно желание. Причём нужны нити светлых тонов.

— А вы сможете посидеть здесь без нас? — с тревогой спросила я.

— Сможем, — чуть улыбнулся небесная птица. — Этим людям нравится смотреть на шали… Им понравится и наша работа. Они к нам доброжелательны. Только вот у нас нет ваших денег на пряжу.

— Вы заставляете меня смущаться, — проворчала я, — деньги есть, и они получены именно за шали Лены.

— Мы вам отдадим и эти, — быстро сказал Лелль. — Желания всех выполнены, и эти связанные вещи нам уже не нужны.

Пытаясь не показать, как я ужаснулась, метнув взгляд на стол, заваленный эксклюзивными шалями: это же бешеные бабки! — я кивнула.

— Мы привезём вам пряжу.

Возмущённый Димыч дёрнул меня за рукав блузки, но я подбородком указала ему на выход. И уже за закрытой дверью услышала:

— Лидка, ты с ума сошла! Это же грабёж!

— Это реализм, — хмуро сказала я, морща нос: на площадке до сих пор пахло жутковатым сочетанием сигаретного дыма и уксуса. — И вообще, Димыч, меньше болтай. Нам сейчас времени на всё про всё слишком мало.

— А что ты хочешь сделать? — тут же заинтересовался брат.

— Что мы хотим сделать! — поправила я. — В первую очередь давай сюда телефон. Надо позвонить Аделии. Нет, подожди, в лифте лучше этого не делать.

Мы вышли на первом этаже подъезда, где было пустынно и прохладно, и брат отдал мне мобильный, предварительно найдя телефонный номер Аделии.

— Аделия, это я, Лида, — напряжённо сказала я, пытаясь сообразить, что происходит в магазине, да и на рабочем ли месте до сих пор моя напарница.

— Лида! — завопила та, и я в ужасе, не сообразив отодвинуть трубку от уха, отшатнулась от мобильника сама. — Тут так клёво теперь!

— Дура… — на периферии от телефона проворчал Димыч. — Чё орёт…

С силой почесав ухо ладонью, чтобы восстановить слух, я выждала, пока трубка замолчит, и быстро сказала:

— Аделия, слушай меня внимательно! Это срочно!

— Поняла, — деловито, но радостно сказала напарница. — Ну?

— Ты сможешь собрать ту пряжу, которую я тебе назову, и привезти по указанному адресу? — осторожно, в ожидании возмущённых воплей, спросила я.

— О, ты нашла новых покупателей! — обрадовалась Аделия. — Ну ты даёшь! Привезти могу! Мне тут Павлик свою машину показал — зверь, а не машина! А поскольку он сторожит меня, он и довезёт, куда надо, чтобы я под его присмотром оставалась.

— Э… Ну ладно. Блокнот под рукой? Записывай.

И я продиктовала Аделии, сколько и какую пряжу надо брать. Одновременно удивлялась, как быстро она пришла в себя, а ведь только недавно чуть не в истерике закатывалась. Но помалкивала. Кажется, новый кавалер ей очень понравился. Мне даже любопытно стало, каков из себя охранник, приставленный Валерой к Аделии.

И наконец продиктовала адрес:

— Рынок около кинотеатра «Сокол». Мы будем ждать на остановке.

— Хорошо! Мы быстро! — радостно сказала Аделия. Когда она проговорила адрес, записывая, в стороне низкий мужской голос пробурчал что-то успокоительное. Наверное, тот самый Павлик сказал, что без проблем отвезёт её на место.

— Весело мы живём в последние дни, — уже на улице задумчиво сказал Дима, стремительно шедший рядом. — Всё на бегу. Всё в спешке…

Он неожиданно замолчал, и я уже привычно взглянула туда, куда смотрел брат. Навстречу в толпе прохожих шла обычная женщина с дамской сумочкой и толстым, набитым явно продуктами, пакетом. Приживала. Стараясь не смотреть в упор, но кидать на неё только короткие взгляды, я подумала: «Если бы я не была Зрячей, решила бы, что эта женщина — самая обыкновенная. Наверняка из семьи со средним достатком. Торопится домой после работы, чтобы успеть к приходу мужа приготовить ужин… Приживала… Надо же. Для нас с Димкой теперь они — неотъемлемая часть обычной городской толпы».

— Привыкнем, — бодро бросила я Димычу.

— Думаешь? — с сомнением спросил он, а потом вдруг рассмеялся.

— Ты что? — улыбаясь его смеху, спросила я.

— Я бы предпочёл, чтобы в нашем городе жили не приживалы, а небесные птицы. И чтоб их побольше, побольше!

— Много хочешь… — всё ещё улыбаясь, вздохнула я.

— Лид, а Лелль правду сказал, что он нам оставляет эти шали?

— Думаю, да. А что?

— Если отдать деньги за нитки в магазин, то остаётся огромная сумма. И всё-таки это грабёж, а не реализм.

— Опять… Димыч, а ты смотри на это дело дальше своего носа, в перспективе, — посоветовала я, когда он придержал передо мной большую дверь крытого рынка. — На то, что останется, нам придётся поработать ещё ой-ёй-ёй как!

— Почему ты так думаешь? — удивился брат, когда мы подошли к прилавку с овощами и фруктами.

— Ты не забыл, что сказали миротворцы? Мы пока видим лишь приживал, но границы порваны и на стыке с другими магическими мирами. Так что эти деньги нам — на такси, если будут снова поиски и погони. На продукты для представителей иных миров, если они, конечно, будут нашу пищу есть.

Брат замолчал надолго. Видно было, как появилась морщинка между бровями. А я была рада его молчанию. Честно говоря, я немного устала от общества, в котором пребывала до сих пор. Димыч — это хорошо. Он всё-таки брат и вообще молчать умеет — время от времени. Но рядом есть и остальные. Быть на виду у них, даже доброжелательно относящихся к нам, тяжеловато. Я вздохнула. Захотелось вернуться в свою комнату, закрыться ото всех, сунуться носом в книжку и забыться в придуманном чужом мире, который безопасен хотя бы уже тем, что заключён в рамки книжных страниц.

Набрав два больших пакета винограда и цитрусовых с гранатами, мы вышли на остановку, спустились ниже, к эстакаде, а через минуту на здешнюю автостоянку подъехал шикарный «рено-дастер», из которого легко выпорхнула, несмотря на свой немаленький вес, Аделия. Пока мы откровенно таращились на неё, вышел и водитель. Чуть не расхохотавшись вслух, я сжала кулаки. Говорят, идеальные пары — те, в которых муж с женой похожи даже внешне. Павлик оказался грузным и представительным типом. И блондином! Но что самое интересное — он был недоволен тем, что Аделия выскочила из машины раньше, чем он успел открыть ей дверцу! Это он солидно и выговорил ей в лёгком упрёке. Сияющая Аделия кокетливо фыркнула на его укор, послала ему воздушный поцелуй и поспешила к нам, а Павлик подхватил из салона пару набитых пряжей пластиковых мешков и последовал за нею.

— Приветствую, — всё так же солидно сказал. Наверное, Аделия нас представила ему как коллег, которые временно отсутствуют в деловых поездках. Но затем его взгляд зацепился за тяжёлые пакеты в наших руках. И Павлик, кажется, даже обиделся.

Димыч не успел и глазом моргнуть, как наши пакеты с продуктами и пряжей оказались в багажнике, а мы — в «рено», на заднем сиденье. Защебетавшая от предвкушения новой поездки Аделия устроилась рядом с водителем.

— Адрес говорите, — недовольно сказал Павлик и добавил, объясняя свою позицию легкомысленным людям, которые не понимают, что он всегда выполняет дело до конца: — Адрес, куда надо вас отвезти. Ну?

— Лида, не стесняйся, — заворковала Аделия. — Время у нас есть. Я предупредила Регину, что мы отлучаемся на время, чтобы передать крупный заказ. Она согласилась, что эта отлучка важна для дела. Так что…

Так что мы под напором влюблённого серьёзного мужчины и тающей от его влюблённости девицы выдавили из себя адрес и с комфортом подкатили к «резиденции» миротворцев. Пока ехали, Димыч, чуть не открыв рот, слушал кокетливое лепетание Аделии. Когда нас высадили у подъезда и поверили нашим уверениям, что груз нам нетрудно самим втащить на нужный этаж, потому-то наши помощники-благотворители могут спокойно ехать назад, братишка долго смотрел отъезжающей машине вслед, а потом, уже в лифте, с недоумением спросил:

— Лид, Аделька — что, втюрилась, что ли? Я такого голоса у неё никогда не слыхал! Как будто мультяшная кукла говорит! И этому дядьке… — Он помолчал, озадаченный, а потом чуть не с возмущением выдал: — Этому дядьке понравилось, как она говорит!

— А тебе — нет, не понравилось? — поддела я его.

— Конечно! Если моя девчонка таким голоском заговорила бы!.. — с жаром начал Димыч. — То я!.. Нет, не понимаю! — с новым возмущением закончил он.

После недолгого молчания я задумчиво сказала:

— Просто Аделия — не твой тип девушки.

Он поперхнулся.

— Это как?

— Просто. Если бы все девушки были похожи на ту, которую ты себе представляешь, мужчинам было бы неинтересно. А тут все разные — и можно выбрать из них, что тебе по душе или по сердцу. Как и мужчины. Ты же видел, что этому Павлику Аделия понравилась. И чего тогда возмущаться? Ему нравятся такие, как Аделия. Тебе — другие. Мы все разные. И вкусы у нас — тоже разные.

Димыч посмотрел на меня странно, но промолчал. Но, судя по сосредоточенному виду братишки, он продолжал серьёзно размышлять над неожиданно открывшейся ему стороной взрослой жизни…

Двери лифта открылись, и только мы принялись за его разгрузку, как обнаружили на нужной лестничной площадке двух… приживал. Мужчина и женщина обернулись к нам. Судя по тому, как они стояли, видимо, они хотели попасть именно в нашу квартиру. Ой, «нашу»… Мужчина, несмотря на озабоченный и даже обеспокоенный вид, бросился к нам и, несмотря на остолбенение Димыча, помог вытащить всё, что сумел. А женщина, в простеньком летнем платье в мелкий цветочек, чуть отошла в сторонку, чтобы не мешать. Взглянув на неё, я сама нахмурилась: мне показалось, она недавно плакала — и очень сильно. Припухлости под глазами указывали на рыдания недвусмысленно.

— Вы в эту квартиру? — спросил Димыч, когда груз оказался на площадке, а лифт, вызванный снизу, уехал.

— Да, мы сюда, — помявшись, ответили оба.

Кажется, Димыч хотел спросить — зачем, но вопросительно уставился на меня. Что, мол, дальше делать? Я еле приподняла плечи: сама, мол, не знаю.

Но действовать пришлось. Не оставаться же на площадке тогда, когда нас ждут в квартире с ценным для некоторых грузом. Вглядевшись в лица приживал, уловила в них странное отчаяние и грусть… И позвонила в дверь.

«Глазок» посветлел, потом потемнел. Звякнул замок — и я успела заметить, как удивлённо уставились на нас приживалы, а потом всмотрелись в мешки, узнали пряжу — и их брови взметнулись так высоко, что стало ясным всё: они поняли, что в квартире находятся небесные птицы и что здесь-то их точно не ожидали встретить. Что ж, ещё одна мелочь в копилку их благонадёжности.

Открыл нам Михаил. Помог нам втащить груз и вопросительно взглянул на приживал. Те снова замялись, но я спокойно сказала:

— Заходите. Олега пока нет, но он скоро будет.

Оба нерешительно вошли, а буквально через секунды на мужчине повисла Арина, плача от радости и целуя его, одновременно тянясь рукой обнять женщину.

— Папа! Мама!

Пришлось предложить воссоединившейся семье пройти в комнату, где снова расплакавшаяся женщина-приживала никак не могла отойти от дочери и всё повторяла:

— Ну почему нам не сказали, что дочь нашлась?! Почему?!

Рыдая, за ответом она обращалась не к растерянной от неожиданности Ларисе Ивановне или Михаилу, смущённому из-за открытия, что здесь, оказывается, ещё и преступление было. Она обращалась к небесным птицам, которых угадала по тому, что они стояли у стола, заваленного пряжей. Но и те тоже не могли ничего толком объяснить, и в разговор вступила я, как наиболее осведомлённая о происходящем.

— Простите — не знаю ваших имён. Арину мы нашли недавно, а рассказать о ней вам пока не представлялось возможным. Ситуация такая была, что приходилось её прятать. Садитесь, пожалуйста, и успокойтесь.

— А вы кто? — всхлипывая, поинтересовалась женщина.

— Зрячая.

Михаил метнул на меня удивлённый взгляд.

— Я тоже Зрячий, — сказал Димыч, втаскивая в комнату мешок с остатками пряжи — первый небесные птицы уже распаковали и примеривались с чего начать вязание и плетение. Рядом со столом стоял и Эрик, посматривавший на Арину. Кажется, он побаивался, что резать нити придётся в одиночку.

Девочка, счастливая, хоть и с распухшим от плача носом, сидела на диване, прижавшись к матери.

Я немного боялась, что тот ангел, которого видела, выходя из квартиры, с появлением родителей превратится в маленькую приживалу, но этого не случилось.

— Эти Зрячие спасли Арину, — спокойно заметил Лелль.

Изумлённые родители девочки потребовали подробностей.

Пришлось наскоро рассказать, что произошло возле старого цеха.

Михаил и Лариса Ивановна присели на стулья и с тревогой выслушали нас. Меня. Димыч только вставлял дополняющие реплики. Кажется, о том, что пожар и автокатастрофа устроены представителями иного мира, они не знали.

Поскольку я стояла в комнате слева от двери (так уж получилось), я видела всех. Удобно для рассказчика. Повествование оказалось не слишком длинным, но ещё в самом его начале я заметила странную вещь. Если мама Арины сидела на диване, то отец стоял рядом. Но общим было одно: оба нервничали. Страшно нервничали. Видно было по их рукам, которые они не знали, куда девать. Отец то закладывал их за спину, то слегка поднимал, потирая ладони. Мне показалось даже, что он потирает их не просто так, а потому что они потеют. Мать прижимала к себе дочь, то внимательно слушая меня, то вдруг уходя в свои мысли — и её взгляд тогда упирался в противоположную стену, становился пустым и отстранённым. Иногда он замирал на небесных птицах, которые, прислушиваясь к тому, что уже знали, почти машинально вязали и плели.

Как только родители поняли, что я закончила, отец резко сказал:

— Мы решили не пересылать Арину домой. — Он так и сказал — «домой». — Она останется здесь, с нами!

Небесные птицы застыли от неожиданности, с изумлением глядя на приживал.

Мать встала, потянув за собой сбитую с толку девочку. Эрик, стоявший у стола и резавший нити, шагнул к Арине, но её мать ощутимо дёрнула дочь за руку и буквально поволокла её за собой в прихожую — так торопливо, словно боялась: Арину не просто оставят здесь, в комнате, но вообще отберут у неё.

Девочка не упиралась, не просила оставить её, но умоляюще оглядывалась на Лену.

Лена выступила из-за стола. Растерянный Лелль просто опустил руки.

— И вы ничего не объясните? — тихо спросила Лена мужчину.

— Это наша дочь! — огрызнулся тот. — И, пока она несовершеннолетняя, она будет слушаться нас! Без объяснений!

И бросился за женой и дочерью — слишком явно испуганный, чтобы даже я не могла этого не заметить. Но испугался он не того, что небесные птицы заставят его остановиться и вернуть Арину. Он боялся чего-то другого!

— Михаил, пожалуйста, на всякий случай!.. — бессвязно крикнула я и кинулась за приживалами.

Димыч догнал меня у входной двери — за ним, топая, бежал Михаил.

Лифт гудел, уходя вниз. Я даже думать не стала — помчалась по лестницам. «Что-то не то! Что-то не то!» — стучало сердце в такт шагам.

Когда донизу оставалось добежать две лестницы, я услышала мелодичный звон домофона. Семья приживал уже открыла подъездную дверь. Ничего, до ближайшей остановки — минуты три ходьбы. Почему-то в тот момент я не подумала, что они могли приехать на машине.

Дверь здесь закрывалась медленно — и я бежала к ней так, словно, закройся она, и моя жизнь закончится. Но хлопнула перед моим носом, и я поспешно ткнула в кнопку, слыша за собой сопение двух запыхавшихся мужчин. Господи, как же долго она открывается!.. Мы выскочили на крыльцо подъезда. Сделали пару шагов. Оцепенели… Хотя нет. Михаила пришлось ловить за рукав рубашки и сквозь зубы почти прорычать:

— Стой!

Семья приживал приехала на машине. Мужчина поставил её на приподъездную площадку, благо широкая. Вся семья была внутри, но выехать с площадки не могла. Параллельно дому, закрывая путь пытавшимся удрать приживалам, всё ещё ехали и вставали другие легковушки. Из первых остановившихся уже выходили, небрежно хлопая дверцами, молодые приживалы и лениво направлялись к застрявшей по их милости машине… Я сжала кулаки. Может, сразу бы я их и не узнала. Но этот ряд машин, стоявших плотно одна к другой… Сволочи — среди бела дня?!

Разъярённая донельзя, я бросилась к машине приживал и, вцепившись в дверные ручки, рявкнула:

— Выходите! Быстро!

Первой вылетела Арина — за ней родители.

— Звоните в домофон! — продолжала орать я. — Квартира 168!

Молодые приживалы ускорили шаг, ухмыляясь на попытки семьи приживал спрятаться в подъезде. Михаил насторожённо спросил, не оглядываясь на меня, но жёстко присматриваясь к подходящим:

— Что происходит?!

— Это они! — снова рявкнула я, не в силах удержаться от злобного крика. — Они устроили катастрофу около старого цеха! Я помню эти машины! Все!

— Это абсолютно точно? — сухо переспросил Михаил.

А когда я кивнула, не в силах больше говорить из-за ярости и слёз, он побежал по газону к последней припарковавшейся машине. Молодые приживалы проводили его слегка удивлённым взглядом и снова уставились на меня.

— Арина спряталась, — тихо сказал Димыч и взмахнул неизвестно откуда взявшимся железным прутом, демонстрируя его приближавшимся к нам гиенам.

Те остановились в трёх шагах от нас, и один пренебрежительно спросил:

— Зрячие, что ли?

Он чувствовал себя очень самоуверенным и безнаказанным, как и те, что подходили и вставали за его спиной.

— Да, Зрячие! — с силой сказала я, глядя с ненавистью в его ухмыляющиеся глаза. — Понаехали тут из других миров, гады! Свиньи, блин! Порядки свои пытаетесь навести?! Не будет такого, ясно? Нелегалы чёртовы! Думаете: пробрались украдкой — сумеете здесь устроиться как белые люди? Как были свиньями — так и остались! У вас у всех была возможность стать выше, чище — небесными птицами! Вы же предпочли остаться свиньями! Пачкуны и гиены! Убийцы! Дома, небось, так себя не вели, морды жуткие?! А ну, брысь отсюда, поросята!

Видеть, как ухмыляющиеся морды и в самом деле в продолжение моей ругани превращаются в оскаленные свинячьи, было… брезгливо! Не страшно! Чем больше я выплёвывала всё, что о них придумала раньше и думаю сейчас, тем гиены становились страшней — не для меня. Они скалились, запугивая меня. Носы противно раздувались. Глаза горели грязно- жёлтым огнём. Они уже и сами сжимали кулаки… Но я знала, что не уступлю, что буду драться с ними, шагни только хоть один ко мне с намерением ударить.

Димыч рядом со мной вдруг чуть не простонал сквозь зубы:

— Ну?! Давайте! Давайте — двиньтесь только!

И я, не оборачиваясь, поняла, что он обеими руками прихватил свою палку.

Звон стекла — я машинально взглянула в сторону. Как и молодые гиены. Михаил, леденяще жуткий в своём гневе, как и внешне страшный — испятнанный пластырями и распухший от побоев, разбил заднее стекло последней остановившейся машины, после чего, как будто ничего не произошло, как будто не замечая выскочивших из салона, вопящих на него молодых гиен, двинулся вдоль ряда машин с блокнотиком в руках, останавливаясь возле каждой и записывая номера.

А потом запел домофон.

И на крыльцо вышли небесные птицы. Лелль и Лена держали за руки Эрика.

Молодые гиены сразу узнали всех троих и сразу забыли о странном мужике, бившем стёкла, а теперь старательно записывающем номера их машин.

— Мы знали! — заорал тот, что стоял передо мной. — Мы знали, что они приведут нас к ним! Сами вышли! Хватай их!

Что-то не больно-то каждый из гиен торопился выполнять его заполошный приказ!

Димка, бледный от переживаний, поднял палку. Я развернулась и рванула было к Лене. Ну зачем? Зачем они вышли?! Они же не умеют драться! Не умеют защищаться!..

Но дверь подъезда всё не закрывалась. И я разревелась от облегчения, когда из-за спин небесных птиц появились высоченные фигуры широкоплечих мужчин с тату на скулах и с тесёмками на лбах. Небесные птицы отошли в сторону, потеснились на подъездном крылечке, пропуская их мимо себя. Здесь нет ни Аскольда, ни Ингольфа! Но этих — гораздо больше!

Как будто замороженные одним только видом решительных мужчин, молодые гиены остались на месте, покорно позволяя каждому из миротворцев спокойно зайти себе за спину, чтобы скрутить им руки за спину.

Девятнадцатая глава

При миротворцах молодые гиены так скуксились, что я заподозрила «индейцев» в каких-то необычных способностях, которые помогают легко утихомиривать приживал.

И эту способность буквально через минуту испытала на себе.

Время-то послеобеденное, и во дворе дома — народу: и дети гуляют, и взрослые — кто гуляет, кто с работы, а кто — из магазина. И все неторопливо начали подходить к дороге, где в странном порядке остановились шикарные (что-что, а пыль в глаза пустить приживалы-нелегалы умеют!) машины. От соседнего подъезда один невысокий мужичонка, плешивый и, судя по виду, уже поддавший хорошенько, вообще подошёл к первой машине и начал ругательски ругаться чернейшим матом. Тема: какого… тут стоят всякие машины, не пуская хороших людей в дом?! Тему подхватила и начала умело развивать толстая дама с короткими кудряшками, державшая, прислонив к боку, таз с бельём. Она даже не кричала, но её голос был так пронзителен, что его слышали даже от последнего подъезда. Если учесть, что в доме двенадцать подъездов с аркой посередине, то неудивительно, что народ, любопытствуя, в достаточно большом количестве двинулся ближе к машинам. Семья Арины уже встревоженно выглядывала из открытой двери подъезда, а небесные птицы негромко утешали и напуганную девочку, и её родителей… Я напряглась, понимая, что миротворцам движение жителей дома, подтягивающихся к дороге, вряд ли придётся по нутру. Не сделали бы и те, и другие чего непоправимого и непозволительного…

Ко мне подошёл один из «индейцев». Поскольку он встал чуть ближе к подъезду, я и увидела, и испытала то, что он сделал. Миротворец просто-напросто обвёл внимательным взглядом всех и всё, что было доступно его глазам. Мимо меня он скользнул взглядом, как мимо столба. И это скольжение отозвалось во всём теле, как, бывает, резкое и сильное покалывание в ногах, после того как пересидишь на одном месте и ноги сильно затекут. Оглянувшись на брата, я успела заметить, что Димыча, попавшего под воздействие этого взгляда, аж передёрнуло.

И тут же я поняла, почему миротворцы сразу поняли, что перед ними гиены. Нелегалы разом сели в свои машины. А жители «нашего» дома и прилегающих спокойно отправились по своим делам. Кажется, сначала миротворцы узнали гиен по номерным знакам машин, а затем, пустив в ход свой взгляд, удостоверились в том, что перед ними именно нелегалы.

— Вы Зрячие? — повелительно и несколько холодно спросил у нас «индеец», который только что всех утихомирил.

— Зрячие, — повёл плечами Димыч.

— Запомните вон того ребёнка, — велел миротворец. — На детской площадке. Он вам понадобится в будущем. Это мальчик в светло-синих штанах и в светлой рубашке.

Светло-синие штаны оказались джинсами. А сам беленький пацанчик, лет шести, если не меньше, никуда не уходил, в отличие от всех, попавших под взгляд миротворца, и хлопал большими глазищами то на миротворцев, то на приживал, сидевших в машинах. Пока не остановился глазами на небесных птицах, после чего раскрыл и рот. Миротворец прав: мальчишка — Зрячий!

— Я сам, — быстро сказал Димыч. — Лида, у тебя в сумочке ручка и пачка листов для записей. Дай, а?

Прихватив протянутое, он побежал к детской площадке. Там он наклонился к малышу и что-то спросил у него. Беловолосый малыш развернулся и показал рукой в сторону. И брат быстро подошёл к двум молодым людям, сидевшим на детской скамеечке. Наверное, это были родители маленького Зрячего.

Пока Димыч, присев к ним, что-то говорил и, внимательно выслушивая, записывал их ответы, тот же миротворец, кажется бывший здесь главным, подошёл к Михаилу. Тот стоял неподвижно и с удивлением смотрел на свои руки — точней на блокнот, куда только что вписывал цифры с номерных знаков. Я бегом бросилась к ним и чуть не крикнула «индейцу»:

— Это Михаил! Он из полиции и помогал нам отбиваться от приживал!

Миротворец, которого я начала узнавать по красному тату на скулах (у остальных были чёрные) кивнул мне за подсказку и сказал Михаилу буквально пару слов, после чего тот поколебался, но спрятал блокнот в карман…

Я тут же с надеждой спросила:

— А вы умеете убирать яд из человека? Второй полицейский лежит в квартире Олега. Некоторое время назад его отравили!

— Квартира Олега — наш официальный портал, которым мы прошли сюда, — невозмутимо ответил «индеец». — Андрею дали противоядие. Ваш врач проследит, чтобы его реабилитация прошла успешно.

Подбежал Димыч. Оказывается, он представился родителям мальчика корреспондентом, который собирает информацию о детских площадках домах. После того как задал два-три простеньких вопроса, тут же спросил, из какого дома молодая пара. И выяснил, что они живут в доме Олега… Миротворец одобрительно кивнул. Всё правильно: или Олег знает своих соседей, или теперь ему по наводке легче узнать о них.

Теперь я точно знала что миротворцы — это настоящие спецы по тушению конфликтов.

Они мгновенно навели порядок, да так, что свидетели чрезвычайного происшествия на дороге перед домом забыли, почему вдруг решили собраться вместе, и вернулись к своим делам.

В результате миротворческой деятельности в квартире Олега осталась лишь проинструктированная и весьма изумлённая Лариса Ивановна, которая следила за состоянием приходящего в себя Андрея.

Далее они велели гиенам ехать за первой машиной, за руль которой сел «индеец» с красной татуировкой. Мы следовали сразу за ним — в большущей и представительной шестиместной машине. У нас за руль сел Михаил. Лелль рядом с водителем. Семья приживал за ними, а мы вчетвером позади. Причём Лена на заднем сиденье продолжала вязать, вжавшись спиной в угол, почти в дверцу, чтобы рукам было свободней.

Как только машина рванула с места за ведущей, Лелль спокойно спросил главу семейства приживал:

— Почему вы пришли к миротворцам?

Пару секунд в салоне царила напряжённая тишина, а потом женщина-приживала снова расплакалась, прижимая к себе Арину. Отец девочки тяжело вздохнул и начал рассказывать… Олега со здешними миротворцами о пропаже Арины семья оповестила ещё неделю назад. И миротворцы занимались поисками не только приживал-нелегалов, но и девочки-небесной птицы (я так поняла, что поиски велись не просто одновременно: кажется, Ингольф и Аскольд уже подозревали гиен в похищении Арины). И вдруг отцу позвонили с мобильника дочери и издевательски сообщили, что они похитители, которые израсходовали на мелочь силы девочки-небесной птицы, а её саму выбросили по ненадобности. И пригрозили: не вякать, иначе будет убита вся семья… А в доме ещё два младших сына, погодки. Испугавшись угроз, родители бросились к миротворцам, желая во что бы то ни стало вернуться на родину, в свой мир, где жили до сих пор в безопасности. И наткнулись на живую и невредимую Арину, пусть и поседевшую от того, как безобразно использовали её силы! Возмущённые: им до сих пор не сказали, что девочка нашлась! — они и заявили, что дочь не отдадут в свой родной мир, к небесным птицам, раз ей уже сейчас грозят всякие ужасы. И пусть лучше девочка останется приживалой, но хоть жить будет…

Родителей, переживших потрясение, можно было понять.

Я ожидала, что Лелль заговорит о магической опасности, угрожающей их родному миру, что границы мира продолжают висеть буквально на волоске, что Арина нужна — заниматься магией небесных птиц и тем самым укреплять пространство родного мира, не давая ему рваться. Но Лелль молчал и смотрел в ветровое стекло, а выдохшийся после взволнованного и сумбурного рассказа отец-приживала тяжело дышал и… с какой-то надеждой смотрел ему в затылок.

Внезапно даже для себя я замерла от странной догадки. Покосилась на женщину-приживалу. Та прижимала к себе внешне смирившуюся с судьбой дочь (хотя видно было, что Арина, покусывая губу, еле сдерживает слёзы), будто боялась, что её отнимут прямо в машине. Но тоже смотрела на небесную птицу… умоляюще, с видимым ожиданием. С той же надеждой, что и муж.

Разгадка их странного поведения была простой: приживалы растерялись. Они и хотели, чтобы их дочь стала настоящей небесной птицей, и боялись за неё, за её судьбу и жизнь. А я вспоминала слова миротворцев, почему у всех, даже мирных, легальных приживал глаза зачастую злые…

Родители боялись, как бы в будущем Арина не обвинила их в том, что она могла достигнуть высот небесных птиц, уже родившись ею, а они не дали ей шанса.

Они сказали своё «веское» слово в надежде, что небесные птицы оспорят его.

Что скажет Лелль? Понял ли он, почему, смущённые, встревоженные до слёз, родители девочки просительно смотрят на него?.. Напряжение в салоне машины было таким, что у меня в ушах зазвенело. А может, потому зазвенело, что я с трудом подавляла слёзы. Если бы у меня был такой шанс… Если бы я умела создавать красивые вещи, одновременно меняя структуру пространств и помогая кому-то с исполнением мечты… Сумела бы я простить своих родителей, волевым решением заставивших меня жить приземлённой жизнью?.. Сумеют ли небесные птицы успокоить родителей-приживал?

Торопливое постукивание спиц на секунды примолкло. Лена подняла глаза и легко, будто говоря о чём-то постороннем, сказала:

— Арина будет мне дочерью.

И снова стремительно замелькали и весело застучали спицы.

А я вдруг подумала: «Чьё желание она сейчас выполняет? Не этих же растерянных приживал? Или она таким образом помогает им с тем желанием, которое сильней? Ну, пока они сами не могут разобраться с чувствами?» Но почему тогда — при них же? Они же понимают, что она делает!

— Спасибо, — прошептала женщина-приживала.

Не переставая быстро работать спицами, Лена коротко улыбнулась.

Нет, она вязала не на этих людей.

Успокоившись, я посмотрела в окно. Незнакомая дорога к окраинам города — с трудом узнавала, но предполагала, что едем в Северный посёлок. Почему-то нисколько не сомневалась, что едем в дом Дира, купленный ему мафиози. И там встретимся с Ингольфом и Аскольдом. И Олегом. Кажется, история небесных птиц и приживал-нелегалов на Земле приближается к развязке. Интересно, а двое миротворцев сумели поймать главного мафиози?

Рядом шевельнулся Эрик. Мы с Димычем затаили дыхание, когда мальчик-небесная птица вытянул часть материнского вязания на свои колени и принялся медленно и неуверенно вплетать в него отдельные нити от вынутого из кармана клубочка. Лена скосилась на сына, но ничего не сказала, продолжая вязание. Интересно, а если я спрошу, для кого она вяжет, ответит ли мне небесная птица?

Слушая убаюкивающе лёгкий перестук спиц, я решила: как только Лена довяжет, а Эрик доплетёт то, что видит нужным вплести, я обязательно спрошу, на кого направлено изменение структур пространства.

Димыч, притихнув, тоже смотрел в окно, думая о чём-то своём. Я же неожиданно вспомнила, что мы сидим во второй машине в целой кавалькаде. И в каждой машине рядом с гиеной-нелегалом миротворец, который направляет его действия. И попробовала посчитать, сколько всего гиен-нелегалов в моём городе.

По предварительным подсчётам от нечего делать в пути, у меня получилось следующее: машин — двенадцать. Если учесть, что в каждой сидит представитель одной семьи приживал, если учесть отдельную личность — Дира. Если учесть, что мафиози в «детские» игры молодых гиен не играет, а ещё у него есть двое телохранителей, то клан мафиози состоит из человек пятидесяти. Это я ещё учитываю семьи, в которых, кроме молодых, наверняка есть ещё и родители, и другие родственники. Неужели миротворцы сумеют всю эту армию нелегалов отправить назад? А ещё любопытно, где находится тот портал, через который мафиози перетащил сюда верных ему приживал… Столько вопросов. Неужели сегодня я получу все ответы?

Покосилась на Эрика. Может, не стоило его брать с собой? Встреча с отцом ему, мне кажется, не на пользу. Мало того, что для мальчишки-небесной птицы отец — это враг номер один, так ещё и страшно за его, Эрика, детскую психику. Но Лена не возражала против поездки. Наверное, в чём-то она права.

Раздумья, которым я предавалась, закончились с поворотом в посёлок, из которого мы с Эриком сбежали пару дней назад.

— Нам продолжать ехать за этими вашими миротворцами? — спросил Михаил.

— Да, поезжайте за ними, — вздохнула я, чувствуя, как тревожно застучало сердце.

— Я не знаю, у кого спросить… — начал Михаил, поворачивая за ведущей машиной. — Кое-что я понял — из того, что случилось. Ну, про миры, например. Но не совсем понял, почему представители этих иных миров не желают прятаться, а всем подряд рассказывают о себе. Может, кто объяснит?

— Чем быстрей о нас узнают, тем легче будет землянам, — спокойно сказал Лелль. — И нам выгодно, когда вы узнаёте о нас постепенно. И узнаёте не сразу. Отдельными представителями Земли. Если вдруг начнётся крупномасштабное переселение на Землю других иномирян, вы перенесёте его спокойней. А это переселение будет. Нас, небесных птиц, слишком мало, чтобы удерживать пространственные границы такими же крепкими, какими они были до недавнего времени.

— Но я, например, вас не вижу.

— Ничего страшного, — сказала уже я. — Олег и миротворцы постоянно ищут Зрячих в нашем мире — тех, кто видит. И готовят их. А значит, с ними будет ещё легче постепенно принимать нежданных гостей.

— А… — Михаил смущённо ухмыльнулся. — А в их миры люди попасть могут?

— Легко, — задумчиво сказал Лелль. — Поэтому миротворцы и ищут нелегальные, а то и неизвестные порталы, чтобы люди не терялись. Одно дело — попасть сюда, где жизнь довольно упорядоченна. Другое — к нам, где каждый житель имеет свои неожиданные для землян особенности.

— Но у нас тоже есть, — возразил Михаил. — Колдуны всякие, маги.

— Есть, — согласился Лелль. — Только у вас все они — сами по себе. Слишком разрозненны между собой.

Почувствовав движение рядом, оглянулась на брата. Димыч мечтательно улыбался, а потом вздохнул и спросил:

— Лелль, а путешествовать к вам — как? Можно? Ну, например, мы путешествуем по Земле, по разным странам. А мне хочется повидать ваш мир, хочется… Захочется однажды снова увидеть всех вас: Арину, Эрика, Лену. Можно будет?

Брату удалось удивить и озадачить небесную птицу. Даже Лена перестала вязать и с улыбкой посмотрела в спину брата. Родители Арины оживились, блестящими глазами глядя вперёд, тоже на Лелля.

Лелль не обернулся, но по голосу, когда он ответил, я поняла, что он улыбается.

— Об этом — к миротворцам. Они решают такие вопросы.

— Я спрошу! — то ли пригрозил, то ли твёрдо решился Димыч.

Михаил только хмыкнул.

Машина начала притормаживать. Мы подъехали на едва знакомую мне улицу — сбежали-то с Эриком из дома в темноте. Чуть повернувшись на сиденье, я бросила взгляд на мальчика-небесную птицу. Тот, опустив глаза, лихорадочно вплетал нити в вязание Лены. То ли старался не думать о встрече с отцом, то ли и в самом деле старался помочь матери побыстрей выполнить чьё-то желание.

Когда все машины остановились и захлопали дверцами, выходя, миротворцы, мы не встали с мест и не открыли своих дверец, не зная, нужно ли. Но вскоре подошёл командир спецназа, тот самый «индеец» с красной татуировкой на скулах.

— Вам позвонят, когда будет позволено войти в дом.

И ушёл к дому с остальными.

Честно говоря, не знаю, как другие, но я испытывала самую настоящую жуть. В десяти машинах сидят гиены. Почему миротворцы оставили их без охраны? Или они уже что-то сделали с молодыми приживалами, из-за чего те не могут двинуться с места? Эта мысль, хоть и не подтверждённая, утешала.

— Валерьян Иваныч! — удивлённо и радостно сказал Эрик, глядя в окно. И вдруг испугался: — Мы забыли мою собачку! Щенка! Мама!

— Его привезут, — успокаивающе сказала Лена и предложила всем: — Может, нам выйти? Нам же не запрещено это? В дом ведь мы заходить не будем.

И, отложив вязанье назад, за спинку сиденья, она открыла дверцу и пропустила мимо себя спешившего выбраться сына.

Валера, не торопясь, шёл с другой стороны дороги навстречу бегущему Эрику. Кажется, он тоже не входил в дом, а только наблюдал за ним, стоя у своей машины.

Он легко поймал маленькую небесную птицу за подмышки и подбросил вверх, к небу. Эрик засмеялся от удовольствия. Следом за мальчиком к Валере радостно заспешил и Михаил. Он так явно обрадовался бывшему коллеге, что я усмехнулась: да-а, тяжеловато несколько часов подряд находиться в обществе не только незнакомых людей, но и нездешних существ.

Стоя у машины, я заметила, с какой завистью Арина смотрит на хохочущего Эрика. И подбодрила девочку:

— Беги-беги! Валеру ты знаешь!

Девочка оглянулась на родителей, но те только пожали плечами. Для них главным, вероятно, было одно: дочь здесь, на их глазах, а там — пусть себе побегает всласть!

Арину поймал и поднял к небу Михаил. Рядом с Валерой он повеселел, а когда мы с Димычем подошли, он, крутя над головой девочку, визжащую от восторга, сказал:

— У меня своя такая! Ровесницей будет!

А потом Валера закрыл свою машину и присоединился к нам, сидящим и стоящим возле конфискованной миротворцами машины.

Но поговорить не удалось. Только успели обменяться главными новостями, как на крыльце дома показался Олег. Он быстро добежал до ворот, за которыми мы стояли в ожидании, и попросил:

— Лиенна и Зрячие, на секунду!

Лелль остро взглянул на него, но ничего не сказал. Более того. Когда он заметил, что Эрик встревожился, немедленно велел племяннику передать незаконченное вязание Лены и помочь с вывязыванием.

А мы пошли за Олегом.

Как только мы оказались в доме, миротворцы провели мимо нас того самого мафиози — маленького толстячка, а за ним — его двух телохранителей, в том числе и того, который в паре с Диром гонялся за мной с Эриком. Все трое отсутствующе смотрели в никуда. И я, провожая их взглядом, даже подумала: может, миротворцы зря их сопровождают?

— Вы уверены, что всех поймали? — обеспокоенно спросила я. — А вдруг в городе остался кто-то из нелегалов? Вдруг вы не всех нашли?

— Миротворцы допросили приживал, — откликнулся Олег. — Взяли всех. — А после секунд молчания добавил, слабо улыбаясь: — Они умеют допрашивать.

Олегу я поверила.

Он же, открыв дверь в небольшую комнату, показал нам из коридора сидящего на стуле Дира. И обратился к Лене:

— Он попросил о последнем желании, перед тем как ему сотрут память. Поговорить с тобой. Лена, если ты не хочешь, скажи.

— Одна я не пойду, — спокойно сказала небесная птица, и мне почудилось, что она наперёд знала, что это случится. — Я хочу, чтобы при этом разговоре рядом были те, кто абсолютно искренен со мной. Лида и Дима. В них я не сомневаюсь.

Олег кивнул и снова открыл дверь.

Чувствуя себя неловко, мы вошли следом за Леной. Она, не торопясь, подошла к бывшему мужу и встала перед ним. Я смотрела на них и думала: «Сейчас она видит его сквозь человеческую личину и может, если захочет, не видеть его гиеньей морды. Но ведь оба возвращаются в свой мир. Каково ей будет там смотреть на него?»

Дир, сидящий, медленно поднял голову.

Я невольно шагнула ближе. Встревоженный Димыч — за мной.

В лице приживалы мелькали и дёргались то ли мышцы, то ли что ещё. Он постоянно менялся внешне, а глаза, сумасшедшие глаза ненормального, как мне показалось, то сверкали голубым отсветом, то тлели грязно-жёлтым.

— Лиенна, я… — начал Дир и замолк.

Он снова опустил голову и сидел так некоторое время, тяжело дыша. Наконец он встал на ноги и теперь возвышался над маленькой женщиной. Правда, рост ему преимущества не дал. Лена смотрела на него, чуть склонив голову к плечу. Терпеливо.

Мурашки по телу, когда в комнате, где было четверо, но слышалось охриплое дыхание лишь одного, прошелестел шёпот:

— Прости меня, Лиенна… Твоя любовь — моя последняя надежда…

Женщина-небесная птица коснулась пальцами его подбородка.

— Я люблю тебя, Дир. Но моё прощение тебе ничего не даст. Ты другой. И мне тяжело тянуть тебя из того, другого. Ты… закрепился в нём. Ты стал другим, потому что этого хотел, Дир. Я… люблю тебя и всегда буду помнить… того. Моего Дира.

— Но я вот он! — настаивал Дир, и я отвернулась: смотреть, как он пытается снова вызвать в себе лик ангела, небесной птицы, было страшно. Морда гиены, которая обязательно возвращалась после этих попыток, казалась ещё отвратительней. — Я всё тот же Дир. Я мечтаю. Смотрю на небо и вижу звёзды! Лиенна, ты же знаешь, что только ты сумеешь мне помочь! Я хочу быть с тобой рядом… Ты любишь меня, а я люблю тебя, Лиенна, ты же знаешь!

В отчаянном вопросе он протянул к ней руки.

Лена мягко отступила и оказалась между мной и Димой.

— Я люблю тебя, Дир, — повторила она. — Именно поэтому знаю, что любовь твоя ко мне… это любовь к источнику, но не к живому существу. Ты любишь не меня. А себя на той верёвке, которая раньше не давала тебе слететь с высот небесной птицы. Но, Дир… Верёвка порвана тобой. Ты отодвинул меня от себя, решив, что я тебе больше не нужна. И ты прав в этом…

— Нет, Лиенна! Нет!

Дверь за нами открылась. Вошёл незнакомый миротворец, вопросительно взглянул на Лену. Она помешкала и кивнула. Дир попятился, упорно глядя в пол.

— Дир, — тихо позвала Лена.

Он быстро поднял глаза и не выдержал, взглянул на миротворца, ожидавшего этого взгляда молча.

Мы затаили дыхание. Глаза приживалы опустели, а по лицу перестали бегать странные нервные волны и судороги. Миротворец подошёл к нему и взялся за локоть. Безучастный Дир, слегка направляемый «индейцем», покинул комнату.

Лена спокойно смотрела в сторону. Только я открыла рот, чтобы напомнить: пора выходить! — как интуитивно шагнула ближе к небесной птице, чтобы видеть её лицо. Лена тихо и молча глотала слёзы. Подбородком указав брату выйти, я сделала ещё шаг и обняла женщину. Говорить ничего не стала, хотя в первый момент решила: Лена плачет, потому что думает — она предала Дира. Но утешать не стала. Просто стояла рядом и чувствовала, как она вздрагивает под моими руками.

Наверное, Димыч предупредил кого-нибудь, и нам не мешали.

Выплакавшись, Лена подняла голову и прошептала:

— Я попрощалась с ним.

Я неловко кивнула, и мы вышли из дома.

Первым я заметила Эрика. Он показывал Арине сидящего на его руках щенка. Меня это так поразило, что я забыла о Лене. Откуда щенок? Нет, Лена сказала, что «собачку» ему привезут, но как?..

Лена поспешно подошла к сыну и погладила щенка, постепенно расслабляясь.

И только спустя минуту я узнала, в чём дело.

Лена вязала на возможное желание тех приживал, кто легально жил в городе и в чьих семьях могли быть маленькие небесные птицы. Небесная птица не знала, есть ли такие семьи в городе, но работала на всякий случай. И одна семья, до сих пор сомневавшаяся, отдавать ли двухлетнего мальчика-небесную птицу, откликнулась. Родители вместе с ребёнком приехали в квартиру Олега, узнали от пришедшего в себя Андрея, где Олег находится, и, прихватив щенка, приехали сюда, по указанному адресу. Арина уже держала за руку темноволосого малыша, который с восторгом смотрел то на неё, то на взрослых небесных птиц, а то и тянулся к щенку Эрика.

Подошёл Валера, сказал вполголоса:

— Их портал находится возле старого цеха. Я отвезу вас и Михаила домой. Пора прощаться.

Честно говоря, я ужасно боялась, что буду реветь, как последняя дура. Из жалости. По-бабски. Но получилось всё наоборот. Я спокойно, хоть и с печалью попрощалась с Леной, с Леллем, с детьми. И заметила, как отошёл после прощания с ними Димыч, кривясь и стараясь не показать своих слёз.

Валера посадил нас и Михаила в машину. Олег сказал, что перезвонит, и, спохватившись — чуть не забыл! — отдал мне мой мобильный телефон, отнятый у Дира.

Двадцатая глава

Фарт, который мы испытали в магазине, когда в нём пряталась Лена, не оставил нас, а лишь слегка упорядочился. В общем, ни дня без хороших продаж. И это было замечательно. Ведь буквально через неделю после всех событий, по совету Олега и миротворцев, мы переехали в другое помещение, где прямо в самой кладовке нашлась вторая, запасная дверь. Так вот: мы переехали, а покупатели продолжали идти к нам, хотя новое место магазина мы обозначили всего лишь бумажкой с адресом на двери старого магазина. Весь следующий месяц я обучала работе Аделию, тем самым обеспечивая себе на будущее свободное от работы время. Ну, на всякий случай. Вдруг ещё придётся побегать — уже по своей второй специальности… Аделия не возражала: ей нравилось в глазах Павлика быть солидной дамой, умеющей разговаривать с клиентами и знать абсолютно всё о своём товаре. Нравилось быть «компетентной», как с удовольствием выговаривала она.

Валера за этот месяц перебрался в город, нашёл себе место в полиции, а ему нашли место в общежитии. Как только выходные, мы или встречались, или он брал Димыча и меня и увозил в деревню. Как хорошо и тихо там! И как радовалась нашим приездам тётя Зоя! Ну и мы — её пирогам! Щенят, кстати, она быстро раздала. И мы с братом долго спорили, помогла ли ей в том шаль Лены, или всё произошло с лёгкой руки маленькой небесной птицы Эрика.

Коллегам Валеры пришлось поверить в довольно дикие происшествия, которые развернулись на их глазах и в которых им пришлось быть прямыми участниками. Они же приняли близко к сердцу информацию, что в наш мир постепенно просачиваются и другие иномирные личности.

Миротворцы нас просили держать в курсе, если что. Обещали и сами сообщать новости нам.

Мы с Димычем тоже привыкли за этот месяц встречать в толпе обычных людей приживал и уже не вздрагивали, не таращились на них, как раньше.

Белая ведьма Наталья насторожённо отнеслась к новости, что она не просто ведьма, а с задатками Зрячей. Но вынуждена была принять факт, поскольку своими глазами видела сквозь человеческий облик и ангела, и жуткого зверя.

Пару раз миротворцы передавали нам приветы от небесных птиц, а мы отсылали свои. Заодно я передавала Лене с оказией ту пряжу, которую она просила. Иногда ей срочно нужен был цвет, которого не найти в её мире. Она же дарила нам шали, которые потеряли магическую силу, но не потеряли своей неповторимой ажурной красоты. Так что и здесь взаимное сотрудничество развивалось вовсю.

Казалось, события, связанные с похищением небесных птиц, закончились.

Когда кажется, вообще-то, креститься надо.

Месяц спустя после событий. В мире небесных птиц.

В один прекрасный день Лелль и Лиенна собрались к знакомому пекарю за выпечкой. Они проделывали этот путь не раз, а в последнее время даже чаще обычного. Ведь теперь в доме появились дети, которым иногда хочется необычного, вкусненького. И почему их не побаловать свежими булочками и пирожками?

Потратили обычный час ранним утром на утоптанную тропу (дорогу оба не любили: слишком жарко, а значит на ней — пыльно) от города небесных птиц до старого района города приживал. Шли ярко-зелёным лесом, а потом овражистой равниной, невольно улыбаясь солнечному дню. И вот уже близнецы легко и быстро спустились по мощёному переулку между каменными домами к нужному, двухэтажному. Открыв дверь, будто вошли в густые ароматы ванили, печёного теста и горячей начинки к пирогам.

— Здравствуйте, птицы! — поприветствовал их искренне обрадованный пекарь, с давних пор знакомый им.

Они улыбнулись ему, хотя знали, что он радуется не только тому, чем они наберут у него выпечки, но и тому, что после их прихода исполнятся некоторые нехитрые его желания. Но корзины тяжелели пахучим, ещё тёплым хлебом, маслянистыми румяными булочками с сахарной обсыпкой, и небесные птицы с удовольствием вдыхали вкуснейший аромат печёного, думая о радости детей и потому забывая о всегдашней прагматичности знакомого приживалы…

Внезапно пекарь, пересчитывавший монеты, отданные ему Леллем, поднял глаза и сразу помрачнел, а глаза зажглись ненавистью.

Небесные птицы укладывали выпечку по корзинам, чтобы не примять, в стороне от прилавка, поэтому сразу поняли, что гневный вскрик хозяина относится не к ним.

— А ну, пошёл отсюда, бродяга! В приличном месте тебе делать нечего, проклятый попрошайка!

Занятая хлебом в своих руках, Лиенна не сразу обернулась. Мельком заметила тёмную высокую фигуру, согбенно притулившуюся у двери, а потом хозяин пекарни выскочил из-за прилавка с деревянной лопатой, которой двигал выпекаемый хлеб в печи, и фигура, неловко развернувшись, вышла за дверь.

— Дир?! — изумлённо воскликнула Лиенна.

— Дир? — поразился и Лелль, тоже оборачиваясь к двери. — Где?

— Его только что выгнал хозяин пекарни!

Оставив корзины на прилавке, небесные птицы выбежали из пекарни. Им навстречу шёл довольный пекарь, неся свою лопату.

— Не беспокойтесь, прогнал этого прОклятого. Ещё он будет ко мне в дом лезть! В мою пекарню! К приличным посетителям!

Они вошли за ним, торжествующим, в лавку, забрали корзины и побрели домой. Настроение быстро упало.

— Надо было расспросить хозяина, почему он назвал Дира попрошайкой, — нарушила тягостное молчание Лиенна. Ей было как-то не по себе, когда она думала о том, что добродушный пекарь мог догнать Дира и ударить его своей лопатой. Хотя твёрдо знала, что пекарь не ударил бы: слишком трепетно он относился к своему хлебопекарному искусству, чтобы бить почти белоснежной лопатой грязного оборванца.

Когда Лиенна поняла, что именно она произнесла мысленно, она забеспокоилась ещё больше.

— Дир — бродяга? Почему? Лелль, что происходит?

Лелль не ответил, наверное размышляя о том же. Но, когда дом пекаря остался позади, он вдруг предложил:

— Ты будешь тревожиться очень долго от неизвестности. Давай найдём этого бродягу и удостоверимся, что это не Дир.

Лиенна нисколько не возражала.

Они оставили корзины с выпечкой на скамейке следующего по улице дома, упросив хозяйку, подметающую двор, приглядеть за ними, и поспешили в ту сторону, откуда возвращался пекарь, прогнав бродягу. В переулке этом высились в основном частные дома, так что здесь всегда было малолюдно. Едва они повернули на узкую улочку между домами, как Лелль остановился. А потом заторопился ещё быстрей. Лиенна молча поспешила за ним. А вскоре и сама заметила высокую фигуру, застывшую у забора, окружавшего дом и усадьбу при нём. Когда они дошли, Дир стоял, держась за кованые изгибы забора и глядя в сад.

— Дир, что ты здесь делаешь? — выпалила Лиенна.

Он покосился на неё и снова уставился в сад. А женщина-небесная птица оторопело разглядывала его, страшно похудевшего — так что костюм, который, она помнила, он носил в другом мире, висел на его плечах, как на вешалке.

— Дир! — настойчиво позвал его Лелль.

На этот раз приживала повернулся к ним, но так насторожённо, будто боясь, что они тут же накричат на него. Он даже заранее согнулся, пытаясь стать невидимым невзрачным, что при его росте было проблематично.

Лиенна нахмурилась. Глаза бывшего мужа, несмотря на его уже привычный облик приживалы, не желтели. Они были странного мутно-серого цвета. Правда, до сих пор она никогда не видела приживал, которым бы миротворцы стёрли память, поэтому решила, что такой цвет глаз и является следствием стирания памяти.

— Я не буду вам мешать, — выдавил из себя Дир. — Я уйду, не кричите.

И в самом деле начал поворачиваться, с неохотой отпуская прутья затейливой решётки забора. Брат с сестрой переглянулись.

— Не уходи, — уже спокойней сказала Лиенна, — мы уйдём сами. — И потянула брата за рукав летней рубахи.

Когда они прошли уже порядочное расстояние и дом, при котором они оставили свои корзины, уже был виден, оба вздрогнули от зова, пропадающего в шорохе ветра.

— Ли…

Обернулись. Но Дир, всё так же уткнув нос в решётку, то ли любовался на сад, то ли размышлял о чём-то своём.

— Он… позвал меня? — неуверенно спросила Лиенна.

— Может, нам показалось? — откликнулся брат. — Миротворцы на всякий случай стёрли ему память и о тебе. Может, он просто что-то сказал…

Она хотела напомнить Леллю, что зов услышали они оба. Но не решилась. Молчал он всю дорогу до дома, и Лиенна была благодарна, что он не говорит о её бывшем муже.

Зато раздумывал. И только дома, когда они оделили детишек выпечкой, а потом отнесли корзины на кухню, брат сказал:

— Мы кое-чего не учли, когда наказывали Дира.

— Всё было справедливо, — беспомощно возразила Лиенна.

— Сегодня вечером ещё раз схожу в город и поговорю со знакомыми.

Возражать Леллю она не стала, зная упрямый характер брата и его настойчивость, когда он хочет что-то сделать или даже просто узнать. И затаилась внутри себя, с тревогой ожидая вестей о Дире. Неожиданная встреча, странный вид бывшего мужа встревожили её гораздо больше, чем она сама предполагала. Занимаясь с детьми, выполняя простые дела по дому и работая с пряжей, она то и дело прислушивалась к входной двери. И, каждый раз, когда она стукала, Лиенна вздрагивала и застывала: а если Дир вернулся?

Лелль пришёл поздним вечером — и не с улицы, как ждала она, а со двора. Пришёл усталый и хмурый. Лиенна бросилась собирать ужин для него, хотя все тарелки уже стояли на столе, но она хотела, чтобы он заметил её заботу и расслабился.

— Не надо, — остановил её брат. — Я привёл Дира и накормил его. Он спит в конюшне. Мне нужно, чтобы ты взглянула на него.

Чтобы дойти до конюшен, надо пройти весь двор при доме, а потом — часть сада. В эти несколько минут Лелль объяснил, в чём получилась ошибка, когда покарали Дира. Миротворцам было некогда, а небесные птицы забыли о том, что остальные приживалы-нелегалы хоть и были наказаны, но они жили в человеческом мире семьёй и теперь семьями же переживали возмездие за то, что преступили закон. Дир среди нелегалов один был без семьи. И сейчас родители его выгнали: кому нужен сын — такой же приживала, как они, только отягощённый страшным наказанием? Вот он и бродил по городу, не зная, куда приткнуться, чтобы жить дальше.

Знакомые приживалы помогли Леллю отыскать Дира, и небесная птица привёл его в дом, где Дир жил свои самые счастливые годы. В сам дом Лелль не решился его вести: дети, Эрик и Арина, не должны были видеть отца в таком состоянии. Да и вообще видеть. Мало ли как они сейчас воспринимают приживалу, который легко бросил умирать оставленную без сил девочку и который не раз бил за непослушание собственного сына, хотя это непослушание выражалось всего лишь в попытках возразить?

Лиенна молча слушала брата, чувствуя, что он не сказал главного — то, что она должна увидеть собственными глазами. Сначала она с ужасом решила, что Дир возвращается к форме небесной птицы. С ужасом, потому что не понимала, как он будет жить, забывший всё, но чистый! Но потом сообразила, что Лелль сразу бы сказал о том. И пришла к выводу, что лучше и впрямь увидеть собственными глазами то, что взволновало брата… Они подошли к конюшне, пустой сейчас, когда лошади были на летнем выпасе.

Лелль пошёл впереди, чтобы показать место, где он устроил Дира. И знаками же показал, чтобы Лиенна молчала.

Женщина подошла к спящему на охапке сена бывшему мужу и присела перед ним на цыпочках. Дир лежал, съёжившись, но его лицо отчётливо было видно в последних лучах солнца, падающих из окна в довольно тёмное помещение. Уродливой морды приживалы не было. Но отсутствовал и гармоничный лик ангела, как их, небесных птиц, называли на Земле, о чём женщина была наслышана. В чертах этого спящего мужчины Лиенна с трудом узнавала привычные ей черты Дира. Угадывалось в нём что-то от идеальных черт небесной птицы, но казалось утяжелённым общим угрюмым выражением. И… лицо не светилось силой, а словно натужно источало силу, но отнюдь не ту, которой пользовались небесные птицы.

— Что происходит? — прошептала она, взволнованная не менее брата.

— Не знаю, — покачал головой Лелль. И кивнул ей на выход.

У ворот конюшни он обернулся к темнеющему в наплывающих сумерках помещению и тихо сказал:

— Лиенна, нам не послышалось. Он позвал тебя тогда.

— Почему ты так думаешь? — насторожённо спросила она.

— Когда мне помогли найти его, это было первое, что он спросил: «Где Лиенна?» Наверное, в наказании было неправильным, что миротворцы отнеслись к Диру, как к обычному приживале. А ведь когда-то он был небесной птицей. И, значит, сильней других. И что-то в нём начинает меняться. Но что? И во что это изменение выльется?

Они в тишине раздумий вошли в дом и забылись в суете обычных вечерних дел. И только перед сном с неожиданным отчаянием Лиенна подумала: «Дир провинился, поставив целью добиться лёгкой жизни! Но почему именно я чувствую себя виноватой из-за того, в кого он превратился сейчас?!»

Утром, пряча глаза, Лелль сказал, что Дира в конюшне он не нашёл.

Обыскали город. Потом соседние поселения. Дир пропал.

Лиенна посидела в одиночестве, кусая губы, растерянная, ничего не понимающая, а потом ушла в конюшню, чтобы никто не видел. Посидев немного со спицами в руках, рассеянно повертев нить выбранной пряжи, она сформулировала, наконец, примерное чужое желание и начала вязать шаль.

Через полчаса сестру нашёл Лелль. Посмотрел, что она вывязывает, и, быстро сбегав в дом, вернулся в конюшню и принёс нити другого цвета для ввязывания-вплетения, чтобы усилить это желание.

Белая ведьма Наталья вышла из троллейбуса и вошла под навес остановки, чтобы поправить пакеты с овощами, поставив сумки на скамью. На скамье, ближе к углу остановочного навеса сидел ссутулившийся мужчина. Наталья неожиданно для себя заинтересовалась странным мужиком. На нём хороший костюм, но потрёпан так, словно он в нём же и спит. Отличные ботинки — со страшно стёртыми подошвами и запылённые так, словно отшагал мужик километров двести. Он не просто ссутулился, но ещё и прислонился к стене, сложив руки на груди так, будто страшно замёрз. Но на дворе лето — самый разгар! И чутьём, которое, она полагала, может быть только у ведьмы, Наталья ощущала, что мужик этот не простой. Веяло от него силищей, да так, что когда она, словно невзначай, протянула к нему ладонь, почувствовалось сильное отторжение. Будто сжатый воздух отталкивал её ладонь от неизвестного.

Переложив покупки, как надо, Наталья скосилась на мужика, так и не шевельнувшегося за время её суетливым шелестом. Он дышал — это первое, что она проверила. Так что, решив думать, что перед нею бомж, Наталья негромко сказала:

— Эй, есть хочешь?

Он повернул к ней голову — и её обдало жаром, когда она увидела его лицо. Оно было человеческим, но почему она увидела в нём зверя?! Нет, её предупредили, что за внешностью человека может скрываться как ангел, так и зверь, но… Этот зверь тоже был в человеческом облике! Хуже, что одновременно ко всему прочему она узнала в нём того жуткого типа, что искал в её квартире заблудившегося ангела. Но многие лица за его обманчивой внешностью человека продолжали мелькать, и белая ведьма уже не знала, что и думать. А силища от него так и пёрла!

Наталья уже другими глазами осмотрела потрёпанную одёжку странного мужика, его невероятно похудевшее, голодное лицо, и приняла решение.

— Как звать? — сухо спросила она.

— Дир, — как ни странно, послушно откликнулся он хриплым голосом, внешне робея, но глядя на неё сумрачными чёрными глазами, в которых полыхало (она вздрогнула, когда поняла) чёрное же пламя.

— Есть хочешь ли, Дир? — чуть дрогнувшим голосом спросила Наталья.

Он чуть нагнулся, как будто чего-то испугался. Интуитивно городская ведьма внезапно поняла, чего он испугался: он недавно стал сильным, а раньше он боялся всех. Он, кажется, ещё не понимает, что он силён! Это её поразило и даже снова напугало, едва память подсунула воспоминание о том, как властно он распоряжался в её квартире… Взяв себя в руки, Наталья велела:

— Иди за мной. Натальей меня зовут.

— Натальей, — прошептал он ведьме в спину.

Она уж испугалась, что этот странный Дир не захочет идти за нею, но ничего — побрёл, как миленький. Причём ближе к дому он начал поднимать плечи, будто боясь, что его увидят. Мало того, он начал стараться идти рядом с ведьмой, всем своим видом показывая: «Я с нею!» И снова Наталья поняла: он прячется за нею. От кого бы это? И почему — с такой силищей-то? И только у двери в квартиру опять сообразила: он эту силищу недавно получил и пока сам её побаивается! Ух ты… Открытие было таким ошеломляющим, что ведьма просто не знала, с чего начинать разговор с мужиком. Да и о чём с ним говорить?

Сделала главное — накормила. По глазам увидела, что доверился, стал выглядеть мягче, в глазах перестало полыхать чёрным. Потом велела помыться в ванной и отдала старую, но чистую одежду умершего мужа. Как и рассчитывала, после тёплой воды, сытый, он начал клевать носом. И, уже успокоенная, повела его к дивану, на котором он свернулся клубочком, как ребёнок.

Городская ведьма оставалась с Диром в одной комнате, пока по дыханию не определила, что он крепко уснул. Только после этого прихватила мобильный телефон и осторожно вышла из квартиры на лестничную площадку.

Олег позвонил нам, когда пора было закрывать магазин. Солидный Павлик уже увёз свою драгоценную Аделию на своей зверь-машине, как усмехались мы с Димычем между собой, а Димыч всё продолжал мне объяснять, как это здорово, что повизгивающий голос влюблённой Адельки наконец пропал.

— Димка, — раздражённо воззвала я к брату, — ты мне уже сам надоел! Каждый день одно и то же. Придумай что-нибудь другое!

— Потом, — беззаботно отозвался брат. — Ты закрывай давай. На рынок надо забежать. Что-то я так привык к яблокам, что уже без них не могу.

— Хочешь в небесную птичку превратиться? — насмешливо спросила я, звеня ключами у двери в магазин. — А что? Попробуй. Поголодай, посиди на диете — глядишь, начнёшь желания исполнять.

— А что — скажешь, не надо исполнять? — напыжился Димыч. — Смотри, сколько всего надо сделать: Сашка пусть красный диплом получит, я поступлю на следующий год в универ; мама хочет новую стиральную машину, а папа…

— Нет, не стать тебе небесной птичкой, — философски заметила я.

— Почему это?

— Ты перечисляешь такие желания, которые должен выполнить сам человек, — объяснила я своё видение ситуации. — Сашка должен стараться, чтобы получить настоящие знания, а не диплом. Ты должен постараться подготовиться, чтобы учиться в универе было легко. Маме мы подарим стиральную машину, потому что деньги у нас есть — и это будет подарок от нас. А теперь посмотри с моей точки зрения. Плохо?

— Да нет, — вынужден был признать брат. — Но всё равно было бы здорово…

Зазвенел музыкальными фразами мобильный.

— Да, Олег, слушаю тебя.

— Добрый вечер, Лидия. У меня вопрос такой: сегодня за весь день ничего особенного не произошло? Ничего особенного не видели?

— А что мы должны увидеть? — встревожилась я. После моего вопроса Димка округлил глаза и тоже приник ухом к моему мобильнику.

— Есть маленькая вероятность, что Дир снова попал на Землю, в наш город.

— Ди-ир? — поразилась я. — Каким образом?

— Сами не знаем. С Аскольдом Лиенна передала нам шаль, а мы даже не представляем, какое желание она пыталась исполнить и чьё.

— Ну, я думаю, что, передав с шалью новость о побеге Дира, она сделала так, что желание найти его появилось у всех у нас, — задумчиво сказала я.

— Так-то оно так, — тоже задумчиво сказал Олег и на прощание добавил: — Вы там поглядывайте по сторонам, хорошо? И будьте осторожны. Пока!

И отключился! Не объяснил, почему надо быть осторожными с приживалой, лишённым памяти! Димыч выпрямился от моего телефона и тоже озадаченно посмотрел мне в глаза. Поднял брови, пытаясь вычислить, какая опасность нас может поджидать.

— Может, он с катушек съехал?

Ответа придумать не успела — мобильный снова звякнул. Хм. Наталья.

— Добрый вечер, Наталья!

— Добрый… — вполголоса, будто боясь чего-то, проворчала та. — Лидушка, вот не знаю, как мне теперь быть. Нашла я одного из тех, кто к нам на Землю попал, как вы говорили. Диром назвался. Знаешь такого?

— Диром? — повторила я в растерянности. Братишка чуть не выбил мобильный из моей руки, снова стремительно приникнув к нему. — И где он сейчас?

— А у меня. — По интонациям белой ведьмы мне показалось — Наталья пожала плечами. — А вот что делать мне с ним — ума не приложу. А силища у него — дай Господи… И страшно мне, и понять его хочется. А он совсем как сам потерялся… Вот, звоню. Может, вы подскажете…

С Диром мы намучились до ночи.

Самим стыдно было. Взрослого мужика, перепуганного до истерики, до крика, тащили изо всех сил из квартиры Натальи, а он улучил момент — и спрятался от нас в ванной комнате, закрылся на крючок. До хрипа уговаривали нас не бояться, объясняли, что ничего ему не сделаем (ведьма при этих словах на нас очень странно посмотрела). Уже и миротворцы приехали — Олег, бывший тут же, вызвал их. Но и они ничего не добились, а ломать дверь почему-то испуганная Наталья строго-настрого запретила. В общем, миротворцы уехали на квартиру Олега, ушли через портал в мир приживал и небесных птиц, а вернулись с Леллем и Лиенной.

Когда небесные птицы появились на пороге квартиры Натальи, ведьма с улыбкой обняла Лелля, а тот, не привычный к такому способу выражения радости, только улыбался. При виде Лиенны ведьма только вздохнула, любуясь ею. Небесная же птица мягко улыбнулась Наталье и нам, а затем вынула из корзинки пряжу — два клубка и спицы. После чего устроилась у двери в ванную комнату на принесённом для неё стуле, под ярким светом торшера, и принялась вязать на желание Дира.

Мы сидели в кухне и слушали Лелля.

— Мне пришлось сходить к старику Дару, который знает все легенды нашего мира. Он напомнил нам легенду о тёмной небесной птице. Мы слушали её ещё в детстве, но никогда не думали, что однажды станем свидетелями её возрождения. Дир — тёмная небесная птица, потому что его заставили забыть все злодеяния, совершённые в личине приживалы. Но крупицы силы небесной птицы всё же в нём остались. И теперь все тёмные страсти поднялись в нём, протестуя против насильной потери памяти. Его сила, которую почувствовала Наталья, зиждется на прошлых впечатлениях и тёмных снах. Дира нельзя оставлять ни здесь, на Земле, ни с теми, рядом с кем он раньше жил. Тёмная птица — это война или одиночество. Дир боится себя и своих сил — он выбирает одиночество.

— Но вы-то знаете, как с ним совладать? — с тревогой спросила Наталья.

— Всё будет зависеть от того, что он хочет, — вздохнул Лелль.

Спустя полчаса дверь ванной комнаты слегка приоткрылась. Лиенна подняла голову от вязания и встала. Затаив дыхание, мы следили, как Дир шагнул к ней, склонился к её плечу и спрятал лицо в волосах небесной птицы. Она помедлила, вздохнула и обняла его за плечи…

— Олег, почему ты позволил Лене так легко уйти с Диром? А как же Эрик, Арина, тот мальчик-небесная птица? Как же они будут жить? Каково будет Леллю?

— Ты забываешь, что Лена и Лелль живут в семейном, родительском доме — вместе с семьёй младшей сестры. Лелль рассказывал, что у младшей всего один ребёнок. Она не откажется помочь ему с воспитанием детишек, пока не вернутся Лена и Дир.

— Но почему? Почему Лена решила помочь ему? Он предал её — и не один раз!

— Дир любит её — во всех своих обличиях. И эта любовь — та ниточка, из которой Лена собирается связать новую шаль, вытаскивая Дира из облика тёмной птицы. Здесь и личное, потому что Лена тоже любит его, несмотря ни на что. И… можно сказать — космическое. Ведь памяти приживалы у Дира нет. Когда он вернётся небесной птицей в город, он уже никогда не покинет его. А значит, больше не будет опасности, что он снова превратится в приживалу. В старом каменном городе появится ещё одна небесная птица, чтобы заниматься магией, тем самым работая на крепкие границы между мирами. Не забывай, что катаклизм междумирья начался именно с того, что небесных птиц стало меньше. Поэтому… драгоценен каждый… каждая небесная птица, которая плетёт то, что вы называете шалями.

Даже сейчас я вижу эту картину, о которой обмолвился Лелль: по равнине, которой нет конца-края, Лиенна ведёт за руку послушного ей Дира к горам. На дальних высотных пастбищах небесных птиц, где редко кто бывает, есть маленькие дома, почти избушки. Там Лиенна будет жить с Диром, пока он не вернёт себе облик небесной птицы.

Лелль был прав: Дир позвал Лиенну тогда, от забора.

Приживала забыл свою жену.

Но остатки небесной птицы в нём, перерождавшиеся в тёмную, помнили её. И зов тёмной птицы, его взывание к любви, которую он когда-то испытал, стали последним отчаянным шагом к ней, перед тем как попытаться исчезнуть из мира приживал в мир полного одиночества.

Конец истории.

Оглавление

Первая глава

Вторая глава

Третья глава

Четвёртая глава

Пятая глава

Шестая глава

Седьмая глава

Восьмая глава

Девятая глава

Десятая глава

Одиннадцатая глава

Двенадцатая глава

Тринадцатая глава

Четырнадцатая глава

Пятнадцатая глава

Шестнадцатая глава

Семнадцатая глава

Восемнадцатая глава

Девятнадцатая глава

Двадцатая глава Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg