«Темный шепот»

Темный шепот (fb2) - Темный шепот [litres] (пер. Татьяна Евгеньевна Любовская) (Владыки Преисподней (перевод litres) - 4) 1894K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джена Шоуолтер

Джена Шоуолтер Темный шепот

The Darkest Whisper

Copyright © 2009 by Gena Showalter

«Темный шепот»

© «Центрполиграф», 2018

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2018

* * *

Кресли Коул. Сияющей звезде, несравненному таланту, олицетворению красоты и одной из причин, по которой я существую. Хотела бы я жить в твоей голове.

Никс из «Бессмертных с приходом темноты» за то, что зашла поиграть в моей песочнице.

Кристи Фостер за бесценную помощь.

Кристл за прекрасный заголовок.

Норе Робертс, необыкновенно талантливой женщине и писательнице, которая вдобавок ко всему умеет чинить унитазы!

И ПОСЛЕДНЕЕ имя в этом списке:

Джилл Монро. Думаю, у тебя все хорошо. (Я люблю, обожаю тебя. Безумно. Ты — сияющая звезда, несравненный талант, олицетворение красоты и еще одна из причин, по которой я существую).

Глава 1

Сабин, одержимый демоном Сомнения, стоял в катакомбах древней пирамиды, часто и тяжело дыша, покрытый потом, с руками, обагренными кровью врага. На его теле не осталось живого места после жестокой резни — резни, которую он сам и учинил.

В факелах трепетало оранжево-золотое пламя, пере плетаясь с тенями, мечущимися на каменных стенах. Ярко-алая кровь стекала по стенам, образуя лужицы. Песчаный пол потемнел, стал вязким и влажным. А всего полчаса назад песок был цвета меда, и песчинки, посверкивая, шелестели под их ногами. Теперь небольшой коридор был усеян телами, источавшими запах смерти.

В живых осталось девять врагов. У них отобрали оружие, согнали в угол и связали веревкой. Большинство дрожали от страха. Несколько человек, расправив плечи, гордо подняли головы, в их глазах горела ненависть. Они отказывались сдаваться, даже потерпев поражение. Что ж, достойно восхищения.

Увы, но этих храбрецов ждала печальная участь.

Храбрые люди не выдают свои тайны, а Сабину нужны были их тайны.

Он — воин, который делает то, что нужно и когда нужно, невзирая ни на что. Убивает, мучает, соблазняет. И его люди поступают так же. Когда речь идет об охотниках — смертных, считавших его и его собратьев — Владык Преисподней — средоточием вселенского зла, — победа — единственное, что имеет значение. Лишь выиграв войну, его друзья обретут мир. Мир, которого они заслуживают. Мир, которого он всей душой желает для них.

Сабин слышал тяжелое дыхание. Свое собственное, дыхание его друзей, его врагов. Они бились, отдавая последние силы, каждый из них. Это была битва добра и зла, и зло победило. Или то, что охотники называли злом. Сабин и его собратья по несчастью думали иначе. В незапамятные времена они открыли ларец Пандоры, выпустив на волю укрывшихся в нем демонов. И заплатили за это вечной карой — боги прокляли воинов, заточив демонов в их тела.

Да, когда-то они были рабами своих демонов, не ведающих жалости убийц. Но со временем воины научились укрощать свою вторую половину, стали людьми во всех смыслах этого слова. В большинстве своем.

Иногда демоны вступали в бой… одерживали верх… уничтожали.

«И все же мы заслуживаем того, чтобы жить», — думал Сабин. Как и все остальные, они мучились, видя страдания друзей, читали книги, смотрели фильмы, занимались благотворительностью. Влюблялись. Но охотники считали иначе. Они были преисполнены уверенности, что без Владык мир станет лучше. Утопия, благостная и прекрасная. По мнению охотников, во всех когда-либо совершенных грехах были повинны демоны. Может, потому, что они были беспросветно тупы. А может, потому, что ненавидели свою жизнь и просто искали виноватых. В любом случае убийство охотников стало самой важной миссией в жизни Сабина. Его личной утопией была жизнь без них.

Именно поэтому он и все остальные, покинув уютный будапештский дом, три недели обшаривали все забытые богом пирамиды Египта в поисках древних артефактов, которые помогли бы вернуть ларец Пандоры — ту самую вещь, с помощью которой охотники собирались уничтожить их. Наконец ему и его друзьям повезло, они сорвали джекпот.

— Аман, — окликнул он, заметив воина в дальнем темном углу. Как всегда, его фигура идеально сливалась с тенью. Мрачным кивком Сабин указал на пленников. — Ты знаешь, что нужно делать.

Аман, одержимый демоном Секретов, кивнул в ответ, прежде чем тронуться с места. Он всегда хранил молчание, словно боялся, что, разжав губы, выдаст ужасные тайны, накопившиеся в нем за столетия.

При виде огромного воина, косившего ряды их собратьев так же легко, как острый кинжал вспарывает шелк, оставшиеся в живых охотники дружно попятились. Даже самые храбрые из них. Очень мудро.

Аман был высок ростом, мускулист, его походка была одновременно решительной и грациозной. С одной только решительностью, лишенный грации, он выглядел бы как самый обычный воин, а благодаря сочетанию этих двух качеств излучал безмолвную свирепость, свойственную хищникам, несущим добычу в свое логово.

Аман приблизился к охотникам и остановился. Оглядел поредевшую толпу. Затем сделал шаг вперед, схватил одного из пленников за горло и поднял так, что смог заглянуть ему в глаза. Ноги несчастного беспомощно забились в воздухе, руки сжали запястья Амана, лицо стало белым как мел.

— Отпусти его, грязный демон! — завопил один из охотников, хватая своего товарища за талию. — Ты уже убил столько невинных людей, разрушил столько жизней!

Аман был бесстрастен и непреклонен. Как и все они.

— Он — хороший человек, — крикнул другой охотник, — и не заслуживает смерти. Особенно от рук исчадия ада!

В следующую секунду рядом с Аманом очутился Гидеон, одержимый демоном Лжи, синеволосый, с подведенными глазами. Одним движением он отбросил протестующих в сторону.

— Тронешь его еще раз, и я тебя поцелую так, что мало не покажется.

Он вынул пару зазубренных кинжалов, все еще покрытых кровью недавних жертв.

В перевернутом мире Гидеона целовать означало бить. Или убивать? Сабин уже не в состоянии был расшифровать язык демона Лжи.

На мгновение в рядах пленников воцарилось замешательство, они пытались понять, что имел в виду Гидеон. Но еще до того, как они успели прийти к какому-то выводу, жертва Амана вдруг затихла, безвольно поникнув, и Аман швырнул тело на пол, где оно замерло неподвижной грудой.

Аман долго стоял не шевелясь. Никто не прикасался к нему. Даже охотники. Они были слишком заняты, пытаясь привести в чувство своего собрата по оружию. Они не знали, что уже слишком поздно, что его мозг уже девственно чист, и Аман стал новым обладателем всех его секретов. И даже воспоминаний. Воин никогда не рассказывал Сабину, как он это проделывает, а Сабин никогда не спрашивал.

Аман медленно и неуклюже повернулся, его тело словно одеревенело. На краткий мучительный миг их глаза встретились, и в его взгляде Сабин увидел боль, вызванную новым голосом в голове. Потом Аман моргнул, пряча боль, как проделывал уже тысячу раз, и направился к дальней стене. Сабин внимательно следил за ним. «Я не должен испытывать чувства вины. Это нужно было сделать».

Стена выглядела так же, как и прочие, выщербленные камни громоздились друг на друга, образуя уклон. Аман положил открытую ладонь на седьмой камень снизу, а сжатые пальцы другой руки — на пятый камень сверху. Синхронным движением он повернул одну руку вправо, другую — влево.

Камни шевельнулись.

Сабин благоговейно следил за движениями Амана. Просто поразительно, сколько успел узнать Аман за краткие доли секунды.

Когда камни утвердились в новом положении, по центру каждого из них вверх и вниз зазмеилась трещина, открывая пространство за стеной, о существовании которого Сабин и не подозревал. Часть стены подалась назад и отъехала в сторону, открывая зияющий провал, достаточно широкий даже для таких огромных чудовищ, как он сам.

Проход становился все шире, в катакомбы хлынул прохладный воздух, факелы зашипели, и пламя их беспорядочно заметалось. «Быстрее», — мысленно твердил он камням. Неужели что-то на свете может двигаться с такой мучительной медлительностью?

— По другую сторону есть охотники? — спросил он, доставая из-за пояса свой «ЗИГ-Зауэр» и проверяя магазин. Осталось три патрона. Он достал еще несколько из кармана и перезарядил пистолет, оставив на месте привычный глушитель.

Аман кивнул и показал семь пальцев прежде, чем занять пост у все расширяющейся бреши.

Семь охотников против десяти Владык. Аман не в счет, он еще не скоро придет в себя, новый голос в его голове помешает ему сосредоточиться на битве. Впрочем, Аман, конечно, потребует (как всегда, молчаливо), чтобы ему позволили сражаться. Несмотря ни на что. Бедные охотники. У них не было ни единого шанса.

— Они знают, что мы здесь?

Аман мотнул темноволосой головой.

Значит, здесь нет камер, следящих за каждым их шагом. Отлично.

— Семь охотников — это сущий пустяк, — заявил Люсьен, одержимый демоном Смерти, тяжело привалившись к дальней стене. Он был бледен, его разноцветные глаза блестели от… лихорадки? — Придется вам обойтись без меня. Мне что-то не по себе. Да и все равно мне скоро придется сопровождать души. А потом нужно будет перебросить наших пленников в темницу в Буде.

Благодаря демону Смерти Люсьен мог перемещаться в пространстве силой мысли, и ему часто приходилось провожать умерших в загробный мир. Но это совсем не означало, что сам он был неуязвим. Сабин, нахмурившись, посмотрел на него. Шрамы на лице Люсьена стали более отчетливыми, нос был явно сломан. Одна пуля засела в плече, другая в животе, а третья, судя по алому пятну, расплывавшемуся на пояснице, угодила в почку.

— Ты в порядке, дружище?

Люсьен криво улыбнулся:

— Я выживу. Хотя завтра, возможно, пожалею об этом. Внутренности в кашу. Да уж, это мне знакомо, приходилось восстанавливаться после такого.

— Ну, по крайней мере, тебе не придется отращивать конечности.

Краем глаза он заметил Амана, машущего руками.

— Камер нет, а еще там помещение со звуконепроницаемыми стенами, — перевел на привычный язык Сабин. — Это древняя тюрьма, и хозяева не хотели, чтобы кто-нибудь слышал крики их рабов. Охотники даже не догадываются о нашем присутствии, что ж, тем легче будет заманить их в засаду.

— Для такого пустяка, как засада, я вам не нужен. Я останусь здесь, рядом с Люсьеном, — сказал Рейес, он сполз на землю и сел, привалившись спиной к стене. Физические страдания доставляли ему истинное наслаждение, а раны лишь прибавляли сил. Во время битвы. После сражения он слабел, как и любой другой. Рейес был изрядно помят, а щека так опухла, что он едва мог видеть. — К тому же кто-то должен стеречь пленников.

Значит, семеро против восьми. Бедные охотники. Сабин подозревал, что на самом деле Рейес решил остаться, чтобы охранять тело Люсьена. Люсьен мог перенести свое тело в загробный мир, только если ему хватало на это сил, а сейчас он был явно не в лучшей форме.

— Ваши женщины откусят мне голову, — пробормотал Сабин.

Эти двое недавно обрели свою любовь, и перед тем, как воины отправились в Египет, Анья с Даникой попросили Сабина лишь об одном — вернуть мужчин целыми и невредимыми.

Если ребята возвратятся домой в таком состоянии, Даника покачает головой, укоризненно глядя на Сабина, и бросится облегчать страдания Рейеса, а Сабин будет чувствовать себя полным ничтожеством. Анья подстрелит его точно так же, как ранили Люсьена, затем поспешит утешить своего возлюбленного, а Сабину будет больно. Очень, очень больно.

Вздохнув, Сабин оглядел оставшихся воинов, пытаясь решить, кого взять с собой, а кого лучше оставить здесь. Мэддокс — хранитель демона Насилия — был самым свирепым и беспощадным бойцом из всех известных Сабину. Его раны кровоточили, он тяжело дышал, но уже присоединился к Аману, готовый ринуться в бой. Его женщина тоже вряд ли скажет Сабину спасибо.

Легкое движение. Появилась прелестная Камео. Она была одержима демоном Печали и единственной женщиной-воином среди них. Небольшой рост она с лихвой компенсировала жестокостью. Кроме того, стоило ей заговорить — и при звуках ее голоса, в котором звучала вся скорбь мира, люди готовы были сами лишить себя жизни, ей даже не нужно было прилагать для этого особых усилий. Кто-то ранил Камео в шею, оставив три глубоких пореза. Но это не остановило ее. Вычистив мачете, она присоединилась к Аману и Мэддоксу.

Снова движение. Парис — одержимый демоном Разврата — когда-то был самым жизнерадостным среди них. Но в последнее время с каждым днем он становился все более безжалостным и беспокойным, Сабин не понимал, чем вызвана такая перемена. Он стоял перед охотниками, тяжело дыша и издавая рычание, жажда крови переполняла его, он дрожал от пожиравшей его жестокой энергии. Из двух ран на его правой ноге хлестала кровь, но Сабин знал, что этот воин не скоро запросит пощады.

Рядом с ним стоял Аэрон, одержимый демоном Ярости. Лишь недавно боги освободили его от проклятия кровожадности, губившего всех, кто осмеливался приблизиться к Аэрону. Он жил, чтобы калечить, убивать. В такие моменты, как этот, проклятие, казалось, снова завладевало им. Он сражался как прежде, когда его снедала жажда кровопролития, разрубая на куски и калеча всех, кто подворачивался ему под руку. Это было неплохо, вот только…

Есть ли пределы у этой одержимости? Сабин боялся, что ему придется призвать на помощь Легион, маленькую кровожадную демоницу, которая почитала Аэрона как бога. Лишь она одна могла успокоить Аэрона, когда тот пребывал в дурном расположении духа. К несчастью, как раз сейчас она по их поручению инспектировала преисподнюю. Сабин предпочитал быть в курсе того, что там происходит. Знание — сила, никогда не знаешь, что может пригодиться.

Аэрон вдруг обрушил тяжелый кулак на висок охотника, и тот мешком повалился на пол. Сабин недоуменно посмотрел на него.

— Зачем ты это сделал?

— Он собирался напасть.

Это было маловероятно, но Парис вдруг словно сорвался с невидимой привязи, удерживавшей его на месте, и бросился на оставшихся охотников, методично нанося удар за ударом, пока последняя из жертв не свалилась без чувств.

— Это утихомирит их на некоторое время, будут спокойными, как Аман, — отрезал он.

Вздохнув, Сабин обратил взгляд на Страйдера, одержимого демоном Поражения.

Каждое поражение причиняло ему мучительную боль, поэтому он всегда стремился к победе. Всегда. Возможно, именно поэтому он сейчас выковыривал засевшую в боку пулю, готовясь к предстоящей схватке. Отлично. Сабин знал, что может рассчитывать на него.

Кейн, одержимый демоном Бедствий, подошел к нему, уворачиваясь от каменной крошки, сыпавшейся сверху и поднимавшей облака пыли. Некоторые воины закашлялись.

— Послушай, Кейн, — сказал Сабин. — Почему бы тебе тоже не остаться здесь? Ты мог бы помочь Рейесу присмотреть за пленниками.

Слабая отговорка, и они оба знали это.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь скрежетом камня по песку, — проем продолжал медленно расширяться. Затем Кейн коротко кивнул. Он не любил оставаться в стороне, Сабину это было прекрасно известно, но иногда его присутствие приносило больше хлопот, чем помогало. А Сабин всегда ставил победу выше чувств своих друзей. Это не доставляло ему удовольствия, и в другой ситуации он поступил бы иначе, но кто-то должен был руководствоваться разумом, в противном случае их ждало неминуемое поражение.

Если Кейн останется здесь, числом они будут равны — семеро против семерых. Все честно. Бедные охотники. У них по-прежнему не было шансов.

— Кто-нибудь еще хочет остаться?

Раздалось дружное «нет». Сабин разделял энтузиазм своих воинов.

До тех пор, пока ларец Пандоры не будет найден, им придется вступать в схватки с врагом. Однако его не отыскать без треклятых божественных артефактов, указывающих верный путь. Одна из четырех реликвий предположительно находилась в Египте, поэтому предстоящее сражение было важнее всех прочих. Он не мог позволить охотникам захватить ни единого артефакта, потому что ларец Пандоры мог уничтожить Сабина и всех, кто был ему дорог, исторгнув демонов из их тел и оставив лишь безжизненные оболочки.

Он был уверен, что сегодня их ждет победа, но знал, что для этого ему придется потрудиться. Во главе охотников стоял Гален, заклятый враг Сабина, одержимый демоном бессмертный, скрывающий свою суть. Эти «защитники справедливости» располагали сведениями, доступ к которым для простых смертных был закрыт. Например, как отвлечь внимание Владык… как захватить их в плен… как уничтожить.

Наконец каменная плита замерла, и Аман заглянул в отверстие. Он махнул рукой, показывая, что путь свободен. Никто не пошевелился. Соратники Сабина и воины Люсьена лишь недавно, после тысячелетней разлуки, снова стали сражаться бок о бок и еще не научились действовать как единая сила.

— Ну что, мы сделаем это или будем стоять тут и ждать, когда они найдут нас? — проворчал Аэрон. — Лично я готов.

— Посмотри на себя, само благоразумие, — ухмыльнулся Гидеон. — Я разочарован.

Пора брать дело в свои руки, решил Сабин, напряженно обдумывая стратегию. За последние несколько столетий он не добился большого успеха в борьбе с охотниками, его воины бросались в битву, движимые одним стремлением — убивать. Но число вражеских бойцов все увеличивалось, и, это надо было признать, ненависть их возрастала столь же стремительно. Пришла пора разрабатывать новые методы ведения войны. Прежде чем действовать, нужно было понять, какими ресурсами он располагает и каковы его слабые стороны.

— Я пойду первым, у меня нет серьезных ран. — Сабин провел пальцем по спусковому крючку своего пистолета, потом неохотно спрятал его в кобуру. — Я хочу, чтобы вы разбились на пары. Тот, кто получил легкие ранения, пусть помогает тому, кто пострадал тяжелее. Будете работать вместе. Тяжелораненый прикрывает, второй сосредотачивается на цели. Старайтесь не убивать без крайней необходимости. Я знаю, вам нелегко щадить врагов, это противоречит вашим инстинктам, но не тревожьтесь. Все они скоро умрут. Как только мы вычислим главаря и узнаем его тайны, они станут бесполезны и вы сможете делать с ними все, что захотите.

Троица, преграждавшая ему путь, отступила, и Сабин скользнул в узкий проход. Остальные последовали за ним. Они шагали почти бесшумно, слышался лишь легкий шепот шагов. Фонарики на батарейках освещали покрытые иероглифами стены. Взгляд Сабина лишь на секунду упал на эти рисунки, но они надолго запечатлелись в его памяти. Они изображали пленников, которых одного за другим предавали мучительной казни, вырывая из груди еще трепещущее сердце.

Человеческие запахи забивали затхлый пыльный воздух: одеколон, пот, ароматы еды. Как давно охотники обитают здесь? Что они здесь делают? А что, если они уже обнаружили артефакт?

Вопросы промелькнули в его голове, и демон тут же вцепился в них. Такова уж природа демона Сомнения. «Наверняка они знают то, чего не знаешь ты. И этого может быть достаточно, чтобы уничтожить тебя. Вполне возможно, этой ночью твои друзья расстанутся с жизнью».

Демон Сомнения почему-то не мог солгать, не заставив при этом Сабина потерять сознание. Ему оставалось лишь изводить своих жертв, насмехаясь над ними и терзая их сомнениями. Сабин никогда не понимал, почему чудовище из Преисподней не может прибегнуть к обману, но давно смирился с этим. Видимо, демон был поражен своим собственным проклятием. Нет, этой ночью он не позволит себе свалиться без чувств. «Главное — не сдаваться, и тогда всю следующую неделю я проведу в своей спальне наедине с книгой, чтобы не думать слишком много».

«Но мне нужна пища», — проскулил демон.

А лучшей пищей для него было порождаемое им беспокойство.

«Скоро».

«Поторопись».

Сабин поднял руку, остановился, и воины, шедшие за ним, замерли. Впереди он увидел комнату с открытой дверью. В коридоре эхом отдавались голоса, и шаги, и какой-то звук, напоминавший жужжание сверла.

Охотники явно были чем-то заняты и буквально напрашивались на нападение из засады. «И я сейчас им это устрою».

«В самом деле? — начал демон, не обращая внимания на угрожающий тон Сабина. — В прошлый раз…»

«Забудь обо мне. Вот пища, которую я тебе обещал».

В голове Сабина раздался ликующий возглас, и демон Сомнения раскрыл свой разум охотникам в пирамиде, нашептывая разрушительные мысли: «Все бессмысленно… а что, если ты ошибаешься… ты слаб… ты можешь погибнуть…»

Разговоры в комнате стихли. Кто-то даже застонал.

Сабин показал один палец, затем второй. Когда он выпрямил третий, они ринулись в бой, и воинственный клич эхом прокатился по подземелью.

Глава 2

Гвендолин Застенчивая отпрянула к дальней стене своей стеклянной камеры, когда орда неправдоподобно высоких, мускулистых, покрытых кровью воинов ворвалась в комнату, которую она любила и одновременно ненавидела, где провела больше года. Гвен любила стеклянную клетку, когда ее выпускали из нее, это была некоторая иллюзия свободы. И ненавидела эту комнату за все то страшное, что творилось здесь. Злые деяния, которым она была свидетелем и которые приводили ее в ужас.

Люди, которые творили это зло, испуганно вскрикнули, роняя чашки Петри, иглы, пробирки и прочие инструменты. Стекло разлетелось вдребезги. Эхом отозвались кровожадные крики, нападавшие бросились вперед, мастерски нанося удары руками и ногами. Их жертвы падали одна за другой как подкошенные. Исход битвы был ясен.

Гвен дрожала, не зная, что будет с ней и с другими, когда сражение закончится. Совершенно очевидно, что эти воины — бессмертные, как и она, как все те женщины из соседних камер. Мужчины были слишком крепкими, слишком сильными, во всем превосходя смертных. Но кто они такие, Гвен не знала. Зачем они явились сюда? Чего хотят?

Минувший год принес ей слишком много разочарований, и она уже не осмеливалась надеяться, что воины пришли сюда, чтобы освободить ее. Неужели ее и других так и оставят гнить в этом подземелье? Или незваные гости будут обращаться с ними так же, как и ненавистные тюремщики?

— Прикончите их! — крикнула одна из пленниц воинам, при звуках ее резкого сердитого голоса Гвен обхватила себя руками. — Пусть они мучаются так, как мучились мы.

Стекло, отделявшее женщин от внешнего мира, было толстым и прочным, непроницаемым для кулака или пули, и все же каждый звук, раздававшийся в комнате и камерах, отдавался в ушах Гвен колокольным звоном.

Она знала, как блокировать шум, сестры научили ее этому, когда она была еще ребенком, но Гвен хотела слышать, как страдают ее тюремщики. Их пронзительные стоны казались Гвен колыбельной. Сладкозвучной и успокаивающей.

Странно, однако, что, как бы сильны ни были воины, они ни разу не нанесли смертельного удара. Они лишь ранили своих жертв одну за другой, лишая их сознания, и тут же устремлялись к новой цели. Через несколько минут все было кончено, уцелел лишь один смертный. Худший из всех.

Один из воинов приблизился к нему. Все его соратники были опытными воинами, но этот использовал самые грязные приемы, целясь в пах, в горло. Он поднял руку, словно собираясь нанести смертельный удар, но в этот миг увидел широко распахнутые глаза Гвен и замер, его рука медленно опустилась.

У Гвен перехватило дыхание. Каштановые волосы, влажные от крови, прилипли к его голове. У него были глаза цвета бренди, глубокие и темные, и в них сверкали алые искорки. Нет, это невозможно. Должно быть, это алое свечение просто привиделось ей. Каждая черточка его резко очерченного, словно высеченного из гранита лица излучала угрозу, и в то же время в нем было что-то… мальчишеское. Поразительное противоречие.

Рубашка его была изорвана в клочья, и каждое движение открывало взору крепкие мускулы, бронзовые от солнца. Ах, солнце. Как она истосковалась по нему. На правом боку воина виднелась татуировка в виде фиолетовой бабочки, спускающаяся к поясу его брюк. Заостренные кончики крыльев делали ее одновременно женственной и по-мужски дерзкой. Интересно, почему именно бабочка, подумала Гвен. Странно, что столь сильный и суровый воин выбрал такой рисунок. Однако, какова бы ни была причина, татуировка подействовала на нее успокаивающе.

— Помоги нам, — сказала она, надеясь, что бессмертный услышит ее сквозь звуконепроницаемое стекло. Но даже если он и услышал ее, то не подал виду. — Освободи нас.

Никакой реакции.

А вдруг они оставят ее здесь? Или хуже того — что, если они пришли сюда за тем же, что и смертные?

Странные мысли вдруг заполнили ее сознание. Она нахмурилась, даже побледнела. Эти страхи были привычны ей, совсем недавно она уже испытывала нечто подобное. Но сейчас что-то было не так… мысли были чужими… Они не принадлежали Гвен, с ней говорил не ее внутренний голос. Как?.. что?..

Острыми белыми зубами мужчина прикусил нижнюю губу, судорожно схватился за виски, он явно был вне себя от ярости.

Что, если…

— Прекрати! — прорычал он.

Мысль, формирующаяся в ее голове, вдруг оборвалась. Гвен изумленно заморгала. Нахмурившись, воин помотал головой.

Заметив, что бессмертный отвлекся, человек, мучивший Гвен, решил действовать и бросился вперед, сокращая разделявшее их расстояние.

— Оглянись! — крикнула Гвен, выпрямившись.

Не отрывая от нее взгляда, воин с лицом, словно высеченным из гранита, вытянул руку и схватил человека за шею, одновременно душа и останавливая его. Мужчина — его звали Крис — судорожно задергался в стальной хватке. Он был молод, не старше двадцати пяти, но руководил и охраной, и учеными. Этого человека Гвен ненавидела сильнее, чем плен.

«Все, что делаю, я делаю во имя всеобщего блага, — любил он повторять перед тем, как изнасиловать одну из женщин на глазах у Гвен. Он мог бы оплодотворить их искусственным путем, но предпочитал унижение физическим насилием. — Хотел бы я, чтобы ты была на ее месте, — часто добавлял он. — Все эти женщины — лишь суррогат, твоя замена».

Несмотря на пожиравшее его вожделение, Крис так и не притронулся к ней. Он слишком ее боялся. Они все ее боялись. Они знали, что она собой представляет, видели ее в деле в тот день, когда пришли за ней. Стоит нечаянно пристукнуть пару человек, и твоя репутация безнадежно испорчена, думала она. Однако вместо того, чтобы уничтожить Гвен, они схватили ее и принялись проводить эксперименты, распыляя через вентиляцию разные наркотики в надежде, что она отключится и ее можно будет использовать. Успеха они не добились, но и сдаваться не собирались.

— Сабин, нет, — сказала красивая темноволосая женщина, похлопав по плечу воина с красными глазами. В ее голосе звучала такая скорбь, что Гвен невольно сжалась в комок. — Ты сам говорил, что он может нам пригодиться.

Сабин. Сильное имя, напоминающее об оружии. Ему подходит.

Не любовники ли эти двое?

Наконец он отвел от Гвен пристальный взгляд, и она позволила себе вздохнуть. Сабин разжал руку, и ублюдок без сознания повалился на пол. Гвен знала, что он еще жив, она слышала, как кровь струится по его жилам, как дыхание со свистом вырывается из легких.

— Кто эти женщины? — спросил светловолосый воин.

У него были ясные голубые глаза и славное лицо, сулившее сочувствие и безопасность, но он был не из тех, с кем Гвен могла бы безмятежно уснуть рядом. Уснуть. Глубоко. Без опаски. Наконец-то.

Все эти долгие месяцы она боялась спать, зная, что Крис непременно воспользуется этим, чтобы застать ее врасплох. Лишь время от времени она погружалась в короткую беспокойную дремоту, никогда не теряя бдительности. Иногда она еле сдерживала желание отдаться этому мерзавцу в обмен на возможность закрыть глаза и погрузиться в темный омут забытья.

Черноволосый великан с фиолетовыми глазами вышел вперед, разглядывая камеры рядом с той, в которой томилась Гвен.

— Боги милостивые… Вот эта беременна.

— И та тоже. — У этого воина были разноцветные волосы, бледная кожа и глаза столь же ослепительно-голубые, как у его светловолосого друга, но с темной каймой на радужке. — Какими же ублюдками надо быть, чтобы держать беременных женщин в таких условиях? Это низко даже для охотников.

Женщины, о которых он говорил, барабанили по стеклу, умоляя помочь им, выпустить на свободу.

— Кто-нибудь слышит, что они говорят? — спросил верзила.

— Я слышу, — автоматически ответила Гвен.

Сабин повернулся к ней. Взгляд его карих глаз, уже утративших красноту, вновь устремился на нее, глубокий, пронизывающий… внимательный.

У Гвен по спине побежали мурашки. Неужели он слышит ее? Расширенными от страха глазами она смотрела, как он приближается, пряча за пояс нож. Все ее чувства обострились, она ощутила едва заметный запах пота, лимона и мяты, сделала глубокий вдох, наслаждаясь всеми оттенками аромата. Как долго она не ощущала ничего, кроме запаха Криса и его тошнотворного одеколона, его вонючих лекарств и страха, исходившего от других женщин.

— Ты слышишь нас? — Тембр голоса Сабина был таким же резким, как и черты его лица, и должен был бы пройтись по ее напряженным нервам словно наждаком, но странным образом успокоил ее, словно приласкал.

Она робко кивнула.

— А они? — Он указал на остальных пленниц.

Она покачала головой и в свою очередь спросила:

— Ты меня слышишь?

Он тоже отрицательно помотал головой:

— Я читаю по твоим губам.

О… это означало, что он внимательно следил за ней, даже когда она не ощущала на себе его взгляд. Почему-то ей приятно было это сознавать.

— Как открыть камеры? — спросил он.

Ее губы судорожно сжались. Она метнула быстрый взгляд на вооруженных до зубов, покрытых кровью хищников за его спиной. Сказать ему? А что, если они собираются изнасиловать ее подруг по несчастью, как те, другие?

Его суровое лицо смягчилось.

— Мы не причиним вам вреда. Даю тебе слово. Мы просто хотим освободить вас.

Она совсем не знала его и понимала, что ему нельзя доверять, но все же поднялась и, едва держась на ослабевших, дрожащих ногах, дотащилась до стекла. Очутившись рядом с Сабином, она поняла, что он гораздо выше ее и что глаза у него не карие, как ей казалось прежде. Это была целая симфония цветов: янтарь, кофе, бронза и рыжие искорки. К счастью, алое свечение уже погасло. А может, оно ей всего лишь почудилось?

— Женщина? — произнес он.

Если он откроет камеру, как обещал… если она сможет собрать всю свою храбрость и не застынет на месте, как обычно… возможно, ей удастся сбежать. Давно похороненная в душе надежда вдруг ожила, неудержимая и волнующая, смиряемая лишь мыслью о том, что она невольно может причинить вред этим воинам.

«Не беспокойся. До тех пор, пока они не попытаются причинить вред тебе, твое чудовище останется в клетке». Но одно неверное движение с их стороны — и…

Что ж, пожалуй, стоит пойти на риск, подумала Гвен.

— Камни, — сказала она.

Он нахмурился.

— Кости?

С усилием проглотив комок в горле, она подняла руку и ногтем, больше похожим на коготь, нацарапала на стекле слово «камни». Царапины исчезали почти мгновенно. Проклятое стекло богов. Гвен часто задавалась вопросом, как людям удалось заполучить его.

Пауза. Сведя брови, он внимательно смотрел на ее чересчур длинный и острый ноготь. Неужели пытается понять, что она собой представляет?

— Камни? — спросил Сабин, снова посмотрев ей в глаза.

Она кивнула.

Он обвел взглядом комнату. Ему потребовалось на это всего несколько секунд, но Гвен могла поклясться, что в его памяти запечатлелась каждая деталь и он смог бы найти выход отсюда даже в полной темноте.

Воины выстроились за его спиной, выжидающе глядя на нее. В их глазах было что-то еще: любопытство, подозрительность, ненависть — к ней? — и даже вожделение. Гвен отпрянула. Она всегда предпочитала ненависть похоти. Она испугалась, что ноги откажут ей, так сильно они дрожали. «Спокойно. Ты не должна поддаваться панике. Когда ты паникуешь, происходят страшные вещи».

Как противостоять этому вожделению? Она не могла прикрыть свое тело, у нее не было никакой другой одежды, кроме той, что была на ней. Схватив Гвен, тюремщики отобрали у нее джинсы и футболку, выдав взамен белую майку и короткую юбчонку, — им казалось, что так проще будет до нее добраться. Ублюдки. Несколько месяцев назад одна из лямок майки оторвалась, и Гвен пришлось связать ее под мышкой, чтобы прикрыть грудь.

— Отвернуться, — вдруг прорычал Сабин.

Гвен не раздумывая повиновалась, резко повернувшись к стене, длинные рыжие волосы взметнулись за спиной. Она тяжело дышала, на лбу выступили капельки пота. Зачем ему нужно, чтобы она отвернулась? Чтобы подчинить ее себе?

Воцарилось тяжелое молчание.

— Я имел в виду не тебя, женщина.

На этот раз голос Сабина звучал мягко и ласково.

— Ой, да брось, — сказал кто-то. Она узнала этот дерзкий тон, голос принадлежал светловолосому мужчине с голубыми глазами. — Ты же не серьезно…

— Вы пугаете ее.

Гвен украдкой посмотрела через плечо.

— Но она… — начал тот, чье тело покрывали татуировки.

И снова Сабин прервал его:

— Вы хотите получить ответы или нет? Я сказал: отвернитесь!

Протестующие возгласы, шарканье ног.

— Женщина.

Она медленно повернулась. Воины послушно демонстрировали ей свои спины.

Сабин прижал ладонь к стеклу. Она была большой, крепкой, без шрамов, но покрытой кровью.

— Какие камни?

Она указала на ящик, стоявший в стороне. Камни были небольшими, размером с кулак, и на каждом виднелись символы, изображавшие разные казни. Среди самых запоминающихся: обезглавливание, отсекание конечностей, ножевые удары, сажание на кол и пламя, пожирающее тело человека, пригвожденного к дереву.

— Отлично, но что мне с ними делать?

Задыхаясь от жгучего желания обрести свободу, она жестами показала, как поместить камень в отверстие, словно ключ в замок.

— Есть разница, какой камень куда вставлять?

Она кивнула и показала, каким камнем открывается каждая камера. При мысли о том, что этими камнями опять кто-то воспользуется, Гвен содрогнулась. В прошлом это означало, что ей придется стать свидетельницей насилия. Обреченно вздохнув, она начала выцарапывать на стекле слово «ключ», но Сабин, не дожидаясь подсказки, обрушил тяжелый кулак на ящик с камнями, разбив крышку. Для этого потребовалась бы сила десятерых, а он сделал это играючи.

На костяшках пальцев появилось несколько порезов. На коже выступили алые капли, но он просто смахнул их, словно это ничего не значило. Раны затягивались буквально на глазах, не оставляя следов. О да. Он явно был не простым смертным. Не эльф — уши у него округлые. Не вампир — нет клыков. Сирена мужского пола? Его голос достаточно звучен, даже приятен, но, возможно, слишком резок.

— Берите по камню, — сказал он, глядя на Гвен.

Все воины как один обернулись. Гвен намеренно не отводила взгляда от Сабина, боясь, что при виде остальных ее обуяет страх. «Ты ведь держишь себя в руках, значит, все в порядке». Она не может, она не совершит ошибку. Ей и без того есть в чем раскаиваться и о чем сожалеть.

Почему она не такая, как ее сестры? Почему она не может быть храброй и сильной, почему не может принять себя такой, какая есть? Если будет нужно, сестры не колеблясь отрежут себе руку или ногу, чтобы сбежать, — и на ее месте они давно сбежали бы отсюда. Разбили бы стекло, вырвали сердце из груди Криса и, смеясь, сожрали бы это сердце у него на глазах.

Ее вдруг охватила острая тоска по дому. Если Тайсон, ее бывший приятель, рассказал сестрам о том, что ее схватили, — а это маловероятно, учитывая, до какой степени он их боялся, — они, возможно, уже ищут ее и не успокоятся, пока не найдут. Несмотря на недостатки Гвен, сестры любили ее и желали ей самого лучшего. Конечно, они будут разочарованы, узнав, что она позволила захватить себя в плен. Она подвела себя и все свое племя. Еще будучи ребенком, она предпочитала избегать конфликтов, поэтому и получила унизительное прозвище Гвендолин Застенчивая.

Почувствовав, как вспотели ладони, она вытерла их о бедра.

Сабин руководил своими людьми, указывая им, какие камни в какие отверстия вставлять. Пару раз он ошибся, но Гвен это не беспокоило. Сами разберутся. Он правильно определил ее камень, и когда один из мужчин, синеволосый, с пирсингом, настоящий панк, протянул руку к этому камню, сильные загорелые пальцы Сабина схватили его за запястье.

Синеволосый уставился на Сабина.

— Это мое, — сказал тот, покачав головой.

Панк ухмыльнулся:

— Отвратительное зрелище, не правда ли?

Сабин нахмурился.

Гвен растерянно заморгала. Почему он так говорит? Неужели Сабину тоже отвратителен ее вид?

Постепенно воины освободили всех женщин. Одни рыдали, другие рвались прочь из камер. Мужчины не давали им уйти, ловили, но, к удивлению Гвен, обращались с ними очень осторожно, даже когда женщины отчаянно сопротивлялись. Самый красивый мужчина из всех, с разноцветными волосами, подходил к женщинам, едва слышно шепча каждой: «Спи, милая».

Удивительно, но они повиновались, поникая в крепких руках воинов.

Сабин наклонился и взял камень Гвен, тот, на котором был изображен мужчина, сжигаемый заживо.

Выпрямившись, он подбросил камень в воздух и с легкостью поймал его.

— Не убегай, хорошо? Я устал и не хочу гоняться за тобой, но мне придется, если ты меня вынудишь. И я боюсь нечаянно причинить тебе вред.

«Мы оба этого боимся», — подумала Гвен.

— Не… не выпускай ее, — вдруг с усилием проговорил Крис. Когда он пришел в себя? Он поднял голову и сплюнул. Вокруг его глаз уже наливались синяки. — Опасна. Смертельно.

— Камео, — позвал Сабин.

Женщина-воин знала, чего он хочет. Приблизившись к смертному, она схватила его за ворот рубашки и легко поставила на ноги. Кинжал, зажатый в другой руке, поднесла к его сонной артерии. Крис не сопротивлялся, то ли оттого, что ослабел, то ли от страха.

Гвен очень надеялась, что его удерживает на месте страх. Надеялась каждой клеточкой своего тела. Ее взгляд был прикован к кончику кинжала. Как ей хотелось, чтобы он воткнулся в глотку этого ублюдка, пронзая кожу и кости, причиняя ему мучительные страдания.

«Да, — думала она, завороженно глядя на кинжал. — Да, да, да. Сделай это. Пожалуйста, сделай это. Режь его, заставь его страдать».

— Что мне с ним сделать? — спросила Камео у Сабина.

— Держи его. Он нужен мне живым.

Плечи Гвен поникли от разочарования. Но с разочарованием пришло вдруг пугающее осознание. Она контролировала себя, и все же живущее в ней чудовище едва не вырвалось на свободу. Все эти мысли о боли и страданиях не принадлежали ей. Не могли ей принадлежать. «„Опасна, — сказал Крис. — Смертельно“». Он прав. Ты должна держать себя в руках».

— Но не стесняйся, можешь немного помучить его, — добавил Сабин и, прищурившись, посмотрел на Гвен.

Он что… рассердился? На нее? Но почему? Что она сделала?

— Не выпускай девчонку, — повторил Крис. По его телу прокатилась дрожь. Он попытался вырваться, но Камео, которая явно была сильнее, чем казалось, вернула его на место. — Пожалуйста, не делай этого.

— Может быть, оставить рыжую в камере? — предложила хрупкая воительница. — По крайней мере, пока. На всякий случай.

Сабин поднял камень, помедлил мгновение перед тем, как опустить его в отверстие рядом с камерой Гвен.

— Это же охотник. Лжец. Думаю, он обидел ее и не хочет, чтобы она рассказала нам об этом.

Гвен моргнула, глядя на него изумленно и благоговейно. Он злился не на нее, а на Криса — охотника — за то, что тот мог сделать с ней. Он не причинит ей вреда. Он хочет освободить ее.

— Ведь это правда? — спросил ее Сабин. — Он обидел тебя?

Щеки Гвен вспыхнули от унижения. Она кивнула.

Эмоционально Крис уничтожил ее.

Сабин провел языком по зубам.

— Он заплатит за это. Обещаю.

Постепенно ее смущение растаяло. Мать, вычеркнувшая Гвен из своей жизни почти два года назад, скорее предпочла бы видеть дочь мертвой, чем слабой, а этот мужчина… этот незнакомец… хочет отомстить за нее.

Крис нервно сглотнул:

— Послушай меня. Прошу тебя. Я знаю, я тебе враг, и не стану лгать и притворяться, что ты не враг мне. Ты — враг. Я ненавижу тебя всеми фибрами души. Но если ты отпустишь ее, она убьет нас всех. Клянусь.

— Ты в самом деле попытаешься убить нас, милая? — спросил Сабин, и его голос звучал еще мягче, чем прежде.

Гвен привыкла слышать от тюремщиков только «сука» да «шлюха», и теперь блаженство овеяло ее, словно летний ветерок, напоенный ароматом роз. За несколько минут этот мужчина дал ей то, о чем она мечтала все время, проведенное в неволе: он пришел, рыцарь в сияющих доспехах, готовый сразиться с драконом. Когда-то она думала, что этим рыцарем станет Тайсон или даже отец, которого она никогда не знала, но нет… и все же иногда мечты сбываются.

— Рыжая?

Гвен вздрогнула, словно очнувшись от забытья. О чем он спрашивал? Ах да. Попытается ли она убить Сабина и его друзей. Облизнув пересохшие губы, она помотала головой. Если ее зверь возьмет верх, она не просто попытается. Она сделает это. «Я держу себя в руках. По крайней мере, стараюсь. С ними все будет в порядке».

— Я так и думал.

Одним движением Сабин опустил камень в отверстие. Сердце Гвен колотилось в груди, едва не ломая ребра. Стекло медленно поднималось… поднималось… скоро… скоро… А потом между ней и Сабином остался лишь воздух. Аромат лимона и мяты усилился. Прохлада, к которой она привыкла, сменилась духотой.

На ее губах расцвела улыбка. Свободна. Наконец она была свободна.

Сабин с усилием втянул воздух.

— О боги… ты невероятна.

Гвен помимо своей воли сделала шаг вперед, отчаянно, страстно желая контакта, которого была лишена все эти месяцы. Одно-единственное прикосно вение — вот все, что ей нужно. Потом она уйдет, отправится домой. Наконец.

Домой.

— Сука! — заорал Крис и задергался, стараясь освободиться от хватки Камео. — Держите ее от меня подальше. Она — чудовище!

Гвен замерла на месте, ее взгляд устремился на мерзавца, который был повинен во всех страданиях и муках, что выпали на ее долю за минувший год. Не говоря уже о том, что он сотворил с ее подругами по несчастью. Ногти Гвен удлинились, превратившись в лезвия. Тонкие, словно паутина, крылья раскрылись за спиной, разрывая хлопковую ткань, и лихорадочно затрепетали. Кровь, будто жидкий металл, растеклась по всему телу, зрение переключилось в инфракрасный диапазон, краски поблекли, теперь Гвен воспринимала только тепловое излучение тел.

В это мгновение она поняла, что никогда не контролировала своего зверя, свою темную сторону. Это была всего лишь иллюзия. Все это время зверь прятался внутри и терпеливо ждал подходящего момента, чтобы нанести удар…

«Только Крис, только Крис, прошу вас, боги, только Крис. — Она снова и снова повторяла про себя эти слова, надеясь, что они усмирят кровожадного мстительного зверя. — Только Крис, не трогай остальных, только Крис».

Но в глубине души она знала, что его уже не остановить.

Глава 3

С той самой минуты, когда Сабин увидел в стеклянной камере прелестную девушку, он не мог оторвать от нее взгляд. Не мог дышать, думать. У нее были длинные, соблазнительно вьющиеся волосы, светло-рыжие, с рубиновыми прядями. Брови цвета темного золота, столь же прелестные. Чуть вздернутый носик и пухлые щечки херувима. А ее глаза… это было воплощение чувственного удовольствия, янтарные, с серебристыми искорками. Гипнотические, завораживающие глаза, обрамленные густыми черными ресницами.

Галогенные лампы, висящие на крюках вдоль стен, заливали ее ярким светом. У других он выставил бы напоказ все недостатки, но ей, напротив, придал сияющий здоровьем вид. Она была невысока ростом, с маленькой округлой грудью, узкими бедрами и ногами достаточно длинными, чтобы обхватить его талию и удерживаться во время самых безумных скачек.

«Не стоит об этом думать. Сам знаешь почему». Да, он знал. Его последняя любовь, Дарла, наложила на себя руки, и он поклялся никогда больше не заводить романы. Но к рыжей его потянуло словно магнитом. Как и его демона, хотя того влекло к девушке по другой причине. Он почуял ее тревогу и выбрал ее объектом для своей атаки, стремясь проникнуть в ее разум, сыграть на ее глубинных страхах.

Однако очень скоро и Сабин, и его демон поняли, что перед ними не простая смертная. Демон не мог прочесть ее мысли до тех пор, пока она сама не выскажет их вслух. Впрочем, это совсем не означало, что она неподвластна его влиянию. Вовсе нет. Демон Сомнения знал, как воспользоваться ситуацией и отравить ее сознание своим ядом. Более того, демон любил, когда ему бросали вызов. Он готов был на все, чтобы вторгнуться в разум девушки и подорвать ее веру во что бы то ни было.

Но кто же она такая? За тысячи лет Сабин научился распознавать многих бессмертных, но сейчас не мог понять, что собой представляет эта девушка. На первый взгляд она казалась человеком. Нежная, хрупкая. Ранимая. Но эти янтарно-серебристые глаза выдавали ее. И когти. Он представил себе, как они впиваются ему в спину…

Зачем охотники взяли ее в плен? Он страшился ответа. Три из шести только что освобожденных женщин были беременны, что могло означать только одно: выведение новой расы охотников. Бессмертных охотников, потому что он узнал двух сирен со шрамами на шее — у них удалили голосовые связки, узнал бледнолицую вампиршу с вырванными клыками, горгону, чьи ядовитые волосы были сбриты, ослепленную дочь Купидона. Видимо, ее лишили зрения, чтобы она не могла завлечь врага в свои любовные сети, предположил Сабин.

Как жестоко обошлись охотники с этими милыми созданиями. Что же они сделали с рыжей, самой красивой из всех? Она была одета всего лишь в майку и крошечную юбку, и Сабин не видел на ее теле ни шрамов, ни синяков, которые указывали бы на плохое обращение. Впрочем, это могло ничего не значить. Многие бессмертные быстро исцелялись.

«Я хочу ее». Девушка буквально излучала смертельную усталость, и все же она улыбалась, благодаря его за то, что освободил ее… Он мог бы умереть за один только взгляд на это сияющее лицо.

«Я тоже хочу ее», — вмешался демон.

«Ты ее не получишь. — А значит, не получит и он. — Помнишь Дарлу? Она была сильной и уверенной в себе, но ты сумел ее сломать».

Ликующий смешок.

«Я помню. Разве это было не забавно?»

Руки Сабина сжались в кулаки. Проклятый демон. Рано или поздно все уступали его темной половине, постоянно нашептывавшей: «Ты недостаточно красива. Ты не так умна, как думаешь. Разве тебя можно полюбить?»

— Сабин, — окликнул его холодный голос Аэрона. — Мы готовы.

Он вышел и поманил девушку за собой:

— Идем.

Но рыжая прижалась к дальней стене камеры, ее тело трепетало от вновь охватившего ее страха. Он думал, она бросится бежать, несмотря на его предостережение, но не ожидал, что ее обуяет такой… ужас.

— Я же сказал тебе, — ласково произнес он, — мы не обидим тебя.

Она открыла рот, но с губ не сорвалось ни единого звука. Золотое свечение ее глаз усилилось, глаза потемнели, белки окрасились черным.

— Что за черт…

Минуту назад она еще стояла перед ним, а в следующее мгновение пропала, словно ее никогда и не было. Сабин огляделся, обшаривая взглядом комнату. И не увидел ее. Спустя мгновение единственный оставшийся в сознании охотник издал мучительный вопль, который вдруг резко оборвался, его тело обмякло, повалилось на песчаный пол, вокруг стала растекаться все увеличивающаяся лужа крови.

— Девушка, — сказал Сабин, схватившись за нож.

Он был полон решимости защитить ее от того, что несколько секунд назад убило охотника, которого он собирался подвергнуть допросу. Но девушки нигде не было. Если она могла перемещаться в пространстве силой мысли, как Люсьен, ей ничто не угрожало. Пусть она была вне его досягаемости, но зато в безопасности. Но как она могла…

— Сзади, — сказала Камео, и впервые в ее голосе слышалась не скорбь, а изумление.

— О, боги… — выдохнул Парис, — я даже не заметил, как она двигалась, и все же…

— Она не… это не… Как ей это удалось?.. — Мэддокс растерянно провел рукой по лицу, словно не веря собственным глазам.

Сабин снова повернулся и увидел ее. Она опять была в своей камере. Сидела, прижав колени к груди, с ее губ капала кровь, а в одной руке она сжимала… трахею? Она вырвала… или выгрызла… мужчине глотку.

Ее глаза снова вернули привычный цвет, золотистый с серыми искорками, но взгляд был совершенно пустым и отстраненным. Видимо, шок от содеянного поверг ее разум в оцепенение. Лицо тоже ничего не выражало. Она так побледнела, что под кожей проступили голубые вены. Она дрожала, раскачиваясь из стороны в сторону, что-то бессвязно бормоча себе под нос. Что за черт?

Охотник назвал ее чудовищем. Сабин ему не поверил. Тогда.

Он вошел в камеру, не вполне осознавая, что делает. Знал только, что не может оставить ее в таком состоянии и не может запереть ее в камере. Во-первых, она не причинила вреда его друзьям. Во-вторых, с ее скоростью передвижения она могла сбежать до того, как опустится стекло камеры, и жестоко наказать его за нарушенное слово.

— Сабин, дружище, — мрачно сказал Гидеон, — ты ведь не хочешь как следует подумать, стоит ли тебе туда входить. На этот раз охотник солгал.

На этот раз. Попробуй еще раз.

— Ты знаешь, что тут происходит?

— Нет. — Это значит «да». — Она не гарпия, отродье Люцифера, который не расхаживал целый год по земле. Я никогда не имел с ними дела прежде и не знаю, что они могут убить целую армию бессмертных за считаные секунды.

Гидеон не мог произнести ни единого слова правды, не обрекая себя на страшные муки. Сабин знал — все, что сказал его друг, — ложь. Следовательно, воину уже приходилось встречать гарпий, и он явно знал, на что они способны. Гарпии были порождением Люцифера, и им ничего не стоило прикончить даже такого смельчака, как он сам.

— Когда? — уточнил он.

Гидеон понял, что Сабин имеет в виду.

— Помнишь, когда я не был в плену?

Ах да. Когда-то Гидеону довелось провести три мучительных месяца в лапах охотников.

— Одна из них не разнесла весь лагерь еще до того, как прозвучал сигнал тревоги. Она никого не убила, и оставшиеся в живых охотники не провели несколько следующих дней, проклиная все их племя.

— Погоди. Гарпия? Нет, это вряд ли. Она не уродлива. — Эту глубокую мысль изрек Страйдер, любивший объяснять то, что и без того было очевидно. — Как она может быть гарпией?

— Всем известно, что мифы смертных часто не имеют ничего общего с реальностью. То, что в большинстве легенд говорится об отталкивающем облике гарпий, не значит, что они в самом деле уродливы. А теперь все вон. — Сабин отшвырнул оружие. — Я сам с ней разберусь.

Раздались протестующие выкрики.

— Со мной все будет хорошо.

По крайней мере, он на это надеялся.

«Ты ведь можешь пострадать…»

«О, заткнись».

— Она…

— Пойдет с нами, — сказал он, обрывая Мэддокса на полуслове. Он не мог оставить ее здесь. Она была слишком ценным оружием — оружием, которое могло быть использовано против него… или им самим. Да, подумал он, его глаза расширились. Да, конечно. — И мы оставим ее в живых.

— Черт, нет, — сказал Мэддокс. — Я не желаю, чтобы гарпия болталась рядом с Эшлин.

— Ты же видел, что она может…

Теперь уже Мэддокс прервал его:

— Вот именно, видел, именно поэтому и не хочу, чтобы она приближалась к моей беременной женщине. Гарпия останется здесь.

Вот еще одна причина держаться подальше от любви. Она смягчает сердца даже самых закаленных бойцов.

— Она ненавидит этих людей так же сильно, как и мы. Она может помочь нам.

Мэддокс был неумолим.

— Нет.

— Я буду отвечать за нее и позабочусь, чтобы она держала свои когти и клыки при себе.

По крайней мере, он надеялся на это.

— Ты хочешь ее, значит, она твоя, — сказал Страйдер, всегда занимавший его сторону. Славный парень. — Мэддокс согласится, ты ведь никогда не заставлял Эшлин ходить в город и подслушивать разговоры охотников, как бы тебе этого ни хотелось.

Прищурившись, Мэддокс скрипнул зубами.

— Мы должны усмирить ее.

— Нет. Я справлюсь с ней.

Сабину невыносима была мысль о том, что кто-то другой коснется Гвен. Он убеждал себя, что ее, вероятно, мучили, применяя самые устрашающие пытки, и поэтому она может броситься на любого, кто дотронется до нее, но…

Но он знал, что это всего лишь отговорки. Его влекло к ней, а увлеченный мужчина не в силах подавить инстинкт собственника. Даже если этот мужчина зарекся иметь дело с женщинами.

Камео приблизилась к нему, ее внимание было приковано к девушке.

— Пусть Парис займется ею. Он знает, как поладить с самыми кровожадными женщинами. В отличие от тебя. Нам ведь нужно, чтобы она была в хорошем настроении.

Парис, который мог соблазнить любую женщину, смертную и бессмертную? Парис, которому секс нужен был для выживания? Сабин стиснул зубы, его воображение услужливо нарисовало ему пару. Обнаженные тела переплетены, пальцы воина тонут в водопаде волос гарпии, ее лицо излучает блаженство.

Наверное, для девушки так было бы лучше. Вероятно, для всех них было бы лучше так, как сказала Камео. Гарпия с большей охотой поможет им уничтожить охотников, если будет сражаться рядом со своим любовником, а Сабин был решительно настроен привлечь ее на свою сторону. Парис, разумеется, разделит с ней ложе лишь однажды, а потом будет обманывать ее, ведь ради выживания ему нужно постоянно менять женщин. Она разозлится и переметнется к охотникам. Плохая идея, решил он, и не только потому, что ему хотелось так думать.

— Дай мне… пять минут. Если она убьет меня, пусть Парис попытает счастья, — сухо произнес Сабин.

— По крайней мере, позволь Парису погрузить ее в сон, как он сделал с остальными, — настаивала Камео.

Сабин покачал головой:

— Если она проснется слишком рано, испугается и может напасть. Я должен войти к ней в доверие. А теперь уходите. Мне нужно поговорить с ней.

Пауза. Шарканье ног, куда более шумное, чем раньше, ведь сейчас воины несли на руках женщин. И вот он остался наедине с рыжей. Или, вернее, с рыжеватой блондинкой, если так называется цвет ее волос. Она сидела, скорчившись, и бормотала что-то, не выпуская из рук чертову трахею.

«Ты такая плохая девочка, да? — вкрадчиво сказал демон, вбрасывая слова прямо в разум гарпии. — Ты ведь знаешь, что делают с плохими девочками, не так ли?»

«Оставь ее в покое. Пожалуйста, — взмолился Сабин. — Она убила нашего врага, теперь он не сможет отправиться на поиски… и найти… ларец».

При слове «ларец» демон Сомнения издал пронзительный крик. Тысячу лет он провел во тьме ларца Пандоры и не хотел возвращаться туда. Он сделал бы что угодно, лишь бы избежать этого.

Сабин уже не мог существовать без своего демона. Демон стал его неотъемлемой частью, и хотя Сабин иногда с трудом терпел его выходки, он скорее пожертвовал бы легким, чем отдал демона. По крайней мере, легкое он мог себе отрастить.

«Ты можешь помолчать всего несколько минут? — попросил он. — Пожалуйста».

«Ладно».

Удовлетворившись этим обещанием, Сабин вошел в камеру и склонился к девушке, заглядывая ей в глаза.

— Мне жаль, мне так жаль, — монотонно проговорила она, словно ощутив его присутствие. Она не посмотрела ему в лицо, просто сидела, глядя перед собой невидящими глазами. — Я убила тебя?

— Нет, нет, я в порядке. — Бедняжка явно не осознавала, что она сделала и что говорит. — Ты все сделала правильно, плохого человека больше нет.

— Плохая. Да, я очень, очень плохая. — Руки ее теснее обхватили колени.

— Нет, это он был плохим. — Сабин медленно протянул руку. — Позволь мне помочь тебе. Хорошо? — Он положил ладонь на ее пальцы, разжимая их. Окровавленные останки выпали. Подхватив их, Сабин швырнул за спину, подальше от нее. — Так ведь лучше?

К счастью, его прикосновение не вызвало у девушки очередной приступ ярости. Она лишь глубоко вздохнула.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Ч-что?

Очень медленно он отвел прядь волос от ее лица и заправил за ухо. Девушка потянулась к нему, прижалась щекой к его ладони. Он не отвел руку, наслаждаясь шелковистой нежностью ее кожи и сознавая в глубине души, что ступает по тонкому льду. Поощрять влечение, жаждать большего означало обречь ее на страдания, как Дарлу. Но он не отстранился, даже когда она схватила его руку и прижала ее к своей голове, желая, чтобы он ее погладил. Он провел рукой по ее волосам, и она едва не замурлыкала от удовольствия.

Сабин не мог припомнить, когда в последний раз был так… нежен с женщиной, даже с Дарлой. Да, он заботился о ней, но победа для него всегда была важнее ее благополучия. Но сейчас что-то в этой девушке тронуло сокровенные струны его души. Она была такой потерянной и одинокой, Сабину были хорошо известны эти чувства. Ему захотелось обнять ее.

«Видишь? Ты уже хочешь большего». Нахмурившись, Сабин заставил себя отвести руку.

С ее губ сорвался едва слышный отчаянный вскрик, и ему вдруг стало невыносимо трудно удерживать расстояние между ними. Как могло это несчастное создание с такой жестокостью убить человека? Все про изошедшее казалось невероятным, и он сам не поверил бы в эту историю, если бы не видел все собственными глазами. Хотя, по правде говоря, он ничего и не видел, учитывая скорость, с которой гарпия двигалась.

Может быть, подобно ему и его друзьям, она была пленницей темной силы, запертой внутри ее? Возможно, она не в силах была остановить эту силу и та управляла ею словно марионеткой. В тот самый миг, когда эта мысль пришла ему в голову, он понял, что это правда. То, как ее глаза меняли цвет… ужас, обуявший ее от осознания содеянного…

Когда Мэддокса охватывала жажда насилия, порожденная его демоном, с ним происходило то же самое. Бедная девочка не могла справиться со своей природой и, наверное, ненавидела себя за это.

— Как твое имя, рыжая?

Ее губы искривились.

— Имя?

— Да. Имя. Как тебя зовут?

Она моргнула.

— Как меня зовут. — Легкая хрипотца уходила из ее голоса, девушка явно пришла в себя. — Как меня… Ах да. Гвендолин. Гвен. Да, это мое имя.

Гвендолин. Гвен.

— Красивое имя для красивой девушки.

Щеки ее слегка порозовели, она снова моргнула, на этот раз взглянув ему в глаза. На ее губах появилась неуверенная улыбка.

— А ты — Сабин.

Насколько же чутким был ее слух?

— Да.

— Ты не тронул меня. Даже когда я…

В ее голосе звучало удивление, смешанное с сожалением.

— Нет, я не тронул тебя.

Он хотел добавить «и не трону», но не был уверен в том, что это правда. Все помыслы его были сосредоточены на борьбе с охотниками, в этой войне он уже потерял отличного парня, лучшего друга, исцелился от многочисленных ран, едва не стоивших ему жизни, похоронил несколько погибших подруг. Если будет нужно, он пожертвует и этой птичкой, и не важно, хочет он ее или нет.

«Может быть, твое сердце смягчится…» — вдруг сказал демон.

«Нет». Это была клятва, потому что он не хотел, отказывался думать иначе. Произнося это короткое слово, он лишь подтверждал то, что всегда знал, — его нельзя назвать человеком чести. В случае необходимости он не колеблясь использует эту девушку.

Взгляд Гвен скользнул в сторону, и ее улыбка угасла.

— А где твои люди? Они же были здесь. Неужели я… я…

— Нет, ты не тронула их, никто не пострадал. Они просто вышли отсюда, клянусь.

С ее губ сорвался вздох облегчения, плечи расслабились.

— Спасибо.

Казалось, она разговаривает с самой собой.

— Я… о, боги…

Сабин понял, что она заметила убитого ею охот ника. Девушка снова побледнела.

— Он… у него нет… и вся эта кровь… как я могла… Сабин отклонился в сторону, загораживая собой окровавленное тело.

— Хочешь пить? Ты голодна?

Взгляд ее необычных глаз устремился на него, в них вспыхнул живой интерес.

— У тебя есть еда? Настоящая еда?

Каждый мускул его тела напрягся при виде ее оживившегося лица. Девушка находилась буквально в состоянии эйфории. Впрочем, может быть, она просто играет с ним, притворяется возбужденной, чтобы отвлечь его внимание и при первой же возможности сбежать. «Неужели ты стал совсем таким, как твой демон, и все подвергаешь сомнению?»

— У меня есть энергетические батончики, — сказал он. — Не уверен, что их можно назвать едой, но они придадут тебе сил.

Хотя вряд ли она нуждается в силе.

Гвен зажмурилась и мечтательно вздохнула.

— Энергетические батончики… звучит божественно. Я уже год ничего не ела, но представляла себе пищу. Снова и снова. Шоколад и пирожные, мороженое и арахисовое масло.

Целый год без крошки во рту?

— Они не кормили тебя?

Она открыла глаза. Не кивнула и не ответила утвердительно, но в этом и не было необходимости. Печальное выражение ее лица говорило лучше слов.

Как только он закончит допрашивать охотников, каждый из тех, кого обнаружил в этих катакомбах, умрет. Он сам их прикончит. И на этот раз не будет спешить, насладится каждым ударом, каждой каплей пролитой крови. Эта девушка была гарпией, отродьем Люцифера, как сказал Гидеон, но даже она не заслуживала мучительной пытки голодом.

— Как же тебе удалось выжить? Я знаю, ты — бессмертна, но даже бессмертным нужна пища для поддержания сил.

— Они распыляли что-то через вентиляционную систему, какой-то специальный химикат, чтобы мы не умерли и были послушными.

— С тобой это не сработало, верно?

— Нет. — Маленький розовый язычок жадно облизнул губы. — Ты говорил что-то про энергетические батончики?

— Мы должны выбраться из этой комнаты, чтобы взять их. Ты можешь это сделать?

Или, скорее, согласится ли она на это? Сабин сомневался, что сможет заставить ее сделать что-то против воли, она может рассердиться, и тогда ему несдобровать. Интересно, подумал он, как охотникам удалось изловить ее? Как они сумели запереть ее в клетку и при этом остаться в живых?

Легкое колебание.

— Да. Могу.

Очень медленно Сабин взял ее за руку и помог встать. Она покачнулась. Нет, понял он, она прильнула к нему, стараясь теснее прижаться к его телу. Он застыл на месте, готовый отстраниться — «держись от нее подальше, ты должен держаться от нее подальше», — но тут с ее губ сорвался вздох, и теплое дыхание, проникнув сквозь прорехи в рубашке, коснулось его груди.

На этот раз он блаженно зажмурился и даже обнял девушку за талию, притягивая к себе. Гвен доверчиво опустила голову ему на плечо.

— Об этом я тоже мечтала, — прошептала она. — Такой теплый. Такой сильный.

Сабин проглотил внезапно возникший в горле ком, чувствуя, как демон Сомнения мечется по коридорам его разума, гремит решетками в отчаянной попытке сбежать, уничтожить возникшую близость с Гвен.

«Слишком много доверия», — сказал демон так, будто это была опасная болезнь.

В самый раз, сказал бы Сабин, если бы был честен с самим собой. Ему нравилось, когда женщины смотрели на него как на принца, а не как на повелителя тьмы, который вызывает лишь страх и от которого хочется убежать. Ему нравилось, что она доверилась ему, позволяя утешить себя.

Довольно опрометчиво с ее стороны, вынужден был признать Сабин. Он не был героем. Он был злейшим врагом.

«Позволь мне поговорить с ней!» — потребовал демон, словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

«Умолкни». Стоит только заронить в душу Гвен сомнения, и жестокая гарпия вновь пробудится ото сна, его люди окажутся в опасности. Этого Сабин допустить не мог. Они были слишком важны для него, слишком нужны ему.

Он уже понял, что ради всеобщего блага ему лучше держаться от Гвен на некотором расстоянии. Опустив руки, он отошел в сторону.

— Не трогай. — Слова прозвучали резче, чем ему хотелось, и Гвен побледнела. — А теперь идем. Пора выбираться отсюда.

Глава 4

Эта женщина собиралась убить его, и не только потому, что она была сильнее и куда более жестокой, чем он. А это, судя по всему, было именно так. Ему никогда не приходилось зубами вырывать у человека глотку, и то, что сделала Гвен, произвело на него неизгладимое впечатление. По сравнению с ней Владыки Преисподней выглядели белыми пушистыми котятами.

Целых два дня прошло с тех пор, как Сабин и его команда вытащили Гвен из пирамиды. И единственный раз она испытала настоящее удовольствие, когда впервые после долгого заточения увидела солнце. С того момента она ни на минуту не теряла бдительности. И не ела. Она лишь бросила жадный взгляд на энергетические батончики, которые ей так хотелось попробовать, покачала головой и отвернулась. Она даже не помылась в переносном душе, который Люсьен достал по просьбе Сабина.

Она не доверяла им, это было очевидно. Не хотела рисковать, подозревая, что ее могут отравить или лишить сознания и воспользоваться ею. Это было понятно и вполне объяснимо. Но, черт побери, он с трудом подавлял желание заставить ее сделать то, что нужно. Ради нее же самой. Без того дерьма, что распыляли в ее камере, Гвен должна была находиться на грани истощения. Она выглядела до предела измученной и грязной, это было странно, ведь остальные женщи ны были чистыми. Вряд ли ей самой это нравилось, но принуждать ее к чему-либо Сабин не решался. Ему бы не хотелось лишиться трахеи.

Единственное, что она согласилась принять, — одежда. Его одежда. Камуфляжная форма — футболка и штаны с курткой. Форма висела на ней мешком, хотя она закатала рукава и брючины и подвернула пояс штанов. И все же на свете не было женщины прекраснее. С водопадом рыжих кудрей… чувственными губами… она была само совершенство. А осознание того, что на ней сейчас одежда, которая когда-то касалась его тела…

«Пожалуй, пора завязывать с добровольным воздержанием. Скоро».

По возвращении в Буду он сделает вот что — найдет покладистую женщину и хорошо проведет с ней время. Никто не пострадает, потому что сразу после этого он уйдет. Может быть, тогда в его голове прояснится и он поймет, что делать с Гвен.

Кроме того, Сабина тревожило, что взгляд Гвен, забившейся в уголок, неотступно следовал за ним, независимо от того, кто входил в его палатку. Она наблюдала за ним. Так, словно он сейчас представлял для нее наибольшую угрозу. Да, в тот день в подземелье он рявкнул на нее, запретил к нему прикасаться, но он же позаботился и о том, чтобы она благополучно добралась до лагеря, разбитого в пустыне. Он остался с ней, охранял ее, когда остальные воины вернулись в пирамиду, чтобы еще раз тщательно осмотреть ее и убедиться, что ничего не пропустили во время своего первого визита. Неужели он заслуживает того, чтобы на него смотрели как на врага?

«Может быть…»

«Заткнись, Сомнение! Меня твое мнение не интересует».

«Не понимаю, почему тебя так заботят ее мысли. Ты никогда не был добр к женщинам, не так ли? Забавно, что мне приходится напоминать тебе о Дарле».

Опустившись на утоптанный песок, Сабин с грохотом закрыл крышку ящика с оружием и повернулся к пакету с едой, который принес Парис.

«Дарла, Дарла, Дарла», — напевал демон.

— Я уже сказал, что тебе лучше заткнуться, кусок дерьма. С меня хватит.

Гвен, сидевшая в дальнем углу, резко дернулась, словно он крикнул во весь голос.

— Но я ничего не говорила.

Сабин долго прожил среди смертных и привык вести со своим демоном мысленные разговоры. То, что он забылся сейчас, в присутствии этой пугливой, но все же смертельно опасной женщины… было унизительно.

— Это я не тебе, — пробормотал он.

Побледнев, она обхватила себя руками.

— Тогда с кем ты говорил? Мы же здесь одни.

Он не ответил. Не мог. Не в состоянии был солгать.

Демон никогда не прибегал к обману, и этот его недостаток давным-давно передался и Сабину, который вынужден был говорить правду или отвечать уклончиво. В противном случае его сознание отключалось на несколько дней.

Слава богам, Гвен не стала настаивать.

— Я хочу домой, — мягко сказала она.

— Я знаю.

Вчера Парис расспрашивал всех освобожденных женщин об их заточении. Их в самом деле похитили, изнасиловали, оплодотворили, впоследствии у них собирались отнять детей, чтобы воспитать из них борцов со злом. Потом Люсьен перенес всех женщин — кроме Гвен, не сказавшей Парису ни единого слова, — к их семьям. Сабин надеялся, что там женщины будут надежно укрыты от охотников и обретут наконец покой, которого были лишены в плену.

Из всех возможных мест Гвен выбрала ледяную пустыню Аляски и попросила отправить ее туда. Хотя она и не стала с ними разговаривать, Люсьен готов был выполнить ее просьбу и уже собирался взять ее за руку, но Сабин встал между ними.

— Как я сказал в подземелье, она останется со мной, — заявил он.

У Гвен перехватило дыхание.

— Нет! Я хочу уйти.

— Прости, но этого не будет.

Он не смотрел ей в лицо, боясь, что проявит слабость и уступит, отпустив гарпию на свободу. А ведь ее сила, скорость и свирепость могли помочь ему выиграть войну, а значит, сохранить жизнь его друзьям.

О, боги, как он мечтал положить конец, победоносный конец этой кровавой бойне. В сравнении с победой потребности и желания Гвен значили так мало.

И еще он очень хотел поймать и посадить за решетку Галена, которого ненавидел как никого другого.

Гален, некогда преданный забвению Владыка Преисподней, был тем самым человеком, который уговорил воинов помочь ему выкрасть и открыть ларец Пандоры. Втайне он планировал убить их всех и пленить освобожденных ими демонов, став героем в глазах богов. Но все получилось не так, как хотелось этому ублюдку. Боги прокляли Галена, как и других воинов, заточив в его теле демона Надежды.

Если бы этим все и закончилось… Но потом их всех изгнали из рая. Гален, не оставлявший надежды уничтожить тех, кто называл его другом, быстро собрал армию разъяренных смертных, охотников, положив начало бесконечной кровавой вражде, которая с каждым годом лишь усиливалась. Если Гвен хотя бы чем-то могла помочь Сабину, ее нельзя было отпускать, слишком ценным оружием она была. Сама она, конечно, думала иначе.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — пожалуйста.

— Когда-нибудь я отпущу тебя домой, но не сейчас, — твердо сказал он. — Ты можешь быть полезна нам, нашему делу.

— Не хочу я помогать никакому делу. Я просто хочу домой.

— Прости, но как я уже сказал, в ближайшее время этого не случится.

— Мерзавец, — пробормотала она и замерла, словно ругательство случайно сорвалось с ее губ и теперь она боялась, что он бросится на нее и примется избивать. Поняв, что Сабин не тронет ее, она немного успокоилась. — Выходит, я сменила одного тюремщика на другого, так? Ты обещал, что не обидишь меня. — Она говорила так мягко, с такой печальной покорностью, что у Сабина… сжалось сердце. — Позволь мне уйти. Пожалуйста.

Было очевидно, что девушка боится. Сабина, его друзей. Или саму себя и свой смертоносный дар. В противном случае она попыталась бы сбежать от него или поторговаться с ним за свою свободу. Однако она не сделала ни того ни другого. Боялась ли она наказания, которое могло последовать, если ее поймают? Или того, что сама может сделать с ними?

Или, как любил нашептывать демон Сомнения в ночной тиши, она вынашивала куда более зловещие планы? Что, если она наживка, искусно состряпанная охотниками ловушка? Ловушка, цель которой — уничтожить его?

Нет, это невозможно, каждый раз возражал Сабин. Девушка не притворяется, она действительно боится. Она дрожит, отказывается от еды. Это означает, что ее страхи, какими бы они ни были, реальны. И чем больше времени она проведет рядом с ним, тем сильнее станут ее страх и сомнения. Вся ее жизнь превратится в пытку. Она будет сомневаться в каждом слове, слетающем с ее губ, в каждом его слове. Она будет ставить под сомнение каждый шаг.

Сабин вздохнул. Остальные уже сомневались в разумности его поступков, и не только его демон был тому причиной. Услышав мольбу Гвен, Люсьен посуровел — редкое зрелище, он всегда держал свои эмоции под контролем. Велев Парису стеречь Гвен, он перенес Сабина в дом, который они снимали в Каире и где могли поговорить, не опасаясь, что их услышат. Особенно Гвен.

Они препирались десять минут. Сабина всегда мутило после подобных перемещений, сейчас ему казалось, что его желудок словно узлом завязался. Он был не в лучшей форме.

— Она опасна, — начал Люсьен.

— Она сильна.

— Она — убийца.

— Ага, как и все мы. Единственная разница в том, что она делает это лучше нас.

Люсьен нахмурился:

— Откуда ты знаешь? Ты видел, как она убила только одного человека.

— И все же ты предпочел бы избавиться от нее именно потому, что она убила человека. И тебе плевать, что это был наш враг. Послушай, охотники знают нас в лицо. Они всегда настороже и неустанно ищут нас. Тот, кто хорошо знал Гвен, мертв, его приятели под замком. Она — наш троянский конь, наш собственный вариант наживки. Они попадутся в ловушку, и она их прикончит.

— Или нас, — пробормотал Люсьен, но Сабин видел, что он напряженно обдумывает его предложение. — Она какая-то… пугливая.

— Я знаю.

— Рядом с тобой ее страх лишь возрастет.

— И это я знаю, — прорычал он.

— Тогда как же ты собираешься сделать из нее солдата?

— Поверь мне, я все обдумал, взвесил все за и против. Не важно, какая она, пугливая или нет, сломленная или нет, у нее есть врожденная способность убивать. Мы можем использовать это себе во благо.

— Сабин…

— Она пойдет с нами, это все. Она моя.

Он не хотел заявлять на нее свои права, не так. Ему не нужна была еще одна обуза. Особенно в виде красивой напуганной женщины, которая никогда не будет ему принадлежать. Но это был единственно возможный выход. Люсьен, Мэддокс и Рейес привели своих женщин в их общий дом, а значит, не будут протестовать против присутствия Гвен.

Не следовало так поступать с ней, нужно было отпустить ее на свободу ради общего блага. Но он уже не раз напоминал себе, что война с охотниками для него важнее всего, важнее даже лучшего друга Бадена, одержимого демоном Неверия. Теперь он мертв, ушел навсегда. Сабин не должен делать никаких исключений для Гвен. Она отправляется с ним в Будапешт, нравится ей это или нет.

Но сначала он собирался накормить ее.

Присев на корточки в нескольких метрах от Гвен, Сабин принялся разворачивать пирожные и бутерброды. Вставил трубочку в пакет с соком. О, боги, как он соскучился по домашней еде, которую готовила Эшлин, и по тем изысканным блюдам, которые Анья «одалживала» в шикарных будапештских ресторанах.

— Когда-нибудь летала на самолете? — спросил он.

— По-почему ты спрашиваешь?

Гвен вздернула подбородок, в глазах вспыхнул огонек. Но ее взгляд был устремлен не на него, а на еду, которую он выкладывал на картонную тарелку.

Живой интерес. Это ему нравилось. Он определенно предпочитал его стоическому безразличию, которое Гвен демонстрировала до этого.

— Мне-то все равно. Я просто хотел убедиться, что ты не собираешься…

Черт. Ну и как ей сказать, не напоминая о том, что она сделала с охотником?

— Что я не собираюсь со страху напасть на вас, — договорила она, ее щеки пылали от смущения и стыда. — В отличие от тебя я не лгу. Посадишь меня на самолет, который не следует на Аляску, и у тебя будет отличная возможность встретиться с моей… темной половиной.

Последние слова она произнесла с заметным усилием.

Его глаза угрожающе сощурились, кое-что, сказанное ею, показалось ему любопытным. Собрав разбросанные пластиковые упаковки, он бросил их в мусорный мешок.

— Что ты имела в виду, когда сказала «в отличие от тебя»? Я никогда не лгал тебе.

И правда, он ни разу не потерял сознание.

— Ты обещал не причинять мне вреда.

На его скулах заиграли желваки.

— Я пальцем тебя не тронул. И не трону.

— Удерживая меня против воли, ты вредишь мне. Ты сказал, что освободишь меня.

— Я освободил тебя, разве нет? Из пирамиды. — Сабин пожал плечами. — И пока ты цела и невредима с физической точки зрения, я считаю, что никакого вреда тебе не причинил. — Он вздохнул. — Неужели тебе так ненавистно мое общество?

Ее губы сжались в тонкую линию.

— Ладно, проехали. Постарайся привыкнуть ко мне. Нам еще много времени предстоит провести вместе.

— Но почему? Ты сказал, что я могу быть тебе полезна, я помню. Но я не понимаю, почему ты считаешь, будто я на что-то способна.

Почему бы не рассказать ей обо всем, подумал он. Может быть, она смягчится и согласится помочь. Или, наоборот, его слова только еще больше напугают ее и она попытается сбежать. Сумеет ли он остановить ее?

Но неизвестность пугала Гвен, была для нее пыткой, а она и без того достаточно настрадалась.

— Я расскажу тебе все, о чем ты захочешь узнать, — сказал он. — Если ты поешь.

— Нет. Я… я не могу.

Сабин поднял тарелку, давая Гвен возможность полюбоваться ее содержимым. Она завороженно следила за его движениями. Убедившись, что ее внимание приковано к нему, он взял одно из пирожных и откусил половину.

— Не могу, — повторила она, неотрывно глядя на еду.

Проглотив кусок пирожного, он слизнул остатки крема.

— Видишь? Я все еще жив. Никакого яда.

Нерешительно, словно не в силах противиться искушению, Гвен протянула руку. Сабин вложил в нее пирожное, и она поспешно прижала его к груди. Несколько минут девушка молчала, настороженно глядя на Сабина.

— Значит, еда — это плата за покорность? — спросила она наконец.

— Нет. — Гвен не должна думать, что с ним можно торговаться. — Я просто хочу, чтобы ты была жива и здорова.

— О, — сказала она с явным разочарованием.

Что же ее так разочаровало?

Демон Сомнения приплясывал от нетерпения, ему хотелось поскорее выбраться из головы Сабина и подчинить себе разум Гвен. Еще немного, и Сабин не сможет его удержать. А если демон успеет шепнуть ей хоть словечко, все пропало — она швырнет пирожное на землю.

«Съешь его, — мысленно попросил он. — Пожалуйста, съешь его». Еда, может быть, и не самая питательная, но сейчас он был бы счастлив, даже если бы она съела груду песка.

Наконец она поднесла золотистое пирожное к губам и нерешительно откусила кусочек. Длинные темные ресницы опустились, на лице появилась улыбка. Она буквально излучала исступленный восторг, какой бывает на пике оргазма.

Его тело немедленно откликнулось на этот призыв, каждый мускул напрягся. Сердце учащенно забилось, ладони буквально чесались от неудержимого желания прикоснуться к ней. О, боги, как она прекрасна. Никогда еще ему не приходилось видеть ничего столь совершенного, она была само воплощение плотских наслаждений и чувственности.

Секунду спустя последний кусочек пирожного исчез у Гвен во рту, щеки надулись. Жуя, она протянула руку, молча требуя дать ей еще одно пирожное. Сабин повиновался.

— Можно мне половину? — спросил он, не выпуская пищу из рук.

Ее глаза вдруг потемнели, золотое свечение померкло.

Наверное, нет. Он протянул ей пирожное, и она тут же запихнула его в рот. Тьма отступила, глаза снова засияли. С уголков ее губ сыпались крошки.

— Пить хочешь?

Он взял пакет с соком.

Она поманила рукой, призывая его поторопиться. За несколько секунд она опустошила пакет до последней капли.

— Не торопись, а то плохо будет.

Радужки ее глаз вдруг снова потемнели. Но, по крайней мере, белки не почернели, как за мгновение до убийства охотника. Сабин подтолкнул к ней тарелку, и она быстро расправилась с остатками пищи.

Покончив с едой, Гвен вернулась в палатку, на ее лице сияла довольная улыбка. Щеки порозовели. Буквально на его глазах ее тело преобразилось, расцвело. Грудь налилась. Тело приобрело соблазнительные изгибы. Его член, и так напряженный и изнывающий от желания, немедленно отреагировал на это зрелище.

«Прекрати. Сейчас же». Опасаясь, что его эрекция может напугать Гвен, Сабин продолжал сидеть на корточках, со сведенными коленями.

«А вдруг ей понравится? А если она попросит тебя подойти к ней и поцеловать ее? Прикоснуться к ней?»

«Умолкни».

Но в это мгновение Гвен вдруг побледнела. Ее улыбка угасла, она свела брови.

— Что случилось? — спросил Сабин.

Не говоря ни слова, она откинула полог палатки, выскользнула наружу и, напрягшись, извергла из себя все, что съела несколько минут назад, каждую каплю и каждую крошку. Вздохнув, Сабин поднялся на ноги и достал платок. Смочив его водой из бутылки, он вложил платок в ее руку. Девушка, пошатываясь, дошла до палатки и дрожащей рукой вытерла рот.

— Так и знала, — пробормотала она, снова опускаясь на землю. Обхватив колени руками, она притянула их к груди.

Так и знала что? Что не нужно торопиться, когда ешь? Да. А ведь он предупреждал ее.

Откашлявшись, Сабин решил накормить Гвен снова, когда ее желудок успокоится. А пока они могли бы поговорить. В конце концов она выполнила свою часть сделки. Она поела.

— Ты спрашивала, что мне от тебя нужно. Я скажу тебе. Ты должна помочь мне отыскать и убить людей, повинных в твоем… заточении. — «Осторожнее. Не пробуждай в ее темной половине болезненных воспоминаний». Но другого пути не было… — Другие женщины рассказали, что творилось в подземелье. Лекарства от бесплодия, насилие. Они говорили, что до них в этих камерах побывали и другие женщины. Женщины, которых тоже насиловали, у которых отнимали детей. Судя по всему, это продолжалось годами.

Гвен прижалась спиной к стенке палатки, стараясь отодвинуться как можно дальше, словно стремилась спрятаться, убежать от его слов и образов, которые они порождали.

Сабин и сам испытал отвращение, услышав жуткие истории. Может быть, он и был наполовину демоном, но никогда не делал ничего столь же ужасного, как то, что творили охотники с женщинами в том подземелье.

— Те люди — преступники, — сказал он. — Они должны быть уничтожены.

— Да. — Опустив одну руку, Гвен задумчиво рисовала круги на песке. — Но я… со мной они этого не делали.

Она произнесла эти слова чуть слышно, и Сабину пришлось напрячь слух.

— Не делали что? Не насиловали?

Покусывая нижнюю губу — нервная привычка? — она покачала головой:

— Он слишком боялся меня и потому оставил в покое. По крайней мере, физически. Он… насиловал других на моих глазах.

В ее голосе Сабин уловил виноватые нотки.

Ах вот оно что. Гвен просто чувствует себя ответственной за происходившее с другими пленницами. Сабин ощутил огромное облегчение. Одна мысль о том, что это прелестное существо могли грубо повалить на землю, раздвинув ей ноги, а она кричала и молила о пощаде, которой ей не суждено было дождаться… Он вцепился в бедра, его ногти удлинились, превращаясь в когти, вспарывая ткань.

Когда он вернется в Будапешт, охотники, запертые в темнице, испытают неописуемые муки, в тысячный раз пообещал себе Сабин. Ему и раньше приходилось мучить людей, это была неотъемлемая часть войны, но, кажется, на этот раз пытки доставят ему истинное наслаждение.

— Почему же они держали тебя взаперти, если так боялись?

— Они думали, что рано или поздно найдут наркотики, которые сделают меня более сговорчивой.

На коже, пронзенной когтями, выступили капли крови.

Она жила в постоянном страхе, что это вот-вот произойдет, понял Сабин.

— Ты можешь отомстить за себя, Гвен. Можешь отомстить за других женщин. А я помогу тебе.

Ее густые ресницы дрогнули, палец, рисовавший круги на песке, замер, золотисто-янтарные глаза заглянули Сабину прямо в душу.

— Значит, ты можешь это сделать. Я имею в виду, отомстить за нас. Видно, эти люди что-то сделали тебе и ты явился сюда, чтобы сразиться с ними, да?

— Да, они причинили вред мне и тем, кто был мне близок. И да, я пришел сюда, чтобы сразиться с ними. Но это не означает, что я могу справиться в одиночку.

Иначе война давно закончилась бы.

— Что они тебе сделали?

— Убили моего лучшего друга. И надеются убить всех, кто мне дорог, потому что уверовали в ложь, изрекаемую их главарем. Много столетий я пытался уничтожить их, — признался он. То, что охотники все еще ходили по земле, было для него словно острый нож в сердце. — Но стоит мне убить одного — и пять других встают на его место.

Девушка не обратила внимания на его слова о многих столетиях, значит, понял Сабин, она знает, что он тоже бессмертный. Но вот знает ли она, что он собой представляет?

«Вряд ли она даже догадывается об этом. Как большинство женщин в твоей жизни, она презирает тебе подобных. Разве может быть иначе? Взгляни на нее. Такая милая, такая нежная. Ни капли ненависти. Пока».

Сомнение. Его вечный спутник. Его крест, который он вынужден нести.

— Откуда мне знать, что ты не один из них? — спросила Гвен. — Откуда мне знать, что это не еще одна попытка склонить меня на свою сторону? Я помогу тебе победить твоих врагов, а ты изнасилуешь меня. Я забеременею, и ты отнимешь у меня ребенка.

Опять сомнения. Уж не обязан ли он этим своему демону?

Сабин не успел еще обдумать ответ, как она добавила:

— Я видела, как ты сражался с этими людьми. Ты заставляешь их страдать, говоришь, что ненавидишь их, но не убиваешь. Ты оставляешь их в живых. Это не похоже на воина, который хочет уничтожить врага.

Слушая Гвен, Сабин напряженно раздумывал. Есть способ доказать ей, что он не лжет.

— А если бы я убивал этих людей, ты поверила бы, что я ненавижу их?

Она снова прикусила нижнюю губу. Зубы у нее были белые, ровные и чуть заостренные. При поцелуях, вероятно, не обойдется без кровопускания, но Сабин подозревал, что удовольствие стоит каждой капли пролитой крови.

— Я… может быть.

«Может быть» лучше, чем ничего.

— Люсьен, — позвал он, не отрывая от Гвен взгляда.

Ее глаза расширились от испуга, она снова вжалась в стенку палатки.

— Что ты делаешь? Не надо…

Люсьен проскользнул в палатку и замер, выжидающе глядя на них.

— Да?

— Приведи мне пленника из Буды. Все равно какого.

Люсьен изогнул бровь, демонстрируя удивление, но не сказал ни слова. Он просто исчез.

— Я не могу помочь тебе, Сабин, — проговорила Гвен в мучительной попытке достучаться до него. — Правда не могу. Не стоит делать то, что ты собираешься сделать. Мне не следовало кричать на тебя. Прости. Я была не права и признаю это. Я не должна была обижать тебя своими сомнениями. Но я в самом деле не могу ни с кем сражаться. Когда напугана, я просто замираю на месте. И отключаюсь. А когда прихожу в себя, вокруг меня все мертвы. — Она с усилием проглотила комок в горле и на несколько секунд прикрыла глаза. — Начав убивать, я уже не останавливаюсь. Я не тот воин, на которого ты можешь положиться.

— Ты не убила меня, — напомнил он ей, — и не тронула моих друзей.

— Честно говоря, я не знаю, как мне удалось взять себя в руки. Прежде этого никогда не случалось. И я не знаю, как сделать это снова.

Она побледнела.

Люсьен появился из ниоткуда, крепко держа вырывающегося охотника.

Потянувшись за спину, Сабин достал кинжал и поднялся на ноги.

Увидев блеснувший серебром клинок, Гвен судорожно вздохнула.

— Ч-что ты собираешься делать?

— Это один из тех, кто тебя мучил? — спросил Сабин у дрожавшей женщины.

Она молчала, ее полный ужаса взгляд метался от одного мужчины к другому. Она прекрасно понимала, что происходит, но ведь сейчас никто ни с кем не сражался. Это будет хладнокровное убийство.

Охотник извивался в крепких руках Люсьена, стараясь лягнуть его. Измученный бесплодными попытками обрести свободу, он всхлипнул:

— Отпустите меня, отпустите меня, отпустите меня. Пожалуйста. Я делал только то, что мне велели. Я не хотел причинять боль тем женщинам. Это все ради общего блага.

— Заткнись, — сказал Сабин. На этот раз никакой пощады. — Ты говоришь, что не хотел причинять им вреда, но ты и не спас их, ведь так?

— Я перестану охотиться на вас. Клянусь!

— Гвендолин. — Голос Сабина был тверд и непреклонен, это было рычание льва в сравнении с хныканьем жертвы. — Ответь мне. Пожалуйста. Это один из твоих мучителей?

Она кивнула.

Без единого слова он перерезал охотнику горло.

Глава 5

Сабин убил человека у нее на глазах.

С тех пор прошло несколько часов, за это время они не раз сворачивали лагерь и перемещались в другое место, но кровавый образ человека, рухнувшего на колени, а затем повалившегося лицом вниз, захрипевшего и умолкшего навсегда, все еще преследовал ее.

Гвен была знакома эта свирепая ярость, обуревавшая Сабина, — та же ярость заставляла ее убивать. Она знала, что Сабин был суровым, резким и что простые человеческие чувства были незнакомы ему. Его выдавали глаза. Темные и холодные, расчетливые. Два дня назад он освободил ее из стеклянной камеры. Все это время она наблюдала за ним и поняла, что он все время настороже, подмечает каждую деталь, решая, как и когда использовать ее в своих целях. Все прочее не стоило его внимания.

Наверное, он и ее считал бесполезной. Сначала. А теперь ему нужна была ее помощь.

Но Гвен никак не могла забыть, что во время их первой встречи он оттолкнул ее. О, как это было унизительно. Одно прикосновение его огрубевших пальцев — и ее как магнитом потянуло к человеку, которому на нее наплевать. Но он был такой теплый, его кожа буквально излучала энергию, а Гвен так долго была одна, что не сумела удержаться.

«Не трогай», — сказал он ей тогда и, судя по выражению его лица, без колебаний ударил бы ее, если бы она снова коснулась его.

Это резкое, даже грубое обхождение напомнило ей, что ее спасители — чужаки, что их намерения могут быть столь же гнусными, как и у ее тюремщиков. Поэтому она старалась держаться от них на расстоянии, изучая их и подслушивая самые личные разговоры. Ее ментальный слух снова вернулся к ней, уровень шума снизился до приемлемого и уже не оглушал ее, позволяя слышать то, что не предназначалось для ее ушей, не морщась при этом от боли.

Один из таких разговоров, состоявшийся в это самое утро, постоянно звучал в ее голове.

«Мы уже почти месяц ищем и все без толку — артефакта как не было, так и нет. Сколько еще пирамид мы должны обыскать, чтобы найти его? Я думал, в последней пирамиде мы сорвали джекпот, ведь там были охотники, но…»

И снова они упомянули охотников. Именно так они называли Криса. Почему?

«Я знаю, знаю. Столько усилий — и все впустую: мы так и не продвинулись в поисках ларца».

Артефакт? Ларец?

«— Может, пора отдохнуть?

— Может быть. Пока Око не даст нам еще один ключ, мы не поймем, куда двигаться дальше».

Странная фраза. Какое-то око снабжает их ключами? Ключами к чему? И о каком оке идет речь? Может, так они называют Люсьена? Гвен заметила, что у него разные глаза — один голубой, другой карий.

«Будем надеяться, что Гален тоже ничего не нашел. Кроме осинового кола в сердце. В этом я готов ему помочь».

Кто такой Гален? И почему он так важен для них? Эти воины были… странными. Половина из них говорила так, будто сошла со страниц журнала «Средневековье». Остальные больше походили на членов уличной банды. Их связывали дружеские отношения, это было очевидно. Они заботились друг о друге, шутили и смеялись вместе, прикрывали друг другу спину в бою.

Трое мужчин и женщина-воин, Камео, поочередно заглянули в палатку Сабина, воспользовавшись его отсутствием — он разговаривал с Люсьеном. Каждый из них сказал Гвен одно и то же: тронешь его — и тебе несдобровать. Не дожидаясь ее ответа, они исчезали так же стремительно, как и появлялись. Голос этой женщины… Гвен содрогнулась. Каждое сказанное ею слово погружало ее в пучину страданий.

Она довольно долго пробыла в палатке одна и могла бы сбежать. По крайней мере, могла попытаться. Но бескрайняя пустыня, немилосердно палящее солнце, и кто знает, что еще могло встретиться ей… — все это и еще страх удерживали ее на месте.

Хотя Гвен выросла среди ледяных пиков Аляски, она, пожалуй, сумела бы справиться с песком и солнцем. Она надеялась на это. Ее страшило неизведанное. Что, если она наткнется на какое-нибудь жестокое племя? Или стаю оголодавших хищников? Или на очередную шайку мерзавцев?

К тому же однажды она уже рискнула отправиться вслед за своим тогдашним приятелем Тайсоном, — и чем это закончилось? Ее заперли в стеклянную клетку. И все же… Если хоть один из этих воинов дотронется до нее, она пойдет на риск. По крайней мере, можно попытаться. Однако они не трогали ее, держались на расстоянии, и Гвен это радовало. В самом деле. То, что Сабин выполнял свое обещание — не трогать, — было как подарок с небес. Правда.

— Ты в порядке?

Воин по имени Страйдер плюхнулся на удобное кожаное сиденье рядом с ней. Они находились в частном самолете, высоко в небе. Время от времени самолет попадал в зону турбулентности и его начинало мотать из стороны в сторону.

Как ни странно, Гвен это ничуть не тревожило.

Девушка подавила горький смешок. Она шарахалась от каждой тени, а тряска в самолете, которая могла привести к катастрофе, оставила ее равнодушной. Может быть, потому, что она сама умела летать… вроде бы… хотя уже целую вечность этого не делала. А может, по сравнению с тем, что ей пришлось пережить за минувший год, авиакатастрофа казалась детской забавой.

— Ты какая-то бледная, — прибавил он, не услышав ответа. Достав из кармана пакет с конфетами, бросил пригоршню в рот, потом протянул ей.

Она почувствовала дивный аромат корицы, от которого у нее потекли слюнки.

— Тебе нужно поесть.

Что ж, по крайней мере, она не сжималась от страха. Это уже прогресс. Но зачем эти парни постоянно подсовывают ей какую-то несъедобную гадость?

— Нет, спасибо. Я в порядке.

Она еще не вполне оправилась от пирожных, которыми угостил ее Сабин.

Впрочем, Гвен совсем не жалела, что съела их. Этот бесподобный сахарный вкус… ощущение сытости… райское блаженство. Которое длилось всего несколько секунд. Впредь она будет умнее и не станет есть предлагаемую ей пищу. Боги прокляли ее, как и всех гарпий. Она могла есть только то, что украла или заработала. Это было наказание за преступления, совершенные предками. Несправедливо, но что она могла поделать…

Что ж, можно и поголодать.

Гвен слишком боялась возможных последствий, чтобы воровать еду у этих людей. Еще больше она боялась того, что они могут заставить ее сделать ради нескольких бесценных кусочков.

— Ты уверена? — спросил он и отправил в рот еще несколько карамелек. — Они маленькие, но тут этого добра много.

Из всех мужчин лишь он обращался с ней по-доброму. Его ярко-голубые глаза никогда не смотрели на нее с презрением. Или с яростью, которая иногда мелькала в глазах Сабина.

Сабин. Ее мысли постоянно возвращались к нему.

Она поискала его взглядом. Он развалился в кресле неподалеку, глаза его были закрыты, ресницы отбрасывали тень на высокие скулы. На нем была камуфляжная форма, на шее поблескивала серебряная цепочка, запястье охватывал мужской кожаный браслет (Гвен почему-то показалось, что он подчеркнул бы это слово — мужской). Во сне его лицо казалось расслабленным. Как оно могло быть одновременно суровым и полным мальчишеского обаяния?

Это была загадка, которую Гвен хотелось бы разгадать. Может быть, если она найдет ответ, ее перестанет тянуть к нему. Она и пяти минут не могла провести без того, чтобы не задаться вопросом — где он, что делает. Сегодня утром, например, Сабин собирал вещи, готовясь к отъезду, а она представляла себе, как ее ногти вонзаются в его спину, как она впивается зубами в его шею. Не с целью причинить ему боль, а чтобы доставить удовольствие себе!

За прошедшие годы у нее было несколько любовников, но подобные мысли никогда прежде ее не терзали. Она была нежным созданием, черт побери, даже в постели. Это он и его плевать-мне-на-все-кроме-победы-в-моей-войне пробуждали в ней… тьму. Ничего удивительного.

Она должна была бы преисполниться отвращением к тому, что он сделал, перерезав человеку горло. Ну, или, по крайней мере, должна была закричать, остановить его, протестовать, однако какая-то часть ее, та самая темная половина, зверь, от которого она не могла избавиться, знал, что должно произойти, и радовался этому. Она хотела, чтобы этот человек умер. Даже теперь в глубине души была благодарна Сабину. За восхитительно жестокий способ свершения акта правосудия.

Это была единственная причина, по которой она добровольно села в этот самолет. Самолет, летевший не на Аляску, а в Будапешт. И еще, почтительная сдержанность, которую демонстрировали все воины. Ах да, и, конечно, пирожные. Нет, не стоит поддавать ся этому сладкому искушению. Или все же…

А может, пора уже вести себя как взрослая девочка и стянуть одно пирожное, пусть даже рискуя быть наказанной. Она давно этого не делала, и в отсутствие практики ее навыки слегка заржавели, но теперь, когда ее выпустили из клетки, муки голода обострились, стали просто нестерпимыми. Ее тело слабело. Кроме того, если воины попытаются остановить ее, она начнет действовать, даст им отпор. И отправится наконец домой.

Если решаться, то сейчас. Очень скоро у нее не останется ни сил, ни ясности мыслей, чтобы стащить хотя бы упавшую крошку, не говоря уже о полноценной пище. И уж конечно, у нее не будет сил сбежать. Хуже всего было то, что ей приходилось бороться не только с голодом, но и с отчаянным желанием погрузиться в сон.

На нее не было наложено проклятие, обязывающее ее постоянно бодрствовать, но сон на глазах у всех противоречил кодексу поведения гарпий. И тому была веская причина! Погрузившись в забытье, она становилась беззащитной перед нападением. Или похищением. Сестры Гвен не особенно придерживались правил, но эту заповедь они соблюдали неукоснительно. И она не нарушит ее. Больше не нарушит. Она и без того уже навлекла на них позор.

Однако без еды и без сна ее здоровье быстро ухудшится. Вскоре гарпия возьмет верх, заставляя ее сделать хоть что-то для своего спасения.

Гарпия. Они были неразделимы, но Гвен считала себя и свою половину двумя различными сущностями. Гарпии нравилось убивать, а ей — нет. Гарпия предпочитала темноту, а Гвен — свет. Гарпия наслаждалась хаосом, а ей больше по душе был покой. Нельзя ее выпускать.

Гвен обвела глазами самолет в поисках вожделенных пирожных. Ее взгляд остановился на Амане. Он был самым сумрачным из воинов и за все время, что Гвен находилась среди них, не произнес ни слова. Он сидел в самом дальнем от нее кресле, сгорбившись, прижав руки к вискам и издавая стоны, словно его пожирала невыносимая боль. Рядом с ним сидел Парис, мужчина с яркими голубыми глазами и бледной кожей — воплощение соблазна, подумала Гвен. Он задумчиво смотрел в иллюминатор.

Напротив расположился Аэрон, с ног до головы покрытый татуировками. Он тоже почти все время молчал. Эти трое явно хлебнули лиха. «А я-то думала, это мне пришлось нелегко. Что же с ними случилось? И знают ли они, где пирожные?»

— Гвендолин?

Она вздрогнула, голос Страйдера отвлек ее от размышлений.

— Да?

— Ты все еще здесь?

— О, прости.

Он о чем-то спрашивал?

Самолет снова тряхнуло на воздушной кочке.

Прядь светлых волос упала Страйдеру на лоб, и он нетерпеливо откинул ее назад. В воздухе снова запахло корицей. У Гвен заурчало в животе.

— Знаю, есть ты не будешь, — сказал он, — но, может быть, тебя мучает жажда? Хочешь что-нибудь выпить?

Да. Пожалуйста, да.

— Нет, спасибо, — ответила она, сглотнув слюну.

— Возьми хотя бы бутылку воды. Она закрыта, так что можешь не беспокоиться, мы ничего туда не подмешали.

Он достал из подставки для чашек поблескивающую, холодную как лед бутылку и поводил ею перед лицом Гвен. И все это время бутылка была там?

Мысленно она готова была разрыдаться. Бутылка так и манила ее…

— Может быть, потом, — хрипло проговорила она.

Страйдер пожал плечами, словно ему было все равно, но в его глазах она заметила разочарование.

— Тебе же хуже.

Должно же быть что-то поблизости, что она могла бы незаметно стянуть. Гвен снова осмотрела салон самолета. Ее взгляд упал на полупустую бутылку с вишневым напитком рядом с Сабином. Она облизала пересохшие губы. Нет, хуже будет Сабину. Как только Страйдер уйдет, она попробует стащить бутылку — и плевать на последствия.

Может быть. Нет, она сделает это. А пока Страйдер здесь, может быть, удастся получить ответы на интересующие ее вопросы. К тому же ей нужно время, чтобы набраться храбрости.

— Почему мы воспользовались самолетом? — спросила она. — Я же видела, как тот, кого называли Люсьеном, исчез вместе с другими женщинами. Мы могли бы добраться до Будапешта за несколько секунд.

— Не все из нас хорошо переносят подобные путешествия.

Его взгляд остановился на Сабине.

— Так некоторые из вас слабаки?

Слова сорвались у Гвен с языка прежде, чем она успела хорошенько подумать. Подобную дерзость она могла бы сказать своим сестрам, единственным людям в мире, с которыми могла быть самой собой, не страшась взаимных обвинений. Бьянка, Талия и Кайя понимали ее, любили и сделали бы все, чтобы защитить.

Однако Страйдер не обиделся, напротив, слова Гвен позабавили его. Он разразился смехом.

— Ну, что-то вроде того, хотя Сабин, Рейес и Парис предпочитают думать, будто подхватывают вирус всякий раз, когда куда-то переносятся.

Близнецы Бьянка и Кайя вели себя точно так же. Они скорее поверят в то, что их поразила болезнь, чем признают свою ограниченность хоть в чем-то. Талия, холодная как лед и крепкая как сталь, просто ни на что не реагировала.

Веселье Страйдера постепенно утихло, он внимательно оглядел Гвен с ног до головы.

— А знаешь, ты совсем не такая, как я представлял.

Держи себя в руках. Не шевелись.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… а ты не обидишься?

…И не превратишься ли случайно в чудовище? Это он имел в виду? Кажется, он боялся ее темной половины так же сильно, как и она сама.

— Нет.

Может быть.

Он пристально смотрел на нее, словно раздумывал, стоит ли доверять ее словам. Наконец кивнул:

— Кажется, я уже говорил это раньше. Судя по тому немногому, что я знаю, гарпии — отвратительные создания с безобразными лицами, острыми клювами и вообще наполовину птицы. Они злобные и безжалостные. Ты… ты совсем не такая.

Как, неужели он уже успел забыть, что она сделала с Крисом?

Гвен взглянула на Сабина, мирно дремавшего в кресле. Его дыхание было глубоким, до нее донесся аромат лимона и мяты. Разве он не говорил Страйдеру, что не все легенды правдивы?

— У нас дурная репутация, вот и все.

— Нет, дело не только в этом.

Да, не только. Но она не может рассказать ему все.

Ее сестрам повезло, у них были отцы-оборотни. Отец Талии умел превращаться в змею, отцом близнецов был феникс. А вот ее отец был ангелом, но ей не разрешали говорить об этом. Никогда. Ангелы были слишком чисты, слишком хороши для ее племени, к тому же у Гвен было много недостатков. Как всегда, при мысли об отце ее сердце болезненно сжалось.

У гарпий сложилось матриархальное общество, отцам позволено было видеться с детьми, если они того желали. Отцы ее сестер были частью их жизни. Отца Гвен лишили этой возможности. Мать запретила ему встречаться с дочерью. Она рассказала Гвен об отце только затем, чтобы предостеречь: если она не будет осторожна, станет совсем как папенька, высокоморальной личностью, неспособной даже пищу украсть, неспособной солгать, пекущейся о других больше, чем о себе. Но и после того, как Табита сняла с себя всякую ответственность за дочь, сочтя ее безнадежной, отец не предпринял ни единой попытки увидеться с Гвен. Да знает ли он вообще о ее существовании? Тоска о несбывшемся больно кольнула в сердце.

Всю свою жизнь она мечтала о том, как в один прекрасный день отец, преодолев все преграды, придет к ней, крепко обнимет и унесет далеко-далеко. Она мечтала о его любви и преданности. Мечтала о том, как будет жить с ним на небесах, огражденная на веки вечные от зла на земле и ее собственной темной половины.

Гвен вздохнула. Когда речь заходила о ее родословной, упоминалось лишь одно имя — Люцифер. Он был сильным, коварным, мстительным и жестоким. Короче говоря, худшего врага не придумать. Никто не хотел связываться с ней, с каждой из них, страшась князя тьмы.

Вообще-то Люцифера действительно можно было считать членом ее семьи. Он был ее прадедом. Дедом ее матери. Гвен никогда не встречалась с ним, отпущенный ему год на земле истек задолго до ее рождения, и она очень надеялась, что их пути никогда не пересекутся.

Тщательно обдумывая дальнейшие слова, она глубоко вздохнула, чувствуя исходящий от Страйдера запах дыма костра и восхитительной корицы. К со жалению, ему не хватало нотки порочности, которая присутствовала в запахе Сабина.

— Люди склонны очернять все, что недоступно их пониманию, — сказала она. — По их представлениям, добро всегда побеждает зло, поэтому все, что сильнее их, они считают злом. А зло, понятное дело, уродливо.

— Точно подмечено.

В его голосе звучало понимание. Теперь самое подходящее время выяснить, что же он понял, решила Гвен.

— Я знаю, что вы бессмертные, как и я, — медленно проговорила она, — но я так и не поняла, кто же вы такие.

Он смущенно заерзал на месте, поглядывая на друзей, словно ища поддержки. Все, кто слышал слова Гвен, поспешно отвели взгляд. Страйдер вздохнул, эхом отзываясь на вздох Гвен.

— Когда-то мы были воинами богов.

Когда-то. Значит, теперь это уже не так.

— Но что…

— Сколько тебе лет? — спросил он, прервав ее.

Гвен хотела было возразить против неожиданной смены темы, но передумала. Вместо этого она тщательно взвесила все за и против, решая, стоит ли говорить правду. Она задала себе три вопроса, которым каждая гарпия-мать учит дочерей: можно ли использовать эту информацию против нее? будет ли у нее преимущество, если она сохранит ее в тайне? может ли ложь оказаться полезнее правды?

Никакого вреда не будет, решила она. Преимущества, правда, тоже, ну и пусть.

— Двадцать семь.

Страйдер удивленно поднял брови и уставился на нее.

— Ты хочешь сказать, двадцать семь сотен лет, верно?

Это было бы верно, если бы он говорил о Талии.

— Нет. Просто двадцать семь. Двадцать семь обыкновенных лет.

— Но ты же не имеешь в виду человеческое летоисчисление?

— Нет. Я меряю в собачьих годах, — сухо ответила Гвен и сжала губы. Когда она успела лишиться своей способности держать язык при себе? Но Страйдер, кажется, не рассердился. Скорее был озадачен. Неужели Сабин отреагирует так же, когда проснется? — А что не так с моим возрастом? — Едва эти слова слетели с ее губ, она вдруг поймала себя на неприятной мысли и побледнела. — Я что, так плохо выгляжу? Я выгляжу старой?

— Нет, нет, что ты. Конечно нет. Но ты — бессмертная. Ты могущественна.

А что, могущественные бессмертные не могут быть молодыми? Стоп!.. Он считает ее могущественной? Гвен охватило блаженное чувство. В прошлом могущественными называли только ее сестер.

— Да, и все же мне только двадцать семь.

Страйдер протянул руку — Гвен не знала зачем, но ей было все равно, — и она сжалась в своем кресле. С самой первой их встречи она тянулась к Сабину, ей нестерпимо хотелось, чтобы он прикоснулся к ней — почему, почему, почему? И сегодня утром она даже представляла себе, как занимается с ним всякими неприличными вещами, но мысль о том, что ее коснется кто-то другой, ей совсем не нравилась.

Страйдер опустил руку.

Гвен расслабилась и снова бросила взгляд на Сабина. Он стиснул зубы, его лицо покраснело, словно от едва сдерживаемого гнева. Приснился кошмар? Неужели во сне ему явились все, кого он когда-то лишил жизни, и теперь его терзают угрызения совести? Может, и хорошо, что Гвен не позволяла себе уснуть. Ее и саму мучили подобные кошмарные сны, и она ненавидела каждую секунду, проведенную в забытьи.

— Все гарпии такие же молодые, как и ты? — поинтересовался Страйдер, снова привлекая к себе ее внимание.

Можно ли использовать эту информацию против нее? Не лучше ли сохранить ее в секрете? Может ли ложь оказаться полезнее правды?

— Нет, — искренне ответила она. — Мои сестры гораздо старше меня. А еще красивее и сильнее. — Она слишком любила их, чтобы испытывать ревность. Слишком любила. — Они не позволили бы схватить себя. Их нельзя принудить делать то, что они не хотят. Они ничего не боятся.

Ох, кажется, пора заткнуться. Чем больше она говорит, тем более очевидными становятся ее собственные ошибки и недостатки. Пусть эти люди думают, что у нее достаточно храбрости в запасе. «Но почему я не могу быть как мои сестры? Почему я стремлюсь убежать от опасности, а они, напротив, встречают ее с улыбкой? Если бы кто-то из моих сестер заинтересовался Сабином, его отстраненность не отпугнула бы их, наоборот, они расценили бы ее как вызов и соблазнили его».

Подожди. Остановись. Это какое-то безумие. Сабин ее не интересует. Да, он привлекательный мужчина, и она даже представляла себе, как занимается с ним любовью. Но это было вызвано исключительно чувством благодарности. Он ведь освободил ее из темницы и убил одного из ее врагов. А еще он сбивал ее с толку. Он был жесток и суров, но не тронул ее. Признать, что ее влечет к бессмертному воину? Никогда.

Если Гвен начнет снова встречаться с мужчинами, она выберет рассудительного и заботливого человека, который предпочитает скучную работу в офисе, а не махание мечом. Человека, рядом с которым она будет чувствовать себя защищенной и любимой, несмотря на все ее недостатки. Словом, ей нужен человек, рядом с которым она будет обычной женщиной.

Вот чего Гвен хотела больше всего на свете.

Внимание Сабина было приковано к Гвен. Он не выпускал ее из виду с той минуты, как они сели в самолет. Ладно, с того момента, как впервые увидел ее. Она так боялась Сабина, что в его присутствии вряд ли позволила бы себе расслабиться и отдохнуть. Поэтому он решил притвориться спящим. Как выяснилось, это было правильное решение. Гвен оттаяла и открылась Страйдеру.

Это бесило его больше всего.

Но он продолжал «спать» и не открыл глаза, даже когда Страйдер едва не коснулся Гвен. Сабина обуяло жгучее желание съездить другу кулаком по носу, вминая хрящи в мозг. Но их разговор заинтересовал его.

Девушка — а ее, несомненно, можно было так назвать, ведь ей было всего двадцать семь чертовых лет, и рядом с ней он чувствовал себя долбаным стариком — считала себя неудачницей во всех смыслах этого слова, а своих сестер — образцами для подражания. Красивее? Это вряд ли. Сильнее? Он содрогнулся. Они не позволили бы себя схватить? Каждого можно застать врасплох. Даже его самого. Они ничего не боятся? В каждом живет глубокий, темный как ночь страх. Даже Сабину он знаком. Он боялся поражения так же сильно, как Гидеон — пауков.

В тот день в подземелье Гвен была робка и напугана, он уже тогда понял, что она не уверена в своей силе и сомневается в своих смертоносных способностях, но понятия не имел, насколько глубоко эта неуверенность пустила корни. Она постоянно сравнивала себя со своими сестрами, и это говорило о том, что она сомневается во всем. Девушка была словно соткана из сомнений. И его присутствие лишь усугубляло ситуацию.

Все его любовницы были уверенными в себе, независимыми женщинами (от тридцати пяти и старше, черт побери). Он и выбирал их именно из-за этой уверенности в себе. Но все менялось, стоило его демону запустить в них острые когти сомнений. Ничто не могло заставить его ослабить хватку. Некоторые, как Дарла, даже наложили на себя руки, не в силах выносить постоянную критику. Демон все подвергал сомнению: их внешность, ум, окружение. После смерти Дарлы Сабин раз и навсегда завязал с женщинами и романами.

А потом он увидел Гвен. Он желал ее… о, как он ее желал. Наверное, Сабин мог бы провести с ней одну ночь и найти оправдание своему поступку. Вот только он сомневался, что одной ночи ему было бы достаточно. Только не с ней. Его фантазий хватило бы на целую вечность.

Пьянящая красота Гвен воспламеняла его кровь всякий раз, когда он смотрел на нее, тело изнывало от вожделения. Ее неуверенность и робость пробуждали в нем инстинкт защитника, а у его демона — разрушительные помыслы. Ее солнечный аромат, погребенный под слоем грязи, которую она так и не смыла с себя, постоянно преследовал его, притягивая к ней словно магнитом… ближе… еще ближе…

Уступить этому влечению значило погубить ее.

«Может быть, я буду хорошим и оставлю ее в покое».

Слушая эти увещевания, Сабин до боли прикусил язык и почувствовал во рту металлический привкус крови. Демон хотел заставить Сабина усомниться в его злокозненных намерениях. Ну уж нет. «Однажды я уже купился на это. Больше такого не повторится».

— Ты все время это делаешь, — сказал Страйдер Гвендолин, отвлекая Сабина от его размышлений.

— Что?

Ее голос звучал еле слышно, слегка хрипловато. Сначала Сабин решил, что в этом повинна ее усталость. Но нет, этот низкий голос с легкой хрипотцой был ее неотъемлемой чертой. Как и бьющая наотмашь сексуальность.

— Смотришь на Сабина. Он тебя интересует?

Она задохнулась от изумления и, очевидно, рассердилась.

— Конечно нет!

Сабин пытался не хмуриться. Легкая нотка сомнения ей не повредила бы.

Страйдер хмыкнул:

— А я думаю, что да. И знаешь что? Я знаком с ним уже несколько тысяч лет и много чего про него знаю.

— И что же? — пробормотала она.

— А то, что я не прочь поделиться с тобой некоторыми секретами. То есть я хочу сказать, что окажу дружескую услугу вам обоим, если заставлю тебя переменить свое мнение о нем.

«А твой приятель копает под тебя, — сказал демон, — наверное, сам хочет завладеть ею. Вряд ли стоит ему доверять после такого».

Поколебавшись, Сабин осадил его: «Он лишь хочет предостеречь Гвен, ради ее же блага. И ради меня. Так что заткнись».

— Я не желаю иметь с ним ничего общего, уверяю тебя.

— В таком случае тебе, наверное, неинтересно будет услышать то, что я хотел тебе сказать. Пожалуй, я пойду.

Осторожно приоткрыв глаза, Сабин увидел, что Страйдер поднялся с места.

Схватив его за руку, Гвен потянула его обратно:

— Подожди.

Сабину пришлось вцепиться в подлокотники своего кресла, чтобы побороть желание вскочить и разлучить эту пару.

— Расскажи мне, — попросила она.

Страйдер медленно опустился в кресло. Он улыбался. Как ни ограничен был угол обзора у Сабина, он увидел сияющую белозубую улыбку своего друга. Да он и сам едва не улыбнулся. Он был небезразличен Гвен.

«Наверное, хочет узнать, как сподручнее прикончить тебя».

«Проклятье, заткнись же наконец!»

— Хочешь узнать что-то конкретное? — спросил Страйдер.

— Почему он такой… холодный? — Она по-прежнему смотрела на Сабина, и ее взгляд буквально обжигал его. — Он со всеми такой или только мне повезло?

— Не переживай. Дело не в тебе. Он со всеми женщинами такой. Ему приходится сдерживать себя. Видишь ли, его демон…

— Демон? — выдохнула Гвен и резко выпрямилась. Ее лицо побелело, исказилось от ужаса. — Ты сказал — демон?

— О… э-э… разве я так сказал? — Страйдер растерянно огляделся. — Нет, нет. Тебе показалось. Я сказал, что он…

— Нет, ты сказал — демон. Демоны. Демоны и охотники, и еще эта татуировка в виде бабочки. Я должна была догадаться сразу, как увидела татуировки. — Расширенными от ужаса глазами она обвела салон самолета, вглядываясь в воинов. Секунду спустя Гвен уже была на ногах. Отскочив от Страйдера, она попятилась к туалетной комнате. Вытянула руки, словно пытаясь одним этим жестом удержать их всех на расстоянии. — Теперь… теперь я понимаю. Вы — Владыки Преисподней, да? Бессмертные воины, которых боги изгнали на землю. М-мои сестры перед сном рассказывали мне сказки о ваших злодеяниях.

— Гвен, — сказал Страйдер, — успокойся. Пожалуйста.

— Вы убили Пандору. Невинную женщину. Вы сровняли Древнюю Грецию с землей, затопив улицы кровью, наполнив их криками. Вы мучили людей, расчленяя их заживо.

Лицо Страйдера окаменело.

— Они заслужили кару. Они убили нашего друга. Пытались убить нас.

— Если она закричит, случится что-то невообразимо прекрасное, — мрачно сказал Гидеон, приблизившись к Страйдеру. — Даже не пытайся вырубить ее, и я не стану тебе помогать, договорились?

— Погоди. Прежде чем мы попытаемся скрутить ее и почти наверняка лишимся глоток, попробуем что-нибудь другое. Парис! — рявкнул Страйдер, не отрывая глаз от Гвен. — Ты нам нужен.

Парис решительными шагами подошел к нему как раз в то мгновение, когда Сабин, перестав притворяться спящим, вскочил.

— Гвен, — вмешался он, надеясь успокоить ее прежде, чем Парис пустит в ход свое обаяние. Но девушка судорожно втягивала в себя воздух, словно борясь с удушьем. Ее лицо исказилось от ужаса. — Давай поговорим…

— Демоны… вокруг меня демоны.

Она открыла рот, и с ее губ сорвался пронзительный вопль. Она кричала, кричала, кричала.

Глава 6

Демоны. Владыки Преисподней. Некогда избранное воинство, теперь — ненавистные всем язвы на теле земли. Каждый из воинов носил в себе демона столь ужасающего, что для них не нашлось места даже в аду. Демоны Болезней, Смерти, Печали, Боли и Насилия. «И я заперта в маленьком самолете вместе с ними», — подумала Гвен, ее истерика достигла апогея. Самолет, сотрясаясь и угрожающе кренясь, стремительно терял высоту. Но Владык это не остановило.

Они приближались к Гвен, смыкая вокруг нее кольцо, загоняя в ловушку. Ее сердце отчаянно колотилось в груди, заставляя кровь быстрее пульсировать в венах, в ушах стоял неумолчный шум. Если бы только этот шум мог заглушить дикий вопль гарпии… Как бы не так! В голове Гвен бушевала дьявольская симфония, беспрестанный звон и лязганье сводили ее с ума, все глубже погружая в черную бездну, где не было ничего, кроме смерти и разрушения.

Эти воины были слишком сильными и могущественными. Как она с самого начала не догадалась, что они одержимы демонами? Красные глаза Сабина, татуировка в виде бабочки на его теле…

«Какая же я дура».

Хотя Гвен провела с этими людьми последние несколько дней, она, вероятно, была слишком измучена и голодна, слишком радовалась своему освобождению, чтобы заметить такие же татуировки на остальных. Или она чересчур много внимания уделяла Сабину. Хотя теперь, вспоминая все, что случилось с ней в эти дни, девушка поняла, что в ее присутствии воины всегда были одеты, как будто сочувствуя ее невзгодам и не желая пугать видом обнаженного тела. Но теперь она знала правду. Они просто скрывали свои отметины.

Каким же демоном одержим Сабин? — спросила себя Гвен. За каким демоном она наблюдала, словно завороженная каждым его словом, каждым жестом? Какого демона она представляла в своих объятиях, кого целовала, в чьих крепких руках извивалась от страсти?

Как ее сестры могли восхищаться этими принцами зла? Ну, или своим представлением о них. Насколько Гвен знала, они никогда не встречались. Да и кто бы смог остаться в живых после этой встречи? Этим людям неведома жалость и угрызения совести, они способны на самые отвратительные злодеяния, они втянуты в бесконечную войну, связывающую прошлое и будущее, бескрайнюю, как океан, и безжалостную, как смерть.

Каждый раз, когда ей рассказывали о них, ее страх перед хищниками, рыскающими во тьме, исчадиями ада, прячущимися от солнечных лучей, усиливался. Именно тогда она начала бояться хищника, живущего в ней самой, ведь именно поэтому ей и рассказывали все эти истории. Чтобы она могла противостоять воинам. Гвен содрогалась при одной только мысли об этом, гарпия же, напротив, жадно впитывала каждое слово, ей не терпелось продемонстрировать свою силу.

«Я должна бежать. Не могу больше здесь оставаться. Ничего хорошего из этого не выйдет. Или они убьют меня, или моя гарпия вступит в сражение, стремясь уподобиться им». Лучше бы она осталась там, в пирамиде, в руках их злейшего врага.

— Перестань кричать, Гвен.

Резкий знакомый голос проник в хаос, затопивший ее разум, но крики не утихали.

— Заткни ее, Сабин. У меня уже кровь из ушей идет.

— Это не поможет, придурок. Гвендолин, ты должна успокоиться, или нам всем не поздоровится. Ты ведь не хочешь причинить нам вред, милая? Разве ты хочешь убить нас после того, как мы спасли тебя, приютили? Да, мы носим в себе демонов, но мы не опасны. По-моему, мы это уже доказали. Разве мы обходились с тобой хуже, чем твои тюремщики? Я хоть пальцем тебя тронул? Давил на тебя? Нет.

Он говорил правду, но могла ли она доверять демонам? Они любили лгать и делали это умело. «Как и гарпии», — пискнул тонкий голосок разума. Часть ее хотела довериться им, другая часть хотела спрыгнуть с самолета. С самолета, который, немилосердно раскачиваясь, стремительно падал вниз.

Ладно, будем рассуждать логически. Гвен с ними уже два дня. Она жива и здорова, без единой царапины. Если она продолжит паниковать, гарпия вырвется на свободу, желая только одного — сеять ужас и хаос. Скорее всего, она убьет пилота, а также и себя, устроив авиакатастрофу. Глупо было бы пережить плен и знакомство с демонами и покончить с собой таким странным образом.

Логика взяла верх.

Когда спокойствие возобладало над паникой, вопль оборвался. Все стояли словно окаменев. Гвен сделала глубокий вдох, вернее, попыталась — горло распухло. Теперь, когда ее крики стихли, слышно стало, как надрывается сигнал тревоги в кабине пилота. Прежде чем новый приступ паники овладел ею, самолет выровнялся и все успокоилось.

— Хорошая девочка. Назад, ребята. Все замечательно, все под контролем.

Правда, уверенности в голосе Сабина не было, только решимость.

Ее сознание прояснилось, цвета вернулись, расписывая мир вокруг нее яркими красками. О, боги… ее зрение, оказывается, переключилось в инфракрасный диапазон, а она даже не осознала этого. Гарпия была близка, чертовски близка к тому, чтобы вырваться на свободу. Просто чудо, что этого не случилось.

Гвен все еще стояла в хвосте самолета, среди красных кожаных кресел. Рядом остался только Сабин. Остальные отошли подальше, стараясь не поворачиваться к ней спиной. Боялись? Или хотели защитить своего вожака?

Глаза Сабина цвета шоколада были устремлены на нее, в них пылала ярость куда более свирепая, чем в катакомбах, когда он сражался с охотниками. Он поднял руки, показывая пустые ладони:

— Я хочу, чтобы ты успокоилась еще немного.

Да неужели? — мрачно подумала она. Может быть, она и успокоилась, если бы ей удалось вдохнуть немного воздуха через нос или рот, но все попытки были тщетны. У Гвен закружилась голова, в глазах потемнело, зрение затуманилось.

— Чем я могу помочь тебе, Гвен?

Девушка услышала звук шагов, Сабин приблизился к ней. Она ощутила тепло его тела.

— Воздух, — сделав усилие, прошептала она, ее горло сжалось.

Руки Сабина легли на ее плечи, осторожно надавили. Она не сопротивлялась, не в силах держаться на ослабевших ногах, упала в кресло.

— Мне нужен воздух.

Без колебаний Сабин опустился на колени между ее ног, взял ее лицо в ладони, заставляя взглянуть ему в глаза. Эти карие глаза стали центром ее мира, якорем в бушующем море.

— Возьми мой. — Его огрубевший палец погладил ее щеку, слегка царапая нежную кожу. — Хорошо?

Взять его… что? — успела подумать Гвен, и тут ей все стало безразлично. Ее грудь! Грудная клетка сжалась, сдавливая кости и мышцы. Острая боль пронзила ребра и захлестнула сердце, сбившееся с ритма. Гвен судорожно дернулась.

— Ты синеешь, милая. Я хочу вдохнуть в тебя свой воздух. Хорошо?

«А что, если это всего лишь уловка? Хитрый трюк? Что, если…»

«Заткнись!» Даже затуманенное сознание не помешало Гвен понять, что этот мрачный, призрачный шепот не принадлежит ей. Слава богам, он подчинился ее приказу и стих. Если бы только ее легкие снова заработали.

— Я… я…

— Я нужен тебе. Позволь мне помочь.

Если Сабин и страшился ответа, то не показал этого. Одна его рука легла ей на затылок и притянула ее голову вперед, он склонился к ней. Их губы слились в жарком поцелуе. Его горячий язык раздвинул ее зубы, и в ее горло хлынул поток теплого мятного воздуха, успокаивая и смягчая боль.

Ее руки обвились вокруг его шеи, удерживая в сладком плену, тела соприкоснулись, грудь к груди. Даже через рубашку она почувствовала, как обжигающе холодна цепочка на его шее, и вздрогнула. Она жадно пила его дыхание.

— Еще.

Сабин не колеблясь снова вдохнул в нее жизнь, и новая волна теплого успокаивающего воздуха наполнила ее. Постепенно головокружение отступило, сознание прояснилось, тьма опять уступила место свету. Сердце перестало бешено колотиться, вернувшись к привычному ритму.

Ее охватило острое желание поцеловать Сабина, по-настоящему, ощутить его вкус. Гвен забыла обо всем, даже о его сущности, о его прошлом. Окружающие их люди исчезли, словно их никогда и не было. Они остались одни во всей вселенной. Только это мгновение — здесь и сейчас — имело значение. Он успокоил ее, спас ее, приласкал, и теперь, в его объятиях, реальная жизнь отступила куда-то далеко, ее место заняли фантазии, порожденные сознанием Гвен, фантазии о нем, о них. Их тела слились в единое целое. Кожа, влажная от пота. Блуждающие руки. Ненасытные губы.

Гвен запустила пальцы в шелковистую массу его волос, коснулась его языка своим. Лимон. Она ощутила вкус сладкого лимона с вишневой ноткой. С ее губ сорвался стон. В реальности таилось куда больше наслаждения, чем она могла себе представить. Это было такое пьянящее чувство, такое… блаженство. Чистое, светлое — о котором мечтает каждая девушка. Склонив голову, она снова прильнула к его губам, погружаясь все глубже, молчаливо прося о большем.

— Сабин, — выдохнула она, готовая пропеть ему хвалебную оду. Она была благодарна ему. Никогда еще она не чувствовала себя такой защищенной, такой желанной, никто прежде не возбуждал в ней такого острого влечения. И все благодаря одному лишь поцелую. Этот поцелуй прогнал все ее страхи. Может быть, ей удастся полюбить себя такой, какая она есть, перестать тревожиться о своей темной половине… о том, что она может причинить Сабину боль. — Я хочу еще. Дай мне еще.

Вместо того чтобы откликнуться на ее мольбу, он вдруг отстранился, отвел ее руки. Физическая связь между ними прервалась.

Ей хотелось крикнуть «Дотронься до меня снова!». Ее тело нуждалось в нем, нуждалось в телесном контакте.

— Сабин, — повторила она, внимательно глядя на него.

Он тяжело дышал, по телу пробегала дрожь, лицо побледнело… но не от страсти. В его глазах не было огня, одна только решимость.

Гвен вдруг осознала, что он не ответил на ее поцелуй. Ее возбуждение схлынуло, отступило, как головокружение несколько минут назад, возвращая ее к суровой реальности, о которой она совсем позабыла. Вокруг раздавались голоса.

— …не ожидал такого.

— А должен был бы.

— Да я не о поцелуе, идиот. Смотри, как быстро она угомонилась. А я-то уж было струхнул. У нее цвет глаз изменился и когти появились. Она готова была напасть на нас. Эй, вы чего? Я один помню, что случилось с тем охотником?

— Может, Сабин — это портал в рай, вроде Даники, — сухо сказал кто-то. — Может, наша гарпия узрела ангелов, когда ей делали дыхание рот в рот.

Раздались смешки.

Щеки Гвен обдало жаром. Половина из сказанных слов была ей непонятна. Другая половина звучала оскорбительно. Она поцеловала мужчину, демона, который не хотел иметь с ней ничего общего… и сделала это на глазах у всех.

— Не обращай на них внимания, — сказал Сабин, его гортанный голос буквально царапал ей барабанные перепонки. — Смотри только на меня.

Их глаза встретились, карие и золотые. Гвен вжалась в кресло, стараясь увеличить расстояние между собой и Сабином.

— Ты все еще боишься меня? — спросил он, склонив голову.

Она вздернула подбородок.

— Нет.

Да. Она боялась тех чувств, которые вызывал в ней этот человек. Боялась, что он никогда не будет желать ее столь же сильно, как она только что желала его. Боялась, что ее защитник — всего лишь мираж, что под внешней оболочкой таится зло, готовое поглотить ее целиком.

«Какая ты все-таки трусиха». Как, черт возьми, она могла поцеловать его?

Он изогнул бровь.

— Ты ведь не обманываешь меня, да?

— Я никогда не лгу, забыл?

Забавно, именно это было ложью.

— Хорошо. А теперь послушай меня внимательно, потому что я не хочу снова повторять это. Да, во мне живет демон. — Он так крепко сжал подлокотники ее кресла, что у него побелели костяшки пальцев. — Это потому, что много столетий назад я по глупости открыл ларец Пандоры, выпустив на волю заточенных в нем духов. В наказание боги прокляли меня и всех остальных воинов, которых ты видишь в этом самолете, заточив демонов в нас самих. Вначале я не мог контролировать своего демона и совершал… плохие поступки, как ты сказала. Но это было тысячи лет назад, и теперь все изменилось. Мы все научились держать своих демонов в узде. Как я уже говорил тебе в камере, ты не должна бояться нас. Тебе ничего не угрожает. Понимаешь, рыжая?

Рыжая. Раньше, когда Гвен охватила паника, он назвал ее как-то иначе. Что-то вроде… любимая? Нет. Любимой называл ее Тайсон. Дорогая? Нет. Но похоже. Милая? Да! Да, именно так. Она моргнула от удивления. От удовольствия. Этот суровый воин, который без колебаний мог перерезать горло человеку, обращался с ней как с бесценным сокровищем.

Но почему же он не ответил на ее поцелуй?

— Мы прибыли в пункт назначения, ребята, — сказал по внутренней связи незнакомый голос, в котором слышалось облегчение. Пилот, догадалась Гвен, и на нее нахлынуло чувство вины за беспорядок, который она устроила на борту. — Приготовьтесь к посадке.

Сабин остался на месте, между ее ног, как нерушимая скала.

— Ты мне веришь, Гвен? Все еще хочешь отправиться к нам домой?

— Я никогда этого не хотела.

— Но и сбежать ты не пыталась.

— Я что, должна была бродить по неизвестной мне стране, под палящим солнцем, без еды и питья?

Он нахмурился.

— Я своими глазами видел, на что ты способна. И мы постоянно предлагали тебе поесть. По какой-то причине часть тебя хочет остаться с нами, иначе тебя давно бы тут не было. Ты это знаешь, и я это знаю.

Логика, которой она не может противиться. Но… почему? Почему часть ее хочет остаться? Тогда или сейчас?

«Ты знаешь ответ на этот вопрос, хотя и не смеешь признаться самой себе. Это из-за него ты здесь. Из-за Сабина. Говоришь, он тебя совсем не интересует?»

Ха! Она взглянула ему в лицо, подмечая тонкие морщинки, разбегающиеся от глаз, тень, отбрасываемую ресницами, напряженные желваки. Неровное биение его пульса громким эхом отдавалось в ее ушах. Может быть, его тоже влечет к ней, но он сопротивляется этому влечению, как и она. Эта мысль доставила ей удовольствие.

А вдруг в Будапеште его ждет женщина? Жена?

Гвен сжала кулаки, ногти впились в ладони, раня нежную кожу. Она больше не чувствовала удовлетворения. «Это не имеет значения. Ты не должна желать его».

— Гвен. Ты пойдешь с нами?

Сабин произнес ее имя так, что в его устах оно звучало одновременно как пощечина и как ласка, резало ей слух и заставляло трепетать. Ей нравилось сознавать, что он нуждается в ее помощи, хотя она и подозревала, что в случае отказа он может принудить ее.

— Может, мне следовало сбежать.

— Зачем? Чтобы обречь себя на жизнь, полную сожалений? Всю жизнь упрекать себя в том, что не отомстила тем, кто причинил тебе боль? Я предлагаю тебе шанс помочь мне убить охотников. Кроме того, ты можешь извлечь выгоду из нашего сотрудничества.

— О чем ты?

— Я могу научить тебя контролировать своего зверя, как я контролирую демона. Ты ведь хочешь укротить его?

Всю свою жизнь Гвен лелеяла три сокровенных желания: встретить отца, заслужить уважение своей семьи и научиться контролировать свою гарпию. Если Сабин выполнит свое обещание, сбудется по крайней мере одно из желаний. Может быть, он слишком переоценивает свои силы и обречен на гибель, но искушение было сильно, и Гвен не могла ему противостоять.

— Я пойду с тобой, — сказала она. — И помогу всем, чем смогу.

На его лице отразилось бесконечное облегчение, он закрыл глаза и улыбнулся:

— Спасибо.

Улыбка смягчила суровые черты его лица, вновь придавая ему мальчишеское обаяние. Гвен жадно вглядывалась в это лицо, когда самолет вдруг резко тряхнуло. Сабина отбросило назад, а ее швырнуло вперед. К удовольствию Гвен, расстояние между ними не увеличилось.

— Я согласна, но при одном условии, — добавила она, когда они вернулись на место.

Его лицо застыло, в нем появилось что-то жестокое.

— Что за условие?

— Ты должен пригласить моих сестер.

Может, не прямо сейчас. Гвен было неловко, она не хотела, чтобы сестры видели ее в такой обстановке, чтобы они узнали о том, что с ней случилось. Но она безумно скучала по ним и знала, что эта тоска скоро станет сильнее неловкости.

— Пригласить твоих сестер? Ты хочешь, чтобы мой дом кишел гарпиями?

— Постарайся выказывать радость, а не отвращение, — обиженно сказала она. — Мои сестры кастрировали мужчин и за куда более невинные проступки.

Сабин ущипнул себя за переносицу.

— Конечно. Хорошо. Приглашай их. И да помогут нам боги.

Глава 7

Парис сидел, сгорбившись, на заднем сиденье внедорожника, Страйдер вцепился в руль и гнал на полной скорости, не обращая внимания на дорожные знаки. Солнце заливало Будапешт, но даже крошечный лучик не мог дотянуться до Париса. Окна были затонированы так старательно, что салон машины утопал в полумраке. Анья, возлюбленная Люсьена и полубогиня Анархии, угнала эту машину боги знают откуда — а еще вторую такую же и «бентли» для себя — незадолго до того, как они отправились в Египет.

— Не стоит меня благодарить, — сказала она, лучезарно улыбаясь. — Мне достаточно видеть ваши перепуганные физиономии. Да, эти тачки похожи на лимузины, на которых разъезжают гангстеры, но вам, ребята, не помешает сменить имидж, и эти машины — как раз то, что нужно.

К несчастью, Парис оказался в одной машине с Аманом, который сильно сжимал голову, будто боялся, что она вот-вот взорвется, мрачным Аэроном, которому явно нужна была его маленькая подруга — демоница Легион, а также Сабином и его гарпией.

Сабин не мог оторвать глаз от этой опасной, вырывающей врагам глотки женщины. Ему так и не удалось справиться со своей эрекцией после того поцелуя в самолете. Вполне объяснимо, конечно. Девушка была бесподобно хороша, с золотыми глазами, сверкающими, как бриллианты самой чистой воды, губами алыми, как спелое яблоко Евы, и телом, которое было воплощением искушения. А эти рыжие волосы… И все же не стоит забывать, что это гарпия, ее обнаружили в лагере противника, а значит, ей нельзя доверять.

Может быть, ее истязали, как остальных пленниц. Может быть, она ненавидела охотников так же сильно, как и он. Может быть…

Но этого было недостаточно, чтобы заслужить его доверие. Больше нет. Она могла быть наживкой, прелестной ловушкой, которую устроили охотники и в которую попались Владыки.

Парис не хотел, чтобы Сабин уподобился ему: желать врага каждой клеточкой своего тела и не иметь возможности обладать ею.

Минуту, час, месяц, год назад — он не знал точно, время уже не имело для него никакого значения — Парис попал в засаду охотников и был брошен в темницу. Поскольку его тело служило приютом демону Разврата, чтобы выжить, ему нужен был секс. Ежедневный секс, хотя бы раз в день, но никогда с одной и той же женщиной. В той камере, привязанный к каталке, он настолько ослабел, что едва мог открыть глаза. Не желая убивать Париса до тех пор, пока не отыщется ларец Пандоры, — а смерть тела означала, что демон вырвется на волю и будет беспрепятственно бродить по земле, — они прислали к нему ее. Сиенну. Невзрачную, покрытую веснушками Сиенну, с тонкими руками и неразбуженной чувственностью.

Она соблазнила Париса, многократно увеличив его силу. И впервые, после того как демон овладел им, Париса снова потянуло к той же женщине. В то мгновение он понял, что она принадлежит ему. Парис знал, что она создана для него, что она — причина, по которой он все еще ходит по этой земле. Причина, по которой смерть щадила его тысячи лет. Но ее собственные сообщники убили ее, когда Парис пытался сбежать вместе с ней.

Она умерла у него на руках.

Он и теперь вынужден был каждый день делить постель с новой женщиной, а если не мог найти женщину, то с мужчиной, хотя собственный пол никогда не привлекал его. Для демона Разврата разницы не было — секс есть секс. Это обстоятельство вызывало у Париса жгучий стыд.

И все же кое-что изменилось. Теперь, чтобы заняться сексом, ему приходилось представлять себе лицо Сиенны. Он вынужден был рисовать в своем воображении ее лицо, чтобы довести дело до конца, потому что каждая клеточка его тела знала — женщина под ним не та. Не тот запах, не те изгибы тела, не тот голос. Все не то.

Сегодня будет то же самое. И завтра. И послезавтра, и через много-много дней. Вечность. И не было конца этому. Только смерть, которую он еще не заслужил. Он не мог позволить себе умереть, пока не отомстит за Сиенну. Но случится ли это когда-нибудь?

«Ты не любил ее. Это было наваждение».

Мудрые слова. Кому они принадлежат? Его демону? Ему самому? Он больше не знал. Не мог больше отличить один голос от другого. Они были одним существом, двумя половинами единого целого. И оба на пределе, могли сорваться каждую минуту.

До тех пор, пока…

Парис погладил мешочек с сушеной амброзией, лежавший у него в кармане, и с его губ сорвался вздох облегчения. Он все еще тут. Теперь он постоянно носил с собой это могущественное средство. Просто на всякий случай. И этот случай представлялся довольно часто.

Только амброзия, смешанная с вином, приводила к желанному результату — одурманивала его, погружая в забытье. Правда, длилось оно недолго. С каждым днем ему приходилось добавлять все больше амброзии, чтобы достичь вожделенного кайфа.

Приходилось просить друга красть все больше амброзии. Боги знают, что он заслужил несколько часов передышки, возможность утратить себя на некоторое время, уйти от реальности. После этого он проснется освеженным, окрепшим, готовым сразиться с врагом.

Он приказал себе не думать сейчас об этом. Как только они доберутся до крепости, ему придется кое-что сделать. Работа важнее всего. Он заставил себя сосредоточиться на пейзаже за окном машины, отключил разум. Промелькнули многочисленные дворцы, разгуливавшие по улицам люди. Их сменили поросшие лесом холмы, забытые, заброшенные.

Внедорожник подскочил на каменистом выступе и начал подниматься на один из этих холмов, огибая деревья и небольшие сувениры, которые он и его друзья оставили для охотников, которые могли набраться храбрости и напасть на них. Один раз такое уже случилось.

Около месяца назад они ворвались в крепость и подорвали его дом — дом, в котором он прожил много столетий. Из-за этого воинам пришлось сделать на скорую руку ремонт, прежде чем отправиться в очередное путешествие. Нужна была новая мебель, новая бытовая техника. Ему все это совсем не нравилось. В последнее время в его жизни и так много перемен: в крепости появились женщины, старые заклятые друзья, вновь вспыхнувшая война… Он чувствовал, что его силы на исходе.

Впереди показалась крепость, чудовищно массивное сооружение из камня. Выщербленные стены оплел плющ, стирая разницу между землей и делом человеческих рук. Единственное, что разделяло их, — железные ворота, еще одно новшество.

Воздух заискрился от нетерпения. Тела напряглись, все затаили дыхание. Так близко…

Торин, следивший за ними из крепости при помощи мониторов и сенсоров, открыл ворота. Когда они добрались наконец до высокой арочной двери, Аэрон так стиснул подлокотник, что тот треснул.

— Немного волнуешься, да? — спросил Страйдер, глядя на него в зеркало заднего вида.

Аэрон не ответил. Вряд ли он вообще слышал вопрос. Его покрытое татуировками лицо выражало лишь решимость и гнев. Не с таким лицом он обычно встречал Легион.

Машина остановилась, и все высыпали наружу. Обжигающий солнечный свет обрушился на его тело, футболка и джинсы моментально промокли от пота. О, боги, неужели в аду так же жарко?

Выбравшись из машины, маленькая гарпия отошла в сторону, обхватив себя тонкими руками, ее глаза были расширены, лицо побледнело. Сабин следил за каждым ее движением. Он не оторвал от нее взгляда, даже когда сумка, которую он выдернул из багажника, упала ему на ногу.

Как столь свирепое существо, как гарпия, может быть таким робким и пугливым? Это было невозможно, немыслимо. Словно две части от двух разных головоломок, сложенные вместе, — вот на что была похожа Гвен, и Парис вдруг подумал, что, пожалуй, прежде, чем сажать в машину, ей стоило бы завязать глаза.

Запоздалая мысль. Впрочем, они ведь всегда могут вырезать ей язык, чтобы она не болтала, предположил он. Или отрезать руки, чтобы она не могла писать и жестикулировать.

Кто же ты такая?

До встречи с Сиенной он первым бросился бы на защиту женщины. Теперь все иначе. То, что он — пусть даже мысленно — хотел причинить ей вред, должно было заставить его устыдиться. Вместо этого он сердился на себя за то, что не позаботился о безопасности своих друзей. Все возможные угрозы должны быть устранены. Много лет остальные воины пытались убедить его в этом, но он был непреклонен. Сейчас он наконец понял.

Впрочем, сейчас уже поздно было об этом думать. Сабин не позволит дотронуться до нее даже пальцем. Парень пропал. Даже в прошлом, до того, как между группой Люсьена и воинами Сабина пролегла пропасть, Парис не видел своего друга до такой степени увлеченным женщиной. Ничего хорошего в этом нет. Если робость и неуверенность девушки не игра, Сабин уничтожит ее, постепенно подорвав самооценку.

Мэддокс выбрался из второго внедорожника, Парис заметил лишь темный силуэт. Одержимый демоном Насилия бросился к дому, не потрудившись даже забрать свою сумку. Дверь распахнулась, и на крыльцо, смеясь и плача одновременно, выбежала его беременная женщина. Эшлин бросилась в его объятия, и он закружил ее, прижав к себе. Мгновение спустя они уже слились в жарком поцелуе.

Сложно было представить свирепого, неукротимого Мэддокса в роли отца — даже если учесть, что ребенок, как и все Владыки, будет наполовину демоном.

Затем появилась Даника, она замерла на пороге и обвела взглядом воинов, пытаясь отыскать среди них Рейеса. Заметив его, прелестная блондинка взвизгнула от радости. Для Рейеса этот крик был подобен брачному зову; стиснув кинжал, он направился к своей возлюбленной.

Одержимый демоном Боли, Рейес не мог испытать наслаждение без физических страданий. До встречи с Даникой воину приходилось резать себя сутки напролет, просто чтобы выжить. Во время пребывания в Каире он не нанес себе ни одного увечья. По его словам, разлука с Даникой сама по себе была болезненна для него. Теперь, когда они воссоединились, ему снова придется калечить себя, но Парис не думал, что кто-то из них двоих обращает на это внимание.

Издав полное страсти рычание, Рейес подхватил Данику на руки, и они исчезли в крепости. Смех Даники эхом отозвался от стен.

Парис потер грудь, в которой внезапно вспыхнула боль, молясь, чтобы она утихла. Но надежды на это было мало. Облегчение ему может принести только амброзия. Каждый раз, когда он видел влюбленную пару, боль распускала свои щупальцы, словно паразит, высасывавший из него жизнь. Единственное облегчение ему приносило тяжкое алкогольное забытье.

Люсьена, который предпочитал свой собственный, молниеносный способ передвижения долгому перелету на самолете, нигде не было видно. Наверное, заперлись с Аньей в их комнате. Что ж, и на том спасибо.

Парис заметил, что гарпия наблюдает за влюбленными парочками так же внимательно, как и он. То ли ей доставляло удовольствие это зрелище, то ли она надеялась как-то использовать эту информацию против них.

Хвала богам, других женщин в их резиденции не было. Ни одной женщины, которую Парис мог бы соблазнить и затем бросить ради другой. Джилли, юная подруга Даники, сейчас снимала квартиру в городе. Ей хотелось иметь свой угол. И они сделали вид, что уступили. Она понятия не имела, что Торин подключил ее жилище к своей системе наблюдения. Бабушка Даники, мать и сестра вернулись в Штаты.

— Идем, — сказал Сабин гарпии.

Она не послушалась, и он поманил ее пальцем.

— Эти женщины… — прошептала она.

— Они счастливы, — с уверенностью ответил Сабин. — Они бы лично поприветствовали тебя, если бы не радовались так возвращению их мужчин.

— Они знают?.. — проговорила она и умолкла.

— О да. Они знают, что их мужчины одержимы демонами. А теперь идем.

Он помахал ей.

Она все еще колебалась.

— Куда ты меня отведешь?

Сабин ущипнул переносицу. В последнее время это, кажется, вошло у него в привычку.

— Входи или оставайся здесь, я не намерен ждать, когда ты наконец на что-нибудь решишься.

Сердитые шаги, грохнувшая дверь.

С любым другим он даже разговаривать бы не стал, просто поднял бы и перебросил через плечо, подумал Парис. А ей предоставил право выбора. Очень умно.

Гарпия посмотрела направо и налево, и Парис напрягся, готовый в любую минуту броситься в погоню. Он, правда, сомневался в том, что ему удастся поймать ее, если она снова включит сверхскоростной режим, как тогда, в подземелье. Но он готов был сражаться с ней, если это будет необходимо.

В его голове вдруг раздался еще один тревожный сигнал. Она могла бы сбежать, прямо здесь и сейчас. И раньше, до того, как они сели в самолет. Черт побери, да она могла удрать из лагеря, который они разбили в пустыне. Почему же она этого не сделала? Вполне возможно, что она — наживка, как он и подозревал, и осталась, чтобы выведать о них все, что могла.

Сиенна, хотя она и отрицала это, тоже была наживкой. Она целовала его, и она же отравила его… а ведь она была простой смертной. Какой же вред может причинить гарпия?

«Пусть Сабин об этом беспокоится. У тебя своих забот хватает».

Наконец Гвен решила последовать за Сабином и нерешительно двинулась к двери.

— Пленников надо допросить, — сказал Парис, не обращаясь ни к кому конкретно.

Камео отбросила темные волосы за плечо и наклонилась, чтобы взять свою сумку. Никто не предложил ей помощь. С ней обращались так, будто она была одним из парней, она сама этого хотела. По крайней мере, так он себе всегда говорил. Парис и не пытался обращаться с ней иначе, потому что у него никогда не возникало желания уложить ее в постель. Может быть, они были не правы и ей нужно было, чтобы время от времени ее баловали.

— Может, завтра, — сказала она, и от звуков ее трагического голоса у него едва не закровоточили барабанные перепонки. — Мне нужно отдохнуть.

Не сказав больше ни слова — слава богам, — она вошла в дом.

Парис хорошо знал женщин и ни минуты не сомневался в том, что она лжет. Ее глаза сияли, на щеках горел румянец. Она выглядела не утомленной, а возбужденной. С кем же она собиралась встретиться?

В последнее время ее часто видели с Торином и… Парис моргнул. Нет, конечно нет. Торин не мог прикоснуться к кому-либо, не заразив смертельной бо лезнью, потом эпидемия этой чумы опустошила бы землю. Опасность угрожала даже бессмертным. Бессмертный не умер бы, но стал бы таким, как Торин, который не мог познать любовь без ужасных последствий.

Но, что бы они там ни замышляли, сейчас это не имело значения. У него есть работа.

— Есть желающие? — поинтересовался Парис у оставшихся воинов.

Ему хотелось скорее покончить с этим дерьмом. Чем скорее он выбьет из охотников информацию, тем скорее сможет забаррикадироваться в своей комнате и на время оставить реальный мир.

Страйдер сделал вид, что ничего не слышал, и, насвистывая сквозь зубы, зашагал к двери.

Что за черт? Никто не ценил потерпевших поражение так, как Страйдер.

— Страйдер, дружище. Я знаю, ты слышал меня. Поможешь мне с допросом?

— Да ладно тебе. Это может подождать до завтра. Они же никуда не денутся. Мне нужно отдохнуть. Завтра чуть свет я буду к твоим услугам, бодр и свеж, как Камео. Клянусь богами.

Парис вздохнул:

— Хорошо. Иди. — Неужели Камео встречается со Страйдером? — А что насчет тебя, Аман?

Аман кивнул в знак согласия, но потерял равновесие, пошатнулся и со стоном рухнул на нижнюю ступеньку крыльца.

Через мгновение Страйдер оказался рядом, обняв Амана за талию:

— Дядя Страйди здесь, не волнуйся.

Он поднял обычно такого стойкого Амана на ноги и подхватил бы его на руки, если бы потребовалось. Но, собрав остатки сил и опираясь на Страйдера, Аман побрел к двери, едва переставляя ноги и изредка спотыкаясь.

— Я помогу тебе с охотниками, — сказал Аэрон, подходя к Парису.

Это предложение чертовски удивило Париса.

— А как же Легион? Она, наверное, соскучилась по тебе.

Аэрон покачал головой. Волосы его были коротко острижены, и череп поблескивал на солнце.

— Она бы уже бросилась ко мне на шею, если бы была здесь.

— Извини.

Никто лучше Париса не знал, каково это — тосковать по женщине. Хотя, надо признать, он был очень удивлен, обнаружив, что этот гибкий и крепкий маленький демон — женщина.

— Это к лучшему. — Аэрон провел по лицу рукой с набухшими венами. — Что-то… следит за мной. Я чувствую чье-то присутствие. Могущественное. Это началось примерно за неделю до того, как мы отправились в Каир.

Парис похолодел от страха.

— Что за дурацкая привычка у тебя скрывать важную информацию? Ты должен был сказать нам сразу, как только заметил слежку. Точно так же ты должен был рассказать нам о том, что случилось с титанами в тот самый день, когда вернулся с небес несколько месяцев назад. Кто бы ни следил за тобой, он мог бы предупредить охотников о том, что мы идем по их следу. Мы могли…

— Ты прав, и мне жаль, что так вышло. Но я не думаю, что тот, кто следит за нами — кто бы это ни был, — работает на охотников.

— Почему? — требовательно спросил Парис, желая разобраться в том, что происходит.

— Мне знакомо ощущение, когда на тебя устремлен ненавидящий, осуждающий взгляд, сейчас все иначе. Этот взгляд… любопытствующий.

Он немного расслабился.

— Может, это кто-то из богов.

— Не думаю. Легион не боится богов, а это существо внушает ей страх. Вот почему она предпочла отправиться на разведку в ад по поручению Сабина. Она сказала, что вернется, только когда эта слежка закончится.

В голосе Аэрона прозвучало беспокойство, причин которого Парис не понимал. Да, Легион была маленьким демоном, питавшим особое пристрастие к диадемам, — они обнаружили это не так давно, когда она стащила одну из диадем у Аньи и гордо дефилировала в ней по крепости, — но она вполне могла позаботиться о себе.

Парис внимательно осмотрелся.

— Эта твоя тень сейчас здесь? — Вот только еще одного врага им недоставало. — Может, мне удастся соблазнить эту… это… в общем, отвлечь его внимание от тебя.

И убить. Кто знает, что этому наблюдателю уже удалось выведать.

Аэрон покачал головой:

— Честно говоря, я не думаю, что оно хочет навредить нам.

— Тогда ладно. Разберемся с этим позже. Просто дай мне знать, когда оно вернется. А прямо сейчас зай мемся темницей, полной придурков.

— Ты заметил, что с каждым днем все больше уподобляешься смертным? — сказал Аэрон, но в его голосе не было осуждения. Он вынул мачете из петли на спине. — Вероятно, охотники будут сопротивляться.

— Только если нам повезет.

Торин, одержимый демоном Болезни, сидел за своим столом, но взгляд его был устремлен не на мониторы, связывающие его с внешним миром, а на дверь его спальни. Он видел, как внедорожник подъехал к крепости, и мгновенно возбудился. Он смотрел, как воины выходят из машины, и ему пришлось положить ладонь на возбужденную плоть, чтобы усмирить внезапную боль. Один за одним воины исчезали в крепости. В любой момент…

Камео неслышно проскользнула в его комнату и тихо закрыла за собой дверь. Поворачивая ключ в замке, она несколько секунд стояла к Торину спиной. Водопад длинных темных волос, завивающихся на концах, ниспадал до талии.

Однажды она позволила ему дотронуться до одного из ее локонов пальцем без перчатки, осторожно, очень осторожно, чтобы не коснуться кожи. Это был его первый настоящий контакт с женщиной за несколько сотен лет. Он чуть не кончил от одного только прикосновения к этим шелковистым волосам. Но это мимолетное прикосновение — все, что она могла ему позволить, а он и не осмелился бы на большее, зная, чем это грозит.

По правде сказать, Торин удивлялся, что они все-таки решились на большее. Конечно, при условии, что он будет в перчатках. В этом случае шанс заразить Камео равнялся нулю. Но прикосновение волос к коже, мужчины к женщине? Для этого требовалась смелость и доверие с ее стороны и его отчаяние и глупость. Волосы — не кожа, но что, если бы его палец соскользнул? Если бы она случайно коснулась его? По какой-то неизвестной причине никто из них не подумал о возможных последствиях.

В последний раз, когда он дотронулся до женщины, вымерла целая деревня. Черная чума, так называли эту болезнь. Она жила в нем, бурлила в его венах, ее смех раздавался в его голове. Все последующие годы Торин не раз пытался очистить кожу и тер ее, пока не выступала черная кровь. Наконец он понял, что никогда не сможет избавиться от живущего в нем вируса.

За минувшие столетия он научился игнорировать постоянное ощущение грязи, испорченности, скрывая его за улыбками и мрачным юмором, но так и не смог подавить в себе стремление к тому, что было ему недоступно, — к отношениям. Камео по крайней мере понимала его, знала, с чем ему приходится бороться, что он может и чего не может, и не просила большего.

А он хотел, чтобы она попросила о большем, и ненавидел себя за это.

Она медленно повернулась к нему. Ее губы были алыми и влажными, словно она кусала их, на щеках горел румянец. Ее грудь поднималась и опускалась, следуя за учащенным дыханием. Его собственное дыхание опаляло ему горло.

— Мы вернулись, — сказала она, вздохнув.

Торин не пошевелился, лишь изогнул бровь, словно ему все было безразлично.

— Ты не ранена?

— Нет.

— Хорошо. Раздевайся.

С тех пор как несколько месяцев назад он коснулся ее волос, они стали лучшими друзьями. С некоторыми привилегиями. Правда, самоудовлетворение на глазах другого — привилегия сомнительная, но все же… И она чертовски все усложняла. Здесь и сейчас… в будущем. В один прекрасный день ей понадобится любовник, который сможет дотронуться до нее, заниматься с ней любовью, входить и выходить из нее, целовать ее, пробовать на вкус, обнимать. Тогда Торину придется отойти в сторону и постараться не прикончить мерзавца.

Ну а пока…

Она не повиновалась.

— Может, я неясно выразился, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты разделась.

Потом Камео накажет его за то, что он осмелился ей приказывать. Он хорошо ее знал, знал, как отчаянно она старается доказать, что ни в чем не уступает мужчинам. Теперь ею овладело желание. Он чувствовал сладостный аромат ее возбуждения. Она не сможет долго сопротивляться.

И правда, сжав дрожащими пальцами край футболки, она стянула ее через голову. Черный кружевной бюстгальтер. Его любимый.

— Хорошая девочка, — похвалил он.

Ее глаза сузились, взгляд устремился на выпук лость на брюках, скрывавшую его напряженную плоть.

— Я же велела тебе раздеться к моему возвращению. Ты — плохой мальчик.

Он уже привык к ее скорбному голосу и не содрогался, как другие. Ни внешне, ни в душе. Этот голос был частью ее самой. Для него это была трогательная мелодия, эхом отзывавшаяся в его собственной душе.

Торин выпрямился во весь рост, чувствуя, как напряжено все его тело.

— А я когда-нибудь был хорошим?

Зрачки Камео расширились, соски затвердели. Ей нравилось, когда Торин поддразнивал ее, бросал ей вызов. Может быть, потому, что она знала — цена приза тем выше, чем больше труда вложено в то, чтобы его заполучить.

Он желал только одного — обладать достаточной силой духа, чтобы хоть раз выйти из схватки с ней победителем. В конце концов она всегда брала верх. У него был небольшой опыт общения с женщинами, и то, что происходило между ним и Камео, приводило его в отчаяние, но он всегда держался стойко.

— Я разденусь, когда ты снимешь с себя всю одежду, — хрипло сказал он. — Ни секундой раньше.

Решительное обещание, которое, по всей вероятности, он не сможет сдержать.

— Посмотрим…

Камео повернулась, и черные волосы взметнулись у нее за спиной. Очень медленно она приблизилась к туалетному столику. Не сводя глаз с Торина, поставила ногу в ботинке на стул перед собой. Никогда еще расшнуровывание ботинок не выглядело столь сексуально. Сняв первый ботинок, она швырнула его в Торина. Он увернулся, едва заметно наклонив голову. Второй ботинок ударил его в грудь. Он не мог оторвать от нее глаз даже для того, чтобы уклониться от столкновения.

Вжик. Брюки соскользнули на пол, и она переступила через них.

Черные кружевные трусики в пару к бюстгальтеру. Великолепно. Везде оружие. Замечательно.

У Камео была маленькая упругая грудь, и он знал, что соски ее подобны розовым бутонам. На правом бедре у нее красовалась маленькая овальная родинка. Он готов был отдать все, лишь бы иметь возможность коснуться ее языком… Но что возбуждало, буквально воспламеняло его — сверкающая татуировка в виде бабочки, обнимавшая ее бедра.

Если смотреть на эту татуировку только с одного бока или спереди, почти невозможно понять, что собой представляет этот переливающийся, ослепительный узор. Только когда она поворачивалась к нему спиной, татуировка принимала форму бабочки. Ах, как ему хотелось провести кончиком языка вдоль линий этого замысловатого рисунка, по каждой зазубринке, каждой впадинке.

У него тоже была татуировка на животе, но в виде оникса в алой оправе. Вообще, татуировки-бабочки были у всех воинов, хотя и в разных местах. Но он никогда не испытывал желания прикоснуться руками, губами или телом к меткам, украшавшим тела других воинов.

Камео избавилась наконец от своего оружия, сложив его грудой на полу. Она выгнула бровь.

— Твоя очередь.

Ее голос дрожал, словно все происходящее волновало ее куда сильнее, чем она хотела показать.

Он находил в этом эгоистическое утешение.

— Ты не раздета.

— И что же?

Торину следовало бы положить этому конец, отослать Камео прочь, сделать хоть что-нибудь, ведь они оба знали — эта игра зашла слишком далеко и этого никогда не будет достаточно ни для нее, ни для него, но… он разделся.

Камео судорожно вздохнула, как всегда в этот момент, она не могла отвести взгляд от его напрягшегося члена.

— Скажи мне, что ты хочешь со мной сделать, — сказала она, уже лаская свою грудь. — И смотри, ничего не упусти.

Он повиновался, и ее пальцы заскользили по телу так, будто это он касался ее. Только когда она дважды достигла оргазма, он прикоснулся к себе, представляя, что это она ласкает его. При этом он ни на миг не забывал, что это все, на что он может рассчитывать, и что большего ему не получить.

Глава 8

— Я хочу отдельную комнату.

— Нет.

— Просто нет? Без вариантов?

— Вот именно. Ты останешься здесь.

Сабин не уточнил, что она останется с ним, но это было очевидно. Его намерения были вполне ясны.

— Я не так долго прожил в Буде и нечасто останавливался в этой комнате, но она моя.

«Как и ты». Он не сказал этого вслух, но ей все было ясно и без слов.

Гвен сидела на краю незнакомой шикарной кровати, в незнакомой и до жути мужской спальне в незнакомой огромной крепости рядом со знакомым неотразимым мужчиной, которого она вроде как поцеловала и хотела бы поцеловать снова, но не могла, потому что он не желал иметь с ней ничего общего. В действительности это не она жаждала поцелуя, а ее гарпия. По крайней мере, так себе говорила Гвен.

Гарпия любила опасность и тьму, и демоническая натура Сабина вполне соответствовала ее требованиям. Гвен, напротив, предпочитала покой, граничащий со скукой. Она смотрела, как совершенно спокойный Сабин разбирает свою сумку, его движения были столь же уверенными, как и его голос. Пожалуй, хорошо, что он так отстранился от нее, сказала себе Гвен. Для гарпии это уж точно лучше. Глупо было бы с ее стороны снова поцеловать этого опьяняющего и приводящего ее в ярость Сабина. Подобные переживания не для нее, они слишком ярки и загадочны и смущают ее разум. Но этот мужчина, черт бы его побрал, так сексуален… даже сейчас, когда он распаковывает свои вещи… это выглядело как прелюдия. То, как напрягались его мускулы… Хватит пялиться на него. Вас не могут связывать близкие отношения. А кто говорит об отношениях? Испытывая страх перед своей темной половиной, Гвен всегда старалась придерживаться стратегии: заходи, бери то, что тебе нужно, и беги. В этом смысле ее отношения с Тайсоном, продлившиеся целых шесть месяцев, были исключением из правила. Интересно, что сейчас поделывает Тайсон? Встречается ли он с кем-нибудь? Может, даже женился? И что она почувствует, если узнает об этом?

Вспоминал ли он о ней? Спрашивал ли себя, где она или почему ее похитили? Наверное, стоит позвонить ему. Но сейчас сосредоточимся на главном.

— С какой стати я должна жить в твоей комнате? — спросила она Сабина.

— Так безопаснее.

Для кого? Для нее? Или для его друзей? Эта мысль повергла Гвен в отчаяние. Впрочем, наверное, даже хорошо, что мужчины так боятся ее. Может, они оставят ее в покое. Хотя странно… демоны не хотят с ней связываться, считая ее смертельно опасной? Да это просто смешно.

— Я ведь уже пообещала, что останусь в Будапеште. Я не собираюсь бежать.

— Это не имеет значения.

Она, прищурившись, посмотрела на него. Его короткие резкие ответы начинали бесить ее.

— У тебя есть подружка, как и у других? Может, жена? — Стерва, подумала она про себя. — Уверена, ей есть что сказать по поводу сложившейся ситуации.

— Нет. А если бы и была, это не имело бы значения.

Гвен уставилась на него, решив, что ослышалась.

— Не имело бы значения? Почему? Твои подруги не заслуживают твоей доброты и заботы?

Его пальцы изо всех сил стиснули бархатный мешочек с… метательными звездочками? Они угрожающе зазвенели, когда он положил их в сундук и запер на ключ. Второй мешочек остался висеть на его поясе.

— Я никогда не изменял своим, как ты выражаешься, подружкам. Я всегда был им верен. Но война — превыше всего. Всегда.

Ну надо же. Битва превыше любви.

Несомненно, Сабин — самый неромантичный мужчина из всех, которых ей приходилось встречать. В этом он превзошел даже ее прадеда, который, смеясь, сжег ее прабабку после того, как она произвела на свет бабушку Гвен.

Девушка склонила голову, пристально изучая Сабина.

— Ты что же, изменишь своей подруге, если это поможет тебе выиграть войну?

Повернувшись к сумке, он вытащил тяжелые армейские ботинки.

— Почему тебя это так волнует?

— Просто любопытно.

— Тогда ответ — да.

Гвен удивленно моргнула. Во-первых, он даже не оправдывался. Во-вторых, говорил уверенно, не колеблясь.

— То есть изменишь?

— Да. Изменю. Если ценой этой измены будет победа.

Ну ничего себе.

Откровенность Сабина буквально повергала ее в депрессию. Да, он был демоном, но она почему-то ждала — хотела? — от него большего. Она ни за что не стала бы встречаться с мужчиной, способным на измену.

Гвен хотела быть одной и единственной. Всегда. Ей нелегко было делиться с кем-то; это противоречило ее инстинктам и инстинктам ее племени. Вот почему она наконец отбросила свои страхи и вступила в отношения с Тайсоном.

Насколько Гвен было известно, он ей не изменял. У них был хороший, хотя и скучноватый секс, потому что отношения она еще могла как-то поддерживать, но позволить себе полностью отдаться страсти было бы рискованно. Что ж, по крайней мере, Тайсон любил ее, и она думала, что любит его. Сейчас, после стольких месяцев разлуки, она поняла, что любила лишь то, что он олицетворял собой, — нормальность, стабильность. К тому же они были очень похожи. Он работал в налоговом управлении, и даже собственные коллеги ненавидели его. Она была гарпией, которая всегда избегала конфликтов и которую жалело все ее племя. Однако одного этого сходства все же было недостаточно, чтобы оставаться вместе. По крайней мере, не навсегда.

Гвен подсознательно чувствовала, что рядом с Сабином она сможет расслабиться, хотя бы немного. Ее гарпия не испугала его ни в подземелье, ни в самолете. Обладая такой силой, он может выдержать больше, чем простой смертный. Но хотя Сабин бессмертен и ему нельзя отказать в храбрости, Гвен все же сомневалась, что он в состоянии вынести все сюрпризы, которые она может преподнести. Вряд ли это кому-то под силу.

И все же ей интересно было, каков он в постели. Не робок, это уж точно. Он пустился бы во все тяжкие и потребовал того же от своей партнерши. На что он готов будет пойти ради Гвен?

— Значит, жены у тебя нет, а сейчас ты свободен? — спросила она запинаясь.

Какая же женщина решится на отношения с ним? Наверное, только сумасшедшая. Да, он красив, и лишь один его поцелуй способен вознести женщину к вратам рая. Но это мимолетное наслаждение могло разбить сердце. Определенно она была не единственной, кто понимал это.

— С чего столько вопросов?

— Просто заполняю паузу.

Ложь. В последнее время она слишком часто прибегала к ней. Этот воин, спаситель, вырвавший Гвен из рук охотников, очень интересовал ее.

— Иногда можно и помолчать, — буркнул он, копаясь в сумке.

— Так у тебя есть кто-то или нет?

— Ты мне больше нравилась, когда всего боялась, — пробормотал он.

Странно, но рядом с ним она была не такой застенчивой, как обычно. Наверное, увидев, какую любовь его друзья испытывают к своим женщинам, она обрела уверенность в себе. По крайней мере, на время.

— Так что? Ты один?

Он вздохнул, уступая.

— Да, я один.

— Охотно верю, — пробормотала она. Его последняя подружка, наверное, дала ему пинка под зад. — Но это вовсе не означает, что мы можем спать в одной постели. Тебе придется поискать себе другое место, потому что эту кровать займу я.

Смело. Она только надеялась, что он не воспримет это как блеф.

— Не беспокойся. Я буду спать на полу.

Сабин бросил несколько мятых рубашек в корзину для белья, стоящую возле шкафа. Воин-демон сортирует грязное белье — такое не каждый день увидишь.

— А если я не доверяю тебе и не хочу, чтобы ты оставался здесь?

Он рассмеялся, и в этом смехе было что-то жестокое.

— Как жаль. Но я не оставлю тебя одну на всю ночь.

Утешительного мало. Он не пообещал держаться от нее подальше, не сказал, что не рассматривает ее в качестве сексуального объекта. А если это так? И хочется ли ей этого?

Гвен изучала его профиль, скользя взглядом вдоль линии носа. Тот был немного длиннее среднего и выглядел представительно. Четко очерченные скулы, квадратная челюсть. Резкие черты лица, и ни намека на мальчишеское обаяние, которое она себе вообразила.

У него были очень пушистые, почти как у женщины ресницы. Гвен не замечала раньше, но ресницы у него были такими густыми и темными, что создавалось впечатление, будто он подводит глаза.

Обхватив себя руками, она отвела взгляд от интригующего лица и переключила внимание на его тело. Ах, какие мускулы… она снова поймала себя на мысли, что восхищается им. Когда он потянулся за бритвенным прибором, под кожей его бицепса проступили вены. Его запястье стягивал черный кожаный браслет с металлическими заклепками. Его длинные ноги в два счета донесли его до ванной комнаты. Втайне она надеялась, что он снимет рубашку и у нее будет еще одна возможность полюбоваться его крепкими мускулами. Может, удастся получше рассмотреть татуировку в виде бабочки, обнимавшую его талию и исчезавшую за поясом брюк.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, — сказал он, остановившись на пороге ванной и привалившись плечом к дверному косяку. — Почему ты не сбежала? Или хотя бы не попыталась. Я помню, ты говорила, что боялась пустыни, не хотела отправляться в неизвестность. Это я могу понять. Но потом ты разгадала наш маленький грязный демонский секрет и все равно осталась. Даже пообещала помочь мне.

Хороший вопрос. Гвен подумывала, не сбежать ли ей в лес, когда самолет приземлится, и потом, когда внедорожники остановились. Но тут из крепости выбежали смертные женщины, бросились в объятия своих мужчин… они явно любили их… и Гвен задумалась. Воины-демоны были нежны и заботливы со своими женщинами. Обходились с ними почтительно, даже благоговейно, словно с величайшими из ценностей.

Это главным образом и заставило ее пересмотреть свое отношение к демонам.

Они оказались полной противоположностью тому, чего она ожидала, были по-своему благородны и даже добры. Казалось, они хотят защитить ее. Более того, в их взглядах, устремленных на нее, Гвен не замечала разочарования, они принимали ее такой, какая есть, пусть даже она была не такой сильной, храброй и свирепой, как они.

«Это все ее ангельская кровь, — недовольно говорила мать всякий раз, когда Гвен отказывалась причинять вред невинному. — Надо было сто раз подумать, прежде чем ложиться с ним в постель».

Беззаветно любя Гвен, сестры всегда заступались за нее, но она прекрасно знала, что они тоже считают ее слабой. Она читала это в их глазах.

Словно оправдываясь, Гвен думала, что если бы отец знал дочь, то гордился бы ею. Только приветствовал такую доброту.

— И?.. — напомнил о себе Сабин.

— Я могу ответить тебе так, как ты ответил мне, — сказала Гвен, вздернув подбородок.

«Я сильная. Я могу постоять за себя».

— Почему я не сбежала? Потому. Вот почему.

«Что, съел?»

Сабин провел языком по зубам.

— Не смешно.

— Мне тоже.

«Вот тебе».

— Милая, поговори со мной.

То, как он произнес это слово… как ласка, фантазия и проклятие в одном нежнейшем шоколадном эклере. Конечно, украденном.

— Я чувствую себя в безопасности рядом с тобой, — наконец призналась Гвен. Она и сама не знала, зачем говорит ему правду. — Понятно?

Сабин нахмурился, чем удивил ее.

— Это глупо. Ты ведь меня даже не знаешь. Но если ты на самом деле так глупа, то зачем просила себе отдельную комнату? Зачем задавала все эти вопросы?

Щеки Гвен вспыхнули. Нет, какая она все-таки дура.

— У меня почему-то складывается впечатление, что ты не хочешь меня здесь видеть, хотя я здесь по твоей просьбе. Хочешь, чтобы я сбежала?

Он помотал головой.

— В таком случае можешь хотя бы притвориться хорошим?

— Нет.

И снова никаких колебаний. Это уже по-настоящему начинало раздражать ее.

— Ладно. Но скажи, почему ты то милый, то через минуту рычишь на меня?

Сабин стиснул зубы, на щеках заходили желваки.

— Я не могу дать тебе ничего хорошего. Не стоит доверяться мне, это причинит тебе боль.

А он не хочет причинять ей боль?

— Почему ты так говоришь?

Ответа не последовало.

— Это из-за твоего демона? — настаивала она. — Какой демон живет в тебе?

— Не важно, — рявкнул он.

И снова она не получила ответа. Хотя вразумительного ответа на ее вопрос, наверное, не существовало. Хотя, может быть, он обманывает ее и в действительно хочет причинить ей боль, потому что он демон, а именно так демоны и поступают. И все же он не мог быть воплощением истинного зла. Он искренне любил своих друзей. Эта любовь явственно читалась в его глазах всякий раз, когда он смотрел на них.

— Расскажи еще раз, что я могу для тебя сделать, — попросила Гвен, просто чтобы напомнить ему, что он действительно чего-то хотел от нее и что она не должна помогать ему, если этого не захочет. — Скажи, зачем ты пытаешься удержать меня здесь.

Хотя бы на этот вопрос он ответил охотно.

— Чтобы убить моих врагов, охотников.

У Гвен вырвался смешок.

— И ты в самом деле веришь, что я могу сделать нечто подобное? Намеренно, — поспешно прибавила она, не желая, чтобы ей в очередной раз напомнили о том, что она неумышленно натворила в том подземелье.

Темный взгляд Сабина вонзился в нее, подобно остро отточенному лезвию.

— При надлежащих условиях, полагаю, ты способна на все что угодно.

Надлежащие условия. Что это? Страх за свою жизнь? Злость? Он пойдет и на это. Подвергнет ее жизнь опасности или разозлит до полной утраты контроля. Все что угодно ради победы в его войне.

— А что случилось с обещанием научить меня держать себя в руках?

— Я сказал, что попытаюсь. А не обещал, что мне это удастся.

Еще никогда у нее не было лучшего повода, чтобы сбежать от него. Сабин оказался гораздо опаснее, чем она думала. Но она не могла сбежать прямо сейчас, когда отчетливо осознала, что часть ее действительно хочет помочь ему. Не убивать, ей не хотелось ввязываться в настоящую драку, но Гвен претила мысль о том, что по земле ходят люди, подобные Крису, что они измываются над другими бессмертными женщинами. Если она может хоть чем-то помочь в борьбе против них, разве она не обязана сделать это?

— Ты не боишься за свою жизнь? — спросила она. — Если я выпущу на волю свою гарпию, ты можешь не успеть порадоваться победе. Даже бессмертный может лишиться жизни при надлежащем стечении обстоятельств.

— Я готов пойти на этот риск. Как я уже говорил тебе, они убили моего лучшего друга, Бадена, хранителя демона Неверия. Он был великим воином и не заслужил подобной смерти.

— Что с ним случилось?

После того, что охотники творили с ее подругами по несчастью, она могла только гадать.

— Они подослали женщину, которая соблазнила Бадена. И, застав его врасплох в постели, отрезали ему голову. Но если тебе нужен еще один повод, вот он: охотники обвиняют меня и моих друзей во всех болезнях, в каждой смерти, во всей лжи и насилии, что творятся в этом мире. Они пытали людей, к которым я имел глупость привязаться, и сделают все, чтобы уничтожить всех и вся, при этом называя меня воплощением зла.

— Ох, — только и сумела произнести Гвен.

— Вот именно. Ох. Все еще считаешь, что не сможешь мне помочь?

Сабин был совершенно очарован красавицей, которую видел перед собой. Эти рыжие волосы, струящиеся по плечам и волнами ложащиеся на колени. Эти сияющие глаза с серебристыми искорками. Этот розовый румянец на пухлых щеках.

Но больше всего ему нравился ее вновь обретенный боевой дух. Несмотря на то, что прежде он говорил совсем другое. Ее сила была чертовски сексуальна. В особенности сила обретенная, не врожденная. Хотя Гвен была очень робкой по своей природе, боялась его, этого дома, даже собственной тени, сейчас она совершенно спокойно сидела на его постели, задавая ему вопросы, высоко подняв голову и глядя ему прямо в глаза. Она в самом деле была уникальным созданием.

«Или величайшей в мире актрисой», — проснулся демон Сомнения.

Сабин зарычал. Гвен не играла. Охотники действительно захватили ее в плен и пытали, она им не помогала.

«Ты раздражаешь меня своими подозрениями».

«А может, я сохраняю жизнь тебе и твоим друзьям. Лучше быть начеку, чем позволить себя прикончить. Не забыл про Данику? Она явилась сюда будто бы в поисках спасения, а на самом деле снабжала охотников информацией».

Сабин сглотнул.

«Пусти меня к гарпии! Я подчиню ее волю и узнаю правду».

Он представил себе Рейеса и Данику такими, какими они были теперь. Счастливыми, влюбленными. Живое свидетельство того, что дурные намерения могут превратиться в добро.

«Ты сейчас заткнешься. Да, именно это ты и сделаешь».

Что касается его…

Он посмотрел на Гвен, зная — без тени сомнения, — что ему не суждено обрести счастье, подобно Рейесу. Женщина еще может вынести то, что мужчина режет себя. Но она не сможет выжить, потеряв самоуважение. Гвен и так уже слишком близка к этому.

Что же сделало ее такой девушкой? Или скорее женщиной, ведь она старше Эшлин и Даники.

Ему хотелось знать о ней все, в мельчайших подробностях. Семья, друзья, любовники. И она интересовалась им, это нравилось ему больше, чем он готов был признать. Намного больше. Он хотел ответить на ее вопросы, рассказать ей все, но подобная откровенность могла быть опасна. Многое в нем самом раздражало его, но все же он стал умнее. Умнее, но по-прежнему во власти возбуждения.

Сабин стоял перед Гвен, чувствуя обжигающее, неутоленное желание. Он хотел запустить пальцы в эти шелковистые волосы, хотел, чтобы это роскошное тело трепетало под ним, над ним, хотел слышать ее крики, полные наслаждения.

Сопротивляясь искушению, он сложил руки на груди, его рубашка натянулась. Взгляд Гвен упал на его левый бицепс. Черт. Если она хотела его так же, как и он, то они угодили в ловушку. Хотя и полную греховных наслаждений, но опасную ловушку.

Его демон снова стал отчаянно рваться на волю, пытаясь добраться до нее, проникнуть в ее разум и наполнить его сомнениями. Вообще-то он уже начал нашептывать привычное: «Ты недостаточно сильна, недостаточно красива, недостаточно хороша».

Сабин прилагал нечеловеческие усилия, чтобы удержать демона в своей голове. Если он доберется до Гвен…

Он знал, как бороться с демоном, и давно научился не обращать внимания на сомнения; Гвен этого не умела. Она сломается, демон этого и добивается.

Почему она не может избавить его от мучений, как Эшлин избавила Мэддокса?

Почему она не может очаровать его темную половину, как Анья очаровала демона Люсьена?

Почему она не может обуздать стремление к боли, как Даника сделала для Рейеса?

Вместо этого Гвен лишь дразнила зверя внутри его.

— Честно говоря, не знаю, смогу ли помочь тебе так, как ты хочешь, но я сожалею о твоей потере, — сказала она с искренней печалью в голосе.

— Спасибо.

Как… мило.

Сабин нахмурился. Ей нужно лучше защищать свое сердце и свои эмоции. Она не должна переживать за него, ни к чему хорошему это не приведет. Теперь он чувствовал себя ее парнем. Кстати…

— А у тебя есть парень?

— Был. Раньше.

До того, как ее захватили в плен, догадался он. Какие же отношения их связывали? Бедняге небось приходилось следить за каждым словом, за каждым жестом, чтобы не пробудить в ней зверя?

— Ты скучаешь по нему?

В ее голосе ему послышалась грусть.

— Да, скучала.

Ага, хорошо… Сабин почувствовал раздражение.

— Он что, изменил тебе? Поэтому ты задавала эти глупые вопросы?

— Глупые? — Гвен провела розовым язычком по своим губам, и его член тут же напрягся. Сабин представил, как этот язычок касается его тела. Где-то ниже пояса.

— Нет, он мне не изменял. Он был честным.

Эти слова еще больше разозлили Сабина.

— Я честен. Я уже говорил тебе, что не лгал насчет того, что собираюсь делать, а чего не собираюсь. Я не могу.

Она посмотрела на него, изумленно выгнув бровь.

— Ты не можешь? О чем идет речь?

— Я не собираюсь говорить об этом, — процедил Сабин сквозь зубы.

Может, Гвен и нужно защищать свое сердце, а вот ему следует следить за своим языком.

— То, что ты сказал правду о своей готовности изменить, не делает тебя лучше, чем мой парень. Тайсон ни при каких обстоятельствах не стал бы мне изменять. Он любил меня.

Ее парень? Ее парень!

— Его что, зовут Тайсон? Не хотелось бы тебя расстраивать, но ты встречалась с мужчиной, которого зовут так же, как компанию по производству курятины. И я бы не был так уверен насчет его благородства. Готов поспорить, что он наставлял тебе рога всякий раз, как ты отворачивалась. Кроме того, если он так любил тебя, почему не пытался искать?

Сабин выругался про себя и крепко сжал губы. Эти ужасные слова произнес его демон, а не он. Поскольку он удерживал ублюдка на коротком поводке, не позволяя ему проникнуть в ее разум, тот решил пойти другим путем.

Гвен побелела.

— Он… он, наверное, пытался.

Чувство вины и стыда затопило Сабина, смывая раздражение. Несмотря на всю свою браваду, она была очень хрупким созданием. Однако это лишь подтвердило его подозрения. Достаточно легкого напора сомнений, и она почти сломалась. Ему лучше держаться от нее подальше.

Вот только сможет ли он? Его тянуло к этой женщине. Он уже решил, что она будет спать в его комнате. С ним. Одна. Как глупо! Но это был единственный способ охранять ее — от других, от нее самой. И еще… тоже, конечно, глупо, но ему нравилось думать, что Гвен рядом с ним. Он наслаждался ею. Она была не только красивой, но и остроумной — когда не была напугана и не замыкалась в себе, — а также бесконечно милой.

Интересно, все ли гарпии столь же соблазнительны и смущают мужчин, как Гвен? Кажется, он скоро это узнает, раз уж согласился принять здесь ее сестер. Он не хотел давать такое обещание. Сначала. Больше гарпий — больше опасности. Больше споров. Но потом он понял, что больше гарпий — значит, больше оружия против охотников. И ему предстояло каким-то образом убедить гарпий помочь ему уничтожить людей, причинивших вред их любимой сестре.

«Если только они действительно любят ее, — заметил демон. — Они ее вообще искали, когда она пропала?»

Черт. Он об этом не подумал. Гвен находилась в плену целый год. Родные не отыскали ее, не спасли. Так же, как и ублюдок Тайсон.

Его руки сжались в кулаки. Что ж, если сестры не захотят ему помогать, ладно. У него есть Гвен. Он не понаслышке знал, на что она способна.

— Слушай. Прости меня за то, что я сказал, — выдавил он — черт возьми, ну не умеет он извиняться — и направился к двери. — Ты хочешь остаться одна? Хорошо. Я могу оставить тебя на несколько часов. Только не уходи из этой комнаты. Я пришлю тебе еду.

Она застонала от удовольствия, желания, но сказала:

— Можешь не беспокоиться, мне не нужна еда. Я не стану есть.

Сабин остановился, но не обернулся. Чем больше он смотрел на нее, тем мягче становился.

— Тебе нужно поесть, Гвен. Ты понимаешь? Я не хочу, чтобы ты считала меня похожим на твоих тюремщиков, намеренно моривших тебя голодом.

— Я так не считаю, — упрямо ответила она. — Но я не буду есть. И ты просто возьмешь и оставишь меня здесь, где до меня смогут добраться демоны? Куда ты идешь?

— Я тоже демон, — сказал он, не отвечая на ее второй вопрос. Он уже научился это делать.

— Я знаю. — Ее голос звучал нерешительно, едва слышно.

Его желудок болезненно сжался. Гвен знала, но для нее это не имело значения? Никогда еще слова не значили для него так много.

— Я буду рядом, если тебе понадоблюсь. Только позови. Хотя постой-ка, у меня есть идея получше. Я пришлю Анью, она составит тебе компанию. У них с Люсьеном было достаточно времени, чтобы… наговориться. Она присмотрит за тобой.

И если необходимо, заставит Гвен поесть. Если кто-то и мог убедить кого-то сделать то, что делать не хотелось, то это плутовка Анья.

— Не уходи никуда.

Лишь закрыв за собой дверь, запирая Гвен в комнате из опасений, чтобы она не наткнулась случайно на его друзей, если вдруг решит осмотреться, пошпионить или поискать телефон, чтобы позвонить охотникам, — она на них не работает, черт побери! — он понял, что собирается свести вместе гарпию и богиню Анархии.

Замечательно. Ему очень повезет, если до утра он не лишится головы.

Глава 9

Сабин шагал по крепости, от стен которой эхом отражались пронзительные вопли, доносящиеся из подземных темниц. Пленников допрашивали. Ему тоже следовало быть там, но сначала необходимо было поговорить с Аньей.

Да, он понимал, что поступается своим долгом ради женщины, но это было самое малое, что он мог сделать для Гвен, — обеспечить ей комфорт, к тому же это не должно было занять много времени. Он уверял себя, что делает это в последний раз. В следующий раз он первым делом займется пытками, и к черту Гвен!

И все-таки…. странно, но он чувствовал, что, оставляя Гвен, поступает… неправильно. Часть его, большая часть, — черт возьми, очень большая часть, — считала, что ему следовало остаться с ней, успокоить ее страхи, заверив в том, что все будет хорошо.

«Все, что я могу, — это сделать женщину несчастной», — мрачно подумал Сабин. В особенности ту женщину, которую ему так хотелось поцеловать еще раз.

Поцелуй в самолете чуть не прикончил его. Он никогда не испытывал ничего более сладостного… и более опасного. Стоило ему хоть на мгновение утратить контроль и ответить на ее поцелуй, демон Сомнения вырвался бы на свободу и не упустил бы случая напиться ментальной крови; в этом Сабин не сомневался. Хрупкое душевное равновесие Гвен и так было на грани, она испытала ужас, узнав о том, что в нем живет демон. Не стоило целовать ее еще раз, это было бы крайне глупо.

И зачем он все испортил, стараясь омрачить ее воспоминания о бывшем приятеле? Как низко он пал, сказав Гвен, что человек, которому она доверяла, изменял ей, — пусть даже его устами говорил демон? Хуже всего было то, что с каждым мгновением решимость демона уничтожить уверенность Гвен в себе только усиливалась. Может быть, в этом есть его вина — Гвен была для него запретным плодом, и он постоянно твердил демону, чтобы тот держался от нее подальше.

Это не особенно помогало. Если он перестанет удерживать демона на привязи, Гвен лишится чувства собственного достоинства, и без того пошатнувшегося. Ее уверенность в себе будет уничтожена. Сабин не мог этого допустить. Ему нужно было беречь свое оружие. Разумеется, только по этой причине он и переживал за ее душевное состояние.

Ему просто надо понять, как лучше всего ее использовать. Может, уговорить ее втереться в доверие к охотникам, а потом она уничтожит их изнутри. Это определенно неплохая идея.

Охотники пользовались этой стратегией тысячелетиями, гибель Бейдена была самым крупным из их успехов. Пора уже использовать их грязные уловки против них самих.

Вот только сможет ли он убедить Гвен сделать это?

Этот вопрос не давал Сабину покоя. Он шел по крепости. Солнечный свет, проникавший сквозь витражи, отбрасывал на пол разноцветные пятна, высвечивая танцующую в воздухе пыль.

Сабин жил здесь совсем недолго, но даже он понимал, что женщины, с недавних пор поселившиеся в крепости, привнесли в это место позитивные перемены. Обустраиваясь, они прогнали сумрак, в который была погружена крепость. Мебель выбирала Эшлин. Сабин не очень хорошо разбирался в подобных вещах, но подозревал, что обстановка была дорогой, она напоминала ему о годах, проведенных в викторианской Англии.

Здесь больше не было мебели всех оттенков красного, призванной скрыть кровь, которую Рейес проливал, нещадно калеча себя. Теперь тут стояла кушетка кремового цвета, кресло, затянутое в розовый бархат, карусельная лошадка, и стол из орехового дерева и мрамора. Рядом с комнатой Мэддокса и Эшлин теперь даже находилась детская.

Анья позаботилась о… деталях. В дальнем углу стоял аппарат с жевательной резинкой, шест для стриптиза, который ему пришлось обойти, а сбоку у лестницы — игровой автомат «пакман».

Даника нарисовала портреты, висящие вдоль стен. На одних были изображены ангелы, парящие в небесах, на других — демоны, пробирающиеся по закоулкам ада, но каждая картина отображала видения, которые открывались ей как Всевидящему Оку. Благодаря этим картинам они узнали больше о духах внут ри себя и о богах, которые теперь правили ими. Разумеется, между картинами, изображающими рай и ад, висели «детали» от Аньи. Это были портреты обнаженных мужчин. К всеобщему ужасу, ей удалось спасти эти произведения искусства, когда охотники напали на крепость. Лишь однажды Сабин попытался снять одну из картин. На следующий день на этом месте красовался портрет его самого. Как богине удалось так быстро нарисовать его — и так точно, — он так и не узнал. Но с тех пор он больше не пытался снять ни одну из ее картин.

Сабин завернул за угол и прошел мимо открытой двери в комнату отдыха, намереваясь подняться на второй этаж в спальню Люсьена и Аньи. Краем глаза он заметил высокую и стройную фигуру и вернулся. Сабин остановился у двери и увидел Анью. Она была в чертовски коротком кожаном платье и высоких сапогах на шпильках — просто идеал женщины. В ней не было ни одного изъяна. За исключением ее извращенного чувства юмора.

Сейчас она играла в «Героя гитары» со своим другом Уильямом. Она мотала головой в такт рваному ритму музыки, волосы разметались по ее плечам. Уильям был бессмертным, и его давно вышвырнули с небес, как и Владык. Но Владыки едва не погубили мир своими злодеяниями, а единственная провинность Уиль яма заключалась в том, что он соблазнил не ту женщину. Или двух. Или три тысячи. В этом он походил на Париса — ложился в постель с любой возжелавшей его женщиной, вне зависимости от того, свободна ли она или замужем. Он не обошел вниманием даже царицу богов. Царь Зевс застал их вместе, и у него, как любил повторять Уильям, «съехала крыша».

Теперь его судьба была связана с книгой, которую у него стащила Анья. Ей нравилось возвращать ее по стопке страниц зараз. Предполагалось, что в этой книге содержалось предсказание относительно проклятия, которое должно было пасть на Уильяма. Проклятие, разумеется, было связано с женщиной.

Как всегда, отвечая своему предназначению, воин играл на барабанах, пожирая глазами ягодицы Аньи, словно сладкоежка, давно не видевший конфет.

— Я мог бы делать это весь день, — сказал он, поигрывая бровями.

— Смотри в ноты, — посоветовала ему Анья. — Ты пропускаешь их и нарушаешь ритм.

Возникла пауза, потом они оба расхохотались.

— Не льсти ему, Джилли! Он играет не в полную силу. Только девчонка с… а, ладно, проехали. Просто… скажи ему, что играет он просто ужасно! — вывернулась Анья, не переставая скользить пальцами по гитарным струнам.

Джилли тоже здесь? Сабин осмотрелся, но не увидел ее. Потом он заметил, что Анья и Уильям в наушниках, и понял, что они с Джилли общаются на расстоянии.

Сабин прислонился плечом к дверному косяку и скрестил руки на груди, с нетерпением ожидая конца песни.

— А где Люсьен?

Ни Анья, ни Уильям даже не вздрогнули, его появление, казалось, не застало их врасплох.

— Души сопровождает, — ответила Анья, бросив гитару на диван. — Да! У меня девяносто пять процентов. Джилли, у тебя девяносто восемь, а у бедняги Уильяма всего-навсего пятьдесят шесть. — Пауза. — Что я тебе говорила? Не хвали человека, который испортил нам вечеринку. Да, тебе того же. Пока, детка.

Она сняла наушники и бросила их рядом с гитарой. Потом взяла с кофейного столика коробку с сырными шариками и, блаженно зажмурившись, принялась уплетать их.

Рот Сабина наполнился слюной. Сырные шарики — его любимые. Анья будто знала, что он придет сюда, и теперь дразнила его.

— Дай мне немного, — попросил он.

— Достань себе сам, — ответила она.

Уильям подбросил палочки в воздух, поймал их и положил на барабаны.

— Не важно, сколько нот я пропустил, играю я все-таки хорошо.

— Ха! Да я всю партию вытащила на себе. — Анья доела последние шарики, насмешливо поглядывая на Сабина. Потом плюхнулась на диван, перебросив ноги через подлокотник. — А знаешь, Саби, я ведь искала тебя. Люсьен сказал, что в доме гарпия! — Она возбужденно захлопала в ладоши. — Я обожаю гарпий. Они такие восхитительно проказливые.

Сабин не стал указывать ей на то, что она играла, а совсем даже не искала его.

— Восхитительно проказливые? Ты не видела, как она вырвала у охотника трахею.

— Нет, не видела. — Анья надула губы. — Я пропустила все самое интересное, присматривая тут за Вилли.

Уильям закатил глаза:

— Большое спасибо, Энни. Я остался здесь, составил тебе компанию, помог охранять женщин, а ты еще жалеешь, что пропустила кровавое побоище. Боги, ты нанесла мне удар в самое сердце. Теперь оно разбито.

Протянув руку, Анья погладила его по голове:

— Побудь тут, собери осколки своего сердца. А мамочка пока поболтает с малышом Сомнением. Не будешь плакать?

Губы Уильяма дрогнули в ухмылке.

— А я, значит, папочка?

— Только если хочешь помереть раньше срока, — сказал Сабин.

Расхохотавшись, Уильям подошел к телевизору с семидесятитрехдюймовым экраном и опустился в плюшевое кресло. Три секунды спустя пиршество плоти было в самом разгаре, послышались стоны. Парис раньше любил эти фильмы. Но за несколько недель до их поездки в Египет что-то случилось с ним, и вся коллекция досталась Уильяму.

— Расскажи мне все о гарпии, — попросила Анья, склонившись к Сабину, ее лицо выражало живой интерес. — Я умираю от любопытства.

— У этой гарпии есть имя. — В голосе Сабина послышалось… неужели раздражение? Конечно нет. Разве ему не все равно, что ее называют просто гарпией? Ведь он и сам называл ее так про себя. — Гвендолин. Или Гвен.

— Гвендолин, Гвендолин. Гвен. — Анья постучала по подбородку пальцем с длинным острым ногтем. — Прости, не знаю такой.

— Золотые глаза, рыжие волосы. Впрочем, если быть точным, она — рыжеватая блондинка.

В ярко-голубых глазах Аньи вдруг вспыхнул огонек.

— Хм. Вот это уже интересно.

— Что? Цвет волос?

Как будто он этого не знал! Как ему хотелось запустить пальцы в эти шелковистые волосы, сжать их в кулаке, рассыпать по подушке, по своим бедрам.

— Нет. То, что ты назвал ее рыжеватой блондинкой. — С ее губ сорвался звонкий смех. — Неужели наш маленький Сабин запал на гарпию?

Он раздраженно стиснул зубы, щеки обдало огнем. Румянец? Чертов румянец?

— Ах, как мило. Посмотрите-ка, кто влюбился, обшаривая пирамиды. А что еще ты о ней знаешь?

— У нее есть три сестры, но я не знаю их имен. — Он говорил отрывисто, предупреждая дальнейшие расспросы. Он вовсе не влюблен.

— Ну так узнай, — сказала Анья, возмущаясь тем, что он до сих пор этого не сделал.

— Честно говоря, я надеялся, что ты это выяснишь. Мне нужно, чтобы ты составила ей компанию. — Часть его умоляла: «Охраняй ее, береги». Стоп! Часть его умоляла? Нет, правда? — Но Уильям останется здесь. Он не посмеет даже приблизиться к ней.

Послышался шорох, Уильям повернулся в кресле. Он был явно заинтригован.

— А почему это я не могу к ней подойти? Она симпатичная? Готов поспорить, что симпатичная.

Сабин не обратил на него внимания. Можно было или игнорировать его, или прикончить, но его смерть расстроила бы Анью. А расстроить Анью значило положить голову на гильотину.

В такие моменты Сабин особенно остро чувствовал, что скучает по обычным сражениям и тренировкам, которым посвящал все свое время до воссоединения Владык. Тогда у него было всего лишь пять товарищей и никаких женщин, кроме Камео, но она не считается.

— И постарайся сделать так, чтобы она поела, — добавил он. — Она со мной уже несколько дней, а съела лишь пару пирожных, после чего тут же рассталась с ними.

— Во-первых, я не нанималась в няньки к твоей женщине. А во-вторых, разумеется, она не ест. Она же гарпия.

По тону Аньи было понятно, что она считает его тупицей.

Наверное, он и был таким.

— О чем это ты говоришь?

— Они могут есть лишь то, что украли или заработали. Понял? И если ты предложишь ей еду, ей придется от нее отказаться, иначе ее… прошу, барабанная дробь… стошнит.

Он махнул рукой:

— Но это же смешно.

— Нет, они так живут.

Но это… разумеется, не могло быть правдой… Черт!

Да кто он такой, чтобы утверждать, что возможно, а что нет. Много лет ровно в полночь Рейесу приходилось вонзать кинжал Мэддоксу в живот, а Люсьену сопровождать душу мертвого воина в ад — и все это только для того, чтобы на следующее утро вернуть ее в исцеленное тело. И так каждую ночь.

— Значит, помоги ей украсть что-нибудь. Пожалуйста. Разве мелкие кражи не по твоей части?

Позже он проследит, чтобы в его комнате была еда, которую с легкостью можно «украсть».

Внезапно сквозь толстые стены до них донесся пронзительный, мучительный вопль, подействовавший на Сабина успокаивающе. Допрос охотников перешел на новый уровень. Он должен быть там и помогать, а вместо этого сидит тут, изнывая от любопытства и с нетерпением ожидая ответов.

— Что еще мне нужно знать о ней?

Задумавшись, Анья встала, подошла к бильярдному столу и достала из лузы один из шаров. Подбросила его, поймала, снова подбросила.

— Посмотрим, посмотрим. Гарпии умеют двигаться так быстро, что люди ничего не успевают заметить. Они любят мучить и наказывать.

Да, он сам был тому свидетелем. Скорость, с которой она убила охотника… жестокость, с которой напала на него… вот тебе и муки, и наказание. И в то же время всякий раз, когда Сабин предлагал ей наказать других охотников, повинных в ее собственных мучениях, она бледнела и дрожала от страха.

— Как и другие племена, гарпии обладают особыми способностями. Некоторые умеют предсказывать смерть человека. Некоторые могут исторгнуть душу из тела и перенести ее в загробный мир. Жаль, что не все из них это умеют, тогда моему ненаглядному не пришлось бы столько работать. Некоторые способны путешествовать во времени.

Есть ли у Гвен особенная способность?

Каждый раз, когда он узнавал что-то о ней и ей подобных, у него возникала тысяча вопросов.

— Но не переживай так о своей женщине, — добавила Анья, словно прочитав его мысли. — Эти способности развиваются лишь в зрелом возрасте. Если только ей не несколько сотен… или несколько тысяч лет? Я точно не помню… но вполне вероятно, что ее способность еще не проявилась.

Это хорошо.

— Они злые? Им можно доверять?

— Злые? Зависит от того, что ты имеешь в виду. Доверять? — Она улыбнулась, как будто смакуя свои следующие слова. — Ни капельки.

А вот это плохо. Но, черт побери, Сабин не мог представить, чтобы милая, невинная Гвен играла с ним.

— Как ты думаешь, судя по тому, что тебе рассказал Люсьен, может Гвен работать на охотников? — Он не собирался спрашивать об этом; он в самом деле не считал, что Гвен на такое способна. Скорее всего, эту мысль ему внушил демон Сомнения. Демон, для которого уверенность в себе была худшим из проклятий.

— Нет, — сказала Анья. — Ты же нашел ее под замком. А ни одна гарпия по своей воле не окажется в клетке. Гарпия, позволившая захватить себя в плен, становится предметом насмешек, ее все будут считать недостойной.

Как же с ней будут обращаться ее сестры, когда появятся здесь? Нет, он не позволит им наказывать ее. И… черт! Он же запер ее в своей спальне. Комната, правда, просторная, но все равно это тюрьма. А что, если она будет считать его таким же тюремщиком, как и охотников? В животе у него что-то сжалось.

— Ты посидишь с ней? Пожалуйста.

— Жаль тебя расстраивать, милый, но если она не захочет здесь оставаться, даже я не смогу ее удержать. Никто не сможет.

До их ушей донесся еще один вопль, а затем смех бессмертного.

— Пожалуйста, — повторил он. — Она напугана, и ей нужен друг.

— Напугана. — Анья рассмеялась. Но напряженное выражение лица Сабина не изменилось, и смех ее постепенно стих. — Ты ведь шутишь, верно? Гарпиям неведом страх.

— Когда это я шутил?

Мало кто так презирал загадочность и таинственность, как Анья. Она покачала головой:

— Тут ты прав. Ладно. Я посижу с ней, но только потому, что мне любопытно. Говорю тебе, напуганная гарпия — это оксюморон.

Вскоре она поймет, как ошибалась.

— Спасибо. За мной должок.

— Да, не забудь об этом, — мило улыбнулась Анья. Слишком мило. — О, и если она спросит о тебе, я расскажу ей все. В подробностях. Я имею в виду, в мельчайших подробностях.

Он похолодел от страха. Гвен и так относилась к нему с подозрением. Если она узнает хотя бы половину из того, что он сотворил в прошлом, не станет ему помогать, не сможет ему доверять, никогда больше не взглянет на него с той пьянящей смесью желания и робости.

— Ладно, — мрачно сказал Сабин. — Но тебя стоило бы выпороть.

— Еще раз? Утром Люсьен уже задал мне хорошую порку.

В этот момент Сабин признался самому себе, что ему никогда не переспорить Анью. И не запугать. Не стоит и пытаться.

— Просто… будь с ней поласковее. И если в твоем роскошном теле осталась хоть капля милосердия, не говори ей, что во мне живет демон Сомнения. Она и так меня боится.

Вздохнув, он повернулся и зашагал вниз, к темнице.

* * *

— Где они? — требовательно спросил Парис.

Единственным ответом был лишь болезненный стон.

Они сидели тут уже целую вечность, а результатов как не было, так и нет. Демон Аэрона, Ярость, демонстрировал своему хозяину отвратительные картины, желая наказать того мужчину за его грехи. Вскоре Аэрон уже не сможет остановиться. Если это случится, он не получит ответов. Он был готов остановиться, перегруппироваться и снова попытаться завтра, дав оставшимся в живых охотникам — они случайно убили двоих — время на размышления. Пусть воображение подскажет им, что их ждет, если они не заговорят. Иногда неизвестность пугала больше реальности. Иногда.

Впрочем Парис, казалось, не был готов уходить. Этот мужчина был одержим. И не только своим демоном. Он делал с этими людьми такое, от чего мутило даже Аэрона, хладнокровного воина. Но ведь и Аэрон уже не был таким, как прежде.

Несколько месяцев назад боги приказали ему убить Данику Форд и ее семью, он боролся с жаждой кровопролития, пожиравшей его. Боролся со сладостными картинами их гибели в своей голове, старался не думать о том, как перережет им глотки и с наслаждением будет следить за льющейся кровью, вслушиваться в их предсмертные хрипы. Боги, он желал этого больше всего на свете.

Когда это желание наконец покинуло его, хотя он и не знал, почему это произошло, в нем поселился страх. Он боялся отбирать жизнь, любую жизнь, лишь бы не превратиться в того зверя, каким был прежде. И вот вместе с другими воинами Аэрон отправился в Египет, и там разразилась битва. Он не смог остановиться, его снова охватило желание, которого он так страшился и которое старался подавить в себе.

К счастью, он пришел в себя и не причинил вреда своим товарищам. Но что, если бы он не справился с собой? Он бы никогда себе этого не простил. Только Легион умела успокоить его, но сейчас ее не было рядом.

Его руки сжались в кулаки. Кто бы или что бы ни следило за ним, нужно остановить его прежде, чем вернется Легион. Жаль, что эти невидимые, пристально наблюдающие за ним глаза не смотрят на него сейчас. Он был покрыт кровью, а в кармане лежал сверток — сверток с пальцем одного из мертвых охотников. Его теперешний вид навсегда отвратил бы его неизвестного наблюдателя.

Сначала он думал, что это Анья решила подшутить. Она делала что-то подобное с Люсьеном. Однако Легион не боялась Аньи. Пожалуй, она была единственной в крепости, кто мог этим похвастаться. Кроме Люсьена, конечно.

— Даю тебе последнюю возможность ответить на мой вопрос, — спокойно сказал Парис, похлопывая лезвием кинжала по бледной щеке охотника. — Где дети?

Грег, их теперешняя жертва, заскулил, пуская слюни.

Они разделили охотников, поместив каждого в одиночную камеру. Таким образом, крики, издаваемые одним, сводили с ума остальных, заставляя их гадать, что происходит с их собратьями. Воздух наполнился запахами мочи, пота и крови, это играло демонам на руку.

— Я не знаю, — всхлипнул Грег. — Они мне не сказали. Клянусь, они мне не говорили.

Раздался скрип петель. Послышались шаги. В камере появился Сабин, на его лице была написана решимость. Вот теперь прольется много крови. Никто не был более категоричным, чем Сабин. Только решительность помогала ему сохранить рассудок в постоянной борьбе с демоном Сомнения.

— Что вы узнали? — спросил воин. Он снял с пояса бархатный мешочек и аккуратно положил на стол, медленно развернув ткань. Сверкнул металл.

Грег зарыдал.

— Мы узнали только, что нашему старому другу Галену… — Аэрон произнес это имя с презрением, — помогает тот, кого он зовет… ты не поверишь… Неверие.

Сабин застыл на месте, обдумывая услышанное.

— Невозможно. Мы нашли голову Бадена, пусть и не все тело.

— Да. — Ни один бессмертный не пережил бы такого. Голова — не тот орган, который можно было отрастить вновь. Другие части тела — да, но не голову. — Мы также знаем, что его демон сейчас бродит по земле, обезумев от потери своего хозяина. И без ларца Пандоры его не отыскать.

— Как меня бесят эти сказки. Ты, конечно, наказал охотника за ложь.

— Разумеется, — сказал Парис с удовлетворенной улыбкой. — Ему пришлось проглотить язык.

— Может, посадим этого в клеть? — предложил Аэрон.

Клеть Принуждения. Древний могущественный артефакт, который, возможно, поможет им отыскать ларец Пандоры. Любой, помещенный в Клеть, делал все, что приказывали воины, без исключений. Вернее, почти без исключений. Когда Аэрона обуяла жажда крови, он умолял заключить его в Клеть. Он хотел, чтобы кто-то приказал ему держаться подальше от женщин семьи Форд.

Но перед ним тогда появился Кронос и сказал:

— Думаешь, я бы создал что-то настолько могущественное, как эта Клеть, и позволил, чтобы ее использовали против меня? Мои приказы нельзя отменить. Даже с Клетью. Только поэтому я и согласился оставить ее здесь. А теперь довольно. Пора действовать.

Аэрон моргнул и очутился в спальне Рейеса с ножом в руке, шея Даники казалась такой восхитительно доступной…

— Нет, — сказал Сабин. — Мы же договорились.

Они не покажут Клеть охотникам — даже обреченным на смерть, — чтобы те никогда не увидели, на что способен этот артефакт. Просто на всякий случай.

— Узнали что-то еще? — спросил Сабин, меняя тему.

Но Аэрон увидел блеск в глазах воина. Охотнику придется умереть, он слышал о Клети.

— Мы лишь получили подтверждение того, что сказали нам те женщины. Их насиловали, они беременели, а их детей должны были воспитать так, чтобы в один прекрасный день они выступили против нас. Охотники где-то держат этих полубессмертных детей, но Грег не желает спасти свои пальцы и рассказать нам, где находятся дети.

Рыдания стихли, охотник был так напуган, что у него сжалось горло. В любой момент он мог умереть.

Схватив охотника за шею, Парис опустил его голову к ногам, при этом веревка, связывающая его запястья, натянулась.

— Дыши, черт бы тебя побрал. Или, клянусь богами, я заставлю тебя дышать через другое отверстие.

— По крайней мере, у него еще есть связки, — сухо заметил Сабин. Он поднял кинжал с изогнутым лезвием к свету и дотронулся до кончика. На его пальце тут же выступила кровь. — В отличие от его приятеля в камере слева.

— Виноват, — сказал Парис, не чувствуя раскаяния. В его голубых глазах горел огонек безумия.

— Как же он ответит на наши вопросы, если не может говорить?

— Пусть спляшет, — раздался ответ.

Сабин фыркнул.

— Ты мог бы воспользоваться своими способностями.

Его способность соблазнять действовала даже на мужчин.

— Мог, но решил не делать этого, — проворчал Парис. — И сейчас не собираюсь, даже не проси. Я слишком ненавижу этих ублюдков, чтобы тратить на них свое очарование, даже ради информации. Я еще должен рассчитаться с ними за свой плен.

Сабин взглянул на Аэрона, молча спрашивая: «Почему ты его не остановил?»

Аэрон пожал плечами. Он понятия не имел, как вести себя с тем жестоким, злобным воином, в которого превратился Парис. Неужели остальные чувствовали то же самое по отношению к нему?

— Итак, сейчас мы хотим узнать, где находятся дети? — спросил Сабин. — Верно?

— Да, — ответил Аэрон. — Один из охотников признался, что они все разного возраста, от младенцев до подростков. И да, они уже давно насилуют бессмертных. Им все сходило с рук, потому что они сумели хорошенько спрятаться. Та пещера в Египте раньше была храмом Всех Богов. Ее охраняют, хотя и неизвестно, кто именно… и неизвестно, как мы прошли эту защиту.

— По идее, эти дети должны быть быстрее и сильнее охотников. Ах да, и вот еще что. Большинство инкубаторов, как назвал их тот ублюдок… большинство из них были бессмертными, которых нашла Эшлин.

Эшлин обладала уникальной способностью слышать все разговоры, которые когда-либо велись в том или ином месте. До приезда в Будапешт она работала, — черт, да она всю жизнь свою работала — во Всемирном институте парапсихологии, агентстве, использовавшем ее способности для охоты на бессмертных. Для проведения «исследований», как они ей гово рили.

— Не стоит говорить ей об этом, — добавил Аэрон. — Она расстроится.

Она и так едва смирилась с тем, что, сама того не зная, работала на охотников. Если она узнает, что ее способности использовали, чтобы вывести новую породу охотников, это станет настоящим ударом для хрупкой беременной женщины.

— Мы скажем Мэддоксу, и пусть он сам решает, что из этого ей можно рассказать.

— Прошу вас, отпустите меня, — с отчаянием взмолился Грег. — Я передам другим сообщение. Любое сообщение, какое захотите. Даже предупреждение. Я скажу им, чтобы они держались от вас подальше. Чтобы оставили вас в покое.

Сабин достал из бархатного мешочка пузырек с мутноватой жидкостью:

— Зачем нам передавать предупреждение через тебя, если я и сам могу это сделать? — Он поддел крышку большим пальцем и смочил кончик кинжала. Раздалось шипение.

Грег попытался отодвинуть стул, на котором сидел, но он был прикреплен к полу.

— Ч-что это такое?

— Это такая особенная кислота, которую я создаю сам. Она проедает плоть, выжигает внутренности. Все — сосуды, мышцы, кости. Этот металл — единственное, что может ей противостоять, потому что он доставлен прямиком с небес. Ну так как, ты скажешь нам то, что мы хотим знать? Или я воткну это лезвие тебе в ногу и начну подниматься выше?

Слезы потекли по дрожащему, искаженному страхом лицу мужчины, капая на его рубашку и смешиваясь с запекшейся кровью.

— Они в учебном центре. Его называют Высшей школой охотников. Это отделение Всемирного института парапсихологии. Интернат, где дети содержатся отдельно от матерей. Их учат сражаться, идти по следу. Учат ненавидеть ваш род за миллионы людей, которых вы убили своими болезнями и ложью. Миллионы людей, покончивших с собой по вашей вине.

Замечательно. Теперь он говорил как настоящий охотник. Аэрон ненавидел ему подобных.

— И где же находится этот центр? — прямо спросил Сабин.

— Я не знаю. Честное слово, не знаю. Вы должны мне верить.

— Прости, но я не верю. — Сабин медленно приблизился к пленнику. — Давай-ка посмотрим, не смогу ли я освежить твою память?

Глава 10

Если хоть еще один вопль, полный боли, выворачивающий наизнанку внутренности, проникнет в спальню Сабина, Гвен сама кого-нибудь убьет! Ей казалось, что это продолжается целую вечность. Не помогала даже смертельная усталость, сжимавшая ее в своих объятиях, давящая на веки, затуманивающая разум, превращающая происходящее в нескончаемый кошмар. Но она была решительно настроена держать глаза и уши открытыми, на тот случай, если один из Владык решит заглянуть к Гвен и причинить ей вред.

Может быть, ей стоит расслабиться, утратить над собой контроль, и они сделают с ней то, что делают сейчас с человеком, молящим о милосердии. Она знала, что происходит, — это пытают охотников. Вот куда отправился Сабин. Вот почему он так поспешно покинул ее. Эта «работа» была самым важным делом его жизни.

«Ты так хорошо его знаешь?»

Нет. Но она знала, что он ненавидит охотников, знала, что его желание уничтожить их столь же сильно, как и ее желание стать нормальной, и он пойдет на все ради достижения этой цели.

Гвен хорошо понимала Сабина. Они отняли у него близкого человека. И не одного. Они и ее кое-чего лишили. Многого. Отняли у нее гордость, нормальную жизнь, которую она только начала создавать для себя. Она ненавидела их столь же сильно, как и Сабин. Даже больше.

Они наблюдали, как Крис насиловал тех женщин, и в их взглядах она видела вожделение, они ждали своей очереди. Они не остановили его, не пытались отговорить от совершения насилия. И хотя доносившиеся до ее ушей крики доводили Гвен до безумия, она не собиралась останавливать Сабина. Эти охотники сполна заслужили то, что получили. Вместе с тем каждый из этих пронзительных воплей напоминал ей о том, что хотел от нее Сабин. Он хотел, чтобы она помогла ему убивать.

Но способна ли она на такое?

При одной мысли об этом в горле вставал комок, страх проникал в ее кровь, превращая клетки в кислоту, выжигая вены. Много лет она убивала. Да, убивала.

В девять она убила своего учителя, поставившего ей плохую отметку. В шестнадцать — мужчину, который последовал за ней в здание, затащил в пустую комнату и запер дверь. Его сражение с гарпией продолжалось тридцать секунд. В двадцать пять она переехала с Аляски в Джорджию, вслед за Тайсоном, — это заставило мать разорвать все отношения с ней — и, наконец, поступила в колледж, о чем мечтала многие годы. Гвен не смогла привыкнуть к шумной жизни, сестры оказались правы. К ней начал приставать женатый профессор, только и всего, а она разорвала его на куски, как будто он пытался по меньшей мере перерезать ей глотку. Третья неделя в колледже оказалась последней.

Ее сестры говорили, что ее гарпия не была бы такой неуравновешенной, если бы Гвен перестала бороться со своей натурой, но она им не поверила. Они были очень кровожадными существами, постоянно рвались в бой, и число убитых ими людей заставляло Гвен содрогаться. Она любила их, но, даже завидуя их уверенности и силе, ни на минуту не желала быть похожей на них. Большую часть времени.

Еще один мучительный, полный боли вопль.

Чтобы как-то отвлечься, она осмотрела спальню, открыла замок на сундуке и положила в карман несколько метательных звездочек, которые Сабин спрятал там, при этом зевнув лишь трижды — какой прогресс. Некоторые навыки не забываются, а взлому и проникновению в ее семье учили с детства. Давно надо было это сделать. Она также открыла замок на двери и выскользнула в коридор, но, заслышав шаги, тут же вернулась в комнату.

«И почему я такая трусиха?»

Еще один крик, перешедший в хрип.

Дрожа и снова зевая, она легла на матрас, заставляя свой затуманенный ум сосредоточиться на том, что происходило вокруг нее, а не на том, что она слышала. Спальня удивила ее. Сабин был сильным и мужественным, и Гвен ожидала увидеть скудно обставленную комнату, оформленную в черных и коричневых тонах, ничего личного. В общем-то на первый взгляд так оно и было.

Но под темно-коричневым покрывалом были ярко-голубые простыни и мягкий как пух матрас. В шкафу висело множество забавных футболок. «Пираты Карибского моря». «Хелло, Китти». На одной из них было написано «Добро пожаловать на выставку оружия» и изображены стрелки, указывающие на бицепсы. За завесой растений находилась гостиная, пол которой был усыпан подушками, а на потолке красовалась роспись, изображавшая замки в облаках.

Гвен нравился его противоречивый характер. А также резкие и одновременно мальчишеские черты лица.

— Привет, привет, привет, — раздался женский голос.

Дверь, только что ею закрытая, распахнулась, и в комнату вошла высокая красивая женщина с подносом полным еды. Судя по запаху, исходившему от тарелки, на ней лежал бутерброд с ветчиной, пригоршня чипсов, миска винограда и стоял стакан… Гвен вдохнула аромат клюквенного сока.

Ее рот мгновенно наполнился слюной. То ли от сильного голода, то ли от усталости Гвен даже не сообразила, кто к ней пришел.

— Что у тебя там?

— Не обращай внимания на еду, — сказала женщина, ставя поднос на комод. — Это для Сабина. Придурок заставил меня приготовить ему поесть. Мне велено передать, что тебе нельзя ничего трогать, извини.

— А, без проблем, — сделав над собой усилие, ответила Гвен, язык отказывался повиноваться ей. — Кто ты? — Она не могла оторвать взгляд от подноса.

— Я Анья, богиня Анархии.

В этом можно было не сомневаться. От этой женщины исходила нечеловеческая сила, воздух буквально искрился. Но что богиня делает здесь, рядом с демонами?

— Я…

— Ну что ты будешь делать. Ты меня извинишь? Я слышу, как Люсьен, — Люсьен — это мой мужчина, так что руки прочь от него, — зовет меня. Никуда не уходи, ладно? Я скоро вернусь.

Гвен ничего не слышала, но не стала возражать. Едва дверь за богиней закрылась, она очутилась возле комода, запихивая в рот бутерброд Сабина, запивая его соком, потом схватила одной рукой чипсы, а другой — виноград. Она упивалась вкусом пищи так, словно в жизни не ела ничего вкуснее.

Наверное, так оно и было.

Во рту словно радуга расцвела. Смесь разных вкусов, текстуры и температур. Ее желудок жадно поглотил каждый кусочек и молил о большем.

Анья отсутствовала всего минуту, но когда она снова появилась, пища исчезла, а Гвен сидела на кровати, утирая лицо тыльной стороной запястья и дожевывая последний кусочек.

— Итак, на чем мы остановились? — Не глядя на поднос, Анья подошла к кровати и села рядом с Гвен. — Ах да, я должна помочь тебе устроиться.

— Сабин говорил, что пришлет тебя, но я полагала, что он передумал. И это… меня не надо охранять. Честно. — «Только, пожалуйста, не смотри на поднос». — Я не стану пытаться сбежать.

— Ой, я тебя умоляю. — Прекрасная богиня небрежно махнула рукой. — Как я уже сказала, я — богиня Анархии. Можно подумать, я опустилась бы до подобного. К тому же никто не заставит меня пойти туда, куда я не хочу идти. Мне просто стало скучно и любопытно. Ну, по крайней мере на один вопрос ответ я получила. Ты невероятно симпатичная. Посмотрите только на эти волосы. — Она пропустила несколько прядей между пальцами. — Неудивительно, что Сабин выбрал тебя своей женщиной.

Гвен зажмурилась, ее голова склонилась на плечо богини. Гарпия вела себя тихо, убаюканная едой и дружеским общением. Теперь ей для полного счастья не хватало одного — выбраться из крепости и поспать несколько часов.

— Он не выбирал меня своей женщиной. — Но в глубине души эта мысль доставила ей удовольствие. Ее соски напряглись, между ног вдруг стало жарко, и этот жар быстро охватил все ее тело.

— Разумеется, ты его женщина. — Анья опустила руку. — Ты же живешь в его комнате.

Гвен открыла глаза и едва сдержала стон. Почему все так поспешно отстраняются от нее?

— Я не сама сюда пришла, меня привезли против воли.

Анья рассмеялась, словно услышала что-то забавное:

— Отличная шутка!

— Нет, я серьезно. Я просила его предоставить мне отдельную комнату, но он даже не стал меня слушать.

— Как будто кто-то может заставить гарпию оставаться там, где она быть не хочет.

Это было истиной в отношении ее сестер. А что насчет нее самой? Нет, не до такой степени. Но, по крайней мере, в голосе Аньи не было презрения, когда она говорила о гарпии. Слишком многие существа из мифов и легенд считали гарпий ниже себя, обычными убийцами и воровками.

— Поверь, я совсем не похожа на свою семью.

— Ой. В твоем голосе столько отвращения, его с лихвой хватило бы на то, чтобы спустить с кого-нибудь шкуру. Тебе не нравится твое племя или ты сама?

Гвен опустила глаза на руки, зажатые между коленей. Можно ли эту информацию использовать против нее? А если она будет держать это в секрете, то получит ли преимущество? Может ли ложь оказаться полезнее правды?

— И то и другое, — ответила она, решив, что безопаснее говорить правду.

Гвен очень скучала по сестрам, и сейчас с ней была женщина, которая готова была выслушать и которой, кажется, было не наплевать на нее. И на этот раз ей было все равно, в самом ли деле Анья проявляет к ней интерес или просто притворяется. Она жаждала поделиться своими чувствами. Черт побери, да ей хотелось просто поговорить. Двенадцать месяцев минуло с того дня, когда она в последний раз с кем-то говорила.

Вздохнув, Анья развалилась на кровати.

— Да вы же одни из самых крутых существ в мире. Никто не может безнаказанно оскорбить вас. Даже боги при вашем появлении от страха в штаны делают.

— Да, но из-за этого невозможно завести друзей, никто не хочет к нам приближаться. Хуже того, нельзя показывать свою истинную сущность, когда заводишь роман, можно нечаянно загрызть своего парня.

Гвен легла рядом с богиней, коснувшись ее плеча. Она не могла ничего с собой поделать и прижалась к Анье еще теснее.

— А что в этом плохого? Когда я была еще девочкой, сверстники меня унижали. Называли шлюхой, некоторые даже отказывались находиться со мной в одной комнате, как будто само мое присутствие могло как-то осквернить их драгоценные жизни. Если бы ты знала, как я хотела стать гарпией. Тогда никто бы не стал со мной связываться. Это точно.

— Тебя унижали?

Эту красивую, нежную, добрую девушку?

— Да. А еще посадили под замок и потом сослали с небес на землю. — Анья перекатилась на бок, подперла рукой щеку и посмотрела на Гвен. — К какому клану ты принадлежишь?

Можно ли эту информацию использовать против нее? Или лучше держать ее в секрете…

— Скайхоук, — решилась она ответить.

Анья на мгновение прикрыла глаза, длинные ресницы бросили тень на щеки.

— Подожди. Ты — Скайхоук? Как Талия, Бьянка и Кайя?

Теперь уже и Гвен перевернулась на бок, глядя на богиню со смесью надежды и страха.

— Ты знаешь моих сестер?

— Черт побери, конечно. Мы славно повеселились вместе… когда же это было… ах да, в семнадцатом веке. За всю свою жизнь, а я, поверь, прожила немало, тех, кого я могла бы назвать друзьями, — по пальцам пересчитать, и эти девочки в начале списка. Мы потеряли друг друга из виду несколько сотен лет назад. Умер один мой смертный приятель, и я не слишком хорошо перенесла эту потерю. Оборвала все связи. — Небесно-голубые глаза Аньи смотрели на Гвен внимательно, оценивающе. — Должно быть, ты недавно появилась на свет.

Неужели она сравнивала Гвен с ее красивыми, умными, необычайно могущественными сестрами?

— Да, мне всего лишь двадцать семь лет по счету смертных.

Анья села, цокнув языком.

— Так ты еще совсем дитя. Но между тобой и твоими сестрами такая разница… разве твоя мать еще не вышла из детородного возраста?

— По-видимому, нет. — Гвен тоже села, чувствуя нарастающее раздражение.

Она не ребенок, черт возьми. Трусиха, да, но взрослая трусиха. Хотя вряд ли эти бессмертные будут относиться к ней иначе. Даже Сабин считал ее ребенком. Слишком юной для того, чтобы целоваться.

— А девочки знают, что ты здесь? — спросила Анья.

— Пока нет.

— Тебе стоит позвать их. Мы могли бы устроить вечеринку.

— Я позову, — ответила Гвен.

И она так и сделает. Только не сейчас. Чем больше она об этом думала, тем отчетливее понимала, что не зря боится признаться в том, что случилось. Этот страх оправдан. Это будет унизительно. Они примутся читать ей нотации, накажут по праву старших и, может, даже навсегда отправят домой, где могут присматривать за ней и защищать. Они никогда не признают, что для Гвен не будет никакой разницы, — она лишь сменит одну клетку на другую.

Вот почему она уехала в Джорджию — чтобы сбежать. Она говорила себе, что уезжает, чтобы быть вместе с Тайсоном, с которым познакомилась в Анко-ридже, где он проводил каникулы. Но на протяжении нескольких последних месяцев, находясь в одиночной камере, она много думала и поняла, что просто хотела вырваться. Ей нужна была свобода.

Один раз Гвен повела себя как взрослая, покинула безопасный дом. Да, ей не удалось. Но, по крайней мере, она попыталась.

При мысли о том, что она под разными предлогами откладывает звонок родным, ее охватило чувство вины. Сестры, наверное, волновались из-за того, что она не дает о себе знать, независимо от того, знали они о том, что с ней случилось, или нет. Какое бы унижение ни ждало ее, ей придется связаться с ними, и чем скорее, тем лучше.

— Ты сказала, что давно их не видела, — проговорила Гвен. — Но ты же следишь за ними? Знаешь, что они делают? С ними все в порядке?

— Не следила и не слежу. Прости. Но, хорошо их зная, уверена, что они увязли в неприятностях.

Они рассмеялись. Гвен вспомнила, как Бьянка и Кайя нарисовали классики на заднем дворе. Но вместо камешков они швыряли машины. Талия бросила автоприцеп.

— Хорошая новость заключается в том, что они наверняка одобрят твой выбор. Сабин как раз в их вкусе, даже не сомневайся. Намеренный каламбур.

Каламбур? Что за каламбур? И Сабин вовсе не ее парень. И слава богам, что это так, потому что она оставила сестер из-за Тайсона, и они просто из принципа прикончат ее следующего парня.

— По-моему, они закусят его печенью через пять минут после знакомства.

Вот еще одна причина отложить звонок, несмотря на чувство вины. Сабин в настоящий момент не входил в список ее любимчиков, но смерти она ему не желала.

— Ничего страшного. Отрастит себе новую. Кроме того, ты недооцениваешь этого парня. Когда дело доходит до драки, он дерется грязнее, чем все, кого я знаю. Включая меня, а я ведь стукнула своего бывшего приятеля только за его дурацкое хихиканье!

Ладно. Может быть, Анья вовсе не такая добрая и нежная, как ей казалось.

— Я видела, как он дерется. Я знаю, что он свирепый.

— Но ты волнуешься за него? — Анья внимательно посмотрела на Гвен.

Да. Нет. Может быть.

— Так вот, не стоит. В конце концов, он наполовину демон.

— А каким демоном он одержим? — спросила Гвен, не в силах сдержать любопытство.

Но Анья продолжала, словно не слыша ее:

— Позволь мне немного просветить тебя. Видишь ли, на протяжении нескольких тысяч лет Сабин преследовал охотников — тех, что держали тебя в плену. Они считают Владык источником всего зла, что творится в мире, повинными в болезнях, смерти, и не остановятся ни перед чем, пока не уничтожат последнего из воинов. Они убивают людей… — она пристально посмотрела на Гвен, — насилуют бессмертных.

Гвен вынуждена была отвернуться.

— А сейчас они ищут четыре артефакта, принадлежащие Крони, этому недоумку, потому что артефакты укажут путь к ларцу Пандоры, только он способен уничтожить Владык. Он исторгнет из них демонов. — В ее голосе явственно слышалась тревога.

— Что ж в этом плохого? — Что бы Гвен ни отдала, чтобы избавиться от гарпии. Но гарпия была частью ее, нравилось это Гвен или нет. Она была ею. Неотделимой частью.

— О нет. Это плохо. Они умрут. Эти демоны — словно еще одно сердце. Без них Владыки Преисподней не смогут выжить.

— О…

— Да не волнуйся ты так. Любовь втроем — это забавно. Я точно знаю. — Анья мечтательно улыбнулась. — Сам Кронос приказал моему парню убить меня, но Люсьен просто не мог этого сделать. Вместо этого он в меня влюбился. И, о… я люблю то, как он любит меня. Никто, даже Тайсон, не вызывал у Гвен такой сияющей улыбки. Это означало, что она сама никогда так не любила и ее никто так не любил. Она уже пришла к этому выводу в тюрьме, после долгих размышлений, но лишнее напоминание больно кольнуло ее в сердце.

— А теперь хватит валяться, как лежебоки, — сказала Анья. — Идем, покажу тебе крепость. Я даже расскажу тебе все, что знаю о Сабине.

Сабин. Одного упоминания его имени было достаточно, чтобы сердце Гвен пропустило удар. Как такое возможно? Он был совершенно не похож на Тайсона: свирепый, властный, мстительный, страстный. Он был воплощением мужчины, которого она никогда не хотела видеть рядом.

— Но… Сабин велел мне оставаться в этой комнате.

— О, я тебя умоляю. Гвен — я могу называть тебя Гвен? — ты гарпия, а гарпии никому не подчиняются, особенно демонам, которые любят покомандовать.

Гвен закусила губу и посмотрела на дверь. «Ты же уже думала о том, чтобы выйти отсюда. Может, попробовать еще раз?»

— Я с удовольствием прогуляюсь с тобой. Если только ты пообещаешь, что Владыки оставят меня в покое.

— Это я тебе гарантирую, идем. — Анья вскочила, таща за собой Гвен. — Даю тебе десять минут, чтобы ты приняла душ, а потом мы…

— О, но мне не нужен душ. — Вернее, она не собиралась лезть в ванну. Только не здесь, не в этом доме.

— Ты уверена? Ты слегка… чумазая.

Да, и она хотела такой остаться. Во время своего плена она валялась в песке каждые несколько дней. Иначе все увидели бы настоящий цвет ее кожи. Ей, конечно, любопытно было бы посмотреть на реакцию Сабина, но она совсем не хотела разбираться с последствиями. А последствия всегда возникали.

— Совершенно уверена.

Если бы она была дома, в Джорджии или на Аляске, могла бы помыться и воспользоваться макияжем для маскировки. Но раз уж здесь она этого сделать не могла, то и мыться не станет. Грязь была ее единственной защитой.

— Тогда ладно. К счастью для тебя, я не помешана на чистоте. — Анья взяла ее за руку и медленно направилась к двери.

Полчаса они бродили по крепости, поднимались наверх, спускались вниз, заглянули на просторную кухню — Гвен не смогла представить Владык, готовящих себе еду, — побывали в библиотеке, в кабинете, в оранжерее, полной ярких пестрых цветов, заглянули даже в чужие спальни. Для богини не было ничего святого. В двух комнатах они увидели спящие пары, тела которых тесно переплелись. Гвен отчаянно покраснела и поспешно закрыла двери.

Но Анья ничего не рассказала о Сабине.

К тому времени, как они дошли до телевизионной комнаты — или комнаты отдыха, как ее называла богиня, — Гвен уже извелась от любопытства и готова была сама задавать вопросы. Но вместо этого она заставила себя сосредоточиться и внимательно огляделась, стараясь составить впечатление о Сабине и его друзьях по принадлежащим им вещам. В комнате находился большой телевизор с плоским экраном, различные приставки для видеоигр, бильярдный стол, холодильник, караоке, даже баскетбольное кольцо. На полу валялся попкорн, наполняя воздух восхитительным ароматом.

— Здесь просто замечательно, — сказала Гвен и закружилась по комнате, раскинув руки.

Оказывается, эти мужчины вовсе не воевали день и ночь, как она думала.

— Здравствуйте, дамы. Мне кажется, замечательной можно назвать не только комнату.

Низкий глубокий голос заполнил просторную комнату; кресло, стоящее перед телевизором, развернулось. Шикарный мужчина с голубыми глазами всмотрелся в Гвен, его взгляд скользнул по ее телу, подмечая все соблазнительные изгибы. Гвен запаниковала, автоматически нашаривая в кармане одну из звездочек, позаимствованную у Сабина.

— Гвен, познакомься с Уильямом. Он — бессмертный, но демона в нем нет. Если только не считать его личным демоном сексуальную зависимость. Уильям, познакомься с женщиной, которая поставит Сабина на колени.

Уильям надул чувственные губы.

— Я тоже не прочь постоять на коленях. Так что если ты передумаешь насчет воина…

— Не передумаю, — поспешно ответила Гвен, хотя до этого не согласилась с мнением Аньи по этому поводу.

Не стоит поощрять поклонников, это может привести к проблемам. Кровавым проблемам.

— Я с удовольствием позабочусь о тебе, клянусь.

— День. От силы полтора, — сухо возразила Анья. — Поматросит и бросит. И хотя он не Владыка, над ним тоже висит проклятие. И у меня есть доказательство — книга.

Уильям издал низкое рычание.

— Анья! Неужели обязательно делиться моими секретами с каждым встречным? — Он положил ладони на подлокотники кресла. — Ладно. Если ты не можешь держать язык за зубами, я тоже не стану. Это Анья виновата в том, что «Титаник» утонул. Она играла с айсбергами.

Нахмурившись, богиня уперла руки в бедра.

— А Уильям изваял бронзовую копию своего мужского достоинства и поставил ее на камин.

Но ее слова не смутили мужчину.

— Несколько лет назад Анья побывала на Виргинских островах, и теперь местные называют их просто Островами.

— У Уильяма на спине татуировка с изображением его лица. Он говорит, что не желает лишать людей, стоящих позади него, своей красоты.

— Анья…

— Погодите! — смеясь, сказала Гвен. Их добродушное подшучивание успокоило ее. — Я все поняла. Вы оба порочны до мозга костей. Но хватит о вас. Расскажите мне что-нибудь о Сабине. Ты же мне обещала, Анья.

— Неужели? — Уильям тут же перенес на нее все свое внимание, его голубые глаза весело блеснули. — Позволь мне ей помочь. Однажды Сабин ударил в спину Аэрона, воина в татуировках и с короткой стрижкой. Это была не игра, он хотел его убить.

— Правда? — спросила она.

Казалось, Уильяма этот факт шокировал. Наверное, такое же впечатление это должно было произвести и на Гвен, но Сабин был воином, способным вести грязную игру, сражаться без правил, — это она уже успела заметить, — и ее это впечатлило. Ее сестры были такими же; иногда, несмотря на инстинктивный страх перед жестокостью, Гвен втайне хотела быть такой же, как они, чтобы для нее не имело значения ничего, кроме победы.

— Ску-учно, — протянула Анья. Она потерла руки, словно радуясь, что пришла ее очередь.

— Погоди. Расскажи мне, почему Сабин его ударил, — попросила Гвен.

— Ты решила покопаться в истории Уильяма? Ладно, — вздохнула Анья. — Я закончу вместо него. Тогда только началась война между Владыками и охотниками. Это происходило в Древней Греции, если тебя интересует точное время, еще до появления сногсшибательных гладиаторов. В общем, охотники, простые смертные, проигрывали, поэтому они стали использовать женщин в качестве приманок, чтобы привлечь, поймать и уничтожить Владык. Им удалось убить друга Сабина, Бадена.

Гвен поднесла руку к горлу:

— Он мне рассказал.

Должно быть, эта потеря была для него куда более серьезной, чем она думала.

— Правда? — спросила Анья, изумленно вздернув брови. — Надо же. Обычно он держит рот на замке. Но почему мне кажется, что ты сейчас заплачешь? Ты же даже не знала Бадена.

— Что-то в глаз попало, — ответила Гвен.

Анья взглянула на нее, скептически скривив губы.

— Ладно, если ты так говоришь. Но вернемся к моей истории. Сабин и другие воины бросились на охотников, убивших Бадена, и уничтожили их. После этого Сабин уже не мог остановиться, он хотел убивать. В отличие от других. Нет, это не совсем точно. Половина была согласна с Сабином, другие жаждали мира. Аэрон постоянно твердил, что надо все бросить, начать новую жизнь, забыть о войне с охотниками, бла-бла-бла. Ну, Сабин и не выдержал, он и так вне себя был от горя и ярости. Воткнул ему в спину кинжал.

— И Аэрон отомстил? — Гвен представила себе воина.

Высокий, мускулистый, весь в татуировках, как и говорил Уильям. Очень коротко подстриженные волосы, мрачные, колючие фиолетовые глаза. Он казался ей холодным, но тихим. Почти застенчивым. Но она видела, с какой свирепостью он атаковал охотников.

Кто же из них двоих выиграл?

— Нет, — ответила Анья. — И это совершенно разъярило Сабина. Тогда он решил задушить Аэрона.

Плохо ли то, что Гвен почувствовала облегчение? Ей не нравилась сама мысль о том, что Сабину могли причинить боль. Или напасть на него.

— Все еще хочешь быть его женщиной? — с надеждой спросил Уильям. — Мое предложение в силе. Я могу воплотить все твои греховные мечты.

Если бы она в самом деле принадлежала Сабину — хотя это было и не так, — она хотела бы остаться с ним. Уильям был красив, не пугал ее, как остальные, но и не привлекал. Ее сердце замирало лишь при виде резкого, иногда по-мальчишески обаятельного Сабина. Ей хотелось слышать его решительный голос. Она мечтала коснуться его загорелой кожи. Вот дурочка. Он ведь ясно дал ей понять, чтобы она держалась от него подальше.

А что бы она сделала, если бы Сабин вдруг передумал? Он воплощал в себе все, чего Гвен боялась, а ведь она не сможет его контролировать.

— Кстати, просто чтоб ты знала, — добавил Уильям, губы которого скривились в коварной усмешке, — он одержим демоном Сомнения. Так что, если ты вдруг почувствуешь неуверенность в себе, он будет тому причиной. А рядом со мной ты почувствуешь себя особенной и любимой. Желанной.

— Нет, не почувствует, — раздался у нее за спиной тот самый голос, который она так мечтала услышать. — Ты не доживешь до утра.

Глава 11

Сабин знал, что выглядит как чудовище. Кровь покрывала его с ног до головы, в глазах пылала ярость — как всегда, после того, что ему пришлось пережить, — к тому же от него отвратительно пахло. Он собирался принять душ прежде, чем показаться на глаза Гвен, не желая напугать ее еще больше. Но сначала решил навестить Амана. Тот уже перестал мучительно корчиться от боли, но все время стонал, прикованный к постели, и держался за голову. Должно быть, присвоил больше секретов, чем обычно. Темных секретов. Раньше он довольно быстро приходил в себя.

Сабин испытывал чувство вины за то, что попросил друга добавить еще несколько голосов к тому хаосу, который и без того царил в его голове. Успокаивало лишь одно: Аман отдавал себе отчет в том, что делает, и хотел уничтожить охотников, как и Сабин.

Покинув Амана, он решил заглянуть к Гвен и узнать, чем она занята. Накормила ли ее Анья? Не напугала ли еще больше? Узнала ли она что-то новое о Гвен? Эти вопросы крутились в его голове и отказывались уходить, странным образом подавляя желание выбить из пленных больше информации.

К его изумлению, Гвен в комнате не было.

Охваченный яростью, он бросился по следу. Вообразив, что Парис, ушедший из темницы вскоре после его прихода, воспользовался его отсутствием и соблазнил ее, Сабин ворвался в спальню воина, кипя от негодования. Сабин заявил свои права на Гвен. Она была его женщиной. Никто не должен был к ней прикасаться. Не потому, что он ревновал или испытывал чувство собственника, а потому, что, как он ни уставал себя убеждать, ее нужно было использовать в качестве оружия. А этого не случится, если один из воинов выведет ее из себя. Да, именно поэтому у него перед глазами стояла красная пелена, а руки сжались в кулаки, ногти превратились в когти, а тело напряглось, готовое броситься в драку.

Но в постели Париса ее не было, и это спасло тому жизнь. В полном одиночестве он напивался до беспамятства, чуть ли не внутривенно вводя себе амброзию — наркотик богов.

Сабин все еще пребывал в шоке от увиденного. Парис всегда был жизнерадостным оптимистом. Что же, черт возьми, с ним случилось?

Следовало бы провести с ним воспитательную беседу по поводу злоупотребления божественной амброзией. Воин под кайфом ни на что не годен. Сабин собирался уже встряхнуть Париса, вколотить в него немного здравого смысла, а потом поговорить с Люсьеном об этом. Но тут до его ушей донесся женский смех, и он последовал на звук, не в состоянии думать ни о чем другом, слишком велико было снедавшее его любопытство. Да, любопытство, а вовсе не отчаянное желание увидеть прелестное лицо Гвен, не мрачное и напуганное, а сияющее от радости.

И вот он стоял на пороге комнаты отдыха, переводя взгляд с нее на Уильяма, кипя от ярости, слыша, как демон беснуется у него в голове. Демон Сомнения жаждал уничтожить Гвен, но хотел сделать это единолично. Хотел быть единственным мужчиной рядом с ней. Любой другой представлял собой помеху и заслуживал наказания.

«Пусти меня к этому воину, — рычал демон. — Он пожалеет о своих действиях. Он будет молить о пощаде».

«Скоро».

Сабин только что жестоко убил человека, и, наверное, его должно было мутить при мысли о кровопролитии. К тому же Гвен вряд ли понравится, если Сабин у нее на глазах снова кого-нибудь прикончит.

Веселье стерлось с ее лица — что же ее так рассмешило? — и оно снова исказилось от страха. Кого она боится? Неужели Сабина? Или Уильяма, который вознамерился прибрать к рукам то, что принадлежит Сабину? Подумать только, ведь ему начал нравиться этот распутный ублюдок, он даже восхищался его дерзким остроумием. Теперь все изменилось.

— Сабин, старина, — сказал упомянутый ублюдок, поднимаясь и насмешливо улыбаясь. — А мы как раз говорили о тебе. Не могу сказать, что счастлив видеть тебя.

— Поверь мне, очень скоро ты вообще ничего сказать не сможешь. Гвен, возвращайся в мою комнату.

Анья встала перед Уильямом, заслоняя его, словно щитом:

— Брось, Сабин. Он не сделал ничего плохого. Он просто тупой. Ты же знаешь.

Вместо того чтобы закрыть собой женщину, как поступил бы на его месте всякий уважающий себя воин, Уильям из-за спины богини показал Сабину неприличный жест:

— Вообще-то я как раз собирался сделать кое-что плохое. Она хороша собой, а я давно этим не занимался. Вот уж несколько часов.

— Гвен, уходи. Сейчас же. — Не сводя с воина прищуренных глаз, Сабин вынул из ножен на поясе кинжал и вытер окровавленное лезвие о брюки. — Мне все равно, за кем ты прячешься. Сейчас ты увидишь последний в твоей жизни восход.

Гвен выдохнула, словно очнувшись от забытья. Когда Сабин шагнул вперед, она даже протянула руку, чтобы его остановить. Он не протестовал. Это легкое прикосновение возбуждало его больше, чем губы любой другой женщины, ласкающие его член.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Не надо.

Сабин замер на месте. Гвен явно не собиралась уходить. Она вела себя слишком решительно. Какой же силой должно обладать такое хрупкое и робкое существо, чтобы осмелиться остановить его? А вдруг она хотела просто защитить Уильяма? Желание Сабина наказать воина многократно усилилось.

— Если ты хорошенько подумаешь, — весело сказал Уильям, положив руки на плечи Аньи, словно дразня его, — я ведь ничего плохого не сделал. Она не принадлежит тебе. В действительности.

Ноздри Сабина раздувались, мускулы напряглись, он едва сдерживал непреодолимое желание броситься на Уильяма. Каким-то чудом ему удалось остаться на месте. Может быть, потому, что он почувствовал, как дрожит Гвен, ее пальцы, горячие и настойчивые, коснулись его груди.

— С чего ты так решил? — требовательно спросил он.

— Мне часто приходилось общаться с женщинами, и я всегда знаю, когда какая-то из них принадлежит другому мужчине. Впрочем, это никогда меня не останавливало. Но Гвен свободна, приятель. Для меня, для любого мужчины.

Гвен замахала руками перед его лицом.

— Ничего не случилось, — умоляюще сказала она Сабину. — Я не знаю, почему ты так расстроился. Мы с тобой даже… мы не…

— Ты — моя, — сказал он, не сводя глаз с Уильяма. — Я тебя защищаю. — Сабин решил, что стоит заявить об этом вслух, чтобы Уильям и остальные раз и навсегда уяснили, что от Гвен следует держаться подальше. — Моя — и точка.

Его заявление не имело особой силы, но это нужно было сделать.

— Идем. — Он взял ее за руку и повернулся, увлекая за собой.

Уильям рассмеялся. Слава богам, Гвен не протестовала. Если бы она хотя бы попыталась, он бы взвалил ее на плечо и вынес из комнаты, как пожарный. А потом вернулся бы к Уильяму и выбил ему несколько зубов.

— Идиот, — проворчала Анья. Потом раздался такой звук, будто она отвесила Уильяму подзатыльник. — Хочешь вылететь отсюда? И на чью сторону, как ты думаешь, встанет Люсьен, когда придется выбирать между тобой и Сабином?

— Он на твоей стороне, — ответил воин. — А ты — на моей.

— Ладно, плохой пример. Не забудь, что у меня твоя драгоценная книга. Каждый раз, когда будешь плохо себя вести, буду вырывать по странице!

Раздалось глухое рычание.

— Однажды я…

* * *

Их голоса стихли, слышно было лишь дыхание Гвен и тяжелые шаги.

— Куда мы идем? — нервно спросила она.

— В мою комнату. Где тебе и следовало оставаться.

— Я не пленница, а гостья! — сказала она.

Он поднялся по лестнице, немного замедлив шаг, чтобы ей не пришлось бежать. По пути они встретили Рейеса с Даникой и Мэддокса с Эшлин, которые направлялись на кухню. Обе пары попытались остановиться и поговорить с ним, улыбающиеся женщины хотели познакомиться с Гвен, но он прошел мимо, не сказав ни слова.

— Почему ты так расстроен? — Пальцы Гвен крепче сжали его руку. — Почему я не могла с ними поговорить? Я не понимаю, что происходит.

Сабин гордился ею. Она осознавала опасность, которую он сейчас представлял, но не пыталась сбежать и, казалось, совсем не боялась утратить контроль над своей гарпией.

— Я не расстроен.

«Я в ярости!»

— Это у тебя привычка такая — угрожать смертью людям, которые тебя ничем не обидели?

Сабин не ответил ей, занятый своими размышлениями. Один навязчивый вопрос вертелся у него в голове и не желал ее покидать.

— Он прикасался к тебе? — Сабин говорил резко и отрывисто.

Он смог заставить себя уйти из комнаты, не вступив в схватку с Уильямом, только потому, что думал, будто тот лишь словами пытался завоевать расположение Гвен. Если же между ними было что-то большее, он вернется и превратит наглого ублюдка в фарш, а потом скормит диким животным, рышущим на холмах.

— Нет. Он не прикасался ко мне. Ты делаешь мне больно, твои ногти впиваются мне в руку.

Сабин сразу ослабил хватку, втянув когти. Они завернули за угол, и он прибавил шагу. Он почувствовал вдруг жгучую, настоятельную потребность, затопившую его, как разлившаяся река.

— Он тебя напугал? — проворчал он.

— И снова нет. И даже если бы и так, я… я справилась бы с ним.

На его губах впервые за этот вечер появилась едва заметная улыбка. Если бы это было правдой. Когда она была всего лишь Гвен, а ее гарпия мирно дремала, девушка была самым послушным созданием из всех, кого он встречал. Это было очень мило. Его жизнь была сплетена из смерти и лжи, силы и жес токости, а она воплощала в себе искренность и добро.

— И что бы ты сделала? — Он не хотел дразнить ее, ему хотелось лишь, чтобы она признала — ей нужен защитник.

Сабин. Здесь, в этом доме, за его стенами ей нужен был он. В тот день, когда она научится контролировать свою гарпию, все переменится. И он был рад этому. Да, рад.

Раздраженно фыркнув, Гвен попыталась высвободить руку, но он крепко держал ее, не желая прерывать физический контакт.

— Знаешь, я не такая уж неудачница.

— Мне все равно, даже если ты такая же сильная, какой когда-то была Пандора. Ты вызываешь желание, а некоторые мужчины считают себя неотразимыми. Я не хочу, чтобы ты с ними связывалась. Никогда.

— Ты считаешь меня… желанной?

Разве она не услышала его предупреждения? Держаться подальше от воинов и от всех остальных мужчин заодно?

— Ладно, пустяки, — пробормотала Гвен, его колебания явно смутили ее. — Давай поговорим о чем-нибудь другом. Например, о твоем доме. Да. Замечательно. Твой дом очень мил.

Она тяжело дышала, чувствуя усталость после долгой прогулки. За год, проведенный в плену, она совсем отвыкла от физических нагрузок.

Он быстро осмотрелся. Отполированный каменный пол с золотыми прожилками — как ее глаза. Журнальные столики из вишневого дерева — такие же яркие, как ее волосы. Гладкие, выложенные разноцветным мрамором стены — совершенны как ее кожа, пусть и покрытая грязью.

С чего вдруг он начал все сравнивать с ней?

Поднявшись на второй этаж и увидев дверь в свою спальню, Сабин вздохнул с облегчением. Почти пришли… Как она отреагирует на то, что он собирается сделать? Выпустит ли гарпию на свободу?

Нужно быть осторожным. И в то же время он не может, не станет отступать.

«Что, если он причинит тебе вред? — нашептывал ей демон. — Что, если он…»

— Черт, да заткнись ты! — рявкнул Сабин, и демон ликующе рассмеялся, радуясь тому ущербу, который успел причинить.

Гвен напряглась:

— Обязательно так выражаться?

— Да. — Он потянул за собой сопротивляющуюся девушку, втолкнул ее в комнату, закрыл дверь и запер на ключ. — К тому же я не с тобой разговаривал.

— Знаю. Мы об этом уже говорили. Ты говорил со своим демоном. Демоном Сомнения.

Она не спрашивала, а просто констатировала факт. Он помассировал затылок, испытывая острое желание придушить богиню Анархии.

— Анья тебе рассказала.

Зря она это сделала. Нужно было сначала дать Гвен привыкнуть к нему.

Она покачала прелестной головкой:

— Уильям рассказал. Значит, демон хочет, чтобы я… сомневалась в тебе? — Она накрутила на палец прядь волос.

Еще один признак волнения?

— Он хочет, чтобы ты сомневалась во всем. В каждом принятом решении, в каждом глотке воздуха. Во всех вокруг тебя. Он не может ничего с собой поделать. Нерешительность и растерянность — лучшая пища для него. Минуту назад я слышал, как он пытался отравить твой разум, заставляя поверить в то, что я причиню тебе вред. Вот почему мне пришлось выругаться.

Глаза Гвен расширились, серебряные искорки вспыхнули, затеняя янтарь.

— Вот, значит, что я слышала. А я-то гадала, откуда исходят эти мысли.

Он нахмурился, задумавшись над ее словами:

— Ты в состоянии отличить свой внутренний голос от голоса демона?

— Да.

Те, кто знал Сабина, узнавали демона лишь по присущим ему выражениям. Но для незнакомого человека отличить демона от… Как же ей удалось?

— Немногие способны на это, — сказал он.

Ее глаза удивленно расширились.

— Надо же. Значит, у меня все-таки есть способность, которой обладают немногие. И к тому же впечатляющая способность. Твой демон очень коварный.

— Да, он хитрый, — согласился Сабин, изумленный тем, что Гвен не упала в обморок, не закричала и не потребовала освободить ее. Кажется, она даже гордилась собой.

— Он чувствует слабость и тут же атакует.

На ее лице отразилась задумчивость. Затем грусть.

Гнев. Она поняла скрытое значение его слов — она была слабой, и демон чувствовал это. Сабин предпочел бы, чтобы она испытывала гордость.

Он мельком взглянул на поднос на комоде. Пустой поднос. Он подавил улыбку. Значит, Анье все же удалось ее накормить, хвала богам. Неудивительно, что на ее лице расцвел румянец, а щеки выглядели соблазнительно пухлыми. Что еще в ней изменилось, задался он вопросом. На талии появились легкие выпуклости, и он готов был поклясться, что не от еды.

Окинув комнату быстрым взглядом, он заметил, что сундук с оружием передвинут на три дюйма от его обычного места. Она, должно быть, взломала замок и что-то стащила. Маленькая воровка, подумал он, снова окинув ее взглядом.

Она поежилась, щеки ее покраснели.

— Что?

— Ничего, просто думал.

Ладно, пусть оставит себе то, что украла, решил Сабин. Возможно, она почувствует себя немного увереннее. И чем в большей безопасности она будет себя чувствовать, тем меньше вероятность встретиться с гарпией.

— Ты меня нервируешь, — сказала она, вытирая ладони о бедра.

— Значит, давай поспешим и успокоим твои страхи.

О, боги, какой красивой она была.

— Сними одежду.

Гвен открыла рот, с ее губ сорвался судорожный вздох.

— Прости, что? — выдавила она.

— Ты слышала. Раздевайся.

Шаг, еще один, она попятилась, выставив руки вперед.

— Нет, черт, нет, ни за что.

Она наткнулась на кровать и упала на нее, в ужасе глядя на Сабина.

— Я упала! Это случайно, я вовсе не приглашаю тебя! — выпалила она, вскакивая.

— Знаю. Дьявольщина, да ты уже достаточно ясно выразилась, когда сказала нет. Но это не имеет значения. Мы пойдем в душ.

Ей нужно было помыться, а ему — поставить на ней клеймо. Можно убить одним выстрелом двух зай цев.

— Пожалуйста. — Ее голос дрогнул. — Только по отдельности.

— Вместе. И учти, это не приглашение. Это просто констатация факта.

Он стянул рубашку через голову. Любимая цепочка, подарок Бадена, звякнула на его груди, когда рубашка упала на пол.

— Надень ее! — сказала Гвен, не сводя глаз с его татуировки в виде бабочки. — Я не желаю тебя видеть. — Зрачки девушки расширились, опровергая ее слова.

Хорошо. Несмотря на панику, она все же была заинтригована. Он снял один ботинок, потом второй. Они с глухим стуком упали на пол. Расстегнул брюки и опустил их до лодыжек.

— Это все равно случится, согласна ты или нет, Гвендолин.

Она замотала головой, ее рыжеватые локоны рассыпались по плечам. Но ее взгляд был по-прежнему прикован к нему. Теперь она смотрела ему прямо между ног. Ее дыхание участилось, стало хриплым.

— Ты сказал, что не причинишь мне вреда.

— И не причиню. В душе нет ничего угрожающего. Это… просто очищение.

Ха!

Раздевшись донага, он переступил через одежду. И да, у него была эрекция. Он не хотел этого, ему нужно было, чтобы Гвен успокоилась, но эта часть тела отказывалась подчиняться ему, оставаясь восставшей и твердой.

Гвен облизнула губы, очень выразительная реакция, как неоновая вывеска, на которой написано «Хочу его». Футболка с чужого плеча висела на Гвен как мешок, но Сабин заметил, что ее соски затвердели. Еще один признак.

Там, в самолете, когда она поцеловала его, он подумал, что Гвен хочет его. Теперь же знал это наверняка. Да, она его хочет. И он был рад этому. Это было глупо, неправильно и могло причинить им обоим боль, но сейчас ему было все равно.

— Я не собираюсь трахать тебя, — сказал он намеренно грубо.

Только бы она перестала пялиться на Малыша Саби.

Это сработало. Янтарные глаза встретились с карими в жаркой схватке.

— П-почему не секс? И что ты со мной собираешься сделать?

«Целовать тебя. Прикасаться к тебе. Поставить тебе засос и подарить оргазм, который заставит тебя вопить от наслаждения». После этого Уильям уже не сможет предъявлять права на девушку. А что касается секса… Сабин не мог позволить себе заняться любовью. Если он испытает слишком сильное наслаждение, утратит контроль над собой, его демон вырвется на свободу. Поэтому все, что он может, — немного ласки для него и много ласки для нее.

«Думаешь, сможешь удовлетворить такую девушку? Она такая красивая, у нее, наверное, было много мужчин. И они делали с ней такое, о чем ты и мечтать не можешь».

Сабин стиснул зубы. Несмотря на почтенный возраст, опыт отношений с женщинами у него был невелик. Там, на небесах, он был слишком занят, защищая богов, и совсем не думал о собственных удовольствиях. Впервые очутившись на земле, он слишком злился, слишком обезумел, им владело лишь одно желание — убивать. Только научившись контролировать демона в себе, он понял, как губительно его присутствие для противоположного пола.

Несколько раз Сабину казалось, что он влюбился, и тогда он бесстыдно преследовал женщин. Свободных, замужних, это не имело значения. Тут у них с Уильямом было кое-что общее. Если он испытывал желание, ему хотелось заполучить женщину, потому что он вообще редко чего-то желал.

Недавний случай с Дарлой стал ужасным примером его тлетворного влияния. Она была замужем за охотником, правой рукой Галена. Она пришла к Сабину с информацией, сведениями о месте, где ее муж и его сподвижники хранили оружие, о том, что они затевали. Она заявила, что наконец поняла, какими лицемерами были охотники, и хотела теперь только одного — чтобы война поскорее закончилась. Сначала Сабин считал, что Дарла — приманка, призванная завлечь его и его людей в ловушку. Но это было не так. Она сказала ему чистую правду.

Вскоре они стали любовниками. Он настаивал, чтобы она ушла от мужа, но Дарла отказалась, потому что тогда не смогла бы помогать Сабину. Ему не хотелось этого признавать, но в глубине души он радовался этому ее решению. Он не потерял своего осведомителя. Но всякий раз, когда Дарла приходила к нему, каждый раз, когда ложилась в его постель, она словно теряла искру. Скоро она стала липнуть к нему, отчаянно желая услышать от него хоть одно доброе слово. Сабин пытался, боги тому свидетели, он правда пытался вернуть ей былую уверенность, неустанно повторял, какая она красивая, храбрая и умная. Дарла, разумеется, сомневалась в его словах, так что в конце концов все, что он говорил, не имело никакого значения.

Она позвонила ему после того, как перерезала себе вены на запястьях.

Он не успел к ней. Нет, Стефано приехал раньше и помешал Сабину увидеться с ней в последний раз. Он не смог прийти на ее похороны, не хотел, чтобы его заметили охотники.

Со дня ее смерти прошло одиннадцать лет, но чувство вины оставалось столь же болезненным и острым, словно это случилось вчера.

С тех пор Сабин ни с кем не встречался, избегая женщин. До Гвен. Сможет ли она справиться с его демоном?

— Т-так что… — спросила она запинаясь, — что ты собираешься делать?

Сабин отогнал прочь сомнения, навеянные демоном.

— Я собираюсь помыть тебя.

Гвен снова покачала головой:

— Я не хочу мыться. Клянусь, не хочу.

— Мне все равно, — ответил Сабин и направился к ней.

Задыхаясь, она снова упала на кровать и поползла назад, остановившись, лишь когда уперлась плечами в изголовье.

— Я не хочу этого делать, Сабин.

— Нет, хочешь. Ты просто боишься.

— Ты прав. Что, если я убью тебя?

— Я тысячи лет как-то справлялся с охотниками. Что сможет сделать одна гарпия?

Смело, но он не мог не признать правду. А правда состояла в том, что ему было неизвестно, что она сделает, как он отреагирует и что произойдет, если им придется драться друг с другом. Однако он готов был рискнуть и вызвать ее гнев.

В ее глазах вспыхнуло ослепительное желание.

— Ты в самом деле считаешь, что сможешь отразить атаку гарпии?

Сабин забрался на постель и придвигался к ней все ближе и ближе.

— Надеюсь, что до этого не дойдет. А если дойдет, мы скоро узнаем.

— Нет! По-моему, это не очень хорошая идея. — Гвин ударила его ногой в грудь, но не оттолкнула его. Этот выпад решил ее судьбу. Его пальцы сомкнулись на ее лодыжке, он подтащил Гвен к себе.

— Мы не узнаем, если не попробуем.

По ее щеке скатилась слезинка, его сердце болезненно сжалось.

— Пожалуйста, — дрогнувшим голосом прошептала она. — Я не смогу пережить, если причиню тебе боль.

«Не отступай».

— Как я уже сказал, это единственный способ доказать тебе, что сумею справиться со всем, что ты можешь устроить.

Он не должен обращать внимание на ее слезы. Ему придется сделать то, что он собирался. Ради нее, ради себя, ради мира в этой крепости это нужно было сделать. Он должен поставить ей клеймо. Гвен хотела, чтобы он это сделал, и не важно, готова она была признаться в этом или нет. И он доведет дело до конца, он же воин. Несмотря ни на что.

Глава 12

Гвен не могла в это поверить. Сабин — мужчина, которого она целовала, о котором мечтала, по которому тосковала, на которого полагалась, считала своим защитником, злодеем, мужчина, которого она не хотела желать, но все равно желала, раздел ее, невзирая на то что она бурно протестовала и брыкалась, затащил в душевую кабинку и забрался туда вслед за ней. Несмотря на то что была разъярена — а это еще слабо сказано! — она все-таки не превратилась в гарпию.

Сначала Гвен была шокирована. Потом занервничала. Потом почувствовала возбуждение. И хотя каждое чувство длилось не более нескольких минут, все они были яркими и захватывающими. Почему она не тронула его? Потому что Сабин еще ей не угрожал? Потому что гарпия любила физический контакт так же сильно, как и Гвен, и готова была на все, лишь бы получить его где угодно и когда угодно?

А теперь она и Сабин стояли в душе, и облако пара окутывало их. Горячая вода стекала вниз, скользя по всем изгибам ее тела. Ей еще не приходилось чувствовать ничего столь же восхитительного — обнаженного мужчину сзади, прижимающегося к ее спине, удерживающего ее в кабинке. И все-таки она не станет связываться с демоном, как бы сексуально он ни выглядел. Ей и так хватает проблем. Ведь правда?

Почему она не могла принять решение? Его демон даже не трогал ее, так что веских причин для нерешительности не было.

Гвен обхватила себя руками за талию, не заботясь о том, чтобы прикрыть груди или треугольник волос между ног. Зачем? Сабин сильнее и при желании может отвести ее руки в одно мгновение… и часть ее хотела, чтобы он увидел ее, чтобы в нем пробудилось желание. И все же…

— Разве ты не понимаешь, что можешь пожалеть о содеянном, поплатившись искромсанной кожей и внутренностями? — спросила она.

Его намыленные руки, горячие и мокрые, опустились на ее плечи, массируя их.

— У тебя кожа как шелк. Сомневаюсь, что о чем-нибудь пожалею.

Его голос был хриплым, глубоким и… опьяняющим.

М-м-м, еще. Ее мускулы расслабились, голова запрокинулась, прижалась к его шее. «Прекрати! Сопротивляйся ему». Она пыталась, правда пыталась, но ее тело отказывалось подчиняться разуму. Его прикосновения были слишком приятными.

Интересно, считает ли он ее привлекательной? Или уродиной?

Вот теперь она напряглась. Снова раздался этот вкрадчивый, разрушительный голос. Демон Сомнения. Голос, такой не похожий по тембру на ее внутренний голос. Ее челюсти болезненно сжались, и гарпия закричала, протестуя против нежелательного вторжения.

— Ты можешь как-нибудь заткнуть своего приятеля? Он меня раздражает.

— Какая смелость. Мне нравится. И я бы не назвал демона моим приятелем. — Пальцы Сабина скользнули по ее ключице. Он склонился к ней, прижав рот к уху, его дыхание ласкало ее кожу. — Не подумай, что я хочу сменить тему, но говорил ли я, что считаю тебя удивительно красивой?

Гвен сглотнула, не зная, что ответить. Она все еще желала поощрить его и в то же время хотела оттолкнуть прежде, чем она забудет, почему вообще должна сопротивляться ему. Он воплощал в себе все, что она ненавидела в своей жизни. Тьму, насилие, хаос. Более того, он планировал использовать ее, чтобы причинить вред своим врагам. Ничто не могло сравниться с его ненавистью к охотникам, даже любовь к женщине.

— Ну что, начнем? — Сабин отпустил Гвен, и ей пришлось крепко сжать губы, чтобы удержать всхлип.

Потом эти чувственные пальцы зарылись в ее волосы, втирая в них шампунь, в воздухе запахло лимоном. Гвен блаженно закрыла глаза. Неудивительно, что он всегда так вкусно пахнет.

— Ты превращаешься в гарпию, когда напугана. А когда возбуждена? Или испытываешь оргазм?

Какой откровенный и личный вопрос. Но он правильно выбрал время, чтобы задать его.

— И-иногда она дает о себе знать. Я стараюсь проявлять осторожность и останавливаю ее.

— Не пытайся останавливать ее, когда ты со мной. — Прежде чем Гвен успела ответить, Сабин снова сменил тему: — Уильям рассказал тебе о моем демоне. — Он шевельнул бедрами, и его возбужденная плоть коснулась изгиба ее спины. Случайность? — Анья рассказала тебе о моем прошлом?

По телу Гвен прошла дрожь.

— Ты имеешь в виду, рассказала ли она мне о том, как ты воткнул нож в спину другу? Нет. Она не вдавалась в подробности.

Его ногти впились в кожу ее головы, и она вскрикнула. Он тут же отпустил ее, бормоча:

— Прости.

Черт побери. Почему она никак не может удержаться от сарказма в самый неподходящий момент. Скоро кто-нибудь (давай же, Сабин, сознавайся) возьмет и отрежет ей язык. Как правило, Гвен удавалось держать себя в руках. В конце концов, она же училась этому всю жизнь. Но в ее груди впервые вспыхнуло негодование. Если бы она не была такой трусливой плаксой, то не боялась бы реакции людей, своей собственной реакции и могла бы быть самой собой.

Собой. А знала ли она себя настоящую?

— Сунь голову под воду, — вдруг грубовато велел Сабин.

Он не дал ей времени на раздумья, просто положил руку на ее затылок и толкнул под горячую струю. Мыльные брызги попали ей в рот, она сплюнула.

— Закрой глаза или…

— Ой-ой-ой! — Гвен крепко зажмурилась.

— Что, щиплет? — усмехнувшись, спросил Сабин.

Гвен терла глаза, возмущенная его небрежным отношением. Он ревновал к Уильяму — по крайней мере, только этим чувством можно было объяснить его поведение. Когда он велел ей раздеться, его глаза вспыхнули, обещая ни с чем не сравнимое наслаждение.

Так почему он не попытался ее ласкать?

Вместо этого он намылил ее с ног до головы, и его движения были легкими и деловитыми. Его ладони, не задерживаясь, скользнули по ее груди и твердым соскам, потом нырнули между ног. Хотя его прикосновение было бесстрастным, оно не оставило Гвен равнодушной — она затрепетала, учащенно дыша, ее тело ныло от неутоленного желания.

— Я и сама могу вымыться, — пробормотала она.

— У тебя была возможность сделать это вчера и позавчера. Черт, да даже сегодня утром. Ты ею не воспользовалась. — Он снова поменял положение, коснувшись ее тела своим возбужденным членом. — Почему?

Ее кровь вскипела от негодования, она крепко сжала губы. Не стоит говорить ему то, что он желает знать. Сабин и сам скоро это поймет. И, если честно, она испытывала возбуждение, представляя себе его реакцию. Он уже признался, что считает ее красивой. Что подумает о ней, когда с нее сойдет слой грязи? Может, наконец-то сделает первый шаг?

Смыв с Гвен мыльную пену, он замер на месте. Казалось, даже перестал дышать. Она почувствовала, как ее охватывает жар, распространяясь по всему телу. Вот она, его реакция. Он заметил.

— Твоя кожа…

— Я пыталась предупредить тебя.

— Ну, тебе стоило быть более убедительной.

Он развернул ее лицом к себе, быстро окинул взглядом, потом еще раз, не торопясь. Его глаза ослепительно сияли, пылали, словно огонь, он закусил губу, тонкие напряженные морщинки появились вокруг рта.

— Твоя кожа… — повторил он.

Гвен не нужно было глядеться в зеркало, чтобы знать это, — очищенная от грязи, ее кожа сияла. Это было полупрозрачное сияние, которое сделало ее похожей на свежеотполированный опал.

Медленно, словно в трансе, Сабин протянул руку. Кончиком пальца он провел по ее подбородку, скользнул по шее, между грудями. Гвен не отстранилась. Нет, наоборот, сделала шаг вперед. Ближе. Желая большего. Не в состоянии остановиться. По коже побежали мурашки, и все мысли о сопротивлении улетучились.

— Ты такая гладкая, теплая, сияющая, — восторженно прошептал он. — Зачем ты прятала… — Он стиснул зубы, и прямо у нее на глазах восхищение превратилось в гнев. — Мужчины не могут удержаться от соблазна, верно?

Комок в горле помешал ей ответить, она лишь покачала головой. Что еще Сабин сделает или скажет? У него настроение меняется чаще, чем у любого из ее знакомых. «Прикоснись ко мне», — мысленно попросила она.

Но Сабин еще не закончил с вопросами:

— А у твоих сестер такая же кожа?

— Да.

— У всех гарпий?

— Да.

Надеюсь, это все, что он хочет знать.

— Ты им звонила?

Нет. Это было не все.

— Пока нет.

— Ты им позвонишь сразу же, как мы выйдем из душа. Я хочу, чтобы они через неделю были в этой крепости.

Гвен уставилась на него, шокированная до глубины души. Она была обнажена, ее кожа маняще сияла, а он хочет поговорить о ее сестрах? Хочет встретиться с ними? Почему он… Тут Гвен вдруг все поняла, и ее удивление сменилось гневом. Разумеется, Сабин хотел видеть их здесь. Он, вероятно, думал, что они помогут ему в войне. Или, возможно, хотел завести гарем из гарпий.

Что-то темное, мощное начало, словно пружина, разворачиваться в груди Гвен. Что-то ядовитое. Ее ногти удлинились, гарпия закричала, ее зубы стали острыми. Перед глазами колыхалась красная пелена.

— Ты злишься. — Сабин озадаченно заморгал. — Почему?

— Я не злюсь.

«Я убью тебя, если попытаешься с ними переспать».

— Ты так крепко стиснула мне руку, что кровь выступила.

Гвен, конечно, видела, что Сабин не расстроен, не напуган. Но в то же время ее переполняла ярость, она не собиралась восхищаться его смелостью перед лицом опасности.

— Ты хочешь переспать с моими сестрами! — зарычала она. Зарычала? Она, Гвендолин Застенчивая?

Сабин закатил глаза.

— Нет, я хочу, чтобы с ними спали мои друзья.

Она моргнула, растерявшись, не… понимая.

Ярость испарилась так же быстро, как и шок, оставив лишь сладостный привкус удовольствия. Если его друзья будут заняты ее сестрами, они оставят Гвен в покое. Неужели в Сабине настолько сильно чувство собственника?

— Ты что, ревнуешь? — спросил он, словно эта перспектива его заинтриговала.

— Нет. Разумеется, нет. — Не стоило снабжать его лишней информацией, которую он мог использовать против нее, в данном случае ложь могла сослужить ей лучшую службу. — Я… думала о Тайсоне, я скучаю по нему, жаль, что мы не вместе.

Сабин прищурился, но даже сквозь густые ресницы она увидела, как полыхнули алым его карие глаза.

— Ты не будешь о нем думать. Поняла? Я запрещаю.

— Я… Ладно.

Она не знала, что сказать. Никогда еще Сабин не выглядел так, будто ему ничего не стоит совершить убийство. Почему же Гвен это не испугало?

Ее невнятный ответ, казалось, успокоил его.

— Я уже решил пометить тебя, — решительно сказал он.

Такая ледяная, твердая решимость, ее даже кинжалом не возьмешь.

— Но это… — Он окинул ее взглядом. — Клянусь богами, я буду ставить на тебе клеймо каждый день. Ты будешь думать только обо мне.

— Ч-что ты имеешь в виду, говоря, что поставишь на мне клеймо?

Это что, наказание? Она отшатнулась. И что значит каждый день? Сколько ей придется терпеть?

Сабин поймал ее за руку, стиснув тонкое запястье, потянул назад.

— Я очень осторожно прикушу твою нежную кожу зубами, так, чтобы остался след.

И снова ее страх пропал, оставив лишь неизъяснимое блаженство. Так много времени прошло с тех пор, когда она в последний раз ощущала на своем теле крепкие мужские руки, так давно она не чувствовала себя желанной, особенной и сексуальной.

— Ты этого хочешь? — мягко спросил он.

Хотела ли она? Черт возьми, да. Может, она не знала, кем была, но нисколько не сомневалась, что ее тело желало этого мужчину. Однако может ли она позволить себе уступить желанию?

Пора подключить логику. Сабин был сильным, бессмертным и уверял ее, что справится со всем, что бы ни случилось. У нее было достаточно храбрости, чтобы насладиться близостью и сохранить дистанцию между ними. По крайней мере, Гвен на это надеялась. Благодаря этому «клейму» другие воины будут держаться от нее подальше. И хорошо бы наконец накормить гарпию, чтобы в обмен на это она вела себя прилично.

Логика победила.

Однако прежде, чем Гвен успела ответить, ноздри Сабина раздулись, он словно учуял ее желание.

— Всякий, кто прикоснется к тебе, умрет.

Неужели он готов был ради нее причинить боль даже своим друзьям? Боже, от одной этой мысли она таяла, как лед на солнце.

Сабин медленно притягивал Гвен к себе, пока ее соски не прижались к его груди. Сабин застонал.

— Твой демон…

— Я держу его на коротком поводке, будь спокойна. Теперь выбирай.

Она ответила, даже не задумавшись.

— Да, — выдохнула она. Сглотнув, потянулась, обвила руками его шею, прижимаясь мокрым телом к его телу. — Тебе тоже не стоит переживать. Я буду очень осторожна с тобой.

— Пожалуйста, не надо, — ответил он, овладевая ее губами.

Этот поцелуй совсем не был похож на тот легкий поцелуй в самолете. Этот был всепоглощающим, диким, с языком, настойчиво рвущимся в ее рот, обоюдным, глубоким и решительным, требующим ответа. Она ответила ему, не в силах сопротивляться. Одной рукой зарылась в темный шелк его волос, другой рукой лаская его спину, оставляя на ней свои собственные метки.

«Не отдавайся полностью». Это предупреждение прозвучало в голове как сигнал тревоги. «Наслаждайся, но не теряй контроль». Гарпия мурлыкала, радуясь происходящему, желая большего, большего, большего. Но когда Гвен заставила себя замедлить дыхание, замерла, принимая ласки Сабина, лишь наслаждаясь и не претендуя на большее, мурлыканье гарпии превратилось в рычание. Больше, больше, больше.

Поцелуй все длился и длился, пока Гвен, задыхаясь, дрожа, не выгнулась в объятиях Сабина, издав стон, готовая молить о большем, как и ее гарпия.

Во второй раз — или уже в третий? — она попыталась отстраниться, успокоить тело, чтобы не позволить его чарам околдовать ее.

— О нет, так не пойдет. Останься со мной.

— Нет, я…

— Только чувствуй. Не думай. Подумаешь потом.

Сабин медленно прижал ее спиной к покрытой кафелем стене, и от леденящего прикосновения Гвен вскрикнула. Он проглотил этот звук, прижавшись к ее губам, забирая все, что она могла предложить, и требуя большего. Вода в душе все текла, барабаня по керамическому полу.

Одной рукой Сабин схватил ее запястья, прижимая их к стене над ее головой. Другой коснулся груди, перекатывая сосок между пальцами. У Гвен внутри все задрожало, колени ослабли. Она бы упала, если бы он не втиснул свое бедро ей между ног, удерживая ее. Теперь ее плоть терлась о грубую кожу его колена, и от этого она слабела еще больше.

— Тебе нравится?

— Да.

У нее не было причин лгать. Все равно она не могла скрыть реакцию своего тела.

Пальцы Сабина опускались все ниже, описывая круги вокруг ее пупка. Она покачивалась на его ноге, с ее губ срывались стоны. «Еще. Еще. Еще!» Крики гарпии смешались с ее собственными, постепенно соединившись в один голос в ее голове.

— Я сейчас укушу тебя.

Он не дал ей времени на раздумья и впился зубами в нежную кожу ее шеи. В то же время он убрал ногу, находящуюся между ее бедер, и двумя пальцами вошел в нее, глубоко, очень глубоко.

— Сабин!

— Боже, милая. Ты такая сексуальная, такая тугая.

— Я сейчас… я не могу… я не должна…

Уже совсем близко. И всего лишь благодаря двум пальцам, двигавшимся внутри ее.

— Расслабься. Ничего плохого не случится, я не позволю. Клянусь.

Что, если она… что, если гарпия… черт! Гвен не могла сосредоточиться, думала только об удовольствии, которое доставляли ей эти восхитительные пальцы.

— Кончи для меня.

Сабин провел большим пальцем по ее клитору, и Гвен утратила способность сопротивляться. Она достигла оргазма, издавая громкие стоны, прижимаясь к нему, кусая его в ответ до крови.

И пока тело ее содрогалось в сладких конвульсиях, он отпустил ее руки и крепко схватил за бедра, прижимая их к своему возбужденному члену. Никакого проникновения, лишь трение, но, черт возьми, как это было прекрасно. Она вонзила ногти в его спину, впилась в кожу, раня ее.

Сабин втянул воздух сквозь стиснутые зубы, снова крепко прижимая ее к себе, и прошипел что-то едва слышно. Ей нравился этот звук. Она хотела слышать его снова и снова. И вскоре она уже двигалась самостоятельно, встречая его на полпути, прижимаясь к нему изо всех сил, ее острые зубы вонзились в его плоть, она почувствовала на языке капельки крови.

— Вот так, — похвалил он. — Именно так. Ты безумно хороша, чертовски хороша, — бормотал он. Чтобы напомнить, где она была и с кем? — Я не собирался заходить так далеко. Не для себя. Но я сейчас взорвусь. Я знаю. Это не должно быть так замечательно. Не должно быть…

Потом он снова поцеловал ее, погружаясь в рот языком, изливая горячее семя на ее живот. Их тела трепетали при одной мысли о пережитом наслаждении. Они прильнули друг к другу, тяжело дыша, постанывая.

Наконец она прижалась к нему, изумленная тем, что утратила контроль над собой. Удивительно, что у них еще не было соития, а она пережила восхитительные минуты. Удивительно, что гарпия не разозлилась. Удивительно, что гарпия хотела большего. И удивительнее всего то, что, хотя Гвен только что испытала два сильнейших оргазма, ей тоже хотелось большего.

Глава 13

Сабин отнес Гвен на большую кровать в своей комнате и прижал к себе. Они молча смотрели, как постепенно светлеет небо, ночная тьма уступала место рассвету. Они лежали, обнаженные, обнимая друг друга, напряженные и потерявшиеся в собственных мыслях.

— Ты же вроде обещал спать на полу? — наконец спросила Гвен, нарушая молчание.

— Я так и не заснул. Так что формально я свое слово не нарушил.

— Верно.

После этого вновь воцарилась тишина. И все же ни один из них не сомкнул глаз.

Сабин думал, что Гвен быстро уснет; под ее глазами залегли тени, более заметные, чем раньше, она несколько раз зевнула. Но Гвен опять удивила его. Один или два раза она притворилась, что погружается в сон, но так и не заснула.

Он знал, почему сам не мог расслабиться: его демон бесновался у него в голове, отчаянно стараясь добраться до нее, причинить ей боль. Заставить ее сомневаться в том, что случилось между ними. То же самое он проделывал и с другими до нее. Женщины или бросали его, или совершали самоубийство.

«Я должен расстаться с ней прежде, чем это случится». И стоило ему только подумать об этом, как все его тело запротестовало, это был резкий, болезненный протест, и в голове тут же зароилась масса объяснений, почему ему следовало остаться с Гвен. Во-первых, Парис мог зайти к нему, обнаружить тут Гвен и соблазнить ее. Демон Разврата просто не мог ничего с собой поделать, это было сильнее его. Во-вторых, охотник мог сбежать из темницы, схватить ее и скрыться. В-третьих, Гвен может пожалеть о том, что они сделали в душе, и сама сбежит отсюда.

Вполне весомые причины. Но не поэтому он решил устроиться поудобнее на пуховом матрасе вместо того, чтобы встать и уйти. Гвен была такой мягкой, теплой и так приятно пахла лимоном — его любимый аромат. С ее губ все еще слетали едва слышные стоны, которые ему так хотелось заглушить поцелуями.

Он снова хотел ее. Теперь он хотел ее всю. Хотел входить и выходить из нее, сначала осторожно, потом все быстрее, жестче, грубее, овладевая ею в нарас тающем ритме. Ни одна женщина никогда не возбуждала его настолько сильно, ни одна не была такой потрясающей на вкус, ни одна так идеально не подходила его телу. И ни одна не обнимала его так самозабвенно, не кусала, не пила кровь, не заставляла желать большего.

И хотя он не завершил дело, они оба испытали наслаждение. Сабин подозревал, что одного раза будет недостаточно, и оказался прав.

Стоны Гвен доставляли ему больше удовольствия, чем секс с другой женщиной. И эта кожа… словно наркотик для глаз. Стоило один раз взглянуть на нее, и уже невозможно было оторвать взгляд. Это причиняло ему боль, и желание неотрывно смотреть на нее усиливалось многократно.

«Наверное, она уже ненавидит тебя, не хочет иметь с тобой ничего общего. Я не удивлюсь, если окажется, что, пока ты целовал ее, она думала о своем парне, поэтому и была такой страстной. Разве она не сказала тебе, что вспоминает о нем? Ясно же, что она хочет лишь своего человека. А не тебя..»

Сабин крепче обнял Гвен, сжал ее, и она едва слышно вскрикнула от боли. Он тут же ослабил хватку и заставил демона замолчать. Не думала она о своем парне, бывшем парне, Сабин был в этом уверен. И ни слова демона Сомнения, ни сама Гвен не могли убедить его в обратном. И именно имя Сабина выкрикнула Гвен. Демон просто разъярился, вот и набросился на него, не в состоянии найти другую жертву.

— Может, перестанем притворяться счастливыми любовниками? — вдруг спросила Гвен, снова нарушая тишину.

Он вздохнул. Пряди ее волос, разметавшиеся по его груди, шевельнулись, щекоча кожу. Если бы только они на самом деле были счастливыми любовниками. Ни демона, ни гарпии, ни войны, лишь двое, наслаждающиеся друг другом.

Сабин моргнул, эта мысль была для него непривычна. Никогда еще за много тысячелетий он не испытывал желания стать кем-то другим. Бессмертный воин. Сильный, незаурядный, вечный. Да, он совершил ошибку, когда вместе с другими Владыками похитил и открыл ларец Пандоры. Да, его вышвырнули с небес, приговорив к вечным страданиям из-за живущего в нем демона. Но эти страдания он заслужил и принял. Перенесенные им муки сделали его сильнее того Сабина, что некогда служил Зевсу. Так почему же теперь он хотел другого?

— Да, мы можем перестать притворяться. Мы можем даже поговорить. Под разговором я имею в виду то, что я буду задавать вопросы, а ты — отвечать на них. Давай начнем, хорошо? Ты никогда не спишь. Почему?

— Тоже мне, раскомандовался, — пробормотала Гвен. — И к твоему сведению, мне не нужно спать.

Девушка медленно перекатилась на спину, так, что теперь они касались друг друга только плечами. Он заметил, что обычно она стремилась к тесному физическом контакту. Что же изменилось?

Это не имеет значения, подумал Сабин. После Дарлы он обещал себе, что всегда будет держаться подальше от женщин, которые казались ему привлекательными. И одиннадцать лет держал слово. Теперь Гвен помогала ему. И он почувствовал внезапное раздражение при мысли, что именно она первой отстранилась от него.

— Ты отказываешься есть, когда голодна. Ты отказываешься от душа, когда грязна. Я ни на минуту не поверю в то, что твое тело — твое роскошное тело — не нуждается в отдыхе.

«Он так говорит потому, что ты напоминаешь ему ходячего мертвеца? Потому что всегда кажешься усталой, истощенной, измученной?»

Сабин почувствовал, как эта оскорбительная мысль оставляет его и переходит к Гвен, но не мог этому помешать.

Мгновение спустя она напряглась:

— Твой демон — ублюдок.

— Да.

«И тебе лучше заткнуться, ты, чертов кусок дерьма.

Я ведь уже предупреждал тебя. Помнишь про ларец?» Воцарилось тяжелое молчание, потом раздалось раздраженное рычание, выражавшее согласие.

— Так что? — заметила она. — Это правда?

Похожа на ходячего мертвеца? Вряд ли.

— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.

Правда. И его даже не волновало то, что он говорит совсем как Люсьен, нашептывавший Анье всякую милую чепуху. Раньше Сабину это казалось полной чушью.

— Я тебе не верю. — Гвен перевернулась на бок и смотрела на него, подперев рукой щеку. — Тебе просто пришлось сказать мне, что я красивая.

— Да, потому что я джентльмен, — сухо ответил Сабин.

Он тоже перевернулся на бок, чтобы взглянуть Гвен в глаза. Эти экзотические кудри обрамляли ее лицо и хрупкие плечи, отбрасывая красноватый отсвет на сияющую кожу, словно покрывая ее румянцем.

— Ты думаешь, я всегда вежлив, никогда не раню чувства других и услаждаю их слух ложью, потому что мне нравится, когда люди вокруг меня счастливы?

Ах да, и если я случайно кого-то обижу, то, разумеется, не нарочно, и, конечно, я никогда не беру силой то, что хочу?

Пухлые губы Гвен изогнулись в полуулыбке — губы, которые он целовал, сосал, прикусывал. А ее глаза словно гипнотизировали. Глаза, в которых он едва не утонул. Увидев эту улыбку, Сабин незамедлительно почувствовал нежеланное возбуждение, радуясь, что простыня прикрывает нижнюю половину его тела. А все думали, что именно он таит в себе опасность для отношений, мрачно подумал Сабин.

«Это не отношения», — тут же отозвался инстинкт самосохранения. Это всего лишь деловое соглашение, и ничего больше. Он убедит Гвен сражаться на его стороне, защитит ее от своих друзей, а когда война наконец закончится, забудет о ней, его желание угаснет.

— Может, ты и не заботишься о чувствах других людей, но ты хочешь, чтобы я тебе помогла. Ты пытаешься умаслить меня, как тост.

— Ты согласишься сражаться с охотниками независимо от того, буду я тебя умасливать или нет, — ответил Сабин, стараясь говорить уверенно. Он не чувствовал этой уверенности, но был вынужден поверить в нее. Меньшее его не устраивало. — Должен ли я напоминать тебе, что ты уже обещала помочь?

Устав от безделья, демон Сомнения снова встрепенулся: «Да она при виде крови чуть в обморок не падает. Помочь тебе сражаться? Это вряд ли».

— Ты сделаешь это, — повторил он, убеждая себя, своего демона.

— Я не возражаю против того, чтобы помогать тебе с канцелярскими аспектами твоей кампании. Я могу искать что-нибудь в Интернете или заниматься бумажной работой. Если ты ведешь список людей, которых, гм, прикончил, я могу вести его за тебя. Я могу даже заняться поиском артефактов, которые тебя так беспокоят. Я этим занималась до того, как меня похитили. Я работала в офисе, вела записи, проверяла факты, что-то вроде этого. И я чертовски хорошо умею это делать.

Никогда Сабин не слышал большей гордости в голосе другого человека. Но чем именно Гвен гордилась: своей работой или своей способностью вписаться в обычный мир?

— И тебе нравилась эта работа? — спросил он.

— Конечно.

— Ты не скучала?

Другими словами, как гарпия переносила столь монотонную жизнь? Сабин полагал, что темная сторона Гвен похожа на его собственную — могущество, проклятие, болезнь, — но часть ее нуждалась в волнении и опасности. Часть ее начинала нервничать, если на нее слишком долго не обращали внимания.

— Ну, может, немного, — признала она, накручивая прядь волос на палец.

Сабин едва не рассмеялся. Он мог поставить деньги на то, что она чертовски скучала.

— Я заплачу тебе за помощь, — сказал он, вспоминая слова Аньи о том, что гарпиям необходимо украсть или заработать свою еду. Он хотел, чтобы она вышла на поле боя, дралась, но не возражал, чтобы она провела для него кое-какие исследования. По крайней мере, для начала. — Скажи мне, что тебе нужно, и ты это получишь.

Несколько минут прошло в молчании, потом Гвен ответила:

— Пока ничего не приходит в голову. Я должна подумать.

— Ты ничего не хочешь?

— Нет.

Зная, сколь сильно он жаждал победы, она могла попросить у него все что угодно, хоть луну с неба. И все же она так ничего и не придумала. Странно. Большинство людей запросили бы астрономическую сумму и еще торговались бы. Интересно, а что считается ценным у ее племени? Деньги? Драгоценности?

— Где работают твои сестры?

Она сжала губы.

Что такое? Гвен не хотела ему говорить или ей не нравилось то, чем они занимались?

— Проститутки? — предположил он, не только желая вывести ее из себя, но и чтобы посмотреть, как далеко он сможет зайти, прежде чем гарпия потребует его голову на блюде.

Гвен негодующе вскрикнула, отвесила ему пощечину, потом быстро отдернула руку, как будто не могла поверить, что сделала это. Боялась, что он отомстит ей за такую ерунду? Дурочка.

— Ты заслужил пощечину, так что я не стану извиняться. Они не проститутки.

— Убийцы?

Ни крика. Ни пощечины. Просто сощурила глаза. Бинго.

— Они наемники.

Это был не вопрос. Какое удивительное везение.

— Да, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Так и есть.

Сабину захотелось рассмеяться. Если одна гарпия может уничтожить целую армию, на что же способны четыре? Он мог заплатить за их услуги. У него были деньги, и не важно, какую сумму они запросят.

— Я вижу, как у тебя в голове шестеренки крутятся. — Свободной рукой она похлопала по подушке под своей головой. — Но тебе следует знать, что они любят меня и не возьмутся за эту работу, если я попрошу их отказаться.

Теперь Сабин, прищурившись, смотрел на нее. На ее лице было совершенно невинное выражение, только ноздри раздувались от ярости.

— Ты мне угрожаешь, милая?

— Думай что угодно. Я не хочу, чтобы они сражались с этими мерзкими охотниками.

— Почему? Как ты уже сказала, они — мерзкие создания. Зло. Они бы нашли способ вырубить тебя, изнасиловали бы и забрали твоего ребенка, если бы я не спас тебя. Да ты должна умолять своих сестер, чтобы они сражались с ними.

— Ты уже подверг их пыткам за то, что они сделали со мной и остальными, — выдавила она.

— И для тебя этого достаточно? Когда кто-то причиняет мне вред, я хочу причинить вред в ответ. Я хочу быть уверен, что все сделано правильно. Разве ты не чувствовала удовлетворения, когда вырвала глотку у…

— Да, хорошо. Да. Но если я позволю сделать это кому-то другому, этого должно быть достаточно. Иначе я всю свою жизнь буду за ними охотиться, убивать и никогда не буду жить по-настоящему.

Ее ноздри раздувались, она учащенно дышала. С каждым вздохом простыня понемногу сползала, открыв розовый сосок. Сабин заставил себя отвести взгляд, решив сначала закончить разговор.

Она говорит, что его жизнь пуста? Нет, это не так. Черт возьми, его жизнь полна.

— Лучше жить, охотясь и убивая, чем похоронить себя в страхе.

Гвен занесла руку, словно хотела опять ударить его. Ее трясло, немой гнев, который она излучала прежде, превратился в жаркую ярость. Наконец-то он достал ее. Там, в ее глазах, он увидел гарпию.

— Сделай это, — сказал он ей. Для нее это будет хорошо. Показать ей, что она может сорваться, а он не сломается. Сабин на это надеялся.

Она медленно опустила руку, перестала дрожать. Глубокий вздох, и ее глаза снова обрели привычный цвет.

— Тебе бы это понравилось, не так ли? Если бы я стала такой, как ты? Этого не будет. Если подобное случится, никто не выживет. Никто. Даже мои сестры.

Он уловил скрытый смысл и изумленно выгнул бровь.

— Ты сражалась с ними и причинила им боль, да?

Гвен неохотно кивнула:

— Я была ребенком, и они всего лишь играли со мной, поддразнивая меня, как делают все сестры. Я разозлилась и довольно серьезно их поранила.

— Мне казалось, ты говорила, что они сильнее тебя.

— Так и есть. Они могут контролировать, кого убивают, даже обратившись в гарпий. Это — истинная сила.

Он задумался, ероша свои волосы.

— Я готов поспорить, что справлюсь с твоей гарпией. Как и твои сестры, я бессмертный и быстро исцеляюсь.

Да, он помнил, что Гвен сделала с охотником, и то, как быстро она двигалась. Почему же он считал, что справится? Он был сильным, обладал тысячелетним опытом и решимостью, которой позавидовали бы многие. Если она не оторвет ему голову, он выживет.

— Ты идиот.

Она осознала, что сказала, лишь несколько секунд спустя и застыла на месте, слыша, как ее слова эхом отдаются от стен.

— Ничего из того, что ты скажешь, не заставит меня причинить тебе боль, — сказал он, разрываясь между нежностью и раздражением.

Гвен понемногу расслабилась, но напряжение между ними осталось.

— Ты сожалеешь о том, что произошло в душе? — спросил Сабин, желая повернуть разговор в другое русло, а еще потому, что ему было любопытно. Гвен только что ясно дала понять, что ей не нравится он сам и его поступки.

— Да, — ответила она, краснея.

Она ответила не колеблясь, поэтому Сабин почувствовал, как раздражение в нем нарастает.

— Почему? Тебе же понравилось.

А понравилось ли?

Он сжал руки в кулаки так сильно, что едва не переломал себе кости. Чертов демон. Но он опасался, что на этот раз в ней говорят собственные сомнения, а не впрыснутый демоном яд.

Гвен отвела взгляд:

— Ну, кажется, это было нормально.

У него отвисла челюсть. «Это было нормально. Ей кажется. Ей, черт возьми, кажется. Клянусь богами, я устрою ей еще одну демонстрацию». Он будет целовать все ее тело, каждую клеточку, так, как захочет. Он запустит язык ей между ног и попробует ее на вкус, будет кусать ее, ласкать пальцами, заставить молить о своем члене, а потом, только потом, даст ей то, что она хочет. Он перевернет ее на живот, схватит за бедра и…

…Займется с ней любовью, если не перестанет думать об этом. «Ошибка, ошибка, ошибка. Но ошибка, которая стоит того, чтобы ее совершить», — тут же подумал он. Тогда бы он не остановился, и ей понравилась бы каждая минута. Он бы двигался в ней, излил бы свое горячее семя глубоко и…

«И снова она скажет, что это было нормально», — рассмеялся демон Сомнения, и, кажется, именно в эту минуту он испытывал к Гвен уважение.

— Это было гораздо лучше, чем просто нормально, но мы отложим дискуссию на потом. — Сабин спрыгнул с кровати, не обращая внимания на слетевшую простыню.

Гвен вдруг смутилась и прикрыла глаза рукой. Но если он не ошибается, она подглядывает сквозь пальцы. Сабин чувствовал жар ее взгляда, в котором горело желание.

Он подошел к шкафу. По обыкновению обвешавшись оружием (если пятнадцать кинжалов, прикрепленных к его лодыжкам, запястьям, талии и спине, — это перебор, то он заслуживал титула «мистер Предусмотрительность»), натянул джинсы и футболку с надписью «Увидимся в Преисподней».

Сабин схватил спортивные штаны и обычную белую футболку и бросил их Гвен:

— Вставай, одевайся.

— Зачем? — Она села, волосы окутали ее водопадом, и подтянула к себе одежду.

— Ты сейчас позвонишь сестрам.

Пора с этим кончать.

— Анья немного рассказала мне о ваших обычаях, и если ты боишься, что они попытаются причинить тебе вред за то, что ты позволила себя поймать, не беспокойся. Я им не позволю. — Он не дал ей времени ответить. — Когда ты закончишь разговор, мы спустимся вниз поесть. И ты поешь, Гвен. Это приказ.

Он больше не желает выслушивать всякую чепуху насчет того, что она может есть лишь то, что украдено. Он подумывал о том, чтобы оставить кое-какие вещи, чтобы она как бы украла их, но сейчас был не в настроении ее успокаивать.

— После этого, — продолжал он, — я соберу совещание, расскажу всем, что узнал об охотниках. Ты тоже там будешь. Потому, что теперь ты часть нашей жизни.

Она упрямо вскинула подбородок:

— Я не одна из твоих людей, ты не можешь мною командовать.

— Если бы ты была одной из моих людей, я устыдился бы своих теперешних мыслей. — Его взгляд скользнул по ее груди, опустился на живот… между ног. Он резко отвернулся прежде, чем утратил контроль над собой и сделал то, что хотел. А он хотел броситься к ней, накрыть ее своим телом, войти в нее. — А теперь поторопись.

Наступило долгое молчание, потом послышался шорох ткани, скрип кровати, вздох.

— Ладно, я готова.

Кажется, Гвен смирилась.

Сабин повернулся к ней, и у него перехватило дыхание. Как и прежде, одежда мешковато висела на ней. Но теперь, после того, как она наконец вымылась, на фоне белого хлопка ее кожа светилась, словно перламутр. Его рот наполнился слюной от желания попробовать ее на вкус; одного прикосновения ему хватит. Должно хватить, подумал он, приближаясь к ней, словно завороженный, протягивая к ней руки.

«Что ты творишь, черт побери? Возьми себя в руки, придурок!»

Он резко остановился, скрипнув зубами. Ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями и вспомнить, чего он хотел от нее. Вспомнив, Сабин подошел к комоду и взял свой мобильный. На экране светился один пропущенный звонок и сообщение. Он пролистал меню. Звонил Кейн. Сообщение… тоже от Кейна. Воин проводил время в городе, но сказал, что, если в нем возникнет нужда, Сабину достаточно будет позвонить, и он незамедлительно явится. Просто чудо, что Кейн воспользовался телефоном два раза подряд и не поджарил его.

Очистив экран, он бросил телефон Гвен. Она его не поймала.

— Набирай, — велел он ей.

Гвен взяла телефон в дрожащую руку, слезы жгли ей глаза. Весь год, проведенный в плену, она мечтала сделать это, ей нужно было услышать голоса сестер. Но она по-прежнему стыдилась того, что с ней случилось, и не хотела, чтобы они узнали об этом.

— Здесь утро, значит, на Аляске — ночь, — сказала она. — Может, стоит подождать.

Сабин не выказал милосердия.

— Набирай.

— Но…

— Я не понимаю твоего нежелания. Ты их любишь. Ты хочешь, чтобы они были здесь, только при этом условии согласилась остаться со мной.

— Знаю. — Она провела пальцем по сияющим цифрам на маленьком черном телефоне. Чувство вины охватило ее с прежней силой. Она винила себя в том, что заставила своих любимых сестер ждать от нее новостей… а если они не знали, что она в плену, простого сообщения от нее.

— Они станут винить тебя в том, что случилось? Захотят наказать тебя? Я уже говорил, что не позволю им сделать это.

— Нет.

Может быть. Наверняка она знала лишь то, что они потребуют от Сабина позволения участвовать в войне, как он и хотел. Они захотят получить задницы охотников на блюде. Но если их покалечат из-за Гвен… Она возненавидит себя на всю жизнь.

— Звони, — сказал Сабин.

Она, сделав глубокий вдох, набрала номер Бьянки. Из всех сестер Бьянка была самой доброй. В случае с Бьянкой это значило, что она плеснет стакан воды на человека, которого только что подожгла.

Сестра ответила после трех гудков:

— Не знаю, кто звонит мне с этого номера, но лучше уноси свою задницу или…

— Привет, Бьянка. — Ее желудок болезненно сжался, голос был таким знакомым и любимым, что слезы, обжигавшие глаза Гвен, наконец пролились целебным дождем. — Это я.

В наступившей тишине раздался вздох.

— Гвенни? Гвенни, это ты?

Гвен утерла слезы тыльной стороной руки, чувствуя на себе жаркий взгляд Сабина, он буквально пожирал ее глазами. О чем он думал? Он был воином, а проявление ее слабости — еще одной слабости, — вероятно, вызвало у него отвращение. И это хорошо.

Правда. Они целовались и трогали друг друга в душе, и она готова была пойти дальше, гораздо дальше, взять все и все отдать, несмотря на то, что за мужчина был рядом с ней и что он говорил ей.

— Эй, ты еще здесь? Гвенни? С тобой все в порядке? Что происходит?

— Да, это я. Единственная и неповторимая, — наконец отозвалась она.

— О, боги, девочка моя. Ты знаешь, сколько времени прошло?

Двенадцать месяцев восемь дней семнадцать минут и тридцать девять секунд.

— Я знаю. Как ты?

— Теперь, когда я разговариваю с тобой, гораздо лучше, но я чертовски рассержена. Тебе придется заплатить, когда Талия найдет тебя. Некоторое время назад мы позвонили тебе, знаешь, просто чтобы поздороваться и пообещать отшлепать тебя, если не вернешься домой. Никакого ответа. Так что пришлось позвонить Тайсону. Он сказал, что переехал и не знает, где ты. Мы искали, искали, колесили по всему чертову миру, но безрезультатно. Наконец мы нанесли Тайсону визит, и он сказал нам, что тебя похитили.

— Вы его что, пытали? — Она не злилась на него, просто не хотела, чтобы ему причинили боль. Он ведь просто защищался, это она понимала.

— Ну… может, слегка. Хотя мы не виноваты. Он заставил нас зря потратить драгоценное время.

Гвен застонала. Потом представила себе Бьянку — черные волосы, уложенные вокруг головы, сияющие янтарные глаза, алые губы, изогнутые в коварной усмешке, — и не могла не улыбнуться.

— Он ведь жив, да?

— Умоляю тебя, девочка. Как будто мы опустились бы до того, чтобы прикончить этот трусливый мешок с дерьмом. Я никогда не понимала, что ты в нем нашла.

— Хорошо. Он не знал, где я. Правда.

— А кто тебя похитил? Как ты их наказала, а? Что ты с ними сделала? Они мертвы, да? Скажи мне, что они мертвы, девочка моя.

— Я… расскажу об этом. — Правда. — Как-нибудь в другой раз. — И снова правда. — Слушай, — добавила она поспешно, стараясь упредить возможные расспросы, — я сейчас в Будапеште, но хочу увидеться с вами. Я скучаю по вас. — Ее голос дрогнул.

— Тогда возвращайся домой. — Бьянка никогда ни о чем не просила — насколько Гвен было известно, — но сейчас она, казалось, готова была умолять. — Мы хотим, чтобы ты вернулась домой. Мы чуть с ума не сошли, не зная, где ты. Мама переехала несколько месяцев назад, потому что мы доставали ее разговорами о тебе, так что можешь не волноваться, холодный прием тебе не грозит.

То, что она заставила их ждать дольше, чем необходимо… Чувство вины снова кольнуло ее, на этот раз довольно болезненно. Гвен буквально скрутило от стыда. «Я это сделала. Я сделала это со своей сильной, гордой сестрой».

— Мне наплевать на маму. — И ей в самом деле было наплевать. Они никогда не были близки. — Но вам придется приехать ко мне. Я сейчас с… гм, Владыками Преисподней, и они хотели бы с вами познакомиться. Ты знаешь, это те парни, которые…

— Одержимы демонами?! — возбужденно прокричала Бьянка и вдруг помрачнела. — А что ты с ними делаешь? Это они тебя похитили? — Ее тон не сулил ничего хорошего обидчикам Гвен.

— Нет. Нет. Они хорошие парни.

— Хорошие парни? — Бьянка рассмеялась. — Ну, какими бы они там ни были, ты вроде раньше с такими не зналась. Если только ты сильно не изменилась за прошедшие полтора года?

Не совсем.

— Просто… вы приедете?

Бьянка не колебалась ни секунды:

— Мы уже в пути, сестричка.

Глава 14

Кухня выглядела так, словно в ней разорвалась бомба. Голодные воины — как дикари, подумал Сабин. Прежде чем спуститься вниз, он отправил всем сообщение — боже, как ему нравился технический прогресс; он втащил в двадцать первый век даже технофоба Мэддокса, — назначая встречу в полдень, чтобы обсудить выбитые из охотников под пыткой признания насчет демона Неверия и школы-интерната для наполовину бессмертных детей, а также предстоящее появление сестер Гвен.

Сестры. В тот самый миг, когда одна из гарпий ответила на ее звонок, глаза Гвен наполнились слезами, меняя свой цвет с янтарного на расплавленное золото. На ее лице промелькнули облегчение, надежда и грусть, и Сабин едва сдержал острое желание подойти к ней, обнять, успокаивая. Ему понадобилась вся его сила, все инстинкты воина, чтобы остаться на месте.

Он надеялся, что остаток дня пройдет спокойнее. Легким движением руки он захлопнул дверцу холодильника. Его немедленно окутал теплый воздух. Он взглянул на Гвен, которая задумчиво уставилась на мраморную столешницу. Или, может быть, на раковину из нержавейки. Размышляла, наверное, почему этот старый дом был модернизирован лишь частично, кое-что в нем безнадежно обветшало.

У него возникла та же мысль, когда пару месяцев назад он приехал в Будапешт. Он и сам тут кое-что переоборудовал и к концу года собирался нашпиговать эту огромную крепость современной техникой. Он путешествовал по всему миру, устраивал штаб-квартиры в разных уголках земли, но эта крепость быстро стала его домом.

— Пусто, — объявил он.

Девушка подняла на него глаза, но прошло несколько мгновений, прежде чем ее взгляд стал осмысленным. Словно смутившись, она провела рукой по еще влажным волосам.

— Я проживу без еды.

— Нет.

Он ни за что не позволит ей уйти не поев. Целый год она испытывала муки голода. Ей больше не придется пережить такое, пока он заботится о ней. У нее будет все, что нужно. Только потому, разумеется, что ему нужна была ее помощь и сотрудничество.

Настроение у него было лучше, чем прежде, поэтому он решил умиротворить ее «краденой» едой.

— Мы отправляемся в город, — добавил он. У Париса, в чьи обязанности входила закупка еды, видно, окончательно съехала крыша. — Только нужно будет закрыть тебя с ног до головы. — Ему совсем не хотелось, чтобы люди пялились на ее перламутровую кожу.

— Я могу воспользоваться макияжем, — сказала она, догадываясь о его намерениях. — К тому же Анья принесла тебе поднос… э… ну, в общем, я хотела сказать, что уже поела.

Так вот как Анья убедила ее поесть. Сказала, что это еда для Сабина, убедив Гвен в том, что она может украсть ее. Сабин мысленно поаплодировал богине, провернувшей такой трюк.

— Того, что ты съела, тебе на всю жизнь не хватит. Кроме того, в городе мы сможем подобрать тебе кое-что из одежды.

Ее лицо засияло от удовольствия, а восхитительная кожа, казалось, стала переливаться всеми цветами радуги. Его член болезненно напрягся, кровь опасно закипела, воображение услужливо нарисовало ему обнаженное тело Гвен, мокрое и блестящее. Он вдруг почувствовал ее вкус на своих губах, услышал ее крики.

— Одежда? — спросила она. — Моя собственная одежда?

Ее счастье переполнило чашу терпения демона Сомнения, он решил напасть, сорвавшись с привязи, воспользоваться тем, что Сабин отвлекся.

«К чему тебе новая одежда? Она не улучшит твое положение. Она даже навредит тебе. Как ты собираешься расплачиваться за нее? Своим телом? Или, может быть, рассчитываешь, что твои сестры заплатят? Что, если Сабин захочет их? Он не овладел тобой, хотя был возбужден. Что, если вместо тебя он возьмет в свою постель твоих сестер?»

Обычно демон был более осторожным, он тихонько шептал своей жертве, внушая ей разрушительные мысли, чтобы подорвать ее уверенность в себе. Теперь он воспользовался тем, что произошло между ними в душе, чтобы возбудить у Гвен ревность и женскую зависть. Гвен даже не надо было любить Сабина или желать чего-то большего, чтобы эта затея сработала. Никому не понравится мысль о том, что возможный любовник может оказаться в постели с кем-то другим. Сабин уже готов был выцарапать глаза любому, кто будет пялиться на Гвен.

«Ты знал, что это случится. Знал, что демон Сомнения продолжит охотиться на нее».

— Гвен, — сказал он, стискивая зубы. — Эти мысли… прости.

«Тебе не поздоровится, больной ублюдок».

— Ты ничего мне не будешь должна за одежду. Никому не будешь должна.

Ее зрачки расширялись, черный цвет поглощал золотой… белый… Скоро она превратится в гарпию. Не зная, что еще сделать, Сабин положил руку на ее шею и притянул к себе. Это сработало в самолете. Может быть…

Другой рукой он обнял ее за талию, прижимая к своему напряженному члену.

— Чувствуешь? Это для тебя. Ни для кого другого. Я не могу перестать реагировать на тебя, мне нужна лишь ты. — Он уткнулся носом в ее шею. — Это глупо, мы не можем быть вместе, но я не в состоянии ничего с собой поделать. Я хочу только тебя. — Если будет нужно, он повторит это тысячу раз. Жаль, что это не ложь.

Ничего. Никакого ответа.

Он прижался к ее губам, наслаждаясь каждым мгновением. И хотя поцелуй был вполне целомудренным, он все равно потряс его. Чувствовать ее… знать, какая кожа скрывается под мешковатой одеждой, ее розовые соски, которых так и хотелось коснуться языком.

Гвен втянула в себя воздух — его дыхание. Едва заметно выгнулась в его руках, обняла его, притягивая еще ближе к себе. Вот так, ее зрачки снова сузились. Дыхание уже не такое учащенное, мышцы расслабились.

Она не слышала его слов, но прикосновение сделало свое дело. Должно быть, физический контакт благотворно действовал на гарпию. Нужно это запомнить.

Но вместе с осознанием этого в нем вспыхнула ярость, такая обжигающая, что его внутренности едва не покрылись волдырями. Год, целый год без физического прикосновения, должно быть, был адом для этой девочки, ненавидевшей свою темную половину. Гарпия, наверное, кричала в ее голове, постоянная ненавистная спутница.

Это еще сильнее сближало их. Хотя Сабин не испытывал ненависти к своему демону. Не все время. Ему определенно нравилось, когда демон причинял мучения охотникам. Но сейчас, если честно (а ему приходилось быть честным), он ненавидел своего демона. Ублюдок не желал оставить Гвен в покое, провоцируя ее, когда она заслуживала лишь покоя.

— Хорошо? — спросил он.

С ее губ сорвался судорожный вздох. Она вдруг отпустила его, ее щеки заалели.

— Зависит от обстоятельств. Ты уже надел намордник на своего приятеля?

— Я над этим работаю. И как я тебе уже говорил, демон мне не приятель.

— Тогда я в порядке.

В голосе Гвен проскользнуло раздражение.

— Уверена? — Сабин провел большим пальцем по ее лбу.

— Уверена. Теперь ты можешь отпустить меня.

Он не хотел ее отпускать, хотел вечно прижимать к себе. Но именно поэтому он отпустил ее и отступил в сторону. Он уже поставил на нее свое клеймо. Все остальное было бы излишне, не нужно и подвергало опасности конечную цель.

Демон Сомнения разочарованно заскулил, прячась в закоулках его разума, чтобы на досуге выбрать себе новую жертву.

После того как она сделала макияж, чтобы скрыть сияние своей кожи — косметику Сабин одолжил у одной из здешних обитательниц, — Гвен и Сабин покинули крепость. Он постоянно прикасался к ней. То его рука задевала ее руку, то его пальцы дарили ей мимолетную ласку. Гвен хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Это было какое-то колдовство.

По ее телу пробежала дрожь. Смакуя охватившее ее возбуждение и будоражащие воображение воспоминания, она едва обращала внимание на красоту Будапешта. Перед ней мелькали дома, современные и старинные, похожие на замки, зеленеющие деревья, булыжные мостовые, птицы, подбирающие с них крошки. Река, несущая свои сумрачные воды, чугунные мосты и церковь, шпили которой отчетливо вырисовывались на фоне неба. Колонны, статуи и разноцветные огни.

На горожан она тоже не обращала внимания, поглощенная мыслями о Сабине. Сабин также едва не отвлек ее от городских жителей. Они же взирали на него с благоговением, уступали ему дорогу, одновременно пытаясь дотронуться до него. Некоторые восхищенно шептали «Ангел», когда он проходил мимо.

Они бродили по магазинам несколько часов, но у него ни разу не вызвало раздражения желание Гвен примерить все, что попадалось на глаза, приложить ткань к щеке, покрутиться перед зеркалом, отражавшим ее в полный рост. Она не раз замечала улыбку на его лице.

Наконец они купили несколько пар джинсов, стопку разноцветных футболок и блестящие розовые шлепки, а также косметику, и приступили к еде. Хотя кому нужна эта еда? На ней же была новая одежда! Удобные джинсы и миленькая розовая футболка.

Никогда еще Гвен не была так довольна своей внешностью. После целого года, проведенного в плену, когда в ее распоряжении были только куцая белая майка и юбка, она снова чувствовала себя красивой, и уверенной, и нормальной. Чувствовала себя человеком. Когда они вышли из магазина с пакетами, Сабин посмотрел на нее как на свое любимое мороженое.

Разумеется, тут же в ее голове раздался вкрадчивый шепот.

«Ты уверена, что хорошо выглядишь? Наверное, у тебя изо рта воняет. Сколько женщин было у Сабина до тебя? Сколько из них были красивее, умнее, храбрее тебя?»

Хорошее настроение Гвен улетучилось, уступив место раздражению. Шепот все не умолкал, и вскоре даже у гарпии взъерошились перья. Если она сейчас поддастся на уговоры демона, то в этом прекрасном городе воцарится хаос, а Сабин пострадает. Как бы он ее ни раздражал, Гвен не хотела проливать ни капли его крови.

Сейчас он укладывал их покупки в багажник машины, и от каждого движения его мускулы напрягались. В пакетах было полно всего — хлеб, мясо, фрукты и овощи. Божественные ароматы. Несколько раз в магазине Гвен, не сумев преодолеть искушение, рискнула стащить кое-что. Она давно не практиковалась, и Сабин всякий раз ловил ее на горячем. Но не возражал. Напротив, подбадривал улыбкой или подмигивал, как будто гордился ею. Это удивило ее тогда и удивляло сейчас.

Гвен прислонилась бедром к задней фаре.

— Твой демон чуть не испортил мне день.

— Знаю. Мне очень жаль. Кстати, учти, что выглядишь ты замечательно, у тебя свежее дыхание, женщин у меня было не так много, и ни одна из них не может сравниться с тобой по красоте и уму.

Гвен заметила, что он ничего не сказал про храбрость.

— Отвлеки меня. Расскажи мне об артефактах, которые вы ищете.

Сабин замер, держа сумку на весу. Его заливал яркий солнечный свет, легкий ветерок ерошил блестящие темные волосы. Он, прищурившись, смотрел на нее.

— Я не готов обсуждать это здесь, на улице.

А может быть, это просто предлог, чтобы держать ее в неведении?

Или его демон снова проснулся, и Гвен сомневается в словах Сабина именно поэтому?

Черт бы его побрал!

— Ты можешь мне рассказать. Я же теперь работаю на тебя.

Разве не так? Разве они не решили, что Гвен будет заниматься бумажной работой? Она еще не назвала свою цену, но только потому, что прежде всего хотела получить комнату и пищу в крепости. Может, даже навсегда. Первое, о чем она подумала, — получить комнату и пищу в крепости. Навсегда. Как глупо…

— Я помогу тебе отыскать их.

— И я расскажу тебе о них. Позже.

Ладно, наверное, это все-таки работа демона.

Сабин опять подхватил сумки и небрежно бросил их в багажник. Гвен поморщилась, услышав треск яичной скорлупы.

— Кстати, мы так и не договорились насчет твоих обязанностей, — сказал он.

Гвен положила руку на голову, вонзая ногти в кожу.

— Ты считаешь меня неспособной выполнять бумажную работу или просто не настолько уважаешь, чтобы позволить мне проявить себя?

— Подожди. Ты только что произнесла слово на букву «у», говоря о бумажной работе? Что с женщинами такое? Один поцелуй, и все твои действия рассматриваются под лупой, трактуются как отсутствие уважения.

— Это неправда. — При одном упоминании о поцелуе Гвен снова почувствовала на своем теле горячие капли воды, его ласковые руки, его зубы, нежно прикусывающие ее кожу.

«Ты ведь не о таком мужчине мечтала». Жаль, что ей приходилось напоминать об этом самой себе. И, вероятно, придется напомнить снова. И снова.

— Во-первых, я предложила свою помощь, и ты сказал, что она тебе нужна, но ты так и не объяснил, с чего мне начать. Во-вторых, то, что случилось в душе, тут совсем ни при чем. Вообще, давай заключим соглашение, что больше не будем это обсуждать.

Сабин повернулся к ней, совсем забыв про сумки:

— Почему?

— Потому что я не хочу физически сражаться с твоим врагом.

— Нет, я не спрашиваю, почему ты решила, что я не уважаю тебя, или почему ты хочешь заниматься бумажной работой. Почему ты не хочешь говорить о том, что случилось в душе?

На ее щеках вспыхнул румянец, она выпрямилась и отвела глаза.

— Потому что.

— Почему? — настаивал он.

«Потому что я хочу большего».

— Потому что смешивать дела и удовольствие опасно, даже опаснее нас с тобой по отдельности, — сухо ответила она.

У него под глазом задергался нерв. Он пристально посмотрел на нее, словно раздумывая, как будто ждал, что она отступит, откажется от своих слов. Гвен этого не сделала и удивилась самой себе. Она поняла, что не боится его. Ни капельки.

— Садись в машину, — скомандовал он.

— Сабин..

— В машину.

Черт бы побрал этих властных мужчин!

Когда они забрались в машину, Сабин завел мотор, но не тронулся с места. Скрыв глаза за солнцезащитными очками, он положил руку на бедро Гвен и посмотрел ей в лицо.

— Теперь мы одни, и я могу рассказать тебе про артефакты. Только учти, получишь информацию — и уже не сможешь сорваться с крючка. Ты не уедешь с сестрами и сама не сбежишь из крепости. Понятно?

Погоди-ка. Что?

— И сколько времени это продлится?

— Пока мы их не найдем.

Это могло занять несколько дней. Или целую вечность. Втайне Гвен хотела, чтобы поиски продолжались как можно дольше, но вовсе не потому, что у нее не было выбора.

— Я никогда на такое не соглашусь. Я и так провела год в тюрьме, и у меня совсем нет желания снова сидеть под замком. Видишь ли, у меня есть своя жизнь.

Ну, что-то вроде того. Не то чтобы она пыталась вернуться к прежней жизни. Или хотела этого.

— Мне есть чем заняться, есть люди, с которыми мне хотелось бы увидеться.

Сабин пожал плечами:

— Тогда от меня ты ничего не услышишь.

Сабин вывел машину на дорогу. Он ехал медленно, постепенно вливаясь в поток машин. Его осторожность казалась… странной. Она не вязалась с его характером. Он это делает ради нее? Чтобы защитить ее? Очень мило.

«Даже не думай уступать!»

— Тебе нравится жить в крепости. Признай это, — сказал он.

Можно ли использовать эту информацию против нее? Да. Не лучше ли будет сохранить ее в тайне? Да. Или лучше солгать? Да. Но стоило ей раскрыть рот, и правда сама вырвалась из нее.

— Ладно. Признаю. Целый год я была одинока и тряслась от страха. Когда появился ты и твои друзья, мое одиночество закончилось. Страх еще жил во мне, но никто не причинил мне вреда и не угрожал, и это чувство безопасности такое восхитительное, что я просто не смогу заставить себя уйти.

— Ну, в безопасности ты могла бы себя чувствовать и рядом с сестрами, — мягко сказал он, поглаживая ее ногу. — Разве не так?

— Так.

Вроде бы.

— Наверное, я могла бы солгать им насчет того, что случилось со мной, чтобы у них не было повода для беспокойства, но они всегда видели меня насквозь. Я могу обмануть всех, кроме моих сестер. — И Сабина, как оказалось. — В вашей крепости я вроде как отпуск провожу. Вот только вы хотите, чтобы я еще и работала. Я не против, — поспешно сказала Гвен, — но только если это будет бумажная работа.

С губ Сабина сорвался долгий и глубокий вздох, эхом заметавшийся по машине.

— Ладно, слушай внимательно, потому что повторять я не буду. Существует четыре артефакта: Всевидящее Око, Плащ Невидимости, Клеть Принуждения и Жезл Разделения. Собранные вместе, они могут указать путь к ларцу Пандоры. У нас есть Клеть и Око.

— А что они собой представляют? Я никогда о них не слышала.

— Того, кто заперт в Клети, можно заставить делать все, что захочешь. Буквально все. Если это не причинит вреда Кроносу. Он сам создал Клеть и, естественно, позаботился о том, чтобы ее нельзя было использовать против него.

Ух ты! Такое могущество Гвен и не снилось. Она не могла контролировать даже собственную темную половину.

— Мы не знаем точно, на что способен Жезл. Насчет Плаща и так понятно, а Око показывает нам, что происходит на небесах. И в преисподней. — Он откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с дороги. — Даника — наше Око.

Вот это да…. Эта маленькая блондинка способна лицезреть небесные чудеса и ужасы ада? Бедняжка. Гвен знала, каково это — отличаться от других, быть чем-то… бо´льшим. Может быть, они даже смогут подружиться, опрокинут пару рюмок и поплачутся друг другу в жилетку. Наверное, это было бы здорово. Раньше у Гвен не было подруг.

— А как вы нашли Клеть и Око?

— Мы следовали за подсказками — ключами, которые Зевс оставил для себя, рассчитывая в один прекрасный день востребовать артефакты.

Похоже на охоту за сокровищами. Очень круто.

— Могу я увидеть Клеть? — В голосе Гвен звучало возбуждение. Сестры, наемные убийцы, часто оставляли ее дома одну, уходя на охоту. Ей всегда хотелось отправиться с ними. Или хотя бы полюбоваться трофеями. Но они всегда отправляли то, что им удавалось добыть, новому владельцу еще до своего возвращения домой, поэтому ее любопытство так и осталось неудовлетворенным.

Сабин бросил на нее быстрый взгляд, и Гвен словно жаром опалило.

— Не стоит, — твердо сказал он.

— Но…

— Нет.

— Да кому от этого хуже будет?

— Многим.

— Отлично. — Ее снова оставляли за бортом. Она постаралась скрыть свое разочарование. — Что ты будешь делать, когда найдешь ларец Пандоры?

Он так крепко сжал руль, что у него побелели пальцы.

— Разнесу его на куски.

Ответ настоящего воина. Гвен обрадовалась.

— Анья говорила, что этот ящик может исторгнуть из тебя демона. Демон будет заперт в ящике, а ты погибнешь.

— Да.

— Что произойдет, если тебя убьют, а ящика рядом не будет? Демон тоже умрет?

— Сколько вопросов… — Сабин хмыкнул.

— Извини. — Гвен пальцем нарисовала кружок на колене. — Я всегда была чересчур любопытной.

Несколько раз любопытство чуть не погубило ее. Однажды, еще ребенком, она гуляла по горам и обнаружила спокойную прозрачную реку. Решила войти в воду и нырнуть, чтобы увидеть плавающую рыбу. Сколько там рыбы? Какого цвета? И сумеет ли она поймать хотя бы одну?

Стоило Гвен погрузиться в реку, и ледяная вода тут же лишила ее сил. И уже было не важно, есть в этой реке течение или нет. У нее недоставало сил держаться на плаву. В это мгновение гарпия проснулась, но от ледяной воды крылья на спине совсем замерзли, и она не смогла взлететь.

Кайя услышала ее панические крики и спасла ее, а потом задала Гвен такую трепку, о которой та будет помнить всю жизнь. Но даже после этого случая она не перестала мечтать о той дурацкой рыбе.

— …слушаешь меня? — спросил Сабин, и его голос прервал ее размышления.

— Нет, извини.

Он поджал губы. Ей нравилось, когда Сабин так делал, так он был больше похож на обычного человека.

— То, что я рассказываю тебе, Гвен, — секретная информация. Ты же это понимаешь, правда?

О да. Она понимала. Эту информацию можно было использовать против него, передать ее охотникам, чтобы облегчить им задачу по уничтожению Владык.

— Ты спас меня. Я не собираюсь предавать тебя, Сабин. Но если ты думаешь, что я на такое способна, то зачем я тебе вообще нужна?

Тот факт, что Сабин ей не верил, ранил ее сильнее, чем она думала. «Наверное, он просто ничего не может с собой поделать. Вероятно, демон не позволяет ему кому-то довериться». Она моргнула. В этом есть смысл, и не так обидно.

— Я доверяю тебе. Но тебя могут схватить и подвергнуть пыткам, чтобы получить информацию. Ты сильная, быстрая, и я не думаю, что до этого дойдет, но они могут добраться до тебя прежде, поэтому…

У нее во рту пересохло.

— Я…

Пытать?

— Не волнуйся, я этого не допущу.

Гвен постепенно успокоилась. Разумеется, он этого не допустит. Да и она сама тоже. Она трусиха, но, когда нужно, может быть свирепой, и еще она может сбежать.

— Но я все-таки хочу услышать эту информацию.

— Хорошо, потому что я тебя проверял, и ты прошла проверку. Эту информацию нельзя использовать против меня. Охотники и так об этом знают. Если меня убьют, а ларца рядом не будет, демон вырвется на свободу. Обезумевший, сумасшедший и куда более опасный, чем прежде.

Ее глаза изумленно расширились.

— Так вот почему они хотят захватить вас в плен, а не убить?

— Откуда ты знаешь?

— Там, в катакомбах, было много воинов, и всякий раз, отправляясь сражаться — тогда я еще не знала с кем, — они напоминали друг другу о том, что убивать нельзя, только калечить и…

— Вот дерьмо, — вдруг выругался Сабин, прервав ее. — За нами хвост. Черт побери! — Он стукнул кулаком по рулю. — Я позволил себе отвлечься, иначе давно бы уже вычислил их.

Не обращая внимания на обвинительные нотки в его голосе и боль, которую она при этом испытала, Гвен повернулась на сиденье и посмотрела через тонированное стекло. Точно. Из-за поворота показались три преследовавшие их машины. Все стекла в них были затонированы, и Гвен не могла сказать, сколько человек находится внутри.

— Охотники?

— Точно. Вот дерьмо! — снова зарычал Сабин, и это было все, что он успел сказать, потому что через мгновение прямо перед ними появилась четвертая машина. Удар. Хруст. Звон металла о металл.

Гвен швырнуло вперед, и только благодаря ремню и подушке безопасности она не получила серьезных травм.

— Ты в порядке? — спросил Сабин.

— Да, — с усилием проговорила она. Сердце отчаянно колотилось, кровь заледенела в жилах.

Сабин уже потянулся к кинжалам, закрепленным на его теле, их серебряные клинки блеснули на солнце.

— Запрись изнутри, — велел он и бросил два кинжала на сиденье между ними. — Если только ты не захочешь поучаствовать в заварушке.

Не дав ей времени ответить, он выскочил из машины, захлопнув за собой дверцу.

Гвен почувствовала комок в горле, закрывая дверь. В ней боролись стыд и страх. Как она могла сидеть здесь, оставив его одного на поле боя? Она сосчитала людей, выбравшихся из машин. Они были вооружены. Четырнадцать человек? Боже милостивый. Четырнадцать!

Она не могла.

Удар. Свист.

«Я гарпия. Я могу драться. Я могу победить. Я могу ему помочь».

Ее сестры не сомневались бы ни минуты. Они выскочили бы из машины на полном ходу, разорвав крышу на клочки.

«Я могу это сделать. Могу».

Дрожащей рукой она взяла кинжалы. Они были тяжелее, чем ей казалось, рукоятки обжигали ее похолодевшую кожу.

Только сейчас. Она будет драться только сейчас. После этого будет заниматься исключительно бумажной работой. Еще один удар. Еще один свист. Потом грохот! Гвен взвизгнула.

«Да, я могу это сделать. Наверное».

Где же, черт возьми, ее гарпия? Зрение нормальное, не инфракрасное, во рту нет привкуса крови.

Эта ленивая тварь, вероятно, насытилась едой и прикосновениями и теперь крепко спит. Если бы Гвен не потратила столько времени, пытаясь подавить темную сторону своей натуры, она бы знала, как вызвать гарпию. Теперь она была сама по себе.

Удар. Крик.

«Не могу же я вечно тут сидеть».

Нервно сглатывая, дрожа, она выбралась из машины. И тут ее взору предстало ужасающее зрелище. Сабин не останавливался ни на минуту — размахивал руками, вонзал кинжалы в тела врагов, проливая кровь. Охотники проделали в нем немало дыр, но он не обращал на это внимания.

— Глупо было выходить одному, демон, — сказал один из незнакомцев. — Верни нам наших женщин, и мы уберемся отсюда.

Гвен должна была знать — охотники захотят отомстить за то, что произошло в тех катакомбах.

Сабин фыркнул:

— Ваши женщины ушли.

— Только не рыжая. Мы видели ее с тобой. Эта шлюха быстро втерлась к вам в доверие.

— Назовешь ее так снова — и пожалеешь.

В его голосе было столько ярости. Гвен удивилась, что это не напугало охотников.

— Она шлюха, а ты — ублюдок. Я тебя так прижму, всю жизнь мучиться будешь за то, что сделал в Египте.

— Ты убил наших друзей, сукин сын, — выругался кто-то.

Сабин не сказал ни слова. Он продолжал биться, в его глазах появился алый отблеск. Рядом с ним росла гора трупов, но сколько еще он сможет продержаться? В живых осталось восемь охотников, и эти восемь стреляли в него. Не для того, чтобы убить, а для того, чтобы обезвредить, они целились в ноги и предплечья.

Гвен почти слышала, как демон внушает им разрушительные мысли: «Ты не сможешь с ним справиться, ты же это знаешь, правда? Вполне вероятно, твоей жене придется сегодня вечером опознавать твое тело».

Отрешившись от этого шепота, собрав все свое мужество, она стала пробираться вперед. Она отвлечет охотников и даст Сабину возможность напасть на них. Да, да. Хороший план. Ладно. Но как их отвлечь, чтобы он смог напасть? Хорошо бы еще, чтобы ее саму при этом не убили и не покалечили.

Гвен пришла в голову одна мысль, от которой ее чуть не стошнило. Нет, нет, нет. «Другого способа нет», — сказала одна ее часть. «Глупо и попахивает самоубийством», — ответила другая. Ладно, не имеет значения. По крайней мере, она хоть что-то сделает, впервые в жизни проявит храбрость, и это было… здорово. Просто отлично. Ее все еще переполнял страх, она дрожала, но это не остановит ее. Не в этот раз. Сабин спас ее от охотников, она в долгу перед ним. Кроме того, глядя на мужчин, которые отчасти были повинны в ее заключении, она чувствовала, как к чувству справедливости примешивается острое желание причинить им боль.

Сабин был прав. Всегда лучше лично уничтожить врага. Существовала лишь одна проблема: Гвен не была таким опытным воином, как ее сестры. Она знала, что делать, но получится ли у нее?

Стоит попробовать. Что может быть хуже, чем то, что уже случилось? Ну, она может умереть. Вздохнув, Гвен выпрямилась и помахала руками, лезвия кинжалов блеснули на солнце.

— Вам нужна я? Идите и возьмите.

Смертельный танец оборвался. Все взгляды устремились на нее, и она метнула нож. Он полетел по воздуху, чтобы вонзиться в чье-то тело, но упал на землю, совершенно бесполезный. Черт!

Она пригнулась, но один из охотников выстрелил прежде, чем она успела спрятаться.

— Не убивай ее! — заорал его товарищ и толкнул стрелка под руку.

Но было слишком поздно. Пуля вонзилась в ее плечо, волна острой боли накатила на нее, отбрасывая назад.

Несколько мгновений Гвен лежала на земле, оглушенная, чувствуя обжигающую боль в руке. Но вдруг она поняла, что быть подстреленной не так уж страшно. Да, рана не пустячная, но такую боль она способна была вытерпеть. Особенно когда ее зрение то прояснялось, то затуманивалось, голубое небо и белые облака то появлялись, то исчезали. Она слышала шаги где-то в отдалении, шум мотора. Надо надеяться, что ей удалось отвлечь охотников и обеспечить Сабину победу.

— Держите этого, — прокричал кто-то, — а я возьму девушку.

Сабин зарычал, и ее барабанные перепонки чуть не взорвались. Потом пуля, рикошетом отскочившая от обода колеса, угодила ей в грудь. Безумная боль словно взорвалась в ней. Вот теперь боль была нестерпимой. Все ее тело дрожало, мышцы судорожно сжались. Но больше всего ее волновало то, что теплая кровь пропитала насквозь ее красивую новую футболку. Футболку, которую она сама для себя выбрала. Футболку, которая ей так нравилась. Футболку, на которую Сабин смотрел с вожделением.

«Она испорчена. Моя красивая новая футболка испорчена». Ее отчаяние разбудило гарпию, та встрепенулась, наполняясь гневом.

Но было уже поздно. Силы стремительно покидали Гвен, и ей казалось, что вместе с ними из ее тела вытекает жизнь. Перед глазами была темная пелена, никаких цветов. Она из последних сил боролась с навалившейся вдруг сонливостью. «Я не могу заснуть. Не здесь, не сейчас». Слишком много людей вокруг. Сейчас она уязвима, как никогда. Позор семьи. Она снова стала мишенью.

— Гвен! — позвал Сабин.

В отдалении раздался тошнотворный треск, словно от тела оторвались конечности, а потом глухой стук.

— Гвен, поговори со мной.

— Я… в порядке.

Тьма наконец поглотила ее, и на этот раз Гвен уже не боролась с ней.

Глава 15

Встреча с Сабином должна была начаться с минуты на минуту, но Аэрон пока нигде не видел Париса. Никто его не видел. Влюбленные голубки выпархивали из своих комнат и расходились в разные стороны.

Аэрон всю ночь беспокоился за Париса. Он никогда еще не видел всегда столь жизнерадостного воина таким мрачным. Что-то было не так. С этим нельзя мириться. Вот почему Аэрон стоял сейчас перед спальней Париса и настойчиво барабанил в дверь.

Ответа не последовало. Не было слышно даже шагов.

Он занес кулак, чтобы снова стукнуть в дверь, на сей раз громче.

— Мой Аэрон, мой ссладкий Аэрон.

Услышав этот знакомый детский голосок, Аэрон обернулся, и в нем вспыхнула надежда. Перед ним стояла она. Его малышка. Легион. Они не так давно были знакомы, но она уже успела стать его любимицей, заняла прочное место в его сердце, выказывая безоговорочную верность. Она стала для него дочерью, о которой он всегда мечтал.

Стоило Аэрону увидеть маленькую, покрытую зеленой чешуей, лысую, красноглазую, когтистую демоницу с раздвоенным языком, и он позабыл о своих тревогах, а заодно и о Парисе.

— Иди сюда, — хрипло позвал он.

Это все, что ей было нужно. Широко улыбаясь — обнажив острые белые зубки, — она прыгнула на него, усевшись ему на плечи и обвившись вокруг шеи. Она так крепко сжала его, что почти перекрыла поток воздуха, но он не возражал. Это объятие больше походило на смертельную хватку удава, но именно так она демонстрировала радость.

— Сскучала по тебе, — проворковала она. — Так сскучала.

Он протянул руку и почесал ее за ушками, как ей нравилось. Скоро она замурлыкала.

— Где ты пропадала? — Аэрону нравилась ее компания, нравилось знать, что она в безопасности.

— Ад. Ты ззнаешь. Я тебе говорила.

Да, он знал об этом, но надеялся, что Легион передумала и отправилась куда-нибудь в другое место. Она презирала ад, но Сабин уговорил ее вернуться туда, чтобы… чтобы «помочь» Аэрону в разведке, как всегда говорил воин. Мерзавец. Ее собратья чувствовали, что в ней таилось добро, и получали удовольствие, причиняя ей боль, измываясь над ней так, будто бы это она была проклята, а не они.

— Тебя никто не обидел? — спросил он.

— Пыталсся. Я убежжала.

— Хорошо.

Он нашел бы дорогу в ту чертову пещеру, если бы они тронули хоть одну чешуйку на ее теле.

Она поползла вверх, опираясь локтями на его плечо, прижимаясь щекой к его щеке. Ее прикосновение обжигало, словно раскаленное железо, но он не оттолкнул ее. И не вздрогнул, когда она провела кончиком ядовитого клыка по его подбородку. По какой-то причине Легион обожала его. Она скорее умерла бы, чем причинила ему боль, и он бы скорее умер, чем ранил ее чувства.

Лишь однажды Легион обиделась на него, когда он отправился на окраину города, чтобы понаблюдать за живущими там людьми. По привычке. Их слабости и хрупкость одновременно отталкивали и привлекали его. Казалось, они совсем не задумывались о том, что им суждено умереть, может, в этот самый день, и он отчаянно хотел понять ход их мыслей.

Легион решила, что он искал женщину на ночь, и взбесилась.

«Ты принадлежжишь мне! Мне!» — кричала она. Только после того, как он заверил ее, что никогда не предложил бы себя этим слабым созданиям, она успокоилась.

— Твои глазза ушли. — В ее голосе слышалось облегчение.

Его глаза — тот самый неизвестный наблюдатель. И да, его «глаза» действительно не давали о себе знать. Но надолго ли? Время от времени Аэрон чувствовал на себе этот взгляд, но всегда в разное время дня и ночи. В последний раз он почувствовал этот взгляд, когда раздевался, чтобы принять душ. Но не успел он обнажиться, ощущение слежки исчезло, он остался один.

— Не волнуйся. Я выясню, кто это или что это. — Так или иначе. — И положу этому конец.

«Чего бы мне это ни стоило».

— Ой, ой, я узнала для тебя! — Легион радостно захлопала в ладоши, потом вдруг надулась. — Это девушшка. Ангел. — Она вдруг умолкла, вздрогнула.

Аэрон моргнул, думая, что ослышался.

— Что ты имеешь в виду? Какой еще ангел?

— С… — Легион снова запнулась. — С небес. — Опять вздрогнула.

Зачем ангелу с небес понадобилось наблюдать за ним? Тем более женщине? Его внешность вряд ли пришлась кому-нибудь по вкусу. Татуировки, пирсинг… свирепость.

— Откуда ты это знаешь?

— В аду все об этом говорят. Поэтому я вернулассь, чтобы предупредить тебя. Говорят, у ангела будут неприятноссти, потому что она сследит за Владыкой Преиссподней. Говорят, ее выгонят из рая.

— Но… почему? И что происходит с ангелами, когда их выгоняют?

— Не знаю. Но у нее большшие неприятноссти. Большшие, большшие неприятноссти.

— Думаю, они ошибаются.

Он еще мог бы понять, если бы за каждым его движением следил бог или богиня. Они хотели получить артефакты; они хотели ларец Пандоры. Кронос, повелитель титанов, любил использовать воинов в своих собственных целях, требуя, чтобы они убивали его врагов или страдали.

Аэрон прекрасно это знал.

— Ненавижжу ее, — яростно прошипела Легион.

Если его незримым спутником в самом деле был ангел, это объясняет, почему Легион так болезненно реагировала на его присутствие. По словам Даники, ангелы были убийцами демонов. Их контролировали не боги, а единое существо, которого никто никогда не видел. Его присутствие лишь… ощущали.

— Наверное, она хочет убить меня, — задумчиво сказал он.

А, теперь все стало понятно, принимая во внимание, кем он был. Но почему именно он, а не любой другой Владыка, одержимый демоном? Почему сейчас? Аэрон и другие воины разгуливали по земле тысячелетиями. Ангелы всегда держались от них подальше.

— Нет! Нет, нет, нет. Я убью ее! — пылко воскликнула Легион.

— Я не хочу, чтобы ты вызывала ее на бой, милая. — Аэрон погладил демоницу по голове. — Я что-нибудь придумаю. Даю слово. И я благодарен тебе за информацию.

Он не станет покорно принимать этот смертный приговор. Он должен защищать Легион. И не позволит украсть у друзей артефакты, если именно этого хочет ангел. Слишком много жизней на кону.

Пожалуй, прежде всего стоит поговорить с Даникой, узнать все, что можно, о своей новой тени. И о том, как ее уничтожить.

Легион постепенно расслабилась. Аэрон обрадовался, узнав, что может успокоить ее так же, как она успокаивала его.

— Ты занят? Я хочу поиграть в догонялки.

— Я не могу. Не сейчас. Я должен помочь Парису.

— Ой, ой. — Она снова весело захлопала в ладоши, стуча когтями. — Давай поиграем сс ним!

— Нет. — Он не любил ей отказывать, но ему нравилось видеть друзей живыми. А когда дело доходило до Легион и ее игр, без смерти обычно не обходилось. — Он мне нужен.

На мгновение воцарилось молчание. Потом демоница вздохнула:

— Ладно. Ради тебя я посскучаю.

Усмехнувшись, Аэрон повернулся к двери. Когда Парис опять не ответил на его стук, он повернул ручку. Дверь была заперта.

— Стань вон там, милая. Я собираюсь выбить дверь.

— Нет, нет. Я. — Легион скользнула по его груди, нижняя половина тела все еще цеплялась за его шею. Протянув руку, она запустила когти в замок. Клик. Петли заскрипели, дверь распахнулась. Послышалось хихиканье.

— Молодец, девочка.

Легион надулась от гордости. Аэрон вошел в спальню. Когда-то эта комната была гаванью чувственности. Резиновые куклы, сексуальные игрушки и шелковые простыни. Теперь в куклах зияли дыры. Похоже, кто-то нанес им ножевые удары. Игрушки были свалены в мусорную корзину, измятая постель была неубрана.

Через минуту он обнаружил Париса в ванной, склонившегося над унитазом, издающего мучительные стоны. Его волосы, в которых перемешались пряди черного и золотисто-коричневого цвета, были стянуты в узел на затылке. У него всегда была бледная кожа, но сейчас в ней не было ни кровинки, на ней выделялись яркие и крупные вены. Под глазами залегли темные круги, радужки приобрели бледно-голубой цвет, словно выцвели.

Присев рядом с ним, Аэрон заметил бутылки, на мраморном полу валялись пустые мешочки. Амброзия и алкоголь в большом количестве.

— Парис?

— Тихо.

Снова застонав, Парис привстал и изверг содержимое своего желудка в унитаз.

Когда он закончил, Аэрон спросил:

— Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Да. — Его слова были едва слышны. — Выметайся.

— Эй ты, следи за языком…

Аэрон велел Легион замолчать, и, к его изумлению, она послушалась. Она даже соскользнула с него и села в уголке, скрестив руки на груди, ее нижняя губа дрожала. Аэрона вдруг охватило сильное чувство вины, он едва сдержался, чтобы не протянуть к ней руку. «Сначала позаботься о Парисе».

— Как давно ты не занимался сексом? — спросил Аэрон у своего друга.

Снова стон.

— Два-три дня. — Парис вытер рот тыльной стороной запястья.

Это означало, что Парис не спал с женщиной с самого их возвращения. Аэрон знал, что Люсьен именно с этой целью переносил воина в город, это происходило в каждую из ночей, что они провели в пустыне. Неужели ему не удалось найти подходящую партнершу?

— Давай я провожу тебя в город. Ты можешь…

— Нет. Хочу лишь Сиенну. Мою женщину. Мою.

Черт, и что теперь? Насколько Аэрон знал, Парис всегда был один, ублажая женщин одну за другой, а иногда сразу двух или трех.

Наверное, в нем говорит амброзия, решил Аэрон. Не мешало бы развеселить Париса.

— Скажи мне, где она, и я доставлю ее тебе.

Горький смех.

— Не сможешь. Она мертва. Охотники убили ее.

Ладно, это вряд ли последствия злоупотребления амброзией. Но Аэрон никогда не встречался с этой Сиенной, даже не слышал о ней.

— Кронос собирался вернуть ее мне, но вместо этого я выбрал тебя. Знал, как ты ненавидишь жажду крови. Знал, что Рейес умрет без своей блондинки. Я отказался от нее. Никогда больше ее не увижу.

Все стало на свои места. Вот почему Парис так изме нился, вот почему Аэрон вдруг лишился своей кровожадности. Должно быть, Парис встретил эту девушку в Греции, когда обшаривал храм Всех Богов в поисках ларца Пандоры. Боги всемилостивые. Он отказался от своей возлюбленной ради Аэрона.

У Аэрона никогда не было своей женщины, он и не нуждался в ней, но видел, каким становился Мэддокс рядом с Эшлин, Люсьен рядом с Аньей, Рейес рядом с Даникой. Они умрут друг за друга. В случае с Эшлин так и получилось. Они постоянно думали друг о друге, желали друг друга и сходили с ума, оставшись в одиночестве.

Аэрон вдруг пошатнулся, его колени подогнулись, и он повалился на холодную плитку. Чудовищность поступка Париса обрушилась на его плечи словно многотонная каменная глыба.

— Зачем ты это сделал?

— Люблю тебя.

Так просто.

— Парис…

— Не надо. — Воин с трудом поднялся и зашатался.

В мгновение ока Аэрон вскочил, обвил рукой талию Париса и помог ему устоять на ногах. Когда он попытался довести Париса к кровати, тот застонал и схватился за живот. Аэрон подхватил его на руки и прижал к груди.

Вместо того чтобы отнести Париса в кровать, Аэрон поставил его под душ. Вскоре сверху полилась обжигающе горячая вода, смывая все следы недомогания. Когда Парис с трудом снял одежду, Аэрон протянул ему мочалку и мыло, подождал, пока воин не вымоется с ног до головы. Все это время взгляд Париса был устремлен куда-то вдаль, как будто мысленно он был совсем в другом месте.

— Мне больно оттого, что ты сделал это с собой, — мягко сказал Аэрон. — И все ради меня. Я не заслужил этого.

— Я выживу, — ответил Парис, но Аэрон не думал, что кто-то из них в это верит.

Выключив воду, он протянул другу полотенце. Он бы сам вытер Париса, но решил не делать этого, чтобы не ранить гордость большого мальчика.

— Просто уходи, — сказал Парис, выбираясь из душевой кабинки.

— Или иди в кровать, или я отнесу тебя туда, — сказал Аэрон.

Парис издал глухое рычание, но ничего не ответил. Спотыкаясь, он добрался до кровати и свалился на матрас. Аэрон следовал за ним по пятам, потом уставился на него, не зная, что делать дальше. Никогда еще Парис не выглядел более уязвимым и потерянным, при виде его у Аэрона на глаза навернулись слезы. В конце концов, он был обязан этому мужчине жизнью. Не только потому, что Парис принес ради него такую жертву, но и потому, что тот был другом Аэрона — сражался с ним бок о бок, принимал на себя пули и ножевые удары, предназначенные соратнику, слушал, когда тот жаловался на жизнь — эту и ту, другую, когда они еще были воинами на службе у богов, а Аэрону хотелось большего.

Он не мог его так оставить. Значит, ему самому придется отправиться в город и найти для Париса женщину.

Наклонившись, он отвел прядь волос со лба воина.

— Я помогу. Тебе станет лучше, обещаю.

— Принеси мне еще один мешочек с амброзией, — последовал тихий ответ. — Это все, что мне нужно.

— Ой, ой, — весело сказала Легион, вдруг перестав дуться. Она влетела в комнату и прыгнула на кровать. — Я знаю, где досстать немного!

Парис снова застонал, почувствовав, как затрясся под ним матрас.

— Поспеши.

Аэрон хмуро посмотрел на Легион, и ее улыбка угасла. Опустив голову, она снова забралась к нему на плечи.

— Теперь что не так?

— Не потакай ему. Мы же не хотим, чтобы ему стало еще хуже, мы хотим, чтобы он почувствовал себя лучше.

— Проссти.

Аэрон почесал ее за ушами.

— Я вернусь, — сказал он Парису и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

К счастью, все уже собрались в комнате отдыха в ожидании встречи. А может, она уже началась. Аэрон добрался до своей комнаты, никого не встретив по пути, и крепко обнял Легион прежде, чем усадить ее на кушетку, которую по его просьбе смастерил для нее Мэддокс.

— Сиди здесь, — сказал он, подходя к своему шкафу.

Через несколько секунд он уже был весь увешан кинжалами. Он решил было взять еще пистолет, так, на всякий случай, но не хотел, чтобы женщина, которую он выберет, воспользовалась им во время полета.

— Но… но… я ведь только что пришла. Я скуччала по тебе.

— Я знаю, я тоже скучал по тебе. Но городские жители и так уже меня боятся. Если они увидят нас вмес те, поднимется паника. — Это была правда. Они никогда не смотрели в лицо Аэрона, покрытое татуировками, с тем же почтением, которое оказывали другим воинам. — Я должен найти женщину для Париса и доставить ее сюда.

— Но ты же можешь нести двоих. Меня и ее.

— Нет. Извини.

— Нет! — Легион топнула ножкой, в глазах вспыхнули красные огоньки. — Никаких женщщин наедине с тобой.

Он знал, что эта ревность не романтического свойства, Легион просто ревновала, как ребенок, родители которого разводятся и вступают в повторные браки.

— Мы уже говорили об этом, Легион. Мне не нравятся человеческие женщины.

Когда он выберет себе женщину, это будет бессмертная, сильная, крепкая, выносливая, которую не так-то просто убить.

Он не понимал, как Парис и все остальные могли спать с обычными женщинами, зная, что те обречены на болезни, глупость, легкомыслие или жестокость со стороны им подобных. Они умрут. Они всегда умирали. Даже у Эшлин и Даники, которым боги обещали бессмертие, были свои слабости.

— Я ненадолго, — сказал он. — Схвачу первую попавшуюся женщину. Кого-то, кто совершенно меня не привлекает.

Легион провела когтем по изумрудному бархату.

— Обещщаешшь?

— Обещаю, — заверил он ее.

Это ее немного успокоило, и демоница вздохнула.

— Ладно. Я осстаюсь. Я… — Ее тонкие губы судорожно искривились.

Мгновение спустя Аэрон ощутил на себе взгляд невидимых глаз. Жаркий, любопытствующий, настойчивый.

Легион задрожала, чешуйки побледнели, страх исказил ее лицо.

— Нет. Не-е-е-ет!

— Уходи, — приказал он ей, и она тут же исчезла, не сказав ни слова.

Аэрон медленно повернулся, словно надеясь узреть… ангела? Но не увидел ничего, ни сверкающего силуэта, ни божественного аромата. Все было как всегда. Он стиснул зубы. Ему так хотелось обрушить проклятия на это существо, увидеть его и разобраться с ним наконец. Но он этого не сделал. Не было времени. Может, позже…

Он стянул рубашку и швырнул ее на пол, глядя на свою покрытую татуировками грудь. Сцены сражений, лица. Он всегда хотел помнить о том, что сделал. О людях, которых убил. В противном случае он превратится в то самое зло, против которого всегда боролся. Он превратится в своего демона, демона Ярости.

Не время для мрачных мыслей. Он мысленно отдал приказ, и из незаметных прорезей на его спине появились крылья, черные, тонкие, обманчиво хрупкие на вид, но на самом деле невероятно сильные. В этот миг ему вдруг послышался женский вздох. Теплые руки коснулись его крыльев, скользя по всем их изгибам. Член его тут же затвердел, предавая его, ослабляя его решимость.

Черт. Нет. Желать убийцу демонов? Не в этой жизни.

— Не прикасайся! — рявкнул он.

Призрачные руки отдернулись.

Если бы только это неведомое существо так же слушалось его во всем остальном.

— Если ты причинишь боль моим друзьям или попытаешься что-нибудь украсть у меня, я разрежу тебя на мелкие кусочки. Тебе лучше уйти и никогда больше не возвращаться.

Ответа не последовало, но он по-прежнему чувствовал на себе обжигающий взгляд.

Стиснув зубы, Аэрон подошел к двойным дверям, выходящим на балкон.

Снаружи его тут же окутал теплый воздух, напоенный ароматами природы. Деревья, окружавшие крепость, тянулись к небу. Вдалеке он видел красные черепичные крыши городских лавок и соборов. Нежные горячие руки больше не касались его, и он был благодарен за это. Он вовсе не разочарован, заверил себя Аэрон.

Он сделал решительный шаг с балкона. Падал вниз, вниз. Один взмах крыльев, и он поднялся в воздух. Еще один — и он взлетел выше. Повернул налево, направляясь на север. Когда впереди показался фасад крепости, он увидел Сабина, выскакивающего из внедорожника с истекающей кровью Гвендолин, безжизненно повисшей на его руках.

Аэрон хотел остановиться, помочь, но вместо этого быстрее замахал крыльями. Сначала Парис. Сейчас и всегда Парис на первом месте.

Глава 16

Сабин хотел оставить в живых хотя бы одного охотника, чтобы подвергнуть его допросу и, может быть, немного помучить. Но когда они выстрелили в Гвен, это желание исчезло. Вторая пуля была случайностью, но гнев уже поглотил его, такого гнева он еще никогда не испытывал. Он резал их как скот, одного за другим, вскрывая им глотки быстрым взмахом своего кинжала. И все равно этого ему казалось недостаточно.

По пути в крепость он позвонил Люсьену, который перенес на место сражения Мэддокса и Страйдера, чтоб они привели все в порядок, а потом вернулся за Гидеоном и Камео, чтобы обшарить местность в поисках других охотников, которые могли скрываться поблизости. Увы, но тех и след простыл. Впрочем, это не означало, что охотников там не было, просто они умели прятаться.

Сабин хотел растерзать еще дюжину-другую.

Всего несколько раз за последние два дня Гвен приходила в себя. Она была так слаба, что Сабин колебался, не в силах принять решение: отвезти ее в городскую больницу или оставить в крепости? Он много раз задавал себе этот вопрос и в конце концов всегда выбирал второй вариант — оставить ее в своей спальне. Она не человек. Доктора скорее причинят ей вред, чем принесут пользу.

Но почему она не исцелялась быстрее? Она же бессмертная, гарпия. Анья знала их племя и заверила Сабина, что гарпии залечивают раны так же быстро, как и Владыки. Но даже когда он удалил пули, раны Гвен продолжали кровоточить.

Пронянчившись с ней все утро, Даника и Эшлин предложили поместить Гвен в Клеть Принуждения и заставить ее исцелиться. Охваченный надеждой, он последовал их совету. Но Гвен стало только хуже. Клеть должна была работать совсем не так, и Сабин понял, что им только казалось, будто они знают возможности этого артефакта. На деле же им предстояло еще многое узнать.

Сабин пытался призвать Кроноса, но тот явно его игнорировал. Будь прокляты эти боги! Являются только тогда, когда им что-то нужно. Он поймал себя на мысли, что с нетерпением ждет появления сестер Гвен. Уж они-то точно знают, что делать, — если, конечно, сначала не перебьют всех обитателей крепости. Номер, который прежде набирала Гвен, сохранился в его телефоне, поэтому он тоже набрал его, собираясь всего лишь попросить совета и сказать девочкам, чтобы поторопились. Но женщина, ответившая ему, чуть не воспламенилась, обнаружив, что ей звонит не сестра. И когда он не смог позвать к телефону Гвен, в адрес его мужского достоинства посыпались угрозы.

Не слишком хорошее предзнаменование.

— Тебе что-нибудь нужно? — произнес голос за спиной, и Сабин вздрогнул от неожиданности.

Обычно даже паук не мог подкрасться к нему незаметно. А теперь это мог сделать кто угодно. Чертовы охотники. Они прятались в городе, следили за ним, ждали, когда он отвлечется, чтобы похитить Гвен. И он даже не засек их.

— Сабин?

— Да.

Он лежал на кровати, Гвен свернулась калачиком возле него. По крайней мере, она перестала стонать от боли. «Это моя вина, это я подставил ее». Хуже того, он пообещал ей, что охотники никогда больше не причинят ей вреда. Разве не так? Если нет, то он должен был бы это сделать. Чувство вины пожирало его изнутри.

«Неужели ты ожидал другого?»

Демон сосредоточил все свое внимание на Сабине, не давая ему покоя ни на минуту.

— Сабин.

Сжав руки в кулаки, он взглянул на Кейна, стоявшего на пороге. Пестрые волосы, карие глаза. На левой щеке белое пятно. Скорее всего, от штукатурки. Потолки просто обожали обрушиваться на одержимого демоном Бедствий.

— Ты в порядке?

— Нет.

Ему следовало бы планировать следующее выступление против своего врага. Он должен быть со своими людьми, готовясь к сражению. Он должен быть там, на улицах, охотиться. Вместо этого он едва ли мог заставить себя выйти из собственной спальни. Если его взгляд не был устремлен на Гвен, если он не видел, как вздымается и опадает ее грудь, его мозг переставал работать, теряя способность защищаться от демона с помощью логики.

Что с ним, черт возьми, случилось? Это же просто девушка. Девушка, которую он хотел использовать. Девушка, которая вполне может погибнуть, девушка, которую он уговорил сражаться с его врагами. Девушка, которая никогда не будет ему принадлежать. Девушка, которую он почти не знает.

Оставаясь сейчас с Гвен, охраняя ее, он не ставил ее выше своей цели, убеждал себя Сабин. После того как он натренирует ее, она станет машиной для убийства. Ее ничто не сможет остановить. Вот почему он находился здесь, не в силах оставить Гвен одну, отчаянно желая ее выздоровления.

— Как она? — спросил вдруг женский голос.

Сабин снова моргнул, пытаясь перефокусировать взгляд. Черт, в последнее время его мысли все чаще где-то блуждают, он стал рассеянным. Вернулись Эшлин и Даника — он потерял счет их визитам — и стояли теперь рядом с Кейном.

— Никаких изменений. — Почему же она не выздоравливает, черт побери? — Как прошло собрание?

Из-за стычки с охотниками оно было отложено до сегодняшнего утра.

Кейн пожал плечами, и это движение, видимо, взбесило торшер в дальнем углу комнаты, потому что лампочка заискрила. Потом взорвалась. Женщины взвизгнули и отскочили в сторону. Давно привыкший к этому, Кейн продолжил как ни в чем не бывало:

— Мы все пришли к общему выводу. Баден погиб. Каждый из нас держал его голову в руках, прежде чем мы сожгли ее. Таким образом, либо кто-то выдает себя за него, либо охотники распускают слухи, чтобы отвлечь нас от цели.

Последнее предположение имело смысл. Очень похоже на охотников. Они были не такими сильными, как воины, и лучшим их оружием был обман.

Даника подошла к Гвен и осторожно убрала волосы с лица спящей красавицы. Эшлин присоединилась к ней и сжала руку Гвен, словно желая влить немного своей силы в хрупкое маленькое тело. Их забота тронула его. Они ведь ее даже не знали, но не оставались безразличными. Потому что ему было не все равно.

— Галену известно, что мы знаем о том, что он главарь охотников, — сказал он Кейну. — Почему же он не напал на нас снова?

— Вероятно, он планирует это сделать. Собирает силы. И распространяет лживые слухи про Бадена, чтобы сбить нас с толку.

— Что ж, я убью его.

— Может быть, это случится раньше, чем ты думаешь. Я видела его прошлой ночью в своих снах, — сказала Даника, не поднимая глаз. — Он был с женщиной. Картина была настолько яркой, что я нарисовала ее сразу же, как проснулась, сегодня утром. Хочешь посмотреть?

Бедная Даника. Почти каждую ночь ее посещали жуткие видения. Демоны, терзающие души, боги, вою ющие между собой, умирающие люди. Такого хрупкого человека, как она, все эти ужасы должны были сильно пугать, но она стоически, даже с улыбкой, переносила выпавшее на ее долю испытание, ведь так она помогала своему мужчине.

Что бы делала Гвен, если бы ее посещали такие видения? — спрашивал себя Сабин. Дрожала ли, как в тот день в пирамиде? Или бросилась бы в атаку, оскалившись, как гарпия, которой она и была рождена?

— Сабин? — окликнул Кейн. — Твоя рассеянность издевается над нашими эго.

— Извини. Да, конечно. Я хочу увидеть эту картину.

Даника хотела встать, однако Кейн остановил ее:

— Оставайся здесь. Я принесу ее. — Он исчез в коридоре и уже через несколько минут вернулся, держа полотно на расстоянии вытянутой руки. Он держал его на весу, блики света играли на темных красках.

Это было похоже на какую-то пещеру, зубчатые скалы покрыты алыми брызгами и копотью. На грязном полу, усыпанном ветками, валяются кости. Человеческие, по всей вероятности. И там же, в дальнем углу, находился Гален с распростертыми крыльями.

Его бледное лицо было обращено к зрителю, и в руках он держал… Сабину пришлось прищуриться, чтобы разглядеть. Клочок бумаги?

Позади него действительно стояла женщина, хотя видно было только часть ее профиля. Высокая, худощавая, с черными волосами. Кровь капала с уголков ее рта. Она тоже изучала листок в руках Галена.

— Я никогда ее раньше не видел.

— Никто из нас ее не видел, — сказал Кейн. — Хотя что-то в ней все же кажется странно знакомым, вы так не думаете?

Сабин пригляделся внимательнее. Нет, это лицо он видел впервые. Но то, как она хмурилась… морщинки в уголке глаза… может быть.

— Жаль, что я не смогла рассмотреть ее лицо, — сказала Даника.

— То, что ты вообще увидела хоть что-то, уже чудо! — заверила ее Эшлин.

Кейн кивнул:

— Торин отсканирует ее лицо, загонит в свой компьютер, поколдует немного, чтобы получилась полная картина, и попытается выяснить, кто же она такая. Если она бессмертная, то вряд ли засветилась хоть в одной человеческой базе данных, но попробовать стоит.

— Почему они вообще оказались на этой картине? — спросил Сабин, выбросив из головы мысли о женщине и сосредоточившись на насущных проблемах.

— Не знаю точно, но этим мы тоже занимаемся. — Кейн опустил полотно на мысы своих сапог. — Мы должны найти Галена, это приоритет номер один. Если нам удастся убить его, то сможем раз и навсегда разделаться и с охотниками. Без его руководства во всем, что касается бессмертных, они не устоят.

Гвен шевельнулась рядом с Сабином, ее колено коснулось его бедра.

Он замер, не осмеливаясь даже дышать. Он хотел, чтобы Гвен пришла в себя, но никак не хотел, чтобы ей было больно. Прошло несколько минут, она лежала совершенно неподвижно.

«По-моему, она скоро умрет».

«Да пошел ты».

«Ты можешь винить во всем только себя, я тут ни при чем».

На это Сабину нечего было возразить.

— А что там с нашими поисками ящика? — спросил он Кейна. — Узнали что-нибудь об этом тренировочном центре, или школе-интернате, или как его там, для детей-полукровок? Кстати, я хочу вернуться в храм Неназываемых, чтобы снова обшарить его.

Храм находился в Риме и только недавно восстал со дна моря — процесс, который начался, когда титаны свергли олимпийцев и захватили власть на небесах. Благодаря Анье он знал, что такие храмы использовались как места для совершения религиозных обрядов, цель которых была одна: сделать мир таким, каким он был когда-то, — площадкой для игр богов.

— Это приоритеты два, три и четыре, — ответил Кейн. — Хотя, зная Торина, могу с уверенностью сказать, что он наверняка занимается поисками на нескольких компьютерах сразу. Еще несколько дней, и мы снова готовы будем действовать.

Поправится ли Гвен к этому времени?

— Какие-нибудь новости насчет третьего артефакта?

В сутках явно не хватало часов, чтобы успеть сделать все, что нужно. Сражаться с охотниками, искать древние реликвии богов, остаться в живых. Вылечить одну хрупкую женщину.

— Пока нет. Мэддокс и Гидеон возьмут Эшлин с собой, чтобы она могла послушать.

Будем надеяться, что охотники, приходившие за Гвен, обсуждали свои планы вслух. Например, говорили о том, куда собирались ее увезти. Он сотрет это место с лица земли просто из принципа.

— Держи меня в курсе.

Кейн снова кивнул:

— Считай, дело сделано.

— Сабин.

Это была хриплая, едва слышная мольба — и исходила она от Гвен.

Он поспешно повернул голову. Девушка пыталась открыть глаза, ее веки трепетали.

Его сердце учащенно забилось, тело напряглось, кровь закипела в жилах.

— Она очнулась, — взволнованно сказала Даника.

— Может, нам стоит… — Кейн сжал губы. Нижняя половина картины вдруг отвалилась и упала на пол. Нахмурившись, он собрал обломки. — Извини, Даника.

— Никаких проблем. — Она вскочила и, подойдя к Кейну, осторожно забрала у него остатки картины. — Ее можно склеить.

Эшлин встала рядом с ними, поглаживая свой растущий живот.

— Идем. Оставим этих двоих наедине.

Они удалились, закрыв за собой дверь.

— Сабин? — немного громче на этот раз.

— Я здесь. — Он провел пальцами вверх и вниз по руке Гвен, предлагая ей всю поддержку, которую мог оказать. Его облегчение было физически ощутимо. — Как ты себя чувствуешь?

— Болит. Слабость. — Она потерла глаза, пытаясь отогнать сон, и оглядела себя. На ней была черная футболка, и Гвен облегченно вздохнула. — Сколько я была без сознания?

— Несколько дней.

Она провела рукой по своему утомленному и все еще слишком бледному, по мнению Сабина, лицу.

— Что? Правда?

Ее удивление было искренним.

— Сколько обычно времени у тебя занимает процесс восстановления?

— Не знаю. — Она настолько ослабела, что не в силах была даже поднять руку. — У меня никогда не было ран. Черт возьми, не могу поверить, что я заснула.

Ее заявление озадачило Сабина.

— Этого не может быть. Чтобы совсем не было ран…

Все, даже бессмертные, в разные моменты своей жизни царапают коленки, расшибают головы, ломают кости.

— С такими сестрами, как у меня, которые оберегают на каждом шагу, все может быть.

Значит, ее сестры намного лучше его справлялись со своей работой по обеспечению безопасности Гвен. Это было обидно.

«Ты ожидал чего-то другого?»

«Я ненавижу тебя сегодня, ты в курсе, да?»

Они позволили похитить Гвен, напомнил себе Сабин. А он ее спас.

— Я думал, что велел тебе оставаться в машине, — проворчал он.

Взгляд ее янтарных, немного подернутых болью глаз остановился на Сабине. В глубине их вспыхнул гнев.

— Ты сказал мне остаться в машине или помочь тебе. Я выбрала второй вариант.

С каждым словом ее голос становился слабее. Ресницы снова затрепетали, готовясь сомкнуться и погрузить Гвен в глубокий сон.

Гнев Сабина испарился.

— Не засыпай, останься со мной. Пожалуйста.

Ее глаза приоткрылись, на губах появилась усталая улыбка.

— Мне нравится, когда ты просишь.

Его вдруг охватило страстное желание выпросить у нее несколько поцелуев. Это не предвещало ничего хорошего.

— Тебе нужно что-нибудь, что поможет не уснуть? — Благодаря Анье, Данике и Эшлин у него на прикроватном столике было все, что могло понадобиться пациенту. — Вода? Болеутоляющее? Еда?

Она облизнула пересохшие губы, в животе у нее заурчало.

— Да, я… нет. — В каждом слове слышалось желание. — Ничего. Мне ничего не нужно.

Эти ее чертовы правила, догадался Сабин. Он не был голоден, но все же схватил бутерброд с индейкой и откусил небольшой кусок. Потом поднес к губам стакан с водой и сделал несколько глотков.

— Это моя часть, остальное твое, — сказал он, потянувшись к миске с виноградом.

— Сказала же тебе. Не хочу есть.

Ее взгляд все время был прикован к пище в его руках.

— Ладно. Поедим позже. — Он положил бутерброд, поставил стакан с водой назад на поднос и схватил свой телефон так поспешно, будто не мог ждать ни минуты, чтобы отправить важное сообщение. — Я вернусь через минуту.

Он с сожалением отодвинулся от ее теплого тела и сел, печатая: «Т, позвони, когда будет новая информация».

Почти сразу же пришел ответ: «А то».

Сабин снова опустился на кровать. Бутерброд исчез, стакан опустел. А ведь он даже не уловил, как она это сделала. Притворившись, что не заметил исчезновения пищи, он засунул телефон в карман.

— Тебе точно ничего не нужно?

Гвен с усилием сглотнула, и он чуть не рассмеялся.

— Мне нужно в душ.

— Никакого душа без меня. Ты так слаба, что непременно упадешь.

Сабин подхватил Гвен на руки. Он думал, что она станет протестовать, но вместо этого девушка уткнулась носом в ямку на его шее. Какая доверчивость. Но ему, черт побери, это нравилось.

— Тогда я не буду принимать душ. Когда мы заходим туда вместе, случаются странные вещи.

Как будто обязательно нужно напоминать…

— Я буду держать себя в руках, — пообещал он.

— А как насчет твоего демона? У меня нет сил сопротивляться ему. Просто… дай мне десять минут, — сказала Гвен, когда Сабин опустил ее на пол. Ее волосы были стянуты в узел на макушке. — Придешь на помощь, только если услышишь звон разбитого фаянса, — добавила она, вцепившись в раковину, чтобы удержаться на ногах.

Его губы искривились в усмешке, он почувствовал облегчение оттого, что она нашла в себе силы дразнить его.

— Хорошо.

Девять минут спустя Гвен вышла из ванной с влажным лицом, благоухая ароматом лимона. У него буквально слюнки потекли. Ему снова захотелось попробовать ее на вкус. Гвен распустила волосы, и они водопадом рассыпались по спине.

— Тебе лучше?

Она уставилась в пол, на щеках играл жаркий румянец.

— Гораздо лучше, спасибо.

Гвен сделала шаг, и ее ноги подогнулись.

Сабин успел подхватить ее прежде, чем она опустилась на пол. И снова девушка была признательна ему за поддержку.

— Да уж, надрали мне задницу, — сказала она, поморщившись, когда раненое плечо коснулось простыни.

— Да. — Сабин стоял у постели, скрестив руки на груди. — Но мы это поправим. Я сам буду тебя тренировать.

«Будет она сражаться или нет, ей нужно уметь постоять за себя».

«Будет она сражаться или нет… теперь ты уже сомневаешься? Я думал, ты хочешь, чтобы она билась рядом с тобой, несмотря ни на что».

Эти сомнения не внушил ему демон, они принадлежали ему.

— Ладно, — сказала Гвен вдруг, к его удивлению. Ее ресницы снова опустились. — Я позволю тебе тренировать меня, потому что ты был прав. Мне нравится мысль о том, что я могу отомстить охотникам.

Такого Сабин от нее не ожидал.

— Когда мы приступим к тренировке, ты можешь передумать. Я буду причинять тебе боль, пусть и не намеренно, ты будешь истекать кровью, ломать кости.

Но благодаря этому она станет сильнее, поэтому жалеть он ее не будет.

«Ты что, пытаешься отговорить ее?»

Нет, он лишь хочет подготовить Гвен к тому, что ее ждет. В отличие от других воинов Сабин не смотрел на женщин как на слабые, хрупкие существа, нуждающиеся в защите. Он не нянчился с ними и не собирался делать это впредь. Может, именно поэтому Камео отправилась с ним, когда пути его группы и группы Люсьена разошлись. Он даже с женщинами-охотницами обращался так же, как с мужчинами. Пытал ли он их? Да. И не испытывал сожалений по этому поводу. Если потребуется, он сделает это снова.

Рядом с Гвен он чувствовал себя немного неловко. Она не походила ни на одну известную ему воительницу и не была его врагом.

Нет ответа.

— Гвен?

Чуть хрипловатое дыхание. Она снова заснула. Сабин укутал ее одеялом и устроился рядом, привычно ожидая, когда она проснется.

— Шевельнешься, и я тебе башку снесу.

Сабин мгновенно проснулся. Холодная сталь впилась в его яремную вену, по шее скатилось несколько капель крови. Благодаря задернутым портьерам в спальне царил мрак. Он втянул носом воздух и почувствовал аромат — женский. От незваной гостьи пахло льдом и зимним небом. Ее длинные волосы щекотали его обнаженную грудь.

— Почему моя сестра в твоей постели? И почему она спит… и ранена? И не пытайся убедить меня, что с ней все в порядке, или я заставлю тебя проглотить твой собственный язык. Я слышу запах ее ран.

Гарпии пожаловали.

По-видимому, они без особого труда проскользнули через ультрасовременную систему безопасности Торина, поскольку не сработал ни один сигнал тревоги. Вот еще одно доказательство того, что этим женщинам место в его команде, — если предположить, что у него все еще есть команда.

— Мои люди еще живы?

— Пока. — Клинок впился глубже. — Итак? Я жду, и учти, я не самое терпеливое существо.

Сабин не шевелился, не пытался даже дотянуться до оружия под подушкой.

«Мне нужна помощь», — сказал он демону Сомнения.

«Я думал, ты меня ненавидишь».

«Ты не можешь просто сделать свое дело?»

Он бы поклялся всеми богами, что демон вздохнул.

«Ты уверена, что хочешь причинить вред этому мужчине?» — спросил у гарпии демон Сомнения. — Что, если он возлюбленный Гвен? Гвен может возненавидеть тебя навеки».

Ее рука дрогнула, слегка ослабив нажим.

«Хороший мальчик».

Иногда, в такие моменты, как этот, он начинал ценить прелесть своего проклятия.

— Она здесь, потому что сама хочет этого. А ранена потому, что мои враги напали на нас.

— И ты не защитил ее?

— Кто бы говорил. — Он стиснул зубы. — Нет. Не защитил. Но я учусь на своих ошибках, и подобное не повторится.

— В этом ты прав. Давал ей кровь?

— Нет.

Послышалось раздраженное рычание.

— Неудивительно, что она спит с тобой в комнате! Когда ее ранили?

— Три дня назад.

Возмущенный рык.

— Ей нужна кровь, придурок. Иначе она никогда не поправится.

— Откуда тебе знать? Она сказала, что никогда не получала ран.

— Ох, она ранилась, просто не помнит этого. Мы позаботились об этом. И просто чтоб знал, ты поплатишься за каждую ее царапину. И если я узнаю, что ты лжешь, что причинил ей вред…

— Это не я ранил ее.

Пока что. Эта мысль отрезвила его, как ничто другое. Гарпия окинула его взглядом с ног до головы.

— Слушай, может, о тебе и рассказывают разные истории, но это не значит, что я так глупа, чтобы доверять тебе.

— Тогда поговори с Гвен.

— Так и сделаю. Через минуту. А пока скажи мне, какой демон живет в тебе?

Сабин засомневался, стоит ли признаваться ей в этом. Если она узнает правду, сможет сопротивляться демону Сомнения.

— Я жду.

Острие кинжала уперлось в сонную артерию Сабина.

Черт с ней, решил он. Если ему придется выпустить демона, у нее не будет ни единого шанса, даже при условии, что она будет знать, с чем борется. Шанса нет ни у кого, даже у него самого.

— Я одержим демоном Сомнения.

— О. — Неужели в ее голосе послышалось разочарование? — А я-то надеялась на демона Секса, или как там вы его называете. Истории о его похождениях — мои любимые.

Да, это разочарование.

— Я вас познакомлю.

Возможно, бурные утехи с Парисом улучшат ее настроение. И, кстати, возможно, бурные утехи с женщиной улучшат настроение Париса.

— Не трудись. Я не задержусь здесь надолго. Гвен.

В следующий миг тело Гвен, лежащее рядом с ним, задрожало.

Сестра принялась трясти ее, понял он, чувствуя, как в нем нарастает гнев. Сабин схватил гарпию за руку:

— Перестань. Ты сделаешь ей хуже.

Кинжал внезапно исчез, рука гарпии освободилась от его хватки, комнату залил свет. Глаза заслезились, он заморгал. Гарпия вновь приставила лезвие к его шее, но у Сабина не было времени двинуться с места. Когда зрение прояснилось, Сабин наконец смог рассмотреть ее. Она была очень красива, кожа светилась так же, как у Гвен. Но по непонятной причине совершенно не возбуждала Сабина, у него не возникло желания заняться с ней любовью. У нее были яркие рыжие волосы, но без светлых прядей, как у Гвен. Те же глаза — янтарь с серыми искорками, те же чувственные губы. Однако Гвен казалась совершенно невинной, а эта женщина излучала накопленные за столетия мудрость и силу.

— Послушай, — начал он и умолк, когда кинжал царапнул его кожу.

— Нет. Это ты послушай. Я — Кайя. Радуйся, что кинжал в моей руке, а не у Бьянки или Талии. Ты позвонил Бьянке, отказался дать ей поговорить с Гвенни, и теперь она мечтает поколотить тебя твоими же собственными конечностями. Талия хочет скормить тебя по кусочку нашим змеям. А вот я, пожалуй, дам тебе шанс все объяснить. Что ты собираешься с ней делать?

Сабин мог заговорить, рассказать ей все, что она хочет знать, но не сделает этого. Не так. Если сестры Гвен будут ошиваться неподалеку — а он был уверен, что они именно так и поступят, — и если они намерены драться с ним, он должен был постоять за себя, как командир.

Застав Кайю врасплох, Сабин дернул ее на себя. Кинжал впился глубже, перерезая сухожилия, но Сабин не остановился. Он перекатился на нее, подальше от Гвен, и прижал к кровати своим весом.

Кайя не стала сопротивляться, она лишь рассмеялась, ее смех ласкал его слух.

— Отличный ход. Неудивительно, что она в твоей постели. Хотя, должна признаться, я немного разочарована, что ты не попытался убить меня. От Владыки Преисподней я ожидала большего.

Подпрыгивающий матрас, очевидно, разбудил Гвен, с ее губ сорвался слабый вздох.

— Кайя? — хрипло сказала она.

Кайя повернулась к ней с прелестной улыбкой на губах.

— Привет, детка. Давно не виделись. И я знаю, ты думаешь, что сейчас я злюсь на тебя за то, что ты уснула, но это не так. Я знаю, кого винить. Мы с твоим мужчиной как раз обсуждали детали твоего пребывания здесь. Как ты?

— Ты под ним. Ты под Сабином.

Зрачки Гвен стали золотыми… белыми… Ногти удлинились, заострились. Зубы угрожающе блеснули.

Кайя изумленно смотрела на сестру.

— Она… она на самом деле…

— Ага. Превращается в гарпию.

Вот дерьмо.

Сабин изо всех сил отшвырнул Кайю прочь. Она ударилась об пол, но ему было все равно. Освободив руки, он притянул Гвен, прижимая ее к своему горячему телу, одной рукой гладил ее по лицу, другой ласкал обнажившийся живот.

Когти впились ему в плечи, пронзая кожу, дойдя до костей, но он не обращал внимания на боль. Она могла причинить куда больший вред.

— Мы всего лишь разговаривали. Я не собирался обижать ее. И прижал, чтобы убрать ее кинжал от своей шеи, только и всего. Она здесь, чтобы помочь тебе, она желает для тебя только лучшего.

— Хочешь ее? — прохрипела Гвен.

Вот ублюдок, подумал он про себя, ее ревность доставила ему удовольствие.

— Нет. Не хочу. И она тоже не хочет меня. Клянусь. Ты же знаешь, я хочу только тебя.

Краем глаза он заметил, что Кайя поднялась с пола и теперь восхищенно смотрит на него.

Когти Гвен постепенно уменьшились, оставляя зияющие кровоточащие раны. Ее взгляд прояснился. И все это время демон Сомнения вел себя на удивление тихо. Очень тихо, как будто спрятался в самом дальнем уголке сознания Сабина.

— Ух ты, — наконец проговорила Кайя. — Впечатляет. Ты сумел заговорить гарпию. Ты ведь знаешь, что это значит?

Сабин не удостоил ее взглядом. Все его внимание было приковано к Гвен. Его рука скользнула по ее телу, он согнул ее ногу так, чтобы колено улеглось на его бедро.

— Нет, не знаю.

— Ты достойная пара моей сестре. Поздравляю.

Глава 17

Гвен никогда в жизни так не волновалась. Даже в тюремной камере. Даже когда на них с Сабином напали охотники.

Увидев, как Сабин успокоил гарпию, Кайя пронзительно свистнула, призывая Бьянку и Талию. Они, скорее всего, были в коридоре, не позволяя никому приближаться к комнате, в ожидании, пока Кайя вызволит Гвен. Потом три сестры заперлись в комнате Сабина, чтобы немного «поболтать».

— Никто не знает, что мы здесь, — сказала Бьянка, — значит, нас тут пятеро.

Гвен не нравилась беседа в узком семейном кругу, она не сулила ничего хорошего, и к чему было запираться? Обычно такие разговоры заканчивались кровавым побоищем с участием сестер Скайхоук. Но по разным причинам она воздержалась от возражений. Во-первых, Сабин крепко держал ее, прижимая к себе. Зачем? Он думал, что она побежит к сестрам с требованием убить его? Во-вторых, она была слабее новорожденного котенка и едва могла открыть глаза. К тому же ее плечо и грудь терзала обжигающая боль. Если бы Сабин сейчас отпустил ее, она бы ударилась головой об изголовье кровати. И, в-третьих, она снова собиралась проявить храбрость и защитить Сабина. Если сестры, разозлившись, позабудут о том, как восхищались Владыками, и решат на него напасть…

Гвен сама не знала, почему ее это так заботило. Всего несколько минут назад он обнимал Кайю. Что, не так? Воспоминания были смутными, словно она видела парочку на телеэкране, а не в реальной жизни. Но реальность это или нет, она, черт возьми, разозлилась. Сабин принадлежит Гвен. По крайней мере, сейчас. И вовсе не потому, что они вместе приняли душ, где он подарил ей лучший оргазм в ее жизни. Но почему — она не знала. Он просто принадлежал ей.

— Прежде чем начать разговор, давайте позаботимся о сестричке. — Кайя подошла к ней, по пути разрезав себе запястье, и поднесла руку ко рту Гвен. — Пей.

В детстве она постоянно пила кровь сестер, чтобы «не страшны были раны», говорили они ей. Сами они пили кровь парней, с которыми в то время встречались, прежде чем отправиться на битву или на очередное задание. Так что она не находила ничего странного в этом приказе. В конце концов, не только вампирам была необходима кровь, хотя гарпии пили ее только для того, чтобы исцелиться или уберечься от ран. Но как только она приблизила губы к ране, из которой сочилась кровь, Сабин схватил ее за шею и развернул лицом к себе.

— Эй! — прорычала Кайя.

На шее у него был длинный, глубокий порез, который он снова открыл острым как бритва ногтем.

— Если ей нужна кровь, она будет пить мою.

Он не дал никому времени возразить, потянул Гвен к себе, крепко держа ее голову и не давая отвернуться. Как будто она этого хотела. Она уже ощущала его сладостный аромат. Лимоны и кровь. Этот запах наполнил ее ноздри, проник в легкие и распространился по всему телу.

Не в силах удержаться от искушения, чувствуя, как рот наполняется слюной, она провела языком по ране. Блаженство. Фруктовый десерт. Закрыв глаза, она прижалась к его телу, обвив рукой талию. Ее ангельская половина понимала, что это неправильно, что она не должна этого делать и совершенно точно не должна получать от этого удовольствие, но гарпия пела от счастья, отчаянно желая большего, потому что никогда ничего подобного не пробовала. Это было как рай и ад, невинность и грех, и, уж конечно, погубит ее.

Она пила и пила его кровь, втягивая жидкость в рот, чувствуя, как она струится по ее горлу. С каждым глотком силы возвращались к ней. Боль от ран начала отступать, кожа срасталась. Как же она жила без этого? К счастью, чтобы наслаждаться кровью, не надо было ее красть. Это лекарство, а не пища. Нужно было подумать о крови Сабина раньше.

Все это время Сабин не двигался. Но между ног она чувствовала его напряженный, возбужденный член. Его пальцы коснулись ее бедер, крепко сжали, заставив замереть.

Она слышала его тяжелое, учащенное дыхание и даже его мысли: «Да, да, больше, не останавливайся, так хорошо, должен… переспать… моя». Или это были ее собственные мысли?

— Только не выпей его досуха, девочка, — сказала Бьянка, вторгаясь в новый мир Гвен. — Сначала мы хотели бы задать ему несколько вопросов.

В голову Гвен вонзились чьи-то когти, отрывая ее от горла Сабина. Она закричала, с раскрытых губ капала кровь.

Он издал низкое рычание, глядя на Бьянку и крепче прижимая к себе Гвен.

— Только попробуй еще раз тронуть ее — и попрощаешься с руками.

Улыбаясь, Бьянка накрутила на палец прядь черных волос.

— А вот теперь ты больше похож на того Владыку Преисподней, о котором я столько слышала. Я даже почти поверила, что ты так и сделаешь, демон. Что ж, попробуй.

— Я не люблю пустых угроз, — сказал Сабин, переворачивая Гвен и снова прижимая ее к своему боку.

Она едва не застонала. Ее сестры никогда — никогда — не отступали перед вызовом.

— Я так рада, что вы приехали, — сказала она, надеясь отвлечь их.

— Этот парень совсем не заботится о тебе? — Кайя прошлась по комнате, разглядывая безделушки, открывая ящики комода. — О, как мило. Черные шортики, мои любимые. — Она даже присела перед сундуком с оружием, одним движением руки сломала замок и подняла крышку. — Гм, смотрите-ка, что я нашла.

— Он заботится обо мне, — сказала Гвен, чувствуя непривычное желание защитить Сабина. Он освободил ее из плена, охранял ее, хотел, чтобы она научилась защищать себя. А в ситуации с охотниками она сама виновата. Нужно было оставаться в машине. Хотя она и не жалела, что вышла, чтобы ему помочь. Сабин остался жив. И был в безопасности.

«Откровенна ли ты со своими сестрами? Потому что мне припоминается несколько случаев, когда Сабин…»

— Прости, — пробормотал Сабин.

Слава богам, что он заткнул глупого демона, потому что гарпия начинала вопить всякий раз, когда этот голос раздавался в ее голове.

Бьянка подошла к Кайе, склонившейся над сундуком с оружием, они принялись охать и ахать, разглядывая пистолеты и кинжалы. Они питали слабость к оружию. Талия приблизилась к постели, бесстрастно глядя на Гвен. Никто не мог соперничать красотой с Талией. Белые волосы, белая кожа, светло-голубые глаза. Она напоминала Снежную королеву… и многие обвиняли ее в том, что вместо крови в ее венах — лед. Правда, это были последние слова в их жизни.

— Я знаю о вашей борьбе с охотниками, — сказала она Сабину. — Я слышала истории о твоей жестокости и восхищалась тобой. Я даже надеялась познакомиться, но теперь все, чего я хочу, — убить тебя за то, что ты втравил мою сестру во все это. Она не боец.

— Но может им стать.

Прошло несколько секунд, но Сабин молчал. Не пытался защитить себя.

Он что, собирается оставить все, как есть? Он позволит им думать, что Гвен спуталась с ним, а он просто так, без всяких причин подверг ее жизнь опасности? Не лучше ли сказать им правду о том, как она стала жертвой своей глупости, как ее схватили и держали в клетке? Он ведь спас ее. Если бы он рассказал им правду, они наверняка согласились бы участвовать в его войне. В войне, которая для него была превыше всего, даже любви. Зачем он это делает? Ради нее?

Слезы обожгли ей глаза. Она тоже могла кое-что сделать для него.

— Вообще-то это охотники втравили меня во все это, — призналась Гвен, нервно комкая простыни.

— Гвен, — произнес Сабин. Предупреждение.

— Они должны знать правду.

Ради него и ради нее самой. Собравшись с силами, она рассказала сестрам о своем заключении, не упуская ни мельчайшей подробности. Она говорила, и по ее щекам текли слезы. Прошло всего несколько минут, но это были самые страшные минуты в ее жизни. Сабин, как и ее сестры, восхищался силой. Жестокостью. И вот она выставляет напоказ свою слабость перед единственными людьми, которые что-то значили для нее.

Сабин удивил Гвен, нежно стерев подушечкой большого пальца соленые капли с ее лица. Это вызвало у нее новый поток слез.

Когда она закончила свой рассказ, в комнате воцарилось молчание. В воздухе сгустилось напряжение, время, казалось, остановилось.

Первой заговорила Талия:

— Как они до тебя добрались?

От ее холодного голоса Гвен покрылась мурашками.

— Однажды утром Тайсон забыл свой мобильный телефон, когда уходил на работу, а я знала, что он ему нужен. Но он был слишком далеко от меня, чтобы я успела догнать его как человек, поэтому я… — Гвен сглотнула. Такая глупая ошибка, не проходило дня, чтобы она не сожалела о ней. — Я воспользовалась крыльями и долетела до его офиса раньше его. Охотники заметили меня, когда я остановилась, решили, что я возникла из ниоткуда, но в тот момент я об этом не знала. Думаю, они проследили за мной до дому, дождались ночи, когда мы с Тайсоном… — она снова сглотнула, — уснули.

— Ты спала в одной постели с Тайсоном? — спросили одновременно три женских голоса.

— Что у вас, гарпий, за неприятности со сном? — Сабин напрягся. — Хотя вы, конечно, правы. Не стоило ложиться в постель с этим трусливым мешком дерьма. Этот ублюдок Тайсон должен умереть. Он ее не защитил.

— Как и ты, — резко ответила Талия.

— Я жива только благодаря Сабину, — робко улыбнувшись, сказала Гвен. — И Тайсон вовсе не плохой. Он пытался спасти меня до того, как его вырубили.

Хотя он был очень недоволен ею.

Когда Тайсон вернулся с работы тем вечером, он не желал говорить о случившемся. Гвен ужасно напугала его тем, что оказалась возле его офиса раньше его. А он и так начинал замечать, что она странная.

Она прилагала невероятные усилия, чтобы скрыть свою темную половину, но иногда та проявлялась помимо ее воли, и он не раз, приходя домой, обнаруживал дыры в стенах, разорванные простыни, разбитую посуду. Однажды, во время какой-то глупой ссоры о том, чья очередь выбирать фильм, она даже швырнула его о стену, и на него посыпалась штукатурка. Они поцеловались и помирились, но это было началом конца.

— Ну вот, — продолжала она, — я очнулась и обнаружила, что связана, не могла пошевелиться и едва могла дышать. Охотники перевезли меня в Египет. Они заперли меня в камере, а двенадцать месяцев спустя Сабин и другие Владыки освободили меня и привезли сюда.

— Ты, разумеется, убил людей, повинных в ее мучениях? — спросила Талия у Сабина.

Он кивнул.

— Гвен убила одного и я некоторых.

В ее ледяных голубых глазах сверкнул гнев.

— Почему не всех? Кстати, хорошая работа, Гвен, — сказала она, кивая в знак одобрения.

Прежде чем Гвен успела признаться в том, что это была лишь случайность, Сабин сказал:

— Выжившие сейчас находятся в подземелье, и их пытают, чтобы получить информацию.

Плечи Талии расслабленно поникли.

— Пусть будет так.

Она повернулась к Гвен:

— Ты ела?

Гвен искоса посмотрела на Сабина. Очевидно, вспомнила, как украла его бутерброд и запихнула себе в рот.

— Да.

К счастью, он ничего не сказал. Живя с Тайсоном, она крала для них пищу из ближайших ресторанов и выдавала за приготовленную собственными руками. Он так ничего и не узнал. Если бы узнал, стал бы упрекать ее. А Сабин? Нет, вряд ли. Он улыбнулся ей там, в магазине, когда заметил, что она ворует.

— Значит, ты готова отправиться домой? — Кайя уселась на край постели, заставив матрас подпрыгнуть. — Потому что я готова взорвать эту крепость. Я знаю, что тебе нравится твой демон, так что можешь взять его с собой, если хочешь. Независимо от того, захочет он пойти с тобой или нет. Мы спрячем тебя в безопасном месте, а потом вернемся за охотниками. Они заплатят за то, что сделали с тобой. Не беспокойся.

— Я… ну…

Хотела ли она вернуться домой? В безопасное место, подальше от всех, пока все остальные будут сражаться? Разве она не отправилась в Джорджию только потому, что ей хотелось сбежать из их безопасного дома? И хотя ей нравилось быть с Сабином, она знала, что он будет несчастен на Аляске, где не с кем подраться. Он возненавидит ее.

Так что если она и отправится домой, то одна. Эта мысль причинила ей боль. То, чем они занимались в душе… она хотела, чтобы это случилось снова. «Я считала, что этому надо положить конец. Я считала, что это слишком опасно». Но теперь, думая о том, что ей, возможно, придется жить без этого, без него, так и не узнав, каково это — целиком и полностью принадлежать ему, — она готова была отказаться от всего ради него.

— Она никуда не поедет, — заявил Сабин.

«Господи, как мне нравятся властные мужчины.

Иногда».

— Да. Я остаюсь. — Гвен взглянула на сестер, молча умоляя их понять и принять ее решение.

Они долго смотрели на нее, не говоря ни слова.

Первой заговорила Бьянка.

— Ладно. Где нам сложить наши вещи? — вздохнув, спросила она.

Гвен знала, что они тоже захотят остаться, это и радовало, и тревожило ее.

Сабин даже глазом не моргнул.

— Есть пустая комната рядом с этой. Не против пожить там?

Он предоставлял в их распоряжение целую комнату, а Гвен отказал в подобной роскоши?

— Да нет, мы не против, — ответила Талия. — Только скажи мне, что ты собираешься делать с охотниками?

— Убить их. Всех. Мы никогда не сможем жить спокойно, пока живы они.

Она кивнула:

— Ну, везунчик, ты только что получил трех новых солдат.

— Четырех, — выпалила Гвен, не успев придержать язык.

И поняла, что сказала чистую правду. Она действительно хотела остановить охотников. Защитить от них сестер и Сабина. И хотя бы раз доказать, что она чего-то стоит.

И снова все посмотрели на нее. Сабин гневно — хотя Гвен и не понимала, чем вызван этот гнев. Он же сам хотел, чтобы она это сделала, верно? Бьянка и Кайя снисходительно, а Талия с решимостью.

— Ну, хватит разлеживаться, — сказала Кайя, недовольно махнув рукой. — Вставайте. Нам нужно выиграть войну.

Сабин провел рукой по внезапно напрягшемуся лицу.

— Добро пожаловать в мою армию, девочки.

По словам сестер, он — достойная пара ей. Они, видно, думали, что Гвен принадлежала ему. Сабин и сам в это не верил, но, черт побери, как ему нравилась эта мысль. Хотя он все равно не мог быть вместе с Гвен, это погубило бы ее. По крайней мере, сейчас не мог.

Остаток дня и всю ночь она провела в постели, хотя больше не спала. Решив выяснить почему, на следующее утро Сабин оставил ее и отправился на поиски Аньи. Он обнаружил ее в комнате для отдыха, где она как раз заканчивала еще одну видеоигру с Джилли. Он рассказал ей о приезде гостей, и она радостно захлопала в ладоши.

— Люсьен рассказал мне, что ты прислал ему сообщение насчет гостей, но я не знала, что это гарпии!

— Теперь знаешь. Они в спортивном зале. Я хотел бы узнать — почему гарпии так боятся заснуть?

Она рассмеялась ему в лицо.

— Сам догадайся, — ответила богиня, бросаясь к двери. — Мне не терпится встретиться с сестрами Скайхоук.

Он последовал за ней, желая присутствовать при встрече.

Троица — которая уже устроилась здесь как дома — заметила богиню. Сестры перестали подбрасывать и ловить гантели, как будто те были камушками, и ринулись к ней, раскрывая объятия.

— Анья! Ах ты, сучка, смылась, не сказав ни слова.

— Где ты была?

— Что ты здесь делаешь?

Они спрашивали одновременно, но Анья не растерялась.

— Простите меня, девочки. Я колесила по миру. Знаете, наслаждалась видами, устраивала заварушки и влюбилась в саму Смерть. Я тут, потому что это его дом. Вам нравится, как я все здесь обустроила?

Они обнимались, разговаривали, смеялись. Сабин несколько раз пытался встрять в разговор, но его просто игнорировали. Наконец он сдался и ушел, решив, что найдет Анью позже и еще раз задаст свой вопрос насчет гарпий. У сестер спрашивать бесполезно. Он уже понял, что гарпии жили по собственным правилам, и не хотел по незнанию унизить Гвен.

Гвен.

Каждая минута, проведенная наедине с ней, таила опасность. Прошлая ночь была хуже всего. Он остался рядом с ней, вдыхая ее аромат, слыша, как хлопок скользит по ее коже, но они держались друг от друга на расстоянии, оставаясь каждый на своей половине кровати. Он бы овладел ею, его влекло к этому роскошному телу, перламутровой коже — это была его слабость. Но всякий раз, когда он приближался к ней, демон принимался внушать свои ядовитые мысли.

«Умрет ли она, если ты оставишь ее здесь? Захочет ли она большего, чем ты способен ей дать, а потом оставит тебя, потому что ты не способен дать ей это?»

И снова он ненавидел своего демона.

Только в присутствии ее сестер этот маленький засранец молчал, и Сабин не знал почему. Но непременно узнает, он так решил. Ведь если он сможет затыкать демону рот в присутствии Гвен, то сможет оставить ее себе. Может быть, навсегда.

Навестив пленников, которые были слишком слабы, чтобы выдержать новую пытку, он отправился на кухню, чтобы приготовить Гвен поесть. Еды не было. Вот тебе и дежавю. Не осталось ничего, даже пакетика чипсов. Видимо, тут побывали гарпии, подумал он.

Вздохнув, Сабин пошел в свою спальню. Гвен в постели не было. Хмурясь, он принялся искать ее. И нашел на крыше, с Аньей и сестрами. Сестры играли в «Кто спрыгнет с крыши и сломает меньше костей».

— Я оставлю тебя ненадолго, — сказал он Гвен. — И только попробуй прыгнуть.

— Я просто смотрю, — заверила она его с улыбкой. От этой улыбки у него заныло в груди.

Некоторые воины стояли внизу, глядя вверх. Недоумение на их лицах смешивалось с восторгом. Перламутровая кожа гарпий опьяняла их, словно вино.

— Хватит, — сказал Сабин, прежде чем одна из гарпий снова прыгнула вниз. — Нам нужно тренироваться.

Поворчав, они неохотно согласились, и вскоре почти все обитатели крепости лежали на земле, воздух наполнили стоны и ворчанье, а запахи крови и пота отпугивали животных.

Сабин стоял в стороне, просто наблюдая за происходящим. Торин только что прислал сообщение и как раз спускался.

Наконец воин появился и остановился в некотором отдалении от Сабина.

— Все были так заняты, я решил, что созывать еще одну встречу бесполезно и лучше поговорить с каждым из вас по отдельности.

— Ты что-то обнаружил?

— О да. — Он поиграл черными бровями, контрастировавшими с его белыми волосами. — Я нашел какую-то мутную статью в желтой прессе о школе для одаренных детей в Чикаго. Дети, которые могут поднимать машины, заставить людей выполнять их желания и двигаться быстрее звука. А вот еще. Всемирный институт парапсихологии все отрицает.

У Сабина расширились глаза.

— Школа охотников. Как и говорил наш пленник.

— Ага. Это не может быть простым совпадением, верно?

— Нам надо найти это заведение.

— Согласен. Я организую отъезд через два дня. Кому-то из вас надо поехать туда, а кто-то должен остаться, чтобы поискать людей, упомянутых в свитках. Мне надо только знать, кто чем займется.

Сабин хотел было сказать, что отправится убивать охотников, спасать детей и, возможно, ему наконец удастся выманить Галена из его норы, но тут он понял, что пропустил кое-что в речи Торина.

— Погоди-ка? Что еще за свитки?

Легкий ветерок пронесся между ними, взъерошив волосы Торина. Он отвел пряди от лица рукой, затянутой в перчатку.

— Кронос только что нанес мне визит.

Желудок Сабина сжался.

— Я пытался призвать его, но он меня проигнорировал.

— Тебе повезло.

— Что он сказал?

— Ты же знаешь, что он обычно говорит. «Делай, как я приказываю, или я буду пытать всех, кто тебе дорог», — надменно произнес Торин, копируя манеру Кроноса.

— Да, и что же он приказал тебе сделать? Ты сказал, нужно кого-то найти?

— Об этом потом. Ты же знаешь, что он хочет смерти Галена так же сильно, как и мы, ведь Даника предсказала, что Гален убьет Кроноса. Ну, в этих свитках, что он вручил мне, есть список имен. Имен других бессмертных, одержимых демонами. Ты не поверишь, если я тебе скажу, сколько их. Правда, там есть пустые строки, как будто несколько имен было стерто. Это как-то странно, верно? Может, они умерли?

— Может быть.

Лишь недавно благодаря Данике они узнали, что являлись не единственными одержимыми демонами бессмертными. Оказалось, что демонов в ларце Пандоры было больше, чем воинов, которых требовалось наказать, поэтому оставшихся демонов поселили в тела узников Тартара. Узников, которые пропали.

— В общем, Кронос думает, что мы сможем отыскать наших собратьев и использовать их, чтобы остановить Галена раз и навсегда. Они помогут нам запереть его, чтобы он перестал донимать нас.

Сабин покачал головой:

— Они были узниками, значит, даже боги не в состоянии были их контролировать. Мы не можем доверять им настолько, чтобы использовать. К тому же, как бы мы все ни желали Галену смерти, нам известно, каким опасным может стать его демон, вырвавшийся на свободу. А что помешает этим чужакам совершить убийство?

— Я понял тебя. И да, у нас достаточно сострадания, чтобы оставить его голову на плечах, вот только Гален может не ответить нам тем же. Эти бессмертные как раз такие создания, которых бы он хотел иметь в своей армии, а это значит, что мы должны найти их раньше его.

Сабин понимал, что необходимо также умилостивить Кроноса. Плохое случалось, когда Верховный бог не получал того, что хотел.

— Кроме всего прочего мы должны еще найти остальные артефакты, и это дело более важное в данный момент.

— Мы не сможем их найти, если на нас навалятся бессмертные дети, решившие нас уничтожить, — заметил Торин. — Так что самое главное и основное сейчас — нужно найти эту школу и нейтрализовать угрозу. Ты остаешься или отправляешься?

— Я…

Сабин посмотрел на Гвен, которая упала на пятую точку, стараясь уклониться от удара мечом, который держала ее сестра, хотя та даже не вложила в удар всю свою силу. Его руки сжались в кулаки. «Причинишь ей вред — умрешь», — мысленно предостерег он гарпию, хотя понимал, что та сдерживается. К тому же разве он не лицемерит сейчас? Ведь он сам поклялся не давать Гвен поблажки.

Если он отправится в Чикаго, ему придется оставить Гвен здесь. Она еще не готова к сражениям. Он мог бы взять с собой ее сестер, чтобы те обеспечили безопасность детей. Тех самых детей, которые в скором времени будут сражаться с ним и остальными Владыками, ведь им с самого раннего возраста внушали ненависть к одержимым демонами. Или он мог бы оставить одну из гарпий здесь, чтобы охранять Гвен. Но ни один из вариантов его не устраивал. Ему не нравилась мысль о том, что Гвен останется одна. Ну, не совсем одна, но без него. И ему не хотелось пугать этих детей.

Скрежет металла о металл вырвал Сабина из его размышлений. Гидеон и Талия сражались, лица их были мрачны и суровы. Пока что ничья. Страйдер и Бьянка колотили друг друга, и Бьянка смеялась. Сначала Страйдер сдерживался, нанося удар не в полную силу и лишь отражая ее удары, хотя, уступив напору гарпии, мог провести в постели несколько дней, корчась от боли и зовя мамочку, которой у него никогда не было. Потом Бьянка разбила ему нос и заехала между ног. Схватка прекратилась.

Аман наконец поднялся; он сидел в стороне, полируя топор и наблюдая… за кем-то. Сабин не знал, за кем именно. Пока что. Но подозревал, что это одна из гарпий.

— С кем ты уже договорился? — спросил Сабин у Торина.

— Ты первый, с кем я говорю.

Не давая себе времени передумать, Сабин сказал:

— Я поеду.

Война в первую очередь.

— Собери мне еще пятерых, а я попробую уговорить гарпию. — Таким образом, с Гвен останутся две сестры, а у него будет небольшое преимущество.

Торин кивнул и ушел.

Приняв решение, Сабин шагнул вперед.

— Ты с ней нянчишься, — рявкнул он Кайе. Не слишком хороший способ завоевать женское расположение, но ему было все равно. Будущее Гвен было слишком важно, чтобы тратить время на обмен любезностями. Сабин был только рад, что ему не нужно благодарить гарпию за ее доброту.

Рыжеволосая гарпия развернулась и метнула кинжал ему в сердце.

— Черт побери, я шесть раз швырнула ее на землю.

Да, и все эти шесть раз он сам хотел проделать то же самое с Кайей. Нахмурившись, Сабин поймал рукоять кинжала до того, как тот вонзился ему в грудь.

— Ты расслабляешь локоть перед ударом. Ты не учишь ее нужным приемам и даже не позволяешь оценить всю твою силу и сопротивление. Черт, да ты показываешь ей, что нечестный бой и победа любой ценой — это неправильно. Пойди-ка поиграй с кем-то другим, — сказал он ей. — Я сам буду учить Гвен. Ты причинила достаточно вреда. И если посмеешь вмешаться, то пожалеешь. Мне плевать, что ты видишь, с чем ты не согласна или что тебе не нравится, просто держись подальше. Это ради ее же пользы.

Кайя изумленно открыла рот, словно не веря в то, что кто-то осмелился сказать ей такое. Потом она двинулась на Сабина, ее глаза угрожающе сверкали, ногти удлинились, острые зубы блеснули на солнце.

— Я сейчас сверну тебе шею, демон.

— Давай, — сказал он и, поддразнивая, махнул рукой.

И вдруг пронзительный вопль сорвался с губ милой маленькой Гвен.

И Сабин, и Кайя застыли на месте. Даже Талия и Бьянка перестали драться, они, как по команде, обернулись, глядя на Гвен, а та съежилась, не сводя глаз со своей рыжей сестры. Белки ее глаз вдруг почернели.

— Ты что, шутишь? — выдохнула Кайя. — Кажется, она собирается на меня напасть. Что я ей сделала?

— Угрожала ее мужчине, — холодно сказала Талия. — Ты же понимаешь. Надеюсь, она разорвет тебя до самого позвоночника.

Ее мужчина. От этих слов Сабин напрягся, и это смутило его. Он не мог позволить ей причинить вред сестре. Гвен никогда не простит себе этого. Очень медленно он приблизился к ней.

— Гвен, ты сейчас успокоишься. Поняла?

Она оскалилась и чуть не прокусила ему подбородок. Только быстрая реакция спасла его от серьезной раны.

— Гвендолин. Это было не очень-то любезно с твоей стороны. Мне тоже укусить тебя?

— Да.

Ну вот, теперь он стал тверже камня.

— Ну, если ты не успокоишься, у меня не останется чем тебя кусать.

Каким-то образом ему удалось достучаться до нее. Она облизнула губы, радужки вернули первоначальный цвет, тело выпрямилось. Охваченная нервной дрожью, Гвен пошатнулась. Сабин не касался ее, пока не время. В противном случае он не смог бы устоять, а они были тут не одни.

Гвен втянула воздух через нос.

— Простите, — дрогнувшим голосом произнесла она, напомнив ему о том, что случилось в пирамиде. — Простите, я не хотела… я не должна была… я кого-то ранила?

Она посмотрела на Сабина глазами полными слез, глазами золотыми, как солнце, и серыми, как грозовая туча.

— Нет.

— Я… я пойду в свою комнату. Я…

— Ты останешься здесь и будешь со мной бороться.

— Что? — Она в шоке отступила назад. — О чем ты говоришь? Я думала, ты хотел, чтобы я успокоилась.

— Да, но ненадолго. — Он стянул рубашку через голову и бросил ее на землю. Ее взгляд тут же устремился на его татуировку. — Мы будем бороться. Тебе нельзя никого ранить, кроме меня.

— Я бы лучше полюбовалась твоей татуировкой, — хрипло ответила она. — В душе я не успела ее коснуться, а так об этом мечтала.

Боже милостивый. Да она флиртует с ним. Вместо того чтобы наброситься на нее, как ему хотелось, он заставил себя нанести ей удар ногой, подсекая лодыжки и опрокидывая ее на землю.

— Урок первый. Отвлечешься, и тебя убьют.

Из полуоткрытых губ вырвался вздох, она посмотрела на него, в ее глазах он увидел недоверие… даже… обиду.

Боги. Он правда это сделал?

«Не поддавайся жалости, придурок. Обращайся с ней как с Камео. Как с ее сестрами. Как с любой другой женщиной».

«Она тебя возненавидит. Она…»

«Ни слова больше».

«Но…»

«Заткнись!»

— Ты подставил мне подножку.

— Да.

И он сделает гораздо больше до того, как они закончат. Так надо. Сабин не мог проявить милосердие. Иначе она никогда не научится. Никогда не будет в безопасности.

К счастью, ее сестры держались от них на расстоянии и не пытались его остановить.

— Вставай. — Сабин протянул Гвен руку, и она схватилась за нее. Но он не помог ей подняться. Резко дернул к себе, прижал руки к бокам. — Урок второй. Противник не окажет тебе помощь. Он может притвориться, но ты никогда, ни в коем случае не должна ему доверять.

— Ладно. Теперь отпусти меня.

Гвен начала отбиваться, и Сабин отпустил ее. Она снова упала на землю, но тут же снова вскочила, сверкая глазами.

— Ты же меня убьешь!

— Как драматично. Соберись. Ты же не человек. И ты можешь справиться со всем, что я собираюсь сделать. В глубине души ты это тоже понимаешь.

— Увидим, — проворчала она.

Сабин тренировал ее целый час. Рукопашный бой, метание кинжалов. Надо отдать Гвен должное, она не жаловалась и не просила пощады. Несколько раз поморщилась, один раз закричала, дважды он думал, что она сейчас расплачется. В его груди поселилась глухая ноющая боль, он осознал вдруг, что отступает, сражается не в полную силу.

Так же, как Кайя.

Слабак. Вот он кто. Позорит себя и своих людей. Сабин готов был остановить схватку, чего никогда раньше не делал. Поступи он так, и станет всеобщим посмешищем.

Владыки, гарпии, Уильям, Эшлин, Анья и Даника с жадным интересом наблюдали за ними. Одни швыряли в них попкорн. Другие делали ставки на победителя. Уильям клеился к сестрам Гвен. Бедняжка дрожала, наносила робкие удары. В настоящем бою она не продержится и пяти минут.

— Ты даже не дотронулась до меня, — рявкнул он. — Давай же. Заставь меня попотеть. Я на тебя наступаю, а ты это терпишь. Позволяешь мне. Чуть ли не радуешься.

— Заткнись! — Пот струился по ее лицу, рубашка прилипла к груди. — Я вовсе не радуюсь, я тебя ненавижу.

Все, кого он учил, рано или поздно говорили то же самое, но только сейчас эти слова причинили ему боль.

— Тогда почему ты не сдаешься? Почему продолжаешь это делать? Почему пытаешься научиться драться? — спросил он, снова легко опрокидывая ее на землю. Он хотел, чтобы она объяснила, в первую очередь самой себе, почему заставляет себя бороться. Может, это ее мотивирует. — Тебя могут ранить. Я. Охотники.

Гвен упала, но тут же вскочила, сплевывая грязь. Ее с ног до головы покрывали ссадины и синяки. Джинсы были разодраны.

— Охотники заслужили смерть. — Она замерла, тяжело дыша. — К тому же я серьезно пострадала, но выжила и исцелилась.

Благодаря его крови. Он дал свою кровь женщине и пережил ни с чем не сравнимое возбуждение. Он хотел дать ей еще, всю свою кровь до капли. Это желание росло с каждым часом.

Сабин провел рукой по лицу, стирая грязь.

— Это не работает. — Гвен не сможет долго продержаться, а он не знал, сколько сил у нее осталось. — Нужно попробовать что-то другое.

— Единственное, что мы еще не сделали, — не выпустили мою гарпию на свободу. Но ты можешь пожалеть об этом. Она просто мечтает дорваться до тебя, — сказала Гвен, и в ее голосе звучало удовольствие.

Его глаза расширились. Ну конечно.

— Ты права. Если ты собираешься драться с охотниками, — а Сабин не был уверен, что позволит ей участвовать в сражении; «погоди-ка, откуда взялась эта мысль?» — тебе придется научиться быстро призывать гарпию. Значит, тебе надо призвать ее сейчас и тренироваться вместе с ней.

Гвен побледнела и покачала головой:

— Я всего лишь дразнила тебя, пыталась тебя напугать. Я говорила не всерьез.

— Тебе следует хорошенько подумать, демон, — сказала Бьянка, отбрасывая через плечо свои черные волосы. — Она еще не научилась контролировать гарпию. Разозлишь ее, и она тебя сожрет.

Сабин повернулся к Гвен боком. В глубине души он надеялся, что она сейчас нападет на него, это значило бы, что Гвен усвоила его уроки. Напасть, когда противник отвлекся. Но она не сделала этого. Слишком добросердечная.

— А ты? Ты научилась ее контролировать?

Губы Бьянки изогнулись в улыбке.

— Да, только у меня это заняло лет двадцать, но вообще-то я люблю свою темную половину. А вот Гвен она никогда не нравилась.

Отлично. В этот момент он понял, что не может уехать в Чикаго и оставить Гвен в крепости, даже если ее будут охранять две сестры. Если она случайно потеряет контроль над своей гарпией, может причинить вред воинам, оставшимся здесь. Он был единственным, кто способен ее успокоить. Но можно ли взять ее с собой и оставить где-то, когда он отправится в бой? Одну? Без защиты?

Дерьмо. Придется остаться здесь с ней.

К его удивлению, это решение вызвало у него не раздражение, а облегчение.

— Как же ты научилась? — спросил он у Бьянки.

— Практика. Угрызения совести. — Последние слова она произнесла с ноткой грусти. Наверное, убила людей, которых любила. Этого-то и боялась Гвен.

Он посмотрел на девушку.

— Придется пройти с тобой ускоренный курс обучения. Так что выпускай гарпию. Мы с ней поиграем.

— Нет. — Она замотала головой, даже отступила от него, вытянув руки, чтобы удержать его на расстоянии. — Нет, ни за что.

Очень хорошо. Он сжал зубы.

«Это ради ее же блага. Сделай это. Ты должен. — Сабин глубоко вздохнул. — Демон, фас!»

Обретя свободу, демон тут же взялся за дело.

«Вчера он прижимал к кровати твою сестру. Она такая красивая, такая сильная. Наверное, он хотел, чтобы ты никогда не проснулась. Не жалеет ли он теперь, что напоил тебя своей кровью, чтобы вернуть тебе силы? Интересно, представляет ли он Кайю в своей постели, думает ли о ее волосах, рассыпавшихся по его бедрам, о том, как она доводит его до экстаза? Может, именно поэтому он так давит на тебя, хочет, чтобы ты оставила его, ушла, чтобы он мог заняться твоей сестрой. Или он надеется, что ты устанешь и не сможешь помешать ему подвалить к ней? Сегодня. На всю ночь».

Только что Гвен была перед ним, а в следующую секунду схватила его, взмыла с ним в воздух, пролетела над лесом. Ему показалось, что прошла целая вечность. Наконец она отшвырнула его, и он так сильно ударился спиной о дерево, что у него перехватило дыхание.

Гвен оскалилась, когти рвали на нем брюки. Он схватил Гвен за плечи, то ли для того, чтобы оттолкнуть, то ли для того, чтобы притянуть ближе. Она превратилась в гарпию, ее глаза обрели цвет ночного неба, волосы встали дыбом.

— Гвен. Мы должны вернуться к крепости.

— Не двигайся! — пронзительно закричала она и вонзила зубы в его шею, так что он не мог пошевелиться даже ради спасения своей жизни. — Ты мой! Мой!

Глава 18

Мысли Гвен неслись бурным потоком. Беспорядочные, темные. Прошлой ночью она изо всех сил противилась притягательности Сабина, он ведь и сам не хотел ее. Спал рядом, его лимонно-мятный аромат вливался в нее, она чувствовала тепло его тела. В ее ушах звучало его хриплое дыхание, тело отзывалось на каждое его движение, кожа жаждала прикосновений… Но он так и не ответил на этот молчаливый призыв. А Гвен уже не могла игнорировать его.

Она была одержима этим человеком. Хотела узнать его как можно лучше. Хотела быть рядом с ним каждый день, каждый час, каждую минуту. Она желала владеть им. «Он будет моим!» — раздался пронзительный крик в ее голове. Гарпия. Теперь она дергала за ниточки, заставляя Гвен воплощать все ее порочные фантазии. Разве важно теперь, что Сабин совсем не такой мужчина, которого она когда-то мечтала видеть рядом с собой. Разве важно, что он предаст ее, если это принесет ему победу в войне. Что плохого в том, чтобы наслаждаться жизнью здесь и сейчас. С ним. Но если он решил пригласить ее сестер, чтобы…

Гвен знала — это демон Сомнения внушает ей эти ужасные мысли. Она узнала его напоенный ядом шепот, но уже не в силах была усмирить захлестнувший ее гнев. Сабин и Кайя… черт, нет. Никто не прикоснется к нему, даже ее сестры. Может, это глупо, но Гвен было все равно.

Сабин не раз повторял, что желает только ее. Так пусть докажет.

Она прижала Сабина к дереву, чтобы он не мог сбежать. Он принадлежал только ей. Только ей одной. И она могла делать с ним все, что пожелает. Сейчас она хотела видеть его обнаженным. Он уже снял рубашку там, на поле, теперь на нем остались лишь брюки. Она расстегнула пуговицы, затем молнию. Через несколько мгновений его джинсы превратились в лохмотья.

— Кажется, кто-то стащил мои боксеры, — пробормотал он, следя за ее взглядом.

Его возбужденный член вырвался на свободу, большой, крепкий, гордый, и Гвен задохнулась от удовольствия. Солнце заливало Сабина светом, превращая бронзу его тела в расплавленное золото. Сегодня он изрядно помучил Гвен, но она не жаловалась. В глубине души понимала, что эта тренировка нужна ей. Она не хотела, чтобы ее снова подстрелили, как рождественскую индюшку. А кроме того, просто мечтала разделаться с мучившими ее людьми. И еще ей хотелось произвести впечатление на Сабина. Он ценил силу.

— Мой, — сказала она, обхватив пальцами его член.

Гвен не узнала собственный голос. Он стал выше, и в нем появились хрипловатые нотки. На ее ладонь упала капля влаги.

Рука Гвен скользнула до самого основания его члена.

— Да, — прошептал он сквозь стиснутые зубы.

Гвен крепче сжала его. Ее зрение искажал инфракрасный спектр, она ощущала исходящее от Сабина пульсирующее тепло.

— Скажи своему демону, чтобы держал рот на замке, а не то я ему кишки вырву.

— С тех пор, как ты набросилась на меня, он молчит.

Вот и хорошо. Своими криками она, наверное, распугала всех зверей в лесу, не было слышно ни щебета, ни шороха. Они с Сабином были совершенно одни, на расстоянии около километра от тренировочного поля.

— Сорви мою одежду. Сейчас же.

Не привыкший к подчинению, Сабин медлил. Гвен отпустила его, чтобы самой заняться делом.

— Убери руки, — проворчал он.

Как только Гвен последовала его совету, он принялся стягивать с нее одежду, стараясь не нарушить контакт между ними. Наконец последние преграды пали, их разгоряченные тела соприкоснулись, и Сабин застонал.

— Какая ты красивая. — Его руки скользнули по ее спине и вдруг замерли. — Крылья?

— А что, какие-то проблемы?

Теплый воздух ласкал ее тело, соски затвердели, низ живота охватила ноющая боль. Сладкая боль, ставшая ее постоянной спутницей с той минуты, как они побывали в душе.

— Позволь взглянуть. — Он развернул ее спиной к себе и несколько мгновений молчал. Даже, кажется, не дышал. Затем коснулся губами одного из трепещущих крылышек. — Они прекрасны.

Ни один мужчина не видел ее крыльев. Она скрывала их даже от Тайсона, не позволяя им раскрыться в его присутствии. Крылья делали ее не похожей на остальных. Но под взглядом Сабина Гвен почувствовала… гордость. Дрожа, она повернулась, возвращаясь в прежнее положение.

— Ну что, начнем?

— Ты уверена, что хочешь этого, Гвендолин?

Его голос был хриплым, глубоким, опьяняющим.

— Попробуй меня остановить.

Ничто сейчас не могло удержать ее, даже протесты Сабина. Она хотела овладеть им, почувствовать его вкус, ощутить его внутри себя, сегодня, сейчас, в это самое мгновение. Да, она не в себе, но ей было плевать на это. Когда-то Сабин хотел заклеймить ее, чтобы его друзья держались от нее подальше, теперь ее очередь.

— Уверена, что это ты хочешь меня, а не твоя гарпия?

Сабин не хотел, чтобы она впоследствии пожалела о содеянном.

— Хватит болтать. Я хочу тебя, и ты будешь моим, что бы ни говорил.

— Отлично.

Мир закружился вокруг нее, шершавая кора впилась в спину. Сабин ударил ее по лодыжкам, заставляя раздвинуть ноги, быстро просунул между ними бедро, прижал к ее клитору.

— Ты подумала о последствиях? Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Заткнись, наконец.

Его член стал таким большим, что Гвен уже не могла полностью обхватить его пальцами, и он выскользнул из ее руки. Это разозлило ее.

— Вернись, — прорычала она.

— Нет.

— Сейчас же!

— Скоро, — пообещал он, нежно прикусывая мочку ее уха.

Зачем он это делает? Хочет отвлечь ее? Как бы там ни было, это сработало.

Сабин склонился, прижавшись к ее губам. Его язык погрузился в ее рот, овладевая, отдавая, требуя, исследуя, умоляя, опаляя жаром каждую клеточку ее тела. Сначала она почувствовала его мятный вкус, потом нотки лимона, потом этот вкус стал частью ее самой, его дыхание стало ее дыханием.

Гвен запустила пальцы в волосы Сабина, притягивая его ближе. Ее груди терлись о его грудь, и в этом соприкосновении было столько порочной чувственности, что у Гвен задрожали ноги. Она покачнулась, но Сабин удержал ее в своих объятиях. Она опустилась на его колено, скользя вверх и вниз, взад и вперед, охваченная блаженством.

— Вот это хватка, — выдохнул он.

Сделав над собой усилие, Гвен чуть расслабилась. Разочарование затопило ее. Гарпия завопила, требуя, чтобы Гвен заставила его наслаждаться.

Сабин нахмурился.

— Что ты делаешь? Хватка крепкая, но я хочу, чтобы она стала еще крепче. Не бойся, Гвен, ты меня не сломаешь.

Он положил руки на ее ягодицы, стиснул их, вызывая у Гвен новый прилив желания, склонил голову, втянул в рот один из ее сосков и принялся жадно его посасывать.

Гвен вскрикнула, чувствуя, как усиливается ноющая боль внизу живота, погрузила пальцы в его волосы, настойчиво притягивая его ближе. Его слова… черт, они столь же прекрасны, как и его ласки, они дарили ей свободу, какой она прежде не знала.

— Я люблю твою силу.

— А мне нравится твоя. Я хочу все, что ты можешь мне дать.

Он ударил Гвен по лодыжкам, и она упала на землю. Сабин последовал за ней, ни на мгновение не прерывая свои ласки, стремясь к средоточию ее женственности. Достигнув цели, он развел ее ноги еще шире и замер, глядя на Гвен.

— Прикоснись, — потребовала она.

— Такая красивая. Такая розовая и влажная. — Он прикрыл глаза и облизнул губы, словно уже представлял себе ее вкус. Его темные глаза сияли. — Ты спала с мужчиной?

Какой смысл лгать?

— Ты же знаешь, что да.

Он стиснул зубы.

— Этот чертов Тайсон хорошо с тобой обращался?

— Да.

Разве могло быть иначе? Ведь они были так осторожны друг с другом. Но здесь и сейчас она не хотела быть осторожной. Как сказал Сабин, ей не сломать его. Он возьмет все, что она готова ему дать… Он еще не вошел в нее, а ее уже охватило неизъяснимое блаженство.

— Кажется, я готов убить его, — пробормотал он, перекатывая ее соски между пальцами. — Ты все еще думаешь о нем?

— Нет. — И говорить о Тайсоне она тоже не хотела. — А у тебя были женщины?

— Не так уж и много, учитывая мой возраст. Но, возможно, больше, чем у простого смертного.

Что ж, по крайней мере, честно.

— Кажется, я готова убить их.

К сожалению, это была не пустая угроза. Гвен всегда ненавидела насилие, избегала столкновений, но сейчас она с радостью вонзила бы кинжал в сердце каждой женщины, которая осмелилась попробовать этого мужчину. Он принадлежал только ей.

— В этом нет необходимости, — ответил Сабин, в его глазах промелькнула тень.

Потом он склонился, коснулся языком ее лона и застонал, на его лице было написано блаженство.

Гвен выгнула спину, устремив взгляд в небо. Ее тело пожирал сладостный огонь. Протянув руки, она ухватилась за дерево, инстинктивно понимая, что ей нужна опора.

— Еще? — хрипло спросил Сабин.

— Еще!

Снова и снова он ласкал ее языком, потом в игру вступили его пальцы, растягивая ее, проникая все глубже. Ей не нужно было спрашивать, нравится ли ему то, что он делает. Сабин лизал ее так, словно она была конфетой, и Гвен выгибалась навстречу каждому его прикосновению.

— Вот так, — похвалил он. — Именно так. Я сжимаю свой член, представляя, что это твоя рука касается его, а мой рот наполняет твой божественный вкус.

Ее крики эхом разносились по лесу, с каждым разом становясь все более хриплыми. Она почти уже там… так близко…

— Сабин, пожалуйста.

Его зубы коснулись ее клитора, и этого оказалось достаточно. Гвен достигла кульминации, все ее тело напряглось, мышцы пели от радости, кости словно сплавились воедино.

Он лизал ее, пока не выпил до капли.

Когда Гвен начала задыхаться, Сабин перевернул ее, поставив на колени, и стал дразнить кончиком своего члена, скользя по складкам ее лона, но не проникая в нее.

— Я хочу тебя видеть.

— А я не хочу повредить твои крылья.

Какой милый.

— Позволь мне попробовать тебя на вкус, — сказала она, и он застонал.

А еще она хотела коснуться языком его татуировки. Бабочка заводила ее почище любого афродизиака, но до сегодняшнего дня ей не представлялась возможность изучить рисунок, как она того хотела.

— Ты попробуешь меня, и я не смогу заняться с тобой любовью. А я очень этого хочу. Но выбор за тобой.

Он прижался грудью к ее спине, их лица оказались рядом.

Его член у нее во рту или между ног. Трудный выбор. В конце концов она решила сделать то, о чем мечтала прошлой ночью. Она хотела узнать, каково это — быть его женщиной. Принадлежать ему безраздельно. Иначе она будет жалеть о несбывшемся всю свою жизнь. Какой бы длинной или короткой она ни была. Когда ее подстрелили, она вдруг поняла, что действительно хочет помочь Сабину уничтожить охотников, а еще произошедшее стало для нее уроком: нет никаких гарантий, что времени хватит, даже для бессмертных.

— Значит, в следующий раз.

Протянув руки, она погрузила пальцы в его густые волосы, притянула Сабина к себе. Его язык снова проник в ее рот, и на этот раз она почувствовала свой собственный вкус.

Он придвинулся к ее лону, но вместо того, чтобы войти в нее, замер. Выругался.

— У меня нет презерватива.

— Гарпии фертильны только раз в году, сейчас не время.

Именно поэтому Крис готов был ждать так долго.

— Войди же в меня. Сейчас.

В следующее мгновение член Сабина погрузился в нее на всю длину. Поцелуй прервался, Гвен вскрикнула от охватившего ее удовольствия. Он растягивал ее, наполнял, касаясь каждой клеточки ее тела, и это было даже лучше, чем в ее фантазиях.

Сабин прикусил мочку ее уха. Гвен, обняв Сабина, вонзила ногти в его плечо, из раны заструилась теплая кровь. Он втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Ах, какой аромат, ее рот наполнился слюной.

— Я хочу… мне нужно…

— Все, что хочешь, — твое.

Он снова и снова врывался в нее и отступал назад, быстро, сильно; его яички бились о ее бедра.

— Хочу… все. — Она словно обезумела, чувствуя его внутри себя. Не было больше ни Гвен, ни гарпии, она стала продолжением Сабина. — Я хочу твою кровь, — добавила она.

Только его кровь. Одна мысль о крови кого-то другого вызывала у нее отвращение.

Сабин отстранился.

С ее губ сорвался протестующий крик.

— Сабин…

Опустившись на землю, он приподнял Гвен и опустил на себя, глубоко погрузившись в ее лоно, вторгаясь, скользя, растягивая. В ее колено вонзилась ветка, оставив глубокую царапину, но это даже усилило охватившее ее наслаждение. Удовольствие, боль…

Одно подпитывало другое, увлекая Гвен все дальше и дальше в темное море блаженства.

— Пей, — приказал он, схватив Гвен за голову и прижимая ее губы к своей шее.

Ее зубы уже заострились. Она без колебаний укусила его. Сабин громко зарычал, по горлу заструилась теплая жидкость, язык Гвен танцевал по коже Сабина. Кровь проникала в нее как наркотик, превращая тепло в пламя, обжигающее вены. Вскоре она задрожала, извиваясь на его теле.

— Еще, — прошептала она.

Гвен хотела все, что он мог ей дать, все до капли.

Ей нужно было получить от него все. Она могла бы… убить его. Осознание этого заставило ее выпрямиться. Его член погрузился еще глубже, и по ее телу прошла дрожь.

— Я чуть не выпила всю твою кровь.

— Ничего подобного.

— Но ты мог…

— Не мог. А теперь дай мне все, что обещала.

Она скакала на нем вверх и вниз, его пальцы крепко сжимали ее, почти разрывая кожу. Страх причинить ему боль постепенно покинул ее, осталось лишь всепоглощающее желание.

— Вот так. Хорошо… как хорошо, — задыхаясь, проговорил Сабин, проникая в нее, большим пальцем лаская ее клитор. — Не хочу, чтобы это… заканчивалось.

Как и она. Ничто прежде так не поглощало ее. Ничто с такой силой не овладевало ее телом и разумом, до полного самоотречения, до забытья. Ее сестры могли найти их, наверное, уже искали Гвен. Учитывая скорость их передвижения, они могут появиться в любое мгновение. «Не могу остановиться. Хочу еще».

Гвен откинула голову, ее волосы упали на грудь Сабина. Потянувшись, он взял в ладони ее груди, сжал их, заставляя Гвен выгнуться назад. Она подчинилась напору, вцепившись руками в его бедра.

— Повернись, — грубо приказал он. — Я хочу твоей крови.

Наверное, Гвен колебалась слишком долго… Чего он от нее хочет? Он сжал ее колени, приподнял и развернул ее, не вынимая члена. Когда она оказалась спиной к нему, его пальцы сомкнулись на ее горле. Секунду спустя зубы Сабина вонзились в ее шею, и она забилась в сладких конвульсиях, с ее губ сорвался крик.

Он недолго пил ее кровь, ровно столько, чтобы испытать оргазм, его бедра бились о ее тело, одной рукой он поддерживал ее живот. Ничто не могло сравниться с этим. Не было ничего более дикого, раскрепощающего. Они с гарпией воспарили к небесам, растворившись в очередном оргазме.

Прошла целая вечность прежде, чем Гвен расслабилась, совершенно опустошенная, задыхающаяся. Она слышала учащенное дыхание Сабина, его мускулы тоже больше не были напряжены.

Гарпия затихла, возможно лишившись сознания. Гвен очень хотелось отключиться. Она слишком долго боролась со сном, блаженным сном, не омраченным болью и раной, и вот теперь он подкрадывался к ней, грозясь поглотить ее.

Гвен лежала, уткнувшись в шею Сабина, в его объятиях, все еще чувствуя в себе его член. Перед глазами у нее мерцали звезды… а может, это было солнце, пляшущее меж облаками.

То, что они сейчас сделали… то, что сделали…

— Я тебя не насиловала, ведь правда? — тихо спросила Гвен. На ее щеках пылал жаркий румянец. Теперь, когда сознание ее прояснилось и его больше не туманило вожделение, она могла признаться самой себе в том, что ею двигала ревность, она буквально набросилась на него, решила заняться с ним любовью, независимо от того, хотел он этого или нет.

Сабин рассмеялся.

— Ты что, шутишь?

— Ну, я была довольно напориста.

Ее веки отяжелели, она моргнула — закрыла глаза, открыла, снова закрыла, — а потом веки просто отказались ей повиноваться, они словно склеились. Страшно представить, что будет, если она заснет и сестры узнают об этом. Они разочаруются в ней и будут правы. Неужели плен ничему не научил ее?

— Вообще-то ты была само совершенство.

От этих слов Гвен должна была бы растаять, но вместо этого напряглась, изо всех сил борясь со сном. Всякий раз, когда они с Сабином позволяли себе расслабиться, его демон бросался в атаку.

— Что такое? — с тревогой в голосе спросил он.

— Я все ждала, когда же демон Сомнения набросится на меня. — Ее голос звучал как-то странно, неуверенно. — Стоит тебе сказать что-нибудь приятное, и он тут как тут — стучится в мою дверь, чтобы опровергнуть твои слова.

Сабин нежно поцеловал ее в шею.

— Я думаю, он боится твоей гарпии. Стоит ей появиться, и он тут же прячется.

В голосе Сабина звучала радость и восхищение, как будто он принял какое-то решение, но какое?

— Хоть кто-то меня боится. — Гвен улыбнулась. — Мне это нравится.

— Мне тоже. — Его рука скользнула между ее грудей, пальцы коснулись соска. — У гарпий есть какие-нибудь слабости, о которых мне стоит знать?

Да, но признать это значило заслужить справедливое наказание. Сестры отрекутся от нее, как это уже сделала мать. Им придется. Это правило, которое нельзя нарушать. Ее сознание затуманилось, прежде чем она успела придумать отговорку. Зевнув, она устроилась поудобнее, чувствуя, как сон все сильнее наваливается на нее… борясь с ним…

— Гвен?

Голос Сабина звучал тихо, но произнесенное им слово колокольным звоном отозвалось в ее голове, и она схватилась за него, как за спасательный круг.

— Да?

— Я потерял тебя на мгновение. Ты собиралась рассказать мне о самой страшной слабости гарпий.

Неужели?

— Зачем тебе это знать?

— Я хочу быть уверен, что ты в безопасности и никто не сможет причинить тебе вред.

Отличная мысль. «Сомневаюсь, что тебя это в самом деле заботит». Но это же был Сабин, мужчина, который только что целовал ее, для которого не осталось запретных зон на ее теле. Мужчина, который хочет видеть ее сильной, неуязвимой. Эта его слабость ей не нравилась. Именно так охотникам удалось поймать ее, хотя они и не поняли, что сделали. Именно поэтому она так тревожилась всякий раз, когда сестры отправлялись на очередное задание.

— Мне ты можешь сказать. Я не использую эту информацию против тебя. Клянусь.

Однажды Сабин признался, что готов поступиться своей честью, если это поможет ему выиграть войну. Готов ли он отказаться от своих слов? Она вздохнула, погружаясь в темноту. «Не спи. Ты не должна спать». В сущности, у нее простой выбор — довериться ему или нет. Сабин очень хотел, чтобы Гвен помогла ему уничтожить врага. Вряд ли он предаст ее.

— Наши крылья. Сломай их, отрежь, свяжи, и гарпия станет беспомощной. Именно так охотники поймали меня. Они, сами того не зная, парализовали меня, завернув в одеяло.

Сабин крепко обнял ее. Чтобы успокоить?

— Мы что-нибудь придумаем, чтобы защитить твои крылья, что-нибудь, что позволит им свободно двигаться. Но ты должна тренироваться со связанными крыльями. Это единственный способ…

Его голос постепенно стих, тьма вокруг сгустилась. О, боги, всего за один час она столько всего натворила. Она отдала Сабину свое тело, а теперь устроилась в его объятиях, словно на удобной постели. А ведь одно из правил гарпий гласит: никогда не оставайся.

Если она заснет, Сабину придется вынести ее из леса, пройти мимо сестер, и они увидят, что она отключилась, что она уязвима. Для Гвен это было худшим кошмаром.

— Нельзя… чтобы они… увидели, — прошептала она, погружаясь в забытье.

Глава 19

Нельзя позволить им увидеть… — что? — гадал Сабин, подхватив спящую Гвен на руки. С ее губ сорвался всхлип, тихий и, как ни странно, эротичный. Он сжал ее крепче, чувствуя острое желание защитить.

Не позволить Владыкам увидеть ее обнаженной? Само собой. Сабин скорее умрет, чем позволит другому мужчине пялиться на ее тело.

Не позволить сестрам увидеть Гвен в таком состоянии? Конечно. Они бы стали задавать вопросы, отвечать на которые он не готов. Более того, им, кажется, претит сама мысль о том, что Гвен может уснуть. Но почему? Он по-прежнему не видел в этом смысла.

Гвен вновь всхлипнула, на этот раз еле слышно, чуть хрипловато. Живот Сабина свело от желания, ведь именно такие звуки срывались с ее губ, когда они занимались любовью. Солнечный свет ласкал тело Гвен, усиливая сияние ее кожи, ее розовых сосков. Ее руки покоились на животе, она расслабилась, доверчиво уткнувшись в его плечо. Рыжеватые локоны рассыпались по руке, животу Сабина, лаская его тело словно шелк.

Может, одеть ее? Нет, решил он, подумав несколько мгновений. Он не хотел тревожить ее сон. Наконец-то она отдыхала. По-настоящему отдыхала. И единственное, что для этого потребовалось, — утомить ее любовью, подумал он. И улыбнулся. Если понадобится, он готов делать это каждую ночь. Должна же она отдыхать. К тому же, гм, он уже привык приносить себя в жертву.

Он и сам не стал одеваться. Ведь для этого пришлось бы опустить Гвен на землю, она могла пораниться о какой-нибудь сучок или какое-нибудь насекомое могло побеспокоить ее.

Сабин поцеловал Гвен в висок, не в силах устоять перед искушением. И отправился в путь. Стараясь держаться в тени, он пробирался к крепости, помня о камерах, ямах и проводах сигнализации, призванных защитить от охотников.

То, что произошло между ним и Гвен… Он никогда ничего подобного не испытывал. Даже с Дарлой, которую любил.

В отличие от Дарлы Гвен оказалась достаточно сильна, чтобы справиться с его демоном. Это было неожиданное и приятное открытие.

«Ты в самом деле полагаешь, что сможешь удержать ее? Если даже она настолько глупа, чтобы полюбить тебя, как долго продлится ее любовь? Ты можешь предать ее. Ты всегда рвешься в бой. Хуже того, ты собираешься сражаться бок о бок с ее сестрами. А что, если они погибнут? Гвен будет винить тебя, и заслуженно».

Сомнения не парили в его голове, они кричали, стучали в висках, бились в череп. Теперь, когда вместе с Гвен уснула и ее гарпия, демон выбрался из своего укрытия, разъяренный, оголодавший.

Для демона не существовало лучшей пищи, чем тайные страхи Сабина. И теперь, когда он сам осознал эти страхи, ему не так легко было отделаться от них. Они поглотили его целиком.

Хотел ли он, чтобы Гвен любила его?

Хотел ли он, чтобы эти янтарные глаза всегда смотрели на него так, как сегодня… хотел ли каждую ночь видеть ее роскошное тело в своей постели… слышать ее искрящийся смех… защищать ее… разбудить в ней силу…

Да, он хотел, чтобы она любила его. Как он только что узнал, она способна противостоять его демону. Черт, да она его до смерти перепугала.

Он любил Гвен с той самой минуты, как впервые увидел. Тогда девушка была беспомощной пленницей, и его инстинкты требовали спасти ее. Потом она покорила его, пытаясь удержать свою гарпию под контролем, сопротивляясь ей. Но он никогда по-настоящему не понимал ее, ошибался, считая ее слабой. Теперь Сабин видел, что она сильнее своих сестер, сильнее его самого.

Большую часть жизни она сдерживала неконтролируемое чудовище. Сабин с трудом справлялся со своим демоном, ему редко удавалось усмирить его больше чем на день. Гвен оставила семью ради своей мечты. Она не сбежала, даже когда узнала о демонической сущности Сабина, хотя и была изрядно напугана.

О да. В этой хрупкой девочке было больше силы, чем все полагали. Включая саму Гвен. Теперь ради него она хочет сразиться с охотниками, согласна подвергать свою жизнь опасности каждый день.

Если ее ранят, она исцелится. Это Сабин понимал. По крайней мере, умом. Но сама мысль о раненой, окровавленной Гвен приводила его в бешенство.

Он проскользнул в крепость через боковую дверь.

«Я — чертов идиот!»

«С этим не поспоришь».

Нахмурившись, он прошел через тайный ход, за которым следил Торин.

Сабин посмотрел в одну из скрытых камер и покачал головой, приказывая другу молчать. Не замедляя шага, он добрался до своей спальни и забаррикадировал дверь. Любит ли его Гвен? Да, ее влекло к нему, иначе она бы не отдалась ему. И сделала она это с такой страстью, подарив Сабину лучший оргазм в его долгой-долгой жизни. Она доверяла ему, иначе не призналась бы в своей слабости. Но любовь?..

Но если она все-таки любит его, выдержит ли ее любовь те испытания, которые ждут их впереди? Это неизвестно, но Сабин вдруг понял, что не сможет отпустить ее. Теперь она принадлежала ему, а он принадлежал ей. Когда она решилась ему отдаться, он предупредил ее о возможных последствиях.

Он хотел знать о ней все. Хотел заботиться о ней. Баловать ее. Убить любого, кто посмеет ее обидеть… даже ее сестер.

Однажды он сказал ей, что сможет переспать с нелюбимой женщиной, если это поможет им одержать победу. Каким же глупым он был. Каким наивным. Мысль о том, что в его постели может оказаться другая, оставила его равнодушным. Даже вызвала тошноту. Ни у кого не было такого запаха и вкуса, как у Гвен, никто не говорил, как она. Более того, это причинило бы ей боль, а Сабин ни за что не допустил бы этого. Мысль о том, что Гвен принадлежит другому мужчине, ласкает его, целует его, доставляет ему удовольствие, — и все ради того, чтобы он, Сабин, одержал победу… эта мысль приводила его в ярость.

«А если она захочет другого? Если в ней проснется вожделение?»

«Еще одно слово — и, клянусь богами, я найду ларец Пандоры и втащу тебя туда за яйца».

«Но ты умрешь», — дрожащим голосом сказал демон.

«А ты будешь страдать. И мы оба знаем, что я могу переступить через себя, чтобы уничтожить врага».

«Кто же тогда будет защищать твою драгоценную Гвен?»

«Ее сестры. Хочешь, позову их? Поболтаешь с ними».

Молчание. Долгожданная тишина.

Сабин осторожно положил Гвен на постель, укутав ее одеялом. Услышав громкий стук в дверь, он нахмурился. Гвен не шелохнулась, не застонала, никак не отреагировала на шум, и это спасло визитеру жизнь.

Сделав три больших шага, Сабин очутился у входа, разобрал баррикады и распахнул дверь.

Кайя попыталась войти в комнату:

— Где она? Тебе лучше держаться от нее подальше, мистер Давай-побьем-Гвен-ради-смеха.

— Я делал это не ради смеха. Она должна стать сильнее, ты и сама это понимаешь. Тебе следовало бы поблагодарить меня, потому что ты со своей работой не справилась. Теперь уходи.

Кайя взглянула на него, уперев руки в бока.

— Я не уйду, пока не увижу Гвен.

— Мы заняты.

Взгляд золотых, как у Гвен, глаз скользнул по его обнаженному телу.

— Вижу. Но мне все равно нужно поговорить с ней.

«Не позволяй им увидеть!» — умоляла его Гвен.

— Она не одета. — Это правда. — И я хочу вернуться к ней. — Опять правда. — Ваш разговор может подождать.

На красивом лице гарпии появилась широкая улыбка, плечи облегченно расслабились. Слава богам, что секс не противоречил чертовым правилам гарпий.

Когда Гвен проснется, им предстоит долгий разговор, ей придется объяснить, что гарпиям позволено, а что — нет. А потом он избавит ее от соблюдения правил, с которыми не согласен.

— Мама бы так ею гордилась! Подумать только, малышка Гвенни спит со злым демоном.

— Убирайся.

Он захлопнул дверь перед носом Кайи. Потом, поморщившись, обернулся. К счастью, Гвен даже не пошевелилась.

Весь день воины, женщины и гарпии стучались в дверь. Он никак не мог расслабиться, потому что в его голове постоянно крутились слова Гвен. Не позволить им увидеть что? Сестры Гвен уже знали, что она спит с ним, они увидели это, едва прибыв в крепость, так что это, наверное, не самое страшное. Они ведь не пытались наказать ее. Может, она стеснялась отметин на своей шее? Не стоило, наверное, кусать ее.

Первыми явились Мэддокс и улыбающаяся Эшлин, державшая тарелку с бутербродами.

— Я подумала, что после такой интенсивной тренировки вы с Гвен, наверное, проголодались.

Мэддокс не улыбался, но и не настаивал на том, чтобы Гвен покинула крепость.

— Спасибо.

Сабин взял тарелку и закрыл дверь.

Он натянул халат, чтобы создать видимость сексуального марафона, — Кайю это, кажется, обрадовало, значит, для гарпий в сексе нет ничего постыдного, — и в то же время желая сохранить достоинство.

Затем пришли Анья и Люсьен.

— Не хотите посмотреть с нами какое-нибудь кровавое кино? Конечно, сделаем вид, что изучаем эти пыльные свитки, а сами запряжем кого-то другого, — спросила Анья, игриво изогнув брови. — Будет весело.

— Нет, спасибо.

Он опять закрыл дверь.

Через некоторое время заглянула Бьянка:

— Мне нужно поговорить с сестрой.

— Она все еще занята.

Он захлопнул дверь перед носом недовольной гарпии.

Наконец поток гостей иссяк. Сабин отправил Торину сообщение, в котором писал, что не поедет в Чикаго с остальными.

«Принято, — написал Торин в ответ. — Я уже нашел тебе замену. Операцию возглавит Гидеон».

Сабин почувствовал огромное облегчение. Ему не хотелось оставлять Гвен.

«Если кто-то из твоих людей пострадает, ты будешь винить себя», — сказал демон.

Сабин даже не пытался отрицать это. Так и есть.

«Что, если ты начнешь вымещать свою ярость на Гвен?»

Сабин закатил глаза.

«Не начну».

«Откуда тебе знать?» Голос демона звучал довольно мрачно.

«Она ни в чем не виновата. Виноват я. И если кого и буду упрекать, то только самого себя».

Нет, серьезно, как он может винить в чем-то эту нежную добрую женщину? Если бы она знала о поездке, наверняка захотела бы отправиться с остальными.

Сабин видел, как солнце село и взошла луна, затем солнце снова появилось на небе. Он так и не смог расслабиться и отдохнуть. Почему Гвен не просыпается? Никому не требуется столько сна. Может быть, ей снова нужна кровь? Ему казалось, что она выпила вполне достаточно, когда они занимались любовью.

Сабин откинулся в кресле, которое поставил у постели. Деревянные перекладины впились ему в спину, но он не возражал. Это помогало ему не заснуть.

«Посмотри на себя. Ты превратился в одного из тех, кого раньше презирал, — думал он. — Ты стал слабаком из-за женщины. Переживаешь за нее. Ты сделался уязвимым. Из-за женщины».

— Сабин, — раздался голос, больше похожий на тихий вздох.

Он подскочил в кресле, ударившись ногами об пол. Его сердце пропустило удар, легкие сжались. Наконец-то!

Гвен моргнула, протерла глаза. Потом их взгляды встретились, и у Сабина перехватило дыхание. Интересно, как она отнесется к тому, что спала в его постели? Впрочем, этот вопрос следовало бы задать самому себе. Он должен был бы подготовиться лучше. Его била дрожь, кровь вскипала при одном взгляде на нее — такую сексуальную, взъерошенную со сна, готовую.

Гвен нахмурилась, окинула взглядом спальню.

— Как я сюда попала? Подожди, расскажешь, когда вернусь.

Она спустила ноги с кровати и попыталась встать.

Вскочив, Сабин тут же оказался рядом с Гвен, подхватывая ее на руки.

— Я умею ходить, — запротестовала она.

— Знаю.

Он отнес ее в ванную, вернулся в комнату и закрыл за собой дверь, уважая ее право на уединение.

«А что, если она упадет и поранится?»

«Заткнись. Сейчас тебе меня не достать».

За деревянной дверью раздался крик ужаса. Сабин улыбнулся. Наверное, она только сейчас поняла, что обнажена. Одна мысль об этом сводила его с ума. В воздухе витал аромат Гвен. Сабин почувствовал, как его тело напряглось, мужское естество сделалось тверже стали.

Услышав, как в ванной полилась вода, он сгреб свою одежду и отправился в соседнюю спальню. Дверь была открыта, и он без церемоний вошел в комнату. Три гарпии сидели кружком на полу, в центре высилась гора продуктов. Они над чем-то смеялись, пока не заметили Сабина.

Из глаз Кайи полились черные слезы, и демон Сабина поспешно юркнул в закоулки сознания.

— Наша еда! — истошно завопила она, и Сабин поморщился. Забавно. Когда Гвен визжала, его это совершенно не беспокоило. — Мы ее украли. Она наша.

— Успокойся. — Бьянка ударила ее по руке, не отрывая взгляда от Сабина. — Ты как раз вовремя. Где Гвенни?

— Принимает душ. А мне придется воспользоваться вашим.

Не дожидаясь разрешения, он проследовал в ванную, схватив полотенце.

— После такого сексуального марафона вы, ребята, не можете помыться вместе? — сказала одна из гарпий.

Иногда, не видя близнецов, он не мог различить, кто из них говорит.

— Может, если они попытаются, у них начнется еще один марафон, — поддразнила другая.

Гарпии засмеялись.

— Она что, тебя в кому вогнала? И прятала тебя все это время, чтобы уберечь от стыда?

На этот раз заговорила Талия, он узнал этот холодный голос, от которого его пробирала дрожь.

Она знает правду, понял Сабин. Он снова задался вопросом: не противоречит ли сон законам, по которым жили гарпии?

— А что, если так? — услышал он собственный голос.

Бьянка и Кайя расхохотались.

— Молодец, сестричка, — одобрительно сказала одна из них.

Ударом ноги Сабин захлопнул дверь и прыгнул под душ, стараясь шевелиться быстрее. Он боялся, что гарпии воспользуются его отсутствием и отправятся к Гвен с расспросами. Но они сидели там же, где он их оставил, ели и смеялись.

Только на лице Талии не было улыбки. Она кивнула Сабину. В знак благодарности?

Он забежал на кухню — хвала богам, кто-то сходил за покупками, — и собрал урожай: пакет чипсов, кекс, батончик с гранолой, яблоко и бутылка воды. Нагрузившись, он вернулся в спальню, закрыл дверь ногой и обнаружил, что Гвен сидит на краю постели. На ней были шорты и ярко-голубая футболка — все это она купила в городе в тот злополучный день. Мокрые волосы были стянуты в узел на затылке.

Демон Сомнения выскочил было из темного закоулка сознания Сабина, но, опасаясь спровоцировать гарпию, снова спрятался.

Придав лицу бесстрастное выражение, он развалился в кресле, в котором провел так много времени. Поднос поставил себе на живот.

— Нам нужно поговорить, — сказала она, устремив на еду жадный взгляд. — О том, что произошло в лесу…

Прежде чем Гвен успела развить эту рискованную тему, Сабин принялся рассказывать ей о том, как долго она спала, как он охранял ее сон и что никто не знал, чем она занята, никто не видел ее шею. Все были уверены, что Сабин и Гвен провели ночь, беспрестанно занимаясь любовью.

— Слава богу, — сказала она, вздохнув с облегчением.

Или богам. Все равно. Любая другая женщина на ее месте пришла бы в ужас, подумал Сабин. Вот еще одно доказательство того, что эта женщина создана для него.

— А сейчас я хочу, чтобы ты ответила на кое-какие вопросы.

Гвен сглотнула, ее глаза сияли в солнечном свете, пробивавшемся между тяжелыми темными портьерами.

— Хорошо.

— Почему вы можете есть только то, что украли?

Она прищурилась:

— Я не могу это обсуждать.

— Мне кажется, что сейчас тебе уже можно все.

— Наверное, да, — проворчала она. — Но почему тебя это так интересует?

— Я хочу понять. — Сабин разломил кекс и откусил кусочек. — Ты доверила мне свое тело. Позволила мне охранять тебя, пока спала. Даже рассказала мне о своей слабости. Пора открыть и другие секреты. Грудь Гвен поднималась и опускалась, дыхание участилось. В животе у нее вдруг заурчало, она погладила его, не отрывая взгляда от Сабина. Или, вернее, от еды.

— Н-ну хорошо. Да. — Она облизнула губы. — А ты мне заплатишь?

— Заплатить тебе? Сколько и за что?

— Просто скажи да! — прорычала она.

— Да.

Она снова облизнула губы и заговорила:

— Боги презирают гарпий, считают омерзительными созданиями, ведь мы — порождение князя тьмы. Давным-давно они надеялись уничтожить нас, но так, чтобы самим при этом остаться в стороне. Так, чтобы все подумали, будто мы сами себя погубили. Поэтому втайне они прокляли нас, мы больше не могли наслаждаться пищей данной нам или той, которую мы приготовили сами. Мы не можем противиться проклятию. Кое-кто пытался, но после того, как некоторые из нас умерли, остальные усвоили урок. Ты сам все видел, в Египте.

В общем, первые из моего племени путем проб и ошибок выяснили, что гарпии могут есть только то, что украли, или то, что заработали. Богам не удалось нас уничтожить, но они здорово усложнили нам жизнь. Теперь заплати мне. Я ответила на твой вопрос, ты мне должен.

Ее требование оплаты внезапно обрело смысл. Разве Анья не говорила о пище, которую они должны заработать? О, боги, нужно было быть умнее и внимательно слушать то, что ему говорят.

— Вот тебе за твой секрет.

Он бросил ей кекс, и она одним стремительным движением поймала его. Через секунду от сладкого лакомства не осталось даже крошек. В этом они тоже похожи, подумал Сабин. Их жизни омрачены проклятиями.

— Ты должна была сказать, что я могу платить тебе едой, — упрекнул он ее. — Мне бы не составило труда накормить тебя.

— Я не знала тебя настолько хорошо, чтобы делиться с тобой тайнами своего племени. Как говорят мои сестры, знание — это власть. Я не хотела, чтобы ты имел надо мною власть.

Он часто говорил то же самое, но теперь ему казалось, что лишняя власть ему бы не помешала.

— А теперь ты меня знаешь? — тихо спросил он, чувствуя себя совершенно счастливым.

На ее щеках вспыхнул яркий румянец.

— Теперь я знаю тебя лучше.

Справедливое замечание. Сабин взял пакет с чипсами.

— Теперь скажи, от кого ты хотела спрятаться? Чего они не должны были увидеть?

— От моих сестер. Я не хотела, чтобы они увидели меня спящей.

Вот, значит, в чем причина.

— Подожди. Расскажи сначала, как же ты отдыхала, когда была со своим приятелем, и получишь это.

— Сабин. Чипсы!

— Ты их еще не заработала.

— Я никогда не отдыхала, когда была с Тайсоном. Долго этого не делала. Я имею в виду, не спала. Ну что? Я заработала чипсы?

Гвен протянула руку.

Сабин крепко сжал пакет.

— И долго ты жила с ним?

— Шесть месяцев.

Шесть месяцев. Он стиснул зубы. Мысль о том, что она была с кем-то так долго, совсем ему не понравилась.

— И все это время ты не сомкнула глаз?

— Нет. Сначала я притворялась, что у меня бессонница, и бодрствовала ночи напролет. Но потом, когда усталость взяла свое, я не ходила на работу, сказываясь больной, и спала на деревьях. Это единственное место, где мы можем спать, не опасаясь, что нас увидят или схватят. Но потом, по прошествии нескольких месяцев, подумала, почему бы и не заснуть рядом с человеком, которому доверяю? Поэтому я стала спать с ним в постели. И предвосхищая твой вопрос: мы не спим в присутствии других людей не потому, что это закон, и не потому, что над нами тяготеет проклятие богов, а из предосторожности. Каждую гарпию учат этому с детства.

Странно, но он не видел, чтобы ее сестры по ночам удалялись в лес. Правда, двигались они бесшумно, и он мог просто ничего не заметить.

— Почему?

Гвен печально вздохнула:

— Пока мы спим, наши крылья можно связать, так меня и захватили в плен. А теперь дай мне чипсы.

Сабин бросил ей пакет.

Она поспешно разорвала упаковку с золотисто-оранжевыми чипсами, сунула один себе в рот, закрыла глаза и издала блаженный стон. Сабин едва сам не застонал.

— Хочешь заработать яблоко?

Она провела по губам кончиком языка.

— Да. Пожалуйста.

— Тогда скажи, что ты думаешь обо мне. О том, что мы сделали в лесу. И не вздумай соврать. Я плачу только за правду.

Гвен заколебалась.

Почему ей так не хочется, чтобы он знал об этом? Что именно она хотела бы от него скрыть? Минута прошла в молчании, и Сабин уже начал опасаться, что Гвен удовлетворится той едой, которую уже успела получить от него. И тут она его удивила.

— Ты мне нравишься. Больше, чем нужно. Меня влечет к тебе, и я хочу быть с тобой. Когда тебя нет рядом, я думаю о тебе. Это глупо. Я просто дурочка. Но мне нравится быть вместе с тобой. Когда твой демон молчит, мне не стыдно, я ни о чем не жалею и ничего не боюсь. Я чувствую себя нужной, желанной и защищенной.

Сабин бросил ей яблоко, она поймала его, не глядя ему в глаза.

— Я чувствую то же самое к тебе.

— Правда?

В глазах Гвен, устремленных на него, вспыхнула надежда.

— Да.

Она несмело улыбнулась, но потом улыбка угасла, плечи ее печально поникли. Она надкусила яблоко, пожевала, проглотила.

— Скажи мне, о чем ты думаешь? — попросил Сабин.

— Не знаю, имеет ли все это какой-то смысл. Ты как-то сказал, что можешь предать любимую женщину, если это поможет тебе победить. Нет, я не думаю, что ты меня любишь. Просто, если у тебя появится другая женщина, я убью ее. А потом тебя.

В ее голосе зазвенела сталь. Сталь заостренного клинка.

— Я не буду… Не думаю, что смогу. — Сабин провел рукой по лицу. — Ты — единственная, о ком я думаю. Сомневаюсь, что сумею даже притвориться перед кем-то другим.

— Но как долго это продлится? — тихо спросила Гвен, перекатывая яблоко в ладонях.

Сабин подозревал, что это навсегда, и эта мысль пробудила в нем чувство вины. Он уже посвятил Гвен больше времени, чем следовало бы. Он не изучил имена в свитках Кроноса, не предпринял ничего, чтобы найти два оставшихся артефакта. Он не занимался поисками Галена.

В течение долгих лет война с охотниками была главным делом его жизни… И от своих людей он требовал того же. Он терпеть не мог, когда что-то отвлекало его от этой войны. Его воины давали ему все, о чем он просил, даже больше того. Как же мог он, их вождь, забыть обо всем ради Гвен?

Не ответив, он поднялся.

— Я пренебрег своими обязанностями, пока охранял твой сон, теперь у меня полно работы, — сказал он.

Если он надеялся оставить ее здесь, сначала нужно было разобраться с делами.

Глава 20

«И я еще хотела стать воином?» — подумала Гвен в тысячный раз после очередной изнурительной тренировки. Задыхаясь, мокрая от пота, покрытая синяками, она рухнула на постель Сабина.

Последние несколько дней Сабин делил время между своими обязанностями — какими бы они ни были — и тренировками. Последние несколько часов ее немилосердно колотили. Опять. Сабин не признавал полумер, милосердие было ему незнакомо. Вот черт!

— Ты стала сильнее, чувствуешь? — спросил он, словно читая мысли Гвен.

— Да.

Она и в самом деле это чувствовала.

— Я не стану извиняться. Ты уже можешь держать удар.

— Да я и сама могу ударить в ответ, — самодовольно улыбнулась она, вспоминая, как всего час назад швырнула мускулистого воина в лес, так что тот долго не мог отдышаться.

Еще она научилась тому, когда следует уклоняться, а когда нападать.

— Тебе также придется научиться быстрее вызывать свою гарпию. Это поможет в битве. — Он присел на кровать, обнял Гвен за шею и притянул к себе. — А теперь пей.

Она вонзила зубы в его артерию и покраснела, вспомнив, как набросилась на него в лесу. Потом ее глаза закрылись от наслаждения вкусом этого мужчины.

Приподняв Гвен, Сабин опустил ее к себе на колени, и она немедленно развела ноги, прижимаясь к его телу. Он потерся возбужденным членом между ее бедер. Она застонала от удовольствия. Но когда запустила пальцы в его волосы, оторвалась от раны на его шее, желая большего, он бросил ее на постель, поднялся на дрожащих ногах и направился к двери.

— Время для второго раунда, — сказал он. — Жду тебя на улице.

И скрылся за углом.

— Ты начинаешь меня бесить! — крикнула Гвен.

Ответа не последовало.

Она едва не закричала от горького разочарования. Сабин уже дважды проделывал с ней это. Тренировал ее, возвращался вместе с ней в спальню, чтобы исцелить ее раны своей кровью, а потом уходил, ссылаясь на неотложные дела или тренировку. Почему? С тех пор как они откровенно поговорили, он больше не занимался с ней любовью. Почему?

Они рассказали друг другу о своих чувствах. Гвен знала, что хочет его, пусть даже их связь не продлится долго. Она уже призналась в этом самой себе. Даже если им суждена разлука, она хотя бы попытается. Если ничего не выйдет, вина ляжет на него, ей не о чем будет сожалеть.

Мысль о том, что в предстоящей размолвке будет виноват Сабин, немного утешила Гвен. Она улыбнулась. А представив себе, каким прекрасным могло бы быть будущее вместе с ним, она мечтательно вздохнула и уткнулась в подушку. Он был мужчиной, к которому могла бы испытывать вожделение любая гарпия. Сильный, немного диковатый, очень чувственный. Он мог без колебаний и сожаления убить врага. Он не боялся трудной работы. Он мог быть безжалостным, беспощадным, но с ней был другим, нежным и заботливым.

Единственный вопрос: станет ли Гвен для него важнее войны?

Стоп! Есть еще второй вопрос: хочет ли она этого?

Вздохнув, девушка встала и отправилась на улицу. Солнце стояло высоко, его лучи согревали Гвен, пока она искала Сабина. Увидев его, она испытала прилив гордости. «Мой». Он склонился над двумя кинжалами, затачивая лезвия до остроты бритвы.

«Какой смысл практиковаться с тупыми клинками», — сказал он ей как-то. Завтра они собирались поработать с огнестрельным оружием. Золотые лучи солнца ласкали его обнаженную грудь, подчеркивая загар. Кожа блестела от пота. Гвен почувствовала, как в ней просыпается возбуждение. Ранки на его шее уже зажили без следа. Ей же хотелось, чтобы они остались навсегда, как ее клеймо.

«Это сильное тело было на мне, во мне».

Гвен снова хотела испытать это. Чем скорее, тем лучше. Ночью было труднее всего. Сабин появлялся в спальне перед рассветом — Гвен даже не нуждалась в подсказках демона, гадая, где он был и чем занимался, — забирался в постель, стараясь не прикасаться к Гвен. Она чувствовала тепло его тела, слышала тихое дыхание и изнывала от неудовлетворенного желания. Потом засыпала, так ничего и не добившись.

Если сегодня ночью Сабин продолжит сопротивляться, она возьмет дело в свои руки. В прямом смысле этого слова. Один раз он уже связался с ее гарпией и остался в живых, значит, сумеет сделать это снова.

— Черт побери, — произнесла Эшлин, жена Владыки, одержимого демоном Насилия. Удивительно было слышать проклятия из уст этой хрупкой женщины. — Опять!

Как обычно, Эшлин и Даника сидели в сторонке и болели за Гвен. Им нравилось возмущенно улюлюкать, когда Сабин в очередной раз сбивал ее с ног. Хотя Гвен не так хорошо их знала, она не могла ими не восхищаться. Они были открытыми и искренними, добрыми и мудрыми, и, несмотря ни на что, им удавалось поддерживать отношения с Владыками Преисподней. Гвен собиралась выведать у них секрет. Ей хотелось узнать, как им это удавалось, но пока все не могла выкроить время для разговора.

Сейчас они отвлеклись, играя во что-то с Аньей, Бьянкой и Кайей, которым тоже нравилось наблюдать за тренировками Гвен. Эшлин и Даника встретили ее сестер с распростертыми объятиями, заявив, что им тут не помешает еще немного эстрогена, чтобы сбалансировать тестостерон.

— Моя очередь бросать, — шутливо зарычала Бьянка. — Отдай кости, или я отрежу тебе пальцы. Выбирай.

Мэддокса рядом не было, а то сестре пришлось бы ответить за свои слова, подумала Гвен. Игра это или нет, он никому не позволил бы угрожать его женщине.

Воин по имени Кейн стоял в стороне, с улыбкой на губах наблюдая за женщинами. Его карие глаза блестели. Он расположился на открытом месте, не прислоняясь к дереву, не прячась в его тени. И все равно прямо на глазах у Гвен ветка дуба, росшего поодаль, вдруг отломилась и обрушилась прямо на Кейна, хлестнув его по лицу.

Он и еще несколько воинов остались здесь, по-видимому чтобы изучать свитки, переданные Кроносом, — разве не в этом заключалась одна из обязанностей Сабина? — в то время как все остальные отправились в Чикаго, чтобы «надрать охотникам задницу». Странно, но Гвен скучала по ним.

— …задумалась?

Сильный удар в живот, и Гвен полетела на землю.

Секунду спустя Сабин оказался сверху, сердито глядя на нее. Лезвия кинжалов поблескивали рядом с ее плечами.

— Мы же говорили о том, как опасно витать в облаках.

У Гвен от падения совсем дух вышибло, поэтому ответить она смогла только через несколько мгновений, когда пришла в себя.

— Мы же… еще не начали.

«Ты действительно думаешь, что… достаточно сильна для таких дел?»

Голос демона Сомнения в ее голове звучал как-то неуверенно, как будто хозяин не решался выйти из своего укрытия. Демон действительно боялся ее, как Сабин и говорил. Гвен почувствовала себя увереннее.

— Прости, что пришлось натравить на тебя демона, но я хочу, чтобы ты научилась бороться и с ним. К тому же неужели ты думаешь, охотники будут спрашивать у тебя разрешения напасть и ждать, пока ты соблаговолишь им ответить?

Это верно. Наверное, пора уже показать, на что она способна.

— Во-первых, твой демон сейчас больше напоминает смирного домашнего кота. Во-вторых…

Воспользовавшись тем, что ее руки свободны, Гвен сжала кулаки и со всего размаха заехала Сабину по вискам. Удивленно пробормотав что-то, он схватился за голову и повалился на землю. Она не стала терять времени и пнула его в грудь с такой силой, что у него хрустнули ребра.

Гарпия расхохоталась: «Еще!»

Впервые в жизни этот голос не испугал Гвен, она удивленно моргнула. Неужели она… примирилась со своей темной половиной?

— Вперед, Гвенни! — крикнула Кайя.

— Врежь ему, пока не встал! — проорала Бьянка.

Сабин все еще сжимал кинжалы и часто моргал, пытаясь сфокусировать зрение. Гвен вскочила, за спиной затрепетали крылья. Хорошо, что они были небольшими и не разорвали на ней рубашку. Двигаясь с молниеносной скоростью, она переместилась за спину Сабина и схватила его за запястья.

У него не было времени оказать сопротивление.

Прежде чем он понял, что происходит, Гвен вонзила остро заточенные кинжалы ему в плечи. У кончика каждого лезвия выступили капли крови.

Воцарилось растерянное молчание.

— Ладно. Будем считать, что ты официально надрала мне задницу.

Некоторые мужчины почувствовали бы себя униженными, но в голосе Сабина звучала гордость.

В душе Гвен вспыхнула радость. Она сделала это. В мгновение ока. Она в самом деле сделала это. Она никогда не думала, что сможет победить в схватке, вне зависимости от того, насколько силен ее противник. Это казалось ей невозможным. И все же она одолела самого долбаного Владыку Преисподней, одного из самых опытных воинов в этом мире, да и в любом другом, наверное, тоже. Сами боги трепетали при одном упоминании их имен.

Ну, если не трепетали, то должны были бы.

— В следующий раз, когда мы будем сражаться друг с другом, ты должна выпустить гарпию, — сказал он.

Гвен неохотно кивнула. Выпустить гарпию, чтобы заняться любовью, — это одно, а сражаться бок о бок с таким соратником — совершенно другое.

— Только подумай о том, что ты сделаешь с охотниками, — восхищенно сказала Кайя. — Девочка моя, я никогда не видела ничего подобного.

— Мама гордилась бы тобой. — Талия подошла к Гвен и хлопнула ее по спине. — Если бы мы знали, где ее искать, она приняла бы тебя с распростертыми объятиями.

Гвен была абсолютно счастлива. Она всегда считалась недоразумением, слабым звеном, ошибкой. Одной победы оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя одной из них. Достойной.

Сабин молча приблизился к ней и вынул кинжалы из ее дрожащих рук. О чем он думал в это мгновение?

— Хорошая работа. — Эшлин погладила округлившийся живот. — Впечатляет.

Улыбающаяся Даника захлопала в ладоши:

— Сабин, тебе должно быть стыдно. С тобой справились меньше чем за минуту.

— И кто? Девчонка. — Кайя посерьезнела. — Ладно, тренировка вроде бы закончилась, поэтому задам вопрос. Когда мы наконец займемся делом? — Она уперла руки в бока. — Нам скучно. Мы скучаем. Мы и так долго ждали и, заметь, вели себя хорошо.

— Да, охотники обидели нашу маленькую сестричку и должны заплатить за это, — сказала Бьянка.

— Скоро, — ответил Сабин. — Обещаю.

Это немного напугало Гвен. Но не настолько, чтобы изменить курс, который она для себя наметила.

— А сейчас я собираюсь провести время с суперженщиной. Наедине. — Никто не стал возражать, когда Сабин затащил Гвен в тихое местечко, где стояло ведерко со льдом. Он усадил ее в прохладной тени. — Тебе нужна еще кровь?

— Нет.

Интересно, о чем он думает? Он был вежлив с Гвен, но как никогда далек от нее. Видимо, сказав, что им нужно побыть наедине, он имел в виду не обнаженные тела и постель.

— Я в порядке. И в отличной форме.

Чтобы доказать это, она не стала садиться.

— Отлично. Как бы мне ни хотелось дать тебе кровь, гораздо больше хочется посмотреть, как быстро ты залечишь без нее свои царапины.

— Нет у меня царапин.

— В самом деле?

Взгляд Сабина остановился на ее руке.

Гвен опустила глаза и увидела на предплечье кровоточащие порезы:

— О!

Ничего себе. Должно быть, изрешетившие Гвен пули сделали ее нечувствительной к боли.

— Скажешь, когда раны затянутся.

Тоже мне командир. Но Гвен это нравилось. Каждый полученный урок делал ее сильнее, готовил к тому, что может случиться. Она понимала, что Сабин заботится о ней, для любого другого он, пожалуй, не сделал бы то, что делал для нее. Только для нее.

Если подумать, он всегда ее защищал. Кайя и Бьянка не раз оскорбляли и нападали на его друзей, но это лишь забавляло Сабина, иногда он и сам не прочь был подразнить друзей. Но когда сестры принимались подкалывать Гвен, он мрачнел. Всегда отталкивал их от нее. Грубо отталкивал. Для него мужчины и женщины были равны и заслуживали одинакового обращения. Это тоже восхищало Гвен.

— Сядь, — повторил он. — Мне нужно поговорить с тобой.

— Хорошо.

Когда Гвен села, Сабин показал ей запотевшую от холода бутылку с водой:

— Если хочешь заработать ее, расскажи, что случается с гарпией, когда она находит себе партнера, спутника жизни. Как долго это может длиться и что от него требуется?

Неужели он… подумывает занять эту должность? Гвен расширенными от удивления глазами уставилась на Сабина, раскинувшегося на земле.

— Ну так что?

— Мы обзаводимся парой на всю жизнь, — хрипло сказала она, — и очень редко. Гарпии свободолюбивы, но иногда они встречают мужчину, который… вызывает восторг. Наверное, это самое верное слово. Его запах, прикосновения становятся для нее наркотиком. Только его голос способен усмирить ярость гарпии, это все равно что погладить ее по перышкам. Но я не знаю, что от него требуется, я никогда не встречала гарпию со спутником.

Сабин выгнул бровь.

— У тебя никогда такого не было? Я имею в виду, спутника. Ты же не станешь утверждать, что этот трусливый…

— Нет, у меня никогда не было пары. — Тайсон не вызывал у нее никакого восторга, это уж точно. Гвен показала на бутылку с водой: — Я заработала ее.

Через секунду бутылка полетела в ее сторону. Гвен открыла ее, пролив немного воды себе на руки. Через несколько мгновений бутылка была пуста.

— Гарпии слушаются своего партнера?

С ее губ сорвался смешок.

— Нет. Ты что, в самом деле думаешь, что гарпия может кому-то подчиняться?

Сабин пожал плечами. В его глазах промелькнули решимость и разочарование.

— А к чему тебе это знать? — спросила она.

— Твои сестры, кажется, думают… — На его скуле задергался нерв. — Ладно, не важно.

— Что?

Сабин пристально посмотрел на нее.

— Уверена, что хочешь это знать?

— Да.

— Они думают, что я — твой спутник.

У Гвен от изумления отвисла челюсть, губы сложились в большую букву «О».

— Что? — спросила она. Это прозвучало глупо. — И почему же они так думают?

И почему они говорили об этом с Сабином, а не с ней?

— Я тебя успокаиваю. Ты меня хочешь, — сказал он, словно оправдываясь.

Но если он… если она… черт! Сабин в самом деле действовал на нее успокаивающе. С самой первой встречи. И она желала его, ей нужна была его кровь, его присутствие, его тело. Она всегда была не такой, как все гарпии, и всегда думала, что ей не суждено найти пару. Но что, если она ошибалась?

Когда Сабина не было рядом, Гвен скучала по нему. Когда он был с ней, хотела прижаться к нему, наслаждаться им. Она открыла ему свои тайны и ничуть не жалела об этом.

Анья тоже как-то сказала, что Сабин принадлежит Гвен, но тогда она не поверила богине. Теперь же… невероятно… Гвен снова задумалась.

Не потому ли Сабин в последнее время сторонится ее? Не хочет с ней связываться? Живот Гвен болезненно сжался.

— Я не… я не знаю, люблю ли тебя, — пробормотала она, пытаясь дать ему возможность отступить.

Что-то темное промелькнуло в его глазах. Жесткое и страстное.

— Тебе и не нужно любить меня.

Сабин не произнес «пока», но в этом не было необходимости, Гвен прекрасно его поняла.

Любит ли он ее? Вряд ли стоит на это надеяться. Потому что если бы любил, то хотя бы раз прикоснулся к ней. Верно?

— Давай поговорим о войне, — вдруг сказала она вместо того, чтобы задать вопрос, который действительно интересовал ее: «Почему ты не занимаешься со мной любовью?» — Это не столь щекотливая тема.

Сабин вздохнул:

— Будь по-твоему. Я не поехал в Чикаго с остальными, поэтому занялся свитками — выписывал имена других бессмертных, одержимых демонами, и пытался найти хотя бы какую-нибудь информацию о них в книгах, которые Люсьен собрал за долгие годы.

Сабин остался здесь из-за нее. Гвен знала это и чувствовала себя счастливой. Может быть, мысль о том, чтобы стать ее спутником, не так уж и противна ему.

— Нашел что-нибудь?

— Обнаружил несколько имен, знакомых мне еще по тем временам, когда я пребывал на небесах. Большинство узников Тартара попали туда благодаря мне и другим Владыкам, так что вряд ли они питают к нам теплые чувства. Наверное, нам придется выследить и убить их, чтобы они не перешли в лагерь Галена. Хотя вопрос спорный. Гален ведь тоже помогал посадить их под замок, когда был одним из нас. — Сабин замолчал и снова вздохнул. — Слушай, я ведь заговорил насчет спутника гарпии потому, что хотел тебе кое-что сказать.

В Гвен боролись разочарование и любопытство. Любопытство оказалось сильнее. Она выпрямилась:

— Я слушаю.

Он сунул руку в ведро со льдом и достал еще одну бутылку воды.

— Плата? — спросила Гвен, смеясь. — Я уже согласилась помогать тебе. Так что не обязательно платить мне за это.

Сабин молча открыл крышку и осушил бутылку.

Улыбка Гвен угасла, повисло напряженное молчание.

— Что происходит?

Он прислонился к дереву, глядя куда-то вдаль.

— Когда придет время битвы, а произойдет это скорее раньше, чем позже, я хочу, чтобы ты осталась здесь, подальше от этой заварушки.

Ну да. Конечно. Гвен снова рассмеялась, хорошее настроение вернулось к ней.

— Отличная шутка.

— Я говорю серьезно. У меня есть твои сестры, ты мне не нужна.

Но… он же не может всерьез так думать. Или может? Этот одержимый воин пойдет на все, чтобы победить, будет использовать любые средства, которые помогут ему уничтожить охотников. Разве четыре гарпии не лучше трех?

— Я бы никогда не стал шутить на эту тему, — добавил он.

Нет, он в самом деле не шутит. Гвен показалось, что в ее грудь вонзились тысячи кинжалов Сабина и каждый был нацелен в сердце. Некоторым удалось поразить цель, потому что ее сердце пульсировало и горело.

— Но ты сам говорил, что я нужна тебе. Ты сделал все, что было в твоих силах, чтобы заручиться моей поддержкой. Я тренировалась. Я стала сильнее.

Сабин провел рукой по лицу. Он вдруг показался Гвен таким усталым.

— Да, я говорил это. И ты действительно многого добилась.

— Но?..

— Черт побери! — вдруг прорычал он, стукнув кулаком по земле. — Я не готов отправить тебя в эту мясорубку.

— Я не понимаю. Что происходит? Почему ты передумал?

Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, подумала Гвен.

— Я просто… Черт… — повторил он. — То, что сейчас происходит в Чикаго, наверняка разъярит охотников. Вспомни, что случилось после Египта. Они придут сюда. Они попытаются отомстить. Я не смогу сосредоточиться на битве, если ты будешь рядом со мной. Понятно? Я буду беспокоиться за тебя. Мысли о тебе будут отвлекать меня. А это подвергнет жизнь моих людей опасности.

Гвен не знала, откуда у нее взялись силы, но она вскочила. Прищурилась. Он будет беспокоиться. Как женщине ей это было приятно. Очень приятно. А воительнице, гарпии, которой она теперь хотела стать, это совсем не понравилось. Вся ее радость растаяла без следа. Она никогда больше не будет трусихой.

— Ты должен научиться не переживать обо мне, можешь начать тренироваться прямо сейчас, потому что я буду сражаться рядом с тобой. Это мое право.

Сабин тоже вскочил, с раздувающимися ноздрями, сжатыми кулаками.

— У меня есть право, как у твоего любовника… как твоего супруга, защищать тебя от врагов.

— Я никогда не говорила, что ты — моя пара или, как ты выразился, мой супруг. Поэтому слушай внимательно. Я всю свою жизнь ждала чего-то подобного. Чтобы проявить себя. Ты не отнимешь у меня этот шанс. Я тебе не позволю!

— У него и не получится, — внезапно вмешалась Талия. Она стояла чуть в стороне вместе с Кайей и Бьянкой. Они были вне себя от ярости. — Никто не может остановить гарпию. Никто.

— Большая ошибка, Сабин, — сказала Кайя. — Жаль… ты уже стал нам нравиться.

— Я знала, что подслушивание — отличная штука, — процедила Бьянка сквозь стиснутые зубы. — Ты можешь быть свирепым, жестоким, но ты все-таки мужчина, а мы прекрасно знаем, что вам доверять нельзя. Посмотри, что случилось, когда Гвен отправилась на поиски приключений.

Талия провела языком по белоснежным зубам.

— Гвен наконец дала тебе то, что ты хотел, а теперь ты вдруг заявляешь, что больше не нуждаешься в ней. Все вы, мужики, такие.

— Гвен, — сказала Кайя, — идем. Мы уезжаем из крепости. И сами разберемся с охотниками.

— Нет, — возразил Сабин. — Ничего подобного.

Казалось, целую вечность Гвен смотрела на него, мысленно умоляя сказать сестрам, что они ошибаются. Ее охватили сомнения, ее собственные сомнения. Он хочет защитить ее потому, что она ему небезразлична?

Или просто утратил веру в ее бойцовские качества, и это после того, как вложил столько сил в тренировки? Или он собирается сделать что-то, что может расстроить ее… например, заведет роман с женщиной-охотником… и не хочет, чтобы она это видела?

Или его устами говорит демон? Если так, она должна найти способ справиться с ним.

— Сабин, — сказала она, не теряя надежды, — давай поговорим.

— Я хочу, чтобы ты осталась в крепости, — отрезал он. — И не высовывала отсюда нос.

— Ты хочешь оставить меня здесь и взять с собой моих сестер, я тебя правильно поняла?

— Только двух. Одна останется с тобой.

Гарпии расхохотались.

— Как бы не так, — одновременно ответили они.

Вздернув подбородок, Гвен уставилась на Сабина.

— Они не станут тебе помогать, если ты оставишь меня здесь. Все еще хочешь этого?

— Да.

Никаких колебаний.

Как он мог с ней так поступить? Ведь так старался убедить Гвен и ее сестер сражаться на его стороне? В ее горле застрял комок, жгучий как кислота.

— Ты хочешь выиграть свою войну? Наконец? Ты мог бы это сделать. С нами. Со всеми нами.

Молчание. Это молчание было наполнено для Гвен горьким разочарованием, сожалением и печалью.

— Гвен, — сказала Талия, на этот раз резко. — Идем. Чувствуя себя преданной, Гвен отвернулась от Сабина и последовала за сестрами.

Глава 21

В Чикаго было прохладно и немного ветрено. Гидеону нравились небоскребы и близость воды. Огромные башни дарили ощущение пребывания в большом городе, а вода напоминала о пляжах. Лучшее из двух миров.

Он и другие воины находились здесь уже несколько дней, но только теперь отыскали здание, ради которого прибыли в Чикаго. Каким-то непостижимым образом они много раз проходили мимо, не замечая его. То ли потому, что нумерация отсутствовала, то ли по той причине, что все здания красного кирпича были похожи друг на друга. Узкие, но высокие, по меньшей мере четырнадцать этажей, и на каждом этаже два квадратных окна.

Несмотря на то что здание было хорошо спрятано, они не должны были потратить на его поиски столько времени. Это заставило Гидеона задуматься: не кроется ли за этим что-то еще? Магия, например.

Защитные заклинания? За свою долгую жизнь Гидеон знавал нескольких ведьм и знал, что они весьма могущественны. Правда, он никак не мог себе представить, что побудило бы их связаться с охотниками.

Наконец им пришла в голову блестящая идея оставить здесь Люсьена, в его бестелесной ипостаси. Он бы вычислил охотника, если бы тот прошел мимо него. Но это произошло не так быстро, как они рассчитывали, — охотников не так-то легко было отыскать, они одевались как все обычные люди и прятали оружие, — поэтому Люсьену пришлось попотеть, несколько раз он ошибался, садясь на хвост простым смертным. Наконец его усилия увенчались успехом. Он заметил подходящего человека, вошедшего в здание, которого никто из них не заметил… а если и заметил, то забыл об этом. Люсьен пометил дом каплей собственной крови, которую Анья могла отыскать с закрытыми глазами.

Теперь все воины обосновались на другой стороне улицы, спрятавшись на стройплощадке и наблюдая за домом через щели между толстыми деревянными балками. Позади них суетились рабочие. Некоторые из них, набравшись храбрости, попросили воинов уйти, но Люсьен прибегнул к гипнозу, и рабочие тут же забыли о существовании воинов. Они и глазом не моргнули бы, если бы Гидеону вдруг вздумалось бы закричать.

Гидеон хотел бы обладать таким могуществом. Или необузданной страстью к насилию Мэддокса, который мог разорвать весь мир в клочья только потому, что у него было плохое настроение. Ему хотелось читать мысли людей, как это делает Аман. Или наслаждаться каждой раной, порезом или переломом, как Рейес. Или трахаться как кролик, подобно Парису. Или летать, как Аэрон. Или постоянно одерживать победу, как Страйдер. Или… перечислять можно было до бесконечности, он завидовал каждому Владыке Преисподней. Даже Камео, воплощению Печали. Она могла обратить в бегство любого, для этого ей нужно было всего лишь открыть рот. Могла поставить взрослых мужчин на колени и заставить их рыдать, как младенцев.

А что мог Гидеон? Только лгать. Это сильно осложняло ему жизнь (и это не ложь). Он мог назвать красивой только уродливую женщину. Не мог сказать своим друзьям, что любит их, вместо этого он признавался в своей ненависти. Он не мог обозвать охотников мешками с дерьмом, называл их милашками. Он говорил о ночном кошмаре, называя его сказочной мечтой.

И все же, несмотря на это, он не жалел, что одержим демоном. Напротив, он гордился этим. Он мог притворяться, что тяготится проклятием, это сближало его с остальными — кроме Сабина и Страйдера, — но себе он никогда не лгал.

Порой ему казалось, что он — единственный из воинов, который рад своему проклятию. Что плохого в том, что внутри тебя живет демон? Гидеон привык к нему и даже наслаждался его обществом, радуясь, что кто-то скрашивает ему одиночество. Хотя его демон, в отличие от других, никогда не разговаривал с ним. Он просто… присутствовал в закоулках его сознания. Ничего плохого не было в том, чтобы радоваться своему могуществу. Но, черт возьми, почему боги не поселили в нем демона Ярости или демона Ночных кошмаров? Да, было бы здорово стать демоном Ночных кошмаров. Являться охотникам во сне, превращая их ночные страхи в реальность.

Гидеона вдруг охватило острое желание, он удивленно моргнул. Желание чего? Способностей? Или самого демона?

Гидеон отмахнулся от этого странного ощущения. Он даже не знал, был ли в ларце Пандоры демон Ночных кошмаров. А жаль…

— Мы уже час на этот дом пялимся, наш парень вышел с пустыми руками, и больше никакого движения. По-моему, в доме никого нет, — сказала Анья, и в ее голосе слышалась непривычная для нее растерянность. — Но я чувствую хаос. Чертовски много хаоса.

Хаос был самым мощным источником ее силы, так что если кто и мог его учуять, то только эта красивая богиня.

— Вряд ли это ведьмы и их заклятья, — сказал Гидеон.

Анья ахнула:

— Ведьмы. Ну конечно. Почему я сразу об этом не подумала? Я ведь не раз сталкивалась с ними за все эти годы, по меньшей мере с парой тысяч ведьм. Вечно трындят о злоупотреблениях могуществом, — проворчала она. — Интересно, что они скажут, если я злоупотреблю своим и украшу наш стол их черными сердцами.

— Может, мне стоит проникнуть туда? — сказал Люсьен.

Он будет невидим для окружающих и сможет осмотреть дом, не привлекая к себе внимания.

— Нет. Мы уже говорили об этом, — решительно возразила Анья и тряхнула головой.

Гидеон, стоявший по правую руку от нее, почувствовал прикосновение шелковистых волос богини.

— С этим домом что-то не так, и я не хочу, чтобы ты даже приближался к нему. А если в этом замешаны ведьмы… черт, нет.

Гидеон обожал женщин, и его обдало жаром, когда волосы Аньи коснулись его тела. В последний раз он был с женщиной сразу после возвращения из Египта. Женщины Буды знали, вернее, подозревали, что он и другие Владыки не такие, как все. Они считали Владык «ангелами». Ему даже не требовались слова, достаточно было поманить пальцем, и эта женщина подошла к нему. Но она не смогла усмирить ноющую боль, поселившуюся в нем. Ни одной женщине это было не под силу.

— Останемся здесь и ничего не будем делать, — предложил Гидеон.

Это означало — давайте ворвемся в дом, бряцая оружием, и его друзья прекрасно поняли, что он хотел сказать. Они научились понимать его язык. А что им еще оставалось?

Если Гидеон пытался сказать хотя бы одно правдивое слово, его пронзала острая боль. Боль гораздо хуже той, чем кому-либо доводилось испытывать. Как будто ножи, смоченные кислотой, покрытые солью и смазанные ядом, пронзали его внутренности, а потом снова и снова резали на куски его тело.

— Мы не смогли пережить взрыв бомбы, — добавил он, потому что им это, конечно, удалось.

Со дня взрыва прошло всего несколько месяцев, а Гидеон все еще помнил пережитые шок и боль. Но он с готовностью перенесет страдания еще раз. Слишком много времени прошло с тех пор, как он вонзал свой нож или посылал пулю во врага. Воздержание всегда делало его раздражительным.

— Так вот, мы чертовски уверены, что не сможем пережить ничего из того, что приготовили для нас охотники. Даже заклинания.

Гидеон был доказательством того, что Владыки не только могли многое пережить, но еще и ухмыляться после этого. Однажды охотникам удалось захватить Гидеона в плен. В следующие три месяца его жизнь превратилась в пытку. В прямом смысле этого слова. Он предпочел бы поджариваться на адской сковородке, чем терпеть все эти раны, прижигания, побои. Он не раз оказывался на грани жизни и смерти. Его приводили в чувство только для того, чтобы снова подвергнуть пыткам.

Сабин нашел Гидеона и спас, фактически вынес его на плечах, потому что тот не мог ходить. Охотники отрезали ему ступни, чтобы посмотреть, как скоро он сможет отрастить их. Наверное, именно поэтому Гидеон так любил Сабина. И готов был ради него на все. «Я убью нескольких охотников за него». Потому что самого Сабина здесь не было, хотя война с охотниками была делом всей его жизни…

Гидеон был уверен, что виной всему гарпия. До сих пор ни одной женщине не удавалось настолько приворожить Сабина, чтобы он забыл о своих обязанностях. Гидеон был рад, что его друг нашел себе подругу, но пока не понимал, как это повлияет на их войну.

— У меня есть идея, — заявил Страйдер.

Страйдер всегда был переполнен идеями. Поскольку победа была жизненно необходима ему, перед сражением он проводил долгие часы, дни и недели, строя планы и вырабатывая стратегию.

Эшлин искала бессмертных для охотников. Черт, да она, может, и ведьм для них отыскала. Надо просто попросить ее найти одну такую для нас. Наша ведьма сможет обезвредить заклинания, наложенные их ведьмой, если причина действительно в заклинаниях, — и дело в шляпе! Победа.

— Время играет не в нашу пользу. Мы должны вырвать детей из рук наших врагов, а потом вернуться к поискам ларца Пандоры, — сказал Люсьен.

— Но, детка… — встревожилась Анья.

— Со мной все будет хорошо, любовь моя. Если уж я завоевал твое сердце, значит, справлюсь с чем угодно.

Прежде чем исчезнуть, Люсьен поцеловал ее, и поцелуй этот был долгим, несмотря на нетерпение, прозвучавшее в его голосе. Строители по-прежнему суетились вокруг них, все так же не замечая незваных гостей. Если они и видели или слышали воинов, то не подавали виду.

Анья мечтательно вздохнула:

— О, боги, этот мужчина меня заводит.

Рейес хмыкнул.

Страйдер закатил глаза.

Аман, как всегда, был бесстрастен.

Нет, это не бесстрастность, подумал Гидеон. Невозмутимость, граничащая с чем-то мрачным. Его темные глаза и рот окружали напряженные морщины. Плечи одеревенели, словно мышцы завязались узлом. Должно быть, недавние скитания по разуму охотника там, в пирамиде, не прошли для него даром.

Если бы Гидеон мог как-то помочь Аману, он обязательно сделал бы это. Гидеон любил этого молчаливого гиганта. Аман был самым добрым, самым заботливым из них. Когда Гидеон восстанавливался после плена и ампутации ног, именно Аман кормил его, менял повязки и даже выносил на улицу подышать свежим воздухом.

Не зная, что делать, Гидеон поменялся местами со Страйдером и, оказавшись рядом с Аманом, хлопнул великана по плечу. Аман не повернул головы, но на его губах появилась слабая улыбка.

— Эй вы, быстро развлеките меня, — сказала Анья, — мне скучно.

Раздался дружный стон. Скучающая Анья была весьма надоедлива. Но Гидеон знал правду. В ее голосе по-прежнему слышалась тревога. Ей не хотелось расставаться с Люсьеном.

— Мы определенно не будем играть в игру «Как я собираюсь пристукнуть охотников», — предложил он.

— Я их зарежу, — немедленно отозвался Рейес, свирепо посверкивая глазами.

— А я пристрелю, — ответил Страйдер. — В пах.

— А я сожму им глотки, — сказала Анья, потирая руки, — и заставлю их смотреть, как выпускаю им кишки.

И ведь она вполне способна на такое. Каждый, кто угрожал Люсьену, заносился в ее пыточный список.

— Только не говори, что ты их зацелуешь, Гидеон. Мы уже в курсе.

Раздались смешки.

Гидеон едва сдержался, Анья выводила его из себя. Он показал каждому неприличный жест.

— Я знаю, что мы можем сделать, — сказал Рейес. Обычно в каждой руке он держал по кинжалу и без устали полосовал себя. Но не сегодня. Не теперь, когда ему пришлось расстаться с Даникой. Он часто говорил, что эта разлука болезненна сама по себе. — Давайте делать ставки насчет того, как у Сабина сладится с гарпией.

— Сабин — настоящий мужик, это уж точно, — отозвался Страйдер. — Гвен — милашка, но всякий, кто может вырвать тебе глотку… — Он содрогнулся.

— Эй! — Анья с упреком посмотрела на них. — Гвен не виновата. Вообще-то я не считаю, что, вырвав охотнику глотку, она сделала что-то ужасное. Но, насколько я знаю, она сама перепугалась до чертиков. Так что не пугайте гарпию, и будете жить долго и счастливо. Это же одна из прописных истин, которым нас учили в школе богов. Все их племя жестоко по природе своей. Вы ведь познакомились с сестрами Гвен, верно?

На этот раз содрогнулись все.

— Сабин — счастливый ублюдок, — сказал Гидеон.

Анья устремила на него пристальный взгляд, потом ее лицо вдруг стало отрешенным, словно она смотрела сквозь Гидеона. Волна силы, исходящая от Аньи, окутала его, сжимая в своих объятиях. Когда взгляд ее прояснился, на губах расцвела улыбка.

— Следи за языком, — сказала она, — иначе суждено тебе полюбить женщину почище гарпии. Боги любят позабавиться.

Похолодев, Гидеон сжал кулаки.

— Ты что-то знаешь?

Анья была богиней и, вероятно, имела доступ к информации, которая для них была закрыта.

— Вполне возможно, — ответила она, едва заметно пожимая плечами.

— Не смей мне говорить!

Да, Гидеон любил женщин, но постоянные отношения притом, что ни одна из женщин не в состоянии была полностью удовлетворить его?.. Черт, нет, только не это. Он был жесток, как и его жизнь, и требовалось что-то экстремальное, чтобы столкнуть его в пропасть. Когда его партнерши интересовались, каким способом доставить ему удовольствие, он вынужден был лгать, прося о том, что в действительности его совершенно не возбуждало. Страшно представить себе, во что превратится его жизнь, если он будет связан с одной женщиной. Он никогда не получит тот секс, о котором страстно мечтает.

— Я бы, конечно, сказала тебе, если бы знала.

Анья лгала. Гидеон знал, что она собой представляет. Ложь была ее страстью. И как только Люсьен ее терпит? «Эй, погоди-ка», — подумал он возмущенно.

Внезапно рядом с ними материализовался Люсьен, его лицо выражало недоумение и растерянность.

— Дом обставлен, но в нем никого нет. Бумаг тоже нет, но повсюду разбросана одежда. Детского размера. Должно быть, уходили в спешке.

Нахмурившись, Страйдер потер висок:

— Значит, мы опоздали и зря прокатились сюда.

— На одной стене начертаны странные знаки, — добавил воин. — Я не смог их расшифровать. Я хочу перенести вас туда по одному, чтобы нас не заметили в том случае, если за домом ведется наружное наблюдение. Наверняка кто-нибудь из нас уже видел подобные письмена и сможет их истолковать.

Много времени это не заняло. Уже через пять минут воины очутились в доме. У Гидеона кружилась голова, черт бы побрал эти скоростные перемещения. Страйдер смеялся, Рейес побледнел и схватился за живот, Анья кружилась по пустой комнате, Аман смотрел куда-то вдаль.

— Сюда, — сказал Люсьен.

Они прошли по узкому коридору, шаги эхом отдавались от стен. Гидеон провел пальцем по стене, она была окрашена в тошнотворный серый цвет. Такими же были стены в его камере, в которой он томился во время плена. Единственной мебелью там была кровать с ремнями для запястий и лодыжек.

Плохие воспоминания. Ему не хотелось вызывать их в памяти до тех пор, пока он не окажется в гуще сражения. Это подпитывало его ярость. Он огляделся. В доме было множество спален. Впрочем, они больше походили на казармы. В каждой по пятнадцать кроватей. Были также помещения, напоминающие школьные классы.

Налево, направо, направо, налево, и, настороженно озираясь, они вошли в спортивный зал. Одна стена была зеркальной, с перекладиной перед ней. Для… занятий балетом? — удивился Гидеон. Ну конечно, догадался он минуту спустя. Гибкость делала убийц более эффективными.

Две других стены были серыми, как в коридоре, а четвертая — расписана яркими красками. Гидеон не мог различить ни одного изображения, только острые зазубренные линии и широкие дуги. Это был сплошной хаос.

— Очень мило, — пробормотал он.

— А еще это — заклинание, как мы и предполагали, — сказала Анья.

Все столпились у стены, проводя пальцами по линиям, всматриваясь, ища письмена.

— Я уже видел такое раньше, — мрачно сказал Рейес. — В книгах, которые просматривал, чтобы больше узнать об Анье.

Когда Анья впервые появилась среди них, воины отнеслись к ней настороженно, подозревая, что она затевает что-то опасное. В этом не было их вины. На протяжении веков об этой женщине ходила нелестная слава повелительницы хаоса.

— Ох, болезненький мой, твой интерес мне по-прежнему льстит, но осади коней — я уже занята. А теперь насчет заклинаний. Они определенно использовали древний язык, — сказала она, — хотя и добавили кое-что от себя, поэтому некоторые слова трудно расшифровать. Вот это означает «тьма», это — «сила», а это… кажется, «беспомощный».

— Я не хочу сейчас же уйти отсюда, — сказал Гидеон, ощущая неприятное покалывание в спине. Опасность была рядом.

Рейес вздохнул:

— Твоя ложь уже начинает действовать мне на нервы.

— Мне не наплевать. В самом деле, — сухо сказал Гидеон. — У меня сердце за тебя болит. Ты же знаешь, я могу обходиться без лжи так же, как ты без своих ножей.

Еще один вздох.

— Прости, — сказал Рейес. — Мне не следовало заходить так далеко. Ври сколько пожелаешь.

— Не стану.

Страйдер согнулся пополам от смеха и хлопнул его по плечу.

Гидеон знал, что уже изрядно достал всех своей ложью. Прекрасно знал. Но остановиться не мог, это было не в его власти.

Внезапно Анья, бормотавшая себе под нос заклинания, начертанные на стене, ахнула:

— О, боги!

Она попятилась от стены. Ее била дрожь. За все те недели, что Гидеон знал ее, во всех сражениях, где она дралась с ним бок о бок, он ни разу не видел эту храбрую женщину дрожащей.

— Перенеси нас, Люсьен. Сейчас же. Всех нас, если возможно.

Люсьен не колебался, не тратил времени на расспросы. Он подошел к Анье и обнял, собираясь перенести ее первой… потому что, знала она об этом или нет, он мог перенести только тех, кого мог коснуться. Но было уже слишком поздно. Массивные металлические ставни опустились на оба окна, погрузив помещение во тьму.

Он слышал, как во всем доме грохочут ставни, закрывая окна.

Гидеон развернулся, сжимая свои кинжалы. Он хотел броситься в атаку, но было так темно, что он не видел даже собственную руку, поднесенную к лицу, не говоря уже о друзьях. Ему не хотелось бы воткнуть нож в одного из друзей.

— Люсьен, — заплакала Анья.

— Я здесь, детка, но я не могу переместиться. Кажется, я вообще больше не способен дематериализоваться. — Никогда еще голос Люсьена не звучал так мрачно. — По-видимому, здесь что-то вроде магнитного экрана, который запер мой дух в теле.

— Так и есть, — сказала Анья. — Это магия. Я привела заклинание в действие, когда прочла его вслух.

Повисла зловещая тишина, каждый переваривал услышанное. Когда Гидеон осознал, что случилось, в горле у него что-то заклокотало, и он едва не задохнулся.

— Ну и что означают все эти письмена? — наконец спросил Страйдер.

— Большая часть — это заклинание, запирающее нас в темноте, отнимающее у нас силу. А последняя строчка — это послание всем вам. В нем говорится: «Добро пожаловать в ад, Владыки Преисподней. Вы останетесь здесь, пока не умрете».

Глава 22

С первой женщиной, найденной Аэроном, Парис уже когда-то ложился в постель. Он, конечно, не узнал ее, но отсутствие реакции его тела явно на это указывало. Поэтому она отправилась обратно в город. С тех пор, как тело Париса стало приютом для демона Разврата, он только раз испытал влечение к одной и той же женщине дважды. Но эта женщина умерла и никогда не воскреснет. Из-за него.

Вторая женщина, принесенная Аэроном, не подошла Парису по той же причине. Третья была туристкой, только что приехавшей в город, и, хвала богам, с Парисом была незнакома. Аэрон похитил ее прямо из гостиничного номера, дождавшись, пока она уснет, чтобы не пугать ее своим татуированным лицом и крыльями. Проснулась она уже рядом с Парисом и, увидев его прекрасное лицо, охотно согласилась принять участие в лучшей скачке в своей жизни.

Сегодня Аэрон, чтобы не таскать женщин туда и обратно и не тратить время, перенес в город самого Париса. Тот сможет выбрать женщину себе по вкусу. Аэрону останется только быстро и эффективно организовать их встречу. Свидание можно было устроить в квартире Джилли, самом безопасном из всех мест, известных Аэрону. Торин нашпиговал здание электроникой, как тюрьму строгого режима, чтобы обеспечить безопасность юной подруге Даники. Аэрону не нравилось, что она покинула крепость — она была слишком хрупкой и легкомысленной, — но воины пугали ее, и за время, проведенное в крепости, она так и не привыкла к ним. Аэрон мог бы отвести Джилли в кофейню через дорогу, если она согласится, и составить ей компанию, пока Парис развлекается в ее квартире.

Отличный план. Если только он сумеет воплотить его в жизнь.

Вот если бы Парис обратил внимание на гарпий… Но одержимому демоном Разврата хватило одного взгляда на этих красивых женщин, чтобы отказаться от них, слишком много усилий требовалось приложить, чтобы добиться результата. Аэрону это было знакомо. Сам он не спал с женщинами вот уже больше ста лет и не собирался делать это еще столько же. Если вообще когда-нибудь решится. Как он сказал своей милой Легион, смертные женщины слишком слабые, их легко уничтожить, а он, скорее всего, будет жить вечно.

Аэрон не был уверен, что сможет пережить смерть еще одной возлюбленной.

Кстати, о возлюбленных… вернулась ли Легион в ад? Не угрожает ли ей опасность? Она была счастлива лишь рядом с Аэроном, а он чувствовал себя неуютно, если демоница не сидела у него на плечах.

Так называемый ангел не навещал его уже несколько дней. Аэрон надеялся, что тот ушел навсегда и Легион сможет вернуться.

Он плавно повернул налево. Небо окрасилось в розовый и пурпурный цвет, закат был потрясающе красив. Ветерок овевал его коротко остриженную голову, а волосы Париса постоянно хлестали его по щекам. Воин прижался к груди Аэрона, обхватив его за спину под крыльями.

Аэрон летел низко, стараясь укрыться в тени, чтобы не привлекать внимания.

— Я не хочу этого делать, — равнодушно сказал Парис.

— Очень жаль. Тебе это необходимо.

— Ты кто? Мой сутенер?

— Если придется, то я им стану. Послушай, ты уже встретил женщину, с которой смог лечь в постель больше одного раза. Значит, сможешь найти и другую. Мы просто должны поискать хорошенько.

— Черт бы тебя побрал! Это все равно что сказать человеку с отрубленной рукой, что пришьешь ему другую. Это будет уже совсем не то. Не тот цвет, не та длина. Ничто не будет таким совершенным, как та, своя рука.

— Тогда я попрошу Кроноса вернуть тебе Сиенну. Ты говорил, что ее душа на небесах, да?

— Да, — последовал неохотный ответ. — Он откажет тебе. Он поставил меня перед выбором и сказал, что если я не выберу Сиенну, он позаботится о том, чтобы она никогда не вернулась на землю. Наверное, он уже убил ее. Снова.

— Я могу пробраться на небеса и поискать ее там.

Долгое молчание. Словно Парис обдумывал его слова.

— Тебя поймают и посадят в темницу. Тогда моя жертва окажется напрасной. Просто… забудь о Сиенне.

Проблема заключалась в том, что Аэрон не мог забыть о Сиенне, пока Парис помнил о ней. Придется поразмыслить об этом, решить, что делать дальше. Аэрон знал только одно — он хочет вернуть друга. Смеющегося, беззаботного воина, который каждому дарил улыбку.

— В городе сегодня столпотворение, — заметил Аэрон, переводя разговор на более безопасную тему.

— Да.

— Интересно, что там происходит, — начал он и вдруг умолк, охваченный внезапным страхом.

В прошлый раз, когда в городе было так же многолюдно, на них напали охотники. Аэрон вглядывался в людей внизу, стараясь рассмотреть отличительный знак охотников. Татуировка в виде символа бесконечности. Но люди скрывали запястья под длинными рукавами или часами. Кроме того, охотники, хотя и гордились своим клеймом, начали прятать его, делая татуировки в неприметных местах. Очень умно.

— Прости, но нам придется вернуться в крепость.

— Хорошо.

Аэрон был отлично вооружен и никогда не избегал стычек с врагом, но с ним был Парис, чье сознание все еще оставалось затуманенным большим количеством амброзии. В бою он будет ему не помощником, а обузой.

— Подожди. Стой! — вдруг крикнул Парис, в его голосе звучали недоверие, надежда и изумление.

— Что?

— Кажется, я видел… я думаю, что видел… Сиенну.

Он произнес ее имя как молитву.

— Как такое возможно? — Аэрон всмотрелся в людей внизу. Но там было столько лиц, а он летел так быстро, что не мог отличить одно от другого. Но если Парис в самом деле видел Сиенну, если она каким-то непостижимым образом вернулась в мир живых, значит, и охотники где-то поблизости. — Где?

— Назад. Вернись назад. Она направлялась на юг. — В голосе друга звучало такое волнение, что Аэрон не смог ему отказать.

Несмотря на опасность, он повернул. Хотел было предостеречь Париса, сказать, чтобы тот не питал слишком больших надежд, но не успел. Случилось нечто странное.

— Найди укрытие! Сейчас же! — вдруг тихо прорычал Парис.

Аэрон почувствовал, как что-то теплое и влажное скользнуло по его рукам, которыми он сжимал талию Париса. В это мгновение целая туча стрел пронзила крылья Аэрона, разрывая перепонки. Потом наступила очередь его рук и ног. Стрелы рвали мышцы, дробили кости. Корчась от боли, Аэрон вдруг осознал, что охотники действительно были там, внизу, и что они заметили его. Наверное, следили за ним, выжидая удобной минуты.

«Моя вина, — подумал он. — Снова». Он начал падать… падать… крутясь, переворачиваясь. Удар.

Торин откинулся на спинку кресла, сцепив руки за головой и водрузив ноги на стол. Он торчал здесь уже много дней, выходя только, чтобы поесть, принять душ, черт, да просто пожить. После своего возвращения Камео ни разу не заглянула к нему, наверное, это к лучшему. В ее присутствии он не смог бы сосредоточиться, а работы у него сейчас было больше чем обычно.

Он обеспечивал воинов деньгами, играя на бирже. Следил за тем, чтобы к крепости не приближались чужаки. Организовывал все поездки. Пропускал через себя массу информации в поисках хоть каких-нибудь следов, которые могли привести к ларцу Пандоры. Он даже изучал новостные сайты в надежде отыскать там упоминание о человеке с крыльями. Известного также как Гален. Насколько он знал, только Аэрон и Гален были наделены способностью летать.

Торин не возражал против многочисленных обязанностей, потому что времени у него было хоть отбавляй. Он никогда не покидал крепость. Иначе, вполне возможно, в мире не осталось бы ничего живого. Как драматично, подумал он. И это чистая правда. Одно его прикосновение — и на земле разразится опустошительная эпидемия чумы. Последняя эпидемия началась здесь, в Буде, из-за охотников. К счастью, врачам удалось остановить ее прежде, чем она причинила значительный ущерб.

Но как же ему хотелось прикоснуться к Камео. Он бы все отдал за эту возможность. Торин отчетливо представлял ее себе: невысокая, стройная, длинные черные волосы и печальные серебристые глаза.

В тысячный раз задал Торин себе вопрос: желал бы он Камео по-прежнему, если бы у него был выбор и он мог лечь в постель с другими женщинами? Испытывал бы он влечение к ней, если бы мог коснуться той, кого пожелает? Если бы мог в любое время отправиться в город? Да, как мужчина он хотел Камео. Она была мила, умна, забавна, если не обращать внимания на ее убийственный голос. Но постоянные отношения… Этого он не знал. Потому что… Его взгляд упал на монитор слева.

Иногда ему на глаза попадалась красивая женщина, идущая по городу. Длинные черные волосы, экзотические глаза, то сверкающие, то тускнеющие. Она замедляла шаг, улыбалась, хмурилась, потом шла дальше. Когда ветерок ласкал ее, взметывая волосы, Торину казалось, что он видит… заостренные уши? Видел он их в самом деле или нет, но это странным образом возбуждало его. Ему хотелось лизнуть эти ушки.

На женщине была футболка с надписью «Дом веселья Никси БПТ», в ушах — наушники. Что еще за Никси? Быстрый поиск в Гугле, и через несколько мгновений Торин уже знал, что Никси — кто-то из «Бессмертных с приходом темноты». Любопытно. Ему самому хотелось бы исследовать ее с приходом темноты.

Что за музыку она слушает? Судя по резким движениям головы, что-то быстрое и энергичное. Откуда она? Какая она? Наверняка восхитительная…

Вспыхнувшее в нем вожделение к этой странной женщине потрясло его, поставив чувства к Камео под вопрос. Если он желает другую женщину, значит, не любит Камео. А если он ее не любит, не жестоко ли с его стороны продолжать их отношения? Что, если он причинит боль ей и самому себе?

Он никогда не сможет прикоснуться к ней, а Камео — страстная женщина, значит, рано или поздно ей потребуется мужчина, способный удовлетворить ее. До встречи с Камео Торина не беспокоили подобные мысли, потому что он никогда не был с женщиной. Даже до того, как в него вселился демон. Он всегда был слишком занят, слишком увлечен своей работой. Может, стоит вступить в общество анонимных трудоголиков, с иронией подумал Торин. Наверное, он — единственный тысячелетний девственник в истории.

Один из мониторов мигнул, и Торин сосредоточил все свое внимание на изображении. Ничего необычного. Ни следа брюнетки с заостренными ушами. У него вдруг возник еще один вопрос: если бы Камео не беспокоилась насчет своего демона, который мог причинить страдания человеку, выбрала бы она другого мужчину для любовных игр?

Мысль о Камео с другим мужчиной не вызвала у Торина острой вспышки ревности, которую должен был бы почувствовать влюбленный мужчина. Что ж, вот еще одно подтверждение. Да, он восхищался ею, вожделел ее, не в силах сопротивляться Камео, когда она появлялась в его комнате, но не выбрал бы ее, если бы обстоятельства сложились иначе.

Черт побери. Какой же он дурак.

Справа вспыхнул ослепительный лазурный свет. Торин повернулся, живот скрутило от страха. Кронос.

И точно, когда вспышка угасла, перед Торином появился Верховный бог Олимпа.

— Ну, здравствуй, Болезнь, — величественно произнес он.

Белоснежное одеяние, окутывавшее обманчиво хрупкие плечи Кроноса, ниспадало до щиколоток. На ногах красовались кожаные сандалии. Торина всегда поражали ногти на ногах бессмертного, больше похожие на когти. Они не вязались с обликом бога, полным благородства.

— Приветствую вашу светлость.

Вопреки ожиданиям Кроноса, Торин не встал. Бог и без того имел огромную власть над ним и его друзьями. Торин хотел сохранить хотя бы чувство собственного достоинства.

— Вы ищете одержимых узников, как я приказал?

Торин пригляделся к Кроносу. Что-то изменилось в нем. Он выглядел… моложе. Серебряная борода уже не такая густая, как прежде, среди седых волос появились белокурые пряди. Если уж предводитель богов прибегает к ботоксу и красит волосы, мог бы и для педикюра время найти.

— Ну?

Минуту… Что хотел узнать Кронос? Ах да.

— Да, несколько воинов заняты поисками.

Кронос стиснул зубы.

— Видно, плохо стараются. Я хочу, чтобы одержимых мужчин и женщин нашли как можно быстрее.

А Торин хотел коснуться женского тела, не убив его или в случае с бессмертной — не омрачив страданиями ее дальнейшее существование. Не всегда получаешь то, что хочешь, верно?

— Мы сейчас немного заняты.

Кронос сощурил серебряные глаза.

— Так оставьте все свои дела.

Как будто это так просто.

— Даже если бы в моем распоряжении было все время мира, это не помогло бы. Некоторые имена в списке стерты, поэтому всех я найти не смогу.

Воцарилось молчание.

— Это я их стер, — ответил наконец Кронос. — Эти имена вам ни к чему.

Отлично.

— Почему?

— Слишком много вопросов, демон. И мало дела. Найдите одержимых, или испытаете на себе всю силу моего гнева. Вот и все, что вам нужно знать. Я не прошу невозможного. Я дал вам необходимые имена, остается только найти их. Вы можете узнать их по татуировкам в виде бабочек, — сухо сказал предводитель богов. В его голосе звучали нотки… удивления.

Ну да, как будто это так просто.

— А почему бабочки? — проворчал Торин, понимая, что спорить не стоит.

На свете не было ни одного существа упрямее Кроноса. Но Торин также знал, что нужен Кроносу, чтобы найти и схватить Галена. Чего он не знал — да и для всех это было загадкой, — почему Верховный бог не в состоянии сделать все сам, а Кронос не расположен был делиться информацией.

— По многим причинам.

— Я решил отложить все свои дела, как вы велели, поэтому у меня теперь достаточно времени, чтобы выслушать вас.

Кронос скрипнул зубами.

— Как я погляжу, кто-то считает себя более важным, чем есть на самом деле.

— Приношу свои извинения, — процедил Торин сквозь стиснутые зубы. — Я — ничтожнейшее из существ, бесполезное и убогое.

Кронос согласно кивнул:

— Поскольку мой ручной зверек быстро понял, где его место, я, пожалуй, награжу его. Ты хотел узнать о бабочках. Бабочках, которыми мои дети, олимпийцы, отметили вас.

Торин скованно наклонил голову, не осмеливаясь прерывать бога.

— До того, как в вас вселились демоны, вы были ограничены в своих действиях, в свободе передвижения. Так сказать, заперты в собственном коконе. А теперь посмотрите на себя. — Он махнул рукой, указывая на тело Торина. — Вы покинули кокон, превратились в нечто темное, но прекрасное. Поэтому я и выбрал бабочку в качестве символа. Мои дети… — Он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но тут же умолк, склонив голову набок. — У тебя еще один гость. Когда навещу тебя в следующий раз, Болезнь, я ожидаю получить результаты. Моя снисходительность небезгранична.

С этими словами бог исчез, а в дверь постучали.

Торин бросил взгляд на монитор слева. Камео помахала ему, как будто явилась сюда, привлеченная его невысказанными мыслями. Он выбросил из головы Кроноса и его предупреждения. Он собирался помочь Верховному богу, но не хотел подпрыгивать по указке этого ублюдка. Тоже мне, нашел себе ручного зверька.

Тело Торина все еще пребывало в напряжении, не отпускавшем его с той минуты, как он увидел Заостренные Ушки. Он нажал на кнопку, отпирающую замок. Камео вплыла в комнату, захлопнув за собой дверь. Он повернулся в своем кресле, глядя на женщину другими глазами. Разрумянившаяся Камео была красива, она излучала напряжение. Вот и все. Напряжение. Ей нужна была разрядка.

Нет, она бы тоже не выбрала его.

— Позволь мне задать тебе один вопрос, — сказал он, переплетя пальцы на животе.

Она приблизилась, покачивая бедрами, губы медленно изогнулись в улыбке.

— Конечно.

Наверное, она хотела, чтобы ее голос звучал хрипло, сексуально, но ей не удалось изгнать из него трагические нотки.

— Почему я? Ты могла выбрать любого мужчину.

Камео остановилась. Ее улыбка угасла. Нахмурившись, она запрыгнула на край его стола, не касаясь Торина, поболтала ногами.

— Ты в самом деле хочешь это знать?

— Да.

— Тебе это не понравится.

— А что мне вообще нравится?

— Ну, как знаешь. Ты понимаешь меня, моего демона. Мое проклятие.

— Так же, как и все остальные здесь.

Она сцепила руки на коленях.

— Я снова спрашиваю тебя, ты правда хочешь это знать? Мы могли бы заняться чем-то другим…

Хочет ли он знать? Правда могла разрушить их отношения, лишить их удовольствия, которого Торин не найдет больше нигде.

— Да. Я хочу знать.

Идиот. Но день за днем глядя на Мэддокса и Эшлин, Люсьена и Анью, Рейеса и Данику, а теперь еще и на Сабина с гарпией, он хотел того же и для себя.

Однажды он уже попытался, лет четыреста назад. Все, что от него потребовалось сделать, чтобы положить конец отношениям, — снять перчатку и погладить свою будущую любовницу по лицу. А на следующий день он смотрел, как она умирает, пожираемая болезнью, которой он сам ее заразил.

Он не мог снова пройти через это.

С тех пор Торин держался подальше от женщин. Пока в его жизни не появилась Камео. Она была первой женщиной, на которую он взглянул, по-настоящему взглянул за долгие годы.

Камео отвела глаза.

— Ты здесь. Ты никогда не покидаешь крепость. Тебя не убьют в сражении. Мужчину, которого я любила, забрали у меня. Враги пытали его и прислали обратно разрезанного на куски. С тобой я могу не тревожиться об этом. И ты мне нравишься. Правда.

Но она не любила его и никогда не полюбит всем сердцем.

Наверное, так ему суждено прожить всю жизнь.

— Так ты… ты хочешь, чтобы мы остановились? — тихо спросила она.

Торин снова посмотрел на монитор. Ни следа его малышки с острыми ушками.

— Я похож на идиота?

Она рассмеялась, отгоняя прочь свою печаль.

— Отлично. Тогда продолжим. Хорошо?

— Хорошо. Но что будет, когда ты встретишь мужчину, которого сможешь полюбить?

Она прикусила нижнюю губу и пожала плечами:

— Тогда мы остановимся.

Она не спросила его о том же. Заменив, конечно, «мужчину» на «женщину». Оба знали, что Торин никогда не встретит женщину, с которой смог бы жить в любом смысле этого слова.

Один из компьютеров пискнул, привлекая внимание Торина. Он выпрямился, разглядывая экраны, пока не нашел нужный, присвистнул.

— Черт побери, я сделал это!

— Что? — спросила Камео.

— Нашел Галена. И, черт, ты не поверишь, когда узнаешь, где он.

— Ты меня не оставишь, — сказал Сабин Гвен. Потом, повернувшись к ее сестрам, добавил: — Вы не заберете ее у меня.

Весь минувший час они собирали вещи — не только свои, но и кое-что из того, что принадлежало Сабину, — и теперь стояли в холле крепости.

Они готовы были отправиться в любую минуту, но Гвен все тянула время, то и дело «вспоминая» о том, что оставила в своей комнате.

Сабин знал, что гарпии собирались забрать Гвен, навсегда отнять ее у него. В его присутствии они не раз повторили, что не желают видеть его возле Гвен. По их мнению, Гвен нарушила слишком много правил, стала слишком мягкосердечной рядом с мужчиной, в списке приоритетов которого она даже не была на первом месте. Более того, им совсем не понравилось, что Сабин занимался с ней любовью на открытой местности, где их мог увидеть каждый, в том числе и враг.

Сабин им нравился. Они ценили то, что он сделал ради безопасности Гвен, — хотя и неохотно признались в этом, — но считали его неподходящей парой для нее.

Слушая разговоры гарпий, представляя свою жизнь без Гвен, Сабин сходил с ума. Он не может жить без нее. Не станет без нее жить. Он не уступит Гвен сестрам и не потеряет в войне. Она нужна ему.

— Мы будем делать то, что хотим, — сказала Бьянка, словно напрашиваясь на скандал. — Как только Гвен найдет свою… что она там потеряла на этот раз… мы уйдем.

— Это мы еще посмотрим.

Его телефон пискнул, сигнализируя о полученном сообщении. Нахмурившись, Сабин вынул аппарат из кармана. Сообщение от Торина.

«Гален в Буде. С армией. Готовься».

По лестнице сбежала Камео.

— Ты уже слышал? — поинтересовалсь она.

— Да.

— Что? — спросили гарпии.

Они собирались покинуть крепость, но все еще считали себя вправе сунуть нос в дела Сабина.

— Наверное, он и не уезжал отсюда, — сказала Камео, не обращая внимания на гарпий. Она остановилась перед Сабином. — Вероятно, все это время он находился здесь, ждал, наблюдал, собирал армию. А теперь, когда нас в крепости осталось мало…

— Черт. — Сабин провел рукой по лицу. — Самое время наказать нас за то, что случилось в Египте. И не будем забывать о том, что он хочет вернуть женщин.

Включая Гвен.

— Да. Торин уже предупреждает остальных, — сказала она. — По крайней мере, они пока не наступают, собирают силы в городе.

— Какого черта тут происходит? — требовательно спросила Бьянка.

— Охотники здесь и готовы к битве, — ответил Сабин. — Вы говорили, что будете сражаться на моей стороне, поможете мне уничтожить их. Что ж, теперь у вас есть шанс.

Но сначала нужно придумать, что делать с Гвен, пока он… они… будут отсутствовать. Если гарпии только попробуют сбежать с ней при первой удобной возможности…

В его горле раздалось тихое рычание, щекочущее голосовые связки.

Да, мысль о том, чтобы оставить без дела сильного, способного воина, была для него внове. Даже казалась нелепой. В особенности если учесть, что он с самого начала планировал использовать Гвен в бою. Но он не собирался менять свое решение. Каким-то непостижимым образом Гвен стала для него важнее всего остального.

За последние несколько дней он почти не виделся с ней, пытаясь ослабить ее значимость для себя, расставить приоритеты. Это не сработало. Она стала для него еще более важной… номером один в его списке.

Мимо них пронесся Кейн. В каждой руке он держал по половине портрета Галена, нарисованного Даникой.

— Зачем тебе это? — окликнул его Сабин.

— Торин хочет, чтобы я его спрятал. На всякий случай.

Судорожно вздохнув, Кайя схватила Кейна за руку, останавливая его.

— Где ты это взял? Надеюсь, ты понимаешь, что тебе придется заплатить за то, что ты порвал его, ты, ублю… — Взвизгнув, она отпустила его, потерла ладонь. — Какого черта ты бьешь меня током?

— Я не…

— О, боже! — Гвен сбежала по ступенькам, ее взгляд был прикован к портрету. — Откуда у тебя это?

— Что случилось? — Переступив порог, Сабин приблизился к Гвен и обнял ее за талию.

Она дрожала.

Талия переводила ледяной взгляд с Гвен на портрет, с портрета на Гвен. Она тоже побледнела, под кожей проступили голубые сосуды.

— Нам пора, — сказала она, и впервые с момента их встречи Сабин уловил в ее голосе эмоции. Страх. Беспокойство.

Бьянка бросилась к Гвен и схватила ее за запястье.

— Не говори ни слова. Идем отсюда, вернемся домой.

— Гвен, — произнес Сабин, крепко прижимая ее к себе. Что, черт возьми, происходит?

Гвен тянули в разные стороны, но она, казалось, не замечала этого.

— Мой отец, — наконец проговорила она так тихо, что Сабину пришлось напрячь слух.

— Что с твоим отцом?

Она никогда прежде не говорила об этом человеке, поэтому Сабин решил, что отец, видно, не принимал никакого участия в ее жизни.

— Они не хотят, чтобы я говорила о нем. Он не такой, как мы. Но откуда у тебя этот портрет? Он висел в моей комнате там, на Аляске.

— Подожди-ка. — Он взглянул на картину. — Ты хочешь сказать…

— Да, этот человек — мой отец.

Нет. Нет!

— Этого не может быть. Посмотри внимательнее и увидишь, что ошиблась.

«Пусть это будет ошибка. Пожалуйста, путь это будет ошибка».

Сабин сжал плечи Гвен и заставил ее вглядеться в портрет.

— Я не ошиблась. Это он. Я никогда не встречала его, но всю свою жизнь смотрела на этот портрет, — задумчиво проговорила она. — Это единственное, что связывает меня с моей светлой стороной.

— Это невозможно.

— Гвен! — в один голос крикнули гарпии. — Хватит.

Она не обратила на них внимания.

— Говорю тебе, это мой отец. А что? Что с тобой? Откуда у вас этот портрет? И почему он разорван?

Очередная волна отрицания прокатилась через Сабина, уступив место потрясению, наконец, он вынужден был принять истину. С осознанием этого пришла ярость. Ярость, смешанная со смертельным страхом и тревогой, которые исходили от Талии. Гален был отцом Гвен. Гален, его заклятый враг, бессмертный, по чьей вине Сабину пришлось пережить худшие дни в его долгой-долгой жизни, был чертовым отцом Гвен.

— Вот дерьмо, — сказал Кейн. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Это плохо. Очень плохо.

Собрав все силы, Сабин постарался сохранить самообладание.

— Этот портрет висел в твоей комнате? Точно такой же портрет?

Она кивнула:

— Моя мать дала его мне. Она написала его много лет назад, когда поняла, что беременна мной. Она хотела, чтобы я увидела ангела, чтобы не хотела быть такой, как он.

— Гвен, — рявкнула Кайя, потянув сестру к себе. — Мы же просили тебя помолчать.

Но Гвен больше не могла молчать. Слова сами лились из нее, слишком долго сдерживаемые запретами. А может быть, научившись сражаться, она больше не боялась отстаивать свое мнение.

— Мать сломала крыло и укрылась в пещере, чтобы исцелиться. А отец преследовал демона, выдававшего себя за человека. Демон вбежал в пещеру и попытался прикрыться матерью, как щитом. Отец спас ее, уничтожив демона. Он вылечил мать, и она переспала с ним, хотя и ненавидела его за то, кем он был. Она говорила, что не могла совладать с собой, что надеялась на будущее с ним. Она убедила себя в том, что действительно хочет этого. Потом в пещере появилась темноволосая женщина, которую вы видите на портрете, и сообщила, что видела духа. Ему пришлось уйти. Он велел ей дождаться его, сказал, что обязательно вернется за ней. Но едва он переступил порог, мать опомнилась, поняла, что не желает иметь ничего общего с настоящим ангелом, и ушла. Она — художница и, когда я родилась, написала его портрет с этой женщиной. Сказала, что хочет, чтобы ее последний взгляд на него стал моим первым.

Милостивые боги!

— Ты знаешь, кто твой отец, Гвен? — спросил Сабин. Она наконец отвела взгляд от портрета и посмотрела на него, в ее глазах он увидел растерянность.

— Да. Я же говорила, он — ангел. Ангел, соблазненный моей матерью. Вот почему я такая, какая есть. Слабее других и не столь агрессивная.

Гвен больше не была такой, но сейчас вряд ли стоило говорить об этом.

— Гален — не ангел, — сказал Сабин, в его голосе звучало неприкрытое отвращение. — Человек, на которого ты смотришь, которого называешь отцом, одержим демоном Надежды. Я готов поспорить, что именно он внушил твоей матери ложную надежду на будущее с ним, и поэтому она опомнилась сразу, как только он оставил ее.

С губ Гвен сорвался тяжелый вздох, она замотала головой:

— Нет. Нет, этого не может быть. Если бы во мне текла кровь демона, я была бы такой же сильной, как мои сестры.

— Ты всегда была сильной, просто не хотела этого признавать, — сказала Бьянка. — По-моему, это мама лишила тебя уверенности в себе.

Сабин закрыл глаза, потом открыл. Ну почему это случилось именно сейчас?

— Этот мужчина такой же, как я, за одним важным исключением. Он — вождь охотников. Он ответственен за изнасилование тех женщин. Он командует людьми, захватившими тебя в плен. Он здесь, в Буде, и жаждет сразиться с нами.

Еще не договорив, Сабин понял свою ошибку. Глаза Гвен радостно сверкнули от новости, что отец рядом.

Не так давно Сабин задавался вопросом, не посадили ли охотники Гвен в камеру, чтобы использовать ее как наживку, чтобы выведать тайны Сабина и убить его. Тогда он сразу отбросил эту мысль. Он и сейчас не верил в это, несмотря на то что демон Сомнения бесновался в его голове, подбрасывая одно предположение за другим.

Гвен была опаснее наживки. Гален мог разыграть отцовскую карту, чтобы заставить ее предать Сабина.

Черт бы побрал все это!

— Это просто не может быть правдой, — повторила Гвен. Радость на ее лице сменилась недоверием. Она посмотрела на сестер. — Я никогда не была такой, как вы, что бы ни говорила Бьянка. Я всегда была слишком мягкой. Как ангел. Как же мой отец может быть демоном? Тогда я была бы гораздо хуже вас! Ведь правда? То есть… я не могу… вы что-нибудь знаете об этом?

Не обращая на нее внимания, Кайя сделала шаг вперед и оказалась лицом к лицу с Сабином.

— Ты лжешь. Как бы мы ни желали обратного, ее отец — не демон. И уж конечно, он не может возглавлять охотников. Если бы Гвен была наполовину демоном, мы бы знали об этом. Она бы не… Здесь какая-то ошибка. Отец Гвен не командует твоими врагами, поэтому даже не вздумай причинить ей боль!

Чертов отец Гвен. Эти слова эхом отозвались в голове Сабина, но осознать происходящее он был не в состоянии. Любое будущее с Гвен, скорее всего, обречено на гибель. Даже если она совершенно невинна и не помогала этому ублюдку, своему отцу, а Сабин был в этом уверен, он собирался на веки вечные лишить его свободы. Разве сможет она жить с тем, кто заточил в темницу ее отца?

К тому же большинство людей от семьи не отрекаются, независимо от обстоятельств. Он бы не отрекся. Его друзья — его семья — были для него всем. Всегда были и всегда будут. Вне зависимости от рассудка, который пронзительно кричал, заклиная Сабина не делать то, что он собирался сделать.

Вероятно, сейчас Гвен и не помогала своему отцу, но теперь, когда она знает о нем, все могло измениться в любую минуту. Чертова судьба!

— Может быть, Кайя права, а ты ошибаешься, — с надеждой в голосе сказала она, сжимая пальцами его рубашку. — Может…

— Я тысячу лет провел рядом с этим мужчиной, охраняя Верховного бога Олимпа. А потом еще несколько тысяч лет ненавидел его всеми фибрами души. Я чертовски хорошо знаю, что он собой представляет.

— Но зачем демону командовать охотниками? Почему он хочет отыскать ларец Пандоры и уничтожить вас, если это погубит и его тоже? Скажи мне!

— Я не знаю, как он собирается спастись. Но знаю, что именно он виноват в том, что мы открыли этот чертов ларец! Он готов на все, даже подослать к нам свою собственную дочь, чтобы уничтожить нас. С тех самых пор, как мы носим в себе демонов, Гален обманывает людей, внушая им, что он — ангел. Вот как ему удалось привлечь их на свою сторону.

Гвен провела рукой по лицу.

— Может, ты и прав насчет него, а может, и нет. В любом случае я ничего не знала. — Ее глаза, окруженные уже бледнеющими синяками, сверкали. — И я ничего не замышляла против тебя.

Сабин судорожно вздохнул:

— Я знаю.

— Тогда в чем дело? Ты думаешь, что я буду помогать ему, зная, кто он такой? Не буду. Я никогда бы не поступила так с тобой. Да, я уеду, как и собиралась, — ее голос дрогнул, — потому что ты не доверяешь мне и не позволяешь сражаться рядом с тобой. Но можешь быть уверен, что твои секреты я никому не выдам.

— Это не важно, — сказал он, — потому что ты никуда не уедешь.

И тут он бросился на Гвен, нацелившись на ее крылья.

Глава 23

Подземная темница. Сабин запер ее в чертовой тюрьме. Хуже того, он запер ее рядом с охотниками, которые стонали, плакали и умоляли выпустить их на свободу. А еще он связал ей крылья. И это после того, как она доверила ему свои тайны!

— Прости, — сказал он, и в его голосе слышалось раскаяние, — но так будет лучше.

Как будто это имело теперь какое-то значение.

Гвен знала, что Сабин пойдет на все, чтобы выиграть свою войну. Она знала это, ненавидела и все же сдуру поверила, что после их встречи его чувства изменились. Он ведь остался с ней, вместо того чтобы отправиться со своими друзьями в Чикаго. Он научил ее, как надрать задницу врагу. О, боги, он расспрашивал ее про спутника жизни гарпии. А потом решил оставить в крепости, и Гвен не знала почему — то ли он заботился о ней, то ли не верил в ее способности.

Теперь-то она все поняла. Дело вовсе не в заботе. Он считал ее отца своим врагом, считал ее своим врагом.

Но неужели она в самом деле враг ему?

Если Сабин прав и мужчина на портрете — Гален, предводитель охотников, значит, Гален в самом деле ее отец. Гвен провела дни, месяцы, годы, разглядывая точно такую же картину: те же светлые волосы и небесно-голубые глаза, те же сильные плечи и белые крылья. Та же широкая спина и мужественный подбородок. Гвен скользила пальцами по изображению, представляя, что ощущает настоящую кожу. Сколько раз она мечтала, что отец придет за ней, подхватит ее на руки, попросит прощения за то, что так долго ее искал, и отнесет на небеса. Гвен сбилась со счета. И теперь он рядом… они могли бы встретиться.

Нет. Никакого счастливого воссоединения. Знать, что на самом деле он — демон… что мучает людей… что хотел убить Сабина… Сабина, которого она постоянно жаждет и который запер ее в грязной темнице, словно она для него ничего не значила.

Гвен сжалась в комок и горько рассмеялась. Пол ее камеры представлял собой утоптанную грязь. Три стены были каменными. Не из хрупкого известняка, а из гладкого камня. Вместо четвертой стены — толстые металлические прутья. Не было ни кровати, на которой можно было бы поспать, ни стула, чтобы присесть.

Что он сказал на прощание, прежде чем оставить ее в этом дерьме?

— Поговорим потом, когда я вернусь.

Да черта с два.

Во-первых, когда он вернется, ее здесь уже не будет. Во-вторых, она собирается разбить ему челюсть, так что он никогда больше не сможет говорить. И в-третьих, она собирается убить его. Ее гнев не шел ни в какое сравнение с яростью гарпии. Та пронзительно кричала в ее голове, требуя справедливого возмездия. Как Сабин мог так подло поступить с ней? Как он мог лишить Гвен недавно пробудившейся в ней потребности в мести? Как он мог бросить ее здесь после занятий любовью?

Предательство Сабина было для Гвен еще большим ударом, чем осознание того, кем в действительности является ее отец.

— Сукин сын! — прорычала Бьянка, расхаживая из угла в угол, поднимая сапогами вихри темных песчинок. — Он подрезал нам крылья прежде, чем я успела сообразить, что происходит. Не знаю, как ему это удалось. Никто не смог бы.

— Я подвешу ублюдка на его собственных кишках. — Кайя ударила кулаком по металлическому пруту, не причинив ему вреда, ведь теперь она сравнялась силой с простой смертной. — Я оторву ему конечности, одну за другой. Я скормлю его своей змее и оставлю гнить в ее желудке.

— Он мой. Я сама позабочусь о нем.

Гвен не хотела, чтобы сестры наказали Сабина. Она хотела сделать это сама. Да, это только ее дело. Несмотря на все — даже на собственное желание покалечить и даже убить его, — она не хотела, чтобы он мучился. Это глупо? Когда Сабин запер ее, в его глазах отразилось облегчение, смешанное с сожалением. Да, он заслужил все, что она с ним сделает. Заслужил все, кроме ее милосердия.

Гвен понадобилось время, чтобы понять причину испытываемого им облегчения. Наконец ей это удалось. Он добился своего: она не могла покинуть крепость, не могла сражаться с охотниками. Для Сабина это было важнее ее свободы, несмотря на то что однажды его враги поступили с ней точно так же.

Гвен тоже ударила кулаком по пруту. Металл, застонав, прогнулся.

— Я собираюсь… эй, погодите-ка… вы это видели? — Она изумленно посмотрела на свой кулак. На нем отпечаталась красная полоса, но кости были целы. Она снова ударила по пруту, и он опять прогнулся. — Вот как мы выберемся отсюда.

Кайя уставилась на нее:

— Как такое возможно? Я тоже била по решетке, но она даже не дрогнула.

— Сабин подрезал нам крылья, лишил нас сил, — сказала Талия. Это чертовски бесило ее. — А крылья Гвен он только смял. Она сильна так же, как прежде. Интересно, откуда он узнал про наши крылья и почему так осторожно обошелся с Гвен?

Слова сестры несколько поубавили радость Гвен.

— Простите. Это моя вина. Я не хотела… я думала… Мне очень, очень жаль. Это я рассказала ему. Я думала, он научит меня, как избежать подобного.

— Он — твоя первая любовь, — сказала Бьянка, к удивлению Гвен. — Это понятно.

Гвен была благодарна сестре за понимание, но слова Бьянки рассердили ее. Что значит «первая» любовь? У нее будут и другие? Гвен не нравилась сама мысль о другом мужчине, о том, что она будет целовать и касаться кого-то еще. Тем более что она не насытилась Сабином. Неужели она любит его?

Нет, этого не может быть. Только не после того, что он с ней сделал.

— Вы не вините меня?

Сестры окружили Гвен, обняли, ее затопила любовь к ним. Несомненно, это был лучший момент в их семейных отношениях. Они поддержали ее, несмотря на то что она нарушила правила и здорово облажалась.

Освободившись от объятий, Талия ткнула ее пониже спины и подбородком указала на металлическую решетку:

— Попробуй еще раз. Сильнее.

— Пора разнести этот гадючник, — захлопала в ладоши Кайя.

Сердце Гвен учащенно забилось. Она снова и снова наносила удары по металлу. Прут прогнулся, застонал, потом выгнулся еще больше.

— Продолжай, — хором закричали Кайя и Бьянка. — Еще немного.

Вложив в удары всю свою ярость и разочарование, Гвен увеличила скорость. Ее кулак, работавший как молот, двигался столь быстро, что она видела только размытые очертания. Сабин, должно быть, решил, что у нее совсем нет сил и мозгов, потому и не оставил охранника. А может, все воины сейчас участвовали в сражении и в крепости сейчас лишь Торин и женщины. За все то время, что Гвен провела здесь, она редко видела этого затворника, но Сабин говорил, что Торин никогда не покидает крепость, поддерживая связь с внешним миром через мониторы в своей комнате.

Есть ли здесь камера? Возможно.

Эта мысль не остановила Гвен.

Бум. Бум. Бум!

Наконец толстый металлический прут сломался, на его месте зияла дыра. Она справилась… как же приятно было это осознавать. Одна за другой они выбрались из камеры. Увидев гарпий, охотники принялись отчаянно трясти решетки.

— Выпусти нас.

— Пожалуйста. Прояви больше милосердия, чем мы когда-то проявили к тебе.

— Не мы зло. Они. Помоги нам!

Эти голоса были хорошо знакомы Гвен. Она слышала их целый год… худший год в ее жизни. Охотники. Так близко. Боль. Гвен почувствовала, что в ней просыпается гарпия, мир окрасился в черный и красный, остальные цвета растаяли. Боль. Уничтожить. Крылья под рубашкой яростно забились.

Эти люди украли двенадцать месяцев ее жизни. Они насиловали женщин у нее на глазах. Это они — зло. Они были ее врагами, врагами Сабина. И во главе их стоял ее отец. Человек, который вовсе не был милосердным ангелом, каким она всегда его представляла. Его она тоже должна убить. Он разрушил ее мечты. Но стоило Гвен представить, как она вцепляется ему в глотку, даже гарпия отступила. Убить собственного отца? Нет… нет.

Неудивительно, что Сабин запер ее.

— Помогите!

Этот крик вернул Гвен в реальность, она почувствовала, как в ней нарастает ярость. Почему Сабин до сих пор не прикончил этих ублюдков? Их нужно было убить. Она должна убить их. Да, убить… убить…

Гвен смутно осознавала, что сестры схватили ее за руки, но они были слишком слабы, чтобы остановить ее. Обычно она сама старалась остановиться, но не теперь. Больше нет. Она же научилась сдерживать свою гарпию, верно?

Гвен набросилась на решетку, молотя по ней кулаком. Рот наполнился слюной. Зубы заострились. Ногти удлинились. Ее облик, должно быть, напугал мужчин, потому что они отпрянули от решетки.

Враг… враг…

Наконец решетка рухнула под напором Гвен, и она с визгом ворвалась в камеру. Только что мужчины были на ногах, пятясь от нее, а через несколько мгновений они уже неподвижно лежали на земле. Еще… Она хотела еще.

Гарпия счастливо ворковала, пока Гвен, тяжело и учащенно дыша, пыталась прийти в себя. В этот миг глубокий мужской голос вторгся в ее сознание.

— …Аэрон и Парис исчезли. Сабин, Камео и Кейн в городе, Уильям и Мэддокс спрятали женщин и собираются защищать их хотя бы и ценой своей жизни, так что в крепости только я, но мне нельзя прикасаться к ней, потому что я одержим демоном Болезни. Так что окажите мне услугу, успокойте ее, иначе мне самому придется это сделать, и мои методы вам не понравятся.

Глубокий голос был незнаком Гвен. Отлично. Она убьет и его. Где же… она обвела взглядом подземелье. О, смотрите-ка. Три тела еще стоят. Они выглядели скорее женскими, чем мужскими. Значит, слаще на вкус.

Еще. Гвен вышла из камеры, полная решимости убить их так же, как охотников.

— Гвен.

Она узнала этот голос. Он не посещал ее в кошмарах, но это не остановило гарпию. Она ударила женщину кулаком в висок, услышала судорожный вздох, увидела, как тело отлетело назад и ударилось о каменную стену. Взметнувшаяся пыль заполнила нос Гвен.

— Гвен, милая, ты должна остановиться, — сказал другой голос. — Ты уже сделала это однажды. Помнишь?

— Вообще-то ты сделала это дважды, но в первый раз едва не убила нас, и нам пришлось вырвать тебе крылья.

Третий знакомый голос:

— Мы загипнотизировали тебя, чтобы скрыть от тебя твои воспоминания, но они все еще с тобой. Вспомни, Гвенни. Бьянка, что там за дурацкая кодовая фраза, чтобы заставить ее вспомнить?

— Ромовые ириски? Булочки с маслом? Какая-то чепуха вроде этой.

Гвен почувствовала, как в ней просыпаются воспоминания… они становились все ярче… и вскоре ослепительно засияли сквозь тьму забвения. Ей было восемь. Что-то разозлило ее… Кузина съела торт на ее дне рождения. Да. Верно. Она смеялась, доедая торт, застигнутая Гвен на месте преступления.

Гарпия сорвалась с привязи, и следующее, что помнила Гвен, — ее сестры и кузина на грани жизни и смерти. Они уцелели только благодаря Талии, которая, вступив в схватку с Гвен, сумела разорвать в клочья ее крылья.

Ей потребовалось несколько недель, чтобы отрастить их заново. Эти недели тоже были стерты из ее памяти. «Моей памяти, — взвизгнула гарпия. — Моей».

Жадная сучка. «Частичная утрата памяти — не самый худший вариант, — заметила часть ее мозга, которая еще способна была мыслить здраво. — Чувство вины уничтожило бы меня».

«Они слабы. На этот раз не смогут навредить тебе. Ты можешь…»

— О, боги, кто бы мог подумать, что мне захочется вернуть этого тупого демона в твою жизнь?

— Торин, приятель, ты можешь вызвать сюда Сабина? Он единственный, кто способен успокоить ее, не причинив вреда.

Сабин. Сабин. Жажда крови утихла, сознание Гвен прояснилось, она уже была в состоянии прислушаться к голосу разума. «Ты же не хочешь убить своих сестер? Ты любишь их». Гвен несколько раз медленно вдохнула и выдохнула. Мир вокруг нее постепенно возвращал яркие краски, вытесняя красный и черный цвета. Серые стены, коричневый пол. Белоснежные волосы у Талии, рыжие у Кайи, черные у Бьянки. Ее сестры были поцарапаны, но живы, хвала небесам.

Потом она вдруг осознала. «У тебя получилось. Ты успокоилась, не перебив всех в этой комнате». Глаза Гвен расширились, и, несмотря на царивший вокруг хаос, ее захлестнула радость. Такого прежде никогда не случалось. Всякий раз, когда она теряла над собой контроль здесь, в крепости, Сабину приходилось успокаивать ее. Возможно, теперь ей больше не придет ся испытывать страх перед гарпией. Возможно, они смогут мирно сосуществовать. Пусть даже и без Сабина.

От этой мысли ноги у Гвен подкосились. Она не хотела жить без него. Да, она собиралась уйти, но, если честно, ожидала, что Сабин придет за ней… или она сама вернется к нему.

— Ты в порядке? — спросила Бьянка, пребывавшая в таком же изумлении, как и сама Гвен.

— Да. — Она обернулась, стараясь не смотреть в сторону камеры охотников, и нигде не увидела мужчину, голос которого только что слышала. — А где же Торин?

— Не здесь, — сказала Кайя, — он говорил с нами через динамик.

— Тогда он знает, что мы сбежали, — проговорила Гвен, прижав руки к животу и попятившись.

А что, если он придет за ними? Что, если она убьет его, чтобы он снова их не запер? Сабин никогда ей этого не простит. Он поверит в то, что Гвен помогает охотникам. «Подожди, ты ведь больше не боишься своей гарпии, помнишь?» От старых привычек трудно избавиться, подумала она.

— Он знает, — сказала Талия.

— Да, я знаю, — эхом отозвался Торин.

Кайя схватила Гвен за плечо и заставила ее остановиться.

— Он ничего не сделает, потому что не может коснуться нас.

— Ну, я могу вас пристрелить, — напомнил бестелесный голос.

Гвен содрогнулась. Пули — это уже не шутка.

— Давайте схватим Эшлин и Данику, — предложила Кайя, не обращая внимания на Торина и его угрозу.

— Торин сказал, что их охраняют Мэддокс и Уильям, — напомнила ей Бьянка. — Давайте их тоже схватим.

Нервная энергия все еще пульсировала в Гвен, но от этих слов кровь застыла у нее в жилах.

— Зачем они нам?

Эшлин и Даника — милые и добрые девушки, они не заслуживали такого обращения.

— Это расплата. А теперь идем. — Бьянка развернулась на каблуках и понеслась вверх по ступенькам, направляясь в главное здание.

— Я не понимаю, — сказала Гвен дрожащим голосом. — Что еще за расплата?

Кайя отпустила ее и обернулась:

— Сабин повредил наши крылья, а мы собираемся нанести ущерб его драгоценной армии. Когда остальные воины вернутся и обнаружат, что женщины, а также и их друзья пропали, их удар хватит.

Нет, подумала Гвен. Нет.

— Я же сказала, Сабин мой. Я позабочусь о нем.

Не обратив на ее слова никакого внимания, Кайя и Талия устремились вслед за Бьянкой.

— Не беспокойся. Может, мы и ослабли, но зачем же тогда нужны стволы? — сказала Кайя и ухмыльнулась, глядя туда, где, по ее мнению, располагалась видеокамера Торина. — Верно, Тор-Тор?

— Я не позволю вам это сделать, — ответил он, его голос был тверд как сталь.

— Посмотрим, — холодно произнесла Талия.

Они были достойны друг друга, оба не желали уступать.

Гвен увидела, как сестры буквально взлетели по лестнице. Схватить невинных женщин, чтобы причинить вред ее мужчине. Ну хорошо, не ее мужчине. Больше не ее. Но Гвен поняла, что ей предстоит сделать выбор. Оставить все как есть или остановить сестер, может быть ранив их, и взять дело в собственные руки.

— Гвен. — Она вздрогнула, услышав голос Торина. — Ты не можешь позволить им сделать это.

— Но я люблю их.

Они всегда были рядом с ней. Они так легко простили ее за то, что она выдала их тайны. Они даже пытались защитить Гвен от ее собственных воспоминаний. Сделать это…

— Мужчины будут драться насмерть, чтобы защитить этих женщин. И если твоим сестрам удастся победить их — что маловероятно, ведь они не могут сражаться в полную силу, — это будет означать войну между Владыками и гарпиями.

Да, это так.

— Это внесет раскол в наши ряды, потому что, как я подозреваю, Сабин выберет тебя. Мы станем уязвимыми, и охотники непременно воспользуются этим. Если уже не воспользовались. Я весь день не могу связаться с Люсьеном, Страйдером, Аньей, ни с одним из тех, кто отправился в Чикаго. Это на них не похоже, и я боюсь, с ними что-то случилось. Нужно, чтобы Сабин отправился на поиски, но он застрял здесь, пытаясь противостоять охотникам.

Ее первая мысль? Гвен надеялась, что с Владыками в Чикаго все в порядке. Вторая? Сабин выберет ее? Вряд ли.

— Он мог бы воспользоваться моей помощью, но не доверяет мне.

— Он доверяет тебе. Просто использует это как предлог, чтобы защитить тебя. Даже мне это известно, а мы с ним не такие уж близкие друзья.

Тяжелое молчание, глубокий вздох.

— Так что тебе лучше побыстрее принять решение, потому что твои сестры действительно вооружились и приближаются к своей цели.

Сабин присел в тени. Кейн был слева от него, Камео — справа; оружия у них было достаточно, чтобы захватить небольшую страну. Жаль, но этого может не хватить для предстоящей битвы.

Охотники были повсюду. Они выходили из магазинов, гуляли по тротуарам, ели что-то в уличных кафе. Словно мухи, они роились, жужжали и чертовски раздражали его.

Там были самые обыкновенные с виду женщины, которых выдавали спрятанные под одеждой ножи и пистолеты. Высокие, мускулистые мужчины, выглядевшие так, будто они только что вернулись с одной войны и им не терпелось отправиться на другую. Они засели на крышах и следили оттуда за тем, что происходит в городе. Рядом с ними, к ужасу Сабина, были дети в возрасте примерно от восьми до восемнадцати лет. Сабин уже видел, как один из подростков прошел сквозь стену. Прошел сквозь стену, словно этой стены вовсе не было.

На что же тогда способны остальные?

У противника было численное превосходство, и Сабин знал это. И еще он знал, что, каким бы жестоким ни был, он не сможет причинить вред детям. Видно, охотники на это и рассчитывали. «Сейчас тебе очень пригодилась бы гарпия».

Его пальцы стиснули оружие так, что хрустнули костяшки. «Даже не думай об этом». Некоторое время Сабин осматривал окрестности, пытаясь принять решение, выработать план. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным. Он просто не знал, что делать.

Самое худшее заключалось в том, что он запер Гвен в камере, — похоже, ему все-таки придется вернуться в крепость, — значит, дома его ждет еще одно сражение. Глупо. Он позволил своей заботе о ней взять верх над здравым смыслом. Вот почему отношения с женщинами так опасны. Эмоции одолели логику, и он натворил глупостей. Но он не мог просто взять и вернуться к Гвен, извиниться и попросить у нее помощи. Он причинил вред ее сестрам. Учитывая то, как они любили друг друга, она никогда не сможет простить его.

Снова и снова Сабин пытался убедить себя, что поступил так, как было нужно. Он и прежде сражался с охотниками и одерживал победу, значит, и теперь сможет обойтись без Гвен. К тому же она связана с Галеном. Он больше не мог ей доверять. Откуда ему было знать, что, помогая ему, она одновременно не помогает своей семье?

«Гвен могла бы стать твоей семьей». Сабин нахмурился, застигнутый врасплох неожиданной мыслью. Демон Сомнения тут же подхватил ее.

«Ты не достоин ее. Не сейчас. Может, никогда не будешь достоин. Но это не имеет значения, потому что она все равно не захочет быть с тобой».

— Заткнись, — пробормотал он.

Кейн бросил на него быстрый взгляд.

— Проблемы с демоном?

— Как всегда.

— Так что мы будем делать в сложившейся ситуации? Нас всего трое.

— Бывало и хуже, — сказала Камео, и Сабина передернуло. Ее голос всегда так на него действовал. Странно только, что в этот раз эффект был не таким сильным. Может, потому, что он и так несчастен. Как безобразно он поступил с Гвен!

«Я только хотел защитить ее».

«Ну, тут ты облажался».

— Нет, не настолько, — сказал он. — Потому что в этот раз нам придется сражаться так, чтобы не пострадал ни один ребенок.

Ее пальцы сомкнулись на рукоятке пистолета.

— Ладно, но мы должны что-то предпринять. Мы не можем позволить им разгуливать там.

Сабин снова вгляделся в толпу. Все так же людно и так же опасно. Эти дети… Черт. Они все усложняли. Пора принимать решение.

— Хорошо. Вот что мы сделаем. Разделимся и рассредоточимся, будем держаться в тени, черт возьми, и брать взрослых одного за другим. Убивать на месте. Только… сами не погибните. Сделайте мне одолжение и…

Сабин вдруг умолк, его взгляд упал на охотников в камуфляжной форме. Они запихнули в свой фургон, стоявший в конце улицы, двух мужчин, находящихся без сознания. Несколько детей окружили фургон, образуя живую стену.

Камео проследила за его взглядом и ахнула:

— Это же…

Земля словно разверзлась под ногами Кейна.

— Аэрон и Парис? Дерьмо. Да. Это они.

Сабин беззвучно выругался:

— Новый план. Убейте как можно больше людей вокруг них, а я позабочусь о детях. Если сможете, заберите Аэрона и Париса обратно в крепость, встретимся там.

Глава 24

Гвен посадила сестер под замок. «Я ничем не лучше Сабина».

Она находилась в комнате Торина, стояла позади него, скрестив руки на груди. Торин сидел к ней спиной, как будто присутствие Гвен его совершенно не беспокоило. Ему и правда было все равно. Но почему он не боится получить пулю в затылок? Ведь она же гарпия, в конце концов.

— Думаю, я только что совершила величайшую ошибку в своей жизни и уже слишком поздно ее исправлять.

Если сестры простят ее и если она простит Сабина, они все равно захотят наказать Гвен. Кого она обманывает? Все, кого Гвен любила — ладно, почти что любила, иногда, как в случае с Сабином, — были упрямее ослов. Они не простят.

Ее взгляд остановился на мониторе, который показывал камеру сестер. Они мерили шагами тесное помещение, ругались, безуспешно колотили по решетке. Впрочем, гарпии быстро исцелялись, так что у нее, вероятно, есть всего несколько дней, прежде чем они вырвутся на свободу. И тогда, разумеется, накажут ее за предательство. У Гвен сжалось сердце.

Талия устроила настоящее сражение, и на теле Гвен все еще видны были раны. Бока и шея были покрыты многочисленными порезами. Она по-прежнему не могла поверить, что одолела сестер, пусть даже они и утратили свою силу. Всю жизнь Гвен стремилась стать такой, как они. Сильной, красивой, умной. Лучше их. Она постоянно сравнивала себя с ними, и сравнение было всегда не в ее пользу.

И вот теперь Гвен стала настоящим воином. Если она победит охотников, будут ли сестры гордиться ею?

На другом мониторе она заметила Мэддокса и Уиль яма, они шли, с ног до головы увешанные оружием. За ними следовали Эшлин и Даника, в отчаянии заламывая руки.

— Я так беспокоюсь, — раздался голос Даники. — Этот сон, что приснился мне прошлой ночью… Я видела Рейеса, заточенного в темном ящике, а его демон кричал, и кричал, и кричал, стремясь вырваться на свободу.

Эшлин погладила свой округлившийся живот и побледнела.

— Может быть, нам стоит поехать в Чикаго. Я могу подслушать разговоры охотников, так мы узнаем, причастны ли охотники к исчезновению наших, и если да, то где их прячут.

— Нет, — сказал Мэддокс.

— Прекрасная мысль, — перебила его Даника. — Но как быть с тем, что рассказал Торин? Охотники уже здесь, в Буде.

— Лучше отправляйся в город, — вдруг сказал Торин, отвлекая внимание Гвен от мониторов. В его голосе уже не было прежнего веселья. — Я только что получил сообщение от Сабина. Аэрон и Парис ранены, их запихнули в фургон, город кишит охотниками, Сабин собирается вступить в бой.

Желудок Гвен болезненно сжался.

— Где они?

— Я встроил передатчик в телефон Сабина, он определяет его местонахождение километрах в трех к северу отсюда. Выйдешь через заднюю дверь и спустишься по склону. Не сворачивай никуда и наткнешься на него.

— Спасибо.

Ей нужно оружие. Очень и очень много оружия. Гвен вдруг вспомнила о сундуке в спальне Сабина. Отлично! Она развернулась, собираясь выйти из комнаты Торина.

— Ах да, Гвен.

Она обернулась, взглянула на него.

Торин развернул на дальнем мониторе карту окружающего леса, путь был отмечен красной линией.

— Ловушки стоят вот здесь, здесь и здесь, так что спускайся осторожнее, иначе угодишь куда не следует.

— Спасибо.

Вздохнув, она понеслась в спальню Сабина. Благодаря ее сестрам сундук уже был открыт и изрядно опустошен. Остался лишь один пистолет и нож. Гвен взяла и то и другое. Она еще не успела научиться обращению с полуавтоматическим оружием, но целиться и стрелять — что в этом может быть сложного?

— Ну, приступим, — пробормотала она, и ее крылья лихорадочно забились.

Гвен выбежала из крепости и помчалась вниз по холму, даже не взглянув на внедорожник, припаркованный на заднем дворе. Скорость у гарпии была повыше, чем у машины.

Почти трехкилометровую дистанцию она преодолела меньше чем за минуту. И это ей еще пришлось притормозить, обходя опасные ловушки Владык. На улицах города было полно людей, но Гвен никто не заметил, так быстро она пронеслась мимо. Некоторые, впрочем, растерянно оглядывались, ощутив дуновение ветра.

Добравшись до места назначения, Гвен не остановилась, она кружила рядом, наблюдая за обстановкой. Группа людей в камуфляже обступила фургон. Как и сказал Торин, внутри лежали двое мужчин, они были без сознания. Трое охранников присели на корточки рядом с ними с оружием на изготовку, от стволов поднимался дымок.

На переднем сиденье не было водителя.

Странно, подумала Гвен, но потом заметила Кейна, укрывшегося за зданием и убивавшего всякого, кто приближался к рулю. Лобовое стекло было уже разбито, с руля капала кровь. У распахнутой дверцы распростерлось четыре тела.

Когда охотник приблизился к нему, Кейн укрылся в другом месте, продолжая держать фургон на прицеле.

Где же Сабин?

Почему люди не кричат?

Раздумывая над этим, Гвен заметила девочку, стоявшую с вытянутыми руками. В сознании Гвен зашелестел мягкий голос: «Сохраняй спокойствие. Иди домой. Забудь, что ты была в городе. Забудь то, что видела».

Этот загадочный и завораживающий голос словно паутиной опутал Гвен, подчиняя ее себе. Воспоминания стали меркнуть, ее тело само повернулось в сторону крепости. Наверное, она и покорилась бы, если бы не ее гарпия. Темная сторона ее натуры завизжала и принялась колотиться в подсознании Гвен, заглушая голос, напоминая о цели.

Что ей делать? И как быть со всеми этими детьми, которых она только теперь заметила? Один из них, маленький мальчик, двигался по городу почти так же быстро, как и Гвен. Она увидела его только потому, что за ним тянулся слабый светящийся след. Мальчик, видимо, искал Владык и, когда заметил одного из них — сейчас это была Камео, — остановился и закричал.

Нахмурившись и явно не желая причинить ему боль, Камео схватила мальчика и нажала на сонную артерию. Он рухнул как подкошенный. По лицу и груди Камео стекали струйки пота, промокшая футболка прилипла к телу. Гвен никогда еще не видела воительницу такой встревоженной и измученной.

Но, по крайней мере, ответ на один вопрос Гвен получила. Дети явно помогали охотникам.

У нее за спиной раздалось разъяренное рычание:

— Выходите, выходите, где бы вы ни были. Вам не победить нас, и вы не можете вызвать подкрепление. Ваши друзья у нас. Вы никогда не были так близки к поражению.

Гвен повернулась, но тут зазвучал другой голос:

— Почему бы вам самим не сдаться? Так вы избежите позорного провала.

— Вы утверждаете, что не являетесь злом… что ж, самое время это доказать! Сдавайтесь и отдайте нам девушку. Позвольте нам найти способ извлечь демонов из ваших тел. Помогите нам сделать мир таким, каким он был когда-то — правильным, справедливым и чистым.

— Вы можете даже попросить у нас прощения, — насмешливо сказал мужчина. — Если бы вы были заперты в тюрьме, как и должно было бы быть, болезни никогда не проникли бы в наш мир и мой сын все еще был бы жив.

Ничего себе, подумала Гвен. Охотники действительно были фанатиками. Как будто Владыки были повинны во всех бедах этого мира. У людей была свобода воли. У охотников тоже. Они сделали свой выбор — заперли Гвен в тюрьме. Они сделали свой выбор — насиловали женщин потустороннего мира. Охотники были злом, не заслуживающим снисхождения.

Кто-то вскрикнул, и этот крик привлек внимание Гвен, она обернулась. Расширенными от ужаса глазами смотрела, как Сабин, словно пританцовывая, движется в толпе мужчин, сжимая в руках два кинжала. Его руки грациозно двигались, нанося врагам смертельные удары. Один за другим охотники падали к его ногам.

Его одежда стала ярко-алой, как будто все тело было изранено. Гвен могла только надеяться, что это не так, что он покрыт кровью своих врагов.

Гвен почувствовала, как в ней просыпается гарпия, захватывая тело и разум. Ничто не могло ее удержать. Сначала Гвен испытала привычный страх. Потом страх ушел. «Я могу это сделать. И я это сделаю». Мир окрасился в черный и красный цвета, рот наполнился слюной при одной только мысли о сладком красном нектаре. Руки зудели от острого желания мучить… и калечить.

Прежде чем окончательно уступить место гарпии, Гвен подумала: «Пожалуйста, не причиняй вреда Сабину или его друзьям. Пожалуйста, не трогай детей. Пожалуйста, забери в крепость всех, кого сможешь, и запри их там». Это то, чего хотел бы Сабин.

Крылья яростно забились, Гвен подхватила ребенка, которого Камео лишила сознания — «не порань, не порань, не порань!» — и понесла его обмякшее тело, пробираясь сквозь толпу охотников, попутно ломая им колени, оглушая ударами рукоятки кинжала в висок.

Наверное, стоило все-таки прихватить машину, подумала Гвен, свободной рукой схватив одного из лежавших без сознания охотников и направляясь к крепости. Она оставила свой груз в одной из подземных камер и вернулась на поле боя. Все путешествие заняло пять минут. Гвен повторила его еще шестнадцать раз, прежде чем осознала, что ее бьет дрожь, движения ее замедлились. Зато толпа охотников поредела.

Сабин все еще держался на ногах. Камео прикрывала его со спины. Кейн по-прежнему держал под прицелом фургон.

Аэрон и Парис, подумала Гвен, прокладывая дорогу к машине. Надо забрать их отсюда. Они явно были ранены и нуждались в помощи. Но один из охотников вдруг преградил ей путь, и Гвен врезалась в него и, задыхаясь, отлетела назад. Когда она упала, острые осколки бетона впились ей в спину, пронзая кожу.

Сабин отбросил охотника и уже через мгновение оказался рядом с Гвен, как будто все это время он точно знал, где она находилась, несмотря на скорость ее передвижения, и рывком поднял на ноги.

— Торин сообщил мне, что ты здесь. С тобой все в порядке? — прохрипел он.

Прикосновение его руки было… божественным. Гвен тут же забыла, кто она и что делает, но одного взгляда на его тело, покрытое потом и кровью, оказалось достаточно, чтобы напомнить о происходящем вокруг.

— Да, — хрипло ответила Гвен. Она тяжело дышала, ее била дрожь, усталое разгоряченное тело молило о пощаде. — Все хорошо.

Сабин пошатнулся, провел рукой по лицу. Она никогда не видела этого свирепого, энергичного воина таким измученным.

— Ты можешь отнести Аэрона и Париса в безопасное место?

По крайней мере, он не пытался отослать ее прочь.

— Да.

Гвен надеялась, что справится. Хотя сейчас ей больше хотелось унести в безопасное место самого Сабина, а не его друзей.

Сабин вытащил полуавтоматический пистолет у нее из-за пояса и снял его с предохранителя.

— Не возражаешь?

— Ничуть.

— Я проведу тебя к фургону, — сказал он и, прежде чем Гвен успела удержать его, зашагал вперед. Прогремели выстрелы.

Даже теперь уши Гвен оставались чувствительными, и звук стрельбы заставил ее съежиться. Она почувствовала, как из ушей льются струйки теплой жидкости, это лопнули барабанные перепонки. К счастью, кровь каким-то образом приглушила звук.

Сабин продолжал собирать кровавый урожай — тела охотников так и падали вокруг него. Гвен двинулась за ним. Она заметила, что в толпе остался только один ребенок. Эта маленькая девочка удерживала горожан на почтительном расстоянии, не подпуская их к месту сражения. Гвен посадила несколько детей под замок, но охотники, видно, забрали остальных и сбежали. Что за чудовище посмело втравить детей в войну?

Гвен добралась до фургона, но Сабин продолжал стрелять, хотя охотников возле машины уже не было, наверное, немногие уцелевшие где-то спрятались. Или Кейн разобрался с ними. Она взвалила на каждое плечо по воину, едва не рухнув под их тяжестью. Нет, двоих сразу ей не унести.

Она осторожно уложила Аэрона на сиденье и крепко схватила Париса. Он потерял много крови.

— Придется вернуться, — сказала она, надеясь, что Сабин ее услышал, и помчалась к деревьям.

На этот раз путешествие заняло немного больше времени, Гвен двигалась медленнее. Наконец она добралась до крепости.

Задыхаясь, положила огромного воина в холле. Торин, должно быть, заметил ее приближение и предупредил Мэддокса и Уильяма, потому что они выпустили женщин из укрытия. Увидев Париса, Эшлин и Даника бросились к нему.

В темно-зеленых глазах Даники мелькнул страх.

— Он…

— Нет. Он дышит.

— Что случилось… — начала Эшлин.

— Нет времени. Я должна вернуться за остальными.

Не дожидаясь ответа, Гвен помчалась обратно в город.

Сабин по-прежнему был у фургона. Группа охотников, прикрывшись щитами, подбиралась к нему. Очевидно, они были готовы ко всему. Все еще дрожа и пошатываясь от немыслимой усталости, Гвен подняла Аэрона и побежала обратно.

Прежде чем она успела добраться до леса, пуля пронзила ее левое бедро.

Вскрикнув, она рухнула на землю. Аэрон застонал, но не очнулся. Из раны хлынула кровь. Черт! Артерия задета. Гвен трясло, но она встала. На мгновение у нее потемнело в глазах. «Не останавливайся. Ты можешь это сделать». Она бросилась вперед. В этот раз Гвен потребовалось десять минут, и никогда еще пересечение финишной черты не доставляло ей большей радости.

Даника и Эшлин ждали ее, обрабатывая раны Париса. Им помогали Мэддокс и Уильям, бегали туда-сюда, обеспечивая женщин всем необходимым.

Совершенно ослабев, Гвен не слишком осторожно опустила Аэрона рядом с его другом. Когда она заковыляла к двери, Даника схватила ее за руку:

— Тебе нельзя туда. Ты едва держишься на ногах.

Гвен выдернула руку:

— Я должна вернуться.

— Ты просто не дойдешь. Отключишься еще на холме.

— Тогда я поеду.

Она не могла остаться. Сабин был там, и ему нужна была ее помощь.

— Нет. — В голосе Даники зазвучала сталь. — Я отвезу тебя. Только найду ключи.

— Уильям, — позвал Мэддокс.

Воин вздохнул:

— Я знаю, что это значит. Кажется, машину поведу я. Эшлин подошла к Гвен и прижала два пальца к основанию ее шеи.

— Пульс слишком быстрый, — вздохнув, сказала она. — Дыши медленнее. Вот так. Вдох. Выдох. Умница.

Гвен, должно быть, ненадолго закрыла глаза, потому что, очнувшись, увидела, что ее нога перевязана, а Уильям стоит рядом, сжимая руку Гвен и увлекая ее к двери.

— Данни дала мне ключи. Если мы собираемся это сделать, давай приступим.

— Будьте осторожны! — крикнула Эшлин.

Они сели во внедорожник, и Уильям рванул с места, запахло паленой резиной. Гвен отбросило к двери, и она впечаталась виском в окно.

«Наверное, останется шрам», — подумала она, пытаясь побороть головокружение.

— Все хорошо?

— Да, — сказала Гвен так тихо, что сама едва расслышала свой голос.

— Эй, послушай. Спасибо тебе за то, что вернула Аэрона и Париса. Анья любит эту парочку, их смерть стала бы для нее ударом. Она меня временами просто бесит, но я хочу, чтобы она была счастлива.

— Не стоит благодарности.

Как больно.

Когда они наконец добрались до места, бой уже стихал. Сабин, Кейн и Камео истекали кровью, с ног до головы были покрыты ранами, но все равно продолжали сражаться с уцелевшими охотниками.

Увидев внедорожник, охотники отпрыгнули, стараясь не попасть под машину. Гвен обхватила себя руками, когда Уильям, нажав на газ, рванул прямо на людей.

— Боги, а это весело, — сказал он, смеясь.

Машина сбила одного, другого. Не дожидаясь, пока внедорожник остановится, Гвен распахнула дверцу. Сабин метнулся к ней и нырнул в машину. Остальные так же быстро забрались на заднее сиденье.

— Давай, — скомандовал Сабин, и Уильям снова сорвался с места, стирая резину.

Сабин обнял Гвен за талию и прижал к себе.

Теперь, когда он был рядом с ней, живой, те крохотные остатки сил, которые она сберегала в себе, покинули ее. Слабость заслоняла собой все остальное. Даже ее гарпия хранила пугающее молчание.

— Гвен, — окликнул Сабин голосом полным тревоги. — Гвен, ты меня слышишь?

Она попыталась ответить, но не смогла произнести ни слова. Ни единого звука не проникло сквозь комок, внезапно застрявший у нее в горле. Да и все равно она не знала, что сказать. Она все еще злилась на него, хотела наказать за то, как он с ней поступил, а еще всякий раз, когда Гвен вспоминала, что Сабин сомневался в ней, у нее на глаза наворачивались слезы.

— Гвен! Останься со мной, милая. Хорошо? Просто будь со мной.

Уильям, должно быть, сбил еще кого-то, потому что Гвен подбросило на сиденье. А может, это Сабин тряс ее. Его руки, сжимающие ее плечи, были обжигающе горячи.

— Останься со мной! Это приказ!

Она только что спасла ему жизнь, и он считает, что может ею командовать?

— Пошел к… черту… — выдавила Гвен, прежде чем темнота окончательно поглотила ее.

Глава 25

Сабин прижал свое запястье ко рту Гвен, ее зубы глубоко впились в его вену. Прикосновение этих мягких губ… жгучее посасывание… Сабин так напрягся, что его член мог сойти за опасное оружие. Он уже второй раз кормил Гвен своей кровью, и девушка исцелялась прямо на глазах. Она наотрез отказалась кусать его за шею, хотя могла бы получить больше крови и поправиться гораздо быстрее. Хуже того, она отказывалась разговаривать с ним.

Поэтому Сабин говорил за двоих. Он рассказал Гвен, что дети, которых она перенесла в крепость, все еще находились под замком, но ни в чем не нуждались и были в полной безопасности. Он сказал, что около часа назад ее сестры покинули темницу и снова заняли соседнюю комнату. Несмотря на обуревавшую их ярость, они вели себя на удивление смирно.

Как и демон Сомнения.

Сабин знал, что демон боялся гарпий. Он знал, что этот маленький засранец прятался в самых дальних закоулках его разума каждый раз, когда Гвен выходила из себя. Но теперь демон молчал, даже когда она была совершенно спокойна. Все, что требовалось, — находиться в пределах досягаемости от Гвен. Демон Сомнения словно сомневался в себе и в своей способности втянуть гарпию в поединок характеров. Заслуженная расплата, по мнению Сабина.

Каждый раз, когда Гвен не было рядом, демон принимался изводить Сабина и постоянно искал себе других жертв. Но только не Гвен, демон даже ни слова не осмеливался о ней сказать. После того как она порвала охотников на куски… демон уже не пытался убедить Сабина в том, что он никогда не сможет быть вместе с Гвен, видно опасаясь разозлить девушку.

А вот Сабин, пожалуй, был бы рад, если бы Гвен рассердилась на него. Даже ее гнев был бы лучше молчания.

Сабин вздохнул. Ему очень хотелось прыгнуть в самолет и отправиться на поиски пропавших воинов. Но сначала ему надо было прийти в себя после вчерашней битвы. Он, да и все остальные были сейчас не в лучшей форме. Кроме того, Сабин понимал, что не может сейчас уменьшить свою и без того поредевшую армию. Охотники по-прежнему были в Буде, и с ними следовало разобраться до того, как крепость падет или пострадают женщины.

Утром Торин снабдил одного из недавно взятых в плен охотников жучком для слежения и «случайно» позволил пленнику сбежать, наблюдая за всеми его передвижениями и надеясь, что ублюдок приведет воинов в свое укрытие.

Но ожидание было мучительным. Сабин пытался уговорить гарпий отправиться в Чикаго, посулил им целое состояние, но они захлопнули дверь прямо перед его носом. Он знал, что они хотели не денег. Они хотели, чтобы он отпустил Гвен. А этого Сабин сделать не мог.

Он любил ее. Даже больше, чем прежде.

Больше своей войны. Его любовь была сильнее даже его ненависти к охотникам. Она была дочерью Галена… так что же? Сабин носил в себе демона Сомнения, поэтому ему ли судить. Гвен не станет помогать отцу. Не станет. Он знал, что она откажется от возможности встретиться с отцом ради того, чтобы быть рядом с Сабином, поэтому и хотел убедить Гвен в том, что теперь он — ее семья.

Гвен была для него важнее всего в жизни. Не стоило запирать ее в темницу. Он должен был доверять ей, должен был позволить ей сражаться. Черт, он бы проиграл без нее… но принял бы даже поражение, лишь бы Гвен осталась с ним.

Давление на его запястье ослабло, Гвен отстранилась. Сабин сидел в глубоком кресле, которое притащил в свою спальню. Гвен наотрез отказалась не только пить из его шеи, но и пить кровь, лежа на кровати. Она сидела напротив, в другом конфискованном им кресле, потому что и на коленях у него она тоже сидеть не пожелала.

Ее губы были ярко-алыми и припухшими, словно после поцелуев.

— Спасибо, — пробормотала она.

«Спасибо» — первое слово Гвен с тех пор, как она очнулась этим утром от своих ран. Сабин закрыл глаза, вслушиваясь в ее голос и улыбаясь.

— Всегда к твоим услугам.

— Да уж конечно, — с иронией сказала она.

Он медленно открыл глаза. Гвен не бросилась в постель, как в прошлый раз, а осталась в кресле, сидела, выпрямившись и глядя куда-то поверх его плеча, на ее лице была написана решимость. Сабина сковал страх. Что именно она задумала? Оставить его?

— Как себя чувствуют Аэрон и Парис? — спросила Гвен.

Решила зайти издалека?

— Лечатся, как и остальные. Благодаря тебе.

— Благодаря Уильяму. Я слишком далеко зашла и не смогла бы…

— Благодаря тебе, — возразил Сабин. — Ты сделала больше всех, сражалась лучше, чем все, кого я знаю. У тебя не было ни одной причины делать то, что ты сделала, и множество причин не делать этого, но ты все же спасла нас всех. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за это.

— Мне не нужна твоя благодарность, — сказала она, краснея, но не от смущения, не от желания. От… гнева. Почему ее так разозлила его благодарность? Гвен судорожно вздохнула и немного успокоилась. — Я уже исцелилась, силы вернулись ко мне.

— Да.

— Это значит, что… я ухожу. — На последнем слове ее голос дрогнул.

Вот оно. Сабин подозревал, что все к этому и идет, но слова Гвен все же нанесли ему удар. «Ты не можешь уйти, — хотел закричать он. — Ты моя. Отныне и навсегда». Но он лучше чем кто-либо знал, что любая попытка контролировать Гвен обречена на неудачу.

— Почему? — с усилием проговорил он.

Гвен порывисто заложила прядь волос за ухо.

— Ты знаешь почему.

— Объясни.

Наконец-то она взглянула на него. В глубине ее глаз пылал огонь.

— Ты хочешь услышать это? Прекрасно. Ты использовал против меня мою слабость, мои тайны. Ты причинил вред моим сестрам, заставил меня сделать им больно, запереть в темнице, и все ради того, чтобы спасти тебя. Ты не доверял мне и едва не погиб из-за этого.

Гвен вскочила, сжав кулаки.

— Ты чуть не погиб!

Похоже, больше всего Гвен расстроила мысль о смерти Сабина. Она уже дважды об этом упомянула. В душе у Сабина вспыхнула надежда, вскочив с кресла, он схватил Гвен и бросил ее на постель. Она и моргнуть не успела, как он навалился на нее всем своим весом. Гвен не сопротивлялась, только метнула в него сердитый взгляд.

— Я могла бы свернуть тебе шею.

— Я знаю.

Вообще-то в таком положении более уязвимой была Гвен. Она лишилась сил, не имея возможности даже пошевелить крыльями. Эта ее слабость, Сабин недавно уже воспользовался ею. Но больше он этого делать не собирался. Он перевернулся на спину, и Гвен оказалась над ним.

— Я думал, что делаю это ради твоего блага. Я не хотел, чтобы ты принимала участие в битве. Не хотел, чтобы ты пострадала. Не хотел, чтобы ты сражалась против отца.

— Это не тебе решать.

— Я знаю, — повторил он. — Честно говоря, я сделал это и ради себя тоже. Мне нужно было знать, что ты в безопасности. Очень глупо с моей стороны. Глупо и неправильно. Я больше не оставлю тебя. Ты сражаешься куда лучше меня.

Гвен обхватила ногами его талию, прижавшись средоточием своего жара и возбуждения к его пульсирующему, напряженному члену. Сабин застонал и крепко сжал ее бедра, удерживая на месте.

— Я не могу больше доверять тебе, — сказала Гвен.

— Можешь. Ты можешь мне доверять больше чем кому-либо другому.

— Лжец! — Гвен хлестнула его по лицу так, что треснула кость.

Его щека взорвалась от боли, но он не издал ни звука, не ответил ей тем же и не отпустил. Он просто смотрел на нее, готовый вынести все, что она захочет с ним сделать. Он заслужил это и позволил бы Гвен даже содрать с себя кожу, если бы это помогло наладить их отношения.

— Я сейчас сомневаюсь в каждом твоем слове, со мной не было такого, даже когда твой демон влезал ко мне в голову при каждом удобном случае. Более того, я никогда не поверю, что ты мне доверяешь. После всего, что ты сделал…

— У меня тоже есть слабости, — поспешно сказал Сабин, стараясь ее успокоить. — Ты рассказала мне о своих тайнах. Теперь позволь мне открыть тебе свои, чтобы доказать, что я тебе доверяю, что никогда не оставлю тебя снова. — Он не дал ей возможности ответить. — Охраняя Верховного бога Олимпа, я лишился глаза. Зевс дал мне другой. Я не так хорошо вижу вдаль, как другие воины.

Плечи Гвен немного расслабились. Ее пальцы вцепились в его рубашку, сминая тонкую ткань и обнажая живот. В Сабине вновь зародилась надежда.

— Ты ведь можешь и солгать.

— Я уже говорил тебе. Я не могу лгать, если попытаюсь, потеряю сознание. Это часть моего проклятия… и еще одна слабость.

— Ты сказал, что не используешь мои тайны против меня. Это была ложь, но ты не отключился.

— Тогда я считал, что говорю правду.

Гвен молчала.

— Во время сражения я держу кинжалы в обеих руках, потому что, если рука свободна, я хватаю ею противника. Из-за этого я потерял столько пальцев, что и не сосчитать. Если ты выбьешь у меня из рук хоть один клинок, то легко справишься со мной. — Он никогда никому об этом не говорил. Даже своим людям, хотя они, скорее всего, за долгие годы, проведенные рядом, заметили эту его слабость. И все же он сам удивился тому, как легко… и охотно… он поделился этой информацией с Гвен.

— Мне… кажется, я это заметила. — Ее голос звучал тише, нежнее. — Во время тренировки.

Воспрянув духом, Сабин продолжал:

— У всех есть те или иные слабости, своя ахиллесова пята. В моем случае это левое колено. Даже легкий удар может сбить меня с ног. Поэтому я сражаюсь, стоя вполоборота.

Гвен моргнула, словно вспоминая их тренировки и пытаясь понять, правду ли он говорит. В молчании прошло несколько минут. Сабин сосредоточился, стараясь дышать глубоко и размеренно, с каждым вздохом впитывая ее аромат.

— Если честно, то есть одна слабость, которая убьет меня вернее всякой другой. Отныне и навсегда — это ты. — Его глубокий, хрипловатый голос дрогнул. — Если все еще хочешь уйти — уходи. Но знай, что я отправлюсь с тобой. Попытаешься скрыться, я выслежу тебя. Куда пойдешь ты, туда пойду и я. Если ты решишь остаться и захочешь, чтобы я перестал сражаться, я больше никогда не буду драться с охотниками. Ты для меня важнее. Я скорее умру, чем буду жить без тебя, Гвендолин.

Она покачала головой, глядя на него с надеждой и недоверием.

— Мой отец…

— Не имеет значения.

— Но… но…

— Я люблю тебя, Гвен. — Больше чем кого бы то ни было. Даже больше самого себя. А он всегда чертовски любил себя. — Я никогда не думал, что наступит день и я поблагодарю Галена за что-то, но этот день настал. Я почти простил ему все совершенное им зло, потому что благодаря ему ты появилась на свет.

Гвен облизнула губы, все еще не решаясь поверить Сабину.

— Но другие женщины…

— Даже не начинай. Я твой супруг. Я ни на кого тебя не променяю, даже для того, чтобы выиграть битву. Никогда. Я скорее потерплю поражение, нежели потеряю тебя. Ты создана для меня. Ты моя единственная. Твоя боль — это и моя боль. Теперь я это знаю.

— Я хочу тебе верить, правда. — Девушка посмотрела на его грудь, на свои пальцы, впившиеся в его кожу. Ослабила хватку. — Но боюсь.

— Дай мне время. Позволь доказать, что я говорю правду. Пожалуйста. Я не заслуживаю второго шанса, но умоляю тебя об этом. Все, что ты пожелаешь, все, что ты…

— Я желаю тебя. — Их взгляды встретились, зрачки ее глаз расширились, поглощая радужную оболочку. — Ты здесь, и ты жив, сейчас только это для меня важно. Позволь овладеть тобой. — Она разорвала его рубашку, склонилась и припала губами к его соску, нежно покусывая его. — Я не знаю, есть ли у нас будущее, но ты мне нужен. Покажи мне, что ты доверяешь мне. Покажи, как ты меня любишь.

Пальцы Сабина погрузились в волосы Гвен. Его охватила радость. Радость и удивление, любовь и ослепительное желание. Гвен не предложила ему остаться с ней навсегда, на что он втайне надеялся, но пока достаточно и этого. Пока.

Он стянул одежду с нее, потом с себя, их обнаженные тела прижались друг к другу. Сабин едва не захлебнулся от блаженства. Гвен застонала, глубоко вонзив ногти в его плечи.

Касаясь губами ее кожи, Сабин проложил путь к груди, облизал каждый сосок, продолжил дорожку из поцелуев. Его язык задержался в ямке пупка, и Гвен задрожала, изогнувшись под ним.

— Держись за изголовье, — велел он.

— Ч-что?

— Изголовье. Держись за него. Не отпускай.

Гвен растерянно заморгала, источая аромат желания. Она потерялась в удовольствии, утонула в нем, но в конце концов покорилась. Выгнула спину, и ее груди с затвердевшими, как жемчужинки, сосками, взмыли вверх.

— Положи ноги мне на плечи, — выдохнул он, сжал один из ее сосков и принялся перекатывать его между пальцами.

На этот раз Гвен подчинилась без раздумий, тяжело дыша и крепко прижавшись к нему. Он раздвинул влажные складки, стоящие на страже нового центра его вселенной, и склонил голову, чтобы ощутить ее вкус.

Этот вкус опьянял. Затягивал. Богатый и сладкий, столь же совершенный, как и прежде. Сабин обвел языком клитор, дразня, ввел два пальца внутрь ее. Крик Гвен эхом отразился от стен спальни.

— Я не могу поверить, что мог сопротивляться тебе хотя бы мгновение.

— Еще.

— Я уже говорил тебе, как ты красива? Как сильно я люблю тебя?

— Еще!

Сабин улыбнулся, продолжая ласкать ее языком, пальцы ни на минуту не прекращали свое движение. Гвен запрокинула голову, рыжие кудри разметались по плечам, тело извивалось в сладостных конвульсиях.

— Еще, — прошептала она. — Еще, еще, еще.

Он ввел третий палец и почувствовал, как все ее тело содрогается от спазмов, крепко сжимая мышцы, удерживая его пальцы внутри. Он сосал ее клитор все сильнее… доводя до оргазма.

Только когда Гвен выкрикнула его имя, когда она безвольно упала на постель, Сабин отпустил ее. Он медленно приподнялся, его член изнывал от желания проникнуть в ее тугие маленькие ножны. Но он не мог. Еще не время.

Гвен открыла сияющие янтарные глаза, прикусила белыми зубами нижнюю губу.

— Я больше никогда не причиню тебе боль, — поклялся он и перевернул Гвен на живот. — Позволь мне доказать это.

Она судорожно вздохнула и немедленно попыталась сбросить его, но Сабин сжал ее в объятиях, приник грудью к ее спине, усмирив трепетание крыльев. Гвен замерла. «Не бойся, милая». Прижав ладонями ее руки, он ввел член между ее ягодицами. Его теплое дыхание ласкало плечи Гвен.

— Я должен как следует извиниться перед этими драгоценными крыльями, — сказал он, немного приподнимаясь над ее телом. — Ты позволишь мне прикоснуться к ним?

К счастью, Гвен не стала сопротивляться, лишь напряглась, затаив дыхание. Не в силах произнести ни слова, она кивнула.

— Останови их, — сказал Сабин. — Пожалуйста.

Трепетание крыльев постепенно стихло.

Сабин принялся покрывать поцелуями каждое крыло. Они были нежными, словно шелк, и прохладными на ощупь, идеальный контраст с жаром его тела. Сабина удивило, что на крыльях не было и намека на перья. Они были почти полупрозрачными, под тонкой кожей проступали голубые вены, похожие на хрустальные реки.

В этот момент он возненавидел себя за то, что сотворил с Гвен. Как он мог связать эти прекрасные крылья, пусть даже и ненадолго?

— Прости меня, — сказал он. — Мне очень жаль. Я не должен был так поступать. Этому нет оправданий.

— Я… я прощаю тебя, — ответила она хрипловатым, терпким, как вино, голосом. — Я понимаю теперь, почему ты так поступил. Мне не нравится то, что ты сделал, но я в самом деле понимаю.

— Я сделаю все, чтобы загладить свою вину, клянусь. Я…

— Хочу тебя внутри. Сейчас же. — Гвен задвигала ягодицами, стараясь отыскать головку его члена. — Ты меня с ума сводишь. Мне нужно больше.

— Да. Да.

«Притормози-ка».

— Ты можешь зачать?

— Нет.

«Тогда поторопись».

Крепко сжав ее бедра, он одним движением погрузился в нее. Они вскрикнули в унисон. Как хорошо. Какое блаженство. Лучше, чем в первый раз, более жарко, влажно. Глубже. Они слились в единое целое. Она принадлежала ему, а он — ей.

Наклонившись, он прижался животом к ее спине, обнял. Одной рукой он ласкал ее клитор, другой сжимал груди, его пальцы скользили по всем эрогенным зонам. Гвен чуть приподнялась, снова вцепившись в изголовье, еще глубже насаживаясь на его член.

Черт, он так долго не протянет. Он и так был на грани вот уже несколько дней. Он снова и снова вонзался в нее, проникая, скользя. Он уже был не Сабином, а лишь мужчиной Гвен.

Внезапно крик эхом прокатился по комнате. Гвен сжала его член, выжимая из него все до последней капли. В это мгновение наслаждение поглотило Сабина, захлестнув его мощной волной оргазма.

Они замерли, все еще соединенные друг с другом, и наконец рухнули на постель. Сабин быстро перекатился на бок, чтобы не раздавить ее своим весом.

Не желая отпускать ее даже на мгновение, он притянул Гвен к себе, и она тут же прильнула к нему. Наверное, это и есть рай, решил он.

— Ты уже дважды спрашивал меня о зачатии, значит, ты можешь иметь детей, — сказала она, учащенно дыша. — Даже Эшлин беременна, хотя раньше я думала, что она оказалась в положении до того, как появилась здесь. О, подожди-ка. Гален же породил меня на свет, значит, вы, ребята, тоже можете размножаться.

— Да, и еще раз да. Отец ребенка Эшлин — Мэддокс. И если условия для зачатия благоприятные, мы можем иметь детей. Уверен, ты читала истории о том, как боги оплодотворяли смертных.

— Да, но вы-то появились на свет не совсем традиционным способом, — возразила Гвен. — Вы созданы самим Зевсом. И я думала, что у вас… отсутствует… ну ты знаешь… сыворотка для зачатия.

Сыворотка для зачатия? Сабин едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

— У нас гормонов, лейкоцитов и других необходимых компонентов куда больше, чем у простых смертных. В частности, поэтому мы и можем так быстро исцеляться. В большинстве случаев женское тело не способно принять такую мощную… сыворотку, поэтому начинает сопротивляться и в конце концов отторгает ее.

— Думаешь, я смогу принять ее?

— Я думаю, что ты можешь принять все что угодно.

Гвен постепенно расслабилась рядом с ним. Может быть, даже улыбнулась.

— Ты хочешь иметь детей?

До сих пор он этого не хотел. Его жизнь была слишком бурной. Но мысль иметь общего с Гвен ребенка ему понравилась. Ребенка, похожего на нее.

— Да. Когда-нибудь, но не сейчас. Пока мы не окажемся в безопасности.

Ее лицо приобрело задумчивое выражение.

— Безопасность… — Она вздохнула и сменила тему. — Я не хочу, чтобы ты перестал бороться с охотниками, но не знаю, останусь ли с тобой.

— Это справедливо. — Хотя Сабин до последнего будет стараться убедить ее остаться. И он последует за ней, куда бы Гвен ни отправилась. Избавиться от него ей будет непросто. — Но не жди, что я буду просто смотреть, как ты уходишь, и сидеть сложа руки.

— Ну, тебе пока не о чем волноваться. Для начала я собираюсь помочь тебе отыскать твоих друзей. Сможешь ли ты доверить мне это?

— Да. Даже если бы увидел, как ты обнимаешь Галена, я и тогда не усомнился бы в тебе, — уверенно сказал Сабин. Он действительно так думал. В его жизни Гвен была единственной, кому он мог всецело доверять.

С ее губ сорвался смешок.

— Я поверю в это, только когда увижу собственными глазами.

Ее пальцы скользнули по его груди.

— Мне нужно поговорить с сестрами.

— Желаю удачи. — Он сжал ее пальцы и поднес к губам.

Она снова вздохнула.

— В общем, я была готова к тому, что сестры уедут. Но в глубине души знала, что они останутся хотя бы для того, чтобы наказать меня за то, что я сотворила с ними.

— Они не причинят тебе вреда.

Сабин этого не допустит.

Она с нежностью сжала его руки.

— Как себя чувствуют Даника и Эшлин?

— Они благодарны тебе и переживают за пропавших мужчин.

Нахмурившись, Гвен села, и великолепные волосы окутали ее плечи.

— Я в душ, вымою голову. Ты можешь созвать всех, скажем… через час?

Сабин не спросил, зачем Гвен эта встреча, он просто доверился ей, как обещал.

— Считай, что все сделано.

Глава 26

Гидеон медленно сходил с ума. Он потерял счет времени и не знал, как долго томился в ловушке. День? Два? Год? Он не видел ни единого лучика света, ничего, что напоминало бы об окружающем мире — мире, в который он скоро вернется, чего бы ему это ни стоило.

Для начала ему требовалось хоть немного тишины и покоя, чтобы разработать план побега.

Его демон, обычно безмолвно присутствующий на задворках разума, теперь вопил в голове Гидеона: «Здесь, здесь, здесь», подразумевая «Прочь, прочь, прочь». «Мне нужна темнота, нужна темнота», — всхлипывал он, имея в виду «Мне нужен свет, нужен свет». Демон Лжи думал, что его снова заперли в ларце Пандоры, что у него нет надежды на спасение, что он забыт и покинут всеми.

По-видимому, другие демоны думали то же самое. Люсьен то и дело стонал, хотя Анья находилась рядом и утешала его. Рейес был на удивление спокоен. Он бормотал имя Даники, а потом опять умолкал на несколько часов. Аман ворчал и рычал, как будто боролся с ордой демонов, которую Гидеон не мог себе даже вообразить. Наверное, это тайны метались в его голове…

Страйдер, которого перехитрили и лишили победы, постоянно бился головой о стену, его демон, вероятно, визжал, а тело корчилось в агонии. Лишь однажды, несколько столетий назад, Гидеон стал свидетелем поражения этого воина, но последствия поражения запечатлелись в его памяти. До этого ему не приходилось видеть, чтобы взрослый мужчина корчился в таких муках, слезы катились по посеревшему лицу, в глазах вместо обычной гордости сверкала боль, зубы скрежетали так яростно, что по губам стекала кровь.

«Сосредоточься, идиот». Много раз они все вместе пытались открыть оконные ставни или пробиться сквозь кирпичные стены. Анья — единственная, кто еще мог использовать свои способности, хотя и ее силы были на исходе. Она устроила в камере торнадо, от которого пострадали только мужчины, а не здание. Все в этой тюрьме было защищено заклятиями, она казалась нерушимой.

— Я собираюсь еще раз поискать отсюда выход, — сказала Анья.

Она была самой спокойной в группе — ирония судьбы, ведь она повелевала хаосом. Послышался шелест одежды, стон Люсьена, воркование Аньи, затем звук шагов.

Гидеон не любил связывать себя длительными отношениями с женщинами, предпочитая разнообразие. Сейчас это выглядело глупо. Не было никого, о ком он мог думать, тосковать или мечтать. Никого, на мыслях о ком он мог сосредоточиться, как Рейес. Никого, кто утешил бы его, как утешали Люсьена.

«С какой женщиной тебе захотелось бы остаться надолго?»

Как, неужели им сейчас овладел демон Сомнения?

«Пинок».

— Прошу прощения, — пробормотала Анья. — Я кого-то задела?

— Мне нужна помощь… — проскрежетал Страйдер. — Помоги мне. Пожалуйста.

— Скоро, — пообещала Анья и проворковала ему что-то успокаивающее.

Снова послышались шаги.

Удар. Скрип.

— Так, так, так. И что же мы тут имеем?

Гидеон решил, что голос исходил из скрытых динамиков. Он не знал никого с таким голосом.

— У меня что, сегодня день рождения?

В комнате воцарилась зловещая тишина. Потом послышался стук каблуков — это Анья поспешила вернуться к Люсьену.

Вспыхнул свет, прогоняя тени. В этот момент сладостный покой охватил Гидеона. Он заморгал, фокусируя зрение, и словно впервые увидел своих друзей. Люсьен растянулся на полу, его голова покоилась на коленях Аньи, богиня обнимала его, словно желая защитить от опасности. Рейес привалился к стене, оскалив зубы в жуткой ухмылке. Страйдер лежал на боку, прижав руки к животу, притянув колени к груди, а возле него с бесстрастным лицом сидел Аман и гладил друга по голове.

И никаких охотников. Окна оставались заблокированными, а дверь — закрытой.

— А я-то все гадал, почему сработала моя беззвучная сигнализация. Но перед тем как вернуться сюда, я должен был позаботиться о ваших друзьях в Буде. — Безжалостный смех. — С тех пор как была опубликована статья, мы надеялись увидеть вас здесь. Я вижу, что наша тактика, построенная на отрицании существования этого объекта, дала желаемый результат и убедила вас в том, что это не ловушка.

Когда в голове Гидеона наступила тишина, он смог пропустить этот голос через свою ментальную картотеку и… — вот так так! Оказалось, что голос принадлежал кое-кому, кого он хорошо знал. Дин Стефано. Второй человек в команде охотников, который подчинялся только этому больному ублюдку Галену.

Стефано возненавидел Сабина за то, что тот увел у него жену Дарлу. Он говорил, что Дарла была бы жива, если бы Владыки и заключенное в них зло пребывали в аду, где им самое место.

Злоба Стефано не знала границ. Он послал Данику, невинную девушку, шпионить за Владыками, собираясь использовать ее, чтобы захватить бессмертных воинов в плен — одного за другим — и пытать их. Этот план не сработал. Но Стефано отправил к ним Данику, а затем попытался взорвать крепость вместе с нею.

Гидеона скрутил страх, быстро сменившийся яростью и печалью. Он повторил про себя слова Стефано: «Нужно было позаботиться о ваших друзьях». До него только сейчас дошло. Охотники были в Будапеште. Они, вероятно, напали на крепость и победили, иначе их здесь не было бы. Сабин никогда бы не отпустил их живыми.

Где сейчас Сабин? Пока ларец Пандоры не найден, охотники не будут убивать Владык, веря, что их демоны вырвутся на свободу и принесут еще больше несчастий. Неужели они держат его в заточении? Пытают? Гидеон с трудом поднялся на ноги. Он пошатнулся, но устоял. Все, кроме Страйдера, тоже встали, доставая оружие, готовые бороться до последнего, несмотря на слабость.

— Иди сюда. — Рейес поманил пальцем. — Ну же, смелее.

Стефано опять засмеялся, явно получая удовольствие от происходящего:

— Зачем мне это? Я могу морить вас голодом и смотреть, как вы чахнете с каждым днем. Могу отравить здесь воздух и наблюдать за вашими страданиями. Причем могу все это сделать, даже не дотрагиваясь до ваших омерзительных тел.

— Отпусти женщину! — крикнул Люсьен. — Она ничего тебе не сделала.

— Черт побери, нет! — Анья помотала головой, ее светлые волосы разметались во все стороны. — Я останусь здесь.

— Как мило, — насмешливо сказал Стефано. — Она хочет остаться со своим демоном. Что ж, пожалуй, я уберу ее отсюда. Только ради тебя, Смерть. Вряд ли тебе понравится то, что я с ней сделаю.

Зарычав, Люсьен напрягся, готовясь к нападению. Он поднял пистолет, положил палец на спусковой крючок. Готов. Свирепость и ярость — воплощение Смерти.

— Попробуй.

В этот миг мальчик лет одиннадцати вышел из дальней стены словно призрак. Гидеон смотрел на мальчика, выпучив глаза и пытаясь постичь происходящее.

— Идем со мной, — попросил мальчик Анью. — Пожалуйста.

— Ловкий трюк. — Она медленно повернулась, развела руки. — Ты посылаешь ребенка в логово льва. Трусливый поступок, тебе так не кажется? Неужели ты на самом деле считаешь, что твоя зверушка может заставить меня сделать то, чего я не хочу?

— Да, я могу, — со всей серьезностью ответил мальчик. — Но нет необходимости прибегать к насилию.

Люсьен заслонил собой Анью, в его глазах играл алый отсвет, он оскалил заострившиеся зубы. Больно было видеть этого обычно спокойного воина одержимым безумием. Он любил свою женщину и готов был умереть за нее. Вернее, предпочел бы умереть, чем смотреть, как ей причиняют боль.

Гидеон тихо приблизился к Смерти, еще не зная, что нужно делать, но не в состоянии пассивно наблюдать за происходящим. В конце концов, кто здесь воплощал собой зло? Те, кого заперли в камере, или те, кто послал ребенка в самую гущу войны?

Рейес, Страйдер и Аман встали рядом с Гидеоном, образовав защитную стену вокруг Аньи.

— Идем, — повторил мальчик, нахмурившись. — Пожалуйста. Я не хочу причинять тебе боль.

— Ну разве он не прекрасен? — смеясь, спросил Стефано. — Я очень надеюсь, что он вам понравится, это мое новое оружие в борьбе против вас. Я не планировал использовать его так скоро. Но вы вдруг отправились в Египет и украли мои инкубаторы. Инкубаторы, которые я обязательно найду и снова использую. Особенно тот, который так нравится нашему другу Сабину.

— Я так рад это слышать от тебя, Стефано, — сказал Гидеон, не обращая внимания на его колкости. — Это слишком… извращенно даже для тебя.

Пауза.

— Ах, Ложь, — снова раздался голос. — Сущий восторг, как всегда. Каким же утомительным должен быть твой демон. Но у меня есть для вас хорошие новости. Мы нашли способ вытащить демонов из ваших тел и поместить их в кого-нибудь другого. Кого-то более слабого, кто согласится на это во имя человечества. Мы уже проделали это с Сабином. Конечно, после того, как схватили его. Он долго сопротивлялся, наш Сабин, но в конце концов пал. Так же, как и вы.

Черт, нет, только не это. Сабин не умер. Он не мог умереть. Он был таким сильным, таким решительным. Более того, просто невозможно было исторгнуть демонов и поместить их в другие тела. Это не могло быть правдой.

— Ты мне не веришь. — Стефано опять засмеялся. — Прекрасно. Поверишь, когда это случится с тобой. Кроме того, как ты думаешь, почему твой друг до сих пор не пришел, чтобы спасти вас?

Гидеон похолодел от ужаса. «Не позволяй Стефано достать тебя. Он лжет. Позже ты сможешь…»

Кулак Гидеона обрушился на стену, подняв облако пыли. Он бил снова и снова, слезы жгли ему глаза. У него ломались кости, рвались мышцы, но Гидеон не замечал этого. Он провел рядом с Сабином несколько тысяч лет и надеялся провести в его обществе еще как минимум столько же.

— Бедный демон Лжи. — Стефано поцокал языком. — Остался без вожака. Что же ты теперь будешь делать?

— Да пошел ты! — закричал Гидеон. — Я убью тебя. Убью! — Он в самом деле собирался это сделать, хотел это сделать и сделает. — Ты сдохнешь от моей руки, мать твою!

Когда его слова эхом отразились от стен, демон Лжи издал изумленный вопль… потом крик, полный муки. Боль пронзила Гидеона, разрывая его на части, клетку за клеткой. Ему казалось, что каждый орган расщепляется на куски, кости выворачиваются из суставов. Демон бился и метался в черепе, опустился к ногам, вцепился в них, кусая за пальцы, когда боль доводила его до безумия. Но этого было недостаточно. Демон пронесся по телу Гидеона, вопя, разрывая вены, оставляя после себя только кислоту.

Колени Гидеона подогнулись, он рухнул на пол. Пальцы разжались, кинжал выпал и отлетел прочь. Он должен был быть более осторожным. Нельзя было позволять эмоциям овладеть собой, это всегда заканчивалось для него поражением. Вот почему он научился скрывать все свои чувства за сарказмом. Идиот! «Стефано одолел тебя. У твоего врага есть преимущество. Он может войти сюда, схватить и избить тебя, отрезать тебе конечности, и ты ничего, черт побери, не сможешь с этим поделать».

— Ненавижу… тебя… — выдавил он. К черту, он уже сказал правду. Почему бы не сделать это еще раз? Сказать то, что он так хотел сказать. — Ненавижу тебя до глубины души.

Демон снова завопил. Вопил, и вопил, и вопил. Боль снова прошила Гидеона, разрывая на части.

Он открыл рот, чтобы снова сказать правду…

— Л-жет, — запинаясь, произнес Аман. — Он… лжет… Сабин… жив.

Это были первые слова одержимого демоном Секретов, сказанные им за несколько столетий. Его голос был скрипучим и грубым, словно его гортань обработали наждаком и пропустили через шредер, каждое слово звучало так, словно в открытую рану втирали соль.

— Ты этого не знаешь! — проревел Стефано. — Тебя там не было. Он мертв, клянусь!

Гидеон замер. Замер, несмотря на агонию и муки, которые испытывал. Стефано лгал ему. Лгал ему, черт возьми, а он поверил. Он, который чуял ложь за версту. Гидеон столько раз солгал за свою долгую жизнь, что отделять правду от неправды для него было так же естественно, как дышать.

Аман зарычал и упал на колени рядом с Гидеоном. Сначала открылась плотина для одного слова, потом для предложения, а затем с губ воина полилась история за историей, и все они рассказывались разными голосами. Он говорил об убийствах и насилии. Говорил о ревности, жадности и измене. Кровосмешении, самоубийстве и депрессии.

Ни одно из этих злодеяний не было совершено им самим, но так могло быть. Преступления совершались всеми теми, кто встретился ему за долгие годы, охотниками, память которых он осушил до дна. И все эти эпизоды он представлял себе так же отчетливо, как будто сам их прожил.

Крепко зажмурившись, Аман тер виски, корчился, гримасничал, выплевывая ядовитые слова:

— Он больше не любит меня, а ведь я все делала для него. — Голос Амана стал высоким, как у женщины.

Гидеону показалось, что из динамиков послышался судорожный вздох.

— Готовила, убирала, спала с ним, даже когда была слишком уставшей. Но его интересовала только его драгоценная война. Хотя он и находил время, чтобы трахать жившую по соседству шлюху снова и снова. А ко мне он относился как к мусору!

— Откуда у тебя ее голос? Он ведь принадлежит Дарле. Как, черт тебя подери?.. — рявкнул Стефано.

Откровения Дарлы лились нескончаемым потоком. Гидеон понятия не имел, как воин узнал их.

— Заткни его. Заткни его немедленно!

Мальчик испуганно подскочил, а затем устремился вперед. Когда Люсьен и Рейес попытались схватить его, их руки прошли сквозь мальчика, оба пронзительно вскрикнули от боли, и эти звуки смешались со стонами Гидеона и Амана. Затем мужчины упали, как груз в океан, их тела бились в конвульсиях, словно только что получили мощный электрический удар. Анья сжалась, готовясь броситься вперед, если мальчик попытается коснуться их снова.

«Нельзя позволить ребенку причинить боль Аману», — подумал Гидеон, из последних сил заставляя себя встать. Голова кружилась. Он стоял, пошатываясь, раздираемый болью, от которой на глаза наворачивались слезы. Согнувшись, он прижал руки к животу, его едва не вывернуло наизнанку. Потом подобрал с пола свой кинжал и наставил его на ребенка. Но как, черт возьми, остановить того, кого нельзя схватить?

Анья протянула руку к мальчику, который в этот момент присел рядом с Аманом и почти коснулся его горла. Что она собиралась сделать?

— Не трогай его! — крикнула она. Небольшие золотистые язычки пламени заиграли на ее пальцах, но они были слабыми, едва различимыми. — У меня есть сила и в этом мире, и в мире потустороннем. Дотронься до него, и я тебя поджарю. Поверь мне. Я не буду колебаться. Я и похуже вещи делала.

Карие глаза умоляли ее понять, позволить ему выполнить приказ. Бедный ребенок. Его рука тряслась, и раскаяние исходило от него ощутимыми волнами.

— Я смотрю, в этой комнате два лжеца, — сказал Стефано. — Мне наплевать, какая у тебя сила. Этот мальчик — сын некроманта, он может жить и передвигаться среди мертвых. Он может войти в любой мир по своему желанию, ничто и никто не сможет до него дотронуться, когда он находится там.

— А я сплю с некромантом, идиот. Люсьен сам может ходить среди мертвецов. — Анья вздернула подбородок, ее голубые глаза искрились ненавистью. — Плюс ко всему я богиня Анархии и не ведаю милосердия. Если твоя зверушка подойдет ближе, ты увидишь, на что я способна.

Хорошо зная Анью, Гидеон видел, когда она блефовала. Это была чистая бравада. Анья не может навредить ребенку. Дома она постоянно поглаживала живот Эшлин и ворковала с малышом: «Тетушка Анья собирается научить тебя воровать все, что захочет твое маленькое сердечко».

Гидеон потянулся и сомкнул пальцы на ее запястье:

— Я буду не слишком рад позаботиться об этом. — Слова с трудом пробивались сквозь ком в горле.

— Я… я… да. — Постепенно пламя угасло, Анья кивнула. В ее глазах вспыхнуло облегчение. Она склонилась и схватила Люсьена за плечи, оттащила подальше от мальчика.

Аман все еще лепетал, а Стефано по-прежнему требовал от ребенка сделать так, чтобы воин заткнулся.

Пошатываясь на ослабевших ногах, Гидеон встретил мрачный, решительный взгляд мальчика.

— Я не сделаю так, чтобы воин замолчал.

Хотя он лгал, мальчик, казалось, все правильно понял и кивнул. Преодолевая слабость и боль, терзающие его, Гидеон наклонился, приблизив губы к уху Амана. И впервые за столетия он смог подбодрить друга, не прибегая к правде:

— Ты прав. Все будет хорошо. Мы все выберемся отсюда живыми. Ш-ш-ш, тихо. Все будет хорошо.

Постепенно голос Амана стих, сменившись неясным бормотанием. Он сжимал голову руками и, закрыв глаза и скорчившись, раскачивался из стороны в сторону.

Чья-то рука обхватила талию Гидеона, он обернулся. От резкого движения его желудок скрутило, в глазах потемнело прежде, чем он увидел того, кто его коснулся. Анья. Как долго он сможет держаться на ногах? И как долго сможет притворяться, что хорошо себя чувствует?

Анья пыталась поставить Гидеона на ноги. Ее клубничный аромат щекотал ему ноздри.

— Я тут подумала. Я охотно пойду с этим нахалом, — сказала она тихо. Чтобы Люсьен не услышал?

— Да, — ответил Гидеон, в то же время мотнув головой. И тут же желудок снова скрутило спазмами, перед глазами замелькали черные точки.

Анья обхватила ладонями его лицо, притянула его к себе, как будто собиралась поцеловать, легко коснулась его губами и промурлыкала ему на ухо:

— За стенами этой комнаты моя сила может полностью вернуться. И я смогу наконец разобраться со Стефано.

Если Люсьен придет в себя и обнаружит, что Анья исчезла… Нет, Гидеон не мог допустить, чтобы его друг испытал такие муки.

Когда речь заходила о Люсьене, Гидеон в глубине души испытывал чувство вины. С того дня, как в них поселились демоны, Люсьен был для него как брат, заботившийся о нем и успокаивавший, когда Гидеон становился слишком диким. Однако когда пришло время выбирать между Люсьеном и Сабином, Гидеон выбрал Сабина, потому что всем сердцем верил — охотники заслуживали смерти за то, что сделали с Баденом, хранителем демона Неверия. Люсьен же всегда желал мира. В Гидеоне тоже жила вера, но он понимал, что Люсьен заслуживал лучшего отношения к себе.

— Сейчас самое время оставить твоего мужчину, — заявил Стефано. — Не бойся, после того, что сделаю с тобой, я позволю тебе вернуться и рассказать ему об этом.

— Пошли, — приказал мальчик, поднимаясь. Он махнул рукой, подавая знак Анье следовать за ним. — Если придется, я заставлю тебя.

Гидеон должен остановить ее. Но как? Его силы были на исходе, подтачиваемые невыносимой болью. Вскоре он станет совершенно беспомощным и несколько часов, а то и дней будет не в состоянии даже подняться без посторонней помощи.

Другим было не легче. Пришлет ли Стефано войска, чтобы подавить сопротивление воинов численным преимуществом, а потом разделить их? Или он собирался оставить их здесь, чтобы не позволить их силе вернуться, как подозревала Анья? Впрочем, это не важно, решил он. Существовал только один способ выиграть время и придумать план побега.

— Я не хочу, чтобы ты взял меня вместо нее. Не хочу, чтобы ты допрашивал меня, — сказал Гидеон. — Стефано, вели мальчику взять Анью и оставить меня.

Последовала пауза, пока Стефано пытался расшифровать его слова.

— Нет, — выдохнула Анья. А затем, словно зная, что словами Гидеона не переубедить, схватила его за руки и толкнула на пол. Один, второй удар прямо в живот. Не в состоянии сдержаться, Гидеон изверг из себя все содержимое желудка. — Видишь? Он не в состоянии разговаривать. Ты возьмешь меня, — твердо произнесла она, — или никого.

— Приведи их обоих, — сказал Стефано, радуясь так, словно получил подарок.

После недолгого колебания мальчик вошел в тело Аньи, исчезнув из вида. Видимо, он полностью завладел ею, потому что она вышла из комнаты, совершенно не сопротивляясь. Вот дерьмо!

Несколько мгновений спустя мальчик вернулся, Гидеон поднял руку:

— Я не хочу сделать это сам.

Мальчик с облегчением кивнул.

Гидеон неуклюже поднялся на ноги и, бросив прощальный взгляд, покинул своих друзей.

Глава 27

Гвен удивилась, увидев сестер в комнате развлечений, едва переступила порог. Еще больше она удивилась, когда ни одна из них не вскочила с дивана и не попыталась ткнуть в нее кинжалом.

Гвен перевела взгляд на остальных. Интересно, кто ее поддержит, а кто — нет? Эшлин, Даника и Камео устроились за дальним столом, две склонились над свитками, шелестя пожелтевшей бумагой, а третья что-то печатала в ноутбуке. Эшлин наморщила красивое лицо, пытаясь сосредоточиться. Даника была бледна и выглядела совсем больной. Камео хмурилась.

Уильям, Кейн и Мэддокс отсутствовали. Видимо, они были сейчас в городе, разыскивая слоняющихся по улицам охотников. Напротив женщин Аэрон и Парис играли в бильярд, обсуждая стратегию дальнейших действий. Синяки у них почти сошли. То есть это было верно в отношении Париса. Сказать то же самое об Аэроне было сложно, поскольку все его тело с ног до головы было покрыто татуировками.

— Говорю тебе, я видел ее, — настаивал Парис.

— Ты принимаешь желаемое за действительное или это вызванные амброзией галлюцинации, — ответил Аэрон. — Когда мы упали, ты был в сознании. Видел ли ты ее снова?

— Нет. Она, наверное, скрылась.

Аэрон был безжалостен.

— Я слишкои терпеливо относился к тебе, Парис, и ни к чему хорошему это не привело. Ты должен отпустить свое горе. Сегодня утром мы допросили еще нескольких охотников, недавно захваченных в плен. Они ничего не знают о ней. И потом, ты ведь призвал Крона, чтобы спросить, не отправлял ли он ее обратно. Что же он ответил?

Побледнев, Парис ударил кием по одному из шаров:

— Без тела ее душа зачахла. Умерла.

Крошечное, покрытое чешуйками существо скользнуло на плечи Аэрона, погладило его по голове, поцеловало в щеку. Аэрон поднял руку и нежно почесал шею демоницы, словно та была любимым питомцем. Для него этот жест был привычным, он даже не прервал разговор.

— Стал бы царь богов тебе лгать?

— Да!

— Зачем? Ему нужна наша помощь.

— Я не знаю, — прорычал Парис.

— Что это за существо? — спросила Гвен, не отрывая взгляда от создания, обвившего плечи Аэрона.

Сабин, стоявший рядом с ней на пороге комнаты, одним своим присутствием обжигая ее кожу, искушая Гвен простить, забыть о прошлом и сосредоточиться только на будущем, на совместном будущем, улыбнулся:

— Это Легион. Она демоница… и его друг. Аэрон скорее умрет, чем позволит ее обидеть, поэтому, пожалуйста, не пытайся от нее избавиться.

«Он… оно… девочка? Ладно, не имеет значения. У тебя есть дела поважнее». Гвен обвела взглядом комнату, и вдруг глаза ее удивленно округлились. В дальнем углу, привалившись плечом к стене, стоял Торин. В руках, затянутых в перчатки, он сжимал портативный монитор, его внимание было приковано к маленькому экрану.

Вот он точно ее поддержит, Гвен была в этом уверена. Торин всегда ставил благополучие своих друзей гораздо выше собственного.

— Может, хватит делать вид, будто нас тут нет? — Кайя закинула руки за голову и потянулась, как котенок, соскучившийся по ласке.

— Привет. — Гвен наконец-то нашла в себе силы посмотреть сестрам в глаза и, выдавив из себя робкую улыбку, помахала им рукой. Последний час она только и думала, что скажет сестрам, если они, конечно, захотят ее выслушать. Но в голову ей так ничего и не пришло. Извиняться она не собиралась, потому что ни капли не жалела о содеянном.

Талия встала, ее лицо было, как всегда, бесстрастно. Сабин тут же закрыл собою Гвен.

— Отлично, — сказала Талия, не обращая на Сабина внимания. — Раз ты не собираешься ничего говорить о том, что случилось, я, пожалуй, начну. — Пауза. — Я горжусь тобой.

— Ч-что? — спросила Гвен дрогнувшим голосом. Она совсем не это ожидала услышать. Нерешительно выглянув из-за широкой спины Сабина, Гвен изумленно уставилась на старшую сестру. Талия гордилась ею? Удивлению Гвен не было границ.

— Ты сделала то, что должна была сделать. — Талия подошла к ним ближе и попыталась отодвинуть Сабина с дороги. — Ты была гарпией во всех смыслах этого слова.

Сабин не пошевелился.

Талия метнула на него ледяной взгляд.

— Дай мне обнять сестру.

— Нет.

Гвен бросила взгляд на окаменевшие плечи Сабина и его напряженную спину.

— Сабин.

— Нет, — сказал он, понимая, чего она хочет. — Это может быть уловкой. — Затем, повернувшись к Талии, добавил: — Ты не обидишь ее.

Бьянка и Кайя присоединились к Талии, образовав возле воина полукруг. Они могли напасть на него, но, к удивлению Гвен, не стали этого делать.

— Серьезно, позволь нам обнять сестру, — сказала Кайя.

Они даже не пригрозили ему физической расправой… Просто чудо какое-то.

— Пожалуйста. — Последнее слово Кайя произнесла с явной неохотой.

— Пожалуйста, Сабин, — попросила Гвен, прижав ладони к его спине.

Он сделал глубокий прерывистый вдох, будто пытаясь по запаху распознать истинные намерения гарпий.

— Никаких фокусов. Иначе… — Он отступил, и сестры тут же бросились вперед.

Три пары рук обвились вокруг Гвен.

— Как я уже сказала, ужасно горжусь тобой.

— Никогда не видела тебя такой свирепой.

— С ума сойти. Ты надрала мне задницу!

Гвен растерянно замерла.

— Так вы не сердитесь?

— Черт возьми, нет, конечно, — заверила ее Кайя, но тут же пошла на попятную. — Ну, может быть, немного, сначала. Сегодня утром, когда пытались придумать, как похитить тебя и отомстить Сабину, мы увидели, как он поит тебя своей кровью. В общем, мы поняли, что теперь он и есть твоя семья, и отступили. Ты не угрожаешь племени гарпий, кому как не нам об этом знать.

Вот это да. Гвен перевела взгляд на Сабина, в его темных глазах горел огонь. Он сказал, что хочет быть с ней. Готов бросить войну ради нее. Она для него важнее всего в жизни. Он верит, что она не предаст его. Он любит ее.

Гвен тоже хотела поверить ему, очень хотела, но одно обстоятельство мешало ей сделать это. Дело было не только в том, что он запер ее в камере, а еще и в том, что, лежа в постели и восстанавливая силы, Гвен поняла, что стала оружием — оружием, которое он всегда хотел из нее сделать. Она показала себя в бою. Теперь ему не придется оставлять ее в крепости, не придется волноваться о ней. Разве не легче получить от нее желаемое, соблазнив ее тело и душу?

Любит ли он ее на самом деле? Именно это Гвен хотела бы знать.

Сабин заявил, что ему будет все равно, даже если он увидит ее в объятиях отца. Может, он сказал правду. Но что, если в один прекрасный день его любовь сменится ненавистью? Что, если он отвергнет ее только потому, что она — гарпия и дочь Галена? Не распространится ли его ненависть к охотникам и их вожаку на нее? А вдруг друзья отвернутся от него, обвиняя в том, что он привел в их дом врага? Не будут ли подвергать сомнению каждое ее слово, каждый жест?

Все эти мысли не были внушены ей демоном. Это были ее собственные мысли. Все до единой. И она не знала, как избавиться от них, несмотря на то что отчаянно хотела быть с Сабином.

Когда она увидела его в городе, окровавленного, без сил, ее сердце чуть не остановилось — вот доказательство, что оно принадлежало Сабину. Каким свирепым он был. Любая женщина гордилась бы, что рядом с ней такой сильный, опытный мужчина. И она хотела быть этой женщиной. Тогда и сейчас. Всегда. Но ей не хватало уверенности, чтобы ухватиться за свою мечту. Это было глупо. Физически она никогда еще не была сильнее.

— Как же не хочется расставаться с тобой, — сказала Бьянка и, выпустив Гвен из объятий, отступила.

— Ну… — «Пора перейти к самому трудному». — Зачем тогда расставаться? Вы нужны мне тут, в крепости, будете помогать Торину охранять ее.

— А ты куда собралась? — Талия тоже отпус тила Гвен, ее светлые глаза вглядывались в лицо сестры.

По крайней мере, ее предложение не вызвало у них отторжения.

Гвен расправила плечи.

— По этому поводу, собственно, я и собрала вас. Могу попросить минуту внимания, пожалуйста? — Она хлопнула в ладоши, ожидая, пока все присутствующие обратят на нее внимание. — Мы с Сабином собираемся в Чикаго на поиски его пропавших друзей. Они не выходят на связь, и мы думаем, что с ними случилась беда.

В этот момент Сабин моргнул. Это была его единственная реакция. Гвен знала, что он ждал информацию от Торина, но полагала, что ожидать новостей лучше находясь в пути, чем сидеть на месте сложа руки.

— Я так рада, что вы поедете в Чикаго, — сказала Эшлин. — Я не знаю, в курсе ли ты, но Аэрон, Камео и твоя сестра Кайя сегодня возили меня в город. И я там кое-что услышала.

Ой. Только проблем в крепости им не хватало.

— Ты не должна была ездить в город. Твой мужчина с ума сойдет, если узнает об этом.

Гвен видела Мэддокса рядом с его беременной женщиной всего несколько раз, но и этого было достаточно, чтобы убедиться в его решимости защитить ее любой ценой.

Эшлин махнула рукой:

— Он знал об этом. Мэддокс не мог отвезти меня сам, потому что я не слышу разговоров, когда он со мной, так что ему пришлось пойти на компромисс и отпустить меня с охраной. Он понимал, что в противном случае я сбегу тайком. В общем, некоторые охотники тоже отправились в Чикаго. Они боятся тебя и не знают, на что ты способна.

Охотники боятся ее. Они опасались ее еще тогда, когда она находилась у них в плену, запертая в пирамиде, хотя Гвен ничего не могла им сделать. Ну, или почти ничего. Но она больше не беспомощна. Эта мысль заставила ее улыбнуться. Сабин тоже сиял от гордости.

От этого зрелища по ее телу пробежала дрожь, а дыхание обожгло легкие. Когда Сабин смотрел на нее так, она почти верила, что он по-настоящему ее любит и сделает ради нее все что угодно. «Не отвлекайся».

— Что с пленниками?

— Все еще под замком. — Не отрывая от нее глаз, Парис поставил кий на пол и оперся на него. Он был бледнее обычного, вокруг глаз собрались морщинки. — Мы с Аэроном, мастера на все руки, позаботились о них.

— А я помоггала, — встряла демоница Легион.

Позаботились. То есть пытали. Сабин допрашивал их? Гвен знала, что ему нравилось это делать, но после той битвы он почти не отходил от нее.

— Дети…

— Как я уже говорил, их разделили на несколько групп и переправили в более удобное жилище. Они напуганы и не использовали свои способности. Пока. Так что мы точно не знаем, с чем имеем дело. Но не беспокойся, мы обязательно выясним это у взрослых, — сказал Сабин.

Парис кивнул с мрачной решимостью:

— Займусь этим по возвращении. Я отправляюсь с вами.

Сабин и Аэрон обменялись тяжелыми взглядами.

— Ты остаешься здесь, — возразил Сабин. — Вернее, вы все остаетесь. В крепости должно быть как можно больше воинов. Ведь мы не знаем, сколько охотников осталось в Буде.

— Кроме того, Торин видел Галена в городе, — сказала Камео. — Мы пока не засекли его, значит, он где-то прячется, собирается снова напасть.

Сабин подошел к Гвен и сильной рукой обвил ее талию. Она не протестовала. Пусть разум ее был полон сомнений, но тело признало, что принадлежит Сабину. Гвен ощутила аромат лимона, наркотик, к которому пристрастилась.

— А ты, Парис… У тебя появилась дурная привычка подвергать опасности жизни тех, кто находится рядом с тобой. Ты останешься здесь и придешь в себя.

Парис открыл рот, чтобы возразить.

— Торин позаботится об организации нашей поездки, — сказал Сабин, не обращая внимания на Париса.

Его пальцы скользили по руке Гвен.

— Вам придется лететь обычным рейсом, — кивнул Торин. — Ребята улетели в Штаты на самолете, который мы всегда фрахтуем.

— А что, если нас обнаружат охотники? И как мы пронесем оружие в самолет мимо таможни? — Если у них найдут хоть один клинок, их немедленно задержат, будут допрашивать — лишняя трата времени, — а может, даже арестуют.

— Есть кое-какие идеи. — Сабин поцеловал Гвен в висок. — Доверься мне. Я давно этим занимаюсь. Нас не засекут.

— Привезите Рейеса и остальных домой живыми и здоровыми. — Даника нервно сплела пальцы, словно творя молитву. — Пожалуйста.

— Пожалуйста, — эхом отозвалась Эшлин.

— И не забудьте Анью, — сказала Кайя. — Что бы она там ни наделала.

— Сделаю все, что в моих силах, — ответила Гвен. Вот только хватит ли этих сил?

* * *

— Скажи мне, зачем богиня путается с демоном?

Анья молча смотрела на заклятого врага своего любимого. Перед ней стоял Гален, одержимый демоном Надежды. Он устроился возле одной стены ее новой тюрьмы, а она — напротив, у другой. Его длинные белые крылья были сложены за спиной. Глаза были лазурно-голубыми, как небо, и чем дольше Анья смотрела в них, тем отчетливее — она могла бы в этом поклясться — видела в них пушистые белые облака. Такие глаза были созданы, чтобы убаюкивать и успокаивать.

Но ее они просто бесили.

Призрачный Мальчик «сопроводил» ее — чертов пацан контролировал ее тело так, словно оно было его собственным, — в эту тесную дыру и ушел. Она ждала. Ждала. Одна, кипя от ярости. Теперь она знала, что охотники приберегали ее для своего вожака. Он был в Буде, где и узнал, что здесь его ждет роскошный подарок.

Тем временем крики Гидеона эхом отражались от стен, им вторил смех его мучителей. Бедный демон Лжи. Анья чувствовала себя немного виноватой, ведь она часто дразнила его. Интересно, выдал он какие-нибудь секреты охотникам или нет?

— Тебе нечего ответить, красотка?

— С ним я весело провожу время, вот зачем.

Они совершили ошибку, не связав ее и не заковав в цепи. Видно, считали, что Галену для охраны достаточно Призрачного Мальчика. Он был чем-то вроде страхового полиса. Что ж, скоро они узнают, что надо было обратиться за страховкой в компанию понадежнее. Теперь, когда Анья покинула странную металлическую камеру, силы начали возвращаться к ней. Скоро она превратится в кошмар наяву. И они получат то, что им причитается.

Восстанавливался ли Люсьен так же быстро, как она? Анья ненавидела, когда им приходилось разлучаться.

Губы Галена изогнулись в медленной удовлетворенной улыбке.

— А ты злюка. Мне это нравится. Люсьену повезло. Чертовски повезло. Когда урод вроде него завоевывает сердце такой, как ты, это кроме как чудом не назовешь.

Даже его голос успокаивал. Все в нем, казалось, было создано, чтобы внушать надежду, он походил на яркий луч света в комнате, полной тьмы и страха. Только он не знал, что Анья любила тьму. Всегда любила.

— Он не урод, — ответила Анья, вышагивая вдоль стены. Чем больше она будет двигаться, тем меньше на нее будут обращать внимания, подумала она. — Он благородный, любящий и восхитительно жестокий.

Гален издал смешок:

— Но он же одержим демоном.

Она остановилась перед ним, выгнув бровь.

— Ну да. Как и ты, черт бы тебя побрал.

— Нет. — Гален терпеливо покачал головой. — Я — ангел, ниспосланный с небес, чтобы очистить землю от зла.

— Ха! — Она снова принялась мерить шагами камеру. — Отличная шутка. Все еще верим в свои фантазии, да?

— Я не собираюсь обсуждать свое происхождение со шлюхой демона. — В его голосе уже не было веселья. — А теперь расскажи мне, что Владыкам известно о тех двух артефактах, которые пока не найдены.

— А кто сказал, что они не найдены? — поддразнила его Анья.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь учащенным стуком сердца.

— Верно. Кстати, чтобы ты знала, один артефакт у меня.

Ублюдок. Неужели это правда?

— Если бы они нашли все четыре артефакта, то сейчас не были бы здесь, в моей власти. Они искали бы ларец. А может быть, уже и нашли бы его.

Богиня закатила глаза, хотя внутри ее все дрожало.

— Уверен, что у тебя есть власть, ангел?

Он пожал плечами:

— Ты жива, так ведь?

Ее каблуки снова застучали по плиткам.

— Думаю, ты сохранил мне жизнь только потому, что рассчитываешь каким-то образом меня использовать.

Гален скрестил руки на массивной груди, обтянутой белоснежной тканью рубашки. Брюки тоже были белыми. Перебор, сказала бы Анья, если бы кто-то поинтересовался ее мнением. Да черт с ним. Она сомневалась, что Гален нуждался в ее советах по поводу стиля одежды.

— Ты начинаешь утомлять, богиня. Может быть, приказать привести Смерть?

Он имеет в виду, что хочет развлечься, наблюдая за пытками Люсьена?

— Слушай, я поговорю с тобой, расскажу все, что ты хочешь знать, но только если ты избавишь меня от этого мальчишки. Раздражает. — Анья не хотела, чтобы от ее руки пострадал ребенок.

— Приношу свои извинения, если произвел на тебя впечатление идиота. — Губы Галена снова изогнулись в полуулыбке. — Он останется.

Все равно попробовать стоило. Пора перейти к плану Б. Отвлечь внимание, дать волю своей ярости. Если она не сможет наброситься на него, то спровоцирует Галена, заставит его напасть на нее. Остается надеяться, что мальчик не станет вмешиваться в драку.

— Почему ты так ненавидишь Владык? Что они тебе сделали?

— Лучше сформулировать вопрос иначе: почему я не должен их ненавидеть? Они хотят уничтожить меня. Поэтому я должен уничтожить их первым. — Он развел руками. — Все эти годы мы осмеливались только ранить Владык, потому что слишком боялись выпустить на свободу их демонов. Если бы это произошло, боги опять бы меня прокляли. Меня уже предупреждали об этом. — Он слабо улыбнулся. — Но сейчас мы как никогда близки к решению этого вопроса. Не пройдет и нескольких дней, как я узнаю, смог ли демон Неверия соединиться с моей женщиной. Если смог… в моем распоряжении окажется самая сильная армия, которую когда-либо видели в этом мире.

— Твой бесхребетный слуга, кажется, думает, что ты будешь использовать слабаков, чтобы заключать в их тела демонов во имя блага всего человечества.

Гален пожал плечами:

— Как ему могла прийти в голову такая странная мысль?

Тут есть пища для размышлений. Гален сказал, что будет проклят, если уничтожит Владык и освободит их демонов. Но этого не произойдет, если у Галена будет нечто, куда можно поместить демонов. Однако, если лишить Владык демонов, это погубит бессмертных. Погубит… убьет… Люсьена.

У Аньи кровь застыла в жилах.

— Как ты нашел демона Неверия? И каким образом ты пленил этого сумасшедшего демона?

Стефано хвастался, что они успешно связали демона с другим телом. Он наверняка солгал. Как обычно. Но сам факт того, что они пытались это сделать, был столь же пугающим.

— В отличие от Амана я не выдаю свои тайны, — сказал Гален.

— Пока не расскажешь, я тебе не поверю.

На его губах снова заиграла улыбка.

— Твое недоверие больно ранит меня.

«Боги, как же я его ненавижу!» Анья задумчиво постукивала пальцем по подбородку, словно была глубоко погружена в свои мысли. Ей уже удалось отвлечь внимание Галена, теперь нужно было вывести его из себя.

— Посмотрим, посмотрим. Если бы я была трусливым, завистливым демоном, называющим себя ангелом, и мне захотелось бы найти и подчинить себе злых духов, то я бы… что? Верно, заставила бы других выполнять за меня грязную работу. Может, даже использовала бы детей, — сказала Анья, посмотрев на Призрачного Мальчика.

Гален прищурился. Анья хотела просто разозлить его, а добилась гораздо большего.

Она нашла ответ. Каким-то образом один — или несколько — полукровок обрели способность находить потусторонних духов. Возможно, Призрачный Мальчик тоже принадлежит к их числу.

— Мы заберем их у тебя, — сказала Анья, глядя в глаза Галену. — Помешаем тебе пользоваться их способностями. Победа всегда будет за нами. Ведь теперь на нашей стороне сражается гарпия. Ты ведь знаешь, что может натворить гарпия?

— Закрой рот! — прорычал «ангел».

Она все-таки его достала. Отлично. Человек, подверженный эмоциям, обязательно рано или поздно совершит ошибку.

— А ты знаешь, кто хуже гарпии? Кронос, новый Верховный бог. Он спит и видит, как бы тебя прикончить. Ты знал об этом?

Гален выпрямился.

— Ты лжешь.

— Неужели? У Всевидящего Ока — которое мы когда-то у тебя отобрали — было видение. Она видела, как ты напал на Кроноса и даже вроде бы убил его. Теперь он на тебя зуб точит. Понятия не имею, почему он не убил тебя собственноручно. Наверное, у него были на это свои причины. Когда-то я тоже была его целью. Поверь мне, он не оставит тебя в покое, пока не добьется своего.

На щеках Галена играли желваки.

— Я бы никогда даже не помыслил поднять руку на титана.

— В самом деле? Тебе уже случалось предавать ближайших друзей.

— Они не были моими друзьями! — крикнул он, ударив кулаком в стену так, что здание содрогнулось до самого фундамента.

«Хороший мальчик, продолжай в том же духе».

— Жаль, что Владыки об этом раньше не догадались. Но это уже не важно. Прежде они всегда побеждали тебя. И победят снова, если ты осмелишься бросить им вызов. Вот тебе правда. Ты — слабак.

Гнев кипел в нем, грозя выплеснуться наружу.

— Твой драгоценный Люсьен был недостаточно силен, чтобы возглавить нас, Бессмертную Гвардию Зевса. Нельзя было поручать ему это ответственное задание.

— И вместо того чтобы бросить ему вызов, как подобает благородному воину, ты убедил его открыть ларец Пандоры, а потом сообщил богам, что это он предал их? Ты собрал свою армию и попытался остановить его. Конечно, это вовсе не трусость.

Гален сделал два шага вперед, но совладал с собой и остановился. Руки сжались в кулаки.

— Я сделал то, что должен был. Хороший воин побеждает любыми способами. Поинтересуйся на досуге у своего дружка Сабина.

«Еще чуть-чуть, ты его почти достала».

— Ах, но вот незадача, тебе не удалось одержать победу, не так ли? Ты не смог их остановить, не смог доказать, что они слабаки, хотя знал, что Люсьен и все остальные собираются делать. Ты проиграл. Ты выставил себя слабаком. Тебя, как и всех остальных, поразило проклятие, заточив в твоем теле демона. — Она засмеялась. — Как унизительно!

— Довольно!

— Хочешь ударить меня? — Анья опять зло расхохоталась. — Ангелочек хочет отрезать Анье язык? Но что подумают твои верные последователи, а? Хотя, я уверена, они видели, как ты и похуже дела проворачиваешь. Или ты посылаешь Стефано выполнять всю грязную работу, чтобы самому выглядеть образцом милосердия?

Несколько мгновений Гален смотрел на нее, не говоря ни слова, хотя Анья надеялась, что он не выдержит и бросится на нее. А потом, к ее удивлению, улыбнулся.

— Здесь нет Стефано, и я не склонен сейчас к проявлению милосердия. Но не волнуйся. Больно будет лишь одну секунду.

С этими словами он выхватил из-за крыльев небольшой арбалет. И прежде чем Анья успела уклониться, выпустил две стрелы, пригвоздившие ее к кирпичной стене. Одна стрела пронзила левое плечо, другая — правое.

Боль взорвалась в ней, в глазах помутилось. По рукам заструилась обжигающе горячая кровь. На лбу и над верхней губой выступили бисеринки пота, но они не остудили охвативший ее жар.

Анья заметила, что мальчишка побледнел. Его нижняя губа задрожала.

— Думаю, пора Люсьену присоединиться к нашей маленькой вечеринке, — сказал Гален. — Он будет наблюдать за всем, что мы с тобой сделаем. Разденем тебя, изнасилуем, подвергнем пыткам. Вот и увидим, хватит ли у него сил, чтобы спасти свою женщину.

— Тронешь его, — с трудом проговорила она сквозь стиснутые зубы, — и я съем твое сердце прямо у тебя на глазах.

Гален рассмеялся. Как же она ненавидела его смех. Но веселился Гален недолго. Раздался грохот, здание содрогнулось.

— Похоже, прибыла кавалерия, — усмехнулась Анья, не обращая внимания на пульсирующую боль в плечах. — Я знала, что остальные придут за нами. Кажется, я говорила тебе про гарпию?

Гален метнул на нее взгляд, в его глазах мелькнула паника. Он повернулся к двери.

Снова грохнуло.

— Это еще не конец. Даже если гарпия пробьется вниз, — сказал он мальчику и направился к выходу, — но не выпускай ее отсюда.

Глава 28

Несмотря на то что Сабина и Гвен не засекли охотники и не подвергла обыску служба безопасности аэропорта, — демон Сомнения оправдывал свое имя, заставляя всех вокруг сомневаться в том, что они видят, — полет в Штаты оказался трудным, во всех смыслах этого слова. На протяжении долгих часов Гвен прижималась к Сабину, а он не мог прикоснуться к ней так, как ему хотелось. Он и не будет этого делать, ни при свидетелях и ни теперь, когда она ему не доверяет. Завоевать ее сердце и доверие — вот самая важная битва в его жизни, и на этот раз он решил не спешить.

«Она будет моей».

Когда они вышли из самолета, Сабину, привыкшему к пристальному вниманию людей, которых поражали его рост и мускулистое тело, совсем не понравилось, как мужчины глазели на его женщину. Их желание было слишком очевидным.

Это чертовски бесило Сабина. Он выпустил демона на волю, заставляя смертных усомниться в своей привлекательности и сексуальных способностях. Именно поэтому у Сабина возник соблазн — позволить жажде насилия выплеснуться наружу, как это проделывал Мэддокс. Но он сумел справиться с собой, сосредоточившись на главном — благополучном возвращении друзей. Да и то только потому, что Гвен словно бы и не замечала раскрытые, истекающие слюной рты мужчин.

Не теряя времени, они отправились к временному пристанищу, расположенному подальше от любопытных глаз. Немного понаблюдав за домом, они пришли к заключению, что, во-первых, воинов там не было, а во-вторых, в доме не было и охотников с их маленькими сюрпризами. Сабин даже жалел об отсутствии охотников. Он был готов к схватке.

Увешавшись оружием и натянув бейсболки, чтобы спрятать волосы и прикрыть лица, Сабин с Гвен поспешили в единственное место, куда, как он знал, его друзья могли бы отправиться. И теперь они блуждали по улице вдоль целого ряда похожих друг на друга строений, понимая, что находятся совсем рядом с учебным центром, но… отыскать его никак не могли. Здания просто переходили одно в другое. И всякий раз, когда Сабин начинал отсчет, он сбивался.

Гвен остановилась и, подняв глаза к небу, потерла затылок.

— Это безнадежно. Мы там, где надо. Почему же не можем найти этот дом?

Сабин вздохнул. Пожалуй, настало время прибегнуть к тяжелой артиллерии. Если бы только владыка богов ответил ему хоть раз.

— Кронос, — пробормотал он, — немного помощи нам бы не помешало. Ты же хочешь, чтобы у нас все получилось, верно?

Прошло мгновение, затем еще одно. Ничего не происходило.

Он уже готов был сдаться, когда Гвен вдруг ахнула:

— Смотри.

Проследив за ее взглядом, Сабин испытал потрясение. Там, на крыше здания справа от них, здания, которое черт знает почему он раз за разом упускал из виду, стоял Верховный бог. Дом, казалось, сотрясался под ним. Белое одеяние развевалось вокруг его лодыжек.

Неужели после столетий забвения Сабину все-таки помогли? И вот так запросто?

— Теперь ты мой должник, Сомнение, а я всегда предъявляю счет. — Через секунду Кронос исчез.

В интересах Кроноса было помочь Сабину. Так что богу полагалось бы просто оказать услугу, а не требовать оплаты счетов.

— Кто это был? — спросила Гвен. — Как он там оказался? Думаешь, мой… то есть Гален там?

Сабин рассказал ей о Кроносе.

— Гален… Я не знаю. А что, если он там? Ты все еще хочешь помочь мне?

— Да. — Гвен ответила не колеблясь, и все-таки в ее голосе было что-то…

Может быть, он задает слишком много вопросов? У Сабина родителей не было. Боги создали его уже взрослым. Его не связывала с ними любовь, поэтому он даже представить себе не мог, что чувствует Гвен.

— Я в порядке, — добавила она, словно читая его мысли. — После того, что он сделал, его нужно остановить.

На последних словах ее голос дрогнул. Сабин решил, что обязательно вмешается, если Гален бросится в драку, но, скорее всего, этого не случится, поскольку мерзавец всегда удирал со всех ног, оставляя своих лакеев доделывать грязную работу. Демон Надежды всегда ценил себя больше других. Сабин не хотел, чтобы Гвен сожалела о чем-то; не хотел, чтобы она потом винила его, Сабина, в своих действиях… или в его собственных. Он и раньше задавался вопросом, который сейчас не давал ему покоя: возненавидит ли его Гвен, если именно он остановит ее отца?

Лишь две проблемы имели значение для Сабина в этот момент: безопасность Гвен и его друзей. Именно в таком порядке. Она на первом месте, сейчас и всегда. Ничто этого не изменит.

— Ну что, приступим? — тихо спросила она и зашагала вперед.

— Прежде чем мы войдем туда, — заговорил Сабин, не отставая от нее ни на шаг, — я снова хочу сказать, что люблю тебя. Люблю до боли. Я просто… хочу, чтобы ты знала это, на случай если что-то пойдет не так.

— Ничего с нами не случится. — Гвен запнулась, но тут же взяла себя в руки. — Я тоже тебя люблю. Правда. К чему отрицать это. Хотя я все еще не уверена в тебе. Я не знаю. Сомнение теперь всегда со мной, и мне это даже нравится. В самом деле. Я просто…

— Все хорошо. — Гвен его любит. Хвала богам, она его любит. Сабин остановился и прижал Гвен к себе. Ее слова причинили ему боль, но он понимал Гвен. Он должен был доверять ей. С самого начала она должна была значить для него больше, чем все остальное. — Мы разберемся с этим позже. Обещаю. Я не хочу, чтобы тебя сейчас что-то беспокоило. То, что отвлекает внимание, может тебя…

— …убить, — закончила Гвен за него улыбаясь. — Я внимательно слушала твои уроки. — Нежно обвив руками талию Сабина, она уткнулась ему в шею. Шелковистые волосы ласкали его кожу. — Будь осторожен там.

Боги, он обожал эту женщину. Ее силу, ее смелость, ее ум.

— Ты тоже. Что бы ты ни делала, береги себя, — с отчаянием в голосе сказал Сабин. — Ты меня понимаешь? Без тебя я ничто.

— Постараюсь. — Она подарила ему улыбку, в которой смешалось веселье и охватившее ее напряжение. — Это же кодекс гарпий, в конце концов.

Сабин поцеловал ее в макушку. Она подняла глаза. Ее губы были такими пухлыми и яркими, что он не смог удержаться, поцеловал ее, его язык прорвался в ее рот. Она застонала, погружая пальцы в его густые волосы.

Сабин поглотил этот стон, позволяя ему заполнить себя. Вот здесь его жизнь, он держит в своих объятиях все, что ему нужно. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторваться от Гвен.

— Идем. Хочу покончить с этим поскорее, чтобы мы могли поговорить. Почему бы тебе не войти через главный вход, а я зайду сзади. Встретимся в середине дома.

Еще один стремительный поцелуй, и Сабин рванул вперед. Солнце посылало на землю жгучие лучи, глядя сверху на Сабина. Он не поднимал голову, надеясь остаться неузнанным в случае, если территория находилась под наблюдением камер.

«Ты можешь это сделать?»

«Да».

«А если у тебя ничего не получится?»

«Получится».

«Что, если Гвен пострадает?»

«Не пострадает». Он об этом позаботится.

— Прибавь ходу, копуша.

Легкий ветерок коснулся лица Сабина, когда Гвен, включив свой гипердвигатель, пронеслась мимо него. Благодаря крыльям она могла развить такую скорость, которая Сабину и не снилась. Но он все же сделал попытку догнать ее, не желая, чтобы Гвен оказалась в доме одна. Ускорив шаг, Сабин помчался вперед, огибая здание. Там он обнаружил забор с острыми зубьями и электрическими проводами, опутывавшими каждую планку.

Обычно Сабин не торопился и обесточивал такие провода. Сегодня такой роскоши он позволить себе не мог и просто вскарабкался на забор. Электрические разряды, прошившие его тело, простого смертного убили бы на месте. Они причиняли ему боль, дважды останавливали сердце, постоянно сбивали дыхание, но Сабин не сбавлял темпа. Он карабкался все выше, пока не свалился на землю по другую сторону забора. Его сапоги ударились о бетон, от этого удара все тело содрогнулось, но он тут же рванул с места, на бегу доставая пистолеты.

Первую группу охотников Сабин отыскал очень быстро. За круглым столом в тени зонта сидели трое. Они что, не почувствовали, как содрогнулось здание? Ну что ж, им же хуже. Наконец-то. Пора начинать вечеринку.

— …обмочил штаны, — рассмеялся один.

— Надо было видеть его лицо, когда я запихивал иголки ему под ногти. А когда отрубил руки… — Взрыв хохота. — Надеюсь, он продолжит молчать. Никогда в жизни так не веселился.

— Демоны. Они заслужили это и даже кое-что похуже.

У Сабина сердце оборвалось, и в этот момент его демон зашевелился.

«Я тоже хочу повеселиться», — радостно воскликнул он.

«Валяй».

Не нуждаясь в дальнейшем поощрении, демон Сомнения покинул разум Сабина и нацелился на врагов.

«Другие Владыки сильно разозлятся. Они придут за тобой, заставят тебя заплатить. Все, что ты сделал с их собратьями, они проделают и с тобой, только мучиться ты будешь в тысячу раз сильнее, это уж точно».

Один из мужчин вздрогнул.

— Другие демоны придут за своими друзьями, как только оправятся от последнего сражения. Может, нам, я не знаю, начать собирать вещички?

— Я не трус. Я останусь здесь и выбью информацию из пленников.

«Тебя распотрошат, как рыбу».

Теперь и второй собеседник вздрогнул.

— Эй, ребята. Забудьте. У меня тут пейджер вибрирует. Сработала сигнализация. Либо кто-то сбежал, либо на нас напали.

Они вскочили с мест. Никто из них не заметил Сабина. Глушитель на месте? Да. Патронник полон? Да. В другое время он бы привлек внимание охотников, дразнил бы их, пугая скорой смертью, веселился бы, глядя на их бледнеющие лица. Теперь он просто расстрелял их одного за другим, выпустив пули им в затылок. Они обмякли в своих креслах, стукнувшись тем, что осталось от их голов, о стеклянную поверхность стола.

Сабин помчался дальше, повернул за угол. В бассейне плескалась группа детей. Один из мальчиков протянул руку, над ней взвихрилась вода.

— Брось ее в меня, — попросила маленькая девчушка. — Посмотрим, сможет ли вода пройти через мое защитное заклинание.

Засмеявшись, мальчик швырнул в нее поток воды. Ни одна капля не коснулась ее.

Сабин ожидал встретить здесь детей, но, увидев их, испытал потрясение. Несмотря на свои необычные способности, они были просто детьми. Как охотники могли их использовать? Подвергать такой опасности?

Сабин сменил полуавтоматическую винтовку на ружье с транквилизатором. Он не хотел так поступать с детьми, но в данной ситуации это было лучшим — и самым безопасным — решением для всех. Что сейчас делает Гвен? Вошла ли она в дом? Не ранена ли? Без всяких раздумий Сабин открыл стрельбу по детям, выпуская в них дротики со снотворным. Один за одним дети теряли сознание. Сабин быстро вытащил их из воды и уложил в тени, ни на секунду не выпуская оружие из рук.

Наконец-то он готов был войти в дом, чтобы помочь Гвен.

— Ах ты, мерзкое животное! Что ты наделал?

Сабин развернулся. В это мгновение охотник выстрелил в него. Пуля вонзилась Сабину в правое плечо. Морщась от боли, он выпустил очередь из своего «ЗИГа». Одна пуля пробила охотнику шею, другая — грудную клетку. Судорожно ловя ртом воздух, он свалился как подкошенный. При ударе о землю череп треснул, и охотник умолк навсегда.

Истекая кровью, но не обращая внимания на боль, Сабин ворвался в дом, пряча ружье с транквилизатором и доставая еще одну винтовку. Пол уже устилали неподвижные тела охотников. Гвен. Сердце Сабина наполнилось гордостью. Может, с ним что-то не так, но он просто обожал ее темную половину. На поле боя Гвен творила чудеса.

Он шел по следу из тел, пробираясь извилистыми коридорами. Некоторые комнаты служили спальнями и были уставлены многочисленными двухъярусными кроватями, в других комнатах дети учились. Там стояли небольшие парты, стены были расписаны; на каждом рисунке был изображен демон, извивающийся под пытками. Там были даже плакаты. «Совершенный мир — мир без демонов. Когда демоны исчезнут, не будет ни болезней, ни смерти. Нет злу. Потерял того, кого любишь? Ты знаешь, кого винить».

О да. Детей учили ненавидеть Владык Преисподней едва ли не с рождения. Великолепно. Сабин много плохого совершил в жизни, но никогда никого не принуждал испытывать ненависть к невинным.

— Ублюдок! — услышал он крик Гвен, потом раздался стон.

Сабин помчался на голос и увидел мужчину. Тот согнулся в три погибели, держась за промежность. Сабин не знал, что произошло, и не позаботился остановиться и спросить. Просто прицелился и выпустил три очереди. Никто не смеет причинять боль его женщине.

Гвен стремительно обернулась к Сабину, выпустив когти. Ее крошечные крылышки яростно бились под рубашкой. Едва она поняла, кто перед ней, смертоносное пламя в ее глазах потухло.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

— Я нашла твоих друзей. Они ранены, но живы. Я освободила их, но двоих не хватает. Гидеона и Аньи.

Подождите… она уже нашла и освободила их? Мать честная! Гвен двигалась быстрее и сражалась лучше, чем он мог предположить. Где же, черт побери, остальные? Заперты где-то?

— Анья? — позвал он. — Гидеон?

— Сабин? Сабин, это ты? — раздался женский голос. Анья. — Ты где там шляешься? Я здесь. Под охраной.

Сабин взглянул на Гвен. В это мгновение в комнату ввалились трое мужчин с перекошенными от страха лицами.

— Займешься ими? — спросил он.

— Иди. — Гвен не колеблясь приняла новый вызов. — Спасай Анью.

Сабин бросился бежать. Он знал, что может положиться на Гвен, как на любого другого из своих воинов. Гвен была лучшим его бойцом, и она справится, Сабин не сомневался. Не сомневался. Эта мысль заставила его улыбнуться.

На бегу Сабин достал кинжал. У него почти закончились патроны. К счастью, кинжал не нужно было заряжать. «Где же ты, Анья?» Он распахнул одну дверь — пусто. Толкнул плечом другую, срывая ее с петель. Ничего. Еще три комнаты, ну вот и она, наконец. Анья стояла, не сводя глаз с маленького мальчика, плечи ее были красными от крови.

Мальчик обернулся к нему с решительным выражением лица. Было в нем что-то странное… как будто он не был трехмерным.

— Сабин! — Анья метнулась в одну сторону, мальчик тут же последовал за ней.

— Я должен удерживать ее тут, — сказал он, и в голосе его не слышалось радости.

Сабин медленно вложил кинжал в ножны и, потянувшись за спину, сжал пальцы на ружье с транквилизатором.

— Не трогай его, — выпалила Анья, — и не позволяй ему касаться тебя. Иначе рухнешь как подкошенный.

— Анья!

Сабин узнал голос Люсьена, поэтому даже не обернулся на звук шагов. Он не сводил глаз с мальчика, готовый броситься на него, несмотря на предостережение Аньи, если тот снова последует за ней.

— Люсьен! Не подходи, детка, просто скажи, как ты? — Ее лицо выражало радость и тревогу. — Я должна знать, что с тобой все хорошо.

— Я в порядке. А ты? О, боги! — Люсьен подошел к Сабину сзади и втянул в себя воздух. Сабин ощущал исходящие от него волны гнева. — Твои плечи.

— Это просто царапины. — В голове Аньи звучало обещание возмездия.

Держа руку за спиной, Сабин передал ружье с дротиками Люсьену:

— Не уверен, что от этого есть какая-то польза, но я оставлю ружье тебе. Мы еще не нашли Гидеона.

Воин молча взял оружие, и Сабин, повернувшись, вышел из комнаты. Он продолжал осматривать помещения. Некоторые были пусты. Другие напичканы компьютерами и другой техникой. Одна комната была забита консервами, которых хватило бы, чтобы пережить длительную осаду. Сабин свернул в очередной коридор, выкрикивая имя Гидеона. Здесь комнаты были снабжены сложными замками и системой идентификации по отпечатку пальца. С колотящимся сердцем Сабин прижимался ухом к каждой из дверей, пока наконец не расслышал слабый стон.

Гидеон.

Охваченный нетерпением, он навалился на дверь. Мускулы напряглись, кости едва не выскочили из суставов, раны открылись, но Сабин продолжал давить на дверь, пока щель между створками не расширилась настолько, чтобы он мог протиснуться внуть. Его взгляд сразу упал на изломанное и истекающее кровью существо, прикованное к каталке. К горлу подступила тошнота.

Сабин в считаные секунды преодолел расстояние, отделявшее его от друга. Веки Гидеона так опухли, что казалось, под них запихнули камни. Раны покрывали каждый сантиметр его обнаженного тела. Большинство костей были сломаны и торчали из кожи.

Кисти обеих рук были отрублены.

— Они снова отрастут, клянусь богами, они отрастут, — прошептал Сабин, пытаясь разорвать оковы. Но они были крепкими. Слишком крепкими. Вероятно, выкованы из… божественного металла? Он даже не смог перерубить их кинжалом!

— Ключ. Не здесь. — Голос Гидеона был настолько слаб, что Сабин едва разобрал слова. Воин указал подбородком на шкаф. Ключ действительно отыс кался там. — Только не смейся надо мной… из-за этого.

— Береги силы, мой друг. — Сабин говорил мягко, но ярость бушевала в нем, пожирая его, затмевая все остальные чувства. Ублюдки заплатят за это. Каждый из них, и муки их будут в тысячу раз ужаснее. Он и сам заслуживал наказания, подумал Сабин. Он клялся, что никогда не допустит, чтобы это снова случилось с его другом, и вот прошлое повторилось.

Освободив Гидеона, Сабин осторожно подхватил его на руки и вынес в коридор. Страйдер появился из-за угла, бледный, дрожащий, спотыкающийся. Увидев ношу Сабина, он издал дикий вопль:

— Он…

— Жив.

— Хвала богам. Люсьен освободил Анью. Ему удалось каким-то образом вырубить сторожившего ее мальчишку. Рейес где-то сзади. Стефано своевременно смылся, но ты не поверишь, когда узнаешь, кто тут околачивается.

В тот момент Сабина это не интересовало.

— Ты видел Гвен?

— Да. По коридору и направо. — Страйдер сглотнул. — Я искал тебя. Дай-ка мне Гидеона. А ты ступай на выручку своей женщине.

Сабина охватил страх, смешанный с гневом.

— С ней что-то случилось? — хрипло спросил он, передавая Гидеона с рук на руки.

— Просто иди.

Сабин помчался по коридору, не обращая внимания на подкашивающиеся ноги. Наконец влетел в комнату, в которой оставил Гвен. Она все еще была там, но сражалась уже не с охотниками. Она сражалась со своим отцом. И проигрывала.

Неужели этот ублюдок наконец отрастил себе яйца? Гвен совсем выдохлась, она была покрыта кровью и спотыкалась всякий раз, когда пыталась ата ковать, как будто ноги уже не держали ее. Гален сжимал длинный змееподобный хлыст. Нет, не змееподобный. Это в самом деле была змея. Она шипела, сверкая ядовитыми клыками. И каждый раз, как Гвен отрубала ей голову, на ее месте вырастала еще одна.

— Большие сильные Владыки Преисподней теперь посылают в бой женщин. И они еще называют меня трусом, — веселился Гален.

— Я не просто женщина, — стиснув зубы, процедила Гвен. — Я — гарпия.

— Как будто это что-то меняет.

— А должно бы. К тому же я наполовину демон. Не узнаешь меня? — Она приблизилась, не обращая внимания на вцепившуюся ей в ногу змею, и вытянула руку с когтями, целясь в сердце Галена.

— А должен? Все их женщины для меня на одно лицо. Грязные шлюхи. — Он ловко увернулся, отдернув хлыст.

Гвен вскрикнула от боли. Хлыст просвистел в воздухе, и змея обвилась вокруг ее запястья. С губ Гвен снова сорвался крик. Она упала на колени, ее тело содрогалось.

Сабин не мог спокойно смотреть на это. Не мог позволить ублюдку убить Гвен, и не важно, как сильно она рассердится на него из-за этого вмешательства.

— Оставь ее. Тебе нужен я. — Скрипнув зубами, он выхватил несколько кинжалов и послал их все, кроме одного, в хлыст, освобождая Гвен. Последний кинжал он метнул в Галена, и тот вонзился в живот демона Надежды.

Гален, взревев от боли, рухнул на пол, Гвен, пошатываясь, поднялась.

Сабин подскочил к Гвен, загораживая ее от корчащегося на полу отца.

— Ну что, ты наконец готов сделать это? Признать свое поражение?

Морщась от боли, Гален выдернул кинжал из живота.

— Ты действительно считаешь, что достаточно силен, чтобы одолеть меня?

— Я уже это сделал. Мы перебили почти всю твою армию. — Сабин усмехнулся и, подняв винтовку, прицелился в Галена. — Все, что осталось сделать, — это посадить тебя под замок. И, кажется, это не потребует особых усилий.

— Остановись! Просто остановись. — Гвен встала перед Сабином, расправив плечи. Она покачнулась, но удержалась на ногах, ее взгляд был прикован к Галену. — Я не хочу, чтобы тебя увели до того, как я поговорю с тобой. Я ждала этого дня всю свою жизнь, мечтала о том, как скажу тебе, что я — дочь Табиты Скайхоук. Что мне двадцать семь лет и что я думала, будто мой отец — ангел.

Гален рассмеялся, поднимаясь, но смех не скрыл искаженное болью лицо. Он истекал кровью.

— И что? Это должно что-то значить для меня?

— Это ты мне скажи. Примерно двадцать восемь лет назад ты переспал с гарпией, — сказала Гвен. — У нее были рыжие волосы и карие глаза. Она была ранена. Ты залатал ее, а потом ушел, пообещав вернуться.

Его ухмылка померкла, он вгляделся в стоящую перед ним девушку:

— Ну и что?

Судя по голосу, Галена все это нисколько не интересовало, но он и не пытался сбежать, понимая, что сражение проиграно.

Гвен била дрожь, Сабин почувствовал, как в нем нарастает гнев.

— Прошлое иногда настигает неожиданно, не так ли? Сюрприз. Вот и я. — Она развела руки в стороны. — Твоя давно потерянная дочь.

— Нет. — Гален покачал головой. По крайней мере, веселье к нему не вернулось. — Ты лжешь. Я бы знал.

— Что, рассчитывал получить поздравительную открытку? — Теперь смеялась Гвен, но в ее смехе было что-то мрачное.

— Нет, — повторил он. — Это невозможно. Я не твой отец.

Битва вокруг них постепенно стихала. Крики прекратились, хрипы затихли. Ни выстрелов. Ни звука шагов. Остальные Владыки столпились в дверях, на лице каждого были написаны ненависть и ярость. С каждого капала кровь. Страйдер все еще держал Гидеона на руках, словно боялся опустить.

— Так, так, так. Глядите-ка, кто тут у нас, — прорычал Люсьен.

— Что, без ребенка, прикрывающего тебе спину, ты не так крут, а, Надежда? — рассмеялась Анья.

— Сегодня я поужинаю твоим черным сердцем, — прорычал Рейес.

Сабин изучал мрачные лица своих друзей. Этих воинов пытали, и они еще не утолили жажду мести. Он разделял их чувства, но не мог им позволить получить желаемое.

— Гален наш, — сказал им Сабин. — Не подходите. Гвен?

Гвен знала, о чем спрашивает Сабин. Позволить им схватить ее отца или отпустить его. То, что он оставил выбор за ней, доказывало его любовь, как ничто другое. Если бы только она могла дать Сабину то, что ему было нужно.

— Я… я не знаю, — произнесла она дрогнувшим голосом. Вглядываясь в небесно-голубые глаза отца, которые так часто рисовала в своих мечтах, она вдруг осознала, что ее отец здесь, рядом, что он олицетворяет все, о чем она мечтала, будучи ребенком и потом, уже повзрослев, когда томилась в той камере в Египте. Как часто ей хотелось, чтобы отец прижал ее к своей груди, защитил?

А он даже не подозревал о ее существовании. Теперь, когда она все рассказала ему, будет ли он любить ее? Захочет ли, чтобы она была рядом?

Гален следил за воинами, бросавшими на него угрожающие взгляды.

— Возможно, я немного погорячился. Давай поговорим, ты и я. Наедине. — Он шагнул вперед и протянул руку к Гвен.

Сабин зарычал, как дикий зверь, предупреждающий о нападении.

— Ты сможешь уйти, если она позволит, но не трогай ее. Никогда.

Сабину показалось, что Гален сейчас начнет спорить. Владыки уж точно высказали бы ему, что думали. Они хотели видеть этого человека в цепях, и им совсем не нравилось, что Сабин предложил ему свободу.

— Никто из моих детей не связался бы с Владыками Преисподней. — Гален поманил Гвен взмахом руки. — Идем со мной. Мы отправимся туда, где сможем поговорить и лучше узнать друг друга.

Хотел ли он узнать ее или просто надеялся использовать, как еще одно оружие против ненавистных врагов? Подозрение причиняло боль. Гвен вдруг осознала, что сжимает винтовку Сабина и целится прямо в голову Галену.

— Что бы ни случилось, я никуда с тобой не пойду.

Сабин ненавидел его. Этот человек творил ужасные злодеяния и продолжит сеять зло.

— Ты убьешь собственного отца? — спросил Гален, хватаясь за сердце, словно Гвен в самом деле ранила его чувства.

Он мысленно обнял ее, прижал к себе, говоря, как сильно любит ее. Надежда. Она была тут, расцветала в душе Гвен. Она исходила от него? Или от нее самой?

— Ты так поспешно отверг меня, — прошептала она. — Сказал, что у тебя нет детей.

— Я был просто потрясен, — терпеливо объяснил Гален. — Мне нужно было время, чтобы осмыслить твои слова. В конце концов, не каждый день мужчине преподносится бесценный дар отцовства.

Рука Гвен дрогнула.

— Твоя мать… Табита. Я помню. Она была самым красивым созданием из всех, что мне доводилось видеть. Она сразу пробудила во мне желание, я хотел удержать ее, но она оставила меня. Я так и не смог ее отыскать. Если бы я только знал о тебе, то стал бы частью твоей жизни.

Правда или ложь? Рука Гвен опустилась. Может быть, в нем есть что-то хорошее. Может быть, его еще можно спасти. Может, и нет, но…

— Уходи…

Гален потянулся к Гвен.

— Уходи, — повторила она, горячие слезы струились по ее щекам.

— Дочь…

— Я сказала, уходи!

Крылья Галена пришли в движение, расправились, захлопали, взметнув воздух. Прежде чем кто-нибудь из них успел моргнуть, Гален взвился вверх, пробил потолок и устремился прочь.

Не в силах больше сдерживаться, воины открыли по нему огонь и даже метали ему вслед кинжалы. Кто-то, видимо, задел Галена, потому что в воздухе раздался вопль. Впрочем, рана оказалась несерьезной, и Гален не упал вниз. Гвен саму себя ненавидела за то облегчение, которое испытала.

В комнате раздавалось тяжелое дыхание, смешанное с приглушенными проклятиями и звуком шагов.

— Только не это, — простонал Страйдер, наконец устраивая Гидеона на полу. — Зачем ты сделал это, Сабин? Зачем позволил ей сделать это? — Секунду спустя рослый воин оказался на полу возле своего друга, корчась от боли.

Проявив нерешительность, Сабин дал Галену шанс сбежать, а побег Галена означал поражение Владык. Поражение для Страйдера. «Это моя вина», — подумала Гвен. Она доказала, что Сабин был прав. Ей нельзя было доверять, когда дело касалось его злейшего врага. Она так и не решилась сделать то, что было нужно.

— Мне жаль, — сказал Сабин другу.

«Я все исправлю ради него. Как-нибудь, когда-нибудь». Гвен обернулась, собираясь заставить Сабина выслушать ее извинения. Но вместо этого ахнула:

— Ты истекаешь кровью.

— Все в порядке. Я поправлюсь. А ты как? — Он окинул Гвен взглядом, подмечая каждый синяк и каждый порез. У него под глазом задергался нерв. — Я должен был прикончить мерзавца, когда у меня был шанс. Он причинил тебе боль.

— Я поправлюсь, — передразнила она Сабина и бросилась в его объятия. — Мне жаль. Мне так жаль. Сможешь ли ты меня простить?

Сабин пробормотал что-то и поцеловал ее в макушку.

— Я люблю тебя. Мне нечего прощать тебе, дорогая.

— Я струсила. Я позволила твоему злейшему врагу уйти. Я…

— Нет, нет, нет. Ты не должна винить себя в этом. Это я позволил ему уйти. — Он сжал в ладонях ее лицо. — Теперь скажи мне то, что я хочу услышать. Что мне надо услышать.

— Я тоже тебя люблю.

Сабин на мгновение прикрыл глаза, ощутив огромное облегчение.

— Мы будем вместе.

— Да. Если ты захочешь.

— Что значит, если я захочу? Я уже говорил тебе, что ты для меня важнее всего на свете.

— Знаю. — Ресницы Гвен медленно поднялись, она всмотрелась в любимое лицо, по ее щекам текли слезы. — Ты отказался от победы ради меня. Поверить не могу, что ты это сделал.

— Ради тебя я отказался бы от чего угодно.

— Ты действительно любишь меня. Правда? Никогда не возненавидишь, не позволишь войне встать между нами?

— Так вот из-за чего ты так переживала? — фыркнул Сабин. — Дорогая, я мог бы и раньше сказать тебе все это.

— Но я не поверила бы тебе. Я думала, что победа — самое важное в твоей жизни.

— Нет. Не победа, а ты.

Гвен ослепительно улыбнулась Сабину. Но улыбка тут же угасла, когда ее ушей коснулся ропот остальных Владык, напоминая о том, что она сделала. Или, вернее, не сделала.

— Я должна была бы сказать, чтобы ты заточил Галена на веки вечные. Мне жаль. Мне так жаль. Я знаю, его нужно было остановить, но я просто не смогла решиться… не могла позволить тебе… Мне так жаль. Теперь он принесет еще больше бед.

— Все в порядке. Не переживай. Мы справимся с этим. Во всяком случае, мы нанесли серьезный урон его армии.

— Не уверена, что это нам поможет. Гален нашел демона Неверия, — сказала Анья. — Он пытается поместить демона в чье-то тело, надеясь создать бессмертного солдата, которого сможет контролировать. Он очень уверен в успехе.

Демон Неверия. Его хозяин, Баден, был лучшим другом Сабина, вспомнила Гвен. Если демон Неверия теперь на стороне ее отца, сможет ли Сабин поднять на него руку, в чьем бы теле тот ни находился? И какие бы злодеяния ни совершил? Гвен не хотела, чтобы Сабину, как и ей, когда-нибудь пришлось столкнуться с нелегким выбором.

Сабин пригладил ее влажные волосы.

— Не знаю, как бы я поступил на твоем месте, — признался он, будто прочитав ее мысли. — Но теперь я понимаю, насколько трудным было это решение. Если ты будешь счастлива только оттого, что этот ублюдок на свободе, я не стану возражать.

— Эй, — возмущенно заговорили воины за его спиной.

— У нас тоже есть право голоса, — прорычал Рейес, обшаривая карманы убитых охотников.

Гвен вздохнула.

— Я смирюсь с его пленом. Уверена, что смирюсь. Просто, увидев его впервые, я была слишком потрясена, чтобы действовать. Но не сомневайся, в следующий раз я тебя не подведу.

— Да, но сомневаться — это как раз то, что я умею делать лучше всего.

— Уже нет. Лучше всего ты умеешь любить меня.

— Это правда.

— Пойдем домой, — сказала Гвен, крепко обнимая Сабина. — У нас есть дети, которых надо утешить, артефакты, которые надо отыскать, охотники, которых надо убить, и ларец, который надо уничтожить. Но все это только после того, как ты доведешь меня до изнеможения в постели.

Эпилог

Вернувшись домой и залечив раны, они смогли заняться любовью с невероятным азартом, словно дикие звери. Но и после этого Гвен переполняла энергия, мешая ей уснуть. Она вскочила и принялась прыгать на кровати, бросая Сабину вызов. Он привалился к изголовью, весело глядя на нее.

Она цокнула языком.

— Только посмотрите на него! Сидит здесь, не в силах справиться с девчонкой, которая… ах-х-х-х!

Он сбил ее с ног, повалив на спину. Ухмыляясь, навис над ней:

— И кто теперь слишком устал, а?

Гвен засмеялась, перекатилась, устроившись на Сабине. Ее волосы укрыли их словно полог.

— Не я, это уж точно.

— Дай-ка подумать, что я могу с этим сделать.

И он придумал.

Гвен потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя. Когда ей это наконец удалось, она обнаружила, что лежит в объятиях Сабина.

— Что дальше? — спросила она, чувствуя себя совершенно счастливой.

Кто бы подумал, что Гвендолин Застенчивая осмелится связаться с самым свирепым из Владык Преисподней, бросится в самое пекло войны и, главное, что ей все это понравится? Нет, такого она представить себе не могла.

Сейчас все было спокойно. Все пары находились в полной безопасности, живы и здоровы. Женщины (и Легион) искали новые дома для детей, тех, которые были захвачены во время сражения в Буде, и тех, кого удалось вызволить из Школы охотников. У Аньи даже был любимчик, которого она называла Призрачным Мальчиком. Гвен подозревала, что богиня найдет ему любящую семью здесь, в Буде, где сможет присматривать за ним.

Торин разыскивал людей из списка Кроноса, остальные воины размышляли о том, как отыскать Галена… и демона Неверия. Гидеон все еще залечивал раны, это могло затянуться надолго. Легион время от времени исчезала, а Парис и Аэрон вели себя очень странно.

— Что с нами будет дальше? — переспросил Сабин. — Что ж, когда мое сердце снова забьется, я намерен продолжить исследование твоего тела…

— Нет, — сказала Гвен со смехом, отталкивая его пальцы, щекочущие ей живот. — Что будет дальше с охотниками?

Сабин крепко обнял Гвен.

— Даника считает, что Гален намерен соединить демона Неверия с женщиной, которая была рядом с ним на той картине. Если у него все получится, это будет означать, что в следующей битве охотники больше не станут с нами церемониться. Они захотят отрубить нам головы. Они захотят освободить наших демонов, чтобы запереть их в другие тела.

Для Гвен это была не новость, но она содрогнулась.

— Отличный план моего… Галена — поместить часть друга в тело врага.

— Да, но я ничего другого и не ожидал от него. Твои сестры восстановили свои силы? Если да, может быть, мы сможем уговорить их остаться? — Сабин пальцем рисовал сердечки на ее спине. — Я слышал, что каждая гарпия, прожив несколько столетий, развивает в себе замечательные способности. Например, умение путешествовать во времени. Это нам очень бы пригодилось.

— Только Талия. Она может принимать разные обличья, как и ее отец. — Говорить о ее племени им становилось все легче. Гвен хотелось, чтобы Сабин узнал ее.

— Еще лучше, — вздохнул он. — Мы должны отыскать артефакты раньше Галена. Если он уже не наложил лапы на один из них. Тот хлыст… чем больше я думаю о нем, тем сильнее он напоминает мне существо, что охраняло Клеть Принуждения. Подобные ему существа, предположительно, охраняют и остальные артефакты. К тому же Гален одержим демоном Надежды, думаю, он сможет уговорить самое свирепое чудовище.

— Ну, если артефакт у Галена, мы просто возьмем и украдем его. У тебя есть гарпия и богиня Анархии, перевес на твоей стороне.

Он хмыкнул:

— Возможно, нам стоит вдвоем посетить храм Неназываемых. Нечто там поведало нам про Данику, Всевидящее Око. Возможно, это нечто — что бы это ни было — даст нам другие подсказки.

Гвен провела пальцем по его груди, любуясь разным цветом их кожи.

— А если мы найдем тех, чьи имена занесены в свитки Кроноса, уговорим их помочь нам. Не беспокойся, демон Сомнения нам не помешает. Он знает, что я могу надрать ему задницу.

— Это уж точно. — Сабин поцеловал ее в висок. — И я сделаю все — в пределах разумного, — чтобы выиграть эту войну, чтобы убедить преступников, которых когда-то сам помогал посадить под замок, помочь мне. Никаких проблем. В конце концов, я ведь уговорил самую свирепую из гарпий отдать мне свое сердце.

— А сделаешь ли ты все — в пределах разумного, — чтобы эта гарпия была счастлива?

— Разве ты не знаешь?

— А разве знаю? — улыбнулась Гвен. — Докажи.

— С удовольствием.

В следующее мгновение она уже лежала на спине, хихикая как школьница. Телом и душой Гвен принадлежала Сабину, о чем она всегда и мечтала.

Словарь имен и реалий

Аман — одержимый демоном Секретов.

Анья (полу)богиня Анархии, дочь богини Беззакония и разжигательница беспорядков.

Аэрон — одержимый демоном Ярости.

Баден — одержимый демоном Неверия (убит).

Бьянка Скайхоук — гарпия, сестра Гвен.

Владыки Преисподней — воины, служившие греческим богам; ныне изгнанные и одержимые демонами.

Всевидящее Око — божественный артефакт, дающий владельцу возможность заглянуть в рай и ад.

Гален — одержимый демоном Надежды.

Гвен Скайхоук — полугарпия-полуангел.

Гидеон — одержимый демоном Лжи.

Гидра — двуглавая полузмея-полуженщина с ядовитыми клыками.

Даника Форд — смертная женщина, гибели которой хотят титаны.

Дарла Стефано — жена Дина Стефано, любовница Сабина (погибла).

Джилли — смертная женщина, подруга Даники.

Дим-Униак — ларец Пандоры.

Дин Стефано — охотник, правая рука Галена.

Дисномия — богиня Беззакония, мать Аньи.

Доктор Фредерик Макинтош — вице-президент Всемирного института парапсихологии (охотник, умер от чумы).

Жезл Разделения — божественный артефакт, свойства которого неизвестны.

Зевс — Верховный бог олимпийцев.

Кайя Скайхоук — гарпия, сестра Гвен.

Камео — одержимая демоном Печали (единственная женщина-воительница).

Кейн — одержимый демоном Бедствий.

Клеть Принуждения — божественный артефакт, дающий владельцу возможность поработить любого, кто заперт внутри.

Кронос — титан, Верховный бог Олимпа.

Легион — демон низшего порядка, друг Аэрона.

Люсьен — одержимый демоном Смерти, лидер будапештских воинов.

Мэддокс — одержимый демоном Насилия.

Мэллори Форд — бабушка Даники.

Наживка — красивая женщина, отвлекающая внимание воинов, чтобы дать охотникам возможность напасть.

Олимпийцы — бывшие владыки Олимпа, ныне заточенные в Тартаре.

Охотники — смертные враги Владык Преисподней.

Пандора — воительница, в прошлом — хранительница ларца (убита Мэддоксом).

Парис — одержимый демоном Разврата.

Плащ Невидимости — божественный артефакт, скрывающий того, кто его наденет, от посторонних глаз.

Рейес — одержимый демоном Боли.

Сабин — одержимый демоном Сомнения, лидер греческих воинов.

Сиенна Блэкстоун — женщина-охотник.

Страйдер — одержимый демоном Поражения.

Табита Скайхоук — гарпия, мать Гвен.

Тайсон — смертный мужчина, бывший приятель Гвен.

Талия Скайхоук — гарпия, сестра Гвен.

Тартар — бог Тюремного заключения, а также тюрьма для бессмертных на горе Олимп.

Тинка Форд — мать Даники.

Титаны — нынешние правители Олимпа.

Торин — одержимый демоном Болезни.

Уильям — бессмертный, друг Аньи.

Эшлин Дэрроу — смертная женщина, обладающая сверхъестественными способностями, возлюбленная Мэддокса.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Эпилог

Словарь имен и реалий Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg