«Обреченные»

Обреченные (fb2) - Обреченные [litres с оптимизированной обложкой] (пер. Инга Смирнова) (Падшие - 2) 1199K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лорен Кейт

Лорен Кейт Обреченные

Элизабет, Ирди, Энн и Вику.

Мне так повезло, что у меня есть вы

Благодарности

Прежде всего, огромное спасибо моим читателям за их бурную и великодушную поддержку. Ради вас, возможно, мне придется не бросать сочинительство до конца дней своих.

Венди Лоджиа, чья вера в этот цикл стала для меня таким великолепным подарком и кто точно знал, как сделать его более похожим на желанный замысел. Беверли Горовиц за самое верное напутствие, какое я когда-либо слышала, и за десерт, подсунутый мне в сумочку. Кристе Витоле, чьи электронные письма с хорошими новостями украсили множество моих дней. Анджеле Карлино и дизайнерской команде за суперобложку, превосходящую любые обложки. Моей спутнице в путешествиях, Норин Маркези, Рошану Нозари и всем остальным из потрясающей маркетинговой команды из «Рэндом хаус». Вы просто волшебники. Майклу Стернсу и Теду Малаверу, неутомимым гениям. Ваше остроумие и одобрение превращают работу с вами едва ли не в забаву.

Моим друзьям, хранящим мой рассудок и вдохновение. Моей семье в Техасе, Арканзасе, Балтиморе и Флориде за безмерную любовь и заботу. И Джейсону за каждый прожитый день.

Мое крыло с твоим сращу, Пусть скорбь моя рождает взлет крутой! Джордж Герберт. Пасхальные крылья. Перевод Д. Щедровицкого

Пролог Нейтральные воды

Дэниел смотрел вдаль, на залив. Неспокойная вода облизывала гальку под ногами; побережье Саусалито окутывал густой серый туман. Столь же серыми были и глаза юноши, он мог поручиться, что в них не осталось ни одной лиловой искорки – ведь его радость была так далеко.

Он съежился под резким порывом морского ветра и плотнее запахнул черный плащ, хоть и сознавал, что проку с того немного. Во время охоты он всегда мерз.

Ничто, кроме нее, не могло бы согреть его сегодня – а до нее ему не дотянуться. Дэниел представлял, как его губы прижимаются к ее макушке, как идеально подходят к ней, словно для них там самое место. Воображал, как сжимает ее в объятиях, как склоняется поцеловать ее шею. Но все же хорошо, что Люс не может сейчас оказаться здесь. Увиденное только испугало бы ее.

За его спиной рев морских львов, разлегшихся вдоль южного берега острова Анджел, вторил его чувствам – надрывно одинокий и никому не слышный.

Никому, кроме Кэма.

Тот присел на корточки перед Дэниелом, приматывая заржавленную якорную цепь к разбухшему от воды телу у их ног. Даже занятый таким зловещим делом, Кэм выглядел превосходно. Его зеленые глаза искрились; коротко подстриженные черные вихры блестели. В дни перемирия щеки ангелов всегда окрашивал румянец, волосы сияли здоровьем, и даже безупречные мускулистые тела еще больше подтягивались. Перемирия сказывались на них так же, как на людях – отдых на взморье.

Поэтому пусть даже в глубине души Дэниел страдал всякий раз, когда ему приходилось обрывать человеческую жизнь, для всех остальных он выглядел так, словно вернулся после недели на Гавайях, – расслабленным, отдохнувшим, загорелым.

– В этом весь Дэниел, – затянув очередной затейливый узел, заметил Кэм. – Всегда отходит в сторону и оставляет мне всю грязную работенку.

– О чем ты говоришь? Это я его прикончил.

Дэниел окинул взглядом мертвеца: жесткие седоватые волосы, налипшие на бледный лоб, грубые кисти с шишковатыми пальцами, дешевые резиновые галоши, темно-красная дыра в груди. Ему снова стало холодно. Если бы, обеспечивая безопасность Люс, можно было обойтись без убийств, он никогда не поднял бы оружие вновь. Никогда не ввязался бы в очередную битву.

И почему-то убийство этого человека казалось не вполне правильным. Более того, Дэниела не оставляло смутное, беспокоящее ощущение, будто что-то было неверно в корне.

– Приканчивать их как раз забавно, – проворчал Кэм, обведя веревку вокруг груди мертвеца и затянув ее у того под мышками. – Грязная работа – это отправлять их в море.

Дэниел так и не выпустил из руки окровавленный сук. Кэм посмеивался над его выбором оружия, но сам он не видел разницы, чем воспользоваться. Убить он мог чем угодно.

– Поторопись, – буркнул Дэниел – его мутило от явного удовольствия, которое Кэм находил в кровопролитии. – Ты тратишь время попусту. Начинается отлив.

– А если мы не сделаем это как положено, завтрашний прилив вынесет убийцу прямо сюда, на берег. Ты слишком импульсивный, Дэниел, и всегда таким был. Ты вообще когда-нибудь думаешь дальше, чем на шаг вперед?

Дэниел скрестил руки на груди и вернулся взглядом к белым гребешкам волн. Экскурсионный катамаран от причала Сан-Франциско скользил в их сторону. Некогда один вид этого суденышка мог пробудить целый поток воспоминаний. О тысяче счастливых путешествий, в которые он отправлялся вместе с Люс через тысячу морей протяженностью в жизнь. Но теперь – теперь, когда она могла умереть и не вернуться… Все в этой ее жизни было по-другому, и новых перерождений больше не будет. И Дэниел всегда знал, что она ничего не помнила о прошлых жизнях. Это последняя попытка. Для них обоих. Более того, для всех и каждого. Так что это ее, а не его воспоминания имели значение, и это ей придется узнать еще много пугающих истин, если она надеется выжить. При одной мысли о том, что еще предстоит выяснить Люс, он ощутил, как напряглось все тело.

Кэм ошибается, если считает, что он не думает о будущем.

– Ты знаешь, почему я все еще здесь, – напомнил Дэниел. – Нам нужно поговорить о ней.

– Я и говорил, – рассмеялся его собеседник.

С ворчанием он взвалил мокрый труп себе на плечо, Одежда мертвеца сбилась под витками намотанной Кэмом веревки. Тяжелый якорь оказался на окровавленной груди.

– А этот был довольно жилистый, не находишь? – заметил Кэм. – Даже обидно, что старшие не наняли вместо меня более опытного убийцу.

Затем, как будто толкая ядро на Олимпийских играх, он согнул ноги в коленях, для разгона трижды крутанулся вокруг своей оси и зашвырнул труп прочь, за сотню футов от берега.

Несколько долгих мгновений мертвец летел над заливом, Затем тяжесть якоря потянула его вниз, все ниже и ниже, С шумным плеском он обрушился в глубокую зеленовато-голубую воду. И мгновенно скрылся из виду под поверхностью.

Кэм отряхнул руки.

– Думаю, я только что побил мировой рекорд.

У Дэниела с Кэмом нашлось бы немало общего.

Но Кэм сильнее его, он демон и оттого способен не сожалеть о чудовищных поступках, Дэниела же терзало раскаяние, А прямо сейчас вдобавок еще и любовь.

– Ты слишком легко относишься к человеческой смерти, – отрезал он.

– Этот парень ее заслуживал, – отмахнулся Кэм, – Ты что, действительно не находишь во всем этом ничего забавного?

– Для меня это не игра, – огрызнулся вышедший из себя Дэниел.

– Вот именно поэтому ты и проиграешь.

Дэниел сгреб Кэма за ворот серо-стального плаща, подумывая, не зашвырнуть ли его в воду точно так же, как сам демон только что обошелся с телом убийцы.

На солнце набежало облако, омрачив тенью их лица.

– Полегче, – бросил Кэм, силой отводя руки Дэниела прочь. – У тебя полно врагов, Дэниел, но сейчас я не вхожу в их число. Помни о перемирии.

– То еще перемирие, – проворчал Дэниел. – Восемнадцать дней, пока ее будут пытаться убить другие.

– Восемнадцать дней, пока мы с тобой будем от них избавляться, – поправил Кэм.

По обычаю ангелов перемирие длилось восемнадцать дней. На небесах восемнадцать считается наиболее счастливым, даже божественным числом: жизнеутверждающая сумма двух семерок (архангелов и главных добродетелей), уравновешенная напоминанием о четырех всадниках Апокалипсиса. В некоторых языках смертных восемнадцать стало обозначать саму жизнь – хотя в данном случае, для Люс, оно с тем же успехом могло подразумевать и смерть.

Кэм был прав. Поскольку новость о том, что девочка смертна, просочилась на небеса, ряды ее врагов будут умножаться с каждым днем. Мисс София и ее собратья, двадцать четыре старших из Шмаэлим, по- прежнему хотят ее гибели. Только этим утром Дэниел заметил старших в тенях, отбрасываемых вестниками. И еще кое-что – другую тьму, неявную хитрость, которую он поначалу не узнал.

Солнечный луч пронзил облака, и краем глаза Дэниел уловил блеск. Он обернулся, встал на колени и обнаружил стрелу, воткнувшуюся в мокрый песок. Тоньше обычной, тускло-серебряную с вытравленным узором из завитков и теплую на ощупь.

Дыхание у Дэниела перехватило. Он целую вечность не видел звездных стрел. Его пальцы задрожали, когда он вытащил ее из песка, бережно, чтобы ненароком не коснуться смертоносного тупого наконечника.

Теперь Дэниел понимал, откуда взялась та, иная тьма в утренних вестниках. Новость оказалась даже хуже, чем он опасался. Он обернулся к Кэму, уравновесив на ладони легкую, словно перышко, стрелу.

– Он действовал не один.

При виде стрелы Кэм напрягся. Он подался к ней едва ли не благоговейно, протянул руку, коснувшись ее так же, как Дэниел.

– Слишком ценное оружие, чтобы его бросать. Должно быть, изгой очень спешил убраться отсюда.

Изгои – группа бесхребетных, колеблющихся ангелов, презираемых и небесами, и адом. Единственной их силой был ангел-отшельник Азазель, последний звездный кузнец, еще владеющий искусством изготовления этого оружия. Смертному такая стрела, сорвавшись с тетивы серебряного лука, только набьет синяк. Но для ангелов и демонов оружия гибельнее не найти.

Всякий хочет обладать им, но никто не готов примкнуть к изгоям, так что торговля звездными стрелами всегда проходит скрытно, через посредников. А это означает, что мужчина, которого прикончил Дэниел, был не убийцей, подосланным старшими, а всего лишь торговцем. Изгой, настоящий враг, исчез – возможно, сразу, как только заметил их с Кэмом. Дэниел содрогнулся. Это было не лучшей новостью.

– Мы убили не того парня.

– Что значит «не того»? – отмахнулся Кэм. – Разве миру не станет лучше без еще одного подонка? Разве Люс не будет легче? Плохо одно…

Он пристально посмотрел на Дэниела, а затем перевел взгляд на море.

– Изгои, – закончил тот.

Кэм кивнул.

– Итак, теперь и они охотятся за ней.

Кончики крыльев Дэниела встопорщились под кашемировым свитером и тяжелым плащом – его передернуло от жгучего зуда. Он замер неподвижно, с закрытыми глазами и вытянутыми вдоль тела руками, изо всех сил сдерживаясь, не позволяя крыльям поспешно развернуться, словно корабельным парусам, и унести его прочь с этого острова, через залив и дальше, прямиком к ней.

Он зажмурился крепче и попытался вообразить Люс. Ему пришлось через силу отрывать себя от той хижины, от нее, мирно спящей на крохотном островке к востоку от Тайби. Теперь там уже вечер. Проснулась ли она? Проголодалась ли?

Сражение в Мече и Кресте, откровения и смерть подруги – все это недешево обошлось Люс. Ангелы ожидали, что она проспит весь день и всю ночь. Но к завтрашнему утру им понадобится готовый к исполнению план.

Дэниел впервые в жизни предложил демону перемирие. Установить границы, придумать правила и очертить систему последствий, если одна из сторон эти правила преступит, – союз с Кэмом подразумевал немалую ответственность. Разумеется, он готов был пойти на это, на все готов был ради Люс – только хотел бы точно знать, что все проделал правильно.

– Нам придется спрятать ее где-нибудь в безопасном месте, – начал он. – К северу есть школа, неподалеку от Форт-Брэгга…

– Прибрежная, – кивнул Кэм. – Мы тоже к ней присматривались. Ей там понравится. И ее будут учить так, чтобы не подвергнуть опасности. И что важнее всего, защитят.

Гэбби уже объяснила Дэниелу, какую маскировку может обеспечить Прибрежная. Вскоре пойдут слухи, что Люс спрятана там, но по крайней мере на некоторое время в пределах школы она сделается почти невидимой. В здании за ней присмотрит Франческа, ангел и знакомая Гэбби. Снаружи Дэниел с Кэмом выследят и убьют любого, кто посмеет приблизиться к границам школьной территории.

Кто рассказал Кэму о Прибрежной? Дэниелу не нравилась мысль о том, что другой стороне известно больше, чем им самим. Он уже корил себя, что не посетил школу, прежде чем принять это решение, но ему и так было непросто покинуть Люс.

– Она может приступить к занятиям завтра же. В том случае, – уточнил Кэм, окинув взглядом собеседника, – в том случае, если ты согласишься.

Дэниел прижал ладонь к нагрудному карману рубашки, где хранил недавнюю фотографию. Люс на озере в Мече и Кресте. Мокрые волосы блестят. На лице играет редкая для нее улыбка. Обычно к тому времени, когда ему удавалось заполучить ее карточку в очередной жизни, он уже ее терял. На этот раз она все еще была здесь.

– Ну же, Дэниел, – продолжал тем временем Кэм. – Мы оба знаем, что ей нужно. Мы зачислим ее туда – и оставим в покое. Мы ничем не можем ускорить этот этап, иначе мы ей только помешаем.

– Я не могу оставить ее одну так надолго, – чересчур поспешно выпалил Дэниел.

Он опустил взгляд на лежащую в ладонях стрелу, борясь с подступающей дурнотой. Ему хотелось зашвырнуть оружие в океан, но он не мог.

– Вот как, – искоса глянул на него Кэм. – Ты ей не сказал.

Дэниел застыл.

– Я боюсь ей что-то говорить. Мы можем ее потерять.

– Ты можешь ее потерять, – насмешливо поправил его Кэм.

– Ты знаешь, что я имел в виду, – закаменев, отрезал Дэниел. – Слишком рискованно предполагать, что она сумеет воспринять все без того, чтобы…

Он зажмурился, пытаясь избавиться от тягостного видения яростного пламени. Но оно всегда пылало на задворках его сознания, грозя в любое мгновение переродиться в стремительно распространяющийся пожар. Если он расскажет Люс правду и убьет ее, на этот раз она исчезнет навсегда. И виноват будет он. Дэниел не мог ничего делать – не мог существовать – без нее. Его крылья жгло от одной мысли. Лучше скрывать ее подольше.

– Как удобно для тебя, – проронил Кэм. – Надеюсь только, она не слишком разочаруется.

Дэниел не обратил на него внимания.

– Ты и правда веришь, что она сумеет учиться в этой школе?

– Именно, – медленно ответил Кэм. – Только если мы договоримся, чтобы она не отвлекалась на постороннее. Что подразумевает – никакого Дэниела и никакого Кэма. Это должно стать основным правилом.

Не видеть ее восемнадцать дней? Дэниел не мог себе этого представить. Более того, он не мог представить, что Люс согласится. Они только что нашли друг друга в этой жизни, и наконец-то у них появился шанс быть вместе. Но как обычно, разъяснение подробностей может ее убить. Она не должна слушать рассказы о собственных прошлых жизнях из уст ангелов. Люс пока не знает этого, но вскоре ей придется самой узнавать… все.

Сокрытая правда – и в особенности то, что Люс о ней подумает, – пугала Дэниела. Но девочка должна обнаружить ее сама – таков единственный способ вырваться из этого жуткого замкнутого круга. И опыт в Прибрежной школе станет для нее решающим. За восемнадцать дней Дэниел сможет убить стольких изгоев, сколько попадется ему на пути. Но когда срок перемирия истечет, все снова окажется в руках Люс. И только в них одних.

Солнце садилось за гору Тамальпайс, и уже сгущался вечерний туман.

– Позволь мне отвезти ее в Прибрежную школу, – попросил Дэниел.

Это последняя возможность с ней увидеться.

Кэм с сомнением посмотрел на него, раздумывая, стоит ли уступать. Дэниелу во второй раз пришлось силой возвращать ноющие крылья обратно под кожу.

– Ладно, – наконец заключил Кэм. – В обмен на звездную стрелу.

Дэниел протянул ему оружие, и демон спрятал его под плащом.

– Довези ее до школы, а потом разыщи меня. Не напортачь – я буду следить за тобой.

– А затем?

– Нам с тобой есть на кого поохотиться.

Дэниел кивнул и расправил крылья, всем телом нежась в глубоком удовольствии от их высвобождения. На миг он замер, собираясь с силами, прислушиваясь к грубому сопротивлению ветра, время бежать от этой мерзкой, уродливой картины, и пусть крылья несут его обратно туда, где он по-настоящему сможет быть собой.

Обратно к Люс.

И обратно ко лжи, в которой ему придется прожить еще некоторое время.

– Перемирие начнется завтра в полночь, – выкрикнул Дэниел напоследок и, подняв огромную тучу песка, оторвался от земли и воспарил к небу.

Глава 1 Восемнадцать дней

Люс решила не открывать глаз все шесть часов, пока длился полет через всю страну, из Джорджии в Калифорнию, до того самого мгновения, когда шасси самолета коснется земли Сан-Франциско. В полусне было куда проще воображать, что они с Дэниелом снова вместе.

Казалось, они не виделись целую вечность, хотя на самом деле прошло лишь несколько дней. С тех пор как они попрощались в Мече и Кресте в пятницу утром, ее мучила слабость во всем теле. Тоска по его голосу, его теплу, касанию его крыльев, казалось, разрушала ее изнутри, словно какая-то диковинная болезнь.

Ее руку легонько задела чужая, и Люс открыла глаза. И обнаружила себя лицом к лицу с большеглазым темноволосым парнем на несколько лет постарше ее самой.

– Простите, – выпалили они хором, разом отодвигаясь от широкого подлокотника, каждый на несколько дюймов в свою сторону.

В иллюминаторе открывался поразительный вид. Самолет снижался к Сан-Франциско. Люс никогда прежде не видела ничего подобного. Они летели вдоль южного берега залива, а внизу извилистая река прорезала сушу на пути к морю. Синяя лента отделяла живое зеленое поле по одну сторону от переливов чего-то ярко-красного и белого – по другую. Люс прижалась лбом к пластиковой панели, пытаясь разглядеть получше.

– Что это? – вслух удивилась девочка.

– Соль, – пояснил ее попутчик, подавшись ближе, чтобы указать рукой. – Ее добывают в Тихом океане.

Его ответ оказался таким простым, таким… человеческим. Почти неожиданным после всех словесных хитросплетений в общении с Дэниелом и остальными – она все еще не привыкла воспринимать эти понятия буквально – ангелами и демонами. Она перевела взгляд на темно-синюю реку, на западе как будто уходящую в бесконечность. Для выросшей на атлантическом побережье Люс солнце над водой всегда означало утро. Но здесь уже почти наступила ночь.

– А ты не из этих краев? – спросил ее сосед.

Люс покачала головой, но промолчала. Она продолжала смотреть в окно. Утром, перед тем как она вылетела из Джорджии, мистер Коул объяснял ей, что не следует привлекать к себе внимание. Остальным учителям сообщили, что родители Люс потребовали перевести дочь в другую школу. Это была ложь. Насколько было известно ее семье, Келли и всем остальным, она по-прежнему числилась в Мече и Кресте.

Несколькими неделями раньше это привело бы ее в ярость. Но события тех последних дней в школе научили Люс воспринимать мир серьезнее. Она краем глаза заглянула в иную жизнь – одну из многих, что они с Дэниелом делили прежде. Выяснила, что любовь куда важнее для нее, чем она могла себе представить. А затем увидела, как всему этому угрожает безумная старуха с кинжалом, которой Люс имела неосторожность доверять.

И девочка знала, что мисс София такая не одна. Но никто не научил Люс, как узнать подобных ей. Мисс София казалась вполне обычной, вплоть до самого конца. Будут ли и остальные выглядеть столь же невинно, как… скажем, этот брюнет в соседнем кресле? Люс сглотнула, сложила руки на коленях и сосредоточилась на мыслях о Дэниеле.

Дэниел вез ее куда-то в безопасное место.

Люс представила, как он ждет ее в одном из серых кресел аэропортовского зала ожидания, опираясь локтями на колени, опустив светловолосую голову. Как покачивается с пятки на носок в своих черных кедах. Как через каждые пару минут вскакивает, чтобы пройтись возле багажного транспортера.

Самолет тряхнуло при посадке. Внезапно девочка разволновалась. Будет ли он так же рад встрече, как она сама?

Она сосредоточилась на коричневом с бежевым узоре на чехле переднего сиденья. Шея у нее затекла за долгий перелет, а одежду пропитал душный, застоялый самолетный запах. За иллюминатором наземная команда в темно-синей форме, казалось, противоестественно долго направляла их лайнер к «рукаву» – телескопическому трапу. Колени Люс подрагивали от нетерпения.

– Я так понимаю, ты на некоторое время задержишься в Калифорнии?

Сосед лениво улыбнулся, отчего девочке лишь еще отчаяннее захотелось вскочить с места.

– С чего ты взял? – быстро переспросила она. – Почему ты так решил?

Он моргнул.

– Ну, эта огромная красная сумка и все такое.

Люс слегка отодвинулась от него. Она даже не замечала этого парня до того, как пару минут назад он ненароком ее разбудил. Откуда же он узнал про ее багаж?

– Эй, ничего криминального, – спохватился он, бросив на нее удивленный взгляд. – Я просто стоял в очереди на регистрацию сразу за тобой.

Люс неловко улыбнулась.

– У меня есть парень, – сорвалось у нее с языка.

И ее щеки залила краска.

Сосед закашлялся.

– Усек.

Люс поморщилась. Она не знала, зачем вообще это сказала. Ей не хотелось грубить, но огонек, требующий пристегнуть ремень безопасности, погас, и она всей душой мечтала только об одном – протиснуться мимо этого парня и рвануть прочь из самолета. Должно быть, он об этом догадался, поскольку чуть отступил в проходе и жестом пропустил ее вперед. Так вежливо, как только смогла, Люс просочилась мимо него и заторопилась к выходу.

Лишь для того, чтобы намертво застрять в мучительной медлительности «рукава». Молча кляня всех случайных калифорнийцев, бредущих впереди, девочка то привставала на цыпочки, то переминалась с ноги на ногу. К тому времени, как Люс вышла в зал прибытия, она едва с ума не сошла от нетерпения.

Наконец она смогла идти быстрее. Девочка ловко протискивалась сквозь толпу, напрочь позабыв о парне, которого только что встретила в самолете. Она не волновалась из-за того, что никогда в жизни не бывала в Калифорнии – никогда не бывала западнее Бренсона, штат Миссури, куда родители вытащили ее посмотреть на выступление Якова Смирнова[1]. И впервые за несколько дней хоть ненадолго забыла ужасные события, свидетельницей которых стала в Мече и Кресте. Впереди ее ждала единственная встреча, способная принести облегчение. Только это убеждало в том, что стоило вытерпеть все навалившиеся страдания: тени, ужасную битву на кладбище и худшую из всех бед – гибель Пенн.

И он был там.

Он сидел именно так, как она себе представляла, на последнем в ряду унылом сером кресле, рядом с автоматическими раздвижными дверями, которые постоянно открывались и закрывались за его спиной. На секунду Люс замерла на месте, просто наслаждаясь тем, что видит его.

На Дэниеле были шлепанцы, темные джинсы, которых она раньше не видела, и растянутая красная футболка, продранная у нагрудного кармашка. Выглядел он все тем же, хотя и в чем-то иным. Более отдохнувшим, чем был, когда они прощались на днях. И в том ли дело, что она так сильно по нему соскучилась, или его кожа действительно светилась еще ярче, чем ей помнилось? Он поднял взгляд и наконец-то заметил ее. Его улыбка буквально ослепляла.

Люс бегом бросилась к Дэниелу. Одно мгновение – и она утонула в его объятиях, зарылась лицом ему в грудь и протяжно, глубоко вздохнула. Их губы встретились, и оба растворились в поцелуе. Девочка счастливо обмякла в его руках.

До сих пор Люс не отдавала себе в этом отчета, но какая-то ее часть гадала, увидятся ли они снова и не приснилось ли ей все это. Особенно ее любовь – любовь, на которую Дэниел отвечал взаимностью, но которая тем не менее казалась нереальной.

Не прерывая поцелуя, Люс легонько ущипнула его за плечо. Не сон. Впервые за долгое время – она сама не знала, насколько долгое, – она чувствовала себя дома.

– Ты здесь, – шепнул он ей на ухо.

– Это ты здесь.

– Мы оба здесь.

Они рассмеялись, не переставая целоваться, смакуя каждое мгновение сладкой неловкости от новой встречи. Но когда Люс меньше всего этого ожидала, ее смех вдруг перешел во всхлипы. Она хотела объяснить, как трудно ей дались последние несколько дней – без него, без кого бы то ни было, в полусне, со смутным пониманием того, насколько все изменилось, – но сейчас, в объятиях Дэниела, ей не хватало слов.

– Я знаю, – заверил он Люс. – Давай захватим твои вещи и выберемся отсюда.

Люс обернулась к багажному транспортеру и обнаружила прямо перед собой соседа по самолету, сжимающего в руках ремни ее огромной спортивной сумки.

– Я заметил, как она проезжает мимо, – пояснил он с вымученной улыбкой, как будто мечтал любой ценой доказать свои добрые намерения. – Это же твоя?

Прежде чем Люс успела ответить, Дэниел одной рукой перенял у парня громоздкий багаж.

– Спасибо, приятель. Теперь об этом позабочусь я, – заявил он в достаточной мере решительно, чтобы положить конец беседе.

Свободной рукой он приобнял Люс за талию и увлек за собой, а парень из самолета смотрел им вслед. И впервые со времен Меча и Креста она смогла увидеть Дэниела таким, каким его видел весь остальной мир, – впервые задумалась, могут ли прочие люди по одному только его виду догадаться об исключительности этого парня.

Затем они прошли в стеклянные раздвижные двери, и она в первый раз по-настоящему вдохнула воздух Западного побережья. Ранненоябрьский, он ощущался свежим, прохладным и почему-то благотворным, а не промозглым и стылым, каким был воздух Саванны вечером, когда улетал ее самолет. Небо блистало яркой синевой, без единого облачка на горизонте. Все выглядело только что отчеканенным и чистым – даже на автостоянке теснились рядами недавно вымытые машины. И все это обрамляла горная гряда с плавно перетекающими один в другой склонами, рыжевато-коричневая, в неряшливых пятнах зеленых деревьев.

Это уже не Джорджия.

– Не знаю даже, стоит ли удивляться, – поддразнил ее Дэниел. – Я оставил тебя одну всего на пару дней, и тут же нарисовался какой-то другой парень.

Люс закатила глаза.

– Ладно тебе. Мы почти не разговаривали. Честно, я весь полет проспала. И снился мне ты, – добавила она, подтолкнув его локтем.

Поджатые губы Дэниела растянулись в улыбке, и он чмокнул Люс в макушку. Она замерла, надеясь на продолжение, даже не осознавая, что он остановился перед машиной. И не просто какой-то там машиной.

Перед черной «альфа-ромео».

У Люс даже рот приоткрылся, когда Дэниел отпер пассажирскую дверцу.

– Эт-то… – запинаясь, выговорила она. – Это… ты знал, что я всю жизнь мечтала именно о такой машине?

– Более того, – рассмеялся Дэниел, – раньше это и была твоя машина.

Он вновь расхохотался, когда девочка едва ли не подпрыгнула при этих словах. Она все еще не привыкла к той части их истории, где речь шла о перерождениях. Какая несправедливость. Машина, о которой Люс ничего не знает. Целые жизни, которых она не помнит. Ей отчаянно хотелось узнать о них все, почти как если бы ее прошлые «я» были сестрами-близнецами, с которыми ее разлучили при рождении. Она положила ладонь на ветровое стекло, пытаясь отыскать какой-то след, что-то знакомое.

Ничего.

– Это был чудный подарок на шестнадцатилетие от твоих стариков, пару жизней назад.

Дэниел отвел взгляд, словно пытался решить, какое количество информации может донести до нее. Как будто знал, что она изголодалась по подробностям, но может не воспринять разом слишком много.

– Я просто выкупил его у того типа из Рино. Он приобрел его после того, как ты… э-э. Ну, после твоего…

«Самопроизвольного возгорания», – подумала Люс, заканчивая за Дэниела горькую правду, которую он не захотел договаривать.

Это было общим местом всех ее прошлых жизней – окончания их не слишком-то разнились.

Но похоже, теперь все могло измениться. На этот раз им удавалось держаться за руки, целоваться и… она не знала, что еще они могут делать. Но страстно жаждала выяснить. Она одернула себя. Надо соблюдать осторожность. Семнадцати лет ей недостаточно, и Люс твердо намеревалась задержаться в этой жизни и узнать, на что в действительности похожа жизнь с Дэниелом.

Тот прочистил горло и похлопал по блестящему черному капоту.

– Все еще носится как угорелый. Единственное, что…

Он посмотрел на крошечный багажник открытого автомобиля, перевел взгляд на спортивную сумку Люс и вновь вернулся к багажнику.

Да, у девочки была ужасная привычка брать с собой слишком много вещей – она первая бы это признала. Но в кои-то веки виновата оказалась не она. Арриана и Гэбби забирали ее пожитки из спальни в Мече и Кресте и упаковали каждую черную и цветную тряпку, которую она так и не успела надеть. Сама Люс была слишком занята прощанием с Дэниелом и Пенн, чтобы отбирать необходимое. Она поморщилась, ощутив укол вины за то, что очутилась тут, в Калифорнии, вместе с Дэниелом, так далеко от места, где похоронили ее подругу. Это казалось несправедливым. Мистер Коул заверял ее: мол, с мисс Софией еще разберутся за то, как она обошлась с Пенн, – но когда Люс нажала на него, пытаясь выяснить, что конкретно учитель подразумевает, он подергал себя за ус и умолк.

Дэниел зорко оглядел автостоянку и открыл багажник, по-прежнему сжимая в руке огромную сумку. Та никак не смогла бы уместиться внутри, но вдруг позади машины раздался тихий всасывающий звук, и сумка начала съеживаться. Мгновением позже Дэниел наглухо захлопнул багажник.

Люс моргнула.

– А ну-ка повтори!

Дэниел не рассмеялся. Казалось, он чем-то встревожен. Он скользнул на водительское сиденье и, не проронив ни слова, завел мотор. Для Люс это оказалось новым и странным – видеть напускную безмятежность на его лице, но, зная его достаточно хорошо, ощутить под ней что-то более глубокое.

– Что случилось?

– Мистер Коул говорил тебе о том, что не стоит привлекать к себе внимание?

Она кивнула.

Дэниел дал задний ход, затем вырулил к выходу со стоянки, по дороге сунув в автомат кредитную карту.

– Это было глупо. Мне следовало бы подумать…

– Да что тут такого? – удивилась Люс и заправила за ухо прядку темных волос, пока машина разгонялась. – Думаешь, ты привлечешь внимание Кэма сумкой, запихнутой в багажник?

Дэниел бросил на нее рассеянный взгляд и покачал головой.

– Не Кэма. Нет.

Мгновением позже он стиснул ее колено.

– Забудь, что я сказал. Мне просто… нам обоим просто нужно быть осторожнее.

Люс услышала его, но не прислушалась – ее переполняли впечатления. Ей нравилось наблюдать, как Дэниел ловко переключает передачи, когда они по пандусу выезжали на скоростную автостраду, нравилось ощущать ветер, хлеставший по машине, когда они направились к вырисовывающимся вдали небоскребам Сан-Франциско, нравилось – сильнее всего – просто быть с ним рядом.

В самом Сан-Франциско дорога сделалась куда более холмистой. Каждый раз, когда они взбирались на очередную вершину и начинали спускаться по следующему склону, глазам Люс открывался другой вид на город. Он выглядел одновременно старым и новым: небоскребы с зеркальными окнами теснили рестораны и бары, которым на вид можно было дать не меньше века. Вдоль улиц выстроились крошечные машины, запаркованные под невообразимыми углами, опровергая закон земного притяжения. Повсюду собаки и детские коляски. За границей города со всех сторон – проблески голубой воды. И первый леденцово-яблочно-красный высверк моста Золотые Ворота в отдалении.

Она озиралась, пытаясь охватить все взглядом. И хотя проспала большую часть последней пары дней, внезапно почувствовала неодолимую слабость.

Дэниел приобнял ее и притянул к себе так, чтобы она опустила голову к нему на плечо.

– Малоизвестная подробность об ангелах: из нас выходят превосходные подушки.

Люс рассмеялась и, приподнявшись, чмокнула его в щеку.

– Я ни за что не засну, – пробормотала она, уткнувшись носом в его шею.

На мосту Золотые Ворота поток машин с обеих сторон был окаймлен толпами пешеходов, затянутых в спандекс велосипедистов и бегунов трусцой. Далеко внизу виднелся сверкающий залив, усеянный белыми парусами яхт и уже тронутый первыми оттенками фиолетового заката.

– Мы не виделись уже несколько дней. Я хочу их наверстать, – заявила она. – Расскажи мне, чем ты занимался. Расскажи обо всем.

На миг ей показалось, что руки Дэниела крепче стиснули руль.

– Если ты не хочешь заснуть под мой рассказ, – слабо улыбнувшись, заметил он, – то мне действительно не стоит вдаваться в подробности восьмичасового собрания ангельского совета, где я застрял на весь вчерашний день. Видишь ли, встреча была посвящена обсуждению поправки к предложению триста шестьдесят два «Б», подробно описывающему одобренную форму участия херувимов в третьем выездном…

– Ладно, я поняла.

Люс шлепнула его по плечу. Дэниел шутил, но это был до странности новый род шуток. Он действительно откровенничал насчет своей ангельской жизни, что ей нравилось – или, по крайней мере, понравилось бы, будь у нее чуть больше времени на размышления. Сердце и разум девочки все еще как будто лихорадочно осмысливали перемены в ее жизни.

Но они с Дэниелом снова вместе и теперь уже навсегда, так что, казалось, все стало бесконечно проще. Им больше ничего не нужно друг от друга утаивать. Она потеребила его за руку.

– Скажи мне хотя бы, куда мы едем.

Дэниел вздрогнул, и в груди у Люс шевельнулся холодный ком. Она потянулась накрыть ладонь Дэниела своей, но он уже убрал руку, переключая передачу.

– В школу в Форт-Брэгге, она называется Прибрежной. Занятия начинаются завтра.

– Мы поступаем в новую школу? – переспросила она. – Почему?

Это звучало так необратимо. А она-то полагала все это путешествие временной мерой. Ведь ее родители даже не знают, что она покинула штат Джорджия.

– Тебе там понравится. Прибрежная школа весьма прогрессивна, и она куда лучше Меча и Креста. Я думаю, там ты получишь возможность… развиваться. И ничто не сможет тебе повредить. У этой школы есть особенное, защитное свойство. Вроде маскировки.

– Я не понимаю. Зачем мне нужна какая-то защита? Я думала, переезда сюда, подальше от мисс Софии, вполне достаточно.

– Дело не только в мисс Софии, – спокойно проговорил Дэниел. – Есть и другие.

– Кто? Ты можешь защитить меня от Кэма, и от Молли, и от кого угодно.

Люс рассмеялась, но холодок из груди расползался по телу, просачиваясь в живот.

– Это и не Кэм с Молли. Люс, я не могу об этом рассказывать.

– Там будет еще кто-то знакомый? Кто-то из ангелов?

– Там есть несколько ангелов. Никого из известных тебе, но я уверен, что вы поладите. И вот еще что, – добавил он ровным тоном, уставившись прямо перед собой. – Я туда не поступаю. Только ты. Это ненадолго.

Он так и не отвел взгляда от дороги.

– Насколько ненадолго?

– На пару… недель.

Если бы за рулем сидела Люс, сейчас она ударила бы по тормозам.

– На пару недель?

– Я обязательно остался бы с тобой, если б мог, – произнес Дэниел таким ровным, таким спокойным тоном, что это еще больше вывело девочку из себя. – Ты видела, что произошло недавно с твоей сумкой и багажником. С тем же успехом я мог бы запустить сигнальную ракету, чтобы все узнали, где мы. Чтобы оповестить всех, кто ищет меня – а значит, и тебя. Меня слишком просто найти, слишком просто выследить. А эта выходка с твоей сумкой? Она и в сравнение не идет с тем, что я проделываю ежедневно и что привлечет внимание… – Он осекся и резко помотал головой. – Я не хочу подвергать тебя опасности, Люс, не хочу.

– Тогда не делай этого.

Лицо Дэниела исказила гримаса боли.

– Все не так просто.

– И позволь мне угадать – ты не можешь объяснить.

– Я бы с радостью.

Люс подтянула колени к груди, отодвинулась от него подальше и прислонилась к дверце с пассажирской стороны, неожиданно охваченная клаустрофобией под высоким синим калифорнийским небом.

Около получаса они ехали в молчании по каменистой, засушливой местности, поднимаясь и спускаясь, погружаясь в облачка тумана и выныривая под ясное небо. Они миновали указатели на Соному, и, когда машину окружили пышные зеленые виноградники, Дэниел заговорил.

– До Форт-Брэгга еще три часа, – сообщил он. – Ты все это время собираешься на меня злиться?

Люс не обратила на него внимания. Она успела проговорить про себя, но не стала озвучивать сотни вопросов, упреков, обвинений и – в конечном счете – извинений за то, что ведет себя словно капризный ребенок. На ответвлении к долине Андерсон Дэниел свернул на запад и снова попытался взять Люс за руку.

– Может, ты простишь меня и мы еще успеем насладиться последними минутами вместе?

Она хотела этого. Хотела не ссориться с ним хотя бы сейчас. Но очередное упоминание о том, что некие «последние минуты вместе» вообще существуют, о том, что Дэниел оставит ее одну по причинам, которых она не понимает, а он вечно отказывается объяснять, встревожило Люс, затем ужаснуло и окончательно расстроило. В пучине нового штата, новой школы и новых повсеместных опасностей Дэниел оставался единственной скалой, за которую она могла ухватиться. И он собирается бросить ее? Разве мало ей довелось вытерпеть? Разве мало им обоим довелось вытерпеть?

И только лишь когда они проехали через лес секвой и выбрались под звездную густую синеву вечера, Дэниелу удалось достучаться до нее. Они как раз миновали дорожный знак с надписью «Добро пожаловать в Мендосино», и Люс посмотрела на запад. Полная луна освещала группу строений: маяк, несколько водонапорных башен и ряды хорошо сохранившихся старых деревянных домов. Где-то за пределами всего этого остался океан, который она слышала, но не могла разглядеть.

Дэниел указал на восток, в темную, густую чащу секвой и кленов.

– Видишь там, впереди, трейлерный городок?

Без подсказки Люс ни за что бы его не заметила, но теперь, прищурившись, разглядела узкую дорожку, над которой красовалась белая надпись на деревянной табличке – «Передвижные дома Мендосино».

– Когда-то ты тут жила.

– Что?

Люс так хватанула воздух ртом, что даже закашлялась. Городок выглядел печальным и пустынным – унылый ряд штампованных коробок с низкими потолками, выстроившихся вдоль разбитой грунтовки.

– Ужас какой.

– Ты жила здесь до того, как это место стало трейлерным городком, – пояснил Дэниел, остановив машину на обочине. – До того, как появились передвижные дома. В той жизни твой отец перевез семью из Иллинойса во время золотой лихорадки. Некогда тут было по-настоящему славное местечко, – добавил он, глядя куда-то вглубь себя, и сокрушенно покачал головой.

Люс смотрела, как лысый мужчина с брюшком тащит за поводок облезлую рыжую шавку. Одет он был только в белую майку и фланелевые трусы. Девочка совершенно не могла представить себя здесь.

Хотя Дэниел помнил все отчетливо.

– У вас была двухкомнатная хибара, и твоя мать ужасно готовила, так что весь дом насквозь провонял капустой. На твоем окне висели синие полосатые занавески, и мне обычно приходилось их раздергивать, чтобы забраться туда ночью, когда твои родители засыпали.

Машина не трогалась с места. Люс прикрыла глаза и попыталась совладать с дурацкими слезами. От того, как Дэниел рассказывал их историю, та казалась одновременно реальной и невероятной. А Люс начинала терзаться мучительным чувством вины. Он оставался с ней так долго, столько жизней подряд. Она забыла, насколько хорошо он ее знает. Даже лучше, чем она сама. Может, он даже знает, о чем она сейчас думает? Люс гадала, не легче ли в чем-то приходится ей, не помнящей Дэниела, чем ему, проходящему через эти воспоминания раз за разом.

Если он говорит, что должен уехать на пару недель, и не может объяснить почему… ей придется ему поверить.

– Расскажи, как ты впервые меня встретил, – попросила она.

Дэниел улыбнулся.

– Тогда я колол дрова за еду. Однажды, ближе к ужину, я проходил мимо твоего дома. Твоя мать готовила капусту, и вонь стояла такая жуткая, что я было заторопился. Но затем увидел в окне тебя. Ты шила. Я не смог отвести глаз от твоих рук.

Люс опустила взгляд на свои кисти – бледные, сужающиеся к кончикам пальцы и маленькие квадратные ладошки. Она задумалась, всегда ли они выглядели одинаково. Дэниел потянулся к ее рукам через коробку передач.

– Сейчас они такие же мягкие, какими были тогда.

Люс покачала головой. Ей понравилась история, хотелось услышать еще тысячу таких же, но она не это имела в виду.

– Я хочу узнать про первую нашу встречу, – уточнила она. – Самую первую. Как это случилось?

– Уже совсем поздно, – после долгой паузы произнес он. – В Прибрежной школе ожидают, что ты приедешь до полуночи.

Он нажал на газ, поспешно свернув налево к центру Мендосино. В боковом зеркальце Люс наблюдала, как поселок из передвижных домов уменьшается, тает и вот-вот исчезнет совсем. Но несколькими секундами позже Дэниел остановил машину перед пустой ночной закусочной с желтыми стенами и фасадными окнами от пола до потолка.

Весь квартал состоял из причудливых старомодных зданий, показавшихся Люс менее чопорной версией побережья Новой Англии, неподалеку от ее прежней школы, доверской приготовительной в Нью-Гемпшире. Улица была вымощена неровным булыжником, желто поблескивающим в свете высоких уличных фонарей. Конец ее, казалось, нырял прямо в океан. Девочку вдруг снова пробрало холодом. Ей приходилось бороться с неизбежным страхом темноты. Дэниел объяснил ей про тени – мол, бояться их не стоит, поскольку это всего лишь вестники. Что могло бы успокаивать, если бы не ясное понимание: значит, есть куда более серьезные вещи, которых следует бояться.

– Почему ты не хочешь мне сказать? – не удержалась Люс.

Она не знала, почему этот вопрос кажется ей столь важным. Раз уж она решила довериться Дэниелу, хотя он сообщил, что вынужден бросить ее после того, как она целую жизнь жаждала их воссоединения, – что ж, возможно, ей просто хотелось понимать природу этого доверия. Знать, когда и как это все началось.

– Ты знаешь, что означает моя фамилия? – к ее удивлению, спросил он в ответ.

Люс прикусила губу, пытаясь восстановить в памяти результаты исследования, которое проводили они с Пенн.

– Я помню, как мисс София что-то говорила о «хранителях». Но не знаю ни что это значит, ни стоит ли мне вообще ей верить.

Ее пальцы поднялись к горлу, туда, где его коснулся нож библиотекаря.

– Она сказала правду. Григори – это род. Если точнее, род, названный в мою честь. Потому что они наблюдают и изучают то, что случилось, когда… в те времена, когда мне все еще были рады на небесах. И когда ты была… ну, все это произошло очень давно, Люс. И мне трудно припомнить большую часть.

– Где? Где я была? – надавила она. – Я помню, как мисс София упоминала об ангелах, якшающихся со смертными женщинами. Это и произошло? Ты…

Он внимательно посмотрел на нее. Что-то в его лице изменилось, но в тусклом лунном свете Люс не могла разглядеть, что именно. Казалось, будто его захлестнуло облегчение оттого, что она догадалась сама и ему не придется произносить этого вслух.

– Самый первый раз, когда я тебя увидел, – продолжил Дэниел, – ничем не отличался от всех последующих наших встреч. Мир был моложе, но ты – точно такой же. Это была…

– Любовь с первого взгляда.

Уж это-то она знала.

Он кивнул.

– В точности как и всегда. Единственное отличие: в самом начале ты была для меня запретна. Меня покарали, и я пал ради тебя в худшее из возможных времен. Обстановка на небесах была очень напряженная. А поскольку я тот, кто… я есть… от меня ожидали, что я буду держаться от тебя подальше. Ты отвлекала меня. А предполагалось, что я сосредоточусь на победе в войне. В той же самой войне, что продолжается до сих пор, – со вздохом добавил он. – А на случай, если ты не заметила, я по-прежнему крайне отвлечен.

– Так ты был очень высокопоставленным ангелом, – пробормотала Люс.

– Безусловно. – Дэниел с несчастным видом умолк, а когда заговорил снова, то, казалось, выдавливал из себя слова: – Это было падение с одного из наивысших положений.

Конечно же. Он не мог не быть важен для небес, если вызвал такой серьезный раскол. Если его любовь к смертной оказалась настолько недопустимой.

– И ты от всего отказался? Ради меня?

Он подался к ней, уткнувшись лбом в ее лоб.

– Я бы и сейчас ничего не изменил.

– Но я была никем, – выговорила Люс, ощущая себя тяжелой, как будто тянула его вниз. – Тебе столь многое пришлось бросить! А теперь ты навеки проклят.

Ее слегка замутило.

Остановив машину, Дэниел печально улыбнулся.

– Возможно, что и не навеки.

– Что ты имеешь в виду?

– Пойдем, – предложил он, выпрыгнул из машины и, обогнув ее, открыл перед Люс дверцу. – Давай- ка прогуляемся.

Они неторопливо дошли до конца улицы, который оказался вовсе не тупиком, а выводил к крутой шаткой лесенке, спускающейся к воде. Воздух был прохладным и влажным от морских брызг. Слева от ступеней уходила прочь тропа. Дэниел взял девочку за руку и направился к краю обрыва.

– Куда мы идем? – спросила Люс.

Он улыбнулся ей, расправил плечи и развернул крылья.

Медленно они тянулись вверх и в стороны от его спины, раскрываясь с почти неслышимым мягким шуршанием и потрескиванием. Полностью расправившись, они тихонько, воздушно зашелестели, словно пуховое одеяло, наброшенное на кровать.

Впервые Люс обратила внимание на спину его футболки. Там обнаружились две крохотные, незаметные со стороны прорези, теперь расширившиеся, чтобы выпустить наружу крылья. Вся ли одежда Дэниела претерпела подобную ангельскую переделку? Или он имел несколько особенных вещей, которые надевал, когда собирался летать?

В любом случае, при виде его крыльев Люс неизменно теряла дар речи.

Они были огромными, поднимаясь втрое выше его роста, и изгибались к небу и в обе стороны, словно широкие белые паруса. Их поверхности отражали звездный свет и усиливали его, сияя переливчатым мерцанием. Ближе к телу они темнели, приобретая густой землисто-кремовый оттенок там, где сливались с мышцами плеч. Но вдоль фестончатых краев истончались и сверкали, становясь почти прозрачными у кончиков.

Люс восхищенно смотрела на них, пытаясь проследить очертания каждого блистательного пера и удержать их все в памяти, когда он уйдет. Он сиял так ярко, что солнце могло бы брать свет у него взаймы. Улыбка в его лиловых глазах рассказывала ей, как приятно ему расправить крылья. Столь же приятно, как бывало ей, когда они окутывали ее.

– Полетай со мной, – прошептал он.

– Что?

– Я некоторое время не смогу тебя видеть. И должен подарить тебе что-то на память.

Прежде чем Дэниел успел произнести что-то еще, Люс поцеловала его, в надежде тоже подарить ему что-нибудь на память, и переплела пальцы за его шеей, держась так крепко, как только могла.

Девочка прижалась спиной к его груди, а ангел склонился к ней поверх плеча, сбегая цепочкой поцелуев вниз по ее шее. В ожидании Люс затаила дыхание. Тогда Дэниел согнул колени и изящно оттолкнулся от кромки обрыва.

Они летели.

Прочь от каменистого берега, над грохочущими серебристыми волнами, по дуге, пересекающей небо, как если бы пытались воспарить к луне. Объятия Дэниела укрывали ее от резких порывов ветра и океанской прохлады. Ночь стояла совершенно тихая. Словно они остались единственными людьми во всем мире.

– Это небеса? – спросила она.

Дэниел рассмеялся.

– Хотелось бы. Может, когда-нибудь вскоре.

Когда они отлетели достаточно далеко и берега уже не различались, Дэниел плавно отклонился к северу, и они по широкой дуге обогнули Мендосино, тепло светящийся на горизонте. Они поднялись уже намного выше самого высокого здания в городе и двигались невероятно быстро. Но Люс никогда в жизни не ощущала себя в большей безопасности или более влюбленной.

А затем, слишком скоро, они уже снижались, постепенно приближаясь к краю другого обрыва. Шум океана снова сделался громче. Темная однополосная дорога ответвлялась от основного шоссе. Когда их подошвы мягко ударились о прохладный островок густой травы, Люс вздохнула.

– Где мы? – спросила она, хотя, разумеется, уже знала ответ.

Прибрежная школа. В отдалении можно было разглядеть большое здание, но отсюда оно выглядело полностью темным, лишь контуром на горизонте. Дэниел не выпускал Люс из объятий, как будто они все еще оставались в воздухе. Она оглянулась через плечо, пытаясь увидеть его лицо. Глаза его блестели влагой.

– Те, кто проклял меня, по-прежнему наблюдают, Люс. Вот уже тысячелетия. И они не хотят, чтобы мы были вместе. Они пойдут на все, лишь бы остановить нас. Поэтому мне небезопасно тут оставаться.

Она кивнула, чувствуя, как защипало глаза.

– Но почему я здесь?

– Потому что я хочу защитить тебя, а сейчас тебе безопаснее всего находиться здесь. Я люблю тебя, Люс. Больше всего на свете. Я вернусь к тебе, как только смогу.

Девочка хотела было возразить, но одернула себя. Ради нее Дэниел отказался от всего, что у него было. Выпустив ее из объятий, он раскрыл ладонь, и там начала расти маленькая красная точка. Ее сумка. Он забрал ее из багажника так, что Люс даже не заметила, и всю дорогу сюда нес в руке. Всего за несколько секунд сумка полностью выросла, вернувшись к прежнему размеру. Если бы девочку так не расстраивало то, что подразумевал этот фокус, он определенно пришелся бы ей по душе.

Внутри здания вспыхнул единственный огонек. В дверном проеме вырисовался чей-то силуэт.

– Это ненадолго. Как только обстановка сделается менее опасной, я приду за тобой.

Его горячая рука стиснула ее запястье, и, не успев ничего понять, Люс оказалась в его объятиях, губами у самых его губ. Она позволила всему прочему забыться, а чувствам перехлестнуть через край. Может, она и не помнила минувших жизней, но от поцелуев Дэниела ощущала себя ближе к прошлому. И к будущему.

Фигура из дверного проема направлялась к ней – это была женщина в коротком белом платье.

Поцелуй Дэниела, слишком сладкий, чтобы оказаться столь кратким, заставил Люс, как обычно, задохнуться.

– Не уходи, – прошептала она, зажмурившись.

Все происходило слишком быстро. Она не могла расстаться с Дэниелом. Не так скоро. Она сомневалась, что вообще когда-нибудь сможет.

Ее хлестнул порыв ветра, означавший, что Дэниел уже сорвался с места. Люс открыла глаза и успела заметить последний взмах его крыльев, с которым он скрылся в облаке, растворился в темноте ночи. Сердце девочки устремилось за ним вслед.

Глава 2 Семнадцать дней

Тюк.

Девочка поморщилась и потерла лицо. Ей показалось, что кто-то ужалил ее в нос.

Тюк. Тюк.

Теперь боль почувствовалась в скуле. Веки Люс распахнулись, и почти сразу же она сощурилась от удивления. Над ней склонялась коренастая девица с грязно-блондинистой шевелюрой, суровой складкой рта и густейшими бровями. Волосы она небрежно собрала в пучок на макушке. Из одежды на ней были штаны для йоги и рубчатая камуфляжная майка под цвет карих с зелеными крапинками глаз. В пальцах она держала шарик для пинг-понга, изготовившись для броска.

Люс отползла в постели подальше и заслонила лицо. Ее сердце и так уже ныло от разлуки с Дэниелом, и новой боли ей не хотелось. Она опустила взгляд, все еще пытаясь сообразить, где находится, и вспомнила кровать, в которую без лишних раздумий рухнула прошлой ночью.

Женщина в белом, появившаяся сразу после исчезновения Дэниела, представилась Франческой, из штата преподавателей Прибрежной школы. Даже в своем ошеломленном оцепенении Люс отметила, насколько та красива. Ей было заметно за тридцать, ее светлые волосы достигали плеч, скулы были красиво очерчены, а черты лица – крупные и мягкие.

«Ангел», – почти сразу решила девочка.

По дороге в комнату Люс Франческа не задала ни единого вопроса. Должно быть, она ожидала, что девочка прибудет поздно, и почувствовала ее крайнюю усталость.

А теперь эта незнакомка, разбудившая Люс столь необычным образом, явно изготовилась швырнуть очередной шарик.

– Хорошо, – скрипучим голосом сообщила она. – Ты проснулась.

– Ты кто? – сонно спросила Люс.

– Скорее уж, ты кто. Помимо того, что незнакомка, которую я, проснувшись, обнаружила вселившейся к себе в комнату. И малявка, нарушившая мою утреннюю мантру невнятным сонным лепетом. Я Шелби. Очень приятно!

Не ангел, предположила Люс. Всего лишь калифорнийская девчонка, уверенная в том, что ей все что-то должны.

Люс села в кровати и огляделась. Комната оказалась тесноватой, но симпатично обставленной: со светлым деревянным полом, настоящим камином, микроволновкой, двумя массивными, широкими письменными столами и встроенными книжными полками, заодно служащими лестницей к тому, в чем Люс лишь теперь опознала верхнюю койку.

Она заметила ванную комнатку за сдвижной деревянной дверью. И – ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы окончательно в этом увериться, – окно, выходящее на океан. Неплохо для девочки, которая провела весь последний месяц за разглядыванием заросшего старого кладбища из комнаты, больше подходящей для больницы, чем для школы. Но с другой стороны, заросшее старое кладбище и та комната означали, что она вместе с Дэниелом. Она едва начала обживаться в Мече и Кресте. А теперь опять придется все начинать заново.

– Франческа ни словом не упомянула о том, что у меня будет соседка по комнате.

По выражению лица Шелби Люс сразу поняла, что ляпнула что-то не то.

Она наскоро окинула взглядом внутреннее убранство комнаты. Люс никогда не доверяла собственному дизайнерскому чутью или же никогда не имела возможности ему потакать. Она не слишком надолго задержалась в Мече и Кресте, чтобы всерьез заняться украшательством, но и до этого ее комната в Довере оставалась пустынной и белостенной. Стерильный шик, как однажды выразилась Келли.

В этой же комнате, напротив, было что-то по-своему… стильное. Разнообразные растения в горшках, которых Люс никогда прежде не видела, выстроились на подоконнике; под потолком тянулись гирлянды молитвенных флажков. Лоскутное одеяло неяркой расцветки свесилось с верхней койки, частично заслонив астрологический календарь, наклеенный поверх зеркала.

– А ты что думала? Что они освободят для тебя комнаты декана только потому, что ты Люсинда Прайс?

– Э-э, нет, – покачала головой Люс. – Я вовсе не это имела в виду. Погоди, а откуда ты знаешь, как меня зовут?

Карие с зелеными крапинками глаза соседки, казалось, прикипели к потрепанной серой пижаме Люс.

– Так ты действительно Люсинда Прайс? Ну и повезло мне!

Та утратила дар речи.

– Прости, – медленно выдохнув, умерила натиск Шелби и присела на краешек кровати Люс. – Я единственный ребенок в семье. Леон – это мой психотерапевт – все добивается, чтобы я вела себя не так грубо, когда встречаюсь с человеком впервые.

– И что, помогает?

Люс тоже была единственным ребенком, но не держалась враждебно с каждым встреченным незнакомцем.

– Я имела в виду, что… – пояснила Шелби, смущенно поерзав, – я не привыкла делиться. Не могли бы мы, – предложила она, вскинув голову, – перемотать назад?

– Было бы чудесно.

– Ладно, – заявила Шелби и глубоко вздохнула. – Франки прошлой ночью не упомянула о том, что у тебя будет соседка по комнате, поскольку тогда ей пришлось бы заметить – либо, если она уже заметила, огласить, – что меня не было в постели, когда ты прибыла. Я вернулась через окно, – уточнила она, ткнув пальцем, – часа в три.

За окном виднелся широкий уступ, к которому примыкал скат крыши. Люс представила себе Шелби, спешащую по крышам, чтобы вернуться сюда посередь ночи.

Ее соседка открыто зевнула.

– Видишь ли, если говорить о ребятах-нефилимах в Прибрежной, единственное, на чем настаивают учителя, – это видимость дисциплины. Самой дисциплины толком нет. Хотя, разумеется, Франки не собирается извещать об этом новеньких. И тем более Люсинду Прайс.

Вот опять. Эта резкость в голосе Шелби, с которой она произносит имя Люс. Девочке хотелось бы знать, что это значит. И где была ее соседка до трех ночи. И как она пролезла в темноте через окно, не опрокинув ни одно из своих растений. И кто такие ребята- нефилимы?

Люс вдруг очень живо вспомнилась та мысленная полоса препятствий, по которой протащила ее Арриана при первой встрече. Хулиганистым видом новая знакомая из Прибрежной школы во многом напоминала ее подругу, да и чувство «как я вообще смогу с ней подружиться?» было в точности таким же.

Но хотя Арриана казалась устрашающей и даже слегка опасной, в ней с самого начала ощущалась какая-то очаровательная экстравагантность. Новая же соседка по комнате, напротив, попросту раздражала Люс.

Шелби вскочила с кровати и шумно скрылась в ванной, собираясь почистить зубы. Порывшись в сумке и обнаружив собственную щетку, Люс последовала за ней и робко указала на тюбик с пастой.

– Я забыла захватить свою.

– Без сомнения, ослепительный блеск твоей славы мешает замечать мелкие бытовые потребности, – отозвалась Шелби, но все же протянула тюбик.

Около десяти секунд они в молчании чистили зубы, потом Люс не выдержала.

– Шелби! – окликнула она, сплюнув пену.

– Что? – отозвалась та из глубин керамической раковины.

– Что я говорила во сне? – к собственному удивлению, спросила девочка – и это вместо какого-либо из сотни вопросов, роившихся у нее в голове минутой раньше.

Этим утром, впервые после целого месяца еженощных ярких, запутанных, полных Дэниелом сновидений, Люс, проснувшись, не сумела припомнить ни единой подробности сна.

Ничего. Ни единого касания ангельского крыла. Ни единого поцелуя его губ.

Она уставилась на неприветливое отражение Шелби в зеркале. Люс нужна была ее помощь, чтобы подтолкнуть свою память. Ей просто обязан был сниться Дэниел. Если же нет… что бы это могло означать?

– Ума не приложу, – после некоторой заминки сообщила Шелби. – Какую-то бессвязную невнятицу. В следующий раз попробуй выговаривать четче.

Она вышла из ванной и сунула ноги в пару оранжевых шлепанцев.

– Время завтракать. Ты идешь или как?

Люс выскочила в комнату.

– А что мне надеть?

Она все еще была в пижаме. Франческа прошлой ночью ни слова не сказала про требования к одежде. Но с другой стороны, она не упомянула и о соседке по комнате.

Шелби пожала плечами.

– Я тебе что, полиция мод? Что потребует меньше всего времени. Я есть хочу.

Люс втиснулась в облегающие джинсы и черную кофту с запахом. Она бы предпочла потратить еще несколько минут и привести себя в порядок перед первым школьным днем, но только подхватила рюкзачок и следом за Шелби вышла из комнаты.

Коридор общежития при дневном свете выглядел иначе. Повсюду виднелись то огромные прозрачные окна, выходящие на океан, то встроенные шкафы, плотно набитые толстыми и яркими книгами в твердых обложках. Полы, стены, потолки ниш и крутые изгибающиеся лестницы были из той же кленовой древесины, из которой изготовили и мебель в комнате Люс.

Из-за этого все помещение могло бы производить впечатление уютного бревенчатого домика, вот только планировка в этой школе оказалась столь же замысловатой и причудливой, сколь скучной и прямолинейной была в Мече и Кресте. Казалось, через каждые несколько шагов от коридора ответвлялись меньшие боковые проходы, а винтовые лестницы таяли в глубине тускло освещенного лабиринта.

Миновав два лестничных пролета и то, что показалось Люс потайным ходом, девочки вышли на свет дня сквозь двустворчатые стеклянные двери. Солнце светило невероятно ярко, но воздух был достаточно прохладным, чтобы Люс не пожалела о надетой кофте. Пахло океаном, но не вполне как дома. Запах был менее соленый, чем на Восточном побережье.

– Завтрак накрывают на террасе.

Шелби указала на просторную зеленую площадку. Эту лужайку с трех сторон ограждали густые кусты синей гортензии, а с четвертой она обрывалась прямо в океан. Люс с трудом осознавала всю красоту места, в котором расположена школа. Она не представляла себе, как сумеет выдержать целый день занятий в помещении.

Когда они подошли к террасе, Люс заметила еще одно здание – длинное прямоугольное строение с гонтовой кровлей и жизнерадостными окошками в желтой отделке. Крупная, ручной резьбы вывеска висела над входом. «Столовая» – гласила надпись в кавычках, как будто пыталась выглядеть иронической. Это определенно была самая симпатичная столовая из всех когда-либо виденных Люс.

Террасу с беленой чугунной уличной мебелью заполонили около сотни самых расслабленных с виду школьников, каких девочка вообще встречала. В большинстве своем они сидели, сбросив обувь и положив ноги на стол, и лакомились поданными на завтрак изысканными блюдами – сэндвичами с яйцом, бельгийскими вафлями с фруктами, ломтиками сытного слоеного пирога со шпинатом. Ученики читали газеты, болтали по сотовому телефону, играли на лужайке в крокет. Люс насмотрелась на богатых подростков еще в Довере, но на Восточном побережье те выглядели скорее зажатыми и надменными, а не загорелыми и беззаботными. Эта картина больше напоминала первый день лета, чем вторник в раннем ноябре. Все здесь смотрелось так симпатично, что почти не раздражало самодовольное выражение на лицах этих ребят. Почти.

Люс попыталась представить тут Арриану – что она подумала бы о Шелби или об этой трапезе на взморье, как она, вероятно, не могла бы выбрать, над чем ей позубоскалить для начала. Девочка сожалела, что не может сейчас обернуться к подруге. Как хорошо бы сейчас посмеяться вместе.

Оглядываясь, она нечаянно встретилась глазами с парой учащихся. С симпатичной смуглой девочкой в платье в горошек и с зеленой косынкой на гладких черных волосах. И с рыжеволосым широкоплечим пареньком, уминающим один за другим блины из огромной стопки.

В первое мгновение Люс захотелось отвернуться сразу же, как только это случилось, – безусловно, наиболее безопасное решение для Меча и Креста. Но… ни один из этих ребят не уставился на нее с враждебностью. Больше всего в Прибрежной школе ее поразил не ясный солнечный свет, не легкомысленная терраса с завтраком и не запах больших денег, витающий над всеми. А то, что здешние ученики улыбались.

Ну, то есть большинство улыбались. Когда девочки нашли пустой столик, Шелби подобрала с него небольшую табличку и бросила наземь. Люс наклонилась и прочла надпись «занято», и тут же парень примерно их лет в костюме официанта с черным галстуком- бабочкой подошел к ним с серебряным подносом.

– Этот стол за… – начал было он, но голос его внезапно дрогнул.

– Кофе, черный, – перебила его Шелби и обратилась к Люс: – А ты чего хочешь?

– Э-э, мне того же, – промямлила Люс, смущенная тем, что ей прислуживают. – Разве что чуть-чуть молока.

– Стипендиаты. Вынуждены вкалывать, если хотят свести концы с концами.

Когда официант со всех ног кинулся за кофе, Шелби демонстративно закатила глаза, подобрала со стола «Сан-Франциско кроникл» и, зевнув, развернула первую страницу газеты.

Примерно тогда же Люс сочла, что с нее довольно.

– Эй.

Она силком отвела руку Шелби вниз, так, чтобы увидеть ее лицо из-за газеты. Густые брови девочки изумленно приподнялись.

– Я раньше сама была стипендиаткой, – известила ее Люс. – Не в прошлой школе, но в предыдущей.

Шелби стряхнула ее руку.

– Предполагается, что эта часть твоего резюме тоже должна меня впечатлить?

Люс как раз собиралась спросить, что же такого Шелби о ней слышала, когда на ее плечо легла теплая рука.

Франческа, учительница, прошлой ночью встретившая девочку в дверях, улыбалась ей сверху вниз. Высокого роста, она держалась величественно и с изяществом, которое как будто давалось ей без малейших усилий. Мягкие светлые волосы Франческа аккуратно зачесывала на одну сторону, а губы подкрашивала глянцево-розовым. На преподавательнице было превосходно сидящее, облегающее черное платье с синим поясом и подобранные к нему туфли с открытым мыском и на высоком каблуке. В сравнении с ней любой почувствовал бы себя безвкусно одетым и отставшим от моды. Люс пожалела, что не воспользовалась хотя бы тушью для ресниц. И пожалуй, что на ногах у нее покрытые коркой грязи кеды.

– О, прекрасно, вижу, вы поладили, – заулыбалась Франческа. – Я не сомневалась, что вы быстро подружитесь!

Шелби промолчала, но зашелестела газетой. Люс только прочистила горло.

– Думаю, ты легко привыкнешь к Прибрежной школе, Люс. Она для этого и предназначена. Большинство наших одаренных учеников расслабляются сразу по приезде.

«Одаренных?»

– Разумеется, ты можешь обращаться ко мне с любыми вопросами. Или просто положись на Шелби.

Впервые за все утро Шелби рассмеялась. Ее смех оказался резким и хрипловатым – Люс скорее ожидала бы, что так будет смеяться старик, заядлый курильщик, а не увлеченная йогой девочка-подросток.

Сама же Люс невольно нахмурилась. Меньше всего на свете ей хотелось бы «расслабляться» в Прибрежной школе. Она не имела отношения к кучке избранных «одаренных», любующихся океаном с террасы. Она принадлежала к числу обычных людей – людей, наделенных душой, знающих, что такое жизнь. Таких, как Дэниел. Она по-прежнему не представляла, зачем она здесь, помимо того, чтобы временно спрятаться, пока Дэниел разбирается со своей… войной. После этого он намеревался забрать ее домой. Или куда бы там ни было.

– Что ж, увидимся на занятиях. Приятного аппетита! – бросила Франческа через плечо, плавным шагом направившись прочь. – Попробуйте слоеный пирог!

Она жестом велела официанту принести обеим девочкам по порции.

Когда учительница ушла, Шелби шумно отхлебнула большой глоток кофе и утерла рот тыльной стороной кисти.

– Гм… Шелби…

– Никогда не слышала поговорку «Когда я ем, я глух и нем»?

Люс со стуком опустила кофейную чашечку на блюдце и нетерпеливо подождала, пока нервничающий официант поставит перед ними тарелки с пирогом и снова исчезнет. Отчасти ей хотелось подыскать другой столик. Повсюду вокруг нее велись оживленные разговоры. А если ей не удастся присоединиться ни к одному из них, то даже сидеть в одиночестве будет лучше, чем вот так. Но ее несколько смущали слова Франчески. Зачем отзываться о Шелби как о замечательной соседке по комнате, когда очевидно, что у этой девицы отвратительный характер? Люс покатала на языке кусочек пирога, понимая, что не сможет толком есть, пока не выскажется.

– Ладно, я понимаю, что я тут новенькая и тебя почему-то это раздражает. Наверное, до меня у тебя была отдельная комната, или уж не знаю что.

Шелби опустила газету чуть ниже глаз. И приподняла одну бровь.

– Но я не настолько плоха. И что такого, если у меня есть пара вопросов? Уж извини, что я приперлась в школу, не зная, что за чертовщина эти самые неферманы…

– Нефилимы.

– Да кто угодно. Плевать. Мне совершенно незачем враждовать с тобой – значит, кое-что из этого, – подчеркнула голосом Люс, указав на разделяющее их пространство, – исходит от тебя. В таком случае в чем дело?

Уголок губ Шелби дрогнул. Она свернула и отложила в сторону газету, а затем откинулась на спинку стула.

– Тебе не стоит плевать на нефилимов. Мы будем твоими одноклассниками.

Она повела рукой, указывая на террасу.

– Полюбуйся на симпатичных привилегированных учащихся Прибрежной школы. Половину этих придурков ты никогда больше не увидишь, разве что в качестве объектов наших практических шуток.

– Наших?

– Да, ты на «спецкурсе для отличников» вместе с нефилимами. Но не беспокойся: даже если ты не слишком умна, – пояснила она, заставив Люс фыркнуть, – разговоры об одаренности тут по большей части играют роль прикрытия, так легче отделить нефов от всех остальных и не вызвать ни у кого подозрений. И впрямь, единственный тип, который вообще что- то заподозрил, это Бикер Брэди.

– А кто такой Бикер Брэди? – уточнила Люс, наклоняясь ближе, чтобы не пришлось перекрикивать шум волн, накатывающих внизу на берег.

– Вон тот ботаник за два стола от нас.

Шелби кивнула на круглолицего паренька в костюме из шотландки, только что пролившего йогурт на толстенный учебник.

– Его родители в ярости из-за того, что его так и не допустили к спецкурсу. Каждый семестр они затевают новую кампанию. Он притаскивает оценки с тестов Менсы[2], итоги ярмарок научных проектов учащихся, отзывы нобелевских лауреатов, которых ему удалось впечатлить, всякое такое. И каждый семестр Франческе приходится изобретать идиотское невыполнимое задание, чтобы его не допустить, – фыркнула Шелби. – Скажем: «Эй, Бикер, собери-ка этот кубик Рубика за тридцать секунд». – Она прищелкнула языком. – Но с этим наш зануда справился.

– Но если это прикрытие, – уточнила Люс, несколько жалея Бикера, – что оно прикрывает?

– Народ вроде меня. Я нефилим. Не-фи-лим. Это обозначает кого угодно с толикой ангельского в ДНК. Смертных, бессмертных, вечных. Мы стараемся не выделяться.

– А разве единственное число не должно быть «нефил» – ну, знаешь, как «сераф» для серафимов?

Шелби нахмурилась.

– Ты серьезно? И тебе хотелось бы называться «нефил»? Звучит как полный отстой. Нет уж, спасибо. Нефилим – неважно, для какого количества.

Так Шелби все-таки тоже отчасти ангел. Странно. Она не выглядит и не ведет себя как одна из них. Она не так привлекательна, как Дэниел, Кэм или Франческа. Не обладает обаянием Роланда или Аррианы. Она кажется всего лишь грубоватой и раздражительной.

– Выходит, это что-то вроде приготовительной школы для ангелов, – заключила Люс. – Но к чему она готовит? Вы после этого идете в ангельский колледж?

– Зависит от того, что нужно миру. Многие берут год отпуска и присоединяются к Корпусу нефилимов. Тогда ты путешествуешь, знакомишься с иностранцами и все такое. Но это только во времена, сама понимаешь, относительного мира. Сейчас же, ну…

– А что сейчас?

– Что бы то ни было, – отрезала Шелби. – Зависит от того, кто ты. У всех тут, сама понимаешь, разные уровни силы, – пояснила она, как будто прочла мысли Люс. – Подвижная шкала, зависящая от твоей родословной. Но в твоем случае…

Это Люс знала.

– Я здесь только из-за Дэниела.

Шелби швырнула салфетку на опустевшую тарелку и встала.

– Да, уж это действительно впечатляющий способ набить себе цену. Девочка, чей крутой парень пустил в ход свои связи.

Так вот что все тут о ней думают? И это… правда?

Шелби протянула руку и стащила последний кусочек пирога с тарелки Люс.

– Если желаешь обзавестись фан-клубом Люсинды Прайс, уверена, здесь ты его получишь. Только меня в это не впутывай, ладно?

– О чем ты говоришь?

Люс вскочила. Возможно, им с Шелби стоит снова перемотать назад.

– Я не хочу никакого фан-клуба.

– Вот видишь, я же тебе говорила, – услышала она высокий, но приятный голосок.

Перед ней вдруг объявилась девушка в зеленой косынке, улыбающаяся и подталкивающая вперед подружку. Люс глянула им за спины, но Шелби была уже далеко – и, вероятно, догонять ее не стоило. Вблизи девушка в косынке слегка напоминала молодую Сальму Хайек, с пухлыми губками и еще более пухлой грудью. Ее подруга, бледная, с карими глазами и короткими черными волосами, была чем-то похожа на саму Люс.

– Погоди, так ты и впрямь Люсинда Прайс? – спросила вторая.

В маленьких белых зубках она удерживала пару блестящих заколок-невидимок, а руками тем временем скручивала несколько темных прядей в небольшие узелки.

– Та, которая с Дэниелом? Та, которая только что приехала из той жуткой школы в Алабаме…

– Джорджии, – кивнула Люс.

– Без разницы. О боже, а как тебе Кэм? Я видела его однажды на том концерте дэт-метала… и, разумеется, слишком распереживалась и не смогла подойти представиться. Не то чтобы тебя волновал Кэм, ясное дело, ведь есть же Дэниел! – мелодично рассмеялась она. – Кстати, я Заря. А это Жасмин.

– Привет, – медленно выговорила Люс – все это было ей в новинку. – Э-э…

– Не обращай на нее внимания, она просто выпила вроде как одиннадцать чашечек кофе, – сообщила Жасмин, произнося слова раза в три медленнее, чем Заря. – Она имеет в виду, что мы в полном восторге от встречи с тобой. Мы всегда говорили, что история вашей с Дэниелом любви вроде как величайшая в мире. И во веки веков.

– Серьезно?

Люс хрустнула суставами пальцев.

– Да ты смеешься? – спросила Заря, хотя Люс по-прежнему предполагала, что это они клонят к какой-то своеобразной шутке, – Все эти смерти снова и снова? Да ладно, ты ведь правда из-за них только еще сильнее его хочешь? Готова поспорить, что да! И – о-о-о!.. – когда этот огонь испепеляет тебя…

Она зажмурилась, положила ладонь себе на живот, а затем провела ею вверх по телу, над сердцем стиснув в кулак.

– Когда я была маленькой, мама часто рассказывала мне эту историю.

Люс была потрясена. Она окинула взглядом шумную террасу, гадая, не мог ли кто-нибудь их подслушать. К слову об испепеляющем огне – щеки ее, должно быть, уже запылали.

Чугунный колокол ударил на крыше столовой, ознаменовав конец завтрака, и Люс с радостью убедилась, что у окружающих хватает и других дел. Скажем, сборов на занятия.

– Какую историю часто рассказывала твоя мама? – медленно уточнила она. – Про меня и Дэниела?

– Только некоторые основные моменты, – пояснила Заря, открыв глаза. – А на что это похоже – на жар? Как приливы при климаксе – как описывают…

Жасмин шлепнула подружку по руке.

– Ты что, только что сравнила неукротимую страсть Люс с приливами перед менопаузой?

– Прости, – хихикнула Заря. – Просто я в восторге. Это звучит так романтично и потрясающе. Я даже завидую – в хорошем смысле слова!

– Завидуешь тому, что я умираю всякий раз, когда пытаюсь узнать поближе парня своей мечты? – ссутулившись, переспросила Люс. – Вот уж действительно, что называется, «убить весь кайф».

– Скажи это девушке, целовавшейся только с Айрой Фрэнком, у которого синдром раздраженного кишечника, – предложила Жасмин, лукаво кивнув на Зарю.

Когда Люс не рассмеялась, обе девушки заполнили паузу умиротворяющим хихиканьем, как будто подумали, что она просто скромничает. Люс никогда прежде не адресовались подобные смешки.

– А что именно рассказывала тебе мама? – спросила она.

– Ну, только то, что все знают: разразилась война, запахло жареным, а когда в облаках провели границу, Дэниел твердил только, мол, «ничто не может нас разлучить», и это взбесило всех и каждого. Разумеется, это моя любимая часть истории. Так что теперь вы несете вечную кару за свою любовь: по-прежнему отчаянно хотите друг друга, но не можете соединиться, ну, сама понимаешь.

– Но в некоторых жизнях они могут, – поправила Жасмин подругу, а затем проказливо подмигнула Люс, ошеломленно застывшей на месте от услышанного.

– Ни за что! – пренебрежительно отмахнулась Заря. – Вся суть как раз в том, что она загорается, как только…

Заметив ужас на лице Люс, девушка вздрогнула.

– Прости. Не совсем то, что тебе хотелось бы услышать.

Жасмин прочистила горло и придвинулась ближе.

– Старшая сестра рассказывала мне одну историю из твоего прошлого, которая, клянусь…

– О-о-о! – вздохнула Заря и взяла Люс под руку, как будто это знание, к которому сама девочка не имела доступа, делало ее более желанной подругой.

Все это сводило с ума. Люс отчаянно смущалась. И сказать по правде, была несколько польщена. И совершенно не уверена, правдива ли хоть какая-то часть услышанного. Одно было ясно: она внезапно оказалась своего рода знаменитостью. Но ощущение было странным. Словно она сделалась одной из безымянных девиц, липнущих к кинозвездам на скандальных фотографиях.

– Девчонки! – воскликнула Жасмин, с преувеличенным ужасом указывая на время, высвеченное на ее сотовом. – Мы чертовски опаздываем! Нам стоит перебраться в класс.

Люс поморщилась, торопливо подхватив рюкзачок. Она понятия не имела, какой урок у нее стоит первым, где он будет проходить и как отнестись к воодушевлению Жасмин и Зари. Она не видела таких широких, лучезарных улыбок с тех пор, как… ну, возможно, и никогда.

– Вы не поможете мне выяснить, где у меня первый урок? Кажется, мне не дали расписания.

– Конечно, – подтвердила Заря. – Пойдем с нами. Мы вместе. Все время! Это так весело!

Девочки, пристроившись по обе стороны от Люс, повели ее извилистой дорогой между столиками, за которыми другие ребята еще заканчивали завтракать. Несмотря на то что они «чертовски опаздывали», и Жасмин, и Заря ступали по недавно подстриженной траве едва ли не прогулочным шагом.

Люс подумывала спросить их, что нашло на Шелби, но ей не хотелось с самого начала прослыть сплетницей. Кроме того, девочки держались очень мило и все такое, но она вовсе не собиралась обзаводиться новыми подружками. Ей приходилось постоянно напоминать себе: все это лишь временно.

Временно, но тем не менее ошеломляюще красиво. Они втроем шли по тропинке между кустов гортензии, огибающей здание столовой. Заря о чем-то тараторила, но Люс не могла отвести глаз от потрясающего вида: земля резко обрывалась над оставшимся в сотнях футов внизу сверкающим океаном. Волны накатывали на узкий желтоватый пляж у подножия утеса, почти столь же неспешно, как учащиеся Прибрежной школы собирались на занятия.

– Пришли, – сообщила Жасмин.

Впечатляющий двухэтажный дом с двускатной крышей одиноко возвышался в конце тропинки. Он стоял посреди тенистой рощицы секвой, так что круто сбегающую вниз кровлю и просторную лужайку перед ним покрывал слой опавших иголок. На траве были расставлены столы для пикника, но взгляд притягивало само здание, казалось, больше чем наполовину состоящее из стекла, с огромными тонированными окнами и открытыми сдвижными дверями. Нечто подобное мог бы спроектировать Фрэнк Ллойд Райт[3]. Несколько учеников бездельничали на просторной террасе второго этажа, выходящей на океан, а другие поднимались по парным лестницам, идущим от тропинки.

– Добро пожаловать в Нефский дом, – объявила Жасмин.

– Это здесь у вас проходят занятия?

Люс разинула рот. Это строение больше напоминало дачу, чем школьное здание.

Заря взвизгнула и стиснула ее запястье.

– Доброе утро, Стивен! – крикнула она через всю лужайку, замахав рукой человеку в возрасте, стоящему у подножия лестницы.

У него было узкое лицо, стильные прямоугольные очки и густые вьющиеся волосы с проседью.

– Мне так нравится, когда он надевает костюм- тройку, – прошептала Заря.

– Привет, девочки, – улыбнулся им мужчина и помахал в ответ.

Он задержал взгляд на Люс достаточно надолго, так что та начала тревожиться, но не перестал улыбаться.

– Увидимся через пару минут, – добавил он и начал подниматься по ступеням.

– Стивен Филмор, – шепотом пояснила Жасмин, вводя Люс в курс дела, пока они шагали следом за ним по лестнице. – Он же С.Ф., он же Старый Филин. Он один из наших учителей, и да, Заря действительно безумно, по уши в него влюблена. Даже несмотря на то, что он уже занят. Вот бесстыжая.

– Но Франческу я люблю тоже, – отозвалась Заря, легонько стукнув подругу, а затем с улыбкой повернулась к Люс. – И попробовала бы ты не влюбиться в них обоих разом.

– Погоди, – попросила девочка и чуть помолчала. – Старый Филин и Франческа – наши учителя? И вы зовете их по имени? И они вместе? А кто из них что преподает?

– Все утренние уроки мы называем гуманитарными науками, – пояснила Жасмин, – хотя слово «ангельские» подошло бы больше. Франки и Стивен ведут их совместно. Часть здешнего соглашения, нечто вроде инь и ян. Ну, понимаешь, чтобы никто из учащихся не начал… колебаться.

Люс прикусила губу. Они добрались до верха лестницы и влились в толпу школьников на террасе. Остальные уже начали стекаться к сдвижным стеклянным дверям.

– Что ты имеешь в виду под «колебаниями»?

– Они оба падшие, разумеется, но предпочли разные стороны. Она ангел, а он, скорее, демон, – пояснила Заря небрежно, как будто речь шла о разнице вкусов у замороженных йогуртов. Увидев, как уставилась на нее Люс, она добавила: – Они, конечно, не собираются пожениться или что-нибудь в этом роде – хотя свадьба вышла бы знатная. Просто вроде как… живут во грехе.

– Демон ведет у вас гуманитарные науки? – спросила Люс. – И это нормально?

Ее новые знакомые переглянулись и захихикали.

– Более чем, – ответила Заря. – Стивен тебе понравится. Давай, нам пора идти.

Следуя за потоком остальных ребят, Люс вошла в просторный класс. Парты были установлены на трех невысоких помостах, которые ступенями сбегали к паре длинных столов. Большая часть света попадала внутрь сквозь застекленные окна в крыше. Благодаря естественному освещению и высоким потолкам комната выглядела еще больше, чем была на самом деле. Океанский бриз врывался в открытые двери, отчего воздух внутри оставался приятным и свежим. Большей разницы с Мечом и Крестом нельзя было и представить. Люс решила, что Прибрежная школа могла бы ей даже понравиться, если бы не отсутствовал тот, из-за кого она вообще здесь оказалась, – важнейший человек в ее жизни. Она задумалась, вспоминает ли о ней Дэниел. Скучает ли он по ней так же, как она по нему?

Люс выбрала парту у окна, между Жасмин и симпатичным парнем в обрезанных джинсах, кепке с эмблемой бейсбольной команды «Доджерс» и темно-синей толстовке. Несколько девочек сгрудились в кучку у дверей в уборную. У одной из них оказались вьющиеся волосы и квадратные фиолетовые очки. Увидев ее в профиль, Люс едва не сорвалась с места.

«Пенн».

Но когда девочка повернулась в ее сторону, выяснилось, что лицо ее слегка шире, одежда – несколько теснее, а смех – чуть-чуть громче, и сердце Люс упало. Разумеется, это не Пенн. И никто ею не окажется, никогда больше.

Люс чувствовала, что остальные ребята на нее смотрят, а некоторые – откровенно пялятся. Единственной, кто этого не делал, была Шелби, кивнувшая ей, как знакомой.

Класс оказался невелик, всего два десятка парт, выстроившихся на невысоких помостах лицом к паре длинных столов из красного дерева. За столами высились две белые классные доски. С каждой стороны – по книжному шкафу. Две корзины для бумаг. Две настольные лампы. Два ноутбука, по одному на каждом столе. И два учителя, Стивен и Франческа, стояли почти вплотную друг к другу и о чем-то шептались.

Разом, неожиданно для Люс, они вдруг обернулись и тоже уставились на нее, а затем медленно разошлись каждый к своему столу. Франческа уселась на первый, поджав одну ногу и водя по деревянному полу высоким каблуком туфли на другой. Стивен оперся на второй стол, открыл тяжелый красно-коричневый кожаный портфель и прикусил кончик ручки. Для пожилого человека он и впрямь неплохо выглядел, но Люс едва ли не жалела об этом. Он напоминал ей о Кэме и о том, насколько обманчивым бывает демоническое обаяние.

Она ждала, что остальные ученики достанут учебники, которых у нее нет, и погрузятся в чтение невыполненного ею задания, так что она сможет безнадежно опустить руки и просто помечтать о Дэниеле.

Но ничего подобного не произошло. И большинство ребят по-прежнему украдкой косились на нее.

– Вы все уже, должно быть, заметили, что у нас в классе новая ученица, – объявила Франческа низким голосом медовой густоты, словно у джазовой певицы.

Стивен улыбнулся, блеснув ослепительно белыми зубами.

– Скажи нам, Люс, как тебе понравилась Прибрежная школа?

Краска отхлынула с лица девочки, когда парты остальных учеников заскребли по полу. Они и впрямь разворачивались так, чтобы смотреть прямо на нее.

Ее сердце зачастило, а ладони вспотели. Люс съежилась на сиденье, мечтая оказаться обычной девочкой в заурядной школе привычного и родного Тандерболта, штат Джорджия. За последние несколько дней она успела помечтать о том, как могла бы никогда не видеть ни единой тени, не влипать в неприятности, приводящие к смерти близких друзей, не связываться с Кэмом и не разлучаться вынужденно с Дэниелом. Но здесь ее тревожные, мечущиеся мысли резко останавливались: как стать обычной, но не потерять Дэниела? Того, кто настолько необычен. Это казалось невозможным. Так что ей пришлось смириться.

– Я еще только осваиваюсь здесь, – выговорила она, хотя ее голос предательски дрогнул, отразившись от скошенного потолка. – Но пока, кажется, все в порядке.

Стивен рассмеялся.

– Что ж, мы с Франческой решили помочь тебе освоиться, так что сегодня не будет обычных для вторника ученических докладов…

– Да! – ликующе выдохнула Шелби в другом конце класса.

Люс обратила внимание, что на парте Шелби высится стопка карточек для заметок, а в ногах прислонен большой плакат с надписью «Видения не так уж и плохи». Выходит, она только что избавила соседку от выступления с докладом. Это должно пойти ей в зачет в отношениях с новой знакомой.

– Стивен имеет в виду, – вступила Франческа, – что мы сыграем в игру для снятия напряжения.

Она соскользнула со стола и, цокая каблуками, прошла по классу, чтобы раздать ученикам листки бумаги.

Люс ожидала хорового стона, которым полный класс подростков обычно встречает подобные слова. Но эти ребята казались необычно покладистыми и уравновешенными. Они и впрямь собирались просто плыть по течению.

– Это поможет тебе разобраться в том, что представляют собой некоторые из твоих одноклассников и чего именно мы стремимся достичь на наших занятиях, – положив бумажку на парту Люс, пояснила Франческа.

Девочка опустила взгляд на листок. Он оказался расчерчен линиями на двадцать клеток. В каждую было вписано по предложению. В эту игру она уже играла прежде, еще совсем ребенком, в летнем лагере в западной Джорджии, и еще пару раз на занятиях в Довере. Нужно было пройтись по классу и сопоставить с каждой фразой одного из учеников. Сначала Люс почувствовала облегчение: без сомнения, есть множество куда более смущающих игр «для снятия напряжения». Но когда девочка присмотрелась к фразам повнимательней – ожидая обычной ерунды вроде «держит дома черепаху» или «мечтает однажды совершить затяжной прыжок с парашютом», – то забеспокоилась, обнаружив там такие пункты, как «говорит более чем на восемнадцати языках» и «бывал за пределами материального мира».

Сделалось едва не до боли очевидно, что Люс единственная в классе не является нефилимом. Ей вспомнился взволнованный официант, принесший завтрак им с Шелби. Возможно, самой девочке было бы уютнее с учениками-стипендиатами. Бикер Брэди сам не представлял, какого удара избежал.

– Если ни у кого из вас нет вопросов, – проговорил Стивен от учительских столов, – можете приступать.

– Выйдите наружу, получайте удовольствие, – добавила Франческа. – Не торопитесь.

Люс последовала за остальными учениками на террасу. Когда они подошли к перилам, Жасмин заглянула ей через плечо и ткнула ноготком, покрытым зеленым лаком, в одну из расчерченных клеток.

– Я в родстве с чистокровным херувимом, – сообщила она. – Чокнутый старый дядюшка Карлос.

Люс кивнула, как будто поняла, что это значит, и вписала в нужное место имя Жасмин.

– О-о, а я умею левитировать, – прощебетала Заря, указывая на верхний левый угол листка Люс. – Ну, не постоянно, конечно, но обычно после того, как выпью кофе.

– Ух ты.

Люс попыталась на нее не пялиться – не было похоже, что Заря шутит. Она умеет левитировать?

Пытаясь не подавать виду, что она все сильнее и сильнее ощущает себя не в своей тарелке, девочка проглядела листок в поисках чего-то, чего угодно, о чем бы она имела хоть малейшее представление.

«Имеет опыт призыва вестников».

Тени. Дэниел сказал ей, как они называются, той последней ночью в Мече и Кресте. Хотя, по сути, на самом деле она никогда их не «призывала» – они обычно появлялись сами, – определенный опыт у Люс все же имелся.

– Можешь вписать меня сюда.

Она показала на нижний левый угол странички. Жасмин и Заря разом посмотрели на нее, с легким испугом, но без недоверия, и отправились заполнять свои листки дальше. Сердце Люс чуть сбавило темп. Возможно, все окажется не так уж и плохо.

В следующие несколько минут она познакомилась с Лилит, чопорной рыжей девицей, оказавшейся одной из тройняшек-нефилимов («Ты можешь различить нас по рудиментарным хвостикам, – пояснила та. – У меня он колечком»). С Оливером, коренастым пареньком с низким голосом, побывавшим за пределами материального мира на летних каникулах в прошлом году («Настолько перехвалено, что я даже описать тебе не могу»). И с Джеком, который, по собственным ощущениям, вот-вот должен был научиться читать мысли и счел, что Люс вполне может записать его в соответствующую клетку («Я так чувствую, что тебя это вполне устроит, я прав?» И он сложил пальцы пистолетом и прищелкнул языком). У нее остались три свободные ячейки, когда Шелби выдернула листок из ее рук.

– Я гожусь и туда, и туда, – сообщила она, показывая на две клетки. – Которая тебя больше устроит?

«Говорит более чем на восемнадцати языках» или «довелось заглянуть в прошлую жизнь».

– Погоди минутку, – прошептала Люс. – Ты… ты умеешь вспоминать прошлые жизни?

Шелби шевельнула бровями и твердо расписалась в соответствующей ячейке, вдобавок поставив свое имя в клетку про восемнадцать языков. Люс уставилась на листок, задумавшись о всех собственных прошлых жизнях и о том, насколько ее удручает их недоступность. Она недооценила свою соседку по комнате.

Но та уже ушла. На ее месте обнаружился мальчик, рядом с которым она села в классе. Он был на добрых полфута выше Люс, с сияющей, дружелюбной улыбкой, россыпью веснушек на носу и ясными синими глазами. Что-то в нем, даже в его манере грызть шариковую ручку, казалось… непреклонным. Люс сознавала, насколько это слово необычно для описания человека, с которым она даже ни разу не разговаривала, но ничего не могла с собой поделать.

– О, слава богу, – со смехом заявил он, хлопнув себя по лбу. – Единственное, что я умею, совпадает с единственным, что у тебя осталось.

– «Может создавать отражения себя или других»? – медленно прочла Люс.

Он тряхнул головой и вписал в ячейку свое имя. Майлз Фишер.

– Уверен, действительно впечатляющая штука для кого-то вроде тебя.

– Гм. Ага.

Люс отвернулась. Для кого-то вроде нее, кто даже не представляет, что это значит.

– Погоди, эй, куда ты собралась? – окликнул он, подергав ее за рукав. – Эх. Ты не уловила скромной шутки?

Когда она покачала головой, Майлз заметно понурился.

– Я всего лишь имел в виду, что, в сравнении со всеми остальными в классе, едва ли на что-то гожусь. Помимо себя самого мне удалось отразить только мою маму. Испугал папу секунд на десять, но затем картинка померкла.

– Погоди, – заморгав, перебила его Люс. – Ты создал изображение собственной матери?

– Случайно. Говорят, это несложно проделать с людьми, которых ты, ну, любишь, – пояснил он, чуть покраснев – едва заметным розовым мазком по скулам. – Теперь ты подумаешь, что я какой-нибудь маменькин сынок. А я всего лишь хотел сказать, что «несложно» – это как раз там, где заканчиваются мои возможности. Тогда как ты – ты же знаменитая Люсинда Прайс.

Он помахал руками, изобразив крайне мужественную версию пугающего привидения.

– Когда уже все вокруг перестанут это повторять, – огрызнулась Люс.

Затем, пожалев о собственной грубости, вздохнула и облокотилась на перила, уставившись на воду. Ей слишком трудно было воспринимать постоянные намеки на то, что окружающие ее здесь люди знают о ней больше, чем она сама о себе. Она вовсе не собиралась вываливать все на этого парня.

– Прости, дело в том, что мне казалось, я тут одна такая, кто едва ли на что-то годится. Так что насчет тебя?

– О, я из тех, кого тут называют «разбавленными», – пояснил он, выразительным жестом обозначив в воздухе кавычки. – У мамы в предках был ангел несколько поколений назад, но все остальные мои родственники – смертные. Мои способности удручающе незначительны. Но я здесь потому, что мои родители обеспечили школу… э-э… этой террасой, на которой ты стоишь.

– Понятно.

– Действительно, ничего впечатляющего. Моя семья просто одержима тем, что я должен учиться в Прибрежной. Слышала бы ты, как мне капают на мозги дома, чтобы я «наконец-то начал встречаться со славной девушкой из нефилимов».

Люс рассмеялась – искренне, едва ли не впервые за многие дни. Майлз добродушно закатил глаза.

– Итак, я видел, как вы с Шелби завтракали этим утром. Вы соседи по комнате?

Девочка кивнула.

– Раз уж речь зашла о славных девушках из нефилимов, – пошутила она.

– Ну, я в курсе, что она несколько, хм…

Майлз зашипел и одной рукой изобразил бьющую когтистую лапу, снова насмешив Люс.

– В любом случае, я не первый ученик и даже близко не стою, но уже некоторое время тут ошиваюсь и по-прежнему частенько думаю, что это место довольно-таки безумное. Так что, если тебе вдруг захочется совершенно обычного завтрака или чего-то в этом роде…

Люс закивала прежде, чем сама успела это заметить. «Обычного». Какая музыка для ее смертных ушей.

– Скажем… завтра? – предложил Майлз.

– Отлично.

Майлз ухмыльнулся и помахал ей на прощание, и Люс осознала, что все остальные ученики уже зашли обратно в помещение. Впервые за все утро оставшись в одиночестве, она опустила взгляд на лист бумаги у себя в руках, в сомнениях, как относиться к другим ребятам из Прибрежной. Ей не хватало Дэниела, который мог бы многое для нее расшифровать, если бы не был… А где он, собственно, находится? Она не знала даже этого.

Слишком далеко.

Люс прижала палец к губам, вспоминая его последний поцелуй. Невероятные объятия его крыльев. Ей было так холодно без него, даже под калифорнийским солнцем. Но она оказалась здесь из-за него, принятая в этот класс ангелов, или кто там они на самом деле, вкупе со своей дикой новой славой, – и все благодаря ему. В чем-то ей даже нравилось, что они с Дэниелом связаны столь запутанным образом.

И пока он за ней не вернется, ей не оставалось ничего иного, за что она могла бы держаться.

Глава 3 Шестнадцать дней

– Ладно, колись: что в Прибрежной школе показалось тебе пока самым странным?

Дело было утром в среду, перед занятиями. Люс сидела за солнечным столиком на террасе и вместе с Майлзом пила чай. На мальчике была несколько старомодная желтая футболка с эмблемой фирмы «Санкист», бейсболка, натянутая до самых синих глаз, шлепанцы и обтрепанные джинсы. Воодушевленная свободной формой одежды, принятой в Прибрежной школе, сама Люс избавилась от типового черного наряда. Она предпочла красный сарафан с коротким белым кардиганом, по ощущению – как первый ясный день после долгой череды дождей.

Девочка высыпала себе в чашку полную ложку сахара и рассмеялась.

– Даже не знаю, с чего начать. Может, моя соседка, которая, думается мне, этим утром прокралась в комнату перед самым рассветом и снова ушла, прежде чем я проснулась. Нет, погоди, это занятия, которые ведет пара из ангела и демона. Или, – добавила она, сглотнув, – то, как здешние ребята смотрят на меня, словно я какая-то легендарная оригиналка. Безымянная оригиналка – это ладно, я привыкла. Но знаменитая…

– Ты не знаменитая, – перебил Майлз и откусил изрядный кусок рогалика. – Я разберусь с этим по порядку, по одному вопросу за раз, – добавил он, не переставая жевать.

Когда он промокнул рот салфеткой, Люс наполовину поразило, наполовину насмешило его неожиданно безупречное поведение за столом. Она невольно вообразила, как он в детстве берет в гольф-клубе некие причудливые уроки этикета.

– Шелби резковата на поворотах, – начал Майлз, – но она бывает и классной. Когда сама этого хочет. Я, конечно, еще не познакомился с этой стороной ее характера, – добавил он, фыркнув. – Но ходят такие слухи. Что до Франки и Стивена, это поначалу озадачило и меня тоже, но каким-то образом они добиваются результатов. Это вроде небесного равновесия. Почему- то присутствие обеих сторон позволяет учащимся лучше развиваться.

Опять это слово. Развиваться. Ей вспомнилось, как к нему же прибег Дэниел, объясняя, что не присоединится к ней в Прибрежной. Но развиваться во что? Это понятие применимо только к нефилимам. Не к Люс, единственному чистокровному человеку в классе почти ангелов, дожидающейся, пока ее собственный ангел не соизволит вернуться и спасти ее.

– Люс, – продолжил Майлз, прервав ее размышления, – на тебя обращают внимание, потому что все наслышаны о вас с Дэниелом, но никто не знает подлинной истории.

– Так вместо того, чтобы просто спросить меня…

– О чем? Действительно ли вы занимались этим на облаках? Или правда ли, что его неистовая – ну, сама понимаешь – «слава» всегда сокрушает твое смертное… – Он вдруг осекся, заметив перепуганный взгляд Люс, и сглотнул. – Прости. В том смысле, что ты права, вместо этого истории позволяют разрастись в большую легенду. То есть все остальные. Я стараюсь, хм… не домысливать.

Майлз опустил на стол чашку с чаем и уставился на свою салфетку.

– Возможно, это кажется чересчур личным для каких-то вопросов.

Он поднял взгляд и теперь смотрел прямо на нее, но это не встревожило Люс. Напротив, его ясные синие глаза и чуть кривоватая улыбка чем-то напоминали распахнутую дверь – приглашение к разговору на ряд тем, которые она так до сих пор и не смогла ни с кем обсудить. Как бы тошно ей ни было, девочка понимала, почему Дэниел и мистер Коул запретили ей связываться с Келли или с родителями. Но именно Дэниел и мистер Коул отправили ее в Прибрежную школу. Именно они утверждали, что она будет здесь в безопасности. Так что Люс не видела причин скрывать свою историю от кого-то вроде Майлза. Тем более что он и так знал какую-то часть правды.

– Это долгая история, – отозвалась она. – Буквально. И я до сих пор не узнала ее до конца. Но в целом Дэниел – важный ангел. Думаю, он до падения был какой-то крупной шишкой.

Люс сглотнула, избегая встречаться с Майлзом взглядом. Она порядком нервничала.

– По крайней мере, так было, пока он не влюбился в меня.

И все это начало выплескиваться из нее. Все, начиная с ее первого дня в Мече и Кресте. То, как Арриана с Гэбби заботились о ней, а Молли и Кэм насмехались. Жуткое ощущение, нахлынувшее на нее при виде собственной фотографии из прошлой жизни. Сокрушившая ее смерть Пенн. Нереальная битва на кладбище. Люс выпустила некоторые подробности о Дэниеле, их совместные переживания – но, закончив рассказ, она была уверена, что нарисовала для Майлза довольно-таки полную картину происшедшего, и надеялась, что развеяла миф о своей личной жизни по крайней мере для одного человека.

Под конец ей даже стало легче.

– Ух ты. На самом деле я еще никогда и никому об этом не рассказывала. Так приятно проговорить все вслух. Как будто от того, что я призналась в этом кому-то еще, оно стало в большей степени настоящим.

– Можешь продолжать, если хочешь, – предложил Майлз.

– Насколько мне известно, я здесь совсем ненадолго, – сказала Люс. – И думаю, в чем-то Прибрежная школа поможет мне свыкнуться с людьми – то есть ангелами вроде Дэниела. И нефилимами вроде тебя. Но я по-прежнему чувствую себя не в своей тарелке – и ничего не могу с этим поделать. Словно прикидываюсь кем-то, кем не являюсь на самом деле.

На протяжении всего рассказа Майлз кивал и соглашался с ней, но тут затряс головой.

– Ни в коем случае – оттого, что ты смертная, все это впечатляет еще сильнее.

Люс окинула взглядом террасу. Впервые она обратила внимание на четкую границу, отделяющую ребят- нефилимов от прочих учащихся. Нефилимы завладели столами с западной стороны, ближними к воде. Их самих было меньше, всего два десятка, но занимали они куда больше места, причем порой располагались в одиночестве за столом, рассчитанным на шестерых, в то время как остальные были вынуждены тесниться за оставшимися восточными столами. Взять, к примеру, хотя бы Шелби – она сидела одна, сражаясь с порывистым ветром за газету, которую пыталась читать. Свободных стульев оставалось множество, но никто из обычных ребят даже и не думал садиться рядом с «одаренными».

Кое с кем из них девочка встретилась вчера. После обеда занятия проходили в главном здании, куда менее впечатляющем с архитектурной точки зрения, где преподавались традиционные предметы. Биология, геометрия, история Европы. Некоторые из этих школьников казались вполне славными ребятами, но Люс ощутила негласную дистанцию – только из-за того, что ее причислили к группе одаренных, – которая пресекла всякую возможность разговора.

– Не пойми меня неправильно, я успел подружиться кое с кем из этих ребят, – заметил Майлз, кивнув на переполненные столы. – Я бы предпочел игру в футбол с Коннором или Эдди компании любого из нефилимов. Но в самом деле, ты что, думаешь, кто- нибудь из них сумел бы вынести все то, что вынесла ты, и остаться в живых, чтобы об этом рассказать?

Люс потерла горло; слезы щипали уголки ее глаз. Кинжал мисс Софии еще не изгладился из ее памяти, и всякий раз, вспоминая ту ночь, она всем сердцем тосковала по Пенн. Ее смерть не имела ни малейшего смысла. Как же это все несправедливо.

– Мне это едва удалось, – тихо уточнила она.

– Ага, – поморщившись, подтвердил Майлз. – Об этом-то я слышал. Странное дело – Франческа и Стивен охотно рассказывают нам о настоящем и будущем, но только не о прошлом. Это как-то связано с тем, как мы набираемся сил.

– Что ты имеешь в виду?

– Спроси меня о чем угодно насчет грядущей великой битвы и той роли, которую крепкий юный нефилим вроде меня самого может в ней сыграть. Но дела минувшие, о которых говоришь ты… Ни один из здешних уроков по-настоящему их не затрагивал. Кстати, – спохватился Майлз, кивнув на пустеющую террасу, – нам уже пора. Хочешь как-нибудь повторить?

– Определенно.

И Люс не лукавила. Майлз ей нравился. Разговаривать с ним оказалось куда проще, чем с кем бы то ни было другим. Он был доброжелателен и наделен чувством юмора, мгновенно позволившим девочке расслабиться. Но кое-что из сказанного им смутило ее. Грядущая битва. Битва Дэниела и Кэма. Или битва с группой старших мисс Софии? Если даже нефилимы готовятся к ней, что остается Люс?

Стивен и Франческа имели обыкновение одеваться в дополняющие друг друга цвета, из-за чего уместнее смотрелись бы на фотосессии, чем на уроке. Во второй день, проведенный Люс в Прибрежной школе, на Франческе были золотые сандалии-гладиаторы на трехдюймовом каблуке и стильное, тыквенного цвета платье колоколом. У горла оно было украшено лентой, завязанной свободным бантом, и приятно гармонировало с оранжевым галстуком, который Стивен надел к строгой бежевой рубашке и темно-синему пиджаку спортивного кроя.

Они производили ошеломляющее впечатление, и Люс влекло к ним – но не так, как предсказывала накануне Заря, говоря о влюбленности в них обоих. Когда она наблюдала за учителями со своего места между Майлзом и Жасмин, девочку тянуло к Франческе и Стивену по причинам, более близким ее сердцу: они напоминали ей об отношениях с Дэниелом.

Хотя она так и не заметила, чтобы они действительно друг к другу прикасались, пока стояли рядом – то есть почти постоянно, – притяжение между ними едва не выгибало стены. Разумеется, дело было в могуществе падших ангелов, но и их неповторимая связь не могла не сказываться. Люс даже невольно обижалась на них. Они служили ей постоянным напоминанием о том, чего она сейчас получить не могла.

Большинство учеников уже заняли свои места. Заря и Жасмин уговаривали новую подругу присоединиться к руководящему комитету и помогать им разрабатывать изумительные общественные мероприятия. Она никогда особенно не увлекалась внеклассной работой. Но эти девочки были так милы с ней, а лицо Жасмин сияло таким восторгом, когда она рассуждала о прогулке на яхте, намеченной на конец недели, что Люс решилась-таки попробовать. Она как раз заносила свое имя в список, когда Стивен шагнул вперед, сбросил пиджак на оставшийся за спиной стол и, не сказав ни слова, широко развел руки в стороны.

Как будто откликнувшись на зов, густо-черный клочок отделился от тени одной из секвой. Он оторвался от травы, затем обрел плотность и ворвался в класс через открытое окно. Двигался он быстро, и там, где пролетал, свет дня мерк и комната погружалась в темноту.

Люс по привычке вскрикнула, но оказалась не единственной. На самом деле большинство учеников испуганно отпрянули назад за своими партами, когда Стивен принялся вращать тень. Он просто свел руки и начал раскручивать ее все быстрее и быстрее, как будто с чем-то боролся. Вскоре тень уже кружилась перед ним с такой скоростью, что казалась размытой, словно спицы у колеса. Резкий порыв пахнущего плесенью ветра вырвался из ее глубины, сдув челку Люс со лба назад.

Стивен, напрягая руки, из неряшливого, бесформенного месива тени вылепил плотный черный шар размером не больше грейпфрута.

– Класс, – произнес он, хладнокровно поигрывая сгустком черноты, парящим в нескольких дюймах над его ладонью, – познакомьтесь с темой сегодняшнего урока.

Франческа выступила вперед и забрала тень из его руки. На каблуках она была почти такой же высокой, как Стивен. И, допустила Люс, не менее умелой в обращении с тенями.

– Все вы уже видели вестников прежде, – продолжила Франческа, медленно прохаживаясь вдоль полукруга парт и давая каждому ученику получше рассмотреть шар. – А некоторые из вас, – добавила она, пристально глянув на Люс, – даже имеют некоторый опыт работы с ними. Но знаете ли вы на самом деле, что они такое? Знаете ли, на что они способны?

«Сплетники», – подумала Люс, вспомнив, о чем рассказывал ей Дэниел в ночь битвы.

Она слишком мало времени провела в Прибрежной школе, чтобы ей хватило духа выкрикнуть ответ с места, но, похоже, никто из прочих учеников его не знал. Медленно она подняла руку.

Франческа склонила голову набок.

– Люс.

– Они доставляют послания, – выговорила девочка, чувствуя себя все уверенней по мере того, как вспоминала слова Дэниела. – Но они безвредны.

– Посланники, да. Но безвредные ли? – отозвалась Франческа, бросив взгляд на Стивена.

Ничто в ее голосе не выдавало, права Люс или ошиблась, что несколько смутило девочку.

Весь класс замер в удивлении, когда Франческа отступила обратно к Стивену, взялась за один край тени, в то время как он схватился за другой, и с силой потянула.

– Мы называем это «подглядыванием», – пояснила она.

Тень распухла и растянулась, словно надуваемый воздушный шар. Глуховато булькнула, когда ее чернота дрогнула, проявив цвета более яркие, чем Люс когда-либо видела. Густой зеленовато-желтый, мерцающий золотой, мраморные переливы розового и фиолетового. Целый вращающийся мир красок, сияющих все ярче и отчетливей за тающей сетью тени. Стивен и Франческа продолжали тянуть, медленно отступая назад, пока тень не сделалась размером с большой экран для проектора и примерно такой же формы. Тогда они остановились.

Предупреждать они не стали – никаких «то, что вы сейчас увидите», – и, пережив мгновение потрясенного ужаса, Люс догадалась о причинах. Подготовиться к этому было невозможно.

Спутанный клубок красок распался, наконец-то застыв в полотно из четких форм. Их глазам предстал город. Древний город с каменными стенами… охваченный огнем. С толпами на улицах, в удушливом дыму, пожираемый жадным пламенем. Огонь загонял людей в угол, их рты распахивались темными провалами, руки вздымались к небесам. И повсюду – потоки ярких искр, дождь смертоносного света, падающий наземь и воспламеняющий все на своем пути.

Люс едва ли не ощущала запах горелой плоти и смерти, просачивающийся сквозь теневой экран. Смотреть было страшно, но наиболее странным, безусловно, казалось то, что до нее не доносилось ни единого звука. Другие ученики вокруг нее пригибали головы, как будто пытались отрешиться от какого-то воя, каких-то криков, неразличимых для девочки. Для нее же все больше и больше людей погибало в полнейшей тишине.

Когда она начала сомневаться, долго ли еще ее желудок сможет это выдерживать, фокус изображения сместился, как будто уменьшился масштаб, и Люс увидела происходящее с большого расстояния. Пылал не один, но сразу два города. Странная мысль пришла ей в голову, ненавязчиво, словно воспоминание, которое всегда было с ней, но давно не всплывало на поверхность. Она поняла, на что они смотрят: на Содом и Гоморру, два библейских города, разрушенных Господом.

Затем, словно поворачивая выключатель, Стивен и Франческа прищелкнули пальцами, и изображение пропало. Остатки тени рассыпались небольшим черным облачком пепла, со временем осевшим на пол классной комнаты. Ученики вокруг Люс переводили дух.

Девочка не могла оторвать взгляд от того места, где только что был вестник. Как же у него это вышло? Тень начала сгущаться снова, темные клочья стягивались вместе, постепенно принимая более привычную форму. Закончив, вестник медлительно и осторожно пополз по дощатому полу, а затем выскользнул из помещения, словно тень от закрывшейся двери.

– Наверное, вы гадаете, почему мы подвергли вас этому, – обратился к классу Стивен.

Они с Франческой внимательно осмотрели комнату и обеспокоенно переглянулись. Заря за своей партой тихонько хныкала.

– Как вам известно, – подхватила учительница, – на этих занятиях мы в основном уделяем внимание тому, на что способны вы как нефилимы. Каким образом вы можете что-либо изменять к лучшему, вне зависимости от того, как каждый из вас это лучшее определяет. Мы предпочитаем смотреть вперед, а не назад.

– Но то, что вы видели сегодня, – вмешался Стивен, – было не просто уроком истории с невероятными спецэффектами. И не просто сотворенными нами картинками. Нет, вы увидели настоящие Содом и Гоморру – как их разрушил великий деспот, когда…

– Но-но! – перебила его Франческа, погрозив пальцем. – Мы тут стараемся не бросаться оскорблениями.

– Разумеется. Она, как обычно, права. Даже я иногда опускаюсь до пропаганды, – улыбнулся Стивен. – Но, как я говорил, вестники – это нечто большее, чем просто тени. Они могут хранить весьма ценные сведения. В некотором смысле они действительно тени – но тени прошлого, давно и не столь уж давно минувших событий.

– Увиденное вами, – подытожила Франческа, – было лишь демонстрацией бесценного умения, которым кое-кому из вас, возможно, удастся овладеть. Когда-нибудь.

– Не стоит пробовать прямо сейчас, – добавил Стивен, вытирая руки выуженным из кармана платком. – Точнее говоря, мы запрещаем вам предпринимать такие попытки, иначе вы можете не справиться и потерять себя в тенях. Но однажды, возможно, вам это удастся.

Люс переглянулась с Майлзом. Он простодушно ей улыбнулся, как будто выслушал это с облегчением. Похоже, он совершенно не чувствовал себя из чего-то исключенным, по крайней мере не так, как Люс.

– Кроме того, – продолжила Франческа, – многие из вас, вероятно, обнаружат, что очень устали.

Пока она говорила, Люс обводила взглядом класс, рассматривая лица учеников. Голос Франчески действовал на них, словно алоэ на солнечный ожог. Половина ребят прикрыли глаза, как будто их утешали.

– Это вполне естественно. Теневое подглядывание имеет свою цену. Чтобы заглянуть в прошлое всего лишь на пару дней назад, уже требуется немало сил, что уж говорить о тысячелетиях? Последствия вы можете ощутить сами. В свете чего, – добавила она, оглянувшись на Стивена, – мы собираемся отпустить вас сегодня пораньше – вам нужно отдохнуть.

– Завтра мы вернемся к прежней теме, так что убедитесь, что вы прочли заданное по исчезновениям, – напомнил Стивен. – Все свободны.

Вокруг Люс ученики медленно поднимались из- за парт. Они выглядели ошеломленными, измученными. Когда встала она сама, колени у нее слегка подкашивались, но почему-то девочка ощущала себя менее разбитой, чем, как ей казалось, были остальные. Она поплотнее запахнулась в кофту и следом за Майлзом вышла из класса.

– Непростой материал, – заметил тот, спускаясь по лестнице через ступеньку. – Ты в порядке?

– Со мной все хорошо, – отозвалась Люс, поскольку так оно и было. – А с тобой?

Майлз потер лоб ладонью.

– Чувствую себя так, как будто мы действительно там побывали. Рад, что нас отпустили пораньше. Похоже, мне стоит вздремнуть.

– В самом деле! – вмешалась Заря, объявившись позади них на извилистой тропинке, ведущей к общежитию. – Вот уж чего я меньше всего ожидала в среду утром. Я просто измотана.

И действительно – разрушение Содома и Гоморры ужасало. Оно казалось таким реальным, что кожу Люс все еще жгло тамошним жаром.

Они срезали путь к спальному корпусу, обогнув столовую с севера и пройдя под сенью секвой. Было странно видеть школьную территорию такой пустой – остальные ребята из Прибрежной все еще сидели на уроках в главном здании. Один за другим нефилимы сходили с тропинки и направлялись прямиком в спальни.

За исключением Люс. Она совершенно не устала. Наоборот, чувствовала непонятный прилив сил. И снова пожалела, что здесь нет Дэниела. Ей отчаянно хотелось обсудить с ним демонстрацию Франчески и Стивена – и выяснить, почему он прежде не говорил ей, что в тенях скрывается больше, чем она может разглядеть.

Перед Люс была лестница, ведущая к ее комнате. За ее спиной – роща секвой. Она прохаживалась мимо входа в здание, не желая заходить внутрь, не желая ложиться спать и притворяться потом, будто она ничего такого не видела. Франческа и Стивен не стали бы просто запугивать класс, они наверняка хотели чему-то научить своих подопечных. Чему-то, о чем не могли сказать прямо. Но если вестники несли в себе послания и эхо прошлого, тогда в чем заключался смысл показанного?

Девочка направилась в лес.

Часы показывали одиннадцать утра, но под темным пологом рощи с тем же успехом могла царить полночь. Когда Люс углубилась в тенистую чащу, ее голые ноги покрылись гусиной кожей. Ей не хотелось всерьез задумываться о том, что она делает, – это лишь увеличило бы шансы струсить. Она приближалась к неизведанной территории. Запретной территории.

Она собиралась призвать вестника.

Люс и раньше случалось что-нибудь с ними делать. Впервые – когда она ущипнула одного из них на занятии, помешав забраться к ней в карман. И был еще тот случай в библиотеке, когда девочка ударом отшвырнула другого от Пенн. Бедная Пенн. Люс невольно задумалась, что за послание нес в себе тот вестник. Если бы она знала, как с ними обращаться – тот способ, каким Франческа со Стивеном управлялись с одним из них сегодня, – не смогла бы она помешать тому, что произошло?

Она зажмурилась. Увидела Пенн, сползающую по стене, с залитой кровью грудью. Ее покойную подругу. Нет. Воспоминания о той ночи слишком болезненны и ничем не помогут. Теперь остается только смотреть вперед.

Ей пришлось перебороть холодок страха, пронзивший ее изнутри. Знакомое черное пятно, подкравшись, затаилось в настоящей тени низкой ветки дерева всего лишь в десятке ярдов впереди.

Девочка шагнула к нему, и вестник отпрянул. Стараясь не делать резких движений, Люс двинулась вперед, все ближе и ближе, в надежде, что тень не ускользнет прочь.

Вот так.

Тень извивалась под своей веткой, но не трогалась с места.

Сердце Люс билось часто-часто. Она попыталась успокоиться. Да, в этом лесу темно; и да, о том, где она, никто не знает; и, разумеется, вполне возможно, что ее еще долго никто не хватится, если что-нибудь случится, – но незачем впадать в панику. Верно? Так почему ее гложет страх? Почему ее руки дрожат, как в детстве, когда она еще не знала, что по сути своей тени безвредны?

Пора действовать. Она может либо торчать здесь вечно, застыв на месте, либо струсить и уныло вернуться в спальню, либо…

Ее рука метнулась вперед, уже не дрожа, и схватила тень. Люс подтащила ее ближе и крепко прижала к груди, удивившись ее тяжести и тому, насколько холодной и влажной та оказалась. Словно мокрое полотенце. Руки девочки тряслись. И что ей теперь делать с добычей?

Видение пылающих городов вспыхнуло перед ее мысленным взором. Люс задумалась, выдержит ли она такое зрелище в одиночестве. Если вообще разберется, как раскрыть секреты тени. Как же эти штуки работают? Франческа и Стивен просто тянули.

Затаив дыхание, Люс пробежала пальцами вдоль неровных краев тени, взялась за них и легонько дернула. К ее удивлению, вестник оказался податливым, почти как пластилин, и принимал в ее руках любую желаемую форму. Морщась, девочка попыталась вылепить из него квадрат. Нечто, напоминающее экран, который соорудили учителя.

Поначалу это было несложно, но, казалось, чем сильнее Люс его растягивала, тем жестче становился вестник. И каждый раз, когда она перемещала руки и тянула за другую часть, остаток вновь собирался в холодный, бесформенный черный ком. Вскоре она уже запыхалась и локтем утирала со лба пот. Сдаваться девочка не хотела. Но когда тень вдруг мелко затряслась, Люс взвизгнула и уронила ее на землю.

Вестник тотчас же метнулся в чащу. И только после того, как он скрылся, девочка осознала: дрожал вовсе не он, а сотовый в ее рюкзачке.

Она уже привыкла обходиться без телефона. И даже успела забыть, что мистер Коул, перед тем как посадил ее на самолет до Калифорнии, отдал ей свой старый мобильный. Телефон был почти совершенно бесполезен – разве что у учителя появилась возможность с ней связываться, держать ее в курсе того, какие россказни скармливают ее родителям, все еще уверенным, что она по-прежнему находится в Мече и Кресте. Чтобы, когда Люс будет с ними разговаривать, она смогла врать соответственно.

Ни у кого, кроме мистера Коула, даже не было ее номера. И из по-настоящему раздражающих соображений безопасности Дэниел не оставил ей способа связаться с ним. А теперь телефон стоил Люс первого настоящего успеха в обращении с тенью.

Она вытащила сотовый и открыла сообщение, присланное мистером Коулом:

Позвони родителям. Они думают, что ты получила 5- за тест по истории, который я недавно давал. И что на следующей неделе ты будешь пробоваться в команду по плаванию. Не забывай держаться так, как будто все в порядке.

И второе, дошедшее минутой позже:

Все в порядке?

Люс раздраженно запихнула телефон обратно в рюкзак и зашагала по толстому слою опавших иголок к опушке леса и общежитию. Сообщение напомнило ей об остальных ребятах из Меча и Креста. По-прежнему ли Арриана торчит там, и если да, то кому она отправляет бумажные самолетики на занятиях? Выбрала ли себе Молли другого врага теперь, когда Люс исчезла? Или они обе отправились куда-то еще, раз уж Дэниел с Люс больше нет рядом? Купилась ли Рэнди на байку о том, что Люс перевели в другую школу? Девочка вздохнула. Ей отчаянно не нравилось то, что приходится скрывать от родителей правду, что нельзя сказать им, какой заброшенной и одинокой она себя чувствует.

Но телефонный звонок? Каждое слово лжи, которое она произнесет, – пять с минусом за выдуманный тест по истории, пробы в какую-то поддельную команду по плаванию – заставит ее лишь еще сильнее затосковать по дому.

Мистер Коул, должно быть, сошел с ума, если предлагает ей позвонить им и солгать. Но если Люс скажет родителям правду – настоящую правду, – они решат, что с ума сошла она. А если она не свяжется с ними, то поймут: что-то стряслось. Они приедут в Меч и Крест, не найдут там дочери, и что тогда?

Она может послать им электронное письмо. Солгать письменно будет не настолько трудно. Так она выиграет несколько дней, прежде чем ей придется звонить. Надо написать им сегодня же вечером.

Люс вышла из леса на тропинку и вскрикнула. Оказывается, вечер уже настал. Она оглянулась на густые, тенистые заросли. Как долго она провозилась с тенью? Девочка глянула на часы. Полдевятого. Она пропустила обед. И вечерние занятия. И ужин. В лесу было настолько темно, что она не заметила, как пролетело время, но теперь на нее обрушилось все разом. Она устала, замерзла и проголодалась.

Трижды неправильно свернув в похожем на лабиринт общежитии, Люс все же нашла свою дверь. Втайне надеясь, что Шелби окажется там, куда она исчезает по ночам, – где бы то ни было, девочка вставила огромный, старинного вида ключ в замочную скважину и повернула.

Свет был погашен, но в камине горел огонь. Шелби сидела, скрестив ноги, на полу и медитировала с закрытыми глазами. Когда Люс вошла, один глаз резко распахнулся – с виду изрядно раздраженный представшим ему зрелищем.

– Прости, – шепнула Люс, опускаясь на ближайший к двери стул. – Не обращай на меня внимания. Представь, что меня здесь нет.

На некоторое время Шелби так и поступила. Она закрыла сердитый глаз и вернулась к медитации, а в комнате воцарилось спокойствие. Люс включила компьютер, доставшийся ей вместе со столом, и уставилась на экран, пытаясь сочинить в уме по возможности безобидное письмо родителям – и, раз уж она этим занялась, еще одно для Келли, за последнюю неделю забившую ее ящик входящих сообщений потоком непрочитанных посланий.

Печатая как можно медленнее, чтобы стук клавиатуры не стал еще одной причиной для раздражения Шелби, Люс набрала:

Дорогие мама и папа, я так по вам скучаю. Просто захотелось черкнуть вам несколько строк. В Мече и Кресте все хорошо.

Ее грудь сжалась, когда она едва удержалась от того, чтобы написать: «Насколько мне известно, на этой неделе больше никто не умер». Но вместо этого она отстучала:

Учусь по-прежнему хорошо. Может, даже попробую записаться в команду по плаванию!

Люс посмотрела в окно на ясное звездное небо. Стоит побыстрее закругляться. Иначе она сорвется.

Когда же закончатся эти дожди… Наверное, таков уж ноябрь в Джорджии! С любовью, Люс.

Она скопировала сообщение в новое письмо для Келли, изменила несколько ключевых слов, навела мышку на кнопку «отправить», зажмурилась, дважды щелкнула и понурилась. Она никудышная дочь и лживая подруга. И о чем она вообще думала? У нее вышли банальнейшие, самые настораживающие на свете письма. Они только перепугают адресатов.

В животе у нее заурчало. И снова, несколько громче. Словно в ответ на это Шелби закашлялась.

Люс развернулась на стуле лицом к соседке и обнаружила ее выгнувшейся в позе собаки головой вниз. Люс почувствовала, как глаза наливаются слезами.

– Да, я голодная! Почему бы тебе не подать жалобу? Пусть меня переведут в другую комнату.

Шелби невозмутимо уселась на коврике для йоги и молитвенно сложила руки.

– Я всего лишь собиралась сказать тебе об упаковке натуральных макарон с сыром в моем ящике, – сообщила она. – И нечего тут слезы лить. Черт.

Одиннадцатью минутами позже Люс сидела на кровати, накрывшись одеялом, с дымящейся миской макарон, сухими глазами и соседкой, которая внезапно перестала ее ненавидеть.

– Я плакала не потому, что проголодалась, – начала она, пытаясь прояснить ситуацию.

Еда оказалась такой вкусной, а подарок – столь неожиданно любезным со стороны Шелби, что на глаза Люс едва не навернулись новые слезы. Ей хотелось перед кем-нибудь выговориться, а соседка… ну, подвернулась под руку. Она не смягчилась до конца, но то, что поделилась припрятанной едой – уже огромный прогресс по сравнению с былым пренебрежением.

– У меня, гм… у меня кое-какие неприятности с семьей. Я просто соскучилась.

– Хнык-хнык, – заключила Шелби, с чавканьем поедая собственную порцию. – Дай угадаю, твои родители до сих пор счастливы в браке.

– Так нечестно, – привстав, возмутилась Люс. – Ты даже не представляешь, что мне пришлось вынести.

– А ты представляешь, что пришлось вынести мне? – парировала Шелби, уставившись на соседку так, что та смутилась. – Не думаю. Смотри-ка, вот она я: единственный ребенок, выращенный матерью-одиночкой. Комплекс Электры? Возможно. Та еще заноза в заднице для соседей, поскольку я ненавижу делиться? Почти наверняка. Но чего я терпеть не могу, так это сладеньких, избалованных маменькиных дочурок с любящими родными и завидным парнем, которые заявляются ко мне поныть о том, как тяжко им в разлуке со своим ненаглядным.

Люс вдохнула сквозь зубы.

– Дело вовсе не в этом.

– Неужели? Так просвети меня.

– Я обманщица, – пояснила девочка. – Я… лгу людям, которых люблю.

– Лжешь своему парню?

Соседка слегка прищурилась, и Люс сочла, что ей, возможно, действительно интересно.

– Нет, – проронила она. – С ним я даже не разговариваю.

Шелби откинулась назад на ее кровати и подняла ноги так, что ступни уперлись в днище верхней койки.

– А что так?

– Это длинная, дурацкая и запутанная история.

– Что ж, каждая девушка, у которой есть хотя бы намек на мозги, знает: когда рвешь со своим парнем, тебе остается только одно…

– Нет, мы не порвали… – начала было Люс.

– Сменить прическу, – одновременно с ней закончила Шелби.

– Сменить прическу?

– Начни все сначала, – уточнила та. – Свои я красила в рыжий, стригла. Черт, да однажды я их даже сбрила – после того, как этот урод всерьез разбил мне сердце.

На комоде в другом конце комнаты было закреплено небольшое овальное зеркало в узорчатой деревянной рамке. Со своего места на кровати Люс могла разглядеть собственное отражение. Она отставила в сторону миску с макаронами и, встав, подошла поближе.

После истории с Тревором она сбрила волосы, но тогда было совсем иначе. Большая их часть все равно сгорела. А когда она приехала в Меч и Крест, то стригла волосы Аррианы, а не собственные. И все же Люс казалось, она поняла, что имеет в виду Шелби, предлагая «начни все сначала». Можно превратиться в кого-то другого, притвориться, что ты вовсе не тот же человек, который недавно перенес столько душевной боли. И хотя – слава богу – Люс не оплакивала окончательный разрыв отношений с Дэниелом, она скорбела о многих других утратах. О Пенн, своей семье, жизни, которую вела до того, как все настолько перепуталось.

– Ты ведь и впрямь это обдумываешь? Не вынуждай меня доставать из-под раковины перекись.

Люс взъерошила пальцами свои короткие черные волосы. Что подумает Дэниел? Но если он хочет, чтобы она была счастлива здесь, пока они не смогут снова быть вместе, ей придется освободиться от той себя, какой она была в Мече и Кресте.

Она развернулась лицом к Шелби.

– Тащи сюда бутылку.

Глава 4 Пятнадцать дней

Не такая уж и блондинка из нее получилась.

Люс смочила ладони под краном и подергала короткие осветленные локоны. Она выдержала целый четверг занятий, включающий неожиданно утомительную двухчасовую лекцию по безопасности от Франчески, которая заново повторила, почему не следует связываться с вестниками (такое впечатление, что она обращалась чуть ли не лично к Люс); последовавшие один за другим письменные опросы на «обычных» уроках биологии и математики в главном корпусе – и непрерывные восемь часов ошеломленного разглядывания со стороны ее одноклассников, равно нефилимов и обычных ребят.

Хотя Шелби спокойно отнеслась к новой внешности Люс в уединении их комнаты прошлым вечером, она не сыпала неумеренными комплиментами, как Арриана, и не поддерживала девочку надежно, как Пенн. Выходя утром во внешний мир, Люс извелась от беспокойства. Майлз увидел ее первым и показал ей кулак с поднятым вверх большим пальцем. Но он был слишком галантен и ни за что бы не признался, если бы на самом деле считал, что она выглядит ужасно.

Разумеется, Заря и Жасмин подошли к девочке сразу после утреннего урока, мечтая потрогать ее волосы и выспрашивая, кто вдохновил ее на этот шаг.

– Очень в духе Гвен Стефани, – кивнув, заключила Жасмин.

– Нет, это же Мадонна, – возразила Заря. – Примерно эпохи «Вог».

И прежде чем Люс успела ответить, жестом указала на нее и себя.

– Но кажется, мы уже не двойняшки.

– Двойняшки? – переспросила девочка, непонимающе помотав головой.

Жасмин искоса взглянула на нее.

– Да ладно, только не говори, что ты не замечала. Вы две выглядите… ну, выглядели так похоже. Да вы могли бы быть сестрами.

Теперь, стоя в одиночестве перед зеркалом в уборной главного здания, Люс разглядывала свое отражение и думала о восторженной Заре. Да, цветовой гаммой они совпадали: бледная кожа, яркие губы, темные волосы. Но Заря была меньше ростом. Она ярко одевалась шесть дней в неделю. И держалась куда живее, чем было свойственно Люс. Не считая нескольких поверхностных черт, девочки не могли бы в большей степени отличаться друг от друга.

Дверь уборной распахнулась, и вошла крепкая брюнетка в джинсах и желтом свитере. Девочка видела ее на занятиях по истории Европы. Эми Как-то-там. Она облокотилась на соседнюю раковину и вскинула брови.

– Зачем ты так обошлась со своими волосами? – спросила она, во все глаза уставившись на Люс.

Та моргнула. Одно дело – обсуждать это с ее как бы друзьями в Прибрежной школе, но с этой девочкой она никогда прежде не разговаривала.

Ответ Шелби, «начать все сначала», пришел ей в голову, но кого она обманывает? Если с помощью бутылки перекиси она чего и добилась прошлой ночью, так это того, что внешне стала выглядеть настолько же поддельной, насколько ощущала себя внутренне. Келли и родители теперь с трудом узнали бы ее, к чему девочка не стремилась вовсе.

И Дэниел. Что подумает он? Люс вдруг почувствовала себя насквозь фальшивой; даже незнакомка смогла это разглядеть.

– Не знаю, – ответила она и, оттолкнув с дороги одноклассницу, вышла из уборной. – Не знаю, зачем я это сделала.

Осветление волос не поможет избавиться от мрачных воспоминаний о последних нескольких неделях. Если она действительно хочет начать все сначала, ей следует так и поступить. Но как? Осталось так мало того, над чем она сейчас действительно властна. Весь ее мир в руках мистера Коула и Дэниела. А они оба слишком далеко.

Ее пугало, насколько быстро и полно она начала полагаться на Дэниела, но еще больше пугало то, что она не знала, когда увидит его в следующий раз. От Калифорнии она ожидала полных блаженства, проведенных вместе с ним дней, а теперь чувствовала себя неимоверно одинокой.

Она устало плелась по школьной территории, медленно осознавая, что лишь однажды ощутила себя хоть сколь-нибудь независимой с тех пор, как прибыла в Прибрежную школу, и это было…

В лесу наедине с тенью.

После вчерашней демонстрации в аудитории Люс ожидала от Франчески со Стивеном чего-то в том же духе. Она надеялась, что сегодня ученикам, возможно, позволят самим поупражняться с тенями. На краткий миг она даже замечталась о том, как сумеет повторить то, чего добилась в лесу, на глазах у всех этих нефилимов.

Ничего подобного не произошло. По сути, сегодняшнее занятие показалось девочке большим шагом назад. Скучная лекция о правилах поведения с вестниками и мерах предосторожности и о том, почему учащимся не следует ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах повторять самостоятельно то, что они увидели днем раньше.

Это разочаровывало и удручало. Так что теперь, вместо того чтобы направиться обратно в спальню, Люс потрусила по тропинке в обход столовой, к краю утеса и вверх по деревянной лестнице Нефского дома. Кабинет Франчески располагался в пристройке на третьем этаже, и преподавательница предлагала ученикам заглядывать к ней в любое время.

Здание выглядело совсем иначе без оживлявших его ребят. Сумрак, сквозняки и ощущение едва ли не полной заброшенности. Звуки шагов Люс разносились в стороны, отражаясь от скошенных деревянных балок. На лестничной площадке этажом выше горела лампа, а в воздухе растекался густой аромат варящегося кофе. Девочка еще не решила, расскажет ли Франческе, чего она достигла в лесу. Это могло показаться незначительным кому-то настолько искусному, как сама учительница. Или же нарушением ее указаний, обращенных сегодня к классу.

Отчасти Люс попросту хотелось выяснить, как Франческа к этому отнесется: вдруг та окажется именно тем человеком, к которому девочка сможет обратиться, если, как сегодня, ей покажется, что она вот- вот сломается.

Она добралась до верха лестницы и обнаружила впереди длинный открытый коридор. Слева от нее и внизу, за перилами, виднелся темный пустой класс на втором этаже. Справа тянулся ряд тяжелых деревянных дверей с витражными окошками наверху. Тихонько ступая по половицам, Люс осознала, что не знает, который из кабинетов принадлежит Франческе. Лишь одна из дверей, третья справа, оказалась приоткрыта, и сквозь симпатичный витраж просачивался свет. Изнутри послышался мужской голос. Девочка уже собралась было постучать, но застыла на месте от резкого ответа.

– Не стоило даже пытаться, – едва ли не прошипела Франческа.

– Мы воспользовались случаем. И потерпели неудачу.

Стивен.

– Потерпели неудачу? – насмешливо переспросила Франческа. – Поступили безрассудно, ты хотел сказать. По чистой статистике шансы нарваться на вестника, переносящего дурную информацию, были чересчур высоки. Ты видел, чего это стоило детям. Они не были готовы.

Пауза. Люс сдвинулась на шажок ближе по персидскому ковру, устилающему коридор.

– Но она была.

– Я не стану жертвовать успехами целого класса только потому, что какая-то, какая-то…

– Не будь такой недальновидной, Франческа. Мы составили прекрасный учебный план. Мне это известно ничуть не хуже, чем тебе. Наши ученики превосходят нефилимов, занимающихся по любой другой программе в мире. И добилась всего этого ты. Ты имеешь право гордиться. Но теперь все изменилось.

– Стивен прав, Франческа.

Третий голос. Мужской. Люс показалось, что он звучит знакомо. Но кто это?

– С тем же успехом вы могли бы выбросить программу курса в окно. Перемирие между нашими сторонами – единственная временная веха, которая еще хоть что-то значит.

Франческа вздохнула.

– Ты действительно думаешь…

– Если я знаю Дэниела, – откликнулся неизвестный голос, – он успеет как раз вовремя. Вероятно, он уже ведет обратный отсчет минутам.

– Есть и еще кое-что, – добавил Стивен.

Пауза, затем как будто бы скрип выдвигающегося ящика и наконец потрясенный вздох. Люс готова была пойти на убийство, только бы оказаться по другую сторону стены и увидеть то, на что смотрели они.

– Где ты это взял? – спросил другой мужской голос. – Выменял?

– Разумеется нет! – возмутилась Франческа, словно ее больно задело это предположение. – Стивен нашел ее в лесу во время одного из ночных обходов.

– Она подлинная? – уточнил Стивен.

Вздох.

– Слишком много времени прошло, я не могу сказать наверняка, – уклонился от прямого ответа чужак. – Не видел звездных стрел уже целую вечность. Дэниел определит. Я покажу ему.

– И это все? А что ты тем временем предлагаешь делать нам? – спросила Франческа.

– Послушайте, это не мое дело.

Знакомые нотки в этом голосе как будто бы зудели в глубине сознания Люс.

– И определенно не в моем стиле…

– Пожалуйста, – взмолилась Франческа.

В кабинете повисло молчание. Сердце Люс отчаянно колотилось.

– Ладно. Что бы сделал на вашем месте я? Ускорил здешнюю программу. Усилил наблюдение и предпринял все возможное, чтобы все они успели подготовиться. Конец времен вряд ли окажется чересчур приятным.

Конец времен. По словам Аррианы, именно это случилось бы, если бы Кэм со своей армией победил той ночью в Мече и Кресте. Но он же не победил. Если только не успела состояться еще одна битва. Но тогда к чему необходимо готовиться нефилимам?

Звук ножек тяжелого кресла, скребнувших по полу, заставил Люс отскочить назад. Она понимала, что ей не стоит попадаться за подслушиванием этого разговора. О чем бы тот ни шел.

В кои-то веки ее обрадовал бесконечный запас потайных уголков в архитектуре Прибрежной школы. Она пригнулась под декоративным карнизом между двумя книжными полками и вжалась в углубление в стене.

Судя по звуку шагов, из кабинета вышел единственный человек и наглухо захлопнул за собой дверь. Люс затаила дыхание и подождала, пока он появится на лестнице.

Сперва она увидела только его ступни. В коричневых европейских кожаных туфлях. Затем, когда он обогнул перила, спускаясь ко второму этажу дома, в поле ее зрения попали темные джинсы. Полосатая сине-белая рубашка с воротничком, уголки которого пристегиваются на пуговицы. И наконец, безошибочно узнаваемая грива черно-золотых дредов.

В Прибрежной школе объявился Роланд Спаркс.

Люс выпрыгнула из укрытия. Пусть она по-прежнему тревожилась о том, чтобы безупречно вести себя перед Франческой и Стивеном – потрясающе шикарными, могущественными, опытными… и вдобавок ее учителями. Но Роланд ее не страшил – не слишком сильно, по крайней мере – уже нет. И кроме того, он был самым близким к Дэниелу из всех, кого она встретила за последние дни.

Она как можно тише прокралась вниз по ступенькам и выскочила на террасу. Роланд удалялся к океану, словно ничто в этом мире его не заботило.

– Роланд! – окликнула она, преодолев последний лестничный пролет и переходя на бег.

Он остановился там, где тропинка заканчивалась, а уступ обрывался вниз крутыми, почти отвесными скалами.

Роланд стоял совершенно неподвижно, глядя на воду. К собственному удивлению, Люс заметила, что нервничает, когда, крайне медленно, он начал оборачиваться.

– Ну и ну, – протянул он с улыбкой. – Люсинда Прайс открыла для себя перекись.

– Ох.

Она схватилась за волосы. Как глупо она, должно быть, выглядит.

– Нет-нет, – возразил он, шагнув к ней, и пальцами слегка растрепал ее прическу. – Тебе идет. Суровым временам – суровые меры.

– Что ты здесь делаешь?

– Поступаю, – ответил Роланд, пожав плечами. – Только что забрал свое расписание, встретился с учителями. Симпатичное местечко, судя по всему.

Матерчатый рюкзак болтался у него на одном плече, и оттуда торчало что-то длинное, тонкое и серебристое. Проследив за взглядом Люс, парень перевесил сумку на другое плечо и затянул верхний клапан на лишний узел.

– Роланд, – выговорила она дрогнувшим голосом. – Ты бросил Меч и Крест? Почему? Зачем ты здесь?

– Просто захотелось перемен, – загадочно ответил он.

Люс собиралась спросить об остальных – об Арриане и Гэбби. Даже о Молли. Заметил ли кто, что она исчезла, и волновало ли это хоть кого-нибудь. Но когда девочка открыла рот, у нее вырвалось совершенно не то, чего она ожидала.

– А о чем ты разговаривал там с Франческой и Стивеном?

Роланд внезапно переменился в лице – оно посуровело, сделавшись заметно взрослее и куда менее беззаботным.

– Как тебе сказать… Что ты услышала?

– Про Дэниела. Я слышала, как ты сказал, что он… Не надо мне лгать, Роланд. Как скоро он вернется? Поскольку я думаю, что не смогу…

– Пойдем-ка пройдемся со мной, Люс.

Если бы Роланд Спаркс обнял ее за плечи в Мече и Кресте, вышло бы неловко, но сейчас, в Прибрежной, это только успокаивало. Они никогда не были друзьями, но он напоминал ей о прошлом – которое было таким важным для нее.

Они прошли по краю утеса, вокруг террасы при столовой, вдоль западной стены спального корпуса, мимо садика с розами, которого Люс еще не видела. Смеркалось, и воду справа от них оживляли переливы цветов, когда в ней отражались розовые, оранжевые и фиолетовые облака, просвечиваемые солнцем.

Роланд подвел девочку к скамье с видом на море, вдалеке от школьных зданий. Опустив взгляд, она увидела цепочку грубых, вырубленных в скале ступеней, которая начиналась чуть ниже того места, где они сидели, и уводила вниз, до самого пляжа.

– Что ты такое знаешь, о чем не говоришь? – спросила Люс, когда тишина начала действовать ей на нервы.

– Температура воды – пятьдесят один градус[4], – ответил Роланд.

– Я не это имела в виду, – заметила она, глядя ему прямо в глаза. – Он прислал тебя сюда присматривать за мной?

Роланд почесал в затылке.

– Послушай. Дэниел отбыл по своим делам, – объяснил он, изобразив порхающее движение в сторону неба. – Тем временем тебе есть чем заняться самой.

И он чуть заметно кивнул в сторону леса за спальным корпусом.

– Что? Нет, мне совершенно нечем тут заняться. Я здесь лишь потому…

– Дерьмо собачье, – перебил он и рассмеялся. – У всех нас свои тайны, Люс. Мои привели меня в Прибрежную школу. Твои увлекают тебя в те леса.

Она принялась было возражать, но Роланд только отмахнулся, все с тем же вечно таинственным выражением в глазах.

– Я не собираюсь навлекать на тебя неприятности. На деле я за тебя болею.

Его взгляд скользнул мимо нее, к океану.

– Теперь вернемся к воде. Очень холодная. Ты там уже была? Я слышал, ты любишь плавать.

До Люс вдруг дошло, что она провела в Прибрежной школе уже три дня, постоянно с океаном на виду, с шумом волн в ушах, с солью, пропитавшей воздух, но так ни разу и не спустилась на берег. И ситуация здесь ничуть не напоминала Меч и Крест с его огромным перечнем строжайших запретов. Она понятия не имела, почему ей это даже на ум не пришло.

Девочка покачала головой.

– Когда на пляже настолько холодно, остается только развести на нем костер, – заметил Роланд, переводя взгляд на нее. – Ты уже нашла здесь друзей?

Люс пожала плечами.

– Парочку.

– Приводи их сегодня ночью, когда стемнеет. Прямо туда, вниз.

Он указал на узкий песчаный мыс у подножия скальной лестницы.

Она искоса взглянула на Роланда.

– Что ты задумал?

Тот лукаво ухмыльнулся.

– Не беспокойся, все будет вполне невинно. Но ты же знаешь, как это бывает. Я тут новичок и хотел бы, чтобы о моем появлении стало известно.

– Кретин. Еще раз наступишь мне на пятку – я тебе долбану по ногам!

– Может, если бы ты не перетягивала к себе весь свет от фонаря, Шел, остальные смогли бы разглядеть, куда идут.

Люс пыталась сдерживать смех, пробираясь по школьной территории следом за спорящими Майлзом и Шелби. Было уже почти одиннадцать, и Прибрежная застыла в темноте и тишине, не считая совиного уханья. Оранжевая убывающая луна низко висела в небе за туманной пеленой. У них троих на всех нашелся только один фонарь (принадлежащий Шелби), так что лишь одна из них (Шелби) могла ясно разглядеть путь к воде. Для остальных двоих земля, при свете дня казавшаяся такой пышно заросшей и ухоженной, теперь была усеяна ловушками в виде упавших шишек, папоротников с толстыми корнями и пяток Шелби.

Когда Роланд попросил Люс привести с собой друзей, у нее внутри как будто что-то оборвалось. В Прибрежной школе никто не наблюдал за коридорами, не было жутких следящих камер, записывающих каждое движение учеников, так что ее взволновал вовсе не риск попасться. На самом деле выбраться из спального корпуса было относительно просто. Куда труднее оказалось собрать компанию.

Заря и Жасмин представлялись самыми подходящими кандидатурами для пляжной вечеринки, но когда девочка подошла к их комнате на пятом этаже, в коридоре было темно, и никто не ответил на ее стук. В ее собственной комнате Шелби сидела, вывернувшись в такую асану тантрической йоги, что Люс было больно на нее смотреть. Ей не хотелось нарушать глубокую сосредоточенность соседки приглашением на какую-то неведомую вечеринку, но затем громкий стук в дверь все равно вынудил Шелби сердито рухнуть на коврик.

Заглянул Майлз – спросить Люс, не хочет ли та мороженого.

Девочка несколько раз перевела взгляд с Майлза на Шелби и обратно и улыбнулась.

– У меня есть идея получше.

Десятью минутами позже, надев толстовки с капюшонами, бейсболку с эмблемой «Доджерс» козырьком назад (Майлз), шерстяные носки с вшитыми большими пальцами, специально для шлепанцев (Шелби), и с поселившейся где-то в желудке тревогой по поводу знакомства Роланда с компанией из Прибрежной школы (Люс), они трое уже шагали к краю утеса.

– Так кто все-таки он такой? – спросил Майлз, указав на выбоину в скальной тропке, прежде чем Люс успела о нее споткнуться.

– Он просто… парень из моей прошлой школы.

Пока они спускались по каменным ступеням, девочка пыталась подобрать лучшее описание. Роланд не был ей другом. И пусть даже эти ребята из Прибрежной казались не слишком предвзятыми, Люс не была уверена, что сумеет сказать им, чью сторону в противостоянии падших ангелов он принял.

– Они с Дэниелом дружили, – наконец заключила она. – Вероятно, это будет не слишком многолюдная вечеринка. Не думаю, что он знает здесь кого-то еще, кроме меня.

Они почуяли запах прежде, чем успели что-то разглядеть, – характерный дым горящего гикори в изрядных размеров костре. Затем, уже почти у основания крутой лестницы, они свернули за выступ скалы и застыли, наконец-то увидев искры, летящие от необузданного рыжего пламени.

На пляже собралось, должно быть, не меньше сотни людей.

Ветер ярился, словно дикий зверь, но не мог сравниться буйством с участниками вечеринки. На одном из краев сборища, ближе к тому месту, где стояла Люс, группа хипповского вида людей с длинными, густыми бородами и в потрепанных рубахах собралась в импровизированный круг барабанщиков. Их неумолчный рокот обеспечивал компании по соседству постоянно меняющийся ритм, под который можно было танцевать. На другой стороне был сложен костер, и, привстав на цыпочки, Люс узнала множество учеников Прибрежной школы, греющихся у огня. Каждый держал в пламени прут, толкаясь за лучшее место, чтобы поджарить себе хот-дог или пастилку маршмеллоу, чугунные котелки были полны бобов. Трудно сказать, откуда они узнали о вечеринке, но все явно неплохо проводили время.

А посреди всего этого царил Роланд, уже сменивший сдержанную рубашку и дорогие кожаные туфли и теперь одетый, как и все остальные здесь, в толстовку с капюшоном и драные джинсы. Он стоял на валуне и, преувеличенно жестикулируя, рассказывал какую-то историю, которую Люс не удавалось толком расслышать. Заря и Жасмин обнаружились среди завороженных слушателей; их освещенные пламенем костра лица выглядели прелестными и оживленными.

– Это так ты себе представляешь немноголюдную вечеринку? – уточнил Майлз.

Люс наблюдала за Роландом, гадая, что за историю он рассказывает. Что-то в том, как он владел ситуацией, напомнило девочке о комнате Кэма, о первой и единственной настоящей вечеринке, на которой она побывала в Мече и Кресте, отчего она тут же затосковала по Арриане. И разумеется, по Пенн, волновавшейся, когда они только явились туда, но в итоге проведшей время лучше всех. И по Дэниелу, который тогда еще почти не разговаривал с Люс. Все так изменилось с тех пор.

– Ну, не знаю, как вы, ребята, – объявила Шелби, сбрасывая шлепанцы и прямо в носках ступая на песок, – а я собираюсь добыть себе чего-нибудь выпить, затем хот-дог, а потом, может, взять урок у одного из этих барабанщиков.

– Я тоже, – согласился Майлз. – Кроме той части, которая относится к барабанам, на случай если это не очевидно.

– Люс! – крикнул Роланд, помахав ей со своего места на валуне. – Ты все-таки пришла.

Майлз и Шелби уже изрядно ее опередили, нацелившись на хот-доги, так что девочка через холм прохладного влажного песка направилась к Роланду и остальным.

– Значит, ты действительно хочешь, чтобы о твоем появлении стало известно. Это просто нечто, Роланд!

Роланд с улыбкой кивнул.

– Нечто, говоришь? Нечто хорошее или нечто плохое?

Ей померещился в этом вопросе двойной смысл и захотелось сказать, что ответить она не может. Люс вспомнила разговор на повышенных тонах, который она подслушала под дверью учительского кабинета. Как резко звучал голос Франчески. Граница между хорошим и плохим казалась невероятно размытой. Роланд и Стивен были падшими ангелами, сменившими сторону. Демонами. Да знает ли она вообще, что это значит? Но в то же время оставался еще и Кэм, и… что Роланд подразумевал этим вопросом? Люс искоса глянула на него. Может, он действительно всего лишь интересовался, весело ли ей?

Бессчетные пестрые гости мелькали вокруг нее, но Люс ощущала близость вечных черных волн. Ветер с моря хлестал холодом, но жар от костра припекал кожу. Столько всего разом вступало в противоречие и обрушивалось на нее.

– Кто все эти люди, Роланд?

– Давай-ка посмотрим, – отозвался он и кивнул на кружок барабанщиков-хиппи. – Горожане.

Справа от них он отметил большую компанию парней, пытающихся произвести впечатление на куда меньшую кучку девушек скудными и крайне сомнительными танцевальными движениями.

– Эти ребята – моряки, расквартированные в Форт-Брэгге. Глядя на то, как они отрываются, я надеюсь, что они в увольнительной только на эти выходные.

Когда Жасмин и Заря украдкой подобрались к нему поближе, Роланд приобнял обеих за плечи.

– А с этой парочкой, я полагаю, ты знакома.

– Ты и не говорила нам, что дружишь с таким великолепным организатором праздников, Люс, – укорила Жасмин.

– В самом деле, – наклонившись ближе, громко прошептала Заря. – Только моему дневнику известно, сколько раз я мечтала попасть на вечеринку Роланда Спаркса. А мой дневник ни за что меня не выдаст.

– О, но я мог бы, – пошутил Роланд.

– На этой вечеринке что, вообще нет приправ? – послышался голос Шелби, объявившейся в сопровождении Майлза за спиной Люс. В одной руке она держала пару хот-догов, а свободную протянула Роланду. – Шелби Стеррис. А ты кто?

– Шелби Стеррис, – повторил Роланд, – Я Роланд Спаркс. Ты никогда не жила в Восточном Лос-Анджелесе? Мы раньше не встречались?

– Нет.

– У нее фотографическая память, – подсказал Майлз, протянув Люс вегетарианский хот-дог – она не слишком-то их любила, но оценила заботу. – Я Майлз. Кстати, классная вечеринка.

– Действительно классная, – согласилась Заря, покачиваясь вместе с Роландом в такт ритму барабанов.

– А как насчет Стивена и Франчески? – спросила Люс у Шелби, хотя ей пришлось повысить голос почти до крика. – Разве они нас здесь не услышат?

Одно дело – ускользнуть от радара. И совсем другое – пронестись на сверхзвуковой скорости в пределах действия этого самого радара.

Жасмин оглянулась на школьные здания.

– Конечно услышат, но в Прибрежной нас держат на довольно-таки длинном поводке. По крайней мере, нефилимов. Пока мы остаемся на территории, в зоне их наблюдения, можем делать почти что угодно.

– Включает ли это конкурс по лимбо?[5] – лукаво ухмыльнулся Роланд, извлекая откуда-то из-за спины длинную толстую жердь. – Майлз, подержишь для меня второй конец?

Несколькими секундами позже они подняли жердь, ритм барабанного боя изменился, и, похоже, все гости вечеринки бросили свои занятия и выстроились в длинную оживленную цепочку для танца.

– Люс, – окликнул ее Майлз, – Ты же не собираешься просто стоять там?

Застывшая в оцепенении девочка окинула взглядом толпу. Но Заря и Жасмин расступились, пропуская ее в цепочку на место между собой. Уже в соревновательном настроении – вероятно, она и родилась в нем же – Шелби потягивалась, разминая спину. Даже моряки собирались поучаствовать в игре.

– Ладно, – рассмеялась Люс и встала в очередь.

Игра началась, и цепочка быстро стронулась с места; в течение трех кругов Люс легко проскальзывала под жердью. Четвертый доставил ей лишь небольшие затруднения: она была вынуждена запрокинуть голову так, что увидела звезды, и заработала этим порцию одобрительных возгласов. Вскоре она уже сама кричала, подбадривая других гостей, и лишь слегка удивилась, обнаружив, что подпрыгивает на месте, когда Шелби справилась с задачей. Было что-то восхитительное в том, чтобы выпрямляться из позы для лимбо после успешного прохода, – казалось, вся вечеринка питается этим чувством. Каждый круг одаривал Люс неожиданной волной адреналина.

Веселье обычно давалось ей не так уж легко. Слишком долгое время сразу за смехом обязательно следовала вина, гложущее чувство, что ей не подобает наслаждаться жизнью по той или иной причине. Но почему-то этой ночью ей полегчало. Даже не осознавая этого, она сумела стряхнуть с себя мрачность.

К тому времени, как Люс вышла на пятый круг, цепочка заметно укоротилась. Половина участвующих уже выбыла и столпилась вокруг Майлза или Роланда, наблюдая за оставшимися в игре. У стоящей в хвосте очереди развеселившейся девочки слегка кружилась голова, так что, когда ее крепко взяли за плечо, она едва не потеряла равновесие.

Она собралась закричать, но ее рот зажали чужие пальцы.

– Тсс.

Дэниел выдернул Люс из цепочки и оттащил в сторону. Его сильная теплая ладонь соскользнула вниз по ее шее, а губы мазнули по щеке. Прикосновение его кожи, ярко-лиловое сияние глаз и ее собственное, накопившееся за несколько дней желание стиснуть его в объятиях и никогда не выпускать – все это вызвало у Люс новый приступ изумительного головокружения.

– Что ты здесь делаешь? – прошептала она.

Она хотела сказать: «Слава богу, что ты здесь», или:

«Мне так трудно далась эта разлука», или то, что она действительно имела в виду: «Я люблю тебя». Но в голове у нее также мельтешили: «Ты меня бросил», и: «Мне казалось, это небезопасно», и: «Что там насчет перемирия?».

– Мне нужно было тебя увидеть, – отозвался он.

Он увлек ее за большой валун на пляже. На его губах играла заговорщическая улыбка. Улыбка самого заразительного свойства, перешедшая и на лицо Люс тоже. Улыбка, доказывавшая, что они не только нарушают правила Дэниела, но и делают это с удовольствием.

– Когда я подобрался достаточно близко, чтобы разглядеть эту вечеринку, я заметил, что все танцуют, – объявил он. – И слегка заревновал.

– Заревновал? – переспросила Люс.

Теперь они остались наедине. Девочка обняла его за широкие плечи и заглянула глубоко в лиловые глаза.

– А с чего бы тебе ревновать?

– С того, – ответил он, поглаживая ладонями ее спину. – Ты ведь уже приглашена мною. Навеки.

Дэниел взял ее правую руку в свою, положил левую себе на плечо и начал медленно, в ритме танца двигаться по песку. Музыка с вечеринки по-прежнему доносилась до них, но с этой стороны валуна она казалась скорее концертом для них двоих. Люс прикрыла глаза и приникла к его груди, отыскав местечко на плече, куда ее голова укладывалась, словно фрагмент пазла.

– Нет, так не годится, – мгновением позже заявил Дэниел.

И указал на ее ноги. Люс обратила внимание, что сам он бос.

– Сними обувь, – попросил он, – и я покажу тебе, как танцуют ангелы.

Люс скинула черные туфли и бросила их в сторонку на берег. Песок между пальцами ее ног был мягким и прохладным. Когда Дэниел привлек ее ближе, она наступила ему на пальцы и едва не потеряла равновесие, но его руки надежно удержали ее. Девочка опустила взгляд: она стояла на его ступнях. А потом она подняла глаза и увидела то, о чем тосковала ночью и днем. Дэниел расправлял серебристо-белые крылья.

Они закрыли все ее поле зрения, протянувшись на двадцать футов в небо. Широкие и прекрасные, сияющие в ночи, должно быть, это были самые блистательные крылья на всех небесах. Люс ощутила, как под ее ногами стопы Дэниела чуть отрываются от земли. Его крылья слегка взмахивали, почти в такт ударам сердца, удерживая их обоих в нескольких дюймах над пляжем.

– Готова? – спросил он.

Она не знала, к чему должна быть готова. Это не имело значения.

Теперь они двигались в воздухе назад, так же гладко, как фигуристы скользят по льду. Остановился Дэниел над водой, по-прежнему удерживая Люс в объятиях. Она едва не задохнулась, когда первая пенистая волна коснулась пальцев их ног. Дэниел рассмеялся и поднялся чуть выше в небо. Он запрокидывал ее назад. Он кружил их обоих виток за витком. Они танцевали. На океане.

Луна, словно прожектор, светила только на них. Люс смеялась от восторга, заливалась так неудержимо, что Дэниел начал смеяться тоже. Ей еще никогда не было так весело.

– Спасибо, – прошептала она.

Дэниел ответил ей поцелуем. Сперва он целовал ее легонько. В лоб, потом в нос и наконец нашел ее губы.

Люс отозвалась горячо, жадно и слегка отчаянно, всем телом окунувшись в это ощущение. Так она возвращалась домой, к Дэниелу, так она прикасалась к безрассудной любви, столь долго объединявшей их. На мгновение весь мир застыл; затем Люс оторвалась от любимого, хватая ртом воздух. Она даже не заметила, что они вернулись на пляж.

Его ладонь легла ей на затылок, на лыжную шапочку, которую девочка натянула на уши. Шапочку, скрывающую осветленные волосы. Дэниел стянул ее, и порыв океанского ветра хлестнул Люс по голове.

– Что ты сделала с волосами?

Его голос звучал мягко, но почему-то в нем слышалось обвинение. Возможно, потому что песня закончилась, и танец с поцелуем тоже, и теперь они просто стояли вдвоем на пляже. Крылья Дэниела выгибались за его плечами, все еще видимые, но недосягаемые.

– Кого волнуют мои волосы?

Ее саму волновали только их объятия. Не должно ли лишь это волновать и его?

Люс потянулась и отобрала шапочку. Непокрытая, ее светловолосая голова казалась слишком заметной, словно тревожный сигнал, предупреждающий, что она может утратить самообладание. Когда девочка отвернулась, Дэниел тут же обнял ее.

– Эй, – окликнул он, снова притягивая ее ближе. – Прости.

Люс выдохнула и прижалась к нему, наслаждаясь его прикосновением. А потом запрокинула голову, ловя его взгляд.

– Теперь уже безопасно? – спросила она, желая, чтобы Дэниел сам поднял тему перемирия.

Они наконец-то могут быть вместе? Но измученное выражение его глаз все сказало ей прежде, чем он успел открыть рот.

– Мне не следовало появляться здесь, но я беспокоился о тебе.

Дэниел отстранил ее на расстояние вытянутых рук.

– И, судя по тому, что я вижу, у меня были основания беспокоиться.

Он коснулся пряди ее волос.

– Я не понимаю, зачем ты это сделала, Люс. Это не ты.

Девочка оттолкнула его. Ее всегда раздражало, когда люди так говорили.

– Что ж, покрасила их именно я. Так что в принципе это я и есть. Возможно, не та «я», какой ты хочешь меня видеть.

– Так нечестно. Я не хочу, чтобы ты была кем-то, кроме самой себя.

– А это кем, Дэниел? Если знаешь ответ, не стесняйся мне подсказать, – начала она, повышая голос по мере того, как разочарование брало верх над страстью, ускользающей сквозь ее пальцы. – Я осталась тут в одиночестве, пытаясь выяснить, почему это так. Пытаясь выяснить, что здесь делаю со всеми этими… в то время как я даже не…

– В то время как ты даже не что?

Как же они так быстро перешли от танца в воздухе вот к этому?

– Я не знаю. Просто пытаюсь выдерживать это день за днем. Заводить друзей, понимаешь? Вчера я записалась в клуб, и теперь мы планируем отправиться куда-то на яхте. Что-то вроде этого.

О чем Люс на самом деле хотелось ему рассказать, так это о тенях. И особенно о том, что она сделала в лесу. Но Дэниел прищурился так, будто она уже сделала что-то дурное.

– Ты никуда не отправишься на яхте.

– Что?

– Ты не покинешь территорию школы, пока я не разрешу.

Он выдохнул, почуяв ее нарастающий гнев.

– Я сам не рад, что вынужден устанавливать эти ограничения, Люс, но… я так стараюсь уберечь тебя. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Ну да, буквально, – скрипнув зубами, перебила Люс. – Ни хорошее, ни плохое, ни какое бы то ни было еще. Я что, вообще ничем не должна заниматься, когда тебя нет поблизости?

– Это не так.

Дэниел погрозил ей пальцем. Никогда прежде он не выходил из себя так быстро. Затем он посмотрел на небо, и она проследила за его взглядом. У них над головами пронеслась тень – словно полностью черный фейерверк, оставляющий за собой мрачный дымный хвост. Похоже, Дэниел сумел прочесть послание мгновенно.

– Я должен идти, – объявил он.

– Потрясающе, – буркнула девочка, отворачиваясь. – Свалиться как снег на голову, затеять ссору, а затем смыться. Должно быть, это настоящая, истинная любовь.

Дэниел сгреб ее за плечи и тряс, пока она не встретилась с ним взглядом.

– Это и есть истинная любовь, – выговорил он с таким отчаянием, что Люс даже не могла бы сказать, смягчило это или усилило боль в ее душе. – Ты же знаешь, что это так.

Его глаза пылали лиловым – не от гнева, но от страстного желания. Такой взгляд может заставить вас полюбить человека настолько сильно, чтобы тосковать по нему, даже когда он стоит прямо перед вами.

Дэниел склонил голову, пытаясь поцеловать ее в щеку, но Люс была уже на грани слез. В смущении она отвернулась. Она услышала его вздох, а затем хлопанье крыльев.

«Нет».

Когда девочка резко обернулась, Дэниел парил в небе, на полпути между океаном и луной. Его крылья ярко белели в лунном свете. Мгновением позже его уже трудно было отличить от любой из звезд.

Глава 5 Четырнадцать дней

За ночь пелена тумана подступила, словно войско, и заняла Форт-Брэгг. С рассветом она не рассеялась, и унылый сумрак заполонил все вокруг. Так что всю пятницу на занятиях Люс казалось, будто ее влечет за собой неспешное течение. Учителя вели уроки рассеянно и медлительно. Ученики пребывали в какой-то полудреме, им с трудом удавалось не заснуть окончательно в этот долгий, сырой и монотонный день.

К тому времени, как занятия подошли к концу, уныние охватило Люс окончательно. Она недоумевала, что делает в этой школе, к которой не имеет ни малейшего отношения, в этой временной жизни, лишь подчеркивающей нехватку настоящей и постоянной. Ей хотелось лишь одного: забраться на свою нижнюю койку и во сне забыть обо всем – не только о погоде и долгой первой неделе в Прибрежной школе, но и о споре с Дэниелом и ворохе вопросов и тревог, всколыхнувшихся у нее в голове.

Заснуть прошлой ночью девочка не смогла. В самое темное предутреннее время она в одиночестве на ощупь вернулась к себе в комнату. Ворочалась и металась, но так толком и не сомкнула глаз. Скрытность Дэниела уже не заставала Люс врасплох, но это не означало, что ей стало легче с этим мириться. А этот оскорбительный приказ оставаться на территории школы? На дворе что, девятнадцатый век? Ей пришло в голову, что, возможно, Дэниел именно так и разговаривал с ней века назад, но Люс не сомневалась: ни одно ее прошлое «я» – как и Джейн Эйр или Элизабет Беннет[6] – не стало бы это терпеть. И она, со всей определенностью, терпеть не собиралась.

После занятий, когда девочка сквозь туман пробиралась в сторону спальни, ее гнев и раздражение еще не улеглись. Глаза у нее слипались, и она едва не засыпала на ходу к тому времени, как ее пальцы сомкнулись на дверной ручке. Ввалившись в полутемную пустую комнату, она чуть не проглядела конверт, подсунутый кем-то под дверь.

Он был кремовым, тонким и квадратным, а когда Люс перевернула его, то обнаружила собственное имя, напечатанное мелкими буковками. Она вскрыла конверт, надеясь на извинения. Понимая, что тоже одно задолжала.

Письмо внутри было напечатано на кремовой бумаге и сложено втрое.

Дорогая Люс!

Я слишком долго ждал, чтобы кое-что тебе сказать. Встретишься со мной сегодня в городе, у мыса Нойо, около 6 часов вечера? Автобус № 5, идущий по шоссе 1, останавливается в четверти мили к югу от Прибрежной. Воспользуйся этим проездным. Я буду у Северного утеса. Надеюсь вскоре увидеться с тобой.

С любовью,

Дэниел.

Встряхнув конверт, Люс нащупала внутри небольшой клочок бумаги. Она вытащила тонкий синий с белым автобусный билет с номером пять, пропечатанным спереди, и грубой картой Форт-Брэгга, нарисованной на обороте. Вот и все. Ничего больше.

Люс никак не могла понять, в чем дело. Никаких упоминаний об их споре на пляже. Никаких указаний на то, что Дэниел хотя бы понимает, насколько это непоследовательно: сперва буквально раствориться в воздухе, а на следующий день ожидать, что она по первой же его прихоти отправится на встречу.

И ни слова извинений.

Странно. Дэниел мог объявиться где угодно, когда угодно. Обычно он не обращал внимания на транспортные реалии, с которыми приходится иметь дело обычным людям.

Письмо в руках Люс казалось холодным и жестким. Более безрассудная ее часть подстрекала притвориться, что она вовсе его не получала. Девочка устала от споров, устала от того, что Дэниел не доверяет ей никаких подробностей. Но докучливая влюбленная часть Люс гадала, не была ли она с ним слишком резка, поскольку их отношения стоили усилий. Она попыталась вспомнить, как выглядели его глаза и звучал голос, когда он рассказывал ей о жизни, прожитой ею во время калифорнийской золотой лихорадки. О том, как он увидел ее в окне и влюбился в нее примерно в тысячный раз.

Этот образ маячил у нее перед глазами, когда несколькими минутами позже она выскользнула из комнаты и прокралась по тропинке, ведущей к главным воротам Прибрежной, а затем и к автобусной остановке, которую указал ей Дэниел. Видение его умоляющих лиловых глаз терзало ее сердце, пока она стояла под влажным серым небом. Люс смотрела, как бесцветные машины возникают в тумане, проносятся по крутым поворотам лишенного ограждения первого шоссе и исчезают снова.

Когда девочка оглянулась на виднеющуюся в отдалении территорию Прибрежной школы, ей вспомнились слова Жасмин, брошенные на вечеринке: «Пока мы остаемся в зоне их наблюдения, можем делать почти что угодно». Люс покидала эту зону, но много ли в том вреда? На самом деле она не была здесь ученицей; да и в любом случае возможность снова увидеть Дэниела стоила риска попасться.

Парой минут позже половины шестого автобус номер пять притормозил на остановке.

Машина оказалась старой, блеклой и обшарпанной; водитель, открывший дверь и впустивший девочку, выглядел не лучше. В салоне пахло паутиной, как на заброшенном чердаке. Люс заняла свободное место поближе к кабине и сразу же схватилась за дешевое, обтянутое кожзаменителем сиденье, – автобус понесся по изгибам шоссе на скорости пятьдесят миль в час так, как будто в нескольких дюймах от обочины скала не заканчивалась обрывом в милю высотой над зыбким серым океаном.

К тому времени, как они въехали в город, пошел дождь – нескончаемая косая морось, издевка над настоящим ливнем. Большая часть лавочек и контор на главной улице уже позакрывались на ночь, и весь населенный пункт выглядел мокрым и несколько пустынным. Не вполне те декорации, о которых она мечтала для счастливого примирения.

Выбравшись из автобуса, Люс достала из рюкзачка лыжную шапочку и натянула ее на голову. Дождь холодил нос и кончики пальцев. Она нашла погнутый зеленый металлический указатель и по его стрелке направилась к мысу Нойо.

Мыс оказался широким полуостровом; здесь не было такой густой зелени, как на территории Прибрежной школы, островки травы перемежались струпьями влажного серого песка. Порывы ветра обдирали листья с редких деревьев. В луже грязи на самом окончании мыса, примерно в сотне футов от дороги, виднелась одинокая скамья. Должно быть, именно там Дэниел намеревался встретиться с ней. Но с того места, где она стояла, было видно, что его еще нет. Люс бросила взгляд на часы. Она опаздывала на пять минут.

Дэниел не опаздывал никогда.

Похоже, дождь скапливался на кончиках ее волос вместо того, чтобы впитываться в них, как обычно. Даже мать-природа не знала, что делать с перекрашенной в блондинку Люс. Девочке не хотелось ждать Дэниела на открытом месте. Вдоль главной улицы тянулся ряд магазинчиков. Она осталась там, на длинном деревянном крыльце под ржавым металлическим навесом. «Рыба Фреда» – гласили выцветшие синие буквы на вывеске закрытой лавочки.

Форт-Брэгг не был столь же своеобразным, как Мендосино, где они останавливались перед полетом вместе с Дэниелом вдоль побережья. Город выглядел скорее промышленным, и настоящая старомодная рыбацкая деревушка с гниющими пристанями вписывалась в изогнутую бухту, где земля постепенно понижалась, уходя под воду. Пока Люс ждала, к берегу причалило суденышко, и из него высадились рыбаки. Девочка смотрела, как цепочка худых, суровых мужчин в насквозь промокших плащах поднимается по каменным ступеням от причала внизу.

Выбравшись на улицу, они двинулись поодиночке или молчаливыми группками мимо пустой скамьи и печальных поникших деревьев, мимо закрытых витрин и дверей магазинов к посыпанной гравием автостоянке на южном краю мыса Нойо. Они садились в потрепанные грузовики, заводили моторы и уезжали прочь, и море суровых лиц истаивало, пока из него не выступило одно – и этот человек не сошел ни с какого судна. Казалось, он внезапно вынырнул прямо из тумана. Люс отпрянула назад, к металлическим ставням рыбной лавочки, и попыталась перевести дух.

Кэм.

Он проходил на запад по грунтовой дороге прямо перед ней, между парой одетых в темное рыбаков, которые, казалось, не замечали его присутствия. На нем были узкие черные джинсы и черная же кожаная куртка. Его темные волосы стали короче с момента их последней встречи и блестели под дождем. Краешек вытатуированного черного солнца выглядывал из-под ворота. На фоне бесцветного неба его глаза казались настолько ярко-зелеными, насколько это вообще возможно.

В последний раз, когда Люс его видела, Кэм стоял во главе отвратительной черной армии демонов – бессердечный, жестокий, злой. У Люс кровь в жилах застыла. Она заготовила череду проклятий и обвинений, которые швырнет ему в лицо, но все же лучше было бы вовсе избежать встречи.

Слишком поздно. Взгляд зеленых глаз Кэма остановился на ней – и она замерла. Не потому, что он врубил то фальшивое обаяние, на которое она едва не купилась в Мече и Кресте. Но потому, что он явно встревожился, увидев ее здесь. Он свернул, двинувшись против потока последних приотставших рыбаков, и спустя мгновение очутился рядом с ней.

– Что ты здесь делаешь?

Кэм выглядел не просто встревоженным, решила Люс – он казался почти испуганным. Голова втянута в плечи, бегающий взгляд… И он ни слова не сказал о ее волосах; можно было подумать, что он вовсе ничего не заметил. Люс не сомневалась, что Кэму не положено знать о ее пребывании в Калифорнии. Весь смысл переезда состоял в том, чтобы держать ее подальше от парней вроде него. А теперь она все испортила.

– Я просто…

Она уставилась за спину Кэму, на белую гравиевую дорожку, прорезающую траву на краю утеса.

– Я просто отправилась прогуляться.

– Неправда.

– Оставь меня в покое.

Люс попыталась оттолкнуть его с дороги.

– Мне нечего тебе сказать.

– И хорошо, поскольку мы и не должны были разговаривать. Но и ты не должна была покидать школу.

Внезапно девочка забеспокоилась – он как будто бы знал нечто, неизвестное ей.

– Откуда ты вообще узнал, что я отправилась в местную школу?

Кэм вздохнул.

– Я все знаю, понятно?

– Значит, ты собираешься сразиться здесь с Дэниелом?

Его зеленые глаза сощурились.

– С чего бы я… Погоди, ты имеешь в виду, что ты здесь затем, чтобы увидеться с ним?

– Не надо так удивляться. Мы вообще-то вместе.

Как будто до Кэма все еще не дошло, что она предпочла ему Дэниела.

Парень с обеспокоенным видом поскреб лоб.

– Он посылал за тобой? – поспешно выпалил он. – Люс?

Она поморщилась, уступая под давлением его взгляда.

– Я получила письмо.

– Позволь мне взглянуть.

Теперь Люс напряглась, изучая непонятное выражение на лице Кэма в попытке понять, что ему известно. Судя по его виду, он беспокоился о чем-то не меньше, чем она сама. Она не шевельнулась.

– Тебя обманули. Григори не стал бы посылать за тобой сейчас.

– Ты даже не представляешь, что он сделал бы ради меня.

Люс отвернулась, горячо сожалея о том, что Кэм ее заметил, и мечтая оказаться подальше отсюда. Ее подмывало по-детски похвастаться ему, что Дэниел навещал ее прошлой ночью. Но на этом все хвастовство и закончилось бы. Оглашение подробностей их спора не принесет ей триумфа.

– Я представляю, что он умрет, если ты погибнешь, Люс. А если ты хочешь дожить до завтрашнего дня, лучше покажи мне письмо.

– Ты убьешь меня из-за клочка бумаги?

– Я-то нет, но его отправитель, кем бы он ни был, вероятно, собирается.

– Что?

Люс совладала с желанием сунуть письмо в руки Кэма, хотя оно едва не жгло ей карман. Он сам не знает, о чем говорит. Не может знать. Но чем дольше он смотрел на нее, тем сильнее ее удивляло это загадочное письмо. Автобусный билет и указания. Все это выглядело невероятно сухим и формальным. Совсем не похоже на Дэниела. Подрагивающими пальцами девочка выудила письмо из кармана.

Кэм выхватил листок у нее из рук и, кривясь, прочел. Он пробормотал что-то неразборчивое и обшарил взглядом лес по ту сторону дороги. Люс тоже осмотрелась, но не заметила ничего подозрительного в немногочисленных оставшихся рыбаках, сгружающих снаряжение в ржавые кузовы грузовиков.

– Идем, – наконец велел Кэм, прихватив ее за локоть. – Тебе давно пора возвращаться в школу.

Люс отшатнулась.

– Я никуда с тобой не пойду. Я тебя ненавижу. Что ты вообще здесь делаешь?

Он принялся обходить Люс по кругу.

– Я охочусь.

Она смерила его взглядом, стараясь ничем не выдать того, что он по-прежнему заставляет ее нервничать. Худощавый, одетый под панк-рокера, безоружный Кэм.

– В самом деле? – переспросила Люс, склонив голову набок. – Охотишься на кого?

Кэм уставился куда-то мимо нее, в сторону окутанного сумраком леса. И качнул головой.

– На нее.

Девочка повернулась посмотреть, о ком или о чем говорит Кэм, но не успела ничего разглядеть – он резко ее толкнул. В воздухе странно свистнуло, и что-то серебряное промелькнуло у самого ее лица.

– Пригнись! – заорал Кэм, с силой надавив на плечи Люс.

Под навалившейся тяжестью она осела на крыльцо, чуя запах пыли от досок настила.

– Слезь с меня! – крикнула девочка.

Но пока она в отвращении вырывалась, ледяной ужас охватил ее. Кто бы там ни обнаружился, должно быть, он по-настоящему страшен. Иначе Кэм ни за что не стал бы ее защищать.

Мгновением позже он уже мчался через пустую автостоянку. Направлялся он к девушке. Точнее, к хорошенькой девочке, примерно ровеснице Люс, в длинном коричневом плаще. У нее были тонкие черты лица и очень светлые волосы, собранные в высокий хвост, но в ее глазах мерещилось нечто странное. В них стояло настолько отрешенное выражение, что, увидев их даже с такого расстояния, Люс окаменела от страха.

Более того, незнакомка была вооружена. В руках она держала серебряный лук и торопливо накладывала на тетиву стрелу.

Кэм рванулся вперед, так что гравий захрустел у него под ногами, прямо к девочке, чей причудливый серебряный лук блестел даже в тумане. Как будто не принадлежал этому миру.

С трудом оторвав взгляд от безумной незнакомки со стрелой, Люс перекатилась на колени и осмотрела автостоянку, проверяя, не перепугался ли поблизости кто-нибудь так же, как она сама. Но вокруг было пустынно и зловеще тихо.

У нее сдавило грудь – так, что она едва могла дышать. Незнакомка двигалась почти как механизм, без малейшего промедления. А Кэм был безоружен. Девица уже натягивала тетиву, и он подставлялся прямо под выстрел в упор.

Но она опоздала на долю секунды. Демон всем телом врезался в нее, опрокинув на спину. Он грубо вырвал лук из ее рук, локтем двинув ее в лицо, чтобы она разжала пальцы. Девочка взвизгнула – по-детски тоненько – и распласталась на земле, когда Кэм навел на нее ее же собственное оружие. И подняла раскрытую ладонь, умоляя его о пощаде.

А затем Кэм выстрелил прямо ей в сердце.

На другом конце автостоянки Люс вскрикнула и прикусила собственный кулак. Хотя ей хотелось оказаться далеко-далеко отсюда, она кое-как поднялась на ноги и потрусила ближе. Что-то было не так. Люс ожидала, что обнаружит незнакомку на том же месте, истекающую кровью, но девочка не дергалась и не кричала.

Потому что ее там уже не было вовсе.

И она, и стрела, выпущенная в нее Кэмом, исчезли.

Демон обшарил автостоянку, собирая стрелы, рассыпанные лучницей, словно это была самая неотложная задача, какую он когда-либо выполнял. Люс присела на корточки на том месте, куда упала девочка. Она провела пальцем по неровному гравию, озадаченная и испуганная еще сильнее, чем в предыдущее мгновение. Ничто не свидетельствовало о том, что кто-то здесь вообще был.

Кэм вернулся к Люс с серебряным луком в одной руке и тремя стрелами в другой. Люс машинально потянулась потрогать одну из них. Она никогда не видела ничего подобного. Почему-то стрелы казались ей странно, до дрожи, притягательными. Кожа ее покрылась мурашками. Голова закружилась.

Но Кэм отдернул стрелы.

– Не надо. Они смертельно опасны.

Они вовсе не выглядели опасными. У них даже наконечников не было. Просто серебряные прутья с тупым концом. И все же из-за одного такого прута исчезла та девочка.

Люс несколько раз моргнула.

– Что вообще произошло, Кэм? – Голос ее прозвучал как-то глухо. – Кто это был?

– Изгой.

Кэм не смотрел на девочку. Он не отрывал взгляда от серебряного лука в руке.

– Кто?

– Ангел наихудшего рода. Во время восстания они примкнули к Сатане, но так и не отправились в преисподнюю.

– Но почему?

– Ну это вроде как девицы, которые хотят, чтобы их пригласили на вечеринку, но вовсе не собираются там появляться, – пояснил он, скривившись. – Как только битва закончилась, они попытались откатить назад, вернувшись на небеса, но было уже слишком поздно. На этих небесах у тебя есть только одна попытка. У большинства из нас по крайней мере, – добавил он, покосившись на Люс.

– Так что раз они не на стороне небес… – осторожно предположила девочка, которой до сих пор было трудно рассуждать о подобных материях всерьез, – выходит, они… на стороне ада?

– Едва ли. Хотя я помню, как они приползли назад, – сообщил Кэм с мрачноватым смешком. – Обычно мы принимаем к себе почти всех, кого можем привлечь, но даже у Сатаны есть свои представления о допустимом. Он изгнал их навеки и ослепил, добавив к оскорблению еще и увечье.

– Но та девочка не была слепой, – прошептала Люс, вспомнив, как лук следил за каждым движением Кэма.

Она так и не застрелила его только потому, что он двигался слишком быстро. И все же Люс почувствовала в этой девочке какую-то неправильность.

– Была. Она просто пользовалась другими чувствами для ориентации в пространстве. В каком-то смысле видеть она могла. У этого способа есть свои ограничения и свои преимущества.

Взгляд Кэма продолжал прочесывать заросли деревьев. Люс прикусила язык при мысли о новых изгоях, затаившихся в лесу. О новых серебряных луках и стрелах.

– Ну а что с ней случилось? Куда она делась?

Кэм уставился на нее во все глаза.

– Она мертва, Люс. С концами.

Мертва? Девочка снова взглянула на то место, где это произошло, теперь такое же пустынное, как и вся округа. Затем понурилась, борясь с головокружением.

– Я… я думала, ангелов нельзя убить.

– Только при отсутствии хорошего оружия.

Он еще раз, напоследок, помахал перед носом Люс стрелами, прежде чем завернуть их в вынутую из кармана тряпицу и спрятать к себе под куртку.

– Эти штуковины не так-то просто достать. О, кончай трястись, я не собираюсь убивать тебя.

Кэм отвернулся, принялся дергать дверцы машин на стоянке и ухмыльнулся, заметив, что у серого с желтым грузовика опущено окно со стороны водительского сиденья. Запустил руку внутрь и отщелкнул замок.

– Скажи спасибо, что тебе не придется возвращаться в школу пешком. Ну же, залезай.

Когда он распахнул пассажирскую дверцу, Люс разинула рот от изумления. Она уставилась сквозь открытое окно на то, как он возится с зажиганием.

– Ты думаешь, я сяду с тобой в угнанную машину сразу после того, как ты кого-то прикончил?

– Если бы я не убил ее, – заметил он, шаря на ощупь где-то под рулевым колесом, – она убила бы тебя. Кто, по-твоему, послал тебе ту записку? Тебя выманили из школы, чтобы убить. Так тебе легче это воспринимать?

Девочка облокотилась на капот грузовика, понятия не имея, что теперь делать. Ей вспомнился разговор с Дэниелом, Аррианой и Гэбби как раз перед тем, как она покинула Меч и Крест. Они сказали, что мисс София и остальные из ее секты, возможно, станут преследовать ее.

– Но она не выглядела похожей на… а что, изгои – это какая-то часть старших?

К этому времени Кэм успел завести мотор. Он ловко выпрыгнул наружу, обошел грузовик и подтолкнул Люс на пассажирское сиденье.

– Двигайся же, ну-ка, быстрее. До чего же трудно с тобой!

Наконец ему удалось усадить ее в машину и застегнуть ремень безопасности.

– К несчастью, Люс, у тебя больше одной разновидности врагов. Именно поэтому я везу тебя обратно в школу, где безопасно. Прямо сейчас.

Ей казалось не слишком разумным садиться в машину вдвоем с Кэмом, но девочка сомневалась, что остаться тут в одиночестве будет разумнее.

– Погоди минутку, – попросила она, когда он развернул грузовик в сторону Прибрежной. – Если эти изгои не принадлежат ни к небесам, ни к аду, тогда на чьей они стороне?

– Изгои – это отвратительная неопределенность. На случай, если ты не заметила, в мире существует кое-что и похуже меня.

Люс сложила руки на коленях, мечтая поскорее вернуться в собственную комнату, где сможет почувствовать – или хотя бы притвориться, что чувствует – себя в безопасности. Почему она должна верить Кэму? Она уже слишком много раз покупалась на его ложь.

– Нет ничего хуже тебя. То, что ты хотел… что ты пробовал проделать в Мече и Кресте, ужасно и неправильно, – выпалила она, покачав головой. – Ты просто снова меня дурачишь.

– Ничего подобного.

В голосе Кэма слышалось меньше горячности, чем можно было ожидать. Он казался задумчивым, даже угрюмым. К этому времени он уже вывернул на длинную, изогнутую подъездную дорожку Прибрежной школы.

– Я никогда не желал тебе вреда, Люс, никогда.

– И поэтому призвал на битву все те тени, когда я была на кладбище?

– Добро и зло не настолько четко разграничены, как тебе кажется.

Он уставился в окно на школьные здания, кажущиеся темными и необитаемыми.

– Ты же с юга? По крайней мере, на этот раз. Значит, ты должна понимать, насколько свободны победители в переписывании истории. Игра словами, Люс.

То, что ты считаешь злом – для моего рода это всего лишь проблема смысловых оттенков.

– Дэниел так не считает.

Люс жалела, что не может заявить, будто сама так не считает, но она пока знала слишком мало. Ей по- прежнему казалось, что она слишком много объяснений Дэниела принимает на веру.

Кэм остановил грузовик на клочке травы за спальным корпусом и открыл пассажирскую дверцу.

– Мы с Дэниелом – две стороны одной монеты.

Он подал руку, чтобы помочь Люс спуститься, но девочка не обратила на нее внимания.

– Должно быть, тебе неприятно это слышать.

Ей хотелось сказать, что это не может быть правдой, что между Дэниелом и Кэмом нет ни малейшего сходства, как бы Кэм ни пытался себя обелить. Но за дни, проведенные в Прибрежной, Люс увидела и услышала много такого, что противоречило ее прежним представлениям. Она подумала о Франческе и Стивене. Их породило одно и то же место – давным-давно, до войны и падения, существовала лишь одна сторона. Кэм был не единственным, кто утверждал, что разделение на ангелов и демонов не сводится впрямую к противостоянию белого и черного.

В ее окне горел свет. Девочка представила себе Шелби, медитирующую на оранжевом коврике, скрестив ноги в позе лотоса. Как же сможет она войти и притворяться, будто только что не видела гибели ангела? Или что все произошедшее за эту неделю не отяготило ее сомнениями.

– Давай-ка оставим события этого вечера между нами, хорошо? – предложил Кэм. – И в дальнейшем, пожалуйста, окажи нам всем услугу и оставайся на территории школы, где ты точно не попадешь в беду.

Люс шагнула мимо него, прочь из луча фар угнанной машины, в тень, окутывающую стены общежития.

Кэм забрался обратно в грузовик, вызывающе прибавив оборотов двигателя. Но прежде чем стронуться с места, он опустил стекло и высунулся наружу.

– Не стоит благодарности, – крикнул он Люс.

Та обернулась.

– За что?

Кэм ухмыльнулся и надавил на газ.

– За спасение твоей жизни.

Глава 6 Тринадцать дней

– Это здесь, – пропел громкий голос за дверью Люс ранним утром следующего дня.

Кто-то постучал.

– Наконец-то нашли!

Стук сделался настойчивее. Люс не представляла, сколько сейчас времени – помимо того, что еще слишком рано для всего этого хихиканья, раздающегося по ту сторону двери.

– Твои друзья, – заметила Шелби с верхней койки.

Девочка застонала и выбралась из постели. Она подняла взгляд на соседку, которая ничком валялась на своей кровати, уже полностью одетая, в джинсах и красном стеганом жилете, и решала субботний кроссворд.

– Ты вообще когда-нибудь спишь? – проворчала Люс.

Порывшись в шкафу, она накинула фиолетовый халат из шотландки, сшитый ей матерью в подарок на тринадцатый день рождения. Он все еще был ей впору – более или менее.

Люс прильнула к дверному глазку и увидела искаженные линзой улыбающиеся лица Зари и Жасмин. На подружках были яркие шарфы и пушистые наушники. Жасмин приподняла выше поднос с четырьмя чашками кофе, а Заря, держащая в руке большой коричневый бумажный пакет, постучала снова.

– Так ты их прогонишь или мне вызвать охрану? – поинтересовалась Шелби.

Не обращая на нее внимания, Люс распахнула дверь, и девочки, радостно щебеча, ворвались в комнату.

– Наконец-то, – рассмеялась Жасмин, вручив ей чашку кофе, прежде чем плюхнуться на незастеленную нижнюю койку. – Нам столько всего нужно обсудить.

Ни Заря, ни Жасмин не заходили сюда раньше, но Люс нравилось то, что они держатся совершенно как дома. Это напомнило ей о Пенн, «одолжившей» запасной ключ от комнаты Люс, чтобы иметь возможность забежать к подруге, когда бы ни понадобилось.

Девочка опустила взгляд на свой кофе и судорожно сглотнула. Ей ни в коем случае нельзя расчувствоваться прямо здесь и сейчас, на глазах у этих троих.

Заря уже была в ванной и рылась в шкафчиках у раковины.

– Мы решили, что ты как полноправный член комитета по планированию могла бы помочь нам с приветственным обращением, – сообщила она, недоверчиво покосившись на Люс. – Почему ты еще не одета? Яхта отплывает вроде как примерно через час.

Люс потерла лоб.

– Напомни-ка мне.

– О-ох, – театрально застонала Заря. – Эми Брэншо. Моя напарница с практических занятий. Та самая, у отца которой есть огромная яхта. Ничто из этого не наводит тебя на мысль?

И тут Люс вспомнила все разом. Суббота. Прогулка на яхте вдоль побережья. Жасмин с Зарей разрекламировали эту имеющую крайне отдаленное отношение к учебе идею комитету по внеклассной деятельности Прибрежной школы – в лице Франчески – и каким-то образом добились ее одобрения. Люс согласилась помочь, но так ничего и не сделала. И сейчас она могла думать только о выражении лица Дэниела, когда она рассказала о прогулке; и как он мгновенно отверг саму мысль о том, что девочка будет развлекаться без него.

Теперь Заря обшаривала шкаф Люс. Она вытащила оттуда баклажанного цвета шерстяное платье с длинным рукавом, бросила его владелице и загнала ее в ванную.

– И не забудь поддеть леггинсы. На воде уже холодновато.

По дороге Люс прихватила с зарядного устройства мобильный телефон. Прошлым вечером, после того как Кэм высадил ее у школы, она испытала такой страх и тоску, что нарушила правило номер один мистера Коула и отправила сообщение Келли. Если бы только мистер Коул знал, как отчаянно она нуждалась в весточке от подруги… вероятно, он все равно рассердился бы. Но уже слишком поздно.

Она открыла папку входящих сообщений и вспомнила, как безудержно дрожали ее пальцы, пока она набирала полные лжи слова:

Наконец-то раздобыла себе мобильный! Сеть он ловит только местами, но я позвоню, когда смогу. Тут все отлично, но я по тебе скучаю! Напиши поскорее!

Никакого ответа от Келли.

Она больна? Занята? Уехала из города?

Игнорирует подругу, поскольку та игнорировала ее?

Люс взглянула в зеркало. Она выглядела и чувствовала себя равно паршиво. Но она уже согласилась помочь Заре и Жасмин, так что натянула шерстяное платье и убрала назад осветленные волосы, сколов их несколькими невидимками.

К тому времени, как девочка вышла из ванной, Шелби уже угощалась завтраком, который Жасмин с Зарей принесли с собой в бумажном пакете. Выглядел он превосходно: вишневые датские слойки, пирожки с яблоками, кексы, рулетики с корицей и три разных вида сока. Жасмин протянула ей огромный кекс с отрубями и упаковку сливочного сыра.

– Пища для мозгов.

– А что это тут происходит? – поинтересовался Майлз, просунув голову в слегка приоткрытую дверь.

Глаз его не было видно из-под глубоко натянутой бейсболки, каштановые волосы топорщились над ушами, а на щеках, когда он улыбался, появлялись ямочки. Зарю тут же одолел неожиданный приступ хихиканья без малейшей причины – помимо того, что Майлз был симпатичным, а Заря оставалась Зарей.

Но сам мальчик, похоже, этого не заметил. Он держался едва ли не более расслабленно и непринужденно в этом девичнике, чем та же Люс. Возможно, у него просто целая куча сестер или что-то еще в том же роде. Он совершенно не походил на некоторых других ребят из Прибрежной, чья невозмутимость явно была напускной. Майлз был искренним, по-настоящему.

– Ты что, совсем с мальчишками не дружишь? – поинтересовалась Шелби, прикидываясь более раздраженной, чем была на самом деле.

Теперь, узнав соседку чуть получше, Люс начала находить ее колкий юмор чуть ли не очаровательным.

– Ясное дело, дружу, – ответил ничуть не задетый Майлз, входя в комнату. – Просто те мои друзья обычно не приносят с собой завтрак.

Он извлек из пакета рулет с корицей и откусил от него здоровенный кусок.

– Прекрасно выглядишь, Люс, – сообщил он с набитым ртом.

Девочка зарделась, а Заря перестала хихикать.

– Грубый заход! – кашлянула в рукав Шелби.

При первых звуках громкоговорителя в коридоре Люс подпрыгнула. Остальные ребята покосились на нее, как на чокнутую, но девочка еще не отвыкла от жутковатых объявлений по громкой связи в Мече и Кресте. Однако вместо этого комнату заполнил теплый голос Франчески.

– Доброе утро, Прибрежная школа, – начала учительница. – Для тех, кто собирается с нами на сегодняшнюю морскую прогулку: автобус до пристани отправляется через десять минут. Давайте соберемся у южного входа и пересчитаемся. И не забудьте одеться потеплее!

Майлз прихватил на дорожку еще кекс. Шелби надела пару бот с узором в горошек. Жасмин потуже затянула тесемку розовых наушников и развела руками, обернувшись к Люс.

– Вот тебе и все планирование! Придется сочинять приветственное слово на ходу.

– Садись в автобусе рядом с нами, – распорядилась Заря. – Займемся этим по пути к мысу Нойо.

Мыс Нойо. Люс с трудом заставила себя проглотить прожеванный коржик. Мертвое выражение лица у еще живой девушки-изгоя, ужасная поездка обратно – от одного воспоминания она вся покрылась мурашками. Не слишком помогло и напоминание Кэма о том, что он спас ей жизнь. Сразу после того, как он же велел ей больше не покидать территорию школы.

Крайне странно с его стороны требовать это. Почти как если бы они с Дэниелом сговорились.

Сбитая с толку, Люс присела на край кровати.

– Так что, мы все едем?

Она никогда еще не нарушала данных Дэниелу обещаний. Даже если учесть, что на самом деле девочка вовсе не обещала ему отказаться от прогулки на яхте. Запрет воспринимался настолько суровым и неуместным, что ее так и подмывало им пренебречь. Хотя если она согласится играть по правилам Дэниела, то, возможно, больше не увидит, как убивают других. Впрочем, вероятно, это просто ее паранойя напоминает о себе. Той запиской целенаправленно выманили ее с территории. Школьная же прогулка на яхте – это совсем другое дело. Изгои же не будут управлять судном.

– Разумеется, мы все едем, – подтвердил Майлз, схватил Люс за руку, вздернул на ноги и потянул к двери. – А почему нет?

Настал миг выбора: девочка могла остаться в безопасности на территории школы, как велел ей Дэниел (и Кэм). Словно узница. Или выйти за дверь и доказать самой себе, что ее жизнь по-прежнему принадлежит ей.

Получасом позже Люс вместе с доброй половиной учеников Прибрежной школы во все глаза смотрела на сияюще-белую роскошную яхту в сто тридцать футов длиной.

Воздух в районе школы уже сделался чище, но над водой около пристани все еще висел тонкий слой дымчатого войлока, оставшийся со вчерашнего дня.

– Будет уже, – проронила Франческа, выйдя из автобуса, и подняла ладони вверх.

Весьма небрежно, как будто раздвигая занавески на окне, она буквально раздернула пальцами туман, обнажив щедрый просвет ясного неба как раз над сверкающей яхтой.

Все было проделано так искусно и тонко, что ни один ученик или учитель не из числа нефилимов не заподозрил бы в этом ничего, кроме естественной перемены погоды. Но Люс глазела, разинув рот, в сомнениях, не показалось ли ей, пока Заря тихонько не захлопала в ладоши.

– Потрясающе, как обычно.

Франческа чуть улыбнулась.

– Да, так-то лучше.

Люс начала примечать мелкие детали, которые также могли быть делом ангельских рук. Заказанная поездка прошла куда более гладко, чем на вчерашнем рейсовом автобусе. Фасады магазинчиков казались обновленными, как будто весь город покрыли свежим слоем краски.

Учащиеся выстроились в очередь для посадки на яхту, которая ошеломляла так, как это бывает с очень дорогими вещами. Ее изящные обводы изгибались, словно морская раковина, у каждого из трех ярусов была собственная широкая белая палуба. С передней, куда они поднялись, Люс сквозь огромные иллюминаторы смогла заглянуть в три роскошно обставленные каюты. В теплом, ровном солнечном свете, падающем на пристань, тревоги Люс относительно Кэма и изгоев казались смехотворными. И к ее удивлению, начали таять.

Она последовала за Майлзом в каюту на второй палубе. Вдоль изогнутых стен спокойного серо-коричневого цвета тянулись длинные черно-белые скамьи. Полдюжины учеников уже расположились на мягких сиденьях и примеривались к огромному разнообразию закусок, расставленных на журнальных столиках.

У бара Майлз вскрыл банку газировки, разлил ее по двум пластиковым стаканчикам и протянул один Люс.

– Тогда демон и говорит ангелу: «Подашь на меня в суд? И где, по-твоему, ты сумеешь найти адвоката?» – закончил он и подтолкнул ее локтем в бок. – Уловила? Потому что говорят, будто все адвокаты…

Это была уже концовка анекдота. Мыслями Люс была где-то далеко и упустила, что Майлз вообще его рассказывал. Девочка заставила себя отреагировать, громко рассмеявшись и даже хлопнув по барной стойке. Ее преувеличенный восторг, судя по всему, не столько успокоил мальчика, сколько слегка насторожил.

– Ух ты, – выдохнула она, уняв поддельный смех и борясь с подкатившей тошнотой. – Неплохая шутка.

Слева от них Лилит, высокая рыжая девица, одна из сестер-тройняшек, с которой Люс познакомилась в первый школьный день, замерла, не донеся до рта кусочек тартара из тунца.

– На редкость тупая, – заявила она, хмурясь в их сторону и брюзгливо поджимая блестящие губки. – Ты действительно считаешь это смешным? Да ты вообще когда-нибудь была в преисподней? Это не повод для смеха. От Майлза такого можно ожидать, но у тебя-то, мне казалось, со вкусом получше будет.

Люс это застало врасплох.

– Я и не подозревала, что это вопрос вкуса, – заметила она. – Но в таком случае я определенно на стороне Майлза.

– Тсс, – вмешалась Франческа, неожиданно приобняв за плечи обеих девочек. – О чем бы ни шла речь, помните: вы на одной яхте с семьюдесятью тремя обычными учениками. Не нефилимами. Осмотрительность – вот девиз сегодняшнего дня.

Для Люс это по-прежнему оставалось одной из наиболее странных особенностей Прибрежной. Все время, что они проводили вместе с обычными ребятами в школе, им приходилось скрывать навыки, приобретенные на занятиях в Нефском доме. Девочке все еще хотелось поговорить с Франческой о вестниках, обсудить то, чего она добилась в лесу чуть раньше на неделе.

Но учительница уже скрылась, и к Люс с Майлзом тут же придвинулась Шелби.

– Как по-вашему, насколько осмотрительной мне следует быть, спуская все эти семьдесят три не нефилима в унитаз?

– Ну ты даешь, – рассмеялась Люс, но чуть замешкалась, когда Шелби протянула ей свою тарелку с закусками. – Только посмотрите, кто тут делится, – заметила девочка. – И ты еще говоришь, что у тебя синдром единственного ребенка!

Ее соседка отдернула тарелку, как только Люс взяла с нее оливку.

– Ну смотри, не привыкай к этому.

Когда у них под ногами загудел двигатель, все школьники на яхте разразились восторженными воплями. В Прибрежной Люс нравились такие мгновения, когда она толком не могла отличить нефилимов от обычных ребят. Невзирая на холод, несколько девочек остались снаружи, смеясь, когда ветер трепал им волосы. Ребята, вместе с которыми у нее были занятия по истории, играли в покер в уголке главной каюты. За этим столом она ожидала бы увидеть Роланда, но тот явно не поехал со всеми.

Около бара Жасмин делала снимки общих планов, а Заря жестами подзывала Люс, с помощью бумаги и ручки показывая, что им все еще нужно составить речь. Девочка уже направлялась в их сторону, когда краем глаза заметила через иллюминатор Стивена.

Он стоял один, облокотившись на перила, в длинном черном плаще, мягкая фетровая шляпа покрывала его седеющие волосы. Люс по-прежнему не могла без тревоги думать о нем как о демоне, тем более что учитель ей искренне нравился – по крайней мере, то, что она о нем знала. Его отношения с Франческой смущали девочку еще больше. Они были такой прекрасной парой! Размышляя об этом, Люс вспоминала вчерашние слова Кэма – мол, они с Дэниелом не так уж и отличаются друг от друга. Это сравнение все еще занимало ее мысли, когда она приоткрыла дверь с дымчатым стеклом и вышла на палубу.

К западу от яхты виднелась лишь бескрайняя синева на синем – океан и безоблачное небо. Вода была спокойной, но свежий ветер обдувал борта судна. По дороге к Стивену Люс пришлось схватиться за перила, сощурившись от яркого солнечного света и прикрыв глаза ладонью. Франчески нигде не было видно.

– Привет, Люс.

Учитель улыбнулся ей и снял шляпу, когда девочка подошла ближе. Его лицо выглядело очень загорелым для ноября.

– Как жизнь?

– Сложно сказать, – откликнулась она.

– Ты не чувствовала себя обескураженной на этой неделе? Наше занятие, посвященное вестникам, не слишком тебя разочаровало? Видишь ли, – добавил он, понизив голос, – мы никогда прежде этому не учили.

– Разочаровало? Нет. Мне понравилось, – поспешно возразила Люс. – То есть… смотреть оказалось трудно. Но и завораживающе. Мне хотелось с кем-нибудь это обсудить…

Под взглядом Стивена ей вспомнился подслушанный разговор, состоявшийся у пары учителей с Роландом. И то, что именно Стивен, а не Франческа с большей готовностью отнесся к включению вестников в учебный план.

– Я хотела бы все про них узнать.

– Все про них? – переспросил учитель, запрокидывая голову и подставляя солнцу и без того золотистую кожу. – На это уйдет немало времени. Существуют триллионы вестников, по одному почти на каждое событие в истории. Бесконечный простор для изучения. Большинство из нас даже не представляют, с чего начать.

– Вы поэтому не включали их в программу?

– Спорный вопрос, – ответил Стивен. – Некоторые ангелы не верят, что вестники хоть сколько-нибудь значимы. Или что дурные события, о которых те возвещают, перевешивают хорошие. Их сторонников, таких как я, они называют барахольщиками от истории, чересчур увлеченными прошлым, чтобы уделять внимание проблемам настоящего.

– Но это же все равно что утверждать… будто прошлое не имеет значения вовсе.

А это подразумевает, что все прошлые жизни Люс ни к чему не ведут и что вся история их с Дэниелом отношений тоже ничего не стоит. Так что она может опираться только на то, что узнает о нем за эту жизнь. Но будет ли этого и в самом деле достаточно?

Нет. Не будет.

Ей хотелось верить, что за ее чувствами к Дэниелу стоит что-то еще: драгоценная, хоть и недоступная ей история, складывающаяся в нечто большее, чем пара ночей блаженных поцелуев и еще столько же – споров. Поскольку если прошлое не имеет значения, то, кроме этого, у них ничего и нет.

– Судя по выражению твоего лица, – заметил Стивен, – я обзавелся еще одним сторонником.

– Надеюсь, ты не забиваешь Люс голову какой- нибудь дьявольской грязью.

Позади них объявилась Франческа. Руки она уперла в бока, а брови сурово нахмурила. Пока учительница не рассмеялась, девочка и не догадывалась, что она поддразнивает Стивена.

– Мы разговаривали о тенях – то есть о вестниках, – объяснила Люс. – Стивен только что сказал мне, что, по его мнению, их триллионы.

– По мнению Стивена, также ни к чему вызывать сантехника, когда засоряется туалет, – заметила Франческа, тепло улыбнувшись, но что-то в ее голосе смутило девочку, как будто она высказалась слишком неосмотрительно. – Тебе хочется стать свидетельницей еще каких-нибудь ужасных событий вроде того, что мы на днях рассмотрели в классе?

– Нет, я не это имела в виду.

– Есть причины, по которым определенные вещи лучше оставлять специалистам, – сообщила Франческа, покосившись на Стивена. – Боюсь, что, как и испорченные туалеты, вестники, служащие окнами в прошлое, относятся именно к ним.

– Мы, конечно же, понимаем, чем они могли вызвать твой интерес, – подхватил Стивен, привлекая к себе полное внимание Люс.

Итак, учитель догадался. Ее прошлые жизни.

– Но и ты должна понять, – добавила Франческа, – что заглядывание в тени без должной подготовки весьма опасно. Если тебе интересно, существуют университеты и даже подробные учебные программы, о которых я с радостью расскажу тебе позже. Но пока, Люс, тебе придется простить нам, что мы по ошибке преждевременно показали это классу средней школы, и на том оставить эту тему.

Люс чувствовала себя неуютно, незащищенной и выставленной напоказ. Оба преподавателя внимательно смотрели на нее.

Слегка перегнувшись через ограждение, девочка могла разглядеть нескольких своих друзей внизу, на главной палубе яхты. Майлз прижимал к глазам бинокль и показывал что-то Шелби, которая непонятно куда смотрела за огромными солнцезащитными очками. На корме Заря и Жасмин сидели у борта вместе с Эми Брэншо. Они склонились над светло-коричневой папкой, что-то торопливо записывая.

– Мне пора – нужно помочь с приветственным словом, – сообщила Люс, попятившись от Франчески со Стивеном.

Всю дорогу вниз по винтовой лестнице она чувствовала на себе их взгляды. Девочка спустилась на главную палубу, пригнулась под убранными парусами и протиснулась мимо кучки явно скучающих обычных ребят, окруживших мистера Крамера, тощего как жердь преподавателя биологии, который рассуждал о хрупкой экосистеме прямо у них под ногами.

– А, вот ты где! – воскликнула Жасмин, подтаскивая Люс ближе к группе ребят. – План наконец-то обретает форму.

– Здорово. Чем я могу помочь?

– Ровно в полдень мы собираемся прозвонить в этот колокол, – объяснила Заря, указывая на огромную бронзовую рынду, через блок поднятую на белую рею у носа яхты. – Затем я всех поприветствую, Эми расскажет о том, как была организована эта прогулка, а Жасмин сообщит о будущих внеклассных событиях этого семестра. Осталось только, чтобы кто-нибудь поговорил немного об окружающей среде.

Все три девочки посмотрели на Люс.

– А это что, яхта на экологически чистом двигателе или как? – уточнила та.

Эми пожала плечами и покачала головой.

Заря просияла, радуясь осенившей ее идее.

– Ты можешь сказать что-нибудь о том, как пребывание здесь делает нас всех борцами за экологию, поскольку кто живет ближе к природе – тот и действует так же?

– Ты стихи писать умеешь? – спросила Жасмин. – Ты могла бы сочинить что-нибудь, ну, знаешь, забавное?

Люс и так уже терзалась виной из-за того, что все это время уклонялась от каких бы то ни было обязательств, так что отказаться не смогла.

– Поэзия об окружающей среде, – повторила она, думая о том, что хуже стихосложения и морской биологии ей даются только публичные выступления. – Конечно. Я справлюсь.

– Отлично, ф-фух! – выдохнула Заря, утирая лоб. – Тогда вот как я это вижу.

Она вспрыгнула на выступ, где прежде сидела, и принялась перечислять, загибая пальцы.

Люс понимала, что ей стоило бы прислушиваться к предложениям Зари («Не выйдет ли потрясающе, если мы выстроимся по росту?»), особенно если учесть, что очень скоро она должна будет произнести нечто связное – и рифмованное – об окружающей среде перед сотней одноклассников. Но ее мысли все еще занимал странный разговор с Франческой и Стивеном.

«Оставить вестников специалистам». Если Стивен прав и действительно существует по вестнику на каждое событие в истории – ну, тогда это все равно что велеть ей оставить специалистам всю свою память. Девочка не собиралась детально изучать гибель Содома с Гоморрой; ее интересовало только собственное прошлое – свое и Дэниела. А если, решила Люс, кому и становиться специалистом в этой области, так только ей самой.

Но Стивен сам это сказал: существуют триллионы теней. Почти невозможно даже обнаружить те из них, которые имеют какое-то отношение к ней и Дэниелу, не говоря уже о том, чтобы узнать, что с ними делать, если она все же отыщет нужные.

Девочка оглянулась на вторую палубу. Отсюда она видела только макушки Франчески и Стивена. Если дать волю воображению, Люс могла представить резкий разговор, который они ведут. О ней самой. И о вестниках. Возможно, договариваются больше никогда не поднимать при ней эту тему.

Люс была вполне уверена, что, когда дело касается ее прошлых жизней, ей приходится рассчитывать только на себя.

Минуточку.

Первый учебный день. Во время игры «для снятия напряжения». Шелби сказала…

Люс вскочила, напрочь забыв о том, что собрание в самом разгаре, и уже была на полпути через палубу, когда позади нее раздался пронзительный визг.

Резко обернувшись на звук, девочка заметила, как нечто черное мелькнуло за бортом у носа судна.

Мгновением позже оно скрылось из виду.

Затем последовал всплеск.

– Боже мой! Заря!

Жасмин и Эми наполовину перегнулись через борт, вглядываясь в воду. Обе кричали.

– Я за спасательной шлюпкой! – бросила Эми и побежала к рубке.

Люс подскочила к Жасмин и едва не задохнулась в ошеломлении. Заря упала за борт. Поначалу были видны только ее темные волосы и молотящие по воде руки, но затем она посмотрела вверх, и Люс разглядела ужас на ее побелевшем лице.

В следующее жуткое мгновение высокая волна обрушилась на хрупкое тело Зари. Яхта все еще двигалась, удаляясь от нее. Девочки дрожали, ожидая, когда она снова вынырнет.

– Что случилось? – настойчиво спросил Стивен, внезапно очутившийся рядом с ними.

Франческа тем временем отвязывала спасательный круг, закрепленный на носу.

Губы Жасмин задрожали.

– Она пыталась зазвонить в колокол, чтобы привлечь общее внимание к речи. Она едва высунулась за борт – не знаю, почему она потеряла равновесие.

Люс бросила еще один тревожный взгляд на океан. До ледяной воды было около тридцати футов. И по- прежнему ни малейшего следа Зари.

– Где же она? – вскрикнула Люс. – Она умеет плавать?

Не дожидаясь ответа, она выхватила спасательный круг из рук Франчески, продела в него руку и вскарабкалась на борт.

– Люс… стой!

Она услышала крик за спиной, но было уже слишком поздно. Девочка прыгнула в воду, задержав дыхание, вспоминая в полете Дэниела и то, как они в последний раз ныряли в озеро.

Сперва она ощутила холод грудной клеткой – от перепада температур сильно сдавило легкие. Люс выждала, пока погружение не замедлилось, а затем вынырнула на поверхность. Волны накрывали ее с головой, захлестывая соленой водой рот и ноздри, но она цепко держалась за спасательный круг. Плавать с ним было обременительно, но если она найдет Зарю – нет, когда она найдет Зарю, – им обеим нужно будет как- то продержаться на плаву до подхода шлюпки.

До нее смутно доносился шум сверху, с яхты: люди кричали и метались по палубе, окликая ее. Но если она хочет помочь Заре, не нужно обращать на это внимание.

Девочке показалось, что она разглядела темное пятнышко волос подруги в стылой воде. Она рванулась вперед, прямо к нему, против волн. Ее ногу что- то задело – рука? – но затем исчезло, и она даже не была уверена, была ли это вообще Заря.

Люс не могла нырнуть, не выпустив спасательного круга, но ее мучило неприятное чувство, что Заря уже ушла глубже вниз. Бросать его было опасно, но иначе она не сможет спасти подругу.

Отшвырнув круг в сторону, Люс набрала в грудь побольше воздуха, а затем нырнула и отчаянно гребла; поверхностное тепло постепенно исчезло и вода сделалась холодной до боли. Ничего не было видно, но она шарила руками вокруг себя, надеясь дотянуться до Зари, пока не стало слишком поздно.

Сперва Люс нащупала волосы, тонкую пелену коротких черных прядей. Дотянувшись рукой ниже, она нашла щеку подруги, затем шею и плечо. Заря очень быстро погрузилась довольно глубоко. Люс обхватила ее под мышками, а затем изо всех сил потянула вверх.

Поверхность осталась далеко вверху, и дневной свет виднелся лишь слабым мерцанием.

А Заря казалась куда тяжелее, чем это вообще возможно, словно к ней был прицеплен массивный груз, тянущий их обеих вниз.

Наконец Люс вынырнула на поверхность. Заря закашлялась, отплевываясь водой и пытаясь продышаться. Ее глаза покраснели, а волосы прилипли ко лбу. Обхватив одной рукой подругу за талию, Люс начала бережно выгребать к спасательному кругу.

– Люс, – прошептала Заря.

За шумом волн девочка не расслышала ее слов, но сумела прочесть по губам.

– Что происходит?

– Не знаю.

Люс покачала головой, пытаясь удерживать их обеих на плаву.

– Плывите к шлюпке! – раздался крик сзади.

Но плыть куда бы то ни было не представлялось возможным. Им едва удавалось держать головы над поверхностью.

Команда спускала на воду надувной спасательный плот. Со Стивеном на борту. Как только плот коснулся поверхности океана, учитель принялся торопливо грести в их сторону. Люс зажмурилась и позволила едва ли не осязаемому облегчению захлестнуть ее вместе со следующей волной. Если ей удастся продержаться еще чуть-чуть, с ними все будет в порядке.

– Хватайте меня за руку, – крикнул девочкам Стивен.

Ноги Люс гудели, как будто она плавала не меньше часа. Она подтолкнула Зарю вверх, чтобы подругу первой вытащили из воды.

Учитель успел раздеться до брюк и строгой белой рубашки, уже промокшей и облепившей его грудь. Когда он потянулся за Зарей, его мускулистые руки показались Люс просто огромными. Раскрасневшись от усилий, он крякнул и выдернул девочку наверх. Вытянув ее на закругленный борт, чтобы она не сползла обратно в океан, Стивен повернулся и поспешно схватил за руки Люс.

Она ощутила себя невесомой, с его помощью почти взлетев из воды. И только на плоту осознала, насколько успела промокнуть и продрогнуть.

За исключением того места, где ее коснулись пальцы Стивена.

Там капли воды на ее коже исходили паром.

Люс села и дернулась помогать учителю, подтягивающему дрожащую Зарю к середине плота. Обессиленная, та не могла даже слегка приподняться. Им пришлось взять ее за руки и потянуть. Девочка была на плоту уже почти целиком, когда Люс ощутила неожиданный рывок, сдергивающий Зарю обратно в воду.

Темные глаза Зари выпучились, и она завопила, сползая назад. Люс не была к этому готова: пальцы подруги выскользнули из ее мокрой ладони, и девочка рухнула навзничь на плот.

– Держись!

Стивен успел поймать Зарю за талию и встал, едва не перевернув плот. Когда он напрягся, вынимая девочку из воды, Люс заметила краткую золотую вспышку, разгорающуюся за его плечами.

Его крылья.

Мгновенно расправившиеся, когда Стивену понадобились все силы – похоже, едва ли не помимо его воли. Они блестели, как блестят дорогие ювелирные украшения – такие Люс видела только за стеклом в витринах универмагов. И ничем не напоминали крылья Дэниела. Те были теплыми и приветливыми, величественными и возбуждающими; эти же – неукротимыми и грозными, зазубренными и пугающими.

Стивен снова крякнул, руки его напряглись, а крылья единожды ударили, подтолкнув его вверх так, чтобы выдернуть Зарю из воды.

Этот удар поднял порыв ветра, распластавший Люс по противоположному борту. Как только Заря оказалась в безопасности, ноги Стивена вновь опустились на дно плота. Крылья тотчас же скрылись под кожей. Только две маленькие прорехи на спине рубашки свидетельствовали о том, что Люс не померещилось. Лицо учителя побледнело, а руки тряслись.

Все трое в изнеможении осели на дно плота. Заря ничего не заметила, и Люс оставалось только гадать, касалось ли это и остальных, наблюдавших с яхты. Стивен посмотрел на ученицу так, будто она только что видела его обнаженным. Девочке хотелось рассказать ему, как ее поразили его крылья; прежде она и не представляла, что даже темная сторона падших ангелов может быть настолько ошеломляющей.

Люс потянулась к Заре, ожидая увидеть где-нибудь на ее коже кровь. И впрямь было похоже на то, что кто-то схватил ее челюстями. Но она не нашла ни малейшего следа ран.

– С тобой все в порядке? – наконец прошептала она.

Заря замотала головой так, что с ее волос полетели брызги.

– Я умею плавать, Люс. Я хорошо плаваю. Что- то меня… что-то…

– Оно все еще там, внизу, – закончил за нее Стивен, подобрав весло и начиная грести обратно к яхте.

– На что это было похоже? – спросила Люс. – На акулу или…

Заря содрогнулась.

– На руки.

– Руки?

– Люс! – рявкнул на нее Стивен.

Девочка обернулась к учителю. Он совершенно не походил на того мужчину, с которым она несколькими минутами раньше беседовала на палубе. В его взгляде читалась суровость, какой Люс никогда прежде не видела.

– Ты поступила… – начал Стивен и осекся.

Его мокрое лицо выглядело гневным. Люс затаила дыхание в ожидании. «Безрассудно». «Глупо». «Опасно».

– Очень храбро, – наконец договорил учитель, и его лицо расслабилось, принимая обычное выражение.

Люс выдохнула, лишившись дара речи, так что ей не удалось выговорить даже «спасибо». Она не могла отвести взгляда от трясущихся ног Зари и постепенно проявляющихся тонких красных отметин, охвативших ее лодыжки. Отметин, которые выглядели так, будто их оставили чьи-то пальцы.

– Вы, девочки, без сомнения, напуганы, – тихо проговорил Стивен. – Но не стоит вызывать общую панику у всей школы. Позвольте мне поговорить с Франческой. И пока я вам не разрешу – ни слова об этом кому бы то ни было еще. Заря?

Та с перепуганным видом кивнула.

– Люс?

Лицо девочки дрогнуло. Она не была уверена, что хочет хранить эту тайну. Заря едва не погибла.

– Люс.

Стивен стиснул ее плечо, снял очки в прямоугольной оправе и поймал глазами ее взгляд. Когда спасательный плот подняли на главную палубу, где ждали остальные школьники, учитель подался к ней.

– Ни слова, – жарко выдохнул он Люс в ухо. – Никому. Ради собственной безопасности.

Глава 7 Двенадцать дней

– Не могу врубиться, почему ты себя так странно ведешь, – на следующее утро заявила Шелби. – Ты здесь сколько? Шесть дней? И сразу стала школьной знаменитостью. Что, теперь ты намерена оправдать свою репутацию?

Утреннее воскресное небо усеивали кучевые облака. Люс с соседкой прогуливались по крохотному школьному пляжу, поедая напополам апельсин и передавая друг другу термос с чаем, приправленным молоком и специями. Сильный ветер разносил от леса по округе землистый запах старых секвой. Волны плескали высоко и шумно, подбрасывая им под ноги длинные плети спутанных черных водорослей, медуз и гниющий пла́вник.

– Пустяки, – бросила Люс, хотя и не вполне искренне.

Прыжок в ту ледяную воду за Зарей определенно не был пустяком. Но Стивен – суровость его тона и сила, с которой он стиснул ее руку, – заронил в девочку страх перед разговорами о спасении подруги.

Она не отрывала взгляда от соленой пены, остающейся после отступающих волн. И пыталась не коситься на глубокую темную воду чуть дальше – чтобы не пришлось думать о руках в ледяных безднах. «Ради собственной безопасности». Должно быть, Стивен имел в виду «ради вашей собственной безопасности», множественное число. То есть ради безопасности всех учащихся. В противном случае, если он имел в виду только саму Люс…

– С Зарей все хорошо, – уточнила она. – А остальное неважно.

– Ага, благодаря тебе, «спасатель Малибу».

– Не надо меня так называть.

– Ты предпочитаешь думать о себе как о спасателе широкого профиля?

Шелби имела привычку поддразнивать окружающих совершенно бесстрастным тоном.

– По словам Франки, какой-то загадочный лазутчик уже вторую ночь украдкой шатается вокруг школы. Тебе стоило бы задать ему перцу…

– Что? – переспросила Люс, едва не поперхнувшись чаем. – А кто это?

– Повторяю: загадочный лазутчик. Они не знают, – пояснила Шелби, уселась на гладкий известняковый валун и мастерски пустила блинчиками несколько камешков. – Просто какой-то тип. Я подслушала, как Франки рассказывала о нем Крамеру вчера на яхте после всей той суматохи.

Люс присела рядышком с Шелби и принялась копаться в песке в поисках камней.

Кто-то скрытно подбирается к Прибрежной школе. Что, если это Дэниел?

Это было бы очень в его духе. Так упрямо выполнять собственное обещание с ней не видеться, но не удержаться поодаль. От этих мыслей Люс затосковала по нему еще сильнее. Она была готова расплакаться, как бы абсурдно это ни выглядело. Скорее всего, загадочный лазутчик вовсе не был Дэниелом. Он мог оказаться Кэмом. Или кем угодно. Скажем, изгоем.

– Франческа выглядела встревоженной? – уточнила Люс у Шелби.

– А ты бы на ее месте – нет?

– Погоди минутку. Ты поэтому никуда не уходила прошлой ночью?

Обычно Люс просыпалась, когда соседка ночью возвращалась через окно. Но сегодня ее ничто не разбудило.

– Нет.

Рука Шелби, которой она пускала блинчики, была крепкой от занятий йогой. Следующий камешек отпрыгнул от поверхности шесть раз по широкой дуге, почти вернувшись обратно к ним, словно бумеранг.

– А куда ты все-таки ходишь каждую ночь?

Шелби затолкала руки в карманы красного лыжного жилета и так пристально уставилась на серые волны, что стало ясно: либо она там что-то заметила, либо уклоняется от расспросов. Люс проследила ее взгляд, но, к собственному облегчению, не обнаружила в воде ничего, кроме серо-белых волн до самого горизонта.

– Шелби.

– Что? Никуда я не хожу.

Люс поднялась, раздосадованная тем, что соседка не хочет ничего рассказывать. Она уже отряхивала с ног влажный песок, когда рука Шелби потянула ее вниз и усадила обратно на валун.

– Ладно, раньше я ходила повидаться с моим дурацким парнем.

Она тяжело вздохнула, безыскусно швырнув в воду камень и едва не угодив в жирную чайку, нырнувшую за рыбой.

– До того, как он сделался моим дурацким бывшим парнем.

– Ох, Шел, прости, – попросила Люс, прикусив губу. – Я даже не знала, что у тебя был парень.

– С некоторых пор мне приходилось держать его на расстоянии. Слишком уж он воодушевился из-за того, что у меня появилась новая соседка. Донимал меня, выпрашивал разрешения зайти как-нибудь попозже вечером. Хотел с тобой встретиться. Уж не знаю, за кого он меня принимает. Не в обиду будь сказано, но, по-моему, трое – это уже толпа.

– А кто он? – спросила девочка. – Он учится здесь же?

– Филлип Эйвс. Он старшеклассник в основной школе.

Люс решила, что вряд ли его знает.

– Такой бледный малый с очень светлыми волосами, – уточнила Шелби. – Немного похож на Дэвида Боуи, если бы тот был альбиносом. Его невозможно не заметить, – добавила она, скривившись. – К сожалению.

– Почему ты не сказала мне, что вы расстались?

– Я предпочитаю качать песни «Vampire Weekend» и петь под фонограмму, когда тебя нет поблизости. Полезнее для моих чакр. Кроме того, – заметила она, ткнув пальцем в сторону Люс, – это же ты у нас сегодня весь день депрессируешь. Дэниел с тобой плохо обходится или что-то еще?

Люс откинулась назад, опираясь на локти.

– Для этого нам бы потребовалось увидеться друг с другом, что явно не положено.

Если зажмуриться, шум волн возвращал девочку в самую первую ночь, когда она целовалась с Дэниелом. В этой жизни. Влажное сплетение их тел на той захолустной дорожке вдоль пляжа в Саванне. Жадное давление его ладоней, притягивающих ее ближе. И все тогда казалось возможным. Люс открыла глаза. Теперь она оказалась от всего этого слишком далеко.

– Так этот твой дурацкий бывший парень…

– Нет, – отрезала Шелби, жестом изобразив, что застегивает рот на молнию. – Я хочу разговаривать о Д. Б. П. ничуть не больше, чем ты, как я вижу, о Дэниеле. Проехали.

Это казалось справедливым. Но дело было не совсем в том, что Люс не хотела говорить о Дэниеле. Скорее уж, если бы она начала говорить о Дэниеле, то вряд ли сумела бы остановиться. Ей уже самой казалось, что ее мысленную пластинку заело на повторении целых четырех эпизодов физического взаимодействия, случившихся с ними в этой жизни (девочка решила вести подсчет только с того времени, когда он бросил делать вид, что ее не существует). Можно себе представить, как быстро это надоест Шелби, у которой наверняка было множество парней и куча опыта. В сравнении с почти полным его отсутствием у Люс.

Единственный поцелуй, и тот она едва помнит, с мальчиком, которого тут же охватило пламя. Горстка весьма пылких мгновений с Дэниелом. Вот, считай, и все. Люс определенно не была знатоком в том, что касалось любви.

И снова ее кольнула несправедливость их положения: у Дэниела оставались все эти чудесные воспоминания о том, как они бывали вместе, к которым он мог вернуться в трудные времена. А у нее не было ничего.

Она подняла взгляд на соседку по комнате.

– Шелби?

Та успела натянуть на голову красный капюшон и теперь ворошила палкой мокрый песок.

– Я же сказала тебе, что не хочу о нем разговаривать.

– Знаю. Я просто думаю – помнишь, ты упоминала, что умеешь заглядывать в прошлые жизни?

Именно об этом она собиралась спросить Шелби, когда Заря упала за борт.

– Никогда такого не говорила.

Палка глубже зарылась в песок. Лицо Шелби раскраснелось, а густые светлые волосы выбились из пучка.

– Нет, говорила, – возразила Люс, склонив голову набок. – И написала это на моем листке. В тот день, когда мы играли в классе. Ты выхватила его у меня из рук и сказала, что можешь говорить более чем на восемнадцати языках и видеть прошлые жизни, так куда бы я хотела, чтобы ты себя вписала…

– Я помню, что сказала. Но ты неправильно поняла, что я имела в виду.

– Ладно, – медленно проговорила Люс, – что ж…

– То, что я однажды заглянула в прошлую жизнь, не означает, что я умею это делать или что жизнь была моей собственной.

– Так это была не твоя жизнь?

– Черт возьми, нет, перерождения – это для всяких чудиков.

Люс нахмурилась и зарылась руками в песок, мечтая закопаться в него целиком.

– Эй, это была шутка, – сообщила Шелби, игриво подтолкнув Люс локтем в бок. – Специально для некой девочки, которой пришлось тысячу раз проходить через половое созревание, – уточнила она и поморщилась. – Мне вполне хватило и одного, большое спасибо.

Значит, вот кем она видела Люс. Девочкой, которой пришлось тысячу раз проходить через половое созревание. Она никогда прежде не думала об этом в таком ключе. Это было почти забавно: со стороны бесконечное переживание подросткового возраста казалось худшей особенностью ее участи. Но все было куда сложнее. Люс собралась было сказать, что выдержала бы угри и всплески гормонов еще тысячу раз, если бы только могла заглянуть в прошлые жизни и больше узнать о себе, но вместо этого снова взглянула на Шелби.

– А если не твою, то чью прошлую жизнь ты видела?

– Откуда столько любопытства? Черт.

Люс казалось, что у нее поднимается давление.

– Шелби, ради бога, сделай мне одолжение!

– Ладно, – наконец уступила та, успокаивающе помахав руками. – Однажды я была на вечеринке в «Короне». Все обернулось каким-то бредом, спиритическими сеансами в полуголом виде и прочей пакостью – ну да это к делу не относится. Я помню, как пошла немного проветриться. Шел дождь, было трудно разглядеть что-либо вокруг. Я свернула за угол в переулок, и там был этот парень, потрепанного такого вида. Он склонился над шаром темноты. Я никогда не видела ничего подобного – такая круглая штука, вроде как парящая над его руками. Он плакал.

– И что это было?

– Тогда я этого не знала, но теперь понимаю, что это был вестник.

Люс завороженно внимала.

– И ты видела что-то из прошлой жизни, в которую он заглядывал? На что это было похоже?

Шелби встретилась с ней взглядом и сглотнула.

– Это было довольно-таки жутко.

– Прости, – спохватилась Люс. – Я спрашиваю только потому, что…

Признание, которое она собиралась сделать, казалось ей крайне важным. Франческа, несомненно, против этого возражала бы. Но Люс требовались ответы и помощь. Помощь Шелби.

– Мне нужно заглянуть в собственные прошлые жизни, – заявила она. – Или, по крайней мере, попытаться. В последнее время происходят события, которые, как ожидается, я должна попросту принять, потому что у меня нет другого выхода – вот только он вполне может найтись, и куда лучший, если я узнаю, откуда взялась. Где побывала. Как по-твоему, это имеет смысл?

Соседка кивнула.

– Мне нужно выяснить, что у нас с Дэниелом было в прошлом, чтобы яснее понимать, что происходит сейчас, – продолжила Люс и перевела дух. – Тот парень, в переулке… ты видела, что он делал с вестником?

Шелби с силой обняла себя за плечи.

– Он вроде бы просто придавал ему форму. Я тогда еще не знала, что это такое было, так что понятия не имею, как он его выследил. Поэтому тот показ Франчески и Стивена меня так взбудоражил. Я видела, что произошло той ночью, и с тех самых пор пыталась об этом забыть. И даже не представляла, что видела вестника.

– Если я сумею выследить вестника, как думаешь, тебе удастся придать ему форму?

– Не поручусь, – откликнулась Шелби, – но попробовать стоит. А ты умеешь их выслеживать?

– Не уверена, но не думаю, что это будет трудно. Они меня всю жизнь преследуют.

Шелби накрыла ладонью руку Люс, опирающуюся на камень.

– Я хочу помочь тебе, Люс, но это странно. И вообще, мне страшно. Что, если ты увидишь что-нибудь, чего, ну, понимаешь, не следовало бы?

– Когда ты порвала с Д. Б. П., то…

– Мне казалось, я просила тебя не…

– Просто выслушай: разве ты не рада, что узнала то, из-за чего рассталась с ним, что бы это ни было, сейчас, а не позже? Что, если бы вы заключили помолвку, и лишь тогда…

– Тьфу! – сплюнула Шелби и вскинула ладонь, останавливая Люс. – Уловила. А теперь давай-ка найди нам тень.

Люс провела Шелби обратно по пляжу и вверх по крутым каменным ступеням, где побеги хилых красных и желтых вербен пробивались сквозь сырую песчаную почву. Они пересекли зеленую террасу, пытаясь не помешать компании ребят, играющих в тарелочки. Прошли мимо своего окна на третьем этаже общежития и завернули за угол здания. На краю рощи секвой Люс указала в просвет между деревьями.

– В последний раз я нашла одну там.

Шелби вошла в заросли первой, продираясь сквозь длинные, похожие на когтистые лапы листья кленов, растущих среди секвой, и остановилась под огромным папоротником.

Под пологом леса было темно, и Люс радовалась обществу подруги. Ей вспомнилась прошлая вылазка и то, как быстро пролетело время, пока она, так ничего и не добившись, возилась с тенью. Внезапно она почувствовала себя совершенно разбитой.

– Если мы сумеем найти и поймать вестника и если нам даже удастся в него заглянуть, – заговорила она, – как думаешь, какова вероятность того, что ему будет что показать насчет нас с Дэниелом? Что, если мы получим только еще одну жуткую библейскую сцену вроде той, какую видели в классе?

Шелби покачала головой.

– Не знаю, как там насчет Дэниела. Но если мы вызовем вестника и заглянем в него, он будет иметь отношение к тебе. Предполагается, что они зависят от того, кто их призывает, – хотя тебя вовсе не обязательно заинтересуют их сообщения. Вроде того как вперемешку с важными письмами ты получаешь спам, но он тоже адресован тебе.

– Как они могут… зависеть от призывающего? Это означало бы, что Франческа и Стивен присутствовали при разрушении Содома и Гоморры.

– Ну да. Они тут уже целую вечность. Ходят слухи, что их резюме весьма впечатляют, – откликнулась Шелби, непонимающе воззрившись на Люс. – И подбери-ка челюсть. Как бы иначе они, по-твоему, заполучили работу в Прибрежной? Это по-настоящему хорошая школа.

Нечто темное и скользкое шевельнулось над ними: тяжелая пелена вестника вяло растягивалась в удлиняющейся тени, падающей от ветви секвойи.

– Вон он, – не тратя времени, указала Люс.

Она подтянулась и забралась на низко торчащий сук за спиной Шелби. Ей пришлось, балансируя на одной ноге, до предела отклониться влево – только ради того, чтобы мазнуть по вестнику кончиками пальцев.

– Не могу дотянуться.

Шелби подобрала шишку и бросила в самую середину тени, где та перевешивалась через ветку.

– Не надо! – шепнула Люс. – Ты его разозлишь.

– Это он меня бесит своей трусостью. Просто протяни руку.

Поморщившись, девочка сделала, как было велено.

Она увидела, как шишка отскочила от открытого бока тени, затем услышала тихий шелест, от которого прежде ее всегда охватывал ужас. Очень медленно тень соскальзывала с ветки вбок. Наконец она сорвалась и свалилась поперек протянутой дрожащей руки Люс. Девочка тут же прихватила ее пальцами за край.

Она спрыгнула наземь со своего сука и подошла к Шелби с пахнущим плесенью, холодным подношением в ладонях.

– Что ж, – предложила та. – Я возьмусь за один край, а ты – за другой, совсем как мы видели в классе. Фу, какой он склизкий. Ладно, ослабь хватку, он никуда не денется. Позволь ему как бы остыть и оформиться.

Казалось, прошло много времени, прежде чем тень вообще хоть что-то сделала. Люс чувствовала себя почти как в детстве, когда играла со старой спиритической планшеткой. Непостижимая сила на кончиках ее пальцев. Ощущение легкого, длящегося движения, которое возникло прежде, чем она заметила изменения в форме вестника.

Затем раздался свист: тень сжималась, медленно складываясь сама в себя. Вскоре вся она приняла размеры и форму большой коробки. И зависла над самыми кончиками их пальцев.

– Ты это видишь? – задохнулась Шелби.

Ее голос был едва слышен за издаваемым тенью шумом.

– Гляди, там, посередине.

Как и на занятии, темная пелена как будто спала с вестника, открыв невыносимую вспышку цвета. Люс заслонила ладонью глаза, наблюдая за тем, как яркий свет успокаивается внутри теневого экрана и складывается в смутное расфокусированное изображение. А затем наконец в отчетливую картинку приглушенных тонов.

Они увидели гостиную. Спинку синего клетчатого кресла с поднятой подставкой для ног и изрядно потрепанным нижним углом. Старый телевизор в деревянной обшивке, показывающий повтор сериала «Морк и Минди» с выключенным звуком. Толстого джек-рассел-терьера, свернувшегося на круглом лоскутном коврике.

Затем распахнулась дверь, ведущая, судя по всему, из кухни. В комнату вошла женщина, старше, чем была бабушка Люс, когда умерла. Бело-розовое узорчатое платье, белые кеды и очки с толстыми стеклами на шнурке на шее. В руках она держала поднос с нарезанными фруктами.

– Кто эти люди? – вслух удивилась Люс.

Когда пожилая женщина поставила поднос на журнальный столик, из-за кресла протянулась рука, покрытая старческими пятнами, и выбрала ломтик банана.

Люс подалась вперед, чтобы лучше видеть, и фокус изображения сдвинулся вместе с ней. Словно объемная панорама. Она даже не заметила сидящего в кресле старика. Очень худого, с несколькими тонкими пучками седых волос и темными пятнами по всему лбу. Его рот двигался, но девочка ничего не слышала. Ряд фотокарточек в рамках выстроился на каминной полке.

Свист в ушах Люс сделался громче, таким неприятным, что она невольно поморщилась. Хотя она ничего не делала, только задумалась об этих фотографиях, изображение в вестнике резко приблизилось. Девочке показалось, что она потянула шею, неловко дернувшись, а одна из карточек придвинулась почти вплотную.

Тонкая позолоченная рамка, запыленное стекло. За ним – маленькая фотография с изящной зубчатой каймой вокруг пожелтевшего черно-белого изображения. И на нем двое: она и Дэниел.

Затаив дыхание, она рассматривала собственный портрет, на котором выглядела чуточку младше, чем была сейчас. Темные волосы до плеч, завитые и убранные заколками. Белая блуза с круглым воротничком. Широкая юбка колоколом, спускающаяся до середины икр. Рука в белой перчатке сжимает кисть Дэниела. Тот смотрит прямо на нее и улыбается.

Вестник задрожал, затем затрясся; потом изображение в нем начало мерцать и погасло.

– Нет! – вскрикнула Люс, изготовившись нырнуть следом.

Ее плечи коснулись краев вестника, но дальше ей продвинуться не удалось. Волна пронизывающего холода отбросила девочку назад, оставив кожу влажной на ощупь. Чужая рука стиснула ее запястье.

– Только не надо безумных идей, – предостерегла ее Шелби.

Слишком поздно.

Экран потемнел, и вестник выпал из их рук на землю, разлетевшись на осколки, словно расколотое черное стекло. Люс подавила стон. Ее грудь тяжело вздымалась. Ей казалось, что какая-то ее часть умерла.

Опустившись на четвереньки, она прижалась лбом к земле и перекатилась на бок. С того момента, как они приступили к делу, заметно похолодало и стемнело. Часы на запястье сообщили ей, что перевалило за два часа дня, но в лес-то они вошли еще утром. Глянув на запад, в сторону опушки, Люс обратила внимание на разницу в том, как солнце освещает общежитие. Вестники глотали время.

Шелби растянулась на земле рядом с ней.

– Ты в норме?

– Я в растерянности. Эти люди… – отозвалась Люс и прижала ладонь ко лбу. – Я понятия не имею, кто они такие.

Шелби с явной неловкостью прочистила горло.

– А ты не думаешь, что, хм… ты, возможно, знала их прежде? Скажем, давным-давно. Скажем, возможно, они были твоими…

Люс подождала окончания фразы.

– Моими кем?

– Тебе что, и впрямь не пришло в голову, что это были твои родители из другой жизни? Что так они выглядят сейчас?

Люс разинула рот.

– Нет. Погоди, ты имеешь в виду, что у меня были разные родители в каждой из прошлых жизней? Я думала, Гарри и Дорин… я предполагала, что они были со мной все время.

Внезапно ей вспомнилось кое-что, сказанное Дэниелом, – его слова насчет ее матери, плохо варившей капусту в той прошлой жизни. Тогда девочка об этом не задумалась, но теперь это обрело больше смысла. Дорин превосходно готовила. Об этом знала вся восточная Джорджия.

А это означало, что Шелби наверняка права. Должно быть, у Люс наберется целая толпа прошлых семей, которых она не в состоянии даже вспомнить.

– Какая же я дура, – заключила она.

Почему она не уделила больше внимания тому, как выглядели старики? Почему не ощутила ни малейшей связи с ними? Люс чувствовала себя так, как будто прожила целую жизнь и лишь теперь выяснила, что ее удочерили. Сколько раз ее передавали новым родителям?

– Это… это…

– Полный бардак, – закончила за нее Шелби. – Знаю. С другой стороны, тебе, возможно, удастся сберечь кучу денег за психотерапию, если ты вспомнишь все свои прошлые семьи и осознаешь все сложности, которые были у тебя с сотнями матерей до нынешней.

Люс зарылась лицом в ладони.

– То есть если тебе, конечно, нужна психотерапия, – вздохнула Шелби. – Прости; уж кто бы говорил…

Она подняла правую руку, затем медленно ее опустила.

– Знаешь ли, Шаста не так уж далеко отсюда.

– Какая еще Шаста?

– Гора Шаста, в Калифорнии. Всего несколько часов езды в ту сторону.

Шелби ткнула большим пальцем руки куда-то на север.

– Но вестники показывают только прошлое. Какой смысл отправляться туда сейчас? – удивилась Люс. – Они, вероятно…

Ее подруга покачала головой.

– Прошлое – понятие растяжимое. Вестники показывают любое, от самого отдаленного и вплоть до событий, происшедших секунды назад, а также все, что между. Я заметила на столе в углу ноутбук, так что вполне вероятно… ну, ты понимаешь…

– Но мы же не знаем, где они живут.

– Ты, может, и не знаешь. Что до меня, я пригляделась к их почте и высмотрела адрес. И запомнила. Двенадцать девяносто один, Шаста, Шайр-серкл, дом тридцать четыре, – сообщила Шелби, пожав плечами. – Так что, если тебе захочется их навестить, мы успеем обернуться туда и обратно за день.

– Точно, – фыркнула Люс.

Ей отчаянно хотелось съездить к ним, но это казалось попросту невозможным.

– Но на чьей машине?

Шелби нарочито зловеще рассмеялась.

– У моего дурацкого бывшего парня было кое-что не столь уж дурацкое, – пояснила она, порывшись в кармане толстовки и вытащив оттуда длинную цепочку с ключом, – Его чудный «мерседес», припаркованный прямо тут, на ученической стоянке, Тебе повезло, что я забыла вернуть ему запасной ключ.

Они помчались по дороге прежде, чем кто-либо успел их остановить.

Люс обнаружила в бардачке карту и пальцем проследила маршрут до Шасты. Она перечислила несколько вариантов Шелби, которая летела, как ошпаренная, хотя бордовому «мерседесу» как будто бы даже нравилось подобное обращение.

Девочка недоумевала, как ее подруге удается сохранять такое спокойствие. Если бы она сама только что порвала с Дэниелом и «одолжила» на вечерок его машину, она не удержалась бы от воспоминаний о совместных поездках, или о спорах, затеянных по дороге в кино, или о том, чем они занимались на заднем сиденье в тот единственный раз, с наглухо закрытыми окнами, Шелби, несомненно, думала о своем бывшем. Люс хотелось расспросить ее, но подруга ясно дала ей понять, что тема под запретом.

– А ты собираешься менять прическу? – в конце концов спросила девочка, вспомнив совет Шелби насчет того, как прийти в себя после разрыва с парнем. – Я могла бы помочь.

Лицо соседки скривилось в хмурой гримасе.

– Этот урод того не стоит, – буркнула она и после долгой паузы добавила: – Но все равно спасибо.

Поездка отняла большую часть оставшегося дня, и все это время Шелби провела, терзаясь размышлениями, пререкаясь с радио, переключая каналы в поисках безумнейших чудаков, каких ей удастся выловить. Воздух становился холоднее, деревья редели, а дорога забиралась все выше и выше. Люс сосредоточенно успокаивала себя, представляя сотни сценариев, по которым может пройти встреча с этими родителями. И пыталась не думать о том, что сказал бы Дэниел, узнай он, куда она отправилась.

– А вот и она, – заметила Шелби, указав на огромную, покрытую снежной шапкой гору, выросшую у них на пути. – Городок расположен прямо в предгорьях. Мы там будем сразу после заката.

Люс не представляла, как и благодарить Шелби, доставившую их сюда по ее прихоти. Что бы ни скрывалось за переменой в поведении подруги, девочка была ей признательна – она не справилась бы с этим сама.

Город Шаста оказался необычным с виду и живописным, полным пожилых людей, неторопливо прохаживающихся по широким улицам. Шелби опустила стекла, впустив в машину свежий вечерний воздух. Это помогло Люс совладать с желудком, взбунтовавшимся в преддверии разговора с семейной парой, виденной в вестнике.

– И что мне им сказать? Поздравляю, я ваша дочь, воскресшая из мертвых, – вслух попробовала Люс, пока они ждали на светофоре.

– Если только ты не хочешь напрочь перепугать милую пожилую пару, нам стоит над этим поработать, – вмешалась Шелби. – Почему бы тебе не притвориться коммивояжером? Может, тебя впустят в дом, а дальше – по ситуации.

Люс опустила взгляд на свои джинсы, потрепанные теннисные туфли и фиолетовый рюкзачок. Для коммивояжера вид у нее был не слишком впечатляющий.

– И что бы мне продавать?

Шелби стронула машину с места.

– Талончики на мытье машин или что-нибудь столь же убогое. Можешь сказать, что бумаги у тебя в сумке. Однажды летом я этим занималась, ходила от двери к двери. Меня едва не подстрелили, – добавила она, содрогнувшись, а затем оглянулась на побелевшее лицо Люс. – Да ладно тебе, твои собственные мама с папой тебя не застрелят. Эй, гляди-ка, мы уже на месте!

– Шелби, можно, мы немного посидим в тишине? Мне нужно перевести дух.

– Прости, – откликнулась та, тормозя на большой автостоянке перед группкой маленьких одноэтажных, дачного вида домиков, соединенных проходами. – Конечно, и мне нужно перевести дух.

Несмотря на волнение, Люс не могла не признать, что место выглядит довольно мило. Несколько домиков выстроились полукругом на берегу пруда. За дверями главного корпуса стоял рядок инвалидных колясок. На большом транспаранте значилось: «Добро пожаловать в пенсионный поселок города Шаста».

У нее так пересохло горло, что было больно сглатывать. Она не знала, хватит ли ей духу сказать этим людям хотя бы пару слов. Возможно, это как раз из тех вещей, о которых не стоит слишком много думать. Наверное, нужно просто подняться туда и заставить себя постучать в дверь, а там уже по ходу разобраться, что делать дальше.

– Дом тридцать четыре, – проговорила Шелби, щурясь на квадратное оштукатуренное здание с красной черепичной крышей. – Похоже, это вон там. Если хочешь, я…

– Подождешь в машине, пока я не вернусь? Было бы здорово, спасибо огромное. Я скоро!

Пока окончательно не перетрусила, Люс выскочила из машины и поплелась по извилистой дорожке в сторону домика. В теплом воздухе витал пьянящий запах роз. Милые пожилые люди были повсюду. Разбившиеся на две команды за шаффлбордом[7] во дворике около входа, на вечерней прогулке в ухоженном цветочном садике у пруда. В ранних сумерках Люс напрягала глаза, высматривая в этой толпе нужную пару, но никто не показался ей знакомым. Придется идти прямо к их жилищу.

С тропинки, ведущей к домику, она увидела горящий в окне свет. Подошла поближе, заглянула внутрь.

Ощущение оказалось жутковатым: это была та же самая комната, которую чуть раньше показал ей вестник. Вплоть до толстой белой собаки, спящей на коврике. Люс слышала, как в кухне моют посуду. Видела тонкие, в коричневых носках щиколотки мужчины, бывшего ее отцом сколько-то лет назад.

Девочка не воспринимала его своим отцом. Он не был похож на ее отца, а женщина ничем не напоминала ее мать. В общем-то, они казались очень милыми. Но как очень милые… чужаки. Если она постучит в дверь и наплетет какого-нибудь вранья о мытье машин, станут ли они менее чужими?

Нет, решила Люс. Но и это еще не все. Пусть она сама не узнает родителей, но если они действительно были ее родителями, то, конечно же, ее узнают.

Как глупо с ее стороны было не подумать об этом прежде. Стоит им один раз на нее взглянуть, и они увидят в ней свою дочь. Ее родители были намного старше, чем большинство людей, которых она видела снаружи. Это потрясение может оказаться для них слишком сильным. Оно и для Люс-то было слишком сильным, а эта пара старше ее лет этак на семьдесят.

К этому времени девочка уже припала к окну их гостиной, притаившись за колючими кустами полыни. Она перепачкала пальцы, хватаясь за карниз. Если их дочь погибла в семнадцать, они, должно быть, оплакивают ее добрых полсотни лет. И уже смирились с утратой. Как иначе? Незваное явление Люс из кустов – последнее, в чем они нуждаются.

Шелби будет разочарована. Девочка и сама была разочарована. Больно было осознавать, что она никогда не подойдет к ним ближе, чем побывала сейчас. Люс цеплялась за карниз дома своих прежних родителей, и слезы катились по ее щекам. Она даже не знала, как их зовут.

Глава 8 Одиннадцать дней

Кому: thegaprices@aol.com

От: lucindap44@gmail.com

Отправлено: понедельник, 15.11 9.49

Тема: Держитесь

Дорогие мама и папа!

Простите, что так долго не давала о себе знать. В школе выдались хлопотные деньки, но я узнала много нового. Больше всего мне нравятся занятия по гуманитарным дисциплинам. Сейчас я работаю над дополнительным заданием, которое отнимает у меня много времени. Я очень скучаю и надеюсь скоро с вами увидеться. Спасибо, что вы у меня такие замечательные. Кажется, я слишком редко вам это говорю.

С любовью,

Люс.

Девочка щелкнула кнопку «отправить» и поспешно переключила браузер обратно на презентацию в режиме онлайн, которую прямо в классе проводила Франческа. Люс никак не могла привыкнуть к школе, где ноутбуки с беспроводным Интернетом раздавали прямо посреди занятий. В Мече и Кресте было ровно семь учебных компьютеров, причем все они стояли в библиотеке. Даже если тебе удавалось заполучить пароль для доступа в Сеть, все сайты, кроме нескольких скучнейших, предназначенных для научных исследований, были заблокированы.

Отправить это письмо ее подтолкнуло чувство вины. Прошлой ночью Люс изводило необъяснимое ощущение, что одной лишь поездкой в пенсионный поселок Шасты она изменила своим настоящим родителям, вырастившим ее в этой жизни. Разумеется, в каком- то смысле те, другие родители тоже были настоящими. Но эта мысль все еще оставалась для Люс слишком непривычной, чтобы действительно ее осознать.

Шелби не вышла из себя и на десятую долю от того, как могла бы, свозив подругу в другой город совершенно впустую. Вместо этого она просто завела «мерседес» и направилась к ближайшей закусочной, где они раздобыли пару горячих бутербродов с сыром и особым соусом.

– Да не переживай ты из-за этого, – посоветовала Шелби, утирая губы салфеткой. – Знаешь, сколько приступов паники обеспечила мне моя чокнутая семейка? Поверь, я последняя, кто станет тебя за это осуждать.

Теперь Люс смотрела на подругу через класс и испытывала безграничную благодарность к девочке, которая лишь неделей раньше ее пугала. Сегодня Шелби зачесала густые светлые волосы назад и убрала под махровую повязку. Она прилежно делала заметки, слушая лекцию Франчески.

На каждом ноутбуке, попадающем в поле зрения Люс, была открыта сине-золотая презентация с медленно меняющимися кадрами. Даже Заря внимательно смотрела на монитор. Сегодня она выглядела особенно бодро в ярко-розовом платье и с высоким, завязанным сбоку хвостиком. Неужели она уже оправилась от случившегося на яхте? Или прячет за внимательностью ужас, который не могла не почувствовать – и, возможно, чувствует до сих пор?

Покосившись на монитор Роланда, Люс поморщилась. Ее не удивило то, что со времени прибытия в Прибрежную он почти не попадался ей на глаза. Но когда парень все же объявился в классе, ее по-настоящему обескуражил вид бывшего товарища по исправительной школе, следующего правилам.

По крайней мере, Роланд не выглядел особенно заинтересованным лекцией на тему «Возможности карьерного роста для нефилимов: какие преимущества могут дать ваши особые навыки». На деле его лицо выражало скорее разочарование. Рот кривился в недовольной гримасе, и он то и дело слегка покачивал головой. Также странным казалось и то, что всякий раз, когда Франческа обводила взглядом учеников, его она явно избегала.

Люс вывела на монитор окошко классного чата, чтобы проверить, не зашел ли в него Роланд. Предполагалось, что с помощью этого инструмента ученики смогут обмениваться вопросами, но у девочки к бывшему однокласснику накопились вопросы, не подходящие для обсуждения в классе. Он что-то знал, больше, чем рассказал тогда, – и, несомненно, это имело какое-то отношение к Дэниелу. А еще Люс хотелось спросить его, где он был в субботу и слышал ли о том, как Заря свалилась за борт.

Вот только Роланда в Сети не было. Помимо нее в чате обнаружился только Майлз, единственный из класса.

«Эээээй, привет!» – выскочило на экран сообщение, подписанное его именем.

Он сидел рядом с ней. Люс даже расслышала его смешок. Он так мило получал удовольствие от собственных плоских шуточек. Именно таких бесхитростных поддразниваний, такого легкого общения ей и не хватало с Дэниелом. Если бы он только не тяготился постоянно заботами. Если бы он только был рядом с ней.

Но его не было.

«Как там в вашей глуши с погодой?» – написала девочка в ответ.

«Проясняется, – напечатал Майлз, продолжая улыбаться. – Эй, а чем ты занималась прошлым вечером? Я заглядывал к тебе в комнату – узнать, как ты насчет ужина».

Люс оторвалась от монитора и встретилась взглядом с мальчиком. Его ярко-синие глаза смотрели так искренне, что ей захотелось выложить ему все произошедшее как на духу. В прошлый раз Майлз так внимательно выслушал ее повесть о Мече и Кресте. Но ответить на его вопрос прямо в чате она не могла. Как бы ей ни хотелось все ему рассказать, она не была уверена, стоит ли об этом говорить. Она все равно что напрашивалась на неприятности со стороны Франчески и Стивена уже тем, что посвятила в свой тайный замысел Шелби.

Обычная небрежная улыбка Майлза сменилась неловкой хмурой гримасой. Люс огорчилась и слегка удивилась тому, что способна вызвать у него подобные эмоции.

Франческа выключила проектор. Когда она скрестила на груди руки, розовые шелковые рукава ее блузы в деревенском стиле выглянули из-под укороченного кожаного жакета. Впервые Люс обратила внимание на то, как далеко от нее расположился Стивен. Он сидел на подоконнике в западном углу класса. И за все занятие едва ли произнес хоть слово.

– Давайте же проверим, насколько внимательно вы слушали, – объявила Франческа, широко улыбнувшись ученикам. – Разбейтесь, пожалуйста, на пары и по очереди проведите пробный опрос.

Когда остальные ребята начали подниматься из- за парт, Люс мысленно застонала. Она пропустила мимо ушей почти всю лекцию Франчески и понятия не имела, как выполнить задание.

К тому же она знала, что включилась в учебную программу нефилимов лишь временно, но не слишком ли большой наглостью будет каждый раз напоминать учителям, что она отличается от остальных школьников?

Майлз легонько постучал по экрану ее компьютера, где светилось сообщение от него.

«Хочешь, поработаем вместе?» – значилось там.

И тут же объявилась Шелби.

– Думаю, нам стоит взять ЦРУ или «Врачей без границ», – заявила она и жестом велела Майлзу уступить ей парту рядом с Люс. – Я ни за что не буду изображать, как подаю заявление на должность какого- нибудь дурацкого стоматолога-гигиениста.

Мальчик не сдвинулся с места.

Люс переводила взгляд с Шелби на Майлза. Похоже, они оба предъявляли на нее какие-то собственнические права – чего она до сих пор не замечала. По правде сказать, сама девочка предпочла бы поработать в паре с Майлзом – они не виделись с субботы. Можно сказать, она успела по нему соскучиться. По-дружески. Скорее в духе «давай-ка посидим за чашечкой кофе», чем «давай-ка прогуляемся по пляжу на закате, и ты сможешь улыбаться мне своими невероятными синими глазами». Поскольку она была с Дэниелом, Люс и не думала о других парнях. И ей определенно не с чего было заливаться ярким румянцем посреди занятия, напоминая себе, что она не думает о других парнях.

– У вас тут все в порядке? – поинтересовался Стивен, опустив загорелую ладонь на парту Люс и ободряюще ей кивнув.

Но девочке по-прежнему становилось рядом с ним тревожно после того, что он сказал им позавчера на спасательном плоту. Достаточно тревожно, так что она не поднимала эту тему даже с Зарей.

– Все отлично, – откликнулась Шелби.

Она прихватила Люс за локоть и потянула в сторону террасы, где некоторые разбившиеся по парам ученики уже проводили взаимные опросы.

– Мы с Люс как раз собирались обсудить наши конспекты.

За спиной Стивена появилась Франческа.

– Майлз, – мягко заметила она, – Жасмин все еще ищет партнера, если тебя не затруднит занять место поближе к ней.

– Мы с Зарей, – пояснила Жасмин, сидящая за несколько парт от них, – не сумели договориться, кто из нас будет восходящей звездой инди-рока, а кто, – ее голос упал на добрую октаву, – будет кастинг-директором. Так что она сбежала от меня к Роланду.

Майлз выглядел разочарованным.

– Кастинг-директор, – пробормотал он. – Наконец-то я нашел свое призвание.

Он направился к своей партнерше, а Люс смотрела ему вслед.

Разрулив ситуацию, Франческа увлекла Стивена обратно на учительское место перед классом. Но даже пока он шел туда, Люс ощущала на себе его взгляд.

Она тайком заглянула в телефон. Келли так и не написала ей в ответ. Это совершенно на нее не походило, и Люс винила во всем себя. Возможно, для них обеих было бы лучше, если бы она продолжала держаться подальше от подруги. Это же совсем ненадолго.

Она последовала за Шелби наружу, к деревянной скамье, встроенной в изгиб ограждения. Солнце ярко сияло в безоблачном небе, но единственную часть террасы, где еще не толпились школьники, накрывала прохладная тень уходящих ввысь секвой. Люс смела слой тускло-зеленых иголок с сиденья и чуть повыше застегнула молнию на горловине своей плотной кофты.

– Большое тебе спасибо за прошлую ночь, – тихонько сказала она. – Я… совершенно распсиховалась.

– Я заметила, – рассмеялась Шелби. – Видела бы ты себя…

Она изобразила трясущееся помертвевшее лицо.

– Ну хватит уже! Это было ужасно. Единственная возможность что-то выяснить о собственном прошлом, а я так растерялась.

– Ох уж мне эти южане с их совестливостью, – пробурчала Шелби, дернув плечом. – Не стоит быть к себе настолько суровой. Уверена, там, откуда взялись эти два старикана, найдется еще куча родственников. И может быть, даже не стоящих на самом пороге смерти. Я вот что хочу сказать, – добавила она, прежде чем на лице подруги успело отразиться полное уныние, – если тебе приспичит выследить еще какого-нибудь члена семьи, ты только намекни. Как ни странно, Люс, я все больше привыкаю к тебе.

– Шелби, – внезапно прошипела Люс сквозь сомкнутые зубы. – Не шевелись.

За краем террасы самый большой и зловещий с виду вестник, какого когда-либо видела девочка, тихонько колыхался в длинной тени, падающей от огромной секвойи.

Медленно проследив взгляд подруги, Шелби посмотрела на землю. Вестник использовал настоящую тень дерева для маскировки. Некоторые его части еще подергивались.

– Он выглядит больным, или пугливым, или я даже не знаю каким… – заметила Шелби, скривив губы. – С ним что-то неладно, ты не находишь?

Люс смотрела мимо нее, на лестницу, сбегающую до первого этажа здания. Прямо под их ногами располагалось несколько некрашеных деревянных опор, поддерживающих террасу. Если она схватит тень, они с Шелби смогут спрятаться за ними и никто их не заметит. Заглянут в послание вестника и вернутся обратно как раз вовремя, чтобы присоединиться к классу.

– Ты ведь не думаешь всерьез о том, о чем, как мне кажется, думаешь всерьез? – уточнила Шелби.

– Посторожи здесь минутку, – попросила Люс. – И будь наготове, когда я тебя позову.

Она спустилась на несколько ступенек, так что ее голова оказалась на одном уровне с террасой, на которой остальные ученики были заняты опросами. Шелби стояла к Люс спиной. Она даст знать подруге, если кто-нибудь заметит ее отсутствие.

– Знаете ли, – донесся до нее обрывок импровизированной беседы Зари с Роландом, – я была просто ошеломлена, когда меня номинировали на «Золотой глобус»…

Люс вернулась взглядом к сгустку темноты, растянувшемуся на траве. И ей вдруг пришло в голову, что его мог заметить и кто-нибудь еще из учащихся. Но тревожиться об этом было некогда. Она только даром теряла время.

До вестника по-прежнему оставался добрый десяток футов, но, пока Люс стояла близко к террасе, она была незаметной для остальных школьников. Однако станет заметной, если направится прямо к нему. Ей придется как-нибудь подманить тень к себе без помощи рук. А она понятия не имела, как это сделать.

Именно тогда девочка заметила фигуру, прячущуюся за секвойей. Тоже укрытую от взглядов собравшихся на террасе учеников.

Кэм курил сигарету и мурлыкал себе под нос, как будто ничто в этом мире его не заботило. При этом он с ног до головы был замаран кровью, свежей и запекшейся. Его волосы спутались и слиплись, руки покрывали царапины и синяки. Футболка насквозь промокла от пота, джинсы перепачкались. Он выглядел грязным и отвратительным, как будто только что вынырнул из гущи боя. Но никого другого поблизости не было – ни тел, никаких следов. Только Кэм.

Он подмигнул Люс.

– Что ты здесь делаешь? – прошипела та. – И что ты натворил?

Ее голова закружилась от густого, тошнотворного запаха, исходящего от его окровавленной одежды.

– О, всего лишь спас тебе жизнь. Еще раз. Сколько там уже набежало? – уточнил он, стряхивая пепел. – Сегодня это была компания мисс Софии, и не могу сказать, что мне это не понравилось. Чертовы уроды. Они тоже охотятся за тобой, знаешь ли. Уже разошлись слухи, что ты здесь. И что тебе нравится гулять без присмотра вон по тому темному лесу.

Кэм ткнул пальцем, указывая направление.

– Ты что, взял и убил их?

Люс в ужасе оглянулась на террасу, проверяя, не видит ли их Шелби или еще кто-нибудь. Нет.

– Да, парочку, только что, собственными руками, – охотно откликнулся Кэм, предъявив ей ладони, покрытые чем-то красным и липким, на что девочке совершенно не хотелось смотреть. – Не спорю, леса тут великолепные, Люс, но они еще и полны всяких тварей, желающих тебе смерти. Так что окажи мне любезность…

– Нет. Не проси у меня никаких любезностей. Ты мне глубоко отвратителен.

– Хорошо, – согласился он, закатывая глаза. – Тогда сделай это ради Григори. Оставайся на территории школы.

Он щелчком отправил окурок в траву, расправил плечи и развернул крылья.

– Я не могу постоянно торчать здесь и присматривать за тобой. И, видит бог, Григори тоже.

Крылья Кэма, туго расправившиеся у него за плечами, оказались длинными и узкими, а еще гладкими и золотыми, испещренными черными полосками. Девочка предпочла бы, чтобы они вызвали у нее отвращение, но этого не произошло. Как и у Стивена, их края были неровными, зазубренными – они тоже выглядели так, как будто выдержали множество битв. Черные полосы придавали крыльям Кэма темную чувственность. В них таилось нечто притягательное.

Но нет. Люс ненавидела в нем каждую черточку. И всегда будет ненавидеть.

Кэм разок взмахнул крыльями, отрываясь от земли. Они громко хлопнули и подняли порыв ветра, взметнувший с земли палую листву.

– Спасибо, – решительно заявила Люс, прежде чем демон проскользнул под террасой.

Затем он скрылся в тени леса.

Так теперь ее защищает Кэм? А где же Дэниел? И разве в Прибрежной школе не должно быть безопасно?

Позади Кэма вестник – причина, по которой Люс вообще спустилась сюда, – поднялся из своей тени, завихряясь, словно маленький черный смерчик.

Ближе. И еще чуточку ближе.

Наконец тень взмыла в воздух прямо над головой Люс.

– Шелби, – громким шепотом окликнула подругу девочка. – Спускайся сюда.

Та глянула вниз, на Люс. И на вихреобразного вестника, покачивающегося над ней.

– Что ты так долго? – спросила Шелби, сбегая по лестнице.

И тут же, на ее глазах, огромная тень рухнула вниз. Прямо в руки Люс.

Девочка взвизгнула – но, по счастью, подруга успела зажать ей рот ладонью.

– Спасибо, – пробормотала Люс сквозь пальцы Шелби.

Девочки так и замерли, прижавшись друг к другу, тремя ступенями ниже террасы, в прямой видимости любого, кто подошел бы к затененному ее участку. Люс никак не удавалось распрямить колени под весом тени. Та оказалась самой тяжелой из всех, к каким она прикасалась, и самой холодной на ощупь. Цвет ее был не черным, как у большинства других, а тошнотворным зеленовато-серым. Местами она все еще извивалась, вспыхивая, словно озаренная далекими молниями.

– У меня на этот счет какое-то нехорошее предчувствие, – сообщила Шелби.

– Давай же, – прошептала Люс. – Я его призвала. Теперь твоя очередь – заглядывай в него.

– Моя очередь? Кто здесь что-то говорил об очередности? Ты меня сюда притащила, – возмутилась Шелби, взмахнув руками так, будто касаться твари в руках Люс ей хотелось меньше всего на свете. – Я, конечно, обещала тебе помочь с поисками родни, но какой бы родственник ни достался тебе здесь… не думаю, что кто-то из нас хочет этой встречи.

– Шелби, пожалуйста, – взмолилась Люс, постанывая от тяжести, холода и отвращения, которое вызывала в ней тень. – Я же не нефилим. Если ты мне не поможешь, я не справлюсь.

– А что именно вы пытаетесь сделать? – поинтересовался голос откуда-то сверху и сзади.

Стивен сурово глядел на девочек, взявшись руками за перила. Он казался выше ростом, чем обычно выглядел в классе, нависая над ними, как будто вдруг удвоился в размерах. Его темно-карие глаза предвещали бурю – Люс кожей ощутила излучаемый ими гнев, и ее охватил страх. Даже вестник в ее руках задрожал и отпрянул прочь.

Застигнутые врасплох, заговорщицы хором вскрикнули.

Вспугнутый звуком, вестник вырвался из рук Люс. Он двигался так быстро, что девочке ни за что не удалось бы его остановить, и оставил после себя только стылый вонючий след.

В отдалении прозвенел звонок. Остальные ребята потянулись к столовой, на обед. Шедший вместе со всеми Майлз высунулся за перила и удивленно уставился на Люс, но ему хватило единственного взгляда на яростное лицо Стивена, чтобы округлить глаза и убраться прочь.

– Люс, – выговорил учитель куда вежливее, чем она ожидала, – тебя не затруднит зайти ко мне после занятий?

Когда он оторвал ладони от перил, дерево под ними оказалось обуглено дочерна.

Стивен открыл дверь раньше, чем Люс успела постучаться. Его серая рубашка слегка помялась, а узел черного вязаного галстука был ослаблен. Но он вернул себе внешнее спокойствие, что, как начала осознавать девочка, стоило демону немалых усилий. Учитель протер очки платком с вышитой монограммой и отступил на шаг в сторону.

– Пожалуйста, проходи.

Кабинет оказался небольшим, в ширину он едва вмещал массивный черный письменный стол, а в длину – три высоких, черных же книжных шкафа, плотно набитых сотнями потрепанных книг. Но в целом он выглядел уютно и даже гостеприимно – совершенно не таким Люс представляла себе логово демона. Посреди комнаты лежал персидский ковер, широкое окно выходило на восток, к секвойям. Сейчас, в сумерках, лес принял какой-то нереальный, почти бледно-лиловый оттенок.

Стивен опустился на один из пары бордовых, придвинутых к столу стульев и жестом предложил Люс занять второй. Она окинула взглядом картины в рамках, занимавшие каждый свободный дюйм стены. В основном это были портреты разной степени детализации. Девочка узнала пару набросков самого Стивена и еще несколько весьма лестных изображений Франчески.

Люс глубоко вздохнула, раздумывая, с чего начать.

– Простите, что я призвала сегодня того вестника, я…

– Ты говорила кому-нибудь, что произошло с Зарей в воде?

– Нет. Вы же мне запретили.

– И Шелби не говорила? И Майлзу?

– Я никому не говорила.

Он на мгновение задумался.

– Почему ты назвала вестников тенями, когда мы беседовали на яхте?

– Просто вырвалось. Когда я была маленькой, они всегда казались частью теней. А потом отделялись и тянулись ко мне. Поэтому я называла их так, пока не узнала, что они такое на самом деле, – пояснила Люс, пожав плечами. – Глупо, если подумать.

– Это не глупо.

Стивен встал и подошел к дальнему из шкафов. Он вытащил оттуда толстую книгу в пыльном красном переплете и отнес ее на стол. Платон, «Государство». Учитель раскрыл ее точно на той странице, которую искал, и повернул к Люс.

Это оказалась иллюстрация, на которой была изображена группа людей в пещере, прикованных рядом друг с другом, лицом к стене. За их спинами пылал огонь. Они указывали на тени, которые отбрасывали на стену другие люди, проходящие позади них. Под картинкой стояла подпись: «Символ пещеры».

– Что это? – спросила Люс.

Ее познания о Платоне исчерпывались тем фактом, что он водил дружбу с Сократом.

– Доказательство того, что ты была права, назвав вестников тенями, – ответил Стивен, указывая на иллюстрацию. – Представь, что эти люди проводят всю жизнь, видя лишь тени на стене. Они воспринимают мир и происходящие в нем события через эти тени, не зная, что их отбрасывает. Они не осознают даже, что видят именно тени.

Люс перевела взгляд с пальца Стивена на вторую группу людей.

– То есть они не могут обернуться и увидеть людей и предметы, отбрасывающие тени?

– Именно. А поскольку они не видят то, что на самом деле отбрасывает тени, то предполагают, что доступное их восприятию – эти тени на стене – и есть реальность. Они понятия не имеют, что тени – это всего лишь отображение, подчас искаженное, чего-то куда более подлинного и вещественного, – объяснил Стивен и, немного помолчав, спросил: – Ты понимаешь, зачем я тебе это рассказываю?

Люс покачала головой.

– Вы хотите, чтобы я не баловалась с вестниками?

Стивен резко захлопнул книгу и отошел на другую сторону комнаты. Девочке показалось, что она чем- то его разочаровала.

– Мне как-то не верится, что ты прекратишь… баловаться с вестниками, даже если я тебя попрошу. Но я бы хотел, чтобы ты понимала, с чем имеешь дело, когда в следующий раз призовешь одного из них. Вестники – это тени минувших событий. Они могут быть полезны, но также содержат весьма смущающие и не всегда безвредные искажения. Тут можно многому поучиться. Чистой, безопасной технике призыва; затем, разумеется когда ты отточишь свои способности, шум вестника можно будет исключить и ясно расслышать его послание…

– Вы имеете в виду тот свистящий звук? Есть способ что-то расслышать сквозь него?

– Не бери в голову. Пока нет, – откликнулся Стивен, оборачиваясь к ней, и сунул руки в карманы. – Что вы с Шелби пытались проделать сегодня?

От неловкости Люс залилась краской. Эта встреча проходила совершенно не так, как она предполагала. Она-то ожидала какого-нибудь наказания – может, очередной уборки мусора.

– Мы пытались узнать побольше о моей семье, – наконец удалось выговорить ей.

К счастью, Стивен, похоже, не подозревал, что чуть раньше она виделась с Кэмом.

– Или, наверное, мне следовало сказать – о моих семьях.

– И все?

– А это плохо?

– Вы ничего больше не делали?

– А что еще мы могли бы делать?

Ей вдруг пришло в голову, что Стивен мог подумать, будто она пыталась связаться с Дэниелом, отправить ему сообщение или что-нибудь еще в том же духе. Как будто она хотя бы представляла, с какого конца за это браться.

– Призови вестника, – велел Стивен, открыв окно.

Уже совсем смеркалось, и желудок Люс напомнил ей, что большинство остальных учеников как раз садятся ужинать.

– Я… не знаю, удастся ли мне.

Во взгляде Стивена появилось больше теплоты и еще добавилось волнение.

– Призывая вестников, мы в некотором роде сосредоточиваемся на желании. Это не желание чего- либо вещественного, но стремление лучше понять мир, свое место в нем и то, что должно с нами статься.

Люс тотчас же подумала о Дэниеле и о том, чего она хочет от их отношений. Ей представлялось, что ее влияние на их будущее невелико, – но хотелось большего. Не потому ли ей удавалось призывать вестников прежде, чем она узнала, как это делается?

Девочка беспокойно поерзала на стуле, устраиваясь поудобнее. Закрыла глаза. Представила себе, как сгусток темноты отделяется от длинной тени, протянувшейся от древесного ствола где-то снаружи, как он откатывается прочь и поднимается, заслоняя просвет открытого окна. А затем подплывает ближе к ней.

Сперва она почуяла слабый солоноватый запах, почти как от черных маслин, затем, когда ее щеки обдало холодком, открыла глаза. Температура в комнате упала на пару градусов. Во внезапно отсыревшем, пронизанном сквозняками кабинете Стивен потер руки.

– Да, вот так, – пробормотал он.

Вестник парил посреди комнаты, тонкий и прозрачный, размерами не больше шелкового платка. Он скользнул прямиком к Люс, затем обернул расплывчатое бесплотное щупальце вокруг стеклянного пресс- папье на столе. Девочка хватанула ртом воздух. Стивен, улыбаясь, шагнул к ней и развернул тень так, что та приняла форму пустого черного экрана.

Затем вестник оказался в руках у Люс, и она принялась тянуть. Осторожные движения напомнили ей о попытках раскатать тесто, не порвав его, – девочка не меньше сотни раз видела, как это проделывает ее мать. Темнота завихрилась приглушенно-серыми оттенками; затем появилось тусклое черно-белое изображение.

Сумрачная спальня с узкой кроватью. Люс – явно прежняя Люс – лежит на боку, глядя в распахнутое окно. Ей, должно быть, около шестнадцати. Дверь позади кровати приоткрывается, и в проеме появляется лицо, освещенное лампой из коридора. Мать.

Та самая мать, к которой Люс ездила вместе с Шелби! Но моложе, намного моложе – лет на пятьдесят, с сидящими на самом кончике носа очками. Она улыбается, как будто ее обрадовало, что она застала дочь спящей, и притворяет дверь.

Мгновением позже в низ оконной рамы вцепляются кончики пальцев. Глаза Люс округляются, когда прошлая Люс садится в кровати. За окном пальцы напрягаются, затем становится видна пара кистей, две сильные руки, в свете луны отливающие голубоватым. И наконец, сияющее лицо Дэниела, забирающегося в окно.

Сердце девочки зачастило. Ей хотелось нырнуть в вестника, как вчера, при Шелби. Но затем Стивен прищелкнул пальцами, и экран свернулся, словно оконные жалюзи, вздернутые к верхней части рамы. А затем разлетелся на клочки и осыпался вниз.

Тень лежала на столе вялыми обрывками. Люс подобрала один, но тот распался пылью у нее в руках.

Стивен уселся за стол, сверля девочку взглядом, как будто пытался понять, как повлияло на нее подсмотренное. Внезапно это показалось ей очень личным; Люс не была уверена, что хочет открывать учителю, насколько сильным оказалось ее потрясение. В конце концов, формально он принадлежал к другой стороне. За последние несколько дней она видела в нем все больше и больше демонического. Не только яростный темперамент, подогревавший его, пока он буквально не закипал, но еще и мрачно-величественные золотые крылья. Стивен был притягателен и обаятелен, в точности как Кэм, – и, напомнила она себе, в точности как Кэм, был демоном.

– Почему вы мне с этим помогаете?

– Не хочу, чтобы ты пострадала, – чуть слышно шепнул он.

– Это действительно произошло?

Стивен отвел взгляд.

– Это отображение чего-то. И кто знает, насколько искаженное. Это тень минувшего события, а не реальность. В вестнике всегда присутствует некая правда, но простой она не бывает. Именно это и делает вестников настолько сомнительными – и настолько опасными для тех, кто не имеет надлежащей подготовки.

Он бросил взгляд на часы. Снизу донесся звук открывшейся и закрывшейся двери, выходящей на лестничную площадку. Стивен напрягся, услышав, как по ступенькам торопливо зацокали каблучки.

Франческа.

Люс пыталась понять, что означает выражение его лица. Учитель протянул ей «Государство», и она убрала книгу в рюкзачок.

– В следующий раз, – сообщил Стивен девочке перед тем, как Франческа показалась в дверном проеме, – когда вы с Шелби решите не выполнять какое- либо из ваших заданий, я попрошу вас написать пятистраничную исследовательскую работу с использованием цитат. Пока же ограничусь предупреждением.

– Понятно.

Люс встретилась взглядом с Франческой, замершей в проеме. Та улыбнулась девочке – хотя трудно сказать, была ли эта улыбка прощальной, подразумевающей «марш отсюда», или же другого рода, что-нибудь вроде «не думай, что тебе удалось меня одурачить, детка». Слегка дрожа, Люс поднялась, закинула рюкзачок на плечо и направилась к двери.

– Спасибо, – сказала она Стивену напоследок.

К тому времени, как девочка вернулась к себе в спальню, Шелби успела разжечь огонь в камине. Рядом с ночником в виде Будды была подключена электрическая кастрюлька, и на всю комнату пахло помидорами.

– Макарон с сыром больше нет, но я приготовила тебе немного супа.

Шелби наполнила миску обжигающе горячим варевом, посыпала его сверху свежемолотым черным перцем и протянула еду Люс, рухнувшей на свою кровать.

– Было ужасно?

Девочка смотрела на поднимающийся от миски пар и пыталась разобраться в своих ощущениях. Странно, это да. Обескураживающе. Слегка пугающе. Вероятно… многообещающе.

Но ужасным это не было, вовсе нет.

– Нормально.

Похоже, Стивен ей доверяет, по крайней мере, достаточно, чтобы позволить изучать вестников и дальше. А остальные школьники, как видно, доверяют ему и даже восхищаются им. Никого другого явно не заботят его побуждения или приверженности. Но с Люс он был таким таинственным, таким непростым для понимания.

Она уже как-то доверилась не тем людям. «В лучшем случае – доверие легкомысленно. В худшем – это верный способ добиться собственной смерти». Вот что сказала мисс София той ночью, когда пыталась убить Люс.

Дэниел советовал ей полагаться на интуицию. Но ее собственные чувства казались такими ненадежными. Девочка все гадала, знал ли Дэниел о Прибрежной, когда говорил это, не готовил ли он ее таким образом к этой долгой разлуке, когда она будет постепенно терять уверенность насчет всего на свете. Насчет ее семьи. Ее прошлого. Ее будущего.

Она подняла взгляд от миски и посмотрела на Шелби.

– Спасибо за суп.

– Не позволяй Стивену нарушить твои планы, – фыркнула та. – Мы просто обязаны продолжать работу с вестниками. Меня уже тошнит от всех этих ангелов, демонов и их погони за властью. «О-о-о, нам же виднее, ведь мы чистокровные, а ты всего лишь внебрачное дитя какого-то ангела, запавшего на смертную».

Люс рассмеялась, хотя и считала, что сегодняшняя краткая лекция Стивена о Платоне и выданное ей «Государство» мало общего имеют с погоней за властью. Разумеется, она не могла сказать этого Шелби – по крайней мере, не сейчас, когда та, сидя на соседней нижней койке, соскользнула на накатанные рельсы филиппики против Прибрежной школы.

– То есть я знаю, у тебя что-то там происходит с Дэниелом, – продолжала она, – но если серьезно, что хорошего сделал мне хоть один ангел?

Люс в ответ только пожала плечами.

– Я тебе скажу: ничего. Обрюхатил маму и бросил нас обеих еще до того, как я родилась. Воистину небесное поведение, – презрительно фыркнула Шелби. – А в чем самый прикол-то? Всю мою жизнь мама твердит, что мне следует быть благодарной. За что? За эти жидко разбавленные силы и огромный лоб, которые я унаследовала от папочки? Ну уж нет, спасибо, – буркнула она, мрачно пнув верхнюю койку. – Я бы что угодно отдала, только чтобы стать нормальной.

– Правда?

Люс всю неделю чувствовала себя ущербной в сравнении с одноклассниками-нефилимами. Она, конечно, знала, что в чужой тарелке еда всегда вкуснее, но в это просто не могла поверить. Какие же преимущества появятся у Шелби, если она утратит свои нефилимские силы?

– Погоди-ка, – попросила девочка, – дурацкий бывший парень. Он что…

Ее подруга отвела взгляд.

– Мы медитировали вместе, и, не знаю, каким-то образом посреди мантры я вдруг поднялась в воздух. Ничего особенного, я просто вроде как на пару дюймов оторвалась от пола. Но Фил этого так не оставил. Начал донимать меня насчет того, что еще я умею делать, и задавать все эти дикие вопросы.

– Это какие?

– Да уж точно и не помню, – откликнулась Шелби. – Что-то насчет тебя, на самом деле. Он хотел знать, не ты ли научила меня левитировать. Умеешь ли левитировать и ты тоже.

– Но почему я?

– Должно быть, очередная его извращенная фантазия на тему соседей по комнате. Как бы там ни было, ты бы видела выражение его лица в тот день. Как будто я какой-то цирковой уродец. Мне больше ничего не оставалось, кроме как порвать с ним.

– Это ужасно, – признала Люс, стиснув руку подруги. – Но больше похоже на его трудности, чем на твои. Знаю, остальные ребята в Прибрежной странно косятся на нефилимов, но я побывала уже в нескольких школах и начинаю подозревать, что большинство подростков просто от рождения такие косые. Кроме того, «нормальных» не бывает. Даже в этом самом Филе обязательно должно быть что-нибудь странное.

– На самом деле у него что-то с глазами. Они были голубыми, но выцвели, почти побелели. Ему приходится носить цветные линзы, чтобы люди на него не таращились, – проговорила Шелби, склонив голову набок. – К тому же, сама понимаешь, этот третий сосок.

Она расхохоталась, вовсю раскрасневшись к тому времени, как Люс к ней присоединилась. Они досмеялись почти до слез, когда легкий стук в оконное стекло заставил обеих умолкнуть.

– Лучше бы это оказался не он, – заявила Шелби резко посерьезневшим голосом.

Она спрыгнула с кровати и распахнула окно, в спешке опрокинув горшок с юккой.

– Это к тебе, – едва ли не испуганно пробормотала она затем.

Люс очутилась у окна в мгновение ока, поскольку уже почувствовала его. Опершись ладонями о подоконник, она высунулась наружу, в свежесть ночного воздуха.

И оказалась лицом к лицу, губами к губам, с Дэниелом.

На кратчайший миг ей померещилось, что он смотрит мимо нее, в комнату, на Шелби, но тут он накрыл ее затылок нежными ладонями, притянул к себе и поцеловал так, что у нее перехватило дух. Копившееся целую неделю тепло омыло ее, и с губ готовы были сорваться извинения за резкие слова, сказанные той ночью на пляже.

– Привет, – прошептал он.

– Привет.

На Дэниеле были джинсы и белая футболка. Люс видела непослушный вихор в его волосах. Огромные жемчужно-белые крылья мягко взмахивали за его спиной, колыхая черноту ночи, маня ее к себе. Казалось, они всплескивали в небе почти в такт биению ее сердца. Девочке хотелось прикоснуться к ним, зарыться в них так же, как той ночью на пляже. Ее просто ошеломил вид того, как он парит за ее окном на третьем этаже.

Он взял Люс за руку и через подоконник выдернул в воздух, в свои объятия. Но тут же опустил на широкий плоский выступ под окном, которого она прежде не замечала.

Каждый раз, когда девочка бывала настолько счастлива, ей хотелось плакать.

– Тебе не положено здесь быть. Но я так рада, что ты пришел.

– Докажи, – улыбаясь, предложил Дэниел и вновь привлек ее к своей груди так, что его подбородок лег к ней на плечо.

Одной рукой он обнял ее за талию. Его крылья излучали тепло. Когда Люс глянула поверх его плеча, она увидела лишь белизну; весь мир был белым, мягко очерченным и сиял в лунном свете. А затем Дэниел взмахнул великолепными крыльями…

В животе у нее как будто что-то провалилось, и девочка подняла, что ее поднимает – нет, возносит прямо в небо. Выступ внизу все уменьшался, звезды в вышине разгорались ярче, а ветер пронизывал тело и трепал волосы.

Они воспаряли выше, в самую ночь, пока школа не сделалась лишь черным пятнышком на земле внизу. Пока океан не превратился в брошенное на землю серебристое покрывало. Пока они не пронзили пушистый слой облаков.

Люс не чувствовала ни холода, ни страха. Только свободу от всего, что отягощало ее внизу, на земле. Свободу от опасности, свободу от любой боли, какую она когда-либо испытывала. Свободу от земного притяжения. И невыразимую влюбленность. Губы Дэниела оставили цепочку поцелуев сбоку на ее шее. Он крепче обнял ее за талию и развернул лицом к себе. Девочка встала на его ступни, как тогда, на той вечеринке, когда они танцевали над океаном. Ветер стих; вокруг них в небе воцарились тишина и спокойствие. Единственными звуками оставались хлопанье крыльев, удерживающих их в воздухе, и стук ее собственного сердца.

– Подобные мгновения, – проговорил Дэниел, – окупают все, что нам пришлось вынести.

И поцеловал ее так, как никогда прежде не целовал. Долгим, нескончаемым поцелуем, который, казалось, навсегда заявил права на ее губы. Его ладони прослеживали очертания ее тела, поначалу легонько, а затем сильнее, восхищаясь его изгибами. Люс таяла в его руках, а он пробегал пальцами вдоль ее бедер, спины, плеч. Он завладел каждой ее частицей.

Девочка ощущала мышцы под его хлопковой рубашкой, его напряженные руки и шею, прогиб его поясницы. Она целовала его подбородок и губы. Здесь, в облаках, где глаза Дэниела сверкали ярче, чем любая виденная ею звезда, и было самое подходящее для нее место.

– Не могли бы мы остаться здесь навсегда? – спросила она. – Мне никогда не будет достаточно этого. Достаточно тебя.

– Надеюсь, что так.

Дэниел улыбнулся, но затем, слишком скоро, его крылья дрогнули, расправляясь. Люс знала, что будет дальше. Медленное снижение.

Она поцеловала Дэниела напоследок и, готовясь к полету, чуть ослабила хватку рук, сцепленных на его шее, но не удержалась.

И упала.

Казалось, это происходит в замедленном воспроизведении. Люс опрокинулась назад, ее руки отчаянно замолотили по воздуху, а затем, когда она полетела вниз, холод и ветер обрушились на нее и вышибли из нее дыхание. Последним, что девочка успела увидеть, оказались глаза Дэниела и потрясение на его лице.

Но тут все ускорилось, и она помчалась вниз так быстро, что не успевала вздохнуть. Мир превратился в кружащуюся черную пустоту, ее замутило, она испугалась, ее глаза жгло ветром, зрение помутилось и померкло. Вот-вот она потеряет сознание.

И на этом все закончится.

Она так никогда и не узнает, кто она на самом деле, никогда не узнает, стоило ли того все это. Никогда не узнает, достойна ли она любви Дэниела, и наоборот. Это уже в прошлом, вот и все.

Ветер неистовствовал у нее в ушах. Люс зажмурилась и стала ждать конца.

И тогда он поймал ее.

Ее обняли руки, сильные, знакомые руки, и полет мягко замедлился, перестав быть падением, – ее прижал к груди Дэниел. Ее глаза были закрыты, но Люс узнала его.

Девочка принялась всхлипывать от облегчения, что Дэниел поймал ее, спас. Она никогда не любила его больше, чем в то мгновение, сколько бы жизней ни прожила.

– С тобой все хорошо? – тихонько прошептал Дэниел, почти прижимаясь губами к ее губам.

– Да, – ответила она, вслушиваясь в хлопанье его крыльев. – Ты поймал меня.

– Я всегда поймаю тебя, когда ты будешь падать.

Медленно они возвращались в мир, оставленный ими позади. К Прибрежной школе и океану, плещущему об утесы. Когда они приблизились к общежитию, он обнял ее крепче и мягко опустился на уступ, приземлившись легко, словно перышко.

Люс встала ногами на камень и подняла взгляд на Дэниела. Она любила его. Единственное, в чем она ни капли не сомневалась.

– Вот так, – с серьезным видом сообщил он – его улыбка сделалась жестче, а искорка в глазах как будто померкла. – Это должно удовлетворить твою тягу к странствиям, хотя бы ненадолго.

– Что ты имеешь в виду под тягой к странствиям?

– Твою манеру то и дело покидать территорию школы, – пояснил он голосом куда менее теплым, чем мгновение назад. – Тебе стоит завязывать с этим, пока меня нет поблизости и я не могу присмотреть за тобой.

– Ой, да ладно тебе, это была просто дурацкая школьная экскурсия. Там все были. Франческа, Стивен…

Люс осеклась, вспомнив, как отреагировал Стивен на происшедшее с Зарей. Поднимать тему ее поездки с Шелби она не отваживалась. Равно как и столкновение с Кэмом под террасой.

– Ты все очень для меня осложняешь, – сообщил Дэниел.

– У меня тоже выдалось не самое простое время.

– Я говорил тебе, что есть определенные правила. Я просил тебя не покидать территорию школы. Но ты не обратила внимания. Так сколько раз ты меня ослушалась?

– Ослушалась тебя? – со смехом переспросила девочка, хотя ее слегка мутило, а голова кружилась. – Ты вообще кто, мой парень или хозяин?

– Ты представляешь, что происходит, когда ты сбегаешь отсюда? Какой опасности ты себя подвергаешь исключительно от скуки?

– Послушай, это больше ни для кого не секрет, – объяснила она. – Кэм и так уже знает, что я здесь.

– Разумеется, Кэм знает, что ты здесь, – раздраженно огрызнулся Дэниел. – Сколько раз я должен тебе повторить, что Кэм пока не представляет угрозы? Он не попытается поколебать тебя.

– Почему нет?

– Потому что он не настолько глуп. И тебе тоже стоит стать осмотрительнее и больше не сбегать тайком. Существуют опасности, которых ты не в состоянии оценить.

Люс открыла было рот, но не знала, что сказать. Если она заявит Дэниелу, что разговаривала с Кэмом и что он убил нескольких сообщников мисс Софии, это лишь подтвердит его правоту. Гнев разгорался в ней – гнев на Дэниела, на его загадочные правила, на то, что он обращается с ней как с ребенком. Девочка отдала бы что угодно, чтобы остаться с ним, но его глаза посуровели и походили на ровные серые заслонки, а время, проведенное ими в небе, уже казалось давним сном.

– Ты понимаешь, через какой ад я прохожу в попытках обеспечить твою безопасность?

– Как я могу что-либо понимать, если ты мне ничего не говоришь?

Красивые черты Дэниела исказились в жутковатой гримасе.

– Это ее вина? – спросил он, ткнув большим пальцем в сторону ее комнаты. – Что за мрачные мысли она тебе подбрасывает?

– Я способна думать и своей головой, спасибо, – отрезала Люс, прищурившись. – Но откуда ты знаешь Шелби?

Дэниел не обратил внимания на вопрос. Девочка не могла поверить, что он так с ней разговаривает, как будто она какая-то дурно воспитанная домашняя зверушка. Тепла, переполнявшего ее мгновения назад, когда Дэниел целовал ее, обнимал ее, смотрел на нее, переставало хватать при столкновении с холодом, воцарявшимся всякий раз, как они разговаривали.

– Может, Шелби и права, – заключила Люс.

Она так долго не видела Дэниела – но Дэниел, которого она хотела видеть, тот, кто любил ее больше всего на свете, тот, кто следовал за ней через тысячелетия, потому что не мог без нее жить, остался там, в облаках, а не спустился вниз, чтобы ею помыкать. Возможно, за все эти жизни она так и не узнала его по- настоящему.

– Может быть, ангелам и людям не следует…

Но выговорить это она не смогла.

– Люс.

Его пальцы сомкнулись на ее запястье, но девочка стряхнула их. Его распахнутые глаза казались темными, а щеки побелели от холода. Сердце велело ей хвататься за него, прижиматься к нему, ощущать соприкосновение их тел, но в глубине души она знала, что эту размолвку поцелуем не исцелить.

Люс шагнула мимо него на сужающуюся часть уступа и открыла свое окно, с удивлением обнаружив, что в комнате уже темно. Она забралась внутрь, а когда обернулась к Дэниелу, то заметила, что его крылья дрожат. Как будто он был готов расплакаться. Девочке хотелось вернуться к нему, обнимать, утешать и любить его.

Но она не могла.

Люс закрыла окно и осталась стоять одна в темной комнате.

Глава 9 Десять дней

Когда девочка проснулась утром во вторник, Шелби уже ушла. Ее кровать была застелена, лоскутное одеяло свернуто в ногах, а красный стеганый жилет и большая сумка сдернуты с крючка у двери.

Все еще в пижаме, Люс поставила в микроволновку кружку воды, чтобы заварить чай, а затем присела проверить электронную почту.

Кому: lucindap44@gmail.com

От: callieallieoxenfree@gmail.com

Отправлено: понедельник, 15.11 1:34

Тема: Пытаюсь не принимать на свой счет

Дорогая Л.!

Получила твое письмо, и прежде всего самое важное: я тоже по тебе скучаю. Но у меня к тебе неожиданное предложение, называется «Мы с тобой наверстываем упущенное». Ох уж эта безумная Келли и ее дикие идеи. Я знаю, что ты занята. Знаю, что ты находишься под строгим наблюдением и улизнуть от него непросто. Чего я не знаю, так это ни единой подробности твоей жизни. С кем ты обедаешь? Какой урок нравится тебе больше всего? Что у вас вышло с тем парнем? Видишь, я даже имени его не знаю. И меня это бесит.

Здорово, что ты раздобыла телефон, но не надо писать мне, что ты собираешься позвонить. Просто звони. Я целую вечность не слышала твоего голоса. Но я на тебя не сержусь. Пока что.

Целую,

К.

Люс закрыла письмо. Вывести Келли из себя было почти невозможно. Ей никогда прежде не доводилось. Сейчас подруге даже в голову не приходит, что Люс ее обманывает, и это лишний раз свидетельствует о том, насколько они друг от друга отдалились. Девочку терзал тяжкий стыд, угнездившийся где-то на загривке.

Теперь к следующему письму.

Кому: lucindap44@gmail.com

От: thegaprices@aol.com

Отправлено: понедельник, 15.11 20:30

Тема: Да, солнышко, мы тебя тоже любим

Люс, детка!

Твои письма всегда очень нас радуют. Как дела с командой по плаванию? На улице так похолодало – ты ведь сушишь волосы? Знаю, что надоедаю тебе советами, но я так скучаю по тебе.

Как думаешь, тебе разрешат уехать из Меча и Креста на День благодарения на будущей неделе? Папа может позвонить декану? Мы не хотели спешить, но твой отец съездил и купил «Тофурки»[8], просто на всякий случай. Я заполняю вторую морозилку пирогами. Тебе по-прежнему нравится тот, что со сладким картофелем? Мы любим тебя и все время думаем о тебе.

Мама

Рука Люс застыла на мышке. Сейчас утро вторника. До Дня благодарения остается полторы недели. Любимый праздник впервые пришел ей на ум. Но так же поспешно, как вспомнила о нем, Люс попыталась избавиться от этой мысли. Мистер Коул ни за что не позволит ей съездить домой на День благодарения.

Она уже собиралась щелкнуть «ответить», когда мигающий оранжевый значок внизу экрана привлек ее внимание. Майлз был в Сети. И пытался с ней поболтать.

Майлз (8:08): Доброго утра, мисс Люс.

Майлз (8:09): Умираю от голода. Ты просыпаешься такой же голодной, как я?

Майлз (8:15): Не хочешь позавтракать? Я загляну в твою комнату по дороге. Через 5 минут?

Люс бросила взгляд на часы. Двадцать одна минута девятого. В дверь громко постучали. А она все еще в пижаме. И расчесаться после сна так и не успела. Люс слегка приоткрыла дверь.

Утренний свет падал на половицы коридора. Это напомнило девочке о том, как она спускалась к завтраку по неизменно солнечной деревянной лестнице в родительском доме и как весь мир выглядел ярче сквозь призму одного наполненного светом прохода.

Сегодня на Майлзе не было кепки, так что Люс выпал редкий случай разглядеть его глаза. Они оказались по-настоящему темно-синими, цвета летнего неба в девять утра. С мокрых волос на ворот белой футболки капала вода. Девочка сглотнула, невольно представив одноклассника в душе. Он ухмыльнулся ей, продемонстрировав ямочки на щеках и белоснежные зубы. Сегодня он выглядел совершеннейшим калифорнийцем; Люс даже удивилась тому, насколько хорошо это может смотреться.

– Привет, – поздоровалась она, стараясь спрятаться в своей пижаме за дверью. – Только что заметила твои сообщения. Я не против позавтракать, но еще не одета.

– Могу и подождать.

Майлз прислонился к стене коридора. В животе у него громко заурчало. Мальчик попытался невзначай прикрыть его руками, чтобы приглушить звук.

– Я потороплюсь, – рассмеялась Люс, закрывая дверь.

Она постояла перед шкафом, пытаясь не думать о Дне благодарения, о родителях, о Келли и о том, почему так много важных для нее людей разом ускользают от нее.

Наконец Люс вытащила из ящика длинный серый свитер и накинула его поверх черных джинсов. Почистила зубы, нацепила серебряные сережки в виде крупных колец, спрыснула руки лосьоном, подхватила рюкзачок и окинула взглядом свое отражение в зеркале.

Она не выглядела девочкой, угодившей вместо романтических отношений в какую-то склочную борьбу за власть, или девочкой, которая не может поехать на День благодарения домой к семье. Сейчас она смотрелась просто как девочка, взволнованная тем, что сейчас откроет дверь и увидит парня, с которым чувствует себя нормальной, счастливой и в чем-то даже замечательной.

Не своего парня.

Она со вздохом открыла Майлзу дверь. Его лицо просветлело.

Когда они вышли наружу, Люс осознала, что погода переменилась. Пронизанный солнцем утренний воздух оказался таким же свежим, каким был прошлой ночью на уступе. Но теперь в нем к тому же чувствовался морозец.

Майлз протянул ей свою объемистую куртку цвета хаки, но девочка только отмахнулась.

– Выпью кофе и согреюсь.

Они сели за тот же стол, что и неделей раньше. Тут же к ним бросилась пара учащихся-официантов. Оба, похоже, приятельствовали с Майлзом и держались в непринужденной, шутливой манере. Люс определенно никогда не удостаивалась подобного обслуживания, когда приходила с Шелби. Пока ребята засыпали Майлза вопросами: как сыграла прошлым вечером его виртуальная футбольная команда, видел ли он тот ролик в YouTube, где парень подшучивает над своей подружкой, есть ли у него какие-нибудь планы на вечер после занятий, – Люс обводила взглядом террасу в поисках соседки, но никак не могла ее найти.

Майлз ответил на все вопросы, но, похоже, не испытывал желания продолжать разговор. Он указал на Люс.

– Это Люс. Она хотела бы большую чашку самого горячего кофе и…

– Омлет, – подсказала девочка, закрывая небольшое меню, которое ежедневно распечатывала столовая Прибрежной.

– И то же самое для меня, спасибо.

Майлз вернул оба меню и сосредоточил на Люс полное внимание.

– Кажется, я в последнее время почти не видел тебя вне класса. Как у тебя дела?

Его вопрос удивил девочку. Возможно, потому что она все утро ощущала себя магнитом, притягивающим вину. Ее порадовало, что в конце не прозвучало никаких «И где же ты пряталась?» или «Ты что, меня избегаешь?», а только один вопрос: «Как у тебя дела?»

Люс лучезарно улыбнулась Майлзу, затем как-то сбилась и к тому времени, как ей удалось ответить, уже едва ли не морщилась.

– Все в порядке, – выговорила она.

– Ну-ну.

Ужасная ссора с Дэниелом. Вранье родителям. Потеря лучшей подруги. Отчасти ей хотелось вывалить все это на Майлза, но она понимала, что не должна этого делать. Не может. Это заметно сблизило бы их, а Люс не была уверена, что это такая уж хорошая мысль. Она никогда прежде не имела по-настоящему близких друзей среди мальчишек – таких, с которыми делишься всем на свете и на которых полагаешься, как на подруг. Не станет ли от этого все еще… запутаннее?

– Майлз, – наконец спросила она, – а что тут обычно устраивают на День благодарения?

– Понятия не имею. Ни разу не оставался здесь, чтобы это выяснить. А жаль. День благодарения у меня дома – чересчур масштабное мероприятие. По меньшей мере сотня гостей. Около десяти перемен блюд. И обязательный смокинг.

– Ты шутишь.

Мальчик покачал головой.

– Хотелось бы. Серьезно. Нам приходится нанимать служащих на парковку, – пояснил он и, чуть помолчав, уточнил: – А почему ты спрашиваешь… погоди, тебе что, некуда поехать?

– Э-э…

– Ты едешь к нам, – решил он и рассмеялся при виде ошарашенного выражения ее лица. – Пожалуйста. В этом году мой брат не приезжает из колледжа, а он был единственной отдушиной. Я бы показал тебе окрестности Санта-Барбары. Мы могли бы забить на индейку и раздобыть лучшие в мире тако[9] в «Супер Рике», – предложил Майлз, вскинув бровь. – Выйдет куда менее мучительно, если ты поедешь туда со мной. Возможно, даже весело.

Пока Люс обдумывала его предложение, до ее спины кто-то дотронулся. Это прикосновение было ей уже знакомо – успокаивающее, почти целительное – Франческа.

– Вчера вечером я разговаривала с Дэниелом, – сообщила та.

Девочка попыталась ничем себя не выдать, когда учительница склонилась к ней. Неужели Дэниел отправился повидаться с ней после того, как Люс оттолкнула его? При одной мысли об этом ее кольнула ревность, хотя она толком не поняла почему.

– Он беспокоится о тебе, – продолжила Франческа и чуть помолчала, видимо изучая лицо ученицы. – Я сказала ему, что ты прекрасно справляешься, учитывая новое для тебя окружение. И что ты всегда можешь обратиться ко мне, что бы тебе ни понадобилось. Пожалуйста, пойми, что с любыми вопросами тебе следует приходить ко мне.

Ее взгляд сделался острее, стал жестким и напористым.

«Приходи ко мне, а не к Стивену», – казалось, безмолвно требовала она.

А затем Франческа ушла, столь же поспешно, сколь и появилась, только шелковая подкладка белого шерстяного пальто зашелестела по черным колготкам.

– Значит… День благодарения, – в конце концов продолжил Майлз, потирая ладони.

– Ладно, ладно, – кивнула Люс, проглотив остаток кофе. – Я об этом подумаю.

Шелби так и не показалась в Нефском доме на утреннем занятии – лекции о призыве предка-ангела, чем- то напоминающей отправку сообщения на небесную голосовую почту. К обеду Люс уже начала волноваться. Но, направляясь в класс на урок математики, она наконец-то высмотрела знакомый красный жилет и буквально рванулась в ту сторону.

– Эй! – окликнула она соседку, дернув ее за стянутые в хвост густые светлые волосы. – Где ты была?

Шелби медленно обернулась. Выражение ее лица напомнило девочке первый день в Прибрежной. Ноздри ее раздувались, а брови были насуплены.

– У тебя ничего не случилось? – поинтересовалась Люс.

– Все отлично.

Шелби отвернулась и принялась возиться с ближайшим шкафчиком, набрав код, а затем распахнув дверцу. Внутри обнаружился футбольный шлем и примерно чемодан пустых бутылок из-под «Гаторейда»[10]. Изнутри дверцы был прикноплен плакат группы поддержки «Лос-Анджелес лейкерс».

– Это вообще твой шкафчик? – спросила Люс.

Она не знала ни одного нефилима, пользующегося шкафчиком, но Шелби упорно рылась в этом, небрежно отшвыривая через плечо грязные, пропотевшие носки.

Ее соседка захлопнула дверцу и передвинулась к следующей, подбирая код.

– Ты что, осуждаешь меня?

– Нет, – покачала головой Люс. – Шел, что происходит? Ты исчезла куда-то утром, пропустила урок…

– Ну, теперь-то я здесь, – вздохнула та. – Франки со Стивеном куда проще относятся к прогулам, чем здешние гуманоиды.

– Зачем тебе понадобилось прогуливать? Вчера с тобой все было в порядке, пока…

Пока не объявился Дэниел.

Примерно в то время, когда он постучал в окно, Шелби вся побледнела, притихла, сразу отправилась в постель и…

Пока подруга глазела на Люс так, словно коэффициент ее интеллекта внезапно упал вдвое, сама Люс обратила внимание на остальной коридор. Там, где заканчивался ряд ржавого цвета шкафчиков, у серых стен расположились девочки. Там были Заря, Жасмин и Лилит. А также примерного вида ученицы в шерстяных кофтах, вроде Эми Брэншо, с которой Люс вместе занималась по вечерам. И еще панкующие девицы с пирсингом, с виду похожие на Арриану, но куда менее приятные собеседницы. И несколько незнакомок, которых она никогда прежде не видела. Девочки с прижатыми к груди книгами, с полными ртами жевательной резинки и с взглядами, устремленными на стены, на потолочные балки, на одноклассниц. Куда угодно, только не в упор на Люс или Шелби. Хотя было очевидно, что все они подслушивают.

Муторное ощущение в животе подсказало ей почему. Это было самое большое собрание нефилимов и обычных учащихся, какое она до сих пор видела в Прибрежной. И каждая девица в этом коридоре догадалась раньше самой Люс.

Они с Шелби того и гляди сцепятся из-за парня.

– О, – сглотнула Люс. – Ты и Дэниел…

– Ага. Мы. Давным-давно, – буркнула Шелби, избегая ее взгляда.

– Ладно.

Люс сосредоточилась на дыхании. Она в силах с этим совладать. Но от шепотков, разлетевшихся по ряду девочек, ее кинуло в дрожь.

Шелби насмешливо фыркнула.

– Мне жаль, что одна мысль об этом вызывает у тебя такое отвращение.

– Дело не в этом, – возразила Люс, хотя действительно испытывала отвращение – отвращение к себе. – Я всегда… я думала, что я единственная.

Ее соседка уперла руки в боки.

– Ты думала, что всякий раз, когда ты исчезала на семнадцать лет, Дэниел просто сидел сложа руки? Очнись! У него были подружки и до тебя. Или между, или как тебе угодно, – выпалила она и чуть помолчала, украдкой покосившись на подругу. – Ты что, и в самом деле настолько поглощена собой?

Люс лишилась дара речи.

Шелби хмыкнула и повернулась к остальному коридору.

– Это эстрогенное силовое поле пора рассеивать, – рявкнула она, погрозив им пальцем. – А ну уматывайтесь. Вы все. Сейчас же!

Когда девочки заторопились прочь, Люс прижалась лбом к холодному металлу шкафчика. Ей хотелось заползти внутрь и спрятаться там.

Шелби прислонилась спиной к стене рядом с ней.

– Знаешь, – смягчившимся тоном заметила она, – Дэниел – дрянной ухажер. И лжец. Он тебе врет.

Люс выпрямилась и накинулась на нее с кулаками, щеки девочки заливал румянец. Может, сейчас Дэниел ее и бесил, но никто не вправе говорить гадости о ее возлюбленном.

– Эй-эй, – возмутилась Шелби, уклоняясь от удара. – Да успокойся ты. Черт.

Она сползла вниз по стенке и уселась на пол.

– Послушай, мне не стоило заводить этот разговор. Это была единственная дурацкая ночь, причем давным-давно, а парень явно не находил без тебя места. Тогда я тебя не знала, так что считала всю эту байку насчет вас двоих… в высшей степени скучной. Чем, если хочешь знать, и объяснялась та неприязнь, которую я испытывала к одному твоему имени.

Она похлопала ладонью по полу рядом с собой, и Люс тоже соскользнула по стенке и села. Шелби неуверенно улыбнулась.

– Клянусь, Люс, я никогда не предполагала, что встречусь с тобой. И уж точно не ожидала, что ты окажешься… такой клевой.

– Ты считаешь меня клевой? – переспросила девочка и тихонько фыркнула себе под нос. – Ты была права насчет того, что я поглощена собой.

– Тьфу, об этом-то я и говорю. Ты ведь из тех людей, на которых совершенно невозможно злиться, – вздохнула Шелби. – Ладно. Прости, что я накинулась на твоего парня и что ненавидела тебя еще до того, как познакомилась. Этого больше не повторится.

Странное дело. То, что могло бы напрочь рассорить двух подруг, по сути, лишь сблизило их. Здесь не было вины Шелби. Весь гнев, который испытывала Люс по этому поводу, ей хотелось обрушить на голову… Дэниела. «Единственная дурацкая ночь», – сказала Шелби. Но что произошло на самом деле?

Закат застал Люс на скальных ступенях, ведущих к пляжу. Под открытым небом было холодно, и тем холоднее, чем ближе к воде она подходила. Последние лучи солнца плясали на тонких клочьях облаков, пятнали океан рыжим, розовым и пастельно-голубым. Спокойная вода расстилалась перед ней, словно путь на небеса.

Люс и не представляла, зачем пришла сюда, пока не добралась до обширного круга песка, все еще черного от Роландова костра. Но затем ее потянуло за высокий валун, куда утащил ее Дэниел. Где они танцевали, а затем тратили выпавшие на их долю драгоценные мгновения близости на ссору по такому дурацкому поводу, как цвет ее волос.

У Келли в Довере как-то был парень, с которым она порвала после размолвки из-за тостера. Один из них забил приборчик слишком крупным рогаликом, а второй вышел из себя. Люс уже запамятовала подробности, но помнила, как задавалась вопросом: да кто вообще расходится с любимыми из-за кухонных принадлежностей?

Но дело было вовсе не в тостере, объяснила ей Келли. Тостер оказался лишь симптомом, выявившим все проблемы в их отношениях.

Люс огорчало, что они с Дэниелом все время ссорятся. А спор на пляже из-за того, что она покрасила волосы, напомнил ей историю Келли. Он казался предвестником какой-то более крупной, более неприятной грядущей ссоры.

Ежась под порывами ветра, девочка осознала, что спустилась сюда в попытке понять, где они ошиблись той ночью. Она бессмысленно искала следы на воде, подсказки, вырубленные в скале. Она смотрела повсюду, но только не внутри себя. Поскольку внутри ее таилась лишь огромная загадка ее прошлого. Возможно, ответы по-прежнему скрываются где-то в вестниках, но пока они, к ее разочарованию, оставались недосягаемыми.

Ей не хотелось винить Дэниела. Это же ей хватило наивности предполагать, что все это время он не имел отношений ни с кем, кроме нее. Но он никогда и не говорил обратного. Так что практически сам подвел ее к этому потрясению. Это смущало. И добавляло лишнюю строку к длинному списку того, что, по мнению Люс, она имела право знать, а Дэниел не счел уместным ей сообщить.

Нечто, показавшееся ей поначалу дождем, коснулось ее щек и кончиков пальцев. Но оказалось теплым, а не холодным. Легким и рассыпчатым, но не мокрым. Она запрокинула лицо к небу, и ее ослепил мерцающий лиловый свет. Не желая затенять глаза, девочка смотрела, даже когда он сделался ярким до боли. Крупицы его медленно планировали к воде у самого берега, складываясь в узор и принимая очертания, которые она узнала бы где угодно.

Казалось, Дэниел стал еще великолепнее. Пока он приближался к суше, его босые ноги парили в нескольких дюймах над водой. Широкие белые крылья как будто окаймлял лиловый свет, и они почти незаметно подрагивали в порывах ветра. Так нечестно. При одном лишь взгляде на него Люс охватили благоговейный трепет, восторг – и отчасти страх. Она не могла думать почти ни о чем другом. Все раздражение и гложущее разочарование куда-то делись. Осталось лишь несомненное влечение к нему.

– Ты продолжаешь приходить, – шепнула девочка.

– Я же говорил, что хочу с тобой поговорить, – разнесся над водой голос Дэниела.

Люс поджала губы.

– Насчет Шелби?

– Насчет опасности, которой ты продолжаешь себя подвергать, – прямо уточнил он.

Девочка ожидала, что упоминание о Шелби вызовет хоть какую-то реакцию. Но Дэниел только склонил голову набок. Он добрался до влажной кромки пляжа, где вода вспенивалась и откатывалась назад, и завис перед ней над самым песком.

– А что насчет Шелби?

– Ты и впрямь собираешься сделать вид, будто не понимаешь?

– Погоди.

Дэниел опустился на землю, согнув колени, когда босые ступни коснулись песка. Потом он выпрямился, и его крылья ушли назад, подальше от лица, подняв целый порыв ветра. Люс впервые задумалась о том, насколько они, должно быть, тяжелые.

Дэниелу потребовалось меньше пары секунд, чтобы оказаться около нее, но когда его руки проскользнули ей за спину и привлекли ближе, он действовал уже не так стремительно.

– Давай не будем сразу начинать со ссоры, – попросил он.

Люс прикрыла глаза и позволила ему подхватить себя с земли. Их губы встретились, и она запрокинула лицо к небу, нежась в его близости. Не было больше ни темноты, ни холода, только омывающее ее чудесное лиловое сияние. Даже шум океана стал не очень слышен из-за негромкого гула энергии, заключенной в теле Дэниела.

Девочка крепко обняла его за шею, затем погладила твердые мышцы плеч, коснулась мягкого края крыльев. Сильные, белые и мерцающие, те всякий раз оказывались куда больше, чем ей помнилось. Два великолепных паруса простирались по обе стороны от тела, и каждый их дюйм был гладок и безупречен. Кончиками пальцев Люс ощущала напряжение, как будто трогала туго натянутый холст. Но только шелковистый и бархатисто-нежный. Казалось, крылья отзывались на ее прикосновения и даже тянулись вперед, чтобы потереться о нее, привлечь ее ближе, пока она совершенно в них не зарылась, вжимаясь все теснее и теснее, но так и не утолив своей жажды. Дэниел вздрогнул.

– Что-то случилось? – шепотом спросила девочка, поскольку порой он тревожился, когда их страсть начинала разгораться. – Тебе больно?

Этим вечером взгляд его казался жгучим.

– Все просто чудесно. Бесподобно.

Его пальцы скользили по талии Люс, пробираясь под свитер. Обычно она слабела от его нежности. Сегодня Дэниел прикасался к ней с куда большей силой. Едва ли не грубо. Девочка не понимала, что на него вдруг нашло, но ей это нравилось.

Губы ангела скользнули по ее губам, затем поднялись выше, по переносице, бережно коснулись по очереди каждого века. Когда он отстранился, Люс открыла глаза и посмотрела на него.

– Ты такая красивая, – прошептал Дэниел.

Именно такие слова мечтают услышать большинство девушек, – однако стоило ему это сказать, как Люс почудилось, что ее выдернуло из собственного тела и заменило кем-то другим.

Шелби.

Но не только ею – велики ли шансы, что та была единственной? Ощущали ли другие глаза, носы и скулы поцелуи Дэниела? Приникали ли другие тела к его груди на пляже? Сливались ли с его губами другие губы, заходились ли стуком другие сердца? Шептал ли он другим такие же комплименты?

– В чем дело? – спросил Дэниел.

Люс стало дурно. Пусть от их поцелуев запотевали окна, но как только они пробовали воспользоваться ртами для иных целей – скажем, разговоров, – все сразу усложнялось.

Она отвернулась от него.

– Ты лгал мне.

Дэниел не поднял ее на смех и не рассердился, как она ожидала – и почти хотела этого. Он сел на песок. Сложил руки на колени и уставился на пенящиеся волны.

– В чем именно?

Едва слова успели сорваться с ее губ, Люс пожалела о сказанном.

– Я могла бы прибегнуть к твоему собственному подходу – и вообще ничего больше тебе не говорить.

– Я не могу рассказать тебе то, что ты хочешь узнать, если ты не объяснишь мне, что тебя беспокоит.

Девочка подумала было о Шелби, но, когда представила, как разыгрывает сцену ревности – лишь для того, чтобы он обошелся с ней как с ребенком, – почувствовала себя жалкой.

– У меня такое ощущение, что мы совершенно чужие, – сказала она вместо этого. – Как будто я знаю тебя не лучше, чем кто угодно другой.

– О.

Голос Дэниела остался спокойным, а выражение лица – столь раздражающе терпеливым, что Люс захотелось его встряхнуть. Ничто не могло вывести его из равновесия.

– Ты держишь меня здесь как заложницу, Дэниел. Я ничего не знаю. Никого не знаю. Я одинока. Каждый раз, когда мы видимся, ты возводишь какую-нибудь новую стену и отгораживаешься ею от меня. Никогда не подпускаешь ближе. Ты притащил меня сюда…

Сперва она имела в виду Калифорнию, но дело было не только в этом. Ее прошлое, какое бы скудное представление о нем девочка ни имела, разворачивалось у нее в голове, словно оброненный рулон кинопленки, разматывающийся по полу.

Дэниел тащил ее куда дальше и дольше, чем просто до Калифорнии. Сквозь века подобных ссор. Сквозь мучительную гибель, приносящую боль всем, кто ее окружал, – вроде тех милых пожилых людей, которых она навещала недавно. Дэниел разрушил жизнь этой пары. Убил их дочь. И всего лишь потому, что был напористым ангелом, который увидел нечто ему приглянувшееся и тут же на него набросился.

Нет, он не просто затащил ее в Калифорнию. Он затащил ее в проклятую вечность. Это бремя следовало бы нести ему одному.

– Я страдаю – я и все, кто меня любит, – от твоего проклятия. Вечно. Из-за тебя.

Дэниел вздрогнул, как будто она ударила его.

– Ты хочешь вернуться домой, – сказал он.

Она топнула ногой по песку.

– Я хочу вернуться. Каким бы образом ты ни вовлек меня в эту историю, я хочу, чтобы ты забрал все обратно. Я хочу просто жить нормальной жизнью, и умирать нормальной смертью, и расставаться с нормальными людьми по нормальным поводам вроде тостеров, а не сверхъестественных тайн Вселенной, которых ты мне даже не доверяешь.

– Погоди.

Лицо Дэниела совершенно побелело. Его плечи напряглись, а руки задрожали. Даже крылья, такие могучие мгновениями раньше, теперь казались хрупкими. Люс хотелось протянуть руку и коснуться их, как будто это подсказало бы ей, насколько реальна боль, которую она видит у него в глазах. Но она продолжала стоять на своем.

– Мы расстаемся? – спросил Дэниел слабым, тихим голосом.

– А мы вообще-то вместе?

Он поднялся на ноги и взял ее лицо в ладони. Прежде чем Люс успела отпрянуть, жар отхлынул от ее щек. Она прикрыла глаза, противясь магнетической силе его прикосновения, но та оказалась слишком мощной, куда мощнее чего бы то ни было еще.

Это усмирило гнев Люс, изорвало ее личность в клочья. Кто она без него? Почему влечение к Дэниелу всегда побеждает все, что отталкивает ее от него? Здравый смысл, обидчивость, самосохранение – ничто из этого не способно ему противостоять. Должно быть, это часть его кары. То, что она навеки привязана к нему, словно марионетка к кукловоду. Люс знала, что ей не следует вожделеть его каждой частицей естества, но ничего не могла с собой поделать. Смотреть на него, ощущать его прикосновения – весь прочий мир мерк в сравнении с этим.

Вот если бы только любить его не оказывалось так трудно!

– Я не вполне понял… – шепнул ей на ухо Дэниел. – Ты хочешь тостер?

– Кажется, я сама не знаю, чего хочу.

– Зато я знаю, – отозвался он, не отрывая настойчивого взгляда от ее глаз. – Я хочу тебя.

– Я понимаю, но…

– И ничто на свете этого не изменит. Что бы ты ни услышала. Что бы ни произошло.

– Но мне недостаточно быть желанной. Мне нужно, чтобы мы были вместе – по-настоящему вместе.

– Скоро. Обещаю. Все это лишь временно.

– Это ты уже говорил.

Люс заметила, что у них над головами взошел месяц, сияющий ровным ярко-оранжевым светом.

– О чем ты хотел со мной поговорить?

Дэниел заправил ей за ухо прядь осветленных волос, чересчур надолго задержавшись на них взглядом.

– О школе, – ответил он, чуть замешкавшись, чем заставил ее усомниться в его искренности. – Я попросил Франческу приглядывать за тобой, но хотел убедиться сам. Ты чему-нибудь научилась? Хорошо проводишь время?

Ее подмывало похвастаться перед ним своими успехами в обращении с вестниками, поведать о разговоре со Стивеном и о картинках собственных родителей, которые ей удалось подглядеть. Но Дэниел смотрел на нее сейчас с таким нетерпением и желанием услышать то, что ему хотелось; он явно пытался избежать ссоры, так что Люс решила последовать его примеру.

Она закрыла глаза. Сказала ему то, что он хотел услышать. В школе все отлично. У нее все отлично. Губы Дэниела вновь нашли ее губы; короткий поцелуй был страстным, так что все ее тело затрепетало.

– Я должен идти, – наконец сказал Дэниел, выпрямляясь. – Мне вообще не следовало здесь появляться, но я не могу без тебя. Я тревожусь о тебе каждое мгновение. Я люблю тебя, Люс. Люблю до боли.

Она зажмурилась, защищая глаза от ветра, поднятого его крыльями, и взвихрившегося жалящего песка.

Глава 10 Девять дней

Отдающиеся эхом свист и лязг заглушили крики переговаривающихся скоп. Долгая, певучая нота металла, скользнувшего по металлу, затем звон тонкого серебристого клинка, отбитого гардой противника.

Франческа и Стивен сражались.

Нет – они фехтовали. Демонстрация для учеников, готовящихся к собственным учебным поединкам.

– Владение клинком, будь то легкие рапиры, которыми мы пользуемся сегодня, или нечто столь опасное, как сабля, – это бесценный навык, – объявил Стивен, рассекая лезвием воздух короткими, хлесткими движениями. – Воинства небес и ада редко сходятся в битве, но когда это случается…

Не глядя, он атаковал Франческу боковым выпадом, а та, также не глядя, вскинула клинок и парировала удар.

– …современное вооружение не в силах причинить им вред. Кинжалы, луки и стрелы, огромные пламенные мечи – вот наши вечные орудия.

Последовавший за этим поединок был показательным, всего лишь уроком; Франческа и Стивен даже не надели масок.

Это было позднее утро среды, и Люс сидела на террасе, на широкой скамье между Жасмин и Майлзом.

Весь класс, включая обоих их учителей, сменил будничную одежду на белые костюмы, какие обычно носят фехтовальщики. Половина ребят вертели в руках сетчатые защитные маски. Люс явилась в кладовку с инвентарем сразу после того, как забрали последнюю маску, что совершенно ее не огорчило. Она надеялась избежать неловкости, когда весь класс убедится в ее бездарности: по тому, как остальные разминались по бокам террасы, было очевидно, что им уже знакомы подобные тренировки.

– Главное – представлять собой как можно меньшую мишень для противника, – пояснила Франческа группке окруживших ее учеников. – Так что вы переносите вес на одну ногу, вторая становится ведущей, а затем вы раскачиваетесь вперед и назад – на расстояние выпада и обратно.

Учителя внезапно закружились в настоящем вихре ударов и блоков; сталь то и дело звенела, когда они искусно отражали выпады друг друга. В какой-то момент клинок Франчески ушел далеко влево, Стивен ударил, но она качнулась назад, по дуге уведя рапиру вверх и коснувшись его запястья.

– Туше, – смеясь, объявила она.

Стивен повернулся к классу.

– Туше по-французски значит «задет». В фехтовании очки начисляются за касание.

– Сражайся мы всерьез, – добавила Франческа, – боюсь, кисть Стивена уже лежала бы на окровавленной террасе. Прости, дорогой.

– Ничего страшного, – откликнулся тот. – Ничего. Страшного.

Он накинулся на нее сбоку, казалось, чуть не воспарив над землей. В последовавшем за этим неистовом обмене выпадами Люс совершенно не успевала следить за клинком Стивена – он снова и снова вспарывал воздух и едва не рассек Франческу, но та своевременно уклонилась в сторону и вновь возникла у него за спиной.

Учитель оказался к этому готов и отбил ее рапиру, а затем опустил острие своей вниз и ударил противнице в подъем ноги.

– Боюсь, ты, моя дорогая, встала не с той ноги.

– Посмотрим.

Франческа подняла руку и пригладила волосы. Они оба пристально, с убийственным напряжением смотрели друг на друга.

Каждый новый раунд неистового действа заставлял Люс тревожно вскидываться. Она всегда была пугливой, но и остальной класс сегодня держался на удивление беспокойно. Беспокойно от возбуждения. Наблюдая за Франческой и Стивеном, никто из ребят не мог сидеть тихо.

Вплоть до сегодняшнего дня Люс недоумевала, почему ни один нефилим не числится ни в какой из школьных спортивных команд. Жасмин лишь сморщила носик, когда девочка спросила, не хотят ли они с Зарей попробоваться в команду по плаванию. По сути, пока она не услышала этим утром, как Лилит в раздевалке, зевая, рассуждает о том, что любой спорт, кроме фехтования, «невыносимо скучен», ей представлялось, что нефилимы попросту не любят физических нагрузок. Но дело оказалось вовсе не в этом. Они просто тщательно выбирали, чем заниматься.

Люс поморщилась, представив, как Лилит, помнящая французский перевод всех фехтовальных терминов, которых она сама не знала даже на английском, гибкая и язвительная, устремляется в атаку. Если остальные нефилимы обладают хотя бы десятой долей продемонстрированного учителями умения, к концу занятия она превратится в горку изрубленных частей тела.

Преподаватели фехтовали искусно, легко переходили в выпад и возвращались в стойку. Солнце сверкало на их клинках и белых защитных жилетах. Густые светлые локоны Франчески великолепным нимбом сияли над плечами, когда она кружила рядом со Стивеном. Их ноги с таким изяществом выплетали узоры на полу террасы, что весь поединок походил на танец.

На их лицах застыла упрямая, ожесточенная решимость. После первой пары касаний они сравняли счет. Оба не могли не устать – поскольку фехтовали уже больше десяти минут без единого засчитанного удара. И двигались так быстро, что дуги их клинков практически исчезли; осталась лишь чистая ярость, слабый гул в воздухе и постоянный лязг сталкивающихся рапир.

Вскоре начали лететь искры всякий раз, как их клинки встречались. Искры любви или ненависти? Порой казалось, что и того и другого.

И это беспокоило Люс. Поскольку предполагалось, что любовь и ненависть стоят в точности на противоположных концах спектра. Их разделение казалось столь же ясным, что и… скажем, на ангелов и демонов, как некогда она считала. Но уже нет. Пока девочка с благоговением и страхом наблюдала за учителями, в ее мыслях кружились воспоминания о вчерашнем споре с Дэниелом. И собственные любовь и ненависть – или если и не вполне ненависть, то нарастающая ярость – сплелись узлом в ее душе.

Одноклассники восторженно закричали. Люс показалось, что она лишь моргнула, но момент был полностью пропущен. Рапира Франчески уткнулась острием в грудь Стивена. Близко к сердцу. Она нажала на рукоять так, что тонкий клинок выгнулся дугой. Оба на миг замерли, глядя друг другу в глаза. Люс не знала, считать ли и это тоже частью представления.

– Прямо в сердце, – проговорил Стивен.

– Как будто у тебя оно есть, – шепнула Франческа.

Казалось, оба учителя на мгновение забыли о собравшихся на террасе школьниках.

– Еще одна победа Франчески, – объявила Жасмин, затем наклонилась к уху Люс и понизила голос. – На ее счету долгая череда побед. А у Стивена не так много.

В этом замечании Люс померещился какой-то скрытый смысл, но подруга уже легко вскочила со скамьи, надвинула на лицо маску и потуже затянула в хвост волосы. Готовая к бою.

Пока вокруг суетились остальные школьники, Люс попыталась вообразить подобную сцену между собой и Дэниелом: она берет верх, и он оказывается на милости ее клинка, как Стивен у Франчески. Сказать по правде, ей не удалось такое представить. И это встревожило Люс. Не потому, что ей хотелось помыкать Дэниелом, а потому, что не хотелось, чтобы помыкали ею. Прошлой ночью она слишком сильно от него зависела. Воспоминания о поцелуе тревожили ее, вгоняли в краску и подавляли – и не в лучшем смысле слова.

Она любит его. Но…

Почему она не в состоянии додумать фразу без этого маленького уродливого союза? Должна бы, однако не может. Сейчас между ними происходит вовсе не то, о чем она мечтает. И если правила игры навсегда останутся такими же, она не уверена, что вообще хочет играть. Какая из нее пара Дэниелу? Какая из него пара ей? Если его тянуло к другим девушкам, рано или поздно он должен был об этом задуматься. Не может ли кто-то другой предоставить каждому из них более ровное игровое поле?

Когда Дэниел целовал ее, Люс всем своим существом осознавала, что он был ее прошлым. В его объятиях она отчаянно желала, чтобы он оставался ее настоящим. Но как только их губы отрывались друг от друга, она начинала сомневаться, что он действительно станет ее будущим. Ей нужна была свобода решить это, так или иначе. Она даже не представляла, что еще могло ее ждать.

– Майлз, – позвал Стивен, уже полностью вернувшийся в учительский образ. Он убрал клинок в узкий черный кожаный футляр и кивнул в сторону северо-западного угла террасы. – Ты сразишься с Роландом здесь.

– Вы с Роландом были знакомы раньше, – наклонившись к девочке, шепнул ей на ухо Майлз. – В чем его слабость? Я не намерен проигрывать новичку.

– Э-э… по правде сказать, я не… – промямлила сбитая с толку Люс.

Бросив взгляд на Роланда, уже закрывшего лицо маской, она осознала, как мало, в сущности, о нем знает. Помимо каталога товаров с черного рынка. И игры на губной гармонике. И того, что он чем-то отчаянно рассмешил Дэниела в ее первый день в Мече и Кресте. Она так и не выяснила, о чем они тогда разговаривали… и что Роланд все-таки забыл в Прибрежной, если уж на то пошло. Когда речь заходила о мистере Спарксе, Люс определенно пребывала в неведении.

Майлз похлопал ее по колену.

– Люс, я пошутил. Этот парень в любом раскладе надерет мне задницу, – вставая, заметил он и рассмеялся. – Пожелай мне удачи.

Франческа отошла на другую сторону террасы, ближе ко входу в дом, прихлебывая воду из бутылки.

– Кристи и Миллисент, займите тот угол, – велела она двум девочкам-нефилимам с косичками и в одинаковых черных кедах. – Шелби и Заря, вы будете состязаться здесь, – продолжила она, указав на угол террасы прямо перед Люс. – Остальные пока посмотрят.

К облегчению Люс, ее собственное имя так и не прозвучало. Чем больше она наблюдала за методами обучения Франчески и Стивена, тем меньше их понимала. Одна устрашающая демонстрация заменяла собой все настоящие объяснения. Не смотреть и учиться, но сразу глянуть и превзойти. Пока первые шестеро учеников занимали свои места на террасе, девочку терзала сильнейшая потребность мгновенно овладеть искусством фехтования.

– En garde![11] – взревела Шелби, выходя в низкий выпад, причем острие ее рапиры замерло лишь в паре дюймов от Зари.

Клинок Зари все еще оставался в ножнах, а пальцы метались по коротким черным волосам, убирая пряди назад и закрепляя их зажимами-бабочками.

– Ты не можешь делать мне это свое «en garde», пока я готовлюсь к бою, Шелби!

Голос ее от возмущения взлетел даже выше обычного.

– Тебя что, волки вырастили?

Последовало обиженное фырканье сквозь зажатый в зубах последний пластиковый зажим.

– Ладно, – объявила Заря, наконец-то обнажая клинок. – Теперь я готова.

Шелби, так и простоявшая в низком выпаде все то время, что ее противница прихорашивалась, выпрямилась и опустила взгляд на собственные загрубевшие ногти.

– Погоди-ка, у меня есть время сделать маникюр? – поинтересовалась она, достаточно обескуражив Зарю и успев принять атакующую стойку и замахнуться клинком.

– Как грубо! – воскликнула та, но, к удивлению Люс, тут же перешла к бою, искусно рассекая рапирой воздух и отражая удары Шелби.

Заря оказалась весьма умелой фехтовальщицей.

Рядом с Люс Жасмин согнулась от хохота.

– Ну и парочка!

Улыбка прокралась и на лицо Люс – прежде она не встречала такого непоколебимого оптимизма, как у Зари. Сперва девочка заподозрила притворство – на юге, откуда она была родом, подобный неизменно счастливый вид наверняка не оказался бы искренним. Но Люс впечатлило то, как быстро Заря оправилась после прогулки на яхте. Ее жизнерадостность, похоже, была неиссякаемой. Теперь же Люс стало трудно находиться рядом с ней и не посмеиваться. И в особенности трудно, когда Заря сосредоточивала весь этот девичий задор на драке со своей полной противоположностью вроде Шелби.

Отношения Люс с соседкой по-прежнему оставались слегка напряженными. Она это знала, и Шелби это знала – казалось, даже ночник в виде Будды в их комнате это знал. Сказать по правде, Люс даже с некоторым удовольствием наблюдала, как Шелби сражается, словно за свою жизнь, пока Заря восторженно атакует ее.

Ее соседка оказалась уравновешенным, терпеливым бойцом. В то время как манера Зари была эффектной и привлекающей внимание и она кружила по террасе в воображаемом танго, выпады Шелби оставались точными и осмотрительными, как будто в ее распоряжении находился ограниченный их запас. Легко пружиня на полусогнутых ногах, она никогда не отступала.

И все же она сказала, что отступилась от Дэниела после единственной ночи. Поспешно заявив, что причиной тому стали его чувства к Люс – будто бы они мешали всему остальному. Но сама девочка в это не поверила. Что-то в признании Шелби показалось ей странным; что-то не вязалось с реакцией Дэниела, когда Люс попыталась поднять этот вопрос прошлой ночью. Он держался так, как будто тут не о чем было рассказывать.

Внезапный грохот вырвал девочку из задумчивости.

На другом конце террасы Майлз опрокинулся на спину. Роланд завис над ним. Буквально. Он парил в воздухе.

Огромные крылья, развернувшиеся от его плеч, оказались большими, словно плащ, и оперенными, как у орла, но только с прекрасными золотистыми прожилками, вплетенными в темную поверхность. Должно быть, в его фехтовальном костюме были проделаны такие же разрезы, как в футболке Дэниела. Люс никогда прежде не видела крыльев Роланда и, как и остальные школьники, не могла отвести от них глаз. Шелби рассказала ей, что лишь немногие нефилимы обладают крыльями, и никто из таковых не учится в Прибрежной. Вид Роландовых крыльев, расправленных в бою, пусть даже в тренировочном фехтовальном поединке, отозвался в рядах зрителей тревожным возбуждением.

Его крылья так прочно завладели вниманием Люс, что она не сразу осознала: острие его рапиры замерло над самой грудиной Майлза, пригвоздив того к полу. Ослепительно белый фехтовальный костюм и золотистые крылья Роланда резким силуэтом вырисовывались на фоне темных, пышных крон, обрамляющих террасу. В надвинутой черной сетчатой маске демон казался еще более устрашающим, еще более грозным, чем если бы Люс видела его лицо. Она надеялась, что сейчас оно выглядит скорее веселым, поскольку положение Майлза было действительно уязвимым. Люс вскочила на ноги, чтобы броситься к мальчишкам, и с удивлением обнаружила, что колени у нее подкашиваются.

– Господи, Майлз! – вскрикнула Заря с дальнего конца террасы, забыв о собственном поединке на достаточно долгое время, так что Шелби успела перейти в наступление, коснуться незащищенной груди противницы и заработать победное очко.

– Не самый спортивный путь к победе, – заметила та, пряча клинок в ножны. – Но иногда так случается.

Люс поспешила мимо них и остальных нефилимов, не занятых в поединках, к Роланду и Майлзу. Оба тяжело дышали. К этому времени Роланд уже опустился на землю, и его крылья втянулись под кожу. Майлз выглядел целым и невредимым; зато Люс все никак не оставляла дрожь.

– Ты достал меня, – нервно хохотнул мальчик, отводя в сторону острие рапиры. – Не предвидел появления твоего тайного оружия.

– Прости, приятель, – искренне выговорил Роланд. – Не собирался пользоваться крыльями с тобой. Иногда это случается, когда я всерьез увлекаюсь.

– Что ж, хорошая игра. Была до того, по крайней мере, – заметил Майлз, протягивая руку, чтобы ему помогли встать, – В фехтовании вообще говорят «хорошая игра»?

– Нет, никто так не говорит.

Роланд свободной рукой сдвинул наверх маску и, ухмыльнувшись, бросил рапиру на пол. Он стиснул ладонь Майлза и одним быстрым рывком вздернул того на ноги.

– Хорошая игра и с твоей стороны.

Люс перевела дух. Ну конечно же, Роланд не собирался на самом деле ранить Майлза. Он необычен и непредсказуем, но не опасен, даже если примкнул к Кэму той ночью на кладбище Меча и Креста. Нет никаких причин бояться его. Почему она так разволновалась? Почему ее сердце никак не перестанет частить?

Затем девочка поняла почему. Из-за Майлза. Потому что в Прибрежной он был самым близким ее другом. Она обратила внимание, что в последнее время, всякий раз, когда они оказывались рядом, ей вспоминался Дэниел и то, насколько натянутыми сделались их отношения. И как порой она втайне жалела о том, что Дэниел не может стать чуточку больше похожим на Майлза. Веселым и беззаботным, внимательным и непринужденно милым. Менее поглощенным заботами – вроде проклятий, тяготеющих над ним испокон веков.

Белая вспышка метнулась мимо Люс прямо в объятия Майлза.

Заря. Она повисла у него на шее, зажмурившись и широко улыбаясь.

– Ты жив!

– Жив? – переспросил Майлз и поставил ее на ноги. – Я едва дух не испустил. Хорошо, что ты никогда не ходишь посмотреть на футбольные матчи.

Стоя за спиной у Зари, наблюдая, как та гладит белый жилет Майлза там, где его коснулся клинок, Люс необъяснимо смутилась. Дело же не в том, что это она хотела бы гладить Майлза? Она хотела просто… она сама не знала, чего хотела.

– Возьмешь? – предложил Роланд, объявляясь рядом с ней и протягивая ей свою маску. – Следующий выход – твой.

– Мой? Нет, – покачала она головой. – Разве сейчас не будет звонка с урока?

Роланд тоже мотнул головой.

– Неплохой заход. Так держать, и никто не узнает, что ты никогда прежде не фехтовала.

– Вот уж сомневаюсь, – пробормотала Люс, проводя пальцем по тонкой защитной сетке. – Роланд, я должна тебя спросить…

– Нет, я не собирался протыкать Майлза насквозь. И что все так перепугались?

– Я знаю… – попыталась улыбнуться она. – Это насчет Дэниела.

– Люс, ты же знаешь правила.

– Какие правила?

– Я много чего могу раздобыть, но не способен добыть тебе Дэниела. Тебе придется просто переждать.

– Погоди, Роланд. Я знаю, что он не может сейчас быть здесь. Но что за правила? О чем ты говоришь?

Он показал ей за спину. Франческа пальцем манила ее к себе. Остальные нефилимы расселись по скамьям, кроме нескольких учеников, которые, судя по всему, готовились к бою. Жасмин с кореянкой по имени Сильвия, двое высоких, тощих пареньков, чьих имен Люс никак не могла запомнить, и Лилит, стоящая в одиночестве и внимательно изучающая тупой резиновый наконечник на острие своей рапиры.

– Люс? – негромко окликнула Франческа и кивнула на свободное пространство перед Лилит. – Займи свое место.

– Испытание огнем, – присвистнул Роланд, хлопнув Люс по спине. – Не выказывай страха.

Посреди террасы стояло лишь пять школьников, но девочка чувствовала себя так, словно их там было не меньше сотни.

Франческа замерла, небрежно сложив на груди руки. Ее лицо выглядело безмятежным, но Люс эта безмятежность показалась напускной. Возможно, преподавательнице хотелось, чтобы девочка потерпела поражение в самой грубой и унизительной форме. Зачем бы еще ставить Люс против Лилит, которая возвышалась над ней по меньшей мере на фут и чьи пламенно-рыжие волосы выбивались из-за маски, словно львиная грива?

– Я никогда прежде этого не делала, – сбивчиво выговорила девочка.

– Все хорошо, Люс, тебе вовсе не обязательно уже быть искусной, – успокоила ее Франческа. – Мы пытаемся оценить твои относительные способности. Просто помни, что мы со Стивеном показали вам в начале занятия, и прекрасно справишься.

Лилит рассмеялась и описала острием рапиры широкий круг.

– Оружие к бою, лузер, – провозгласила она.

– Выпендриваешься перед подружками? – откликнулась Люс.

Она помнила, что Роланд посоветовал ей насчет страха. Девочка надвинула на лицо маску, приняла у Франчески рапиру. Она не знала даже, как ее держать. Люс неловко примерилась к клинку, размышляя, взять его в правую или левую руку. Писала она правой, била по мячу и держала ракетку в левой.

Лилит уже смотрела на нее так, будто готова была убить, и девочка поняла, что не может себе позволить попробовать замах и левой, и правой. Называется ли это вообще замахом у них, в фехтовании?

Не говоря ни слова, Франческа подошла и встала у нее за спиной. Она склонилась так, что ее плечи коснулись спины Люс, и накрыла ладонью ее левую кисть вместе с рукоятью клинка.

– Я тоже левша, – сообщила она.

Девочка открыла было рот, не уверенная, стоит ли спорить.

– Совсем как ты.

Франческа заглянула ей в лицо и понимающе улыбнулась. Пока она поправляла девочке хватку, пальцы ее источали нечто теплое и крайне успокаивающее. Силу или, может, храбрость – Люс не поняла, как это действует, но была признательна.

– Лучше держать полегче, – пояснила учительница, сдвинув ладонь Люс по эфесу ближе к гарде. – Сожми слишком сильно, и твой клинок утратит проворство, а защитные движения ограничатся. Сожми слишком слабо, и оружие выбьют у тебя из рук.

Ее гладкие, тонкие пальцы подсказали Люс, как взяться за изогнутую рукоять рапиры под самой гардой. Задержав одну руку на оружии, а вторую положив на плечо девочки, Франческа сделала быстрый шаг в сторону, намечая движение.

– Нападение.

Она подалась вперед, устремив клинок в направлении Лилит.

Рыжая девочка провела языком по зубам и мрачно уставилась на Люс, как недополучивший материнской ласки средний ребенок в семье.

– Отступление.

Франческа отвела Люс назад, словно та была шахматной фигуркой. Затем отстранилась от нее и, обойдя кругом, заглянула девочке в лицо.

– Остальное – все равно что мертвому припарки, – шепнула она.

Люс сглотнула. Мертвому?

– En garde! – почти выкрикнула Лилит.

Ее длинные ноги были полусогнуты, а правая рука направляла рапиру прямо на Люс.

Девочка отступила в два поспешных широких шага; затем, когда дистанция показалась ей достаточно безопасной, попробовала низкий выпад.

Лилит ловко ушла от ее рапиры вниз и влево, развернулась, а затем сама ударила снизу, лязгнув клинком о клинок. Два лезвия скользнули друг по другу, примерно до середины, и там застыли. Люс понадобились все силы, чтобы остановить чужое оружие. Ее руки дрожали, но, к собственному удивлению, она обнаружила, что способна таким образом удержать Лилит. В конце концов та отступила и чуть попятилась. Люс пару раз пронаблюдала за тем, как она уклоняется и разворачивается, и начала понимать свою противницу.

Лилит издавала множество звуков, свидетельствующих о прилагаемых ею тяжких усилиях. Но в этом была толика притворства. Поднять много шума и изобразить ложный выпад в одном направлении, а затем хлестнуть острием рапиры по высокой крутой дуге и попытаться пробиться сквозь чужую защиту.

Так что Люс попробовала этот прием сама. Когда она завершила движение рапиры чуть ниже сердца Лилит, заработав первое очко, ее противница громко завопила.

Люс вздрогнула и попятилась. Ей казалось, она не так уж сильно задела одноклассницу.

– Ты цела? – окликнула она Лилит, уже готовая снять маску.

– Она не пострадала, – ответила за ученицу Франческа, чуть улыбнувшись. – Просто злится из-за того, что ты ее побеждаешь.

У девочки не было времени гадать, чем настолько довольна учительница, поскольку Лилит снова налетела на нее. Люс вскинула рапиру ей навстречу и трижды извернула запястье, лязгнув клинком о клинок, прежде чем они отступили друг от друга.

Сердце девочки билось часто, и она прекрасно себя чувствовала. Энергия так и струилась по ее телу, впервые за долгое время. Ей действительно хорошо это удавалось – почти так же хорошо, как Лилит, которая, казалось, родилась на свет специально для того, чтобы протыкать людей острыми предметами. Люс, никогда прежде не державшая в руках клинок, поняла, что у нее и в самом деле есть шанс на победу. Ей нужно лишь еще одно очко.

Она слышала подбадривающие возгласы остальных школьников, кое-кто даже выкликал ее имя. Девочка различила голос Майлза и, как ей показалось, Шелби, что действительно ее воодушевило. Но этот шум переплетался с чем-то еще. Чем-то статическим и чересчур громким. Лилит дралась так же яростно, как и прежде, но Люс вдруг стало трудно сосредоточиваться. Она попятилась и заморгала, подняв взгляд к небу. Солнце заслоняли нависающие деревья – но не только. Растущая армада теней вытягивалась от ветвей, словно прямо над головой у девочки расплывались чернильные пятна.

Нет – только не сейчас, не на людях, когда все на нее смотрят и это может стоить ей проигранного поединка. Кроме самой девочки, вестников никто не замечал, хоть это и казалось невозможным. Они издавали такой громкий шум, что Люс могла только заткнуть уши и попытаться заглушить их. Девочка вскинула руки к голове, отчего острие ее рапиры нацелилось в небо, сбив Лилит с толку.

– Не дай ей обмануть тебя, Люс. Она опасна! – прощебетала со скамьи Заря.

– Используй prise de fer![12] – выкрикнула Шелби. – У Лилит паршиво выходит prise de fer. Поправка: у Лилит все выходит паршиво, но prise de fer особенно.

Столько голосов – казалось, даже больше, чем людей на террасе. Люс поморщилась, пытаясь отрешиться от всех разом. Но один голос выделялся из прочих, как будто шептал ей на ухо прямо из-за спины. Стивен.

– Исключи шум, Люс. Найди послание.

Она резко обернулась, но учитель стоял на другом конце террасы и смотрел на деревья. Он говорил об остальных нефилимах? Об их гомоне? Девочка покосилась на одноклассников, но те даже не шептались. Так кто шумит? На кратчайший миг она встретилась взглядом со Стивеном, и тот вздернул подбородок к небу. Как будто указал ей на тени.

В кронах деревьев над ее головой. Вестники разговаривали.

И она их слышала. Неужели они разговаривали всегда?

Латынь, русский, японский. Английский с южным выговором. Ломаный французский. Шепотки, пение, скверные советы, рифмованные строчки. И один долгий, леденящий кровь вопль о помощи. Люс тряхнула головой, по-прежнему удерживая клинок Лилит в захвате, но голоса свыше остались с ней. Девочка бросила взгляд на Стивена, затем на Франческу. Те ничем не подавали виду, но, без сомнения, тоже это слышали. И знали, что и Люс прислушивается.

К посланию за шумом.

Всю свою жизнь, когда появлялись тени, она слышала один и тот же звук – свистящий, мерзкий, влажный. Но теперь он изменился.

Лязг.

Их клинки ударились друг о друга. Лилит сопела, словно разъяренный бык. Люс слышала собственное дыхание под маской, сбившееся, пока она удерживала чужую рапиру. Затем ей удалось что-то различить среди всех этих голосов. Внезапно она смогла сосредоточиться. Найти равновесие означало всего лишь отделить помехи от значимого. Но как?

– Il faut faire le coup double. Après ça, c’est facile a gagner[13],– шепнул по-французски один из вестников.

Люс изучала французский всего два года, но слова затронули ее куда глубже, чем на уровне сознания. Не только ее разум понял послание. Каким-то образом ее тело тоже его уловило. Совет просочился в нее до самых костей, и девочка вспомнила: прежде она уже оказывалась в подобном месте, в подобном поединке, в подобном безвыходном положении.

Вестник предлагал сложное фехтовальное движение, в котором две отдельные атаки проводятся подряд, одна за другой.

Ее рапира скользнула по чужому клинку, и девочки разошлись. На миг раньше, чем противница, Люс одним плавным интуитивным движением сделала выпад вперед, перевела острие вправо, затем влево, а потом чиркнула сбоку по грудной клетке Лилит. Нефилимы разразились одобрительными возгласами, но девочка на этом не остановилась. Она отступила и сразу же атаковала во второй раз, ткнув острием клинка в защищенный жилетом живот противницы.

И это было третье очко.

Лилит швырнула рапиру на пол, сорвала маску, одарила Люс пугающе злым взглядом и поспешно вылетела в раздевалку. Остальные их одноклассники повскакивали на ноги и окружили победительницу. Заря и Жасмин деликатно обняли ее с двух сторон. Шелби подошла следом, чтобы хлопнуть ее по ладони, и Люс заметила, что позади подруги терпеливо ждет Майлз. Когда очередь дошла до него, мальчик удивил ее, подхватив с пола и стиснув в долгих, крепких объятиях.

Обнимая его в ответ, она вспомнила, как неловко почувствовала себя чуть раньше, когда после его схватки подбежала к нему и тут же обнаружила, что Заря добралась до него первой. Теперь девочка просто радовалась, что у нее есть такой друг, радовалась его непринужденной и искренней поддержке.

– Хочу брать у тебя уроки фехтования, – со смехом заявил Майлз.

Замерев в его руках, Люс смотрела на небо, на тени, тянущиеся от длинных ветвей. Их голоса теперь стали тише, менее отчетливыми, но все же куда ясней, чем когда бы то ни было прежде, – словно полное помех радио, которое она слушала годами, наконец-то настроили на нужную волну. Она не знала, радоваться ей или пугаться.

Глава 11 Восемь дней

– Погоди, – сказала Келли на другом конце провода, – Дай я себя ущипну, а то вдруг я…

– Ты не спишь, – заверила ее Люс в одолженный сотовый телефон.

Связь здесь, на опушке леса, была не слишком надежной, но ироничные слова подруги прозвучали громко и отчетливо.

– Это и вправду я, Прости, что была такой паршивой подругой.

Минул ужин четверга. Люс стояла, прислонившись к мощному стволу секвойи, позади общежития. Слева от нее виднелся покатый холм, а дальше – утес, за которым открывался океан. Небо над водой еще хранило янтарный оттенок. Ее новые друзья, должно быть, все собрались у Нефского дома: поджаривают закуски и рассказывают страшилки у огня. Очередное мероприятие Зари и Жасмин, в подготовке которого Люс полагалось бы участвовать, но все, что она сделала на самом деле, это попросила в столовой несколько пакетов маршмеллоу и немного темного шоколада.

А затем девочка сбежала на тенистую опушку леса, чтобы спрятаться от всей Прибрежной и заняться другими важными для нее делами.

Ее родители. Келли. И вестники.

Она тянула со звонком домой до сегодняшнего вечера. Четверг в семье Прайсов подразумевал, что мама будет играть в маджонг у соседей, а папа отправится в местный кинотеатр смотреть трансляцию из оперного театра в Атланте. Она сможет выдержать их голоса на записи автоответчика, не менявшейся уже лет десять с лишним, и оставить тридцатисекундное голосовое сообщение, где скажет, что изо всех сил упрашивает мистера Коула отпустить ее из школы на День благодарения и что очень их любит.

Келли не позволит ей отделаться так легко.

– Мне казалось, ты можешь звонить только по средам, – говорила она теперь.

Люс совершенно забыла о суровой телефонной политике Меча и Креста.

– Поначалу я перестала строить планы на среды, ожидая твоего звонка, – продолжила Келли. – Но потом вроде как сдалась. Как тебе вообще удалось раздобыть мобильник?

– И это все? – переспросила Люс. – Где я взяла мобильный? Ты не сердишься на меня?

Келли испустила долгий вздох.

– Знаешь, я подумывала, не рассердиться ли мне. Даже прокрутила в уме всю ссору. Но тогда мы обе проиграли бы, – заключила она и чуть помолчала. – А по сути, я ведь просто скучаю по тебе, Люс. Так что я решила – к чему тратить время попусту?

– Спасибо, – прошептала Люс, чуть не плача – от радости. – Так как у тебя дела?

– Но-но. Разговор веду я. Это твое наказание за то, что пропала из виду. И я хочу знать, что происходит у тебя с тем парнем. Кажется, его имя начиналось на «К»?

– Кэм.

Люс застонала. Неужели Кэм был последним парнем, о котором она говорила Келли?

– Оказалось, что он… вовсе не таков, каким я его себе представляла, – выговорила девочка и чуть замешкалась. – Сейчас я встречаюсь с другим, и все действительно…

Ей вспомнилось сияющее лицо Дэниела и то, как быстро оно омрачилось во время их последней встречи за ее окном.

Затем Люс подумала о Майлзе. Теплом, надежном, восхитительно нормальном Майлзе, который пригласил ее домой на День благодарения. Который заказывал в столовой гамбургеры с солеными огурчиками, хоть и не любил их, только для того, чтобы снять и скормить ей. Который запрокидывал голову, когда смеялся, так, что она видела искорки в его глазах, затененных бейсболкой с эмблемой «Доджерс».

– Все идет хорошо, – наконец закончила девочка. – Мы много времени проводим вместе.

– О-о, меняешь одного парня из исправительной школы на другого? Воплощаешь мечты в жизнь? Но с этим, похоже, серьезно, слышу по твоему голосу. Собираетесь вместе праздновать День благодарения? Привезешь его домой, где он нарвется на гнев Гарри? Ха!

– Э-э… да, может быть, – промямлила Люс.

Она была не вполне уверена, о Дэниеле или о Майлзе говорит.

– Мои родители настаивают на большом семейном воссоединении в Детройте в следующие выходные, – сообщила Келли, – но я его бойкотирую. Хотела поехать к тебе, но решила, что тебя не выпустят из исправиловки.

Она чуть помолчала, и Люс представила себе, как подруга лежит, свернувшись в клубочек, на кровати в своей доверской спальне. Казалось, минула целая вечность с тех пор, как девочка сама училась в той школе. Насколько все изменилось.

– Но если ты приедешь домой, да еще и притащишь с собой парня из исправительной школы – только попробуй меня остановить.

– Ладно, но, Келли…

– Так решено? – перебила ее подруга. – Только представь: через неделю мы устроимся на твоем диване и наговоримся вдоволь! Я приготовлю свою знаменитую кукурузу в чайнике и вытерплю скучнейший показ фотографий, который устроит твой папа. А твой чокнутый пудель взбесится…

Девочка никогда не бывала в городском доме Келли в Филадельфии, а та – в гостях у Люс в Джорджии. Обе они видели только фотографии. Приезд Келли – как чудесно это звучит, именно этого Люс и не хватает прямо сейчас. А еще – это совершенно невозможно.

– Я сейчас же выясню расписание авиарейсов.

– Келли…

– Я тебе напишу, ладно?

И Келли повесила трубку, прежде чем Люс успела ей ответить.

Плохо дело. Девочка захлопнула телефон-раскладушку. Почему ей кажется, что Келли навязывается, напрашиваясь на День благодарения? Она должна радоваться, что подруга по-прежнему хочет с ней увидеться. Но Люс ощущала только беспомощность, тоску по дому и вину за поддерживание этой дурацкой лжи.

Удастся ли ей снова стать нормальной и счастливой? Что в целом свете – или за его пределами – позволит Люс сделаться довольной собственной жизнью, как, скажем, доволен Майлз? Ее мысли продолжали вертеться вокруг Дэниела. И девочка получила ответ: единственный способ для нее вновь обрести беззаботность – это сделать так, чтобы она никогда его не встретила. Никогда не познала истинную любовь.

Что-то зашелестело в кронах деревьев. Холодный ветер хлестнул ее кожу. Она не сосредоточивалась на вестниках нарочно, но поняла – как объяснял ей Стивен, – что ее жажда ответов, должно быть, призвала одного из них.

Нет, не одного.

Подняв взгляд на переплетение ветвей, девочка содрогнулась. Сотни затаившихся, темных, дурно пахнущих теней.

Они струились над ее головой между высоких секвой. Как будто кто-то в облаках опрокинул огромную банку черных чернил, и те расплескались по небу, просочились в кроны деревьев, стекая с одной ветви на другую, так что весь лес превратился в сплошную темную кляксу. Поначалу было почти невозможно сказать, где заканчивается одна тень и начинается другая и которая из них настоящая, а которая – вестник.

Но вскоре они начали изменяться, проявляя себя – сперва украдкой, как будто невинно колыхались в меркнущем свете дня, а затем все откровеннее. Они высвобождались, отрываясь от насиженных ветвей, и тянули свои щупальца темноты все ниже и ниже, все ближе к голове Люс. Подманивали или угрожали ей? Девочка держала себя в руках, но никак не могла выровнять дыхание. Их было слишком много. Чересчур. Она хватанула ртом воздух, пытаясь не поддаться панике, но сознавая, что уже поздно.

И побежала.

Сперва Люс направилась на юг, обратно к общежитию. Но кружащаяся черная бездна в вышине двигалась вместе с ней, шелестя нижними ветками секвой и подтягиваясь все ближе. Холодные и колкие, тени касались ее плеч. Девочка вскрикивала, когда они нашаривали ее, и отмахивалась от них голыми руками.

Она свернула, метнувшись в противоположном направлении, к Нефскому дому на севере. Там Люс найдет Майлза, или Шелби, или даже Франческу. Но вестники не пустили ее. Они тут же скользнули вперед, разбухая на глазах, поглощая свет и перекрывая ей путь. В их шипении тонул приглушенный шум нефилимского лагеря, отчего друзья Люс казались невообразимо далекими.

Девочка заставила себя остановиться и глубоко вздохнуть. Она знает о вестниках намного больше, чем прежде. Ей не с чего настолько их бояться. В чем же трудность? Возможно, она понимает, что подбирается к чему-то, к каким-то воспоминаниям или сведениям, способным изменить течение ее жизни. И ее отношения с Дэниелом. Правда в том, что она боится не самих вестников. Она боится того, что может в них увидеть.

Или услышать.

Вчера Люс наконец-то поняла слова Стивена о том, что шум вестников можно исключить – она способна подслушивать свои прошлые жизни. Прорваться сквозь помехи и сосредоточиться на том, что хочет узнать. Что ей нужно узнать. Стивен наверняка намеренно дал ей эту подсказку, наверняка понимал, что она прислушается и применит свое новое знание к вестникам.

Девочка развернулась и шагнула обратно в сумрачное уединение рощи. Свистящие звуки, издаваемые вестниками, постепенно стихли.

Темнота под пологом леса окутала ее холодом и землистым запахом гниющей листвы. В полумраке вестники потянулись вперед, устраиваясь вокруг нее и снова маскируясь среди обычных теней. Некоторые из них двигались торопливо и резко, как солдаты, выполняющие приказ, другие – с плавным изяществом. Люс гадала, отражает ли их вид какие-то особенности сокрытых в них посланий.

Она по-прежнему многого не знала насчет вестников. Их настройка не давалась ей интуитивно, словно возня со старым радиоприемником. Услышанное вчера – единственный голос среди множества голосов – донеслось до нее лишь случайно.

Раньше прошлое могло казаться ей непостижимым, но теперь девочка чувствовала, как оно давит на темные поверхности, стремясь прорваться на свет. Она закрыла глаза и сложила ладони горстью. И там, во мраке, с отчаянно колотящимся сердцем, Люс пожелала, чтобы тени раскрылись перед ней. Она взывала к этим холодным, темным созданиям, упрашивая их поведать ей прошлое, пролить свет на их с Дэниелом историю. Она взывала к ним – пусть помогут разгадать тайну: кто он такой и почему выбрал именно ее.

Даже если правда разобьет ей сердце.

По лесу раскатился женский смех. Такой отчетливый и полнозвучный, что, казалось, окружил Люс со всех сторон, отражаясь от ветвей деревьев. Она попыталась проследить его источник, но здесь собралось слишком много теней – девочка не представляла, как вычленить нужную. А затем кровь застыла у нее в жилах.

Это был ее смех.

Не нынешний, но прежний, из ее детства. До Дэниела, до Меча и Креста, до Тревора… до жизни, полной тайн, лжи и столь многих вопросов, на которые нет ответа. До того, как она впервые увидела ангела. Смех слишком невинный, слишком беззаботный, чтобы принадлежать ей теперешней.

Ветерок закружился в кронах у нее над головой, и пригоршня коричневых иголок осыпалась на землю. Они шуршали, словно дождевые капли, присоединяясь к тысячам предшественниц, гниющих на земле. И среди них падал единственный крупный лист.

Плотный, с неровным краем, совершенно невредимый, он медленно планировал, как будто неподвластный земному притяжению. Черный, а не коричневый. И он не улегся на землю, а легко слетел в протянутые ладони.

Не лист, а вестник. Склонившись рассмотреть его поближе, девочка снова услышала смех. Где-то внутри смеялась другая Люс.

Девочка бережно потянула за зубчатые края вестника. Куда более податливый, чем она ожидала, тот оказался холодным как лед и лип к пальцам. От легчайших прикосновений он становился все больше. Когда он вырос примерно до квадратного фута, Люс выпустила его из рук, и вестник, к ее радости, завис перед ней на уровне глаз. Она с усилием сосредоточилась – слушая, заглушая мир вокруг себя.

Поначалу ничего, но потом…

Новый нарастающий смех донесся из глубины тени. Затем покров тьмы разлетелся клочьями, и картинка внутри прояснилась.

На этот раз первым появился Дэниел.

Люс была счастлива увидеть его даже на экране вестника. Его волосы оказались на пару дюймов длиннее, чем он носил сейчас. И он был загорелым – плечи и переносица приобрели бронзовый оттенок.

Нарядные темно-синие плавки, какие она видела на семейных фотокарточках семидесятых годов, смотрелись на нем превосходно.

За спиной Дэниела виднелась опушка густого леса, пышно-зеленого, расцвеченного ягодами и белыми цветами, которых Люс никогда прежде не видела. Ангел стоял на кромке небольшого отвесного утеса над сверкающим озерцом. Но взгляд его был устремлен вверх, на небо.

И снова этот смех. А затем собственный голос Люс, прерываемый хихиканьем.

– Прыгай сюда скорее! – потребовала она.

Девочка подалась вперед, ближе к окошку вестника, и увидела прежнюю себя, в желтом купальнике – она удерживалась на плаву стоя. Ее длинные волосы рассыпались вокруг, по поверхности воды, черным ореолом. Дэниел поглядывал на нее, но по-прежнему больше смотрел на небо. Мышцы на его груди напряглись. И Люс посетило дурное предчувствие, что она уже знает причину.

Небо заполняли вестники, словно стая огромных черных ворон, туча настолько густая, что они затмевали солнце. Давняя Люс в воде ничего не замечала, ничего не видела. Но от наблюдения за всеми этими вестниками, мечущимися и скапливающимися во влажном воздухе дождевого леса, сквозь картинку, созданную вестником же, у нынешней Люс вдруг закружилась голова.

– Я жду тебя уже целую вечность, – окликнула Дэниела давняя Люс. – И скоро тут заледенею.

Тот оторвал взгляд от неба и с совершенно несчастным видом посмотрел на нее. Его губы дрожали, а лицо побелело, как у призрака.

– Ты не заледенеешь, – заверил он ее.

Это не слезы ли он вытер с лица? Дэниел зажмурился и вздрогнул. Затем, вскинув над головой руки, оттолкнулся от скалы и прыгнул.

Мгновением позже он вынырнул, и давняя Люс подплыла к нему и обняла за шею, сияя от счастья. Нынешняя же наблюдала за разворачивающимся перед ней действом со смешанным чувством сожаления и удовольствия. Ей хотелось, чтобы она прежняя насладилась Дэниелом, насколько это возможно, ощутила эту невинную, полную восторга близость с тем, кого она любит.

Но она знала так же хорошо, как и он, как и рой вестников, что именно случится, как только эта Люс прижмется губами к его губам. Дэниел был прав: она не заледенеет. Она сгорит в ужасной вспышке пламени.

А Дэниел останется скорбеть по ней.

Но не только он. У этой девочки была целая жизнь: друзья и любящая семья, которых тяжко ранит эта утрата.

Внезапно Люс пришла в ярость. Ее бесило проклятие, висящее над ней и Дэниелом. Она была невинна, беззащитна; она совершенно не представляла, что на нее надвигается. Она и сейчас не понимала, почему так происходит, почему ей всегда приходилось гибнуть вскоре после встречи с Дэниелом.

И почему этого пока не случилось с ней в теперешней жизни.

Люс в воде была еще жива. И девочка не хотела – не могла позволить ей умереть.

Она вцепилась в вестника, сминая в кулаках его края. Тот задергался и заизвивался, искажая картинку, словно кривое зеркало. Внутри экрана другие тени начали снижаться. Время пловцов было на исходе.

Вне себя от беспомощности, Люс закричала и замолотила кулаками по вестнику – сперва одним, затем другим, осыпая ударами сцену перед собой. Она била снова и снова, задыхаясь и плача, изо всех сил пытаясь остановить то, что вот-вот произойдет.

И вдруг правый кулак прорвался, и ее рука провалилась до самого локтя. И сразу же девочку потрясла перемена температуры. Жар летнего заката разлился по ее ладони. Сила тяжести сместилась. Теперь Люс не могла сказать, где верх, а где низ. У нее в животе все перевернулось, и девочка испугалась, что ее сейчас стошнит.

Она может попасть внутрь. Может спасти прежнюю себя. Люс осторожно вытянула вперед левую руку. И та тоже исчезла в вестнике, как будто прошла сквозь яркий, вязкий слой желе, который подернулся рябью и расширился, пропуская ее внутрь.

– Он хочет этого от меня, – произнесла девочка вслух. – Я могу это сделать. Я могу ее спасти. Я могу спасти себе жизнь.

Она слегка подалась вперед, а затем всем телом ринулась в вестника.

Там светило солнце, такое яркое, что девочке пришлось зажмуриться, и такое тропически теплое, что ее кожа тут же заблестела от пота. И тошнотворное чувство тянущей и переворачивающей тяжести, словно при прыжке в воду с трамплина. Мигом позже она упадет…

Тут что-то вцепилось в ее левую лодыжку. И в правую. И это что-то силой тащило Люс назад.

– Нет! – вскрикнула девочка.

Она как раз разглядела далеко внизу, на воде, желтую вспышку. Слишком яркую, чтобы оказаться просто ее купальником. Неужели давняя Люс уже горит?

А затем все исчезло.

Девочку грубо выдернуло обратно в стылую сумрачную рощу секвой за общежитием Прибрежной школы. Ее кожа была холодной и липкой, а чувство равновесия отказало напрочь, так что она рухнула ничком, лицом в грязь и хвою. Затем перекатилась на спину и увидела над собой две фигуры, но зрение ее настолько помутилось, что ей не удалось даже их узнать.

– Так и думала, что найду тебя здесь.

Шелби. Люс помотала головой и несколько раз моргнула. Не только Шелби, но еще и Майлз. Причем оба выглядят измученными. Люс и сама была измучена. Она покосилась на часы, уже не удивляясь тому, сколько времени потратила на заглядывание в вестника. Уже минул час ночи. Почему Майлз и Шелби до сих пор на ногах?

– Ч-что… что ты пыталась… – запинаясь, выговорил Майлз, указывая на то место, где только что был вестник.

Она оглянулась через плечо. Тень разлетелась на сотни игольчатых осколков, брызнувших на землю, достаточно хрупких и тут же рассыпавшихся в пыль.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – пробормотала Люс, перекатываясь набок и примериваясь к корням ближайшего дерева.

Она выдержала несколько приступов, но ничего так и не вышло. Девочка зажмурилась, мучимая виной. Ей не хватило ни сил, ни времени спасать себя.

Прохладная ладонь убрала с ее лица короткие осветленные волосы. Люс заметила потрепанные черные штаны для йоги и знакомые шлепанцы, и ее накрыла волна благодарности.

– Спасибо, – выговорила она, утерла рот и неуверенно поднялась на ноги. – Ты сердишься на меня?

– Сержусь? Да я горжусь тобой. Ты со всем разобралась сама. И зачем тебе после этого кто-то вроде меня? – заявила Шелби, дернув плечом.

– Шелби…

– Нет, я тебе скажу зачем, – выпалила та. – Чтобы удержать от фортелей вроде того, какой ты едва не успела выкинуть! Хочешь ты этого или нет, могу добавить. Что ты пыталась сделать? Ты знаешь, что происходит с людьми, которые попадают внутрь вестников?

Люс покачала головой.

– Я тоже, но сомневаюсь, что это так уж приятно!

– Ты должна твердо понимать, что делаешь, – вдруг вмешался из-за их спин Майлз.

Его лицо выглядело бледнее обычного. Должно быть, выходка Люс всерьез его потрясла.

– О, а ты, я полагаю, понимаешь? – усомнилась Шелби.

– Нет, – пробормотал он. – Но однажды летом родители записали меня на семинары у одного старого ангела, который понимал. И то, как ты это делала, – добавил он, обернувшись к Люс, – даже рядом не лежало. Ты действительно напугала меня, Люс.

– Простите.

Девочка поморщилась. Шелби и Майлз вели себя так, словно она предала их, отправившись сюда в одиночестве.

– Я думала, вы собираетесь на посиделки у костра за Нефским домом.

– А мы думали, что ты придешь, – парировала Шелби, – Какое-то время мы были там, но затем Жасмин принялась вопить, что Заря пропала, а учителя все переволновались, особенно когда обнаружили, что тебя тоже нет, так что вечеринка как бы прервалась. Тогда я ненароком заметила Майлзу, что вроде как могу предположить, куда тебя понесло, и иду тебя искать, и внезапно он превратился в мистера Банный Лист…

– Погоди минутку, – вмешалась Люс. – Заря пропала?

– Может, и нет, – предположил Майлз. – То есть ты же знаешь их с Жасмин. Попросту взбалмошные.

– Но это была ее вечеринка, – возразила девочка, – Она ни за что не пропустила бы собственную вечеринку.

– То же самое твердила и Жасмин, – признал он. – Она не вернулась в комнату прошлым вечером и не была утром в столовой, так что в конце концов Франки со Стивеном велели нам всем разойтись по комнатам, но…

– Двадцать баксов на то, что Заря лижется в окрестных лесах с каким-нибудь типом не из нефилимов, – закатив глаза, объявила Шелби.

– Нет, – откликнулась Люс.

Ее терзало дурное предчувствие, Заря так восторженно говорила о посиделках у костра, Она заказала по Интернету футболки, хотя ни за что на свете не убедила бы ни одного нефилима надеть такую, Она бы не исчезла просто так – только не по собственной воле.

– Как давно ее уже нет?

Когда они втроем вышли из леса, Люс была вне себя от волнения. И не только из-за Зари. Ее потрясло то, что она увидела в вестнике. Наблюдать вблизи за собственной гибелью оказалось мучительно, а с ней это случилось впервые. С другой стороны, Дэниелу пришлось выдержать это сотни раз. Лишь теперь девочка поняла, почему он был так холоден с ней при первой встрече: хотел уберечь их обоих от боли, которую принесет еще одна жуткая смерть. Сочувствие к нему захлестнуло ее с головой, и ей отчаянно захотелось с ним увидеться.

По дороге через лужайку к общежитию Люс пришлось заслонить глаза ладонью. Лучи мощных фонарей обшаривали территорию школы. В отдалении гудел вертолет, его прожектор освещал побережье, скользя по пляжу туда и обратно. Широкая цепочка людей в темной форме двигалась вдоль тропинки от Нефского дома к столовой, тщательно прочесывая местность.

– Обычный порядок для поисковых партий, – заметил Майлз. – Растянуться цепью и не оставить без внимания ни дюйма земли.

– О боже, – почти неслышно выдохнула девочка.

– Она и впрямь пропала, – поморщившись, признала Шелби. – Не нравится мне это.

Люс перешла на бег, свернув к Нефскому дому. Друзья последовали за ней. Тропка, обрамленная цветами и такая симпатичная при свете дня, теперь почти растворилась в темноте. Впереди огонь на кострище померк до мерцающих углей, но в доме горел свет во всех окнах и вокруг террасы. Огромное здание с двускатной крышей внушительно сияло в ночи.

Люс видела испуганные лица нефилимов, сидящих на скамьях террасы. Жасмин плакала, натянув поглубже красную вязаную шапочку. В поисках поддержки она цеплялась за руку Лилит, пока двое полицейских с блокнотами засыпали ее вопросами. Люс всем сердцем посочувствовала ей. Она-то знала, насколько жуткими бывают подобные беседы.

Копы на террасе раздавали увеличенные черно-белые копии свежих фотографий пропавшей, которые кто-то распечатал из Интернета. Опустив взгляд на картинку в низком разрешении, Люс, к собственному удивлению, обнаружила, что Заря и впрямь была на нее похожа – по крайней мере, до того как она покрасила волосы. Ей вспомнился разговор, когда Заря все шутила насчет того, что они больше не сойдут за двойняшек.

Девочка заглушила вскрик прижатой ко рту ладонью. Ее голова разболелась, когда она принялась сопоставлять многие события, казавшиеся бессмысленными. До сих пор.

Жуткий случай на спасательном плоту. Суровое предупреждение Стивена о том, что произошедшее следует держать в тайне. Паранойя Дэниела насчет «опасностей», о которых он так и не рассказал Люс. Девочка-изгой, выманившая ее с территории школы, и угроза, от которой избавился в лесу Кэм. То, насколько Заря на размытой черно-белой фотографии напоминала ее саму.

Кто бы ни забрал девочку, они обознались. Они охотились за Люс.

Глава 12 Семь дней

Утром в пятницу Люс, едва открыв глаза, сразу взглянула на часы. Полвосьмого. Ей едва удалось поспать – она не находила себе места, болезненно переживая за Зарю и все еще злясь из-за прошлой жизни, которую накануне увидела в вестнике. Как же жутко наблюдать мгновения, предшествующие твоей собственной смерти. Все ли ее смерти были похожи на эту? Мысли снова и снова возвращались к одному: если бы не Дэниел…

Смогла бы она прожить нормальную жизнь: наладить отношения с кем-нибудь другим, выйти замуж, завести детей и постареть, как все остальные люди? Если бы Дэниел не влюбился в нее века назад, пропала бы сейчас Заря или нет?

Эти вопросы были лишь околичностями, рано или поздно приводившими к важнейшему из них: чем отличалась бы любовь с кем-нибудь другим? Возможна ли вообще любовь с кем-нибудь другим? Любовь должна быть легка и естественна, разве нет? Так почему она так мучается?

Шелби свесила голову с верхней койки, и ее густые светлые волосы, завязанные в хвост, упали следом, словно конец тяжелой веревки.

– Тебя тоже все это перепугало?

Люс похлопала ладонью по кровати, приглашая соседку спуститься и сесть рядышком с ней. Все еще в плотной красной фланелевой пижаме, та соскользнула вниз, прихватив с собой пару огромных плиток горького шоколада.

Люс собиралась уже сказать, что не в состоянии ничего съесть, но, когда запах достиг ее носа, содрала фольгу и слабо улыбнулась Шелби.

– То, что нужно, – подтвердила ее соседка. – Помнишь, что я сказала прошлой ночью насчет Зари, целующейся с каким-нибудь типом? Мне по-настоящему стыдно за это.

Люс покачала головой.

– Ох, Шел, ты же не знала. Не стоит так расстраиваться.

С другой стороны, у нее самой было достаточно причин переживать из-за того, что случилось с Зарей. Девочка немало времени провела, виня себя в гибели окружающих ее людей – Тревора, и Тодда, и потом бедняжки Пенн. У нее перехватило горло, когда она представила, что добавляет в этот список еще и Зарю. Она утерла тихо скатившуюся слезинку, прежде чем Шелби успела ее заметить. Дело идет к тому, что ей придется себя изолировать, держаться подальше от всех, кого она любит, чтобы им ничто не грозило.

От стука в дверь обе девочки подскочили. Створка медленно отворилась. Майлз.

– Зарю нашли.

– Что? – хором спросили Люс и Шелби, разом подавшись к нему.

Майлз подтащил стул поближе к кровати и сел лицом к девочкам. Стащил бейсболку и вытер лоб, усеянный капельками пота, словно мальчик бежал через всю школьную территорию.

– Я так и не смог заснуть этой ночью, – объяснил он, крутя кепку в руках. – Встал пораньше, прошелся. Наткнулся на Стивена, и тот сообщил мне хорошие новости. Люди, которые забрали Зарю, вернули ее обратно примерно на восходе. Она потрясена, но не пострадала.

– Просто чудо какое-то, – пробормотала Шелби.

Люс испытывала больше сомнений.

– Я что-то не улавливаю. Они просто вернули ее обратно? Невредимую? Когда такое вообще бывало?

И сколько времени ушло у кого бы там ни было на то, чтобы понять, что они схватили не ту девочку?

– Все было не настолько просто, – признал Майлз. – Стивен вмешался. Он спас ее.

– От кого? – едва не заорала Люс.

Мальчик только плечами пожал, покачиваясь на стуле.

– Сдаюсь. Уверен, Стивен знает, но, э-э… я не отношусь к числу его доверенных.

На это Шелби присвистнула. То, что Зарю нашли невредимой, похоже, успокоило всех, кроме Люс. Ее тело медленно немело.

«Это должна была быть я», – мысленно повторяла она.

Девочка поднялась с постели и выдернула из шкафа футболку и джинсы. Она должна найти Зарю. Только та может ответить на ее вопросы. И пусть даже Заря ни за что этого не поймет, Люс обязана извиниться перед ней.

– Стивен сказал, что те, кто ее схватил, больше не вернутся, – добавил Майлз, встревоженно наблюдая за ней.

– И ты ему веришь? – насмешливо уточнила Люс.

– А почему бы ему не верить? – полюбопытствовал голос со стороны дверного проема.

Франческа, в длинном плаще цвета хаки, стояла, прислонившись к косяку. Она излучала спокойствие, но не было похоже, что особенно рада встрече.

– Заря сейчас дома и в безопасности.

– Я хочу с ней увидеться, – заявила Люс, чувствуя себя глупо от того, что стоит перед учительницей в драной футболке и спортивных шортах, в которых спала.

Франческа поджала губы.

– Семья Зари забрала ее около часа назад. Она вернется в школу, когда придет время.

– Почему вы ведете себя так, словно ничего не произошло? – возмутилась Люс, всплеснув руками. – Как будто Зарю вовсе не похищали…

– Ее не похитили, – поправила Франческа. – Ее позаимствовали на время, как потом выяснилось, по ошибке. Стивен все уладил.

– Хм, предполагается, что от этого нам должно стать легче? Ее позаимствовали? Зачем?

Люс вгляделась в лицо Франчески – но увидела в нем только абсолютное спокойствие. Но вот в голубых глазах что-то дрогнуло: они сузились, затем расширились, и от учительницы к девочке устремилась безмолвная просьба не озвучивать свои подозрения при Майлзе или Шелби. Люс не знала причин, но доверилась женщине.

– Мы со Стивеном ожидали, что остальные будут изрядно перепуганы, – продолжала учительница, обводя взглядом ребят в комнате. – На сегодня занятия отменяются, и мы будем в своих кабинетах на случай, если вам вдруг захочется зайти и побеседовать.

Она улыбнулась в обычной ослепительной ангельской манере, развернулась на высоких каблуках и, цокая ими, двинулась дальше по коридору.

Шелби вскочила и захлопнула дверь за Франческой.

– Вы слышали, что она сказала? «Позаимствовали»! И это о человеке! Заря что, библиотечная книга? – возмутилась она, стискивая кулаки. – Нам стоит чем-нибудь заняться, чтобы отвлечься. То есть я рада, что Заря в безопасности, и доверяю Стивену – наверное, – но мне все еще страшно.

– Ты права, – согласилась Люс, покосившись на Майлза. – Попробуем отвлечься. Можем пойти пройтись…

– Слишком опасно.

Взгляд Шелби метался по сторонам.

– Или посмотреть кино…

– Слишком бездеятельно. Мысли начнут расползаться.

– Эдди что-то говорил о футбольном матче в обеденный перерыв, – вмешался Майлз.

Шелби выразительно постучала себе по лбу.

– Тебе что, напомнить, что я по уши сыта парнями из Прибрежной?

– Настольные игры…

И тут глаза Шелби загорелись.

– Как насчет игры в жизнь? Скажем… в твои прошлые жизни? Можем снова заняться выслеживанием твоих родственников. Я тебе помогу.

Люс закусила нижнюю губу. Проникновение в давешнего вестника всерьез пошатнуло ее душевное равновесие. Она все еще была сбита с толку, измучена эмоционально, и это пока даже не касалось ее отношения к Дэниелу.

– Ну, не знаю… – протянула она.

– Ты имеешь в виду, продолжить то, чем она занималась вчера? – уточнил Майлз.

Шелби покрутила головой, разминая шею, и гневно уставилась на мальчика.

– Ты все еще здесь?

Майлз подхватил свалившуюся на пол подушку и швырнул в Шелби. Девочка отбила «снаряд» обратно, похоже, сама впечатлившись собственной скоростью реакции.

– Ладно. Майлз может остаться. Талисман лишним не будет. К тому же нам может пригодиться кто- нибудь, кого можно толкнуть под автобус. Верно, Люс?

Люс прикрыла глаза. Да, ей до смерти хотелось побольше узнать о своем прошлом, но что, если это окажется так же трудно проглотить, как и вчерашнюю порцию? Даже с Майлзом и Шелби рядом ей было страшно пробовать снова.

Но затем ей вспомнился тот день, когда Франческа со Стивеном перед всем классом заглядывали в вестника из Содома и Гоморры. Потом остальные ученики дрожали, а Люс все думала: видели они эту жуткую сцену или нет, не имеет ни малейшего значения – это все равно уже произошло. Совсем как ее прошлое.

Ради всех прежних себя Люс не могла отступиться теперь.

– Давайте сделаем это, – сказала она друзьям.

Майлз дал девочкам пару минут на переодевание, и они снова встретились в коридоре. Но затем Шелби отказалась идти в лес, где Люс призывала вестников.

– И не надо на меня так смотреть. Зарю только что похитили, а в чаще темно и жутко. Знаете ли, мне вовсе не хочется оказаться следующей.

Тогда Майлз заявил, что Люс полезно потренироваться в призыве вестников где-нибудь еще, скажем, в комнате общежития.

– Только свистни, и пусть они прибегут, – предложил он. – Преврати вестников в своих собак. Ты же сама этого хочешь.

– Но я не хочу, чтобы они начали тут крутиться, – возразила Шелби, обернувшись к Люс. – Не прими на свой счет, но девушки любят уединение.

Люс это вовсе не задело. Вестники не переставали преследовать ее, вне зависимости от того, призывала она их или нет. И ей не больше, чем Шелби, хотелось видеть этих незваных гостей в своей комнате.

– Главное в обращении с вестниками – продемонстрировать власть. Это как дрессировать щенка. Нужно просто дать ему понять, кто здесь главный.

Люс склонила голову набок.

– С каких это пор ты знаешь столько всего полезного насчет вестников?

Майлз залился краской.

– Может, я и не всегда прилежен на занятиях, но кое на что все же способен.

– Так что? Ей нужно просто стоять и звать? – спросила Шелби.

Люс встала посреди комнаты на соседский радужный коврик для йоги и припомнила наставления Стивена.

– Давайте откроем окно, – попросила она.

Шелби вскочила и подняла раму широкого окна, впустив в комнату порыв свежего морского воздуха.

– Отличная мысль. Так гостеприимнее.

– И холоднее, – добавил Майлз, натягивая на голову капюшон толстовки.

Затем они оба уселись на кровати, глядя на Люс так, будто она была актрисой на сцене.

Девочка зажмурилась, пытаясь не обращать на это внимания. Но вместо теней и их призыва она могла думать только о Заре – насколько та перепугалась прошлой ночью и как, должно быть, чувствовала себя даже сейчас, вместе с семьей. Она оправилась после дикого происшествия на яхте, но это уже куда серьезнее. И виной тому Люс. Ну ладно, Люс и Дэниел, приволокший ее сюда.

Он все твердил, что привез ее в более спокойное место. Теперь девочка задумалась, добился ли он этим хоть чего-то – помимо того, что Прибрежная школа стала опаснее для всех остальных.

Громкий вздох Майлза заставил Люс открыть глаза. Она посмотрела на угол над окном, где крупный угольно-серый вестник жался к потолку. Поначалу он выглядел так, словно мог бы оказаться обычной тенью от напольного светильника, который Шелби задвинула в угол, когда занималась йогой. Но затем начал расползаться по потолку, пока вся комната не стала выглядеть так, словно ее покрыли слоем краски. Он оставлял за собой холодный, дурно пахнущий след выше головы Люс. Вне ее досягаемости.

Вестник, которого она даже не призывала – в котором могло таиться… да что угодно, – дразнил ее.

Девочка беспокойно вздохнула, вспомнив, что Майлз говорил ей о власти. Она сосредоточивалась, пока у нее не разболелась голова. Лицо покраснело, а глаза напряглись так, что ей едва не пришлось отступиться.

Но затем вестник сжался, соскользнув к ногам Люс, словно рулон ткани. Прищурившись, она разглядела меньшую, пухлую и бурую тень, парящую над крупной и более темной, повторяющую ее движения, как воробей мог бы лететь следом за ястребом. А ей-то что понадобилось?

– Невероятно, – прошептал Майлз.

Люс попыталась принять это слово как комплимент. Эти твари, которые всю жизнь запугивали ее и изводили? Которых она всегда боялась? Теперь они служат ей. Действительно невероятно. Девочка не осознавала этого, пока не заметила интерес на лице Майлза. Впервые в жизни она ощутила себя чуть ли не крутой.

Следя за дыханием, Люс неторопливо подманила тень с пола к себе в руки. Когда крупный серый вестник оказался в пределах ее досягаемости, меньший слетел на пол, словно золотистый луч света из окна, и слился с половицами из твердой древесины.

Девочка взялась за края тени и затаила дыхание, молясь, чтобы послание внутри оказалось не столь мрачным, как вчерашнее. Она потянула, но, к ее удивлению, эта тень оказала ей большее сопротивление, чем все предыдущие. Вестник выглядел совсем тонким и бесплотным, но в руках на ощупь казался жестким. К тому времени, как Люс придала ему форму окна размером в квадратный фут, ее руки уже ныли.

– Вот и все, чего я могу добиться, – сообщила она Майлзу и Шелби.

Те встали, придвигаясь ближе.

Серая пелена внутри вестника сдернулась, или так Люс только показалось, но под ней обнаружилась еще одна. Девочка щурилась, пока не разглядела, что этот слой кипит и двигается. Тогда она осознала, что видит уже не тень. Серая пелена, на которую они смотрели, была густым облаком сигаретного дыма. Шелби закашлялась.

Дым так и не развеялся, но глаза Люс привыкли к нему. Вскоре она уже разглядела широкий полукруглый стол, покрытый красным сукном. Игральные карты были разложены на его поверхности ровными рядами. По одну его сторону тесно сгрудилась группа незнакомцев. Некоторые выглядели встревоженными и возбужденными – например, лысый мужчина, теребящий свой галстук в горошек и еле слышно насвистывающий. Другие казались измотанными, как женщина с залакированной укладкой, стряхивающая пепел с сигареты в полупустой бокал. Дешевая тушь осыпалась с ее ресниц, оставляя под глазами черные пунктирные следы.

А по другую сторону стола пара рук порхала над колодой, ловко отправляя по одной карте каждому человеку за столом. Люс чуть подалась к Майлзу, пытаясь разглядеть получше. Ее внимание привлекли полыхающие неоновые огни тысяч игровых автоматов, выстроившихся позади столов. Но лишь пока девочка не увидела крупье.

Ей казалось, она уже привыкла обнаруживать в вестниках разные версии себя. Молодых, полных надежд, неизменно наивных. Но на этот раз вышло иначе. На женщине, раздающей карты в убогом казино, была белая строгая блуза, облегающие черные брюки и такая же жилетка, с выпуклостями на груди. Ее ногти были длинными и красными, и блестки искрились на обоих мизинцах, которыми она смахивала с лица пряди черных волос. Ее взгляд не опускался ниже лбов игроков, так что она никогда не смотрела в глаза ни одному из них. Она была втрое старше Люс, но между ними все же было какое-то сходство.

– Это ты? – прошептал Майлз, отчаянно пытаясь скрыть ужас в голосе.

– Нет! – категорически отрезала Шелби. – Эта тетка старая. А Люс доживает только до семнадцати, – пояснила она и встревоженно покосилась на подругу. – То есть в прошлом дело обстояло именно так. Но на этот раз, я уверена, она доживет до преклонных лет. Может, станет такой же старой, как эта дама. То есть…

– Хватит, Шелби, – попросила Люс.

Майлз покачал головой.

– Мне еще столько всего предстоит узнать.

– Ладно, если это не я, мы должны быть… ну, не знаю, как-то связаны.

Люс пронаблюдала, как женщина выдает фишки лысому мужчине при галстуке. Ее руки чем-то напоминали руки самой девочки. И губы были сложены в похожем серьезном выражении.

– Как думаешь, это моя мама? Или сестра?

Шелби торопливо что-то записывала на внутренней стороне обложки руководства по йоге.

– Есть лишь один способ выяснить.

Она предъявила Люс свои записи: «Вегас, отель- казино “Мираж”, ночная смена, стол, расположенный около шоу с бенгальскими тиграми, Вера с накладными ногтями от фирмы “Ли”».

Девочка снова посмотрела на крупье. Шелби ухватывала детали, которых Люс не замечала вовсе. На значке крупье было наклонными белыми буквами выведено имя «Вера». Но изображение уже начало колебаться и блекнуть. Вскоре вся картинка разлетелась крохотными клочьями тени, которые осыпались на пол и съежились, словно пепел от горящей бумаги.

– Но погоди, разве это не прошлое? – спросила Люс.

– Не думаю, – откликнулась Шелби. – Или, по крайней мере, не слишком давнее. На заднем плане виднелась реклама нового шоу «Цирка дю Солей». Так что скажешь?

Отправиться аж в Лас-Вегас, чтобы найти эту женщину? К сестре средних лет, вероятно, будет проще подойти, чем к родителям, которым далеко за восемьдесят, но все же. Что, если они доберутся до самого Вегаса и Люс опять сдрейфит?

Шелби подтолкнула ее локтем.

– Эй, должно быть, ты мне и впрямь нравишься, если я согласна ехать в Вегас. Моя мама пару лет работала там официанткой, когда я была маленькой. Говорю тебе, это не слишком приятное место.

– Как мы туда попадем? – спросила Люс, не желая интересоваться у Шелби, не могут ли они снова одолжить машину ее бывшего. – И вообще, как далеко отсюда Вегас?

– Слишком далеко для поездки на машине, – вмешался Майлз. – Что, по мне, так только к лучшему, поскольку я все равно хотел попрактиковаться в проходе сквозь.

– В проходе сквозь? – переспросила Люс.

– В проходе сквозь.

Мальчик опустился на колено и собрал в горсть обрывки тени. Выглядели они какими-то вялыми, но Майлз разминал их в ладонях, пока они не слиплись в небольшой грязный шарик.

– Я же говорил вам, что не смог заснуть прошлой ночью. Ну и… забрался в кабинет Стивена через окно.

– Ага, конечно, – уперлась Шелби. – Ты же завалил зачет по левитации. И определенно недостаточно хорош в ней, чтобы пролететь через окно.

– А ты недостаточно сильна, чтобы перетаскать целый книжный шкаф, – парировал Майлз. – Но я-то – да, и могу подтвердить свои слова.

Он ухмыльнулся, подняв вверх толстый черный том под заглавием «Вестники для начинающих: призыв, подглядывание и путешествия за десять тысяч простых шагов».

– Еще я обзавелся огромным синяком на голени из-за плохо спланированного выхода через окно, но, как бы там ни было… – заявил он и обернулся к Люс, которой ужасно хотелось выхватить книгу у него из рук. – Я решил, что с твоим очевидным талантом к подглядыванию и моими превосходными познаниями…

Шелби фыркнула.

– Сколько ты там прочел, где-нибудь три десятых процента книги?

– Весьма полезные три десятых процента, – уточнил Майлз. – Думаю, мы можем с этим справиться. И при этом не потеряться навеки.

Шелби с сомнением склонила голову набок, но больше ничего не сказала. Мальчик продолжил разминать вестника в ладонях, затем принялся его растягивать. Пару минут спустя тень превратилась в серое полотнище почти с дверь размером. Его края подрагивали, а само оно едва не просвечивало, но, когда Майлз отодвинул его чуть подальше, оно как будто подзастыло, словно гипсовый слепок, поставленный сушиться. Мальчик потянулся к левой стороне темного прямоугольника и зашарил по его поверхности.

– Странно, – проронил он, прощупывая вестника пальцами. – В книге говорится: «Если вы сделаете вестника достаточно большим, поверхностное натяжение понизится до уровня, допускающего проникновение», – процитировал он и вздохнул. – Здесь полагается быть…

– Шикарная книга, Майлз, – перебила Шелби, закатив глаза. – Ты теперь настоящий знаток.

– Что ты ищешь? – спросила Люс, подходя ближе.

Внезапно, следя за движениями его рук, она заметила это.

Защелку.

Девочка моргнула, и картинка исчезла, но место она запомнила. Люс потянулась из-за спины Майлза и прижала собственную ладонь к левой стороне вестника. Там. Нашарив искомое, она едва не вскрикнула.

На ощупь это напоминало тяжелый металлический запор с петлей и засовом, какие ставят на садовые калитки. Он казался ледяным и шероховатым от невидимой ржавчины.

– И что теперь? – поинтересовалась Шелби.

Люс оглянулась на изрядно озадаченных друзей, пожала плечами, немного повозилась с замком, а затем медленно отодвинула в сторону невидимый засов.

Отпертая, дверь тени распахнулась, едва не сбив с ног всех троих.

– Получилось, – прошептала Шелби.

Они смотрели в длинный, глубокий, черно-красный туннель. Внутри он казался вязким и пах плесенью и разбавленными коктейлями с дешевым спиртным. Девочки неуверенно переглянулись. А где же стол для игры в блек-джек? Где женщина, которую они видели прежде? В глубине запульсировало красное сияние, и тогда Люс расслышала лязг игральных автоматов и звон монет, сыплющихся в лотки.

– Круто! – выдохнул Майлз, стискивая ее руку. – Я читал об этом, это переходная фаза. Нам нужно просто идти вперед.

Люс схватилась за ладонь Шелби и покрепче вцепилась, когда Майлз шагнул в вязкую темноту – и потянул остальных за собой.

Они прошли вперед лишь пару футов, примерно столько, сколько понадобилось бы, чтобы добраться до настоящей двери в комнате Люс и Шелби. Но как только облачно-серая дверь вестника закрылась за ними с тревожным шипением, их спальня в Прибрежной пропала. То, что казалось темным и густым красным свечением вдали, внезапно превратилось в ярко-белое сияние. Белый свет вспыхнул, окутал их, наполнил уши звуком. Всем троим пришлось заслонить глаза. Майлз двинулся вперед, увлекая за собой девочек. Если бы не он, Люс так и застыла бы на месте. Обе ее ладони взмокли в руках у друзей. Она прислушивалась к единственному музыкальному аккорду, громкому и полнозвучному.

Девочка протерла глаза, но зрение ей туманила дымчатая пелена вестника. Майлз бережно гладил это марево круговыми движениями, пока оно не начало отслаиваться, словно шелуха старой краски, облетающая с потолка. И с падением каждой чешуйки сквозь сумрачную прохладу проносились порывы сухого горячего ветра, согревая кожу Люс. Как только вестник осыпался клочьями к их ногам, открывшийся их глазам вид внезапно обрел смысл: они смотрели на Лас-Вегас-стрип[14]. Прежде Люс видела его только на картинках, но сейчас на уровне ее глаз в отдалении маячила верхушка Эйфелевой башни отеля «Париж».

А это означало, что они находятся очень и очень высоко. Девочка отважилась опустить взгляд: они стояли снаружи, на какой-то крыше, причем до края оставалось не больше пары футов. А за ним – суета местного уличного движения, верхушки ряда пальм, замысловато подсвеченный плавательный бассейн. И все это – по меньшей мере на тридцать этажей ниже.

Шелби выпустила руку подруги и двинулась вдоль края коричневой цементной крыши. Три одинаково длинных прямоугольных крыла расходились из средней точки. Люс обернулась кругом, окинув взглядом яркие неоновые огни, за Стрипом цепочку отдаленных гор, жутковато озаренных светом города.

– Черт возьми, Майлз, – заявила Шелби, перепрыгивая застекленный участок крыши, чтобы исследовать другую ее сторону. – Этот проход сквозь просто потрясающий. Сейчас я даже почти готова тобой увлечься. Почти.

Майлз сунул руки в карманы.

– Хм… спасибо.

– А где это мы? – спросила Люс.

Ее собственное опрокидывание в вестника и этот опыт разнились, словно день и ночь. Новый способ оказался куда более культурным. Никого не стошнило. К тому же он действительно сработал. По крайней мере, ей так казалось.

– И что случилось с картинкой, которую мы видели прежде?

– Мне пришлось чуть отодвинуться, – объяснил Майлз. – Я решил, что будет выглядеть странно, если мы трое выйдем из облака посреди казино.

– Самую малость, – согласилась Шелби, дергая запертую дверь. – Есть какие-нибудь блестящие идеи насчет того, как нам отсюда спуститься?

Люс поморщилась. Клочья вестника подрагивали у них под ногами. Трудно было представить, что ему хватит сил помочь им теперь. Никакой возможности спуститься с этой крыши и никакой возможности вернуться в школу.

– Не беда! Я гений! – выкрикнула Шелби с другой стороны крыши.

Она согнулась над одним из световых люков, возясь с замком. С кряхтением девочка справилась с ним и подняла закрепленную на петлях стеклянную панель. И просунула голову внутрь, жестом пригласив остальных присоединиться.

Осторожно Люс заглянула сквозь открытый люк в большую, роскошную уборную. По одну сторону располагались четыре просторные кабинки, по другую – ряд мраморных раковин вдоль отделанного позолотой зеркала. К туалетному столику был придвинут лиловый, обитый плюшем диван, и на нем сидела единственная женщина, глядящаяся в зеркало. Отсюда девочка видела только верх ее пышной прически, но в отражении можно было рассмотреть щедро накрашенное лицо, густую челку и руку с французским маникюром, наносящую на губы очередной, совершенно излишний слой красной помады.

– Как только «Клеопатра» изведет этот тюбик помады, мы просочимся вниз, – шепнула Шелби.

Под ними «Клеопатра» поднялась из-за столика. Она несколько раз сжала губы и стерла с зубов случайный красный след. Затем направилась к двери.

– Позволь, я уточню, – попросил Майлз. – Ты хочешь, чтобы я «просочился» в женскую уборную?

Люс еще раз окинула взглядом пустынную крышу. Существовал действительно лишь один путь внутрь.

– Если кто-нибудь тебя увидит, просто притворись, что ошибся дверью.

– Или что вы двое тискались в одной из кабинок, – добавила Шелби. – А что такого? Это же Вегас.

– Давайте уже пойдем.

Покрасневший Майлз ногами вперед сполз через окно. Он медленно распрямлял руки, пока его ноги не повисли прямо над высокой мраморной столешницей.

– Помоги Люс спуститься, – окликнула его Шелби.

Мальчик метнулся запереть дверь в уборную, а потом вернулся ловить Люс. Та попыталась повторить его плавное движение, но, когда она начала протискиваться через световой люк, ее руки задрожали. Ей было не слишком хорошо видно, что там внизу, но сильные ладони Майлза обхватили ее талию куда раньше, чем она ожидала.

– Можешь отпускать, – сказал он и, когда девочка послушалась, мягко поставил ее на пол.

Когда ноги Люс коснулись пола, он не сразу отпустил ее, и Люс сквозь тонкую черную футболку остро ощутила его пальцы. Она собиралась поблагодарить, но, посмотрев ему в глаза, лишилась дара речи.

Девочка слишком поспешно попятилась, выворачиваясь из его рук, и пробормотала что-то извиняющееся, наступив ему на ногу. Они оба прислонились к туалетному столику, уставившись в стену, чтобы не смотреть друг на друга.

Этого не должно было произойти. Майлз был ей просто другом.

– Эй там! Кто-нибудь мне поможет?

Ноги Шелби в рубчатых чулках свешивались из светового люка, нетерпеливо дрыгаясь. Майлз передвинулся под окно, грубовато сгреб ее за пояс и поставил на пол. Ее он выпустил куда быстрее, обратила внимание Люс.

Шелби прошлась по полу, выложенному золотистой плиткой, и отперла дверь.

– Идем, вы двое, чего ждете?

По другую сторону двери эффектно накрашенные официантки в черном сновали туда-сюда на высоких каблуках с блестками, удерживая подносы с коктейлями на сгибах рук. Мужчины в дорогих темных костюмах толпились вокруг столов для игры в очко, крича, словно мальчишки-подростки, всякий раз после раздачи карт. Здесь не было вечно лязгающих и грохочущих игровых автоматов. Все казалось приглушенным, престижным и бесконечно волнующим, но не имело ничего общего со сценой, которую они наблюдали в вестнике.

Официантка с коктейлями подошла к ним.

– Вам что-нибудь угодно?

Она опустила поднос из нержавеющей стали и пристально в них вгляделась.

– О-о, икра, – отметила Шелби, подхватывая три тарталетки и передавая по одной друзьям. – Вы, ребята, думаете о том же, о чем и я?

Люс кивнула.

– Мы просто спускаемся вниз.

Когда двери лифта открылись в ослепительно сверкающем холле казино, Майлзу пришлось выталкивать застывшую в ошеломлении Люс. Она не сомневалась, что они наконец-то попали в нужное место. Здесь официантки с коктейлями были старше, усталыми и куда более одетыми. Они не скользили, а топали по не слишком чистому оранжевому ковру. А клиенты куда больше походили на тех, кого ребята видели за столом во время подглядывания: средний класс, средний возраст, избыточный вес, угрюмые, автоматически опустошающие свои кошельки. Теперь оставалось найти Веру.

Шелби протащила их по тесному лабиринту игральных автоматов. Мимо людей, толпящихся у рулеток и орущих на крошечный шарик, пока тот крутится в колесе. Мимо других столов, где игроки дули на кости, бросали их и свистом приветствовали результат. Мимо ряда, где предлагались партии в покер или странные игры с названиями вроде «пай гоу». И наконец они подошли к нескольким столам для игры в блек-джек.

Большинство крупье были мужчинами. Высокими и сутулыми, с набриолиненными волосами; или в очках и седоусыми; у одного на лице была даже хирургическая маска. Шелби не замедлила шага, чтобы поглазеть на них, и правильно сделала: в дальнем углу казино обнаружилась Вера.

Ее черные волосы были собраны сбоку в пучок. Бледное лицо выглядело исхудавшим и апатичным. Люс не чувствовала того эмоционального всплеска, какой захлестнул ее, когда она смотрела в Шасте на своих родителей из прошлой жизни. Но с другой стороны, она по-прежнему не знала, кем приходится ей Вера – эта усталая женщина средних лет, сейчас протягивающая колоду карт полусонной рыжей даме, чтобы та их сняла. Клиентка небрежно сдвинула колоду примерно посередине, и руки Веры начали порхать.

За другими столами в казино было полно народу, но за Вериным оказались только рыжая дама и ее низкорослый супруг. И все же она устроила для них отличное представление, раздавая карты с небрежной сноровкой, благодаря которой ее работа выглядела не требующей усилий. Судя по этой изящности движений, Вера питала пристрастие к театральности.

– Итак, – пробормотал Майлз, сдвигаясь ближе к Люс, – мы собираемся… или…

Руки Шелби внезапно опустились на плечи подруги, буквально втолкнув ее на одно из пустых кожаных сидений за столом.

Хотя ей отчаянно хотелось уставиться на женщину во все глаза, Люс не торопилась встречаться с ней взглядом. Ее беспокоило, что Вера может узнать ее раньше времени. Но глаза крупье скользнули по каждому из них лишь со слабым интересом, и девочка вспомнила, насколько изменилась ее внешность, когда она осветлила волосы. Она нервно затеребила их, неуверенная, что делать дальше.

Тогда Майлз бросил перед ней двадцатидолларовую купюру, и Люс вспомнила об игре, в которую ей полагается вступить. Она подвинула деньги через стол.

Вера вскинула подведенную карандашом бровь.

– Удостоверение личности есть?

Люс покачала головой.

– А нам нельзя просто посмотреть?

На другом конце стола рыжая дама задремала, уронив голову на напряженное плечо Шелби. Вера закатила глаза при виде всей этой сцены и отпихнула деньги обратно к Люс, кивнув на неоновый щит, рекламирующий «Цирк дю Солей».

– Цирк там, ребятишки.

Люс вздохнула. Похоже, им придется ждать, пока Вера не закончит работу. А тогда разговор с ними, вероятно, заинтересует ее еще меньше. Сокрушенно Люс потянулась за деньгами Майлза. Вера как раз убирала руку, когда девочка взяла купюру, и кончики их пальцев соприкоснулись. Они обе вскинули головы. Странный удар на мгновение ослепил Люс. Она хватанула ртом воздух. Заглянула в глубину распахнутых карих глаз Веры.

И увидела все.

Двухэтажный домик в заснеженном канадском городке. Морозные узоры на стеклах, ветер, свистящий за окном. Десятилетняя девочка смотрит телевизор в гостиной, укачивая на коленях младенца. Это Вера, бледная и хорошенькая, в отбеленных джинсах и тяжелых ботинках, в толстом синем свитере с воротом под горло; дешевое шерстяное одеяло сбилось между ней и спинкой дивана. Миска воздушной кукурузы на журнальном столике уже истаяла до пригоршни холодных, нелопнувших зерен. Толстый рыжий кот крадется по каминной полке, шипя на радиатор. А Люс… Люс – ее сестра, младенец у нее на руках.

Девочка осознала, что покачивается на сиденье в казино, отчаянно желая вспомнить больше. Почти столь же быстро впечатление померкло, сменившись следующим.

Крошечная Люс ковыляет за сестрой, вверх по лестнице, вниз по лестнице, ее ножки топочут по истертым широким ступеням, она запыхалась от смеха. Раздается звонок в дверь, и симпатичный паренек с прилизанными волосами является за Верой, приглашая ее на свидание, и та останавливается, и поправляет одежду, и отворачивается от нее, отворачивается прочь…

Мгновение спустя Люс уже сама подросток, со спутанными черными кудрями до плеч. Растянувшаяся на джинсовом постельном покрывале Веры – грубая ткань почему-то кажется уютной, – листающая тайный дневник сестры. «Он любит меня», – выведено Верой снова, и снова, и снова, и ее почерк становится все причудливей. А затем тетрадку выдергивают у Люс из рук, и над ней нависает разгневанное лицо сестры с ясно заметными следами слез…

И вновь другая сцена, Люс еще старше, может, лет семнадцати. Она напрягается в предчувствии грядущего.

Снег сыпется с неба, словно мягкие белые помехи. Вера с парой друзей катается на коньках по замерзшему пруду за домом, нарезает быстрые круги, счастливая и смеющаяся, а на краю скорчилась Люс, холод просачивается сквозь ее легкую одежду, пока она шнурует коньки, торопливо, как обычно, желая нагнать сестру. А рядом с ней – тепло, на источник которого ей даже не нужно смотреть, чтобы узнать. Дэниел, молчаливый и мрачный, его коньки уже туго зашнурованы. Ей явно хочется поцеловать его – и все же не видно ни единой тени. Вечер, и все вокруг мерцает под россыпью звезд, безгранично ясно и полно возможностей.

Люс поискала взглядом тени, затем поняла, что их отсутствие вполне объяснимо. Это воспоминания Веры. А снег затрудняет обзор. И все же Дэниел должен был знать, как знал и в тот раз, когда нырял в то озеро. Он должен был чувствовать это всякий раз без исключения. Его вообще когда-нибудь заботило, что происходит с людьми вроде Веры после гибели Люс?

С той стороны пруда, где сидит девочка, доносится хлопок, как будто раскрывается парашют. А затем посреди пурги расцветает взрыв жаркого пламени. Огромный столб ярко-рыжего огня выстреливает с берега в небо. Оттуда, где только что сидела Люс. Остальные бестолково бросаются туда, торопясь через пруд. Но лед тает, поспешно, гибельно, и их коньки проседают и погружаются в стылую воду. Крик Веры эхом раскатывается в синей ночи, и Люс уже видит одну лишь застывшую на ее лице муку.

В казино Вера отдернула руку, встряхнув ею так, будто обожглась. Ее губы несколько раз дрогнули, прежде чем им удалось хоть что-то выговорить.

– Это ты, – пробормотала она и затрясла головой. – Но этого не может быть.

– Вера, – прошептала Люс, снова протянув руку к сестре.

Ей хотелось обнять ее, забрать себе всю боль, когда- либо причиненную ей.

– Нет, – затрясла головой Вера, отстраняясь и грозя Люс пальцем. – Нет-нет-нет.

Пятясь, она врезалась в крупье, стоящего позади нее, споткнулась и обрушила с его стола огромную стопку покерных фишек. Цветные кружочки раскатились по полу, вызвав целую волну вздохов и вскриков у игроков, сорвавшихся с мест и бросившихся их подбирать.

– Черт подери, Вера! – перекрикнул поднявшийся гам коренастый мужчина.

Когда он, в своем дешевом сером полиэстеровом костюме и изношенных черных туфлях, вразвалочку подошел ближе, Люс встревоженно переглянулась с Майлзом и Шелби. Троице несовершеннолетних ребят не хотелось иметь ничего общего с местным начальством. Но мужчина все еще отчитывал подчиненную, раздраженно кривя губы.

– Сколько раз…

Вера слегка опомнилась, но продолжала испуганно смотреть на Люс, как будто та была дьяволом, а не ее сестрой из прошлой жизни. Ее накрашенные глаза казались белыми от ужаса.

– Ее н-не может здесь б-быть, – запинаясь, выговорила она.

– Боже, – проронил ее начальник, окинув взглядом Люс с друзьями, а затем скомандовал в рацию: – Пришлите ко мне охрану. У нас тут дети хулиганят.

Люс отшатнулась назад, к Майлзу и Шелби.

– Как насчет одного из этих проходов сквозь, Майлз? – поинтересовалась ее подруга сквозь стиснутые зубы.

Прежде чем мальчик успел ответить, трое мужчин с мощными руками и шеями возникли откуда-то и нависли над ребятами. Начальник махнул рукой.

– Отведите их в участок. Выясните, что они еще натворили.

– У меня есть идея получше, – вмешался девичий голос из-за стены охранников.

Все головы разом обернулись на звук, но просияла только Люс.

– Арриана!

Миниатюрная девочка одарила подругу улыбкой, протискиваясь сквозь толпу. На пятидюймовых танкетках, с совершенно безумной прической и глазами, едва не тонущими в темной подводке, Арриана превосходно вписывалась в странноватую клиентуру казино. Похоже, никто толком не понимал, как к ней относиться, и меньше всех – Шелби и Майлз.

Начальник развернулся к ней. От него попахивало обувным кремом и средством от кашля.

– Тебе что, тоже захотелось в участок, барышня?

– О-о, звучит занятно, – протянула Арриана, округлив глаза. – Но, увы, у меня на этот вечер другие планы. Я раздобыла билеты в первый ряд на концерт «Blue Man Group», и, разумеется, после выступления ожидается ужин с Шер. И что-то еще мне, помнится, нужно было сделать… – добавила она, потеребила подбородок, а затем перевела взгляд на Люс. – Ах да – вытащить отсюда к черту этих троих. Прошу прощения!

Она послала воздушный поцелуй кипящему от ярости начальнику, пожала плечами, извиняясь перед Верой, и щелкнула пальцами.

И все огни погасли.

Глава 13 Шесть дней

Увлекая их за собой по лабиринту темного казино, Арриана двигалась так, словно обладала ночным зрением.

– Спокойно, вы трое, – пропела она, – Я мигом вытащу вас отсюда.

Она крепко стиснула запястье Люс, та держала за руку Майлза, а он, в свою очередь, Шелби, чертыхающуюся из-за того, что за ними пришлось посылать спасательную команду.

Арриана направляла их уверенно, не сбиваясь с курса, и хотя Люс не видела, что она делает, но слышала, как вскрикивают и ворчат люди, которых ее подруга оттолкнула в сторону. «Прошу прощения!», «Ой!» и «Извините!» – то и дело выкликала она.

Она провела ребят по темным коридорам, полным встревоженных туристов, которые подсвечивали себе дорогу мобильными, как фонариками. Вверх по еще более темным лестницам, душным из-за редкого использования и загроможденным пустыми картонными коробками. Наконец она пинком распахнула аварийный выход и, подгоняя, вывела их в узкий сумрачный проулок.

Проулок втиснулся между «Миражом» и еще одним уходящим ввысь отелем. Рядок мусорных контейнеров распространял вокруг себя мерзкий запах гниющей дорогой пищи. Струйка кислотно-зеленой сточной воды извивалась отвратительным ручейком, рассекая дорожку надвое. Прямо перед ними, посреди яркого, суетливого, в неоновых огнях Стрипа старомодные черные уличные часы пробили полночь.

– Ах-х, – глубоко вдохнула Арриана. – Очередной блистательный день в городе грехов. Я бы хотела начать его правильно, с сытного завтрака. Кто еще проголодался?

– Э-э… – выдавила Шелби, глянув на Люс, затем на Арриану и казино. – Что только что… Как ты…

Взгляд Майлза был прикован к глянцевому пятнистому шраму на шее Аррианы. Люс уже привыкла к подруге, но стало ясно, что ее спутники не знают, как к ней относиться.

Арриана погрозила мальчику пальцем.

– Этот парень выглядит так, словно готов съесть не меньше вафель, чем весит сам. Идем, я знаю одну дрянную закусочную.

– Это было потрясающе, – повернувшись к Люс, одними губами выговорил Майлз, когда они поспешно двинулись к выходу из проулка.

Девочка кивнула. Большего она себе позволить не могла – если не хотела отстать от Аррианы, пересекающей Стрип. Вера. Она никак не могла прийти в себя после встречи. После всех тех воспоминаний, подсмотренных за единый миг. Ее они потрясли и причинили боль, и Люс могла только догадываться, чего это стоило Вере. Но она сама получила при этом еще и глубокое удовлетворение. На этот раз, в большей степени, чем при заглядывании в вестников, она по-настоящему ощутила одну из прошлых жизней. Как ни странно, еще она увидела то, о чем раньше даже не задумывалась: у ее прежних «я» были свои жизни. Полноценные и важные даже до того, как объявлялся Дэниел.

Арриана затащила их в «Айхоп»[15], приземистое здание в коричневой штукатурке, которое выглядело таким древним, что запросто могло предшествовать всем остальным постройкам на Стрипе. Оно казалось куда более маленьким и унылым, чем остальные заведения этой же сети.

Шелби первая шагнула внутрь сквозь стеклянные двери, звякнув дешевым колокольчиком, закрепленным клейкой лентой поверх косяка. Она прихватила пригоршню мятных конфет из вазы на стойке и выбрала столик в дальнем углу. Арриана устроилась рядом с ней, а Люс с Майлзом заняли диванчик напротив, обтянутый потрескавшейся рыжей кожей.

Свистнув и быстро описав рукой круг, Арриана заказала кофе на всех у симпатичной пухленькой официантки с заткнутым в волосы карандашом.

Остальные сосредоточились на толстом, закатанном в пластик меню на пружинке. Перевернуть страницу удавалось после изрядной борьбы с древним кленовым сиропом, склеившим всю книгу в единый кирпич, что помогало уклоняться от обсуждения неприятностей, в которые они только что едва не влипли.

– Что ты здесь делаешь, Арриана? – в конце концов пришлось спросить Люс.

– Заказываю что-нибудь с забавным названием. «Рути-тути», наверное, раз уж у них тут нет «Лун над моей ветчинкой». Трудно выбрать.

Люс закатила глаза. Арриане незачем было держаться столь уклончиво. Очевидно же, что это спасение не могло оказаться случайным.

– Ты же знаешь, что я имею в виду.

– Настали странные дни, Люс. И я решила провести их в не менее странном городе.

– А, ну они почти на исходе. Разве нет, судя по срокам перемирия?

Арриана поставила кофейную чашку на стол и подперла ладонью подбородок.

– Что ж, аллилуйя. Тебя все-таки чему-то учат в этой школе.

– И да, и нет, – откликнулась Люс. – Я просто подслушала, как Роланд сказал, что Дэниел ведет обратный отсчет минутам. По его словам, это имеет какое- то отношение к перемирию, но я не знаю точно, о каком количестве минут мы говорим.

Рядом с ней Майлз, казалось, напрягся при одном упоминании о Дэниеле. Когда официантка явилась принять у них заказ, он успел первым, почти впихнув меню ей в руки.

– Бифштекс с кровью и глазунью, – рявкнул он.

– О-о, как это по-мужски, – заметила Арриана и одобрительно посмотрела на Майлза, прервав считалочку, с помощью которой она определялась с заказом. – «Рути-тути фреш-н-фрути», пожалуйста.

Она выговорила это с таким чистым произношением, как могла бы на ее месте королева Англии, и сохранила при этом примечательно невозмутимый вид.

– Мне сосиски в тесте, – объявила Шелби. – А впрочем, пусть будет омлет из одних белков, без сыра, Ай, да что за черт. Сосиски в тесте.

Официантка повернулась к Люс.

– А как насчет тебя, милая?

– Стандартный завтрак, – попросила девочка и виновато улыбнулась, извиняясь за своих друзей. – С болтуньей, без мяса.

Официантка кивнула и направилась в сторону кухни.

– Ладно, а что еще ты услышала? – спросила Арриана.

– Мм, – протянула Люс и принялась крутить в руках графинчик с сиропом, стоящий рядом с солонкой и перечницей. – Был какой-то разговор о, ну, ты понимаешь, конце света.

Фыркнув, Шелби вылила себе в кофе три порции сливок.

– Конец света! Ты и впрямь купилась на эту чушь? То есть сколько мы его уже ждем? А люди еще считают себя терпеливыми из-за какой-то пары тысяч лет! Ха. Как будто что-то вообще когда-нибудь изменится.

Казалось, Арриана едва совладала с желанием осадить Шелби, но затем поставила чашку с кофе на стол.

– Как неучтиво с моей стороны было даже не представиться твоим друзьям, Люс.

– Хм, мы в курсе, кто ты такая, – заметила Шелби.

– Ага, тебе была посвящена целая глава в моем учебнике по истории ангелов за восьмой класс, – добавил Майлз.

Арриана захлопала в ладоши.

– А мне еще сказали, что эту книгу запретили!

– Серьезно? Про тебя написано в учебнике? – рассмеялась Люс.

– А откуда столько удивления? Ты не находишь меня исторической личностью? – спросила Арриана и вновь повернулась к Шелби и Майлзу. – А теперь расскажите мне все о себе. Мне нужно знать, с кем тут водится моя девочка.

– Неверующий нефилим-отступник, – представилась Шелби, подняв руку.

Майлз уставился себе в чашку.

– И бесполезный прапрапра-в-энной-степени- правнук ангела.

– Это неправда, – возмутилась Люс, ткнув мальчика кулаком в плечо. – Арриана, ты бы видела, как он сегодня помог нам пройти сквозь эту тень. Он был великолепен. Именно так мы сюда и попали – он прочел ту книгу и тут же, сама видишь, сумел…

– Да, меня это заинтересовало, – насмешливо заметила Арриана. – Но больше меня тревожит она.

Она ткнула пальцем в Шелби. И лицо ее выглядело куда серьезней, чем привыкла Люс. Даже диковатые голубые глаза казались спокойными.

– Не самое подходящее время, чтобы быть каким бы то ни было отступником. Сейчас все в движении, но настанет и время расплаты. И тебе придется выбрать ту или иную сторону, – сообщила Арриана, пристально уставившись на Шелби. – Мы все должны знать, на чем стоим.

Прежде чем кто-либо успел ответить, вновь появилась официантка с огромным коричневым пластиковым подносом еды.

– Как, сойдет ли это за быстрое обслуживание? – спросила она. – Ну-ка, кто заказывал сосиски…

– Я! – выпалила Шелби и поспешно выхватила тарелку из рук ошеломленной официантки.

– Кому-нибудь нужен кетчуп?

Они замотали головами.

– Еще масла?

Люс кивнула на щедрую порцию, уже украшающую ее оладьи.

– Нам всем всего хватает. Спасибо.

– Если нам что-нибудь понадобится, – добавила Арриана, широко улыбнувшись счастливой рожице, нарисованной взбитыми сливками у нее на тарелке, – мы крикнем.

– О, не сомневаюсь, – фыркнула официантка, убирая поднос под мышку. – Завопите, как будто вот-вот настанет конец света, по крайней мере ты.

Когда она ушла, к еде приступила только Арриана. Она подобрала черничину с носа оладьиной рожицы, кинула в рот и с явным удовольствием облизала пальцы. А затем окинула взглядом стол.

– Налетайте, – посоветовала она, вздохнув. – Нет ничего приятного в холодном бифштексе и яичнице. Ну же, ребята. Вы же читали книжки по истории. Разве вам еще не вдолбили…

– Я не читала, – вмешалась Люс. – И мне ничего не вдалбливали.

Арриана задумчиво облизала кончик вилки.

– Справедливо. В таком случае позвольте представить вам мою точку зрения. Которая в любом случае куда занятнее книжек по истории, поскольку я не подвергаю цензуре большие драки, брань и все, что касается секса. В моем изложении есть все, кроме трехмерной графики, которую, должна вам сказать, чрезмерно переоценивают. Вы видели тот фильм с… – затараторила она, но осеклась, заметив озадаченное выражение на их лицах. – Ох, не берите в голову. Ладно, все началось тысячи лет назад. Рассказывать вам о Сатане?

– Затеял раннюю борьбу за власть против Бога, – откликнулся Майлз скучным тоном, как будто повторял урок за третий класс школы, и наколол на вилку кусочек мяса.

– До того они были крайне близки, – дополнила Шелби, поливая свои сосиски в тесте сиропом. – То есть Бог же называл его своей денницей. Так что не скажешь, будто Сатане не хватало уважения или любви.

– Но он решил, что лучше быть владыкой ада, чем слугою неба, – вступила Люс.

Может, она и не читала нефилимских книг, зато прочла «Потерянный рай» Мильтона. По крайней мере, в сокращенном виде.

– Очень хорошо, – просияла Арриана, подаваясь ближе к Люс. – Знаешь, Гэбби крепко дружила с дочерьми Мильтона в те дни. Ей нравится приписывать эту фразу себе, а я ей все твержу, мол, разве тебя без этого мало ценят? А, как бы там ни было, – оборвала она сама себя и стащила у Люс кусочек яичницы, – Черт, а это вкусно, Можно нам сюда немножко острого соуса? – крикнула она в сторону кухни. – Ладно, на чем мы остановились?

– На Сатане, – с набитым ртом ответила Шелби.

– Верно. Так вот, Говорите насчет великого врага что хотите, но он… – Арриана прервалась и вскинула голову, – отчасти ответствен за ознакомление ангелов с идеей свободы воли. То есть он действительно дал всем остальным предмет для размышлений. На чьей стороне ты будешь? Получив возможность выбора, множество ангелов пало.

– И сколько же? – уточнил Майлз.

– Падших? Достаточно, чтобы создать патовую ситуацию, – откликнулась Арриана, с задумчивым видом помедлила и снова крикнула официантке: – Острый соус! Он вообще водится в этом заведении?

– А что насчет ангелов, которые пали, но не объединились с… – начала было Люс, но умолкла, вспомнив о Дэниеле.

Хоть она и говорила шепотом, это казалось слишком серьезной темой для обсуждения в закусочной. Даже в почти пустой закусочной посреди ночи.

Арриана тоже понизила голос.

– О, многие ангелы пали, но практически остаются в союзе с Господом. Впрочем, есть и те, кто присоединился к Сатане. Мы зовем их демонами, хотя это всего лишь падшие ангелы, сделавшие по-настоящему неудачный выбор. Конечно, всем пришлось нелегко. С самого падения ангелы и демоны существуют бок о бок, хоть и разделились на два лагеря, – продолжила она рассказ, размазывая масло по оладье. – Но все это может перемениться.

Люс опустила взгляд на свою яичницу, не в силах проглотить ни кусочка.

– Так, гм… прежде ты, кажется, намекала, что мой выбор имеет к этому какое-то отношение? – осторожно уточнила Шелби, с виду чуть менее сомневающаяся, чем обычно.

– Не конкретно твой, – покачала головой Арриана. – Я знаю, похоже на то, что мы застыли в равновесии навеки. Но в конце концов все сведется к выбору стороны одним могущественным ангелом. Когда это произойдет, чаши весов наконец-то придут в движение. И уже тогда будет иметь значение, с кем ты.

Слова Аррианы напомнили Люс о том, как она оказалась заперта в крохотной часовенке вместе с мисс Софией и как та твердила, будто судьба Вселенной каким-то образом зависит от Люс и Дэниела. Тогда это показалось ей безумием, а мисс София и была злобной помешанной. И пусть даже Люс была не вполне уверена, о чем говорят остальные, она знала, что это как-то связано с возвращением Дэниела.

– Это Дэниел, – тихонько проговорила она. – Ангел, способный склонить весы, это Дэниел.

Это объясняло страдание, бремя, которое он нес постоянно, словно чемодан весом в пару тонн. Это объясняло, почему он так долго остается вдали от нее. Не объясняло это только одного: почему Арриана явно сомневалась, в какую из сторон склонятся весы. Кто выиграет войну.

Арриана открыла рот, но вместо ответа вновь атаковала тарелку Люс.

– Да получу я этот чертов острый соус или нет? – заорала она.

На их столик упала тень.

– Сейчас ты получишь кое-что по-настоящему острое.

Люс оглянулась на голос и отшатнулась: за ее спиной стоял очень высокий парень в длинном коричневом плаще свободного покроя, расстегнутом так, что за поясом виднелся блеск чего-то серебристого. Бритый наголо, с узким прямым носом и превосходными зубами.

И с белыми глазами. Совершенно лишенными цвета. Ни радужек, ни зрачков – ничего.

Странное, отсутствующее выражение его лица напомнило Люс девочку-изгоя. Хотя она и не рассмотрела ту достаточно близко, чтобы понять, что не так с ее глазами, теперь догадаться стало нетрудно.

Шелби покосилась на незнакомца, с трудом сглотнула и увлеченно набросилась на еду.

– Меня это не касается, – пробормотала она.

– Прибереги для себя, – посоветовала парню Арриана. – Можешь приправить этим бутерброд с кулаком, который я тебе подам.

Люс, широко распахнув глаза, смотрела, как миниатюрная девочка встает и вытирает руки о джинсы.

– Сейчас вернусь, ребята. О, и еще, Люс, напомни мне отругать тебя за это, когда я закончу.

И прежде чем та успела спросить, какое отношение имеет к ней этот парень, Арриана взялась за мочку его уха, с силой ее выкрутила и впечатала его головой в витрину у стойки.

Звук удара вдребезги разбил ленивую полуночную тишину закусочной. Белоглазый по-детски взвизгнул, когда Арриана крутанула ухо в другую сторону и запрыгнула на парня сверху. Вопя от боли, он забился всем своим тощим телом, пока не сбросил обидчицу на стекло витрины.

Та перекатилась вдоль стойки и остановилась в самом конце, сокрушив высокий лимонный торт с меренгами, а затем вскочила на ноги. Кувырком вернулась обратно к противнику, ногами поймала его голову в захват, а затем принялась молотить его по лицу маленькими кулачками.

– Арриана! – завопила официантка. – Только не мои торты! Я пытаюсь быть терпимой! Но мне тоже надо на что-то жить!

– Ай, ладно! – крикнула в ответ Арриана, – Тогда мы выйдем на кухню.

Она выпустила парня, соскользнула на пол и пнула его танкеткой. Незнакомец отлетел к двери, ведущей на кухню.

– Идите сюда, вы трое, – окликнула девочка сидящих за столом ребят. – Может, чему-нибудь и научитесь.

Майлз и Шелби уронили салфетки, напомнив Люс то, как доверские школьники бросали все и с воплями «Драка! Драка!» неслись по коридорам всякий раз, когда до них долетал малейший слушок о потасовке.

Люс, несколько замешкавшись, двинулась следом. Если Арриана намекает, что этот парень объявился тут из-за нее, это поднимает еще целый ряд непростых вопросов. А как насчет людей, похитивших Зарю? И той лучницы-изгоя, которую Кэм убил на мысу Нойо?

Из кухни донесся грохот, и трое перепуганных людей в грязных фартуках выбежали в зал. К тому времени, как Люс протиснулась мимо них через открывающуюся в обе стороны дверь, Арриана уже удерживала парня, наступив ногой ему на голову, в то время как Майлз и Шелби связывали его бечевкой для перетягивания вырезки. Пустые глаза незнакомца пялились на Люс и куда-то сквозь нее.

Рот ему заткнули кухонной тряпкой, так что когда Арриана насмешливо спросила, не желает ли он немного остыть в холодильнике для мяса, парень сумел только застонать. Он уже оставил всякие попытки сопротивляться.

Схватив недруга за ворот, Арриана протащила его по полу в огромную морозильную камеру, напоследок наградила еще парой пинков и хладнокровно захлопнула дверцу. Отряхнула руки и, сердито хмурясь, обернулась к Люс.

– Кто преследует меня, Арриана? – подрагивающим голосом спросила та.

– Многие, крошка.

– Это был, – продолжила девочка, вспомнив свою встречу с Кэмом, – изгой?

Арриана прочистила горло. Шелби закашлялась.

– Дэниел сказал, что не может остаться со мной, потому что привлекает слишком много внимания. Сказал, что в Прибрежной я буду в безопасности, но они пришли и туда…

– Только потому, что выследили тебя, когда ты покидала школу. Ты тоже привлекаешь внимание, Люс. И когда ты выходишь в мир затеять погром в казино или сотворить еще что-нибудь в этом духе, мы можем это почуять. И к плохим парням это тоже относится. Именно поэтому ты, прежде всего, и оказалась в этой школе.

– Что? – вмешалась Шелби. – Вы попросту прячете ее среди нас? А как насчет нашей безопасности? Что, если эти, как их там, изгои заявятся в школу?

Майлз ничего не сказал, только переводил встревоженный взгляд с Люс на Арриану.

– Ты так и не поняла, что нефилимы маскируют тебя? – спросила Арриана. – Дэниел не рассказал тебе об их… так сказать, защитной окраске?

Люс мысленно вернулась к той ночи, когда Дэниел высадил ее в Прибрежной.

– Кажется, он говорил что-то о маскировке, но…

Той ночью у нее в голове роилось слишком много других мыслей. Ей хватило уже попыток осознать, что Дэниел покидает ее. Теперь ее накрыла тошнотворная волна вины.

– Я не поняла. Он не стал вдаваться в подробности, только твердил, что я должна оставаться на территории школы. Я решила, что он чрезмерно обо мне печется.

– Дэниел знает, что делает, – пожала плечами Арриана. – По большей части, – добавила она, задумчиво облизнув уголок рта. – Ну ладно, иногда. Время от времени.

– То есть ты имеешь в виду, что кто бы за ней ни охотился, он не увидит ее в компании нефилимов? – уточнил Майлз, похоже, снова обретший дар речи.

– На самом деле изгои не видят вовсе, – поправила Арриана. – Их ослепили во время мятежа. Я как раз подбиралась к этой части истории – она действительно хороша! Выкалывание глаз и прочий Эдипов вздор, – пояснила она и вздохнула. – Ох, ну ладно. Да, изгои. Они могут видеть огонь твоей души – который куда труднее различить, когда тебя окружают другие нефилимы.

Глаза Майлза округлились. Шелби нервно обкусывала ногти.

– Так вот как они перепутали меня с Зарей.

– По крайней мере, именно так нашел тебя сегодня наш отмороженный приятель, – уточнила Арриана. – Черт, да я сама тебя нашла точно так же. Ты тут – словно свеча в темной пещере, – пояснила она, схватила баллончик взбитых сливок и прыснула себе в рот. – Люблю подкрепиться после драки чем-нибудь растительным.

Она зевнула, и Люс покосилась на стоящие на столе часы с зеленым цифровым табло. Было уже полтретьего ночи.

– Что ж, как бы мне ни нравилось задавать кому- нибудь жару, для вас троих давно настал комендантский час, – заключила Арриана, свистнула сквозь зубы, и густая капля вестника пролилась из теней под кухонными столами. – Я этого не делала, ладно? Если кто-нибудь спросит, я никогда этого не делала. Путешествовать при помощи вестников крайне опасно. Слышал, герой?

Она стукнула Майлза по лбу и прищелкнула пальцами. Тень мгновенно превратилась в безупречную дверь посреди кухни.

– Но я спешу, а так быстрее всего получится вернуть вас, ребята, домой и в безопасность.

– Изящно, – заметил Майлз, как будто делал заметки на память.

Арриана покачала головой.

– Даже и не мечтай. Я отведу вас обратно в школу, где вы и останетесь, – она встретилась взглядом с каждым из них по очереди, – или вам придется держать ответ передо мной.

– Ты пойдешь с нами? – спросила Шелби, наконец-то выказав хотя бы малейший проблеск трепета перед Аррианой.

– Похоже на то, – отозвалась та, подмигнув Люс. – Ты превратилась в какой-то опасный фейерверк. Кто- то же должен за тобой приглядывать.

Проход сквозь вместе с Аррианой дался им даже более гладко, чем по пути в Вегас. Ощущалось это так, как будто они зашли в помещение с яркого солнца: когда ступаешь на порог, свет кажется чуть тусклее, но ты моргаешь пару раз и привыкаешь к нему.

Люс была почти разочарована, когда вернулась в собственную спальню после блеска и волнений ЛасВегаса. Но затем она подумала о Заре и о Вере. Почти разочарована. Ее взгляд перебирал знакомые приметы возвращения: незастеленная двухъярусная кровать, заставленный растениями подоконник, коврики для йоги, сложенные в углу, Стивенов томик «Государства» Платона, заложенный и оставленный на столе Люс, и еще кое-что, чего она увидеть не ожидала.

Дэниел, весь в черном, приглядывающий за пылающим в камине огнем.

– А-а-ай! – заорала Шелби, отшатнувшись назад прямо в руки Майлзу. – Ты меня до чертиков напугал! Причем в моем собственном убежище. Нехорошо, Дэниел.

Она одарила соседку враждебным взглядом, как будто та имела какое-то отношение к его визиту.

– С возвращением, – спокойно обратился Дэниел к Люс, не обращая внимания на Шелби.

Девочка никак не могла решить, броситься к нему или расплакаться.

– Дэниел…

– Дэниел? – вскрикнула Арриана.

Ее глаза широко распахнулись, как будто она увидела призрака.

Дэниел, и сам явно не ожидавший встречи с ней, застыл на месте.

– Я… мне просто нужно было перекинуться с ней парой слов. Потом я уйду, – выдавил он виновато и даже испуганно.

– Ладно, – согласилась Арриана, прихватывая Майлза с Шелби за шиворот. – Мы как раз собирались уходить. Никто из нас тебя здесь не видел. Встретимся позже, Люс.

И она вытолкнула остальных ребят из комнаты и вышла следом сама.

Судя по виду Шелби, ей не терпелось убраться из их общей спальни. Яростный взгляд Майлза не отрывался от Люс, пока Арриана едва ли не вышвырнула мальчика в коридор, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Затем Дэниел шагнул к Люс. Она зажмурилась, согреваясь в его близости. Она вдыхала его запах, радуясь возвращению домой. Не домой в Прибрежную школу, а в тот уют, который приносил ей Дэниел. Даже когда она бывала в самых странных местах. Даже когда их отношения были так запутанны.

Запутанны, как сейчас.

Он еще не целовал ее, даже не заключал в объятия. Девочку удивило, что ей этого хотелось, даже после всего увиденного. Тоска по его прикосновениям отзывалась болью глубоко у нее в груди. Когда Люс открыла глаза, Дэниел стоял лишь в нескольких дюймах, пристально изучая ее с ног до головы.

– Ты напугала меня.

Девочка никогда не слышала от него таких слов. Из них двоих бояться привыкла она.

– С тобой все хорошо? – спросил он.

Люс покачала головой. Дэниел взял ее за руку и без лишних слов повел к окну, из теплой комнаты с очагом обратно в холод ночи, на неровный уступ снаружи, куда он приходил к ней прежде.

Вытянутый месяц висел низко в небе. Совы спали в роще. Отсюда, сверху, Люс различала волны, плавно набегающие на берег. На дальней стороне школьной территории, высоко в Нефском доме, светился единственный огонек, но трудно было сказать, горит он в кабинете Франчески или Стивена.

Они с Дэниелом сели на край уступа, свесив ноги. Откинулись на скат крыши и стали смотреть на звезды, тусклые, поскольку небо заволокло тончайшим слоем облаков. И вскоре Люс расплакалась.

Из-за того, что он сердился на нее или она – на него. Из-за всего, что ей пришлось перенести: проходы сквозь вестников, через границы штатов, в недавнее прошлое и обратно. Из-за того, что ее сердце и разум запутались и сбились с толку, а близость к Дэниелу только портила все еще больше. Из-за того, что Майлз и Шелби, судя по всему, ненавидели его. Из-за явного ужаса, исказившего лицо Веры, когда она узнала Люс. Из-за слез, наверняка пролитых по ней сестрой, и из-за той боли, которую девочка вновь причинила ей, объявившись за столом для игры в очко. Из-за всех прочих ее обездоленных семей, обреченных на скорбь, поскольку их дочерям не повезло оказаться очередным перерождением влюбленной дурочки. Из-за того, что, размышляя об этих семьях, Люс отчаянно тосковала по оставшимся в Тандерболте родителям. Из-за того, что вина за похищение Зари лежала на ней. Из- за того, что ей было семнадцать и она все еще жила, вопреки накопившейся за тысячелетия статистике. Из-за того, что она знала достаточно и боялась уготованной ей судьбы. Из-за того, что шел уже четвертый час ночи, а она так давно не спала и не представляла, как теперь быть.

Дэниел обнял ее, окутав своим теплом, притянул ближе и принялся легонько укачивать. Девочка всхлипывала, шмыгала носом и мечтала о носовом платке. Она никак не могла понять, как можно расстраиваться из-за стольких причин одновременно.

– Чш-ш-ш, – шептал ей Дэниел. – Чш-ш-ш.

Днем раньше ей сделалось дурно, когда она увидела в том вестнике, как самозабвенно любит ее Дэниел.

Неизбежная жестокость, пронизывающая их отношения, казалась неодолимой. Но теперь, особенно после разговора с Аррианой, Люс чувствовала, что на них надвигается нечто худшее. Что-то менялось – возможно, весь мир менялся, – а они с Дэниелом балансировали на самом краю. Эти перемены окружали их, витали в воздухе и влияли на то, как она воспринимает себя – и его тоже.

Беспомощное выражение, которое она заметила в его глазах в мгновения перед самой своей гибелью, – теперь оно казалось, да и было, лишь прошлым. Это напомнило ей то, как он смотрел на нее после их первого поцелуя на топком побережье близ Меча и Креста. Вкус его губ, дыхание, щекочущее шею, крепкие объятия – все было восхитительно, кроме страха в его глазах.

Но Дэниел уже давно не смотрел на нее так. Нынешний его взгляд мало что выдавал. Как будто в любом случае она будет с ним, почти как если бы у нее не оставалось выбора. В этой жизни все было иначе. Все так говорили, и Люс тоже это чувствовала, и с каждым днем все сильнее. Она видела собственную гибель и пережила ее. Дэниелу больше не нужно было нести свою кару в одиночестве. Теперь они могли делать это вместе.

– Я хочу кое-что сказать, – сообщила она ему в рубашку, вытирая слезы рукавом. – Я хочу поговорить, прежде чем начнешь ты.

Его подбородок задел ее макушку. Он кивнул.

– Я знаю, тебе приходится осторожничать с тем, что ты мне говоришь. Я знаю, что уже погибала прежде. Но на этот раз я никуда не денусь, Дэниел, я это чувствую. По крайней мере, не без борьбы, – добавила она, попытавшись улыбнуться, – Думаю, это поможет нам обоим не обращаться со мной словно с хрупкой стеклянной безделушкой. Так что я прошу тебя – как твой друг, как твоя девушка, как, ты это знаешь, любовь всей твоей жизни – открой мне чуть больше. А то я только чувствую себя заброшенной, тревожусь и…

Дэниел взял Люс за подбородок, чуть запрокинул ей голову и внимательно заглянул в лицо. Девочка подождала, не перебьет ли он ее, но он не стал.

– Я покидала Прибрежную не для того, чтобы тебе досадить, – продолжила она. – Я уезжала, потому что не понимала, какое это имеет значение. И из-за этого подвергла опасности своих друзей.

Дэниел удерживал ее лицо перед своим. Его лиловые глаза буквально сияли.

– Я слишком много раз подводил тебя прежде, – прошептал он. – И в этой жизни, возможно, ударился в другую крайность – в чрезмерную осторожность. Мне следовало бы помнить, что ты испытываешь на прочность любые поставленные тебе ограничения. Иначе ты не была бы… девушкой, которую я люблю.

Люс ждала, что он улыбнется ей. Но не дождалась.

– Просто на этот раз ставки так высоки. Я сосредоточился на…

– Изгоях?

– Именно они захватили твою подругу, – подтвердил Дэниел. – Они с трудом отличают правду от лжи, не говоря уже о том, на какую сторону работают.

Люс вспомнилась та девочка, которую Кэм прикончил серебряной стрелой, и смазливый пустоглазый парень в закусочной.

– Потому что они слепы.

Дэниел опустил взгляд на собственные руки, потер ладони. Было похоже, что ему нехорошо.

– Слепы, но крайне жестоки, – уточнил он, протянул руку и погладил одну из прядок ее осветленных волос. – Какая же ты умница, что покрасилась. Это оберегало тебя, когда я не мог успеть к тебе вовремя.

– Умница? – в ужасе переспросила Люс. – Заря могла погибнуть только из-за того, что мне под руку попался флакон перекиси. Что в этом умного? Если бы… если бы я вчера перекрасилась в черный, по-твоему, изгои внезапно сумели бы меня выследить?

Дэниел резко помотал головой.

– Они вообще не должны были пробраться в школу. Не должны были дотянуться ни до кого из вас. Я день и ночь стараюсь удержать их подальше от тебя – от всей этой школы. Кто-то им помогает, и я не представляю кто…

– Кэм.

Что бы еще ему здесь делать?

Но Дэниел покачал головой.

– Кто бы это ни был, он об этом пожалеет.

Люс скрестила на груди руки. Ее лицо все еще горело от слез.

– Это означает, что я не смогу поехать домой на День благодарения? – предположила она и зажмурилась, пытаясь не представлять себе удрученных родительских лиц. – Можешь не отвечать.

– Пожалуйста, – искренне взмолился Дэниел. – Это еще совсем ненадолго.

Она кивнула.

– На срок перемирия.

– Что? – вскрикнул он, крепко стискивая ее плечи, – Откуда ты…

– Я знаю.

Люс надеялась, что он не почувствует зарождающейся в ее теле дрожи. А та лишь усиливалась, когда девочка пыталась держаться уверенней, чем была на самом деле.

– И знаю, что вскоре ты нарушишь равновесие между небесами и адом.

– Кто тебе это сказал?

Дэниел выгибал назад плечи, а это, как она уже знала, означало, что он пытается удержать расправляющиеся крылья.

– Я это вычислила. Тут много чего происходит, когда тебя нет поблизости.

В глазах Дэниела вспыхнула искорка зависти. Поначалу Люс даже сделалось приятно, что она может вызвать у него такие чувства, но ей не хотелось пробуждать в нем ревность. Особенно когда у него так много куда более важных дел.

– Прости, – попросила она. – Последнее, что тебе сейчас нужно, это чтобы я тебя отвлекала. То, что ты делаешь… звучит довольно-таки значительно.

На этом она остановилась, надеясь, что Дэниел сочтет возможным рассказать ей больше. Это был самый открытый, честный и зрелый разговор, какой у них, пожалуй, вообще состоялся.

Но тут, слишком быстро, на лицо Дэниела набежала тень; Люс даже не представляла, как это может ее напугать.

– Выбрось все это из головы. Ты даже понятия не имеешь о том, что тебе представляется хорошо известным.

Разочарование захлестнуло Люс с головой. Он по- прежнему обращается с ней как с ребенком. Шаг вперед, десять назад.

Она подобрала под себя ноги и встала на уступе.

– Я знаю одно, Дэниел, – заявила она, пристально глядя на него сверху вниз. – На твоем месте я бы не сомневалась. Если бы вся Вселенная ждала, на которую сторону склоню весы я, я бы выбрала добро.

Лиловые глаза Дэниела смотрели в пространство перед ним, в тенистую чащу леса.

– Ты бы выбрала добро, – повторил он.

В его бесстрастном голосе вдруг прорвались нотки невыразимой печали, каких Люс никогда еще не слышала, общаясь с ним.

Девочка устояла перед неожиданным порывом присесть обратно рядом с Дэниелом и извиниться. Вместо этого она отвернулась. Разве не очевидно, что ему следует выбрать добро? Кто бы на его месте поступил иначе?

Глава 14 Пять дней

Кто-то их заложил.

Утром в воскресенье, когда остальная школа еще оставалась жутковато тихой, Шелби, Майлз и Люс сидели рядком в кабинете Франчески, ожидая допроса. Помещение оказалось просторнее, чем у Стивена, и светлее, с высоким скошенным потолком и тремя большими окнами, выходящими на лес к северу, каждое – с плотными бледно-лиловыми бархатными шторами, в просветы между которыми виднелось ошеломляюще синее небо. Единственным украшением в кабинете была фотография галактики в рамке, висящая над высоким столом с мраморной столешницей. Вычурные кресла, на которых они сидели, оказались роскошными, но неудобными. Люс никак не могла перестать ерзать.

– Какое еще, к черту, «анонимное сообщение», – пробормотала Шелби, цитируя резкое электронное письмо, которое каждый из них получил этим утром от Франчески. – От этого детского ябедничества так и попахивает Лилит.

Люс сомневалась, что Лилит – или, если уж на то пошло, кто-то еще из учеников – могла узнать, покидали ли они территорию школы. Учителей просветил кто-то другой.

– Почему они так долго возятся? – поинтересовался Майлз, кивнув в сторону кабинета Стивена за стеной, откуда до них доносился приглушенный спор. – Как будто собираются назначить наказание еще до того, как выслушают нашу версию! – возмутился он и закусил губу. – Кстати, а в чем состоит наша версия?

Но Люс его не слушала.

– Я действительно не понимаю, что тут такого сложного, – чуть слышно произнесла она, обращаясь больше к себе самой, чем к остальным. – Просто выбираешь сторону и идешь дальше.

– А? – хором переспросили Майлз и Шелби.

– Простите, – отозвалась Люс. – Просто… помните, что Арриана сказала той ночью насчет склонения весов? Я говорила об этом с Дэниелом, а он как-то странно отреагировал. Серьезно, разве не очевидно, что есть правильный ответ и неправильный?

– Мне – очевидно, – сообщил Майлз. – Есть хороший выбор и плохой.

– Как ты можешь это утверждать? – вспылила Шелби. – Именно такой образ мыслей и привел нас к этой неразберихе. Слепая вера! Безоговорочное принятие уже устаревшей дихотомии! – Раскрасневшись, она настолько повысила голос, что ее, должно быть, услышали и Франческа со Стивеном. – Меня тошнит от этих ангелов и демонов, выбирающих стороны! Они злые – нет, это они злые! Снова и снова – будто они знают, как будет лучше для каждого во Вселенной.

– Так ты предлагаешь Дэниелу встать на сторону зла? – насмешливо уточнил Майлз. – И накликать конец света?

– Меня не колышет, что делает Дэниел, – отрезала Шелби. – И, честно говоря, мне в любом случае трудно поверить, что все зависит от него.

Но все должно от него зависеть. Люс не могла придумать другого объяснения.

– Послушайте, вполне возможно, что это разделение вовсе не настолько четкое, как нас учили, – продолжала Шелби. – То есть кто говорит, что Люцифер так уж плох?..

– Хм, все? – предположил Майлз, оглянувшись на Люс в поисках поддержки.

– Неверно, – рявкнула Шелби. – Кучка умеющих убеждать ангелов, которые пытаются сохранить статус-кво. По их мнению, единственное крупное сражение, выигранное давным-давно, уже дает им такое право.

Люс обратила внимание на то, как сдвинулись брови подруги, когда она резко откинулась на жесткую спинку кресла. Ее слова напомнили девочке нечто, слышанное где-то еще…

– Победители переписывают историю, – пробормотала она.

Так сказал ей Кэм на мысу Нойо. Не это ли имела в виду Шелби? Что о проигравших отзываются хуже? Их точки зрения были сходны – только Кэма, разумеется, считают злом по праву. А Шелби попросту болтает.

– Точно. – Подруга кивнула словам Люс. – Погоди-ка… что?

Именно тогда учителя и вошли в кабинет. Франческа присела за письменный стол. Стивен встал позади нее, положив ладони на спинку ее черного вращающегося кресла. Он выглядел настолько же легкомысленным в своих джинсах и белоснежной рубашке, насколько Франческа казалась суровой в строгом черном платье с жестким прямоугольным вырезом.

Это вновь напомнило Люс о рассуждениях Шелби насчет размытых границ и подтекста таких слов, как «ангел» и «демон». Конечно, выносить суждения, основываясь исключительно на одежде Стивена и Франчески, было бы слишком поверхностно, к тому же этим дело не исчерпывалось. Иногда было легко забыть, кто из них кем является.

– С кого начнем? – спросила Франческа, положив сцепленные в замок ухоженные руки на мраморную столешницу. – Нам известно все происшедшее, так что не утруждайтесь оспариванием подробностей. Сейчас у вас есть возможность объяснить нам причины.

Люс глубоко вдохнула. Хотя она не была готова к тому, что Франческа так быстро все раскроет, ей не хотелось, чтобы Майлз с Шелби пытались ее покрывать.

– Это я виновата, – объявила девочка. – Мне хотелось… – начала было она, посмотрела на напряженное лицо Стивена и опустила взгляд на собственные колени. – Я увидела кое-что в вестниках, кое-что из моего прошлого, и мне захотелось узнать больше.

– И ты отправилась на опасную прогулку – без разрешения прошла сквозь вестника, подвергнув опасности двух своих соучеников, которым, кстати, и самим стоило бы понимать, что к чему, – на следующий же день после того, как была похищена еще одна твоя одноклассница? – уточнила Франческа.

– Так нечестно, – заявила Люс. – Вы же сами замалчивали происшествие с Зарей. Мы думали, что просто кое-что изучим, но…

– Но? – подтолкнул ее Стивен. – Но теперь понимаете, насколько глупой была подобная идея?

Люс стиснула подлокотники кресла, пытаясь совладать с подступившими слезами. Франческа сердилась на всех троих, но ярость Стивена, похоже, обрушивалась исключительно на нее одну. Это казалось несправедливым.

– Да, хорошо, мы удрали из школы и отправились в Вегас, – наконец подтвердила девочка. – Но в опасности мы оказались только из-за того, что вы держали меня в неведении. Вы знали, что кто-то охотится за мной, и, вероятно, даже знали зачем. Я бы не покинула территорию школы, если бы вы просто рассказали мне об этом.

Стивен едва не прожег Люс взглядом.

– Если ты утверждаешь, что нам и впрямь следовало настолько подробно все тебе разжевать, Люс, то я разочарован, – сообщил он и накрыл ладонью плечо Франчески. – Возможно, ты была права насчет нее, дорогая.

– Погодите… – начала Люс.

Но Франческа жестом остановила ее.

– Следует ли нам столь же подробно разъяснить тебе и то, что возможности для образовательного и личного роста, предоставленные тебе в Прибрежной школе, являются – для тебя – исключительным опытом, какой бывает раз в тысячу жизней?

На ее щеках выступил розовый румянец.

– Ты создала для нас весьма неловкую ситуацию. В основной школе, – пояснила она, махнув рукой в сторону южной части школьной территории, – принято оставлять провинившихся учеников после уроков и посылать на общественные работы. Но у нас со Стивеном не разработано никакой системы наказаний. До сих пор мы имели счастье работать со школьниками, которые не нарушали наших весьма мягких правил.

– До сих пор, – подтвердил Стивен, глядя на Люс. – Но мы с Франческой пришли к согласию в том, что приговор должен быть быстрым и суровым.

Люс подалась вперед в своем кресле.

– Но Шелби и Майлз не…

– Именно, – кивнула Франческа. – Поэтому, когда мы вас отпустим, Шелби и Майлз явятся к мистеру Крамеру из основной школы для выполнения общественных работ. Завоз продуктов для ежегодного праздника урожая в Прибрежной начнется завтра, так что не сомневаюсь, что вы получите работу, просто созданную для вас.

– Что за чертова ерун… – начала было Шелби, но осеклась, бросив взгляд на Франческу. – В том смысле, что праздник урожая – это, по-моему, здорово.

– А что насчет Люс? – спросил Майлз.

Стивен скрестил руки на груди и с непонятным выражением уставился на Люс поверх очков в черепаховой оправе.

– Ты, Люс, фактически теперь под домашним арестом.

Домашний арест? И это все?

– Классы. Столовая. Общежитие, – перечислила Франческа. – Пока мы не отменим это распоряжение и если ты не будешь пребывать под нашим строгим наблюдением – тебе позволено находиться только в этих местах. И никаких погружений в вестников. Ясно?

Люс кивнула.

– И не испытывай снова наше терпение, – добавил Стивен. – Оно не безгранично.

Маршрут «классы – столовая – общежитие» не оставлял Люс особых возможностей для выбора, как провести воскресное утро. В учебном корпусе темно, а поздний завтрак начнется не раньше одиннадцати. Когда Майлз с Шелби неохотно поплелись к мистеру Крамеру за направлением на общественные работы, девочке ничего не оставалось, кроме как вернуться к себе в комнату. Она прикрыла ставни, которые ее соседка предпочитала держать распахнутыми, а затем присела за свой рабочий стол.

Могло быть и хуже. Если вспомнить рассказы о тесных шлакоблочных карцерах-одиночках в Мече и Кресте, можно считать, что она легко отделалась. Никто не защелкивал на ее запястьях браслетов со следящими устройствами. По сути, Стивен с Франческой очертили ей те же самые рамки, что и Дэниел. Вся разница заключалась в том, что ее учителя действительно могли наблюдать за ней днем и ночью. Дэниелу же, напротив, вовсе не полагалось здесь находиться.

В раздражении она включила компьютер, отчасти ожидая, что ее доступ в Интернет внезапно окажется ограничен. Но подключение прошло в точности так же, как и всегда, и она обнаружила в почтовом ящике три сообщения от родителей и одно от Келли. Возможно, у домашнего ареста есть и свои преимущества: наконец-то ей придется побольше общаться с друзьями и семьей.

Кому: lucindap44@gmail.com

От: thegaprices@aol.com

Отправлено: пятница, 20.11 8:22

Тема: Пес-индейка

Взгляни-ка на эту фотографию! Мы нарядили Эндрю индейкой к местному осеннему празднику. Как ты можешь заметить по следам зубов на перьях, костюм ему понравился. Как ты считаешь? Стоит ли нам снова его так одеть, когда ты приедешь на День благодарения?

Кому: lucindap44@gmail.com

От: thegaprices@aol.com

Отправлено: пятница, 20.11 9:06

Тема: P. S.

Папа прочел мое письмо и решил, что оно может тебя расстроить. Я вовсе не хотела, чтобы ты чувствовала себя виноватой, солнышко. Если тебе разрешат съездить домой на День благодарения, будет чудесно. Если нет, мы просто увидимся в другой раз. Мы тебя любим.

Кому: lucindap44@gmail.com

От: thegaprices@aol.com

Отправлено: пятница, 20.11 12:12

Тема: без темы

В любом случае просто дай нам знать, ладно? Целую, мама.

Люс схватилась руками за голову. Она ошибалась. Ни один домашний арест на свете не поможет ей ответить родителям. Ну и ну, они нарядили пуделя индейкой! Ее сердце разрывалось при одной мысли о том, что она их подведет. Так что она оттянула неизбежное, открыв письмо Келли.

Кому: lucindap44@gmail.com

От: callieallieoxenfree@gmail.com

Отправлено: пятница, 20.11 16:14

Тема: Есть!

Думаю, приложенная бронь на авиабилет говорит сама за себя. Пришли мне свой адрес, я возьму такси, когда прибуду в четверг утром. Мой первый прилет в Джорджию! К давно пропавшей лучшей подруге! Это будет та-а-ак классно! Увидимся через шесть дней!

Меньше чем через неделю лучшая подруга Люс явится на День благодарения к ней домой, родители будут ожидать ее приезда, а сама девочка так и останется здесь, под домашним арестом в своей комнате. Невыносимая грусть охватила ее. Она что угодно отдала бы за возможность поехать к ним, побыть пару дней с людьми, которые ее любят и дадут ей передохнуть от выматывающих, сбивающих с толку недель, проведенных ею взаперти в этих деревянных стенах.

Она открыла новое письмо и сочинила поспешное сообщение.

Кому: cole321@swordandcross.edu

От: lucindap44@gmail.com

Отправлено: воскресенье, 22.11 9:33

Здравствуйте, мистер Коул!

Не беспокойтесь, я не собираюсь просить у вас разрешения поехать домой на День благодарения. Я же понимаю, что это пустая трата сил. Но мне не хватает духу сообщить об этом родителям. Вы не дадите им знать? Передайте им, что мне очень жаль.

У меня все в порядке. Вроде как. Скучаю по дому.

Люс

От громкого стука в дверь девочка подскочила – и щелкнула кнопку «отправить», не вычитав письмо на предмет опечаток и неловких проявлений чувств.

– Люс! – окликнул ее снаружи голос Шелби. – Открывай! У меня полные руки хлама для праздника урожая. В смысле, ценных вещей.

Удары по ту сторону двери продолжились, даже стали громче, изредка перемежаясь натужными стонами.

Распахнув дверь, Люс обнаружила за ней задыхающуюся Шелби, согбенную под весом огромной картонной коробки. На пальцы ее было нанизано несколько растянутых полиэтиленовых пакетов. Когда она ввалилась в комнату, ее колени едва не подкосились.

– Я могу чем-нибудь помочь?

Люс подхватила легкий как перышко плетеный рог изобилия, торчащий на голове Шелби наподобие остроконечной шляпы.

– Меня приставили заниматься украшениями, – пожаловалась Шелби, опуская коробку на пол. – Что угодно отдала бы, лишь бы оказаться на уборке, как Майлз. Ты вообще представляешь, чем все закончилось в последний раз, когда мне всучили термоклеевой пистолет?

Люс чувствовала себя виноватой в том, что Шелби и Майлза наказали. Она представила себе, как мальчик прочесывает пляж с одной из этих палок для накалывания мусора, какие она как-то видела у заключенных, работающих на обочине шоссе в Тандерболте.

– Я даже не знаю, что это за праздник урожая такой.

– Претенциозное занудство, вот что это такое, – откликнулась Шелби, роясь в коробке и швыряя на пол полиэтиленовые упаковки перьев, баночки блесток и пачки картона осенних расцветок. – По сути, это большая пирушка, куда собираются покровители Прибрежной, чтобы дать школе денег. И все отбывают по домам, чувствуя себя безумно щедрыми, поскольку сплавили пару старых банок стручковой фасоли в благотворительный фонд Форт-Брэгга. Завтра вечером увидишь.

– Сомневаюсь, – заметила Люс. – Помнишь про домашний арест?

– Не волнуйся, туда тебя вытащат. Кое-кто из крупнейших жертвователей – сторонники ангелов, так что Франки со Стивеном вынуждены устраивать для них представление. А это означает, что все нефилимы должны присутствовать там и мило улыбаться.

Люс нахмурилась, покосившись на свое совершенно не нефилимское отражение в зеркале. Тем больше оснований остаться здесь.

Шелби чуть слышно чертыхнулась.

– Забыла дурацкую раскраску индейки в кабинете мистера Крамера, – пояснила она, встала и хорошенько пнула коробку с украшениями. – Придется возвращаться.

Когда Шелби пробиралась через устроенный ею разгром к двери, Люс потеряла равновесие и начала падать, зацепившись за коробку и в полете задев ногой что-то холодное и влажное.

Она рухнула ничком на деревянный пол и заодно на полиэтиленовый мешок с перьями, который лопнул, выстрелив из-под нее облаком разноцветного пуха. Люс оглянулась проверить, много ли ущерба причинила, ожидая, что брови Шелби уже успеют раздраженно сдвинуться. Но ее соседка замерла неподвижно, рукой указывая на середину комнаты. Туда, где неслышно парил дымно-коричневый вестник.

– Не слишком ли это рискованно? – полюбопытствовала Шелби. – Призвать вестника спустя час после того, как тебя посадили под арест за призыв вестника? Ты и впрямь никого не слушаешь. Меня это даже в чем-то восхищает.

– Я его не призывала, – возразила Люс, поднимаясь на ноги и выдергивая из одежды перья. – Я споткнулась, а он был уже там, ждал или еще что.

Она шагнула вперед, чтобы вблизи рассмотреть дымчатый клок. Тот оказался плоским, словно лист бумаги, и не слишком большим для вестника, но то, как он висел в воздухе прямо перед ее лицом, едва ли не бросая ей вызов, несколько встревожило Люс.

Похоже, ей вовсе не нужно было придавать ему форму. Он парил, почти не шевелясь, и выглядел так, как будто мог провисеть там весь день.

– Погоди минутку, – пробормотала Люс. – Это он явился позавчера вместе со вторым. Помнишь?

Это была та странная бурая тень, которая прилетела в паре с более темной, перенесшей их в Вегас. Они обе вплыли через окно в пятницу днем, а затем эта куда-то исчезла. До сих пор Люс о ней и не вспоминала.

– Ну и… – протянула Шелби, облокачиваясь на лестницу двухъярусной кровати. – Ты будешь в него заглядывать или как?

Ядовито-бурый вестник цветом напоминал продымленное помещение, а на ощупь – туман. Люс потянулась к нему, пробежала кончиками пальцев по его липким краям. Его прохладное дуновение взъерошило ей волосы. Воздух вокруг этого вестника был влажным, даже солоноватым. Далекие крики морских чаек доносились изнутри.

Она не должна заглядывать в него. Не станет.

Но вестник сам, независимо от Люс, превратился из дымчато-бурого облачка в отчетливый и ясный контур. Заключенное в нем послание пробудилось к жизни.

Это был вид с воздуха на какой-то остров. Сперва они оказались высоко над ним, так что Люс удалось разглядеть только выступ крутой черной скалы и бахрому сосен, обрамляющую ее основание. Затем, медленно, вестник приблизился и сосредоточился на небольшом пустынном пляже.

Вода была мутной от глинистого светлого песка. Разбросанные тут и там валуны постепенно уступали сглаживающему их приливу. А между парой самых высоких камней неприметно стоял…

Дэниел, пристально вглядывающийся в море. Сук в его руке был покрыт кровью.

Подавшись ближе и разглядев, на что именно смотрит Дэниел, Люс вскрикнула. Не на воду, но на окровавленную груду, некогда бывшую человеком. Мертвец неподвижно лежал на песке. Всякий раз, когда волны добирались до тела, они откатывали назад, замаранные густым темным багрянцем. Но Люс не видела раны, от которой он умер. Кто-то еще, в длинном темном плаще, согнулся над трупом, обвязывая его толстым плетеным канатом.

С колотящимся сердцем Люс снова посмотрела на Дэниела. Выражение его лица было спокойным, но плечи подрагивали.

– Поторопись. Ты тратишь время попусту. Начинается отлив.

Голос его оказался таким холодным, что Люс пробрал озноб.

Мгновением позже сцена в вестнике исчезла. Девочка затаила дыхание, и он осыпался трухой к ее ногам. Затем, на другой стороне комнаты, ставни, которые она закрыла чуть раньше, с треском распахнулись. Люс и Шелби обменялись встревоженными взглядами, а затем уставились на вестника, которого подхватил и вынес в окно порыв ветра.

Люс стиснула запястье подруги.

– Ты все подмечаешь. Кто был там с Дэниелом? Кто скорчился над тем, – она содрогнулась снова, – мужчиной?

– Черт, да я понятия не имею, Люс. Меня несколько отвлек труп. Не говоря уже об окровавленной деревяшке, которую держал твой парень, – сообщила Шелби, но ее попытку съязвить заметно снивелировал ужас в голосе. – Так он его убил? – спросила она у Люс. – Дэниел убил этого человека, кем бы он там ни был?

– Не знаю, – ответила девочка, поморщившись. – Не говори так. Возможно, этому есть логическое объяснение…

– Как ты думаешь, что он сказал в самом конце? – поинтересовалась Шелби. – Я видела, как движутся его губы, но разобрать не смогла. Терпеть не могу эту особенность вестников.

«Поторопись. Ты тратишь время попусту. Начинается отлив».

Шелби этого не расслышала? Того, как жестоко и безразлично прозвучал голос Дэниела?

Затем Люс вспомнила: не так давно она и сама не умела слышать вестников. И прежде их шумы оставались просто шумами, шелестом и сиплым, влажным посвистыванием в кронах деревьев. Это Стивен научил ее, как настраивать голоса внутри. Девочка отчасти даже жалела, что он это сделал.

В этом послании должно было скрываться что-то еще.

– Мне нужно заглянуть туда снова, – заявила Люс, шагнув к открытому окну.

Шелби потянула ее назад.

– Ну уж нет. Этот вестник может быть уже где угодно, а ты сидишь под домашним арестом, – напомнила она подруге, подталкивая ту обратно на стул. – Ты будешь ждать на этом самом месте, пока я сбегаю в кабинет мистера Крамера за моей индейкой. И мы обе забудем, что это вообще произошло. Ладно?

– Ладно.

– Хорошо. Я вернусь через пять минут, так что не вздумай исчезнуть.

Но как только дверь закрылась, Люс выскочила за окно и выбралась на ровную часть уступа, где они с Дэниелом сидели прошлой ночью. Выбросить из головы увиденное только что было невозможно. Она должна снова призвать эту же тень. Даже если это навлечет на нее еще больше неприятностей. Даже если она увидит что-то нехорошее.

Поздним утром поднялся ветер, и Люс пришлось пригнуться и схватиться за косую кровельную дранку, в попытке удержать равновесие. Ее руки замерзли. Сердце закоченело. Она зажмурилась. Каждый раз, когда девочка пыталась призвать вестника, она вспоминала, как мало ее этому учили. До сих пор ей попросту везло – если наблюдение за тем, как твой возлюбленный смотрит на только что убитого им человека, можно счесть везением.

Что-то влажное коснулось ее рук. Неужели бурая тень, уродливая тварь, показавшая ей еще более уродливое послание? Люс в ужасе распахнула глаза.

Она и есть. Заползает на ее плечо, словно змея. Девочка сдернула вестника и попыталась вылепить из него шар, держа прямо перед собой. Тот сопротивлялся, отплывая назад, из ее рук и за край крыши.

Люс опустила взгляд на землю в паре этажей внизу. Цепочка школьников тянулась от общежития к столовой на второй завтрак, словно цветной ручеек, бегущий по ярко-зеленой траве. Девочка пошатнулась. Голова у нее внезапно закружилась, и она начала падать вперед.

Но тут тень ринулась к ней, словно футболист, и опрокинула ее спиной на скат крыши. Там девочка и замерла, прижавшись к дранке и тяжело дыша, а вестник опять разверзся перед ней.

Дымчатая пелена рассеялась, уступив место свету, и Люс снова вернулась к Дэниелу и его окровавленному суку. Обратно к воплям чаек, кружащих над головой, гнилостной вони от мусора, вынесенного на берег прибоем, и виду ледяных волн, накатывающих на пляж. И к двум фигурам на земле. Мертвец был весь обмотан веревкой. Живой встал и обернулся к Дэниелу.

Кэм.

Нет. Это наверняка какая-то ошибка. Они же ненавидят друг друга. И только что объявили большую войну. Она могла смириться с тем, что Дэниел совершает жестокие поступки, чтобы защитить ее от охотящихся за ней. Но что за злые дела могут заставить его искать общества Кэма? Сотрудничать с Кэмом – которому убийства доставляют удовольствие?

Они о чем-то с жаром спорили, но Люс не могла разобрать слов. Она ничего не слышала за ударами часов на террасе, как раз бьющих одиннадцать. Девочка напрягала слух, ожидая, пока звон утихнет.

– Позволь мне отвезти ее в Прибрежную школу, – наконец услышала она просьбу Дэниела.

Должно быть, это произошло как раз перед ее прибытием в Калифорнию. Но зачем Дэниелу просить разрешения у Кэма? Если только…

– Ладно, – спокойно ответил Кэм. – Довези ее до школы, а потом разыщи меня. Не напортачь – я буду следить за тобой.

– А затем?

Голос Дэниела звучал беспокойно.

Кэм окинул взглядом его лицо.

– Нам с тобой есть на кого поохотиться.

– Нет! – закричала Люс, в гневе хлестнув пальцами по тени.

Но стоило ее руке прорвать холодную, скользкую поверхность, как девочка пожалела об этом. Тень распалась на изнуренные обрывки и, словно пепел, кучкой осела в стороне. Теперь Люс ничего больше не увидит. Она попыталась собрать клочья, как это на ее глазах делал Майлз, но те лишь дрожали и не слушались ее.

Девочка стиснула в кулаке пригоршню бесполезных обрывков и, всхлипывая, уткнулась в него лбом.

Стивен говорил, что иногда вестники искажают реальность. Словно тени, отбрасываемые на стену пещеры. Но в них всегда есть и некоторая правда. Люс чуяла правду в холодных сырых клочках, даже когда стискивала их, пытаясь выдавить испытываемую ею муку.

Дэниел с Кэмом не враждовали. Они сотрудничали.

Глава 15 Четыре дня

– Еще «Тофурки»?

Коннор Мэдсон – белобрысый паренек, с которым Люс встречалась на занятиях по биологии, подрабатывающий в Прибрежной официантом, – навис над ней с серебряным блюдом. Дело происходило на празднике урожая, вечером в понедельник.

– Спасибо, не надо, – отказалась девочка, кивнув на горку чуть теплых ломтиков поддельного мяса, еще оставшихся на ее тарелке. – Может, позже.

Коннора и остальных официантов-стипендиатов для праздника урожая нарядили в смокинги и смехотворные широкополые пилигримские шляпы. Один за другим они скользили по террасе, в которой трудно было узнать привычное место, где можно перехватить оладьев перед занятиями, – теперь она превратилась в полноценный банкетный зал на открытом воздухе.

Шелби все еще ворчала, переходя от стола к столу, поправляя карточки с именами гостей и зажигая потухшие свечи. Она и прочие члены комитета по украшениям проделали превосходную работу: красно-оранжевые шелковые листья усеивали длинные белые скатерти; только что выпеченные булочки покоились в позолоченных рогах изобилия; обогреватели смягчали прохладу океанского ветра. Даже раскрашенные индейки смотрелись стильно.

Все учащиеся, преподавательский состав и около пятидесяти крупнейших благотворителей принарядились к ужину в лучшие костюмы и платья. Заря с родителями тоже приехали на праздник. Хотя Люс пока не представилось возможности поговорить с девочкой, та выглядела вполне оправившейся, даже счастливой, и весело помахала подруге рукой со своего места рядом с Жасмин.

Большинство нефилимов сидели вместе за двумя смежными круглыми столами, за исключением Роланда, устроившегося в дальнем уголке с таинственной спутницей. А затем таинственная спутница встала, приподняла широкую шляпу в форме бутона розы и украдкой помахала Люс.

Арриана.

Люс невольно улыбнулась – но мгновением позже едва не расплакалась. То, как эти двое посмеивались вместе, напомнило ей о болезненно зловещей сцене, которую она накануне подглядела в вестнике. Считалось, что, как и Кэм с Дэниелом, Арриана с Роландом находятся на разных сторонах, но все знали об их командной работе.

И все же почему-то это воспринималось совсем иначе.

Праздник урожая должен был стать последним значительным событием перед Днем благодарения и окончанием занятий. Потом у всех остальных будет другой праздник, настоящий, в кругу семьи. Для Люс же он единственный День благодарения, который ей вообще светит. Мистер Коул так и не ответил на ее письмо. После вчерашнего домашнего ареста и последующего открытия на крыше ей было трудно испытывать благодарность за что бы то ни было.

– Ты мало ешь, – заметила Франческа, подкладывая большую ложку картофельного пюре на тарелку Люс.

Девочка все больше привыкала к волнующим отблескам, падающим на все вокруг, когда учительница заговаривала с ней. Франческа обладала сверхъестественным обаянием просто в силу того, что была ангелом.

Теперь она улыбнулась так, словно и не было никакой встречи вчера у нее в кабинете, словно девочка не оказалась под замком.

Люс досталось почетное место за огромным преподавательским столом, рядом с Франческой. Все спонсоры подходили к нему один за другим и обменивались рукопожатиями с учителями. Остальные трое учеников за главным столом – Лилит, Бикер Брэди и незнакомая кореянка с короткой стрижкой – заработали свои места, победив на конкурсе эссе. Люс же потребовалось всего лишь в достаточной степени вывести из себя учителей, чтобы они побоялись выпускать ее из виду.

Ужин наконец-то подходил к концу, когда Стивен подался чуть вперед. Он также ничем не выказывал вчерашней язвительности.

– Не забудь познакомить Люс с доктором Бьюкененом.

Франческа положила в рот последний кусочек зернового хлебца с маслом.

– Бьюкенен – один из крупнейших спонсоров школы, – пояснила она девочке. – Ты, должно быть, слышала о его программе «Дьяволы за границей»?

Люс пожала плечами. Вновь объявившиеся официанты убирали тарелки.

– Его бывшая жена ведет происхождение от ангелов, но после развода он сменил сторону. И все же, – добавила Франческа, покосившись на Стивена, – это неплохое знакомство. О, добрый вечер, госпожа Фишер! Как любезно с вашей стороны было приехать сюда.

– Да, добрый вечер.

Пожилая дама с показным британским выговором, в громоздкой норковой шубе и с большим количеством бриллиантов на шее, чем Люс видела за всю свою жизнь, подала руку в белой перчатке Стивену, поднявшемуся поздороваться с ней. Франческа тоже встала и приветствовала ее поцелуями в обе щеки.

– А где мой Майлз? – поинтересовалась дама.

Люс вскочила на ноги.

– О, вы, должно быть… бабушка Майлза?

– Святые небеса, нет, – вздрогнула дама. – У меня нет детей, я и замужем-то никогда не была, увы- увы. Я мисс Джинджер Фишер, из севернокалифорнийской ветви семейства. Майлз – мой внучатый племянник. А ты?

– Люсинда Прайс.

– Люсинда Прайс, да, – протянула мисс Фишер, свысока щурясь на Люс. – Я где-то читала о тебе. Хотя не могу припомнить, что именно ты совершила…

Прежде чем девочка успела ответить, Стивен положил ладони ей на плечи.

– Люс у нас новенькая, – пророкотал он. – Хочу вас обрадовать: Майлз буквально из кожи вон лез, чтобы помочь ей здесь освоиться.

Прищуренные глазки мисс Фишер уже смотрели мимо них, прочесывая толпу на террасе. Большинство гостей закончили с едой, и теперь Шелби зажигала бамбуковые факелы в полинезийском стиле, воткнутые в землю. Когда ближайший к ним факел разгорелся, он осветил Майлза, склонившегося над соседним столом и убирающего тарелки.

– Это не мой внучатый племянник вон там… прислуживает за столом? – спросила мисс Фишер, прижимая ко лбу затянутую в перчатку руку.

– На самом деле, – уточнила Шелби, встревая в разговор, – он убирает мусор…

– Шелби, – оборвала ее Франческа. – Мне кажется, вон тот факел рядом со столами нефилимов только что прогорел. Не могла бы ты этим заняться? Прямо сейчас?

– Знаете что? – обратилась Люс к мисс Фишер. – Я схожу за Майлзом и приведу его сюда. Вы, должно быть, хотите с ним повидаться.

Майлз сменил бейсболку с эмблемой «Доджерс» и толстовку на коричневые твидовые брюки и ярко-оранжевую рубашку. Довольно-таки смелый выбор, но смотрелось это хорошо.

– Эй! – помахал он ей рукой, свободной от неустойчивой стопки грязных тарелок.

Похоже, его ничуть не тяготила обязанность заниматься уборкой. Он улыбался, явно чувствуя себя как рыба в воде, и болтал с каждым гостем, у которого забирал посуду.

Когда Люс подошла ближе, он отставил тарелки в сторону и крепко обнял девочку.

– У тебя все в порядке? – спросил Майлз.

Он склонил голову набок так, что челка упала ему на глаза, – похоже, не привык к тому, как непослушны его волосы без кепки. И тут же поспешно откинул пряди с лица.

– Выглядишь неважно. То есть я имел в виду – ты прекрасно выглядишь, я не об этом. Совсем. Мне действительно нравится это платье. И твои волосы смотрятся чудесно. Но еще ты выглядишь несколько, – он помедлил, нахмурившись, – подавленной.

– Тревожная новость, – заметила Люс, пнув траву носком черной туфельки на высоком каблуке. – Поскольку сейчас я чувствую себя куда лучше, чем на протяжении всего вечера.

– Правда?

Лицо Майлза ненадолго, пока он принимал ее слова за комплимент, озарилось радостью. Затем он понурился.

– Понимаю, домашний арест – это паршиво. По мне, так Франки и Стивен делают из мухи слона. Весь вечер не выпускать тебя из-под присмотра…

– Знаю.

– Не смотри туда сейчас – уверен, они за нами наблюдают. О, превосходно, – простонал он. – Это что, моя тетушка Джинджер?

– Только что имела удовольствие с ней познакомиться, – рассмеялась Люс. – Она хочет с тобой повидаться.

– Да уж, не сомневаюсь. Пожалуйста, не думай, что все мои родственники на нее похожи. Когда ты познакомишься с остальными членами семьи на Дне благодарения…

День благодарения с Майлзом. Люс совершенно забыла об этом.

– Ох, – вздохнул мальчик, наблюдавший за выражением ее лица. – Ты считаешь, Франки со Стивеном оставят тебя здесь на День благодарения?

Люс пожала плечами.

– Я так поняла, именно это и означали слова «пока мы не отменим это распоряжение».

– Так поэтому ты грустишь?

Он положил руку на голое плечо Люс. До сих пор она сожалела, что выбрала платье без рукавов, пока его пальцы не тронули ее кожу. Его прикосновение ничем не напоминало прикосновения Дэниела – всякий раз возбуждающие и волшебные, – но тем не менее утешало и ободряло.

Майлз шагнул ближе, склонился к ней.

– В чем дело?

Девочка заглянула в его темно-синие глаза. Его ладонь все еще лежала на ее плече. И она вдруг заговорила, не в силах сдержать правду – или то, что она считала правдой, – столь долго хранимую в глубинах ее души.

Люс говорила о том, что Дэниел оказался совсем не таким, каким она его считала. И возможно, это означает, что она сама вовсе не такова, какой считала себя. И все, что она испытывала к нему в Мече и Кресте, по-прежнему осталось с ней – ей муторно было даже думать об этом, – но теперь все так переменилось. И что все продолжали твердить, будто эта ее жизнь отличается от прочих, будто пришла пора разорвать замкнутый круг, но никто не мог ей объяснить, что это означает. Что, возможно, в конце концов они с Дэниелом так и не окажутся вместе. Что, возможно, ей следовало бы освободиться и самой что-нибудь сделать.

– Трудновато облечь это все в слова, – наконец подытожила она.

– Понимаю, – откликнулся Майлз. – Со мной сейчас тоже так. На самом деле я вроде как хотел тебе кое-что сказать…

– Люс, – перебила его неожиданно оказавшаяся рядом Франческа, буквально вклиниваясь между ними, – пора идти. Я провожу тебя обратно в комнату.

Вот и конец ее попыткам сделать что-нибудь самой.

– И, Майлз, твоя тетя Джинджер и Стивен хотели бы тебя увидеть.

Мальчик напоследок адресовал подруге сочувственную улыбку, а затем направился через террасу к своей тетушке.

Столы постепенно пустели, но Люс заметила Арриану с Роландом, хохочущих около стойки. Кучка девочек-нефилимов столпилась вокруг Зари. Шелби стояла рядом с высоким парнем с очень светлыми волосами и бледной, почти белой кожей.

Д. Б. П. Наверняка это он. Он склонялся к Шелби, явно до сих пор питая к ней интерес, но она столь же явно по-прежнему оставалась в ярости. В такой ярости, что даже не заметила проходящих мимо Люс с Франческой – зато ее бывший парень заметил. Его взгляд задержался на Люс. Бледная смутная голубизна его глаз выглядела жутковато.

Затем кто-то крикнул, что праздник продолжится внизу на пляже, а Шелби вновь привлекла к себе внимание Д. Б. П., повернувшись к нему спиной и заявив, что ему не стоит тащиться на вечеринку следом за ней.

– Хотела бы к ним присоединиться? – спросила Франческа, когда они двинулись дальше, прочь от столпотворения на террасе.

Шум и ветер разом стихли, когда они зашагали по тропинке, ведущей к общежитию, мимо кустов яркорозовой бугенвиллеи. Девочка задумалась, не Франческа ли стала причиной нахлынувшего умиротворения.

– Нет.

Люс неплохо относилась к ним всем, но если бы ей пришлось прямо сейчас применить к чему-либо слово «хотеть», это не касалось бы какой-то там вечеринки на пляже. Она бы пожелала… ну, она не была уверена, чего именно. Чего-то, имеющего отношения к Дэниелу, только это девочка и знала. Возможно, чтобы он рассказывал ей о происходящем. Не защищал ее, утаивая знание, а говорил правду. Она по-прежнему любила Дэниела. Конечно же любила. Он знал ее лучше, чем кто бы то ни было. Ее сердце начинало биться чаще всякий раз, когда она его видела. Она томилась по нему. Но насколько хорошо, если вдуматься, она его знала?

Франческа опустила взгляд на траву, обрамляющую дорожку к общежитию. Ее руки чуть заметно разошлись в стороны, как у балерины, занимающейся у станка.

– Не лилии и не розы, – вполголоса пробормотала она, когда тонкие кончики ее пальцев начали дрожать. – Так что же?

Послышался тихий шелест, словно кто-то выдергивал из земли корни растений, и внезапно, чудесным образом, кайма белых, словно лунный свет, цветов пробилась по обе стороны от тропинки. Густые, пышные, около фута в высоту, это были не просто цветы.

Это были редкие и нежные дикие пионы, с бутонами размером с бейсбольный мяч. Именно их принес девочке Дэниел, когда она попала в больницу, – и, возможно, приносил и раньше. Окаймляя тропинку в Прибрежной, они мерцали в ночи, словно звезды.

– Зачем это? – спросила Люс.

– Для тебя, – отозвалась Франческа.

– Зачем?

Учительница легонько коснулась ее щеки.

– Иногда красота внезапно приходит в наши жизни. Мы не всегда можем ее понять, но должны верить в нее. Я знаю, тебе хочется подвергать сомнению все на свете, но порой не мешает иметь и капельку веры.

Она говорила о Дэниеле.

– Ты смотришь на нас со Стивеном, – продолжала Франческа, – и я понимаю, что мы можем сбивать с толку. Люблю ли я его? Да. Но когда настанет час последней битвы, мне придется убить его. Такова наша действительность. Мы оба точно знаем, на какой мы стороне.

– Но вы не верите ему?

– Я верю, что он не изменяет своей природе, природе демона. И тебе придется поверить, что окружающие тебя тоже не изменят собственной природе. Даже если покажется, что они предают самую свою суть.

– А что, если это окажется не так просто?

– Ты сильна, Люс, и не зависишь ни от чего и ни от кого другого. По тому, как ты отвечала вчера у меня в кабинете, я разглядела это в тебе. И это меня весьма… обрадовало.

Сильной Люс себя не ощущала. Скорее уж глупой. Дэниел был ангелом, так что его истинная природа должна быть доброй. Предполагается, что она слепо примет это? А как насчет ее собственной истинной природы? Вовсе не черно-белая. Не сама ли девочка – причина тому, что их отношения настолько запутанны? Еще долгое время после того, как она вошла в комнату и закрыла за собой дверь, Люс не могла выбросить из головы слова Франчески.

Примерно часом позже Люс, глядящая на угасающий огонь в камине, подскочила от стука в окно. Не успела она подняться, как стук повторился, но на этот раз куда менее уверенно. Люс встала с пола и подошла к окну. Что на этот раз понадобилось здесь Дэниелу? Почему он продолжает являться после того, как сам настойчиво распинался, насколько опасно для них видеться друг с другом?

Она даже не знала, чего хочет от нее Дэниел – помимо того, чтобы мучить, так же как мучил и прежние ее версии, которые она видела в вестниках. Или, как выражался он сам, любил столь многие ее версии. Сегодня ей хотелось от него только одного – чтобы он оставил ее в покое.

Люс распахнула деревянные ставни, затем подняла створку, опрокинув очередное из тысячи растений Шелби. Ухватилась руками за подоконник и высунула голову наружу, готовая наброситься на Дэниела с гневной тирадой.

Но на уступе в лунном свете стоял вовсе не Дэниел.

Это был Майлз.

Он успел избавиться от своего чудного костюма, но так и не нацепил обычную бейсболку. Большую часть его тела скрывала тень, но контур широких плеч четко вырисовывался на фоне темно-синего неба. Девочка улыбнулась в ответ на его застенчивую улыбку. В руках он держал золоченый рог изобилия, полный оранжевых лилий, надерганных из одного из праздничных украшений.

– Майлз, – выдохнула Люс.

Имя забавно ощущалось у нее на языке. В нем обнаружился оттенок приятной неожиданности, хотя всего лишь мгновение назад девочка готовилась выплеснуть все свое раздражение. Ее сердце забилось чаще, и ей никак не удавалось согнать с лица улыбку.

– Можешь себе представить, что я прошел от уступа за моим окном до твоего?

Люс покачала головой, ошеломленная не меньше его. Она никогда не была в комнате Майлза в мужском крыле общежития. И даже не представляла, где та находится.

– Видишь? – продолжил мальчик, улыбнувшись еще шире. – Если бы ты не угодила под домашний арест, мы бы так никогда этого и не узнали. А тут, снаружи, действительно здорово, Люс, тебе обязательно стоит выйти сюда. Ты же не боишься высоты?

Люс хотелось выйти на уступ к Майлзу. Она только не желала вспоминать о том, как бывала там с Дэниелом. Эти двое настолько отличались друг от друга. Майлз – надежный, милый, заботливый. Дэниел – любовь всей ее жизни. Если бы все было так просто. Сравнивать их казалось нечестным – и невозможным.

– Как так вышло, что ты не на пляже со всеми? – спросила девочка.

– Не все сейчас внизу, на пляже, – улыбнулся Майлз. – Ты здесь.

Он помахал в воздухе изобилующим цветами рогом.

– Я принес их для тебя с ужина. У Шелби есть вся эта зелень на ее стороне комнаты. Я подумал, что ты могла бы поставить их к себе на стол.

Майлз сунул плетеный рог через окно ей в руки. Его до краев заполняли глянцевитые рыжие цветы. Их черные тычинки подрагивали на ветру. Они не были безупречны, пара даже успела подвянуть, но показались ей прекраснее тех неправдоподобных пионов, которые заставила распуститься Франческа. «Иногда красота внезапно приходит в наши жизни».

Возможно, это был самый милый поступок по отношению к ней, совершенный кем-либо в Прибрежной школе, – такой же приятный, как тот случай, когда Майлз забрался в кабинет Стивена и стащил книгу, чтобы помочь Люс научиться проходить сквозь тень. Или когда он пригласил ее на завтрак в первый же день знакомства. Или когда включил ее в собственные планы на День благодарения. Или как полное отсутствие возмущения на лице мальчика, когда его назначили на уборку мусора за то, что он вместе с ней сбежал из школы. Или как…

Люс поняла, что могла бы продолжать перечисление всю ночь напролет. Она отнесла цветы на другой конец комнаты и положила на свой стол.

Когда она вернулась, Майлз подал ей руку, помогая выбраться наружу. Она могла бы уклониться, подобрав оправдание – какую-нибудь ерунду насчет того, что не хочет нарушать установленные Франческой правила. Или могла просто опереться на его ладонь, теплую, сильную и надежную, и скользнуть в окно. Могла же она хотя бы на миг забыть о Дэниеле.

Снаружи небо усеивала россыпь звезд. Они сверкали в черноте ночи, словно бриллианты мисс Фишер – но яснее, ярче, еще восхитительнее. Отсюда кроны секвой к востоку от школы казались густыми, темными и зловещими, к западу расстилалась непрестанно колеблющаяся вода, и далекое пламя костра озаряло шумный пляж. Люс и раньше замечала все это с уступа. Океан. Лес. Небо. Но прежде, когда она бывала здесь, ее внимание полностью поглощал Дэниел. Едва ли не ослеплял ее, вплоть до того, что она совершенно не замечала открывающийся отсюда вид.

А он был воистину захватывающим.

– Тебе, наверное, интересно, зачем я зашел, – заговорил Майлз, тем самым напомнив Люс, что они оба уже некоторое время молчат. – Я пытался объяснить это раньше, но я не уверен, что…

– Я рада, что ты зашел. Сидеть тут и смотреть на огонь становилось уже скучновато, – чуть улыбнувшись, откликнулась девочка.

Майлз засунул руки в карманы.

– Послушай, я знаю, что вы с Дэниелом…

Люс невольно застонала.

– Ты права, мне вообще не следовало заводить этот разговор.

– Нет, я не поэтому застонала.

– Просто ты же знаешь, что ты мне нравишься?

– Хм.

Разумеется, она нравится Майлзу. Они же друзья. Близкие друзья.

Люс прикусила губу. Теперь она разыгрывает дурочку перед собой же, а это всегда было плохим знаком. А если по правде: она нравится Майлзу. И он ей тоже нравится. Стоит только посмотреть на него. С его синими, словно океан, глазами и легкими смешками, которые он издает всякий раз, когда улыбается. К тому же он, несомненно, был самым милым человеком, какого она только встречала за свою жизнь.

Но оставался еще и Дэниел, и до него тоже был Дэниел, и Дэниел снова, и снова, и – это все казалось безнадежно запутанным.

– Ну я и напортачил, – поморщившись, заключил мальчик. – А хотел всего лишь пожелать тебе доброй ночи.

Люс подняла на него взгляд и обнаружила, что он смотрит на нее. Майлз вытащил руки из карманов, нашел ее ладони и сжал, удерживая на уровне груди. Наклонялся он нарочито медленно, подарив девочке еще одну возможность ощутить окружающую их волнующую ночь.

Она понимала, что Майлз собирается поцеловать ее. Понимала, что ей не следует этого допускать. Из-за Дэниела, конечно же, но еще и из-за того, что произошло, когда она поцеловала Тревора. Ее первый поцелуй. Единственный поцелуй, который она разделила с кем-то, кроме Дэниела. Не могла ли связь с Дэниелом привести к гибели Тревора? Что, если в тот миг, когда она поцелует Майлза, он… Люс была не в силах вынести даже мысль об этом.

– Майлз, – возразила она, отстраняя его. – Тебе не стоит этого делать. Целовать меня… – она сглотнула, – опасно.

Мальчик только хмыкнул. Разумеется – он же ничего не знает о Треворе.

– Пожалуй, я рискну.

Люс попыталась отстраниться, но у Майлза каким- то образом получалось успокаивать ее почти на любой счет. Даже на этот. Когда их губы соприкоснулись, девочка затаила дыхание, ожидая худшего.

Но ничего не произошло.

Губы Майлза оказались нежными, как перышко, они целовали ее так мягко, что она по-прежнему могла бы считать его близким другом, но и с достаточной страстностью, чтобы показать, что он может быть кем- то больше. Если только Люс этого захочет.

Но хотя не было ни пламени, ни опаленной кожи, ни смерти или разрушений – и все-таки, почему не было? – этот поцелуй тем не менее должен был показаться ей неуместным. Так долго ее губы без устали мечтали только о губах Дэниела. Она привыкла видеть во сне его поцелуи, его улыбку, его восхитительные лиловые глаза, его объятия. Совершенно не предполагалось, что может появиться кто-либо еще.

Что, если она ошиблась насчет Дэниела? Что, если она могла быть счастливее – или просто счастливой, и точка, – с другим парнем?

Майлз отстранился, на вид одновременно радостный и печальный.

– Ну, спокойной ночи.

Он отвернулся, почти как если бы собирался со всех ног броситься к своей комнате. Но затем оглянулся снова. И взял ее за руку.

– Если тебе когда-нибудь покажется, что у вас не ладится, ну, ты понимаешь, с… – выговорил он и поднял глаза к небу. – Я здесь. Просто хотел, чтобы ты знала.

Люс кивнула, уже сражаясь с накатившей волной смущения. Майлз стиснул ее руку, а затем двинулся прочь, к своему крылу общежития по ту сторону покатой крыши.

Оставшись в одиночестве, девочка провела пальцами по своим губам там, где только что их касались губы Майлза. В следующий раз, когда они увидятся с Дэниелом, догадается ли он? Ее голова гудела от всех взлетов и падений дня, и ей хотелось только забраться в постель. Скользнув через окно к себе в комнату, Люс в последний раз обернулась, окидывая взглядом пейзаж, запомнить, как все выглядело в ту ночь, когда столь многое переменилось.

Но вместо звезд, деревьев и разбивающихся волн ее взгляд зацепился за нечто, маячащее за одной из многих каминных труб на крыше. Нечто белое и трепещущее. Пару переливчатых крыльев.

Дэниел. Скорчившийся, лишь наполовину спрятавшийся от ее глаз, всего в нескольких футах от того места, где они целовались с Майлзом. Отвернувшийся. Понуривший голову.

– Дэниел, – окликнула его Люс, и ее голос дрогнул.

Когда он обернулся к ней, на его потемневшем лице читалась настоящая мука. Как будто Люс вырвала из его груди сердце. Он согнул колени, расправил крылья и ринулся в ночь.

Мигом позже он уже казался всего лишь еще одной звездой в искрящемся черном небе.

Глава 16 Три дня

На следующее утро за завтраком Люс совершенно не могла ничего есть.

Это был последний день занятий перед тем, как Прибрежная распустит учеников на выходные в честь Дня благодарения, и девочка уже чувствовала себя одинокой. Одиночество в толпе было худшим видом одиночества, но она ничего не могла с этим поделать. Все ученики вокруг нее радостно болтали о том, как разъедутся по домам к своим семьям. О девушках или парнях, которых не видели с самых летних каникул. О вечеринках, которые закатят их лучшие друзья.

Единственная вечеринка, которая светила на этих выходных Люс, – это унылый вечер в собственной пустой спальне.

Конечно, еще несколько учеников из основной школы оставались здесь на выходные: Коннор Мэдсон, прибывший в Прибрежную из приюта в Миннесоте. Бренна Ли, чьи родители живут в Китае. Франческа и Стивен тоже проводили выходные здесь – вот так сюрприз – и вечером в четверг затевали праздничный «ужин для отверженных».

Люс питала лишь одну надежду: что Арриана, когда грозилась присматривать за ней, имела в виду и выходные на День благодарения. С другой стороны, она почти не видела подругу с тех пор, как та вернула их в Прибрежную. Лишь на краткий миг на празднике урожая.

Все остальные уезжали на следующий день или через день. Майлз – на семейное празднество на сотню с лишним персон с обслугой. Заря и Жасмин – на совместное сборище их родственников в поместье Жасмин в Саусалито. Даже Шелби – хоть и ни словом не обмолвилась Люс о возвращении в Бейкерсфилд – днем раньше разговаривала с матерью по телефону.

– Да, – стенала она. – Знаю. Я там буду.

Худшее время для Люс, чтобы остаться в одиночестве, трудно было придумать. Ее внутреннее смятение нарастало с каждым днем, пока она окончательно не перестала понимать, как относится к Дэниелу или к кому бы то ни было еще. И она не переставала корить себя за глупое поведение накануне, когда позволила Майлзу зайти так далеко.

Всю ночь она приходила к одному и тому же заключению: хотя Дэниел и расстроил ее, в происшествии с Майлзом была виновата она и только она. Это она оказалась изменницей.

Люс становилось по-настоящему плохо, когда она думала о том, как Дэниел сидел там, безмолвно наблюдая, пока они с Майлзом целовались; когда представляла, как он себя чувствовал, срываясь с той крыши. Так же как и она сама, когда впервые услышала о происходившем между ним и Шелби, чем бы это ни было, – только хуже, поскольку ее поступок был настоящей изменой. Еще один пункт в список доказательств того, что они с Дэниелом не в состоянии общаться друг с другом.

Тихий смех вернул ее обратно к нетронутому завтраку.

Франческа в длинном черно-белом плаще в горошек плавно скользила мимо столов. Всякий раз, когда Люс оглядывалась на женщину, та с лучезарной улыбкой беседовала то с одним, то с другим школьником, но девочку не оставляло ощущение пристальной слежки. Как если бы учительница была способна пробраться в ее сознание и точно выяснить, из-за чего ее оставил аппетит. Как дикие белые пионы бесследно исчезли за ночь, так, возможно, растворилась и вера Франчески в то, что Люс сильна.

– О чем грустим, подруга? – поинтересовалась Шелби, проглатывая немалый кусок рогалика. – Поверь мне, ты немногое пропустила вчера вечером.

Люс не ответила. Костер на пляже занимал ее мысли в самую последнюю очередь. Она только что заметила Майлза, бредущего на завтрак куда позже, чем он обычно там появлялся. Он шел ссутулившись, низко надвинув на глаза бейсболку с эмблемой «Доджерс». Девочка непроизвольно коснулась пальцами губ.

Шелби увлеченно замахала над головой обеими руками.

– Он что там, ослеп? Земля вызывает Майлза!

Когда она все же привлекла его внимание, мальчик неловко махнул рукой их столику, едва не споткнувшись о буфет с закусками навынос. Еще раз помахал им и скрылся за зданием столовой.

– Это я только что повела себя как полный псих – или все-таки Майлз? – уточнила Шелби, закатывая глаза и изображая то, как неуклюже запнулся их приятель.

Но Люс отчаянно хотелось броситься следом за ним и…

И что? Сказать ему, чтобы не смущался? Что в этом поцелуе была и ее вина? Что влюбленность в ходячее несчастье вроде нее ничем хорошим не закончится? Что он ей нравится, но слишком многое насчет этого – насчет них двоих – попросту невозможно? Что, хотя они с Дэниелом сейчас и в ссоре, на самом деле ничто не может угрожать их любви?

– Так или иначе, как я начала говорить, – продолжила Шелби, подливая Люс кофе из бронзового кофейника. – Костер, гедонизм и все такое прочее. Такие штуки бывают чертовски нудными. Особенно, знаешь ли, когда тебя рядом нет, – добавила она, дернув уголком рта в подобии улыбки.

Сердце у Люс чуточку отпустило. Хотя бы изредка Шелби все же удавалось ее утешить. Но затем соседка по комнате поспешно пожала плечами, как будто советуя не принимать ее слов всерьез.

– Больше никто не способен оценить по достоинству то, как я изображаю Лилит. Вот и все.

Шелби выпрямила спину, выпятила грудь колесом и начала неодобрительно подергивать уголком верхней губы.

Ее подражание Лилит всегда смешило Люс. Но сегодня девочке удалось выдавить из себя лишь хилую улыбку.

– Хмм… – протянула Шелби. – Не думаю, что тебя так волнует пропущенная вечеринка. Я заметила Дэниела, пролетавшего над пляжем прошлой ночью. Должно быть, вам немало нужно было наверстать.

Шелби видела Дэниела? Почему она не упомянула об этом раньше? Мог ли кто-нибудь еще его увидеть?

– Мы даже не разговаривали.

– Трудно поверить. Обычно у него находится для тебя куча распоряжений…

– Шелби, Майлз меня поцеловал, – перебила ее Люс.

Ее глаза были закрыты. По какой-то причине так оказалось легче признаваться.

– Прошлой ночью. И Дэниел все видел. Он улетел прежде, чем я успела…

– Да, это многое объясняет! – Шелби присвистнула. – Ну дела.

Лицо Люс пылало от стыда. Ей никак не удавалось выбросить из головы образ Дэниела, срывающегося в полет. Он выглядел таким… отчужденным.

– Так между тобой и Дэниелом все, ну, ты понимаешь, кончено?

– Нет. Никогда, – выговорила Люс, не в силах даже слышать это предположение без дрожи. – Я просто не знаю.

Она не стала пересказывать подруге остаток того, что увидела в вестнике, о совместной деятельности Дэниела и Кэма. Об их тайных приятельских отношениях, насколько она могла об этом судить. Шелби не поняла бы, кто такой Кэм, а вся история целиком слишком запутанна, чтобы объяснять. Кроме того, Люс не вынесла бы, если бы Шелби, с ее нарочито вызывающими взглядами на ангелов и демонов, попыталась продемонстрировать на этом примере, что в их сотрудничестве нет ничего особенного.

– Знаешь, сейчас Дэниел, должно быть, весь из-за этого испереживался. Разве это не его пунктик – бессмертная привязанность между вами двоими?

Люс оцепенела, услышав эти слова.

– Я не иронизирую, Люс. Вполне возможно, ну, я не знаю, что у Дэниела были отношения и с другими. Это все довольно-таки туманно. Суть-то в том, что, как я уже говорила, значение для него, безусловно, имела только ты одна.

– Предполагалось, что от этого мне станет легче?

– Я не утверждаю, будто пытаюсь тебя утешить, просто хочу привести пример. При всей раздражающей отчужденности Дэниела – а этого в нем хватает – он явно тебе предан. Так что весь вопрос в тебе. Насколько ему известно, ты можешь бросить его, стоит лишь нарисоваться кому-нибудь еще. Нарисовался Майлз – очевидно, классный парень. Слегка слащав, на мой вкус, но…

– Я никогда не брошу Дэниела, – громко произнесла Люс, отчаянно желая сама в это поверить.

Ей вспомнился ужас на его лице в ту ночь, когда они поспорили на пляже. Ее ошеломило то, насколько поспешно он спросил: «Мы расстаемся?» Как будто подозревал, что такое возможно. Как будто Люс не проглотила всю его безумную историю об их бесконечной любви, когда он рассказывал ее под персиковыми деревьями в Мече и Кресте. Девочка приняла ее одним большим доверчивым глотком, вместе со всеми ее изъянами, шероховатостями и острыми осколками, потому что Дэниел просил ее поверить. Теперь ежедневно какой-нибудь из этих осколков впивался в нее изнутри. А самый крупный подступал к горлу.

– Я иногда вообще не понимаю, почему ему нравлюсь.

– Да ладно тебе, – простонала Шелби. – Не превращайся в одну из этих девиц. «Он слишком хорош для меня, хнык-хнык». Мне придется отослать тебя к столу Зари и Жасмин. Это их стиль, а не мой.

– Я вовсе не имела в виду ничего подобного, – возразила Люс, подавшись ближе и понизив голос. – Я о том, что давным-давно, когда Дэниел был, ну, сама знаешь, там, наверху, он предпочел меня. Предпочел меня всем прочим на свете…

– Что ж, возможно, в те времена выбор был куда как меньше… Ох! – вскрикнула Шелби, когда Люс стукнула ее. – Просто пыталась разрядить атмосферу!

– Он предпочел меня, Шелби, какому-то важному посту на небесах, какому-то высокому положению. Это немало значит, ты не находишь?

Шелби кивнула.

– За этим должно стоять нечто большее, чем просто мысли о том, что я мила.

– Но ты не знаешь, что именно?

– Я спрашивала, но он так и не рассказал мне, что произошло. Когда я завела этот разговор, все выглядело так, как будто он не может припомнить. А это уже просто безумие, подразумевающее, что мы оба действуем исключительно по привычке, основываясь на тысячах лет неких небылиц, которых ни один из нас даже не помнит.

Шелби потерла подбородок.

– Что еще Дэниел от тебя скрывает?

– Именно это я и намерена выяснить.

На террасе все шло своим чередом; большинство школьников уже направлялись на занятия. Официанты-стипендиаты спешили убрать посуду. За столом, ближайшим к океану, Стивен в одиночестве пил кофе. Его сложенные очки покоились на столе. Он встретился взглядом с Люс и долго не отводил глаз, достаточно долго, чтобы – даже после того, как он встал и двинулся на урок, – пристальное, внимательное выражение его лица осталось маячить перед ее мысленным взором. Чего он, вероятно, и добивался.

После самого долгого и самого отупляющего в ее жизни видеоурока, посвященного делению клеток, Люс вышла из класса биологии и направилась вниз по лестнице главного здания, а затем наружу, где с удивлением обнаружила, что автостоянка переполнена. Родители, старшие братья и сестры, да и немало шоферов выстроили автомобили в длинный ряд, подобного которому Люс не видела со времен своей средней школы в Джорджии.

Вокруг нее ученики выбегали из классов и торопились к машинам, волоча за собой чемоданы на колесиках. Заря с Жасмин обнялись на прощание, затем последняя села в легковой автомобиль, а первая присоединилась к потеснившимся братьям на заднем сиденье внедорожника. Расставались они всего на пару часов.

Люс нырнула обратно в здание, выскользнула через редко используемую заднюю дверь и направилась к общежитию. Сейчас она определенно была не в состоянии с кем-либо прощаться.

Шагая под серым небом, девочка по-прежнему терзалась виной, но разговор с Шелби помог ей отчасти взять себя в руки. Она понимала, насколько это неправильно, но поцелуй с другим помог ей почувствовать, что в их отношениях с Дэниелом что-то зависит и от нее. Возможно, разнообразия ради, ей удастся добиться от него какого-нибудь отклика. Она может извиниться. Он может извиниться. Они могут приготовить лимонад[16] или что-нибудь в этом роде. Пробиться сквозь всю эту пакость и начать разговаривать по-настоящему.

В этот самый миг загудел телефон. Пришло сообщение от мистера Коула.

Все улажено.

Значит, мистер Коул передал весточку о том, что Люс не приедет домой. Но он даже не упомянул в своем сообщении, разговаривают ли с ней родители после этого. Девочка уже несколько дней ничего от них не слышала.

Положение выглядело безнадежным: если они ей напишут, она будет терзаться виной из-за того, что не пишет им в ответ. Если не напишут, будет чувствовать себя ответственной за то, что они не могут связаться друг с другом. И она так и не решила, что делать с Келли.

Люс протопала вверх по ступенькам пустого общежития. Каждый ее шаг отдавался в здании гулким эхом. Поблизости никого не было.

Она ожидала, что, добравшись до своей комнаты, уже не застанет там Шелби – или, по крайней мере, найдет ее чемодан собранным и ожидающим у двери.

Соседки в спальне не обнаружилось, но ее одежда по-прежнему была раскидана по всей ее половине комнаты. Красный жилет висел на своем крючке, а принадлежности для йоги оставались свалены в углу. Возможно, она не уедет до завтрашнего утра.

Прежде чем Люс успела закрыть за собой дверь, в нее постучали с другой стороны. Девочка высунула голову в коридор.

Майлз.

Ее ладони мигом взмокли, а сердце заколотилось чаще. Она задумалась, как выглядит ее прическа, удосужилась ли она этим утром заправить постель и как долго он уже за ней идет. Видел ли он, как она избежала череды прощаний перед Днем благодарения или как исказилось болью ее лицо, когда она прочла текстовое сообщение.

– Привет, – тихонько выговорила Люс.

– Привет.

На Майлзе был плотный коричневый свитер поверх белой рубашки, и он надел те самые джинсы с продранным коленом, из-за которых Заря всякий раз бросалась за ним следом и они с Жасмин чуть ли в обморок не падали у него за спиной.

Губы Майлза дрогнули в тревожной улыбке.

– Не хочешь чем-нибудь заняться?

Большие пальцы он заправил под лямки темно-синего рюкзака, а голос его отражался эхом от деревянных стен. Люс пришло в голову, что они двое, возможно, остались одни в целом здании. Мысль оказалась разом пугающей и волнующей.

– Я под арестом до скончания времен, помнишь?

– Поэтому-то я и доставил развлечения к тебе.

Сперва Люс решила, что Майлз имеет в виду самого себя, но затем он спустил рюкзак с одного плеча и расстегнул молнию на главном отделении. Внутри обнаружилась целая сокровищница настольных игр. «Боггл». «Четыре в ряд». «Пачиси». Игра по «Классному мюзиклу». Даже дорожный «Эрудит». Это оказалось так мило и настолько лишено всякой неловкости, что Люс едва не расплакалась.

– Я думала, ты сегодня едешь домой, – заметила она. – Все остальные уезжают.

Майлз пожал плечами.

– Родители сказали, что я вполне могу остаться. Я буду дома пару недель спустя, и, кроме того, наши взгляды на отличные каникулы заметно не совпадают. Их представление подразумевает что-либо, достойное статьи в модном разделе «Нью-Йорк таймс».

Люс рассмеялась.

– А твое?

Майлз чуть глубже зарылся в сумку, вытащив оттуда две упаковки быстрорастворимого яблочного сидра, коробку воздушной кукурузы для приготовления в микроволновой печи и диск с фильмом Вуди Аллена «Ханна и ее сестры».

– Гораздо скромнее, как видишь, – с улыбкой отозвался он. – Я приглашал тебя провести День благодарения со мной, Люс. И мы совершенно не обязаны менять планы только потому, что изменяем место их воплощения.

По ее лицу расползлась улыбка, и Люс открыла перед мальчиком дверь. Когда он проходил мимо, то вскользь задел ее плечом, и они на миг встретились взглядами. Ей показалось, что Майлз чуть покачнулся на каблуках, как будто собрался вернуться на шаг назад и поцеловать ее. Девочка напряглась в ожидании.

Но он только улыбнулся, сбросил рюкзак посреди пола и принялся его разгружать.

– Ты голодна? – спросил он, помахав пакетом воздушной кукурузы.

Люс поморщилась.

– Если честно, попкорн у меня плохо получается.

Ей вспомнился тот случай, когда они с Келли едва не спалили общежитие в Довере. Девочка ничего не могла с этим поделать. Это вновь напомнило ей, насколько она соскучилась по лучшей подруге.

Майлз распахнул дверцу микроволновки и воздел вверх палец.

– Я могу нажать этим пальцем любую кнопку и приготовить почти что угодно. Тебе повезло, что я такой специалист в этом деле.

Казалось странным, что чуть раньше она так изводилась из-за поцелуя с Майлзом. Теперь Люс понимала, что он единственный был способен ей помочь. Если бы он не заглянул, она бы так и продолжила соскальзывать в очередную темную бездну вины. И пусть она не могла представить себе еще одного поцелуя с ним – не потому что не хотела этого, а потому что знала, это неправильно и она не может так поступать с Дэниелом… не хочет так поступать с Дэниелом, – присутствие Майлза все равно до крайности ее успокаивало.

Они играли в «Боггл», пока Люс в конце концов не поняла правила, в «Эрудит», пока оба не осознали, что в наборе не хватает половины букв, и в «Пачиси», пока не зашло солнце и не сделалось темно настолько, что уже не удавалось разглядеть доску. Тогда Майлз встал, разжег огонь в камине и вставил диск с «Ханной и ее сестрами» в привод компьютера Люс. Единственным местом, где можно было сидеть и смотреть кино, оказалась кровать.

Внезапно девочка встревожилась. До этого они были просто парой друзей, играющих в настольные игры вечером буднего дня. Сейчас на небе выступили звезды, общежитие стояло пустым, огонь потрескивал, и – кем же они становились теперь?

Они сидели рядом на кровати Люс, и она никак не могла перестать думать о том, где лежат ее руки, покажется ли это неестественным, если она сцепит их на коленях, коснутся ли они пальцев Майлза, если она обопрется ими по сторонам от себя. Краем глаза она видела, как двигается его грудь, когда он дышит. Слышала, как он почесывает затылок. Он снял бейсболку, так что она чуяла цитрусовый запах шампуня от его густых русых волос.

Фильм «Ханна и ее сестры» был одним из немногих у Вуди Аллена, которых Люс прежде не видела, но она никак не могла сосредоточиться. Она успела трижды скрестить и выпрямить ноги, прежде чем закончились вступительные титры.

Дверь распахнулась. В комнату ворвалась Шелби и тут же сунулась носом в монитор.

– Лучший на свете фильм на День благодарения! – выпалила она. – Можно, я посмотрю его с…

Тут она перевела взгляд на Люс и Майлза, сидящих в темноте на кровати.

– Ох.

Люс вскочила на ноги.

– Конечно можно! Я не знала, когда ты выезжаешь домой…

– Никогда, – отрезала Шелби, плюхаясь на верхнюю койку так, что до Майлза с Люс на нижней докатилось небольшое землетрясение. – Мы с мамой поцапались. Не спрашивай, это чертовски скучно. Кроме того, я уж всяко охотнее поболтаюсь тут с вами.

– Но, Шелби…

Люс не могла представить себе достаточно серьезную ссору, мешающую ей поехать домой на День благодарения.

– Давайте просто насладимся гением Вуди в тишине, – распорядилась ее соседка.

Майлз с Люс обменялись заговорщическими взглядами.

– Как скажешь, – согласился Майлз, усмехнувшись подруге.

По правде говоря, Люс чувствовала облегчение. Когда она вновь уселась на свое место, ее пальцы и впрямь мазнули по ладони Майлза, а тот слегка сжал их. Лишь на мгновение, но вполне достаточно, чтобы девочка поняла: по крайней мере в том, что касается выходных на День благодарения, все будет в порядке.

Глава 17 Два дня

Люс проснулась от скрежета вешалки, передвинутой по перекладине в ее шкафу.

Прежде чем она успела посмотреть, кто виноват в этом шуме, на нее обрушился ворох одежды. Девочка села в постели, выбравшись из-под груды джинсов, футболок и свитеров. Сняла с лица носок с узором из цветных ромбов.

– Арриана?

– Ты предпочитаешь красное? Или черное? – отозвалась та, прикладывая к своей тоненькой фигурке то одно, то другое платье подруги.

На ее руках не было жуткого браслета со следящим устройством, который ей приходилось носить в Мече и Кресте. До сих пор Люс этого не замечала и содрогнулась при воспоминании о жестоком разряде, бившем Арриану, когда та нарушала правила. С каждым днем в Калифорнии воспоминания девочки о Мече и Кресте становились все более смутными, пока мгновения вроде этого не отбрасывали ее назад, в суматоху тамошней жизни.

– По словам Элизабет Тейлор, лишь немногие женщины могут носить красное, – продолжала Арриана. – Тут все дело в ложбинке между грудей и в подходящем оттенке кожи. По счастью, у тебя есть и то и другое.

Она сняла красное платье с вешалки и бросила его на груду одежды.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Люс.

Арриана уперла в бока изящные руки.

– Помогаю тебе собрать вещи, глупышка. Ты едешь домой.

– К-куда домой? Что ты имеешь в виду? – запинаясь, выговорила девочка.

Подруга рассмеялась, шагнула вперед, взяла Люс за руку и потянула ее из постели.

– В Джорджию, моя сладкая, – пояснила она, потрепав девочку по щеке. – К старым добрым Гарри и Дорин. И по всей видимости, должен прилететь еще кто-то из твоих друзей.

Келли. У нее действительно получится повидаться с Келли? И с родителями? Люс пошатнулась, внезапно лишившись дара речи.

– Ты что, не хочешь провести День благодарения с семьей?

Люс все еще ожидала подвоха.

– А как насчет…

– Не тревожься, – успокоила подругу Арриана, легонько щелкнув ее по носу. – Идея принадлежит мистеру Коулу. Мы должны делать вид, что ты находишься в двух шагах от родителей. Это показалось нам самым простым и приятным для тебя способом разрешить наше затруднение.

– Но когда он вчера написал мне, там было только…

– Он не хотел обнадеживать тебя, пока не позаботится о каждой мелочи, включая превосходное сопровождение, – уточнила Арриана, изобразив реверанс. – По крайней мере часть его. Роланд появится здесь с минуты на минуту.

Стук в дверь.

– А он молодец. Надень-ка это, – потребовала Арриана, указывая на красное платье, так и оставшееся у Люс в руках.

Девочка поспешно втиснулась в платье, затем нырнула в ванную почистить зубы и причесаться. Арриана преподнесла ей одну из этих замечательных ситуаций, когда на раздумья времени не остается.

Люс появилась из ванной, ожидая, что застанет Роланда с Аррианой за каким-нибудь свойственным им занятием – скажем, один из них мог бы стоять на ее чемодане, пока другой пытался его застегнуть.

Но оказалось, что стучал не Роланд.

Это были Стивен с Франческой.

«Черт».

Слова «я могу все объяснить» застыли на губах Люс. Только она понятия не имела, как оправдаться в этой ситуации. В поисках поддержки она оглянулась на Арриану. Та все еще заталкивала в чемодан подружкины кеды. Она что, не понимает, в какого рода неприятности они могут влипнуть?

Когда Франческа шагнула вперед, Люс приготовилась к худшему. Но затем неожиданно она оказалась в кольце из широких рукавов бордового учительского свитера: Франческа заключила девочку в объятия.

– Мы пришли пожелать тебе доброй дороги.

– Конечно, нам будет тебя недоставать завтра на том мероприятии, которое мы в шутку называем «ужином для отверженных», – добавил Стивен, взяв Франческу за руку и отстраняя ее от Люс. – Но школьнику всегда лучше побыть с семьей.

– Не понимаю, – проговорила девочка, – Вы знали об этом? Мне казалось, я под домашним арестом вплоть до дальнейших распоряжений.

– Мы разговаривали утром с мистером Коулом, – ответила Франческа.

– И твой арест не был наказанием, Люс, – пояснил Стивен. – Это просто единственный способ обеспечить твою безопасность под нашим присмотром. Но с Аррианой ты в надежных руках.

Не желая задерживаться без приглашения, Франческа уже подталкивала его к двери.

– Мы слышали, твои родители жаждут повидаться с тобой. Что-то насчет того, что твоя мать забивает холодильник пирогами.

Она подмигнула Люс, оба помахали ей на прощание рукой и ушли.

Сердце девочки переполнял восторг от предстоящего возвращения домой.

Но не раньше, чем новость дойдет до Майлза с Шелби. Они падут духом, если Люс отправится в Тандерболт и бросит их здесь. А она даже не представляет, где сейчас Шелби. Она не может уехать без…

Роланд просунул голову в раскрытую дверь. Он выглядел так солидно в пиджаке в тонкую полоску и белой рубашке. Его черные с золотом дреды стали короче и острее, еще сильнее подчеркивая темные, глубоко посаженные глаза.

– У вас все спокойно? – спросил он, одаряя Люс знакомой озорной усмешкой. – За мной тут увязались…

Он мотнул головой в сторону стоящей за его спиной фигуры – мигом позже шагнувшей на свет с рюкзаком в руке.

Майлз.

Он широко, без малейшего смущения улыбнулся Люс и присел на краешек ее кровати. Девочке тут же представилось, как она знакомит его с родителями. Он стащит с головы бейсболку, пожмет им обоим руки, похвалит незаконченную мамину вышивку…

– Роланд, какая часть выражения «сверхсекретное задание» осталась тебе неясна? – поинтересовалась Арриана.

– Это я виноват, – признался Майлз. – Я увидел, как Роланд направляется сюда… и пристал к нему с расспросами. Поэтому он и опоздал.

– Стоило этому парню услышать слова «Люс» и «Джорджия», – вмешался Роланд, ткнув в него пальцем, – и у него ушло на сборы не больше наносекунды.

– У нас была вроде как договоренность на День благодарения, – пояснил Майлз, глядя исключительно на Люс. – Я не мог позволить ей его нарушить.

– Нет, – признала девочка, сдерживая улыбку. – Не мог.

– Гм… – протянула Арриана, вскинув бровь. – Не знаю только, что скажет на это Франческа. И не стоит ли кому-нибудь сперва известить твоих родителей, Майлз.

– Ай, да ладно тебе, Арриана, – пренебрежительно махнул рукой Роланд. – С каких это пор тебе нужны чьи-то разрешения? Я присмотрю за пареньком. Он ни во что не влипнет.

– Ни во что не влипнет где? – уточнила Шелби, ворвавшись в комнату с болтающимся на шнурке за спиной ковриком для йоги. – Куда мы направляемся?

– Домой к Люс в Джорджию на День благодарения, – пояснил Майлз.

В коридоре за спиной девочки маячила белобрысая голова. Ее бывший парень. Его кожа казалась призрачно-белой, и Шелби была права – в глазах его мерещилось что-то странное. В том, насколько они бледные.

– В последний раз говорю тебе: прощай, Фил.

Шелби поспешно захлопнула дверь перед его носом.

– Кто это был? – спросил Роланд.

– Мой уродский бывший.

– Занятный, похоже, парень, – заметил Роланд, рассеянно уставившись на дверь.

– Занятный? – фыркнула Шелби. – Судебный запрет приближаться ко мне – это было бы занятно.

Она мельком глянула на чемодан Люс, затем на рюкзак Майлза и принялась небрежно швырять свои пожитки в объемистую черную сумку.

Арриана всплеснула руками.

– Ты хоть что-нибудь можешь сделать без свиты? – поинтересовалась она у Люс и, повернувшись к Роланду, добавила: – Полагаю, ответственность за нее ты тоже готов взять на себя?

– Вот это праздничный настрой! – рассмеялся тот. – Мы отправляемся к Прайсам на День благодарения, – сообщил он Шелби, чье лицо озарилось радостью. – Чем больше, тем веселее.

Люс не могла поверить в то, насколько прекрасно все складывается. День благодарения с ее семьей, и с Келли, и с Аррианой, и с Роландом, и с Шелби, и с Майлзом. Лучшего она и представить себе не могла.

Только одно ее беспокоило. Но беспокоило всерьез.

– А что насчет Дэниела?

Она имела в виду: «Знает ли он уже об этом путешествии?», и «Что на самом деле вышло у них с Кэмом?», и «Он все еще злится на меня за тот поцелуй?», и «Это очень плохо, что Майлз едет тоже?», и еще – «Насколько вероятно, что Дэниел объявится завтра у меня дома, хоть и утверждает, будто бы не может со мной видеться?»

Арриана прокашлялась.

– Да, что насчет Дэниела? – тихонько повторила она. – Время покажет.

– Так у нас билеты на самолет или как? – уточнила Шелби. – Поскольку если мы летим, то мне нужно прихватить успокоительный набор, эфирные масла и грелку. Лучше вам не видеть меня без них на высоте в тридцать пять тысяч футов.

Роланд прищелкнул пальцами.

У его ног тень от створки двери отслоилась от половиц и поднялась так, как могла бы откинуться крышка люка, ведущего в подвал. Порыв холодного ветра плеснул с пола, а следом за ним накатила стылая волна темноты. Когда она сжалась в маленький плотный шарик, в воздухе запахло влажным сеном. Но затем, по кивку Роланда, шарик раздулся в высокий черный проем. Он выглядел словно дверь, ведущая на ресторанную кухню, из тех, что открываются в обе стороны, с круглым стеклянным окошком вверху. Но эта дверь состояла из темного тумана вестников, а сквозь окошко виднелась только еще более мрачная вихрящаяся чернота.

– Выглядит в точности так, как описано в той книге, – заявил заметно впечатленный Майлз. – Все, чего удалось добиться мне, – это кривой четырехугольный проем. Но мы все равно заставили его заработать.

Он улыбнулся Люс.

– Держись меня, парень, – заявил Роланд, – и узнаешь, как путешествовать стильно.

Арриана закатила глаза.

– Вот показушник.

Люс, склонив голову, посмотрела на подругу.

– Но мне казалось, ты говорила…

– Знаю, – перебила ее Арриана, вскинув ладонь. – Я помню, что толкнула целую речь насчет того, как опасны путешествия с помощью вестников. И я не хочу уподобляться дрянным ангелам из разряда «делай то, что я говорю, а не то, что я делаю». Но мы все согласились: Франческа со Стивеном, мистер Коул, все…

Все? Объединяя их, Люс не могла не отметить зияющего пробела в списке. Где среди них всех место Дэниела?

– Кроме того, – гордо улыбнулась Арриана, – с нами мастер. Ро – один из лучших путешественников сквозь вестников. – И, понизив голос, шепнула в сторону Роланда: – Смотри, как бы это не ударило тебе в голову.

Роланд распахнул дверь вестника. Та застонала и заскрипела на призрачных петлях, открывшись в промозглую, разверстую яму пустоты.

– Хм… а можно еще раз о том, почему путешествовать с помощью вестников так уж опасно? – спросил Майлз.

Арриана обвела рукой комнату, указав на тени под настольной лампой и за ковриком для йоги. Все они подрагивали.

– Неопытный взгляд может не угадать, сквозь которого из вестников стоит проходить. И поверь уж, всегда найдутся незваные соглядатаи, ожидающие, пока кто-нибудь случайно их не откроет.

Люс вспомнилась тошнотворно-бурая тень, о которую она споткнулась. Незваный соглядатай, в котором она подсмотрела кошмарное видение Кэма с Дэниелом на пляже.

– Если выбрать неправильного вестника, очень легко заблудиться, – пояснил Роланд. – Потерять представление о том, в какое место – или в какое время – ты проходишь. Но пока ты с нами, беспокоиться тебе не о чем.

Люс беспокойно ткнула пальцем в нутро вестника. Ей казалось, что другие тени, сквозь которые они проходили, были не такими густыми и темными. Или, возможно, прежде она не представляла себе вероятных последствий.

– Мы же не собираемся объявиться посреди кухни моих родителей? Поскольку, я думаю, мама может и сознание потерять от потрясения…

– Пожалуйста, – поцокала языком Арриана, подводя Люс, затем Майлза и, наконец, Шелби к самому вестнику. – Имей хотя бы толику доверия.

Они как будто продирались сквозь плотный влажный туман, вязкий и неприятный. Он скользил по коже Люс, обвивал ее кольцами, застревал в легких на вдохе. Эхо неумолчного белого шума заполняло проход, словно от водопада. В предыдущие оба раза, когда Люс путешествовала вестником, она ощущала собственную тяжесть и ту скорость, с которой проносилась сквозь тьму, чтобы где-нибудь вырваться на свет. Теперь вышло иначе. Она потеряла представление о том, где и когда находится, и даже о том, кто она такая и куда направляется.

Затем сильная рука выдернула ее наружу.

Когда Роланд отпустил ее, отдающийся эхом шум водопада стих до капели, и запах хлорки забил ее ноздри. Трамплин для прыжков в воду. Знакомый, под далеким сводчатым потолком, окруженный разбитыми витражами. Солнце уже ушло из высоких окон, но его свет все еще падал бледными цветными призмами на поверхность воды в олимпийских размеров бассейне. Вдоль стен в каменных нишах мерцали свечи, порождая тусклый, бесполезный свет. Люс узнала бы этот церковный спортзал где угодно.

– О боже, – прошептала она. – Мы вернулись в Меч и Крест.

Арриана окинула зал быстрым неприязненным взглядом.

– Поскольку это касается твоих родителей, которые заедут за нами завтра утром, ты все это время провела здесь. Ясно?

Девочка вела себя так, как будто возвращение в Меч и Крест ничем не отличалось от ночевки в случайном мотеле. Однако сама Люс ощутила резкий прыжок обратно в эту часть своей жизни, словно пощечину. Ей не нравилось здесь. Меч и Крест был скверным местом, но здесь с ней кое-что произошло. Здесь она влюбилась, здесь же видела смерть близкой подруги. В этом месте она изменилась сильнее, чем где-либо еще.

Люс закрыла глаза и с горечью рассмеялась. В сравнении с тем, что ей известно сейчас, тогда она не знала ничего. И все же тогда она оставалась куда уверенней в себе и собственных чувствах, чем сможет быть когда-нибудь. По крайней мере, так ей казалось.

– И что это за чертова дыра? – поинтересовалась Шелби.

– Моя прежняя школа, – пояснила ей девочка, оглянувшись на Майлза.

Тому явно было не по себе, и он жался к стене рядом с Шелби. Люс осознала: хотя она никогда не рассказывала друзьям много о проведенном здесь времени, слухи, раздуваемые нефилимами, легко могли забить им головы достаточным количеством ярких подробностей, чтобы они вообразили себе всю жуть ночевки в Мече и Кресте.

– Кхм, – нарочито кашлянула Арриана, глядя на Шелби и Майлза. – И если родители Люс спросят, вы, ребята, тоже здесь учитесь.

– Объясни мне, что это за школа такая, – потребовала Шелби. – Вы что, плаваете и молитесь одновременно? Такого странного подхода вы никогда не встретите на Западном побережье. Похоже, я уже соскучилась по дому.

– Если ты считаешь, что это плохо, – заметила Люс, – тебе стоит увидеть остальную часть школы.

Шелби скривилась, и подруга не могла ее за это винить. В сравнении с Прибрежной это место казалось ужасным подобием чистилища. Но по крайней мере, в отличие от остальных здешних учеников наутро они отсюда уедут.

– Выглядите усталыми, ребята, – сообщила Арриана. – И это к лучшему, поскольку я обещала Коулу, что мы будем вести себя тише воды ниже травы.

Все это время Роланд стоял, опираясь на трамплин, и тер виски, а ошметки вестника подрагивали у его ног. Теперь он выпрямился и принялся отдавать распоряжения.

– Майлз, ты остановишься вместе со мной, в моей прежней комнате. Люс, твоя спальня по-прежнему пуста. Мы поставим туда койку для Шелби. Давайте закинем вещи и встретимся у меня. Я воспользуюсь старым выходом на черный рынок и закажу пиццу.

Упоминание о пицце вывело Майлза и Шелби из оцепенения, но у Люс привыкание отняло больше времени. Не было ничего столь уж странного в том, что ее комната все еще пуста. Посчитав на пальцах, она поняла, что покинула это место меньше трех недель назад. Но по ощущениям выходило гораздо дольше, как будто каждый день длился не меньше месяца, и девочка не могла представить себе Меч и Крест без кого-либо из людей – или ангелов, или демонов, – бывших частью ее жизни здесь.

– Не тревожься, – успокоила ее подошедшая Арриана. – Это место – настоящий проходной двор. Люди все время то появляются, то исчезают из-за вопросов с досрочным освобождением, сумасшедших родителей и всего такого. Рэнди сегодня выходная. Больше никого это не волнует. Если кто-нибудь косо на тебя посмотрит – уставься на него в ответ. Или посылай их ко мне, – предложила она, сжимая кулак. – Готова выйти отсюда?

Она указала на остальных, уже тянущихся к двери следом за Роландом.

– Я вас нагоню, – сообщила Люс. – Сперва мне нужно кое-что сделать.

В дальнем восточном углу кладбища, рядом с участком ее отца, обнаружилась могила Пенн, скромная, но опрятная.

В последний раз, когда Люс видела кладбище, его покрывал толстый слой пыли. Последствия каждой битвы ангелов, как объяснил ей Дэниел. Люс не знала, смел ли ее ветер, или ангельская пыль просто рассеялась со временем, но, похоже, кладбище вернулось к прежнему запущенному состоянию. Все такое же голое и пустынное, под бесцветным небом, в кайме задыхающихся от кудзу[17] дубов. Вот только чего-то не хватало, чего-то жизненно важного, на что Люс не могла указать, но тем не менее остро ощущала утрату.

Редкая тускло-зеленая травка разрослась поверх и вокруг могилы Пенн, так что та не бросалась в глаза раздражающей новизной в окружении захоронений столетней давности. Букет свежих лилий лежал перед простым серым надгробием, на котором Люс, наклонившись, прочла:

Пенниуэзер ван Сикль-Локвуд,

дорогая подруга

1991–2009.

Люс прерывисто вздохнула, и слезы брызнули из ее глаз. Она покинула Меч и Крест до того, как у них появилось время похоронить Пенн, но Дэниел обо всем позаботился. Впервые за несколько дней ее сердце до боли затосковало по нему. Поскольку он понял лучше, чем придумала бы она сама, как именно должно выглядеть надгробие Пенн. Люс опустилась на колени прямо на землю. Теперь ее слезы текли безудержно, а пальцы бессмысленно перебирали травинки.

– Я здесь, Пенн, – прошептала она. – Мне жаль, что пришлось тебя бросить. Мне так жаль, что ты вообще связалась со мной. Ты заслуживала лучшего. И лучшей подруги, чем я.

Как ей хотелось бы, чтобы ее подруга все еще была здесь. Как хотелось бы поговорить с ней. Девочка знала, что виновата в гибели Пенн, и это едва не разбило ей сердце.

– Я уже сама не представляю, что делаю, и мне страшно.

Люс хотелось сказать, что она все это время тосковала по Пенн, но на самом деле она тосковала по своему представлению о подруге, которую могла бы узнать лучше, если бы смерть не забрала ее так скоро. И это было неправильно.

– Привет, Люс.

Утерев слезы, она разглядела мистера Коула, стоящего по другую сторону могилы Пенн. Она настолько привыкла к неизменно элегантным учителям Прибрежной школы, что мистер Коул показался ей почти неряшливым в помятом желтовато-коричневом костюме, с усами и каштановыми волосами, рассеченными ровным, как линейка, пробором над левым ухом.

Люс быстро поднялась, шмыгнув носом.

– Здравствуйте, мистер Коул.

Он доброжелательно улыбнулся.

– Я слышал, ты там неплохо справляешься. Все говорят, что ты держишься просто отлично.

– О… н-нет… – запинаясь, выговорила девочка. – Не знаю насчет этого.

– Что ж, зато я знаю. А еще знаю, как рады твои родители тому, что им удастся тебя повидать. Хорошо, когда подобные вещи можно уладить.

– Спасибо, – откликнулась Люс, надеясь, что учитель понимает, насколько она признательна.

– Не стану тебя задерживать, только задам один вопрос.

Люс ожидала, что мистер Коул спросит ее о чем- нибудь глубинном, темном, недоступном ее пониманию – о Дэниеле и Кэме, добре и зле, правильном и неправильном, доверии и обмане, но…

– Что ты сделала со своими волосами? – только и полюбопытствовал он.

Люс держала голову под краном в женской уборной около столовой Меча и Креста. Шелби принесла для нее последние два ломтика сырной пиццы на бумажной тарелочке. Арриана сжимала бутылочку дешевой черной краски для волос – все, что смог добыть Роланд за столь краткий срок, но довольно близко к естественному цвету Люс.

Ни Арриана, ни Шелби не стали расспрашивать девочку о внезапной потребности в переменах. И она была им за это благодарна. Но теперь Люс поняла: они просто дожидались, пока она не окажется в уязвимом полуокрашенном состоянии, чтобы начать дознание.

– Думаю, Дэниел будет рад, – заметила Арриана своим самым вкрадчивым тоном, обычно предваряющим главный вопрос. – Конечно, это все не ради него. Или…

– Арриана, – предостерегла ее Люс.

Она не собиралась углубляться в эти дебри. Не сегодня.

Но похоже, Шелби этого хотелось.

– Знаешь, что мне всегда нравилось в Майлзе? Он ценит в тебе то, чем ты являешься, а не то, что ты делаешь со своими волосами.

– Если вы обе собирались столь открыто распространяться на эту тему, так почему не явились в футболках «команда Дэниела» и «команда Майлза»?

– Непременно закажем, – заметила Шелби.

– Моя в стирке, – откликнулась Арриана.

Люс перестала обращать на них внимание, сосредоточившись на теплой воде и странных совпадениях: короткие пальцы Шелби помогали ей красить волосы в первый раз, когда девочке еще казалось, что это единственный способ начать все заново. Первый дружеский шаг Аррианы в сторону Люс заключался в требовании постричь ее так, чтобы они выглядели одинаково. Теперь их руки работали над волосами Люс в той самой уборной, где Пенн смывала с нее подливку от котлеты, которую вывалила ей на голову Молли в первый же день в Мече и Кресте.

Это казалось горьковато-радостным и прекрасным, и Люс никак не могла решить, что бы это могло значить. Наверное, то, что ей больше не хотелось прятаться – ни от себя или своих родителей, ни от Дэниела, ни даже от тех, кто желал ей вреда.

Прилетев в Калифорнию, она искала легкий способ преобразить себя. Теперь же поняла, что единственный стоящий способ что-либо изменить – это добиться действительной перемены. Покраска волос в черный тоже не была ответом – Люс понимала, что еще не добралась до него, – но, по крайней мере, это был шаг в верном направлении.

Арриана и Шелби прекратили спорить о том, какой парень больше ей подходит. Они молча посмотрели на подругу и кивнули. Девочка ощутила это еще до того, как увидела свое отражение в зеркале: тяжкое бремя уныния, которого она до сих пор даже не замечала, свалилось с ее плеч.

Она вернулась к истокам. Она была готова отправиться домой.

Глава 18 День благодарения

Когда Люс вошла в дверь родительского дома в Тандерболте, там все оказалось в точности как раньше: вешалка в прихожей по-прежнему выглядела так, как будто готова опрокинуться под тяжестью слишком многих курток. От свежего запаха сохнущих простыней и моющего средства дом казался чище, чем был. Диван с цветочным узором в гостиной выцвел от утреннего солнца, пробивающегося сквозь жалюзи. Стопка запятнанных чаем южных журналов по декорированию занимала журнальный столик, любимые страницы были заложены магазинными чеками – на то далекое время, когда родительская мечта исполнится, ипотека будет выплачена полностью и у них наконец-то появится немного лишних денег на отделку. Эндрю, истеричный карликовый пудель ее матери, поспешил обнюхать гостей и привычно пожевал щиколотку Люс в знак приветствия.

Папа поставил ее сумку в прихожей и свободной рукой приобнял девочку за плечи. Люс залюбовалась их отражением в узком зеркале: отец и дочь.

Очки без оправы соскользнули ему на кончик носа, когда он поцеловал ее в заново почерневшую макушку.

– Добро пожаловать домой, Люси, – сказал он. – Нам тут тебя не хватало.

Девочка зажмурилась.

– Мне тоже вас не хватало.

Впервые за несколько недель она не лгала родителям.

В доме было тепло, его переполняли дурманящие запахи Дня благодарения. Люс вдыхала и могла тут же вообразить каждое завернутое в фольгу кушанье, греющееся в духовке. Поджаренная во фритюре индейка, фаршированная грибами, – папино фирменное блюдо. Яблочно-клюквенный соус, легкие, словно воздух, дрожжевые рулетики и достаточно пирогов с тыквой и орехами пекан – маминых, – чтобы накормить весь штат. Должно быть, она готовила всю неделю.

Мама взяла Люс за запястья. Ее карие глаза слегка поблескивали в уголках влагой.

– Как ты, Люс? – спросила она. – У тебя все хорошо?

Какое же это облегчение – вернуться домой. На глазах девочки тоже выступили слезы. Она кивнула, прижимаясь к обнимающей ее женщине.

Темные, длиной до подбородка волосы матери были уложены в прическу и спрыснуты лаком, словно она только вчера побывала в салоне красоты. Как оно, вероятно, и было, насколько Люс ее знала. Она выглядела моложе и привлекательнее, чем помнилось девочке. В сравнении с пожилыми родителями, которых она пыталась навестить в Шасте, – даже в сравнении с Верой – мама Люс казалась счастливой и бодрой, не тронутой скорбью.

Потому что ей не пришлось пережить то же, что остальным, – потерю дочери. Потерю Люс. Родители всю свою жизнь выстроили вокруг нее. Они не перенесут ее смерти.

Она не может погибнуть так же, как в предыдущих воплощениях. Она не может сломать жизнь близким на этот раз, теперь, когда узнала больше о своем прошлом. Она сделает все, что потребуется, лишь бы сберечь их счастье.

Мама забрала куртки и шапки у остальных четырех подростков, столпившихся в ее прихожей.

– Надеюсь, твои друзья нагуляли хороший аппетит.

Шелби указала пальцем на Майлза.

– Будьте осторожны в своих желаниях.

Такое впечатление, что родители Люс не возражали против полной машины незваных гостей за своим праздничным столом.

Когда «крайслер» ее отца въехал в кованые ворота Меча и Креста перед самым полуднем, Люс уже ждала его. За всю предыдущую ночь она так и не сомкнула глаз. Ее мысли метались от странностей возвращения в Меч и Крест к тревогам из-за столь причудливой компании, которую она завтра соберет на День благодарения, – и никак не могли утихомириться.

К счастью, утро обошлось без неприятных происшествий. Выпустив отца из самых долгих и крепких объятий в собственной жизни, она упомянула, что нескольким ее друзьям некуда податься на праздник.

Пятью минутами позже они все сидели в машине.

Теперь друзья роились по родному дому Люс, изучали ее фотографии в отрочестве, выглядывали в те самые створчатые окна, в которые она больше десяти лет смотрела поверх тарелок с хлопьями. Все это казалось сюрреалистичным. Пока Арриана на кухне помогала маме взбивать сливки, Майлз забрасывал папу вопросами об огромном старинном телескопе в его кабинете. Люс объяла гордость за родителей, сумевших показать всем гостям, что им здесь рады.

При звуке автомобильного гудка снаружи она подпрыгнула.

Девочка присела на просевший диван и слегка раздвинула пластинки жалюзи. Красно-белое такси остановилось перед домом, выкашливая в холодный осенний воздух выхлопные газы. Стекла были тонированные, но пассажиром мог оказаться только один человек.

Келли.

Ее красный кожаный сапог до колена показался из-за задней дверцы и опустился на бетонный тротуар. Секундой позже появилось и треугольное личико лучшей подруги Люс. Фарфоровая кожа Келли горела румянцем, золотисто-каштановые волосы стали короче прежнего, подстриженные аккуратным уголком к подбородку. Бледно-голубые глаза сверкали. Почему-то она все еще смотрела внутрь машины.

– На что глядишь? – спросила Шелби, приподнимая другую пластинку.

Роланд присел по другую сторону от Люс и тоже приник к окну.

Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дэниел выскальзывает из такси…

А следом за ним, с переднего сиденья, Кэм.

Увидев их, Люс едва не задохнулась.

На обоих были длинные темные плащи, совсем как те, что они носили на побережье в подсмотренной ею сценке. Их волосы блестели под солнцем. И на миг – всего лишь на миг – Люс вспомнилось, почему в Мече и Кресте ее поначалу заинтересовали они оба. Они были красивыми. Невозможно, неестественно, до умопомрачения красивыми.

Но какого черта они забыли здесь?

– Как раз вовремя, – пробормотал Роланд.

– Кто их пригласил? – с другой стороны спросила Шелби.

– Прямо с языка сняла, – заметила Люс, но невольно слегка загляделась на Дэниела.

Несмотря даже на сложности в их отношениях.

– Люс, – окликнул ее Роланд, которого явно забавляло, как она смотрит на Дэниела. – Тебе не кажется, что стоит подойти к двери?

Грянул звонок.

– Это Келли? – уточнила из кухни мама, перекрикивая стрекот миксера.

– Я открою! – отозвалась Люс.

Холодная боль разлилась по ее груди. Конечно, ей хотелось встретиться с Келли. Но куда сильнее, чем радость при виде лучшей подруги, было охватившее ее желание увидеть Дэниела. Коснуться его, обнять его и дышать им. Представить его родителям.

Они ведь заметят. Поймут, что Люс отыскала того, кто навеки изменил ее жизнь.

Она открыла дверь.

– Счастливого Дня благодарения! – протянул высокий голос с южным выговором.

Люс пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем мозг осознал картинку, представшую глазам.

Гэбби, красивейшая и благовоспитаннейшая из ангелов в Мече и Кресте, в розовом платье из ангоры стояла на крыльце Люс. Ее светлые волосы были убраны в роскошно-безумную прическу из множества косичек, закрученных и сколотых на макушке. Кожа ее мягко, приятно сияла – совсем как у Франчески. В одной руке она держала букет белых гладиолусов, а в другой – заиндевелую коробку мороженого.

Рядом с ней оказалась демон Молли Зейн, с выбеленными волосами, отросшими так, что стали видны каштановые корни. Ее драные черные джинсы превосходно сочетались с потрепанным черным свитером, как будто она по-прежнему придерживалась стиля одежды, предписанного в Мече и Кресте. Пирсинга на ее лице явно прибавилось с момента их последней встречи. На согнутой в локте руке она удерживала небольшой чугунный котелок. И свирепо смотрела на Люс.

Девочка видела остальных, поднимающихся по длинной извилистой дорожке. Дэниел взвалил на плечо чемодан Келли, но ближе к ней держался Кэм – он улыбался, положив ладонь ей на предплечье, и о чем-то с ней беседовал. Похоже, сама подруга Люс никак не могла решить, встревожена она или совершенно очарована.

– Мы как раз оказались по соседству, – просияв, сообщила Гэбби и протянула Люс цветы. – Я приготовила домашнее ванильное мороженое, а Молли прихватила закуску.

– Креветки дьябло, – пояснила та, приоткрыв котелок, и девочка вдохнула запах пряного чесночного бульона. – Семейный рецепт.

Молли резко захлопнула крышку и протиснулась мимо Люс в прихожую, по пути натолкнувшись на Шелби.

– Прощаю, – угрюмо буркнули они хором, с подозрением глядя друг на друга.

– О, чудно, – заметила Гэбби, обнимая Люс. – Молли нашла себе подружку.

Затем Роланд увлек ее на кухню, и девочка наконец-то получила возможность ясно увидеть Келли. Когда их взгляды встретились, они обе уже ничего не могли с собой поделать: невольно заулыбались и бросились навстречу друг дружке.

От их столкновения у Люс перехватило дыхание, но это не имело значения. Руками они обхватили друг друга, лицами зарылись друг другу в волосы; они смеялись так, как можно смеяться только после слишком долгой разлуки с очень близким другом.

Нехотя Люс отстранилась и повернулась к двоим ребятам, стоящим в нескольких футах в стороне. Кэм выглядел как обычно: сдержанным и обходительным, беззаботным и непринужденным.

Но Дэниелу явно было неуютно – и у него имелись на то причины. Они с Люс не разговаривали с тех пор, как он застал ее целующейся с Майлзом, и вот оказались тут, вместе с лучшей подругой Люс и его врагом – кем бы там Кэм ни приходился ему теперь.

Но…

Дэниел у нее дома. На расстоянии оклика от ее родителей. Сдержатся ли они, если поймут, кто он на самом деле? Как ей представить парня, ответственного за тысячу ее смертей? Парня, к которому ее почти всегда неотвратимо тянет. Невыносимого, уклончивого, скрытного и порой даже вредного. Парня, чьей любви она не понимает, кто сотрудничает с демоном – с ума можно сойти! – и кто, если уж он счел хорошей идеей приезд сюда без приглашения в компании этого самого демона, возможно, не знает ее вовсе.

– Что вы здесь делаете?

Голос Люс был мертвенно сух, поскольку она не могла говорить с Дэниелом, не обращаясь в то же время и к Кэму, а с Кэмом она не могла говорить без желания запустить в него чем-нибудь потяжелее.

Кэм откликнулся первым.

– И тебе счастливого Дня благодарения. До нас дошли слухи, что сегодня все собираются у тебя.

– Мы случайно встретили твою подругу в аэропорту, – добавил Дэниел, прибегнув к ровному тону, каким обычно разговаривал с Люс на людях.

Он держался официально, и от этого девочке страстно хотелось оказаться с ним наедине, чтобы они могли позволить себе искренность. Чтобы она могла сгрести его за отвороты дурацкого плаща и трясти, пока он не объяснит все. Слишком уж долго это тянется.

– Разговорились, вместе взяли такси, – подхватил Кэм, подмигнув Келли.

Та заулыбалась подруге.

– Я-то воображала скорее скромные дружеские посиделки в доме Прайсов, но это куда как лучше. Так я как следует все узнаю.

Люс заметила, что подруга изучает ее лицо в поисках подсказок, как ей держаться с этими двоими. День благодарения грозил обернуться неловкостью, и очень скоро. Все должно было происходить совершенно не так.

– Время индейки! – объявила с порога мама, но ее улыбка сменилась недоумением, когда она увидела толпу снаружи. – Люс? Что происходит?

У нее на талии был повязан старый передник, зеленый в белую полоску.

– Мам, – пояснила Люс, указывая на гостей, – это Келли, и Кэм, и…

Ей хотелось коснуться Дэниела рукой или как-нибудь еще намекнуть маме, что он особенный, тот самый, единственный. И заодно сообщить ему, что она по-прежнему любит его и у них еще все образуется. Но она не смогла. Просто осталась стоять на месте.

– …Дэниел.

– Ладно, – заключила мама и, прищурившись, оглядела новоприбывших. – Что ж… добро пожаловать. Люс, милая, можно тебя на пару слов?

Девочка зашла в дом следом за матерью, жестом показав Келли, что сейчас вернется. Они прошли через прихожую, через полутемный коридор, украшенный фотоснимками из детства Люс, и нырнули в озаренный теплым светом лампы уют родительской спальни. Мама присела на кровать, застеленную белым покрывалом, и скрестила на груди руки.

– Ничего не хочешь мне сказать?

– Извини, мам, – откликнулась Люс, опускаясь с ней рядом.

– Я никого не хочу выставлять из-за праздничного стола, но тебе не кажется, что нам стоит когда- нибудь остановиться? Разве одной неожиданной компании было недостаточно?

– Да, конечно, ты права, – признала девочка. – Я не приглашала всех этих людей. Я не меньше твоего потрясена тем, что они сюда явились.

– Просто у нас так мало времени пообщаться с тобой. Мы рады познакомиться с твоими друзьями, – заверила Люс мама, гладя ее по голове. – Но время, проведенное с тобой, мы ценим больше.

– Я понимаю, что все это очень неуместно, но, мам, – попыталась объясниться девочка, повернув голову так, чтобы потереться о ее ладонь щекой, – он особенный. Дэниел. Я не знала, что он собирается приехать, но, раз уж он здесь, общение с ним мне нужно не меньше, чем с тобой и папой. Я не слишком запутанно объясняю?

– Дэниел? – повторила за ней мама. – Тот симпатичный светловолосый мальчик? Вы двое…

– Мы любим друг друга.

Люс почему-то дрожала. Хотя ее не оставляли сомнения насчет их отношений, произнесенные вслух и обращенные к матери слова заставили девочку поверить в них – напомнили, что она по-настоящему любит его. Несмотря ни на что.

– Ясно.

Когда мама кивнула, ее каштановые локоны, спрыснутые лаком, не шелохнулись. Она улыбнулась.

– Что ж, мы ведь не можем выгнать всех, кроме него?

– Спасибо, мам.

– Поблагодари и отца. И, милая… В следующий раз, пожалуйста, предупреждай чуточку заранее. Знай я, что ты приведешь домой «того самого», принесла бы с чердака твой детский альбом.

Она подмигнула и чмокнула дочь в щеку.

Вернувшись в гостиную, Люс первым делом столкнулась с Дэниелом.

– Я рад, что тебе все же удалось побыть с семьей, – сообщил он.

– Надеюсь, ты не злишься на Дэниела за то, что он прихватил меня с собой, – встрял Кэм, и хотя девочка искала в его голосе оттенок высокомерия, ей не удалось его там обнаружить. – Уверен, вы оба предпочли бы обойтись без меня, но, – добавил он, оглянувшись на Дэниела, – уговор есть уговор.

– Не сомневаюсь, – холодно подтвердила Люс.

Лицо Дэниела оставалось бесстрастным. Но потом помрачнело. Из столовой вышел Майлз.

– Эй, твой папа собирается сказать тост, – сообщил мальчик, не сводя глаз с Люс, так что ей показалось, будто он избегает встречаться взглядом с Дэниелом. – Твоя мама велела мне спросить, где ты хотела бы сесть.

– О, да где угодно. Может, рядом с Келли?

Люс охватила легкая паника, когда она вспомнила об остальных гостях и о том, что их нужно держать как можно дальше друг от друга. И Молли – почти что от всех.

– Да, нужно было бы приготовить таблички для мест.

Роланд и Арриана наскоро поставили складной карточный стол и придвинули его к обеденному, так что застолье распространилось на гостиную. Кто-то расстелил золотистую с белым скатерть, а родители даже достали свадебный фарфоровый сервиз. Зажгли свечи, наполнили водой графины. И вскоре Шелби с Майлзом уже вносили исходящие паром блюда с зеленой фасолью и картофельным пюре, а Люс занимала свое место между Келли и Аррианой.

На их обычном праздничном обеде в узком кругу сегодня присутствовало двенадцать персон: четыре человека, два нефилима, шесть падших ангелов (по трое со стороны добра и зла) – и один пес в костюме индейки, для которого под столом поставили миску с обрезками.

Майлз направился было к месту прямо напротив Люс – но Дэниел кинул на него угрожающий взгляд. Нефилим попятился, и ангел уже собирался сесть, когда на оспариваемый стул проскользнула Шелби. С победоносной улыбкой Майлз устроился слева от нее, напротив Келли, в то время как Дэниел, несколько раздраженный с виду, занял место справа, напротив Аррианы.

Кто-то пинал Люс под столом, пытаясь привлечь ее внимание, но она не отрывала взгляда от тарелки.

Как только все уселись, отец встал во главе стола, глядя на мать, сидящую в дальнем конце. Он звякнул вилкой по бокалу красного вина.

– Я прославился многословными речами по поводу Дня благодарения, – со смешком объявил он. – Но нам прежде не доводилось принимать у себя стольких проголодавшихся с виду детей, так что сразу перейду к сути. Я благодарен моей любимой жене, Дорин, чудесному ребенку, Люси, и всем вам за то, что вы к нам присоединились. – Он перевел взгляд на Люс, втянув щеки так, как обычно делал, когда бывал особенно горд. – Я так рад видеть тебя процветающей, выросшей в прелестную юную леди, у которой так много замечательных друзей. Мы надеемся, что все они еще приедут к нам снова. Здоровье всех собравшихся. За друзей.

Люс выдавила улыбку, избегая косых взглядов, которыми обменивались ее «друзья».

– Правильно! – нарушил исключительно неловкую тишину Дэниел, подняв свой бокал. – Чего стоит жизнь без верных, надежных друзей?

Майлз едва взглянул на него, погружая ложку в пюре.

– Сказано самим мистером Надежность.

Прайсы оказались слишком заняты, передавая блюда на противоположные концы стола, и не заметили угрюмый взгляд, которым одарил парня Дэниел.

Молли растущей горкой выкладывала на тарелку Майлза свою креветочную закуску, которую пока еще никто не пробовал.

– Когда с тебя хватит, просто попроси пощады.

– Погоди, Мо. Прибереги немножко остренького и для меня, – окликнул ее Кэм, потянувшись за чугунком. – Скажи-ка, Майлз. Роланд говорил, ты недавно продемонстрировал потрясающее фехтовальное мастерство. Готов поспорить, девчонки все с ума посходили, – добавил он и подался вперед. – Ты же была там, Люс, верно?

Вилка Майлза так и застыла в воздухе. В его больших синих глазах стояло недоумение – он не понимал намерений Кэма и как будто надеялся услышать, что Люс подтвердит: мол, да, все девчонки – включая ее саму – действительно посходили с ума.

– Еще Роланд упоминал, что Майлз проиграл, – ровным тоном напомнил Дэниел и наколол на вилку кусочек еды.

На другом конце стола Гэбби разрядила обстановку громким довольным урчанием.

– Боже мой, миссис Прайс. Эта брюссельская капуста просто божественно вкусна. Ты не находишь, Роланд?

– Мм, – согласился тот. – Она и впрямь напоминает мне о старых добрых временах.

Мама начала объяснять рецепт, а папа принялся рассказывать о местных продуктах. Келли наклонилась к Люс и шепнула, что все тут кажутся классными, особенно Арриана и Майлз. Сама девочка пыталась наслаждаться редким общением с родителями и подругой – но оставалось еще слишком много ситуаций, требующих отслеживания. Люс казалось – того и гляди придется разряжать обстановку.

– Знаешь, – заговорила мама несколько минут спустя, во второй раз передавая по кругу блюдо, – мы с твоим отцом познакомились примерно в твоем возрасте.

Девочка слышала эту историю уже тридцать пять тысяч раз.

– Он был защитником в футбольной команде афинской средней школы, – добавила мама, подмигнув Майлзу. – Девочки и в те времена были без ума от спортсменов.

– Да, двенадцать лет в «Троянцах» и еще два университетских года, – рассмеялся папа, и Люс приготовилась к его излюбленной фразе, – Мне оставалось только показать Дорин, что вне поля со мной не так уж опасно иметь дело.

– Как замечательно, что у вас такая крепкая семья, – заметил Майлз, взяв еще один знаменитый мамин рулетик. – Люс повезло, что ей достались такие искренние и открытые для нее и друг для друга родители.

Мама просияла. Но прежде чем она успела ответить, встрял Дэниел.

– Любовь этим не исчерпывается, Майлз. Вы не согласитесь, мистер Прайс, что настоящие отношения – это не только веселье и игры? Что это и определенный труд?

– Разумеется, разумеется, – подтвердил отец, промокнув губы салфеткой. – С чего бы еще брак называли обязательствами? Конечно, у любви бывают свои взлеты и падения. Такова жизнь.

– Отлично сказано, мистер Прайс, – заключил Роланд с куда большим чувством, чем можно было ожидать от этого по виду семнадцатилетнего парня. – Видит бог, я знавал те еще взлеты и падения.

– Ой, да ладно, – к удивлению Люс, вмешалась Келли.

Бедняжка Келли, принимает все творящееся вокруг за чистую монету.

– У вас, ребята, это так мрачно звучит.

– Келли права, – подтвердила мама. – Вы все еще так молоды и полны надежд, и пока вам действительно стоило бы просто веселиться.

Веселиться. Такая у нее теперь задача? Возможно ли для Люс вообще какое-то веселье? Она покосилась на Майлза. Тот улыбался.

– Мне весело, – одними губами выговорил он.

И это показалось Люс очень важным: она снова обвела взглядом стол и осознала, что, как ни странно, ей тоже весело. Роланд устроил шоу с креветками перед Молли, рассмеявшейся, возможно, впервые за всю свою жизнь. Кэм пытался ухаживать за Келли, даже предложил намазать ее булочку маслом, от чего она отказалась, вскинув брови и застенчиво покачав головой. Шелби ела так, как будто копила силы перед состязанием. И кто-то по-прежнему пинал Люс под столом. Она встретилась взглядом с лиловыми глазами Дэниела. Тот подмигнул, отчего у нее по коже побежали мурашки.

В этом собрании было кое-что примечательное. Это оказался самый оживленный День благодарения, какой они отмечали с тех пор, как умерла бабушка Люс и они перестали ездить на праздники в Луизиану. Так вот какая у нее теперь семья: все эти люди, ангелы, демоны и кем бы там еще они ни были. К лучшему или к худшему, все было непросто, изменчиво, полно взлетов и падений и даже временами весело. Совсем как сказал папа: такова жизнь.

И Люс, имевшая определенный опыт умирания, была чрезвычайно благодарна за эту подаренную ей жизнь – этот цикл ее жизни.

– Что ж, с меня, пожалуй, довольно, – объявила Шелби спустя пару минут. – Ну, понимаете. Еды. Все остальные закончили? Тогда давайте закругляться. – Она присвистнула и изобразила пальцем, как будто швыряет лассо. – Я прямо-таки жажду вернуться в ту исправительную школу, которую мы все посещаем… хм…

– Я помогу убрать со стола, – вызвалась Гэбби, вскочила на ноги и принялась составлять тарелки стопкой, а затем утащила сопротивляющуюся Молли за собой на кухню.

Мама по-прежнему украдкой косилась на Люс, пытаясь увидеть все это сборище ее глазами. Невозможная затея. Она довольно быстро свыклась с мыслью о Дэниеле и теперь переводила взгляд с него на дочь. Люс мечтала о возможности показать маме, что у них с Дэниелом все прочно, чудесно и неповторимо, но вокруг было слишком много народу. Все, что должно было быть просто, давалось через силу.

Затем Эндрю бросил жевать фетровые перья вокруг собственной шеи и затявкал на дверь. Папа встал и потянулся за собачьим поводком. Какое облегчение.

– Кое-кто просится на вечернюю прогулку, – объявил он.

Мама тоже встала, и Люс вместе с ней прошлась до двери и подала ей плащ. А потом протянула отцу шарф.

– Спасибо вам за сегодняшний вечер. Мы вымоем посуду, пока вас не будет.

Мама улыбнулась.

– Мы гордимся тобой, Люс. Что бы ни случилось. Помни об этом.

– Мне нравится этот Майлз, – заметил папа, пристегивая поводок к ошейнику Эндрю.

– А Дэниел… просто замечательный, – с намеком в голосе подсказала ему мама.

Щеки Люс вспыхнули румянцем, и она оглянулась на стол. А затем кинула на родителей взгляд, подразумевающий «пожалуйста, не надо меня смущать».

– Ладно! Хорошо вам прогуляться!

Девочка придержала дверь открытой, глядя, как они уходят в ночь, а перевозбужденный пес пыхтит, натягивая поводок. Холодный воздух снаружи освежал. В доме было слишком людно и жарко. Как раз перед тем, как родители скрылись из виду, свернув на улицу, Люс померещилась вдали какая-то вспышка.

Нечто похожее на крыло.

– Вы это видели? – спросила она, не вполне уверенная, к кому именно обращается.

– Что? – переспросил обернувшийся отец.

Он выглядел таким довольным и счастливым, что у девочки кольнуло сердце.

– Ничего.

Люс вымучила улыбку и закрыла дверь. За ее спиной определенно кто-то стоял.

Дэниел. Тепло, от которого она покачнулась на месте.

– Что ты видела?

Его голос был холоден, но не от гнева, а от страха. Люс подняла на него взгляд, потянулась к его рукам, но он уже отвернулся.

– Кэм, – окликнул он. – Неси свой лук.

Кэм на другой стороне комнаты так и вскинулся.

– Уже?

Он умолк, когда снаружи донесся свист. Отпрянул от окна и запустил руку под пиджак. Люс заметила серебряную вспышку и вспомнила стрелы, которые он забрал у девочки-изгоя.

– Скажи остальным, – велел Дэниел, прежде чем обернуться к Люс.

Его губы приоткрылись, и из-за отчаянного выражения на лице Дэниела девочке подумалось, что он хочет поцеловать ее, но он только заговорил.

– У вас есть укрытие от урагана?

– Объясни мне, что происходит, – попросила Люс.

Она слышала, как льется вода в кухне, как Арриана и Гэбби вместе с Келли распевают вариации на мотив песни «Сердце и душа», занимаясь посудой. Видела настороженные лица Молли и Роланда, убирающих со стола. И внезапно поняла, что весь этот праздничный обед был спектаклем. Прикрытием. Хотя она не знала для чего.

Рядом с Люс объявился Майлз.

– Что тут творится?

– Ничего такого, о чем тебе следовало бы беспокоиться, – сообщил Кэм, не грубо, а просто констатируя факт. – Молли. Роланд.

Молли поставила стопку тарелок на стол.

– Что нам делать?

Ответил Дэниел, обращаясь к ней так, будто они вдруг оказались на одной стороне.

– Скажите остальным, – потребовал он. – И найдите укрытие. Они будут вооружены.

– Кто? – спросила Люс. – Изгои?

Дэниел встретился с ней взглядом и несколько сник.

– Они не должны были отыскать нас сегодня. Мы знали, что такое может случиться, но я действительно не хотел переносить это сюда. Мне жаль.

– Дэниел, – перебил его Кэм. – Сейчас для нас важнее отбиться.

Звучный стук раскатился по дому. Кэм с Дэниелом машинально дернулись к входной двери, но Люс покачала головой.

– Черный ход, – прошептала она. – Через кухню.

Они все замерли на миг, прислушиваясь к скрипу задней двери. Затем последовал долгий пронзительный визг.

– Келли!

Люс метнулась через гостиную, с содроганием пытаясь представить, с чем столкнулась подруга. Если бы девочка знала, что здесь объявятся изгои, она не позволила бы Келли приехать. Она и сама ни за что не отправилась бы домой. Если случится что-нибудь плохое, она никогда себя не простит.

Распахнув дверь в кухню, она увидела Келли, которую прикрывала собой тоненькая фигурка Гэбби. В безопасности, по крайней мере пока. Люс выдохнула, едва не рухнув назад, на мускулистую стену, которую образовали за ее спиной Дэниел, Кэм, Майлз и Роланд.

Арриана стояла в дверях, высоко подняв огромную разделочную доску. Похоже, она изготовилась обрушить ее на кого-то, еще невидимого для Люс.

– Добрый вечер, – произнес мужской голос, сухой и официальный.

Когда Арриана опустила доску, в дверном проеме обнаружился высокий тощий парень в коричневом плаще. Он был очень бледным, с узким лицом и выдающимся носом. И выглядел знакомо. Коротко подстриженные, очень светлые волосы. Пустые белые глаза.

Изгой.

Но Люс уже видела его где-то еще.

– Фил? – вскрикнула Шелби. – Какого черта ты здесь делаешь? И что стряслось с твоими глазами? Они же совсем…

Дэниел повернулся к ней.

– Ты знаешь этого изгоя?

– Изгоя? – дрогнувшим голосом переспросила Шелби. – Но он не… он мой дурацкий бывший… он же…

– Он использовал тебя, – вмешался Роланд, как будто знал что-то, неизвестное остальным. – Мне следовало бы понять. Следовало бы узнать его сразу.

– Но ты не понял, – откликнулся изгой зловеще спокойным тоном.

Он запустил руку под плащ и из внутреннего кармана вытащил серебряный лук. Из другого кармана явилась на свет серебряная стрела, которую он быстро наложил на тетиву. Он прицелился в Роланда, затем развернулся к остальным, задержав прицел на каждом по очереди.

– Прошу прощения за вторжение. Я пришел за Люсиндой.

Дэниел шагнул к изгою.

– Ты никого и ничего не получишь, – заявил он, – кроме быстрой смерти, если не уберешься отсюда сейчас же.

– Прости, но не могу этого сделать, – ответил изгой, чьи мускулистые руки по-прежнему натягивали лук. – У нас было время подготовиться к этому дню благословенного восстановления в правах. Мы не уйдем отсюда с пустыми руками.

– Как ты мог, Фил? – проскулила Шелби и обернулась к Люс. – Я понятия не имела… Честно, Люс, нет. Я просто считала, что он подонок.

Губы Фила изогнулись в улыбке. Его жуткие и пустые белые глаза казались порождением кошмара.

– Отдайте мне ее без борьбы, или никого из вас не пощадят.

Тогда Кэм громко, от души расхохотался. Собравшиеся в кухне вздрогнули, а парень на пороге поежился.

– Кто не пощадит? У тебя что, есть армия? – поинтересовался Кэм. – Знаешь, похоже, ты первый встреченный мною изгой с чувством юмора. Почему бы нам не перенести обсуждение на улицу? – добавил он, обведя взглядом тесную кухню. – И покончим с этим.

– Охотно, – ответил изгой с хладнокровной улыбкой на бледных губах.

Кэм расправил плечи, как будто потягивался, – и тогда из места, где сошлись его лопатки, огромная пара золотых крыльев рванулась сквозь серый кашемировый свитер. Они расправились за его спиной, заняв собой большую часть кухни, настолько яркие, что едва не ослепляли.

– Черт, – заморгав, прошептала Келли.

– Более или менее, – подтвердила Арриана, пока Кэм, сложив крылья за спиной, протискивался мимо изгоя на задний двор. – Уверена, Люс тебе все объяснит!

Крылья Роланда расправились с таким звуком, будто взлетела стая птиц. Пока он выбирался наружу следом за Кэмом, кухонная лампа высвечивала на них темно-золотые и черные разводы. Молли и Арриана двинулись за ним по пятам, наткнувшись друг на друга. Арриана оттеснила дымчато-бронзовые крылья Молли своими сияюще-переливчатыми, рассыпав нечто вроде мелких электрических искорок, пока они толкались в проеме. Следующей оказалась Гэбби, чьи пушистые белые крылья развернулись изящно, как у бабочки, но в то же время с такой быстротой, что по кухне пронесся порыв благоухающего цветами ветра.

Дэниел взял Люс за руки. Он закрыл глаза, вдохнул и выпустил собственные тяжелые белые крылья. Полностью расправленные, они заполнили бы собой всю кухню, но он придержал их у самого тела. Они мерцали и светились и выглядели невыносимо прекрасными. Люс потянулась и коснулась их обеими руками. Теплые и атласно-гладкие снаружи, изнутри они были полны силы. Девочка ощущала, как та струится по Дэниелу и вливается в нее. Она была так близка к нему, полностью его понимала. Как будто они стали единым целым.

«Не волнуйся. Все будет хорошо. Я всегда о тебе позабочусь».

Но вслух он произнес совершенно иное.

– Оставайся в безопасности, – велел он. – Оставайся здесь.

– Нет, – взмолилась она. – Дэниел.

– Я скоро вернусь.

Затем он выгнул крылья назад и вылетел сквозь дверь.

Оставшись одни в доме, неангелы собрались вместе. Майлз прижимался к задней двери, выглядывая в окно. Шелби держалась руками за голову. Лицо Келли выглядело белым, как мел.

Люс взяла девочку за руку.

– Похоже, мне стоит кое-что объяснить.

– Кто этот парень с луком и стрелой? – прошептала Келли, дрожа, но крепко держась за ладонь подруги. – Кто ты?

– Я? Я всего лишь… я, – ответила Люс, пожав плечами, в то время как по ее телу разливался холодок. – Я не знаю.

– Люс, – выговорила Шелби, явно едва не плача. – Я себя такой дубиной чувствую. Клянусь, я понятия не имела. То, что я ему рассказывала, – я просто выговаривалась. Он всегда расспрашивал о тебе и так хорошо умел слушать, что я… то есть я и не догадывалась, кто он на самом деле… я бы никогда, ни за что…

– Я тебе верю, – заверила ее Люс.

Она подошла к окну, встала рядом с Майлзом и выглянула на маленькую деревянную террасу, которую пару лет назад пристроил к дому ее отец.

– Как ты думаешь, чего он хочет?

Во дворе аккуратными кучами лежали палые дубовые листья. Воздух пах костром. Где-то вдалеке стихала сирена. У подножия трех ступенек, ведущих на террасу, выстроились плечом к плечу Дэниел, Кэм, Арриана, Роланд и Гэбби, глядя на ограду.

Нет, не на ограду, поняла Люс. Они стояли лицом к темной толпе изгоев, которые замерли на изготовку, нацелив луки на ряд ангелов. Изгой по имени Фил пришел не один. Он действительно собрал целое войско.

Люс пришлось опереться на стол, чтобы устоять на ногах. Помимо Кэма, остальные ангелы были безоружны. А она уже видела, на что способны эти стрелы.

– Люс, стой! – крикнул ей вслед Майлз, но она уже выскочила за дверь.

Даже в темноте Люс разглядела, что все изгои выглядят равно невыразительно. Здесь собралось столько же девушек, сколько и парней, все бледные и облаченные в одинаковые коричневые плащи, с коротко остриженными светлыми волосами у юношей и туго стянутыми почти белыми хвостиками у девиц. Крылья изгоев, выгибающиеся за их спинами, выглядели просто ужасно: изорванные, обтрепанные, испачканные, с них буквально свисала грязь. Совершенно ничего общего с величественными крыльями Дэниела или Кэма – или любого из знакомых Люс ангелов и демонов. В едином строю, с их странными пустыми глазами, уставившимися вдаль, и головами, склоненными в разных направлениях, изгои выглядели жутким войском из кошмарного сна. Только проснуться Люс не могла.

Когда Дэниел заметил, что она стоит на террасе вместе с остальными, он развернулся и схватил ее за руки. Его безупречное лицо исказилось от страха.

– Я же просил тебя оставаться внутри.

– Нет, – прошептала она, – Я не буду сидеть взаперти, пока все остальные сражаются. Я просто не могу больше смотреть, как люди вокруг меня умирают без причины.

– Без причины? Давай поспорим об этом в другой раз, Люс.

Он не переставал оглядываться на темный строй изгоев у ограды.

Девочка стиснула кулаки.

– Дэниел…

– Твоя жизнь слишком драгоценна, чтобы потратить ее из-за вспышки гнева. Ступай внутрь. Сейчас же.

Громкий визг раздался посреди двора. Передняя линия из десяти изгоев вскинула луки и спустила тетивы. Люс взглянула вверх и едва успела заметить, как что-то – кто-то – срывается с крыши.

Молли.

Она ринулась вниз – темный сгусток, вооруженный парой садовых граблей и раскручивающий их в воздухе.

Изгои услышали, но не могли увидеть, что она приближается. Грабли Молли завертелись, срезая стрелы в воздухе, словно колосья в поле. Она приземлилась на черные армейские ботинки, а серебряные стрелы с тупыми наконечниками застучали и раскатились по земле, с виду безвредные, словно прутики. Но Люс знала, что это не так.

– Теперь пощады не ждите! – взревел Фил с другой стороны двора.

– Отправьте ее внутрь и соберите стрелы! – крикнул Дэниелу Кэм, забравшись на перила террасы и нацелив собственный серебряный лук.

Одну за другой он быстро отправил в полет три полосы света. Изгои дрогнули, когда трое из их рядов исчезли, оставив после себя облачко пыли.

С быстротой молнии Арриана и Роланд метнулись по двору, крыльями взметая с земли стрелы.

Второй ряд изгоев приближался, готовя новый залп. Когда они собрались стрелять, Гэбби вспрыгнула на перила террасы.

– Хмм, посмотрим.

Со свирепым блеском в глазах она указала кончиком правого крыла на землю под изгоями.

Газон содрогнулся, а затем в земле распахнулась ровная щель – длиной во весь задний двор и шириной в пару футов.

По меньшей мере два десятка изгоев рухнули в черную бездну.

С глухими, унылыми криками они летели вниз. Бог знает куда. Изгои из следующего ряда заскользили, остановившись перед самым жутким провалом, созданным Гэбби. Их головы крутились то влево, то вправо, как будто они пытались своими слепыми глазами разобрать, что происходит. Еще несколько изгоев зашатались на краю и рухнули в щель. Их вопли становились все тише – пока не смолкли совсем. Мгновением позже земля скрипнула, словно ржавая дверная петля, и закрылась снова.

Гэбби с предельным изяществом убрала пушистое крыло обратно за спину и утерла лоб.

– Что ж, это должно помочь.

Но затем новый яркий ливень серебряных игл обрушился с неба. Одна из них стукнула о верхнюю ступеньку террасы, у самых ног Люс. Дэниел подхватил стрелу, размахнулся и резко метнул ее, словно смертоносный дротик, прямо в лоб приближающемуся изгою.

Последовала вспышка света, словно от фотокамеры, и белоглазый парень, даже не успев вскрикнуть, исчез на месте.

Дэниел окинул Люс взглядом и обхлопал ладонями, как будто не верил, что она все еще жива.

Сбоку от нее шумно сглотнула Келли.

– Он только что… Этот парень что, на самом деле…

– Да, – подтвердила Люс.

– Не поступай так, Люс, – попросил Дэниел. – Не вынуждай меня затаскивать тебя в дом. Я должен сражаться. А ты должна убраться отсюда. Сейчас же.

Девочка видела уже достаточно, так что не стала спорить. Она повернулась обратно к дому, потянулась к Келли – но затем, через распахнутую кухонную дверь, заметила краем глаза изгоев.

Троих. Забравшихся к ней в дом. Нацеливших серебряные стрелы.

– Нет! – взревел Дэниел, метнувшись, чтобы заслонить собой Люс.

Шелби вынырнула из кухни на террасу и захлопнула за собой дверь.

Стрелы отчетливо трижды стукнули по другой ее стороне.

– Эй, да она реабилитировалась! – крикнул с газона Кэм, коротко мотнув головой в сторону Шелби, и впечатал стрелу в голову девочки-изгоя.

– Ладно, новый план, – проворчал Дэниел. – Найдите себе поблизости какое-нибудь укрытие. Все вы, – добавил он, обращаясь к Келли, Шелби и, впервые за весь вечер, Майлзу, а затем опять схватил Люс за руки. – Держись подальше от звездных стрел, – взмолился он. – Обещай мне.

Он торопливо поцеловал ее, а затем жестом велел им всем выбираться отсюда вдоль задней стены террасы.

Сияние от крыльев стольких ангелов было невыносимо ярким, так что Люс, Келли, Шелби и Майлзу приходилось заслонять глаза руками. Тени от перил танцевали перед их глазами. Они пригнулись и прокрались по террасе, и Люс указала им на боковой двор. К укрытию. Должно же там найтись какое-нибудь.

Новые изгои выступили из теней. Они появлялись в высоких кронах отдаленных деревьев, легким шагом выходили из-за приподнятых садовых клумб и изъеденных термитами старых качелей, на которых в детстве качалась Люс. Их серебряные луки мерцали в лунном свете.

Кэм единственный из их противников был вооружен. Он не останавливался даже подсчитать, скольких изгоев успел подстрелить. Только отправлял в полет стрелу за стрелой, со смертоносной точностью прямо в сердца врагов. Но на каждого исчезнувшего, казалось, приходился один появившийся.

Когда у него закончились стрелы, демон выдернул из земли деревянный уличный стол и одной рукой поднял его перед собой, словно щит. Залп за залпом стрелы отскакивали от столешницы и сыпались наземь к его ногам. Он только нагибался, подбирал и стрелял; нагибался, подбирал и стрелял.

Остальным приходилось проявлять изобретательность.

Роланд бил золотыми крыльями с такой силой, что поднявшимся ветром стрелы отшвыривало туда, откуда они прилетели, и они сражали незрячих изгоев не по одному за раз. Молли снова и снова набрасывалась на их ряды, ее грабли мелькали в воздухе, словно самурайские клинки.

Арриана сдернула с дерева старые качели Люс, сделанные из шины, и раскрутила, словно лассо, отбрасывая стрелы к ограде, в то время как Гэбби рыскала вокруг, подбирая их. Она кружилась, словно дервиш, и рубила воздух, выводя из строя всякого изгоя, который оказывался слишком близко, и мило улыбаясь, когда стрелы вонзались им в кожу.

Дэниел изъял из-под крыльца заржавленные подковы Прайсов. Он запускал ими в изгоев, порой вышибая дух из троих за один бросок, если подкова удачно отскакивала от их черепов. Затем набрасывался на них, выхватывал звездные стрелы прямо с тетивы и голыми руками втыкал им в сердце.

С края террасы Люс заметила отцовский сарай и жестом велела остальным следовать за собой. Они перекатились через перила на траву и, пригибаясь, поспешили к укрытию.

Она были уже у самого входа, когда девочка услышала короткий присвист в воздухе. Келли вскрикнула от боли.

– Келли!

Люс развернулась на месте.

Но ее подруга по-прежнему была здесь. Она потирала плечо, вскользь задетое стрелой, но, помимо этого, осталась невредимой.

– Чертовски жжется!

Люс потянулась к ней.

– Как ты?..

Келли покачала головой.

– Пригнись! – рявкнула Шелби.

Люс упала на колени, потянув за собой остальных, и затащила их в сарай. Пробравшись между пыльными отцовскими инструментами, газонокосилкой и старым спортивным инвентарем, Шелби подползла к Люс. Ее глаза блестели влагой, а губы подрагивали.

– Не могу поверить, что это происходит на самом деле, – прошептала она, хватаясь за руку подруги. – Ты не представляешь, как я жалею. Это я во всем виновата.

– Ты не виновата, – поспешно возразила Люс.

Конечно, Шелби не представляла, кто такой Фил.

Чего он на самом деле от нее хочет. Что принесет им этот вечер. Люс знала, каково это – терзаться виной за то, что сделал что-то, чего сам не понимаешь. Она никому такого не пожелала бы. И в последнюю очередь – Шелби.

– Где он? – спросила Шелби. – Прибила бы этого чертова урода.

– Нет, – вмешалась Люс, придержав подругу. – Ты туда не пойдешь. Тебя могут убить.

– Не понимаю, – заметила Келли. – Почему кто- то хочет причинить тебе вред?

Именно в этот момент Майлз двинулся к выходу из сарая, в луч лунного света. Над головой он держал один из отцовских каяков.

– Никто не причинит вреда Люс, – заявил он и шагнул наружу.

Прямо в гущу битвы.

– Майлз! – завопила Люс. – Вернись…

Она вскочила на ноги, чтобы броситься за ним следом, но застыла в ошеломлении, увидев, как он швырнул каяк в одного из изгоев.

Им оказался Фил.

Его пустые глаза распахнулись шире, и он закричал, рухнув на землю от удара. Беспомощного, его придавило лодкой, и грязные крылья заскребли по земле.

Еще мгновение Майлз выглядел крайне гордым собой – и Люс тоже чуточку загордилась. Но затем невысокая девочка-изгой выступила вперед, склонила голову набок, словно собака, прислушивающаяся к тихому свисту, вскинула серебряный лук и нацелила его в упор в грудь Майлза.

– Никакой пощады, – невыразительно сообщила она.

Майлз оказался беззащитным перед этой странной лучницей, которая выглядела так, будто вовсе не имела представления о пощаде, даже для самого милого, самого невинного паренька на свете.

– Стой! – крикнула Люс.

Когда она выбежала из сарая, пульс грохотал у нее в ушах. Она знала, что вокруг продолжается бой, но видела только эту стрелу, нацеленную в грудь Майлзу. Готовую убить еще одного ее друга.

Девочка-изгой повернула голову. Ее пустые глаза обратились к Люс, затем слегка расширились, словно она и впрямь, как говорила Арриана, могла видеть огонь ее души.

– Не стреляй в него, – попросила Люс и, сдаваясь, подняла руки. – Это за мной вы пришли.

Глава 19 Перемирие нарушено

Девочка-изгой опустила оружие. Ослабленная тетива скрипнула, словно старая дверь. Лицо лучницы оставалось спокойным, как тихий пруд в безветренный день. Она была одного роста с Люс, с чистой, блестящей от влаги кожей, бледными губами и ямочками даже в отсутствие улыбки.

– Если ты хочешь, чтобы он жил, – сообщила она ровным тоном, – я уступлю тебе.

Вокруг них остальные прекратили сражаться. Шина на канате покатилась, замедляя ход, и стукнулась об угол ограды. Крылья Роланда сбавили взмахи до легкого трепета, и он опустился на землю. Все замерли, воцарилась напряженная тишина.

Люс ощущала тяжесть упавших на нее взглядов: Келли, Майлза и Шелби. Дэниела, Аррианы и Гэбби. Кэма, Роланда и Молли. Слепые бельма самих изгоев. Но она не могла оторваться от девочки с пустыми белыми глазами.

– Ты не убьешь его… только потому, что я прошу этого не делать? – переспросила Люс, настолько озадаченная, что даже рассмеялась. – Я-то думала, вы хотите меня убить.

– Убить тебя? – Неживой голос изгоя поднялся выше, что означало, очевидно, удивление. – Вовсе нет. Мы готовы умереть за тебя. Мы хотим, чтобы ты пошла с нами. Ты последняя надежда. Наш пропуск.

– Пропуск? – озвучил Майлз то, что сама Люс не смогла выговорить от изумления. – Куда?

– На небеса, конечно, – ответила лучница, уставившись на девочку мертвыми глазами. – Ты плата.

– Нет, – замотала головой Люс.

Чужие слова бились в ее сознании, отдаваясь эхом, от которого она сама себе казалась невыносимо пустой.

«Пропуск на небеса. Плата».

Люс не понимала. Изгои возьмут ее – и сделают что? Воспользуются ею, как козырем на переговорах? Эта девочка не могла даже увидеть ее, не то что понять, кто она! Если Люс чему и научилась в Прибрежной, так это тому, что мифы при пересказе неизбежно искажаются. Они чересчур стары, чересчур запутанны. Каждому известно об истории, в которую так долго была вовлечена Люс, но, похоже, никто не знает причин.

– Не слушай ее, Люс. Она чудовище.

Крылья Дэниела дрожали. Как будто он считал, что ее могут уговорить уйти. Плечи Люс охватил зуд, жаркое покалывание, не затронувшее остальное ее тело.

– Люсинда? – окликнула ее девочка-изгой.

– Ладно, погоди минутку, – ответила ей Люс и повернулась к Дэниелу. – Я хочу знать, что это за перемирие. И не отговаривайся, что не можешь объяснить. Скажи правду. Ты мне обязан.

– Ты права, – к удивлению девочки, признал Дэниел, то и дело украдкой бросая взгляды на лучницу, как будто та в любой миг могла похитить Люс. – Его заключили мы с Кэмом. Мы договорились отложить наши разногласия на восемнадцать дней. Все ангелы и демоны. Мы объединились для охоты на прочих врагов. Вроде них, – уточнил он, указав на изгоя.

– Но почему?

– Ради тебя. Потому что тебе нужно время. Может, наши конечные цели и различны, но пока что мы с Кэмом – и все наши сородичи – работаем вместе. У нас есть общее дело.

То, что Люс подглядела в вестнике, отвратительная сцена, где Дэниел и Кэм действовали сообща, – значит, в этом не было ничего ужасного, поскольку они заключили перемирие? Хотели выгадать время для нее?

– Однако ты не придерживаешься его условий, – бросил Кэм в сторону Дэниела. – Что хорошего в перемирии, если ты его не соблюдаешь?

– Ты их тоже не придерживался, – заявила Люс. – Ты был в лесу около Прибрежной.

– Защищая тебя! – возразил тот. – А не приглашая полюбоваться луной!

Девочка повернулась к Арриане.

– Чем бы ни было это перемирие, означает ли это, что, как только оно закончится… Кэм внезапно снова окажется врагом? И Роланд тоже? Это же бессмыслица какая-то.

– Только скажи, Люсинда, – предложила лучница, – и я заберу тебя от всего этого подальше.

– Куда? К чему? – спросила Люс.

Было что-то притягательное в том, чтобы просто убраться отсюда. От всей этой душевной боли, и борьбы, и смятения.

– Не делай того, о чем потом пожалеешь, Люс, – предостерег Кэм.

Было странно слышать, как разумно он говорит. Особенно на фоне того, каким оцепеневшим выглядел Дэниел.

Впервые с тех пор, как покинула сарай, Люс огляделась вокруг. Сражение прекратилось. Такой же слой пыли, какой накрыл кладбище в Мече и Кресте, теперь лег на траву заднего двора. В то время как их компания ангелов выглядела совершенно невредимой и победоносной, изгои потеряли большую часть своего войска. Около десятка стояли в отдалении и наблюдали, опустив серебряные луки.

Девочка-изгой все еще дожидалась ответа Люс. Ее глаза светились в ночи, а ноги потихоньку сдвигались назад по мере того, как ангелы подступали к ней ближе. Когда Кэм шагнул вперед, девочка снова медленно подняла лук и прицелилась ему в сердце.

Он закаменел.

– Ты не захочешь уйти с изгоями, – сказал он Люс, – особенно сегодня.

– Не говори ей, чего она хочет, а чего нет, – встряла Шелби. – Я не утверждаю, что ей следует примкнуть к придурочным альбиносам или что-нибудь в том же духе. Просто перестаньте обращаться с ней как с ребенком и позвольте ей в кои-то веки поступить по- своему. Вроде как хватит уже.

Ее голос эхом раскатился по двору, отчего девочка- изгой подскочила на месте. Она развернулась и прицелилась в Шелби.

Люс захлебнулась воздухом. Серебряная стрела подрагивала в руках изгоя. Она оттянула тетиву. Люс затаила дыхание. Но не успела девочка выстрелить, как ее блестящие глаза округлились. Лук выпал у нее из рук. И тело исчезло в тускло-серой вспышке света.

В паре футов от того места, где только что стояла девочка-изгой, Молли опустила серебряный лук. Она аккуратно застрелила врага в спину.

– Что? – огрызнулась Молли, когда все собравшиеся ошеломленно обернулись к ней. – Мне нравится этот нефилим. Она мне кое-кого напоминает.

Она резким жестом указала на Шелби.

– Спасибо, – выговорила та. – Серьезно. Это было круто.

Молли пожала плечами, явно не замечая, как за ее спиной воздвигается нечто темное. Изгой, которого сбил наземь Майлз. Фил.

Он размахнулся все тем же каяком, словно бейсбольной битой, и одним ударом отбросил Молли через весь газон. Та со стоном приземлилась на траву. Отшвырнув лодку в сторону, изгой выудил из-под плаща очередную блестящую стрелу.

Только мертвые глаза оставались бесстрастными на его лице. Остальное: ощеренные зубы, сведенные брови, даже скулы – все выглядело до крайности свирепым. Белая кожа, казалось, натянулась на кости черепа. Руки больше походили на когти. Гнев и безысходность превратили его из бледного и чудаковатого, но симпатичного парня в настоящее чудовище. Он вскинул серебряный лук и прицелился в Люс.

– Я неделями терпеливо дожидался своего шанса. Так что теперь не премину выступить несколько убедительнее, чем моя сестра, – прорычал он. – Ты пойдешь с нами.

По обе стороны от Люс поднимались серебряные луки. Кэм снова вытащил свой из-под плаща, а Дэниел метнулся и подхватил с земли оружие, которое только что выронила девочка-изгой. Казалось, Фил этого ожидал. Его лицо исказила мрачная улыбка.

– Мне нужно убить твоего любовника, чтобы ты ко мне присоединилась? – спросил он, переводя прицел на Дэниела. – Или перебить их всех?

Люс уставилась на странный плоский наконечник серебряной стрелы, застывший меньше чем в десяти футах от груди Дэниела. Фил ни за что не промахнется с такого расстояния. Она видела, как такие стрелы оставили сегодня от множества ангелов лишь жалкую вспышку. Но еще она видела, как стрела отскочила от кожи Келли, словно была всего лишь тупой палкой, какой и казалась с виду.

Серебряные стрелы убивают ангелов, а не людей, внезапно догадалась Люс.

Она подскочила к Дэниелу и загородила его собой.

– Я не дам тебе причинить ему вред. А твои стрелы не могут повредить мне.

Сзади послышался странный звук, наполовину смешок, наполовину рыдание. Она обернулась к Дэниелу, широко распахнув глаза. Он выглядел испуганным, но в еще большей степени виноватым.

Люс вспомнила тот разговор под кривыми персиковыми деревьями в Мече и Кресте, когда он впервые рассказал ей о ее перерождениях. Вспомнила, как сидела с ним на пляже в Мендосино, когда он говорил о положении, которое занимал на небесах до встречи с ней. Сколько усилий пришлось приложить, вытягивая из него хоть немного о тех прежних днях. Ей по-прежнему казалось, что осталось что-то еще. Должно быть что-то еще.

Скрип тетивы разом вернул ее внимание к изгою, натягивающему серебряный лук. Теперь он целился в Майлза.

– Хватит болтовни, – потребовал он, – Я буду убивать твоих друзей по одному, пока ты не уступишь мне.

В этот момент в сознании Люс ярко вспыхнул свет, закружился цветной водоворот, и вместе с ним перед ее глазами замелькал калейдоскоп прошлых жизней: мама, папа и Эндрю. Родители, которых она видела в Шасте. Вера, скользящая на коньках по замерзшему пруду. Девочка, которой она была прежде, плавающая под водопадом в желтом купальнике. Другие города, дома и времена, которых она пока не узнает. Лицо Дэниела в тысяче различных ракурсов, освещенное тысячей различных источников света. И пламя, пламя, пламя.

Моргнув, она вернулась к реальности – в холодный, темный двор. Изгои придвинулись ближе, сгрудившись и что-то шепча Филу. Тот возбужденно отмахивался от них, стараясь не отвлекаться от Люс. Все были напряжены.

Она заметила, что Майлз уставился на нее – должно быть, в ужасе. Но нет, без страха. Мальчик смотрел на нее так пристально, что у нее внутри все задрожало. Закружилась голова, зрение помутилось. За этим последовало непривычное ощущение – словно с нее что-то сдернули. Как тонкую шелуху облезающей кожи.

– Не стреляй, – услышала она собственный голос. – Я сдаюсь.

Вот только он был гулким и бесплотным, и на самом деле Люс не произносила этих слов. Она нашла взглядом источник звука и оцепенела от увиденного.

Другая Люс стояла позади изгоя, похлопывая его по плечу.

Но это не было видением из прошлой жизни. Это была она сама, в обтягивающих черных джинсах и клетчатой рубашке с оборванной пуговицей. С остриженными и заново перекрашенными волосами. С карими глазами, в которых читалась насмешка над изгоем. С явственно видным ему огнем ее души. Явственно видным и всем остальным ангелам тоже. Это было ее отражение. Это…

…сделал Майлз.

Его дар. Он создал полное подобие Люс, совсем как рассказывал ей в первый же ее день в Прибрежной.

«Говорят, это несложно проделать с людьми, которых ты, ну, любишь», – пояснил тогда он.

Он любит ее.

Девочка не могла сейчас об этом думать. Пока взгляды остальных сосредоточились на отражении, настоящая Люс отступила на пару шагов и укрылась в сарае.

– Что происходит? – рявкнул Кэм, обращаясь к Дэниелу.

– Не знаю! – хрипло прошептал тот.

Похоже, одна только Шелби поняла, в чем дело.

– Он сделал это, – еле слышно проговорила она.

Изгой развернулся вместе с луком, целясь в новую Люс. Как будто он не вполне верил в свою победу.

– Давай же покончим с этим, – произнес собственный голос Люс посреди двора. – Не могу больше оставаться тут вместе с ними. Слишком много тайн. Слишком много лжи.

Какая-то ее часть действительно так и чувствовала. Будто так больше продолжаться не может. Будто что-то должно измениться.

– Ты пойдешь со мной и присоединишься к моим братьям и сестрам? – с явной надеждой переспросил изгой.

От вида его глаз девочку замутило. Он протянул призрачно-белую руку.

– Да, – согласился голос Люс.

– Люс, нет, – взмолился Дэниел, втянув воздух сквозь зубы. – Ты не можешь.

Теперь оставшиеся изгои нацелили луки на Дэниела, Кэма и всех остальных, пресекая попытки вмешаться.

Другая Люс шагнула вперед. Вложила руку в протянутую ладонь Фила.

– Нет, могу.

Чудовищный изгой обнял ее одеревенелыми белыми руками. Шумно захлопали грязные крылья. Удушливое облако пыли взвилось с земли. Люс в сарае задержала дыхание.

Она услышала вскрик Дэниела, когда ее отражение вместе с изгоем воспарило с заднего двора. Остальные как будто не верили глазам. Кроме Шелби и Майлза.

– Какого черта только что произошло? – спросила Арриана. – Она что, в самом деле…

– Нет! – закричал Дэниел. – Нет-нет-нет!

Сердце Люс заныло, когда он вцепился себе в волосы, закружился волчком и полностью распахнул крылья.

Оставшиеся в живых недруги незамедлительно изготовились и взмыли вверх. Их грязно-коричневые крылья были настолько тонки, что изгоям приходилось отчаянно хлопать ими, поддерживая себя в воздухе. Они собирались стаей вокруг Фила. Пытались заслонить его собой, чтобы он мог забрать Люс туда, куда намеревался.

Но Кэм оказался быстрее. Изгои успели подняться на высоту примерно двадцати футов, когда Люс услышала, как срывается с тетивы последняя стрела.

Выстрел Кэма предназначался не Филу. Целью была Люс.

И произведен он был с безупречной меткостью.

Люс застыла на месте, когда ее двойник исчез в яркой вспышке белого света. В небе изодранные крылья Фила распахнулись шире. Пустые. Ужасный рев сорвался с его губ. Он ринулся вниз, обратно к Кэму, и вслед за ним все войско изгоев. Но на полпути он остановился. Как будто понял, что возвращаться больше нет смысла.

– Итак, все начинается снова, – крикнул он Кэму и всем остальным внизу. – Это могло закончиться мирно. Но сегодня вы приобрели новых бессмертных врагов. В следующий раз мы не пойдем на переговоры.

И изгои растворились в ночи.

Во дворе Дэниел налетел на Кэма, опрокинув его наземь.

– Да что с тобой такое? – завопил он, обрушивая кулаки на лицо недруга. – Как ты мог?

Кэм пытался его остановить. Они покатились по траве.

– Этот выход был для нее наилучшим, Дэниел.

Кипя от ярости, Дэниел поймал Кэма в захват и впечатал головой в грязь. Глаза его сверкали.

– Я тебя прикончу!

– Ты же знаешь, что я прав! – крикнул в ответ Кэм, даже не пытаясь отбиваться.

Дэниел замер. Зажмурился.

– Я уже больше ничего не знаю, – измученным голосом выговорил он.

Только что он тряс Кэма за лацканы, но теперь просто осел на землю, зарывшись лицом в траву.

Люс хотелось подойти к нему. Обнять и пообещать, что все будет хорошо.

Вот только не будет.

Сегодня она увидела слишком много. Девочку мутило от воспоминания о том, как она – Майлзово отражение ее самой – погибает от звездной стрелы.

Майлз спас ей жизнь. Она никак не могла прийти в себя после этого.

А все остальные считали, что Кэм с ней покончил.

Когда девочка выбралась из темного уголка сарая, намереваясь сказать им, чтобы не беспокоились и что она все еще жива, у нее перед глазами все плыло. Но затем она ощутила чье-то чуждое присутствие.

В дверном проеме трепыхался вестник. Люс шагнула к нему из сарая.

Медленно он оторвался от тени, очерченной в лунном свете. Несколько футов проскользил к девочке по траве, собирая на себя грязный слой пыли, оставшейся после сражения. Добравшись до Люс, вестник содрогнулся и пополз вверх вдоль ее тела, пока не завис над головой мрачной тучей.

Люс зажмурилась и неожиданно для себя подняла руку ему навстречу. Темнота, холодно шипя, упала ей на ладонь.

– Что это?

Дэниел резко оглянулся на шум. Привстал с земли.

– Люс!

Девочка не трогалась с места, пока остальные ловили ртами воздух, разглядывая ее, стоящую перед сараем. Ей не хотелось заглядывать в вестника. Она навидалась уже достаточно для одного вечера. Она даже не представляла, зачем это делает.

Пока не сделала. Люс не искала видений – она искала выход отсюда. Что-нибудь достаточно далекое, чтобы пройти туда сквозь. Слишком долго ей не выдавалось хотя бы мига спокойных раздумий. Она нуждалась в передышке. От всего.

– Пора идти, – сказала она самой себе.

Теневая дверь, представшая перед ней, не была безупречной – она оказалась неровной по краям и воняла нечистотами. Но Люс тем не менее разорвала ее поверхность.

– Ты сама не знаешь, что делаешь, Люс! – настиг ее на пороге голос Роланда. – Неизвестно, куда ты перенесешься!

Дэниел вскочил на ноги и бегом бросился к ней.

– Что ты делаешь?

Девочка различила в его голосе глубочайшее облегчение от того, что она все еще жива, и неприкрытый ужас из-за ее умения обращаться с вестниками. Его тревога лишь подстегнула ее.

Ей хотелось оглянуться и извиниться перед Келли, поблагодарить Майлза за то, что он сделал, попросить Арриану и Гэбби не волноваться, хоть их тревога и неизбежна, передать весточку родителям. Попросить Дэниела не следовать за ней, поскольку с этим ей нужно разобраться самой. Но ее шансы вырваться на свободу утекали. Так что Люс просто шагнула вперед.

– Думаю, мне придется выяснить это самой, – бросила она через плечо Роланду.

Краем глаза девочка заметила рванувшегося к ней Дэниела. Как будто до этого он не верил, что она действительно так поступит.

Слова рвались у нее из сердца. «Я люблю тебя». Она любит. И будет любить вечно. Но если у них с Дэниелом есть вечность, их любовь может подождать, пока Люс не разберется с парой важных вопросов насчет себя самой. Насчет ее жизней и той жизни, что ей еще предстоит. Сегодня у нее оставалось время только для того, чтобы помахать всем рукой на прощание, глубоко вдохнуть и нырнуть в зловещую тень.

В темноту.

В свое прошлое.

Эпилог Преисподня

– Что это было?

– Куда она отправилась?

– Кто научил ее это делать?

Отчаянные голоса на заднем дворе слышались Дэниелу смутными и далекими. Он знал, что остальные падшие ангелы спорят, ищут вестников в тенях. Сам он был островком, отрезанным от всего, кроме собственных страданий.

Он подвел ее. Подвел.

Как такое могло случиться? Неделями он изматывал себя с единственной целью – обеспечивать ей безопасность до того мига, когда больше уже не сможет этого делать. Теперь этот миг настал и прошел – и с ним исчезла Люс.

С ней могло случиться что угодно. И она могла оказаться где угодно. Он никогда прежде не чувствовал такой пустоты и стыда.

– Почему мы не можем просто найти вестника, сквозь которого она прошла, собрать его снова и отправиться следом за ней?

Мальчишка-нефилим. Майлз. Он стоял на коленях, перебирая пальцами траву. Как идиот.

– Они так не действуют, – прорычал ему в ответ Дэниел. – Когда ты уходишь в другое время, то берешь вестника с собой, Вот почему ты никогда так не делаешь, если только…

Кэм посмотрел на Майлза едва ли не с жалостью.

– Пожалуйста, скажи мне, что Люс знает о путешествиях при помощи вестников больше, чем ты.

– Заткнись, – огрызнулась Шелби, вставая на защиту мальчишки. – Если бы он не создал отражение Люс, Фил забрал бы ее саму.

Она выглядела настороженной и напуганной, не в своей тарелке среди падших ангелов. Несколько лет назад она влюбилась в Дэниела – на что он, разумеется, не ответил взаимностью. Но до сегодняшнего вечера он всегда хорошо относился к девчонке. Теперь она попросту путалась под ногами.

– Ты сам сказал, что ей лучше погибнуть, чем уйти с изгоями, – продолжила она, все еще защищая Майлза.

– С изгоями, которых ты чуть ли не пригласила сюда, – вмешалась в разговор Арриана, обернувшись к побагровевшей Шелби.

– С чего ты взяла, что какой-то нефилимский ребенок способен распознать изгоя? – набросилась на нее Молли. – Ты сама была в той школе, Могла бы и заметить что-то.

– А ну тихо, вы все.

Дэниел не мог спокойно думать, Вокруг толпились ангелы, но без Люс двор казался совершенно пустым.

Он почти ненавидел их, Шелби – за то, что угодила прямо в незамысловатую ловушку изгоя. Майлза – за то, что возомнил, будто может изменить судьбу Люс. Кэма – за то, что пытался сделать…

О, этот миг, когда Дэниел решил, что выстрел Кэма отнял у него Люс! Его крылья казались слишком тяжелыми, чтобы их поднять. В то мгновение он оставил всякую надежду.

Но это был всего лишь обман зрения. Отброшенное отражение, ничего особенного в обычных обстоятельствах, но этой ночью – последнее, чего ожидал Дэниел. Это страшно потрясло его. Едва не убило. Пока он не обрадовался ее воскрешению.

Все еще оставалась надежда.

Пока он может отыскать ее.

Дэниел был ошеломлен, увидев, как Люс открывает тень. Объят благоговением, впечатлен и мучительно покорен ею – но более всего прочего ошеломлен. Сколько раз она проделывала это прежде, пока он ничего даже не подозревал?

– Что думаешь? – подойдя к нему, спросил Кэм.

Их крылья стремились друг к другу под действием этой древней силы притяжения, а Дэниел был слишком измотан, чтобы отстраниться.

– Я отправляюсь за ней, – сообщил он.

– Отличный план, – насмешливо одобрил Кэм. – Просто «отправляешься за ней». Куда угодно во времени и пространстве на протяжении нескольких тысячелетий. В самом деле, зачем тебе продумывать все до мелочей?

От его язвительности Дэниелу захотелось снова размазать его по земле.

– Я не просил у тебя ни помощи, ни совета, Кэм.

Только две звездные стрелы оставались во дворе: та, которую подобрал он, когда она выпала из рук девицы-изгоя, убитой Молли, и та, которую Кэм нашел на берегу в самом начале перемирия. В этом была бы изящная соразмерность, если бы они с Дэниелом сейчас же обратились друг против друга – два лука, две звездные стрелы, два вечных врага.

Но нет. Пока нет. Им нужно устранить слишком многих, прежде чем они смогут возродить давнюю вражду.

– Кэм имеет в виду, – вполголоса обратился к Дэниелу Роланд, встав между ними, – что это может потребовать некоторых совместных усилий. Я видел, как эти ребята таскаются сквозь вестников. Она не представляет, что делает, Дэниел. И очень быстро влипнет в неприятности.

– Знаю.

– Принять нашу помощь – еще не признак слабости, – заметил Роланд.

– Я могу помочь, – заявила Шелби, до сих пор шептавшаяся с Майлзом. – Возможно, я знаю, где она.

– Ты? – переспросил Дэниел. – Ты уже достаточно помогла. Вы оба.

– Дэниел…

– Я знаю Люс лучше всех на свете, – буркнул ангел, отвернувшись от них всех к темному пустому месту во дворе, откуда она прошла сквозь. – Куда лучше, чем кто-либо из вас когда-нибудь ее узнает. Мне не нужна ваша помощь.

– Ты знаешь ее прошлое, – поправила Шелби, становясь перед ним так, что ему пришлось на нее посмотреть. – Ты не знаешь, что происходило с ней в эти последние пару недель. Я была поблизости, когда она заглядывала в прошлые жизни. Я видела ее лицо, когда она нашла сестру, которую потеряла, когда ты поцеловал ее, и она… – Она мгновение помолчала. – Я знаю, что вы все сейчас меня ненавидите.

Но я клянусь – ох, да чем угодно, во что вы верите. С этой минуты вы можете мне доверять. И Майлзу тоже. Мы хотим помочь. Мы собираемся помочь. Пожалуйста, – взмолилась она, протянув руку к Дэниелу. – Поверь нам.

Дэниел отшатнулся от нее. Вопросы доверия всегда вызывали у него тревогу. То, что было между ним и Люс, оставалось неколебимым. Им никогда не приходилось добиваться доверия. Их любовь просто была.

Но за целую вечность Дэниелу не доводилось верить ни в кого и ни во что еще. И он не хотел начинать сейчас.

На улице затявкала собака. Затем опять, громче. Ближе.

Родители Люс возвращались с прогулки.

В темноте двора Дэниел встретился взглядом с Гэбби. Она стояла рядом с Келли, вероятно, утешая ее. И уже успела убрать крылья.

– Просто иди, – беззвучно шепнула ему Гэбби в опустевшем, запыленном дворе.

Она имела в виду – иди за ней. Она уладит все с родителями Люс. Проследит, чтобы Келли добралась домой. Позаботится обо всем, давая Дэниелу возможность заняться действительно важными вещами.

«Мы найдем тебя и поможем тебе».

Луна вынырнула из-за легкого облачка. Тень Дэниела удлинилась на траве у его ног. Он подождал, пока она слегка набухнет, а затем принялся вытягивать из нее вестника. Когда прохладная, влажная темнота коснулась его, ангел осознал, что целую вечность не проходил сквозь. Оглядываться назад обыкновенно было не в его стиле.

Но движения по-прежнему оставались с ним, таясь в его крыльях, или душе, или сердце. Он действовал быстро – содрал вестника с собственной тени, наскоро защипнув его, чтобы поднять с земли. Затем швырнул, словно комок гончарной глины, в воздух перед собой.

Вестник образовал четкий, аккуратный проход.

Дэниел был частью каждой из прошлых жизней Люс. Не существовало причин, по которым он не сумел бы найти ее.

Он распахнул дверь. Времени нет. Сердце приведет его к ней.

Его не оставляло ощущение, будто бы нечто дурное притаилось за ближайшим поворотом, но с ним и надежда, что нечто невероятное ожидает в отдалении.

Так должно быть.

Пламенная любовь к Люс струилась сквозь Дэниела, пока он не почувствовал себя настолько полным, что засомневался, протиснется ли сквозь проход. Он прижал крылья к самому телу и ринулся в вестника.

Позади него, во дворе, слышалась отдаленная суета. Шепот, шорох и крики.

Его это не заботило. На самом деле его не заботил ни один из них.

Только она.

Он вскрикнул, проламываясь сквозь.

«Дэниел».

Голоса. Позади него, преследующие, приближающиеся. Окликающие его по имени, пока он погружается все глубже и глубже в прошлое.

Найдет ли он ее?

Безусловно.

Спасет ли он ее?

Непременно.

Глава 1 Под огнем

Москва

15 октября, 1941

Люсинда!

Голоса доносились до нее из темноты.

Вернись!

Подожди!

Она игнорировала их, двигаясь вперед. Эхо ее имени отдавалось от стен вестника, посылая языки пламени по ее коже. Это был голос Дэниела или Кэма? Аррианы или Гэбби? Просил ли Роланд ее вернуться, или это был Майлз?

Голоса становилось сложнее различать, пока Люс совсем не перестала понимать: добрые или злые? Враг или друг? Все, что раньше было черным и белым, теперь смешалось в серый.

Конечно, обе стороны сошлись на одном: все хотели вытянуть ее из вестника. Чтобы ее защитить, утверждали они.

Нет, спасибо.

Не сейчас.

Не после того, как они разрушили задний дворик ее родителей, превратив его в еще одно пыльное поле сражений. Она не могла думать о лицах родителей, не испытывая желания вернуться, но в любом случае она не знала, как повернуть назад в вестнике. Кроме того, было слишком поздно. Кэм пытался убить ее. Или то, что, как он думал, было ею. А Майлз ее спас, но даже это оказалось непросто. Он смог только бросить ее отражение, потому что она была ему слишком дорога.

А Дэниел? Ему она достаточно дорога? Она не могла ответить на этот вопрос.

В конце, когда изгой приблизился к ней, Дэниел и другие уставились на Люс так, словно она им задолжала.

Ты – наши врата в Рай, сказал ей изгой. Цена. Что это значило? Всего несколько недель назад она даже не знала, что существуют изгои. И, тем не менее, они что-то от нее хотели – достаточно сильно, чтобы ради этого сражаться с Дэниелом. Должно быть, это связано с проклятием, заставляющим Люс возрождаться жизнь за жизнью. Но что, по их мнению, Люс могла сделать?

Был ли ответ похоронен где-то здесь?

Ее желудок подскочил к горлу, когда она прошла сквозь холодную тень глубоко внутри бездны темного вестника.

Люс…

Голоса начали исчезать и затухать. Скоро они стали не более чем шепотом. Словно они сдались.

Пока снова не стали раздаваться громче. Громче и яснее.

Люс…

Нет. Она крепко зажмурилась, чтобы отрешиться от них.

Люсинда…

Люси…

Лючия…

Лушка…

Ей было холодно, она устала и не хотела их слышать. Она хотела, чтобы ее хотя бы раз оставили одну.

Лушка/ Лушка/ Лушка/

Ее ноги ударились о что-то с глухим звуком.

Что-то очень, очень холодное.

Она стояла на твердой земле. Она знала, что больше не падает, хотя ничего не видела перед собой, кроме полотна темноты. Потом она посмотрела на конверсы.

И опешила.

Они погрузились в одеяло снега, которое доходило ей до середины икр. Влажная прохлада, к которой она привыкла – туннель теней, по которому она путешествовала, из своего заднего дворика, в прошлое, уступал место чему-то другому. Чему-то шумному и совершенно холодному.

В первый раз, когда Люс ступила в вестник из комнаты в общежитии Прибрежной в Лас-Вегасе, она была со своим друзьями Шелби и Майлзом. В конце пути они столкнулись с преградой: темной, похожей на тень занавесью между ними и городом. Поскольку Майлз был единственным, кто прочитал тексты, он принялся вращать вестник до тех пор, пока мрачно-черная тень не рассыпалась хлопьями. До этого момента Люс не понимала, что он устранял неполадки.

В этот раз здесь не было преград. Может, потому, что она путешествовала в одиночку, через вестник, вызванный ее силой воли. Но выход был таким легким. Даже слишком легким. Покрывало черноты просто расступилось.

Порыв холода пронзил ее, а колени окоченели от мороза. Грудную клетку обожгло холодом, а глаза заслезились на резком внезапном ветру.

Где она была?

Люси пожалела о своем паническом прыжке сквозь время. Да, ей надо было спастись и да, она хотела отследить свое прошлое, спасти прошлых себя от боли, понять, что за любовь у нее была с Дэниелом в прошлых жизнях. Почувствовать это, а не слушать рассказы. Понять, а потом исправить – какое бы проклятие не наложили на нее и Дэниела.

Но в действительности все оказалось по-другому. Замерзшая, одна, и совершенно не готовая оказаться в этом месте, где бы это ни было.

Вокруг была заснеженная улица, серое небо цвета стали зависло над белыми зданиями. Люс услышала вдалеке какой-то шум. Но она не хотела думать, что это все может значить.

– Подожди, – прошептала она вестнику.

Тень проплыла туманом в тридцати сантиметрах от кончиков ее пальцев. Она постаралась схватить ее, но вестник избегал ее, отскакивая назад. Она бросилась за ним и успела поймать его край. Но через мгновение вестник разлетелся на мягкие черные осколки. Упав на снег, они померкли, а потом исчезли.

– Великолепно, – пробормотала она. – И что теперь?

Вдалеке узкая дорога сворачивала налево, встречаясь с темным перекрестком. Тротуары были завалены высокими сугробами снега, которые сгребли к длинным стенам зданий из белого камня.

Ранее Люс не доводилась видеть ничего похожего на эти здания – несколько этажей, весь фасад изрезан рядами ярких белых арок и изящных колонн.

Все окна были темными. Люс показалось, что, возможно, весь город темный. Весь свет поступал из единственного уличного газового фонаря. Если в небе и была луна, то она пряталась за толстым покрывалом облака. В небе снова что-то прогрохотало. Гром?

Люс обхватила себя руками. Она замерзала.

– Лушка!

Женский голос. Хриплый и скрежещущий, словно этот человек всю жизнь выкрикивал приказы. Но при этом голос немного дрожал.

– Лушка, идиотка. Ты где?

Звучало так, как будто она была ближе теперь. Она говорила с Люс? Что-то еще слышалось в этом голосе, что-то странное, что Люси не совсем могла объяснить словами.

Когда, прихрамывая, женщина завернула за заснеженный угол, Люс уставилась на нее, пытаясь понять, где ее видела. Она была очень низкой и сутулилась. Ей было примерно шестьдесят. Мешковатая одежда казалась слишком большой, волосы были убраны под плотный черный шарф. Когда женщина увидела Люс, ее лицо исказила странная гримаса.

– Где ты была?

Люс осмотрелась. Кроме них на улице никого не было. Пожилая женщина обращалась к ней.

– Прямо здесь, – услышала Люс свой ответ.

На русском.

Она прижала ладонь ко рту. Так вот что казалось таким странным в голосе женщины: она говорила на языке, который Люсинда никогда не учила. И, тем не менее, Люсинда не только понимала каждое слово, но и отвечала.

– Я могла бы убить тебя, – сказала женщина и, тяжело дыша, обняла Люс.

Для такой хрупкой женщины ее объятия были крепкими. Люси чуть не расплакалась от ощущения тепла другого тела, прижимающегося к ней, после такого сильного холода. Она крепко обняла женщину в ответ.

– Бабушка? – прошептала она в ухо женщины, каким-то образом зная, кем та ей приходилась.

– Сколько раз мне отпрашиваться с работы и искать тебя? – вопрошала женщина. – А ты шатаешься по улице, как лунатик? Ты вообще ходила сегодня на работу? Где твоя сестра?

В небе снова раздалось громыхание. Казалось, что скоро надвигалась сильная гроза. Надвигалась быстро. Люси поежилась и покачала головой. Она не знала.

– Ага, – сказала женщина, – теперь уже не такая беспечная. – Она сощурилась и посмотрела на Люс, а потом оттолкнула ее, чтобы лучше ее разглядеть. – Боже мой, во что ты одета?

Люси переступала с ноги на ногу, пока ее бабушка из прошлой жизни таращилась на ее джинсы и проводила узловатыми пальцами по пуговицам фланелевой рубашки Люс. Она схватила ее за короткий запутанный хвостик.

– Иногда мне кажется, что ты так же безумна, как твой отец, земля ему пухом.

– Я просто… – зубы Люс стучали, – я не думала, что будет так холодно.

Женщина сплюнула на снег, показывая свое неодобрение. Затем сняла пальто.

– Возьми, пока не простудилась до смерти. – Она грубо завернула Люс в пальто. Девушка пыталась застегнуть пуговицы полузамерзшими пальцами. Потом ее бабушка развязала шарф, сняла с шеи и обмотала им голову Люс.

Оглушительный раскат в небе напугал их обеих. Теперь Люс знала, что это не гром.

– Что это? – спросила она шепотом.

Пожилая женщина уставилась на нее.

– Война, – пробормотала она. – Ты что, мозги потеряла вместе с одеждой? Давай. Надо идти.

Пока они шли по грубой брусчатке с трамвайными путями, уложенными среди камней, Люс поняла, что город не совсем пустовал. Несколько машин были припаркованы вдоль дороги, но периодически на темных переулках она слышала ржание упряжных лошадей, ожидающих приказов, их замерзающее дыхание клубами вилось в воздухе. Силуэты передвигались по крышам. Дальше по переулку человек в порванной шинели помогал трем маленьким детям пробраться через решетчатые двери подвала.

В конце узкой улицы дорога выходила на широкий проспект, с рядами деревьев и панорамным видом на город. Единственные припаркованные здесь машины были военными. Они выглядели до смешного старомодными, словно экспонаты в военном музее: джипы с брезентовым верхом с гигантскими щитками, тонкими, как кости, рулями, и советскими серпом и молотом, нарисованными на дверях. Но кроме Люс и ее бабушки на улице не было других людей. Все, кроме ужасного грохота в небе, казалось призрачным, жутко тихим.

Вдалеке Люс видела реку, а на другой стороне большое здание. Даже в темноте она могла заметить изысканные ярусные шпили и украшенные орнаментом купола в форме лука, которые казались знакомыми и мифическими одновременно. Понадобилось мгновение, чтобы понять – и Люс пробрал страх.

Она была в Москве.

А город был военной зоной.

Черный дым поднимался в серое небо, отмечая места в городе, по которым уже был нанесен удар: слева от большого Кремля, и сразу за ним, и снова вдалеке справа. На улицах не было сражений, ни следа того, что вражеские солдаты уже зашли в город. Но пламя лизало опаленные здания, горелый запах войны царил повсюду, а угроза того, что это не конец, была еще хуже.

Это была пока что самое худшее, что Люс сделала в своей жизни – возможно в любой из ее жизней. Родители убили бы ее, если бы знали где она. Дэниел, возможно, никогда не заговорит с ней.

Но потом: что если у него даже не будет шанса злиться на нее? Она может умереть прямо сейчас в этой военной зоне.

Почему она это сделала?

Но она должна была. Едва ли тут был даже маленький повод для гордости, но он был.

Он сделала этот шаг. Сама. В далекое место и далекое время, в прошлое, которое ей нужно понять. Вот чего она хотела. Ее перемещали, как шахматную фигуру, слишком долго.

Но что ей теперь делать?

Она ускорила шаг и крепко держалась за руку бабушки. Странно, эта женщина в действительности не понимала, через что проходит Люс, кем она была, и все же ее жесткая хватка была единственным, что заставляло Люси идти дальше.

– Куда мы идем? – спросила Люс, когда бабушка дернула ее в направлении очередной темной улицы. Булыжники мостовой исчезли, и дорога теперь была немощеной и скользкой. Ткань кед Люс намокла от снега, и пальцы на ногах начали гореть от холода.

– Забрать твою сестру, Кристину, – пожилая женщина скривилась. – Ту, что работает ночью, вырывая армейские траншеи голыми руками, чтобы ты могла отдохнуть. Помнишь ее?

Там, где они остановились не было уличных фонарей, освещающих дорогу. Люс моргнула несколько раз, чтобы глаза привыкли к темноте. Они стояли перед чем-то похожим на очень длинную канаву, прямо посреди города.

Должно быть, здесь находилась сотня человек. Все закутанные до ушей. Некоторые стояли на коленях, копая лопатами. Другие копали руками. Некоторые стояли, словно замерзнув, наблюдая за небом. Несколько солдат увозили тяжелую землю и камни в разбитых тачках и телегах, чтобы добавить их к баррикаде из обломков в конце улицы. Их тела были спрятаны под тяжелыми армейскими шерстяными шинелями, которые развевались вокруг колен, но под стальными касками, их лица были такие же изнуренные, как и у гражданских. Люсинда поняла, что они все работали вместе, люди в форме и женщины, и дети, превращая свой город в крепость, делая все возможное, до последней минуты, чтобы удержать вражеские танки.

– Кристина, – позвала бабушка, те же ноты панической любви звучали в ее голосе, как и когда она искала Люс.

Девушка почти мгновенно оказалась рядом.

– Почему так долго?

Высокая и худая, с темными прядями волос, выбивающихся из-под мягкой шляпы, Кристина была такой красивой, что Люси проглотила комок в горле. Она сразу же поняла, что они родственники.

Кристина напомнила Люс Веру, другую сестру из прошлого. У Люс могли быть сотни сестер во времени. Тысячи. Все из них прошли через что- то похожее. Сестры и братья, родители и друзья, которых Люс любила, а потом потеряла. Никто из них не знал, что грядет. Все из них оставлены позади скорбеть.

Может, был способ изменить это, облегчить жизнь людям, любившим ее. Может, это было частью того, что Люси могла сделать в своих прошлых жизнях.

Рокот взрыва раздался в городе. Достаточно близко, чтобы земля сотряслась под ногами Люс, а ее правая барабанная перепонка чуть не разорвалась. На углу завыли сирены воздушной тревоги.

– Бабуля! – Кристина ухватилась за руку бабушки. Она была близка к истерике. – Нацисты, они здесь, да?

Немцы. Люс впервые шагнула во времени одна и попала прямо во Вторую мировую войну.

– Они атакуют Москву? – ее голос задрожал. – Сегодня ночью?

– Нужно было покинуть город вместе с другими, – горько сказала Кристина. – Теперь слишком поздно.

– И бросить твоих мать и отца, и дедушку заодно? – бабушка покачала головой. – Оставить их одних в могилах?

– Лучше мы присоединимся к ним на кладбище? – выплюнула Кристина. Она потянулась к Люс, сжимая ее руку. – Ты знала о нападении? Ты и твой друг-кулак? Вот почему ты не пришла на работу сегодня утром? Ты была с ним, не так ли?

С кем, по мнению Кристины, могла быть Люс?

С кем, если не с Дэниелем?

Конечно. Лушка должна быть с ним прямо сейчас. И если члены семьи путали Люс с Лушкой…

В груди все сжалось. Сколько у нее времени перед смертью? Что если Люс смогла бы найти Лушку, прежде чем это произойдет?

– Лушка.

Сестра и бабушка уставились на нее.

– Что с ней сегодня не так? – спросила Кристина.

– Пойдем, – скривилась бабушка. – Думаете, москвичи будет вечно держать подвалы открытыми?

Шум военных самолетов раздался в небе над ними. Достаточно близко, чтобы, Люс, подняв голову, увидела темную свастику на нижней части крыльев. Ее всю пробрало от этого. Потом еще один взрыв сотряс город, и воздух стал едким от дыма. Они попали во что-то рядом. Два мощных взрыва сотрясли землю под ногами.

На улице творился хаос. Толпа у окопа исчезала, все разбегались по узким улицам. Некоторые спешили вниз по ступеням станции метро на углу, чтобы переждать бомбардировку под землей, другие люди исчезали в темных дверных проходах.

Люс заметила, как кто-то бежит в соседнем квартале: девушка примерно ее возраста, в красной шляпке и длинным шерстяном пальто. Она повернула голову всего на секунду, прежде чем рвануть дальше. Но этого Люс хватило, чтобы узнать ее.

Вот и она.

Лушка.

Она вырвалась из бабушкиных рук.

– Простите. Мне нужно идти.

Люс сделала глубокий вдох и побежала по улице, прямо к клубящемуся дыму, по направлению к самой интенсивной бомбардировке.

– Ты с ума сошла? – прокричала Кристина.

Но они не последовали за ней. Тогда они сами были бы сумасшедшими.

Ноги Люс онемели, когда она пыталась продраться сквозь слой снега, достигающий икр, на тротуаре. Белый камень был исполосован черным пеплом. Пламя горело глубоко внутри кратера в одной стороне здания.

Взрыв выплюнул груды неузнаваемого мусора. Снег был испачкан красным. Люс отшатнулась, пока не осознала, что это не кровь, а куски шелка. Должно быть, это был магазин портного. Несколько сильно обугленных вешалок разбросаны по улице. Манекен лежал на боку в канаве. Он горел. Люс пришлось прикрыть рот шарфом бабушки, чтобы не задохнуться от дыма. Куда бы она ни пошла, разбитое стекло и камень врезались в снег.

Ей нужно повернуть обратно, найти бабушку и сестру, которые помогут ей добраться до убежища, но она не могла. Ей нужно было найти Лушку. Она никогда еще не была так близко к одной из своих прошлых «я». Возможно, Лушка сможет помочь ей понять, почему последняя жизнь Люс оказалась другой. Почему Кэм выстрелил звездной стрелой в ее отражение, думая, что это она, и сказал Дэниелу:

– Это было лучшим концом для нее.

Лучшим концом, чем что?

Она медленно повернулась кругом, пытаясь заметить вспышку красного в ночи.

Вон там.

Девушка бежала вниз по холму к реке. Люс тоже бросилась бежать.

Они бежали совершенно с одинаковой скоростью. Когда Люс пригнулась при звуке взрыва, Лушка тоже пригнулась – странное эхо движения самой Люс. И когда они добрались до берега реки, и увидели город, Лушка замерла так же, как и сама Люс.

В пятидесяти ярдах от Люс ее зеркальное отражение начало всхлипывать.

Такая большая часть Москвы горела. Так много домов сравняли с землей. Люс пыталась представить другие жизни, разрушаемые по городу сегодня ночью, но они казались далекими и недосягаемыми, словно что-то, о чем она читала к книге по истории.

Девушка снова двигалась. Бежала так быстро, что Люс не могла бы ее догнать, даже если бы хотела. Они оббегали гигантские кратеры, пробитые в брусчатке. Пробегали мимо горящих зданий, издающих ужасный треск, когда огонь перекидывался на новую цель. Они пробежали мимо разбитых, перевернутых военных грузовиков, почерневших рук, висящих по их сторонам.

Потом Лушка повернула налево и вниз, и Люс больше не видела ее.

По венам побежал адреналин. Люс неслась вперед, ее ноги стучали громче, все быстрее по заснеженной улице. Люди бежали так быстро, только когда они были в отчаянии. Когда нечто большее, чем они сами, толкало их вперед.

Лушка могла бежать только к одному.

– Лушка…

Его голос.

Где он? На мгновение, Люс забыла свое прошлое «я», забыла русскую девочку, чья жизнь могла оборваться в любой момент, забыла, что этот Дэниел не был ее Дэниелом, но…

Конечно же, он был.

Он никогда не умирал. Он всегда был здесь. Он всегда был ее, и она всего была его. Она только хотела найти его объятия и укрыться в них. Он будет знать, что ей нужно делать, он сможет ей помочь. Почему она сомневалась в нем раньше?

Она бежала на его голос. Но ни Лушки, ни Дэниела не было видно. Через квартал от реки Люс резко остановилась на пустом перекрестке.

Дыхание сбивалось в замерзших легких. Она не могла стоять из-за холодной, стучащей боли глубоко в ушах, и ледяного покалывания в ногах.

Но в какую сторону ей нужно идти?

Перед ней раскинулось огромное пустое пространство, заваленное обломками и отделенное от улицы лесами и железным забором. Но даже в темноте Люс могла определить, что это были старые руины, а не что-то уничтоженное бомбой во время воздушного нападения.

Оно не слишком хорошо выглядело, просто уродливая, покинутая всеми дыра. Она не знала, почему все еще стояла здесь. Почему она перестала бежать, услышав голос Дэниела…

Пока она не ухватилась за забор, моргнула, и перед ней пронеслась вспышка.

Церковь. Величественная белая церковь с зияющей дырой. Огромный триптих мраморных арок на фасаде. Пять золотых шпилей, поднимающихся высоко в небо. А внутри – ряды отполированных воском деревянных скамей, протянувшихся насколько видно глазу. Над белыми ступенями алтарь. И все стены, и высокие потолки с арками покрыты прекрасными орнаментами и фресками. И ангелы повсюду.

Храм Христа Спасителя.

Откуда Люс знала об этом? Почему она чувствовала каждым фибром души, что это когда-то было великолепной белой церковью?

Потому что она была тут мгновение назад. Она увидела чьи-то отпечатки в пепле на металле: Лушка здесь тоже останавливалась, тоже смотрела на руины церкви и что-то почувствовала.

Люс ухватилась за перила и снова моргнула, и увидела себя – или Лушку – в детстве.

Она сидела на церковной скамье в белом платье с кружевами. Играл орган, пока люди входили на службу. Красивый мужчина слева от нее, должно быть, ее отец, а женщина рядом с ним – ее мама. Тут была и бабушка, которую Люс только что встретила, и Кристина. Обе выглядели моложе и полнее. Люс вспомнила бабушкины слова, что ее родители мертвы. Но вот они стоят, такие живые… Они словно знали здесь всех, приветствую каждую семью, проходящую мимо. Люс наблюдала за отцом, пока он пожимал руку привлекательному молодому человеку со светлыми волосами. Молодой человек облокотился о церковную скамью и улыбнулся ей. У него были самые прекрасные лиловые глаза.

Она моргнула, и видение исчезло. Вокруг нее снова были развалины. Она замерзла и была совсем одна. Еще одна бомба разорвалась на другой стороне реки, и ударная волна повалила Люс на колени. Она прикрыла лицо руками….

Пока не услышала, как кто-то тихо плачет. Она подняла голову и, сощурившись, посмотрела в глубокую тьму руин, и увидела его.

– Дэниел, – прошептала Люс.

Он выглядел все так же. Практически излучал свет, даже в леденящей темноте. Светлые волосы, по которым она так любила пробегать пальцами, лилово-серые глаза, которые словно были созданы, чтобы встречаться с ее глазами. Прекрасное лицо, высокие скулы, эти губы. Сердце колотилось, и ей пришлось крепче ухватиться за железный забор, чтобы не побежать к нему.

Потому что он был не один.

Он был с Лушкой. Утешал ее, гладил ее лицо и поцелуями высушивал слезы. Они прижимались друг к другу, их головы склонились в бесконечном поцелуе. Они так забылись в объятии, что не замечали грохот и сотрясение земли от еще одного взрыва. Они выглядели так, словно в мире остались только они вдвоем.

Между их телами не было пространства. Было слишком темно, и невозможно увидеть, где кончался один и начиналась другая.

Люс поднялась на ноги и прокралась вперед, передвигаясь от одной груды развалин в темноте к другой, просто желая быть ближе к нему.

– Я думала, что никогда не найду тебя, – Люс услышала слова своей прошлой «я».

– Мы всегда найдем друг друга, – ответил Дэниел, поднимая ее с земли и прижимая к себе. – Всегда.

– Эй, вы двое! – раздался голос из дверного прохода в соседнем здании, – Вы идете?

Через площадь от пустого места маленькую группу людей вел в прочное каменное здание парень, лицо которого Люс не могла увидеть. Туда и направлялись Лушка и Дэниел. Должно быть, таков был их план все время, укрыться от бомб вместе.

– Да, – Лушка крикнула другим. Она посмотрела на Дэниела. – Давай пойдем с ними.

– Нет, – коротко ответил он. Нервно. Люс слишком хорошо знала этот тон.

– Мы будем в большей безопасности, если уйдем с улицы. Разве не поэтому мы договорились встретиться здесь?

Дэниел повернулся, чтобы бросить взгляд позади них, и его глаза пробежали прямо по тому месту, где пряталась Люс. Когда небо озарилось еще одной серией красно-золотых взрывов, Лушка закричала и спрятала лицо на груди Дэниела. Так что Люс единственная увидела выражение его лица.

Что-то его тяготило. Что-то большее, чем страх взрывов.

О нет.

– Даниил! – мальчик из соседнего здания все еще держал открытой дверь в убежище. – Лушка! Даниил!

Все остальные уже были внутри.

И тогда Дэниел развернул Лушку кругом и поднес губы к ее уху. Стоя в своем убежище в тени, Люс ужасно хотела знать, что он ей шептал. Произносил ли он те же слова, что Дэниел всегда говорил ей, когда она была расстроена или подавлена? Она хотела побежать к ним, оттащить Лушку прочь – но не могла. Что-то глубоко внутри нее застыло.

Она посмотрела на выражение лица Лушки, словно вся ее жизнь зависела от этого.

Может, так и было.

Лушка кивнула, пока говорил Дэниел, и ужас на ее лице сменился спокойствием и умиротворением. Она закрыла глаза. Кивнула еще раз. Потом наклонила голову назад, и улыбка тронула ее губы.

Улыбка?

Но почему? Как? Она словно знала, что произойдет.

Даниил держал ее в объятиях. Он склонился для еще одного поцелуя, в последний раз прижимая свои губы к ее, пробегая руками по ее волосам, потом вдоль ее тела, по каждому ее дюйму.

Это было так страстно, что Люс вспыхнула, так интимно, что она не могла дышать, так прекрасно, что она не могла отвести взгляд. Ни на секунду.

Даже тогда, когда Лушка закричала.

И взорвалась колонной обжигающего белого пламени.

Буря огня была не из этого мира, текучая и почти элегантная в каком-то ужасном смысле, как длинный шелковый шарф, обернутый вокруг ее бледного тела. Она обхватила Лушку, оплела ее, освещая зрелище ее мечущихся горящих конечностей, беспрерывно машуших – а потом они замерли. Даниил не отпускал ее, ни когда огонь поджег его одежду, ни когда ему пришлось держать ее разбитое тело, потерявшее сознание, ни когда пламя сожгло ее плоть с отвратительным резким шипением, ни когда ее кожа начала чернеть и превращаться в уголь.

Только когда огонь потух – так быстро, словно задули одну свечку, и не осталось ничего, чтобы держать в руках, кроме пепла, Даниил опустил руки.

В самых безумных мечтах Люс о том, как она вернется и посетит прошлое, она никогда не могла представить это – свою смерть. Реальность оказалась хуже, чем можно было представить в худших кошмарах. Она стояла на холодном снегу, парализованная видением, а ее тело лишилось способности двигаться.

Даниил на дрожащих ногах отошел от кучки пепла на снегу и начал плакать. Слезы струились по его щекам и оставляли чистые дорожки в черной золе – всем, что от нее осталось. Его лицо исказилось, руки тряслись. Они казались Люс обнаженными, как будто – сама мысль об этом заставила Люс ревновать – его руки должны были обвивать талию Лушки, гладить ее волосы и щеки.

Что вообще делать с руками, когда единственное, что они хотели держать, внезапно и так ужасно исчезло? Целая девушка, целая жизнь – исчезли.

Боль на его лице схватила и сжала сердце Люс, отнимая последние силы. Она испытывала боль и смятение, но видеть его агонию было еще хуже.

Вот что он испытывал каждую жизнь.

Каждую смерть.

Снова, и снова, и снова.

Примечания

1

Яков Смирнов – американский комик, эмигрант из Одессы. (Здесь и далее примечания переводчика.)

(обратно)

2

Менса (лат. стол) – крупнейшая, старейшая и самая известная организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта. Это некоммерческая организация, открытая для всех, кто сдал стандартизованные тесты IQ лучше, чем 98 % населения.

(обратно)

3

Фрэнк Ллойд Райт – американский архитектор первой половины XX века. Автор концепции «органической архитектуры», идеалом которой является целостность и единение с природой.

(обратно)

4

Температура дается по Фаренгейту.

(обратно)

5

Лимбо – танец-игра, заключается в проходе человека под заранее установленной планкой.

(обратно)

6

Главные героини романов «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте и «Гордость и предубеждение» Джейн Остин.

(обратно)

7

Шаффлборд – состязательная игра на размеченном корте с использованием киев и шайб. Задача игроков заключается в том, чтобы ударом кия отправить шайбу в зачетную зону.

(обратно)

8

«Тофурки» – американская марка соевого заменителя индейки.

(обратно)

9

Блюдо мексиканской кухни.

(обратно)

10

«Гаторейд» – марка ароматизированных негазированных напитков для спортсменов.

(обратно)

11

К бою! (фр.)

(обратно)

12

Захват клинка (фр.).

(обратно)

13

Надо нанести двойной удар. Тогда можно легко выиграть (фр.).

(обратно)

14

Примерно семикилометровый участок бульвара Лас-Вегас в штате Невада, США. Здесь находится большинство крупнейших гостиниц и казино агломерации Лас-Вегаса.

(обратно)

15

Фирменное название сети экспресс-блинных.

(обратно)

16

«Если судьба преподносит тебе лимон, сделай из него лимонад». Д. Карнеги.

(обратно)

17

Лианообразное растение семейства бобовых; на юге США использовалось для предотвращения эрозии почв; в настоящее время – широко распространенный сорняк.

(обратно)

Оглавление

Благодарности

Пролог Нейтральные воды

Глава 1 Восемнадцать дней

Глава 2 Семнадцать дней

Глава 3 Шестнадцать дней

Глава 4 Пятнадцать дней

Глава 5 Четырнадцать дней

Глава 6 Тринадцать дней

Глава 7 Двенадцать дней

Глава 8 Одиннадцать дней

Глава 9 Десять дней

Глава 10 Девять дней

Глава 11 Восемь дней

Глава 12 Семь дней

Глава 13 Шесть дней

Глава 14 Пять дней

Глава 15 Четыре дня

Глава 16 Три дня

Глава 17 Два дня

Глава 18 День благодарения

Глава 19 Перемирие нарушено

Эпилог Преисподня

Глава 1 Под огнем Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg