«Не единственная»

Не единственная (fb2) - Не единственная (Хранители Вселенной (Миленина) - 5) 1369K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лидия Миленина

Лидия Миленина Не единственная

ГЛАВА 1

На улице царила суета. Весело сновали дети, прогуливались юноши и девушки, бросая друг на друга заинтересованные взгляды. Посреди дороги опрокинулась телега молочника, и несколько бедняков пытались урвать неразбившиеся кринки под зычную ругань хозяина.

Аньис с двумя младшими братишками шла по мостовой и улыбалась. Ей нравилась суета. Было приятно смотреть, как народ начинает отдыхать после работы. Скоро загорятся фонари, еще больше молодежи высыпет на улицу. Может быть ей тоже удастся отпроситься у родителей, и она даже увидит Садди. Его отец собирался просить ее руки для сына, когда ей исполнится пятнадцать.

— Аньис, а давай я тоже попробую достать нам молока? — братишка, семилетний Карри, дернул сестру за рукав и указал в сторону опрокинувшейся телеги. Аньис представила себе обрадованное лицо матери, когда кроме достойной сегодняшней выручки они принесут еще и целую кринку молока или простокваши.

— Да, Аньис, дава-а-ай, — заныл второй братишка, пятилетний Сьирри. — Я хочу молочка! Аньис…

Аньис потрепала его каштановые волосы.

— Нет, ребята, воровать плохо… Видите, у молочника горе — столько побилось… Неизвестно, как он будет сводить концы с концами после этого. Если бы мы могли как-то помочь…

Она присмотрелась — народ вокруг уже поднимал телегу и спешно укладывал обратно все емкости, что не разбились. Пожалуй, от нее и младших братьев будет больше суеты, чем помощи. Да и вероятность, что кто-нибудь прихватит ее мешочек с деньгами, когда она отвлечется, была слишком большой.

Старший из братьев серьезно кивнул:

— Да, Сьирри, воровать нельзя. К тому же сегодня у нас столько денег, что мама сможет купить и молока, и рыбы… Голодным не останешься.

Младшенький приготовился заныть, но вдруг лукаво улыбнулся:

— Ну тогда поиграем у дома тети Марши!

Аньис рассмеялась. У дома бочкаря, за которого вышла замуж ее лучшая подруга, всегда валялось много старых бочек, и ребята любили играть в пятнашки, перепрыгивая с одной бочки на другую.

— Ладно, только недолго! Нас папа с мамой ждут!

«А я поговорю с Маршей», — подумала Аньис. Марша была старше Аньис на год — ей исполнилось пятнадцать лет, и отец выдал ее замуж за старшего сына бочкаря. Поэтому Марша жила теперь в доме «у бочек», занималась домашним хозяйством, а недавно оказалось, что она уже носит ребенка. Аньис переживала, что скоро подруга вся уйдет в семейные заботы, и у нее совсем не останется времени на старых друзей. Поэтому ловила каждую возможность поговорить с Маршей.

В семье отца Аньис — горшечника Горри — было семеро детей. Аньис — третья по старшинству — с легким трепетом ждала, когда отец решит выдать ее замуж. Всего год остался до традиционного возраста невест — пятнадцати лет. Согласно моде последних лет, она считалась красавицей — высокая, худая, без выраженных бедер, с пышными коричневатыми волосами и чувственными губами. Время, когда ценились красавицы с шикарными формами и строгими, словно высеченными из камня, лицами, давно прошло. Теперь в государстве Альбене были популярны именно такие девушки, как Аньис — с простыми, но чувственными чертами лица и детской фигурой. Когда она шла по улице, многие мужские взгляды обращались на нее. Впрочем, они быстро отворачивались. Мало у кого из жителей ремесленных кварталов хватит средств, чтобы заплатить «выкуп» за жену такой красоты.

Старшая сестра Аньис, Колобатти, не такая красавица, но зато умница и мастерица на все руки, вышла замуж за писаря. Вернее, отец выдал ее, когда девушке исполнилось шестнадцать. Старший брат Аньис — семнадцатилетний Вери — взял на себя большую часть работ в мастерской отца. На прошедшей войне горшечник Горри, призванный в регулярную армию подобно многим другим, лишился руки. После этого дела семьи пошли под откос. Керамика, которую изготавливал Вери, сильно уступала по качеству былым произведениям Горри, а сам он далеко не сразу научился управляться одной рукой. Поэтому долгое время его продукция не пользовалась спросом. Лавку с товаром пришлось закрыть, и теперь горшки семьи Горри брал на продажу лишь один сердобольный торговец.

От него Аньис и шла, забрав дневную выручку от продажи. Два младших брата всегда ходили с ней — у матери не хватало ни времени, ни сил, чтобы присматривать за ними, ведь у нее на руках были еще и две совсем маленькие дочки трех лет и одного года.

Пожалуй, единственное, что помогло бы семье Горри удержаться на плаву — это замужество Аньис. При заключении брака жених или его отец будут вынуждены заплатить отцу невесты «выкуп», а при внешних данных Аньис этих денег хватит на открытие новой лавки. Было только одно но: вокруг тоже жили не богачи, вряд ли кто-то сможет раскошелиться, чтобы заплатить такой выкуп… Впрочем, плотник, отец Садди, знавший об интересе своего старшего сына к дочери горшечника, обещал собрать нужную сумму к пятнадцатилетию Аньис. А если не сможет, что ж, придется согласиться на обычный «выкуп»… В любом случае, выдав замуж Аньис, Горри получит некую сумму, чтобы содержать семью, а заодно в его доме станет на один рот меньше…

Аньис присела на одну из бочек возле дома Марши и послала брата привести подругу. Солнце начало двигаться к закату, оно приятно грело лицо. Аньис закрыла глаза и застыла, отдаваясь вечернему теплу и неге. Правда, кошелек она по-прежнему прижимала к животу, а краем уха слушала довольные крики младшего братишки, оседлавшего другую бочку.

Вдруг на несколько мгновений воцарилась тишина. Галдящая сотней голосов улица замолчала, а потом внезапно раздался быстрый стук копыт. Аньис удивленно открыла глаза: лошадей в бедных районах почти не было, а уж быстро скачущего всадника можно было увидеть совсем редко. Впрочем, и всадник сбавил ход, немного не доезжая до дома Марши. Теперь стук копыт стал медленным, размеренным. И Аньис показалось — немного зловещим. Прохожие замолкали и кланялись, когда он проезжал мимо.

Всадник был одет в белый костюм — широкие брюки и кафтан с королевской эмблемой на плече… Цвет волос не угадывался — их скрывала охватывавшая голову черная повязка. Присмотревшись к всаднику из-под прищуренных век, Аньис заметила, что фигура у него сухопарая, а лицо — умное, с острыми хищными чертами. Страшный, жесткий человек, подумалось Аньис. Когда он подъедет, нужно встать и поклониться, а то неровен час вызвать гнев у кого-то из людей короля…

Когда всадник оказался совсем близко, она поднялась, взяла за руку младшего брата и склонила голову в надежде, что он проедет мимо. И действительно, он пустил лошадь шагом и неторопливо направлял ее сквозь толпу. Но неожиданно, в тот момент, когда Аньис и Сьирри должны были остаться сзади, всадник резко оглянулся, его цепкий взгляд уперся девушке в лицо. Сердце громко забилось, и Аньис наклонила голову ниже. Всадник резко затормозил. Затем вдруг развернулся и подъехал почти вплотную к ним. Аньис инстинктивно задвинула испуганного братишку за спину… Всадник спешился. Теперь ее и страшного человека разделяло не более пяти-шести футов.

— Подними голову! — неожиданно сказал он. Сердце забилось еще громче и оборвалось вниз. Аньис с усилием, заставляя себя, подняла лицо и встретилась с ним взглядом. Глаза у него были светло-серые и холодные, они словно брали собеседника в плен. Очень хотелось снова опустить взгляд, но он как-будто приказывал не делать этого. Мужчина слегка усмехнулся, заметив ее замешательство.

— Кто ты? — спросил он мягко, почти ласково. Аньис сглотнула. По-прежнему было очень страшно, но его приятный тон успокоил и дал надежду на хороший исход.

— Меня зовут Аньис, я дочь горшечника Горри Вербайа.

— Сколько тебе лет? — так же мягко поинтересовался всадник. Аньис снова насторожилась, совершенно непонятно, что нужно этому человеку. Но не ответить, когда спрашивает кто-то из слуг короля куда опаснее.

— Четырнадцать, господин, — тихо ответила она.

Конь нетерпеливо переступал ногами, и всадник придержал его, внимательно разглядывая девушку. По телу Аньис пробежал холод. Он словно следовал по пятам за перемещающимся по ней взглядом. Одновременно ей стало стыдно: незнакомый мужчина рассматривал ее фигуру, оценивал тело, задержался взглядом на груди и удовлетворенно кивнул… Это было невыносимо, как будто ее вывели на площадь и раздели. Что ему нужно. Самые страшные опасения начали сочиться в голову…

— Сколько детей у твоих родителей? — всадник перестал скользить взглядом по ее фигуре и снова разглядывал лицо.

— Нас семеро, господин. Я третий ребенок в семье.

— Как идут дела у твоего отца?

— Раньше у нас была своя лавка, дела шли хорошо. Теперь, после войны, ее не стало… — робко сказала Аньис. Внутри все просто вопило, что нельзя говорить о бедственном положении семьи. — Но и сейчас дела идут неплохо.

— Понял тебя, Аньис, — вдруг доброжелательно улыбнулся мужчина. — До свидания!

Одним движением он вскочил в седло и со смехом тронул коня. В смехе звучало удовлетворение, какое испытывает человек, когда неожиданно обрел желаемое.

Аньис сделала шаг назад и схватила за руку Сьирри. Цепкий взгляд серых глаз оставил в душе холодный, неприятный отпечаток, словно там провели кусочком льда. Ей было страшно.

— Аньис! — к ней подбежали испуганные Марша и Карри. Подруга была почти одного роста с Аньис, но куда крепче, золотоволосая и светлокожая. Широкая юбка скрывала округлившийся животик. Девушка нервно вытерла руки о передник и схватила Аньис за предплечье, а Карри обнял сестру за пояс и прижался. — Кто это был?! Что ему от тебя нужно?!

— Не знаю, — растерянно прошептала Аньис и инстинктивно вцепилась в рукав Марши. — Кто-то из людей короля. Он спрашивал про меня и мою семью…

— Какой ужас… Очень плохо… — так же шепотом сказала Марша. — Это может быть работорговец. Бегите скорее домой, нужно предупредить твою семью!

— Да, надо! — Аньис крепче прижала к себе младших братьев, потом отпустила, порывисто обняла на прощание подругу и поспешила домой.

…Так и не удалось побеседовать с Маршей. Так и не удалось погреться на солнышке и дать братишкам вдоволь поиграть…

ГЛАВА 2

«Он не спросил, где мы живем, он не знает», — успокаивала себя Аньис. Почти бегом, привязав кошелек к поясу, она спешила домой, таща за руки младших братьев. Впрочем, напуганные мальчишки и сами старались поспевать за ней. Даже Сьирри не ныл и не просил остановиться поиграть. Вокруг было много знакомых, пару раз ее пытались спросить, что случилось, но Аньис отрицательно крутила головой, показывая, что сейчас не до этого…

Наконец они повернули за угол и остановились возле дома. Рядом с облезлой коричневой дверью и небольшим окном с решеткой был привязан белый конь. Сердце сжалось и полилось вниз от оправдавшихся опасений.

— Аньис, Аньис, что это значит? — заныл Сьирри.

— Поиграйте у дома, — коротко бросила она братьям. — Карри, присмотри за братом. Я пойду посмотрю в чем дело…

Может быть, не стоит, подумалось ей. Убежать, спрятаться с братьями где-нибудь в узких подворотнях и проулочках, отсидеться, пока страшный человек уйдет. Но там, в доме, были родители и две совсем маленькие сестренки. Им может угрожать опасность…

Аньис вздохнула поглубже и вошла.

В первой комнате слева от входа стоял тот всадник и, сложив руки на груди, внимательно смотрел на отца Аньис. Лицо Горри сморщилось то ли от того, что он слышал, то ли просто от всего происходящего. Единственной рукой он обнимал себя и придерживал короткую культю. Когда Аньис вошла, отец обернулся в ее сторону.

— Иди к матери, она все тебе объяснит, — резко сказал он дочери.

Аньис послушно шмыгнула в коридор, и рука матери тут же затянула ее в одну из комнат.

— Аньис, доченька, послушай… — начала суетиться мать… Арсана, еще молодая, но согнувшаяся под бременем тяжелой жизни женщина, одной рукой держала головалую девочку, та капризно надувала губки, водила вокруг глазами, и, вероятно, собиралась расплакаться. Рядом на полу играла еще одна сестренка Аньис — трехлетняя Вильяс. Свободной рукой мать порывисто обняла старшую дочку: — Доченька, отец продает тебя… — быстро-быстро начала говорить она, словно хотела поскорее справиться с необходимостью произносить это вслух.

— Что?! Что ты говоришь, мама! — Аньис в панике схватила шарящую по ней дрожащую руку. — Как продает? Кому продает? Не может быть…

— Доченька, ты должна понять… У нас нет другого выхода! — мать неожиданно заплакала и начала еще сильнее гладить дочку. Вслед за ее слезами раздался хныкающий голос годовалой девочки. Мать инстинктивно покачала ее, потом, не обращая внимания на крик, опустила на пол и принялась оглаживать Аньис двумя руками.

— Аньис, красавица моя, доченька моя милая, спаси нас… Пойми нас! Этот человек — начальник королевского гарема. Король поручил ему купить настоящую красавицу… Не для своего гарема… Он хочет подарить наложницу своему первому советнику, господину Эль… Доченька, у господина Эль нет других наложниц! Представь себе, а вдруг ты родишь ему сына? — Арсана понизила голос. Вероятно, она искала оправдания и перед дочерью, и перед самой собой. — Тогда, возможно, он женится на тебе.

— Но нет, мама… — изумленно прошептала Аньис и чуть снова не сорвалась на крик: — Отец хотел выдать меня замуж за Садди… Мне он всегда нравился! Я дочь свободного человека. Я не могу стать рабыней!

Мать вдруг отстранилась, всхлипнула в последний раз и вдруг успокоилась. Руки ее перестали дрожать, спина распрямилась.

— Такое рабство может оказаться слаще свободы, — сказала она, искоса глядя на дочку. — Ты должна понять нас. Отец Садди сказал сегодня, что вряд ли сможет собрать большой выкуп за тебя. Да и никакой выкуп не спасет твоих братьев и сестер. А этот человек дает за тебя восемь тысяч куэримо. На эти деньги отец с Вери снова откроют лавку, и не одну. Мы сможем нанять рабочего в помощь. Отремонтируем дом. Мы будем обеспечены навсегда. Твои братья и сестры смогут учиться… Если в тебе есть хоть капля благодарности к нам, твоим родителям, ты должна нас понять и не противиться воле отца. Впрочем… уже все решено.

Мать отвернулась, чтобы скрыть слезы. Но Аньис их заметила. Арсана стояла спиной к ней, гордая, распрямившаяся, словно помолодевшая — она казалась совсем не той женщиной, что пару минут назад с причитаниями оглаживала дочь. Две маленькие дочки гомонили возле нее, но женщина, возможно, впервые не обращала на них внимание. Как будто вокруг бушевал шторм, а она стояла, не сгибаясь на ветру, только палец на локте немного подрагивал, а по лицу текли слезы.

— Ты должна понять нас, простить и сделать все, чтобы наша семья смогла выжить, — Арсана обернулась к дочери, остановив слезы.

Аньис замерла, ощущая, что сейчас заплачет, зарыдает, как никогда, хоть ей и казалось, что внутри она ничего не чувствует. Осмыслить услышанное было невозможно. Родители ее продают, ее любящие добрые родители… Продают, чтобы спасти остальных. Что ж, это можно понять… Но внутри задрожало возмущение. Почему именно от нее требуется эта жертва? Неужели больше ничего нельзя сделать?! Они ведь всегда выкручивались…

— Я понимаю, мама… Но пожалуйста… Я… не хочу, я не могу! Я боюсь! — она зарыдала. Мать обняла ее и прижала к груди.

— Нет, мама, я не хочу! Я боюсь! Я хочу быть свободной…

Материнская рука гладила ее по голове, до тех пор пока Аньис не начала успокаиваться. Сестренки то плакали, то просто гомонили рядом, но она не слышала ничего. Арсана тоже беззвучно сотрясалась от рыданий, пряча слезы в пушистой макушке дочери.

— Пойдем, он ждет, — сказала мать, когда рыдания пошли на спад.

Аньис поняла, кто он, и, как неживая, двинулась вслед за матерью.

К ее удивлению, в первой комнате больше не было страшного господина. Только отец. Он стоял, отвернувшись к стене, и по-прежнему сжимал здоровой рукой культю. При звуке шагов он обернулся, лицо его сморщилось, как от сильной внезапной боли.

— Мать тебе все объяснила, Аньис? — спросил он.

Аньис кивнула. При взгляде на отца, который только что продал ее в рабство, к горлу снова подступили рыдания.

— Пойми нас и прости. Я должен спасти семью, — без всякого выражения сказал отец. «Отказывается от меня, уже сейчас говорит, как с чужой», — пронеслось в голове у Аньис.

Она бросилась ему в ноги. Ведь не может такого быть, ее папа не мог так поступить. Она должна достучаться до него, как-то сломать эту ситуацию — нереальную, ненастоящую.

— Я ведь тоже твоя семья, папа! — заплакала она, обнимая ноги отца. — Я тоже твоя семья… Почему я? Ты же хотел выдать меня замуж на Садди! Я не хочу быть рабыней… Ты даже не раздумывал… Папочка, пожалуйста…!

— Аньис… — здоровой рукой отец подхватил ее подмышкой и потянул вверх, посмотрел в лицо и погладил по щеке. По его рано постаревшему лицу медленно ползли две слезинки. — Послушай. Ничего уже не изменить, бумага подписана. Я должен спасти семью. Но пойми, я думаю и о тебе. Если бы он хотел купить тебя в гарем — путь даже в гарем короля — я никогда в жизни не отдал бы тебя, мою дочь. Я не позволил бы, чтоб ты стала одной из рабынь, ссорящихся друг с другом и годами ждущих внимания господина. Но он захотел купить тебя как подарок короля господину Эль. Вся страна уважает этого великого человека. У него нет ни жены, ни наложниц, и ты можешь стать единственной женщиной возле него… Только раз в жизни может представиться такой шанс — тебе и всем нам.

— Да, доченька… — Мать неслышно подошла и встала рядом. — Главное — ты должна родить ему ребенка. И твое положение будет обеспечено на всю жизнь.

— Но почему у него нет других наложниц! А вдруг он не любит женщин?! Вдруг он убьет меня? Или будет мучить?

— Если бы он любил мальчиков, все знали бы об этом, и король подарил бы ему мальчика, — сказала мать. — А убить королевский подарок не посмеет никто… Я думаю, тебя ожидает жизнь в роскоши и неге… Потом ты еще скажешь спасибо отцу за такую судьбу… — Аньис опять показалось, что мать успокаивает саму себя. — А кто знает, может быть, твой хозяин разрешит тебе видеться в нами… Я так надеюсь на это!

«Вот значит как, — с горечью подумала Аньис. — Ты думаешь, что можно получить за меня деньги, но потом все же встречаться со мной». Слезы на глазах высохли. На их месте осталось омертвение. И странная, незнакомая ей, отрешенность.

— Скорее всего, он просто не успел озаботиться этим вопросом. Господин Эль всего три года живет в нашей стране, — задумчиво сказал отец. — За это время он успел заслужить всеобщее уважение и поклонение. По слухам, он всегда занят государственными делами, помогает королю, управляет государством. Вероятно, еще не успел завести себе женщин. Разве стать его первой наложницей — не большая честь? Ты спасешь нас всех, а сама будешь жить в почете… Спаси нас, Аньис. Так ты позаботишься и о своем будущем.

— Хорошо, папа. Хорошо, мама, — слыша себя словно со стороны ответила Аньис. Она наклонила голову. И с обидой добавила: — Я спасу вас. Но больше вы меня не увидите. Даже, если будет возможность, — я больше не приду к вам.

Родители переглянулись и молча посмотрели на нее.

— Ты передумаешь, дочь… — тихо сказал Горри и снова провел рукой по ее мокрой щеке. Аньис отвела лицо.

Эти люди ей теперь чужие. Она спасет свою семью. Но это будет последнее, что она сделает для родителей. С того момента, как она выйдет из родного дома, у нее больше не будет ни отца, ни матери. Только двое чужих людей, которые когда-то продали ее в рабство.

Конечно, пока это было не взрослое решение, а просто сильная обида ребенка. Та обида и злость на близких, что может пройти, стоит им сделать шаг навстречу.

— Господин Ансьер, — сказал отец, а Аньис поняла, что так звали страшного человека с серыми глазами, — дал нам время попрощаться. Через час он прибудет сюда с экипажем и охраной, чтобы сопроводить тебя в королевский дворец. Надо позвать детей, чтобы попрощаться с тобой…

* * *

Дальше все было как в тумане. Вокруг девушки собралась семья, пришли друзья из ближайших домов и Марша (ее позвала сама Аньис, послав за ней Карри). Не хватало только Колобатти, которая жила на другом конце города, ей просто не успели сообщить. Старший брат с печалью смотрел на сестру, но подбадривал как мог. Аньис, которой казалось, что она находится где-то внутри себя, далеко от всех, все же поплакала немного у него на плече. Любимый старший брат… Может быть, и его она больше никогда не увидит. Младшие дети жались к сестре, время от времени плакали. Аньис старалась не выдавать страха, чтоб не пугать их, гладила по головками, целовала. Расстаться с ними… Потерять их, не видеть каждый день. Эта мысль была невыносимой.

Наполовину осознанная, в ней зрела решимость. Так просто отдать свободу? Так просто стать игрушкой неизвестного мужчины? Нет, этого не должно произойти… Она должна остаться свободной. Родители предали ее. Теперь она сама по себе. И бороться за себя — ей самой.

В назначенное время возле их дома остановился шикарный экипаж — большая золоченая карета с извилистыми вензелями, запряженная тройкой белых лошадей. Карету сопровождал кучер и двое здоровущих солдат из королевской гвардии — в белых костюмах, с красными повязками на головах. Из экапажа вышел господин Ансьер.

— Пора, — сказал он Аньис. Под его властным взглядом ей хотелось стать невидимкой или превратиться в мышку и убежать.

— Господин, я собрала немного вещей, можно мне взять их с собой? — тихо спросила она, оттягивая момент.

— Нет, девочка, — Ансьер понимающе покачал головой. — Тебе не понадобятся твои вещи. К тому же их сразу пришлось бы выбросить… Иди, Аньис. Будь покорна, служи хорошо своему господину — и все с тобой будет в порядке. И с твоей семьей тоже.

Последние объятия и слезы, поддерживающий шепот Марши, рыдания матери, цепляющейся за рукав… Аньис глубоко вздохнула, сделала шаг к господину Ансьеру. Тот кивком головы указал на экипаж, рядом с которым стояли два амбала-охранника и издевательски улыбались, глядя на происходящее.

Ну вот сейчас, подумала Аньис, сердце забилось громче, разум резко отдал команду телу… Она сделала шаг за дверь, метнулась налево… И побежала. Проскользнула между двумя прохожими, еще между двумя, опрокинула скамейку, стоявшую на углу… Изо всех сил она неслась по знакомой улице.

ГЛАВА 3

— Держите ее! — услышала она голос Ансьера, на долю мгновения обернулась: в толпе замелькали белые рубашки. Охранники, раскидывая в стороны попадавшихся под ноги людей, побежали за ней. «Нельзя останавливаться, нельзя сбавлять скорость, как бы плохо и страшно мне ни было», — подумала Аньис.

Сердце колотилось, заполняя все тело, ощущения стали яркими, чувства и инстинкты собрались в один — уйти от погони. Она должна отстоять свою свободу, убежать. Воспользоваться преимуществом гибкого тела, ловкости и быстроты. Прошмыгнуть в щель, скрыться, отсидеться… А как только, господин Ансьер с охранниками перестанут бегать по улицам — пробраться к выходу из города. Не к воротам, а к тем заброшенным земляным валам, через которые они с братом Вери выбирались из города, чтобы поиграть за его чертой. А дальше… Дальше нужно как-то добраться до порта, попасть на корабль, идущий за море, и уплыть в те дальнее страны, где, по слухам, нет рабства. Где женщины сами решают, какому мужчине принадлежать. И принадлежать ли вообще.

Аньис бежала так быстро, как только могла, призвав на помощь все умения, наработанные в детских играх. Иногда на нее кричали, в какой-то момент к ней протянулась пара рук, но она не обратила внимания и ускользнула, гибким ужом ушла от желавших помешать. Время от времени за спиной слышались крики:

— Держите, беглая рабыня!! Десять куарини тому, кто поможет!

Но никто, кроме той пары рук, не пытался ее задержать. Жители бедного района не хотели помогать королевской гвардии. Многие, напротив, отступали в сторону. Но и предложить убежище не пытались. Слишком опасно становиться на пути у людей короля.

Аньис проскальзывала между прохожими, бежала быстрее на свободных участках, сворачивала снова и снова, чтобы запутать погоню. Так, вот здесь повернуть, потом узкий переулок, зайти в него и нырнуть в подворотню — тут они с Вери играли в прятки. Даже зоркий брат не смог когда-то найти ее в темной каменной нише, куда она сейчас и нацелилась. Вряд ли отставшие амбалы окажутся сообразительнее его.

Дыхания не хватало, бок разрывало от боли. Понимая, что больше не может, Аньис остановилась и резко обернулась — погоня отстала. Даже криков, призывавших поймать ее за награду, не было слышно. Люди шли по своим делам и удивленно посматривали на запыхавшуюся девушку.

— Скорее, девочка, прячься, от кого бы ты ни бежала, — услышала она старческий хриплый голос. Сгорбленная растрепанная старуха указывала ей на тот самый узкий переулок.

— Спасибо, бабушка! — выдохнула Аньис и нырнула в переулок. Несколько мгновений озиралась, не в силах найти нужную арку, приказывала себе собраться, но сознание лишь сильнее затуманивалось усталостью. Глаза заливало потом. Наконец, когда из-за угла послышались крики, а сердце зашлось в панике на пределе сил, взгляд выцепил нужное место. Аньис бросилась в темную арку, пробежала через нее и на самом выходе скорее по наитию, чем разглядев в полутьме, шагнула в незаметную каменную нишу, где когда-то пряталась от Вери. Сбоку нишу охраняло от посторонних глаз небольшое деревце с пышной листвой и белыми цветами, растущее во дворике. Если не обойти его, не заглянуть под ветви, то нишу не разглядеть.

А крики за углом стихли. То ли погоня пробежала мимо. То ли Аньис, забившаяся в толщу каменной стены, перестала их слышать. Не в силах стоять, она присела на корточки, оперлась поясницей о холодный камень и попыталась отдышаться. «Что же мне делать дальше… Как добраться до порта одной, без денег, без еды и воды…» Теперь попытка бегства казалась ей опрометчивой. Она просто убежала, почему-то веря, что у нее получится. А ведь идти ей некуда. Никто не поможет. Конечно, Марша укрыла бы ее. Но у Марши есть муж, который никогда не поставит под угрозу благополучие семьи ради беглой рабыни. Отдышавшись, Аньис прикинула, кто живет поблизости. У кого она может попросить еды на дорогу, кто осмелится дать ночлег.

А ведь здесь недалеко до дома Садди, вдруг подумалось ей.

Садди! Вот оно, решение, сообразила она. Он давно хотел жениться на ней. Когда ей было десять, а ему — пятнадцать, они играли втроем, он, она и Вери. Уже тогда Садди говорил, что хочет жениться на Аньис, когда она подрастет. Уже тогда он говорил ей, что она самая хорошая и красивая девочка, которую он знает. Садди. Наверное, он любит ее… Он умный, сильный и взрослый, ему уже девятнадцать лет. Он поможет ей, они убегут вместе! Конечно же! И поженятся там, за морем. Все у нее внутри расслабилось от облегчения, что она нашла выход.

Аньис была слишком молодой, чтобы поверить в провал. Ее семье жилось нелегко, девушка много работала по хозяйству и следила за младшими детьми. Последние годы у нее почти не было времени на развлечения. Но все же жизнь казалась благополучной. Даже в период безденежья, когда они довольствовались самой дешевой кашей из отрубей и приходилось в сотый раз латать одно и то же платье, когда мама плакала от бессилия, а отец вздыхал и отворачивался, Аньис знала, что все будет хорошо. Что трудности временны, да и какие трудности — это просто мелкие неудачи, а по большому счету в жизни все прекрасно. У нее большая дружная семья, она любит родителей и братьев с сестрами. Совсем скоро выйдет замуж, будет любить мужа и заботиться о нем, заведет детишек… А страшные истории о неудачах в семейной жизни, о неприятных ощущениях в постели и грубом обращении мужей с молоденькими женами, что иногда рассказывали подружки, Аньис пропускала мимо ушей. Ее все это не коснется, не может коснуться. У нее будет хороший муж и дружная семья, даже если им придется поголодать или столкнуться с другими житейскими проблемами.

И сейчас Аньис казалось, что все обязательно наладится. Страшная сказка закончится, жизнь снова станет благополучной и понятной.

Немного придя в себя, она тихонько выглянула из ниши, отодвинула ветки деревца, посмотрела наверх. Солнце начало клониться к закату. Как только стемнеет, нужно выбраться отсюда и незаметно пройти к дому Садди. В это время он обычно убирается в мастерской, она сможет застать его без отца.

* * *

В это время молодой плотник Садди, сжимая кулаки от ярости, смотрел на горшечника Горри, бессильно опустившегося на стул. Как будто он хотел пригвоздить его взглядом к столу, на который тот опирался. Горри прятал лицо в единственной ладони, плечи его поникли. Он выглядел совсем сломленным. Так выглядит человек, который на все согласен, которому стало все равно. Может быть, только теперь он осознал, что натворил. А может быть, горе и стыд, которые он не позволял себе, пока дочь была рядом, накрыли его в полной мере под пышущим гневом и отчаяньем взглядом парня. Арсана тихо плакала рядом.

— Как вы могли?! — закричал Садди снова. Он уже много раз повторял эти слова, произошедшее не укладывалось у него в голове. Он снова сжал кулаки, казалось, сейчас он бросится на горшечника. — Вы ведь обещали ее мне! А что теперь, когда она убежала?! Что станет с ней, одной, в темноте…

Арсана заплакала еще сильнее, прижимая к коленям троих младших детей. Потом подняла на парня глаза:

— Мы даже не знаем, где ее искать! И что сделают с ней, если поймают!

— Я найду ее, — парень резко шагнул к двери. — И мы убежим за море, вдвоем.

— Стой, Садди! — Горри наконец поднял лицо и в отчаянии смотрел на бывшего жениха дочери. — Это бесполезно… Если даже ты найдешь ее, и вы убежите… Рано или поздно вас поймают… Тебя казнят, а моя девочка… Моя девочка! — Горри ударил кулаком по столу и сморщился перед новыми слезами. — Так и останется рабыней! Только в куда худшем месте…

— Не поймают! — Садди обернулся к нему и повторил с презрением в голосе. — Нас не поймают. А вот вы уже больше никогда ее не увидите.

И быстро вышел.

* * *

Аньис снова забилась в нишу. Сняла с пояса кушак, сложила его втрое и постелила на каменный пол. Села и обхватила колени руками. В голову пришла мысль о господине Эль, в подарок которому она предназначалась, если бы не сбежала. Теперь она никогда не увидит легендарного Первого Советника. Что она вообще знает о человеке, от которого убежала, еще до того как встретила…

Аньис знала, что именно благодаря господину Эль три года назад Альбене победила в войне, длившейся несколько месяцев, но унесшей тысячи жизней и искалечившей много судеб по обе стороны от границы. Официальным поводом войны с соседней страной Аль-Касла были объявлены притязания на алмазные шахты в приграничной области. Но ходили слухи, что у государя Ахтиона есть и другие причины воевать.

Аль-Касл оказался крепким орешком. За два месяца армия этой страны потеснила альбенийцев до самой столицы. Вот-вот и Альбене потерпела бы полное поражение. Но в критический момент к королю явился никому не известный молодой мужчина, назвавшийся господином Эль. Он привел с собой небольшой отряд боевых магов. Почему великий король Ахтион стал слушать (если не сказать больше — слушаться) неизвестного человека, оставалось загадкой. Но он явно сделал это не зря. Господин Эль перестроил стратегию войны, ловко использовал приведенных с собой магов и за два дня отбросил вражескую армию к границе. Еще через день военные действия перешли на территорию противника. А еще через четыре дня войска Альбене захватили столицу соседнего государства.

Сразу после войны Ахтион назначил господина Эль советником и назвал другом. Так он стал вторым человеком в государстве, а может быть, и первым, ведь, по слухам, король теперь не принимал ни одного решения без консультации с господином Эль. Среди богатого и бедного люда его славили спасителем страны и почитали как благодетеля. Жил он в пожалованном ему королем особняке казненного князя Паури. И жил одиноко, посвящая все время государственной работе — он также руководил корпусами военной магии и военного десанта. Или пропадал неизвестно где.

Почти никто не видел господина Эль, лишь государственные деятели и царедворцы. Поэтому среди простого люда о нем ходили слухи и легенды, а его имя упоминалось почтительным шепотом. Говорили, что он умный, беспощадный к врагам, но снисходительный к тем, кто принимает разумные взвешенные решения. А еще — что он очень хорош собой, и многие девушки мечтали выйти за него замуж или хотя бы стать официальной наложницей… Но, кажется, он вовсе не нуждался в женском обществе.

«Только я не мечтала, — подумала Аньис. — А вот как получилось… Впрочем, что теперь гадать, так ли он хорош собой, как говорят. Так ли силен и умен. Я никогда не увижу человека, которому меня хотели подарить. Я увижу Садди. И мы убежим, чтобы статью мужем и женой за морем, вдали от рабства и обычаев нашей страны».

Выглянув из ниши, Аньис обнаружила, что наступили сумерки. Пора, подумала она с волнением. Теперь нужно тенью пробираться по серым улицам, не привлекая внимания. А дальше будет Садди, он придумает, что им делать… Она шмыгнула в арку, дошла до ее начала и сделала шаг в переулок.

— Вот и попалась, крошка! — услышала она гогочущий грубый голос. Железной хваткой охранник в белой рубашке схватил ее за локоть. Аньис попробовала вырвать руку. Но мужчина лишь сжал ее второй локоть, заломил обе руки за спину, перехватил их своей необъятной лапищей и потянул вверх. Аньис застонала от внезапной боли и унижения. Ей показалось, что руки сейчас вырвет из плеч, в глазах потемнело.

— Ишь, крутишься, как кошка! Заставила нас побегать, маленькая тварь! — зло сказал он. — Не понимаешь своего счастья!

Вдруг раздался свист рассекаемого воздуха, Аньис сжалась, приготовившись к удару кнутом. Но кнут пролетел мимо и прошелся по плечу охранника. Амбал резко отпустил ее. Аньис шатнуло, и чья-то жесткая худая рука придержала ее за предплечье.

— Сколько раз говорил, что если будешь портить имущество, получишь кнута, — услышала она спокойный голос господина Ансьера. Лицо охранника скривилось в обиженной гримасе, как у ребенка:

— Но она вырывалась, господин!

— Неважно. Сейчас эта девочка — собственность короля. А за порчу королевского имущества можно лишиться головы. А ты, — Ансьер холодным равнодушным взглядом посмотрел на Аньис, продолжая придерживать ее, — должна понять, что сейчас любые выходки порочат твою семью. Продавая тебя, отец поручился: ты будешь хорошей рабыней, преданной и покорной. А бегство кидает тень на его репутацию. Ты ведь не хочешь, чтоб твою семью покрыл позор?

— Н-нет… — прошептала Аньис, пытаясь отойти от боли внезапного осознания. Она заложница. Попытка сбежать или непокорность не принесут свободы. Они лишь бросят тень на тех, кого она любит. И пусть отец продал ее — решил ее жизнь за ту четверть часа, что она отчаянно спешила домой. Но еще была измученная жизнью мать и братья с сестрами. Нельзя бросать тень на них.

— Н-нет… — повторила Аньис и снова пошатнулась. В глазах потемнело, послышался страшный шум, он заполнил собой все, оглушая, унося ее в какой-то туннель…

— Если девчонка умрет, ответишь по полной! — сквозь шум прорвался злой голос Ансьера, и Аньис потеряла сознание.

* * *

Садди позвал на помощь Вери, старшего брата Аньис. Да тот и сам собирался бежать искать сестру. Сначала вместе, а потом разделившись, они обежали все места, где, по их представлениям, она могла спрятаться. Но Вери не вспомнил про нишу в стене, а Садди лишь в самом конце догадался посмотреть темные дворики в глухом переулке. И все же он почти успел… Ему не хватило лишь несколько минут. Но эти минуты решили все.

Он увидел тоненькое тело девушки в руках здоровенного охранника из королевской гвардии. Тот, понукаемый сухопарым господином в белом костюме, нес ее к огромному экипажу, запряженному тройкой лошадей. Карета занимала половину улицы в ширину, и прохожие с опаской обходили ее с другой стороны.

Садди не сразу понял, что происходит. Затуманенный гневом и горем разум отказывался признать очевидное. А когда понял, бесчувственная фигурка Аньис уже скрылась внутри золоченого экипажа.

Садди бросился следом… Бежал, собирая последние силы, кричал — то ли угрожая, то ли умоляя. И даже догнал. Но получил удар в лоб от охранника, сидевшего на закорках кареты. Садди упал на мостовую, силясь не потерять из виду экипаж. Но тот скрылся за поворотом, а парень даже не мог встать, ноги его не слушались.

ГЛАВА 4

В этот вечер господин Эль отмечал с королем заключение крупной торговой сделки с заморским государством. Сегодня Ахтиону не хотелось шума, поэтому они были вдвоем. Если не считать трех девушек, что танцевали в дальнем конце зала под игривую музыку.

Двое мужчин полулежали в низких удобных креслах, небольшой столик между ними ломился от яств. Девушки грациозно извивались, прогибались назад до самого пола, свет магической люстры бросал отсветы на их блестящие костюмы, лишь немного прикрывавшие самые сокровенные части тела. Неожиданно музыка стихла, девушки остановились и, скромно опустив глаза, ожидали разрешения уйти.

— Хочешь какую-нибудь из них? — спросил король, указав на девушек и лукаво улыбнулся. — Любая из них — твоя. Хочешь на час, хочешь на ночь, хочешь — навсегда…

Господин Эль добродушно рассмеялся и отрицательно покачал головой. Король улыбнулся, тоже покачал головой, мол, так я и знал, и махнул рукой, давая танцовщицам разрешение уйти. Плавно покачивая бедрами, как это было принято в гареме повелителя, они удалились.

Воздержание господина Эль было любимым предметом шуток короля. Горячий тридцатилетний Ахтион не мог разгадать, почему его друг, которого он считал немногим старше себя, пренебрегает женским обществом. Большинство мужчин, наделенных властью, заводили большие гаремы, а в качестве жен выбирали дочерей знатных древних родов, образованных и воспитанных в добродетели. Ведь это наложниц может быть сколько угодно, а жена у каждого только одна.

Сам король еще в молодости женился на принцессе заморского государства, поддерживал с ней дружеские отношения, не забывая иногда приглашать ее в свою спальню. А в его гареме было более четырехсот красавиц из разных частей страны, и из-за ее пределов… В общем, приятного разнообразия хватало.

Поэтому, не понимая друга, король подтрунивал над ним. Предлагал ему то одну, то другую красотку, иногда просто шутил, что господина Эль интересуют только политика, экономика и война. А тот всякий раз добродушно отшучивался.

Но, вопреки мнению короля и распространенным слухам, господин Эль не хранил целибат. Просто традиции этой страны вызывали у него грустную улыбку. Правда, без особого неприятия. Он бывал в разных местах, приходилось ему посещать и страны, где правят женщины-амазонки, а мальчиков убивают при рождении, оставляя лишь немногих — для продолжения рода. Здесь мужчины эксплуатируют женщин, там женщины убивают мужчин. Баланс. Так видел это господин Эль. Но все же местные традиции ему не нравились.

Однако менять уклад жизни в Альбене по собственному вкусу не входило в его планы. У господина Эль были другие цели, более глобальные. И касались они не только Альбене…

Никто не знал, но во всех трех соседних странах, и в нескольких заморских, он был тайным советником. Правда, лишь в Альбене занимал официальную должность, ведь именно на эту страну он делал основную ставку в своей игре. Поэтому и жил он теперь по большей части в столице, в пожалованном ему дворце. А вот желания, которые он, впрочем, давным-давно умел усмирять, реализовывал там, где царят иные нравы. Там, где свободные красотки сами желают провести знойную ночь с мужчиной… При его внешности и умениях таких красоток вокруг всегда оказывалось много. Просто король об этом ничего не знал, как не знал и о его истинной роли на внешнеполитической арене.

* * *

Аньис очнулась в экипаже, который медленно ехал по вечерним улицам. Она лежала на чем-то мягком и удобном. Обнаженная кожа рук касалась бархатистой обивки. Это было приятно. В углу горел магический светильник из тех, что стоят бешеных денег. Раньше Аньис только однажды видела такой, когда в раннем детстве оказалась с отцом в магазине магических товаров. В карете же она и вовсе была впервые в жизни, и догадалась, где находится, только по покачиванию, рывкам и окрикам кучера освободить дорогу.

— Выпей воды. У тебя был обморок, — услышала она спокойный холодный голос Ансьера. Он сидел напротив на диване с красной обивкой. Еще не полностью придя в себя, Аньис попробовала сесть. Плечи и локти ломило, правой рукой было сложно двигать, сразу возникала боль в плечевом суставе. Да и во время своей отчаянной гонки она наставила много синяков — по всему телу ощущалась ноющая боль ушибов. Голова кружилась, это мешало здраво оценить ситуацию или испугаться по-настоящему. Аньис поморщилась от боли. К ее удивлению, господин Ансьер привстал, подсунул руку ей под спину и помог сесть. От его прикосновения она сжалась, как кролик, застигнутый удавом. Этот человек казался Аньис слишком страшным, жестким и хитрым. Его доброта — это лишь видимость, а прикосновения похожи на прикосновения смерти.

— Выпей, — повторил он, протягивая ей открытую фляжку. Фляжка была изящного вида, вероятно, серебряная. Аньис покорно взяла ее, робко сделала глоток и тут же выпила целиком, просто опрокинула в себя все, что было во фляге. Только теперь она поняла, насколько ей хочется пить.

— Спасибо, — поблагодарила она. Но тут же сообразила, с кем разговаривает, и отползла в угол, стараясь отдалиться от страшного человека. Ситуация казалась безвыходной. Она попала в ад — так называлось место под горами Андоррэ, где живут демоны, и кипят реки лавы.

Господин Ансьер забрал фляжку и устремил на нее холодный изучающий взгляд.

— Хорошо, что праздничный прием у Первого Советника лишь через семь дней. Синяки успеют зажить. Не волнуйся, тебя приведут в порядок.

Аньис не смела ничего ответить. Начальник гарема, снова оглядев ее лицо и фигуру, поморщился, вероятно, заметил очередной синяк. Аньис опустила глаза и старалась не думать, куда она едет, что ее ждет. И что ее буравит взглядом этот страшный человек.

— Понимаешь, девочка, — вдруг сказал он. — Это моя работа. Вот твой отец — гончар. Его работа — делать горшки и прочую утварь. А моя работа — выбирать женщин для короля. Я всего лишь исполняю его желания. Иногда мне приходится выбирать женщин и для его друзей.

«Вы просто чудовище», — подумала Аньис.

— Почему вы выбрали меня? — отважилась спросить она.

Ансьер рассмеялся, возле хищного носа, похожего на клюв, и холодных глаз вдруг заплясали морщинки.

— Знаешь, девочка, я столько лет занимаюсь этим… Я с одного взгляда распознаю, какая женщина понравится мужчине… Вкусы короля я знаю лучше его самого. Все мои приобретения были оценены им по достоинству, — охотно ответил Ансьер. Казалось, ему нравилось рассказывать об искусстве выбора женщин. — Но никто не знает вкусов господина Эль. Я мог лишь предполагать, Король велел мне купить настоящую красавицу по последней моде. Меня озарило, как только я краем глаза заметил тебя. Но кроме внешности, ты наделена и другим, девочка Аньис… Знаешь чем? — Ансьер пристально посмотрел на нее. — В тебе есть искренняя преданность, та верность, что ценится сильнее рабской покорности. Не каждая женщина наделена этим. Поэтому я выбрал тебя.

— Откуда вы знаете, что есть во мне? — спросила Аньис и отважилась посмотреть в лицо господила Ансьера.

— Потому что сразу распознаю, что за женщина таится в девочке. Слишком много вас я купил за свою жизнь, — усмехнулся он. — И знаешь, девочка Аньис, если бы не поручение короля, возможно, я… купил бы тебя себе, — серые глаза под нависающими бровями хищно сверкнули. — Редко встретишь такое сочетание внешности и нрава.

Сердце Аньис зашлось холодом, когда она услышала, что он мог купить ее для себя. Стать его рабыней, делить с ним ложе… Это казалось хуже смерти. Аньис и так опасалась того, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, того, что вскоре — всего через семь дней — ждет ее саму. А уж представить, что ей пришлось бы лежать рядом с этим страшным холодным Ансьером, что он будет прикасаться к ней… Это было невыносимо. Аньис передернуло.

— Не волнуйся, — усмехнулся Ансьер, словно угадав ее мысли. — Я купил тебя как подарок короля господину Эль. Это прописано в документе. И уже никогда не заберу к себе, девочка. Твоя преданность достанется господину Эль… или никому.

— Зачем кому-то моя преданность..? — спросила Аньис.

— А ты не понимаешь, малышка?! — Ансьер захохотал, запрокинув голову. — Впрочем, они и сами не понимают, что уж говорить о тебе! Знаешь, чего хотят все эти короли и господа, все эти, наделенные могуществом и властью?! Думаешь, они хотят раболепия и покорности?! Они думают, что хотят этого. Но нет, девочка, они хотят другого: искренней преданности, добровольной и заслуженной. Правда, это должна быть преданность женщины, которую хочет он сам. А знаешь… — отсмеявшийся Ансьер заговорщицки нагнулся к Аньис. Она инстинктивно отпрянула. Мужчина снова рассмеялся: — Они готовы на многое, чтоб получить такую преданность. Если ты поманишь этим, то сможешь управлять своим господином, будучи его рабой… Понимаешь меня, девочка, да?

— Я не хочу никем управлять и не хочу быть ничьей рабой, — насуплено ответила Аньис. — Лучше скажите, почему у господина Эль нет наложниц?

Больше всего она боялась, что человек, которому ее хотят подарить, имеет странные пристрастия… В голове всплывали рассказы о господине Тальсоо — внезапно разбогатевшем провинциальном дворянине. Ему много раз предлагали жениться, либо приобрести подходящих наложниц, но тот неизменно отказывался. А спустя много лет оказалось, что по его поручению покупали молодых девушек у заморского работорговца, втайне приводили в его дом, где он долго мучил каждую из них. А в конце, когда жертва надоедала, убивал. Самой страшной Аньис казалась история про одну из этих девушек, которую он два года держал в подземелье, а потом она сама умерла от пыток и истощения…

Господин Ансьер в очередной раз внимательно изучил лицо Аньис.

— Ах, вот, значит, чего ты боишься, девочка, — усмехнулся он. Дальше говорил совершенно серьезно: — Нет, Аньис, господин Эль — не любитель пыток. Я пару раз встречался с ним во дворце, поверь мне, он не из них.

И Аньис поверила. Ей нужно было хоть на что-то опереться. Пусть даже это слова человека, который круто изменил ее жизнь, и еще совсем недавно вызывал леденящий кровь страх.

— Скоро приедем, — сказал он. — Если у тебя есть еще что-то спросить у меня — спрашивай. Во дворце у меня не будет времени тобой заниматься.

— Как вы узнали, где я спряталась..?

Ансьер опять рассмеялся.

— Одна законопослушная старушенция решила, что ей очень нужны десять куарино, предложенные за беглую рабыню…

* * *

Дальше все снова было, как во сне. Только сон стал не страшным, а странным и красивым. Конечно, Аньис видела королевский дворец и раньше, когда гуляла в центре города. Но сейчас, ближе к ночи дворец светился в огне множества круглых магических светильников: золотых, розовых, зеленоватых… В их сиянии он казался сказочным, нереальным, прекрасным насколько, что перед этой красотой хотелось склониться. В центре замка возвышались три величественные круглые башни, огромная колоннада вела от них на запад и восток. И все это сейчас сияло, светилось тысячами огней, словно отбрасывая искры в небо. Там, где колоннада заканчивалась, начинались восточный и западный флигели.

Королевский гарем располагался в восточном флигеле, сюда и подъехал экипаж господина Ансьера. Аньис удивленно хлопала глазами, ошеломленная великолепием. И дрожала от пережитых потрясений и вечернего холода. По периметру здания стояла вооруженная охрана вроде тех двух амбалов, что сопровождали Ансьера.

— Пойдем, девочка, — Ансьер указал ей на незаметную в темноте массивную дверь чуть правее того места, где они стояли. Но прежде чем он дотронулся до ручки, она открылась, и перед ними предстал высокий человек лет сорока с непокрытой головой, в темных брюках и бежевой рубашке. Светлые, коротко стриженые волосы, черты гладко выбритого лица твердые, спокойные. На лбу между глаз залегли глубокие мимические морщинки, как у людей, которые часто хмурятся.

— Приве-е-тствую вас, — странно и смешно растягивая слова, произнес он. В руке он держал голубой светящийся изнутри шар. — Как тебя зову-ут, дитя? — спросил он.

— Аньис, господин, — девушка на всякий случай опустила взгляд, хоть этот человек не вызывал у нее страха.

— Харо-о-ошая девочка, — улыбнулся он Ансьеру и направил светильник в сторону Аньис.

— Какой кошма-а-ар! — свет упал на темно-лиловые синяки, оставшиеся на руке Аньис от стальной хватки охранника. — Кто тебя та-а-к, девочка?! — он аккуратно поднял ее руку свободной рукой и поморщился, разглядывая лиловые пятна.

— Гурчо перестарался, — ответил ему Ансьер.

— Ру-у-ки атарва-ать этому Гурчо!! — искренне возмутился странный господин со светильником. — Ох, уж эти мужчины, скажи де-е-евочка! Грубые, ноте-о-осанные! Кошмар…

Аньис удивленно уставилась на него.

— Не удивляйся, де-е-евочка! — искоса взглянув на нее, сказал он. — Я евнух. Просто не так давно, поэ-эта-аму выгляжу, как мужчина. Меня зовут Арбак, — он доброжелательно кивнул Аньис.

— У тебя семь дней. Подготовь ее как для самого короля, — бросил Ансьер. — Только правилам общежития можешь не учить — они ей не понадобятся.

— Та-а-к мало? — возмутился Арбак. — Чему мы успеем ее на-а-учить?

— Да уж научите чему-нибудь. И вызови врача — от этих следов ничего не должно остаться, — жестко сказал Ансьер, неожиданно потрепал Аньис по щеке, от чего она опять сжалась, как кролик, и пошел вдоль стены замка на запад. Аньис испытала облегчение. Тот, кому ее передали, казался безопаснее и добрее господина Ансьера.

— Пайдем, де-ева-а-чка! — сказал Арбак и пошел вперед по длинному коридору. По пути он возмущенно тряс головой, морщился и повторял «семь дней, семь дней, с ума они сошли что ли!». Аньис плелась за ним.

В конце пути он открыл дверь и велел Аньис зайти внутрь. Она сделала шаг и чуть не упала от изумления роскошью обстановки, подсвеченной золотым сиянием витых светильников. При виде огромной кровати с кружевным покрывалом, шикарных ковров, парчовых штор и множества изящного вида безделушек у нее просто закружилась голова. Было страшно сделать шаг, еще страшнее — до чего-нибудь дотронуться.

— Будешь пока жить тут, — сказал ей Арбак. — Здесь я селю же-е-енщин короля, чтобы подга-а-товить… Сейчас тебя помоют и накормят. Потом приде-е-т врач… Подожди немного, де-ев-а-ачка, служанки сейчас придут.

И закрыл дверь.

Аньис без сил опустилась на ковер прямо у входа. Наверное, нужно подчиниться, принять, как-то выжить… Она оперлась рукой на мягкий, глубокий ворс ковра, и ладонь потонула в нем, словно ворсинки обняли ее пальцы, легонько пощекотали, утешая… От этого неожиданно стало легче. Как будто неживой ковер хотел сделать ей хоть что-нибудь приятное. Аньис тихонько заплакала и погладила ковер в ответ. Все по нему ходят. Он вещь. Куда положат — там ему и лежать. Так и она теперь. Где скажут — там и сиди, с кем скажут — с тем и живи, что скажут — то и делай.

* * *

В то время как экипаж господина Ансьера высадил Аньис у восточного флигеля и она встретила главного евнуха Арбака, господин Эль как раз прибыл к себе домой. Ужинать после королевского угощения не хотелось, ближайшие дела предстояли не раньше часа ночи. Поэтому, кивнув прислуге, радостно приветствовавшей своего господина, он быстрым шагом прошел в отдаленную комнату в западном крыле дворца. Здесь не бывал никто, кроме него. Раз жил он теперь в основном в Альбене, то и мастерская его была теперь тут. Здесь он писал картины.

Господин Эль хотел провести час наедине с собой, с кистью в руке. На мольберте перед ним стояло неоконченное полотно, изображавшее конную баталию. Он любил такие сюжеты, не боялся многофигурных композиций. Но прежде чем взять в руку кисть и взглянуть на новое полотно, он посмотрел на стену.

Там, чуть выше уровня его глаз — а господин Эль был высок — висели две картины. Они всегда располагались там, где господин Эль останавливался, где проводил больше всего времени. Теперь они были здесь. На левой из них резвились над штормовым морем хищные ящеры, в которых всякий узнал бы драконов. Разбивались о скалы огромные темные валы, драконы пикировали, взлетали… А из разрыва лиловых туч солнце отбрасывало на море пронзительные, резкие, как удар меча, лучи.

Пару мгновений господин Эль с ностальгией смотрел на картину. Грустно улыбнулся одной стороной рта и перевел взгляд на вторую. На ней была изображена та, что когда-то написала драконов и море в отсвете солнца, та, которую он помнил всегда. Он умел управлять своей памятью, неконтролируемые воспоминания почти не посещали его. Но ее он и не хотел забывать…

Взлетали от переносицы брови, каштановые волосы с рыжим отливом обрамляли лицо с тонкими, правильными чертами. Светло-зеленые глаза смотрели прямо, пронзительно. В лице читался задор, азарт, но все же оно было нежным, немного детским. Господин Эль знал, что если долго смотреть, то станет больно. Тонкая ностальгия превратится в настоящую боль. Но все же он смотрел, потому что в такие мгновения он чувствовал себя не одиноким. И просто вообще что-то чувствовал. Конечно, обычно среди представителей его народа проблемы с живыми чувствами наступали позднее. Но уже сейчас молодой еще господин Эль ощущал их. Может быть, сказывалось прошлое, а может, постоянное неприкрытое одиночество, к которому он привык, как привыкают к хронической ноющей ране. И перестают замечать.

Он скучал по ней. По-прежнему очень скучал.

ГЛАВА 5

То, что происходило с Аньис в следующие семь дней, не было страшно. Напротив, иногда ей казалось, что она попала в сказку и даже обрела новую семью. Знала, что ненадолго, но этих дней ей хватило, чтоб привязаться к доброму господину Арбаку, служанкам, заботившимся о ней, и даже к толстому евнуху, знакомство с которым началось не самым лучшим образом.

Когда она осмелилась встать с ковра и оглядеться, к ней подошли две служанки. Обе невысокие, с темными волосами и мелкими чертами лица, похожие друг на друга. Одна — чуть постарше Аньис, другая — чуть помладше. Сестры, решила Аньис. И тут же вспомнила своих братьев и сестер, которых больше не увидит. Она уже начала скучать по ним.

Одеты девушки были в длинные пуари[1] темно-синего цвета, то есть намного лучше и богаче самой Аньис. Пуари считалось дорогой одеждой, слишком много ткани на него уходило. Девушки из бедняков одевались в простые прямые платья с кушаком. Пуари у Аньис было только в детстве, в благополучные довоенные времена. А после войны, в один из дней, когда семье было нечего есть, мать просто продала все пуари, которые были в доме. Даже замуж Колобатти выходила в простом платье без украшений.

Девушки молча поклонились Аньис.

— Пойдемте, госпожа, — сказала старшая. — Мы должны искупать вас и переодеть.

— Я не госпожа, — ответила Аньис. — Меня зовут Аньис, я такая же рабыня, как вы…

— Хорошо, госпожа Аньис.

Через незаметную дверь в другом конце комнаты ее провели в сад. Это был не внутренний сад гарема, где предавались неге наложницы короля. А небольшой садик, окруженный красивыми галереями с колоннами. Но вечером, под звездами, в свете круглых голубых светильников, он казался волшебным. Тогда Аньис впервые подумалось, что она попала в сказку — в одну из тех, что она читала еще до войны, до того, как отец продал большую часть книг.

Темно-зеленые растения с огромными листьями слегка трепетали на теплом ветерке. Изысканные статуи, изображавшие прекрасных женщин и мужчин, словно светились изнутри. Тихонько пели птицы. А посреди сада располагался небольшой круглый бассейн. На дне тоже было установлено два светильника, и вода казалась сияющее-голубой. Аньис замерла, пораженная.

Девушки подвели ее к бассейну. Младшая нагнулась, чтобы снять с нее сандалии, другая потянулась стянуть с нее платье. Аньис инстинктивно отшатнулась. Кто она такая, чтобы другие девушки заботились о ней…

— Я сама разденусь, — сказала она.

— Госпожа Аньис, мы должны… — робко протянула старшая. — Господин Арбак добрый, но и он может рассердиться, если мы не сделаем то, что он велел.

Аньис быстро стянула с себя платье, скинула сандалии и пошла к бассейну.

— А мы не скажем ему! — предложила она девушкам. — И давайте, вы будете называть меня Аньис, когда никто не слышит?

— Хорошо, — неожиданно просто согласилась старшая. — Мы так уже делали с одной девушкой…

Волшебная голубая вода в бассейне была приятно-теплой. Аньис присела, чтобы плечи погрузились в воду, и ощутила, что все напряжение сегодняшнего дня уходит, растворяется… Пробежала легкая рябь, она едва ощутимо ласкала кожу.

— Нужно, чтобы ты села, облокотившись, а мы будем мыть тебя ароматическими растворами, — пояснила старшая девушка.

Аньис села на приступку в воде, прислонилась спиной к стене. Хотелось запрокинуть голову, положить ее на край бассейна… Но она стеснялась. Что она, принцесса какая-то… Дома Аньис мылась, набирая воду ковшиком из ведра, и думала, что будет делать так всю жизнь.

Девушки взяли каждая одну из ее рук и начали протирать мягкими губками, смоченными в ароматной, пахнущей цветами и фруктами, жидкости. Очень хотелось совсем расслабиться, отдаться приятным ощущениям… Но пока ей было слишком неловко.

— Какие у тебя страшные синяки! — вдруг сказала младшая девочка. — Ты сопротивлялась, да? — она нагнулась и заглянула в лицо Аньис, в детских глазах стоял ужас. — Никогда нельзя сопротивляться!

— Да, я сопротивлялась… — вздохнула Аньис и вспомнила стальную хватку охранника, рывок вверх, как ее руки чуть не вывернуло из суставов. Хорошо, что в воде боль в плече стала проходить. — Как вас зовут?

Девушки переглянулась, и старшая начала рассказывать. Их история была незатейливой и такой же грустной, как у Аньис. Старшую девушку звали Кьяса, младшую — Абба. Раньше они жили в провинциальном городке недалеко от столицы. Не так давно там приключилась эпидемия неизвестной болезни, которая почему-то поражала только взрослых людей. Родители девушек умерли, а родные дядя с тетей, не желавшие кормить два лишних рта, продали их скупщику рабов. Кьяса считала, что им повезло попасть служанками в королевский гарем. Работа здесь была несложная, а начальник — господин Арбак — добрый. Главное не попадаться на глаза господину Ансьеру, властному и жесткому.

— И мы можем выйти замуж. А если кого-то из нас возьмет в жены свободный человек, то она сразу тоже станет свободной. И сможет потом выкупить другую… — поделилась надеждами Кьяса.

— У вас обязательно все получится! — поддержала их Аньис. И подумала, что ее-то собственная судьба была предопределена. Она предназначена одному конкретному мужчине, и никто не знает, как он ее встретит…

Девушки иногда просили ее встать, повернуться, чтобы дотянуться губками до спины или живота, намочили и вымыли ей голову … Аньис смущалась, но быстро поняла, что по-другому здесь никак.

— У тебя красивые волосы, — сказала Абба. И почему-то грустно вздохнула.

Вместо ее собственного платья, Кьяса принесла белое длинное, вроде бы простое, но ткань была необыкновенно шелковистой, приятно ласкала тело.

— Это до утра, — пояснила она. — Завтра они начнут подбирать одежду. Всегда так делают, когда появляется новая наложница.

Когда Аньис вернулась в комнату, то обнаружила там столик, на котором стояла корзина с фруктами, несколько кусков пирога, кувшин с красным соком, тарелки с неизвестными ей яствами…

— Это мне? — удивилась Аньис. Она наконец ощутила, как сосет под ложечкой. Хотелось наброситься на еду. Такую еду, какой она еще никогда не видела. Девушке, привыкшей к простой пище, иногда даже голодавшей, все это казалось сказочным.

— Да, — улыбнулась Кьяса. — Кормят здесь хорошо… Мы должны прислуживать тебе. Будем стоять здесь, если тебе что-то нужно, скажи нам, мы сделаем…

Аньис предлагала им поесть втроем — тут ведь на полк солдат хватит! — но служанки были непреклонны. Видимо, действовал строгий запрет. В итоге голодная Аньис перестала стесняться. К своему удивлению, она съела почти все, настолько сильно проголодалась, и настолько вкусно все было. А ведь еще час назад ей казалось, что теперь ей никогда кусок в горло не полезет.

Потом приходил врач… Неприятный человек, чем-то похожий на господина Ансьера. Осмотрел ее, крутя, как вещь. Заставил открыть рот и показать зубы, взял за ухо и зачем-то заглянул в него. Намазал плечо какой-то светящейся мазью. Другой мазью велел смазывать синяки. К тому же велел чистить уши. Брезгливо взглянул на нее в последний раз и ушел. Аньис искренне надеялась, что больше его не увидит.

Сестры-служанки сказали, что нужно ложиться спать. Аньис робко прилегла на огромную кровать и тут же провалилась в мягкую негу… И уснула, не успев вспомнить о тревогах. Даже не почувствовала, как Кьяса накрыла ее бархатистым покрывалом.

Разумеется, Аньис не знала, что предусмотрительный господин Арбак велел добавить в красный сок, который она пила, немного успокоительного настоя, безвредного, но помогающего заснуть легко и крепко.

[1] Одежда наподобие индийского сари.

* * *

Проснувшись на следующее утро, Аньис не сразу поняла, где находится. Но осознание уже не вызывало ужаса. Душа болела неимоверно, казалось, что судьба ударила по голове, и она стоит оглушенная. Но Аньис была весьма сообразительная девушка, и, вспомнив вчерашний вечер и оглядевшись по сторонам, решила, что бояться пока нечего. Все страшное было не сейчас, а в будущем, через семь дней… А сейчас даже интересно. Просто очень больно внутри, но ведь с этой болью ей теперь нужно научиться жить всегда?

Кьяса с Аббой принесли завтрак — такой же замечательный, как ужин. Постояли рядом, рассказали, что господин Арбак продолжает ругаться в адрес Ансьера, говорит, что за семь дней никого ничему невозможно научить, а саму Аньис жалеет, как и всех молоденьких рабынь, что прошли через его руки. Потом унесли поднос с посудой. И тут же появился толстый мужчина в просторных белых одеждах. Аньис догадалась, что это евнух. С пухлого лица на нее смотрели маленькие поросячьи глазки. Но выражение лица Аньис понравилось. Он казался скорее добрым, чем нет.

Евнух сказал, что его зовут Оринни, велел сесть на стул перед зеркалом и зачем-то начал перебирать руками ее волосы… Аньис насторожилась. Оринни тщательно расчесал ее каштановую гриву, потом вздохнул и… достал из складок одежды огромные ножницы…

Аньис вскочила со стула и отпрыгнула в угол.

— Что вы делаете? — в панике спросила она. Расстаться с волосами, которые она отращивала с самого детства, казалось трагедией.

Евнух еще раз вздохнул:

— Да сядь ты, девочка… Ты не знаешь, что рабыням стригут волосы? Думаешь, мне это нравится? Сядь и сиди спокойно, а то еще ухо тебе отрежу…

— Нет, я не хочу… — Аньис забилась еще дальше в угол. Конечно, она знала, что когда девушку продавали в рабство, ей стригли волосы чуть выше плеч. Но это было ужасно, и окончательно подтверждало то, что она потеряла свободу… Ее красивые волосы, которые всем так нравились! В голове всплывало, как Колобатти расчесывала их, когда Аньис была маленькой, хвалила их, гладила…

Оринни вздохнул в третий раз и сделал шаг к ней. Аньис увернулась и перебежала в другой угол… Несмотря на лишний вес, Оринни ловко кинулся за ней, опрокинув по пути лишь один небольшой столик… Аньис выскользнула из-под его руки и отскочила к двери. Попробовала открыть ее, но дверь была заперта.

— Вот глупая, все равно ведь поймаю… — совершенно беззлобно пробурчал евнух, стремительно двинулся к ней и схватил толстой ручищей за пояс. Аньис задрыгала ногами в воздухе, но огромный, как слон, евнух, не обращая внимания, отнес ее обратно и снова усадил на стул.

— Я ведь умею с вами, могу скрутить любую, так что не обижу, а сделаете, что мне нужно… — словно самому себе, проговорил Оринни. И начал стричь ей волосы. Аньис насупленно молчала. Волосы было жалко до слез, но она сдерживалась, чтобы не заплакать.

Видимо, евнух хорошо знал свое дело, потому что пряди легко отлетали одна за другой, а чуть ниже подбородка образовывалась ровная линия среза. Евнух осмотрел сделанное, подвигал ее головой и, кивнув, выстриг ей челку. После чего расчесал и слегка взбил оставшиеся волосы на ее голове. Аньис продолжала обиженно молчать.

— Ну вот посмотри, не так уж плохо. И твою тонкую шейку хорошо видно, хозяину понравится… А волосы отрастут, не переживай! — евнух ободряюще похлопал ее по плечу.

Из зеркала на нее смотрела незнакомая девушка. Нет, конечно, это было ее лицо. Но теперь его обрамляли не прихваченные лентой роскошные пряди, а коричневый пушистый шарик. Такая же пушистая челка закрывала лоб и делала лицо совсем детским, трогательным.

— Вот увидит тебя господин и отнесется по-доброму! — довольно сказал Оринни. И добавил с настоящей гордостью: — Я специально так постриг! Ты мне еще спасибо скажешь!

— Ладно… Спасибо! — ответила Аньис. На самом деле действительно было не так уж плохо. А толстый евнух стал казаться смешным.

Потом пришел Арбак и велел идти за ним.

По длинному коридору, увешанному шпалерами (Аньис вертела головой и рассматривала окружающую роскошь) они пришли в зал, наполовину свободный, а наполовину заполненный вешалками с одеждой. На полу валялись обрезки ткани. Их встретила одетая в черное женщина средних лет, только кисти рук и лицо выглядывали из одеяния и поражали необычной белизной. Карие глаза смотрели строго и придирчиво.

— Это га-ас-пожа Ка-а-рра, — объяснил Арбак. — Она па-а-дберет тебе одежду и многому научит. Ка-а-рра, это Аньис — на-а-ложница для господина Эль.

Женщина Аньис не очень понравилась, но и страшной не показалась. Она оглядела Аньис, попросила повертеться, зачем-то пощупала ее спину, попросила пройтись, сказать что-нибудь…

— Мне не нравится, — поморщилась она, глядя на Арбака. — О чем думает этот Ансьер… Девочка ничего не умеет. Ни ходить, ни разговаривать… И ест, как животное, наверняка…

Аньис стало противно.

— Я умею есть прилично. Меня научила мама, она дочь писаря, — сказала Аньис.

Женщина внимательно посмотрела на нее:

— Да ясно, девочка, что ты не виновата! Этот негодяй Ансьер кинул тебя к нам, и разбирайтесь, как хотите… Ладно, сейчас подберем тебе несколько нарядов… Остальное сошьют дня через три… Если ты понравишься господину, он купит тебе все, что нужно, но мы ж не можем подарить тебя голой…

«Ага, она не злая, просто строгая и хорошо делает свою работу», — подумала Аньис и оттаяла к Карре.

— Я должна научить тебя одеваться, красить губы, правильно ходить… Носить будешь пуари и вот такие платья… — женщина взяла с вешалки длинное персиковое платье, прямое, в меру свободное, без рукавов, только с тоненькими лямками сверху. — У тебя красивая шея и плечи, будешь подчеркивать их. Обнаженные плечи притягивают взгляд, а лямочки вызывают желание скинуть их… Поняла?.. Давай надевай это, посмотрим. А Арбака не стесняйся, это его работа!

Аньис кивнула. Честно говоря, ей очень хотелось надеть это платье и взглянуть на себя в нем. Арбак взял креслице и уселся нога на ногу, словно предвкушал интересное зрелище. Впрочем, он не только наблюдал, иногда давал советы, помогал Карре взглядом, который еще совсем недавно можно было назвать «мужским».

Полдня Карра примеряла на Аньис разные наряды, объясняла, как нужно выбирать одежду лично ей, учила красиво завязывать пуари, рассказывала, какие драгоценности к какому наряду подходят …

— Смотри, ты теплая. Видишь, у тебя кожа такого цвета, что кажется будто от нее исходит тепло… Поняла? И волосы тоже, цвет губ… Поэтому расцветка одежды тоже должна быть теплой. С холодными тонами не играй, пока не научишься… И губы крась вот в этот и в этот цвета, — она протянула Аньис две маленькие баночки с помадой. — Изредка можешь поиграть с красным… Но я бы тебе не рекомендовала, таким молодым красный не идет…

К собственному удивлению, Аньис увлеклась и схватывала все на лету. Примерять наряды, подбирать к ним украшения, каких она раньше никогда не видела, оказалось очень интересно. Ближе к обеденному времени, когда у нее засосало под ложечкой от голода, да и Карра с Арбаком, судя по всему, притомились, у Аньис стали появляться свои идеи, которые наставники с интересом выслушивали.

— Слушай, может у нее талант? — неожиданно сказала Карра Арбаку. — Девочка от природы чувствует красоту…

Аньис стало приятно. Похвала от строгой, резковатой Карры ласкала душу.

В таких уроках и прошли дни до праздника у первого советника. Карра с Арбаком учили ее не только искусству выбора одежды, украшений и ароматических масел… Они учили красиво ходить, плавно двигаться, изящно есть…

— Вот посмотри, как ты стоишь! — ругалась Карра. — плечи сутулые, на спине горб, как будто мешок тащишь! — она даже слегка ударила Аньис между лопатками. — Ты должна радовать глаз своего господина, а не мешки таскать… Вот так, спину распрями, живот подтяни — у тебя его нет, но все равно подтяни… Теперь плечи отводим назад и плавно опускаем…

Аньис послушно повторяла все, что говорила Карра.

— Только не напрягайся так! Что как кол проглотила! Это должно быть легко… Вот! Умничка! А вот голову нужно немного наклонить, чего подбородок вперед тянешь? Ты же с господином будешь говорить, опусти голову, немного, вот так… Выгляди скромной и красивой!

— А как ты ходишь? — возмущалась Карра в другой раз. Но Аньис теперь только радовалась ее ругани. Женщина не осуждала ее, просто учила. А поучиться стоило. У Аньис стало появляться ощущение, что от этих уроков в ней что-то меняется. Как будто она становится лучше. Никогда не думала, что одежда может столько значить…

— Не одежда! — сказал как-то Арбак, словно прочитав ее мысли. — Главное — манеры. То, как ты де-ержишь себя, как себя-а ведешь.

Нужно было научиться ходить, чуть-чуть покачивая бедрами, едва заметно — когда на тебя смотрят сбоку или сзади. И быстрее, легче, когда идешь навстречу. Так чтобы платье красиво развевалось и облегало то одну, то другую ногу. Нужно было научиться есть маленькими кусочками, изящно отламывая их пальцами, или ловко накалывать еду на трезубую вилку и грациозным движением подносить ко рту.

— Ты должна делать это красиво! — сообщила Карра. — Если господин позовет тебя обедать с ним, ты должна делать это так, чтобы он любовался твоими движениями. Поняла? Вот умничка, девочка… Будешь так делать — и никто тебя не обидит…

Иногда Карра говорила такие вещи и вздыхала. А Аньис думала о том, какая судьба была у самой Карры, какая — у Арбака. Почему они оказались здесь и «готовят» наложниц короля. Ни одной из них, кстати, Аньис не видела, гарем короля ей не показали. А новых наложниц, которых селили как раз там, где жила Аньис, сейчас не было. Но поинтересоваться у них самих стеснялась. Спросила у Кьясы с Аббой, но те не знали.

— Они никогда ничего о себе не рассказывают, — сказала Кьяса.

К вечеру Аньис так уставала от уроков Карры и Арбака, что засыпала раньше, чем успевала осознать боль души и тревогу по поводу встречи с господином Эль. Да и скучать по родным было некогда.

Лишь один эпизод по-настоящему омрачил эти дни. На четвертый день неожиданно пришел Ансьер, оторвал ее от урока с Каррой и велел следовать за ним. Долго-долго, длинными переходами, через арки, мостики и залы, мимо великолепных шпалер и строгой охраны он привел ее в большой зал.

— Король должен взглянуть на свой подарок, — кратко пояснил Ансьер. — Войдешь, поклонишься и стой молча.

Сердце Аньис зашлось от волнения.

Это был огромный, светлый, поражающий величием зал. Аньис заметила, что в центре стояло кресло, в котором сидел человек… Разглядеть короля она не могла, лицо его было опущено. Человек читал, закинув одну ногу на ручку кресла.

— О! Посмотрим! — он обрадовано встал и махнул рукой, видимо приказывая Ансьеру подойти ближе. Ансьер указал Аньис следовать за ним.

Она низко поклонилась, продолжая смотреть в пол, и застыла. Король быстрым шагом приблизился к ним, и она поняла, что он ее разглядывает. Все как всегда, подумалось ей… Разглядывают как вещь. Дорогую, красивую вещь… Не более того. Словно она неживая. Король обошел вокруг нее, покачал головой, потом двумя пальцами поднял ее лицо за подбородок, и на мгновение Аньис встретилась с ним глазами. Король был светлокожим человеком с красивыми правильными чертами лица, в глазах горел огонь азарта…

— Хороший подарок! — заключил король и отпустил ее подбородок. Аньис старательно уперлась взглядом в пол.

— Ансьер, а почему ты мне не привозишь таких девочек? — неожиданно рассмеялся он.

— Буду знать, мой король, и обязательно исправлю это, — Ансьер поклонился и сделал Аньис знак следовать к выходу.

А в последний вечер перед праздником у первого советника к Аньис пришел господин Арбак. Присел рядом, неожиданно погладил ее по голове.

— Не ва-а-лнуйся, девочка, я думаю, все будет хорошо, — сказал он.

— А если я ему не понравлюсь? А если он… — взволнованно начала Аньис.

— С чего это ты ему не понравишься? — Арбак вдруг перестал растягивать слова. — Понравишься… Это не худшая судьба. И с ней можно смириться. С любой судьбой можно смириться и научиться жить хорошо. Знаешь, как я здесь оказался?

— Нет. Как? — осторожно спросила Аньис.

— Мою судьбу, как и твою, изменила война. Твоему отцу оторвало руку, а я сам попал в плен. Меня долго пыта-али, — Арбак снова начал растягивать слова и запинаться. — В том числе оскопили. А потом королевская лейб-гвардия взяла ту крепость противника, где меня со-о-держа-али. Меня освободили. И сам король в своей милости предложил мне это место…

Вот так, подумала Аньис и робко погладила Арбака по плечу. Ей хотелось плакать от сочувствия. Как бы ни отнесся к ней хозяин — вряд ли ее ждет нечто подобное. А ведь Арбак по-доброму обходится с девочками, что попадают к нему, ни на кого не злится, почти никогда не ругается, прикрывает слуг от гнева господина Ансьера… Вот и ей нужно так. Ни господин Эль, никто вокруг не виноват, что она стала рабыней.

* * *

Высокий смуглый мужчина, на вид немногим старше двадцати, вальяжно развалился в кресле в кабинете господина Эль. Одетый в черное с золотым, статный, подтянутый, с острыми чертами лица, он был немного похож на хозяина кабинета. Но в нем совершенно не было невозмутимости и спокойной сдержанной силы, что читалась в каждом движении последнего. Сила была, но совсем другая — молодая, горячая, вроде той, что присутствовала в короле Ахтионе.

Хозяин перебирал на столе какие-то свитки, а молодой мужчина внимательно смотрел. Иногда он зевал от скуки. В кабинете царило абсолютное молчание, если не считать шороха бумаги и дыхания присутствующих.

Наконец молодой человек не выдержал. Ему казалось, что хозяин специально испытывает его терпение.

— То есть моя основная задача — смотреть, как ты перебираешь документы? — даже не пытаясь скрыть раздражения, спросил он.

Господин Эль спокойно поднял на него взгляд, и бравада молодого человека рассыпалась, встретившись с черными глазами. Глаза у хозяина действительно были необычные — совершенно черные, бесконечно глубокие, но блестящие. Когда взгляд встречался с ними, казалось, будто одновременно проваливаешься в бездну, и в то же время они словно просвечивали насквозь. Впрочем, и у самого молодого человека глаза были непростые — янтарные, со зрачком в форме песочных часов.

— Договор с твоим отцом включает твое обучение и воспитание — в обмен на союз с вами в будущем, — спокойным тоном напомнил господин Эль, и вдруг усмехнулся: — Я считаю важным развитие добродетели терпения, и это один из твоих уроков. Впрочем, нецелесообразно долго держать тебя без дела. Первым твоим заданием будет…

— Горы Андоррэ, преддверие ада? — изумился молодой человек, выслушав задание. Неожиданно, рискованно, серьезно. Вероятно, Эль действительно высоко ценит его способности.

— Я бы хотел еще кое-что, когда вернусь, кроме уроков терпения. Если ты позволишь, — сказал молодой человек, выслушав.

— Что, Эдор? — с интересом спросил господин Эль.

— Я хочу выходить в город! — Эдор заговорщицки улыбнулся собеседнику, что, впрочем, не вызвало в том никаких ответных эмоций.

— Что тебя интересует? Твой отец предупреждал, что у тебя может возникнуть любопытство к местному населению. Небезопасно для всех сторон, а у меня хватает дел, чтобы заниматься еще и этим.

— Женщины! — Эдор снова попробовал шутливо-заговорщицкий тон. Но он опять разбился о невозмутимое спокойствие и непринужденную серьезность хозяина. Поэтому закончил молодой человек совершенно серьезно: — Я хочу найти себе женщину.

— Весьма опрометчивое и эгоистичное желание, выросшее на простом любопытстве, — скептически ответил господин Эль. — Впрочем, возможно — со временем. Пока что я запрещаю.

Эдор разочарованно вздохнул. Хотя ничего другого он и не ожидал, это просто попытка. А слушаться наставника нужно было беспрекословно. В противном случае тот может отказаться от него. А тогда позора и гнева отца не избежать. Эдор вздохнул еще раз, спросил, можно ли приступать, и вышел.

ГЛАВА 6

Доставить к хозяину — прямо в разгар праздника — ее должен был Ансьер. Аньис до последнего надеялась, что поедет с Арбаком, но главный евнух этим не занимался. Его вотчиной был гарем, а обязанностью — забота о женщинах короля и подготовка новых наложниц. Провожали ее как родную. Сестры Кьяса и Абба плакали, Карра давала последние наставления.

— Если сможешь, заходи потом к нам в гости! — попросила Кьяса. — Господин Арбак, можно ведь, если ее отпустят?!

— Не забывай, голову вниз, они все на тебя смотреть будут… А плечи распрями, даже теперь не теряй собственное достоинство… — напоминала Карра.

Аньис хотела разрыдаться вместе с новыми подружками. Но глаза были подведены красивыми стрелками, нарисованными Каррой, а ресницы густо накрашены. Плакать было нельзя. Одета же она была в пуари своего любимого персикового цвета — с необычным креплением. Оно не завязывалось на плече, как традиционное, а держалось сверху на двух тонких лямках, что сзади обвивали шею. И шея, и плечи оставались бы обнаженными, если бы не невесомая полупрозрачная накидка, закрепленная на голове парой небольших заколок и струящаяся до лопаток. Украшениями служили длинные золотые серьги завитками и тонкие браслеты на руках и ногах. Аньис подобрала наряд сама, с небольшой помощью Карры. Чем заслужила их с Арбаком одобрительные кивки и переглядки.

Как она выглядит, понравилось и Ансьеру. Он удовлетворенно хмыкнул и одарил ее откровенно плотоядным взглядом. Таким же взглядом он пожирал ее всю дорогу.

Дворец господина Эль сильно отличался от королевского. Королевский был красив величием и роскошью, дворец же первого советника, не такой обширный — поражал изяществом и гармонией постройки. Трехэтажный, с четырьмя колоннами у входа, несколькими эркерами, украшенный пилястрами, и ничего лишнего. По слухам, господин Эль похвалил это строение, пока еще не был его владельцем, а король, как раз решивший одарить друга и спасителя страны имением, вспомнил, что особняк пустует с момента казни его прежнего хозяина…

С тех пор прошло много времени, король одарил первого советника другими имениями, но жил господин Эль только здесь. Да и то не всегда: по слухам, он часто пропадал неизвестно где. То ли по поручениям короля, то ли по своим делам, но не вызывая у правителя никаких возражений.

Аньис робко смотрела на красивое белое здание, куда ей предстояло сейчас войти, и… возможно, остаться на всю жизнь. Она не могла не признать, что дворец ей нравится даже больше королевского. Стройность линий, строгость, сочетающаяся с изящностью — даже в ее состоянии это радовало глаз. Наверное, Карра была права, что у нее талант видеть и чувствовать красоту.

Скоро все изменится. И в какую сторону, неизвестно. Но разумная Аньис поняла одно — как раньше уже никогда не будет. Она не вернется к родителям. Даже, если бы это было возможно — возвращаться не к кому, родителей у нее нет. В душе на месте мамы и папы теперь плоская стена, словно отделившая ее прошлое от настоящего. Мамы и папы нет — только чужие люди.

А ее путь к свободе лежит через одного человека — господина Эль. Сердце начинало биться при мысли, как он ее встретит, что подумает, что решит… Вся ее жизнь теперь зависит от него. Откажется от нее — и быть ей еще одной наложницей в королевском гареме, безликой, никому не нужной. Это самое худшее. Этого нельзя допустить. Примет ее — и, может быть, не сейчас, но хотя бы со временем — даст ей свободу. А может, этот господин Эль и верно не любит женщин, но добр душой, и с ним удастся договориться? Или она сможет сбежать потом, когда волосы отрастут…

Мысли мелькали в голове, пока Ансьер в сопровождении двух амбалов-охранников вел ее вдоль экипажей, подъезжавших к дворцу и высаживавших богато одетых господ. Некоторые прибыли верхом, видимо, молодые люди из высшего командного состава армии. Многие с интересом поглядывали на Аньис, она смущалась, опускала голову… Любому теперь понятно, что она рабыня, коротко остриженные волосы выдавали сразу. Рабыня-наложница. Женщина, существующая только для одного: чтобы дарить наслаждение хозяину. Какое он захочет. Это было унизительно… На глаза просились слезы, но Аньис сдерживалась, чтобы не потекла краска и чтобы Ансьер не заметил.

«Господин Эль, может быть, ты как-то спасешь меня от этого?» — в отчаянии подумалось ей. Но предстояло еще само вручение подарков, когда король подарит ее первому советнику у всех на виду. Пережить. Как-то. Стиснуть зубы, сдержать слезы и пережить, что все эти господа будут оценивающе смотреть на девушку с остриженными волосами, обсуждать, причмокивать…

По большой белой лестнице, где на каждой ступеньке стояло по охраннику в черной форме, а не белой, что означало принадлежность к личным войскам господина Эль, Ансьер привел ее к огромной двери, чуть приоткрытой. Из-за нее слышались звуки празднества: песни приглашенных музыкантов, поздравительные возгласы в адрес короля и первого советника… Праздник победы в войне с Аль-Касл впервые отмечался в доме господина Эль, это была идея короля, что «виновник» победы должен провести его у себя и получить поздравления и признание своих заслуг.

Время от времени в дверь вбегали слуги, заносившие яства, тогда она открывалась широко, и праздничный шум оглушал. А за Ансьером с Аньис выстроилась толпа с множеством разнокалиберных предметов: огромных коробок, украшенных расписными тканями — других подарков советнику.

— Можешь посмотреть, как выглядит твой господин, пока никто не бегает туда-сюда! — вдруг усмехнулся Ансьер, сам заглянул в щель, потом отпрянул. — Смотри, вон тот высокий, весь в черном…

Аньис прильнула к щелке — ей и самой очень хотелось посмотреть. Была видна лишь левая половина зала. Сбоку за длинным столом сидело множество высокопоставленных альбенийцев, по большей части в белых одеждах, что означало принадлежность к королевскому роду, королевской свите или работу в высших государственных структурах. За столом в дальнем конце зала сидел уже виденный Аньис король, а рядом с ним…

Зоркий взгляд Аньис выхватил высокую фигуру в черном с серебром. Он стоял, облокотившись одной рукой о стол, и с легкой полуулыбкой выслушивал поздравительные слова гостей. Узнать его было несложно, не только по одежде. Таких людей вокруг больше не было, и нет во всем

Альбене, подумалось Аньис. Господин Эль явно было чужеземец. Ошеломительный, сногсшибательный, красивый мужчина-чужеземец.

Кожа у жителей Альбене была совсем светлой до почти бронзовых оттенков, но такой темной — никогда. Даже издалека было заметно, что будущий хозяин смуглее альбенийцев. Среди местных встречались и блондины, и русые, и темные шатены, но абсолютно черных волос Аньис еще ни у кого не видела. Именно такие волосы, причем стриженные не коротко, как у альбенийцев, а почти до плеч и зачесанные назад — были у господина Эль. Хоть он и стоял вполоборота, она разглядела, что черты лица были скульптурно твердыми, и казались невероятно благородными, красивыми. Длинный прямой нос, слегка нависающие брови с изломом, твердо очерченный рот, волевой, но не слишком выдающийся подбородок… Аньис очень хотелось увидеть цвет его глаз, но с такого расстояния это было невозможно…

Одет он тоже был не так, как альбенийцы. Вместо свободных рубах и шикарно расшитых кафтанов на нем были черные узкие брюки и облегающая черная… рубашка. Аньис понятия не имела, как назвать такую одежду. Вроде бы рубашка, но явно из более плотной ткани, не подчеркивавшая, но и не скрывавшая крепкой груди и сильных мышц на руках, воротник стойкой, серебряные вензеля по краю застежки. Смотрелся он сногсшибательно: элегантно и удивительно непринужденно. Словно был ожившей статуей, произведением искусства, чувствующим себя естественно среди других людей.

Она даже из-за двери ощутила, что он излучает необыкновенную силу и что-то еще… Наверное, воздух рядом с ним густой просто от его присутствия, подумалось ей.

— Ну что, нравится? — усмехнулся Ансьер и за локоть оттащил ее от щели.

Аньис не нашлась, что ответить. Ну да, нравится, как выглядит, красивый… Что тут скажешь.

— Интересный мужчина, — покусав губу, заметил Ансьер, внимательно разглядывая ее лицо. — Многие хотели бы быть на твоем месте. Так что жаловаться не на что…

Аньис опустила глаза и снова промолчала. Ансьера она больше не боялась, его общество нужно просто пережить, перетерпеть, как и все, что сейчас происходит. Но каким бы ни был хозяин, рабство ужасно, сколько бы ей ни внушали обратное.

И вдруг звуки в зале стихли. Раздалась барабанная дробь, смолкла, и даже здесь, за дверью, все услышали громкий голос короля.

— Мой друг! — Аньис сжалась от волнения, понимая, что вот он, тот самый момент. — Три года назад ты принес Альбене победу! И с тех пор ты работаешь на благо государства, не покладая рук… Никто за это время не сделал для нашей страны столько, сколько ты. В твоей жизни так мало отдыха и развлечений, ты редко позволяешь их себе… Проводишь дни в одиноких трудах! — в громком голосе короля послышались лукавые нотки. — Поэтому, надеюсь, мой сегодняшний дар скрасит твои дни и даст место живому наслаждению…

— А ну пошла! — услышала Аньис голос Аньсера, дверь перед ними распахнулась, и он втолкнул ее в зал. — Пройдешь, встанешь в центре. Глаза опущены, просто стой и ничего не делай, — напомнил он.

С бешено бьющимся сердцем, на негнущихся ногах Аньис пошла по залу, ощущая сзади жесткое и резкое присутствие Ансьера и множество взглядов, устремленных на нее. И мечтала умереть прямо сейчас. От позора и страха. «Они все смотрят на мои волосы, — пронеслось у нее в голове, — они все знают, кто я…»

По залу зашелестел легкий шепот, краем глаза — Карра научила ее смотреть по сторонам и даже вперед, не поднимая взгляд — Аньис заметила, что король замер в ожидании с бокалом в руке. А господин Эль… широким неспешным шагом направился ей навстречу. В его уверенных движениях не было ни тени растерянности.

Аньис шла, плохо понимая, где здесь центр зала. Мир начал расплываться, звуки слились в один бестолковый шум… Если бы она могла различить отдельные слова в этом шуме, то услышала бы возгласы «красавица», «королевский подарок», «хороша». Жесткая рука Ансьера придержала ее, и она замерла, пошатываясь. Ее била дрожь.

Господин Эль остановился в трех футах он нее. Холодно кивнул Ансьеру…

Да, воздух рядом с ним был густым, полным спокойной уверенной силы, что исходила от его высокой фигуры. Это ощущение просто сносило, вызывало желание… сложно сказать, какое. Может быть, подчиниться? А может быть — отпустить все, довериться, расслабиться… Аньис поняла, что он стоит неподалеку и внимательно смотрит на нее. Просто смотрит, но этот взгляд казался физически ощутимым. «Интересно, видит ли он, как меня трясет», — подумала она.

И вдруг все прекратилось. Дрожь унялась, исчезла, как не было, громко бьющееся сердце замедлилось. И ей стало почти спокойно. Даже стыд, что все разглядывают ее, как дорогую вещь, почти отпустил. Одновременно она скорее почувствовала, чем заметила, как высокий человек напротив слегка улыбнулся, и… ей показалось, что его теплая рука погладила ее по голове, хоть он не сдвинулся с места и не дотронулся до нее. А может быть, это воздух между ними качнулся и пошевелил ее волосы и накидку на них.

— Благодарю, мой друг! — господин Эль обернулся к королю и на мгновение приложил руку к сердцу. И вслед за тем указал Аньис с Ансьером на боковую дверь слева.

— Пойдем, — тихо сказал Ансьер, и Аньис, как во сне, пошла к двери. Удивительно, но ей показалось, что чем дальше она отходила от своего будущего хозяина, тем холоднее становилось, и тем сильнее возвращалась тревога.

Уже у самого выхода она краем глаза уловила устремленный на нее взгляд — неподалеку от короля сидела одна из немногих женщин на празднике. Жена короля, догадалась Аньис. Только жены царской крови могли присутствовать на таких собраниях.

— Что ж это такое! Такая молоденькая, такая худая! — услышала Аньис, как только сделала шаг за дверь, две полные женские руки мягко схватили ее за плечи, и она встретилась глазами с огромной толстой женщиной в расписном пуари. Темноволосая, с полными, словно налитыми, чертами лица тетка вгляделась в ее лицо и принялась гладить по плечам. — Такая маленькая! И зачем она нашему хозяину… Вот ведь подарочек!

— Вот он сам и решит, — холодно усмехнулся Ансьер. — А пока устрой девочку, женщина. Я свое дело сделал.

* * *

Ближе к полуночи, когда гости разъехались, господин Эль остался один в кабинете. Про себя он смеялся. Король Ахтион был в своем репертуаре! Чего-то такого он и ожидал, когда согласился на предложение провести праздник в его доме. Желания короля нужно уважать, даже если король — фигура, выполняющая свою роль в твоих руках. Впрочем, Ахтион господину Эль нравился по-настоящему, его дружба с королем не была лицемерной. Даже попытка Ахтиона вовлечь его в свои молодецкие игры скорее вызывала улыбку, чем раздражала.

Теперь нужно было придумать ответный подарок…

…И да, еще надо что-то решить с этой девочкой, навязанной ему.

Господин Эль вызвал управляющего, отдал несколько распоряжений. И приказал прислать к нему девочку.

* * *

Госпожа Тиарна — так звали толстую управляющую — отвела Аньис в небольшую комнату с несколькими коврами, столиком и стульями.

— Понятия не имею, останешься ты здесь или нет, — с сочувствием сказала Тиарна. — Поэтому посиди пока тут… Что еще с тобой делать? Видишь, весь дом вверх дном… Посидишь, ладно?

Аньис кивнула. Огромная дама внимательно взглянула на нее.

— И плакать не будешь? — уточнила она.

— Не буду, — искренне улыбнулась ей Аньис.

Госпожа Тиарна ей очень понравилась. Аньис сразу поняла, что все хозяйство в доме господина Эль держалось на доброте, воле и активности этой женщины. Был еще управляющий — ее муж — как рассказала по пути сама госпожа Тиарна. Он занимался некоторыми мужскими делами, но по большей части жизнью во дворце заправляла сама Тиарна. Мужем своим она тоже, по-видимому, заправляла.

Тиарна вздохнула и убежала. Дел с этим праздником у нее явно было невпроворот, а тут еще с живым «подарком» разбирайся. Аньис устроилась в кресле и попробовала собраться с мыслями, осознать произошедшее… Что ж, по крайней мере, господин Эль не отказался от нее на глазах у всех. И даже поблагодарил короля вполне искренне…

Но задуматься глубоко она не успела. В комнату вошла невысокая девушка с золотистыми волосами, заплетенными косой, вздернутым носом и хитрыми узкими глазами.

— Я — Марис, — сообщила она. — Госпожа Тиарна сказала мне быть твоей служанкой. Хоть я и не понимаю, почему я должна прислуживать рабыне…

В голосе звучало недовольство и презрение.

— А ты что, свободная? — спросила Аньис. Вот уж кого она не боялась с самого детства, так это задиристых ровесниц.

— Конечно, — Марис с презрением пожала плечами. — В доме господина Эль все слуги — свободные люди. Рабов нет ни одного… Ты первая… И как ты до этого докатилась? — девушка указала рукой на стриженные волосы Аньис.

— Не твоего ума дело! — ответила Аньис. К горлу подступил ком — девица била по самому больному, по ее рабскому положению, очевидному для всех. Ей захотелось оттаскать ее за косу. Но ссориться, едва появившись в доме, пожалуй, не стоило, даже если Марис первая начала.

— Знаешь, не понимаю, зачем ты ему? У нас в доме столько красивых служанок, господин мог бы выбрать любую из нас… И теперь я, свободная девушка, должна расчесывать твои обрезки, подавать тебе платья, застегивать украшения. Ну давай, может быть, тебе что-нибудь нужно? Я ведь должна выполнять твои распоряжения… — девица продолжала издеваться.

Аньис поняла, что сейчас не выдержит, расплачется или кинется в драку. С мерзкой девицей нужно было что-то делать…

— То есть ты моя служанка, да? — стараясь изобразить в тоне такую же издевку спросила Аньис.

— Да, госпожа моя! — девушка подчеркнуто низко поклонилась, вкладывая в голос еще больше издевательских ноток.

— Тогда отведи меня к госпоже Тиарне!

— Зачем? — неподдельно удивилась служанка. — Наябедничать хочешь?

— Да нет, — пожала плечами Аньис. Почему да зачем — не твоего ума дело. Раз служанка — то и выполняй, что я говорю…

Марис удивленно посмотрела на нее, теперь во взгляде было меньше презрения, скорее удивление.

— Ее сейчас попробуй найди, она то здесь, то там… Дел-то сколько угодно с этим празднеством, — серьезно сказала она.

— Пойдем поищем тогда, — более доброжелательно сказала Аньис. — Про твои слова я ничего не расскажу.

Госпожу Тиарну они нашли в длинном коридоре в окружении нескольких молодых парней. Рядом на полу стояло пять коробок.

— Ну, так тащите их туда, в библиотеку! Кто только это барахло разбирать будет… Надарили, тоже мне, книголюбы! Можно подумать, у хозяина своей библиотеки нет! — бушевала Тиарна, уперев руки в бока.

— Госпожа Тиарна, давайте я помогу, — сказала Аньис. Тиарна недоуменно уставилась не нее, не сразу поняв, кто перед ней.

— А что ты можешь, красивая такая? — с интересом спросила она.

— Что скажете, я умею работать.

— А книги расставить сможешь? Смотри, вот такие, — Тиарна достала из коробки синий том с золотой шестиконечной звездой на корешке, — вот с этим знаком — по магии, ставь туда. А вот такие, — из коробки появилась книга в золотом переплете с красивым красным заголовком, — по истории вроде, кто их разберет… В общем, ставь туда, где такие же… Сейчас, эти непутевые в библиотеку притащат и разбирай… Вот, хоть делом займешься, пока господин про тебя не вспомнит…

Так Аньис и расставляла книги по полкам до самого вечера. Открывала их, читала несколько строк… и мечтала, чтобы господин Эль разрешил ей бывать в библиотеке. Когда на улице совсем стемнело, и в библиотеке сами собой разгорелись светильники, бойкий мальчонка принес ей на подносе ужин. А потом пришел управляющий Парм, муж Тиарны — невысокий худой мужчина с тонкими губами и полностью седой головой, и сказал:

— Пойдем, он зовет тебя.

Аньис встала. Ну вот, сейчас все и случится…

ГЛАВА 7

Пока она разбирала книги, тревога отошла на задний план. Работа в библиотеке помогла отвлечься, отрешиться. Теперь же, идя по коридору за молчаливым Пармом, Аньис снова начала волноваться. Как-то неожиданно подошел тот самый момент. Сейчас все и случится? То, для чего у мужчин бывают наложницы…

Ей стало страшно, хоть сам господин Эль не казался неприятным, как Ансьер. Мысль о его прикосновениях не вызывала ужаса, скорее интерес, даже слабо осознаваемое предвкушение… Но как это все произойдет, насколько больно ей будет… Старшая сестра Колобатти говорила, что первый раз очень больно, потом — привыкаешь. А Марше и вовсе нравилось, она рассказывала, что это бывает очень даже приятно… Впрочем, у Марши был хороший, любящий муж, внимательный и нежный.

А еще… о чем ей говорить с господином? Она ведь понятия не имеет, как его развлечь. А, наверное, нужно? Петь и танцевать, рассказывать интересные истории она не умеет… Да и кто знает, зачем он ее зовет. Может быть, и вовсе отправить обратно к королю… Аньис снова начало трясти.

Господин Парм остановился возле неприметной двери и открыл ее перед Аньис, кивком указав зайти. Она сделала шаг внутрь…

От волнения она забыла, что взгляд нужно опустить в пол, и, как только вошла, встретилась с черными глазами. Глубокими, но блестящими. Несколько секунд она не видела больше ничего, острый взгляд одновременно пронзал, и в то же время окутывал. Оторваться было невозможно. То же спокойствие, что немногим раньше в зале, накрыло ее. А потом сердце вдруг один раз громко ударило, и она опустила глаза, подумав, не сочтет ли господин ее поведение наглостью… Одновременно она наконец заметила, где находится — в просторной комнате не было ничего, кроме нескольких кресел по бокам. По крайней мере, это не спальня, подумала она и почувствовала облегчение. Может быть, сегодня ничего и не будет?

— Приветствую, Аньис, — спокойно произнес мужчина напротив. — Меня зовут Рональд.

— Здравствуйте, господин Рональд, — с легким поклоном растерянно ответила она.

Какое странное у него имя, подумалось ей, чужеземное. Она не встречала никого, кого бы так звали. Мужчина слегка улыбнулся краем рта.

— Скажи, Аньис, какая у тебя фамилия? — спросил он с такой же полуулыбкой. Голос у него был глубокий, властный, но с едва ощутимыми бархатными нотками, которые словно гладили ее. «Он не хочет пугать меня», — вдруг поняла Аньис.

Еще в детстве она заметила, что многие взрослые (да и некоторые дети) пытаются казаться более суровыми и строгими, чем они есть. От господина Рональда исходило противоположное ощущение. Ей подумалось, что ему беспрекословно подчиняются и мужчины, и женщины, стоит только им оказаться рядом. Ему не нужно утверждать свою власть — достаточно спокойно сказать что-то и… Аньис не сомневалась, что все будет именно так, как он скажет. А с ней он, напротив, старается быть мягче, не пугать.

— Вербайя, господин, — ответила она. И неожиданно для себя самой добавила: — Но у рабов нет фамилии…

И опустила голову еще ниже.

— Твоя фамилия никуда не делась, — улыбнулся ей господин Рональд. — Скажи, Аньис, чем занимается твоя семья? Как и почему ты оказалась у Ансьера?

— Мой отец — гончар, господин… — робко начала Аньис, и вдруг обнаружила, что почти не волнуется. Рассказывать ему оказалось совершенно не страшно, даже легко. К тому же, пока они говорят, он вряд ли будет делать с ней то, что мужчины делают со своими наложницами. Впрочем, если бы он ее коснулся, наверное, это было бы приятно, вдруг пронеслось у нее. И ей маленькой частичкой души очень захотелось, чтобы, выслушав рассказ, он обнял ее… Положить голову на его сильную грудь и заплакать…

— …Когда закончился выкуп, который дал муж моей старшей сестры, дела опять пошли плохо… А потом меня увидел на улице господин Ансьер, и … Он дал за меня восемь тысяч куарино, это очень много…

Она случайно слегка подняла голову, дойдя до самого тяжелого момента, и уткнулась взглядом в обтянутую плотной тканью рубашки грудь. Господин Рональд поднял руку останавливающим жестом и кивнул ей: мол, дальше понятно. В черных глазах, неотрывно смотрящих на нее, появилась задумчивость. Он скрестил руки на груди.

— Скажи, Аньис, твой отец не получал пенсию, положенную инвалидам войны?

— Нет, господин. Пенсию дают тем, кто стал инвалидом во время военных действий. А моему отцу оторвало руку в лагере, в перерыве между битвами, когда маги короля испытывали новую магическую пушку… Он случайно оказался рядом.

Господин Рональд повернулся боком и бросил на нее задумчивый взгляд. С полминуты он молчал, разглядывая ее краем глаза. Аньис снова опустила глаза, стесняясь. В его взгляде не было ни похоти, читавшейся в глазах Ансьера, ни открытого тепла, как у Арбака. Было только спокойное задумчивое внимание. «Наверное, он решает, что со мной делать», — подумалось Аньис, и сердце снова громко забилось от волнения.

— Что ж, Аньис… — задумчиво произнес он, — отменять рабство целиком или менять ваши традиции не входит в мои задачи. Возможно, потом… Сейчас это не целесообразно. Но я хотел бы дать тебе свободу. Скажи, могу ли я вернуть тебя твоей семье?

На секунду в душе Аньис загорелась надежда. И тут же погасла. Какая-то ее часть очень хотела сказать «да». Но она не могла…

— Господин, это будет значить, что я не угодила вам, что вы сочли меня недостойной и отдали обратно как некачественный… товар, — произнести последнее было особенно сложно, на глаза выступили слезы. Но внимательный взгляд господина Эль вдруг стал необыкновенно теплым, она ощутила его на своей макушке, словно он опять неведомым образом погладил ее по голове. И слезы отступили. — Это будет позор для семьи. Мои сестры не смогут выйти замуж… А братьев не возьмут в работники… И я…

Она замолчала, опасаясь сказать страшное.

— Что, Аньис?

— Не хочу возвращаться к родителям, — робко ответила она. — Они меня продали…

— Понятно, — кивнул ей господин Рональд. — Ты готова пожертвовать свободой ради семьи, но не можешь принять поступок родителей. А просто сделать тебя свободной прямо сейчас — оскорбит короля, словно я отказался от его подарка…

— Да, — прошептала Аньис расстроено. — И это тоже будет значить, что вы захотели избавиться от меня, мою семью коснется позор…

Он снова задумчиво замолчал.

— Аньис, а что тебе нравится делать? — вдруг спросил господин Рональд и расцепил руки на груди. Краем глаза Аньис заметила, что в его взгляде мелькнули лукавые искры. Странный вопрос, она задумалась.

— Я нянчила братьев и сестер, занималась на кухне, убирала дом, ходила за выручкой на базар… — перечислила она.

Господин Эль усмехнулся:

— Я не спрашиваю, чем ты занималась. Не сомневаюсь, у тебя было много работы по дому. Чем ты любила заниматься?

Аньис задумалась еще на пару мгновений.

— Играть! — вдруг ляпнула она. И даже подняла взгляд. Господин Рональд рассмеялся.

— Я тоже! — сказал он. — Но играть в мои игры ты не сможешь. Что еще тебе нравится? И не опускай глаза, мне нравится, как ты смотришь!

— Мне всегда нравилось читать, — подумав, сказала Аньис.

— Ты умеешь читать? — он удивленно приподнял брови.

— Да, до войны, когда наша семья жила хорошо, мы, старшие дети, ходили в школу грамотности. Наша мама — дочь писаря, она многое умеет и знает, она тоже учила нас, — теперь Аньис смотрела прямо на него, как он и велел. И не видела вокруг ничего, кроме смуглого твердого лица и необыкновенных глаз под красиво очерченным бровями.

— А считать? — с интересом спросил он.

— Да, господин.

— Сколько будет двадцать пять плюс тридцать два? — спросил он.

Аньис удивилась, но прикинула в голове. Тридцать плюс двадцать, будет пятьдесят, пять плюс два — семь, итого получается…

— Пятьдесят семь, господин…

— Хорошо, — кивнул он. — Что ж, Аньис, — он слегка улыбнулся. — Ты останешься здесь. Будешь учиться. Изучишь правописание, математику, астрономию, искусства…

Аньис ошеломленно молчала, впитывая его слова и не веря в происходящее. Он хочет, чтобы она училась? Она, рабыня-наложница, которая должна услаждать его в постели, скрашивать его ночи (и дни) своей красотой… Зачем ему это?

— Может быть, у тебя есть какие-нибудь пожелания? — продолжил он.

— У меня есть подруга Марша. И старшая сестра Колобатти. — робко сказала Аньис, удивляясь еще больше. Он интересуется ее желаниями? — Я хотела бы иногда посещать их.

— Хорошо, — кивнул господин Эль. — Понятно, что теперь ты не можешь так просто ходить по городу. Поэтому у тебя будет охранник из моей гвардии. И можешь пользоваться моими экипажами. Можешь даже посещать семью.

— Спасибо, господин, — прошептала Аньис, не веря своим ушам. — Только я не хочу ходить к родителям…

— Ты можешь еще передумать, — усмехнулся господин Рональд. — У тебя будут деньги, немного — с большими суммами тебе еще рано управляться. Можешь расходовать их на свое усмотрение, даже помогать подруге и сестре. Но ты должна выполнять одно условие…

— Какое, господин? — Аньис с интересом посмотрела не него.

— Ты не должна давать деньги родителям, — едва заметно улыбнулся он. — Они сделали свой выбор и уже получили значительную сумму за тебя. Этого вполне достаточно. У тебя три-четыре дня, чтобы осмотреться здесь. Потом начнется учеба. Тогда же ты можешь начинать выходить в город. Пока гуляй во внутреннем саду. Что-нибудь еще, Аньис?

— Нет, господин. Спасибо, господин Рональд…

— Тогда иди, Аньис, — он встал к ней пол-оборота и кивнул.

Аньис почувствовала, как почва снова уходит из-под ног. Одна ее часть испытывала невероятное облегчение. Благодарность. Но другая… Другая была в смятении. Так что же, ничего не будет? То, чего она боялась… Она совсем ему не понравилась? Просыпающейся женщине хотелось плакать от разочарования. Снова опустив голову, Аньис пошла к выходу.

— Постой! — вдруг улыбнулся господин Рональд. Аньис остановилась и послушно развернулась к нему. — Послушай. Я понимаю, ты страдаешь, потеряв свободу. Но скажи, что такое свобода? Как ты считаешь?

— Господин, я думаю, свобода… это когда ты сам решаешь, что тебе делать, когда ты можешь пойти, куда захочешь, и заниматься чем хочется…

— Да, можно сказать и так, — доброжелательно улыбнулся он. — Но скажи, разве была ты свободной у родителей? Думаю, нет. Они решали все за тебя. А вся твоя свобода определялась немногим временем, когда тебе не нужно было заниматься делами, и ты могла сама выбрать себе занятие. Теперь у тебя станет даже больше свободы. Хотя бы потому, что будет больше свободного времени, которым ты сможешь распорядиться на свое усмотрение…

— Спасибо, господин Рональд, — растерянно ответила Аньис.

— Еще какие-нибудь пожелания?

Глядя в его строгое, но доброжелательное лицо, Аньис не сдержалась:

— Господин Рональд, можно мне заменить служанку?! — быстро сказала она, и опустила взгляд. Ей было стыдно просить об этом. — А лучше всего чтобы у меня вообще не было служанки…

— Хорошо! — рассмеялся он. — Скажи Тиарне, я оставляю этот вопрос на твое усмотрение.

* * *

Господин Ансьер действительно был мастером своего дела. Девочка Рональду понравилась. Конечно, не так, как ожидал начальник гарема. Не совсем как женщина, для этого она была слишком юной. Но нотка симпатии, и не сказать, что совсем бесплотной, прозвучала в душе первого советника.

Ансьер подобрал филигранно. Эта девочка Аньис была не похожа на тех женщин, что обычно привлекали Рональда, и одним этим вызывала интерес.

Высокая, почти без талии, но трогательно узенькая, она совсем не напоминала девушек с точеными формами, тонкой талией, налитыми бедрами и упругой грудью, на которых обычно останавливался его взгляд. Глаза янтарные, с зеленоватой каемочкой вокруг зрачка. Опять же совсем не его цвет. Да и черты лица неправильные: чуть курносый нос, большой пухлый рот, широкие брови… В отличие от изящно летящих, как у той, кого он помнил всегда, или скульптурно-правильных, как у его последней жены Ассантри, умершей много лет назад… Эти неправильные черты тоже казались трогательными и выдавали характер, какой он редко выбирал среди женщин, но который ему импонировал.

Еще пару мгновений назад девочка стояла перед ним, беззащитная, красивая, нежная, как… да, кроме тривиального сравнения с цветком, другого ему в голову не пришло. Нежный цветок с гибким стеблем, который гнется, сворачивается кольцом, но не ломается. В отличие от женщин с ярким и твердым характером, с несгибаемым стержнем внутри, что обычно были рядом с ним. Необычная для него.

И да, Рональд не мог не признать, что мужские чувства она вполне пробуждает. Ту разновидность этих чувств, что считается нормальной в Альбене, но порицается в большей части стран, где он бывал. Чувства к девочке-подростку, уже не ребенку, но и не совсем женщине — желание коснуться тонкого, живого, наивного, непорочного… А уж эта ее грудь! Два слоя тончайшей ткани пуари скорее подчеркивали ее, чем хорошо скрывали. Еще не налитая, но трогательно набухшая, нежная и мягкая. Рональд усмехнулся самому себе.

Но внешность все же значит не так много. Умеющий читать людей, он видел, что девочка была… хорошая. Добрая, гибкая. Способная на верность и альтруизм. С легкой долей упрямства и здоровым чувством самосохранения. И достаточно сообразительная. Хорошая девочка. Рональду нравились такие люди — наделенные самоотверженностью и добротой одновременно с ненавязчивым достоинством.

Сейчас этот цветок нужно сохранить. Не помять, не сломать, дать расцвести. А потом… может быть, найти достойного, кому передать ее. И на сегодня с размышлениями о ней нужно заканчивать. И так слишком много дел.

Еще раз усмехнувшись самому себе, он вызвал управляющих.

— Найдите девочке учителей, — распорядился он, когда Парм и Тиарна показались на пороге. — Одного для изучения наук, из тех, что учат принцев. Другого или другую — для изучения искусств: музыка, танцы, что угодно еще, чему учат девушек в богатых домах. Через два дня я хочу увидеть кандидатов.

Парм слегка наклонил голову, показывая, что готов исполнить распоряжение хозяина.

— Господин Рональд, вы так добры к девочке! — с искренним восхищением произнесла Тиарна.

— Когда-то я был невнимателен к деталям, — усмехнулся он, искоса взглянув на управляющую. — Помнишь, Парм, после войны я распорядился выплачивать пенсию инвалидам? Но я не озаботился сам рассмотреть законопроект, и крючкотворы нашли лазейки, чтоб уменьшить расходы по статье. Отец девочки не получал положенную ему пенсию и был вынужден продать своего ребенка. Поэтому я принимаю ответственность за нее. Она — одна из тех деталей, что порой бросаются мне в глаза и призывают быть внимательнее к мелочам.

Парм понимающе кивнул, а Тиарна с интересом вгляделась в лицо хозяина.

— А где мне разместить ее? Вероятно, ближе к вашим покоям? — с долей осуждения и вызова в голосе спросила управляющая.

Рональд рассмеялся. Тиарна с ее особенностями хозяйственной и властной женщины, как и ее муж-подкаблучник, была ему симпатична. Именно на таких людях держится система «мелочей», до которой у него не всегда доходили руки. Например, отлаженный мир его дома в Альбене.

— Ну что вы, Тиарна! — рассмеялся он. — Разместите ее в северном крыле как можно удобнее. И еще — у меня к вам просьба… — он заговорщицки нагнулся к управляющей. Высокая и массивная, она не казалась такой большой на фоне своего хозяина. — Не приказ, а просьба…

— Все, что пожелаете, господин Рональд, — слегка поклонилась управляющая. В ее голосе звучало облегчение. Видимо, она думала, что придется уговаривать хозяина не трогать пока что девочку-рабыню. Дитя местного менталитета, она, вероятно, ожидала, что он с первого дня станет призывать этого ребенка на ночь.

— У вас ведь есть дети? — спросил он у управляющих.

— Конечно, господин Рональд, — ответил Парм. — Наш сын Диаби иногда бывает в вашем доме…

— Тогда вы хорошо знаете, что нужно детям. Я хочу попросить вас, Тиарна, дайте девочке то тепло, в котором она нуждается. Я не могу дать ей этого сам. Сейчас ей нужна не мужская ласка, а поддержка женщины, которую она может ассоциировать с матерью. Обнимайте ее, гладьте по голове, говорите добрые слова… Вы меня понимаете, Тиарна?

— Разумеется, господин Рональд, — в голосе Тиарны послышалось наигранное возмущение. — Меня не нужно просить о подобных вещах, я и так вижу, когда ребенок нуждается в ласке…

* * *

В тот вечер Аньис устроилась в просторной комнате — чистой и светлой, с гобеленами на стенах, где ее разместила Тиарна. Теперь можно было немного поплакать. Она разделась, залезла на высокую кровать, уткнулась лицом в подушку… И из глаз полились слезы.

Отчего она плакала? Аньис не смогла бы ответить на этот вопрос. Наверное, от пережитого напряжения и страхов. Натянутая внутри струна лопнула, и теперь выливалась слезами. А еще… Оттого что, несмотря на облегчение, несмотря на поющую в сердце благодарность к господину Эль… к господину Рональду, к ее господину… Несмотря на это, она боялась того, что теперь будет между ними. Что ей ждать от него? Когда он вызовет ее к себе? Когда она снова его увидит? Если бы он взял ее, как берут наложниц, все встало бы на свои места… А что теперь? Он дал ей время осмотреться, пожалел и позовет спустя несколько дней? Или она ему не нужна, он лишь из сострадания дал ей кров и возможность получить образование?

Последние мысли были самыми мучительными и неприятными. Они оставляли внутри противную жесткую оскомину. Аньис старалась отбросить их и успокаивала себя, что все теперь хорошо. Никто не тронет ее в этом доме, она сможет учиться… Смела ли она мечтать об этом? Никогда. Грамотность и умение считать — это был максимум образования в ее районе. А она узнает, сколько звезд на небе и почему они светят, прочитает много книг, узнает какие страны лежат за полосой туманов, узнает, как жили люди задолго до нее, научится играть на музыкальных инструментах и танцевать, как дочери благородных родов… Она станет как принцесса… Может быть, тогда господин Рональд добавит к своей доброте что-то еще? Что-то, чего ей неуловимо хотелось.

Когда сил не осталось совсем, слезы высохли. Опустошенная, расслабленная, Аньис ощутила, как наваливается спокойствие принятия. Временный отдых души, что приходит, когда выплачешь горе и страхи… И уплыла в сон.

Но на границе яви и сна она вдруг увидела черные глаза своего хозяина и одновременно ощутила, будто кто-то смотрит на нее спящую. Пожирает, обжигает взглядом.

Аньис была слишком уставшей, чтобы испугаться. Слишком уставшей, даже чтобы всерьез обратить на это внимание и запомнить…

* * *

Задание оказалось непростым, но Эдор потратил на него всего лишь чуть больше суток. Молодой, сообразительный, он действовал быстро. И перемещался тоже. Эль, конечно, совсем его не жалел, задание дал как раз по способностям. Ему было приказано проверить все адские «точки выхода» — не открылась ли какая-нибудь из них, не извергает ли ад потоки лавы…

Все было тихо, лишь она трещина дымилась и отсвечивала зловещими алыми всполохами. Этими всполохами Эдор залюбовался. Он слышал, что адская сила может быть красивой, что древнее пламя прекрасно. А теперь он увидел это воочию. Многих из его народа влекло к огню, хоть каждый знал, что пламя, скрывающееся под горами Андоррэ, слишком опасно.

На обратном пути разгоряченный Эдор соблазнил девушку. Наставник Эль запретил выходить в город и знакомиться с женщинами, как запрещал тискать служанок в своем доме. Но интерес к человеческим женщинам никуда не делся. А может быть, даже разгорелся сильнее от запрета.

Подумав, что на случайных барышень в отдаленных селениях запрет не распространяется, Эдор остановился возле одного из них. Румяная, налитая, как яблочко, девушка пасла коз… Она несильно сопротивлялась шарму Эдора… Послушно познакомилась с ним, послушно заблудилась в глазах с песочными часами, послушно откинулась на траву, давая расстегнуть кофточку… Она стонала и металась от ранее неведомого наслаждения, ощущая его теплые руки, и лишь один раз вскрикнула от мгновенной боли, когда Эдор лишил ее невинности… Она не противилась ни волей, ни желанием, и Эдор, будучи благодарным ей за новый опыт, подарил румяной пастушке две золотые запонки. Красивые безделушки, но наверняка ее семья сможет жить на них долго.

Но опыт его разочаровал. Легендарного жара, огня, что рвется изнутри, даря неведомое счастье и наслаждение, в нем не проснулось. Либо легенды его народа врали, либо девушка была не из тех, кто возбудит такой жар. Его руки остались теплыми, но не горячими. Его сердце не дрогнуло ни на миг. Все было как с женщинами его народа, только намного хуже. Пресно и неинтересно. Простое желание тела, мгновенное, без тягучей страсти и истинного наслаждения.

Разочарованный Эдор вернулся в дом наставника. Никто не увидел его, по указанию Рональда он магией отводил глаза охране, чтобы войти незамеченным. … И тут же понял, что что-то изменилось в доме. Воздух хранил сотни запахов прошедшего празднества. Множество нитей, переплетавшихся и превращавшихся в торжественную суету, которой он не застал. В клубках этих нитей он уловил одну — сладкую, невероятно вкусную, как запах самой изысканной, аппетитной еды. И нежную, как аромат весеннего цветка. Неведомую ему нить. Нить, от которой закружилась голова, а душу охватила эйфория. Захотелось подпрыгнуть, обернуться вокруг себя и танцевать, как мальчишка, получивший самый вожделенный подарок.

Эдор пошел на запах. Он струился в воздухе, втекал в ноздри, заставляя забыть обо всем остальном. Машинально отвел глаза двум слугам в коридоре. Конечно, иногда обитатели дворца видели ученика господина Эль, но сейчас было не время для этого. Хорошо бы его вообще никто не видел. Чутье безошибочно подсказывало, что это ночное путешествие по коридорам стоит оставить втайне.

Аромат усиливался. Нить, вызывающая головокружение, сводящая с ума, вела его, заставляла ускорить шаг, почти бежать. Наконец он остановился перед дверью. Запах шел из-за нее. Теперь он стал таким сильным, что хотелось выломать дверь, и как зверь кинуться к источнику. Не чтобы съесть или овладеть… А чтобы увидеть, прижать к себе и втягивать воздух возле него… Никогда не чувствовавший такого Эдор с трудом заставил себя выдохнуть, задержал дыхание и приник к замочной скважине.

В просторной комнате с элегантным убранством была девушка. Простая человеческая девушка, не многим эффектнее тех, что Эдор уже видел. Не сногсшибательно красивая — женщины его народа отличались куда большей грацией. К тому же движения ее были немного рубленные, резкие, как это свойственно подросткам. И исполнены неуверенности, робости… В другой ситуации Эдор тут же отвернулся бы от нее.

Но запах исходил от девушки. Ее образ поглотил его, как поглощает лава адских источников. Темно-русые с каштановым оттенком волосы острижены так, что открыта тонкая шея. Пухлые губы приоткрыты, как у того, кто растерян или вот-вот заплачет. Они казались набухшими, влажными, и это особенно возбуждало… Только возбуждение было другое, прежде не знакомое ему. Более чистое и тонкое, чем все, что он знал до этого.

Девушка распустила узелок на шее и тонкое пуари заскользило вниз. Эдор не смел вдохнуть, чтобы не потерять разум до конца. Ведь если он утратит контроль, дверь обречена. А значит, обречена девушка. Обречено его обучение у Эля, честь его народа и расположение отца… К счастью, именно в этот момент девушка сделала шаг в сторону и исчезла из поля зрения. А когда спустя несколько мгновений появилась снова, на ней была длинная белая рубаха, струившаяся вниз по стройным ногам.

Девушка подошла к кровати и… Эдор совсем пропал. Она не сделала ничего особенного. Просто Эдор наконец вдохнул. И этот вдох решил все. Он нашел Сокровище.

Жар, что просыпается в крови его народа, стоит кому-либо из них найти Сокровище, родился в нем. Он грел, сводил с ума, дарил наслаждение и боль. Казалось, он сжигал вены, разрывал изнутри, делая его большим, как целый мир. И заставлял желать лишь одного — приблизиться к Сокровищу, объять его, свернуться вокруг и никогда не отпускать.

Обладать не как недавней пастушкой или другими любовницами. А вдыхать ее, наслаждаться ее присутствием, слышать голос… И — поглощать, делать частью себя, так, чтобы ничто не встало между ними.

«Вот как оно бывает», — подумал Эдор.

Девушка залезла на кровать — высокую, слишком большую для нее одной. И затерялась, исчезла под необъятным одеялом. Как ему теперь жить, если он не может больше видеть ее? Он взялся за ручку двери — с пеленой застилающей глаза, обуреваемый лишь одним желанием — снова увидеть, вдохнуть аромат вплотную… И остановился. Потому что в этот момент он услышал ее плач. Нельзя пугать ее.

Его Сокровище плакало. Почему? Неужели это Эль обидел ее?

Эдор отпрянул от двери и прижался к стене, в ярости сжимая кулаки. Если его наставнику досталось Сокровище, а он ее обидел, Эдор убьет его, чего бы ему это ни стоило. Даже если потом ему предстоит стать изгоем, лишиться расположения отца, быть отвергнутым за бесчестье…

Эдор снова прижался к замочной скважине и посмотрел на нее — девушка повернулась, теперь ее крошечное заплаканное лицо было видно среди белых простыней. Эдор не был эмпатом, но почувствовать базовые эмоции он мог. Вокруг нее царили долгое горе, ранившее душу, тревога, усталость и… благодарность. К хозяину дома. Образ черноглазого Эля так и витал вокруг нее. Аромат его энергии, его силы, его спокойствия.

Эдор ощутил досаду. Теперь в нем проснулась злость, что наставник уже занял место в ее чувствах. Ему нужно как-то переиграть его. Наверняка есть способы. Да и кто остановит принца его народа, нашедшего то, что должно принадлежать ему?

Он так и смотрел на девушку, пока она не уснула. Впервые в жизни в нем проснулось что-то вроде настоящей жалости к кому-то из людей. Не его собратьев, а людей, низшей расы, годной только для того, чтобы искать среди них Сокровища. Ему хотелось утешить ее, он даже начал плести заклинание, чтобы увить ее «пеленой счастья». Но снова остановился в последний момент. Эль наверняка заметит магический след, и тогда проблем не оберешься. Нужно действовать умнее. Для начала — узнать, откуда взялась девушка, кто она. И не показывать явного интереса, чтобы не вызвать подозрений.

— Иди-ка сюда, — вдруг услышал он мысленный голос, которому невозможно было не подчиниться. Наставник Эль звал его в свой кабинет.

* * *

В ту ночь — первую в доме господина Эль — Аньис снились странные, бурные сны. Яростно шумел ветер, клочьями неслись облака на фоне темных гор. И чей-то взгляд был обращен к ней — маленькой и бесплотной. Острый взгляд необычных глаз со странными зрачками.

В середине ночи она проснулась с чувством тревоги. Села на кровати, мучительно соображая, где находится. Братишек по соседству не было, их кроваток тоже… Аньис огляделась, улавливая в темноте призраки предметов, и поняла, что она в доме своего хозяина. И в этот момент тревога сумбурного сна прошла. На нее опустился покой. Словно темная бездна окутала черным мягким бархатом.

* * *

— Могу я узнать, что ты делал возле спальни моей наложницы? — спросил Эль, когда Эдор появился у него в кабинете.

Хозяин снова сидел за большим письменным столом в окружении многочисленных стопок бумаг. На твердом лице было не прочитать ни одной эмоции. Настолько спокойное и бесстрастное, что Эдору захотелось схватить его за шею и трясти, пока это спокойствие не превратится во что-то более живое. Сейчас он почти ненавидел наставника, который оторвал его от Сокровища. Который хочет отнять Сокровище у него.

Чтобы скрыть обуревавшие его чувства, Эдор, как всегда, вальяжно расположился в кресле напротив. Он вообще-то принц великого народа, не просто молодой ученик…

— Твоей наложницы?! — ужаснулся он. Вся напускная невозмутимость слетела разом, он подался вперед. — Так ты…

— Нет, Эдор, — уголком рта едва улыбнулся Эль. — Ты же видишь, эта девушка — ребенок. Так что ты там делал?

— Отдай ее мне! — не выдержал Эдор, вскочил, бросился к наставнику и остановился так, что их разделял только стол. И подумал, что ему никогда не переиграть учителя. Потому что тот — воплощенное хладнокровие, а он — горячая кровь и плохо держит себя в руках. — Она — Сокровище!

— Присядь, — тихо сказал Эль, и когда Эдор с трудом заставил себя сесть, устремил на него задумчивый взгляд из черной бездны.

— Эту девочку подарил мне король, — объяснил он. — Она вверена моей ответственности, и я должен защитить ее, в том числе от тебя. Равно, как и от себя. Она будет жить и учиться здесь. А ты должен держать себя в руках, если хочешь бывать тут и видеть ее.

Внутри Эдора все закипело — теперь уже от боли, выворачивавшей душу наизнанку. Наставник говорил правду. Он убьет свое Сокровище, если попробует обладать им.

— Она — настоящая… — простонал Эдор. Теперь ему хотелось, чтобы наставник утешил его, подсказал какой-то выход из ситуации.

— Я понимаю, — нейтрально ответил Эль. — Послушай, Эдор. Если бы это была простая похоть, я бы наказал тебя. Возможно, запретил бывать здесь. Но в этой ситуации ты и сам не виноват. Твоя кровь и инстинкты владеют тобой. Поэтому я предлагаю тебе соглашение.

— Какое? — изумился Эдор. Он ожидал чего угодно. Разноса, запретов, наказания… Но не этого.

— Скажи, чего ты хочешь?

— Видеть ее, говорить с ней, быть рядом… — простонал Эдор. Эти желания и сейчас бурлили у него внутри. Это была жажда, словно он не пил неделю, а теперь чаша чистейшей воды была рядом, а он не мог дотянуться. Но… он разобьет чашу, стоит только ему прикоснуться к ней.

— Обладать? — спросил Эль, внимательно вглядываясь в него.

— Да, — Эдор опустил глаза.

— Ты сам знаешь, что сможешь обладать ею лишь несколько минут. Потом она умрет. Только если твои чувства больше, чем жажда Сокровища, и только, если она ответит на них, ты сможешь быть с ней и не убить. Законы крови ты знаешь лучше меня.

— Да! Что ты предлагаешь? — Эдор опять начал раздражаться. Эль редко говорил свои выводы сразу и прямо, а горячего Эдора это просто сводило с ума.

— Я предлагаю следующее. Ты будешь бывать здесь, как и раньше. И, возможно, месяца через три я разрешу тебе разговаривать с девушкой. Стать ей другом. Но все это время ты никак не должен тревожить ее. За это время ты научишься владеть собой, найдешь в себе то, что сильнее голоса крови. Я сам дам тебе методы, как обуздать страсть и отрешиться. Если ты будешь успешен, получишь возможность общаться с ней. А потом… Может быть, со временем она оценит тебя. А может быть, ты найдешь другое Сокровище.

«Тяжело, — подумал Эдор. — Почти невыполнимо».

— А если я не согласен?

— Тогда ты лишишься возможности бывать в моем доме и видеть девушку. Выбирай.

— Я согласен, — скрепя сердце ответил Эдор. И подумал, что проклянет день, когда согласился на такое. На медленную пытку, когда огонь будет сжигать его изнутри.

— Хорошо. Я научу тебя, — улыбнулся ему Эль. — А сейчас — пойдем. Тебе нужно выпустить огонь. Хотя бы так…

Он встал, снял со стены два длинных меча, вынул из ножен и бросил один из них Эдору.

* * *

Рональду нравилось фехтовать с учеником. Конечно, не равный противник, но вполне достойный. А когда живешь столько лет, достойный противник — редкость, находка, которую ценишь. У мальчика не было опыта и навыков Рональда. Но у него была молниеносная реакция, свойственная его народу, ловкость и быстрая обучаемость… С ним можно было не только учить, но и тренироваться самому.

Погоняв Эдора по дорожкам сада, Рональд отпустил его, наказав сегодня больше не возвращаться. Уроки самообладания лучше оставить на завтра и все последующие дни. Сейчас мальчику нужно проветриться, постоять на ветру, чтобы охладить внутренний пыл.

… Эта ситуация все больше развлекала Рональда Эль. Ему казалось, что мир ведет с ним игру. Обычно он сам управлял игрой, просчитывал и предугадывал все. Но иногда мир подбрасывал ему неожиданности, сюрпризы, такие как эта девочка и внезапная реакция Эдора, другая, чем он предполагал.

Рональд рассмеялся и отправился по делам. Спать в ближайшее время он не собирался. По пути он подумал, что нужно успокоить девочку. Появление Эдора с его бурлящим огнем не могло пройти для нее бесследно.

А на следующий день вышел указ выплатить пенсию за три года инвалидам войны, получившим увечья вне боевых действий. И продолжать выплачивать пожизненно. В списке не было только одного из них — Горри Вербайя, который уже получил денег достаточно, чтобы прокормить семью и безбедно дожить жизнь.

ГЛАВА 8

У Аньис началась новая жизнь. Первые дни она просто осматривалась и осваивалась во дворце хозяина. Знакомилась со слугами, многие из них проявляли к ней участие, рассказывали о порядках, принятых в доме. А порядок был простой.

Дворец жил как большая отлаженная система, поддерживающая сама себя. Под руководством госпожи Тиарны. Все хозяйственные вопросы, которые не решал хозяин, брала на себя она. Изредка — ее муж. А главным правилом было не задавать вопросов, не удивляться, когда хозяин исчезает на несколько дней, а порой и недель, не беспокоить его лишний раз. Аньис подумалось, что хозяин и его дом существуют сами по себе, хоть все здесь предназначено для того, чтобы он мог прийти, когда захочет и отдохнуть от государственных (и кто знает каких еще) дел. Впрочем, иногда он занимался делами дома.

За четыре дня, что прошли с момента первой встречи она почти не видела его. По словам Тиарны он отсутствовал, лишь один раз пришел переночевать. Рабыню он к себе не звал, и Аньис все больше убеждалась, что совершенно ему не нужна в том качестве, в котором ее подарили. Один раз она столкнулась с ним коридоре, когда он выходил из кабинета, куда был заказан путь любому, кого он не вызвал сам. Аньис скромно опустила глаза, а он, глядя на нее сверху вниз, спросил, все ли у нее хорошо, нет ли каких-нибудь пожеланий, и получив смущенный ответ, что все в порядке, и она очень благодарна, кивнул. И скрылся за поворотом длинного коридора. У Аньис навернулись на глаза слезы. Она для него всего лишь новая деталь интерьера, которую он пристроил на нужное место, проследил, чтобы никто не обидел — и забыл. Пусть стоит на месте. Можно иногда проверять, не сломалась ли вещь, и все.

А ей так хотелось поговорить с ним! И просто побыть рядом, потому что возле него так спокойно, так… она не могла понять свое ощущение от его присутствия. Словно все тревоги уходили далеко-далеко, и оставалась лишь легкая радость да ощущение падения в бездну, наполненную странным наслаждением и сладостью.

Слуги занимались своими делами, иногда разговаривали с ней. Тиарна вызывала ее каждый день, часто обнимала, успокаивала, хоть Аньис и не жаловалась на жизнь, спрашивала, что ей нужно… А Аньис ничего не было нужно. Она еще не понимала, чего хочет. Ей нравилось, что можно читать книги в библиотеке, гулять в красивом внутреннем саду, любоваться на изысканные растения, дарящие прохладу в жаркие дни. Что можно самой выбрать, чем заниматься. Это была непривычная, приятная свобода. Но она же вызывала тягучее чувство собственной никчемности. Все вокруг были чем-то заняты, у нее одной не было никаких обязанностей. Живя в семье, она привыкла, что всегда есть дела, и сейчас не знала, куда себя деть, хоть возможностей было немало. Но вскоре все изменилось.

На четвертый день началась учеба. Аньис сразу поняла, что кто-то постарался, чтобы ее наставниками были люди, которым неважно, что она девочка и рабыня. Учитель по наукам, невысокий наполовину лысый господин Шмальер в первый же день сказал ей:

— Мальчик, девочка — не вижу никой разницы. Главное, есть ли способности. А этого мы еще не знаем. Впрочем, если ты наделена усидчивостью и терпением, то сможешь освоить все науки, хоть время упущено, и ты уже большая… Аньис, у тебя есть усидчивость? — он лукаво посмотрел на ученицу.

— Не знаю, господин, — честно ответила Аньис. Она сидела за столом, прилежно сложив перед собой руки, так же, как делала это, когда ходила в школу грамотности. Там учителя били по рукам линейкой, если ученик отвлекался от занятия, начинал чесать за ухом или лез пальцем в нос. — Я не очень хорошо понимаю, как это, я всегда делала то, что нужно.

Шмальер понимающе улыбнулся:

— Хорошо. Думаю, ты точно наделена этим качеством…

Так началось ее обучение и пошло хорошо. Она была сообразительной, легко запоминала новое. В ней совершенно не было лени и желания бездельничать, свойственного детям из богатых семей. Правда, уже на второй день она поняла, что работать головой ничуть не легче, чем по дому. Даже намного сложнее. От этого устаешь, хоть и по-другому, чем если полдня стирала одежду малышей или прибиралась в мастерской. Но учитель хвалил ее и за усидчивость, и за способности.

— Ты хорошо делаешь логические выводы, — говорил он. — И достаточно быстро думаешь.

А перехвалить Аньис было невозможно. Она и верно была слишком старательной для этого. Лишь благодарно улыбалась и продолжала учиться еще лучше.

Правописание, математика и история не составили для нее проблемы. Особенно ей нравилось слушать об истории Альбене и других государств, запоминать, что, где и когда происходило, кто правил и как правил много веков назад и почему вошел в легенды… А вот с предметом под названием «естествознание» она сразу не подружилась. Вернее, ей очень понравилась та его часть, где учитель рассказывал, как устроены тела человека и животного, зачем растениям цветы, что такое плод аостри, какие звери водятся на суше и в воде. Иногда нужно было приложить усилия, чтобы понять и разобраться, но это было интересно. А вот та часть, где нужно было изучить принципы передвижения тел, законы того, как течет вода, как падает свет на предметы, была ей совершенно непонятна. Иногда Шмальер даже раздражался.

— Ну как ты не понимаешь! — говорил он, прохаживаясь из угла в угол по комнате. — Свет падает на предмет и отражается… — он рисовал на небольшой доске, установленной на штативе, стрелочки и коробочки. — Поэтому мы видим предмет… Если бы не отразился, а попал в предмет, то мы не увидели бы… Что тут непонятного?!

— Я не понимаю, как свет может падать, — отвечала Аньис. — Он ведь не яблоко…

Другого учителя — по искусствам — звали господин Анти. Высокий худой мужчина лет тридцати с каштановыми волосами и мелкими чертами лица поражал любовью к своему делу. Было неясно, кто из них получает больше удовольствия от уроков, она или он. Казалось, господин Анти счастлив и от того, что может передать свои умения другому, и от того, что сам может сыграть и спеть.

На первом уроке он определил, что у нее есть слух и неплохой голос, попросив исполнить любую песню. Аньис вспомнила шутливую детскую песенку, которую часто напевали девочки на улице.

— Научишься играть на кайне, — он бережно взял в руки небольшой деревянный инструмент с длинным грифом и четырьмя струнами. — И на паломоне, — указал ей на громоздкую тумбу с множеством разноцветных клавиш. Может быть, хочешь еще на чем-нибудь?

Аньис подумала.

— Господин, мне нравится, как звучит тапоко, — это была небольшая дудочка с восемью отверстиями, на таких часто играли артисты на базаре. — Когда я была маленькая, хотела научиться играть на нем.

— Это инструмент бедняков, он очень простой, — поморщился господин Анти. И вдруг улыбнулся: — Но мне тоже нравится, как он звучит! Я тебя научу! Так, сначала бери кайне… Нет, подожди! Давай я тебе сыграю, чтобы ты услышала ее голос…

Танцевать он ее учил с таким же энтузиазмом. Сначала Аньис сомневалась, что мужчина может научить и этому. Только в бедных кварталах мужчины и женщины иногда плясали парами. В кругах высокопоставленных лиц были приняты лишь отдельные мужские и женские танцы. Причем танцы наложниц служили для услаждения взгляда господина. Но к удивлению Аньис, господин Анти оказался настоящим мастером женских танцев. Угловатый, худой, он выглядел немного неуклюжим, как слишком быстро вытянувшийся подросток. Но стоило ему начать танцевать — и движения приобретали плавность, в них появлялась истинная грация. А женские движения, где должны были двигаться самые соблазнительные части тела, он показывал так, что было сложно не повторить.

Он брал Аньис за руку (сначала Аньис смущалась от физического контакта с мужчиной, но быстро поняла, что это просто часть обучения), становился рядом и показывал, велев двигаться вместе с ним.

— Вот так! Шаг в сторону, теперь изогнись влево… Мо-ло-дец! Нет-нет, более плавно! Не части, слушай музыку! И пошли вместе вперед… а теперь назад… А теперь бедро пошло… Пошло бедро, как у меня, смотри! Вот так!

Аньис смеялась, уж больно забавно он крутил худым бедром, чтобы объяснить ей. Анти не обижался и тоже смеялся. На второй день занятий с ним Аньис почувствовала, что счастлива на этих уроках. И, конечно, заниматься искусствами ей нравилось больше, чем наукой.

Вечером у себя в комнате она напевала песни или мурлыкала мелодии, которые разучивала с Анти.

Аньис не знала, что, выбирая ей учителя по музыке, господин Рональд просил каждого исполнить что-нибудь на разных инструментах, спеть, пройти в мужском и женском танце по комнате… И выбрал Анти за его любовь к искусству, приверженность своему делу и живой нрав. Господин Рональд симпатизировал богеме.

* * *

Рональд отложил последний фолиант. Древние рукописи, некоторые обожженные, желтые, словно погрызенные временем, лежали перед ним толстыми кипами. Он прочитал все, что смог найти в библиотеке о феномене Сокровища. Почти ничего нового, обо всем этом он знал или догадывался раньше. Человеческие источники хранили мало правдивых сведений о народе Эдора. Да и легенды больше походили на детские сказки, чем на сказания, в которых таится правда. Но Рональд собрал по крупицам все, что можно, чтобы понять и ощутить в полной мере.

Когда-то давно раса Эдора хранила мир от адских сил. Она жила в преддверии ада, в предгорье Андорре, стояла на страже. Порой некоторые из них посещали ближайшие селения и скрещивались с людьми, жителями соседней страны — Альбене. А изредка на свет появлялись их потомки. Лишь наполовину люди, они не знали своих свойств и обычно оставались среди людей. Создавали семьи, рождали детей…

Много поколений кровь древнего народа могла спать. Но порой случайная игра генов — смесь человеческих и древних, ранее молчавших, приводила к тому, что на свет появлялось Сокровище. Тот, а чаще та, чье тело пахнет, выглядит и звучит так, что в крови представителя древней расы просыпается странный огонь… Влечение сильнее простого плотского.

Жажда обладать, владеть и поглощать. Жажда быть рядом всегда, любоваться, вдыхать… Огонь, горящий в теле и духе. Обуреваемый немыслимым желанием, представитель расы Эдора стремится приблизиться, овладеть своим Сокровищем. Но стоит коснуться — и огонь вырвется наружу, сжигая тело Сокровища снаружи и изнутри. Лишь одно может спасти их от этого…

Взаимная любовь, тепло не только тел, но и душ. Тогда огонь становился наслаждением, а не смертью. Он грел изнутри, даря блаженство и негу, не доступную более никому. Но как редки такие случаи…

С тех пор, когда раса Эдора жила возле гор Андоррэ, прошли столетия. Ад успокоился. Древняя раса переселилась на другой конец континента. Но повинуясь желанию найти и обрести Сокровище, они приходят в людские селения и ищут его, кто-то — бессознательно, кто-то — специально. И даже иногда находят. Но любовь непредсказуема. Она нечасто посещает пару. Обычно, не вытерпев, сгорая изнутри, они хватают свое Сокровище, даря ему быструю, но мучительную смерть. А себе — несколько минут незабываемого, но краткого наслаждения.

Эти истории были рассыпаны в древних книгах, как жемчужины на морском дне. Редкие легенды о том, как один из древней расы нашел Сокровище. И какая участь их постигла. Рональд изучил все. Обычно итог был один. Лишь изредка — он встретил лишь четыре упоминания о подобных случаях — взаимная любовь спасала Сокровище от смерти.

Поразительная игра природы, что отдаленный потомок тех метисов может стать Сокровищем для одного из народа Эдора. Как немыслимо мала вероятность, что они встретятся, думал Рональд. Но все же в книгах были описаны такие случаи.

Конечно, бывали и промежуточные ситуации. Когда человек не был Сокровищем в полной мере, но древняя кровь жила в нем и будила у народа Эдора легкое пламя, чуть большее, чем обычное вожделение, но меньше страсти к Сокровищу. Такую женщину и хотел найти Эдор. Испытать наслаждение огнем, но не убить, не опалить. А нашел Сокровище. Ту, что будит в нем благословение и проклятие его расы.

Рональд убедился, что принял правильное решение. Этим детям нужно дать шанс. В противном случае Эдор все равно будет стремиться к ней и, скорее всего, убьет. А так… Научившись владеть собой и став ей другом, со временем он может пробудить в ней любовь. И сам полюбит. Души живых существ стремятся друг к другу, ищут тепла и взаимопроникновения… Когда они рядом, разговаривают, общаются, дружат — эта потребность легко может пробудить в молодых сердцах нежные чувства. К какой бы расе они ни принадлежали.

Лишь где-то на задворках души сквозила тонкая нить — нежелание делать это. Тикала, как боль при нарыве. И там же, на задворках, виделся образ тоненькой девушки, стоящей посреди зала перешептывавшихся и рассматривавших ее мужчин. Стоит перед ним, опустив глаза, чуть-чуть покачиваясь, как тонкое деревце на ветру. Испуганная, совсем молоденькая. Пронзительная.

За все годы жизни Рональду Эль еще никогда не дарили рабыню. Ему часто приходилось брать на себя ответственность за чужие судьбы. Но при таких условиях — никогда. Это было нечто новое. И оно заставляло едва-едва, тихо-тихо звенеть в нем тонкую невидимую струну. Девочка была слишком трогательной, чтобы струна не запела. В сердце Рональда никогда не было льда. Только отрешенность и хладнокровие — плод бесчисленных лет жизни и его давнего, непростого прошлого.

* * *

Через две недели Аньис решилась съездить к Марше. Сначала она вообще не хотела появляться в своем районе, пока волосы не отрастут. Это казалось постыдным, слишком очевидно будет, что она теперь в новом качестве. Свободная, веселая дочка Горри стала рабыней… Она услаждает в постели могущественного человека. Возможно, кому-то это кажется почетным. Но Аньис сам факт несвободы по-прежнему казался достойным осуждения. Словно именно она была в этом виновата.

С другой стороны, ее одолевал стыд, что за прошедшие дни хозяин так и не взял ее на свое ложе. И вообще никак ею не интересовался, не приходил, ни вызывал… Впрочем, об этом можно никому не рассказывать. Достаточно того, что некоторые слуги искоса смотрят на нее и понимающе усмехаются…

Аньис вздыхала. Неужели он не счел ее достойной? Хотя бы достаточно красивой… А она так старается выглядеть хорошо, радовать его глаз, услаждать своим видом — как учила Карра!

Каждый день она тщательно одевалась, выбирала одежду, вспоминая уроки Карры с Арбаком. «Будь скромной и красивой», — вспоминались ей слова Карры.

Ей по-прежнему нравилось сочетать одни вещи с другими. Светло-коричневое пуари — с опаловыми сережками и прозрачной накидкой на голову, платье цвета молодой травы — с изумрудами… Красила губы светлой помадой, ароматической, приятной на вкус, специально подобранной Каррой. Наносила на ресницы темно-коричневую краску… Она подходила ей больше черной, хоть Арбак считал, что только черные ресницы делают глаза выразительными.

Но все это видели лишь учителя и слуги. При редких встречах с хозяином она сразу опускала взгляд и не могла понять, как он на нее смотрит. Но рядом с ним она ощущала все то же тепло, радость и непонятную сладость внутри… А иногда он снова интересовался, как ей живется. И даже эта небольшая забота казалась глотком воды в пустыне.

И все же, несмотря на стыд, сомнения и загруженность учебой она слишком скучала по братья, сестрам и Марше. Поэтому, когда наставники дали свободный день, собралась в свой район. Было страшно попросить заложить ей экипаж (словно она может здесь приказывать!). Было страшно знакомиться с личным охранником — Кирри из гвардии господина Эль. Но когда-то ей все равно пришлось бы это сделать, зачем оттягивать…

Впрочем, Кирри оказался веселым и добродушным. Высокий, мускулистый, такой большой, что Аньис чувствовала себя крошечной рядом с ним, он носил элегантную форму Рональдовых гвардейцев. Ему был около сорока лет, по его словам, он воспитал четверых детей и очень любил жену. Волосы у него были светлые, коротко стриженые, глаза голубые, а широкое лицо сочетало в себе строгость и добродушие. А еще он признался Аньис, что, как все гвардейцы хозяина, немного владеет магией. Аньис подумала: нужно при случае уговорить его показать ей что-нибудь магическое… Она еще никогда не встречалась с магами. Если не считать ее господина, который явно не зря руководил корпусом военных магов Альбене. Но не просить же хозяина «показать фокус»…

— Я должен постоянно быть рядом с тобой на улице, — пояснил он. — Но в дом своих знакомых можешь заходить одна. Господин Эль разрешил.

Аньис обрадовалась. Экипаж они оставили на базарной площади — толчея на узких улочках бедняцкого района мешала каретам передвигаться там. Да и не хотелось Аньис приехать к Марше, как принцесса, это привлечет слишком много внимания. Оделась она тоже как можно скромнее: в коричневое пуари и накидку чуть светлее по тону. Украшений не надела вообще. Но дешевой одежды у нее теперь просто не было… Поэтому появление богато одетой девушки в сопровождении охранника сразу привлекло внимание. Да и многие просто знали ее, по району сразу прошел слух, что снова объявилась дочка Горри Вербайа — в новом статусе, красивая и под охраной.

Люди оглядывались, мальчишки показывали пальцами… Но Аньис нашла в себе силы держаться спокойно и с достоинством, как учила Карра. Распрямила плечи и шла под взглядами перешептывающихся прохожих, ощущая надежное присутствие Кирри на шаг позади себя.

— Не обращай внимания на дураков, — сказал он ей. — Людям всегда любопытно, когда они видят изменения в своих знакомых. Это повод почесать языками. Просто знай, что большинство из них просто тебе завидует.

* * *

Прошло совсем немного времени с последнего разговора с Маршей, с того самого дня, когда жизнь Аньис круто изменилась. Но ей показалось, что животик Марши еще сильнее округлился, а в движениях появилась неспешность. Да и вся она стала полнее, но еще красивее. Они сидели у Марши на кухни, Марша хлопотала у плиты, Аньис помогала. Все было, как в старые добрые времена.

— Можно, я потрогаю твой животик? — спросила Аньис. Подруга была такая уютная, такая… счастливая.

— Конечно, потрогай, — ответила Марша и дала Аньис погладить себя. А потом села рядом и обняла ее.

— Расскажи мне, какой он, твой господин…

— Он… — Аньис почувствовала, что краснеет, и быстро заговорила. Конечно, ей нужно было с кем-то поделиться. — Знаешь, он такой… Он великодушный… Он очень умный и сильный мужчина. И очень красивый… Он как будто не человек. Он лучше, чем человек!

Марша внимательно посмотрела на нее.

— Он тебе нравится!

— Да, очень, — призналась Аньис. — Мне не нравится только то, что я рабыня…

— Ну ничего! — рассмеялась Марша. Она всегда была оптимистичнее Аньис. — Скоро у тебя будет ребенок, и он захочет на тебе жениться! Знаешь, это так интересно, когда внутри тебя растет малыш… Так необычно! Особенно, когда не тошнит…

Аньис представила себя с таким же животиком, как у Марши, и ей очень захотелось, чтобы так и произошло. Не то, что бы ей очень нравилось возиться с детьми. Последние годы ей хватало забот с младшими братьями и сестрами. Но захотелось выносить в себе жизнь, видеть, как растет живот, ощущать это необычное и новое. Только для этого нужно, чтобы господин позвал ее в свою постель…

— Кстати, как он с тобой обращается, когда… Ну как все прошло? — спросила Марша.

Теперь кровь стремительно отлила от лица. Но с кем еще поделиться, если не с Маршей?

— Понимаешь, — тихо сказала она подруге. — Мне кажется, я совсем ему не нравлюсь. Я не нужна ему. Он думает, что я ребенок… Он ведь еще ни разу не позвал меня…

Марша положила руки на живот и задумчиво молчала.

— Не расстраивайся! — он снова посмотрела на Аньис и обняла ее за плечи. — Знаешь, что я думаю?

— Нет! — рассмеялась Аньис. У Марши всегда находились интересные идеи, ее стоило послушать.

— Я думаю, он хочет, чтобы ты стала взрослее, и тогда женится на тебе. Они все ведь женятся на высокородных… А высокородные учатся все детство, и замуж выходят позже, чем мы. Видимо, он хочет, чтобы ты стала такой, как будто высокородной: образованной, с манерами… И тогда женится на тебе.

— Может быть! — обрадовалась Аньис. Ей это в голову не приходило. Но теперь хотелось, чтобы все было именно так. Правда, ждать несколько лет, пока хозяин сочтет ее достойной, казалось мучительным.

— Но знаешь, я не вижу в его лице… интереса, — погрустнела она. — Иногда мне кажется, что он смотрит на меня, как на вещь. Еще одну деталь обстановки… Позаботился, дал мне место — и дальше ему неинтересно…

Марша грустно вздохнула вслед за ней и погладила ее по плечу. А что тут скажешь?

Конечно, слухи о появлении Аньис дошли и до ее семьи. Сначала к Марше прибежали Сьирри и Карри. Аньис со слезами на глазах обнимала и гладила их, прижимала к себе, как в тот день, когда Ансьер увез ее из родного дома. Как же она по ним соскучилась!

— Аньис, Аньис, пойдем домой! — маленький Сьирри потянул ее за рукав. Аньис вздохнула и крепче обняла братишку.

— Ты же знаешь, Аньис теперь с нами не живет, — рассудительно сказал ему Карри.

— Тогда пошли к нам в гости! — Карри снова потянул ее за рукав. Аньис вздохнула. Как объяснить маленькому брату, что родители для нее словно умерли? Она не чувствовала на них злости, их просто словно бы не было.

Но до объяснений не дошло. В этот момент пришли Арсана и Вери с младшими девочками. Сам Горри, видимо, слишком стыдился появиться на глазах у дочери.

Кирри, стоявший у двери, разрешил войти двум братишкам, но спросил у Аньис, стоит ли пустить ее мать и старшего брата. Аньис равнодушно пожала плечами. Не хотелось признаваться себе, что по маме она тоже скучает. Она обняла Вери, и брат порывисто прижал ее к себе.

— Аньис, прости меня, — прошептал он ей на ухо. Худой, чуть выше нее, темноволосый, теперь он был одет во вполне приличный костюм цвета охры, в то время как Аньис помнила его, не снимавшим старую отцовскую рубашку и холщовые штаны. Мать и младшие дети тоже были одеты куда приличнее, чем раньше.

— За что? — громко удивилась Аньис. Старший брат всегда был ей лучшим другом.

— Я должен был защитить тебя! — громко сказал он и с вызовом посмотрел на мать. — Можно было по-другому. Мне семнадцать, я мог бы пойти служить в армию, получал бы жалование и помогал вам. Но я слушал отца, который боялся, что меня отправят на границу, и я погибну…

— Сынок, но ведь… — прошептала Арсана.

— Даже, если бы я погиб, Аньис была бы свободна, а вы получали бы пенсию, назначенную господином Эль семьям погибших военных, — строго отрезал Вери.

Аньис погладила брата по плечу.

— Вери, у меня все хорошо, — тихо сказала она. — Так лучше.

Видимо, ее тихий решительный голос что-то разжал внутри Арсаны. До этого она стояла в стороне, обнимала младших дочек и боялась подойти к старшей, даже обратиться к ней. Но теперь она, не задумываясь, передала младшую дочку Вери и кинулась к Аньис. И принялась со слезами на глазах оглаживать ее, так же как перед расставанием.

— Доченька моя, такая красивая стала… Умница моя… Я знала, что все будет хорошо! Ты ведь такая хорошая! — приговаривала она. А Аньис сидела, не двигаясь, как истукан. Ей казалось, стоит пошевелиться или ответить матери, и боль в сердце взорвется слезами. А это… это она не могла. Признать, что родители были правы, поступив так, как поступили, виделось ей предательством себя.

— Зайди к нам, доченька… Отец так страдает… — просила Арсана. — Мы по тебе соскучились…

Аньис сглотнула рвущиеся слезы и распрямилась, как учила Карра. «Всегда, чтобы ни происходило, держи спину прямой, сохраняй достоинство. В мире слишком много сил, которые хотят его отнять. Ты должна сама хранить его. Никто за тебя этого не сделает», — говорила она.

В этот момент трехлетняя Вильяс подошла к Аньис и прижалась к ее ногам

— Анис, приходи, — сказала она, с улыбкой посмотрев наверх, в лицо старшей сестре.

И старшая не выдержала. Из глаз потекли неуправляемые слезы.

— Может быть, потом, мама, — стараясь не расплакаться совсем, сказала она. — Сейчас я должна вернуться обратно…

Но домой она не поехала. Времени на самом деле было сколько угодно. Просто нужно было расстаться с матерью, прежде чем лед в душе не растаял до конца. Почему-то ей казалось, что время для этого еще не пришло. Она поехала к Кьясе с Аббой и Арбаку с Каррой. Ведь обещала им приходить, если сможет. А те встретили ее как родную.

— Нет, я все понимаю, — сказала Карра, строго оглядев ее. — Но это платье больше не надевай. Что ты, попрошайка какая — ходить в коричневом и без украшений? Кошмар!

* * *

Вечером того дня Аньис сидела у себя в комнате и плакала. Она поняла, что будет приходить к семье. Что бы они ни сделали, она не может бросить братьев и сестер, которые ее любят. Да и мама, похоже, любит… Никуда не деться.

Но тогда же она поняла и другое. Возврата к прошлому больше нет. Она уже не девочка из бедного квартала. Она — то ли наложница, то ли воспитанница господина Эль, второго человека в государстве, о котором никто ничего не знает. Но в отличие от всех, кто перешептывается и строит догадки о нем, она рядом и сможет что-нибудь разузнать. Поэтому Аньис решила за ним следить… И делать выводы. Не зря же учитель Шмальер говорит, что она хорошо логически мыслит.

Прийти к господину Рональду, не спросив разрешения через Парма, было невозможно. Если только он сам вызовет. Но ведь она порой встречала его в коридоре. Иногда он заходил в свой кабинет, иногда в другие комнаты, иногда быстрой упругой походкой шел к выходу из дворца… А один раз она увидела, как он вечером идет в дальний флигель. Интересно, что там? Туда ведь никто не ходит… И Аньис решила разузнать.

Ловкости ей было не занимать. К тому же часто взрослые списывают со счетов, что можно прокрасться, убежать, спрятаться. Как в детской игре. Например, никто не ожидал, что она кинется бежать, когда Ансьер увозил ее. И никто не нашел бы ее, если бы не та старуха! Взрослые привыкли к открытым действиям, они забывают, что можно спрятаться и быть незаметным, как будто играешь в прятки.

Через три дня она специально задержала урок с Анти, задавая ему вопросы о музыкальных инструментах. Поэтому вышла в коридор как раз в то же время, когда господин Рональд в прошлый раз отправился в дальний флигель. И действительно увидела высокую фигуру в черном камзоле с меховой оторочкой, идущую туда. Господин доброжелательно кивнул ей… И прошел мимо…

Аньис сглотнула набухшие слезы, дождалась, когда он свернул за угол, и побежала за ним. Выглянула из-за угла, чтобы понять, куда он пойдет дальше. Главное — не встретить никого из слуг, а то ее поведение может показаться странным…

Он свернул направо. Аньис опрометью кинулась к следующему углу. Сердце бешено билось от азарта, кровь прилила к лицу. Выглянув второй раз, она увидела, что он скрывается за правым поворотом еще одного коридора. Аньис побежала за ним… На всякий случай быстро сняла туфли, чтобы не топать…Взяла их в руку.

А когда она выглянула за четвертый поворот, то резко уткнулась взглядом в обтянутую черным мускулистую грудь и меховой хвостик, свисающий до пояса. А рядом была неприметная белая дверь. Сердце ушло в пятки, кровь отлила от лица.

— Ой! — ляпнула она и посмотрела на его лицо. Он слегка улыбался.

— Аньис, — спокойно сказал он, — не нужно следить за мной. Если хочешь что-то узнать — просто спроси.

— Хорошо, господин… — пролепетала Аньис, мечтая провалиться сквозь землю от стыда. И интересно, как он ее заметил… — Простите, господин…

Отнекиваться было бесполезно. Что еще она могла делать в отдаленном флигеле, куда не ходил никто, кроме него? А теперь он стоял напротив, буквально в полутора шагах от нее. Такой уверенный, красивый. И воздух вокруг него был густой, пропитанный его силой и спокойствием. А от взгляда подгибались колени…Особенно, если учесть, что как раз ее босые ноги он сейчас и разглядывал.

— Хорошо, — кивнул он в ответ на извинения. — Так что ты хотела узнать?

Аньис помялась, но честно ответила, опустив взгляд:

— Я хотела узнать, куда вы идете… Что за этой дверью… Сюда ведь больше никто не ходит…

И отважилась снова посмотреть на него. А он вдруг рассмеялся. Резко блеснули белые зубы, в черных глазах мелькнул задор, смешанный с пониманием.

— Ясно, Аньис… А просто спросить у Тиарны ты не догадалась или сочла неинтересным. За этой дверью мастерская, где я пишу картины.

— Вы художник? — удивилась Аньис. От его спокойного ответа стало легче.

— Да. В белой гостиной есть мои картины. Можешь посмотреть, если хочешь, — ответил он и выжидающе посмотрел на нее.

— Хорошо, господин. Спасибо… Простите меня… — прошептала Аньис и снова опустила взгляд. Смотреть на него было невыносимо, как будто он был одной из залитых солнцем прекрасных статуй в Великом Храме, где она побывала в детстве.

— Иди, Аньис, — мягко сказал он. — В следующий раз просто спроси, прежде чем шпионить. И надень туфли, пол холодный.

— Простите, господин…

Он еще раз слегка улыбнулся и скрылся за дверью. А Аньис осталась стоять, думая, что более дурацкого способа опозориться, она, пожалуй, придумать не могла. Как ей теперь вообще смотреть ему в глаза? Хотя она и так этого почти не делает. А когда делает — то есть смотрит — то не понимает, что с ней происходит. То ли она падает в черную бездну, то ли взлетает до облаков.

* * *

Рональд улыбался. Девочка умудрилась развеселить его. Ее преследование он почувствовал, как только повернул первый раз. Но ему было интересно, как далеко она сможет пройти, не попавшись на глаза. А она оказалась ловкой. Дошла до конца, не потеряв след и не выдав себя. Если бы он не был тем, кто он есть, скорее всего, ей удалось бы пробраться незамеченной и вволю пошпионить, заглядывая в замочную скважину. Ох уж это женское любопытство и детский авантюризм! Ему нравилось такое сочетание.

Но он был рад, что пока Аньис слишком застенчива, чтобы попросить показать мастерскую. Пускать ее сюда ему не хотелось. Впрочем, отказывать девочке не хотелось тоже. Поэтому хорошо, что так.

Он посмотрел в зеленые глаза на портрете на стене. Здесь они всегда вдвоем. И больше никого. Может быть, поэтому он и устроил свою мастерскую так далеко от центральной части дворца, где кипела жизнь.

Рональд перевел взгляд на мольберт. Конная баталия была давно закончена и подарена королю. На ее месте в центре холста стояла тоненькая девичья фигурка в персиковом пуари. Одинокая, отважная, беззащитная… И сотня лиц вокруг, намеченных карандашом…

Рональд задумчиво помял кисть пальцами, окунул ее в краску и положил на полотно новый мазок.

…А еще у девочки между ключиц небольшая впадинка. Когда она волнуется, эта впадинка трепещет, и тонко бьется жилка над ней. Как только что в коридоре… А руки у нее не маленькие, но тонкие. Как раз для игры на кайне или поломоне. И запястья вытянутые, волной уходящие к острым белым локтям. Хочется видеть, как эти руки пляшут, касаясь клавиш, как она наклонит голову на бок, сосредоточившись. При этом чуть съедет лямка пуари, которую она завязывает не так, как остальные, приоткрывая тонкое, но округлое плечо…

…И да, одевается девочка гармонично, словно всю жизнь носила изысканные наряды. Интересно, откуда такой хороший вкус у дочери горшечника? Знает, что и как подчеркнуть без пошлости и лишней откровенности. Хорошо сочетает цвета, краску на лицо наносит так, что и не заметишь…

…А ножки у нее не сказать, что маленькие, но красивой формы, пальцы прижаты друг к другу. Как листок. И кожа на своде стопы такая тонкая, как будто просвечивает…

Старый дурак.

Рональд усмехнулся и положил на холст очередной мазок. Нужно поработать над картиной, пока есть время. Ночью ему тренировать Эдора.

ГЛАВА 9

Эдор учился жить по-новому. Когда он был далеко, выполнял поручения Рональда на другом конце континента, становилось легче. На расстоянии он не чувствовал ее запаха, не слышал ее голос в соседней комнате… Его неодолимо влекло вернуться, вдохнуть и услышать. А может быть, и увидеть — тайком. Но с этим можно было справиться. Сложнее было, когда он возвращался и вновь ощущал ее аромат, вплетающийся в клубок запахов… Тогда он знал, что она неподалеку, за стеной. Хотелось сломать стену и броситься к Сокровищу. Преодолеть это было сложнее. Но именно этому наставник его и учил.

— Скажи, что ты хочешь? — меч Рональда снова был у его горла. Первые два раза Эдор ощущал ярость и желание убить учителя. Наставник снова и снова давал ему идти в атаку, делал вид, что ему удается удержать верх. И в последний момент, когда победа казалась такой близкой, — неожиданно совершал резкий незаметный ход, и Эдор оказывался с мечом у горла, прижатый к стене.

В третий раз Эдор отреагировал спокойнее.

— Я уже не хочу убить тебя, — усмехнулся он в смуглое лицо с блестящими черными глазами. — Всего лишь хочу победить. И думаю, как это сделать, как вывернуться…

— Неплохо, — ответил Рональд и убрал меч. Эдор потер место прикосновения металла. Порезов не было никогда, учитель был точен.

— Запомни, так же будет и с девочкой. Если ты не сломаешься сразу, то в первый раз на огонь внутри наложится еще и ярость. Ты будешь зол на меня, что я не позволяю тебе получить ее… Потом, если все будешь делать правильно, с этим станет легче. Ты начнешь думать, как достичь своей цели. В чем твоя цель, Эдор? — с долей лукавства спросил он.

— Быть с ней! — порывисто выкрикнул Эдор. Но взял себя в руки. Они тренировались уже семнадцать дней. Он действительно научился лучше контролировать чувства. — Быть с ней, но не убить ее.

— Ты осознаешь, что даже, если все получится, то лишь спустя годы ты сможешь быть с ней? — Рональд убрал меч в ножны и кивнул Эдору на его меч, показывая, что тренировка окончена.

— Осознаю, — поморщился Эдор. — Ты каждый раз об этом спрашиваешь… И осознаю, что может ничего не получиться. Она может просто не полюбить меня.

— И ты можешь не полюбить ее, — заметил наставник. — Чем отличается та любовь, что ты должен почувствовать, от огня, горящего в тебе?

Эдор задумался. Конечно, наставник Эль часто раздражал его, будил в нем агрессию. Но он уважал учителя. И чем дальше — тем больше. За время, что Рональд учил его владеть собой, Эдор понял: любой вопрос, любое действие учителя направлено на достижение какой-либо цели. Все, что он делает, наполнено смыслом. На его вопросы не стоит бравировать. Лучше отнестись к ним серьезно, и со временем получить результат.

— Не знаю, — признался Эдор.

— Тогда скажи, почему в тебе горит этот огонь? — спросил Рональд.

— Потому что в ней наша кровь, — удивился Эдор. — Она проявилась так, что девочка родилась Сокровищем.

— Верно, — согласился учитель. — Но ваша кровь — это всего лишь гены, дающие особые свойства ее телу. Запах, внешний вид, звучание голоса… Все то, что сводит тебя с ума. Но это только тело. А полюбить ты должен ее душу. Она — твою.

— Сложно, — признался Эдор. — Точно я знаю только то, что не хочу ее убивать. Она такая… — Эдор попробовал подобрать слово. И удивился, таким сентиментальным оно было. — Такая нежная… И, мне кажется, хочет жить. Поэтому я учусь всему этому.

— Уже неплохо, — усмехнулся Рональд. — Садись. Дальше медитация.

Медитацией учитель называл упражнение, когда нужно было сидеть, положив пятку одной ноги на бедро другой, сложить пальцы кольцами (или в какую-нибудь другую хитрую фигуру, каких наставник знал великое множество) и… сначала проживать свои эмоции, потом наблюдать за ними, потом — отрешаться от них. Это упражнение получалось у Эдора хуже остальных. Наверное, потому что его деятельной натуре было сложно даже просто сидеть на месте, не говоря уж о путешествиях внутрь себя… Но медитация была неизбежна в конце каждого занятия. А сам Рональд считал ее эффективным и полезным упражнением.

* * *

Пока Эдор размышлял о неизбежности медитации, Рональд думал, что, раз мальчик не хочет убивать девочку, раз ему жалко ее, то шансы у них есть. Эдор немного, совсем чуть-чуть, но ощущает другую живую душу, прячущуюся в теле, которое затмевает для него все.

И еще он думал, что нужно уделить внимание девочке. Ей явно его не хватает. Недаром ведь она шпионила за ним прошлым вечером. Но тут нужна тонкость… Чтобы избежать влюбленности в него самого. Хотя, похоже, это уже неизбежно…

А заодно он хотел кое-что проверить.

* * *

Спустя несколько дней после шпионажа за хозяином Аньис долго и мучительно решала уравнение. Оно ей никак не давалось. Учитель Шмальер вздыхал, с нетерпением ожидая, когда, она наконец справится. Обычно Аньис щелкала примеры как орехи. А тут что-то не сходилось. Или, может быть, она просто устала… Все же ее разум не привык постоянно работать, а Шмальер учил ее так же серьезно, как когда-то принцев. Правда, был еще один момент, из-за которого ей могло быть сложно. Все же девочки отличаются от мальчиков.

Часы учебы подходили к концу, когда вошел Парм и сказал, что Аньис вызывает хозяин.

Аньис встала, поправила платье и растерянно пошла за ним. Даже не испугалась, только удивилась. Интересно, чего это он вдруг? С тех пор, как поговорил с ней в самом начале, ни разу не вызывал. Может быть, передумал..? А до этого просто пожалел, дал время осмотреться. Аньис и боялась, и хотела встречи с ним! Но как не вовремя! Как раз вчера у нее начались те женские дни, что доставляют столько неудобств. И что делать? Она понятия не имела…

Или, может быть, он решил как-то наказать ее за шпионаж? Раньше руки не доходили, а теперь одумался… В общем, когда Парм привел ее к огромной двери его кабинета, сердце громко колотилось от волнения, а больше всего ей хотелось оказаться у себя в комнате, закрыться, остаться одной. Да ее вообще все раздражало! Пример, который не решается, хозяин, который вызвал так не вовремя, Парм, который постоянно молчит…

В просторной комнате с гобеленами на стенах были только кресла по бокам, а в центре на ковре лежала большая деревянная доска с разноцветными клеточками. Сбоку на ней красовались две изящные фигуры всадников на гарцующих конях — черная и белая. Господин Рональд, скрестив руки на груди, стоял возле доски.

— Приветствую, Аньис, — едва улыбнулся он.

— Здравствуйте, господин, — Аньис привычно опустила взгляд.

— Я просил тебя не опускать взгляд. Я понимаю, что тебя научили, но мне не нравится эта привычка, — сказал он, и Аньис пришлось посмотреть ему в лицо. Такое же спокойное, как всегда. Только глаза горят необычно ярко. Она уже знала, что, стоит ей взглянуть на него, все остальное перестанет существовать.

— Присаживайся, — сказал он, опустился на колени и сел на пятки прямо на ковер возле доски. Аньис, удивляясь все больше, устроилась напротив. Подвернула юбку, села на пятки, сложила руки на коленях.

— Помнишь, ты сказала, что тебе нравилось играть? — лукаво улыбнулся он уголком рта. — Предлагаю сыграть в старинную игру «парти». Возможно, ты ее знаешь, разные ее варианты широко распространены…

Аньис кивнула. Конечно, она много раз видела, как старики, разложив доску, играли в парти на окраине базарной площади. А ей играть в нее запрещали родители, она считалась слишком азартной…

— Правила очень просты, — продолжил господин. — Вот каменные палочки, — он положил на доску две шестигранные белые палочки, до этого зажатые в руке. На каждой из граней были изображены точки от одной до шести. Сейчас сверху были грани с четырьмя и двумя точками. — Они называются парти. У каждого из нас есть фигура, — он указал на всадников сбоку доски. Мы по очереди кидаем парти. Сколько точек выпадет в сумме — на столько клеток нужно сдвинуть свою фигуру. Выигрывает тот, чья фигура первой окажется в центре…

Были еще дополнительные правила о том, что некоторые клетки задерживают или, напротив, ускоряют путь фигуры по полю, но Аньис без труда все поняла.

— Играем? — улыбнулся ей хозяин. А она с удивлением заметила, что ему действительно интересно. Не то что бы он просто хочет развлечь ее. Но кое-что ее смущало…

— Что тебя смущает, Аньис? — снова улыбнулся он.

— Господин… Понимаете, все знают, что вы маг! — искренне сказала она. — И ведь, наверняка, вы можете заставить парти упасть так, как вам нужно… Вы точно выиграете, игра лишена смысла.

Господин Рональд рассмеялся.

— Да, я могу повернуть их так, как мне нужно. Но я не буду делать этого. А судьба, случай — то, что управляет палочками на самом деле, неподвластны даже мне… Что еще тебя смущает? — спросил он, разглядывая ее растерянное лицо.

— А что будет ставкой в нашей игре? — спросила Аньис. Она знала, что при игре в парти всегда делали серьезные ставки. А ей просто не на что играть… Все, что у нее есть и она сама — и так принадлежит хозяину.

— А просто игра тебя не устраивает? — улыбнулся он. — Ну что ж… Тогда моя ставка. Если я выиграю, то ты все же выберешь себе служанку. Тиарна говорит, ты тратишь слишком много времени на малозначительные дела, которых можно избежать.

— Но… — удивилась Аньис. — Ведь ставкой должно быть что-то, чего хотите вы! Что-то, важное для вас, а не для меня!

— Скажем так, я хочу этого, и для меня это важно. Такова моя ставка, Аньис. Ты же можешь назначить, какую хочешь.

Аньис задумалась. Природное озорство и детский азарт подсказывали, что в этой игре можно достичь многого. Она перестала волноваться. Когда он предложил поиграть, напряжение стало отпускать, постепенно она успокоилась. Теперь было просто хорошо и радостно рядом с ним. И интересно как никогда.

— Господин… — Аньис лукаво наклонила голову. — Если выиграю я, то вы ответите мне на вопрос о себе.

— Хорошо. Но напомню, что ты и так можешь спросить, — усмехнулся он.

— Если я просто спрошу, вы можете не ответить, — рассудительно ответила Аньис. — А правила игры вы вряд ли нарушите.

— Хорошо, принимаю твою ставку, — ответил он. — Бросать парти нужно вот так…

Он снова взял палочки, потер их между рук и резко бросил на красное полотнище с правой стороны доски. Выпало шесть, и он сдвинул черного всадника на шесть клеточек вперед. Аньис взяла парти в руки, потерла их так же, как он, и неумело кинула. Получилось три и два — пять. Она отсчитала пять квадратов и поставила своего белого всадника на один шаг позади его фигуры.

— Твой всадник преследует меня, — улыбнулся господин Рональд. — Теперь опять я…

В первый раз он выиграл, хоть Аньис до последнего казалось, что у нее есть все шансы на победу. Разрыв был всего в две клеточки, и ей стало немного обидно.

— Что ж, Аньис, — лукаво сказал хозяин. — В течение трех дней ты должна выбрать служанку. Понимаю, что та, назначенная Тиарной, тебя обидела. Но в доме еще много девушек, наверняка какая-то из них будет рада служить тебе.

— Я хочу сыграть еще раз, — немного насупленно ответила Аньис. Господин Рональд добился, чего хотел, выбрать служанку ей придется. Но и она хотела получить желаемое. А больше всего на свете она мечтала узнать о нем. Кто он такой, откуда пришел, как жил прежде, чем стал первым советником короля… К тому же этого не знает никто! Она может оказаться единственной, кто разгадает секреты загадочного господина Эль.

— Конечно, мы сыграем еще несколько раз, — с улыбкой ответил он, вглядываясь в ее лицо.

— А какой будет ваша новая ставка? — с опаской спросила Аньис.

— Если я выиграю, Аньис, ты должна будешь изучить антрапские танцы, в которых мужчины и женщины танцуют парами. Анти их знает.

— Но зачем? — изумилась Аньис.

— Уверен, это пригодится, — серьезно ответил он. — Когда освоишь, станцуете для меня. Ваши танцы не воспитывают умение взаимодействовать с другим человеком, особенно с мужчиной. Умение быть ведомой, но строить кружево танца. А вот антрапские подходят.

— Моя ставка остается прежней! — решительно сказала Аньис и подняла парти с доски.

— Постой, Аньис, — господин Рональд вдруг улыбнулся, протянул руку и взял парти из ее ладони. Аньис замерла.

Он впервые к ней прикоснулся… Быстро, лишь на мгновение. Но ее прошибло волной тепла. Радостной, как будто сладкой. А рука у него, оказывается, такая горячая… И красивая! Мужественная, смуглая, с длинными, но не очень тонкими пальцами… Он так непринужденно, легко держал парти, а когда коснулся ее, показалось, что весь мир стянулся в это касание. Лицо Аньис залила густая краска. О чем она думает… Это так стыдно. А он ведь заметит!

— Я сказал, что управлять волей случая невозможно. Но можно ощутить, чего хочет судьба, и совершить правильные действия в нужное время, — как ни в чем не бывало продолжил хозяин. — Это называется интуиция. Почувствовать ее просто. Ты можешь ощутить, как именно тебе хочется потереть эти палочки, и в какой именно момент их кинуть… Вот так.

Он кинул парти, выпало одиннадцать — всего на одну точку меньше максимального.

— Попробуй, Аньис, — улыбнулся он и протянул ей палочки, положил их в ее ладонь, больше не касаясь. Аньис задумчиво покатала их в руке.

— Но, господин, что, если я хочу не того, чего хочет случай? — спросила она. Краска постепенно отливала от лица, дыхание успокаивалось.

— Так бывает, — согласился господин Рональд. — Обычно так происходит, если на самом деле ты не хочешь победить. Если проигрыш чем-то важнее для тебя. Тогда ты делаешь так, как тебе хочется, но не получаешь результат. Потому что сама себе подсказываешь неправильный момент для броска. А еще мы можем неверно понять, чего нам хочется, — на этих словах он усмехнулся. — Но ты можешь попробовать, Аньис.

Она сосредоточенно кивнула и начала тереть парти между ладоней. Прислушаться, как именно ей хочется их перебирать, когда и с какой силой бросить… Аньис попробовала ощутить это и неожиданно почувствовала внутри тягучий упругий поток, который словно управлял ее руками. Вот так… Именно сейчас она должна бросить парти. Тягучее ощущение внутри однозначно говорило об этом. Аньис разжала ладонь и выпустила каменные палочки на свободу. Они покатились и замерли. На верхних гранях было шесть и шесть. Двенадцать, самое большое из возможных чисел. Аньис победно улыбнулась…

Во второй раз она выиграла, хоть хозяин, вероятно, перестал подыгрывать ей. Теперь брошенные и им, и ей парти выдавали числа только от девяти до двенадцати. Словно два игрока соревновались в искусстве договориться с судьбой. Разрыв был в одну клеточку, когда ее фигура ступила в центр игровой доски.

— Вы должны ответить на мой вопрос, — радостно напомнила Аньис. Все это время она не боялась смотреть на него. Лицо напротив стало казаться привычным, даже каким-то родным. Господин Рональд рассмеялся.

— Слушаю тебя, Аньис.

Аньис задумалась. Вопрос-то она не придумала. Что ж… Если спросить прямо «кто вы?», он ответит, что он первый советник короля господин Рональд Эль. Нужно спросить что-то другое…

— Господин Рональд, где вы родились?

— Очень далеко отсюда, ты не знаешь этого места, — серьезно ответил он. — Для вас это другой мир. А то конкретное место, где я родился, называется Ар’Мэндейл на моем языке и переводится как «Белый замок».

— Вы родились в замке? — уточнила Аньис серьезно. Ну, теперь нужно просто спросить у наставника Шмальера, где находится такой замок, в какой стране. А если он не знает, поискать в книгах по географии и истории.

— Да, в большом красивом замке, — улыбнулся он. — Сыграем еще раз?

— А где этот замок? — попытала счастья Аньис.

— Это уже третий вопрос. Но и на него я уже ответил — он очень далеко. Об этом месте не знает никто в вашей стране. Моя ставка остается той же. Что ставишь?

— То же самое, господин… Если вы не против. Еще один вопрос.

— Хорошо, — улыбнулся он и взял парти.

В третий раз опять выиграла Аньис. Видимо, потому что ей очень хотелось. А может быть, тот самый «случай», о котором говорил господин Рональд, благоволил к ней..

На этот раз она решила спросить нечто совсем однозначное, такое, чтобы он не смог уйти от ответа или запутать ее.

— Сколько вам лет, господин? — на всякий случай Аньис спрятала глаза. Вдруг он рассердится на такой вопрос. Но господин Рональд лишь усмехнулся, с пониманием глядя на нее.

— Ты уверена, что хочешь это знать? Это создаст лишь больше загадок. А может быть, сделает тебе плохо.

— Уверена, — прошептала Аньис.

— По вашему счету, мне две тысячи четыреста сорок четыре года.

Аньис стало обидно. Даже больно до слез. Зачем он над ней издевается? А она думала, он честно выполнит условия игры. Что особенного в том, чтобы назвать свой возраст?

— Зачем вы надо мной шутите, господин, — прошептала она. На глаза выступили слезы. И прячь лицо или не прячь, а скрыть этого она не могла.

Он встал, подошел к маленькому столику, где лежали салфетки из мягкой ткани и стоял кувшин с водой. Взял одну из салфеток и принес ей.

— Возьми. Ты расстроишься еще сильнее, если потечет краска, — Аньис растерянно взяла салфетку из мелькнувшей перед глазами смуглой руки, и аккуратно, как учила Карра, промокнула глаза.

— Я не шучу, Аньис, — мягко, почти ласково сказал господин Рональд и присел на корточки рядом с ней. — Ты сама захотела узнать. Я предупредил тебя и дал тебе выбор.

— Да, господин… — тихо сказала Аньис. — Я захотела узнать. Но так ведь не бывает. Столько никто не живет, даже драконы из легенд… А вы еще молодой.

— Драконы живут намного дольше, — улыбнулся он, встал и протянул ей руку, предлагая опереться. — И я тоже. Тебе пора прогуляться перед сном. Сходи в сад, Аньис, подыши. И подумай, стоит ли узнавать то, к чему не готова.

Аньис словно машинально вложила ладонь в его руку, ощутила, как он слегка потянул ее вверх, помогая подняться. И тут же убрал ладонь, когда она встала.

— Я готова, господин… — прошептала она, не поднимая глаз.

— Еще нет, — он с улыбкой покачал головой. — Но я признателен тебе за попытку.

* * *

В саду ярко горели светильники, а над головой — звезды. Аньис вдыхала полной грудью, пытаясь успокоиться и осознать то, что ей открылось. Если бы он сказал, что ему лет шестьдесят-семьдесят, она бы не удивилась. Она знала, что маги умеют продлять молодость и жизнь. Но не две тысячи ведь? В ушах звучало: «драконы живут намного дольше, и я тоже». Так что же — ее хозяин дракон, принявший человеческий облик? От этой мысли по спине бежали мурашки и становилось… нет, не страшно. Скорее как-то удивительно, необыкновенно.

Ну и да, пожалуй, все же немного страшно.

То есть, получается, на самом деле он огромный ящер, способный изрыгать огонь? Способный в одиночку спалить и разрушить весь их город?

В Альбене было мало легенд о драконах, а в последнее столетие и вовсе считалось, что драконы давно ушли куда-то «за предел». И нигде не было указаний, что они могут принимать человеческий облик. Но в легендах драконы были сильными магами. Самыми сильными из всех живущих. Кто знает, может быть, они могут менять облик магическим путем и жить среди людей…

Аньис посмотрела в бесконечное небо над головой. На секунду ей показалось, что огромная крылатая тень накрыла звезды. А потом она вдруг мысленно увидела лицо своего господина, твердое, красивое среди звезд… Она обязательно узнает правду. Когда будет готова… Пожалуй, сейчас это действительно как-то слишком. Он и так затмевает для нее солнце.

…А какая у него горячая рука… И ведь он принес ей салфетку, помог встать, позаботился, словно она принцесса или знатная дама… Раньше никто не делал ничего подобного, даже Садди. В груди сладко заныло, а небо вдруг закружилось перед глазами, свивая звезды в одну мерцающую спираль.

* * *

Проверка прошла успешно. Рональд выяснил все, что хотел. Да, древняя кровь расы Эдора сильна в этой девочке. Парти слушаются ее, природный дар договариваться с судьбой живет в ней. С самим Эдором или его отцом Рональд даже не взялся бы играть. В их руках парти всегда бы выкидывали двенадцать, а фигуры стремительно доходили до центра, минуя все препятствия. Правда, и над ними судьба иногда шутила. Например, подкинув Эдору настоящее Сокровище. Жизнь — более серьезная игра, и здесь сложнее договориться.

А вообще к девочке нужно еще присмотреться. Вероятно, она может преподнести и другие сюрпризы. Ему понравилось играть с ней… Достойный противник для парти. Но, конечно, не стоило касаться ее. Слишком сильное впечатление для детского разума, балансирующего между страхом и влюбленностью. Но сделанного не воротишь.

… У нее такая худая кисть, столько трогательной неуверенности и детской чувствительности… От этой ее нежной беззащитности он чувствовал себя очень древним, очень сильным, очень… суровым и закостенелым, что ли..

Рональд взял в руку кисть и тут же отложил.

С портрета смотрели проницательные зеленые глаза, смотрели так, словно она говорила с ним. Только слов в этой речи не было. Когда-то, незадолго до того, как она ушла из его жизни, им казалось, что слова больше не нужны. Не нужны стали даже образы, что шлют друг другу те, кто владеет мысленной речью. Они просто чувствовали все друг о друге, находясь при этом далеко. Или рядом — но не имея возможности быть вместе.

Самое смешное, что эта девочка, Аньис, тонкой нитью слегка звеневшая на задворках его души, совсем ее не напоминала. Ни внешностью, ни характером. И, наверное, это хорошо. Видеть отблески той в других женщинах было слишком мучительно. Словно судьба посмеялась и подкинула отражение, одну манящую деталь, или, может быть, плоский холст портрета вместо оригинала. А оригинал как был, так и остается недоступным.

Какой была она, ушедшая, та, которую он помнил всегда? Она была другой. В ней был не стебель, а стержень. Сильная, несгибаемая, но чувствительная и добрая, она выдержала столько мучений, как никто из его народа, кроме, пожалуй… его самого. Но об этом он предпочитал не думать. Когда-то эти мучения изменили его, сделали тем, кто он есть. И этого достаточно. Не обязательно вспоминать подробности.

Только одно роднило Аньис с ушедшей любимой. Страсть к игре и детская непосредственность. Его зеленоглазая единственная не играла в настольные игры. Она играла с людьми, в отношениях с ними. Но эта игра не оскорбляла никого, не ранила. Это была игра взглядов, интонаций, ситуаций, ходов… Интересная и даже веселая. И очень откровенная, стоящаяся на умении понимать и чувствовать людей, а не на желании управлять ими.

Он и сейчас внутренне улыбался, вспоминая, как она сближала и отдаляла дистанцию, говорила странные вещи, чтоб спровоцировать его на откровенность в самом начале их общения. И как потом… они долго играли. В четыре руки. До тех пор, пока… Пока судьба не разлучила их.

А еще она была самоотверженной и благородной. И никогда не бросила бы ребенка, волею случая попавшего в чужие непонятные игры.

Что-то щелкнуло внутри Рональда. Зеленые глаза словно говорили ему — иди. Он вышел, хлопнув дверью, и быстро направился в сад. Можно было пройти по-другому, срезать расстояние, как умел лишь он один. Но тут и так было недалеко.

* * *

Неожиданно воздух стал густым. Аньис ощутила его присутствие раньше, чем заметила высокую темную фигуру, заслонившую звезды слева. И стало спокойно. Безопасно. Даже легко. И голова у нее перестала кружиться.

— Простите, господин… — прошептала она тихо, так, чтобы он услышал и ответил, если захочет. Несмотря на то, что ее учили не заговаривать с хозяином первой. Но она подумала, что сейчас можно. — Если вы что-то скрываете, то, конечно, имеете на это право…

Темный сад озарился его полуулыбкой. Аньис даже показалось, что светильники на высоких подставках вспыхнули ярче.

— Несомненно. Знаешь, Аньис, обычно люди не афишируют что-либо, чтобы обезопасить себя, — боковым зрением Аньис заметила, что он сложил руки на груди и устремил взгляд в звездное небо. — Но бывает и по-другому. Иногда приходится что-то скрывать, чтобы обезопасить других. Ведь подчас люди из любопытства узнают что-то, а потом это мучает их. Любопытство, как и настойчивость, — неплохие качества. Да и желание победить тоже. Просто, порой выигрыш приносит не только радость, но и боль, Аньис. Смотри на свои мотивы, все дело в них. Ради чего ты хочешь победить, ради чего ты хочешь узнать что-то. И когда твои мотивы будут не праздными, победа (или информация) сама придет тебе в руки.

Аньис удивленно слушала его. Он говорил с ней… как с ученицей. Не как с рабыней, роль которой — существовать для его удовольствия. А как с девочкой, которую он хочет чему-то научить.

Боясь спугнуть момент, Аньис смотрела туда же, куда и он — на звездное небо. И слушала глубокий низкий голос с бархатными нотками, который звучал так, словно тот, кто говорит, знает все на свете. Очень уверенно. Но удивительно мягко. Голос сильного, знающего, могущественного человека, который может позволить себе быть снисходительными и добрым. Потому что ему не нужно утверждать силу, знание и власть. Они и так очевидны.

— Ты одареннее, чем я думал, Аньис, — помолчав, продолжил он. — Через три дня у тебя появится новый учитель — по лингвистике.

— Что это такое? — удивилась Аньис.

— Будешь изучать иностранные языки. Трех соседних государств и два заморских. Даже, если ты никогда не окажешься за границей Альбене, изучение языков хорошо тренирует ум. Но я уверен, что пригодится. Мне понравилось, как ты играешь. И думаю, судьбе тоже. Ты играешь слишком хорошо, чтобы она не открыла перед тобой такую возможность.

Аньис изумленно молчала. А что ей было сказать? Что господин, которого она должна бояться и почитать, как бога, открывает перед ней новые пути? Словно она была его дочкой или воспитанницей из благородного рода. За что ей все это?.. А сам он сейчас казался тем, кем и был — очень древним и мудрым существом, каждое слово которого наполнено смыслом. Просто ему почему-то захотелось пригреть котенка, пригревшегося у его ног…

— Спасибо, господин Рональд, — тихо сказала она. И прошептала едва слышно. — Вы так добры ко мне… Я ничем это не заслужила.

— Кто знает, — полуулыбка скользнула по твердо очерченным губам, и он снова посмотрел на звезды. — Видишь, Аньис, этот пояс, вы называете его пояс Оргойте, — он указал на мерцающий серебристый поток, пересекавший все небо. — Эти звезды находятся так далеко, что кажется, будто это серебряная пыль… Ты знаешь, что такое звезды, Аньис? Шмальер тебе рассказал?

— Нет, господин, — покачала головой Аньис. — Он сказал, что точно этого никто не знает… А считается, что звезды — это магические светильники, разбросанные Всевышним по небу, чтобы указывать морякам путь по ночам.

— Красивая версия, — усмехнулся господин Рональд. — Нет, Аньис. Звезды — это такие же солнца, как наше. Вокруг многих из них крутятся планеты, тоже похожие на нашу… Про солнце и планеты он ведь рассказал?

Аньис кивнула и спросила:

— А на планетах возле звезд кто-нибудь живет?

— Конечно. Вселенная намного больше, чем кажется. И жизнь в ней не ограничена Альбене и его окрестностями, — он бросил на нее быстрый взгляд и добавил: — Иди, Аньис, становится холодно.

Она с сожалением вздохнула и пошла в дом. Расставаться с господином Рональдом не хотелось. Перед дверью оглянулась — он стоял все так же, сложив руки на груди и запрокинув голову. Словно пытался разглядеть что-то в ночном небе. Темный силуэт, озаренный сиянием магических светильников, навсегда врезался в память.

* * *

Когда девочка ушла, Эдор вышел из тени. Стройная сильная фигура дышала гневом.

— Я рад, что ты справился с собой, — не оборачиваясь, сказал ему Рональд.

— Я думал, сойду с ума! — горячо ответил Эдор, обошел учителя и остановился перед ним. — Особенно, пока ты не появился. Зачем ты отправил девочку в сад?!

— Вопрос не в том, зачем я отправил ее в сад. А зачем ты отправился в сад, если почуял, что она идет сюда, — спокойно ответил Рональд.

— Хотел посмотреть на нее, — честно сказал Эдор, опустив плечи, словно сдался.

— Когда я понял, что ты тут, то предоставил тебе возможность и посмотреть на Сокровище, и проверить себя. Проверку ты прошел, — ответил наставник серьезно.

— А если бы… А если бы ты не успел?

— Я бы успел, — усмехнулся Рональд. — Можешь начинать выходить в город и разговаривать с людьми. Учись общаться с ними. И пусть слуги чаще видят тебя. Но девочке пока не попадайся на глаза, у нее и так забот хватает. Например, разгадывать, кто я такой, — он еще раз усмехнулся.

— Глупенькая! — с сочувствием сказал Эдор. — Даже я отчаялся понять это до конца! — и неожиданно рассмеялся. — Учитель! — он впервые назвал Рональда так. — Представь себе, я стоял рядом, я видел ее, ощущал ее запах, слышал ваш разговор… Я хотел… Ты знаешь, чего я хотел! Но я не сделал этого! Наверное, я уже люблю ее!

Наставник внимательно посмотрел на него и ничего не сказал, лишь кивнул в сторону дальнего выхода из сада — нам пора.

ГЛАВА 10

Тем же вечером Аньис пришла в голову идея. Господин Рональд хочет, чтобы у нее была служанка. Ну что ж… Если получится, она сделает доброе дело. На следующий день она попросила Парма сообщить хозяину, что хочет поговорить с ним, дождалась разрешения прийти. К тому же, это был повод увидеться с хозяином…

— Слушаю тебя, Аньис, — он стоял возле письменного стола в кабинете, по обыкновению, сложив руки на груди. Как всегда — уверенный. И явно читающий мысли на ее на лице.

— Господин Рональд, вы хотите, чтобы у меня была служанка… — начала Аньис, опасаясь, что может ничего не получиться. — Я подумала, и… мне нужны две служанки…

— Две служанки? — он поднял брови в наигранном удивлении. — Расскажи, в чем дело, Аньис. Ты что-то задумала.

— Господин Рональд, когда я жила при королевском гареме… — и Аньис рассказала ему про Кьясу с Аббой. — Вы не можете дать свободу мне… Но, может быть, вы могли бы… — Аньис стало стыдно просить о дорогой покупке, за которой, как она надеялась, последует освобождение подружек.

Господин Рональд рассмеялся:

— Хорошо, Аньис, я выкуплю твоих подружек. И действительно дам им свободу. Но с того дня они так и будут прислуживать тебе, до тех пор пока не выйдут замуж.

— Благодарю вас, господин…

«Надо же, получилось…», — подумала Аньис. И в тот же день поспешила в гарем рассказать девочкам хорошую новость.

Так у нее появилась не одна, а целых две служанки, которые были счастливы перемене судьбы. К тому же в доме господина Эль было много слуг-мужчин, в отличие от королевского гарема. И шансы выйти замуж у девушек повышались…

«Только мои шансы равны нулю», — думала Аньис, слушая веселый щебет Кьясы, когда она закалывала ей волосы. Это расстраивало, да и господин Рональд снова не проявлял к ней никакого интереса. Он больше не вызывал ее — ни с какой целью. И его снова почти не было дома.

А Аньис скучала… После того вечера в саду ей казалось, что сказка продлится. Что она будет видеть его каждый день, разговаривать с ним, он расскажет еще что-нибудь интересное, позовет играть в парти… Особенно сладкой была мысль о том, что он может опять к ней прикоснуться. Но ничего не происходило, лишь редкие встречи в коридоре. В то недолгое время, что она оставалась наедине с собой перед сном, Аньис грустила только об этом. Рана от предательства родителей и резкой перемены судьбы лишь изредка напоминала о себе и слегка ныла иногда. Слишком много нового было вокруг …

В своем районе Аньис бывала теперь каждую неделю. Конечно, когда у нее появился третий учитель и уроки иностранных языков, времени стало еще меньше. Но господин Эль настоял, чтобы у девочки обязательно были выходные.

— У меня нет цели довести ее до нервного срыва от избытка интеллектуальной нагрузки, — сказал он Шмальеру, самому строгому из учителей.

Поэтому Аньис часто виделась с Маршей, да и домой заходила. Приносила подарки младшим — красивые дорогие игрушки, симпатичные костюмчики, сладости, каких не видели в бедных районах. Денег у нее теперь было хоть отбавляй. Господин Рональд назначил ей «содержание» — пять куарино в день. Для Аньис это были огромные деньги, дневная выручка ее семьи перед тем, как отец ее продал, редко достигала одного куарино. К тому же она далеко не каждый день что-нибудь покупала, поэтому постепенно деньги накапливались, и она тратила их на дорогие подарки или делилась с Маршей и Колобатти.

Младшие братья и сестры висли на ней, уговаривали остаться… А вот с родителями Аньис поначалу не разговаривала. Плоская стена внутри так и не рассосалась до конца, хоть и дала брешь еще во время первой встречи с матерью. Мать пыталась ее разговорить, рассказывала о делах в новой лавке отца, про успехи Вери… А Горри просто смотрел на дочь, вздыхал и отворачивался.

Но вода камень точит, и со временем Аньис начала немного говорить с ними, сообщать о следующем приходе. Только вот былой душевности в общении с матерью больше не было.

Впрочем, был еще один человек, встречи с которым Аньис опасалась. Садди. Аньис стыдилась, словно она сама изменила ему, сбежала из дома к лучшей жизни. Ведь для него она теперь наложница великого господина Эль, дорогая, красивая игрушка могущественного мужчины. Интересно, что он о ней думает?

Марша говорила, что с момента ее исчезновения Садди стал молчалив. Ходил подавленный, иногда впадал в ярость. Потом вроде успокоился, но тоже чаще всего молчал. А еще Кирри рассказывал, что иногда, когда она гостит у Марши, какой-то высокий худой парень приходит и смотрит издалека, не отваживаясь войти в дом.

Так продолжалось долго, больше месяца. Но однажды Аньис с Кирри пошли по улице, где жила семья Садди. Экипаж они, как обычно, оставили на базарной площади, а на улицах, которые напрямую вели к домам Марши и Горри, царила такая толчея, что было не пройти… Совсем не подходящее место для девушки в дорогом наряде с изысканными украшениями. Даже в сопровождении охранника. Пришлось идти в обход. Аньис опустила глаза и с громко бьющимся сердцем проходила мимо дома Садди, когда услышала знакомый оклик:

— Аньис, подожди! — Садди шел навстречу с противоположной стороны улицы, и с опаской посматривал на Кирри.

— Садди! — радость встречи пробилась сквозь стыд и смущение.

Он замер в шаге от нее, остановленный взглядом охранника. В противном случае, подумалось Аньис, он схватил бы ее в охапку, обнял крепко-крепко, может быть, закружил… Худое лицо выражало волнение вперемешку с радостью, в рыжеватых волосах блестело солнце.

— Аньис… — казалось, парень не знал, что сказать, только смотрел на нее и не мог насмотреться. — Ты стала такая красивая…

— Спасибо, — улыбнулась Аньис. Карра и учитель Анти вбили ей в голову, что на любую похвалу мужчин нужно отвечать просто «спасибо» или «благодарю». Можно еще скромно опустить глаза и посмотреть искоса.

— Послушай, может быть, ты войдешь… — он снова с сомнением посмотрел на Кирри и указал на дверь мастерской, где обычно работал с отцом. — Мы можем поговорить?

Аньис вопросительно взглянула на Кирри. Тот недовольно перекатывал язык за щекой, и Аньис догадалась, что охраннику что-то не нравится, и он раздумывает, как поступить.

— Хорошо, идите, дети, — вдруг усмехнулся Кирри.

Вслед за Садди Аньис вошла в мастерскую, где иногда бывала в прежние времена. Вкусно пахло деревом и деревянными стружками. Новые стулья, которые мастерил сейчас Садди, еще не покрытые защитным лаком, стояли в центре комнаты. А в правом дальнем углу была навалена целая куча душистых опилок.

Аньис всегда нравилось бывать здесь. Особенно стружки, опилки и их запах… В детстве она запускала руки в пушистый ворох, пыталась лепить шарики, но деревянные пушинки рассыпались, не желая слипаться. Аньис смеялась, а Садди и его отец бросали на нее радостные взгляды… Эх… Теперь Аньис казалось, что все это было в другой жизни. А сейчас она на секунду заглянула в эту былую, потерянную реальность.

— Аньис, я… — Садди встал напротив нее. — Послушай, я хочу сказать…

Аньис вдруг поняла, что ушла в воспоминания и совершенно забыла о бывшем женихе. Да и все это время она совсем его не вспоминала. Только изредка думала о том, как стыдно было бы с ним встретиться.

— Да, Садди, — она подняла на него глаза и доброжелательно улыбнулась.

— Прости, — Садди вдруг порывисто сжал ее запястье. — Прости! Я не смог найти тебя тогда! Не смог защитить! Я бежал за каретой… Но я не смог…

Ну вот, подумалось Аньис, еще один. Сначала старший брат, потом Садди… Те, кто совсем не виноват, просят прощения. Ей захотелось обнять его, прижать к себе его голову. Только вот на запястье, наверное, останутся синяки…

— Ты не виноват, Садди! — искренне ответила она, ощущая, как рука Садди перекочевала на ее ладонь и теперь порывисто мяла ее. Так путник в пустыне набрасывается на воду. Хорошо, что Кирри не видит. — Спасибо!

Парень опустил голову и разжал кисть.

— Прости… Еще, я… я хотел узнать, как он с тобой обращается… Твой господин, я имею в виду…

— Очень хорошо обращается, — искренне ответила Аньис. — Он нанял мне учителей, я изучаю кучу всего…

Садди махнул рукой, словно отмахиваясь от маловажного.

— Я слышал об этом… Я имел в виду… Господи, Аньис, ты такая нежная! Как он… Он не обижает тебя… эээ… как он себя ведет в…?

— Он вообще не… притронулся ко мне… — неожиданно для самой себя ляпнула Аньис. Садди заслуживает искренности. К тому же ей хотелось его успокоить, откровенность сама собой выскочила из нее. — Господин Эль очень благородный человек… Только не говори никому, пожалуйста, что он не… что я не…

Аньис опустила глаза, ей вдруг опять стало стыдно. Не очень понятно, за что. То ли вообще говорить о таких вещах, то ли, что господин ею пренебрегает.

— О Господи! — Вырвалось у Садди. Он громко выдохнул, плечи опустились, и он с облегчением провел рукой по глазам, как будто сметал остатки страшного наваждения. С секунду он внимательно вглядывался в лицо Аньис, потом снова взял ее за руку. На этот раз куда нежнее.

— Аньис, послушай, — прошептал он, бросив взгляд на охранника за окном. — Я… Если ты меня помнишь…

— Конечно, я помню тебя, Садди! — улыбнулась Аньис, думая на самом деле, куда бы ей деть ладонь. Не то, что бы прикосновение Садди ей не нравилось. Просто это было как-то неправильно. Вообще-то нельзя касаться чужой наложницы, за это и голову отрубить могут. Еще повезло, что Кирри пустил их внутрь и разрешил поговорить. А вырвать руку — обидеть Садди.

— Если ты тоже этого хочешь… Хочешь вернуть свободу! Я все обдумал… Мы убежим за море, — горячо продолжил Садди. — У меня есть немного денег, мы доберемся до порта и уплывем… Только скажи, что ты согласна, Аньис!

— Подожди, Садди, — Аньис вдруг поняла, что взрослее и разумнее здесь сейчас она сама. — Деньги есть у меня, это теперь не вопрос. Просто мы не можем убежать. Тебя казнят, если поймают. А моя семья будет опозорена…

— Нет, нет, Аньис, я все придумал! — заверил ее Садди. — Мы сделаем все так, словно я тебя похитил… Тогда позор не падет ни на тебя, ни на твою семью…

— Нет, Садди, пожалуйста, не говори об этом! — Аньис выдернула руку из его ладони и с мольбой посмотрела на него. — Садди, я очень хочу снова быть свободной! Но я не могу… Я боюсь опозорить семью и я… не могу предать господина Эль… он так добр ко мне!

Лицо Садди вдруг стало злым:

— Ты не нужна ему, сама ведь понимаешь! — Он крикнул это ей в лицо, но встретился с большими глазами, мокрыми от родившихся слез. Садди снова выдохнул, словно выпуская гнев и ярость из себя.

— Аньис, — мягче сказал он. — Я все продумал, мы сможем убежать. Просто подумай… Я готов плыть за море, я готов стать моряком или пиратом, чтобы быть с тобой. Бросить все… Если я тоже нужен тебе, если ты хочешь быть со мной — скажи… Подумай. Я буду очень ждать.

И снова, в третий раз, Садди взял ее за руку. Вторая рука вдруг оказалась у нее на талии, и Аньис стало страшно… Происходило что-то не то, что-то опасное. Садди притянул ее к себе, она оказалась прижатой к его худому напряженному телу. Одной рукой Садди обнимал ее, другой коснулся ее лица… Впервые Аньис была так близко к мужчине, а его прикосновение было тягучим, настойчивым… Не противным, но немного пугало, как нечто слишком неожиданное, слишком быстро происходящее.

— Стой, Садди! — она уперлась обеими руками ему в грудь. — Если Кирри увидит…

— Не увидит, — прошептал Садди, наклоняясь к ней.

— Да нет же! Садди, тогда я больше не смогу прийти к тебе! — воскликнула Аньис и изо всех сил рванулась из его рук. Садди со вздохом выпустил ее. И отвернулся.

— Да, конечно, я не должен касаться наложницы самого господина Эль, — с горечью сказал он. — И я даже не знаю, когда он передумает и оценит твою прелесть… Аньис, пожалуйста, — Садди обернулся к ней, в лице, во всей его тонкой фигуре читалась мольба. — Пожалуйста, подумай о том, что я сказал… Через три недели управляющий господина Эль заказывает строительство новой деревянной веранды в саду. Я наймусь в команду мастеров… окажусь в его доме, и мы убежим… Ты ведь хочешь быть свободной, я знаю!

— Хорошо-хорошо, Садди, я подумаю, — быстро ответила Аньис, заметив, что дверь открывается. На пороге стоял Кирри.

— Нам пора, Аньис, — сказал он. Она кивнула Садди и под его молящим взглядом вышла вслед за охранником.

— Не нравится мне этот мальчик, — сказал Кирри, когда смятенная и задумчивая Аньис шла к дому Марши. — Он слишком сильно хочет тебя и слишком плохо соображает. Такие юнцы опасны. Он тебя не обижал, не предлагал что-нибудь опасное или плохое?

Аньис отрицательно покачала головой.

Садди предложил ей самое вожделенное, самое важное — свободу. Но она не может. И главное даже не позор семьи, которого она боялась. Она не может предать господина Рональда, который так много для нее делает! И вообще она не может убежать, ведь тогда больше не увидит его…

Но в тот же вечер она встретила его в коридоре. Сердце радостно забилось, на мгновение показалось, что он очень внимательно и тепло смотрит на нее, сейчас заговорит, что-нибудь спросит… Но он лишь доброжелательно кивнул и быстро пошел по своим делам. Аньис бросилась в свою комнату, упала на кровать и зарыдала.

Неужели так сложно хотя бы поговорить с ней? Прошло уже почти три недели с того вечера, когда они играли в парти, а потом любовались звездами в саду. И он был такой великодушный, такой внимательный… С тех пор как он коснулся ее руки, помог ей встать… Что это было? Простая жалость.

Что-то с хрустом разломилось внутри.

Никогда она не станет для господина Рональда большим, чем еще один обитатель дворца. Одна из тех, кто существует непонятно зачем, живет своей жизнью. Кем он интересуется в лучшем случае раз в месяц. А Садди любит ее и хочет ее. Он готов бросить привычную жизнь и уплыть с ней в неизвестность. И подарить ей свободу. Да, так она не получит блестящего образования, не станет знатной дамой… Но…

Но она ведь и должна была выйти замуж за Садди. Ее жизнь была расписана на десятилетия вперед. Муж, дети, хозяйство… Неинтересно, но привычно и понятно. И только один взгляд Ансьера сломал этот план. А сейчас она может вернуть все на круги своя. Пусть это больно, пусть ей не хочется, но так будет лучше! Никто не может вернуть ей свободу и ее собственную, простую и понятную судьбу. Только она сама.

В ту ночь, утирая слезы, Аньис поняла, что иногда нужно поступать вопреки своим чувствам и желаниями. Ее душа хотела остаться здесь. Ей было интересно учиться, она привязалась к Тиарне, к девочкам Кьясе и Аббе. Она хотела видеть господина Эль. Но этой же душе было слишком больно от его невнимания. От того, что она для него лишь еще один элемент интерьера. Она может выучиться, стать образованной, умной, стать еще красивее. Но это ничего не изменит. Лучше прожить жизнь с человеком, который любит тебя. А не гнаться за тем, что недоступно.

В следующий раз по пути к Марше она специально пошла по улице, где жил Садди. Кирри вздохнул, но не стал ее ограничивать. Видимо, у него было распоряжение не вмешиваться без крайней необходимости.

— Я согласна, — решительно сказала она Садди, войдя в мастерскую. Садди бросился к ней и снова крепко сжал ее руку. Аньис показалось, что сейчас он расплачется.

— Я все продумал, — зашептал он, поглядывая на окно, за которым маячил силуэт Кирри. — Когда я наймусь строить вашу беседку, то смогу прокрасться к тебе ночью. И мы выйдем через сад — там у вас есть дальний выход. И… Аньис, если у тебя действительно есть деньги, позволь… это очень дорого… Я должен купить эликсир для отвода глаз. Мы опрыскаем им одежду, чтобы пройти мимо охраны… Магические эликсиры стоят очень дорого…

— Да, деньги есть, — ответила Аньис. — А еще у меня есть украшения, мы возьмем их и сможем продать по дороге…

Аньис достала мешочек с деньгами и отдала Садди двадцать куарино.

Тем же вечером Аньис в растрепанных чувствах вернулась во дворец и быстро пошла к себе. Хотелось побыть с Кьясой и Аббой, ведь скоро она их потеряет навсегда. Оставалось только надеяться, что господин Рональд не выгонит их, после того как она исчезнет. И вдруг увидела высокого молодого мужчину, выходящего из кабинета хозяина.

Стройный, но жилистый, из тех, в ком сразу ощущается недюжинная физическая сила, какой бы комплекции они ни были. Собранный, словно перед броском. Резкие, тонкие черты лица, нависающие прямые брови, длинный прямой нос, узкие, плотно сжатые губы, худые щеки. Его внешность казалась резкой, пронзительной и… да, он был красив. Даже чем-то напоминал господина Рональда, может быть, темным цветом кожи и правильностью черт. Но куда ему или кому-то еще до господина Рональда… Одет он был в такие же черные облегающие брюки и рубашку, что любил носить хозяин. Только расшиты они были не серебром, а золотом.

А еще у парня была странная прическа. Темные волосы, остриженные не слишком коротко, были словно немного всклокочены, но при этом он выглядел вполне опрятно. Эта всклокоченность придавала ему особую эффектность. На вид ему можно было дать лет двадцать или чуть больше.

Парень внимательно посмотрел на Аньис, мельком кивнул ей как старой знакомой, чуть-чуть улыбнулся и, подобно господину Рональду, быстрым шагом направился вдаль по коридору. Аньис замерла. Его взгляд словно обжег ее, хоть коснулся лишь на несколько мгновений. И он был какой-то странный… А в его глазах ей почудилось что-то необычное и как будто уже виденное, хоть она их не разглядела… По телу пробежал огонь, тут же сменившийся ледяным холодом предчувствия опасности. Огонь был приятным, но цепкий страх, сменивший его, тут же унес это ощущение.

Заинтригованная, Аньис решила спросить у госпожи Тиарны, кто это. Нашла ее на кухне — Тиарна бодро раздавала указания поварам и поварятам, мельтешившим у плиты.

— О, Аньис! — она приобняла девушку и погладила по голове. — Что проголодалась? Вот, возьми туми, — госпожа Тиарна протянула сладкий фрукт из заморских земель, которые неизменно подавались на ужин среди прочих блюд. — Конечно, столько заниматься! Совсем эти изуверы тебя не жалеют!

Аньис взяла фрукт и улыбнулась:

— Спасибо, госпожа Тиарна! Я не голодна. Скажите… Я видела в коридоре молодого мужчину, раньше он мне не встречался…

— А-а, — Тиарна с пониманием посмотрела на нее. — Такой чернявенький, смазливый? Весь в черном ходит, что твой господин Эль? Ну и страшноватый такой, явно чужеземец.

— Да, — Аньис стало смешно от такой характеристики.

— Это ученик господина Рональда, — со знанием дела сообщила Тиарна. — Появляется тут иногда… Ну, мы привыкли, не лезем с вопросами.

— Ученик? А кто он такой? — удивилась Аньис.

— Так а кто ж его знает! — усмехнулась Тиарна. — У нашего хозяина много всяких дел, и не все нам понятны. Вот и не нужно лезть в них, тебе же спокойнее будет.

Аньис вздохнула. Мало ей было загадок с господином Рональдом. Так теперь еще и таинственный ученик-чужеземец, обжигающий взглядом.

ГЛАВА 11

В самой башне была нечисть, не владеющая магией, тут они справились мечами. Пришлось только вволю «потанцевать», разбрасывая вокруг серых когтистых тварей с ярко-красными глазами и обрывками волос на корявых черепах. А вот на выходе, в темной арке их ждали четверо. Такие же серые, но выше, в грязно-зеленых мантиях.

Сразу две магические сети полетели к Эдору от двух фигур… Он резко выбросил руку и направил в сплетение нитей «огонь испепеления». Нити вспыхнули и растаяли, а Эдор кинул огонь в сторону зловещих фигур. Краем глаза он заметил, как наставник поймал руками две такие же летящие к нему сети, раскрутил их над головой и запустил обратно в нападавших. Противники Эдора вспыхнули и с воплями выбежали на улицу, а противники Рональда скорчились на полу, увитые душащими их серыми сетями. Они хрипели и извивались, отчаянно пытаясь выбраться. Но спустя минуту стали неподвижными, как и два обгорелых трупа во дворе крепости.

— Зачистили! — обрадовался Эдор.

— Да, — лицо наставника неожиданно стало озабоченным. Он подошел к одной из затихших фигур, наклонился и приоткрыл зажмуренное веко погибшей твари. Вместо обычного глаза за ним полыхало застывшее пламя. — Мне не показалось, — задумчиво продолжил он. — Значит, ад действительно просыпается. Вся эта мелкая нечисть, что мы видели в башне, всегда старалась быть ближе к родине. А эти твари… Настоящие выходцы оттуда. Первые ласточки.

— Так что же, будет война? — так же серьезно спросил Эдор. Зачистить от нечисти крепость возле гор Андоррэ казалось ему простым развлечением. Но, если на горизонте замаячила война, становилось не до шуток. Эдор это понимал.

— Да, но не сейчас, — ответил Рональд. — У нас есть от семи до пятнадцати лет в запасе. Они никогда не действовали без подготовки. Сейчас у них нет выходов, лишь щели. Пока что они могут лишь сочиться, а не переть полчищами. Сочиться и готовиться… — Рональд задумчиво посмотрел в темную арку и вышел во двор. В пасмурном небе вспыхнула одинокая молния. Наставник вдруг рассмеялся.

— Время у нас есть, Эдор! И… — он развернулся и пристально посмотрел ученику в глаза, — можешь заговорить с девушкой… Ты хорошо подготовился.

У Эдора сперло дыхание. Наконец-то! Ему, как тогда, когда он первый раз почуял ее запах, захотелось прыгать от восторга.

— Только не распускай язык. Не стоит рассказывать ей подробности о себе, да и о ней самой. Дай ей жить. И послушай, Эдор, — наставник слегка усмехнулся, — сейчас я доверяю тебе. И не буду ставить полную защиту. Ты сможешь находиться рядом с ней, защита будет легкой. Лишь если ты подойдешь ближе, чем на расстояние вытянутой руки, у тебя в голове затикает, примерно вот так…

Эдор ощутил чужое прикосновение к своему разуму, а где-то в области темечка почувствовал легкие равномерные толчки.

— Если ощутишь это и будешь не уверен в своих силах, сразу зови меня. И никогда — запомни это — не подходи к девочке, когда меня нет в Альбене.

* * *

С тех пор Аньис видела странного ученика господина Рональда почти каждый день. Он все так же доброжелательно кивал ей, обжигал взглядом и уходил куда-то по своим делам. Это смущало ее, мужчина казался привлекательным, но очень опасным. Слишком горячим был его взгляд. А глаза — Аньис их разглядела во время второго столкновения — странными. Яркие, янтарные, и зрачок в форме песочных часов. Неужели есть люди с такими глазами, думала Аньис. А в памяти всплывали смутные образы шумящего ветра и облаков, несущихся в необъятном небе… Становилось тревожно.

Прошло полторы недели, господин Рональд так и не проявил никакого внимания. Иногда она плакала об этом по ночам. Но, пожалуй, ей нужно привыкнуть. Уже ничего не изменить. Мучиться осталось недолго. Скоро Садди наймется строить беседку у них в саду — стройматериалы уже принесли — и они убегут. Она должна забыть господина Рональда. Навсегда. Больно от этого было неимоверно. Но другого выхода Аньис не видела. Мучилась сомнениями, переживала, но уговаривала себя не отступать.

А в один из вечеров она, как обычно, шла почитать в саду перед сном, когда снова заметила загадочного ученика, выходящего из кабинета хозяина. На этот раз он пристально посмотрел на нее и не ушел.

— Здравствуй, — словно через силу сказал он. — Меня зовут Эдор.

Аньис опустила взгляд, как положено с незнакомым человеком явно выше ее по положению.

— Здравствуйте, — сказала она. Сердце громко забилось от неожиданности, что он заговорил с ней. А еще Аньис казалось, что голос у него должен быть необыкновенный, как и глаза. Но нет. Обычный звонкий голос, уверенный, сильный. Несмотря на звучащее в нем напряжение. — Я Аньис…

— Ты тоже ученица господина Эль? — спросил мужчина, подошел и встал сбоку в нескольких шагах от нее. Аньис показалось, что он сам чувствует себя неуверенно, словно смущается. От этого она стала смелее.

— Наверное, можно так сказать, — ответила она. — А вы, господин?

— Я ученик господина Эль, он учит меня управлять государствами, военному искусству и прочему, — охотно ответил Эдор. — А куда ты идешь? У тебя книга…

— Я читаю в саду перед сном, — честно ответила Аньис.

— Может быть, я составлю тебе компанию? — улыбнулся новый знакомый. — Я никого здесь не знаю, иногда хочется поговорить…

Аньис опешила.

— Понимаете, — ответила она. — Я просто рабыня… Может быть, вам стоит поговорить с кем-нибудь другим…

Эдор с улыбкой махнул рукой.

— Знаешь, там, где я родился, нет рабства. А ты явно живешь не на положении рабыни… Я хотел бы поговорить с тобой. И мне тоже нравится читать, — заговорщицким тоном добавил он.

— Хорошо, — рассмеялась Аньис и пошла к выходу в сад в сопровождении таинственного Эдора. Она быстро перестала его бояться. К тому же ученик может оказаться куда разговорчивее учителя. А любопытство — пусть и праздное, как сказал господин Рональд — слишком сильно мучило ее, чтобы отказаться от такой возможности.

— А ты давно здесь? — спросил Эдор, когда они спустились по лестнице и подошли к выходу.

— Почти два месяца, — ответила Аньис. — А вы?

— Немного больше, — улыбнулся Эдор. Аньис искоса взглянула на него. Его доброжелательная и жизнерадостная улыбка ей понравилась. Она села на скамеечку под светильником, положила на колени книгу, подозревая, что почитать ей не дадут. И к лучшему. Эдор устроился с другого конца скамейки, сел напряженно, заметила она, с прямой спиной, словно кол проглотил.

— А ты можешь называть меня на «ты»? — вдруг спросил он. — Там, откуда я родом, мы все называем друг друга на «ты». Мне привычнее.

— Мне это непривычно, — с улыбкой ответила Аньис. — Но если вы хотите, я буду называть вас на «ты», господин Эдор. — А откуда вы… ты родом? — спросила она следом.

— Издалека, — улыбнулся Эдор. — Мы называем себя архоа.

— А где вы живете?

— На восток отсюда, за границей страны Таурини, — Эдор махнул рукой, словно указывал, где именно находится его страна.

— Но ведь там ничего нет, только горы! — удивилась Аньис. Шмальер не рассказывал ей ни о каком народе, что жил бы дальше, чем простирались степные районы Таурини. А горы Наяле вроде безлюдны, они считались неприступными, как и Андоррэ на западе.

— Ну как же нет! — рассмеялся молодой человек. — Там живем мы! У нас горная страна. Как раз в долинах между гор и в них самих расположены наши поселения. Просто корабли Альбене не плавают так далеко, а мы почти не поддерживаем связи с другими государствами.

— Но почему? — еще сильнее удивилась Аньис. Разговаривать с новым знакомым оказалось легко, он спокойно отвечал на вопросы. Может быть, и о господине Рональде удастся разузнать…

— Ну… — с загадочной улыбкой протянул Эдор. — Понимаешь… мы все сильные маги. А люди не очень любят тех, кто наделен магией больше их самих.

То, что ученик господина Рональда оказался магом, Аньис не удивило. Скорее обрадовало. Она так и не отважилась попросить Кирри показать что-нибудь магическое… А Эдор казался более простым и легким в общении. Да и по возрасту он ей ближе. Его она точно сможет попросить.

— Поэтому ты ученик господина Рональда? — уточнила она. — Он тоже из вашего народа, учит тебя магии и разному другому?

— Нет, что ты! — с легким смехом сказал Эдор и вдруг поежился. Уперся руками в скамейку возле коленей, сжал ее край так, что побелели костяшки смуглых пальцев, и уставился на нее пристальным горячим взглядом. На мгновение Аньис стало не по себе, по телу побежала дрожь. Но лишь на секунду, все тут же прошло, а Эдор отпустил край скамейки и расслабился. — Ты же видела, у него не такие глаза. Смотри, — он повернулся к ней и показал пальцем на свой необычный глаз. Аньис с опаской взглянула на «песочные часы», словно полыхавшие темным пламенем внутри янтарного моря. — У нас вот такой двойной зрачок. А у наставника Рональда глаза как у тебя, только черные.

— А кто он тогда? — спросила она.

И затаила дыхание. Вдруг, сейчас она узнает сокровенное.

Эдор лукаво улыбнулся.

— Этого точно не знаем даже мы! Но у нас есть легенды, что когда-то наш народ дружил с народом Странников… Почти бессмертные с особыми способностями, они приходили в другие страны, вмешивались, когда надо… В общем, поддерживали порядок. А потом они вдруг исчезли. Но недавно к нам пришел наставник Рональд, и мы сразу поняли, что он из них, хоть Странники не появлялись давным-давно.

— А зачем он пришел? — продолжила расспрашивать Аньис. Народ Странников, подумалось ей, что ж … хоть что-то.

— А вот это самое интересное… — новый знакомый вдруг наклонился к ней с загадочной улыбкой, словно пытался заинтриговать. Но тут же резко отпрянул и застыл с прямой спиной. — Он заключил союз с правителем нашего народа, моим отцом. Если Альбене понадобится помощь в военных делах, то мы должны будем помочь. В обмен на обучение его сына.

Аньис на секунду опешила.

— Так вы… ты — сын правителя? — изумленно спросила она. Сложить два и два у нее всегда хорошо получалось.

— Ну да, я принц, — пожал плечами Эдор.

Час от часу не легче. Наставник — последний (или нет?) из загадочного народа Странников. Ученик — принц другого таинственного народа, где все поголовно — маги. Хотя это все объясняет, подумалось Аньис. Если ее хозяин — дракон, почему бы драконам не зваться Странниками? Они ведь, наверное, много летают, бывают в разных местах. Настоящие странники. Как раз, как ее хозяин.

— Так что же, выходит, это почетно учиться у господина Эль? — спросила она у Эдора.

— Конечно, — серьезно ответил тот. — Странники почитались за всезнающих мудрецов, гениальных политиков и военачальников даже нашим народом… Отец считает, что лучшего наставника не найти. Эль хорошо меня учит. — Эдор вдруг поскучнел, видимо, ему был не интересен разговор об учителе, помолчал и спросил: — Аньис, а где ты раньше жила?

— Ой, я жила в простом районе этого города, где много мастерских и лавок… Ничего особенного, тебе бы не понравилось! Рабочие, мастеровые, толчея на улице… Наверное, ты такого не видел, — махнула рукой она. — А ты где жил, во дворце?

— Не совсем, — мягко улыбнулся Эдор. И вдруг горячо добавил: — Но это красивое место, тебе бы точно понравилось! Наш… дом — у самого моря. Волны бьются о скалы, всю ночь слышно их плеск… Иногда это усыпляет, а иногда хочется взлететь над морем, как птица… Особенно в шторм…

— Как здорово! — с восхищением сказала Аньис. Речь Эдора была увлекающей, восторженной. — А я только один раз была на море, в детстве, до войны… Мне очень понравилось!

— И я люблю его… Брызги, пена, ветер… — Эдор снова подался к ней и опять резко отпрянул. Странно, подумалось Аньис, как будто он боится даже на дюйм приблизиться к ней. Неужели она ему неприятна? Но эта мысль тут же потонула в новых рассказах и вопросах Эдора. А еще она вспомнила, что скоро она увидит море, когда они с Садди поплывут к новой жизни… От этого стало грустно, появилось странное ощущение, словно она обманывает нового приятеля. Знакомится, общается, выражает готовность дружить. А скоро исчезнет, и он никогда не встретит ее снова.

Разговаривать с Эдором было здорово, а то, что он принц, быстро забывалось за его шутками и интересными рассказами. Аньис расспрашивала, где он бывал с наставником. Перед ней словно открылся другой, большой мир, в котором можно было инкогнито, как делал это Эдор, прибыть в другую страну, узнать ее обычаи, побродить по улицам, поговорить с местными правителями… Впрочем, последним занимался обычно господин Рональд, Эдор лишь исполнял его поручения.

В его рассказах было много мечей, луков, коней и других мужских забав. И это тоже оказалось неожиданно интересно. Аньис заслушивалась, вздыхая про себя, что у нее нет ничего столь же занимательного, чтобы рассказать, и вдруг сталкивалась со странным взглядом, в котором растерянность перемешалась с пылающим огнем. Какой он горячий, подумалось ей. И очень красивый. Сидя рядом с ним и слушая его увлеченную речь, она словно загоралась от его внутреннего огня, пылающего в глазах, лице, в голосе, в том, как он отбрасывал со лба упавшую прядь волос…

— А я нигде не была и не могу развлечь тебя, — искренне призналась она. Сумерки сменились ночью, звезды высыпали в разрывах облаков, а на западе показался диск призрачного ночного светила, звавшегося Отая.

— Нет, мне интересно о тебе все, — серьезно покачал головой Эдор. — У тебя ведь есть братья и сестры? Расскажи о них… Я вот один у своих родителей…

Только глубоким вечером, когда в другие дни Аньис уже спала, ей пришлось уйти. В саду появилась госпожа Тиарна, и возмущенно воскликнула:

— Так я и знала, что ты здесь! А ну марш в постель! Не выспишься — и не сможешь решать примеры по этой твоей, как ее… математике! А вы, господин… — Тиарна уперла руки в пышные бока и с упреком посмотрела на Эдора. — Понимаю, что в голове только ветер да магия всякая… Но не сбивали бы вы девочку с толку! Ей спать и есть нужно, а не мерзнуть здесь с вами!

Аньис засмеялась, взглянув в лицо Эдора. В нем читалось полнейшее изумление. Наверное, принц еще никогда не сталкивался с эмоциональной речью хозяйственной Тиарны, начальницей над всем в этом доме. Кроме господина Рональда, конечно.

— Госпожа Тиарна, он не виноват, я сама засиделась.

Эдор с опаской взглянул на властную женщину, стоявшую в дверном проеме и шепнул Аньис:

— Аньис, а можно я завтра опять приду?

— Конечно, — шепнула Аньис в ответ. В этот момент она забыла, что скоро ее здесь не будет. Уж больно забавной была Тиарна, и слишком интересным оказался Эдор. Она пошла к входу во дворец, и холодный воздух вдруг пробрал до костей. Конечно, вечером становилось холодно, но все это время рядом с Эдором она не мерзла. Оказывается, воздух вокруг него горячий, как вокруг господина Рональда — густой, подумалось ей.

* * *

Ее запах. Ее голос. Ее лицо. Своим особым зрением Эдор видел каждую пору на ее щеке, и почему-то от этого она казалась особенно вожделенной. Хотелось прикоснуться, прижать, взять себе, поглотить. Сделать частью себя. Обжечь и унести туда, где полыхает сладкое пламя. Слиться. Сгореть вместе.

Это было наслаждение. И раздирающая на части боль от невозможности стать ближе. Но наставник учил довольствоваться малым.

И, видимо, научил.

— Будь рядом, — говорил он. — Наслаждайся ее видом, ее голосом, запахом. Проживай это счастье в полной мере. Но не подходи ближе, довольствуйся тем, что имеешь. Ты не сможешь отодвинуть свой огонь, свои желания. Но ты сам можешь сделать шаг в сторону, и они будут гореть отдельно от тебя.

И Эдор делал. Делал, потому что не хотел убить это нежное существо, доверчиво сидевшее в паре шагов от него. Иногда — колоссальным усилием воли, какой было не занимать никому из его народа. В другие разы — пресловутым отрешением, которому так настойчиво учил наставник.

Особенно сладким оказался ее голос. Обычный звонкий, даже чуть резкий голос молодой девчонки. Но он проникал до самого последнего нерва, заставлял трепетать и напрягаться каждую клеточку тела, а дух взлетать и корчиться от наслаждения. Хотелось еще и еще. Не отрываться. И запах! Нежный, пьянящий запах тонкого, живого, беззащитного тела, скрытого невесомой шелковой тканью. Не сразу овладеть, а прижаться к ее коже, ощутить, поглотить, растворить это тело в своих объятьях.

А чуть в стороне от всего этого стоял гнев на наставника, не позволяющего обрести Сокровище, вполне контролируемый, впрочем. Лишь один раз Эдор чуть не сорвался — когда девушка начала расспрашивать о господине Эль.

Вот, оказывается, какова ты, зависть и ревность! Он слишком хорошо почувствовал, что стоит за этими словами. Ее эмоции были до сих пор пропитаны его, Рональда, образом, запахом его энергии, что могут ощущать такие, как Эдор. Но все это было предсказуемо, они подготовились. Ему удалось взять себя в руки, смирить свой гнев.

А еще они много раз обсуждали с наставником, о чем можно поговорить с девочкой. Расспросить о ее детстве и рассказать о дальних странах тоже посоветовал учитель, и Эдор был благодарен.

…И он увлекся, разгорячился. Она так хорошо, так увлеченно его слушала!

Эдор был доволен, опьянен, счастлив… Теперь он может говорить со своим Сокровищем. А со временем… со временем все обязательно произойдет. Главное — не сорваться. Второго шанса Эль не даст. Да и сам он никогда не простит себе, если поглотит, разрушит, убьет ее — мучительной, самой ужасной из смертей.

Только вот душа тут же устремилась вслед за девушкой, стоило ей скрыться в дверном проеме. И тело напряглось, желая сорваться с места и догнать… Теперь, когда он испробовал это, потерять было особенно тяжело. Словно жизнь утратила смысл.

И он не был уверен, что всегда сможет устоять без помощи учителя.

* * *

За полторы недели, что прошли с первого разговора, Аньис подружилась с Эдором. Господин Рональд так и не вспомнил о ней, а с ним она ненадолго забывала о саднящей боли.

С Эдором было хорошо. Интересно, весело. Он рассказывал ей смешные истории, и она смеялась. Он говорил о дальних странах — и ее разум уносился в дальние дали вместе с ним. Она описывала свою простую и подчас тяжелую жизнь, немудреные детские игры, — и он слушал, так внимательно, словно это были не слова глупой бедной девчонки, а что-то важное, сокровенное, наделенное особым смыслом. Она делилась с ним тем, что прочитала в книгах, узнавала на уроках — и он обсуждал все это с ней.

Ей льстила его дружба и его интерес… Молодой, красивый, сильный мужчина. Принц. И она зачем-то нужна ему… От этого она начинала самой себе казаться более значимой, не такой никчемной…

Рядом с ним она забывала и о побеге, который… который был уже не за горами.

Теперь у них в саду работала целая артель молодых плотников. А среди них — Садди. Аньис подходила поболтать, некоторых она знала с прежних времени. И словно невзначай отходила с Садди в сторону, чтобы обсудить планируемое. После этого подельники Садди понимающе хлопали его по плечу — мол, ничего не попишешь, невесту ты потерял… Только и остается, что редкие встречи…

День был назначен, все решено. Но чем ближе был день побега, тем страшнее, тревожнее и больнее ей становилось. Она вдруг поняла, что… никогда больше не увидит родных, Маршу, Кьясу и Аббу. Эдора. И, что еще хуже, они не увидят ее. А она ведь нужна им! Сьирри будет плакать и спрашивать, где сестра… А сестра уплыла куда-то, в неизвестность… А Марша родит ребенка, только вот Аньис так и не узнает, кто родился — мальчик или девочка, как назвали… И он никогда не залезет на колени тете Аньис.

А если их поймают, то Садди казнят, отрубят голову, как тому парню, что сорвал пуари с наложницы господина Тальи на центральной площади. Думать об этом было совсем невыносимо. Может ли она рисковать жизнью Садди ради своей свободы?

А еще господин Рональд… Как плохо она хочет поступить с ним! Предать его! Он был так добр, столько сделал для нее… Аньис становилось горько и тяжело от накатывающих сомнений! Но она умела чувствовать других людей. И, утирая слезы по вечерам, снова и снова пыталась понять, что когда она исчезнет… что ощутит господин Рональд? Ей хотелось, чтобы чувство потери захлестнуло его, чтобы он попытался ее найти, пришел за ней, где бы она ни была. Только вот Садди чтобы не тронул… Но все будет не так. Великодушный господин Эль почувствует лишь легкую, неуловимую потерю, добродушно усмехнется и… займется делами, быстро забыв о неудавшейся наложнице. Аньис задыхалась от горя, понимая это, сглатывала слезы и утыкалась лицом в подушку.

Отказаться? Остаться здесь? Но она обещала Садди. Да и что ее ждет… Все то же невнимание господина, годы одиночества в неизвестном статусе. Жалко бросать учебу и красивую благополучную жизнь, но так будет лучше. А родные и друзья забудут ее. Ведь родители смогли пойти на то, чтобы продать свою дочь. Значит, это возможно.

* * *

За два дня до побега Эдор отправился по делам, а ей стало совсем одиноко и страшно. Только влюбленный взгляд Садди, работавшего в саду, поддерживал в ней решимость и не давал сдаться. Он будет ей хорошим мужем, думала Аньис, а она ему — хорошей женой. Она все сделает для него, ему-то она нужна. Если понадобится — погибнет вместо него, ее жизнь так мало значит…

В день побега Аньис не училась. Съездила к родным и Марше. Сидела, играла с братьями, разговаривала с подругой, отрешенная, поглощенная невыразимым, заставляющим душу рыдать, чувством расставания. Вечером приняла ванну. Больше никаких ванн: они с Садди будут жить бедно и тяжело на новом месте… Обняла удивленных Кьясу с Аббой, прежде чем отпустить на ночь. И стала ждать Садди.

Пока ждала, собрала в узелок те драгоценности, что хотела взять с собой на продажу — господин Эль не расстроится, его не интересуют такие мелочи, как женские безделушки и она сама… Взяла с собой одно пуари. То, персиковое, в котором она впервые предстала перед господином Рональдом и его гостями. С ним она не могла расстаться. Да и продать можно, если что.

И села на стул. Неизбежность накрыла ее, даже слез уже не было.

А в назначенный час в дверь постучали три раза, как договорились они с Садди. Он должен был сказать подельникам, что уходит пораньше, выйти за пределы сада, обрызгать одежду эликсиром для отвода глаз, вернуться, отсидеться, пока рабочие не уйдут и дом не затихнет. И незаметно для всех прийти за ней.

Аньис на негнущихся ногах подошла к двери, отперла ее. За дверью никого не было.

— Аньис, это я, — услышала она знакомый голос и тут же увидела Садди. Он вбежал в комнату и запер дверь. — Нужно заговорить с человеком, чтобы он тебя увидел. Ты видишь меня сейчас?

— Да, — кивнула Аньис. Как работает эликсир, она знала, просто растерялась вначале. Происходящее казалось ей нереальным, невозможным, словно мир вдруг перевернулся с ног на голову. А Садди трясло.

— Ты не представляешь себе, как это страшно! — быстро сказал он. — Я шел по вашим коридорам, встречал слуг… И мне все время казалось, что кто-нибудь сейчас меня заметит… Но нет! Старик продал честный эликсир! Ты собралась?! Переодевайся, нам нужно спешить! Эликсир действует от силы три часа, за это время мы должны выбраться за пределы города!

Садди положил на столик связку с простыми бедняцкими вещами, купленными для нее. Ведь у Аньис теперь была только дорогая одежда. Она с сомнением посмотрела на вещи, потом на Садди.

— Садди, послушай! — сказала она, пытаясь сдержать неожиданно запросившиеся слезы. — Я… Я не уверена, что мы правильно поступаем… Ведь если нас поймают — тебя точно казнят! Я не могу так подставить тебя! И господин Эль… он ведь хочет мне добра! Он нанял учителей, он захотел, чтобы я получила образование, он…

Садди передернуло, он резко развернулся к ней, схватил за плечи и потряс.

— Аньис, прошу тебя! Ты хочешь сдаться сейчас?! Когда мы все решили? А как же я? Пойми… — он с мольбой посмотрел ей в лицо, так и не отпуская. — Подумай, что ждет тебя здесь?! Ты не нужна тут! Кем ты будешь? А я… я буду хорошим мужем… И никогда не обижу тебя, — Садди резко притянул к себе и прижал к груди ее голову, нервно зарылся рукой в волосы. Аньис ощутила, что его по-прежнему трясет.

— Садди, да… прости меня… — прошептала она. Нельзя идти на попятный сейчас, нельзя так поступить с Садди! К тому же он прав… Она ощутила, что Садди коснулся губами ее волос и разжал руки.

— Пойдем скорее! — он нервно передернул плечами и начал сбрасывать на пол вещи, лежавшие на столике у зеркала. Почему-то, видя, как ее косметика и шкатулки, в которых еще совсем недавно лежали украшения, летят на пол, Аньис стало особенно больно. Нужно было переодеться, опрыскать себя эликсиром… Но она так и стояла, глядя, как Садди создает в комнате беспорядок. Как он опрокинул стул, порвал платье… Чтобы имитировать, будто он ворвался, ограбил ее и забрал силой…

— Ну что же ты, Аньис! — с упреком сказал Садди. — Нужно спешить!

Аньис сглотнула очередной приступ слез и медленно начала развязывать узелок с одеждой. Садди подошел к ней, посмотрел на ее дрожащие руки.

— Давай я помогу… — впрочем, его руки дрожали не меньше.

В этот момент вдруг скрипнул замок на запертой двери, она открылась, и в комнату вошел господин Эль. Высокий, спокойный, в черном костюме с серебром. Запер за собой дверь, и, ни слова не говоря, встал перед ними. Невероятный, сногсшибательный комок чувств закрутился в Аньис. Леденящий кровь страх: что сейчас будет. Неожиданная радость. И удивительное, нежданное… облегчение.

Садди в недоумении смотрел на высокого человека напротив, тот — на него, и эликсир явно был ему не помехой. А ведь Садди еще никогда не видел господина Эль, подумалось Аньис. Не видел, какой тот величественный, уверенный в себе, сколько в нем силы и мудрости… В этот момент Садди показался ей растерянным маленьким цыпленком, пытающимся расправить крылышки перед тигром.

— Господин Рональд, — тихо сказала она. Ей хотелось кинуться ему в ноги и умолять о пощаде. Но что-то подсказывало, что нужно удержаться, устоять. — Пожалуйста! Не трогайте Садди! Он не сделал ничего плохого! Это все я!

Она с мольбой посмотрела в лицо господину Рональду. Привычного тепла, что она ощущала в его взгляде, не было. Он просто изучающее смотрел на нее. Снова повисло молчание.

— Поэтому вы разбросали вещи по комнате, без всякого умысла, — вдруг усмехнулся он и подошел ближе. Садди сделал шаг вперед и закрыл собой Аньис, а господин Рональд опять усмехнулся и поднял руку останавливающим жестом.

— Я ничего вам не сделаю. Поговорим, — сказал он, и Аньис с Садди застыли от непререкаемых ноток, прозвучавших в голосе. — Я дам вам выбор, — продолжил он. — Если выберете бежать, я даже помогу добраться до порта и сесть на приличный корабль. И дам средства на первое время. Но дальше — сами.

— Нам не нужна ваша помощь! — сжав кулаки, словно через силу произнес Садди.

— Без нее вам не добраться, — спокойно ответил господин Рональд. — Вас поймают раньше, чем вы выйдете из города. Даже если я просто отпущу вас сейчас. Сначала ты, Садди, — господин Рональд вполне доброжелательно взглянул на него. Но Аньис знала, что его бездонные глаза словно просвечивают человека насквозь, недаром Садди в ужасе поежился.

— Сейчас, Садди, — сказал господин Рональд, — ты думаешь, что любишь девушку. Возможно, это даже так, хоть я подозреваю, тобой в большей степени движет ущемленное самолюбие и горе от того, что ты потерял возможность получить желаемое — вернее, желаемую. Что потерял возможность выполнить свой план на жизнь. Впрочем, думаю, ты сам искренне веришь в свои чувства и готов заботиться о ней. Но что ты ей предлагаешь? Если даже вы доберетесь до заморских стран, где нет рабства, и никто не будет вас искать — вы окажетесь в незнакомой стране, без знания языка и местных обычаев. Но скорее всего, вы просто не доберетесь. Молодых простачков чуют издалека, какая-нибудь шайка пьяных моряков отнимет у вас все, что есть, заберет у тебя девушку и пустит по кругу… Этого ты для нее хочешь? А если вы все же доплывете… Средства быстро закончатся, и нет гарантий, что твое простое ремесло вас прокормит. Ты окажешься с юной женой на руках, скорее всего, уже беременной. Причем с женой, которая не любит тебя, а бросилась за тобой лишь потому, что не понимает сути понятия свобода. И из благодарности к твоей юношеской любви. Я понимаю, — слегка улыбнулся господин Рональд, — ты привык думать, что женишься на девушке и хорошим обращением заслужишь ее любовь. Не спорю — возможно, так и будет. А может быть, и нет. Но ты когда-нибудь думал, что чувствует она сама, чего она хочет? И готов ли ты бросить все и отправиться за море ради девушки, которая не чувствует к тебе ничего особенного?

— Нам не нужны ваши наставления! — вперив взгляд в пол, прошептал Садди. Его лицо было перекошено от боли. — Ваша помощь тоже не нужна! Мы сами решаем за себя!

Неожиданно он схватил Аньис за руку и потащил к двери.

— Садди, стой! — крикнула Аньис, вырывая руку. Но Садди остановился и так, прикованный к полу резким взглядом черных глаз.

— Я еще не закончил, Садди, — сказал господин Рональд, и Садди ничего не оставалось, как снова бессильно сжимать и разжимать кулаки. Аньис понятия не имела, как господин остановил его, не прикасаясь, но он же маг, у них особые умения…

Господин Рональд помолчал, потом кивнул.

— Понимаю твою боль, и понимаю твой выбор, можешь его не озвучивать. Но в итоге выбирать будет девушка. Теперь ты, Аньис, — он перевел взгляд на нее, а Садди облегченно вздохнул. Господин не пригвождал ее взглядом к полу, не давил, но она поняла: пощады не будет. Так же, как он сказал правду Садди, не жалея его.

— С тобой все просто, Аньис, — чуть улыбнулся господин Рональд. — Помнишь, я сказал тебе смотреть на свои мотивы? Так какие мотивы движут тобой? Если бы ты без памяти любила этого парня, я бы, возможно, поддержал вас. Но нет. Тобой движет лишь желание быть свободной. Ты не понимаешь, что, сбежав сейчас, станешь рабыней в еще большей степени — рабыней ситуации, своего мужа и благодарности к нему за то, что он бросил все ради тебя. Со временем это начнет разъедать тебя изнутри, да и его тоже. А еще тобой движет обида, желание отомстить и привлечь к себе внимание.

Резкая боль поднялась из солнечного сплетения, ударила в сердце, замерла у горла и застыла слезами в глазах. Господин Рональд прав… он просто говорит правду. И все. Но как же это больно!

— Чем бы ни руководствовался Садди, он готов ради тебя подвергнуть свою жизнь опасности, — продолжил господин Рональд. — Скажи, то, что движет тобой — достойные поводы рисковать его жизнью? При том, что ты его не любишь. Заслуживает ли Садди прожить жизнь с женщиной, которая пошла за ним не из любви?

— Замолчите… — вдруг простонал Садди. — Вы ничего о нас не знаете!

— Садди, сейчас тебе еще слишком больно, и ты готов обманываться дальше, — господин Рональд бросил на него резкий взгляд и тут же вернулся к Аньис. — Но, повторяю, решать будет девушка. Так что, Аньс? Это достойные мотивы?

Аньис опустила глаза как можно ниже, но тут же подняла их на господина. Ей стало стыдно, а потом вдруг что-то щелкнуло внутри, и все встало на свои места.

— Нет, господин Рональд, они не достойные, — тихо, но решительно сказала она. — Вы правы.

— Тогда сейчас ты можешь еще раз оценить ситуацию и сделать свой выбор. Окончательный.

— Я все решила, господин, — Аньис повернулась к Садди. Сердце забилось громко от того, что она хотела сделать. Садди возненавидит ее, не поймет… — Садди, он прав, — очень тихо произнесла она. — Ты достоин лучшего… Девушки, которая тебя полюбит… Я не могу рисковать твоей жизнью… И господин Рональд не заслуживает такой неблагодарности. Я останусь здесь.

Садди в отчаянном недоумении смотрел на нее.

— Что ж, Садди, — господин Рональд доброжелательно кивнул ему. — Девушка сделала свой выбор. Ты знаешь, как выйти из моего дома? Впрочем… — он открыл дверь и выглянул в коридор:

— Девочка… Мариса, если не ошибаюсь? — обратился он к служанке, несшей по коридору корзину с яйцами.

— Да, господин, — Мариса остановилась и поклонилась хозяину.

— Будь любезна, проводи молодого человека к центральному выходу, — он махнул рукой Садди, мол, подойди. Садди бросил на Аньис взгляд, полный отчаяния, и стремительно вышел. Но стоя на пороге резко обернулся к господину Рональду.

— Но и вас она тоже не любит! — выкрикнул он.

— Да, ее сердце свободно, чтобы она сама об этом ни думала, — невозмутимо ответил он и добавил: — Ты не можешь больше работать в артели плотников в моем саду. Сам не захочешь. Но после будет большой заказ на деревянную мебель… Часть этого заказа может быть твоей. И сними куртку, служанка тебя не видит…

— Мне не нужны ваши подачки, — прошипел Садди и отчаянно быстро пошел по коридору. Мариса изумленно хлопала узенькими глазками, недоумевая о каком молодом человеке идет речь. Но Садди на ходу снял куртку, она заметила и догнала его.

— Господин, я провожу вас… — елейным голоском сказала она, словно этот молодой человек не появился только что из воздуха… Аньис не слышала, ответил ли что-нибудь Садди, но из-за поворота донесся еще один обрывок пропетой ею фразы: — … У меня такая тяжелая корзина… Господин, вы не поможете? …

На секунду Аньис стало больно. А потом все внутри раскрылось от облегчения. Пусть Мариса мстит ей, заигрывая с Садди. Пусть разносит слухи по дворцу — все это уже неважно. Главное, что господин Рональд расставил все по местам.

— Садись, Аньис, — господин закрыл дверь и поднял опрокинутый стул. Аньис села, ожидая, что сейчас он устроит еще один разнос. Теперь, когда они наедине, более жесткий. Но страха не было. Только раскаяние и благодарность.

— Я снова виновата перед вами, господин Рональд, — сказала она тихо и искренне.

— Виновата? — он скрестил руки на груди и поднял брови в наигранном удивлении. — Да, конечно, мне неприятно, что ты решила сбежать, словно я жестко с тобой обращался. Но в чем ты виновата? В том, что как ребенку — и как женщине — тебе не хватило внимания важного для тебя человека, и ты решила от него сбежать? Не думаю, что твоя вина велика.

Аньис ощутила, что краснеет. Не хватило внимания, он все понимает…

— Послушай, Аньис, — вдруг он снова, как тогда, когда они играли в парти, присел рядом с ней на корточки. Но сейчас она сидела на стуле, его лицо оказалось ниже, и он с улыбкой заглядывал ей в глаза, словно она была обиженным ребенком. От стыда потекли слезы. — Я понимаю, что ты считалась взрослой девушкой и готовилась выйти замуж, как только тебе исполнится пятнадцать…

— Мне уже исполнилось пятнадцать, два дня назад, я просто никому не говорила, — неожиданно капризным даже для самой себя тоном сказала Аньис и утерла слезы рукавом.

— Хорошо, — кивнул господин Рональд. — Но так не везде. Там, где я родился и долго жил, да и в огромном количестве мест — все по-другому. Пятнадцатилетние девушки даже не думают о замужестве, и уж тем более о том, чтобы быть чьей-то наложницей. Они учатся, узнают мир, дружат… Давай с тобой договоримся, Аньис?

— О чем, господин Рональд? Вы ведь можете приказывать мне…

— Могу, но лишь принятое добровольно соблюдается в должной мере. Представь себе, что ты стала девушкой из знатной семьи, из тех, кто учится долгие годы и выходит замуж намного позже. А через три года подумаем, как дать тебе свободу так, чтобы никакое бесчестие не коснулось тебя и твоей семьи. Выберешь в мужья любого мужчину, что приглянется, я не буду препятствовать.

«Вы ведь знаете, что я всегда выберу вас, даже если не в мужья», — подумала Аньис и снова покраснела.

— А пока… Учись и… — он улыбнулся удивительно искренне, на этот раз обеими сторонами рта, — расцветай. А я постараюсь найти время, чтобы ты не чувствовала себя одинокой. Согласна? — и снова улыбнулся, мягко и ласково, словно просил об одолжении.

— Согласна, — прошептала Аньис. А что она еще могла ответить? Скажет «нет» — и будет все то же самое, только без симпатии господина Рональда и его обещания найти на нее время.

ГЛАВА 12

Он что-то сделал не так. Иногда — очень редко — Рональд ошибался. Обычно — в том, что касалось человеческих чувств и связанного с ними поведения. Природный телепат, самый одаренный среди своего народа, но иногда он просчитывался. Он наблюдал за девочкой издалека, не хотел приближать ее к себе, надеясь, что юношескую влюбленность в господина пересилит увлечение Эдором и новой интересной жизнью. Но девочка лишь расстроилась и попыталась сбежать. Может быть, ей просто не хватило времени увлечься, а этот Садди так вовремя подвернулся… Но сам Рональд ошибся в расчетах, а это было необычно.

Он усмехнулся. Интересно, а дал бы он выбор Аньис, если б не был уверен в том, что именно она выберет? Сложно сказать. Может быть, и нет, и оправдал бы себя тем, что она ребенок и решить сама за себя не может.

Ему не хотелось ее терять. Ее трепетная живая душа наполняла дворец. Ее образ слегка звенел у него в душе, негромко, но постоянно. А глядя на нее, на ее живые чувства, сильные молодые эмоции, отчаянные решения и горящую любознательность, он сам становился живее. Его давно ничто не затрагивало глубоко, вот девочка затронула. С того момента, как, покачиваясь, стояла посреди зала.

С тех пор как ему донесли, что Аньис слишком часто разговаривает с одним из плотников, работавших в саду, и он прочитал мысли этого Садди — лезть в ее голову не хотелось — он глупо надеялся, что она сама сдастся, откажется от плана… Но она пошла до конца. И, конечно, убежала бы себе на погибель, если бы он не вмешался. И, несмотря на всю глупость задумки, ее упорство и способность идти на боль, вызывали уважение.

….Но хорошо, что она решила остаться. Эдор слетел бы с катушек, а защитить ее где-то там далеко — сложнее… Удивительно, но вокруг его цветочка оказалось много мужчин. Наверное, сказывается кровь архоа, делает ее особенно привлекательной для них. Недаром даже этот работорговец Ансьер вожделел королевский подарок… А еще, оказывается, цветочек нужно поливать. Иначе ничего не получится… Опять завянет, расстроится и натворит глупостей.

Тоже мне садовник.

Конечно, Рональд мог бы выписать ей вольную в любой момент. Но беда в том, что отпустить ее сейчас, когда не прошло нескольких лет после «дарения», означает, что она ему не угодила. Местные нравы исключительно глупы в этом плане. Да и через несколько лет будет сложно сделать ее свободной. В этой стране не было свободных самостоятельных женщин. Либо жена, либо наложница, либо чья-то служанка, в лучшем случае — квалифицированная наемная работница вроде Тиарны. Поэтому самым разумным будем выдать ее замуж, дав этим и свободу, и устроенную жизнь.

Рональд всерьез рассматривал вариант отдать ее за Эдора, если у детей сложится. И все же…

Посмотрим.

* * *

— Ты был в ее комнате! Там все пропахло тобой! — бушевал Эдор. Опершись руками о стол, он испепелял взглядом учителя, спокойно сидевшего напротив. — Ты и какой-то молодой самец… О, Господи! Значит, ты сам… а меня специально услал на целых четыре дня?! Что здесь произошло?!

— Прекрати истерику, — очень тихо сказал Рональд, но Эдора словно ударили по щеке. — Кажется, ты забыл все, чему научился. Да, я был в ее комнате, и мы поговорили. И да, я специально услал тебя, чтобы сохранить жизнь ей и тому мальчику, с которым она собиралась сбежать.

— Сбежать… — Эдор недоуменно уставился на учителя и сел. — Ты прав, что отослал меня… Я убил бы обоих… Мне кажется.

— Вот именно, — краем губ усмехнулся Рональд. — Зато теперь ты можешь беспрепятственно общаться с девочкой. В любой день, когда ты свободен, а я здесь, в Альбене.

* * *

Прошло два месяца. Аньис теперь вела себя хорошо. И господин Рональд тоже. Регулярно — не реже, чем раз в две недели вызывал ее, расспрашивал об учебе, иногда сам объяснял что-нибудь по наукам. С ним даже сложная часть естествознания оказалась куда проще. Два раза снова предложил ей сыграть в парти. Правда, ставок наученная опытом Аньис не делала. Господину нравится игра ради игры, что ж, и она так может. Обычно она выигрывала.

Аньис сказала бы, что живет от встречи до встречи, но почти каждый вечер, исключая лишь те, когда и наставник, и ученик отсутствовали, она проводила с Эдором. Ей даже начало казаться, что она привязалась к нему, а он — к ней. Что они стали лучшими друзьями. Яркий мужчина и сильный маг, он почему-то с удовольствием тратил на нее время и силы. И даже «фокусы» показывал.

— Ой, а можешь снова зажечь «шарик» — просила Аньис.

— Конечно! — улыбался Эдор, вытягивал красивую, изящной формы руку, и в его ладони зажигался огненный шар. Сначала он сиял голубыми всполохами, потом они становились оранжевыми, иногда зелеными…

— Как красиво! — восхищалась Аньис. — Ой, Эдор… А ты можешь… Ну вот маги ведь могут двигать предметы, не прикасаясь? Ты можешь сделать, чтоб вон тот светильник прилетел к нам?

Эдор задумался.

— Я понял, о чем ты, — наконец сказал он. — Учитель называет это странным словом «телекинез» — он двигает предметы прямо силой мысли. Но я так не могу. Но зато я могу использовать силы воздуха, и будет почти то же самое… Моя стихия — огонь, но и воздух мне немного подвластен. Смотри… — Эдор устремил взгляд на светильник в дальнем углу сада, витиевато взмахнул ладонью, и светильник, словно покачиваясь в невидимой ладье, заскользил по воздуху. Сделав круг над скамейкой, он опустился Аньис на колени.

— Как здорово! — восхитилась она. — Спасибо, ты настоящий волшебник!

Она видела, как приятен ее восторг Эдору. В такие мгновения его пристальный взгляд становился особенно горячим. Впрочем, к тому, что ее друг, маг огня, словно пылает она тоже привыкла.

В их отношениях с Эдором было только одно «но»… Он никогда не подходил к ней близко и никогда не дотрагивался до нее. Это немного расстраивало Аньис. Неужели он так сильно боится даже случайно задеть ее? Ясно, что нельзя трогать чужую наложницу, но они же друзья, что плохого, если иногда заденут друг друга руками… Или… и вот тут Аньис становилось совсем грустно… она просто ему неприятна. Обычная девушка с круглым зрачком… Не чета красавицам его племени.

* * *

Аньис все так же нравилось подбирать наряды. Боле того, она стала придумывать свои: пуари без завязок, платья с лямками, наряды с особым видом кармана… Обычно красивые платья знатных дам не имели карманов, но ведь как удобно, если можно незаметно держать при себе помаду или какую-нибудь безделушку!

Сначала она попробовала объяснить, что именно хочет, швее, которая жила при дворце господина Эль и шила одежду слугам. Но простая грубоватая женщина не поняла, чего заказывает эта странная девушка. Тогда Аньис решилась и обратилась к дорогому портному. Тот внимательно выслушал ее, похвалил идею… и сшил все как нужно. С тех пор Аньис часто шила у него наряды по своим задумкам. Вначале только для себя, а потом стала одевать Кьясу с Аббой. Это было так интересно! У девушек был совершенно другой тип фигуры: широкие бедра и тонкая талия, такая, что казалось, они вот-вот переломятся… И Аньис придумывала, как подчеркнуть достоинства их форм, скрыть лишнее, какие цвета подойдут молоденьким брюнеткам.

Она так увлеклась, что даже отважилась попросить у господина Рональда дополнительные средства на пошив нарядов для себя и своих подружек.

— Так ты хочешь проектировать одежду? — внимательно посмотрев на нее, сказал он. — Не волнуйся, денег я дам. Но если хочешь заниматься этим всерьез, нужно научиться рисовать, хотя бы схематично… Изобрази-ка дерево…

Аньис растерялась, взяла карандаш и бумагу, села и попробовала. Ничего не получилось. Вместо дерева на листке появилась мощная труба с несколькими трубочками поменьше и огромными неуклюжими листьями. Господин Рональд предложил попробовать еще раз, потом попросил нарисовать собаку или что ей хочется… Посмотрел на ее рисунки.

— Знаешь, Аньис, — задумчиво сказал он, разглядывая черную фигуру неопределенной формы, задуманную кошкой, — ясно, что ты никогда не училась, и ожидать от тебя хороших рисунков нельзя. Но, как художник, я сразу могу сказать, что у тебя нет способностей к живописи. У тебя хороший вкус, ты видишь прекрасное, можешь оценить произведения искусства и представить себе гармоничную картинку в голове. Но так бывает… Твоя картинка не может вылиться на бумаге. Подобное случается и в музыке. Человек слышит мелодию в голове, но никакими силами не может воспроизвести ее. Поэтому на твоем месте я не тратил бы много времени, чтобы научиться рисовать. Я покажу тебе азы, чтобы ты могла набросать эскизы… И этого достаточно. А сейчас скажи, что еще ты хочешь сшить?

В эти минуты он был таким родным, ему было легко доверить тревоги и поделиться увлечениями… И Аньис, рисуя в воздухе картинки, принялась объяснять, что именно она хочет сшить у портного. Она даже прохаживалась из угла в угол, размахивая руками, показывала, где именно должен быть кармашек, а где — завязки… Он внимательно смотрел на нее, потом взял бумагу, и под удивленным взглядом Аньис на листке появился силуэт девушки, одетой именно в такое пуари, как она только что описала.

Все манеры слетели с Аньис. Она схватила листок и уставилась на картинку.

— Господин Рональд, это так здорово! Спасибо огромное!

Он искренне улыбнулся:

— Рад, что помог. Но повторяю: немного рисовать тебе все равно придется… Итак, что еще ты придумала?

И Аньис принялась описывать платье с ажурной вышивкой, которое родилось у нее в голове накануне… Когда она рассказала все свои задумки, а он их изобразил, она быстро схватила нарисованные картинки, поблагодарила и, не дожидаясь разрешения уйти, просто забыв об этом, вылетела в коридор. И приказала закладывать экипаж. Ехать к портному нужно было срочно, она не могла ждать…

Господин Рональд, улыбаясь, смотрел ей вслед. Какая же эта девочка живая!

Портной, невысокий и полный господин Тэрье, сложил эскизы пачкой и еще раз посмотрел на верхний круглыми, добрыми глазами.

— Знаешь что, девочка, — сказал он. — Мы сошьем это все для тебя, и еще несколько экземпляров… Уверен, они разлетятся среди дам, которые одеваются у меня… И еще… Послушай, — он поднял взгляд на Аньис. — Я знаю твой статус, формально у тебя не может быть своих средств. Все, что ты можешь заработать, принадлежит твоему хозяину. Но… спроси у него, может быть, он позволит… Я буду платить тебе процент от продажи нарядов, только не переставай снабжать меня своими идеями! Такого в нашей моде еще не было!

* * *

— Господин Рональд, — Тиарна решительно смотрела на хозяина. — Простите, что вмешиваюсь… Но вы уверены, что девочке стоит проводить столько времени с молодым магом, вашим учеником?

— Несомненно, Тиарна. Я очень рад, что они скрашивают одиночество друг друга. Или ты заметила что-нибудь подозрительное?

— Да нет, ничего, — Тиарна поджала губы, показывая недовольство. — Но ведь он молодой мужчина, а она числится вашей наложницей. Это просто неприлично!

— Вы находите, Тиарна? — господин Рональд вопросительно поднял одну бровь. — Кто-нибудь распространяет слухи?

— Нет, никто… Но… Я нахожу, что молодой девице не пристало проводить столько времени с подозрительным молодым мужчиной, — решительно сказала Тиарна. Судьба Аньис волновала ее всерьез, и она не собиралась спускать ошибки даже хозяину. Впрочем… что с ним сделаешь? Хорошо, что он всегда такой вежливый. А то посмотрит своими черными глазами, и сердце уйдет в пол. Даже у Тиарны.

— Поверьте, Тиарна, — улыбнулся хозяин. — Так лучше. Этот молодой человек не тронет ее. А если тронет — то пожалеет об этом. Я вам обещаю.

И усмехнулся. И что тут скажешь? Все знают, кто в доме хозяин.

* * *

В тот день Рональд отлучился по каким-то своим делам. А Эдор выполнил все поручения и сидел на обрыве, любуясь морем. Можно было посетить отца и мать, повидать друзей и подданных. Но ему не хотелось.

Ему хотелось быть одному. Или с ней. Но когда Рональда не было в Альбене, Эдор и сам не решался приблизиться к девочке. Последнее время он больше доверял себе, но все же не настолько, чтобы разговаривать с ней без подстраховки наставника.

Что он к ней чувствовал? Теперь Эдор не знал. Чувства стали сложными и противоречивыми. Вначале это был только огонь его крови, влечение духа и тела, и немного умиления и нежности… Теперь все было по-другому. Она стала ему родной, он привязался к ней. Конечно, Эдор уже давно научился говорить с людьми, некоторые из них ему даже нравились. Но с девочкой он открывался сам по-настоящему и чувствовал ее душу. Это было по-другому, так, словно она не была простой девчонкой из расы, с которой соотечественники давно не поддерживали отношения. Живая, веселая, иногда — трогательно грустная, она стала близка ему. Хотелось делиться с ней всем, радовать ее, слышать ее искренний, звонкий смех… Как она там без него? Он ведь знал, что иногда девочка грустила, и знал, что она скучает по нему.

Ветер гнал пенные валы к берегу, и они блестели на солнце. Морские птицы, носились над водой, иногда ныряли и выскакивали с небольшими рыбинами в клювах. И кричали, кричали… как-то тоскливо, словно предсказывая опасность. Эдор поежился, ему стало тревожно.

И вдруг он ощутил рядом чужое присутствие. Эдор обернулся. Оказалось, что один из рыбаков, таскавших сети поблизости, подошел и сел рядом с ним. Это был худой старик с седой бородой, длинными волосами и густыми бровями, под которыми прятались блестящие глаза.

— Что, грустишь, парень? — с пониманием глядя ему в лицо, спросил старик. Эдор почувствовал раздражение. Что старику нужно? Но, видимо, общаясь с Аньис, он стал человечнее. Можно было прогнать незнакомца, но Эдор пожалел.

— Наверное, — пожал плечами Эдор.

— Влюблен? — вздохнул старик.

Эдор пригляделся. Обычный старик, из тех, что нередко встречались среди жителей приморских деревень. Наверное, ему хочется побеседовать…

— Можно сказать и так, — вздохнул Эдор.

— А я вот что тебе скажу, — старик лукаво улыбнулся и сверкнул зеленым глазом из-под нависшей брови. — Вот ты сидишь здесь и грустишь по своей милой. Вместо того чтобы быть с ней. Смотри, уведет кто-нибудь ее сердце, пока ты смотришь на волны да слушаешь, как орут эти мерзкие воровки… Да и случиться всегда что угодно может. Знаешь, как я потерял свою Катти? — старик снова вздохнул и грустным, доверительным голосом продолжил: — Она была такая беззащитная… Однажды вернулся с моря, а там погром… И моя Катти лежит с перерезанным горлом. Так что не теряй времени, сынок…

Эдор резко встал, одарив старика пронзительным горящим взглядом. Ясная, четкая решимость проснулась в нем. Старик прав. Она такая беззащитная, его Аньис. Она грустит от того, что рабыня, однажды она даже пыталась сбежать… Ей плохо без него. Да и вокруг столько мужчин, охранники, слуги… Кто-нибудь уведет ее сердце, пока он следует запрету учителя.

И больше не глядя на старика, Эдор устремился в Альбене.

ГЛАВА 13

Аньис взяла дудочку топоко и вышла в сад. Она хотела поиграть на любимом инструменте вечером, когда ночные птицы начинают выводить свои трели. Ей нравилось вплетать нежный голос топоко в мелодию сумерек, смешивать с пением птиц. К тому же сегодня она разучила новый этюд… Жаль, что его некому послушать. Эдор уехал, господин тоже…

Вздохнув, Аньис прошла по тропинке из белых камешков, свернула на полянку и села на резную скамейку под кустами тальпери, усыпанными душистыми белыми цветами. Поднесла топоко к губам, но вдруг что-то заслонило светильник с краю поляны, и она отвлеклась. На мгновение стало страшно, хоть никого чужого здесь быть не могло.

Из темноты беззвучно вышла темная фигура, это был Эдор.

— Эдор! — обрадовалась Аньис. Ей хотелось кинуться ему на шею, как кидалась к старшему брату, когда он возвращался после долгой отлучки. Но она сдержалась, зная, что Эдору это может не понравиться. — Ты уже вернулся! А говорил, тебя не будет четыре дня…

— Ну… — уклончиво ответил Эдор и присел на другом конце скамейки. — У наставника Рональда еще есть дела, а я уже все выполнил и решил вернуться…

Аньис показалось, что он смущается, как при их первой встрече.

— Я очень тебе рада! — искренне сказала она, чтобы поддержать друга.

— Послушай, Аньис… — Эдор опять как-то замялся, отвел глаза на мгновение, потом посмотрел на нее особенно горячо. — Я хочу сделать тебе подарок…

— Из заморских стран? — спросила Аньис. Пару раз он привозил ей подарки из-за границы. Один раз — шкатулку, увитую железными цветами, из которой лилась музыка, если покрутить ручку сбоку. Этот подарок Аньис очень понравился. Иногда она слушала мелодии из шкатулки перед сном и сочиняла под них новые наряды. В другой раз — красивую заколку. Она хорошо подошла к ее зеленому платью, придуманному недавно.

— Нет, другое… — тихо сказал Эдор и снял с шеи цепочку с небольшим кулоном в виде прозрачной капли. Но прямо в руку не дал, положил на скамейку посередине. Аньис про себя вздохнула и взяла кулон. Он казался хрустальным, а внутри светилась прозрачная чистая жидкость, если наклонить — она перетекала из стороны в сторону и блестела, как вода родника или слезы.

— Осторожно, он бьется, — сказал Эдор.

— Как красиво! — восхитилась Аньис. — Спасибо, Эдор! — она надела подарок на шею и ощутила, как теплая, нагретая Эдором капля коснулась груди. — А что там внутри?

— Мои детские слезы, — серьезно ответил Эдор. — Послушай, Аньис… Я не могу научить тебя мысленной речи, но… Ты знаешь, столько всего может случиться, ты ведь можешь попасть в беду… Ты такая нежная девушка! Носи при себе этот кулон и, если что-нибудь случится, разбей его! Урони на пол, например. И тогда — один раз — я услышу тебя и приду на помощь… Сделаешь так, ладно?

Аньис молчала, пораженная. Эдор, милый Эдор, как он о ней заботится, как волнуется за нее…

— Милый Эдор, спасибо… — с искренней благодарностью сказала она. — Но сам подумай, что со мной может случиться здесь… — она инстинктивно подалась к нему, пересела поближе и потянулась погладить его плечо.

Резкая, как молния, стена раскаленного воздуха ударила в нее, а Эдор вдруг вскочил и отпрыгнул в сторону, словно к нему приблизилась ядовитая змея. И замер. В глазах с песочными часами застыл ужас.

— Не трогай меня, не приближайся! — прошипел он. Теперь воздух вокруг него стал совсем горячим, он почти обжигал Аньис, как солнце в жаркий день.

Аньис тоже замерла. Вот, значит, как… Ее словно оглушили, боль застыла в горле. Захотелось кричать от безысходности.

— Я тебе настолько неприятна?! — крикнула она. — Зачем же тогда такой подарок и прочее!?

Захотелось прямо сейчас сорвать кулон с шеи и разбить о белые камни под ногами, чтобы сделать ему так же больно.

— Да нет же, Аньис! — в глазах Эдора появилась мольба, и он чуть-чуть, на сотую долю дюйма подался к ней. — Ты мне очень приятна… Очень! Дело не в тебе, а во мне! Я не хочу тебе навредить!

Что это значит? Аньис выдохнула, ее осенило. Ее друг болен, у него жар… Ведь никогда еще он не нагревал воздух так сильно. Аньис слышала и читала про странную болезнь, что внезапно поражала некоторых людей за границей. Они уезжали в путешествия, а возвращались больными. От этой хвори не умирали. Большую часть времени человек жил нормально, просто у него был небольшой жар и головокружение. Но периодически приключался приступ настоящей горячки, температура поднималась сильнее, его мутило, и начинался бред. Странный недуг не поддавался лечению ни медициной, ни магией… Бедный Эдор, видимо он заболел за границей… И он бережет ее, не хочет заразить… Но зря, ведь известно, что эта хворь переходит лишь через поцелуи, а прикосновения рук безопасны.

— Эдор, ты болен! — сказала она и решительно направилась к нему, протягивая руку, чтобы пощупать лоб. — Я тебе помогу!

Новая волна ужаса отразилась в янтарных глазах.

— Не подходи! Оставь меня! Никогда не подходи ко мне! — закричал Эдор и бросился через кусты к темной стене дома.

Несколько секунд Аньис сомневалась. Слезы все так же стояли в горле. Хотелось плакать от обиды и разочарования. Но… Она знала, что больные люди не всегда хорошо контролируют себя. Иногда им нужна настойчивая помощь, даже если они отказываются.

…Конечно же он болен! С самого начала он был какой-то взволнованный, смущался, глаза горели сильнее обычного. И этот раскаленный воздух… Вот, значит, как болеют маги!

Ему нужно выпить много воды и лечь в постель. А потом она позовет врача. Только бы найти его и уговорить пойти с ней. Она возьмет его за руку, хочет он того или нет, и, как больного ребенка, отведет в постель. Аньис оставила топоко на скамейке и решительно направилась вслед за ним.

На мгновение ночные птицы затихли, и вечернюю тишину прорезал острый пронзительный крик, тревожный и полный боли… Крик неизвестной птицы. Аньис поежилась. Ей показалось, что этот вопль раздался для нее. Но она не может бросить больного друга, когда тот сам не понимает себя.

Куда же он делся? Аньис шла вдоль темной стены и внимательно рассматривала ниши. Вообще-то сюда никто не ходил, и полоска земли возле северной стены заросла сорняками. Аньис мельком подумала, что нужно попросить садовника выполоть их… Можно увить лианами эту стену, она станет изящнее, не такой зловещей. И вдруг взгляд выхватил темный провал — одна из ниш была глубже другихВот куда ты спрятался! Она отошла в сторону по тропинке, сняла с подставки светильник и осторожно вошла в нишу.

Если Эдор ходит туда, то и она может. Но по коже побежали мурашки — впереди была тьма. И неизвестность. Аньис погладила светильник сверху, чтобы он разгорелся сильнее, и разглядела, что ниша уходит внутрь шагов на десять, а дальше пол обрывается. Внимательно смотря под ноги (вдруг здесь ползают змеи или черные пауки) Аньис дошла до обрыва и увидела, что там была лестница, уводившая вниз.

Держась свободной рукой за стену, Аньис спустилась. Всего пятнадцать высоких ступенек, и она оказалась в черном коридоре. Темные зевы комнат без дверей смотрели в него, как пустые провалы глазниц. Сердце громко забилось от страха. Она никогда не бывала в подобных местах. Легко представить здесь пыточную, или логово призраков, а то и другой нечисти. Но в одной из этих комнат прятался Эдор. Несчастный, больной… Она должна помочь ему, как бы плохо и страшно не было ей самой.

Аньис передернула плечами и распрямила спину, пытаясь вселить в себя отвагу, и на дрожащих ногах пошла вперед. Возле первой комнаты она остановилась, и, преодолевая липкий страх, посветила внутрь. Здесь никого не было. Только голые каменные стены, полуистлевшая кучка соломы в углу и перевернутая железная миска посередине комнаты… Так это тюрьма, догадалась Аньис. По спине пробежал холодок. Именно в таких местах водятся призраки замученных пленников. Или еще хуже — живые мертвецы.

Аньис сглотнула страх и резко посветила себе за спину — не стоит ли в темноте встрепанный мертвый узник, алчущий живой крови и плоти. В коридоре было пусто. Аньис выдохнула и быстро пошла к следующей комнате…

Эдора нигде не было.

Наконец череда камер закончилась, и она увидела громоздкую деревянную дверь с железной обивкой. Что-то подсказывало, что друг именно там.

Она потянула за дверное кольцо одной рукой, но тяжелая дверь не поддалась. Тогда она поставила светильник на пол, взялась за кольцо обеими руками и, упираясь ногами в пол, стала тянуть на себя. Сначала удалось лишь приоткрыть на маленькую щелку, а потом дверь вдруг пошла на нее. Аньис рывком распахнула ее, схватила светильник и вошла.

И застыла от ужаса. В центре камеры стоял верстак, какой она видела в книжке, где главного героя пытали враги. Множество ножей — вытянутых, изогнутых, похожих на иглы, валялись на полу. С потолка свисали тяжелые цепи, такие же цепи крепились к стенам.

А у дальней стены стоял Эдор и в немом ужасе смотрел на нее.

— Уходи! — сквозь зубы прошипел он. В голосе звучала откровенная злость, смешанная с отчаянием. Он резко оглянулся на стену, просунул правую руку в торчавшее из нее кольцо и свободной рукой застегнул его, приковывая себя. — Это недолго задержит меня… Но ты слишком сильно пахнешь! Уходи! Я не могу тебя видеть!

Сердце Аньис залило отчаяние, захотелось кричать от безысходности и непонятности ситуации. Но последним усилием воли она взяла себя в руки. Сейчас именно она должна быть сильной, помочь ему… Ведь у Эдора, похоже, начинается бред.

— Эдор, у тебя жар, тебе плохо, позволь, я помогу тебе… Пойдем отсюда… — с мольбой сказала она. — Ты болен, я не могу тебя бросить! Все здесь чужие тебе, я не могу тебя оставить…

— Болен?! — Эдор вдруг расхохотался, скрючился и повис на кольце, ударяясь всем телом о стену. — Болен?!

Он развернулся к ней, все такой же согнувшийся, словно у него болел живот. А Аньис подозревала, что так и есть… Лицо исказилось, а песочные часы в глазах сузились сильнее обычного, стали казаться темной зловещей щелью посреди пылающего янтарного моря. Холодный ужас прошиб Аньис несмотря на горячий воздух, заполнивший комнату вокруг Эдора. Сейчас он не был человеком, это был зверь. Лицо вытянулось и стало напоминать морду какой-то рептилии, ящерицы, может быть, исказилось звериной, животной агрессией.

— Болен, говоришь?! — снова расхохотался он. — Да, я болен!! Болен тобой! Я вожделею тебя, Аньис!! Я желаю тебя целиком! Я не могу уйти далеко, и не могу остаться… — хохот прекратился, теперь он говорил слова четко, словно через силу выбрасывал из себя. И каждое из них камнем падало Аньис в душу. — Ты мое Сокровище! Я вожделею тебя… И я убью тебя, если не уйдешь!

— Эдор! — Из глаз потекли слезы, неуправляемо, горько. Сердце стало тяжелым под грузом упавших в него камней и едкой струей потекло в пол. Аньис глубоко вздохнула, пытаясь не потерять решимость. — Эдор, милый Эдор! Я не до конца понимаю, что ты говоришь… Наверное, у тебя бред! Но я не могу бросить тебя, тебе плохо! Пойдем, я позову врача!

Ноги не слушались, но Аньис заставила себя сделать два шага. Где-то здесь должен быть ключ, она принялась искать его на полу.

Янтарь в глазах Эдора полыхнул отчаянием, с пола взметнулось алое пламя и встало стеной между ними. Его жар обжег Аньис и заставил отступить, вжаться в стену.

— Уходи, я сказал! — не прокричал, а прорычал Эдор из-за всполохов огня. Теперь она не видела его, а по комнате метались зловещие отсветы колдовского пламени, затмевавшие мягкий голубой свет светильника. Такой боли Аньис еще не знала…

— Хочешь сжечь меня, да? — закричала она сквозь слезы и жар. — За что ты так со мной?! Я ведь хочу помочь тебе!

Пламя схлынуло и погасло, оставляя после себя жаркие волны, растекавшиеся по комнате.

— Аньис, уйди, пожалуйста! — Эдор с мольбой смотрел на нее. — Если я смогу, я приду к тебе, потом… Я не хочу тебя убивать… — он поднял правую руку и просунул ее в другое кольцо на стене. Неведомая сила защелкнула наручник на запястье. И Эдор застыл с мукой в глазах, распятый на стене, как узник, которого пытают.

— А если я уйду, ты так и останешься привязанный к стене? — прошептала Аньис. — Позволь, я хотя бы отстегну тебя …

И быстро, решительно, загоняя страх в дебри души, пошла к нему. Взгляд выловил на полу большой железный ключ, каким, вероятно, расстегивали наручники.

В глазах Эдора стоял ужас и отчаяние, они полыхали, как никогда, а тело извивалось в конвульсиях на стене. И вдруг он затих.

— Что ж, Аньис… Иди сюда! — прошипел он. — Значит это судьба…

Когда до него оставалось четыре шага, а Аньис наклонилась поднять ключ, он вдруг дернулся изо всех сил. Железные кольца вылетели из стены, оставив щербины в камне, и Эдор отпрыгнул в другой конец камеры.

— Я сказал, уходи! Или я тебя убью! — закричал он, скорчившись в углу. Глаза сверкнули, он махнул рукой, и горячий, сильный поток воздуха ударил в Аньис, как ураганный порыв. Ее понесло назад, с силой вжало в стену, больно ударив затылком, и она распласталась на ней, как бабочка на булавке, отчаянно прижимая к груди руку со светильником и пытаясь дышать — горячий ветер мешал этому. За что, за что! Проносилось у нее в голове, а душа, теперь уже разорванная на части, рыдала. Она мечтала умереть, только бы не терпеть этого непонимания, этого унизительного недоверия, которым наградил ее лучший друг. Сейчас он был похож на разъяренного зверя, а вовсе не на человека, которого обуял бред.

— Убирайся! Убирайся отсюда, маленькая дрянь! Подстилка господина! — заорал Эдор. — Не хочу тебя видеть! Убирайся! А то я убью тебя! Я тебя ненавижу! — он встал на корточки, как перед броском, но вдруг отпрянул назад, сделал замысловатое движение скрюченной кистью, и поток воздуха закрутился, подхватил Аньис и понес к выходу. Возле двери он вдруг отпустил ее, и она выбежала наружу. Дверь с силой захлопнулась за ней. Краем смятенного сознания Аньис уловила звук удара — видимо, Эдор бросился на дверь, как только она выбежала.

Прижимая к себе светильник дрожащими руками, Аньис бросилась бежать. Теперь все заслонил страх, чувство самосохранения и нежелание умирать. Он действительно был готов ее убить, осознала она. Это было по-настоящему!

Паника охватила Аньис, почти не разбирая дороги, она бежала обратно к выходу из подземелья. Хорошо, что коридор поворачивал лишь один раз, и заблудиться было сложно. Темные зевы камер мелькали по бокам, на мгновение выхваченные из общей тьмы голубым сиянием светильника. Вот она, лестница. Аньис остановилась на мгновение, чтобы перевести дух. Сердце колотилось так, что казалось, сейчас остановится. Все это было нереально, это просто не могло происходить с ней, так не бывает!

Собравшись с силами, она побежала вверх, один раз споткнулась и распласталась на ступеньках, чуть не покатившись вниз. Хорошо, что не выронила светильник. Кое-как встала, слегка потерла ушибленную коленку и вылезла наверх, туда, где в вечерней тишине сада голубой свет заливал сплетение ветвей и резные скамейки.

Она отошла подальше от темной ниши и остановилась успокоиться, прийти себя, осознать произошедшее. Хотелось вдохнуть прохладный ночной воздух, казалось, он унесет обескураживающие эмоции, и в голове прояснятся. Но что-то мешало ей дышать, давило на грудь.

Аньис коснулась груди рукой и нащупала прозрачный кулон да длинной цепочке, напрочь забытый. Он нагрелся, прижимался к ее коже, давил на сердце и мешал дышать. Аньис судорожно сняла цепочку с кулоном, и … словно проснулась.

Холодный воздух потоком устремился в легкие, побежал в голову, омыл сердце… Аньис выдохнула, как после ночного кошмара. Оказывается все время с того момента, как надела кулон, она была сама не своя, как будто в трансе. Ее странное бесстрашие, ее навязчивое желание приблизиться к Эдору, хоть любому понятно, что помочь одержимому или заболевшему магу, просто не в ее силах! Она не боялась его тогда, когда должна была бояться, не убегала, когда опасность была очевидна… Как будто что-то влекло подойти к нему, что-то управшее ее волей — незаметно, исподволь, подбрасывая поводы не уходить…

Она не поняла смысл того, что кричал Эдор, но это не было бредом больного человека, это было отчаяние дикого зверя. И осмыслить его слова она сможет только потом. Сейчас же нужно решить что делать. Теперь Аньис снова чувствовала себя самой собой. Напуганной, почти изможденной, исполненной обиды и горя, но вполне разумной, девушкой.

Рассказать Тиарне, что в подземелье прячется то ли больной, то ли сошедший с ума, то ли просто разъяренный принц магов.? Та пошлет охрану за ним… А Эдор просто убьет их всех. Единственный, кто может справиться с ним, помочь ему и защитить от него других — господин Рональд. А пока его нет, только ей, Аньис нести это бремя — знать, что внизу, под дворцом сидит несчастный, разъяренный, безумный… Эдор. Тот, кто был ей другом.

Кулон хотелось разбить, уничтожить. Но как раз бить-то его и нельзя… Аньис положила его в карман. Пожалуй, эта магическая вещь, вызывающая странные эмоции и поступки, тоже дело для опытного мага, вроде господина Рональда. Не стоит выбрасывать ее в саду, лучше отдать ему. Где же вы, господин Рональд!? Вы сейчас так нужны…

Аньис заплакала от пережитого страха, от облегчения, что спаслась, и от чувства беззащитности, не оставлявшего ее. Потом утерла слезы рукавом и пошла к пруду в середине сада. Нужно посмотреть отражение, привести себя в порядок, иначе Тиарна поднимет вой на весь дворец.

Аньис взглянула на себя, смыла потекшую от слез краску, пригладила волосы. Все равно она была встрепанной, и одежда испачкалась. Вздохнув, пошла к дому, с легкой опаской поглядывая туда, где была ниша… А по пути наткнулась на Тиарну с Кьясой и Аббой.

— Та-а-к! — грозно произнесла Тиарна, взяла ее большими полными руками за худые плечи и покрутила. — В подземелье лазала, да?! Вот все хочу эту дыру заделать, а то вы, молодые дурочки, голову себе расшибете! И напугаетесь еще! Ну-ка пошли тебя в порядок приводить и от страхов лечить… У меня на ужин тальери с соусом фонде и кориме с сыром… Пальчики оближешь — сразу забудешь про все подземные ужасти!

На мгновение Аньис захотелось прижаться к теплой мягкой груди этой женщины и рассказать обо всем. Но это ее бремя. Расскажет, поднимет переполох — и начнутся погони и смерти. Ведь никто не знает, что ожидать сейчас от Эдора…

* * *

Все оставшееся время до сна Тиарна и Кьяса с Аббой хлопотали вокруг нее. Отвели принять ванну, накормили ужином… А Аньис ушла в себя, думая, не стоит ли послать слуг и охрану за Эдором. Но разум подсказывал, что это смертельно опасно. Эдор может просто убить всех. Есть у охранников магическая сила или нет, но Эдор явно куда более сильный природный маг. То, что господин Рональд назвал «интуицией», подсказывало ей, что нужно ждать хозяина.

Чистый, как слеза младенца, кулон она положила в деревянную коробочку. С сожалением и страхом одновременно. Ей не хотелось расставаться с ним, как не хотелось верить в то, что у нее теперь нет друга Эдора… А здесь в кулоне была самая чистая часть Эдора — его детские, наивные, искренние слезы. Закрыла коробочку на ключ и убрала подальше в шкаф, чтобы отдать потом господину Рональду. Слишком странно влияет на нее эта вещь, нельзя носить ее. Да и в комнате оставлять страшно, но пока нет другого выхода.

А сердце разрывалось от противоречивых мыслей и чувств. Какие только мысли не проносились в голове, когда она отпустила Кьясу с Аббой и легла в постель. Какие только чувства ее не мучили. Что это было? Неужели Эдор не болен, а действительно вожделеет ее? И при этом думает, что она настоящая наложница его наставника…? Но она ведь рассказывала ему о своей судьбе. Фраза про какое-то «Сокровище» застряла в голове и мучила, как нерешаемая задача.

Или она просто очень неприятна ему? Слишком плохо пахнет, слишком некрасивая для его расы… И пока она не приближалась, он терпел ее, был даже готов дружить. Но стоило ей приблизиться — и отвращение победило дружбу… Или он просто болен…

Понять было невозможно, но душа разрывалась от боли и тревоги. В конце концов она выключила свет, уткнулась в подушку и зарыдала. А когда слезы кончились, вздохнула и попробовала уснуть. Чтобы проснуться, когда вернется господин Рональд, и все станет надежно, безопасно, понятно и спокойно.

Но сон не шел…

А потом ее вдруг охватил ужас, похожий на тот, что она испытала, войдя в пыточную, только намного сильнее. Аньис замерла, всем своим существом ощущая, что сейчас нужно затаиться, прикинуться спящей. Ужас вдавил ее в постель, заставил застыть и почти не дышать. Интуиция точно и ясно говорила: молчи, не двигайся.

Беззвучно открылась дверь, и в комнату вошла ее смерть.

ГЛАВА 14

Эдор скорчился на полу, обхватил голову руками и покачивался из стороны в сторону, словно и верно сошел с ума. Пытался не дышать… Вдохнуть он отважился, лишь когда девушка, по его представлениям, уже вышла из подземелья. Только бы она ничего не сломала себе, только бы благополучно вылезла!

Но стоило втянуть воздух, и снова стало невыносимо душно от ее запаха. Вся камера пропиталась ею. Он так и видел перед собой, как она стоит напротив, решительная, глупая, странно бесстрашная… Словно ее заколдовали. Вот она делает шаг в его сторону… И у него кружится голова, мутнеет перед глазами, животная жажда обладания смешивается с духовной… С желанием заглянуть в глаза, впитать эту ее бесстрашную, но тонкую душу… А потом… Потом он бы впивался губами в ее губы, пока она сгорает, брал бы ее снова и снова, вжимая в стену, проникая до самой сути ее духа и тела. Пока она еще жива… О-о! Эдор закатил глаза, только чтобы не кинуться из камеры по следу — по нитке запаха, уводящей вверх.

На всякий случай он снова приковал одну руку к стене. Знал, что бесполезно. Бесполезно, даже если эта толстая дура, командующая здесь всем, прикажет прямо сейчас заложить вход в подвал. Все бесполезно… Он вынесет все двери. Или разрушит дворец, если потребуется.

Он не знал, сколько просидел так, вероятно, несколько часов. Нестерпимое вожделение, мучающее, словно его постоянно жгли каленым железом, превращало существование в ад. В те муки, что, по преданию, испытывают пленники, попавшие в подземелье Андоррэ. И мысли, мысли… Разные, сложные.

…Он убежал бы сразу, как только она потянулась к нему. Сбежал бы на другой конец материка. Но он не мог. С того момента, как она почти коснулась его, цепная реакция, что несет к Сокровищу, как бурный речной поток, запустилась в нем. Теперь он не мог уйти. Хотел умчаться как можно дальше отсюда. Но словно огромный магнит не давал ему покинуть замок. В отчаянии он кинулся в подземелье — старую тюрьму, оставшуюся во дворце от бывшего хозяина.

И теперь был как на привязи. Не уйти. Но и не остаться по-настоящему, не приблизиться. А когда она пришла, действительно был готов убить ее, не только, как его народ сжигает свои Сокровища. Ему хотелось отомстить за ту муку, дилемму, что она создает своим появлением.

Но… Даже когда в отчаянии он уже не мог бороться, когда Аньис шла прямо к нему, чтобы отстегнуть, а сам он уже все решил… — даже тогда что-то, одна неуловимая точка в душе не давала убить ее. Самое страшное и самое великое, что было в его жизни — когда он прыгнул, выдирая кольца из стены, спасаясь от своего счастья, от своего наслаждения… Добровольно уходя от него. И те оскорбления, что он кинул в нее… Чтобы спасти ей жизнь.

….Значит… Значит, он может владеть собой? Значит, он любит девочку, раз, даже когда она была так близко, не убил ее? Эдор перестал раскачиваться. Осознание теплом залило душу.

Он не знал любви к женщине. В его жизни вообще было мало любви. Отец был суров и справедлив с ним, воспитывал истинного наследника, правителя великого народа. Мать тоже была строгая, жесткая, как железный стержень, умная и проницательная. Но она любила его… И Эдор любил мать. И знал, что главным в этой любви было нежелание делать друг другу больно, стремление радовать и делать счастливым, заботиться, решать проблемы… Так, выходит, он любит Аньис? А она его?

Ведь он смог устоять, когда она сама шла в его объятья… А она! Она, его девочка, его Сокровище! Она готова была умереть, лишь бы помочь ему! Она так волновалась за него, так хотела позаботиться! Что это еще, если не любовь?

Проклятый наставник! Выходит, они давно любят друг друга. А он… Он обманывает их. Готовит ее для себя, выращивает, творит под себя, делает такой, как ему нужно. Лепит как скульптуру. И водит за нос его, Эдора…

Эдор встал и принюхался. Если добавить магии, то нить запаха покажет, где именно его любовь. Его Сокровище легло в постель, ждало его. И он придет.

Эдор пружинисто подпрыгнул на молодых сильных ногах, усмехнулся — криво, как его учитель. Потом улыбнулся и пошел обрести свое счастье. Или убить.

* * *

Отводя глаза встречным, он спешил туда, куда его тянуло. Дождался, когда двое кухонных парней, переговариваясь, скрылись за поворотом, и открыл замок заклятьем подчинения. Вошел.

В вожделенной комнате царила темнота и тишина. Даже ее дыхания, тонкого и желанного, не было слышно. А атмосфера пропитана страхом. Она ведь сильно сегодня напугалась…

Ему хотелось кинуться, сразу убить дистанцию между ними, схватить ее, теперь точно зная, что их ждет не краткое пламя, а долгое полыхание вдвоем. На всю ее жизнь. Но именно поэтому Эдор сдержался. Нужно разбудить ее нежно, легко, так, чтобы не напугать. Посмотреть в глаза и сказать все. Рассказать, как любит ее, и что их ждет счастье, а бояться нечего. Убить ее страхи своей нежностью.

Беззвучно он подошел к изголовью кровати. Из-под необъятного одеяла выглядывал пушистый затылок и краешек носа, Эдор видел их своим особым зрением, которому не помеха ночная тьма. На мгновение ему показалось, что она задышала чаще, когда он подошел. Но нет, девушка спит… И нужно быть очень нежным, чтоб не превратить этот сон в ад, не прервать его слишком резко…

Только вот терпеть Эдор больше не мог. Огонь внутри ликовал, предвкушая, как вырвется на свободу и подарит незабываемую близость обоим. Сглотнув, Эдор откинул одеяло, понимая, что пышет жаром, и порывисто нагнулся коснуться губами ее шеи… Этот миг его движения к нежной, трепетной коже растянулся в вечность. Как будто незначительное расстояние никак не хотело сокращаться, растягивалось вновь и вновь.

Не хватило лишь тысячной дюйма… Неведомая сила, как ураганный ветер, подхватила его и понесла назад, заставила пятиться. И вжала в стену, как совсем недавно созданный им поток вжимал в стену Аньис.

— Говори мысленно, она не спит. Достаточно для нее страхов! — учитель вжимал Эдора в стену тем, что называл «силовым полем», против которого была бессильна магия древнего народа. Черные глаза, едва различимые в полной темноте даже для Эдора, сверкали то ли гневом, то ли разочарованием. Эдор кивнул. Его, как на веревке, тянуло обратно к изголовью кровати, и только пресс, что создал наставник, не давал пройти.

— Я больше не могу, учитель… — простонал Эдор. — Убей меня или дай пройти к ней!

— А я ведь велел не приходить к ней, когда меня нет в Альбене, — в голосе Рональда слышалась досада. Живое чувство, а это необычно для него. — Ты понимаешь, что я мог не успеть? Лишь счастливая случайность, что девочка еще жива. Я уловил колебания ваших ментальных сигналов, как только вернулся, и чудом успел!

— Понимаю. И я… я ненавижу тебя! Это ты не даешь мне взять мое Сокровище! Ты стоишь между нами!

— Ты искреннее хочешь только этого? Взять Сокровище? Несколько минут блаженства ценой ее жизни? Ты ведь чувствуешь, что процесс пошел… Что жар вырывается наружу, крутит тебя и вот-вот перейдет на нее… В вас нет того, что могло бы победить его.

— Понимаю! Да! — Эдор сдался. Упал на одно колено, спрятал лицо в руке. — Помоги, учитель! Я больше не могу! Пусть она живет… Убей меня! Или — используй кольцо… — он с мольбой посмотрел в лицо Рональда. — Прикажи мне кольцом! Поработи мою волю! Только останови это, пусть Аньис живет!

Рональд ослабил поле, которым прижимал Эдора к стене, сложил руки на груди, и Эдор увидел на его правой руке гладкое простое кольцо из черного камня, которое делало Рональда почти небожителем для его народа. Учитель встал вполоборота к нему.

— Хорошо. Я понимаю тебя и уважаю твой выбор. Но я не хочу использовать кольцо. Это слишком большое насилие над волей. Я помогу тебе по-другому. Сейчас ты выйдешь отсюда и отправишься на восток. И впредь ты не сможешь приблизиться к девочке. Ближе, чем на расстоянии десяти миль, у тебя будет нестерпимо болеть голова. И эту боль не сможешь преодолеть даже ты. Не думаю, что в вашем мире найдется кто-нибудь, кто сможет снять установку.

Эдор ощутил касание чужого разума к своему. Только теперь оно не было легким, учитель был вынужден жестко проникнуть в него, как будто повернул какие-то шестеренки, и в области левого виска Эдор ощутил небольшую коробочку, готовую взорваться невыразимой болью, если он захочет… того, чего хочет всегда.

Эдор кивнул и даже нашел в себе силы поблагодарить учителя.

— Спасибо, учитель… Главное, спаси нас от этого…

По стенке, где позволяло силовое поле, он прошел к выходу. Мгновение смотрел на неподвижную Аньис, запоминая пушистые волосы, разметавшиеся на подушке, образ хрупкого гибкого тела под одеялом и затаившееся легкое дыхание… С трудом перевел глаза на учителя и неожиданно столкнулся с полным сочувствия и понимания взглядом. Словно целый космос с болью и состраданием смотрел на него.

Эдор кивнул и вышел. На восток. Туда, где горы и море… На восток. Может быть, морская пена и грохот прибоя хоть немного излечат его боль.

* * *

В какой-то момент ужас стал невыносимым. Теперь он сопровождался жаром, таким же, какой исходил от Эдора. И Аньис казалось, что стоит этому ужасу подойти еще ближе, она вспыхнет, как спичка, и сгорит без остатка. Ее жизнь, само ее существо выгорит, как деревяшка в камине.

Хотелось заплакать от бессилия и страха, но нельзя. Едва пошевелится — и смерть станет неотвратимой.

А потом жар вспыхнул прямо над ней, опалил кожу, еще мгновение, и смерть коснется ее горячими… губами. Кто сказал, что у смерти холодные руки? Нет, чтобы забрать жизнь, она приходит горячей, как ад, и страстно целует…

Но в это мгновение неотвратимости комнату вдруг накрыл глубокий покой, перебарывающий бурление и пылание горящей смерти. Несколько мгновений они боролись. А затем смерть ушла, унося с собой огонь…

Полная тишина. Полная темнота. Полный покой.

— Аньис, я знаю, что ты не спишь, — услышала она бездонно глубокий и спокойный знакомый голос. — Все прошло, теперь все хорошо.

Пружина застывшего напряжения разжалась, и Аньис тонко бессильно заплакала, не в силах что-либо сказать.

И вдруг произошло невероятное. В комнате зажегся мягкий приглушенный свет, а господин Рональд целиком откинул с нее одеяло. Две сильные руки подхватили ее под колени и под спину, а у Аньис в голове пронеслось, что на ней только легкая ночная сорочка… Он взял ее на руки, укачивая, как ребенка.

— Все, девочка, все закончилось, — услышала она и совсем рядом увидела его спокойное и строгое, но теплое лицо. — Он больше не придет, ты в безопасности…

К своему стыду Аньис заплакала еще сильнее, уткнувшись в его плечо, а он сел с ней на руках в кресло. И она оказалась у него на коленях, полулежа.

— Это был Эдор? — сквозь слезы прошептала Аньис. — Он хотел убить меня…?

— Да, это был Эдор, — горячая рука легонько погладила ее по плечу. — Но убить тебя он как раз не хотел… Он хотел другого, Аньис. Обладать тобой. Хотел тебя во всех смыслах, которые можно придумать.

— Но почему тогда мне было так страшно!? Почему, я как будто должна была умереть?! — она даже отважилась посмотреть ему в лицо. Господин Рональд по-доброму усмехнулся:

— Потому что… Знаешь, Аньис, иная страсть убивает страшнее ненависти. У народа Эдора очень древняя кровь. И она незаметно течет в жилах некоторых из вас — когда-то выходцы его народа скрещивались с альбенийцами. И избранные девушки из вас становятся для них тем, что они называют Сокровищем. Как ты для Эдора. Они вожделеют свое Сокровище, но стоит им прикоснуться к нему, их внутренний огонь вырывается наружу, сжигая девушку. Поэтому ты боялась не зря… Твое чутье тебя не подвело.

— Так получается, Эдор всегда желал меня? И в любой момент мог сжечь? — Аньис стало невыразимо больно, как от предательства. — А я верила ему… Я думала, мы друзья… А у него просто было вожделение…

— Не совсем так, — мягко улыбнулся господин Рональд, продолжая гладить ее по плечу. От его глубокого бархатного голоса и спокойного объяснения становилось легче, боль души отступала. — Если бы он хотел лишь овладеть тобой, то сделал бы это в первый вечер, как почувствовал твой запах. Но он хотел другого… Он хотел быть с тобой. Полюбить тебя, и чтобы ты полюбила его… Потому что только это может пересилить внутреннее пламя его народа. Он как раз не хотел вредить тебе и терпел сладкую пытку твоего присутствия почти каждый день… Поэтому… Прости меня, Аньис, — к ее изумлению господин Рональд вдруг склонился и невесомо коснулся губами ее волос.

— За что? — прошептала она. От его легчайшего прикосновения приятные мурашки разбежались по телу, а страх пережитого разлетелся на куски. Даже новость, что она Сокровище, носитель древней крови, неизвестно как затесавшейся в ее родословной, не казалась страшной. Когда рядом господин Рональд.

— Мне не следовало и на пушечный выстрел подпускать его к тебе, — серьезно сказал господин Рональд. — Но я решил дать вам шанс. Не насиловать волю Эдора, не отлучать его от тебя. Кто знает, может быть, со временем, ваши души потянулись бы друг к другу по-настоящему…

— Но я… — растерялась Аньис. — Эдор для меня только друг…

— В этом и проблема, — усмехнулся господин Рональд. Вдруг перехватил ее и посадил на одно колено. Аньис про себя рассмеялась, потому что захотелось поболтать ногами. А еще ей вдруг стало некуда деть руки… Обнять его за шею она стеснялась. И без того она трепетала от его близости, а сейчас смущение нахлынуло, заливая щеки краской. Она просто сложила руки на коленях. — Думаю, ты могла бы почувствовать к нему ответное желание, и это было бы опасно. И совершенно не то, что нужно… Расскажи, Аньис, что произошло? Когда он появился?

Аньис сглотнула смущение и начала рассказывать. Увлеклась, видимо, ей нужно было выговориться обо всем, что случилось в этот длинный и страшный вечер. И время от времени чувствовала, как твердая рука, обнимающая ее спину, чуть ободряюще сжимает ее.

— Думаю, Эдор совершенно не предполагал, как подействует на тебя кулон, и дарил его с той целью, что озвучил, — задумчиво сказал господин Рональд в конце. — Знаешь, у меня давно есть подозрение, что Сокровища тоже испытывают некое подсознательное стремление к ним. Вспомни, как легко, без всякого страха ты подружилась с Эдором. А ведь он принц и маг, вполне мог показаться тебе страшным и непонятным. А кулон, содержащий частицу его плоти, усилил подсознательное стремление… Думаю, ты вовремя его сняла, и это спасло нас от многих проблем. Кстати, куда ты убрала его, Аньис? Тебе не стоит носить этот кулон, и я попросил бы на время дать его мне, чтобы изучить…

— Конечно, господин Рональд, — кивнула Аньис. — Я так и хотела… Он в коробочке, в том шкафу, — она указала рукой на шкаф, подумав, что если встанет принести коробочку, то может больше здесь — то есть на коленях у господина Рональда — не оказаться.

— Хорошо, — кивнул он в ответ. — Послушай, Аньис… Если когда-нибудь ты будешь готова и захочешь увидеть Эдора, хотя бы поговорить с ним — в моем присутствии — скажи об этом…

Слезы и страх, ушедшие в покое его рук, вдруг нахлынули снова.

— Хорошо, господин Рональд… Но… Я очень хотела бы помочь Эдору, раз он сам собой не владеет… Но… Понимаете! Это было страшнее смерти… как будто что-то немыслимо ужасное… Я не могу! — неожиданно для себя самой она снова заплакала и, словно в поисках защиты, инстинктивно уткнулась лицом ему в плечо. — И… мне кажется, ему станет только хуже…

— Да, может быть, и так, — господин Рональд снова перехватил ее, и она опять полулежала у него на коленях, словно он собирался ее укачивать. — Ты увидишь Эдора, только если этого захочешь.

И снова нежно погладил ее по плечу.

— Не уходите пока, пожалуйста, господин Рональд… — тихо прошептала Аньис.

— Хорошо, — он с улыбкой заглянул в заплаканное лицо. — Я никуда не уйду, пока ты не заснешь. И потом буду присматривать за тобой…

А Аньис вдруг залил покой, какого она никогда не знала. Словно целый гармоничный мир вдруг склонился к ней и укачивал ее, как младенца в колыбели.

— Спасибо… — прошептала она. Ее голова откинулась на сгиб его локтя, и Аньис заснула, уносимая бесконечным, глубоким спокойствием.

* * *

— Странный старик, — задумчиво сказал Рональд, поднял камешек и кинул вниз, туда, где пенные валы разбивались о скалы. Эдор подтянул колени к подбородку и еще пристальнее посмотрел в бурлящее море. — Ни в одной из ближайших деревень нет такого старика, и не было никакой истории с ограблением и зарезанной любимой женой… К тому же, представь себе. Ты одет как аристократ, у тебя стать правителя. Такой старик должен был подходить к тебе с поклоном, вымаливая разрешение обратиться. А этот сел рядом и заговорил именно о том, что могло всколыхнуть твои чувства.

— Да, я только сейчас понимаю, он словно знал, что мне сказать, — ответил Эдор. Тоже поднял камешек и бросил в воду. Тот скрылся в пенном неистовстве. — Знаешь, только это меня и утешает — море… — искренне сказал он. — Я виноват, учитель. Ослушался тебя, не внял голосу разума. Наверное, я просто заслужил этот ад.

— Не суди себя так уж строго, — усмехнулся Рональд. Иногда с наставником можно было поговорить вот так, без затей и субординации. — Кто-то начал игру против нас, и это первый шаг. Скорее всего, этот старик знал твою душу, а значит, это серьезный враг. Так что впереди у нас много работы. Она отвлечет тебя. И еще… знаешь, — Рональд вдруг посмотрел Эдору в лицо, и тот снова увидел в нем бесконечное понимание. — Я знаю, как это — не иметь возможности коснуться той, что нужна тебе, и быть рядом, потому что твоя близость убивает ее. Но когда-то я мог хотя бы взять ее за руку и поговорить… Правда, и сейчас не имею понятия, как лучше. Вообще не видеть, или видеть вот так, не в силах сблизиться и вернуть прошлое. Возможно, отрубить совсем легче…

— Ты знаешь? — удивился Эдор.

— Знаю, — грустно усмехнулся Рональд. — И могу сказать тебе одно. Это можно терпеть, лишь бы она была жива. Поверь мне.

* * *

— Аньис, о чем ты думаешь!? Ну-ка повтори, что я спросил?! — господин Шмальер стоял, опершись двумя руками о стол, за которым она сидела, и круглые глаза метали молнии.

— Ой, простите, господин Шмальер… Вы спросили… Вы не могли бы повторить вопрос? — Аньис выплыла из красивого возвышенного мира, где парила ее душа.

О чем она думала? Да как всегда — о господине Рональде. О том, какой он мудрый и сильный, какой умный, надежный и привлекательный… Какие у него сильные горячие руки. Вчера ночью он держал ее как пушинку, и это было так хорошо, так приятно и спокойно. Но волнующе… Хотелось снова испытать то же самое. О его глазах, в которых живет целый мир, бездонных, пленяющих, обволакивающих. Как хорошо было бы потонуть в них и знать, что эта бездна всегда укроет тебя, защитит от любого пламени, от любых невзгод. О том бесконечном радостном покое, что царит в его объятиях…

Вечером того же дня она смотрела на себя в зеркало. Что-то в ней изменилось. Казалось, пламя Эдора, едва коснувшееся ее, выжгло лишнее, сделало ее яснее, более цельной. Даже в чертах лица, силуэте фигуры и движениях почти исчезла подростковая резкость. А общение с господином Рональдом придало ее лицу выражение решительности и внутренней силы.

И да, Аньис действительно решила… Глядя на свое становящееся более взрослым лицо, она раз и навсегда поняла, чего хочет. Лишь две вещи могут сделать ее счастливой. Свобода, которой ей до сих пор не хватает. Все же лежащая где-то бумага, где значилось, что она рабыня, волновала ее. Память о ее существовании тонкой, но острой занозой, сидело на отшибе души. И… господин Рональд.

В тот вечер Аньис поняла, что больше всего на свете хочет быть с ним. Делить его жизнь, быть рядом, наслаждаться его необыкновенным присутствием, принадлежать ему и как женщина, и как самый близкий человек. И дарить ему… что? Может быть, ласку, радость и нежность… Пока Аньис было сложно понять, что именно. Ведь все, что у нее было, все, что она могла подарить — только свое сердце. А что такое «сердце» понятно всем, но вряд ли может быть определено словами.

Она обязательно будет рядом с ним. Он хочет, чтобы она училась и расцветала, становилась умнее и лучше — и она будет делать это. И станет достойной его. Может быть, этого он и хочет? Аньис рассмеялась про себя, заметив, как отражение в зеркале решительно подняло подбородок.

А еще господин Рональд и свобода — эти два понятия в ее жизни связаны напрямую. Только он может когда-нибудь дать ей свободу… Но в тот вечер не рабыня решила всеми силами заслужить милость господина. А девушка Аньис решила быть с самым лучшим на свете мужчиной.

ГЛАВА 15

Прошло чуть меньше двух лет. Аньис вот-вот должно было исполниться семнадцать. Вся резкость окончательно ушла из ее облика, а из души исчезло детское неистовство чувств. За время учебы, изучения искусств, филигранного создания нарядов, которые сделали ателье господина Тэрье самым популярным в городе, она научилась лучше понимать себя. Осталась такой же искренней и непосредственной, но стала сдержаннее, эмоции обрели плавность и красоту. Теперь она лучше знала, какая она и что ей нужно.

Аньис все так же любила людей и легко сходилась с ними, но поняла, что для счастья ей не нужно много друзей. Осознала, что она вдумчивая и внимательная, и погрузиться в чтение ей порой интереснее, чем поболтать с подружками. Поняла и то, что, по сути, она одинока, и с этим ничего нельзя сделать. Это одиночество можно только принять, как принимал самый одинокий человек, из всех кого она знала — господин Рональд. И когда он находил для нее время, она ощущала, что одиночество уходит, а ему на смену приходит теплая близость.

Марша была беременна вторым ребенком, а ее маленькая дочка Перри очень любила тетю Аньис. Радостно верещала, когда та приходила к ним, тащила за юбку поиграть… А Аньис навещала их часто, чтобы помочь подруге с ребенком. Их дружба не распалась, но появилась дистанция, неизбежная при таком разном образе жизни. Марша погрузилась в семейные дела и всегда охотно рассказывала о них, а Аньис слушала, она умела слушать. Только вот о том, чем жила Аньис — книги, музыка, новые знания и искусство модельера, Маршу совсем не интересовало, и Аньис не мучила ее непонятными увлечениями «знатной дамы».

Горри и Вери делали керамику на новых, по последнему слову техники, станках и продавали ее в двух лавках. Семья процветала. Вери собирался жениться на хорошей девушке из соседнего квартала. С братом, как и с подругой, сохранялось тепло, но понимания больше не было. Аньис и ее семья теперь жили в разных мирах. Она вздыхала, но ничего не могла с этим поделать. Оставалось только принять и дарить тепло тем, кого любит.

Все младшие дети Вербайа, кроме самой маленькой дочки Темми, ходили в школу. Аньис радовалась этому, посещая родных, сама рассказывала им что-нибудь из того, что знала. Приносила подарки: игрушки, сладости, костюмчики, сшитые по ее проектам. А родители гордились ею, и как будто забыли, что когда-то Горри собственноручно подписал бумагу о продаже Аньис в рабство. Правда, последнее время мать начала косо поглядывать на нее, как и многие в бедняцком районе. И Аньис знала, почему…

О том, что она не настоящая наложница господина Рональда она не говорила никому, кроме Марши и Колобатти, и была уверена в обеих, и в подруге, и в сестре. Садди тоже вряд ли стал бы распространять слухи. Сам Садди, но не его жена. А женился Садди на Марисе, той самой служанке из дворца господина Эль, что когда-то очень удачно подвернулась в коридоре.

Сложно сказать, что двигало Марисой, когда она выходила замуж за молодого плотника. Вообще-то брак с ремесленником для служанки из богатого дома считался невыгодным. Но Мариса без всяких сомнений согласилась на его предложение.

Может быть, хотела насолить Аньис, выйдя за ее бывшего жениха. А может, расчетливая служанка поняла, что Садди будет прекрасным мужем. Но, так или иначе, а женой она оказалась хорошей. Заботливой, хозяйственной. Садди с отцом не могли нарадоваться на молодую хозяйку в доме.

А вот ненавидеть Аньис она не перестала. Аньис лишь догадывалась, за что Мариса с самого начала ее невзлюбила, но ошибиться тут было сложно. Почти все молодые служанки во дворце мечтали, чтобы господин Рональд обратил на них внимание, взял в наложницы… Только, в отличие от остальных, Мариса полагала, что лично у нее есть шансы, ведь она считалась самой симпатичной и сообразительной девушкой в доме. И вдруг появилась девица, которая просто волей судьбы и непонятно за какие заслуги оказалась на том месте, куда метила Мариса…

Работая во дворце, служанка опасалась распускать слухи или открыто нападать на Аньис, ведь всегда могли вмешаться Тиарна, а то и сам господин Рональд. А своим местом Мариса дорожила. А вот став женой и домохозяйкой, Мариса принялась распускать слухи про ненавистную рабыню, что господин Рональд пренебрегает ею как женщиной. Видать, не годна для этого… Только и может, что читать книжки, да рисовать какие-то тряпки на бумаге… А в качестве доказательства приводила факт, что у Аньис до сих пор нет ребенка. Странно, не правда ли? Молодая здоровая девица, наложница молодого мужчины, а до сих пор не зачала… Да и все время, что Мариса работала во дворце, ни разу не слышала, чтобы господин взял рабыню на ночь…

Это была такая лакомая, такая пикантная сплетня. Как пыльца под порывами ветра, она разносилась по району… Многие, кто знал Аньис в лицо, усмехались, завидев ее. Аньис училась не опускать глаза при этом, старалась не обращать внимания. Но это было и стыдно, и больно… Ведь господин Рональд, даривший ей столько душевного человеческого внимания, так и не захотел ее как женщину.

В этот день Аньис в сопровождении Кирри решила пройти через базар, прежде чем посетить родных. На выходе с базарной площади на плетеных стульчиках сидели Мариса и две ее подружки-соседки того же возраста. Располневшие руки бывшей служанки возлежали на огромном животе, а лицо дышало гордостью, словно на свете не было ничего более почетного, чем восседать беременной на базарной площади.

Завидев Аньис с охраной, подружки склонились друг к другу и захихикали и закивали в ее сторону, но когда она приблизилась, замолчали, следя за ней насмешливыми взглядами.

— Госпожа, позвольте обратиться? — вдруг громко, издевательски сказала Мариса. Видимо, понимала, что Аньис сложно ей противостоять. Ни грубить беременной женщине, ни тем более просить помощи у охранника, она не станет.

— Здравствуй, Мариса, — спокойно сказала Аньис и остановилась. — Что ты хочешь?

— Да вот хочу узнать, как ваши дела, госпожа, — продолжила бывшая служанка, а две ее подружки противно захихикали. — Только вот подняться не могу, сидеть охота… Видишь, какой у меня живот? У тебя такого нет, и не будет… — с наигранным сожалением вздохнула она. — Не годна ты для этого, недаром господин тебя не желает!

Аньис стало противно, но ответить она постаралась остроумно и спокойно, не поддаваясь чувствам:

— Да, Мариса, живот у тебя большой, не в пример твоему разуму. Видимо, весь, что был, как раз в живот и ушел.

Отвернулась и пошла дальше. Подружки Марисы изумленно молчали, переваривая ответный выпад «рабыни», а потом одна из них вдруг закричала, показывая пальцем на книгу у Аньис в руке — она несла ее в подарок девятилетнему брату Карри.

— Ой, так ясно же, что она лишь для этого годна, буквы в слова складывать! Господин ее сказки на ночь читать готовит, раз уж другого толка от нее нет… Заросло у нее там все!

Аньис обернулась, от ярости сжав книгу сильнее. Эта девушка не была беременной, ее можно и за косу оттаскать. Только вот унижаться до такого уровня не хочется…

— Пойдем, — большая рука Кирри опустилась ей на плечо. — Еще не хватало на дур внимание обращать. Нет в них ничего, кроме того, что явно не зарастает… И не будет, мозг-то тоже там.

Аньис вдохнула, выдохнула и, стараясь сохранять спокойствие, пошла дальше. Вообще, наверное, стоит приезжать в экипаже прямо к родительскому дому или дому Марши. Слишком много неприятных взглядов вокруг… И на этих идиоток больше наталкиваться не хочется. Только ведь правы они… Любимый хозяин не берет ее в свою постель, и ребенка у нее нет…

— А мы вот господину твоему расскажем, что охранник тебя трогает! — истошно заорала им вслед третья подружка. — Ему руки поотрубают, а тебе зашьют все, что еще не заросло!

— Вот дуры! — в сердцах сказала Аньис и прибавила шагу.

Но, видимо, весь мир сговорился напоминать о ее доле. Отец с Вери и Карри ушли в мастерскую, а мать отправила Сьирри присмотреть за младшими дочками, игравшими в другой комнате. Явно хотела остаться со старшей наедине.

— Я хочу с тобой поговорить, Аньис, — сказала она, поймав взгляд дочки. Аньис показалось, что спина матери решительно выпрямилась, как в тот день, когда она уговаривала Аньис не судить их с Горри за продажу в рабство.

— О чем, мама? — со вздохом спросила Аньис, хоть она уже догадывалась, что речь пойдет все о том же, наболевшем.

— О твоей жизни, доченька, — Арсана положила ладонь на стол. — Уже больше двух лет ты живешь в доме господина Эль, а у тебя все еще нет ребенка. Это настораживает, да и слухи ходят… — мать вздохнула и отвернулась, встала к Аньис боком. — Послушай, я ведь понимаю, что происходит. Либо ты бесплодна. А этого не может быть, ты ведь моя дочь… А я беременела даже от поцелуев, как шутит твой отец…

— Мама, я не хочу об этом говорить! — сказала Аньис. — И чужие сплетни меня не интересуют. Господин Рональд — самый добрый, самый заботливый господин из всех.

— Но ребенка-то у тебя нет, — резко ответила Арсана и бросила на дочь острый взгляд. — Значит, он пренебрегает тобой. Не берет на ложе. Это ведь так, Аньис?

Сердце Аньис громко забилось, а щеки залила краска. Арсана прижала ее к стенке. А ведь мать была последним человеком, с кем Аньис хотелось обсуждать это.

— Да, он не прикасается ко мне, — врать Аньис не могла, мать все равно поймет правду по ее смущению. — Он хочет, чтобы я, как знатная девушка, получила образование и повзрослела.

— Но почему он не берет тебя в постель? Одно другому не помеха. Не думаю, что ты ему чем-то не угодила…Скорее всего, он действительно бережет тебя для чего-то. Но знаешь, Аньис, — Арсана вдруг улыбнулась, напомнив Аньис улыбчивую красивую маму, которую она знала в раннем детстве. — Мужчины не всегда понимают, чего хотят, и иногда нужно им объяснить…

Аньис открыла рот, чтобы сказать, что господин Рональд прекрасно понимает, чего хочет. Но не успела, мать перебила ее:

— Я понимаю, что ты не можешь, например, прийти к нему обнаженная… Но ты можешь объяснить по-другому, — Арсана засунула руку в складки одежды, достала небольшой пузырек с прозрачной жидкостью и поставила его на стол перед Аньис.

— Что это? — удивилась Аньис. Он взяла пузырек. Сбоку была приклеена бумажка, на которой читались непонятные слова: «терио бел, каори мелькоо…» Подобных непонятных названий было около десяти.

— Это старинное зелье, давно запрещенное к продаже в Альбене. Доченька, используй его… Достаточно добавить в пищу или питье. Оно неощутимо на вкус, а выпив его, мужчины испытывают особое помрачение рассудка. Их охватывает непреодолимое желание. Говорят, за всю историю еще никто не устоял, испив этого зелья. И не бойся… Будь он хоть трижды маг, а почувствовать его не сможет. Потому что это не магия, а особое сочетание трав… А овладев тобой один раз, он не сможет оторваться, я уверена…

— Мама, я никогда не сделаю такого с господином Рональдом! — возмутилась Аньис и поставила пузырек на стол. — Об этом стыдно даже думать.

— Подожди, — улыбнулась мать и ласково положила руку ей на плечо. — Просто возьми зелье и подумай. Не обижай маму… Мне стоило больших усилий вызнать у старика-знахаря, который недавно приходил к нам с товаром, что это запрещенное зелье у него есть, и уговорить продать его… Пожалей мои усилия.

Не отстанет, подумала Аньис. Ее нужно перехитрить. Всегда можно вылить зелье за ближайшим углом, как только она выйдет из родительского дома.

— Хорошо, мама, — Аньис схватила пузырек и сунула в карман. — Я возьму, чтобы тебе было спокойнее.

— Конечно, ты можешь вылить его за ближайшим углом. Ты всегда так делала, когда я надевала на тебя в детстве шапочку — срывала за углом, думая, что я не знаю, — ласково улыбнулась Арсана. — Можешь сделать и так, — продолжила она, — но тогда твоя жизнь не изменится, а слухи так и будут позорить тебя и всю нашу семью. А представь себе… Ты родишь ему сына… Это ведь почти непреложная традиция, дать свободу или даже жениться на наложнице, которая родила мужчине первенца…

Но Аньис не вылила зелье. Она забыла его в кармане. Сначала заигралась с младшими детьми Вербайа, а потом, по пути домой, ее полностью охватили неприятные мысли. И мать, и эти мерзкие девки правы. Стычка с Марисой и разговор с матерью оставили липкое неприятное ощущение, словно она вывалялась в грязи, и эта грязь пристала к ней, как клеймо.

И ведь действительно, ее положению не позавидуешь. Кто она? Ненастоящая наложница и ненастоящая воспитанница. Любимый мужчина пренебрегает ею, как женщиной, но и, как к ребенку, не относится. Как была она ему не нужна два года назад, так не нужна и теперь. Это он ей нужен. Это она живет от встречи до встречи, ловит его взгляды, вслушивается в речи, трепещет от случайных прикосновений… И всегда ждет, когда он снова пригласит ее пообедать, сыграть для него на поломоне или предложит партию в парти…

А что ее ждет? Брак с нелюбимым человеком, за которого он ее отдаст? Так она получит свободу, но лишь относительную… Прочитав много книг о других странах, Аньис понимала, что в Альбене женщины, даже самые высокопоставленные, всего лишь рабыни своих отцов и мужей. Не могут решать за себя, а вся свобода ограничивается тем, что разрешат им мужчины.

А может быть, господин Рональд и вовсе оставит ее в доме в таком непонятном положении? Она будет старой девой, никогда не родит ребенка… Только и останется, что читать книги да играть на поломоне… Ну да, еще проектировать костюмы… Но этого мало.

А еще этот позор… Косые взгляды, издевательство глупых девок, переживания матери… Может быть, они правы, с ней просто что-то не так, раз господин Рональд так и не пожелал ее? В таких размышлениях Аньис подъехала к одному из дальних входов во дворец. Хотела сразу пойти принять ванну, чтобы смыть мерзкое послевкусие сегодняшних разговоров. Но вдруг услышала оживленные голоса.

На лугу позади дворца собрались конюхи и окружили огромного черного жеребца, а рядом стоял господин Рональд и оценивающе смотрел на животное. Смоляно-черный с синим отливом, с грациозной посадкой головы и бугрящимися мускулами под гладкой шерстью, жеребец вставал на дыбы и вырывался из рук конюха.

Какой красивый, подумала Аньис и, улыбаясь, подошла поближе. Наверное, очередной подарок короля, сообразила она. Ахтион продолжал баловать друга и советника дорогими подарками.

Один из конюхов обернулся к господину Рональду и развел руками, указывая на жеребца. Господин улыбнулся и подошел к нему, взял поводья. А конь вдруг замер, позволяя новому хозяину погладить морду, закопаться рукой в гриву… Надо же, усмирил, подумала Аньис. Впрочем, господина Рональда всегда все слушаются, не удивительно…

Хозяин стремительно взлетел в седло и медленной рысью пустил коня по лугу. У Аньис перехватило дыхание. До чего же хороши оба! Всадник в черном с серебром на вороном коне был великолепен. Как непринужденно, гибко держался он в седле… Как красиво улыбался! Вот они, мужские игрушки, подумалось Аньис… Даже невозмутимый господин Рональд радуется, как обычный человек.

Неожиданно его взгляд упал на Аньис, он кивнул ей и подъехал.

— Приветствую, Аньис, — улыбнулся он и спешился. Похлопал жеребца по шее, и тот уткнулся мордой ему в плечо. — Нравится тебе конь?

— Здравствуйте, господин Рональд! Конечно нравится, он очень красивый! Это подарок короля?

— Да, как водится, — добродушно усмехнулся он. — Это необычный конь, очень редкая порода — телебести. Некоторые даже не считают их лошадьми, они больше, сильнее, быстрее и выносливее лошадей. По легенде, когда-то ольные табуны жили в драконьих землях, поэтому в жилах телебести течет драконья кровь… Конечно, это невозможно, эти виды не скрещиваются. Но легенда красивая. А в этих конях и верно есть что-то от драконов. Сила, изящество, красота и неукротимый нрав. Хочешь на нем покататься, Аньис? — он бросил на нее лукавый взгляд.

— Очень хочу, — улыбнулась Аньис. — Но я не умею…

— Давай я тебя покатаю! — вдруг рассмеялся он и, не дождавшись ответа, обхватил ее рукой за талию. Одним немыслимым движением он взлетел в седло и посадил Аньис боком, вплотную к себе. Взял в руки поводья, и Аньис очутилась в его объятьях… Он медленно тронул коня.

Аньис затаила дыхание от его близости, и от того, что сидела так высоко — она еще никогда не каталась верхом. И вдруг почувствовала, что он напрягся, горячая волна пробежала по его телу, передаваясь Аньис через грудь и руки, и охватила всю ее… Сердце бешено забилось, глаза сами собой закрылись в истоме, и тело потянуло назад, прильнуть к нему сильнее.

Но длилось это лишь несколько секунд, руки, державшие поводья расслабились, словно он выдохнул напряжение, и волна откатила назад. Он пустил коня быстрее.

— У них очень ровный ход, — услышала Аньис его спокойный голос. Но… ей показалось или в голосе звучала легкая хрипотца?

Жеребец полетел вперед. Все замелькало перед глазами: зеленая трава, силуэт дворца, фигуры конюхов, с улыбкой глядящих на хозяина… В сердце запел восторг гонки, новых ощущений и близости господина Рональда. А в голове звенела одна мысль: на самом деле он желает меня, я ему нужна…

Они пронеслись по лугу, перескочили через небольшую речку. Аньис затаила дыхание, когда конь взмыл вверх и легко перепрыгнул ее. Проехали вдоль внешней ограды и вернулись, еще раз перемахнув через реку. Сердце громко билось от радости и восторга, она постоянно ощущала твердую горячую грудь сзади и чувствовала себя в безопасности в сильных руках.

Потом господин Рональд спешился и предложил ей попробовать самой, поводил, держа коня под уздцы, и даже позволил проехаться самостоятельно. Это уже было страшновато, конь вдруг стал казаться очень большим и непредсказуемым животным. Но было ощущение, что он бережет всадницу, словно чувствует ее желание пойти быстрее или, напротив, — остановиться.

Наконец господин Рональд с улыбкой кивнул и принял ее на руки, помогая слезть, так легко, словно она вообще нисколько не весила.

С горящими от восторга глазами, Аньис оказалась вплотную к нему, когда он поставил ее на землю. Отдышаться не получилось, сердце опять бешено забилось… Он стоял рядом, такой высокий, сильный, колени подгибались от его близости.

Господин Рональд сделал шаг назад, едва улыбнувшись, посмотрел на нее сверху вниз, взял ее руку и положил на теплую морду коня, на мгновение накрыв своей. Снова прошибло томной волной, и она опустила глаза, чтобы не выдать охватившие ее чувства.

…Хотелось, чтобы он снова взял ее на руки, чтобы его губы коснулись его губ, хотелось прижаться к нему, не отрываться, ближе и ближе… Голова кружилась. Она растерянно погладила морду животного, мечтая, чтобы рука хозяина снова накрыла ее руку. Это было такое новое, такое непривычно прекрасное ощущение…

— Аньис, тебе понравилось? — спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо. Мельком она заметила, что черные глаза горели удивительно ярко. А воздух вокруг него был еще гуще, чем обычно, ощущение теплой силы накрывало с головой.

— Да, господин Рональд, спасибо большое, — улыбнулась она, оглаживая шерстинки рукой. Мудрый большой глаз коня внимательно смотрел на нее.

— Ты ему понравилась. И я договорился — он никогда не сбросил тебя, будет беречь, пока не научишься хорошо держаться в седле, — улыбнулся господин Рональд. Нет, его глаза совершенно точно горели ярче обычного. Они как будто гладили ее с сильным, тягучим чувством… — Поэтому можешь учиться верховой езде, пока меня не будет… Если хочешь. Заодно будешь навещать нашего друга, его нужно выгуливать. И сама дашь ему имя.

— Конечно, хочу, спасибо, господин Рональд, — улыбнулась Аньис. — Только вы ведь знаете, что в Альбене женщины не ездят верхом…

Он рассмеялся:

— Значит, ты будешь первой! Как видишь, это совершенно не страшно, и даже не очень сложно.

— Да, господин Рональд, спасибо большое! — предложение было очень заманчивым. Читая в книгах об амазонках, скачущих с луком за спиной по прериям Тауфоо и о знатных дамах заморских государств, совершающих прогулки верхом в сопровождении галантных рыцарей, она мечтала когда-нибудь сесть на лошадь, ощутить восторг быстрой скачки, самой управлять конем. Жаль лишь, что он опять уезжает. Но он часто отлучался на неделю, иногда на две, наверное, опять дела, подумалось ей. Ничего страшного, она привыкла. Только сердце почему-то ударило с тревогой.

— Меня долго не будет, Аньис, — он вдруг отвернулся и встал к ней боком. А она продолжала растерянно гладить восхитительно теплую морду огромного коня. — Много месяцев, может быть, год. Появились сложные и срочные дела в одном крайне далеком месте. Помнится, мы с тобой собирались сегодня пообедать…. Иди, переоденься, если хочешь, я скоро приду в малую трапезную.

«Много месяцев, может быть год», — эхом звучало у Аньис в ушах. А душа камнем упала на землю. Не может быть, подумалось ей. Ее словно оглушили. Она не увидит его целый год? И весь год она так и будет неизвестно кем…

— Хорошо, господин Рональд, — пытаясь изобразить улыбку, тихо ответила она. Растерянно убрала руку с морды коня и, как призрак, пошла к калитке в сад. — Я буду ждать вас… — сказала она, сама не понимая о чем: о малой трапезной, где они нередко обедали, или о том, что будет ждать его возвращения.

Душа мертво лежала на каменной дорожке под ногами. Ей показалось, что сейчас он просто убил ее. Раздавил этим простым «меня долго не будет». Почти ничего не видя перед собой, Аньис вошла в сад, прошла его насквозь и отправилась в свою комнату. Действительно, нужно переодеться, платье теперь немного пахло конской шерстью, а нюх у Аньис был чуткий. Но эти мысли скользили автоматически, не достигая ее разума и души, где все потонуло во внезапной оглушающей боли.

Это для него год — песчинка в бесконечных летах его жизни… А для нее — это целая вечность. Вечность позора, ненужности и неприкаянности. Вечность без него.

* * *

Рональд похлопал черного коня по морде и обернулся в сторону уходящей девушки. Расстроилась, подумал он. Бредущая к дому с опущенными плечами, она казалась сломленной и разбитой. Молодая, быстро пройдет, подумал Рональд. Но все равно сердце сжималось, глядя на нее. Да и самому не хотелось оставлять ее так надолго. Похоже, она все же стала для него чем-то большим, чем глупый маленький цветочек.

Он привязался к ней. Она стала частью его жизни. Посреди забот и серьезных дел он находил время, чтобы полюбоваться прекрасным цветком, нежным, тонким, нуждающимся в заботе. И точно знал, что за ним цветком нужно ухаживать, чтобы он не терял свою прелесть.

И эта ее юношеская любовь к нему… Наивная, возвышенная, альтруистичная и эгоистичная одновременно, как все чувства молодых. Красивая, упрямая. Скоро пройдет, развеется… Но пока она жила в ней, его изголодавшаяся по тонким живым чувствам душа, отвечала тихой песней. И Рональд привык, что эта песня звучит в нем. С ней ему было не так одиноко.

И да, девушка будила в нем мужские желания. Если быть совсем честным — будила с самого начала. Последнее время ему нравились совсем юные, худенькие и нежные девушки, которых так легко смять, разрушить, и потому хочется оберегать и ласкать с безбрежной нежностью… Если бы считал возможным, сделал бы ее своей. Просто понимал, что обратного пути для нее не будет.

…Он мог бы подарить ей всю Вселенную. Только вот беда в том, что Вселенная ей не нужна.

Но сейчас, перед расставанием, он позволил себе некоторые вольности, поддался порыву… Эти тонкие пальцы, гибкая фигура, выразительные губы, казалось она должны быть сладкими на вкус… Да уж, даже не будучи архоа, Эдора можно понять.

Вот уж точно старый дурак, не иначе.

ГЛАВА 16

У себя в комнате Аньис, не дожидаясь Аббу (Кьяса недавно вышла замуж за одного из гвардейцев господина, теперь у нее был свой дом и своя служанка), сняла платье и с необычной неаккуратностью кинула на спинку кресла. Душа была наполнена горем и протестом… Слезы возмущения и боли отчаянно просились наружу.

Вдруг что-то с легким щелчком упало с кресла и закатилось под стол. Аньис удивленно посмотрела вниз и подняла небольшой флакончик с кабалистическими названиями на боку. Надо же, так и не вылила, забыла, удивилась Аньис. Она задумчиво смотрела на флакон, и что-то в ней менялось… Может быть, это выход?!

«Мужчины не всегда понимают, чего хотят, и иногда нужно им объяснить…» — прозвучала в голове фраза матери. Вот уж точно! Порой мать бывает права… Ведь только что его тянуло к ней, она не могла ошибиться! Это ощущалось и в его теле, и в глазах, и даже в атмосфере вокруг него. Будь она хоть трижды неопытная девушка, но ей просто не могло показаться! Но почему тогда господин Рональд все усложняет? Выдумал какие-то условности, хоть она уже совсем взрослая.

А на самом деле все так просто: его тянет к ней, а она… она его любит и всей душой хочет быть с ним.

А теперь его не будет целый год. Все это время над ней так же будут смеяться. Она так и будет ненужной и бездетной. Да, может, она вообще тут умрет! А главное — целый год она не увидит его, это еще хуже смерти!

А если он вообще не вернется, вдруг подумалось Аньис. Сердце йокнуло и оборвалось… Она давно подозревала, что работа у господина Рональда куда опаснее, чем он показывает. Кто знает, где он пропадает, может быть, в местах, опасных даже для мага его уровня. А если он не вернется… Тогда вообще все потеряет смысл, и она завянет, так и не узнав его ласки, так и не побыв с ним…

Аньис крепко сжала пузырек в руке, и когда пришедшая Абба подала ей голубое пуари с глубоким вырезом на груди, сунула его в карман. Один раз в жизни совершить плохой поступок? Чтобы получить в итоге что-то хорошее? Да и не такой уж плохой… Ведь она чувствует, что его тянет к ней… От этого ей было сладко и восторженно. Она лишь поможет ему отпустить предрассудки, перестать усложнять. И целый год будет ждать его, как ждут с поля боя, одарив перед этим лаской.

Аньис сжала в кармане пресловутый пузырек. До боли в руке. Подкрасила губы под веселый щебет Аббы, рассказывавшей о своем поклоннике. И пошла в малую трапезную.

* * *

Конечно, она пришла раньше. Малая трапезная сильно отличалась от большой, пышущей великолепием и предназначенной для хозяйских приемов. И здесь Аньис нравилось намного больше. Сколько раз за эти два года она радостно спешила сюда, когда господин Рональд звал ее пообедать или поужинать.

Небольшой столик из дерева кио-карн, устеленный светло-голубой, подобранной Аньис скатертью, был накрыт на двоих. Хозяин любит, чтобы все было готово заранее, и во время обеда его никто не тревожил. Множество фруктов, любимых Аньис, в центре закрытое блюдо с рыбным кушаньем, популярным в высших слоях Альбене. Две тарелки с овощным супом «венье» с маленькими крышечками. Аньис открыла ту, что была с его стороны…

Еще несколько мгновений она колебалась. Смотри на свои мотивы, всплыли вдруг в голове слова господина Рональда, сказанные ей давным-давно… Но она просто не могла сейчас разобраться в себе.

Что двигало ее дрожащими руками, когда она опрокинула пузырек в дымящийся суп с той стороны, где обычно сидел господин Рональд? Отчаяние, вызревшее на стыде, позоре, издевках глупых девчонок; на безответной юношеской любви и внезапном взаимном влечении, разбившемся о предстоящую разлуку…

Она просто должна была сделать что-то, что повернет, изменит невыносимую ситуацию. Пусть необдуманное, пусть глупое, пусть опасное… Может быть, последний детский посыл, желание топнуть ногой, чтобы получить, что хотелось… Она и топнула. Не могла не топнуть. Правда подумала, что если придется расплата, то отвечать ей. Но к этому она готова. Если ничего не выйдет, если господин Рональд поймает ее и разгневается — ей все равно уже нечего терять.

Она едва успела вернуть крышку на место, обойти стол и сесть, ожидая господина, как дверь открылась, и он вошел в трапезную. Тоже переодетый после верховой езды.

Доброжелательно улыбнулся ей и устроился напротив. Сердце бешено колотилось. Она ведь не знала точно, что произойдет…

Он рассказывал ей еще что-то о телебести, когда открывал крышку, когда со знанием дела вдохнул аромат… Потом взял ложку и попробовал суп. Она же была, как во сне, происходящее начало казаться нереальным.

— Венье сегодня необыкновенно ароматный, — улыбнулся он, подняв взгляд на Аньис. — Похоже, Тиарна решила модифицировать рецепт…

Съел еще одну ложку. И тут все изменилось.

Его взгляд застыл, и черные глаза словно залило маслом. Он резко оттолкнул тарелку с супом, и горячая ароматная жидкость пролилась на пол. В лице читалось нечто не передаваемое, то ли злость, то ли что-то намного глубже и больше.

Рывком он вскочил на ноги и в два шага оказался у окна. Открыл его, уперся руками в подоконник и глубоко дыша смотрел на улицу. Аньис замерла, боясь что-либо сказать, как-то вообще проявить свое присутствие сейчас. По ее представлениям, все должно было происходить не так…

Атмосфера вокруг него стала гуще, чем когда либо, Аньис казалось, она ее душит. Волны, подобные той, что она почувствовала, сидя перед ним на коне, расходились по комнате, но были намного глубже, сногсшибательнее. От них у нее кружилась голова, и тело охватывала тягучая истома. Но Аньис знала, что что-то не то, нельзя поддаваться этому ощущению. Потому что в густой атмосфере ощущалось еще нечто, и это было страшно…

Так прошло несколько минут, показавшихся ей вечностью. Потом атмосфера стала легче, и Аньис инстинктивно выдохнула. Теперь ее мелко колотило от предчувствия, что сейчас случится что-то нехорошее. Господин Рональд обернулся к ней и встал, облокотившись спиной о подоконник. В черных глазах больше не было масла, было только сожаление, что ли… И нейтральное спокойствие.

Взглянув в это беспристрастное лицо, Аньис второй раз в жизни поняла: пощады не будет. Так же как не было, когда она хотела убежать с Садди.

— Знаешь, Аньис, — спокойно сказал он. — Мало какие вещества на меня действуют. Так вот, это средство, видимо для разнообразия, — он усмехнулся, — действует. Я проверял в самом начале, когда пришел в Альбене. И его нелегко обезвредить, слишком ядреная смесь для любого мужчины. Не хотел бы я еще раз испытать такое.

Аньис сидела ни жива, ни мертва, слушая его. Вот и конец, конец всему, пронеслось у нее. Слезы бесконечной боли просились, но не смели возникнуть под его внимательным, бесстрастным взглядом.

— С самого начала я мог использовать тебя для того, для чего подарили, — продолжил он, внимательно глядя в ее лицо. И его взгляд не позволял опустить глаза ей самой. Аньис поняла, что эту пытку придется пройти до конца: видеть его бесстрастное лицо, взгляд, в котором нет привычного тепла. Слышать, как он раскатает ее, не оставив ничего. Впрочем, заслужила… Сама ведь знала, на что шла. — Имел полное право. И не могу сказать, что ты когда-либо была для меня не привлекательной. Напротив… Но я пожалел тебя. Не только потому, что ты была ребенком, хоть и это важно… Видишь ли, я не считаю раннюю половую жизнь такой уж неприемлемой. Тут все зависит от традиций, воспитания, реального развития человека. По вашим традициям ты считалась достаточно взрослой для постельных утех, но оставалась ребенком, по сути. Но, повторю, дело даже не в этом… Понимаешь, Аньис, — он сложил руки на груди, а в глазах промелькнула маленькая искорка тепла. Аньис поймала ее и положила в копилку души на память. Знала, что больше их может и не быть. — Я необычная сущность для вашей страны и всего вашего мира. Может прозвучать нескромно, но близкое общение с личностью моего уровня и силы поглотило бы твою собственную, раздавило бы тебя, лишило твоих естественных особенностей, оставив лишь связь со мной. Эдор мог сжечь тебя. А я — сам того не желая — поглотил бы тебя, оставив лишь то, что нужно мне. И я пожалел тебя, ты мне слишком сильно нравилась, — несколько мгновений он молчал, а Аньис поймала еще одну призрачную искорку тепла.

— Один раз в самом начале я решил за тебя: велел остаться в моем доме и учиться, — продолжил он. — Решил, потому что ты была совсем молоденькой девушкой, оказавшейся в безвыходной ситуации, не могла сама за себя постоять. Но с тех пор я всегда давал тебе выбор, — он снова слегка усмехнулся. — Позволил выбрать тогда, с твоим женихом, всегда позволял выбрать по мелочам, ни к чему не принуждая. Знаешь, Аньис, я ведь могу читать мысли, и моя сила внушения, вероятно, больше, чем у кого-либо в этом мире. Но я ни разу не залез к тебе в голову и ни разу ни оказывал прямого влияния на твою волю, — Аньис услышала в его голосе неуловимые нотки боли и, может быть, досады. И от его боли слезы потекли из глаза неуправляемо. Так и не смея опустить взгляд, она смотрела на него и плакала.

— Ты же захотела управлять моей волей, — продолжил он. — Ты могла прийти ко мне, пожаловаться на то, что тебя тревожит. Просто попросить помощи… У меня слишком много задач, не только в Альбене, и не всегда есть возможность улавливать тонкие нюансы твоей жизни. Ты могла бы обратить мое внимание, что тебя травят в твоем районе, что тебя сильно тревожит твой непонятный статус, пожаловаться, в конце концов… Но ты предпочла манипулировать мной, управлять моей волей и получить все и сразу нечестным способом. Скажи, я когда-нибудь был слишком жесток или пренебрежителен, дал тебе повод сомневаться в том, что я с пониманием отнесусь к твоим проблемам и помогу?

— Нет, господин Рональд, — тихо покачала головой Аньис. — Вы всегда были очень добры и внимательны ко мне… Простите меня… Впрочем, мне нет прощения…

— Я не сержусь, Аньис, — полуусмехнулся он. — Это другое. Я разочарован.

С минуту он пристально смотрел на нее. Потом быстро вышел, оставив ее сидящей в слезах за столом. Все-таки раздавил, сам того не желая. Это «разочарован» было хуже всего, что можно представить. Она не зря думала, что это конец, это конец и есть. Расплата.

* * *

Быстрым шагом Рональд шел к себе в кабинет. Надо же, а девушка его задела. Конечно, не гнев как таковой, но досада и едкое неприятное чувство разочарования. Надо же… Он привык видеть в ней красивый и тонкий цветок. И чистый при этом. А она поступила как обычная дурочка, захотела управлять исподтишка низким, некрасивым способом.

В чем-то был даже благодарен ей, давно ему не приходилось испытывать такого сильного чувства. Сильного настолько, что его задело, затронуло, а не просто пронеслось рябью над бесконечным покоем души. Досада, болезненная досада…

Впрочем, к тому моменту, когда он вошел в кабинет, досада развеялась. Теперь, когда он немного посмотрел ее мысли, ее проблемы были понятны. И прежде чем уйти почти на год, хотя бы с частью из них он может ей помочь.

* * *

Полчаса Аньис сидела оглушенная прямо там, в малой трапезной. Ей казалось, жизнь закончилась, все надежды рухнули. Она разрушила все своими руками. Причем в самом буквальном смысле.

Она грустно усмехнулась, подобно тому, как это делал господин Рональд. Когда то она решила стать лучше, выучиться всему, как он велел, развиваться, самосовершенствоваться. И ведь она старалась, все было правильно. Нужно было только не обращать внимание на кваканье глупых сплетниц, да и самой не стремиться обратно в жизнь, из которой ее выдернули.

Ведь она нравилась ему, его тянуло к ней… Кто знает, прошел бы этот мучительный год, и, может быть, со временем господин Рональд сам бы приблизил ее. Наверняка! Нужно было только запастись мужеством, терпением и сдержанностью. А она все сломала. Сама…

В комнату робко постучала и заглянула Абба, увидев, что господина нет, вошла.

— Что случилось, Аньис? — она тихонько подошла к подруге и хозяйке. Аньис снова усмехнулась про себя, наверное, она похожа сейчас на живого мертвеца.

— Господин Рональд рассердился на меня. Попроси, чтобы убрали обед, — сказала она и встала. — А я пойду к себе. Мне ничего не нужно, хочу побыть одна…

Абба озабоченно посмотрела ей вслед.

Еще полтора часа Аньис пролежала на кровати, то плача, то просто уткнувшись взглядом в край шкафа. Пришла Абба и сказала, что Парм велел передать: господин ждет ее у себя в кабинете.

Словно проснувшись, Аньис удивленно покрутила головой. Кинулась к зеркалу, аккуратно подтерла глаза с поплывшей краской. Сердце громко билось от страха. Видимо, он зовет ее, чтобы наказать.

Когда Парм открыл перед ней дверь кабинета, в лицо ударил чистый белый свет, лившийся из окна. И высокий силуэт господина Рональда казался нечеловеческим в этом свете.

Она хотела отчаянно умолять его о прощении… Но не успела. Господин Рональд сделал шаг ей навстречу, и она внезапно увидела его смуглое лицо с легкой белозубой улыбкой.

— Вот твоя вольная, Аньис, — сказал он и протянул ей свернутую в рулон бумагу.

Аньис растерянно взяла ее… Что? Он дает ей свободу, прямо сейчас?

— Вы меня прогоняете, господин Рональд? — тихо спросила она.

— Не прогоняю, — мягко улыбнулся он. — Исправляю ошибки. И меняю ситуацию в корне. Все это время тебя тревожило, что где-то значится: ты рабыня. Это делало тебя внутренне несвободной и заставляло совершать опрометчивые поступки. Как сегодня. Ты стала предметом насмешек и превосходства недалеких людей. Именно это лежит в основе твоих метаний. Поэтому я решил изменить ситуацию. Ты свободна, Аньис, — улыбнулся он.

И все же… Она обидела его, обманула, а он дает ей свободу… В душе была не радость от обретения свободы, а лишь растерянность. И боль. Что бы он ни говорил, оставалось ощущение, что он отшлепал ее, как нашкодившего котенка, и выкинул на улицу.

— Не думаю, что сейчас это бросит тень позора на тебя или твою семью. Но если опасаешься, можешь никому не показывать этот документ. Просто знай, что ты свободна. Теперь ты можешь распорядиться собой, как сочтешь нужным. Можешь уйти из моего дома. Можешь скоропалительно выйти замуж, думаю, желающих будет хоть отбавляй. Можешь переехать в дом господина Тэрье и полностью посвятить себя пошиву одежды. Тут есть и вторая бумага, — он показал ей на второй лист, закрученный внутрь. — В ней сказано, что я назначаю тебе содержание в размере тысячи куарино в год, при условии, что ты не будешь жить в родительском доме. И до тех пор, пока не выйдешь замуж. В остальном место проживания оставляю на твое усмотрение. Однако я настоятельно рекомендую тебе остаться в моем доме, — он повернулся к ней боком и оперся рукой о стол, — закончить образование, подумать, чего ты хочешь от жизни на самом деле, и не принимать скоропалительных решений… А когда я вернусь, обсудим, как бы ты хотела построить свою судьбу. Но повторяю — все это на твое усмотрение. Ты полностью свободна и сама принимаешь решения.

— Спасибо, господин Рональд, — прошептала Аньис. Никакой радости. Только одна мысль: он отказывается от нее… Отшлепал. Выкинул на улицу. Отказался.

— А, да, еще один момент… — улыбнулся он. — Согласно вашим законам, женщина не может завести свое дело. Но ты можешь вложиться в дело господина Тэрье, например, построить второе ателье под его маркой. Хозяином будет он, но ты сможешь получать большие проценты от дохода. Неплохой вариант. Постарайся разумно распорядиться деньгами.

— Хорошо, господин Рональд, я постараюсь, — Аньис сглотнула слезы… и вдруг не выдержала. Со слезами она протянула к нему руки в молитвенном жесте. — Господин Рональд, простите меня… Если когда-нибудь сможете! Я ничего не хочу, ни свободы, ничего! Только простите меня!

Он подошел, и она почувствовала на лице его горячую руку, большим пальцем он собрал слезы с ее щеки, приобнял за плечи и усадил в кресло. Отошел и, как когда-то, принес ей салфетку. Аньис было уже все равно… Она знала, что краска самым постыдным образом течет по лицу. Какое это сейчас имело значение. Но все же промокнула глаза, взяв салфетку из смуглой руки.

— Я ведь говорил, что не сержусь, — улыбнулся господин Рональд, стоя рядом. — Просто устраняю проблему в корне. Постарайся распорядиться своей жизнью и свободой достойно — и мне будет чем гордиться, — очень мягко добавил он.

— Хорошо, — Аньис только и оставалось, что улыбнуться в ответ сквозь слезы. Это ведь так принято: улыбаться в ответ на улыбку. — Я постараюсь, господин Рональд. Только простите меня… Мне идти, да?

— Иди, Аньис, — она встала. — И не забудь бумагу, — с легкой улыбкой кивнул ей на стол, где лежала вольная.

Аньис взяла ее, и, словно наблюдая за собой со стороны, вышла из кабинета под пристальным взглядом черных глаз.

Так же со стороны она видела, как идет по коридору. Только что она стала свободной. Но это не обрадовало ее. Пока она числилась его рабыней, он… отвечал за нее, заботился. А что теперь? Он отделил ее от себя, хоть и предложил остаться в его доме.

Она стала свободной. Но при этом не проходило чувство, что теперь все для нее закончилось. Потому что господин Рональд был и ее жизнью, и ее свободой…

* * *

Наверное, все же слишком жестко и неожиданно. Может, надо было как-то мягче, теплее. Объяснить, успокоить… Нужно было вызвать девушку еще раз, посидеть с ней, предложить варианты на будущее, и главное — на этот год, что она будет без него. И так была бы меньше вероятность, что она уйдет…

Но дела уже не терпели отлагательств. От его присутствия там, далеко, зависело слишком много жизней… Да и прямо перед уходом следовало навестить Ахтиона и сделать ему серию вводных по поводу политики и экономики в ближайшее время. А то он тоже любитель принимать опрометчивые решения.

…Да, нужно было еще раз вызвать девушку и успокоить. Но не успел…

Вспоминал о ней в отлучке с тревогой.

А когда вернулся — встретил королеву. Изысканную, красивую, чуть грустную и исполненную достоинства королеву.

Когда он вернулся, Тиарна с Пармом устроили торжественную встречу. Все слуги и охрана высыпали в большой зал приветствовать хозяина. Только Аньис не было.

Ну что ж, видимо, все же ушла, подумал он. Наверное, вышла замуж, ждет ребенка. Что ж… К этому ее готовили всю жизнь, до того как Ансьер выдернул ее из привычного, а он сам начал делать из нее аристократку. Остается надеяться, у нее все хорошо.

Но стало грустно. Он хотел увидеть ее, хотел, чтобы она его встретила. Иногда так нужно, чтобы тебя кто-то ждал. Кто-то искренний, добрый и преданный. Только для нее, конечно, лучше нормальное замужество и простой образ жизни… Эгоистично думать, что она осталась ради него.

Но Тиарна доложила, что девушка так и живет в доме. По-прежнему занимается с Анти и Тремиро — учителем по иностранным языкам, со Шмальером недавно закончила. Ведет свое дело с господином Тэрье. А половина молодых охранников во дворце регулярно к ней сватаются и получают отказ.

В своем районе она, похоже, почти не бывает, стала слишком занятая. Вместо этого к ней иногда приходят два младших брата — Тиарна не стала препятствовать их посещениям — и Аньис занимается с ними всякими науками… Недавно говорила, что хочет нанять Шмальера для братьев, пока не поздно… Похоже, вполне довольна жизнью, сказать точно Тиарна не может, Аньис с ней давно не откровенничает. Да и зачем ей? Она как знатная дама, и в его отсутствие все здесь слушаются Аньис.

Рональд счастливо рассмеялся. Она не сломалась. Похоже, тонкий стебелек стал крепче. Это ему теперь стоит подумать, как Аньис его встретит…

Даже как-то необычно волноваться перед встречей с молоденькой девчонкой, которая еще совсем недавно числилась его собственностью… А она так и не пришла к нему сама. Да и с чего? Распоряжение приходить к господину Эль только через доклад Парма никто не отменял.

Он встретил ее в коридоре, когда собирался отправиться к Ахтиону. Высокая, стройная, в платье теплого розового цвета, с прямой осанкой и красивой посадкой головы на умопомрачительной шее… Она быстро шла куда-то, держа в руке рулон бумаги, вероятно, выкройки или эскизы, подумалось ему… Увидев его, остановилась и молча поклонилась сложным карлийским поклоном, слегка отставив ногу и наклонив голову. Изящно и с достоинством.

— Приветствую, Аньис, — улыбнулся он.

— Добрый день, господин Рональд, рада вашему возвращению, — спокойно и доброжелательно ответила она. Ни капли детского восторга, ни капли волнения… Он позволил себе немного ощутить ее эмоции. Обрадована, смущена, волнуется… Много грусти. Но ничто не просачивается через изящное спокойствие.

Ему захотелось задержать ее, поговорить, назначить встречу…

— Аньис, помнишь, мы хотели поговорить, когда я вернусь? Ты расскажешь и покажешь, чем научилась за этот год, и мы обсудить, что тебе делать дальше.

— Буду счастлива, если смогу порадовать вас, — спокойно улыбнулась она. Стать и голос женщины, которой многое пришлось пережить, но принявшей свою участь с красивым смирением и королевским достоинством.

— Тогда, может быть, ты поужинаешь сегодня со мной?

— К сожалению, сегодня вечером не смогу, господин Рональд. Может быть, завтра или послезавтра, — вежливая мимолетная улыбка.

— Хорошо, Аньис. Я приглашу тебя завтра, — сказал он. — И… Можешь приходить ко мне, как Парм, без доклада в любое время.

— Благодарю вас, господин Рональд. Буду иметь в виду. Если позволите… — снова легкий карлийский поклон, его разрешение удалиться, и устремилась куда-то по своим делам…

Рональд смотрел ей вслед. Видел ее боль и растерянность, эйфорию от его появления… Позволил себе ощущать их. Но ничто из этого не нарушало ее внутреннего достоинства и опоры на саму себя. Да уж, цветочек вырос. Расцвел, распустился, раскрылся… Научился выживать.

Вечером того же дня он вошел в мастерскую. Как же он соскучился! Зеленые глаза смотрели, как всегда, понимающе и пронзительно… Она казалась живой, присутствующей здесь и сейчас… Слева от нее резвились драконы над штормовым морем.

А на правой стене одинокая тонкая девочка шла по огромному залу под взглядом толпы. Рональд улыбнулся, глядя на картину. Кое-что пришло ему в голову, и он снял ее со стены.

ГЛАВА 17

Две недели, после того как господин Рональд дал ей вольную и уехал, Аньис ходила, как оглушенная. Ни жива, ни мертва. В первый же вечер решила уйти, начала собирать вещи.

…Купит себе домик рядом с ателье господина Тэрье, возьмет с собой Аббу, если та захочет. Вложит деньги в дело… В конечном счете, кое-что у нее есть: любовь к красоте и талант к созданию одежды. Вот этим и будет жить, пока не умрет тихонько от тоски и боли. А когда умрет, господину Рональду доложат, что она не сказала ни слова упрека в его адрес, ни на секунду его не осудила… Тогда он пожалеет о ней…

Но вещей у нее теперь было много, так что без помощи никак не собраться. Да и руки бессильно опускались. И Абба тихонько плакала рядом, потом позвала Тиарну в надежде уговорить Аньис остаться.

— Ты чего это нос повесила?! — госпожа Тиарна уверенно прижала ее к груди. И Аньис снова заплакала… Как тут не заплакать, когда большая, теплая и добрая женщина, по-матерински заботящаяся о тебе, обнимает и гладит так, словно раз и навсегда отпустила тебе все грехи? — Он тебе свободу дал, а не выгнал! Что разнюнилась-то, Аньисушка?! Будешь жить себе припеваючи! Женихов заведешь, мы тебе знаешь какого жениха найдем? — Тиарна подмигнула ей, но Аньис только горше заплакала. Ну не может она объяснить Тиарне, что не нужны ей женихи. И свобода не нужна… И ничего ей не нужно. А кто был нужен — ушел, и когда вернется, небось, и думать забудет про вздорную девчонку.

И уж тем более не могла она рассказать о том, что натворила. Никому и никогда.

— А нас ты на кого оставляешь… ай-ай-ай… Как мы-то без тебя будем — причитала Тиарна, продолжая гладить ее по голове.

В итоге Аньис согласилась остаться, пока Парм не подыщет ей подходящий особнячок поближе к ателье (Тиарна подмигнула Аббе, что уж Парм постарается искать как можно дольше, пока вздорные мысли из головы Аньис не выветрятся). А вообще, если сказать честно, то идти прямо сейчас ей было просто некуда…

Потом, по ночам, стараясь понять произошедшее и разобраться с будущим, Аньис вновь и вновь вспоминала давние слова господина Рональда о мотивах поступков. И ради разнообразия всерьез задумалась об этом… Какие мотивы заставляют ее покинуть этот дом, давно ставший родным? Стыд, обида, желание наказать господина Рональда за то, что он… За то что он ее не пожалел, сказал правду. А по уму нужно остаться, закончить образование, выдать замуж Аббу. Да и хозяин настоятельно рекомендовал ей именно это. Если отринуть гордость, то следует признать, господин Рональд плохого не посоветует.

А через две недели мальчик посыльный сообщил, что в ателье господина Тэрье пришла знатная дама и очень хочет, чтобы Аньис лично помогла ей с выбором наряда. Аньис срочно собралась и поехала в ателье.

Такое иногда случалось. Знатные особы приглашали Аньис придумать наряды лично для них, уникальные, подходящие к их типу внешности и фигуры. Зная о ее статусе, общались с ней свысока, но хорошо оплачивали и ее услуги, и услуги господина Тэрье. А еще эти особы очень не любили ждать, поэтому следовало поторопиться…

Элегантная женщина лет тридцати с изящными тонкими чертами лица сидела в гостевом зале ателье и не спеша пила «квао» — горячий заморский напиток, популярный в элитарных кругах. На ней было синее платье с золотым шитьем, сшитое по проекту Аньис, светлые волосы уложены в необычно высокую прическу, каких не носили в Альбене, на пальцах и запястьях изысканные украшения.

Аньис склонилась в глубоком поклоне, она знала, кто это. Один раз мельком видела эту женщину — когда ни жива ни мертва шла под взглядами сотен глаз в огромном зале. В Альбене не существовало понятия «королева», но это была жена короля, первая дама государства. Звали ее Кассора, дочь короля заморской страны Карлия.

— Аньис Вербайя, если не ошибаюсь? — дама с доброжелательной улыбкой поднялась, отставив чашечку с квао.

— Да, госпожа. Вы оказываете большую честь нашему ателье…

— Я пришла ради вас, Аньис, — снова улыбнулась дама. А Аньис подметила, какая непринужденно-величественная у нее осанка, и какие грациозные движения. Именно так должна держаться настоящая королева, подумалось ей. Не жена короля, как это называется в Альбене, а королева. — Уже почти два года я приобретаю наряды по вашим эскизам, они неизменно хороши… Ваш талант производит впечатление! Я хотела бы познакомиться с вами и попросить создать несколько нарядов лично для меня…

— Это большая честь, моя госпожа, — еще раз поклонившись, произнесла Аньис. По-карлийски. Это было смело, но ей подумалось, что госпоже Кассоре будет приятно услышать родную речь. Сердце быстро забилось от волнения.

— Вы говорите по-карлийски? — госпожа Кассора удивленно приподняла брови. Невесомо — даже тень морщинки не появилась на лбу — но очень выразительно. И добавила тоже по-карлийски. — Вы получили всестороннее образование?

— Об этом не мне судить, моя госпожа, но господин Эль дал мне все возможности, — ответила Аньис.

— Достойный ответ, — улыбнулась госпожа Кассора. — Что ж, Аньис… Приступим? А потом выпьем еще квао и поговорим…

Надо же, и никакого недовольства, что ей пришлось ждать, когда Аньис доберется до ателье. Никакого демонстративного превосходства над девушкой низкого происхождения… Потрясающая женщина!

У госпожи Кассоры оказался хороший вкус. Она оценила по достоинству все, что предложила Аньис, и заказала несколько дорогих нарядов. После чего действительно пригласила Аньис выпить с ней еще квао и принялась расспрашивать о жизни, о том, чему она училась, чем увлекается… Как ни робела Аньис вначале, а доброжелательный заинтересованный тон удивительной женщины быстро развеял опасения.

— Что ж, Аньис, — улыбнулась она, вставая. — Я хотела бы познакомиться с вами поближе. Нечасто встретишь альбенийку, владеющую карлийским, да еще и с таким большим талантом. Буду ждать вас завтра, в своем флигеле около трех часов дня…

Аньис не могла поверить тому, что слышала. Жена короля приглашает ее в гости во дворец? И тут же стало грустно. Вероятно, эта волшебная женщина просто не знает, с кем имеет дело.

— Моя госпожа, — опустив глаза, сказала Аньис. — Всей душой я благодарю вас за приглашение… Но, возможно, вы не знаете… Всего лишь две недели назад мой господин сделал меня свободной. До этого я была рабыней, а родилась дочерью гончара. Я могла бы быть вам разве что служанкой…

Госпожа Кассора внимательно посмотрела на нее, без улыбки, с пониманием.

— Знаете, Аньис, — серьезно сказала она, прошлась вдоль столика, задумчиво провела по нему рукой, словно погрузившись в воспоминания, — более десяти лет назад, когда молодой король Ахтион боролся за мое сердце, я дала согласие на брак лишь при условии, что неприятные мне обычаи вашей страны не будут меня касаться. Поэтому я приближаю к себе людей по собственному усмотрению, исходя из своих симпатий. Я буду ждать вас в три пополудни… Надеюсь, вы преодолеете робость и придете.

Конечно, Аньис пришла. Не могла не прийти, ощущая, что впервые после исчезновения господина Эль, в ее жизни появился просвет. Она чувствовала, что это знакомство, эта нежданная милость «королевы» — новый этап в ее жизни, нечто даже более важное, чем ей показалось с самого начала.

Первый раз она, как во сне, шла по бесконечным беломраморным покоям в северном флигеле королевского дворца. Он находился далеко от гарема, а жила здесь Кассора с несколькими приближенными дамами, слугами, многие из которых были привезены ею еще из Карлии, и двумя принцами — десятилетним Влахтионом и семилетним Пионом.

Госпожа Кассора приняла ее в небольшом зале, уставленном изящными креслами карлийского образца. Вообще Аньис заметила, что все карлийское было изящнее, красивее, тоньше альбенийского. Даже тот сложный поклон, с которым слуги подходили к госпоже, выглядел исполненным почтения и одновременно — собственного достоинства.

Жена короля угощала ее квао со сладостями и расспрашивала о жизни. Аньис, немного смущаясь, рассказала ей всю свою историю, умолчав лишь об Эдоре и о том странном факте, что, согласно словам господина Рональда, она и сама носит в себе частицу древней крови загадочного народа.

— Аньис! — улыбнулась ей Кассора. — Я думаю, вы мужественная девушка, гибкая при этом. Вам удалось принять совсем другой образ жизни, совсем иное, чем то, к чему вас готовили… Не каждому достается такая интересная необычная судьба. И дай вам Бог распорядиться ею наилучшим образом… Кстати, Аньис, а вы не ездите верхом?

— Я учусь верховой езде, моя госпожа…

— Тогда, думаю, через пару недель вы можете составить мне компанию в конной прогулке…

Так Аньис стала подругой госпожи Кассоры, которая, по сути, была королевой Альбене. Сопровождала ее на конных прогулках, слушала с ней музыку, вела беседы. Заодно познакомилась с несколькими приближенными подругами королевы из высших слоев общества. Видимо, авторитет Кассоры был непререкаем. Теперь эти дамы общались с Аньис как с равной, словно забыли о ее низком происхождении и былом рабском статусе.

* * *

— Что ты хочешь, но не осмеливаешься спросить, дитя мое? — поинтересовалась однажды госпожа Кассора. Ее дружба с Аньис становилась все ближе. Может быть, в знатных подругах королеве не хватало именно того, что было у Аньис — юношеской искренности, легкой восторженности чувств и гибкости.

— Моя госпожа, ведь вы из Карлии, — смутилась Аньис, — у вас нет рабства, и мужчина может жить лишь с одной женщиной — с женой. А у короля Ахтиона более четырехсот наложниц в гареме… Ведь это могло бы оскорблять вас! А вы исполнены спокойствия и благородства! Простите, что я говорю об этом!

Госпожа Кассора рассмеялась.

— Видишь ли, Аньис, я знала, на что шла. В юности, когда мне предстояло выйти замуж, многие из иноземных королей боролись за мою руку и сердце. Среди них был и молодой тогда Ахтион. Горячий, умный, красивый, он понравился мне сразу, и, признаюсь, именно он завоевал мое сердце. Выходя за него замуж, я поставила массу условий, и он — искреннее любя меня — выполнил их все. Но я считала, что не вправе требовать от него отказаться от веками укрепленных обычаев его родины. Скажи я ему распустить гарем и никогда не прикасаться к женщине, кроме меня — он бы согласился. Но после меня ждало бы унижение обманом с его стороны или его гнев… Мы страстно любили друг друга в юности, и долгое время Ахтион не бросал взгляд ни на одну альбенийскую красотку. Этого достаточно. Все проходит… Страсти улеглись, и теперь мы с Ахтионом лучшие друзья и привычные, дорогие друг другу любовники. Большего мне и не нужно. Я занимаю в его сердце главное место, я его лучший друг и единственная значимая для него женщина. А утехи в гареме — это лишь развлечение и дань традициям вашего государства… Ты понимаешь меня, Аньис?

— Да, моя госпожа. Я считаю, что вы очень мудры и благородны… И король Ахтион должен быть счастлив, что ему удалось завоевать сердце такой женщины.

— Благодарю… Что ж… Откровенность за откровенность! — вдруг рассмеялась королева. — Скажи мне, дитя мое, что делает тебя такой печальной? Думаешь, я не заметила еще при первой встрече, что ты постоянно грустишь? Ты как надломленный стебелек, печальный и тонкий…

И Аньис поняла, что сейчас нужно рассказать все. Почему-то ей показалось, что, не доверься она королеве, все пойдет не так. Что именно сейчас у нее есть шанс изменить жизнь по-настоящему. С трудом сдерживая слезы, она рассказала, что господин не брал ее в постель, о том какие слухи ходили о ней, как она заблуждалась и как в конце концов совершила отчаянный поступок…

Госпожа Кассора отвернулась, сложила руки на груди и задумчиво прошла к окну и обратно.

— Понимаю тебя, дитя мое… Ты думаешь, господин Рональд разгневался и отказался от тебя, — наконец сказала она. — Что он больше не желает тебя знать. А что чувствуешь ты к нему?

— Я люблю его больше жизни, — честно сказала Аньис. — И мне очень стыдно за то, что я совершила. Я предала его доверие…

Кассора подняла руку останавливающим жестом, похожим на тот, что использовал господин Рональд:

— Тебя можно понять. И он понял намного лучше, чем ты думаешь. Давая тебе свободу, он сделал именно то, что говорил — устранил главную проблему, твое рабство. И, вероятно, это нужно не только тебе, но и ему самому. Он поступил как мужчина: решил проблему и ушел по делам. Они часто так делают. Не суди его строго, как не суди и себя. Возможно, он просто не смог быть с тобой мягче в силу своего характера. Так или иначе, — госпожа пристально посмотрела на Аньис, — его еще долго не будет, а тебе нужно жить дальше. Возможно, он вернется и примет тебя в свои объятья. А может быть, так и будет смотреть на тебя как на шаловливого ребенка или вовсе не захочет знать. Но тебе нужно жить дальше и не потерять себя. А для этого найти опору внутри себя. Возможно, ты найдешь ее в своем таланте, может быть — в бескорыстной любви, — Кассора улыбнулась. — А может — и в том, и в том.

И Аньис нашла. И в том, и в том.

Дело жизни у нее уже есть, даже королева одевается в созданные ею костюмы… У нее не было проблемы с талантом, была лишь проблема, что она с ним делает. Просто нужно было самой оценить его по достоинству, позволить себе развивать его в полной мере, поверить в него.

А любовь…

Где-то на окраине души жила маленькая обида, что господин Рональд поступил с ней слишком жестко, что пренебрег ею как женщиной. В этом укромном уголке души она мечтала, что станет независимой и сногсшибательно привлекательной, и господин Рональд влюбится в нее без памяти. Этой частичке души было сладко мечтать об этом.

Но разумная и добрая часть Аньис понимала, что до этого ей, как до звезд… И готовилась прожить одинокую, независимую жизнь. В которой все же будет много любви — той любви, что жила в сердце.

Никто не запретит ей любить господина Рональда… Никто не властен над ее душой, даже он сам. Он мог отказаться от нее, он может не захотеть ее знать, но она-то не перестанет любить его. И если… если она еще увидит его, это уже будет счастье. Вряд ли она когда-нибудь будет с ним, вряд ли он приблизит ее. Но ей нужно жить дальше, зная об этом, и просто любить, не ожидая ничего.

Говорят, юношеская любовь мимолетна… Это обман, думалось Аньис. Возможно, если чувство не успело поселиться глубоко в сердце, новая встреча может вытеснить его. Но ведь это не любовь и была. Порой влюбляясь в ранней юности, человек проносит эту любовь через годы, иногда через всю жизнь.

Так и она, Аньис, теперь точно знала, что никто другой ей не нужен.

Конечно, ее нынешний статус был неопределенным. Не то что бы в Альбене совсем не было свободных женщин, которые сами распоряжались собой и своим состоянием. Но, как правило, это были вдовы, унаследовавшие состояние от мужей, если у них не было взрослых сыновей. Но их состояние переходило в руки мужа, если они повторно выходили замуж. Изредка встречались девицы-сироты, потерявшие родителей и ставшие наследницами. Но обычно ближайший родственник-мужчина становился их опекуном и выдавал замуж, распорядившись состоянием так, чтобы и себя не обидеть.

Аньис же оказалась совершенно свободной. Как ее финансовый опекун господин Рональд, вероятно, мог по закону влиять на ее судьбу. Но его не было в Альбене, а ближайший родственник-мужчина — ее отец, утратил на нее всякие права, когда продал в рабство.

Так кем же была Аньис? Свободной состоятельной женщиной, одной из немногих в стране. И бумаги, выданные ей господином Эль, были составлены так, что никто не мог наложить руку на ее состояние и саму Аньис против ее воли.

Могли поползти сплетни, что господин Эль отказался от своей наложницы, а попросту говоря, она ему надоела. Но Тиарна во дворце и Марша в бедняцком районе пустили слух, что господин Эль милостиво и досрочно дал свободу рабыне… За что? Вероятно, за то, что хорошо служила. Ведь он не выгнал ее, а, напротив, назначил большое содержание и оставил в доме. А это так почетно! А уж как именно служила — тут каждый мог решить сам. И менталитет альбенийцев подсказывал самый простой ответ, что служила она хорошо там, где наложницы служат своему господину. Но подобные слухи могли лишь поднять авторитет Аньис…

Поэтому любительницы сплетен, вроде Марисы, предпочитали теперь молчать (кто знает, что ожидать от свободной богатой женщины, появляющейся здесь в сопровождении охраны, за оскорбление такой могут даже казнить…) Да и все жители района удивленно раскрыли рты, когда Аньис приехала к дому Марши верхом, красивая, уверенная в себе, не похожая ни на одну женщину, что когда-либо здесь видели. Против такой ничего не скажешь…

И никто не знал, как ей было страшно… Теперь вообще никто этого не видел. Аньис научилась держать себя в руках в любой ситуации. Хорошо помогло общение с госпожой Кассорой, которая учила всегда оставаться собой и не терять внутреннее достоинство ни в какой ситуации.

Весть, что бывшая наложница господина Эль стала близкой подругой жены короля, тоже быстро разлетелась по столице. И статус Аньис поднялся до небес. Теперь ей почтительно кланялись на улице, а ателье господина Тэрье стало самым популярным в городе. Не было отбоя от заказов, и Аньис получала такой процент за свои эскизы, что к концу года выделенное ей господином Рональдом содержание должно было удвоиться.

А еще… у нее появилось много поклонников, готовых предложить руку и сердце. Стало известно, что господин Рональд не претендует на бывшую рабыню, и она совершенно свободна. Красива, хорошо образована, обладает приятным нравом, общается с женой короля и знатными дамами… Чудо, а не невеста.

И вокруг Аньис стали виться женихи. Сначала с опаской — не посягают ли они на собственность господина Эль. Потом — смелее. Неженатые охранники дворца, несколько молодых людей из знатных семей, учитель лингвистики, давно влюбленный в ученицу… Раньше она не могла рассчитывать на брак со знатным господином, все же дочь гончара, кем бы она ни стала теперь… Но дружба с женой короля сделала свое дело.

Аньис все это было приятно… Она наконец поверила, что она интересная, заслуживающая внимания девушка. Училась держать себя, работала над манерами — хорошими, но несовершенными, по сравнению с госпожой Кассорой и ее подругами. Много ездила верхом, освоила новый музыкальный инструмент — карлийский аналог поломона, у которого вместо массы цветных клавиш в несколько рядов, был лишь один ряд белых, чередовавшихся с черными. Звучал он намного звонче и красивее поломона.

Очень много занималась проектированием одежды, создавала подборки для разных времен года, попробовала себя и в создании мужских костюмов. Не сразу, но у нее получилось. А к концу года они с Тэрье планировали открыть второе ателье, где заправляла бы всем Аньис.

В доме господина Эль она стала хозяйкой. Огромному дворцу нужен был кто-то, ради кого жить, крутиться… У пирамиды должна была быть вершина. И в отсутствие господина этой вершиной стала Аньис. Теперь дворец жил ради нее. Тиарна согласовывала с ней все решения (даже те мелкие, по поводу которых не осмеливалась тревожить господина Рональда), каждый день приходила с отчетом… Аньис втянулась и постепенно ощутила себя хозяйкой. И в отличие от господина Рональда, ей было интересно подумать, где устроить новые клумбы, сколько средств выделить на пошив костюмов для прислуги, когда заказать окраску стен дальнего крыла…

Училась общаться и держать себя с мужчинами. Многие назначали ей свидания — и Аньис приходила. С охраной, маячившей на отдалении. Вела светскую беседу, смеялась над шутками поклонников… Некоторые ей даже нравились, с ними было интересно, они словно чуть-чуть закрывали дыру в сердце.

…Но плакала по ночам, понимая, что все это не то. Не то. Сердце молчало, а пело — тонко и грустно — лишь когда она вспоминала своего черноглазого хозяина.

Она всегда думала, что должна выйти замуж. Что это так важно, так нужно… Самое важное для женщины. Теперь можно было выбрать в мужья любого из порядочных и обеспеченных молодых людей. Но не хотелось. Хотелось лишь дальше познавать мир и ждать возвращения господина Рональда.

Все происходило так быстро, она словно неслась вперед на лихом скакуне, как нередко и делала на черном телебести. Неслась, ощущая ветер в ушах, с азартом. И это заглушало, но не сводило на нет грусть, поселившуюся в сердце после его отъезда и того страшного эпизода.

ГЛАВА 18

Когда он вернулся… Аньис не было дома. Потом Тиарна сказала ей, что господин Рональд здесь. Сердце один раз громко ударило, кровь отлила от лица. Хотелось кинуться к нему в кабинет… Но… Она должна подождать, когда он ее вызовет. И вызовет ли. Он хозяин дома, а этикет никто не отменял. Да и дел очень много, глупо бросать все в призрачной надежде, что господин Рональд сразу вспомнит о ней.

А потом он стоял в коридоре, как всегда красивый, уверенный… Хотелось броситься ему на шею, заплакать, прижаться к нему. Хотелось никуда его больше не отпускать. Но… Кто ей это позволит? К тому же Аньис теперь хорошо знала, что с мужчинами нужно держать дистанцию. Это они должны делать шаги к сближению, а ей следует просто ждать. Впрочем, в этом случае она не дождется. Остается только сохранять пресловутое достоинство, быть вежливой и ненавязчивой, и опираться на себя, как она научилась. Научилась ли?

Конечно, хотелось отменить планы на вечер и пойти на долгожданный ужин с ним. Но… У каждого из них своя жизнь. Зачем давать себе ложные надежды, травить сердце? Да и неудобно отказаться от приглашения на выступление иностранных музыкантов, организованное госпожой Кассорой…

Растерянная, просидела она весь вечер, почти не слышала музыку, лишь песни о любви вдруг заставляли глаза увлажняться.

— Он вернулся? — тихо спросила госпожа Кассора в конце вечера, с пониманием глядя в лицо молодой подруги.

— Да, сегодня, — также тихо ответила Аньис.

— Не забывай, что у тебя теперь своя жизнь, — улыбнулась Кассора. — Полноценная и независимая. Хозяин в доме — не значит хозяин твоего сердца.

А поздно вечером, когда прошло и время ужина, и время, когда она обычно ложилась спать, Аньис вышла в сад порисовать эскизы. Все равно не заснет теперь, когда каждую секунду каким-то особым органом чувств ощущает присутствие господина Рональда неподалеку. Поставила лампу так, чтобы светила ей прямо на бумагу, взяла в руку карандаш… В саду ей всегда хорошо думалось и рисовалось под пение птиц.

Неожиданно на светлый круг на земле упала тень, и Аньис вздрогнула — когда-то так же Эдор вышел из тьмы, и она пережила самый большой ужас в жизни.

— Прости, не хотел тебя напугать, — мягко улыбнулся господин Рональд. — Доброго вечера, Аньис.

— Доброго вечера, господин Рональд, — она с улыбкой встала и слегка поклонилась, потом села обратно. Сердце выскакивало из груди. Опять он стоит рядом со своей густой атмосферой, вышибающей мысли из головы… Какая уж тут независимость!

— Рисуешь эскизы, позволишь посмотреть? — спросил он и сел рядом, но не касаясь ее.

— Только начала, — чуть улыбнувшись, Аньис указала на пустой лист.

— Чем ты сейчас занимаешься, Аньис? Как поживает ваше ателье, что ты рисуешь так поздно вечером?

Сколько вопросов, удивилась Аньис и заглянула в смуглое лицо. Зависла на секунду… Как сильно она по нему соскучилась, теперь не насмотреться, не впитать глазами, чтобы насытиться надолго… А он был совершенно серьезен, и черные глаза смотрели крайне внимательно, словно для него не было ничего важнее, чем то, что она ответит.

— К концу года мы с господином Тэрье открываем новое ателье, — как можно спокойнее ответила она, переведя взгляд на бумагу. — К этому моменту я должна закончить две новые подборки. Одна женская, другая мужская. На открытие ателье мы пригласили постоянных клиентов и много других господ. Такого еще никогда не было, поэтому мы немного волнуемся… Наняли нескольких девушек и молодых людей, которые покажут подборки, а потом будет праздник. Мы сочтем за честь, если и вы посетите наше мероприятие.

— Хочешь устроить показ коллекции? — улыбнулся он. — Ты сама это придумала?

— Да, признаюсь, это была моя идея, но госпожа Кассора рассказала, что в Карлии проводятся такие показы, — улыбнулась Аньис.

— Постараюсь быть, — улыбнулся он краешком губ. — Ну что ж… Позволь, помогу тебе. Будет быстрее, и ты не будешь отвлекаться на рисование, — он кивнул на лист и карандаши и мягко взял их с ее коленей. — Ты все равно не уйдешь, пока не сделаешь. А уже поздно. К тому же холодает, надень, пожалуйста… — к ее изумлению, он снял свой черный короткий кафтан с меховой оторочкой и подал ей так, чтобы можно было легко просунуть руки в рукава. Аньис растерянно надела его, на мгновение почувствовав, как господин Рональд бережно укрыл им ее плечи и спину. Кафтан был горячий и хранил… нет, не запах, а атмосферу его сильного тела, и от этого казалось, особенно надежно укрывал от прохлады. Да и от всего… Кроме него самого.

— Благодарю вас, господин Рональд, — сглотнув растерянность, сказала она… И вдруг нашлась: — Итак, комплект для осени: платье и плащ… Желательно носить с высокой прической…

И вечер вдруг превратился в сказку. Словно она рассказывала истории, а он, как настоящий волшебник, оживлял их, и женщины в разных нарядах одна за другой переносились из ее головы на бумагу. Откладывал листки один за другим, действительно получилось быстрее. Незаметно, как фокусник, менял разноцветные карандаши, и они порхали над бумагой, легко, непринужденно.

А в перерывах поднимал на нее глаза, и Аньис ощущала внимательное стойкое тепло, серьезное и спокойное. И у нее, увлеченной любимым делом, очарованной его взглядом, слегка закружилась голова. Словно она опьянела. Нужно не подавать вида, тикало внутри, не забывать, что у каждого из них своя жизнь… И все, что она может сейчас представить себе — лишь ложная, горькая надежда…

— Это все, — улыбнулась Аньис. — Благодарю вас, господин Рональд, вы очень помогли мне…

Он поднял руку останавливающим жестом и улыбнулся уголком губ.

— Я всегда буду рад помочь тебе с этим… Для меня это удовольствие. И… в ближайшее время я буду свободнее, чем обычно. Поэтому, Аньис, у меня есть к тебе просьба… — взглянул на нее с долей лукавства.

— Слушаю вас, господин Рональд, я буду счастлива помочь вам…

— Не уверен, — вдруг усмехнулся он. — Это требует некоторого сосредоточения. Я хотел бы написать твой портрет, здесь, в саду, на фоне этих цветов. Конечно, можно по памяти. Но я предпочел бы с натуры. Ты окажешь мне честь позировать? — и снова улыбнулся, ярко блеснув черными глазами.

— С радостью, господин Рональд, — растерянно ответила изумленная Аньис, и встала, чтобы скрыть смущение. Дистанция, независимость, все, что она лелеяла в себе, дало трещину, как будто в выстроенной ею стене вдруг открылась дверь, к которой лишь нужно было подобрать ключ. Нужно самой прервать эту сказку, как бы ни хотелось остаться. Уйти, пока сердце не поверило в то, чего не может быть. — Вероятно, уже совсем поздно. Вы позволите…

— Разумеется, Аньис, я провожу тебя, — он аккуратно сложил листки пачкой и встал.

Как в сказке она шла к себе, выпрямив спину, стараясь не ощущать, что он идет рядом. А возле ее спальни он остановился, протянул ей карандаши и эскизы, молча улыбнулся, и… ей вдруг стало спокойно, словно весь этот год она где-то блуждала, а теперь вернулась домой.

— Спи сладко, Аньис, — сказал он и, не дожидаясь ответа, пошел дальше по коридору.

С секунду Аньис смотрела ему вслед, ощущая покой и наслаждение от того, что просто видит его силуэт. Она заснула в ту ночь крепко и сладко, без тревог, которых ждала.

* * *

Ему самому предстояло не спать. Его народ вообще спал редко, не больше десяти часов в неделю. А Рональд хорошо выспался перед возвращением. Поэтому пошел в мастерскую. Действительно, можно было написать новый портрет девочки по памяти, благо, у него абсолютная память, все детали навсегда впечатываются в нее и свободно вспоминаются по желанию. Но… ему хотелось побыть с ней, полюбоваться, как бы смешно это ни звучало. Да и картины получаются живее, когда написаны с натуры.

А если быть честным, он устал… Последние две сотни лет были напряженными. Да и в этот год восстановление баланса сил в магической войне далеко отсюда заняло почти все его внимание. И грядущая заварушка с Андоррэ неизбежна, нужно хотя бы немного отдохнуть перед ней. Иногда и ему нужно отвлечься, пожить вне игры.

И он точно знал, с кем хочет провести это спокойное время. Понял в саду, любуясь ею, касаясь трепещущей, сильной в своих чувствах, души. Внезапно осознал, что тонкая мелодия Аньис звучит в нем не просто так. Слишком уж навязчиво и сильно она зазвучала. И он словно ожил.

…Давно он не чувствовал себя таким живым, как в минуты, что видел эту девушку. Нет смысла себя обманывать… Мелодия родилась давно, в тот миг, как он увидел ее в зале, пронзительную до боли, словно кричащую самим своим существованием. Кричащую, чтобы разбудить его.

А вот стоит ли. Когда-то решил, что нет. Теперь же она стала взрослой, в ней появилась сила, не заслонившая, однако, трогательной чувствительности и природной искренности. Сейчас его присутствие не измусолит ее и не повергнет в прах. Но… девушке нужна нормальная жизнь, равный мужчина, полноценная семья. То, чего он не сможет дать. А еще и Эдор, тлеющий в тоске по своему Сокровищу…

Может быть, снова пожалеть? Принять ее непонимание, отпустить?

И вдруг он рассмеялся. Зеленоглазая с насмешкой смотрела на него, словно говоря: что, понял, наконец?

Дурак, всегда давал ей выбор, сколько мог… В итоге дал свободу, и с ней возможность выбирать во всем. Лишь в одном не дал, возможно, в самом важном. Так может, стоит дать?!

Пусть девушка решит сама.

Он улыбнулся, глядя на портрет. А ты все знала с самого начала, подумалось ему. Как будто мягкая улыбка скользнула по сомкнутым навсегда губам. Она не против, как всегда, все понимает.

* * *

На следующее утро Аньис сразу отправилась в ателье. Нужно было отвезти вчерашние эскизы, обсудить их с Тэрье, запустить пошив новой коллекции. А потом у нее еще много планов. И это хорошо. Это позволит не думать о господине Рональде и приятном общении с ним вчера вечером. Не даст сердцу испытывать ложных надежд.

Но прямо на входе в ателье ее встретил растерянный, почти испуганный взгляд Тэрье. Круглые глаза портного были еще круглее, чем обычно, а край рта нервно подергивался.

— Иди скорее, — прошептал он ей с порога. — У нас господин Эль и ждет тебя…

— Господин Рональд? — изумилась Аньис. Сердце громко ударило один раз и замерло. Что могло ему здесь понадобиться?

— Может быть, ему нужны вы? — уточнила Аньис. — Со мной он может все обсудить во дворце…

— Нет, требует тебя. Давно уже сидит, я предложил ему квао…

Аньис поспешила в гостевую комнату. Удобно устроившись в кресле, господин Рональд пил квао, как когда-то госпожа Кассора. Отставил в сторону чашку, он поднялся ей навстречу:

— Доброе утро, Аньис.

— Доброе утро, господин Рональд. Чем обязаны вашему посещению?

— Ваше ателье занимается мужской одеждой? — слегка улыбнулся он. — Я хотел бы заказать у вас несколько костюмов. Ты не откажешься создать что-нибудь лично для меня?

— Я? — удивилась Аньис. На мгновение ей показалось, что он над ней смеется. — Подбором мужской одежды занимается господин Тэрье, у него большой опыт. Может быть, лучше позвать его? Либо вы можете выбрать что-нибудь из готовых образцов или эскизов, что мы с вами рисовали вчера… Должна признаться, если это сделаю я, вы можете разочароваться, у меня нет опыта в подборе мужской одежды. Я еще никогда этим не занималась…

— Что ж, тогда я буду первым мужчиной, кому поможешь лично ты, — улыбнулся он. — Уверен, что вкус не подведет тебя. Я хотел бы, чтобы именно ты занялась этим…

— Но, господин Рональд, не сочтите, будто я не хочу оказать вам услугу… Я буду счастлива помочь вам! Но у вас свой собственный стиль, такого нет больше ни у кого в Альбене. Я даже ума не приложу, где вы одеваетесь…

— Думаю, пришло время обновить и расширить гардероб, — он усмехнулся уголком рта. — И мне хотелось бы, чтобы в этом поучаствовала ты, Аньис.

— Ну что ж… господин Рональд, — Аньис распрямила спину, подумав, что, пожалуй, у нее первый экзамен. Впрочем… он настолько хорош собой, что испортить его сложно. На такой фигуре плохо будет смотреть разве что мешок, да и то, смотря какой подобрать. А подбирать Аньис умела.

— Должно быть, мне следует снять кафтан, — он, быстро расстегнув три серебряные пуговицы, скинул кафтан и перебросил его через ручку кресла.

— Да, так будет удобнее, — улыбнулась Аньис, скрывая смущение. Теперь он стоял в облегающей рубашке с косым воротником, подчеркивавшей широкие плечи, мускулистую грудь и руки. Почему-то здоровенные охранники с обнаженными бицепсами и здоровенной широкой грудью никогда не вызывали у нее ощущения такой силы и надежности. Такой, что она стала казаться себе совсем тоненькой, слабой и беззащитной. В его фигуре была элегантная грациозная сила, такая, что сводит с ума и заставляет подгибаться колени. Аньис выдохнула. — Сейчас мы разработаем несколько эскизов, а потом помощник снимет с вас мерки в соседней комнате… И я прошу об ответной услуге, — улыбнулась она, подумав, что господин Рональд затеял какую-то игру, и ей нужно сделать ответный ход. Взяла с полки бумагу и карандаши и протянула ему. — У вас неплохо получается, так будет быстрее.

— Всегда рад, помочь, Аньис. У нас действительно неплохо получается… вдвоем.

Да что же такое, подумала Аньис, зачем он ее смущает… Но любимое занятие и приятный азарт новизны сделали свое дело. Она обошла вокруг него, подмечая все особенности фигуры. Постояла за спиной, оценив, что брюки он тоже носил достаточно узкие, и широкая спина, сужающаяся книзу, смотрелась элегантно. Сейчас, когда он не видел ее лица, изучать его было одно удовольствие… Да и придумывать костюмы для мужчины с таким сложением — тоже.

— Присаживайтесь, господин Рональд, — улыбнулась Аньис и устроилась напротив него в кресле. — Вы предпочитаете черный цвет, облегающую одежду и короткие кафтаны с серебряным шитьем или меховой оторочкой… Но я бы предложила вам немного расширить диапазон.

— За этим я сюда и пришел, Аньис, — улыбнулся он, взял бумагу с карандашом и набросал силуэт, один в один похожий на его собственный. — Итак…?

— Давайте оденем его в рубаху чуть посвободнее, с запахом вокруг пояса, — улыбнулась Аньис, кивнув на нарисованного человека. — Брюки прямые, другие вам действительно не подходят… Какой еще цвет не смутит вас в одежде, господин Рональд?

— Второй цвет, удобный мне — бордовый с уклоном в коричневый, а не красный, — ответил он.

— Да, он великолепно вам подходит… Тогда сыграем на нем…

Аньис так увлеклась, что забыла о необычности ситуации и собственном смущении.

— Благодарю, Аньис, я доволен, особенно бордовым, — улыбнулся он в конце создания эскизов. — Сшейте мне эти комплекты, — и направился к двери, но остановился у выхода и обернулся к ней. — И, как обещал, снова приглашаю тебя на ужин. Сегодня в девять вечера, если сможешь. Поужинаем в саду, сейчас красивые осенние вечера, а холодно не будет, я позабочусь.

— Благодарю, господин Рональд. Я обещала госпоже Кассоре составить компанию на прогулке верхом, потом у меня еще одна встреча… Но, думаю, к девяти я смогу быть.

— Идешь на свидание, Аньис? — слегка улыбнулся он.

— Учитель Тримарро предложил мне посетить одну лавку, где по слухам, много древних карлийских книг… Я хотела бы посмотреть и, может быть, что-то приобрести…

— А руку и сердце учитель Тримарро не предложил? — слегка усмехнулся господин Рональд.

— Предложил, — Аньис прямо посмотрела на него, загоняя смущение и удивление как можно глубже в себя. Но душу сжало напряжением.

— И…? — поднял бровь он.

— В данный момент я ответила отказом, господин Тримарро трогает лишь мой ум, оставляя сердце спокойным. Но это не повод отказывать ему в давно запланированном мероприятии.

— Понятно, Аньис. Восхищен, это достойный ответ.

Вот теперь Аньис почувствовала себя сдавшей экзамен и незаметно выдохнула напряжение.

— Господин Рональд, позвольте спросить, — она решилась. — Почему вы посетили наше ателье? Ведь все то же самое мы могли бы сделать дома…

— Хотел посмотреть, как у вас тут все устроено, — улыбнулся он. — После вчерашнего вечера мне стало интересно. К тому же, — он слегка усмехнулся, — я хотел провести время с тобой. Ведь тебя теперь сложно застать во дворце… И, кстати, Аньис, раз тебе понравилась верховая езда, может быть, составишь компанию и мне? Например, завтра.

— Сочту за честь, господин Рональд, — ответила Аньис, стараясь скрыть охватившую ее дрожь и удивительное сладкое волнение. Что-то раньше она не замечала у него любовь к прогулкам верхом, только по делу, или как тогда, когда подарили телебести — попробовать что-то новое…

Он доброжелательно кивнул, попрощался и вышел в другую комнату. А Аньис всеми силами пыталась заставить немыслимую надежду замолчать. Что все это значит, столько внимания, столько приглашений? Но нельзя верить в то, чего не может быть. Да и во всем этом чудится какая-то игра, может быть, даже насмешка… Зачем он это делает и почему? Как бы ни хотелось ей поверить, что вчерашняя сказка продолжается, поддаваться этому нельзя.

* * *

К девяти часам Аньис так хотелось есть, что она почти перестала волноваться. Приехала домой, срочно приказала служанке принести белое платье с глубоким вырезом, свободно струящееся книзу и красиво обвивающее ноги при ходьбе. Белый будет хорошо смотреться в темноте, а уж в сиянии светильников — и подавно. Чтобы открыть шею, сделала высокую прическу, закрепив ее несколькими жемчужными заколками. А две прядки завила на скорую руку и пустила бежать вдоль щеки. На плечи накинула невесомую кружевную накидку. Господин Рональд сказал, что будет тепло, а если нет, то, может быть, он снова укроет ее своим кафтаном… А еще сильнее мечталось замерзнуть так, чтобы ему захотелось согреть ее, обнимая и прижимая к себе.

Только где-то в солнечном сплетении засел неприятный холодок недоверия. То ли к господину Рональду, то ли просто ко всей ситуации. Можно быть окруженной мужским вниманием, можно обрести уверенность в себе, но когда речь идет о том единственном, недосягаемом, что только и волнует, поверить в сказку бывает сложно.

Ужинали в беседке за небольшим столом с множеством непривычных Аньис блюд. Светильники, хороводом выставленные вокруг, мягко подсвечивали полумрак. Аньис заметила, что сегодня они не только светят, но и греют. Наверное, господин Рональд включил в них какой-то особый, одному ему известный режим.

Вечер был мягким, теплым, окутывал ненавязчивой негой. В нем не было резких нот. Только плавность и мягкость, расслаблявшие и душу, и разум. Взгляд черных блестящих глаз напротив то устремлялся на нее, то сверкал через стекло бокала, и тоже был удивительно обволакивающим, заставлял лишиться воли, расслабиться, отдаться…

Сначала он рассказывал о блюдах, что стояли на столе, многие из них Аньис уже пробовала, но понятия не имела о тех интересных особенностях, что знал господин Рональд. Потом она поинтересовалась, как же он провел прошедший год. И, к удивлению Аньис, он ответил.

— Это долгая история, если рассказывать с самого начала, Аньис, — улыбнулся он. — И я не смогу понятно объяснить тебе, где находится это место… Очень далеко отсюда. Но могу сказать, что там один магический народ обрел слишком много магии, столько, что захотел захватить всех соседей и подчинить себе. Подчас, обретая много силы, только и думают, как получить власть. Сила и власть — неизменные спутники, когда нет других ориентиров. И чтобы под их гнет не подпало слишком много народов, мне пришлось вмешаться… Обычно я выигрываю такие войны, не подавляя силу захватчиков, а давая преимущества проигрывающей стороне. Так я поступил и в этот раз…

А дальше в рассказе господина Рональда летали огненные шары, взрывались магические снаряды из стихийной энергии, маги и воины пикировали с неба на огромных птицах… Аньис не все понимала, но заслушалась, очарованная почти сказочными историями. А еще она заметила, что в центре всех событий стояли его собственные решения, принятые в нужные момент. Он никак не намекал на это, но было ясно, что незаметной, но самой главной силой во всех событиях был сам господин Рональд. Аньис заслушалась глубоким голосом, засмотрелась в черную бездну глаз и потеряла нить повествования.

— После этого я смог вернуться… — услышала она, словно выныривая из глубины бархатной неги. — Так когда, Аньис, мы сможем начать твой портрет?

Аньис смутилась. Он снова намекает, что хочет провести с ней время, находит общие дела… Она не смела верить в самое вожделенное, смущение и сомнения охватывали ее.

— Я думаю, в ближайшие дни, господин Рональд. Если пожелаете, — ответила она. И решилась спросить. Говорят, не стоит задавать мужчинам прямых вопросов, лучше сохранять флер, игру… Но искренность и открытость чувств Аньис никуда не делась, лишь обточилась хорошими манерами… — Господин Рональд, могу я узнать, от чего столько внимания? Этот ужин, завтрашняя прогулка, костюмы, портрет…

— Закономерный вопрос, Аньис, — то ли улыбнулся, то ли усмехнулся он, облокотился о стол и подался к ней. — Все просто, Аньис: я устал. Последние две сотни лет я много работал, думал о крайне сложных вещах, принимал много решений, в которых нельзя было ошибаться. И сейчас мне хочется отдохнуть. И побыть с тобой.

— То есть вы хотите приятно провести время со мной, расслабиться и развлечься? — напряженно спросила Аньис. Казалось бы, ничего особенного он не сказал, но в сердце родилась обида. Хочет просто приятно провести время с ней… всего лишь.

— Не совсем так, Аньис, — мягко улыбнулся он, протянул руку и легко, успокаивающе притронулся к ее кисти на мгновение. Очень нежно и с пониманием. — На свете много тех, с кем можно приятно провести время. А это другое. Представь себе, Аньис, что ты очень долго и много работала, может быть, сражалась на войне, где нет никому пощады. А потом у тебя возникла передышка. С кем ты захочешь побыть в этот момент? Я думаю, с дорогими тебе людьми, может быть, с семьей и ближайшими друзьями, может, с любимым человеком. Так же и тут. Наверное, сложно поверить, но в этом мире есть лишь один дорогой мне человек — это ты.

Дыхание остановилось. Вот это уже было слишком хорошо, чтобы быть правдой… Но все равно очень странно.

— У вас нет семьи? — спросила она.

— У меня есть брат, — ответил он серьезно. — Но между нами много разногласий, и мы почти не поддерживаем отношения.

— А Эдор, он ведь ваш ученик? А король Ахтион?

— Король Ахтион — мой друг, — ответил он. — Но это не то. А Эдор мой ученик, как ты верно сказала. И это тоже совсем другое.

— Кстати, господин Рональд, — сказала Аньис, раз уж разговор перешел к Эдору. На самом деле она давно думала об этом, нередко вспоминала Эдора и их дружбу. Да и хотелось перейти на другую тему, она слишком смущалась говорить о его отношении к ней. — Когда-то давно вы хотели, чтобы я поговорила с Эдором, если буду готова. Так вот теперь я готова, даже если вас не будет рядом, я постараюсь не бояться… Если, конечно, Эдор помнит меня…

— Он не может забыть тебя, ты его Сокровище, — серьезно сказала господин Рональд

— Я хотела бы сказать ему, что не обижаюсь, что помню и ценю нашу дружбу…

— Конечно, услышать это от тебя будет для него счастьем. Хорошо, я выберу подходящий момент и организую вам встречу… Пойдем, Аньис, провожу тебя. И завтра жду тебя в два часа на конную прогулку… Спасибо тебе, за прекрасный вечер.

Встал, галантно отодвинул ей стул, и, едва касаясь плеч, направил ее к выходу из беседки. Ей захотелось откинуться на его руку, запрокинуть голову назад, казалось, это вот-вот случится само по себе.

Но не случилось. Господин Рональд мягко повел ее по дорожке в дом, молча проводил до комнаты, открыл ей дверь… И ушел. Аньис, шокированная его непонятным поведением, обессилено присела на краешек кровати.

Вчера вечером и сегодня он создавал для нее сказку. Заставлял ее голову кружиться, душу — петь, а сердце — заходиться от волнения. И больше всего хотелось поверить, дать себя закружить… Взлететь.

Но вместо этого Аньис заплакала. Потому что в его ошарашивающем поведении и откровенных признаниях было нечто обидное, нечто, рвущее душу.

Все просто. Когда она принадлежала ему и хотела принадлежать целиком — была ему не нужна. А сейчас, когда у нее появилась свобода, своя интересная жизнь, даже независимость, когда она смирилась со своей ненужностью ему — вдруг понадобилась. Может быть, она и единственный дорогой ему человек, но и этот человек нужен, только чтобы отдохнуть душой. Да и то не очень сильно и нужен…

Это было невообразимо больно. Душа взлетала и кружилась в послевкусии сказки, и одновременно — разрывалась от боли.

* * *

И господин Рональд, и Аньис совершенно не думали, что по дворцу тут же поползли слухи о том, что хозяин ухаживает за бывшей рабыней. Как только стало известно об ужине в саду и, что он второй день подряд провожает ее до дверей спальни, слухи, как ветер, разлетелись по дворцу. Все сделали вывод, что у господина любовь к маленькой хозяйке. Впрочем, Тиарна строго-настрого запретила хоть взглядом, хоть усмешками или улыбками, хоть как, выражать Аньис свою осведомленность. Хватит с девочки смущения и неоднозначностей. Да и кто знает, чего там господин Рональд на самом деле хочет…

ГЛАВА 19

На лугу уже стоял господин Рональд, а рядом конюх держал под уздцы двух телебести. Второй — почти такой же, как Грайф (так Аньис назвала скакуна, подаренного господину Рональду накануне отъезда), тоже вороной, но с белой звездочкой на боку.

— Я купил еще одного, — улыбнулся господин Рональд. — Ты можешь и дальше ездить на Грайфе. Мне рассказали, как ты его назвала…

— Он, наверное, соскучился по вам, — с улыбкой ответила Аньис и ласково погладила коня. Второй телебести протянул морду в ее сторону, знакомясь. Аньис рассмеялась и неожиданно поймала на себе внимательный, глубокий взгляд из черной бездны.

— А ты скучала по мне, Аньис? — спросил он и ловко подсадил ее в седло, придержав на мгновение дольше, чем это требовалось. А сам взлетел на второго телебести.

Аньис растерянно опустила глаза на холку Грайфа.

— Все во дворце скучали по вам, — ответила она. — Без хозяина дом пуст.

— Если только в нем нет хозяйки! — рассмеялся он и тронул коня. — Едем до той рощицы, потом выйдем на дорогу из города.

— Хорошо, господин Рональд, — ответила Аньис, пытаясь унять сердцебиение. Но… ей нравилась верховая езда. Ветер и азарт смывают и уносят все сложные чувства… Она пустила коня быстрой рысью, потом перешла в галоп.

Для верховой езды Аньис разработала себе несколько нарядов. Госпожа Кассора ездила в специальном женском седле, сидя боком. Такие были приняты в Карлии. Но Аньис больше нравилось обычное, мужское седло. Поэтому ее персиковое платье было особенным. Широкая юбка не застегивалась спереди, спадая двумя фалдами, когда Аньис стояла на земле. А под ней были узкие брюки, удобные, чтобы ездить верхом. Когда она сидела в седле, широкие полы почти целиком прикрывали ноги, и никто не мог сказать, что она ведет себя неприлично.

Интересно, оценил ли он, подумалось ей…

А волосы во время конных прогулок она обычно оставляла распущенными. Пусть ветер бьется в прядях, пусть они порой лезут в глаза, но так Аньис ощущала особенную свободу. И знала, что это хорошо смотрится.

Всадник в черном поравнялся с ней.

— Ты великолепно держишься в седле! — с широкой улыбкой крикнул он, и пустил коня еще быстрее. Что ж, господин Рональд, подумала Аньис и пришпорила телебести…

Возле рощицы он остановился, неожиданно спешился и, когда она оказалась рядом, взял под уздцы Грайфа. Сердце бешено колотилось от азарта скачки и непонимания, что он собирается делать.

— Отдохнем, Аньис, — улыбнулся он и поймал ее, когда она перекинула ногу, чтобы слезть. И снова она была в его руках чуть дольше, чем требовалось, трепеща от волнения, сдерживая его, как могла…

А дальше время как будто сделало круг. Все произошло, как тогда, когда он впервые катал ее на коне. Стоя почти вплотную, он мягко взял ее руку и положил на морду Грайфа. И накрыл своей, не отпуская. Аньис замерла от надежного нежного тепла его ладони. Опять подгибались колени, пальцы чуть-чуть подрагивали между живым, бьющимся теплом коня и сильной горячей ладонью, берегущей ее руку. Не зная, что думать, Аньис опустила взгляд.

— Прости меня, Аньис, — вдруг услышала она мягкий проникновенный голос, и он еще немного приблизился к ней, покоряя своей упругой силой.

— За что, господин Рональд? — изумилась она.

— Тогда я был невнимателен к твоим переживаниям, — его лицо было совершенно серьезно, лишь чуть-чуть приправлено мягкой и грустной улыбкой.

— Я не сержусь, господин Рональд, — Аньис посмотрела на него, собирая в кулак остатки воли. Его пальцы чуть-чуть поглаживали ее, заставляя легкие теплые волны разбегаться по всему телу. Она чувствовала себя, как пойманная птица, но птица, не уверенная, что хочет вырваться и улететь. — Это другое. Просто мне было очень плохо тогда… — прошептала она, опуская взгляд.

— Я не хочу когда-либо еще делать тебе плохо, — ответил он, скользнул ладонью к сгибу ее локтя, невесомо, но ноги совсем потеряли силу. Ей казалось, еще мгновение, и она просто упадет ему в объятия, как подрубленная.

И в этот момент в ней что-то вдруг сломалось. Та крошечная часть души, что хранила обиду и не могла забыть боль, взорвалась и заполнила ее целиком. Она резко рванула руку и отшатнулась на два шага в сторону.

— Зачем вы это делаете?! — почти закричала Аньис. — За что?!

— Что это, Аньис? — мягко спросил он, пристально глядя своей теплой черной бездной. В нем ничего не изменилось, только ровное тепло и привычное спокойствие.

— Все это! — слезы брызнули из глаз. — Смущаете меня, зовете везде… флиртуете! А вам ведь никто не нужен! Разве что так, отдохнуть… — горько закончила она. — Зачем вы играете со мной?!

— Я не играю, Аньис, ты не так поняла… — очень мягко ответил он и сделал шаг к ней. «Сейчас он обнимет меня, прижмет к себе, и я все забуду, — подумала Аньис… — Зайдусь слезами у него на груди, а потом… потом я буду принадлежать ему навсегда. Вернее, пока ему не надоест, пока он не насытит свою потребность в человеческом тепле и живых чувствах…»

— Вы всегда играете! Вам никто не нужен, поэтому и вы никому не нужны по-настоящему! — крикнула Аньис.

Как загнанный зверь, она рванула в сторону, бегом обошла его, одним движением взлетела на Грайфа, и, не оглядываясь, с места пустила его в галоп. Рыдая, она скакала обратно, ветер срывал слезы с лица, сердце заходилось от горя, и она прижималась к теплой холке коня, чтобы найти опору…

Знала, что он может ее остановить в любой момент. Но знала, что не будет. Он всегда дает ей выбор. Что ж…

* * *

Можно было остановить Аньис, но он всегда давал ей выбор. Приказал Грайфу доставить ее невредимой во что бы то ни стало и смотрел вслед, поглаживая шею второго телебести.

Красивая, стремительная… Распущенные волосы развеваются, тонкая фигурка прижимается к конской шее, полы платья полощутся на ветру. Уносится от своего счастья и своей боли. Столько сомнений, столько досады и горечи, столько надежды, страсти, влюбленности, любви…

Нужно разрешить ее сомнения, а дальше пусть выбирает.

* * *

Прискакав обратно, Аньис бегом пролетела по коридорам, не ответив встретившейся Тиарне.

— Ты с ума сошла так носиться?! Шею сломаешь! Да ни один мужик этого не стоит… И куда смотрит господин Рональд? Где, кстати, он сам?

Аньис на ходу неопределенно махнула рукой в сторону двери на улицу и стремительно бросилась к себе. Заперлась и долго рыдала на кровати, осознавая, что только что своими руками убила свое счастье. Но по-другому она не могла. Слишком обидно было то, что он предлагал. Хоть она и не понимала, что именно он предлагает, чего он хочет…

И не понимала, отчего особенно больно. Оттого, что теперь, когда она больше не девочка-рабыня, широко открытыми глазами смотрящая на него, она вдруг ему понадобилась. Почему-то это очень обидно… Или оттого, что, скорее всего, он просто играет. Или оттого, что она обидела его, может быть, несправедливо…

Наверное, прошло много времени, Аньис не знала. В какой-то момент слезы закончились, и она застыла на кровати в опустошении и с саднящей болью внутри. В дверь уже стучали много раз, но теперь она услышала особенно настойчивый стук.

— Аньис, открой, тут странное, — послышался голос Тиарны.

— Что такое? — Аньис вытерла слезы и на слабых ногах пошла открывать.

— Ээээ…. Можно, Парм войдет? — спросила Тиарна, она явно была растеряна.

— Да, господин Парм, заходите, — вежливо сказала Аньис, пропуская Парма с Тиарной к комнату. В руках у Парма была большая синяя плоская коробка.

— Тебе подарок от господина Рональда, — сказал Парм.

— Велено срочно передать любым способом, — подтвердила Тиарна. — Давай, Парм, поставь вон там, на стул… И пойдем, не наше все это дело.

— Что, прямо срочно сказал доставить? — спросила изумленная Аньис, хлюпнув носом.

— Да, девочка моя. Настойчиво так, — Тиарна ласково погладила ее по плечу. — И кончай рыдать. С мужиками да их выходками еще и не то бывает… Дурные они все.

Молчаливый Парм бросил на нее красноречивый взгляд, призывающий постыдиться.

— Ну разве что мой Парм нормальный, — подмигнув Аньис, сказала огромная женщина и обняла своего худосочного мужа за плечи.

Аньис улыбнулась сквозь слезы, глядя на забавную пару управляющих.

— Идите, я сейчас умоюсь и посмотрю подарок, пусть Сиамми придет, — Сиамми звали ее новую служанку. Абба пару месяцев назад вышла замуж за охранника. Обе бывшие служанки продолжали дружить с Аньис, были неизменно ей благодарны и вообще считали встречу с ней самым большим везением в своей судьбе. Но жизнь у них теперь была своя, а Аньис привыкала к новой, совсем другой по характеру, служанке.

Как только дверь за управляющими закрылась, Аньис кинулась к подарку. Картина, конечно, подумала она. Приятно, он решил подарить ей что-то из своих творений… Непонятно только, почему сейчас. Хочет показать, что не обиделся? Аньис надорвала синюю бумагу и стянула ее с картины. И обомлела.

Тоненькая, совсем молодая девушка стояла одна посреди зала, полного мужчин. Казалось, она слегка покачивается, трогательно беззащитная, невозможно красивая, а лица вокруг… кто с пониманием усмехается, кто восторженно растопырил глаза, кто — сложил губы в характерном причмокивающем жесте…

На глазах Аньис снова выступили слезы, родившись из самого центра души, из самой ее сути. Что было такого в этой девушке, что поражало в самое сердце? Не только и не столько красота. В ее фигуре и едва угадывающемся выражении опущенного лица были одновременно растерянность и решимость, беззащитность и сила, та, что свойственна слабым и нежным существам. И одиночество. Одиночество человека, встретившего судьбу один на один.

А еще… Каким-то немыслимым чутьем Аньис понимала, что картина написана не вчера. И ощущала в ней бесконечную нежность и что-то похожее на восхищение — то отношение и те чувства, что вложил художник в свое творение.

Так значит, он понял?! Почувствовал и оценил еще тогда? И она действительно была ему дорога. Вот эта девочка, которая стояла посреди зала, потом — осваивала науки в его доме, играла с ним в парти, следила за ним из-за угла, пыталась сбежать с женихом… Все это время она была нужна и дорога ему, с того самого момента, как предстала перед ним в праздничном зале, одинокая и растерянная.

Значит, он просто берег ее… От себя? От своей силы и немеряного могущества, от своей необычности тысячелетнего существа, от своей нечеловеческой сути… А он ведь даже пытался объяснить ей это, когда отчитывал после инцидента с зельем. Только она не поняла, поглощенная своими переживаниями.

Боль и любовь фейерверком взорвались в ней так же, как незадолго до этого взорвалась обида. Душа озарилась светом, как будто солнце вышло из-за туч и залило блеском бесконечную водную гладь.

— Сиамми, срочно приготовь мне умыться и голубое платье с лентами на плече, — решительно сказала она, когда пришла служанка. Ей хотелось прямо сейчас, бегом броситься к нему, где бы он ни был, сказать, что она поняла, извиниться за свои слова… Но Аньис была модельером и всегда хорошо следила за собой, нужно привести себя в порядок.

А спустя четверть часа она спешила по коридорам, пытаясь унять колотящееся сердце. Слезы радости и понимания рождались в сердце и просились на глаза, очищая душу…

— Где господин Рональд? — спросила она у Тиарны.

— Да где-то там, в дальнем флигеле, где у него мастерская, знаешь? Не уверена, что в мастерской, но где-то там… Вроде и магией он там занимается. Как вернулся вслед за тобой, так туда пошел. Тут знаешь… Ты рыдаешь, он картины пишет… У каждого свои причуды, — вздохнула Тиарна.

— Хорошо, спасибо, госпожа Тиарна, — улыбнулась Аньис, неожиданно чмокнула ее в щеку и пошла в дальний флигель.

* * *

— О, события-то у нас какие! — сказала Тиарна мужу, когда Аньис скрылась за поворотом. — Как забегали-то оба… Эх… Ну, в дальнем флигеле никого нет, вот, глядишь, и срастется у них что. Эй, Парм, ты чего меня щиплешь! — Тиарна тонко взвизгнула. — Тоже хочешь, чтоб у нас все срослось, как у молодых?

— Да уж тебе жаловаться не на что, — усмехнулся Парм и обвил руками необъятную талию жены.

* * *

За эти годы Эдор много раз срывался. Вначале часто, потом — все реже. Научился жить в постоянном голоде, который не унять. Порой он устремлялся в Альбене, но маленькая коробочка у левого виска, почти неощутимая в иное время, взрывалась болью в голове. Такой болью, что он орал, катаясь по земле.

Благодарил наставника, что это есть… Иначе, после того, как был так близко, ему не устоять. А он слишком берег свое Сокровище, чтобы убить. Попробовав единожды, он принял в наказание вечную разлуку.

Благодарил наставника и ненавидел. Хотя бы за то, что тот мог в любой момент прикоснуться к ней, не причинив вреда. За то, что может быть с ней рядом. И еще больше — за то, что при этом она ему не нужна. Все понимал умом, сдерживал себя, воспитывал себя, но все же ненавидел.

Сказать, что он скучал по ней — не сказать ничего. Он и сейчас жил только ею. Отвлекался на дела, их было много, интересных, но каждую секунду ощущал, что где-то есть она. Не видел ее годы, но привык считать своей девочкой. И жаждал, до зверской боли хотел… того, чего хотел всегда.

А еще — услышать ее смех, увидеть, как тонкие пальчики пляшут по дырочкам топоко, как она откинет прядь волос, как губы горячо задышат от волнения, как улыбнется ему так радостно, так искренне…Да он просто сел бы и смотрел на нее, наполнял бы душу, вдыхал и слушал, радуясь всему… Наверное, подросла, похорошела. Но и всегда она была прекраснее всех.

Его девочка. Его Аньис. Его Сокровище.

… Хотелось выть от боли при воспоминании о ней.

Он изменился, и сам знал об этом. Боль меняет любого. Кого-то к лучшему, кого-то — к худшему. Эдору казалось, что он стал разумнее, сдержаннее, и, может быть, добрее. Глядя на людей, он видел в них Аньис. Видел, что они такие беззащитные, озабоченные проблемами недолговечные существа, которым нужно быстро прожить свою жизнь и все успеть. Чего они боятся? Не успеть.

Он представлял себе, что, будь Аньис с ним… если бы это было возможно. Он бы хранил ее от всех бед, чтобы ее недолгий век был полон счастья, чтобы ей было интересно и легко жить. Он сделал бы все для нее, разрушил мир и создал его снова. Чтобы радость никогда ее не покидала. Носил бы на руках Сокровище и никому не отдавал.

Он понимал, что это и есть любовь. Но стала ли она сильнее пламени, живущего в его крови?

Наставник вернулся, они еще не виделись, но Эдор получил ментальный сигнал, и знал, что Рональд здесь. Весь этот год он работал тем же, кем учитель в Альбене — советником в заморской стране Тирмеррэ. Он жил при дворе и помогал премьер-министру, заправлявшему страной. Но теперь, по возвращении Рональда, он скоро покинет этот пост и займется чем-нибудь другим.

— Я слышал, вы уезжаете? — сказал премьер-министр лорд Авлер. Он задумчиво провел рукой по седым усам, и в строгих чертах мелькнуло искреннее огорчение. — Мне жаль, лорд Эдор, что наше сотрудничество подходит к концу.

— Возможно, я еще вернусь, лорд Авлер, — вежливо улыбнулся ему Эдор. — И я в любом случае буду посещать вас иногда.

— Да, вы стали другом мне, благодарю, — кивнул старый лорд и вдруг искренне улыбнулся. — Я хотел бы сделать вам подарок на прощание… Взгляните, — он указал Эдору на небольшую коробочку из лакированного дерева на столе. — Возьмите, такое есть еще лишь у меня.

Эдор взял в руки коробочку и открыл. В ней лежал непонятный вытянутый предмет — трубка, которая изгибалась и расширялась на конце.

— Это сувенир с острова Обейли, они называю его курительной трубкой, — пояснил старый лорд. — Вот это, — он указал на небольшой мешочек, пахнущий пряной травой, — так называемый «табак». Необходимо положить его в это отверстие при помощи вот этой палочки, поджечь и одновременно втянуть воздух с другой стороны… Потом, конечно, нужно выдохнуть дым… так объяснил мне старик-торговец, снабдивший меня этой диковинкой. Мы могли бы попробовать с вами, — улыбнулся лорд и достал из стола еще одну такую же коробочку. — Просто сувенир, но, на мой взгляд, весьма любопытный.

Эдор про себя расхохотался. Ему предлагают вдыхать и выдыхать дым… Что ж, очень забавно, и даже символично.

— С удовольствием опробую вместе с вами, милорд, — ответил он.

Они неумело набили трубки, Эдор более ловко и быстро, поэтому помог старому лорду. Подожгли особыми палочками, которые лорд всегда держал под рукой. Эдор не афишировал свои магические способности и возможность управлять стихией огня. Какой прекрасный аромат, подумалось Эдору, когда он открывал мешочек с травой и аккуратно засовывал ее в отверстие трубки.

Затянулись первый раз. Лорд Авлер закашлялся с непривычки, а Эдор ощутил, как ароматный дым проникает в легкие и разбегается по крови. Ранее неведомое головокружение охватило его. Он ощутил необычную легкость, словно мозг расширился, наполнился воздухом и был готов разлететься в радостном порыве. Он затянулся еще раз… и вдруг маленькая коробочка у левого виска начала рассасываться, истончаться. И вот он уже не ощущает ее…

— Странная штука, — признался старый лорд, откашлявшись после второй затяжки. — Не уверен, что это такое уж удовольствие…

— А мне понравилось, — сказал Эдор, пытаясь унять охватившую его эйфорию. С каждой затяжкой ему становилось все легче и легче, он словно взлетал, а мозг становился ясным и свободным. Докурив трубку, он положил ее обратно в коробочку, попрощался со старым лордом и ушел на луг в предместьях города.

Свобода… Эдор понял это сразу. Теперь он мог дать волю эйфории. Нужно было подумать, что произошло, куда делась коробочка в голове, страховавшая его от необдуманных поступков, и понять, почему аромат табака повлиял именно так. В том, что старый лорд ничего не знает и не плетет интриг, Эдор был уверен, тут что-то другое… Нужно сообщить наставнику, вызвать его…

…Но он не мог. Так узник, освободившийся из тюрьмы, кидается на траву, обнимает землю и кричит приветствие миру, не в силах сдержать своих чувств. Все эти годы он был в тюрьме, куда сам себя посадил. С помощью Рональда.

Мысль о наставнике сейчас вызвала жгучую ненависть. Столько лет Рональд терзал его этой болью, не давал увидеть ту, что ему нужна больше жизнь. В эти моменты Эдор забыл, что сам умолял спасти жизнь девушки, оградить ее от себя.

Наставник всегда хотел ее для себя. Говорил иное, но всегда желал. Что ж, пусть попробует остановить его сейчас! Эдор, как мальчишка, несколько раз перекувырнулся на траве в новом эйфоричном порыве. Действие трубки может быть временным, ему нужно спешить… Просто увидеть ее, может быть, — поговорить, услышать ее голос, ее самый сладкий на свете голос. Он застонал в предвкушении…

А большего он и не хочет, оправдывал он себя. Дальше — как пойдет. Может быть, любовь к нему прячется где-то в ее сердце, нужно лишь разбудить. Эдор расправил крылья и устремился в Альбене, разрывая ветер на части, пугая облака…

Прибыв во дворец, он поставил самую жесткую защиту, такой отвод глаз, чтобы даже Рональд не мог его почуять, не настроившись специально. И пошел на ее аромат. Ему казалось, теперь во дворце вообще не было других запахов, только ее аромат, заполняющий ноздри и разум целиком. Этот запах остался тем же, но изменился — стал насыщеннее, сильнее. В нем улавливались взрослые женские нотки, и от них у Эдора рождался новый стон.

Она где-то здесь. Запах заполнил все вокруг. А потом он увидел ее спешащей по коридору. И это было все.

Мир перевернулся, сделал кувырок. Все раз и навсегда встало на свои места.

Выросла, стала красивее, более плавная, более женственная, но по-прежнему тонкая, как стебелек, невообразимо красивая… Была ли она Сокровищем раньше? Была. Но то был лишь призрак Сокровища, лишь не ограненный алмаз, ставший бриллиантом сейчас. Ее облик и запах, ее нежная живая энергия слились в единой гармонии бесценного Сокровища. И оно должно принадлежать ему. Другого не дано.

Эдор все решил. Вернее, кровь предков решила за него, горячим бурлением заполнив душу, разум и тело.

* * *

Аньис быстро шла по коридорам и лестницам. Большой дворец! Слишком большой для нетерпеливого сердца! Поблагодарить за картину — это так логично! Извиниться за грубые слова. А дальше… дальше она была уверена, он сделает все сам. Ведь его подарок был признанием. Он прислал его, чтоб все расставить по своим местам.

Теперь Аньис поняла — все, что он говорил и делал в эти дни, было правдой. О том, что она единственный дорогой ему человек, что хочет побыть рядом с ней… И это не могло значить просто приятный отдых с красивой девушкой. Это было больше, глубже… Картина невероятным образом сказала ей об этом.

Любимый… пронеслось у нее в душе и в чувствах. Могущественный маг с душой, омертвевшей за бесчисленные годы, стремился к ней, как к единственному живому, единственному дорогому ему существу. И это было слишком серьезно, куда серьезнее ее летящих молодых чувств. Стремился с бережной нежностью, от которой сам отвык… Искренне и оставляя выбор ей.

Все эти годы она подозревала, что он дракон, загадочный жестокий ящер из страшных сказок. Но не боялась. А если не боялась этого, чего еще страшиться? Напротив… хотелось бережно коснуться его странного непонятного сердца и своей нежностью развеять все, что его гнетет… подарить любовь, жизнь, понимание…

Было уже близко, здесь мастерская и странные комнаты, где он иногда бывает. Она найдет его, все станет хорошо. Он сделал шаг, все объяснил, теперь ее шаг, простой и искренний, ему все скажет.

И вдруг волна теплого воздуха коснулась ее лица. Аньис остановилась, ощутив опасность. И чувство узнавания ударило вместе с громко зашедшимся сердцем. Она инстинктивно нашла глазами конец коридора. А он был таким длинным… Слишком длинный, чтоб убежать. А позади лестница, тоже сложно скрыться. И никого вокруг.

— Здравствуй, Аньис, — услышала она знакомый голос и тут же увидела высокую стройную фигуру впереди.

На отдалении, шагах в пятнадцати стоял Эдор, и воздух раскаленным потоком несся от него прямо к ней.

— Здравствуй, Эдор, — задыхаясь от жара и страха, ответила она срывающимся голосом. В выражении его лица, в глазах была решимость. И смерть. Аньис попятилась, а он медленно пошел на нее.

— Я за тобой, Аньис, — спокойно сказал он. — Ты — моя.

Совершенно спокоен, но это спокойствие пугало сильнее, чем его былые горячие слова. За ним стояла решимость и внутреннее пламя, придерживаемое до момента, когда он полностью себя отпустит.

— Эдор, постой… — она подняла руку перед собой, отчаянно пытаясь создать между ними преграду, и делая мелкие шаги назад. Только не сейчас, пронеслось у нее в голове, господин Рональд, пожалуйста, где вы… — Ты ведь убьешь меня, если прикоснешься. Ты не хотел меня убивать…

— Мне все равно, Аньис, — так же спокойно ответил он, все так же медленно, словно смакуя, приближаясь к ней. — Ты — моя. Навсегда или на мгновение, но моя.

Аньис ускорила шаг, оглянулась, оступилась, но удержала равновесие… И вдруг спина уперлась в стену. Она в отчаянии бросила взгляд на пустой проем на лестницу, только бы успеть метнуться.

Но за мгновение Эдор оказался рядом, в трех шагах, отрезая ей путь к бегству. И ее опалило жаром до боли.

— Но ты ведь не хотел… Нужно, чтобы мы любили друг друга… — в отчаянии прошептала Аньис, вглядываясь в его лицо и ища в нем хоть призрак милосердия. Но его не было, лишь застывшее спокойствие, за которым бушевало пламя.

— А что, ты любишь его? — вдруг усмехнулся он. — Ему ты не нужна, лишь мне. И я тебя забираю.

— Нет же, Эдор! Умоляю! — закричала она, вжимаясь в стену спиной и пытаясь укрыться от горячих волн, обжигающих кожу. Но он сделал еще один шаг, и Аньис замерла.

Он смотрел на нее, а она на него. И на долю мгновения Аньис показалось… вот он, ее мужчина. Самый прекрасный на свете. Пьянящий жар охватил ее, заставляя саму выгнуться навстречу. Чтобы ощутить бесконечную сладость единения с ним… Безумная истома прокатилась по телу, когда Эдор обнял ее за талию. Другой трясущейся рукой он коснулся ее щеки, обжигая, но даря неизъяснимое блаженство.

Аньис застонала от жаркого наслаждения, хотелось приблизиться еще, слиться… Но стон вдруг перешел в крик, когда жар, таившийся в нем, вырвался наружу, сжигая ее снаружи и изнутри. Он впился губами в ее губы, заглушая крик, вливая в нее огонь, тут же устремившийся внутрь, чтобы сжечь ее заживо…

Жар, бесконечный жар, и боль.

«Рональд! Пожалуйста!» — закричало угасающее сознание, сгорающее, темнеющее, но неспособное уйти в спасительное небытие.

Там, где Эдор касался — а его руки бродили по ее телу, овладевая — жар был еще сильнее, а губы жгло неумолимо, как будто ее терзало открытое пламя. И перекидывалось внутрь, сжигая органы и ткани с адской болью. Как чувствует себя человек на костре? Так с немыслимой болью она сгорала снаружи и изнутри, желая только умереть быстрее. А потом ничего уже не желая… Боль отключила желания и рефлексы, заполнила собою все.

— Убирайся! — вдруг услышала она сквозь пелену знакомый голос, и хватка огня отпустила. Эдор исчез, но боль и жар не ушли. Она горела дальше, почти не видя и не слыша ничего. Лишь чернота перед глазами, и пламя, пляшущее в теле. Аньис осела на пол, не в силах даже кричать или стонать обожженным ртом.

— Я убью тебя! — раздался голос Эдора. — Она — мое Сокровище! Пусти меня!

Какие-то крики, звуки ударов, порыв холодного ветра, на мгновение остудивший раскаленную кожу…

— Будь ты проклят! — голос Эдора набрал силу, заполнил все. — Тебе никто не нужен! Не становись между нами!

Но в следующий момент буря как будто схлынула.

— Властью кольца драконов… убирайся… ты никогда не приблизишься к девушке. И ты больше не мой ученик!.. Убирайся! — прозвучали издалека малопонятные фразы. Черная вспышка пронзила коридор, коснувшись полуослепших глаз Аньис.

— Будь ты проклят… — пронеслось, как дуновение ветра, и Эдор с его убийственным огнем и раскаленным воздухом исчез.

— Все, все, девочка моя… — услышала она, и ей захотелось плакать. Но в наполовину выжженных глазах не было слез. Ничего не было, кроме боли и жара, так и горящих в ней. Лишь смутные картинки и звуки прорывались через них. Он аккуратно поднял ее на руки. От этого стало еще больнее, каждое прикосновение к обожженной коже отправляло глубже в ад.

— Аньис… милая, посмотри мне в глаза, соберись, один рывок… — донесся его голос. Сейчас она догорит и умрет, у него на руках… Как хорошо. Боль закончится, и в последнюю секунду он будет рядом… Но голос не оставлял ее. — А то умрешь просто от боли… Нельзя терпеть такое… Умоляю, девочка, посмотри…

Он повернул ее голову и она уткнулась в черные блестящие глаза.

— Вот так, хорошо…

Черный бархат укрыл ее, растворяя боль, сбивая пламя. И стало легче, боль стихла, только жар остался, зудящий и разъедающий. Как хорошо, не больно перед смертью, и рядом он, подумала Аньис, погружаясь в бесконечный покой черной бездны, уносясь с этим покоем за грань, где будет всегда так хорошо и спокойно.

— Нет, стой! Нельзя терять сознание… Еще немного, радость моя… потерпи… — господин Рональд чуть-чуть прижал ее к себе, и что-то изменилось. Аньис не поняла, что, но разум засек обрывок картинки — злосчастный коридор исчез, а вместо него возникли какие-то листья, деревья. И прохлада…

— Вот так! — сказал он, мельком она увидела нишу в камнях, наполненную чистой водой, а господин Рональд прыгнул туда, так и держа ее на руках.

— Вот так, счастье мое… сейчас станет легче…

Блаженный холод охватил Аньис. Жар догорал, смывался холодной водой. Кожа остывала, отдавая свой огонь ледяной чистоте. Рональд держал ее в воде, подняв над поверхностью лишь лицо и аккуратно, зачерпывая ладонью, поливал его водой. А Аньис, к которой немного вернулось зрение, видела лишь черные глаза, смуглое озабоченное лицо и отблески на каплях воды. Потом он отнес ее под водопад и долго держал под ним, пока кожа совсем не остыла. Спасибо, хотелось прошептать Аньис, но обожженные, раненые губы не могли говорить.

С Аньис на руках он вышел из водоема, почти неощутимо коснулся ее лба губами:

— Теперь все, теперь отдыхай, моя девочка… — И Аньис закружила спокойная темнота, в которой мелькнуло несколько серебристых искр, и она то ли заснула, то ли потеряла сознание.

ГЛАВА 20

А вот Рональду по-прежнему нужно было спешить. Ему удалось погасить внешнее горение и большую часть внутреннего. Но пламя драконов так просто не сдается. Оно и сейчас тлеет у нее внутри, сжигая и разъедая органы хрупкого человеческого тела. Еще ни одно Сокровище не выжило, начав гореть. И у Аньис немного шансов.

«Боятся их пламени, изрыгаемого в полете, — усмехнулся Рональд. — А нужно бояться вот этого — того, что живет внутри. Ведь именно оно причина всему, и буйному нраву, и боевому пламени, известному всем».

Чистая случайность, что он успел, прежде чем она погибла прямо в объятьях Эдора. Мальчишка умудрился поставить такую защиту, что накрыл все вокруг себя даже для него, Рональда. Немереная магическая сила, и совсем не в то русло…

Хорошо, что он ждал девочку, и краем сознания отслеживал ее ментальный сигнал. Поэтому насторожился, когда сигнал ослаб, словно попал в глухую зону. И вдруг услышал, как она кричит его имя, крик угасающего разума, прорвавшийся через все защиты…

Хорошо, что успел. Если успел!

Только бы найти способ! Его ментальным силам и магии это пламя не по плечу. Пожалуй, лишь одно может помочь.

Он стремительно менял миры, держа на руках девушку в обрывках мокрого платья. Придерживал ее голову, запрокинувшуюся в глубоком забытье, порой невесомо касался губами мокрых волос… Только бы успеть, только бы помогло! Один раз он уже не успел. Хватит. В этот раз должен.

«Хранитель Вселенной, — усмехнулся он. — А самые дорогие ее части, самые нужные самому, не можешь сохранить.

Спеши, Рональд, спеши. И успей».

Наконец он был на месте. Душистые цветы на серебристых ветках слегка звенели. Звездный вечер опускался на сад, приятный и легкий. Высокий стройный юноша вышел из-за куста и изумленно взглянул на Рональда с его ношей.

— Приветствую тебя, Хранитель… — начал юноша, но Рональд прервал его.

— Где Орлеан? — быстро спросил он.

— У себя во дворце, — ответил юноша.

— Хорошо, — кивнул Рональд. — И распорядись, чтобы верховные целители пришли.

Бегом он кинулся к изящному дворцу с резными перилами, извивающимися лестницами и редкими грациозными колоннами. Бессмертные строят красиво, изящно, с легкостью, граничащей с невесомостью.

На глазах у изумленных стражей, многих из которых он знал, Рональд с девушкой на руках влетел в большой зал, где его встретил высокий мужчина с длинными серебристыми волосами, тонкими чертами лица и серыми глазами, светящимися вековой мудростью. Одет он был в длинный серо-голубой плащ поверх белого облегающего костюма из тонкой ткани.

— Помоги, если можешь, Владыка бессмертных, — не здороваясь, попросил Рональд и уложил девушку на диван с цветной обивкой.

— Приветствую тебя, Рональд из рода Эль, — вежливо сказал мужчина, но тут же отбросил церемонии. — Что случилось? Что с ней?

— Пламя дракона, — горько усмехнулся Рональд. — Думаю, если что и может помочь, то только благодать и магия бессмертных. Поэтому я пришел к тебе.

— Сделаю, что смогу… — серьезно ответил Орлеан и склонился над девушкой.

Три часа владыка бессмертных энериа — так назывался этот возвышенный народ, наделенный благодатью, сильной магией и бессрочной жизнью — и трое его приближенных целителей боролись за жизнь Аньис. Рональд помогал, как мог, по ментальной части, отключал болевые рефлексы, мягко поддерживал ее во сне. Но было непросто. Пламя, поселившееся в ее теле, притаилось в разных уголках ее плоти, и вспыхивало то здесь, то там, сжигая нервы, заставляя плавиться органы. Теперь медленнее, но от этого еще опаснее.

— Что ж, — сказал Орлеан в конце, утирая со лба пот, — нам удалось погасить огонь. Но ее организм сильно поврежден, и ускорить регенерацию невозможно — это еще опаснее. Либо организм справится сам, либо нет. Но в любом случае, скорого выздоровления не жди… Впрочем, — Орлеан улыбнулся. — Все же мне кажется, девушка выживет. Ты говоришь, в ней тоже есть капля драконьей крови. Может быть, она и поможет. Как и благодать бессмертных, которой мы окутали ее… Кто она тебе, Рональд?

— Я люблю эту девочку, — спокойно ответил Рональд, вглядываясь в спящие черты, и, сев рядом с диваном, где лежала Аньис, аккуратно взял ее за руку. И усмехнулся. — Беда лишь в том, что люблю не так, как ей хочется.

— Понимаю тебя, — вздохнул Орлеан и устало присел рядом. — И сочувствую, Хранитель. Думаю, дня три, пока она без сознания, вам лучше остаться здесь, наша целительная атмосфера, магия и настои помогут. После опасность для жизни пройдет, и можешь отнести ее обратно…

— Благодарю, владыка Орлеан, — искренне сказал Рональд. — Я снова в долгу у тебя и благодати энериа.

— Мы всегда помогали твоему народу, это честь для нас, — улыбнулся Орлеан мягко. — Помню, как ты сам едва добрался до меня тогда… Хранитель, израненный настолько, что жизнь утекала с каждым вздохом…

Лицо Рональд помрачнело.

— И утекла бы, если бы не твоя дружба и твое мастерство. Благодарю, Орлеан, за это, и за нее…

— Не понимаю, почему ты не заведешь себе женщину энериа, — улыбнулся Орлеан. — Сколько можно переживать их смерти? — он кивнул на лежащую в забытье Аньис. — С бессмертной вы провели бы сколько хочешь лет, пока не надоест… А если не надоест — за десятки тысяч лет твоей жизни вы оба испытаете много счастья, а после она уйдет вслед за тобой, если захочет.

— Считаешь, я никогда не думал об этом? — добродушно усмехнулся Рональд, а взгляд его был прикован к лицу спящей девушки, спокойному, но покрытому красными рубцами ожогов. — Вероятно, с бессмертными женщинами мы не можем дать друг другу то, в чем нуждаемся… К тому же ты знаешь, чего хочу я на самом деле, на что надеюсь и чего жду.

— Знаю и понимаю твою надежду, — вздохнул Орлеан. — Пойдем, нам нужно отдохнуть и поужинать. Сейчас придут девушки-сиделки, оботрут ее настоем от ожогов, чтобы рубцы не превратились в шрамы… А нам нужно отдохнуть. Тебе тоже.

* * *

Очнулась Аньис в своей кровати. Медленно выплывала она из сна, не желая просыпаться. Казалось, ничего хорошего здесь, в реальности, уже быть не может, сейчас очнется полностью, и ее снова охватит пламя. А во сне оставался блаженный покой, необыкновенная легкость, чувство радости, высокие стройные фигуры в светлых одеждах и звенящие переливчатые голоса, говорящие и поющие на незнакомом языке. И господин Рональд, заботливый, близкий, все время рядом с ней…

Но разум неизбежно просыпался, вынося ее во внешний мир. Она попробовала открыть глаза, веки казались тяжелыми.

— Подожди открывать глаза. Я приглушу свет, нельзя сразу яркий, — услышала она глубокий голос, и легкое тепло коснулось ее руки. Надо же, проснулась, а он не исчез, подумалось ей. Или она продолжает спать? Потом послышался шорох, и свет, падающий на веки, стал мягче. — Теперь открывай.

Аньис с трудом разлепила веки. Занавеска на приоткрытом окне слегка колыхалась от вечернего ветерка, приглушенный свет магических светильников заливал комнату. А рядом с кроватью сидел господин Рональд в кресле.

— С возвращением, Аньис, — улыбнулся он.

— О Господи! Господин Рональд, я долго болела? — спросила Аньис. Говорить оказалось несложно… А она помнила, что ее губы и язык сгорели в пламени Эдора. Как она вообще может говорить?!

— Достаточно долго. Две недели. И теперь, Аньис, я не сразу выпущу тебя из постели…

— Наверное, я вся в шрамах… Как вы можете на меня смотреть… — Аньис попробовала поднять руку, с трудом, но удалось, и потянулась к щеке и губам. Но притрагиваться к коже на лице было не больно, и она ощущалась гладкой и мягкой, как всегда.

— Ни одного, девочка моя, — с улыбкой покачал головой господин Рональд. — Нам с тобой хорошо помогли.

— Спасибо, господин Рональд, вы спасли меня, — мелькающие в голове образы восстановились в малопонятную, но целостную картину. — Я помню ваш голос в конце, что вы прогнали Эдора… И что потом отнесли меня в холодную воду… А что было потом?

— А потом я отнес тебя к одному хорошему целителю, и спустя несколько дней мы вернулась сюда.

— Спасибо, господин Рональд, — еще раз прошептала Аньис. — А Эдор… он дракон? — решилась спросить она..

— Да, он дракон, — ответил господин Рональд. А Аньис передернуло, вот, значит, каковы драконы и их пламя… Ужас, который пришлось пережить, спрятался где-то внутри и грозил вылиться страшными воспоминаниями.

— А вы? — отважилась спросить она, наверное, сейчас можно.

— А я — нет, — с улыбкой ответил он. — Я другое.

— Расскажете мне? — тихо спросила Аньис, подумав, вдруг, и такое чудо возможно.

— Расскажу, когда окрепнешь. Нас ждет долгое выздоровление, и времени хватит на любые истории… А сейчас отдыхай, Аньис. Я позову Тиарну, пусть накормит тебя бульоном — она давно об этом мечтает, и квохчет тут, как индюшка над птенцом. А потом нужно будет еще поспать.

— А вы еще придете, господин Рональд?

— Куда я денусь, Аньис? — усмехнулся он. — Я буду рядом до тех пор, пока ты сама захочешь.

* * *

Эдор мчался на восток. Огромные черные с синевой крылья вспарывали воздух, разгоняли облачный туман. Но стремительный полет не мог выгнать жгучей ненависти из сердца.

Сначала он просто ненавидел наставника. Ах да, бывшего наставника, за то, что тот опять лишил его Сокровища. Сладость обладания, наслаждение, охватившее его, было прервано. Рональд бесцеремонно забрал ту, что уже принадлежала ему, уже впитывалась в его плоть и кровь, растекалась по ней с неземной сладостью… Он применил кольцо драконов, которым владел по чистой случайности, совершил насилие над его волей, унизил его… Ненавистный, проклятый Странник!

Но холодные струи ветра остужали тело и разум. И с одним из ударов мощного драконьего сердца Эдор понял одно: он убил Аньис. Сжег ее своим пламенем, не устоял… Он нарушил все запреты наставника, он сошел с ума от желания и сжег ее. Ее больше нет. Сокровище сгорело, как другие Сокровища до нее. Если бы драконьи глаза могли плакать, он зарыдал бы навзрыд. Но он не мог.

В первый момент осознания ему захотелось кинуться обратно на запад, пересечь Альбене и броситься в одну из горящих щелей Андоррэ, в надежде, что адское пламя сожжет и его. Сожжет в тех же муках, каким он подверг свою девочку перед смертью. Спикировать вниз… и сгореть. Но что-то остановило. Может быть, остатки разума в обезумевшем сознании, а может быть, извечная уверенность молодых, что еще не все потеряно, которая пряталась в закоулках души.

Добравшись на родину, Эдор незаметно спикировал к гроту, где прятался в детстве, когда родители на него сердились. Снова сменил ипостась, забился в угол и сел, обхватив голову руками. И качался из стороны в сторону, как тогда в подвале дворца. Долго, день или два, не в силах принять содеянное. Хотелось истязать самого себя, вдавливать себя в камни, резать себе руки и ноги, мучить себя физически, чтобы вытерпеть неимоверную боль внутри.

Убийца. Безжалостный убийца, сжегший свою девочку из-за низкой драконьей похоти. Он выл, катаясь по полу, и резал себя камнями, вспоминая, как бездушный и жестокий, шел к ней, вселяя в нее ужас. Как она умоляла его, а он был непреклонен в решимости получить свою долю наслаждения…

Но время шло. Дня два он не выползал из угла, потом вышел на край скалы и долго сидел, глядя на море. Один раз поохотился на морских тварей, чтобы унять голод. Хотя заморить себя голодом, возможно, было бы лучше всего. Все равно этот простой физический голод — лишь бледная тень голода по Сокровищу… А потом постепенно плеск волн успокоил его, и разум начал возвращаться. Он смог думать.

И понял одно: Аньис жива. Из легенд своего народа он знал, что, когда Сокровище сгорало, дракон ощущал неизбывную пустоту. Такую, что жизнь утрачивала смысл навсегда. Что мир становился пустым и черно-белым, и многие его соплеменники навсегда теряли разум, не в силах терпеть пустоту. Но… Он не ощущал этого. Только раздирающую боль и смешанные чувства к Рональду. В момент осознания он был готов благословить его, что сумел спасти девочку. Пусть для себя, а не для него, но спас, сохранил ее крошечную, нежную, трепещущую жизнь, которую он, Эдор, чуть не прервал. Глубоко внутри он понимал, что наставник прав. Спас Аньис доступным ему способом, даже не убил его, Эдора, хоть и мог. Запретить кольцом и выгнать из учеников — это самое меньшее, чего он заслуживал.

Но все же… Эдор ненавидел слишком сильно. Его боль и ненависть смешались от осознания, что теперь наставник, несомненно, заберет девочку себе, и ему уже никогда ее не увидеть. Теперь, когда он познал наслаждение Сокровищем, это было невыносимо.

К концу второй недели одиночества в гроте, когда волны бились о скалу, а разум корчился в судорогах осознаний, он понял себя и принял решение. Аньис, его любимая, его Сокровище — должна быть с ним. Но не на несколько минут, а на всю ее недолгую жизнь. Должна быть его любимой, его спутницей, его женой — как он всегда и хотел. Он сделает ее принцессой архоа, и никто не помешает ему.

Нужно лишь убрать Рональда из ее жизни и ее сердца. А для этого… Для этого нужно овладеть кольцом драконов, позволяющим Рональду приказывать его племени. И куда-то деть самого Рональда, можно даже не убивать — в глубине его души все же жила благодарность к тому, кто его многому научил, кто столько лет хранил его от убийства…

А для начала следует расстроить союз Рональда с драконами, рассорить их с отцом. И есть шанс, что это получится, главное, быть первым, прибыть к отцу раньше, чем Рональд сам расскажет о произошедшем. Эдор прислушался к энергиям, царящим в драконьих землях. Да, наставника здесь пока не было, вероятно, ему не до того. И поспешил к отцу.

* * *

Выздоравливала Аньис долго. Слабость, головокружение, тянущая боль в теле накатывали снова и снова. По ночам она кричала, ей снилось бездушное решительное лицо Эдора, пламя и невыносимая боль сгорания… И тогда ее будил господин Рональд — по большей части он проводил ночи в кресле возле нее — аккуратно поддерживал, смотрел ей в глаза, и ужас уходил, сменяясь спокойным благословенным сном.

Он вообще стал ее главной сиделкой. Почти не отлучался, рассказывал массу историй о других странах, часть из которых вообще была не знакома Аньис. Сам поправлял ей подушки, иногда приносил еду, часто держал за руку, мягко поглаживая и успокаивая. А когда она начала вставать, учил ходить заново — поддерживал под локоть, на руках нес обратно, если заканчивались силы…

Она привыкла к его прикосновениям. Они были целомудренными, он касался по-другому, чем раньше. Тепло, надежно, с заботой, но не будя в ней сладких смущающих ощущений. А может быть, у нее просто не было сил на такие ощущения…

Благодаря его заботе и его почти неотрывному присутствию, болезнь превратилась в сказку. Если бы еще не терзающая слабость и головокружение, которые так надоели… Аньис теперь точно знала, что у нее, полусожженной и измученной, есть опора — ее спаситель, ее господин Рональд… И сердце заливала нежная теплая любовь и благодарность. А доверяла она ему теперь, как себе.

* * *

Огромный черный дракон летел на запад. Его сердце горело возмущением. Знал, что ничего не сможет сделать тому, кто носит кольцо драконов, но он должен посмотреть в глаза этому обманщику, пришедшему с миром, но нарушившему обещание. «Может приказывать, но пришел договариваться!» — с уважением говорил отец Эдора Кай ин Ви своим соплеменникам о Рональде Эль. Теперь он горько усмехался, вспоминая это. Великодушие, общение на равных, уважение к их интересам — все оказалось обманом.

Альбене. Давненько он здесь не бывал. Последний раз в стародавние времена, когда его народ жил еще возле Андоррэ и хранил мир от адских сил. Невидимый, приземлился он неподалеку от столицы, сменил ипостась, отнял коня у путника, проезжавшего мимо. И, отводя глаза всем подряд, поехал туда, где чуял носителя кольца.

Вероятно, Рональд Эль тоже почуял его, потому что вышел встретить за ворота дворца.

— Приветствую тебя, Кай ин Ви, Владыка архоа, — спокойно, как ни в чем не бывало, сказал Странник.

Кай спешился, не отвечая на приветствие.

— Ты использовал кольцо против моего сына! Ты управлял его волей! — бросил он резко, глядя в лицо обманщику. — Ты обещал не применять кольцо, не приказывать нам, заверял в своем уважении. Ты заключил договор и нарушил его.

— Я не обещал не использовать кольцо для защиты от обезумевшего архоа, — спокойно ответил Рональд. — Не знаю, что именно рассказал тебе сын. Но я сам не буду голословным. Открою тебе свой разум. Посмотри, что произошло. Ты знаешь, я не смогу солгать.

— Что ж, я посмотрю, — смиряя гнев, сказал Кай. Он тоже был архоа, горячим гневливым драконом, но, в отличие от Эдора, он прожил много тысяч лет, давно правил и умел брать себя в руки. Правитель должен быть хладнокровным, разумным и способным принимать взвешенные решения, даже если в его крови бушует драконье пламя. И таким он хотел видеть в будущем Эдора. Для того и отдал его в ученики наставнику Эль, обладавшему ментальной силой и неподражаемым самоконтролем.

Эль посмотрел ему в глаза, и Кай погрузился в темную глубину. Она была чарующей, знакомой и незнакомой одновременно… И вдруг Кай узнал ее и замер, не смея верить тому, что ему открылось…

… А вот здесь были правдивые воспоминания о том, что произошло. Не глупая свара из-за женщины, что показал ему Эдор, пославший лишь картинку, но не открывший разум.

Кай ин Ви выдохнул, опустил глаза и снова их поднял.

— Прости нас, старший брат, — с уважением сказал он. — Мой сын неоднократно ослушался наставника. Более того — он пытался овладеть женщиной, бывшей под твоим покровительством, и напал на тебя. Этим он опозорил и обесчестил наш народ, чтящий уважение к наставнику и презирающий насилие в любви. Он будет наказан. А наш договор остается в силе.

— Я рад, — кивнул головой Эль. — И, Кай, я хотел сказать… Ад все больше просыпается. Я не справлюсь один, а люди здесь плохие помощники. Нужно организовать постоянное слежение за активными щелями. Вашему народу пора вспомнить свою роль.

— Хорошо, — кивнул Кай. — Ты прав, старший брат. Мы были хранителями этого мира, и нам пора вернуться к былому.

— И еще я хотел спросить, у тебя самого когда-нибудь было Сокровище? — с интересом спросил Эль.

— Нет, эта судьба меня миновала.

— Но наверняка ты видел соплеменников, сходящих с ума после убийства Сокровища. Поэтому не суди сына слишком строго, не наказывай бесповоротно.

— Разумеется, Эдор ин Ви сохранит свою жизнь, — снова кивнул Кай. — Но далее я сам знаю, как наказать сына. По нашим законам его ждет позор…

— Твое право — право Правителя и отца, — согласился Эль. — И еще… позволь узнать, почему ты дважды назвал меня старшим братом?

Кай рассмеялся.

— Странник, у моего народа могут быть секреты, неведомые тебе. Позволь нам хранить их. Рано или поздно ты узнаешь. Хоть не сейчас и, может быть, даже не в этой истории.

— Хорошо, — кивнул Эль, а Кай взлетел в седло, склонил голову на секунду и помчался обратно. Эль показал ему и то, что теперь заставляло сердце саднить от упущенной возможности. Рональд Эль ценил ученика, и, если бы все пошло хорошо, планировал со временем отдать ему кольцо. Кай знал, что это значит для архоа. Что это значит для любого из драконов — возвращение к возможностям далеких предков, которые были Хранителями Вселенной задолго до расы Рональда.

ГЛАВА 21

— Вы хотели рассказать мне о себе, — напомнила Аньис и сильнее оперлась на его руку. Не ради кокетства, а по необходимости. С того дня, как она очнулась, они гуляли в саду уже в третий раз. Он аккуратно водил ее по дорожкам, сажал на скамейки в самых приятных частях сада, следил, чтобы она не слишком уставала.

А Аньис чувствовала постоянную слабость и навязчивое головокружение. За прошедшие две недели они стали меньше, но ей так надоело это постоянное недомогание… У нее всегда было хорошее здоровье. Лишь два раза в детстве переболела легкой простудой, когда в холодный сезон бегала в прятки и стояла на ледяном ветру.

Теперь же Аньис знала, как это — устать от болезни, от того, что постоянно плохо себя чувствуешь. От того, что не можешь много ходить, не можешь пронестись по улицам на телебести, не можешь долго и сосредоточенно рисовать эскизы… От того, что руки слабые и неверные, рисунки расплываются перед глазами, а ноги не всегда держат.

Господин Рональд рассказал, что она выжила лишь чудом, и благодаря искусству какого-то бессмертного лекаря из дальних краев. А подобное состояние, которое к тому же скоро пройдет — лишь малая плата за возможность жить. Но Аньис уже очень устала… Всегда полная сил девушка, сейчас она чувствовала себя уставшей и далеко не такой молодой. Да и картинки с огнем и болью, порой всплывавшие перед внутренним взором, тоже утомляли. Можно было попросить господина Рональда убрать их. Но ей хотелось научиться справляться самой.

— Я мог бы полностью стереть тебе память об этом эпизоде, — задумчиво сказал он однажды. — Но это изменит твою личность еще сильнее. Мне бы не хотелось.

— Я тоже не хочу, господин Рональд, — ответила она. — Мне кажется, сохраняя память, даже самую страшную или горькую, мы больше остаемся сами собой.

— Мудрая моя девочка, — улыбнулся он.

Сейчас он приобнял ее и усадил на скамейку под кустом с душистыми белыми цветами. Аньис облегченно откинулась на резную деревянную спинку.

— Что ж, Аньис… Ты хотела узнать, кто я такой. Но для этого мне придется рассказать тебе, и как устроена Вселенная.

— Вселенная? — удивилась Аньис. — То есть «космос», то огромное пространство, где находятся звезды и планеты, включая нашу?

— Нет, Вселенная намного больше, — улыбнулся он. — Вселенная — это огромное пространство в форме шара. И состоит она из множества таких «космосов». Их можно назвать отдельными мирами. Вот в одном из таких миров мы с тобой сейчас и находимся.

— В одном из? Получается их много? — еще сильнее удивилась Аньис.

— Да, в нашей Вселенной больше миллиона миров. А есть еще и другие вселенные. Но в них не был даже я.

— А в других мирах вы были? — все, что Аньис знала о мироустройстве, переворачивалось с ног на голову. Она привыкла к постоянному головокружению, но ей показалось, что голова кружится еще сильнее — от того, что сущее вдруг стало намного больше, чем она себе представляла. Как будто смотришь вниз с огромной высоты. Или, напротив, — запрокинул голову вверх, и небо кружится над тобой.

— Да, способность перемещаться по разным мирам — основное свойство моего народа. Да и ты была в других мирах, — вдруг лукаво улыбнулся он. — Просто не помнишь этого. Тот бессмертный лекарь, что спас тебя, живет совсем в другом мире. А чтобы попасть туда, я сменил около трех десятков миров.

— Невероятно… — прошептала Аньис. Представить себе, что она, пусть и в беспамятстве, находилась в каких-то других мирах, она пока не могла. — А что ваш народ делает в других мирах?

— Не торопись, Аньис… Сейчас расскажу. Я очень хочу, чтобы ты поняла. Ведь это позволит тебе лучше понять и меня… Вселенная состоит из множества миров, и, чтобы она была целой, существовала благополучно, нужно, чтобы миры в ней пребывали в гармонии. Все компоненты в мирах и в целой Вселенной должны быть сбалансированы. Как чаши весов, когда на них лежат две равные гири. Или как сочетание цветов, фактур, тканей, форм и линий в тех нарядах, что ты создаешь — гармоничное, в балансе друг с другом.

— Я понимаю, господин Рональд, — улыбнулась Аньис.

— Хорошо. Так вот, когда баланс в норме, миры красиво и гармонично колеблются, создавая своего рода вселенскую музыку. Но порой какая-либо сила в одном из миров берет слишком много власти, и баланс нарушается. Тогда появляется дисгармоничная нота. И, как сбой в работе оркестра, ошибка одного музыканта может выбить из колеи и других — другие миры тоже могут потерять баланс. И чтобы хранить его, во Вселенной были народы, которые назывались Хранителями Вселенной. Потому что сохраняя и восстанавливая баланс во Вселенной, они хранили ее целостность и благополучие. Они ощущали дисгармоничные колебания, ходили по мирам и вмешивались там, где это необходимо для восстановления баланса.

— Так вы и есть Хранитель Вселенной? — спросила Аньис. — В этом ваша работа?

«Надо же, а я совсем не удивлена, — подумалось ей. — Всегда ощущала, что он хочет чего-то большего, чем благоденствие Альбене».

— Да, Аньис. Последней расой Хранителей Вселенной был мой народ. Мы жили на далекой планете в одном далеком мире и называли себя Древние роды или Древние. Основными свойствами, делавшими нас Хранителями, была способность перемещаться по мирам. И очень большой срок жизни — десятки тысяч лет, дающий возможность набраться опыта и освоить необходимые навыки. Но есть и дополнительные свойства. У нас абсолютная память и высокая скорость мышления. Мы сильнее и выносливее людей. Обладаем большей склонностью к магии и телепатии — то есть чтению мыслей и внушению. Но некоторые из нас имели еще и врожденный дар, особый талант в какой-либо из сфер. Так, у меня ментальный дар — я считался самым сильными телепатом в своем народе. У моего отца был дар эмоционального внушения, вы называете это «харизмой». У троих из Древних был дар предсказаний — они видели, что произойдет в будущем. Примеров может быть много… Так или иначе, наши свойства давали возможность хранить Вселенную…

— Но почему вы говорите в прошедшем времени? — мягко спросила Аньис. — Что-то произошло?

— Да, Аньис. Однажды, когда я был совсем молод, почти всю Вселенную охватили колебания. И вскоре началась война — в том мире, где мы жили, потому что враг хотел уничтожить нас, Древних. Это была раса существ, что тоже могли перемещаться по мирам, но не хранили их, а напротив… Война длилась больше сотни лет. Ценой огромных потерь мы победили. Но… После бури наступил покой. Вселенная звенела в спокойном вечном великолепии, и столетиями ни один аккорд дисбаланса не тревожил нас. Нам стало нечего делать, мы потеряли свое предназначение. И тогда Правитель Древних, мой отец, решил увести народ в другую Вселенную, где мы будем нужнее… И Древние ушли. Навсегда, потому что тело Древнего может выдержать лишь одно подобное перемещение. Но все же Древние не могли полностью оставить Вселенную без опеки. Двое остались. Я и мой брат. Брат остался хранить космический Союз — Союз жителей многих планет — созданный нашим народом в родном мире. А я… а я, Аньис, сейчас единственный Хранитель Вселенной, что ходит по мирам и делает нашу обычную работу.

В его голосе не было боли, горечи или одиночества, но Аньис все поняла.

— Как вам, должно быть, одиноко… — прошептала она и коснулась рукой его плеча. Он мягко перехватил ее руку и тепло поцеловал. И больше не отпускал, держа в своих ладонях… Вот теперь те смущающие ощущения вернулись, сметая слабость и головокружение.

— А почему вы остались? — спросила она, чтобы продолжить разговор и скрыть волнение. — Почему именно вы и ваш брат?

— Я знал, что покой во Вселенной продлится недолго. А кто-то ведь должен был остаться… Мой брат был воспитан, чтобы хранить космический Союз народов, руководить им, это было его предназначением от рождения. Можно сказать, наш отец обрек себя на разлуку с нами ради этой Вселенной. Но я сам сделал выбор. Я в любом случае не мог уйти ряду причин, и не все из них я хотел бы озвучивать.

— Хорошо, но если когда-нибудь захотите… Я приму все, что бы вы ни сказали.

— Возможно, Аньис, а может быть, и нет, — улыбнулся он и выпустил ее руку.

— Но почему вас так интересует Альбене? — спросила Аньис. — Почему вы живете именно здесь и заботитесь о нашей стране?

— Я не хочу пугать тебя, Аньис. Но и скрывать не хочу. Ваш мир колеблется, сильно и дисгармонично. А это значит, что древняя сила — проклятие вашего мира — ад под горами Андоррэ все больше и больше просыпается. И именно Альбене ближайшая страна, первый заслон на пути адских сил. Когда ад проснется окончательно, мы должны быть готовы. Поэтому же мне нужен союз с архоа — единственным народом, что может сражаться с адом на равных. Но когда все это начнется, я знаю способ уберечь лично тебя… Ни адское, ни драконье пламя больше тебя не коснется, — он снова мягко взял ее за руку, и Аньис ощутила, что ее тонкие пальцы трепещут, согреваясь в сильной руке, умевшей касаться так бережно.

— Из-за меня вы могли потерять союз с драконами, — тихо сказала Аньис.

— Мог, но не потерял, — усмехнулся он. И вдруг рассмеялся: — К тому же это не столь большая цена! Способов всегда много, драконы — лишь самый простой и очевидный… А твоя жизнь бесценна…

— Я не боюсь ада, когда вы рядом, — сказала Аньис. — И я верю, что вы защитите и Альбене, и весь наш мир, — и доверчиво положила голову на его плечо.

Что же… Хранитель Вселенной. Не так уж и плохо. Впрочем, какая разница. В любом случае это он.

А он обнял ее за плечи, едва ощутимо коснулся губами ее волос. «Может быть теперь он поцелует меня по-настоящему,» — подумалось Аньис. Но этого снова не произошло, хоть теплые волны нежности исходили от него, передавались ей и разбегались вокруг, как круги по воде.

* * *

А вообще, конечно, ситуация была не простая. Рональд давно знал, что кто-то ведет против него игру, и даже догадывался кто. И вот этот кто-то снова проявился. Во время драки с Эдором он просмотрел его память. Пришлось действовать грубо, не жалея парня, просто взломать его воспоминания, но ситуация соответствовала этому. И снова, в истории фигурировал некий старик. В первый раз кто-то сказал Эдору нужные слова и направил к Аньис три года назад, второй раз — странный пожилой знахарь как нарочно продал приворотное зелье матери Аньис. В этот, третий раз — некий старик-торговец очень ловко предложил курительную трубку лорду Арвику.

И каждый раз удар шел через Аньис, так или иначе угрожал ей… Вероятно, этот некто наделен большой телепатической силой. Недостаточной, чтобы проникнуть в замыслы самого Рональда, но способной следить на расстоянии и за Эдором, и за девочкой… Впрочем, теперь Рональд поставил на нее хорошую ментальную защиту. Однако враг наверняка понимает, что девочка дорога ему, и каждый раз действует через нее. Наносит мелкий удар исподтишка в самую болезненную точку.

Ясно, что это выходец из ада, наделенный могуществом и умом, большим, чем жестокие, но бестолковые легионы, стоящие за его спиной. Но найти его пока что не получалось. Все время, свободное от Аньис и государственных дел, Рональд путешествовал и сканировал ментальность разных областей мира. Но уловить адский замысел, чуждый, острый, умный разум — не удавалось. Противник был силен и хитер. И явно надеялся не просто насолить Рональду, но и рассорить его с архоа.

А вот Эдора Рональд не судил так уж жестко. И если бы не некоторые обстоятельства, даже не разорвал бы с ним отношения наставничества. Просто дело в том, что Эдор мог устоять… Не когда увидел Сокровище в ее полной женственной силе, а до этого. Рональд исследовал вопрос и выяснил, что курение табака не вызывает у архоа наркотического эффекта, не лишает их разума. Лишь ненадолго снимает блоки сознания, как заставило рассосаться блок-защиту, поставленную Рональдом много лет назад. Поэтому Эдор был опьянен лишь внезапной свободой, и усилием воли или отрешенностью (сканируя его разум, Рональд понял, что научил его достаточно) — мог устоять. Просто не захотел делать над собой такого большого усилия, обуреваемый в том числе, ненавистью к наставнику. У него был выбор, и он выбрал лететь к Аньис, зная, что рискует ее жизнью.

…А еще возникал вопрос, как лучше для Аньис в свете игры неизвестного противника… Отпустить ее, сделать вид, что она не часть его жизни и так обезопасить? Но противник поймет, что это лишь уловка, что он всегда придет к ней на помощь. Возможно, разумнее, сделать ее ближе к себе, чтобы защитить в любой момент.

… Да и к тому же он искренне полюбил эту девочку. Тонкая мелодия в душе разлилась широкой рекой, Хранитель Вселенной больше не представлял жизни без нее. Если она уйдет — он отпустит ее, с горькой потерей, но отпустит. И будет следить издалека, помогать и защищать, станет незримой силой в ее жизни, как ангел-хранитель… А если погибнет… Он не умрет, не сойдет с ума от боли, не будет неутешен сотни лет. Но еще одна часть его души, живая и тонкая, умрет безвозвратно.

* * *

Конечно, огонь дракона изменил Аньис. Что-то в ней выгорело, что-то проявилось сильнее. Она не могла сказать, что именно, но ощущала, что стала немного другой. Спокойнее, отрешенней. Не только из-за долгой болезни, лишившей сил. Просто внутри стало по-другому. Меньше сомнений, меньше печали, а больше широты и уверенности.

А еще она чувствовала себя куда старше, чем раньше. Не совсем юной девушкой, молодой женщиной, хранящей внутри целый мир. Пострадавший от огня дракона, но огромный, напитанный чувствами, мир.

И теперь она лучше понимала, что нужна многим. Родные, друзья и знакомые не знали причин ее болезни, но приходили навещать (только мать с отцом господин Рональд приказал не пускать на порог, а братьям и старшей сестре было позволено посетить выздоравливающую), присылали подарки. Господин Тэрье приходил побеседовать с ней, обсуждал дела ателье. Целых три раза приезжала госпожа Кассора. Своим появлением она вызывала полнейший восторг Тиарны: «Даже жена короля любит нашу девочку!.. Кто бы мог подумать, когда она была худым и бледным подарочком!».

Посыльные от поклонников приносили цветы и записки с изъявлением надежды на скорейшее выздоровление Аньис и близкую встречу с этим поклонником. Это тоже было приятно, ничего не скажешь. Но теперь, более, чем когда либо, для нее существовал лишь один мужчина. Тот, что почти постоянно был рядом, и звался Хранителем Вселенной.

Новость о том, кто он такой, Аньис восприняла совершенно спокойно. Конечно, теперь как никогда ей стало понятно, что он живет на каком-то другом, совершенно ином уровне бытия. И она не сможет понять его до конца.

Она для него — быстротечный момент, человечек, наделенный краткой и хрупкой жизнью, которая пройдет, а он останется в вечности. Все еще молодой, полный сил, и с памятью о сотнях таких человечков. Но почему-то это не унижало Аньис. Обострившимся шестым чувством, она ощущала, что эта разница делает ее скорее особенно ценной для него, и уж точно не лишает индивидуальности в его глазах. Может быть один человек — только искра, но искра, наделенная своим собственным, особым светом, отличным от света других.

Видимо, мысль о том, что она могла измениться, пришла в голову и господину Рональду. Однажды, когда она вроде как окончательно выздоровела (спустя месяц после инцидента с Эдором), он попросил ее сделать странную вещь.

— Послушай, Аньис, — улыбнулся он. — Я хотел бы кое-что проверить… Дело в том, что все это не могло пройти для тебя бесследно. Как ты считаешь, что не могло пострадать в тебе в этом эпизоде?

Аньис задумалась лишь на мгновение.

— Думаю, та самая часть архоа, что есть во мне, — уверенно предположила она.

— Я тоже так думаю. Ее стало больше относительно человеческого, и она может проявиться сильнее. Если ты не против… Это магический светильник, в котором закончилась магия. Попробуй зажечь его, вот так, — он поставил на стол небольшой шар и приложил к нему руку. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом он мягко разгорелся, все ярче и ярче.

— Но как я сделаю это, если вы уже зажгли его! — рассмеялась Аньис. Попробовать ей было интересно! И ведь даже не приходило в голову, что у нее могут быть магические способности.

— Я потушу, — улыбнулся он и светильник так же плавно и мягко погас. — Приложи руку и представь, что внутри тебя рождается, словно ниоткуда магический свет. Не думай, что такое «магический свет», просто представляй. Пусть он заполнит тебя, а дальше передай его светильнику через руку…

— Я попробую, — согласилась Аньис, устроилась в кресле поудобнее, приложила руку…

— В первый раз закрой глаза, — посоветовал господин Рональд. — Не играет никакой роли, но поначалу так легче представить что-либо. И расслабься, представляй без напряжения, не делай усилия над собой…

Аньис сомкнула веки, постаралась расслабить тело, руку, протянутую к светильнику… Потом вообразила себе, как чуть ниже груди вспыхивает искра, разгорается, и мягкий свет заполняет ее внутри…. Позволила ему потечь по руке.

— Открой глаза, Аньис, — услышала она. — У тебя получилось,

Черные глаза улыбались за едва-едва горящим светильником. Аньис рассмеялась и мысленно направила в него больше света — он разгорелся ярче.

— Так что же, я теперь маг, господин Рональд? — спросила она. Нет, пережитое — слишком большая цена за то, чтобы стать магом. Но если уж так произошло…

— Не очень сильный, но у тебя открылись некоторые магические способности. Если хочешь, ты можешь многое освоить…

— Конечно хочу, вы меня научите?

— Кое-чему научу я, — улыбнулся господин Рональд. — Но… моя магия не такая, как у большинства в вашем мире. Большая часть моих способностей, которые считаются магическими, — совсем другое. Поэтому ты можешь позаниматься с одним моим старым знакомым…Это учитель бытовой магии в моем корпусе магов. А вот основы боевой магии, если захочешь, я преподам тебе сам…

— Боевой магии? — изумилась Аньис.

— Да, Аньис, если хочешь. Вряд ли ты достигнешь того уровня, чтобы на равных противостоять кому-то вроде меня или архоа. Но уровень Кирри, например, тебе вполне доступен. И мне будет спокойнее… Но все это в ближайшее время. А еще, Аньис… я хотел поговорить о твоем будущем…

Сердце сильно ударило и горькой струей потекло в пол в предчувствии чего-то нехорошего. Они ведь так и не поговорили о своих отношениях. Но Аньис казалось очевидным, что они теперь вместе, так или иначе… Что господин Рональд только ждет ее полного выздоровления. «Может быть, стоило все же сказать ему, что я поняла картину, — подумалось ей. — Он ведь не знает, что я больше не считаю, что он играет со мной! Вдруг он не понимает…»

— Аньис, послушай — начал он, прежде чем она ответила, охваченная расстройством и смятением. — Мне сложно говорить это, потому что я… привык к тебе. Ты — самое лучшее, что есть в моей жизни. Но мне кажется, с тебя достаточно. Все, что произошло с тобой — продажа в рабство, новая жизнь, потом пламя дракона — выдернуло тебя из обычной нормальной жизни, к которой тебя готовили. И пока не поздно, я думаю, стоит вернуться к чему-то нормальному. Тебе нужна семья, Аньис. И я думаю, тебе следует выйти замуж… Учиться магии это не помешает, как и наоборот. Альбенийцы, даже из самых высших слоев общества, с их мужским шовинизмом, вряд ли подойдут. Но ты можешь поехать за границу. Будет много путешествий, много свиданий, и в итоге выберешь того, кто понравится…

Сердце захлестнуло волной горечи. «Опять пытается избавиться от меня», — пронеслось у нее в голове.

— Я не хочу замуж, — тихо, но твердо сказала Аньис, не дожидаясь конца его речи.

— А чего ты хочешь, Аньис? — мягко спросил он, вглядываясь в ее лицо.

— Я поеду за границу, господин Рональд. Самостоятельно. Если… если я не нужна вам. Но я не выйду замуж, я не хочу этого! Брак с нелюбимым не для меня. Вы знаете, я всегда хотела лишь одного! — она вскочила со стула. Все, что жило в ней эти годы, прорвалось наружу. Неуправляемое, горькое, сильное. Как река взламывает лед, заставляя огромные глыбы лететь к океану. — Быть с вами — во всех смыслах, какие можно придумать! Я хочу разделить вашу жизнь, хочу дарить вам себя… — Аньис посмотрела ему в лицо сквозь слезы, ощутила, что ее начинает трясти от волнения и бессилия. — Поэтому не будьте так жестоки! Если вам я не нужна, то хотя бы не требуйте, чтобы я вышла за другого! — с горьким упреком добавила она.

…И стояла, качаясь, как в тот первый раз, когда он ее увидел. Но ждала ответа, глядя в глаза, не опуская взгляд.

— Хорошо, моя девочка, — вдруг сказал он. Стремительно, словно нельзя было медлить ни секунды, обошел стол, что разделял их, и Аньис даже не заметила, как оказалась в воздухе. Он подхватил ее на руки и сел в кресло. Вгляделся в ее лицо, отвел с него упавшие пушистые пряди, и, собирая пальцем ее слезы, повторил: — Хорошо, моя девочка, я тоже очень люблю тебя, — и коснулся ее губ горячими губами. Нежно, легко, пока что целомудренно, ненадолго… Но Аньис вдруг залило неожиданное счастье, как будто солнце выглянуло после грозы. Как в тот день, когда она бежала к нему, получив в подарок картину. И сквозь нежность она уловила что-то более горячее, более живое, запрятанное глубоко на годы, но прорывающееся в едва ощутимых мелочах. — Ты просто не дослушала, я ведь не все еще сказал… Аньис, я могу сам жениться на тебе.

Аньис подумала, что ослышалась, слишком нереальным, слишком долгожданным было то, что он сказал. Ведь на это она почти не надеялась… Голова закружилась от фантастической, неземной радости.

В его черных глазах вдруг сверкнула молния, он чуть подался лицом к ней, словно собирался поцеловать по-настоящему. Но внезапно отпрянул, и смуглое лицо стало серьезным. А Аньис ощутила тревогу: вот сейчас может все сорваться, сейчас он сделает шаг назад, разрушит все какой-нибудь дурацкой причиной…

— Я сам хочу этого. Но я не уверен, что это хорошо для тебя, — сказал он. — Пойми, Аньс, я тоже хотел быть с тобой с того момента, как ты взорвала мою душу в праздничном зале. Я мог относиться к тебе, как к ребенку, но это всегда было во мне… Ты и мое сокровище, не только драконье, — он слегка прижал ее к себе, заставляя горячую волну резко, неуправляемо пробежать по телу. — И я сделаю все, чтобы тебе было хорошо — со мной или без меня. Но… со мной у тебя не будет детей. Мой народ не может иметь потомство с людьми. Мы можем взять сколько захочешь приемных, но родить от меня ты не сможешь. Подумай об этом… Моя голова вечно забита вопросами мировой гармонии, — усмехнулся он, — и я часто уезжаю в командировки… А еще…

— Я всегда выберу вас, господин Рональд! Перестаньте! — прервала его Аньис. И добавила совершенно серьезно, уже без волнения заглядывая в черную бездну его глаз: — Вы моя жизнь. Никто другой.

Он снова вгляделся в ее лицо. И вдруг рассмеялся. Не с насмешкой, а радостно, от счастья.

— Я хочу знать только одно: почему я? — спросил он. — Почему не кто-нибудь из твоих поклонников, обивающих наш порог? Не кто-нибудь из стражи, что вечно буравит тебя взглядом? Почему не самоотверженный бывший жених и не принц архоа? Почему я?

— Потому что вы — это вы, — улыбнулась Аньис. — Как можно сказать, почему любишь… Но если вы спрашиваете… Может быть… Садди, все мои поклонники, Эдор тем более — все они хотели обладать мной. Они хотели меня для себя. Для радости и наслаждения от обладания мной… А вы… Вы имели на это полное право, но вместо этого всегда давали что-то мне, думали о моем благе… Заботились обо мне, дарили свое внимание, даже отказывались от меня ради меня самой… Я ведь могу это понять, господин Рональд… И именно вы дважды спасли мне жизнь.

— Хранить, а не править, — улыбнулся он. — Это был девиз моего народа… Наверное, он впитался в меня слишком сильно… Мы будем вместе, Аньис. И через четыре месяца, если не передумаешь, поженимся.

Он прижал ее к себе сильнее, скользнул горячей рукой на затылок, жадно закопался в волосы. Сердце бешено забилось, но, казалось, остановилось, когда он наклонился и впился губами в ее губы. Нежно и твердо, окутывая и пронзая одновременно… От ощущения горячего движения во рту, от блаженной долгожданной близости мир закружился и потерялся.

Были только горячие губы и язык, их движения, одновременно ласкающие и овладевающие. Сильно, твердо и страстно разнося по телу сладкие тягучие волны. Они устремлялись вниз, заставляя узлы завязываться внизу живота, а саму Аньис — изгибаться навстречу. А губы и руки — отвечать, может быть, неумело, но с искренней страстью.

Только бы это не прекращалось, думала Аньис, отдаваясь нарастающему вихрю. Но вдруг он пошел на спад, словно листья, кружащиеся в порывах ветра, начали медленно оседать на землю.

— И все же подумай хотя бы до завтра, — услышала она издалека чуть срывающийся хриплый голос и, открыв глаза, увидела его горящий взгляд. — И если не передумаешь, приходи вечером в сад, на центральную поляну. Я слышал, приличные мужчины, назначают девушкам свидания, а не хватают вот так… — улыбнулся он.

— Я не передумаю, — срывающимся голосом ответила Аньис.

— И все же подумай, дай себе время… Пойдем, покажу тебе как впитывать магический свет обратно…

ГЛАВА 22

А что ей было решать? Аньис давно решила. Еще в самом начале, когда узнала, что ее хозяин — не чудовище, а умный и благородный человек. Приняла для себя, что лучше него никого нет. Влюбилась и захотела быть с ним.

И влюбленность не прошла. Жила в ней, росла, развивалась. Теперь, после драконьего пламени и доверия, возникшего между ними, это была уже любовь. Та женская любовь, что хочет дарить себя избраннику, заботиться, делать счастливым и принимать в ответ то же самое. Широкая, полноводная.

Всю жизнь Аньис готовили стать матерью. И она всегда хотела родить детей. Не только воспитать, но и выносить в себе, пройти ведь цикл целиком. Не представляла, как по-другому. Но почему-то сейчас то, что она узнала, не казалось страшным.

Ее жизнь изменилась давно, она уже не та девочка, которую готовили к обычной семье. Пожалуй, теперь быть женой странного, загадочного Хранителя — как раз для нее. И она справится: возьмет приемных детей, когда захочет, и никогда не скажет ему ни слова упрека… Скорее станет для него тылом и опорой посреди бесконечных скитаний и сложной опасной работы.

Она думала, что не заснет, после того что произошло. Что чувства и мысли закрутят, как бывает после значимых и необыкновенных событий. Но нет, спала она глубоко и спокойно, как человек, в жизни которого все просто и понятно. Ей было нечего решать. И не о чем сомневаться.

* * *

Рональд стоял, сложив руки на груди и запрокинув голову в звездное небо. Они называют это пояс Оргойте, думал он, глядя на красивую серебристую полосу, пересекающую небо. И понятия не имеют что это хвост спиральной галактики, в которой затерялась их крошечная планета. Планета, на которой он никогда бы не оказался, если бы не здешний ад.

Тысячу лет назад архоа загнали нечисть в огненные лабиринты под горами Андоррэ. И с тех пор ад спал. Но стоит ему проснуться по-настоящему, и быстро размножающиеся твари заполонят сначала Альбене, потом весь материк, потом всю планету… По его прогнозу, дальше они могут выйти в космос, и это самое страшное. Поэтому баланс и поехал.

Но если бы не ад, он, Рональд, никогда не заинтересовался бы Альбене. Никогда бы не познакомился с Ахтионом, а тот никогда не захотел бы подарить ему маленький живой подарок… И Аньис у него бы не было.

Где-то в уголке души он еще немного надеялся, что девушка не придет. Выберет простую нормальную жизнь. Но все-таки знал, что она выберет другое.

И вдруг Рональд рассмеялся, глядя в темное звездное небо.

Несколько лет сдерживать себя, сомневаться. Да, она права, он отказывал себе в том, чтобы желать ее для себя. «Хранить, а не править» можно перефразировать как «хранить, а не владеть». Он — Хранитель, это впиталось в него, стало главной частью его натуры. Отказывался обладать девочкой, хранил ее, хоть уже давно полюбил. Может быть, за ее трогательные, сильные, глубокие чувства, нежность, ранимость и хорошо припрятанное мужество… А может быть, просто так.

…А может, он просто заслужил немного этого? Молодой, искренней, летящей любви? Заслужил столетиями без отдыха, столетиями одиночества… Столько, сколько она захочет.

— Я пришла, — услышал он за спиной мелодичный голос.

Обернулся… Такая тонкая, такая гибкая. В прямом белом платье, с волосами красиво и как бы небрежно заколотыми сверху. Он знал, она любит показывать ему свою грациозную шею, всегда подчеркивает, надеясь вызвать желание. И всегда вызывала…

Спокойная и решительная, но в легком волнении девушки, что впервые будет принадлежать мужчине…

Такая красивая. Ослепительная в свете звезд.

И Хранитель Вселенной на долю мгновения потерял дар речи.

— Я очень ждал тебя, — сказал он, шагнул к ней, обвил рукой талию и притянул к себе. И целовал, не отпуская ни на секунду, снося все свои заслоны, слыша ее участившееся дыхание и сходя от него с ума. Стараясь обнять ее целиком, не отпуская ни одной частички ее души и трепещущего тела…

Потом, когда с ее губ слетел тонкий легкий стон, подхватил ее на руки. На мгновение остановился:

— Уверена? — в последний раз спросил он.

Она кивнула и выдохнула:

— Всегда была…

И сквозь миры, чтобы было быстрее, понес ее в свою спальню.

* * *

Наверное, он принес ее к себе, туда, где она никогда не была и всегда хотела оказаться. Но сейчас Аньис было все равно, хоть в другой мир, лишь бы с ним. И лишь бы это кружение не заканчивалось. «Надо же, как это, оказывается, хорошо, невероятно, прекрасно…» — проносились в голове редкие, стремительные, как молния, мысли. И пропадали в сладком забытье под его губами, руками, в его глазах и обжигающем дыхании.

Он раздевал ее медленно, наслаждаясь каждым этапом. Сначала, посадив ее к себе на колени, спустил ворот платья. Припал губами к шее, спустился ниже… Как давно ей этого хотелось. Казалось, кожа всю жизнь жаждала этого прикосновения. Аньис тонко застонала, не в силах сдерживать себя, выгнулась еще сильнее ему навстречу.

— Сейчас, счастье мое… — услышала она. Он снял платье целиком, обнял ее обнаженную, оглаживая шелк спины Жадными руками Аньис потянулась к его вороту, ощутить его кожу, прижаться к нему обнаженным телом — это стало не желанием, а жаждой, потребностью, подобной необходимости дышать.

Он еще долго ласкал ее… Умело, чуть сдерживая собственную страсть, давая ей привыкнуть к ощущениям, узнать их. Снова подхватив под колени, отнес ее на постель и как-то очень быстро освободился от одежды сам. На долю мгновения Аньис услышала его сорвавшийся стон, когда ее руки коснулись его груди, скользнули на шею, потом обняли мускулистую, но стройную спину… Непередаваемо… Она мечтала прижаться к его сильному телу с того момента, как впервые увидела его.

И снова он ласкал ее, владел ее душой и телом, долго, так что она потерялась, растаяла в происходящем, желая только, чтобы эта близость не прерывалась никогда. Балансировал на грани страстного желания и того, что должно было случиться.

— Готова? — услышала она, когда он был совсем близко, так что хотелось рвануть навстречу… Она утвердительно чуть сжала рукой его плечо.

— Открой глаза, — сказал он, и Аньис потонула в черной бездне, ставшей удивительно сладкой, родной. В этот момент казалось, что быть еще ближе нельзя, он уже проник в нее, а она — в него…

«Вот сейчас должно быть очень больно», — пронеслось у нее в голове, она вспомнила рассказы подруг. Но когда он вошел, она не ощутила боли, только давление, в чем-то даже приятное — она открывалась, отдавалась впервые и навсегда любимому мужчине. И от этого душу и разум затопило перламутровым, полным любви наслаждением.

«Хватит с тебя боли, любой…» — как легкий ветерок, пронеслось у нее в голове, а страстно горящие черные глаза слегка улыбнулась. А дальше давление превратилось в ощущение удивительной наполненности, словно до этого ей всегда не хватало именно этого проникновения и отдачи… Глаза сами собой закрылись, и она отдалась ему целиком, не оставляя границ и сомнений, позволяя себе растаять, а потом родиться снова, взорваться и воскреснуть.

Все оказалось не так, как рассказывали подруги и сестра. Их мужчины засыпали, овладев ими один или (поначалу) несколько раз. Иногда это действо было приятным, иногда — нет, часто нейтральным, таким, что было несложно пойти мужу навстречу. Только Марша, по-видимому, сама наделенная горячим темпераментом, неизменно хвалила постельные утехи.

У Аньис все оказалось по-другому. Это было не сиюминутным актом соития или утехой ради наслаждения. Это было действо любви, и с первых касаний Рональд показывал ей это, не отпускал, удерживал в щемяще-прекрасном, меняющем душу чувстве взаимопроникновения.

Он был неутомим… Да и не человек он, подумалось Аньис, не знает усталости.

Второй раз он брал ее еще нежнее, давал растечься в нежности, что рождается после первой удовлетворенной страсти. И так продолжалось еще не раз и не два…

А в середине ночи в нем родился ураган. Должно быть, он отпустил себя, позволил своей чувственной страсти вырваться наружу. Его губы, руки, все его тело стало требовательнее, горячее, более яростное. И теперь ее стоны срывались в крик от невероятных ощущений. Он снова просил ее открыть глаза, и черная бездна поглощала, заставляя душу и тело выгибаться, извиваться от страсти снова и снова. И овладевал ею по-другому, целиком, не оставляя ей компромиссов.

А потом, под утро, он долго успокаивающе ласкал ее, лежа рядом и заглядывая в глаза. И Аньис нежными обессиленными руками гладила его лицо и тело, но руки опускались от сладкой усталости.

Рассветные лучи просочились сквозь занавеску. Обнаженный — теперь Аньис не смущалась смотреть на него и любоваться его мужественной красотой — он поднял ее на руки и отнес к окну. И Аньис увидела, как рассветные, полные радости рождения нового дня лучи заливают мир.

— Наше первое утро, Аньис, — сказал он, прижавшись губами к ее спутанным от страстной ночи волосам. — И их будет сколько ты захочешь, пока тебе не надоест. Я буду с тобой всю твою жизнь, если ты сама этого желаешь.

— Мне не надоест, — прошептала Аньис. И заснула у него на руках в рассветных лучах первого дня, что они были вместе.

* * *

Все же Кай ин Ви пожалел сына и огласил приговор наедине, не выставляя его на позор перед Советом архоа.

— Что-о?! — глаза молодого дракона вспыхнули темным пламенем. Сейчас даже в человеческой ипостаси он напоминал свирепого ящера. — Два года со связанными крыльями?! Не бывать этому!

— Это самое мягкое, что я могу предложить, — спокойно, но жестко, ответил Кай. — И твоя мать одобрила мое решение. Вреда это не причинит, а заставит задуматься.

Эдор прошел от одной стены грота к другой и усмехнулся.

— Не бывать этому! — и быстро, прежде чем отец поднял руку, чтоб накинуть магическую сеть или припечатать его «словом власти», рванул к выходу. — Я ухожу из архоа! Ты больше не властен надо мной, раз не хочешь помочь мне! — накануне Эдор просил отца присоединиться к нему в игре против наставника. Но, похоже, отец полностью встал на сторону Рональда. Эль переиграл своей демонстративной откровенностью.

— Тогда я лишаю тебя наследования. Мы родим другого сына, а тебя ждет судьба изгнанника! Ты и сейчас позоришь наш род и народ архоа, не желая принять наказание! — жестко кинул ему вслед Кай.

А Эдор поменял ипостась и взвился над морем. Отец даже не пытался остановить его. Эдор знал, что на его устах сейчас была жесткая, но горькая усмешка.

Ну и пусть родят себе другого наследника. Когда еще маленький дракончик появится на свет, когда вырастет, и где гарантия, что будет достоин… Сам же Эдор никогда и не мечтал о бремени власти. Он был умен, обладал всеми необходимыми способностями. Но править, принимать решения за весь народ, подчас вопреки собственным интересам, не желал. Хоть с самого детства считал, что когда-нибудь придется.

Сначала черный дракон устремился на восток. В изгнание, куда сам себя отправил. Говорят, где-то там живут архоа, ушедшие из своего народа — каждый сам по себе. Их трое, они ненавидят друг друга и весь мир. А ему, Эдору, предстоит стать четвертым…

Но все же у него было хорошее чувство самосохранения и остатки здравомыслия. Злость на наставника и отца не полностью одурманила мозг. Он понимал, что в драконьей ипостаси сможет жить лишь там, вдали от других народов, в выжженных скалистых пустынях. Стать одним из изгнанников, чья единственная страсть — собирать драгоценности, ширить свою сокровищницу. И корпеть над ней, копя злость и алчность, пока разум совсем не помрачится от жажды обладания.

Этого Эдор не хотел. К тому же у него есть цель, и, скрываясь в пустошах, он ее не достигнет.

Поэтому Эдор повернул на юго-запад и полетел на полуостров Юкка-Мэл, где в шхерах прятались целые пиратские города. Молодой дракон всегда любил море. Летать над ним, нырять и охотится на крупных рыб, просто сидеть на обрыве и любоваться… А еще он хорошо умел управлять кораблем — научился когда-то в детстве. Да и крутой пиратский нрав импонировал ему.

Прибыв на полуостров, где не спрашивали, кто ты и что привело в ряды рыцарей удачи, Эдор вписался в одну из команд. Острый драконий ум, сила, ловкость и магические способности, которые он особо и не скрывал, вскоре сделали его капитаном. А после — адмиралом целой армады пиратских судов. Чаще всего они грабили альбенийский торговый флот, и лишь обязательная магическая защита, выставленная на суда по приказу первого советника, спасла флот от полного упадка.

Так Эдор все же стал вожаком. Не в своем народе, но среди тех, кого понимал сердцем. А стоя на юте в штормящий день, он ощущал внутри полет, подобный полету над морем на огромных крыльях. В такие дни его сердце взлетало от восторга. И рвалось от тоски по Аньис.

Про себя он больше не называл ее Сокровищем. Она стала его Аньис. И ради того, чтобы быть с ней, он должен найти способ получить кольцо. Наставник больше не сможет управлять его волей. Он сам будет управлять ею при помощи кольца.

Рано или поздно он придумает, как добыть его. Молодой пиратский капитан верил в это.

ГЛАВА 23

Утром Аньис проснулась от чувства сладкого тепла внизу живота и легкого поцелуя. Так же, как уже делал один раз посреди ночи, Рональд положил свою горячую руку на низ ее живота, и невероятно приятное, блаженное тепло проникло в нее, разбежалось по всему телу.

— Что ты делаешь, господин мой? — с улыбкой спросила Аньис.

— Восстанавливаю баланс в твоем теле, — улыбнулся он. — Еще вчера вечером ты была невинной девушкой, а мы ведь не хотим, чтоб тебе еще неделю было больно ходить… Немного магии, скоро ты сама научишься делать такие вещи. Жаль, что нельзя было применить это, когда ты выздоравливала после пламени, это было опасно…

— Ты самый заботливый на свете хранитель, — прошептала Аньис и коснулась губами его плеча.

* * *

Жизнь превратилась в сказку. Рональд Эль был из тех, кто наслаждается обществом любимой женщины не только в постели. Он умел делать незабываемым каждый момент совместной жизни.

С ним было интересно и приятно все. Просто беседовать, слушать его или рассказывать о своих задумках, к которым он относился с неизменным вниманием, словно они значили ничуть не меньше его государственных дел. Вместе рисовать эскизы, завтракать и обедать, игриво кормя друг друга кисло-сладкими ягодами пьяни. Совершать конные и пешие прогулки, кататься на корабле. Позировать ему…

За неделю он написал целых два ее портрета — один в саду, другой… в постели. Картина, изображавшая Аньис в полупрозрачном пеньюаре, расслабленную и томную, словно отдыхающую после визита любимого, в спальне и осталась. Аньис стеснялась показывать ее кому-либо. Но ей нравилось вглядываться в собственное лицо под разметавшимися по подушке волосами и ощущать чувственную нежность, с которой это полотно написано.

Правда, однажды, когда он писал ее в саду, а она, как примерная модель, замерла и старалась даже не вертеть головой, ей стало грустно.

— Сейчас я нравлюсь тебе, ты жадно пишешь меня, — сказала она с печалью. — Но пройдет время, господин мой, я постарею, стану непривлекательной. И тогда ты оставишь меня. Или будешь со мной из жалости… А я слишком слаба, чтобы из-за этого расстаться с тобой сейчас.

— Ты напрасно тревожишься об этом, — улыбнулся он и задумчиво положил мазок на полотно. Потом отложил кисть, подошел и сел рядом. — Аньис, магическая сила и кровь архоа продлят твою жизнь почти вдвое. Это немного утешает. Магия позволит сохранить внешнюю молодость и красоту тела на всю жизнь. Ты не будешь выглядеть на восемнадцать, но всегда останешься на вид младше сорока. Единственное, чего не может магия — это дать тебе бессмертие или жизнь, такую долгую, как у меня или архоа. Тут я бессилен и мне придется пережить твой уход. Но и я слишком слаб, чтобы отказаться от тебя сейчас, — усмехнулся он.

— Или слишком силен для этого, — сказала Аньис, коснувшись его руки. А может быть, и стоило гореть ради того, чтобы теперь радовать любимого красотой и молодостью до самого конца. Ради того, чтобы прожить дольше и разделить жизнь лучшего мужчины на свете.

Он действительно часто отлучался по делам, но каждое мгновение Аньис знала, что они вместе, что, пусть не рядом, но в мире есть ее любимый и любящий мужчина, который тоже думает о ней и стремится вернуться. Несовместимая пара оказалась на редкость гармоничной. Может быть, благодаря его любви и великодушию, с одной стороны, и ее преданности и безусловному принятию — с другой.

* * *

Учителя магии звали Кринкус, имя странное и необычное для альбенийца, и вскоре он признался, что он выходец из Аль-Касл. Это был худощавый мужчина с роскошной бородой ипроницательными, но добрыми глазами, спрятавшимися под густыми бровями. По словам Рональда, научить так называемой «обыденной» или «бытовой» магии он мог куда лучше его самого.

Уроки в основном проходили в библиотеке. При первой встрече он повторил задание со светильником и неожиданно спросил.

— Госпожа Аньис… Мне никогда не приходилось учить женщин. Не то, что бы магически одаренных женщин в Альбене нет… Просто их способности обычно не выявляются. А те, кто есть — самоучки, овладевшие магией по книгам, то есть не достаточно профессионально. Либо это малоодаренные магички-продавщицы из лавок с артефактами, или «косметички» из салонов для услады тела… Все это несерьезно. Поэтому опыта с женщинами-магами у меня нет… Думаю, с вами все может оказаться не так, как с парнями из гвардии. Скажите мне сразу, госпожа Аньис, что мне следует учитывать? Может быть, вы хотели бы научиться чему-то особенному?

— Даже не знаю, что сказать, господин Кринкус, — улыбнулась Аньис. Ей не терпелось приступить к занятию. — Я буду стараться и попробую усваивать не хуже парней из гвардии. В детстве учителя хвалили меня за усидчивость. А из пожеланий… Мне было бы интересно освоить косметическую магию, если для вас не будет неприятно коснуться таких примитивных тем… Может быть, в этом моя женская особенность.

— Ну что вы! — расхохотался Кринкус. — Я как раз хорошо владею этой темой. И буду рад преподать вам ее углубленно. А то наших парней всегда приходится убеждать, что умение убирать мешки под глазами после бессонной ночи пригодится и военному!

В книгах маги неизменно плели витиеватые заклинания, и Аньис опасалась, что просто не сможет запомнить их. Вернее, что учить их будет нудно и неинтересно. Но оказалось, заклинания не нужны.

— Вот вы хотите двигать эту чашку, не касаясь… — объяснял ей Кринкус, задумчиво оглаживая свою шикарную бороду. — Что вам нужно? Нужен упругий поток воздуха, который принесет ее к вам. А дальше все легко… — подобно Эдору когда-то, маг сделал изящное движение большой рукой, глядя на чашку, она поднялась в воздух и прилетела прямо к нему. — Просто родите в себе магическую силу. Немного, это же не вопрос жизни и смерти… Дальше направьте ее наружу, к чашке, и представьте, что ваша магическая энергия превращается в упругую воздушную петлю, которая обовьет чашку и принесет к вам…

— А заклинание? — спросила Аньис. Кринкус расхохотался.

— Ну какое заклинание?! Госпожа Аньис, вы сами представьте, сколько времени уходило бы на малейшее магическое действие, если бы магу каждый раз нужно было произносить абракадабру?! Конечно, есть некоторые виды магических действий, требующие подтверждения словом. Но их немного… Это только в книгах пишут, что для магии нужны заклинания. То ли для красного словца, то ли чтобы скрыть от обывателей истинную суть магии… На самом деле, — Кринкус проникновенно взглянул на нее, — магическая сила — это универсальный вид энергии, который рождается внутри некоторых из людей. Чем больше этой энергии может родить человек — тем более сильным магом он может стать. У нас с вами магические способности средние. Впрочем, они зависят не только от того, сколько в вас магии. Важна еще и способность обращаться с нею. Потому что, родив магию в себе, мы превращаем ее в ту или иную форму своим намерением. Например, в поток воздуха, в огонь, в чистую энергию, восстанавливающую силы… Насколько нам позволяют наши навыки и способность уже не рождать, а преобразовывать магию, управлять ею. Подозреваю, что у вас, как и у меня может оказаться высокая способность к преобразованию магии при средней магической силе… — лукаво улыбнулся Кринкус из-под необъятных бровей. — Итак, пробуем с чашкой…

Аньис попробовала. Все получилось, кроме того, чтобы донести чашку до себя и взять ее из воздуха. В тот момент, когда Аньис протянула руку к чашке, зависшей возле нее, что-то сорвалось, чашка упала и разбилась.

— Когда вы пытаетесь взять предмет из воздуха, то думаете, что уже все закончилось. Ваше намерение ослабевает, и предмет падает… Сохраните свое намерение держать чашку в воздухе до самого конца. Попробуйте…

В общей сложности Аньис разбила три чашки. На четвертой у нее все получилось.

Конечно, магия требовала усидчивости, как и другие науки. Но была интересной.

Аньис научилась перемещать по воздуху небольшие вещи, открывать запертые двери без ключа, распознавать чужую магию и отслеживать магические следы, находить потерянные вещи по их энергетическому следу. Все это было любопытно, но намного больше ей нравились направления целительной и косметической магии.

Они казались живее и полезнее… Ведь благодаря им она сможет помочь другим людям: вылечить несложные болезни, снять боль, уменьшить усталость, ускорить сращивание костей, стереть круги под глазами, разгладить морщинки на коже и напитать ее энергией, защитить организм от инфекции во время эпидемий, укрепить мышцы перед боем или путешествием, заставить волосы расти быстрее и стать пышнее… Подобных магических приемов Кринкус знал великое множество и охотно делился с благодарной ученицей.

— Когда освоитесь, сможете самостоятельно придумывать подобные приемы, — сказал Кринкус. — Главное, понять общий принцип, а дальше сообразите…

И Аньис старалась.

А боевой магии ее учил сам Рональд. Аньис чувствовала себя неуверенно. Сама мысль о том, чтоб атаковать кого-то — пусть и магией, а не вручную, или защищаться, вызывала у нее трепет и сомнения. Ее натуре претила любая драка.

— Да, я и сам считаю, что женщин должны защищать мужчины, — сказал ей Рональд, заметив ее колебания. — Но давай освоим основы — на всякий случай. Думаю, ты читала про знаменитые огненные шары, начнем с них… Это совсем несложно.

Общий принцип был тот же: рожденную внутри магию нужно преобразовать в огненный шар, и кинуть его в противника. Чтобы не напоминать Аньис о неприятном, Рональд научил ее создавать голубые шары с пламенем другой природы — при соприкосновении с ним человек не загорался, а дергался в конвульсиях.

— Вообще их можно сделать любыми, — сказал он, взяв из ее руки только что созданный голубой мерцающий шар размером с крупное яблоко. И запустил его в стену. Шар взорвался серебристыми всполохами и исчез. — Можно вот такие, что бьют током, можно классические огненные, можно испускающие острые невидимые шипы при приближении к противнику… Главное, делать это быстро. И кидать стремительно, придавая большое ускорение… Попробуй еще… И давай, Аньис, бросай в меня…

— Никогда! — возмутилась Аньис. — Я готова кидаться в стену, куда угодно, но не в тебя, господин мой!

— Мне ничего не будет, даже если попадешь, — рассмеялся он. — Дело не в моей магии. А в том, что чужая магия на меня не действует. Это еще одно свойство Древних, моего народа. И большая часть того, за что в Альбене я считаюсь великим магом — это всего лишь неуязвимость для чужой магии и хорошее умение использовать силу противника против него самого. Кстати, посмотри, как это делается… Кинь в меня шарик!

Аньис создала еще один голубой шар и неуверенно, преодолевая внутреннее сомнение, отправила в Рональда.

— Нужно быстрее, ты все равно мне не навредишь, — он поймал шар рукой, несколько раз подкинул над головой. А затем запустил в сторону от Аньис. Шар врезался в стену и рассыпался искорками. — Можно кинуть обратно в противника… Тебе для этого всего лишь нужно поставить защиту на руки, сейчас научу как…

…А потом Аньис увлеклась, как забавной игрой. Создавала шары один за другим, со смехом кидала их в Рональда, а он ловил их и жонглировал, как циркач. Иногда он медленно запускал один из шаров в нее. Тогда она тоже должна была поймать, быстро защитив свои руки охранной магией, и снова кинуть ему. Как игра в мяч. В конце он слепил из шаров один большой и заставил его взорваться. Получился небольшой фейерверк.

— Думаю, ты понимаешь, будь на моем месте был другой, не обладающий особыми свойствами, он был бы уже мертв… У тебя удивительно хорошо получается. Пойдем, ты устала, да и пообедать не мешает… А завтра научу тебя метать молнии! — рассмеялся он.

Он научил ее многому. Создавать вокруг себя искрящуюся паутину, не позволяющую приблизиться. Кидать в противника серебристые молнии, вызывающие ожог или «удар током», как говорил сам Рональд. Напускать на врага «пресс», придавливающий к земле… Ему самому все это было нипочем, он упорно отрабатывал у Аньис рефлексы, чтобы, в случае чего, она автоматически защитила себя магией. Несколько раз в качестве партнера для Аньис в тренировках принимал участие Кирри — опытный, но не очень сильный маг.

— Я ведь ухожу иногда по делам, а Кирри не со всем может справиться… Надеюсь, такого никогда не произойдет, но если что, я хотел бы, чтобы ты могла защитить себя, — говорил Рональд.

Аньис соглашалась и преодолевала свое природное отвращение к разрушению и насилию.

…А иногда она думала об Эдоре… Самым страшным в ее жизни было то горение в драконьем пламене, мучительное, выжигающее душу и тело. Пытка, забыть которую она не могла. С тех пор, как они были с Рональдом, в его обволакивающей нежности и всепроникающей заботе, страшные воспоминания посещали совсем редко. Но все же…

Все же она боялась Эдора. И ей было обидно, очень обидно… Она старалась понять, почему он не мог устоять. Но до конца не понимала. Ей казалось, что, если бы он испытывал к ней настоящее тепло, то сумел бы сдержать себя. Ведь он знал, что убьет ее, если не сдержится! Это было больно, как предательство. Ведь когда-то она считала Эдора другом. Все годы после расставания он жил у нее в душе, и она с благодарностью вспоминала его внимание, как весело и хорошо им было общаться. А потом был бездушный дракон, идущий к ней, чтобы убить…

Она с ужасом вспоминала свою собственную реакцию на него. То свое странное желание отдаться ему, соединиться, управлявшее ее волей, когда Эдор приблизился. Неуправляемое стремление слиться с ним и обрести какое-то потустороннее, немыслимое наслаждение. Что ж… если Эдор постоянно ощущал нечто подобное, то его можно понять, думалось ей. Но в ее случае это чувство, по сути, было стремлением смерти, ведь и сгорая от влечения к нему, в те странные мгновения, она знала, что будет сожжена по-настоящему. Ощущала это…

А еще Аньис хорошо понимала, что на свете есть сила, которая снова может прийти за ее жизнью. Но об этом можно не думать. Потому что между ней и Эдором стоит Рональд и кольцо драконов, чей приказ он не может нарушить.

Но да, пожалуй, владеть боевой магией не помешает… Просто на всякий случай… Ясно, что с самим Эдором или другим драконом, ей не справиться. Но все же…

* * *

В течение четырех месяцев до свадьбы они трижды съездили за границу. Два раза по соседству, в вассальный Альбене Аль-Касл и самостоятельную страну Пизар. А один раз — за море, в Карлию и Тирмеррэ. И если в соседних странах все напоминало Альбене — похожая архитектура, традиции, то же самое рабство и не лучшее положение женщин, то за морем все было по-другому.

— Когда поедем в свадебное путешествие, — сказал Рональд, — прокатимся на корабле. А сейчас срежем, чтобы сэкономить время… — он взял ее за руку и повел по мирам — два шага по высокой траве одного мира, потом еще три по полоске песка в другом… Раньше Аньис недоумевала, как ее хозяин так быстро перемещается везде. По расчетам никак не получалось, что можно за два часа добраться из другой страны в столицу. Теперь она знала, что он использует свою способность ходить по другим мирам. Он объяснял, что миры извиваются в пространстве Вселенной. Можно пройти два шага по другому миру так, что выйдешь в свой мир в сотнях миль от точки отправления.

И они оказались в Карлии.

Да, за морем все было не так. Прекрасные особняки, элегантные экипажи, более упорядоченное и спокойное движение по улицам… Как она и думала, все здесь было изящнее, красивее.

— Это очень свободная страна, — улыбнулся Рональд. — Пойдем, у нас снят номер в отеле. А вечером прием у королевы, думаю, тебе понравится здесь.

И Аньис понравилось. Больше всего понравилось то, что женщины здесь были почти на равных с мужчинами. Нет, конечно, и тут было невозможно встретить женщину-военную, да и в палате министров была лишь одна дама… Но никто не требовал от женщин безоговорочного послушания мужчинам. Не было никаких наложниц, только законные жены или свободные женщины, богатые или работающие (то есть такие, как сама Аньис)… Можно было завести свое дело или владеть имением, управлять им… В общем, все было, как она читала в книгах и так, как рассказывала госпожа Тиарна.

Аньис думалось, что, если бы не любимый Рональд, она с удовольствием переехала бы сюда… Впрочем, у нее ведь еще ателье, и родные, о которых она не забывала заботиться.

На приеме у королевы Аньис произвела фурор. Одета она была в голубое струящееся платье по собственному проекту, прическу сделала необычную — не карлийскую и не альбенийскую. С множеством вьющихся прядей вдоль одной щеки и гладко зачесанную с другой. На фоне всеобщей симметрии, модной в Карлии, это смотрелось интересно и смело для незнакомого места, но Аньис не боялась выделяться внешностью и нарядами.

И, конечно, когда по залу пронеслись их имена «первый советник короля Альбене Ахтиона Великого лорд Рональд Эль и леди Аньис Вербайя», зал стих и устремил взгляды на невероятно красивую пару у входа. И ведь никто не спросил о ее происхождении, даже назвали «леди» — так называли здесь женщин-аристократок. Никто не спросил и о ее статусе относительно Рональда, впрочем, он наклонился к ней и прошептал:

— Я предупредил, что буду с воспитанницей. Так что, если я тебе надоел, можешь найти себе пару женихов… Вон, смотри, те двое таращатся на тебя круглыми глазами…

Аньис незаметно ущипнула его и тихонько рассмеялась:

— Мне не нравятся такие юнцы, я предпочитаю зрелых мужчин с опытом и загадкой, ты же знаешь… Лучше взгляни на тех дам, похоже, они потеряли дар речи, когда ты вошел…

Да, они оба производили впечатление. Но Рональд умел непринужденно ускользать от внимания светских дам. А Аньис… Пожалуй, более популярной девушки в зале не было, каждому местному щеголю нужно было отметиться и выразить ей почтение. Рональд усмехнулся и обещал избавить ее от навязчивого внимания, если надоест. Но в его взгляде, брошенном на нее, когда он отошел переговорить с каким-то старым лордом, а она осталась в окружении нескольких дам и молодых людей, — было нечто странное. Пристальное внимание и немного горечи.

Королева тоже уделила время заморским гостям.

— Моя дочь писала мне о вас, дорогая, — улыбнулась пожилая королева с благородными, как у Кассоры, чертами, но намного старше и полностью седая. — Она говорит, вы уникальный художник по костюмам.

— Мнение госпожи Кассоры — большая честь для меня, ваше величество, — ответила Аньис.

— Великолепно, — вновь улыбнулась королева. — Думаю, до отъезда вы могли бы придумать что-нибудь для меня и моих приближенных… Насколько я поняла, вы не следуете моде, ваши работы уникальны. По крайней мере, это я вижу собственными глазами, и об этом упоминала Кассора…

— Буду счастлива, ваше величество…

Слух о том, что иностранная гостья — уникальный модельер, быстро облетела праздничный зал, и Аньис получила еще много приглашений.

Да, со временем здесь нужно открыть филиал ателье, подумалось ей.

А по возвращении в Альбене, они с Тэрье наконец провели праздничное открытие второго ателье, отложенное на неопределенный срок из-за болезни Аньис. Сложно сказать, чье появление в «костюмах от Аньис» вызвало больший фурор — госпожи Кассоры с приближенными дамами или загадочного господина Эль, который распугал всех поклонников своей бывшей рабыни. Тогда же на показе он открыто назвал ее своей невестой.

Альбенийская общественность была в шоке. Неуловимый господин Эль женится. На своей бывшей рабыне, которая даже не родила ему сына… Впрочем, пожалуй, на такой «рабыне» многие были готовы жениться.

* * *

Иногда он все же приходил сюда и писал в одиночестве. Правда, теперь редко. Его выросший и расцветший цветочек заставлял что-то двигаться в душе, переливаться, течь… И реже хотелось прийти сюда.

И сейчас, отложив кисть, он смотрел в зеленые глаза на стене, но думал не о ней. Он думал об Аньис. И о том, сможет ли он любить ее достаточно и так, как ей нужно.

В глубине души Рональд знал ответ.

В его душе было достаточно любви. За сотни лет у него было много женщин, некоторые из них становились его женами, он проживал с ними счастливый срок, а потом провожал из жизни. Со всеми было по-разному. И каждую он любил по-своему.

Но каждая из них не была единственной для него. Хотя бы потому, что их было много. И все они умерли после счастливой жизни с ним. Такой человек остается в душе, никуда не девается. Это совершенно другое, чем разорвать отношения, расстаться, а потом узнать, что тот, с кем ты был когда-то, ушел из жизни.

Счастливая совместная жизнь оставляет в душе след, делает человека уникальным для тебя, и он не уходит из сердца полностью, уйдя из жизни. А Рональд умел делать женщин счастливыми, пусть даже не до конца… И умел с благодарностью принимать счастье, что давали они ему. Этих уникальных женщин и уникальных любовей в его жизни было много…

На секунду захотелось предупредить Аньис, дать ей выбор. Сказать, что она не сможет быть для него единственной. Объяснить, что сейчас она опьянена их счастьем. Но рано или поздно почувствует, что, будучи для него уникальной, она не единственная. И хватит ли ей уникальности…

Почему-то вспомнилась его последняя жена, Ассантри. Более трехсот лет назад в одном из далеких миров их свела политика и постель. Она была уверенной в себе, сногсшибательной женщиной, наделенной потрясающим чувственным обаянием. И она была уже немолода. Зрелая, страстная, из тех, кого называют сильной женщиной. Однажды, когда он вернулся в замок после сложных дел в другом мире, она вошла в его кабинет в длинном халате на голое тело, скинула его, подошла вплотную и, заглянув в глаза, сказала: «Женись на мне. Не пожалеешь».

И он не пожалел, ни разу не пожалел… Она стала боевой подругой и еще более страстной любовницей, чем раньше. Она приняла все правила, не пыталась стать для него единственным светом в окне, ни разу не упрекнула, что он пропадает месяцами по загадочным делам. А он был благодарен ей до глубины души. Вырастил двух ее сыновей от первого брака, во всем поддерживал ее, помог занять подобающее положение герцогини, что отняли заговорщики у ее родителей, когда она была маленькой. Он все сделал для нее, что мог.

Когда она состарилась и переживала об этом, он магией помогал ей сохранять красоту и бодрость тела. Ему была безразлична ее старость, но она переживала, и он помогал, потому что только потеря красоты сильно ранила эту женщину, привыкшую повелевать мужскими сердцами.

А потом она умирала, а он держал ее за руку… И благодарил за все. За то, что была с ним несколько десятков лет, за то, что была его женой и подругой. И отпустил, когда ушла. Просто отпустил.

С Аньис было по-другому. Она не была зрелой женщиной, которая знала, на что идет. Она — его цветок, нежный, тонкий, звенящий в душе… Другая любовь и другая женщина. Совершенно другая. Ее он не сможет просто отпустить. Вместе с ней уйдет и частичка души. И это неизбежно, когда она умрет.

Если она уйдет по другой причине, он отпустит, это будет проще. Но песня в сердце замолчит. Все, что ему останется — обычный отрешенный альтруизм, который впитался в его хранительские вены, стал его сутью.

Сейчас Аньис опьянена их летящим счастьем. Любит и любима. Он единственный для нее, и таковой она ощущает и себя. Но пройдут годы… и она ощутит его легкую отрешенность, ощутит, что что-то не так. И может принять это за равнодушие. Ощутит неуловимую разницу быть единственной или просто одной из любимых.

Может быть, стоит предупредить ее, снова дать ей выбор…?

Но теперь он просто пожалел ее. Она не поймет. Просто снова будет несчастна, будет сомневаться и мучиться. Но вряд ли откажется от него.

Нужно найти в себе силы, чтобы никогда, ни при каких условиях она не ощутила всех этих нюансов…

…А вообще-то единственная была. Где-то далеко, не доступная для него. И за тысячу с лишним лет он не забыл ее. Как старый дурак, разговаривает с ее портретом. И даже, казалось (а может, не казалось?), получает ответ. Может быть в этом весь вопрос?

Сейчас зеленые глаза призывали пожалеть девочку. Если душа одного избита пулями потерь и напитана послевкусием чужих жизней, то почему должен страдать и другой… Беречь ее до конца, в том числе от самого себя, от проблем своего долгожительства и одиночества.

Поэтому Рональд пожалел Аньис и ничего не сказал ей. Но накануне свадьбы сказал другое.

* * *

Подперев рукой голову, он смотрел на девушку, лежащую рядом. Эта девушка завтра станет его женой. И он сделает все, чтобы быть ее счастьем, ее радостью и опорой.

С самого начала хранил ее, а она тянулась к нему, как к солнцу. Теперь они вместе, и ему еще сильнее хотелось оберегать ее, заботиться, как об экзотическом, хрупком цветке. Это сравнение так и засело в голове со времен ее детства. Только тогда это был тонкий бутон. А теперь он раскрыл свои нежные длинные лепестки.

Они молчали. Можно было прочитать ее мысли, узнать точно, о чем она думает. Но зачем? Можно просто спросить. Да он и так ловил, знал, о чем думают люди без прямой телепатии. Опыт сотен лет. А чувства и мысли Аньис ощущал очень четко.

В ее душе было много любви, столько, что она сама не представляет себе. И ему повезло, что эта любовь выливается на него. Такая широкая любовь и преданность женщины дается не каждому мужчине. Может быть, он просто заслужил… как уже думал один раз в саду.

А еще в ней живет надежда на счастье. Что оно не упорхнет, не улетит. И ей нужна опора. Аньис — не Ассантри. Она нежная, хрупкая, напуганная обстоятельствами своей жизни и драконьего пламени. Она хочет опираться на него. И опирается без женского кокетства, просто и доверчиво.

Рональд провел рукой по ее щеке.

— Помни, что я отпущу тебя в любой момент, когда захочешь, — все же сказал он.

Аньис отвела глаза.

— Зачем ты говоришь это снова? — сказала она. — Я никогда не захочу никого другого. Ты — моя жизнь, мой господин! Я просто знаю это, мое сердце это знает. И мне больно от твоих слов… Как будто ты со мной только ради меня, потому что я хочу… А самому тебе все равно.

Конечно, ему не все равно… Но как близка она к истине, что он опирается на ее выбор.

— Мне не все равно, Аньис, — он легонько сжал ее плечо. — Просто все меняется. Сила и продолжительность чувств зависит от срока жизни. Я живу долго, и мои чувства, единожды возникнув, длятся сотни лет. У тебя по-другому. Ты можешь полюбить другого, кого-то более живого, более человечного. Того, с кем у тебя могут быть дети. И я отпущу тебя.

— Ненавижу твой… отрешенный альтруизм! — ответила она. — Твою готовность отпустить! Я уйду, только если пойму, что я не нужна тебе больше. Ведь я-то не могу полюбить никого другого…

Рональд придвинулся и прижал к груди ее пушистую голову.

— Хорошо, просто знай, ты свободна в своих чувствах, и даже в поступках…

И вдруг она заплакала. А Рональд пожалел, что начал этот разговор. Он видел много женских слез, но почему то только слезы этой девочки разрывали ему сердце.

— Господин мой… Рональд… — прошептала она ему в плечо. — Даже если я когда-нибудь захочу уйти… Даже если я придумаю что-нибудь глупое, какой-то повод… или захочу другого… Не отпускай меня! Удержи меня — ради себя, и ради меня… Пожалуйста!

— Хорошо, — улыбнулся Рональд, гладя ее по голове. Развернул к себе ее лицо и обволакивающе, успокаивающе поцеловал в губы Одновременно наполняя покоем ее разум и чувства, как он умел.

…Зачем вообще было заводить этот разговор. Все эти сложные нюансы только расстраивают ее.

Хотя когда-нибудь она поймет.

* * *

А на следующий день была их свадьба. Все состоялось в главном Храме Альбене, где велись службы местной религии, исповедовавшей веру в Единого Творца. Потом огромная кавалькада во главе с новобрачными на одной лошади ехала по улицам, согласно альбенийской традиции, и лепестки цветов летели, кружились перед глазами. А Аньис, счастливая и растерянная, держалась за руку мужа, везшего ее на телебести.

— Просто улыбайся, — шепнул он.

Они остановились у королевского дворца, и король вышел поздравить своего друга.

— Вот уж не ожидал я когда-то! — лукаво улыбнулся Ахтион. — Надеюсь, теперь ты будешь доверять моему вкусу и ценить мои подарки!

Рональд рассмеялся.

А потом была госпожа Кассора и бесчисленные царедворцы, что поздравляли и одаривали их. Все было как во сне.

Чуть позже они вернулась во дворец, чтобы провести одну ночь, перед тем как отправиться в свадебное путешествие. И любимый муж нес ее на руках по лестнице в спальню, а потом ласкал умопомрачительно, еще глубже, еще шире, еще нежнее и горячее, чем в их самую первую ночь.

И они были вместе, как никогда до этого.

Что меняет официальная свадьба? Наверное, это зависит от отношения к ней самих новобрачных. А Аньис, и, как ни странно, ее муж, относились к ней вполне серьезно. Как к символу принадлежности другу другу. И друг другу они теперь и принадлежали. Без власти и подчинения, без рабства и условностей. Просто друг другу.

ГЛАВА 24

Свадебное путешествие было сказкой, как и все, что организовывал Рональд Эль. Аньис дивилась собственному счастью и старалась дать мужу столько тепла, сколько могла. А в ее душе действительно было много любви… Она не умерла от продажи в рабство и не выгорела в драконьем пламени.

И глядя на мужа, который возил ее по разным странам, и даже сводил в пару иномировых городов, она понимала, что для него это тоже большое счастье. Наверное, среди его сложной и странной работы хотелось иногда вот так… глотнуть покоя и упоения близостью с любимым человеком. Хоть он-то хорошо знает, что все это не может длиться долго…

Придут проблемы. А когда-нибудь, в любом случае, придется расстаться. Для того, чтобы быть с тем, кого точно рано или поздно потеряешь, нужно большое мужество. Впрочем… наверняка, он уже переживал это. Она не спрашивала, а он не рассказывал. Но была в этом уверена. Знает, на что идет. Сама она не знала, решилась ли бы отдаться счастливой жизни с тем, кто когда-нибудь обязательно умрет…

Лишь одно немного омрачило возвращение из путешествия. Однажды, когда их корабль был на полпути от Карлии к Альбене, на горизонте показалась маленькая точка. Простые человеческие глаза Аньис не могли ее разглядеть, а магическое зрение, которому она научилась, почему-то отказывало, словно точка была покрыта пеленой. Сердце гулко ударило, ее охватила тревога.

— Да, это Эдор, — спокойно сказал Рональд. Он подошел сзади и обнял ее за плечи. — Но бояться нечего. Я запретил ему приближаться к тебе властью кольца драконов, и он может лишь маячить на горизонте.

— А что он тут делает? — спросила Аньис и поежилась. Впрочем, когда Рональд стоял рядом, бояться было невозможно, сразу окутывало чувство надежности и уверенности в будущем.

— Он поссорился с отцом, ушел от своего народа и стал пиратом, — усмехнулся Рональд. — И теперь хулиганит на море… В основном вредит альбенийскому флоту, чтобы ущипнуть меня.

— Но… почему ты не вмешаешься? — удивилась Аньис. — Ведь они отнимают имущество, наверняка, убивают моряков, захватывая корабли…

— Конечно, жертвы есть, — согласился Рональд. — Но чаще команду отпускают и даже возвращают корабль, забрав ценности. Современные пираты — не те звери из прошлого, о которых ты читала в книгах. У них целое государство, которое занимается весьма специфическим, не самым благонравным делом. К тому же, Аньис, пираты тоже нужны… Они часть баланса. Плохое и разрушительное тоже нужно для гармонии, если оно не пытается захватить весь мир, как ваш ад.

— Не понимаю, — призналась Аньис. — Зачем нужно плохое и разрушение…

— И никто не понимает, — снова усмехнулся он.

В тот же вечер он рассказал ей о драконах.

— Драконы — не исчадия зла, Аньис. Драконы живут в разных мирах, и некоторые из них тоже Хранители… Как вот архоа загнали адские силы под землю и много столетий берегли мир от нее… Когда-то давно, еще до того, как мой народ объявился в нашей Вселенной, ее Хранителями была раса драконов, уникальная своими способностями. Их называли Истинные Драконы. Они умели перемещаться по мирам, были самыми сильными магами и телепатами в истории Вселенной, обладали способностью принимать любой облик. Но у них была и вторая ипостась — такая же, как у архоа, похожая на людей. И будучи любвеобильными, как все драконы, они посещали человеческие селенья в этой ипостаси. От их союза с людьми произошли другие драконы, утратившие способность перемещаться по мирам, часть магии и умение принимать любой облик. Архоа — как раз один из таких драконьих народов.

— А Истинных Драконов больше нет? — спросила Аньис.

— Да, несколько десятков тысяч лет назад они ушли в другую Вселенную, так же, как много позже это сделал мой народ. Причины ухода неизвестны. Но многие из драконьих народов, в том числе архоа, помнили своих предков. Кровь Хранителей была сильна в них. И они становились хранителями тех миров, в которых живут. К тому же они нередко помогали моему народу, ведь иногда нам нужно было куда-то лететь… Хранитель на драконе — так было когда-то, — в его голосе прозвучали ностальгические нотки. — Поэтому Эдор и его народ — не исчадия зла. Ему просто не повезло: он встретил настоящее Сокровище. Это заставило бурлить его горячую кровь и лишило воли. Но, возможно, он еще укрепит ее. Да и инстинкты хранителя могут проснуться, они лишь дремлют… Не зря ведь когда-то я согласился взять его в ученики.

— А что за кольцо драконов, и откуда оно у тебя? — спросила Аньис.

— Истинные Драконы редко делали что-то руками, от них не осталось произведений искусства. Но когда-то они создали три кольца — по преданию, из скорлупы яйца первого дракона. Скорее всего, это лишь легенда, потому что Истинные Драконы были живородящими. Но, так или иначе, эти кольца наделены различными свойствам… Важнейшее из них — власть над всеми драконами, кроме Истинных. И приказ, отданный носителем кольца с использованием его силы, не может нарушить ни один дракон. Много столетий назад я с большим трудом нашел одно из этих колец. Я подарил его женщине, которую любил, ее мучили страшные видения, а кольцо помогает справиться с такими вещами… А потом, однажды, оно вернулось ко мне, и с тех пор я ношу его.

Аньис подумала, что нужно бы расспросить его о той женщине. Но что-то остановило… Может быть, она просто не хотела знать. Может быть, не сейчас…

* * *

А потом было два года счастливой семейной жизни. Не такой, к какой готовили Аньис, но все равно счастливой. Ее готовили к большой семье, где много детей, а муж и жена — двое в упряжке, много работающие, чтоб поднять детей на ноги. У них с Рональдом, конечно, все было по-другому.

Их совместная жизнь была союзом, нацеленным друг на друга. На то, чтобы дарить себя друг другу и наполнять жизнь друг друга. Не совсем то, к чему Аньис была готова, но душа приняла это.

Филиалы ателье за морем и в ближайших странах сделали ее всемирно известным модельером. Теперь у нее было и свое громкое имя, а не только положение жены господина Эль и ближайшей подруги госпожи Кассоры. В старом квартале, где жила ее семья (Аньис обеспечивала образование братьям и сестрам, а Колобатти, Карри и Сьирри были вхожи в ее дом) она теперь считалась таким же небожителем, недоступной и загадочной, как ее муж. Лишь изредка какая-нибудь Мариса проходилась языком, что мы-то знаем, что это за девочка, откуда она взялась… Но теперь редкие сплетни не касались Аньис и были ей безразличны. Она жила в другом мире.

Но не все всегда было спокойно. Иногда Рональд исчезал надолго, и она волновалась. Успокаивала себя тем, что он столетиями ходил по другим мирам, что-то хранил и налаживал, у него большой опыт, и ничего случиться. Но в сердце рождалась тревога.

Да и кто знает… Вдруг, однажды он просто не вернется. Вдруг, этот мир, Альбене, и… она сама станут ему больше неинтересны. Он всегда относился к ней внимательно и бережно, у нее не было ни одного повода волноваться об этом. Но неуправляемый страх появлялся внутри, когда его не было слишком долго. В такие дни она вдруг осознавала, что ее муж — не человек. Совершенно иная сущность. И она до конца не понимает его целей, мотивов и поступков. И ей становилось страшно…

В других случаях — очень-очень редко — он был тут, рядом. Но вдруг становился каким-то отрешенным и странно жестким. И как будто забывал о ее существовании. Быстро решал какие-то вопросы, о чем-то думал, а ее, Аньис, как будто не было. И она пугалась, вдруг, это и есть его истинная сущность — такое вот жесткое деловое равнодушие, которое ей удалось лишь ненадолго оживить своей любовью. Вдруг, теперь он навсегда останется таким, а она снова станет для него деталью интерьера.

Но стоило подойти к нему, и что-то расправлялось, словно луч тепла пробегал по лицу, и он снова становился ее родным, надежным мужем.

А иногда Рональд Эль совершал выходки, которые поначалу шокировали общественность Альбене, и даже Аньис.

— Завтра прием у короля, — сказал он однажды. — И ты идешь со мной.

— Ты с ума сошел! — изумилась Аньис. — Мы ведь не где-нибудь в Карлии! В Альбене лишь женщины царской крови могут присутствовать на таких праздниках, вспомни…

— Мне все равно! — пожал он плечами и заговорщицки наклонился к ней. — Это лишь традиция, нет никакого закона на этот счет. А традиции можно изменить, что я и собираюсь сделать. Если они не пустят тебя, то им придется не пустить и меня. И посмотрим, что скажет на это король…

— Рональд, я не хочу! — взмолилась Аньис.

— Нет, хочешь. Просто боишься, — улыбнулся он. — Обещаю, если что-то пойдет не так, мы уедем, и по Альбене пойдут такие сплетни о царедворцах, что они не обрадуются… Я позабочусь.

— Коварный! — рассмеялась Аньис и обняла его за шею. — Ладно, с тобой хоть на прием к королю, хоть в адское пламя!

— Нет, вот туда ты со мной не пойдешь, — сказал он, в глазах пронеслась молния, и он поднял ее на руки с откровенным намерением унести в укромное место… — Хоть, вероятно, совершить эту экскурсию мне рано или поздно придется…

Конечно, их пустили. И, конечно, поначалу множество взглядов смотрело на Аньис, как на прокаженную… Но положение спасла Кассора, одна из трех женщин, традиционно присутствовавших на подобных собраниях.

— Моя дорогая, как я рада тебя видеть! Если мужские разговоры утомят, мы всегда можем спрятаться у меня! Впрочем, пойдем… Господин Эль, вы позволите? Я хотела бы похитить вашу жену, чтобы познакомить с нашим послом, я много ему о ней рассказывала…

Карлийский посол, лорд Бэйри, оказался высоким симпатичным шатеном с темно-синими глазами и красивыми твердыми чертами лица. Весьма высокий, крепкого телосложения, одетый в приталенный костюм по карлийской моде.

— Я наслышан о вас, — учтиво сообщил он. А взгляд у него был внимательный, слегка оценивающий. И впервые, с тех пор, как она была с Рональдом, Аньис смутилась под мужским взглядом.

— И я — о вас, — ответила Аньис и почувствовала еще большее смущение. Этот молодой мужчина смотрел на нее как на женщину. Может быть, даже раздевал в уме… Это было как-то… возмутительно и приятно одновременно. Иногда такое случалось, но лишь с ним Аньис почему-то ощутила смущение.

— Я слышал, вы неоднократно бывали в Карлии с мужем… Мне жаль, что мы не встретились там… — взгляд его стал спокойнее, и быстро оказалось, что лорд Бэйри приятный собеседник, с ним есть о чем поговорить. Он и Кассора мастерски разрядили обстановку, и вскоре Аньис нашла, с кем поговорить. А когда она стояла рядом с мужем, на него смотрели с завистью.

Рискованный план Рональда осуществился. На следующий прием еще трое царедворцев пришли с женами…

Следующая выходка была похлеще.

За время совместной жизни с Рональдом Аньис начала разбираться в политике и экономике. Конечно, он рассказывал ей о многих своих делах. Всегда понятно и интересно. И все это впиталось в нее. Наверное, на ее беду…

— Я буду занят, а у короля заседание Совета. Ты будешь представлять на нем мои интересы.

— Ты точно сумасшедший! — заявила Аньис. — Либо меня казнят на подходе к залу заседаний, либо я сама умру, как только войду туда.

— Не умрешь, и никто тебя не казнит. В Альбене нет никакого закона, что женщина не может быть членом Совета или присутствовать на нем. Просто это никому не приходило в голову… — усмехнулся Рональд. — Ты пойдешь как мой официальный представитель.

— Но я ведь женщина! Сам представь себе женщину в Совете!

— Прекрасно представляю. Я видел много разных советов, женщин на них не бывает много, но встречается одна-две, из тех, кто действительно разбирается… А ты, счастье мое, разбираешься хорошо… Помнишь, мы говорили о поставках злаковых культур в Тримеррэ? Вот об этом и пойдет речь. Ты всего лишь должна настаивать на том, что утверждаю я: в этом году налоги нужно снизить.

— Ты хочешь моей смерти! — воскликнула Аньис.

Черные глаза сверкнули, и дальше все произошло так быстро, что Аньис не уследила. Он оказался рядом, обнял, крепко прижал к себе и, приподняв рукой подбородок, посмотрел в глаза. В черной бездне что-то горело…

— Не говори так. Даже как простое выражение, — сказал он, внимательно изучая ее лицо. А его собственное лицо в этот момент казалось хищным. Не как у Эдора, но твердость черт была наполнена не теплом, а чем-то острым, немного пугающим.

Аньис замерла от удивления и легкой тревоги, он никогда не делал ничего подобного, хоть она и понимала, что может…

— Хорошо, извини, — сказала она. — Но я ведь боюсь, это нечто исключительное! Я действительно боюсь!

— Если что, разрешаю тебе разнести там все магией! — рассмеялся он и отпустил ее. — Аньис, я хочу лишь немного сдвинуть сознание альбенийцев твоими руками. Если боишься рисковать ради этого — хорошо, не делай. Но сейчас у тебя есть шанс изменить мышление своих сограждан…

— Я хочу, — твердо сказала Аньис.

— К тому же, в крайнем случае, тебя просто не пустят, а мне покрутят пальцем у виска. Тебя даже пожалеют, что сумасшедший муж оторвал бедную девочку от вышивания и отправил заниматься государственными делами.

Теперь рассмеялась Аньис:

— Не от вышивания, а от бесконечных эскизов! Заказов сейчас много, а ты пристаешь со своей скучной экономикой!

Конечно, у Рональда все было рассчитано. Он просто знал, кто из членов Совета как отреагирует, и уж совершенно точно представлял себе, что скажет и как поведет себя король. А еще, судя по всему, он как-то напитал ее своим глубоким спокойствием, и Аньис шла на Совет без лишних эмоций. Ей было даже интересно, что из этого получится.

Пока члены Совета изумленно гомонили, шушукались, переглядывались, а король тихо смеялся в бородку, она собранная, но спокойная, ждала их решения.

Закончилось все быстро, и, вероятно, именно так, как планировал Рональд. Король перестал смеяться, поднял голову, обвел всех взглядом.

— Итак, сказал он, — и внимательная Аньис заметила, что ему по-прежнему сложно сдерживать смех. — Это правда, что в Альбене нет и не было закона, запрещающего женщине состоять в Великом Совете или присутствовать на нем. Поэтому… Если мой друг и первый Советник Альбене, — король лукаво посмотрел на Аньис, — говорит, что эта женщина может представлять его интересы, то это так и есть.

Члены совета изумленно замолчали, затем склонили головы в знак покорности королю.

— Если же нет, — с веселой усмешкой добавил король, — то мы хотя бы вволю повеселимся…

На мгновение Аньис стало страшно от таких слов Ахтиона Великого. Но… то ли Рональд поддерживал ее на расстоянии, то ли необычная жизнь и потрясения сделали ее устойчивой и смелой, и она быстро собралась, чтобы вникать в происходящее и высказывать взвешенную позицию… если спросят. Ее спросили, и Аньис ответила достойно… И так произошло не раз.

Из зала ее провожали молчаливые взгляды членов Совета. А король задумчиво оглаживал бородку.

Если бы Аньис обернулась, то увидела бы в его глазах восхищение, немного гордости и легкую долю желания. Ту, с какой нередко смотрят на красивую, но чужую вещь.

После Совета Аньис посетила свою подругу — жену короля.

— Знаешь, эта выходка твоего мужа, пожалуй, еще сильнее всех предыдущих! — смеялась Кассора. — Что ж… Если так пойдет дальше, остается только мне попросить себе право голоса и место в Совете.

— Кстати, возможно, так и следует сделать, — улыбнулась Аньис. — Ваши слова и так негласно имеют вес на политической и экономической арене. Осталось только сделать его официальным…

— Возможно, ты права, дитя мое… — Кассора провела рукой по ее щеке. — И твой пример вдохновляет меня.

В тот же день Аньис решила прогуляться по торговой улочке. Одной из тех, что появилась в Альбене с легкой руки мужа. Это были короткие, но широкие улицы, где собирались торговцы со всех концов света. Здесь продавались и экзотические ткани с островов, которые Аньис иногда присматривала для своего ателье.

Так и сейчас она неспешно шла по улочке вдоль торгового ряда с иностранными тканями и платками. Двое охранников, сменивших на посту Карри, держались немного на отдалении, чтобы не мешать ей. Она как раз остановилась возле знакомой лавки, чтобы лучше рассмотреть интересную мягкую ткань, расписанную розовыми цветами и ярко-синими тропическими птицами, как вдруг ощутила, что кто-то стоит у нее за спиной, почти вплотную и внимательно смотрит то на ее затылок, то на отрез ткани, что она пропускает через ладонь… Занятия магией обострили интуицию, и чужое присутствие она ощущала очень хорошо. Аньис резко обернулась и уткнулась взглядом в широкую грудь под коричневым расписным камзолом.

— Леди Эль, прошу простить меня, если напугал, — лорд Бэйри сделал шаг назад, снял шляпу и поклонился. — Вы были так поглощены, разглядывая эту ткань, что я не осмелился прервать вас сразу…

— Скорее, вы заставили насторожиться мою охрану, лорд Бэйри, — сдержанно улыбнулась Аньис.

— Майр, — твердо сказал он, и Аньис смутилась, как тогда на приеме. Он снова внимательно и беззастенчиво рассматривал ее, сверху вниз.

— Что вы имеете в виду? — спросила она, преодолевая смущение.

И попробовала так же открыто рассмотреть его. Не пристало знатной даме, жене второго человека в государстве, смущаться откровенных взглядов и неоднозначных фраз.

Достаточно красивый, подумалось Аньис. Яркие глаза, твердые черты лица, пышные волосы, в которые хочется закопаться пальцами. Лицо его дышало жизнью и силой.

Это была животная сила, звериная мощь, обкатанные хорошим воспитанием, великосветскими манерами, и ставшие от этого не столь явными. Другая сила, не такая, как у Рональда, все движения которого были наполнены грацией.

Аньис знала, что ее муж — маг, телепат и просто существо, намного сильнее простого человека, в любой момент может сделать с ней что угодно. Но не боялась и доверяла ему. Она сама была магом, могла дать отпор наглецу, если тот распустит руки или оскорбит ее. Но сильная животная аура, что исходила от Бэйри, сбивала ее с толку и вызывала растерянность.

Как странно для посла столь цивилизованного государства, подумалось ей.

— Майр — это мое имя. Называйте меня так, как все мои друзья, леди Эль, — между тем ответил лорд Бэйри.

— Мы едва знакомы, лорд Бэйри, — заметила Аньис.

— В таком случае, я хотел бы познакомиться с вами ближе, — усмехнулся он. — Вы согласитесь отужинать со мной завтра вечером?

Аньис задохнулась от возмущения.

— Мне кажется, это слишком смело, лорд Майр Бэйри, — ледяным тоном сказала она. — Вы забываете, что я замужем.

Он тут же подобрался и ответил совсем другим тоном — почтительным и вежливым.

— К сожалению, не могу забыть об этом факте. Леди Эль, прошу простить мне вольности. Я всего лишь хотел пригласить вас на ужин в особняке, который арендую. Там будет леди Кассора и еще несколько карлийцев, временно гостящих в Альбене. Мы были бы счастливы видеть вас, ведь вы не только прекрасно владеете нашим родным языком, но и много раз бывали в Карлии. И, разумеется, мое приглашение касается и лорда Эль. Будем рады, если вы с мужем придете. Но если он не сможет, хотелось бы все же насладиться вашим обществом. Леди Кассора была бы очень рада…

— Благодарю за приглашение, лорд Бэйри, я передам мужу, и мы подумаем, — сдержанно улыбнулась Аньис, не до конца понимая, что происходит.

Неожиданные перепады от наглости до подчеркнутой вежливости слишком сильно напоминали издевательство. Как будто мужчина прощупывал почву, играл с ней… Это было немного неприятно. Но… интересно.

Рональд не смог, а любопытство было слишком сильно. Аньис пошла на ужин, который прошел мило и спокойно. Обычные светские беседы, игра на музыкальных инструментах. Только изучающее внимание лорда Бэйри смущало ее, и Аньис, словно девочка, опускала глаза, надеясь, что хозяин не заметит этого.

Впрочем… Вскоре игра закончилась. И через пару недель Бэйри стал ей другом. Он был слишком хорошим собеседником, чтобы отказаться от его общества. Искрометный юмор, отличная эрудиция. Если бы не смущающая манера подходить слишком близко или смотреть слишком пристально, Аньис могла бы радоваться, что у нее появился новый хороший друг. Но смущающая манера никуда не пропала.

Он сопровождал их с Кассорой на конных прогулках, приходил на обед, старался оказаться на тех же мероприятиях, где бывала Аньис. И постоянно балансировал на границе дружбы и чего-то большего.

А Аньис думала, не стоит ли насторожиться и рассказать мужу… Возможно, ее честь под угрозой. Но… лишаться общества Бэйри очень не хотелось. Его периодическое наглое внимание было лестным. И интересным. Она еще никогда не сталкивалась ни с чем подобным.

А еще он ей нравился. Вызывал неосознанное влечение. Она не хотела себе признаваться, что это влечение есть. И смущалась сама перед собой, когда ловила себя на мыслях о нем.

ГЛАВА 25

Необходимость решать за других изменила Эдора. Его способности всегда позволяли быть лидером, и судьба сложилась так, что лидером он и оказался. Правда, среди тех, кого добропорядочные люди считают отщепенцами. Но командир, капитан, адмирал — он нес за них всю меру ответственности. И стал понимать жизнь по-другому.

Он понял, что не имеет права на ошибку, научился действовать наверняка, чтобы не было лишних жертв. Его люди не должны погибнуть просто так, он должен защищать их. Он был готов пойти на вред лично для себя, чтобы защитить тех, кого ведет за собой. И теперь он знал, что это всегда в нем было. Просто не проявилось раньше.

Эдор и его пираты были успешны на море. Многие, обогатившись, уходили из рыцарей удачи, становились добропорядочными гражданами. Но были и те, кто хотел именно этого — риска, приключений, новых достижений. Сам же Эдор хотел вести за собой свою верную команду, снова и снова нестись под парусом к рискованным свершениям.

И хотел Аньис… По-прежнему хотел.

Вспоминая о ней, он старался не допускать лишних смертей даже со стороны противника. Почему? Да просто потому, что у Аньис были близкие, чьей жизнью она дорожила… Так и у всех этих моряков есть кто-то, кому будет больно потерять их, как было бы больно Аньис потерять кого-либо из родных.

Даже ее мужу, упоминание о котором заставляло Эдора кривиться от ненависти и боли, Эдор не желал смерти. Потому что это расстроит ее. И потому что, став капитаном, он наконец-то научился слушать разум вопреки чувствам. А разум говорил, что нужно быть благодарным наставнику, который научил его всему. И спас Аньис от смерти. И где-то в самых дальних уголках души Эдора эта благодарность жила.

* * *

Аньис было уже двадцать, и она все больше думала, что пора взять первого приемного ребенка. Вообще-то ей хотелось ребенка, своего собственного… Обычно она давила в себе эти чувства, уговаривала себя, что, однажды приняв собственную бездетность, должна отвечать за свое решение. И радоваться другому счастью, что дарил любимый муж.

Но ее женской душе хотелось стать матерью.

Хотелось, чтобы одна из ночей любви зародила в ней новую жизнь. Хотелось видеть, как растет живот, и с наслаждением ощущать, что в ней ребенок от любимого мужчины. Плод их союза, объединяющий их еще сильнее.

Но это было невозможно. И Аньис было горько видеть беременных женщин или матерей с маленькими детьми. Да и вообще… У Марши было уже трое детей, у Колобатти — тоже… Только она, Аньис, прекрасная великосветская дама, великолепный модельер… Но бездетная, лишенная этой стороны жизни. Хотелось горько усмехнуться, и становилось очень больно за себя.

Аньис не трогали редкие сплетни о ее бездетности. Она давно привыкла, что ее жизнь складывается не как у всех, перестала переживать о том, что думает общественность. Но она хотела ребенка для себя.

Ну что ж… значит приемный. Только хотелось бы, чтобы об этом никто не знал. Пусть для всех это будет их с Рональдом ребенок.

— Ты можешь уехать на несколько месяцев, а вернуться уже с ребенком, — сказал Рональд, выслушав ее. — Пусть думают, что я отправил беременную жену в мягкий оздоравливающий климат Тэйринских островов, — улыбнулся он. — А когда вернешься, все будут думать, что это наш родной ребенок. Либо, Аньис… — он внимательно посмотрел на нее и смягчил голос: — Можно по-другому… Понимаю, поначалу то, что я скажу, может шокировать. Но я готов пойти на это, чтобы ты могла пройти весь цикл полностью, как ты хочешь… Поэтому, Аньис, ты можешь зачать от другого мужчины, а я воспитаю ребенка как своего. Разумеется, ты не ляжешь в постель с первым встречным, — добавил он. — Выберешь мужчину сама, того, кто тебе приятен.

Аньис в ужасе уставилась на него. Сказанное им даже не вызвало боли, настолько ошарашивающим оно было. А сама мысль о том, чтобы принадлежать другому мужчине, рождала у нее смесь страха и отвращения.

— Значит, тебе все равно! — спустя полминуты ошеломленного молчания сказала она, когда смысл сказанного окончательно дошел до нее. И ударил в душу со всей очевидностью. — Ты со мной только ради меня, а самому тебе все равно! Ты радуешься, что я есть у тебя, наслаждаешься нашей жизнью… Но, Рональд… похоже, тебе все равно, если меня не будет рядом. Ты готов даже уложить меня в постель с другим мужчиной… Это невероятно! Ты…Ты просто бездушное чудовище! — вырвалось у нее в конце, из души брызнули слезы и замерли в горле, мешая дышать.

Он встал боком к ней.

— Я осознаю, что меня трудно понять, — сказал он, сложив руки на груди. — Но можно, по крайней мере, попытаться. Попробуй, а потом скажешь свое решение. — И добавил: — Мне не все равно, Аньис. Мне неприятно, что другой мужчина коснется тебя. Но когда-то я взял на себя ответственность, что сделаю все возможное, чтобы твоя жизнь была более-менее нормальной, и ты смогла реализовать свои человеческие желания. Поэтому я готов отодвинуть свои чувства, чтобы ты смогла пройти весь путь целиком. Подумай об этом, Аньис.

— Я бы хотела, чтобы ты держал меня и не отпускал, — с горькой честностью сказала Аньис. — Чтобы тебе было нестерпимо больно от мысли, что другой мужчина может коснуться меня. Чтобы ты боялся меня потерять не только, если я умру… А ты…

— Если я потеряю тебя, будет нечто, намного хуже боли, — спокойно ответил он. — Попробуй понять, Аньис. Может быть есть смысл серьезно подумать о том, что я говорю. Просто попробуй. Не получится — значит, нет.

* * *

Кай ин Ви строго-настрого запрещал архоа стоять в человеческой ипостаси возле трещин Андорре. Обычно они следили за адом сверху, облетая адские владения в драконьей ипостаси. Был лишь один дракон, позволявший себе стоять на краю трещины и вглядываться в языки пламени, скачущие, пляшущие внизу. Это был сам Кай ин Ви. Единственное в мире пламя, что может сравниться с драконьим. Такое же сильное, такое же бурное. Вражеское пламя, но такое похожее.

Сложив руки на груди, он смотрел в языки пламени и думал. Ему было горько. Новый сын не спешит родиться, еще один драконий дух не желает прийти в его род. Да и вообще… нужно помириться с Эдором. Эль говорит, тот стал пиратским адмиралом. Что ж, не так уж плохо. Мальчик научился командовать людьми, наверняка возмужал. Может быть, теперь они лучше поймут друг друга…

Да, нужно помириться с сыном. В конечном счете, он совсем не дал Эдору понимания. Лишь гнев и жесткость.

Но планам о примирении не дано было осуществиться.

В тот миг ад впервые проснулся по-настоящему, Кай как раз стоял на краю трещины. Огромный сноп пламени вырвался из нее. Драконья ипостась выдержала бы напор огня. Но не нежная человеческая.

И ад поглотил его.

* * *

После гибели Правителя архоа были растеряны. Род ин Ви правил ими много тысяч лет, а нового наследника не было, старый же по-прежнему находился в опале. Правда, драконы знали, что Эдор ин Ви сам покинул родину, а причины размолвки с отцом были известны не так хорошо, как хотелось бы. Кай не афишировал, что произошло между ним и сыном.

Может быть, сработал консерватизм и верность традициям, свойственные древним существам — ведь в Совете архоа было немало драконов, чей возраст насчитывал много сотен, а то и тысяч лет, а может быть, их убедила мать Эдора Игрит… Так или иначе, но было принято решение призвать Эдора обратно и сделать Правителем под патронажем старейшего из членов Совета Дирра ин Тей.

В пиратском городе начался переполох, когда Дирр, не скрываясь, приземлился на близлежащих скалах, и, приняв человеческий облик, потребовал отвести его к адмиралу Эдору. Никто не знает, о чем они говорили целых два часа, но Эдор согласился.

Чуть позже он предстал перед Советом своего народа, принял на себя обязательства Правителя и был признан всеми его членами.

Так Эдор ин Ви стал Правителем архоа. Руководство пиратами он поручил своему первому помощнику, лихому выходцу из Карлии, но нередко наведывался и отдавал ценные указания. По сути, Эдор стал Правителем двух народов — архоа и молодого морского государства, промышлявшего пиратством на море.

Новый государь был жестким, но разумным. Он принимал советы Дирра ин Тей и других опытных архоа, но руководил сам. Став правителем архоа, Эдор, разумеется, разорвал союз с Рональдом Эль. Но не отменил дежурства у адских просторов Андоррэ. Теперь Эдор понимал, что на плечах его народа лежит забота о благополучии всего мира.

А позволить, чтобы этот мир был сожжен, он не мог. Хотя бы потому, что в мире была Аньис. Чужая жена, но его единственная, любимая женщина.

* * *

Две ночи Аньис проплакала. Ушла в свою старую спальню, не попадалась Рональду на глаза и плакала. Теперь ей казалось, что он всегда был таким отрешенным, безразличным к ней… Но это были лишь чувства, и к концу второй ночи она начала думать. И пытаться понять.

Были ли у нее поводы упрекнуть его в невнимательности и безразличии к ней? Не было. Ни одного. Лишь иногда на него нападала та страшная отрешенность и жесткость, что порой пугала ее. Но это происходило так редко и почти не касалось ее. И грешно обвинять Хранителя Вселенной, что порой он так занят делами вселенской важности, что отрешается от своей жены. Когда то, будучи живым подарком, она и вовсе должна была стать игрушкой, отвлекающей его от бесконечных дел… А вместо этого он подарил ей свою любовь и целый мир.

И теперь… Да, он прав. Его сложно понять, но можно попытаться. Конечно же, ему не все равно. И наверняка, это решение далось ему не просто… Но он готов перетерпеть, пережить, что другой мужчина овладеет ею, чтобы у них мог быть рожденный, а не приемный ребенок. Готов пойти на это ради нее.

Аньис стало стыдно за свои слова. Не дожидаясь конца ночи, вытерев слезы, она накинула белый шелковистый халат, и, на всякий случай, отводя глаза охране, дежурившей в коридоре, прокралась в их общую спальню.

К ее удивлению, Рональд лежал в постели. Одетый, значит, не спит, лишь закрыл глаза, наверное, думает. Ведь спит он так редко, Аньис привыкла к этому. Она тихо легла рядом, и, подперев голову рукой, смотрела в любимое смуглое лицо с закрытыми глазами. Он и сейчас казался сильным, неуязвимым. Твердые, решительные черты лица. Но сколько боли стоит за этой неуязвимостью, подумалось ей… Столько столетий разъедающей душу боли. А она, вместо того, чтобы принять и быть ему отдохновением, капризничает…

— Я рад, что ты вернулась, — сказал он, открыв глаза и повернувшись к ней.

— Прости меня, — тихо сказала Аньис. — Я не уверена, что поняла. Но я попыталась. Пока я не готова, но я еще подумаю.

— Ты меня тоже прости, Аньис, — без улыбки сказал он. — Есть и другие способы… И если захочешь, ты можешь выбрать другое. Просто это много хуже энергетически. Во многих мирах медицина шагнула далеко вперед. Есть такая вещь, как искусственное зачатие. Генетически это будет ребенок другого мужчины, но тебе не придется спать с другим, сомневаться в моих чувствах… И…

— Я не очень понимаю, о чем ты говоришь, что это за магия, — улыбнулась Аньис. — Но я доверяю тебе. Я подумаю… Я всего лишь хочу быть с тобой и выносить ребенка, который станет твоим по сути.

— Я знаю и благодарен тебе, — улыбнулся он и прижал ее к себе. Чуть-чуть помолчал и вдруг добавил: — И, знаешь, Аньис, и мне тоже не чуждо человеческое… Я тоже хотел бы положить руку на твой живот, зная, что там растет наш ребенок… Я понимаю ценность таких вещей… Пусть даже мимолетных.

Аньис сильнее уткнулась лицом в его плечо.

— Спасибо, что готов пойти на многое ради этого, — прошептала она. Что-то внутри нее разжалось и захотелось полной откровенности. — Рональд… Знаешь, один мой друг — лорд Бэйри — ведет себя неоднозначно. Мне кажется, он неравнодушен ко мне…

Рука, гладившая ее голову на мгновение остановилась, но он тут же снова запустил пальцы в ее волосы.

— К тебе много, кто неравнодушен, Аньис, ты прекрасная женщина, — она ощутила, что он мягко улыбнулся. — Но, вероятно, лишь лорд Бэйри показывает это, и на что-то рассчитывает. Я не буду запрещать тебе общаться с ним — пока что. Но будь с ним осторожна… Мужчина, который желает тебя, редко может называться другом. Даже Эдор был тебе другом в большей степени. Хотя бы потому что он хотел дружить с тобой и постепенно заслужить твою любовь… Лорд Бэйри не самый плохой человек, но опасный мужчина. Будь осторожна, и если он попробует перейти границы, зови меня. И прошу тебя, не встречайся с ним, когда меня нет в этом мире.

— Ну, что ты волнуешься! — рассмеялась Аньис. — Ты же знаешь, я сама могу за себя постоять!

— Смотря с чем ты имеешь дело, — серьезно ответил он.

И на этот раз Аньис поняла все. Он тревожился, что другой мужчина может нанести ей вред больше, чем ревновал. Ему не нравится ее общение с Майром, но он не хочет расстраивать, мешая их дружбе. Хочет лишь защитить, если что. Что это, если не великодушие?

…И все же, несмотря ни на что, на краю души она ощущала, что все, что он делает, он делает больше для нее, чем для себя. Он может обойтись и без ребенка, и без нее… Да и пожалуй без всего на свете. И от этого в душе шевелился маленький, противный червячок.

* * *

Спустя пару дней Аньис поехала на верховую прогулку с Кассорой, Майром Бэйри и несколькими знатными альбенийцам обоих полов. С тех пор, как Аньис с Рональдом ввели традицию, что жены высокопоставленных альбенийцев могли появляться на приемах, все изменилось. Теперь в светском обществе вокруг Кассоры собирались не только женщины, но и особо прогрессивные молодые мужчины. По словам Кассоры, Король усмехался, щипал ее за бок и угрожал расправой, если она кинет взгляд на кого-либо из них, но никак не препятствовал. А еще, по примеру Кассоры и Аньис, многие знатные альбенийки освоили верховую езду.

Они ехали по лесу, и Аньис немного отстала от кавалькады. Ее взгляд привлек островок фиолетовых цветов изящной формы, и она остановилась, чтоб рассмотреть их. Ее ум, привыкший искать вдохновение для создания нарядов вокруг, заметил, что цветы могут стать прекрасным прототипом для ювелирных украшений к ее новой коллекции. Нужно сорвать один и отнести к ювелиру, попросить сделать брошь, похожую на этот цветок, подумалось ей.

Майр тоже отстал, спешился и подошел к ее телебести, чтобы помочь спешиться ей. Аньис в очередной раз смутилась, когда он придержал ее. Так же когда-то Рональд не хотел отпускать ее, помогая слезть с лошади… А в прикосновениях Майра всегда было открытое желание и наслаждение ее близостью.

— Благодарю, — улыбнулась она. — Я хотела сорвать цветок…

Майр наклонился, сорвал один из цветков у основания стебля и преподнес ей. И в момент, когда передавал его, неожиданно взял ее за руку.

— Майр, ты опять позволяешь себе вольности, — покраснев, сказала Аньис.

— Да, — широко улыбнулся Майр и вдруг посерьезнел, так и не отпуская ее пальцы из своей ладони. Вырвать руку было бы грубо, подумалось Аньис. А что делать она не знала, еще никто не позволял себе подобного с женой господина Эль. Широкая ладонь мягко смяла ее кисть, оглаживая, и Аньис все же потянула руку на себя. Он отпустил, вздохнув.

— Я всего лишь хочу поговорить с тобой наедине, — серьезно сказал он. В синих глазах была мольба, хоть выражение лица было хищным.

— Слушаю тебя, Майр, — растерянно ответила Аньис.

— Скажи мне, Аньис… Ты счастлива со своим мужем? — спросил он.

— Вполне, Майр, — холодно ответила Аньис. — Не думаю, что тебя касается моя семейная жизнь.

— А мне кажется, не совсем счастлива, — как будто не заметив последнюю фразу, ответил Майр и сделал полшага в ее сторону. Задумчиво посмотрел вбок, словно собирался рассуждать. — Я видел вас вместе… Он, несомненно, любит тебя. Но тебе чего-то не хватает. Может быть, он слишком занят государственными делами, может быть, слишком много думает о недостижимом для тебя… Знаешь, я видел много таких женщин, — усмехнулся он, а Аньис вспомнились слова Рональда о лорде Бэйри, и одновременно охватило возмущение. По какому праву Майр лезет в ее личную жизнь? В их с Рональдом жизнь? Что он вообще может понимать!

— Мне кажется, ты опять забываешься, Майр! — сказала она и сделала шаг назад, чтобы отдалиться от него. «Если подойдет слишком близко, ударю магией», — подумала она. Но все же его слова что-то цепляли в душе, вместе с возмущением родилась досада.

— Я всегда забываюсь, ты же знаешь, — с усмешкой ответил Майр. — Тебе это даже нравится… У этих женщин, — продолжил он, — есть все. Но чего-то неуловимо не хватает. И эта неуловимая деталь делает их несчастными… Ты одна из них, Аньис, — проникновенно закончил он и снова шагнул к ней. Аньис отошла еще на полшага назад.

— Я полностью счастлива с Рональдом, — твердо сказала она. — Тебе не стоит беспокоиться…

Казалось, Майр не замечал ее слов. Лишь сделал еще шаг, заставляя ее шагнуть дальше. Рука Аньис приготовилась пустить самый легкий и безобидный из известных ей магических шаров. Все же до последнего времени Майр был ей другом… А в голове встала картина, как она шла к Эдору, и он был вынужден применить магию, чтобы остановить ее… А может быть, сейчас нужно позвать Рональда? Может быть, она уже потеряла контроль над ситуацией?

Глаза Майра стали маслеными от вожделения. А в лице появилось нечто еще более хищное, чем обычно.

— Я считаю, ты заслуживаешь лучшего, — сказал он, — союза с мужчиной, который дышит тобой, мечтает о тебе… Как я — с того момента, как тебя увидел…

В мгновение ока он оказался рядом с ней и, прежде чем Аньис успела применить магию, обвил рукой за талию. Порывисто притянул к себе и поцеловал. Языком раздвинул ее губы, проник глубоко, почти грубо… С какой-то нечеловеческой страстью. Аньис уперлась ему в грудь руками, пытаясь оттолкнуть, но тело предательски прильнуло к нему еще ближе, а его руки стиснули ее сильнее.

Рональд был прекрасным любовником, и Аньис знала несравненное чувственное счастье. С ним она стала раскрепощенной женщиной, осознающей свои желания. Но в поцелуе Майра, пусть грубоватом, пусть не столь искусном и чувственном (хоть он тоже, несомненно, знал в этом толк) было нечто, заставляющее отдаться такому ошеломительному желанию. Как будто они были последними людьми в мире, мужчина и женщина… Тело и часть души отдавались и желали этого больше и больше.

Но большую часть души скрутило от отвращения. Это было неправильно, не так. В этом не было… чего-то, что сопровождало их жизнь с Рональдом.

Все, что между ними происходило, было правильно. У них была любовь и глубина. И какая-то чистота, что ли… А поцелуй Майра… хорош, но в нем не было главного. А еще противнее оказалась собственная реакция на него. На его наглый, по сути насильственный поцелуй.

Остатком воли, прежде чем полностью отдаться его разбушевавшимся языку и губам, Аньис пропустила магию через руки, и искрящийся ток ударил в Майра. Одновременно ее освободившаяся сила заставила его разжать руки и отнесла в сторону. И он замер, ловя ртом воздух.

— Больно, — с досадой сказал и провел рукой по лбу. — Не знал, что ты маг. Ни ты, ни Кассора никогда не говорили… Впрочем, так даже интересней…

— Ты сошел с ума! — сказала ему Аньис, давя в себе возмущение. — Больше не подходи ко мне! Иначе придется иметь дело уже с Рональдом!

— Я не боюсь твоего мужа! — парировал Майр. — И я не отступлю так просто, Аньис… Подумай… Я желаю лишь тебя, с тех пор как увидел. Даже если мне нужно сделать еще несколько кругов, я не отступлю. Подумай, Аньис… Я дам то, чего тебе не хватает! Я люблю тебя…

— Ты понятия не имеешь о любви, если позволяешь себе такое! — сказала Аньис, унимая громко бьющееся сердце. Взлетела на коня и направилась к выезду из рощи под внимательным взглядом Майра. В нем была усмешка и растерянность одновременно. А под ногами у него лежал смятый, растоптанный фиолетовый цветок.

— Мы едем домой, — бросила она охране, ждавшей у выезда. И помчалась по самым пустынным улицами. Растрепанные чувства на пределе бились в ней, разрозненные мысли вспыхивали, как молнии. Но эти ясные и яркие молнии рождали понимание. Все становилось на свои места.

Вот, значит, как бывает… Она подпустила Майра слишком близко, наслаждалась его игрой, позволила ему сужать круги и настигнуть ее, как охотник добычу. Ей было приятно, она получала то назойливое страстное внимание, которого ей не хватало с Рональдом. Поставила под сомнение свою честь и честь Рональда.

А Рональд… Он любит ее, всегда дает выбор, не делает ничего против ее воли, хоть может это как никто! Вот она любовь! А не это странное влечение, страсть, отвратительная тем, что в ней нет этой нежной и яркой составляющей. Она единственная, дорогая ему женщина, ради нее он готов даже пойти на унижение, позволить кому-то обладать ею…

С этими играми нужно заканчивать… Нужно преданно любить мужа, быть рядом, ценить то, что он дает. Она согласится на эту странную иномировую науку для зачатия и выносит ребенка, который станет плодом их любви… Потому что отдаться другому она не может.

Она влетела в свой дом. В его дом. В их дом. Ей нужно срочно увидеть его.

Она кинется ему на шею, расскажет все, пожалуется на Майра. Он знает, что делать с ним. Нужно было позвать его в самом начале, он пришел бы по мирам и исправил все… Нужно было просто доверять ему и делать, что он говорит…

…Она скажет ему, что согласна на ту науку. Что любит и понимает его. Что он — ее единственный мужчина. Расскажет все и попросит прощения за этот поцелуй с Майром. Наверняка он простит, он ведь самый великодушный, самый понимающий, самый лучший…

Можно было позвать его мысленно. Он всегда слышал, когда был в этом мире. Но ей хотелось увидеть его сразу. Найти, обрадовать, попасть в его объятия. И Аньис принялась искать его. Она знала, что сейчас Рональд должен быть дома, он никуда не собирался.

Но в кабинете его не было, в их покоях — тоже… Она спросила у Парма, но и тот не знал, где хозяин. Наверное, он у себя в мастерской, сообразила Аньис.

Что ж… В ту часть дворца Аньис не ходила, слишком сильно это место напоминало ей о драконьем пламени Эдора и невероятной пытке, что пришлось пережить. Но ей нужно увидеть мужа прямо сейчас… И она кинулась по коридорам в дальнее крыло, в котором чуть не сгорела.

Как когда-то, быстрым шагом, почти бежала… Щеки раскраснелись, сердце громко билось. Лестница… Потом тот коридор. На мгновение Аньис остановилась от ужаса. Ей показалось, еще шаг — и она увидит Эдора. Его бездушное, решительное лицо, когда он шел на нее…. Тоже вожделел ее. Один Рональд любит.

Она выдохнула и заставила себя пойти дальше. Нельзя бояться этого места до бесконечности.

Ну вот и заветная дверь в конце пути… Аньис остановилась отдышаться. Любимый должен быть за этой дверью. На мгновение она задумалась. Они уважали друг друга. Он стучался, когда приходил в ее кабинет, где она работала над эскизами. И она всегда поступала так же. А сейчас она хочет ворваться…

Аньис постучала. Но никто не ответил. Дернула за ручку — то ли его нет, то ли заперто изнутри. Но где еще он может быть? Никуда не собирался… Может быть, увлекся и не слышит. В этот момент Аньис забыла, что у него слух лучше человеческого, и что он ощущает присутствие чужого разума… Она была уверена, что он там.

Направив руку в сторону засова, она открыла дверь магией. Вошла. Рональда здесь не было. И Аньис встретилась взглядом со светло-зелеными глазами.

Надо же, почти не больно, подумалось ей. Придвинула единственный стул, села. Как сильный удар — ноги подгибаются, а боли нет. Слишком ошарашивающе. Мир перевернулся. Или рухнул.

«Она» не была красавицей, но притягивала взгляд. Из тех, что красивы внутренней жизнью, кипящей внутри. Глаза зеленые, чуть раскосые, проницательные, умные и… добрые. Нельзя этого не признать. И смотрят, словно она живая, как будто она тут, в комнате. С пониманием, проникая сквозь лицо до затылка. И брови, летящие брови искательницы приключений, заводной и веселой…

Вот ты какая, подумалось Аньис, словно она всегда знала о существовании этой женщины и ее портрета.

Он вошел бесшумно. Она не услышала, но почувствовала это. Молча встал рядом. Обычно воздух рядом с ним был густым от его упругой силы. Но сейчас воздух стал другим — разреженным, легким. От ясности, что возникла в комнате. Ясности, когда нечто становится очевидным, и от него невозможно укрыться, остается только признать.

— Кто она? — отрешенно спросила Аньис. Явной боли по-прежнему не было. Только ясность.

— Женщина из моего народа, — спокойно ответил он. — Она давно погибла. Более тысячи лет назад.

— Ты любишь ее?

— Да.

— А меня? — Аньис наконец подняла глаза и посмотрела на него, чуть обернувшись назад. Сейчас он произнесет приговор. Но она была готова, ведь и так все ясно.

— И тебя.

— А всех тех женщин, что были после нее? У тебя ведь было их много…

— Да, я любил каждую из них.

— Как так? Я не понимаю, Рональд… — с горечью сказала она, вопросительно глядя ему в лицо.

— Любовь многолика, Аньис. Подумай, любить и помнить умершего человека — другое, чем живая любовь здесь и сейчас.

— А я думаю не так, — сглотнув застрявшие в горле слезы, сказала Аньис. — Я… и все эти женщины — лишь проходной момент в твоей жизни. А она есть всегда… Поэтому ее портрет и висит в самом сокровенном для тебя месте. Мы проходим, умираем, а она так и висит здесь… или где-то еще… Знаешь, — Аньис горько усмехнулась.

— Нет, Аньис, ты понимаешь неправильно, — ровно сказал он. — Бывает, любимый человек умирает. А тот, кто остался, встречает кого-то еще, и в его сердце рождается новая любовь. Но он продолжает любить и помнить умершего. Эти две любови не конкурируют друг с другом.

— Я понимаю это! — с вызовом сказала Аньис. — Но… Именно ее портрет висит здесь, ты помнишь именно ее! Не всех остальных, не каждую из нас… Именно ее. Скажи, — Аньис встала, обернулась к нему и изучающе посмотрела в лицо. Спокойный, как скала. А она волнуется, как волны. Может разойтись бурей, но волны разобьются о скалу. — Ты потому не приводил меня сюда — скрывал, что здесь она?

— Нет, Аньис, — серьезно ответил он. — Я ничего не скрывал. Если помнишь, именно здесь я ждал тебя, когда ты спешила ко мне после конной прогулки. Просто ты не дошла тогда из-за Эдора, а потом было как-то не до того…

— Да, все было бы по-другому… — грустно усмехнулась она. — Тогда я поняла бы, что просто у тебя когда-то была любимая. А скорее всего, просто не обратила бы внимания на портрет… Если бы я увидела его в самом начале. Но сейчас… Почему-то… он объясняет все. Теперь я понимаю, почему ты всегда готов отпустить меня, почему готов был положить под другого мужчину… Поэтому. Потому что я не единственная для тебя.

— Сегодня у тебя бурный день, Аньис, — вдруг мягко улыбнулся он. — В другое время ты не стала бы ревновать к портрету… Пойдем отсюда, — и подал ей руку.

— Нет, Рональд, — покачала она головой, не приняв руку. — Это я пойду. А ты оставайся здесь. С портретом.

Немного помолчала и добавила:

— Вот ты говорил, что отпустишь меня, если я захочу. И теперь я должна подумать об этом. Я ведь даже не могу осудить тебя… За любовь не судят. Ты не виноват, что любишь ее. Просто я не уверена, что хочу быть не единственной, — и подошла к выходу под его пронзительным взглядом, ощущая себя мгновенно повзрослевшей. Словно молодость закончилось, и ей остался горький опыт со спокойным понимание вещей.

— Стой, Аньс! — сказал он. От власти, прозвучавшей в его голосе, Аньис остановилась. — Послушай! Захочешь уйти от меня — уходи. Но не к подонку вроде Майра Бэйри. Подобного я не позволю.

— Я сама решу, что мне делать и с кем быть, если решу уйти от тебя! — в груди заклокотала ярость, вытесняя горькую отрешенность. Бессильная, но яркая. Как всегда спокойный, со своей непререкаемой властью! А ее мир рухнул, перевернулся от одного взгляда в зеленые глаза умершей женщины!

— Я все еще отвечаю за тебя, поэтому — нет. Этого выбора я тебе не дам. Ни один мужчина, что может навредить, рядом с тобой не будет.

— Отправляйся в ад, Рональд Эль! — впервые в жизни выругалась Аньис, воспитанная в строжайшем запрете произносить ругательства и проклятья. — Видеть тебя не хочу! — и выбежала, хлопнув дверью.

ГЛАВА 26

На самом деле Аньис сделала ему очень больно. «Оставайся здесь. С портретом»… Именно так он и оставался эти сотни лет. И этим она лишала его своей живой любви, оставляя ему лишь тот призрак, что был с ним всегда.

Старый дурак… он хотел понимания с этим портретом. Действительно ничего не скрывал специально, просто речь о его прошлом заходила редко. Он рассказывал девочке о других мирах, о делах в иных государствах этого мира, развлекал ее… А о далеком прошлом, что все так же стояло у него за спиной, речь как-то не заходила. Он был почти счастлив с ней, почти полностью. Здесь и сейчас, и не было смысла обращаться к прошедшему…

А по поводу портрета, его старой любви и памяти… Знал, что сложно рассчитывать на понимание. Знал, что реакция может быть такой. Но в глубине души хотел понимания, принятия. Может быть, утешения через это понимание… Но она отреагировала так, как должна была. Глупо было ждать другого.

Но боль была.

Аньис… Он всегда давал ей выбор, но сейчас внутри Рональда родилось сомнение. Сейчас она будет ломать то, что есть между ними. А между ними есть очень много, может быть, она даже не понимает сколько, хоть и говорила, что он затмевает для нее солнце… Сделает из мухи слона и разобьет их счастье об пол. Просто из-за боли, которую привык терпеть он, но не привыкла она. Из-за ревности и непонимания…

В какой же неудачный момент она пришла в его мастерскую! Когда он был в этом мире, то постоянно немного отслеживал ментальный сигнал Аньис — просто ради ее безопасности. Ведь не стоило забывать об Эдоре и силах ада, что скрыто ведут игру против него. А Аньис — его слабое место, точка, через которую можно воздействовать на неуязвимого господина Эль. То единственное, что ему дорого.

Поэтому Рональд примерно представлял себе, что произошло у Аньис с Майром Бэйри. Понимал ее чувства после этого и преувеличенную реакцию, когда эйфоричные эмоции разбились при виде портрета.

Второй раз она бежала сюда к нему, и снова не добежала… Один раз был Эдор. А теперь нелепая случайность. Рональд усмехнулся. Судьба, а может быть Вселенная, которую он хранил, снова вела с ним игру, выбрасывая парти. На этот раз двенадцать выпало не ему.

Что ж… Рональд с болью посмотрел на портрет. Ты мне недоступна. И она, эта девочка, ставшая его песней, оживившая его впервые за много сотен лет, может стать недоступной тоже. Горько.

«Что же ты творишь, — ему показалось, что он услышал это наяву. — Утешай ее, убеждай в своей любви. Ей не нужны твои рациональные слова и доводы… Она хочет кожей ощущать твою любовь. Сердцем и кожей».

Рональд снова горько усмехнулся.

И вдруг что-то с хрустом разломилось в нем. С тех пор, как он встретил Аньис, с тех пор, как она ворвалась в его строгое существование, в нем постоянно что-то ломалось и открывалось. Как будто лед трескался под напором воды. Так и теперь… Что-то последнее, самое жесткое, дало трещину, и резкий, как порыв ветра, поток заструился наружу.

И Рональд начал действовать. А действовать он умел.

Сейчас быстро разобраться с Бэйри, пока Аньис не кинулась к нему, чтобы отомстить. Большего этот поддонок не заслуживает. Он не стоит внимания. Дать Аньис передышку, а после не дать сломать себя и их счастье.

* * *

Когда Рональд вышел из другого мира в спальню Бэйри, тот как раз удовлетворял не выплеснутую с Аньис похоть. Крепкое молодое тело ритмично двигалось на белокожей молоденькой девочке, крепко зажмурившей глаза. Рональд мельком просканировал их разум. Надо же, карлиец, а купил себе девушку на рынке рабов, воспользовался местными нравами. Да… Этот Майр Бэйри — не самый плохой человек, как дипломат и политик он даже достаточно честен. Но как мужчина он заслужил наказание.

Зрелище было отвратительным. Бэйри брал девочку грубо и бездушно, не заботясь о ее чувствах. Вероятно, хотел выплеснуть с рабыней не только страсть, но и досаду, что родилась в нем от неудачи с женой господина Эль, которую — Рональд хорошо рассмотрел мотивы этого пройдохи — Бэйри давно вожделел. Не простой физической страстью, а больше. Хотел самоутвердиться, получив жемчужину. Сделать ее постоянной любовницей и упиваться умением Аньис быть страстной, нежной и любящей. Ведь Аньис умела любить с самоотдачей… Охотник и неплохой психолог, Бэйри ощущал это.

Только вот жениться на ней Бэйри не собирался. Карлия — свободная страна. Но и там приняты династические браки. В течение полугода Майр Бэйри должен жениться на одной высокопоставленной наследнице аристократического рода, иначе потеряет все. А статус и благосостояние нравились Бэйри куда сильнее любой женщины. Даже Аньис, которая запала ему в душу больше любой другой.

Если бы девочка извивалась под ним от страсти, Рональд, наверное, дал бы мужчине закончить свое дело. Но нет, стремление родить в женщине ответное желание не распространялось у Бэйри на каких-то рабынь…

Рональд бесшумно приблизился к ним, и, взяв Бэйри за шею, отодрал от девчонки. Развернул лицом к себе. Почти полминуты лорд недоуменно смотрел на Рональда, после чего в его глазах мелькнуло узнавание. Потом страх. Голый лорд задергался в железной руке. Рональд перехватил поудобнее — под подбородок, так чтобы вызвать легкое удушье.

Девочка испуганно натянула одеяло до самого подбородка и забилась в угол. Заметив это, Рональд послал ей легкий импульс успокоения: все закончилось, я пришел не за тобой…

— Сегодня ты оскорбил мою жену, — спокойно сказал Рональд, вкладывая в голос то самое жесткое равнодушие, что порой пугало в нем людей. И немного нагнал ужаса смерти взглядом. — Поэтому завтра, если хочешь жить, ты уедешь в Карлию. И будешь сидеть тише воды, ниже травы, забыв о чужих женах и любых интригах.

Бэйри что-то прохрипел и дергающейся рукой указал на горло, что не может ответить. Смелый, хоть как-то соображает, подумал Рональд. Но Рональду не нужен был ответ. В разуме лорда он прочитал, что тот, несомненно, так и поступит. До него дошло, что игры закончились.

Рональд отшвырнул Бэйри на кровать.

— И дай свободу девочке, она тебя не хочет, — бросил он на прощание. Отошел к двери, обернулся и добавил. — А попробуешь пустить слух о моей жене — умрешь.

Выходить в дверь он не стал, эффектно исчез с того места, где стоял, чтобы добить незадачливого лорда. Подобные фокусы производят сильное впечатление, пугают и убеждают в нечеловеческой природе господина Эль, про себя усмехнулся Рональд.

И поспешил туда, где были более важные дела.

* * *

Вернувшись домой, Рональд улыбался. Его считают игроком, манипулятором. Что же… Разыграем одну маленькую партию, раз пошли такие события. Поэтому он вызвал Тиарну и попросил сходить в дальнюю кладовую, чтобы принести амфору, наделенную магическими свойствами.

Тиарна удивилась, что нельзя послать кого-нибудь из слуг. Но слово хозяина — закон. Вероятно амфора слишком важная и нужная…

* * *

Эдор сверлил глазами тщедушного старичка с пышной бородой и глазами, утонувшими под густыми седыми бровями. Тот отважился прийти прямо к Правителю архоа, попросить личной встречи. Никто из людей не решался на такое. Впрочем, Эдор понимал, что старичок — не человек. Он узнал его сразу. Интересно, какова его вторая, главная ипостась, думалось молодому дракону. Наверняка, огромное тело с крыльями и морда, лишь отдаленно напоминающая человеческую. Так рассказывали старшие драконы о высших сущностях ада.

Раньше Эдор сразу убил бы тварь. Вернее, учитывая ее сущность — вступил в поединок магии и силы, обратившись драконом. Но молодой Правитель изменился. Сперва нужно выслушать, что хочет сказать виновник его бед, а уж потом раздавить это существо.

Старик сидел в принесенном ему кресле прямо в центре грота, где принял его Эдор. И так же внимательно смотрел на дракона.

— Меня зовут Краах, — наконец сказал старик, и Эдор узнал тот голос, что когда-то отправил его к Аньис и чуть не заставил совершить непоправимое. Он внутренне передернулся, понимая, что не Рональд виновник его бед и разлуки с любимой, а эта тварь, сидящая напротив.

— Предполагаю, мое имя ты знаешь, раз пришел сюда. Я тебя узнал, — усмехнулся Эдор.

— Да-а… — старик опустил глаза, и Эдору показалось, беззвучно захихикал. — Вероятно, я доставил тебе неприятные моменты. Прошу простить за них, — неожиданно вежливо и искренне сказал старик.

— Ты пришел говорить об этом? — жестко спросил Эдор. — Кто ты? Представитель ада? Мелкая сошка или кто-либо посильнее? Я должен знать, с кем говорю.

— Я один из Трех, — спокойно ответил старик и заглянул в лицо Эдор, вероятно, ожидая бурной реакции. Истории о древней войне с адом гласили, что в нем правят Трое — могущественные адские сущности, что смогли уйти от расправы на войне и укрыться под землей. Эдор лишь кивнул. Один из Трех — что ж, это все объясняет. И дар убеждения, и хитрость, и умение оказаться в нужное время в нужном месте.

— Наши народы всегда враждовали, — продолжил старик и уперся руками в подлокотники кресла. — Но я пришел предложить тебе союз, лорд Эдор, — и снова испытующе посмотрел на дракона.

— Мы не заключаем союз с адом! — резко ответил Эдор. Что ж, если все так, то скоро можно будет уничтожить эту тварь. — Мой народ всегда хранил мир от вас и будет хранить, когда вы вылезете из своих нор!

Краах мелко захихикал. И Эдору захотелось свернуть его тонкую стариковскую шею. Интересно, получится? Или успеет среагировать? Вообще-то по скорости реакции никто не может конкурировать с драконами в любой ипостаси…

— Ты меня не так понял, Правитель архоа, — отсмеявшись, сказал старик. — Мне жаль, что наши народы враждуют. Вместе мы могли бы быстро подмять под себя весь этот мир… Но, значит, главная наша встреча произойдет на поле битвы. А пока… У нас есть общий враг, — он подмигнул Эдору.

— Не думаю, что нас может что-либо объединять: будь то друзья или враги, — спокойно ответил Эдор. Все же он хорошо научился держать себя в руках. Как положено Правителю. Шея мерзкой твари пока что была в безопасности.

— И все же… Ты хочешь получить кольцо драконов, — вновь испытующий взгляд, но Эдор не отвел глаза. — Тебя унижает, что некто — тот, кто носит его на своем безымянном пальце, — старик поднял тонкую ручонку и выставил соответствующий палец вверх, глаза его улыбались. — может приказывать твоему народу и тебе лично. Ты зол, что этот некто управляет твоей волей с его помощью. К тому же… Ты хочешь кольцо по личным причинам. Я согласен — если кто и должен владеть этим кольцом, то только Правитель архоа…

— Допустим, — согласился Эдор. — Что же хочет ад?

— Закончим с тем, чего хочешь ты, — улыбнулся Краах. — Ты хочешь кольцо. А также на время вывести его носителя — Рональда Эль — из игры. Мы хотим того же, — теперь голос старика стал совершенно серьезным. — Вывести его из игры — до тех пор, пока не решится исход войны. Нам даже не нужно его убивать…

Удивительно, но, похоже, они действительно хотят одного и того же, подумал Эдор. Что ж, послушаем дальше.

— И что вы хотите предложить? Разве ад не может добраться до господина Эль?

— Разумеется, не можем! — развел руками старик. — Мы много раз пытались. Но он могущественен и неуловим. И ощущает наше присутствие, задолго до того как мы сможем приблизиться. Он устойчив к магии и почти неуязвим физически. Поэтому мы видим только один вариант. И тут нам не обойтись без твоей помощи, — Краах вопросительно посмотрел на Эдора, согласен ли слушать дальше. Эдор кивнул.

— Он никогда не придет к нам. Но он придет к вам, чтобы приказать вступить в бой, как только мы начнем атаку на Альбене, — произнес старик и вдруг как-то увеличился. Эдору даже подумалось, что сейчас он сменит ипостась. Но нет, так же внезапно он снова стал маленьким, тщедушным старичком. — И если мы договоримся, то будем ждать его вместе. Ты получишь кольцо, а с ним — свое Сокровище. А мы получим Рональда Эль.

Эдор отвернулся и задумался.

И вдруг рассмеялся про себя. Союз с адом — еще несколько минут назад это казалось ему невероятным. Но сейчас он осознал одно: ему представляется шанс переиграть всех. И ад, и Рональда Эль. И в результате получить Аньис и кольцо.

— Что ж, я согласен, если ты сделаешь кое-что… — он, криво улыбаясь, посмотрел на представителя ада.

— И что же это, лорд Эдор? Мы готовы на многое, чтобы получить вашу помощь… — улыбнулся Краах.

— Мы составим договор — я сейчас же вызову архивариуса — и ты подпишешь его своей кровью. Такой договор ад не сможет нарушить.

— А что будет в договоре? — с искренним интересом спросил старик. — Ты растешь над собой, Правитель! Не каждый догадается поймать меня на этом! — захихикал он.

— В договоре будет обозначено, что кольцо драконов получаю я. А также что вы сохраните жизнь Рональду Эль. Когда исход войны будет решен, вы должны передать его мне, а в случае моей смерти, другому Правителю архоа, который будет избран.

— Зачем тебе это? — спросил старик.

— Его смерть расстроит дорогое мне существо, — искренне ответил Эдор. — А, да… и еще. Там будет указано, что при любых условиях, как бы ни развивалась война, вы не должны нанести вред жизни и здоровью его жены, Аньис Вербайя Эль…

— Мы согласны! — замахал руками старик. — Нам нужна победа, а не жизнь Рональда Эль… Да и в наших застенках творится нечто похуже смерти…

Эдор на секунду содрогнулся. Ощущение, что он продает бывшего учителя все же возникло на задворках души. Но… может быть, немного посидеть в худшей из темниц Рональду не помешает. Ведь он же, Эдор, столько лет мучился в тоске по Сокровищу, а Рональд наслаждался его любимой. Во всем нужен баланс — так говорил сам Рональд.

* * *

Первым порывом Аньис было отомстить. Кинуться к Майру, согласиться… Он-то желал ее, как никого. Но… Все же, несмотря на импульсивность, Аньис была разумной женщиной. Она понимала, что Майром движет лишь желание, сильное, всепоглощающее, но всего лишь желание. От этого тоже было горько… Что ж, выходит никто не любит ее по-настоящему. Всепоглощающе, сильно, чтобы и брать, и отдаваться ей.

Смахивая слезы, она спешила по коридору обратно. Пробежала то место, где когда-то встретилась с Эдором. Теперь она не испугалась его. Ведь может быть… какой смысл в жизни, если она не нужна мужу по-настоящему. Даже жаль, что она не сгорела тогда… Было бы проще.

Спустившись по лестнице, Аньис села на скамейку в начале еще одного длинного коридора. Горе, разрывающее душу, лишало сил. Пока хотелось бежать к Майру, силы были. Но теперь исчезли. Она села и заплакала, уткнувшись в ладони. А что еще было делать…

Когда первый порыв горя прошел, она откинулась на спинку, уставилась взглядом вверх и смотрела в одну точку.

Часть нее — любящая, исполненная самоотверженности и отдачи, не хотела судить Рональда. И не хотела уходить от него. Была готова даже понять. Да и когда она в действительности ощущала, что не единственная для него? Никогда. Всегда, напротив, он делал ее исключительной. Даже странно, что какой-то портрет вызвал у нее такую реакцию. Ведь она выросла в обществе, где принято неравенство, где даже жены — почти рабыни своим мужьям. Где любой мужчина, обладающий достаточными средствами, может завести себе сколько угодно наложниц, даже гарем…

Вот если бы Рональд завел себе других женщин, а может, и размахнулся с огромным гаремом, подобно королю. По статусу ему как раз что-то такое и полагается… Смогла бы она принять? Аньис усмехнулась. Наверное, смогла бы. Она выросла с тем, что так бывает. Да и, будучи его женой, его любимой, она была бы для него исключительной, самой важной. Это можно принять, с трудом, но принять. Как Кассора.

Но этот портрет… У Рональда не было других женщин в настоящем. Но получается, его сердце всегда принадлежало другой, давно умершей женщине его народа. А она, Аньис, для него одна из многих, что приходят в его жизнь, отживают свой срок и уходят…

Но чем это хуже гарема? Аньис чувствовала, что хуже — лично для нее.

С детства Аньис не была единственной и исключительной. У нее было много братьев и сестер. Долгое время она и вовсе была старшей дочкой в семье — той, что должна заботиться о младших, ущемляя свои интересы. Той, на которую родители подчас возлагают больше ответственности, чем одаривают лаской. А потом они и вовсе продали ее в рабство, показав, что она не так уж и важна. Что ею и ее судьбой можно пренебречь ради других…

И только Рональд сделал ее необыкновенной, дав уникальное образование и высокий статус. Только Рональд сделал ее исключительной и нужной, любимой, единственной дорогой ему женщиной. Пусть иногда она ощущала его отрешенность, но всегда в глубине души знала, что он любит ее, что она ему нужна. Что среди всех на свете она единственная, кто волнует его душу. А теперь это рухнуло… И это было как крушение мира.

Может быть, это со мной что-то не так, раз никому я могу стать единственно нужной, подумалось ей, и слезы снова полились из глаз, прочертив две дорожки на щеках. И затихли. Когда слишком больно, слез нет или их мало.

Неужели нет никого на свете, для кого она единственная, та самая, исключительная, уникальная… Разве что Эдор, усмехнулась Аньис. Да и то — все это просто игра крови, сделавшая ее Сокровищем. Если бы не это, он даже не посмотрел бы на нее. Поэтому Эдор не считается.

* * *

В эту часть дворца редко кто ходил, поэтому Аньис рассчитывала на уединение. Но, к счастью — или к несчастью, именно сейчас Тиарне зачем-то понадобилось пойти в дальнюю кладовую мимо скамейки, где сидела Аньис. Она сразу поняла, куда идет управляющая. Можно было отвести ей глаза магией, но Аньис не хотелось. Она слишком любила добрую Тиарну, чтобы прятаться от нее и применять к ней магию.

Разумеется, заплаканное лицо и убитый вид не укрылись от опытной управляющей.

— Ой, и что это ты сидишь тут такая несчастная? — при слугах Тиарна называла Аньис на «вы» и «госпожа Аньис», но сейчас они были вдвоем. Огромная управляющая пристроилась рядом на скамейке и прижала Аньис к своей необъятной груди. Как тут было не расплакаться? Словно в детстве, когда Тиарна так же обнимала ее и утешала в своей грубоватой манере…

— Рональд меня не любит по-настоящему! — вырвалось у Аньис сквозь слезы.

— Ой, да с чего ты взяла-то?! — Тиарна вытерла ей слезы большим пухлым пальцем и с улыбкой вгляделась в заплаканное лицо. — Мужики они, знаешь, сами не понимают, кого да как любят… Вон мой Парм — уж на что нормальный мужчина, а когда у нас деньги появились… Мы ведь, до того как господин Рональд нас нанял, небогато жили, едва смогли сыновьям образование дать… Так вот, как у нас деньжата завелись, говорит мне: «Возьму себе для любви да утех постельных молодую и красивую. А ты у меня по хозяйству будешь»… — Тиарна говорила так весело и откровенно, что сквозь слезы начал сочиться нервный смех.

— А вы что? — изумленно спросила Аньис, не зная плакать ей или все же смеяться.

— А я что, — подмигнула ей управляющая, — я говорю: «Да бери кого хочешь, а лучше меня все одно не найдешь…» Ну и в спальню его еще отвела для верности. Тут вся дурь с него мигом и слетела…

Аньис шмыгнула носом и тихо рассмеялась. Нежданно в голове возникли забавные картинки, как огромная Тиарна за руку ведет своего тщедушного мужа в спальню, и что там происходит. Но тут же посерьезнела:

— Но у него портрет в мастерской! — веско сказала она Тиарне.

— Какой портрет?

— Зеленоглазый такой… Женщины, которую любил. И он сам мне сказал, что ее он любит… тоже…

Тиарна посмотрела на нее с доброй мудрой улыбкой и снова прижала к себе:

— Ой, девочка… Ну и что ты расстроилась? Ну привык он любить — и любит. По привычке. А ты не слушай и в голову не бери. И знай свою силу… Ты ж живая, ты его единственная тут у нас. Ты хоть знаешь, как он на тебя смотрит? Не замечала? Вон, на улицу выйдет — а уж куча девок на него пялится, да залезть под него норовит… А он одну тебя видит. Как будто и мира целого нет вокруг! А ты «портрет, да портрет…» Тьфу на этот портрет с высокой башни! Хоть он тебе зеленоглазый, хоть в желтую крапинку!

Как бы горько ни было Аньис, а она снова рассмеялась. Тиарна была, как всегда, неподражаема. Ей все нипочем. Может, так и нужно, подумалось, Аньис… Что она скорбь мировую развела…

— Но он всегда ее помнит, ту, что на портрете… — продолжила она сопротивляться.

— Думаешь? — лукаво улыбнулась ей Тиарна и погладила по плечу. — Что-то он чаще у себя в кабинете, да у вас в спальне бывает, чем в этой мастерской… Это до тебя он так каждую минутку свободную проводил. А сейчас нет… Или, представь себе, у нас тут пожар приключится…

Аньис поежилась, она не любила тему огня и пожаров, и добрая женщина погладила ее по голове.

— Так вот приключится у нас тут пожар, или даже все Альбене гореть будет, — продолжила Тиарна, — кого он спасать побежит? Портрет этот или тебя? Или, может, короля отправится спасать? Не-е-т, он ведь даже не себя спасать будет, а тебя, девочка… Мы с тобой обе это знаем. А портретик — так сгорит он, и все…

Аньис кивнула.

— Так и что тебе еще нужно? — понизила голос Тиарна.

— Хочу, чтоб любил меня так же, как я его…

— А он тебя сильнее, может, любит, чем ты его, — вдруг серьезно сказала Тиарна. — Ты его любовь не суди. А радуйся, что живая, а не на портрете…

В этот момент воздух стал густым, и Аньис увидела Рональда, стоящего в нескольких шагах от них. Сердце громко забилось, словно она собиралась на первое свидание. Странно, но она больше почти не чувствовала гнева, даже горе отступило. Осталась лишь растерянность и легкая печаль…

Не сговариваясь, обе встали. Тиарна при виде хозяина, а Аньис, намереваясь уйти, не готова она к встрече с ним, не готова…

— Госпожа Тиарна, оставьте нас, пожалуйста, нам с женой нужно поговорить, — сказал он.

— А вот нет, господин Рональд! И можете меня уволить! — неожиданно сказала Тиарна, сделала шаг вперед и закрыла тоненькую Аньис своим необъятным телом. Как отчаянная наседка, защищающая своих цыплят. — Вы расстраиваете девочку… А мне она как дочь!

— А мне все вы как дети! — неожиданно весело рассмеялся Рональд. — Уйдите Тиарна, это приказ.

Тиарна несколько секунд смотрела на него. Аньис не поняла, что она прочитала в его лице, в его неожиданном и странном смехе, но молча поклонилась и юркнула на лестницу. А Аньис встретилась с блестящими черными глазами, поглощающими ее, окутывающими, берущими себе одним взглядом.

И теперь было никуда от них не деться…

— Не понимаю, чего ты смеешься! — с возмущением сказала она. — Я ухожу от тебя, а ты смеешься!

— Не уходишь, — твердо ответил он и сделал шаг к ней. Аньис отпрянула.

— Почему это?

— Я тебя не отпущу, — и сделал еще шаг к ней.

Снова мужчина шел на нее, а она вынуждена была пятиться. Когда-то Эдор, потом Майр. А теперь ее собственный муж Рональд…

И лицо у него было такое решительное, словно что-то пыталось вырваться из привычного твердокаменного спокойствия. Аньис даже стало немного страшно. Это была не его обычная сила, не привычный густой воздух… Это было нечто, сносящее с ног, как безудержный поток. Он сделал еще шаг, а Аньис уперлась спиной в стену. А куда было деться, не убегать же от него. Все равно бесполезно… Она обессилено запрокинула лицо, ощущая, как предательские слезы снова зародились внутри. Уже непонятно, от чего…

— Ты всегда говорил, что отпустишь! — крикнула она.

Он уперся руками в стену по бокам от нее и продолжил:

— Говорил, это правда. Я отпущу, если ты разлюбишь меня. Или если я разлюблю тебя. Или если полюбишь другого достойного мужчину. Или я просто тебе надоем. Но я не отпущу тебя, когда ты хочешь уйти из-за обиды и непонимания… Сломать нашу любовь я не дам. До тех пор, пока мы любим друг друга, — одной рукой он обвил ее талию, притянул к себе, заставляя чуть-чуть прогнуться, и заглянул в лицо. — Ты будешь со мной, — голос стал мягче. — Скажи, Аньис… Ты когда-нибудь чувствовала себя со мной нелюбимой и ненужной?

— Нет… — искренне прошептала Аньис. Лишь остатки обиды и воли не давали ей упасть ему в руки. — Только, когда ты говорил, что отпустишь меня… И когда предложил зачать от другого… Только тогда.

— Это было ради тебя. Скажи, тебе скучно со мной? — он улыбнулся глазами.

— Да нет же!

— Тебе было плохо со мной в постели?

— Нет, никогда…

— Чего ты тогда хочешь, Аньис? — снова улыбнулся без улыбки, прижимая ее чуть сильнее, слегка выгибая, так, что она увидела над собой его нависшее лицо. И не скрыться от ослепительно красивых черт, от твердости и силы, от губ, что вот-вот начнут творить с ней нечто невероятное… Он обволакивал, поглощал, держал ее крепко, не отпуская ни душой, ни телом, ни взглядом.

— Да как ты не понимаешь! Я хочу, чтоб ты принадлежал мне так же, как я тебе — целиком! — отчаянно призналась Аньис, ускользая взглядом от его глаз. Другой рукой он коснулся ее щеки, с тем горячим чувством, что говорит «Моя. Любимая»:

— Хочешь меня полностью… Что ж… — поймал ее взгляд, и ее закрутило, затягивая в черную манящую бездну.

Она падала в нее долго, расширяясь и сжимаясь одновременно, познавая бесконечный космос, в котором было много всего. Иные миры, люди и другие существа, свершения, победы и поражения. Космос теплый и равнодушный, наполненный и пустой… Чарующий и бездонный, поглощающий ее раз и навсегда. Космос, в который он не брал ее раньше, потому что обратно пути нет. Космос, который не отпускает.

А потом она поняла, кто она есть — искорка в черной бездне. Единственная искорка, но очень яркая.

…Он начал ее целовать. Что происходило с телом, она уже не понимала. Наверное, он любил ее в этом и других мирах. Потому что порой она ощущала касания теплой воды или видела звезды над головой, прикосновения ветерка к коже… Все превратилось в немыслимый вихрь, в котором Рональд брал ее, не отпуская ни на мгновение.

Он то поднимал ее на руки, и она ощущала необыкновенный полет, словно зависла в воздухе. А потом его руки и губы были везде, окутывая, заставляя ощущать, что она принадлежит ему до самой последней своей точки. А порой она открывала глаза и снова тонула в бесконечной бездне, и его душа и тело наполняли ее, поглощая и овладевая, но не лишая собственной сути… Сколько еще может быть этой любви и наслаждения, немыслимых, не вмещающихся в ней, но делающих ее размером с целый мир? Оказывается, может быть еще больше…

Счастье на грани боли, разрывающее душу и не могущее разорвать. Вместо этого душа расширяется и сама заполняет собой мир…

Близость, упоительная, невероятная, но все равно ее не хватает, хочется еще…

Много после, когда вихрь пошел на спад, а Аньис не могла говорить от усталости и переполнявших ее ощущений, она поняла… Поняла, что изменилась.

Да, его душа была бездонной, она поглощала. И это изменило ее, заставив почувствовать себя крошечной искрой, которая тонет, но не может утонуть в этой бездне. Потому что, поглощая искорку, бездна бережет ее, оставляя отдельной, уникальной и любимой…

Поняла и его дистанцию — он всегда придерживал себя, чтобы не поглотить ее, не затмить ее своей необъятной личностью. Потому что его душа и верно была необъятной. Ей просто не вместить его. Он не был человеком, он — высшая сущность, остается только принять это. И эта высшая сущность почему-то любит ее…

Говорить не было сил, да и сказать что-то вслух — казалось нарушить глубину этой ночи.

— Почему ты не брал меня сюда раньше? — спросила она мысленно.

— Ты знаешь, почему. Чтобы не менять тебя, слишком ты мне нравишься… — ответил он вслух, заключая ее в успокаивающие объятия. И Аньис заснула.

А разбудил ее поцелуй и прикосновение горячей руки к лицу. Сначала легкое, потом обволакивающе нежное, потом требовательно строгое, словно пытающееся впитать ее целиком. Потом снова нежное. Аньис проснулась с этими ощущениями и подумала, что сейчас их снова унесет туда, где можно быть только вдвоем. Но все закончилось, плавно, но закончилось.

— Мне пришлось разбудить тебя. У нас очень мало времени, счастье мое, — услышала она, открыв глаза. Рональд встал и посмотрел в окно, сложив руки на груди. — Оденься, мы должны идти.

— Что случилось? — утренние лучи лились в комнату, а с ними в душу лилась тревога.

— Ад проснулся, — ответил Рональд, обернувшись к ней.

ГЛАВА 27

— Я останусь с тобой! — почти крикнула Аньис, натягивая на себя платье. — Я тоже маг, я могу сражаться!

Рональд грустно улыбнулся:

— Не в этой войне, — подошел и погладил по ее щеке, заглянул в глаза. — Аньис, пойми, ты — единственное дорогое, что у меня есть. И именно тебя они будут пытаться отнять, чтобы вывести меня из игры. А если кто-то нанесет тебе вред, меня ждет ад похлеще огненного…

— Я владею целительной магией, я могу помогать раненым! — взмолилась Аньис.

— Нет. Может быть, в самом конце, когда ситуация стабилизируется. Ты будешь в другом мире, и когда все закончится, я заберу тебя обратно. А если со мной что-нибудь случится…

— Не говори об этом! Тогда я все равно умру!

— Не умрешь. Очень маловероятно — но если со мной что-то случится — мой сын Ингорио приведет тебя обратно. Если будет, куда приводить… Если не будет, он знает, где найти тебе место.

— Твой сын Ингорио?! — Аньис удивилась. Но не тому, что у него есть сын. Об этом она знала — у Рональда есть сын от бессмертной женщины, с которой он не поддерживает отношения. И этому сыну уже много сотен лет. К этой женщине она никогда не ревновала. Да и вообще ни к кому. Только портрет задел ее почему-то… — Но почему он не помогает тебе справиться с адом? Он ведь тоже маг и умеет ходить по мирам!

— Нет, Аньис, — улыбнулся Рональд. — Он тоже Хранитель, но из бессмертных народов, раскиданных по разным мирам. Мы не вмешиваемся в дела друг друга, за исключением редких личных просьб. Но то, что он бережет бессмертных, очень облегчает мне задачу…

— Как-то странно и не по-родственному! — возмутилась Аньис. — Впрочем, вы и не люди…

— Присядь. Я быстро причешу тебя, все-таки предстанешь перед владыкой бессмертных, — улыбнулся он.

Он усадил ее перед зеркалом, положив руку ей на плечо, и расческа заскользила в ее пушистых волосах.

— Все будет хорошо, Аньис. Ты проведешь это время в самом безопасном месте во Вселенной…

— Самое безопасное место во Вселенной — рядом с тобой! — сказала Аньис. Впрочем, она знала, что все равно будет так, как он говорит.

Рональд приказал дворцовой прислуге отправиться в его восточное имение, ближе к границе с Аль-Касл, только Парм с Тиарной отказались покинуть столицу. Потом он взял ее за руку, и у Аньис зарябило в глазах от сменяющихся ландшафтов. Леса, моря, непонятные строения… Они делали один-два шага и меняли мир. Рональд мастерски срезал расстояние, но все же шли они долго.

«А ведь когда-то он бежал этим путем, спасая меня», — подумала Аньис. И ей вдруг стало жалко его… Вот так, быть могущественным, почти бессмертным, наделенным невероятными способностями и возможностями, но сходить с ума от боли, когда у тебя на руках умирает дорогое тебе слабое существо, будучи не в силах спасти его. Как же тяжело ему было…

Наконец они пришли. Перед Аньис открылся сад в первых лучах заката. Она еще никогда не видела такой красоты. Лишь в видениях, после того как Рональд вернул ее в домой выздоравливать, порой мелькали расплывчатые картинки, исполненные спокойной благости, и звенели переливчатые голоса. Все вокруг казалось… серебристым или золотистым в вечернем солнце. Высокие деревья, кусты, усеянные голубыми, белыми и розовыми цветами, полянки с фонтанами и родниками. Все здесь росло, как хотело, но сад казался ухоженным, словно местные жители раз и навсегда договорились с цветами, что расти нужно красиво и гармонично, не мешая друг другу.

— Владения энериа, лучшей расы из бессмертных, — улыбнулся Рональд, держа ее за руку. И Аньис показалось, что он стал выше, сбросил с плеч часть прожитых лет, откинул заботы и расправился. — Здесь ты будешь ждать меня.

— Рональд, что ты собираешься делать?! — Аньис повернулась к нему и вгляделась в его лицо. Даже благодать этого мира не могла до конца прогнать тревогу за мужа и родной мир. Здесь прекрасно, здесь так, как мнилось ей в смутных видениях, но все это было чужим…

— Для начала я организую защиту пограничных районов, где сейчас идут мелкие первые схватки, — усмехнулся он. — А потом отправлюсь к драконам и пошлю их выполнить их предназначение. Все просто, Аньис. Если в бой вступят архоа, силы сравняются. И мне останется лишь вести правильную стратегию, чтобы победили лучшие из равных.

— Но архоа теперь правит Эдор! Он ненавидит тебя!

— У меня все еще есть кольцо драконов, — улыбнулся он. — И я все еще могу приказывать им, когда не могу договориться. Хоть я до последнего избегал этого… Не люблю насиловать чужую волю.

— Рональд, пожалуйста, будь осторожен… — Аньис прижалась к нему. Страх за него не отпускал ни на секунду. И собственная жизнь без него казалась теперь совершенно бессмысленной. Ей было страшно представить, что с ним может что-то произойти. Как вообще она могла думать о том, чтобы расстаться с ним?

— Буду осторожен, — улыбнулся он, — Пойдем, нас уже ждут. Орлеан знает, что мы здесь, хоть нам еще никто не показался…

По изящным дорожкам вдоль фонтанов и деревьев с цветами-колокольчиками они прошли к большому особняку с извитыми лесенками и легкими двускатными крышами башен. Ни в одной из стран своего мира Аньис не видела, чтобы так строили — легко, изящно, но изысканно строго. Изредка попадались высокие стройные бессмертные в нарядах спокойных тонов. Аньис в оранжево-коричневом платье казалась себе яркой иноземной птицей на их фоне.

Они поднялись по извитой лестнице, украшенной клумбами и фонтанчиками. А сверху на террасе их встретил ослепительно красивый бессмертный в голубой накидке. Серебристые длинные волосы, черты лица строгие, но тонкие, очень спокойные серые глаза.

— Моя жена Аньис, — Рональд на мгновение склонил голову перед владыкой бессмертных. А Аньис догадалась сделать изящный карлийский поклон. — Сохрани ее, как уже сделал однажды.

Высокий бессмертный с улыбкой кивнул.

— Рад видеть тебя снова, Аньис, в добром здравии…

Аньис снова поклонилась. Этому предвечному существу она была обязана жизнью.

* * *

На границе предгорий Андоррэ и Альбене шли первые бои. В самом начале, когда мелкая нечисть начала сочиться из-под земли, альбенийцы растерялись, и семь деревень погибли. Они были выпиты до дна — в буквальном смысле, потому что большая часть адских тварей жадно пила кровь своих жертв. Но, по распоряжению Рональда, регулярные войска из ближайшего гарнизона прибыли быстро. И теперь альбенийцы отчаянно сражались с теми, кто всегда угрожал их границам.

Воевать с нечистью было нелегко. Невысокие, но очень сильные твари с искаженными злобой мордами вставали снова и снова, после того как их пронзали копьями и мечами. А стрелы и арбалетные болты, казалось, и вовсе не брали их. А ведь это были только мелкие сошки, низшие сущности ада, не наделенные магией, доступные для людского оружия.

К концу второго дня регулярные войска запада вынуждены были отступить. И казалось бы, первая битва должна была закончиться поражением. Но Рональд Эль, внезапно назначенный Советом Королей континента верховным главнокомандующим, привел бесчисленные рабские легионы Альбене и его союзников.

— Это война за ваш мир! — с красным свитком в одной руке и мечом в другой он гарцевал вдоль бесконечных рядов воинов, ставших таковыми не по своей воле. — Но также это и война за вашу свободу! Если мы одержим победу, вы и ваши близкие станут свободны, рабство будет отменено на всем континенте! — Рональд поднял красный свиток выше. — Сражайтесь за свой мир, свою страну и свою свободу!

Изумленный ропот пробежал по рядам воинов. А потом сначала один голос, затем другой, и войска грянули:

— Слава господину Эль! Освободителю!

* * *

Первая часть плана Рональда была выполнена. Рабы, сражающиеся не только за свою страну и жизнь, но и за свободу, будут успешно сдерживать ад, до тех пор пока на арену не выйдут высшие адские сущности, наделенные магией и способностью летать. Вот с ними могут сражаться лишь драконы. Поэтому дальше путь главнокомандующего лежал к архоа.

Эдор давно прислал ему ментальный сигнал, что расторгает союз. Но Рональд знал, что на самом деле драконы, да и сам Эдор, не забыли свою истинную роль. Оставалось только напомнить о ней. И тогда либо драконы изберут другого правителя, либо Рональд прикажет Эдору властью кольца драконов.

По мирам он поспешил в далекий город архоа, укрывшийся посреди гор на востоке. К сожалению, выйти прямо в зал правителя было нельзя, прямого пути по мирам не было. Но можно было выйти в коридор рядом, открыть дверь и найти за ней главу архоа.

У Рональда было просчитано несколько вариантов развития событий. И каждый из них его устраивал. Сразу отправить драконов в бой было лишь одним из них. Тогда будет прямое, честное ведение войны… Но, пожалуй, не самое выгодное для Рональда.

Посмотрим, что скажет Вселенная, как упадут парти, подумалось ему.

* * *

— Он идет, я чувствую его, — сказал Эдор и оглянулся к Крааху.

— Да, я тоже, — захихикал адский старикашка. — Что ж, надеюсь твои менталисты сработали хорошо, и он не сможет прочитать наши мысли…

— Не сможет! — уверенно кивнул Эдор, а один из трех драконов с сильными ментальными свойствами поморщился, что старик сомневается в них. — Скорее проверим, сработает ли твой план.

И Эдор потрогал ногой один из камней на полу. Вроде бы все было отлажено.

— Он у двери, — сказал Краах, и Эдор шагнул в сторону.

В следующую секунду дверь открылась, и Рональд Эль в черном облегающем костюме сделал шаг внутрь. Еще один — и он наступил на шатающийся камень. В то же мгновение обломок скалы сорвался с потолка и со всего маху ударил его по голове. Рональд упал, как подкошенный, по смуглому лицу заструилась кровь…

— Хе-хе-хе! Получилось! — старик разве что не приплясывал, потирая руки. — Я же говорил — простейший механизм! Для магии он недоступен, для ментальной атаки — тоже… Что еще остается!

Три дракона, которые поддерживали ментальную защиту зала, переглянулись, глядя на бесчувственное тело Странника.

— Правитель, — сказал один из них, высокий черноволосый мужчина средних лет. Это был тот самый старейший из драконов Дирр ин Теей, первый советник Эдора. — Мы исполнили твой приказ, — он бросил брезгливый взгляд на Крааха. — Но теперь, если ты не отдашь команду вступить в бой, и, если эта тварь не уберется отсюда, мы поставим вопрос об избрании другого правителя…

— «Эта тварь» сейчас уберется! — рассмеялся Эдор. — Мы встретимся с ним на поле боя! А вы можете приступать. Сегодня, мэтр Дирр, ты поведешь архоа в атаку! Разве вы не поняли? Я не играю за ад — мы были и будем с ним врагами! Я играю против Рональда Эль! — И Эдор внимательно посмотрел на бесчувственное тело рядом. Он ожидал, что при виде поверженного Рональда ему захочется пнуть его ногой или как-то еще выразить свою ненависть. Но ничего этого не было. И ненависти он не почувствовал. Лишь странную горечь.

— Благодарю, правитель, — склонил голову Дирр. — Я оправдаю твое доверие!

И трое архоа один за другим вышли.

— Что ж, кольцо твое — я выполнил свою часть сделки! Снимай, пока он не очнулся! — Краах наклонился к Рональду и принялся обматывать его цепью из крепчайшего адского металла, на каких держали сильнейших адских псов. Эдор наклонился, приподнял руку Рональда. Несколько мгновений он задумчиво смотрел на знакомую смуглую руку и гладкое черное кольцо из неизвестного камня, обхватившее палец. Где-то глубоко внутри заворочалась совесть, подсказывая прямо сейчас кинуться на старикашку… А потом вызвать лучших целителей, чтобы привести в себя бывшего наставника.

Эдор тряхнул головой. Это было как наваждение — его внутренняя совесть, вечно идущая вразрез с его планами. Да и договор есть договор, он ведь тоже подписал его, хоть и не кровью — на драконов магия крови не действовала, поэтому ад этого не потребовал… Эдор еще раз тряхнул головой и стянул кольцо с пальца Рональда. Надел на свой палец, встал на ноги…

Ничего особенного не произошло. Только вдруг он ощутил себя сильнее и магически, и ментально, и физически. Словно невидимая сила устремилась от кольца по его руке и быстро пропитала его полностью.

— Что ж, — с искренним весельем улыбнулся ему Краах, — мы оба выполнили большую часть договора. Теперь я забираю его…

Эдору снова захотелось броситься ему наперерез и отстоять бывшего учителя. Но он снова сдержался. Вообще, когда кольцо на пальце, оказывается, так просто сдерживать свои порывы…

Краах сделал шаг назад от обмотанного цепью тела Рональда и начал расти. Тщедушное тело вытянулось вверх и вширь, исказилось так быстро, что даже у Эдора замелькало перед глазами, и на месте старика он увидел крылатую тварь в два человеческих роста. Обнаженный, с кожей грязно-бордового цвета и отвратительной мордой. Рогов не было, но три гребня тянулись от лба к затылку.

— До встречи на поле боя! — пророкотала тварь утробным голосом, и он эхом разлетелся под сводами грота. — Буду рад принять твой вызов, мой достойный союзник и враг!

— Я не замедлю! — резко ответил Эдор.

Краах подсунул под Рональда лапу с длинными когтями, обхватил его, и, прижимая к себе, пошел к выходу из грота на море. Рассмеялся, бросил еще один взгляд на Эдора и взмыл над волнами.

Эдор смотрел ему вслед. Ему снова захотелось кинуться следом и вступить в схватку прямо сейчас. Но, по договору, Рональд Эль должен был оказаться в аду…

* * *

У энериа было хорошо. Они жили спокойно и удивительно красиво. Плавно двигались, никуда не торопились. И очень любили природу, которая, казалось, создавала все условия, чтобы этому народу было приятно и комфортно жить.

Девушка Керебель, приставленная к Аньис владыкой Орлеаном, рассказала, что у энериа есть особый вид магии, дающей возможность управлять погодой, но без насилия над окружающим миром. Энериа с ней просто договаривались. Так же они договаривались с растениями и животными, которых было много вокруг. Чего стоили существа, служившие энериа вместо лошадей. Почти такие же большие, как телебести, но еще грациознее, они гордо несли изящные головы, увенчанные длинным витым рогом. Керебель старалась развлекать Аньис: научила ее кататься на замечательных лошадках без седла и сбруи. Все оказалось просто — дивные кони слушались мысленных приказов. При одном условии — всадник должен был быть им симпатичен. Аньис, видимо, понравилась лошадке, поэтому проблем с этим не возникло.

Разговаривать с растениями, слышать их желания и потребности, договариваться, как им лучше расти, Керебель тоже научила. И Аньис была очарована ощущениями при этом. Словно она прикасалась к иной, неведомой ей прежде жизни. Совсем другой, но тоже желающей расти, процветать, и благодарной за добро и заботу.

Но все же ей было очень тревожно… Рональд отправился к архоа, а Аньис не могла забыть то выражение лица, что было у Эдора, когда он шел, чтобы овладеть своим Сокровищем. Драконы непредсказуемы, драконы идут на все, чтобы достичь своей цели. И не ценят человеческую жизнь, ведь и Эдор стал пиратом, убивал и грабил… Вряд ли его соплеменники много лучше.

Теперь Аньис казалось удивительным, как она могла сомневаться в любви Рональда. Как будто что-то странное нашло на нее, когда она увидела портрет… Аньис не была ревнивой. Знала, что ревновать ей не к кому, да и какой смысл? Все равно, если Рональд захочет кого-то еще, она ничего не сможет сделать, разве что уйти от него… Но он никогда не хотел. Знала она и о бессмертной женщине, много столетий назад родившей ему сына. Казалось бы — с этой женщиной у Рональда был общий ребенок, это могло бы задеть ее… Но нет. Все это Аньис не трогало. Как не трогали восхищенные взгляды девушек, обращенные на ее мужа (разве что вызывали гордость).

Только портрет задел ее. И это было так обидно теперь… Теперь она казалась себе капризной девицей, раскачавшей лодку их отношений… перед тем, как ее муж отправился на войну. От этого становилось больно.

И она отдала бы все, чтобы быть сейчас рядом с ним. Пусть погибнуть… Это легче, чем страдать от неизвестности в ожидании вестей о победе или поражении. При всей своей нелюбви к насилию и дракам Аньис была готова идти в бой и своей магической силой (не столь большой, но все же) крошить адских тварей.

У Рональда все рассчитано и продумано. Но тревога за него не оставляла. Будь он хоть трижды высшая сущность, а Аньис боялась за мужа.

* * *

Эдор был в бешенстве. Кольцо не действовало! Да, он стал сильнее, магические способности пылали в нем как никогда. Но главного не произошло — запрет приближаться к Аньис так и работал. И Эдор не понимал почему.

Он думал, что, как только он наденет кольцо на палец, любые приказы, отданные с его помощью, перестанут иметь силу. Но он по-прежнему не мог сдвинуться с места, когда собирался отправиться к Аньис.

Кольцо имело много свойств. Так, спустя столетия, в драконе, носящем его, должны проявиться свойства Истинных Драконов, в том числе важнейшие из них — умение перемещаться в другие миры и способность менять облик на любой другой. Но это вопрос сотен лет. А любые прежние запреты должны были перестать действовать на носителя сразу.

В его планах все было просто. Получить кольцо, избавиться от запрета, наложенного Рональдом. А дальше… Дальше он собирался заслужить любовь Аньис. Приходить к ней, пока Рональд томится в темнице ада, и не мытьем, так катаньем заслужить ее любовьпостараться влюбить ее в себя. Которая, наверняка, где-то глубоко прячется в ней. Не может она его не полюбить! В том, что сам он давно любит, а не только вожделеет девушку как Сокровище, он давно уже не сомневался. А с вожделением, с желанием обрести ее сразу, он с легкостью справится с помощью кольца.

Эдор сжимал кулаки и зубы. Что ж, каким-то невероятным образом наставник снова переиграл его. В голову стучались мысли, что они с Краахом действовали по тайному плану Рональда, может быть, даже внушенному им. И отыграли как по нотам. Это казалось невероятным, но Эдор допускал и такой расклад.

Злость усиливалась еще и от того, что он не чувствовал Аньис. Кольцо углубило ментальные способности, но он не мог уловить ее нигде в этом мире. Ее словно не было. Пустота. Напрашивался один вывод — Рональд спрятал ее где-то в других мирах. И в ближайшие сотни лет Эдор не может отправиться за ней.

Но злиться было бесполезно. Нужно было действовать. Оставался лишь один выход — Аньис должна прийти к нему сама. Этому запрет наставника помешать не может.

И Эдор решил договориться с судьбой. Хотя бы попробовать. Он никогда ничего у нее не просил. Наверно, пришла пора. Недаром считается, что судьба благоволит драконам. Впрочем, и подшутить над ними не прочь, как и над всеми.

* * *

Нет, Эдор и Краах действовали не по указке Рональда. Но такой путь развития событий был им просчитан. Он был даже предпочтительнее, чем честная война под его руководством.

Дело в том, что Рональду очень нужно было добраться до Крааха и попасть в ад. А не зная путей, это опасно, адские огненные реки и неконтролируемые вспышки могут нанести вред даже ему. Расставаться с телом в ближайшее время Рональд не собирался, слишком много дел.

В тот момент, когда его ударили камнем по голове, Рональд выскользнул из тела и незримым сознанием наблюдал за происходящим. А потом запоминал дорогу, пока Краах нес его бесчувственное тело в ад.

Рональд хотел добраться до Крааха, который постоянно ускользал, так же, как и Рональд ускользал от него. А затем… до того, кто стоял за Тремя и всеми силами ада. Потому что Рональд ощущал, что кто-то направляет ад. Игрок более сильный, чем Трое, ровня самому Рональду. Мощный менталист, поставивший на Крааха защиту, равную по силе той, что мог поставить сам Рональд. Чтобы просканировать мозг Крааха, понять, кто неуловимо направляет его, нужно было время и постоянно быть рядом. Иначе ключ от этой защиты не подобрать. А может быть… этот игрок сам захочет встретиться с пленником.

Влияние этой силы Рональд ощущал давно. Кто-то время от времени мелко, но ловко вредил ему в разных мирах. Словно ставил целью не победить, а расшатать его нервы, насолить. То же самое было и в ситуации с Эдором и Аньис. Не сломать игру полностью, а навредить Рональду. Нужно было лично встретиться с этой силой. Но если тот не появится — хотя бы узнать, кто это, из воспоминаний Крааха.

Кроме того, Рональд хотел договориться с Тремя. Хватит уже им держать этот мир в постоянном страхе. Если не пойдут на договор — придется их уничтожить, но это Рональд считал не самым удачным решением.

Аньис он обезопасил, поэтому можно было сыграть в игру, затеянную Эдором и Краахом. Ада Рональд не боялся. Он в любой момент может уйти в другой мир. Краах об этом не знает, а Эдор, как он понял, считает, что адские темницы застрахованы от проявления и этих способностей.

А еще… Рональд очень долго владел кольцом драконов. И научился немного им управлять. Поэтому запрет, наложенный им на Эдора, продолжит работать. Все остальные свойства кольца он оставил. Эдор был его учеником, и Рональд планировал сделать из него настоящего Хранителя для этого мира. И не отказался от этого плана. В конечном счете, наставник отвечает за моральный облик ученика… Поэтому Рональд хотел довести дело до конца.

Отдать Эдору кольцо драконов — хороший вариант. Оно создано Истинными Драконами — изначальными Хранителями. И нося его на пальце, молодой дракон может обрести не только их способности, но и стремление Хранить с особым кодексом чести.

Эта честь ведь всегда была у Эдора. Его просто сбила встреча с Сокровищем, пробудив вместо инстинктов Хранителей низшие инстинкты драконов.

Но Рональд был не единственным сильным игроком в этой Вселенной. Тот, с кем он так хотел встретиться, тоже не спал.

* * *

— Аньис, Владыка зовет! — Керебель прибежала к ней, задумчиво сидевшей у фонтана. — Говорят, Хранитель бессмертных, господин Ингорио, у нас!

Сердце Аньис забилось громче, а потом ушло в пятки от страха. Что это значит? Рональд обещал, что его сын позаботится о ней, если с ним что-то случится… Неужели так быстро и так неожиданно эта трагедия произошла!

Вслед за Керебель она поспешила в покои Орлеана, но встретила его раньше — на той же террасе, куда они пришли с Рональдом в самом начале. Подле Владыки бессмертных стоял… человек. Да нет, не человек, Аньис знала, что Ингорио унаследовал бессмертие и многие внешние черты от матери, так же как способность перемещаться по мирам — от отца. Он не был ни бессмертным, ни Древним, уникальная смесь черт обеих рас.

Но он был похож на Рональда. Аньис подумалось, что когда-то, в ранней юности, ее муж мог быть как раз таким — стройнее, изящнее, еще красивее. У него были такие же черные волосы, но намного длиннее, почти до лопаток, черты лица столь же правильные, но более тонкие, как у всех бессмертных. А цвет глаз было не разобрать, Аньис показалось, что они голубые, хоть оттенок ускользал.

— Приветствую, Аньис, жена моего отца, — сказал он голосом, в котором мелодичность сочеталась с твердостью и глубиной, свойственными Рональду, и слегка склонил голову.

— Приветствую, Ингорио, сын моего мужа, — нашлась Аньис и поклонилась по-карлийски.

— Я получил ментальное послание от отца. В вашем мире все наладилось, ад отступил. Но много раненых, и он ждет тебя, чтобы ты приняла участие как целитель. Он просил меня отвести тебя обратно в ваш дом.

Лицо Орлеана было почти веселым — насколько вообще веселье могло выразиться в этом бесконечно спокойном и красивом лице.

— Я ведь говорил, что он быстро со всем разберется, — улыбнулся он и бросил быстрые взгляды на Аньис на Ингорио.

— Как всегда, — ответил Ингорио и посмотрел на Аньис. — Так ты готова отправиться обратно прямо сейчас!

— Конечно! — обрадованно ответила Аньис. Вот как просто… И быстро. Стоило всегда доверять мужу, а не волноваться, как глупая девчонка. Он знает, что делает.

Только где-то глубоко внутри билась тонкая ниточка тревоги…

ГЛАВА 28

— Вот и все, — улыбнулся Ингорио. Он привел Аньис в главный коридор ее дворца. Полубессмертный оказался доброжелательным, серьезным и приятным в общении. Чтобы перенести кого-то в другой мир, нужен физический контакт, всю дорогу по мирам он вел ее под руку и рассказывал, где они идут. — Ты дома, и, уверен, теперь все будет хорошо.

— Спасибо! — искренне поблагодарила Аньис. — Но где же Рональд?

— Не волнуйся, — вновь улыбнулся он. — Если отец просил привести тебя сюда, значит, тут совершенно безопасно, и скоро он сам с тобой встретится. Думаю, тебе стоит отдохнуть перед работой…

«Я не волнуюсь за себя! Только за него!» — хотелось сказать Аньис. Но причин для тревоги больше не было, и она промолчала.

— Удачи, жена моего отца. Буду рад встретиться снова, — сказал Ингорио и исчез. Аньис даже не успела ничего ответить.

Она осмотрелась. Во дворце было пусто, прислуга не успела вернуться с востока. Нужно найти Рональда, хотя бы мысленно позвать его… В этот момент из-за угла вышли Тиарна с Пармом. При виде нее на их лицах отразилось полное недоумение, даже страх. А Аньис была так рада их видеть… Она кинулась к Тиарне и обняла ее.

— Какое счастье, что все закончилось! — сказала она. — Я так рада вас видеть…

…«живыми», — захотелось добавить ей.

Тиарна отстранила ее, взяв за плечи, и немного потрясла:

— Закончилось?! Все только начинается… Ты вообще что здесь делаешь? Господин Рональд сказал, что отвел тебя в самое безопасное место…

— И он же послал сообщение, что мне можно вернуться! — радостно ответила Аньис, но тревога внутри разрослась от странного поведения управляющих. — В чем дело, Тиарна, Парм?! Разве война не подходит к концу!?

— Война только начинается! — ответила Тиарна. — Город в панике, все хотят уехать как можно дальше на восток…

— Но в чем же дело! — Аньис закусила губу, вырвалась из рук Тиарны и бросилась в ближайшую комнату. Подбежала к окну. Да… по улице ехали кареты богатых жителей, тянулись обозы победнее, да и просто шли люди, таща на себе мешки со скарбом… Все стремились уйти на восток.

Тиарна с Пармом вошли следом.

— Какая-то ошибка… — задумчиво сказал Парм. — Но мы тоже думаем уехать, ты можешь поехать с нами, раз господина Рональда нет… Или с королевой…

Аньис глубоко вздохнула, чтобы подавить панику, и подняла руку останавливающим жестом.

— Вы знаете, где Рональд?! — твердо спросила она.

Парм кивнул.

— В точности нет… Но после первой победы, когда он привел рабские легионы, он ненадолго вернулся и велел нам тоже уехать… Сказал, что идет договариваться с какими-то «архоа».

— Да с крылатыми ящерицами он пошел договариваться! — перебила его Тиарна. — Какие архоа! Драконы они называются, драконы! А «архоа» или как там — говорят, чтобы страшное слово не произносить! Думаешь, я не слышала, как он девочке о них рассказывал много раз!

— И с тех пор… о нем никаких вестей… — закончил Парм, хоть Тиарна ощутимо ткнула его вбок, мол, не пугай девочку.

— Как давно нет вестей? — спросила Аньис. Сейчас не место для чувств, для страха, для сомнений. Речь идет о жизни ее мужа.

— Уже сутки, — честно ответил Парм.

«Рональд! — мысленно закричала Аньис, вкладывая всю ментальную силу, данную ей магией. — Рональд! Где ты!» Если он жив и если он в этом мире, он услышит, обязательно услышит…

Но ответом ей была тишина. Словно Рональда Эль не было. Что-то щелкнуло внутри, рождая полное понимание. Решимость снизошла на нее сверху, заполняя целиком, не оставляя места для сомнений и компромиссов.

Эдор. Как то умудрился отправить Ингорио ложное послание, чтобы добраться до нее. Вероятно, заполучил кольцо драконов, усиливающее ментальные способности.

«Что ж, «крылатая ящерица», у меня есть кое-что. Я сама. И я знаю кое-что о драконах. Ты не убьешь моего мужа. Если он еще жив, то будет жить и дальше. Только Сокровище может сгореть в этой войне. Не Рональд. Лишь бы только он был еще жив…» Но скорее всего, жив. Эдору нужна она, даже Рональд для него — разменная монета, чтобы получить Сокровище.

Страха не было. Скорее гнев.

Да и сколько можно его бояться?! Он того не стоит. А умереть за любимого человека… Может быть, она родилась, только чтобы принести эту жертву. Может быть, в этом весь смысл: спасти Хранителя, от которого зависит столько жизней… И просто любимого.

В этот момент нерелигиозная Аньис подумала о Всевышнем. «Лучше я, — сказала она куда-то вверх. — Если этого ты от меня хочешь, то пусть так и будет. Создатель, пусть только Рональд живет».

— Уезжайте, — спокойно сказала она Тиарне с Пармом. Подошла и по очереди обняла обоих. Женщину, которая почти заменила ей мать, когда она растерянной маленькой рабыней оказалась в этом доме. И мужчину, который всегда был таким отрешенным, таким молчаливым, но незримо дарил ей свое тепло.

По щеке Тиарны пробежала слеза.

— Нет уж, ты с нами поедешь, — сказала огромная управляющая. — Не знаю, что ты там задумала, а я тебя никуда не пущу…

— С вами? — сказала Аньис, изображая растерянность и раздумья. — Ну да, с вами лучше… Только я возьму пару платьев и блокнот для эскизов, ладно?

Тиарна рассмеялась:

— Ладно, беги! Только быстро! Или хочешь, я все соберу…

— Ну нет! Вы понятия не имеете, где мой блокнот и карандаши…

И пошла к выходу.

— Никому эти свои штучки в руки не дает! — сказала Тиарна ей вслед.

Нужно действовать быстро, пока Тиарна не пошла проверять, как она там собирается, не решила ли сбежать. Аньис кинулась в свою старую, самую первую комнату, где жила вначале. Где-то здесь в шкафу, на третьей полке, это она хорошо помнила. Маленькая коробочка с кулоном, подаренным ей Эдором, побыла когда-то у Рональда, а потом он вернул ее сюда…

Аньис распахнула шкаф, быстро, трясущимися руками выкинула с полки лишние вещи. Да, вот здесь.

Она достала коробочку, с секунду смотрела на нее. В памяти всплыло, как больно было гореть… Но она даже не содрогнулась. Можно сгореть, пережить любое мучение, если знаешь, ради чего и ради кого. Решительным движением она вынула кулон. Хрустальная чистота слез Эдора так и осталась незамутненной, кулон красиво блестел в лучах солнца. Он казался таким девственно-чистым… Надо же, и Эдор когда-то был ребенком, плакал искренними детскими слезами, подумалось ей. А потом шел по коридору убить ее…

Она прогнала эту мысль и с силой бросила кулон на пол. Осколки стекла или хрусталя рассыпались вокруг, а слезы разлетелись каплями. Потом капли зашевелились, поползли друг к другу и превратились в одну небольшую лужицу, а Аньис ощутила, как на нее спустилось чужое присутствие. Словно его разум окружил ее и одновременно оказался внутри нее.

— Рад тебе, Аньис, — услышала она в голове голос того, кого столько лет боялась. Тело содрогнулось, но страха так и не было. Лишь отчаянная решимость.

…А он говорил медленно, словно наслаждаясь, и Аньис захотелось сплюнуть. Этот мелкий ящер еще и издевается над ней!

— У тебя мой муж? — коротко спросила она.

— Я пленил его. Он без сознания, — спокойно ответил голос в голове. — Но он мне не нужен. Ты знаешь, кто нужен мне.

— Да, я знаю. Поклянись яйцом своей матери, что ты не убьешь его, если получишь меня.

— Драконы не несут яиц! — громогласно рассмеялся Эдор, и Аньис поморщилась. Казалось, его голос заполняет все у нее в голове. Как колокол.

— Но эту клятву вы не можете нарушить. Кровь — для ада. Клятва яйцом матери — для драконов, — мысленно усмехнулась Аньис. — Он хорошо меня научил.

Казалось, при этих словах существо, что незримо присутствовало у нее в голове, передернулось.

— Хорошо, — серьезно ответил Эдор. — Я клянусь яйцом своей матери, что не убью Рональда Эль, если ты придешь ко мне сама. Ты согласна?

— Да, тварь. Я покупаю у тебя его жизнь — за свою!

Голос в голове расхохотался.

— Что ж, жду тебя, Аньис, — весело сказал он. — Поезжай за северные ворота города, я пришлю за тобой.

И замолчал. Вместо чужого разума вокруг нее был какой-то простор. И свобода, что дается лишь принятым верным решением.

Аньис подумала, что стоит взять с собой пару магических амулетов, хотела побежать в свой кабинет, где они хранились. Но… Не стоит терять времени. Зачем ей это. Она идет умирать. Никакая магия не поможет ей в городе драконов. И ничто не поможет ей, когда Эдор снова коснется ее.

На несколько мгновений стало очень страшно, огненные картинки опять встали перед глазами. Но с глубоким вздохом она расправила плечи, наложила на себя отведение глаз, чтобы Тиарна с Пармом ее не заметили.

…Жаль, что они расстроятся, будут метаться, искать ее… Но тут уж ничего не поделаешь. И Аньис побежала на конюшню. Один телебести был оставлен, чтобы господин Рональд мог взять его, если понадобится.

* * *

Конечно, в первой битве полегло много альбенийцев, и исход ее не был предрешен. Но все изменилось, когда прилетели драконы. Вначале люди испугались, что начинается конец света. Что и драконы прилетели забрать их жизнь… Возникла паника, многие бросали оружие и бежали с поля боя. Многие, но не те рабы, что сражались за свою свободу.

Но вскоре оказалось, что драконы воюют за людей. Зайдя со стороны гор, они просто выжигали наступающие полчища нечисти. Это все были лишь мелкие сошки, драконам на один зуб… И теперь люди приветственно кричали, когда очередная крылатая тень затмевала небо, чтобы промчаться на запад и присоединиться к огненной бойне.

* * *

Король Ахтион не был трусом. Он знал, что, возможно, Рональд, в котором он уже давно подозревал некую высшую сущность, на какое-то время исчезнет. А на помощь людям придут архоа.

Приказав эвакуировать двор, он отправился на запад и прибыл на место битвы как раз к победе, чтобы застать момент, когда драконы устремились обратно на восток. Он привел с собой боевых магов Рональда, которые были хорошо подготовлены и способны сражаться с разными видами нечисти. Вот для чего нужна была такая полная подготовка…

Король смотрел вверх на улетающих драконов и смеялся. Если так пойдет дальше, они быстро победят в этой войне! Он понимал, что это благодаря тайным стараниям его друга Эль. Ему казалось, что Рональд, который много лет вел его по жизни, незримо присутствует и сейчас — в своих исполняющихся прогнозах. И королю не было страшно. В следующую битву от сам поведет альбенийцев и их союзников. Ведь кто как ни король должен защищать свой народ?

Но один из драконов не улетел. Он сделал круг над людскими войсками и приземлился близ ставки командующих. Люди испуганно побежали: кто знает, чего ожидать от огромных огнедышащих ящеров. Однако дракон не причинил никому вреда. Он обернулся высоким черноволосым человеком.

— Меня зовут Дирр ин Теей, — сказал он королю. — Думаю, нам предстоит сражаться в этой войне вместе…

Как и Эдор, Ахтион понятия не имел, что Дирр ин Теей тоже был одним из доверенных лиц Рональда. Именно ему Рональд описал все приемы войны с адом, изложил стратегию на случай своего отсутствия. Похожие наставления были и у Ахтиона. Впрочем, Дирр помнил и слова Рональда, что мальчик Эдор вполне способен вести войну.

— Этому я хорошо его научил, — сказал он тогда. — Но подстрахуй нас, Дирр. И еще… Не препятствуй, если он затеет что-либо против меня. В этом тоже есть смысл, отыграй свою верность правителю до конца…

Может быть, кто-то из архоа назвал бы Дирра изменником. Но сам Дирр так не считал, его не мучила совесть, что он скрывал от правителя общение со Странником. Дирр помнил еще прошлую войну с адом, когда погибло много архоа, и весь мир висел на волоске. Тогда архоа были настоящими Хранителями. И он по-прежнему верил в благородную миссию своего народа. А иногда он просто ощущал себя стариком, и ему хотелось вернуть то старое, доброе время, когда архоа помогали Странникам и преданно хранили собственный мир в их отсутствие.

* * *

Это была отчаянная гонка по улицам. Она отводила глаза всем, чтобы никто из царедворцев не захотел остановить ее, предложить помощь… И петляла на телебести между каретами и повозками, спешащими к выезду из города. В голове мелькали картины боли, которую она уже однажды испытала, и испытать которую ей придется снова. Перед смертью.

Пару раз стало невообразимо страшно. Еще не поздно повернуть назад… Но тогда ящер придет за ней сам. Интересно, почему он хотел, чтобы она пришла? Поиздеваться, доказать свою победу над ней и Рональдом?! Аньис сжала зубы. Она спасет мужа, ее жизнь не такая уж большая цена за это. Без него не выиграть войны. Да и ей нет смысла жить без него.

Выехав за ворота, она поскакала к полю неподалеку. Ясно, что только тут может приземлиться дракон, которого послал Эдор. Никого не было. Аньис растерянно обвела глазами пустое пространство вокруг и вдруг услышала:

— Приветствую тебя, госпожа Аньис, — коренастый человек с изысканно-правильными чертами — видимо, у всех архоа именно такие, подумалось Аньис, — учтиво ей поклонился. — Меня зовут Керрон ин Бей. Правитель Эдор просил доставить вас к нему.

Да, давно она не видела таких глаз со зрачком в виде песочных часов… Стало страшно, хоть ее собеседник не казался опасным. Никто не тронет ее, пока не доставят к Эдору.

— Приветствую, господин Керрон, — ответила Аньис. — Я готова.

— Я должен принять вторую ипостась, — усмехнулся он. — Отойдите и не бойтесь. В первый раз это может впечатлить вас.

Аньис сделала несколько шагов назад, да и сам Керрон отошел в сторону. И вдруг на его месте закрутился серо-черный вихрь, а спустя несколько мгновений на поле стоял бурый дракон. Аньис отшатнулась, чуть не споткнувшись о камень. Он был огромен, закрывал собой ведь горизонт! Тело было покрыто пластичной чешуей, два мощных гребня тянулись от морды с раздувающимися ноздрями. И такие же, как в первой ипостаси, глаза, только намного больше, и от этого казавшиеся зловещими.

— Приглашаю в полет! — громогласно пророкотал у нее в голове голос архоа, и он выставил в ее сторону огромную лапу с когтями, способными снести башню одним махом.

Аньис выдохнула, набираясь мужества. Вот так начинается ее путь к концу. Цепляясь за чешуйки — нога скользила, хоть издалека поверхность казалась жесткой и грубой — она забралась к основанию шеи дракона.

— Садись здесь. Нагнись вперед и упрись руками, — мысленно сказал дракон. Аньис с опаской перекинула ногу через мощную шею, при этом порвалось платье, но ей было не до сожалений о нем…

— Будь готова, госпожа моего Владыки! — рассмеялся дракон и плавно, но быстро взлетел.

Они поднимались все выше на пронизывающем ветру поднебесья. Город со спешащими людьми внизу, величественные башни королевского дворца, рощица рядом — все словно превратилось в маленький кукольный домик.

Аньис попробовала выхватить взглядом свой дворец. Вот он, изящное здание, где она прожила самые счастливые годы. Она мысленно попрощалась с ним, даже поблагодарила. Оставалось надеяться, что Тиарна с Пармом успеют уехать…

Они пересекли полосу облаков и оказались в лучах сияющего солнца. Аньис применила оберегающую магию, чтобы ветер не заморозил и не унес ее. И теперь, не чувствуя холода, она ощутила восторг полета. Бело-синие облака под ними блестели на солнце, а сверху и дальше по бокам все было изумительно голубым. Хотелось расставить руки в стороны, запрокинуть голову и петь. «Надо же, — подумалось ей, — а ведь я лечу умирать…» Впрочем, последние часы жизни особенно ценны. Она поерзала, чтобы сесть устойчивее, сжала коленями шею дракона, откинулась немного назад и действительно отпустила руки… И дальше неслась в ярких лучах солнца, ловя мгновения, отпечатывая их в памяти, которая будет недолгой. Но будет.

— Я рад, что тебе понравилось! — услышала она мысленный голос Керрона.

* * *

Драконы летали очень быстро. Казалось, они только что поднялись в воздух, как уже начали снижаться. Вновь пересекли густую полосу облаков, и внизу открылся океан, несущий волны к высоким скалистым горам.

Они спустились ниже, и Аньис поняла, что это не совсем скалы… Остроконечные горы были испещрены многочисленными гротами, а по бокам вились спиральные лестницы — от одного грота к другому. И каждая из гор была украшена несколькими башенками с блестящими на солнце шпилями.

На склонах гор, сложив крылья, сидели драконы — черные, темно-синие, бурые… И еще много их кружилось над горами. Аньис замерла от их хищной, стремительной красоты. Они закладывали стремительные круги, облетая ту или иную вершину, пикировали вниз и вдруг снова взлетали от самой земли. Три дракона парили над морем, время от времени опускаясь к поверхности и поднимаясь с большими рыбинами в пасти.

Керрон приземлился возле самой высокой горы. Она вплотную примыкала к морю. Он снова принял человеческую ипостась и повел Аньс по длинным витым лестницами и коридорам наверх внутри горы. Магические светильники в форме факелов стояли по бокам, а стены и потолки были украшены тонкими барельефами с изображениями архоа в полете, в битвах с адскими тварями и лишь изредка — в человеческой ипостаси. В полутьме коридоров и сполохах, выхватывающих то морду, то крыло дракона, изображенных на стенах, таилась мрачноватая, но изысканная красота.

— Нам сюда, — доброжелательно сказал Керрон и остановился у большой громоздкой двери. Сердце Аньис ушло в пятки. Вот сейчас ей предстоит умереть. И что еще страшнее — перед смертью видеть и ощущать Эдора, воспоминания о котором внушали ей дикий ужас.

Нет. Она не ударит в грязь лицом. Она с достоинством отдаст свою жертву и встретит смерть. Он не согнет ее. Липкий ужас разливался по жилам, но в груди и солнечном сплетении жесткой пластиной стояла решимость. «Интересно, он сразу спалит меня? Или сможет сдержаться и будет мучить унижающими речами»… А когда-то она так ему доверяла!

Керрон открыл дверь, и Аньис сделала шаг внутрь. В центре огромного грота с выходом на море стоял Эдор. И Аньис замерла, не в силах сдвинуться с места и пройти дальше. Ну, вот и все, подумалось ей. Зато Рональд будет жить.

Он резко обернулся. Такой же красивый, такой же резкий, в глазах все тот же огонь… Страшные песочные часы и янтарное море пламени вокруг них. Он пристально посмотрел на нее, казалось, сейчас сдернется с места и бросится к ней. Он даже сделал шаг, но словно невидимая стена остановила его. Эдор передернул плечами и резко, но спокойно сказал:

— Благодарю, Керрон, ты свободен. Аньис, добро пожаловать в мой мир! Надеюсь, тебе понравился полет! — и наравне с пламенем в его глазах мелькнуло веселье.

«Я справлюсь, — подумала Аньис. — Я не дам ему увидеть мою слабость». Ноги были тяжелыми, словно налитые свинцом, память тела — память о пламени, о боли, о невыразимой муке сгорающего — мешала двигаться. Но Аньис заставила себя, подошла и остановилась в десяти шагах от него. Бросила взгляд на его руку. Кольцо драконов у него. Значит, он снял его с Рональда и как-то с его помощью послал Ингорио ложное послание… Мерзкий ящер!

— Где мой муж? — с трудом выговаривая слова, но стараясь, чтобы голос звучал жестко, уверенно и спокойно, сказала она.

— Я поклялся сохранить ему жизнь, а не вернуть его тебе… — усмехнулся Эдор. В янтарном море его глаз блеснула молния, и он сложил руки на груди.

И тут что-то лопнуло внутри Аньис. Застарелый страх рассеялся, уступая место гневу. Ярости человека, которому нечего терять.

— Где мой муж?! Я хочу увидеть его, прежде чем ты сожжешь меня?! — закричала она и сделала еще два шага в его сторону. — Отвечай, поганая ящерица!? Куда ты его дел!? Отвечай!

Эдор крепче сложил руки на груди, словно хотел отгородиться от ее гнева. А молнии в глазах сменились болью. Потом — злостью.

— Его здесь нет. Я отправил его в ад, — зло ответил он.

— Ты отправил моего мужа в ад?! Да как ты… — пол закачался под ногами.

— Но я не обманул тебя. Он будет жить. Ад подписал мне договор кровью, что не убьет его. Я поймал их, как ты поймала меня, — казалось, Эдор оправдывался, хоть и говорил жестко и уверенно.

А Аньис плохо расслышала его объяснения, они не уложились в сознании. Ее как будто оглушили, и она стояла, не слыша, не видя и не понимая ничего. «Отправляйся в ад, Рональд Эль!» — вдруг громогласно прозвучал в голове ее собственный голос, а перед глазами сомкнулась тьма.

Наверное, в этот день Аньис пережила слишком много. Тревожные вести, решение купить жизнь мужа ценой собственной, необычный полет, встреча с тем, кого так долго боялась, и эта, последняя новость, убивающая наповал, и резкое осознание, что сама совсем недавно «отправила» мужа в ад…

Она потеряла сознание.

* * *

— Вот, выпей, — услышала она, когда сознание вернулось. Черноволосая женщина с янтарными глазами и резкими чертами лица, напоминающими Эдора, приподняла ей голову и поднесла ко рту стакан воды.

— Пей! — властно сказала она и влила ей в рот несколько глотков. Прозрачная вода была не простой, Аньис легко уловила в ней нотки оздоравливающей магии. Аньис закашлялась.

— Теперь точно не помрет, — сказала женщина, поднялась на ноги, протянула Аньис руку, и с неженской силой вздернула ее наверх.

— Моя мать Ингрит, — послышался голос Эдора. Он стоял вполоборота к Аньис, руки все так же сложены на груди. А в лице читалась мука, открытая мука, как будто это он сейчас сгорал. — Она позаботится о тебе, если я погибну в войне с адом.

— Но на ласку не рассчитывай, — бросила женщина, повернулась и пошла к выходу из грота. — Эдор, — она обернулась, — как разберешься — жду тебя. Нужно поговорить.

— Что же ты медлишь, ящер? — спросила Аньис горько, когда дверь за Ингрит захлопнулась. — Ты хорошо отыграл, пленил Рональда, достал кольцо, отправил послание его сыну, чтобы тот вернул меня в этот мир… Осталось последнее — то, ради чего ты звал меня. И ты — победитель. Останется лишь договориться с адом и разделить с ним мир пополам.

Эдор обернулся к ней, его лицо передернулось. Он сделал шаг к ней, но словно наткнулся на невидимую стену. И тут Аньис осенило, резко и точно.

Она истерично засмеялась.

— Не можешь, да?! Кольцо все еще тебе мешает! Что ж, значит, Рональд защитил меня и сейчас… Думаю, этого ты не ожидал!

Впрочем, про себя она подумала, не ждет ли ее участь хуже смерти. Ведь не ясно, что задумал Эдор, раз спалить ее он по-прежнему не может.

…А Эдор стоял словно за стеной, лицо его корчилось от боли и гнева. Но к ее — и, вероятно своему — удивление, он неожиданно он взял себя в руки.

— Я не хочу убивать тебя, Аньис. Мне этого не нужно. К тому же ты права — я бы не смог. Кольцо все еще запрещает мне это… — он помолчал, потом продолжил с видимым усилием, обжигая своим янтарным пламенем. — Мне нужны не минуты наслаждения. А ты — навсегда. Я люблю тебя. И ты тоже меня полюбишь. Потом мы будем вместе править архоа.

— Что? — не поверила своим ушам Аньис. — Ты хочешь, чтобы я тебя полюбила?! После всего, что ты сделал?!

— И всегда хотел. Поэтому ты останешься здесь. Выход к морю заблокирован, не пытайся выбраться. Твоя магия здесь тоже не действует. Будешь жить тут, пока не полюбишь меня.

— Невозможно получить любовь измором или силой, — с презрением в голосе ответила Аньис, поражаясь его жестокости и глупости.

— Посмотрим, — усмехнулся Эдор. — Ты будешь одна… Впрочем, оглянись — я хорошо все устроил. Твои любимые книги, мебель в твоем вкусе, удобная кровать, бумага и карандаши… Найдешь чем заняться. А я буду приходить к тебе между сражениями. И рано или поздно ты полюбишь единственного, с кем можешь говорить. Так бывает с вами, — он снова усмехнулся. — Я ведь хорошо изучил людей, живя среди них. Потребность в себе подобных, общении и разговорах у вас куда выше, чем у архоа. Ты сдашься и полюбишь меня. И сама подойдешь ко мне.

— Ты чудовище, Эдор! Ты стал чудовищем! — бросила ему Аньис. Он и верно заготовил ей участь хуже смерти. Одиночество. И лишь его жестокое лицо порой.

— Чудовище я или нет, а я люблю тебя, — и он направился к двери. — …Там на полке топоко, — оглянулся он, — тебе всегда нравилась эта дудочка… Когда я вернусь, сыграешь для меня. А сейчас мне пора на поле боя. Ад снова брызжет своей отрыжкой… И да, Аньис… я не отправлял никакого сообщения сыну твоего мужа. Я даже не знал, что у него есть сын. Я всего лишь договорился с судьбой, что ты придешь ко мне. И вот ты здесь. До встречи, Аньис…

Его прощальный взгляд был ласковым. Но по-прежнему полным боли и злости.

— Если любишь — отпусти меня и верни мне мужа! — крикнула Аньис, прежде чем дверь за ним захлопнулась.

Она бросилась к выходу, хоть и понимала, что это бессмысленно. Не открыть. Магия не действовала.

Аньис села на корточки у стены и заплакала.

Вот так. Ящер переиграл ее, даже ни разу не соврав.

Рональд в аду. И она пленница, не властная ему помочь.

ГЛАВА 29

— В чем дело, мама? — спросил Эдор, скрестив руки на груди. Не пристало Правителю архоа называть ее «мама», но сейчас они были вдвоем. А у Эдора всегда были доверительные отношения с матерью. Куда лучше, чем с отцом. Суровая, жесткая женщина — зеленоглазая Ингрит — очень любила его, и он это знал.

— Мне она не нравится! — твердо ответила мать и посмотрела ему в глаза. — Твоя затея обречена на неудачу. Она любит другого! И вряд ли ты сможешь перебороть это.

— Она поймет и полюбит, мам, — поморщился Эдор. — Кровь архоа сильна в ней, а все лишнее выгорело тогда, когда… Она одна из нас, просто еще не знает этого. Она поймет мои устремления, нашу жизнь и характер.

— Вряд ли, — пожала плечами Ингрит и отошла к небольшому окну в толстой стене. Луч света выхватил ее строгие, резкие черты. — Но я присмотрюсь к девчонке. И…, знаешь, сын, — быстрым шагом Ингрит подошла к Эдору и дотронулась рукой до его плеча, — только ради тебя. Как мать, я не одобряю твой выбор. Она далека от нас и не любит тебя. К тому же ты не получишь ее любовь, держа ее в заточении. Разве что спустя много лет, когда она потухнет и потеряет волю. Но я понимаю — она Сокровище, у тебя нет другого выхода. Не хочу, чтобы ты мучился. Если единственный способ прервать твои мучения — это обрести Сокровище, что ж… И как архоа я принимаю волю своего Правителя. Я не пойду против тебя.

— Спасибо, мама, — Эдор порывисто взял ее руку и поцеловал.

— Где это ты подцепил? — расхохоталась Ингрит. — В одном из диких людских селений?

— Да, в одном из них… — задумчиво ответил Эдор. — Прошу, мама… Сегодня я сам поведу архоа в бой. Если в этой войне я погибну — позаботься о ней. Отпусти ее и отнеси в самое безопасное место, что будет в нашем мире… Даже если это последний клочок безопасной земли — укройтесь там!

— Хорошо, Эдор, — глаза драконицы сверкнули. — Я обещаю тебе это. Но я тоже боевой дракон! Найди еще способы сберечь ее.

* * *

Дальняя стена здесь отсутствовала — вместо нее был выход в никуда. Бесконечный — настолько высоко здесь было — скалистый обрыв уходил вниз до самого моря, где волны блестели на солнце и бились о скалы. Эдор знал, что она владеет магией. К тому же он, видимо, опасался, что она захочет покончить с собой, прыгнув вниз. Поэтому на границе грота располагалась невидимая стена, в которую бесполезно было биться руками и ногами. И так же бесполезно было пытаться пробить ее магией.

Он сказал правду — магия Аньис здесь не действовала. Она пыталась воздействовать на стену и двери. Магия рождалась в ней, как всегда. Но не могла выбраться наружу, просто тухла у нее в руках, уходила обратно в сердце.

А внутри грота все было устроено даже хорошо. Если бы не обстоятельства, при которых она здесь оказалась, Аньис могло бы понравиться.

Мебель с резными спинками и мягкими сидениями. Шкаф с одеждой у стены. Аньис обнаружила там множество коротких платьев по драконьей моде и несколько брючных костюмов. Рано или поздно ей придется сменить одежду. Ее собственное платье не только порвалось, но и испачкалось во время скачки и полета. В центре грота стоял столик из темно-коричневого дерева и несколько удобных стульев.

Кровать была широкой и удобной, с легким, но теплым одеялом. А в самом дальнем углу стояла большая ванна. Раз в день она неведомым образом наполнялась теплой водой. А в буфете с посудой раз в день открывалась брешь, нижняя полка погружалась в нее и возвращалась, уставленная блюдами и напитками.

Еда была похожа на человеческую: много рыбных блюд, овощи, странные длинные нити, пахнущие морем, но достаточно вкусные. Водоросли, догадалась Аньис. И множество разноцветных неизвестно из чего сделанных десертов. «Видимо, ящер решил подсластить мое заточение», — усмехалась Аньис, выкидывая очередной десерт в ту брешь в буфете, откуда поступала еда. Понимала, что это похоже на детские капризы, но хотелось как-то задеть его.

Вначале, поддавшись приступу отчаяния, она и вовсе решила заморить себя голодом. Пусть Эдору достанется только ее изможденное мертвое тело. Но это был лишь первый порыв. Задумавшись, она поняла, что умирать ей рано. Потому что Рональд жив и томится в адской тюрьме. Легенды о ней были полны зловещего ужаса, считалось, что оказаться там куда страшнее смерти. Непрерывная пытка и боль. Лишь один человек за всю историю вернулся оттуда — безумный, весь в шрамах, не способный даже есть сам.

Невыносимо было думать, что Рональд там. Страх за мужа разъедал душу. Она успокаивала себя тем, что он не человек, для него и адская тюрьма не так опасна… Но страх и боль никуда не уходили. И особенно больно было вспоминать свои слова, свое проклятье… Может быть, это она сама отправила Рональда в ад, прокляв его?

Но был и очевидный виновник, и при мысли, что это организовал Эдор, ее охватывал гнев и даже ненависть к дракону.

Умирать ей рано, она должна выбраться отсюда. И помочь Рональду — неизвестно как, но помочь. А еще она чувствовала, Эдор не солгал, что не отправлял сообщение Ингорио. А это значит, что у Рональда есть противник, более опасный, чем Эдор. Он способен подделать ментальное послание Рональда и отправить его сквозь миры… В том, что Ингорио не виновен, Аньис была уверена, внутреннее чутье подсказывало ей это.

Нужно как-то выбраться отсюда. Как-то перехитрить Эдора. А перехитрить будет сложно, потому что она даже видеть его не могла… Скулы сводило от злости, как только он появлялся.

Первые два дня она была совсем одна. Может быть, дракон хотел дать ей осмотреться и прийти в себя. А может быть, сам неотлучно был на поле битвы. Но вечером второго дня он пришел. Смотрел на нее, говорил, даже просил прощения…

А Аньис не отвечала. Просто не могла с ним разговаривать. Брала книгу или бумагу и карандаши и, не глядя на него, изображала погружение в свое дело. Или же — наоборот — сидела и с немым укором смотрела на него, смущая и заставляя его корчиться от противоречивых чувств.

Но Эдор действительно стал опытнее и владел собой лучше, чем раньше.

— Я понимаю, что ты не хочешь со мной говорить, считаешь причиной всех своих бед, — сказал он, устроившись на стуле и положив локоть на столешницу. — Тогда я буду говорить за двоих…

Теперь он сидел в гроте часами и рассказывал ей… обо всем. О своей жизни, о своем хулиганском детстве, о пиратской жизни, о том, как идет война… И Аньис начали вспоминаться счастливые вечера, когда они с Эдором беседовали в саду, и он рассказывал ей о дальних странах, о море и горах, о пустынях и городах, где живут другие, необычные люди… Совершенно неожиданно от этих воспоминаний стало больно, как больно бывает осознавать потерю, что нечто очень хорошее прошло и не вернется никогда. И Эдор тогда был такой милый, интересный, она так ему доверяла!

— Что же с тобой стало, Эдор! — горько сказала она. Это был пятые день ее заточения и третий день монологов Эдора. Впервые за пять дней она произнесла фразу вслух. За это время успела отвыкнуть от своего голоса, он звучал непривычно.

— А что со мной стало, Аньис? — остро глядя на нее спросил он.

— Ты стал злодеем, — печально сказала Аньис.

— И что же такого злодейского я сотворил? — с горечью в голосе спросил Эдор. И вдруг искренне добавил: — Я ни на секунду не сомневался, что ты обо мне такого мнения. Но это больно… Я и мои архоа каждый день сражаемся, чтобы уберечь мир от ада. А я… я привожу себя в порядок каждый раз, перед тем как прийти к тебе… Чтобы ты не видела моих ожогов и копоти на лице… Больно, что это ничего не стоит в твоих глазах!

Он пронзительно посмотрел на нее, и в пламенеющем янтарном море не было привычного вожделения. Только необъятная горечь. И Аньис вдруг тоже стало больно — за него. Тот, кто каждый день своей грудью прикрывает мир от адской напасти, достоин хотя бы разговора…

— Это все так, Эдор, — тихо сказала она, опустив глаза. — Но ты предал своего учителя. Ты заманил меня сюда и держишь взаперти… И при этом утверждаешь, что любишь меня. И, наконец, ты стал пиратом, ты грабил и убивал людей…

Эдор грустно усмехнулся:

— Да, я продал Рональда в ад, чтобы получить тебя. Но я сохранил ему жизнь. Если мы победим в войне, он получит свободу. Я открыто разорвал с ним союз, и он не мой учитель уже давно… Так ли уж велико мое предательство? Да, я заманил тебя сюда. Но я ни разу не солгал тебе.

— Но ты подал все так, что я согласилась прийти к тебе! — со слезами на глазах произнесла Аньис. Как когда-то с матерью, она ощущала, что еще немного, и начнет понимать и жалеть его. Ее доброе, искреннее сердце хотело утешения. А утешение даст лишь милосердие, лишь возможность обелить бывшего друга в своих глазах… — Разве это не обман? И после этого ты говоришь, что любишь меня…

Эдора передернуло, он сделал движение, словно хочет встать и подойти к ней. Но невидимая стена все так же удерживала его. Между ними всегда было то расстояние, которое определяла Аньис. А она сидела как можно дальше от него — в другом углу комнаты. В начале она боялась, что стена рухнет, и ее снова ждет пламя. Но запрет был нерушим.

— Да, это обман, — признал Эдор, сев на стул. — Но разве у меня был другой вариант получить тебя? И ведь, Аньис… — ей показалось, что сейчас он зайдется слезами, но он лишь опустил голову ниже и смотрел на нее исподлобья. — Пойми… Твое присутствие для меня — это неизбывная боль… Я и сейчас наслаждаюсь, глядя на тебя, вдыхая твой запах, слыша твой голос. Но одновременно с этим меня раздирает боль от невозможности быть с тобой. И все, что я могу — лишь говорить с тобой и надеяться, что ты ответишь… Я мучаю этим самого себя. Я мог бы жить вдали от тебя, сейчас я уже могу держать в узде свое … вожделение… Постепенно оно сошло бы на нет. Но я люблю тебя и хочу быть с тобой вместе всегда. А другого способа получить тебя у меня не было…

— Но ты чуть не сжег меня! Неужели тебе этого мало? — с надрывом спросила Аньис. Она уже не могла сдерживаться, и слезы текли по щекам неуправляемо, бесконтрольно. Она плакала за двоих — за себя и за Эдора. Из-за всего, что их когда-то разлучило, сделало невозможным даже дружбу. И собственная боль, обида души и тела смешивалась с его, Эдора, болью от невозможности обрести Сокровище.

Эдор вздрогнул.

— Я тысячу раз сгорал сам, коря себя за это! Знаешь, что было со мной, пока я думал, что убил тебя… — он вдруг сорвался со стула, рванул в ее сторону, наткнулся на стену и упал на колени. — Аньис, прости меня, что чуть не убил тебя!

Аньис подняла на него глаза. Несколько мгновений она думала… Обида на страшную боль, что он причинил, все еще была жива в ней. Но сейчас он стоял на коленях и просил прощения. И это было слишком для ее доброго сердца.

— Встань, Эдор, — тихо и спокойно сказала она. — Я не корю тебя за это. Видимо, ты действительно не владел собой. Может быть, ты мог сдержаться в самом начале, но ты не понимал к чему приведет твоя несдержанность. Я прощаю тебя. Но я не могу простить, что из-за тебя мой муж сейчас томится в аду… Ты говоришь, что любишь меня… Так пойми — я люблю его! И одна мысль, что он там, что его мучают, убивает меня…

Тело и лицо Эдора передернуло, словно волна пробежала по всем его нервам. Он встал.

— Именно поэтому я так и поступил. Ты любишь его, и из-за этого в твоем сердце нет места для меня. Я должен был убрать его из твоей жизни… Мне больно видеть тебя, Аньис. И боли столько же, сколько и наслаждения. Но я архоа, я не отступил. И знаю, что это место найдется… А что касается грабежа и убийств… А ты задумывалась, сколько человек убил твой муж? Ему много сотен лет, у него за спиной сотни убийств. И люди гибли тысячами, когда он отправлял их в бой ради своих игр. Как сейчас.

— Он всегда действует ради благой цели! — жестко сказала Аньис. — Как солдат в бою…

— Но эти же солдаты гибнут по его воле. И многим из них наплевать на высокие цели, которые ставит твой муж. Я, по крайней мере, не говорю, что убиваю ради благой цели. Если только сущности ада…

— Ты неисправим, — прошептала Аньис. Но что-то в ней сдвинулось. Она больше не могла его ненавидеть. — Отпусти меня Эдор… — еще тише прошептала она. — Я просто прошу об этом… Если любишь, отпусти. И я поверю в твою любовь… А когда-нибудь мы снова можем стать друзьями…

Смесь чувств отразилась в его лице. Досада, боль, понимание… В этот момент Аньис показалось, что он готов сдаться, махнуть рукой. Отпустить ее. Но это длилось лишь мгновение. Эдор скрестил руки на груди и отвернулся.

— Нет, Аньис. Я архоа, и я не отступлю. К тому же… Стоит мне отпустить тебя, и ты отправишься прямиком в ад вытаскивать своего мужа из адской темницы. Думаешь, я не понимаю этого? А освободить его не в силах даже я, не то, что ты. Знаешь… я уже говорил это. Ты тоже архоа, наша кровь сильна в тебе. Ты еще поймешь мои мотивы. Прощай, Аньис… Завтра я вернусь после битвы, и мы продолжим разговор.

И быстрым шагом направился к двери.

А Аньис осталась в смятенных чувствах. Боль, досада, и какой-то душераздирающий свет пронзали ее, заставляя рваться на части.

Но одно она знала точно. Она больше не может ненавидеть Эдора. Она действительно где-то немного понимала его. Только простить «продажу» Рональда все еще не могла.

И все же в какой-то момент он был готов отпустить ее. Казалось — еще чуть-чуть, и драконье сердце растает. Может быть, если разговаривать с ним по-хорошему, он сдастся и даст ей свободу?

* * *

На седьмой день Эдор не появился. Но пришла Ингрит. Так же села за стол и принялась разглядывать Аньис, которая только что вышла из ванны и причесывалась. Пленница она или нет, а должна следить за собой. Иначе превратится в ничтожество. И это будет значить, что Эдор сломил ее, и ей все равно, как она выглядит, как она пахнет, кто она такая… Останется лишь сдаться на милость победителя.

— Зачем ты пришла? — твердо спросила Аньис. К собственному удивлению, она совсем не боялась драконицу, хоть и понимала, что это Эдор не может подойти к ней. А Ингрит ничто не помешает свернуть ей шею.

— Эдор попросил. Чтобы ты не спятила от одиночества. Он слишком занят в бою сегодня, — резковато ответила Ингрит. И вдруг рассмеялась. Смех у нее был глубокий, раскатистый, не женский. — А еще я решила посмотреть на будущую невестку!

— И что ты видишь? — с презрением спросила Аньис.

— Вижу, что, возможно, мой сын не ошибся с выбором, — мягче сказала Ингрит. — Ты хоть знаешь, что за кровь течет в твоих жилах, девочка?

— Знаю, — усмехнулась Аньис. — Кровь альбенийки — дочери великого государства людей. И не нужно говорить мне про архоа и их величие.

— Эта простенькая кровь тоже есть в тебе, — вдруг улыбнулась Ингрит. — Но ты архоа куда больше, чем думаешь. Я вижу это. В тебе кровь водных драконов, девочка. Самых редких — сейчас их всего четверо среди нас. Величайшей силы против ада. Тех, кто своей магией создает внутри не огонь, а воду, и гасит адское пламя. Так что, возможно, мой сын не ошибся… От тебя самой мало прока. Ты и маг-то слабенький. А вот твои дети могут родиться водными драконами. Если, конечно, их отец будет сильным архоа, — усмехнулась она в конце.

— Боюсь, эти планы не сбудутся, — с усмешкой ответила Аньис.

— Посмотрим! — рассмеялась Ингрит. И вдруг она поморщилась, словно у нее заболела голова и приложила руку к виску. — Ад выбросил новую рать, — сказала она. — Я нужна на поле боя… Прощай, драконья девочка! И не скучай в одиночестве!

Она встала и быстро вышла из грота.

* * *

Война шла уже девять дней. Каждый день ад извергал из себя новую рать, а альбенийцы с союзниками и архоа отражали удар. Теперь это были не только полчища мелкой нечисти. На поле боя вышли крылатые высшие сущности, наделенные магией. И сражаться с ними могли лишь архоа — в воздухе, и сильные боевые маги — с земли.

Конечно, если бы не помощь архоа, люди давно потерпели бы поражение… Драконы сражались с высшими магами ада и магически, и в рукопашную. Тут и там можно было увидеть багровое тело, переплетающееся в смертельной борьбе с мощным телом ящера. Или молнии и потоки огня, извергаемые ими друг в друга. А самыми сильными в борьбе с высшими сущностями ада были четверо водных драконов, извергавших магическую воду, гасящую любое адское пламя.

В бой архоа теперь вел их молодой правитель Эдор. Люди побаивались его, слишком яркое пламя горело в его глазах. Но для драконов он стал настоящим предводителем. Сочетание собственной отваги и способность просчитать атаки противника наперед сделали его настоящим лидером. Не по праву крови, а по праву способностей.

Иногда приходилось отступать. Но пока что все битвы выиграли архоа с их человеческими союзниками. Не решающие битвы, потому что было ясно — ад еще не выпустил главные силы. Так, до сих пор никто из Трех не появился на поле брани. А легенды гласили, что появление Трех или кого-либо из них несет неминуемую смерть. Слишком велика их магическая сила.

А на девятый день все изменилось. Казалось бы, люди и драконы в очередной раз начали побеждать, загоняя противника обратно в щели, из которых те выползали. Но внезапно почти под ногами альбенийцев раскрылся огромный, пышущий огнем кратер. И из него вышло полчище больше всех остальных. А вел его один из Трех — Краах. Эдор узнал его.

Обычно члены правящей семьи, то есть Эдор и его мать, не сражались одновременно. Чтобы не погибли сразу оба. Но сейчас архоа призвали всех боевых магов племени, что могли сражаться. Иначе исход битвы был бы предрешен. Так Эдор и его мать оказались возле гор Андоррэ одновременно.

Сражение шло долго. Так долго, что обе стороны начали уставать. На стороне ада был Краах, способный атаковать силой всех Трех, ведь еще двое поддерживали его энергетически из адских бездн. На стороне людей и архоа — Эдор с кольцом дракона на пальце, сделавшим его сильнейшим магом в мире.

Понимая, что это единственный выход, он пробивался к Крааху, чтобы бросить ему вызов и обезглавить адское полчище. Но Краах ускользнул, огнем прорезал себе путь среди архоа и столкнулся в бою с быстрой черной драконицей.

Ингрит была сильным магом и опытным драконом. Она родилась во времена, когда жива была память о старой войне с адом. Ее вырастили в старинных традициях боевой магии и боевого полета. Она знала все приемы… И она была смелой, как все драконы. Отважной, способной не жалеть себя. Но и ей было не устоять против объединенной в Краахе силы Трех. И она начала сдавать в схватке, пока половина адских сил перекрывала ее сыну путь, чтобы не смог прийти на помощь.

Эдор увидел, как вдалеке желтая молния поразила его мать, яркими всполохами пронеслась по ее фигуре. И большая черная драконица, кувыркаясь в воздухе, полетела вниз. И разбилась. Лишь предсмертный драконий вой огласил предгорья Андоррэ.

Способность Эдора держать себя в руках возросла благодаря кольцу. Но тут он обезумел. С ревом он кинулся на Крааха, ведь адские силы вдруг расступились перед ним. То ли в панике перед яростным драконом, то ли по замыслу Трех. Но Краах не принял бой… Он устремился дальше на запад, над горами Андоррэ, спасаясь бегством от носителя кольца драконов. И бросил Дирру приказ вести архоа в бой, Эдор преследовал его.

Он не видел, что, прежде чем глаза Ингрит закрылись (уже на земле она приняла человеческую ипостась, как это происходит с драконами перед смертью) трещина распахнулась и поглотила ее тело.

Несколько раз Эдор нагонял Крааха, и они сражались: атаковали друг друга огнем, молниями и чистыми потоками магии. Но каждый раз Краах ускользал и летел все дальше на запад. Когда они были уже на другом конце Андоррэ, а поле боя совсем скрылось из глаз, Краах наконец принял бой.

У Эдора было кольцо драконов. Но, вероятно, мощь Трех, объединенная сейчас в Краахе, была больше. Общая сила ада обрушилась на Эдора в виде воздушного удара, призванного сломать кости дракона. И он не устоял… Трескались кости, оглушенный разум гас, и молодой правитель архоа, как совсем недавно его мать, кувыркаясь, полетел к проклятой адской земле.

Краах не стал добивать его, лишь усмехнулся, бросил последний взгляд на умирающего дракона и улетел, когда огромное черное тело еще подрагивало на земле. «Это была хорошая схватка, но ты проиграл», — услышал Эдор ускользающим сознанием, прежде чем полная тьма сомкнулась перед глазами.

* * *

В адской тюрьме было горячо. Камеры, похожие на черный каменный мешок, разделялись надвое трещиной, горевшей мрачным багровым огнем. Над ним клубился черный дым, забивался в легкие, мешал дышать и заставлял кашлять. Цепь, приковывавшая узников к дальней стене, была длинной и не могла помешать упасть в трещину. Поэтому пленникам приходилось спать на узенькой полоске камня, постоянно просыпаясь в страхе сверзнуться в огонь. Впрочем, лично для Рональда это было не так уж страшно. Ему приходилось проводить время и в худших условиях.

Однако иногда цепь делали короче, а скованные кандалами руки прикрепляли к стене. Когда кто-либо из высших сущностей хотел развлечь себя пыткой. Пытки вообще были любимым удовольствием для них. А в качестве пленников особенно ценились архоа, способные переносить долгие годы, даже века постоянных мучений. Трое из них по сей день томились в адских застенках еще со времен прежней войны. Архоа об этом не знали, они давно похоронили своих соплеменников.

А недавно в тюрьму попали еще двое архоа, очень ценных пленников, на которых у ада были большие планы. Сначала один, а потом другая.

Рональда никто не пытал. И дело было даже не в договоре, заключенном с Эдором. Тело Древнего могло выдержать муку не меньше архоа, смерть под пыткой ему не грозила. Но Краах приготовил для него мучение пострашнее, нечто, более болезненное и неприятное для Хранителя.

Во время битв он приходил к Рональду (предусмотрительно уменьшив длину цепей, чтобы плотнее приковать узника), заставлял пламя в трещине взметнуться высокими языками. И показывал в них картины битвы — как гибли люди, как несколько драконов сгорали и с диким воем падали на землю. Конечно, он показывал лишь избранные картины, те, что должны были дать понять, будто ад побеждает. Рональд знал это и радовался приходу мучителя. Потому что в это время он мог работать. Телепатия, как и магия, блокировались особой защитной системой. Проникнуть сквозь эту защиту, передать весточку или отследить мысли тех, кто был за пределами тюрьмы, было сложно даже для Рональда. А когда Краах приходил к нему, Рональд мог вдоволь покопаться его разуме. Это было непросто…

Как и прежде, сознание Крааха было надежно укрыто защитой, плотной, но сделанной филигранно. Особенно хорошо были защищены те части памяти, в которых таилось участие загадочного игрока, давно вредившего Рональду. И кто он, Рональд и пытался узнать.

Пока Краах со смехом глумился, демонстрируя Хранителю страшные картины сражения, Рональд незаметно ходил по закоулкам его разума, стараясь подобрать ключ к этим участкам памяти. Ко всему есть ключ… Нужно лишь время и тонкая работа.

Потом Краах уходил, а у Рональда появлялось время подумать, что удалось выяснить, проанализировать и приготовить новые приемы «взлома» его разума.

* * *

Странно, но он не умер. Сознание медленно возвращалось к Эдору. Он был в человеческой ипостаси. Все кости ломило, боль резкими ударами вторгалась то в один, то в другой уголок тела. Разум скорчился от первого воспоминания, вспыхнувшего в нем — его мать, Ингрит, погибла, а сам он потерпел поражение в схватке с Краахом.

А может быть, он умер, и это загробный мир драконов?

Но ощущения говорили, что он жив. Его израненное тело медленно, но неуклонно куда-то волокли, ноги бились о камни, а чьи-то руки снова и снова подхватывали его. Этот кто-то явно не был силен, пыхтел и сопел, а руки, хватавшие его, были маленькими.

— Уфф! А ты тяжелый! — сказал вдруг тоненький девичий голосок. Руки отпустили его, а потом у него под головой оказался округлый камень. Эдор попробовал разлепить веки. С третей попытки получилось.

Он находился в пещере со стенами из черного камня, а рядом на гладком валуне сидела девчушка лет пятнадцати и утирала пот со лба. Длинные светлые волосы струились до пояса, простенькие неправильные черты лица с курносым носом, большим ртом и выраженными скулами. Глаза у нее были обычные, человеческие, голубые, как небо. А одета она была в прямую белую рубаху, не скрывавшую тонких щиколоток и босых ног.

Неужели здесь кто-то живет, подумалось Эдору. Несмотря на кольцо драконов, усиливающее телепатию, сил прочитать ее мысли не было.

— Молчи и не пыжься, — суровым тоном сказала девчушка. — Сейчас тебя лечить буду!

Она встала с валуна, подошла к Эдору и начала водить руками над его телом. Ни голубоватого свечения, ни серебристых искр, обычных для целительной магии, от ее рук не исходило. Но чем дольше она водила, тем лучше ему становилось. Казалось, от ее движений кости срастаются прямо, ушибы и разрывы связок проходят, обожжённые органы внутри начинают работать как надо.

— Повернись, — она помогла Эдору перевернуться на бок и продолжила делать то же самое сзади. Потом повернула его обратно и велела сесть. К собственному удивлению, Эдор смог подняться и сел, ощущая себя совершенно здоровым.

— Кто ты? — изумленно спросил он.

— Я? — девчушка кокетливо опустила глаза, потом посмотрела на него искоса. — Ты меня хорошо знаешь. Недавно ты со мной договаривался… Помнишь? Я выполнила твою просьбу.

«Не может быть!» — подумал Эдор и повторил вслух:

— Но как такое может быть… Она ведь не сущность…

— Кто тебе сказал! У всего есть сущность! — назидательно произнесла она и подняла указательный палец вверх. — Но если хочешь — я ее аватар, воплощение. Ты мой любимчик. Даже мой баловень, поэтому я пришла помочь тебе, — снова кокетливый взгляд из-под светлых бровей.

— Спасибо! — искренне сказал Эдор. — Но как же…

— Я подумала, что тебе не следует сейчас умирать, когда война не окончена, а ты сам так и не познал того, что хочешь, — рассмеялась она, пресекая вопросы. — Только дальше веди себя хорошо, Эдор ин Ви. Ты знаешь, что нужно делать. А то у меня есть и другие любимчики… Двое из них тебе хорошо знакомы.

Эдор открыл рот, чтоб спросить, о чем она, но не успел. Девчушка рассмеялась, закрутилась белой спиралью и исчезла.

— Восток там! — услышал он на прощание. Ее уже не было, но резкий порыв ветра указал ему направление. А в стене, куда дул воздух зияла небольшая черная дыра. Не выход наружу, скорее проход дальше, под горы Андоррэ.

— Постой! — крикнул Эдор в пустоту.

С минуту он сидел, пытаясь осмыслить произошедшее. Он встретился с самой Судьбой? Сама Судьба вылечила его и дала второй шанс? В одном она точно была права — теперь он точно знал, что делать.

Его мать, родная, суровая, любимая погибла. У него осталось единственное дорогое ему существо.

Аньис.

Эдор вышел из пещеры, принял драконью ипостась и полетел на восток. В Архоа его встретило ликование. Соплеменники отчаялись увидеть в живых и Ингрит, и Эдора, принявшего на себя одного из Трех и этим решившего исход битвы. Пока Краах сражался с Эдором, архоа и их союзники победили.

Но это был не конец… Сразу после появления Эдора пришли вести, что ад выбросил еще одну несметную рать. Никого из Трех не было, но численность адского войска превышала все прежние.

Эдор быстро дал распоряжения Дирру, велел вести архоа в бой, набросал стратегию. И в случае, если не вернется, приказал возглавить архоа и действовать на свое усмотрение.

Сам Эдор пошел к Аньис. Он действительно знал, что делать.

ГЛАВА 30

Когда Ингрит ушла, Аньис охватила тревога. Видимо, дела на войне идут не в пользу архоа и альбенийцев, раз оба главных дракона должны вступить в бой. И теперь она волновалась за весь мир. Что будет, если архоа потерпят поражение? Ад будет захватывать страну за страной, пока не покорит мир. Возможно, оставит немного рабов, но большая часть людей будет просто уничтожена. Перед глазами вставали картины горящей столицы Альбене, портовых городов Карлии, лесов и полей. И бешеная боль разрывала душу при мысли о родных и друзьях, рискующих погибнуть в этой войне.

А что будет с ней, если оба дракона погибнут? И Эдор, и его мать? Отпустят ее оставшиеся архоа или так и не нарушат приказ правителя. В последнем случае ее ожидает долгая смерть от голода, и она так и не поможет Рональду… Он останется в огненных застенках ада. Аньис вздрагивала при этой мысли. Да и себя было жалко… Умирать не хотелось.

Теперь она переживала и за Эдора, и даже за его мать. Если сравнивать с адом, Эдор был всего лишь вздорным мальчишкой, не сумевшим справиться с чувствами. Более того, она почти начала верить в его любовь… И какой бы собственнической, какой бы драконьей эта любовь не была, но сердце принимало ее и даже сжималось от благодарности. Она единственная для Эдора, как бы глупо и жестоко он себя ни вел. И каким бы жестоким мальчишкой он ни был.

Ей вспоминалось, как он бежал от нее в подземелье тогда, в первый раз, когда она слишком приблизилась к нему. Как боролся с собой, корчился у стены, отшвыривал ее магией, чтобы спасти ей жизнь. Как стонал, будто под пыткой, но не хотел ее убивать. И ей становилось жаль его. Она начала понимать.

Теперь она молилась, чтобы Эдор был жив. Хотела, чтобы он пришел. Это будет значить, что очередная битва выиграна архоа, и мир все еще не под властью ада. И, в конце концов, ей было просто плохо, одиноко и тревожно одной…

Но шли часы, ни Эдор, ни Ингрит не возвращались. Становилось уже не просто тревожно, становилось страшно. Неужели самое ужасное произошло? Архоа терпят поражение, и весь мир висит на волоске…

Когда Аньис уже металась из угла в угол, наконец пришел Эдор. В тот момент ей захотелось броситься ему на шею, как девушке, дождавшейся своего воина-победителя. Аньис сдержалась, зная, к чему это приведет.

— Аньис, — начал он. В лице не было вожделения. Оно было новым, другим. Решимость и боль. И, наверное… еще нечто большее. Какой-то внутренний свет, что дается лишь одним чувством. — Мы победили, с большим трудом… Но… — он замялся. — Моя мать погибла.

К собственному удивлению, у Аньис сперло дыхание. Она лишь два раза видела эту женщину, но в груди взорвалась и разлетелась болью пустота. Вот так. Война. Еще несколько часов назад черноволосая женщина с твердыми чертами и жестким голосом разговаривала с ней, они кололи друг друга словами… А теперь ее нет. Почему-то всплыли в памяти ее слова о том, что в жилах Аньис сильна кровь водного дракона, и слова Эдора, что она тоже в чем-то архоа…

— Эдор, мне очень жаль… — только и нашла сказать она.

— Она была хорошей архоа, — сказал Эдор, подняв руку останавливающим жестом, и на безымянном пальце отсвет выхватил черное гладкое кольцо. — Но я пришел не за состраданием. И не чтобы сказать тебе об этом. Я отпускаю тебя, Аньис… — последнее ему явно было выговорить сложно. Он поднял руку ко лбу, словно стирал наваждение или утирал пот. И Аньис заметила, что капли пота действительно блестели у него на коже, как у того, кто сильно волнуется. Или у того, кто сражался с собой и вдруг победил. Его плечи расслабленно опустились.

— Что? — казалось, весь мир закачался вокруг нее.

— Я отпускаю тебя, Аньис, — тверже произнес он. — Я люблю тебя и не могу оставить здесь. Не могу больше причинять тебе боль. Мне самому больно от этого. И я должен позаботиться о тебе… Сейчас я вызову одного из архоа, и он отнесет тебя в Карлию. Война нескоро дойдет туда. И вроде бы тебе всегда нравилась эта страна… Прощай… — по резкому смуглому лицу двумя тонкими струйками потекли слезы. Но спина его не согнулась.

Аньис сделала два шага к нему. И почему-то тоже заплакала…

— Эдор… Спасибо… Но мне не нужно в Карлию… Я…

— Подожди, я договорю, — сглатывая слезы, произнес он и снова поднял руку. Казалось, жесткий стержень застыл внутри Эдора. Только слезы выдавали его чувства. — Ад убил мою мать. И убьет всех нас, если я не сделаю того, что должен. И поэтому я хочу заранее обезопасить тебя. Я иду в ад, Аньис. Я должен освободить твоего мужа и убить Троих. Иначе победы не будет.

Слезы кончились. Осталась только решимость.

Полминуты Аньис молчала, утирая глаза рукавом. Потом сделала еще пару шагов к нему — теперь их разделяло не более пяти футов.

— Я иду с тобой, Эдор. Там мой муж, — твердо сказала она. И вдруг рассмеялась. — И не пытайся отправить меня в Карлию! Я тоже архоа, и я не отступлю! — и она инстинктивно шагнула еще ближе к нему. Эдор сделал шаг назад:

— Не подходи ближе, прошу, — сказал он. — Не мучай меня!

— Отойди от нее! — раздался вдруг твердый, но переливчатый голос. Аньис резко обернулась и увидела Ингорио. Бессмертный стоял, направив на Эдора извитой лук со стрелой, пылающей голубым светом. — Мне приходилось сражаться с драконами! Аньис, отойди, он больше не причинит тебе зла!

Думать было некогда. Откуда он взялся, как выяснил, где искать ее… В конечном счете, Орлеан хорошо знал историю Аньис и Рональда, мог догадаться и рассказать. Аньис бросилась к Ингорио и успокаивающе положила руку ему на плечо.

— Ингорио, сейчас он не желает зла. Он защищает мир от адских сил. И хочет отпустить меня. Он хочет идти в ад, чтобы спасти Рональда и убить Трех…

— Он лжет! — сказал Ингорио и сильнее натянул тетиву. — Посмотри, на его руке кольцо моего отца, это он его предал. Вероятно, с помощью кольца он подделал сообщение, ввел в заблуждение меня и Орлеана. И я не верю, что он хочет отпустить Сокровище!

Глаза Эдора, стоявшего напротив, полыхнули.

— Хочешь схватки, бессмертный? — жестко спросил он. — Я не отправлял тебе сообщения. Я дам свободу Аньис и пойду в ад. Но если перед этим нужно убить тебя, это меня не остановит!

— Я сам помогу отцу! — резко ответил Ингорио. — Нельзя доверять дракону!

Казалось, воздух стал густым от злости между ними. «Они же сейчас действительно схватятся», — в панике подумала Аньис, отпустила плечо Ингорио и встала между ними.

— Я верю тебе, — она посмотрела на Эдора. — И я благодарна, что ты пришел помочь. — Обернулась к Ингорио. — Но если вы убьете друг друга, ты оставишь мир без своей защиты, Эдор. А ты, Ингорио, не поможешь ни отцу, ни мне. Что могло бы убедить тебя, Ингорио, в его искренности?

И вдруг Эдор расхохотался.

— Аньис, ты как вода! Просачиваешься везде и смываешь ненужное… — Он сложил руки на груди и серьезно посмотрел на Ингорио. — Ты не можешь проникнуть в мой разум, кольцо защищает от этого. Но я сам откроюсь тебе…

Ингорио удивленно взглянул на него и опустил лук — так, чтобы в любой момент поднять его снова:

— Что ж, я жду, — ответил он. И оба замерли напротив друг друга, а Аньис отошла немного в сторону, чтобы не мешать.

Это продолжалось долго. Иногда лицо Эдора вдруг прорезала гримаса, видимо, Ингорио бродил по закоулкам его разума твердыми шагами, не смягчая. А иногда брови Ингорио вдруг приподнимались в удивлении, или, напротив, лицо становилось серьезным и мрачным.

— Нелегко тебе пришлось, мальчик, — вдруг сказал бессмертный и отвел взгляд. — Аньис, ты права, он не лжет. Но потом, когда мы с ним вернемся из ада, он ответит за то, что продал моего отца. Потому что я иду с тобой, дракон, — усмехнулся он, бросив взгляд на Эдора. — Мы с отцом идем разными путями, но все же он мой отец.

— Мне не нужна твоя помощь, — резко ответил Эдор.

— Да? — Ингорио удивленно поднял брови, очень похоже на то, как это иногда делал Рональд. — Не нужна помощь Хранителя, способного ходить по мирам и наделенного теми же свойствам, что и ты? Кроме, пожалуй, вашего оборотничества… Я не питаю к тебе симпатии, дракон. Но сейчас нам лучше объединиться.

— Да? — передразнил его Эдор. — А может быть, это ты привел Аньис обратно. Может быть, это ты играешь против отца… Если хочешь идти со мной, сам открой мне разум. Или я взломаю его при помощи кольца.

Ингорио задумчиво посмотрел на него.

— Что ж, мальчик, это предусмотрительно, — сказал он спустя несколько секунд размышления. — Смотри…

Они снова стояли друг напротив друга, теперь Эдор пронзал бессмертного своим горящим взглядом, и его лицо время от времени искажалось удивлением. А потом он вдруг расслабился.

— Он чист, Аньис, — сказал Эдор, повернувшись к ней. — Странный народ эти бессмертные… Но одно могу сказать точно — он не играет ни за ад, ни против отца. И искренне хочет помочь. Я пойду с тобой, бессмертный. Только отправлю Аньис в безопасное место…

— Аньис отправится обратно к энериа, дракон, — спокойно ответил Ингорио. Но Аньис заметила на его лице облегчение, что Эдор больше не копается в его голове.

— Ты хочешь снова забрать ее в другой мир? Оставить там беззащитной?! — взъярился Эдор.

— Вообще-то это самое безопасное место… — ответил бессмертный. — Пока нет отца, за его жену отвечаю я.

Аньис снова встала между ними.

— Вы еще не поняли? Я иду с вами, — сказала она твердо. — В аду мой муж. Да и маг с кровью водного дракона, явно не помешает.

— Аньис, это исключено, — твердо сказал Ингорио. — Как я буду смотреть в лицо отцу, если ты погибнешь. Да и сам я не могу этого позволить…

— Я не могу рисковать тобой, — сказал Эдор.

— Твой отец всегда давал мне выбор, — добавила Аньис. — А отвести меня к энериа ты можешь только силой. Как и ты, Эдор — отправить в Карлию.

Она вкладывала в голос столько твердости и решительности, сколько могла. Но сердце громко билось. Они никогда на это не согласятся… Запрут ее в безопасном месте, заставят сходить с ума от волнения. Но она должна! Она просто не может бездействовать, пока Рональд в аду, а всем ее близким и ее родному миру грозит смертельная опасность.

— Как я вернусь обратно, если ты, Ингорио… погибнешь? Если погибнете вы все? Я, смертная, проживу жизнь среди энериа как любимая зверюшка? — продолжила она, глядя на Ингорио. Она должна как-то их убедить! Должна! Сердце подсказывало, что без нее поражение неминуемо. Хоть что может девушка с небольшой долей крови архоа и начальными магическими навыками? Она повернулась к Эдору. — Если вы погибнете, рано или поздно ад дойдет до Карлии или другого места, где ты меня укроешь. И что тогда? Ведь ты не сможешь защитить меня тогда. Сдается мне, что самое безопасное место — рядом с вами.

Когда она закончила, в воздухе повисла тишина. Оба мужчины внимательно смотрели на нее. Эдор — пронзительно, горячо, словно впитывая ее, Ингорио — спокойно и задумчиво.

И вдруг Эдор рассмеялся:

— Знаешь, Аньис, что самое смешное?! Пожалуй, только для тебя ад относительно безопасен! Ни одна адская тварь не сможет причинить тебе вред. Это прописано в договоре, который подписал Краах от лица всего ада. Я должен был обезопасить тебя…

— Он говорит правду, — вдруг сказала Ингорио.

— Спасибо, Эдор… — тихо произнесла Аньис. От этой новости сердце сжалось благодарностью на грани боли. Каким бы драконом он ни был, он берег ее. И теперь… теперь Эдор шел в ад, рискуя всем… — Но это еще одна причина быть с вами. Я не могу отступить.

Ингорио с сомнением смотрел на нее.

А Эдор снова рассмеялся:

— Ты действительно архоа, Аньис! Я не могу остановить тебя, я тебя понимаю. Я не могу снова насиловать твою волю и не буду убивать неизвестностью. И этот бессмертный не совершит насилия над тобой!

Взгляд Ингорио стал необыкновенно задумчивым. Он опустил глаза, казалось, мысли раздирают его изнутри.

— Дети… — наконец сказал он с усмешкой. — Похоже, пока отца рядом нет, придется мне вас пасти… В этом нет логики… Но мое чутье Хранителя подсказывает, что я совершу страшную ошибку, если не позволю тебе пойти туда, Аньис. Это странно, но словно сама судьба говорит со мной, словно мы на развилке, и все решается именно сейчас. Давно такого не было… Можешь отправиться с нами, Аньис. И если нужно, я погибну, защищая тебя.

Неужели получилось, подумалось Аньис. Она не могла поверить своим ушам. Казалось, кто-то помог ей свыше, по-другому просто не может быть.

— Как мы проникнем в ад, ты знаешь, дракон? — спокойно спросил Ингорио. — Я не могу пройти сам и отвести вас по мирам. Слишком велик риск выйти прямо в огненные озера. Никто ведь не делал карты ада. А с огнем и крошащимися скалами не поможет ни договор о безопасности Аньис, ни способности Хранителей…

— Есть одна лазейка, — усмехнулся Эдор в ответ. — Я покажу вам, — и у Аньис в голове возникла картинка небольшой пещеры в черной скале. Пещера приблизилась, внутри оказался небольшой лаз, уводящий под горы.

— Этот вход вдалеке от главных владений ада, — улыбнулся Эдор. — Придется отправиться еще дальше на запад. Но думаю, ты найдешь, дорогу, Хранитель. Я ведь не могу отнести Аньис туда, не могу прикоснуться ни в какой ипостаси… — он горько усмехнулся.

— Откуда ты узнал о нем? — изумилась Аньис. — По легендам в аду нет черных ходов, лишь трещины, горящие алым пламенем…

— Можно сказать, сама Судьба притащила меня туда! — со смехом ответил он. — В самом буквальном смысле… А вот кто отправил тебе сообщение, бессмертный…

— Это самое важное, — сказал Ингорио. — Но мы узнаем это не сейчас. Собирайтесь, дети. Чутье подсказывает мне, что времени осталось мало.

— Да, наверное, мне стоит переодеться! — вдруг сообразила Аньис и кинулась к шкафу с одеждой. Там было много брючных костюмов в драконьем стиле. Вот этот, черный с золотом, как у Эдора, пожалуй, подойдет. Нужно только не смущаться обтянутых бедер, Эдор ведь наверняка будет на них смотреть, подумалось ей… Она отошла за ширму возле ванны и принялась спешно переодеваться. Стянула платье….

Словно издалека донесся голос Эдора:

— …Не исключаю, что отправила тоже она… — видимо, они с Ингорио продолжили обсуждать, кто отправил сообщение.

Где-то в груди кольнуло. Что это за «она»? Еще несколько часов назад Аньис была его единственным Сокровищем и смыслом жизни.

— Кто она? — бросила она Эдору, натягивая за ширмой брюки.

— Всесильная судьба, — послышался его веселый голос. — Я серьезно, Аньис. Я так и не нашел другого Сокровища, только ты.

Аньис улыбнулась про себя. Ей было приятно…

И на душе вдруг стало спокойно. Они пройдут тропами ада, спасут Рональда и весь мир. Или погибнут в попытке спасти. Все просто. На кону слишком многое, чтобы переживать за свою жизнь.

* * *

Ингорио долго петлял по мирам. Найти путь к маленькой пещере, показанной Эдором, было нелегко. Казалось, ад специально располагался так, чтобы к нему было не пройти способом, доступным Хранителям. Несколько раз они останавливались, Ингорио задумчиво прислушивался к ощущениям и просил Аньис не отвлекать его.

А ей казалось, что они провели в дороге уже несколько часов, хотя, наверное, это было не так. Она даже устала. Вначале она боялась, что сейчас Ингорио отступит и отведет ее к энериа. Справиться с ним, тем более в других мирах, она бы не смогла. Но Хранитель был честен.

Вдруг он стал менять миры очень быстро. Они делали пару шагов по выжженной пустыне, потом по морскому берегу, один раз вышли в центре площади со строениями округлой формы и сделали буквально один шаг. У Аньис рябило в глазах от обилия ландшафтов, от разного цвета неба, он странных растений, что она видела… Наконец они оказались посреди черных скал, уступами уходивших к морю. В стене небольшой горы зиял вход в пещеру. А рядом с ним сидел на валуне Эдор.

— Долго вы, архоа летают быстрее, — поддел он бессмертного. — Жаль, Аньис, что я не мог сам отнести тебя.

Ингорио бросил на него быстрый осуждающий взгляд.

— Сейчас не до сожалений. Веди, дракон, если знаешь куда…

Вслед за Эдором они зашли в пещеру, справа среди черных уступов прятался небольшой лаз.

— Аньис посередине, — сказал Эдор. — Если что, я приму удар на себя. Нам на северо-запад. Тюрьма — единственная область, где не ощущается ни магии, ни ментальных сигналов.

Ингорио кивнул, видимо, тоже изучал ад ментально, и периодически его лицо передергивалось — мысленное знакомство с этой бездной не было приятным. А вот Эдор был куда тверже, ничто в его лице не менялось сейчас. Только редкие взгляды на Аньис выдавали боль. Сама Аньис почти ничего не чувствовала. Лишь неприятный черный посыл, который исходил из-под земли, ощущался как страшная злоба и пропитывал все вокруг.

— Я чую здесь много всего, но основные адские силы сейчас в бою… Мы должны пройти незамеченными, прикрою ментально с помощью кольца, насколько смогу, — продолжил дракон. — Аньис в середине. Видимо, придется идти друг за другом, вряд ли тайный ход похож на центральный тракт, — усмехнулся он.

— Никто не может тронуть меня, — заметила Аньис. — Следует поставить меня первой…

Эдор вздрогнул.

— Даже не думай об этом!

— Пошли уже, — со вздохом сказал Ингорио и шагнул к проходу. Но Эдор быстро метнулся перед ним и зашел первым.

— Он прав, иди посередине, за ним, — сказал Ингорио и мягко направил ее к входу. В голосе снова звучало сомнение. Наверное, жалел, что взял ее с собой.

Конечно, лезть в дыру не хотелось. Липкий страх стал сочиться сквозь решимость, заползал внутрь, заставляя холодный пот выступить на спине. Аньис выдохнула, наклонилась, как и Эдор перед ней — проход был очень низким — сделала два шага и оказалась в темноте.

— Ты умеешь «включать» магическое зрение? — спросил Эдор.

— Да, — Аньис удивилась, что сама не подумала об этом. Создав внутри себя немного магии, она провела рукой по глазам, заставляя их обрести зрение в темноте. Теперь она увидела Эдора в пяти шагах впереди. Рядом с ней стоял Ингорио.

— Аньис, держи расстояние, — горько сказал Эдор. — Тебе все так же нельзя ко мне подходить…

* * *

Они шли и шли… Иногда останавливались, чтобы Аньис могла передохнуть. Сами Эдор и Ингорио казались неутомимыми, они и не были людьми. Бесконечные черные коридоры с кривым полом и стенами из острых скал сменялись пещерами, в которых бурлили огненные озера. От озер исходил жар, да и чем дальше в сердце ада они шли, тем горячее становился воздух.

Эдор и Ингорио неведомым образом находили дорогу, когда коридоры разветвлялись. Говорили, что ощущают, где та самая зона, что свободна от магии и ментальности, то есть тюрьма. Именно туда они шли, чтобы освободить Рональда, а потом… Потом собирались попробовать уничтожить душу ада — самих Трех. Правда, Ингорио настаивал на том, чтобы отвести Аньис с другой мир, что эта операция для нее слишком опасна. Впрочем, все надеялись, что к тому моменту ее муж уже будет рядом… Кто знает, что запланирует Рональд, обретя свободу.

Несколько раз в пещерах они встречали кучки мелкой нечисти. Вероятно, все высшие сущности были на поле боя, а охраняли ад лишь небольшие отряды кровососущих тварей с дырками вместо носа и уродливыми серыми мордами. С ними они легко разделывались магией, издалека атакуя серебристыми стрелами. Даже Аньис приняла участие.

Проверить, насколько ад не может причинить ей вред, так и не довелось. Мужчины заботились, чтобы ни одна адская тварь не приблизилась к ним.

— Интересно, чуют ли они наше присутствие? — спросила Аньис. Она облегченно присела на край камня, у них был отдых.

— Судя по всему, нет, — ответил Ингорио. — Я не ощущаю чужого внимания к нам. Выпей, — он достал из небольшой сумки на плече флягу и протянул ей. Аньис сделала пару глотков и положила на камень, чтобы Эдор мог взять. Хотелось выпить все залпом, только теперь она поняла, как сильно мучает жажда. Что сухой и горячий воздух сушит горло. Но она слишком устала, чтобы осознавать это.

— Пожалуй, нам нужно отдохнуть дольше, — сказал Эдор, глядя на нее. — Аньис едва переставляет ноги.

— Нет, нам надо спешить, — тихо сказала она, подумала и выплеснула на себя «кубок силы». Это был прием, когда магическая энергия превращалась в обычную физическую.

— Подожди, я добавлю, — улыбнулся Ингорио, взял ее за руку, и она ощутила, как серебристое сияние передается из его ладони. «Целительная сила бессмертных…» — вспомнилось ей.

Энергии действительно прибавилось, можно было идти дальше. Эдор встал, протянул ей руку, чтобы помочь ей подняться. И тут же отдернул ее. Он понимал, что она случайно может принять помощь. И тогда… тогда повторится кошмар. К ней протянулась рука Ингорио.

— Пойдем, жена моего отца, — улыбнулся он.

* * *

Пока они отдыхали, Эдор со светлой болью смотрел на Аньис. На самом деле они договорились с Ингорио, что, как только станет слишком жестко, тот отведет ее в другой мир, а потом найдет дорогу обратно в этот мир, но в безопасное место. И сейчас он не мог на нее насмотреться.

То, что он чувствовал теперь, видя ее усталость, измождение, ее волнение и боль, было другим, чем раньше. Вожделение отошло на второй план. Душа сжималась и расправлялась от сочувствия и умиления. Слабая снаружи и сильная внутри. Отважная, искренняя, добрая… Его Сокровище — во всех смыслах.

…Если бы он только мог, он нес бы ее на руках! Она опустила бы голову ему на плечо и спокойно спала. А он берег бы ее, как величайшее в мире чудо. Вот какая ты, оказывается, любовь, думалось Эдору. Все это время, что он пытался «добыть» Аньис, он думал, что любит ее. И лишь то, что она не отвечает взаимностью, мешает им обрести друг друга.

Но сейчас Эдор понимал, что это было еще не то… Он любил ее дважды.

Первый раз — когда-то давно. Он вспомнил, как впервые увидел ее в замочную скважину, и сердце зашлось острой жалостью от ее слез. Как впервые ощутил сочувствие к человеческому существу, и оно помогло не сломать дверь, не обрести Сокровище сразу. Не убить ее. Тогда он впервые ощутил любовью. А потом…

Потом любовь тоже была — внутри, прорываясь иногда наружу. Но вожделение, драконья жажда обладания застилали ее липкой и плотной пеленой.

Во второй раз он любил ее сейчас. После того как держал взаперти, после того как часами говорил ей о себе, пытаясь до нее достучаться. После того как отпустил ее — позволил любви стать сильнее обладания. Эдор был уверен, что, даже не будь сейчас запрета и кольца у него на пальце, он смог бы сдержаться. По-прежнему хотел ее — теперь с какой-то певучей страстной нежностью — по-другому, но знал, что смог бы устоять. Но он был бессилен снять запрет. Да и рисковать ее жизнью не мог. Лучше мучиться самому, чем угрожать ей… Пусть она принадлежит Рональду и любит только его. Но пусть ей будет хорошо.

И теперь… он не мог насмотреться. Чтобы она была рядом в последние часы его жизни — было одной из причин, почему Эдор согласился взять Аньис с собой. Он действительно понимал ее, действительно не хотел заставлять мучиться неизвестностью в далекой стране или ином мире. Но был и этот мотив. Возможно, эгоистичный, может, это был последний аккорд эгоизма в нем. Но был.

Потому что сам Эдор шел умирать. На самом деле Судьба была не так уж к нему благосклонна. Он действительно знал, что делать. И это почти с полной гарантией отнимет его жизнь. Девчушка с голубыми глазами всего лишь дала ему шанс исправить ошибки и победить врага. Но сам он вряд ли выживет в этом походе.

У кольца драконов было много свойств. И одно из них в том, что дракон может отдать ему свою силу, свою магию, свою мощь, свою жизнь… И, приняв ее, смешав со странной магией самого кольца, можно сделать выброс энергии невообразимой силы.

Только вот дракон, отдавший себя, вряд ли выживет, ведь если отдавать себя — то без остатка.

Именно это и собирался сделать Эдор, чтобы убить Трех. Он не был наивен и самонадеян. Будучи главарем пиратов и правителем архоа, он научился оценивать здраво. Он понимал, что даже с кольцом на пальце, с магией, усиленной им, не может победить Трех, способных собрать в себе всю мощь ада. Он просто шел, чтобы сделать рывок — и умереть.

…А ведь Аньис даже не увидит его смерти. Скорее всего, Ингорио придется увести ее раньше, до развязки. А может, это и хорошо. Эдор видел, что она чуть-чуть привязалась к нему. Так меньше расстроится. Будет снова счастлива с мужем и постепенно забудет дракона, причинившего ей столько боли. Но было немного жаль, что ее не будет рядом в его последние секунды.

Об этих планах знал только Ингорио, допущенный ненадолго в его разум. И это была одна из причин, почему он согласился принять помощь Хранителя. С ним появлялась небольшая надежда выжить… Целительные силы бессмертных. Кто знает, вдруг, поможет в последний момент. Впрочем, Эдор слабо на это надеялся. Главное, чтоб Ингорио защитил Аньис, когда понадобится.

Было больно до слез. И светло, как утром на рассвете. Лишь бы только получилось. Он мысленно обратился к Голубоглазой. И ему даже показалось, что услышал ее переливчатый смех, в котором, однако, звучала и насмешка. У нее есть любимчики, но она слишком любит шутить даже над ними…

* * *

— Тюрьма там, — теперь Эдор говорил шепотом, потому что они были в сердце ада. Долгий многочасовой путь по черным коридорам измучил всех. А Аньис даже шаталась. Ингорио все чаще останавливался, чтобы дать ей воды и подпитать целительной силой бессмертных. Они с Эдором переглядывались и кивали друг другу — мол, только освободить Рональда, а дальше ей здесь не место. Иногда разговаривали мысленно, обсуждая детали. — Осталось совсем немного. И там не может не быть охраны. Меня только смущает…

— Меня тоже, — кивнул Ингорио. — Никто так и не дал нам серьезный отпор.

За все время они встретили лишь несколько шаек кровососущих, пару мелких монстров с клыкастыми пастями, в ужасе убежавших от них, и лишь один раз столкнулись с двумя высшими. С ними схватка тоже была недолгой. Те не ожидали увидеть чужаков, и вышедшие из-за угла Эдор с Ингорио атаковали их внезапно. Ингорио стремительно задвинул Аньис себе за спину, и полетели серебристые молнии. Конечно, высшие ответили, но их запоздавшее пламя не успело поразить пришельцев, и вскоре два огромных крылатых тела — одно багровое, как у Крааха, другое зеленое — мелко подергивались на полу. Эдор с Ингорио сбросили их в огненное озеро и пошли дальше.

— Я ощущаю, что силы ада, не пошедшие в бой, где-то на юге, думаю, ты тоже, — сказал Ингорио.

Аньис прислушалась к чувствам. Да, самый злой, изнуряющий своей агрессией посыл исходил оттуда. Казалось, весь ад собрался в одном месте.

— Они что-то задумали, — сказал Эдор резко. — Нужно спешить, очень спешить…

С драконом во главе они свернули направо, и вдруг воздух прорезал вой, от которого у Аньис заложило уши. На самом подходе к коридорам адской тюрьмы им открылся большой зал с пышущей пламенем трещиной посередине. Тонкие струи лавы сочились со стен и втекали в нее. А на другой стороне зала, недалеко от единственного прохода бесновались три пса.

Вернее, эти твари лишь отдаленно напоминали псов. Серые, в два человеческих роста в холке, с боками, усыпанными жесткими шипами. Приплюснутая морда с огромной пастью напоминала скорее морду ящера. Полные адской злобы круглые глаза горели яростью.

— Усыпить! — резко сказал Эдор, и все трое, включая Аньис — размышлять было некогда — сотворили усыпляющие сети, направили их в сторону псов, и они тонкими покрывалами опустились на бегущих к ним тварей.

Псы, как по команде, остановились, громко зафыркали, разбрасывая вокруг зловонные желтые слюни, затрясли головами. Но покрывала растаяли, а сами псы снова сорвались с места в сторону пришельцев.

— Похоже, магия на них не действует, — сказал Ингорио, задвигая Аньис за спину. И поднял лук.

— Я сменю ипостась и убью их, уходите! — крикнул Эдор и стал словно распадаться на черную пыль и закручиваться смерчем.

— Нет, стойте, не так! — крикнула Аньис. У нее внутри тикали часы — нужно спешить… Тревога становилась все больше.

Слишком долго. Ингорио уведет ее, Эдор будет сражаться. Не так. Прежде чем Ингорио успел схватить ее, она бросилась вперед и встала перед Эдором. Раскрыла руки в стороны. — Встаньте за мной! — крикнула она спутникам.

Три огромных пса неслись к ним… Аньис зажмурилась. Ей было безумно страшно. Кто знает, сработает ли «договор». Раздался крик Эдора:

— Аньис, нет!

— Отойди назад! — закричал Ингорио.

Рык тварей оглушил ее. Голова закружилась уже не от страха, а от зловония из их огромных пастей. «Вот и все! — подумала Аньис. — Какая глупая смерть! Они были правы, что не хотели брать меня… И Рональду не помогла, и мир не спасла, и сама погибла…» Но, наверное, смерть, нужно встречать глаза в глаза. Аньис отважилась разлепить веки.

Три огромных твари стояли в десяти футах от нее, тяжело дышали, рвались вперед, но словно не могли пересечь невидимую черту. «Работает!» — мелькнула радостная догадка.

— Работает, пошли, — сказала она спутникам за спиной. — Вот так… я прикрываю, а вы вдоль стены… Это быстрее, чем сражаться с безмозглыми тварями.

— Я сам убью тебя! — сказал Эдор зло, но послушно подошел к стене. — А если бы не сработало? — краем взгляда Аньис заметила, что он вздрогнул от собственных слов.

— Один раз ты уже пытался это сделать. Тебе не понравилось, — поддела его Аньис. На самом деле ее била нервная дрожь.

Ингорио взял ее за руку, и они пошли так, чтобы он все время был немного за спиной. — Рискованно, слишком рискованно. Но зато мы теперь точно знаем, что тебе безопасно в аду. А убьет ее… мой отец, — усмехнулся бессмертный Эдору, — когда увидит в компании с тобой!

— Не думаю, — ответила Аньис со смешком, чтобы скрыть волнение, — Рональд все понимает…

Зал казался бесконечным. Они так и шли вдоль стены, Аньис ближе всех к псам. А те, внимательно глядя на них, двигались параллельным курсом. Один неосторожный шаг, например, Ингорио или Эдор вздумают пересечь черту, словно выстроенную присутствием Аньис, или отойдут от нее в сторону — и псы кинутся на них. На это они, вероятно, и рассчитывали.

Но до прохода они добрались благополучно. Аньс зашла последней, чтобы сдержать псов.

— Тюрьма за этим проходом, — сказал Ингорио. — Потерпи. Скоро мы будем с ним.

Сердце Аньис забилось громче от приятного волнения. Неужели получилось? Неужели еще немного, и она увидит его? Измученного, беззащитного, усталого, но родного, любимого… Она сама подставит ему плечо, сама исцелит его раны… Рональд!

Аньис ускорила шаг, и вскоре они с Ингорио стояли в длинном широком коридоре, куда несколькими секундами раньше вошел Эдор.

Воздух здесь был пропитан невероятной болью, мучениями, страданиями, что пережили узники в тюрьме. И злобой мучителей. Их мерзким и мелким злорадством, наслаждением от чужой боли. Аньис пошатнулась, вдохнув этот запах. Мучения и злоба, что царили здесь, ударили в нее, как настоящая магическая атака.

Но сейчас здесь никого не было. Массивные каменные двери камер был распахнуты настежь. В каждой из них виднелась огненная трещина и обрывки толстых цепей на стене. А в углу — пыточные приспособления, одни валялись на полу, другие крепились к стене. И здесь же… обрывки волос, вырванные зубы, следы крови…

— Здесь пусто! Его здесь нет… — прошептала Аньис в ужасе. Голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Ингорио подхватил ее под локоть, но она вырвалась, перегнулась через порог одной из камер, и ее вытошнило — скупо, мучительно, она ведь давно ничего не ела.

— О Господи! — Послышался голос Эдора, когда она смогла распрямиться и вернуться к Ингорио.

Эдор сжимал руками голову, ноздри его раздувались.

— О Господи! — повторил он, обессиленно сполз спиной по стене, сел на корточки. Закрыл лицо руками. — Мы опоздали! Их увели… Твой муж, Аньис… — он отнял руки от лица и с отчаянием посмотрел на нее. — И мои родители. Они были здесь… Томились! Они живы! И еще несколько тех, кто когда-то был архоа… теперь лишь тени драконов… Все они были здесь, я ощущаю запах… Мои родители живы, но я опоздал на несколько минут! О Господи! Моя мать, мой отец! У нас был шанс спасти и их…! А теперь все потеряно! — Эдор снова лицо руками и сидел так несколько секунд.

ГЛАВА 31

Ингорио присел рядом и положил руку ему на плечо.

— Объясни понятнее, — мягко сказал он. — Почему все потеряно? Их повели на казнь?

— Можно и так сказать, — усмехнулся Эдор. — Теперь я понял игру Крааха. Слишком поздно. Он начал ее давно, задолго до договора. Ему нужно было получить в плен моих родителей, сделать меня правителем и добраться до Рональда через меня. Есть такой древний рецепт… Его просто еще никто и никогда не мог осуществить — не было ингредиентов. А вот Крааху, похоже, удалось. Кровь двоих архоа царского рода — мужчины и женщины — вместе со всей их силой. И кровь Хранителя. Смешав их, испив из кубка, Трое обретут такую мощь, что одним магическим ударом убьют всех архоа и сожгут полмира. Им действительно даже не нужно убивать Хранителя — лишь взять довольно его крови. Их увели исполнить ритуал…

— А другие архоа? — быстро спросил Ингорио. — Зачем увели их?

— Думаю, чтоб подкрепить все это жертвоприношением, — усмехнулся Эдор. И решительно встал. — Или поглумиться в последний раз. Я пойду по запаху, нужно хотя бы попробовать. Быть может, та сила, о которой мы с тобой говорили, сравнится с силой Трех после Кубка, — он внимательно посмотрел на Ингорио.

— А что это за сила? — с подозрением спросила Аньис. — Я в любом случае иду с вами и дальше. У них мой муж!

Эдор и Ингорио переглянулись.

— Эдор хочет активировать кольцо, если такие способы… — сказал Ингорио.

«Что то мне это не нравится, они что-то скрывают», — подумала Аньис, посмотрев на Эдора. Решительный, собранный, с бесконечной болью внутри…

Если бы она могла… она села бы рядом и утешала его, гладя по плечу. Она прижалась бы к нему и разделила все отчаяние и все тревоги.

Аньис мотнула головой. Странно… Всей душой она жаждет увидеть снова и спасти мужа. Ее сердце рвется к нему, волнение за него все нестерпимее с каждой минутой.

Но и Эдор должен жить. Если с ним что-то случится, часть души умрет, и вместо нее останется вечная пустота.

— Пойдемте, — сказала она, с нетерпением глядя в конец коридора. Страх не успеть заполнил ее целиком. Да и находиться в этом средоточии зла и боли было нестерпимо, одного взгляда в любую из камер было достаточно, чтобы снова начало мутить. — Не здесь — значит там, но мы освободим их…

* * *

Рональд работал. И собирался работать до последнего. Он шел по тропинкам разума Крааха, когда тот явился за ним и кнутом заставил переставлять скованные цепью ноги. Работал, когда его привели в огромный зал и уложили на черный постамент, а Трое и несколько сущностей помельче глумились, обещая показать последние минуты мира, который он охранял.

— Мы не убьем тебя, — мерзко улыбнулся Краах. — В отличие от этих архоа, — он указал на Кая и Ингрит, лежащих по соседству. — Ты не умрешь, когда поделишься своей кровью и силой. Ты увидишь наше торжество. А потом… проведешь тысячи лет в камере. Со временем восстановишься, и мы повторим ритуал. Ведь силы никогда не бывает много…

Рональд молчал. Ему хотелось приструнить Троих прямо сейчас. Да и освободить архоа нужно раньше, чем когти Трех коснутся их артерий. Но он собирался работать до конца. Еще был шанс, что в минуту почти полного торжества разум Крааха приоткроется… Либо придется признать, что тот, кто поставил на него защиту, сработал слишком хорошо. Тогда он так и останется в тени, и Рональд не узнает, кто это.

Этого нельзя было допустить. Но чутье, наработанное за две тысячи лет, подсказывало, что узнать не удастся… Слишком сильно подсказывало.

* * *

Бегом они бросились вперед по коридору. Эдор впереди, Аньис и Ингорио за руку — сзади. Пустые камеры мелькали, заставляя морщиться от боли и отвращения. Наверное, тюрьма была куда обширнее, они просто сразу вышли в центральное отделение, где держали самых опасных для ада пленников — архоа. И Рональда. Черные зевы боковых коридоров появлялись тут и там, пугая неизвестностью. Но обратить на них внимание было некогда. Наконец коридор закончился, и они оказались в таком же зале с псами.

Аньис снова встала, раскрыв руки, дождалась, когда псы принюхаются и остановятся. Аньис с Эдором и Ингорио побежали вдоль стенки в другой конец. Нырнули в черный ход…

Потянулись бесконечные коридоры. На распутье Эдор принюхивался, но каждый раз уверенно махал рукой, и они бежали дальше.

В самом конце послышался шум. Гул нарастал по мере приближения. И стало ясно, что впереди огромное пространство, откуда раздаются сотни трубных голосов.

— Вперед! — бросил Эдор и побежал на звуки. Перед ними открылся проход в огромный зал с мелькающими отсветами огня.

На пороге показались зеленые, черные и красные сущности много выше человеческого роста. Они попытались закрыть проход. Ингорио выпустил несколько светящихся стрел. Эдор поднял руку с кольцом, и сотворенные им огненные шары разнесли в клочья огромные тела. Аньис вжалась в стену. Ей никогда не приходилось бывать в битвах. И теперь ее тошнило от ужаса. Вот, значит, как оно…

Преодолевая страх, она стала посылать одну серебристую молнию за другой. Бояться некогда, уговаривала она себя. Нужно забыть, что она слабая девушка. Сейчас она маг и должна сражаться. Как может и сколько может!

Но на нее никто и не кидался. Лишь один раз рядом взорвался зеленый монстр с рогами на голове, и ее окатило липкой черной жидкостью. Аньис вжалась в стену сильнее, сдерживая приступ тошноты…

И вдруг все закончилось.

— Идем! — Ингорио схватил ее за руку и потащил к входу. Путь был свобден. А пол под ногами устилали куски разноцветной плоти. Тут и там виднелись черные лужи крови. Чуть не поскользнувшись на одной из них, они влетели в зал.

Гул стал невыносимым. Казалось, гудела вся земля. Но это были лишь удары сотен пар огромных лап, приветственно бьющих по камню.

Приветствовали не их. На возвышении в центре зала стояли три высоких постамента из черного камня. В красных всполохах от двух огненных озер слева и справа было видно, что на одном из них лежит скованный цепями Рональд. На двух других… Аньис узнала черноволосую голову Ингрит. Гримаса боли сводила красивое твердое лицо. На другом постаменте лежал незнакомый темноволосый мужчина. Кай ин Ви, отец Эдора, догадалась Аньис. Чуть дальше, на постаментах пониже были еще трое, в которых с трудом узнавались архоа.

Подле постамента Рональда стояла высокая бордовая фигура — Краах. Возле двух других — еще двое — с черной, как ночь, кожей и красными горящими глазами. Гульбех и Теорх, вспомнились Аньис имена еще двух правителей ада из легенд.

Сердце пропустило удар, и она сделала рывок, чтобы бежать к Рональду. Но Ингорио удержал ее за руку. Перехватил за талию и прижал к себе. Аньис забилась, как как дракон со связанными крыльями.

Краах поднял вгляд и с усмешкой посмотрел на Эдора.

— Что ж, архоа, ты все же выжил! — сказал он и поднял руку. Монстры вокруг засмеялись и громче затопали по полу.

— На алтарь его! — послышались возгласы.

Краах поднял руку, и зал замолчал. А Ингрит и Кай на постаментах задергались в отчаянной попытке освободиться.

— Нет, — спокойно и громко произнес Краах. — Сегодня день нашей победы!

Одобрительный гул снова пробежал по залу. Дождавшись, когда он стихнет, Краах продолжил.

— Двое из них — Хранитель и девушка — станут свидетелями нашего величия! Потом их ждут десятилетия мук во славу ада! А Эдор ин Ви будет казнен прямо сейчас за попытку противостоять нашей власти! Его смерть на глазах у родителей вселит в них ярость! Их сила возрастет, и наш удар станет еще мощнее!

Новый всплеск одобрительных криков и топота, и Краах поднял обе руки. Двое других тоже устремили руки вверх, и черное с бордовыми проблесками пламя потекло от них к Крааху.

— Ты готов снова изведать силу Трех?! — с издевкой спросил Краах у Эдора.

— Ошибаешься! Сегодня умрете вы! — крикнул Эдор и тоже поднял руку. — У меня есть кое-что для вас!

Аньис замерла, прижатая к груди Ингорио. Душа, и без того разорванная на части, забилась, как птица.

— Что он делает?! — шепнула она Ингорио. Говорить нормально она не могла, тяжелый воздух словно закупоривал легкие.

— Активирует кольцо, — с горечью ответил Ингорио и, чувствуя, что она замерла, ослабил хватку. — Не мешай ему, Аньис, — сказал он. — Это его путь. Он сам его выбрал…

Возможно, критическая ситуация обострила ее магическое видение. И Аньис увидела, а может быть почувствовала… Темные, но сверкающие нити пробегали по телу Эдора, заставляя его дергаться. И впитывались в кольцо. Она увидела, как его жизнь и его сила уходят в черный ободок, обхвативший палец. Все больше и больше, по мере того, как черно-бордовое облако назревало вокруг поднятых рук Крааха.

Он же умрет, пронеслось в голове у Аньис. Должен быть другой выход, подсказало что-то внутри нее. А перед внутренним взором вдруг мелькнули голубые глаза в окружении светлых ресниц…

— Нет, Эдор! Не делай этого! — крикнула она, как змея, резко выскользнула из рук Ингорио и бросилась к Эдору.

В два прыжка Аньис была рядом.

— Не делай этого! — громче — откуда только взялся голос в этом спертом воздухе — крикнула она и схватила его за руку…

Эдор плавно обернулся к ней.

…И все исчезло. Как во сне, Аньис увидела, что он второй рукой он обхватил ее ладонь. Время замерло.

Ее дракон, ее архоа. Теперь янтарные глаза с песочными часами в центре были самыми близкими, самыми нужными ей. Теперь был только он. Ее дракон.

Ее Эдор.

…Все произошло быстро, но для Эдора с Аньис этот миг стал вечностью. Он сделал шаг к ней, заключая в объятья, наклонился и поцеловал соленые от слез губы. Среди адского кошмара, среди сотен красных глаз, устремленных на них.

И в сладком обретении потонуло все. Адская мощь, что вот-вот уничтожит мир, удивленные вопли высших, фигуры архоа на постаментах…

Вот почему ее тоже тянуло к Эдору.

Вот что значит быть Сокровищем.

Не только она Сокровище для него.

Но и он ее, Аньис, Сокровище.

Эдор.

Бесконечная близость. Равенство. Взаимопроникновение. И страстная нежность, полная бережного обладания.

Были только они двое, Сокровища друг друга. Величайшая драгоценность друг друга. Единственное в мире чудо.

И полная тишина вокруг.

* * *

Они не видели и не знали, что в тот момент, как Аньис коснулась его руки, голубое с золотыми нитями сияние — любовь дракона и его Сокровища — устремилось из сердца каждого из них. Окутало, разрослось, превратилось в облако и начало заполнять все вокруг. И сметало все, что стояло на пути: высокие голосящие фигуры, бросившиеся в их сторону, всполохи огня и черные молнии…

Не видели, как оно столкнулось с огненно-черной массой, вылетевшей из рук Крааха, смешалось с ней, и она ударила обратно, в Трех. Краах и Двое других упали на колени, сжимая головы руками, потом скорчились на полу, подергиваясь. И затихли.

Не видели, как Рональд на секунду исчез с постамента, а потом снова появился — без цепей, свободный, рядом с Ингорио.

И как с последней мелкой судорогой Крааха ад пошатнулся. На потолке с грохотом раскрылись огромные трещины, сотни камней полетели вниз, бурными потоками потекла лава.

Ад рушился, грозя погрести под собой всех, кто оставался жив.

* * *

— Потом закончите, — вдруг услышала Аньис знакомый глубокий голос. Немеряная сила оттащила ее от Эдора. Что-то мелькнуло перед глазами, и вот, глупо моргая, она стоит на зеленой траве под голубым небом. И смотрит в улыбающееся лицо своего мужа. Эдор был здесь же, по другую сторону от Рональда. Он разделял их, как скала — два озера.

— Все-таки сломали мне игру, дети! — весело сказал он. — Еще бы на пару секунд позже, и у меня бы получилось!

— Что? — спросил Эдор. Он удивленно моргал, как будто только проснулся. — Если бы вы пришли чуть позже, я бы успел закончить и узнал, кто подсовывал Крааху стратегические решения, — спокойно продолжил Рональд. — Но ваш сюрприз в конце был хорош! Поздравляю, Хранитель Эдор, ты справился! — он обернулся и тепло коснулся плеча архоа.

— Так ты специально там оставался? — послышался голос Ингорио. Аньис оглянулась — рядом на траве сидели Ингрит с Каем и еще трое темноволосых архоа, а Ингорио по очереди касался их, чтобы влить целительной благодари бессмертных.

— Отец! — видимо, Эдор наконец «проснулся» окончательно и кинулся к родителям.

— Да, — ответил Рональд. — И если Эдор и Аньис могли не понимать до конца, но ты-то должен был осознавать, что я в любой момент могу уйти в другой мир.

— Я думал, они как-то заблокировали это, — кажется, Ингорио, по-настоящему смутился. — Такое ведь уже бывало в твоей жизни… Ты рассказывал.

— Но это не под силу маленькому местному аду, — усмехнулся Рональд. — И все же… Спасибо! — улыбнулся он.

И в этот момент окончательно очнулась Аньис. Похоже, она любит двоих мужчин и ей предстоит выбирать. Ведь это обретение в аду — несравненное и непонятное — значит, что в ней есть любовь к Эдору. Но все это позже. Сейчас ей было ясно только одно.

— Так ты в любой момент мог освободиться! — она сделала шаг к Рональду, размахнулась и ударила его по лицу… — Как ты мог! Я так волновалась за тебя!

Краем глаза Аньис заметила, что это вызвало усмешку у Эдора. Что ж, подумалось ей… И прежде, чем Рональд успел ответить, она быстро подошла к Эдору и отвесила пощечину и ему.

— А ты продал в ад моего мужа! Ты ничем не лучше!

Аньис знала, что им даже не очень больно. Они ведь не люди. И знала, что ей за это ничего не будет. И да, все просто рассмеялись. Даже измученные Кай с Ингрит улыбались, глядя на нее.

— Хорошая девочка, — сказала Ингрит Каю. — С характером! К тому же водный дракон, по сути…

В этот момент неодолимая сила подняла Аньис в воздух — Рональд взял ее на руки, и она утонула в любимых черных глазах.

«Люблю. Обоих», — пронеслось в голове.

— Я знаю, — мысленно ответил ей Рональд. — Но выбирать будешь потом. Когда вернемся в наш мир. А пока… я все еще твой муж.

Небо над головой сменилось — стало зеленым, он поменял мир и начал ее целовать. Все было как раньше. Бесконечная сладость и нежная, всепоглощающая любовь. Он снова касался ее души, и душа не хотела ничего другого. Лишь где-то на отдалении маячил образ дракона и несравненного взаимопроникновения, что было им дано. На отдалении, но неотвратимо.

Рональд поставил ее на землю, обхватил ладонями ее лицо и долго смотрел, словно изучая. Из глаз неуправляемо потекли слезы, и он, как раньше, собирал их большим пальцем, ласково касаясь кожи.

— Что ты делаешь? — улыбаясь сквозь слезы, спросила Аньис.

— Запоминаю тебя — на всякий случай, — с легкой горькой улыбкой ответил он. — Я ведь не знаю, кого ты выберешь. Меня. Или своего дракона. Я могу проникнуть в твое сознание. Но вот беда, — он улыбнулся шире, — ты и сама еще этого не знаешь, Сокровище. Пойдем, нужно многое обсудить всем нам.

* * *

Когда они вернулись, глаза Эдора полыхали. Казалось, сейчас он кинется к Аньис, схватит ее за руку и рванет к себе. Но дракон сдержал порыв. А Аньис заметила, что их словно магнитом тянет друг к другу. Неожиданно она оказывалась вдруг рядом с ним и каждой клеточкой тела ощущала его горячий метущийся дух, который, однако, обрел целостность, обретя Сокровище. Мой дракон, думалось ей, глядя на Эдора. И мой Хранитель — глядя на Рональда.

Рональд всегда говорил, что в ее сердце много любви. Так много, что она не представляет сколько. Теперь она понимала это. Ее любви хватает на двоих, и ни одного из них она не может лишить ее полноты, хоть любит по-разному.

Все встало на свои места. В любви всегда две стороны. Одна из них — самоотдача, альтруизм и жертвенность. Способность любить несмотря ни на что, и отпускать любимого, действовать в его интересах вопреки себе. Рональд всегда обладал всей мощью этой грани.

Другая сторона — желание принять то же в ответ, желание приблизиться к любимому и обладать им. И Эдор много лет знал лишь это. Эта грань тоже важна. Недаром ей так хотелось, чтобы Рональд удерживал ее и отдавался целиком. Возможно, высшие сущности наделены лишь альтруистичной стороной любви. Но людям важны обе.

Все просто. Чтобы обрести всю полноту любви, каждому из них нужно было лишь обрести недостающую грань. Рональду — удержать, как сделал он, когда она хотела уйти из-за портрета, обладать ею по-настоящему. А Эдору — понять и отпустить ее.

И как ей выбрать? Расстанется с любым из них — и потеряет половину сердца.

Как странно, думалось Аньис. Страдала, что не единственная для мужа. А теперь она единственная для обоих, но каждый из них — не единственный для нее.

Любит обоих. И оба несовершенны. Где-то они оба игроки, противоречивые и сложные. Но оба способны на самопожертвование ради Вселенной, мира и любимых. И оба прекрасны.

Но все-таки Аньис казалось, что одна из этих любовей должна быть сильнее. Как это узнать? Сейчас она не могла потерять никого из них.

* * *

Разговоров было много. Кай и Ингрит, а также замученные архоа, освобожденные из ада, должны были узнать, что произошло. Да и Рональду с Ингорио и Эдором было что обсудить. То, что, когда дракон и Сокровище обретают друг друга при условии взаимной любви, происходит выброс энергии невиданной силы, оказалось сюрпризом для всех. И уж, конечно, это не знала Аньис. Она лишь спасала жизнь Эдору.

История Кая была простой. Волна пламени накрыла его, и он думал, что умрет. Но всего лишь потерял сознание, а очнулся, когда двое высших волокли его в адскую тюрьму. Немало мучений пришлось ему пережить. Краах и Двое приходили поглумиться над ним, порой пытали — по одиночке или втроем. Но все же самых страшных пыток ему не досталось, его берегли для конечного ритуала, в котором он должен был отдать кровь и силу — и умереть.

С Ингрит было еще проще. Она потеряла сознание, упав на землю. И ад поглотил ее. Очнулась она в тюрьме, где тоже подверглась мучениям, не столь ужасным, впрочем. Ее тоже берегли для ритуала.

А самой страшной пыткой для Кая и Ингрит было знать — ощущать обонянием, что любимый супруг в соседней камере. И слышать крики боли, когда его пытали.

Три архоа, что пробыли в тюрьме много столетий, с трудом могли говорить. Даже целительная магия Ингорио не помогала им в полной мере. По просьбе Рональда бессмертный согласился отвести их к Орлеану, где благодать и магия помогут исцелиться.

Но прежде Ингорио должен был отвести Кая и Ингрит в Архоа, к их народу. Они рвались жечь остатки адских сил, но всем было очевидно, что им требуется отдых и восстановление. Пока Рональд и Эдор вернутся на поле боя и закончат дела с адом.

— Ты стал настоящим Правителем, сын, — сказал Кай Эдору. — Взять на себя весь груз ответственности за мир, принять удар на себя может лишь истинный правитель архоа.

…А Эдор смотрел только на Аньис. В янтарном море плескалась нежность вперемешку с болью. Наверное, тоже запоминал…

Когда Ингорио ушел с Каем и Ингрит, Рональд обнял Эдора и Аньис за плечи, и они вернулись в свой мир.

* * *

Они оказались на палубе корабля, их было здесь много… Все море возле гор Андорре кишело разномастными судами. На большинстве реял карлийский флаг с изображением корабля на волнах. Это карлийский флот пришел на помощь Альбене с их континентальными союзниками. Но были и другие — с черно-белыми флагами пиратов.

— Отличная идея послать твоих пиратов в бой, хорошо, что догадался, — сказал Рональд Эдору.

Они стояли втроем на палубе. Эдор медленно переводил полный боли взгляд с Рональда на Аньис и обратно, как будто что-то взвешивал про себя.

Рональд приветствовал капитана корабля, объяснил ситуацию. Тот сообщил, что силы ада внезапно отступили. Теперь мелкая нечисть сдавалась в плен, и никто не знал, что с ними делать. А высшие сущности ада вдруг ослабели, некоторые из них тоже сдавались в плен и молили о пощаде, просили сохранить им жизнь и дать возможность обитать где-нибудь в Андоррэ.

— В любом случае ад замолчал надолго, — сказал Рональд. — А если когда-нибудь воспрянет — что маловероятно после смерти Трех — архоа будут на страже.

Эдор, молчавший все это время, вдруг сделал шаг к нему.

— Наставник… — с усилием произнес он. — Прости, что продал тебя…

Рональд кивнул и добавил:

— Спасибо, что пришел за мной в ад. Твой отец прав, это поступок Правителя.

— И… — казалось, Эдору тяжело произнести это. Лицо исказила гримаса. Но он уже привык побеждать самого себя. Он рывком снял с пальца черное кольцо. — Вот твое кольцо. Я взял его без твоего ведома. И оно не принесло мне счастья…

Рональд принял кольцо и коснулся его плеча:

— Кто знает, — усмехнулся он. — А кольцо мне еще пригодится.

И оба замолчали. Черные и янтарные глаза смотрели друг на друга, и воздух между ними становился то густым, то легким и ясным. Наконец Эдор отвел взгляд и обернулся к Аньис. Ему снова было сложно говорить.

— Я люблю тебя, Аньис. Больше, чем Сокровище. Знаю, что в твоем сердце есть место и для меня… Достаточно, чтобы спасти мне жизнь. Мы оба это знаем. Но ты любишь своего мужа. Я должен уйти. И я… я буду всегда ждать тебя, — по смуглой щеке прокатилась слеза.

«Надо же, а я думала, драконы не могут плакать», — пронеслось в голове у Аньис. А сердце зашлось светлой болью. В этот момент ей хотелось кинуться ему на шею, прижаться, остаться с ним… Но рядом был Рональд, которому она принадлежала всегда. Который был ее жизнью. Ее миром. И она не может выбирать.

— Может быть, когда-нибудь тебе надоест твой старый занудный муж, и ты придешь ко мне! — с наигранным весельем сказал Эдор и потер глаз. — Я ухожу, меня ждет мой флагман. И мои люди, ведь я заставил их сменить пиратскую долю на долю солдат в войне за мир. Встретимся на берегу, наставник. Ты прав, у нас еще много работы.

Он развернулся, отошел к носу корабля. Встал, раскинул руки, и черный вихрь закружил над палубой. Вихрь поднялся выше, и спустя мгновение огромный черный дракон расправил крылья и устремился к одному из соседних кораблей.

Аньис с восхищением и тоской смотрела ему вслед. «А я ведь никогда не видела его драконом… Такой большой, но изящный, красивый, хищный, мощный… Он бесподобен». В глубине души ей хотелось подняться с ним — в драконий полет, разрезающий воздух, разрывающий облака. Вдвоем, на закат…

Дракон спикировал вниз, вновь обратился черным вихрем и приземлился на палубе пиратского корабля.

Рональд внимательно смотрел на нее. От него не укрылась слеза, пробежавшая теперь уже по ее щеке. Не укрылся и растерянный взгляд…

— Иди к нему. Я прикажу спустить шлюпку и отвезти тебя, — вдруг отрывисто сказал он, взял ее за плечи и развернул к себе. — Иди. Ты любишь его, и он тебе подходит. Я не зря говорил, что отпущу тебя, когда понадобится. Этот миг настал. Иди, Аньис. И, пожалуйста… родите много маленьких водных дракончиков… Когда-нибудь я зайду посмотреть на них, — Рональд улыбнулся ей, словно утешал ребенка.

— Рональд… Но я люблю тебя… — прошептала Аньис. Сердце разорвалось от светлой боли и неземной благодарности.

— Я знаю, — он прижал ее к груди, а Аньис порывисто обняла его. И закрыла глаза, запоминая. — Но так бывает, Аньис, — мягко продолжил он. — Ты любишь меня и любишь его… Но с ним у тебя больше будущего. Вы подходите друг другу. Да и он заслужил свое Сокровище. Ваша любовь — любовь дракона и обретенного Сокровища — даже разрушила ад и убила Трех…

Аньис подняла лицо, кивнула. Она не сдерживала слезы, а Рональд нежно целовал ее так, как целуют на прощание. Оторвавшись на мгновение, он приказал спустить шлюпку и сам мягко направил Аньис к ней.

Оглядываясь, словно во сне, Аньис пошла к борту. Одна часть ее души в любом случае будет потеряна сегодня, с кем бы она ни осталась… И похоже, это будет большая ее часть.

— Подожди! — Рональд вдруг кинулся за ней и взял за руку. — Надень его, — улыбнулся он и вложил ей в руку черное кольцо. Кольцо драконов.

— Но это ведь твое кольцо, оно тебе необходимо… — удивилась она. Даже это он отдает ей. Душа рвалась в сомнении.

— Отдашь потом! — рассмеялся Рональд. — Надень! Будешь, если что, приказывать своему взбалмошному мужу!

Аньис улыбнулась сквозь слезы и надела кольцо на безымянный палец правой руки.

И все изменилось. Мир вдруг наполнился яркими красками, а слезы высохли, оставив на щеках две соленые дорожки. Солнце засияло ярче, а сердце заполнила неведомая ей прежде широкая радость сильного и смелого бытия. Каждая клеточка ее тела вибрировала, она ощущала, как кольцо неумолимо меняет ее, пробуждает, заставляет обрести саму себя.

Она точно знала что делать.

Аньис решительно подошла к носу корабля, обернулась на Рональда и благодарно улыбнулась. Его последний подарок… Бесценный. Он подарил ей саму себя.

Аньис со смехом подняла руку, ощущая, как все в ней приходит в движение. И вот уже коричневый с золотыми всполохами вихрь закрутился на носу корабля. Она устремилась вверх… И одним рывком — изнутри, из центра ее души — золотисто-коричневый водный дракон расправил крылья.

И взвился вверх.

Она смеялась внутри. Безошибочное чутье ее крови, спавшее всю жизнь, знало, как это — лететь. Как взмахивать крыльями, как ловить потоки воздуха. Она поднималась все выше и выше под облака. Смеясь, наслаждаясь тем, о чем, оказывается, мечтала всегда — полетом.

И тут еще один вихрь закрутился недалеко, на соседнем корабле. И черный дракон с победным воем устремился в небо. Он догнал золотистого и летел крыло к крылу, ловя ее мысленный смех, ее неудержимую радость.

— Добро пожаловать в мой мир, архоа Аньис! — услышала она. — Добро пожаловать, любимая!

ЭПИЛОГ 1

Рональд Эль вошел в мастерскую. Зеленые глаза смотрели с портрета, как всегда, понимающе. Пронзительно, остро, но с тем бездонным пониманием, что свойственно проницательным существам, чье знание людей идет от глубокого сопереживания.

Что ж… Ад повержен, работа сделана. Жаль только, что игрок, стоявший у ада за спиной, так и остался в тени. Но счастье Аньис и Эдора этого стоило. Они заслужили.

А что заслужил он…

Рональд усмехнулся.

Так лучше, подумал он. Лучше для Аньис. Девочка стала драконом. Обрела себя, свой народ, возможность иметь детей от любимого человека. Любовь к нему, Рональду, изменится в ней. Станет благодарностью и светом. А может быть, уже стала.

А он… На месте Аньис не осталось пустоты. Слишком много он ей отдал, слишком красиво отпустил. Лишь немного сожаления о собственном утраченном счастье. Ему еще долго будет ее не хватать, но знать, что она счастлива — большое утешение.

Впереди у него много работы. А потом…

«…Потом ты родишься снова, и мы встретимся», — подумал он, и с любовью посмотрел на портрет. Казалось, зеленоглазая чуть улыбнулась: так и будет.

КОНЕЦ

Она не могла не смотреть назад. Смотрела на Рональда, спускалась по веревочной лестнице и обливалась слезами. Решение было принято, но как же больно это оказалось.

Машинально оперлась на руку матроса, когда садилась в лодку, опустилась на банку… Они отчалили, и вскоре, качаясь на волнах, под мерные взмахи весел, она смогла видеть высокую фигуру в черном на носу корабля. Он стоял, сложив руки на груди, величественный и одинокий. И смотрел вперед. Хотелось кинуться обратно, разбить это одиночество, раскидать его словами и поцелуями…

Но на другом корабле был Эдор. Такой же одинокий и еще не знающий счастья любви.

И вдруг высокая фигура на корабле резко повернулась в ее сторону, а в голове у Аньис прозвучал голос, глубокий родной голос:

— Останься, Аньис. Не ради тебя. Я не знаю, как для тебя лучше. Но я не могу без тебя. Останься — хотя бы на время, если можешь. Прошу.

Счастье взорвалось в груди и солнечными брызгами разлетелось вокруг.

— Назад, поворачивайте! — закричала она матросам.

Все в удивлении воззрились на нее. Но приказ выполнили беспрекословно.

Быстро, словно кто-то за ней гнался, поднималась она обратно по веревочной лестнице. А в конце ее встретили сильные руки, втянули на борт, и Рональд порывисто ее обнял.

— Я ошибся, — улыбаясь, сказал он, прижимая к груди ее голову. — Я не могу без тебя. Ты слишком нужна мне.

— А я не могу уйти, когда ты просишь остаться ради тебя самого, — улыбнулась Аньис и сильнее прижалась к нему, пряча лицо у него на груди. — Ты моя жизнь, Рональд Эль.

В ее душе много любви. Ее хватает на двоих. Но, может быть, Рональду она нужнее. Нужнее его одинокому изголодавшемуся сердцу. Ведь он сделал то, к чему долго шел, то к чему постоянно приближался, но все время отступал — попросил ее для себя.

Недостающая грань встала на свое место окончательно и засверкала всеми цветами радуги.

* * *

Эдор опустился на свой флагман. Внутри все разрывалось от боли. И света. Он отпустил ее, она все равно всегда принадлежала Рональду. Обрел Сокровище, но отпустил. И это было так светло… Но так больно.

Казалось, душа уже порвалась в клочья, от нее уже ничего не осталось. Но нет. Именно теперь, сквозь эту разрывающую боль Эдор ощущал, что стал самим собой, обрел свою целостность.

Наверное, чтобы найти любовь во всей ее полноте ему было нужно именно это: отпустить, причем отпустить многократно. Отдать себя, обрести ее. И потерять снова — добровольно. Этого не доставало. И теперь, когда он прошел через это, боль была светлой. Та боль, что сопутствует любви.

Хотелось прилететь в свой грот и сидеть, глядя на море, пока плеск волн не утешит его. Но дел было еще много. Война закончилась, но оставались ее последствия.

— Это что за бардак вы тут развели! — рявкнул он, чуть не споткнувшись о ведро, неожиданно закатившееся под ноги.

Верзила-боцман оказался тут как тут.

— Так ээээ… Адмирал, война ведь! — нашелся он. — Да и юнга попался нерасторопный! Вон уже два часа палубу надраить не может…

Боцман развернулся и отвесил легкий подзатыльник худенькому юнге в белом берете, склонившемуся со шваброй. Берет слетел с его головы, и… золотистые волосы волнами рассыпались по плечам.

Юнга обернулся к Эдору, и тот встретился с ясными голубыми глазами. И вдруг заблудился в них… А может быть, есть что-то важнее всех Сокровищ на свете, пронеслась непрошенная мысль.

— Уйди! И молчать о ней! — бросил он боцману. Еще не хватало, чтобы вся команда сбежалась смотреть на девчонку.

Девушка отложила швабру и с мольбой на лице встала напротив Эдора.

— Можно, я останусь с тобой? — спросила она умоляюще. — Я ведь все сделала…

— Не все, — усмехнулся Эдор, скрестив руки на груди. — Сокровище я так и не обрел.

— Нет, обрел! — возразила она. — Даже два раза! Просто, понимаешь… — она как-то всегда выбирала его… С самого начала. Даже я тут ничего не могла поделать… Он часто меня переигрывает. Она его «подарок», пойми! А я… Я все для тебя сделала! — она вдруг села прямо на палубу и заплакала, как самая обыкновенная девчонка. — Даже надела тело… И вот драила тут палубу, пока тебя ждала… И даже позволила тебе обрести Сокровище! Думаешь, мне приятно было смотреть, как ты с ней целуешься?! — она на мгновение подняла взгляд на Эдора и еще сильнее зашлась слезами.

— Ну, все, все, маленькая, — Эдор сел рядом, обнял ее и начал слегка укачивать. Муки ревности он понимал как никто. — Все, девочка… Как тебя зовут?

— У меня еще нет человеческого имени! — ответила она и обернулась к нему, сглатывая слезы. И Эдор снова потерялся в бесконечной ясности ее глаз. Они словно заполнили весь мир. Он убрал прядь волос с ее щеки, стер слезы. Как будто так и должно быть. — Хочешь, ты меня назови, — доверчиво предложила девчушка. — Только не именем Аньис, — лукаво добавила она. А слезы совсем высохли.

— Вот уж нет! — рассмеялся Эдор. — Пусть тебя зовут Кайни — в переводе с языка архоа означает «подарок». Тебе нравится?

— Нормально, — махнула рукой девчушка. Она становилась все веселее. — А мы сходим потом в твой грот? Там море красивое… — протянула она. — Когда ты там убивался, что сжег ее, мне было так тебя жалко… Очень жалко! Я сидела в уголке и смотрела на тебя, а ты меня не замечал. Тогда я начала помогать тебе…

«И тогда же влюбилась», — подумал Эдор.

— Влюбилась, да… — со вздохом сказала она. — Но ты не зазнавайся, Эдор ин Ви! Знаешь, говорят, я переменчива!

— А ты перестань читать мои мысли! — рассмеялся Эдор.

— А как же мне тогда узнать, о чем ты думаешь? — искренне удивилась Кайни. В голубых глазах светилась детская наивность вперемешку с бездонной мудростью.

— Просто спроси! — поучающим тоном ответил Эдор. — Или тоже открой мне свой разум!

— Я открою… — задумчиво протянула Марка. — Когда будешь готов. Когда ты полностью меня полюбишь.

— Ну хорошо, — улыбнулся Эдор. А как тут поспоришь? Странно, но разговор с ней заполнил его целиком. Даже больше, чем былые беседы с Аньис в вечернем саду дворца. Да и сама Аньис как будто вылетела из головы.

Подчиняясь внезапному порыву, он подхватил девчушку на руки и встал, запрокинув голову в небо. И рассмеялся.

— У нас еще много дел, — сказал он ей. — У тебя ведь, думаю, тоже! Наверное, не всем еще сделала подарки!

— Конечно! — со смехом ответила она. — Я еще только начала!

— Тогда… — Эдор лукаво улыбнулся голубоглазому «подарочку», болтающему ногами у него на руках. — Хочешь покататься на драконе?!

— Еще бы! — она разве что не захлопала в ладоши от восторга.

И Эдору вдруг стало очень радостно. После большой потери судьба преподнесла ему самый лучший подарок. Саму себя.

ЭПИЛОГ 2

Пройдет несколько сотен лет, и однажды на берегу инопланетного моря, под зеленым небом черноволосая девушка спросит Рональда:

— А ты был женат?

— Да, несколько раз, — спокойно и искренне ответит он ей. А она будет смущаться задавать такие вопросы, но ничего не сможет с собой поделать. И Рональд с бесконечной любовью будет смотреть на нее, пронзительную и смятенную.

Но отвечая на вопрос, он не вспомнит всю череду своих человеческих жен. В памяти возникнет лишь один образ.

Той, что шла к нему по залу под взглядами сотен мужчин. Той, что играла для него на поломоне и, затаив дыхание, выбрасывала парти. Той, что скакала с ним на телебести и доверила ему свою жизнь, вступив в неравный брак. Той, что однажды пришла за ним к дракону, готовая погибнуть за него в страшных муках. Той, что пошла за ним ад и вышла победительницей.

Той, что дарила ему бесконечную нежность, любила с преданностью и самоотдачей, отказавшись ради него от возможности стать принцессой драконов и родить детей от любимого.

Он мог бы отдать ее Эдору и избежать потери, что однажды настала. Ведь Аньис прожила долгую жизнь, но недостаточно долгую, чтобы было не больно ее потерять.

…А еще раньше ушел их сын Террон. Они воспользовались достижениями науки других миров, и Аньис родила мальчика. Он был черноволосым и смуглым — никто не догадывался, что Рональд не его родной отец. И не унаследовав магический дар матери, он ушел еще раньше. Это тоже было тяжело. Очень тяжело.

Зачем было подвергать себя этой пытке?

Он долго не мог привыкнуть жить без нее. Когда ходил по мирам, ему часто мнился край ее платья, мелькнувший за углом. Слышался ее голос в толпе. По ночам казалось, что она и сейчас рядом, спит, нежная и живая. Только руку протянуть… Но ее больше не было.

Но и пустоты не было тоже. Та, что была его подарком, оживила его, влила в него новую жизнь. И он хранил эту жизнь — хотя бы из благодарности к ней. Не давал угаснуть.

Отдай он ее Эдору — и не было бы такой потери. Но и бесконечного счастья, что все еще длилось где-то в его душе, не было бы тоже.

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ЭПИЛОГ 1

ЭПИЛОГ 2 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg