«Осколки Солнца»

Осколки Солнца (fb2) - Осколки Солнца 1316K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Таис Сотер

Таис Сотер. Осколки Солнца Очень вампирская история

Глава 1. Ты пахнешь невинностью

Я не идиотка и не самоубийца. Честно. И совершенно не специально хожу по ночам в самом ужасном районе города. Да и еще в самом дурацком виде, который так и провоцирует маньяков и извращенцев.

Все из-за работы. Точнее, желание хозяина ресторана, в котором я подрабатывала в летние каникулы, чтобы официантки выглядели мило и скромно. По крайней мере, так месье Урбеш говорит. Но представления его о скромности… Ладно, допустим, в косах, с заплетенными в них лентами, нет ничего странного. Не считая того, что в последний раз такие косы я носила лет в десять. И в белые фартучки поверх пышных юбок смотрятся мило. Если бы только эти юбки хотя бы закрывали коленки, едва прикрытые тоненькими гольфами. Блузка тоже миленькая, в оборочках. Разве что лиф постоянно приходилось подтягивать. Да и красная помада немного перебор…

Хорошо. Признаюсь. Я выглядела пошло и вульгарно. В жизни бы так не оделась. Дочерям сельских священников, пусть и живущих далеко от отчего дома, не положено так выглядеть. Как и работать официантками. Но выбора особо не было. Кушать ведь хотелось. Как и вампирам, впрочем. Точнее, одному определенному вампиру.

Попытаюсь еще раз оправдаться, прежде чем перейти к самой страшной части своего рассказа. Обычно я смываю косметику и переодеваюсь в более привычные для себя вещи. Но в этот раз я и так задержалась в ресторане до трех часов ночи, поэтому сильно спешила в пансион. Все что успела и на что хватило сил — это снять туфельки и надеть удобные ботинки. О куртке вспомнила, уже оказавшись на улице, и возвращаться не стала. Так и шла по пустой улице, дрожа на ветру, как осиновый кол…

То есть лист. Осиновый лист, конечно. Но о коле я вспомнила совсем не зря. Он бы очень мне пригодился, когда на моем пути возник вампир. Как я поняла, что это вампир? Ну, меня слегка смутила бледность мужчины, стоявшего передо мной. И его старомодный и вычурный стиль в одежде. Хотя он, как и я мог, стать жертвой чьих-то сексуальных фантазий. Ох, как же хочется, чтобы это было правдой. Тогда мы просто разойдемся в разные стороны, и…

— Ночь прекрасна, смертная дева, — глубоким бархатным голосом сообщил франтоватый чудик. — Позволь мне отведать твоей крови.

А затем улыбнулся, демонстрируя острые клыки. Это вампир. Это точно вампир.

— Не-е-ет, — протянула я, мотая головой. — Нет-нет-нет… д-д-даже не подумаю.

— Жаль, — вздохнул кровосос. — Эй, куда же ты?

Мне хватило ума не вступать в дальнейший диалог, а попытаться сбежать. Бежала я хорошо. Так бы зачет в университете по физкультуре сдавать! Только помочь мне это не могло.

Вампир внезапно оказался позади меня и дернул за одну из кос.

— Ой!

Я должна упасть, но вместо этого спина моя встретилась с чем-то гораздо более мягким, чем булыжная мостовая. Да и нет у мостовой таких цепких рук, тут же обвивших мою талию. Меня поймали. Холодная ладонь легла поверх моего рта, и меня довольно сноровисто потащили.

Унесли недалеко — к ближайшей стене. Аккуратненько прислонили и даже ласково пригладили вздыбившиеся кудри, выбившиеся из прически.

— Кровь разгоняешь? Это хорошо, — доброжелательно сообщил мне вампир, доставая из нагрудного кармана платок и протирая мне шею.

Брезгливый, сволочь. Интересно, сам-то он хоть зубы почистил? Хотя судя по белоснежности клыков и по гладкой коже без изъянов, гигиеной он не пренебрегает. С тщательно уложенными вьющимися каштановыми волосами, аристократической горбинкой на носу и узким подбородком, он был похож на аристократа, хотя и не обладал безупречной красотой, сводящей женщин с ума.

Силачом он тоже не выглядел, хотя держал меня удивительно крепко.

— М-м-м!

— Что? Ах, точно. Сейчас я уберу руку. Но ты не должна кричать и пытаться убежать. Посмотри… на меня.

Я заглянула в янтарно-красные глаза своего мучителя, и почувствовала, как слабеет моя воля и тело. Только сердце продолжает безумно колотиться в груди, а в мыслях был лишь один страх.

— Как тебя зовут? — будто проверяя, подействовала ли его странная магия, спросил вампир.

— Клэр Легран.

Он уткнулся мне носом в шею, глубоко потянул воздух носом, и прижался еще сильнее.

— Твой запах, Клэр. Так неожиданно. В нем нет примесей алкоголя и табака. Ты даже не пахнешь другими мужчинами. Лишь чистотой и невинностью.

Мама мне часто твердила: "Оставайся целомудренной, веди себя прилично. Твой будущий муж это оценит". Вот. Оценил. Только не жених, а вампир-чистоплюй.

Сейчас он меня съест. И только утром найдут бездыханное и обескровленное тело. Я так и не окончу университет, и не выйду замуж. Да что там замуж! Я даже не стану кому-либо любимой. И никого не полюблю сама. И как же сильно расстрою родителей своей смертью…

— Ты плачешь? Не надо. Это будет не больно.

На его почти идеальном лице написано сострадание, но на самом дне неестественно ярких радужек таиться лишь жажда. И я понимаю, что для него — это даже не игра. Это давно отлаженный ритуал — успокаивать жертву перед тем, как ее выпить. Как люди молятся перед обедом, или желают друг другу приятного аппетита. Вампиру совсем не интересно, будет ли мне больно или нет.

— Не. Хочу. Умирать.

Губы шевелились с трудом, но все же я четко выговорила эти слова.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился вампир. — Умирать необязательно. Но отпускать такую прелестную девушку было бы большим расточительством, особенно, когда до рассвета осталось так мало времени.

Я не ожидала, что перед тем, как укусить, он поцелует меня. Сначала нежно, совсем невесомо в пересохшие губы, а затем в шею — туда, где испуганно билась жилка. И только затем болезненно медленно вонзит клыки в шею.

Он соврал. Это было больно. В меня будто воткнули два раскаленных штыря. Но когда он стал пить кровь, стало еще хуже. Если бы меня не поддерживали, я бы тут же упала, так как ноги перестали держать. Тело стало тряпичным, голова звеняще-пустой, и лишь только желудок бунтовал. Пахло кровью.

— Подо-жди-те. Мне п-п-лохо…

Подступающая к горлу тошнота помогла мне собраться с силами. Я протиснула между нашими телами ладонь, и попыталась оттолкнуть кровососа. Эта попытка так удивила вампира, что он оторвался от моей шеи, чтобы заглянуть в мое лицо. Так повар проверяет, жива ли еще рыба на доске перед ним, или это просто последние спазмы.

Губы его были испачканы кровью. Это оказалось достаточно, чтобы я перегнулась через его руку, и познакомила булыжники с содержимым своего желудка. Ну и заодно идеально начищенные ботинки месье вампира.

— Это отвратительно, — возмущенно заявил кровосос, выпуская меня из объятий. Я тут же сползла вниз по кирпичной стене, и на радостях от внезапного освобождения исторгла из себя последние остатки ужина.

Ужасно боюсь запаха и вида крови. И своей, и чужой. Так что вампиру стоило бы прикрыть мне глаза. К счастью, он оказался не таким уж догадливым. А я не настолько аппетитной, как бы ему хотелось. Вампир прижал к носу надушенный кружевной платок и рассматривая меня со смесью разочарования и недоумения.

— Ты чем-то больна?

— М-м-м… возможно.

Удивительно, мне удалось ему соврать! Надеюсь, он побрезгует меня есть, и просто не захочет марать руки убийством.

— Может, отравилась чем-то несвежим? — между тем предположил мой мучитель. — Встань, ты же испачкаешься!

Он убрал платок от лица, и я поспешно закрыла глаза. На нижней губе еще оставалось пятнышко крови.

— Не стоит так кривиться, глядя на того, кто держит твою жизнь в своих руках, — немного обиженно заметил вампир.

— Вы обещали не убивать меня, месье, — сдавленно напомнила я.

— Это очень наивно с твоей стороны, верить незнакомцам. Но я не настолько голоден, чтобы… — он сердито сдвинул брови, не договорив. — Иди уже!

Удивительно, но поднялась я довольно резко, и обогнув вампира по широкой дуге, направилась в сторону пансиона. Первые несколько минут мне казалось, то вот-вот кровосос передумает, и решит докончить начатое дело, но ничего не происходило. Меня все еще мутило, да и запах крови все еще чувствовался, но ранки уже не болели, а просто зудели. Да и страх был хорошим мотиватором не обращать внимания на слабость, а довольно быстро двигаться вперед.

Но почему вампир все еще преследовал меня? Он шёл в отдалении, почти сливаясь с тенью домов, и не выходил на свет тусклых газовых фонарей, но его присутствие было несомненным. И это притом, что небо уже светало! Когда мы подошли к кварталу, где находился мой пансион, я не выдержала, и развернулась к вампиру.

— Месье, почему вы идете за мной?!

— Смертная, не слишком ли ты нагло со мной разговариваешь? Между прочим, я о тебе забочусь. Если тебе плохо, ты можешь упасть где-нибудь. Кто знает, что с тобой тогда будет? Ты можешь замерзнуть, или твоей беспомощностью воспользуются плохие люди, — назидательно сообщил вампир.

Это я наглая? Да этот… упырь сам не понимает, что он говорит! Обычно я довольно труслива, но пережитый стресс адреналином ударил мне в голову.

— Если я не ошибаюсь, вы собирались обескровить меня и бросить на мостовой!

— Бросить? Нет, конечно нет. Я бы вернул тебя домой, Клэр.

— Откуда вы знаете, где я?..

— Не знаю. Просто бы спросил. Или оставил там, где безопасно, — миролюбиво ответил вампир.

Его имени я так и не узнала. Но как-то неловко спрашивать вампира, который на тебя напал, кто он такой.

— Прощу вас, благородный месье, не идите за мной. Обещаю, что доберусь в целости и сохранности.

— Боишься, что я узнаю, откуда ты? — белые зубы блеснули в полутьме. — Я легко могу сделать это, и не следуя за тобой, смертная. Но… так и быть. Сегодня я отпускаю тебя. До встречи, мадмуазель Легран!

Он не исчез в тумане, или за дымной завесой. Он просто пошёл обратно, оставив меня растерянно смотреть ему вслед. Париж действительно удивителен на встречи! Но не думала, что мне удастся встретить вампира, и при этом выжить.

Я зябко поежилась, и посмотрела слезящимися глазами на розовеющее небо. Судя по всему, последние августовские деньки будут холодными.

В ворота пансиона мне пришлось звонить долго, прежде чем мадам Жебран все же соизволила подняться.

— Явилась-таки? — скрипучим голосом спросила она, кутаясь в шаль. Откуда-то из-под этой тряпки появилась скрюченная морщинистая кисть. Я послушно достала из кармана монеты и отдала их ей. Мадам Жебран тщательно пересчитала их и хмыкнула. — Ты должна приходить не позднее одиннадцати. Или платить мне больше. Почему бы тебе не найди себе более щедрого покровителя, Клэр?

— Мадам, у меня нет покровителя! Я же говорила, что работаю в ресторане месье Урбеша. Обслуживаю столики.

— Столики она обслуживает, как же, — старуха мерзко хихикнула. — Делай, что хочешь. Только смотри, если будешь продавать тело на улице, и жандармы тебя заметут, то ты тут же вылетишь из пансиона и школы.

— Что вы, мадам Жебран! Я честная девушка!

Жаль, что у нее нет нюха вампира. Потому что сейчас я была похожа на кого угодно, но никак не на честную девушку. Хозяйка пансиона, видимо, считала также. Она скептически оглядела меня, задержав взгляд на виднеющихся из-под юбки коленках, и неожиданно смягчилась:

— Замерзла небось. Отправляйся сразу на кухню. Поставь на плиту чайник. И мне заодно сделай моего отвара. Все равно не засну. Ревматизм замучил…

Перед тем, как пойти на кухню, я забежала себе в комнату, и тихо, чтобы не разбудить соседок, переоделось в домашнее. Вымыла в общей туалетной комнате шею, стараясь не смотреть на порозовевшую от крови воду, и лишь после заглянула в маленькое тусклое зеркальце. Припухшие следы клыков были похожи скорее на укусы комаров, чем на настоящие раны. Так быстро зажило! Видимо, его слюна могла исцелять.

Мне повезло. Мне очень повезло. Он просто сжалился надо мной, дурищей. Или побрезговал, что больше похоже на правду. Но больше на везение не стоило надеяться.

В первую очередь, мне стоило бросить работу официанткой. Денег на первое время должно было хватить, тем более что Николя говорил, что мои картины стали уходить лучше, а значит, есть шанс, что скоро он подкинет мне немного. Так что о ближайшем месяце не придется беспокоиться.

Я уже три года училась в Высшей школе искусств Парижа, и до окончания оставался один год. Франков катастрофически не хватало. Картины у женщин покупали плохо, приходилось прятаться под псевдонимом и иметь дело с посредниками, которые драли огромные проценты за свои услуги. Оставалось только подрабатывать, хотя работа официанткой и натурщицей… ох, как же расстроится отец, если узнает об этом! И у мамы снова будет болеть сердце.

Родители думали, что мне платят стипендию в школе. Но реальность была гораздо более суровой. Хорошо хоть сама учеба была бесплатной. Но оплата пансиона, красок, кистей, еды, одежды… парижские цены были просто грабительскими!

Многие мои сокурсницы, те, кто не успел выскочить замуж на первом курсе, или были на обеспечении своих семей, или находили себе богатых покровителей. Но я не готова была становиться содержанкой. И старалась хоть отчасти соответствовать тому воспитанию, что привил мне отец. Я не пила алкоголь, не курила опиум и табак, и избегала внимания молодых людей…

Пожалуй, нужно все же поддаться порокам, хотя бы некоторым. Тогда я стану неинтересной этому вампиру, и он забудет обо мне. Хотелось бы надеяться.

Глава 2. Ты полна сюрпризов

— Клэр, это ты?

Изумленный голос принадлежал моей сокурснице, подруге и бывшей соседке по комнате Луизе Креспен. Редкой красавицы, которая свела с ума почти всю мужскую половину школы искусств. Но она вышла замуж за одного из наших преподавателей еще на первом курсе, поэтому никто не смел посягать на ее добродетельность. Ревнивый нрав месье Креспена, гениального художника, прекрасного учителя и знатного дебошира был знаком всей творческой богеме Парижа. Только Луиза ничего и не подозревала, считая своего мужа едва ли не святым человеком.

— Да. Эт я. Собсной прсной.

Язык немного заплетался. Звучало смешно. Я хихикнула, и положила тяжелую голову на стол. Стол был липким и пах пивом. Но все равно кабак хороший. И такие вежливые посетители! Только немного надоедливые. Все время норовят подсесть и еще чем-нибудь угостить. Но мне хватало и того, что я купила сама. Леграны не берут ничего, не заслуженного тяжким трудом!

Луиза огорченно всплеснула тонкими изящными руками.

— Ты выпила половину бутылки вина в одиночку? Это так на тебя не похоже! И чем от тебя так отвратительно воняет? Будто табак смешали с чем-то еще…

— Чснк. Пнтно?

Художница покачала светловолосой головой, и я вытряхнула из карманов все свое богатство.

— Чеснок? Святая Дева Мария! Криста говорила, что ты последние несколько дней была как сама не своя, но видеть это собственными глазами особенно больно.

После встречи с вампиром я пару дней просидела в пансионе, с ужасом ожидая, что со мной начнут происходить перемены. Свет будет жечь глаза, захочется крови, начнут резаться острые клыки… Ничего подобного не происходило, кровосос под окнами не появлялся, и я немного успокоилась.

Но решила немного подстраховаться. Купила старую трубку у Николя, одолжила табака у знакомой, и для верности решила приобщиться к студенческим гулянкам, которые до этого упорно игнорировала. Вот только конец лета оказался для этого не лучшим временем. Многие из моих знакомых еще не вернулись в Париж из пригорода и провинций, другие были по уши в работе, третьи оказались не слишком подходящей компанией для первого приобщения к ночной жизни города. После того, как меня вместо кабаре едва не затащили в бордель, решила ограничить круг своего общения. Потому что так далеко заходить я не собиралась.

Кабак "Морлека" на Монмартре, где я уныло надиралась в одиночку, был выбран по большей части потому, что он считался довольно респектабельным в нашей среде. Поэты, художники и музыканты Парижа, не слишком успешные и знаменитые, но и не опустившиеся на самое дно, собирались здесь едва ли не ежедневно. Так что здесь я чувствовала себя вполне в безопасности. Осталось только понять, как добраться до пансиона, так как на улице уже стемнело. Появление Кристы было как раз кстати.

— Ты с мсье Креспеном?

— Если бы, — расстроено вздохнула Луиза, присаживаясь за мой столик. — Жан недавно продал одно из своих полотен и снова загулял. Теперь вот бегаю по всем питейным заведениям Монмартра. Ты его не встречала?

— Нет.

— Нужно заглянуть напоследок в мастерскую к Эстебану. Жан часто у него пропадает. Но не хочу оставлять тебя вот так вот. Я тут встретила своего знакомого. Давай попрошу Петро тебя проводить? Он надежный, не обидит. И руки распускать не будет.

— Давай, — согласилась.

Знакомым Луизы оказался лопоухий рыжеволосый поэт со страшной картавостью. На мою подругу он смотрел с обожанием, и было видно, что ради нее он составит компанию и огнедышащему дракону. Еле дождавшись, пока я оплачу счет, он подхватил меня под локоть и выволок на улицу.

— Куда вам нужно, мадмуазель?

— На Мон-Сени, пожалуйста.

О! Моя дикция начала немного восстанавливаться. Если бы еще и винные пары выветрились из моей несчастной головушки…

Петро закатил глаза. Было видно, что от меня он надеялся избавиться как можно быстрее. Перед глазами все плыло, так что ему пришлось едва ли не тащить на себе.

Остановился он совершенно внезапно.

— Мы разве пришли?

— Да. Прощайте.

Поэт резко выпустил мой локоть, и, развернувшись, ушёл, оставив посредине совершенно пустой и малознакомой улочки, куда поэт свернул, чтобы скоротать путь. Почему он меня здесь бросил? И было что-то в его голосе странное и неестественное…

— Ваш наряд в эту ночь пусть и не так радует глаз, как в прошлую нашу встречу, но гораздо больше вам подходит, мадмуазель Легран.

Скрестив руки на груди, под единственным не разбитым фонарем стоял уже знакомый мне вампир, и довольно скалился.

— Святая Дева Мария! Это снова вы!

Я схватилась за крестик, висящий на груди.

— Это не поможет тебе, смертная. То, что глупцы считают… — вампир не дошел до меня пару шагов, и скривился: — Какой отвратительный запах! Ты любительница чесночной колбасы?

— Ха! Значит, работает! — выпалила я.

— Чеснок? Не особо. Менее привередливый и голодный вампир бы его даже не заметил.

А этот, значит, не голоден. Тогда зачем он меня выслеживал? Может, испугался, что я выдам его?

— Я никому не говорила о вас, месье, клянусь!

— Даже если бы рассказала, тебе никто бы не поверил и не помог, — равнодушно ответил кровосос, и прикрыв нос рукавом, все же — Так ты еще и пьяна! Как же я разочарован!

Было что-то в его интонациях подозрительное.

— Вы что, смеетесь надо мной?

— Немного, — спокойно признался вампир. — Ты на редкость забавна, хотя у меня из-за тебя и пропал весь аппетит. Лучше бы я занялся тем тощим юнцом, вместо того, чтобы его прогонять. И что мне с тобой теперь делать? Может, забрать с собой, и хорошенько искупать?

Кажется, он больше развлекался, чем на самом деле хотел причинить вред, и все же его слова меня испугали. Я молитвенно сложила руки:

— Благородный месье, пожалуйста, отпустите меня! Прошу! Мои бедные родители, мои младшие…

Внезапно вампир дернул меня за руку, и прижал к своей груди.

— Тихо. Не вырывайся, — шепнул он, обвив плечи руками.

Со стороны мы, наверное, были похожи на влюбленную парочку. Но в намерение вампира едва ли входили пылкие поцелуи. Скорее он просто пытался удержать меня рядом с собой и не дать наделать глупостей. Мимо нас проходила пьяная компания, судя по голосам, из трех или четырех человек. Я могла бы позвать на помощь…

— Не стоит. Если не хочешь навредить им. Они всего лишь смертные, мне легко будет их убить. Так что не давай мне повод.

Я судорожно вздохнула, нервно сжав рукав сюртука вампира. Значит, он мог быть и таким, этот высокомерный чистоплюй-вампир. Холодным и безжалостным. Даже его объятия казались стальной ловушкой.

— Эй, найдите себе комнату, голубки, — пьяно прокомментировал один из компании. Голос его показался мне знакомым, поэтому я поспешно отвернулась, почти уткнувшись лицом в плечо кровососа. Не помогло. — Клэр? Клэр Легран! Эти прекрасные локоны я узнаю и при смерти! Привет, красотка!

— Клэ-э-р, — пьяно протянул другой. — На кого же ты нас променяла? Может, познакомишь со своим кавалером, а мы проверим, насколько он тебе годится?

О нет, это же Морис! Хуже и не придумаешь, чем встретить этого паяца, который встречался с моей сокурсницей Ален, и при этом умудрялся волочиться за всеми ее подругами. И за мной в том числе. Он тот еще болтун.

— Идите куда шли, господа, — ответил им вампир. — Здесь не на что смотреть.

И снова эта странная сила, от которой немеют ноги, и становится жутко не по себе. Смешки резко стихли, а шаги наоборот ускорились. Уже через несколько секунд мы вновь остались одни. Только объятия вампир так и не разжал, будто это не он несколько минут назад кривил лицо, жалуясь на не аппетитность моего запаха.

Я чувствовала его взгляд на мне, но поднять голову не могла, пусть даже знала, что он может зачаровать меня лишь одним звуком своего голоса. Но в этот раз вампир не пытался на меня воздействовать. Лишь гладил по спутавшимся кудрям, забранным шпильками назад и спадающим на спину, каменную и напряженную.

— И вправду, такие красивые волосы, — задумчиво прошептал он, будто бы сам себе. — Их стоило бы прятать, чтобы не вводить мужчин в искушение. Но ты и сама — искушение, от которого никак не избавиться. Я не мог выкинуть тебя из головы, Клэр. И боюсь, что если я снова выпью твоей крови, то не смогу больше отпустить никогда, как бы ты ни просила. Мне не хотелось бы ломать жизнь столь молодой девушке. Поэтому сейчас я позволю тебе уйти. Но это будет в последний раз. Следующая наша встреча закончится не так хорошо. А теперь слушай. Я хочу…

Он довольно высокий, этот вампир. Я едва достаю макушкой до его плеч. И не такой худой, как мне казалось. Прислоняюсь щекой к груди мужчины, и слышу биение. Живое. Его сердце — живое.

Разбудил меня хлопок дверью. Я жалобно застонала, прижимая ладонь к ушам. Что за ужасный грохот! Кто так топает — слоны?!

— Проснулась, пьянчуга? На, выпей водички.

Какой все же пронзительный у Ален голос.

— Что вчера было? — сделав несколько глотков живительной влаги, спросила я.

— Не помнишь? Ты где-то надралась, а потом тебя притащил весьма импозантный мужчина. По крайней мере, мадам Жебран так утверждает. Кто это был, расскажи!

— Импозантный? В этой жерди нет ничего импозантного. Очередной стихоплет.

— Ты про кого?

Любопытства моей подруги было не занимать. Нет чтобы оставить больного человека отдыхать! Я тоскливо покосилась на подушку.

— Вроде бы Петро зовут. Приятель Луизы. Рыжий такой.

— Петро Шаброль? Я его знаю. Ну и отвратительный у мадам Жебран вкус! Надеюсь, у тебя с ним ничего нет?

— Конечно! Он просто провожал меня до пансиона.

Так. Я помню, как встретила Луизу в Морлеке, и как поэт вел меня по улице, ворча. Но то, как мы дошли до Мон-сени, совершенно выпало из головы. И почему я вообще напивалась в кабаке одна?

Странности на этом не закончились. Уже в школе я случайно наткнулась на Мориса, зашедшего за своей пассией, и он начал утверждать, что в ту ночь, которую я помнила лишь частично, он встретил меня совсем не с поэтом.

— Ни разу его не видел. Но было в нем что-то странное… Может, он иностранец?

— И ты просто так прошёл мимо, пока меня на улице лапал незнакомый мужик?

Мы с Морисом не были близкими приятелями, но у нас не было принято оставлять в беде своих. Парень смутился.

— Ну так, я подумал конечно… Но мне показалось, что тебя вполне все устраивает! И ведь все обошлось! Тебя вернули в целости и сохранности!

Иначе как везением это назвать было нельзя. Вот только почему мой провожатый меня бросил, и кто был тот импозантный месье, который так понравился обычно неприветливой мадам Жебер?

Глава 3. Ты обнажаешься не для меня

Деньги закончились к концу сентября. Как и полагается, совершенно неожиданно. Поэтому я направила свои стопы к Николя.

Николя Эрсан был хозяином художественной лавочки на площади Тертр. Он работал обычно уже с состоявшимися художниками с именем, но изредка брал и работы таких новичков, как я. Поэтому как бы я не ругалась на Николя за грабительские проценты, он был хорошим человеком.

Зашла я к нему после обеда, помятуя о том, что по утрам торговец обычно был не в духе. В лавочке было почти пусто. Туристы появлялись ближе к вечеру, а сами парижане еще отходили от пятничных застолий.

— Бонжур, Николя! — окликнула я седовласого, хотя и довольно молодого, едва ли достигшего сорока лет хозяина лавочки, который отрешенно глядел в свою чашку с кофе. — Уделите мне время?

— Клэр, — довольно равнодушно поприветствовал меня Эрсан. — Рад видеть тебя в добром здравии. Что принесла?

— Вот.

Я аккуратно избавила картину от оберточной бумаги, и продемонстрировала Николя свою последнюю работу, над которой трудилась недели две. Лавочник молча склонился над полотном, разглядывая. Затем прислонил к кирпичной стене, и изучил уже издали. Я терпеливо молчала, зная, что если начну лезть с вопросами, меня просто выкинут за дверь.

— Тебе стоит попробовать рисовать цветы. Или симпатичных зверюшек. Это бы хорошо продавалось, — наконец сказал он.

Настроение достигло самой нижней отметки.

— Так плохо?

— Техника неплоха, я тебе уже говорил. Приятный и свежий тон, удачно выбран фон и натурщица. Поза естественна, и в этот раз тебе даже удалось точно передать выражение лица. Но… в твоей танцовщице нет жизни. И что хуже всего, в твоей картине нет ни страсти, ни любви. Ты наблюдательна, но слишком беспристрастна. Пока ты только ремесленница и подражательница, но никак не настоящий художник. Что уж говорить о настоящем мастерстве.

Глаза защипало, но плакать было нельзя. Николя может и утешит меня, но никогда больше не будет воспринимать всерьез. Он и так довольно мягок, учителя в школе искусств и не так ругали наши работы. К тому же он был прав, я понимала это. Сколько бы я не старалась, с каким бы вдохновением не отдавалась творчеству, всё было так, как сказал Эрсан. Мои картины были неинтересны.

— Некоторые вещи придут с опытом, Клэр. Но тебе нужно перестать трусить.

— Что это значит? — хрипловато спросила.

Николя развел руками.

— Ты хорошая ученица, Клэр. Старательная и внимательная. Но тебе не хватает раскованности. Ты слишком зажата, и это чувствуется в твоих работах. Я возьму эту картину, она довольно мила, но много за нее заплатить не могу.

— Конечно, я понимаю.

Над дверью зазвонил колокольчик, и я поспешно утерла все же выступившие слезы. Порог перешагнул низкорослый и щуплый господин в щегольской шляпе и пышном жабо.

— Мэтр Савар! Как неожиданно! — воскликнул Николя, выпрямившись.

Обо мне тут же забыли. Да и я сама тут же забыла о растоптанном, в который раз, самолюбии, и во все глаза глядела на Базиля Савара, гениального живописца, который вел настолько замкнутый образ жизни, что его мало кто знал в лицо. Он чем-то напоминал хорька, то ли своим острым и длинным носом, то ли резкими и дергаными движениями. К тому же он чудовищно косил. Я могла бы сотню раз пройти мимо этого господина, и не признать в нём мастера.

Художник обежал взглядом лавочку, изучая развешанные и расставленные картины.

— Да, я и не собирался. Просто забирал кисти у Тиро и подумал, что ты сможешь мне помочь с одним делом… О-ля-ля! Это именно то, что я искал! Идеально мне подходит.

Кажется, он смотрел на мою картину! Я воспряла духом. Да что лавочник может понимать в искусстве. Вот мэтр Савар сразу разглядел во мне скрытый потенциал!

Но вместо того, чтобы продолжать расхваливать мою картину, художник шагнул ко мне, и вцепившись узловатыми пальцами мне в подбородок, начал вертеть мою голову в разные стороны, рассматривая. При этом левый глаз его смотрел куда-то за мое плечо, а правый на потолок.

— Чистые и плавные черты, теплые тона. Разве что только родинка над губой слишком вульгарна. Но в остальном… Среди парижанок редко встретишь подобную невинную красоту. Откуда ты, девушка?

— Из предместья Тулузы, месье.

— Для южанки у тебя слишком правильная речь, — заметил мэтр.

— Мой отец какое-то время жил в Париже, и поэтому научил меня говорить, как принято в столице.

Точнее, он учил моего младшего брата, которого собирался отдать в Сорбонну, но ничто не мешало и мне прислушиваться к беседам отца и Клода.

— Это не так важно, — отмахнулся Савар, будто не он задавал мне вопросы. — Я хочу нанять тебя как натурщицу. Уже неделю ищу, и даже настолько отчаялся, что решил обратиться к Николя. А тут такая удача! Как ты на это смотришь? Я хорошо плачу.

Растерянно посмотрела на Николя. Я иногда подрабатывала натурщицей, но обычно для школы, или хороших знакомых. И никогда не позировала обнаженной. А картины мэтра Савара обычно были довольно откровенны.

— Мадмуазель Легран получила довольно строгое воспитание, — вмешался Николя. — Думаю, она беспокоится, что её репутация пострадает, если её узнают на одной из ваших картин.

Точнее, остатки репутации. После того, как я напилась в кабаке, а затем любезничала прямо на улице с неизвестным типом, мнение обо мне как о тихоне и скромнице несколько пошатнулось.

— Я не попрошу ничего такого. Всё будет в рамках приличия, — заверил Савар. Он пошарил в карманах, вытащил пожеванный клочок бумаги и карандаш, и что-то начеркал. — Вот мой адрес, время, когда нужно прийти и сумма, которую я готов заплатить. Прошу, не подведите меня, мадмуазель…

— Легран. Клэр Легран, — подсказала я.

— Да, я очень на вас надеюсь, мадмуазель.

Только когда Савар вышел, я все же заглянула в оставшуюся записку. Следующая среда, квартал Пасси… и сумма, достаточная, чтобы я спокойно прожила еще месяц, не беспокоясь о голоде.

— Это отличный шанс — увидеть, как работает мастер. И может быть, завести правильные знакомства, — решил сыграть в змея-искусителя Николя. — А о приставаниях беспокойся. Мэтр не совсем по женщинам, если ты понимаешь…

— О-о-о, — я чуть покраснела. Вольные нравы Парижа до сих пор меня смущали, хотя я прожила в столице уже три года. — Да, думаю, соглашусь. Хотелось бы взглянуть на мастерскую Савара.

Пасси, улица Ренуар. Где-то здесь жил Бальзак, и на этой же улице сейчас обитает таинственный мастер Савар. Его двухэтажный особняк я нашла не сразу, почти трижды пройдя мимо него. И только когда сжалившийся прохожий указал мне скрытую почти высохшей лозой табличку с номером "43", я поняла, что глухие ворота — это то, что мне нужно.

Открыли мне почти сразу же и без вопросов провели внутрь. Мэтр пил утренний кофе, и кажется, очень удивился моему появлению.

— Дорогая, я совсем о вас забыл! Но ничего страшного. Садитесь, мы обсудим наше с вами сотрудничество. У вас есть опыт?

— Доброе утро, месье Савар. Мне приходилось раньше позировать, — я уселась в деревянное, на вид очень старое кресло и расправила на коленях пышную юбку. — Николя не упомянул, но я студентка высшей школы искусств.

— Да, я, кажется, видел вашу картину в лавке. С танцовщицей у станка, да?

Я изумленно посмотрела на мастера.

— Как вы поняли — что это моя картина?

— Её мог нарисовать только очень молодой, и плохо разбирающейся в жизни человек. Даже скорее всего, юная девушка, — усмехнулся художник. — К тому же вы так расстроено ее рассматривали. Хотите взглянуть на мои работы, прежде чем мы приступим? Мне кажется, это несколько развеет ваш страх.

— Конечно! О большем я и не могла мечтать!

Мастерская мэтра располагалась на втором этаже, в огромной, залитой солнцем комнате. Окна ее выходили прямо на улицу, на которой шумно играли дети.

— Я не очень люблю покидать дом. Но мне нравится слушать дыхание города, — заметил Савар, шустро снимая покрывала с сохнущих у стен картин. — Я готовлю серию для выставки, и ваш портрет будет в ней последним.

Почти все натурщики и натурщицы, изображенные на полотнах, были обнажены, или лишь слегка прикрыты тонкими, почти прозрачными одеяниями, но это не выглядело пошло. Все картины были выполнены в одной стилистике — позирующие мужчины и женщины на фоне ярких средиземноморских пейзажей. Я не была сильна в истории, но эти мотивы я узнала.

— Вы вдохновляетесь античными мифами, так?

— Верно. Мастера прошлого часто обращались к этой золотой эпохе богов, ныне в чести пошлый неоимпрессионизм. Эти наследники Дега и Ренуара пытаются запечатлеть мимолетность бытия, вместо этого выплескивая на холст всю свою глупость. Рисовать кабацкие пьянки и потворствующих своей лени трутней — вот что они только могут! Мне нравятся многие художественные приемы нынешней молодежи, но сюжеты я предпочитаю совсем иные, — Савар обвел мастерскую руками: — Посмотрите! Разве не интереснее попытаться найти в земной и человеческом — божественное, а не пытаться превозносить мелкие страсти?

Некоторые образы на полотнах были мне знакомы. Пышнотелая Венера, томный и миловидный Амур, тоненькая и встревоженная Психея, златокудрый и мужественный Аполлон… В последнем я со смущением узнала знакомого музыканта. Не думала, что когда-нибудь увижу его, прикрытым лишь в одном венке.

Меня снова начали одолевать сомнения.

— Простите, но я не готова, вот так вот… обнажиться.

— Тебе и не нужно, глупая. Как думаешь, кого я хочу изобразить?

— Диану? — с сомнением произнесла.

— Диана холодна и величественна, — усмехнулся мэтр. — В тебе же больше земной красоты. Подумай хорошенько.

— Весту, Гею? — мастер продолжал качать головой, а список известных мне греческих богинь стремительно уменьшался. — Деметру?

— Почти. Южане, — вздохнул художник, будто это объясняло мою необразованность. — Ты слышала о Персефоне, дочери Деметры?

— Той самой, что похитил Аид?

Кажется, мне удалось немного реабилитироваться в глазах мэтра.

— Мне нравится аллегоричность этой истории. Юная дева, воплощение весны, похищенная самой смертью… — мастер задумчиво пригладил жиденькие волосы и недовольно посмотрел на меня: — Ну хватит болтовни! Всё будет в пределах приличий, твой хитон будет максимально скромный. Служанка причешет и оденет тебя. Так что?

— Как же я могу отказаться?

Савар немного слукавил. Пурпурный хитон пусть и был длинным, почти полностью пряча ноги, но зато открывал руки и бесстыдно облегал грудь и бедра. Льняная тонкая ткань держалась практически лишь на одном длинном увитом шнуре, проходящем под грудью. Потяни его, и хитон спадет, оставив в одном венке, украшенном цветами. Дороги назад нет, так? Да и кто меня узнает, в таком то виде…

Пытаясь не наступить на подол одеяния, я вернулась в мастерскую. Мэтр который уже успел подготовить всё для работы.

— Прекрасно, как я и думал! Точное попадание в типаж, — довольно кивнул Савар. — Усаживайся. Сюда, да. Так… хм. Подожди.

Я чувствовала себя куклой в руках кукольного мастера. Сначала меня усадили на притащенную, видимо, из сада скамейку. Затем заставили сесть на пол, и опустить голову на руки. Снова подняться, повернуться, сесть…

В итоге я осталась сидеть к мастеру спиной, повернув голову в бок. Мой курносый профиль показался мастеру достаточно благородным для этого. Локоны почти свободно спадали по плечам и спине, а рука тянулась к красному плоду граната. Возвращалась домой уже почти затемно, жалея, что во все это ввязалась. Шея просто отваливалась. Но зато меня угостили гранатом, и это несколько примиряло меня с участью. Тем более, что мастер обещал управиться за две недели, и отпустить меня с миром и полным кошельком…

Мне нравилось бывать в мастерской Савара. Мэтр, хоть и обладал довольно тяжелым характером, был хорошим собеседником, который не гнушался разговаривать со своей натурщицей об искусстве. Баловал он меня и историями о великих мастерах прошлого, которых он знал лично, давая возможность помечтать, что и я каким-то образом связана со всеми ними. Конечно, такой человек не стал бы брать меня ученицей, но это не значило, что я не могла у него учиться — хотя бы урывками, но впитывать драгоценное знание.

Тогда я не могла предположить, что судьба Персефоны окажется так сильно связанна с моей. Потому что земля уже почти разверзлась подо мной, и где-то там, во тьме, меня ждал мертвый бог.

Глава 4. Ты не вспомнишь меня

Это была нашей последней встречей. Картина почти закончена, и даже мое присутствие не так уж и обязательно. Думаю, мэтр Савар просто хотел похвалиться результатами. По его словам, "Персефона с гранатом" была лучшей картиной в серии. И мне она безумно нравилась, хоть я с трудом узнала в задумчивой девушке с тоскующим взглядом, себя.

Мэтр Савар все еще приводил себя в порядок после полуденного сна, поэтом переодевшись в ставший уже привычным хитон, я решила подождать мэтра в мастерской. Он знал, что я буду достаточно аккуратна, чтобы ничего не уронить и не испачкать

В этот раз в мастерской появилась новая картина. Она лежала на столе, полу-скрытая тканью, но уже по виднеющейся раме было понятно, что это не одна из картин Савара — уж больно старым было дерево. Он что-то себе купил? Я осторожно стянула покрывало, открывая холст. Передо мной предстал портрет худощавой и светловолосой женщины с холодным и отстранённым лицом. Не слишком красивой, но притягивающей взгляд, возможно, из-за той уверенности в себе, что читалась в бледно-голубых глазах. Картина была написана давно, но над ней совсем недавно поработали.

— Меня попросили отреставрировать портрет. Сейчас я не беру подобные заказы, но в этот раз отказаться не смог. Уж больно интересная задача. Когда картина попала ко мне, на ней было что-то сложно разглядеть, настолько темной и потрескавшейся она была. Что скажешь?

Я кивнула мастеру, и вновь повернулась к портрету.

— У вас замечательно получилось!

Савар фыркнул.

— Спасибо за похвалу, конечно, но я спрашиваю про саму картину. Расскажи про неё. Покажи, как учат в вашей школе.

— Плохо учат, — уныло ответил. — Но попробую. Портрет был написан… думаю, где-то в середине 18 века, судя по наряду. Чувствуется византийское влияние, так что полагаю, художник был откуда-то из восточной Европы. Художник… не знаю, не могу узнать.

— Как и я. Думаю, это был один придворных мастеров, чьи картины обычно хранятся в частных коллекциях. Но с чем-то ты угадала, хотя сильно промахнулась по времени. Это девятнадцатый век, первая половина.

— Но её костюм и прическа…

— Просто старомодны. Обрати лучше внимание на мазки и на фон. Он выполнен…

Нас отвлек шум с первого этажа. Кажется, кто-то пришел Мэтр посмотрел на часы, висящие на цепочке, и ахнул.

— Заказчик! Он пришёл так рано! Помоги мне!

Он поспешно обернул портрет тканью, и с моей помощью обвязал бечевкой.

— Скоро вернусь, — пообещал мэтр, и хлопнув дверью, оставил меня одну.

Михаил почувствовал его еще тогда, при первом посещении дома художника. Едва ощутимый свежий и чистый запах Клэр Легран. Он даже подумал, что ему почудилось. Что он так часто и много думал о девушке, что теперь просто бессознательно ищет все, что может напоминать ему о ней.

Но в этот раз запах был сильнее. Клэр была здесь. Прямо сейчас.

— Месье Паланок!

Суетливый и нервный художник был не слишком рад гостю, но старательно улыбался.

— Работа закончена. Предлагаю взглянуть и…

— Потом, — оборвал Савара Михаил. — У вас гостья. Молодая девушка. Что она здесь делает?

Понадобилась лишь немного внушения, чтобы Савар заговорил.

— Клэр мне позирует. Я встретил эту девушку не так давно в лавке Николя, и она идеально подошла для моего проекта.

— Где она?

— Наверху. В мастерской. Но вам не стоит подниматься. Клэр смутится, если…

— Это вас не касается, месье Савар. Останьтесь здесь. Выпейте чаю, перекусите. Вам не нужно беспокоиться о Клэр.

— Да-да… — художник растерянно потер лоб. — Пойду выпью чаю.

Михаилу не нужно было долго искать мастерскую. Уже на втором этаже, даже через закрытую дверь, он чувствовал присутствие Клэр Легран.

Он не искал её, не надеялся увидеть даже случайно. И сейчас мог спокойно забрать картину и уйти. Но вместо этого он вошёл в мастерскую, и встретился взглядом с изумленно распахнутыми, зеленовато-карими глазами девушки.

Стоит отдать мне должное. Когда в мастерскую вместо мэтра Савара практически ворвался незнакомый мужчина, я только вздрогнула. Затем скрестила руки на груди, прикрытой лишь тонкой хламидой, и вежливо сообщила:

— Если вы ищите месье Савара, то он на первом этаже, встречает заказчика.

— Заказчик это я, — хрипловато ответил незнакомец.

Логично. Мне следовало сообразить раньше. Значит, он владелец того портрета. Но картину уже унесли, а этот человек стоял здесь и бесстыдно меня рассматривал. Тут же захотелось во что-нибудь завернуться. Стыд-то какой!

Молчание затягивалось, и я не выдержала:

— Вам что-то нужно, месье?

Мужчина будто бы очнулся. Облизнул губы, и кивнул.

— Месье Савар разрешил мне взглянуть на его картины.

— Здесь и вправду есть на что посмотреть.

— Да.

Кинув на меня еще один смущающий взгляд, он, наконец, повернулся к расставленным в мастерской картинам. Пока он изучал их, я изучала его.

Странный человек, хотя что с ним не так, понять сложно. Высокий шатен с тускло-карими глазами и худым скуластым лицом. Вполне ординарная внешность, разве что немного бледноват. Возраст определить сложно, может быть потому, что при довольно молодом лице он был одет консервативно, хоть и не без изящества. Но никакой небрежности и легкомысленности, свойственной моде парижской богеме.

Мужчина остановился перед мольбертом с незаконченной картиной.

— Персефона в Гадесе? — легко угадал он.

— Мэтр Савар изначально хотел изобразить богиню весны до ее похищения Аидом, но потом передумал, как видите.

Сама Персефона на картине выполнена почти в импрессионисткой манере, так не любимом мастером. Насыщенные и теплые тона, напоминающие "Олимпию" Мане, легкие мазки, и удивительно живая и непринужденная поза богини. Но при этом фон — тщательно выписанный, глубокий и темный. И даже серые тени мертвых не скользят по царству Аида, а застыли пугающими фигурами. Но Персефона, глупая, наивная Персефона, не видит их. Всё её внимание обращено на яркий плод граната.

— Вам нравится? — неожиданно для себя спросила я, несмело приблизившись.

— Нет.

— Почему? — вопрос прозвучал по-детски обиженно.

Мой собеседник поднял ладонь, и медленно провел линию в нескольких миллиметрах от холста, будто обрисовывая изгиб спины.

— Женская красота должна быть скрыта от глаз, а не бесстыдно демонстрироваться всему миру. Или это уже привычно для вас, мадмуазель?

Меня бросило в краску.

— Нет! Для чего вы…

Не договорив, остановила саму себя. Конечно. Я злюсь, что этот человек меня оскорбляет, и в то же время стою рядом с ним в таком виде. Да и ещё эта проклятая картина! Я успокаивала себя, что лицо на ней полу-скрыто волосами, и меня мало кто узнает, но теперь казалось, что это недостаточно.

Мне нужно уйти. Нельзя оставаться рядом с этим человеком, который смотрит так, будто знает всё про меня. Я сделала шаг к двери, но незнакомец схватил меня за запястье, останавливая.

— Не убегай, — властно приказал он, и я замерла, испытывая пугающее чувство дежавю.

— Кто вы, месье?!

Шатен скользнул прохладными ладонями по моим обнаженным плечам, которые тут же покрылись мурашками.

— Пойдем со мной, и узнаешь всё, что захочешь.

Его губы коснулись моей шеи, и я непроизвольно содрогнулась. Но так и не сделала попытки бежать. Тело просто не слушалось. Оцепенение не было сладостным. Внутри нарастал ужас от осознания собственной беспомощности. Всё, на что меня хватило, это на короткий умоляющий вздох:

— Не надо…

Незнакомец повернул меня к себе, заставив запрокинуть голову. Прохладные пальцы погладили виски, прочертили линию скул, скользнули по напряженной линии рта.

— Да, не здесь. Я слишком тороплюсь. Где твои вещи?

Промолчать не удалось.

— В гостевой комнате, по коридору направо вторая комната.

— Ты переоденешься, и мы покинем этот дом.

— Но мэтр Савар…

Неужели он не заподозрит ничего странного? Он знает меня! И не поверит, что я просто так ушла с этим человеком.

— Я объясню все хозяину дома. Кто еще есть в особняке?

— Только служанка.

И снова я говорю то, что не собиралась. Да мужик же настоящий промыватель мозгов! Калиостро! Сен-Жермен! Стоит Савару и мадам Гранде услышать его бархатный голос, и они поверят, что в глаза меня не видели. Так и пропаду, и никто меня не найдет…

Пока коварный маг вел меня по коридору за руку, как безвольную овцу на привязи, я лихорадочно пыталась найти способ вырваться из плена его голоса. Раз я владею своими мыслями, значит, не всё потеряно…

Аккуратно расправленное платье, чулки и стопочка нижнего белья все ещё лежали на кровати, где я их и оставила. На стуле висела моя сумка и пальто, у стены валялись ботинки. Интересно, что предпримет похититель? Будет смотреть, разденет сам? А может, пойдет еще дальше… Я зажмурила глаза и сжалась, ожидая самого худшего.

— Клэр, я не собираюсь тебя обижать, — мягко сказал "маг". — Если хочешь, я выйду. Но ты должна обещать, что будешь вести себя хорошо, и не попытаешься сбежать.

— Д-да.

— Посмотри на меня.

Глаза у него теперь не кофейно-карие, а гораздо светлее, с радужкой, будто оправленной в янтарную корону, какая бывает у солнца во время затмения. Никогда не видела таких глаз.

— Оденься и жди меня. Никуда не уходи. Ты поняла?

Кивнула. Он вышел, и даже не закрыл за собой дверь. Я попыталась дотронуться хотя бы до дверной ручки, и не смогла. Руки и ноги задрожали от напряжения, и лишь только когда я вернулась к кровати, стало легче. Теперь ясно, почему этот чертов гипнотизер так легко оставил меня одну. Приказ действовал, даже когда его не было рядом.

Стянула свою пурпурную тряпочку так быстро, будто от этого зависела моя жизнь. Путаясь в завязках и бретельках, натянула нижнее белье, затем платье. Кое-как застегнула пуговицы на корсаже. Но с чулками торопиться не стоило, при моей-то грации и ловкости. Скача на одной ноге, я потеряла равновесие, схватилась за спинку стула, и с грохотом полетела на пол, при этом ударившись подбородком о кровать. Рот тут же наполнился солоноватой кровью, а из глаз брызнули слезы. Больно-то как!

— Ы-ы-ы! — тихо замычала, и плюхнулась на попу.

Голая коленка саднила, но крови было совсем чуть-чуть. А вот язык уже начал распухать. Просто прекрасно! Это еще уметь надо. Упасть на ровном месте и…

Так, мне кажется, или сила приказа ослабла? Я уже секунд тридцать просто ничего не делала. Вот он, шанс! Захромала к двери, и поспешно защелкнула замок. Потянулась за брошенным чулком, и тут же передумала. Ботинки важнее, без них далеко не убежишь. Затем окно, и прочь отсюда. Если, конечно, ничего не переломаю себе, прыгая со второго этажа.

Как часто я читала подобное в романах! Героиня сбегает от жениха-тирана, или спятившего поклонника, смело сигая с третьего, а то и четвертого этажа в стог сена, а то и перелезая по весьма удобно растущему под окнами дереву. Мне всегда казалось, что таким образом автор подыгрывает персонажу, и что гораздо честнее было бы дать героине разбиться. Или хотя бы осознать, что сбежать не получится… Хорошо, что авторы любовных романов иногда все же не врут. Вот оно, мое спасительное дерево. Только бы дотянутся до ветки!

Дверная ручка задергалась в тот момент, когда я уже висела на суку, безуспешно пытаясь обхватить его ногами. Ещё немного, ещё…

— Открой дверь!

Ой! Испугавшись, я разжала ладони, и я тихо пискнув, рухнула на землю. И уже оттуда услышала, как затрещала дверь в гостиную комнату. Из окна показалась голова моего преследователя, но тут же исчезла.

— Возвращайся в дом, Клэр. Ты ранена, тебе нужна помощь, — сказал уже спокойнее "Сен-Жермен".

Не слишком убедительно. Болело все, что только можно, поэтому его слова вызвали у меня только раздражение.

— Да пошли вы, месье! — радостно ответила я, подкрепила жестом, которому меня научили в первый же день в Париже.

На душе даже полегчало, и силы появились. Я поднялась, и не оглядываясь, поковыляла к воротам. Спину жёг пристальный взгляд, но преследовать меня этот тип отчего-то не решился.

С улицы Ренуар я тут же свернула в ближайшую подворотню, и дворами дошла до ближайшей трамвайной остановки. Хорошо, что в карманах оказалось достаточно мелочи, чтобы оплатить проезд. Доеду хотя до Монмартра, а там придется пройтись пешком, радуя прохожих своим видом.

Этот человек, гипнотизер, назвал меня по имени, хотя я и не представлялась. То, что он мог прочесть мои мысли, было совсем фантастично. Легче было предположить, что кто-то ему про меня рассказал. И этот кто-то мог рассказать, и где я живу и учусь. Значит, оставаться в пансионе было небезопасно.

Михаил испытывал странную смесь досады и облегчения. Он действовал поспешно и непредусмотрительно, и дал добыче сбежать. Но… ведь всё могло закончиться гораздо хуже.

Люди хрупки. Могут упасть со ступеньки и сломать себе шею. Клэр Легран же умудрилась не только пораниться в комнате, оставив в воздухе насыщенно-яркий запах крови, но и пролететь несколько метров. Ей повезло, что она ничего не сломала себе.

Он не хотел бы, чтобы она умерла. Переживать за смертную было непривычно, но Михаил уже понял, что относится к ней не как к другим. Не только из-за крови. Её кровь была превосходна на вкус, но этого было недостаточно, чтобы заставить его искать девушку после первой встречи, а затем… просто проводить до безопасного места.

Он не собирался отпускать её в третий раз. Даже его милосердие имеет границы. И все же она умудрилась вырваться. Внушение сработало не до конца. Неподходящее время?

Михаил прикрыл глаза ладонью, и занавесил шторы. Когда он выходил сегодня из дома, свинцовое небо было затянуто облаками, поэтому идея прогуляться по дневному Парижу показалась вампиру хорошей идеей. Но именно это безжалостно яркое, совсем не по сезону, светило, помешало ему отправиться следом за Клэр Легран.

Ему придется вернуться домой, и дождаться вечера.

Глава 5. Прикоснись к моей тайне

В спальне, которую мы обычно делили на четверых, находилась только Ален. Валялась на кровати, черкая что-то в альбоме карандашом. При виде меня она соскочила с кровати, и театрально прижала руки к груди.

— Клэр, малышка, что случилось? На тебя напали?!

— Что-то вроде того, — мрачно ответила. — А ещё я потеряла сумку, пальто, и даже один чулок. Но зато сохранила жизнь.

— Ты обращалась к жандармам?

— Сомневаюсь, что они помогут, — похромав к креслу, я осторожно уселась. — У нас где-то был спирт и бинты. Не принесешь?

— Я помогу, — тут же отозвалась Ален.

Она обработала содранные колени, ссадину на подбородке, а затем налила бокал вина.

— Тебе явно нужно.

— То, что мне нужно, так это убраться отсюда, пока этот псих-гипнотизер не пришёл за мной. Он знает моё имя!

— Милая, ты про Савара? Это же безобидный старик, ты сама говорила.

Мне нужно было поделиться с кем-нибудь безумной историей, что со мной произошла. Да и помощь Ален, которая знала почти половину Парижа, не помешала бы. Идти то мне было явно некуда.

— К мэтру зашёл заказчик. Увидел меня в мастерской, и… ох, это совершенно безумно!

Слушала Ален на удивление серьезно и внимательно. Мне казалось, что она подвергнет мои слова сомнению, но на легко приняла мою версию событий. И даже вручила альбом.

— Нарисуй этого типа.

— Зачем? У меня нет времени на такую чепуху.

— Во-первых, чтобы я его узнала, если он здесь появится. А во-вторых… есть у меня одна идейка.

Стоило мне только набросать портрет психа, как Ален тут же вырвала из моих рук альбом, и топоча, унеслась куда-то на первый этаж. Вернулась буквально через минуту, запыхавшаяся и не на шутку встревоженная.

— Мадам Жебран его узнала. Этот тот самый шатен, что проводил тебя после пьянки. И с которым, очевидно, видел тебя Морис. Всё сходится!

— Что?! Как это возможно?

— Подумай сама. Он умеет манипулировать сознанием. Думаешь, ему так сложно было заставить тебя забыть о вашей встрече? Тем более, что ты тогда была пьяна.

— И всё равно это не объясняет, ни к то он, ни что ему нужно.

— Отлично объясняет!

Ален шмякнулась на пол, и достала откуда-то из-под своей кровати потертую книгу.

— Вот! Здесь все ответы!

— Брэм Стокер? Ты всерьез думаешь, что я встретила Дракулу? У этого типа даже не было трансильванского акцента. И клыков не было. Да и пришёл он к мэтру Савару днем. Так что не надо путать художественной вымысел с реальностью.

Но смутить энергичную брюнетку, фанатеющую от мистических историй, было сложно.

— Но ты сама сказала, что он держался в тени, и не побежал следом за тобой. И вот еще что. Ты в сентябре ходила очень грустная и бледная. Постоянно чесала шею…

— Аллергия?

— Ага, та самая, о которой ты не помнишь. А еще знаешь, что ты ещё не помнишь? Зачем тебе был нужен чеснок в тот день, когда ты наклюкалась.

— Чеснок всё равно не помогает от вампиров, — задумчиво сказала я, и шокировано замерла.

Ален запрыгала.

— Вот! Вот! Откуда ты это знаешь?! Вы точно встречались, и может быть даже не один раз! И он стер тебе память! И пил твою кровь! О господи, это так волнующе!

— Раз ты такая умная, то скажи, на кой я ему сдалась?

— Ты похожа на его умершую возлюбленную, — предположила художница. — Это было бы жутко романтично.

— Скорее жутко, чем романтично. Не знаю, вампир он или нет, но у меня плохие предчувствия. Не думаю, что этот тип оставит меня в покое.

— Тебе нужно затаиться. Временно переехать и не появляться на учебе.

— Допустим, школу я могу прогуливать и весь год, лишь бы итоговую работу представила на экзамен. Но я не представляю, куда пойти.

— Не смотри на меня такой надеждой, — нахмурилась Ален. — Я с лёту назову с десяток знакомых, что приютят тебя. Особенно если ты им заплатишь. Только это плохая идея. Куда он придет в первую очередь?

— Сюда, — упавшим голосом ответила я. — И использует свою магию-шмагию, чтобы узнать, где я спряталась. Ему достаточно просто спросить, и ты тут же во всем признаешься. А потом даже об этом не вспомнишь.

— У тебя достаточно денег?

— Хватит, чтобы снять комнату на неделю или две.

— Возможно, этого будет достаточно. Я помогу тебе собраться. А мадам Жебран скажем, что ты уехала навестить дальних родственников в Марсель.

— А почему в Марсель? Я же из Лангедока…

— И что, ты хочешь, чтобы вампир навестил твоих родственников?

— Нет, конечно! А ты сама не боишься?

— Не-а, — помотала головой Ален, открывая свой альбом, и что-то записывая мне. — Вряд ли он убивает всех подряд. Иначе бы газеты уже пестрели бы кровавыми подробностями. Но на случай, если с моей памятью что-нибудь случится…

Через минуту брюнетка выдрала нарисованный мной портрет. К хмурому скуластому мужчине на рисунке шла стрелочка, и корявым почерком было написано: "ВАМПИР". А на задней стороне было пояснения: "Могу не узнать и не вспомнить. Крайне опасен! Не доверять и не брать сладости!". Дата. Подпись.

Я прыснула, но как оказалось, Ален совсем не шутила.

— Если что случится, покажешь мне вот это. А я сделаю еще одну копию копию себе, если вдруг забудешь ты. Так нас никому не обдурить!

— Вот светлая у тебя голова, — я обняла и расцеловала художницу. — Тогда свяжусь с тобой напрямую или через Мориса, но не раньше, чем через неделю. Надеюсь, этого хватит. Только пообещай, что не будешь никуда соваться и пытаться что-либо выяснить.

— И ты. Сиди как мышка.

— Постараюсь.

И в тот момент я была совершенно искренна.

Глава 6. Янтарь и хризантемы

Спустя уже несколько дней вся поднятая мной паника казалась глупой и бессмысленной. Да и Ален хороша. Вместо того, чтобы успокоить, она поддержала мой бред. Я сидела в какой-то халупе на самом краю Парижа, и круглые сутки слушала скандалы и страстные примирения семейной парочки, снимающей соседнюю комнату. Рисовать в таких условиях было невозможно, так что я целыми днями валялась на кровати с книгами. Преимущественно на вампирскую тематику.

Информации было немало, вот только ее реалистичность… После того, как Брэм Стокер красочно описал историю трансильванского графа в Англии, мода на вампиров стала повальной. Дошла она и до Франции, и теперь вампиров можно было выбирать на любой вкус: страшных и старых, томных и вечно юных, пугающих, и даже забавных. Качества им приписывали тоже весьма вольно. Кто-то умел превращаться в летучих мышей и летать, другие обладали способностями поскромнее, зато не боялись света… Но все это была беллетристика. Единственное упоминание о кровососах я нашла лишь в одной из газет — крестьянка утверждала, что погибшая соседка вставала из могилы по ночам и пила кровь её коров. Представить того элегантного господина, что встретился мне в доме Савара за подобным было сложно. Зато роль таинственного аристократа ему шла. И объясняла тягу к моей шее. Все же она как-то была посимпатичней коровьей.

В воскресенье, впервые за долгое время, я посетила воскресную службу. После переезда в Париж я подхватила вольнодумные настроения моих новых знакомых, и прежней своей религиозности стыдилась. Как теперь стыдилась отказа от своей веры. Но даже там, в храме, я не нашла покоя. В пугающе огромном соборе, так непохожем на маленький костел, где служил мой отец, было неуютно. А сами священники казались слишком важными, чтобы снизойти до маленькой меня, обуреваемой такими глупыми, никчемными страхами. Так что, отстояв молебен, я тихо ушла, не рискнув исповедаться.

В этот же день я навестила своего брата. Почти в самом конце улицы Эколь, в тени других, более величественных учебных заведений находилась небольшая католическая школа, в которой обучался Клод, мой младший брат. Правила в ней были довольно строги, и частые посещения не приветствовались, поэтому Клода удавалось увидеть не чаще, чем два раза в месяц. И то совсем недолго.

Я ждала его в небольшом, даже по столичным меркам, саду, на скамейке под раскидистым буком. Мимо проходили студенты постарше, и хотя никто так и не осмеливался из них заговорить со мной, от и их взглядов становилось довольно неловко. Клод появился только через полчаса.

— Что случилось? — ласково спросила я, вытирая платком сажу на щеке. — Где так измазался?

— Наказали. Пришлось отмываться после уборки, — недовольно отдергивая голову, ответил Клод.

Ему было уже пятнадцать, и ростом он сравнялся со мной. Глаза у него были такими же, как у меня — зеленовато-карими, а вот солнечным цветом волос он больше напоминал маму, чем нас с отцом.

— Принесла что-нибудь? — он сунул нос в корзину. — Клэр, я тебя обожаю! Ты моя спасительница!

Несмотря на более чем плачевное финансовое положение, обделить брата вкусняшками я не могла. Правда, такой аппетит я у него давно не видела. Обычно он оставлял что-то и для своих соседей по комнате. В этот раз он подчистил все в одиночку.

— Ты что, не обедал? Ты же сейчас и корзину съешь.

— Не обедал и не завтракал. Завтрак проспал, а обеда лишили за то, что завтрак проспал. Ну и где логика?!

— Тогда хорошо, что я зашла. Дай хоть обниму.

Клод слегка покраснел, но уворачиваться не стал.

— Ну хватит… смотрят, — заявил он, спустя несколько секунд, тяжко вздохнув.

— Ну и пусть смотрят. И завидуют, что у тебя есть такая замечательная и красивая сестра, а у них нет.

— Месье Эмбер утверждает, что я слишком балован женским вниманием, от того у меня и все проблемы, — печально вздохнул Клод, положив голову мне на плечо, и показав кому-то язык.

Я фыркнула.

— Этот Эмбер, наверное, старый и противный. Никто его не любит и не жалеет, вот он и злой такой.

— Позвольте с этим не согласиться, мадмуазель.

Запрокинув голову, я встретилась с ироничным взглядом довольно молодого еще мужчины. Совсем даже не противного. Готова поспорить, это и был тот самый месье Эмбер. Серые глаза, темные брови в разлет, короткие русые волосы. На подбородке ямочка, а еще ресницы пушистые…

Как любой художник, я ценю красоту. А этот человек был красив. Не идеально слащавой внешностью, а красотою мягкой, и в то же время достаточно мужественной.

И он не был священником. Это показалось мне достаточно важным, уж не знаю, почему.

— Мадмуазель Легран, можете уделить мне немного времени? — дождавшись моего смущенного кивка, мужчина продолжил. — Меня зовут Рейнард Эмбер. Я учитель Клода, и с этого года куратор его учебной группы. Мне хотелось бы обсудить с вами то влияние, которое вы оказываете на своего младшего брата.

Ох, не к добру это.

— Месье Легран, вас ищут на кухне, — сообщил учитель.

Клод помрачнел.

— Это так срочно? Я почти месяц не видел сестру.

— Жизненные трудности закаляют, — мягко ответил Эмбер. — Идите.

Когда Клод ушёл, я спросила:

— Это необходимо? Такая строгость?

Учитель пожал плечами.

— Ему пятнадцать, и для того, и компенсировать пробелы в воспитании слишком поздно. Насколько я понял, ваш отец воспитывал детей… весьма современно.

Я выпрямила спину.

— Вы критикуете моего отца?

— Скорее, выражаю удивление. Довольно необычно, что сын сельского священника увлекается трудами Аббата и Вольтера, а его дочь пишет весьма фривольные картины.

— Простите?

Откуда он мог знать о моих картинах? Я даже не пишу под своим именем.

— Эскизы в альбоме. В основном графика и масло, — пояснил мужчина. — Нам пришлось изъять их все. Вы уверены, что стоило приносить их в католическую школу?

— Но я ничего не приносила!

Эмбер протянул мне сложенный вдвое лист. Я открыла и его и густо покраснела. На листе была изображена одетая лишь в тонкую сорочку Ален, склонившаяся над наполненной ванной. Простая зарисовка из моего альбома, как я думала, потерянного. Теперь стало понятно, куда он делся. Должно быть, при последнем посещении Клода он незаметно достал мой альбом из сумки для пленэров.

— Это вы рисовали?

— Да.

— Талантливо. Мне нравится, — тонко улыбнулся одними уголками губ Эмбер. — И среди студентов вызвало фурор, особенно среди старших групп. Как и ваши фотографии. Он неплохо на них заработал.

— Заработал? — недоуменно повторила я.

— Да. У него было несколько ваших фотокарточек. Он не продавал их, не волнуйтесь. Просто сдавал их во временное пользование.

Теперь становилось понятно, почему на меня так странно посматривали студенты.

— Поганец! Этот мелкий уродец только и ныл, как скучает, и что возможность хотя бы увидеть на фотографии… Я столько денег потратила!

— Полагаю, все же меньше, чем он получил. Коммерческая жилка у месье Леграна более чем достойна восхищения. Впрочем, он талантлив во многих областях.

— Даже не сомневаюсь, — ответила я, сердито сжимая в руках дешевую фетровую сумочку. — Он всегда был… самым талантливым в нашей семье.

— О, и чем же ещё известны Леграны? — поинтересовался учитель.

Я с подозрением посмотрела на него. Вроде бы, не издевается.

— Младшая сестра, Лиззи, весьма недурно поет, а папа раньше, до того, как у него испортилось зрение, делал переводы немецких философов, в том числе и для парижских университетов.

— О, как интересно! Так ваш художественный дар достался вам от матери?

— Нет, маман не слишком одобряет подобное баловство.

— Так как же вы тогда оказались в Парижской школе искусств.

Я открыла было рот, чтобы рассказать свою весьма драматическую, хоть и не без комедийного оттенка историю, когда поняла, что разоткровенничалась перед совершенно незнакомым человеком. Интерес месье Эмбера казался таким искренним, что ему хотелось открыться.

— Так что там с Клодом? — смущенно спросила, непроизвольно касаясь волос. И тут же отдернула руку. Меньше всего хотелось показать этому снобу, что он смог каким-то образом заинтересовать меня. — Только не говорите, что руководство школы хочет отчислить его.

— Вовсе нет. Несмотря на все его, к-хм, шалости, в плане учебы он безупречен. Иначе и быть не могло. Но хотя для Клода, благодаря его выдающимся результатам, обучение бесплатно, наша школа не выдает стипендии. Вашей семье приходится много тратить на его проживание, питание и книги.

— Мы не бедствуем, — сердито поджала губы, чувствуя себя как никогда… дешево. Даже идеально начищенные ботинки месье Эмбера казались дороже всего моего наряда. А ведь он всего лишь школьный учитель!

— Я не собирался вас обидеть! Но сельские священники получают не слишком много. Да и приданное не помешает даже самым прекрасным дочерям на свете, — мягко улыбнулся Эмбер. — Видите ли, мы бы хотели предложить поддержку Клоду. И сейчас, и позже. В том числе и грант на обучение в университете. Он же собирается поступать в Сорбонну?

— Грант? Школа выделяет такие гранты?

— Нет, не школа. Философское общество герцога Орлеанского.

— Луи-Филиппа I? Вы… роялисты?

— Общество Орлеанского далеко от политики. В основном мы занимаемся изысканиями в области метафизики, теологии и естественных наук. Мы двигаем прогресс! — воскликнул Рейнард, и смущенно улыбнулся, будто стыдясь своего энтузиазма. — Ваш отец хотел бы, чтобы Клод пошёл по его стопам, или же стал адвокатом. Но я думаю, что ему суждено более славное будущее в науке.

— Это всё славно. Но не думаю, что вам стоит обсуждать будущее Клода со мной. Отец…

— Я написал месье Леграну. К сожалению, он отнесся с большим подозрением к нашему предложению.

— И вы подумали, что я смогу его переубедить? — с прохладой в голосе спросила.

— Я подумал, что вы менее предубеждены ко всему новому, и захотите составить собственное мнение о философском обществе.

Эмбер опустился на скамейку, и бросил задумчивый взгляд на меня. Щёки тут же потеплели. Как же глупо!

— Жаркая нынче осень, — обмахиваясь ладонью, заявила я. — Если честно, никогда не слышала о философском обществе Орлеанского.

— Мы не стремимся к дешевой популярности. Двигать науку можно по-разному. И… знаете, изначально я просто хотел с вами поговорить. Может быть, познакомить с некоторыми наиболее уважаемыми членами нашего общества.

— То есть пустить пыль в глаза?

Учитель рассмеялся, обнажив белые и крепкие зубы.

— Не без этого. Но… Это ужасно, но я хочу воспользоваться своим служебным положением, чтобы пригласить вас на одно весьма интересное мероприятие.

— Конференцию? Собрание научного кружка?

— Наши собрания закрыты для женщин, — с сожалением пожал плечами Эмбер. — Давняя традиция, которая меня порой расстраивает. Но я говорю о Бале белых хризантем. Общество выступает одним из главных спонсоров благотворительного бала. Мадмуазэль Легран, вы станете моей драгоценной спутницей, моей белой хризантемой?

Если честно, я растерялась. Подобные вечеринки устраивались для богатеев, политиков и аристократов. Достать билет на Бал кому-то вроде меня было невозможно. Как и школьному учителю.

— А вы ведь не так уж и просты, месье Эмбер, — скрыв взгляд за ресницами, задумчиво сказала я. — Но я не собираюсь продавать брата за развлечения.

— Ох, как с вами не просто, мадмуазель! — почти сердито сказал учитель. — Вы ведь… Жак, ты так устал подстригать куст, что решил раздеться? Или подумал, что мадмуазель Легран соблазнят твои кости?

Я фыркнула, наблюдая, как тощий студент поспешно застегивает рубашку и ретируется.

— Так на чем я остановился?

— На том, что меня не могут соблазнить кости.

— Вы весьма ершистая молодая особа. И очень интересная девушка. Пригласить вас — моя личная прихоть. Мы убьем одним выстрелом двух зайцев — вы развлечетесь и немного узнаете об обществе, а я отчитаюсь перед начальством… и нескучно проведу вечер с очаровательной спутницей.

Глава 7. Господин Никто

Ты — Королева Ночи,

я — Господин Никто

Когда сойдутся две темноты,

Настанет рассвет.

А потом…

За всеми волнениями о тайных обществах Парижа я почти забыла о своём "вампире".

Хотя нет, не своём. Лучше не привыкать к нему, считая частью своей жизни. Ну как появился этот подозрительный типчик в моей жизни неожиданно, так же неожиданно он и должен исчезнуть…

Вернувшись в пансион, я выяснила, что никто меня так и не искал. Или, по крайней мере, не помнил об этом. Ален все так же хранила портрет моего преследователя, но вживую увидеть его ей не довелось. Кажется, она об этом жалела, глупая.

Я снова начала ходить на учебу, но при этом лишний раз на улицу старалась не показываться, особенно вечером. Но я слишком поспешила скидывать "вампира" со счетов.

Выставка Савара шла уже неделю с оглушительным успехом. Все мои сокурсники уже побывали о ней, и восхищенно закатывали глаза, часами рассуждая о гении мэтра. Но никто так и не упомянул о "Персефоне с гранатом". Я, конечно, и не хотела, чтобы меня признали, но все же было немного обидно. Неужели никто даже не отметил сходство богини весны со мной?

— Персефона? — вскинула брови Ален, только вернувшаяся с выставки. — Нет, такой работы не припомню.

— Неужели мэтр решил не выставлять её? — поникнув, спросила.

— Сходи и узнай сама. Заодно заберешь оставшуюся часть платы. Или стыдишься?

— Нечего мне стыдиться. Я тогда ничего не сделала!

— Боишься встретить своего загадочного красавчика?

— Когда это он успел стать красавчиком? — возмутилась я. — Ты же видела портрет. Ничего особенного.

— Вампиры должны быть красавчиками, — убежденно ответила Ален. — Ты просто не смогла передать всего его очарования.

Моя подруга никогда не изменится. Спорить с ней бесполезно.

— Ничего я не боюсь. Просто не люблю толпы. Пойду завтра, вместо курса месье Морана.

Среда оказалась и вправду удачным днем для того, чтобы посетить выставку. Людей почти не было, а вот мэтр Савар как раз заглянул уладить дела с организаторами. Меня он встретил вполне доброжелательно. Хоть и не без ехидства.

— А я думал, что ты меня избегаешь, Клэр.

— Что вы, месье Савар! Вы ведь знаете мое отношение к вам и вашему творчеству. Я так восхищена тем, что вижу! Даже не могу вспомнить, какая выставка пользовалась таким успехом, как ваша! Мне все уши прожужжали про то, что мэтр Савар превзошёл сам себя. И картины в зале смотрятся ещё лучше!

Запомните — когда вы имеете дело с людьми творческими, не бывает слова "мало", когда это касается похвалы.

— Да, довольно удачный показ. Даже мэр пришёл, — важно кивнул мэтр. — Жаль, что "Персефона с гранатом" так и не увидела свет. Но не волнуйся, деньги я тебе заплачу. Даже больше, чем обещал.

Это было бы весьма кстати, но при всех хороших чертах художника, щедростью он особой не отличался.

— А что случилось с картиной? — осторожно спросила я.

— Её выкупили, ещё до показа.

— Но вы ведь хотели представить всю серию на выставке! Говорили, что картины после показа вырастут в цене.

— Месье Паланок заплатил достаточно. В том числе и за то, чтобы иметь возможность одному лицезреть мою Персефону. Иностранцы порой такие чудные.

— Паланок? Кто это?

— Михаил Паланок. Вроде бы он русский, хотя его знание французского безупречно. Но среди русских аристократов ценится наше образование, так что тут не стоит удивляться.

Русский? Мог ли быть гипнотизер, из-за которого мне пришлось прыгать со второго этажа, тем самым Михаилом Паланоком?

— А как он узнал о картине?

— Забирал портрет, что был у меня на реставрации.

Точно! Это он! Тот гипнотизер-махинатор! Я вцепилась в руку художника.

— Месье Савар, этот человек опасен! Я видела его в вашем доме, он напал на меня! Именно поэтому я и сбежала, не попрощавшись. Что вы тогда…

— Хотя может быть месье Паланок поляк? Почему-то я даже не спросил, откуда он, — нахмурившись, художник потер переносицу, и только затем удивленно посмотрел на мою ладонь, сжимающую его пиджак. — О чём ты? Как ты могла его видеть в моем доме, если в тот день ты просто не пришла? Я даже думал послать к тебе слугу, чтобы узнать, не заболела ли ты.

Значит, он стер все воспоминания месье Савара о том, что произошло в доме. Но почему-то себя заставить не забыл. Не так уж сильно он и скрывался!

— Он не спрашивал обо мне? Этот Паланок?

— Только позировала ли ты мне раньше, и всё. И как давно мы знакомы. Клэр, ты же не думаешь пытаться увлечь этого господина? Конечно, Паланок может заинтересоваться тобой, но точно так же он быстро остынет. Я слышал, что один московский князь задаривал приму парижского балета дорогими подарками и цветами, а когда она уступила ему… Клэр, ты слушаешь?

— Да, мэтр. Но у меня нет желания становиться чьей-либо любовницей.

Хоть в чём-то можно быть благодарной Адриану Берже и его матери. Благодаря их семейке у меня навсегда отбило желание заигрывать с богатеями.

Савар был настроен поболтать, и испытал разочарование, когда я, получив долгожданные деньги, поспешно распрощалась. Солнце было скрыто за тучами, на улице стояла сумрачная и зябкая погода, и слегка накрапывал дождь. Я раскрыла дешевый, в нескольких местах залатанный зонт и подняла воротник куртки. Надо хотя бы часть денег потратить на новое пальто. И зимнюю одежду можно прикупить. Все же уже середина октября.

Прежде, чем я успела шагнуть из-под каменного навеса под дождь, кто-то осторожно коснулся моего локтя. Неудивительно. Даже в залах самого музея я встретила несколько своих знакомых. Так что, скорее всего, кто-то из видевших меня ранее решил поинтересоваться, куда я пропала.

Я повернула голову, уже заготовив дежурную улыбку, и растерянно замерла. Густая каштановая шевелюра, узкий подбородок, резкая линия скул. И карие глаза, на дне которых опасно таилось янтарное пламя. Это был он — гипнотизер. Михаил Паланок.

— Ты все же не смогла сдержать своего любопытства, Клэр.

Я нервно огляделась. Даже в такую погоду на Монмартре не было пусто. Он не осмелится напасть на меня при свидетелях. К тому же стоит мне закричать, как прибегут жандармы.

— Что вам угодно, месье?

К сожалению, мой голос постыдно дрогнул.

— Как официально. Я лишь хотел пригласить тебя выпить кофе и уладить то непонимание, что возникло между нами.

— Простите, мне это не интересно.

На мою ладонь, державшую потертую ручку зонта легла мужская рука. Паланок склонился почти к самому уху.

— Если не хочешь говорить сейчас, то я уйду. Но учти, что этой же ночью я навещу тебя. Предварительно заглянув в ту милую цветочную лавку, что располагается напротив твоего дома. Что ты предпочитаешь — розы или орхидеи, Клэр?

Закусив губу, подавила чертыхания. Он знал, где я сейчас жила.

— Выпить кофе. Я же сказал. И поговорить. Место можешь выбрать сама. Я доверяю твоему вкусу.

— У театра Варьете есть хорошая кофейня "Фреско". В ней варят отличное кофе по-венски.

А еще в ней баристой работал один мой замечательный друг, с которым я познакомилась еще в ресторане месье Урбеша. Базиль, почти двухметровый увалень, относился ко мне как к младшей сестренке и не раз выручал, когда липли пьяные посетители. И он умел держать язык за зубами.

— Отлично. Это не так далеко. Прогуляемся?

Шли мы быстро и молча, при этом я старалась держаться от навязчивого спутника как можно дальше. К счастью, он не пытался сократить дистанцию, или коснуться меня. Будто знал — что я тут же брошусь в бега. Зонта у него не было, но ручейки дождя, капающие с цилиндра, затекающие за воротник, будто совсем его не беспокоили.

Дождь прошёл также внезапно, как и начался. И когда сквозь тучи внезапно прорвался по-осеннему неяркий, рассеянный солнечный свет, "гипнотизер" поморщился, и поспешно нацепил на нос темные очки.

— Вы… вам неприятен солнечный свет?

— Чувствительные глаза, — коротко, и будто неохотно ответил мой спутник. — Напомните, как далеко ещё нам идти?

— Почти. Посмотрите, уже виднеется крыша Варьете. Вы впервые в Париже, месье?

— Нет, когда-то я знал Монмартр как свои пять пальцев. Но не был здесь давно, и многое забыл.

Когда мы проходили мимо театра, у которого одиноко стоял продавцы газет и хорошенькие торговки цветами, Паланок замедлился, разглядывая изящное здание с колонами. Варьете был известен не только своими театральными и музыкальными представлениями, но и роскошными балами и приемами. Бедным художницам попасть на подобные мероприятия нереально. Разве что по приглашению… Хотя, оно ведь оно у меня было. Бал белых хризантем проходил именно здесь. И если Эмбер не шутил, то я смогу не только любоваться театром снаружи, но и войти по мраморным ступенькам внутрь — в белом платье и в маске, скрывающей лицо. И на один вечер узнать, что это такое — быть беззаботной прожигательницей жизни.

Впрочем, Фреско тоже было весьма приличным местом. Удачно расположенный почти у самого театра, он был излюбленным местом парижской богемы. И пусть я могла позволить себе купить лишь кофе и самую дешевую выпечку, мне нравилось сидеть за одним из столиков перед кофейней, и разглядывать прохожих — туристов, парижан, и даже иногда знаменитостей.

Промозглая погода не располагала к уличным посиделкам, поэтому мы зашли в зал. Паланок тут же занял место в самой дальней его части, подальше у окна. Да и тому же полу-скрытого китайской ширмой. Заметив мои колебания, он вскинул бровь:

— Боитесь за свою безопасность?

— У меня есть основания.

— Сколько злости. Неужели мои прегрешения так велики?

Я сердито пожала плечами, и только когда увидела Базиля, подошедшего лично принять заказа, немного расслабилась. Обычно верзила приветствовал меня без всяких формальностей, подшучивая, а то и обнимая. В этот раз он лишь улыбнулся и кивнул, искоса посмотрев на успевшего сесть шатена.

— Мадмуазель Легран, добрый день. Вам как обычно?

— Когда ты начал обращаться ко мне на ты, Базиль? Да, черный кофе и круассан.

— Клэр, я тебя угощаю, — вмешался гипнотизер. — Так что можешь не скромничать, дорогая.

Базиль удивленно на меня посмотрел, и я чуть не заскрипела зубами. Паланок специально меня злил!

— Месье, разве мы с вами официально представлены? — холодно спросила я. — Как обычно, Баз. Кофе и круассан.

— Мне только кофе по-венски. Клэр его очень хвалила, — обращаясь к баристе, заявил этот неприятный тип. Когда Базиль отошёл, Паланок откинулся на стуле, и снял очки. В свете ламп и свечей глаза его казались просто карими. И никаких зловещих огоньков.

— Прости, не хотел тебя злить. Но ты уже мне представилась, а меня представил мэтр Савар.

Мой преследователь знал и это. И когда только успел? Но если он подслушал наш разговор с художником, тем проще.

— Вы купили "Персефону"!

Мужчина пожал плечами.

— Не смог удержаться. Мэтр чудесно передал то очарование, что тебе присуще. Так ли странно, что я захотел её себе присвоить?

Я вскинула подбородок, язвительно уточнив:

— Вы всё ещё говорите о картине?

— Кто знает.

Голос у "гипнотизера" снова стал бархатным и обволакивающим, и мне стоило больших усилий, чтобы оторвать свой взгляд от его лица. Буду смотреть на скатерть. Так безопаснее.

— Месье Паланок, не надо со мной флиртовать, — не выдержала я. — Говорите, что вам нужно, и уходите. Или уйду я.

Шатен расправил на коленях салфетку, пригладил влажные, и от того еще сильнее вьющиеся волосы, и только тогда ответил:

— Хочу развеять то непонимание, что произошло между нами. В доме месье Савара я вел себя не слишком корректно. Но это была лишь неудачная шутка, не больше. Приношу свои извинения.

— Я их принимаю. Это все? Больше вы не будете меня преследовать?

— Дай мне шанс, Клэр, изменить твое мнение обо мне! У тебя наверняка много вопросов. Я постараюсь ответить на каждый из них.

"Нет более опасной вещи, чем женское любопытство. Оно и сгубило человечество", — любил говорить мой отец. И он был абсолютно прав.

— Тогда расскажите, что это за странный у вас талант — управлять чужой воле?

— Это? Лишь гипноз. Я научился ему у одного из британских докторов несколько лет назад. Он был поклонником Месмера, хотя использовал уже более современную терминологию.

— Значит, просто гипноз?

— А что же ещё? Или ты, как и твоя подруга, думаешь, что я вампир?

Я вздрогнула, и мужчина тихо рассмеялся. Это позволило мне прийти в себя.

— Вы были в пансионе, месье Паланок?

— Михаил. Мне будет приятно, если ты будешь звать меня по имени. Да. Как я и говорил, я хотел извиниться. Но смог поговорить лишь с хозяйкой пансиона, и милой Ален.

— И вы… тоже стерли им память? Как и Савару?

— Это не так легко, как ты думаешь. И нет, я не стал этого делать. Я просто поговорил с твоей соседкой, и кажется, даже ей понравилась. Но ты не ответила. Ты думаешь, я вампир?

— Вы мне скажите, месье, боящийся солнечного света!

— Художники довольно суеверны и впечатлительны, — иронично заметил Паланок. — И если я вампир, то что тогда?

— Не смейтесь надо мной!

Базиль вернулся как раз вовремя. Поставил на стол чашки с кофе, политый медом круассан, и хмуро посмотрев на шатена, спросил лишь одними губами: "все хорошо?". Я кивнула. И когда вернулась к разговору, уже сумела восстановить спокойствие.

— Я не склонна к мистическому мышлению. Но в мире есть много скрытого и тайного от людских глаз. Если есть Бог, то есть и Дьявол. А там, где Дьявол, там и те, кто ему служит.

— Я не служу Дьяволу, и не желаю тебе зла, — неожиданно серьезно ответил Паланок. — Ты имеешь дело с эгоистом, но никак не со злодеем.

— Тогда расскажите сами о себе и своем прошлом. Чтобы я поверила, что вы и в самом деле почти обычный человек.

— Хорошо, — миролюбиво согласился гипнотизер. — Что тебя больше всего интересует?

— Вы ведь иностранец? Русский?

— Не совсем. Я действительно не из Франции, хотя и долго жил здесь когда-то. Как и в России, впрочем. Мой отец оттуда. Но родился я в Венгрии, на родине матери. Впрочем, я считаю себя больше гражданином мира. Мне нравится везде, разве что кроме тех мест, где для меня слишком жарко и солнечно.

— И чем занимаетесь?

— Исследованиями.

Ещё один ученый на мою голову. Хотя… слишком уж это размыто звучало.

— В какой области? Что изучаете?

— Человеческие сообщества и культуры в их развитии.

— Разве на этом можно заработать?

— Как эксперту — вполне. Анализируя те или иные экономические и социальные явления, можно многое узнать. Куда лучше вкладывать деньги, и когда их выводить, например. И о своих счетах не забыть.

— Это касается и политики?

Паланок помедлил.

— В какой-то степени. Но это не то, о чем бы я хотел говорить с прекрасной дамой. Может быть, ты спросишь меня что-нибудь более личное? К примеру, о планах на вечер?

Я вскинула глаза, чтобы отбрить наглеца, и замерла. От взгляда шатена неожиданно закружилась голова, а ладони сделались влажными. В этот момент он показался мне необыкновенно привлекательным. Не просто красивым — самым желанным мужчиной. Почему я была с ним так груба? Он всё, о чем может мечтать женщина.

Нестерпимо хотелось коснуться его губ, попробовать их на вкус, зарыться пальцами в густую шевелюру, прижаться к крепкому мужскому телу как можно теснее. Позволить Михаилу Паланоку сделать себя своей…

Я поняла, что дрожу, лишь когда остывший кофе пролился мне на пальцы. Это отрезвило, как и проснувшаяся злость. Снова гипноз. Но если раньше Паланок просто заставлял меня делать то, что я не хочу, то теперь он покусился и на чувства.

— Мы могли бы пойти ко мне, — в голосе мужчины появилась хрипотца. Он облизал губы неожиданно знакомым жестом и протянул ладонь ко мне через стол.

— Нет!

Я крикнула так громко, что в зале на мгновении стало тихо. Шатен замер, едва заметно нахмурившись.

— Нет, — повторила уже тише. — Вы отвратительны, месье. Что, не можете завоевать девушку, не используя внушение? С меня хватит всего этого!

Меня так сильно переполнял гнев, что я почти себя не контролировала. Резко встала, и схватив чашку, выплеснула ее содержимое в Михаила Паланока.

— Не преследуйте меня больше, и не угрожайте. У меня есть друзья, которые способны за меня постоять.

Сбежать я не успела, замешкавшись, чтобы взять зонт. Совершенно зря. Мокрый и ужасно злой Паланок схватил меня за руку, больно сжав предплечье. Дернул, разворачивая к себе, и зашипел:

— Ты пожалеешь об этом, Клэр.

— Идите к черту, месье!

— Совсем скоро ты будешь шептать моё имя, умоляя не оставлять тебя, — зловеще пообещал гипнотизер.

— Проблемы? — хмуро пробасили рядом. — Эй, почему бы тебе не отпустить девушку, пока я тебе голову не оторвал, месье?

Базиль! Какое счастье. Хватка венгра ослабла, и я вырвалась сама.

— Мой спутник пожелал заплатить за мое кофе, — процедила я. — Базиль, не проводишь?

— Конечно.

Легко угадав мое желание, бариста вывел меня через черный вход.

— Что произошло, Клэр? Никогда не видел, чтобы ты так выходила из себя.

— Не бери в голову, Баз.

— Если он обидел тебя, то я могу помочь. Скажи, где он живет, и найду время, чтобы потолковать с ним.

— Держись подальше от этого человека!

— И ты. Клэр. Мне приходилось видеть, как в Париж приезжали такие же молоденькие и милые девочки, как ты. Связывались со скользкими типами, и влипали в неприятности. Мне не хотелось бы, чтобы тебя нашли с перерезанным горлом в канаве.

Я поежилась.

— Умеешь же успокаивать.

Баз обнял меня, неловко поцеловав в макушку.

— Точно ничего не хочешь рассказать? Ладно, но если будет нужна помощь, ты приходи. Договорились?

— Угу.

Ещё немного так постояв, я выпуталась из медвежьих объятий.

— Мне пора, да и тебе нужно вернуться к работе. Ещё увидимся.

Глава 8. Кровь на белых цветах

Они пили ночное вино

Даже днём ночное вино

Слюдяные бутыли окна

Всегда были полны вина

Оно было сладким как соль

И густым как венозная кровь

Оно было острым как боль

И протяжным как сонная одурь

Ольга Арефьева

Оставаться в съемной комнате не было смысла. Гипнотизер знал, где я живу. Можно было снова переехать, но в темноте не хотелось искать себе жилье. Поэтому забрав вещи со съемного жилья, я вернулась в пансион.

Ален не было. Видимо, она снова ночевала у Мориса, поэтому обсудить гипнотизера было не с кем. Другие о моих проблемах не знали. А ведь я сказала упырю, что у меня есть связи. Но кто может противостоять человеку, обладающими такими способностями?

Вспомнился почему-то Рейнард Эмбер, учитель Клода. Среди масонов наверняка много сведущих в тайных искусствах и магических практиках людей. Должно же быть какое-то спасение от гипнотического внушения! Два раза мне удалось уйти от Михаила Паланока. Третья встреча может обернуться совсем не в мою пользу. Эмбер был мне нужен. Это не означало, что я собиралась полностью ему довериться, но лучше быть с ним милой. И если нужно, пойти на бал.

Уж хуже гипнотизера он вряд ли окажется.

Перед тем, как лечь спать, я спрятала под подушку крест, простынь и одеяло окропила святой водой.

— Совсем сдурела, девка, — задумчиво сказала Анна Шольц. — Обычно когда мужик появляется, моги на место встают, а у тебя все не как у людей.

— Какой мужик?

— Ну, ухажер твой. Приходил который, искал…

— Он не мой мужик, — огрызнулась я.

Когда свет потушили, я ещё долго ворочалась, не в силах уснуть. Но усталость взяла свое, и уде за полночь я провалилась в сон.

Я почти бегу по улице, придерживая на груди куртку, когда буквально ниоткуда появляется темная высокая фигура.

— Ночь прекрасна, смертная дева. Позволь мне отведать твоей крови.

Незнакомец улыбается, демонстрируя неожиданно острые клыки. И я, поняв, кого встретила, пытаюсь сбежать. Но тщетно.

— Твой запах, Клэр, — теперь он совсем близко, и шепчет мне на ухо. — Так неожиданно. В нем нет примесей алкоголя и табака. Ты даже не пахнешь другими мужчинами. Лишь чистотой и невинностью.

Его прикосновения холодны и равнодушны. То, как он держит меня за подбородок, как запрокидывает голову… так страшно. И так знакомо.

Вздрогнув, я проснулась с колотящимся от ужаса сердцем. Это был не просто сон. Это было воспоминание. Ален была права. Я встречалась с Михаилом Паланоком гораздо раньше, чем мне казалось. И тогда он выпил моей крови.

— Вспомнила? Что ж, я подозревал, что так может произойти.

Он здесь. Вампир здесь. Неподвижно сидит на моей кровати, склонившись и разглядывая мое лицо. Прежде, чем успеваю закричать, он запечатывает мне рот ладонью.

— Не поможет. Твои соседки спят так крепко, что их не разбудит и труба Гавриила. Но что мне делать с тобой? С каждым разом внушение действует на тебя все хуже и хуже. Даже если я заберу тебя сейчас, ты будешь рваться на волю.

Хватка ослабла, и мужские пальцы пробежались по испуганно приоткрытым губам, медленно очертили подбородок, изучили линию скул и арки бровей. Я почти не дышала. Однажды в детстве я была в зоопарке. Самым ярким впечатлением стал тигр, напряженно наблюдающий за мной из стальной клетки. Только теперь между мной и хищником нет преграды. И все же его что-то сдерживало от того, чтобы сожрать раздражающую и столь слабую человечку.

— Красивая, — задумчиво протянул вампир. — Будет жаль, если смертный тлен коснется этого лица.

— Я никому ничего не скажу, клянусь… — прошептала прерывистым дрожащим голосом, почти готовая сорваться на жалкие мольбы.

— Если бы дело было только в тайне. В этот рациональный век ты можешь во всеуслышание назвать себя чудовищем, но тебя сочтут лишь чудаком. Меня беспокоит другое. Я не хочу тебя отпускать, даже в мыслях не могу расстаться с тобой. Но держать рядом того, кто испытывает лишь страх и ненависть… Что ж, надеюсь, когда я утолю жажду крови, мое наваждение исчезнет.

Было бы глупо думать, что он просто уйдет, лишь немного попугав. Паланок приподнял меня над кроватью, придерживая ладонью голову. Дыхание щекотало шею. Я услышала, как он тянет носом воздух, будто впитывая запах. И только затем вампир пронзил клыками тонкую кожу.

Вскрикнула, панически цепляясь за каменные плечи. Изогнулась в бессильном протесте, попыталась оттолкнуть, но все мои трепыхания остались незамеченными. Боль, такая невыносимая в начале, по мере того, как он тянул из меня кровь, постепенно стихала, оставляя лишь жжение и пульсацию. От накатившей слабости мысли путались и уплывали. И в какой-то момент мне стало все равно, что со мной происходит, и чем все закончится.

Осенью утром особенно холодно и промозгло, поэтому спали мы под шерстяными одеялами. Но когда я проснулась, ощущение, что спала я голой и на крыше. Ноги и руки просто окоченели, хотя я и была укутана почти по шею.

— Никогда так не высыпалась, — потягиваясь, заявила Анна.

— Угу, — отозвалась Карен, сидевшая на краю кровати, и расплетавшая косу. — Мне снилось что-то такое хорошее… Клэр, ты встаешь? Учителя уже начали о тебе беспокоиться.

— Нет, останусь дома. Чувствую себя не очень хорошо.

Это была абсолютная правда. Голова кружилась, да и ещё подташнивало. Ночь я абсолютно не помнила, но простыня сбилась так, будто во сне я выплясывала на кровати канкан. Карен, проходя мимо, пощупала мне лоб.

— Температуры нет, хотя ты все же бледновата. Принести тебе завтрак?

Благодарно кивнула, почесывая шею.

— Слушай, а ты клопов случайно не принесла? — с подозрением спросила Анна. — Эй, ты себе шею уже до крови расчесала. Фу!

Я замерла, а затем посмотрела на свою руку. Под ногтями виднелись красные полоски. К горлу тут же подкатилась тошнота, и я, спотыкаясь, рванула в ванную комнату.

— Если ты залетела, то я знаю хорошего доктора, который тебе поможет!

Замечательно. Теперь еще пойдут сплетни, что я беременна. Карен, отлично знающая мою слабость перед видом и запахом крови, зашла минут через пять с пластырем и мазью.

— На что похоже? — зажав нос, спросила я, пока соседка обрабатывала мне шею.

— Не на клопов. Скорее, на аллергию. Расчесы, краснота, и какие-то пятнышки. У тебя уже было что-то похожее. Лучше и вправду показаться доктору.

Когда девушки ушли, я снова заснула, так и оставив завтрак на тумбочке около кровати. Проснулась уже ближе к трем пополудни, такая же разбитая, и в придачу ужасно голодная. Мадам Жабер заглянула в комнату, где я бродила растрепанным призраком в халате и шерстяных носках, недовольно поцыкала языком, но так ничего и не сказала. А спустя час принесла мятный чай и пирожков с повидлом. К вечеру вернулась Ален, с затуманенным взглядом и горящими губами.

— Влюбленность тебе к лицу, — с легкой завистью сказала я.

— А тебе не очень. Чего у тебя шея заклеена? Твой страстный вампир заходил, кровушки попить?

— Месье Паланок не вампир, он подонок, — скривилась я. — И у меня аллергия.

— Ого-го! Что там между вами произошло? Он, кстати, тебя искал несколько дней назад.

— Вчера нашёл. Я выплеснула на него кофе, а он обещал со мной поплатиться.

Улыбка Ален увяла.

— Звучит как-то не очень романтично. А ведь показался таким приятным мужчиной. Даже не слишком обиделся, когда я на него святой водой побрызгала.

— И что?

— Ты же сама сказала, что он не вампир, а подонок, — подколола меня художница. — Но ты не думала, что он не упырь, а оборотень?

— Оборотни в Париже? Звучит как очень плохая идея для романа.

В коридоре послышались тяжелые медленные шаги, и в комнату без стука зашла хозяйка пансиона.

— Клэр, тебя там спрашивает один месье.

Мы с Ален переглянулись. В её взгляде было предвкушение, в моем — паника.

— И кто? — первой спросила подруга.

— Представился как месье Эмбер… Рихтер, Райан?

— Рейнард?

— Как-то так. Его прогнать, или ты спустишься? Я не собираюсь пускать всяких хлыщей в пансион, — сурово поджав губы, сказала мадам Жабер.

— Да, пусть подождет!

В этот момент я осознала, что совершенно неподобающе выгляжу, и начала поспешно переодеваться.

— Так, и кто этот Рейнард? — наблюдая, как я, пыхтя, натягиваю чулки, спросила Ален.

— Учитель… Ты не поможешь с пуговицами на платье?

— Повернись, — скомандовала подруга. — И чему же он тебя учит, дорогая?

— Не меня, это учитель Клода, моего братишки. — И не удержавшись, похвасталась: — Он пригласил меня на Бал белых хризантем.

— Клод?

— Рейнард Эмбер!

— Наверное, он воет на полную луну и поскуливает, когда его гладят за мохнатым ушком.

Я закатила глаза.

— Выкинь все свои романчики в помойку. Оборотней, как и вампиров не существует.

Ален только хихикнула. Торопливо собрав волосы в пучок, я покрутила головой у зеркала. И вздохнула.

— Хотя да, наверное, он оборотень. Настоящий мужчина бы на такую красоту не клюнул.

— Превратить призрака в живого человека не так сложно, — подмигнула моему отражению художница. — Иди сюда.

Она так старательно орудовала кисточками у моего лица, пытаясь скрыть нездоровую бледность за пудрой и румянами, что я расчихалась.

— Всё, хватит. Меня ждут.

Едва не свалившись на лестнице, я перешла на легкий шаг, и вышла, полная достоинства. И все же Рейнард Эмбер, ждущий на крыльце, почему-то заулыбался.

— Мадмуазель Легран, у вас что-то, к-хм, на носу.

— Правда? — я испуганно попыталась скрыться в доме, но Эмбер успел меня перехватить.

— Подождите…

Учитель достал из кармана платок, и осторожно потер мой нос. А затем продемонстрировал — на белом батисте отпечатались персиковые румяна.

— Зачем вам румяна, мадмуазель? Вы ведь так мило краснеете.

— А зачем вам лесть? — парировала я. — Вы же учитель в католической школе.

— Но при этом не перестаю быть мужчиной. Которым хочет пригласить понравившуюся ему девушку на бал.

— Разве дело не в моем брате?

Эмбер не успел ответить, когда нас отвлек скрип и шорохи. Мы задрали голову, и успели заметить, как в окне мелькнуло несколько девичьих голов… и кажется, чепец мадам Жабер.

— Не хотите ли прогуляться? — предложил мужчина, усмехнувшись. — Ваши любопытные соседки меня смущают.

— Если только ненадолго и недалеко.

Я приняла предложенную руку, и позволила Эмберу выбрать путь. Судя по всему, он неплохо знал эту часть Монмарта, так как сразу же повел меня к небольшому скверу. К вечеру все уличные торговцы и художники уже свернулись, и гуляли только такие же парочки, как и мы.

— Так что насчет моего приглашения? Вы так и не ответили, мадмуазель Легран.

— Я принимаю его.

Светлые глаза Эмбера удивленно распахнулись.

— Договориться с вами не в пример легче, чем с вашим отцом.

— Вы тоже приглашали его на бал? — усмехнулась я, усаживаясь на скамейку, и пряча замерзшие ладони в вязанную муфту.

— Нет, — улыбнулся учитель. — Но мне приходилось с ним переписываться почти на протяжении года. Месье Легран никогда не упоминал меня или наше общество?

— Нет. Его письма редко касаются семейных проблем. Чаще работы.

— Работы? — вскинул брови Эмбер.

— Как я уже говорила, папа переводит с древних языков. И иногда ему нужно уточнить ту или иную информацию в других источниках. Приходится конспектировать для него десятки страниц на латыни…

Я осеклась. Не стоило так открываться почти чужому человеку.

— Только не говорите, мадмуазель, что вы сведущи и в языках!

— Не преувеличивайте, месье. Древнегреческий мне так и не дался. Да и латынь я лишь немного понимаю, и чаще всего просто переписываю, особо не вникая в суть…

— Боитесь показаться слишком образованной? — лукаво сверкнул глазами Эмбер, невзначай касаясь своей ногой моего колена. — Поздно. Теперь я ещё более заинтригован. Но для такого бриллианта нужна подходящая оправа. Не сочтите меня наглецом, но могу ли я помочь вам с нарядом для бала?

— Не стоит, — сухо ответила, отстраняясь. — Это не станет для меня проблемой, месье Эмбер.

— Называйте меня Рейнардом, — тут же отозвался учитель.

Очевидно, он ждал от меня той же любезности. Я искоса, из-под ресниц, посмотрела на молодого мужчину. Эмбер был мне симпатичен, несмотря на то, что пытался довольно неуклюже подкупить меня, но сближение с ним не казалось такой уж хорошей идеей. Не хотелось бы превратиться в одну из легкодоступных гризеток Парижа, как приз переходивших от одного мужчины к другому. До тех пор, пока их красота не увядала.

Поэтому я предпочла сменить тему.

— Мне пора домой. Когда вы зайдете за мной?

— В следующее воскресенье, к восьми.

— Я буду готова.

Эмбер никак не прокомментировал смену моего настроения, но умудрился на обратной дороге угостить меня яблоком в карамели, а затем и вовсе рассмешить. Не очаровываться им было все сложнее. Я не была бесплотным призраком. Мне тоже хотелось наслаждаться жизнью и мужским вниманием, как это делали мои подруги.

Когда мы уже подошли к воротам пансиона, я неожиданно для самой себя спросила:

— Я вам и в самом деле нравлюсь, месье Эмбер?

— Да, мадмуазель Легран. В это так сложно поверить?

Ложью было бы говорить, что за мной никогда не ухаживали и не искали моего внимания. Не все потенциальные кавалеры отличались галантностью, но были среди них довольно славные парни. И все же я избегала любого выражения симпатии.

Что-то изменилось во мне. Наверное, я слишком истосковалась по человеческому теплу. Поэтому, не давая времени себе передумать, я поднялась на цыпочки и поцеловала учителя в щеку.

— Тогда с нетерпением буду ждать нашей встречи, Рейнард.

Глава 9. Королева ночи

Мы прячем от света лицо

Мы верим — никто не узнал

Я закрою свой голос хрустальным ключом

Не спрашивай только меня ни о чем

Пускай продолжается бал…

Пикник

Несколько ночей я спала беспокойно и с кошмарами, но состояние все же улучшалось. А в пятницу утром мне снова стало хуже. Настолько, что я упала в обморок прямо на уроке живописи из-за слишком резкого запаха краски. И тем подтвердила слухи о своей беременности. В школе искусств это была не такая уж редкость. Так что меня отправили с занятия домой, настойчиво порекомендовав обратиться к доктору. Но слабость прошла уже на следующий день, да и мои мысли сейчас занимал только предстоящий бал.

У меня никогда не было вечерних нарядов, роскошных платьев их дорогих тканей, шелковых туфель, сияющих жемчугов. Но зато у меня было с десяток подруг и знакомых, у которых можно было всё это занять. А ещё подруга, способная уложить мою гриву волос в элегантную прическу, открывающую плечи и шею.

Дамам предлагалось приходить в белом — но оттенки цвета и фасоны не регламентировались. Поэтому участники бала каждый год соревновались в оригинальности и необычности костюмов. Мое платье было воздушным и легким, с волочащимся шлейфом и украшенным вышивкой корсажем. Вырез достаточно глубокий, но при этом скрытый кружевом. Длинные перчатки, шелковые туфельки на низком каблуке. В собранных в прихотливую прическу волосах блестела нитка жемчуга, а шею украшала скромная подвеска с кулоном.

От подвески в самый последний момент пришлось отказаться. Аллергия прогрессировала, и покраснения и пятнышки на шее пришлось скрыть за ажурной лентой. Мое лицо Ален почти не трогала. Только подкрасила ресницы и губы. От румян и пудры я отказалась. Все равно на бал было принято надевать полумаску. И последним штрихом — капелька духов на ключицы. Совсем немного — резкие запахи я не любила.

Рейнард Эмбер прибыл на автомобиле, как он утверждал, взятым у друга. Водил мой спутник уверенно и великолепно, умудряясь при этом флиртовать и отвешивать комплименты. Он был в отличном настроении, тогда как я волновалась и нервничала, вспомнив о том, что танцевала я посредственно. Надеюсь, Рейнард не будет слишком разочарован.

Когда мы подъехали к Варьете, к нам тут же подскочил мальчик-слуга, забравший ключи. А уже у входа у нас проверил глянцевые яркие билеты и выдали маски. Маска Рейнарда прятала почти все, открывая лишь четко очерченные губы и гладко выбритый подбородок, моя же, выполненная из белого кружева, выглядела довольно условно.

Гостей было больше сотни, и некоторые были довольно узнаваемыми персонами. Английский граф, известная парижская оперная певица, скандальный русский писатель… Это лишь те, кого я смогла узнать.

— Это все масоны? — шепнула я.

Эмбер покачал головой.

— Настоящих посвященных ты едва ли узнаешь. Да и зачем тебе?

— Что значит зачем? А вдруг это собрание тайного ордена, где вы приносите в жертву юных девушек?

— О, теперь я вижу — ты и вправду похожа на Клода, — хмыкнул Рейнард. — Он так же шутит.

Я старательно улыбнулась. Конечно, это всего лишь шутка, ха-ха… Нужно было с собой хоть перочинный ножик взять. Больно уж атмосфера подозрительная. Хотя может, просто безумие Ален, видевшую во всем мистику и чертовщину, оказалось заразно.

— Будешь вино, шампанское?

— Воздержусь.

А то опять обнаружу себя с карманами, полными чеснока и соли.

— Тогда пунш, — кивнул мой кавалер, аккуратно придерживая меня за локоть и предусмотрительно следя, чтобы никто не наступил мне на шлейф. Параллельно он умудрялся кивать своим знакомым, изредка останавливаясь и пожимая руки. — Не бойся. Я защищу тебя от любого фанатика.

— А от вампира? — ляпнула я.

Рейнард посмотрел на меня с неожиданной серьезностью.

— И от вампира. Но разве ты в них веришь?

— Нет, конечно.

Между милой чудинкой и настоящей придурью есть грань — и проходит она ровно там, где начинается вера в сверхъестественных чудовищ, бродящих по Парижу. И если мне все равно было, как я выгляжу в глазах поганого гипнотизера, то падать в глазах Эмбера мне не хотелось.

Когда Эмбер пригласил на танец, я согласилась, и в итоге станцевала и плавный вальс, а затем и быструю легкомысленную польку. Маска, пусть и условно скрывала меня, все же давала свободу… не быть собой — пугливой, зажатой и не доверяющей мужчинам. Я много улыбалась, напропалую кокетничала, и легко знакомилась с новыми людьми. В венецианских зеркалах отражалась не печальная Персефона, тоскливо мечтающая о возвращении в мир людей, а лесная нимфа, не знающая ни печалей, ни горестей. Музыка и восхищенные мужские взгляды опьяняли не хуже игристого вина. Казалось, ничто в этот момент не могло испортить мне настроение. Даже то, что мой спутник решил покинуть меня.

Когда я вернулась от очередного кавалера, усатого и пожилого шотландца, едва не оттоптавшего мне ноги, Эмбер склонился к моему уху, и тихо сказал:

— Мне нужно будет отлучиться. Не пропадешь без меня?

Я заметила, что чуть поодаль, переминаясь, Рейнарда ждал довольно нервный, почти испуганный юноша.

— Дела? Конечно. Но я бы хотела с тобой ещё потанцевать. И ты так и не познакомил меня с теми, кто заинтересовался успехами Клода.

— А как же лорд Маккален? Он один из уважаемых магистров нашей ложи.

Я округлила глаза.

— Этот усатый дядечка?

— Тс-с-с, услышит! — Эмбер торопливо поцеловал мою руку и попросил: — Пожалуйста, не уходи никуда из зала, будь всегда на виду. Договорились?

Кивнула, совсем не придав значения просьбе. А вскоре и вовсе забыла. Когда, присев с бокалом лимонада, услышала знакомый голос.

— Я все ждал, когда у меня появится возможность с тобой поговорить без свидетелей. Как дела, Клэр? Я вижу, ты не скучала без меня.

Он мало изменился за те несколько лет, что я его не видела. Разве что юношеская стройность сменилась небольшой упитанностью… как и полагается ни в чем себе не отказывающему буржуа.

Адриан Берже. Голубоглазый романтик, вдохновенно декламирующий Верлена и Рембо, даривший полевые цветы, собранные на рассвете. Мужчина, мечтающий показать мне, наивной провинциалке, весь мир и подаривший мне первый поцелуй. Почти жених, так и не ставший мне мужем.

Впрочем, все это было давно в прошлом. Я осмотрелась по сторонам, и нигде не увидела Карен Вилар. Точнее, теперь уже мадам Берже.

— Ты без жены, Адриан?

— Карен ждет второго ребенка. Её состояние не позволяет посещать подобные мероприятия, — неохотно объяснил Адриан, знакомым жестом потирая подбородок. Так он делал, когда сомневался. — А твой спутник, кто он тебе?

— Друг, — я позволила прозвучать моему ответу нарочито двусмысленно.

Мне не нужна был его ревность, эти времена прошли. От прежней влюбленности давно уже ничего не осталось. Я лишь напомнила ему о прежних словах: 'Мы ведь можем стать друзьями'.

Я и Адри были знакомы с детства. Поместье его семьи располагалось рядом с нашей деревней, а многие крестьяне работали на виноградниках семейства Берже. Адриан был на три года меня старше, и пока мне не исполнилось шестнадцать, просто игнорировал. А затем встретил на одном из деревенских праздников и влюбился. Так он говорил. Сначала его матушка воспринимала увлечение сына если и не одобрительно, то не слишком протестуя. Все же я была из хорошей, пусть даже и довольно бедной семьи. До тех пор пока Вилар, крупнейшие землевладельцы в наших краях, не предложили породнить две семьи. Тем более Карен, как и я, неровно дышала к Адриану. Тогда он и вправду был хорош.

Но Адриан не желал смотреть ни на кого, кроме меня. И если бы не отец, который настоял подождать еще год до свадьбы, теперь я, наверное, была бы уже давно замужем. Уж не знаю, счастливо или нет. Но все сложилось иначе. Мать Адриана, пытаясь, как это говорят в романтических пьесках, 'разлучить возлюбленных', предложила моему отцу помочь мне с обучением — оплатить два года школы искусств и проживание в Париже. Поддержка одаренной молодежи считалась хорошим тоном среди обеспеченных людей.

Мне хотелось бы думать, что она просто надеялась, что я решу остаться в столице, но все обернулось гораздо хуже. Спустя семестр выяснилось, что Адриан успел обручиться с Карен, а Берже отозвали мою стипендию, потому что я предала их доверие, начав вести в Париже разгульную жизнь. Для меня было неожиданностью узнать из писем своих знакомых, что у меня не один любовник, и что я едва ли не продаю свое тело на улицах Парижа, вместо того, чтобы учиться. Не сложно было догадаться, кто распускал все эти слухи. Моя покровительница, мадам Берже, навестившая меня в Париже во время деловой поездки, и отлично знающая, как я на самом деле живу.

Адриан не пытался выяснить, правда ли то, что говорят обо мне, или нет. Он просто перестал отвечать на письма, а при встрече сухо заметил, что не может жениться на женщине с подмоченной репутацией. Но при этом он милостиво был готов обеспечивать меня как свою любовницу. К тому времени он был уже женат. Мне оставалось только принять его предложение, или вернуться домой опозоренной.

Я выбрала третий путь. Сказав отцу, что Школа оплачивает мое обучение, я попыталась выжить сама. Работала по вечерам и ночам, съехала из более приличного пансиона к мадам Жабер, бравшей в два раза меньше, донашивала за подругами одежду. И училась так старательно, что спустя год мне снизили стоимость обучения. Деньги у отца я брать не стала — Клоду они были нужнее.

— Ты, наверное, бросила учебу? — напряженно поинтересовался Адриан. — Зачем она тебе, при то богатом покровителе?

— Моя жизнь тебя точно больше не касается.

— Почему нет? Мне хотелось бы продолжить наше общение. Сколько можно дуться? Помнишь, мы хотели побывать в Венеции? Прокатиться на гондолах, послушать уличных музыкантов. Давай съездим туда вместе…

— На деньги твоей беременной жены? Думаю, тебе лучше уйти, пока мой спутник не вернулся. Не думаю, что ты ему понравишься.

Это была небольшая победа — то, что я не сломала своей веер о голову этого тупого самодовольного болвана, и не проводила его пинком под пухлый зад. Когда Адриан ушёл, я поняла, что мне совершенно расхотелось здесь находиться. Нужно найти Райнарда и попросить отвезти домой. Или, по крайней мере, поймать для меня ландо.

Выходя из душного зала успела заметить, как на руке Адриана висит громко смеющаяся женщина, прижимаясь к нему всем телом. Не было похоже, что они познакомились только что. Оставалось порадоваться, что Карен заняла мое место. И как после этого полагаться на мужчин? Не думаю, что Рейнард был сильно лучше. Но хотя бы побывала на настоящем парижском балу.

Рейнарда нигде не было, но я заметила мелькнувшую в толпе светловолосую голову его приятеля, и последовала за ним. Но угнаться за шустрым парнем не удалось. Я потеряла его в пустом и почти не освещенном коридоре, ведущим, кажется, кажется, куда-то уже в рабочие помещения театра. Пойти дальше за ним я не осмелилась, и повернула было обратно, когда поняла, что заблудилась. Я слышала, откуда играет музыка, но когда попробовала открыть одну из дверей, ведущих, как мне казалось, к лестнице, то она оказалась заперта. Хотя готова поклясться, я через нее до этого проходила.

И где, черт возьми, все? Обслуживающий персонал, гости? В этом крыле здания я не встретила даже целующихся в коридоре парочек. Одна из дверей все же оказалась открыта, но за ней была лишь длинная анфилада парадных комнат. Возможно, если я выйду с другой стороны, то смогу спуститься к выходу

Комната, за ней еще одна, и еще… И лишь в четвертой, я встретила человека. Женщина, с украшенными перьями прической сидела в кресле у тлеющего угольками камина. Возможно, она просто заснула, устав от шумной вечеринки, но мне все же пришлось её побеспокоить.

— Мадам, вы не подскажете, как выйти…

Что-то в её наклоне головы показалось мне неестественным.

— Мадам?

Я поспешно зажгла стоявшие на комоде свечи в бронзовом канделябре, и немного труся, заглянула в лицо женщины. Совсем молодой, а еще, почему-то, очень бледной, что лишь усилило мои подозрения. Я коснулась оголенного плеча, и голова девушки опрокинулась назад. По горлу стекала кровь. Совсем немного, несколько капель, но они так и не успели засохнуть, пачкая белые жемчужины бус.

Я зажала ладонью рот, борясь с накатывающей дурнотой. Будто столетняя старуха, держась за каминную полку, дошла до стула, стоящего у стены, и почти рухнула на него. Руки дрожали, так что канделябр пришлось поставить на пол. Нужно… нужно позвать кого-нибудь. Но прежде — уйти отсюда, потому что вид крови просто парализовал меня, мешая связно думать. Только бы перебороть эту дурацкую слабость, сковавшую тело. Может быть, стоит глотнуть свежего воздуха.

Я посмотрела в сторону окна и вздрогнула. На секунду мне показалось, что за колышущимися шторами стоит призрак, и смотрит прямо на меня.

— Кто вы?!

Легкий шелест, и шторы раздвинулись, позволяя мне увидеть худую, почти истощенную женщину в белом. Глухое платье, светлые распущенные волосы, полумаска, открывающая лишь губы и подбородок… Нет, это гостья, всего лишь гостья. И она была тут, до того, как я пришла. Спряталась, когда я зашла, видимо, испугавшись, что вернулся убийца. Но почему она не подала голос, когда услышала меня? И вышла только сейчас.

— Вы знаете, что тут произошло? — спросила я.

Женщина кивнула.

— Это была месть, — голосу нее был глухой и спокойный. — Расплата за глупость её отца. Но мне нет причины убивать тебя. Я только заставлю забыть, и может быть, выпью немного крови. Её вкус был отвратителен, так что я все еще голодна.

Но знаю, что значили ее слова, но они жутко меня испугали. Когда незнакомка шагнула ко мне, я потянулась за канделябром, надеясь использовать его для защиты. От резкого движения голова закружилась, меня повело, и я неловко упала на пол, больно ударившись коленями. Встать я не успела.

— Что с тобой? Ты больна?

Вот, даже спятившая убийца обо мне волнуется. Видимо, вид у меня действительно так себе.

— Ты не пахнешь болезнью, — задумчиво сказала незнакомка. — Что это?

Болезненно схватив за пряди, она заставила меня запрокинуть голову, и рванула кружевную ленту на горле.

— Ай!

— Следы укусов. Кому ты принадлежишь?

Я со всей силы ударила незнакомку по руке. Женщина от неожиданности отпустила меня, и я отшатнулась назад, врезавшись спиной в стул. Это окончательно развеяло странный ступор. И довольно знакомый. Что-то подобное я ощущала, когда разговаривала с Михаилом Паланоком.

Но прежде чем строить теории, стоило спастись. В этот раз я успела схватить бронзовый канделябр, выставив его вперед как оружие.

— Клянусь, я подожгу вас, если вы меня еще раз тронете!

Судя по улыбке, скользнувшей по тонким шубам, моя угроза лишь насмешила эту сумасшедшую. Мне показалось, что она собралась наброситься на меня, поэтому я швырнула свое оружие ей под ноги, и не дожидаясь реакции, довольно шустро вскочила на ноги, рванув к выходу. И откуда только силы взялись?

Бегаю я так себе. В длинной юбке еще хуже. А уж шлейф, волочащийся позади, и вовсе снизил мои шансы до нуля. Незнакомка споро наступила на него, и я снова рухнула на пол, теперь уже ударившись локтями. И застонав, выругалась.

Незнакомка усмехнулась, и поставила свою ногу мне на спину, вдавливая острый каблук в поясницу.

— Попробуем еще раз. Кто ты такая?

— Клэр. Клэр Легран.

— И кому ты принадлежишь, Клэр? Кто пил твою кровь?

— Я… Проклятье! Больно! Не знаю! Клянусь, я ничего не знаю об этом. Убери ногу, психованная с-с-с…

— Какая невежливая нынче молодежь.

Незнакомка уселась сверху, пробежалась холодными пальцами по моей шее. Царапнула ногтем, заставив меня снова зашипеть, и задумчиво слизала выступившую кровь с пальца.

— Удивительно, что ты ничего не знаешь, учитывая, что тот, кто пил тебя, поделился с тобой своей кровью. Совсем немного, правда. Может, просто хотел исправить последствия своей жадности? Но связываться с тем, на кого так плохо действует внушение… глупость, большая глупость, которую мог проявить лишь падкий на женскую красоту мужчина. — Изогнувшись, она склонилась к моему уху, и прошептала: — Может быть, мне исправить его ошибку?

В одной из дальних комнат анфилады показался свет, а затем я услышала голоса и шаги. Незнакомка сжала ладонь на моем горле, больно впившись ногтями.

— Не кричи. Я слегка увлеклась с тобой, но теперь придется распрощаться. Убивать не стану, не бойся. Просто оставлю предупреждение своему сородичу. Ему бы стоило лучше следить за тобой.

Я успела лишь немного вдохнуть воздуха, прежде чем психованная вцепилась в меня зубами. Совсем не так осторожно, почти ласково, как это делали со мной… прежде? Это был… точно. Тот мужчина, что купил "Персефону". Он приходил среди ночи. Перед глазами все поплыло, но я все же успела вспомнить имя. Михаил. Михаил Паланок.

Глава 10. Беспомощность

Моё сердце накопило

Сотни признаков, что я люблю

Девушку эту…

Всё, что между нами было,

И у бездны вспомню на краю

Я не шучу.

В Париж — домой.

Король и Шут

В отеле с мужчиной мне довелось бывать впервые. Но едва ли мой вид и состояние располагали к чему-либо неприличному.

Пришла в себя я к середине следующего дня. Болели локти, колени, спина, но больше всего жгло шею, перемотанную бинтами так, будто сними их — и голова просто отвалится. Хотя может быть, так и есть. Свои раны я так и не видела, но Рейнард утверждал, что у меня там не только синяки и царапины, но и приличные порезы.

Сама я о прошлом вечере помнила мало. Я пошла искать Эмбера, наткнулась на мертвую девушку, а потом, кажется, на меня напали. И возможно, тоже убили, но Рейнард вовремя спугнул убийцу.

— И почему ты не отнес меня в пансион? — спросила я, кутаясь в одеяло. Почему-то знобило, хотя в комнате и было тепло. — Что обо мне подумают, когда я так поздно вернусь?

— А что бы подумали обо мне, если бы я принес тебя без сознания и раненную?

— Самое главное, платье не запачкалось, а только немного порвалось на подоле.

— Вижу вы, мадмуазель — оптимистка, — хмыкнул мужчина, и тут же нахмурился: — Не трогай шею, раны не заживут!

Я отдернула руку и виновато улыбнулась сидящему на кресле мужчине. Именно он нашёл меня там, оказал первую помощь, не давая истечь кровью, и привел доктора. А затем привез в отель Риц, и дежурил у моей постели, не смыкая глаз, как и велел доктор, опасавшийся, что мне может стать плохо.

Вот только от расспросов о том, что произошло, он мастерски уходил.

— Вы ведь знали, что что-то такое произойдет. Именно поэтому ты и ушёл.

Рейнард неохотно кивнул.

— Был ещё один труп. Официанта, на заднем дворе. Возможно, он что-то случайно увидел. Или просто с помощью него решили отвлечь нас. У него были такие же раны, как у той жертвы, что ты нашла.

— Перерезанное горло?

Мужчина отвел глаза.

— Именно.

— Почему ее убили?

— Она дочь одного влиятельного человека. Думаю, из-за отца ее и убили.

— Притом убили так, чтобы дать понять, что добраться могут до любого из вас и в любом месте.

Рейнард удивленно распахнул глаза:

— Как ты… Почему ты так решила?

— Думаю, это какие-то дела, связанными с вашей ложей.

— Тебя это не касается. Ты вообще должна была ждать меня в зале, а не бегать по пустым комнатам! Почему ты вообще туда сунулась?

— Потому что дура?

Ответить на это Эмберу было нечего.

— Я хочу одеться, — заявила я, стыдливо пряча глаза. Хотя наверняка у него был шанс ночью разглядеть меня — сорочка, в которой я спала, была слишком короткой, едва прикрывая бедра, и к тому же тонкой и почти просвечивающейся. — Ты выйдешь?

— Может быть, я просто отвернусь? Тебе наверняка будет нужна моя помощь.

— Хорошо.

Голова еще немного кружилась, да и ссадины давали о себе знать, поэтому одевалась я медленно и осторожно. Застегнуть пуговички и завязать тонкий пояс мне помогал уже Эмбер, настолько деликатно, насколько мог. В какой-то момент его рука коснулась завитка волос, упавшего на мое лицо, и он замер. А затем медленно и очень заправил прядку за ухо.

— Мне жаль, что так получилось, — тихо сказал он. — Мне так хотелось просто хорошо провести время с девушкой, которая понравилась. А получилось так, что ты едва не умерла.

— Ты не виноват, правда, — в порыве чувств я легко сжала его ладонь. — Если не считать окончания вечера, все было чудесно. И ты спас меня.

— Тогда могу ли я?.. — Взгляд Рейнарда был устремлен на мои губы, что его намерения были довольно красноречивы. — Если ты, конечно, сама хочешь! Я не собираюсь тебя принуждать или обязывать.

Ладно. Он действительно мой спаситель. И он мне нравится. Так что… Стоило кивнуть, как Рейнард тут же приник к моим губам.

Целовался он, стоит сказать, на редкость хорошо. То есть не просто умело, но и с душой, при этом тонко чувствуя, что себе можно позволить, а что нет. Так что мне даже удалось расслабиться и ответить на поцелуй. Лишь только когда в порыве страсти Рейнард слишком сильно сжал меня в объятиях, я пискнула и попыталась отстраниться.

— Моя спина!

— Прости, я увлёкся. Но может быть, тебе не стоит торопиться? Мы могли бы остаться здесь еще немного…

То, что стояло за его «остаться» было понятно нам обоим. Но моя симпатия к Рейнарду никак не тянула на страстную увлеченность. Да и в отношениях я всегда была сугубо прагматична, а интрижка с учителем брата едва ли перерастет во что-то серьезное.

— Думаю, мне все же стоит вернуться.

— Не стоило спрашивать, — Эмбер сделал шаг назад. — Наверное, все дело в фотографиях. Уже тогда увидев их, я подумал, что ты прелестна, Клэр. Но они не способны передать все твое очарование. Надеюсь, я не испортил всё, что только можно. Мы еще увидимся?

— Если только не в отеле, — я смягчила свои слова улыбкой. — Ох, Рейнард, мы в Рице?

— Да, а что?

— Здесь работает моя знакомая. Она учится в школе искусств на несколько курсов младше. Будет плохо, если меня увидят в сопровождении мужчины. Пойдут слухи. Ты мог бы меня не провожать?

— А если тебе станет плохо? Я собирался нанять машину.

— Здесь идти минут двадцать, и пока я чувствую себя вполне сносно для прогулки.

На самом деле я была слишком смущена произошедшим, и скорее хотела остаться одна. Кажется, наконец-то Рейнард это понял.

— Хорошо. Но твоя пелерина осталась в Варьете. Я заберу ее позже, а пока ты можешь взять моё пальто.

— Оно будем мне слегка великовато.

— Пускай. Зато не замерзнешь, — строго сказал Рейнард.

В итоге выглядела я почти как чучело — в мешковатом пальто, из-под которого выглядывал белый подол, бальных туфельках и длинном шарфе, намотанным в несколько слоев. Хорошо хоть шлейф удалось спрятать, прикрепив его к поясу платья.

— Вот, так тебя и вовсе никто не узнает, — попробовал подбодрить меня Эмбер, пряча за пушистыми ресницами лукавый блеск глаз. — Тогда я зайду к тебе… завтра?

Я кивнула, пряча ладони в карманы. И наткнулась на что-то жесткое. Рукоять?

— Ты что-то забыл…

В руках у меня оказался пистолет. Рейнард тут же поспешно забрал его.

— Зачем учителю католической школы пистолет?

— Лишь меры предосторожности. Мне дали его после случившегося в Варьете.

Объяснения казались убедительными. И все же стоило ли связываться человеком, который так спокойно носил с собой оружие?

— Теперь ты мне окончательно перестала доверять, — вздохнул Эмбер.

— Мне просто не нравятся недомолвки. И если за членами вашего общества кто-то охотится, то я бы не хотела, чтобы это коснулось Клода.

— Общество Орлеанского способно справиться со своими врагами. Даже если проблема и есть, мы легко ее разрешим, как делали это и прежде. Мы способны защитить. И Клода, и тебя.

— Почему у меня должны быть проблемы? Я была лишь случайной жертвой, ты сам сказал.

— Мне кажется, здесь недоговариваю не только я. Вчера ночью… ты и вправду не помнишь, что произошло?

Меня будто в чем-то подозревали, и это злило.

— Нет, я же сказала! Только ту мертвую девушку. Не знаю, может, меня ударили по голове, и воспоминания стерлись.

— Если тебе что-то или кто-то угрожает или запугивает, то не стоит этого скрывать. Я помогу тебе.

Никогда мне еще так настойчиво не пытались помочь. Только вот радости я от этого не испытывала, так как ничего не понимала.

— Кто меня может запугивать? — я попыталась скрестить руки на груди, но запуталась в слишком длинных рукавах.

— Доктор сказал, что у тебя есть старые следы на шее.

— Как это связано? У меня просто аллергия. Ты хочешь помочь мне с лечением?

Взгляд Рейнарда был таким пристальным, что становилось неуютно. Я напряглась, ожидая худшего, но тут он отвел глаза. Напряжение сразу ушло.

— Может, тем лучше, — туманно отозвался он, пожимая плечами. — Тебя точно не проводить?

Я сердито помотала головой и поспешно вышла. Если мужчина хорош собой, образован и обладает приятным характером, то он точно что-то скрывает. К примеру, любовь к другому мужчине. И это не самый худший вариант. Вот у этого экземпляра, возможно, что-то не в порядке с головой.

Но как бы я не ехидничала, беспокойство не проходило. Что-то было не так не только с месье Эмбером, но и со мной. Когда я очнулась, то так плохо себя чувствовала, что не слишком беспокоилась о тумане в голове. Но прошло несколько часов, и ничего не прояснилось. Пострадали воспоминания не только о вечере, но и другие, более ранние. Память подкидывала несвязные куски, которые никак не могли соединиться. Чего-то не хватало.

Чем больше я думала об этом, тем страшнее мне становилась. Воздуха стало не хватать, а в груди закололо. Тошнота подкатила к самому горлу. Я еле дошла до вестибюля, и скорчилась на диванчике, закрыв лицо руками. Меня била дрожь.

— Вам плохо, мадмуазель?

— Можно мне… воды?

Я еле донесла стакан до рта, но смогла сделать лишь небольшой глоток. Горло сжалось от болезненного спазма. Стакан выскользнул из рук и разбился прямо у меня под ногами. Я испуганно посмотрела на юношу в ливрее.

— Простите!

— Может быть, позвать кого-нибудь? Вы пришли с кем-то?

С кем я… пришла? Не могу вспомнить. Мысли путались.

— Мадмуазель?

— Я должна пойти домой. Меня ждут. Как я здесь оказалась?

Теперь к встревоженному голосу, мучившему меня, добавилось еще нескольких. Хотелось спрятаться и исчезнуть. Почему от меня всем что-то нужно? Не в силах терпеть чужие взгляды, я вскочила, попыталась пройти мимо столпившихся вокруг меня людей. Кто-то попытался удержать меня за плечо, и я испуганно оттолкнула его от себя.

— Да девица не в себе! Кто ты вообще такая? — сердито спросил меня дородный господин.

Я закрыла уши ладонями и зажмурилась. Пусть они все уйдут, пусть меня не трогают!

— Отойдите! Она со мной. Клэр, пойдем отсюда.

Звук собственного имени внезапно успокоил меня, будто давая опору. Кто-то обхватил мои запястья, и потянул за собой. Я открыла глаза, и увидела лишь мужскую спину. Он уверенно шёл, уводя от испугавших меня людей, и не задавал вопросы. Сейчас это было достаточно.

Мужчина завел меня в просторную комнату, и только тогда я смогла увидеть его лицо. Смутно знакомое, хотя я так и не могла понять, где его видела. Но он назвал меня по имени.

— У тебя так сильно бьется сердце, что я услышал его за несколько метров. Чего ты испугалась настолько сильно, что безропотно пошла со мной, даже не возмущаясь?

— Вы… я вас знаю? — заметив, как мужчина нахмурился, поспешно добавила: — Не хотела вас обижать. Со мной что-то случилось. Не знаю, плохо помню. Но мне нужно домой. Вы помните, где я живу, месье?

Мой спаситель резко обхватил мое лицо руками, будто пытаясь что-то на нем прочесть. Какие странные у него были глаза. Вроде бы карие, но на самом дне радужки — разлитый янтарный мед. Пугающе, но все-таки красиво.

Приехав из Лондона в Париж в августе 1907, Михаил снял апартаменты рядом с Елисейскими полями. Довольно скромными — всего из пяти комнат, но хорошо обставленными. И лишь когда понял, что окончательно увяз в историю со строптивой художницей, решил перебраться чуть ближе к Монмартру. Поближе к Клэр.

Но кто знал, что на второй же день в отеле Риц, он встретит ее там же? И это могло бы показаться знаком судьбы, но учитывая все обстоятельство, стало злой насмешкой. Его добродетельная, целомудренная Клэр провела ночь с мужчиной. Вернувшись в отель, он встретил её. Пальто с чужого плеча, из-под которого выглядывал вечерний наряд, небрежно уложенные волосы, припухшие губы.

Но поднимающаяся изнутри ярость отступила, когда он прислушался к безумному ритму ее сердца. И желание наказать сменилось желанием помочь и защитить. Что бы ни было тому причиной, сейчас его смертная была в беде.

Его смертная. У Михаила за долгую по человеческим меркам жизнь были любовницы и подружки среди смертных дев, но ни с кем другим он не хотел сблизиться настолько, как с Клэр Легран. Сделать её по-настоящему своей. И даже кровь не утоляла его потребность быть рядом с девушкой, как бы он не убеждал себя, что его влечет лишь жажда.

Теперь он чуть лучше понимал свою мать, когда-то обратившую его отца против воли. Но Михаил не хотел совершать ту же ошибку, повлекшую за собой лишь несчастье и горе. Он хотел разобраться, что стоит за его чувствами. Лучше узнать Клэр, и может быть, стать для нее кем-то важным. Это было бы неплохо, если бы она смотрела на него без отвращения и страха.

Самым извращенным образом его желание сбылось. В туманном взгляде Клэр не было злости или ненависти. Только удивление и растерянность. Она не узнавала его, и лишь поэтому не боялась. Внушение. Кто-то довольно сильный наложил на нее чары. Притом, судя по всему, неизвестный пока высший торопился, и действовал небрежно, причинив Клэр вред. Оторвать бы ему голову… или ей. Чтобы неповадно было.

Михаил осторожно стянул с девушки пальто и отбросил подальше. Чужой запах на нем нервировал. Затем размотал длинный шарф. Тот упал под ноги девушки, но вампиру уже было не до этого. Когда он уходил от Клэр в последний раз, то заживил раны на ее шее. Но теперь на ее шее красовались бинты, от которых тянуло кровью.

— На тебя напали?

— Напали? — встревожено повторила девушка за ним.

— Ясно. Что ты здесь делаешь? Кто тебя сюда привел?

— Янтарь*… у тебя глаза как янтарь. Красный. Такой вообще бывает?

Оставлять художницу одну не хотелось, но нужно было выяснить, на самом ли деле Клэр была одна, или тот, кто отдал ей одежду, все еще был здесь. То, что он не являлся тем высшим, использовавшим внушение, было понятно уже сейчас.

Михаил отвел девушку в ванную комнату, умыл ей заплаканное лицо, и не удержавшись, поцеловал в макушку. Сейчас она как никогда напоминала потерявшегося ребенка, и покушаться на что-то больше казалось неправильным.

— Посидишь немного? Я скоро приду.

— Когда?!

— Минут через пять, обещаю.

Он подкрепил свои слова небольшим внушением. Напряженный излом между бровей тут же разгладился, и девушка доверчиво кивнула.

*Эмбер (фр. Imbert) — похоже на «янтарь» (фр. — ambre, в английском непосредственно amber)

Глава 11. Подземелья и драконы

Излишняя чувствительность к звукам и запахам обычно только мешала, поэтому любой высший ещё с детских лет учился игнорировать сильные раздражители. Но при необходимости можно было и поиграть в сыскного пса.

Михаил вышел в коридор, и, выбросив из головы все мысли о художнице, сконцентрировался на запахах, пытаясь поймать лишь один — принадлежащему мужчине. Он был молод, следил за собой, но не стремился произвести яркое впечатление. Парфюм был скорее сдержан и почти незаметен. Кроме того, пальто сохранило запах чернил, старой бумаги… и пороха. Интересное сочетание. Чем больше Михаил об этом думал, тем сильнее он хотел найти того наглеца, что привел художницу в отель.

Вампир не ошибся. Его добыча была где-то неподалеку. Второй этаж. Комната двадцать семь. Подходя к двери, Михаил замедлил шаг, прислушиваясь. Врываться, не узнав, с кем имеет дело, было бы не слишком умно. Трупы это всегда лишняя морока.

Да и обрывок разговора, что удалось подслушать, был крайне любопытным. В комнате было всего трое. Третий в диалоге не участвовал.

— …она могла выйти через черный вход, — не слишком уверенно оправдывался обладатель хриплого голоса.

— Вы не проверили?

— Месье Эмбер, разве у девушки были причины сбегать? Я просто подумал, что вы решили… задержаться.

Эмбер. Знакомая фамилия.

— Ты должен был ждать в холе, Жак. Если бы ты выполнял мои инструкции, то девушка бы не пропала.

— Сейчас середина дня. Дети Лилит не станут ничего предпринимать до ночи. Так что мы просто дождемся девушку у пансиона.

— Если она появится, а не отправиться в логово вампира, — холодно ответил тот, кого назвали Эмбером. — Кто знает, что за приказы внедрили девушке.

— Может быть, я опрошу персонал?

— О, тебе тоже может прийти в голову путная мысль, — саркастично усмехнулся собеседник Жака.

Братство каменщиков. Притом не те из них, что вели пространные и пустые рассуждения об алхимии и целях человечества. Настоящие посвященные. Знающие о существовании высших. Значит, они искали того, кто напал на Клэр, использовав ее как приманку. И если он сейчас вмешается, то тем самым поднимет на уши всю парижскую ложу.

Михаил вернулся в свой номер в тот самый момент, когда Клэр почти стянула с себя платье. На мужчину она посмотрела с несказанным удивлением, перерастающим в возмущение.

— Что вы тут делаете?!

— Это моя комната. Что делаешь ты? Ах да, вижу. Решила принять ванну. Немного не вовремя. Идём.

Слишком много было свидетелей того, куда он увел Клэр. Каменщики быстро найдут их. Хорошо, что вещи он перевезти так и не успел, а что взял с собой, так и не разобрал. Несмотря на слабые возражения, Михаил торопливо привел в порядок ее одежду, и подхватив под руку, покинул апартаменты.

Налево по коридору, потом вниз по лестнице, пройдя мимо хозяйственных помещений. Несколько секунд, чтобы заставить встретившего их слугу забыть о том, что он видел двоих посетителей в этой части отеля. Подвал был закрыт, но Михаил не собирался прятаться. Он искал выход. По иронии судьбы, тот самый, что каменщики когда-то закладывали для себя, но так и не смогли уберечь свою тайну. Парижские же катакомбы принадлежали всем, кто готов был рискнуть в них спуститься.

— Кто такой месье Эмбер? — без особой надежды на ответ, спросил Михаил у Клэр, напряженно замершей у него на руках. Об освещении он не побеспокоился, поэтому она успела раза два или три споткнуться, прежде чем он догадался понести ее на себе.

— Рейнард? Котик.

Лучше бы не спрашивал.

— Почему? Почему котик? Усатый и шкодливый?

— Ласковый. И волосы мягкие. Как шерстка у котика.

А ведь еще можно было вернуться. Посмотреть на этого котика Эмбера. Пустить на шкуру.

— Значит, тебе он нравится? А я?

— Я вас не знаю, — женская рука внезапно ударила его по подбородку. — Ой, я не хотела!

Его не собирались избивать, как подумал было Михаил. Пальцы Клэр скользнули выше, пощупали его ухо, и затем коснулись волос, немного их взъерошив.

— Хм-м-м…

— Да?

— Не котик.

Почему-то захотелось обидеться.

Но, по крайней мере, его больше не боялись. И все его сомнения разрешились, отчего Михаил чувствовал лишь облегчение. Сейчас он не вредит ей, а лишь помогает защитить — от жадных и глупых люде, и от неизвестного высшего. Так что он закончит со всеми своими делами, и уже через неделю сможет покинуть Париж с Клэр.

Да и с месье Эмбером, как подсказывала Михаилу интуиция, они еще успеют встретиться.

Клэр Легран.

Клэр. Клэр — вот как меня звали. Я старательно твердила про себя имя, стараясь не забыть хотя бы его. Потому что сейчас это все, что у меня осталось от прошлого. Имя, и тот человек, что спас меня.

Темноволосый незнакомец с суровым лицом хоть и был высоченным, совсем не казался силачом. И тем удивительнее было, как легко он нес меня на руках. Дышал ровно, а держал так крепко, что захочешь — и не вырвешься. И совсем не уставал.

Я приложила руку к груди своей двужильной лошадки.

— Ты чего? — тут же отреагировал мужчина.

— Почему у вас не бьется сердце?

— Бьется.

— Ти-ихо. И очень ровно. А ещё вы холодный, — сообщила я, коснувшись шеи. Шатен нервно дернул головой, пробормотав себе что-то под нос. Бедный. Замерз совсем. — Когда мы придем?

— Идти не так далеко. Но придется немного подождать под землей до вечера.

— Зачем?

В этот раз мой вопрос проигнорировали. Ну и больно надо.

Шли мы, казалось, целую вечность. Иногда мужчина напряженно замирал, будто к чему-то прислушивался, и сворачивал в сторону. А затем, переждав, возвращался обратно на путь. Там, где мы шли, было слишком темно, чтобы я могла понять, где мы, но воздух был затхлым и влажным, а под ногами что-то шуршало и попискивало. Но на руках шатена я чувствовала себя вполне в безопасности, хотя и совершенно не помнила, как его зовут. А спрашивать было неудобно. Вдруг еще расстроится, и бросит где-нибудь.

Оставаться одной было страшно, поэтому я старалась даже не жаловаться, хотя даже пальто не спасало от холода. И нос мерз. Я уткнулась лицом в плечо мужчины, и тихо вздохнула.

— Что-то болит? — в низком голосе слышалось беспокойство.

— Нет.

— Хочешь есть?

— Нет.

— Испугалась чего-то?

— Нет.

— Мы так и будем играть в угадайку? — разозлился шатен. — Клэр, я не умею читать мысли, и не слишком разбираюсь… в смертных. Не было такой необходимости. Так что если тебе что-то беспокоит, просто скажи.

Дождавшись моего кивка, он уже спокойнее продолжил.

— Еще минут десять, хорошо? Мы сделаем передышку.

Ещё одна остановка. Скрежет, и мы начали подниматься по лестнице. Затем еще одна дверь, и в лицо пахнуло высушенными травами и пылью. Теперь я уже не выдержала, и спросила:

— Где мы?

— Под монастырем иезуитов. В винных погребах, одних из самых богатых во Франции. Я найду свечи.

Меня поставили на пол, но стоило мужчине попытаться уйти, как я испуганно схватила его за рукав.

— Клэр? Я сейчас вернусь.

— Как… как вас зовут, месье?

— Михаил. И не надо «месье». Даже если ты меня не помнишь, я помню тебя. И этого достаточно.

Мы были близки? Кто он мне: друг, жених, муж? Вопросов было слишком много. А ведь был ещё и Янтарь. Месье Эмбер. И он поцеловал меня. Это было последним четким воспоминанием до того, как я встретила Михаила.

Шатен не соврал — он и в самом деле нашёл подсвечники с огрызками свечей, и теперь я могла оглядеться. Вдоль стен разместились бочонки с вином, полки с пыльными бутылками вина, а над потолком висели пучки трав.

— Мы здесь без ведома хозяев, так что хорошо было бы сохранять тишину, чтобы их не побеспокоить. Идем. Здесь есть небольшой закуточек, где можно присесть. И я, возможно, даже нашёл еду, — горделиво сказал Михаил. — Но прежде всего надо тебя согреть. Твои туфли никуда не годятся.

Усадив меня на холщовый мешок, набитый сеном, Михаил с видом волшебника, творившего чудеса, извлек из сумки носки и посмотрел на меня с победным видом.

— Смертные — мерзнут, — с важным видом выдал шатен.

Странный он какой-то. С придурью. Это я понимала даже сейчас. Но в носках сразу стало теплее. А может, и от того, как прикасался ко мне Михаил, разогревая мои озябшие стопы в своих ладонях. Тепло его рук, совсем недавно холодных, я чувствовала даже сквозь чулки.

— Вы сами успели согреться?

— Немного, хотя это и потребовало от меня затрат, возместить которые получится не скоро. Видимо, мне очень хочется произвести приятное впечатление. Хотя бы в этот раз, — мужчина грустно улыбнулся.

И с его улыбкой, а точнее с прикусом, было что-то не так. Что именно, я понять не успела. Заметив мой пристальный взгляд, мужчина поспешно встал.

— Что с вами? Проголодались?

— Что-то вроде, — смущенно ответил Михаил, отчего-то прикрывая рот ладонью. — Пожалуй, поищу еды.

— А если меня обнаружат монахи?

— Достаточно будет потушить свечи, чтобы нас не заметили. Но я буду рядом.

Михаил, очевидно, пробирался в подвалы монастыря не в первый раз, так как он легко смог найти головку сыра и сырокопченую колбасу, вернувшись уже минут через десять. И не забыл позаимствовать из погреба бутылку вина.

— Неправильно всё это, вот так вот брать без спроса у монахов.

— Я возмещу, — заверил меня Михаил. — В конце концов, помощь нуждающимся — это одна из задач иезуитов.

— А зачем вино? Вы же не любите его запах.

— Хм, ты это помнишь?

Я пожала плечами.

— Сама не знаю, почему вспомнила. Кажется, мы давно знакомы, раз я знаю о ваших привычках.

Михаил развел руками.

— Я безуспешно пытался пригласить тебя на свидание, и думать не мог, что получится именно так. Немного выпить тебе не помешает. Тебя качает от слабости и усталости. Поешь, а потом я посмотрю твою шею.

— Зачем? Вы врач?

— Ты чудовищно любопытна и слишком недоверчива для жертвы.

— Потому что я не жертва! — возмутилась, прижимая к себе открытую бутылку. — Я художница. О! Точно! Я художница!

— Твой разум очень гибок. Полагаю, на восстановление тебе понадобится лишь несколько дней.

Немного подвинув меня на импровизированном сидении, он отломил половину колбасы, и уставившись в потолок, начал меланхолично её жевать. Судя по лицу, ему это не доставляло ни малейшего удовольствия.

Сыр оказался слишком соленым, а колбаса острой, и нехитрый обед приходилось обильно запивать. Неудивительно, что вскоре меня повело. Я поставила наполовину выпитую бутылку вина рядом, и откинулась назад.

— Уф-ф-ф… Ой, прости!

Легла я прямо на мужчину. Но прежде, чем успела отползти, меня сцапали и загребли в объятия. Точнее попытались. Теперь я упиралась руками в плечи наглеца, касаясь плотно сжатыми коленями его бедра. Его же рука вполне вольготно расположилась на моей талии.

— Мишель?

— Как ты меня назвала? — хмыкнул он. — Впрочем, мне нравится. Не дергайся, Клэр. Просто… побудь немного со мной. Обещаю, что не обижу.

Вино ли было тому виной, или усталость, но я положила голову на грудь, и позволила себе расслабиться. И вскоре заснула. Сон был некрепкий, прерывистый, но всякий раз, вздрагивая от запоздалого страха, я слышала тихий, успокаивающий голос, и снова забывалась.

Чтобы проснуться от ощущения того, что мне вылизывают шею. Еще не придя в себя, я оттолкнула настойчивого кота, и перевернулась на другой бок.

— Потом покормлю. Иди приставай к другим.

Только когда не смогла нащупать край одеяла, поняла, что я совсем не в кровати, и кота у меня нет. А единственный, кто находится рядом — это мужчина, который помог мне в отеле, и именно его я только что оттолкнула.

Я пощупала свою многострадальную шею. Кожа была чуть влажной и неприятно щипала. Но никаких ран или порезов я не чувствовала, хотя на срезанных и валявшихся рядом бинтах все еще виднелась засохшая кровь.

— Что вы делаете? — требовательно спросила я, поспешно сползая с мешка, не спуская при этом взгляда с расслабленного мужчины.

Михаил пригладил растрепавшиеся вьющиеся волосы, и небрежно пожал плечами.

— Я лишь только проверил, что у тебя под бинтами. Что с тобой случилось?

— Не знаю, — с досадой ответила, нервно неприлично задравшуюся юбку. — Но вы ведь сейчас…

— Да?

Следил за моими суетливыми движениями Михаил с интересом, разозлившим меня еще больше. Но смущение преодолеть так и не удалось. Не могу же я прямо так и спросить: «зачем вы, месье, облизывали мою шею?». Да и не думаю, что существует вменяемый ответ на этот вопрос.

Остается только следить за этим типом тщательнее. Если подумать, весьма странная ситуация с этим моим спасением, и нашим дальнейшим путешествием по катакомбам. И почему я раньше это не замечала?

— Куда мы идем? — требовательно спросила я.

— В надежное место. К моему знакомому.

— Я хочу домой.

Михаил склонил голову, будто бы в сомнении.

— Куда?

Я на мгновении растерялась, и уже менее растерянно ответила:

— Домой. Вы же должны знать, где я живу. Если мы знакомы не первый день.

— Там небезопасно, — уклончиво сказал Михаил.

Но сомнения уже захватили мой разум, и просто принять этот ответ я не могла.

— Почему? Что мне угрожает?

Помимо того, чтобы застрять вместе со спятившим иностранцем, который вытворяет непотребные вещи. О! Еще одна монетка в копилку моей памяти. Он иностранец. Хотя стоило догадаться раньше, хотя бы из-за имени.

— Я не хочу тебя пугать, Клэр. Давай подождем, пока твоя память вернется, и я все объясню.

— Спасибо вам за все, но думаю, что нам дальше не по пути, — вежливо, но твердо заявила я Михаилу. — Полагаю, монахи, не откажут мне в помощи.

Носки пришлось снять. С ними я в туфли, отсыревшие и холодные, не влезала. Но мне всего- то нужно было подняться наверх, в монастырь. Вот же иезуиты удивятся!

Мои опасения не оправдались. Останавливать меня Михаил не стал. И даже помог.

— Куда… в какую сторону мне идти? — неуверенно спросила я.

Мужчина молча указал мне путь.

— Я могу взять с собой свечу?

Он снова совершенно молча кивнул. Опасаясь, что он передумает, я схватила один из подсвечников, и поспешно зашагала в указанном направлении, оставляя Михаила одного. Правильно ли я сделала или нет, не знаю. Как и то, чем бы все закончилось, если бы встретилась с монахами.

Я просто не дошла. Стоило мне дойти до лестницы, как меня скрутил приступ паники. Ноги подкосились, и я почти упала на ступеньки. От резкого движения свеча потухла, оставив меня в полной темноте. Нет, нет, нет. Я не справлюсь одна. Мне не стоило уходить. Темнота, живая, неуютная, но почти безопасная, когда рядом находился Михаил, тут же окутала меня коконом. Даже дышать стало тяжелее. Пальца коснулось что-то противно-шевелящееся, и я, придушенно всхлипнув, отпрянула.

— Мишель! Мишель! — отчаянно позвала я. — Михаил!

— Клэр, сейчас.

Шелест шагов, и вот меня уже поднимают и отряхивают.

— Ты упала, ударилась? — в голосе его слышалась тревога. — С тобой всё в порядке?

— Нет, нет, не всё. Я боюсь.

— Ты же сама хотела уйти. Разве нет? — жестко, почти беспощадно ответил Михаил. — Если ты хочешь, чтобы я тебя защищал, ты должна мне доверять.

— Я буду. Только не оставляй меня. Мишель, Михаил…

В полной темноте мужчина коснулся моего лица, останавливая мой бессвязный лепет, а затем приник к губам, яростно и отчаянно.

— Этого не случится, — хрипло сказал он, прервав мучительный, и почти болезненный поцелуй. — Я не отпущу тебя. Никогда.

В его словах слышалась и нежность, и угроза, пока неясная, но заставляющая сердце тревожно сжиматься. В темноте я нащупала узкую ладонь Михаила, и сжала ее.

Может, этот человек выведет меня к свету. Может, погрузит во тьму. Но он обещал не бросать меня. И этого сейчас было достаточно.

Глава 12. Поиски

Клод Легран

Клод впервые за несколько недель покинул территорию школы. Не то, что срок наказания за продажу другим ученикам фотографий и неприличных картинок, а также за многие другие мелкие прегрешения, прошёл. Просто так сложились обстоятельства. Въедливый месье Эмбер опять где-то пропадал, а отец Валентин, который его заменил, имел плохую память и склонность к выпивке. Вот и перепутал Клода с другим студентом, отправив его на почтовую станцию.

Отличная возможность не только прогуляться, но и немного заработать! Быстро отправив все письма, которая школа рассылала родителям и спонсорам, Клод завернул в несколько магазинчиков по пути обратно, и закупился всякими приятными каждому студенту вещами. Сладостями, сигаретами, открытками с кокетливо обнажавшими плечики и ножки дамами и даже бутылкой крепкой травяной настойки, которую можно было подмешивать в чай… Нет-нет, это не было благотворительностью, только лишь чистая коммерция. Та же самая бутылка алкоголя могла принести Клоду денег раз в пять или семь больше, чем он на неё потратил. Если наливать настойку страждущим понемногу, и может быть, даже чем-нибудь слегка разбавить…

Единственный сын сельского священника знал толк в ведении дел. Да и выбора то особого не было. Учитывая, насколько были бестолковыми его отец, да и старшая сестра. Про младшую, Лиззи, певчую птичку, пока было рано говорить, но Клод подозревал, что она такая же мечтательница, как и Клэр. И такая же талантливая.

А ведь Клэр считала, что он не видит, как ей приходиться непросто. Ни много раз перешитого платья, ни заплатку на подошве ботинка, давно поистрепавшуюся сумочку, тени под глазами. Это не говоря о том, как сильно она исхудала, перебравшись в Париж. Вот обнимаешь, и ребра можно сосчитать! Безобразие просто!

На помощь отца надежды не было. Хотя совет, который он дал Клоду, отправляя его в Париж, был неплох.

— Я не боюсь, что ты попадешь в дурную компанию, или подсядешь на опиум и будешь валяться в канаве. Но у тебя будут другие искушения. Париж может предложить многое столь смышленому парню как ты. Только ты не ведись. Не бросай учебу. Именно твоя голова, — отец постучал костяшками пальцев по лбу Клода, — только она сможет вывести тебя в люди. И знания в ней. Силы, вложенные в тебя, окупиться, пусть и не сейчас, но позже.

Этот разговор на перроне юный Легран вспоминал не раз. Читая письма из дома, от матушки и отца, разговаривая с Клэр в их редкие встречи, представляя, как вытянулась Лиззи за тот год, что он ее не видел. И хотя школа нередко казалась Клоду пустой тратой времени, он, сжав зубы, учил латынь и римское право, и как мог доказывал, что он чертов гений, достойный места на лучшем факультете Сорбонны. И откладывал деньги.

Раз уж эта дуреха Клэр выбрала себе такую ужасную профессию, на которой ноги можно было протянуть, то придется ей помогать. Хотя, конечно, она могла выскочит замуж в любой момент. Эта мысль немного нервировала Клода. Вкус на мужчин у старшей сестры был ужасен, вспомнить только мерзкого Адриана Берже. Так что рассчитывать нужно было только на себя. Да и еще потом младшая подрастет. А как говаривала матушка Клода: большие девочки — большие проблемы.

И одна из них нарисовалась прямо сейчас. Почти у самой школы Клоду наперерез кинулась прехорошенькая мадмуазель со смутно знакомым лицом.

— Клод! Ты же Клод, да? Я тебя узнала. Видела твой портрет.

— А я — ваш, мадмуазель, — дерзко ответил студент. — И был в восхи…

Тонкая женская ручка хлестко ударила юношу по щеке.

— Да, спасибо, что напомнил, маленький воришка.

Клод обиженно потер скулу, и уточнил:

— Вы ради этого меня искали, мадмуазель?

— Если бы. Я ищу твою сестру, — Ален нервно затеребила завязки шляпы. — Ты её видел?

— Довольно давно. А что, когда она пропала?

— Ушла вчера на бал, и не вернулась. Я бы не слишком волновалась, будь это кто-нибудь другой, но Клэр не склонна к такому легкомыслию. Послушай, а своего учителя ты сегодня видел?

— Какого именно? — спросил переставший что-либо понимать Клод.

Ален нахмурила свой прелестный лобик, вспоминая.

— Как же его… Алмаз? Сапфир? Нет, слишком глупо… Эмбер, точно! Месье Эмбер. Он пригласил ее на Бал белых хризантем. Она так радовалась! В последнее время дела у Клэр шли не очень, так что появление этого Эмбера было весьма кстати. Я думала, что она отвлечется, развеется… — девушка задумчиво пожала плечами, а затем хихикнула. — Но если они пропали вдвоем, то думаю, что за Клэр не стоит переживать. Прости, что побеспокоила.

— На что вы намекаете?

Ален снисходительно потрепала Клода по все еще горевшей щеке.

— Не бери в голову, малыш. Я в последнее время слишком мнительная. Все из-за этой истории с вампиром. Напридумывала себе всякого… Мне пора. Веди себя хорошо, Клод, и не суди строго свою сестру. Когда встречаешь свою любовь, не мудрено и голову потерять.

Эмбер возлюбленный его сестры?! Чушь какая! Клод сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Допрашивать своего учителя он не мог, но дело касалось чести семьи. И Клэр, которую так легко обидеть и обмануть. Мог ли тогда он просто остаться в стороне?

Сознание то уплывало, то возвращалось. Меня снова несли. Сначала по подземельям, а потом я почувствовала дыхание свежего воздуха на своем лице, и увидела закатное небо Парижа сквозь ветви деревьев. Взгляд наткнулся на высокую каменную стену, а затем я перевела его на сосредоточенное лицо Михаила. Он казался усталым.

Под ногами скрипел гравий. Откуда мы поднялись на поверхность? Должно быть, в саду где-то был тайный ход, ведущий в катакомбы. Михаил по садовой дорожке к каменному двухэтажному дому с веселыми цветастыми занавесками на окнах. На монастырское здание он был похож меньше всего, да и раскатистый женский смех из одного из приоткрытых окон слышался раскатистый женский смех.

Прежде чем я успела задать хоть один вопрос Михаилу, он оглушительно громко постучал по выкрашенной в желтое двери. Я болезненно поморщилась, и уткнулась лицом в его плечо. Так плохо я себя чувствовала, лишь когда однажды сильно напилась. Интересно, зачем я вообще тогда пила? Совсем не похоже на меня.

Дверь приоткрылась, и из нее показалось озадаченное лицо служанки.

— Месье? Как вы здесь оказались? О! Это же Бертрана! Что с ней?

Кажется, меня с кем-то попутали. Я хотела было поднять голову, чтобы сообщить, что меня зовут Клэр, но Михаил достаточно жестко надавил мне на затылок, удерживая на месте.

— Мне нужно увидеть Луи.

Пухленькое личико озадаченно вытянулось:

— Луи? Вы ищете одного из наших посетителей. Простите, я позову кого-нибудь.

— Не надо. Просто пропусти нас внутрь, и приведи к своему хозяину или хозяйке, — голос Михаила стал мягким и тягучим, как патока. Но при его звуках не в виски будто воткнули штыри.

Я застонала.

— Прости-прости, не хотел тебя задеть, — прошептал Михаил.

Служанка молча пропустила нас внутри, и повела куда-то по узкому коридору. Мы поднялись по скрипящей деревянной лестнице. Все двери были закрыты, кроме одной, из которой пробивался тусклый свет лампы и слышался граммофон.

— Можешь идти, — приказал Михаил, и я дернулась, пытаясь спуститься на пол. — Не ты, Клэр. Спи.

Веки налились тяжестью, и я, зевнув, закрыла глаза. Но даже сквозь полудрему я слышала все, что происходит. Свет будто стал ближе, а нос защекотало от густого и сладкого запаха жасминовых духов.

— Мишель? — высокий и манерный женский голос. — Это ты?! Как давно ты в Париже?

— Несколько месяцев.

— И зашёл только сейчас? Я думала, ты меня любишь, негодный мальчишка. Положи девочку на диван, и дай тебя обнять.

— Только если ты примешь ванную.

Меня опустили на что-то мягкое, подложив под голову подушку. И еще и по голове погладили.

— Ты всё такой же сноб, — хихикнула незнакомка. — Поверь мне, мои духи лучшее, что ты можешь учуять здесь. И что за барышня с тобой? Мои девочки тебя не устраивают, и решил прийти со своей?

— Я здесь не для развлечений, — холодно ответил Михаил. — Клэр сильно пострадала, и еще, кажется, привлекла внимание общества Орлеанского.

— Приходилось сталкиваться, да. Анна… Они убили её лет пять или семь назад. Вижу, ты удивлен, хоть и не опечален. Что ж, ты знал ее совсем мало, — хозяйка странного дома вздохнула. — Анна сильно сдала за последние годы, и не была осторожна. Так что я даже не слишком виню смертных.

— А Герман?

— Старик все так же прячется от всего мира, и даже меня не желает видеть, хотя мы с ним одного рода. Он почти не питается, и все время спит в своем ужасном склепе. Кто вообще может хотеть поселится в склепе?! Думаю, что когда-нибудь я приду к нему, а он даже не отзовется… Но ты ведь спрашиваешь у меня не потому, что беспокоишься за здоровье Германа? Иначе бы зашёл раньше.

— Как я и сказал, Клэр пострадала. На неё напал кто-то из высших, едва не разорвал горло и сильно повредил разум. Поэтому я хотел бы знать, кто ещё из высших в Париже.

— Если кто-то и прибыл, то несчастную одинокую Вирджинию так и не навестил.

— Вирджиния? — Михаил фыркнул. — Вот как ты себя называешь сейчас? Я предпочел бы общаться с Луи.

— Не все желания сбываются, дорогуша, — почти пропела эта странная женщина.

Шуршание юбок, запах жасмина усилился и я почувствовала прохладное прикосновение к своей щеке.

— Клэр, значит… Хорошенькая, и пахнет приятно. Но я никогда не видела, чтобы ты заботился так о ком-либо. И так смотрел… Я ревную, Мишель. И завидую тоже. Значит ли это…

— Да. И я прошу тебя стать свидетелем. Не хочу тянуть с обращением.

— Ах, мой мальчик вырос и хочет жениться! — воскликнула незнакомка. — С превеликим удовольствием. Но так полагаю, твоя мать не в курсе? Она будет недовольна. К тому же, подозреваю, твоя девочка из простых. А Ракоци всегда стремились укрепить свою власть, связи и богатство. Впрочем, как и все из нас, кроме таких отщепенцев, как я.

— Что ж, матери придётся принять мой выбор. Потому что я не собираюсь потакать её прихотям, связывая себя с женщиной, что мне не подходит, лишь ради амбиций. И Луи — ты не отщепенец, — уже более мягко, почти сочувственно сказал Михаил. — Ведь как и ты никогда и не отказывал мне в помощи, так и я всегда готов был поддержать тебя.

— И поддерживал, несмотря на то, что наши семьи давно враждуют. Поэтому я так и люблю тебя, Мишель. Но давай ты будешь все же звать меня Вирджинией? Так тошно слышать это глупое имя — «Луи»!

Любопытство столь сильно, что я усилием воли разлепила веки, чтобы встретиться со взглядом глубоко-посаженных голубых глаз. И пусть даже я плохо понимала, что со мной происходит, сомнений не было.

Передо мной был мужчина в женском платье. Очень красивый и юный, с тонкими чертами лица, гладкой бархатной кожей и распущенными и завитыми волосами, спадающими на плечи и грудь. Но художников, привыкших подмечать нюансы, сложно обмануть. Подбородок был тщательно выбрит, даже легкий пушок, бывающий и у детей, и у женщин, а над красивым шелковым бантом на ее выпирал кадык. Адамово яблоко, выдающее в красавице представителя мужского рода.

— А… а где Вирджиния? — хриплым шепотом спросила я, хотя уже догадывалась об ответе.

— О, так ты слышала нас, милая! — воскликнул странный мужчина. — Мишель?

Тот произнес что-то на незнакомом не языке, и парень в ответ кивнул.

— Тогда и проблемы с памятью могут пройти практически бесследно, — он снова повернулся ко мне и обезоруживающе улыбнулся. — Вирджиния это я. Ты у меня в гостях.

— Что это за… место?

— Один из лучших борделей Парижа — Ле-Шантон, предлагающий все удовольствия мира, которые только можно купить за деньги!

Игнорируя слабость, я приподнялась на локтях и посмотрела на Михаила. Дом терпимости? Этот человек решил продать меня в дом терпимости?!

— У нее сейчас сердце выскочит из груди, и отнюдь не от радости, — пробормотал Луи. — Дорогая, никто не собирается обижать или заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Я давняя подружка…

— Друг, — поспешно поправил хозяина борделя Михаил, оттесняя его и садясь у моих ног.

— … Подружка Мишеля. И веришь ли мне или нет, но этот высш… кхм, вамп… кхе-кхе… человек миролюбив и смирен, как овечка. Точнее, барашек. Правда, Мишель?

Михаил нервно пригладил густые кудри, недобро взглянув на своего друга.

— Нам нужна лишь комната на несколько дней, после этого мы уедем. Никто тебя не побеспокоит, Клэр.

— Почему я просто не могу поехать домой прямо сейчас? — прошептала я, утомленно смыкая веки. — Хочу домой.

Туда, где пахнет корицей и миндалем, где цветет сад с розами и гиацинтами, и качели во дворе, на которых можно раскачиваться, ни о чем не думая, и глядя на густо усыпанное звездами южное небо…

Осторожное прикосновение прохладных пальцев к моему разгоряченному лицу.

— Не плачь, — попросил Михаил.

— Слезы очищают, — возразил Луи, отчего-то вздыхая. — Думаю, твоей девочке нужно прийти в себя в спокойной обстановке, а нам поговорить.

Сил, чтобы возражать у девушки не было. Даже когда она оказалась в предоставленной комнате, единственное, на что ее хватило, это обозвать их извращенцами и вырубиться. Луи тут же потянул Михаила к двери.

— Подожди! Вдруг ей станет плохо, или она проснется и испугается, что одна… — запротестовал вампир.

— Я пришлю служанку. Она глухонемая, к тому же безмерно предана мне, так что присмотрит за девочкой, не сболтнув лишнего. Ведь если я понял правильно, ты собираешься удерживать ее против воли?

— У меня нет особого выбора.

Они вернулись в кабинет, и Михаил продолжил разговор.

— Я не планировал этого изначально. Меня интересовало лишь пропитание.

— Даже не интрижка? — Луи изящно изогнул тонкую, аккуратно выщипанную бровь. — Девочка чудо как хороша. Работай она на меня, и от клиентов не было бы отбоя.

— Умерь аппетиты. И я не имею привычки развлекаться со слишком чувствительными невинными девами, — раздраженно ответил Михаил. — Слишком много мороки. Но потом… как-то всё вышло из-под контроля. Всё пошло не так. Её неправильная реакция на внушение, укусы, этот неизвестный высший, да и ещё и появление общества Орлеанского… Не думаю, что Клэр специально подослали ко мне, но из-за нее я постоянно отвлекаюсь и теряю осторожность. И теперь я не могу уйти, оставив ее позади — смертная слишком много знает обо мне. Она — угроза.

Луи закинул ногу на ногу так, что пышная юбка взлетела, на мгновение демонстрируя угловатые коленки.

— Тогда убей её, — предложил он. — Если не можешь, смертную могу убить я. Тихо и мирно, во сне…

— Только посмей, — оскалился Михаил. — И твоя жизнь станет стоить меньше, чем ничего.

Налет цивилизованности и утонченности слетел в один миг. И это совершенно не походило на того Михаила Ракоци, которого Луи знал когда-то.

— Слушай, ты ведь вроде не дурак. А пытаешься убедить меня, что хочешь обратить девочку лишь потому, что нет другого выхода, — покачал головой владелец борделя. — Убить жалко, отпустить нельзя, вот и приходится взять приблудного котёнка. Чего сопишь, как разбуженный медведь? Не хочешь признаваться, что тобой движут не рациональные побуждения, а страсть? Точно так же, как у…

— Заткнись! — Михаил нервно заходил из стороны в сторону. — Да. Я увлечён. Заинтересован. Очарован. Доволен?

— Тебя пронзила стрела Амура, чресла заполыхали, в голове не осталось ни одной приличной мысли, а любой чих дамы сердца вызывает лишь умиление. Так будет вернее, — фыркнул Луи. — Это называется влюбиться.

Вампир скривился.

— Да без разницы. Я хочу, чтобы Клэр была со мной, и это единственный способ её удержать.

— Говоришь как пятидесятилетний мальчишка, хотя тебе давно перевалило за сотню. Разница есть. Ты легко сломаешь жизнь девушке, да и себе, если возьмёшь в жены ту, в чувствах к которой не уверен. И которая, судя по всему, совершенно не испытывает ответных чувств. Я ошибаюсь?

Михаил дернулся, но не ответил.

— Я не буду твоим свидетелем. По крайней мере, пока не пойму, что от всего этого не будет вреда. Сколько тебя дать времени, чтобы ты во всем разобрался?

— Пять дней. Дай мне пять дней.

Глава 13. Вот так он любит меня…

Впервые в жизни мне приходилось просыпаться на шёлковых простынях. Красиво и приятно, но не слишком удобно. Да и кровать пугающе огромная. На такой может поместиться человек пять…

А может и помещалось. Я все ещё находилась в Ле-Шантоне, хотя больше казалось, что каким-то невиданным чудом меня переместили в покои персидского визиря или турецкого шаха. Кругом мягкие подушки, сверху свисают полупрозрачные тряпочки, на полу густой ковер, а в воздухе витал терпкий сандаловый запах. На деревянном низком столике, украшенном витиеватой резьбой, блюдо с фруктами, кувшин и фарфоровые пиалы.

Восточная комната. Кажется, Луи-Вирджиния говорил, что ее только собирались открыть после небольшого ремонта. А пока она полностью в моем распоряжении. И я более чем уверена, что дверь закрыта, и уйти просто так мне не дадут.

Раздался шорох, и я испуганно прижала подушку к груди. Откуда-то из-за гобелена, изображающего обнаженных одалисок, появилась молодая женщина в скромном наряде горничной. Крупная и сутулая, с круглым белым лицом в рытвинах оспы — она казалось чуждой этому месту.

— Кто ты? Где Михаил? — хрипло спросила я.

Горничная замельтешила руками, показывая то на свои уши и рот, то на дверь.

— Ты… не можешь говорить? И слышать? Но понимаешь меня?

Женщина активно закивала.

— А Мишель, значит, где-то там. Надеюсь, меня переодевал не он? — хмуро уточнила я, пытаясь отдернуть короткий подол тонкой сорочки. Горничная, смутившись, пожала плечами. — Значит он… Вот же бессовестный! Послушай, я могу одеться во что-нибудь не столь прозрачное и короткое?

Горничная снова исчезла, и я, пользуясь ее отсутствием, решила оглядеться. На стене висели массивные часы, но понять, два часа дня или ночи они показывали, было сложно. Проем окна украшала ажурная решетка, оказавшаяся совсем не декоративной, так что до бамбуковых жалюзи было не добраться.

Дверь предсказуемо оказалась закрыта. Другая вела в ванную комнату, а та, что за гобеленом — в огромную гардеробную, где немая изучала висящие на плечиках наряды. Моего присутствия горничная не заметила. Несколько секунд я обдумывала возможность ее вырубить и поискать ключи. А затем сравнила разницу в росте и весе и просто аккуратно похлопала ее по плечу.

Выбор был огромен, но… несколько однообразен. Всё такое цветастое, местами блестящее, и точно не слишком скромное. В таком точно на улице не покажешься. С огромным трудом мы нашли хоть что-то приличное — темно-синие шаровары, подвязанный на бедрах кушаком, полупрозрачную блузку, короткий шелковый жилет и длинную накидку без рукавов и пуговиц, зато с разрезами по бокам. Я повертелась перед зеркалом, вздернула руки и мрачно посмотрела на служанку.

— Пупок виден.

Горничная ткнула пальцем мне в грудь.

— Да-да, зато тут прикрыто. Если не расстегивать слишком тесный жилет. Хотя не уверена, что он не расстегнется сам, под воздействием… эм-м-м, непреодолимых сил.

Что мы имеем? Богатого и знатного, судя по манерам, типа, который притворившись моим спасителем, привел меня в бордель, где заправляет извращенец в женском платье, а потом бесстыдно разглядывал и лапал, пока я спала. Закрытые двери и окна. Глухонемую служанку. Проблемы с памятью. А ещё я одета как наложница из гарема. Охо-хо, плохи мои дела.

Впасть в истерику я не успела. Из спальни раздался голос Михаила:

— Клэр?

Я перевела взгляд на горничную. Та, конечно, никак не отреагировала. Может, если мы тут немножко постоим тихо, он сам уйдет? Как же. Стоит себе в дверной проеме, взглядом пожирает. Как будто он что-то там не успел рассмотреть. Я поспешно запахнула накидку, и скользнула за широкую спину горничной.

— Пойдем чай попьем, — миролюбиво предложил Михаил.

Но меня не обманешь. Знаю я, чем такие чаепития заканчиваются.

— Я тут посижу. Здесь тихо, спокойно. Да и с Жанель мы нашли общий язык.

— С какой Жанель?

Я выглянула и показала на служанку.

— Ну вот же — Жанель!

— Её зовут Одри, — раздался из комнаты голос Луи. — Давай, выходи. Мы тебя не съедим. По крайней мере, я. Аха-ха-ха…

Михаил исчез за дверью, раздался глухой стук и смех резко прекратился. Я осторожно выглянула. Луи потирал лоб, а рядом на полу валялась деревянная статуэтка, стоявшая до этого скромно у стеночки.

— Неудачно пошутил, не спорю, — с неунывающей жизнерадостностью заключил владелец борделя. — О, ты прекрасно выглядишь, Клэр! Белое было тебе точно не к лицу. Дай посмотреть поближе.

Стараясь не смотреть на Луи, развалившегося на полу и обнимающего подушку, я скользнула в комнату, стараясь встать так, чтобы видеть обоих мужчин и зашедшую вслед за мной Одри.

— Не на что здесь смотреть. Верните мне одежду и я уйду.

— Может быть, сначала погово…

— Нет.

Луи посмотрел почему-то на Михаила.

— Клэр довольно упрямая, — пожал плечами шатен.

— А-а-а, но нам в любом случае есть что обсудить. Садись, в ногах правды нет, — похлопал Луи рядом с собой.

— Здесь нет стула. Неприлично сидеть на полу.

— И очень правильная, — вздохнув, снова пояснил Михаил, усевшись. — Пусть стоит. Тем более отсюда открывается очень неплохой вид.

Я посмотрела вниз и вспыхнула. Это мне казалось, что шаровары непрозрачные. Под светом ламп можно было вполне различить очертание ног, а кушак скорее подчеркивал бедра, чем скрывал их. И чем плотнее я куталась в накидку, тем больше становились разрезы по ее бокам. А если оставить накидку в покое, тем больше она распахивалась на груди. Мне приходилось носить наряды и более открытые, но ни один из них так не подчеркивал и не выделял женские формы.

Плюнув на приличия, я уселась на колени, и подтащим к себе несколько подушек, прикрылась ими. Мужчины с интересом следили за моими манипуляциями.

— Клэр, а ты помнишь что-нибудь о себе? — поинтересовался Луи, вертя в рукав веер.

— М-м-м, вроде бы что-то.

— Расскажи.

Я хмуро посмотрела на него и потянулась к пиале. Будем надеяться, что в чай ничего не подмешали. Пахло, по крайней мере, только мелиссой и мятой.

— Не можешь или не хочешь? Понимаю. У тебя нет причин доверять мне. Но вот Мишель рассказал, что ты художница и натурщица. Твой отец священник, а брат учится в Париже в одной из католических школ.

Клод! Да, точно. У меня есть брат по имени Клод. Он эгоистичный насмешливый мальчишка, но кажется, мы довольно близки. Только почему я не могу вспомнить его лица? Никого из тех, кого я знала раньше… От этого так больно в груди, что хочется снова заснуть и никогда не просыпаться.

— Это не имеет значения, — вмешался Михаил.

— Не имеет значения? — насмешливо повторил Луи. — Или ты не хочешь, чтобы вспомнили и о тебе? Поверить не могу, что ты где-то напортачил, дорогой мой.

О чем это они?

— Гораздо важнее вспомнить того, кто напал на Клэр.

Я пожала плечами.

— Ничем не могу помочь, простите. И даже если бы я знала что-нибудь, едва ли сказала бы вам.

Если эти люди думали, что меня можно вот так вот просто обмануть, то они сильно ошибались. Молчание затягивалось, но мне оно было только на руку. По крайней мере, я могла спокойно рассмотреть своих похитителей.

С ними было что-то не так. Будто они чем-то отличались от остальных, и в то же время чем-то были похожи друг на друга. Не черты лица и уж тем более не манеры, но все же что-то их роднило. Какая-то… чрезмерная идеальность. На коже не было изъянов — родинок, порезов, рубцов и прыщиков. Лишь небольшие морщинки — скорее мимические, чем возрастные. И все же ни Михаил, ни даже Луи, которого я сначала приняла за очень юного парня, не были молоды.

Почему-то казалось, что для этих двоих времени просто не существует. И сами они — не более чем искусно притворяющиеся лицедеи. Выдающие себя… за кого?

Видимо, я сходила с ума. Потому что мне начинало казаться, что единственным человеком кроме меня здесь была только Одри.

— Луи, выйди, — приказал Михаил, будто уловив запах моего страха.

— Фи так разговаривать с дамой. И дело ведь не во мне, не находишь?

— Луи!

Тот обиженно надул губы, и все же грациозно поднялся. И вот снова — разве люди так двигаются? Скорее, уж дикие животные, хищники, идеально владеющие своим телом.

— Служанку забери с собой.

— Нет, не надо! — пискнула я, и сникла под пристальным взглядом шатена.

Теперь я жалела, что была столь невежлива и дерзка с Вирджинией-Луи. Только казался весьма неплохим парнем по сравнению с моим фальшивым спасителем.

— Ты думаешь, что я чужой тебе, но это не так, — медленно сказал Михаил, как только хозяин борделя вышел.

— Да, вы говорили, что приглашали меня на свидание. Поверить не могу, что отказала вам, — нервно улыбнулась я. Немного лести точно не помешает.

— Так и было. Но я не сказал ещё кое-что. Мы помолвлены, и вопрос свадьбы дело решенное. Поэтому мне не хотелось бы, чтобы ты думала, что я какой-нибудь насильник или похититель. Разве когда мы целовались, ты не узнала мои прикосновения?

— Так вы ведь не единственный, с кем я целовалась за последние сутки… — я слишком поздно поняла, что сказала лишнее. Когда увидела, как посветлели глаза Михаила, не предвещая ничего хорошего. — … Ох, я что-то путаю. Наверное, это было совсем давно. Или даже не было, и ни с кем я не целовалась. Не принимайте мои слова близко к сердцу, Мишель…

Огромный минус таких вот низеньких столиков в восточном стиле, что через них можно запросто перешагнуть, если хватает длины ног и невоспитанности. Что шатен и сделал. Он опустил руки на мои плечи, и я оказалась на спине. Теперь Михаил нависал сверху.

Мне не нужно было напоминать, насколько я уязвима и слаба? И сколько в этом худощавом мужчине силы. Он не касался меня, и будто даже оставлял пространство для побега, но я лежала не шевелясь и затаив дыхание.

— Ты постоянно злишь и выводишь меня из себя, — тихо сказал мужчина, убирая с моего лица разметавшиеся пряди.

— Я не специально.

— Верю. Проблема целиком во мне. Сколько бы я не убеждал себя в обратном, но Луи прав. Рядом с тобой я веду себя неразумно.

Рука Михаила скользнула по моей шее, и дошла до выреза предательски расстегнувшегося жилета. Пальцы скользнули между пуговицами шелковой рубашки и коснулись обнаженной кожи, заставляя вспомнить, что корсета на мне нет.

— Я хотел бы, чтобы мы узнали друг друга поближе, — тихо сказал мужчина, продолжая движение вниз. — В конце концов, я ведь вёл себя хорошо. И ждал так долго… невыносимо долго…

С петельками он справился довольно ловко и быстро. Но когда тяжелая ладонь по-хозяйски легла на грудь я не выдержала и ударила наглеца. Первым, что попалось под руку. Подушкой.

Кажется, это немного озадачило шатена, так что я решила повторить. Правда, из такого положения мне удалось только прижать подушку к лицу Михаила. Он раздраженно вырвал ее из моих рук, откинул подальше, и заметил:

— Душить легче в другом положении. Находясь сверху.

— Спасибо за подсказку. Если ты готов помочь…

— Да сколько можно! Я твой жених!

— Недоказуемо, — ответила, прикрывая грудь одной рукой, а другой безуспешно пытаясь повернуть голову Михаила в сторону.

— Теперь ты собираешься свернуть мне шею?!

— Не хочу, чтобы ты на меня пялился. Слушай, мы же в борделе. Найди себе кого-нибудь посговорчивее, — посоветовала я. Страх куда-то ушёл, но вместо него появилась злость, прорвавшаяся в крике: — Вот что ты ко мне пристал?! Меня уже тошнит от тебя!

Михаил тут же отстранился.

— Только не снова, — скривился он.

Значит, вот что ему не нравится? Ха! Я сунула два пальца себе в рот, но мужчина тут же перехватил мою руку, и затащив на кровать, спеленал в одеяло. Я продолжила дрыгаться, яростно испепеляя Михаила взглядом.

— Да ты же бешенная, — почти восхищенно заметил он. — И как я раньше этого не заметил?

— Только попробуй ко мне сунуться, и я тебя укушу! — прошипела я. Жалко, не умею пускать пену изо рта, да и фальшивым судорогам он вряд ли поверит.

— Ты? Укусишь меня?! — Михаил расхохотался, а затем, прежде чем я успела привести свою угрозу в действие, чмокнул в кончик носа. — Кусай, только ты ведь крови боишься. На какой части моего тела мы будем это проверять, Клэр?

Я почти зарычала от обиды и бессилия. Рывком перевернулась и уткнулась лицом в очередную подушку. Боже ты мой, да что за подушечный маньяк оформлял эту комнату?!

— Ты решила задушиться сама?

— М-м-м…

— Дышать то можешь?

— Д-ди к чрту.

— А, ты так показываешь свою обиду. Очаровательно! И открывает интересные перспективы, радующие глаз. Прости, просто не могу удержаться.

Михаил погладил меня чуть пониже спины, а когда я подобно гусенице (очень злобной и изрыгающей проклятья гусенице) попыталась уползти, перекатил меня на бок, а сам улегся рядом — так, что мы были лицом к лицу. Он улыбался и был, кажется, в прекрасном настроении. Плюнуть в него, что ли?

— У меня полыхают чресла, — интимным шепотом сообщил Михаил. Я зажмурилась, жалея, что не могу зажать уши. — И в голове не осталось ни одной приличной мысли. Сердце пронзила стрела Амура, а всё в тебе вызывает лишь умиление.

Наверное, стоит все же плюнуть, так, чтобы он просто расплакался от умиления. Раз настоящей стрелы под рукой у меня нет.

— И что это все значит? — сквозь зубы спросила я.

— То, что мне все же придется искать с тобой общий язык. А тебе меня терпеть. По крайней мере, пока не сможешь полюбить, — Михаил перестал улыбаться, и печально добавил: — Надеюсь, это не займет вечность. Всего лишь пару-тройку сотен лет.

Глава 14. Ты можешь сломаться

— Ого, я думал, что ты все расколотишь, а ты даже прибралась, — восхищенно заметил Луи, заходя в комнату. В этот раз он был одет в темно-красное, почти черное платье с оголенными плечами и кокетливым бантом на талии. В руках его была довольно объемная сумка. — Признавайся, что ты сделала?

— Убрала все подушки и тряпки в гардероб, — хмуро ответила я. — Раздражали.

— Меня тоже. Как спалось?

Как спалось? Просто ужасно. Воспоминания теснились и толкались в моей несчастной голове, но так и не желали вставать по порядку. Да и еще к тому же мешались со странными фантазиями и комарами. Под утро голова была почти столь же пустой, как и до этого.

Вместо ответа я пожала плечами, а затем неудержимо зевнула.

— Скучаешь? А я кое-что для тебя принес. В основном книги.

— Вы собираетесь держать меня здесь годами, месье?

— Не-е-ет, просто считаю, что тебе неплохо было бы отвлечься. Это место для веселья, и… — Луи достал из сумки книгу и посмотрел на обложку. — Ну, надеюсь, Геродот тебя сможет заинтересовать. Прости, но я не держу развлекательную литературу, а брать что-либо для тебя у девочек мне запретил Мишель. Так, что тут у нас еще… О! Всяческие художественные принадлежности. Здорово, правда?

— Месье…

— Вирджиния! Можно даже мадам Вирджиния! Но никак не месье! Да сколько можно меня называть по-другому!

И вновь что-то чуждое, нечеловеческое мелькнуло на лице Луи. Я тут же опустила голову и отвела взгляд, сжавшись.

— Да, мадам.

— Ох, я не хотела тебя пугать. Я ведь совсем не такая, как все эти… — Луи махнул рукой: — мужланы. И надеюсь, что мы сможем стать подругами. Мне показалось, что ты, как человек творческий, способна преодолеть узость мышления, свойственную детям этой эпохи. Во времена моей юности люди были другие.

Странные слова от парня, выглядевшего едва ли не младше меня. Заметив мое недоумение, Луи подмигнул:

— Думаешь, я совсем поехавшая? На самом деле я даже старше Мишеля. Просто он родился таким — старым в душе. Слишком серьезным, слишком правильным. Тем обиднее, что он смог найти себе пару раньше, чем я. Если бы мой дядя остался в рассудке, он был бы в ярости из-за того, что род Ракоци множится, в то время как наш вымирает.

— О чем вы, мадам Вирджиния?

Луи скользнул ко мне, и приобняв, почти прошептал:

— Мишель поступает неразумно, скрывая от тебя свои планы. Неизвестность порождает страх, а правда… не вижу ни одной причины считать её ужасающей. Какая женщина не мечтает о том, чтобы обмануть старость? И о любви — не способной остыть и не знающей измен? Такие, как я и он — умеют быть преданными, поверь. И благодарными — когда получают взаимность.

— Разве любовь можно купить? Или взять силой?

Луи положил подбородок мне на плечо и вздохнул:

— Её можно получить обманом — но и расплата за это будет жестокой. Никто не любит оставаться в дураках. Интересно, есть ли решение задачи, в которой один увлечен другим, а тот бежит прочь?

Тоска, что терзала мне сердце, прорвалась.

— Если бы я могла бежать. И если бы я знала, кем являюсь…

Неуверенность в самой себе была в стократ хуже, чем недоверие к Михаилу или Луи.

— Когда-то я танцевал. И даже имел известность. Но… по-настоящему успеха добиться не мог. Знаешь почему? Потому что для настоящего танцора — танец это вся его жизнь. Он выражает себя в танце. И постигает мир через движение. Мне кажется, с художниками тоже самое. Им легче узнать себя именно так — на холсте и бумаге. Хочешь понять, что угодно, о себе или мире — рисуй! Если ты конечно, настоящая художница. И тогда, может быть, на самом деле найдешь ответ. Даже если подводит разум — рука тебя не подведет.

Я повернула голову и встретилась взглядом с Луи. Я никогда не видела таких красивых глаз. Глубоких, непроницаемых, и напоминавших своим цветом скорее не безмятежное небо, а холодные озера. Глядя в них, легко было поверить, что Луи гораздо старше меня, да и Михаила тоже.

— Не смотри на меня так, иначе могу и увлечься, — голос Луи стал ниже и будто бархатистее. Его ладонь скользнула по плечу ниже, и легла поверх моей.

— Я думала, вам нравятся мужчины.

Язык мой — враг мой. Но хозяин борделя не обиделся.

— Что? Нет! — рассмеялся он. — Какой дурак откажется от мягких, гладеньких, приятно пахнущих красавиц ради волосатых обезьян? Не я точно.

— У вас тут целый дом этих красавиц…

— Так чужое всегда кажется слаще, — Луи глубоко втянул воздух носом, заставив меня выпрямиться по струнке, и с некоторым сожалением отпустил. — Вот ведь. Даже не попробовать. Обидно.

Так. Нужно срочно делать ноги. Подальше от этих психов, нюхающих, лапающих и несущих постоянно какой-то бред. А то я точно спячу.

Стоило Луи уйти, как в комнату тут же зашла Одри. Но на нее можно было не обращать особого внимания — тем более что она не умела даже писать, и общаться через записки с ней было нельзя. Полистала книги — Геродот, Платон, Макиавелли, Томас Мор, несколько исторических трактатов… Неплохой вкус у «мадам Вирджинии», совершенно не вязавшихся с его кажимой легкомысленностью. Но гораздо больше меня заинтересовали художественные принадлежности — бумага, уголь, кисти, пастель, и даже планшет. Денег на пленницу эти типы не жалели. Кажется, я больше привыкла к масляным краскам и холсту, но и пастель легла в руку легко и привычно. Что ж, если пастель хороша для великого Дега, то и мне она пойдет.

Вот только если бы я знала, что рисовать. Та вульгарная роскошь, что меня окружала, совершенно не вдохновляла, а Одри, увидев, что я собираюсь рисовать, забилась в угол и делала вид, будто вяжет.

Может ли рисунок быть ключом к самой себе и прошлому? Лица близких мне людей по прежнему ускользали. И даже тот красивый мужчина, с которым я проснулась в отеле… какого цвета были его глаза? Страшно. Страшно что я скоро забуду всех. И может быть, перестану узнавать в зеркало даже себя.

Я коснулась шероховатый бумаги и прочертила несколько линий ногтем — невидимых, прозрачных, будто намечая будущий рисунок. В тот же момент меня захлестнули чувства — все те, от которых я пыталась сбежать, потому что боялась сойти с ума. Но теперь я знала, что делать.

Мелки пачкали руки и крошились — может быть, я слишком сильно их сжимала. Запачкаться было не страшно. Как и оставить свой след на бумаге. Яркие цветные пятна, порывистые линии, резкая грубая штриховка. Я скомкала лист, и снова яростно — то мелками, то пальцами, то кистью, раскрашивала лист, наполняя его тем хаосом, в который превратилась моя жизнь. Второй, третий, четвертый…

И лишь на пятом смогла остановиться. И понять, что в этот раз у меня получилось что-то иное.

Клод. Мой брат смотрел прямо на меня с бумаги, испуганно распахнув серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, которым могла бы позавидовать любая девица. Он то и смог стать для меня той нитью, что вернула мне прошлое.

Клод Легран.

Клод хоть и считал себя полиглотом, зная больше пяти языков, включая умершие, никогда и не догадывался, что когда-нибудь ему понадобиться знание семитских. Именно на одном из них и вел свои дневники месье Эмбер. Иврит, древне-арамейский? Оставалось только догадываться. Как и о смысле странных и явно оккультных знаках на плотных серых листах, которыми были заполнены дневники месье Эмбера.

— Не думал, что ты и так умеешь.

Легран резко развернулся, инстинктивно спрятав дневник за спину. Рейнард Эмбер прислонился к дверному косяку и с любопытством разглядывал юношу.

— Как ты вообще попал ко мне в комнату? — спросил он у Клода.

— Дверь была открыта.

— Сомневаюсь. Свои замки я всегда проверяю. Значит, ты не поленился и вскрыл их. Любопытные навыки. Вы умеете удивлять, Клод.

Эмбер шагнул внутрь, со зловещим скрежетом запирая за собой дверь.

— Так чем обязан такому вниманию?

— Я просто хотел вернуть фотографии своей сестры, которые вы у меня забрали!

— У меня их давно нет, — Эмбер скрестил руки на груди, разглядывая разбросанные по кабинету книги. — Да и почему сейчас?

Клод выпрямился, упрямо выдвигая подбородок вперед.

— Я знаю, что вы пригласили Клэр на бал, — выпалил он. Ленивая улыбка тут же слетела с губ учителя. — И после этого она пропала. Не вернулась в пансионат. Разве так странно, что я хотел понять, что вы за человек?

— Да, это так, — Эмбер медленно кивнул, не сводя взгляда с подростка. — Она исчезла. Я не стал говорить лишь потому, что не хотел пугать тебя. Беспокоился, что ты наделаешь глупости, пока я ищу Клэр. И не я один, если хочешь знать. Но тот, кто ее забрал, хорошо умеет заметать следы.

Сердце Клода упало в пятки. Он пытался найти на лице учителя хоть тень издевки, но видел лишь усталое, серое беспокойство. Помятый пиджак, рубашка не первой свежести — все это был так не похоже на месье Эмбера.

— Так она и вправду исчезла? По-настоящему?

— Боюсь, да.

— Как? Расскажите!

Эмбер задумчиво посмотрел на дневник в руках Клода, будто принимая какое-то решение, а затем кивнул сам себе.

— Хорошо. Возможно, твоя помощь будет не лишней, — Рейнард вытащил из-за пазухи сложенный вдвое лист и протянул его юноше. — Посмотри, может быть, ты видел его. Или твоя сестра рассказывала о нем. Я нашёл этот портрет в ее вещах.

С рисунка, торопливого и небрежного, на Клода мрачно и холодно смотрел скуластый худощавый мужчина.

— Скорее всего, Клэр знала его под именем Михаила Паланока, — добавил Эмбер. — И именно с ним видели в последний раз.

— Я ни разу не видел этого типа.

Клод перевернул лист. Строгим и лаконичным почерком Клэр, так похожим на его, было написано лишь одно слово, яростно обведенное несколько раз — «вампир».

— Вампир — это прозвище?

— Так называют детей Лилит в народе. Впрочем, сами себя они называют высшими. Тот, кого ты видишь на рисунке — не человек. И никогда им не был. И он выбрал твою сестру.

— Для чего?

— Не думаю, чтобы убить. Иначе она была бы уже мертва. Скорее — обратить. Сделать подобием себя. Судя по всему, он пил ее кровь какое-то время, но я так и не смог этого понять. Или предотвратить.

— Вы думаете, что я поверю в эту чушь?

— Пойдем со мной. Я покажу тебе кое-кого. Тебе будет интересно на нее взглянуть.

Не лучшая идея — идти куда-либо с тем, кто вызывал лишь одни подозрения. Но Клод чувствовал, что если он откажется сейчас — месье Эмбер просто оставит его позади.

Автомобиль школьного учителя, немецкий, хромированный, на мгновение отвлек Клода от мыслей о сестре. В безмолвном восхищении он гладил черное кожаное сидение, блестящие металлические ручки.

— Нравится? — с немного кривоватой улыбкой спросил месье Эмбер, натягивая водительские перчатки.

— До этого я ездил только в грузовике… и в кузове. Кому нужно продать душу, чтобы получить такую машину?

— Не стоит шутить с таким, Клод, — серьезно посоветовал Рейнард. — Даже если ты не самый верный христианин. Можешь считать это суеверием, но в мире, где есть такие твари, как вампиры, лучше верить… хоть во что-то.

— И что, праведные молитвы помогают победить чудовищ?

— Они помогают не отчаяться, когда они приходят за тобой. Или за кем-то из твоих близких,

Эмбер резко вырулил на дорогу, всем своим видом показывая, что больше не заинтересован в разговоре. Так что Клоду оставалось догадываться о том, что произошло в прошлом учителя.

Они приехали на северную окраину Парижа, к большому и очень старому особняку, мрачно возвышающимся за высокой кованной оградой. Хотя может это Клоду казалось, что дом мрачный. Сам он к этому времени знатно перетрухнул, и в какой-то момент готов был выпрыгнуть из автомобиля. Но вместо этого юноша сжал кулаки, спрятанные в карманах, и беззаботно присвистнул.

— Так это дом вашей семьи?

— Нет, одного знакомого.

— Ван Хельсинга?

Эмбер закатил глаза.

— Стокер, конечно, и знал кое-что о детях Лилит, но большая часть это просто художественная выдумка. Таких охотников за вампирами, как доктор Хельсинг не бывает. Впрочем, как и вампиров. Хотя могло быть и хуже.

— Что, например?

— Например, вампиров бы стали изображать как милых ребят. Этаких романтических героев. Жить тогда им стало бы значительно легче.

При входе в дом месье Эмбер, несмотря на все протесты Клода, завязал ему глаза.

— Я и так привел тебя сюда без разрешения. Но пока ты не докажешь, что тебе можно доверять, многое придется оставить в тайне.

Сначала они просто шли по каким-то коридорам, а затем начали спускаться. В какой-то момент к ним присоединился еще один человек, но как бы Клод не напрягал слух, понять, о чем учитель шепчется с незнакомцем, не получилось.

Когда они пришли, с Леграна наконец сняли повязку. Казематы. Наивно было думать, что его приведут в винные погреба. Но то, что он увидел… Не чудовище за решеткой, рвущееся и скалящее клыки. Молодая женщина в порванном грязном платье и с распущенными светлыми волосами, едва прикрывающими аккуратную, почти девичью грудь. Она висела в кандалах, даже не подавая признаков жизни.

— Это… ваш вампир? Что с ней? Она мертва?

— Мы обескровили ее, чтобы ослабить.

Эмбер повернулся к стоявшему за их спиной громиле и взял протянутый ему нож. Тщательно протерев лезвие платком, он кольнул свой безымянные палец, и позволил стечь крови на сталь. Веки женщины тут же затрепетали. Не открывая глаз, она потянулась вперед, приоткрыв. За бледными узкими губами мелькнули острые клыки.

Клод инстинктивно отшатнулся, хотя между ними было метра два. Всё оказалось правдой. Или выглядело так.

— А клыки точно настоящие? — не удержался Клод от вопросов.

— Хочешь потрогать? — спросил Рейнард, стирая кровь с лезвия.

— Не-не-не, спасибо.

Женщина, до этого молчавшая, заговорила. Голос, низкий и мелодичный, мог бы показаться Клоду красивым. Только вот вызывал лишь один животный ужас.

— О, это кровь потомка моих старых врагов. Жаль, что не на моих губах. Но вот тот мальчик, которого ты привел… почем он пахнет так знакомо? Кто ты?

Глаза у вампиршы оказались бледно-голубыми. Красивыми и такими грустными, что Клод на мгновение растерялся.

— Я…

Рейнард сжал плечо юноши, вынуждая его молчать.

— Вспомнила, — облизав потрескавшиеся губы, сказала вампирша. — Ты пахнешь почти так же, как та смертная дева. Девушка в белом…

— И ты чуть не убила ее на балу, — напомнил Рейнард. Клод дернулся, но в этот раз смолчал. — Почему ты оставила ее в живых?

Женщина прикрыла глаза, будто утратив к разговору интерес, но все же ответила:

— Вы выставляете нас убийцами, но никто из высших не убьет просто для развлечения. Даже я, хотя мне и не за что любить людей.

— Не верь ей, — глухо сказал Эмбер. — С тех пор, как Истван Ракоци приехала в Париж, ее путь усеян трупами.

— Лишь членов общества. И ты знаешь почему, сын Франсуа. Но даже тех, кто виновен, я убивала быстро. Что не скажешь о том, как вы поступаете с нами.

— Я обещаю тебе быструю смерть, если ты скажешь, где твой сын держит Клэр Легран.

— Михай? О чем вы? Я не видела его сотню лет. Вы хотите сказать, он в Париже? Нет, это ложь. Хитрая изощренная ложь, на которую только и способны жалкие людишки. Он…

Внезапно вампирша вскинула голову, с трудом поднявшись на ноги. Смотрела она только на Клода.

— Та девушка — вы ведь говорите о ней? Михай забрал ее? Как же… почему… нужно было узнать… нечестно… — бормотание вампирши стало совсем бессвязным, и она тяжело обвисла в цепях.

— Вам пора, — тихо сказал громила. — Сейчас вы вряд ли от нее что-то добьетесь.

Учитель вывел растерянного Леграна в коридор. Но прежде, чем Эмбер снова надел повязку на юношу, тот схватил его за запястье.

— Кто она? Эта вампирша?

— Глава нынешнего рода Ракоци. Точнее, вампирской её ветви. Ракоци — один из древнейших родов высших, вместе с Батори и Цепешами поделившие восточные земли Европы вплоть до русских земель. Собственно, поэтому так сложно поймать одного из них — у них слишком большие связи. Многие румынские и венгерские правители почитают свою бессмертную родню, надеясь когда-нибудь, что их изберут разбавить древнюю кровь. Но этот, судя по всему, выбрал твою сестру.

— Если тот вампир, что забрал Клэр, сын этой вампирши, почему вы думали, что она его выдаст?

— Я не слишком на это надеялся. Мне важно было убедить тебя, что я не вру. Потому что ты можешь помочь найти Клэр. Если еще не поздно.

Михаил.

Клэр сидела на полу. Вокруг нее были разбросаны скомканные и мятые листы бумаги, но сама она будто и не обращала внимания беспорядок. Пустой и бессмысленный взгляд, сгорбленная спина, и губы, безмолвно что-то шепчущие. Еще один приступ?

Михаил уселся на колени — напротив Клэр, но так и остался незамеченным, даже когда позвал ее. И лишь когда он потянулся к одному из рисунков, девушка выпрямилась, схватив его за руку.

— Не трогай! Не смотри!

Девушка ожгла его яростным взглядом, и торопливо начала собирать рисунки. В последний момент Михаил выхватил один. Светловолосый юноша, нарисованный на нем, слишком молодой, чтобы быть ухажером художницы, и слишком похожий на нее, чтобы то было случайностью.

— Твой младший брат? Память вернулась?

— Лишь обрывки, — будто нехотя ответила девушка, пряча лицо за густыми прядями волос. Руки у нее дрожали, и листы постоянно падали вниз. Михаил мельком увидел свой портрет, но и этого хватило, чтобы все понять.

— Значит, ты вспомнила и меня. Кто я есть. Иначе бы так не боялась.

— Я не боюсь, — глухо сказала Клэр.

— Твое тело выдает ложь. Стук сердца, запах, даже движения. Тебе не нужно лгать. Я больше не собираюсь влиять на твою память.

— Почему? Ты… убьешь меня?

Михаил повернул Клэр к себе, ласково убрав темные волосы, падающие на лицо. Глаза у нее зеленовато-карие, светлеющие к краю радужки, в обрамлении пушистых ресниц. Верхняя губа чуть более полная, чем нижняя, и родинка над ней лишь ещё больше это подчеркивает. Округлый подбородок, мягкие скулы, ямочки на щеках. Хрупкая смуглолицая южанка совсем не похожая на тех холодных бледных красавиц, к которым он привык в Петербурге. Видеть её столь покорной оказалось не так приятно, как он думал. Ему гораздо больше нравилось ее дерзкое упрямство, почти граничащее с безрассудством. Но он настолько увлекся попыткой приручить Клэр Легран, что почти сломал её.

— Нет, не убью, и не позволю никому сделать это. Моя ошибка лишь в том, что я сомневался. Стоило раньше забрать тебя и сделать своей, и тогда та высшая не посмела бы тебя обидеть.

— Ты хочешь, чтобы я стала как ты? Жаждала крови и спала в гробах?

— Никогда в гробах не спал, — обиделся Михаил. — И жажду крови переоценивают. С ней сложно справиться только когда высший ранен и истощен, и в первые годы после обращения, если дело касается обращенных. Но я буду рядом, чтобы тебе помочь. Не будет болезней, бедности, старости… Зато будет почти целая вечность для того, чтобы исполнить любые свои желания. Танцевать на балах в Петербурге, увидеть северное сияние на Аляске, услышать, как бьют в барабаны чернокожие колдуны в жаркой Луизиане…

— Заманчивое обещание, — вежливо ответила девушка, осторожно убирая руки Михаила от своего лица. — Но почему бы не предложить это тому, кому в самом деле все это нужно? Я просто хочу вернуть себе свою маленькую человеческую жизнь.

— Ты мне не веришь?

Клэр нахмурилась, поднявшись на ноги.

— Тебя тоже когда-то… обратили?

— Нет, я родился таким, как и моя мать. Отец был обращенным, но я почти его не знал.

— Тогда тебе не понять ценности человеческого существования.

— Нет, — возразил Михаил. — Я понял это совсем недавно. Другие высшие, люди, даже само время, столь беспощадное к смертным, могут забрать тебя у меня. Я эгоистичен и жаден, поэтому сделаю все, чтобы этого не случилось. Даже против твоей воли.

Если бы здесь был Луи, он непременно подколол бы его, обвинив в старомодности и варварстве. Похищать смертных дев, обращать их против воли… Слишком часто отношения, начавшиеся с подобного, приводили к трагедии. История его матери и отца была лишь одним многих примеров. И когда-то Михаил пообещал себе, что сделает матерью своих детей лишь ту, которая сможет его полюбить. Наверное, он был наивным идеалистом, переоценившим свои возможности… да и самих детей Евы тоже.

Чувства смертных так же мимолетны, как и их жизни. И поэтому не имеют значения. Но как бы он хотел, чтобы она смотрела на него по-другому…

Глава 15. Сердитая мадмуазель Легран

И запретное в сердце стучится,

И пьянит, и ломает, и губит,

Ты молчишь, лишь смола сочится

В уголках потемневших губ.

Пикник "Декаданс"

Клэр Легран.

Руки аж дрожали от того, как хотелось вмазать по этой самодовольной роже. Северное сияние он хочет мне показать, подарить вечность! Да я сама ему покажу небо в алмазах! Он всю эту вечность о своих клыках будет вспоминать, которые я выбью их при первой возможности!

Михаил водил меня за нос, притворялся, строил из себя хорошего… и это после всех преследований, запугиваний, и даже использования в качестве ужина. А я совершенно ничем не могла ему отплатить — мое мнение вампира интересовало лишь пока оно не шло вразрез с его желаниями. Вот и чем я заслужила такую головную боль? Правильно говорила мама — девушка не должна быть слишком хорошенькой, если хочет быть счастливой. Красота привлекает мужчин, а мужчины приносят лишь одни неприятности. И если бы моя мама знала о вампирах, то уверена, она согласилась бы, что от них стоит ждать двойные неприятности. И крови выпьют, и на уши присядут, и мозги вынесут.

Я села за низкий столик, решив занять руки пиалой с охлажденным чаем. Да и так меньше было искушения сделать вампиру какую-нибудь гадость, и вполне закономерно нарваться. Пока я глупо размахивала руками и злилась, Мишель вполне мог снисходительно улыбаться и прощать меня, но не думаю, что его терпение было безграничным. Не стоило забывать, что он только казался человеком, но не был им.

— Мишель, а зачем вампирам вообще люди? Нет, я понимаю, что для пропитания. Но ты ведь не только этого хочешь, но и… отношений.

Вампир улыбнулся, заметив мое смущение.

— Слышала когда-нибудь о Дарвине?

— Он богохульник, — уверенно ответила я. — Папа его просто терпеть не может — он говорил, что опустил созданий, созданных по образу и подобию Бога, до обезьян.

— Дарвин — биолог, изучавший эволюционные процессы и развитие видов. Высшие находятся на вершине пищевой цепи, и как большинство хищников в дикой природе — не слишком многочисленны по сравнению со своими…

— Жертвами.

— Именно так, — Михаил невозмутимо кивнул. — Длинный срок жизни, хорошая регенерация могла бы привести к закономерному итогу — когда почти никто не умирает, популяция растет. Но если бы у нас была такая же хорошая рождаемость, как и у людей — то мы бы вскоре истребили бы вас, а сами умерли с голоду. Природа позаботилась об этом — дети рождаются у высших очень-очень редко, поэтому нас мало. И почти никогда у пары высших, что может быть и к лучшему — так как не допускает кровосмешения. Смертные пополняют приток новой крови, обновляя её.

Я нахмурилась.

— Значит, дети от брака вампира и человека становятся вампирами? Почему?

— Потому что людей-партнеров можно обратить — сделать их подобными нам. Таких обращенных мы называем младшими. Срок жизни у младших становится таким же, как и высших, болезни исцеляются, появляется способность к внушению. Но конечно в целом обращенные слабее и уязвимее высших.

— Какая разница? — я зло пожала плечами. — Ведь как я поняла, главное зачать здоровое потомство, а потом можно и избавиться от обузы.

— Смертные, — Михаил скривился. — Только вы можете относиться так к своим парам — предавать, изменять… Для нас брак — это навсегда, а смерть обращенного тобой трагедия, так как чувства, вспыхнувшие однажды, уже не угаснут никогда. Нет ничего мучительнее чем потерять того, кого любишь.

Я исподлобья посмотрела на вампира, прижав колени к груди.

— Причём здесь любовь? Любовь предполагает уважение, а для тебя я как игрушка, с которой можно делать все что угодно, пока не сломается.

— Это не так.

То ли я слишком неуклюжа и невнимательна, то ли вампиры и вправду превосходят людей во всем, но сбежать в этот раз не получилось. Одно мгновение — и Михаил уже обнимает меня за плечи, вытаскивая из одеревеневших пальцев чашу. Проклятье! Вот снова увлеклась, и выпалила о том, что думаю. Не нужно с ним спорить, стоит просто кивать и соглашаться…

Михаил погладил меня по спине, и щекоча дыханием ухо, прошептал:

— Ты даже не представляешь, что со мной твориться, когда я тебя вижу. Игрушка? Игрушку можно было бы убрать в дальний шкаф и забыть о ней. Я же почти зависим от тебя. Несправедливо. Несправедливо, что ты смотришь на меня как на чужака. Я думаю, стоит показать, насколько я заинтересован тобой, Клэр.

Ладонь скользнула по напрягшемуся животу, поднялась выше, и Михаил начал нетерпеливо расстегивать одну пуговицу за другой. Он сел так, что я оказалась между его ног, а моя спина качалась его груди, да и еще и стол передо мной мешал отодвинуться или отползти подальше. Я замерла, почти не дыша, стараясь не думать, что именно упиралось в меня чуть пониже спины. Не думала, что скажу это — но лучше бы меня просто укусили, тогда я просто бы отделалась несколькими болезненными минутами и аллергией. А чем закончиться вот это вот все — совершенно непонятно.

Я вцепилась в запястье Михаила, удерживая его руку подальше от своей груди, и запрокинув голову, посмотрела в немного посветлевшие глаза. Плохой признак.

— Нет, — строго сказала. — Не делай этого.

Полагаю, не слишком убедительно, так как вторая рука по-хозяйски легла мне на талию, подтягивая вплотную к мужскому телу. Михаил повернув мою голову к себе, склонился и наградил поцелуем, заставляя раздвинуть плотно сжатые губы и впустить его язык. На мгновение я забыла, как дышать — слишком неожиданными и незнакомыми были ощущения. И слишком яркими и приятными для столь гадкого занятия. Эти влажные звуки, движения языка внутри моего рта, вызывавшие пульсацию где-то внизу живота… Панически вцепившись в колени Михаила, пытаясь преодолеть слабость и дрожь, прошедшую от шеи вниз по позвоночнику, я прервала поцелуй, восстанавливая дыхание. Какого черта меня так вынесло?!

Передышки мне не дали. Михаил успел расстегнуть жилет и рубашку, и так как под ней ничего не было, ничего не мешало ему по-хозяйски ласкать набухшую и отяжелевшую грудь, оказавшейся такой чувствительной к мужским прикосновениям. Я закрыла глаза, не желая видеть столь бесстыдной, но почему-то притягательной картины.

— Прекрати, — теперь я могла только умолять.

— Даже не подумаю, — голос у вампира прерывистый и хриплый. — Твое тело храм, в котором таится прекраснейшая из человеческих душ, изменчивая и недоступная. Касаясь тебя, даря наслаждение — разве я не служу ей? Это моя молитва, мое поклонение. Уважаю ли я тебя, Клэр? Нет — я тебя боготворю. Это то, что не сможет дать тебе ни один человек.

Нет, — хотела сказать я. — Это не любовь, это похоть. Нечестивая, неправильная… колдовская. Но когда мужские пальцы проникли под шаровары, ловко находя самую чувствительную точку, о которой я даже и не подозревала, вскрикнула и изогнулась от слишком острого удовольствия. Теперь я почти лежала на Михаиле, беспомощно уткнувшись лицом в его плечо.

— Это только начало, — его рука двигалась, управляя волнами наслаждения, то накатывающими, то отступающими, но готовыми вот-вот поглотить меня с головой. — Твое тело постепенно подстраивается под меня. Понадобилось время, но оно того стоит, не правда ли?

Он немного приподнял меня, усаживая выше, и властно обхватив подбородок, запрокинул голову. Это просто поцелуи в шею, но я знаю, что за ними последует. Боль от укуса прорвалась я через удовольствие, на мгновение отрезвила, но лишь на мгновение. Пульсация покидающей мое тело крови соединилась с тянущей, сводящей с ума пульсацией между ног. Задрожав, я глухо застонала, уже не в силах сопротивляться захлестнувшей меня жаркой волне.

Перед глазами все плыло, и слабость в теле такая, будто меня выпили всю, хотя Михаил сделал лишь пару глотков. Буквально зализав мне ранки на шее, вампир перетащил меня на кровать. Он вертел в руках, стаскивая одежду, будто я большая тряпичная кукла. Такой себя и чувствовала. Подложив под спину подушки, закрыл одеялом, целомудренно поцеловав в уголок губ. Затем я услышала его шаги по комнате, легкий звон, и он вернулся ко мне ко мне. Губ коснулось что-то прохладное, а затем терпкое вино со странным привкусом. Мне не хочется это пить, но Михаил не дает выбора.

— Хотелось бы продолжить, но я боюсь, что тогда и жажда станет острее, и это может повредить тебе. Так что позднее, когда ты будешь к этому готова.

Я с трудом открываю глаза и замечаю на запястье Михаила совсем свежий порез, затягивающийся буквально на глазах.

— Ты что, добавил в вино своей крови?!

— Не в первый раз. Просто ты этого не помнишь.

Как будто это должно меня успокоить! Михаил прижал ладонь к моему рту, укоризненно посмотрев янтарными, будто пылающими, глазами.

— Тс-с-с, осторожнее. Не пытайся выплюнуть. Тебе это нужно — поможет восстановить потерю крови и облегчит обращение.

Я укусила ладонь, но сил было так мало, что даже не удалось так сжать челюсть, чтобы прокусить даже кожу.

— Ай! — фальшиво воскликнул вампир, но руку не убрал. — Вот посмотришь на твой портрет — а ты там такая милая, нежная, воздушная. А сейчас больше на тасманского дьявола похожа… или даже просто на дьявола.

Он убрал руку и я прошипела:

— Сатанист.

— Дьяволо-поклонник, — поправил вампир, наклоняясь и снова целуя. Теперь уже по-настоящему. — Тебе нужно немного отдохнуть, а мне — остыть. Если ты конечно не хочешь мне помочь ответной услугой?

Я скосила глаза к выпуклости в штанах мужчины, и натянула на голову одеяло. Михаил тяжко вздохнул, проворчав почти себе под нос.

— Длительное воздержание вредно для мужчин.

— Знаю. Пусть у тебя там все отвалиться.

— Какая ты жестокая… Так, стоп. А откуда дочери священника знать подобное?

— Меня просветил жених.

На самом деле, мы так и не были официально помолвлены, но тогда я искреннее считала себя невестой Адриана Берже. Адриан не раз и не два намекал мне на то, что пора бы нашим отношениям перейти в новую плоскость — горизонтальную. К счастью, мне хватило ума, чтобы не поддаться на его убеждения.

— У тебя ведь нет жениха. Нет?

Я мстительно промолчала. Когда вампир уйдет? Под одеялом уже заканчивался воздух.

На следующий день Михаил не появился, но вместо него пришёл Луи, со скляночкой, в которой плескалось что-то подозрительно красное. Мои нервы, и так подточенные за последние дни, не выдержали, и вместо беспомощной художницы вампиру пришлось иметь дело с разъяренной фурией. В результате лицо Одри, пришедшей своему хозяину на помощь, украшало несколько длинных царапин, платье Луи лишилось рукава, а он сам клока волос. Я же была заляпана в крови — не своей, стоит заметить. Вампир, обиженный и раздосадованный, ушёл переодеваться, а Одри уселась поверх завернутой в одеяло меня, тщательно следя, чтобы мой желудок не исторг свое отвратительное содержимое.

Спустя полчаса мне надоело изображать из себя гусеницу в коконе и я зашевелилась, пытаясь обратить на себя внимание Одри. Та посмотрела меня и погрозила пальцем.

— Одри, — я попыталась говорить как можно четче. Глухонемая служанка умела читать по губам, но понимала отнюдь не все. — Я извиняюсь. Можно я встану? Мне так плохо…

В моих глазах все еще блестели слезы, и совсем не каменное сердце служанки дрогнуло. Она поднялась и размотала меня, впрочем, держась явно настороженно.

— Еще раз прости за это, — я показала на ее царапины. — Мне не стоило так поступать. Могу я загладить свою вину? К примеру, нарисовать тебя.

Одри задумчиво нахмурилась, кинула быстрый взгляд в сторону моих красок, а затем помотала головой. Взяв меня за руку, она отвела в ванную, и не обращая внимания на мои попискивания и попытку упасть в обморок, омыла от крови холодной водой.

— Почему нет? — снова попробовала я переубедить девушку. — Думаю, портрет получится замечательным. У тебя очень красивые глаза.

Служанка беззвучно фыркнула, распознавая лесть и отвернувшись, начала заправлять постель. Я показала ей язык, и взяв альбом и пастель, забилась в угол. У меня был план по освобождению, для которого нужна была Одри, но мой дурацкий характер сильно испортил шансы его воплотить.

Вскоре вернулся Луи — в нежно-бирюзовом платье и новой прической.

— Так, все успокоились?

Я отвлеклась от шаржа на Михаила, и задумчиво посмотрела на Луи. Терять мне было нечего. Стоило попробовать с ним. Только действовать стоило тоньше. Если мои догадки верны, то вампиры неплохо распознают человеческую ложь, и это значит, что откровенно ему врать не стоило.

— Вы сами первые начали, мадам Вирджиния. Я только защищалась.

— Не ценишь ты хорошего отношения, Клэр, — почти с упреком сказал Луи. — Мы лишь пытаемся вернуть тебе память и поправить здоровье.

— Для моего здоровья совершенно излишни вампирские клыки, мадам, — я скомкала лист бумаги, кинув его к остальным, и задумчиво посмотрела на вампира. — А вы сами обращенный, или родились таким… такой?

— Родилась, и довольно давно — в чудесную эпоху Людовика XIV. Ах, что это были за времена! Моя мать блистала при дворе Короля-Солнце. И он, однажды, восхищенный ее красотой, подарил ей великолепное платье, расшитое золотыми шелковыми нитями, — Луи откинул длинные волосы назад и мечтательно вздохнул. И все же глаза его были полны печали. — Я иногда надеваю его, чтобы хоть в зеркале увидеть её отражение.

— Вы так на нее похожи? — тихо спросила я.

— Мне так говорили. Я плохо помню маму, а все её портреты сгорели во время революции. Как и она сама, — совсем тихо сказал Луи, и криво улыбнулся. — Нет смысла говорить о прошлом — его не вернешь.

— Если хотите, я нарисую вас в этом платье. Конечно, я не такая опытная художница, но все же… Было бы интересно увидеть этот наряд, и ещё больше вас в нем, мадам Вирджиния.

— Или, может быть, надеть платье самой? — рассмеялся Луи, уходя от прямого ответа. И все же мне показалось, что эта мысль зацепила его.

Он вернулся на следующий день, укутанный в плаще. Несчастная Одри тащила за эпатажным вампиром огромную сумку.

— Я купила тебе красок, холст, и все, что нужно для создания шедевра. Если уж ты хочешь запечатлеть мой прекрасный облик — сделай это как положено!

Он театральным жестом расстегнул плащ, явив на свет свой наряд из черного бархата, украшенного золотой вышивкой, с пышной юбкой и белоснежными, совсем не пожелтевшими от времени кружевами на рукавах. Волосы были убраны в высокую пышную прическу, но не припудрены, сияя золотом. Шею и пальцы украшали изумруды, а голубые глаза блестели от возбуждения. Я не удержалась и захлопала в ладоши.

— Глаз не отвести! Да и вы сами будто сияете! Как вы этого добились, мадам Вирджиния?

— Купалась в крови девственниц, конечно.

Моя улыбка тут же угасла, и Луи замахал руками:

— Не нельзя же быть такой легковерной! Я пошутила. Это так вульгарно — хотя вот родная тётя Мишеля подобным баловалась… К счастью, нынешнее поколение высших вполне цивилизованно. И не говори ему, что я рассказала тебе о тёте Лиззи.

— Я давно его не видела. Может, надоела?

Луи фыркнул.

— Не надейся. Просто он немного занят. Но оставил кое-что для тебя.

Я поупрямилась немного, но скандал в этот раз закатывать не стала, выпив отвратительное содержимое флакончика, предварительно щедро разбавив кровь вином. Так что писать картину я начала немного навеселе. К тому же возвращение в родную стихию придало мне уверенности.

— Может быть, открыть ставни? — предложила я, пытаясь понять, куда усадить свою натурщицу. — Мне не хватает естественного освещения.

— Одри принесет еще ламп.

— Точно, вы боитесь солнечного света.

— Не любим, скорее. И… почему ты хмуришься? Я переборщила с косметикой? Мушку стоило приклеить в другое место?

Я осторожно дотронулась до завитой прядки волос.

— Вы очень красивы, мадам. Но думаю, вам было бы лучше с распущенными волосами. Это подчеркнуло бы вашу юность и свежесть лица, к тому же сделало линию скул… чуть женственнее.

— Распустить волосы? Когда Одри вернется.

— Если вы не против, мадам, я помогу.

Я склонилась над сидящим на мягкой тахте вампиром. От него пахло розовой водой, пудрой и… кровью. Совсем чуть-чуть, и все же я смогла это почувствовать. И когда мой нюх стал так хорош, а этот запах перестал вызывать неприятие?

— В чём дело?

Я покачала головой. Не время думать о том, во что я превращаюсь — этого сейчас я изменить не могла.

— Ничего. Просто поражаюсь гладкости вашей кожи, — я вытащила из высокой прически гребни и шпильки, и густой водопад светлых волос упал на обнаженные плечи. Поправив их, протянула Луи зеркало. — Видите, так лучше?

Луи был идеальным натурщиком. Молчаливый, неподвижный — он мог часами сидеть в одной позе. Так что прерваться я решила, лишь когда кисти начали отваливаться.

— Пока еще не окончено, но можете взглянуть на то, что получилось.

— М-м-м…

Я улыбнулась, в этот раз искренне.

— Боитесь? Наверное, вас часто просили попозировать.

— Знала бы ты, как мне часто приходилось учить вежливости престарелых любителей мальчиков, как среди танцоров, так и среди художников, — Луи красноречиво подмигнул мне. — Ох, ты так очаровательно краснеешь. Подумай хорошенько, стоит ли со мной заигрывать.

— Пока вы кажетесь гораздо более приятным человеком… то есть высшим, чем Михаил.

— Мишель просто не умеет ухаживать. Хотя раньше он не был таким идиотом, — вампир внезапно расхохотался. — Я тебе, конечно, немного сочувствую, но наблюдать, как наша ледышка носится со смертной, довольно забавно. Ну, не дуйся. Морщинки появятся… а нет, уже не появятся, хех… Эй, куда ты?!

Я хлопнула дверью, жалея, что не могу запереться в ванной комнате. Но Луи хватило такта, чтобы оставить меня в одиночестве и дать немного остыть. И заодно перепрятать свою добычу — тонкую позолоченную шпильку, которой так и не хватились.

Да, я могла бы сделать карьеру среди грабителей. Тут стоило сказать спасибо отцу и Клоду. Нет, конечно, папа не учил меня вскрывать замки, но он почти фанатично верил, что любого оступившегося человека можно спасти. И ведь спасал же! Поэтому еще в детстве мне приходилось общаться с бывшими пьяницами, исправившимися ворами и прочими довольно странными людьми. И если со мной, «маленькой мадмуазель», они были безупречно вежливы, боясь даже слово сказать, чтобы не научить чему плохому, то Клод умел разводить их и на самые откровенные рассказы о своем прошлом… и даже на несколько уроков.

А еще он никогда не забывал поделиться со своей старшей сестрой самыми полезными навыками. И хотя стрелять или шарить по карманам я так и не научилась, внезапно у меня обнаружился талант ко взлому.

Луи и Михаил говорили о пяти днях, после чего меня могли увести из Парижа. Оставалось совсем мало времени на побег. Осталось только дождаться, когда никого из вампиров не окажется рядом, а Одри заснет. Грешно обманывать глухую девушку, но выбора не было.

Ох, знал бы мой бедный папа, в кого превратилась его милая дочь…

Глава 16. Ты сводишь меня с ума

Что может пойти не так у художницы, решившейся сбежать из борделя в костюме гаремной наложницы? Да всё. То есть с дверью я справилась, даже не наделав шума, а дальше начались проблемы.

Прикрыв платком волосы и нижнюю часть лица, наподобие чадры, я выскользнула в коридор, и тут же поморщилась от запахов — вина, сигаретного дыма и сладковатых духов. Где-то внизу громко играла музыка, которая, впрочем, не могла заглушить заливистый женский смех. Идеально, конечно, было выскользнуть через заднюю дверь, но я ее уверена была, что смогу найти выход из сада. Катакомбы я даже не рассматривала как вариант. В одиночку я там заблужусь, никто никогда не найдет моих косточек в пыли и паутине…

Ну вот. Снова начала себя запугивать. Соберись, мадмуазель Легран! Тебя от свободы отделяет всего ничего! Я пошла вдоль коридора, к лестнице, надеясь быстро по ней проскользнуть. Не тут-то было. Снизу поднималась небольшая компания — трое мужчин и две полураздетые женщины, льнувшие к своим кавалерам.

— Бертрана! — окликнула меня пышная кудрявая блондинка. — Мадам Вирджиния обыскалась тебя! И когда ты успела перео… о, ты же не Бертрана! Прости, перепутала. Новенькая?

Я опустив глаза, кивнула. Меня уже второй раз путали с какой-то Бертраной.

— Пойдешь с нами, лапочка? — расплылся в сальной улыбке клиент, плотоядно меня рассматривая. — Такой неопытной девушке явно пригодятся уроки взрослого мужчины.

— Тебе не хватит нас двоих, милый? — прощебетала рыженькая, кинув на меня красноречивый взгляд.

Пробормотав извинения, я протиснулась мимо компании, позорно взвизгнув, когда меня пребольно ущипнули за попу. Мужчины тут же захохотали, и по лестнице я уже почти сбежала, пылая от возмущения. Не раздумывая, я выскочила в огромный зал, посреди которой была установлена небольшая сцена — на ней женщины с оголенной грудью танцевали канкан.

Зрелище было столь поразительное, что я на мгновение замерла, не понимая, что привлекаю внимание. И лишь только когда увидела знакомый изящный профиль, смогла прийти в себя. Луи стоял в своем женском обличии, в изящном, даже почти скромном платье и пышными перьями в светлых волосах, разговаривая с… месье Эмбером!

Прежде чем меня заметили, я скользнула за дверь, пытаясь справиться с сердцебиением. Рейнард был здесь. Он искал меня? Хорошо было бы дать ему знать, где я, но появляться перед Луи… слишком опасно.

Сняв платок, я задумчиво почесала нос, размышляя о том, что делать.

— Эй, ты! Ты мадам Вирджинию не видела?

Да зачем так орать? Я повернулась, и изумленно заморгала. Хотя казалось, что удивить меня уже довольно сложно. Но увидеть свою почти полную копию было довольно странно.

Сходство было не точным, но все же довольно пугающим. То же телосложение, темные вьющиеся волосы, смугловатый оттенок кожи, разрез глаз, линия подбородка и носа… Разве что при ближайшем рассмотрении оказалось, что незнакомка немного повыше меня, да и глаза у нее карие, без таившейся на дне радужки зелени.

— Ты… кто?

— Новенькая, — прошептала, боясь, что каким-то образом Луи услышит меня через весь этот шум. — Эм-м-м, Клэр.

— Бертрана. Зачем хозяйке брать кого-то с такой же внешностью? — скривилась девушка. — Хотя может она понимает, что я скоро свалю из этого места, и ищет мне замену. Довольно жалкую, стоит сказать. Ладно, проехали. На самом деле, ты можешь оказать мне услугу, и хорошенько подзаработать.

— Что?

— Клиента я своего тебе подарить хочу. Пошли, — Бертрана схватила меня за руку, и потащила а собой, продолжая тараторить: — Я обычно не кидаю постоянных, но у меня тут такой интересный мужчина нарисовался. Ты даже не представляешь! Заводит с пол-оборота, стоит только посмотреть, а как долго он может заниматься любовью! А еще говорят, что русские льдышки…

— Русские? Он русский.

Я внимательно посмотрела на шею Бертраны, и едва не чертыхнулась. Краснота и раздражение — знакомые для меня симптомы. Так значит, этот вампир кувыркается с бордельной девицей, а потом приходит ко мне и что-то о там говорит о любви! Интересно, он хоть разницу между нами видит?

— Да, аристократ какой-то, и судя по всему, знакомый хозяйки. Он выбирал меня уже несколько раз, и надеюсь, выберет сегодня. Хотя если честно, я потом целый день пластом лежу обессиленная, и меня уж точно не хватает на других мужчин, — Бертрана хихикнула. — Сделай мне одолжение, раз уж ты свободна. Обслужи моего давнего клиента. Только учти, он любит игры пожестче, и немного со странностями.

Ой-ой, это нехорошо! Я уперлась пятками, заставив брюнетку на меня обернуться.

— Нет, я не могу. У меня дела…

— Какие?

— Меня уже ждут!

Бертрана подозрительно сощурила глаза:

— Правда? А мне казалось, что ты просто трусливо оттиралась в коридоре, боясь показаться в таком виде перед господами. Скромность это конечно миленько, но от нее, как и от нижнего белья, стоит избавляться в постели с максимальной скоростью. Давай так, пойдем к мадам Вирджинии, и узнаем у нее…

— Не стоит, она же и так занята!

— Ха! Все с тобой ясно. Делай, что говорю, или скоро хозяйка узнает, что ты прячешься по углам, вместо того, чтобы работать.

— Но хотят же видеть тебя…

Мимо нас прошла парочка, немного странно взглянув, и я немного притихла.

— Мой клиент от новой девочки не откажется. Его заводит неопытность, пусть даже и насквозь фальшивая, — подмигнула Бертрана. — Потом благодарить будешь, когда увидишь, сколько тебе заплатят. Пришли. Удачи!

— Может, я переоденусь, а потом…

— Ты одета как нужно!

Меня втолкнули в комнату и тут же ее закрыли. Проклятье! Если я сейчас выйду, то Бертрана тут же закатит скандал. Так что… нужно немного переждать. К тому же, кажется, клиенту надоело ждать, и он ушёл. Я оглянулась и нервно ойкнула.

Мне приходилось слышать, что в дорогих борделях старались создать в каждой комнате свой антураж и атмосферу, но чтобы оформить спальню в качестве пыточной… На перилах застланной алыми простынями кровати висели наручники, стену украшали плетки, ремни и еще какие-то предметы непонятного для меня предназначения, а у одной из стен стояло странное устройство с креплениями для рук и ног и крюками, свисающими с потолка.

Все, кто работает здесь — спятившие. Да ни за какие деньги не стоит соглашаться на подобное! Я уже собиралась выйти, когда мой взгляд привлекло приоткрытое окно… Так, можно ведь выбраться и из него. Я тихо проскользнула мимо пугающего устройства, и, подергала за оконные ручки. Туго, но поддается. Отлично!

Открыв окно, я перегнулась через подоконник, пытаясь вглядеться в темноту, и хоть что-то в ней увидеть. Вампирское зрение мне точно не досталось. Я немного ошиблась, думая, что на первом этаже. Сумерки уже спустились, поэтому то, что находилось внизу, почти нельзя было разглядеть. Кажется, подо мной метров четыре-пять, и если я просто упаду на землю, то максимум отобью пятки. Но вот прыгать в кусты шиповника или на гравиевую дорожку совсем не хотелось. Нет, все же лучше через дверь.

— Какой замечательный вид ты открыла мне, Берточка!

Меня так мощно шлепнули по мягкому месту, что я едва не вывалилась. Хотя может быть, и стоило бы. Потому что когда меня поймав за бедра, развернули и прижали к себе, я оказалась в объятиях голого, и уже возбужденного мужчины. Отведя взгляд от поросшей темными волосами груди, пухлого живота и торчащей из-под него штучки (достоинством это назвать было сложно), я посмотрела на лицо «своего» клиента.

— Адриан?

Мой бывший ухажёр, до этого с интересом щупающий мою попу, поднял глаза от моей же груди и ошарашено заморгал.

— Клэр?

Он тут же сделал шаг назад, прикрыв пах ладошками, но растерянность и стыд почти сразу померкли, сменившись непонятным мне ликованием. Голос Адриана тут же стал приторно-медовым:

— Ах, Клэр, ты была так нелюбезна со мной на балу. Но я понимаю — всё в твоей жизни сложилось не так, как ты хотела. Мне жаль, что нужда толкнула тебя на этот путь.

— Нет, Адриан, ты ошибаешься! Я здесь совершенно случайно и даже против своей воли.

— Что произошло? Твой покровитель предал тебя? Или его никогда не было?

Я сердито запахнула безрукавку, не желая, чтобы Берже продолжал пялиться на мою грудь. От него пахло вином и дешевыми духами. Даже находиться рядом было неприятно.

— Говорю же — я не продаю свою любовь. Один… один человек удерживал меня здесь против воли. Я сбежала, но затем из-за глупого стечения обстоятельств попала сюда вместо той девушки… похожей на меня.

— Бертраны? Да, я её ждал. Хотя это уже не важно. Клэр… Ты здесь! На самом деле ты! Разве это не судьба? Не бойся, если ты будешь хорошей и послушной девочкой и порадуешь меня в постели, я может быть даже заберу тебя с собой. Поселю в домик, буду навещать… — Адриан облизнул пухлые губы. — Ну же, иди сюда.

Я молча покачала головой, испытывая горечь разочарования. Я давно не любила его, и все же видеть на его лице лишь туманящую разум похоть было больно.

— Побойся Бога, Адриан, и одумайся. Мне нужна помощь, а не постельные утехи. Хотя бы ради… — я так и не смогла сказать «любви». — Ради наших прежних чувств.

Мужчина грубо схватил меня за прядь волос, намотав на руку, склоняя к своему паху.

— Мне плевать на чувства. Я не собираюсь вести с тобой долгие беседы. Женщины предназначены лишь для одного, так что забудь о своей глупой гордости и раздвигай ноги. Или ты хочешь сначала поработать ротиком? Я не буду возражать, сладенькая. Он у тебя очень соблазнительный.

Я ударила по руке, освобождаясь, и отшатнувшись, попыталась проскочить мимо Адриана. Но он тут же нагнал меня, прижав горящей щекой к двери. Щелчок закрываемого на двери замка, и злой шёпот:

— Нравится когда с тобой грубо? Вижу, ты опытна в этих играх.

Нужно было закричать — даже появление вампиров я приняла бы как спасение, но страх буквально отнял дар речи. Все, что я могла, лишь беспомощно упираться, когда меня тащили к страшному устройству. По пути задела стол со стоявшим на нем бокалами и красным вином, тут же расплескавшимся по светлому ковру. В какой-то момент я умудрилась располосовать щеку Адриана, но тут же полетела на пол от мощной оплеухи. В голове зазвенело. Пользуясь моей беспомощности, он поднял меня, и опрокинув на устройство, приковал руки над головой. Затем впился в рот поцелуем, грубо сжимая грудь и заставляя меня застонать ему в рот. Пуговицы полетели на пол, послышался треск рвущейся ткани. Адриан стянул шаровары и то, что под ними, и погладил по голому бедру, с ухмылкой глядя на мои попытки отстраниться.

— Нельзя, конечно, портить имущество борделя. Но я все равно собирался тебя выкупить.

То, что он говорил не об одежде, а обо мне, я поняла, когда он только снял висящий на стене хлыст.

— Ты у меня поплатишься за то, что воротила нос. Я тебя на коленях заставлю ползать…

Адриан замахнулся кнутом, и я зажмурилась. Пресвятая Дева Мария, не дай меня искалечить или убить!

Первый удар пришёлся по ногам. Кожу ожгло, и на мгновение перехватило дыхание. А затем пришла боль, заставившая выступит слёзы из глаз. Я заморгала, со страхом глядя вниз. В тот момент мне казалось, что я увижу страшное зрелище, но… Остался лишь легкий красный след, уже начавший светлеть. Так значит, это страшное орудие пыток… лишь бутафория? Конечно, Луи должно быть позаботился о безопасности своих девушек. Будь это обычная деревенская плеть, которой понукают нерадивых животных, едва ли бы я отделалась легко. Однажды я видела, как деревенский мельник забил почти насмерть своего ослика. Тогда я кинулась к нему с кулаками, и он, в запале, хлестнул меня изо всех сил. Он попал мне по руке, и лишь благодаря долгим месяцам лечения, припаркам и мазям матери, мне удалось остаться без рубца. Хотя след был виден ещё лет семь.

Но Адриан в своем иступленном, садистском помешательстве, казалось, ничего не замечал — ни мой недоуменный взгляд, ни слабый результат от своих действий. Он замахнулся ещё раз, в этот раз попав по бедрам. Я вскрикнула, инстинктивно пытаясь уйти от удара. Ох, всё равно больно! Может быть, если поорать и подрыгаться, Берже будет этого достаточно? Завертевшись, насколько мне позволяло мое положение, я внезапно почувствовала, как заскользили мои запястья в кожаных ремнях. Путы будто бы ослабли. Может, и они тут только для видимости? Я запрокинула голову, пытаясь разглядеть крепление. Так и есть. Если немного подвигать руками, то ремни разойдутся, и можно будет освободиться.

— Смотри на меня, Клэр, — прошипел Адриан. — Тебе больше не удастся делать из меня дурака, корча невинность, и при этом отдаваясь парижской швали.

— О чём ты, Адриан?! Это ты предал меня, найдя себе другую. Да и своей бедной жене не смог быть верен.

Бесполезно было пытаться усовестить Берже. Он снова замахнулся плетью, в этот раз уже целясь в лицо. Рот его уродливо исказился.

— Больше никто на тебя не взглянет!

Я дернула ремни, почти повиснув на них, тем самым их ослабляя, и прижавшись спиной к пыточной машине, что есть силы толкнула Адриана ногой в грудь. Кажется, попала солнечное плетение. Воздух со всхлипом покинул его легкие, а он сам опрокинулся на спину. С трудом освободив руки, я практически сползла на пол. Ноги едва держали.

Дверь. Там только щеколда. Мне нужно до нее дойти, и тогда я буду спасена. Кинув взгляд на свои вещи, а затем на Берже, поняла, что времени одеться у меня нет, так что просто запахнула безрукавку. Полагаю, почти голой девицей в Ле-Шантон никого не удивишь.

Но я слишком спешила, и это меня подвело. Взгляд мой был устремлен только к двери, так что сначала я только услышала, как под ногами что-то хрустнуло, а потом почувствовала резкую боль. Ковер был залит вином и усыпан осколками бокалов. Один из крупных осколков и торчал сейчас из моей пятки, уйдя под кожу на несколько сантиметров. Из раны засочилась густая темная кровь. И хотя вид её стал мне почти привычен, тошнота все же подступила к горлу, а в глазах потемнело. Не вовремя…

Шатаясь и прихрамывая, стараясь не наступать на больную ногу, я сделала еще несколько шагов к выходу, а затем поскользнулась на собственной крови и упала. И даже слыша, как поднимается за моей спиной Адриан, ничего не могла сделать.

— С-сука!

Повернув голову, я успела заметить, что он что-то поднял с пола. Я начала ползти назад, до тех пор, пока не уперлась спиной в стену, а Адриан не навис надо мной. Теперь он был уже не так расположен к разговору, но намерения мужчины были ясны. В пухлой ладони он держал чудом уцелевшую ножку хрустального бокала, и с острого, оскольчатого края стекали капли вина.

— Никто не взглянет на тебя, — повторил он, будто находясь в трансе.

Первая любовь, даже закончившаяся неудачно, оставляет после себя светлые, нежно-щемящие чувства. Теперь они окончательно были растоптаны тем чудовищем, что стояло передо мной — готовым унизить и изуродовать ту, которой когда-то посвящал стихи, обещая всегда быть рядом…

Адриан должен был радоваться, что добился своего. Теперь я на самом деле дрожала от ужаса и безысходности. Ему оставалось лишь исполнить свою угрозу. Но он замер, будто не осмеливаясь сделать последний шаг.

— Ты сама… сама во всем виновата. Тебе стоило бы просить у меня прощение. Клэр… Клэр…

Мне хотелось бы издевательски засмеяться, плюнуть в него или гордо промолчать. Но я размазывала по лицу слёзы, пытаясь произнести хоть что-то. Голос не слушался.

Когда щеколда внезапно с треском сломалась, и распахнулась дверь, я наконец смогла отвезти взгляд от столь родного, и в то же время чужого лица бывшего ухажёра. И увидев Михаила, испытала странное чувство облегчения, хотя он и выглядел ужасно. Лицо, и так бледное и худое, заострилось ещё больше, а глаза стали почти красными. Вампир посмотрел на меня, а затем окинул взглядом комнату, задержавшись на кровавом следе, тянущемся от ковра ко мне. И только затем повернул голову в сторону Адриана.

— Эта девка внезапно сошла с ума, — пожаловался Берже, пряча за спину осколок бокала. — Как дикая напала на меня, и все здесь перевернула.

— Вы хотите оставить жалобу хозяйке, месье? — медленно и очень спокойно спросил Михаил. — Может быть, вам нужно выплатить компенсацию?

— Н-н-нет, — запинаясь, ответил Адриан, начиная чувствовать неладное. — Это лишнее. Достаточно будет, если девушку выкинут из Ле-Шантон. Говорю вам, она безумная! Вы управляющий?

— Не совсем. Но я думаю, что поплатиться кто-то все же должен. Клэр, закрой глаза.

Я послушно зажмурилась. Всхлип, что-то хрустнуло, а затем я услышала как тяжелое тело падает на пол. Моих босых ступней коснулась влага. Я прижала колени к себе, и не удержавшись, посмотрела сквозь ресницы.

Адриан Берже лежал на полу, уставившись перед собой пустым взглядом. Горло его было вырвано, оставляя зияющую дыру, из которой прямо мне под ноги текла кровь.

Глава 17. Смерть вам не к лицу

Моя реакция была ожидаемой. Но к счастью, Михаил был к этому готов. Перешагнув лужу крови, он подхватил меня, спешно убирая волосы с лица, и не давая запачкаться. Луи влетел как раз тогда, когда последний приступ тошноты прошёл.

— Что тут случилось?!

— Клэр вывернуло на мои ботинки. Снова, — меланхолично ответил вампир, вытирая мне рот платком.

— Ничего не понимаю, — Луи растерянно огляделся, задержав взгляд на валявшихся у стены шароварах.

— У меня слабый желудок, — пояснила я слабым голосом.

— Я не про это! Что ты тут вообще делаешь и что это за труп?!

Михаил усадил меня на кровать, прикрыл одеялом, и только тогда ответил:

— Видимо, это один из клиентов Ле-Шантона. А что здесь делает Клэр, лучше спросить позже. Не думаю, что она сейчас в состоянии ясно мыслить.

— Со мной всё нормально, — возразила я.

Чувствовала я себя и вправду сносно. Нога онемела, поэтому боли почти не было, лишь только небольшая пульсация. Да и скула побаливала. Кажется, будет синяк.

— Это шок. У тебя холодная кожа и тебя все ещё трясёт. К тому же надо удалить осколок из ноги.

— Луи, принеси таз, кувшин с водой и чистые бинты, — приказал Михаил. — Рана слишком глубока, чтобы сразу её исцелить.

Я легла на спину, и закрыла глаза, не желая больше видеть Адриана. Точнее, его тело. Адриан мертв. Его больше нет. Никто не заслуживает такой ужасной и жалкой смерти, но сейчас я испытывала лишь облегчение. Не было даже страха — хотя моя жизнь находилась в руках вампира, так легко и просто отнимающего жизни. Михаилу достаточно было лишь одного движения, чтобы убить и меня. Но вместо этого он бережно держал мою стопу у себя на коленях, не обращая внимания на кровь, впитавшуюся в светлую ткань штанов.

— Когда я вытащу осколок, может быть немного больно.

Он соврал. Было очень больно. К счастью, я тут же выключилась, и пришла в себя когда все было закончено. Приподнялась, пытаясь хоть что-то разглядеть в полной темноте, и тут же вздрогнула, когда моего плеча коснулись.

— Проснулась? Хочешь в туалет? Я отнесу.

Шикарно. Теперь этот вампир еще и спит вместе со мной. Хорошо хоть не под одним одеялом, и в этот раз я была одета в ночную сорочку. Михаил поднялся, включив лампу, и стало понятно, что радость моя была преждевременной. Во-первых, меня снова вернули в восточную комнату, а во-вторых… Так часто голых мужчин я не видела с уроков по анатомии в школе искусств. Стоит сказать, что этот конкретный экземпляр был весьма недурно сложен. Так бы взяла в руки кисть и нарисовала. Только из любви к искусству.

— Где твоя одежда? — громко возмутилась я вместо этого.

— Снял, чтобы не пачкать постельное белье. Если скромничаешь, не смотри.

— Я и не смотрю. Уже.

Михаил усмехнулся. Вернувшись в кровать, он сгреб меня вместе с одеялом и уткнулся подбородком в мою всклоченную макушку.

— Я так за тебя перепугался. Как ты вообще дожила до своих семнадцати?

— Мне двадцать, — недовольно ответила, завозившись.

— Значит, ты больше не растёшь, и так и останешься худосочной пигалицей? Жаль. А то вот думал, может еще подождать несколько годков, прежде чем обращать. Откормить, чтобы фигура оформилась… Шучу-шучу! Не пинайся!

Заснуть не удавалось. Недавние события все никак не выходили из головы, да и присутствие мужчины смущало.

— Михаил…

Я впервые назвала его так. Вампир развернул меня к себе, погладив по щеке.

— Да, Клэр?

— Значит, это правда? Ты хочешь сделать меня такой же как ты? А как же моя семья и моя жизнь? Учёба, Париж…

— Со всем этим придётся распрощаться. Это плата за избавление от старости.

— Мне не нужна эта сделка.

Михаил вздохнул.

— Я уже и не жду, что ты поймешь всё сейчас. Лишь надеюсь, что пройдет время, и ты простишь меня за то, что решил всё за тебя. Но это того стоит.

— Давай ты не будешь меня обращать? Ведь тогда и мой запах исчезнет. А взамен я буду поить тебя кровью так долго, как хочешь?

— Ты всегда будешь вкусной, — вампир шутливо облизнулся. — К тому же кровь не так важна. Это лишь пища. Имеет значение лишь то, что я смогу быть с тобой, не боясь потерять и не ожидая неизбежного расставания.

— А то, что происходит между мужчиной и женщиной, тоже не так важно? — напряженно спросила я.

Тлеющие угольки на дне янтарных глаз снова вспыхнули.

— На твоих бедрах и груди остались синяки от прикосновений того смертного, а сам он смердел от похоти. Я презираю подобное обращение с женщинами. Впрочем, мне омерзительно представить тебя с любым другим, будь это смертный или высший. Будто даже само их желание может запачкать тебя. Но я бы соврал, если бы сказал, что моя любовь к тебе чиста и возвышенна. Боюсь, даже мои мысли могут испугать тебя и отвратить. Мне приходиться сдерживаться каждое мгновение, что я с тобой.

Я увернулась от поцелуя, и в этот раз Михаил не стал наставать. Лишь кривовато улыбнулся и лег на спину, закинув руки за голову. Видимо, от греха подальше.

— Но Бертрана… та девушка, похожая на меня. Ты ведь был с ней. Или она не достаточно чиста и невинна?

— Она недостаточно ты. Так что я всё ещё ужасно голоден. Это невыносимо. Я могу выпить любую до дна, или пере… спать с половиной Парижа, и все ещё буду неудовлетворен. Довольно мучительно.

Это что, претензия ко мне? И я должна войти в его положение и пожалеть? Я слезла с кровати с другой стороны, и завернувшись в одеяло, похромала в ванную. Пойду лучше там переночую. Не буду вводить несчастного в искушение, раз уж он такой чувствительный.

Вернулась, правда, уже минут через десть. Потому что было холодно и жестко. И потому, что мне нужен был хоть кто-то рядом. Пусть даже это был не слишком теплый, не слишком добрый и понимающий вампир. Но по крайней мере он мог просто обнять меня, ни о чём не спрашивая, и позволяя просто тихо плакать.

Это было совершенно неправильно и даже дико, но кажется, я начала немного к нему привязываться.

Луи с крайне утомленным видом лежал на диване, обмахиваясь веером.

— Труп! В моем замечательном заведении! Вот как ты платишь мне за мое гостеприимство, Мишель!

— Тебе ведь не впервой разбираться с последствиями, — заметил Михаил, устало растирая шею.

— С такими — впервой, — огрызнулся Луи. — Убить человека в то время когда я пыталась убедить братство Орлеанского, что ни в чем не замешан…

— Братство? Они знали, кто ты?

Луи сел и сердито посмотрел на своего друга.

— Да. Как оказалось, довольно давно. Тот тип, что пришёл от братства, угрожал мне. Не прямо, намеками. Сказал, что у нарушения договора будут последствия.

— Лично моя семья не заключала никакого договора со смертными, — холодно сказал Михаил.

— Это эгоистично, мой дорогой. Но судя по всему, Ракоци всегда думают только о себе, — хозяин борделя криво усмехнулся. — В тот раз, из-за необдуманных действий твоей матери, пострадал член моей семьи. Истван же просто сбежала. Теперь ты собираешься уехать, оставив меня один на один с проблемами.

— Ты думаешь, они осмелятся объявить войну? Раз они знали, кто ты, и не трогали…

— Полагаю, они считали, что лучше известное зло в лице рода де Краон, чем пришлые высшие. К тому же я не похищаю девушек. Он упоминал и тебя. И Клэр. Удивительно, насколько братство осведомленно.

— … а то, что я здесь?

— Думаю, лишь подозревают. Иначе бы уже братство уже устроило засаду. Этот месье Эмбер казался довольно решительным…

— Эмбер? Рейнард Эмбер? — Михаил поморщился. — Как же, наслышан. Котик…

Луи удивленно задрал бровь.

— Ну да, довольно хорошенький. Но не думал, что ты по этой части…

— Брось свои глупые шутки. Так что он хотел?

— Говорю же, напомнить о договоре между ложей и высшими Франции. К которым ты себя, правда, не относишь, и чьи правила соблюдать не собираешься.

— Конечно. Хотя было бы любопытно узнать, что за правила смертные установили для высших.

— Не вмешиваться в политические игры. Не убивать людей. Не обращать их против воли. Ты нарушил уже два пункта, и собираешься нарушить третий. И… Эмбер сказал, что хочет с тобой встретиться. Сказал, что будет ждать в Рице.

Михаил задумчиво склонил голову, разглядывая кружева на веере Луи.

— Переговоры?

— Видимо, все же выложены не все карты.

Клод пыхтел от злости, спеша за задумавшимся Рейнардом. Учитель оставил автомобиль почти в квартале от легендарного Ле-Шантона, да и Клоду запретил идти дальше ворот. Легран, конечно же, не стал ждать учителя снаружи, но охранник выловил его почти сразу, и надавав оплеух, выкинул на улицу.

— Месье Эмбер, вы думаете сейчас время развлекаться?!

— Я же сказал тебе, что по делу.

— По какому?

Эмбер раздраженно прибавил шаг.

— Нужно было оставить тебя в особняке. Если бы не твоя дурацкая привычка лезть куда не стоит… Мне нужно было с кое-кем поговорить и передать весть.

— О Клэр?

Учитель промолчал, и Клод настойчиво повторил:

— Это ведь касается моей сестры и вампир?

— Тс-с-с, не ори на весь бульвар. Ты зануда, Клод. Я отвезу тебя обратно в школу.

— Я вам не нужен. Тогда зачем… зачем вы мне все рассказали?

Рейнард остановился, положив руку на плечо Клоду.

— Потому что я не уверен, что Клэр не ввели в заблуждение. Но ты дорог своей сестре, и сможешь помочь найти ей дорогу назад. Только потом. Пока мне нужно, чтобы ты был терпеливым и доверился мне. Я могу на тебя рассчитывать, Клод Легран?

Юноша серьезно кивнул.

— Конечно.

Будь здесь Клэр, то она непременно посмотрела бы на руки своего младшего брата. Потому что он, как и в детстве, всегда скрещивал пальцы за спиной, когда врал.

Глава 18. Цветы зла распускаются

В ресторанную залу отеля Риц, одного из самых роскошных и дорогих заведений Парижа, зашёл высокий худощавый шатен, невольно привлекающий к себе взгляды сидящих дам. Что-то отличало его от тех мужчин, которых можно было встретить в Париже. За изяществом манер и вежливой, немного извиняющей улыбкой будто скрывалось что-то ещё, заставляющее испуганно сжиматься тех, кто встречался с ним глазами. И лишь только один из присутствующих осмелился смотреть прямо в лицо вошедшему.

— Мне сказали, что месье Эмбер ждёт меня здесь. Весьма интересно, что вы выбрали это место для встречи, — сказал Михаил, усаживаясь напротив Рейнарда.

— Месье Паланок, — кивнул учитель. — Или лучше месье Ракоци?

— Лучше, чтобы этой встречи и вовсе не было. Я в ней не заинтересован.

— Могу я узнать о ваших дальнейших планах в Париже, месье Ракоци?

— Завтра я покидаю столицу, так что о планах говорить бессмысленно. И полагаю, в следующий раз вернусь, когда вас уже не будет в живых. Век смертных так не долог, — мягко и почти сочувственно сказал вампир, скучающе разглядывая Эмбера.

Рейнард наклонился вперед, с не меньшим интересом изучая Михаила.

— Не могу понять, почему вас вообще принимают за людей. Вы даже не слишком старательно притворяетесь.

— Смертные видят только то, что хотят видеть, — не стал спорить Ракоци. — Это все, что вы хотели мне сказать?

— Нет. Я хочу узнать, почему вы похитили Клэр Легран? Вас видели с ней здесь, в Рице.

— Похитил? В этом не было нужды. Она пошла со мной добровольно. Разве Франция — не страна свободных людей?

Рейнард сжал кулаки.

— Она вот так вот бросила все, никому ничего не сказав? Разве это похоже на Клэр?

Михаил пожал плечами.

— Думайте, что хотите. Сделать вы ничего не можете.

И это было правдой. Первое, с чем столкнулось общество Орлеанского — это с запретом хоть как-либо беспокоить Михаила Паланока. Глава жандармерии, до этого едва не лебезившего перед мастером ложи, в этот раз ясно дал понять, что помочь ничем не может. И если те решаться на открытый конфликт с высшими, вынужден будем им помешать. Понятно, что сам он такого решения самостоятельно принять не мог. Древние вампирские семьи на протяжении нескольких столетий были одними из самых сильнейших и опасных сил на политической карте Европы. И навредить без веской причины одному из Ракоци — означало потерять возможных союзников на востоке и понести огромные убытки в торговле.

Не ради обычной девушки. Но вот безумная вампирша, убивающая богатых и знатны парижан была все же достаточной угрозой. Почти все согласились, что лучше убрать её тихо, надеясь, что Михаил Ракоци не заинтересуется судьбой Истван Ракоци, которая давно была сама по себе. И не станет мстить после — ведь люди всего лишь защищали себя.

Но если в чем вампиры и были похожи на людей — так это в том, что ими руководили не рациональные убеждения, а желания и чувства. Потребность в любви, привязанность… Всё, то дает смысл жизни, и то, что делает слабее и уязвимее.

— Истван Ракоци казнят завтра. За множество убийств — почти с дюжину. Меньше чем за месяц.

Глаза Михаила непроизвольно расширились, выдавая его изумление.

— Истван здесь? В Париже?

— Какое-то время. Вы не знали? Может, как и то, что ваша мать напала на Клэр Легран? Вы должны были видеть раны.

Подошёл официант, чтобы забрать меню, но Эмбер отослал его взмахом руки. На лице его горело злое торжество.

— Иронично, не правда ли? Ваш отец, месье Ракоци, погиб в том числе и по вине моего отца, но сам был убит Истван. Теперь уже я буду присутствовать на её казни.

Михаил уже успел взять себя в руки, хотя радужки все ещё отсвечивали красным янтарём.

— Вы, видимо, хотите предложить обмен? Вернуть вам Клэр в обмен на Истван?

— Неравноценный обмен. И глупый. Если отпустить Истван, она убьет ещё многих.

— И всё же вы здесь, месье Эмбер.

Рейнард поднялся.

— Да. Но мне от вас ничего не надо. Я хотел лишь, чтобы вы знали, что вскоре потеряете. Хотя возможно, вам всё равно. Или я даже делаю вам услугу.

Вампир закрыл глаза, а затем открыл их, и вкрадчиво поинтересовался:

— Может быть. Но почему бы вам не сказать, где общество Орлеанского держит Истван?

— Не утруждайтесь. Я бы не стал приходить без защиты от внушения.

Оставив несколько банкнот за так и не заказанный ужин, Рейнард ушёл, оставив Михаила одного за столом. Некоторое время Михаил просто смотрел в окно. Солнечный свет уже не слепил глаза, но небо все еще было расцвечено закатными цветами. Но больше чем закат Михаила заинтересовал человек, прячущийся в тени под фонарем с газетой в руках. Выглядело это настолько подозрительно, что даже глупо. Или наоборот, слишком глупо, чтобы не быть подозрительным.

Михаил вышел на улицу. К тому времени никого под фонарем уже не было. Но он все ещё чувствовал взгляд на себе. И смутно знакомый запах, которого здесь просто не должно было быть… Нет, не совсем его. Скорее, похожий.

Загадка недолго оставалась таковой. Стоило Михаилу свернуть на тихую и пустынную улочку, как он услышал крадущиеся шаги за своей спиной. Михаил остановился, и потянул носом. Железо и порох.

— Откуда ты достал револьвер, Клод? — развернувшись, спросил вампир. — Это опасная игрушка для детей. Твоя сестра была бы недовольна.

Юноша выглядел скорее растерянным и испуганным, чем опасным. Высокий и долговязый, с едва заметным пушком над верхней губой и в явно коротких для него форменных штанах, Клод Легран казался легкой добычей. Впрочем, как и его сестра когда-то. И все же он смог где-то достать оружие, и выследить его.

— Ты вампир, так? Я видел тебя на рисунке.

— И что теперь? Выстрелишь? Довольно сложно будет доказать жандармам, что ты убил вампира, а не беззащитного человека.

— Если надо — выстрелю. Иди вперед, — отрывисто приказал Клод.

Они зашли в небольшой тупик. Из горы мусора, гниющего у потрескавшейся кирпичной стены, шмыгнула кошка, кинув напоследок на Михаила дикий взгляд. Зашуршали и запищали в коробках и тряпье крысы, но тут же стихли.

— О чем вы говорили с месье Эмбером? — спросил Легран.

— Так ты знаешь его? Как интересно.

— Он мой учитель, — Клод скривился, будто ляпнул что-то не то. — Я состою в братстве и все о вас знаю.

— Юный подмастерье, значит?

Михаил огляделся. Мальчишка стоял достаточно далеко, чтобы можно было схватить его без шума, но место было достаточно уединенное. Вряд ли их кто услышит. Вот только зачем применять силу или внушение, если Клод в своей юношеской самоуверенности и браваде сам был готов все рассказать?

— Я хочу, чтобы ты отвел меня к Клэр, вампир. Немедленно.

— Или? Да прекрати в меня тыкать револьвером! Ты не причинишь мне вреда, — Михаил приблизился к Клоду, и остановился, лишь когда револьвер практически уперся ему в живот. Он ответ стол ладонью, сочувственно улыбнувшись растерявшемуся юноше. — Внушение не так легко преодолеть, тем более кому-то столь юному как ты. Если бы ты и вправду был учеником Эмбера, то знал, что обществу Орлеанского плевать на твою сестру. Даже более того, они способны причинить ей вред. Что ты будешь делать, если обнаружишь, что Клэр уже не совсем человек? Убьешь?

— Нет!

— А Рейрнард Эмбер сделает это легко. Или поступит ещё хуже. Будет держать её на цепи, мучая ради удовлетворения собственного любопытства, — Михаил вырвал из рук Клода револьвер и толкнув, прижал юноше к скользкой стене. — Скажи, ты слышал о Истван от своего учителя? Вампирше, что они поймали?

Клод кивнул, не способный сопротивляться чарам высшего. Только сейчас он понял, насколько серьезно попал.

— И где её держат?

— В особняке, на севере Парижа, — отрывисто ответил студент, дрожа от напряжения в мышцах. Чёрт, он даже не мог шевельнуть пальцем!

— Мне известно о том месте, что ты говоришь. Они не слишком стремились её спрятать, — заметил Михаил, немного успокаиваясь. Его по-прежнему выводило из себя даже упоминание о матери. — Ты ведь понимаешь, что наша встреча совсем не случайна, Клод? А я всё гадал, почему Эмбер упомянул Истван, но не стал идти дальше. Он лишь закинул крючок. Наживка — ты. Я должен заглотить её и отправиться спасать Истван. И даже если я убью тебя, это тоже будет на руку Эмберу.

— Месье Эмбер не знал, что я следил за ним!

— Правда? Тогда почему другой мой преследователь, более искусный, чем ты, так ничего и не предпринял, когда мы ушли вдвоем? Возможно, он надеется найти здесь труп — скорее твой, чем мой. Не могут же они быть так наивны, думая, что со мной способен справиться мальчишка.

Михаил отпустил Клода, и высыпал пули себе на ладонь. Усмехнулся.

— Обычная сталь, даже не серебро.

— Они освящённые!

Высший закатил глаза.

— Как будто это может помочь. Держи свою игрушку и отправляйся домой, мальчик.

— Я хочу увидеть Клэр! И мне все равно, что будет со мной. Я должен, должен…

Клод согнулся, пытаясь справиться с внезапным приступом слабости и головокружения.

— У тебя весьма нетипичная реакция на внушение. Как и у твоей сестры, — задумчиво сказал Михаил. — Если братство поймет это, то у тебя будут неплохие карьерные шансы. Они любят талантливых людей. Хотя на твоем месте я был бы осторожен в выборе друзей. И держись подальше от Истван, если не хочешь стать её жертвой.

— Вам на самом деле не будете пытаться вытащить свою мать? Её же убьют.

— Я рационально рассматриваю свои шансы на победу. И не готов залить Париж кровью ради личных интересов. Тем более есть и другие способы.

Клод смог остаться на ногах, и лишь только когда вампир скрылся, практически сполз в грязь. Сил больше не было. Раздался тихий звук шагов, в проеме мелькнула фигура и тут же скрылась. Вампир был прав. За ними следили.

Почти весь день я провела в какой-то прострации — то вновь вспоминая тот ужас, что мне пришлось пережить, то коря себя за слабость, проявленную перед Михаилом. Нога всё ещё жутко ныла под бинтами, и наступать на неё было нельзя, так что приходилось полагаться на помощь Одри, до смерти на меня обиженную. Служанка постоянно делала вид, что не понимает, что я от неё хочу. А на всякую мою попытку самостоятельно встать она злилась ещё больше, едва ли не силком оттаскивая к кровати.

Михаил и Луи ходили где-то по своим делам. Мне бы радоваться, что богомерзкие упыри оставили меня в покое, но одиночество съедало как никогда, и наводило на грустные и пессимистичные мысли. То и дело вспоминая дом, родителей, брата и семью, я начинала плакать, и к ночи была совершенно разбитая и больная.

Заснуть так и не удалось, поэтому когда дверь тихо открылась, я тут же села и мрачно заявила:

— Ничего пить не буду, кровью делиться тоже, и в постель не пущу. И вообще, у меня голова болит.

Вошедший зажёг керосиновую лампу, скорее для меня, чем для себя, и я поняла, что не ошиблась. Михаил Паланок-Ракоци, собственной персоной.

— Всегда хотел знать, как живут смертные мужья, у которых сварливые жены.

— Вампирши сварливыми не бывают?

— Если они пьют кровь у своих мужей, это приносит тем удовольствие, а не заставляет искать успокоения на дне бутылки и в кабацких драках.

— Значит, все всегда счастливы и довольны?

— Нет, — глаза Михаила неожиданно были полны грусти. — Но я постараюсь, чтобы ты была.

Я обняла колени руками, и склонила голову, разглядывая вампира. Уж он то точно не выглядел счастливым.

— Пока у тебя плохо получается. Может быть, смиришься, и отпустишь меня?

— Ну вот поживем пару-тройку сотен лет вместе, и посмотрим, — скучным голосом ответил вампир. — Спешить то зачем?

И в самом деле. Радует только одно. В мои вечные мучители записался именно этот вампир. Странный конечно. Но не психопат, как та вампирша, что едва не разорвала мне горло, и не носящий женские платья хозяин борделя. И не кто-то вроде Адриана… Проклятье. Кажется, я снова проявляю к Михаилу нездоровую симпатию. От безысходности пытаюсь углядеть в нём что-то хорошее, а в своей ситуации хоть что-то приятное. Или наоборот. Приятное в Михаиле, хорошее в ситуации.

Нет, все же о приятном в Михаиле думать не хотелось, так как жутко смущало произошедшее между нами. Его прикосновения, моя реакция на них… Гораздо легче было бы, если бы я просто боялась и ненавидела его. Он вампир. Убийца. Хищник. Я жертва. И есть лишь похоть и жажда крови с его стороны, и ненависть с моей. Без примеси симпатии или благодарности. Без желания узнать его поближе и понять.

Так было бы проще. И легче.

— Ты закончила портрет Луи? — спросил Михаил.

— Да, сегодня завершила последние штрихи. И… не смотри без моего разрешения.

Пока я встала и доскакала на одной ноге до портрета, он уже успел развернуть его к себе.

— Мне нравится. Это тот Луи, который есть на самом деле, которого я знал когда-то. И в то же время тот, кем он всегда хотел быть. Ты не льстишь ему, но будто высвечиваешь в нем скрытое от людских глаз. Нарисуешь когда-нибудь и меня? Было бы интересно узнать, как ты меня видишь.

— Только как плату за свободу.

Стоять на одной ноге было неудобно. Заметив это, Михаил обхватил меня за плечи, притягивая к себе.

— Никогда не встречал кого-то столь упорного в своих желаниях. Но жажда жизни и преданность самой себе еще пригодится, чтобы не потеряться во тьме.

— Во тьме? — растерянно переспросила.

— Ты ведь большая девочка, и не боишься тьмы? Я не хочу оставлять тебя одну, но есть путь, по которому мне не пройти.

Озноб прошёлся по моей спине и рукам. Я вскинула голову, пытаясь понять, шутит ли Михаил, или пытается меня запугать.

— Это такая вампирская черта характера — говорить загадками?

Поцелуй в лоб, легкий и невинный, так несоответствующий скользящим движениям ладони по моей спине и плечам. Не успокаивающим, будоражащим, потому что кажется вот-вот, и прикосновения Михаила станут гораздо откровеннее.

— Я пил твою кровь. Ты пила мою. Не только чтобы излечить тебя. Мне было важно… подготовить тебя. Ты ведь уже почувствовала, что изменяешься, Клэр?

С трудом выпутавшись из объятий, я похромала к кровати.

— Ничего не хочу слышать. И не позволю ничего сделать со мной. Лучше умру.

— Правда? Предпочтешь умереть?

Ох, кажется, я его разозлила. Что-то упало прямо позади меня, и я подпрыгнув, оглянулась. На полу лежал кинжал.

— Клинок. Ты можешь перерезать себе горло или вскрыть вены. Сделай это сейчас или потом будет поздно. Ты хотела выбор? Вот он.

Воздух застрял в легких. Он это серьезно? Ладно, я тоже погорячилась. Это вообще наша семейная черта — любовь к драме и категоричность. Но вот этого типа мне, судя по всему, не переплюнуть. Хотя все же стоит попытаться. Посмотреть, чего он стоит. И чего стою я.

Упрямо сжала челюсть, и схватив кинжал, прижала его к своему горлу.

— Не боитесь, месье Ракоци?

Глава 19. Ты проклята мной

Как попали мы в переплетенье

Судеб сломанных и цветов,

Лучше так уж, чем в час цветенья -

Жизнь, оставленная на потом.

Пикник. Декаданс

Именно в этот момент, глядя на зло сверкающую глазами Клэр с клинком в руках, Михаил понял, что Луи был прав. Он, Михаил Ракоци, живущий больше двух сотен лет, практически глава клана — идиот. Придурок. Так и не повзрослевший ребенок.

Дать девушке, еще не оправившейся после попытки изнасилования и случившегося на её глазах убийства, оружие в руки, надеясь на разумность и инстинкт самосохранения было не лучшей идеей. Но паниковать было нельзя. Только дай слабину, и потом всю жизнь придется снимать её с балконов, вытаскивать из петель и прятать бритвы в доме.

Женщины мстительные. И бьют всегда по самому уязвимому. Они милы и опасны. И чем они милее, тем большего стоит ждать подвоха.

Клэр задумчиво почесала шею кончиком клинка. В опасной близости от артерии. К счастью, у Михаила так и не дошли руки, чтобы заточить сталь.

— Ну, ответишь, или так и будем друг в друге дырки сверлить? — будничным тоном спросила девушка, которая при их первой встрече буквально трепетала в его объятиях.

Невинный и нежный цветочек окреп, обнаглел, и теперь плевать хотел на своего хозяина, который, между прочим, о нём заботился!

Какие бы мысли не бродили сейчас в голове Михаила, волю он им не дал, глубоко заперев внутри себя. Высший скрестил руки на груди.

— Мне не нужна твоя смерть, Клэр. Иначе ты была бы уже мертва. Но так не ценить свою жизнь? Ты меня разочаровываешь.

— Для христиан страшнее смерть души, чем смерть тела, — возразила Клэр, нахмурившись. — А смерть души это нечестие и беззаконная жизнь. Об этом говорил святитель Иоанн Златоуст. И разве не это ты мне предлагаешь, искуситель?

Вот во что бы Михаил не хотел ввязываться, так это в теологические споры с дочерью священника.

— Самоубийство — это грех, — уверенно заявил он, пытаясь не обращать внимания на аромат крови, витавший в воздухе. Поцарапалась, всё-таки. — К тому если ты умрёшь, мне придется искать тебе замену.

— А мне что до этого?

— Я сегодня встретил одного не очень вежливого и воспитанного юношу. Но пах твой брат прекрасно, — Михаил нарочито медленно облизнулся. — Так что до недостатков его характера мне не было дело.

Здесь высший немного слукавил. Хотя кровь молодого, пышущего здоровьем юноши скорее всего была вполне вкусной, Михаил старомодно предпочитал выбирать в качестве жертв молодых женщин, брезгуя мужчинами, и жалея детей. Но откуда об этом было знать Клэр? Она побледнела, и сжала рукоять кинжала ещё сильнее.

— Если ты его тронул, то я убью тебя.

— Тронул? Ну только если слегка. Но эта встреча навела на мысль. У тебя ведь есть маленькая сестрёнка. Хотя дети так хрупки, и легко ломаются…

Не издав ни одного звука, Клэр кинулась к нему. К её чести, она не стала беспорядочно размахивать клинком, и даже руку для удара занесла так, будто когда-то училась пользоваться оружием. Но что может потерявшая контроль девушка против высшего. Михаил сдавил тонкое запястье, заставив выронить кинжал.

— Тихо-тихо! Я тебе соврал. Мне твои родственники… Ай! Осторожно, дорогая! Руки у меня не мытые, можешь подхватить заразу, если будешь кусаться. Мне твои родственники совершенно не сдались. Меня интересуешь только ты… Ох! Нельзя же так, по самому дорогому!

Легче было удержать бешеного хорька, чем одну разъяренную художницу. По крайней мере так, чтобы не навредить ей. Так что, пользуясь тем, что на мгновении Клэр замешкалась, он повалил её на пол и уселся сверху, фиксируя руки над головой.

— Хватит, — властно приказал Ракоци, но без внушения его слова не произвели на девушку ни малейшего впечатления.

Лицо Клэр раскраснелось и исказилось от гнева, но даже так оно казалось прекрасным. Михаил перевел взгляд ниже. К яростно вздымавшейся груди, скрытой лишь рубашкой, и кровоточащей царапине на тонкой шее, и отвел взгляд, не желая выдать охватившие его желания. Не таким он хотел предстать перед Клэр.

Но теперь это больше не имело значения.

— Ненавидишь меня? — на всякий случай уточнил высший, без особой надежды.

— Да!

— К сожалению, тогда ты не оставляешь мне выбора.

Высших с самого детства учили контролировать жажду, пить так, чтобы не причинить вред смертным. И все же не раз и не два в жизни Михаил терял контроль — в пылу битвы, слишком увлекшись преследованием или поддавшись голоду. Он не гордился этим, но и не слишком сожалел. Вот только Клэр Легран… Он был так увлечён ей, так желал, что её смерть должна была быть неминуемой. Но даже в первую их встречу, Михаил никогда не переставал считать её биение сердца, не подпуская к той грани, когда потеря крови может быть опасна для здоровья. Уже тогда, еще неосознанно, он берег её. Задолго до того, как решил сделать своей спутницей.

Поэтому так сложно было сейчас отпустить свою жажду на волю, укусить, не обращая внимания на дрожь, прошедшуюся по телу Клэр, на болезненный стон. Пить, почти пьянея от крови, доставшейся ему в избытке. Не чувствуя вкуса, не ощущая удовольствия. Пить, слыша, как замедляется биение сердца, и дыхание становится всё тише и тише, пока почти совсем не пропадает.

Луи влетел в комнату, когда все уже было закончено. Трагично раскинувшаяся на мужских руках Клэр, грустное лицо Михаила, кровь на его губах и подбородке, нож на полу…

— Ты что, убил её? — растерянно произнёс высший, останавливаясь посреди комнаты. — Лилит станет моей свидетельницей — если это так, то ты мне больше не друг.

— Она жива.

— Что-то непохоже, — подозрительно сказал Луи.

И только когда все же нащупал пульс, немного успокоился.

— Ты что, из себя вышел? При такой кровопотере у нее в любой момент может остановиться сердце.

— Не остановится. Я дал ей немного своей крови.

— И переодел её. В белое платье. Для пущего драматизма?

— Мы идем в храм.

— Ты… ты все же спятил. Я ведь говорила, что не готова стать свидетельницей на твоем бракосочетании, потому что против таких методов. И не говори мне, что получил согласие от Клэр.

Высший положил девушку на подушки, поняв, что разговор затянется.

— На это нет времени. Истван у общества Орлеанского, и они знают о Клэр, поэтому… — Михаил замолчал, пристально посмотрев на своего друга. — Ты ведь знал, так? О моей матери, что она у них. Не мог не знать. Путь ты и чураешься политики, но свои связи еще не потерял.

— Узнал… два дня назад, — неохотно признался Луи.

— И не сообщил мне?

— Зачем? Чтобы ты наделал глупостей? У меня нет возможности вытащить её, как и у тебя. Прежде, чем мы сможем получить помощь, Истван уже казнят, — поймав взгляд Ракоци, Луи попятился. — Не злись.

— Не злюсь. Я на тебя и не рассчитывал. Хотя жаль, что теперь потерял преимущества во времени и не был готов к встрече с Эмбером. Я хочу отнести Клэр в храм, там более безопасно. С Истван обещал помочь Герман. Сказал, что не хочет, чтобы моё счастье омрачила такая безделица как смерть безумной ведьмы, — мрачно сказал Михаил. — И захотел выступить свидетелем обряда. Так что от тебя теперь ничего не требуется.

Луи нервно затеребил длинную косу.

— Значит, ты успел уже и к Герману заглянуть, и он готов покинуть склеп. Ты уверен, что знаешь, что творишь, Мишель? Конечно, Истван та ещё стерва, но Герман… боюсь даже подумать, что с ним творится после нескольких десятилетий затворничества.

— Вот и узнаем.

Луи неодобрительно покачал головой. Михаил умел произвести впечатление осторожного и рационального человека, но порой он действовал слишком опрометчиво. Особенно когда были затронуты его чувства.

Было холодно. Так холодно, как не было никогда — даже когда заблудилась в лесу во время сильного снегопада. Всю оставшуюся зиму я просидела дома, и только к весне пришла в себя. Но до сих пор помню тот страх, который испытала, когда перестала чувствовать пальцы ног.

Сейчас конечности вполне ощущались. Но как же они мерзли! Преодолевая мерзкое оцепенение, пошевелила пальцами, и тут же сморщилась от боли. Мерзкая ломота в теле только усилилась.

Открыла глаза. Темно… Нет, видны неясные очертания высокого потолка над головой. Справа каменная стена, украшенная рисунками, чем-то напоминающими живопись Босха. Фантасмагорический пейзаж, и сотни странных существ и людей в причудливых позах. И над всем этим скоплением — парящая с раскинутыми руками обнаженная женщина. Красная краска от времени выцвела и стерлась, так что черты лица, когда-то очевидно красивого, потеряли свою четкость. Но взгляд, будто направленный прямо на меня пробирал.

Я моргнула, пытаясь избавиться от наваждения. Аккуратно повернула голову, и не поверила своим глазам.

— Привет, — помахал рукой Луи, беспечно сидевший на… саркофаге. Мраморном и очень древнем на вид. Судя по скульптурным рельефам, древнегреческом… Так, о чем я вообще думаю?

В зале горело лишь пара свечей, поэтому ценить реальную величину зала я не могла. Но гроб находился почти в середине освещенного островка, и безусловно привлекал внимание. Настолько, что я не сразу заметила капельницу, подсоединенную к моей руке. В стеклянном сосуде, подвешенном над головой, масляно блестела красная жидкость. От него к сгибу моего локтя вела резиновая трубка. Едва ли мне вливали ягодный сок…

— Примерно семь лет назад Доктор Ландштейнер открыл, что существует три группы крови. Чуть позже обнаружили четвертую, — сказал вампир, для разнообразия одетый в мужскую одежду, и убравший волосы в хвост. — Смертные и до этого, конечно, пытались понять, почему переливание крови часто заканчивается смертью реципиента, но это были только догадки. Для нас же было очевидно — вкус, знаешь ли, отличается. Но вот четвертую группу крови не всегда можно распознать сразу. Редкая, и не слишком удобная для нас в данном случае.

— Каком… случае? — горло пересохло, и я почти шептала. Но Луи услышал.

— В случае переливании крови. У тебя практически аллергия на высших. Но это мы почти поправили, хотя обращение будет непростым. Рассказать? Ну конечно. Полагаю, ты сейчас в растерянности, Клэр, и имеешь много вопросов. По-хорошему на них должен бы ответить Миешель, но он и Герман ушли, оставив меня присматривать за тобой.

— Где мы?

— В храме высших. Единственном во Франции. Мы находимся почти под Собором Парижской Богоматери, что довольно иронично, учитывая, что в нашем храме чтят Лилит. Эй, не слишком дергайся. Ремни достаточно крепкие. Так вот — обычно на то, чтобы подготовить к обращению, почти ничего и не требуется — лишь пару глотков крови высшего, и можно нести в храм и заканчивать своё чёрное дело, — Луи грустно усмехнулся. — Да, это сакральное таинство, на котором я с детства хотел побывать, но если я и привязываю женщин, то только потому, что они сами этого хотят. А не вот так вот.

— Просто немного крови… и всё готово?

— Почти. Реципиенту нужно дать привыкнуть к крови донора, а его организму — подстроиться для дальнейшей трансформации. А затем — сам обряд и погребение. Вот в эту вот штуковину, — Луи постучал костяшками пальцев по саркофагу. — Мы тебе и подушечку припасли. Чтобы спать со всеми удобствами. Тебе повезло, что у нас давно не принято хоронить в землю, как до сих пор в Румынии. Они дикари.

Совсем не казалось, что эта ситуация приносит Луи какое-то удовольствие. Скорее он выглядел растерянным и подавленным. Хотелось бы воспользоваться этой возможностью, попытаться убедить его помочь мне, но сил не было. Я прикрыла глаза, проваливаясь в дремоту. Но все еще слышала капающую где-то воду и тихое дыхание высшего. Слух обострился до невозможного.

— Каково это… быть таким, как вы?

Мой голос будто и не принадлежал мне. Слабый, безжизненный, и равнодушный. Я не испытывала ни страха, ни ужаса, лишь усталость.

— Не знаю, я такой родилась. Не с чем сравнивать. Не будешь болеть, стареть, иногда будет тянуть… на кровь. Насколько сильно — судить рано. Физиологическая потребность довольно невелика, но некоторые младшие едва ли могут справиться с жаждой. В первое время будет очень болезненная реакция на солнечный свет. Можно даже по неосторожности ослепнуть. Большинство новообращенных первые несколько лет сильно зависят от своих партнеров. Это большая ответственность для высших, которую не все готовы на себя взять. Я бы не рискнула. Со своей жизнью бы справиться.

А под головой и в самом деле подушка, и ноги чем-то укрыты. Все равно мерзнут. Не скоро мне удастся еще согреться. Возможно, никогда.

— Мадам… Сон… вы говорили про смерть?

— Нет. Это будет сон. Только очень глубокий и долгий. Когда проснешься, все будет закончено. Не бойся. Твоя личность и память останутся в целости. Как и все привязанности… Или их отсутствие. Мишелю придется потрудиться, чтобы не упустить тебя, как только ты выйдешь отсюда.

Глава 20. Великий Магистр

Михаил Ракоци

Герман Мартелл жил еще в те времена, когда над франками правили Меровинги, и был одним из самых старых высших Европы. И самых эксцентричных, как и его племянник Луи. Выражалось это, правда, немного иначе. Герман жил в склепе. Конечно, склеп был просторен, а высшие не особо страдают от холода, но зачем селиться на кладбище, если можно спать в мягкой кровати, наслаждаться прекрасными видами Елисейских полей, и наслаждаться всеми ночными удовольствиями Парижа? Даже Михаил, не будучи сибаритом, не слишком понимал странность Мартелла.

Хотя, когда то и у Германа был свой дом. Возможно, он со смертью жены просто не смог в нем жить.

Герман почесал свалявшуюся бороду, поправил шляпу с огромными свисающими полями, укрывающими его от солнечного света, и уточнил у Михаила:

— Ну что, идем в банк? Тот, на Риволи, ещё стоит?

— Да. Когда вы последний раз выходили на улицу, Герман? — спросил Ракоци, стараясь не морщить нос. От самого Германа не пахло, но вот его одежда, пыльная и грязная, воняла крысами и землей.

— Не помню, — пожал плечами старик. — Имеет значение?

Высшие практически не стареют. Точнее, очень медленно. Если бы Мартелл следил за собой, питаясь достаточно и регулярно, то выглядел бы не старше пятидесяти. Вместо этого казалось, что он вот-вот — и развалится. На первый взгляд. Двигался он с удивительной прытью, да и глаза были слишком ясными для старика. Сейчас он с любопытством и без всякого стеснения разглядывал прохожих, а то и останавливался у кофеен и рестораций, пялясь на посетителей через стекло.

— Богато живут ныне парижане. Хотя эти тарахтящие повозки без лошадей мне нравятся.

— К этому быстро привыкаешь. Герман, стоит переодеться и привести себя в порядок. В таком виде вас могут не пустить в банк.

— Заглянем в термы? — оживился высший. — Не знаешь, у смертных ещё принято мыться совместно?

— Боюсь, смертные в этом веке более скромны. И мужчины, и женщины. Нам стоит поторопиться, чтобы успеть до закрытия банка.

— Банк — только начало. Мне нужно проверить счета, забрать бумаги и получить координаты тех, кто наследовал дело моих старых партнеров. А затем у нас будет целая ночь, чтобы наведаться к этим важным месье в гости, и похлопотать о твоей матери. Хотя вижу, ты торопишься вернуться к своей девочке, — Мартелл искоса посмотрел на Михаила. — Не беспокойся. Луи можно доверять. Мальчишка лишь выглядит беспечным.

— По мне так заметно? Что я думаю о ней?

— Память у меня уже не та, но те дни, в которых я встретил и полюбил мою милую Абель — я помню, будто это было вчера. Легко узнать в тебе себя тогдашнего.

Михаил не привык говорить о чувствах, это был уделом женщин и поэтов, но сомнения так долго раздирали его сердце, что вопрос просто сорвался с его губ:

— Как это возможно? Что однажды все меняется вот так вот, лишь из-за смертной женщины? Я видел их столько, и стольких держал в объятиях… Любая из них легко заменяла другую. А сейчас мне кажется, что даже величие королев и княгинь бледнеет перед провинциальной девчонкой.

— Что блеск драгоценностей и корон, когда видишь улыбку любимой?

— Мне не улыбаются, — сказал Ракоци. — Меня ненавидят.

Прозвучало это гораздо жалобнее, чем он хотел.

— Ну а что ты хотел? Отобрать всё у смертной, и предъявить ей себя прекрасного? Со всеми своими деньгами, властью, родовитостью… Ну чего ты морщишься! Хоть пытался узнать её поближе?

— Я знаю всё о семье, работе и учёбе Клэр. Знаю о том, что у неё слабый желудок. И вообще ужасное здоровье. Только за последние три месяца она дважды простывала. Живи она лет двести назад, то до своих лет бы даже не дожила, — проворчал Михаил.

— А то, что любит? Как ей нравиться проводить вечера, какими людьми восхищается, а кого презирает?

— Когда бы успел? Она убегала, я догонял, — пожал плечами Ракоци. — Иногда наблюдал издалека. Или пока спит. А все разговоры оборачивались кошмаром. Или моими запачканными ботинками. Звучит странно, понимаю. Но я всё же как-то умудрился влюбиться, пусть всё шло не так, как должно было.

— Кто сказал, что любовь должна быть всегда прекрасна и идеальна? — Герман взял с прилавка уличного торговца печеное яблоко и сунул ему серебряный. — Веками сладкоголосые певцы пытались убедить всех, что к возлюбленной стоит относиться как к богине, и что нет более возвышенного и сладкого чувства, чем любовь. Даже страдания превозносили. Глупцы. Будто бренчание под окнами и лобызание рук имеет какой-то смысл.

— А что имеет? Терпение? Вера?

— Крепкие нервы и чувство юмора. И… что с тобой происходит, когда ты смотришь на неё?

— Я чувствую, что ни прошлое, ни будущее не имеет значение, когда рядом Клэр. Чувствую тепло. Вот здесь вот, — Михаил прижал ладонь к груди. — А ещё — удивительное спокойствие где-то глубоко внутри, даже когда я злюсь на неё.

— Да, понимаю, о чём ты. Только ради этого и стоит однажды полюбить.

— Даже если это не взаимно?

— Тем более, если это не взаимно. Почему бы тебе перестать требовать от своей смертной взаимности, а от отношений — идеальной гармонии, и просто не поделиться тем теплом и спокойствием, которое возникло в твоей жизни благодаря ей? Жадничаешь, что ли? — ехидно спросил Герман. — Ладно, со временем поймёшь и научишься. Слушай, а при термах все еще работают брадобреи?

Почти наступил рассвет, когда Ракоци и Мартелл наконец вышли на того, кто мог повлиять на судьбу Истван. Довольно легко, что не могло не наводить на подозрения. Эту встречу желали не только они.

Великий магистр ложи оказался не так стар, как думалось Михаилу. Эжен Лилль едва перешагнул пятый десяток. Невысокий, полноватый, глава братства Орлеанского казался скорее чиновником мелкого ранга, а не влиятельнейшим человеком Франции.

— Мне позвонил среди ночи сначала министр внутренних дел, а затем сам президент, требуя, чтобы я наконец уладил разногласия между нами, — спокойно, совсем без эмоций сказал магистр, приглашая высших присесть в кресла напротив своего стола. Большинство тех, кто знал о высших, опасались приглашать их к себе в дом. Магистр больше полагался на охрану, чем на суеверие, согласно которому вампиры не могли попасть в дом без приглашения. — Один истерично сообщил мне, что вы грозились обвалить Банк Франции, а другой — что мы получим русских в качестве врагов, если не пойдём на сделку.

— Вы не верите, что мы на это способны, мессе Лилль? — спросил Мартелл, причесанный и побритый, но так и не снявший свою нелепую шляпу, украшенную веточками и облезлыми вороньими перьями.

— Почему же? Верю. Но благо человечества выше блага страны. Даже если президент потребует выдать вам Истван Ракоци, я ведь всегда могу сказать, что слишком поздно и она уже мертва. Подохла от голода, например. Не можем же мы позволять кому-то пить человеческую кровь? Это совершенно нецивилизованно.

Губы Михаила дернулись, будто он пытался сдержать оскал, но он предпочел промолчать. Герман имел больший опыт в общении с людьми вроде Великого магистра.

— Разве для человечества есть угроза, месье Лилль? — склонил голову к плечу Герман. — Это лишь одна высшая. Которую мы обещаем забрать из Франции и держать подальше от ложи. И так же мы компенсируем все… потери. Соглашайтесь. Было бы неразумно продолжить рознь между нами. Ведь если казните Истван… как вы уже сделали это несколько лет назад с одной из наших сестер в Париже, а до этого с Дмитрием, мы просто уйдем в тень. Исчезнем. Но перед этим разрушим всё, что можно, и уничтожим вашу ложу. И всех кто в ней состоит.

— Вампиры знаю только язык насилия?

— Не мы первые начали говорить на этом языке. И как видите, сегодня мы пришли, чтобы договориться. Но что нужно тому, кто отказывается от денег, не хочет большей власти, чем у него есть, и не боится потерять положение? Полагаю, то, в чём вынуждаетесь… что-то очень личное? — Герман поддался вперед, будто пытаясь понять, что скрывается за почти мертвенным спокойствием масона. — У вас глаза человека, который сильно страдает, но вы сами не кажетесь смертельно больным. Это другая боль. Мучащая вашу душу. Кто? Жена, кто-то из детей?

— Дочь, — тихо, практически шепча, ответил Лилль. Напряжение, исходившее от него, ощущалось почти физически. — Ей семнадцать.

— Это страшно — терять детей, — сочувственно сказал высший. — Чем и как долго она болеет?

— Доктора говорят, что это опухоль в мозгу, и Еве остался месяц или два, прежде чем она умрет в мучениях. Кровь вампиров способствует регенерации, и способна излечить практически от всего. Я так надеялся… Но ей не становится лучше.

— Не всё можно вылечить с помощью нашей крови, — вмешался Михаил. — Если это и в самом деле опухоль, то ваши старания тщетны. Смиритесь. Дайте своей дочери спокойно уйти.

— Я читал в древних манускриптах о женщине, что умирала от проказы. Её даже успели похоронить. Спустя год её увидели живой и здоровой в другом городе. Восстановилась даже пораженная кожа. А еще, говорят, она стала избегать света, и почти везде появлялась в компании одного благородного господина, сделавшего её своей женой. Любопытная история, не правда ли? Если Еву обратить, она излечится?

— Скорее всего, шансы есть, — осторожно кивнул Герман. — Но вы и вправду желаете, чтобы ваша дочь стала одной из нас?

Сомнение в глазах смертного удивило Ракоци. Ложа клеймила их веками, искала оружие против высших… и вот теперь магистр готов был отдать чудовищам самое сокровенное, что у него было. Но этот путь не устраивал самого Михаила.

— Это невозможно, — резко сказал он. — Пустой разговор, который ни к чему не приведёт.

Магистр перевел взгляд со старика на Ракоци.

— В чём дело? Так вы можете сделать или нет?

— Позвольте мне прояснить кое-что моему молодому другу, — вежливо попросил Герман. Лилль неохотно кивнул.

Великий магистр ложи был без сомнения великолепно образован. Возможно, помимо классической латыни и древнегреческого он знал несколько европейских. Может быть, арабский, персидский, арамейский, санскрит… Но он точно не мог знать язык шумеров, которым владели все высшие, не открывая тайну даже для обращенных младших. Так что дальше разговор между высшими шёл уже на шумерском.

— Михаил, это то, что нам нужно. Жизнь за жизнь, понимаешь? Истван будет жить, если больная девочка выздоровеет. По мне так небольшая цена.

— Не просто выздоровеет. Станет одной из нас. Как вы себе это представляете, Герман?! — Михаил повысил голос, и магистр настороженно замер. — Если у смертной опухоль мозга, то это может сказаться на ней и после обращения. И тот, кто возьмёт на себя обязательства, окажется прикованным к сумасшедшей или слабоумной младшей. Да и кому вы её хотите впихнуть? Я не откажусь от Клэр.

— Никто и не просит тебя это сделать. Есть и другие высшие в Париже.

— Луи? Конечно, он со странностями, но лишать его возможности найти себе жену, которую он выберет сам, жестоко даже для вас, Герман. Да и согласится ли он взять в жены дочь магистра?

Старик вздохнул, поцокав языком.

— А меня ты забыл?

— У вас была Абель. Мне жаль, что она погибла, но закон одного преступать нельзя, — тщательно скрывая отвращение, произнёс Михаил.

Высшие, так уж получилось, влюблялись лишь раз в жизни. И то, что Мартелл решил забыть о своей жене, найдя себе новую, казалось почти кощунством.

— Закон одного… Каждый из высших может лишь однажды дать смертному новую жизнь. Но не более. Наверное, ты знаешь, для чего ввели столь суровое правило?

— Связь между высшим и тем, кого он обратил, слишком сильна. Связывать себя с несколькими младшими — глупо и опасно для обеих сторон.

— Верно. Поэтому мы делаем это только для того, чтобы наш род не иссяк, и кровь обновлялась. Ну и потому, что так нам велит сердце. Некоторые пользуются этим правом, некоторые находят партнеров среди своих, но никто не осмеливается преступить закон. Да и я не собираюсь преступать его, ища себе жену. Мне это ни к чему. Абель умерла, и её никем не заменишь… Но как раз для одинокого высшего, оставшегося без партнера, не имеющего потомства, есть лазейка в законе. Особенно если это выгодно нашему народу. Я не могу и не хочу жениться на дочери этого несчастного мужчины, но я мог бы удочерить её. И заботиться, даже если с ней не всё будет в порядке.

Ракоци задумчиво потер подбородок. Что ж, если Герман готов был принести ради Истван такую жертву… Оставался лишь один нерешенный вопрос.

— Этот смертный в отчаянии, желая спасти свою дочь, но едва ли он понимает, что потеряет на неё все права. Да и её — потеряет, рано или поздно.

— Ему придется смириться. Но какая нам разница, если мы получим своё?

Было не время и не место, чтобы спорить о методах. Торопились обе стороны.

— Я вам не мешают, месье? Моё предложение ограничено во времени, — ядовито сказал Лилль. — Судьба Истван решится сегодня. Вам стоит прийти к решению как можно скорее.

— Я готов взяться за задачу, но и вам, магистр, придется мне довериться, — вежливо ответил Герман уже на французском. — Точнее, доверить судьбу дочери. Полагаю, что вы осведомлены, что обращение — процесс сложный, требующих значительных усилий и времени. Это таинство, сакральный ритуал. И конечно, он возможен только в храме высших. Мне придётся забрать девочку.

— Это невозможно! — вскинулся мужчина. В тот же момент двери открылись. На пороге замаячили охранники, но высшие так и остались сидеть спокойно. Магистр махнул рукой, отсылая своих людей. — Ева останется здесь.

— У братства все ещё будет Истван, — напомнил Мартелл. — Так что в наших интересах вернуть вам дочь в целости и сохранности. Три дня. Я верну Еву через три дня, и мы обменяем её на высшую. Все будут довольны.

— Так не пойдёт, — жёстко сказал магистр. — Я должен знать, что вы будете делать с Евой.

— Что вам непонятно в слове "таинство"? — терпение Михаила было уже на исходе. — Присутствие смертных недопустимо в храме.

— Михаил, — укоризненно показал головой Герман. — Не будь так нетерпим. Если вы хотите, магистр, можете дать Еве одного провожатого. Но с условием, что тайна храма останется тайной. Мы завяжем глаза вам, или тому, кого вы выберете. Но вы сможете все слышать и знать, что происходит. И конечно, мы гарантируем безопасность и неприкосновенность.

Лилль молчал, разглядывая свои ладони. И Михаилу на мгновение стало жаль смертного. Но ровно до того момента, пока магистр не заговорил, обращаясь уже к Ракоци.

— Я знаю, что мой племянник, сын моей покойной сёстры, встречался с вами, месье. Эта встреча не была одобрена мной, и я узнал о ней лишь позднее. Насколько я понимаю, вы с Рейнардом не поладили.

Михаил поджал губы.

— Эмбер ваш племянник?

— Для человека, так сильно пытающегося влиять на внешнюю политику Франции, вы удивительно мало знаете о моей семье. А ведь я следил за вами с вашего прибытия. И, конечно же, в курсе, что ваши интересы не ограничивались лишь политикой. Но предпочел закрыть глаза на историю с художницей. Все же одна человеческая жизнь не стоит того, чтобы спорить советником русского правящего дома. Мы перехватили несколько писем, которые вы отправили из Будапешта в Петербург. Это правда, что вы считаете, что вскоре наступит война, которая расколет империи и породит войну?

— Империи разрушаются сами, под своим весом. Чтобы породить новые. Это лишь вопрос времени. Но я не собираюсь обсуждать с вами дела, — отрывисто сказал Михаил, пряча раздражение. То, то магистр упомянул Клэр, едва ли было случайностью. Лилль будто искал тот крючок, которым он мог еще сильнее подцепить его. — Что насчет Эмбера?

— Ах, да. Он сын моей сестры, и подает большие надежды как член братства. А еще он успел неплохо изучить ваш род. Так что я думаю, Рейнард сможет стать тем провожатым, о котором говорил месье Мартелл.

— Это неуместно. Рейнард Эмбер не захочет договора. Он настроен непримиримо против высших, — возразил Михаил.

— Он сдержит свои предубеждения ради блага братства, Франции… и своей сестры.

— Ваш племянник знает, что вы хотите сделать с Евой? — осторожно поинтересовался Герман. Лилль лишь на мгновение опустил взгляд, но этого хватило. — Конечно же нет. И возможно будет против. Если вы сможете уговорить своего племянника стать нашим провожатым, я не возражаю. Но учтите, что мы не позволим ему вмешиваться в наши таинства.

Глава 21. Лепестки хризантемы

Я то проваливалась в сон, то возвращалась в реальность. И всякий раз рядом был Луи. Он ласково касался моего лба, успокаивающе шепча всякую чушь, то давал мне выпить горчащей, вяжущей жидкости, которая утоляла иссушающую моё горло жажду. Кости продолжала ломить, а глаза резало до слез даже от тусклого света свечей.

И всякий раз, просыпаясь, я спрашивала Луи, осталась ли я ещё человеком, или всё закончено.

— Прошло лишь несколько часов, моя милая. Даже Михаил ещё не вернулся. А без него тебе не стать одной из нас. Ведь именно ему дана такая честь, чтобы стать твоим провожатым, учителем, мужем…

— Разве так… вступают в брак? Через боль и страх? — слова застревали в глотке, но молчать было ещё страшнее. Каждый провал в сон мог стать последним, поэтому я цеплялась за разговор с Луи как могла.

— Нет. Но так происходит рождение. Дети тоже не знают, что их ждёт, и не слишком-то рвутся из теплой утробы.

— Там их ждет свет, и жизнь… Не думаю, что существование во тьме можно назвать жизнью.

От боли, прострелившей виски, перехватило дыхание, и я вынуждена была замолчать. В наступившей тишине услышала шаги вдалеке. Что ж, слух тоже стал лучше, хотя не представляю, как после этого я смогу ходить по оживленным и шумным улицам Парижа.

Вот не истребить во мне оптимизма. Подыхаю в вампирском храме, и все еще планирую совершать вечерние прогулки и обеденные моционы.

От порыва ветра, возникшего из-за распахнутой двери, все свечи, кроме одной, потухли, и глазам стало гораздо легче. Так что Михаила я смогла разглядеть во всей красоте. Выглядел он взволнованным и возбужденным, но заметив мой взгляд, он тут же словно собрался.

— Клэр, — высший порывисто склонился надо мной, разглядывая. — Как ты?

Вот как плюнуть в этого мерзавца из положения лёжа? Неудобно. Так что пришлось выражать свое неодобрение социально приемлемо.

— Засунь свою заботу в за…

Ну что за дурацкая привычка затыкать рот грязными руками? Я возмущенно скосила взгляд на Луи, стоявшего позади, но тот лишь пожал плечами. Дескать, не мое дело, как вы, голубки, развлекаетесь.

— Прости. Знаю, что злишься, но пойти на попятные не могу. Да и не хочу. Но раз ругаешься, то всё в порядке.

Так и не соизволив убрать свою ладонь, Михаил торопливо начал говорить что-то Луи. Язык был мне незнаком — шипящий, будто змеиный, он не был похож ни на один из тех, что я слышала. Но даже по реакции хозяина борделя было понятно, что происходит что-то интересное. Из всего разговора я смогла вычленить лишь два имени. Герман — кажется, тот старый вампир, о котором говорил Луи, и Эмбер. Этот-то тут причём?

— Хорошо-хорошо! — закатив глаза, сказал Луи, переходя на французский. — Делайте что хотите. По мне так вы оба спятившие. Когда они будут?

— У нас есть время. Принеси чашу.

Меня развязали, и даже помогли сесть. Но голова так кружилась, что пытаться сбежать нет смысла. Вяло пыталась вытащить иглу, вкачивающую вампирскую кровь, из вены, но Михаил остановил меня.

— Подожди немного.

Подождать чего? На так и не заданный вопрос тут же находится ответ. Луи вернулся с бронзовой чашей, украшенной узорами и непонятными закорючками. Михаил осторожно отсоединил меня от капельницы, и сжал руку выше локтя. Начала течь кровь, но вместо того, чтобы обагрить пол, она стекала в подставленную чашу.

— Пить из горла приличия не позволяют, да, кровосос?

Отчаяние развязало мой язык. Луи от неожиданности хихикнул, но перехватив хмурый взгляд Ракоци, принял серьезный вид.

— Это для обряда, — объяснил он. — Нужна кровь высшего и той, кого он берет… под опеку. Но так как в тебе сейчас едва ли не треть крови Мишеля, то достаточно и только твоей. Совсем немного. Наверное. Никогда не присутствовал на подобном, так что мы импровизируем.

Передав чашу, наполненную едва ли на треть, обратно Луи, Михаил склонился над моей рукой, по-кошачьи пройдясь языком по ранке. Кожу защипало, но зато когда закончил, осталось лишь небольшое покраснение. Ни следа от иглы. Значит, вот как это работает. И что, он ночью он лизал мою шею? От стыда я прикрыла глаза, не желая видеть наглеца, и тут же почувствовала, как ускользает сознание. Меня повело куда то в бок, но прежде чем я ударилась о камень, Михаил подхватил меня.

— Что смотришь? — глухой голос высшего. — Преподнеси подарок Лилит.

— Не нравится мне всё это, — в очередной раз сказал Луи. — Не так я представлял обряд. У людей как-то веселее. Все плачут, потом пьют, потом танцуют… Боюсь, на этой свадьбе я танцев не дождусь, да?

— Оставаться тебя никто не заставляет. Сыграешь свою роль, и можешь уходить…

— Н-не надо уходить, — пролепетала, злясь на саму себя за беспомощность.

Продрала глаза, и ахнула. Стена передо мной будто светилась. Но ярче всего сиял контур обнаженной женщины. Чаша уже была пуста, но кроме нескольких стремительно исчезающих с поверхности камня капель, никаких следов её содержимого я не обнаружила. Луи, склонив колени, шептал что-то, будто молясь. Его лица я не видела, но почему-то казалось, что сейчас оно наполнено благоговением, как и лицо Михаила. Заметив на себе мой взгляд, он ещё сильнее сжал меня в объятиях.

— Видишь, Лилит благословляет нас.

В тот момент, когда Михаил Ракоци нашёл свою богиню, я почти перестала верить в своего бога. Разве это справедливо, что для меня всё обернулось именно так? И что спрятать слёзы я могу только в плече того, кто был их источником?

Шёпот постепенно стих. Шорох, легкий звук шагов, порыв ветра. И вот мы с высшим одни, не считая Лилит. Воздух едва ли не гудел от странного напряжения, исходящего от стены. Дрожь пробрала всё тело, только уже не от холода, а от жадного взгляда кровавой богини. И объятия уже не кажутся такими неприятными, спасая и защищая.

— Клэр…

Я деревенская девчонка, и знаю, что происходит между мужчиной и женщиной. И я отлично знаю, что означает этот взгляд, которым высший смотрит на меня. Вот только всё, равно сложно поверить что между мной и Михаилом может произойти нечто подобное.

В этот раз он будто даже несмел. В движениях нет жадности или торопливости. Расстегивая перламутровые пуговички, одну за другой, Михаил словно старался не касаться меня. И лишь только стянув с плеч платье, коснулся плеч, опуская на мраморный алтарь. Под платьем не было сорочки, и лопатки сразу начали мерзнуть. Только всё равно лицу, шее и груди было удушающее жарко.

Платье ворохом упало на пол, за ним одежда Михаила. Почти отстраненно отмечаю, насколько гладкая кожа у высшего, насколько совершенно его тело. Нет ни изъянов, ни даже родинок. В отличие от моего тела. На руках россыпь темных отметин, будто причудливых созвездий, меньше на ногах. Несколько оспинок, оставшихся после того, как в детстве переболела корью. Лунообразный рубец над правым коленом — след от неосторожного пореза о стекло. Да и ещё слишком смуглая… Но это всё, что делает меня человеком. Моё несовершенство. Потеряю ли я его? Нет, никогда не хотела иметь аристократическую бледность такой ценой.

Всё так нереально, что даже прикосновения и поцелуи Михаила не могут меня пробудить от странного оцепенения, сковавшего мой разум. Всё это происходит со мной? Я и вправду лежу обнаженной в храме Лилит, в то время как не менее голый вампир собирается лишить меня девичьей чести?

И вправду. Это стало понятно, когда внизу живота ожгло болью. Всё стало резко таким всамделишным. Я тут же проснулась, протестующе впившись ногтями в широкие мужские плечи.

— Слезь с меня!

— Немного поздно, тебе не кажется?

Я попыталась выбраться из-под прижавшего меня к камню тела, не обращая внимания на неприятные ощущения, и Михаил застонал.

— Не шевелись! Иначе не сдержусь.

Стоило бы послушать его хотя бы в этот раз. Потому что стоит сделать неосторожный рывок, и глаза высшего приобрели оттенок красного янтаря. А затем он начал двигаться, вторгаясь между напряженных бедер. Боль оказалась не такой острой, но никогда ещё я не чувствовала себя столь уязвимой и слабой. Слёзы потекли непроизвольно, затуманивая взор, прочерчивая влажные дорожки по вискам. Ушло желание сопротивляться, и я впервые за долгое время сдалась.

— Нет, нет… Не плачь, — глухой голос вампира вторгся в мои мысли, будто Михаилу мало было владеть моим телом.

Поцелуи, удивительно горячие, почти обжигающие, стёрли следы слёз на висках. И я наконец осмелилась взглянуть Михаилу в глаза. Взгляд мужчины не был торжествующим, скорее растерянным и виноватым. Очень и очень человечным. Я отстраненно заметила, что лоб его покрылся испариной, а губы были искусаны. Механически облизала свои. И вправду, кровь. Не моя, Михаила — откуда-то я это знала.

Должна ли я была его проклясть? Ненавидеть? Или простить? Ведь в природе хищника нападать, когда он голоден, а в природе мужчины пользоваться женщинами для утоления собственной похоти. А этот вампир ещё больший зверь, чем обычные смертные мужчины. Если даже мой бывший жених, романтик Адриан, оказался заложником собственных инстинктов, то не стоило ничего ждать и от Михаила Ракоци. Может быть, даже следует быть благодарной ему за то, что окончательно рассеял мои иллюзии о любви. Её нет. Как и нет спасения.

И было бы гораздо легче, если Михаил не смотрел так, будто было что-то ещё, кроме его утверждения власти и моей капитуляции. Жалость, нежность… Восхищение.

— Ты прекрасна, — прошептал он. — И достойна быть счастливой, наслаждаться каждым моментом своей жизни.

Наслаждаться? Да тут в пока ещё живого человека, тычут кое-чем неприличным, невзирая на несовпадение размеров! Что тут может сделать счастливым? Разве что только окончание этого унизительного действа, потому что казалось, что прошла уже вечность, а чертов вампир даже и не притомился. Разве что сердце бьётся как бешенное, и привычная бледность будто растворилась. И словно ему было мало, Михаил прильнул к моим губам, заставляя их раздвинуть и впустить его язык внутрь рта. Вкус крови стал отчетливее… и будто изменился, рождая жажду и обещая насыщение. Горло запылало, и я непроизвольно попыталась получить как можно больше живительной влаги, пробежавшись своим языком по искусанным губам вампира. Так вкусно, что хотелось ещё…

— Подожди, — хрипловато сказал Михаил, отстраняясь, и наклоняя мою голову к своему плечу, на котором ещё оставались царапины от ногтей. Ну и что он… Ой! Я впилась зубами в вампира прежде, чем успела сообразить, что делаю, да и еще обвила его руками и ногами, почти повиснув. Дождавшись, пока я удобно устроюсь, Михаил осторожно опустил меня обратно на алтарь, снова начав движение внутри, практически в такт моим глоткам. И неожиданно пульсация внизу живота стала тягучей, приятной, сводящей с ума, а тяжесть мужского тела необходимой. По напряженным мышцам прошла дрожь, позвоночник прошило разрядом, и я изогнулась. Меня накрыла волна удовольствия, растворяя в себе и превращая в морскую пену.

А затем меня вынесло на берег. И я поняла, что страх и отчаяние никуда не ушли, лишь скрылись за липкой пленкой стыда и отвращения к себе. Всё, что со мной происходит, я заслужила. Это наказание, божья кара за грехи — за наслаждение свободой, за удовольствие от внимания мужчин, за беспечное любование самой собой и жажду красивой жизни. За тайное, спрятанное даже от самой себя, желание прикоснуться к неизведанному, уйдя от скучной и серой жизни обывательницы. И расплачиваться пришлось не своей кровью, и даже не жизнью. Самой собой. Потому что это жалкое, безвольное существо, распластанное на камне, вздрагивающее при каждом мучительном толчке, не могло быть Клэр Легран. Не имело право ей оставаться. Будто в раз Михаил отнял у меня право распоряжаться не только своим телом, но и желаниями, сделав грязной, испачканной. Падшей.

Если я и стала вампирессой в этот момент, то какой-то неправильной. Где ощущение силы, могущества? Да хотя бы умение превращаться в летучую мышь. Тогда бы я могла вспорхнуть и забиться в самом темном углу под потолком, и шипеть оттуда на Ракоци. Надеюсь, летучие мыши умеют шипеть. Вместо этого я скорее ощущала себя желе, медленно остывающим на холоде. Дышать стало ощутимо тяжело и лениво. Пока я пыталась приноровиться к странным ощущениям в теле, Михаил успел одеться и привести себя в порядок. И мне бы свернутся в клубочек, пытаясь сохранить остатки утекающего тепла, стыдливо скрыть наготу, спрятаться от чужого взора…

Но я лишь закрыла глаза, позволив оцепенению, сковавшему тело, пленить и ум. Сон, должно быть, будет долог. Проснуться бы…

Луи едва ли хотел прерывать или беспокоить своего друга, поэтому обратно возвращался, старательно топая и напевая себе под нос. И даже не сразу зашёл, помаячив немного в проходе. Одно дело разврат, привычный и нежно любимый, творимый в борделе. А другое дело Михаил и его возлюбленная. Не так посмотришь, не то увидишь — и клыки выдерут…

К счастью, Михаил решил не затягивать обряд и уже зажёг свечи. Он склонился над открытым саркофагом, с тревогой глядя внутрь.

— Что, уложил спать девочку?

Мертвой царевной лежала в гробу Клэр Легран, бледная, без нежного румянца, так украшающего девичье личико, и пугающе неподвижная. Как бы Луи не старался, он не мог уловить звук дыхания.

— Она вообще жива? — тихо спросил высший.

Ракоци кивнул.

— Да, я её чувствую. Клэр спит… очень крепко спит. И не почувствует тех изменений, что с ней происходят.

Никто из них никогда не был свидетелем обращения. И Луи, и Михаил считались довольно молодыми для сообщества высших, и ни разу не участвовали в обряде до этого дня. Неудивительно, что их обоих так беспокоил результат.

— Можно? — спросил Луи, и когда Михаил кивнул, коснулся лица девушки. — Действительно, от мертвой и не отличишь. Неудивительно, что глупые селяне придумали когда-то байки о восстающих из могил вампирах. Эх, если бы на кладбищах и в самом деле водились такие красотки, меня бы мало смущало, что они слегка неживые…

— Оставь свои извращенные фантазии. Меня больше удивляет другое. Запах крови всё так же манит.

— Младшие ведь тоже пьют кровь тех, кто их обратил, первые несколько лет. Так им легче справиться с жаждой. Вот ты для меня абсолютно несъедобен, как и я для тебя, надеюсь… Но в браке всё немного по другому. И то, что Клэр всё ещё тебя привлекает, вполне естественно. Мой дорогой папочка любил в шутку укусить маму, и когда ему это удавалось, потом весь день ходил с дурной улыбкой на лице. Говорил, что она всё равно его сладенькая… к-хм, ладно, оставим. Надеюсь, ты не станешь таким отвратительным.

— Но разве я не должен ощущать Клэр как младшую?

— Всему своё время, — Луи не без сожаления убрал руку и позволил Михаилу задвинуть крышку саркофага.

— Герман должен быть с минуты на минуту. Помоги мне перенести Клэр в более безопасное место.

— Перенести? — изумился светловолосый высший. — Ты что, хочешь уволочь саркофаг?

— Куда-нибудь поглубже. Меня нервирует, что Эмбер будет рядом. Той девочка, что Герман собирается притащить, придётся обойтись чем-то попроще.

— Ага, мешком… Не говори глупости. Твоей теперь уже жене безопаснее всего здесь — под нашим присмотром. Да и вдруг что пойдет не так.

— Я буду рядом с ней.

— Но ты нужен и нам с Германом, — возразил Луи, скрестив руки на груди. — Мы влезли во всё это не ради Истван. Ради тебя, глупыш. А теперь ты собираешься всё бросить. И кинуть меня — несчастную, хрупкую женщину… Слушай, ну что может пойти не так в присутствии трёх высших в храме Лилит?

Глава 22. Шаг за грань

Шаг за грань -

Мне станет легче дышать.

Прицелься но не рань,

Так зверя не удержать.

Возьми моё тепло,

В глазах застывшую соль.

Ты не моя любовь.

Но полуночная боль.

Ясвена. Шаг.

Беспокойство за сестру, исчезнувшую без следа, толкнуло обычно осторожного и терпеливого Клода на огромную глупость. Не в силах добраться до неё сам, неспособный совладать с вампирами, Легран кинулся искать того, кто хоть и не был его союзником, единственный знал правду и мог помочь. Рейнарду Эмберу. Но тот, будто нарочно, пропал. Не появлялся ни в школе, ни у себя дома, чей адрес не без труда удалось вызнать.

Так что пришлось добираться до того особняка, в котором прятали вампиршу. Проникнуть внутрь было невозможно, но вдруг удастся подкараулить учителя у входа? Но прежде, чем удалось поймать месье Эмбера, поймали его самого. Да и еще хорошо намяли бока.

Зато он попал внутрь поместья. Его зашвырнули в тускло освещенную гостиную, где мирно пил чай пожилой господин с седой бородкой и тщательно напомаженными усами. Он брезгливо поморщился, когда Клод вытер рукавом сочащуюся из носа кровь.

— Сделай шаг назад, — приказал неизвестный месье. — Ещё не хватало, чтобы ты испачкал персидские ковры.

— Кто вы такой?! Я ничего не сделал! Почему ваши громилы хватают ни в чем неповинных граждан и похищают их? — возмутился Клод.

Лучшая защита — нападение. Это и дураку известно. А там можно сориентироваться.

— Ты ведь ученик Эмбера. Он приводил тебя на днях взглянуть на вампиршу. Ты с самого утра следишь за домом. Зачем? Хочешь что-то украсть… Или освободить её?

— Нет, что за глупости! Я просто ищу своего учителя.

— Боюсь, Рейнарда здесь нет, и появится он не скоро. Да и появится ли… ныне он в опале, да и на меня беду навлек. Мальчик… как там тебя?

— Клод.

— Клод. Ты ведь брат той пропавшей девицы Легран?

Юноша напряженно кивнул, стиснув кулаки. Жалость, сквозившая во взгляде хозяина дома, пугала.

— Вы знаете, где моя сестра? — отрывисто спросил он.

— Даже если бы знал… Ей уже не помочь.

Клод почти закричал.

— Почему?! Почему вы ничего не делаете?! Она ведь в руках этих тварей! А вы… вы даже не ищете её. Никто из вас…

— Тебе нужно остыть. Сейчас ты представляешь угрозу прежде всего для себя. Того и гляди наделаешь бед. Пожалуй, не стоит тебя отпускать. Посидишь немного в подвале, а потом великий магистр решит, что с тобой делать. Гастон, проводи юношу вниз, только не забудь завязать глаза. Мальчик и так слишком много видел и знает.

Гастоном звали того громилу, которому Клод по чистой случайности заехал кулаком в ухо. Так что с подростком он был не слишком нежен, пока тащил его по коридорам и лестнице. Настолько, что его напарник даже вмешался.

— Смотри, не переломай мальцу что-нибудь.

— Да какая разница, кровососке и такой ужин сойдет, — ухмыльнулся Гастон.

— Что? Ты о чём, дубина? — упрямо продолжая цепляться за перила, зашипел Клод.

По ладони пришелся удар, и Легран подался назад, едва не свалившись со ступенек. Хорошо хоть его успели схватить за воротник. Гастон загоготал.

— Слышал, что сказал хозяин? Ты слишком много знаешь. Наверняка от тебя решат избавиться. Вон, даже поселили по соседству с вампиршей, чтобы не пришлось тащить долго. Скормят за милую душу. Она ведь им живой нужна.

— Не запугивай мальца. Ему и так ночевать рядом с этой… бр-р-р… Но ты не беспокойся. Она даже уже не шумит. Да и заперта хорошо.

Его и вправду поместили в камеру. Небольшую — шага в три в длину и в два ширину. Зато с кроватью с матрасом и даже светильником.

— Мы же не звери, — сказал тот, что был немного добрее, протягивая Клоду флягу. Вода была затхлой и теплой, но жажду это утоляло достаточно. — И никто вампирше тебя не отдаст. Магистр справедлив и гуманен.

Клод плюхнулся на кровать и обнял колени, исподлобья глядя на своих похитителей. Но когда они уже собирались уходить, окликнул.

— Месье… Вы знаете, как убить вампира? Или защитится от него?

Гастон почесал макушку.

— Ну… серебро там, вера в Господа… А ещё я отвар вербены пью.

— Дурак, — беззлобно ткнул в бок товарища стражник. — Хозяин же говорил, что это не работает, как и чеснок. Вампиры — тоже живые существа. Так что если повредить мозг, или сердце, то они умрут. Но это если к ним подберешься. Они же внушать умеют. А чтобы внушение побороть… Навык хороший нужен. Поэтому мы сами к вампирше без месье магистров и не ходим, мало ли что…

Клод остался один. Конечно, у него была с собой отмычка. Так, на всякий случай. Вот только дверь закрывалась за засов снаружи. Через несколько мучительно долгих часов вернулся разговорчивый и жалостливый стражник, принеся нехитрую снедь — хлеб, сыр и молоко.

— Эмбер не появлялся?

— Нет. Он вроде… на какой-то операции.

— На какой?!

— Да я так, краем уха слышал. И больше ничего не знаю.

Поев, Клод укутался в шерстяное одеяло, и задремал. Он привык спать крепко, не реагируя на шум — иначе с соседями по комнате, с которыми он жил в общежитии при школе, и не уснёшь. Но в этот раз он вздрагивал и просыпался от любого малейшего шума. Будь это мышь, зашуршавшая где-то за стеной, или далёкий звон цепей. Последнее нервировало. Разве вампирша не должна была быть в отключке? Или у хозяина есть ещё «гости», которых он любезно держал в темнице? От этих фанатиков точно стоило держаться подальше.

Усталость взяла своё, и Легран провалился в сон — сумбурный и хаотичный ворох впечатлений и фантазий, в котором по улицам ночного Парижа бродили чудовища, с оскаленными пастями и длинными когтистыми пальцами, тянувшимися к его шее. Он бежал от них всё дальше и дальше, пока не оказался на пшеничном поле, тянувшемся до самого горизонта. Посреди золотистых высоких колосьев стояла светловолосая женщина в легком, почти просвечивающем платье, надетом на голое тело. Она смотрела вверх, сквозь неплотно сжатые пальцы на ослепительно сияющее солнце и царственно плывущие по небу пушистые облака.

— Ночное небо прекрасно. Луной и звездами можно любоваться часами. Но иногда хочется не бояться подставить своё лицо солнечным лучам, ощутить тепло и жар летнего полдня… Пусть даже это всего лишь чей-то сон.

— Это сон? Но…

Клод пытался разглядеть лицо женщины, но почему-то не мог, как оно часто и бывает во снах. И всё же в ней было что-то знакомое.

— К сожалению. Я почувствовала твоё присутствие, и потянулась. Там, в реальности, моё тело умирает, но ведь дух всегда сильнее плоти… Я научилась этому у одного человека, живущего далеко на востоке. Он умел отделять свой дух от плоти, и отправлять его в путешествие. Это особый талант, и у меня его нет. Но как видишь, несколько метров я преодолеть смогла.

— Истван!

— Как фамильярно, юноша… Впрочем, сейчас не до этикета. По крайней мере мне. Я очень голодна.

Теперь он вспомнил, что всё ещё находится в подвале особняка ордена, а перед ним и в самом деле вампирша. Страха, что кольнул сердце и сжал горло, должно было хватить, чтобы проснуться от кошмара, но Клода будто что-то удерживало на этой стороне. Как она оказалась за его спиной, Клод так и не понял. Тонкая рука скользнула по его талии, а острый подбородок лёг на плечо. Для женщины Истван Ракоци была высокой, хотя и казалось прозрачно-хрупкой. Вот только вырваться не удавалось.

— Не торопись. Тебе уже не сбежать. Расскажи лучше о себе. Ты послушник ордена?

— Нет. Я просто хочу помочь важному для меня человеку.

— Сестре? — Клод вздрогнул, и женщина фыркнула. — Не сложно догадаться. Ваша кровь пахнет практически одинаково. И это ощущение силы…

— А?

Нет, Клод конечно считал себя сильным и выносливым, но вот Клэр… Клэр была слабой. Будучи совсем ребенком, он повсюду таскался за своей сестрой, подражал ей и безмерно восхищался. Но став старше, понял, что даже Клэр всего лишь девчонка. Не способная его догнать, потому что ей не хватало длины ног, боящаяся пауков и мышей, переживающая из-за малейших пустяков… Откуда у этой вечно простужающейся и забывающей поесть коротышки сила?

Истван рассмеялась, будто прочла его мысли.

— Я говорю не о физической силе, а о витальной. Сила, которая в правильных руках способна изменить эпоху. Такая бывает у воинов, великих правителей, праведников… Или же у просто хороших людей, знающих, кто они такие и чего хотят. Тоже, в своём роде, дар. Думаю, именно это привлекло Михая к девочке. Ты его видел… моего сына?

Голова болела. Виски сжимало всё сильнее и сильнее, а тело охватила ватная усталость. Мысли путались. Не стоило ничего говорить вампирше… Клод пошатнулся и осел на землю. Истван опустилась следом, обхватывая растерянное лицо Леграна ладонями.

— Не сопротивляйся, я же просила. Так ты делаешь только хуже.

— Что… со мной?

— Мне нужно восстановиться прежде, чем за мной придут. Это возможно единственный шанс. Было бы приятнее и легче выпить твою кровь, но… можно и так. В долгой жизни есть свои преимущества. Ты спишь, и твой разум беспомощен и открыт, а значит, не может защитить тебя. Мне нужно было только проникнуть в твой сон и подобраться ближе. Ведь мы, в конечном счете, питаемся не кровью, а самой жизнью. Энергией Ци — как сказал бы мой восточный друг. А твоя Ци столь чистая и свежая, что мне хватит её, чтобы прийти в себя, не убивая. А теперь… Скажи, что связывает твою сестру и моего драгоценного наследника?

В затылок что-то прилетело, и Клод подскочил. Что бы тут же удариться о потолок… Так, это был не потолок. А его никто не бил. Он находился на пассажирском сидении автомобиля, только что налетевшего на кочку. А водителем была… Вампирша.

Мало похожая на себя из сна. Светлые волосы, небрежно закинутые за спину, потемнели от пота и грязи, куртка, снятая с мужского плеча, разорвана и испачкана в крови. Зато профиль Истван практически сиял свежестью и довольством жизнью.

— Что я здесь делаю?! — хрипло воскликнул Клод. — И вы… вас отпустили?

— Нет. Выбиралась сама. А тебя прихватила в благодарность. В особняке одни трупы, если тебя бы нашли живым, это вызвало бы подозрения.

Она всех убила! Клод нервно провёл рукой по шее, проверяя её на наличие укусов. Вроде бы ничего… А ощущения в теле все равное такие, будто его как белье полоскали в реке. Вампирша говорила, что выпьет из него жизненную энергию. Неудивительно, что он совсем расклеился. И все верилось в то, что Истван вытащила его из подвала с благими целями, с трудом. Что ей до обычного смертного?

— Как вы выбрались? — осмелился спросить Клод, размышляя, удастся ли ему выскочить из автомобиля, ничего себе не переломав. На улице уже стемнело, и прохожих почти не было. Значит, час был уже поздний. Вряд ли ему сможет кто-нибудь помочь.

— Магистр Тенно пришёл проведать меня. Ему показалось, что я умерла, и он забеспокоился. Сунулся слишком близко и… — Истван пожала плечами, и тут же поморщилась. — Словила несколько пуль, прежде чем удалось подчинить солдат. К счастью, особняк был почти пуст, так что выбраться удалось довольно легко. И хватило времени забрать тебя. Затевается большая игра. Будет жаль всё пропустить.

— Куда мы едем?

— Сколько от тебя вопросов! Я уже и забыла, какие дети могут быть надоедливыми. Протяни руку. Ну же! Не укушу.

Клод неуверенно выполнил приказ. Истван порылась в кармане, и высыпала в открытую ладонь парня горсть конфет. Дорогих, шоколадных. Такие Легран ел раз или в два жизни на Рождество.

— Ешь. Силы надо восстанавливать. Дети всегда капризничают, когда голодны.

— Мне пятнадцать.

фыркнула, совершенно не впечатлённая этим фактом. Клод грустно зашуршал фантиками конфет, стараясь не сопеть очень громко. Хорошо конечно, что никто из встреченных им вампиров не воспринимал его всерьез. Это могло пригодиться. Но всё равно как-то обидно.

Вампирша мягко припарковала автомобиль у тротуара. Вышла и открыла заднюю дверь.

— Дальше пойдем пешком.

— В таком виде? — уточнил Клод, пытаясь не покраснеть. Вид женщины в мужских, довольно плотно облегающих бедра брюках ему был внове. — Вас любой жандарм задержит. А если заметит кровь…

— Стражей не стоит бояться. А вот если нас заметят воины Лилля, будет гораздо хуже.

— Кто этот Лилль? Оборотень?

Истван фыркнула.

— Фантазёр. Лилль — Великий Магистр ордена. Он предпочитает не светить своё имя перед широкой публикой, но кому это нужно, тот знает о нём. Магистр приказал практически всем своим приспешникам явиться к Нотр-Даму. И это серьезно беспокоит. Если мой сын в храме…

Луи собирался было задать вопрос, но вовремя прикусил язык. Вампирша заметила это, и снисходительно улыбнулась, взяв юношу под руку.

— Прогуляемся до собора?

— Сейчас он закрыт, а до утренней службы ещё далеко.

— Думаешь, меня интересует архитектура или людские обряды? Если ты хоть немного интересовался историей Франции, то знаешь, что собор когда-то был построен на месте первого христианского храма в Париже — базилики Святого Стефана. А ещё раньше здесь стояло святилище Юпитера, построенного римлянами и новообращенными галлами. Это земля… особенная. И тысячи лет поклонений, что совершали здесь смертные люди, сделали её ещё более особенной. Но она принадлежит не только смертным, но и нам. Всегда принадлежала. Под собором, в тех катакомбах, а которых уже никто и не помнит, высшие Франции проводят самые тайные свои обряды. К примеру, дарят людям бессмертие. Обращение возможно и без благословения Лилит, но это уменьшает шансы, что оно пройдёт успешно. Полагаю, если Михай влюбился в твою сестру, он решил не рисковать.

— Клэр! — Клод замер. — Она может быть там, в катакомбах? Вы позволите мне её увидеть?!

— Мальчик, ты разве не понимаешь, чем рискуешь? Я намеревалась стереть тебе память, и отпустить домой. Но вместо этого ты хочешь попасть туда, откуда, возможно, не выберешься живым? Твоя преданность сестре похвальна, но глупа.

Легран пожал плечами.

— Неразумно, глупо, но… Мужчину делают поступки. Кем я стану, если оставлю Клэр сейчас? Тем более почему-то мне кажется, вы бы ни стали ничего рассказывать изначально, если собирались стереть мне память. Вам нужна моя помощь.

— Возможно. Если бы ты отвлек для меня людей Лилля, я смогла бы попасть, куда хочу, тихо и не заметно. Устраивать бойню у собора — не лучшая идея.

— Откуда я знаю, что вы не бросите меня, а возьмете с собой?

— Даю слово главы рода Ракоци.

Спустя полчаса Клод несся по тёмным улицам Парижа, проклиная масонов, высших, и своё самомнение. Может, ему стоит сдаться, рассказать всё этим ребятам и надеяться, что они помогут ему спасти сестру? В нескольких сантиметрах от уха пронесся болт, выпущенный из арбалета.

Чёртовы фанатики! Клод нырнул в узкую щель между домами, стараясь держаться подальше от фонарей. За ним погналось с полдюжины головорезов, но от них удалось оторваться. Вот только теперь его все ищут. Может, и не стоило громогласно заявлять, что он древний высший, который выпьет их досуха? Так, теперь ему нужно к Новому мосту … Пригнувшись, он огляделся. Вроде бы набережная выглядела пустой.

Но уже у самого моста он попал в засаду. Внезапно перед ним выросла тень. Инстинктивно Клод дернулся в бок, еле уйдя от удара кинжалом. В спину упирались перила, а со стороны набережной из арбалета прицеливался еще один его преследователь.

— Я человек, человек! — завопил Клод, вскидывая руки. — Думаете, я так легко дался бы, будь вампиром?!

— Стой на месте, — хрипло приказал мужчина с кинжалом. Внезапно глаза его расширились. — Дерьмо!

Звук удара болта о камень. Краем глаза Клод заметил возникшую из темноты Истван, но времени размышлять не было. Он кинулся на своего противника, пытаясь отнять у того оружие. В пылу драки он смог повалить массивного, но не слишком ловкого масона на землю, но тот успел потянуть его за собой. Перевернувшись, и пришпилив Клода коленом, мужчина потянулся за упавшим кинжалом. Но не успел. Тонкие женские руки обвили шею масона. Раздался тошнотворный хруст. Мужчина задергался, а затем затих и обмяк. Истван легко подняла его, и перекинула через перила моста. Затем вернулась за другим трупом и сбросила в Сену и его.

— Почему… здесь были люди? — потрясённо спросил Клод, пряча за ремень оброненный масоном кинжал так, чтобы Истван не заметила. — Разве мы не должны были пройти тихо?

— Это не было возможно изначально. Лилль поставил своих людей у каждого моста, ведущего на Сите.

— Тогда зачем вы сказали мне отвлечь?

— Они охотились за тобой, я охотилась за ними. Все прошло удачно, не так ли?

— Нет! Я не собирался участвовать в убийстве!

— Ещё одна причина, по которой тебе было лучше не знать мой изначальный план, — спокойно ответила Истван, протягивая Клоду руку. — Не беспокойся. С этой стороны острова людей почти нет, так что столкновений больше быть не должно. Дальше мы пойдём под землёй.

— Я думал, вы шутите про катакомбы. Мы же находимся посреди Сены. Кто стал бы строить туннели через реку?

— Высшие. Мы тоже могли бы пройти по катакомбам, но это бы заняло гораздо дольше времени. С острова ближе. Да и от надоедливых смертных не мешало бы избавиться. Не зевай. Нужно достать ещё фонарь. Я не собираюсь тащить тебя на своей спине, чтобы ты не сломал себе шею, споткнувшись на лестнице.

Вход в катакомбы острова Сите*, на котором и располагался Нотр-Дам, находился в сквере Вер-Галан — под памятником Генриху IV. И расположение вампирского тайного входа было более чем иронично. И вряд ли случайно. Именно там, где сейчас располагался сквер, был казнен последний Великий магистр Ордена Тамплиеров Жак де Моле. Клод подозревал, что история противостояния вампиров и масонов насчитывала не одну сотню лет.

*Никаких катакомб под районом Сите, располагающемся на Сене, конечно же нет — по крайней мере, соединенных подземными ходами с другими частями города. Это художественный вымысел. Но во время раскопок 60-хх годов XX века под папертью Нотр-Дама строители обнаружили самый настоящий подземный город, сохранившийся с еще римских времен. Подземелье, расположенное под папертью Нотр-Дам-де-Пари, растянулось ни много ни мало на 120 м. Так почему бы там не быть и вампирскому храму?)

Глава 23. Раненый зверь

Опаленное сердце

На клочки разметало,

Шепчет внутренний голос:

"Поспеши… Торопись…"

Торопись перепутать,

Где лево — где право,

Поспеши перепутать,

Где смерть, а где жизнь.

Ясвена. Убив меня

Повязку с глаз Рейнарда сняли почти сразу же, как только он и Герман Мартелл спустились под землю.

— Разве вы не хотели, чтобы путь в ваш нечестивый храм остался втайне?

— Нет. Всё равно ты его не запомнишь, да и путями высших пройти не сможешь. А вот в самом святилище придётся поскучать в темноте. Если ты не хочешь остаться там навсегда. Возьми фонарь и иди позади меня. Дорога будет долгой.

— Я предпочту нести кузину, — возразил Рейнард, кидая обеспокоенный взгляд на Еву.

Ева. Тихоня и мямля, с которой Эмбер хоть и был мил, в глубине души презирал. И она, будто чувствуя истинное отношение, в разговоре с ним ещё больше робела и заикалась. Бесцветная глупая девчонка без особых талантов, чьей судьбой было выйти замуж за указанного отцом мужчиной, и тем самым укрепить политические и экономические связи семьи. Но этого не случилось. Ева заболела, угасая буквально на глазах Рейнарда. И, может быть, впервые за долгие годы он ощутил братскую привязанность к этой девушке. А затем и жалость, медленно переросшую в тихий гнев, когда он узнал о планах дяди. Ева не заслуживала такой участи. Быть преданной своим отцом, лишиться возможности хотя бы умереть, не став заложницей безумной отцовской любви.

Она не должна была быть здесь. Но перечить дяде не мог даже он.

— Как хочешь, — спокойно согласился вампир, передавая девушку. Затем подхватил фонарь, и бросил: — Тогда не отставай. Ждать не буду.

Рейнард тихонечко подул на покрытый испариной лоб девушки. Она уже пила кровь — и Истван, и этого старика-вампира, но казалось, что ей становилось только хуже. Сможет ли она пережить обращение? Лучше бы если этого не случилось. Ведь он не был уверен, что сможет убить Еву. Или Клэр, если время упущено. Но только человеческая жизнь имела ценность. Вампиры же были чудовищами, лишь притворяющимися людьми. И тот, кто им помогал, тоже был достоин смерти.

Ева была совсем легкой — болезнь истощила и так довольно хрупкую и худенькую девушку. Но спустя какое-то время руки всё же начали ныть, а спина болеть. Чтобы хоть как-то отвлечься, Эмбер изучал спину Германа, гадая, что же тот за вампир, и почему он согласился на предложение Лилля. Среди вампиров ценятся родственные связи, но старик едва ли был связан с Истван кровными узами. Насколько он успел изучить историю главных вампирских семей, влияние Истван лежало в Восточной Европе — в основном в Трансильвании. Самые же старые записи, касающиеся Мартелла, свидетельствовало о том, что он прожил во Франции всю свою жизнь.

— Если хочешь что-то спросить, сделай это, — не оборачиваясь, сказал Герман.

— Откуда вы родом?

— Не такой уж большой секрет, хотя меня удивляет, что именно это ты спросил. Мама — патрицианка из Рима, отец… он был воином из вождей алеманнов, пытавшихся взять город. Скажем так, знакомство их было довольно специфическим.

— Ваша мать была человеком?

— Они оба были высшими. И все же никто из их семей не поддержал их, и они переселились в Паризиум. Тогда это был совсем небольшой город на Сите. Я родился уже здесь.

— Они живы?

Герман ответил не сразу.

— Нет. Ты умеешь задавать неприятные вопросы, юноша. Моих родителей обоих подкосила чума, спустя несколько столетий. Отец в те времена оставил воинское дело, и был лекарем, и помогал смертным, вот и принес заразу в дом. Как оказалось, даже для высших эта болезнь была опасна… Могу ли я надеяться на ответную услугу, и узнать кое-что о твоей семье?

— Как вам будет угодно, — сухо ответил Рейнард, понимая, что отмолчаться не получится. Только вот он не был уверен, что если разговор зайдет о смерти его отца, он сможет сдержаться. Но старик спросил о другом.

— В роду Эмберов изучают и хранят информацию о высших на протяжении сотен лет. Но это не единственное, чем славится ваша семья. Иногда рождаются… довольно одаренные дети. Экзорцисты, медиумы, сновидцы… Скажи, у тебя есть какая-нибудь способность?

Рейнард замедлил шаг, неосознанно прижимая Еву к себе.

— Есть, но она едва ли представляет для вас интерес или угрозу.

Он соврал лишь на половину. Но если старик и заметил это, то не стал озвучивать.

— Я всё думаю, зачем Лилль отправил именно тебя. Ведь в случае беды опасности он потеряет не только дочь, но и своего племянника. И единственного оставшегося в своей семье.

— И к чему вы пришли?

— Одно из двух. Или магистр надеется, что вы как-то сможете обмануть меня, разыграв партию в свою пользу, или… он не так уж и боится тебя потерять. Если подумать, то после того, как Ева станет одной из нас, позиция магистра в ордене пошатнется. Ведь он показал свою слабость, заключив сделку с высшими ради личных интересов. И на кого обратятся тогда взгляды? Конечно, на молодого и блистательного Рейнарда Эмбера, имеющего необходимые знания и влияние, которое лишь увеличится, когда вы выйдете из тени дяди… Твой дед был Великим магистром до Лилля, и он получил свою нынешнюю власть во многом благодаря близости к семье Эмберов. Но не думаю, что нынешний магистр теперь готов делиться властью. Так что если ты умрёшь …

— Да, он не сильно расстроится, — согласился Эмбер, с трудом сохраняя спокойный тон. — Но это не значит, что я собираюсь здесь умереть.

Герман хмыкнул.

— Не стоит беспокоиться. По крайней мере, об угрозе с моей стороны. Ведь мы связаны гораздо сильнее, чем ты думаешь, юноша.

— И как же?

— О, разве этого нет в ваших библиотеках? Когда-то твои предки были моими слугами. До тех пор, пока я не отпустил их на волю. Откуда, думаешь, в вашей семье столько информации о высших? Конечно, я стёр из памяти твоего прапрадеда всё то, что может мне навредить. Но видимо, он оказался достаточно хитер, чтобы позаботиться о записях. Но я не злюсь. Такова человеческая натура.

— И… как вы можете это доказать? Что Эмберы служили вам?

— Способности, запечатанные в крови рода — совсем не случайны. Порой такое происходит, когда смертные пьют кровь высших, но остаются людьми. Не одно поколение твоих предков служило мне, и я был достаточно щедр с ними. Не злись. Это давняя история. На тебя я не претендую. Скорее, готов оказать протекцию. В том числе и против Лилля, если так..

— Довольно! Я никогда к вам не обращусь, месье, — холодно прервал его Рейнард.

Дальше они шли молча. В какой-то момент в туннелях стало влажно, и под ногами противно захлюпало. Значит, они уже под рекой, и скоро окажутся в храме. Волнение становилось всё сильнее. Герман же едва ли не мурлыкал себе под нос, даже не оглядываясь на уставшего тащить кузину Рейнарда.

Внезапно старик замер, вертя головой.

— Что слу…

— Ш-ш-ш… Тут кто-то есть кроме нас. Я слышу шаги. Один… нет, двое. Смертный, а с ним кто-то из высших.

Волнения о Клэр и последние события настолько морально истощили Клода, что даже находясь рядом с вампиршей, легко и без сожалений убивающей, он не испытывал страха или опасений за свою жизнь. Всё, что ему оставалось, это следовать своему пути, и верить в то, что у Господа на него еще есть планы в этом мире. Вот только оставалось понять, какие именно.

Этим вопросом задавался не только он один.

— Что ты собираешься делать, когда окажешься в храме? — поинтересовалась вампирша. — Попытаешься украсть сестру, нападешь на высших?

— У меня есть шансы? — спросил Клод, осторожно проверяя, на месте ли кинжал, спрятанный за поясом под рубашкой.

— Ни малейших.

— Тогда я просто буду рядом с Клэр. Чтобы с сестрой ни случилось, ей нужна будет поддержка.

— Когда её обратят, едва ли она сможет контролировать себя в достаточной степени. Жажда будет туманить младшей разум, и ты станешь для неё лишь пищей, — вкрадчиво сказала Истван, кидая через плечо испытывающий взгляд.

— Она будет помнить себя и кто я?

— Да.

— Тогда Клэр не причинит мне вреда… — Клод нахмурился. — Вы сказали — «когда её обратят». Значит ли это…

— Инициация процесс не быстрый, тем более учитывая, сколь редкая группа крови у твоей сестры. Как и у тебя, впрочем.

Клод споткнулся, едва не влетев в Истван.

— Меня тоже обратят?

— Нет. Если только найдется высший, который будет готов взять за тебя ответственность. Притом свободный от других обязательств. Можешь спросить об этом Луи — ему, кажется, всё равно, кто станет его женой — мужчина или женщина.

— Э? Вы так шутите, мадам?

— Кто знает, — усмехнулась Истван.

А затем замерла, схватив Клода за запястье.

— Кажется, мы не одни. Впереди будет развилка. И кто-то направляется к ней по другому пути. Я их слышу.

— Это может быть орден? — взволнованно прошептал Клод.

— Может да, а может и нет, — пожала плечами вампирша. — Пойдём, узнаем всё сами.

Если Легран и имел возражения по поводу встречи с неизвестными, то значения это не имело. Вырваться из хватки Истван можно было только потеряв руку. Сначала вампирша шла осторожно, но в какой-то момент её напряженное лицо вспыхнуло радостью, и она побежала, продолжая тащить Клода за собой.

Истван выскочила на каменную площадку, и Клод наконец обрел свободу. Он отступил к стене, освещая фонарем открывшее пространство, и гулко сглотнул. Так вот что хрустело под ногами. Кости и осколки черепов. Они торчали даже из стен. Хотелось надеться, что это просто старое захоронение, а не следы «дружелюбия» вампиров.

Помимо того туннеля, откуда они пришли, был только один выход. О какой развилке говорила Истван? Может, он скрыт за тайной дверью? Прикасаться к здешним стенам не очень хотелось, так что Клоду оставалось только гадать. Из другого тоннеля показался слабый тусклый свет, и наконец Легран услышал звук шагов. А затем и самих неизвестных.

Точнее, неизвестным был только один. Нелепо одетый старик, к которому кинулась Истван. Кинулась с объятиями, а не попытками перегрызть шею, как было подумал Клод.

— Герман! Kedves baratom*!

— Elszel vagy**, Истван! Я скучал!

Следом за стариком появился Рейнард Эмбер, держащий на руках… сердце Клода заколотилось. Он поставил на пол фонарь, намереваясь забрать сестру у Эмбера, но тот покачал головой и опустил капюшон плаща, скрывающего девушку. Светлые волосы, худое остроносое личико. Не Клэр.

Учитель… неужели он предатель, поставляющий кровососам жертв?! Ярость затопила Леграна, и он направился к Эмберу, игнорируя вампиров, застывших в объятиях. Кажется, они были довольно близки.

— Что это значит?! Ты с ними в заговоре?!

— Замолкни, дурак, — глухо сказал Рейнард, не сводя взгляда с Истван. — Подержи Еву, руки устали.

И что это за переходящий приз? Выглядит его ровесницей, хотя весит скорее как ребенок. Страшная, будто грех. И вся горит. Наверняка эти нелюди проводили над ней какие-то опыты.

— Мадмуазель, как вы? — учтиво спросил Клод, не слишком надеясь на ответ.

девушки затрепетали, но глаза она так и не открыла. Только повернула голову, утыкаясь лицом в плечо юноши.

— Рей…

Рей? Она близка с Эмбером? Для подружки вроде слишком юна.

— Герман, сколько дел вы тут натворили с моим сыном, — уже по-французски сказала Истван, поцеловав старика в губы, и только затем разжав объятия. — Заключили договор с орденом, собирались привести в храм смертного.

— Разве ты не сделала тоже самое? Что это за юноша с тобой?

— Этот? — небрежно кивнула Истван в сторону растерянного Клода. — Орден держал его взаперти, опасаясь, что он наделает бед. Я решила, что будет разумно прихватить мальчика. Слуга из него вряд ли получится, слишком высокое сопротивление к внушению. Но как подарок Михаю, раз уж ему так нравится этот тип крови и запах…

Старик закусил нижнюю губу, будто пытаясь сдержать улыбку. Рейнард Эмбер ухватил замершего Клода за локоть, подталкивая к себе за спину. Легран заметил, что в ладони учителя что-то зажато.

— Истван, так нельзя, — попытался усовестить вампиршу старик, в чьей человеческой натуре Легран начал сомневаться. — По крайней мере, не в день свадьбы твоего сына.

— Свадьбы? Какая глупость. Я не позволю Михаю жениться на безродной девке. Одно дело поиграть с ней, пока не надоест, а другое — сделать своей младшей.

— Этот вопрос решен, — настороженно сказал Герман. — Девушка уже в саркофаге. Да и вспомни, что и твой выбор в свое время был неоднозначно принят. Так почему ты хочешь разрушить счастье Михаила.

— Не называй его так! Я давала ему другое имя при рождении, — резко ответила Истван, нахмурившись. — Нынешнее поколение совсем не уважает старших. Михаю стоит преподать урок. Но перед этим надо избавиться от орденских выродков.

Истван шагнула было к смертным, но Герман загородил ей путь.

— Нет!

— В чём дело? — недовольно спросила Истван. Взгляд её, хищный и алчный, не сходил с бледного лица Эмбера. — Наследник Эмберов и дочь Лилля должны умереть. Ты ведь знаешь, что орден сделал с моим драгоценным супругом. Я имею право на месть.

— Девочка моя подопечная, а Рейнард Эмбер её страж. Я гарантировал им безопасность.

— В договоре больше нет смысла. Я на свободе, видишь?

— Мы не будем их убивать. Давай успокоимся и решим всё позже, не пугая наших… гостей.

Истван медленно закрыла глаза, разочарованно вздыхая.

— Ты стал мягок с возрастом, мой дорогой друг. Пойти против меня, встать на сторону людей…

Её рука метнулась к горлу старика. Он молниеносно отклонился, и всё же не успел. Истван впечатала высшего в стену.

— Как ты слаб. Стоило бы лучше питаться, — прошипела она. — Не беспокойся, я утешу твоего племянника, и направлю его горе утраты в правильную сторону.

Она рванула ладонь на себя, вместе с гортанью Германа. Высший еще мгновение ошарашено смотрел на Истван, а затем, страшно хрипя, сполз на пол. Женщина облизнула окровавленные пальцы, и поморщилась.

— Подойдите ко мне! — приказала она смертным, наблюдая за тем, как стихают судороги старика.

Легран дернулся, не в силах противостоять внушению, но ему помешал учитель. Он не сильно толкнул юношу, и тот ударился спиной об острые камни стены. Боль тут же отрезвила. Нужно было бежать. Вот только с грузом на руках это было сделать не так легко. Да и Клэр…

— Ах, точно, — Истван обернулась. — Я забыла, что Эмберы не подвержены внушению. Но это небольшая проблема.

— Мне стоит быть благодарной. Ты избавила меня от необходимости сражаться с вами двумя. Убить тебя одну будет гораздо легче.

— Высокомерный щенок. Впрочем, как и твой отец. — Истван, наконец, заметила, что в руке Эмбера что-то есть. — Ты думаешь, что сможешь что-то мне сделать?

Рейнард кинул перед собой прозрачный сосуд, совсем небольшой — такой, что легко спрятать или уместить в руке. Стекло разбилось… и ничего не произошло. Он был пуст.

— И что ты собирался… — внезапно Истван зашаталась. Грудь её бурно вздымалась, будто она никак не могла сделать вздох.

— Это яд. Не для людей, для вампиров. Убить, к сожалению, тебя он не сможет. Но ослабит в достаточной степени, чтобы я мог подойти ближе. Клод, повернись немного. Мне нужно кое-что у тебя взять.

Не дожидаясь, пока оцепеневший и испуганный Легран его послушает, Рейнард развернул подростка, доставая кинжал, который заметил чуть раньше.

Истван упала, пытаясь свернуться. По её телу шла дрожь. Эмбер пнул вампиршу, заставляя перевернуться на спину.

— Не я высокомерен, а ты. Все вы, проклятые твари. Думаете, что люди ни на что не способны. Я рад, что перед смертью ты поймёшь свою ошибку, Истван Ракоци.

Лезвие с противным хрустом проникло в грудь высшей, ломая ребра и пронзая сердце. Рейнард Эмбер долго ждал этой возможности, и точно знал, куда бить.

*Мой дорогой друг (венг)

** Ты жива

Глава 24. Ты не остановишься

Клод не считал себя мечтателем и авантюристом. Как и все мальчишки, в детстве он любил, играя, представлять себя рыцарем, мушкетером или пиратом. Но самому отправиться в реальное, всамделишное приключения? Рискуют жизнью только те дураки, которые не знают, что с ней делать. Он — знал. Стать уважаемым человеком, обеспечить свою семью, купить несколько виноградников, жениться на хорошенькой девушке, и самое главное — никогда ни от кого не зависеть. Это не было мечтой. Это было планом, к которому он хладнокровно и целенаправленно шёл. До этого момента. Потому что именно сейчас Клод осознал, насколько глупо строить планы на жизнь, которая может оборваться в любой момент. Истван Ракоци вела его на смерть, и если бы не Рейнард Эмбер… И не этот старик вампир, который отвёл удар на себя. Почему он вообще за них вступился?

Ноги подкашивались. Клод опустился на колени, и положил девушку пол перед собой. Она хоть дышала? Сил не было чтобы даже это проверить. Хотелось закричать, но стоило ему сделать глубокий вдох, как он тут же отчаянно закашлялся. Во рту загорчило, да и дышать стало как-то трудновато.

— Этот яд точно безвреден для людей?

— Не совсем, — прикрывая нос рукавом, ответил Рейнард. — Оставаться здесь долго нельзя.

— Что в нём?

— Это алхимический яд. Боюсь, большая часть состава его тебе едва ли известна. Разве что только вербена…

— Так она же не действует на вампиров!

Учитель пожал плечами, вытирая лезвие о рубашку Истван.

— Смотря с чем смешать. Нужно выбираться отсюда.

— У тебя есть ещё этот газ?

Рейнард обыскал карманы Истван, затем старика, ничего не нашёл, и разочарованно цыкнул.

— Есть. Но надеется на него глупо. Двое мертвы, но нам повезло только благодаря тому, что Ракоци безумная сука. Выберемся и приведём подмогу.

— Как ты собираешься попасть наружу?! А затем найти храм вампиров? Эти коридоры бесконечны и похожи друг на друга!

Эмбер криво улыбнулся.

— Не беспокойся. У меня есть некий дар, который я долго считал бесполезным. До этого дня.

— И что это за дар? — сердито спросил Клод, растирая ноющие уставшие лодыжки.

Положение дел его совсем не устраивало. Уйти, когда он так близко к сестре…

— Я способен видеть тайные ходы. И запоминать их, — обыденно сообщил Эмбер.

Ничего сверхъестественного, по крайней мере, на вид, в этом молодом мужчине не было. Но верилось ему легко.

— Что-то вроде хорошо развитого пространственного мышления? — на всякий случай уточнил Легран.

— Чуть больше. — Эмбер ткнул пальцев в непримечательную стену. — Здесь скрывается еще один туннель в два десятка метров, примерно, спускающийся вниз. За ним довольно большая комната, соединенная с ещё одной. Храмовые помещения, полагаю. А если мы пойдём по тому туннелю, из которого вышел ты, то мы поднимемся где-то… с другой стороны Сите? У Вер-Галана, думаю.

— Верно! — воскликнул Клод, округлив глаза. — Но это почти полчаса! За это время с Клэр может произойти что угодно! Я пойду в храм!

— Нет, это глупо. Ты не знаешь, сколько там вампиров. Есть ещё один коридор, он выведет нас к Нотр-Даму. Возьми Еву, и не перечь мне.

— Ещё бы я стал тебя слушаться! — упрямо выдвинув подбородок, сказал Легран. — Если хотите сбежать — валяйте. Мне нужно ещё спасти Клэр. Вам ведь наплевать на неё. Вы просто отдали её вампиру, пожертвовав моей сестрой ради своих амбиций…

Эмбер ухватил юношу за воротник, и встряхнув, швырнул его к центру площадки. Учитель был одного роста со своим учеником, но вот сложен гораздо крепче. К тому же казался чертовски злым.

— Да что ты знаешь о жертвах, мальчишка! — прошипел он. — Что ты знаешь обо мне?!

— Что вы трус!

Делай вид, что он пытается оттолкнуть Эмбера, Клод свободной рукой скользнул к нему в карман. Если он не угадал… есть! В этот раз повезло. Два пузырька с ядом, обернутых в мягкую ткань. Он не останется безоружным, даже если учитель уйдёт. Но прежде, чем он успел перепрятать драгоценную находку к себе, стальные пальцы учителя обхватили его запястье.

— Так вот для чего это возня, маленький воришка. Отдай!

Отчаянно вырываясь, Клод потерял равновесие, и падая, разжал ладонь. Один из пузырьков из зеленого бутылочного стекла тут же разбился на мелкие кусочки, а второй, всё ещё завернутый в платок, умудрился уцелеть. Эмбер отпрянул назад, прикрывая лицо. В то время как Клод, кашляя, подхватил единственную оставшуюся порцию яда.

— Дурак, — устало сказал Рейнард. — Но я не собираюсь убивать тебя лишь из-за этого. Если ты сейчас вернешь мне…

Шум за спиной заставил Эмбера замолчать и обернуться, сжав в руке кинжал. В воздух поднялась мелкая каменная пыль, потянуло сквозняком. Тайный проход открылся с другой стороны. Точнее, его открыли.

Этого вампира Клод не знал. Невысокий, чем-то похожий на девчонку длинноволосый блондин не выглядел опасным. Скорее, удивленным. До тех пор, пока не увидел тела. Голубые глаза потемнели, меняя цвет. Оскалившись, он бросился было на Эмбера, игнорируя стоявшего на коленях Клода. И так же резко остановился, дернув головой. В отличие от Истван он успел понять, что воздух отравлен, и сделал лишь пару вдохов. Это было достаточно, чтобы замедлить и ослабить вампира, но не чтобы сбить с ног.

— Беги, — отрывисто бросил Эмбер Клоду, отступая дальше от испуганного юноши. Вампир продолжал следить за учителем, готовясь к броску.

Но проход… каменная дверь медленно закрывалась, отсекая Клода от единственной возможности увидеть сестру. Ещё немного, и было бы поздно. Клод рванул, подхватив в последний момент керосиновый фонарь. Оставшейся щели как раз хватило, чтобы обдирая локти и бока, протиснуться внутрь.

Он остался один. Без оружия, без понимания, что его ждёт впереди. Да и ещё с разъяренным вампиром за спиной, который расправившись с Эмбером, придёт потом за ним. И что ещё хуже, этот вампир знал про яд. А значит, может просто задержать дыхание, прежде чем свернуть ему шею или вырвать сердце. Так что если даже попробовать возвратиться, то будет ли от этого польза?

Приняв для себя решение, Легран перекрестился, и направился вперед, надеясь, что Эмбер был прав, и храм совсем близко. А там… может у него получится, вежливо постучав, попросить вернуть ему сестру? Ну не надеяться же, что трюк с ядом сработает третий раз? Клод достал из кармана пузырек. Внутри бултыхалась прозрачная жидкость. Открывать сосуд юноша не рискнул — содержимое могло легко улетучиться, и тогда он бы вовсе остался ни с чем. А жаль — так бы можно было пропитать одежду, или даже рискнуть и выпить. Вдруг вампиры захотят закусить? Тут он такой — с румянцем, и хорошо поцарапанный.

Но для того, чтобы придумать адекватный план, времени особо не было. Только и оставалось идти по темному узкому коридору, вздрагивая от любого шороха и то и дело оглядываясь — вдруг тот, длинноволосый, идет по пятам? Но чем бы не закончилась битва Эмбера с вампиром, никто из них не спешил нагнать Леграна.

Коридор стал шире, а воздух, холодный и сырой, будто сгустился ещё сильнее. Впереди показался свет. Пройдя еще немного, и увидев впереди дверной проём, Клод застыл, стараясь даже не дышать. Заметили ли его? Да наверняка, учитывая, каким обонянием и слухом обладали вампиры. Имело ли смысл красться? Легран поставил фонарь на пол. Зрение достаточно привыкло к полутьме подземелий, и огня от свечей должно было хватить.

Комната внутри оказалась не такой уж большой, как он думал. Но все же производила впечатление. Странные рисунки и пиктограммы на стенах, украшенный черным гранитом пол и потолок, каменный алтарь, на котором стояла бронзовая чаша… и саркофаг, на плоской крышке которого возлежал Михаил Ракоци. Руки его были скрещены на неподвижной груди, а веки сомкнуты.

— Месье Легран, — не открывая глаз, поприветствовал Клода вампир. — Вы удивительно упорны.

— Я пришёл за своей сестрой. — Голос не дрожал, хотя и казался тоньше и выше, чем обычно. Клод откашлялся, и продолжил: — Где она.

— Спит. Не думаю, что стоит ей мешать. Где Луи, и почему от тебя пахнет кровью и смертью?

Студент вздрогнул, когда Ракоци неожиданно уселся. Сонным или рассеянным он не выглядел. Глаза его напряженно блестели, хотя ничем больше не выдавали хищной натуры — радужки были скучно-карими. Нападать Ракоци не собирался. Хотя не стоило забывать о способности вампиров к внушению.

— Вампир… он немного занят.

— И чем же? — склонил голову Михаил.

Клод открыл рот, и тут же закрыл. Стоило ли выдавать Эмбера, если он ещё жив? Какой-либо симпатии к учителю у него не осталось, но выдавать его не хотелось.

Ракоци нахмурился, будто почувствовав, что за молчанием Клода скрывается не только упрямство.

— С кем ты пришёл? — в этот раз вопрос был задан так, что промолчать было нельзя.

— С Истван…

— Что? Она… Она опасна! Понимаешь ли ты это, глупый ребенок?

— Уже нет, — глухо ответил Клод. — Истван мертва. Эмбер убил её.

Клэр всегда говорила, что у него была удивительная способность вывести из себя кого угодно, и что тактичность — едва ли сильное место Клода. Но когда это было нужно — Легран умел держать рот закрытым. Просто ему нравилось злить людей. Когда человеком владеют эмоции — он становится их заложником.

А как уже успел убедиться Клод, при всей кровожадности высших, они были так же подвержены страстям и привязанностям. В одно мгновение Михаил оказался рядом, и впечатал студента в стену, на которой тусклой красной красой была нарисована женская фигура. Спину и затылок неожиданно ожгло, а перед глазами всё потемнело. Пузырек выпал из вспотевшей ладони, упав рядом с ботинком. Но так и не разбился. К счастью, вампир этого не заметил.

— Как Эмбер смог убить её?

Жжение становилась всё сильнее и сильнее. Будто поджаривали на медленном огне. Но эта боль помогала если и не игнорировать вампирское внушение, то хотя бы не превращаться перед лицом Ракоци в трясущееся желе.

— Кинжалом.

Клод сдвинул немного правую ногу. Возможно, каблуком ботинка удастся разбить сосуд.

— Это ведь не вся правда. Как он к ней подобрался?

Пальцы вампира сжимали плечи Клода, в неприятной близости от шеи. Напоминая о судьбе старика.

— Как и я, — сдавленно ответил Легран.

Хруст под каблуком свидетельствовал о победе. Но следующими должны были хрустнуть косточки Клода. В глазах Михаила понимание появилось раньше, чем яд начал действовать.

Ракоци мог легко его убить. Одно мгновение, и для Клода было бы все кончено. Только вот почему-то вампир не стал этого делать. Отступив на несколько шагов назад, он споткнулся, непроизвольно хватая воздух ртом. И всё больше вдыхая яд. Юный Легран отскочил от странной стены, но обернуться, потеряв из виду Михаила не осмелился. Схватив оказавшуюся на удивление тяжелую чашу, Клод размахнулся… Одним удачным ударом можно было бы расколоть череп. Но в последний момент рука Клода дрогнула, и удар прошёл по касательной. Михаил безмолвно упал на бок. Кровь заливала его лицо, но вампир не оставлял попыток подняться, шепча что-то одними губами.

Имя. Только имя. «Клэр». Одержимость вампира его сестрой отдавала безумием.

К горлу Клода подкатила тошнота. Он оперся на алтарь, и извергнул содержимое желудка на пол. Не лучшее время или место, но сил, чтобы думать о безопасности, не было. Зато стало легче. Разве что голова безумно раскалывалась. Слишком много вдохнул этой отравы.

Вампир уже не подавал признаков жизни, хотя Клод не был уверен, что смог убить Ракоци. Да и не хотелось проверять. Легран поднял слезящиеся глаза на обжегшую его стену. Вроде бы рисунок был немного другим. Теперь обнаженная женщина, простирающая руки над алтарем, будто тянулась к нему. Клод упал на колени, забормотав:

Ave, Maria, gratia plena;

Dominus tecum:

benedicta tu in mulieribus,

et benedictus fructus ventris tui, Iesus…

Здесь скорее подошёл бы «Pater noster» или молитва от злых духов Иоанна Златоуста. Но у кого, как не у Девы Марии, просить заступничество от матери демонов, готовой вот-вот ожить и уничтожить смертного?

Sancta Maria, Mater Dei,

ora pro nobis peccatoribus,

nunc et in hora mortis nostrae.

Amen.

Пламя свечей взвились вверх, и шевелящийся, надвигающийся на дрожащего юношу мрак рассеялся. Только взгляд у демоницы так и остался внимательным и предостерегающим.

— Хочешь, чтобы я ушёл? С удовольствием. Но после того, как найду Клэр.

Месье Эмбер говорил, что в храме два помещения. Так что Клэр была или в другой комнате, или в саркофаге. Вампир ведь сказал, что она спит. А для этих кровососов гробы как самые мягонькие постели.

Крышка саркофага поддавалась с трудом. Но Клод не собирался сдаваться.

Регенерация высших не беспредельна. Оторванную голову не отрастить, рана в сердце или печень станет смертельной. Но до тех пор, пока не задеты жизненно важные органы, любой, даже самый слабый и юный высший продолжает представлять опасность для своего противника. В любой другой ситуации Луи смог уничтожить Эмбера несмотря на дырку в боку. Если бы не чёртов яд.

Кровь уже остановилась, но при попытке встать Луи едва не потерял сознание.

Всё складывалось хуже некуда. Рейнард Эмбер сбежал, Герман и Истван убиты, смертные шныряют, как у себя дома. А он совершенно беспомощен. Да и еще эта девчонка, брошенная Эмбером. Её было жаль.

— Проклятье, — пробормотал высший, прижав ладонь к ране. — Эй, ты там! Жива? Кровью не поделишься?

Молчание. Ну и ладно. Стоит вернуться к Михаилу, предупредить его, что Эмбер ускользнул. Сукин сын был слишком удачен, так что с ним следовало быть осторожнее. Как дядя и предупреждал. А тот мальчишка, что прошмыгнул в храм, кто он? Для одного из ордена слишком юн, как и для воздыхателя Клэр.

Ответ нашёлся довольно быстро. Когда потайная дверь открылась. За ней оказался не Ракоци, как следовало ожидать, а тот самый мальчишка… вместе с Клэр. Она была на ногах, доверчиво держась за руку своего спасителя. Только взгляд был отсутствующим и пустым. Сознание девушки так и не пробудилось, хотя каким-то образом паренек смог её поднять.

Мальчишка окинул взглядом площадку и увидев смотрящего на него Луи, вздрогнул.

— Где месье Эмбер?

— А где Мишель?

— Я первый спросил! — возмутился смертный. — И я… вооружен! Если ты нападешь на меня, то…

— То? — иронично вскинул бровь Луи. — Брось, ты ведь даже мимо меня пройти боишься.

Мальчишка вскинул подбородок. Очень знакомым жестом. Волосы у него были соломенно-желтыми, отливающими золотом, а в чертах лица еще сохранилась детская мягкость, но в остальном… курносый, верхняя губа чуть полновата, красивые скулы, смуглая кожа — наследие сарацин, когда-то вторгшихся во Францию. Разве что милой родинки не было. И хоть от чертовой отравы запахи Луи различать не мог, но он был уверен, что и пахнет от паренька почти как от Клэр.

— Так ты её родственник, да? Тебе не стоило будить девочку. Это может её убить. Или убить тебя. Не думаю, что Клэр сможет остановиться, если почувствует жажду.

Клод непроизвольно схватился за шею, и Луи засмеялся. Зря. Бок тут же пронзило болью, а дыхание перехватило.

— Если ты каким-либо образом причинил вред Мишелю, клянусь, я тебя убью, — сдавленно сказал высший. — И будь уверен, что до Эмбера я доберусь тоже.

— Ракоци жив… я думаю, — неуверенно сказал мальчишка. — И… я не знаю, что вы подумали, но этого старика убил не учитель, а Истван. За то, что старик пытался защитить нас и ту девушку, что была с месье Эмбером.

— Вот как? — без особого удивления сказал Луи. То, что Герман не от рук смертного, он уже догадался. Слишком жестокий был способ убийства. — В этом весь дядя. Всегда был слишком мягкосердечен и человеколюбив. А Истван…

Высший не хотелось признавать это, но он испытал облегчение. Истван Ракоци переступила черту, напав на Германа. И этого он ей простить не смог бы. Михаил бы вмешался, и кто-нибудь обязательно пострадал…

— Она хотела убить и мою сестру, кажется, — тихо сказал Клод. — Может, вы и не все чудовища, как я думал раньше. Но как я могу после этого оставить Клэр здесь?

Легран оглянулся на сестру, покрепче перехватил её руку, и решительно потянул за собой.

— Стой, — окликнул мальчишку Луи, прежде чем тот исчез в одном из туннелей.

— Хочешь потянуть время и задержать меня?

— Нет, дурилка. Ты идёшь не туда. Этим путём пошёл Рейнард Эмбер. И скорее всего, там вас будут ждать люди ордена.

— И что?

— Они убьют Клэр. Даже если она обратилась полностью, они убьют её, чтобы не рисковать. А перед этим будут использовать девочку как подопытную крысу. Полагаю, им редко попадались смертные в процессе трансформации.

Парень замер, задумавшись. А затем взорвался проклятиями, пиная стену. Клэр испуганно вздрогнула, прикрывая лицо руками.

— Тихо, — приказал Луи, используя внушение. Далось это непросто, тем более что он никогда не был в этом хорош, в отличие от Михаила. Но мальчишка и вправду замолчал. — Сестру пугаешь.

— Откуда мне знать, что ты не обманываешь, кровосос?

— У меня нет в этом резона. Клэр — жена моего друга. И она мне нравится. Хорошая девочка, не заслуживающая умереть вот так вот.

— Жена… — зло повторил парень, обнимая художницу за плечи. — Это вы, вампиры, сломали Клэр жизнь. Что теперь с ней будет?

Луи поморщился, пытаясь сесть удобней. Уговорить Леграна оставить Клэр не получится. И напасть не сможет — силы не те. Но этот мальчишка наверняка натворит бед, и ненароком прикончит свою сестрицу, пытаясь ей помочь. Нужно было вмешаться.

— Слушай сюда. Если честно, я сомневаюсь, что Клэр и в самом деле успела стать младшей, слишком мало времени прошло. Скорее всего, она застряла где-то между — и может снова вернуться к прежнему состоянию. Но это не значит, что ей ничего не грозит. Солнечный свет может ослепить навсегда, или даже убить, так что защищай Клэр от прямых лучей. Ей нельзя давать крови, даже если она будет сильно просить — иначе перестанет себя контролировать, и станет неуправляемой. Так что когда доберешься до безопасного места — свяжи хорошенько. Давай немного воды, кормить ненужно — желудок все равно ничего не примет в ближайшие несколько дней. И самое главное — не позволяй ей спать. Когда глаза вернуться к привычному цвету, а на щеках появится румянец — значит, она пришла в норму. Но если спустя три дня всё останется прежним — то придётся смириться, что человеком Клэр уже не быть. Если это случится, то оставь записку в Ле-Шантоне — я позабочусь о твоей сестре и её жажде. А теперь иди.

— Зачем ты всё это рассказал?

— Ты меня раздражаешь, мальчик, но если Клэр ненароком убьет тебя, то едва ли себя простит. Да и если ты соврал, и Михаил мертв… То лучше Клэр все же остаться человеком.

— Спасибо. Тогда я тоже помогу тебе, вампир. Месье Эмбер говорил, что у него есть какая-то способность. Он может находить выходы и видеть под землей. Или что-то вроде того. Я не понял, если честно. Но судя по всему, он может привести сюда людей. Тебе тоже лучше уйти.

— Хорошо бы, — устало кивнул Луи. — Эй, раз мы с тобой так хорошо поладили, сладкий, то вон ту девчонку, что валяется на полу, не подтащишь ко мне? Она все равно не жилец, а я хотя бы поем. Здоровьице поправлю.

— Сдохни, упырь!

Легран попытался поднять Еву, но довольно быстро понял тщетность своей задумки. Клэр, оставшись без присмотра, слепо развернулась, направившись обратно. Так что юноше пришлось ловить её. С двумя девушками — одна из которых была без сознания, а другая не понимала, где находится, мальчишка бы просто не справился.

Наконец, шумный мальчик ушёл, забрав Клэр и оставив дочь Лилля. Луи попытался подползти к ней, но продвинувшись лишь на метр, выдохся. Он опустил голову на ладони, закрыв глаза. Поспать бы немного…

— Луи! Луи!

С трудом разлепив глаза, высший повернул голову. Сверху на него с тревогой смотрел Михаил. Рассеченный лоб его был залит кровью.

— О, Мишель! Рад, что ты в порядке.

— Что тут произошло?!

— Долго объяснять.

Луи проверил свою рану. Зажила она не до конца, но чувствовал он себя гораздо лучше. Отказавшись от предложенной руки, высший осторожно встал.

— Ноги держат. Отлично! — жизнерадостно воскликнул Луи, оглядываясь. — Сваливаем. И дочь Лилля прихвати. Ещё пригодится.

— Подожди! Ты не видел Клэр?

Хозяин борделя подавил раздражение. Михаил легко мог загубить их жизни, погнавшись за девчонкой. Лучше пока им не встречаться.

— Нет, я был в отключке, — легко соврал Луи, не испытывая ни малейших угрызений совести. Да и с чего бы? Он в самом начале был против того, чтобы обращать Клэр насильно. Возможно, он завидовал своему другу. Совсем немного. — Эмбер меня вырубил. Найдёшь её позднее. Послушай, я серьезно — нам нельзя здесь оставаться.

— Мы должны позаботиться о моей матери и твоем дяде, — тихо сказал Ракоци. — На это у нас хотя бы время есть?

Высшие не хоронили своих близких в земле, как это делали смертные, а сжигали их тела. И хоть костер, достойный глав семей, Луи и Михаил сложить не могли, но о главном они позаботились. Как и о храме, запечатав вход так, что при попытке взломать его, туннель и сам храм должно было завалить камнями.

Глава 25. Жажда

Ищи меня за спиною,

Ищи меня в каплях алых,

За звездами, за землею

Ищи, что еще осталось.

Рассыпался мир в ладонях,

На небе погасло солнце…

Ищи же меня и помни:

Найдешь — все опять вернется.

Канцлер Ги

Клэр Легран.

— Давай, хорошая моя, двигай ногами шустрее. Мы тащимся с черепашьей скоростью. Лампа скоро потухнет, а остаться в полной темноте меня не прельщает. И так, кажется, заблудились. Чёрт. Пройти через всё и в итоге подохнуть в катакомбах…

Голос Клода. И рука, что держит мою, теплая и мягкая. Родная. Я заморгала. Почему лампа так ярко светит? Практически ослепляет. Мы куда-то брели, и брат то и дело спотыкался, отчаянно ругаясь.

— Клод. Я пить хочу.

Брат почему-то подскочил, едва не уронив лампу. А затем попятился. Выглядел он ужасно. В рваной одежде, побитый, весь в пыли и грязи. Да и еще и пахло от него… Хотя не сказать, что только неприятно. За запахом пота скрывался какой-то тонкий аромат, сладкий, и немного пряный, от которого рот наполнялся слюной.

— И что ты хочешь пить? — с подозрением спросил Клод.

Я растерянно пожала плечами. Странный вопрос к человеку, который умирает от жажды. И вообще, где мы? Последнее, что помню — Михаила в вампирском храме. И мы… Ох. Это в самом деле произошло.

Но больше беспокоило другое. Я сунула в рот палец, щупая клыки. Вроде бы нормальные, ничуть не более острые, чем раньше. Но что-то во мне все же поменялось. Будто все чувства обострились разом. Шорохи, дыхание Клода, запах сырости и гнили, слепящий свет. Всё было слишком. Нахлынула паника.

— Клод! Я человек?! Правда же, я человек?!

— Не знаю. До этого ты выглядела как оживший труп, да и сейчас немногим лучше, — слова брата вонзились в сердце будто отравленные иглы. — Но ты узнаешь меня. Не представляешь, насколько это радует!

Я потянулась к Клоду за объятиями, желая найти в них утешение и поддержку, но он остановил меня.

— Тебе пока лучше держаться немного в стороне. Я утоплю тебя в слезах и задушу в объятиях, когда всё закончится. Но пока нам надо выбраться и привести тебя в порядок. Устал, как собака. Ты можешь идти?

Я посмотрела на свои ноги. Туфли промокли, но холод не слишком беспокоил, как и впивающиеся в стопы камешки.

— Да. Пить хочу. Горло просто горит.

Клод отвел взгляд.

— У меня ничего с собой нет. Придётся потерпеть.

Брат протянул руку, и я несмело её взяла. Он шёл немного пошатываясь, шаркая ногами и сутулясь. Казалось, что в любой момент брат может потерять сознание.

— Почему мы здесь? Что произошло?

— Долго рассказывать, — вяло ответил Клод. — Меня поймали религиозные фанатики, затем освободила вампирша и привела в подземелья Ситэ. Там целые коридоры по Нотр-дамом! Мы случайно встретили месье Эмбера около вампирского храма. Произошла резня, из которой я еле-еле ускользнул, прихватив тебя. Эмбер тоже свалил, но нам с ним лучше пока не пересекаться.

— И ты так просто… А Ракоци?

— Вырубил его.

— А?!

— Ты мне не веришь? Не веришь собственному брату? — возмутился Клод. — Шевелись давай.

Я послушно ускорила шаг, но выдержки хватило минут на пять.

— А куда мы идём?

— Не знаю. Кажется, я заблудился поворотов пять назад.

Коридоры вокруг нас не выглядели обжитыми. Никаких следов человеческого пребывания — только пыль, грязь и паутина. И иногда скелетики грызунов. А если мы так и продолжим бесцельно бродить по катакомбах, то скоро и наши скелеты украсят местный интерьер. В конце концов произошло то, что должно было случиться. В лампе кончился керосин, и мы остались в полной темноте. Тяжелой, давящей.

— Мы должны идти дальше. Мы должны… — голос Клода дрогнул. — Мне страшно, Клэр. Я не хочу умирать так.

Я притянула его к себе, и, невзирая на сопротивление, обняла. Сердцу у Клода стучало как бешенное. Какие слова утешения я могла подобрать?

— Ты зашёл так далеко, а теперь отчаиваешься. Но это не страшно. Любой бы в отличие от тебя сдался уже давно. Но Леграны не такие. Помнишь, что говорил папа?

Дыхание Клода немного успокаивалось, хотя мое плечо, в которое он уткнулся, предательски намокло.

— «Господи, дай мне силы выстоять и не запятнать себя грехом сыноубийства»?

— Нет… Стоп? Когда он вообще тебе такое говорил?!

— Когда я пробрался в исповедальню, и убедил мадам Альгре прилюдно признаться в измене своему мужу с регентом церковного хора?

— Это ужасно! Но я совсем не об этом. Папа говорил, что Господь дает людям только те испытания, что они способны выдержать. И награждает верящих.

— На том свете? — шмыгнул носом Клод. — Всё нормально. Просто устал.

Я погладила брата по щеке. Она немного кололась. Повзрослел. Ещё год назад у него даже пушка под губой не было, а теперь уже небось бреется вовсю. Хотя сама кожа огрубеть не успела — мягкая, почти как у девушки. Захотелось уткнуться носом в его шею, вдохнуть родной запах. И ещё, почему-то, попробовать на вкус, лизнув бьющуюся на шее жилку…

Клод жестко меня встряхнул, так, что клацнули зубы. Даже язык немного прикусила.

— Что… Эй, мне больно!

— Контролируй себя, Клэр. Попробуешь крови — окончательно превратишься. Хочешь стать вампиром, а?!

— Н-нет. Я не собиралась тебя кусать.

— Да? Готов поспорить, что ты уже облизываешься.

— Просто губы пересохли!

— Так не годится. Чёрт, я даже не могу тебя в темноте видеть, а ты уже навострилась мной закусить.

— М-м-м?

Тёплый. Приятный. Я обвила талию Клода руками, стремясь прижаться как можно плотнее. Десны заныли.

— У меня голова кружиться. Дай мне попить…

Клод вырвался.

— Хорошо, — неожиданно миролюбивым голосом сказал он. — Стой спокойно и подожди немного. Я тебе помогу.

Клод ласково коснулся моих ладоней. Придерживая, на самом деле. Но подвох я заметила, лишь когда запястья неожиданно обожгло.

— Ты что, меня связываешь?!

— Веревкой было бы надежнее, но лоскутья тоже сгодятся. И вот еще.

Он ещё и кляп сделал из своей вонючей рубашки!

— Прости-прости. Обычная осторожность. Буду тебя придерживать, чтобы не навернулась.

Теперь наша скорость, в полной темноте и с моими связанными руками, стала еще медленней. Сознание то уплывало, то возвращалось, когда Клод встревожено меня звал. Но ногами я как-то всё же передвигала.

И первой смогла почувствовать холодное движение воздуха, коснувшееся щиколоток. Отчаянно замычала, пытаясь привлечь внимание Клода.

— Что, снова хочется пить? — саркастично спросил брат. — Не за мой счет, сестренка.

— М-м-м! — Я уперлась всеми ногами, отказываясь идти.

— Что тебе? — раздраженно спросил Клод, убирая кляп.

— Где-то рядом выход. Не чувствуешь сквозняк?

— Нет. Хотя… как-то попрохладнее стало.

— Я пойду вперёд.

— Навернёшься, глупая. Куда так поскакала?!

Темнота не оказалась для меня помехой. И даже провал в стене я нашла без всяких проблем, хотя пройти мимо него было довольно легко. Новый коридор был гораздо уже, а под ногами снова что-то неприятно захрустело, но мы были на верном пути. А затем я услышала самый прекрасный звук на свете.

— Слышишь?

— Только тебя.

— Церковные колокола. Мы где-то под храмом.

— Вернулись?!

— Нет-нет. Под другим. Кажется, это Сент-Трините. Только там звонарь так отчаянно бьет в колокола, будто Конец света на подходе.

Вскоре мы нашли лестницу, искрошившуюся от времени, со сбитыми ступеньками и довольно крутую. Клоду пришлось довериться и развязать меня, и все равно то, что мы не навернулись, было огромным чудом.

А затем мы уперлись в стену.

— Тут должен быть тайный рычаг для открытия дверей, как в вампирском храме. Давай поищем?

— Нет уж, сам. Ничего руками я здесь больше трогать не буду, — отрезала, вспомнив, какого размера мокриц я видела в катакомбах.

Ещё, как мне показалось, целая вечность, и мы оказались в винном погребе. Пахло уже не сыростью, а пылью, старым дубом, смолой, травами и самим вином — кисловатым и терпким. Вскоре на одной из полок я с трудом нащупала керосиновую лампу, а рядом — о счастье! — коробок спичек. Свет с непривычки резал и слепил глаза. Пока я пыталась к нему привыкнуть, Клод в это время разжился кружкой, и уже отковырял пробку на одной из бочек. Пить первым не стал, предложил мне.

Но достаточно было сделать глоток, чтобы понять, насколько это гадко. Воротило даже от запаха, а от вкуса начинало немного подташнивать. И хотя удалось смочить горло, жажда вернулась тут же. Через силу я сделала еще пару глотков, скорее делая вид, что пью, а затем вернула кружку брату.

— Не напивайся. Я поищу еду. Наверное, ты тоже давно не ел, Клод.

— Нет! Останься со мной.

— Боишься потерять из виду? Да не сбегу я.

На лице Клода отразилось недоверие.

— Будто я не знаю, как вампиры могут промывать мозги. Ты провела с ними кучу времени. И с тобой точно не всё в порядке. Так что я не собираюсь сводить с тебя глаз в ближайшее время, как и оставлять одну. Как только добудем деньги и нормальную одежду, уедем из Парижа. После того, как тебя подлечим, конечно.

Я уселась на ветхий, практически разваливающийся стул, и сложила руки на коленях, стараясь излучать миролюбие и доброжелательность. Конечно, я соскучилась по брату. И была ему благодарна. Но лучше бы ему держаться от моих проблем подальше. И от меня тоже.

Потому что не было ни малейшего шанса, что всё закончится сегодняшним днём. Что обо мне забудут. Нынче моя жизнь была лишь разменной монетой. Я не хотела такой же судьбы брату. Мне придётся покинуть его, семью, друзей. Чем раньше, тем лучше — пока меня не нашла ложа или Михаил. Клод не дал ясного ответа по поводу Ракоци, но тот обряд, видимо, всё-таки что-то изменил во мне. Изменил что-то между нами.

Стоило мне закрыть глаза, как мои мысли и чувства обращались к Михаилу. Не к воспоминаниям о вампире, к нему самому. Он был поглощен гневом и пылал яростью, и источником его злости была не я. Но ещё больше страдал о потере кого-то близкого. Его душевная боль была такой реальной, что я с трудом сдерживала слёзы и крик, рвущиеся наружу.

Не думала, что этот надменный и холодный высший настолько… человечен. Что ему знакома не только жажда и страсть, но и одиночество и беспомощность. Что бы с ним не произошло, он с трудом этим справлялся. И я потянулась к Михаилу всей своей сущностью, без слов, робко и осторожно соприкасаясь с чужой клубящейся тьмой. Боль, разделенная на двоих, не перестает быть болью. Но она больше не сможет причинить вред, не уничтожит и не растопчет. А лишь истает, как тают тени в жаркий полдень.

— Эй! Не спи! Клэр! — меня трясли за плечи, а затем и вовсе несильно хлопнули по щеке. — Давай, приходи в себя.

Очнулась, изумленно моргая. Что со мной? Сострадание, жалость… не это я должна испытывать. Какое мне дело до Михаила? Он для меня лишь огромной величины головная боль. Даже если Ракоци мог любить и страдать, он оставался по природе хищником. А я не была святой, способной укротить дикого зверя одной лишь своей верой и смирением. Не обязательно было заставлять себя его ненавидеть. Но и протягивать ему руку не стоило.

Поисками еды мы так и не занялись. Клод внезапно заторопился, не давая предаться унынию.

— Может, переночуем здесь? Мне так плохо, — заныла я.

Нездоровая бодрость порой менялась слабостью и сонливостью. Мысль о том, что придётся искать убежище, угнетала.

— Нас могут найти служители церкви, или нагнать преследователи. Если ещё идёт утренняя служба, у нас есть шанс уйти, не привлекая внимания. А кровососы не сунуться наружу… — Клод хлопнул ладонью по лбу. — Совсем забыл, о чём говорил тот блондин. Надо позаботиться о твоей защите тоже. Хотя бы завязать глаза. Да и внимания будешь меньше привлекать.

— У меня что-то с глазами?

— Покраснели немножко. Читала перед сном, да, пока меня не было?

— Именно так, — я вяло улыбнулась незамысловатой шутке.

Сначала Клод просто хотел надеть мне мешок на голову, но я заартачилась.

— Да я же задохнусь! И это будет слишком странно!

В итоге мы решились обойтись повязкой, которую я надела пока на шею. Выбраться из погребов оказалось той еще задачей. Один раз нас чуть не поймали — мы еле успели скрыться в ближайшей нише, присев и стараясь даже не дышать. Толстый монах прошёл мимо, даже не повернув голову, и к нашей удаче, не закрыл за собой дверь, ведущую наверх.

Винный погреб находился под домом, где жили монахи и останавливались паломники. Те, которые могли себе это позволить. Всяческий сброд, сюда, конечно не пускали. А мы выглядели именно так — грязные, немытые, в рваной и испачканной одежде. Поэтому когда нас увидели, то вполне разумно предположили, что мы бродяжки, забредшие сюда для того, чтобы выпросить милостыню, а то и что-либо украсть. От вызова жандармов нас спас лишь актерский талант Клода, который мастерски сыграл слабоумного, случайно заведшего слепую сестру туда, куда не следует.

В итоге нас не просто отпустили, но и еще дали немного денег и старого, но теплого тряпья, отчего мы стали еще больше похожи на городских нищих.

— Отлично, так меньше будем привлекать внимания… Клэр? Ты чего морщишься? Болит что-то? Свет проникает? Или, может, замерзла?

Даже сквозь закрытые веки и плотную повязку я ощущала дискомфорт в глазах, хотя Клод утверждал, что на улице пасмурно. Но сейчас мен больше беспокоило не это.

— Кожу жжёт. Больно.

— Настолько серьезно? Ты у меня тут самое главное в прах не превратись! — встревожено попросил брат. — Сейчас свой шарф отдам, чтобы лицо прикрыла. Он ужасно воняет, но это лучше, чем ничего. Надо найти где-нибудь укрытие.

— Здесь рядом живёт мой знакомый. Мы можем пойти к нему. Думаю, мне он не откажет.

— Он надёжный?

— Да, — без сомнения ответила я, умолчав о том, что Ракоци видел Базиля и знал, где он работал. Но вспомнит ли вампир о баристе из «Фреско»? Оставалось только рискнуть. Ко мне в пансион нельзя, да и тебя не пустят. То же со школой. Можно было пойти к замужней подруге, но у нее меня может искать не только Ракоци, но и общество Орлеанского. А как я успела понять по недомолвкам Клода, их тоже стоило избегать.

Я верно угадала. В это воскресенье Баз не работал, и был уже дома, вернувшись с воскресной службы.

— Зря вы тут ходите, детки, — пробасил он, открыв дверь. Видеть я его не могла, но от звука знакомого голоса накатило облегчение. — Хозяйка побирушек не любит, может и палкой угостить. Так что лучше уходите побыстрее. Хотя подождите… сейчас вам еды вынесу.

Неудивительно, что он меня не узнал. Клод замотал меня в тряпье так, что только кончик носа торчал. И ужасно чесался.

— Баз? Это я, Клэр. Можно у тебя день отсидеться? Мне больше некуда идти.

— Клэ-э-р?! Д-д-да, заходи. — Базиль всегда немного заикался, когда волновался. — Кто это с тобой?

— Мой младший брат, Клод.

— Вас ограбили, преследуют? Что у тебя с глазами и почему ты прячешь лицо, Клэр?!

— Ну… Это что-то вроде аллергии на солнце, — я размотала шарф, и услышала слаженный вздох. — Так плохо?

— Будто тебе в лицо кипятком плеснули, — ответил Клод. — Разве что волдырей нет. Пока. В квартире полумрак. Попробуй снять повязку. Месье… могу я вас попросить зашторить окна поплотнее? Глаза сестры очень чувствительны к свету.

— Это серьезно? Они восстановятся?

— Не знаю. Но это не заразная болезнь, Баз, — поспешно объяснила я. — Тебе ничего не грозит.

— Я не о себе волнуюсь, маленькая.

Шторы защищали лишь частично. Пришлось сесть спиной к окну. В квартире База я была лишь раз. Небольшая комната — спальня, столовая и зал одновременно, узкая, сильно заставленная кухня, туалетная комната без особых удобств. Базиль, хоть и зарабатывал неплохо для одиночки, предпочитал экономить на жилье, не желая перебраться даже поближе к «Фреско». На стене с потертыми обоями висел картина — пейзаж родной для меня Тулузы. Когда это я подарила её баристе в благодарность за то, что он не давал меня в обиду перед более опытными коллегами.

Я встретилась взглядом с Базом и слабо улыбнулась. Даже в домашней потрепанной рубашке и много раз латанных штанах этот верзила умудрялся выглядеть грозным. Мало кто знал, каким он на самом деле был добряком.

— Так что с вами случилось?

Я замялась, и Клод поспешно вмешался:

— Можно вопросы оставить на потом?

— Точно! Вы, наверное, голодны, — вскочил Базиль.

— Я — да. Сестра пока не может есть. Желудок ничего не принимает. Ей просто воды.

К чему эта ложь? У меня давно уже живот сводило от голода. Спать хотелось больше. Я откинулась в потертом кресле, кутаясь в рваную шаль. Нас до сих пор не нашли, и если мы будем осторожны, может, уже не найдут. Когда достанем деньги на поезд и документы, сможем уехать домой.

Вот только это означало подвергнуть риску родителей и сестренку.

Глава 26. Осколки

Ты дотянись,

Осенних туч прикоснись,

Простых слов прошу.

И обернись,

От дождевых туч проснись,

Не зря я в сердце солнце ношу.

Кукрыниксы

Это было худшее время. Ад, от которого нельзя было сбежать. И самое ужасное, что моим мучителем стал Клод.

Меня непрерывно знобило, ныли суставы и десны, а горло раздирало от жажды. Вода не помогала, лишь только усиливала мучения. А когда Баз втихую от брата решил накормить бутербродом, я еще несколько часов обнималась с тазиком, хотя казалось, что желудок мой абсолютно пуст. Ночь прошла кошмарно. Следующий день был ещё хуже.

Хуже всего, что мне не давали спать. Стоило прикрыть глаза, как Клод тут же начинал тормошить, а то и бить по щекам. В один момент я просто не выдержала издевательств, и оттолкнула его. Получилось неожиданно сильно. Он отлетел практически на несколько метров, ударившись о стол.

— Клод! Ты цел?!

Я кинулась к нему, путаясь в одеяле, но остановилась, когда увидела в зеленных глазах страх. Клод поднялся, отряхнулся и вышел на кухню. Как мне показалось, чтобы успокоиться.

Вернулся он с веревкой.

— Если честно, я думал, что удастся обойтись без этого. Но сейчас понимаю, что лучше перестраховаться.

— Ты хочешь меня связать? Я не собираюсь буянить.

— Возможно пока. Но давай не будем рисковать. Клэр… прошу.

На меня никогда не работало обаяние братца, способного растрогать и самого дьявола. И все же в этот раз я уступила мольбе в его взгляде. Да и он прав. С каждым часом становилось всё хуже и хуже. Реальность начала расплываться, мешаясь со странными видениями. Иногда мне казалось, что я всё ещё в вампирском храме — распятая на холодном камне, в объятиях Михаила. И я никак не могу напиться с его губ, обагренных кровью.

Мне чудился Адриан. Таким, каким он был раньше. Он стоял у кровати, смотря на меня побелевшими глазами. Что было написано на его лице? Укор? Злость? Я не могла понять. Смотреть на него было страшно. И снова Михаил, теперь уже в белой маске, скрывающей всё лицо. Шепчущий что-то, о чём-то просящий. Я не могла разобрать ни слова. Но всякий раз при попытке дотронуться до него, он уходил, не оборачиваясь.

Клянусь, в этот момент я бы кинулась за ним, если бы могла. Если бы меня не удерживали веревки. Баз, вернувшись с работы, был мягко говоря удивлён моим видом и состоянием.

— И что это такое? Малец, ты спятил, да? — зарычал он, бросившись распутывать узел на моих руках.

— Не трогай! Не снимай!

— С чего бы это?! Не знаю, что происходит, но так с людьми обращаться нельзя. Мотай отсюда, пока цел. Я вызову твоей сестре доктора.

— Доктор не поможет. Она… она одержима.

Эй, обидно же! Базиль замер. А затем обхватил мое лицо, вглядываясь.

— Что у нее с глазами? Я вчера подумал, что привиделось, но это не так. Цвет изменился. Потемнел как-то. И зрачки сужены… Ты что, давал ей опиум?

— Опиум не меняет цвет глаз. Говорю же — одержима. Но это пройдет.

— Само?! Может — священника?

Удивительно, как легко Базиль поверил. Видимо на нормального человека я была не слишком похожа.

— Не надо священника, — с трудом выговорила, пытаясь не слишком коситься на руки мужчины. Было в выступающих на них венах что-то… аппетитное. Никогда не замечала, насколько Баз симпатичный. Румяный такой, и здоровый — кровь с молоком. — Клод прав. Это одержимость. Но священник не поможет.

Не демоны сводила с ума, а вампирская кровь, текущая во мне.

— А вдруг?.. — вскинулся Клод. — Клэр, давай попробуем!

Давайте-ка вспомним, как на вампиров влияет распятие, святая вода и серебро. Никак. К тому же была еще одна причина не привлекать помощь со стороны.

— Общество, — напомнила я.

— Какое… О-о-о. Да, у этих типов могут быть связи везде. Баз… ты ведь мне веришь? — брат всегда легко сближался с людьми, так что Базиль даже не возмущался запанибратству Клода. — Что Клэр одержима?

— Ну… — бариста неуверенно почесал макушку. — Я не то что б шибко религиозен, но… Ладно. На простую болезнь это совсем не похоже.

— Тогда мог бы ты присмотреть за сестрой? Чтобы она не освободилась? Спать тоже нельзя давать.

— А ты сам что — спать собрался? — ядовито спросила. Это было несправедливо по отношению к Клоду, пытающемуся лишь спасти меня, но терпение мое подходило к концу.

— Нет. Надо заняться подготовкой к отъезду. Добуду документы, билеты на поезд, деньги…

— Я же говорил вам, что дам, — укоризненно сказал Базиль.

— Спасибо, но твоих может не хватить. Да и я уж точно не оставлю кровно нажитые денежки.

Это он про заработанные от продажи моих картин и фотографий?

— Клод — не надо, — попросила, жалея, что не могу обнять своего глупого брата. Не могу уберечь его от всего зла в этом мире. — Опасно.

Он тот еще упрямец. Неудивительно, что и в этот раз переубедить его не удалось. Брат ушёл этой же ночью, будто опасаясь людей из общества больше, чем вампиров. И может быть, был прав.

В этом не было моей вины. Как и вины Базиля. Всего лишь случайность. Которая едва не привела к беде. В самый тёмное и мрачное время ночи, за несколько часов до рассвета, уставший от ночного бдения Баз решил освежиться. Но данное Клоду обещание не позволяло ему покидать меня дольше, чем на пару минут. Так что этот дурак притащил все свои принадлежности для умывания прямо в комнату.

Он порезался во время бритья. Кровь запачкала пальцы, прижатых к шее, и я не могла отвести взгляда. Баз промокнул порез дешевым серым полотенцем, которое судя по застарелым ржавым пятнам, именно для этого и было предназначен. Я вспомнила. Когда мы работали вместе в ресторане, он часто приходил с порезами.

Такой неуклюжий. Такой глупый.

— Развяжи мне руки. Я помогу тебе. Мне часто приходилось брить отца.

Ложь так легко слетала с моих губ. Но в этот момент я и сама в неё верила. Хотя в глубине себя и знала, чего на самом деле хочу. Впиться зубами в трепещущее тело, растерзать, выпить досуха.

— Базиль, освободи меня.

Может, причина в силе моей жажды, или в том, что Баз неосознанно доверял мне. Но приказ сработал идеально. Стоило веревкам спасть с моих запястий, как я опрокинула Базиля на пол. В падении он задел табуретку со стоявшим на нем жестяным тазом. От грохотания я дернулась, но так и не выпустила свою жертву, расположившись сверху, и упираясь ладонями во взволнованно вздымающуюся мужскую грудь. Мыльная вода растеклась вокруг нас, неприятно холодя голые колени, но это было неважно.

Порез источал такой аромат, что голова кружилась. Я коснулась нежным, почти сестринским поцелуем подбородка мужчины.

— Тс-с-с, не дёргайся.

Поцеловала ещё раз, теперь уже в удивленно приоткрытые губы, потерлась носом о гладко выбритую щёку, будто пытаясь впитать аромат. Не удержавшись, коснулась языком влажной кожи, а затем опустила голову — пока лишь только изучая порез. Базиль успел стереть большую часть крови, но она выступила снова — алыми бисеринками, которые так не терпелось вкусить.

— Клэр…

Так вот что это за власть. Не только физическая сила, или сила внушения. Желание — плотское, бесстыдное, было оружием гораздо более опасным, заставляющего человека забыть обо всём. В этот момент Базиль меня хотел, пусть и стыдился этого. Хотел, и потому даже не пытался вырваться, зачарованно ожидая продолжения.

Но мой голод не был просто голодом плоти. Как мужчина он едва ли был мне интересен. Чем сильнее стучало его сердце, чем больше затуманивались его глаза, тем лучше был аромат крови. Ладонь моя скользнула ниже, между нашими телами, к оголившемуся животу. По напряженным мускулам Базиля прошлась дрожь.

Сейчас. Я не могу больше ждать.

Я успела коснуться губами разгоряченной кожи, когда услышала шорохи за хлипкой фанерной дверью. Несколько мужчин, и среди них нет Клода. От них пахло порохом, металлом и потом.

Видимо, я слишком отвлеклась, забыв о своей жертве. Баз стряхнул меня с себя, и пришпилил к полу, обхватив запястья своей лапищей. Лицо его пылало от смущения.

— И что ты тут вытворяешь, спятившая?! — заорал он.

Дверь внезапно затрещала, и, не выдержав ударов с той стороны, вылетела из петель. Я встретилась взглядом с Михаилом Ракоци. На лбу его красовался шрам, ещё не успевший зажить. И чем его должны были ранить, чтобы оставить такой след, при вампирской то регенерации?

— Это… не то что вы подумали! Я лишь помогал Клэр! — Базиль начал было оправдываться, но затем нахмурился. — Подождите, я вас знаю! Вы тот тип, что приставал к ней.

Когда Ракоци только ворвался в комнату, то выглядел разъяренным. Теперь же всё его злость ушла, сменившись неловкостью.

— Я волновался за тебя, поэтому был неосторожен. Прости. Можешь продолжать.

— Что продолжать?! Да говорю же, вы не то подумали! — замотал головой Баз.

Только говорили вот не с ним, а со мной. Если Михаил и испытывал смущение, то скорее не от того, что застал нас в столь неприличном положении. Кажется, он подумал, что помешал моей трапезе. Даже слегка отвернулся. Чтобы аппетит мне не испортить. Но мне хватило и его вида, чтобы прийти в себя.

— Сукин. Ты. Сын. — Практически по слогам сказала я. — Не буду я никого жрать. А вот тебе голову оторву с удовольствием. Баз, отпусти меня. Баз!

Базиль попытался встать, но поскользнулся на мокром поле, и всем своим весом обрушился на меня, вышибая воздух из лёгких. В этот раз стащил его Михаил.

— Спи, — приказал вампир.

Глаза База закатились, и он обмяк. Михаил аккуратно положил База обратно на пол, и оглянулся на меня.

— Пользуйся. Я прослежу, чтобы ты не зашла слишком далеко и не убила его. Это же твой друг, верно?

Сама снисходительность и доброта. Надо же, заботиться о моих чувствах.

— Не буду. Не буду. Не буду…

Я свернулась на боку, прижимая колени к груди. Было тошно и стыдно. И хотелось пить. Как я теперь понимала — не воды. Крови. Михаил опустился на колени, ласково касаясь моих взъерошенных волос.

— Мне не стоило входить, но ревность затуманила мой разум. Знаю, тебе нужно утолить голод, но меня злит даже одна мысль, что ты будешь это делать со смертным мужчиной. Разве не глупо? Ведь даже будучи твоим мужем я не смогу утолить твою жажду полностью… — Пальцы, гладившие мою скулу, замерли. — Твоя кожа горячая. Ты… всё ещё человек? Как это возможно?!

— Возможно что?

Михаил повернул моё лицо к себе, самым бесцеремонным образом засовывая палец в мой рот, проверяя зубы. Точнее клыки. И кажется, их обычность его разочаровала.

— Нет, так точно не должно быть, — забормотал он. — Жажда есть, но во всём остальном ты практически человек. И запах почти не изменился. Как я не заметил! Может, если напоить тебя кровью, процесс продолжится? Но не здесь. Не хочу навредить ещё больше. Придётся немного потерпеть.

Каким бы не было у меня сильным желанием отгрызть этому гаду палец, сделать это я не рискнула. Пусть и заметила, что Ракоци вызывает во мне какие-то хищные инстинкты. Хотелось схватить его, и… Убить? Укусить? Заняться с ним любовью?

Скорее, всё сразу. Хотя последовательность действий стоило всё же сменить… Пресвятая Дева Мария. Да я и вправду спятила, раз думаю о таком!

Сомнения в собственной вменяемости меня настолько подкосили, что я позволила себя поднять и отряхнуть, и даже не стала возражать, когда Михаил надел на меня своё пальто.

— Хозяйка дома, кажется, побежала за помощью, так что нам стоит уйти, пока не прибежали жандармы. Нет времени даже позаботиться о твоем друге. Как много ты ему рассказала?

— Ничего.

— Хорошая девочка.

Нет. Всё же я его просто убью. Остальные пункты можно пропустить.

— Мне не в чем идти. Не могу же выйти на улицу в одной мужской сорочке, — поспешно сказала, отчаянно ища выход из ситуации. — И туфли совсем негодные…

Сбежать не получится. Искать помощи у других людей? Не при способностях Ракоци. В лучшем случае он просто их обманет, в худшем может произойти трагедия. Михаил не был злодеем, но для вампира ценность человеческих жизней совсем не очевидна.

— Нас ждёт машина, — Михаил накинул мне на плечи шерстяную кофту и подхватил на руки. — Не пищи. Где твой брат?

Видимо, мой взгляд был достаточно красноречив. Вампир хмыкнул.

— Я не обижаю детей, даже если они очень раздражающие. Вас обоих ищет Общество. Лучше бы Клоду на время затаиться, а не разгуливать по улицам.

На лестнице никого не оказалось. Даже если соседи слышали шум, то не рискнули выглянуть.

— Как ты меня нашёл? Это… интуиция?

— Интуиция? Ах, так ты про эти смущающиеся ощущения. Значит, ты тоже их переживаешь, хоть и не стала полноценной младшей… Как интересно! Нет, я чувствовал твое присутствие в городе, но недостаточно чётко. Я сутки потратил, навещая твоих знакомых, и совсем не сразу вспомнил о том слуге, что прожигал меня взглядом во время нашего свидания. Мне показалось, что вы давно знакомы и было подозрительно, что он сменил свое расписание на работе как раз тогда, когда ты исчезла. Так что я достал его адрес, и как видишь, оказался прав. Но если я смог найти тебя, то найдут и другие.

— И что, опять катакомбы? — с тоской спросила. — Бордель, кладбище, друидское капище? Что там у вампиров в романтической программе обязательного посещения?

— В этот раз всё скучнее.

Нашим водителем оказался человек. Ничем не примечательный дядечка лет сорока, неразговорчивый и нелюбопытный.

— Его ты тоже похитил?

— М-м-м? Это Клеменс. Его род служит Луи уже две сотни лет.

— Вампирский помощник? Я скорее ожидала бы кого-то с горбом и более оригинальным именем. Игорь, например. Или Фёдор. Или… Больше не помню русских имен. У тебя что, нет своих слуг?

— Во Франции нет. Я предпочитаю путешествовать в одиночку, и в случае необходимости нанимать квалифицированный персонал.

— Трупы они тоже за тобой убирают? Или приходится самому?

Клеменс недовольно скосил на меня взгляд, будто впервые заметив, что я нахожусь на заднем сиденье автомобиля — в одной сорочке, кофте и шерстяных носках.

— Так много вопросов. Обычно ты гораздо молчаливее, — Михаил взял мои ладони в свои. — И пальцы дрожат. Чего ты так испугалась?

— Сам как думаешь?

Перед глазами всё плыло и дрожало, и всё вокруг казалось каким-то нереальным. Даже себя я слышала будто издалека. Только присутствие Ракоци — его прикосновения, запах, хрипловатый голос — казались настоящими и имеющими значение. Стоило поймать его взгляд — как сердце начиналось колотиться как бешенное, а дышать становилось сложнее. Так и до обморока было недалеко. Вот и приходилось концентрироваться на своей злости, чтобы не растечься жалкой лужицей у чужих ног.

Михаил склонился, и легко, почти невесомо поцеловал в губы.

— Я думаю, что мне очень повезло, что с тобой почти всё в порядке. Даже тщательно подготовленный ритуал это риск, а учитывая, что он не был завершен, то я боялся самого худшего. Но ты жива. Это самое главное. Не знаю, что я делал бы, если бы с тобой что-то случилось.

И снова отголосок чужой боли. И я растерянно кутаюсь, в свою кофту, пытаясь разглядеть город через тёмное окошко автомобиля. Свет фонарей всё ещё слишком яркий, но теперь уже почти не слепит. Восстанавливаюсь?

Двухэтажный особняк из красного кирпича выглядел вполне обычным, как и внутри, так и снаружи. В таких обычно живут буржуа средней руки. И, как оказалось, прячутся вампиры. Михаил тут же потянул меня на второй этаж. Я уже приготовилась к новой порции извращенных приставаний (в этот раз хотя бы на кровати), но планы у вампира были другими.

— Вот она! Посмотри!

Луи, с меланхоличным видом валявшийся на незаправленной постели, поднял голову и сдунул падающую на глаза светлую прядь.

— Привет, Клэр. Рад видеть тебя в добром… о-о-о, как интересно. Тащи её сюда.

Меня усадили на кровать, и начали изучать уже в две пары глаз. Разве что не щупать… нет, и щупают. Луи сначала замерил пульс на запястье, а затем, как и Михаил совсем недавно, полез проверять мою челюсть. Любители-человековеды. Нашли себе жертву и экспериментируют. И никого, кроме меня, не смутило, что у меня оголенные ноги, едва прикрытые до середины бедра, а Луи кажется и вовсе голый под простыней. Не считая бинтов на не таком уж и тощем торсе, как можно было подумать, глядя на вампира в одежде.

— Так-так… надо же. Наша Клэр всё ещё человек! И возвращается к своему первоначальному состоянию. Постэффекты конечно ещё будут, но… Поздравляю, Мишель. Ты первый высший со смертной женой! — жизнерадостно сказал Луи.

— И что, так навсегда? Ничего не изменишь?

— Почему же? Но обряд придется проходить заново. И не советую это делать в ближайшее время. Срок, когда можно было успеть закончить первый, уже прошёл, а новое вливание крови ослабленный организм может не выдержать. Девочка выглядит очень истощенной. Небось, есть ничего не могла всё это время. Мишель, ну надо же заботиться о прирученных тобой смертный. Иди, найди что-нибудь. А я присмотрю за Клэр.

Задумавшийся высший медленно кивнул.

— Да. Пойду попрошу Клеменса что-нибудь приготовить.

Выглядело так, будто Луи просто хотел избавиться от Михаила. Стоило Ракоци выйти, как с лица Луи тут же исчезла легкомысленная улыбка.

— Значит, Клод всё-таки смог тебе помочь. Поздравляю, девочка.

— Вы… вы соврали Михаилу об обращении. Что ничего нельзя изменить. И про то, что ритуал пока невозможен. Так? — спросила я. Луи неохотно кивнул. — Почему вы на моей стороне?

— Не на твоей. Я всё ещё пытаюсь помочь другу. Он… — высший запнулся, будто подбирая слова, или сомневаясь, стоит ли продолжать разговор. — Всё непросто, знаешь ли.

Я подтащила к себе покрывало, затем подушку, и закутавшись, легла напротив Луи. Его близость немного смущала, но рядом с Луи я чувствовала себя в гораздо большей безопасности, чем с Михаилом.

— Почему? У него проблемы?

— Дело в Истван. Его матери. Той, что напала на тебя, и что убила Германа. Клод рассказал тебе?

— Совсем немного. Мне жаль. Если тот месье хотел помочь моему брату, думаю, он был хорошим чело… вампи… высшим.

— Может быть, Герман видел то, в чём никто из нас не хотел признаваться. И больше всего Михаил. Истван была безумна. И причина её безумия вовсе не в смерти её мужа. Она начала сходить с ума гораздо раньше — когда Серж покинул её.

Заметив моё недоумение, Луи пояснил:

— Сергей Бакунин. Отец Мишеля. Серж был добр со всеми, и другие отвечали ему тем же. Но Истван он презирал. И не смог простить за своё обращение. Она следовала за ним всюду, и убивала любого, к кому он испытывал интерес или симпатию. Из-за её ошибки, из-за её испепеляющей страсти к Сержу он и погиб. Теперь мертв Герман, и сама Истван тоже. А Мишель… Когда он подумал, что Общество забрало тебя, то рвал и метал. Он не просто хотел спасти тебя. Он хотел мести. Смерти всех людей, кто замешан в деле. И лишь когда обнаружил, что Эмбер тоже тебя ищет, немного успокоился. Но всё равно мой друг сейчас как часовая бомба. Случись что — и рванет.

— Простите, но не думаю, что готова усмирять буйных высших. Он же если что…

Я сделала руками жест, демонстрирующий, как Ракоци будет скручивать мне шею, и закатила глаза, высунув язык. Луи хмыкнул и покачал головой.

— Тебя он и пальцем не тронет, будь уверена. Даже более того — сейчас ты единственная причина, почему он держит себя в руках. Но позднее… Я боюсь повторения судьбы Истван. Как бы Мишель не отрицал, он сын своей матери, и больше похож на неё, чем на Сержа, пусть и лучше умеет себя сдерживать. Мягкость его характера лжива. Как скоро он сорвется, когда поймёт, что его надежда на ответные чувства истает? Что с каждым днем ты всё больше отдаляешься от него, а ненависть и страх только растет. Мне хотелось надеяться, что всё измениться. Но ты… ты похожа на Сержа. Человек сильный и стойкий, пусть и кажущийся очень хрупким. И не способный любить под принуждением. Мишель должен тебя отпустить. Это единственный шанс для него не испортить всё окончательно — пусть даже ему будет больно сейчас.

Отлично. Мне попался не просто вампир, а неуравновешенный вампир. Впрочем, и у Луи хватало странностей. Взять хотя бы его любовь к женским нарядам.

— Вы его любите? — внезапно для самой себя спросила я.

— Ну конечно… Но не так, как ты подумала, сладкая. Мишель мне практически как младший брат. Вот и стараюсь за ним присматривать.

Глаза слипались, но сил не хватало даже чтобы сесть. Заметив моё состояние, Луи подоткнул одеяло и сунул под голову подушку.

— Спи. Уже можно.

Доверия к Луи у меня не было, как и сил сопротивляться мягкости кровати. Я смежила веки, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы, а сознание укутывает приятный туман. Но успела услышать, как скрипнула дверь, и Михаил спросил:

— И что это?

— Тихо. Пусть спит здесь, не надо её тормошить. А я найду себе другое пристанище. Да и Еву стоит проверить. Послала же Лилит головную боль в качестве дочки Лилля.

Глава 27. Как же тебе повезло, моей невесте…

Прости меня, пожалуйста, я ведь и вправду люблю тебя по-настоящему

Но каждое моё движение лишено смысла, мы плывём по течению

Когда мы разобьёмся о камни, вместо сердец из нас достанут чёрные ящики

Я не знаю, останется ли там запись, как я прошу у тебя прощения

Искусство отсутствия

Клод Легран

Неделька выдалась неудачной. Прежде всего для здоровья Клода. В этот раз ему нос не просто разбили, но кажется, и вовсе сломали, правый глаз так заплыл, что даже не отерывался. Радовало лишь только то, что зубы были целы. Пока. От фанатиков всего можно ожидать. В том числе и пыток.

Клод попался, уже почти покинув школу с запрятанным за пазухой добром и кошельком. Вот не стоило тратить время и пытаться выбить из Жана его долг! И уж тем более следовать дурацкой сентиментальности, заставившей вернуться к себе в комнату за подаренной папой библией. Дальше ворот уйти не удалось. Откуда ни возьмись появились жандармы, скрутили его и кинули в фургон. Затем, правда, дали ему умыться и принесли холодный компресс для распухшего носа. Но наручники так и не сняли. Будто из жандармерии можно сбежать.

Как оказалось, таким заботливым был Рейнард Эмбер. Выглядел он так, что от злорадства удержаться было сложно. Правая рука учителя была в гипсе и на перевязи, а на лице виднелись незажившие царапины — такие глубокие, будто Эмбер столкнулся, по крайней мере, с рысью.

— Должно быть, очень больно. И рубцы останутся. Обидно, наверное, что девушкам перестанете нравиться, — прогундосил Клод.

— Это не имеет значения. — Речь Эмбера тоже была несколько невнятной. Видимо, мимические движения были для него болезненны. — Расскажи мне, как ты выбрался. И кто тебе помог.

— Никто.

Учитель уселся напротив Клода, разглядывая мальчишку через сомкнутые перед лицом пальцы.

— Я не враг тебе.

— Так это вот такая забота обо мне? Ну-ну.

— Ты что-нибудь знаешь о судьбе своей сестры?

Клод так и не решил, стоит ли ему врать, всё отрицать, или просто отказаться говорить, поэтому замялся. Рейнард чуть скривил губы. Должно быть, это означало усмешку.

— Ясно. Можно тогда спросить о Еве? Моя кузина осталась там, в катакомбах. Но когда я вернулся, она исчезла. Как и все вампиры.

— Правда?! Они живы?

— Это я хотел узнать от тебя. Но судя по всему, Клэр в порядке. Это не может не радовать.

Легран вздохнул, глядя в глаза Эмбера.

— Клэр в порядке. Она человек, не вампир. Могли бы вы просто отстать от неё? Нам не нужна помощь, только чтобы нас больше ни во что не втягивали? Я мало прошу? Разбирайтесь со своими вампирами сами!

— А если они придут за тобой? За ней?

Легран нахмурился, упрямо сжав губы. И Эмбер неожиданно сдался.

— Что ж, видимо, я мало что могу сделать, если ты не хочешь говорить.

— Так вы меня отпустите?

— Конечно нет. Это было бы нецелесообразно. Посидишь немного под стражей — неделю-две, пока всё не успокоится. Если захочешь поговорить — просто позовешь меня.

— Но это незаконно!

— Ты хочешь, чтобы тебе официально предъявили обвинение в учинении беспорядков на Сите, Клод? А то и убийстве? — холодно поинтересовался учитель.

— И кто я по вашему мнению? Преступник? А может свидетель или важный заложник?

— Это ты уже сам реши.

Учитель не соврал. Клода просто оставили в камере, и будто забыли о нём. Прошли сутки, двое. Дни, полные тревоги и неизвестности. Если Клэр и нашли, ему никто не спешил это сообщить.

На третий день появились гости. Обоих Легран видел впервые. Средних лет месье, опирающийся на трость, и худой бородатый господин, оказавшийся русским послом — Александр Иванович Нелидов. Больше о них Легран ничего узнать не мог — на все его вопросы обещали ответить позже. Хотя, как он догадывался — дело всё так же было в его сестре и вампирах. Но они хотя бы его освободили. И то толк.

Русских Клод представлял диковатыми великанами в мехах и драгоценностях, но Александр Ива-но-вич (выговорить это было совсем не просто!), оказался совсем другим. Очень сдержанный в одежде и манерах, вежливый, и совсем не высокомерный. Пока они ехали в автомобиле, посол успел поинтересоваться учёбой студента, его планами на будущее и даже предложить учебу в Санкт-Петербургском университете. На что сопровождавший Александра Ивановича месье, так и не представившийся, лишь сардонически усмехнулся в усы.

— Простите, а чем я обязан таким вниманием? — поинтересовался осторожно Клод, ерзая на кожаном сидении.

— За вас попросил мой дорогой друг — Михаил Сергеевич.

— Кто?

— Михаил Паланок. Или, точнее — Ракоци, — сухо пояснил молчащий до этого месье с тростью. Ваша сестра вместе с ним — в русском посольстве.

— Что?! Клэр?! Стоило её упустить из виду.

Клод отвернулся к окошку, не желая показывать, насколько он расстроен. Всё зря. Она с ним — с этим упырём. Но, хотя бы — он её увидит…

Само посольство Клод так толком и не разглядел — слишком волновался перед встречей с Клэр. Сильно ли она изменилась? Узнает ли его? Сможет ли он с ней поговорить наедине?

Но стоило ему увидеть сестру, как нахлынуло облегчение. Бледненькая, грустная, но точно живая. Тёплая. Он готов был держать её в объятиях вечно, не обращая внимания на пристальные взгляды присутствующих.

Клэр Легран.

Странно засыпать с одним мужчиной, а просыпаться с другим. Первые несколько секунд я просто разглядывала Михаила, поражаясь гладкости и совершенству кожи, и только затем поняла, что моя голова лежит на его руке, а его лицо уж слишком близко к моему. И одеяло у нас — одно на двоих. А из нас двоих одета только я. Значит, мой вампир не просто спятивший, а еще и нудист. Так-так-так…

Михаил, вроде бы, спал. Плотные шторы были задернуты, и часов в комнате не было, поэтому время суток определить оказалось сложно. Свет поступал только из коридора. Я осторожно сползла с кровати, покосилась на дверь, но заметив замочную скважину, немного приуныла. Наверняка закрыта.

Что ж. Значит, пора будить кровососа и выгонять его из комнаты. Что бы там он о нас не думал, своим супругом я его не считала. Так что нечего ему со мной в одной кровати делать. Я подошла к окну и решительно отдернула штору, впуская солнечный свет. Зря.

Меня буквально ослепило. Я попятилась, прикрывая лицо руками. Ничего не вижу, и боль такая, что легче умереть! Позади раздался шум, звук падения и ругань — на смеси венгерского и русского. Смысл я не поняла, но контекст был ясен.

Затем внезапно наступила благословленная темнота. Сверху меня укрыли одеялом. Раздался шелест штор.

— Убить меня захотела, да? — сердито спросил Михаил, толкая меня куда-то. — И себя заодно, судя по всему.

— Я забыла… Ой!

Упала на мягкое. Осторожно высунула нос из-под одеяла, часто заморгала. Перед глазами все расплывалось, но темная фигура Михаила надо мной выглядела угрожающе.

— Забыла о том, что я не в восторге от дневного света? Или что сама к нему чувствительна?

— Второе. Только почему? Я же не вампир.

— Луи сказал, что некоторые эффекты от частичной инициации ещё останутся некоторое время. Так что придется привыкать к ночному образу жизни, дорогая. И… куда ты так пристально смотришь? — в голосе Михаила появилась заинтересованность.

— Не знаю. Я же ничего не вижу. Можно ведь было найти комнату и без окон!

— Подвал занят Луи, а сам дом не приспособлен для вампиров.

— Бедный Клеменс. Где вы держите его слуг и семью?

— Не беспокойся. Клеменс получит более чем щедрое вознаграждение за свою помощь.

Михаил обнял меня, невзирая на вялое сопротивление. Силы так и не восстановились, а живот сводило от голода. Нормального человеческого голода. Хотелось горячего супа, и хлеба, и мясного пирога, и шоколада…

— Я принесу еды, — верно угадал направление моих мыслей вампир. — В затем мы с тобой поговорим о нашем будущем.

— У нас нет никакого будущего. Совместного, по крайней мере.

Мои возражения нагло проигнорировали. Да ещё и в нос чмокнули.

— Ванная комната в твоем распоряжении. Я скоро вернусь. Не подходи к окну.

— Я себе не враг.

Вампир ушёл, предусмотрительно заперев замок, и я последовала его совету. В этот раз у меня было даже нормальное платье — пусть и на пару размеров больше моего. Но зато довольно скромное. Зрение восстановилось, и в зеркале я видела прежнюю себя. Обычную, без этой вампирьей привлекательности. И как же это радовало!

К завтраку, или точнее уже к обеду Михаил не присоединился — только пялился, разве что слюну не пускал. На меня. Это не пугало, но сильно раздражало. Ему не объясняли — что неприлично смотреть на людей во время еды? Особенно когда они поглощают её за обе щеки в огромных количествах? Хотя пусть видит, кто ему достался. Может и поймёт, что прокормить меня непросто и легче бросить.

Поговорить так и не удалось. Появился Клеменс, довольно встревоженный. И судя по тому, что и Михаил вскорости утратил своё благодушие, новости были не радостные.

— Мне нужно уладить одну проблему, Клэр.

— Конечно. Я буду ждать тебя здесь. Выбора ведь нет.

— Злюка, — хмыкнул Михаил. — Не обижай Луи. Ты же знаешь, какая он тонкая и чувствительная натура.

Если этих вампиров послушать, так они все ранимые цветочки. А я что? Видимо, нет.

Дело клонилось к вечеру. Мне было скучно, и от нечего делать я ковыряла замок в двери. Прыгать второй раз из окна что-то не хотелось, да и узорчатая решетка на нем выглядела достаточно крепкой. Так что легче было попытаться с дверью.

На это понадобилось практически три часа — шпилек или крепок у меня не было, а добыть проволоку оказалось непросто. Да и замок был мудреный. Когда я почти сдалась, он наконец щёлкнул.

— Аллилуя! — тихо воскликнул я, выглянув в коридор. — Никого.

Половицы скрипели, как и ступеньки деревянной лестницы. А учитывая слух вампиров, если никто не бежал меня ловить, значит, дом был практически пуст или все были слишком заняты. Я попыталась прислушаться сама. Тихо… нет. Где-то внизу слышен голос. Слишком далеко, чтобы разобрать, чей он. Зачем чей-то вскрик — высокий, явно женский. Хлопнули двери, раздался топот. К этому времени я уже была на середине лестницы, и вернуться обратно означало привлечь внимание. Поэтому я присела, спрятавшись за перилами и для надёжности затаив дыхание. Может, пройдут мимо…

Шаги — совсем близко, и чьё-то тяжелое дыхание со всхлипами. Я осторожно приподнялась, и встретилась взглядом с испуганной девушкой, очень юной. Простоволосая, в одной сорочке, измазанной в крови, она казалась беспомощной и испуганной. Во мне поднялась волна возмущения. Похищать детей и пить их кровь — это уже ни в какие рамки не лезет!

— П-п-помогите! Прошу вас! — пролепетала девушка, кулачками размазывая слёзы по щекам.

— Ева, что б тебя! Иди сюда, дрянная девчонка! — голос Луи.

А ведь он мне показался почти хорошим чело… вампиром. Девушка сжалась, зарыдав уже в полный голос. Действовала я уже почти инстинктивно. Сбежала вниз, и схватив несчастную за руку, поволокла её за собой. До выхода вряд ли успеем, так что нужно найти комнату, в которой можно запереться.

— Не бойся. Я не дам тебя в обиду.

Мы забежали в столовую, и я ножкой стула (и откуда только силы взялись?) заблокировала дверь. Так, мы на первом этаже. И если нет решеток, можно попытаться выбраться через окно. И… чёрт! Ещё день, и я буду совершенно беспомощна. Тогда нужно найти нож для самозащиты.

Дверь задергалась, но ножка стула пока держала удар.

— Клэр, открой, — Луи попытался использовать внушение, но оно просто напросто не сработало. — Ты подвергаешь себя опасности!

Я не ответила, продолжая рыться в сервизе. Ложки, вилки… и где же хранятся столовые ножи? Ладно, вилка тоже может пригодиться. Наверняка Луи не захочет попортить свою красоту отсутствием глаза, например.

— Ева… Ты Ева, да? — ласково позвала. — Попробуй выбраться через окно, а я задержу вампира.

Не услышав ответа, обернулась. Как я и думала — девочка прибывала в ступоре. Пощелкала перед бледным застывшим лицом.

— Приходи в себя! Нет времени…

Миленькая, хоть и слишком худая блондиночка внезапно оскалилась, демонстрируя уж слишком острые клыки, и буквально прыгнула на меня, явно не ради объятий. Вилка от неожиданности выпала из моих рук, а сама я едва успела удержать девчонку на расстоянии вытянутых рук. Вампирша?! Да что вообще творится в этом доме?!

Веса в девушке не хватало, а вот прыти и сноровки вполне, так что она сбила меня с ног, и усевшись сверху, потянулась к моему горлу. К счастью, дверь к этому моменту не выдержала натиска Луи. Он оттащил от меня девчонку когда она уже была готова разорвать мне горло. Та зашипела, продолжая ко мне рваться, но Луи держал её крепко. Выражение лица Евы было безумным.

Я коснулась шеи. Кровь. Успела поцарапать.

— Она не умеет пока себя контролировать, — пояснил вампир, встряхивая свою добычу. Та завопила, будто дикое животное. — А ну замолчи!

Неожиданно это сработало. В дверном проёме показался испуганный Клеменс, но перехватив взгляд Луи, вышел в коридор.

— Зачем тебе вилка, золотце? — примиряющее спросил вампир, заметив, куда я тянусь. Носком ботинка он откинул моё оружие подальше. — Сидела бы в комнате, ничего бы с тобой не случилось. Ты просто ходячая головная боль.

— Так это и есть обращение?! Это Михаил хотел сделать со мной?!

— С тобой было бы немного иначе. У этой вот были проблемы с головой и раньше. Опухоль почти с перепелиное яйцо в мозгу. Теперь с памятью у неё проблемы. Никого не узнаёт, и не слушает. Но воспитанием мы ещё займёмся, да, дорогая женушка? Ну а голод так… пройдёт со временем.

— Женушка? Ты женился на этом ребенке?! Ей же лет четырнадцать!

— Ей семнадцать! И вообще — это формальность, и не больше. Во мне взыграло благородство, и я решил спасти умирающую девушку, раз уж мой дядя обещал ей помочь.

Я фыркнула, поднимаясь.

— Боже, милосердные вампиры! Ничего смешнее не слышала. Чем ты собираешься её кормить?

— Эй, а где твоя вежливость, смертная? Я теперь даже не «месье»?

— Месье, мадам… Будь кем хочешь. Только держись со своим другом Ракоци от меня подальше.

— Ты знаешь, где он сейчас, золотце? — в интонациях Луи появилось что-то, побудившее меня не язвить, а только покачать головой. — Он сейчас ищет возможность помочь твоему брату. Ночью жандармы схватили Клода. Догадываешься, кто за этим может стоять, и что грозит Клоду?

— Но… Почему Михаил не сказал?

— Не хотел тебя пугать, полагаю. Или провоцировать тебя на глупости. Хотя ты и без этого легко находишь приключения на свою прелестную… к-хм. Давай отложим разговор на потом. Я позабочусь о Еве, а ты возвращайся к себе. Клем!

Меня отконвоировали обратно в комнату, и даже выдали бинты и чистую одежду. Но на все мои попытки хоть что-то узнать вежливо Клеменс вежливо отговаривался. А затем принёс инструменты и остаток дня «укреплял» моё временное пристанище — заколотил окна гвоздями и поменял замок на двери. Прекрасно. Зато теперь нельзя сказать, что меня недооценивают.

Терпение подошло к концу. Хотелось напиться, устроить истерику и что-нибудь расколошматить. Вместо этого я забилась в кресло и попыталась успокоиться с карандашом в руках. Вот только бумага постоянно рвалась, и стержень ломался. Почему-то.

Глава 28. Из Парижа с любовью

Лучше бы мне ничего и не знать о Клоде. К ночи я успела накрутить себя до рыданий в подушку, и так же резко успокоиться. Сил больше не осталось даже на переживания. Я могла только сидеть в оцепенении, без единой мысли в голове, и с глубоко застрявшей тревогой в груди, так и не вышедшей со слезами.

Михаил обнаружил меня всё в том же кресле, с живописно раскиданными клочками бумаги вокруг и обломками карандаша. Вампир уселся напротив меня, опершись спиной о кровать. След на лбу так и не прошёл. Должно быть, яд, которым его отравили, влиял и на регенерацию.

— Привет, Клэр. Луи сказал, что ты уже знаешь про своего брата.

— Клоду и в самом деле что-то угрожает? — тихо спросила я.

Сложно было поверить, что Рейнард Эмбер и вправду мог причинить ему вред. Ведь я запомнила Рейнарда совсем другим. Себе на уме, и не без хитринки, он все же казался порядочным человеком. Я… ошибалась?

— Клода могут обвинить в убийстве у Нотр-Дама и в особняке братства.

— Но это был не он, а Истван! Она виновна… — я осеклась, вспомнив, что говорю о матери Михаила.

— Да. Только Истван мертва, — спокойно ответил вампир. — А ложа ищет козла отпущения. И пытается через Клода найти тебя. Хотя, как ты понимаешь, на этом цепочка не заканчивается. Но я не собираюсь играть в прятки. Мне понадобиться еще некоторое время, но тебе не стоит беспокоиться за брата. Скоро он будет на свободе.

— Почему ты помогаешь ему?

— Ради тебя. Ты расстроишься, если с Клодом произойдет беда.

— И чем мне оплатить за твою помощь?

Михаил вздохнул.

— Я не собираюсь предъявлять счёт. Ты просто могла бы сказать «спасибо» и подарить свою очаровательную улыбку.

— Тогда… спасибо.

Улыбнуться так и не удалось, да и вряд ли улыбка была бы искренней. Михаил поднялся, без привычной грации. Было видно, насколько он устал.

— Ева тебя ранила? Давай я посмотрю.

Склонившись, он размотал повязку и провёл пальцами по горлу. От этой небрежной ласки по коже тут же побежали мурашки.

— Всё почти зажило. Для человека это было бы невозможно. И чувствительность к свету не проходит.

Задумчивость в голосе вампира заставила напрячься. Как бы он не передумал о ритуале… Я отвела руку Михаила от своей шеи.

— И всё же я человек. И хочу им остаться.

— Ты цепляешься за прошлое только из страха будущего, Клэр. Но оно — блистательно и великолепно. Я собираюсь предложить тебе поехать вместе со мной в Санкт-Петербург. Увидеть белые ночи, побывать на самых роскошных вечерах в княжеских домах. Познакомить тебя с величайшими людьми своей эпохи.

— Увидеть своих родителей, обнять — без желания выпить их крови. Прогуляться с сестренкой по цветущему саду под ярким полуденным небом. Это то, чего я хочу на самом деле. Почему ты не можешь меня отпустить? Потому что я твой любимый десерт?

— Потому что ты моя любимая женщина.

Михаил уселся прямо на пол — у моих ног, и будто большой кот, требующий, чтобы его погладили, ткнулся мне в колени лбом. Я несмело коснулась жестких волос, вьющихся ещё больше, чем обычно. Настроение сменялось, будто погода весной. Если совсем недавно я сгорала от ярости и желала смерти всем вампирам, то теперь меня переполняли совсем другие чувства. Растерянность, беспомощность, нежность… Неужели это тоже влияние ритуала?

Адриан признавался мне в любви, и не раз. Вот только в его словах — пылких и романтических, не было и той толики искренности, что я слышала сейчас. И всё же этого было недостаточно, чтобы затянуть раны моей души.

— Ты причинил мне боль. И… — голос дрогнул. Произнести это было невероятно сложно. — И изнасиловал. Так не поступают с любимыми.

— Мне жаль, — глухо сказал Михаил, не поднимая головы. — Мне жаль, что я обидел тебя. Не всё можно исправить, но я услышал тебя.

— Услышал?

— Я пока не знаю, удастся ли мне уладить конфликт с ложей. Но если всё получится, полагаю, что можно будет не торопиться с обращением. Ты сможешь повидаться с родителями, и даже закончить учёбу. Если дашь мне обещание — когда я приду за тобой снова, ты не станешь убегать.

Мне потребовалось время, чтобы ответить. Да и столь близкое присутствие Михаила несколько отвлекало. Это сейчас он жалостливо жался к моим ногам, будто пытаясь сгладить своё подавляющее превосходство в силе и размере. А стоит только расслабиться — и всё. Вампирьи зубы на моей шее, руки на… кхм.

— Ты даёшь мне полгода, если не меньше, а вместо этого забираешь всю мою жизнь, — с упрёком сказала я. — Не очень-то щедро.

— Это то, что я могу тебе предложить. Я решу все твои проблемы, помогу Клоду, дам тебе время попрощаться с прежней жизнью. Но не проси отпустить тебя.

— А как начиналось то хорошо. «Достаточно только благодарности, подари мне улыбку», — я передразнила хрипловатый голос Михаила, нарочито усилив акцент. — Русские все такие собственники? Или это черта высших?

— Скорее — влюбленных мужчин. Я никогда не понимал это раньше — но когда любишь кого-то, то хочешь, чтобы он принадлежал тебе целиком и полностью.

А я думала, что это называется жадностью.

В этот раз я проснулась от того, что кто-то тыкался мне в шею холодным носом. Не собака, как можно было бы подумать, и даже не кот. У котов лапки, а не загребущие руки, прижимающие меня к крепкому мужскому телу.

— Месье Ракоци, вы же ушли спать в другое место, — сдавленно сказала я. — Месье… Михаил! Руки убери! И перестань меня облизывать!

Вампир вздрогнул, и проснулся.

— Прости, — в голосе его совершенно не слышалось вины, но хотя бы он перестал так смущающее прижиматься. — Я сильно устаю. Часто приходиться выходить на улицу днём, да и не ел я давно…

— За питанием стоит следить, — нервно посоветовала я.

— Значит…

— Нет!

Удивительно, но после этого Михаил все же отстал. Я продолжила за ним следить, не слишком доверяя. И заметила, что он выглядит не просто уставшим, а почти больным. Движения его были замедленны, а радужки продолжали светиться янтарно-красным, даже когда он подчеркнуто миролюбиво обсуждал погоду, одеваясь.

— Сколько ты можешь без крови? — прервала его, подавая неведомо как попавший мне под подушку носок.

— До нескольких недель. Но я не до конца восстановился.

— И что ты собираешься делать? Ты же собираешься сегодня встречаться с людьми?

— У меня хватит силы воли не напасть на них. А вечером, как стемнеет, полагаю, удастся поохотиться.

— Нет, так дело не пойдёт!

— Ты предлагаешь какой-то другой вариант, Клэр? — Михаил попытался скрыть заинтересованность в голосе, но удалось ему это плохо.

Я закатала рукав ночной рубашки, открывая запястье.

— Тебе же не обязательно пить много?

— Почему не шея? Так будет больнее, и займёт больше времени.

— Мне… я чувствую себя некомфортно.

— Потому, что слишком похоже на поцелуй? — Михаил, так и не застегнувший рубашку до конца, сел рядом, щекоча дыханием ухо: — Или боишься, что я зайду слишком далеко? Не стоит. Хотя ты выглядишь так соблазнительно…

— Да кусай куда хочешь, и проваливай!

— Куда хоче… к-хы! — я ткнула Михаила локтем в бок, и он, наконец, перестал изображать из ловеласа. — Так можно в шею?

Столько надежды в голосе!

Мой болевой порог, должно быть, изменился. Или я привыкла к укусам. В этот раз было не так больно, как раньше. Да и слабости после почти не было. Михаил выпил совсем немного, а потом практически сбежал. Как мне показалось, от греха подальше.

А на третий день я получила возможность увидеть Клода. И не только его.

Не знаю, что сделал Ракоци, чтобы вытащить моего брата, и какие связи задействовал, но за одну возможность увидеть и обнять Клода я готова была подкармливать вампира до конца жизни. Так, маленькими порциями, не вредными для моего здоровья. К несчастью, Ракоци не интересовался одним лишь пропитанием, а хотел гораздо большего от меня.

Но и об этом я готова была забыть. Если моя жизнь и так уже пошла под откос, то значит нужно уберечь хотя бы Клода. Если с ним всё будет хорошо… То и родители смирятся с тем, что однажды я пропаду, исчезну, будто меня и не было.

Клод обнимал так, что хрустели косточки, и выглядел непривычно взволнованным и серьезным. Запашок от него шёл так себе, и вихры, давно нечесаные, торчали в разные стороны, но выглядел он вполне здоровым.

— Почему ты пришла с этим упырем? — прошипел брат.

— Он нам помогает, — пробормотала я.

— Да в гробу я видел такую помощь!

— Между прочим, я вас слышу, — вежливо напомнил Михаил, и был проигнорирован.

— Мы же теперь можем уйти? — спросил Клод, оборачиваясь к господину с тростью.

Но вмешался бородатый.

— Боюсь, придётся немного обождать. Многие вопросы необходимо обсудить, и не все… О! Мадмуазель, вы приглашены?

В комнату, будто королева, вплыл Луи. Точнее, мадам Вирджиния. Аппетитная мушка над губой, ровно там же, где располагалась родинка у меня, подкрашенные и подведенные глаза, широкополая шляпка с перьями и шелковое струящееся платье, которое Луи изящно придерживал рукой в перчатке. Давно я не видела его в этом облике.

— Мадам, — тонко улыбнувшись, ответил вампир. — В данном случае я представляю сообщество высших во Франции. По праву старшинства. Не обманывайтесь моей юностью.

Краем глаз я заметила, как Михаил дернул подбородком, но все же промолчал.

— Месье Ракоци, наш договор ещё в силе? — уточнил полноватый господин с тростью.

— Конечно. Не думаю, что у мадам, — губы Михаила иронично дернулись, — будут претензии к нам. Тем более что ведь просьба покинуть Францию касается лишь меня?

Михаил вынужден уехать? Так вот почему он заговорил о Петербурге! Но это было совсем не в характере Ракоци — отступать. Скорее он бы вынудил ложу терпеть его присутствие… Но не сделал это. Заметив мой непонимающий взгляд, Луи пояснил:

— Мишель позаботился о том, чтобы твоей семьи не коснулись наши проблемы. Хотя не скажу, что это ничего ему не стоило. У месье Лилля довольно высокие запросы для того, кто едва своими неосторожными действиями не разрушил хрупкий мир в Европе.

— Каким образом? — не удержался от вопроса Клод, продолжая крепко держать меня за ладонь. Заметив внимательный взгляд Михаила я потянула брата к стульям у окна. Не стоит привлекать внимание.

— Мир в Европе поддерживается не только союзом Антанты, сдерживающей германскую агрессию. Высшие помогают нам найти диалог со многими нашими друзьями. И врагами тоже… — сказал русский посол, разливая по бокалам прозрачно-янтарный напиток. Я бы тоже не отказалась выпить, но судя по количеству бокалов, мы тут с Клодом в качестве статистов.

— Действуя, прежде всего, себе на благо, — недовольно возразил господин с тростью. — Ситуация на Балканах не решится, пока…

Луи взмахнул рукой.

— Скучно говорить о политике. Ответьте лучше, кто будет нести ответственность за смерть двух высших в Париже, месье Лилль?

— Истван Ракоци совершила преступление, убив множество людей, — прошипел Великий магистр общества Орлеанского. Не так я себе его представляла. Пройди в толпе — и не заметила бы. — Мы только защищались. Да и смерть Германа Мартелла не наша вина.

— Он ведь защищал вашу дочь, — сверкнул глазами Луи. — А преследование месье Леграна?

— Месье Легран был пособником Истван. Может, это вам следует объяснить похищение Клэр Легран и удержание её против воли?

Хотелось бы мне исчезнуть куда-нибудь… Но вместо этого я несмело откашлялась, привлекая внимание.

— У меня нет претензий к Михаилу Ракоци. Я ушла с ним добровольно.

— Клэр! — возмущенно произнёс брат. — Как ты можешь так говорить!

— Ясно, — презрительно скривил губы магистр. — Но ваши слова едва ли стоит принимать в расчёт, мадмуазель. Вы скажете всё, что месье Ракоци захочет.

И это тоже было правдой. Хотя и неполной. Но мне не хотелось стать очередным поводом для конфликта между людьми и высшими. Да и едва ли этого Лилля и в самом деле интересовала моя судьба.

— Думайте, как хотите, — я пожала плечами. — Но вам не кажется странным считать моего брата пособником вампиров, в то время как из меня делаете священную жертву?

Магистр недовольно дернул плечами.

— Высшие известны своими умениями убеждать. Но я…

— Еве гораздо лучше, — неожиданно прервал магистра Луи, вертя в руках тонкую ножку бокала. — Думаю, если восстановление продолжится, через несколько дней вы сможете её увидеть. Хотя не обещаю, что она вас узнает. — Замечательное вино, месье Нелидов. Хотя я слышал, что вы привезли с собой из Армении и коньяк?

— Я прикажу подать его позже. Ведь вы останетесь? — вежливо улыбнулся русский, никак не подав вида, что перепалка Лилля и высших его как-то обеспокоила.

— Боюсь, такой возможности у меня нет. Как и у Мишеля. Ведь правительство Франции так невежливо выдворяет его из Парижа.

— Пока всё не утихнет, — пожал плечами Лилль, всем своим видом показывая, что высшим здесь никогда не будут рады. Но после упоминания Евы он несколько сменил тон.

Вот, значит, о чём говорил тогда Луи. Ещё одна заложница. Если магистр не глуп, он уже понял, что его дочь во всём зависима от своего создателя. И на её месте могла быть я. По спине прошёлся холодок. Даже сейчас моя свобода была более чем условна.

— Мальчик может вернуться к учёбе, если того желает, — магистр сухо кивнул Клоду. — И я позабочусь, чтобы мой племянник не побеспокоил мадмуазель Легран. А взамен вы забудете о мести Рейнарду, месье Ракоци.

— С Рейнардом всё в порядке?! — вырвалось у меня.

Луи театрально вздохнул.

— Дорогая, ты разбиваешь моё сердце, заботясь об этом ничтожном человечишке. Меня ты так не жалела. И подумай о своём супруге. Не вынуждай его ревновать.

Не думаю, что Михаила мучила именно ревность. Невозможно представить, что он испытывал, зная, что убийца его матери остался безнаказанным. Да, он спасал свою жизнь и жизнь Клода и Евы. И все же… Доводы рассудка не всегда доходят до сердца.

— Да. Он хотел бы вас увидеть, но не думаю, что подобная встреча была бы уместна, — Лилль искоса посмотрел на Ракоци. На лице вампира не дрогнул ни один мускул. — Что ж, полагаю, раз всё всех устраивает, то в моем нахождении здесь нет смысла. Позвольте откланяться.

— Я вас провожу, — откликнулся русский.

— Мы тоже уходим! — вскинулся Клод, бросая свирепые взгляды на вампиров. Но Лилль и русский дипломат уже вышли.

— Не торопись. Я отвезу тебя в школу, — сказал Михаил, так и не притронувшись к вину. Он был погружен в свои мысли, но отчего-то мне казалось, что внутри него бушевал шторм.

— А Клэр? Я никуда её с тобой не отпущу!

— Ей нужно в пансион, чтобы собрать вещи и не опоздать на поезд. Если хочешь, можешь проводить сестру.

— Мы уезжаем? — голос у меня постыдно дрогнул.

— Не мы. Ты, Клэр. Я же обещал тебе, что ты сможешь вернуться к родителям. В Париже тебе точно оставаться нельзя. Билет уже куплен.

Брат как-то обмяк.

— Это… Всё закончилось? — с надеждой спросил он у меня. — Ты свободна?

— Да, — я сжала его ладонь, кинув предупреждающий взгляд на Михаила. — Всё закончилось. Больше не надо бежать или прятаться.

Не думаю, что Клоду стоит знать о моем договоре с вампиром. К счастью, и Михаил, и Луи промолчали, позволив Клоду оставаться в неведении.

В пансионе не было никого, кроме мадам Жабер. Кто-то был ещё на учёбе, кто-то пропадал на свиданиях или гулял, пытаясь насытиться последними теплыми осенними деньками. Хотя дыхание зимы уже чувствовалось.

Или это я просто так и не смогла согреться после вампирского сна? Иногда мне казалось, что я так и не проснулась, и лежу там, в саркофаге. А всё, что было после, просто мне приснилось.

Попрощаться ни с кем не удалось. Ни со своими подругами, ни с Базилем, или мэтром Саваром и Николя. Может, это и к лучшему. Мой спутник вызвал бы много вопросов. Как и мой вид. В зеркале отражался кто-то другой, а не я. С тем же миндалевидным, доставшимся моим предкам от сарацинов, разрезом глаз, ямочками на щеках, немного вздернутым носом. Меня, сколько я помню, всегда называли хорошенькой и миленькой. Но теперь, когда кожа стала бледнее, а радужки глаз, напротив, потемнели, и то же время стали ярче, приобретя почти изумрудный оттенок, во внешности проявилась холодность и даже некоторая чуждость. Зато пышности в бедрах и груди не прибавилось, а волосы всё так же были непослушными и постоянно путались.

Я оставила Кристе записку и свою шкатулку с не слишком дорогими, но все же ценными украшениями — серебряные сережки, черепаховый гребень, брошка с жемчугом. Это должно было хватить, чтобы оплатить ущерб от порванного и испачканного платья для бала.

Клод всё же поехал с нами, не желая оставлять меня наедине с Михаилом. Брат так и не спросил, что было между мной и вампиром в храме, но то, как он отводил глаза, и неловко молчал, когда мы остались одни, говорило о многом.

— Ты расскажешь родителям? — спросил Клод, наблюдая с моей кровати в пансионе, как я пытаюсь запихнуть вещи в чемодан. Мадам Жабер не слишком хотела пускать молодого парня в пансион, но братец умел убеждать.

— Боже упаси! Отец не должен ничего знать о наших приключениях.

— Приключениях? — скривился Клод. — Да в гробу я видал такие приключения… Слушай, а ты ещё хочешь крови?

Я вздрогнула.

— Нет! И не напоминай! Будем считать что я вылечи… — в спину мне полетел тюбик краски, но прежде чем он столкнулся с моим затылком, я успела его перехватить. — Ну и что ты делаешь, засра… сорванец?!

— Проверяю твои рефлексы. Отменные. Есть от упырей польза. Может, бросишь рисовать и займешься спортом?

— Может быть, — без энтузиазма ответила я.

Со школой искусств оставалось только распрощаться. Конечно, я могла продолжить писать картины, вот только будущего у меня, как у художника, могло и не быть. Даже если мой «муж» не будет против увлечений своей младшей, останется ли во мне хоть капля вдохновения? Или только жажда крови и желание услужить сиятельному супругу?

Так. Пора прекращать вводить себя в уныние! Я с трудом захлопнула чемодан и подтолкнула его ногой к Клоду.

— Давай, неси, раз уж вызвался провожать на вокзал.

Клод проворчал, но послушался.

Билеты оказались на место первого класса в отдельном купе. Так мне ездить приходилось впервые. Дав попрощаться с Клодом, Михаил зашёл следом со мной в вагон, помогая разместиться.

— Ты помнишь, о чём я говорил? Я приеду за тобой в Бланьяк. Не позднее, чем через шесть месяцев. Весной, или в самом начале лета. Могу ли я надеяться, что ты не будешь делать глупости?

— Сбегать? Куда? — я горько усмехнулась. — Дай знать, когда решишь забрать меня.

— Что ты родителям скажешь?

— Практически правду. Что встретила в Париже таинственного незнакомца, и теперь не могу без него жить. Настолько, что готова бросить всё, и сбежать с ним на край света.

— Они поверят?

Я неопределенно повела плечами.

— Не думаю, что захочу это проверять. Мама строгая, и отец, хоть и позволяет мне многое, консервативен во взглядах на отношения. Родители не выгонят меня, даже если я принесу ребенка в подоле. Но вот любовника, заявившегося в дом, не потерпят.

— То есть ты собираешься оставить записку? Почему бы тебе не представить меня как мужа? — Михаил положил руки мне на плечи, привлекая к себе. — Это ведь правда. Мы женаты.

— Нет! Не для меня! И я не хочу, чтобы отец что-то заподозрил, увидев тебя.

Раздался свисток, обрывая непростой разговор.

— Идите, месье Ракоци. Вам пора.

— Поцелуй меня, Клэр.

Во взгляде Михаила я видела сомнение, будто он так и не был уверен в своем решении отпустить меня.

— Это приказ?

— Просьба. Но я не буду настаивать.

Может, стоило бы отказать, выразить своё презрение вампиру. Но почему-то я не могла просто оттолкнуть его. Я положил руку на сгиб локтя Михаила, и потянувшись на цыпочках, подарила целомудренный поцелуй в гладко выбритую щёку.

— Береги себя, Михаил Ракоци. И пусть твоя богиня тебе благоволит.

Узкие губы тронула едва заметная улыбка.

— У тебя доброе сердце, Клэр Легран. Не давай никому иному, кроме меня, этим пользоваться.

В окно требовательно постучали. За стеклом стоял недовольный Клод, делая руками непонятные, но вроде бы угрожающие знаки.

— Если обидишь моего брата, — строго сказала я вампиру, — можешь забыть о моей доброте.

Михаил хмыкнул, и неожиданно склонившись, торопливо поцеловал. Уже по-настоящему. И прежде, чем я успела возмутиться, вышел из купе.

Надеюсь, у Клода хватит ума не пытаться придушить Ракоци там же, на перроне.

Глава 29. Будущее, в котором нет тебя

Наслаждаться вниманием и заботой родителей мне суждено было недолго. Через неделю моего пребывания дома вернулся и Клод. Он, вполне разумно, не слишком доверял Эмберу и Лиллю, и уж тем более не собирался учиться в школе, которую общество спонсировало. Но родителям он этого не сказал, и закономерно вызвал недовольство отца. Но больше всего бушевала мама.

— Как ты мог бросить учёбу, мерзавец?! Тебе же всего немного осталось! И теперь ты остался без рекомендаций для университета! Да стой на месте!

— Ещё чего! — воскликнул Клод, предусмотрительно держась от матери по другую сторону стола. — Сначала перестань размахивать полотенцем.

— Я ещё даже за ремень не бралась!

Мама в сердцах кинула полотенце в Клода, и тот ловко его поймал.

— Ну не дуйся, а? — примирительно попросил он. — Я и так умный. Заработаю денег на университет сам. У меня уже немного есть.

— Откуда? — с подозрением спросила мама.

— Копил со стипендии, подрабатывал.

Я подавила улыбку. Подрабатывал, надо же… Мама махнула рукой, и тяжело уселась на скамью. Ей под бок тут же шмыгнула Лиззи, стеснительно на меня поглядывая. Я ласково улыбнулась сестренке. Лиззи было всего семь, и привыкнуть к присутствию старших брата и сестры ей было непросто.

— А я говорила вашему отцу, что не стоило тебе и Клэр позволят уезжать в Париж в столь юном возрасте, — проворчала мама, немного успокаиваясь. — Посмотрите только на себя! Ты весь оброс и похудел, и теперь похож на оборванца, а Клэри совсем бледненькая, и постоянно прячется в своей комнате. Света белого не видит! И оба бросили учёбу. Может у вас что-то случилось, а вы не говорите?

Мы с Клодом переглянулись и дружно помотали головой.

— Ну ладно. Самое главное — вы дома. Я после того, как узнала о смерти Адриана Берже — место себе не находила. Написала Клэр, а она мне так и не ответила!

— Хотела сделать приятный сюрприз своим приездом, — я запихала яблоко к себе в карман, и клюнула маму в щёку. — Я к себе. Хочу немного порисовать.

Лиззи встрепенулась.

— А можно посмотреть?

— Конечно, милая. Хочешь себе портрет? Ты сегодня чудо как хороша, лапонька!

Да, я снова взялась за кисть. Сельская тихая жизнь пока не казалось мне скучной, но тревога в душе не отпускала. А я знала лишь один способ её унять — рисовать. Получалось, как ни странно, неплохо, несмотря на перерыв в практике. Но видимо, Николя и мэтр Савар были правы. Для того, чтобы повысить своё мастерство, мне не хватало не просто навыка — а скорее, внутреннего наполнения. То есть сильных переживаний и жизненного опыта, которые питают любого творческого человека.

Опыта я получила столько, что даже оказавшись в безопасности, в себя прийти не могла. Хоть как-то отвлекали обыденные дела и заботы. Я кормила кур и гусей, помогала матери с уборкой и готовкой, а отцу с переводами. Чувствительность к свету так до конца не прошла, поэтому утром и днём я старалась на улице не появляться. А если и выходила, то непременно напялив на себя шляпу с нелепо огромными полями. Клод вовремя подсуетился, и съездив в Тулузу, привёз из города затемненные очки — похожие на те, что я видела на Михаиле. Перед весной, по-южному теплой и яркой, это стало особенно актуально, хотя вопросов у родителей к моему виду возникло много. В то, что это такая парижская мода, они не особо поверили, но от посещения доктора удалось откреститься.

В церковь, даже на воскресные службы я не ходила. Дочка учителя внезапно вернулась домой — и это рождало кучу сплетен. От того, что я была брошена богатым любовником в столице, до гениальной мысли, что меня подкосила смерть Адриана. Вот уж о ком я совсем не вспоминала!

В отличие от Михаила. И не то, что я специально о нём думала, или скучала. Он мне снился. Каждую ночь. При этом чаще всего в самых неприличных, и очень реальных снах. Под утро я просыпалась в поту, с колотящимся сердцем, и ноющим низом живота. Страшно подумать, но вскоре эти навязчивые сны довели меня до того, что встреть я Михаила вживую, то сама бы набросилась на него.

К счастью, к середине марта мои нездоровые желания, от которых хотелось сгореть от стыда, пошли на спад, хотя неприличные сны все же порой продолжали сниться. А еще, совершенно неожиданно для себя, я взялась за портрет Михаила. Писала больше по памяти, но неожиданно легко и быстро. И тут же спрятала в дальний угол чулана — чтобы не злить Клода и не вызывать вопросы у родителей.

А вестей от Михаила так и не было. Вампир просто пропал из моей жизни. Месяц проходил за месяцем… В мае 1908, когда минули отведенные мне полгода, я получила письмо. Точнее, мне его принесла Лиззи — по её словам у церкви к ней подошла «красивая мадам», и попросила передать мне записку. По словам Лиззи, незнакомка была мила с ней и даже угостила шоколадной конфетой, и всё равно я испугалась. Особенно когда поняла, кто именно встретился с Лиззи.

Утром, за завтраком, я невзначай упомянула, что собираюсь в город после полудня. Отец аккуратно отложил вилку и нож, так и не успев приступить к своей стопке блинчиков, и задумчиво посмотрел на меня.

— Я рад, что ты перестала чахнуть дома одна. Но почему так внезапно?

— Сколько можно прятаться? Хочу зайти в парочку магазинов, обновить немного гардероб…

— На какие деньги? — проворчала маман. — Будто мы купаемся в золоте.

— Такой хорошенькой девушке не пристало ходить в обносках, — пряча улыбку в усах, заявил отец.

— Впрочем, если мы хотим найти тебе жениха, то и вправду стоит прикупить что-нибудь, — тут же сменила тон мама. — Тем более скоро приход организует благотворительный вечер. Это отличный шанс показать, что ты совсем не убиваешься по негоднику Берже. Упаси его душу…

— Не беспокойтесь, я не собираюсь сидеть на вашей шее. Думаю, мне удастся продать в Тулузе что-нибудь из готовых картин — пусть даже и не под своим именем.

— А почему не под своим? — поинтересовался Клод, до этого молчавший.

Он задумчиво размазывал мёд по тарелке, не поднимая глаз от стола. Только чуть нахмуренные брови выдавали его беспокойство.

— Боюсь, местная публика несколько консервативна, так что под мужским псевдонимом будет легче продаться. Да и не хотелось бы использовать имя Легранов.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — кивнула мама. — Девушке из хорошей семьи не пристало таким образом зарабатывать на жизнь. Это плохо скажется на репутации твоего отца.

— Ты преувеличиваешь, — поморщился отец. — Езжай, Клэр. Месье Доре как раз собирается после обеда ехать в Тулузу. Думаю, на его повозке найдется место и для тебя.

— Я пойду с тобой, Клэр, — внезапно вмешался Клод. — Нужно зайти в книжный, купить несколько учебников, и продать те, что уже не нужны.

Истинный интерес брата выяснился, когда мы остались одни.

— Ну и с кем ты там решила встретиться? — затащив меня к себе в комнату, спросил Клод.

— Встретиться? С чего ты решил?

— Брось! Лиззи уже успела мне признаться. Этой болтушке совсем не стоит доверять.

— А папа знает?!

Если это так — то у меня большие проблемы.

— Пока нет, хотя это дело времени. Может, мне ему рассказать о всяких там записочках? Я ведь могу, если ты не расскажешь…

— Это Луи.

— Луи? — изумленно захлопав глазами, повторил Клод. — Не Михаил? Что этому пидо… к-хм, блондину от тебя нужно?

— Не знаю. Но было бы глупо его игнорировать, учитывая, что он знает о нас всё. Господи, его безумная жена подходила к Лиззи! Даже страшно подумать, что могло произойти.

— Где вы встречаетесь?

— В ресторане Труффо, в семь вечера.

— Тогда я точно иду с тобой. Тем более, что у меня есть сюрприз для этих кровососов.

Клод залез под кровать по пояс, а затем торжественно продемонстрировал осиновый кол и ружьё. Я даже не стала спрашивать, откуда у него оружие. И еле смогла уговорить брата оставить всё это дома.

В Труффо мы оказались за полчаса до назначенного времени. Луи уже ждал меня. Выглядел он скучающим аристократом из столицы — хотя им он и на самом деле являлся, помимо всего остального. За последние полгода изменился он мало — только укоротил волосы — теперь они едва достигали плеч, обрамляя узкое, с тонкими чертами лицо.

— Клэр! Ты как всегда прекрасна! — галантно сказал вампир, целуя мне ладонь. — Но твой брат, к сожалению, здесь лишний. Наш разговор не для его ушей.

— Как ты смел подослать Еву к моей сестре?! — прошипела я, вырывая ладонь.

— Не беспокойся, она уже вполне может себя контролировать. Да и я был рядом. Так могу я поговорить с тобой без присутствия твоего верного стража? Разговор не займёт много времени.

Мы уселись за столик, и вампир заказал вина. За соседний столик, где расположился Клод, он отослал стакан компота и кусок торта. И я почти слышала, как скрежещет зубами Клод…

— Так для чего вы здесь? — так и не притронувшись к своему бокалу, спросила я.

— Убедиться лично, что с вами двумя всё в порядке. Всё же я беспокоился. И ещё принести извинения за Мишеля. Как ты уже, наверное, поняла, он не ищет с тобой встречи.

— Что?!

Изумление скрыть не удалось.

— О, так ты его ждала? Надеюсь, не влюбилась? — сочувственно спросил Луи.

— Чушь. Конечно, нет!

— Что ж, это к лучшему. Так как Мишель полностью потерял интерес к тебе. Я предполагал, что подобное может случиться. Он порой страстно кем-то увлекается, а потом так же легко забывает. А мне потом приходиться разгребать последствия.

— Мы говорим об одном и том же Мишеле? Михаиле Ракоци? О таком занудном и консервативном типе с маниакальными замашками?

— Не веришь? — вздохнул Луи, задумчиво барабаня пальцами по скатерти. — Мой друг и в самом деле увлекся тобой. Даже чрезмерно. Ты не боялась его, могла сопротивляться внушению, и постоянно сбегала. Такая непокорная своенравная козочка, за которой приятно поохотиться. Но этого мало, чтобы покорить его сердце раз и навсегда. Да и возможно ли это вообще? Для Мишеля чувства лишь помеха его планам. Думаю, он, в конце концов, понял это.

— Значит… Он оставит меня в покое?

— Да. К тому же, когда я видел его в последний раз, он кажется, приударял за одной барышней. Скромной и невинной большеглазой красоткой — таких Мишель любит больше всего. Хотя я никогда не понимал, в чём очарование неопытности. На вкус крови это никак не сказывается, поверь мне.

Я потёрла ноющие виски. Когда то, при самой первой нашей встрече, Михаил сказал, что его привлёк мой запах — запах чистоты и невинности. И он же и сам запятнал меня, выдавая свою похоть за любовь. И мне бы радоваться, что я отделалась лишь своей девичьей честью, а не жизнью.

Но больше хотелось плакать от унижения. Я осушила бокал почти наполовину, надеясь запить кислым вином горечь во рту. Мерзко. Как же мерзко.

— Отлично. Я счастлива за него, — отрывисто сказала я, не скрывая своего отвращения. — Наконец-то я избавлюсь от докучливого внимания Ракоци. Это всё? Я могу идти?

— Не торопись, золотце. Я понимаю, что Мишель обидел тебя. И не прошу простить его.

— Разве он ждет от меня прощения?

Луи неопределенно пожал плечами.

— И все же расстаться вот так вот… Мы с Евой уезжаем из Европы в Новый Свет. Здесь стало слишком опасно для нас. Но не увидеть тебя я не мог. Прими это, пожалуйста. — На стол лег довольно увесистый мешочек, звякнув металлом. Золото? Как старомодно. Стоило мне подумать об этом, как рядом пухлый конверт. — Здесь хватит на твоё приданное, и даже на учёбу Клоду. Он же хотел поступать в Сорбонну?

— Мы не возьмём от вас ничего.

— Я не пытаюсь тебя обидеть, — мягко сказал Луи. — Считай это платой за портрет, что ты нарисовала в Париже. Он чудесный, пусть и льстит мне. Бери. Если не пригодятся твоей семье — отдай на нужды вашего прихода. Ты же ревностная католичка?

Я промолчала. Ущемлённую гордость ничем не излечишь, но так я хотя бы получу компенсацию за то, что вынуждена была оставить школу искусств. А деньгам всегда найдется применение.

— И вот ещё что, — Луи снизил голос и поманил меня пальцем, вынуждая перегнуться через стол. — Клэр, забудь о том, что ты видела и слышала в храме. Забудь всё, что произошло с тобой там.

— Конечно, если ты так… Эй, ты пытался использовать внушение?!

— Не получилось? Плохо, — Луи цыкнул, скрещивая руки на груди. — Храм Лилит во Франции утерян, но все же не дело смертной носить в себе столь важные тайны.

Я похолодела. Так глупо подставиться! Не нужно было выдавать себя, показывая, что после ритуала внушение на мне не работает. Сделала бы вид, что всё забыла, и проблем бы не было!

— Ты… убьешь меня?

— Может и стоило бы. Но я обещал позаботиться, чтобы ты не выдала наших тайн, а не стирать тебе память. — Луи оттопырил мизинчик. — Обещаешь держать всё в тайне?

— Обещаю.

Мы по-детски скрестили мизинцы, закрепляя сделку, и Луи довольно улыбнулся.

— Вот и отличненько. Рад был тебя видеть, Клэр. Прощай. Больше я тебя не побеспокою.

Вампир многое недоговаривал. Но понять, что именно, я пока не могла. Но что-то пряталось за его дружелюбием и заботой обо мне. Был ли он полностью искренен?

— Подожди! — попросила я, когда Луи уже начал подниматься. — Помнишь, я спрашивала тебя, нравятся ли тебе мужчины?

Мой интерес был неуместным, и даже неприличным. Но что-то в почти неуловимо изменившемся взгляде вампира подсказало мне, что я задала его верно.

— И я ответил тебе, что меня они не привлекают. Не веришь? — Луи насмешливо вскинул брови. — Мои милые привычки нередко вводят в заблуждение, но теперь-то я достойный уважения женатый мужчина.

— Кажется, я задала вопрос неверно. Ты любишь Михаила? — выпалила я, и замерла, сама ужасаясь своей храбрости.

— Конечно. Как брата.

Ответ был слишком поспешный. Я откинулась назад, сжимая в побелевших пальцах ножку бокала.

— Ты сказал мне когда-то, что хочешь защитить Ракоци. И ты всегда помогал ему. Лишь в одном ваши мнения расходились — в отношении меня. Хоть ты и был добр ко мне, Луи, но его женой видеть не хотел.

— На что ты намекаешь, золотце? Что я ревную Мишеля к тебе? — Луи издал фальшивый смешок, но я видела, как пульсируют его зрачки, выдавая бурлившую в нем ярость. — Мы знакомы с ним сотни лет, а ты лишь смертная девчонка, разок его ублажившая, и выкинутая за ненадобностью. Я пожалел тебя, но не стоит обольщаться, что ты хоть что-то можешь значить, или быть мне соперницей. Прими реальность, Клэр, и радуйся, что я оставил тебя в живых.

Луи резко развернулся, но направился не к выходу, а к напряженно пытающемуся понять, о чем мы спорим Клоду. К тому времени, когда я, путаясь в юбках, оказалось рядом, вампир уже склонился над моим братом.

— …забудь. Ты никогда не спускался в подземелья Парижа.

Клод медленно кивнул. Я дернула его за плечо, заставляя очнуться.

— А?! Что?! — Клод испуганно заморгал, приходя в себя.

— Ты в порядке? — спросила я, заслоняя Клода от вампира.

— Да… вроде бы. Что-то голова закружилась. Я что, заснул?

Луи, кажется, потерял к нам интерес, направляясь к тоненькой изящной красавице, в которой я с трудом узнала Еву. Меня если она и узнала, то не заинтересовалась — всё её внимание было занято мужем.

Луи. Как же я ошибалась, считая этого высшего совершенно безобидным, хоть и эксцентричным типом. Он был не менее опасен, чем другие вампиры, что я встречала. И хорошо что я узнала об этом именно так, а не когда бы он, с привычной для себя легкомысленностью, лишал бы меня жизни.

— Давай вернемся домой, Клод. И забудем о вампирах как о страшном сне. Теперь уже навсегда

Глава 30. C'est la vie

C'est la vie (Се ля ви) — Такова жизнь.

Победитель будет прав,

Проигравший просто жить,

Остальное лишь игра,

Под названием се ля ви

К. Меладзе. Се ля ви

12 июля 1908 г., Париж.

Клэр Легран.

Июль в Тулузе — пора жаркая и ленивая. Совсем другое дело — Париж. В длинных картинных галереях с высокими потолками прохладно было даже в полдень, а тихое обсуждение выставленных картин прерывалось иногда экспрессивными восклицаниями и всплесками смешков. Это студенты — в основном младших курсов. Все старшекурсники, демонстрировавшие свои работы на итоговой выставке школы искусств, слишком волновались, чтобы наслаждаться жизнью. В основном они жались кучками по углам, напряженно и ревниво наблюдая за посетителями. Ведь здесь были не только ученики и их учителя, но и известные и уже состоявшиеся художники, а так же критики и меценаты. Именно на таких выставках у талантливых новичков был наибольший шанс быть замеченным и выбиться в люди.

Моя картина тоже была здесь. Хотя диплом я так и не получила. Но месье Криспен, наш куратор и муж моей подруги Кристы написал столь разгневанное письмо, что проигнорировать его я не могла. Да и если честно выросла я из своего маленького провинциального Бланьяка. К большим городам легко привыкаешь. Так и меня манил Париж. И теперь, когда высшие потеряли ко мне интерес, а значит и ложе не было смысла меня преследовать, ничего не мешало мне вернуться.

По крайней мере, так мне думалось. Но вот я в Париже, а на душе всё та же осенняя хмарь и тоска. И чем дольше я смотрела на собственную картину, тем тяжелее становилось.

Почему я привезла именно эту картину? Конечно, это не тот портрет Михаила, который я в сердцах разорвала в клочки и сожгла после встречи с Луи. И все же в мужчине в длинном пурпурном хитоне и небрежно наброшенном на плечи тёмным плащом вполне можно было увидеть сходство с вампиром. Его тяжелый внимательный взгляд, породистый нос, широкие славянские скулы, непослушные завитки темных волос… Да даже небо, тяжелое нависшее над мрачными скалами, имело оттенок его глаз, когда он собирался охотиться или злился — красного, даже кровавого янтаря.

Аид. Видела ли я в Михаиле только грозного бога, едва не утащившего меня в свое царство мёртвых, или просто скучала по нему, и поэтому даже в своих картинах невольно вспоминала о Ракоци?

— Клэр, вот ты где! Хорошо, что ты приехала. Я специально попросил месье Криспена вытащить тебя из твоего невольного заточения. И этого того стоило. Твоя работа хороша, хотя в ней и чувствуется моё влияние в технике и выборе сюжета.

Я вздрогнула и обернулась.

— Мэтр Савар! Простите за мою невольную отсылку к вашим последним работам. Но как вы уже и поняли, я была впечатлена нашим знакомством, — тепло улыбнулась я худенькому старичку.

— Ученики всегда копируют стиль своих учителей, прежде чем обрести самостоятельность и смелость, — важно кивнут тот. — Позволь представить мистера Уолтера Сикерта*. Уолтер, эта хорошенькая мадмуазель перед вами — Клэр Легран. Весьма талантливая выпускница Парижской школы искусств. Моя ученица и натурщица.

Высокий темноволосый мужчина с грубоватым лицом даже на меня не посмотрел. Всё его внимание привлекла картина за моей спиной.

— Позволь, Виктор! — голос у Синклера был громкий, а речь, из-за чудовищного английского акцента, практически невнятная. — То, что эта девушка твоя муза, я охотно поверю. Но то, что ученица — ни за что! Посмотри на её стиль! Она явно опиралась на работы импрессионистов, пусть и своеобразно их переработав, а ты всё ещё не можешь отойти от классического стиля, мой друг! Мадмуазель, я ведь прав?

Я беспомощно пожала плечами, оглушенная напором англичанина.

— Слушайте, мадмуазель Легран! Конечно, чувствуется рука новичка, есть претенциозность, и вы слишком нагнетаете мрачную атмосферу в пейзаже. Но у вас есть потенциал, и думаю, мэтр Савар не слишком годиться, чтобы его раскрыть. Вы когда-нибудь видели мои картины?

— Нет, месье Сикерт. Но мне приходилось о вас слышать.

— О, правда? — англичанин фыркнул. — Французы высокомерны и зациклены на самих себе. Все, кому не довелось родиться во Франции, по их мнению, не могут претендовать на новое слово в искусстве. Но я человек мира! Так что, хотели бы немного поучиться у меня?

— Ты же переехал в Лондон, Уолт.

Сикерт отмахнулся.

— Девушка кажется немного потерянной. Наверняка размышляет о своем будущем. Почему бы ей не бросить этот жеманный Париж, чтобы узнать немного мир за его пределами?

— У меня нет денег, чтобы платить вам за уроки.

— Это не страшно. У вас же есть опыт натурщицы, а у меня море друзей-художников, которые с руками вам оторвут. И… Да не смотрите на меня так, мадмуазель! Я не предлагаю вам ничего неприличного! Но не стоит мне сразу отказывать, только потому, что вы боитесь чего-то нового. — Сикерт порылся в кармане широкого пиджака, и протянул мне замусоленную бумажку. — Вот мой адрес в Лондоне. Если надумаете всё же приехать — обязательно напишите. Я познакомлю вас со всеми лучшими художниками Англии, и может быть даже смогу устроить несколько ваших работ в галерее. Если остальные ваши картины не хуже этой, конечно.

Художник тараторил так быстро, что я едва успевала за его мыслью, да и махание руками перед моим лицом несколько отвлекало. Заметив мою растерянность, вмешался мэтр.

— Уолт, посмотри. Это не Жанна Эрбо там?

— О, моя прекрасная муза тоже пришла?! Вечность её не видел!

Торопливо кивнув на прощание, Сикерт умчался целовать руки кокетливой даме в окружении восхищенных поклонников. Мэтр Савар неодобрительно покачал головой.

— У него этих муз… Наверное, не стоило вас знакомить. Очень советую задуматься, прежде чем принимать приглашение этого стервятника.

— Стервятника?

— Он неплохой человек, но при этом его привлекает человеческая боль и страдания. Он просто ими упивается.

— И что, он увидел во мне жертву? — настороженно спросила. Еще маньяков и садистов мне в окружении не хватало!

— О нет, я имел в виду лишь творчество, и ничего больше. В жизни это добрейший человек. Ты выглядела очень печальной и одинокой, когда смотрела на свою картину, и Сикерту это показалось очаровательным. Как и твой «Аид». Кстати, кого-то твой натурщик мне напоминает. Как его зовут?

Ракоци стёр воспоминание о себе, но у художников хорошая память на интересные лица.

— Я писала не с натуры. Так что ничего не могу сказать. Может, и выцепила кого в толпе. Вы знаете, как это происходит. Мэтр, я так вам благодарна, что вы не держите на меня зла, и даже назвали ученицей, хотя я этого не заслуживаю.

— Мне это ничего не стоило, — снисходительно пожал плечами Савар. — Клэр, у тебя не появился случаем поклонник? Вон тот молодой месье не сводит с тебя глаз всё это время.

Я проследила за взглядом мэтра. У окна, полу-скрытого тяжелыми бархатными шторами, стоял Рейнард Эмбер. Теперь спутать его со школьным учителем было невозможно — даже один его цилиндр стоил дороже костюма, который мог позволить себе мой отец, а оправа монокля блестела золотом.

Рейнард. Мы не виделись, кажется, вечность. В последнюю нашу встречу ты подарил мне поцелуй. Так почему же сейчас в твоих глазах лишь холод и презрение, а мне хочется бежать прочь? Будто встретила не мужчину, который когда-то мне нравился, а врага.

Эмбер не стремился ко мне подойти, лишь наблюдал, но я понимала, что нет причины оттягивать разговор. При его возможностях он найдет меня где угодно. Так что я попрощалась с мэтром Саваром, сердечно пообещав не забывать его, и направилась к охотнику за вампирами.

— Рейнард.

— Клэр. Если честно, не ожидал, что еще увижу тебя. Не возражаешь, если мы покинем это место, и поговорим с тобой в более спокойной обстановке?

Я нервно сжала ладони, мотнув головой.

— Не уверена, что готова куда-либо с тобой пойти.

— Я не собираюсь убивать или похищать тебя. Давай просто выпьем кофе? К примеру, в заведении, где работает твой приятель Базиль.

— Он вряд ли будет рад меня видеть. Здесь есть другое местечко.

Ресторанчик на углу улицы был совсем небольшой, на десять столиков, и к вечеру быстро заполнялся. Но нам повезло — свободное место нашлось. Когда между нами оказался столик, я едва слышно выдохнула, и тут же уткнулась в меню.

— Ты стесняешься или боишься меня? А ведь раньше мы неплохо ладили. Я дал основание себя опасаться? — Рейнард издал смешок. Веселья в нем не было. — Насмешка судьбы. Когда-то я мнил себя героем, который спасает девушку, и получает её сердце в награду. Вот только спасти так и не смог. И теперь… что стало с тобой теперь?

— А кого видишь во мне ты? — тихо спросила, не поднимая взгляд.

— Не жертву точно. Ты вполне себе уверенно чувствуешь, появляясь среди обычных людей.

— Между мной и высшими больше нет никакой связи, — твердо сказала я. — Им больше не интересна моя жалкая персона. Так что и тебе нет причины появляться в моей жизни. И не говори, что пришёл увидеть меня из романтичных побуждений.

— Получается, ты не знаешь?

— Знаю что?

— Клеймо. Ракоци оставил на тебе след — пометил, как свою собственность. Все вампиры — и высшие, и обращенные, будут видеть его. И люди, вроде меня — обладающие некоторыми способностями. Вот здесь, — Эмбер коснулся своей шеи, — светящийся знак, похожий на око. Я вижу подобный не впервые. Кое-кто из моих предков тщательно задокументировал все известные данные старейших семействах вампиров. И хоть Ракоци во многом потеряли свое влияние из-за безумия Истван, нынешний глава семьи, думаю, вернёт былое величие.

Я потёрла горло, и взглянула на свою ладонь — будто ожидая увидеть кровь или чернила. Конечно же, ничего.

— Меня это не касается. Михаил Ракоци не вернется за мной.

Эмбер покачал головой.

— Продолжай себя обманывать, Клэр. Или не обманывать, а тешить надеждами? Там, в галерее, мне показалось что ты тоскуешь о нём. Не похоже, что ты под внушением, и все же…

— Рейнард, хватит. Что тебе нужно? — устало спросила я. — Оправданий? Информации? Так у меня их нет. Ракоци позволил уехать мне домой, а потом исчез. Луи передал весточку, что он не вернется.

— И сам глава Мартеллов тоже покинул Францию, как крыса, бегущая с корабля. Хотя ему точно ничего не угрожало, учитывая, сколь лоялен стал мой дядя к кровососам. Этот трансвестит сказал тебе что-то ещё?

— Луи? Нет, ничего больше. Ты хочешь найти его?

Эмбер коснулся едва заметных, и уже успевших побледнеть шрамов на лице.

— Не уверен, что стоит тратить время. Клэр, ты бы не хотела последовать его примеру?

— Стать хозяйкой борделя? — неловко пошутила я.

— П-ф. Уехать. И лучше не только из Парижа, но и из Франции. Я дам тебе денег — это должно хватить на некоторое время.

— Уехать? — озадаченно переспросила, даже не слишком оскорбившись на предложение денег. Эти богачи ими просто разбрасываются. А Эмбер им и был — избалованным и высокомерным типом, который решил поиграть в простого скромного учителя. Без своей привычной и лицемерной маски скромности он выглядел куда как естественней.

— Так будет безопаснее для тебя — в любой момент Лилль может сменить милость на гнев, и падет он именно на тебя. Изначально я хотел предложить своё покровительство, но ты едва ли на него согласишься, учитывая твою враждебность и недоверие.

— Под покровительством ты имеешь в виду место в своей постели?

Эмбер скривил губы.

— Я не подбираю объедки после вампиров. Или ты думаешь, что я не знаю, как проходит ритуал, благодаря которому твои глаза стали еще прекраснее?

Пощечина ожгла щёку мужчины.

— Иди к черту, Рейнард Эмбер!

Официант неловко замер в метре от нас, не решаясь подойти ближе к ссорящейся парочке. Так, полагаю, мы выглядели.

— Тише, тише. Прости, — примирительно поднял руки Эмбер, хотя мне и не казалось, что он сожалел. — Мне не следовало это говорить. Знала бы ты, как я жалею, что у нас ничего не вышло. Я был так очарован тобой…

— Хватит. Не желаю слышать. Мне не нужны твои деньги, и фальшивая забота тоже. Обещаю, что покину Париж при первой возможности, так что никто не будет осквернять твой взор.

Мне хотелось многое спросить у него. О вампирах, о нём самом. Не было похоже, что он в полном порядке. Рейнард… За этой злостью, насмешкой и высокомерием, я заметила и другое. Потерянность. Одиночество. Боль. Всё то, что мучило и меня саму. Но ему не хватило сил, чтобы избавиться от своих предрассудков, а мне желания, чтобы преодолеть свою обиду. И та симпатия, что когда-то возникла между нами, и которая, несмотря на обстоятельства, все же была искренней, оказалось растоптана.

Может, это все и к лучшему. Никаких надежд, никакой веры. И никаких мужчин в моей жизни.

*Уолтер Сикерт — реально существовавший художник. Между прочим, именно он был одним из кандидатов на роль Джека Потрошителя, и являлся обладателем весьма эксцентричного характера. Одну из его работ вы можете увидеть в начале главы.

Глава 31. Ты всё дальше

Не смешивай любовь с жаждой завладеть, которая приносит столько мучений

Вопреки общепринятому мнению, любовь не причиняет мук.

Мучает инстинкт собственности.

Экзюпери

3 сентября 1908 года

Порт Кале почти сразу скрылся из виду — туман над проливом Ла-Манш стоял плотным, даже удушливым. Зато пассажирам повезло, что не было сильного ветра и волн, хотя и на таком огромном и современном пароходе, как «Арундел» многих укачивало. простудиться тоже было легко, тем более в довольно коротком жакете из твида. И почему я не надела пальто! Стоило только вспомнить, как прохладно на севере Франции было в это время года. А учитывая, что говорят об английской погоде… Я тяжело вздохнула, и плотнее закуталась в шаль. Глупо будет, если пережив события в Париже, я умру от воспаления лёгких в Лондоне.

Но выбор был сделан. Я в самом деле покидала Францию, имея с собой лишь один чемодан, и деньги, которых едва ли хватит на несколько месяцев. Большую часть той суммы, что вручил мне Луи, я подсунула Клоду, приехавшему в Париж поступать в Сорбонну. А остаток пожертвовала приходу в Баланьяке, когда навещала родителей. Мама, конечно, была против моей поездки в Англию. Отец привычно придержал своё мнение при себе, но и он был не слишком доволен своей блудной дочерью. Но своё отеческое благословение всё же дал.

Туман постепенно рассеивался, а ветер, наоборот, крепчал. Я не стала спускаться в дамский салон, не желая, чтобы моё, пусть и условное, но все же одиночество, нарушали.

Как оказалось, от моего желания ничего не зависело. Совсем рядом один отчаянно рыжий господин затеял ссору с другими господами, уже немного подвыпившими. Я понимала немного английский, но речь рыжего была слишком быстрой, а его акцент чудовищным, так что суть претензий уловить не удалось. Зато результат столь бурного обсуждения неизвестной мне проблемы оказался для меня плачевным. Одному из англичан надоел махающий перед ним руками скандалист, и он недолго думая, толкнул от себя рыжего. Тот заскользил на влажных досках, едва не перевалился через перила в воду, и, пытаясь сохранить равновесие, схватил меня за рукав жакета.

Рукав жалобно треснул, и почти полностью оторвался. А шаль от слишком резкого движения свалилась с плеч и улетела в воду. Рыжий тихо ойкнул, и аккуратно поправил сползающий вниз рукав.

— Не берите больше английские ткани, мисс. Они дерьмо. Как и большинство англичан.

На французском этот тип говорил ещё более чудовищно.

— Вы так уверены, что я не англичанка? — сухо спросила, отстраняясь от дебошира. — Будьте добры. Решайте свои проблемы подальше от меня.

— Как скажете, мэм, — смиренно кивнул рыжий тип. — Но тут нет моей вины. Чесс слово.

Я фыркнула, выражая недоверие, и решила поискать место поспокойней, где в меня бы не швыряли ирландцев. Стоило мне только немного успокоиться, и перестать злиться из-за порванной одежды, виновник моего плохого настроения появился вновь. На скуле его красовался синяк, верхняя губа была разбита, но выглядел он до неприличия жизнерадостным и довольным собой.

— Я выбил из них дурь, а потом вмешалась охрана. Но я, как видите, в порядке.

— Рада за вас.

— Там один из этих уродов оказался щипачом, ну то есть карманником, а я думал, что он к дамочке одной полез. Ну вот и решил поговорить с ним по душам в сторонке. А у него приятели оказались. Хорошо хоть кошелёк дамочки во время драки выпал, иначе бы с ними повязали.

— Спасибо за пояснение, — я вежливо кивнула и отвернулась, показывая, что не слишком заинтересована в дальнейшей беседе.

— Да я как бы не за этим пришёл, мэм. Просто очень болтливый, когда волнуюсь. А я всегда волнуюсь, когда беседую со столь очаровательными девушками, — обаятельно улыбнулся рыжий. — Позвольте мне исправить содеянное.

— И как вы представляете это?

Театрально поклонившись, взмахнув невидимым пером на невидимой же шляпе, мужчина достал из наплечной сумки катушку чёрных ниток, в которую была воткнута иголка. Теперь он смог привлечь моё внимание.

— Вы всегда носите подобное с собой, месье?

— Так получилось, — пожал плечами ирландец. — Позвольте мне ваше одеяние, мэм.

— Что, прямо здесь?

— Точно, вы ведь замерзнете! Полагаю, лучше спуститься в салон.

Значит, у него был доступ в один из салонов? Я внимательней пригляделась к мужчине. Одежда выглядела не новой, но была добротной и опрятной, а сам ирландец чисто выбрит, и даже пах не дешевым алкоголем, как следовало бы ожидать, а парфюмом с ненавязчивым, но приятным ароматом. И несмотря на ужасный акцент, речь его была поставлена правильно. На рабочего он точно похож не был, хотя и до почтенного буржуа не дотягивал.

От безысходности ли, а может, и от любопытства, я приняла приглашение нахального незнакомца. Салон второго класса, в котором отдыхали пассажиры, был переполнен. За столиками не было свободного места, но ирландец всё же смог освободить одну из скамеек у боковой переборки.

— Что вы сказали тому господину, что он так шустро пересел? — шёпотом спросила я у ирландца.

— Что моя жена в положении, и что ей в любой момент может стать дурно.

— Лгать — нехорошо. И я не ваша жена.

— Кто знает — может, когда-нибудь это и станет правдой, — хмыкнул мужчина. — Ну же, раздевайтесь!

— Да вы уже и говорите, как мой супруг, — проворчала я, стягивая жакет. — А вы зачем снимаете с себя пиджак? Месье, я же пошутила!

— Просто не хочу, чтобы вы замерзли.

На мои плечи лёг пиджак, и я затихла, старательно пытаясь не покраснеть под любопытными взглядами кумушек по соседству. Между тем ирландец ловко вдел нитку в иголку, и начал изучать порванный шов жакета, что-то недовольно ворча о ленивых портных.

— Вы что, и вправду будете шить прямо здесь?

— Угу. Не бойтесь, я умею. Моя бабушка заставляла освоить меня это мастерство. При желании я не только дырку смогу заштопать, но и самому сшить себе рубашку. Или жене панталоны. Хотя я не женат, к слову. Это вам так, на заметку.

— Вы не можете без пошлостей, да? — укоризненно спросила я. — Говорите хотя бы потише. На нас и так косятся.

— Хорошо, мэм, — послушно кивнут ирландец. — Кстати, пора бы нам и познакомиться. Я Патрик О`Ши родом из Дублина, хотя последние несколько лет живу в этом ужасном Лондоне. Талантливый актер, не менее талантливый поэт, и прекрасный спаситель храбрых дам… Точнее, наоборот. Храбрый спаситель прекрасных дам, хотя в прекрасности мне тоже не откажешь. А вы?

Язык у него точно без костей.

— Клэр Легран.

— И всё? — разочарование в голосе ирландца заставило меня улыбнуться.

— И всё.

Теперь, когда мы сидели совсем близко, я могла немного лучше изучить мужчину. Ему было около двадцати пяти, хотя из-за широких плеч и крепкой фигуры вначале он показался мне старше. Волосы отчаянно рыжие, с медным отливом, кожа светлая, с россыпью веснушек на переносице и скулах. Немного кривоватый нос, скорее всего не раз ломанный, упрямый подбородок, выразительный и подвижный рот, карие глаза — вполне обычные, без всякой чертовщины. Хотя и не без хитринки.

— Так вы актёр?

— А что, не похож? — хмыкнул О`Ши. — Ну хотите, Шекспира прочитаю? «Короля Лира», например?

Он откашлялся, готовясь к декламации, и я поспешно закивала.

— Верю-верю! И что вы делали во Франции, мистер О`Ши?

— До чего же вы любопытны! Смотрел «Бориса Годунова».

— Это что-то русское?

— Из какой глубинки вы приехали? — снисходительно спросил ирландец. — Это русская опера, которую привез в Париж гениальный Дягилев. Так как сам до Петербурга я едва ли когда-нибудь доберусь, то я не мог упустить этот шанс услышать Шаляпина хотя бы во Франции. Он восхитителен! Знаете, я ведь разбираюсь в музыке, и сам неплохо пою.

О русских сезонах в Париже, проводимых уже второй год, я краем уха слышала, но если честно, мне было совсем не до этого.

— Так вы не только талантливый актер и поэт, но еще и не менее талантливый певец? — ехидно спросила я, наблюдая за тем, как ловко мелькала иголка в руках ирландца. — Значит, вы отправились во Францию только ради оперы?

— И ещё съездил к троюродной тётушке в Лион. Она вышла замуж за одного из лягушатников… Ау! Мэм, зачем так больно щипаться?!

— Не говорите о моих соотечественниках так грубо.

— Ну хотите я вам шутку про ирландцев расскажу? Один ирландский священник в Белфасте прочел проповедь, направленную против пьянства: «Дети мои, пьянство — это ужасно… Виски заставляет нас терять разум… мы ссоримся с англичанами и стреляем в них… и промахиваемся…»

— Ш-ш-ш, да потише вы! Вы понимаете, что эта шутка более оскорбительна для англичан, которых здесь большинство, чем для ирландцев?

К тому времени О`Ши закончил свою работу, и я поспешно вывела его на палубу, пока он не стал причиной нового скандала. — Вы так ничего и не рассказали о себе, мадмуазель Легран. Как я должен вас очаровывать, если я не знаю ничего о том, что вам нравится? Но, позвольте предположить, что вы натура творческая! Хотя судя по тому, что вы не знаете, кто такой господин Шаляпин, едва ли певица. Так что же вам по душе?

Я пожала плечами, и оперлась о поручни, задумчиво глядя на свинцовую холодную воду, плещущуюся внизу. До другого берега плыть ещё около часа. Можно развлечь себя небольшой беседой, тем более что ирландец оказался забавным.

— Ну же, неужели столь талантливый человек, как вы, не может догадаться? У вас три попытки.

— Вы флиртуете со мной, Клэр? — ухмыльнулся О`Ши.

— Я?! Нет!

И все же это было именно то, что я делала. Этот ирландец располагал к себе, хотя характер имел весьма ершистый. И флиртовать с ним, несмотря на всю его дерзость, казалось почему-то безопасным. Совсем иначе, чем это было с Михаилом — когда в даже самом простом разговоре я чувствовала, будто хожу по натянутой струне.

Нет, не стоит думать о Ракоци. Он остался там — в прошлом.

— Вот мое первое предположение — вы наверняка прекрасно танцуете. Может быть, даже профессионально, — между тем сказал неугомонный ирландец, попытавшись незаметно ко мне придвинуться. Так, чтобы наши плечи соприкоснулись. Я окинула его суровым взором, но это не произвело на него ни малейшего впечатления.

— Разочарую — но нет.

— Играете в любительском театре?

— И вторая попытка — мимо. В этот раз не ошибитесь, мистер. Тем более вариантов у вас осталось не так много.

Ирландец сделал шаг назад, окинув меня задумчивым взглядом:

— Хм… Вы не снимете перчатки, мисс?

Я, немного помедлив, все же выполнила его просьбу. И все же вздрогнула, когда он коснулся теплыми, немного шершавыми на кончиках пальцами моих ладоней, изучая.

— Так вот оно что! Вы художница, Клэр Легран! Вам часто приходиться держат в руках кисть.

— Почему не карандаш или перо? Я могла бы писать романы.

— Вот тут, у большого пальца, видите? Пятнышко краски.

Ох, и в самом деле.

— Вы очень внимательны.

— Это часть моего ремесла. Подмечать интересные детали… и интересных людей. Мисс… нет, мадмуазель Легран, а где вы собираетесь остановиться? Мне хотелось бы, чтобы наше знакомство не закончилось вместе с этим путешествием.

Вопрос О`Ши привёл меня в чувство. И что я творю? Не следовало мне заговаривать с этим человеком. Даже если он не опасен, то в ближайшем будущем мне хватит иных забот, чтобы отвлекаться на дружбу с ирландцем. Хотя о какой дружбе я говорю? Наверняка он просто посчитал меня легковерной дурочкой, и решил развести.

— Простите, это невозможно. В Лондоне меня ждёт жених, — соврала я.

Искры в карих глазах потухли.

— О. Я ведь ещё не говорил, что из англичан получаются ужасные мужья?

Я виновато пожала плечами.

— Ну… Тогда простите, мэм, за излишнюю назойливость. И за потерянную шаль. Возьмите хотя бы в качестве компенсации шарф.

О`Ши стянул с шеи длинный полосатый шарф с симпатичными кисточками на концах, и обернул вокруг мое шеи. И прежде, чем я успела возразить, ушёл, махнув на прощание рукой.

Глава 32. Лондон

Вся ее жизнь эпиграммой была,

Тонкой, тугой, блестящей,

Сплетенной для ловли сердец без числа

Посредством петли скользящей.

У. Блейк. Искательнице успеха

Так как никакого жениха-англичанина, способного решит все мои проблемы, никогда и не было, совершив утомительную поездку на поезде из Дувра в Лондон, я тут же окунулась в заботы о крыше над головой и хлебе насущном. Лишь только на третий день я нашла комнатушку в Вестминстере, подходящую по цене, и при этом достаточно чистую и удобную, и переехала из гостиницы. А вот с работой было гораздо сложнее.

Лондон оказался гораздо более старомодным и консервативным местом, чем я себе представляла. Молодую француженку, небогатую, и плохо говорящую на английском, никто не желал принимать всерьез. В лучшем случае во мне видели идеалистку, которая скоро сбежит домой, не выдержав трудной жизни вольного художника. А в худшем — охотницу за богатым покровителем. Хозяин одной из галерей и вовсе заявил, что принесенные работы не мои, но он готов их взять, и даже предоставить мне кров. И кровать.

Такого со мной не случалось даже на Монмартре, живущем и дышащим любовью, где и у дородной и немного усатой мадам Жабер имелся ухажёр. За мной тоже ухаживали, и флиртовали, и даже просто приставали… Но такого количества маслянистых и хищных взглядов я на себе не ловила никогда. И ведь я была одета скромно, хоть и не без вкуса, и все равно получала совсем не то внимание, которое мне бы хотелось.

Может быть, дело было в том, что я иностранка, и мужчины велись на экзотику и свои предрассудки о француженках. Но вскоре я нашла ещё одну причину. Мою доброжелательность принимали за легкомысленность, а вежливость за флирт. Гуляя по парку после очередной неудачной встречи, я внимательно приглядывалась к англичанкам, пытаясь понять, чем же отличаюсь от них, помимо внешности. Надо сказать, что большинство лондонских мисс были очень хорошенькие — стройные, светлокожие, с изумительным румянцем на симпатичных личиках. А вот чувства стиля многим не хватало. И что еще страннее — даже весьма симпатичные леди и мисс были зажаты и чопорны. Хмурые лица, скованные движения, взгляд в пол…

Хотя их можно было понять. Сам Лондон, торопливый и деловой, настраивал совсем на другой лад, чем Париж. Вскоре и я стала ходить быстрее, разговаривать резче, и гораздо реже раздавать улыбки своим собеседникам.

Деньги понемногу заканчивались, а я продала лишь несколько картин, и взяла один заказ — нарисовав портрет внука домовладельца за скидку на аренду. Идти в служанки или в швеи мне не хотелось, так что пришлось навестить Уолтера Сикерта, хоть у меня и были сомнения в том, то он как-то может помочь.

Зря. Порадовало уже то, что экстравагантный англичанин не только вспомнил «ученицу Савара», но и гостеприимно встретил, представив своему кругу, среди которых было много людей творческих, и не бедных. А затем поручился за меня перед несколькими галеристами. Не скажу, что дела сразу пошли в гору. Во-первых, картины я продавала под именем «Жака Леграна» — англичане оказались не менее консервативны, чем французы, и с большей охотой брали картины под мужским псевдонимом. Писать пришлось банальщину — цветы, натюрморты, пейзажи и пасторальные картинки с пастушками, что любили вешать буржуа средней руки у себя в гостиных и коридорах. Но порой удавалось пропихнуть продавцу, и даже продать, что-нибудь из того, что было интересно уже мне.

Подрабатывала я и моделью — но не у Сикерта. Его я в первые месяцы несколько опасалась. У художника был достаточно странный период в творчестве. Он мог писать утонченные женские портреты, полные задумчивой грусти, или нежности. Но в других своих работах безжалостно обнажал своих моделей — и в этой наготе не оставалось ни тайны, ни красоты. Лишь безнадёжность и усталость женщин, потерявших всё*. В неподвижности их тел, лежащих на кровати, было что-то пугающее и двусмысленное. Будто зрителю самому следовало решить для себя — лицезреем ли мы семейную сцену, или же фантазию на тему смерти.

Уолтера очаровывала смерть. А точнее, великий лондонский убийца — Джек Потрошитель, так и не найденный полицией. Последней его жертвой считали безжалостно убитую и изуродованную проститутку в Кэмден-Тауне. Хотя некоторые приписывали её убийство художнику Роберту Вуду, но его вину так и не доказали. Здесь же, совсем рядом с местом убийства жил и Сикерт. Видимо, случившееся произвело на него сильное впечатление. Мне сложно было это понять.

Он замечал мою настороженность, и частенько подсмеивался над ней, но совсем не обижался. В том, как Сикерт помогал своим менее опытным коллегам, общался с прислугой и мимолетными знакомыми, я искала, но никак не могла найти ни злобы, ни жестокости. А в его отношении ко мне — хоть доли корысти или затаенного умысла. Как женщина я тоже не слишком интересовала.

— Найти любовницу — легко, — говорил художник. — А вот найти толковую помощницу гораздо сложнее.

Хотя я не уверена, что именно так Сикерт меня воспринимал, всюду таская за собой. Скорее, я была чем-то вроде стильного и модного аксессуара. Так что сопровождая Уолтера, я делала вид, что не понимаю английский, и придавала себе томный и загадочный вид. Художника это почему-то развлекало, а я же могла благодаря Сикерту попасть в весьма интересные места.

Спустя полгода с тех пор, как я поселилась в Лондоне, он решил взять меня с собой в театр — не на премьеру, а на репетицию.

— За актёрами интересно наблюдать. Тебе когда-нибудь приходилось рисовать их за работой? — спросил у меня Сикерт, широко шагая по скользкой мостовой. Я на своих коротких ногах еле поспевала за ним.

— Нет, никогда. А то это за театр? Ковент-Гарден? Виктория-Холл?

— О, нет. Это новый театр Вест-Энда — Олдвич**. Ставят, конечно, не Шекспира, а несерьезные чепуховины, но думаю, тебе понравится.

Здание оказалось не таким уж и маленьким, и очень красивым — с круглыми арками окон, лепниной и полуколоннами.

— Старомодное барокко, — фыркнул Сикерт, заметив моё восхищение.

Нас встречал Сеймур Хикс, которого я видела до этого мельком в гостях у Сикерта. Он оказался не просто актером, но и одним из владельцев театра.

— Уолт, мадмуазель Клэр! — радостно раскинул руки Хикс, будто желая обнять нас обоих. — Рад что ты всё таки нашёл время и выбрался ко мне. Идём. Репетиция уже в разгаре, вам никто мешать не будет.

Сцена была ярко освещена, а пустующий зрительный зал затемнен, и мы смогли усесться на средний ряд почти незамеченными.

— И как нам делать наброски, ничего же не видно? — тихо спросила я, доставая планшет и бумагу. Спустя несколько месяцев от моего «вампирского» зрения ничего не осталось.

— А ты разве пишешь глазами? — поддел меня Сикерт. — Хотя ты права. Давай пересядем поближе.

Я пробиралась между рядами, когда взгляд случайно зацепился за знакомый всполох рыжих волос. Это же мой попутчик Патрик О`Ши! Почему-то даже спустя полгода я хорошо помнила его имя. И шарф его почти не снимала — хотя в этом случае руководствовалась скорее практичностью. К лондонской погоде привыкнуть было непросто. Значит, не соврал, что актёр.

Не став садиться на первый ряд с Сикертом, я скромно уместилась на втором, спрятавшись практически за художника. Ничего страшного во встрече с ирландцем не было, и все же я почему-то робела. А вдруг он спросит, как поживает мой муж? И ведь мистер Сикерт сразу выведет меня на чистую воду, да и еще потом насмехаться будет…

Я так волновалась о встрече с О`Ши, что совсем не следила за происходящем на сцене, и лист передо мной оставался девственно чистым. Вскоре это заметил и Сикерт.

— С кого это ты там взгляд не сводишь? — ехидно спросил он. — Хочешь, потом подойдем, познакомимся? Столь хорошенькой мисс не стоит проводить свои дни в одиночестве.

— При всём уважении, но не думаю, что из актеров получаются надежные спутники жизни.

— Как скучно. Не будь старомодной. Иногда нужно просто развлекаться, а не беспокоиться о будущем.

Как только режиссер объявил перерыв, моё присутствие тут же было обнаружено.

— Мисс Легран! — воскликнул Патрик, махая рукой. — Или уже миссис… Как вас там теперь? Миссис Смит? Уайт? Браун?

Сикерт с любопытством посмотрел на меня.

— Ты что, замужем?

— Нет, — смущённо сказала я.

— О, так жених вас бросил? Простите, мисс Легран! — посочувствовал ирландец, легко перемахивая через сиденья и занимая соседнее от меня сиденье.

Да он издевается. Точно издевается. По хитрющим глазам это видно.

— Перестаньте, — прошептала я. — Вы ведь уже поняли, что я вас ввела в заблуждение.

— Обманули. Это так называется. А могли бы просто признаться, что я вам надоел.

— Это не так, — вздохнула. — Вы мне понравились, но я совершенно не была готова к продолжению знакомства.

— Я вам… понравился? — медленно повторил О`Ши.

— Да. Вы были очень милы. Несмотря на то, что из-за вас я потеряла свою шаль. Но шарф я ношу с удовольствием.

Ирландец закусил нижнюю губу, и нервно пожевал её.

— О. Вот как. Понравился. Хм. Вы мне тоже. Понравились.

И что за реакция? Может, я не правильно использовала слово «нравится»? Иногда некоторые речевые нюансы ускользали от меня.

Сикерт склонился к моему уху, и прошептал:

— Дорогая, ты даешь этому юноше необоснованные надежды. Для лондонских мисс признание в симпатии приравнивается почти что к обещанию вечной любви.

— И что вы тут делаете, мисс Легран? — спросил ирландец, недовольно косясь на художника.

— Я уже ухожу, — сказал художник. — Поздороваюсь со знакомыми. Ведите себя хорошо, мистер, и не обижайте мою помощницу.

Как только Сикерт удалился, ирландец требовательно спросил:

— И что значит «помощница»? Этот тип выглядит так, будто он занимается чем-то незаконным, и втягивает в это других. У вас же всё в порядке?

— Конечно. Мистер Сикерт — художник. И он приятель вашего владельца. Так что не стоит подозревать его… И почему я вообще оправдываюсь?

Неловкость обернулась раздражением. Терпеть не могу, когда меня допрашивают. Ирландец неверяще потрогал кончик моего шарфа, удостоверяясь, что это именно тот, что он вручил мне на пароходе.

— Здорово, что мы снова встретились, — невпопад сказал он, просияв улыбкой. — И что вы не замужем. И что я вам нравлюсь. Давайте куда-нибудь сходим после репетиции?

А он не терял время зря.

— Когда я сказала, что вы мне нравитесь, я не имела ввиду ничего такого, мистер О`Ши.

— Патрик. Я человек простой, так что можно просто по имени, — сказал актер, закидывая руку на спинку сиденья за моей спиной.

Я почти подскочила.

— Слушайте, мистер О`Ши! Вы меня компрометируете. Не знаю, что вы про меня подумали, но не стоит вести себя со мной так вольно.

Интонации в моем голосе получились один в один как у матери. Ирландец отодвинулся, нервно приглаживая рыжую челку.

— Оу. Простите. Я просто немного волнуюсь. А когда волнуюсь, начинаю наглеть.

Пока я размышляла, что ответить Патрику, нас прервали.

— Хей, рыжий! Там что-то с подъемником не так! Сходи, проверь.

— Я иногда помогаю с аппаратурой и декорациями, — пояснил О`Ши. И умоляюще сложил руки перед лицом. — Клэр, не пропадайте, пожалуйста! Дайте шанс исправить не очень удачное впечатление от нашей первой встречи.

Не то, что в этом ирландце было что-то особенное. Но я впервые за всё время, проведенное в Лондоне, позволила мужчине проводить меня до дома. Не то, что я начала доверять мужчинам. Но когда Патрик О`Ши заглянул ко мне на выходные с цветами, пригласив на конную прогулку, я не стала ему отказывать.

Затем пришла на премьеру спектакля, где Патрик играл нелепого, но жутко смешного слугу. И вместе с его труппой праздновала удачное выступление. Помогала с декорациями в Олдвиче, когда заболел их художник, просила Патрика чинить мне сломанный диван. И больше не сидела дома одна, по-настоящему знакомясь с Лондоном благодаря болтливому, но на редкость обаятельному ирландцу. Вскоре нас считали парочкой уже все знакомые. Я знала его друзей и приятелей, он стал почти своим среди моих.

Шла весна 1909 года, и сердце моё постепенно оживало.

*Речь о цикле Сикерта «Убийство в Кэмден-Тауне».

Глава 33. В ловушке

23 июня 1909 год

Клэр Легран

Всё же я была слишком наивна, думая, что прошлое можно просто оставит позади. Оно напомнило о себе, когда я совершенно этого не ждала.

И снова из-за моей собственной неосторожности. Как и почти два года назад, я слишком поздно возвращалась домой. Обычно я уходила гораздо раньше, или заранее просила Патрика зайти за мной. Но в этот раз засиделась на импровизированной вечеринке в честь удачной сделки Уолтера, и потеряла счет времени. Уже стемнело, и на улицах Кэмден-Тауна можно было встретить разве что подвыпивших завсегдатаев пабов или проституток.

И маньяков. Таких как Джек Потрошитель, так и не пойманного, между прочим. И последнее его убийство произошло здесь же, в Кэмдене… Стоило об этом подумать, как тьма будто сгустилась над головой, а в шорохах стали слышаться звуки шагов и хриплое дыхание. Я почти перешла на бег, пугливо оглядываясь, и боясь увидеть силуэт в высоком цилиндре и длинном плаще-пелерине. Почему-то мне казалось, что легендарный убийца должен был одеваться именно так.

Впереди виднелся тёмный островок парка, который я обычно проходила насквозь. Но в этот раз разумнее было обойти. Только вот район я знала не так хорошо. И скоро оказалось в пустом тупике, с заколоченными дверями и глухими ставнями окон. И ни души, только гротескно огромные тени крыс, отражавшиеся от чудом не разбитого фонаря.

— Мамочки, — прошептала я, попятившись назад.

Круто развернулась на каблуках, и замерла. В этот раз это не было моим воображением. Выход из тупика мне преграждала высокий мужчина в цилиндре и с тростью.

— Не стоит бояться. Вам не будет больно, леди, — лениво протянул незнакомец.

Лицо его было худым и вытянутым, даже каким-то волчьим. И хоть на нём не было написано угрозы, бесстрастность пугала меня гораздо больше.

— Сделайте шаг, и я буду кричать, — предупредила, панически оглядываясь. Мне хотя бы досочку, чтобы отбиться.

— Вы не будете кричать, и позволите мне подойти к вам, — так же спокойно сказал мужчина.

В висках закололо, и это ощущение было весьма знакомым. Внушение.

— Простите, вы ведь вампир, да? — спросила я.

Мужчина замер, будто растерявшись.

— Вы тут охотитесь? — уточнила, так и не дождавшись ответа, но все больше укрепляясь в своих подозрениях. То-то он показался мне таким бледным. И у глаз какой-то странный оттенок, если приглядеться.

— Да. А откуда… Кто вы?

И снова попытка гипноза. В этот раз гораздо сильнее. Я скривилась, потирая лоб.

— А вы можете без вашей магии? У меня от внушения только голова болит.

— Леди, вы меня не боитесь? Совсем?

Теперь вампир просто таращил свои глаза, не прибегая к трюкам.

— Но вы же не Джек Потрошитель? И не собираетесь меня зверски убивать и расчленять?

— Нет. Я стараюсь не убивать людей.

— Может быть, вы тогда будете так добры, что и кровь мою пить не будете? Я довольно много выпила, так что не думаю, что вам будет вкусно.

— А-а-а… Хорошо.

— Угу.

Не сводя взгляда с мужчины, я обошла его по стеночке, и ещё раз вежлив кивнула.

— До свидания. Большое спасибо. Хорошей охоты.

— Конечно. Простите за беспокойство.

Всё же в Лондоне даже вампиры — джентльмены. Помнится, моя первая встреча с Ракоци прошла не так хорошо.

Но далеко уйти не удалось. Вампир нагнал меня меньше чем через минуту, уже у парка. Он вцепился мне в локоть, заставив вскрикнуть.

— Больно!

— И всё же интересно, кто вы такая. Знаете о вампирах, не боитесь нас, да и ещё имеете иммунитет на внушение! Ответьте на мои вопросы и может…

Вампир внезапно замолчал, дергая ноздрями, будто унюхавший что-то необычное пёс.

— Ваш запах… Не могу понять. Он какой-то не такой.

Прежде, чем я успела хоть что-либо возразить, он стянул с моей шеи шёлковый платок, и довольно цокнул.

— Метка! Мне следовало бы сразу догадаться, как только я услышал ваш акцент и понял, что вы неуязвимы к внушению. Вы ведь француженка, в которую был влюблен Майкл?

— К-какой Майкл? У меня нет ни одного знакомого Майкла!

— Майкл Ракоци.

В душе моей всё перевернулось.

— Сколько же у него имён! Вы знаете Михаила?

Вампир кивнул.

— Немного. Хотя не видел его лет пятьдесят. Но слухи быстро расходятся. Хотелось бы выразить вам своё сочувствие. Очень неудачно, что так получилось. Ладно, я — порядочный и законопослушный высший. В Лондоне даже младшие цивилизованны и хорошо воспитаны. Но ведь случиться может всякое. И для кого-то, кто имеет зуб на Майкла, ваша метка будет не препятствием, а поводом для нападения. Особенно теперь, когда Ракоци не сможет вас защитить. Бедная, как же, наверное, тяжело остаться одной…

Бедная, как же, наверное, тяжело остаться одной…

Заметив недоумение на моем лице, вампир осёкся.

— Вам же, конечно, никто ничего не сказал. Смертных в такое не посвящают. Но так лучше, гораздо лучше.

Именно в этот момент я поняла, что то, что мне сказал Луи, могло быть неправдой.

— Михаил. С ним что-то случилось? Он жив? Скажите мне!

Почему я так волнуюсь? Почему так тревожно сжимается сердце? Правильнее было бы волноваться за себя, или злиться из-за того, что Ракоци навесил на меня какую-то «метку». Вместо этого я могла лишь думать о своём вампире. Своём высшем.

Которого я не любила, но так и не смогла забыть. Или даже выкинуть из своих снов. Обычно сновидения, в которых появлялся Михаил, были мучительны и тревожны, и после них я долго не могла избавиться от тянущей душу тоски. Но может быть, это чувство не было случайно. С ним могло случиться что-то плохое…

Ответ я услышать не успела.

— Клэр! Господи, я всюду тебя искал! Сикерт сказал, что ты ушла недавно, но я нигде не мог тебя найти!

Патрик. Он стиснул меня в объятиях, и только убедившись, что я в порядке, перевел свой взгляд на высшего.

— Эй, это платок моей невесты у тебя в руках? — угрожающе спросил он у вампира, аккуратно толкая меня себе за спину. — Хочешь проблем, да?

— Всё нормально, Патрик. Мы знакомы. Это… Бобби. Мистер Робер Уотсон.

— Вы тоже художник, мистер Уотсон? — ревниво спросил Патрик, недобро зыркая на хлопающего пушистыми ресницами высшего. Я забрала свой платок, и предостерегающе посмотрела на мужчину.

Хотя мужчиной вампира было назвать сложно. Он выглядел старше того же Луи, но вёл себя, будто ему едва исполнилось семнадцать.

— Нет, мой бывший заказчик. Я рисовала для него любимую собачку, — ложь приходилось выдумывать на ходу, и получалось как-то не очень.

Новоявленный «Бобби с собачкой» неуверенно кивнул.

— Очень люблю собачек, — невпопад он, потирая нос, и стараясь не коситься на шею Патрика. — Я, пожалуй, пойду, Опаздываю на обед… То есть на ужин. Да-да-да, на ужин. Ещё раз простите за беспокойство, леди. Мне пора.

Странный он, этот вампир. Уж больно неуверенный для высшего.

Встреча с вежливым, хоть и слишком нервным вампиром разбередила мне душу. Новые вопросы, на которых не было ответа, тревожили. Ведь я всё уже решила про Михаила. И вот снова пытаюсь понять его, угадать, кто он такой. И почему мне не всё равно, что с ним?

Патрик, будто чувствуя, что я отдаляюсь от него, всё чаще злился и ревновал, хотя наши отношения, пусть и были близкими, так и не стали романтическими. Я флиртовала с ирландцем, проводила с ним вечера, и даже плакалась в жилетку. Но сбегала от любой попытки себя поцеловать. И так, конечно, не могло продолжаться дальше.

Спустя месяц О`Ши решил меня впечатлить, пригласив не в паб, и даже не в уютное кафе рядом с Олдвичем, а в ресторан «Рулс», заходить в который, конечно тайно, не чурались даже особы королевской крови. Дела у Патрика шли неплохо — их труппа процветала, да и я теперь могла позволить себе достойный наряд — пусть и потравив на него значительную часть суммы с последнего заказа.

Небольшой уютный зал, выдержанный в красных тонах, безупречно белые скатерти, дорогие столовые приборы и посуда, и безупречно вышколенные официанты. Да, пожалуй, траты на платье, с узким корсажем, украшенным кружевом, с завышенной талией и прямой юбкой, по последней парижской моде, стоили того. Реакция Патрика, тоже принарядившегося, и даже сменившего кепи на фетровую шляпу, меня порадовала.

— Не перестаю удивляться, как столь небесное создание снизошло на меня, — прижав руки к груди, и закатив глаза, сказал он.

Я улыбнулась.

— Ты практически свалился на меня, если не забыл. И схватил весьма крепко, видимо, чтобы я не улетела.

— И ведь получилось.

Патрик вежливо отодвинул мне стул. Я заметила, что он сильно волнуется.

— Здесь довольно дорого, — тихо сказала я.

— Тебе неуютно?

— Нет. Всё в порядке. Но я не хочу тебя разорить.

— Брось. Должно быть, в Париже твои поклонники водили тебя и не по таким местам.

— Поверь, ты не захочешь знать о моей жизни в Париже, — фыркнула я. — Она была не столь блестящей, как ты себя выдумал. В некоторые дни мне даже не хватало на хлеб, и никто не пытался решить мои финансовые проблемы.

— Тебе теперь тоже нелегко.

— Благодаря одному рыжему типу — уже не так сильно.

Кажется, я всё же сумела поднять настроение Патрику. Он заказал вина, и настойчиво попросил:

— Не отказывай себе ни в чём. Хочу, чтобы тебе этот вечер запомнился.

Начало его и в самом деле удалось. В свете свечей, в красивом платье, рядом с мужчиной, смотревшим на меня влюбленным взглядом, я чувствовала себя счастливой и живой. Мы много смеялись, и так же часто молчали. Но в этом молчании не было никакого напряжения, скорее необычайная интимность. И даже когда наши пальцы переплелись, я не возражала.

И в этот вечер я поняла, что больше не хочу, чтобы Патрик был мне просто другом. Мне не обязательно оставаться одной.

— Признайся, Клэр, что ты влюбилась в меня, — хрипловато сказал Патрик.

— Возможно, — не стала отрицать я, чувствуя, как румянец расползается по моим щекам.

Вот и сказывается отсутствие опыта в свиданиях. Даже простое поглаживание моей ладони вводило в смятение.

— О моих чувствах ты не можешь не знать. Я бесповоротно, смертельно очарован тобой, Клэр. И думаю, это неизлечимо. — Патрик выпустил мою ладонь из своих рук, но только для того, чтобы извлечь на свет маленькую красную коробочку. На мягкой бархатной подушке лежало золотое кольцо. — Выходи за меня, Клэр Легран. Позволь сделать тебя счастливой.

К этому я оказалась не готова. Совсем. Пожалуй, протяни мне Патрик сейчас ядовитую змею, спокойствия было бы больше. Но, полагаю, на моем лице не дрогнул ни один мускул, так как Патрик тревожно спросил:

— Ну так что?

Всё дело в строгом католическом воспитании. Точно. Несмотря на то, что у нас обоих были не слишком респектабельные профессии, а наше окружение — легкомысленно и влюбчиво, Патрик в своих ухаживаниях был старомоден и предельно внимателен. Дальше двусмысленных шуток и нескольких попыток меня поцеловать он не шёл. Патрик О`Ши из тех, кто честно женится, а не морочит девушкам головы. А я же…

…была не так хороша, как он думал. И отнюдь не невинна. Я знала, что для некоторых мужчин это не проблема. Но Патрик был ревнив, хоть и пытался держать себя в руках. Сможет ли он принять то, что у меня было прошлое? Догадывается ли об этом?

Я не представляла, как спросить это напрямую.

— Это слишком неожиданно. Ты уверен, что хочешь видеть меня своей женой? Ведь я не смогу стать примерной домохозяйкой. Мне нравится тот образ жизни, что есть сейчас.

Патрик нахмурился.

— Ты звонко смеёшься, раздаёшь всем свои улыбки, флиртуешь, сама того не замечая. Слишком ярко красишься, носишь слишком привлекательные наряды и ходишь так, что мужчины сворачивают головы тебе вслед. Твои картины мрачные, друзья странные, и иногда совершенно невозможно понять, о чём ты думаешь. Всё это меня жутко злит… И это же заставляет сходить по тебе с ума ещё больше. Если бы мне нужна была скромная домохозяйка, я бы женился ещё в Дублине. Но хочу, чтобы ты знала — что я не вижу никого другого в роли матери моих детей. Предложить мне особо нечего, но всё что есть — твоё.

Я протянула руку и захлопнула крышку коробочки.

— Хорошо. Я подумаю. Очень серьезно подумаю. Но это серьезный шаг. Ответить сразу я не готова.

— Тогда спрошу завтра.

— Ты даешь всего одну ночь?

— У тебя был год, чтобы присмотреться ко мне, — проворчал О`Ши.

Он прав. Конечно, рано ещё вешать на себя ярлык старой девы, но о создании семьи всё же стоило подумать. И если честно, никто из моих нынешних мужчин-знакомых не казался мне хорошим кандидатом в мужья. Кроме Патрика. Да и такого, как он, я прежде не встречала. Доброго, заботливого, надежного.

Не вампира, в конце концов. От размышлений о преимуществах ирландцев перед упырями, я не сразу заметила, что один из посетителей, вошедших в зал, и усевшихся наискосок от нашего столика, был мне знаком. Да это же вампир, что пытался мной позавтракать в Камдэн-Тауне! Патрик проследил за моим взглядом и пренебрежительно фыркнул, шепнув мне:

— О, Бобби. Смотри, какую кралю подцепил!

Вампир, видимо, заметивший меня раньше, зарделся, а женщина, что пришла с ним, лишь слегка повела плечом. Услышала. Даже с такого расстояния. Она одна из них? Шляпа скрывала лицо женщины, но обнаженные плечи были алебастрово-белыми. Впрочем, англичане все бледненькие от природы. Можно и перепутать. И все же интуиция мне подсказывала, что она не так проста. И даже гораздо опаснее своего спутника, поглядывающего в нашу сторону с любопытством, но даже не пытающегося подойти.

— Клэр, тебя что-то беспокоит? Хочешь уйти?

— Может, чуть позже. Допью вино.

Разумнее было бы покинуть ресторан, не привлекая лишнего внимания вампиров, но любопытство оказалось сильнее. Вот если бы Патрика не было со мной, можно было бы попробовать выспросить о его словах прежде, и может быть, узнать о Ракоци. Тогда я перестану о нём думать.

Женщина слегка повернула голову, явив благородный профиль, и незаметно кивнула, встретившись со мной взглядом. Затем поднялась и неспешно прошла мимо, направившись в туалетную комнату. Её юбки прошелестели совсем близко от меня, но аромата духов я так и не почувствовала.

А ведь вампиры не любят слишком сильные запахи. Ракоци никогда не использовал одеколон или духи. Я еще сильнее утвердилась, что она не человек.

— Патрик, я скоро вернусь.

Стараясь никак не проявлять сою нервозность, я безмятежно улыбнулась ирландцу, и стараясь не спешить, пошла вслед за незнакомкой. Та ждала меня у рукомойников, поправляя шляпку перед зеркалом.

— Вы ведь поняли, кто я, мадмуазель, — мягким низким голосом сказала женщина. На французском.

— Высшая.

— Не совсем. Я из младших, хоть и являюсь нынешней главой семьи Вальцер.

— Это возможно? — удивилась я. Почему-то казалось, что в иерархии вампиров обращенные занимали низшую ступень.

— Так получилось. Мой муж погиб, а сын слишком юн, чтобы брать на себя его роль. Не все были этим довольны, но у меня достаточно опыта, чтобы справиться с чем-либо недовольством. В отличие от того же Ракоци.

— Вы… видели Михаила?

— Полтора года назад, в Будапеште. Парижские события наделали много шума. Был практически уничтожен древнейший храм, высшие вступили в открытый конфликт с одним из тайных орденов, погибли главы древних семей. И в центре всего этого — французская девочка, из-за которой Михаил потерял голову. Мой сын сказал, что Ракоци оставил на вас метку. Могу я взглянуть?

Немного помедлив, я все же расстегнула кружевной воротник, и даже не поморщилась, когда прохладные пальцы коснулись моей кожи.

— Жжется. И за всё это время так и не исчезла, — задумчиво сказала вампирша. — А Михаил силён. Когда-нибудь станет даже сильнее своей матери. Жаль, что ему не хватило осторожности и мудрости, иначе бы все не закончилось так печально.

Я резко шагнула назад, застегивая воротник. Вот что за привычка у этой семейки — недоговаривать?

— С Михаилом что-то случилось? Он жив?

Красный огонечек в карих глазах, говорящий о пробудившейся жажде, потух.

— Тот юноша сделал тебе предложение. Почему ты не согласилась?

— Это не ваше дело, мадам.

— Как грубо. Но я понимаю, что ты злишься и испытываешь страх. И всё же пошла со мной. Потому что тебе не всё равно, хотя ты и говоришь себе, что ненавидишь его. Это мне знакомо.

— Он пытался обратить меня против воли. Думаете, я волнуюсь о нём? Глупо. Просто хочу удостовериться, что его больше не будет в моей жизни.

Невеселая улыбка скривила губы вампирши.

— Не будет. В твоей — точно. В Венгрии был суд глав семей, где расследовалось происшедшее. По его результатам Михаил Ракоци был осужден за разрушения храма и действия, угрожающие роду высших. Луи Мартелл стал свидетелем на суде, и выступил против Ракоци. Так как именно Мартеллы являются старейшими высшими во Франции, а Луи стал главой рода, то к его словам прислушались.

Луи… предал Михаила? Поверить в это было очень сложно. И все же… ведь при нашей последней встрече Луи вел себя довольно необычно.

— Но не Михаил привёл в храм людей ордена! — воскликнула я. — Да, он пытался спасти свою мать, но именно Герман Мартелл привёл Эмбера в храм. А сама Истван спровоцировала Лилля, устроив в Париже резню. Михаил здесь не причём.

— И Истван, и Герман мертвы. Так что если всё было действительно так, то ничего уже не доказать.

— Что с ним сделали?

— Обескровили. — Заметив мой непонимающий взгляд, вампирша пояснила: — Высших не сажают в тюрьмы, и совсем уж редко убивают. Но сдерживать тех, кто причиняет слишком много беспокойства или опасен, необходимо. Поэтому используют обескровливание. При обескровливании виновному наносят ранения — не опасные для жизни, но лишающие его сил. Потеряв много крови, виновный впадает в оцепенении, которое может продлиться несколько веков, пока не станет необратимым. Срок наказания обычно гораздо меньше — от десяти до ста лет. Ракоци дали тридцать.

Тридцать лет провести во сне, и проснуться в совсем другом мире. Жестокое наказание. И совершенно несправедливое. Михаил не заслужил этого. Странная, безумная мысль зародилась в моей голове.

— Я ведь тоже могу рассказать этим вашим главам семей, как было на самом деле. Меня послушают?

— Тебя убьют раньше, чем ты успеешь сказать хоть слово, — жестко сказала вампирша. — Ты смертная, и твоя жизнь не имеет цены для древних высших. Но даже если ты сможешь с с чьей-нибудь помощью добиться аудиенции, тебя не захотят слушать. Обвинения были лишь поводом, чтобы убрать Ракоци с игрового поля. Понимаешь? Истван была безумна, и поэтому никому не мешала. А вот её сын… Он много сил потратил на то, чтобы сделать союз Антанты сильнее, и не всем это нравилось. Не все высшие далеки от политики — и часть из них довольно много поставила на мощь Германской империи. И Михаил им был как кость в горле.

Я пустила воду в кране и плеснула на разгоряченное лицо холодной воды.

— Луи приезжал ко мне домой. Он ничего про это не рассказывал.

— Тебе повезло, что он решил оставить тебя в живых. Его просили позаботиться, чтобы от тебя не было проблем. Видимо, пожалел, или подумал, что ещё пригодишься. А может, просто не хотел делать Ракоци своим кровным врагом.

И вправду. Зачем меня убивать, если само время позаботиться об этом?

— Я знаю, как бывает, когда остаешься в безвестности. Что бы вас ни связывало с Михаилом — любовь или вражда, оно продолжало удерживать тебя в прошлом, — тихо казала вампирша. — Но теперь тебе нужно двигаться дальше. Выйди замуж, роди детишек. Проведи счастливую человеческую жизнь. И никогда и никому больше не задавай вопросы о Михаиле Ракоци. Не привлекай внимание высших. Метка со временем сотрется, последствия неоконченного ритуала сойдут на нет, так что никто не будет обращать на тебя внимание. Мой сын и я тоже будем молчать о том, что ты здесь.

— Почему вы помогаете мне?

— Может, потому что я сочувствую Михаилу, и не хочу, чтобы проснувшись, он узнал, что ты умерла от рук его сородичей или была несчастна всю свою жизнь. Или потому, что помню, каково это — быть человеком, столкнувшимся с пугающим миром высших.

Глава 34. Рыжий. Честный. Влюбленный

Патрик, заметив мою бледность и рассеянность, снова предложил мне уйти. В этот раз причины отказывать не было. Стараясь даже не смотреть в сторону вампиров, я прошла мимо них, продолжая держаться за руку О`Ши как за спасательный круг.

Правду говорят — многие знания — многие печали. Потому что теперь я не могла не думать о судьбе Михаила, и злиться на него за неосторожность. И какой же змеёй оказался Луи! Наверное, мне никогда не понять, что им руководствовалось — использовал ли он своего друга ради своих целей, или считал, что таким своеобразным образом помогает ему.

Дорогу до дома я практически не запомнила. И лишь спустя какое-то время заметила, что мы стоим у меня под дверью, и Патрик спрашивает, есть ли у меня ключи.

— Да-да, сейчас найду.

Я начала рыться в сумке, то те, как назло, завалились куда-то за подкладку. Перерыв всё, я в сердцах бросила сумку на лестницу, и уселась, сгорбившись и закрыв лицо руками. Патрик промолчал. Я слышала его шаги, позвякивания и шорохи. Собрав все выпавшие вещи, он поставил сумку рядом со мной, и уселся плечом к плечу.

— Ключи твои отыскал. Ты из-за той крали расстроилась? Этот Бобби что, тебе нравился?

— С ума сошёл? — глухо сказала я. — Мы едва с ним знакомы.

— А что я должен был подумать, когда ты вернулась никакая? Что ты увидела туалетного монстра?

Я даже не улыбнулась глупой шутке.

— Или, может, ты расстроилась из-за моего предложения? Клэр, не пугай меня так. Давай поговорим.

«Несколько лет назад меня похитил вампир, удерживал у себя, спас от бывшего жениха, оказавшегося садистом, сделал своей женой, а затем влюбленный в него трансвестит подставил его и практически убил. А уехала я из Парижа потому, что привлекла внимание тайного общества масонов».

Отлично звучит, как по мне. Захочу, чтобы сочли сумасшедшей, это и расскажу.

— Не о чем разговаривать. Всё в порядке.

— Ну-ну. Хочешь, поделюсь своим секретом?

— Нет.

— А я поделюсь. Дело в том, что я могу влиять на других людей благотворно. Рядом со мной даже головная боль проходит. И всё почему? Потому что я немного чародей.

В этот раз он смог привлечь моё внимание. Я подняла голову, оглядела Патрика, и на всякий случай потыкала в него пальцем.

— А кажешься нормальным. И что умеешь делать?

— Да ничего особенного, — смутился Патрик.

— То есть ты фокусник?

— Нет, — раздосадовано сказал ирландец. — Но мне почти всегда везет — даже в мелочах, я понимаю, когда мне врут, обладаю отменной интуицией, а еще… Только не смейся! Я вижу странные вещи. Замечаю всякую чертовщину.

— Например?

— Твой заказчик. Он мне сразу не понравился. Исходит от него что-то такое… чуждое. Как и от женщины, что сегодня была с ним. От таких людей стоит держаться подальше. И при нашей первой встрече мне показалось, что я увидел какое-то свечение вокруг тебя. Я решил, что это знак. Что ты станешь особенной для меня. И не ошибся.

Свечение… Метка? Вот это было удивительно. Если Патрик мог почувствовать вампиров, видел мою метку, то значит, у него в самом деле был какой-то дар.

— И откуда ты такой волшебный, Патрик О`Ши? — настороженно спросила.

— В нашей семье есть легенда. Однажды моя пра-прабабушка ушла гулять на холмы, и заблудилась. А вернулась через двенадцать лет, ни капли не изменившись, зато с ребенком на руках. Понятное дело, что относились к ней плохо, а ребенка считали нагулянным, только вот рос её сын весьма необычным — красивым таким, что глаз не отвести, с серебряным голосом и умением разговаривать с дикими животными. Вот прадед-то и стал первым О`Ши — то есть принадлежавшим Дини Ши — волшебному народу из-под холмов.

— То есть твой пра-прадед был эльфом? Маленьким таким, с крылышками?

Мне легче было поверить в существование оборотней, чем эльфов, но Патрик выглядел абсолютно серьезным. Да я и впрямь замечала, что ему порой бессовестно везет — так, как простому человеку не может.

— Ши — не эльфы, — строго сказал Патрик. — Но суть ты уловила. Правда, у меня этого волшебства в крови совсем чутка. А вот у моей двоюродной бабки — сестре деда, вот у неё истинный дар. Она и гадать умеет, и вещие сны видит, и я более чем уверен, что однажды видел её болтающей с лепреконом. Когда-нибудь я вас познакомлю. Ты ей понравишься.

Я продолжала изумленно таращиться на ирландца, а затем расхохоталась. Вот уж чего мне в жизни не хватало — так это дальнего потомка эльфов с волшебной родней! Наверное, это была истерика. Потому что остановиться никак не получалось. До тех пор пока Патрик не зажал мне рот ладонью. Я собиралась было возмутиться, как на первом этаже открылось окно, и раздался скрипучий голос соседки:

— Это кто там? Мисс Легран, это вы?! Предупреждаю, если мне будут мешать спать, я позову полицию!

Не дождавшись ответа, она закрыла ставни, и Патрик тут же убрал свою руку.

— Прости, — прошептала я. — Не хотела тебя обидеть. Я тебе верю.

— Я ведь и хотел тебя немного отвлечь. Получилось ведь?

Я благодарно улыбнулась.

— Ты самый настоящий волшебник. Патрик, если…

Договорить не успела. Ирландец склонился и завладел моими губами. Поцелуй с привкусом вина застал меня врасплох, но прервать его не хотелось. Губы у него были теплыми и немного шершавыми, а движения осторожными, будто он боялся испугать меня. Но я поддалась вперед, давая разрешение, и натиск стал сильнее. Между приоткрытых губ скользнул чужой язык, изучая мой рот, и во мне начало зарождаться желание. Я с трудом прервала поцелуй, восстанавливая дыхание.

— Патрик. Может, поднимешься ко мне? — голосмой был хриплым и низким.

— Ты уверена?

— Нет. Но я не хочу, чтобы ты уходил.

— Хорошо. Я зайду, минут на пять. Убедиться, что ты в порядке.

Мы оба знали, чем всё закончится. Стоило нам подняться на второй этаж, стараясь не скрипеть половицами, как мы снова тут же приникли друг к другу. Теперь я и не возражала против нетерпеливых рук, исследующих моё тело, раздевающих, гладящих. Мы упали на старый диван, заменяющий мне кровать, и Патрик приподнялся надо мной. Глаза его блестели, а с лица не сходил какой-то удивленно-детский восторг.

— У тебя последний шанс, — предупредил он.

— К черту всё, — сказала я, притягивая ирландца к себе.

Думать о последствиях не хотелось, как и о причинах. В конце концов — я слишком долго была правильной и послушной. И заслужила немного человеческого тепла. Мужчины, который бы меня любил. И был бы рядом. Всё было не так, как когда-то у меня с Михаилом. Тело Патрика было горячим, его кожа — солёной от пота, моего и его. В его прикосновениях чувствовался недостаток опыта — где-то он был слишком осторожен, а где-то напротив, груб. Впрочем, всё это с лихвой окупал энтузиазм ирландца и желание доставить удовольствие не только себе, но и мне. И хоть первый наш раз получился немного неловким, после, уже лежа на смятых простынях, я чувствовала необычное умиротворение. Положив голову на грудь, я слушала успокаивающееся биение его сердца, и наслаждалась приятной слабостью в теле. Напряжение ушло, а в голове наконец перестали тесниться пугающие меня мысли и образы.

— Знал бы, что для того, чтобы с тобой переспать, нужно сделать предложение, давно бы ходил в счастливчиках, — сказал Патрик, довольно зевнув. — Но не думай, что от меня так легко отделаешься. Пока не станешь миссис О`Ши, моего прекрасного тела больше не получишь.

Я завозилась, смущенно натягивая на себя простынь, и стараясь не коситься на то самое тело. Ну, такое… ничего так. Симпатичное. Всегда было интересно. Вот когда рыжие краснеют — у них только лицо, шея и уши краснеют, или они все целиком? Оказалось целиком. Интересное зрелище, хотя от мысли, что и меня за это время хорошо разглядели, становилось неловко.

— Я пойду, воды попью. Тебе принести, Патрик?

— Угу.

На кухню я прошлепала босиком, вместо простыни укутавшись в рубашку Патрика. Это было для меня впервые. Ходить по своему дому в мужской одежде, заботиться о своём возлюбленном… Пожалуй, мне нравилось. Так можно и привыкнуть.

Я налила из кувшина воды в жестяную кружку, жадно сделала несколько глотков, и снова долила почти доверху. Но вместо того, чтобы вернуться, застыла, глядя в темное окно на светлые пятна фонарей на улице. А затем почувствовала на щеках теплую влагу. Коснулась лица, и с удивлением поняла, что беззвучно плачу.

Точнее, оплакиваю. Не только своё прошлое, но и Михаила, лежащего где-то там, в каменной тиши, в холодном, без сновидений, забвении. Это забвение было мне знакомо — по ритуалу, едва не стоившему мне жизни. И мне бы злорадно радоваться, что вампир столкнулся с тем же, через что по его вине пришлось пройти меня. И все же мне было жаль его. И почему-то немного — себя. Глупое, нерациональное чувство утраты.

Шлепки босых ног за спиной, и в макушку мне упирается твердый подбородок. Мужские руки обивают мою талию, прижимая к крепкому телу. И сразу стало как-то легче. Может, и не врал Патрик, когда говорил о даре утешать чужие печали.

— Клэр, — пробормотал Патрик. — Что случилось? Ведь всё было хорошо. Хорошо ведь?

— Да.

Я повернулась в кольце рук, встала на цыпочки, и почти целомудренно поцеловала ирландца в уголок губ.

— Но ты ведь плачешь. Чувствую себя беспомощным. И виноватым.

— Ты ни в чем не виноват.

— Хотел бы я встретить того, мужчину, который тебя обидел.

— Почему ты думаешь, что я плачу из-за мужчины? — напряженно спросила, замерев.

— Интуиция. Да и я не дурак, помню, как ты по первой шарахалась от любого прикосновения. Сначала я думал… — Патрик запнулся, но затем все же продолжил: — счёл, что у тебя не хватает опыта в общении с мужчинами.

Но ему не досталась юная трепещущая девственница, а досталась я. Как там говорил Рейнард? Объедки.

— Ты… разочарован? Знаешь, о твоем предложении… Мы можем сделать вид, что его не было.

— Не говори глупости, — сердито сказал О`Ши. — Я не собираюсь корить тебя за ошибки прошлого. Я и сам не святой, знаешь ли.

— Да. Ты — эльф.

— Хватит смеяться!

— А иначе что, заберешь меня в свой волшебный замок в холмах?

— Ну всё, женщина! Ты меня разозлила!

Патрик вскинул меня на плечо, не обращая внимания на мой писк, и унёс — не в Ирландию, конечно. Всего лишь на диван. Уж не знаю, откуда у нас взялись силы, но заснули мы глубоко за полночь, не размыкая объятий.

А утром он снова сделал мне предложение. И я не стала ему отказывать.

Поженились мы через месяц, перед этим едва не поссорившись. Как и я, Патрик не был слишком религиозен, несмотря на строгое воспитание. Но когда я предложила заверить наши отношения в бюро регистрации, вместо церкви, он вспылил.

— Мы оба католики, тебе не нужно менять даже веру! Я знаю одного хорошего священника… Ну чего ты мотаешь головой?! О наших будущих детях ты подумала? Они же будут рождены во грехе! А что подумают наши родители?

Патрику казалось, что я просто ему не доверяю, и видимо, уже думаю о разводе — ведь если мы бы поженились по католическому обряду, развестись было бы практически невозможно. Но у меня были свои личные причины настаивать на гражданском, а не церковном браке. Ритуал, проведенный когда-то в храме Лилит.

Уж не знаю, как христианская вера сочеталась со странными религиозными воззрениями вампиров, и мог ли ритуал считаться завершенным. Ведь я осталась человеком. Но если был хоть малейший шанс… могла ли я пред алтарем назвать Патрика О`Ши, не соврав? К тому же, хоть вампиры вроде бы потеряли ко мне интерес, я опасалась за жизнь Патрика. Так, по крайней мере, я могла разойтись с ним, сохранив ему жизнь. По церковным законам мы бы оказались связаны навсегда.

В итоге Патрику пришлось мириться — другой альтернативы у меня не было. К тому же кто-то ему нашептал, что со временем, хотя бы ради детей, я соглашусь пожениться «как положено».

Регистрировались мы как-то совсем обыденно и просто. Чиновник взял наши подписи, выдал новые документы и поздравил с созданием новой семьи. А вот уже вечером, в театре, мы отпраздновали по-настоящему. Так, что на следующий день всем актерам пришлось выступать с похмельем и головной болью, а из бутафорского сундука прямо во время спектакля выпало несколько пустых бутылок шампанского.

По первой я переехала в квартиру Патрика. Затем мы стали снимать жилище побольше — у нас уже появилась настоящая гостиная, кухня стала больше, и самое главное — была отдельная комната, из которой можно было сделать мастерскую. Спустя год мы торжественно переехали в свою квартиру — Патрик, игравший в карты редко, но удачно, смог выиграть большую сумму денег, покрывшую половину расходов. Остальное пошло из его сбережений. Мои деньги он отказывался брать наотрез, твердя, что он пока еще в доме мужчина. А вот в пустых комнатах я жить отказалась, так что мужу пришлось смириться, что мебель была приобретена на средства супруги.

Мы были молоды, увлечены искусством и влюблены друг в друга, так что житейские неурядицы казались легко решаемым пустяком. Возможно, нам не хватило совсем чуть-чуть, чтобы суметь пронести эту лёгкость бытия и счастье сквозь годы, не растеряв по пути.

Глава 35. Наша семья — это странное нечто

Август 1913. Лондон.

Клэр

Патрик в последний год часто ездил на гастроли с антрепризами, и имел успех. Его комедийный и романтический талант был оценен публикой, хотя с серьезными драматическими ролями ему так и не везло. Рыжий — это судьба. Впрочем, на все мои ехидные предложения перекраситься, Патрик фыркал и обижался. Хотя тут я его хорошо понимала.

Несколько лет проработав под псевдонимом «Жака Леграна» и добившись определенного успеха, я начала выставлять картины под своим именем. В первое время было непросто, но затем, после выставки в Национальной галерее, удалось получить признание от Королевской академии художеств. Невиданное дело — консервативные мэтры удостоили женщину, да еще и иностранку, похвалой! Но какими же слезами и кровью давался даже самый малый успех. Не будь Патрика рядом — и я бы сломалась, уехала из чужого холодного города.

Муж стал моим рыжим солнцем, согревающим даже в самые мрачные дни. И я пыталась ответить ему тем же — хотя, видит Бог, жена из меня получилась не образцовая. Даже спустя несколько лет семейной жизни завтраки у меня все так же подгорали, дырки на носках штопались гораздо реже, чем следовало, а деньги, отложенные на хозяйство, улетали с невидной скоростью. Патрик тоже любил жить на широкую ногу, и в конце месяца мы часто оказывались без средств. В подобных случаях Патрик уходил на конные скачки — и к вечеру уже возвращался с деньгами. Или — с еще более пустыми карманами. Но гораздо реже, стоит отметить.

Бывало и ссорились, конечно. Но отнюдь не из-за быта, к которому оба оказались неприхотливы. Проблема в том, что Патрик был вспыльчив и остр на язык, а я, скорее, предпочитала держать все эмоции в себе. До тех пор, пока чаша терпения не переполнялась, и вот тогда уже мой праведный гнев было погасить сложно.

Больше всего меня выводила его ревнивость. Патрику ничего не стоило обидеться на меня из-за того, что я якобы была слишком мила с заказчиком. Или даже из-за моей похвалы его коллеге по спектаклю — как и многие актеры, муж был мнителен и даже тщеславен. В своей ревности он доходил до смешного — едва ли не требуя от меня во время своих отъездов безвылазно сидеть дома.

Сам же Патрик ограничивал гораздо меньше. Слышали стереотипы об ирландцах? Что все они пьют по-черному, постоянно дерутся, и регулярно поколачивают своих жен. Патрик — типичный рыжий балагур-ирландец, не слишком в эти стереотипы вписывался. Он никогда не позволял себе распускать руки, и хоть и умел драться, редко себе это позволял — не желая испортить лицо синяками и переломами носа. А вот выпить он был не дурак. Чаще в компании — веселой и шумной, собирая её у нас дома или же пьянствуя в гостях или пабе. Мне довольно быстро надоели подобные развлечения, а запах алкоголя, с некоторых пор вовсе стал неприятен. Так что когда Патрик приходил навеселе, то спать ему приходилось в гостиной, а не с милой женушкой. Из гастролей он приезжал в еще более потрепанном виде, но зато уже дома вел себя смирно и ласково. Я даже в какой-то момент начала подозревать, что таким образом муж пытается загладить свои интрижки — но будучи весьма требователен ко мне, он и себе ничего не позволял на стороне. По крайней мере — ничего серьезного. Большего было и желать сложно.

Но существовало то, о чем мы никогда не говорили. В нашем доме, тёплом, гостеприимном — не было детей. Мы оба были из больших и дружных семей — у Патрика был брат и сестра. Как и я, он был старшим ребенком, и привык заботиться о своих младших. Из него получился бы прекрасный отец. Только вот проходило время — а я никак не могла забеременеть. Первый год в браке это не слишком меня беспокоило — нам хватало внимания друг друга. А затем мы стали всё больше и больше отдалятся друг от друга.

Может, Патрик и уезжал бы реже, если бы его дома ждала не только я, но и несколько розовощеких карапузов. Мне уже исполнилось двадцать семь, Патрику — тридцать, и отсутствие детей начало тяготить моего мужа. Но если он и думал о разводе, то не признавался в этом. Мы оба делали вид, что всё в порядке.

А я всё чаще смотрела в зеркало, с ужасом подмечая, что за шесть лет почти не изменилась. Конечно, двадцать семь — еще не старость, и пока можно было не бояться седых волос или морщин, но теперь мы с мужем даже не казались ровесниками. Это заметил и Патрик, как-то шутя спросив меня о секрете вечной молодости.

— Меня тут уже спрашивают, не хлопотно ли мне со школьницей-женой. Признавайся, Клэр. Ты тоже из Прекрасного народа?

Если бы. Мне понадобился почти месяц, чтобы найти вампиршу. Мне повезло, что она назвала настоящую фамилию, и под ней же была известна в Лондоне. Вампирша представлялась богатой вдовой немецкого магната, и оказалась довольно щедрой меценаткой. С удивлением я узнала от своего агента, что она купила и несколько моих картин.

Хелен Вальцер совсем не удивилась, когда я попросила её о встрече, назначив встречу в своем особняке. Встретил меня её сын, старательно пытающийся не пялиться на мою шею.

— Метка еще видна, или вы просто еще голодны, мистер Вальцер? — поддела я его.

Юноша, пропустив меня в кабинет, смущенно кашлянул.

— Метка совсем не потухла. Не думаю, что кто-то мог создать что-то подобное, кроме дяди Майкла.

Дядя? Вампирша хмыкнула, поднимаясь с кресла и приветственно протягивая мне руку.

— Мы с Ракоци не родственники. Но Михаил помогал моему сыну справиться с жаждой, когда она только проснулась.

— Я думала, вы рождаетесь такими.

— Нет. До двенадцати-пятнадцати лет высшие растут практически так же, как и дети смертных. Затем рост замедляется, прорезаются первые способности, и появляется жажда. Молодых высших с полдюжины на Европу, и у моего сына даже нет ровесников. А большинство других высших и младших для Алекса — древняя рухлядь. Так что, учитывая, что разница у моего сына и Михаила всего лишь сто лет, а отца Алекс решился рано, понятно, почему он в детстве так тянулся к Ракоци. Луи это всегда ужасно злило. Думаю, он просто ревновал.

— Этот лягушатник вечно надо мной издевался, — пробурчал юный высший.

— Просто тебе не нужно было давать себя в обиду. А теперь иди, Алекс. У нас женский разговор, — мило улыбнувшись, сказал вампирша. — Клэр, присаживайтесь. Вы ведь не для обсуждения высших здесь? Нас слишком мало, поэтому каждый друг друга знает. И все успели друг другу надоесть. Так что я рада вас видеть — хоть одно новое лицо, перед которым не надо прятаться.

Я уселась, даже не посмотрев в сторону предложенного чая.

— Мне хотелось бы знать о последствиях ритуала. Как он мог подействовать на меня.

— Как он мог подействовать, учитывая, что вы так и не обратились? Не имею ни малейшего представления. Раньше ритуал проходил или удачно, или, что крайне редко, но это все же случалось — заканчивался смертью обращённого. Ваш случай первый, Клэр, когда удалось выжить, оставшись человеком. Так что вы мне скажите? Что у вас произошло такого, что вы сегодня пришли? Появилась жажда? Необычные таланты? — вампирша даже поддалась ко мне, нетерпеливо ожидая ответ.

— Ничего такого. Бывают… странные сны, связанные с Ракоци. Я несколько чувствительна к запахам, все еще вижу в темноте лучше, чем раньше, и не переношу яркий свет. И мне приходиться краситься, чтобы ко мне относились серьезнее.

— Не выглядите на свой возраст? Думаю, это не навсегда. Время даст о себе знать рано или поздно. Но стоит ли пока расстраиваться?

— Я не расстраиваюсь. Мне просто хотелось знать, смогу ли я появиться перед своими родными, не вызвав подозрения в применении черной магии. А еще мне бы хотелось… иметь детей.

Признаться в этом было сложно.

— Ваш брак с тем ирландцем бесплоден. Может, это его вина, Клэр?

— Вы сами в это верите? Что мне сделать, чтобы избавиться от последствий ритуала?

— Клэр, вы ничего не можете сделать, — мягко сказала Вальцер. — Обряд, соединивший вас с Михаилом — не пустая формальность. Ты должна была стать его женой. Должна была выносить в себе его детей. Возможно, твое чрево навсегда никогда не сможет наполниться от семени смертного.

Некоторое время я просто смотрела в пустоту, пытаясь переварить безжалостный ответ. Михаил Ракоци даже из могилы, в которой он покоился, умудрялся влиять на мою жизнь.

— Вот бы он сейчас был здесь.

— О, так ты все же захотела стать его женой, Клэр.

— Нет, я захотела его убить. По-настоящему. А теперь мне ждать почти тридцать лет, чтобы плюнуть в эту самодовольную вампирскую рожу.

Сухо попрощавшись, я ушла. Меня одолевали мрачные мысли. Стоило ли портить Патрику жизнь, удерживая его рядом с собой. Я не могу дать ему то, что он хочет.

Сам ирландец, как оказалось, тоже не терял времени зря. Несколько лет он уговаривал меня навестить его родню в Дублине, но всякий раз на это не находилось времени. Да и побаивалась я его семью. Мы так и не повенчались, а теперь, наверное, это было уже и бессмысленно.

Когда я вернулась домой, Патрик огорошил меня новостью.

— Моя младшая сестра с мужем и детьми приедет к нам в гости. Хотят повидать Лондон.

— О… — я выдавила из себя улыбку. — Хорошо, что у нас есть место в квартире.

— И бабушка тоже. Двоюродная бабушка. Она нам вместо родной. Жена деда умерла сразу после родов, и его сестра практически воспитала моего отца. Мы очень близки.

— Это не та бабушка, о которой ты рассказывал? Наследница волшебного дара О`Ши. Она, должно быть, очень стара. Ей будет не тяжело так далеко от дома?

Патрик хмыкнул.

— Тебе точно стоит с ней познакомиться.

Полагаю, он надеялся, что Кэйлин О`Ши, ирландская ведьма, так и не вышедшая замуж, и всю жизнь посвятившая семье своего брата и его потомкам, сможет нам помочь.

В первое воскресенье сентября Патрик поехал встречать свою родню на вокзал. Я осталась дома — вычищая все до блеска и готовя стол. И все равно оказалась не готов к нашествию шумных громкоголосых рыжих ирландцев. Рыжей была сестренка Патрика, её муж, двое их детей, мальчишек девяти и семи лет. Окруженная двумя маленькими сорванцами, дергающими меня то за юбку, то за рукава, я не сразу смогла поздороваться с бабушкой Патрика.

Мисс О`Ши, которой, по утверждению Патрика, исполнилось семьдесят, старушкой совсем не выглядела. Я бы дала ей чуть больше пятидесяти. Интересно, я так же буду выглядеть в её возрасте? Красивая. Даже морщинки у глаз и рта не портили красоту ирландки, а фигура так и осталась по-девичьи стройной и изящной.

Кэйлин и Клэр. Наша схожесть не заканчивалась только имена и связью со сверхъестественными существами. Мы оба были примерно одного роста, имели темные вьющиеся густые волосы и зелёные глаза. Но если мои казались при определенном освещении почти карими, то у ирландки они скорее напоминали весеннюю листву.

Мисс О`Ши тоже заметила нашу схожесть, и улыбнулась. Глаза её при этом оставались холодны. Не думаю, что я ей понравилась. Она оставалась вежливой, но будто оставалось настороже. Я то и дело ловила на себе задумчивый взгляд ирландки, от которого становилось неуютно. Кэйлин чувствовала, что со мной что-то не так?

К вечеру, когда детей удалась уложить, сестра Патрика, утомленная поездкой, легла спать, а ее муж и Патрик отправились в паб отмечать встречу, мы остались с ирландкой одни на кухне. Лечь раньше гостьи мне не позволяли приличия.

— Хочешь, я погадаю тебе на кофейной гуще, Клэр? — предложила «старушка».

— Я в это не верю, мисс О`Ши.

— Зря. Мои предсказания всегда сбывались. Тебе разве не интересно, каким будет ваше будущее с Патриком? Любой желает заглянуть в будущее. Даже если оно его пугает. Или не хочет что-то скрыть в своём прошлом. Тебе ведь есть что скрывать?

Я молча пожала плечами. Патрик не врал. Кэйлин будто могла видеть меня насквозь.

— Можешь не отвечать, но есть то, что я уже знаю про тебя. Я поняла это, как только увидела. Ты проклята, Клэр. И ты принесешь моему внуку лишь страдания. Ты должна покинуть Патрика прежде, чем испортишь ему жизнь окончательно.

Это было слишком. Я всё еще не отошла от разговора с вампиршей, а теперь ещё и вот эта эльфийская пророчица.

— Почему вы говорите это мне, а не Патрику?

— Потому что он жуткий упрямец, и не захочет слушать меня. Но ведь я всегда могу сказать, что ты никогда не сможешь иметь детей.

Я вздрогнула, выдав себя с головой.

— Это правда?

Кэйлин поморщилась.

— Не важно. Главное, что Патрик мне поверит. Я не могу позволить, чтобы мой внук связал свою жизнь с такой женщиной. Клэр, ты знаешь, что на твоей шее клеймо дьявола?

Она могла метку видеть полноценно, в отличие от Патрика?

— Вы верите, что на мне его оставил дьявол? — спросила, усилием воли отдергивая себя от того, чтобы не прятать метку. — Я слышала, что ирландцы суеверны, но это уже перебор.

— Может, и не дьявола. Но я видела похожее клеймо прежде. Правда, с другим рисунком. Однажды оно появилось на шее Бринны Галлахер, самой красивой девушке в тех землях, что я росла. А через несколько недель Бринна пропала. Говорят, её увёз бледный незнакомец в богатых одеяниях. И говорят, что Бринна сама не была на себя похожа. Через двадцать лет я встретила её в Дублине. Веришь или нет, но она ни капли не изменилась. Только предпочла сделать вид, что не узнала меня.

— Того дьявола, что оставил клеймо на мне, больше нет на этой земле, — ответила спокойно. И даже не соврала.

— Я вижу его тень за твоей спиной. Здесь он, или в Преисподней, но рано или поздно он придёт за тобой. И я не хочу, чтобы мой внук стоял у него на пути.

Свет в керосиновой лампе внезапно потух, и я вскочила, объятая страхом. О`Ши перекрестилась. Нет! Это россказни глухой старухи. Ракоци — не дьявол, хотя его характер оставляет желать лучшего. И уж тем более его здесь нет — ни физически, ни в качестве духа.

Я ударила ладонью по столу.

— Хватит! Это мой дом. А Патрик мой муж. И я не позволю вмешиваться никому, даже вам. Хотите наплести ему небылиц, мисс О`Ши? Валяйте! Я не буду вам мешать. Ведь если Патрик отвернется от меня после этого — то он не тот мужчина, которого я когда-то полюбила.

— Глупая, — проворчала ирландка, со скрипом отодвигая стул. — Голова от тебя заболела. Я спать пойду, а ты убери здесь всё и жди мужа.

Ну и характер у этой женщины!

Свою угрозу она так и не выполнила, хотя всё то время, что жила у нас, фыркала в мою сторону, и даже не желала общаться. Муж весь извелся, пытаясь понять, что между нами произошло, но мы сохраняли зловещее молчание. Уехали гости через неделю. На пять дней раньше, чем собирались. Полагаю, без бабушки О`Ши здесь не обошлось.

После её отъезда всё совсем пошло наперекосяк. Неугомонные, но необыкновенно милые племянники только усилили желание Патрика иметь собственных детей. Его мечта обрела навязчивую форму. Он начал таскать меня по врачам и знахаркам, покупать лекарства и снадобья, подчас очень сомнительные. Проверился и сам, но, то ли это было влияние его бабки, то ли Патрик что-то чувствовал сам, но вскоре он окончательно уверился, что дело во мне.

— Хватит, — сказала я однажды, когда он в очередной раз пытался затащить меня к очередному шарлатану — в этот раз Алистеру Кроули, магу с весьма дурной репутацией. — Я люблю тебя и хотела бы подарить тебе ребенка. Но если ты не можешь жить со мной вот так вот — то нам лучше разойтись.

— Это сделает тебя счастливее? — горько спросил он.

— Нет. Но я не хочу быть виноватой в твоих несчастьях.

Патрик неожиданно взорвался. Он швырнул пустой бокал, едва не попав в меня. Я даже не успела моргнуть. Стакан врезался в стену, и осколки густо усыпали деревянный пол. Запахло виски.

— Какая же ты лицемерка, Клэр, — с отвращением сказал он. — Делаешь вид, что на моей стороне. Что веришь в нашу семью. Но тебе ведь на самом деле наплевать. Считаешь, что я недостаточно хорош для тебя?

— Считаю, что тебе нужно протрезветь.

— Иди к черту.

Патрик выскочил, громко хлопнув дверью. А я осталась собирать осколки. Пустота, которая когда-то давно поселилась в моей душе, и о которой я почти забыла, снова стала расти. Но собственное безразличие к ядовитым словам мужа пугало больше, чем его злость.

Это было впервые, когда Патрик не пришёл ночевать домой. А на следующий день он снова уехал в гастроли, и мы так и не успели помириться.

Спустя месяц, вроде бы, всё начало налаживаться. Но я не чувствовала себя больше счастливой. Да и Патрик изменился. Стал больше пить, реже бывать дома. Иногда я замечала его в дверях своей мастерской, но он больше не заходил внутрь, и не интересовался, над чем его жена работает. А я перестала ходить на его спектакли, и ждать вечером на кухне.

У нас был общий дом и общие друзья. Мы всё ещё делили одну кровать. Только теплоты и нежности между нами с каждым месяцем становилось всё меньше и меньше. А затем началась война.

В середине лета четырнадцатого года в Сараево убили эрцгерцога Фердинанда. Это было во всех газетах и на всех устах. Мне политика была не слишком интересна, тем более тех стран, где я даже не была. Но газетные заголовки становились всё хуже и хуже. А новости все страшнее и страшнее.

В конце июля австрийцами был обстрелян Белград. Некоторые из стран Антанты и союзников Австро-Венгрии начали стягивать войска к своим границам. Первого августа Германия объявила войну Российской империи. А вскоре война коснулась и Франции. Клод, мой глупый и слишком безрассудный младший брат, успешно делающий карьеру адвоката в Тулузе, бросил всё, и первым отправился на фронт. Тулуза, к счастью, находилась далеко от боевых действий, и все же я пыталась убедить родителей при первых же признаках опасности бросать всё, и уезжать в Лондон.

Англичане, конечно же, вступились за своих союзников по Антанте. Первые месяцы войны почти никак не сказались на нашей жизни в Лондоне. Но со временем ситуация начала меняться. Кто-то из приятелей и друзей записывался в добровольцы, кто-то менял работу — все же на искусстве в тяжелые для Европы и Англии дни прожить было сложно. Да я и сама чувствовала, как все редеет ручеек заказов. У мужа дела шли чуть лучше — испуганные, растерянные лондонцы пытались хоть как-то отвлечься от ужасов войны. В цене были патриотические и комедийные постановки. Патрика начали приглашать играть в кино. Когда я впервые увидела фильм, в котором Патрик играл одну из главных ролей, мне захотелось плакать от гордости. Пусть между нами не все ладилось, но в этом момент я счастлива за мужа.

Тем более странным и непонятным для меня было, что Патрик решил отправиться на фронт. В октябре пятнадцатого года, невзирая на все мои возражения, он записался добровольцев в пехоту. То, что спустя несколько месяцев призыв коснулся всю Великобританию, за исключением Уэльса и Ирландии, меня мало успокоило.

Теперь я могла потерять не только брата, но и мужа.

Глава 36. Красный янтарь

Пробуждение не было легким. Горло пекло, в груди что-то неприятно булькало, а в конечностях застыла неприятная ломота. Но больше всего раздражал детский пронзительный голос, напевавший песенку над его головой. Он узнал эту мелодию. Мама напевала её, укладывая его спать. Только вот слова были другие.

Мрачное воскресенье…

Руки, переполненные цветами

Я вошла в нашу комнату с тяжелым сердцем,

Так как уже знала, что ты не придешь.

И пела слова любви и боли,

Я осталась совсем одна и тихонько плакала,

Слушая как завывает сетование зимы…

Мрачное воскресенье…

Я умру однажды в воскресенье, когда чересчур намучаюсь.

Тогда ты возвратишься, но я исчезну,

Свечи будут пылать как жгучая надежда,

А для тебя, без усилий, мои глаза будут открыты.

Не бойся, моя любовь, если они тебя не смогут увидеть

Они тебе скажут, что я тебя любила больше жизни

Мрачное воскресенье*.

Пришлось отрывать глаза. Хотя бы чтобы взглянуть на того ребенка, что сознательно портил ему и так отвратительное настроение.

Изображение было перевернутым. Точнее, лицо. Девушка, совсем юная, с высоким белым лбом, вздернутым носом и тонкими алыми губами. Волосы у неё были прямыми и белыми. Седыми.

— Не узнал? — по-венгерски спросила она. — Как же так? Родную прабабку?

— Реджина? — удивленно выдохнул Михаил, облизав губы.

На них была кровь. Чужая. Он резко сел — древняя высшая едва успела отскочить, избежав столкновение лбами.

— Какой прыткий! Осторожнее. Не хотелось бы снова тебя упокаивать.

Он находился в смутно знакомой гробнице, освещаемой лишь парой настенных факелов. Кроме него и Реджины был лишь один стоявший на коленях смертный слуга, не отрывавший взгляда от пола. За ним виднелись сваленные неаккуратной кучей тела. Один, два… три трупа. Все взрослые. Двое мужчин и одна женщина. У неё были темные волосы и смуглая гладкая кожа. Сердце заныло от схожести несчастной с Клэр. Ведь и его легкомысленная француженка могла когда-нибудь стать жертвой его же собратьев.

— Что это? — хрипло спросил Ракоци.

Реджина перевела взгляд бледно-голубых глаз туда, куда указывал Михаил.

— Ах, ты про смертных. Должна же я как-то тебя разбудить.

— Зачем было убивать? Можно было обойтись без этого.

Девушка встала на цыпочки и потрепала по щеке высшего.

— Ты так милосерден, Михаил. Но это всего лишь слуги. Их жизнь имеет ценность, лишь пока они готовы отдать её ради своих хозяев. Ведь правда, Драгомир?

Слуга, стоявший на коленях, безмолвно кивнул. Михаил поморщился, но оставил резкие слова при себе. За это он не любил стариков — они были абсолютно безжалостны.

Реджина — одна из старейших высших, о которых Михаилу приходилось слышать. А вот видел он её впервые. Не было его дальней родственницы и в Будапеште, когда он так глупо попал в ловушку, устроенную его врагами. От воспоминаний о предательстве лучшего друга стало совсем гадко.

— Какой день и год? — отрывисто спросил Михаил, оглядывая себя. Он был обнажен, но пока это не слишком смущало. На груди, ногах и руках подсыхали раны, нанесенные его палачами. Он сумел восстановить кровопотерю, но исцеление должно занять еще какое-то время.

— 11 декабря 1914 по летоисчислению христиан. Я разбудила тебя раньше срока. Не благодари.

Семь лет. Прошло почти семь лет. Не тридцать. И все же по меркам смертных и это было много.

Ему необходимо найти Клэр.

— Я должен идти, — скороговоркой сказал Михаил, оглядываясь в поисках одежды.

— Срочные дела? — хихикнула высшая, усевшись на чье-то надгробие. — Не торопись. Я ведь здесь не просто так. Мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы добиться для тебя прощения.

— Я ни в чём не виновен!

— Знаю.

— Так почему не вмешались?

Реджина равнодушно пожала худенькими плечами.

— В этом не было смысла. Твоей жизни ничего не угрожало, а мне было интересно, сможет ли Арций довести свой план до конца. Если бы у него получилось, мы бы может и увидели империю, равной империи Македонского. Но видимо, слишком рано. Его маленькая победоносная война обернулась угрозой, расколовшей всю Европу.

— Война?

— Да. Я слышала, её называют мировой. Помнится, среди тех прогнозов, что ты отсылал старейшинам, был и такой вариант. Империи рухнут, терзая друг друга, — почти пропела высшая. — Повсюду солдаты, смерть и разруха.

— И что вы теперь от меня хотите? — мрачно сказал Михаил. — Несущийся поезд уже не остановить.

— Мне нужны твои уши и глаза. Но прежде всего — вот это вот. — Реджина подошла к Ракоци, ткнула пальцем ему в лоб и хихикнула. — Твой ум. Уже за один год в результате военных действий умерло двое высших и три младших. Один из моих замков был практически уничтожен. Смертных слишком много, их вооружение нынче слишком опасно, чтобы можно было игнорировать угрозу для нашего рода. Михаил, тебе ведь уже приходилось воевать лет сто назад?

— Да, хотя не скажу, что мне понравилось.

Грязь, холод, голод. Озверевшие солдаты, крестьяне, провожавшие их испуганными, или полными ненависти глазами. К тому же после он сильно поссорился с Луи. Тот хоть и не был сторонником Бонапарта, но эмоционально воспринял поражение Франции в войне. Ещё раз доказав, что и высшие, проводящие черту между собой и людьми, не так уж и беспристрастны. Каждый, так или иначе, находил себе место, которое мог назвать Родиной или домом. Для Михаила это была Россия. Он рос в замке под Будапештом, но именно бескрайние и холодные северные земли стали для него родными.

— Ну вот. Воспользуйся своими знаниями и связями. Узнай, то из высших косвенно или прямо использует ситуацию, чтобы получить выгоду. Кому была нужна эта бойня.

— Разве это не известно? Я могу назвать их поименно. — Михаил осторожно коснулся подсыхающей раны на плече.

— Нужны доказательства. Не все, кто был против тебя, хотел войны. Некоторые действительно думали, что совершают благо. И они сейчас в ужасе бегут прочь из Европы. Если ты станешь тем, кто спасет их имущество и шкуры, то тем самым и вернешь роду Ракоци былую славу.

— Не интересно.

Реджина склонила голову к плечу.

— Но ты теперь мой должник.

Игнорировать желание древней высшей было бы неразумно. Михаил накинул на плечи плащ, который протянул ему слуга Реджины, и поклонился перед светловолосой девушкой с невинным и детским лицом.

— Я весь в вашем распоряжении. Но для начала мне надо вернуться во Францию. Есть некоторые ниточки, которые ведут…

Реджина насмешливо фыркнула.

— Я знаю о твоей смертной. Ты не найдёшь её в Париже.

— Что… Что вы сделали?

Луи. Он свернет его тонкую шейку, если с Клэр произошла беда.

— Она жива. Но давай ты приведешь себя в порядок, а потом мы поговорим. Твои вещи здесь, в выделенной для тебя комнате. Драгмир проводит.

Спустя пару часов, Михаил посвежел, переоделся, и почти избавился от тяжелой сонной хмари и слабости. Помимо одежды, денег и документов Реджина позаботилась и о лакированном тубусе. Ракоци, чуть помедлив, открыл его. Содержимое тоже было в сохранности. Портрет матери, искусно восстановленный Саваром — то немногое, что осталось в качестве воспоминания об Истван. И ещё одно полотно — «Персефона с гранатом». Это будто было только вчера. Юная темноволосая девушка в античном одеянии, соблазнительно открывающем смуглые тонкие руки и подчеркивающем плавные линии фигуры. На лице её была задумчивость и грусть. Но на него в ту встречу Клэр смотрела совсем иначе. С настороженным любопытством и интересом. Только затем в её зеленых глазах появился страх. Каким же он был идиотом…

Реджина вошла без стука.

— Красивенько, — сказала она, едва глянув в сторону картин, лежащих на столе.

— Так что насчёт моей жены? — нетерпеливо спросил Михаил.

— Ты считаешь эту смертную своей женой? — преувеличенно удивленно спросила Реджина, плюхаясь на кровать. Высшая была по-прежнему босой. Человек давно бы застудил себе всё, что можно. Венгерский замок почти не отапливался, и слугам приходилось кутаться даже в комнатах. — Она-то не считает тебя мужем. Михаил. Ты семь лет провёл в склепе. Для людей это почти вечность. Она давно уже замужем. За каким-то ирландским актеришкой, если я не ошибаюсь.

Михаил закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул.

— Вы за ней следите?

— Присматриваем. Заботимся. Исследуем. Это ведь практически уникальная ситуация — смертная, пережившая ритуал и не ставшая одной из нас. Это было раз или два за историю существования двух наших видов. Клэр сейчас в Лондоне, под опекой Елены Вальцер.

Хелен Вальцер. Добродушная младшая, ставшая главой рода. И которая, несмотря на всю свою мягкость, умела заставить с собой считаться. Отношения у них всегда были приятельскими. Не худший выбор. Но если уж Вальцер хотела через Клэр помочь ему, то могла и найти способ удержать её от связи с другим мужчиной.

— Тридцать лет, — напомнила Реджина, верно угадав ход мыслей Михаила. — Никто не рассчитывал, что ты вернешься раньше. Но ведь избавиться от смертного так легко. Ирландец не станет тебе помехой. Если боишься реакции своей девочки, то просто сделаем это так, чтобы она не подумала на тебя. В военное время это организовать проще всего. Хочешь, я попрошу Елену обо всем позаботиться?

Избавиться от помехи. И ждать, что когда-нибудь правда всплывет. Даже если он промолчит, это будет согласием, и его виной перед Клэр.

— Нет, я собираюсь убедиться во всём сам. Лондон так Лондон.

Реджина резко уселась и щелкнула пальцами, привлекая внимание помрачневшего Ракоци.

— Михаил, мне нужно полное твое внимание к реальным проблемам. Займись делом, пока я не сочла девочку помехой, как это произошло в Париже. Как оказалось, ты не из тех, кто способен разделять личное и профессиональное, и меня это печалит. Так что когда война закончится, можешь делать что хочешь. Но до этого считай, что принадлежишь мне.

Высший окаменел. Вот что скрывалось за внезапной заботой Реджины. Лишь желание найти рычаг для управления строптивым потомком.

— Как вам будет угодно. Куда мне лучше направиться?

— Так-то лучше, — безмятежно улыбнулась высшая. — Почему бы тебе не вернуться в Петербург? После того, как ты окончательно поправишься, конечно. Сегодня нас ждет роскошный пир.

*Эта песня была написана в 1933 году венгерским композитором Реже Шерешем, и существует в нескольких вариантах.

Глава 37. Ты снишься мне

«Гораздо лучше противостоять пулям, чем погибнуть у себя дома от бомбы. Вступайте в армию прямо сейчас и помогите отбить авианалёт. Боже, храни короля».

Сильно потрепавшийся плакат на крошащейся кирпичной стене напоминал о том, что даже вдали от фронта, жители Лондона находились в опасности. Устрашающе огромный цеппелин завис над городом в свете прожекторов, обещая гибель в огне. Устрашающе. Художник хорошо потрудился. Мне до минималистской выразительности его работ расти и расти.

Война, долгая, изнуряющая, изменила многое. Теперь улиц Лондона почти не освещались ночью — правительство опасалось новых бомбардировок города. И люди предпочитали сидеть дома. Мой дом опустел с уходом Патрика, и это было особенно невыносимым по вечерам.

Днём же грустить времени не было. Приходилось выживать. Патрик перед отъездом долго уговаривал меня переехать его родне в Дублин. Семья О`Ши считалось состоятельной, и лишний рот им прокормить было не сложно. Да и безопаснее то, в Ирландии. Только памятуя о нелюбви ко мне ирландской ведьмы, бабушки Патрика, познакомиться с его родней я не спешила. Тем более, что как бы не было сложно, я справлялась. Заказов на картины не было, и, как и многие женщины, я бралась за работу, которую раньше считали мужской. Даже на заводе немного поработала — но больше месяца не продержалась, когда поняла, что могу застудить руки. А без них какой художник?

К счастью, в семнадцатом году мне удалось устроиться иллюстратором — одним из тех, кто рисовал плакаты и агитки для поддержания духа в армии и тылу. Для этого тоже был необходим свой талант, которым я не блистала. Но доход это приносило. Конечно, деньги меня оставались еще и с мирной жизни. Правительство тоже немного выплачивало. Но мне приходилось помнить и о своей семье во Франции. Клод ушёл на фронт, а отцу нужно было заботиться о заболевшей матери и сестренке. Так что как только появлялась возможность, я слала им помощь.

Если верить газетам, то война вот-вот должна была закончиться победой союзников, и я молилась, чтобы это произошло как можно скорей. Предчувствие беды не оставляло меня.

Настоящим ударом стало известие из дома. Письмо, написанное еще в ноябре семнадцатого, но дошедшее только сейчас. Дивизия, в которой служил брат, попала в ловушку, и Клод оказался в плену. Первым моим порывом было бросить всё и уехать во Францию. Остановило лишь то, что пассажирские перевозки через Ла-Манш были затруднены, и сделать то я, по-хорошему, ничего не могла. К тому же было страшно, что письма, и так редкие, от Патрика, меня не найдут. А потерять связь и с ним было вовсе невыносимо.

И всё же судьба упорно толкала меня на Родину. Притом самым неожиданным способом. В конце февраля меня навестила Кейлин О`Ши. Неугомонная старушка не испугалась невзгод пути, чтобы лично навестить жену своего внука. Приехала она в сопровождении с еще одним своим дальним родственником, столь же отчаянно рыжим, но ирландец был тут же спроважен.

— Клэр. Ты должна найти Патрика, — заявила эта безрассудная пожилая леди, только переступила порог.

— Его дивизия где-то сейчас в районе Эльзаса. Не думаю, что он будет рад видеть меня в самой гуще событий.

— Нет, ты не понимаешь

Только сейчас я заметила, что руки Кэйлин тряслись, а в глазах ее застыло отчаяние. Без лишних слов я усадила ее на скрипящий диван, налила чаю, и даже откопала чудом сохранившийся джем для тостов.

— Рассказывайте.

— У меня был сон. Вещий. И он касался тебя и Патрика. Мой глупый внук попадёт в беду — если же не попал. И только ты сможешь спасти его. Тебе нужно поехать во Францию, и найти его.

Я нахмурилась.

— Этот сон… Вы уверены, что он вещий?

— Да! Если ты не веришь… Скажи, ты ведь знаешь человека, у которого глаза как вишневый янтарь? Он снился мне тоже. Он был вместе с тобой. Не знаю как, но его судьба связана с судьбой Патрика.

Я коснулась того места, где должна была быть метка высшего. Михаил… Я ведь никогда не говорила ни Патрику, ни уж тем более Кэйлин о вампире.

— Но это невозможно. Он… его нет среди живых.

Если мне снова не соврали. Хотя ведь и сама Вальцер могла ошибаться.

— Так я не ошиблась! Этот человек реален! Значит и мой сон правдив! Клэр, прошу! Я знаю, что у тебя нет причины любить меня. Но если с Патриком что-то случиться… простишь ли ты себя?

Это был нечестный приём.

— Что мне делать, если я всё-таки попаду во Францию? Чего мне стоит ждать?

— Не знаю. Но вот, возьми. Это убережет тебя от беды.

Ирландка протянула мне тряпичную, очень старую и много раз латаную куклу в холщовом платьице. Ещё одно пугающее совпадение — у куклы были тёмные кудрявые волосы из шерстяных ниток, и зеленые глаза-пуговицы. Будто кто-то давным-давно знал, что эта игрушка попадет именно в мои руки.

— Её когда-то сшил мой отец из лоскутков. А я позднее заговорила её от чего только могла. Она не даст тебе пропасть.

Патрик. Если я и в самом деле могла его спасти, стоило попытаться.

Наверное, кукла и в самом деле была заговорена на удачу, так как Ла-Манш я пересекла почти без приключений. Только подхватила простуду.

А вот куда двигаться дальше — в Париж, Баланьяк, где жила моя семья, или на восток, к линии фронта, я так и не решила. Если Патрик напишет мне в Лондон, то письмо дойдет не скоро — а потом его еще нужно будет переправить. Так что, только сойдя в порту Дьеппа, тут же отправила Патрику письмо. Может быть, оно найдет его раньше, чем я.

В гостинице, где я решила остановиться на ночь, было пустовато. Не каждый рисовал с путешествиями, и не каждый мог себе их позволить. Почти все посетители мужчины, и лишь одна семейная пара, поэтому, не став рисковать, поднялась себе в номер сразу после торопливого ужина.

К вечеру поднялась температура, и начало знобить. Стоило лечь в кровать, как тут же отрубилась, продолжая сжимать тряпичную куклу в руке. Обычно снам я придаю мало значений, да и не запоминаю их. Только общее впечатление — яркие и забавные картинки, не имеющие смысл. И уж тем более никогда до этого мне не снилось что-то столь реалистичное.

Прохладный ветер касался разгоряченной щеки, солнце слепило глаза, а от запаха цветущих яблонь кружилась голова. На подставленную ладонь спланировал белоснежный лепесток. Цветы уже опадали, почти полностью застилая землю. Кроме меня, в саду никого не было. Вдалеке слышалась музыка — флейты, скрипки, колокольчики и божественное звучание арфы. Мелодия веселая и звонкая, от которой ноги сами начинали приплясывать. Я пошла на звук, пока не вышла на край луга. Музыкантов так и не было видно, зато на зеленом ковре в танце кружились пары — в ярких развевающихся одеяниях. На меня никто внимания не обращал, да и я сама поняла, что мне там не место.

Танцоры не были людьми. Слишком красивые, и в то же время совершенно чуждые. Лишь одна черноволосая девушка отличалась от всех остальных. В простом деревенском платье, с покрасневшим от быстрого танца круглым лицом, испуганной, и в то же время восхищенной улыбкой. Смертная казалось слишком простой и неказистой для своего партнера — высокого юноши с дубовым венком на длинных волосах, сияющих красным золотом. Рыжими их назвать у меня бы язык не повернулся.

Почему-то именно от этой пары я не могла отвести глаз, и не сразу заметила, как исчезли другие танцоры. Остались лишь эти двое — так увлеченные друг другом, что не остановились, даже когда стихла музыка. Прекрасный юноша и его партнерша всё кружились и кружились в полной тишине, и я никак не смела их прервать.

А затем танцор резко остановился, впервые посмотрев на меня. В тот же момент девушка в его руках рассыпалась лепестками, которые тут же унёс ветер. Лицо юноши исказилось страданием.

— Клэр!

Я резко обернулась, услышав взволнованный голос своего мужа.

— Патрик?!

— Клэр, ты где?!

На лугу уже никого не было. Танцор исчез, так, будто его и не было. Я побежала, царапая ветвями лицо и руки, продолжая звать мужа. Иногда я видела его спину впереди себя, или блик рыжих волос в зеленой листве, но он все продолжал убегать.

Когда я совсем выбилась из сил и охрипла, то поняла, что муж — или же морок, завел меня в самую чащу настоящего леса. Патрик уже не отзывался, но за ветками покрытых изморозью деревьев мелькнула чья-то невысокая юркая тень. Ребенок?

— Клэр!

Этот голос я тоже знала. Хриплый, мальчишеский, он принадлежал моему брату. Клод стоял босым на небольшом взгорке, и на вид ему было лет семь. Волосы, с запутавшимися в них листьями, всклочены и торчат во все стороны, на губах шальная улыбка. Помахав мне, он прыгнул куда-то вниз, и исчез. Когда я забралась на холм, то увидела с другой стороны темнеющий овраг. На дне были лишь прелые листья. С трудом цепляясь за корни, я начала спускаться вниз. В какой-то момент руки заскользили, и я просто свалилась. Но вместо удара о землю оказалась в незнакомом коридоре, почти ничем не отличимого от коридора в моей гостинице. Скрипящие половицы, простенькие картины на стенах, тусклый свет от покрытых пылью ламп.

Дверей было много, но я точно знала, куда нужно идти. Третья справа. Она легко поддалась, и я оказалось в комнате. Спиной ко мне за столом сидел мужчина. Даже спустя десять лет я легко узнала это затылок и шею.

Михаил. Несмотря на вампирский слух, он не услышал того, как я вошла, продолжая торопливо что-то писать. Лампа была выключена, горела лишь одна свеча. Как старомодно. И в духе высшего. Шаг, второй, третий. И я коснулась напряженного каменного плеча. Михаил резко повернул голову. Глаза его изумленно распахнулись. Он что-то сказал, но я не услышала ни звука. Лишь прочла по губам своё имя. «Клэр».

Пальцы высшего легли на мои… И я проснулась.

Кожа была влажной и горячей, а в груди неприятно хрипело. Но сон не был похож на кошмар. Скорее, будто мне что-то пытались показать. Или рассказать. Вот только о ком?

И тот рыжеволосый юноша на лугу. Был ли это образ, навеянный наивными сказками об эльфах, которые так любил рассказывать Патрик, или я действительно смогла увидеть того сида, что когда-то похитил смертную девушку? А затем отпустил её. Интересно, по своей ли воле… Ведь если он любил её, каково ему там, в волшебном царстве, без своей возлюбленной, давно уже упокоившейся в земле? Впервые, я хоть немного, но всё же смогла понять, почему Михаил был так одержим ритуалом. Должно быть, он тоже боялся, что время навсегда заберет меня у него.

А теперь мне было так же страшно за брата и мужа. Я повернула голову и посмотрела куклу, лежащую на соседней подушке.

— Глупая. Если уж посылаешь мне вещие сны, то стоит хотя бы намекнуть, что мне делать. И куда ехать.

— Руан, он должен быть там, — ответили мне басом. Я удивленно моргнула. Говорила, конечно же, не кукла. За хлипкой фанерной дверью какой-то американец громко говорил со своим собеседником. — Томас писал, что его перебрасывают на одну из британских баз.

Конечно, говорили не о Патрике. Но я сочла это знаком. Руан так Руан. Тем более, что это не так далеко. Удача повернулась мне лицом. Утром я случайно пересеклась с двумя американскими офицерами, направлявшимися в руанский госпиталь, и смогла напроситься с ними в путь, представившись медсестрой из Лондона. Раскрыть меня было легче легкого, но американцы так и не поинтересовались, почему я путешествую одна, имею французский акцент, и не имею даже знака Королевского сестринского корпуса имени королевы Александры.

Фронт был далеко, но как я успела услышать от прислуги в гостинице, в любой момент могло вновь начаться наступление немцев. И насколько он будет успешен, не знал никто. Патрик должен был быть где-то там, на востоке, со своей дивизией. Клод… Надеюсь, он был хотя бы жив.

Но что если путь вёл меня не к ним, а к Ракоци?

То, что моя авантюра более чем глупа, я поняла, пока стояла перед раздраженным офицером, изучавшим мои документы едва ли не под лупой. Еще не хватало, чтобы меня приняли за шпионку. Я кашлянула, и обернулась к солдату, охранявшему вход в кабинет начальника госпиталя. Да, уйти так просто не получится.

— И кого, вы говорите, ищете?

— Мужа. Патрика О`Ши.

Маловероятно, что Клод мог оказаться в британском госпитале. А вот Патрик вполне. Если его ранили, то неудивительно, что ирландская ведьма так всполошилась.

— В какой дивизии он служил?

Я назвала, и добавила:

— Последнее письмо я получила от него из Реймса.

— И он был здоров?

— Он был здоров.

— Так почему вы ищете его в этом госпитале? — раздраженно спросил офицер. — Ребят из Реймса, попавших под обстрел, обычно направляют куда поближе.

— Может, вы всё же поищете его? Прошу! Я так волнуюсь за Патрика! Если он здесь, а я уеду, так его и не увидев, то никогда себя не прощу.

— Хорошо, я прикажу посмотреть в списках.

Нигде по документам мой муж не значился. Казалось, что я приехала зря. То, что привело меня сюда, было лишь случайностью, но никак не знаком. Утирая невольно набежавшие на глаза слёзы, я плелась за совсем юным лейтенантом, который должен был посадить меня на грузовик. Он довольно сочувственно на меня поглядывал, пытаясь хоть как-то отвлечь беседой.

— Ну так что вы расстраиваетесь, мисс? То, что его здесь нет, это ведь хорошо. Я тут такого насмотрелся! Отрубленные ноги, вываливающиеся из пуза кишки…

Проходившая мимо пожилая медсестра, услышавшая вдохновляющую речь лейтенанта, отвесила молодому шотландцу оплеуху.

— Ты что несешь, малахольный?! Девочка сейчас в обморок грохнется! Мисс, вы в порядке?

— Н-нет.

Температура, стресс, да и еще чрезмерно разыгравшееся воображение сделали своё дело. Накатила дурнота, и едва шагнув к ближайшему чахлому кусту, я рассталась с содержимым своего желудка.

— Мисс! Да вы же больны! И куда вы поедете в таком состоянии?!

Уже через несколько минут я пила травяной чай в сестринской палатке. Голова перестала кружиться, и тошнота прошла, но в тепле меня начало клонить в сон.

— Вы чудовищно легкомысленны, девушка.

— Он должен был быть здесь. Если бы мне разрешили поискать его…

— То что, чем бы вы ему помогли? У вас есть медицинское образование? Или хотя бы опыт ухода за больными?

Я вынуждена была покачать головой.

В палатку, почти сгибаясь под весом тяжелой сумке, зашла медсестра. Фартук её, с большим красным крестом на переднике, был заляпан кровью. Хорошо, что вид крови уже не вызывает во мне такой паники, иначе бы в этот раз до кустов я не добежала. Девушка склонилась над тазиком, ожесточенно намывая руки мылом, то и дело поглядывая на меня.

— Новенькая?

— Нет. Чья-то жена. Сегодня уже уедет, — недовольно сказала старшая медсестра.

— А вы не из Сассекса, мисс?

— Нет, я приехала из Лондона, но сама француженка.

— И всё же больно знакомое лицо… Хотя стойте, я вспомнила, где вас видела! Мисс Адамс, у того рыжего, что не приходит в себя, была при себе фотокарточка. На ней девушка, вот с такой же родинкой.

Я вскочила.

— Мой Патрик — рыжий. Это должно быть он! Можно мне увидеть мужа?!

Он всё же был здесь. Заросший, сильно похудевший, с перемотанной головой. Доктор, пришедший увидеть чудо воссоединения, сказал, что его привезли две недели назад, раненного в висок. Перевели из французского госпиталя, после битвы при Камбре в декабре.

— Некоторое время он был в сознании, хоть ничего и не помнил, но к нам уже попал в таком виде. Прошло уже много времени. Вряд ли он выйдет из комы.

— Что с ним?

— Возможно, осколок, который не смогли найти, сдвинулся. Или началось воспаление мозга. Может то и другое. Кто знает, — пожал плечами доктор. — Но по крайней мере благодаря вам мы узнали, как его зовут. Что будете делать? Учтите, перевозить его нельзя.

— Останусь здесь. Вам же нужны свободные руки?

Скептический взгляд доктора выразил всё, что он думает обо мне как о работнице.

— Хорошо. Если начальник госпиталя разрешит, то и я не против.

Глава 38.Госпиталь

Михаил Ракоци.

Решение вернуться в Париж далось высшему нелегко. И не потому, что он опасался проблем с ложей — с началом войны старые договоренности перестали действовать. Но всё здесь напоминало о Клэр Легран. А её самой не было.

Город, истощенный войной, посеревший, утративший большую часть лоска и праздности сам по себе навевал уныние. Так что Михаил не слишком стремился покидать гостиницу, благо что сеть сообщений он успел наладить заранее, и все новости получал вовремя. Немного поколебавшись, высший решил держать в поле зрении и нескольких значимых лично для него персон. Так, на всякий случай. И в определенный момент это пригодилось.

Пусть даже мелкий поганец не оценил помощи. Но он и делал это не для него.

В какой-то момент политическая необходимость свел Михаила с Эмбером. Никто из них не был этому рад, но проблема, с которой столкнулись сторонники Антанты, касалась и смертных, и высших. Немецкий шпион, деятельность которого уже привела к срыву нескольких военных операций на западном фронте, оказался связан с Арцием — тем самым высшим, который подставил Ракоци. Поймать его, и тех, кто с ним связан, стало возможно лишь благодаря информации, которой любезно поделился Ракоци. Взамен он получил необходимый статус, позволявший свободно передвигаться по Европе. Уже как румынский дипломат. После революции в России русское происхождение не внушало доверия.

В этот раз Эмбер лично посетил Ракоци.

Госпитали, — без всяких предисловий сказал смертный, кидая на стол перед Михаилом картонную папку. — Германская крыса возможно в одном из них. Есть подозрения, что немец пытается найти одного британского офицера.

— Но кого точно вы не знаете?

Рейнард поморщился.

— Нет. Если бы знали, до кого шпион пытается добраться, было бы легче. Мы прошерстили несколько военных госпиталей, но так и не смогли найти вампирскую шавку. Видимо, он сменил документы и изменил внешность.

— И?

— Если он является слугой одного из ваших, возможно ли… это понять?

— Да. Я легко смогу это обнаружить, — кивнул Михаил, изучая содержимое папки. Брови его взлетели вверх. — Инспекция госпиталей Красного креста? Неплохое прикрытие. Предлагаете мне лично заняться вопросом?

— Мы оказываем вам помощь. Вы его ловите. Затем можете с ним делать, что хотите. Думаю, поделиться после информацией, что содержится в его голове, будет и в ваших интересах. Мы ведь… на одной стороне, месье Ракоци.

— О, да, — без энтузиазма ответил Михаил.

Нет ничего надежнее старого доброго врага, с которым приходиться работать вместе. По крайней мере, знаешь, что от него ждать. Эмбер не преминет ударить ему в спину, но после. Сейчас француз был готов и на сделку с дьяволом, чтобы спасти свою страну.

В путь отправиться Михаил должен был уже на следующий день. Так что ночь пришлось провести за изучением материалов и написанием писем. Реджина, должно быть, будет довольна, когда наконец удастся поймать Арция с поличным.

Уйдя с головой в работу, Ракоци не сразу почувствовал чужое присутствие в своей комнате. Ни чужого запаха, ни звуков, но кто-то всё же был позади него. Можно было бы подумать, что это призрак, но за все свое существование Михаил не встречал одного.

Враждебности высший не чувствовал, поэтому не стал оборачиваться, ожидая, что же сделает чужак.

Прикосновение было реальным, хоть веса руки Михаил так и не почувствовал. Он резко обернулся и ошеломленно замер. Клэр. В тонкой льняной сорочке, с распущенными волосами — короче, чем он помнил, и усталым осунувшимся лицом. И все же почти не изменившаяся за десять лет.

— Как ты здесь оказалась, Клэр? — спросил он.

Девушка мотнула головой. Михаил показалось, что она собирается уйти, и он инстинктивно попытался поймать её за руку. Но стоило ему коснуться её руки, как Клэр тут же исчезла.

Видение. Или точнее, проекция. Некоторые вампиры, например Истван, умели приходить в чужие сны. Сам он, сколько не пытался таким образом связаться с Клэр, лишь терпел неудачу. И вот теперь она сама с помощью какой-то невероятной магии нашла его. Или так, или он просто сошёл с ума, вслед за своей матерью. Михаил выбирал первое. Тем более что в тот момент, когда Клэр истаяла в воздухе, он смог уловить нечто странное. Будто бы… аромат цветов? Приторный, неприятный.

Чужая, неприятно пахнущая колющаяся магия принадлежала не высшим, но и вряд ли людям. Во что Клэр ещё вляпалась?!

Стоило написать ещё одно письмо. В этот раз Елене Вальцер. Михаил надеялся, что оно успеет дойти до Лондона и вернуться обратно вовремя.

Руанский госпиталь был третьим, что Михаил посетил за всё это время. И он питал большие надежды на то, что слуга Арция скрывается именно здесь. Приехал Ракоци без предупреждения, и руководство госпиталя было не слишком этим довольно.

Но Михаила интересовали совсем не финансы и не медицинское обеспечение Красного креста, а сами больные. Простые солдаты и офицеры, облаченные в просторные синие пижамы. Перевязанные, безногие, шутящие или потерявшие всякую надежду. Около одного из них Михаил неожиданно задержался. Рыжеволосый мужчина лет тридцати был без сознания и истощен, но гораздо более ухожен, чем остальные.

От пациента шёл всё тот же приторно-сладкий цветочный запах чужой магии. От него и от той куклы, что лежала на подушке рядом с ним. Этот запах даже не был физическим — хотя Михаил ощущал его как настоящий.

Ракоци поднял книгу, лежащую на табуретке. Сборник стихов, заложенный листом с рисунком с небрежной подписью и датой. Почерк был ему знаком. Клэр нарисовала лежащего на кровати мужчину сидящим на берегу реки, улыбающимся и счастливым. Должно быть, они были близки.

— Кто это? — глухо спросил высший.

— Патрик О`Ши, — нервно ответила пухленькая медсестра, заглянув в свои списки. — Он лежит у нас уже несколько недель, но его имя мы узнали совсем недавно. Благодаря жене. Она приехала как волонтер. И ведь откуда-то узнала, что её муж здесь…

Клэр здесь? Михаил не знал, был ли он этом рад. Хотя бы потому, что первым его порывом было избавиться от помехи. Свидетели бы не помешали. Но теперь… Не лучшая идея убить этого смертного почти на глазах любимой.

— Где его жена сейчас?

— М-м-м… Не имею ни малейшего представления. — Медсестра пожала плечами. — Далеко точно не ушла. Отдыхает или занята делом. Квалификации у неё нет, так что работой приходиться заниматься самой неблагодарной. И ведь не жалуется! Хотя видно, что к тяжелому труду не привыкла. А что? Вас и родственники пациентов интересуют?

— Нет. Давайте закончим осмотр.

А позже он поищет её сам. Тем более, раз судьба и привела его к Клэр, то и встречи им не избежать. Сейчас нужно было сосредоточиться на задании… Как бы это ни было сложно.

В какой-то момент Михаил понял, что он постоянно оглядывается и вертит головой, выискивая среди деловито спешащих медсестер ладную фигурку своей южанки. Поймав себя на этом, он раздраженно нахмурился, отчего медицинский персонал, сопровождающий гостя, ощутимо занервничал.

Вампирского слуги среди больных не было. Можно было бы завершать расследование, но Михаил почему-то медлил.

— Где вы храните трупы?

— Да мы их как-то особо не храним, стараемся хоронить сразу, — немного замялся молодой доктор с австралийским акцентом.

— Но ведь люди умирают? Мне бы хотелось взглянуть на тела.

— Ну если вы и вправду желаете это видеть…

Если доктор и надеялся увидеть страх или отвращение на лице гостя, то ему не повезло. Михаил тщательно изучал каждый труп на наличие клейма слуги. В отличие от метки Клэр в клейме должно было быть меньше магии и никакой защиты. Для большинства высших смертные мало что значили. А для такого, как его противник, тем более.

Интуиция не повезла. На щеке невзрачного темноволосого мужчины красовался синий знак — стилизованная ладонь с крестом посередине. Символ дома Арция. Для смертных она была незаметна.

— Тимоти Заллер, — прочитал на бирке Михаил. — Дата смерти сегодняшним числом. На трупе нет видимых следов повреждений. Отчего он умер, и с чем сюда попал?

— Минутку… Позвольте мы позовем доктора, который его смотрел.

Грузный пожилой британец, от которого ощутимо пахло алкоголем, был совсем не рад, что его отвлекли от заслуженного отдыха.

— Ну, этот что ли? — ткнул он пальцами в тело Заллера. — Обнаружили его утром. Остановка сердца. Умер не проснувшись.

— А с чем лежал?

— Контузило. Нервные припадки. Хотя есть подозрение, что симулировал, — поковырявшись в ухе, сообщил доктор. — Так я могу идти.

— Не торопитесь. Подойдите ближе и посмотрите на его лицо. Ну же.

Британец склонился над телом, без всякого интереса его оглядывая. А затем внезапно кинул нервный взгляд на Ракоци.

— Да как же… Я должен был заметить.

— Что, что заметить?! — нетерпеливо спросил австралиец.

— Я на гражданке был экспертом в полиции. И не мог проглядеть следы асфиксии! Да что же это?!

— Алкоголь? — фыркнул молодой врач.

— Да я не пью даже! — возмутился ни с того ни с сего пожилой доктор, нервно дергая кончик топорщащегося уса. — Не знаю, почему…

Медсестра торопливо закивала, бросая яростные взгляды на нахала, посмевшего усомниться в своем старшем коллеге.

— Доктор Олсон никогда не пьёт!

Его удушили, — задумчиво кивнул высший, не обращая внимания на начинающийся конфликт. Довольно характерные следы на лице.

Этой ночью. Как раз за день до его приезда. Будто кто-то знал, что он будет здесь, и поспешил избавиться от шпиона, заметая следы.

— Никто из пациентов не пропадал вчера или сегодня? Может быть, пациент в офицерском чине.

— Вроде нет, — пожал плечами австралиец.

Медсестра, начавшая подозревать, что гость не так уж и прост, встрепенулась.

— Вообще-то я не видела Томпсона этим утром. Он лейтенант службы связи.

— И куда он мог уковылять? — удивился пожилой доктор. — У него ж нога еще не восстановилась.

Михаила начал разбирать азарт. Скорее всего, тело этого несчастного Томпсона скоро найдут в какой-нибудь канаве. Но с этим уже ничего не поделаешь. А вот если будет шанс найти убийцу…

— Мне хотелось бы знать, поступали ли у вас в последние дня два-три пациенты, или может быть, появился новый врач.

— Пациентов доставляют постоянно, а вот два дня назад к нам перевели… как же его… — медсестра сморщила нос, пытаясь вспомнить. — Совсем из памяти вылетело. Даже не помню, как выглядит.

Внушение, притом довольно топорное и слабое. Теперь Михаил видел его и на медсестре, и на пожилом докторе. Конечно, неизвестный вампир скорее всего успел уйти, но что если нет?

— Могу я ещё осмотреться? Самостоятельно?

Австралиец неуверенно кивнул. Отказывать важному господину он предусмотрительно не рисковал. Первым же делом направился искать водителя. Может быть, тому тоже приходилось сталкиваться с вампиром, спешащим покинуть госпиталь. Можно было бы попробовать снять внушение…

До водителя Ракоци так и не дошёл. Все чувства ни с того ни с сего обострились, и захотелось куда-то бежать, сражаться, рвать руками и зубами неведомого неприятеля. От ярости невозможно было дышать, не то, что думать. Лишь одна мысль билась в голове:

«Кто-то напал на его жену».

Не замечая изумленных взглядов, Михаил побежал в сторону леса, виднеющегося за складскими помещениями.

Клэр, Руанский госпиталь.

Под стирку обычно отводилась первая половина дня. После неё обычно болела поясница, колени, и ныли суставы. Стирали прямо у реки — простыни, пижамы, белье, а затем там же полоскали — в холодной мартовской воде. В этот раз мы тоже закончили к пополудни, а затем развешивали постиранное. Время после обеда я провела у постели Патрика, читая ему книгу. Не знаю, слышал ли он меня. Доктор Олсон давал неутешительные прогнозы. Пульс Патрика еле прощупывался, и сколько я бы его не кутала, кожа его оставалась холодной и влажной.

Просто наблюдать, как умирает муж, и не в силах хоть чем-либо помочь… Иногда мне хотелось сбежать, потому что это тягучее ожидание сводило меня с ума. Работа немного помогала, но даже тогда я продолжала думать о Патрике. Только ближе к вечеру вспомнила о своих грязных вещах. Их уже накопился ворох. Так что, взяв мыло, стиральную доску и тазик, я, костеря собственную забывчивость, направилась снова к реке. Хотелось успеть вернуться до темноты.

Когда закончила, наступили уже сумерки. Зябко подышав на окоченевшие руки, натянула шерстяные перчатки и подняла довольно потяжелевший тазик. Идти пришлось через лес, и в одиночестве, а дорога занимала минут пятнадцать, даже быстрым шагом.

Видели бы меня сейчас мои лондонские друзья! В объемной мужской шинели вместо элегантного дамского пальто, шерстяном платке, и галошах. К середине марта снег уже полностью сошёл, но зато развезло дороги, так что и спешить то особо не получалось. Шла, увязая в грязи, дышала свежим воздухом. И даже не слишком испугалась, когда увидела идущего мне навстречу мужчину, узнав в нем нового доктора.

Но насторожилась. Было в нём что-то… неприятное. Даже не в чертах лица, а скорее в мимике, насквозь фальшивой и неестественной. Да и уж слишком пристально этот смазливый брюнет вчера в меня вглядывался. Пусть и не делал попыток приставать или даже познакомиться ближе.

Мы даже не были официально представлены. Так что я вежливо кивнула, собираясь пройти мимо. Но мужчина перегородил мне путь. Я прижала к груди эмалевый таз и поинтересовалась:

— Вам чем-то помочь?

— Да. Скажи, кому ты служишь?

Мне показалось, что доктор спрашивал о Красном кресте.

— Я волонтёр.

— Чьё на тебе клеймо? Я заметил его вчера на твоей шее.

Вампир? Помнится, мистер Вальцер сразу понял, кто оставил метку на мне. А я ведь надеялась, что она давно стерлась! Если это высший, стоит быть с ним повежливее. Больно нервным он казался.

— Метку поставил Михаил Ракоци.

В прошлый раз упоминание высшего избавило меня от проблем. Но сейчас реакция была совсем другой. Губы доктора растянулись в неприятной ухмылке.

— Да? Как интересно! Я знал, что Ракоци успел сунуть свой нос в наши дела, но и подумать не мог, что он пошлёт сюда девку. Совсем ему в постели надоела?

Я сжала зубы. Нужно было сдерживаться. Видимо, этот тип не был дружен с Михаилом.

— Месье Ракоци тут не при чём. Я здесь по личным обстоятельствам.

— Так я тебе и поверил. Подойди ко мне.

— Внушение на меня не действует, — вежливо сообщила, потихоньку двигаясь к обочине. Вот пристал же…

Вампир нахмурился:

— Почему? Ты ведь человек? Не младшая?

— Так получилось. А вы ведь высший? — уточнила я. — Месье, не знаю, какая у вас претензия к Ракоци, но я тут честно не при делах.

— Неважно. Ты меня видела и всё расскажешь своему хозяину. А я должен избавиться от любых следов.

Вампир метнулся ко мне, больно схватив за плечо. Таз выпал из рук, и только постиранное белье оказалось в грязи. Прежде чем я успела закричать, он зажал мне рот, потащив к лесу. Когда дорога исчезла за кустами, он прижал меня к стволу дуба и дернул воротник шинели, открывая доступ к горлу.

— У тебя, должно быть, вкусная кровь, раз тебя выбрали в качестве пищи. Почему бы Ракоци не поделиться? — торопливо пробормотал вампир, обнажая клыки. — Жаль, что придётся обойтись только этим. Будь время, я бы с тобой поигрался.

Он только успел коснуться моего горла, как внезапно отпрянул, заорав и заметавшись. Я испуганно смотрела на мужчину, прижимая ладонь к шее. Кажется, только поцарапал.

Крик сменился тихим скулёжом, а когда вампир убрал руки от своего лица, я увидела, что рот, и кожа вокруг обожжены. Будто в него плеснули кипятком.

— Что, что это? — едва ворочая языком, спросил вампир. — Сука, что у тебя за клеймо такое?

Да я сама не поняла, что только что произошло! Но говорить это вампиру конечно не стоило. Я лихорадочно оглянулась, и подняла с прошлогодней пожухлой травы крепкую ветку.

— Не хочешь превратиться в пепел, лучше не трогай меня, кровосос!

— Да я тебе просто шею сверну, — прошипел вампир, кинувшись на меня.

Но видимо, он не до конца пришёл в себя, так как даже не смог увернуться от моего удара. Я попала ему прямо в ухо, и он рухнул, осоловело моргая. Бежать?! Нет, он легко меня догонит, как только придёт в себя. Но убить… Способна ли я на это?

Думать следовало быстрее. Вампир поднялся на ноги. Я, завопила, то ли подбадривая себя, то ли пытаясь напугать кровососа, и замахнулась палкой. В этот раз он был расторопнее. Легко перехватив удар, он вырвал мое импровизированное оружие из рук. Я попятилась назад, и уткнувшись спиной в ствол, поняла, что сама загнала себя в ловушку.

Вот и конец. Если кто и услышал шум и крики, то не успеет добраться вовремя.

— Подожди! Не надо! — Я вытянула вперед руки, хотя глупо было надеяться таким образом остановить обезумевшего кровососа. — Ракоци убьет тебя, если узнает, что ты сделал!

Возможно. Когда-нибудь. Лет через двадцать-тридцать. Но мои слова каким-то удивительным образом заставили кровососа помедлить.

— Он не узнает. Никто и косточек твоих не найдёт.

— А вдруг? Не стоит с ним ссориться. Просто уйди. Обещаю, что никому ничего не скажу, если ты оставишь меня в покое.

— Поздно.

Кровосос замахнулся, и я не выдержав, зажмурилась, закрывая лицо руками. Раздался шум, вампир сдавленно охнул, но так и не ударил. Что там за возня такая?! И кто там рычит?! Ещё и волки напали?!

Я открыла глаза, и едва не рассталась со своим желудком. Кровосос лежал на земле в нескольких метрах от меня. Узнала я его только по одежде. Так как головы у него не было. Над трупом стоял Михаил Ракоци, красочно обляпанный кровью. Я говорила, что больше не боюсь вида крови? Я соврала.

Де жа вю. Когда-то я видела подобное. Только тогда Михаил убил Адриана, спасая меня. И вот опять. Как он здесь оказался?! Разве он не должен спать в склепе?

— А его ведь предупреждали, — хриплым от едва сдерживаемого гнева сказал Михаил. — Да как он только посмел тронуть мою жену?

Жену? Но Патрик… Осознание, что Михаил в самом деле здесь, и всё ещё считает меня своей женой, окончательно лишило меня сил. И я благополучно рухнула в обморок.

Я ухожу на один космический час,

А когда я вернусь, ты спросишь — кто я такой,

Я отвечу, что видел тебя много раз,

И ты вспомнишь, что тоже была со мной.

Смысловые галлюцинации.

Клэр Легран.

Эпичное возвращение в госпиталь я пропустила. И очнулась уже в сестринской комнате. Надо мной хлопотала старшая медсестра. Я стянула со лба мокрый компресс и мрачно поинтересовалась:

— Как я здесь оказалась?

— Клэр! Ты не помнишь?! Тебя принёс твой кузен. После того, как ты подверглась нападению волков! Хорошо что он тебя вовремя нашёл. Я и не знала, что у тебя есть родственники в Румынии.

— У меня нет родственников в Румынии. И кузенов нет. Только кузина. Про кого вы говорите?

— Мистер Мареш! Он здесь с инспекцией. Такой важный господин. Но как узнал, что твой муж здесь лежит, так переволновался!

Значит у Михаила еще один новый псевдоним. И он знает о Патрике. Чудесно!

— С моим мужем все хорошо?

— Вы не помните? — встревожено спросил медсестра. — У него же кома.

— Я всё помню! — раздраженно ответила, усаживаясь.

Потрогала горло. Никаких следов царапины. Это значит, пока я была без сознания, Ракоци меня облизывал?!

— А кузена? — с сочувствием спросила настойчивая женщина.

— У меня нет… — Дверь скрипнула, и на пороге появился Михаил, красноречиво на меня смотря. — А вот и мой дорогой румынский кузен!

Всё ясно. Михаил опять промыл всем мозги, да и еще про каких-то волков наплел. Конечно, безголовый труп было бы сложно объяснить.

— Могу ли я поговорить наедине со своей дорогой сестренкой? — бархатным голосом спросил высший. Не используя ни толики внушения. Все же медсестра послушно кивнула, хотя обычно довольно строго следила за соблюдением приличий.

Когда медсестра вышла, я поспешно села.

— Михаил! Как ты… Тебя ведь осудили на тридцать лет!

— Помогли родственные связи. Ты разве мне не рада? — иронично спросил высший, усаживаясь на край кушетки. Выглядел он крайне недовольным.

Прекрасный вопрос. Просто чудесный. И на который у меня не было однозначного ответа.

Десять лет. Прошло десять лет с тех пор, как Михаил уехал в Санкт-Петербург и пропал. Я успела переехать в Англию и выйти замуж. Разве за столько лет образ Михаила не должен был потускнеть и забыться? Нет. Я глядела на него живого, реального, и понимала, что всё это время ждала нашей встречи, хотя знала, что она невозможна.

Он похудел. Глаза запали, о скулы можно было порезаться, а между бровей пролегла морщинка. Вампиры если и стареют, то очень медленно, но Михаил выглядел старше, чем я его запомнила. И всё же… был красив. Когда мне было двадцать, я это не замечала, предпочитая более мягкую и утонченную аполлоническую красоту. Такой обладал Рейнард Эмбер. Теперь я не могла признать, что Михаил весьма привлекателен.

Он уже успел сменить запачканную в крови одежду, облачившись в элегантный дорожный костюм. Гражданский. Кажется, медсестра сказала, что он здесь с инспекцией? Вряд ли ради меня. Даже родители пока не знали, что я нахожусь в британском госпитале в Руане.

Но все же Михаил здесь. Смотрит, ждет ответа на свой вопрос. Я неопределенно повела плечами, чувствуя смущение. Интересно, а что он сам думает, глядя на меня? Счастливым точно не выглядит.

На мне была лишь нижняя сорочка, мягко обрисовывающая грудь, так что я повыше натянула шерстяное одеяло, и неловко сказала:

— Спасибо, что спас.

— Не за что.

И снова неловкое молчание. Я откашлялась, и облизала пересохшие губы. Взгляд высшего потемнел, но сам он так и остался сидеть со скрещенными на груди руками.

— Тот высший… Ты его знаешь?

— Это не высший. Даже не младший. Выкормыш Арция.

— Кто такой Арций?

— Глава одного из немецких родов. По крайней мере, лет пятьсот. Животное, что на тебя напало — его обращенный. Но в отличие от младших — таких, как ты… — Михаил поморщился, вспомнив истинное положение дел. — … такой, как ты могла стать, он полностью подчинен своим хозяином. Срок жизни у этих незаконных обращенных — лет двадцать, не больше. Потом они сходят с ума, и их приходиться уничтожить. У этого, видимо, срок годности подходил к концу.

Михаил говорил о вампире абсолютно безжалостно. По моей спине пробежал холодок. Не хотелось бы обратить гнев высшего на себя.

— Он напал лишь когда узнал, кому принадлежит метка.

— Арций мой враг. Видимо, его выродок решил, что убив тебя, он доставит удовольствие хозяину. Но тебе не стоит больше беспокоиться, что кто-то из челяди германца тебя побеспокоит. Скоро с ним будет покончено. Сотворение неполноценных обращенных — одно из худших преступлений среди высших.

— Ты здесь из-за него?

— Не совсем. Но сейчас меня интересуешь ты, Клэр. Как в твою прекрасную головку пришла мысль вернуться во Францию в такое время? Немцы скоро возобновят наступление, и хоть до Руана вряд ли дойдут, здесь всё же может быть небезопасно.

— Волнуешься за меня? — неожиданно спросила я.

Внутри все замерло от собственной наглости. Вот зачем я спросила?! Михаил скрипнул зубами, и неожиданно согласился.

— Да, волнуюсь. Сегодня же отправляйся к родителям. В Окситании будет спокойнее, чем в Руане.

— Я не могу, — глухо ответила. — Здесь мой муж. А ещё, где-то там, в плену, Клод. Если он ещё жив…

Щекам стало горячо и мокро. Я заплакала… нет, зарыдала, некрасиво всхлипывая и сотрясаясь всем телом. Страх, беспомощность и отчаяние последних недель навалились тяжелым грузом. Я не могу, не способна всё это вынести одна. Было так плохо, что даже когда Михаил прижал меня к себе, я не стала его отталкивать, а сама вцепилась в него. Высший осторожно погладил меня по спине.

— Тебя сегодня чуть не убили саму, а ты беспокоишься о других. Твой брат в порядке, и сейчас уже, наверное, добрался до дома.

— Зачем ты врёшь? — шмыгая, спросила, пряча зареванное лицо на груди высшего. Ладони у него были теплые — будто специально согрел их ради меня.

— Не вру. Я лично занялся вопросом об обмене военнопленными, когда узнал, что Клод у немцев. Это было непросто, но если я что-то хочу, то всегда получаю. В последний раз, когда я слышал о Легране-младшем, он уже был на территории Франции.

Вот это новость! Лучшая за всё время. Я дрожащей рукой отодвинула Михаила. Точнее, оттолкнулась от него сама, так как сдвинуть высшего против воли мне было не по силам. Худущий, но жилистый. Об такого и кулаки разбить можно, если захочется подраться.

Посмотрела Михаилу в глаза. Нет. Вроде не обманывает. Глядит спокойно, только лицо опять кривит. А сердце под моей ладонью колотится — быстро-быстро. Я поспешно убрала руку, вытерла продолжающие бежать слёзы, и сама обняла опешившего высшего.

— Я никогда не смогу отплатить вам, месье Ракоци.

— Так официально, — голос Михаила смягчился. — Мне очень приятны твои прикосновения, но не слишком разумно виснуть на мне. У меня лет десять не было женщины.

Как мне казалось, была готова для Михаила на всё, но вот про этот аспект наших взаимоотношений почему-то забыла.

— Не то, что я против, — меланхолично сказал высший, когда я торопливо разжала объятия, — но не думаю, что тебя устраивают место и обстоятельства.

Под обстоятельствами он подразумевает моё замужество? Хотя, кажется, в лесу Михаил назвал меня женой. Неловкая ситуация. Точнее, ужасная. Не то, что я привел любовника в дом, при живом еще муже, или, напротив, выскочил замуж, не дождавшись возлюбленного. Так почему я чувствую себя виноватой перед обоими мужчинами?

Внезапно меня осенило. Эльфийская бабка! То есть, бабушка Патрика сказала, что у неё был сон, или видение, или еще какая-то магическая дребедень, и что я должна спасти своего мужа. Но одно моё присутствие не помогало ему никак. И я совсем забыла, что упоминала она и Михаила. И вот, я здесь. И высший, самым чудесным образом, тоже оказался здесь. Совсем не просто так.

Я схватила руку Ракоци и сжала, не в силах скрыть волнение. Все старые обиды забылись за мгновение. Даже если сейчас над Ракоци засиял нимб, это не слишком бы меня удивило.

— Михаил! Патрик! — взволнованно сказала я.

— Квентин? — вежливо предположил высший.

— Что? Какой Квентин?

— Я думал, что мы перечисляем имена по алфавиту. Тебе на «эр».

— Ты пропустил букву «о» после «эм»… Нет, стоп. Я не об этом! Михаил, ты должен… — тут же поправилась: — … можешь помочь Патрику. Возможно, твоя кровь его излечит. Мы должны попробовать!

— Ты рехнулась, Клэр. Тебе повезло, что я его и вовсе не убил.

— Потому что надеешься, что он сам умрёт? — с горечью сказала, и тут же пожалела об этом. — Нет-нет, прости! Ты не такой. Слишком благороден и добр. Теперь я это поняла! Мне стыдно, что я считала тебя жестоким и эгоистичным. Но ты всегда был готов мне помочь — и тогда, и сейчас.

Чем дольше я говорила, тем больше понимала, что делаю что-то не так. Лицо Михаила окаменело, а из глаз будто ушла жизнь.

— Михаил, ты не обязан спасать моего мужа… — сбавила обороты я, борясь с желанием отодвинуться. Инстинкты говорили, что нахождение рядом с разозлённым высшим не лучшая идея

— Верно подмечено. И если ты не забыла, то тогда, десять лет назад, у нас был уговор — я решаю все ваши проблемы с обществом Орлеанского, и делаю всё, чтобы о Клоде забыли, а ты отправляешься со мной, — спокойно сказал высший, походя к окну.

Он отодвинул светлые, полинявшие шторы, будто то, что происходило снаружи, интересовало его больше, чем наш разговор. Кажется, я всё испортила.

— Если ты поделишься с Патриком немного своей целебной кровью, то он не станет преградой. Я выполню обещание!

Прозвучало жалко. Мне не чего было предложить — только себя. Вот только я всё больше сомневалась, что нужна Ракоци по-настоящему. С чего бы? Когда-то он был очарован свежестью, юностью и неприступностью встреченной им девушки. Но у любого товара есть свой срок годности. Пусть возраст и не отпечатался на моём лице, я знала, что стала другой. От юной парижской кокетки не осталось ничего. Руки потрескались от холода, губы обветрились, волосы от отсутствия ухода посеклись и потеряли блеск. Но это всё можно было вернуть, а грубую и уродливую одежду сменить на элегантные наряды. Разве что взгляду не придать прежней пылкости и уверенности провинциальной девчонки, считающей, что она способна покорить весь мир.

Некстати вспомнились слова Луи, презрение в глазах Рейнарда. Мужчины во всём хотят быть первыми и единственными. Даже Патрик, пусть и говорил, что его не волнует моё прошлое, ревниво просматривал любые письма, что приходили ко мне из Франции. Так чего бы Михаилу связывать свою жизнь с женщиной, принадлежащей другому? И всё же… По-крайней мере, высший желал меня. Мою кровь и моё тело. И я не смогла удержаться от искушения этим воспользоваться. Отчаяние толкало меня всё дальше и дальше к краю пропасти, из которой уже не вернуться.

Я отбросила одеяло и поставила ступни на холодный пол. Зябко. Ночная рубашка мешком висела на мне, полностью скрывая соблазнительные изгибы фигуры. Но у меня было и другое оружие. Я подошла к высшему со спины. Он не обернулся.

— Михаил, мне жаль, что когда-то я не смогла оценить твоё внимание. — Голос, сорванный в лесу, приобрёл сексуальную хрипотцу. — Тогда ты сильно испугал меня. Но страх давно исчез. Теперь между нами всё может быть иначе.

Мягко погладила по напряженному плечу. Не отодвинулся, уже хорошо. Поднявшись на цыпочки, прижалась всем телом. Теперь он мог чувствовать тепло моего дыхания на своей шее.

— Десять лет назад я пошла бы с тобой против своей воли, подчиняясь необходимости. Сейчас всё будет по-другому.

Мои пальцы будто бы невзначай скользнули по напряженному животу Михаила вниз, до самой пряжки ремня. Лицо горело от стыда, но внезапно я поняла, что не так уж и притворяюсь. Мне нравился тонкий, почти неуловимый запах кожи и волос вампира, который я просто раньше не чувствовала, и ещё больше его сдержанность, за которой скрывалась звериная мощь уверенного в своем превосходстве хищника. Интересно, какими теперь мне покажутся на вкус поцелуи высшего?

Я хотела Михаила Ракоци, и в этот раз виновата была не его кровь и не внушение. Лучше бы я испытывала лишь отвращение. Я думала, что красиво и благородно жертвую собой ради мужа, но на самом деле просто предала его. Осознание этого повергло меня в шок.

Захотелось провалиться сквозь землю. Исчезнуть, или лучше никогда не существовать. Вместо этого я опустилась на пятки и уткнулась лбом в спину Михаила. Жаль, что его спина не настолько твердая, чтобы разбить об неё голову, и больше не мучится.

— Что, ты больше не собираешься меня соблазнять? Ненадолго же тебя хватило.

Мог бы и помолчать ради приличия, пока я мучаюсь от угрызений совести. Оплатить телом и кровью чью-то жизнь — разве это не стоит того?

— Это несправедливо. Правильно, но несправедливо, — прошептала, нервно комкая рубашку Михаила.

— Что несправедливо? — недоуменно переспросил он.

— Что именно я должна делать такой выбор. Было бы любезно с твоей стороны просто остаться монстром, который готов на всё ради желаемого.

— Для твоего сведения, я никогда не был таким монстром, — ядовито ответил Михаил. И задумчиво добавил: — Разве что только немного упёртым.

Дверь открылась, и я испуганно сжалась.

— Клэр, ты… — удивленный голос старшей медсестры.

— Пошла вон! — совсем не галантно рявкнул Михаил.

Хлопок, и поспешно удаляющиеся шаги.

— Невежливо…

— Ты меня ещё и судить будешь?!

Михаил решительно разомкнул мои руки, всё еще сжимавшие его талию, повернулся, и прежде чем я успела хотя бы пискнуть, усадил на подоконник.

— Слушай сюда, — угрожающе сказал он, ткнув пальцем мне между бровей. Глаза тут же съехались в кучку, что вызвало очередную вспышку неудовольствия вампира. — Перестань придуриваться!

— Я абсолютно, катастрофически, чудовищно серьезна!

Михаил поджал губы, пристально меня разглядывая. Я практически не дышала, замерев как кролик перед удавом.

— Любишь своего мужа? — неприязненно спросил высший.

Я торопливо закивала, не слишком-то соображая, с чем именно соглашаюсь. Потому что перечить Ракоци сейчас казалось не лучшей идеей. Хотя следовало бы задуматься, что именно и кому я говорю. Но от столь волнующей и опасной близости голова окончательно опустела. Михаил склонился надо мной, отвёл спутанные пряди за ухо, и коснулся губами шеи — там, где всполошено билась жилка.

— Так, что готова за него умереть? — прошептал он на ухо, ласково поглаживая мне подбородок.

Вопрос мне не понравился. Сильно. Кто знает, может я так достала высшего, что он решил просто свернуть мне шею и плотно поужинать, раз уж иной пользы от меня нет? Благоразумие и инстинкт самосохранения просто вопили о том, что нужно решительно всё отрицать. Упрямство же и прежде совершенно чуждый мне героизм же подталкивали к противоположному.

— Если это потребуется.

— Ну и дура!

Михаил практически молниеносно впился мне в шею. И это было ровно так же больно, как я и запомнила. Какой бы я не была сторонницей самопожертвования, но руки сами взлетели вверх, пытаясь оттолкнуть вампира. Безуспешно.

Годы прошли, а мудрости и женской хитрости во мне не прибавилось. Вот и как я довела ситуацию до такого?! Последнее, что я успела почувствовать — это холодное стекло под своим затылком и мужские руки на бёдрах. А затем просто вырубилась.

Михаил смог остановиться только когда Клэр обмякла и начала сползать с подоконника. Это его немного отрезвило. Высший оторвался от её шеи слишком поспешно, и она почти рухнула на него. Художница была лёгкой, и держать её было приятно, но вот прикосновение оголившихся женских бедёр к его паху причиняло физический дискомфорт, удовлетворить который в ближайшее время было невозможно.

Ракоци поспешно уложил Клэр на кровать, и аккуратно заживил раны на горле своей кровью. Так было быстрее, да и организм будет восстанавливаться лучше. Выглядела Клэр исхудавшей. Она явно не следила за питанием, и мало спала. И всё из-за этого рыжего ирландца, чтоб ему не ладно…

Мысли в голове бродили разные. В основном упаднические. Надо же, он всё ещё ведёт себя как эмоциональный подросток рядом с ней. Хоть что-то не меняется. Пусть даже на мгновение Михаилу показалось, что в её взгляде мелькнули симпатия и интерес, это оказалось ложью. Но не сложно обмануть того, кто хочет обмануться.

Ракоци заботливо укутал девушку в одеяло, и осторожно пристроился сбоку, уткнувшись носом в темноволосую макушку. От Клэр пахло грубым щелочным мылом и лекарствами, запутавшимися в густых прядях листьями и комочками земли, а на её шее всё ещё оставался неприятный запах напавшего на неё отребья. Но даже за всем этим Михаил мог прочесть присущий только Клэр запах — свежий и чистый. Изменившийся лишь в одном. Теперь это был аромат не нежного бутона, а распустившегося цветка, ещё более дурманящего и соблазнительного, чем прежде.

Луи оказался прав. Можно дать женщине всё, но так и не получить её любовь. Даже спаси он того ирландца, то получит от Клэр только благодарность. Долг привяжет к нему художницу, но в лучшем случае его будут терпеть. Этого ли он хотел? Стоило бы переосмыслить свою жизнь и будущее. Этот краткий, случайный момент их встречи… Может, он был лишь для того, чтобы попрощаться навсегда? Оскар Уайлд когда-то написал, что сначала женщина сопротивляется мужчине, затем не дает ему уйти. Но как подозревал высший, в его случае можно было беспрепятственно валить на все четыре стороны. Что он и сделал.

Клэр, Руан.

Разбудили меня теплые и ласковые руки.

— Как же ты крепко спишь. Тебе стало лучше?

Женский голос. Почему-то это вызвало разочарование. Я сонно кивнула, медленно приходя в себя. Судя по тому, что в глазах женщины не было осуждения, о моих совершенно не родственных объятиях с «кузеном» её заставили забыть.

— Он уехал?

— Твой кузен? Да. Но у меня для тебя есть прекрасная новость, Клэр. Твой муж пришёл в себя, — торжественно заявила медсестра. — Это чудо.

В чудеса я не верила. Но зато верила в возможности Михаила.

В палате, где лежал Патрик, находилось еще одиннадцать пациентов, менее тяжелых, чем мой муж. И так как коматознику не так много нужно, его кровать стояла в самом неудобном месте — у стены ближе к двери. Сейчас кровать скрывала ширма. Михаилу требовалась уединение для своих вампирских манипуляций. Но внезапное излечение Патрика после посещения его «румынским дипломатом»… Ракоци сильно рисковал своим прикрытием. Ради меня. Невзирая на то, что ему не было в этом никакой выгоды.

Размышления прервало глухое покашливание. Я, едва не опрокинув ширму, влетела в образовавшийся закуток. Парик полусидел на кровати, рассеянно почёсывая заросший подбородок.

— Патрик!

Он обратил на меня взгляд лишь когда я его позвала.

— Ты ангел? — озадаченно спросил ирландец, хлопая пушистыми рыжеватыми ресницами.

— Что? Нет, это же я! Твоя жена, Клэр!

— Я женат на небесном создании?! — удивленно и восторженно воскликнул мой муж.

Даже если Патрик лишился памяти, его реакция все равно была… странной. И подозрительной. Уж на кого, а на ангела я сейчас была похожа меньше всего.

— Если ты сейчас издеваешься надо мной, Патрик О`Ши, то клянусь, ты познаешь поистине небесную кару.

— Вот поэтому меня и не зовут играть в драмах, — вздохнул этот невыносимый человек. — Даже жена не верит, когда я пытаюсь растрогать или довести до слез. Мама, почему ты родила меня рыжим?!

Если шутит — значит в порядке. И до слёз он меня всё же довел. Сам потом не знал, как успокоить. Долго рыдать, вцепившись в мужа, мне не дали. Видите ли, я утомляю супруга и нервирую других пациентов. Зато на следующий день Патрик забросал меня вопросами по полной. И если то, откуда я узнала о его состоянии, я ответила легко, сославшись на эльфийскую бабулю, то объяснить возникновение румынского кузена было сложнее. Тем более что после Руана мы собирались отправиться в Баланьяк, а родители точно не будут поддерживать мою ложь.

Пришлось отделаться полуправдой.

— Это мой бывший заказчик. Я знаю его ещё со времен Парижа.

— У тебя были такие влиятельные поклонники?

Я пожала плечами. Патрика это не удовлетворило.

— Мне сказали, что он приходил ко мне. Зачем?

— Не знаю. Может, помолиться за исцеление?

— Чушь какая.

— Но ты же пришёл в себя.

Супруг недовольно засопел.

— Ну чего ты? Ревнуешь? Это глупо. Я же здесь, с тобой.

Я переплела свои пальцы с пальцами мужа, сжав его ладонь. Патрик слабо улыбнулся.

— Просто мне не нравится, когда вокруг моей женщины вертятся какие-то хмыри, пока я абсолютно беспомощен.

Когда мужчины болеют, то капризничают, как дети, поэтому я не обратила внимания на обиды Патрика. Тем более он всегда был ревнив. Самое главное, что он выздоравливал с необыкновенной скоростью, и практически без последствий для когнитивных функций. Не пострадала даже память, как я больше всего боялась. Доктора винили во всем неправильно поставленный диагноз — теперь, по их мнению, никакого осколка или кровоизлияния и мозг не было. Я молчала и со всем соглашалась.

Госпиталь мы покинули уже через две недели, отправившись к моим родителям. Спустя почти десять лет семья вновь воссоединилась. Патрика встретили радушно, разве что только Клод долго присматривался к моему мужу, пытаясь понять, что с ним не так.

— У тебя же ни одного нормального мужика не было, — пояснил он.

— Патрик актер, это сойдет за странность?

— Хм… Недостаточно.

Спустя несколько дней Клод устроил с моим мужем мужские посиделки за бутылкой вина, и судя по всему, не одной. Думаю, это был злобный план для того, чтобы напоить Патрика и расколоть его. Но разве француз может перепить ирландца? Когда я пришла устраивать скандал им обоим, за нарушение режима, то Клод уже сладко посапывал на полу летней террасы, а задумчивый Патрик даже не шатался.

Последствия их гулянки оказались весьма непредсказуемы. Клод, придя в себя, тут же пропал в мамином саду. Его полностью захватила идея существования фей и эльфов. Впрочем, если волшебные существа и обитали у нас, то они вполне разумно попрятались от слишком деятельного и прагматичного смертного. С Клода стало бы, поймав несчастную феечку, показывать её любопытным гражданам за деньги. А ведь казалось бы, уже взрослый и вполне респектабельный адвокат!

Я бы с удовольствием задержалась у родителей до конца лета, отогреваясь и приходя в себя, но муж упорно рвался в Лондон. Так что уже в середине июня мы переправились через Ла-Манш, вернувшись в Туманный Альбион.

Патрик изменился. Но разве могло быть иначе? Война меняет, как и близость смерти, отступившей лишь в самый последний момент. Я надеялась, что со временем муж оттает, раскроется, но он продолжал отдаляться от меня. Это стало заметнее в Лондоне, когда мы остались вдвоем, предоставленные друг другу. Днем Патрик работал, не делая скидок на своё здоровье, берясь за любое предложение, а вечерами и ночами сидел на кухне, выкуривая по две пачки дешевых, дурно пахнущих сигарет — дурацкая привычка, обретенная на фронте. Иногда он пил, но никогда сильно не напивался. И почти перестал со мной разговаривать.

Я видела, что его что-то гнетёт, но не торопила Патрика. Самой бы справиться со своими тайнами и мыслями, которых не должно быть у любящей жены. Например, что не такая уж я и любящая, как должна быть. И какой была.

У нас всегда всё ладилось в постели. Даже если я, разозлившись, выгоняла мужа с супружеского ложа, или он сам, обидевшись, устраивал баррикады их подушек между нами, длилось это не больше одного-двух дней. А сейчас… не то, что я больше не считала Патрика непривлекательным, но я всё чаще избегала исполнения супружеского долга. И если раньше я просыпалась в объятиях Патрика, то теперь даже подушек не требовалось, чтобы прочертить линию между нами.

Я винила себя. Патрик, кажется, тоже, хотя он сам не делал ничего, чтобы вернуть доверие между нами. Напротив, его ревность убивала любую возможность вернуть счастье в наш дом. От общих знакомых и соседей я узнавала о том, что он спрашивал обо мне — с кем я общалась, и не приводила кого-либо в квартиру. Перехватывал письма из Франции — все чаще я находила их вскрытыми. И да. Его начало беспокоить моё прошлое. В какой-то момент Патрик напрямую спросил, сколько любовников у меня было в прошлом.

На мой молчаливый вопрос он криво улыбнулся и сказал:

— Не думаешь же ты, что я поверю, что красивая женщина в Париже будет долго одинокой? Да к тому же учитывая, в каком обществе ты вертелась. Искушений много, а семья твоя совсем небогатая…

Терпение лопнуло.

— Идите к чёрту, мистер О`Ши.

Я успела уже вытащить чемодан, намереваясь переночевать у знакомой, когда Патрик ввалился в спальню. Не с извинениями, с обвинениями.

— Твой брат рассказал о том русском, что тебя преследовал в Париже. И из-за которого ты уехала из Франции.

Эх, надрать бы уши Клоду! Не помешает даже то, что он на голову меня выше и уже взрослый.

— Он и тот румынский кузен ведь один человек?

Я резко захлопнула шкаф, и скрестила руки на груди.

— Что ещё Клод тебе наплел?

Видимо, моя злость несколько отрезвила Патрика, так как он сдал назад.

— Милая, твой брат, как и я весьма озабочен, что этот тип появился в твоей жизни снова. Судя по всему, это аристократишка считает себя пупом земли. Но сейчас он преследует мою жену, и как я могу остаться к этому равнодушным?

— Преследует? — я горько усмехнулась. — Патрик, эта встреча была случайной. Михаил уехал в этот же день.

— И ты ничего ему не обещала?

— Нет, — без колебаний соврала.

Ракоци уехал, не оставив даже записки. Не думаю, что он собирался возвращаться и что-то требовать от меня.

— Тогда почему он шлёт тебе подарки?

— Что?!

Муж засунул руку в карман пиджака и швырнул мне под ноги колье. Золотая цепочка была порвана, и несколько подвесок слетело. Я опустилась на колени, коснувшись красных капелек. Это был не рубин, как я подумала. Камни гладкие, без острых граней, прозрачные, и неоднородные по цвету — где-то темнее, а где-то светлее. Они, облаченные в золото, напоминали драгоценные сияющие осколки закатного солнца.

— Это же… янтарь. Впервые вижу такой цвет. — По крайней мере, в камне. Взгляд красно-янтарных глаз мне снился слишком часто, чтобы я могла его забыть. — С чего ты решил…

— Что это твой русский румын? Кровь дракона. Редкий вид янтаря. А этот помешанный, как и говорил Клод, богат. Зачем он тебе шлёт драгоценности?

— Не знаю. И он не румын.

— Да я уже выяснил, что никакого господина Мареша не существовало. Зато Клод говорил о неком Ракоци. Как ты там его назвала? Михаил?

Я аккуратно собрала рассыпавшиеся подвески. Интересно, дорого ли будет починить колье?

— Мы никогда не были любовниками, и уж тем более после того как я вышла замуж за тебя. Это поклонник… бывший. И весьма эксцентричный. Но как бы ни был неуместен его дар, ты не имел право вскрывать посылки для меня. Это унизительно — быть всё время под прицелом.

Патрик плюхнулся рядом, перехватив мою руку. Попытался поцеловать, но я совершенно инстинктивно уклонилась. Муж нахмурился, но в этот раз сдержался.

— Клэр, давай уедем в Дублин, — попросил он. — Купим там дом. Тем более что Дублинский Королевский театр возьмет меня без проблем. Я узнавал. Да и бабушка обещала помочь нам… в нашей проблеме.

— Уже сговариваешься со своими родственниками за моей спиной? А как же мои планы и моя работа?

— Ты можешь рисовать, где хочешь. Художники не привязаны к месту. А я устал от этих британцев. Хочу домой. Вместе с моей любимой женой. Подумай об этом. Тебе понравится в Дублине.

Этот разговор совершенно ни к чему не вел. Так что я кивнула.

— Хорошо. Но давай прежде чем принимать решение, дождемся хотя бы конца войны. В Лондоне в любом случае заработать легче, чем в Дублине.

— Отговорки, — проворчал Патрик, разжимая ладонь.

Я незаметно потерла запястье. Должно быть, останутся синяки.

— А ещё мы в Дублине поженимся как полагается — в храме. Мне родителям твоим стыдно было в глаза смотреть!

— Если ты хочешь, — снова согласилась устало.

Патрик, будто бы повеселел, снова став ласковым и веселым, а я никак не могла избавиться от сомнений, что это именно то, что мне нужно.

Может быть, это была интуиция. Потому что ноябрь 1918 года, когда почти весь мир праздновал окончание кровопролитной изматывающей войны, стал для нас с Патриком последним месяцем вместе.

Мы уже успели договориться о продажи квартиры. Я перестала брать новые заказы, а у Патрика заканчивался договор с Олдвичем. В эту субботу у него был один из последних вечерних показов спектакля, виденного мной раз десять. Так что я спокойно отдыхала с книжкой на диване, и совершенно не ждала звонка в дверь.

На пороге стояла молодая светловолосая женщина. У ног её стоял чемодан, а в руках незнакомка бережно держала ребенка. Отчаянно рыжеволосого и веснушчатого карапуза. На вид ему было около года. Отчего-то я совсем не удивилась, когда женщина заговорила с французским акцентом.

— Я хочу видеть Патрика. Имею на это право, — сказала она, упрямо выдвинув подбородок. — Он должен увидеть сына.

Не знаю, чего она ожидала. Скандалов или расспросов, но я открыла дверь пошире и кивком пригласила её внутрь.

— Проходите, — на французском сказала я. — Вы прямо с поезда?

Любовница мужа кивнула. Её решительность тут же угасла, стоило ей ступить грязными потертыми башмаками на натертый паркет.

— Вы… вы ведь его жена?

Забавно. Меня еще никто никогда не боялся.

— Пока ещё да. Патрик знает?

— О Робере? Да. Я написала Патрику несколько писем. Узнала адрес от одного его сослуживца. Патрик выслал денег. Но мне не нужны деньги. Я люблю его, — отчаянно сказала женщина.

Она аккуратно положила ребенка на диван, чмокнув его в нос, и достала откуда-то из-за пазухи помятые конверты. Почерк моего драгоценного супруга. Последнее из писем — написанное уже после того, как Патрик решил, что нам срочно нужно переехать в Дублин. Тайны О`Ши оказались не менее занятные, чем мои.

— Как давно вы знакомы с Патриком? Это была случайная связь, или что-то большее?

Женщина расплакалась, некрасиво размазывая слезы по мгновенно покрасневшему и опухшему лицу. На вид ей было около двадцати с небольшим. Довольно симпатичная — с широко поставленными голубыми глазами, светлой кожей, аккуратным носиком, густыми волосами, сейчас растрепанными, и приятно-округлой фигурой.

Ребёнок тут же обеспокоенно загулькал, потянувшись на руки к матери. Она, продолжая всхлипывать, расстегнула потрепанное пальтишко, блузку, и не слишком стесняясь, достала пышную грудь. Ребенок тут же жадно вцепился в неё руками и затих, совершенно не обращая ни на что больше внимания.

— Мы с ним встречались несколько раз в Вердене, и после… Когда мы бежали на юг вместе с семьей. Он сильно помог. Но никто из нас не планировал серьезных отношений. Он сразу сказал, что женат и любит свою жену.

Понадобилось значительные усилия, чтобы не заорать. Вместо этого я выдавила улыбку и спросила:

— Как вас зовут?

— Аннета Симон, мадам. Я могу… Роберу нужно сменить пелёнки.

— Конечно. Эта квартира в вашем распоряжении. Вы очень смелая, Аннета, раз рискнули проделать такой путь.

Мои вещи были почти собраны. И было большее искушение собрать все необходимое, и хлопнув дверью, уйти. Видеть Патрика не хотелось, как и слышать его оправданий. А ведь еще неделя — и Аннета никого бы и не застала в Лондоне.

Но Патрик был вспыльчив. Едва ли он причинит вред своей любовнице и ребенку, но вполне может накричать или даже выгнать за порог. Стоило убедиться, что он не будет делать глупостей. И поставить точку в нашем браке. Наверное, просто любовницу я могла ему простить. Но не ложь и не брошенного бастарда. Хотелось бы знать, как он это объяснит.

Интересно, он знал о сыне, когда знакомился с моими родителями и братался с Клодом? Как же мерзко…

Патрик вернулся раньше, чем я рассчитывала. Маленький Робер уже тихо посапывал в спальне, а Аннета помогала мне с чемоданами. И уж больно споро помогала. Но не могу её винить. Думаю, от помехи в качестве старой жены ей хотелось избавиться как можно скорее.

У мужа оказалось на это совсем другое мнение. При виде белокурой француженки он побагровел, молча сжимая кулаки.

— Что эта женщина здесь делает? Зачем ты её пустила в дом?

— Ты спрашиваешь меня или мадмуазель Симон? — ядовито уточнила я, салютуя Патрику бокалом с белым вином. — Так если что, я тут жила в качестве твоей жены. А Аннета, очевидно, будет жить уже после меня. По крайней мере, до твоего, или вашего, переезда в Дублин.

— Не знаю, что эта шлюха тебе наплела, но я точно ничего ей не обещал.

— Шлюха? — взвизгнула Аннета. — Ты меня не в борделе нашёл!

— Но я же тебе платил, — цинично пожал плечами Патрик. — Клэр, у меня как и любого мужчины есть свои потребности, но я ведь не хотел ничем заразить свою любимую женщину. А эта вот была вполне доступна и казалась чистоплотной. Много ли дочери сапожника надо?

Я перевела заинтересованный взгляд на Аннету. Она не подвела, кинув в Патрика чашку с недопитым чаем. Фарфоровую, между прочим, из подаренного на свадьбу сервиза. Но я не мелочная. Кровоточащая ссадина на лбу моего пока еще супруга полностью стоила порчи имущества. Вот допью вино, и может быть, добавлю.

Патрик не выдержал, и закричал:

— Проваливай, пока я не вызвал полицию!

От шума ребенок проснулся и заплакал, рёвом заглушая даже своего отца. Патрик почему-то перевел взгляд на меня. На мгновение его стало даже жалко. Таким потерянным он казался.

— Твой сын. Его назвали Робером. Впрочем, ты это и так знаешь, — тихо сказала я, кивая в сторону смятых конвертов.

Каждое письмо я прочла не раз, чтобы оборвать последние связующие меня с Патриком нити. Рвать пришлось по живому.

— Может, это и не мой.

— Тебе стоит увидеть его воочию.

Аннета вновь стала возмущаться, не обращая внимания на продолжающего надрываться сына. Патрик резким движением схватил её за локоть и потащил в спальню.

Когда они исчезли в дверях, я устало закрыла глаза. Кто бы знал, как дорого мне давалось это спокойствие. Хотелось надраться, но тогда я могла бы закатить отвратительный скандал. Представляю, что скажут соседи.

Говорила парочка на повышенных тонах, но я старалась не прислушиваться. Через полчаса шум утих, и у Аннеты даже нашлись силы, чтобы успокоить ребёнка. Патрик практически выскочил из спальни. На щеке его еще виднелся след пощёчины. Рука у мадмуазель Симон оказалась тяжелее моей.

Он уселся рядом, предусмотрительно сохраняя дистанцию. Я, игнорируя его, долила в бокал остатки вина. Надо же, выпила почти целую бутылку, а ни в одном глазу.

— Клэр, мне так жаль.

— Так сына ты всё-таки признал?

Патрик виновато кивнул. Взгляд побитой собаки не произвел на меня ни малейшего впечатления.

— Ты всегда хотел большую семью. А теперь у тебя появился наследник, — сказала я после небольшого молчания. — Наверное, следует за тебя порадоваться.

Патрик хотел положить руку мне на колено, но перехватив взгляд, передумал.

— Это всё осложняет. Но я верю, что мы справимся, Клэр. Я крупно облажался, но это первый и последний раз.

В одном Патрик был прав — до этого ко мне его любовницы в дом не заявлялись. И может быть, у него и не было постоянной пассии, пока мы жили в Лондоне. А в остальном. Что ж, я ведь сознательно никогда не задавалась вопрос, как Патрик проводит свободное время на гастролях. Не хотела разочаровываться, а может, на самом деле думала, что в нашем браке всё в порядке, и у него нет причин прыгать по чужим постелям.

— Патрик, ты бы меня простил, если бы я сказала, что беременна от другого мужчины? — Муж дёрнулся, и я с каким-то мазохистским удовольствием продолжила: — В лучшем случае, попрекал бы всю жизнь. Но вероятнее, просто выгнал и ненавидел бы всей душой.

Супруг мудро не стал со мной спорить.

— Я готов вынести любое наказание, только не уходи. Мы разберемся со всем, нужно только время.

— Я не хочу разбираться. И тем более не хочу сражаться за твоё внимание с матерью твоего сына. Измену, может, я и смогла бы принять. Но это…

Вещи уже были практически собраны. Все я не заберу, но часть вполне могу унести. Вот только Патрик перегородил мне дверь.

— Что ещё? — устало спросила.

— Куда ты уходишь?! Ночь на дворе!

— В гостиницу. А там посмотрим. За остальными чемоданами вернусь, как только найду себе временное жилье. Что-то мне подсказывает, что развестись быстро не удастся.

— Какой развод? Какая гостиница? Это небезопасно! — зашипел Патрик. — Спятила, женщина? Ты не должна уходить из своего дома, что бы там не говорила эта тварь.

— Будто ты меня не знаешь. Мне никто ничего не говорил. Я сама так решила.

— Если не можешь терпеть Аннету, то я выпровожу её, и найду ночлег.

— Я не могу здесь находиться с тобой. Может, пропустишь?

Вот тут бы мне вампирская сила и жестокость пригодилась. Заметив мой настрой, Патрик примиряющее вскинул руки.

— Обещаю, что не буду тебя доставать. Хочешь, могу спать и на коврике у двери? Милая, ты разрываешь мне сердце, когда так легко отказываешься от всего, что у нас было! Дай мне шанс!

У дверей спальни замаячила блондинка, предусмотрительно не вмешиваясь. У её груди сладко посапывал сынишка. Ну что ж, за ножом на кухню я не пойду. Будет кровь, крики, не дай бог еще малыш проснется, когда его папочку будут калечить.

Шуметь не хотелось. А вот припугнуть можно было.

— Сейчас я начну кричать. Громко и отчаянно звать на помощь, и вопить, что ты меня убиваешь. Всем на это наплевать, конечно. Но соседи у нас нервные, шум не любят, и вызовут полицию. Вот господа полицейские и проводят меня до гостиной.

— Или до камеры.

— Провести ночь в компании проституток и воровок лучше, чем с тобой, — парировал я. — Уйди с дороги.

Всё же пропустил. А затем уже на улице нагнал и упорно шёл аж до самой гостиницы. У здания, вызывавшего подозрения облупившейся штукатуркой и не слишком чистыми окнами, стоял наемный кэб. Рядом раскуривал сигаретку коренастый шофёр, с любопытством глядя на нас. Точнее на меня, запыхавшуюся и растрепанную.

— С мужем поссорились, миссис?

Мысли тут же приняли иное направление.

— Что-то вроде. Вы не подвезёте меня, мистер? Заплачу хорошо.

— Куда ты ещё собралась? — возмутился Патрик.

Я дождалась, пока таксист затолкает чемодан в багажник, села в автомобиль, и только тогда ответила:

— Как что? Еду к любовнику.

У таксиста хватило ума тут же стартануть, а не ждать, когда мой муж начнет ломать дверцу и выбивать стёкла. Шофёр присвистнул.

— Ну и характер у вас, миссис. Что, на самом деле едете к любовнику? Нехорошо это.

— К другу.

Близких подруг в Лондоне я не завела. Но был человек, в котором я нисколько не сомневалась. Уолтер Сикерт, за десять лет превратившийся из наставника в моего лучшего друга.

— Что должно было случиться, что ты бросила О`Ши? Синяков вроде нет, — сказал Уолт, впуская меня в дом. К счастью, в этот раз он ночевал у себя, а не проводил время в пивнушке.

— Любовница приехала. С ребенком. Гостиная комната свободна?

Сикерт кивнул, продолжая внимательно меня разглядывать.

— Устраивайся. Выпьешь?

Я покачала головой. Художник подхватил мой чемодан и потащил его на второй этаж.

— Может, тебя как-то отвлечь? — низкий голос Уолт приобрел бархатную мягкость. — Я знаю отличный способ залечить разбитое сердце.

Я хмыкнула, искоса посмотрев на художника. Он был немолод, но вполне привлекателен и более того, харизматичен и щедр. Женским вниманием Уолт был не обделён, и в каком-то особом отношении ко мне замечен не был. Сомневаюсь, что он собирался обмануть меня или воспользоваться моментом. Скорее и вправду счёл, что я нуждаюсь в такого рода утешении.

— Ну так что?

— Воздержусь.

Только оставшись одной я смогла немного расслабиться. Слёз не было, только пустота в груди. И еще — пусть мне было стыдно в этом признаться — облегчение. Но пытаться понять, откуда оно возникло, у меня не было ни желания, ни сил.

Патрик удивил меня ещё один раз. Когда пришёл на следующее утро. Но не скандалить с Сикертом, как следовало ожидать, хотя мой бывший наставник предусмотрительно притащил откуда-то клюшку для крикета, понимая, что хоть ирландец и был ниже его на полголовы, драться умел гораздо лучше. В драку мой пока еще муж не полез, а вместо этого решил удивить меня гениальным предложением.

Забрать маленького Робера Симона себе. Ведь я была бесплодна, а мальчик мне явно понравился. Патрик был уверен, что Аннета легко откажется от обузы в виде младенца, свидетельства её бесчестья, если ей хорошо заплатить.

Вот тут-то клюшка и пригодилась. Жаль, Уолтер почем-то был против убийства в своем доме, поэтому я успела разбить лишь одну вазу, а не пустую черепушку Патрика. Когда я немного успокоилась, Уолт ослабил объятия, но так меня и не отпустил. Наоборот. Забрав «оружие», приобнял, и ласково поцеловал в висок. Я опешила и окончательно затихла.

— Ты что творишь, поддонок?! — Патрик засучил рукава, угрожающе надвигаясь на нас. — Убери лапы от моей жены!

— Дорогая, ты ему не сказала о нас?

Ох, зря он так! О`Ши буквально озверел, и в этот раз своей грудью прикрывала Сикерта уже я. Когда, с огромным трудом я вытолкала Патрика за дверь, первым делом мрачно поинтересовалась:

— Ну и что это за цирк с конями?

Уолт отнял белый шёлковый платок от носа, из которого продолжала течь кровь, и прогундосил:

— Ты ведь сама сказала, что хочешь быстрее развестись? А твой бешенный тебя бы так просто не отпустил.

— То есть теперь все будут думать, что мы развелись из-за моих походов налево? — возмутилась.

— О`Ши все равно бы себе придумал измену. Он тут месяц назад ко мне приходил, и всё докапывался, не трахаю ли я тебя за его спиной. Угрожал и следил ещё. Больной.

— И ты ничего не рассказывал?!

Уолт пожал плечами:

— А смысл? Тебя вроде О`Ши во всём устраивал.

Наставник был прав. Я на многое закрывала глаза. В том числе и на то, что мои чувства постепенно угасали. Даже когда Патрик ушёл а фронт, я волновалась о нём. Но скучала гораздо меньше, чем следовало. А в последние месяцы даже общие вечера стали мне в тягость.

План Сикерта неожиданно сработал. Но совсем без подставы не обошлось. Свои картины — законченные и в процессе, я смогла забрать только через неделю. В моей бывшей квартире за это время почти ничего не поменялось — те же обои, мебель, и даже старый халат мужа по-прежнему небрежно висел на диване. Только с кухни густо пахло луковым супом, на ковре был коварно разбросан детский конструктор, а халат, при ближнем рассмотрении, оказался аккуратно залатан. Хозяйка из Аннеты была отличная.

Сама она при моем приходе спряталась с ребенком на кухне. И вскоре я поняла, почему. Стоило мне зайти в мастерскую, как в нос тут же ударил запах краски. На полу валялись клочки бумаги, все мои карандаши и кисти валялись поломанными, а полотна покрывали яркие пятна.

— Что это? — севшим голосом спросила я у Патрика.

— Аннета не усмотрела за ребенком.

— Ты издеваешься? Роберу всего лишь год. Ты хочешь, чтобы я поверила, что он во всём этом виноват?

Я дрожащими руками открыла ящик секретера. Все мои наброски, альбомы… всё было уничтожено.

— Это ты или Аннета?

— Прости, — тихо сказал О`Ши, отводя взгляд. — Я заплачу за урон.

А ведь я закрывала свою мастерскую на ключ. Едва ли любовница мужа стала бы взламывать дверь. Но у Патрика вполне могли оказаться запасные ключи. Представить случившееся было не сложно. Напился, пришёл домой злым, и решил вот так вот сорвать свою обиду на меня. И вполне возможно, под утро пожалел о случившемся.

Что ж, по крайней мере, это лишило меня необходимости дальше оставаться в Лондоне, пытаясь устроить свои дела, и допродать картины.

— Как только я получу все документы на руки, уеду во Францию. Если ты когда-нибудь осмелишься показаться мне на глаза, клянусь, я превращу твою жизнь в ад, Патрик О`Ши.

— Она и так уже превратилась в ад, — горько ответил муж. — С твоим уходом даже солнце перестало сиять для меня.

От него воняло перегаром, и выглядел он лет на десять старше своего возраста.

— Прекращай пить и жалеть себя. Хотя бы ради сына.

Развод Патрик мне дал, и даже нервы мотать не стал. Имущественных претензий друг к другу у нас не было. Квартира оставалась Патрику, у меня же оставались деньги от заказов. Все заработанное я откладывала на личный счёт, по настоянию мужа. Так что на начало новой жизни должно было хватить.

Разорвать связь с прошлым оказалось гораздо легче, чем я думала. Уже через два месяца я была снова во Франции, зализывая раны в родительском доме. Даже мама, обычно суровая и непримиримая к человеческим слабостям, предпочитала избегать разговоры о моих неудавшихся отношениях. Никто не читал мне нотации, не доставал, но за годы я просто отвыкла от тихой провинциальной жизни. Поэтому когда появилась возможность от неё отказаться, тут же этим воспользовалась.

Париж… Все пути вели туда, так или иначе.

Глава 40. Мир у твоих ног

Любовь — это когда чувствуешь, что прозевать кого-то значит прозевать свою жизнь. Любовь — это когда перестаешь колебаться. Когда все остальные женщины кажутся пресными. Я скучаю по тебе, еще не узнав тебя.

Фредерик Бегбедер.

Франция, 1919 г. Клэр Легран.

Существует легенда. Когда-то, еще в самом начале времен, по небосводу ходило два солнца. Одно из них упало вниз, разбившись о морские скалы и застыв мириадами осколков. Так появился янтарь — камень, таивший внутри солнечный свет.

Эту легенду мне рассказал когда-то Патрик. Его отец был ювелирным мастером, и память моего мужа хранила много легенд и мифов, связанны с драгоценными и полудрагоценными камнями. Я так и не стала чинить подаренное Михаилом колье, лишь носила на шее одну из подвесок — гладкий камешек в золотой оправе. Осколок Солнца, таящий в себе тепло и память о прошлом.

Красиво. Но для насекомых, попавших в вязкую застывающую смолу, это всего лишь смерть. Впрочем, время тоже убивает — просто более незаметно.

Приехав в Окситанию после развода, я тут же слегла с легочной болезнью — следствие не долеченной в британском госпитале простуды. И в этот раз вампирская кровь не помогла. Об ускоренной регенерации тоже можно было забыть.

Болела и выздоравливала как обычные люди — долго и тяжело. А когда встала на ноги, уже к концу весны — то обнаружила в волосах седину. Будь у меня шевелюра светлая, как у Клода или Луизы, то может она и не была так заметна. А так все предательские следы возраста, болезней, и пережитых потрясений пришлось аккуратно вырвать. Временная мера, конечно. Уж лучше краситься, чем вот так вот лысеть.

Отец тоже очень рано начал седеть, но мне было пока лишь тридцать. Всего лишь тридцать. Или уже тридцать. Ни семьи, ни своего дома, ни даже уверенности в будущем. Зато — свобода! Никаких обязательств! Деньги! Все условия для того, чтобы наконец-то начать жить в удовольствие. Не убиваясь на учебе, не работая по двадцать часов в день. И даже, что совсем было непривычно, одеваться так, как хочется, без оглядки на мнение мужа, подозревающего, что я кокетничаю с его коллегами и друзьями.

Новый гардероб мне требовался в срочном порядке. Во время войны я покупала одежду из самых простых и дешевых платьев, и сама перешивала. Но теперь могла позволить себе гораздо больше — модные платья, шелковые блузы, юбки, украшенные вышивкой и кружевом, атласные шляпки… Жаль, что до провинции все это доходило не так быстро. Но даже в Тулузе юные мадмуазель и дамы постарше одевались более утонченно и изысканно, чем мисс и миссис в столице Великобритании. Что-что, а вкус у французов не отнять.

Но все мои радостные мечты о будущих путешествиях (больше всего я хотела оказаться в Риме), разбила жестокая реальность в лице моей сестры. Ей уже было семнадцать, и эта зеленоглазая и белокурая красотка была настоящей головной болью для всей семьи. Лиззи в наследство достались мамин взрывной характер, папина увлеченность, умение Клода всегда получать то, что он хочет… И моё безрассудство. Адская смесь, к которой добавился талант певицы. Лиззи с самого детства говорила, что собирается стать оперной дивой, и покорить Париж, но родители просто надеялись, что она этим переболеет. И в отличие от непутевой старшей сестры, останется дома до тех пор, пока не созреет до замужества с каким-нибудь милым молодым человеком с хорошим будущим.

Но Лиззи хотела в Париж. И никакие запреты или уговоры на нее не действовали. Мы с Клодом уже делали ставки, когда эта бестия просто сбежит из родительского гнездышка, когда отец неожиданно нашёл выход. Сестренка может поехать в Париж, чтобы учиться на певицу, только под моим строгим присмотром.

Клод, конечно, долго смеялся, не слишком веря в то, что из меня получится хорошая дуэнья. Сам он переехал в Тулузу, удачно женился на дочери владельца сети магазинов, и теперь все свое время вкладывал в развитие собственной адвокатской конторы. Так что Лиззи он готов был помочь с деньгами, но вот ответственность за бестию должна была лечь на мои плечи.

Я вовсю упиралась руками и ногами, когда из столицы пришло письмо от мэтра Савара. Он приглашал меня поучаствовать в ежегодной выставке в одной из самых престижных галерей. Разве от такого отказываются? Уже к середине июля мы с Лиззи были в Париже.

Конечно, я помнила о том, что Рейнард Эмбер в свое время настоятельно просил уехать меня из Парижа, а еще лучше из Франции. Но прошло достаточно времени, чтобы ко мне потерялся интерес. Думаю, даже и от метки не осталось ни следа, раз заклинание вечной молодости перестало действовать.

Но вновь оказавшись в столице, я почувствовала себя почти той же восторженной девушкой, которой была. Разве что не столь наивной, и уже не краснеющей под взглядами проходивших мимо мужчин. Лиззи пока робела, цепляясь мне за руку, всё пытаясь поправить новую шляпку или отдернуть слишком тонкую, почти прилипающую к ногам юбку, открывающую щиколотки и голени. И это радовало. Хотелось бы, чтобы она еще немного побыла ребенком, и не взрослела слишком рано.

Мы сняли квартиру почти в центре города. До экзаменов было еще далеко, так что днем Лиззи готовилась с репетитором, а я рисовала, а вечером мы знакомились с Парижем — во всей его цветущей и многолюдной летней красе. Чаще всего гуляли на Елисейских полях. Там же я и встретила Рейнарда Эмбера.

Первой на него внимании обратила Лиззи. Мы присели на скамейку, так как я всё еще довольно быстро выдыхалась. К тому же было душно и жарко, так что я лениво обмахивалась веером, прикрыв глаз. Сестренка, уже как полчаса трещавшая о прочитанной книге, внезапно смолкла, а затем осторожно потянула меня за рукав, привлекая внимание.

— Клэ-э-эр.

— М-м-м?

— Там один месье смотрит в нашу сторону. Прям глаз не отрывает. Красивый, хоть и взрослый. Интересно, кто из нас ему понравился?

Я лениво открыла веки и проследила за взглядом сестренки. Двое мужчин. Один мне незнакомый — бородатый толстяк, явно потеющий в темном костюме. И рядом худощавый светловолосый месье. Насколько я помню, ему должно быть около тридцати семи. И если многие «аполлоны», потеряв юношескую звонкость, становились бледным подобием себя, то Рейнард в костюме-тройке из льна и с небрежно зачесанными назад светлыми волосами казался гораздо привлекательней своей более молодой и смазливой версии.

Мы встретились взглядом, и он кивнул. Лиззи тихо взвизгнула.

— Ты видела, видела?! Он, наверное, сейчас подойдёт!

— Надеюсь, что… О-о-о, нет! — Сбежать не удалось. Рейнард завершил разговор со своим собеседником, и в самом деле направился к нам. — Изабелл, веди себя прилично.

— Ты его знаешь?

— К несчастью, — сквозь зубы сказала я. — Не улыбайся ему.

— Ревнуешь? — шепнула эта ехидна.

Ох, милая. Знала бы ты, как этот импозантный красивый мужчин может быть опасен.

— Клэр, не ожидал тебя увидеть в Париже.

Я вскинула брови в фальшивом изумлении.

— Рейнард! Не рад меня видеть? Я надеялась, что у наших разногласий прошёл срок действия.

Эмбер склонился, чтобы поцеловать мне руку и тихо шепнул:

— Тебе ничего не угрожает. Представишь мне свою подругу?

— Это моя младшая сестра — Изабелл Легран, — сухо сказала я. — Изабелл, познакомься с месье Рейнардом Эмбером. Когда-то давно он был учителем Клода.

— И воздыхателем Клэр, — тонко улыбнулся Эмбер. — До того, как её у меня украли.

— Вы про Патрика, да? — спросила Лиззи.

— Нет, совсем не про него.

Я полоснула Эмбера взглядом. Надо же, всё ещё злится — и почему-то больше на меня, чем на Ракоци, хотя я тогда была лишь заложницей ситуации.

— А вы ведь чудесно поёте, Изабелл? — продолжил обаять мою сестру масон.

— Лиззи. Да, откуда вы знаете?

— Ваша сестра вас очень хвалила.

До чего же хорошая память. Я подхватила Рейнарда за локоть, и приказала Лиззи.

— Подожди здесь. Мне кое-что нужно сказать месье Эмберу наедине.

Ушли мы в сторону достаточно, чтобы Лиззи оставалась на виду, но при этом не могла нас подслушать. Правда, со стороны мы были похожи на миловавшуюся в тени деревьев парочку, а не на почти-врагов.

— Рейнард, перестань лезть к моей семье, я очень тебя прошу.

— Но я ведь не хочу ничего плохого, — возразил мужчина, закрывая меня своим телом от любопытных взглядов. — У меня есть связи, и если твоя сестра хочет достичь неких высот на сцене…

— Клоду ты уже помог. Да так, что втянул его в свою войну с вампирами, — прошипела я. — Не приближайся к Лиззи.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Эмбер.

— Что тебе нужно? Мог бы и мимо пройти, раз ко мне нет претензий.

— Претензий нет. Но есть, что обсудить. Только в другом месте. Разговор серьезный. Может, найдёшь для меня хотя бы один вечер?

Это меня так ненавязчиво пытаются пригласить на свидание? Эмбер стоял очень близко, но не пытался флиртовать. Да и его намеки на наше прошлое скорее служили способом меня подразнить, чем соблазнением. И всё же я помотала головой, скрестив на груди руки.

— Это из-за мужа? Того самого Патрика, ради которого ты приезжал в Руан. Кстати, где он?

Я не стала врать.

— Мы разошлись.

Рейнард не стал насмешничать или издеваться.

— Сожалею. Ты в порядке?

— Мы не об этом. Что ты хочешь, Рейнард? Говори сейчас, или я уйду.

— Когда-то ты была со мной более вежлива, — тихо сказал мужчина, щекоча горячим дыханием ухо. — Я отстранилась, намереваясь вернутся к Лиззи, уже извертевшейся на скамье, когда Эмбер наконец смог меня заинтересовать. — Клэр, мой вопрос касается высших. Ты поддерживаешь с кем-нибудь из них связь?

Ну вот. Дело все же не во мне, а в очередных интригах, которые плел Эмбер.

— Нет, — честно ответила я. — Давно уже нет.

— Давно? А как же встреча с Ракоци в госпитале?

— Это была случайность! И ты что, следил за мной?

— У нас были кое-какие общие дела с Ракоци, — расплывчато ответил Эмбер. — Но я рад, что тебе хватило ума не связаться с ним снова.

Почему-то слова Эмбера вызвали во мне дикое раздражение.

— Вам-то что до этого, месье? Может быть, вы неравнодушны ко мне? А может, к Михаилу? Мы живём в просвещенном веке, и любовь между двумя мужчинами совсем не редкость.

— Какой же у тебя гадкий характер, Клэр. Надо же, когда-то я считал тебя милой простушкой. И даже был влюблен. — Признание Эмбера застало меня врасплох и смутило. Мужчина понятливо хмыкнул. — Это в прошлом. Нынче женат, и к своему удивлению, даже счастлив.

— И кто же тебя осчастливил? Дочь министра? Баронесса?

— Обычная библиотекарша. Думаешь, мной движет только корысть? Я тоже способен любить, и хочу, чтобы меня любили в ответ. Так что я к тебе не пристаю, не беспокойся.

Неловко получилось. Я слишком была взбудоражена и напугана появлением Эмбера, а ведь он вёл себя практически безупречно.

— Прости. Так что насчет высших?

— Я ошибался, когда решил вытравить всех высших из Парижа. Был слишком самонадеян, и недостаточно образован. Необходимо, чтобы хоть один из старых родов вернулся в столицу и возродил храм Лилит. Лучше, если это будет Луи Мартелл, но я не слышал о нём уже очень давно, как и о своей кузине. Но если тот же Ракоци решит переселиться в Париж, то знай, что я не буду слишком возражать.

У меня что, слуховые галлюцинации? Эмбер хочет, чтобы в Париже жили вампиры? Наша беседа все больше казалось мне бредом. Солнышко светит, вокруг бегают детишки, прогуливаются нарядные дамы и господа, а мы тут обсуждаем возрождение вампирского храма.

— Не понимаю, зачем тебе это.

— Равновесие. Когда Герман умер, Луи сбежал, а нечестивый храм рухнул, Париж остался без защиты.

— А жандармерия у нас на что?

— Я говорю не об обычных преступниках, а о темных тварях и сущностях с той стороны. Мой орден, в какой-то степени способен сдерживать зло, но вампиры… Мне нелегко это признавать, но высшие одним лишь своим присутствием отпугивали и отталкивали других тварей. Если говорить языком биологии, они были на вершине пищевой цепочки, и стоило им исчезнуть, как это место захотели занять другие.

— Кто? Оборотни?

— Оборотни вымерли еще во времена жеводанского зверя. По крайней мере, в нашей местности. Говорят, в Восточной Европе их ещё можно встретить в глухих лесах. Но я говорю о других… — Распалив мой интерес, Эмбер внезапно пошёл на попятные. — Тебе не стоит знать много, иначе перестанешь спать.

— Я перестану спать, если буду думать, что по ночным улицам бродят трехголовые людоеды и големы. Фантазия то у меня богатая.

— Я говорю о демонах, которые вселяются в людей, — неохотно сказал Эмбер. — Пока никто из тварей не смог воплотиться на физическом уровне, но я никогда не видел стольких одержимых, как за последние несколько лет.

Вот тут я и пожалела, что перестала носить крестик. Да и не причащалась давно. Мысль о том, что демоны реальны, пугала. Но это звучало вполне реалистично. Ведь Лилит была вполне настоящей. Произошедшее в храме вампиров никогда не изгладится в моей памяти.

— Значит, общество Орлеанского нуждается в помощи высших.

Эмбер закатил глаза, но все же кивнул.

— Ничего не могу обещать. Я не соврала — высшие обо мне забыли. Но если что, я передам твою просьбу, раз уж ты сам не хочешь кланяться им в ноги. А что делать мне и сестре, чтобы не попасть в беду?

— Да вас, Легранов, и демоны не смогут одолеть.

Лестно, конечно, но все же на воскресные службы походить стоит.

Наша встреча произвела на меня огромное впечатление, и после неё я не отпускала сестру от себя никуда. Всюду мерещились разные твари, а в каждом попавшемся на пути пьяном я видела одержимого. А затем дурные предчувствия прошли. Зато мне внезапно стало казаться, что за мной следят.

Но бояться каждый день без перерывов невозможно. Тем более что я всё больше и больше вовлекалась в привычный для себя мир искусства, готовясь к выставке. Мэтр Савар чувствовал себя не так хорошо, как хотелось, и поэтому всеми формальностями занималась я — договариваясь с галеристами, художниками, меценатами и газетчиками. Ко дню выставки я так устала, что даже не волновалась об успехе собственных картин. Хотя их и хвалили, а моя визитница прилично распухла благодаря новым знакомствам.

Когда ко мне подошёл крупный широкоплечий мужчина, с тщательно ухоженными усиками и небольшим солидным брюшком, я уже привычно растянула губы в улыбке. Судя по виду, скорее меценат, чем журналист.

— Месье, вам понравились работы наших художников.

— Клэр, ты меня не узнала?

Я пригляделась и охнула, обнимая старого друга.

— Баз, как ты изменился! И стал таким… импозантным!

— А вот ты всё такая же — почти девчонка. Только волосы зря обстригла.

Я невзначай поправила причёску, радуясь, что пока седины видно не было. Баз робко улыбнулся. Если он и помнил о той неловкой и странной ситуации, когда я пыталась на него напасть, то не держал на меня зла.

— Я купил одну из твоих картин.

— Зачем?! Я бы тебе что-нибудь подарила. Или написала специально для тебя.

— Я могу себе это позволить, — горделиво сказал Баз. — Я несколько лет назад выкупил кофейню, и дела у меня идут в гору.

— Значит, ты теперь коммерсант! И как тебе мои картины.

— Красиво, — вежливо сказал бывший бариста. — Но прежние мне нравились больше.

— Ты просто не понимаешь современное искусство, — рассмеялась я.

Я так был рад видеть Базиля, что остаток вечера провела с ним. И сама не заметила, как согласилась на свидание. На настоящее свидание. Первое за много лет. Даже с Патриком мы выбирались куда-либо… даже страшно подумать, ещё до войны. Никогда не думала, что нравлюсь Базу именно в таком плане. Или это на него так моя попытка выпить его кровушки сработала?

Но если подумать, то почему бы и нет? Я не говорю о чём-то серьезном. Сейчас я свободная женщина, и могу себе позволить принимать ухаживания, или даже завести роман. Баз хороший человек, и всегда был мне симпатичен. Возможно со временем из этого что-то получится.

… - Ты выйдешь за меня замуж, Клэр?

Приехали. У всех на виду в ресторане Базиль сделал мне предложение. На нашем первом свидании. А ведь всё так хорошо начиналось. Мы пили вино, пробовали разные вкусности, которые мне слишком долго были не по карману. Баз был необыкновенно разговорчив, но слушать его было интересно. За десять лет у него многое изменилось. Как и меня, жизнь его основательно потрепала.

Как и большинство французов, Базиль пошёл на фронт, но уже через несколько месяцев был сильно ранен, и вынужден был вернуться в Париж. Выкупил кофейню, женился. В браке родилась чудесная дочурка — ей сейчас было три года. Когда Баз заговаривал о своей Анжелике, глаза его начинали сиять. И хотелось самой хоть немного прикоснуться к тому счастью, что он испытывал. А вот о том, что произошло после, Базу было говорить сложнее. Его жена умерла за год до конца войны от осложнений после воспаления лёгких, и оставила мужа и дочь одних.

— Ты познакомишь меня со своей Анжеликой? — спросила я, пытаясь вернуть База к более приятным воспоминаниям.

— Конечно! Думаю, ты ей очень понравишься! И ещё… Может быть, я слишком тороплюсь. Но тебя всегда окружало столь много мужчин… — Баз замялся.

— Ты считаешь меня легкомысленной? — с неловким смешком спросила.

— Нет! Я не это хотел сказать! — Баз откашлялся, и извлек откуда-то из кармана бархатную коробочку. На подушечке блестело симпатичное золотое колечко. — Ты выйдешь за меня замуж, Клэр?

Наверное, со мной что-то не так. Иначе чем объяснить, что замуж мне было выйти легче, чем завести интрижку.

— Это так… неожиданно. Мы же всегда были друзьями.

— Да, и остаемся ими. Но я думаю, что мы сможем стать и настоящей семьей.

— И тебя не смущает мой развод? Или…

— У меня уже есть дочь, — правильно понял мою заминку Баз. — Если у нас появятся общие дети, я буду счастлив. Но даже если нет, то это не изменит моего отношения к тебе. Я не прошу тебя дать ответ сейчас. Просто подумай.

— Думаю, ты не понимаешь, на что подписываешься. Возможно, ты чувствуешь себя одиноким, и все еще тоскуешь о своей жене. Но я не уверена, что смогу стать хорошей супругой.

— Я достаточно обеспечен, и более того, понимаю тебя и твои интересы, и не буду им препятствовать.

— А вдруг я не понравлюсь твоей дочери?

— Понравишься, — уверенно сказал мужчина. — Ты красивая и добрая. Как ты можешь ей не понравиться?

Вот же упрямец. В итоге я еле смогла уговорить База придержать кольцо у себя, а взамен обещала поразмышлять о предложении.

Нет. Снова выйти замуж я точно не хотела. Тем более за База. Но смелости сказать в лицо другу всю правду не хватило. Не стоило вообще с ним никуда ходить. Я слабохарактерная, эгоистичная, легкомысленная вертихвостка. Он не заслужил такого «счастья» в моем лице! Стоило поругать себя, как на душе немного полегчало.

В следующую встречу обязательно буду честна и бескомпромиссна. Не стоит кормить База пустыми надеждами. Да и обольщаться со мной. Никаких женихов, любовник… и ничего мистического!

Хотя всё же перед кое-кем я все же извинилась бы. Когда Баз подвозил меня домой на кабриолете, я украдкой касалась янтаря у себя на груди. Снова думаю о Михаиле. Высший будто стал каким-то моим наваждением. И хотелось бы винить в этом магию, но ведь все виденные мной высшие твердили, что заставить любить невозможно ни под каким внушением.

Да я и не любила Михаила. С чего бы? Только почему-то скучала.

Почти все самые значимые события в моей жизни происходили в конце лета и начале осени. И очередной странный поворот моей судьбы произошел как раз в последний день августа. Лиззи поступила в школу искусств, как и хотела, и уже переехала в пансион мадам Жабер. Я, видите ли, уж очень злая и строгая, и слишком сильно её контролирую. Так что мы сильно поссорились, и Лиззи хлопнула дверью. Но думаю, когда карманные деньги кончатся, она вернётся. И уж тут-то она узнает, что такое по-настоящему злая сестра, ха-ха!

Но пока я жила одна, и сильно скучала. Добровольно наложенная аскеза касалась не только целибата, но и любых развлечений. Так что вечера я проводила дома одна.

Этот день я провела в гостях у мэтра Савара, но задерживаться не стала, и уже в восемь вечера была рядом с домом.

— Мадам, пожалуйста, дайте денежку! — тоненький детский голосок раздался будто бы из ниоткуда.

Я подскочила, и только приглядевшись к горе тряпья, сваленного в тени соседского дома, поняла, что это человек. Нищенка, девочка лет тринадцати, а может и старше. По измазанному в грязи бледному личику было сложно понять её истинный возраст. Сердце жалостливо дрогнуло. Еще один ребенок войны — таких в столице было много. Потерявших родителей, побирающихся, а то и продающих свое тело. Порывшись в кармане, я нашла лишь несколько франков, и сунула в подставленную ладонь. Какая холодная. И к тому же дрожит.

— Ты давно ела?

— Позавчера.

— А где ночуешь?

Девочка шмыгнула носом.

— В ночлежке… раньше. Но теперь я боюсь там появляться. Эркюль обещал меня убить за то, что я его ударила.

Оставлять ребенка на улице было нельзя. Ночи пока не слишком холодными, но девочка выглядела больной. И все же что-то удерживало меня от того, чтобы пригласить её в себе в квартиру. И даже не здравый смысл, ведь она вполне могла оказаться воровкой. Скорее, интуиция.

Что-то с нищенкой было не так. Видимо, она заметила мои колебания, так как внезапно вцепилась мне в запястье.

— Позаботьтесь обо мне, мадам!

Я медленно кивнула, продолжая смотреть в бледно-голубые глаза. Какое знакомое чувство…

— Ладно, пойдём ко мне. Я накормлю тебя горячей едой и подыщу более приличную одежду.

Девочка не отпускала мою руку до самой входной двери. И сразу без тени сомнения зашла внутрь. Я включила свет, и нищенка тут же часто заморгала.

— Садись пока на диван, милая. Я сделаю чай и поищу, что есть из еды, — ласково сказала я.

— Но я же испачкаю обивку.

— Ничего страшного. Её всё равно пора стирать.

Хорошо, что Лиззи не было дома. Я прошла на кухню, залезла на стул, и достала из жестяной банки на верхней полке револьвер. Вот и пригодился.

За спиной все было так же тихо, но что-то заставило меня обернуться. В дверной проёме стола нищенка. Теперь она не сутулилась, и не кривила лицо, я поняла, что она была гораздо старше, чем мне показалось вначале.

— И зачем тебе оружие, Клэр?

Я взвела курок и спрыгнула на пол. Между нами был стол. Так легко ей не подобраться.

— Говорят, что выстрел в голову способен убить даже вампира. Кто ты такая, и зачем за мной следила?

— Меня зовут Реджина. И я пришла с миром. Мне было интересно посмотреть на пару моего драгоценного Михаила.

Высшая. И настроена дружелюбно. Или, по крайней мере, выжидающе. Потому что убить меня у нее возможность была, и думаю, не раз.

— Михаил не говорил обо мне? — девушка склонила голову набок. Грязная повязка сползла, открывая высокий покатый лоб и светлые, практически белые волосы.

— Нет, — коротко ответила, медленно опуская револьвер.

— Как ты поняла, кто я такая? Я даже не использовала внушение.

— Похожие ощущения. Как от Истван.

Реджина довольно кивнула.

— Потому что мы с ней родственники. Я даже являюсь Михаилу кем-то вроде бабушки.

Уж что я поняла в своей жизни, то что бабушки — не обязательно добрые одуванчики, и с ними стоит держать ухо востро. Особенно с такими вот — вечно молодыми и клыкастыми.

— И для чего вы здесь, госпожа Реджина?

Высшая плюхнулась на стул, положила подбородок на стол, сгорбившись, и довольно заявила:

— Да в глаза твои бесстыжие посмотреть. Что ж ты с моим драгоценным Мишей делаешь? Всю душу ему вынула, сердце растоптала, дрянь ты этакая.

— Э? — только и смогла я выдавить из себя.

— Ты же мне чай обещала. Давай, позаботься о гостье.

Спорить не стала. Заварила чай, разлила по чашкам. Себе добавила молока по привычке, приобретенной уже в Лондоне. Высшая отказалась. Да и чай не пила. Полагаю, она просто дала мне возможность немного успокоиться и перестать паниковать. Простой обыденный ритуал на самом деле привёл в чувство, хотя находиться рядом с Реджиной было буквально физически тяжело. Маленькая и хрупкая девушка, на голову ниже меня, ощущалась как самое опасное существо из тех, что я встречала. И дружелюбие её было насквозь фальшивым.

— Какая интересная девочка, — промурлыкала высшая, лениво меня разглядывая из-под белесых ресниц. — И всё же мне не понятно, почему…

Вопрос подвис в воздухе, и я не удержалась:

— Почему Михаил выбрал именно меня для ритуала?

— Нет. Почему он отпустил тебя, зная, что для него это будет означать смерть.

Я механически сделала глоток чая, и так и застыла с чашкой в руках. Смерть? Почему… Другие высшие собираются казнить его, или он чем-то болен? Нет. Реджина говорила о другом.

— Михаил может умереть из-за меня?

— А тебе разве не всё равно, смертная? Не отвечай. Я очень зла. Если бы не моё обещание Михаилу, то ты бы уже поплатилась.

Меня пробрала дрожь.

— Не понимаю.

— Неужели? Давай разъясню. Был начат ритуал, в результате которого ты должна была стать его младшей. Парой на всю жизнь. Каждый высший способен обратить сколько угодно смертных, но вот любит лишь один раз. И ритуал в храме Лилит был той самой клятвой вечной любви и верности. Но ты, Клэр, осталась человеком. Связь не закрепилась, и теперь Михаил медленно умирает, теряя силы.

«… пока смерть не разлучит вас». Никогда не думала, что это стоит воспринимать так буквально.

— И как мне помочь? Вы ведь поэтому меня нашли?

— Раньше достаточно было завершить ритуал. Сейчас… не уверена, что это сработает.

Завершить ритуал… То есть стать вампирской парой Ракоци. Всюду следовать за ним. Пить кровь. Родить ему клыкастого малыша. Или нескольких. Интересно, у высших бывают братья и сестры? Странно, что этот вопрос волнует меня сейчас. Стоило бы призадуматься о другом. Почему мне так страшно от мысли о том, что Михаил страдает из-за меня?

— Где он сейчас?

— В Будапеште. У него, как у главы рода, есть свои земли и замок, но он никогда не любил там бывать. Из-за Истван, полагаю.

— Госпожа Реджина, вы можете помочь мне его найти?

— Ну уж нет! Что мне, заняться нечем? — неожиданно мерзко и по старчески проскрипела высшая, и захихикала. Затем резко замолчала, вперив в меня почти пустой безжизненный взгляд. Теперь я поняла, что глаза у нее не просто светлые, а выцветшие. — Если Михаил такой дурак, чтобы погубить себя ради прихоти человеческой девчонки, то пусть дохнет. А бабушка плакать не будет. Бабушке ещё нужно дела делать. Храм восстанавливать, и пришлых гостей выпроваживать. Не место им здесь.

Я вспомнила разговор с Рейнардом.

— А разве Лилит не мать демонов?

Высшая поджала тонкие губы.

— Этот мир она отдала нам. И делить его с другими мы не намерены. Хватит болтовни. Я от тебя устала.

Я вскочила.

— Подождите! Вы не можете так просто уйти! Скажите хотя бы, где он живёт!

О Венгрии я знала мало, но Будапешт был столицей. Найти кого-то просто так там было нелегко. Тем более что в Венгрию вторглись румынские войска, отстранившее от власти социалистов. Не лучшее время для путешествий, но медлить было нельзя.

— Ты скорее всего не успеешь, — подтвердила вампирша мои мысли.

— Но я хотя бы попытаюсь.

Отчаяние толкало меня на безумные поступки. Я поспешно стянула с шеи газовый шарфик и опустилась у ног сидящей Реджины.

— Если хотите, можете выпить моей крови.

— Ты предлагаешь мне свою кровь в качестве платы? — фыркнула высшая. — Этого слишком мало.

— Тогда что вам нужно?

Реджина провела холодными пальцами по моей шее, и коснулась золотой цепочки, на которой висел красный янтарь.

— Возьму твою подвеску. Кровь дракона напоминает мне об одном очень близком для меня высшем.

— Я могу отдать всё колье!

— Не стоит. Конечно, мне жаль, что Ракоци так неосторожно раздаривает семейные реликвии, но раз он так решил, пусть. Как я и сказала, Михаил сейчас в Будапеште, столице Венгрии. Его дом находится на улице Святой Троицы, что прилегает к церкви Святого Матьяша. Номер не помню, и не спрашивай. Сама найдёшь.

Это было хоть что-то. Вот только как не быстро и безопасно попасть в Будапешт… У меня был только один человек, к которому я могла обратиться. Рейнард Эмбер. Найти его адрес оказалось не так просто, но уже к следующему вечеру я стучалась в дверь его дома.

И он был мне совсем не рад, особенно когда узнал о моей просьбе.

— Конечно, я могу организовать тебе поездку, но… только зачем мне это?

Ну что за человек! Корыстный и жалкий. К тому же злопамятный. Высказать всё это Эмберу я не успела. В кабинет заглянула жена Рейнарда, пухленькая рыжая женщина лет двадцати.

— У тебя гости, Рей? Ой, я вас знаю! Вы ведь художница Легран! Когда мы были с мужем на выставке Савара, то я практически влюбилась в ваши работы, мадам Легран. Милый, ты хочешь подарить мне портрет к годовщине?

Что-то мне подсказывало, что о годовщине Эмбер напрочь забыл.

— К сожалению, мадам Легран ответила мне отказом, — бросив недовольный взгляд на меня, сказал Эмбер.

— А почему? — расстроено спросила молодая женщина.

— Она уезжает в Будапешт.

Билеты на поезд, необходимые документы, а также адреса и телефоны людей, к которым можно обратиться в случае необходимости, Эмбер организовал буквально за ночь. А я, в благодарность рассказала ему о появлении в Париже Реджины. Судя по тому, как он взволновался, об этой высшей ему уже приходилось слышать.

Дорога до столицы Венгрии заняла почти трое суток — тем более, что пришлось пересаживаться в Мюнхене, а уже в самой Венгрии поезд досматривали почти на каждой остановке поезда. К счастью, к моим документам придраться не смогли.

Будапешт встретил меня холодной и дождливой погодой. Город пострадал во время войны гораздо сильнее, чем Париж, а люди казались напуганными и мрачными. По-венгерски я не знала ни слова, но возничий немного говорил на ломанном французском, и сразу же отвез к церкви Святого Матьяша.

И тут-то я поняла, как Реджина меня подставила. Улица Святой Троицы была просто огромной — в несколько десятков домов. И ни на одном не было написано — «Здесь живёт вампир. Вход невкусным смертным воспрещен».

Оставалось только стучаться во все двери, или выспросить у местных. Первый же прохожий, немного понимающий французский, на мой вопрос раскатисто расхохотался.

— Вам нужен дом Ракоци, госпожа? А квартиру Цепешей не подсказать?

— А что, они тоже тут живут? — округлила глаза я.

— Ну, вообще-то два этих рода давно угасли. Вы не найдёте Ракоци на землях Венгрии, если только мошенников, выдающих себя за особ королевской крови. Но и это нынче небезопасно.

Сомневаюсь, что Михаил был мошенником. Но мне следовало понять, что он не будет жить под своим именем. Я снов прошлась по улице, и только спустя часа два, когда на город уже начали опускаться сумерки, а мои ботинки окончательно отсырели, нашла то, что искала. Дом с наглухо задернутыми шторами, рядом с которым неприятно покалывало виски. Так я чувствовала вампирскую магию.

Я отчаянно трусила. Что, если Михаил меня ненавидит? Или он уже мертв? Я маялась на крыльце почти полчаса, и только коснулась молоточка, чтобы постучать, как тяжелая дубовая дверь распахнулась.

— Клэр?!

Михаил Ракоци. Я не ошиблась. Худощавое скуластое лицо всё так же гладко выбрито, только вот волосы отросли, густой шапкой падая на бледный лоб. Одет небрежно — в домашние мягкие брюки, свитер и… тапочки.

Почему-то факт того, что высшие носят тапочки, показался мне наиболее странным, так что я ещё какое-то время пялилась на ноги Михаила. Симпатичные такие тапочки, с меховой оторочкой. Тёплые. Я задумчиво похлюпала водой у себя в ботинках.

— Жив, да?

— Жив, — согласился Михаил, прислоняясь к дверному косяку. — А ты что, решила на мои поминки приехать, отпраздновать?

— И умирать не собираешься?

— В ближайшие несколько сотен лет нет. А там как пойдёт.

Значит, он ходит тут такой весь уютный и расслабленный, а я бегаю по всему Будапешту, ищу его. Стало так себя жаль, что на глаза набежали слёзы. Я шмыгнула носом, ткнула вампира в грудь и закричала:

— Все вы, вампиры, лжецы и обманщики!

Я развернулась, и сбежала вниз по лестнице.

— Клэр!

Остановилась только, когда дом исчез из виду. Выругалась вслух, напугав проходящую мимо старушку. И зачем сбежала? Стоило бы хотя бы с Михаилом поговорить. Но теперь возвращаться было стыдно. В животе неприятно тянуло, а на другой стороне улицы как раз стояла таверна. Стоило поесть, а затем поискать себе приличный ночлег. Но внезапно меня ждал неприятный сюрприз. Кошелёк из дорожной сумки пропал. А с ним практически все документы и координаты знакомых Эмбера. Идти мне было некуда.

В этот раз дверь снова открылась раньше, чем я успела постучать.

— А теперь что? — зло спросил Михаил. — Назовёшь меня ублюдком и пырнешь кинжалом под ребра?

— Не. У меня деньги украли, — призналась я и чихнула.

Взгляд высшего смягчился.

— Хочешь зайти?

Я скромно потупилась.

— Буду признательна.

— Ну и что с тобой делать? — вздохнул Ракоци, пропуская меня темную прихожую. — Подожди, свет включу. Обычно смертные у меня бывают нечасто… Ты, кажется, промокла. Стоит переодеться.

В чистой и сухой одежде, в мужских носках и с огромной чашкой неизвестно откуда добытого какао, я чувствовала себя практически счастливой. Михаил жив, почти на меня не сердится, и к тому же необыкновенно заботлив. Совсем незаслуженно.

— Так с чего ты решила, что я должен умереть? — спросил высший, подкидывая в камин дров.

— Реджина сказала.

— Реджи… О, так вот что это значило.

На мой вопрошающий взгляд Михаил пояснил:

— Утром ко мне заявился посыльный от неё. С запиской. Реджина написала, что пришлёт мне небольшой подарок за кое-какую помощь. Не думал, что этим подарком будешь ты. Так она тебя выманила, соврав о моей болезни?

— Что-то вроде, — я смущенно отвела взгляд. — Я думала, ты умираешь из-за незавершенного ритуала. И поспешила в Будапешт.

— В абсолютно чужой город, когда здесь военные на каждом шагу. Только чтобы проститься?

— Чтобы спасти, — тихо сказала, радуясь, что распущенные волосы почти скрывают лицо, и он не видит, что на нём написано.

— Почему?

— Сама не знаю.

— Совершенно в твоем духе. Я дам денег на дорогу обратно. Тебе нечего здесь делать. Переночуй ночь здесь, и езжай обратно.

Михаил говорил совершенно спокойно. А у меня в душе всё перевернулось. Я молча кивнула, боясь выдать своё смятение. «Не прогоняй меня. Дай побыть рядом. Узнать, каков ты на самом деле. И почему так для меня важен». Я не осмелилась это сказать. Допила какао, и закуталась в шерстяное одеяло, до боли в глазах всматриваясь в огонь. Лишь только чтобы не видеть равнодушное лицо Михаила.

— Голодна? — вежливо, как мне показалось, спросил высший.

— Нет, — соврала. — Лучше лягу спать, устала.

— Как пожелаешь.

Он беззвучно поднялся со своего кресла, и я, совсем не так ловко и быстро поднялась следом. Голова кружилась. Всё же дорога отняла много сил.

Пока мы шли до гостевой спальни, я как-то лениво подмечала, что дом Ракоци не выглядит жилым. Нет, здесь было чисто, а мебель была дорогой и новой, но уж больно безжизненной и пресной была обстановка. Шторы тёмные и глухие, однотонные ковры, голые стены и никаких украшений.

— Тебе нравится здесь, в Будапеште? — спросила в спину.

— Нет, — ответил Ракоци после небольшой заминки. — Просто я так и не решил, что мне делать дальше со своей жизнью.

— Знакомое состояние.

Михаил неопределенно повёл плечами.

И я не выдержала. Недомолвок, непонимания, терзающего душу отчаяния. В одно мгновение сократив расстояние между нами, вцепилась ему в локоть, заставив обернуться. Нет, равнодушным Михаил не был. Радужки пылали расплавленным янтарём. Он в ярости? Наплевать!

— Я здесь, не потому, что пытаюсь вернуть долг. И не потому, что такая добренькая и милостивая! — выпалила на одном дыхании.

— Совсем не для этого, — согласился Михаил. — Скорее, чтобы помучить. Клэр, мой милый маленький ангел мести… Сколько ты ещё будешь дразнить меня?

Вместо ответа я встала на цыпочки, и приникла к плотно сжатым губам мужчины. Он почти сразу ответил на мой поцелуй, до боли прижимая к себе. Голова закружилась ещё сильнее, коленки ослабли, и если бы высший не обнимал меня, то скорее всего я просто упала.

Видимо, Ракоци почувствовал что-то, так как разочаровывающе быстро прервал поцелуй.

— Что с тобой?

— Всё хорошо, продолжай, — пробормотала. Перед глазами всё расплывалось, так что я предпочла их зарыть. — Можешь даже укусить. Самое главное, не останавливайся.

Холодная рука легла мне на лоб.

— Да ты вся горишь!

— Я пылаю от страсти.

— И зрачки расширены.

— Это потому что ты мне нравишься.

Не став со мной спорить, Михаил потащил меня в спальню. Очень быстро и ловко раздел, положил в кровать, и торопливо поцеловав в лоб, исчез в ванной. Вот какой же чистюля! Я подтянула к себе подушку, и обняла её, глупо улыбаясь.

Только вот страстной ночи совсем не предвиделось. Михаил притащился с холодным компрессом, положил его мне на лоб, и снова исчез. Когда он вернулся, я уже успел задремать.

— Как себя чувствуешь?

— Что-то не очень, — призналась, и тут же закашлялась.

Михаил уселся на край кровати и молча протянул мне стакан с водой, подкрашенной в розовое.

— Что это? — хрипло спросила.

— Немного моей крови. Может, сразу на ноги не поставит, но предотвратит дальнейшее развитие болезни. Ты ведь больше не боишься крови?

— Только не после госпиталя.

Выпила за несколько глотков, и легла. Жар в теле не исчез, но в голове прояснилось.

— Я, наверное, пойду, — сказал вампир, нарушив неловкое молчание.

Ласково коснулась его руки, сплетая наши пальцы.

— Останься. Ты мне нужен, Михаил. Не знаю почему, но нужен. Я не переставала думать о тебе с нашей встречи в госпитале.

Вампир застонал, уткнувшись лицом в простынь, будто мои слова причиняли ему боль. Я погладила его по растрепанной шевелюре.

— Ты была права, — глухо сказал Михаил. — Я не котик, я цепной пёс, скучающий по твоим рукам, по твоему голосу, по твоему теплу…

— Но я не могу быть твоей хозяйкой. И собственностью тоже.

— Тогда кем ты хочешь стать, Клэр?

— Не знаю. Давай придумаем вместе.

Я так и заснула, держа Михаила за руку. А когда проснулась, его уже не было рядом. Горло больше не царапало, и чувствовала себя отлично. Михаил умудрился переодеть меня в огромную фланелевую пижаму, так и не разбудив. И где его искать? Он спит в подвале гробу, или у него где-то здесь есть нормальная спальня?

Надев аккуратно оставленные на стуле носки, я вышла из комнаты. Прошла прямо по коридору, когда услышала за одной из дверей какой-то шум. Я потянула ручку, и комнаты молниеносно вылетела черная тень. Судя по истошному мяву, кот. Михаил что, запер его и забыл?! Я зашла внутрь, включила лампу… и обомлела.

— Да не может быть!

Если во всем остальном доме картин не было совсем, то их здесь было слишком много. Некоторые были мои. Вот эту я рисовала еще в школе искусств, эту в Лондоне, а эту буквально год назад. Но больше меня смутили те картины, на которых была изображена я сама. «Персефона» мэтра Савара, портрет руки Уолтера Сикерта — на нём я сидела на краю сцены, мечтающее улыбаясь. Еще один мой уже автопортрет — я рисовала его для выставки в Париже, но его выкупили раньше. Теперь понятно, кто это был.

— Это выглядит странно, да? — грустно спросил Михаил за моей спиной. — Не хотел, чтобы ты это видела.

Очень даже мило, — с сомнением сказала.

Вообще-то коллекция была пугающей. Но я уже как-то привыкла к странностям высшего. Пытаясь сгладить впечатление, и отвлечь меня, Михаил потащил меня завтракать. Готовил он из рук вон плохо. Неудивительно — в нормальной еде высший практически не нуждался.

Но сейчас мне по нраву была и подгоревшая каша, и пережаренная яичница, и горчащий кофе. Ведь я сидела напротив Михаила, и мы даже не ругались. Только переглядывались, будто дети, и тут же отводили глаза.

Ракоци не выдержал первым.

— И что теперь?

— Ну… — я возила ложкой по дну тарелки, пытаясь собраться. — Я думаю, хорошо бы попутешествовать. Побывать в Риме, Милане, Венеции…

— О-о-о, — не смог скрыть своего разочарования высший.

— … с тобой. Тебе ведь надоел Будапешт, а я совсем не хочу возвращаться в Париж одна. Как ты на это смотришь, Михаил?

Высший пожевал немного нижнюю губу, размышляя, а затем осторожно сказал:

— На юге мне немного некомфортно. Слишком жарко и солнечно.

— Тогда может Скандинавия? Осло, Копенгаген, Стокгольм… Это конечно не твой любимый Петербург, но я слышала, что и в Северной Европе бывают белые ночи.

— И мы будем путешествовать вместе как…

Я обогнула стол, и уселась к Михаилу на колени. Поцеловала в краешек рта, сама удивляясь своей смелости.

— Давай начнем просто как любовники. Знаю, тебя смущает, что я смертная…

— Меня не смущает это. Я боюсь тебя потерять. Но обещаю не торопить события. Пусть всё идёт, как идёт.

Горечь кофе на моих губах растворилась под нежностью поцелуев Михаила. А старые обиды и страхи — в его сияющих нежностью глазах.

В этот день, и многие-многие другие за тем, мы узнавали друг друга. И наслаждались нашей близостью. Как бы мне не хотелось увидеть мир, новые места, во время нашего путешествия всё моё внимание было сосредоточено лишь на нём — удивительном высшем с янтарными глазами, старомодном, высокомерном, острым на язык… Но единственным, кто мне был нужен. А вот то, что Ракоци совершенно не разбирался в современном искусстве, меня огорчало. Но я не оставляла надежды, что когда-нибудь смогу изменить его мнение.

И где-то в Риме — мы всё же добрались до Италии к концу зимы, я проснулась в объятиях Михаила, и поняла, что всем сердцем люблю его. Это не было волшебным чудесным моментом, переворачивающим всё моё восприятие.

Я просто поняла, что не представляю свою жизнь без него. И тут же разбудила высшего.

— Давай сходим в храм.

— Что? — сонно спросил высший.

— Хочу в храм.

— У тебя опять кризис веры? Будешь исповедоваться в грехах, не забудь рассказать, как ты кинула камень в того несчастного в деревушке под Стокгольмом.

— Я думала, что он тролль! Он выскочил прямо из-под моста! И я видела хвост!

— У тебя богатая фантазия, драгоценная моя. Это был нищий. Троллей не существует.

— Так я и поверила. И не путай меня! Я говорила совсем про другой храм. Храм Лилит.

Михаил так резко сел, что испугал меня.

— Ты уверена?!

— Да.

— Не хочешь сначала навестить родителей?

— Но я же смогу увидеть их после?

— Да, хоть и не сразу.

Новообращенные плохо контролировали свою жажду крови, но я надеялась, что мой небольшой опыт в этом поможет.

— Тогда лучше сначала в храм. Видишь ли, родители до сих пор очень злы на меня за то, что я бросила Лиззи одну в Париже.

Закончилось это предсказуемо плохо. По мнению отца. Но как по мне, закрутить роман с русским князем, а затем выскочить за него замуж и укатить в Бразилию, не худшее, что могло бы с Лиззи случиться.

Вот я, например, решила выйти замуж за вампира. И совершенно этим довольна.

Эпилог. Три года спустя (нет)

Париж, 1991 год, Париж.

В Лувре даже в будние дни было очень много народа, поэтому сына я держала за руку крепко. И всё же он как-то умудрился незаметно высвободиться, и исчезнуть в толпе.

Хорошо, что Серж ещё совсем маленький — только недавно шесть исполнилось, и жажда у него проснется нескоро. А значит, опасности для окружающих юный высший не представляет. Но вот за него я волновалась. Как бы не испугался, потеряв маму!

И совсем зря беспокоилась. Сначала я услышала его пронзительный голос:

— Да! Это мой папа! Я не вру!

И только затем увидела его кудрявую макушку. Он разговаривал с миловидной студенткой, тыча пальцем… О, нет! Михаил расстроится.

Кто бы мог подумать, что картина, написанная мной под влиянием работ Савара, и давно пропавшая, всплывает именно в Лувре. То, что Лувр разместил дну из картин, мне конечно льстило. Но вот то, что на ней был изображен Михаил в образе Аида…

— Эта картина была написана очень давно, так что на ней не может быть твой папа, — рассмеялась девушка. Акцент выдавал в ней англичанку. — Наверное, просто очень похож.

— Это мой папа! — продолжал упорствовать сын. — Мама часто его рисует, только не таким сердитым! Она, наверное, на него тогда сильно злилась.

Я поспешно вмешалась в разговор.

— Серж, нам пора идти. Простите, мадмуазель. Мой сын бывает иногда очень шумный.

— Очень умный мальчик, — улыбнулась она. — А вы в самом деле похожи на Клэр Легран.

Я не только похожа, я она и есть, милая. Только вот откуда тебе знать о том, как я выгляжу? Все высшие повернуты на своем инкогнито, а тут такой казус.

— Разве портреты художницы сохранились? — невзначай спросила.

— Долгое время думалось, что нет. Но я изучаю работы Уолтера Сикерта в Лондоне, и нашла среди его набросков портрет художницы. Они были дружны…

— Это очень интересно, но нам пор идти. Серж, держись крепче за меня.

Серж надулся. Ему не дали покрасоваться перед внимательно слушающей незнакомкой.

— Я не Серж, а Сергей! — наконец придумал он претензию ко мне. — Так папа меня называет!

— Твой папа в своих именах то не может разобраться, так и теперь тебя путает.

Михаил встретил нас у выхода. Поцеловал меня, и тут же взял сына на руки. Соскучился. Мы приехали во Францию впервые за многие годы, Михаил постоянно был в делах, и виделись мы реже, чем хотелось бы.

— Понравилось в Лувре? — ласково спросил он у сына.

— Да! Там статуи голых тёть, много людей, и еще всякие старые картины. А еще твой…

Я поспешно сунула в рот Сержа ириску. Пусть жует, и не болтает лишнего. С мужем я потом поговорю.

— И как? Встретился с Луи? — тихо спросила.

Взгляд Михаила потемнел.

— Да. И даже не убил. Но общих дел с ним иметь не собираюсь. Я уже много раз тебе говорил, Клэр. Моя семья это вы с Сергеем, и больше никто мне не нужен. Но я так и не спросил, как вы съездили в Тулузу.

— Отлично. Представь себе, видела правнука Клода. Вылитая его копия! Махинатор ещё тот.

— Леграны, — многозначительно сказал муж. — Не скучаешь по прошлому?

Конечно, скучала. Особенно в Париже, в месте, с которым меня так много связывает. Но Михаил был как всегда прав. Теперь важна только наша семья. Я, Михаил, и Серж, в котором воплотились многие наши надежды и мечты.

Я солнечно улыбнулась мужу и предложила:

— Не хочешь после Франции съездить в Россию? Помнится, когда-то давно ты обещал мне показать Санкт-Петербург.

Финал.

Бонус. Ночь в Будапеште

Я так и заснула, держа Михаила за руку. А когда проснулась посреди ночи, его уже не было рядом. Горло больше не царапало, и чувствовала себя отлично. Михаил умудрился переодеть меня в огромную фланелевую пижаму, так и не разбудив. И где его искать? Он спит в подвале гробу, или у него где-то здесь есть нормальная спальня?

Надев аккуратно оставленные на стуле носки, я вышла из комнаты. Ноги сами привели меня в просторную, хоть и не слишком уютную гостиную. Лампы не горели, но в камине трещали дрова. Михаил сидел напротив камина — прямо на потертом выцветшем ковре. Отсветы от оранжевых язычков пламени падали на бледное лицо высшего, придавая ему немного демонический вид. Он точно услышал меня, но так и не повернулся. Я подошла сама, и не удержавшись, коснулась кудрявой шевелюры. Михаил судорожно вздохнул. Он перехватил мою руку и потянул меня вниз, к себе. Затем уткнулся носом в шею и как-то отрывисто вздохнул. — Ты голоден? — хрипловато спросила, почти дрожа от ощущения сильного и напряженного мужского тела рядом.

— Совру, сказав, что запах твоей крови перестал меня привлекать, — глухо ответил Михаил. — Но мне гораздо больше нравится, когда ты так сладко пахнешь желанием, а не страхом. Мне страшно подумать, что я причиню тебе боль. Снова.

— Поэтому ты и держишься со мной так холодно? — жарко шепнула я, сама поражаясь своей смелости. — Сердитый и злой вампир, который боится своей жертвы. Это ли не смешно?

— Сейчас мне совсем не смешно! — Рывок — и я уже лежу под Михаилом, чувствуя голыми ногами щекочущий мягкий ворс ковра. — Зачем ты меня провоцируешь, Клэр, если потом опять сбежишь?

Наши бёдра соприкасались, и я могла почувствовать силу его желания. Но гораздо более важным — и таким обезоруживающим! — мне показалось выражение его потемневших глаз. Растерянное, недоверчивое. И столь беззащитно-открытое.

— Может, я больше не хочу сбегать?

— Тогда… — в голосе его звучало нетерпение.

— Да.

Вместо обжигающего холода его клыков на своей шее я получил поцелуй — ласкающий, дразнящий. Лишь как обещание чего-то большего. Прохладная ладонь Михаила скользнула под рубашку, лаская живот, грудь…

И я окончательно поняла, что пропала. Можно было играть в прощение. Или даже благодарность. Но что делать с собственной безумной тягой к этому высшему? Только сдаться на милость — его рукам и губам. Довериться, вручив пока только своё тело и свою жизнь. Уже зная — что и душу я не сберегу…

Оглавление

Глава 1. Ты пахнешь невинностью

Глава 2. Ты полна сюрпризов

Глава 3. Ты обнажаешься не для меня

Глава 4. Ты не вспомнишь меня

Глава 5. Прикоснись к моей тайне

Глава 6. Янтарь и хризантемы

Глава 7. Господин Никто

Глава 8. Кровь на белых цветах

Глава 9. Королева ночи

Глава 10. Беспомощность

Глава 11. Подземелья и драконы

Глава 12. Поиски

Глава 13. Вот так он любит меня…

Глава 14. Ты можешь сломаться

Глава 15. Сердитая мадмуазель Легран

Глава 16. Ты сводишь меня с ума

Глава 17. Смерть вам не к лицу

Глава 18. Цветы зла распускаются

Глава 19. Ты проклята мной

Глава 20. Великий Магистр

Глава 21. Лепестки хризантемы

Глава 22. Шаг за грань

Глава 23. Раненый зверь

Глава 24. Ты не остановишься

Глава 25. Жажда

Глава 26. Осколки

Глава 27. Как же тебе повезло, моей невесте…

Глава 28. Из Парижа с любовью

Глава 29. Будущее, в котором нет тебя

Глава 30. C'est la vie

Глава 31. Ты всё дальше

Глава 32. Лондон

Глава 33. В ловушке

Глава 34. Рыжий. Честный. Влюбленный

Глава 35. Наша семья — это странное нечто

Глава 36. Красный янтарь

Глава 37. Ты снишься мне

Глава 38.Госпиталь

Глава 40. Мир у твоих ног

Эпилог. Три года спустя (нет)

Бонус. Ночь в Будапеште Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg