«Неприятности по алгоритму»

4824

Описание

Ты кадет училища, что на отшибе галактики, но на ежегодных гонках удалось обставить явного фаворита, выпускника летной академии, да еще после этого ославить неудачного соперника? Что ж, сама напросилась, жди крупных неприятностей, нарастающих словно снежный ком в заранее определенном судьбой алгоритме.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Неприятности по алгоритму (fb2) - Неприятности по алгоритму [publisher: ИДДК] (Неприятности по алгоритму - 1) 927K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Надежда Николаевна Мамаева

Надежда Мамаева Неприятности по алгоритму

Пролог

О пользе трагедий скажу я два слова:

На дно ты попал – и не жди уж иного,

Как с кровью, локтями, когтями, клыками

Карабкаться, падать, сгорать, словно пламя,

Что дорого было – терять безвозвратно

И знать – не вернуть уж былого обратно.

И, проходя по дороге проклятий,

Вбирать в себя силы охранных заклятий,

Тех, что помогут выстоять в битве;

Слов, что накроют охранной молитвой.

Ты станешь сильнее, взлетев, словно птица,

И невозможного сможешь добиться.

– Сейчас я вживлю тебе три джей-ти-порта, – голос отца, склонившегося над инструментами, был надтреснутым от волнения. – Будет больно, ты потерпи. Так надо.

Оглянувшись на меня, сидящую в операционном кресле, он с неожиданной теплотой добавил:

– Это все, что я могу сделать, чтобы спасти тебя, доченька. Так у тебя хотя бы будет шанс.

Кресло стерильно-белой палаты было велико для меня, девятилетней девочки. Да и запястье, не чета мужскому, оказалось слишком тонким для зажима, рассчитанного на совсем другой обхват. Но отец положил под локоть валик и резко стянул фиксаторы.

В глаза ударил яркий пучок света. То, что сейчас должно было со мной случиться, я видела не раз. Но тогда на этом месте сидели бывалые пилоты, изрядно повидавшие и пережившие на своем веку.

– Сначала я найду один из периферических нервов, что рядом с лучевой костью, а затем в пресинаптическую щель введу зонд с окончанием порта… – Описывая порядок действий при операции имплантинга, отец старался то ли отвлечь меня от тревожных мыслей, то ли успокоиться сам.

Обычно джейтишки вживляли пилотам, налетавшим не одну тысячу часов в военных рейдах. Только на опытных и перспективных правительство Земного Союза тратило дорогостоящие импланты.

Сам процесс вживления проходил весьма болезненно. Это со стороны казалось, что просто делают укол большой иглой, а затем на коже вместо следа от прокола остается выход JT-порта. Я видела, как кричали и дергались в конвульсиях те, кому приходилось побывать в кресле этой операционной. Половина из них, промучившись несколько месяцев от непреходящей боли, получали вердикт – отторжение импланта. С таким диагнозом долго на этом свете не задерживались.

Как-то раз я спросила папу: «Почему им не вколоть обезболивающее, чтобы пилоты так не мучились?» На детский вопрос отец как истинный ученый ответил предельно серьезно: «Тогда блокируются нервные окончания, и срастание порта с нервной системой человека становится невозможным».

Сейчас его руки слегка подрагивали, когда он вводил код на сенсорной панели дверцы сейфа.

– Пап, а почему мы, как все, не побежали, к люкам? – Я шмыгнула носом, вспоминая, как мы мчались через коридоры и боксы сюда, в лабораторию, в то время как все, наоборот, – в эвакуационные отсеки.

– Тэри, детка, слушай меня внимательно. Это была не учебная тревога, – голос отца стал предельно строгим и четким. – Через несколько часов базу атакует десант мирийцев. Они уже выдвинули свои требования, но наше командование не будет их выполнять…

– Откуда ты знаешь? – своим выкриком я перебила отца.

– Подожди, – папа старался быть терпеливым. – Сейчас идет эвакуация избранных… это дети из гражданских, зачисленные в Летную академию, и дети военных. Ты не относишься ни к одной из категорий… пока. Именно поэтому я хочу вживить тебе порты. С тремя JT тебя должны будут взять на корабль как перспективную. При входе покажи правую руку с имплантами, этого должно быть достаточно. И… – отец резко выдохнул, как перед прыжком в пропасть, – постарайся вести себя как мальчик, хотя бы до того момента, пока не взлетите.

– Почему?

Просьба отца меня удивила. Хотя чаще всего на базе меня и так принимали за пацана: короткие каштановые вихры, вечно исцарапанные руки, разодранная в самых неожиданных местах одежда. Все это – результат драки с мальчишками моего возраста или кульбитов на опорной арматуре. Нет, я не была беспризорницей, и отец меня любил. Просто тяжело талантливому нейрохирургу, ученому, привыкшему к лаборатории в академии, подчиняться порядкам военной базы. А если у него еще имеется и шустрая дочурка, за которой нужен глаз да глаз…

В общем, предоставленная зачастую сама себе, я и так была вылитым мальчишкой, зачем притворяться-то? Но потом подумала, что раз спасать будут только детей военных, которым с рождения ставится особое тату на виске (а такового у меня нет и в помине), и гражданских, зачисленных в академию, среди которых только мальчики семи-десяти лет, то просьба отца обретала смысл.

Таких, как я, на базе обреталось мало: лишь от безвыходной ситуации родители берут с собой детей на военные объекты. Да и тот факт, что наемные работники, каковым являлся мой отец, привозят с собой жен и детей, не приветствовался. О последнем папе и сообщил в весьма нелестной форме один из начальников медчасти. Но деваться было некуда.

Мама умерла, когда мне исполнилось восемь, – случайно разбилась кабина переноса, когда она ехала домой. Это случилось еще на Вилерне. После ее смерти отец резко осунулся и постарел… Нет, он не ронял скупую мужскую слезу, уткнувшись по ночам в подушку, но круги под глазами и седина, основательно запорошившая темные до того времени виски, стали напоминанием о ней – той, которую уже никогда не вернуть. Некоторое время мы жили еще на Вилерне, но потом проект отца перенесли на Микад – планетку, где из достопримечательностей значилась лишь военная база за номером 364S. Здесь отец занимался своими исследованиями, и если в этом была необходимость, проводил имплантацию, в том числе и JT-портов.

Свет немилосердно резал глаза, рука уже ощутимо затекла в неудобной позе, где-то завывала сирена тревоги. Было не просто страшно – жутко. Мне введут джейтишки. Впервые отец сделает мне больно, намеренно, хотя и из лучших побуждений, пытаясь тем самым дать шанс на спасение.

Папа был из тех родителей, которые считают, что рука отца не должна подниматься на ребенка. Поэтому, несмотря на все мои шалости и проказы, он ни разу не ударил меня, а лишь журил или пускался в пространные рассуждения о морали, поведении и этике, когда был недоволен очередной моей выходкой. Сначала, когда отец только сказал, что будет имплантировать мне стразу три порта, я не поверила.

– Ты – самое ценное, что есть у меня в жизни, Тэри. Прости. – Слова давались отцу с трудом. В руках подрагивал инсейдер с готовым к имплантации портом. – Сейчас будет больно. Терпи. Обещай мне выжить и быть счастливой, ради меня, ради мамы… И… – Казалось, сейчас прозвучит самое важное. Но я услышала лишь странное напутствие: – Чтобы увидеть картину целиком, надо ослепнуть на один глаз. Запомни это.

Отец взял мою руку, обрабатывая антисептиком место введения иглы. Резкая боль, последовавшая за этим простым действием, была зверской. Ни до, ни после в своей жизни я не испытывала ничего и близко к тому, что пережила, сидя в этом белом кресле.

Комната поплыла в померкнувшем свете. Возникло ощущение, словно что-то рвет меня изнутри, хотелось, чтобы все это закончилось как можно быстрее, пусть даже смертью. Но вот постепенно боль спала, и тьма начала рассеиваться… Выяснилось, что все это время я лежала с открытыми глазами, хотя звуков пока еще не слышала.

Вот отец склонился надо мной, что-то говоря. Увидела, как шевелятся его губы, обеспокоенный взгляд скользит по моей руке… А потом он вновь взял мое запястье… Я думала, что больнее быть уже не может, но черный колодец агонии, в который я погрузилась, доказал обратное. Я летела в бездну страха огня, сжиравшего меня изнутри.

А за второй волной боли – еще одна яркая вспышка в сознании: это последний, третий имплант вошел в пресинаптическую щель между двумя нейронами.

Не знаю, как долго приходила в себя, но первое, что я увидела, – глаза отца, внимательные, полные отчаяния. Готова поклясться, он предпочел бы сам тысячу раз пережить все, что только что испытала я, лишь бы оградить меня от всего этого. Увы, чужую боль забрать себе еще никому не удавалось.

– Девочка моя, сможешь ли ты меня простить когда-нибудь?

Именно от этих слов меня накрыло понимание случившегося. Полное и абсолютное. На нас напали, смогут выжить лишь единицы, теперь и я в их числе, но не отец. Смотрю на него, единственного родного мне человека во всей Вселенной, и не могу поверить, что больше его не увижу.

Хочется закричать, ударить, сделать уже хотя бы что-нибудь, но я только смотрю… а потом перевожу взгляд на руку. На предплечье три порта – один стандартный и два модифицированных. Мечта и гордость всех пилотов Союза. Пропуск в элиту космических войск. То, что соединяет тебя с кораблем в единое целое, позволяя управлять им гораздо быстрее, прокладывать маршрут и рассчитывать точку выхода после гиперпрыжка, используя функции самого совершенного процессора – человеческого мозга – в разы эффективнее, чем при ручном управлении.

Теперь я могу стать симбионтом корабля, если выживу, конечно. Эти импланты должны были ввести трем отличившимся пилотам последней кампании Варрина…

– Нам надо торопиться. Ты все запомнила? – Отец хотел казаться собранным, но дрожь в голосе и суетливые движения выдавали его с головой.

– Да, папа, я выживу, чего бы мне это ни стоило.

Отец крепко обнял меня и помог встать с кресла.

Мы пошли, а затем и побежали к одному из ангаров, где находились истребители класса «Эйсиньи», достаточно маневренные, чтобы суметь уйти от обстрела, и в то же время способные вместить порядка ста человек. Таких кораблей на базе было всего три.

Как и все дети на базе, я разбиралась не только в типах и классах звездолетов, челноков, флаеров и планеров, но и мечтала поступить в одну из военных академий. А о чем еще мечтать, когда тебя окружают военные, разговоры – исключительно о боях и полетах, а самое распространенное чтиво – Устав космического флота Союза? Но умом я понимала, что для меня это утопия. Девочек редко брали даже в захудалые летно-космические училища, обосновывая это тем, что женский организм хуже выдерживает перегрузки при гиперпрыжках и коркат-излучение, которым славятся пространственные проколы.

Отец подвел меня к последнему, еще не задраенному шлюзу корабля.

– Возьмите еще вот этого, – выдохнул он, толкая меня в спину. – Вылавливал его по всей базе с начала тревоги. Еле догнал.

– Имя, фамилия, звание родителей! – гаркнул суровый офицер, чье лицо украшал шрам от ожога, попутно загружая на экран голопроектора список имен.

– Он навряд ли есть в базе, этот ребенок – экспериментальный образец. У него три порта, все три прижились. Специально для Летной академии готовили.

Отец врал – кожа вокруг джейтишек была наращена искусственно, буквально пару минут назад.

– Не знаю, какой ненормальный отдал приказ имплантировать в ребенка ЭТО. Он же еще не знает, как штурвал держать, а его уже к ядрам микросхем напрямую подключать хотят…

Продолжить не дал отец:

– Этот мальчик – ценный образец. Наверное, самый ценный из всех. Вы обязаны его взять.

Папа говорил убежденно, настолько, что офицер засомневался.

– Ладно, давай, пацан, – он махнул рукой, – живо на борт. Надеюсь, проскочим.

Створки шлюза поползли друг к другу, и я в последний раз взглянула на отца. Он улыбался.

А спустя три часа по межгалактическому времени планета Микад перестала существовать. Все, кто остался на ней, погибли за пару минут под обстрелом мирийцев.

Глава 1 В погоне за наглостью

В жизни выбираем мы разные дороги, Нам придется обивать разные пороги, И смеяться, и грустить – Каждый о своем, С кем-то больше не делить Хлеб, тепло и дом. Разум нам сказал, как жить, Сердце – всё пройдет! Выбрал сам свой путь – иди, Никого лишь не вини, Что никто не ждет.

Тэри Ли

Стоя в кабинете директора, я сверлила глазами пол. Старательно отыгрывала раскаяние, дабы владелец сих шикарных апартаментов (в углу между плинтусами, кстати, в паутине застряли две мухи-акселератки размером с полмизинца каждая) не усомнился: меня одолевают муки совести. Ну да, глупо попалась (а сожалела я именно об этом, а не о том, что взяла полетать без надлежащего разрешения новый флаер с усиленной гравитационной подвеской), но директору об этом знать не обязательно.

Меж тем Тонар Радвин продолжал свою пламенную речь, призванную усовестить меня:

– В кои-то веки наше училище оснастили современной техникой! С выходом для джей-ти-порта. И как раз накануне ежегодных гонок. Это единственный случай, когда министерство расщедрилось для нас на целый и почти новый флаер. И в первый же вечер я узнаю о том, что его угнали! И кто? Лучший кадет академии! Тэри Ли, вы осознаёте всю степень вины?

Я мысленно ехидно комментировала каждую фразу директора. Ну да, выделили аж целый флаер. Только не уточнили, что это драгстер – сверхбыстрый в квалификации и ненадежный в гонке. Такой после десятка кругов скатывается в хлам и дымит на обочине. Еще, как вариант, перед остановкой он может потерять управление и пару сотен метров нестись, как таракан от дихлофоса, сшибая все и вся на своем пути. Зато напротив названия нашего училища начальство из министерства смело может поставить галочку в графе «укомплектовано новейшим аэрокаром». А то, что для ежедневных тренировок курсантов целого потока такая машина не годится, – плевать.

– Осознаю, – протянула я, попытавшись добавить в голос как можно больше печали и покаяния.

Но, похоже, переиграла – директор сморщился, как от зубной боли.

«Не поверил, а жаль», – промелькнула вертихвостка-мысль, которую тут же вытеснил неожиданный вопрос Тонара:

– И как флаер в деле?

Провокационно-заинтересованная интонация директора меня не насторожила.

– Машина – огонь! – оптимистично начала я (не уточняя при этом, что имела в виду проводку, которая искрит где только можно и где нельзя – тоже искрит). – Стартует плавно, – (ага, как беременная черепаха), – клапана не западают, – (потому как их нет), – работы цилиндров вообще не слышно, – (иногда они просто не работают, как ни желай обратного), – и такая резвая, – (по причине плохо работающих тормозов), – но зато инерционные гасители – отличные.

К слову, последний факт лично меня настораживал еще больше в свете предыдущих «заслуг» флаера.

Глаза Радвина заблестели, и директор, резко сменив тон, ухмыльнувшись, добавил:

– Небось через джей-ти соединялась?

О том, что у меня три джейтишных порта, знали немногие: директор, соседка по комнате и врач, который проводил ежегодные осмотры в училище. Правда, к последнему я попадала в лазарет и вне очереди, когда я умудрялась во что-то вляпаться своим «радаром приключений», или проще говоря – задницей, огребая на оную синяки и все, что идет в комплекте к ним.

Впрочем, и Радвин, и местный эскулап, и моя соседка умели держать язык за зубами. Правда, Прит, та самая студентка (и моя подруга в одном лице), с которой мы делили комнату, – весьма ветреная особа. Но за десять лет умудрилась ни разу не проболтаться, что для нее – не просто подвиг, а высшая степень геройства.

Ах да, о моей маленькой не то чтобы тайне, а, так скажем, о «специфическом джейтишном дополнении» был в курсе еще и летный инструктор, но он дядька нелюдимый, предпочитал общаться в основном междометиями. На первом курсе мы думали, что его лексикон состоит только из многозначительных «кхм» и емких «ёпс!», которыми он оценивал результаты наших полетов на симуляторах. Позже уже узнала, что при сильном волнении этот молчун способен выдать на-гора весьма многоэтажные фразы, однако для этого нужно было умудриться сломать симулятор боя.

К последнему я, как-то оставшись одна в тренажерном классе, по дури подсоединилась напрямую, через порт. Тогда-то симулятор и сгорел. Хотелось верить, что в тот раз железяка просто не выдержала могучей силы моей мысли. Но, похоже, я просто затребовала две несовместимые команды, отчего тренажер и скопытился.

Кстати, наличие этих самых портов и повлияло на мое распределение в училище: я стала единственной девушкой – военным пилотом. Не будь этих джейтишек, как и все нормальные особи женского пола, стала бы навигатором, в крайнем случае механиком. Но директор решил: раз есть прижившиеся JT, значит, само провидение велит мне быть пилотом и никак иначе.

– Вот в наказание и будешь участвовать в качестве пилота на предстоящей гонке, которая проводится среди выпускников академий и училищ космофлота, – отчеканил Радви. – И попробуй только не занять призовое место.

– Но кадеты ни одного из училищ никогда не выигрывали таких соревнований! Там представители летных академий всегда разыгрывали приз между собой. А мы так, для массовки. Все ведь знают, что студенты училищ в хвосте пыль гоняют каждый год!

Требование (а это отнюдь не просьба, а именно приказ!) стать одним из трех призеров гонки было невыполнимо. Однако директор проявил чудеса терпимости и пояснил:

– До этого мы выступали на побитых тренировочных флаерах с ручным управлением. Ты лучшая в выпускной группе и единственная, кто может подключиться к ядру управления присланного драгстера напрямую, минуя механику. У тебя будет скорость реакции в несколько раз быстрее, чем у остальных наших выпускников.

– А разве можно использовать порт в гонках? Я думала, все ездят на механике. – Сомнения еще были, но азарт, вызванный предстоящей возможностью испытать новый флаер, постепенно их вытеснил, как боевая машина пехоты – вооруженную мотыгами повстанческую армию аборигенов.

– А этого никто не запрещал. Просто у редких кадетов есть джей-ти. Их обычно имплантируют после нескольких лет службы в космофлоте. Но я так подозреваю, что чемпионы последних трех гонок летают именно с использованием этого милого инородного тела, вшитого в предплечье. – Директор как будто почувствовал мои колебания и добил «контрольной» новостью: – А победитель получает право свободного распределения, даже если он обучался бюджетно.

Вот это, понимаю, стимул! Да я теперь ради этой победы готова рвать соперников ногтями и зубами, хотя и от плазмомета в подобном деле не откажусь. Это был шанс. Шанс уйти в гражданскую космическую авиацию, шанс на спокойную жизнь, где не нужно подниматься по тревоге и постоянно быть готовой не вернуться из очередного вылета.

Не смотреть, как гибнут твои товарищи, зная, что ты всего лишь расходный материал, пушечное мясо для выпускников академий – этой гребаной военной элиты. Нам же, растиражированным выкидышам училищ, выбора распределения не давали – мы бюджетники, и этим все сказано. Поэтому ради такого приза стоит побороться за победу.

По блеску в глазах Радвина я поняла, что этот хитрый амбициозный проныра, который с виду казался эдаким солидным добряком, весь разговор и выволочку у себя в кабинете затеял отнюдь не с воспитательной целью. Нет, директор желал добиться не просто моего согласия на участие в гонках, а простимулировать так, чтобы я из кожи вон вылезла, но победила. Потому как приказ, будь он трижды мудрым, будет выполняться без энтузиазма, если для исполнителя не существует личной выгоды.

В общем, Тонар в очередной раз подтвердил, что он отличный манипулятор, да и руководитель тоже. Он понимал, что победа принесет не только престиж нашему малоизвестному, а если совсем уж честно – безызвестному, училищу, но и денежные вливания. А риск остаться калекой по итогам гонок или вовсе не вылезти из кабины драгстара?.. В бою рано или поздно большинство выпускников училищ погибают, и если есть возможность избежать этой участи – цена ее вполне оправдана.

– Итак, отправляемся через неделю. С тобой полетят механик, навигатор и я.

– А кто будет этими самыми механиком и навигатором? – решила полюбопытствовать.

– Навигатор – Прит Лорстон, механик – Максим Матвеев. Думаю, с Прит ты хорошо знакома, – Радвин хитро прищурился, – да и Максима наверняка знаешь.

Мысленно потерла ладошки. Макс Матвеев – невысокий, худощавый, юркий парнишка с параллельного потока – умудрялся быть затычкой в каждой пробоине и знатным разгильдяем, но при этом такое ощущение, что родился с мультифазной отверткой в руках. Он мог, всего лишь постучав по борту флаера, сказать, сколько раз тот был в столкновениях, что у него барахлит и где нужно заменить испорченную деталь. Лучшего механика среди выпускников и вправду не найти. Меж тем директор, как бы подводя итог разговору, весомо добавил:

– В этом году гонки будут проходить на Земле. Последний победитель – представитель Академии Бореа, что как раз расположена на голубой планете.

Чертыхнулась про себя, недобрым словом помянув Землю. С этой планетой у меня в далеком прошлом была нелюбовь, как подозреваю, взаимная. Хотя знакомство с прародиной длилось всего пару часов, когда я прилетела вместе с отцом на его симпозиум, но впечатление о том, что побывала среди переработанных и красиво упакованных отходов, осталось на всю жизнь.

Колыбель человечества встретила нас совсем не по-матерински: зноем, смогом над космопортом и зелеными стеклопластиковыми колоннами высотой в две сотни этажей. Помню, как увидела их впервые, шестилетней девчушкой: гигантские колбы, внутри которых вода и одноклеточные водоросли, придающие жидкости такой цвет. Их построили полсотни лет назад для поддержания кислородного баланса в атмосфере, заменив газоны, парки и скверы в городах.

Впрочем, и вне городов земля была достаточно ценной, чтобы использовать ее для архаичного сельского хозяйства. Основная часть продовольствия выращивалась на аграрных планетах-колониях и поставлялось на Землю. Лишь в океане еще существовали подводные плантации, где работали аквафермеры. Только пустыни, малопригодные для чего-либо, радовали глаз своим спокойствием и непричастностью к суетному миру. Но и до них периодически добиралось правительство Земли, обремененное проблемой перенаселения. Вот и сейчас гонку среди выпускников академий и летных училищ решили провести в одной из самых жарких точек голубой планеты.

Результат такого постановления – сотня злых, потных пилотов в комбинезонах и подшлемниках, стоящих рядом с флаерами у предстартовой черты.

Вокруг лежала пустыня, где горячие ветра, словно демоны, кружили в инфернальном и завораживающем танце, рождая на песке затейливые узоры. Лишь на горизонте едва виднелся силуэт одинокой горы, увенчанный белой шапкой ледника.

Гонки на флаерах – ежегодное соревнование, проводимое между лучшими пилотами-выпускниками, призванное поднять престиж и боевой дух будущих военных. По мне, это очередная показуха, где большинство мест уже распределено, а от преждевременного восхваления выпестованной выпускной элиты хочется сплюнуть. Я так бы и сделала, забыв про маску, но тут в движение пришла толпа болельщиков, вернее, болельщиц.

– Это же Браен Дранго!

– Такой красавчик!

– Браен, я вся твоя!

– Он лучший пилот Академии Земли!

И прочая и прочая… Выкрики экзальтированных девиц, машущих руками и флажками (вдалеке гордым знаменем реял даже чей-то лифчик), раздражали. Но тут раздался голос Прит.

– Вот это мужчина! – зачарованно прошептала подруга – Да за такими, как этот Браен, как за классными машинами, – всегда очередь…

– …в кассах станций техобслуживания, – закончила я за Прит. – С виду ничего, но в работе то движок забарахлит, то тормоза откажут.

Однако заявление навигатора заставило проявить интерес к пилоту, который одним своим появлением произвел такой фурор.

Но сначала мельком глянула на Прит. Затуманенный взор высокой, стройной, рыжей бестии, слегка приоткрытый рот и идиотская улыбка на лице могли значить только одно – подруга поплыла! Я удостоила вниманием этого самого Браена.

Высокий, скорее интересный, нежели красивый. Широкий лоб, прямой, чуть удлиненный, нос с легкой горбинкой, большие серо-голубые глаза, волосы цвета, который поэты величают «разбавленным золотом» (у меня он почему-то прочно ассоциировался с латунными клеммами), правый уголок очерченных губ чуть приподнят в довольной ухмылке победителя. Типичный альфа-самец, или попросту бабник, хоть и породистый! Я пожала плечами: странный вкус у Прит. И не только у нее, судя по экзальтированным девичьим воплям. И почему все сходят с ума?

Похоже, последнюю фразу я произнесла вслух, потому как Макс, наш механик, хмыкнул и поддержал меня, щелкнув пальцами перед носом Прит, все еще витавшей в облаках:

– Эй, нашей команде навигатор нужен, а не лужа сиропа! Кончай плавать кролем в мире фантазий и включай голову. Он – наш соперник. Главный соперник.

За эту короткую отповедь я была благодарна механику. Подруга, кажется, все-таки взяла себя в руки и начала комментировать трассу, которую предстояло пройти:

– Сначала выстави гравитационную подушку на средние значения, а через сотню километров увеличь до максимума: там будет здорово трясти. Это из-за того, что под тонким слоем песка – выходы материнских горных пород. На подходе к горе лучше использовать маневр два и два или браво-шесть. Уклон трассы… – В подобном режиме Прит могла вещать до бесконечности.

Единственное «но»: в реальной гонке может выйти все с точностью да наоборот. Я несколько раз проходила сегодняшнюю трассу на симуляторе, чтобы запомнить, но там не было кучи соперников.

Прозвучал сигнал. Пора выстраиваться у стартовой черты. Подруга дала последние наставления, после чего мы с ней синхронно нацепили аудиоклипсы и проверили сигнал.

Макс в очередной раз убедился, что дисковые регуляторы на соплах сняты, и, наклонившись так, что едва не перевалился всем телом внутрь кабины, произнес:

– Осторожнее там. Если флаер врежется во что-то на такой скорости, то наверняка останешься калекой при условии, что ты на механике. При прямом подключении вмиг сгорает вся нервная система. Так что береги себя, очень тебя прошу.

Больше он ничего не сказал, просто оттолкнулся, спрыгнул на землю и, развернувшись, пошел к Прит. Да уж, напутствие… Интересно, он знает про порты? Размышлять по этому поводу времени не было.

Взмах сигнальным флажком, и гонка началась.

Едва мы рванули с места, навигатор и подруга в одном лице, вцепившись обеими руками в поляризационный экран, четко и спокойно, как ей казалось, начала давать наставления.

В гонке навигатору иногда приходится доверять больше, чем себе. Потому как он – твои глаза и уши. Ему видна вся трасса целиком, как и моментально меняющиеся позиции соперников. Именно навигатор может оценить и предупредить, где нужно сбросить обороты, если впереди произошло столкновение, когда войти в занос на повороте или выжать из движка максимум чуть прежде, чем придут бортовые данные: «Впереди прямой участок, есть возможность для обгона».

Я стартовала одной из последних. Но все только началось. Нам предстояло пройти две тысячи километров, овеянных неторопливым дыханием барханов.

Когда через порт соединилась с ядром управления, то стала воспринимать действительность абсолютно по-другому. Просто закрыла глаза – зрение было ни к чему, скорее даже отвлекало. Показания датчиков гравитационных сенсоров, энергия активации турбин, данные инерционных гасителей – все это я осознала за доли секунды. В это же время мозг обрабатывал сигналы о направлении, перемещении, ускорении, угле наклона.

Извне звучал лишь голос Прит – очередная отрывистая команда: «Прижми закрылки и еще одну восьмую мощности – на левый майкер!»

Первую десятку удалось перепрыгнуть легко, маневрируя то по внешней, то по внутренней стороне трассы, но чем ближе подбиралась к лидерам заезда, тем сложнее становилось обходить соперников. При заходе на очередной вираж задела крылом – не сильно, оторвалась лишь камера, что крепилась к краю подкрылка, но тело ощутимо дернуло. Второму участнику столкновения повезло меньше – занесло и впечатало в бархан, оторвав сопло. Если этот пилот на механике, то должен бы уже выскочить, однако створки кабины раскрывались столь же быстро, как глаза у пропойцы наутро после очередного загула.

Вот гадство! Они тут все на портах, что ли?

Последнюю сотню километров я дышала в хвост этой фабрике тестостерона – Браену! И ведь не пропускал ни справа, ни слева, ни сверху, сволочь элитная, академическая! Озарение, курсировавшее у меня не иначе как в районе пятой точки, решило достичь-таки головы: а если попробовать проскочить снизу?

– Прит, какова толщина его гравитационной подушки и мои габариты? – зашипела остервенело в динамик.

Навигатор, как и я, видела трехмерную картинку с камер, только на сенсорной платформе.

– У вас разница в пару сантиметров.

– В чью пользу? – Идея, родившаяся в мозгу, – сродни экзотическому способу самоубийства. Но соперник не ожидает такой наглости. Поэтому есть шанс проскочить у него под пузом.

– Твою ж… Тэри, суицидница фигова!

Иногда плохо, что тебя понимают с полуслова. Нет чтобы ободрить, прочувственную речь толкнуть, какая я замечательная и что все у меня получится…

Не слушая больше «жизнеутверждающих» наставлений Прит, я свела гравитационную подушку практически в ноль и увеличила энергию активации турбин до сотки.

Перегрузка тут же возвестила о себе феерией замыканий. Через порт меня мгновенно окатило волной боли. Движок застучал, решив присоединиться к вакханалии проводки. Сопла остервенело плюнули черным дымом.

Инстинкт самосохранения орал благим матом. Если я хочу остаться в живых, нужно выдрать джейтишку из порта, постараться затормозить и сигануть из флаера. В противном случае у меня превосходные шансы (я бы даже сказала, практически стопроцентные) превратиться в качественно прожаренный стальной пирожок с мясной начинкой из себя любимой внутри.

Но здравый смысл и упрямство – это даже не враги, а стороны, ждущие, которая из них уступит первой. И потому-то логика и упорство вечно конфликтуют. В моем случае к исконной ослиной черте характера добавился азарт. Шипя от боли, я снизила флаер настолько, что просвета между днищем и песком практически не осталось, и приготовилась к бароперегрузке.

В последний момент удалось проскочить под брюхом машины Браена. У финишной черты я опередила его кар всего на четверть корпуса. После того как увидела взмах клетчатого флага, знаменующий конец гонки, еще не до конца затормозив, вырвала шину из порта. Сразу стало легче, и пришло осознание: надо срочно выбираться из этой шайтан-машины, которая дымила не хуже горящей цистерны с дизельным топливом. Впрочем, прорывавшиеся языки пламени наводили и на более художественные сравнения, – например, с мифическим трехголовым ящером Гошей. Драконью романтику разбавляли сочные матюги пожарных, которые щедро опыляли мой флаер порошком, сбивая огонь.

Когда чуть позже я увидела запись того, как мы финишировали, мне стало жутко. Но это было потом, а пока… Вылезая из флаера, я не могла осознать, что сделала это. Я победила! На шее тут же повисла Прит, что-то радостно вереща. Макс сдержанно обнял за плечи и практически прошептал в ухо: «Больше так не пугай!» – а я, сорвав шлем, с облегчением выдохнула через подшлемник.

Идиллию нарушил окрик:

– Ты что творишь, сукин сын! Как тебе наглости хватило!

Расталкивая толпу, ко мне приближалась ожившая мечта Прит. Хотя, глядя на перекошенное злостью лицо этого блондинистого недопобедителя, я еще раз усомнилась в адекватности вкуса подруги.

Для фаворита этой гонки, кадета Академии Бореа Браена Дранго, второе место было сродни кактусу в заднице: больно, самому не избавиться, а твое неудобство видят все. И он этого своего недовольства ничуть не собирался скрывать.

Браен Дранго

Браен жутко злился. Его, лидера гонки, обставил какой-то заморыш, выскочка. Дранго – лучший пилот академии, не проигравший ни одной гонки за последние пять лет! Откуда только вылез этот хлюпик?

Увидев эмблему училища Уара Флокрискрика, Браен разозлился. Зачуханное летное! Да у них флаеров нормальных никогда не было, где они взяли пилота с JT-портом? А в том, что у этого мелкого есть джейтишка, сомнений нет. Невозможно так сманеврировать на механике.

Сколько лет пацану? В училище цикл обучения длится десять лет, значит, не больше двадцати. В таком возрасте джейтишки не имплантируют. Ему и то ввели порт в двадцать пять, благо обучение в академии длится на семь лет больше, чем в этой убогой космоходке.

К слову, разница в сроках обучения студентов училищ и академий позволяла директорам последних выставлять в заезд заведомо более опытных пилотов. Браен был уверен: с имплантами будет всего трое. Следовательно, училище Уара Флокрискрика просто наняло кого-то из нелегальных пилотов. Либо это кто-то из преподавателей. Хотя с виду такой слабак… Дранго вознамерился разобраться. Но вытрясти всю правду не получилось.

Сначала под руку попалась парочка поклонниц, потом – кто-то из организаторов. Уже на подходе дорогу заступил худощавый парень, из категории настолько юрких и ушлых даже на вид, что когда стоишь рядом с такими, рука сама поневоле тянется к карману.

– У тебя проблемы? – Браена остановил голос, полный неприкрытого раздражения.

Судя по форме, парень – механик того же долбаного училища, что и обставивший его пилот.

– Это у вас проблемы. Ваш пилот не является кадетом. – Браен старался сдерживаться, цедя слова, словно гюрза – яд: с неохотой и огромным желанием как следует цапнуть незадачливого змеелова.

– Почему ты так решил? – в милую словесно-локальную заварушку вклинился обставивший его пацан.

– Сколько тебе лет? – вскипел Браен, тут же переключая свое внимание на бывшего соперника.

– Девятнадцать.

Лаконичный ответ заставил Дранго посмотреть с еще большим недоверием на мальца и озвучить свои сомнения:

– Девятнадцать и уже с портом?

Пацан пожал плечами и задрал рукав куртки – на предплечье в ряд красовались три разъема. После чего опустил рукав и, не глядя на удивленное лицо Браена, развернулся и пошел прочь, в сторону подиумов, где должно было состояться награждение. Дранго зло сплюнул, понимая, что придраться пока не к чему, и двинулся следом за наглецом.

Тэри Ли

На награждении я стояла первой, поэтому увидеть перекошенные от счастья лица соперников мне не довелось. Браен дышал за правым плечом и с таким энтузиазмом махал рукой, что мне пару раз перепало по шее и один раз – по макушке, якобы случайно. Подозреваю, что отсутствие контузии – целиком и полностью заслуга здоровенного венка, водруженного каждому из победителей на шею. Эта икебана объемом ничуть не уступала валику из одеяла. Из водруженной на меня клумбы, которая удавкой обвивала шею, торчала только моя взлохмаченная каштановая макушка, а брови как раз были вровень с некоторыми веточками из венка.

Чувствовала я себя при этом как снайпер в засаде: вокруг зеленка, в смысле растительность, видно плохо, в роли спецкамуфляжа веник, завернутый в кольцо. Тяжелый, кстати, зараза, он ощутимо тянул к земле. Но никуда не денешься. Надо терпеливо стоять и ждать, пока вручат кубок и поздравят с победой. Подозреваю, что не сними я подшлемник, этого никто бы и не заметил – настолько хорошо было спрятано лицо в этих веточках с кучей лаврушки, навевающих стойкую ассоциацию с супом из столовой.

Наконец распорядитель, сверяясь с данными поляризационного экрана, начал:

– В этом году впервые в истории гонок, проводимых между выпускниками летных учебных заведений, победу одержал представитель училища имени Уара Флокрискрика – Тэриадора Лирой… – Распорядитель замялся и, вероятно решив, что в данные закралась ошибка, поспешил исправиться: – Простите – Тэриадор Лирой.

«Ну, Тэриадор так Тэриадор», – философски подумала я. За десять лет обучения меня полными именем и фамилией обзывали только в официальных документах, больше прижилось сокращение Тэри Ли.

Справедливости ради стоит отметить, что сокращение фамилий вошло в моду после того, как на Вилерне частыми стали фамилии, напоминавшие скорее названия промышленных предприятий типа «Вилэнерготранстехконсалтстройсервис». Поэтому всяких Евантирофисторчовых, Имабореявистигревых и тому подобных решено было сократить хотя бы до произносимых. Мода на упрощение настолько прижилась, что и нормальные фамилии повадились сокращать даже во внутриведомственных документах.

Меж тем зазвучали фанфары, и все мы получили возможность лицезреть дефиле кубка, придатком к которому служила симпатичная модель, имевшая явно суицидальные наклонности, не иначе. Потому как при росте не меньше метра девяноста эта красотка нацепила еще и туфли на платформе. А каблуки ее «черевичек» были настолько высоки, что я никак не могла точно сказать, сколько же в них дециметров. Да… нося такие туфельки, нужно обязательно иметь знакомого травматолога.

Несмотря на то что я стояла на пьедестале, высота которого была никак не ниже метра, с подошедшей девицей мы оказались примерно на одном уровне. Изобразив оскал, мимикрирующий под лучезарную улыбку, она вручила мне здоровущий кубок. Эта нехилая орясина, напоминавшая пробник ванны, чуть не послужила причиной моего падения. Пришлось пристроить трофей на краешек постамента под ехидные смешки из толпы. Красотка, обделенная моим вниманием, недовольно фыркнув, развернулась и потопала обратно под восхищенные охи и вздохи зрителей.

Как правильно брать кубок, я узнала на примере Браена: приобняв вторую модель пониже талии, он ее поцеловал. Кстати, каблуки у нее были чуть пониже, и она оказалась аккурат вровень с Дранго. У меня закралась крамольная мысль: специально организаторы, что ли, подгоняют высоту каблуков и девиц под размер тумб?

Глядя на то, как Дранго приобнимет красотку, вручившую награду, я утешила себя тем, что целовать и тискать этих гламурных моделей я бы все равно не стала. Даже если бы знала, что так положено по ритуалу награждения.

Но надо сказать, что жест Браена возымел успех у публики, и толпа азартно скандировала его имя. Что ж, в конкурсе по получению наград он явно был в фаворе. Третий финалист, последовав примеру Браена, приобнял «свою» модельку. И как непринужденно это сделал! Черт, они это движение специально тренируют у себя в академии, что ли?

Наконец мы спустились с пьедестала. Да, лучше бы я не слезала… Стоило очутиться на земле рядом с блондином, моя макушка оказалась как раз на уровне его подбородка. Похоже, после вручения кубков красавчик немного остыл, потому как уже не порывался прибить меня, а лишь с издевкой произнес:

– И как такое недоразумение могло победить?

Я не стала отвечать на эту реплику, а развернувшись, попыталась уйти. Но, не видя ничего из-за кустов, вольготно обвивающих мою шею, не разглядела подножки и растянулась бы, не подоспей вовремя Прит. Она-то в последний момент и успела ухватить меня за локоть.

– Пойдем отсюда! – прошипела в ухо подруга.

Выбравшись из толпы, окружившей Браена (и неважно, что у него только второе место, он, как я поняла, является местным секс-символом с армией фанаток), я сняла злополучную зелень с шеи.

– Нужно отдохнуть и подготовиться к вечеринке. – Прит была сама деловитость. И вдруг она неожиданно добавила: – Этот Браен, хоть и красавчик, та еще задница.

Что ж, вот теперь я за вкус своей подруги абсолютно спокойна.

Спустя три часа, две попытки шантажа и шесть бутербродов, стресканных мною единолично, мы с Прит принялись готовиться к торжественному вечеру по случаю завершения ежегодных межгалактических гонок.

Я лежала на кровати в позе морской звезды и рефлексировала, а рядом со мной чемодан фонтанировал вечерними платьями. Двигателем сего феерического действа выступала Прит. Каждый новый наряд сопровождался комментариями:

– Эх… какое платье!.. И главное, всего полгода назад оно было мне тютелька в тютельку!..

– Ну да, а потом твои тютельки немного подросли, и оно стало уж слишком откровенным, – отозвалась наконец я. – Слушай, Прит, зачем ты взяла этот ворох тряпья? Нельзя было ограничиться чем-то одним?

– Понимаешь… – Девушка замялась. Подозреваю, искала весомый аргумент. – Я не смогла выбрать перед отлетом, какое лучше, и решила взять все.

Прит – замечательная подруга и соседка по комнате, правда, есть у нее пара недостатков, один из которых – чрезмерная любовь к одежде. Причем она умудряется на небольшую сумму выглядеть сногсшибательно. Прит из небогатой семьи, но обучается платно, поэтому может выбирать, куда идти по окончании училища, в космофлот или в гражданскую космическую авиацию. Но, думаю, что и первого, и второго варианта при своей внешности она может избежать. Шикарная рыжая бестия, вслед которой выворачивают шеи все носители Y-хромосомы в возрасте от семи до ста пятидесяти лет просто не должна прозябать на службе.

Прит в свои двадцать уже отказала нескольким претендентам на брачную татуировку. И полагаю, это только начало.

– К тому же, – продолжала подруга, – вечеринка – это самая главная часть гонок. Я, может, ради этого и согласилась протащиться через три галактики. А ты, кстати, в чем пойдешь?

– Как и все пилоты – в футболке, джинсах и кроссовках.

Если честно, отвечала наобум – идти совсем не хотелось. После недолгой эйфории по поводу победы накатила усталость.

– Так дело не пойдет! – Прит, словно камера штурмовика, уставилась на меня. На миг показалось, что она сканирует мои метрические данные. – Давай ты наденешь вот это платье и я над тобой чуток поколдую?

Я затравленно огляделась. Но ни чемодан, ни живописно разбросанные платья за меня не вступились. Пришлось сдаться на милость кровожадной подруги.

– Делай что хочешь, а я сплю. – С этими словами я откинулась на спинку кресла.

Прит начала расчесывать мне волосы, напевая модный хит: «По улицам Вилерны, где плещут берации и фаргусы пышно цветут, блондинка гламурная шла с липосакции с дырочкой в правом боку…» – и под ее мурлыканье я уснула.

– Ну все, просыпайся, пилот! – Прит потрясла меня за плечо. – Ты только посмотри, какую красотку я из тебя сделала! Надевай платье, туфли и пойдем, время уже.

Натянув вышеуказанное, я остановилась у зеркала. А ничего так получилось. из отражения на меня смотрела обычная симпатичная девушка, каких полным-полно. Какой-то особой, неземной красоты не наблюдалось: просто ладная фигурка, приятные черты лица, умело подчеркнутые косметикой, и уложенные в художественном беспорядке каштановые локоны. Вот только платья на мне было чересчур мало. Про такое наша уборщица из училища, баба Шунта, обычно говорила: «Подол из подмышек начинается». Черный наряд с открытыми плечами, облегающий, словно вторая кожа, едва прикрывал ту часть тела, которая как магнит притягивает приключения. Зато ноги, возвышавшиеся на пятнадцатисантиметровой шпильке, казались невероятно длинными. Образ довершали черные перчатки по локоть, скрывавшие джейтишник на правой руке.

Прит же, как всегда, была непозволительно великолепна. Распущенные волосы, карминовое платье в пол с вырезом на спине почти до самых ягодиц и таким же смелым разрезом подола практически от бедра. Довершали образ роковой рыжей красавицы каблуки недосягаемой высоты.

Когда мы зашли за Максом, тот остолбенел.

– Проводишь нас, таких прекрасных, на вечеринку? – кокетливо хлопая ресницами, спросила Прит.

Она флиртовала, даже не задумываясь над тем, что делает. Так сказать, доводила до совершенства навык соблазнения. Водилась у нее такая привычка. Как-то раз, когда она строила глазки какому-то замшелому пеньку, с которым мы по случайности ехали в одной капсуле, я не выдержала и поинтересовалась, чем она занимается. На это Прит недоуменно ответила, что просто оттачивает навыки молчаливой беседы, то есть стрельбы глазами, и делает это не с какой-либо корыстной целью, а из любви к искусству.

Макс сглотнул и, кивнув, молча предложил мне руку.

На подходе к залу, где должно было состояться празднование, я поняла, откуда пошла традиция поддерживать мамзелей всех возрастов под руку: на высоких каблуках гораздо легче навернуться на ровном паркете, нежели в кроссовках – на крутой и скользкой крыше.

– Как тебе? – осведомилась Прит, когда мы втроем замерли у входа.

– Что бы такое сказать, чтобы из цензурного были не только запятые? Хреново…

Мой честный ответ удивил Макса. Подруга же, привыкшая к моим емким и кратким оценкам ситуаций, лишь удовлетворенно хмыкнула.

Зал бурлил и сверкал, ассоциируясь лично у меня с ядреным японским хреном или перцем чили, потому как поневоле глаза начинало щипать от яркости и пестроты нарядов. Девушки щеголяли иногда в столь откровенных платьях, что я по сравнению с ними была послушницей монашеского ордена. Парни выглядели гораздо скромнее и проще, хотя взгляд нет-нет да и цеплялся за некоторых весьма экстравагантных (шорты поверх цветных колготок или строгий пиджак в сочетании с юбкой а-ля папуас) представителей условно сильной половины человечества.

Удивившись причудам земной моды, я еще раз пробежалась взглядом по залу, выискивая место, где бы можно спокойно пересидеть этот вечер.

Внимание привлекла группа парней и девушек. В центре компании находился не кто иной, как Браен, в белой рубашке с расстегнутой парой верхних пуговиц и джинсах. Одну руку он запустил в слегка растрепанные волосы, доходившие ему до плеч, а второй приобнимал очередную красотку, при этом довольно ухмыляясь. Парни о чем-то спрашивали Дранго, тот лениво отвечал. Казалось бы, обычная беседа обычных парней, но их выправка сразу говорила о том, что это не абы кто, а кадеты. Присмотревшись, поняла, что практически все молодые люди в зале (не считая попугаистых чудиков) – военные, а вот девушки, наоборот, напоминали дам полусвета. Это неприятно поразило и насторожило.

Мое выражение лица удивило подругу, и она спросила, в чем дело. Пояснив, что беспокоюсь о том, как бы нас не приняли за девиц, не отягощенных высокой моралью, я весьма удивилась реакции Прит.

– Тэри, в кои-то веки можно расслабиться! В нас никто не заподозрит кадетов училища, можно оторваться как следует! Ты же не хочешь упустить такую возможность?

Тараканы в мозгу радостно скандировали лозунг: «А почему бы и нет?!»

Один из организаторов гонок, взобравшись на трибуну, толкнул короткую (и оттого понравившуюся всем без исключения) речь, и вечеринка началась. Новый кислотный микс, запущенный с вертушки диджеем, сумел завести толпу, и теперь большинство экзальтированно прыгали под свежий хит. Макс пригласил меня. Пара танцев, сдобренных изрядной порцией коктейлей, сделали свое дело. Я уже чувствовала себя, как та пресловутая мышка, что после третьей рюмки решилась набить морду коту. В голове начала зарождаться идея мести.

– Подруга, какие планы? – подскочила ко мне Прит.

Приближаясь ко мне, она виртуозно отшила очередного приставучего кавалера, а после мастерски вписалась в узкую щель между двумя амбалами, которые разом решили заключить ветреную красотку в свои медвежьи объятия. Глаза ее азартно блестели.

– Думаю немного подождать, пока все раскачаются, а кое-кто дойдет до кондиции, – я кивнула в сторону Браена. – Потом мне понадобится твоя помощь. Ты же у нас спец по соблазнению, – незамысловато попробовала подольститься к подруге и, наклонившись, начала нашептывать на ухо задуманное.

Прит согласно кивнула.

– Проучим эту заразу! – воодушевилась она.

Неужели и ее достала зашкаливающая самоуверенность блондинистого красавчика? Прит лишь весело подмигнула:

– Ну а пока пошли танцевать!

Подруга знала мою давнюю даже не любовь, а страсть к танцам. В ритме музыки, отдаваясь ей до конца, можно рассказать целую историю одним взмахом руки. Заставить чувствовать окружающих то же, что и ты, без слов, лишь рисуя образ из штрихов-движений.

Сейчас, танцуя, я словно погружалась в нирвану, растворялась в звуках. Прит изображала бедрами что-то невероятно эротичное рядом. Вокруг нас образовался небольшой круг, и тут чьи-то руки ненавязчиво легли мне на талию, выдернув тем самым из приятной неги. Я едва рефлекторно не схватила запястье, чтобы заломить наглую хваталку нежданному кавалеру. Ибо не фиг распускать лапы! Вовремя мелькнувшая мысль о том, что я сегодня все же девочка и все же не стоит затевать скандал с применением болевых приемов, заставила сдержаться. Мысленно подготовила ответ, способный отшить незадачливого ухажера, и, не подумав, развернулась лицом к любителю сначала трогать и только потом говорить. Зря. Я сразу же уперлась в грудь мужчины. Подняв взгляд выше, увидела… вот битый пиксель! Это был Браен. Пришлось резко прикусить язык.

– А ты горячая штучка. Так страстно и соблазнительно танцуешь! – Чуть хрипловатый голос должен был по задумке обладателя если не вскружить мне голову, то очаровать.

Однако в памяти застрял злой взгляд блондинистого гада, которым он меня наградил сразу же после гонок. Ну погоди, паразит академический, я тебе устрою. Отомщу за спесь и высокомерие, как это умеем делать только мы, женщины.

Потому я лишь улыбнулась, спрятав гнев под маской восхищения. Глупо улыбнулась. Пусть этот Дранго думает, что все идет, как он того и ожидает.

– Пошли за наш столик, – он кивнул в сторону. – Сегодня отмечаем мою победу в гонке. Ты ведь наверняка еще ни разу не была в компании настоящих победителей?

Не дожидаясь моего согласия, кадет потянул меня за руку в указанном направлении. Я подивилась степени самоуверенности этой белобрысой сволочи: он исключает даже намек на сопротивление!

«Придурок, ты сейчас тащишь на буксире того, кто сделал тебя в этих самых гонках», – злорадно усмехнулась про себя. Но затылок Браена сверхчувствительностью не отличался.

Познакомив меня с друзьями, угостив парой коктейлей и отпустив несколько комплиментов, блондинистый засранец посчитал свою миссию соблазнителя выполненной и ненавязчиво стал приподнимать подол и так не сильно длинного платья, прощупывая почву для дальнейших маневров. Действовал он при этом не как будущий офицер космофлота, а скорее как геолог: сначала разведка и зондирование, потом, в перспективе, – бурение.

В это время я отчаянно попыталась привлечь внимание Прит, увлеченно с кем-то болтающей. Гримасами и жестами я пыталась намекнуть ей, что план мести слегка изменился и мы поменялись ролями. Подруга заметила предназначенную ей пантомиму, когда свидетели моих актерских потуг уже не сдержались от улыбок и смешков. Она что-то проворковала поклоннику на ушко и, распрощавшись с ним, понимающе кивнула мне.

– Не хочешь уединиться? – голос Браена слегка охрип.

Его зрачки расширились, дыхание участилось, рука на моем колене и вовсе будто прописалась. Понятно, красавчик решил, не теряя времени даром, со всей ответственностью заняться решением демографического вопроса. А точнее, приступить к самой приятной его части – зачатию.

– С удовольствием! – Я соблазнительно улыбнулась, про себя предвкушая месть. Этот атлет сам сделал все в лучшем виде, даже ухищряться не пришлось. – Только одно условие. Я хочу, чтобы ты в ходе нашей игры был с завязанными глазами.

Видя сомнение на лице блондина, я чуть не взвыла от досады. У-у-у, какой недоверчивый! Стоит его немножко подразнить. Провокационно провела языком по верхней губе. Жест, позаимствованный у героини одного из фильмов, что мы с Прит смотрели по голопроектору, возымел действие.

– Люблю девушек с выдумкой, – Браен усмехнулся в ответ.

Похоже, на мужиков волна тестостерона действует не хуже пули: так же вышибает напрочь мозги, а вместе с ними и осторожность. Браен был полон предвкушения. Что ж, это мне на руку.

Встав, я направилась к выходу, не сомневаясь, что блондин, чьи намерения в отношении одной темноволосой девицы сейчас были тверды как никогда, последует за мной. Выйдя из зала, красавчик спросил:

– Ну и чем ты будешь завязывать мне глаза?

Улыбаясь, плавным движением стянула левую перчатку:

– Давай, чемпион, ты же ничего не боишься. Я знаю, где здесь есть укромное место… Только не подсматривай.

Завязав ему глаза перчаткой, что закрывала до этого мою кисть и предплечье (слава безразмерному полинейлону), повела к черному входу, ведущему прямиком на сцену.

Похоже, Браен был на кураже и в предвкушении, да и выпил, поэтому чувствовал себя в полной безопасности. Зря!

За что ценю Прит – если она берется за дело, то делает его качественно. Вот и сейчас, пока мы блуждали по кулуарам, подруга сотворила почти невозможное – музыка смолкла, и зал встретил нас гробовой тишиной. Сотни пар глаз устремились на сцену, где были приглушены диодные софиты.

– Ну, давай же, мы уже почти на месте! – нежно мурлыкая Браену на ухо, я провела пальцем по его шее от мочки к ключице. – Раздевайся, а я сейчас.

Дабы поддержать порыв, даже расстегнула остатки пуговиц на его рубашке.

Да… как-то я не учла, что военные не только одеваются быстро, по команде. В порыве страсти они и раздеваются столь же шустро. Вот только довершить картину бесплатного стриптиза не дал выкрик из зала:

– Браен, мать твою, это ты?

Несостоявшийся любовник разом скинул импровизированную повязку, оставшись в одних трусах и носках. Симпатичные такие, черненькие труселя, посередине которых красовалась надпись: «Разожги мое пламя». Пламя, к слову, полыхало вовсю, без чужой помощи. Злобный взгляд в мою сторону был способен испепелить почище лазера.

Основное правило ведения боя гласит: «Правильно оцени противника». Его нам вдалбливали с самого первого занятия в училище.

Я оценила, ужаснулась, и в голове запоздало зародилась здравая мысль: «Долбаный коркат!» Сняв с ног туфли и подхватив каблуки, ринулась в забег по служебным помещениям.

Да, месть удалась, только как бы дальше не пропасть… Ведь если этот склад тестостерона меня догонит, то мало не покажется. По прямой наш забег грозил завершиться в считанные минуты.

Надо петлять! Я лихорадочно заозираласть. Из одной приоткрытой двери коридора валил пар и слышался звон посуды. Недолго думая нырнула туда и оказалась на кухне. В колбах и пробирках вываривались деликатесы, а вот в посуде попроще – кастрюлях и сковородках – шкварчала и бурлила более привычная моему глазу еда.

Пролетев стрелой меж духовых шкафов, я увидела то, что искала: достаточно большую вентиляционную решетку под потолком. Одним махом вскочив на металлический стеллаж, находящийся аккурат под вентиляцией, я приготовилась вырвать решетку. Ухватилась посильнее и резко дернула, при этом чуть не свалилась обратно, – оказалось, что она просто приставлена. Не тратя ни секунды, ввинтилась в шахту воздуховода, приставив решетку на место. Что ж, посижу здесь. Вперед ползти смысла нет – далее ход все равно сужался. Сдавать назад – над плитой клубится пар, а обвариться, грохнувшись в кастрюли, если короб не выдержит мой вес, – увольте от такого сомнительного удовольствия.

Пульс отдавался в ушах, страх и азарт бурлили по венам. Но я попыталась затаиться и прильнула к решетке. Хорошо, что Браен не рассчитывал на такой резкий старт со стороны вроде бы обычной девицы. Это и дало мне пару мгновений форы. Повезло еще и в том, что на кухне в момент моего взлета под потолок не было свидетелей.

Злой и мрачный, как черная дыра (разве что не поглощающий материю вокруг), Браен пронесся ураганом по кухне и, наткнувшись взглядом на входящего с компактусом овощей повара, схватил беднягу за грудки.

– Где она?! – ревел блондин – Где эта сволочь?!

Повар затрясся, закатил глаза и едва не хлопнулся в обморок. Ну да, не каждый день на работе из тебя пытается вытрясти душу взбешенный накачанный мужик в трусах и носках.

Не добившись внятного ответа, Браен отпустил изрядно струхнувшего повара и уже медленнее двинулся дальше. Когда он вышел, я быстро отодвинула решетку и, мягко спружинив на пятки, приземлилась перед поваром. Бедолага, на долю которого и так выпала целая гора впечатлений, не был готов к свалившемуся перед ним счастью. Кулинар икнул от неожиданности и все же начал падать в обморок, выпустив из рук компктус. Решив, что удар пластика о пол громче удара тела об него же, я подхватила контейнер с овощами и аккуратно поставила рядом с упавшим. Выдохнув с облегчением, побежала в обратном направлении. На выходе из зала меня уже ждала Прит.

– Бежим, а то наш разъяренный чемпион может снова явиться! – Все это я выпалила, натягивая на ноги туфли, и мы, весело переглядываясь, поспешили прочь.

Со дня гонок прошло две недели. Вернувшись в училище и получив положенную порцию поздравлений и восхищений (как искренних, так и тех, от которых веяло, как от просроченных на пару лет консервов, – изрядной гнильцой и перспективой несварения), я переключилась на рутину. А рутина на данный момент являла собой занятие по инженерно-технической теории. Преподавал ее Менханаф Валлеулович, рыжий, круглый и конопатый, с вздернутым носом. Данный орган был столь вызывающе задран не в силу физиологических особенностей организма преподавателя, а из-за привычки глядеть на всех чуть свысока, что при его невысоком росте было весьма проблематично.

– Время прохождения пассажирского крейсера от Вилерны до Земли составляет шесть галактических суток. Такое же расстояние ракета класса SKR-200 преодолевает за сто двадцать девять минут. О чем это говорит? – Взгляд Менханафа скользнул по аудитории и остановился на мне, в этот момент строящей каверзу впереди сидящему соседу.

Я же слегка увлеклась, заталкивая ароматический шарик в оттопыренную сзади опушку форменных брюк противного одногруппника. Из-за этого стукача мне назначили неделю нарядов на кухне.

Шарик был обычный. А вот его запах, который появится, как только раздавишь маленькую сферу, стал нашей с Прит личной гордостью. Путем экспериментов к сероводороду удалось добавить парочку эфиров, да так, что от двух капель получившейся жидкости можно спастись только в противогазах. Запах тухлых яиц и гнилой рыбы не выводился и не выветривался несколько часов.

– Кадет Тэри Ли. Ответьте на вопрос. – Менханаф, как всегда, серьезен.

«Не успела!» – мелькнула мысль, когда преподаватель назвал мое имя.

– Простите, вы не могли бы вопрос повторить? Он вылетел у меня из головы. – Признаваться в том, что я его пропустила мимо ушей, было неприятно и стыдно.

– Кадет, ваша голова напоминает космопорт, из нее постоянно что-то вылетает, – желчно заметил довольный преподаватель. – Повторяю вопрос: время прохождения пассажирского крейсера от Вилерны до Земли составляет шесть галактических суток. Это же расстояние ракета класса SKR-200 преодолевает за сто двадцать девять минут. О чем это говорит?

– О том, что все, что летит к Вилерне медленно, летит с мирными намерениями… – не удержалась я от подколки, но потом все же ответила серьезно: – А также о наличии дармит-гасителей и отсутствии влияния коркат-излучения на систему навигации и управления ракеты данного класса.

Менханаф удовлетворенно кивнул, разрешая сесть на место.

Все-таки есть в нашем нищем училище один огромный плюс: преподавали здесь намного человечнее, если так можно сказать об учебе, нежели в престижных военных академиях. Педагоги позволяли нам некоторое вольности, да и искренне старались вложить в непутевых кадетов знания. Вот только отсутствие мало-мальски доступных учебных пособий делало свое черное дело. Если космическую историю и навигацию, вилернский и единый земной язык, тактику, стратегию и прочие гуманитарные дисциплины, требующие лишь экрана визора и должного старания, кадеты училища знали весьма сносно, то в остальном… Особенно страдало модульное космическое пилотирование. Его без тренажеров освоить никак нельзя. Таковых за училищем числилось аж пять штук. Правда, этот квинтет приходился аж на восемь тысяч кадетских душ.

Преимущество перед остальными предметами только у рукопашного боя. Здесь учебных пособий хоть отбавляй – сосед слева, сосед справа, а еще и напротив… Обучайся – не хочу.

Время после учебы, не обремененной спецпредметами (тут бы основной курс оснастить), кадеты проводили по-разному. Прит, например, разрывалась между виртмагазинами, свиданиями и остервенелой зубрежкой параметров генерального курса, угла сноса корабля, счисления координат и прочей жизненно необходимой каждому навигатору ереси. Иногда, впрочем, эти три ее увлечения разбавлялись попытками превратить меня в нормальную девушку. Подруга мечтала то научить меня ходить на шпильках, то краситься, то разбираться в моде. Некоторые из попыток были даже удачными. Это в тех случаях, когда я не успевала вовремя улизнуть от подруги, поставившей себе очередную сверхзадачу: облагородить пацанистую меня.

Я же, в отличие от Прит, любила погонять на раздолбанном гравибайке на местных нелегальных гонках. Хотя чаще всего зависала в боксах, ремонтируя свою шайтан-машину. Байк появился у меня вопреки мизерной стипендии. Сначала я пробовала откладывать на свою мечту из нее родимой. Но потом пришла к выводу, что солнце, воздух и вода в последнюю неделю до очередной стипы – это хорошо, но все же еду не заменят.

В пятнадцать лет плюнула и начала подрабатывать в городе, расположенном неподалеку от училища. За полгода каждодневного четырехчасового оплачиваемого рабства в одной из забегаловок я наскребла на изрядно проржавевший движок в двенадцать тысяч кубов и генератор гравитационной подушки. Так стала воплощаться моя заветная мечта. Попеременно покупая подержанные детали или находя что-то на свалках и убивая ночи в ремонтном боксе, удалось (не без помощи ребят с мехкора) собрать мое чудо по частям.

Выглядел байк неказисто, но гонял отменно. Доказывая свою резвость в нелегальных гонках.

Директор бы и рад запретить картинги, проходившие в крутом овраге зоны отчуждения, но тогда кадетам вообще не на чем будет тренироваться в пилотировании. Поэтому Радвин закрывал глаза на это нелегальное безобразие.

Зубрить, не в пример многим кадетам, мне приходилось очень редко и лишь то, чего не было на занятиях, – спасибо практически абсолютной фотографической памяти, доставшейся в наследство с Х-хромосомой от отца.

Под потолком мигнул светодиод, ознаменовав начало большой перемены.

Как только я вышла из аудитории в коридор, ко мне тут же подскочила Прит, чьи занятия шли в соседней лекторской.

– Ты идешь смотреть списки распределения на стажировку? – азартно вопросила подруга.

Не дожидаясь ответа, она с энтузиазмом тягача потащила меня в вестибюль.

Да уж, стажировка, которой никому из выпускников не избежать, маячила через месяц поярче габаритов инерционного гасителя. По ее итогам мы будем допущены к выпускным экзаменам. Ее одновременно боялись и ожидали с нетерпением. И вот… я стою, смотрю на табло, где мое имя – четвертое в списке, – и пытаюсь понять шутку юмора.

«Тэриадора Лирой, место стажировки – космический линкор „Элколай“, должность – помощник младшего пилота корабля». Еще раз попыталась осмыслить прочитанное. На этот линкор даже рядовыми штурмовиками назначали только самых выдающихся пилотов, проявивших себя не в одном бою, а чтобы кадета училища – и сразу с допуском к капитанскому мостику… такого еще не было.

Браен Дранго

Двумя часами ранее. Земля. Академия Бореа

Закатное солнце, нестерпимо жаркое для начала весны, раскалило воздух в аудитории до предела. Климат-синторы работали вовсю, но их мощности не хватало. На верхних этажах академии температурная планка медленно, но уверенно поднималась вверх. Последнее на сегодня практическое занятие по пилотированию в условиях коркат-излучения у выпускной группы подходило к концу.

На запястье одного из кадетов мигнул браслет поляризационного проектора. Это пришло сообщение: «Просьба после окончания занятия зайти в кабинет заместителя главного ректора». Сухое и официальное, оно разве что не скрипело песком на зубах.

Браен тяжело вздохнул, понимая, что это может означать. Зам недоволен провальным выступлением на недавней гонке. К слову, не без оснований. Первым пришел к финишу кадет занюханного училища, в то время как он, Дранго, выпускник элитного высшего учебного заведения, – лишь второй. Это удар по престижу Академии Бореа.

Браен аккуратно и точно посадил виртуальный корабль в заданной программой расчетной точке, отсоединился от тренажера. Вдох-выдох, чтобы успокоиться. А дальше – самое неприятное. Браен про себя скривился, встал из кресла симулятора и направился в кабинет зама.

– Кадет Дранго по вашему приказу прибыл! – четко произнес он в микрофон.

Створки разъехались в разные стороны, открыв вход в кабинет.

– А, Браен, – обманчиво-мягкий голос зама ректора, Ирва Гринко, заставлял многих посетителей покрываться холодным потом. – Рад, что вы зашли. Присаживайтесь, разговор будет долгим.

Кадет сел на указанное место, так что между кителем и спинкой стула осталась всего пара миллиметров.

– Браен, не так давно вам выпала честь представлять нашу академию в ежегодных межгалактических гонках. И мы все полагали, что вы в полной мере оправдаете наше доверие. – Ирв Гринко, мужчина в возрасте, сухощавый, высокий, с седыми висками и длинным прямым носом, меж тем подходил к сути разговора. – По окончании основного курса вы должны были как один из лучших выпускников проходить стажировку в качестве помощника капитана на линкоре «Элколай». Но в свете последних событий совет академии пересмотрел свое решение.

Зам в упор уставился на Браена, ожидая проявления эмоций на лице кадета. Таковых не наблюдалось, и Гринко удовлетворенно кивнул: хотя бы в выдержке проштрафившемуся не откажешь.

– Решено отправить вас на данный эсминец, но в качестве второго помощника младшего пилота.

Браен мысленно усмехнулся – наказали так наказали. Хуже разве что было бы отправить его на стажировку рядовым. Зам же скривился, словно выпил пинту неразбавленного уксуса, и позволил себе откровенность:

– Мое мнение, кадет, не будь вы сыном Рамира Дранго – депутата парламента Союза, вы бы сей же миг были отправлены рядовым на зачуханную базу окраины галактики. Нашим кадетам прощается многое за стенами академии – случайные связи, вечеринки до утра, азартные игры… Но никогда, я подчеркиваю – никогда, не прощается то, что ставит под сомнение качество образования. В гонках можно проиграть только сильному сопернику, выпускнику Академии Редве или Академии Орхаса. Но никак не кадету из училища на отшибе соседней галактики!

Неожиданная вспышка гнева у Гринко прошла так же внезапно. Переведя дух, он добавил:

– Помимо прочего, для вас есть задание, ознакомьтесь, – и протянул документы. – На этом все, можете быть свободны.

Выйдя из академии, Браен расслабил мышцы лица, застывшие до того в холодно-спокойной маске. Губы сами собой сложились в горькую ухмылку. Все, чего он так упорно добивался много лет, рухнуло.

В детстве он не понимал, почему отец запоминает имена детей своих сослуживцев, держит в памяти дни рождения конгрессменов сената, всегда любезен на публике. В глазах окружения это был любящий муж и примерный семьянин. А с ним, с Браеном, и с его братом за завтраком Дранго-старший даже не разговаривал, уделяя все свое внимание яичнице и сводкам новостей. Впрочем, старшей сестренке – Рижур – повезло еще меньше: ее вообще в пять лет отправили в колледж для благородных или просто обеспеченных девиц. Этот милый и уютный на снимках пансионат на деле напоминал тюрьму, где Риж и предстояло пробыть до своего совершеннолетия. Мать же, ярая активистка движения «Киборги не пройдут!» была целыми днями занята. Она скинула все материнские обязанности на прислугу, которая, в свою очередь, эмоциональной теплотой могла сравниться с метеоритным льдом.

Может, именно поэтому старший брат, подающий надежды молодой художник, в шестнадцать лет ушел из родительского дома, предпочтя нищету в кругу друзей и единомышленников роскоши холодных стен отчего дома. Спустя полгода его нашли мертвым в хибаре на окраине столицы: передозировка «звездной неги» оказалась смертельной. Сестренка же, как только ей исполнилось семнадцать, умудрилась выскочить замуж, буквально за пару часов охмурив какого-то клерка. Кажется, их группу из пансиона в тот день вывели на очередную экскурсию в музей. Рижур за такой финт была выдворена из пансиона к законному супругу, чего и добивалась. Спустя каких-то полтора месяца так же стремительно развелась. Сейчас же эта матерая светская львица пребывала в свободном плавании богемы.

Смерть брата и замужество Рижур практически совпали по времени. Это был единственный раз, когда Дранго-старший обеспокоился судьбой Браена, – еще одного черного пятна на репутации политику бы не простили. Потому-то папаша и решил перепоручить воспитание сына Академии Бореа. Так в десять лет Браен очутился в стенах элитного военного учебного заведения.

Дранго хмыкнул, вспоминая первый год в академии. Сказать, что он так просто сдался, – это значит ничего не сказать. Были и показное неподчинение приказам, и самоволки, да все что угодно, лишь бы отец обратил на него внимание. Но папочка-депутат плевать хотел с высокой колокольни. У кандидата на должность конгрессмена были дела более интересные, чем сопливый отпрыск. Мать не сильно отстала от отца в вопросе чадолюбия. Она так ни разу за год и не навестила сына.

Дела. Политика. Митинги. Светские приемы. Тут не до свиданий с проблемным подростком.

А руководство умело подавлять мятеж юных бунтарей – наряды вне очереди, дополнительные физнагрузки и жесткие спарринги во время занятий. Здесь не жалели, ибо жалость могла обернуться смертью в бою.

Кадетов муштровали, готовя и к пилотированию, и к командованию, и к разведке, и к дипломатии. Выпускники Академии Бореа были элитой военных сил Союза. Поэтому уже с семнадцати лет кадетов курсами снимали с занятий по сигналу тревоги и кидали в наступление – будущий командир должен не понаслышке знать, что такое реальные боевые условия. Из-за этого учебная программа длилась на несколько лет дольше, чем в училище, выпускники которого имели за плечами только голую теорию. По этой причине пилоты с летной картой, выданной училищем, не могли дослужиться выше прапорщика.

Время шло, политическая карьера отца требовала выхода в свет всем семейным составом, и Браен очень редко, но все же бывал дома. Хотя для всех окружающих семейство Дранго являлось образцовым.

Дранго-старший позиционировал себя поборником семейных ценностей, верности и чести. Будто нарочно, в противовес отцу сын стал заводилой самых разгульных вечеринок. Браен менял женщин так же легко, как перелистывал вирт-окна на поляризационном экране, участвовал в нелегальных гонках. Благо стипендия, выделяемая академией, была более чем щедрой и позволяла такие вольности.

Иногда Браен задавал себе вопрос: «Когда я перестал оглядываться на отца и делать все, чтобы вылететь из академии?» И не находил точного ответа. Просто однажды утром он проснулся и понял, что по-настоящему не нужен своей семье. Ни плохим, ни хорошим. Что он в этом мире один. К тому же еще и спеленатый, как смирительной рубашкой, репутацией и положением своего отца.

Тогда-то Браен и решил, что стать лучшим на курсе, лучшим в выпуске – это возможность выйти из тени Дранго-старшего, возможность самому решать свою судьбу. И сейчас он точно знал, чего хочет.

Гонка все испортила. Теперь, чтобы стать помощником капитана на «Элкалае» придеться начинать все с нуля. Браен хмыкнул, вспоминая еще одно недавнее свое поражение. Захотелось расслабиться, отвлечься после гонки… И надо же было из всех девиц выбрать ту крошку, зажигавшую в центре танцпола. Осечек с женщинами у него до этого не случалось. Но алкоголь притупил бдительность, и вот результат – его провели, как ребенка.

Но зачем той малышке понадобилось выставлять его полным идиотом?

Конечно, потом, в компании друзей, Браен в красках расписал, как догнал эту крошку и что с ней сделал. Так сказать, выдал отредактированную версию забега с цитатами из Камасутры.

Решительно выдохнув и отринув ненужные воспоминания, Браен открыл папку, которую вручил ему Гринко, и замер. На первой же странице с голограммы на него смотрела малышка, что так мастерски раздела его на сцене.

Глава 2 «Элколай»

Знаешь, к тебе обращаюсь Не с укором, не с просьбой – С вопросом: О чем солнце мечтает, Когда в ночном небе звезды? Сколько дорог пройдем мы, Прежде чем стать собою? Кем быть важнее, Другом или героем? На миллион вопросов Ни одного ответа… А в небе яркие звезды Под ними мчится планета…

Тэри Ли

В белом, чуть коротковатом кителе, прихрамывая, капитан «Элколая» шагал по периметру ходовой рубки и пристально меня рассматривал.

– Вы и есть тот самый кадет училища, которого откомандировали для прохождения стажировки? Интересно…

Убеленные сединой виски, спина – настолько прямая, что ее можно использовать вместо отвеса, внимательный прищур карих глаз – капитан линкора производил впечатление умного, выдержанного человека. Но сейчас он выглядел слегка растерянным.

– Признаться, за всю свою долгую военную карьеру я впервые вижу пилота, окончившего училище и зачисленного в качестве офицера младшего состава. И помимо прочего, извините, но вы… э-э… девушка.

Это весьма ценное замечание я выдержала стоически: смотрела прямо, не опуская взгляда и выпячивая тот самый признак, что отличал меня от мужчин. Капитан задержал взгляд на моей груди и едва заметно покачал головой. Да, я прекрасно понимаю, кем, а вернее чем, для него являюсь. Проблемой. На борту женщин раз, два и обчелся. Причем большинство – обслуживающий персонал. А тут я.

Но капитан мужественно сдержал свои эмоции и продолжил, будто бы рассуждая вслух:

– Стажер Ли, я ни словом не совру, если скажу, что ваше появление здесь и в таком статусе – случай уникальный… Хотя до этого выпускники училищ и в гонках не побеждали. Читал ваше досье, впечатляет. Отличная память, неплохие навыки пилотирования и физическая подготовка, три прижившихся порта. Разрешите полюбопытствовать, какие? Этого в данных не указано.

– Один – универсальный, второй рассчитан на суда большой тяги гражданской космической авиации, третий – для сверхскоростных, – отрапортовала я, постаравшись, чтобы голос не выдал волнения.

– Однако, – хмыкнул капитан. – Не буду пока спрашивать, кто и когда решился имплантировать вам такое. Меня волнует другой вопрос. Знаете ли вы, что женщины в космофлоте занимают должности навигаторов, механиков или рядовых пилотов, но никогда не допускались до пилотирования целым кораблем? Им может управлять только выпускник академии, а туда прекрасный пол не берут. Вы же назначены на должность помощника младшего пилота линкора. По факту – будете допущены до управления. Вы осознаете, что это означает?

– В полной мере, – выдала краткий ответ, как и положено по уставу.

Капитан Рутгард устало вздохнул. Он, как и я, понимал, что положение, мягко говоря, препаршивое. Необстрелянная выпускница училища на месте (пусть и временно), которое мечтают занять уже немало послужившие выпускники академий. Да меня скопом возненавидит весь офицерский состав линкора! Но это еще полбеды. Хуже, что я девушка, а это уже грозит массовым когнитивным диссонансом, или говоря проще – наверняка попробуют затащить в койку, вместо того чтобы относиться ко мне как к сослуживцу.

Махнув совсем уж не по-капитански рукой, Рутгард перешел на дружеский тон:

– Тэри Ли – это ведь и твои позывные, и сокращенное имя?

Я утвердительно кивнула.

– А то Тэриадора Лирой – слишком тяжеловесно. – Рутгард примирительно улыбнулся, пытаясь хоть так сгладить неловкость, и все же озвучил очевидное: – В общем, офицерский состав заранее будет настроен против тебя, тем более что вместе с тобой стажировку проходит один из лучших выпускников Академии Бореа. Но я не отношусь к этому большинству. Считаю, что пол – не главный фактор для хорошей службы. – И совсем уж не по-командирски, с плутовской усмешкой добавил: – К тому же кто еще из капитанов может похвастаться наличием в экипаже пилота с тремя джей-ти-портами?

Резкий стук в дверь (ходовая была одним из немногих помещений корабля, где сохранился этот архаизм) заставил капитана вмиг стать собранным, серьезным и отстраненным. Он даже отошел от меня на шаг, скомандовав: «Войдите».

А когда дверь открылась и я увидела визитера, то поняла, что стажировка будет еще веселее, чем можно было предположить в самых смелых фантазиях. На пороге стоял Браен Дранго собственной персоной.

– Капитан Рутгарт, кадет Браен Дранго для прохождения стажировки прибыл! – Хорошо поставленный голос под конец звучал уже не так бодро. Глаза блондина сощуривались по мере того, как он рассматривал меня.

– Тэри Ли, – капитан кивнул в мою сторону, представляя вошедшему, – так же, как и вы, прибыла стажироваться. На эти два месяца вы оба – помощники младшего пилота линкора.

– Мы знакомы, – процедил красавчик.

– Тогда прошу в кают-компанию, представлю вас обоих остальным офицерам.

Подав нам пример, капитан первым вышел из рубки.

– Тэри Ли, – следуя за мной, наклонился и прошипел у самого уха Браен, – признаться, короткое платье и имя идут тебе гораздо больше комбинезона кадета училища и берцев.

Его тон и слова заставили меня напрячься.

После знакомства со старшим командным составом линкора остался неприятный осадок. Зрелые офицеры просто недовольно похмыкали. А вот один из молодых лейтенантов меня основательно разозлил. После того как ушел капитан, этот хмырь высокомерно заявил, что выскочки из училища совсем обнаглели и не видать бы мне этого места, не поработай я другим в горизонтальном положении. Его никто не поддержал, но и не одернул. Я уже собиралась ответить язвительностью (хотя кулаки так и чесались заменить междометия чем-то посущественнее), когда вмешался Браен. Этот недогонщик заявил, что он таки имел удовольствие оценить мои горизонтальные умения.

На лицах всех присутствующих появилось заинтересованное выражение. Что уж скрывать, и я не стала исключением. Мне было любопытно: когда это я успела-то? Браен выдержал паузу и с ухмылкой закончил, дескать, то, как я на болиде проскочила на гонках у него под брюхом, лишив первого места, – удовольствие то еще.

Грянул хохот двух десятков глоток. Кто-то одобрительно похлопывал блондина по плечу, оценив скорее удачный способ замять конфликт и осадить выскочку из училища, нежели плоскую шутку.

Меня же раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, Браен – та еще зараза. С другой – он разрядил атмосферу и вроде как даже признал, что проиграл. Но тем не менее желание приласкать его чем-нибудь потяжелее по голове за сальность было превыше.

Мысленно плюнув, я развернулась и направилась прочь. Нужно еще разместиться в выделенной каюте и забрать со склада новую форму взамен кадетской.

Увы, сегодня явно не мой день. Об этом свидетельствовала печаль в глазах завскладом. Причина вселенской трагедии молодого русоволосого детины с непослушными вихрами оказалась банальной: ревизия. Ведь эта самая ревизия – она как теща: век бы ее не видеть, но ведь жена (в смысле начальство) загрызет, если время от времени с ней не встречаться. Уточнив мои размеры, парень взгрустнул еще сильнее.

– Ну и где я найду женскую форму младшего офицерского состава? – вопросила эта стоеросовая детинушка.

Печаль парня передалась и мне. Два месяца щеголять в комбезе, немногим уступающим по параметрам парашюту, – сомнительное счастье. Мне и мою-то старую форму из училища пришлось изрядно ушить. А ведь она была женская… Про ту, что хранилась на складе линкора, и говорить нечего.

Имелся еще вариант: взять форму рядового. Благо там есть женские комплекты. Но, опять же, нашивки… В итоге рыжий плюнул, выдал мне оба комплекта и предложил, отпоров лейтенантские метки, пришить их к рашгарду рядового.

Взяв обмундирование, удалилась в отведенную для меня каюту, где просидела до вечера, пришивая знаки различия к рашгарду.

За иглой меня и застал сигнал, ознаменовавший, что пора ужинать. Еще по прибытии на линкор я внимательно осмотрела трехмерную схему эвакуации. Поэтому сейчас найти столовую мне не составило труда.

Идя к раздаче, я чувствовала себя переспелой дородной девицей, шествующей к алтарю в платье с отчаянно шуршащим подолом, на которую устремлены сотни пар глаз. Завистливо перешептывающихся старых дев с успехом заменяли офицеры младшего состава. Кто постарше – разглядывали с откровенным любопытством. Для полноты картины не хватало только, чтобы они еще лузгали семечки и кивали в мою сторону.

Вот мужчины авторитетно утверждают, что мы, женщины, – сплетницы. Так вот: мужики нагло врут! Никто официально мое изображение на поляризационные экраны не вывешивал, а весь корабль уже в курсе, кто я и что я.

Жених, то бишь повар, встретил меня радостной улыбкой заправского маньяка, предложив на выбор мясо, овощное пюре или сублимированный плов, который предлагалось запить водой. Выбрав первое, направилась к столику, стараясь двигаться как можно более плавно и наивно надеясь, что если не буду издавать ни звука, меня могут и не заметить. Эти чаяния с треском провалились.

Утешало то, что выбранный мной столик был пуст. Но, как оказалось, ненадолго.

Не успела приступить к ужину, как ко мне подсел не кто иной, как этот Дранго, нестабильный атом ему в печенку!

– Какая необычная у тебя форма, – с хрипотцой протянул блондин, разглядывая нашивки на рашгарде с таким видом, будто пытался увидеть что-то сквозь ткань.

Куртка и штаны с эмблемой «Элколая» и лейтенантскими погонами сидели как влитые, значительно облегчая блондину задачу. Для воображения места оставалось немного. Меж тем Браен, словно в чем-то убедившись, продолжил:

– Тем интереснее мне сегодня вечером будет ее снять. На вечеринке ты обещала мне жаркую ночь, полную страсти… Припоминаешь? – Он хитро посмотрел на меня.

Против воли я залилась краской, успешно мимикрируя под алую столешницу. Ну да, я в тот приснопамятный вечер много чего говорила, лишь бы заманить его на сцену. Вот теперь красавчик возьмет реванш. Больше Браен не произнес ни слова, лишь многообещающе улыбался. А я давилась мясом под его ироничным взглядом.

Быстро расправилась с ужином и, не попрощавшись, направилась к себе.

Пулей влетев в каюту, сразу же бросилась сумке с вещами. В том, что дверная запорная система здесь не представляет серьезной проблемы, сомневаться не приходилось. Стальные створки могли еще сдержать оборону, но вот за блок управления я не ручаюсь. Один его поцарапанный корпус, к которому я приставляла свой браслет, чтобы войти, уже не внушал доверия.

Так что к ночному визиту следовало подготовиться заранее.

Роясь в вещах, возблагодарила Прит, чьи проповеди наподобие: «Пилот все-таки может иногда быть девушкой», – все же возымели успех. Одним из достижений лекторского искусства подруги на тему женственности стало появление у меня косметички. А было время, когда я искренне считала, что для красоты достаточно шампуня, мыла и зубной пасты.

Сейчас я искренне возрадовалась, что все-таки взяла с собой, помимо гигиен-минимума, еще несколько милых женскому сердцу «баночек красоты». Выудила со дна сумки косметичку и сразу же нашла его – депиляционный крем моментального действия.

Чем хорош этот выкидыш высокомолекулярного химпрома Вилерны, так это мгновенным эффектом. Все остальное в нем – недостатки. Среди оных особо выделяются: частая сыпь, покраснения, шелушения при первом (которое явно может стать и последним) использовании, отвратный запах и неприятный цвет. Благо цена бросовая, а аллергии на него у меня не наблюдалось.

Зафиксировав суперклеем весьма объемный тюбик над входом в каюту, набросила на него петлю из полиуретановой нити, второй конец которой привязала к одной из створок входа. Ловушка была уже опробована в свое время на старшекурсниках, решивших проучить малышню. Правда, в ранней версии состав был более щадящий: краска для волос вилернского же производства оказалась очень забористой. Она ни в какую не пожелала покидать шевелюры недопилотов. Минусом нашей малышовой затеи стал изгвазданный коридор, напоминающий минное поле. Пятна от краски виднелись везде: на полу, стенах, потолке, окнах, а некоторые даже сиротливо запрятались за зеркалом. Последовавший за этим месяц драинья полов на втором этаже училища запомнился нам с Прит надолго. Учтя ошибки предыдущего раза, я закрепила тюбик понадежнее.

Для верности разорвала еще нитку бус и щедро рассыпала маленькие горошины по каюте. После чего с чистой совестью, завернувшись в одеяло, легла спать под кровать.

Проснулась от виртуозных по исполнению матюгов, раздавшихся в тот момент, когда офицер вошел в каюту. Не успела я скомандовать «свет», как створки раскрылись еще раз. Неудачливый посетитель тут же поспешил покинуть столь нерадушно встретившее его помещение. Глянула на часы, уведомившие нас пятерых (а конкретно: меня и четыре стены) о том, что близится полночь.

Я встала и осмотрела ловушку. Плюс был в том, что пятен крема практически не заметно, а следовательно, и убирать особо не придется. Минус – все содержимое тюбика выдавлено, и на новый «залп», если кто-то еще решит пожаловать, уже не хватит.

Утешила себя тем, что на нежданного визитера реагента пришлось достаточно. Скорее всего завтра таинственный посетитель будет конкурировать по гладкости затылка с бильярдным шаром. Но то будет завтра, а пока встал насущный вопрос: чем же можно зарядить новую обойму? Взгляд упал на тюбик суперклея, который застенчиво выглядывал из недр дорожной сумки.

Повертела его в руках. Производитель уверял, что состав «крiпко и хватко слiвает диталюшкi». Решив, что замена равноценна, я с чистой совестью легла досыпать. Как выяснилось чуть позже, данный клей мог вполне успешно соперничать с оружием массового поражения. В том плане, что массы в моем лице были поражены его прочностью.

Под утро, в час между волком и собакой, когда особенно сильно хочется спать, створки в мою каюту вновь приоткрылись. На этот раз в гости заглянул Браен. Его появление ознаменовалось шипящим матом и грохотом падающего тела. Это-то меня и разбудило. Хотя нет, вру. Лучше всего прогнал сон удар в бедро.

Оказывается, Браен прокатился на бусинах на манер серфингиста и заехал прямо под кровать, где я и изволила почивать.

– Какого… – начала я, попытавшись вылезти из своего укрытия.

Попробовала рукой отодвинуть препятствие… Но уперлась макушкой в новую преграду. И поняла – влипла!

Моя шевелюра намертво приклеилась к чему-то. А конкретнее – к Браену. Он тоже дернулся, пытаясь отстраниться от меня. На этот раз взвыла я. Клей просто так отдираться не желал и требовал в качестве откупа мой скальп.

Всю нелепость случившегося мы осознали спустя несколько мгновений бесплодных попыток встать и отсоединиться друг от друга. Я уже искренне жалела о том, что использовала в качестве охранки клей. Браен, пробираясь в комнату, задел его. Но то ли блондин был достаточно осторожен, то ли я криво на этот раз закрепила тюбик… В общем, клей попал ему на штаны, аккурат на правое бедро рядом с ширинкой.

И тут моего гостя угораздило наступить на бусины, мирными минами лежавшие на полу. Браен поехал, да так, что затормозил о мою голову как раз тем местом, куда попал клей. Как итог – моя макушка, намертво приклеившаяся к его штанам в весьма пикантном месте.

Феерия непередаваемых ощущений накрыла меня с головой, и я поняла, что чувствовали презренные бледнолицые, когда с них живьем сдирали скальп.

– Снимай штаны, – прошипела я Браену.

К сожалению, не могла видеть лица блондина, но, похоже, его ничуть не смущала ситуация. Он хмыкнул, но таки потянулся к застежке с намерением снять требуемую деталь гардероба. Однако пушистый зверек песец бдел и улыбался своей мохнатой мордой сегодня нам обоим. Штаны намертво прилипли к коже Браена. Он дернул пару раз и убедился, что производители не врали, и клей действительно «крiпко и хватко слiвает».

Не сговариваясь, мы поковыляли в душ, где в последующие два часа уверились: этот клей не размокает, не поддается действию растворителей, не реагирует на нагревание и вообще не сдастся врагу, то бишь нам, ни при каких обстоятельствах. Выстричь приклеившийся клок без того, чтобы миновать процедуру лоботомии, было так же весьма проблематично.

Я усиленно пыхтела Браену в южную оконечность пупка. Он скрежетал зубами, но пока сдерживал так и просившиеся наружу емкие, многоэтажные комментарии. За таким веселым и увлекательным занятием мы оба не заметили, как дверь душевой приоткрылась, и на пороге застыл Рутгарт. Капитан пару раз кашлянул, привлекая наше внимание.

Я обернуться не могла, поэтому чести ответить удостоился Браен.

– Капитан, это совсем не то, что вы подумали… – Начал было он, но тут же прервал сам себя криком: – Уй ё-о-о!!!

Причина перехода от осмысленных фраз к отдельным звукам находилась в районе его ремня. Как только я поняла, что вошел не кто иной, как Рутгарт, то удвоила усилия по отдергиванию своей головы от штанины Браена, наплевав на боль. В результате блондин на себе испытал все прелести депиляции.

– Ну наконец-то! – непроизвольно вырвалось у меня, и я шумно выдохнула.

Браен что-то процедил сквозь зубы, явно нелестное и явно в мой адрес.

Капитан, слегка отойдя от шока, прокомментировал увиденное.

– Я-то опасался, что вас, Тэри… офицеры могли сразу не принять и попытаться устроить темную… Решил зайти проведать на всякий случай перед общей побудкой. Но, как оказалось, я не вовремя…

– Нет, вы как раз вовремя! Мне бы так духу не хватило, – призналась в сердцах.

Ну да, добровольно испытать болевой шок – для этого нужен сильный испуг. Но Рутгард, похоже, этого не понял. Лишь осуждающе поджал губы.

Стало до жути стыдно. Мельком глянула на Браена – похоже, не мне одной. Больше не говоря ни слова, капитан вышел. Как только дверь закрылась, блондин не мешкая стянул с себя штаны и, глянув на браслет, сообщил:

– У нас меньше получаса. Если не успеем, то ты останешься с моими штанами на голове, а я – в очередной раз в одних трусах. – И спустя мгновение с какой-то обреченностью добавил: – И зачем я только с тобой связался?

Тактично умолчала, что в мою каюту его никто, собственно, не приглашал, поскольку была озабочена отдиранием штанов от собственной шевелюры.

Посмотрев на мои потуги, Дранго решил гордо удалиться из душевой, а я отметила, что на этот раз он щеголял в просторных семейках, украшенных голубыми слониками. «Не иначе как не ожидал, что придется дефилировать в неглиже перед дамой», – ехидно прокомментировал внутренний голос.

Поскольку теперь с другой стороны штанов был простор для маневра, дело пошло быстрее, и спустя двадцать минут моя изрядно поредевшая и частично покромсанная ножницами шевелюра обрела свободу от одежки Браена. К слову, штаны тоже теперь украшало несколько проплешин: в тех местах, где передо мной стоял выбор – моя кожа или все же ткань.

Пыхтя, я вышла из душевой и протянула блондину его обмундирование, изрядно заляпанное, с клоками волос и рядом дыр по центру.

Ничего не сказав, голубоглазый гад натянул штаны и с гордым видом человека, оскорбленного в лучших чувствах, удалился.

Я осталась посреди каюты. Мои мысли были исключительно о девичьем: сколько же геля потребуется, чтобы зализать волосы, максимально прикрывая проплешину, и как получше натянуть на макушку форменную фуражку, чтобы инцидента никто не заметил.

Как оказалось, волновалась я по поводу прически зря. На завтраке в столовой царило молчаливое оживление, как на кухне, где нерадивая хозяйка оставила без присмотра кусок пирога, а славная тараканья орда не преминула этим воспользоваться. К моей радости, роль звезды досталась обладателю абсолютно лысой, в красную аллергическую крапинку, голове. Что ж, вилернский химпром осечек не дает! Любитель ночного экскурсионного досуга развернулся ко мне лицом, и я узнала того младшего офицера, который в кают-компании так интересовался горизонтальным способом продвижения по карьерной лестнице.

Эта новость ощутимо приподняла настроение и, как ни странно, улучшила вкус блюда.

После завтрака, придя на мостик, первое, что я увидела, – невозмутимое лицо Браена (он, кстати, был в новеньких отглаженных штанах).

– Вводный инструктаж проведу вам я. – Кресло, доселе повернутое ко мне спинкой, развернулось и явило нам капитана Рутгарта, невозмутимого и собранного, как будто он не был свидетелем утреннего инцидента. – После чего младший пилот наглядно объяснит вам особенности управления линкором, и вы под его руководством по очереди, в соответствии с графиком смен, будете участвовать в пилотировании кораблем на безопасных участках космической трассы. Это понятно?

Сдвоенный кивок был ответом капитану.

– Для начала. Пилотирование осуществляется только через непосредственное подключение к блокам управления. Для этого подойдет универсальный разъем, как у тебя, Браен. Тэри, ты можешь использовать и универсальный, и рассчитанный для сверхскоростных шаттлов, панель управления имеет шины для обоих типов портов. – Капитан выдохнул.

Казенный язык приказов был краток, неформальный – краток и емок. Но вот читатель лекции двум стажерам оказалось для Рутгарта делом непривычным. Потому он сглотнул, собираясь с силами, и выдал очередную порцию канцелярита:

– Маршрут следования, разработанный навигаторами для этого полета, уже введен в систему. Так что вам нет необходимости его запоминать, но ознакомиться все же стоит. А вот основные характеристики систем линкора и нормаль всех параметров корабля вы должны знать, будь хоть при смерти. Даю сутки, чтобы их вспомнить. Или выучить, – пристальный взгляд на меня, – если вы их не знаете.

Я прожевала этот картон фраз, уловив главное: эти сутки я буду зубрить до посинения.

Ну а откуда мне знать нормаль для линкора? Выпускников училищ готовили в рядовые пилоты. Мы должны были уметь управлять штурмовиками, но никак не целым кораблем. Вся надежда только на мою феноменальную память. Браен выглядел тоже слегка озадаченным: похоже, что и выпускники академии иногда сомневаются в глубине своих знаний.

После кратких наставлений капитана мы напрямую подключились к системе управления кораблем. В первый момент мне показалось, что я просто утону в потоке данных: показатели грависенсоров, силовых экранов, значения фарад– и коркат-излучения за бортом, данные камер слежения, угол крена и сопловой тяги… Но постепенно я поняла некоторые закономерности поступающих величин. Да, сегодняшней ночью мне определенно будет не до сна.

По тому, как обрабатываются, перенаправляются, корректируются потоки данных, я отметила, что Браен, в отличие от меня, не только анализирует поступающую информацию, но и принял на себя часть функций по координированию систем линкора. Поняв, что без теоретической подготовки мне в управлении разобраться не удастся (это не болид, где поток данных хоть и стремительно меняется, но не столь большой), я отсоединилась.

Капитан уже ушел, и его место занял старший пилот. Мужчина средних лет, полноватый и слегка лысеющий, с щеткой усов и настроенный столь же радушно, как дверной косяк, о который регулярно ударяешься головой, забыв пригнуться. Нацепив на лицо самую приветливую из улыбок, я приступила к расспросам пилота по интересующим меня моментам управления и обработки данных.

Браен все еще был в загрузке. В ходе беседы выяснилось, что Рорк (а именно так звали старшего пилота) неплохо умеет объяснять. Причиной же плохого настроения был идиот из соседней каюты, который своими воплями не дал пилоту сегодня нормально выспаться.

Рорк, поняв, что, как бы он ни хотел, не сможет за раз объяснить мне все, что нужно, скинул файлы на мой поляризационный браслет. На этом мы с ним и распрощались.

Я же прямой наводкой отправилась к себе. Читать, читать и запоминать.

После пяти часов чтения голова шла кругом. Это еще при том, что я не заучивала, а просто проглатывала текст, обращая особое внимание лишь на значения нормали!

Когда же цифры и буквы на экране слились в одно сплошное месиво, я плюнула. Нужен перерыв. Решила проветриться и познакомиться с адекватной частью корабля: механиками и техниками – такими же, как и я, выпускниками училища.

Спустившись на пару ярусов и поплутав по машинным отсекам, на подходе к ремонтному услышала:

– Моргулик, пузырь уже соплями зачумырился?

– Нет, шлепаный арас!

Не понимаю, почему офицеры старшего состава не переносят, когда механики используют свою матюгово-профессиональную лексику? Вот сейчас, из пары слов, было понятно, что рубка визуального наблюдения докладывает: «Один из космических истребителей в ионосфере Земли, на орбите которой мы пока находимся, выпустил топливный шланг, но стыковка с дозаправщиком не состоялась в силу объективных причин». О последних второй собеседник, кстати, выразил свою емкую и негативную точку зрения.

Обширный опыт общения с ребятами с механики кораблестроения, или коротко – мехкора, позволил мне не ударить в грязь лицом.

– Оптать, нухомудия!

Что в общеразговорной речи было эквивалентом: «Привет, ребята!» Механики слаженно обернулись на широко улыбающуюся меня.

– О, смотри, девчонка, да еще из офицерских, а разговаривает нормально… – Одобрительный голос необъятного мужика в засаленном комбинезоне был слышен во всем отсеке.

– А не ты ли та самая, из училища, что на гонках всех академиков уделала? – Не иначе как от удивления мужик перешел на общедоступный.

Пришлось кивнуть. Ремонтное радостно загудело. Здесь были и убеленные сединами механики, и совсем еще молодые ребята, затесалось даже две стажерки и дама того возраста, когда обращаться на «ты» воспитание уже не позволяет, а на «вы» – оскорбительно для самой фрау.

К тому же компания подобралась пестрая, но бесхитростная и плевать хотевшая на «внешний вид по уставу»: волосы всевозможной длины, а у молодежи еще и выкрашенные во все цвета сияния ионосферы, у некоторых пирсинг и тату в самых неожиданных местах. Но объединяло всех одно: пятна мазута на рабочих комбинезонах.

Да, механики, хотя формально и должны выглядеть как военные, а следовательно, подчиняются правилам внешнего вида, на деле эти правила игнорировали. Начальство закрывало на подобную вольность глаза: попробуй поругайся с тем, от чьей работы зависит твоя жизнь в очередном вылете. Поэтому в плане внешнего вида ремонтников существовал некий нейтралитет. Во всем же остальном для выпускников мехкора исключений не было. Касалось это и давней неприязни между теми, кто закончил училище и зачастую являлся расходным материалом в военных столкновениях, и армейской элитой.

Поэтому если для командного состава я была выскочкой, которую либо ненавидели, либо презирали, то здесь, в родном ремонтном, были те, на кого я могла рассчитывать.

После дружеского приветствия мне тут же предложили выпить для закрепления знакомства. Эта традиция у ремонтников имела столь глубокие корни, что логическому объяснению не поддавалась.

Как-то еще в училище я спросила об этом одного из ребят-техников, на что тот глубокомысленно изрек: «Рожденный ремонтировать не пить не может». Хотя у меня есть подозрение, что все куда прозаичнее: в уставе прописан строгий запрет на внос спиртного на борт судна, поэтому алкоголя в чистом виде на линкорах нет и быть не может. Тем не менее в любом ремонтном имеется заначка в виде чистейшей, как слеза, бутыли самого первоклассного спирта. Как получают сей продукт, остается полнейшей загадкой для командования (отважные попытки капитанов кораблей в свое время поймать неуловимых самогонщиков заслуживают отдельной оды о мужестве и отваге) и предметом гордости для всех механиков. Предложение же выпить – отдельный способ похвастаться смекалкой и находчивостью в обход командирского ока.

Отказавшись от угощения под благовидным предлогом (при этом нежно лелеемая усатым механиком бутыль мгновенно исчезла из моего поля зрения, как кредитка в руках умелого жулика), я разговорилась с ребятами. Узнав много нового, не всегда интересного и уж точно не уставного, убедилась, что мой ночной посетитель – та еще сволочь. Терпеть его не могли не только все рядовые, навигаторы и механики, но и половина офицерского состава. Откомандированный на «Элколай» пару галактических месяцев назад, он успел насолить многим и, похоже, метил на место помощника пилота, но тут прислали нас с Браеном. Хм… а блондина эта ныне лысая жертва косметической промышленности тоже посещала или я одна такая популярная?

– Девонька, как же тебя угораздило в пилотное-то поступить? Что, до немочи летчицей стать захотелось? – меж тем вопрошал тот самый механик с зычным голосом, которому и рупора не надо.

– Не захотелось, приказали, после того как порты имплантировали. – Думаю, скрывать наличие джейтишек смысла нет, раз об этом уже полкорабля перешептывается.

– Эк… и сколько тебе тогда было, когда тебе эти штуки врезали? – продолжал допытываться механик.

– Около девяти. – И чтобы замять тему, перевела разговор на другое: – Капитан об этом тоже спрашивал. Кстати, а он вроде ничего мужик.

Механики одобрительно заухмылялись. Что ж, это многое значит, если командир сумел добиться не подчинения по уставу, а уважения. Разговор переключился на промывание косточек начальству. Я шутила, смеялась, но внутри точил червячок. Все эти разговоры о джейтишках и о том, как они у меня появились, разбередили старый сундук воспоминаний. Я ловила себя на том, что ухо пытается различить визг давно отзвучавшей сирены. Тот бег по коридорам, когда мы с отцом мчались на шаттл. Но муторнее всего было от одной картинки, что навсегда засела в мозгу: улыбающееся лицо папы за смыкающимися створками люка.

Интересно, кем бы и где я была, сложись все иначе? Не попади мама в ту аварию, мы бы остались на Вилерне. Не подпиши отец тот договор, не уехали бы на базу. У меня могла бы быть счастливая, полная семья, может, даже братик или сестричка. И бабушка, которой я ни разу не видела, возможно, смирилась бы с выбором своей дочери, против ее воли вышедшей замуж за отца.

Да, я в курсе, что где-то во Вселенной есть человек, часть хромосомного набора которого я унаследовала. Но бабушка не пожелала знать меня в первые девять лет моей жизни, а после атаки на базу, когда все данные были уничтожены, я сама предпочла не вспоминать о ней. Моей семьей стали Прит и ее родители. Подруга заменила мне сестру. С ней я делилась своими переживаниями и искала поддержки. Ее семья приняла меня тепло, и две недели каникул в году я проводила в их доме.

В чем-то судьба все же мне улыбнулась, подарив встречу с Прит. Но иногда, в такие моменты, как этот, я думала – а как бы выстроилась моя жизнь, случись все иначе? Сейчас я бы уж точно не сидела в ремонтном с засученными по локоть рукавами рашгарда.

Может быть, защищала бы диплом в медицинском. Ведь для того чтобы быть врачом, у меня достаточно главного – цинизма. Может, работала бы менеджером где-нибудь или…

Бегала бы с подружками на субботние танцы и мечтала, как и все девчонки, стать возлюбленной одного из выпускников академии – молодых, красивых и смелых. Украдкой смотрела бы трансляции гонок (ибо добропорядочной девушке это не пристало делать в открытую). Или вдруг… была бы фанаткой какого-нибудь певца, актера, чемпиона, того же Браена… От последней мысли даже помотала головой. Все же с блондином – это я лишнего хватила. Его поклонницей я уж точно бы не стала – самодовольные мачо меня никогда не привлекали.

Пока я витала в облаках, в ремонтном уже вовсю обсуждали новую прическу естествоиспытателя вилернского крема. Механики состязались в остроумии, придумывая все новые и новые прозвища от «волосатого выкуся» до «пыльдозера». Ну да, чем-то этот лысик теперь напоминал гладкую металлическую полусферу на колесиках, которая убирала в отсеках мусор.

Настроение поднялось, но как бы мне ни хотелось остаться подольше, большая часть файлов еще не перекочевала с инфоносителя в нейроны моего мозга. Тепло простившись с ребятами, я потопала к себе в каюту, чтобы провести ночь за увлекательнейшим занятием – ознакомлением со строением грависенсоров линкора.

Утро встретило сигналом побудки и мутантом, пережившим атомную бомбежку, в отражении зеркала. Мои опухшие глаза с красными прожилками и помятое лицо – вот награда за бессонную ночь. Но, несмотря на такой, далеко не блестящий вид, в голове отложилось практически все из прочитанного.

Как и вчера, на мостике нас ждал капитан Рутгарт, на этот раз я опять пришла первой. Спустя пару минут вслед за мной вошел и Браен. Сознание радостно отметило, что блондинус тоже не блистал лоском.

– Итак, приступим к нашему небольшому экзамену. – Рутгарт радостно потер руки. – Начну с вас, Браен. Подключайтесь.

Не дожидаясь ответа, капитан подсоединился ко второму разъему. У Рутгарта, как и у блондинообразного гада, тоже был только универсальный JT. Браен сел в кресло и последовал примеру капитана.

Потянулись тягостные минуты ожидания. Чтобы чем-то их заполнить, я принялась рассматривать маршрут, составленный навигаторами. На пути следования пространственных воронок было всего две. Это и понятно: разогнать такую махину, как наш линкор, для входа в воронку у новичка вроде меня вряд ли сразу получится. Зато проложенный трек настолько извилист, что придется постоянно выравнивать крен, да еще и близость с орбитами трех планет настораживала. Я все разглядывала карту, пытаясь понять, что меня смущает. Догадалась спустя минут десять: маршрут был не опасен, но достаточно сложен в пилотировании. Для автоматического управления я бы выбрала в нескольких местах совершенно другую траекторию. Тут мне вспомнились задачки, которые мы решали на пару с Прит, когда ей задавали что-то зубодробительное по навигации. Подобные трассы по принципу «набить руку пилоту» им приходилось составлять регулярно.

Конечной точкой маршрута линкора значилась Вилерна. Из всего этого вывод напрашивался один – между воронками пилотирование кораблем доверят стажерам. Надеюсь, что это будет происходить под неусыпным оком помощника капитана – Рорка. Все-таки я не столь уверена в своих силах.

Наконец капитан и Браен отсоединились, и Рутгарт резюмировал:

– А ты неплохо справился. Ведешь уверенно и точно. Скорость обработки данных тоже на уровне. Вот только чаще обращай внимание на данные системы жизнеобеспечения – температуру на два градуса в медотсеке поднял. Пилотировал когда-нибудь до этого?

– Только на симуляторе, – сухой голос Браена выдавал усталость после напряженной работы.

– Теперь свободен, завтра заступаешь на смену в шесть тридцать утра по галактическому времени. Пилотирование будешь осуществлять под контролем старшего пилота линкора майора Рорка. Это все.

Дранго коротко кивнул и вышел.

– Теперь твоя очередь. – Рутгарт вроде как засомневался, но потом, кивнув своим мыслям, вновь подключился к ядру.

Мне не оставалось ничего иного, как сделать то же самое.

Казалось, прошла вечность, прежде чем закончился этот изнуряющий экзамен. Пришлось, помимо пилотирования (благо схема навигационного маршрута хорошо запомнилась), постоянно держать под контролем и корректировать целый поток данных. В этом и недостаток, и преимущество JT-портов: ты не только задаешь и правишь курс корабля. Нет. Ты сразу контролируешь и внешние щиты, и гравитационные системы, оружие… Поэтому за одну секунду успеваешь выполнить сразу несколько команд. А это, в свою очередь, в разы повышало маневренность судна.

– Достаточно. До первой воронки остался только разгонный путь. Выходи.

Мне странно было получить приказ, отданный через порт: ни голоса, ни изображения, лишь словно сама собой оформившаяся в голове мысль, не имеющая никакой эмоциональной окраски. Просто я каким-то седьмым чувством точно знала: эта мысль не принадлежит мне. Она пришла извне.

Когда я отключилась, первое, что увидела, – недоуменное лицо пилота.

– Скажи, в училищах ввели дополнительный курс пилотирования крупногабаритными кораблями? Или ты самостоятельно готовилась?

– Нет. – Я была озадачена данным вопросом. – Только вчера прочитала все материалы, которые вы мне дали.

– И ты все запомнила?

– Ну да. – Я ощутила на себе все прелести дежавю.

Сегодняшний разговор почти слово в слово напоминал целую серию бесед, случившихся лет десять назад. Тогда я только начала учиться в летном.

Менханаф, как и другие преподаватели, не верил, что я могу все запомнить с первого раза. Если, конечно, при этом я внимательно слушала, а не отвлекалась на то, как половчее запустить шариком из пластика во вреднющего одногруппника. Педагоги пытались поймать меня на списывании. Что только тот же Менханаф не делал для этого: заглядывал в уши, ища микрофон; просил умыться (а вдруг линза с микроэкраном на одном глазу?); искал кусочки пластика, что, растягиваясь в несколько раз, превращались в лист, испещренный формулами; просил снять браслет (на случай, если я незаметно открываю экран и списываю сразу с электронной книги). Один раз как-то потребовал показать руки. Долго недоумевала, зачем, но потом бдительный преподаватель пояснил, что это один из архаичных способов списывания, который практиковали наши далекие предки. На мой закономерный вопрос о том, откуда оный известен именно ему, преподаватель отчего-то закашлялся.

В результате всех проверок преподавательский состав дружно плюнул на меня, решив, что в семье не без мутанта, в смысле – в училище не без ненормального кадета, и экзекуции прекратились.

– Хм… У тебя в досье стоит пометка «незаурядная память», но я не думал, что настолько незаурядная.

Усмехнулась про себя. Ну вот и Рутгарт проходит привычные стадии. Первая: «Не может быть!»; вторая: «Не верю (т. е. быть может, но меня в этом не убедишь)»; третья: «А может, все-таки…»; четвертая: «Ладно, уговорили»; пятая: «Верю безоговорочно». Кстати, до последней дошла лишь Прит, и то после моих рассказов об отце. Тогда подруга прониклась, убедившись, что гены пальцем не раздавишь и мне есть в кого быть ненормальной.

Меж тем напряженная работа мысли отражалась на лице капитана. Наконец носогубная складка разгладилась, ознаменовав окончание трудовой деятельности мозга.

– Что ж, ты меня порадовала. Выучить весь курс за одну ночь – признаться, такое я вижу впервые. Приступаешь завтра к пилотированию с двенадцати тридцати по галактическому времени, сменишь Браена.

Так и потекли сутки моей стажировки на «Элколае»: шесть часов пилотирования, завтраки-обеды-ужины, восстанавливающий сон. После JT-соединений ужасно болела голова. Искренне надеялась, что это просто с непривычки. Верить в то, что мигрень – это супербонус от использования порта, не хотелось. Свободное время сжиралось чтением того, что необходимо знать. Оказалось, что нам не преподавали прорву всего, что мне нужно знать позарез. Чтобы не свихнуться, я выбиралась в спортзал.

С Браеном мы практически не виделись, исключая пару минут, пока он передавал управление. Я как-то спросила Рорка, всегда ли так тихо и спокойно? На что старший пилот ответил, что этот полет – мирный, можно даже сказать, дружественный.

Ну да, куда уж дружественней – ввалиться в атмосферу Вилерны, а затем и привилерниться в количестве одной штуки – линкор боевой модифицированный, укомплектованный тремя тысячами военных. Так или иначе, но атаковать нас никто не пытался, да и маршрут проходил на относительно безопасном участке космоса, где из всех неожиданностей можно было наткнуться лишь на космических пиратов. Но те дураками не были и на отдельных кораблях нападать на здоровенную военную махину Союза не спешили.

Ближе к окончанию полета нас с Браеном обоих вызвали в рубку. Осуществлять посадку не доверили, но все тонкости дипломатических матерков при приземлении на дружественный космодром я усвоила.

Обращения обоих пилотов на всеобщем галактическом непечатном произносились, разумеется, не в эфир, а исключительно себе под нос, чтобы отвести душу, потому как общительность диспетчеров космопорта иногда напоминала монолог партизана на допросе. Браен, хоть и был в курсе особенностей вилернийских посадок, нет-нет да и стриг ушами, тоже запоминая неизвестные досель обороты речи.

Наконец линкор плавно опустился на не вражественно, но и не шибко дружественную поверхность планеты, бывшей когда-то мне родной.

После посадки капитан Рутгарт объявил, что завтра треть экипажа получит увольнительные на сутки. Когда я узнала, что к этой счастливой когорте относятся также стажеры, радость от привилернивания заметно возросла.

Глава 3 Вилернское гостеприимство

Судьбы над нами, путь под ногами, Встречи и тайны все дальше манят, Жизни игральные выпадут кости, Враг или друг нежданный – к вам в гости? Пешки разменные станут угрозой, Шут, балагур – в одночасье серьезным. Все поменяется, если однажды Совесть и честь в выборе важном Встанут над разумом, логикой, проком… Все поменяет жизни дорогу!

Тэри Ли

Вилернское гостеприимство не знает ни границ, ни ширины, ни глубины… в общем ничего оно не знает, поскольку как таковое отсутствует на корню. Узнаю родную планету.

Вообще-то Вилерна – колония второго типа: первоначально эту планету открыли иллийцы, но активно осваивать по каким-то причинам не стали. Спустя некоторое время выходцы с Земли, обремененной проблемой перенаселенности, переоткрыли ее и начали активно эксплуатировать эту terra incognita. Разгорелся небольшой скандал, результатом которого стало разделение планеты на два лагеря (аккурат по числу материков – Лирона и Эрнеи), на каждом из которых обосновалась одна из рас. Время шло, и постепенно на обоих участках суши стали жить вместе и иллийцы, и люди.

Иллийцы – раса достаточно похожая на homo sapiens, вот только выше – средний рост около двух метров, кожа смуглая, волосы у мужчин длинные жесткие, слегка закрывающие основание шипастого гребня. Последний, кстати, начинается ото лба и заканчивается у основания шеи. Шевелюра у иллийцев темная, почти черная с синим, красным или зеленым отливом. Мужчины часто заплетают волосы в три косы, концы которых традиционно скреплены вместе. Иллийки не уступают ростом своим мужчинам, вот только волосы у них наоборот: практически белые и гребня нет, лишь небольшая радиальная хрящевидная раковинка, кокетливым хохолком венчающая затылок. На представительниц прекрасного пола веяния моды оказывают гораздо более сильное влияние, нежели культурные традиции, и потому исконная женская прическа – жгут из волос, спиралью обвивающий раковинку – практически не встречается, уступив место новомодным стрижкам. Помимо цвета шевелюры различен и пигментный рисунок, вязью проступающий на скулах, шее и груди: у иллийцев он цвета охры, обильно покрывает кожу и не меняется в течение всей жизни, у иллиек же он выражен гораздо слабее и способен к модификации, например, после родов. Но одно объединяет всех иллийцев – это безэмоциональность, немногословность, порою граничащая с хамством, и пятьдесят две пары хромосом. Кстати, последняя особенность – маленький, но непреодолимый, как цианид для печени, барьер. Он-то в свое время и помешал матримониальным планам одной из иллийских владычиц, вознамерившейся отдать своего сына за дочь одного из видных политиков Союза. Так что, хоть земляне и иллийцы являлись гуманоидами, метисов на Вилерне не было и быть не могло.

Получив увольнительную и не имея никаких особых предписаний относительно формы одежды, я влезла в джинсы, водолазку удобные кроссовки. Данная пара обуви участвовала в немалом количестве забегов от очередных неприятностей, поэтому была мне дорога, несмотря на, мягко говоря, весьма потасканный вид. Сойдя с корабля, отправилась без особой цели бродить по Тирике – наукограду, находящемуся на побережье Эрнеи, где и располагался столь радушно встретивший нас космопорт. По велению судьбы именно в этом городе я провела первые девять лет своей жизни. Уже на выходе с территории порта на меня налетел высокий мужчина в шлеме, из-за чего мы оба упали. Шлемоносец не преминул вспомнить анатомию, упирая в основном на детородные органы. «Точно не иллиец, тот бы скорее выдал цитату из свода правил дорожной безопасности» – на автомате отметила я. Короткая, но отнюдь не лестная характеристика меня любимой от выговорившегося тем временем мужика, обожгла обидой и желанием немедленно ответить. В мозгу мелькнула мысль, что переход на мат – это уподобление обидчику, потому, встав и отряхнув колени, выдала: «Вроде бы вы не блеете и не бодаетесь, но определенное сходство с гимнастическим снарядом все же имеется». После чего, гордо (во всяком случае, хотелось на это надеяться) вскинула голову и пошла дальше, оставив мужика осмысливать сказанное.

Приближался полдень, на небе малый спутник Вилерны сменил на посту своего старшего собрата и был едва заметен в голубизне озона. Местное светило не испепеляло своим зноем, а лишь согревало, даря ощущение уюта и спокойствия. Здесь, в отличие от Земли, города еще не слились в агломерации, в которых царствовали лишь асфальт, бетон и пластик. В Тирике были скверы и парки, в которых растительность радовала глаз буйством красок от терракотовой листвы генно-модифицированных кленов до привычной зелени сосен, а под пологом деревьев от порывов ветра синхронно качались лесные колокольчики, а раффлезия источала аромат слегка подгнившего мяса. Как свидетельствовала табличка, последнего интродуцента подарил сему парку какой-то шутник. Подарок чувствовал себя привольно, разросшись до метра в диаметре. Да, иногда презенты дорогих гостей хуже плазмогранаты, чистосердечно кинутой в тебя врагом. От нее хотя бы попытаться уклониться можно. А подарок вот он – благоухает. Ни передарить, ни выкинуть нельзя. Оттого тенелюбивое растение посадили аккурат посреди газона и не поливали (судя по выгоревшему кружку дерна вокруг), дабы скончалась бедная раффлензия, не выдержав тягот сурового Вилернского климата. Но уроженка тропиков назло всем недругам цвела и чувствовала себя великолепно.

Наблюдая идеалистическую картину игры малышни недалеко от скамейки, где расположилось мое бренное тело, дожевывала жутко вредные и архаичные, но удивительно вкусные пирожки с капустой. Запах ничуть не перебивал аппетит, благо моя сторона была наветренной. Пирожки были моей слабостью и ностальгией по детству: ни на базе, где работал отец, ни в училище, ни на Земле их не готовили, считая слишком вредными, а их изготовление то ли технологически трудоёмким, то ли требующим продуктов, а не синтезированных смесей для приготовления. Так или иначе, я наслаждалась возможностью отдохнуть, вот только душевное равновесие портила нотка грусти. Словно если бы я читала старый дневник погибшего офицера: переживания давно минувших дней уже не будоражат, но заставляют помнить.

Меланхолию смело в момент, когда крутой аэрокар резко притормозил на противоположенной стороне дороги и резвые молодцы вытащили из него отчаянно кричащую и упирающуюся женщину. Ее вопль и привлек мое внимание. Впрочем, долго голосить ей не дали, заткнув чем-то рот. Очевидцы (а это в основном мамочки с детьми да одна пожилая пара) предпочли не заметить случившегося. Оно и понятно: что может противопоставить женщина, гуляющая с ребенком, трем здоровым лбам? Тут свое бы чадо уберечь. Разве что вызов в органы правопорядка. Одна из мамулек как раз решила проявить сознательность и поднесла браслет к губам, диктуя адрес диспетчеру.

Я оценивала, вмешаться или не стоит. Это только в кино смелые и сильные сразу мчаться на помощь всем, кто в ней нуждается (или даже не нуждается). В жизни, если не хочешь свести с ней счеты в ближайшее время, стоит сначала, хотя бы оценить свои шансы. А они у меня были вполне неплохие: выйти из схватки целой, но слегка вредимой. Альтернативный вариант – не вмешиваться в естественный природный процесс, именуемый борьбой за существование. Все это промелькнуло в мозгу за какой-то миг и цинизм уступил место альтруизму (считай дурости), как только распахнувшаяся пола халата открыла взору весьма характерно выпирающий, круглый живот женщины. Беременная, и, похоже, дохаживает последние дни.

Сорвавшись с места, в два прыжка пересекла полоску газона и условную оградку парка. Взяв небольшой разгон, буквально взлетала на капот, с которого и прыгнула вперед, целя пяткой в третий шейный позвонок одного из так удачно повернувшихся ко мне спиной громил. От удара тело похитителя повалилось вперед (надеюсь уже в бессознательном состоянии), я же отлетела в противоположенную сторону, не успев толком сгруппироваться, ощутимо саднила локоть. Эффект неожиданности исчерпал себя и со вторым пришлось разбираться уже тет-а-тет, в то время как третий целенаправленно тащил свою жертву к дверям ближайшего дома.

Ухмылка в тридцать два титановых зуба свидетельствовала, что передо мной любитель контактного боя, не раз получавший хуком в челюсть, и (судя по буграм мышц) дававший за это нешуточной сдачи. Прямых ударов этого здоровяка я просто не смогу блокировать – силенок не хватит, вариант убежать, малодушно скользнувший в мозгу, был отринут как бесперспективный. Не вставая, резко перекатилась под аэрокаром. Вынырнув с противоположенной стороны, приняла вертикальное положение. Здоровяк не терял времени даром, обогнув бампер машины и, приближаясь, попытался схватить меня за грудки. Пригнувшись и уходя от захвата, я со всей силы нанесла удар ногой по коленной чашечке бугая, и почти одновременно с этим резко хлопнула ладонями, сложенными лодочкой по ушам противника, вызывая тем самым перепад давления в среднем ухе. Барабанные перепонки не выдержали и из ушей здоровяка потекли тонкие струйки крови. Частично дезориентированный мужик, припал на одно колено и попытался достать меня апперкотом. Не получилось, его смазанный удар пришелся по моему наспех выставленному кривому блоку. Хотя даже так ощутимо досталось, и в плечо словно вонзился раскаленный добела железный прут. В мозгу мелькнула мысль: «и так больно и трудно жить на свете, а когда поступаешь по совести – это становиться практически не возможно».

Пока я приходила в себя, противник не терял времени даром и, очумело мотая башкой, попытался добить невесть откуда свалившуюся пигалицу. Боковой удар, придись он по мне, отбил бы правую почку напрочь, не успей я в последний момент уклониться. Да, занятия по рукопашному бою в училище – это хорошо, но нас готовили как пилотов, а не десантников. Я явно уступала своему противнику. Но раз ввязалась в драку, надо побеждать, иначе какой смысл был вообще начинать? Побыть отбивной всегда успеется.

Резко присев и проведя подсечку, мне все же удалось завалить этого здоровяка, во время падения так аккуратно припечатавшегося затылком о крыло кара. «Отключился, но ненадолго» – отстраненно констатировало сознание.

Чувствуя, что безнадежно опаздываю, я подорвалась и хромая побежала вслед за последним из похитителей. Каково же было мое удивление, когда у фонарного столба я увидела беременную жертву, поддерживаемую за плечи Браеном, а у ног парочки валялся в отключке последний из бандитов. Причина молниеносной победы блондина смущённо пряталась за пряжкой ремня, взведенная на предохранитель и прикрываемая от посторонних глаз полой куртки.

Сил хватило лишь на то, чтобы облегченно выдохнуть. Слегка придя в себя, первое, что пришло на ум, спросила:

– Как сумел пронести табельный бластер с корабля? – вопрос, конечно, в свете последних событий не самый актуальный, но взыграло любопытство.

– А это мой личный – ухмыльнулся красавчик.

– И что, помочь трудно было? – вот теперь, зная, что был шанс не расшибаться в лепешку (в прямом смысле этого слова), стало обидно.

– Было интересно посмотреть, как ты изображаешь мартышку с гранатой – радушно заявил этот паразит, хотя в глубине души я была ему все же благодарна, за то, что помог отбить эту несчастную у похитителей.

Кстати о последней… пока мы мило собачились, женщина как-то подозрительно сжалась и часто задышала, а под ногами у нее быстро начала образовываться лужа.

Судя по недоуменному лицу парня, он решил, что это у дамочки со страху и деликатно отвел глаза. У меня же закрались подозрения. Посмотрела в глаза будущей мамочке. Зрачки расширены от боли. Попыталась достучаться до ее сознания.

– Какой срок? Когда должны быть роды?

– Начались – это единственное, что смогла выдавить из себя несчастная, пока ее не скрутила новая схватка. Стремительно начавшиеся роды испугали и Браена и меня гораздо больше, чем предыдущая драка. Я попыталась вспомнить все, что знала о родовспоможении.

Как-то еще в детстве я приставала к родителям с вопросом, откуда берутся дети. Мама, оберегая нежную детскую психику, рассказывала байки о покупке в магазине и доставке на почтовом флайере. Но как-то раз мое любопытство, требующее более подробной версии прихода в этот мир, заставило обратиться с этим же вопросом к папе.

Отец был человеком от науки и считал, что сказки мешают мне сформировать объективную картину мира. Результатом стал просмотр научно-популярного фильма, в котором главный герой, проходит сложный путь от сперматозоида до половозрелого мужчины. На меня, шестилетнюю, просмотр произвел неизгладимое впечатление. На папу тоже, когда мама узнала о воспитательной методике дражайшего супруга.

Основное, что я запомнила, что роды – не пятиминутный процесс, и мы вполне можем успеть доехать до больницы, о чем немедленно сообщила Браену. К чести блондина, он не растерялся, а передав мне на попечение уже не беременную, а роженицу, направился к аэрокару, по пути обшарив неудавшихся грабителей на предмет чип-ключа.

Заведя машину, он плавно притормозил рядом с нами, помог загрузиться поминутно стонущей женщине на заднее сиденье и открыл навигатор, выискивая место расположения ближайшей больницы. Крики роженицы мешали сосредоточиться, только наводя панику.

– Дышите, мамочка, дышите глубоко. – Стараясь говорить как можно ласковее, увещевала я – Вам самой сейчас воздуха не хватает, а ребенку еще тяжелее, незачем попусту тратить кислород еще и на крики – говорила практически не задумываясь, лишь бы мамаша замолчала.

Что-то из сказанного таки до нее дошло, ибо вместо очередного крика, приходящегося на схватку, она шумно засопела. В перерывах между схватками я пыталась как-то отвлечь женщину и несла всякий бред, иногда, впрочем, удавалось и узнать что-то у самой женщины. Оказалось, зовут ее Анита-Мира-Караниа-Гортес и, ее муж, Армира Гортес, наверняка сейчас жутко переживает, ведь будущая мамочка вышла из дома уже больше двух часов назад, хотя предупредила супруга, что вернется не позднее получаса. Глянув на руку женщины, я увидела разбитый браслет. «Значит, связаться с молодым папашей просто так не удастся» – пришлось смириться с мыслью, что сдать роженицу в приемный покой и сразу же умыть руки не получится.

Тем временем Браен, разобравшись с картой (больница оказалась в паре километров, а вот отдельный роддом аж в другом городе), взял такой стремительный старт, будто это была не дорога, а гоночная трасса. Получив емкую (всего две буквы, но какие!) характеристику своих пилотных навыков, блондин начал вести помедленнее, но нет-нет все же норовил прибавить скорость. До ближайшего пристанища последователей Гиппократа мы домчали в считанные минуты.

Залетев в отделение, напарник гаркнул: «Врача, женщина рожает!». Его командный голос, может и заставлял вытянуться рядовых по струнке смирно, но на сестру приемного покоя не произвел ровным счетом никакого эффекта. Грузная, уже в годах, иллийка подняла на него глаза и, не уступая спокойствием пресловутой статуе прародительницы миров, медленно и с расстановкой произнесла:

– Папаша, не переживайте Вы так. До вашей жены триллионы рожали и после столько же будут, не суетитесь, все идет нормально.

Браен опешил. Мало того, что на него обратили не больше внимания, чем на досадное недоразумение, так еще и женили, присовокупив к сему статусу и скорое отцовство. Он помотал головой, прогоняя из нее крамольную мысль и, решив не спорить пока с иллийкой, а побыстрее передать женщину в более опытные руки акушеров.

Тем временем сестра нажала что-то на селекторе и начала заполнять электронную карту приема:

– Имя? – глядя в глаза блондину, спросила иллийка.

– Браен Дранго – на автомате представился тот.

– Не ваше, роженицы – спокойствием медсестры можно было не то, что гвозди, шурупы забивать.

– Анита-Мира-Караниа-Гортес. У нее преждевременные роды. – Выпалила я, понимая, что напарник понятия не имеет, как зовут спасенную.

– Родовый чип, срок беременности, заболевания, аллергические реакции… монотонно начала перечислять сестра, выводя на поляризационный экран новый формуляр для заполнения и проворно касаясь перечисляемых пунктов пухлыми пальцами.

– Мы нашли ее на улице, привезли к вам. Первый раз в жизни видим – похоже Браен решил прояснить ситуацию, потратив пару минут на то, чтобы расставить все точки над i и больше не отвечать на глупые, по его мнению, вопросы медперсонала.

– Хорошо – свое удивление сестра милосердия (которое было весьма относительно и имело зачастую оттенок специфического черного юмора) выразила лишь слегка изогнутой бровью. И, потеряв к нам всякий интерес, запорхала пальцами по виртуальной клавиатуре, вводя какие-то данные.

Через пару мгновений в приемный покой вплыла каталка на гравиоподвеске, на которую проворные медсестры помогли взобраться роженице и тут же начали подсоединять к ее рукам разнообразные датчики. Надо заметить, что выглядели сестры милосердия (или кто это были?) внушительно, как будто не укольчики целыми днями ставили, а качали бицепсы-трицепсы в спортзале. Хотя, надо думать, что если каждого страждущего, обремененного стратегическим запасом калорий, в каталки так укладывать, то немудрено нарастить внушительные мускулы. Не удивлюсь, если в соревнованиях по армрестлингу они первые места занимают.

Про нас с Браеном, кажется, и забыли, и красавчика сложившаяся ситуация вполне устраивала. Об этом свидетельствовало его стратегическое отступление по направлению к выходу. Я же запаслась наглостью (она же второе счастье) и направилась к стойке ресепшена с твердым намерением попытаться если не отыскать, то хотя бы сообщить этому Армира Гортес, что его жена уже в процессе дарения ему наследника.

– Простите, вы не могли бы отправить запрос в службу гражданской безопасности или иным способом найти Армира Гортеса, мужа только что к вам поступившей, чтобы сообщить ему, где сейчас находиться его супруга – голос спокойный, уверенный, доброжелательный. Еще бы, несу ахинею, пусть она будет приправлена хоть толикой благоразумия.

К моему несказанному удивлению, иллийка лишь кивнула и начала вводить запрос на указанное имя. Закончив процедуру, сообщила лаконично:

– Ожидайте, как только придет ответ, я дам Вам знать. Можете пока пройти в буфет – и вновь отвернувшись от меня, приникла к экрану.

Украдкой (стало вдруг любопытно, что может так заинтересовать иллийку, если на неординарное появление роженицы она не обратила ровным счетом никакого внимания) взглянула на уголок экрана. «Он прижал ее к своей груди, на которой Изабелла разрыдалась от избытка чувств. Я люблю тебя, люблю, люблю, шептали его горячие губы. Я тоже тебя люблю, отвечала рыдающая Иза…». Увы, дальнейший диалог остался для меня загадкой, сокрытый широкой спиной медсестры приемного покоя. Да, иллийка, оказывается, проявляла чудеса самообладания. Для того чтобы читать слезопускательные романы и держать при этом на лице ровное холодно-отстраненное выражение, нужны немалый опыт, выдержка и быстрая реакция.

Повернувшись в сторону указанного филиала храма чревоугодия, в просторечии именуемого буфетом, я ожидала увидеть уже пустой холл, но, как ни странно, Браен стоял, прислонившись к стене, рядом с дверью.

– Твой приступ альтруизма еще не прошел? – поднятые к потолку глаза и скрещенные на груди руки красноречивее слов выражали отношение блондинистой заразы к сложившейся ситуации.

– Прошел и уже давно, но нужно довести начатое до конца и передать нашу найденку на руки мужу, пока ее с родильного стола еще раз не украли.

Устало вздохнув, я посмотрела на часы. До конца увольнительной время еще оставалось.

– Если у тебя нет других планов, можем посидеть тут, в буфете.

Браен пожал плечами, дескать, что ж делать, раз первое же выдавшееся увольнение столь безнадежно испорчено. Усевшись за столик со стаканом кофе, и распотрошив пачку печенья, я задала Дранго мучавший меня вопрос:

– Как ты оказался так вовремя?

Он немного смущенно (первый раз на моей памяти) улыбнулся.

– Решил проследить, куда же столь уверенно и целеустремленно ты направилась из космопорта. Ведь до этого ты на Вилерне не была.

Это было сказано с такой уверенностью, что вопросов стало еще больше. Тем временем мой собеседник продолжал.

– Откровенность за откровенность. Как так получилось, что у кадета всеми забытого училища, да в столь раннем возрасте аж три порта?

Мда… что-то наш диалог смахивает на перекрестный допрос, хотя так оно и есть. Мы напоминаем два враждующих лагеря, между которыми наступил тот вид перемирия, когда патроны уже кончились, а в рукопашную идти не хочется.

Решив ограничиться честным, но кратким ответом, озвучила общеизвестную версию.

– Это был эксперимент, насколько эффективнее приживается имплант в раннем возрасте, по сравнению со взрослым организмом. – Судя по скривившимся уголкам рта ответ его не удовлетворил. А может это у кофе вкус такой отвратный? К своей порции коричнево-зеленоватой бурды я еще не приступала.

Поддержав заданный Браеном тон диалога, задала встречный вопрос:

– А как ты узнал о том, что я не была на Вилерне ни разу? – и сопоставив некоторые факты наобум добавила – Читал мое досье?

Рука красавчика со стаканчиком кофе на мгновение замерла, а потом так же неспешно продолжила свой путь, опустившись на столешницу.

– В системе защиты данных обнаружилось несколько багов, пока их исправляли, некоторая информация оказалась общедоступной – как само собой разумеющееся с невинным видом пояснил Браен.

Так-так в переводе на нормальный язык «ну взломал я базу, кстати, не сильно и защищенную, так там особо секретного ничего и не было». И ведь как формулировку выбрал – не подкопаешься, но сомневаться, откуда руки растут у внезапно возникшего сбоя в системе хранения данных, не приходилось.

– И интересное было чтиво? – участливо спросила я.

– Признаться, не очень. Но теперь стало понятно, почему ты сумела меня обойти.

– Не привык проигрывать?

– Скорее привык анализировать ошибки, чтобы их больше не допускать.

– И в чем же была твоя ошибка?

– Не внес несуразного кадета училища в число потенциально-опасных конкурентов. Если бы на старте знал, что у тебя порт и у вас в училище, скажем так, не запрещают, а даже поощряют нелегальные гонки, сообразил бы, что у тебя хватит наглости на тот рисковый маневр. Но теперь я досконально изучил противника и подобного не повторится – самодовольная улыбка была жирной точкой его короткого монолога.

Да, от скромности Браен явно умирать не собирался, что ж, с огромным удовольствием сотру эту ухмылку.

– Жаль, что в досье не упоминается о первых девяти годах моей жизни, проведенных на Вилерне и военной базе, так что, считай, почти половина моей биографии осталась вне прочитанного тобой.

Вспомнился отлет с базы, когда мы сумели уйти из-под носа у мирийцев. Тогда корабль подбили при выходе из стратосферы, и, как, впоследствии, объяснил нам капитан, пилоты сумели, выровняв левый крен, уйти в гиперпрыжок раньше, чем схлопотать еще один заряд и в правое сопло. Курс был на Ариту – планету класса D сектора SE -257. Нам, тогда еще детям, было страшно, но никто этого не показывал. Тем, кто боится, не место в военной академии. А иного пути не было ни у кого. Или в летную или выбраковка, в комплекте с которой идут детдом, рабочие кварталы, сон по четыре часа и шахты или завод, бонусом – смерть в двадцать пять – тридцать от болезней и перегрузок. Финал – твой пепел после кремации удобряет поля на каком-нибудь Текосе. Летная давала шанс на относительно достойную и (если повезет не убиться в боях) долгую жизнь.

Тогда не у меня одной в душе была пустота. Все дети, летевшие на этом корабле, потеряли своих родителей. Никто не питал иллюзий на счет того, что увидит их еще когда-нибудь. Жизнь на военной базе заставляет быстро взрослеть, но от этого еще больнее…

Тот перелет запомнился мне на всю жизнь: жара в каютах, рубке, коридорах – везде душно, светодиоды под потолком мигают сине-фиолетовым, не хочется даже шевелиться. А за иллюминатором тьма, отдающая в индиго и лишь вдали холодные россыпи звезд, словно песчинки, брошенные щедрой пригоршнею на черный лист. Возможно, при других обстоятельствах я бы и прониклась романтикой прекрасного и далекого космоса, но тогда мне хотелось лишь одного – добраться до контейнера с водой и попить. И вот, крадучись по коридору, услышала разговор на повышенных тонах. Это капитан разговаривает с кем-то по голопроектору, поскольку голос собеседника был слегка металлически искажен (да, в наш современный двадцать пятый век могут многое, но три вечные проблемы неискоренимы: дураки за штурвалом, помехи в связи и тараканы, последних даже взрыв плазмогранаты не берет, как, впрочем, иногда и первых).

– Запрашиваю разрешение на высадку детей на территорию Академии Орхаса для последующего их проживания и обучения в ней – голос звенел от напряжения. Похоже капитан не в первый раз произносит эту фразу.

– От лица ректора Академии приношу свои извинения и вынужден отказать в запросе. Наши группы полностью укомплектованы. Свободных мест нет – голос шипел, и создавалось ощущение, что ретранслятор обернут фольгой.

Вдруг все-тот же змеиный голос неожиданно добавил:

– И мой вам дружеский совет. Навряд ли вы найдете место для ваших пассажиров хоть в одном из высших учебных военных заведений. Политика ректората такова, что прерогатива при поступлении отдается детям из военной элиты или отпрыскам состоятельных семейств. Возможно, какое-нибудь из окраинных военных училищ Союза с большей охотой откликнется на ваш запрос.

– Благодарю за совет и за откровенность – голос капитана был полон горечи.

На этом сеанс связи закончился. Это был один из уроков взрослой жизни. Вот так, в девять лет я и убедилась, что несмотря на все заверения и гарантии со стороны правительства, сирота нигде не нужен, даже если в законе говорится иное.

Летное поле училища имени великого героя третьей космической войны с кеярцами Уара Флокрискрика встретило нас настолько позитивно-дождливой погодой, что впору было одеть гидрокостюм. Встречала нас делегация в лице одного из кадетов (как впоследствии оказалось, это был один из проштрафившихся старшекурсников).

– Приводни… совершаем посадку – в последний момент исправился старший пилот (как видно не у меня одной пейзаж, открывающийся из иллюминатора, навевал мысли о чем-то топком и квакающем).

Зря отключили поляризацию на иллюминаторах, мы хотя бы до приземления побыли в сладком неведении о нашей дальнейшей судьбе. Глядя же на затопленное поле (даже ангаров для шаттлов и кораблей здесь нет) перспективы нашего обучения рисовались одна радужнее другой. Хотя… это все же какое-никакое образование. В Союзе получить даже среднее образование было если не удачей, то привилегией. Поскольку получение знаний в учебных заведениях было либо платным, либо ты должен был быть жутко талантливым. Наличие пластикового сертификата об образовании давало возможность на достойную работу и жизнь, а не прозябание в сфере обслуги или в качестве разнорабочего.

На базе, естественно не было ни школы, ни учителей, хотя читать и писать умело большинство ребятни (в основном на вилернийском) – заслуга родителей, занимавшихся с детьми самостоятельно. А вот определять на вес число зарядов лазера в патроннике, разновидность шаттла по оставленному в стратосфере треку или как удрать от патруля во время комендантского часа мы умели самостоятельно, без какой-либо помощи взрослых.

После того, как корабль впечатал все восемь посадочных платформ в болотообразную массу, по ошибке именуемую почвой, шлюз открылся, и мы нестройными рядами начали покидать нашу парилку. С учетом сбоя в системе жизнеобеспечения, внутри корабля температура была около сорока, а вот с погодкой снаружи дело обстояло иначе.

Первую пару минут мы наслаждались свежим воздухом и прохладой, которая постепенно переходила в холод, а затем и в откровенный колотун. К корпусам мы потрусили довольно резво, под предводительством встречающего нас кадета. Зрелище было впечатляющим: мы бежали в майках, футболках, шортах (а некоторые везунчики в штанах) слегка сизые, с пупырчатой от мурашек кожей. Обувь, в первые мгновения успевшая набрать воды, хлюпала почти синхронно. Замыкал нашу стремительную процессию капитан (то ли помогал отстающим, то ли следил, чтобы никто не вернулся на корабль под шумок).

Вбежав по ступеням центрального входа училища, мы оказались в холле. Подозреваю, что доблестный Уар Флокрискрик и не подозревал, что спустя пару десятков лет его именем будет названо училище, основным достоинством которого является то, что оно вообще существует, несмотря на дыры в бюджете. В этом мы убеждались все десять лет дальнейшего обучения. Само же здание могло смело претендовать на титул «решето класса макс», поскольку и в стенах и на потолке имелись в изобилии дыры, дырищи и щели.

В холле нас встретил невысокий человек в красном кителе, замок которого того и гляди норовил расползтись в районе весьма солидного брюшка. Ежик седых стриженных волос довершал образ мячика на двух ножках и невольно вызвал бы улыбку, если бы не серьезный взгляд серых глаз.

– Меня зовут Танар Радвин, я директор данного учебного заведения, в котором вам предстоит пройти обучение в течение ближайших десяти лет. Сейчас один из кадетов проводит вас в столовую, а затем в спортзал, где уже приготовили спальные мешки. Сегодня вы переночуете там, а завтра вас распределят по классам в зависимости от возраста и будущей специализации. Да и до отбоя вас должен будет осмотреть врач. Вопросы?

Вопросов не было. Хотелось в тепло, есть и спать и ни о чем не думать. Столовая была под стать холлу: серая, маленькая, с низкими потолками и растрескавшейся плиткой под ногами, но чистая и теплая и с потолка для разнообразия ничего не капало. Пока. Накормили нас биосинтезированной кашей. Не много, не вкусно, но сытно и с горячим растворимым чаем. После чего повели в спортзал.

В спортзале уже ждал врач, который попросил по одному заходить в его кабинет, оказавшийся напротив зала (как потом выяснилось, весьма разумное расположение, чтобы далеко не тащить сломавших на тренировке себе что-нибудь кадетов). Я оказалась одной из последних в очереди к местному эскулапу. Пока одних осматривали к другим подходили кадеты училища и расспрашивали, занося данные в базу.

– Привет, меня зовут Прит. Давай заполним твою анкету. Имя, возраст, пол, к какой из планет Союза относишься? – мягкий спокойный голос невольно вызывал доверие.

Передо мной стояла кадет. Это была девушка! Первая девушка, увиденная мной в военном учебном заведении. Вместо ответа я пискнула:

– А разве бывают девушки-пилоты?

Она неожиданно рассмеялась:

– Ты думаешь, если военное училище, то здесь только будущие пилоты?

– Да, а разве может быть иначе? На базе военную форму носили только пилоты и командиры. Остальные (вроде моего отца, навигаторы, механики и прочие) считались гражданскими. Увидев выражение моего лица, она решила пояснить.

– Здесь готовят и смежных специалистов. Я навигатор. При выпуске у меня не будет звания, я могу работать в гражданской авиации, но при режиме военного времени, перейду в одну из частей. Хотя я этого совсем не хочу. Ее озорная улыбка и ямочки на щеках подкупали, а глаза так и лучились смехом. Так и хотелось улыбнуться в ответ.

Вынырнуть из воспоминаний заставил вопрос Дранго, в котором звучала скрытая издевка.

– Я обратил внимание, что про твое детство ничего не упоминается, кроме имени матери и отца и названия военной базы. Что, настолько никчемное было детство?

По идее надо было отмолчаться или отделаться общими фразами, но, удивив саму себя, пояснила:

– Я вместе с остальными детьми попала в училище Флокрискрика как сирота, после того, как на нашу военную базу напали мирийцы. Когда мы прилетели в училище, нас оформляли всех скопом, по-быстрому, особо не вникая, кто есть кто. Поэтому в досье и указано только, что детство провела на базе «Аспера», где работал отец.

По мере моего монолога улыбка на лице Браена угасла. Больше всего меня в нем раздражала эта его самоуверенная ухмылка, припорошенная изрядной толикой тщеславия.

Надо думать, что и я вызываю у своего оппонента схожие чувства раздражения и неприязни. И все же, мы сидим за одним столом, оба давимся кофе, скверным, надо сказать (и как только пациенты, пьющие эту бурду поголовно не лечатся от гастрита?). Молчим оба, каждый думает о своем.

Мысль о том, что может, не так уж во многом мы различны, ненавязчиво мелькнувшая на периферии сознания, все настойчивее начала исполнять сольную партию в голове. Поддавшись странному порыву меланхолии, с уклоном в сторону шизофрении, надо полагать, неожиданно предложила блондинистому товарищу по приключениям:

– Может, заключим временное перемирие? – сказала и, испугавшись, что сейчас опять услышу в ответ что-то насмешливо язвительное, протараторила. – Извини, что так получилось в клубе, не хотела ставить тебя в неловкое положение (еще как хотела, но не буду портить картину покаяния правдой), виновата текила и… твое чрезмерное самомнение, что стоит тебе кого-то поманить пальцем, и любая у твоих ног.

Аховый из меня дипломат, смазала всю концовку, зато на душе неожиданно стало легче. Вообще-то я не любитель строить пакости, только если в ответ, когда сильно заденут, но тогда уж от всей души. Но похоже, что на вечеринке я все же перегнула палку, поступив не как уже почти взрослая женщина, а как подросток, несмышленый сеголеток. И извинившись, самой стало легче. Ожидать, что Браен поймет мой душевный порыв, тем паче сделает вид, что принял извинения (искренне простить задетое мужское самолюбие носители Y хромосомы практически не способны), было бы глупо. Выдохлась и, ожидая ответа блондинистой заразы, устремила взгляд в пустой стаканчик из-под кофе, как будто тот, по меньшей мере, хранил тайну мирозданья.

Но этот день не исчерпал еще всех своих сюрпризов.

– И не надейся, что, услышав столь обвинительное извинение, стану твоим другом, но в чем-то ты права, может, стоит сесть за стол переговоров. Как-никак стажировка только началась, и что будет дальше неизвестно – чувствовалось, что Браен наступал на горло собственной гордости, поскольку между фразами повисали короткие паузы, а слова подбирались с особой тщательностью, как будто с его языка постоянно хотела слететь какая-то колкость, но он вовремя успевал поймать беглянку.

– Не думаю, что у тебя вообще есть друзья – будь сказанное мною не таким примирительно-печальным тоном, можно было бы посчитать это оскорблением – Просто мне кажется, что у всех вас, ну тех, кто учится в Академии… в общем вы одиночки…

Браен не подал виду, что его это хоть как-то задело, лишь невесело оскалился.

– Правильно кажется. В нас с самого начала обучения культивируют качества, присущие лидерам, чтобы в критической ситуации можно было принять молниеносное и единственно правильное решение. – По мере того, как Дранго говорил, лицо его становилось все более бесстрастным и отрешенным, как свинцовая гладь озера в безветренный день – Как ты думаешь, может товарищ послать друга на верную смерть? А командир подчиненного? То-то же. Поэтому всякие дружеские отношения в Академии порицаются. Личные чувства могут помешать в решающий момент. Поэтому с детства нас приучали, что нужно думать только о цели. Знаешь, иногда, когда нас срывали по тревоге с учебы целыми курсами и отправляли в бой, я завидовал. Завидовал таким как ты – выпускникам училищ.

Его речь была похожа на невольную исповедь, и прерывать ее ехидным комментарием «в смысле завидовал нам, расходному материалу?», показалось кощунством. Тем временем сидящий напротив парень продолжил голосом, в котором сквозила полынная нотка горечи.

– Я видел вас, рядовых пилотов – веселых, открытых ребят, порою моложе себя, но таких дружных, готовых ослушаться приказа и умереть друг за друга. У нас все иначе. Ты можешь иметь кучу приятелей, пока на вершине, но ни один из них не будет сожалеть, увидев на завтра твое имя в списках погибших. Так что ты права – мы все одиночки, и замолчал, возможно, уже досадуя за откровенность.

– Это неправильно, когда человеку некому даже рассказать свой сон – я невольно поставила себя на место Браена и задумалась над особенностями системы образования. Да, завидовать особо нечему. Их, элиту военных сил Союза, готовили командовать, побеждать любой ценой, но при этом превращали в подобие биомашин. Нас, напротив, не обременяли обязанностью отказа от эмоций, скорее даже наоборот, поощряли. Наверное, для того, чтобы мы были как единый организм. Ведь чем-то целым легче управлять, чем сонмом частностей.

Так или иначе, но сейчас я гораздо лучше понимала Браена и то, что жалости к себе он не потерпит, скорее уж сильнее возненавидит, вздумай я проявить сочувствие. И так сейчас сидит, нахмурив брови и, так же как и я недавно, буравит взглядом ни в чем не повинный стаканчик.

– А есть в тебе что-то непротивное – произнесла я на полном серьезе и задумчиво уставилась на своего собеседника.

– В тебе тоже – в глазах блондина вспыхнул плутовской огонек, похоже, опасный участок минного поля психоанализа пройден. – Ну что, может еще по кофе?

А вот это уже издевка.

– Покорно благодарю, но моя печень к ядам в таком количестве не приучена.

Мы оба замолчали. И вот странность, эта тишина уже не тяготила ни его, ни меня. Невольно на ум пришло сравнение с двумя бородатыми старичками, всю жизнь бывшими идейными политическими оппозиционерами, которые лишь на закате лет не то чтобы смирились с точкой зрения противника, а скорее исчерпали все аргументы (даже банальную драку). И теперь без слов понимают друг друга. Вот так и мы: не друзья, не враги, не посторонние.

Глянула на браслет. Пиктограмма солнца давно сменилась изображением Млечного пути, на котором отразились цифры 23:42. Почти полночь по галактическому времени, хотя на Вилерне еще только занимался вечер. Скоро возвращаться на корабль (благо хронометраж увольнительной привязывался к времени местной планеты). Усталость навалилась, как нежданная проверка: приятного мало, но пережить можно.

Взглянула на Браена. Резкие черты его профиля контрастно выделялись на фоне заходящих лучей светила. Голубизна неба за окном сменялась багровыми переливами, на лужайке в неоиллийском стиле раскрывались бутоны декоративного табака, манящие приторно-терпким ароматом ночных красавиц. Местные бабочки махали своими легкими чешуйчатыми крылышками, словно танцовщицы со скинутой с плеч пелериной. Вслед за усталостью накатила апатия, вызванная, по-видимому, созерцанием местных красот, простирающихся за окном с мутноватыми разводами на стеклопластике.

Но судьба решила, что лучше любого кофе двух стажеров взбодрит шоковая терапия, и явила нашему взору уже не молодого, сухощавого мужчину. Он влетел в буфет, словно позади него на пол упал контейнер с уденаммонилом, грозящий вот-вот взорваться. Подбегая на крейсерской скорости к единственному занятому столику, который мы с Браеном и оккупировали, мужчина запнулся, и полетел вперед, бестолково выставив при этом перед собой руки и впечатался в Браена, опрокинув того со стула.

Секундная заминка и сдавленный голос Дранго из-под стола:

– Ты страшная женщина, Тэри. Рядом с тобой я по уши в неприятностях, даже вынырнуть некогда.

Может он бы еще чего-то сказал, но сдавленный «ох» помешал синеглазому паразиту продолжить отповедь. Ради интереса перегнулась через стол посмотреть, чем же занимаются мужчины.

Торопыга старался поскорее встать с Браена, не разбирая, куда упирается руками, и похоже, задел что-то весьма чувствительное и ценное для блондина. И у него это даже почти получилось, но тут, пытаясь рассмотреть подробности, равновесие потеряла я и нырнула головой вперед, припечатав неведанного визитера повторно. Ну почему так всегда! Если ты собрана и сосредоточена, выполняя какое-то задание, можешь удерживать равновесие и лазить так, что кошки с мартышками обзавидуются, а стоит проявить праздное любопытство…

После того, как мы все трое, кряхтя и отряхиваясь, все же поднялись, внимательно посмотрела на так эффектно появившегося посетителя. Встрепанные волосы и рубашка (положим из-за падения), но вот застегнутые наспех в не те петли пуговицы – тут уж точно мы с Браеном ни при чем. Мужчина был, мягко говоря, взволнован, его даже падение не смутило. Причина такого поведения объяснялась просто.

– Это Вы нашли мою жену?

– А Вы, я так полагаю, Армира Гортес? – вопросом на вопрос ответила я.

Мужчина утвердительно кивнул. Быстро же он нашелся благоверный нашей роженицы. Мы с интересом рассматривали незадачливого папашу.

– Позволите? – придвинув соседний стул, мужчина сел к нам за столик и тяжело вздохнул – Вы… спасибо вам. Как только Анита не пришла вовремя я начал волноваться, позвонил в службу безопасности, отправил в систему запрос…

Браен прервал поток бессвязной речи вопросом, ответ на который и меня весьма интересовал.

– И безопасники, вот так сразу, ринулись искать непонятно пропавшую или просто заболтавшуюся с подругой женщину, забывшую о времени? – его скептический тон заставил новоявленного торопыгу остудить пыл.

– Понимаете, накануне мне угрожали, но угрозы были какие-то невнятные – мужчина машинально одернул манжету рубашки и опустил взгляд. Недосказанность почувствовала не я одна. Мгновение спустя визитер продолжил – Но я подумать не мог, что это настолько серьезно, и первым же пострадавшим буду не я, а Анита… – Вы не могли бы описать, как и где ее нашли.

Похоже, Браен решил взять на себя нелегкую роль эпического рассказчика (за что я ему благодарна, сама-то не чувствовала в себе ни сил ни желания для этого). По его версии все было анекдотично и буднично до пошлости. Подлетели к беременной трое хлюпиков, которые разбежались, чуть ли не от окрика случайного прохожего, но спасенная так испугалась всего, и, решив избавиться от только что полученных негативных впечатлений, перешла к радостному и жизнеутверждающему процессу – к родам. Этим занимательным процессом, надо полагать, она занимается и сейчас.

– Отзанималась – машинально поправил уже состоявшийся отец и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

Надо отдать должное, отредактированная версия Браена была гораздо привлекательней действительности. Мало нам того, что ввязались непонятно в какие разборки. Опиши он все подробно – от составления протоколов не отвертимся, а так – обычное уличное хулиганство, о котором должны заявлять в первую очередь потерпевшие. Надо думать, они и заявят, как только в себя придут от всех свалившихся на них событий. А наше с Браеном дело – сторона, причем далекая, галактическая. Вот как раз через сутки и отправимся в сторону созвездия Змеи. Навигаторы уже составили маршрут к Секстету Сейферта, а капитан его одобрил…

Тут мои размышления о грядущем схлынули, как будто их и не было. Взгляд зацепился, да так и замер на горловине рубашки, из которой выпал жетон с чипом пропуска на цепочке. Гортес его тут же спрятал, но я успела рассмотреть идеограмму эдельвейса. И заинтересовано произнесла:

– Откуда он у Вас? – и тут же пояснила – военный жетон с изображением эдельвейса?

– Вы ошибаетесь, это всего лишь стилизация, в шутку подаренная мне одним другом – Армира явно занервничал.

– Я не могу ошибиться, у моего отца был такой же. – В этом я была уверенна так же, как и в том, что выжить в горящем гелии солнца невозможно. Надо заметить, что даже вездесущим микробам и вирусам не удалось опровергнуть последний постулат.

После моего заявления лицо мужчины стало озадаченным. Сейчас он напомнил мне отца, который с точно таким же выражением сосредоточенности и недоумения переставлял в лаборатории реактивы, пытаясь уберечь самые опасные и ценные из них от моего любопытного взора и инспекции.

– А как зовут вашего отца?

– Макс Лерой. Звали. – Сухо уточнила я. Воспоминания, вещь, несомненно, ценная, но не всегда приятная. Вот и сейчас, будто все было только вчера: утро, разорвавшее тревожной сиреной мою жизнь на до и после, а где-то в центре этой пропасти бытия улыбающееся лицо отца в проеме шлюза. Оно – связующее звено между детством и неожиданно резким взрослением.

Глава 4 Потерянное детство

Материнские руки нежные Прижимают дитя к себе В ночи долгие, вьюжные, снежные В колыбели малютка спит. Нет на свете дороже и трепетней Беззаботного детства дней И так больно бывает, безрадостно Когда этой памяти нет.

– Вы сказали, Макс Лерой? Вы – Тэриадора Лерой? – казалось, Гортес испытывает при этих словах как минимум грави-перегрузки, ибо на лбу его выступила испарина, а рука, ринувшаяся невесть зачем поправлять воротник, заметно дрожала.

– Да – надо сказать, первый раз мужчина реагирует на имя полуобморочным состоянием. Хотелось бы приписать сей эффект недюжему интеллекту или невероятной красоте, но, увы, завышенное самомнение не относилось к числу моих достоинств, а о реалиях внешности не уставало напоминать отражение в зеркале.

– Видите ли, я в некоторой мере был знаком с Максом, мы все вместе работали над одним проектом здесь, на Вилерне. Но потом исследования решено было перенести в более удобное и безопасное для этого место и ваш отец вместе с другими учеными уехал. Я же не смог присоединиться к группе, поскольку как раз перед отправкой попал в аварию и провел в криореанимационной капсуле, пока меня собирали по кусочкам, несколько месяцев, столько же ушло на восстановление. Тогда я был ужасно зол на судьбу, что заставила меня, тридцатилетнего, заново учиться ходить. Твой отец еще подбадривал, пытался как-то поддержать. Помню его видеописьма, которые он всегда присылал запароленными, да так, как будто в них была скрыта, по меньшей мере, гостайна. А еще его жуткая манера говорить о главном в самом конце. – Разошелся молодой папаша. – Ну да я отвлёкся. Когда мне удалось окончательно восстановиться, оказалось, что лететь уже некуда. От базы, где работали друзья и коллеги, осталась выжженная пустыня.

Странный это был рассказ, как будто Армира и Браен поменялись местами и сейчас Гортес пытается выдать полуправду за полноценную действительность, но получается это у него на порядок хуже, чем у блондина. Возникли вопросы: много, разных, важных и глупых, но самое главное – получить на них ответы хотелось наедине. И так было ощущение, что Браен услышал что-то личное, сокровенное и обнажать перед ним прошлое, пусть не мое, а отца, еще больше не хотелось.

Настойчиво запищал браслет, информируя, что увольнительная – вещь замечательная, но не безразмерная, а посему стоит подумать о возвращении в родные линкоровские края. Я потянулась выключить склерозник, как трель тут же подхватил браслет Браена. Хм… два перестраховщика. Хотя лучше все же поставить напоминалку и заработать пару ехидных комментариев от сослуживцев, чем опоздать из увольнения и получить неделю нарядов вне очереди.

– Кажется, нам пора – вздохнув, посмотрела на Гортеса. – Мне бы хотелось продолжить наш разговор в более подходящее время… ведь Вы сможете рассказать о моем отце больше?

Я не договорила, да и что тут договаривать. Гортес оказался ниточкой из прошлого, живой, осязаемой, и мне не хотелось ее потерять.

– Конечно-конечно – засуетился мужчина.

Наскоро обменявшись координатами, мы распрощались с новоявленным папашей.

По пути на «Элколай» для разнообразия не произошло ничего экстраординарного. Мы с Браеном шли чуть поодаль друг от друга. Я исподтишка время от времени разглядывала своего спутника. Складка между бровей, чуть сжатые губы, сосредоточенный взгляд. Сейчас, когда он не в центре внимания можно увидеть его настоящего, без мишуры самоуверенности и бутафории снобизма. Это был не плакатно-красивый, располагающий к себе юноша, а обычный, уставший после тяжелого дня молодой мужчина. Их в Академии специально, что ли, тренируют быть такими приторными героями? Этакими уверенными неорыцарями в сверкающих бронедоспехах, чтобы проще было за собой толпу вести? Наверняка ведь и перед зеркалом не один час проводят, выискивая наиболее выгодные ракурсы и выражение лица, и голос командный им преподаватели по риторике ставят.

Вечер уже давно уступил место своей подружке-ночи, что плавным шагом скользнула с небосклона и хозяйской рукой рассыпала над головами плеяды сестер-звезд, манящих своим холодно-далеким светом космических бродяг-романтиков. Мысли о Браене как-то плавно перетекли на разговор с Гортесом, и, словно пространство вокруг черной дыры, начали закручиваться в спираль, центром которой оказалась фраза об отце, вернее, его манере говорить о главном под конец. Действительно, это было так, но я настолько привыкла к папиным маленьким чудачествам, что не замечала их, принимая как должное и само собой разумеющееся, незыблемое. Вот и сейчас, вспоминая и анализируя наши разговоры, споры не нашла ни одного опровержения этой характеристики отца.

Или нет. «Чтобы увидеть что-то целиком, иногда надо ослепнуть на один глаз», – напутствие папы перед тем, как попрощаться. Тогда я не задумалась, что бы это могло значить, а потом как-то не до того было… Но сегодняшняя встреча, слишком многое она всколыхнула. Разбередила то, что, казалось бы, навсегда зарубцевалось в душе, заставив ее вновь кровоточить. Слова, сказанные десять лет назад, в новом ракурсе обрели иной смысл, показались мне действительно важными.

Сбившись с шага, я спросила, пытаясь побороть не к месту появившееся смущение.

– В корабельной базе есть сборник легенд и преданий Земли?

С той приснопамятной вечеринки в честь гонок у меня к Браену двоякое отношение: с одной стороны хочется придушить этого наглого хмыря, с другой – нехорошо все же как-то получилось – выставила его на всеобщее посмешище. Но ведь он это пережил и даже не кашляет? А еще эта моя проклятая гордость. Плюнув на внутреннюю сумятицу чувств, решила, что пока буду делать вид, что ничего особенного не происходило, а все в порядке вещей.

Браен же, осознав вопрос, подозрительно на меня взглянул. Ну да, я бы еще спросила, как пройти в библиотеку посреди ночи. Однако у наших крыш был если не синхронный, то весьма похожий стиль езды, потому как блондин на полном серьезе предложил сам помочь мне в этом вопросе и поискать нужную информацию в вебнете.

– Нам вроде как доступ в сеть на линкоре запрещен. – Я все еще сомневалась, принимать ли столь неожиданную помощь со стороны Дранго.

– А ты скачай сейчас, пока в увольнении, нужную информацию и наслаждайся потом.

– У меня браслет не потянет, простенький он, да и баланс почти на нуле – я показала запястье, на котором красовалась старая и потрепанная моделька. Обидно было признаваться в финансовой несостоятельности, но лучше честно объяснить, как обстоят дела, чем осознавать, что тебя считают не способной на такой примитив, как поиск данных.

– Давай я скачаю и перекину, что конкретно тебе поискать?

– Мифы, предания, легенды народов Земли.

Забивая данные для запроса, Браен комментировал:

– Информации будет не мало, культурное наследие предков как-никак, хотя сейчас эта тема не популярна. Литература, тем более такая древняя, не в чести, вот если бы тебе нужен был последний виртуальный номер космогламура… – И он по-мальчишески ухмыльнулся и подмигнул.

Успели мы на корабль как раз вовремя: оставалось минут десять до окончания увольнения, что не могло не радовать. А вот очередной наряд, дабы отгулявшие положенное счастливчики не расслаблялись, рвения поубавил.

Переодевшись в комбез, пришлось отправляться в ходовую рубку, где ожидал целый аттракцион, приготовленный по мою душу. Шестичасовой неотрывный просмотр камер наружного и внутреннего наблюдения – удовольствие ниже среднего. Ночное безмолвие на корабле было сродни тишине, царящей на кухне, когда там засели маленькие дети: чем спокойнее – тем это больше настораживает. Под конец дежурства я обрадовалась Рорку, пришедшему на смену, как родному.

Сдав пост, несмотря на усталость до гремлинов в глазах (сутки не спала уже как-никак), все же ринулась на освоение культурных ценностей далеких предков, а зря. Энтузиазм всегда был наказуем. Как результат – затекшая рука, что верой и правдой исполнила роль подушки, усиленно мне сейчас за это мстила ломотой. Разряженный интерфон с молчаливым укором взирал на хозяйку черным экраном. Я же лежала поверх покрывала на койке и отчаянно симулировала бодрость и позитив от пробуждения.

Мифологическая мешанина в голове напоминала топкое болото. Стоило вспомнить Коатликуэ, мать ацтекского бога Вицлипуцли, как тут же потянулась, словно вереница нищих, увидевших щедро раздающего милостыню дурака (а именно такие и подают талантливым актерам подворотен), череда имен, дат и событий. Поставив браслет на подзарядку, глянув на время, убедилась, что в запасе еще есть несколько часов и принялась с упорством ежа-сапера продираться все дальше в дебри национальных пантеонов. Чувствовала, что слова отца как-то с этим связаны, хотя до сего момента теизм не входил в перечень моих интересов. Изыскания прервал сигнал с браслета, возвестивший о необходимости общего сбора командного состава.

Причиной созыва кагала в командном центре стало известие о том, что на борту вместе с экипажем полетит иллийская делегация. Путь к Сикстету Сейферта, а точнее к одной из планет скопления – Танэуту неблизкий, поэтому во избежание межрасовых недоразумений нас решили проинформировать о важных гостях.

Во второй половине дня появились и сами гости. Две иллийки, одна из которых непростительно красивая и, в силу молодости, сверхнадменная, излучала тепло сжиженного азота. Вторая дама, по сравнению с ледяной красавицей, казалась эталоном радушия и была из категории тех, кого время, кажется, обходит стороной. Такие в любом возрасте величественно-грациозны и вызывают невольное уважение, приковывают взгляды, хотя не пользуются при этом никакими женскими уловками. Обе беловолосые, с заплетенными и уложенными в спираль вокруг головы волосами и неестественно прямыми спинами. Старшая иллийка держала за руку маленького сорванца, чей пол можно было определить только по двум льняным хвостикам, кончики которых достигали лопаток. Раковинка на затылке была еще столь мала, что легко скрывалась за непослушной шевелюрой мелкой. Да и пигментный рисунок еще только едва проступил, затейливой вязью приютившийся в основании ключиц. Малышка пыталась казаться гордо-неприступной, но смешинки в глазах выдавали озорной нрав хозяйки. Дети они всегда дети, будь то выходцы с земли или иллийцы, и фонтанирующие эмоции и у тех и у других подкупают своим многообразием и искренностью. Это в подростковом возрасте иллийцы становятся похожими на биороботов, когда начинают синтезироваться их иллийские гормоны, стремящиеся свести эмоциональные всплески хозяев к абсолютному нулю.

Иллийцы, выставившие в авангард делегации представительниц слабого пола, храбро стояли чуть позади вшестером. Все как один со смоляными длинными триадами кос, скрепленных на конце воедино. Этакие столпы, выше меня на две головы, невозмутимо спокойные и преисполненные великой мудростью.

Мда, судя по описанию, молодая иллийка – это новая владычица, представительница конституционной монархии Вилерны. Этакий бутафорский символ власти, что выставляют на приемах в честь дорогих гостей, а после банкета, обдув сор и протерев наиболее загрязненные места послюнявленным пальцем, убирают обратно на полку. На самом деле Вилерной, как и большинством из планет Союза, правит парламент, но дань традициям блюдется. Малышка – скорее всего ее дочь с опекуншей, ну а бравые иллийцы – телохранители, элитные бодигардеры вилернского разлива.

Большинство офицеров, едва только почтенные гостьи взошли на корабль, приободрились и начали расправлять плечи и выпячивать грудь. Не иначе готовились получить орден, но увидев взгляд венценосной особы тут же сдулись, словно залпом выпили стакан брому, не меньше. И в этой компании эмоционально-контуженных пассажиров (малышку я не считаю, с такой станется ради забавы приклеить капитанский китель к спинке пилотского кресла, по озорному блеску глаз видно) придется лететь недели две, изображая почетный эскорт?

После официального представления командного состава большинство разбрелось по каютам, я же, решив скоротать часы до отлета и сбежать от шумихи подальше, отправилась в ремонтное к ребятам.

Первое, что довелось увидеть по возвращению в каюту – маленькую козявку с двумя льняными хвостиками, вольготно расположившуюся на кровати.

– Ты что тут делаешь? – вроде бы к монаршим особам, даже таким мелкокалиберным, положено обращаться на Вы, но дипломатии нас не учили, да и признаться не ожидала я увидеть у себя эту шуструю мелочь.

– Прячусь – спокойно, как ни в чем не бывало ответило мне это недоразумение – меня гувернантка обещала наказать, как только взлетим, вот я и решила посидеть тут.

За что ее собираются наказать, маленькая негодница предусмотрительно не уточнила. По плутоватому выражению мелкой мордашки было очевидно, что нагоняй заслуженный.

– А если хозяйка каюты против того, чтобы кто-то здесь был без ее разрешения? И кстати, как ты сюда попала?

Козявка, как само собой разумеющееся, заявила:

– Маме дали универсальный ключ на время полета, ну вот я и решила его проверить, а вдруг корявый чип подсунули? А если решишь меня выдать, то я расскажу, что ты силой меня в каюту затащила и хотела сделать что-нибудь… – Похоже, на большее у юной шантажистки воображения не хватило.

Помянув недобрым словом недостатки способа воспитания венценосных особ и плюнув на остатки дипломатии, произнесла:

– А я тебе в этом помогу. Скажи, тебя когда-нибудь шлепали за неудачную попытку шантажа? – и выразительно размяла руку.

Похоже, сей метод воспитания был доселе монаршей попе незнаком, или ей попадались верные и преданные слуги, боявшиеся причинить вред титулованной нахалке, потому как малявка пошла на попятый и тут же выдала:

– Прости, я больше так не буду – звучало это так же убедительно, как покаяние заядлого карманника перед приговором: конечно не будет, попадаться в смысле, а не воровать. Похоже, данное признание вкупе с большими честными глазами и проникновенным голосом с нотками раскаяния, были сольной партией малышки, исполняемой неоднократно и, не удивлюсь, если на бис.

Разжалобить мелкая меня не разжалобила, но своего добилась:

– Ладно, – махнула я, – оставайся пока, но ничего не трогай.

Кнопка тут же просияла, как вспышка сверхновой, не меньше. Эх, погорячилась я.

– А как тебя зовут? – тут же оживилась шмокодявка.

– Тэри, Тэри Ли, а ты, я так понимаю, Таира – специально опустила все регалии нахалки.

– Ага – весело болтая ногами подтвердила она и тут же завалила меня вопросами, причем следующий задавала, не дожидаясь даже ответа на предыдущий. – А когда мы взлетим? А ты давно на корабле? А далеко до этой Танэкта?

И все в таком же духе. Я только поразилась этому резкому переходу от расчетливого шантажа к детской непосредственности.

Чтобы как-то прервать этот неиссякаемый фонтан любопытства, поинтересовалась:

– А тебе хоть сколько лет, мелкая? – последний эпитет ее задел, потому как Таира насупилась и с достоинством произнесла: – Пять.

Пять лет, а такой талантливый манипулятор уже! Далеко пойдет.

До взлета оставалось совсем немного. Памятуя о правилах безопасности во время стартового пуска двигателей и выхода из стратосферы, попыталась убедить козявку в необходимости вернуться к себе.

– Таира, я прекрасно понимаю тебя, признаться, и сама в пять лет пряталась точно так же, но скоро отправка, а во время взлета все должны быть на своих местах и пристегнуты. – Ожидаемо, сказанное не произвело никакого эффекта, кнопка демонстративно отвернулась и начала с упоением рассматривать девственно-белый угол на потолке. – Может, во время приветствия ты заметила одного офицера, у него был еще большой такой фингал в пол лица и заклеенная правая бровь? Он стоял чуть с краю в первом ряду? – А вот тут малявка оживилась. Смотри-ка, даже развернуться лицом соизволила. – Так вот, он не пристегнулся во время приземления, и его кидало по всей ходовой рубке, когда гравитационная система корабля начала переходить из космического режима на естественное притяжение Вилерны.

Надо сказать, пример был слегка отретуширован: упомянутый субъект, будучи в увольнении, воспылал безоглядной и взаимной страстью к горячительным напиткам. Результатом пламенных чувств, стало сражение, в котором офицер стоически отбивал атаки вражеских столбов, коварно атаковавших его на пути к стратегической базе (она же – очередной кабак). Но малышке об этом знать не обязательно. Тем более в главном я не соврала: синяки и ссадины появились из-за сбоя работы гравитационного сенсора, правда не линкора, а конкретного офицера, именуемого в просторечии вестибулярным аппаратом.

Таира на мгновение призадумалась.

– А после старта обязательно быть пристегнутым?

– Нет, только до того момента, как выйдем в открытый космос.

– Тогда можно я к тебе потом приду?

Хотелось состроить зверскую рожу и рявкнуть «НЕТ!», но малявка умела давить на жалость получше боевой машины космопехоты.

– Пожа-а-а-луйста – поскуливающие нотки в голосе мелкого царского величества могли превзойти по трагизму и надрыву арию ростовщика, в одночасье потерявшего все состояние – я на корабле никому не нужна, а как на Танэкт прилетим, так вообще бросят…

Я слегка опешила:

– Как бросят?

– Я разговор мамы с секретарем подслушала – меня везут туда как подарок что ли, я толком не поняла, но то, что там и оставят – это точно.

Понятно, малявка, как дочь венценосной особы, – гарант мира между двумя расами, залог дружественных отношений, чтоб их. Мда, а я еще жаловалась, что мое детство было не ахти. Меня хотя бы любили, а тут с малых лет привыкаешь чувствовать себя вещью.

– Ладно, можешь приходить, когда захочешь, все равно ведь универсальный ключ есть, но сейчас иди к себе, пока на корабле тревогу не подняли по поводу поисков тебя, деловой шуршалки.

Малышка важно кивнула, будто на приеме, и этот метр недоразумений, с задранным вверх носом-кнопкой, выгнутой чуть назад спиной и оттопыренной попой, величественно потопал к двери.

Старт прошел жуликовато-идеально, что заставляло ожидать очередной подлянки от мошенницы-судьбы, которая любит играть с людьми в наперстки.

После того, как линкор вышел из оживленного сектора космоса, сердитое урчание двигателя перешло в почти неслышное воркование. Рорк, отключившись от порта, еще раз осмотрел маршрут и начал ввод вычисленных навигаторами координат основного курса. Мы с Браеном внимательно следили за всеми его манипуляциями. Пока введение данных трека нам не доверяют, но как только путь будет полностью загружен в систему пилотирования, Дранго сменит наставника за пультом управления. Вилерне в чем-то повезло – пространственная воронка была не так далеко от орбиты планеты, что значительно сокращало время многих межгалактических перелетов.

Пространственные воронки, они же по-научному проколы аэротории, были открыты три века назад. После исследования сего феномена космоса оказалось, что это своего рода аномалии, представляющие перемычку между галактиками. В космосе таких было не много, но прохождение через них значительно сокращало расстояние полета. Хотя были и особенности. Так, внутри воронки существовало коркат-излучение, способное убить представителей большинства рас, исключение составляли немногие, например те же кеярцы, относящиеся к небелковым формам жизни. Поэтому проходить через воронки без ущерба для экипажа могли только большие корабли с толщенной обшивкой и дюжиной энергетических щитов. Попытку преодолеть такой портал на шаттле или штурмовике можно было приравнять к самоубийству.

Пока Рорк вводил данные, в голове крутились мысли о фразе отца. Перечитав кучу мифов, я была уверенна, что он говорил об Одине. Но причем тут все это?

– Что ты привязалсь к ОБДИНу? – прошептал над ухом Браен.

– Ты это о чем? – Ответила я с таким же шипением проколотой гвоздем шины. Похоже, задумавшись, произнесла имя скандинавского бога вслух и не раз, не задумываясь о его созвучии с одной из аббревиатур.

– Я ни о чем, а вот ты что забыла в объединенной базе данных и информационных носителей?

Нестабильный ген, вот что имел ввиду отец!

– Ты гений! – Вырвалось у меня на тон выше положенного.

Улыбаясь от уха до уха, повернулась к блондину и добавила:

– Не будь ты Браен Дранго, я бы тебя расцеловала.

– А может тогда меня поцелуете? – Насмешливый голос Рорка подпортил эйфорию, напомнив где мы.

– Простите, этого не повторится.

– То-то же, внимательнее, стажеры.

Пилот, подключив порт, начал выводить корабль на проложенный курс.

Вдруг линкор тряхнуло, да так, что пол и потолок поменялись местами, а я, впечатавшись лопатками в стену, таки вспомнила пару трехэтажных выражений, столь любимых механиками. Хотя обычно данные словесные конструкции являлись своего рода фанфарами, звучавшими после перебора двигателя, когда на полу оставалась пара лишних деталей. Из соседнего угла донеслись сдавленные комментарии, и стало ясно, что Браен тоже близко знаком с ребятами из ремонтного, я аж заслушалась уникальным соитием фольклорных элементов, да таким, что камасутра отдыхает.

Попытка отскрести себя от стенки не удалась по причине того, что после секундного затишья началась такая болтанка – впору завидовать мумиям в саркофагах, тем более, что землисто-зеленоватый цвет лица уже в наличии. Но замаскироваться под мирно почивающий засушенный труп не удалось. Взревела тревожная сирена, светомузыкой к ней в придачу замигало аварийное ядовито-красное освещение.

Браен, изображая перекати-поле, добрался-таки до пилота, заглядывая тому в лицо. Судя по всему, Рорк подал ему какой-то знак, потому как Дранго заметно успокоился. Расслышать же что-то в сюите верещащей тревожки было, мягко говоря, проблематично. В довершение всего на браслет пришел приказ о боевом вылете и не мне одной – Браен тоже дернулся к выходу. Но ему это было сделать сложнее, как-никак от заветных створок его отделяло шагов десять, не меньше, в то время как я расположилась со всеми возможными в этой ситуации удобствами аккуратно рядом с проходом.

До ангарного отсека мы добирались как две наевшиеся инсектицидов моли: зигзагами, периодически пускаясь в короткий полет между полом и потолком, при этом хаотично балансируя руками, как крыльями, когда корабль особенно сильно трясло, и короткими перебежками, когда Рорку удавалось стабилизировать гравитационную систему. Но все когда-нибудь заканчивается, наша одиссея тоже. Когда мы добрались до разгонной площадки, оказалось, что все одноместные штурмовики с JT разъемом уже в космосе, остались лишь двухместные, менее маневренные, зато энергетические щиты гораздо надежнее. Так что выбор был невелик, либо с полным подключением к системе управления, но Браеном в комплекте, либо одноместка, но на ручном управлении. Блондин видимо подумал о том же.

– Я веду, ты атакуешь – оценивая ситуацию, на ходу бросил он.

– Лучше ты на торпедный садись. Я стреляю неважно – пришлось пойти на хитрость. Предпочитаю самостоятельно управлять если не своей жизнью в целом, то хотя бы ключевыми ее моментами, а сейчас, задом чую – один из таких.

– И чему вас только учили в этой гребаной космоходке? – В сердцах бросил блондин, впрочем, усаживаясь на место ведомого и подключаясь напрямую через порт к орудийной системе.

– Добиваться своего и выживать – на уровне инфразвука процедила я, благо мой атакующий этого не услышал.

Вместе с нами в экстренном порядке к взлету готовились еще около полусотни штурмовиков. До того момента, когда створки шлюза медленно поползут в стороны, позволяя выйти в открытый космос, оставались считанные секунды. Мы были третьими в очереди вылета.

– Плохо, что третьи, как вылетишь, сразу уходи вниз, чтобы не подстрелили на взлете.

И вздохнув, что, мол, с новичка возьмешь, пояснил:

– В первый обычно не стреляют, его только заметят, на втором – наводят прицел, а третий чаще всего сбивают. Потому и вылетают короткими сериями по пять штурмовиков с небольшими интервалами из трех шлюзов по очереди.

Я лишь кивнула, понимая, что сейчас наши жизни зависят от моей реакции и выдержки.

Пара секунд на запуск двигателя. Сопла рассерженно фыркнули и взревели во всю недюжую мощь своих хромированных газовых каналов. Взяв резкий старт и отрываясь от разгонной полосы на выходе из линкора, я резко ушла вправо, а не вниз и как оказалось – вовремя: был дан двойной залп, рассчитанный как на прямую траекторию вылета, так и на то, что пилот резко уйдет вниз.

Один-ноль в этой игре со смертью в нашу пользу. Пока в нашу. Браен не растерялся и тут же ответил очередью по атакующему разведчику мирийцев, а это был именно их корабль, по виду напоминавший ланцет. Такой же узкий, вытянутый, с хвостовой частью специфической формы. По прямой от такого было не уйти, но зато на поворот такому требовалось значительно больше времени. Достигли ли плазменные ракеты цели, увидеть не удалось. Потому как передо мной встал выбор: любоваться красиво полыхнувшей (а может, и нет) громадиной или резво удирать от враждебно настроенного штурмовика, и я выбрала второе. Браен скрипел зубами на мгновенно меняющийся сектор обстрела, а я выполняла главную свою задачу: нас пока не подбили, хотя большинство истребителей были уже изрядно потрепаны или живописными кучами покорёженного металла иллюстрировали, возможно, и наше скорое будущее. Из поднятых по тревоге истребителей в бою осталось меньше половины. Основную часть методично расстреливали на вылете, тех, кому удавалось прорваться – просто-напросто загоняли. Вот и у меня на хвосте сидело двое, и по курсу был еще один.

– Мутировавший ген, откуда их здесь столько? – Вырвалось непроизвольно.

– Похоже, из прокола. Будто поджидали специально – зло бросил Браен. Он, как и я, видел, что нас сейчас просто расстреляют в лоб. Вон, орудийные башни уже развернули. Напарник, не говоря больше ни слова, активировал по максимуму энергетические щиты, дорого собираясь продать свою жизнь.

Уходить было некуда: с одной стороны воронка, манящая своим коркат-излучением, с другой – три вражеских истребителя. Смысла идти на таран не было: до штурмовиков долетят разве что ошметки нашей обшивки, а уйти они просто не дадут. И тут я решилась: между гибелью абсолютной – от плазменной ракеты – и призрачной возможностью проскочить по кромке воронки, выбрала второе. Героизм героизмом, но лучше быть живым трусом, чем храбрым трупом. Резко развернув корпус штурмовика, задала предельный угол крена.

Проскочить не удалось, нас начало стремительно затягивать, вращая штопором. Последняя связная мысль была о том, что стоило все же выбрать лобовую атаку. Хотя бы мучилась недолго, а сейчас, как только выкинет на другой стороне, подыхать не меньше трех суток будем, если, конечно, на выходе не ожидает столь же дружественный прием.

В момент перехода нам в хвост ударило с такой силой, что казалось, истребитель развалится. Однако щиты, которые Браен держал до последнего, компенсировали большую часть заряда. Мы и так шли на предельной скорости, но внезапная атака придала такое ускорение, что в итоге прокол мы преодолели с невероятной скоростью. Пространство за миг резко сжалось, что ни я, ни Браен этого уже не увидели.

Глава 5 Резвая реабилитация

Ветер, что дует с моря, Горы в тумане сером Вечер плащом укроет Город на побережье. Танец с вытертой шалью, Искры костра степного Вольно живут на Аргуле И умирают – вольно. Не признают законов, Дети дороги дальней Ловко крадут и гадают, В жизни покоя не зная, И не боятся запретов, Что Союз навеки сковали, Лишь сердцу дают обеты Космические бродяги.

Солнечные зайчики медленно вальсируют на стене, исподволь спускаясь к лицу в такт нежному шепоту ветра из распахнутого настежь окна. Не открывая глаз, понимаешь, что утро уже прокралось в спальню и мягко принуждает проснуться, словно котенок, настойчиво тычущийся усатой мордочкой в щёку.

– Просыпайся, соня, пора завтракать. – Мамин голос, такой родной, такой любимый.

Так и хочется пробормотать: «Проснусь, если обнимешь», но я все еще в мире грез и до границы с явью далеко, а потому мысль ускользает раньше, чему успевает окончательно сформатироваться, подменяясь новым видением.

– Просыпайся, ну давай же, очнись – резкий, но не сильный удар по щеке и мамин голос изменяет тональность с сопрано на взволнованный баритон.

С трудом открываю глаза. Ощущения такие, словно накануне на душе скребли, во рту переночевали, уходя – нагадили…зачем-то. А в черепной коробке партизаном засел дятел-стахановец, рьяно взявшийся выстукивать трель, да так, что голова раскалывается. В общем, как говорится, получите и распишитесь: полный аттракцион удовольствий после изрядной дозы коркат-излучения.

Поднимает настроение лишь землистый цвет лица напарника (всегда становиться чуть лучше, если знаешь, что кому-то может быть так же плохо, а в идеале и еще хуже чем тебе). Браен, сумевший выползти из своего кресла и буквально ввинтиться между моим и приборной панелью, опускает руку, занесенную для еще одного удара. Изверги-инженеры, создававшие данную модель штурмовика, продумали многое, но никак не рассчитывали на то, что пилоту или стрелку понадобится выбираться из кресел во время боя. Поэтому пространства внутри кабины было катастрофически мало, только чтобы сесть.

– Очнулась? А я думал ты уже все… – Разочарованный вздох Браена вкупе с его гримасой а-ла утро первого января так и навевали мысли о какой-нибудь мелкой пакости.

– Как видишь, пока не намерена тебя радовать своей добровольной экспедицией к праотцам. – Топорный сарказм, но хотя бы таким способом доказать себе, что еще живая, что еще могу не только дышать, но и думать. Хотя последнее – весьма относительно.

Поняв, что задорная компания моего трупа напарнику пока не светит, Браен попытался вернуться на свое место, но его нога за что-то зацепилась. Меня вдавило всей внушительной массой блондинистого тела в кресло.

– Раз переход не убил, решил лично придушить – сдавленно прохрипела я в район ключиц напарника. То ли мой ворчливый голос придал Дранго ускорения, то ли он сам захотел оказаться подальше от зомбиобразной меня, но он, особо не выбирая, куда упереться, чтобы оттолкнуться, положил одну руку мне на грудь. Искренне хотелось поверить, что так вышло случайно, но самодовольная ухмылка, на мгновение скользнувшая по лицу Браена, световой гранатой выжгла зародившееся ростки сего наивного чувства. Блондин в своем репертуаре – даже подыхать будет не абы как, а в стиле а-ля мачо.

Перебравшись на свое место, напарник решил рассмотреть, за что же зацепился его ботинок, и наклонился в прогал между креслами. Сочный комментарий, и на свет появляется скорее серая, чем смуглая ручонка, а вслед за ней и бессознательная обладательница оной с такими знакомыми льняными хвостиками.

– Думала, что хуже уже не будет.

– Я тоже – ну хоть в чем-то мы с этим заразой единодушны.

Как малышка умудрилась забраться в истребитель, нам знать наверное уже не доведётся. И что не сиделось крохе на своем месте? Дыхания не чувствуется, лишь мерцание яркости пигментного рисунка, который то слегка проступает, то вновь сливается с кожей, свидетельствует – Таира пока еще жива.

Вот так быстро и бесцеремонно обрываются три нити жизни – за раз, и даже не известно, в каком уголке бескрайней вселенной суждено нам провести последнюю пару суток. Уверенность в том, что мы не в расчетной точке выхода, заложенной для линкора, подтверждалась картой звездного неба. На ней созвездия Змеи не было и в помине. Впрочем, искин, в своей урезанной версии помогающий осуществлять управление истребителем, помог удовлетворить мое любопытство. Все еще связанная с кораблем через шину, я посылала запрос на сканирование соответствий.

Как оказалось, нас выкинуло где-то на окраине галактики Треугольника. Сканеры распознали эмиссионную туманность NGC 604, что в поперечнике около тысяча триста световых лет – это крупнейшая обособленная область звездообразования, где сосредоточено более двухсот звёзд-гипергигантов. Далековато от исходной точки, да и обитаемая планета земного типа только одна – Аргул, хотя и недалеко – вон, видно даже невооруженным глазом через прозрачный купол, который заменяет сразу и лобовое и потолок. Можно сказать, выкинуло нас прямо у порога, осталось только шагнуть, в смысле приаргулиться, и окажешься уже среди гуманоидов и не только.

Увидев результаты сканирования, выведенные искином на поляризационном экране, Браен предложил:

– Может, слетаем до этого Аргула? Нам терять все равно уже нечего, а так хоть развеемся немного перед встречей с костлявой старухой, что любит балахонистые наряды и белые пушистые тапочки.

– Это ты о той, что приходит забирать души с мечом джедая наперевес? – я решила включиться в беззаботный треп напарника, пытающегося хоть так отвлечь от невеселых мыслей. – Кстати, а почему в тапочках?

– А чтобы, когда она подкрадывается к очередному счастливчику, не шуметь, а то ведь среди обитателей вселенной и весьма шустрые попадаются. Услышат такой стук да лязг, встрепенуться всеми своими псевдоподиями и дёру. А бедной старушке их догонять приходиться, хулиганов. – Его обстоятельный лекторский тон на диво органично сочетался с той чушью, которую он нес. Создавалось стойкая ассоциация с речами депутатов сената, которые также с серьезным лицом произносили полную ахинею об общем равенстве и процветании.

– Давай слетаем до этого Аргула – согласилась я с предложением напарника.

Пока пилотировала, было время все обдумать. Хорошо, что блондин, как только привел меня в чувство, не стал склонять на все двенадцать падежей единого галактического за то, что нас протащило через воронку. Спустя какое-то время глянула на малышку, которую Браен с несвойственной ему заботой баюкал у себя на плече.

Запрос данных об Аргуле выдал ровно столько информации, чтобы не впасть в эйфорию от ее недостатка и не погрузиться в депрессию от ее же переизбытка. Резюмируя все, что заботливый искин собрал, выяснила, что эта планета еще недавно была колонией, куда свозили заключенных всех рас и биоморф для работы на полониевых рудниках. Но каких-то пару десятков лет назад в этом тюремном лагере мирового масштаба случился бунт, который силы союза то ли не сумели, то ли просто не захотели подавить. Как результат – новая вотчина космических пиратов, наемников, да и просто тех, кто не в особых ладах с законом.

Когда мы вошли в верхние слои атмосферы Аргула, Браен встрепенулся.

– Подержи малышку, сам запрошу у диспетчера разрешения на посадку.

Я была не против. Опыта легальной высадки на заочно отнюдь не радужно настроенную на наш военный корабль планету у меня не было.

После нескольких секунд ожидания на поляризационном экране появилось изображение диспетчера. В отличие от большинства своих коллег космопортов Союза, которые по ощущениям были выращены в одном инкубаторе и прочно ассоциировались с биомашинами (сходство с жестянкой придавали серый костюм и мимикрирующий под него цвет лица, вкупе с голосом, напоминавшим звучание варгана), этот молоденький парнишка лучился жизнелюбием. Мы с Браеном могли лицезреть огневеющие вихры, справиться с которыми красная бандана не смогла при всем ее желании. Россыпь конопушек на лице, озорные серые глаза и ухмылка любимца жизни от уха до уха. В последнем, кстати, красовалась здоровенная клипса связи.

– Корабль FDRTY947 линкора «Элколай» просит разрешения на посадку в связи с поломкой одного из двигателей – уставший и осунувшийся Браена выглядел лет на пятнадцать старше.

– В посадке отказываю – заявил диспетчер на чистейшем едином галактическом, не переставая весело улыбаться.

Если бы дело было в космотории Союза, можно было бы потребовать начальства, упирая на военный статус корабля. Хотя в пространстве объединённых Федераций навряд ли бы вообще кто-то посмел отказать в посадке кораблю союзного флота. Здесь же действовали совершенно иные законы.

– Будь человеком… – удивительный эффект. Просящих интонаций в голосе напарника не было, веяло от обращения чем-то близким и если не задушевным, то располагающим уж точно, да так, что хотелось помочь – я с женой и ребенком, еле от обстрела ушли, когда по воздушке сообщение о нападении пришло. В этот сектор вообще случайно выбросило. Мы всего на сутки – и, видя хитрющий взгляд диспетчера, добавил. – Двести единиц за парковку устроит?

– Хорошо, посадку разрешаю. Вот реквизиты для оплаты.

Тут же на мониторе загорелся адрес для перечисления. Браен ввел метрические данные, подтверждая вход в платежную систему, и перевел хитрющему дирижеру взлетно-посадочного движения требуемую сумму. То, что она пойдет в обход официальной версии мздоимства, можно было не сомневаться.

– Не слишком ли много за возможность потоптаться на планете, где даже допотопный неосчетчик гейгера местами трещит не переставая? Да, и зачем ты назвался отцом семейства, не проще ли было сказать, как есть?

– Ха, пустили бы они на планету двух военных с наследницей Вилерны? Да если бы такое чудо и произошло, то малышка – джек-пот для половины жителей Аргула. А единицы – зачем мне деньги через пару дней, когда откажут сердце и почки? – Браен был до отвращения логичен.

Таира, поменявщая уютные руки блондина на мой объятья, была без сознания. Вглядываясь в ее лицо, я заметила, что пигментный рисунок на висках стал чуть ярче, да и дыхание было уже заметно. Может, напоследок придет в себя?

Браен, взявший на себя функции пилота, аккуратно вводил корабль в нижние слои атмосферы Аргула. В тропопаузе левый двигатель, рядом с которым пришелся удар, закрутивший нас в воронке, засбоил, честно подтверждая легенду напарника о неисправности, поэтому посадка была далека от мягкой.

Выбиралась из истребителя, ощущая себя пресловутым сказочным гусем, которого недодушили, но уже ощипали и засунули в клюв яблоко, отправив запекаться в духовку, из которой тот возьми да и выскочи.

Выходя с посадочной площадки космопрота, мы представляли собой идеалистическую картину молодого семейства: папа со спящим ребенком на руках и мамочка, теснящаяся рядом. Да и было от чего растеряться.

Нет, никто не хватал за локоть, предлагая сыграть в танэкского везунчика или предсказать будущее по линиям руки, хвоста или пигментному рисунку, да и толчеи особой не было, но многообразие толпы превосходило самые смелые ожидания. Вот кеярец со своими хелицерами и сотней фасеточных глаз эмоционально жестикулирует педипальпами, споря с дарайцем, помахивающим чешуйчатым хвостом, на котором гребнем расположены коросты. А прямо под рекламной голографической вывеской ушлый шиплак предлагает всем желающим полакомиться высушенными плазмодиями, развешанными на стрекательных щупальцах продавца, как носки на держателе для полотенец. Привычные глазу люди и иллийцы терялись в этой пестрой, разномастной толпе, в которой я ощущала себя каким-то мутантом.

– Куда пойдем? – голос Браена отвлек от внутренней инспекции ощущений.

Ответить я не успела, потому как Таира завозилась на руках напарника, принимая положение поудобнее, а потом и вовсе распахнула янтарные глазенки.

– Ой, а где это мы? – простейший вопрос заставил впасть в ступор. По всем канонам крохе оставались считанные часы жизни и пробуждение, а тем более порыв непосредственного детского оптимизма в сценарий умирания не входили. Вспомнилась лекция по космобиологии: «Коркат-излучение – это не гамма лучи, у них другая природа. Они не влияют на процессы митоза клеток и не нарушают структуру ДНК, но способны привести к полной дисфункции органов вследствие изменения первичной структуры белков. Первыми признаками того, что процессы репарации в организме приостановлены излучением – неспособность усваивать пищу, как следствие – тошнота, рвота, потом начинаются зрительные галлюцинации, ну а дальше анабиоз и смерть. Все это в зависимости от дозы облучения длиться от нескольких часов до двух суток».

«Что-то определенно идет не так. И даже не идет, а летит на третьей космической», как сказала бы одна героиня из нашумевшей в этом сезоне мелодрамы «Дикарка-нимфоманка в плену у амеб».

– Так где мы? – повторила малявка, уже окончательно пришедшая в себя и оседлывавшая шею Браена. Таира вертела головой и во всю упивалась возможностью если не покататься, то хотя бы посидеть на человекообразной лошадке, используя его волосы как удила, благо их длина это позволяла. Импровизированный коняшка морщился, но стоически терпел.

– На Аргуле – я радостно потрепала юную наездницу по свисающей с плеча блондина коленке – выше не сумела достать. – Раз уж мы сумели сесть на эту планету, пошли, погуляем по городу, пока одна юная леди рассказывает, что она делала в кабине во время тревоги.

Последнюю фразу попыталась произнести нарочито-серьезно, но то ли воспитательница из меня никудышная, то ли у козявки приобретенный иммунитет к взыскательному тону, но веселого настроения венценосной шелупени это ничуть не омрачило. Оптимизмом Таиры можно было забивать не то что гвозди, шурупы, причем в железобетон.

– Я гуляла по кораблю, – пожала плечам малявка, понукая Браена идти быстрее и радостно болтая ногами – когда началась тряска и все забегали. Ну и испугалась, что меня найдут и воспитательница накажет за очередной побег из-под замка, вот и спряталась в ближайшем звездолете, который был с открытым куполом. – Бесхитростно поведало нам дитя.

Пока пробирались сквозь толпу, Браену надоело, что с него пытаются снять скальп и он отцепил ручонки Таиры от своих косм. Наездница тут же вцепилась в уши, не давая тем самым спустить себя на землю. Плюнув на попытку ссадить это чудо природы (да и вдруг потеряется в многоликой толпе?), Дранго продолжил путь с видом великомученика, восходящего на Голгофу.

Рассудив, что искать ответ на вопрос «ну и что с мелочью теперь делать?» лучше на сытый желудок, мы отправиться к ближайшему храму чревоугодия, где можно было поесть нормальной человеческой пищи. Вывеска кафешки «Жуй с нами!» была бы не столь популярна, если бы какие-то умники в первой букве названия не выбили центральную светодиодную палочку, сиротливо свисавшую почти до косяка входа. Поколебавшись перед тем как зайти (все-таки весьма оригинальная реклама заведения), соблазнились пояснением, которое заботливые хозяева повесили под названием «еда для гурманов со всех уголков вселенной», и решили рискнуть. Глядя на разнообразие меню, глаза разбегались… Разбегались, искали что-то мало-мальски знакомое и вновь сходились у двух строк: либо картон, тушеный до состояния размягченной фанеры (как оказалось впоследствии) и по ошибке гордо именуемый овощным рагу, либо бизнес-ланч. Последнее представляло собой деструктированный брикет, запакованный в полиэтилен. В упаковку через клапан нужно вводить инертный газ, что раздувает пищевой брикет, словно мыльную пену. Остальное было еще менее съедобным, и рискнуть попробовать ризотто по-шиплакски или запеканку по старинным кеярским рецептам, как гласило меню, никто из нас не решился.

В результате сложнейшего гастрономического выбора малявка с Браеном изображали юных натуралистов, надувающих через соломинку жабу. В роли оной выступал пресловутый пищевой брикет. Хотя официантка, виляющая попой и рьяно демонстрирующая Браену настолько смелое декольте, что имела все шансы вывалиться из платья целиком, при нас вскрыла упаковки и таки что-то впрыснула туда из баллончика. Увы, газа оказалось катастрофически мало. Мелкая с Браеном пытались это исправить, призвав на помощь всю силу легких. Неудачно. Их обед пока имел агрегатное состояние, напоминавшее по мягкости кусок арматуры, а не запечённого с овощами цыпленка, как гласила упаковка. Я же воинственно пыталась напасть на рагу. Рагу вело стратегическое отступление и подло дезертировало в противоположенный конец тарелки каждый раз, как я пыталась хоть что-то насадить на вилку. Утешало лишь одно – отравиться таким деликатесом сложно, поскольку на выходе из организма (как я подозреваю) он будет точно таким же, как и на входе. Видя мои попытки победить партизанский отряд даже на вид несъедобных овощей, Браен ехидно заметил: «Попробуй руками, может хоть так сумеешь поймать» и сам, плюнув на процесс надувательства, подал пример, рукой ухватив брикет и вгрызшись в него зубами. Зря: челюсти блондинчика намертво застряли в этюде молекулярной кухни, да так, что производители кляпов обзавидуются – ни выплюнуть, ни руками вытащить обед, не уступающий в прочности подметкам армейских ботинок, было нельзя.

Малявка, видя превосходство еды над человеческим интеллектом, благоразумно предпочла отодвинуть свою порцию подальше и насытиться пищей духовной, если уж телесная оказалась столь строптивой и вовсю потешалась над нами. Я стоически пыталась сохранить серьезное выражение лица, как будто именно так и положено есть деструктированного цыпленка, но потом не удержалась и присоединилась к малявке.

– Не жбольнжто и жотелось – освободив из захвата брикета челюсти, прокомментировал Браен.

Больше не рискнув дегустировать кулинарные шедевры, все дружно уставились на кофе, ожидая, кто первым рискнет приступить к более близкому знакомству с сим напитком. Браен оказался самым смелым и, отхлебнув глоток, с видом знатока и гурмана причмокнул.

– А вот кофе здесь весьма вкусный – его улыбка блаженствующего чеширского кота обещала неземное блаженство, что настораживало еще больше, чем отдающая керосином чашка бурды перед носом. Таира внимательно переводила взгляд с меня на блондина и озорно улыбалась, не спеша, впрочем, поддаваться на провокацию.

Узнать, насколько Браен был далек от истины, рекламируя сомнительный напиток, не удалось. К нашему столику плавной выверенной походкой приближалась официантка с запотевшей кружкой чего-то пенного и соблазнительного. Распущенные золотистые волосы, слегка откинутые назад, чтобы не загораживать аппетитные прелети красотки, длинные ноги загара а-ля курочка во фритюре и мини-юбка, из-под которой торчал миленький хвостик с игривой кисточкой на конце, заставили все мужское и гермафродитное население кафешки неотрывно глазеть на сию нимфу общепита, причем большая часть взглядов была устремлена в район декольте. Справедливости ради стоит заметить, что пиво и грудь весьма гармонично дополняли друг-друга).

Поставив свою ношу на наш столик, блондинка с придыханием произнесла:

– За счет заведения – и, стрельнув глазками на Браена, – ловко подсунула под кружку салфетку с кодом вызова своего (как я полагаю) интерфона.

Браен милостиво улыбнулся, прошептал что-то на ушко миловидной крошке, после чего та удалилась так же величественно, как и пришла, лишь кончик хвоста подрагивал, выдавая возбуждение.

Я усмехнулась. Кое-кого даже пирокамера не исправит.

Мы с мелкой напоминали двух мышей, дующихся на крупу, в роли которой выступал напарник, вольготно попивающий пенный напиток. Причем больше всего меня задело то, что блондину-то пиво принесли, а мы вынуждены сидеть некормлены-непоены при полных тарелках. Малявку же, похоже, насупиться заставила красотка – Таира прямо-таки прожигала ее затылок своим взглядом, тоже мне, ревнивица нашлась.

Закончив с хмельным напитком, Дранго на диво несолидно и воровато оглянулся. Удостоверившись, что на него не обращают внимания, быстро взял салфетку, сложив ее замысловатым образом.

– Ну что, пойдем? – преувеличенно бодро заявил он.

Мы поднялись со своих мест. Уже на выходе я краем глаза заметила, как напарник ловким движением руки закинул в стоявший у двери утилизатор салфеточное оригами.

– А зачем ты тогда поощрил порыв этой официантки? – укоризненно произнесла я. Все же любопытство у всех дочерей Евы – вещь неискоренимая.

– Ну, не пропадать же хорошему пиву – дурашливо ответил напарник, но увидев мой недовольный взгляд, посерьезнел. – Ты про записку? Не люблю, когда так откровенно себя предлагают.

И уже совсем тихо, так чтобы малявка не услышала добавил:

– В последнюю ночь хочется привести хотя бы мысли в порядок и подготовиться к неизбежному, а не дегустировать то, что попробовали уже многие до меня, напоминая обдолбанного кролика.

Хм, мне казалось, что такие, как Браен, мечтают переселиться на тот свет с бокалом вина в руках, окруженные ветреными красавицами и лихими друзьями. Ан нет. Воистину непостижима мужская логика!

От раздумий отвлекла малявка, до этого топавшая своими ножками. Она неожиданно остановилась и, скорчив печальную мордашку (хитрюга, я то заметила, как озорно блестели ее глаза, пока напарник смотрел в другую сторону), попросила ее поносить на руках, дескать ножки устали. Блондин, проявив удивительную для него покладистость, взял мелкую интриганку.

– Если поесть нам не удалось, может, с отдыхом нам повезет чуть больше? – рацпредложение напарника мы с Таирой восприняли с энтузиазмом.

Пока плутали по городским улочкам, пришла к выводу, что отсталые планеты кислородного типа нравятся мне больше той же Земли. Здесь редко встретишь даже двухзначные подземные уровни (а зачем ютиться, место-то полно и над землей). Да и такого смога, что бескислородной маски в жаркий летний день нельзя выйти из дома в приземном слое нет. А вечернее небо? Здесь оно слегка окрашенно в инфернальные тона, можно любоваться закатом не с пятисотого этажа, а стоя на асфальте. Хотя и недостатки тоже имелись – основной из которых – право сильнейшего, оно же зачастую и единственный закон.

Браен, несший приснувшую Таиру, тоже был задумчив и молчалив.

Наконец мы нашли то, что устроило бы всех. Самым щепетильным оказался блондин, а не малявка, как я ожидала. То ему не нравилось, что стены в комнате элитного цвета (первой детской неожиданности), то отсутствие окон (хотя голограммы по мне были даже лучше мажорного вида на бетонную стену противоположенной многоэтажки), то сам хозяин (и чем ему педипальп не угодил, подумаешь вываливаются из него иногда сочленения, так он же поднимает и вставляет на место, не валяются лишние нигде). В итоге под хвалебные речи одного из владельцев мы все же выбрали себе ночлег. Выглядело это примерно так:

– Я имею кое-что сказать. Эта не комната – эта конфетка! – перед напарником, хозяин заливается соловьём, причмокивая три пальца и в экспрессивном жесте разводя их.

– Просто леденец – все зубы обломаешь! – шипит мне на ухо Браен.

– Шо Вы такое говорите! – не унимается этот рекламщик – посмотрите, какая шикарная вентиляция.

Я смотрю не на пластиковый бок кондиционера, который так нахваливает хозяин, а на два ряда дырочек над гардиной в стиле а-ля плазмомет-Каlаshnikоff. Мда, вентиляция точно работает, из нее даже сейчас слегка сквозит.

На последнюю фразу этого горе-метрдотеля: «Вы здесь будете просто счастливы!» язык так и чесался добавить «… как и все идиоты» и я уже ждала коронной фразы блондина «мы пожалуй пойдем!», как Браен неожиданно выдал усталое:

– Ладно, мы переночуем здесь.

Утром следующего дня, наступившим раньше привычного, (в противовес привычным двадцатичетырехчасовых суткам Аргул совершал полный оборот за 20 часов) я почувствовала все прелести коркат-загара. Взглянув на себя в зеркало, поняла, что именно так должна, наверно, выглядеть смерть. Бледное лицо с синим отливом, в глазах мудрость и печаль, рот скривился от головной боли. Мда, прям фотомодель (… в журнал для панков, под заголовком: «Отгадайте, что это за хренотень тут нарисована?»). А еще это не запланированное лечебное голодание – есть, мягко говоря, ничего не хочется.

Порылась в аптечке экстренной помощи, предупредительно захваченной Браеном с корабля. Негусто: спреевый антисептик, шина, тановый зажим, пара стерильных повязок, шприц с заморозкой, ага, вот и обезболивающее! Выпила таблетку и только после этого взглянула на инструкцию. Производитель сообщал, что побочные действия незначительные: всего лишь головная боль, головокружение, тошнота. Интересно, и какой смысл тогда в таблетке? Полежала немного. Напарник с мелкой пока спят, вид у них тоже не ахти.

Когда полегчало, решила немного проветриться, потому как процесс умирания вроде как откладывался на неопределенный срок.

Вернулась в нашу скромную обитель уже после обеда, заметно приободрившаяся и посвежевшая. Ничто так не поднимает настроение, как поход по магазинам, жаль лишь, что большую часть лавчонок, гордо именуемых бутиками (а на деле оказавшихся откутюриеными сельпо) пришлось посетить с экскурсионной целью по причине несоответствия цены и моей платежеспособности. Итогом похода стала покупка вполне удобной пары джинсов, футболок и кроссовок для себя и напарника, чтобы не выделяться в толпе нашивками Союза.

Радостный смех через допотопную дверь, которая открывалась не сенсорно и даже не на гидравлике, а простым толчком руки вперед, оповестил, что у оставленной мной парочки все в порядке.

Отдала обновку Браену. Он с сомнением повертел одежку в реках, покривился (ну да, не брендовые, зато хотя бы на человека, а не на шиплака сшитые) и все-таки примерил. Покупая по принципу «велико – не мало» я чуть перестаралась и джинсы слегка болтались на напарнике, оставляя место для аэрации. Зато футболка пришлась в пору.

– Какие планы? Осведомилась я после дефиле блондинистого привереды.

– Я просмотрел сводки событий. Есть две новости. Начну с хорошей. «Элколай» удалось отбить – вовремя прилетела подмога. Плохая – нас считают погибшими и, следовательно, уже удалили из базы данных. А это значит, что только на таких вот Аргулах, где идентификационные чипы спрашивают в последнюю очередь, можно ничего не опасаться. На той же Вилерне нас мигом бы арестовали за поддельные документы, еще и военного образца.

Даже малышка после такого известия слегка взгрустнула, секунд эдак на тридцать.

– И что будем делать?

– Я уже отправил запрос на восстановление данных, но бюрократия Союза, сама знаешь – притча во языцех. Да и малышку надо вернуть маме. – И тут малявка выдала:

– Не хочу к маме! Не хочу на Танэкт! Лучше умереть! – и, хлопнув дверью, выбежала из комнаты.

– Она даже не подозревает, как ее желание недалеко от действительности – прошептал опешивший от такого поворота событий Браен.

Я вертела на запястье интерфон и размышляла. С малышкой понятно. Танэкт для нее – тюрьма за тысячи световых лет от дома, а отношения в венценосной семейке, похоже, не теплее арктической зимы. Но как бы я не сочувствовала Таире, вечно мы на Аргуле быть не можем, и если доза излучения чудом оказалось меньше летальной (во что мне искренне хотелось верить), то вскоре придётся передать ее матери. А пока…

– Ты знаешь, где находиться серверный банк ОБДИНа? – я резко сменила тему разговора.

– Нет, но могу поискать. Зачем тебе?

– Поищи, пожалуйста – вместо ответа попросила я и вышла из комнаты догонять Таиру.

Глава 6 Бониты с большой дороги

Быть всего лишь мгновеньем Но миг – это так мало. Быть чашей терпенья, Которого не осталось. Или быть утренней тенью, что исчезает в полдень Быть, чтобы жить и верить Быть, чтобы жить и помнить.

В коридоре Таиры не было, как не было ее и на этаже, и даже в крохотном вестибюле. Решив уже, что малышка спряталась по обыкновению где-то, собралась вернуться в комнату, как вдруг пронзительный визг на одной ноте (впрочем, быстро оборвавшийся) заставил меня поменять планы. Бегом устремившись к источнику звука и на ходу набрав позывной Браена, коротко бросила в интерфон:

– Лови пинг, с мелкой беда! – и не отключая браслета, помчалась на крик.

В том, что визжала именно мелкая, почему-то не сомневалась ни минуты.

На улице лишь увидела, как Таиру запихивают во флайер, но добежать уже не успевала. В отчаянии сорвала браслет и, получше прицелившись, попыталась закинуть его на фаркоп флайера. Шанс, что интерфон чудом удержится под бампером, был сродни вероятности попадания нитки в игольное ушко при условии, что вдевает ее слепой. Браслет и не удержался. По причине то ли моей криворукости, то ли специфического юмора госпожи удачи, он просто застрял, дужкой вписавшись в щель редуктора и грозя упасть на землю в любой момент.

Флайер тем временем, качнувшись, плавно увеличил просвет между землей и днищем и стартанул на верхний уровень движения.

Мгновение спустя из дверей выбежал Браен. В двух словах описала ему произошедшее и указала направление, в котором увезли Таиру. Блондин, не долго думая, подошел к припаркованному у обочины аэробайку и ударил ногой по щитку ввода стартового чипа, после чего соединил клеммы под жуткий аккомпанемент сигнализации. Садясь на шайтан-машину (после такого грубого взлома не уверена, что бортовой компьютер не будет сбоить даже на ручном управлении) Браен бросил через плечо.

– Не тяни атом за протоны, залезай!

Я только успела закинуть ногу на сиденье, как этот зараз… нехороший человек выжал гашетку и резво тронулся, едва не выкинув меня на асфальт. Покрепче вцепилась в первое, что попалось под руку. А попалось его плечо. Я ногтями проехалась по коже, оставив четыре неглубокие, но специфические царапины. Процесс укоренения меня на месте пассажира сопровождался страстным пыхтением и цветастыми эпитетами, почему-то с уклоном в зоокамасутру.

– Ты бы еще скальп с меня сняла! – прошипел Браен, набирая скорость под вопли хозяина, выскочившего из забегаловки напротив и безуспешно пытающегося догнать своего неверного железного друга.

– А ты говори, как получил эти отметины в порыве чувств от очередной красотки – и ведь не соврёшь не единым словом. Только не уточняй при каких обстоятельствах. – Ехидно прокомментировала я, и добавила – Ты не прервал вызов с моего браслета?

После того, как напарник отрицательно помотал головой, протянула вперед руку.

– Дай твой интерфон, я запеленгую сигнал со своего, он на машине похитителей.

Напарник молча отцепил браслет с руки. Пока я отслеживала путь движения флайра и выполняла роль навигатора, мы забирались все глубже в трущобы, остановившись недалеко от какого-то ночного клуба. В этом месте сигнал стал стационарным. Осмотревшись, обнаружили и уже знакомый мне флайр, припаркованный у входа в сэксипаб (он же бордель) с многообещающим названием «Старая школа». Скорее всего, мелкую увели как раз в этот дом терпимости. Тихо пройти в это милое заведение мешала маленькая преграда в лице двухметрового амбала. После того, как мы спрятались за ближайший угол, Дранго спросил:

– Сможешь отвлечь его, пока я пройду внутрь? – Браен был сама собранность.

– А почему бы тебе не пройти, как хкм… клиенту? – задала я встречный вопрос.

– Клиента сразу проводят на ресепшен или что у них тут вместо этого и дадут на выбор девочек, а мне нужно осмотреться, не привлекая внимания.

Вроде все логично и я уже было смирилась с мыслью выполнить роль гламурки, не обремененной интеллектом и активно ищущей приключений на бампер. Но, выглянула из-за угла и увидела, как громила ласково похлопал по ягодице смазливого парнишку, выходившего из борделя, и полным вожделения взглядом проводил его до угла.

– Браен, план меняется, отвлекать будешь ты.

– Чего? – опешил напарник.

– Того, охранник специализируется на мальчиках.

Сказать, что эта новость повергла Браена в ступор – значит ничего не сказать. Хотя уже через мгновение вид у напарника был такой, словно он съел пачку дрожжей и сел на батарею. Дранго был одновременно скисший и раздувшийся от негодования.

– Я никогда не буду подставлять свою задни…

Договорить я ему не дала.

– А что тебя смущает, пару минут назад ты мне это же предлагал, а сейчас мы поменялись ролями и ты струсил. Какой же ты мужик! – попыталась задеть его.

– Вот именно какой-никакой, но мужик. Это вы, девушки, можете часами парням мозги компостировать, а мне что прикажешь делать?

– Подойти к нему, заговори о чем-нибудь, пококетничай. А я постараюсь как можно быстрее найти малышку и не позволить тебя изнасиловать – подначила напарника, а потом уже на тон серьезнее воззвала к совести Браена (если таковая и была в природе). – И к тому же, пока ты тут упираешься, там с Таирой неизвестно что делают.

– Ладно, что-нибудь придумаю – напарник обреченно махнул рукой и, расправив плечи, весело насвистывая, вышел из-за угла и направился навстречу своему двухметровому «счастью».

При куче своих недостатков актером Браен был прирожденным. С каждым шагом походка его становилась более плавной, бедра начали покачиваться, да и в целом манера держаться неуловимо менялась, выдавая в этом красавце мистера голубизну. Но с любованием пора было заканчивать.

Подождав немного, я выглянула из-за угла. Отлично, громила чуть повернулся к двери боком и ко мне спиной, увлеченно беседуя с Дранго и походя поглаживая тому то плечо, то бедро. А здоровяк-то шустер, как бы и вправду не пришлось спасать потом блондина.

С этими мыслями я крадущейся походкой направилась к двери входа. Буквально в паре метров от цели громила как-будто что-то почуял и захотел обернуться. Я застыла соляной статуей, не хуже суриката, увидевшего несущийся на него грузовик. Спасая ситуацию, Браен порывисто схватил амбала за руку и прижался к нему, не давая двухметровой громадине завершить поворот. На мой взгляд Дранго переигрывал, но маневр возымел эффект, и я не преминула воспользоваться ситуацией. Взгляд Браена, прожигавший почище автогена, был хорошей мотивацией поскорее закончить процесс проникновения в вожделенную для мужчин обитель.

Узкий коридор, куда я попала, просочившись мимо охранника, встретил почти по-домашнему теплой атмосферой. Ни тебе голограмм в полный рост с юными нимфетками в экстазе, ни кислотно-гологенного освещения, режущего глаз. Обои в мелкий цветочек и коврик под ногами – как мило.

Крадучись прошла вдоль стенки и заглянула за ближайший угол. Браен был прав, стойка ресепшена с дородной дамой, возраст которой варьировал от сорока до ста двадцати (более точная диагностика была затруднительна, поскольку слой скорее штукатурки, нежели косметики, монолитным блоком украшал фасад сей фрау) преграждала дальнейший путь.

Я уже было подумывала, как по-тихому можно взять штурмом этот бастион, когда раздался звонок и дама с несвойственной такой комплектации кошачьей грацией, втянула живот и бочком (прямо ей не позволяли пройти габариты) поспешила на звук. Она проскользнула в проем стойки, покинув наблюдательной (он же обдирательно-привественный) пост.

Облегченно выдохнув, пулей пролетела холл и двинулась вперед, стараясь скрыться до того, как love-цербер вернется.

На первом этаже была пара пустых, с дверьми нараспашку, и несколько закрытых комнат. Из последних доносились весьма интригующие звуки, но ничего, что бы указывало на присутствие там Таиры.

Мне, уже традиционно, не везло. На первом этаже мелкой не оказалось. Зато, под конец моей шпионской деятельности, оказался клиент, опрометчиво покидавший одну из закрытых до этого комнат порока и разврата. Благо в момент непосредственного выхода этот почетный (судя по блестящей лысине, окантованной жиденькой порослью волос) господин повернулся ко мне тылом, что дало несколько мгновений форы. Бесшумно подпрыгнув, я уперлась ногами и руками в стены коридора, раскорячившись под потолком не хуже белки-летяги в полете. Дедуля ничего не подозревая, прошаркал прямо подо мной в направлении выхода.

Прокралась по лестнице на второй этаж и двинулась дальше на поиски мелкой. На руку сыграла жадность хозяина, не пожелавшего раскошелится на гравитационные платформы, которые конечно хороши, но дорогостоящи, а при работе издают несильный, но все-таки шум. На этот раз повезло – за дверью слышался тоненький писк мелкой, на который чей-то хриплый голос ответил:

– А насрать, будь ты хоть дочь самого президента Союза… – Поручили найти маленькую иллийку для господина, мы и нашли. – И гоготнув добавил: – Ты ему тоже скажи о той сучке, что тебя родила, он посмеется и может пожалеет… вначале. Он смешных да молоденьких любит пользовать…

Ворваться с криком «стоять, руки за спину», а то и приложить прикладом по голове похитителя было очень соблазнительно, но мешали два фактора: отсутствие бластера, оставленного в номере, и присутствие здравого смысла, по причине отсутствия первого требовавшее более разумного подхода к решению ситуации. Собравшись с духом, я постучала в дверь и как можно более соблазнительным голоском проворковала:

– Господин послал казать, что хочет видеть Вас лично. – Игривые нотки с придыханием стоили по ощущениям пары миллиметров стертой зубной эмали.

Дверь вольготно открылась, явив бородатую рожу в проеме. Как девушка приличная, я тут же не преминула познакомиться. Правда, вместо визитки предъявив визави рифленую подошву многострадальной кроссовки, аккуратно запечатлевшую на челе, не обремененном даже зачаточными признаками интеллекта, затейливый узор. Колосс пошатнулся, но не упал. Я расценила это как намек на продолжение знакомства и добавила апперкот. Первая (и, надеюсь, последняя) наша встреча с этим мордоворотом прошла сногсшибательно и судя по всему есть еще полчаса в запасе. Глянув на мелкую, машинально отметила гематому на ключице и порванный рукав платьица. На этом, похоже, материальный ущерб заканчивался, о глубине морального – пока времени задумываться не было.

Подхватив козявку, (малышка впилась в меня не хуже майского клеща, благо кровь не сосала, как этот членистоногий) не мешкая направилась к выходу. Была идея открыть окно и удрать, не привлекая лишнего внимания, но квантовая решетка вкупе с сигнализацией разрушила надежду на этот вариант побега до фундамента. Пришлось идти обратно, к достопамятному ресепшену.

На уже знакомой стойке у входа завлекательно красовались сменяющие друг друга голограммы медленно раздевающихся жриц любви в миниатюре – выбирай – не хочу. Я тихо начала приближаться к почтенной фрау, что одиноким стражем охраняла свой пост. Поскольку проделывала я это на карачках (а Таира по причине своего малого роста могла вообще не приседать), удалось подкрасться под стойку незаметно. А вот как пересечь открытое пространство – большой вопрос. Так мы и сидели с мелкой, как два червяка под грибом в дождик, выжидая пока престарелая ресепсианистка не отвлечется. Ждать пришлось недолго, зашуршал журнальный пластик, и я опасливо выглянула из своего укрытия. Надо мной распростерлась зверская рожа красотки с надписью «Гэлексигламур», которая, впрочем, тут же скрылась. Похоже, тетка с комфортом погрузилась в кресло и наслаждалась чтивом. Стараясь не шуметь, мы с Таирой чуть ли не по-пластунски, замирая при каждом шорохе, преодолели открытое пространство зала и укрылись в коридоре. На выходе я тихонько приоткрыла дверь. Браен честно отвлекал секьюрити как мог. Судя по пыхтению, процесс соблазнения продвигался семимильными шагами. Громила уже мало что замечал вокруг, сосредоточив все свое внимание на напарнике и нежно поглаживая талию блондина, норовя спуститься ниже, но напарник со стойкостью достопамятного спартанского мальчика каждый раз ненавязчиво пресекал демарши шаловливых ручонок. Да мимо этой парочки сейчас не то что мелкую, упирающегося слона можно протащить – не заметят. Впрочем, не став испытывать судьбу, постаралась проскользнуть как можно тише и, спустившись с лестницы, двинулась за угол, чувствуя, как чешется от взгляда Браена затылок.

Покинув опасную зону я спустила малышку с рук. Малявка тут же полюбопытствовала:

– А что Браен делает с тем дядей?

– Сейчас, наверное, целуется – не подумав ляпнула я (и правда, когда мы покидали «старую школу», охранник подозрительно близко наклонился к лицу блондина).

Глянула на изменившееся лицо малышки и тут же осеклась. Попыталась исправить ситуацию:

– Да ты не переживай, он сейчас придет – что-то я не так сказала, мелкую перекосило еще сильнее. Не зная, что еще добавить присовокупила – это он ради тебя старался, чтобы отвлечь охранника.

Похоже, мелкая не поверила, надувшись как гелиевый шарик – того гляди улетит. В этот момент, наконец-то, появился Дранго, просветленное лицо которого могло смело конкурировать с черной дырой по палитре оттенков.

– Если кому-нибудь проболтаешься – придушу. Похоже, до лобзаний дело все-таки не дошло, иначе напарник прибил бы меня на месте.

Зато мелкая просияла.

– Так тебе не нравятся дяди? А я уже подумала…

Договорить Таира не успела. Блондин резко сел на корточки и схватив подбородок малышки двумя пальцами внимательно посмотрел ей в глаза. А затем процедил:

– Я – нормальный!

Козявку ничуть не смутило такое обращение и она, распахнув ручонки, повисла на шее своего спасителя. Напарник не успел увернуться. Непосредственность мелкой сгладила напряжение, и мы трое, не мешкая, направились к припаркованному гравибайку.

Как только тронулись мелкая задала еще один вопрос, подтверждая, что маленькие дети – большие почемучки.

– А почему вы не ворвались и не перебили всех или полицию не позвали? – кровожадно вопросило наивное дитя.

– Потому что! – Браен не был настроен на светскую беседу.

Не объяснять же на полном ходу мелкой, что Аргул – планета, где нет законов юридических, есть только право сильнейшего. Сумел схватить, удержать, отбить от загребущих ручонок конкурентов – значит, твоё. А в том, чтобы штурмовать дом терпимости и речи быть не могло – громила на входе – верхушка айсберга и то, что мне не попался ни один охранник (камеры я старательно обходила по слепой зоне), – можно приравнивать к чуду. Попробуй мы вырубить детину на входе – сбежались бы не меньше дюжины представителей ЧЕГО (частной единой галактической охраны) – серых теней (прозванных так в честь цвета их спецовки). По результатам такой встречи мы с Браеном могли бы стать двумя авангардными пятнами на стене дома или, как вариант, набором для супа в целлофановом мешке.

Благоразумно оставив байк в квартале от гостиницы, наша троица двинулась обратно в номер. На подходе к временному пристанищу красовалась черно-желтая лента, а белые тапочки, кокетливо выглядывающие из-под простыни, прикрывающей тело, недвусмысленно наводили на мысли о вечном. По разговорам в толпе стало понятно, что хозяин заведения (а именно его тело столь оригинально загорало у входа) пал жертвой очередной бандитской разборки и здание пока опечатано. Посетовав на коварство судьбы и погоревав о двух бластерах, аптечке и рашгардке (горевала исключительно я, лицо Браена же могло служить эталоном для скульптур острова Пасхи) мы решили от греха подальше здесь не задерживаться. Утешало лишь то, что наши с напарником идентификационные чипы были всегда при нас: висели на шее на прочных цепочках – захочешь – не разорвешь, проще голову оторвать. Последним, впрочем, иногда и грешили дарайские маджахеды, не жаждущие таскать трофейные головы убитых и ограничиваясь лишь идентификационными жетонами.

Пройдя квартала два в гнетущей тишине, мелкая не выдержала:

– И что мы теперь будем делать?

Вопрос конечно хороший, но весьма риторический, хотя…

– Полетим в ОБДИН – выдала я с улыбкой, которая, впрочем, не была признаком наличия у меня позитива. Скорее это был признак того, что сложившиеся обстоятельства достали и мне ни них начхать.

– Зачем?

– Куда?

Ух ты, даже Браен, изображавший до этого коренного жителя криокамеры, очнулся.

– У нас есть пара дней, пока придет подтверждение о том, что мы живы и восстановят наш статус кво в общей идентификационной базе. Так что я воспользуюсь этим временем по своему усмотрению. Вы как, со мной?

Честно говоря, я надеялась на положительный ответ (в основном Браена, как самого платежеспособного среди нас), но все же не сразу поверила, когда прозвучало.

– Еще спрашиваешь, мы тебя одну не отпустим, а то ты либо вляпаешься куда-нибудь, либо такого натворишь…

Наскоро перекусив в ближайшей забегаловке (на этот раз еда полностью не соответствовала статусу заведения и, несмотря на убогость помещения, была на удивление вкусной и свежей), наша троица направилась к космопорту.

Пока мы с Таирой сидели рядом с оставленным накануне штурмовиком, Браен трудолюбивым дачником копошился в двигателе. Результат раскопок его явно не удовлетворил, поскольку перемазанное в цетановом масле лицо напарника оптимизмом не светилось.

– Нужен капремонт, сомневаюсь, что этот дуршлаг просто так поднимется в стратосферу – вердикт Дранго был неумолим.

– Может, тогда договориться с кем-то из капитанов, чтобы взяли нас на борт?

Напарник обдумал мое предложение, а потом, велев нам оставаться на месте, ушел. В голове мелькнула подлая мыслишка, что хорошо иногда переложить заботы на мужские плечи, пусть даже такие ушлые, как у Браена, но была позорно депортирована за пределы сознания.

С другой стороны – двум мужчинам легче договориться между собой, когда рядом нет смазливых мордашек, перед которыми хотелось бы распушить хвост.

Вернулся блондин уже ближе к вечеру, слегка покачиваясь то ли от выпитого, то ли от усталости, когда мы с Таирой уже подумывали, не пойти ли на поиски, и чуть заплетающимся языком выдал:

– Капитан «Берсерка» – вот такой мужик! – и помолчав, добавил – Ик!

Да… картина поликристаллами, блин.

– И где же вы так хорошо и тесно сумели познакомиться?

– В драке, где же еще – как само собой разумеющееся, выдал напарник, присаживаясь рядом. На удивление, перегаром от него не пахло.

Вот знала ведь, что нельзя этот ходячий сюрприз одного отпускать! Пожалуйста.

– Зато я договорился – они нас на планету, где база размерил…, размеспил… в общем туда, где этот твой ОБДИН – плюнув на перипетии произношения, выдал напарник.

– А поподробнее? – попыталась я выудить побольше информации из пока еще плохо, но все-таки говорящего Браена, поутру ведь он может забыть все напрочь.

– Ну… сначала меня все к дарайцам в задницу посылали, когда я просил взять – он обвел рукой нашу небольшую компанию – на борт, а потом в одном из ангаров услышал шум драки, ну и решил заглянуть. Шестеро на одного показалось многовато, ну и присоединился к меньшинству.

Браен на минуту замолк и начал тут же задремывать. Мы с Таирой, как две оголодавшие на синтетических носках моли, подсели с двух сторон к шатающемуся блондину и принялись теребить его на манер новой норковой шубы, требуя продолжения рассказа.

Напарник встрепенулся, ошалело покрутил головой, и на вопрос «А дальше?» с уточнениями и пояснениями, что он уже успел рассказать, продолжил.

– Ну, я был злой после трех десятков отказов, так что наваляли мы тем шестерым по первое число, а потом пошли выпить в ближайший кабак за знакомство. Там и оказалось, что мой… ик! коллега по драке – капитан «Берсерка», что-то не поделивший с местными… ик! контрабандистами, вот те и решили проучить залетного… ик! – по мере рассказа Браен начал трезветь и у меня закрались смутные подозрения, которые, впрочем я пока не озвучивала. – Ну и рассказал я ему о том, что никто нас… ик! не берет. Он сказал, что просто так, даже за штуку единиц нас бы не взял, но поскольку мы друзья…ик!

Тут уж я не выдержала и спросила.

– А пили вы при этом не «дохлого сюба»?

– Да, это было самое приличное… ик! из того, что там предлагалось – сварливо ответил Браен.

Да уж, «Дохлый сюб» – напиток, мягко говоря, со специфическим опьяняющим эффектом. Достаточно пары глотков, чтобы начать ловить розовых слоников в пуантах. Да и токсичен сверх меры, по этой причине «дохлый» и был запрещен на территории Союза – выпьешь чуть больше меры – и закусишь уже на том свете. Хотя даже после одного глотка утро будет напоминать персональный армагеддон… У нас как-то парни из ремонтного достали стакан этого пойла – медсанчать была обеспечена зомбиобразными гостями сверх плана на пару дней вперед. И самое противное – эту гадость особо ничем из организма не выведешь. Остается лишь ждать, пока печень и почки сами не справятся с токсином. Судя по тому, что Браен начал стремительно трезветь, скоро будет откат.

– А не пить нельзя было? – сорвался риторический вопрос.

– Тогда бы не договорились – развел руками Браен.

И тут молчавшая до этого Таира, внимательно наблюдая за метаморфозами напарника задала вопрос:

– А дохлый Сюб это кто?

Полные наивного доверия глаза Таиры не могли оставить меня равнодушной:

– Это такая зверушка, которая машет пушистым хвостиком и превращает принцев в лягушек.

Мелкая посмотрела так пристально, будто сомневалась в моих умственных способностях. Пришлось добавить:

– Не веришь, смотри, Браен скоро начнет зеленеть и покрываться слизью.

Напарник ничего не успел ответить по причине скрутившего его спазма. А что вы хотели, напиток, прошедший очистку третичным детергентом, и не такое с организмом может вытворить.

Как и было обещано мелкой, напарник начал приобретать равномерно-болотный цвет лица и покрываться испариной, которая при должном воображении могла сойти за слизь.

Опершись спиной на здоровенный железобетонный столб, я аккуратно положила голову страдальца себе на колени и обтерла ему лицо оставшейся минералкой.

Козявка озабочено переводила взгляд с меня на Браена.

– А если он совсем в лягушку превратиться, что тогда?

– Ну ты же принцесса – поцелуешь его и он обратно человеком станет – утешила я мелкую.

Удовлетворившись таким ответом, Таира тоже пристроилась у меня на коленях. Я с меланхоличным видом обозревала окрестности, пока не перевела взгляд чуть ближе, а именно на Браена и мелкую. Кнопка, зардевшись румянцем, уже не в первый раз целовала в щеку блондина. Судя по улыбке Браена, так и не проснувшегося, такой способ выздоровления ему нравился.

– Думаю, теперь он точно останется человеком – прокомментировала я увиденное.

Иллийка залилась краской по самую маковку, напоминая свеклу, только вместо зеленой ботвы – льняные хвостики. Мягко приведя в вертикальное положение тело напарника, не очнувшегося даже от такого перемещения, и, поддерживая с одной стороны полусонное тело, отправилась вместе с малявкой искать «Берсерк», на который Браен достал «пропуска» столь оригинальным образом.

Мы протащились не меньше трех километров, прежде чем обнаружили маленький транспортник с грозным названием. Еще большего труда стоило пробиться на корабль, команда которого не жаждала пускать на борт трех подозрительных личностей.

Положение спас помощник капитана, сличивший состояние своего командира с копией в лице Браена и подтвердивший, что капитан до того как назюзюка… уснуть, дал распоряжение: принять на борт парня и девицу с ребенком, которые должны скоро подойти. Старпом, рассматривая «вот такого парня!» – как охарактеризовал блондина капитан, поднимая вверх большой палец и пошатываясь в дверях, сильно сомневался в точности выданной характеристики, но ослушаться не посмел.

Выделенная каюта (на транспортнике осталось только одна свободная) отличалась от стандартной военной только расцветкой – не пепельно серой, как в космофлоте, а стремительно-розовой. Наличие двух коек вызвало небольшое замешательство, но решив разобраться с этим чуть позже, я осторожно сгрузила Браена на ближайшее ложе, прикрыв одеялом. Напарник все еще напоминал по цвету квакуху. Оставив Дранго на попечение мелкой, отправилась выяснять условия договора перевозки у более разговорчивого и вменяемого старпома.

В результате экспедиции по кораблю выяснилось, что вылет назначен через три часа, а на Чубысь – планету азотного типа, где располагается ОБДИН, нас высадят через двое суток. При этом во время разговора старпом все косил на тихо, но забористо матерящегося навигатора, перекраивающего кусок уже готовой трассы.

Причина коллективного нежелания капитанов лететь на Чубысь оказалась проста – усилилось патрулирование сектора, в котором находилась планета. И хотя просто так на поверхность было не высадиться – азотистый дождик в купе с аммиачной атмосферой не располагали к прогулкам, да и давление в одну и три десятых атмосферы энтузиазма не прибавляло, охрана Союза бдила. А поскольку большинство кораблей Аргула числились в розыске… В общем, нам крупно повезло, что мы-таки попали на борт.

Раскаяние капитана в щедрости души было видно невооруженным глазом – хмурый и насупленный за завтраком, на который нас милостиво пригласили (я так понимаю, что случись что, было побольше мишеней, на которых командир может сорвать злость), он не сводил с нашей троицы немигающего взгляда. Конкуренцию ему мог составить только Браен, чей внешний вид был наглядной иллюстрацией к демотиватору на тему алкоголизма.

В тягостном молчании закончив есть, мы покинули столовую, почтя за благоразумие лишний раз не выходить из отведенной каюты, дабы капитан не передумал. Однако, командир «Берсерка» оказался человеком честным, человеком своего слова (по этой же причине и невезучим по жизни) и не развернул корабль на прежний курс.

К исходу вторых суток в иллюминаторе и на экранах показался Чубысь. К огромной радости экипажа, галактического патруля в приорбитальном пространстве не было, и пилот, шустро запросив разрешение у диспетчера, пошел на стыковку.

Посадка на планету с недружественной азотной атмосферой завораживала. После того, как слегка зеленоватая дымка развеялась, взору предстала элювиальная поверхность Чубыся, на которой кратерами-язвами расположились воронки космопорта. После того, как транспортник приземлился в центр одного из таких кратеров, его начали медленно оплетать подобия гигантских стрекательных нитей, формируя плотный кокон. Ощущения были такие, словно гигантская гидра пытается съесть корабль целиком. После того, как с экранов исчез даже намек на изображение, появилось ощущение будто, корабль плавно скользит вниз. Чувство гравитации не подвело – транспортник действительно плавно погружался, спускаясь по шахте на первый этаж под поверхностью планеты. Когда шлюз открылся, и капитан с искренней радостью человека, под конец жизни наконец-то расплатившегося с ипотекой, выдворил нас с корабля, я присвистнула. Транспортник сверкал, как после усердной мойки, а от кокона не осталось и следа.

Не успели мы покинуть бункер космопорта, как «Берсерк» начал подъем на поверхность. Команда решила не злоупотреблять гостеприимством планеты.

Подземный и единственный город на Чубысе своим видом навевал на мысли о пьяных кротах, потому как ни одного прямого перехода я не заметила. Зато город изобиловал искусственными пещерами, колодцами, квантовыми подвесами и воздушными динамическими нейтрино-мостами. На центральных «улицах» освещение хотя и было антропогенного происхождения, но мало чем по интенсивности уступало природному. И даже имело один несомненный плюс – солнечные ожоги от такого точно не получишь. Но подозреваю, что на нижних уровнях не столь трепетно относятся к вопросу соляризации.

Таира с любопытством первооткрывателя глазела по сторонам, да что уж греха таить, и мы с Браеном были удивлены. Еще бы, побывать в городе, который, по слухам, представлял собой самый большой сервер, не подчиняющийся парламенту Союза. Это был весьма надежный информационный банк (конкурировать с ним могла только надгробная плита бабушки Сирануш) с одним единственным недостатком. Загружать информацию в персональное хранилище исходных данных можно было через любой прокси-сервер, но кэш при этом отсутствовал. Поэтому, чтобы извлечь обратно что-то, необходимо было личное присутствие.

У центрального входа в ОБДИН я несколько замешкалась. Что меня там ждет? В горле от волнения пересохло, а ноги предательски ослабли. Было страшно заглянуть в тайну, но если отступлю, чувствую, буду жалеть об этом всю жизнь. Поэтому решительно выдохнув, попросила спутников подождать меня где-нибудь поблизости. На что эти двое столь синхронно скривились, что нечаянный свидетель мог заподозрить в них закадычных врагов.

В кабинке для клиентов меня приветствовал искин. Имитация участливой заинтересованности и радушия в речи программы пугала гораздо больше привычного безэмоционально-электронного голоса, заставляя недобрым словом помянуть разработчиков.

Программа запрашивала требуемые для персонализации сведения. Подтвердив, что я являюсь наследницей Макса Лироя (редко, но информационную базу все же передавали по наследству), ввела координаты сектора, откуда приходила информация. А после начала молиться, чтобы отец отключил функцию анономизации и IP-адрес все же отобразился и в прокси-сервере, где сохранились данные об адресе хранилища. Минуты ожидания каплями тягучей смолы уходили в небытие, и я уже отчаялась получить ответ, когда искин, недовольно пискнув, вывел номер сектора хранилища. После чего двери кабинки открылись, явив гравиплатформу с пультом. Взошла на нее и ввела полученные от искина данные. Слегка качнувшись, транспорт набрал высоту и полетел к электронному сердцу ОБДИНа.

Пристыковавшись к платформе, ничем не отличающейся от миллиардов точно таких же и, сойдя на нее, я остановилась перед идентификатором. Заново введя адрес на сенсоре, приготовилась ждать, но панель тут же сменилась выехавшей из стены агаровой пластиной. Желеобразный, слегка подрагивающий слой ненавязчиво предлагал окунуть в него руку (лапу, псевдоподию, клешню, кистеперый отросток – нужное подчеркнуть) для проведения антропоморфного сравнения маркерных белков, заменивший пресловутый ДНК-тест двадцатогого века. Уровень защиты обнадеживал. В отличие от того же ДНК-сканера, к которому можно было приложить уже отсеченную конечность, белковый идентификатор некромантских наклонностей не имел и мог переваривать биологическую информацию только живого объекта.

Я с сомнением, но все же последовала приглашению электронного клерка. Все-таки отец резервировал хранилище на себя, а у меня лишь половина его генов. Транскриптинг биологического материала занял около десяти минут, после чего сварливой тещей выползла панель с надписью «введите пароль». На меня с интересом каталы, которому посчастливилось играть с новичком, уставились восемь окошек для ввода символов.

Было над чем задуматься. Отец никогда не просил запоминать какие-то комбинации, да и обычный пароль для такого хранилища навряд ли бы выбрал. И тут внимание привлекла надпись «выберите язык ввода». Учитывая, что в Союзе официально признаны более четырехсот тысяч алфавитов… выбрать нужный будет не легче, чем угадать, какую еще пакость придумает власть для улучшения нашей жизни. Эх, была не была, а пальцы уже растягивают вирт-окно с языковым перечнем. Матка Боска, чего тут только нет! В голове назойливым шмелем крутилась сага об однооком Одине и слова отца о том, что только с одним глазом можно увидеть истину. И как-то сам собой взгляд остановился на подразделе «алфавиты Земли». Больше не раздумывая, выбрала из предложенного перечня неизвестно как туда затесавшиеся младшие скандинавские руны. Развернувшуюся тут же передо мной клавиатуру нельзя было представить и во сне: шестнадцать галочек – палочек по четыре в четыре же ряда. И все. Авангардный вариант композиции «баран и Бранденбургские ворота» заказывали? Наслаждайтесь, что называется. Поглядев на предложенную мне коварной системой охраны непонятную рунографию, плюнула и дословно воспроизвела папин совет: закрыла левую часть клавиатуры рукой и стала нажимать на все оставшиеся руны подряд. Подмывало, конечно правую (рука-таки сама тянулась), но вовремя вспомнила, что папа был левша. Число рун аккурат сошлось с требуемым количеством символов пароля.

Не успела перевести дух и осознать бредовость способа выбора пароля, как выехал стол, чем-то напоминавший таковой в аппарате магнитно-резонансной томографии. Вообще-то в исторический музей, где хранилась эта рухлядь, мы с Прит залезли с совершенно неэкскурсионной, а скорее с укрывательской целью, удирая от кхм… весьма настойчивых поклонников, жаждущих поделиться с нами своим генетическим материалом. Пожав плечами, так и села на него, после чего тот начал въезжать обратно, заставив меня резко принять горизонтальное положение.

– Пожалуйста, ложитесь удобно, если у Вас есть возможность подключения к хранилищу напрямую через JT порт, воспользуйтесь ей – сообщил мелодичный электронный женский голос – не чета прокуренному фальцету на входе.

Повернула голову и в свете диодов увидела три варианта разъема. Точно такие же, какие мне когда-то имплантировал отец. Решив, что это не случайность, подсоединила к себе сразу три. Зря.

Поток информации, разделенный на три кластера, чуть не вырубил. Здесь были научные разработки отца по двум направлениям и его личный дневник. Не знаю, сколько я пролежала в этой современной копии саркофага, но появилось стойкое ощущение, что процесс мумификации не прошел мимо меня. Отсоединившись и окончательно придя в себя, начала осознавать полученную информацию, и тут же пожалела о том, что все-таки я не умерший давным-давно фараон. «Полная жопа» – единственный цензурный эпитет, который пришел на ум.

На выходе из здания ОБДИНа меня встретили мелкая и чему-то несказанно обрадованный Браен, с оптимизмом предложивший прогуляться. Спросила у напарника, сколько времени (свой-то браслет остался в качестве подарочного сувенира на Аргуле), – как оказалась, я отсутствовала около двух часов. Однако!

Но не успели мы пройти и пары сотен метров, как к нам подошли двое чем-то неуловимо похожих мужчин.

– Вы Тэриадора Лирой?

Моя интуиция прекрасно работает лишь в ситуациях, когда любое решение приводит к плачевному результату, вот и сейчас что-то подсказывало, что от моего ответа уже ничего не зависит. Так и есть. Не успела я кивнуть, как поясницу ожег холод бластера. Взглянула на Браена и без слов стало понятно, кто способствовал появлению этих двух Мери Попинс, причем попинс был полный.

– А я думала, что спрос на предательство всегда превышает предложение – единственное, что смогла выдавить из себя и отвернулась, чтобы не видеть этого… А я уже было поверила, что Браен – нормальный, что на него можно если не полностью положиться, то хотя бы не опасаться удара в спину, рассчитывать на толику честности. Ан нет, красивая игра, такая, чтобы поверили все, даже дети. Последняя, кстати, смотрела на происходящие широко открытыми глазами.

– Мелочь, пикнешь – она умрет. – Будничным тоном, так, чтобы эмоции не заглушили смысл сказанного, пояснил представитель почетного эскорта.

В голове зародилась запоздалая мыслишка «И почему мы не сдохли в той воронке?».

Глава 7 Честный предатель

Меня носили на руках И втаптывали в грязь И восхищались, и кляли Шут, воин, вор Слуга и князь… Хотя обеты и блюла Жила, как все живут Но никогда я не была Своей в чужом кругу И улыбалась, пряча боль, За маской легких фраз За радость заплатив с лихвой Легко пройду дорогой той, Что ноги обожгла.

Злость прибывала, словно талая вода в половодье, грозя выйти из берегов моей сдержанности и затопить все вокруг, а заодно и утопить меня саму. Пока, сжав зубы, терплю, но как только выдержка закончится, и я выскажу все, что думаю о ситуации в целом и о дознавателях в частности, мое лицо будет напоминать качественную отбивную, да и не только оно. О способах работы дознавателей слышать приходилось. А вот лицезрела я их впервые. Трое мужчин в бурой форменной одежде (практичненький у них цвет, немаркий – сразу же ехидно отметило мое сознание) разглядывали меня с интересом аспирантов-энтомологов, в сачок которых попалась тривиальная и наглая саранча. С такой и возиться не хочется, но директива научного руководителя, то бишь начальства, обязывала. Чувствую, что и обходиться со мной будут как с этой самой саранчой – без церемоний насадят на иголку и препарируют.

Так и случилось. Даже обидно, что спрашивать ни о чем не стали, не предложили «поговорить по-хорошему». Сразу вкололи медицинским пистолетом в сонную артерию интросерум, или по-простому «дыхание правды», названное так за высокую эффективность. Пациент после дозы этой химии выкладывает всю интересующую информацию на одном дыхании. Оно и проще. Задавай вопросы – подопытный все сам расскажет, хочет он того или нет.

Накрыло меня сразу же – дозу не пожалели. Даже запястья, стертые в кровь термошнуром, концы которого страстно обвивали подлокотники кресла, перестала чувствовать, хотя до этого жгло неимоверно.

– Итак, приступим – голос дознавателя доносился откуда-то издалека. – Что Вам стало известно после того, как вы побывали в ОБДИНе?

И тут я впервые обрадовалась тому, что информация загружалась в память тремя параллельными потоками. Если бы загрузка шла последовательно, то выдала бы им все, что узнала, а так был шанс «подсесть» на одну из трех параллелей, и умолчать о двух других потоках данных. Собрав всю волю в кулак, я начала рассказ об официальной версии исследований отца, стараясь не проговориться об информации, загруженной с двух других портов.

– Проект с кодовым названием «Созвездие Эдельвейс», которое курировал мой отец Макс Лирой, был посвящен исследованию особенностей прохождения через пространственные проколы – начала я и тут же на грани слуха донеслось:

– Ёб… орбиталь! Как мелкая сучка мне кисть прокусила, и не ответишь поганке – королевская особа, чтоб ее… – Голос негромкий, но прочувственный, такой можно расслышать, но он не попадет в запись дознания. Мне была знакома только одна венценосная мелочь. Молодец Таира, хоть так сумела отомстить!

– Не горячись – темпераментного коллегу осадил более опытный дознаватель. Его голос тоже был сродни шипению проколотой шины. Похоже, умение говорить на инфразвуке – навык, который дознаватели достигают годами упорных тренировок.

Меня они совершенно не стеснялись, поскольку полутрупов стыдиться незачем.

А я тем временем честно воспроизводила рассказ с перечислением формул, особенностей угла крена, стартовой скорости и скорости выхода, массы корабля и других составляющих, необходимых для расчёта траектории прохода через пространственный прокол, так чтобы коркат-излучение было минимальным. И подсознательно отметила: судя по всему, наш маневр через воронку был идеальным доказательством теории отца. Папа установил, что чем выше скорость, вращательный момент, энергия и ниже масса, тем вероятность получить полулетальную дозу меньше. Вот так, осознаю всю гениальность родителя как раз перед тем, как отправлюсь за ним следом. Ирония судьбы, чтоб ее!

– … вышла из здания, меня встретили Браен и Таира, потом подошли двое в штатском…

– Достаточно – рассказ оборвал все тот же спокойный голос, что осадил торопыгу.

Дробь пальцами и резкий выдох… я уже не вижу, кто из троих нетерпеливо выстукивает рваный ритм. Перед глазами все плывет в розовой дымке. Похоже, в довершение всего, начали лопаться и капилляры в глазах, лишь до слуха донесся шорох раскрывающихся створок и знакомый до почечных колик голос.

– Закончили? – Браен. И эта сволочь тут! – Поступил приказ не ликвидировать объект, а подчистить ей память.

– С чего бы вдруг? – это уже покусанный. Но судя по скучающей интонации спросил скорее для того, чтобы что-то сказать, нежели рассчитывая на ответ.

Я тоже заинтересовалась сомнительными перспективами своего дальнейшего существования… Смерть… говорят, к людям она приходит в черном и с косой… к мухам – в трусах, майке и с газетой, а мне даже этого не достанется? Что за дискриминация, честное слово!? Второй раз, между прочим, за последнее время эта анорексичная старушенция в темном балахоне меня обманывает в лучших чувствах. На этот раз, для разнообразия, предлагая стать овощем. Потому как после зачистки памяти девять из десяти становятся олигофренами. Но даже если все пройдет гладко, кем я буду? Девахой с навыками ребенка?! Моторная память, условные рефлексы останутся, впрочем, как и словарный запас, но вот личные воспоминания, знания, полученные во время учебы – канут в лету. Заново придётся учиться читать и писать и радоваться, если удастся избежать участи рабочей на заводе, где вкалывают по шестнадцать часов и умирают в возрасте сорока лет. Бррр…

Меж тем заплечных дел мастера, чьи планы поменялись, развили бурную деятельность (судя по грохоту упавшего столика с инструментами) и все же вкололи мне «амемори» или какой-то из его аналогов.

Еще не открыв глаза, поняла – что-то не так. Спину приятно холодит атлас, в воздухе витает аромат свежесваренного кофе. Так и хочется понежиться еще чуть-чуть в постели – в общем, жизнь готовит очередную неприятность. Открываю глаза и вижу. Судьба расстаралась. Сюрприз с обнаженным торсом сидел на кровати и изучал меня своим пронзительным взглядом.

– Ну как спалось, любимая? – и аккуратно наклоняется, чтобы поцеловать.

Мои нервы не выдержали этого кошмара, и я попыталась хотя бы как следует лягнуть эту блондинистую заразу.

Не ожидавший от меня такой прыти Браен (а это была именно эта сволочь) кубарем скатился с одной половины кровати, а я, не рассчитав силу, соответственно, с другой. Мы оба тут же вскочили, разделяемые лишь ложем, больше напоминавшем лужайку, чем спальное место.

Я ожидала как минимум повторения попытки, но противник застыл, завороженно что-то разглядывая на мне. Перевела взгляд ниже и потрясенно осознала – разглядывать на мне было нечего, кроме родинки на плече. Этот гад нагло пялился непосредственно на костюм Евы, весьма гармонично вписывающийся в антураж. Скромность на этот раз была превыше логики (хотя паразит блондинистый все, что его интересовало, наверняка рассмотрел уже, чего стесняться?), и я цапнула с кровати покрывало. Но Браен решил составить конкуренцию в захватническом процессе, в результате чего мы делили пресловутую ткань как два барбоса поношенный хозяйский тапок. Победила одна грубая мужская лошадиная сила, перед коей испокон веков, увы, бессильны все доводы женского интеллекта.

– Ты все не так поняла – зашел с другой стороны этот зараза.

Сообразив, что простынь – тоже неплохо подойдет для драпировки моей скромной тушки, стянула ее, пока блондин не опомнился.

Меж тем красавчик, видя прикрывательно-одевательную деятельность, решил устроить забег вокруг кровати. Жаль, что кокон из простыни не отличается улучшенной аэродинамикой, да и вообще не очень способствует убыстрению бега. В результате этот негодяй догнал-таки меня, получив вместо медали победителя увесистую плюху, что впрочем, не ослабило его хватки.

– Ты что, экономишь на батарейках? – мой тон, несмотря на абсурдность вопроса, был до предела серьезен.

– В смысле? – не понял этот умыкатель.

– Браен, один фонарь у тебя под глазом уже есть, второй еще нужен, чтобы в темноте дорогу себе подсвечивать? – Говорила сущую правду – первый поставленный мною только что фингал уже начал проявляться.

Зараза блондинистая резко посерьезнел, ошалело посмотрел на гигантскую гусеницу, в роли которой дебютировала я и выпалил, как в воду сиганул:

– Уф! – И после пояснил – боялся, что они тебе все-таки сыворотку забвения вкололи. У дознавателей я опрокинул столик с инструментами и капсулами. В общей суматохе удалось подкинуть ампулу с физраствором, но убрать с «амемори» уже не смог. Вот и подумал, что из двух ампул… тебе могли…

Я слушала внимательно, не перебивая. И Дранго, вновь собравшись с мыслями, продолжил:

– Ты три дня не просыпалась, я не знал, что и думать, с ума сходил. – Покаянный тон под конец речи мог растрогать даже каменное сердце, но до Таириного умения разжалобить ему было далеко.

Переваривая между тем полученную информацию, размышляла вслух:

– Браен, когда ты был сперматозоидом – был таким безобидным, а какая сволочь из тебя в итоге получилась! – Ну не могу адекватно мыслить, когда тебя ненавязчиво так пытаются задушить в объятьях.

Замечание достигло цели и мой полутороглазый (профинансированный плюхой глаз начал основательно заплывать) визави выдал:

– Вот и спасай тебя после этого!

И даже разжал объятья и отодвинулся. Сам.

– Это ты меня спас? Сдав дознавателям? Спасибо, я думала, спасение выглядит чуточку иначе. Конечно век белых коней верхом на принцах… или наоборот, а не важно, да хотя бы симпатичных парней на гравибайках прошел, но продавать напарника – это весьма оригинальный способ.

Браен во время моей отповеди все ниже опускал голову.

– Еще раз, прости. Мне при отправлении на Элколай дали задание войти в доверие к Териадоре Лирой и всячески ей помогать проникнуть в ОБДИН. А после того, как ты туда войдешь – подать сигнал – я не знал, что за тобой прилетят дознаватели и так быстро.

– Значит, все – игра? Что ж, ты отличный актер, Браен!

Гад блондинистый выглядел не лучше таракана, расплющенного тапком, в смысле раздавленного грузом совести.

– Поначалу было игрой, пока я не узнал тебя ближе. Удивительную, иногда сумасшедшую, порой ироничную. – И добавил убойный с его точки зрения аргумент – пойми, не я – другой бы поступил точно так же. А не сообщи о твоем посещении ОБДИНа – все равно узнали бы, на пару суток позже. И тогда пытали бы нас обоих, и я не смог бы ничего сделать.

– И какова была награда герою? – Ирония в моем голосе заставила блондина поёжиться, но он решительно поднял взгляд и произнес единственное:

– Ты.

Я пребывала в некотором недоумении, похоже, все-таки мне вкололи «амемори» – умственная деградация налицо, поскольку не понимаю ровным счетом ничего. Этот гад, видя мою могучую работу мысли (надеюсь, выглядело это именно так, без душка олигофрении) все же пояснил:

– Поверь, я не знал, что тебя использовали как хран, который вынесет информацию из ОБДИНа и тут же будет уничтожен… когда понял… В общем, мне предлагали завидное повышение, я отказался. Вместо этого попросил, чтобы тебя оставили в живых. Они согласились, при условии полной очистки памяти.

– И зачем же ты тогда ампулы полез менять? Все бы сложилось идеально для тебя: я жива и твоя совесть чиста, к тому же ничего не помню.

– Затем, что без памяти ты биокукла, а не человек. И если уж быть до конца честным, то я в жизни так ни разу не боялся. Боялся, что ты проснешься и не узнаешь меня. Поэтому всю эту бутафорию – он обвел рукой спальню – и наворотил. Чтобы если ты уж ничего не помнишь – сразу привыкала, что ты – моя невеста…

– Твоя кто?

– Невеста – пожал плечами этот зараза, как само собой разумеющееся. – Я разыграл перед начальством отчаявшегося влюбленного. Только так можно было хоть как-то обосновать мою просьбу оставить тебя в живых. Оперировать перед этими людьми понятиями дружбы и долга бессмысленно, а вот в безумную влюбленность они поверили. Этим выпускники академии иногда грешат.

Во рту почудился полынный привкус разочарования при последних словах Браена. Значит, он просто таким образом отдавал долг чести, если таковая еще есть у тех, кого гордо величают «военной элитой». Меж тем Дранго продолжал:

– Они согласились, но как я уже говорил, при условии полного стирания памяти. К тому же за тобой, в качестве моей невесты, я имел возможность приглядывать. Дождался, когда ты наконец-то очнулась. За возможность предупредить обо всем этом пришлось дорого заплатить, так что не проколись по-глупому, на какой-нибудь мелочи.

В словах этого гада был смысл. За мной наверняка какое-то время будут наблюдать, а я, сохранившая все навыки, наверняка бы вызвала кучу подозрений.

– А зачем сначала целоваться лез?

Блондин на мгновение замялся и отвел взгляд.

– Не знал, что у тебя с памятью, решил, что если все-таки стерли – пусть легенда будет достоверной.

Насколько достоверной, я решила не уточнять – и так понятно, Браен в этом плане придерживался бы максимального реализма. А потом посмотрела на нас со стороны и усмехнулась: сидим тут, как два хомяка, смотрим друг на друга, дуемся. А ведь радоваться надо – оба живы, даже здоровы и лишь слегка вредимы. Что еще требовать у судьбы? Какой бы сволочью Дранго не был, все же вытащил меня. А то, что рано или поздно оказалась бы в кресле у дознавателей. Да наверняка! С моим-то везением. И вспомнив детство, протянула Браену руку.

– Мир?

Он улыбнулся в ответ. Не своим фирменно-самоуверенным оскалом, а по-простому, обычно, незатейливо искренне и, как будто, не веря в чудо.

– Мир.

Синхронно хмыкнули. То, что мы помирились, еще не значит, что я все простила. Щас же! За то, что он провернул, отомщу, забуду и снова отомщу. Но это после, а пока – мир, дружба, жвачка. Кажется, Браен это отчетливо понимал, но хрупкое перемирие подозрениями нарушать не стал, только сделал в памяти пометку.

– Итак, теперь для всех официально я твоя пара? И кстати, где мы?

– Все еще на Чубысе – невесело усмехнулся гад блондинистый. – И да, для всех и каждого мы помолвлены. С тобой, то бишь моей невестой, произошел несчастный случай, и ты потеряла память. Сейчас мы возвращаемся на Землю, поскольку мне дали в связи с успешным выполнением задания отпуск, – Браен не смог удержаться и поморщился – где я и познакомлю тебя с будущими родственниками.

– Это еще зачем?

– А сама как думаешь? Хочешь, чтобы тебя раскололи? То-то же. Я сыграл влюбленного, чтобы тебя оставили в живых, теперь твоя очередь. Пару месяцев, думаю, хватит для отвода глаз…

– А зачем тебе все это?

– И сам не пойму. Я далеко не святой, но до безразличия еще не опустился. Ведь ты и мне и Таире жизнь спасла, нырнув в воронку. Я бы на таран пошел… но сейчас как своей невесте я запрещаю тебе управлять аэрокаром – неожиданно закончил он.

– Не можешь простить мне победы и боишься, что всегда будешь последним?

– Последним теперь не буду – самодовольно улыбнулась эта зараза – на руку посмотри.

Я недоуменно перевела взгляд с одной руки на другую. Портов не было. Оба предплечья абсолютно чистые. Все, пережитое доселе, накопившись, сорвалось словестной лавиной, из которой самым приличным было «твою ж мать». Слегка выпустив пар, нетерпеливо ощупала левую руку и убедилась – под кожей все так же расположены три выхода. И когда только нарастить дерму с эпидермисом успели?

– Раз уж ты очнулась – давай одевайся и не будем задерживаться в отеле. Хм… оказывается, это был отель, а я уж грешным делом подумала, что это апартаменты Браена.

Гад блондинистый вышел, оставив меня наедине с мыслями. А подумать было о чем. Во-первых, то, что надо драпать, и как можно быстрее, из Союза – очевидно, вот только начни я проявлять хоть какую-то сознательную активность – тут же схватят. Поэтому пока сидим, не дёргаемся и мимикрируем под миловидного скунса. Во-вторых. Что-то не нравится мне эта псевдосвадебная активность Браена. Хотя сейчас мы с ним в одной лодке – начни я опять же проявлять признаки интеллекта – загребут и его и меня, поэтому размещение меня по принципу «хочешь что-то спрятать – положи/посади на видное место» понятен. В-третьих. Что с Таирой? Вопрос пока на дополнительном рассмотрении и корректуре. И, в-четвертых. Что надеть?

Последний вопрос был самым актуальным, поскольку древнегреческая мода, увы не переживала на настоящий момент своего второго рождения, а моей одежды тут не было вовсе. Порывшись в шкафу, извлекла на свет мужскую футболку (кажется, размер даже для Браена великоват) и семейки. Глянула на многообразие выбора: простыня или эти чехлы для танка, в которых утону. Выбрала чехлы. Надев футболку и семейки, покрутилась перед зеркалом. А ничего так, почти как пациентка психбольницы в ночнушке. Трусы и вовсе смахивали на симпатичную клетчатую юбочку, подол которой выглядывает из-под футболки колен.

Без стука заглянул Браен и уставился на меня.

– Ты что делаешь?

– Как ты и сказал, одеваюсь.

– Кхм… а почему столь оригинально? – Недоумение постепенно сменялось довольной гримасой.

– В то, что есть, и одеваюсь.

Довольство, еще не успевшее окончательно утвердиться на лице блондинистого паразита, сдавало свои позиции.

– Извини, не подумал, – Браен совсем по-мальчишески почесал затылок – сейчас закажу какую-нибудь одежду. – И снова скрылся за дверью.

Спустя пару минут в дверь постучали.

– Войдите – на автопилоте выпалила я, в то время как подсознание машинально отметило – стучал не гад блондинистый – этот себя этикетом не утруждал бы.

Действительно, это была горничная, с пластиковым пакетом. Положив свою ношу на край кровати, она все так же безмолвно и сдержанно удалилась.

Недоуменно потянулась к пакету. Стрейчевое платье, нижнее белье, колготки и босоножки на ноголомательной шпильке. Да уж. Надо было озвучить мои одёжные предпочтения Дранго. Влезая в платье, отметила, что длина все-таки приличная – чуть выше колена, а то, увидев такие стриптизерские босоножки, можно было ожидать и у одежки длину по самое не балуйся. Хотя… повертев в руках этикетку, поняла причину целомудренности подола – рост, указанный на бирке, отличался от моего аж на двадцать сантиметров в пользу производителя. Браен неисправим. Приведя себя в порядок, вышла из спальни и оказалась в гостиной номера, где и обнаружился Дранго, одетый и сияющий, с уже сведенным фингалом. Об инциденте свидетельствовала лишь маленькая красноватая точечка от укола в районе виска.

Входя в роль моего будущего супружника, сволочь блондинистая галантно протянул мне руку и промолвил:

– Ну что, мисс Лирой, вы готовы?

– Да, мистер Дранго – в тон ему ответила я. Нужно же и мне вживаться в образ.

И так под руку мы покинули гостиницу.

Перелет на косморобусе до Земли прошел даже приятно. Всех пассажиров сразу же после старта погрузили в анабиоз и проснулись мы уже при заходе на орбиту Земли. Стоит ли говорить о том, что вторичное знакомство с голубой планетой разительно отличалось от первого посещения. Тогда нас группами встречали волонтеры, раздавали всем пропуска и оптом запихивали в автобусы на гравиподушке. А позже – расселение в тесных и душных номерах какой-то гостиницы.

К пассажирам VIP-класса было совершенно иное отношение. А я еще недоумевала, зачем Браен заплатил втридорога за такие места? Могли спокойно бы долететь экономом. Лишь сейчас поняла, почему блондин не поскупился. Нас встречал отдельный просторный аэрокар, с кондиционером. В условиях невыносимой жары (привычка строителей располагать космопорты поближе к экватору была неискоренима, хотя техническое оснащение кораблей уже давно не зависело от центробежной силы Кориолиса) этот передвижной оазис казался спасением.

– Ну что, готова испытать наши отношения на прочность? – Шутливо спросил Браен, как только мы расположились в машине.

На мой недоуменный взгляд веселящийся паразит пояснил:

– К знакомству с потенциальными родственниками, я имел в виду.

– Угу, вот только транквилизаторами запасусь. На всякий случай.

Блондинистый упырь понимающе хмыкнул и со знанием дела посоветовал:

– Не поможет. Бери сразу лом. Оно вернее будет.

Как впоследствии оказалось, его совет не был шуткой.

Глава 8 Драгоценное свекровище

Когда-нибудь сожгу я все мосты Не обличая гневною тирадой, Как шелест вереска, как отблески луны… Не буду ни обузой, ни наградой В душе я – ведьма, мой удел – одной Пройти по жизни, зная это… Не буду спутницей, не буду и женой Мой дом – дороги, что уходят к свету

Опыта знакомства с потенциальными свекровями и свекрами у меня пока не было, но как-то по-другому, если честно, я представляла себе этот процесс. А начиналось все почти нормально.

После того, как мы с Браеном вышли из аэрокара и поднялись на лифте в квартиру, расположенную на пятисотом этаже и конкурирующую по площади с маленькой пустыней (впрочем, и настолько же заселенную), меня не покидало странное ощущение абсурдности происходящего. Единственным условно-живым организмом в этом мире абиогенной массы, по ошибке именуемой домом, оказался дворецкий. Хотя искин по моему личному мнению и то более человечное и дружелюбное существо. Мажордом же и возвестил о том, что леди Дранго и мистер Дранго прибудут к ужину.

И вот мы все собрались за столом. Тихий домашний ужин в кругу семьи вызывал прочную ассоциацию с серпентарием, где я была единственной мышью, причем даже не сильно упитанной, но вызывавший все же умеренный гастрономический интерес у местной фауны. Ехидная блондинистая зараза сидела рядом и чему-то ухмылялась.

– Родители, сестренка, я собрал вас здесь, чтобы представить мою невесту – Терилин.

Новое имя непривычно резануло по ушам. Конечно, Браен перед отлетом с Чубыся выдал мне новый браслет и идентификационный чип. Согласно новым данным я теперь Терилин Мираковски, студентка Вилернского университета искусств.

Заявление блондина вызвало эффект полного штиля и даже воздух обеденного зала как будто помертвел. Умеренный интерес вероятной родни прогрессировал, медленно подходя к отметке «всепоглощающий». Первой не выдержала потенциальная свекровище.

– Ты серьезно?

– Да, дорогая… мама, абсолютно.

Мне одной показалось, что перед «мамой» Браен запнулся, как перед деликатесной тарелкой с червями, которую вождь пигмеев водрузил перед почтенным гостем? Не съесть нельзя – племя обидится. Только у кого бы энтузиазма занять для сего процесса? Меж тем Линара Дранго продолжила, как будто меня тут и не было:

– Браен, а ты уверен в выборе? Эта, как ты сказал – Терилин – она ведь не из…

Потенциальная свекровушка не договорила, но тем отчетливее чувствовалось послевкусие подтекста, явно отдававшее душком.

– Да, она обычная девушка, не дочь банкира, не племянница политика, не внучка уранового магната и это – мой выбор.

Блондин был внешне спокоен, но по тому, как на долю секунды дернулся уголок его рта, стало понятно – он того и гляди закипит.

Поэтому, нацепив самую любезную и глупую улыбку я обратилась к Дранго-старшему.

– А ваше мнение на мой счет?

Армир разглядывал меня пристально и долго, прежде чем ответить.

– Что вы наглая и глупая выскочка, каким-то чудом охомутавшая Браена. У меня были другие планы на него. Скажу прямо, я видел рядом с ним дочь генерала армии Союза. Этот брак был бы верным политическим ходом, так что, милочка, в роли невесты вы долго не задержитесь.

Все интереснее и чудесатее – похоже, напарник не знал о брачных перспективах, что озвучил сейчас папенька. И ведь что интересно, когда Дранго-старший говорил, он не разу не назвал Браена сыном. Похоже, что ребенок у такого, как Армир, ассоциируется лишь выгодной сделкой и отцовскими чувствами тут не пахнет. Ну и семейка. Но каков привет, так и ответим.

– Конечно, не задержусь – трепыхание ресницами и перевожу взгляд на живот, который специально посильнее выпятила – свадьба ведь совсем скоро, а наша тройня должна появляться в законном браке, так сказал Браен.

И нежно погладила старательно выпячиваемую плоскость.

Линара, которая в этот момент пыталась что-то проглотить, поперхнулась и закашлялась. Странно было видеть эту холеную, унизанную украшениями, словно столб объявлений рекламными афишами, даму с надменными чертами лица в растерянности.

Айсбергообразный седовласый и одутловатый Армир тоже не излучал энтузиазма по поводу услышанного.

В тишине отчетливо послышались одинокие удары в ладоши. Заговорила молчавшая до этого молодая женщина.

– Браво, Браен! А я все гадала, кого же осчастливит предложением руки, сердца и прочего ливера мой милый братик?

– Не начинай, Рижур. – Блондин слегка скривился.

– А что, мне малышка нравиться. Хотя бы тем, что она единственная из всей череды твоих постельных воздыхательниц, кто сумел припереть неуловимого Браена к стенке. Надеюсь, сможет довести и до алтаря. Брачная татуировка тебе пойдет – закончила с лукавой улыбкой эта рыжая ехидна.

Похоже, извечная проблема отцов и детей, с которой я была знакома лишь понаслышке, в этой семье разрослась до гиперболических размеров. Хотя… с такими родителями это скорее закономерный результат.

От обрисованных сестренкой перспектив, блондин тихо скрипнул зубами, но внешне был невозмутим и даже счастлив. Он нежно накрыл мою руку своей.

Глянула на него невинными глазами и прощебетала тихо, но так, чтобы не дай Бог, никто не пропустил мимо ушей важную информацию:

– Любимый… – Браен аж чуть не поперхнулся от количества меда в голосе, тем самым испортив впечатление – ты не сказал главного – наша свадьба через месяц.

После этого заявления свекровище все же прорвало.

Невнятные угрозы в мой адрес перемежались с заверениями в материнской любви упреками в черствости сына, а истеричные нотки придавали спектаклю особую пикантность.

Впрочем, что Браен, что Рижур смотрели на этот фарс с едва скрываемой зевотой.

– Мама, ты закончила? – невозмутимо спросил Браен.

Родительница ничего не ответила, опустившись на стул.

– Тогда мы пошли – и протянул мне руку.

Ничего не оставалось, как последовать за «женихом».

Рижур тоже поднялась с места со словами:

– Мне тоже пора. Пока-пока – и стремительно упорхнула из столовой.

Как только мы вышли из обеденного зала и оказались в коридоре, вся холодность скатилась с Браена ушатом воды. Блондинистый паразит зловеще зашипел:

– Тройня, говоришь…

Его обходной маневр мне совсем не понравился, и не успела я пискнуть как была подхвачена на руки и наглым образом перекинута через плечо.

– Куда ты меня тащишь? – тихо (чтобы не услышали в столовой) запротестовала я.

– Как это куда? Ты же сама сказала – ждем тройню, а тройни нет. Непорядок. Нужно срочно исправлять, поэтому сейчас мы направляемся в НАШУ спальню – улучшать демографическую ситуацию.

Свешиваясь вниз головой с плеча Браена, мне открывался перспективный вид на пол, а нос упирался в поясницу специфического транспортного средства, именуемого мужик обыкновенный, подвид злой.

Попытка вести дипломатические переговоры головой вниз не увенчалась успехом. Ответом на все мои увещевания было недовольное порыкивание. Переход к активным действиям, как то попытки вырваться и удары по спине и ягодицам (надеюсь, синяки останутся надолго) успеха так же не возымели.

Наконец Браен донес меня до очередной двери, пинком распахнул ее и, пройдя еще немного по пушистому ковру, скинул на кровать.

Попыталась сесть, но тут же была опрокинута обратно. После чего этот гад самоуверенный закрыл двери и принялся лениво расстегивать на себе рубашку.

– Ты в своем уме? – попыталась я еще раз достучаться до блондина.

На что тот сально улыбнулся и обманчиво-ласково произнес:

– А ты? Заявить о дате свадьбы при Риж. Да я готов поспорить, что она уже дает интервью! Через час все таблоиды будут пестреть сообщением о моей скорой женитьбе. Одно дело, что у меня появилась невеста, с которой можно повстречаться неопределённое время и разбежаться, а другое – почти жена и беременная! А сестренка позаботится о том, чтобы эти пикантные обстоятельства узнали все.

Не на шутку разошелся Браен, забыв даже о своих первоначальных намерениях. Я поддержала порыв так удачно проснувшейся эпизодической амнезии и с энтузиазмом продолжила:

– А зачем ей это?

– Назло родителям. Как она увидела, что драгоценные биологические доноры спермы и яйцеклетки против… Теперь назло им сделает все, чтобы свадьба состоялась.

Вот влипла! Причем по собственной дурости…

Тем временем Браен начал вспоминать о цели визита в обитель морфея. Он приблизился ко мне. Я почувствовала, как его дыхание участилось, зрачок начал медленно расширяться, заполняя чернотой радужку цвета предгрозового неба, и рука потянулась к моей блузке. Вторая хватательная конечность тоже времени зря не теряла и я почувствовала, как меня нежно, но настойчиво обнимают за талию, при этом умудряясь еще и рисовать пальцами затейливый узор на пояснице. Нежный поцелуй в ключицу, легкие, почти невесомые касания шеи и ласковый, сначала почти неощутимый и все более страстный поцелуй. Браен целовался, дразнил своим языком мой, но постепенно натиск стал все решительнее, руки блуждали уже по всей спине, а блузка распахнулась, сдав последний бастион текстильной обороны. Браен приподнялся на локте, с упоением продолжая целовать, но уже о нарочитой мягкости не было и речи. Нежность ласк сменилась жадным, неистовым, страстным, сокрушительным шквалом. А я… отвечала ему тем же, словно нас обоих в мгновенье накрыло лавиной, и даже не заметила, как оказалось уже лежащей на спине. Вернуло к реальности лишь ощущение тяжести его сильного и уже весьма разгоряченного тела, о чем свидетельствовало красноречиво упирающееся мне в живот то, чем, собственно, Браен и собирался улучшить демографическую обстановку.

Тут и накатило и осознание происходящего. И если первую реакцию, а скорее отсутствие оной, на активные действия блондина можно списать на эффект неожиданности, то последующего поведения я от себя никак не ожидала. Вторая мысль была о том, что Браен хоть и паразит, но вызывающий восхищение паразит. Это какой профессионализм в горизонтальных отношениях надо иметь, чтобы за пару минут довести задуманное если не до логического конца, то до капитуляции! Почувствовав перемену настроения, Дранго вскинул голову и внимательно на меня посмотрел. Из затуманенного взгляда уходила страсть, сменяясь вниманием и проницательностью.

– Что не так? – бархатный, с придыханием голос обволакивал. Его губы вновь начали неспешную ласку, и язык уже щекотал мочку уха.

Срочно переключить внимание! Иначе это все очень быстро осуществится в задуманное Браеном ключе. Как он там родителей своих назвал?

– А отношения у вас в семье всегда такие «теплые»? – произнесла первое, что пришло на ум.

Браен резко отстранился и внимательно поглядел на меня. Похоже, что семья для него – больная тема. Значит, будем бить именно по этому месту. Жестоко. Зато действенно.

– Это мне сегодня так повезло, или у тебя родители всегда такие заботливые и милые, как впрочем, и сестренка?

Блондин вдруг резко встал, застегнул ремень на брюках и натянул висящую на спинке стула футболку. И когда только этот ушлый пройдоха успел снять свою рубашку, что валялась у изножья кровати, – убей не помню. Своего я добилась. Соблазнять меня блондин перестал, но почему на душе так гадко? А Браен тем временем отвернулся от меня, намереваясь выйти из спальни. Его спина была неестественно-прямой. Захотелось подойти, прислониться щекой, обнять, чтобы исчезли эти скованность и напряжение.

– Извини – вышло даже как-то жалко, но потом накатило чувство обиды. – Но ты сам виноват. Незачем было набрасываться на меня!

Вдруг Блондин стремительно повернулся обратно и едко заметил.

– Ты не была особо против, как я заметил.

– Ладно, ничья. – Я примирительно подняла руки вверх, не подумав к чему это приведет. От моего жеста края блузки распахнулись, обнажив грудь, слегка прикрытую полоской кружева, по ошибке именуемой бюстгальтером. Браен тут же повел себя как типичный самец – пристально начал изучать открывшиеся его взору чепчики для близнецов (третьего размера, кстати), а точнее их содержимое. Это заставило побыстрее запахнуться. Реакцией на сей маневр стала похабная ухмылка блондина, которая масляной кляксой на воде расползлась по его лицу.

– Давай тогда договоримся, – предложила я, внимательно глядя на блондина. – Я не затрагиваю тему ваших внутрисемейных взаимоотношений, ты удовлетворяешь свой эротический интерес подальше от меня. Договорились?

– Нет, – обезоруживающе честно ответил этот ушлый поганец – напоминание про семейный паноптикум я как-нибудь переживу, так что и не надейся, что во второй раз это сработает. Но я готов подождать, пока ты сама меня не захочешь. И даже приставать не буду, специально – последнее слово он так выделил, что в нем угадывался даже не двойной, а тройной смысл.

Забегая вперед, скажу, что, верный своему слову, попыток затащить меня в кровать Браен, к его чести, больше не предпринимал. А пока, медленно остывая, он начал намечать границы задницы, в которую мы по моей неосторожности угодили. Причем сделал это весьма эффектно: щелкнул пару раз по сенсору, включая поляризационный экран. Полистав каналы остановился на «СС – светском сплетнике». Каково было мое удивление, когда на экране я увидела Риж, которая лучилась обаянием и весело щебетала с ведущим.

– И когда состоится официальное представление вашей будущей невестки светскому обществу? – заинтересованно вопрошал ведущий ток-шоу.

Блондинка кокетливо стрельнула глазками в бок от камеры и игриво промурлыкала.

– Думаю, в ближайшее время, ведь на седьмое декабря у брата с его невестой назначена свадьба. Вся наша семья была безумно этому рада и очарована избранницей моего братишки.

Ну Рижур, врет так, что Станиславский обзавидуется!

– А почему так скоро – уже через месяц? – задал следующий провокационный вопрос шоумен.

Риж не подкачала, расцветая и сверкая своей улыбкой почище сценических софитов.

– Ну, молодые ждут прибавления, квартет карапузов…

Окончание реплики я не услышала, поскольку Браен со стоном выключил экран, опускаясь на кровать. Я уже успела привести себя в порядок, и теперь озадачено смотрела на стену, где минуту назад была панорама студии «СС». В голове была куча вопросов, но задала я на удивление глупый.

– А почему у нас уже четыре ребенка?

Блондин устало запустил руку в волосы и выдохнул:

– Потому что это Риж. Не удивлюсь, если завтра ты будешь ждать пятерых. И если на растущее число наследников можно закрыть глаза, то новость о скорой свадьбе так просто не замнешь.

В этом он прав – давать задний ход уже бесполезно. От дознавателей Браен сумел меня вытащить только прикрывшись влюбленностью и тем, что мне должны стереть память. Если он откажется сейчас от женитьбы на той, ради которой пожертвовал блестящей карьерой, это будет крайне подозрительно.

Так ни о чем и не договорились. Блондин поднялся со своего места и в дверях бросил:

– Вернусь утром.

И ушел. Только оставшись одна, я поняла, насколько устала и решила немного отдохнуть перед тем, как выйти на поле боя (в смысле в коридор, где есть вероятность столкновения с представителями семейства человекоподобных рептилий рода Дранго). Тем более некому возражать против того, что я тут полежу пол часика, ведь этого шустрого паразита не будет. Последняя мысль неприятно кольнула, но я загнала ее подальше. Какое мне дело, где этот ушлый блондин проводит ночи? Незаметно для себя задремала.

Утро началось рано, часа эдак в три ночи, и с приятного баритона, который весьма нелицеприятно матюгался… Впрочем, когда Браен (а практиковался в языковых конструкциях именно он) понял, что его кровать прочно оккупирована мной, начал шипеть на пару тонов ниже, но не менее душевно. Первый порыв был высказать все, что думаю о таких побудках и одном конкретном будильнике в частности, но, когда поняла причину чертыханий женишка, еле удержалась от хохота.

Из комментариев Дранго стало понятно, что он решил расслабиться в каком-нибудь баре с приятелями и подцепить себе девочку на одну ночь. Но сначала друзья-стервятники засыпали вопросами о невесте, потом знакомые крошки послали куда подальше: кто лично оплеухой, кто ограничился едким сообщением, а затем налетели репортеры, так что пришлось ему, бедному, в срочном порядке уносить ноги. Вот он их и унес подальше от журналюг и поближе к дому. И кипел по этой причине праведным гневом.

Я посчитала за лучшее не тянуть атом за протоны и на манер приснопамятной лисы, подкарауливающей ворон, притворится горжеткой: ничего не вижу, ничего не слышу, сплю и вообще дохлая. Браен еще поворчал, потом лег, повозился еще на кровати и отрубился. Эх, похоже, нелегкое это дело, убегать от популярности и славы. Ко мне, вопреки ожиданиям, сон тоже вернулся быстро.

Сигнал интерфона пару часов спустя заставил нехотя разлепить веки. С левой стороны было жарко, душно и тяжело, с правой – холодно. Причина моего состояния лежала рядом, сонно улыбалась, по-хозяйски закинув на меня ногу и обвив талию рукой. Одеяло обнаружилось за Браеном. Ночью он стянул все на себя, а потом и задвинул в угол кровати. Впрочем, когда паразит блондинистый осознал, что это его вызывают, мгновенно подобрался, и, перекатившись через меня со словами «прости, крошка», схватил браслет. Прочитав сообщение и даже не взглянув на кровать, бросил:

– Малыш, надеюсь, тебе понравилось ночью, но сейчас извини – меня срочно вызывают на службу, я тебе перезвоню.

Слегка оторопела от такого заявления. «Понравилось?» – это он про перетягивание одеяла, что ли? Если про это – то нет, спать с полуприкрытым боком мягко говоря, прохладно, поэтому честно заявила:

– Ни капельки не понравилось. Было холодно и неудобно.

Такого ответа женишок не ожидал, поскольку чуть медленнее повернулся и уставился на меня, выдав:

– Прости, я со сна подумал, что ты очередная красотка, с которой провел бурную ночь и не пом…

Закончить оправдательную речь я ему не дала.

– Ах ты кобель!

Не знаю, что на меня нашло, но поступила я в лучших традициях обманутой невесты, в разгар веселья заявившейся на мальчишник и узревшей будущего экс-жениха с полуголой кралей на коленях. В Браена полетела подушка, затем вторая и я начала подбираться к весьма увесистому мультибуку, лежавшему на прикроватной тумбе. Блондин слегка опешил от натиска.

– Я не то хотел сказать… – Начал он, укрываясь за дверцей, потому как снаряды я метала прицельно и выбирала что потяжелее и поострее. Поняв, что тактика убеждения бесполезна, этот хитрый гад просто перевел разговор на насущное – меня срочно вызвали на базу. Не знаю, когда вернусь. Вы с моей мамой пока займётесь подготовкой к свадьбе.

Последнее предложение было произнесено с изрядной долей злорадства и подействовало не хуже струи холодной воды из пожарного брандспойта. Руки сразу опустились. Тем временем Браен выбрался из своего убежища. Уже переодевшийся и свежий.

– Я пошел – гад блондинистый широко улыбался.

– Подожди. Можно вопрос? – все-таки любопытство – неискоренимая черта дочерей Евы. – Зачем тебе эта свадьба? Я, конечно, понимаю, конспирация и все-такое, но можно же все как-то… ведь для мужчин терять свободу …

Я не договорила, но Браен понял все и так, став на мгновение театрально-серьезным.

– А я ничего и не теряю. Теперь будет поутру повод сказать «извини, но я женат и хотя не люблю эту грымзу, но ради детей не брошу», да и желающих окольцевать значительно поубавится. К тому же это хорошая контрмера против политики отца, желающего породниться с какой-нибудь респектабельной семейкой. Так что я не в накладе, малышка. – И подмигнув, эта сволочь скрылась за дверью.

Чаяния, что в столовой к тому моменту, когда я спущусь завтракать, никого не будет, не оправдались. Мадам Дранго гордо восседала на своем импровизированном троне, царственным жестом размазывая масло по тосту. Натуральное масло, не гидрированные жиры, кстати. Это чувствовалось и по запаху и по цвету. Дорогое удовольствие с учетом того, что на Земле большинство продуктов производят путем биосинтеза.

– Милочка, вы опаздываете.

Ее «милочка» и то, каким тоном это было сказано, наводили на мысли о ледниковом периоде, том самом, когда вымерли мамонты. Закралось смутное подозрение, что эти пушистые гиганты исчезли не без помощи вот таких вот ходячих криогенераторов. Меж тем Линара пристально меня изучала, а я ее. Высокая, сухопарая блондинка с водянистыми, но цепким взглядом и решительными чертами лица. Идеально уложенная корона волос и подчеркнуто-строгое платье цвета индиго. И я в линялых джинсах и футболке.

– Знала, что у Браена отвратительный вкус, но не думала, что настолько – вынесла вердикт будущая свекровь.

– Гены пальцем не раздавишь… есть в кого значит – я многозначительно поглядела на Линару и вернула комплемент, присаживаясь за стол.

Блондинка лишь поджала губы.

– Так или иначе, но тебя нужно представить обществу – судя по всему, даже гипотетически эта процедура ей была крайне неприятна – и я не могу позволить, чтобы имя Дранго было связано с такой оборванкой как ты. Усвой, деточка, несмотря на то, что Браен уперся и ни в какую не хочет опровергать известие о вашей помолвке, я приложу все усилия, чтобы этот брак как можно скорее распался.

Ну да, ну да… скандалов быть не должно, как-никак сейчас выборы в конгресс и пикантная шумиха вокруг семьи Дранго нежелательна. Понимаем, используем. Похоже, что я слишком уж злорадно улыбнулась, поскольку свекровище удивленно вскинула бровь.

– Без глупостей, деточка, я тебя раздавлю, как клопа.

– Конечно, раздавите, – покладисто согласилась я – но потом долго отмываться придеться, поскольку клопы имеют свойство сильно вонять после попытки на них надавить.

Посчитав, что обмен любезностями окончен, я хотела уже встать из-за стола, когда Линара произнесла:

– Сядь, пожалуйста, нам нужно поговорить. Я постараюсь обойтись без оскорблений.

Интересное начало.

– Нужно составить тебе легенду, такую, чтобы журналисты не подкопались. Кто ты, откуда, чем занимаешься, как познакомились с сыном. Расскажи о себе. – Требовательно закончила миссис Дранго.

А вот над этим времени хорошенько подумать не было. Обговорить с Браеном детали нашего «знакомства» и прочий мифический «бред для толпы» мы не успели. Пришлось импровизировать.

– Я с родителями на аэрокаре попала в аварию. Они погибли, а я потеряла память – начала я вдохновенно. Мы с Браеном познакомились до аварии и после того, как это случилось, он забрал меня из госпиталя – я попыталась выжать слезу. Слеза выползать из уголка глаза категорически не желала, утверждая, что ей и так неплохо. Пришлось незаметно чувствительно себя ущипнуть. Только после этого на моей щеке одиноко заблестела капелька влаги. Надеюсь, гримаса, с которой я насиловала свой организм на предмет слезной жидкости, могла сойти за скорбное выражение.

Миссис Дранго в этот момент отвлеклась на подошедшего к нам слугу, поэтому увидела лишь результаты моих усилий. Впечатлилась, и потому следующий вопрос был задан менее категоричным тоном.

– А что вы помните?

– Ничего – сейчас я попыталась смущенно улыбнуться и невинно похлопать ресницами. Перестаралась, судя по скривившемуся лицу визави. Поспешила исправить ситуацию, добавив, – согласно данным идентификационного чипа, я студентка Вилернского университета искусств, отделение хореографии, первый курс.

Линара вальяжно улыбнулась.

– Ну тогда понятно, где он мог тебя подцепить, – Браен всегда был неравнодушен к танцовщицам, что ж, хотя бы выбрал не первую попавшуюся девку в ночном клубе, а профессионалку.

И при этом так двусмысленно усмехнулась, что захотелось вылить ей свой чай на голову. А мегера меж тем продолжала:

– Переоденься и приведи себя в порядок. После обеда вместе с Рупертом – она кивнула на слугу – пойдешь по магазинам. Нужно будет тебя приодеть и привести в порядок. А я пока распоряжусь, чтобы подготовили список ответов на вопросы для прессы. Да, и постарайся ничего не говорить Рижур, моя дочь – светская львица. – Последние слова она буквально выплюнула и царственно добавила – Можешь идти.

В любой другой ситуации я послала бы Линару Дранго далеким пешим эротическим маршрутом, но тогда меня ждут еще большие неприятности. Поэтому будем терпеть эту реинкарнацию медузы Горгоны. Терпеть и мелко пакостить, а поскольку гадости должны совершаться вдохновенно и от души, решила отложить это благое дело на время, пока не посетит муза коварства.

Больше свекровище на меня внимания не обращала, уделив все внимание просмотру электронной прессы, поэтому, я быстро доев булочку с чаем, сочла за лучшее покинуть столовую.

Придя в свою комнату, первым делом пошла в душ. В чем-то Змеевна Дранго права – нужно привести себя в порядок, а то ни коркат-излучение, ни инъекция сыворотки правды красоте и здоровью не способствуют.

Приняв душ и напевая популярный сингл «Губки бантиком, попка с кантиком, грудки гоп-ца-ца гоп-ца-ца», пританцовывая, на цыпочках вышла из ванной. Во время очередного па плохо закрепленное полотенце упало, я наклонилась его поднять и тут заметила, что в комнате не одна. В центре ковра стоял надзиратель, нянька и сопровождающий – он же Руперт – со стопкой полихлоридных листов в руках. Седовласый и подтянутый мужчина, который в столовой мог стать эталоном иллийской сдержанности, сейчас явно был далек от невозмутимости. В широко распахнутых глазах удивление, вызванное моим фееричным появлением, уступило место интересу. Женскому самолюбию приятно, когда мужчина смотрит на тебя во все глаза, но я предпочла бы при этом быть хотя бы прикрытой, а лучше одетой. Подхватила столь не вовремя слетевшую с меня махровую тогу, и обмоталась поплотнее. Руперт все еще стоял в stop-режиме:

– Сплюньте. – Надо же как-то налаживать диалог с этим соляным столбом?

– Простите, что? – слуга наконец-то отмер.

– Сплюньте. Вы смотрели на меня как на стоматолога – глаза выпучены, рот открыт. Вот поэтому и говорю подходящую вашему состоянию фразу.

Я слегка преувеличила. Рот у Руперта практически не был открыт. Гланды так и не видны… почти. Абсурдность диалога пошла ситуации только на пользу. Мужчина наконец клацнул челюстью и, кашлянув, протянул мне стопку полимерной бумаги, которая пришла на смену целлюлозе после того, как деревья на Земле остались только в заповедниках. Бегло глянув на содержимое, отметила оперативность секретаря или кто там составлял для меня ответы по приказу Линары. Что удивило – ответы были развернутые и некоторые даже не шаблонные. Взгляд выхватывал фразы «После аварии я месяц лежала в госпитале в Бантару – проходила курс реабилитации. Ко мне приехал Браен. Она меня очень поддержал морально. Мы много разговаривали о ситуации, о том, какова жизнь и что мне делать дальше…» или «Мы познакомились на отчетном концерте университета искусств Вилерны…» или «Предложение Браена стало полной неожиданностью для меня…». Как красиво и обтекаемо, особенно про знакомство: танцы в ночном клубе превратились в отчетный концерт. Усмехнулась. Тем временем Руперт старательно изображал колонну, повернувшись ко мне спиной. Похоже, я углубилась в чтение.

– Простите. Вы не могли бы выйти. – Постаралась быть вежливой хотя бы сейчас.

– Конечно. Пожалуйста, переоденьтесь. Мне поручено сопроводить Вас в салон и в магазин одежды.

Ну да, ну да. Говорите точнее – отконвоировать. Но не будем цепляться к словам. Скинув полотенце, быстро влезла в джинсы и футболку и, пару раз проведя расческой по волосам, взвыла от боли. Шевелюра оказалась еще влажной, спутанной и коварной, захватив в плен несколько зубьев расчески. Наскоро выловив дезертиров из копны, плюнула на марафет и руками пригладила пряди. Скрутила пучок на затылке, закрепив его парой шпилек. Когда вышла из комнаты, обнаружила вновь раздражающе-невозмутимого Руперта, ожидающего у двери. Что ж, день обещает быть не из легких.

Как ни странно, мои прогнозы не оправдались. В салоне оказались в меру назойливые и поэтому даже милые девушки, сумевшие привести меня в божеский вид, а в магазине одежды трехмерный сканер, считавший все параметры, избавил от необходимости примерки, выводя мою голографическую проекцию понравившейся Руперту (мне выбор нарядов не доверили!) одежды. К слову, вкус у мужчины был, что не могло не радовать. Поэтому в дом я вернулась если не довольная прожитым днем, то хотя бы не злая.

Впрочем, настроение упало ниже планки «если свое ни к черту, испорти его и остальным!», как только увидела Амира Драного. Вероятного родственничка при взгляде на меня так перекосило, что я даже слегка обрадовалась тому факту, что наши чувства друг к другу взаимны. Будущий свёкр ни проронил ни слова. Лишь поджал губы, словно был барышней, которой только что напомнили о ее участии в пьяным дебоше на встрече выпускниц Института Благородных девиц. Подумаешь, не больно то и хотелось общаться! Задрав нос повыше и скопировав мину вселенского презрения, прошествовала мимо потенциального родственничка к себе в комнату.

До ужина оставалась пару часов, которые я, по словам Руперта, должна была потратить на чтение и заучивание приготовленных ответов для прессы. Вот только мадам Дранго не учла особенностей памяти будущей невестки. Утром, бегло проглядев принесенный Рупертом бред и запомнив сочиненную легенду, возвращаться к данному опусу не видела смысла. Потому решила просто поваляться на кровати и попытаться проанализировать все, что узнала в ОБДИНе.

Если исходить из записей, получается, что в научных исследованиях отца было двойное дно. Официально его группа занималась исследованием пространственных проколов и коркат-излучения в них. Искали максимально эффективный способ прохождения через воронку малых судов, в основном штурмовиков, и даже нашли кое-что. Вывели уравнение. Но была и другая сторона научной деятельности, никак не связанная с официальной версией.

Созданием киборгов занимались более трехсот лет – эти универсальные биомашины с кучей наноимплантов, которыми были нашпигованы колючками не хуже, чем жопа, севшая на селекционную делянку с кактусами. Благодаря этим имплантам, ускоряющим, активирующим, запускающим и т. д. (нужное подчеркнуть) кучу физиологических процессов в разы быстрее, чем у нормального homo sapiens, эти компьютеры на ножках могли выполнять сверхсложные задачи. Это были и универсальные солдаты, и трехжильные работники на рудниках, и игрушки для утех богатых, покорные воле человека. Но у всех у них была одна проблема – гарантийный срок таких живых машин был невелик – лет пять-восемь от силы. А все потому, что постепенно наноимпланты начинали отторгаться иммунной системой «живой оболочки», как разработчики называли тело, в которое внедряли механику.

Движение гуманистов ратовало за отмену использования труда киборгов, наверное, даже раньше, чем с конвейера сошел этот самый первый киборг, утверждая, что мозг биороботов способен к самосознанию (и как они это определили, интересно?). Но как-то по-дурацки они это делали, если честно. Ежемесячные демонстрации были любимой формой досуга этой группы фанатиков и головной болью для жителей ближних кварталов, выслушивающих вопли о человечности в техногенном мире с утра пораньше в единственный выходной. Как закономерный итог, горожане, имевшие сомнительное удовольствие внимать этим немелодичным ариям, зачастую осыпали вокалистов цветами в увесистых горшках (ради такого дела не жалея дорогие реликты, например, герань, бегонию, крапиву). Некоторые неленивые и что потяжелее запускали в полет. Стражи порядка в этот процесс не вмешивались. Они тоже люди, им тоже ничто человеческое, в том числе и злорадное удовлетворение (от вида гортензии на макушке у очередного крикуна), не чуждо. Иногда закрадывалось подозрение, что союз даже поощряет действия этих чудиков, чтобы было на кого отвлечь общественность, если затевалось что-то серьезное.

И хотя антикиборгники рьяно выступали за прекращение «техногенезации природы человека», как они сами утверждали, исследования в области усовершенствования биомашин велись не одну сотню лет и не прекращаясь по сей день. Отец так же работал над одним из таких усовершенствований – создавал сыворотку, подавляющую иммунный ответ на наноимпланты.

Из дневника отца выходило, что сто сорок лет назад его предшественник Тенмар Кримко, ученый, чье имя так и осталось известным лишь узкому кругу лиц, пробовал более кардинальный подход – внедрить ген, который бы контролировал приживаемость наноимплантов во всех органах и системах. В теории все выглядело идеально, на практике лабораторные образцы также оправдали все ожидания. Но при серийном производстве произошел сбой. То ли морганидами ошиблись, то ли стоп-кадон в ДНК какой не учли. Так или иначе, появилась серийная партия мутантов, численностью три тысячи особей обоего полу, которой планово начали внедрять обобщенную программу инициации с полной социальной подтекстурой. Предполагалось, что эта аналоговая программа снабдит киборгов всеми необходимыми навыками. Но на выходе получилось все иначе: боевые машины (данная партия была предназначена для военных целей), вполне себе мыслящие и агрессивно настроенные против использования их в качестве «живых оболочек».

А дальше – повесть не о научном светоче мысли, а о кровавой бойне, в результате которой неподконтрольная группа мутантов сбежала. Как им это удалось, отец не описал. Но результат эксперимента сейчас известен многим под именем «мирийцы». Хотя для общественности, разумеется, была озвучена отредактированная версия появления во вражеском стане этой весьма агрессивной и опасной расы. Официально, мирийцы – древний и малочисленный вид, обитающий на задворках космоса и совершающий варварские набеги на планеты Союза.

Из дневника отца я поняла еще и то, что он догадывался: нападения мирийцев – не хаотичны, а преследуют весьма четкую цель – уничтожение научных баз, занимающихся исследованиями в области генома и создания киборгов. Что в свою очередь навело на мысль о том, что не так уж далеки эти задворки космоса, раз мутанты осведомлены о расположении правительственных лабораторий. И хотя в дневнике об этом упоминалось лишь вскользь, папа предполагал, что научная база, где он работал – одна из ближайших целей для атаки. И подготовился, как мог.

Сейчас я понимала, что у ученых, работающих в секретных правительственных лабораториях, только два выхода – горизонтально в белых тапочках и с почестями или вертикально с дыркой в голове. Поэтому отец и создал хран в ОБДИНе, поэтому и подготовил три порта для меня. Без них меня, не задумываясь, определили бы в рабочие: сирота без особых на первый взгляд данных, кому такая нужна? Папа сделал все, что мог в его положении – спас дочь и попытался если не раскрыть правду, то хотя бы ее сохранить. И сейчас у меня появилась цель – довести начатое отцом до конца. Хотя, что именно и как сделать, представляю пока лишь в общих чертах.

Из размышлений вырвало тихое шипение отъехавшей в сторону двери, и в комнату вошел Браен.

– Ну что, ты готова поразить галактическую прессу официальным подтверждением нашей помолвки? – невеселая усмешка блондина лучше всяких слов выражала его отношение к ситуации. И хотя одет он был в парадный китель и подчеркнуто-торжественен, я кожей чувствовала исходящую от него усталость от всей этой кутерьмы. Похоже, Браен уже не один раз пожалел о своем решении помочь напарнице.

Спустя два часа я тихо проклинала все и вся. Правда, пока только про себя. Приклеенная улыбка сводила скулы, грозя вот-вот превратиться в нервный тик. От света софитов, вспышек камер и треска голоаппаратов болела голова. Рядом весело щебетала в микрофон свекровище. Ее чириканье ассоциировалось с побудкой в шесть утра, потому как ощущения были сходные – и то и другое вызывало лишь одно желание – убивать. В общем, были идеальные условия, чтобы я медленно и целенаправленно зверела. Браен тоже был далек от нирваны, как дознаватель от святого угодника, но держался не в пример лучше, заботливо приобнимая меня за талию и улыбаясь стервятникам-папарацци. Пресс-конференция по поводу нашей скорой свадьбы подходила к концу, и журналюги, казалось бы задали все возможные и невозможные вопросы. Линара светилась счастьем от возможности принять меня в лоно семьи Дранго (Станиславский и Немирович-Данченко прослезились бы такому актерскому таланту), но то, что спросила еще совсем молоденькая, но уже акула пера, выбило из колеи своей обыденностью:

– А где вы планируете провести медовый месяц? – упс, вот этого составитель ответов для меня не учел, а я поняла, что это мой шанс.

– На Танэкте, – лучезарно улыбаясь, так что улыбка имела все шансы заклинить в режиме «оскал» на несколько часов, проворковала я.

Браен, не успевший меня опередить, дрогнул, свекровище недовольно сощурилось и лишь Дранго-старший не шелохнулся. Сейчас он как никогда напоминал мне взяточника-политика, что на ура принимает антикоррупционный закон, потому как уже нашел способ этот закон обходить. Хотя, может, эта непрошибаемая мина – просто фикция?

Все дело в том, что с правительством Танэкта хотя и были условно-дружественные отношения, но по факту эта планета могла послать в долгий пеший поход весь Союз, ни капли не заботясь о последствиях. Причина тому была одна, но весьма существенная – армия. Ибо правительство планеты чтило древнюю мудрость «Хочешь мира, готовься к войне». Посему решение провести медовый месяц если не на вражественной, то на «политически некорректной» территории было для общественности весьма неожиданным.

Поток вопросов к тому времени почти иссяк, но мой короткий ответ вызвал новый шквал, разбираться с которым я предложила будущим родственникам. Сама же тем временем сидела и улыбалась. На этот раз искренне, потому как испытывала некое злорадное удовольствие от попыток сгладить резонанс. Ни у Линары, ни у Армира ничего из этого толком не выходило.

Глава 9 Дружеская свадьба

Пройдя по бездорожью судеб, С лихвой испив беды вина Мы о любимых помнить будем. Воспоминанья – как луна Что светит, но увы, не греет. Но это после, а пока…живем Порой в пылу азарта, Гонясь за грезой, за мечтой, За дымкой призрачного «завтра», Не замечаем за собой Мы тех, кто рядом, кто нас ценит, Кто любит, холит и хранит, Поранить равнодушьем можем – Сильнейшую из всех обид.

Кажется, пресс-конференция, после которой Браен срочно отбыл на базу, была только вчера, а сегодня уже наступил день икс. Свадьба. Многие девушки мечтают о ней с самого детства. Рисуют в воображении подвенечный наряд и место проведения торжества, репетируют церемонию, где в качестве основных действующих лиц выступают зачастую куклы с полувыдерганой шевелюрой и роботы-солдатики. Вырастая, примеряют образ будущего мужа на своих кавалеров и вновь грезят: о букете, гостях, клятве у алтаря и брачной татуировке на правом запястье. И все в этом воображариуме идеально. Вот только никто не догадывается, что самое главное желание у многих невест под конец праздничного банкета – побыстрее покинуть торжество. Снедаемы этим самым желанием они в большинстве случаев не от страсти и жажды оказаться, наконец, в объятьях любимого.

Все гораздо прозаичнее. Чтобы ровно в полдень стоять перед алтарем в шикарном платье с идеальной прической и макияжем, надо встать в пять утра. Добавить к этому толику мандража (хотя может тем невестам, коими, в отличие от меня, движет истинное чувство, волнение не ведомо?) и кучу народа, спешащего поздравить тебя и заверить с самой кислой из улыбок, как они искренне рады. А еще фотографов и видеографов, которые просят сидеть прямо, улыбаться и весело болтать о всяких свадебных глупостях… Бррр.

И вот под ногами красная дорожка, в конце которой арка и президиум. За ней возвышается… жрец? Я ожидала увидеть стандартного для такой церемонии регистратора во фраке. А этот хламидомонадный что здесь забыл? Я даже ни к одной конфессии не принадлежу, Браен вроде тоже набожностью не отличался, поклонов земных не бил, на коврике с гвоздями не медитировал, за намазом замечен не был. Тем не менее, сочетать нас браком собирался именно этот старичок, облаченный в черную хламиду с белым воротничком. Его голову венчала чалма, из-под которой кокетливо выглядывали пейсы. Универсал, чтоб его! Коммерческое предложение «мультирелигия» – самое популярное в последнее время – на любое торжество можно пригласить, причем сей дикий религиозный коктейль поставщики услуг объяснили просто: «бог-то один, просто языки, на которых к нему обращаются, разные». И этот простой маркетинговый ход стал пусковым механизмом повального увлечения универсальными «падре». Их приглашали везде. К месту и не к месту: на похороны, свадьбы, крестины и именины, разводы, открытия выставок и даже на процесс зачатия наследника (чтобы фонарик держал, наверное). Похоже, Линара Дранго не стала отставать от веяний моды – наверняка это ее идея со священником.

Тем временем модное поветрие религиозных течений стояло перед нами, простирая руки и надрывно вопрошая о согласии вступить в брак. Благоразумно дакнув, я с блондином удостоилась замысловатого рисунка на запястьях, ознаменовавшего, что с этого мгновения мы являемся мужем и женой.

Мысленно выдохнув, я уж было вознамерилась развернуться и уйти, когда священник объявил об изменении нашего социального положения и, загадочно улыбаясь, удалился, но новоиспеченный муженек ловко сцапал меня за локоть.

– Ты куда? – прошипел он у меня над ухом. – Это еще не все.

Захотелось честно ответить: «Надоело, хочу убежать подальше отсюда», но как в бородатом анекдоте, выпалила:

– Извини, не знала, первый раз выхожу замуж. В следующий раз так быстро уходить не буду.

Пропустив мимо ушей колкость, Браен тем временем развернул меня к себе и поцеловал. Сказать, что мне не понравилось, – значит соврать. Понравилось, и еще как! У муженька тоже глаза заблестели, а синхронное учащенное дыхание было подтверждением, что мы оба слегка увлеклись. Наверное, это был самый приятный момент нашей свадьбы. Потому как все остальное – фотосессия для журналов и банкет на полторы тысячи персон – это развлечение для мазохистов, к которым, увы и ах, я не отношусь.

Именно поэтому, когда мы, валясь с ног от усталости, уже глубокой ночью добрались до спальни, то меньше всего напоминали новобрачных. Скорее уж напарников после ночной смены. Браен помог выбраться из кружевного вороха юбок и вытащить из шевелюры добрую сотню шпилек, после чего мы, не сговариваясь, завалились спать.

У кого как проходило первое брачное утро, а для меня это была лайт-версия ада. А началось все в семь часов, когда зазвенел будильник. Я попробовала открыть глаза, но они предательски закрылись. Попытка номер два: открываю глаза, а они опять закрываются. Номер три: снова открываю, а они закрываются… В общем, достойное развлечение. На моем фоне не до конца проснувшийся, но резво вскочивший Браен выглядел просто-таки героем, а когда он же, благоухающий и чисто выбритый, появился в спальне десять минут спустя, восхищение уступило место тихой ненависти – ибо его бодрый вид рождал именно это вражественное чувство.

Чертыхнувшись, встала-таки с кровати и быстро, насколько это возможно в режиме «садовая соня после зимней спячки», в котором все еще пребывала, начала собираться. Сегодня последний день «показухи», как метко обозвал весь этот свадебно-романтический фарс Браен. Новоиспеченные супруги Дранго улетают в свадебное путешествие на Танэкт.

Вновь улыбка до оскомины, фальшивые объятия и трап космолайнера. Но наконец-то люк задраен, гравитонные и стансерные движки работают на максимуме – и корабль величественно взмывает в небо.

На душе немного муторно и тревожно. Не думала, что буду так мучится угрызениями совести, но сбежать мне необходимо, как только прибудем на Танэкт. Существовать, а не жить всю оставшуюся жизнь, быть постоянно под колпаком, предать память отца ради относительно безопасного существования – может для кого-то это и равноценный обмен с совестью, но не для меня. Поэтому решено – как только высаживаемся на планету – сбегаю.

Вот только что будет с Браеном? Хотя этот уж везде вывернется. Да, он вроде как поступил благородно, вытащив меня от дознавателей, но это без учета того, что сам к ним же и отправил! Так что тут счет один-один. И все же – ощущение, что продаю доверие бывшего напарника … по кусочкам в развес.

В противовес моим мрачным мыслям новоиспеченный муженек лучился позитивом не переставая, как брусок урана.

– Наконец-то это закончилось! – Браен с чувством потянулся, аж до хруста, – можно на недельку расслабиться – мне в честь нашей свадьбы даже отпуск дали! Почаще, что ли, жениться?

Его иронично вздернутая бровь и лукавый беззаботный мальчишеский взгляд говорили о многом. Только в каюте он позволил себе сбросить маску и по-настоящему расслабиться после этого свадебного марафона. А ведь на службе все это время ему тоже не сладко приходилось – судя по тем обрывочным данным, что транслировались в новостях, было еще несколько налетов мирийцев, впрочем, их удалось успешно отбить. Как раз перед ними Браена и вызвали по тревоге. Прилетел он обратно только к свадьбе. Сейчас, глядя на его счастливое лицо, чувствовала себя предательницей. Но я так или иначе предам: либо его, либо память отца и себя. Поэтому, затолкав абсолютно ненужные сейчас угрызения совести в самый дальний угол сознания, попыталась искренне улыбнуться в ответ.

– Чем планируешь заняться на время перелета? – спросила ради того, чтобы хоть чем-то заполнить паузу. На таких рейсах, как этот, пассажиров в анабиоз не погружают и остается куча свободного времени. Это происходит потому, что во время туристических полетов у транспортной компании основная задача не «упаковать» как можно больше людей и нелюдей в один корабль и доставить побыстрее в пункт назначения, а раскрутить туристов на максимальное число платежных единиц за счет предоставления сопутствующих услуг.

– Наконец-то выспаться и нормально поесть! – обезоруживающе улыбнулся Браен.

– А как же девушки, танцы и развлечения? – поддела его.

– Да ну их… это требует столько сил и энергии, а я нынче существо ленивое и пофигистичное, так что пусть эти девушки с танцами и вином как-то без меня сами разбираются.

И в подтверждение своих слов широко зевнул. Древнейший из инстинктов, (самосохранения, в просторечии именуемый здравым смыслом, а не то, что приходит на ум многим) на этот раз взял-таки верх над тестостероном напарника и он, развалившись на кровати, сладко засопел. А я была голодная. Жутко. Утром так и не успела позавтракать. Поэтому, быстро приняв душ и переодевшись, направилась в ресторан.

– Что-нибудь взять тебе на вынос? – обратилась на всякий случай (а вдруг еще не до конца уснул?) к спине муженька. Моя забота так и осталась неоценённой – Браен уже дрых без задних ног. Ладно, захочет есть – проснется, и сам себе что-нибудь закажет в номер.

Спустившись в ресторан, обвела столики задумчивым взглядом. Зал был практически пуст – до полудня оставалось около часа, думаю, тогда-то и наметится некое оживление. Пока лишь два столика были заняты, а если посчитать полусонную здоровенную муху, присевшую на затейливо сложенную салфетку – то целых три. Интересно, и как эта двукрылая жужжалка тут оказалась? Оставив этот вопрос так и не решенным, мельком глянула на двух других пассажиров. Дородная матрона, обвешанная драгоценностями и сверкающая ими так, что новогодние елки по сравнению с ней были облупившимся и изгвазданным штакетником долгостроя, неспешно убивала третий (судя по числу тарелочек на столе) десерт. Причем делала это с настолько скучающе-недовольным видом, словно кто-то силком ее есть заставлял. Похоже, в молодости она была красавицей, но с возрастом на ее лицо вылез весь мерзопакостный характер хозяйки. За вторым столиком расположился весьма симпатичный мужчина. Уже не юнец, но еще и не в годах, подтянутый, элегантный, но не щёголь. Аристократические черты лица, темные волосы, собранные в небольшой хвост – интересный и интригующий тип.

Пройдя в самый конец, расположилась за столиком так, чтобы видеть практически весь зал, и открыла меню. Услужливый официант-эдельв был на диво расторопным: одновременно записывая на планшете называемые мною блюда передней верхней парой членистых лапок, второй парой он открыл бутылочку с водой и наполнил стакан, не переставая при этом шевелить рудиментами усиков, что можно было трактовать как улыбку. Как только я сделала заказ, эдельв слегка подпрыгнул и, приподняв кожистые надкрыльники, расправил скрывавшиеся под ними перепончатые крылья и, активно заработав последними, улетучился в прямом смысле этого слова.

Подлетая к столу, где я заметила полусонную муху, эдельв вдруг резко снизился, сцапал зазевавшуюся цекатушку лапкой и начал экспрессивно о чем-то трещать. Создалось ощущение, что он воспитывает нашкодившего котенка или ребенка. Кто их разберет. Эдельвы вообще интересная раса. Размерами не превышающие полуметра, больше всего они напоминали насекомых. Весьма разумных насекомых. По расоведению о них рассказывали вскользь: дружелюбны, обитают в основном на родной планете, но встречаются и переселенцы. Благодаря особенностям строения речевого аппарата, имеют достаточно большой звуковой диапазон, что (вкупе с превосходной памятью) позволяет эдельвам быть отличными переводчиками, не хуже полилингвов – автоматических транслитов.

Пока ожидала заказ, зал постепенно начал наполняться пассажирами. А ничего так подборочка: большинство люди, но есть и вездесущие шиплаки с их визгливыми «Ви шо!», проскальзывающими чуть ли не ежеминутно в разговоре, и пожилая семейная пара дарайцев, чинно усевшаяся за столик, но так и не расцепившая зеленых чешуйчатых хвостов. Стыдно, но до сих пор не умею их различать: где самец и где самка (или правильнее женская особь и мужская?). Полагаться тут на морфологию – крупнее-мельче нельзя, у этой расы дамы могли быть как мельче кавалеров (если еще не достаточно взрослые), так и превосходить их габаритами, если отложили уже больше трех кладок. Сами же дарайцы, судя по тому, что нам преподавали, различали друг друга по запаху, но мой нос в этом плане оставался абсолютно невосприимчив к особенностям полового деморфизма чешуйчатых. Три молоденькие кеярки, расположившиеся за соседним столиком, старательно стреляли фасеточными глазками по сторонам и весело что-то обсуждали, временами при этом начиная заливисто стрекотать. Судя то интенсивности общения, их разговор был о чисто женских вещах: нарядах, мужиках и карбюраторах.

Принесли заказанное, и я временно отвлеклась от созерцания зала, уделив должное внимание еде. Я на отдыхе или как? Хотя бы на время перелета.

На выходе из зала не заметила маленькой, но коварной лужицы. Кто-то расплескал воду из стакана и я, поскользнувшись, начала заваливаться. Но в последний момент сгруппировалась и вместо того, чтобы растянуться, оказалась сидящей на животе того самого симпатичного джентльмена, которого приметила еще при входе в зал. Вообще-то, если бы он не ринулся мне на помощь, я бы просто, резко присев, оказалась в позе собаки Павлова: задние лапы (в смысле ноги) согнуты, для равновесия опираюсь на вытянутые спереди руки.

В общем, неудобно как-то получилось. Нечаянный спасатель ведь и руки успел протянуть, собираясь подхватить меня. Его единственная и фатальная ошибка была в том, что он не рассчитал рефлексов спасаемой девицы. В нас же преподаватель по самообороне с первых занятий в учебке вбивал подобные этому рефлексы. Зачастую «вбивал» – в прямом смысле слова, неожиданно ударяя по ахиллову сухожилию и кося и без того нестройные ряды кадетов. Потом еще едко комментировал, что при падении мы делали неправильно.

Итогом победы рефлексов над порывом альтруизма стала композиция «бобер на поваленном им же бревне», как мысленно я окрестила нашу с джентельменом икебану. Моя задравшаяся до самой талии пышная юбка и слетевшая с ноги туфля, бравым воином павшая в неравной схватке с паркетом, довершали живописную картину.

Постаралась как можно аккуратнее сползти с незадачливого ловца. Мужчина при моих действиях честно совершил попытку одобряюще улыбнуться, но его потуги вызывали стойкую ассоциацию с дегустацией концентрированного лимонного сока. Впрочем, он оказался из категории тех людей, чье воспитание обязывает называть кошку кошкой (даже если эта сволочь нагадила вам в ботинки, а вы осознали сей факт, лишь надев их). С первого раза подняться со столь щедро подставленного пресса не получилось. Итак, «Пастушка на бревне», акт второй. Я пытаюсь встать, джентельмен пытается изобразить, что ему доставляют неимоверное удовольствие пятьдесят два кило трепыхающегося веса на животе, зрители всех рас и возрастов даже не пытаются скрыть интерес, с которым смотрят на бесплатное представление.

Кое-как одернув юбку, по возможности грациозно (ага, как кенгуру в пуантах) поднимаюсь. Мужчина тоже решил, что поза морской звезды – это, конечно, хорошо, но медитировать лучше все-таки в другом месте и поднялся вслед за мной.

А ничего так на вид этот незадачливый спаситель, симпатичный. И улыбка у него уже не такая профессионально-скалящаяся, а вполне доброжелательная и располагающая.

– Позвольте представиться, Джериссон-Эртон Лоубери Мартуа, член совета Миракты, для вас просто Джерис – мужчина слегка склоняет голову.

Мда… ощущение такое, что попала на великосветский прием – так и хотелось сделать реверанс, и под впечатлением чуть не ответила «Териадора Лирой», но в последний момент прикусила язык.

– Терилин Дранго – да, сейчас я именно Терилин, согласно новым данным с идентификационного чипа, в девичестве Мираковски – но вы можете звать меня Тери.

После официального знакомства мужчина наклонился и, грациозно подобрав мою туфельку, встал на одно колено. Помог надеть беглянку, выпрямился и, все так же мягко улыбаясь, протянул руку. Приняв подставленный локоть, дополнила композицию своей лапкой и мы с Джерисом двинулись к выходу, ибо нефиг разыгрывать бесплатное представление.

Мужчина предложил прогуляться в голографической галерее, где самые красивые изображения космоса перемежались с экзотическими растениями, которые размещались не только в привычных для землян горшках и вазонах, но и укоренялись в стенах, потолке, а иногда и просто парили, как, например, ароидные тримуры, переливающиеся всеми оттенками своей плазмоидной массы. Да, галерея впечатляла. А вот мой собеседник начал напрягать. Что-то неуловимое, но я чувствовала это как тонкий и ни с чем не сравнимый аромат просроченных консервов в подаваемом деликатесе. Вроде бы комплементы Джериса не лились рекой патоки, а, наоборот, были весьма изысканы и уместны, да и рассказчиком он был прекрасным, но… слишком уж правильным, что ли. Хотя, может, это следствие воспитания и манер? Решив не заморачиваться над этим, а наслаждаться экспозицией, я подошла к очередной голограмме поближе и заметила решительно направляющегося к нам благоверного.

– Дорогая, а я тебя везде ищу – ласковый тон Браена никак не вязался с его взглядом … таким бы дыры в обшивке корабля заваривать, а еще лучше – делать.

– Милый, познакомься, это Джерис, Джерис – это мой муж Браен – невинно хлопая глазками, знакомлю мужчин – оценивающий взгляд друг на друга, и я понимаю, что лучшим выходом будет изобразить блондинку, которой краска не только все мозги в черепной коробке съела, но и спинным мозгом не побрезговала: мило улыбаясь начинаю рассказывать, как этот самый Джериссон-Эртон Лоубери Мартуа помог мне бедной подняться. Кастрированная версия инцидента Дранго, мягко говоря, не порадовала. Хорошо, что не выложила полный вариант: расскажи я его, муженек мог раскалиться не хуже турбогенератора.

Невежливо раскланявшись с Джерисом, мы с супругом покинули галерею. В номере я ждала чего угодно: упреков, нотаций, недовольства, но Браен лишь сжал челюсти так, что скулы побелели и, не сказав ни слова, развернулся и вышел вон. Так и не поняла, что такого страшного в том, чтобы пройтись с представительным мужчиной по палубе корабля? Но задом чуяла, что лучше пока не нарываться. Как оказалось, датчик интуиции, расположенный ниже талии, не соврал.

Браен, слегка поостывший, пришел в каюту через полчаса и пояснил, что пару раз видел Джериса. Как оказалось, сей джентльмен – альфонс, широко известный в узких кругах и предпочитающий не просто очень богатых дамочек, а еще и молодых, красивых и с положением. На вопрос, откуда Дранго знает этого жиголо, муженек лишь досадливо махнул рукой, но под недоуменным взглядом и ехидным комментариями: «изучал возможных конкурентов?» – раскололся. Этот Джериссон увел невесту его однокурсника. Девочка была обеспеченная, симпатичная, но избалованная. Однако Карим – сокурсник Браена – был в нее влюблен. После того, как невеста упорхнула в объятия красавчика-альфонса, парень мучился, хотя и старался не показывать этого. Может именно переживания, может, просто невнимательность, а может, и не повезло Кариму, но так или иначе, на очередных учениях (а проходили они на одной из планет Андромеды) он не смог справиться с управлением и его истребитель штопором ушел вниз. Взрыв был качественный. После такого от тела молекул иногда не остается – только атомы. Несостоявшаяся невеста, месяца так через два-три, когда Джериссон ее выкачал и бросил, как магнат алмазный прииск, кусала локти и проклинала судьбу. Поняла, что теперь ей будет куда сложнее найти наивного простачка с положением, согласного на ней жениться: репутация, она же, как гены – просто так пальцем не раздавишь. Браену сбежавшая невеста тоже закидывала удочку, но он, не будь дурак, послал ее на три икса в ближайший серпентарий, к родственникам.

После рассказа Дранго мне стало совсем невесело. Это что же получается – в каждом, встретившемся тебе на пути, видеть только того, кто хочет поживиться за твой счет и использовать тебя же? Грустно, но, похоже, что для Браена это – данность.

– К этому привыкаешь, и ты тоже привыкнешь… – Голос супружника вывел меня из размышлений.

Кажется, последнее я произнесла вслух. И раз уж на Браена нашел порыв откровенности, грех этим не воспользоваться.

– И так всегда? Это же с ума сойти можно – во всех видеть врагов. И даже отключиться, расслабиться нельзя?

– Расслабиться то можно – всего три слова, сказанных коварным блондином, но сколько в них подтекста. Игривый тон и лукавая улыбка заправского искусителя, сопровождающие фразу, заставили кровь бежать по венам быстрее.

В довершение своих слов мужчина потянулся, как бывалый мартовский кот на крыше, что своим мяуканьем созывает на бой конкурентов и благодарно-благосклонных хвостатых зрительниц. И как только это у него получается? Многолетняя практика – не иначе. По достоинству оценив маневр и фыркнув, запустила в него подушкой. А что? Надо же как-то переключиться с невеселых мыслей на что-то более жизнеутверждающее.

Браен подхватил идею шуточного боя спальными принадлежностями. Спустя десять минут синтепухом была усеяна вся каюта. Ровный, сплошной белый ковер. Специально раскладывай – так не получится. Вот что значит боевые навыки, применяемые в бытовых условиях. Впрочем, Браен больше отбивался, ну пару раз (хорошо, пару десятков раз) кинул в меня. Кто ж знал, что кремниевой акрил, которым забетонировали мои коготки перед церемонией бракосочетания, создавая маникюр по «последней галактической моде», режет не хуже отточенного стилета? Вот и не выдержали наволочки.

И посреди этого бардака мы. Белые, пушистые и улыбающиеся, как два идиота. Зато счастливые.

Оценив масштабы релаксации и почесав затылок, на которым вольготным гнездом страуса расположились клочки синтепуха, Браен резюмировал:

– Давно я так не расслаблялся… – Про себя, впрочем, умолчав, что может и никогда. Ибо ребячество не пристало курсанту академии, а дома было даже хуже, чем в «Бореа».

– А теперь самое интересное, – выдержала театральную паузу, – это уборка, а я пока в душ.

Возмущенного восклицания мужчины уже не услышала, створки проворно закрылись. Да и недовольство было больше деланое – уборки-то. Вызвать горничную-андроида и наблюдать за тем, как следы боевых действий исчезают в недрах утилизатора. Муженька я прекрасно поняла – в основном бил по самолюбию сам факт того, что его заставили убираться!

На следующий день я воочию увидела, как по законам жанра должна была произойти наша встреча с Джериссоном. Миниатюрная миловидная блондинка, как будто сошедшая с голограммы модного дома, слегка покачнулась, теряя равновесие, и тут же была галантно подхвачена под локоток ушлым членом совета Миракты. Или кем он там был на самом деле? Мда… похоже, мои авангардные пируэты на своих ребрах Джериссон запомнит надолго. Он же привык к изяществу, чуть придержал, и – ву-а-ля – дама рассыпалась в благодарностях! А тут, понимаете ли, КМП (космическая машина пехоты) по нему проехалась, отряхнулась и дальше намерена была поскакать.

Тем временем число сахарных любезностей, заверений, милых улыбок, кои в невероятных количествах производила эта парочка, зашкаливало, и я всерьез опасалась за возможность возникновения диабета у себя, любимой. От приторности аж скривилась, наблюдая за блондинозавром с этим жиголо и тем, как они заруливают за ближайший угол. Я ощущала себя в роли Мата-Хари, притаившись за колонной. После того, как пара исчезла из поля зрения, подошла к месту, где на блондинку напала падучая, и присмотрелась к полу. Тот был аккуратно натерт чем-то скользким. Масло? Похоже на то. Тонкая аккуратная пленочка растянулась от одной стены коридора до другой так, что обойти ее практически невозможно. Похоже, я наблюдала в действии излюбленный способ ловли добычи у этого Джериссона. Будем иметь ввиду.

Вечером, муж честно пытался выполнить обещание не приставать. Получалось у него из рук вон плохо. Нет-нет да и ловила на себе его откровенный взгляд, а соблазнительные интонации, заставляющие забыть, кто я и где, звучали даже в самых невинных вопросах. Чтобы не поддаваться на провокации, решила прошерстить инфонет на вопрос венерических заболеваний.

Браен, узрев тему моих изысканий, начал как-то странно на меня коситься, хотя ничего не говорил. Пока я не захихикала. А улыбаться было от чего. Совет, вычитанный на женском форуме, гласил: «Насыпьте мужу в трусы немного молотого перца. Если пожалуется на зуд и жжение, значит, честный, если нет, то изменяет»… Первый комментарий: «Сволочь! Мой ни в чем не признавался! Молча сначала сломал мне руку, а потом пошел к венерологу» Вот и доверяй после этого советам.

Муженька разобрало-таки любопытство, и он заглянул мне через плечо.

– И зачем тебе это?

– Хочу подарить Джериссону незабываемое путешествие до Танэкта, – пояснила свои инфонетовские изыскания.

– Каким же образом? – заинтересовался Браен.

И я начала излагать. План был прост как настольные счеты. Подарить этому альфонсу такой боевой раскрас, чтобы никто не усомнился в его венеричсеком происхождении. Вот и ищу болячку позрелищнее.

Даже уже нашла. Папиломавирус пятого поколения, обеспечивающий красную крупную водянистую сыпь по всему телу. Особенность – характерный синеватый ободок вокруг каждого волдыря. То, что надо – это будет тяжело с чем-то спутать. Думаю, потенциальные жертвы будут «в восторге». И еще за что мне понравилась эта болячка, кроме своей уникальной клинической картины, так это тем, что аналогичные проявления бывают при попадании в организм больного кариофуресцедина (аналог хитина у эдельвов). Об этом гласила все та же научная статья, посвященная вопросу симптоматики. Но кто же в здравом уме будет закусывать надкрыльями представителей этой летучей расы? Посему автор научного трактата, с коим я ознакомилась, лишь вскользь упоминал о подобном случае.

Браен как-то нехорошо усмехнулся и заявил, что я у него просто чудо. В смысле, чудить умею с размахом и, он обязательно, все непременно должен принять участие в этой авантюре. А почему нет? У него как такового подросткового периода и не было – из детства сразу во взрослую жизнь, считай. Вот пусть сейчас и подурачиться, пока есть такая возможность, наверстывая упущенное. Мелкая месть? Почему нет? С кулаками же на этого Джериссона не налетишь – общественность не поймет. А так мелкая гадость – душе радость.

Этим же вечером, душевно поговорив с эдельвом и отстегнув энное количество единиц (мелкий подкуп наше все!), попросила его подсыпать в блюдо этого самого Джериссона кусочек своего надкрылья и добавить к нему кое-что из тюбика. Так сказать, чтобы усилить эффект аллергической реакции. В качестве «усилителя», посовещавшись с Браеном, решили использовать отличный синтетический арахис. Отличала его прежде всего повышенная аллергенность, впрочем, компенсируемая бросовой ценой. По этой причине такой арахис использовали в основном как корм для домашних питомцев-грызунов, но и их иногда воротило от этого чуда генной полимерии. Для надежности опробовали сначала на муженьке. Одна крошка, и Браен через пятнадцать минут покрылся столь милыми сердцу волдырями – впрочем, эффект продлился всего полтора часа, а жаль. Но успокаивало то, что арахис всего лишь запустит механизм аллергической реакции, а вот кариофуресцедин выводиться из организма будет долго и шикарные проявления лжевируса не сойдет дней десять минимум. В общем, добрые мы и бескорыстные: для Джериссона ничего не пожалеем, лишь бы ему весело и интересно было.

Вечер прошел на ура. Эдельв (тот самый, поправивший свое материальное состояние на сто пятдесят единиц) услужливо поставил суп перед Джериссоном и упорхнул, пошевеливая жвалами и кося на нас сотней фасеточных глаз. Дескать, все сделал, как и договаривались. Спустя десять минут официант явился с переменой блюд и быстренько унес суп со стола незадачливого альфонсо. Джериссон даже не заметил этого, полностью поглощенный процессом охмурения блондионоидной особы.

Нам с Браеном было забавно наблюдать, как девушка сначала недовольно нахмурилась, потом проворно вырвала свою миниатюрную ручку из цепких лапок жиголо и, поднявшись из-за стола, со всех ног бросилась вон из ресторана. Ничего не понимающий Джериссон попробовал последовать за ней, но, желая побыстрее встать задел тарелку и опрокинул на себя ее содержимое.

Осмотрев симпатичненькое пятно, радовавшее взгляд всеми оттенками алого (томатная паста весьма успешно заменила масляную краску на холсте рубашки), ничего не подозревающий дегустатор надкрылий направился в уборную. Мы же с Браеном, насладившись зрелищем, отдали должное хлебу. В дополнение к хлебу шел замечательный себас на подушке из овощей, а тар-тар из тунца и шоколадный фондан были выше всяческих похвал. Заметив лукавый взгляд муженька, подумала: «Ничто так не сближает, как совместные шкоды», и принялась развивать мысль дальше. Благоверный, видя мечтательное выражение лица, решил поинтересоваться, что за мысли бродят в моей голове, и получил:

– Совместный брак – вещь не прочная, даже если в роли цемента выступают дети, гораздо крепче людей вместе держит ипотечный кредит.

Муж аж закашлялся.

– Ты это к чему?

– Да вот задумалась, что по-настоящему сближает людей. Я имею ввиду не пьянки-гулянки. – Пояснила я свою мысль.

– Аааа… – успокоено протянул муженек и вздохнул с видимым облегчением.

Остаток вечера прошел мило, спокойно и даже душевно.

Через пару дней корабль пританэктился и мы оказались в одном из красивейших городов планеты – Ханити. Здесь располагалась летняя резиденция правящей ныне династии Лоринов. Если верить путеводителям, на троне сейчас восседал Эрхин пятый, и поместил он свой монарший зад туда уже как лет семьдесят назад.

Стоит сказать, что в отличие от Вилерны, на Танэкте была монархия абсолютная, хотя эта планета и была достаточно технически развитой. Объяснению этот парадокс не поддавался: то ли правители тут были поголовно мудрыми, а не самодурами, сующими во все нос и вставляющими палки в турбины прогресса, то ли «утечка мозгов» с других планет и оседанием этих самых умов на Танэкте сказалась. Правительство не выдавало беженцев, в том числе и политических, никому, ибо дипломатия была здесь на высоте. В смысле космофлот Танекта был одним из лучших и связываться с ним никому не хотелось.

В общем, Танэкт был как чирий на одном месте для Союза: убирать неудобно и неприятно, а рассасываться сам он не желает. Поэтому приходится терпеть.

Как только мы вышли из космопорта в Ханити, первое, что попалось на глаза – здоровущая голограмма, с которой улыбалась Таира, демонстрируя два ряда великолепных резцов. Похоже, голошоп постарался – дырку от ее молочного зуба я помню отчетливо. Положив руку ей на плечо, рядом стоял симпатичный (надеюсь, от природы, а не стараниями мастеров голограмм) парень в фероньерке с каплевидным камушком зеленого цвета и парадном мундире. Пояснение на семи языках, в том числе и едином галактическом, о скорой свадьбе принца Ингира с принцессой Таирой красовалось снизу изображения.

Наследник Танэктского престола был недурен собой: высокий, подтянутый, с настолько ухоженными и уложенными сиреневыми волосами, длиной до пояса, что меня разбирала пресловутая женская зависть. Моя-то шевелюра была на порядок короче и не столь густой. Чему я никак не завидовала – это зеленоватой коже жениха и хвостику с кисточкой на конце, которая кокетливо выглядывала из-за спины мужчины. Может кому-то и нравится эта пятая хватательная конечность, но на мой взгляд, это жутко неудобно: штаны нормально надеть нельзя, а чуть зазеваешься, и какой-нибудь ротозей оттопчет столь милую сердцу, да и остальным частям тела конечность. Еще меня волновал один вопрос, который я и озвучила Браену:

– А как же генная совместимость? Таира ведь иллийка, а этот принц… – И в задумчивости почесала кончик носа.

Муженек был гораздо более подкован в этом плане (оно и понятно – выпускникам Бореа преподавали и политологию и ксенологию), так как с ходу принялся мне пояснять:

– На Танэкте распространено троежонство. Считается, что одной женщины мужчине может быть мало, – Браен хитро прищурился, смотря вроде бы и вперед, но я ощущала его лукавый взгляд и на себе, – поэтому заводят сразу трех: одну для ума, чтобы было с кем поговорить, ту, которая его выслушает и поймет. С такой душа отдыхает. Вторую для тела. С ней приятно проводить время в постели. Ну, а третья – для дела.

– Это как?

– Для дела? – уточнил нахал. – Обычно это либо хозяйки, управляющие домом, либо супруги, навязанные обстоятельствами. Такие браки – гарант политического или делового союза. Похоже, что Таиру прочат этому Ингиру, как жену «для дела». Генетически-то они навряд ли совместимы, так что этот брак бесплоден, а вот как залог мира между Союзом и Танэктом – самое то. И если не ошибаюсь, то других жен принц волен выбирать сердцем. Только один раз семья может повлиять на его выбор.

– Да уж… – Это я прошипела сквозь зубы. Хорошо этому принцу. Один раз женился по политическим интересам, а остальные две попытки на твое усмотрение. А Таире до конца жизни быть соломенной вдовой: ни развестись, ни детей родить, да даже простой жизнью пожить нельзя. Печально. И это объясняет, почему она так не хотела возвращаться – в пять лет знать, что вся твоя жизнь – быть ширмой и навязанной обузой. И Таира, несмотря на свой юный возраст, это прекрасно понимала. Венценосные особы быстро взрослеют, положение обязывает. Остается только надеяться, что этот Ингир нормальный парень, а не последняя сволочь. Хотя среди сильных мира сего встретить достойного человека, все равно, что рецепт борща в камасутре: теоретически, конечно, возможно, но…

В общем, радость от новости о ближайшей венценосной свадьбы граничила с разделами «удовольствие от вырезания аппендицита без наркоза» и «счастье от встречи с дознавателем». Браен тоже о чем-то задумался, крепко так, основательно. По сторонам не смотрел, и даже когда я его покинула, приотстав, не обратил на это никакого внимания. Это был мой шанс, которым я не преминула воспользоваться.

Глава 10 Поиски и происки

Не Мария Магдалена Ей ни разу не была Да, любила, Да, грешила Я не каясь никогда Потому всё совершала По велению души, Что в миру уж повидала Тех, кто против сердца жил Тех, кто скован был словами И законами морали Что живыми умирали Лишь предав себя.

Постепенно замедлив шаг, а потом и вовсе приотстав и убедившись, что супружник меня не видит я резко повернула в сторону и, задав стрекача, скрылась в ближайшей подворотне. План был прост как бинарный код, котором пользовались наши далекие предки (лишь ноли и единички, никакой шестидесяти четырёх символьной системы счисления): добраться до правительства Танэкта и попросить политического убежища.

В общих чертах все логично и ясно. На практике, конечно тяжелее, но нет ничего нереального. Единственное – время сейчас работает против меня. Браен, при всех его недостатках, – профессионал. И если вовремя опомнится, у него есть все шансы меня опередить. Поэтому ноги в руки и бегом в ближайший инфоцентр.

После того, как отправила видео сообщение на почтовый адрес в службы безопасности Танэкта, расплатившись за пользование терминалом, скинула с руки браслет с идентификационным чипом в уличный утилизатор. Осталось только ждать в указанном мной месте. Надеюсь ребята здесь такие же оперативные, как их коллеги на Чубысе. Пришлось невесело усмехнуться: шансы пятьдесят на пятьдесят либо со мной, как с почетным беженцем проведут пару бесед и милостиво спрячут от гнева Союза, либо один качественный допрос и прикопают. Не будь я Дранго (как-никак не последняя фамилия в Союзе) – точно прикопали бы, а так – есть все шансы выжить и пережить, вот только Браен… на душе было отвратно.

Час спустя. Служба безопасности Танэкта.

Офицер Дариши раздражено отбивал кончиком хвоста равный ритм – очень ему не нравилась сложившаяся ситуация. Буквально одновременно ему на проектор подчиненные прислали две записи, требующие внимания начальника службы безопасности города Ханити. В одном из них молодая симпатичная девушка-землянка просила политического убежища, утверждая, что она дочь ученого Макса Лироя – Териадора Дранго и обещала поделиться секретными наработками отца в обмен на безопасность. Такие сообщения были редкостью, но все же нет-нет да приходили и вопрос о прошении решался каждый раз индивидуально. В этом случае Дариш, получивший директиву на «сглаживание конфликтов с Союзом», скорее всего бы его отклонил. Но второе сообщение, пришедшее от его подчиненного, заставляло усомниться в правильности такого решения. В докладе сообщалось о резко увеличившейся активности ищеек Союза, вплоть до атташе, в течение последнего часа. Это наводило на размышления. Похоже кого-то усиленно искали – иначе так явно не стали бы светиться. Мозг у Дариша был готов закипеть, а рука сама привычно вычерчивала замысловатые фигуры стилусом на экране планшета.

Если бы потерялась обычная супруга, любовница, да неважно – женщина – запрос о содействии в поисках послали бы в службу правопорядка, но нездоровая активность посольства свидетельствовала о том, что ищут важную птичку и не хотят, чтобы об этом узнала местная служба безопасности. Может эта Тери Дранго (а знакомая фамилия!) стоит того, чтобы нарваться на неприятности с Союзом. Хотя, с другой стороны – выдать-то перебежчика они всегда успеют. И решив подстраховаться, Дариш коротко приказал:

– Информацию по Териадоре Дранго и Максу Лирою, живо.

На экране помощник коротко кивнул, получив распоряжение руководства и исчез, чтобы уже через пять минут лично явиться пред очи шефа с данными о семействах Дранго и Лирой, а так же Терилин Мираковски, ныне супругой Браена Дранго. Просмотрев принесенные бумаги, Дариш лишь слегка вскинул брови. Если о семействе Дранго был подробный отчет, то о Лироях – практически не было данных, только сведения пятнадцатилетней давности: дескать, был перспективный ученый, которого правительство даже планировало переманить, но потом куда-то исчез вместе с дочуркой. Хотя голографии и папы и дочурки прилагались. Дариш их подробно изучил: худощавый, чуть сутулый мужчина в очках с грустной улыбкой и сорванец с ободранными коленками. Мысленно сравнил с девушкой, что просила политического убежища. Сходство определенно было, но прошло столько времени… Да и контурная пластика творит чудеса. А вот когда Дариш открыл второй отчет и увидел изображение Терелин Мираковски… смачно выругавшись, сорвал китель и гаркнул в видеофон:

– Выезжаем за этой Териадорой, немедленно! Я лично руковожу операцией.

Тери Ли

Оперативность службы безопасности Танэкта все же уступала таковой в Союзе: два часа и семнадцать минут в противовес часу пятидесяти шести минутам на Чубысе. Хотя их можно понять: правители только решили наладить отношения, вон даже о браке наследников договорились, а тут опять скандальчик намечается, и причиной всему я. Гражданка Союза, причем не из последних, решила свинтить, обставив все это как поиски политического убежища. Тут стоит подумать. Хотя надо отдать им должное – думали они быстро. И ничуть не показали, что удивлены местом назначенного рандеву. А что такого? Подумаешь – женская консультация, пусть в основном и для танинок, как сами себя называли жительницы сей планеты. Это последнее место, где бы меня искал Браен. В первую очередь обычно начнут шерстить: отели, бары, рестораны. А здесь – подушечку под платье, вид позадумчивее, волосы убрать под платочек и, снующие по коридорам медсестры скользят по тебе замыленным глазом.

Офицер, подошедший ко мне, в отличие от персонала и будущих мамочек таковым взглядом не обладал. Наоборот. Умные, внимательные глаза смотрели цепко и хищно.

– Вы Терилин Лирой или Вам удобнее Териадора?

Я кивнула и отметила про себя «Далеко не глуп. Уже успел сопоставить цепочку Лирой-Мираковски-Дранго, хотя я об этом и не упоминала». Меж тем танин продолжал:

– Позвольте представиться Дариш Харитромивир, офицер службы безопасности Ханити. Попрошу пройти со мной в более располагающее для бесед место.

Вот как! Просто офицер, не уточняя звания. Похоже, что важная птица. Будь какой-нибудь лейтенант или капитан, обязательно бы это подчеркнул, ну а полковникам такого делать не зачем – перед ними и так по струнке вытягиваются. Поймала на себе изучающий взгляд Дариша. Он тоже зря времени не терял, составляя мой психо-модулярный портрет (или как здесь называется предварительная оценка противника?).

Спустя пять часов я имела возможность убедиться в достоверности первого впечатления. Дариш был весьма непрост, и ему не требовалось никакого «дыхания правды» чтобы вытянуть интересующую информацию. Умело заданные вопросы, игра эмоциями, не уступающая виртуозности фаерщика в обращении с пойами. Не удивлюсь, если он владеет еще и основами эмпатии. Все это в купе со звериной хваткой – убийственный коктейль. Да по сравнению с Дришем дознаватели Союза – простофили-любители, которым далеко до уровня такого профессионального каталы по психологии. К слову сказать, такое общение больше напоминало умелую беседу, нежели допрос, хотя и изрядно выматывало.

После этого изнуряющего марафона мне дали часовой перерыв, препроводив в весьма удобную комнатку недалеко от той, где мы мило беседовали с Даришем. Он сам ушел, но обещал вернуться. Жаль только, что не с банкой варенья. Почему-то сейчас до жути захотелось именно его: земляничного, пахнущего летом и солнцем, тягучего карминово-красного, такого, которое готовила в детстве моя мама.

Мысли начали разбредаться как толпа шопоголиков по торговому центру, а это верный признак, что пора бы и отдохнуть. Решено. Выделенное время потрачу на сон.

Как ни странно, несмотря на зверскую усталость, Морфей не соизволил почтить меня своим визитом. То ли в департаменте, где служит этот мифический крылатый старичок, был аврал, то ли вредному фантазусу было откровенно лень и он усиленно халтурил. Так или иначе, но поворочавшись минут сорок на весьма уютном диванчике я плюнула на все и отправилась умываться. Впрочем, в глубине души подозревала, что бессонница теперь будет моей частой гостьей. Только у профессиональных предателей бывает крепкий сон. У дилетантов, к тому же отягощённых моралью, зачастую просыпается если не совесть, то сожаление. И как бы они не бравировали пофигизмом, душа будет гноиться от занозы ренегатства. Вот и я, пытаясь убедить себя в правильности принятого решения, все больше нутром чувствовала, что это бегство принесет еще много боли и горя не только мне, но и вселенной.

Тряхнула головой, провожая грустные мысли. Вперед и только вперед, потому как позади – пропасть.

Молодой лейтенантик с подергивающимся хвостом-кисточкой проводил меня до кабинета, где часом ранее имела место быть беседа с офицером Даришем. Войдя, моему взору предстал собственной персоной принц Ингир. Что могу сказать? Пиарщики всех времен и рас умели сделать из ничего то, что захотят все. Яркий пример тому – этиловый спирт, полученный из опилок и так расхваленный ушлыми продавцами, что в конце двадцать второго века многие люди именно его предпочитали благородному коньяку. Ингир, конечно, ничем не напоминал опилки, скорее наоборот – собранный, деловой, внимательный, как табурет из цельного бруса (надеюсь, что по интеллекту он все же превосходит сей шедевр мебельного зодчества). Вот только и на свою голограмму доброго и надёжного молодого танийца мало походил. Старше был – это уж точно. Фиолетовые полоски на запястьях – аналог седины у людей – уже прочно обосновались на своем законном месте. Значит их хозяину не меньше сорока – обычно раньше они редко появляются, да и танийцы не скрывали первых признаков «узоров времени», в отличие от некоторых землян, выщипывающих первые седые волоски. Что еще? Выправка. Явно военный или долгое время служивший. Своих «коллег» я чуяла за версту, как бы они не пытались сутулиться и нарочито суетиться. Есть что-то неуловимое, что вытравливают на нас, как узор кислотой на металле. Сколько потом ни покрывай золотым напылением такой рисунок – след останется, невидимый глазу, но ощутимый для пальцев.

Ингир, рассматривая меня, пришел, похоже, к таким же выводам, ибо первое, что он сказал было:

– Приятно видеть коллегу. Я так понимаю, Вы оканчивали военное училище?

– Да, Уара Флокрискрика.

– Хм… что-то слышал о нем… хотя оно вроде не очень известное.

Я усмехнулась. Обтекаемая формулировка для такой дыры, как эта муркина задница. Меж тем принц продолжал:

– И как выпускница такого заведения смогла узнать о проекте «Эдельвейс» и результатах работы над ним? Признаться, нашим шпионам этого не удалось.

Пришлось по второму кругу рассказывать о работе отца, но в отличие от Дариша, принц не перебивал, и лишь по итогам рассказа задал уточняющие вопросы. Я колебалась. Рассказать или нет о разработках в области генной инженерии и о мирийцах? И решилась.

Если к данным о проекте «Эдельвейс» слушатели в лице Дариша и Ингира лишь заинтересовались, то умозаключения, подкрепленные фактами о мирийцах произвели эффект взорвавшейся плазмогранаты. Собеседники сидели молча больше десяти минут, лишь усиленно переглядываясь между собой. Первым нарушил молчание его высочество:

– У Вас феноменальная память – глаза наследника Танэктского престола странно блеснули.

– Мне многие говорили, что память у меня практически абсолютная. Это единственное, что досталось мне в наследство от родителей.

Ингир улыбнулся и попросил:

– Вы не могли бы воспроизвести все уравнения и формулы, названные вами.

– Да.

– Хорошо и еще… – наследник замялся – у меня будет к вам просьба личного характера. Не могли бы вы со мной отужинать?

Сказать, что я просто удивилась – значит ничего не сказать. Я ощущала себя как хозяин замызганного грузового транспортника, которому предложили доставить вилернийскую королеву на благотворительный прием, хотя рядом была пришвартована куча шикарных прогулочных катеров. Зачем я Ингиру в качестве собеседника, если экстракт многочасового разговора ему предоставят в концентрированном виде? Прочтение такого тезисного доклада займет не больше получаса.

Дариш, всю беседу сидевший молча, ничем своего удивления не выдал, лишь кисточка хвоста чуть дрогнула. Никто из присутствующих не догадывался, какие мысли бродят в этой танийской голове.

Дариш про себя усмехался, ведь принца он знал не первый десяток лет и сейчас понимал его, пожалуй, лучше, чем Ингир сам себя. Девочка оказалась очень интересной, талантливой, красивой и умной. А еще экзотическая внешность землянки… Наследник питал слабость к экзотике. Именно поэтому ему и подобрали эту малышку – Таиру. Другие его братья просто наотрез отказывались брать себе в жены представительницу чужой расы. Пусть уродина и дура, лишь бы своя, танийская. Она если что хоть наследника зачать может. Ингиру же было все равно. Хотя возраст будущей супруги его мягко сказать явно смутил. Надо полагать, отец и дипломаты нарочно держали эту информацию в тайне, отделываясь размытыми выражениями типа «Таира молода и очаровательна, юна и женственна» и прочими подобными эпитетами. До того момента, когда отказываться было уже поздно (невеста на пороге – не выгонять же ее – скандал галактического масштаба). А Танэкт только нацелился на сближение с Союзом и с Вилерной в первую очередь. Ингир же был больше озабочен делами безопасности и полностью в выборе супруги «для дела» положился на отца. Зря.

Принц любил умных, внимательных, тех, с кем есть о чем поговорить, потому как считал – в постели с удовольствием можно провести пару часов и благополучно забыть об этом на утро, а вот дельные мысли могут повлиять и на политический курс Танэкта. Поэтому и признавал первенство интеллекта над физиологией. Впрочем, и последней он не пренебрегал – фаворитки у него менялись каждый цикл. Когда его высочество увидел Таиру, можно было понять его разочарование. Он полагал, что с супругой, равной по статусу ему найдется хотя бы о чем поговорить, если уж физическая любовь в их браке не предусмотрена. А на какие темы можно пообщаться с пятилетней девчушкой? Кукольных домиков или платьев для игрушек? Поэтому сейчас, как полагал Дариш, у его высочества был неплохой шанс разыграть комбинацию: Танэкт выставляет претензии по поводу научных разработок, в результате которых на свет появилась раса мирийцев. Это приведет к напряжению отношений Танэкта и Союза и усилению позиций танийцев на мировой арене. Генные эксперименты были не то чтобы запрещены, но яро не поощрялись как самим Союзом, так и независимыми федерациями, а уж появление в результате таких экспериментов новой расы, причем, весьма агрессивно настроенной, и подавно. А тут скандал: те, кто больше всех ратовал за чистые генетические линии, сами увязли в неудавшемся геномном эксперименте по самую маковку. Под шумок принц скорее всего порвет помолвку с Таирой. Малявку вышлют обратно на родину, а Ингри останется холостяком, вольным в выборе первой жены. Ведь по законам Танэкта родители могут лишь раз навязать сыну невесту, а если уж брак не состоялся, то тут уж извините, судьба.

Так или иначе, но выходило, что эта Териадора Лирой – маленький ключик, открывающий дверь больших политических маневров для Танэкта в целом и Ингира в частности.

Браен Дранго

Тем временем Браен мерил шагами каюту. О том, что жена пропала, пришлось доложить в посольство, и атташе Союза уже отправил сообщение в командование космофлота. В голове мысли были одна приятнее другой. Если ее не найдут в ближайший оборот Танэкта, ему придется хреново, да так, что паршивее и не придумаешь. Повезет, если отделается ярлыком политического преступника и парой лет на рудниках. Териадору же оставили в живых при условии, что она будет всегда под его надзором. А он? Влюбленный дурак! Надеялся, что Тери простит его предательство, что рано или поздно все будет нормально. Даже зарок себе дал, что против воли ее в постель не потащит, хотя видит вселенная, как ему этого хотелось. Порой по нескольку раз на дню ледяной душ принимал, чтобы успокоиться. А уж в каюте, в номере для молодоженов – как только выдержал перелет? Наверное, удерживала мысль, что она не такая, как его бывшие подружки. Кому-то достаточно, что перед ним раскрываются двери и раздвигаются ноги, как только произнесешь фамилию отца. Браена же от этого просто воротило. А Тери… с ней было все по-другому, чем-то она зацепила его так, что желание проучить эту бестию превратилось в стремление быть всегда рядом. Оберегать.

Вот и получил! Она сбежала при первой же возможности, да так, что он – счастливый, расслабившийся идиот, этого сразу и не заметил. А теперь остается сидеть и ждать. Шпионы Союза, конечно, еще ищут беглянку, но что-то подсказывало Браену, что не найдут.

Как впоследствии выяснилось, Дранго оказался прав, но не до конца. Её таки нашли, но из службы безопасности Танэкта Тери достать было не легче, чем отнять деньги у основателя секты «Аум Сереним», что обдирал своих адептов как липки.

Приказ, пришедший следом, был до жути лаконичен и понятен: «Немедленное возвращение на Базу MTR-243 Млечного пути». Мысль, мелькнувшая вспышкой фотонов, о том, чтобы бежать, была отринута Браеном. Все равно рано или поздно найдут и предадут военному трибуналу. Лучше сейчас, чем спустя пару недель, месяцев или лет непрекращающейся погони. Встретить приговор с честью и достоинством, а не трусливой крысой, выколупанной из норы – хоть в этом у него пока сесть выбор. Вот она, плата, за призрачный проблеск счастья. Злость на Тери уже прошла, уступив место горькой иронии над собой. Браен поднял голову и вышел из комнаты. За дверью его уже ждали двое конвоиров.

Спустя галактические сутки на военной базе MTR-243 Млечного пути состоялся суд. Заседание заняло всего двадцать минут, большее время из которого ушло на оглашение состава преступления, сформулированного как «умышленный сговор и организация попытки побега политической заключенной» и далее по тексту. И приговор – тринадцать лет службы в штрафном батальоне пилотом сто тридцать девятой эскадрильи.

Дранго усмехнулся. Могли бы и год дать, но решили перестраховаться, кабинетные крысы. Все равно в штрафных долго не живут, в среднем пару месяцев. Эти батальоны всегда были на острие атаки, когда впереди враг, сзади свои (дуло плазмомета в спину зачастую хуже огневого рубежа) и ты идешь на штурм. А тебя расстреливают в решето с обеих сторон. В отряды смертников часто посылали заключенных. Редко шли сами – наемники, которым терять уже нечего, а единиц хочется и побольше. Поэтому, зачастую в таких батальонах можно было встретить самый разный сброд, в чем Браен вскоре и убедился. Приговор зачитали и сразу же привели в исполнение. Зачем зря кормить заключенного? Если сразу не сожгли в пирокамере, пусть послужит на благо союзной родины – и отправили на место будущей службы.

Сокамерники? Сослуживцы? Встретили Браена с распростертыми объятьями, для начала распластав новичка по полу. Потом пару раз приласкали кулаком под ребра.

Столь теплый прием случился после фразы конвоира, впихнувшего его в «казарму» со словами:

– Вот здесь и подохнешь, ебинхень командирский.

Выпускников Академий штрафники не любили никогда. А за что любить тех, кто посылает тебя в мясорубку, в которой уцелеть практически не возможно. И если киборгов иногда берегли (дорогие ведь, заразы, куклы имплантные) то штрафники всегда были, есть и будут. Пока существует закон, есть и те, кто его нарушит. А если нарушать не хочет, то и дознаватели помочь могут. Так что смертников не жалко ни разу.

Когда Браена впихнули в казарму, больше напоминавшую камеру на шестьдесят шконок, чем комнату личного состава, штрафники восприняли его появление как подарок судьбы. Будет на ком спустить злость на командование!

Первый удар нанес Громила, да такой, что Дранго не удержался, но перекатившись, прыжком вновь поднялся на ноги. И тут же получил под ребра от Пса. Он по идее должен был бы уже завалиться, чтобы и остальные могли поучаствовать: кто носком сапога по почкам, кто кулаком в живот. Но Браен неожиданно крутанулся на месте и молниеносным движением вырубил самого Пса, и, не теряя времени, развернулся лицом к Громиле.

После того, как Дранго ударили первый раз, он понял – если сейчас не сумеет отбиться, показать, что он сильнее, то его просто-напросто забьют до смерти. Закон стаи в действии, чтоб его! И решил для себя «если подыхать, то стоя и сейчас, а не в углу под нарами сутки спустя от внутренних и внешних кровотечений». Это и решило итог схватки.

В казарме драки были обыденным явлением, но редко у драчунов инстинкт самосохранения отключался напрочь. Браен, почувствовал, как бок ожгло словно огнем. Переведя взгляд вниз, он увидел рукоять самопального ножа, служившую продолжением руки здоровяка.

Заточка, которую Громила вынул из голенища, была гордостью хозяина: удобно ложащаяся в ладонь, с хорошей балансировкой. Гигант хотел было вынуть ее из раны и, мысленно уже вытирал лезвие о рубашку неудачника, когда тот вместо того, чтобы отступить, зажать рану, наоборот, перехватил его руку все еще державшую нож и дернул на себя, ребром второй ладони метя в кадык. В результате Громила, не ожидавший такого маневра, рухнул, а нож так и остался торчать в боку Дранго.

Перед глазами Браена уже все плыло, кровь хлестала из распоротого бока, но больше никто не осмеливался подходить. Он съезжая по стене, к которой привалился, с усмешкой успел подумать, что и в двадцать пятом веке законы первобытного мира никуда не делись. Негласный лидер и его подбрех вырублены, следовательно, чужак доказал, что достоин занимать место в стае. И съезжая в небытие уже не слышал, как кто-то заколотил в дверь с криком «врача».

Пробуждение было не из приятных: жар и ломота во всем теле, а бок как будто раздирали раскаленными щипцами на части. Первые мысли в таком состоянии у большинства одинаковые, варьируется лишь их формулировка от «шо ж я маленьким не сдох» до «… на … и … в!!!» в зависимости от глубины, литературно-анатомической подкованности и фантазии их автора. Браен считал себя весьма разносторонне развитой личностью, потому всеобъемлющая характеристика ситуации была трехэтажной и физиологически невыполнимой на практике при всем желании. Повернув голову направо, Дранго увидел на соседней койке своего недавнего визави – Громилу. Тот с остервенением рассматривал потолок и, судя по фиксатору, охватывающему шею, кадык-таки Браен ему повредил. Умозаключения тут же подтвердил писклявый голос здоровяка.

– Сииикин син! – В исполнении громилы больше напоминало писк комара, что не могло не радовать Дранго, хоть как-то примеряя его с болью.

– Чем и горжусь – прохрипел в ответ Браен.

Взгляды собеседников встретились. Один, полный ненависти, второй ироничный.

– Погоди, вот выберусь из лазарета, отцепят от меня железяки эти – я тебя еще не так уделаю! – И громила потряс наручниками, которыми был прикован к койке.

Браен только сейчас обратил на них внимание. Мда, это не гражданка, где пациентов если не холят и лелеют, то хотя бы не приковывают к кровати. Тут же безопасность медперсонала превыше всего. Кстати о последнем. К их койкам приближалась настолько здоровущая тетка, что ее проще было перепрыгнуть, чем обойти. Этот кошмар диетолога дирижаблем подплыл к койкам. Впечатлился даже Громила, до этого испепелявший взглядом своего неудавшегося противника, но увидев сию мадемуазель, сразу как-то сник. А когда тетка, закатав ему рукав, ввела в вену лошадиную дозу лекарства, и вовсе выпучил глаза не хуже глубоководного осьминога, которого сдуру подняли на поверхность и его начало плющить от градиента давления. Впрочем, Браен недолго злорадствовал по этому поводу. Бабища повернулась к нему и повторила процедуру, все так же – не проронив ни слова. По сравнению с этим сеансом иглоукалывания, драка показалась чем-то малозначительным. Тупая игла, экономия на обезболивающем и ласковые руки медсестрички – это все в купе создавало каскад непередаваемых ощущений. Садистка от Гиппократа так же величественно удалилась, покачивая впечатляющей кормой.

– Вот это я понимаю, стимул к выздоровлению – прохрипел Браен, слегка осоловевший от убойной дозы лекарства. Он не ожидал, что его сосед по палате хоть как-то прореагирует на комментарий.

– Ну да, здесь лечат по принципу «что не убивает, то делает нас сильнее» – и, помолчав, Громила таки добавил – ну или калекой.

Мужчины, временно забыв о неприязни, сочувственно переглянулись.

Как иногда оказывается мало нужно для начала если не перемирия, то хотя бы нейтралитета. Всего лишь один укол, сделанный с любовью. С любовью к себе, конечно же, зачем лишний раз нагибаться и стараться зазря, никто же не оценит. А больные – им-то какая разница, умереть на койке или через неделю в бою, так что перебьются.

Тэри Ли

Есть предложения, от которых невозможно отказаться. Настолько они выгодны. Мне поступило как раз такое. Или я иду на ужин к Ингиру или провожу этот ужин, но в компании пары симпатичных мышин-акселераток, что обитали в камере, куда меня привели на ознакомительную экскурсию. Дескать – можете посмотреть на апартаменты, которые будут вам предоставлены в случае отказа от сотрудничества. А я что – я за конструктивный диалог конечно же. Тем более танийцы умеют подбирать весомые аргументы.

Не думаю, что Дариш всерьез бы отправил в эту милую каморку – и так получил всю информацию от меня на блюдечке, но так сказать в целях профилактики. Профилактика не прошла зазря. Я впечатлилась.

Убедившись, что здесь, как и везде, для получения наиболее полных и ценных сведений в кратчайшие сроки и в целях активного сотрудничества используют принцип психологических качелей, даже чуток подыграла конвоирам. Вообще принцип классических качелей очень прост: сначала тебя запугивают, потом хвалят, потом запугивают, но чуть меньше (чтобы последние мозги от страха не потерялись) и еще немного похвалы и это до того момента, пока человек не будет полностью психологически дезориентирован между двумя своими первобытными инстинктами. Один из них вопит благим матом «бежать!», второй «хватать и сражаться!». Единственное, что такой метод допроса применим к homo sapiens, а вот результат применения «качелей» для тех же иллийцев может быть прямо противоположенным: уйдут в глухую несознанку. Потому как то, что для человека полный раздор душевный и психологический, то для жителя Вилерны – начальная стадия раздражения. А от раздражителя лучше всего удалиться, чтобы не мешал.

Так что в службе безопасности учли мои расовые особенности, вот только господа безопасники не знали, что в училище преподают отставные вояки, сами не раз использовавшие эти психологические приемы как на «языках», так и на своей шкуре. Посему сотрудники alma mater не гнушались продемонстрировать на наглядных примерах (то бишь нас, курсантах) все прелести «качельного допроса» и давали советы, не входившие в курс обучения и далекие от цензурной обработки, как действовать в такой ситуации. Поэтому, помянув добрым словом преподавателя по тактике, я хлопнулась в качественный обморок. Зря что ли репетировала его на пару с Прит еще в училище? Правда тогда была задача обмануть директора… Конвоиры оказались менее прозорливыми, нежели глава училища, и обман не раскусили. Так что на обратном пути с обзорной экскурсии меня несли на руках. Это еще раз доказывало то, что Дариш всего лишь пытался меня попугать, иначе тащили бы за ноги, знакомя мой затылок с рельефом пола, а не как благородную барышню.

И вот вечер. Я сижу перед Его высочеством принцем Ингиром на летней террасе. Мысли, бродящие в непутевой голове отнюдь не о мировой политике, долге перед памятью отца и даже не о Браене. Увы, голова была занята более насущной проблемой. А именно «как ЭТО едят?». Передо мной стоит тарелка с субстанцией настолько ненавязчиво-зеленого цвета, что возникает стойкая ассоциация с трясиной, топями и прочими радостями болотного пейзажа. Запах соответствующий – серу и метан в амбре от тарелки можно уловить даже в противогазе.

Принц хитро смотрит на меня, ожидая, когда дама начнет трапезу. Дама в моем лице думает, что мышины были бы более приятной компанией на вечер, нежели его высочество. Сидим. Пауза затягивается. Лично я подумываю, что голодание – тоже неплохой способ оздоровить организм, что думает Ингир – его проблемы. Может и нашла бы мужество попробовать кулинарный шедевр Танэкта, но кроме брезгливости была еще одна проблема. Я не знала, как пользоваться столовым прибором, напоминавшим больше всего коктейльную трубочку-переросток. Первым сдался наследник танэктского престола.

Ингир взял мундштукообразный столовый прибор и опустил один конец в тарелку до самого дна, а потом ловко зажал второй конец, оставшийся на верху большим пальцем. После сего нехитрого действа он вытащил трубочку из «блюда». Поднеся этот аналог ложки, ко рту быстро всосал содержимое и довольно улыбнулся.

– Попробуйте. Мой повар готовит просто изумительно! – Прокомментировал его высочество.

Меня так и тянуло добавить к высказыванию принца «особенно хорошо ему удаются яды», но сдержалась. Поняв, что отступать уже некуда, мылено вознесла молитву Аллаху, Будде и на всякий случай Вицли-Пуцли (а вдруг ацтекский бог, не избалованный излишним вниманием последователей откликнется быстрее своих разрекламированных коллег по цеху?) и попробовала кулинарный шедевр. Мда… опасная работа – дегустатор, иногда от вкусового шока и умереть можно! Но я стоически проглотила порцию бурды и попыталась улыбнуться. Кажется, в состав блюда входил и анестетик, иначе чем объяснить то, что попытавшись улыбнуться, мои мышцы на минуту заклинило, и у Ингира появилась возможность полюбоваться моим оскалом. Венценосный собеседник оценил результат дегустации, после чего все-таки попытался сгладить впечатление от хлебосольного приема, пояснив:

– Похоже, гастрономические вкусы наших рас все же расходятся, хотя повар уверял, что приготовил блюдо межрасовой кухни, пригодное для пищеварения большинства гуманоидов. На Земле, если не ошибаюсь, это называется овсянка.

С сомнением поглядела в тарелку. Сходство, конечно, было – по консистенции. У нас в училище эта каша тоже всегда напоминала качественную грязюку после проливного дождя, а вот в остальном… Хотя, если предположить, что злополучный маэстро кухни готовил блюдо впервые, сверяясь с голопроектором, да еще добавил национальных приправ, чтобы угодить своему хозяину, то на выходе вполне мог получить такое вот коронное блюдо. Чтобы как-то поддержать разговор, ляпнула, не подумав:

– Ну, переварить то его я, думаю смогу, а вот съесть – это задачка потяжелее…

И только после того, как выдала столь лесную характеристику меню, вспомнила про этикет. Преподаватель на занятии нам тогда все подробно объяснил одной фразой «На приеме нужно держать приборы как король, а есть как нищий» (про последнее он потом отдельно пояснил – жрать мало и все подряд, не кривляясь). Вот только полученные знания еще бы на практике научиться применять.

Впрочем, Ингир хитро подмигнул и, отодвинув тарелки, озорно подытожил:

– Если честно, мне и самому эта отрава не по вкусу.

– Но зато таким кулинарным изыском можно проверить так ли хорошо с самообладанием у собеседника. – Подсказала я и мы синхронно улыбнулись.

– А теперь, если позволите, перейдем к делу – Его высочество вмиг стал собранным и деловым. И куда только подевался проказливый блеск глаз и мальчишеская ухмылка? – В свете изложенных Вами данных я предлагаю Вам участвовать в обнародовании информации по мирийцам, а так же место в дипломатической миссии на Альтеру – именно на этой планете находится основное поселение мирийцев.

Благополучно пропустив первую часть про «обнародование» задала вопрос по поводу мирийцев:

– А на Альтеру нас вообще пустят? Вроде бы даже у Танэкта с мирийцами напряженные отношения. Да и человек в составе дипмиссии… они же людей ненавидят!

– Людей в целом – да, но Вы полетите туда в особом статусе, так что думаю, конфликта удастся избежать. А насчет враждебности – открою маленькую тайну.

Принц замолчал, только подогревая моё любопытство.

– И какую же? – Попыталась напустить на себя скучающий вид. Дескать, не больно то и хочется слушать, но куда же денешься с корабля в вакууме?

Ингиру скрыл досаду. Похоже, ожидал большего проявления эмоций.

– Тинийцы вполне успешно сотрудничают с мирийцами, только негласно. Мы не афишируем эту информацию. Пусть перед Союзом у нас до поры до времени будет козырь в виде небольшого, но весьма агрессивного союзника.

– А зачем…

Не успела договорить.

– Я рассказываю все это? Вы слили информацию по научным разработкам Союза, которую, кстати, уже полностью проверили и она подтвердилась. Обратной дороги у вас нет – и принц вновь улыбнулся.

В первый момент захотелось стереть эту самодовольную усмешку с его лица. Но здравая мысль о том, что Ингир прав, быстро отрезвила. Поэтому я задала еще один интересующий меня вопрос:

– А в каком именно статусе я полечу на Альтеру?

– В качестве моей невесты – как само собой разумеющееся выдал этот венценосный интриган покачивая кисточкой хвоста из стороны в сторону.

Здрасте, айсберг в розовый покрасьте! Еще один «жених» выискался! И что самое обидное – наверняка тоже не от большой любви предлагает мне сменить статус на «помолвлена», а из каких-то своих политических соображений.

И тут дверь террасы распахнулась и влетела Таира, красная как раскаленный реактор и взревела не хуже турбин при отстыковке:

– Ненавижу!!!

– Кто разрешил ее впустить? – Ингир был спокоен, словно не замечал ворвавшегося вихря с льняными хвостиками. – Начальника охраны. Живо!

Лишь в последнем слове слышалось тщательно скрываемое раздражение.

Меж тем принц соизволил повернуться к своей маленькой невесте и, обращаясь уже лично к ней, спокойно проговорил:

– По какому праву, вы юная леди врываетесь сюда во время делового разговора?

Таира, воинственно пыхтя, развернулась всем корпусом к Ингриу, так, что мне осталось созерцать лишь ее затылок.

В дверях показался и замер на пороге таниец, разменявший уже вторую сотню, но, несмотря на годы, подтянутый и деловой. Похоже тот самый начальник охраны. Принц сделал знак подождать.

– По праву вашей невесты. Или вы забыли, что пока я являюсь оной и могу делать все, что мне заблагорассудится.

За недетской речью проглядывала обида, и чувствовалось, что малышка готова разреветься в голос. Сомневаться не приходилось, Таира слышала наш разговор, но весь ли? Но последние реплики принца – уж точно. Меж тем малышка всхлипнула и продолжила:

– Хотя невестой мне осталось быть недолго, лишь это радует!

Да… гены пальцем не раздавишь! Таира еще такая кроха, но чего у нее не отнять уже в столь юном возрасте – гордости и выдержки. Обычная девчонка разревелась бы в голос, а то и с кулачками кинулась на обидчика, а не пыталась бы спрятать боль за маску. Из нее со временем получится отличная правительница. Может Ингир погорячился разрывать помолвку? Два десятка лет и вырастет отличная королева. Благо он может подождать – продолжительность жизни танийцев в среднем двести пятьдесят – двести семьдесят лет, из них он прожил около сотни, а вот иллийцы, как и люди при современном уровне медицины, живут всего около ста пятидесяти – ста восьмидесяти, так что… Додумать мне не дали. Таира наконец-то развернулась лицом ко мне с фразой:

– Интересно, какая танийка станет новой невес… – и так и не договорила.

Тут маска отчужденности слетела с мелкой мордашки и мелкая с разбегу кинулась ко мне на шею.

Глава 11 А вы пробовали четко выразить размытую позицию?

Тень дана была ворам – Мастерам плаща Хитрецам и ловкачам Без нее нельзя. Луч познания светил, Тем, кто жизни суть Постигал за мигом миг По азам наук. Воину – силу, мастерство, Чтоб в бою вели. А политикам – язык, Что пленит умы. Ну, а любящим – огонь, Чтоб снутри сжигал И сгорая, чтобы он Души согревал

После того, как малышка все-таки отцепилась от шеи, слова полились из нее нескончаемым потоком:

– Живая! Как тебе удалось? Когда сказали, что тебя к дознавателям увели, я подумала, что больше тебя не увижу!

При виде сияющего лица малявки принц слегка опешил, но потом он, придя в себя, все же поинтересовался:

– Вы знакомы?

В это время его хвост жил своей жизнью, наплевав на статус и маску непоколебимого спокойствия хозяина. Он выписывал немыслимые кульбиты, извиваясь почище змеи, прижатой корнцангом к земле, выдавая Ингира с головой.

– Таира, это долгая история, – попыталась я утихомирить малявкин энтузиазм, который разыгрался не хуже норовистой лошадки.

Кнопка сразу надулась, и я поспешила добавить:

– Я тебе обязательно все расскажу, но чуть попозже, наедине, договорились? – И, повернувшись к Ингиру, добавила – да, с Таирой мы знакомы – я служила именно на Элколай. Это тот самый линкор, который должен был доставить ее вместе с матерью. Как вы знаете, еще на подлете к проколу корабль был атакован.

– А потом нас выкинуло недалеко от Аргула, и Тэри с Браеном меня спасли. Хотя потом оказалось, что этот Браен – предатель, – влезла с комментариями мелкая, выплескивая тем самым все накопившееся волнение. Вот сейчас она была похожа на обычного непоседливого ребенка.

Из сумбурной речи Таиры Ингир понял лишь одно – реальные события на Элколай отличались от той версии, что представили ему.

– Мне сообщили, что линкор был атакован, но принцесса не покидала корабля.

На это заявление Таира уничижительно фыркнула, напомнив рассерженного бурундука. Мы как-то с отцом ходили в зоопарк, еще на Вилерне, и я видела эту зверушку в вольере, под которым красовалась надпись «исчезающий вид». Сейчас для полного сходства малявки с уроженцем зоопарка не хватало только подписи.

– А вы разве не спрашивали у вашей невесты про нападение?

Помрачневшее лицо наследника было красноречивее любого ответа. Ну да, мы такие занятые, что послушать доклад очередного советника время найдем, а вот для будущей супруги, пусть пока и маленькой, у нас полный цейтнот. Вот теперь и сиди дурак дураком.

Похоже, в борьбе ослиной гордости с любопытством победу одержало все же второе, поскольку принц недовольно дернул хвостом и обратился к нам:

– Поведайте тогда, что же случилось на самом деле?

Мы с мелкой хитро переглянулись. И кто сказал, что женской солидарности не существует? Они, конечно, правы, но малышка была мне гораздо ближе этого Ингира, да и захотелось щелкнуть наследника по носу. Поэтому я, коварно улыбнувшись, посоветовала хвостатому:

– А об этом лучше всех сможет рассказать Таира. Это же ее похищали на Аргуле.

Принц понял, что, конечно, может вытянуть из меня все его интересующее, но после этого моего расположения ему будет добиться ой как нелегко. Скрипнув зубами, он все же обратился уже к своей невесте:

– И что же произошло на Аргуле?

Малявка для приличия поупрямилась, но потом, поерзав у меня на коленях, начала рассказ. Иногда она сбивалась и отходила от сути, переходя на впечатления, и ее голос то звенел, то затихал, но стоит отдать малышке должное. Таира, по сравнению со своими сверстниками, сумела изложить историю своих приключений понятно и связно от начала и до конца. Я не мешала и не комментировала. Кнопка в кои-то веки почувствовала себя значимой. Подозреваю, что это было самое ее долгое общение с принцем с момента прилета.

Ингир обдумывал услышанное, а Таира, отойдя от первых впечатлений встречи, задала очередной вопрос:

– Получается, это на тебе теперь он женится? – И мотнула головой в сторону принца. – А что тогда со мной будет?

Я горько усмехнулась. Ну да, малышка думает, что ее либо задвинут в самый дальний угол, либо вышлют на Вилерну, как бракованный товар.

– Не переживай, мы что-нибудь придумаем. – Попыталась я ободрить мелкую.

Сама же обдумывала варианты. Отправлять назад Таиру не хотелось. Да и если вспомнить, домой малышка не особо-то и рвалась. Что ее там ждет? Очередная выгодная партия, в которой жених старше лет эдак на сорок-шестьдесят? Свидания с матерью, чьи теплые объятья сравнимы с жаром криокамеры? Интриги Союза? Хотя и здесь у нее перспективы тоже не самые радужные. Так зачем этот бессмысленный обмен? Неосознанно прижала белокурую козявку поближе, и поймала себя на странных ощущениях. У меня никогда не было младшей сестренки, но если бы дано было выбирать, хотела, чтобы она была такой же, как Таира.

Ингир заинтересованно разглядывал нас, так, как будто только что увидел, и невозмутимо произнес:

– Итак, вы станете моей невестой, Тэриадора?

Я почувствовала, как малышка ощутимо напряглась.

– Единственное НО, Ваше высочество. А как же быть с тем, что я уже замужем?

Принц как-то странно посмотрел на меня, будто колебался, но все же ответил:

– Думаю, это ненадолго. Вашего супруга уже осудили. Благо приговор был таков, что он навряд ли долго проживет. Штрафники – расходный материал в армии Союза.

В груди стало пусто. Не хотелось ни плакать, ни кричать. Я смотрела и не видела стола, даже не дышала. Почему так? Его не должны были судить. Понизить в звании, отстранить от командования, но в штрафники? Захотелось выбежать, разбить что-нибудь, да хотя бы закричать – неважно, главное, что-нибудь сделать! Впервые за долгие годы глаза предательски защипало. И в памяти всплыло лицо отца. Тогда, перед отлетом. Наверное, потому что в девять лет было так же больно, но сделать точно так же ничего уже было нельзя. Этот ком из воспоминаний прошлого и настоящего и отрезвил. Заставил повторить про себя как мантру фразу «Я сильная, согнусь, но не сломаюсь. А слезы – выплачу завтра». И абсолютно безжизненным голосом произнесла:

– Тогда мой ответ «Да». Но есть одно условие.

Малышка вообще по ощущениям напоминала больше каменную статую, чем живого ребенка.

– Таира остается здесь, освобождается ото всех обязательств перед Вами и становится свободной гражданкой Танэкта. А по достижении ее совершеннолетия сможет выбрать понравившееся ей учебное заведение и может выйти замуж по своему желанию за того, кого сочтет достойным. А пока ей не исполнится двадцати, остается на вашем попечительстве, как младшая родственница.

Малявка удивленно повернулась ко мне и вопросительно посмотрела. С не меньшим изумлением взирал и Ингир. Спустя мгновение принц оценил градус наглости и удовлетворенно хмыкнул. Если он оставит мелкую у себя и не женится, да еще сделает ее простой подданной – это межрасовый скандал. Да, Таира – не заложница, но Союз это может преподнести именно в таком ключе. С другой стороны, не все ли равно. Танэкт выставит претензии Союзу по поводу появления во вселенной расы мирийцев, и конфликта так и так будет не избежать, пусть под шумок хоть Таира станет свободной от обязательств титула.

– Хорошо. А лично для себя вы ничего не хотите?

– Нет.

Мы встретились взглядами и поняли друг друга без слов. Это только СМИ могут развешивать лапшу про порывы чувств и скорые свадьбы от пылкой любви у сильных мира сего. Сейчас передо мной сидел прожжённый интриган и хитрый политик, которому нужен был прочный альянс с мирийцами. Я же должна была стать краеугольным камнем, о который разобьётся броня непогрешимости Союза в плане генетических испытаний. Рокировка невест – политически выверенный шаг. Скорее всего, после того, как с мирийцами будет объявлено об официальных договоренностях, я покину этот «пост», и на роль супруги подберут уже мирийку.

– Что ж. Я искренне рад, что мы достигли взаимопонимания в столь важном вопросе.

Принц в подтверждение своих слов склонил голову чуть набок в одобряющем жесте. Увы, меня на большие политесы не хватило. Поэтому, ссадив мелкую с колен, поднялась из-за стола.

– Тогда благодарю за ужин. А сейчас прошу меня извинить. – Я уже было собралась откланяться.

– Вы будете столь любезны прогуляться со мной завтра вечером по сейлонскому саду? – Хвостатый интриган был сама любезность.

Выдавив из запасников улыбку «а-ля мечта стоматолога» (медленно, но верно переходящая в область кошмаров, потому как сквозило в ней что-то волчье), ответила:

– С превеликим удовольствием.

Таира стояла рядом, и чувствовалось, как ей тяжело удержаться от того, чтобы не схватить меня за руку или за подол платья. Протянув кнопке свою ладошку, предложила пойти со мной. Иллийка серьезно кивнула, и мы направились к выходу, где все еще стоял начальник охраны. Похоже, кого-то сейчас ожидает внеочередной подарок судьбы под названием «выволочка от начальства».

Разговор ни о чем и о самом важном в покоях малышки затянулся за полночь, и лишь когда мелкая, отчаянно зевая и потирая глаза, все-таки согласилась идти в кровать, я смогла вздохнуть. Вышла из комнат Таиры и наткнулась на караул. Примечательно, что на Танэкте довольно трепетно чтились традиции и живая, а не киборго-электронная охрана скорее была данью ушедшему времени, нежели насущной необходимостью. Хотя эти зелененькие ребятки, подозреваю, могли при желании и того же киборга уложить. Спросив у одного из них на общегалактическом как попасть в крыло службы безопасности, направилась в указанную сторону. Хорошо хоть идти не так далеко – дворец соединялся системой переходов со зданием СБ, а схемы расположения, периодически попадавшиеся на пути не позволили заплутать. Разместили меня в одном из номеров верхнего этажа здания безопасников, чтобы была всегда, что называется, под присмотром и на всякий случай пресечь в зародыше попытки выкрасть мою скромную персону, если таковые Союз решит предпринять.

Лишь оставшись в предоставленных апартаментах одна, зашла в ванную и, включив горячую воду на полную мощность так, чтобы густым паром заволокло все пространство комнаты, дала волю слезам. Шум воды глушил всхлипы, а завеса пара размывала силуэт. В том, что номер нашпигован следилками, сомневаться не приходилось, но так хотя бы создавалась иллюзия, что меня в таком состоянии не видят. Не знаю, сколько просидела, но когда сил плакать уже не осталось, а из горла раздавались лишь надсадные хрипы, все-таки нашла силы, чтобы подняться и умыться. А потом, не раздеваясь, рухнула в постель.

Звонок, разбудивший меня с утра, принес с собой головную боль и тяжесть во всем теле. Доползла до ванной, разделась и включила ледяной душ. Ожидаемый бодрящий эффект почему-то отсутствовал, голова все так же раскалывалась, хотя тело покрылось веселенькой синевой и пупырышками. Решив не истязать сверх меры организм, выключила воду и пошла одеваться. Зайдя в комнату, обнаружила на столе поднос с завтраком и сообщение, что через полчаса меня ждет Дариш. Желания есть не было абсолютно, поэтому, ограничившись чашкой кофе, вкус которого даже не почувствовала, оделась и направилась на заклание к офицеру службы безопасности Ханити.

После четырех часов беседы с Даришем, а так же еще несколькими учеными, уточнявшими тонкости проекта «Эдельвейс», а в частности, параметры уравнения для расчета входа корабля в прокол пространства, я была совершенно выжатой. А неугомонные светочи знаний вцепились в меня не хуже своры бультерьеров в прохудившуюся грелку. Дариш, которому это тоже надоело, но честь мундира не позволяла выказать недовольства, спустя какое-то время предложил сделать перерыв. Покинув комнату, где ученые сцепились не на жизнь, а за истину в очередном споре, я вышла в коридор, оставшись на время одна.

За окном лениво проплывали, словно подсвечиваемые изнутри мягким карминовым светом облака, подгоняемые порывами проказника-ветра. Он же трепал верхушки гигантских папоротников и хвощей (во всяком случае, именно на этих представителей реликтовой земной флоры были похожи местные деревья), а полуденное светило мягко уходило за горизонт. На противоположенной стороне небосклона разгоралась заря. Все верно. Полдень. Орбита Танэкта уникальна – в отличие от большинства она не эллиптическая, а напоминает восьмерку, а в сутках сорок два часа. Поэтому, когда наступает полдень, одно светило уходит с небосклона, а второе встает. Когда планета поворачивается другим полушарием и наступает ночь, то на небо величественно выплывает во всем блеске почти двух сотен звезд Эридан – созвездие, знакомое на Земле в основном лишь астронавтам, а знакомый с детства пояс Орина можно увидеть лишь старательно вглядываясь, да и то ближе к полуночи.

Мысли о том, насколько многоликим может быть небосвод планет притом, что звезды светят во вселенной всем одинаково, немного отвлекло. Я и не заметила, как рядом со мной оказался Дариш.

– Говорят, что тем, кто привык к галактическим суткам, бывает трудно перестроить свои биологические часы под режим Танэкта. А вам так не кажется?

– На каждой планете время полного оборота вокруг своей оси разное. Что в этом такого?

Невежливо отвечать вопросом на вопрос. Но сейчас я могла себе это позволить. Мы не на допросе.

– Тогда полагаю, ваше состояние вызвано иными причинами. Что бы это ни было, примите совет старого служаки. Время невозможно повернуть назад, и коря себя за неверные поступки в прошлом, вы делаете только хуже. Потому как не видите настоящего, и, следовательно, имеете гораздо больше шансов совершить непоправимую оплошность в будущем.

– Спасибо за совет.

Каким образом Дариш сумел так точно угадать причины моего состояния? Ведь о Браене я ничего не рассказывала, пояснив лишь, что он приставлен меня охранять и помочь адаптироваться после потери памяти. О том, что именно он помог мне избежать стирания, я умолчала, предположив, что, скорее всего, сыворотка просто на меня не подействовала. Незачем давать службе безопасности лишний рычаг давления в виде личных чувств и переживаний.

– И уж раз я взялся советовать, позвольте еще одно. Знаю, что принц Ингир предложил вам место в посольстве. Соглашайтесь. Мне кажется, именно от Вас во многом будет зависеть, насколько мирными будут переговоры между мирийцами и Союзом.

Поймав мой недоуменный взгляд, ведь целью посольства будет создание коалиции Танэкта и Альтеры против Союза, а не переговоры с последним, Дариш пояснил:

– Лучшая война – это та, которой не было. Потому, объединившись с нами, мирийцы будут представлять серьезную угрозу. Союз попытается договориться с новой силой на политической арене, и ему придется пойти на уступки, и, как минимум, признать новую расу со всеми причитающимися на то правами.

Подумалось вдруг, что пока Альтера вне закона и не захвачена лишь благодаря своей удаленности. Эта маленькая, вечно готовая к войне планета, при желании Союзом будет наверняка оккупирована, но с большими потерями. Помню время, когда мы еще удивлялись, откуда во вселенной столь малочисленная, но столь совершенная раса воинов. По идее, если бы они эволюционировали, как, например, люди, в течение миллионов лет, то с таким уровнем агрессии и культом войны должны были перебить друг друга или утратили бы часть боевых навыков, ненужных в повседневной жизни, за ненадобностью. Но так как это генно-модифицированные, то все становится понятно.

Меж тем Дариш продолжал:

– Но это самый благоприятный исход. Боюсь, что лазутчики Союза попытаются сорвать переговоры. Вы же, как человек, должны показать, что в состав Союза входят не только агрессоры, но и те, кто готов к конструктивному диалогу.

– Проще говоря, мне нужно будет расположить к себе мирийцев?

Что-то слабо верится в наивность Дариша по этому поводу. Чтобы один человек да в корне изменил мнение о целой расе? Офицер службы безопасности Ханити усмехнулся.

– Не всех, но одного все же постарайтесь. Его имя Лерго дис’ Кейрим, он главнокомандующий армии Альтеры и, как мне подсказывает чутье, именно его при благоприятном стечении обстоятельств назначат послом для заключения договоров с Союзом.

Устало посмотрела в окно, где все так же неспешно плыли облака. Как захотелось стать одним из них, раствориться в холоде плотного водяного тумана, взирать на мир с высоты и оставаться равнодушной к чужой боли, к чужой радости.

– Зачем вы мне все это говорите? Я не могу, да и не хочу становиться послом. Меня этому не учили! Все, что могла, я рассказала, зачем все остальное!

– Вы сможете – на меня в упор уставились холодные, будто вымораживающие до абсолютного нуля, глаза Дариша. – Ради памяти своего отца, ради людей, иллийцев, танинов, мирийцев, да любых мирных жителей, что гибнут в схватках. Вы же точно так же, как и миллионы, на своей шкуре пережили, что значит быть жертвой таких налетов! – Под конец офицер уже почти рычал.

Он знал, на что давить, как убеждать. А еще я почувствовала, что и на себе Дариш испытал боль утраты. Кто погиб у него? Брат? Любимая? Дети? Отец? Мать? Друг? Зачем гадать. Ясно лишь одно – за непроницаемой маской скрываются боль и отчаяние. Сейчас я лишь краем глаза увидела всю бездну страданий, что бушует в душе офицера, и узнала себя, такой я была десять лет назад, только прилетев на посадочную площадку училища. Теперь я понимала Дариша намного лучше, и пришло осознание: сделаю все возможное, чтобы эти переговоры состоялись. Да, скрытая конфронтация Союза и мирийцев будет всегда, но холодное противостояние лучше плазмометных очередей.

Офицер службы безопасности Ханити ушел, оставив меня наедине с мыслями. А я стояла у окна, неосознанно отмечая слой пыли на раме и маленькую трещинку на стеклопластике, приходя к осознанию ситуации. Да, прошлого не исправить, но сделать так, чтобы все это было не напрасно – в моих силах. Решительно вздохнула. Вспомнив давнюю поговорку «делай, что должен и будь что будет», толкнула дверь в кабинет – пора возвращаться к «архивным юношам», как я мысленно окрестила консилиум, партизанами засевший в допросной.

Штрафник Дранго

Браен брел по коридору больницы. Помещение было настолько длинным, а освещение – нестерпимо ярким, что ему невольно захотелось проверить пульс – уж больно ассоциации были специфические. Для полноты картины не хватало только нежных голосов, поющих псалмы, да крылатых нравоучителей с лампой вечного накаливания модификации «нимб стандартный, диаметр один и четыре».

Дранго сощурился. Триоды, встроенные лентами в потолок и верхнюю часть стен сомнительного аргульского производства, всегда славились своими отклонениями от общепринятых стандартов. Либо светили еле-еле, либо заливали иллюминацией так, что слезились глаза, а еще постоянно искрили и перегорали. Зато стоимость была ничтожной, чем беззастенчиво и пользовалось начальство, закупая эти лампы. По бухгалтерии они, конечно же, проходили по цене антикварных цокольных, но кого это волнует? Ревизия сюда с момента основания станции не приезжала, так зачем понапрасну тратиться на качественное освещение в больнице, когда можно эти же деньги потратить на что-то действительно нужное. Например, особнячок на Пуками – планете системы Бетельгейзе?

После теплой встречи, организованной медперсоналом больницы, Браен шел на поправку скорее вопреки, нежели благодаря деятельности жрецов Гиппократа. Громила старался от него не отставать, как во время выздоровления, так и сейчас – бодро шваркая по коридору чуть приволакиваемой левой ногой. Последние пара инъекций для него оказались жутко неудачными и болючими. Такое ощущение, что медсестра сдавала зачет по стрельбе и метко попадала не только в одну и ту же мишень, но и практически в одно и то же входное отверстие, в результате чего на ягодице здоровяка красовалась внушительная гематома. Впрочем, Громила не сильно жаловался, мечтая побыстрее унести ноги из этого удавительного (в смысле лучше удавиться, чтоб только сюда не попасть) места.

Заметив краем глаза морщившегося наемника, Браен хмыкнул. Еще неделю назад они готовы были вырвать друг другу глотки, а вот сейчас поди ж ты – вполне мирно разговаривают. Иногда. Об этом свидетельствовало отсутствие новых фингалов у обоих. Бывало разговаривали даже почти не на матерном, а на обычном едином галактическом – но это редко. Если так пойдет и дальше, то при условии, что ни один из них не отдаст концы в ближайшие пару месяцев, может, и напарниками станут. Хотя последняя мысль Браену не понравилась. Был у него один напарник. Вернее, была…

Громила, не подозревая о мыслях Дранго, пыхтел рядом. Когда они только оказались на соседних койках, он все пытался прожечь взглядом этого молодчика. Причина столь трепетной «любви» здоровяка к Дранго была проста. Бени Рей (а именно так звали громилу) ненавидел этих – обласканных судьбой и почестями юнцов, богатых папенькиных сынков, у которых еще молоко на губах не обсохло, а им доверяют командовать батальонами. Знавал по молодости одного такого. Этот молокосос с погонами капитана даже не попытался вызволить заложников с захваченного пиратами космического лайнера, а сразу дал приказ расстрелять из плазмометов корабль. На борту было около тысячи мирных путешественников, среди которых и жена Бени Рея с маленьким сыном. После случившегося этот капитанишка не нашел в себе мужества даже посмотреть в глаза родственникам тех, кого он приговорил к смерти вместе с пиратами. Сообщение о случившемся пришло электронным письмом. Подробности всего произошедшего Рей узнал гораздо позже, когда уже подался в наемники – сначала, чтобы отомстить за гибель семьи, а потом… такая жизнь затягивает почище размеренной суеты мирной повседневности. Да и дает хотя бы какой-то смысл существованию, не позволяя скатиться в безумие. И вот уже тридцать лет как Бени, он же Громила, наемник. Только желание отомстить за семью с годами подменилось лютой, пока еще сдерживаемой, ненавистью: к командирам, к счастливым гражданским, к самому себе. Когда в казарму втолкнули этого красавчика, Громила еще сдерживался, но потом его как прорвало. Сейчас, спустя неделю, мнение угрюмого наемника стало меняться – да, фасад Браена был похож на того, отдавшего приказ тридцатилетней давности, но только фасад. В отличие от капитанишки, отдавшего злополучный приказ, у этого блондина не было гнильцы, он не трясся за свою шкуру. Бени даже не мог объяснить, откуда взялось это ощущение. Может, от того, что будь этот красавчик таким же трясущимся за свою душонку и погоны, как тот капитанишка, то не оказался бы здесь? Так или иначе, но Громила впервые за долгое время изменил свое мнение о выпускниках Академий со «все они сучьи дети» до «может и есть среди этих недоносков нормальные».

Вот так и брели эти не друзья, не враги, не знакомые и не чужие – двое по коридору, залитому резким электрическим светом к пункту распределения, еще не подозревая, что их ждет впереди.

– Вы, двое недобитков, подойдите ближе, – сержант, чья смена на пункте распределения подходила к концу, смерил хмурым усталым взглядом парочку, выписавшуюся из лазарета. После пристального осмотра новоприбывших удовлетворенно хмыкнул. Он, как и большинство из командного состава штрафных батальонов, повидал на своем веку немало смертников и умел оценить человека, лишь раз на него взглянув. И редко ошибался в характеристиках. А еще мог достаточно точно угадать, сколько тот или иной прибывший задержится на этом свете. Появившемуся до них мужчине средних лет (кажется, тот был осужден за финансовые махинации в особо крупных размерах) и весьма внушительных габаритов он отвел жизни ровно до первого боя. Потому как рассеянный взор, опущенные плечи, слегка заторможенные движения выдавали человека, глубоко чем-то потрясенного (знамо чем – приговором). Такой примется рефлексировать, вместо того, чтобы жать на гашетку, и наверняка будет сбит.

А вот эти двое – могут и до года продержаться, если не перегрызутся раньше времени. Больно уж недружелюбно зыркают друг на друга. Один – молодой высокий блондин с упрямым волевым подбородком, подтянутый и с выправкой, которая сразу выдает выпускника Академии. Второй – уже изрядно потрепанный жизнью, видно, полтинник уже разменял, громадного роста, бритый налысо, со шрамом поперек щеки и застарелым следом от ожога. Единственное, что объединяло обоих – взгляд. Так смотрят те, кто напрочь разуверился в жизни, но из чистого упрямства не сдастся костлявой до последнего. Такие взгляды сержант любил, потому, как их обладатели были самыми живучими. Эти двое не будут паниковать понапрасну и трястись, как большинство заключенной шушеры, что исправно доставляют в отряды смертников корабли отдела исполнения наказания. И не будут грызть глотки друг другу за цацку из танума, как большинство наемников.

– Кто такие?

– Рядовой Браен Дранго. Осужден по статье RETY-1357 Кодекса Союза.

– Рядовой Бени Рей Риддл. Наемник.

– Жетоны достаньте – и пока парни вытаскивали из-за пазух инфопластинки, сержант споро навел на них считыватель. Прибор дважды противно пиликнул и на проекторе высветились досье на обоих мужчин.

– Как следует из характеристики, у тебя, Браен, есть порт и даже универсальный? И как же тебя такого положительно-правильного, только что без нимба, к нам-то занесло? – В голосе сквозила легкая заинтересованность.

– Дураком был.

– А говорят, дураков в Академии не держат. – Подначил сержант, уже откровенно скалясь, и перевел взгляд на громилу.

– Внушительный послужной список, – присвистнул он спустя минуту и, как будто что-то решая про себя, произнес – с сегодняшнего дня вы – напарники. Летать будете на штурмовике класса этурии.

– На этом мозгошлепе?! – Первым не выдержал Громила, парой слов, вырвавшихся в невольном вопле, дав всеобъемлющую характеристику этого класса штурмовиков.

Браен остался внешне невозмутим, хотя внутри него все кипело. И было от чего. Блондин быстро перебрал в уме все, что помнил об этуриях. Они были быстры, маневренны, просты в ремонте и жутко ненадежны из-за хрен…, ёкар…, охы… (эпитеты Браен мог подбирать еще долго), в общем, очень некачественных плат, которые сбоили по статистике одна из двадцати и зачастую выжигали всю нервную систему пилота через JT-порт под корень. А стыковаться, как нетрудно было предположить, с этурией придется именно ему, Браену, поскольку у здоровяка-наемника навряд ли есть имплант порта.

Сержант еще раз смерил парочку взглядом и повторил:

– Вместе. На этурии. Рядовой Дранго – ведущий. Рядовой Рей Ридл – атакующий.

Произнося свою речь рублеными, короткими фразами, он в упор смотрел на Громилу и лишь закончив, повернулся к Браену и, вздохнув, уже более спокойным голосом добавил:

– Для портов есть только этурии, все остальное – чистая механика, на которой даже приличного виража заложить не сможешь. Если так не терпится поскорее сдохнуть, могу пересадить на бомбер.

Громила все еще недовольно пыхтел, набычившись, но Дранго уже начал остывать, понимая, что здесь не учения и не маневры. А он уже не кадет Академии Бореа, где пилотирование осуществлялось в основном на кармирах и узерах – более поздних и безопасных моделях штурмовиков. Этурии были экспериментальным образцом, разработка которого началась в разгар одной из военных кампаний Союза, и поскольку в штурмовиках тогда была острая потребность, их поставили на линейку, как только они прошли первую серию испытаний. Огрехи расчетов выявили позже, когда платы начали лететь, но к тому моменту рентабельность изготовления штурмовиков покрыла человеческие потери. Так и затесались в космофлоте этурии, уже полвека прозванные среди пилотов мозгошлепами.

Сирена завыла на противно-дребезжащей ноте, оповещая о внеплановом сборе, заставив напрячься всех троих. Сержант нахмурился и вывел на экран пришедшее сообщение.

– Приказ о передислокации всех штрафных батальонов в сектор FHTR 349 созвездия Щита, – ошарашено озвучил он увиденное и непроизвольно добавил, – в этом же секторе Альтера, будь она неладна! Опять, похоже, с мирийцами сцепимся.

Но потом как будто сам себя одернул и, уставившись выцветшим, вмиг посерьёзневшим взглядом на уже напарников, приказал:

– Все слышали? В казарму бегом марш!

Глава 12 Полевые политесы

Кровь снова просит боя, А сердце – перемен И лишь душа – покоя Родных, надежных стен. Но впереди дорога Уныла и сера Лишь моросящий дождик Да полная луна. Когда-нибудь мы будем Сидеть у очага, Рассказывая сказки О дальних берегах. Своим веселым внукам, Что окружат толпой Пока лишь – Ночь – докука И волчий где-то вой.

Затекшая спина пульсировала болью, напоминая, что пора бы уже оторваться от экрана и сделать хотя бы разминку, а еще лучше сходить и перекусить чего-нибудь или прогуляться. Но я упорно продолжала листать страницы на мониторе, старательно штудируя все известные сведения о мирийцах. Наконец, сдавшись натиску организма, отложила нудное чтиво и, выпрямляясь, потянулась, предвкушая наслаждение в затекших мышцах. Но не тут-то было. Ровно на полпути в поясницу что-то резко вступило, заставив замереть в позе профессионального вуайериста (она же – асана рака-отшельника). Чувствуя себя радикулитной старушкой, осторожно доковыляла до стола, а потом, опершись на его край руками, начала осторожно распрямляться. Проделав сию процедуру, посмотрела чуть в сторону, туда, где на стене висело зеркало. Разглядывая отражение, поймала себя на мысли, что меня все меньше стало заботить, как я выгляжу…

– Мда, чем меньше хочется смотреть на себя в зеркало, тем сильнее ощущаешь себя развалиной, а я ведь еще молодость свою не угробила, – прокомментировала ситуацию и невесело усмехнулась зазеркальной подруге.

Отражение молчало, радуя глаз синевой под глазами и впалыми щеками. Я и так не обладала столь милыми для глаз пышными формами, а тут вообще стала похожа на эндоскелет. Уже прошла неделя с приснопамятного побега из новообразованного семейного лона, и сегодня представитель Танэкта на межгалактическом саммите должен был сделать заявление о причастности Союза к появлению расы мирийцев.

После того, как я рассказала о предположениях отца, танийская разведка и служба безопасности начали усиленно копать в этом направлении. Упорство и точные указания что и где искать – и через неделю шустрые танийские агенты нарыли целый линкор доказательств злополучного эксперимента с мутантами. Как оказалось, сто сорок лет – не такой уж и большой срок. И хотя место, где была лаборатория и предприятие, выпустившее партию «бракованных» киборгов, сравняли с землей, все же кое-что осталось.

В свою очередь я старалась узнать как можно больше о мирийцах. И чем больше узнавала, тем интереснее вырисовывалась картина происходящего.

После удавшихся бунта и побега недокиборги с мутантной ДНК сумели захватить один из транспортников на космодроме, примыкавшем к лабораториям. Пилота, что был в тот момент за штурвалом, заставили направить судно чуть ли не на задворки вселенной. Возможно, мутантам помог кто-то из персонала, может, программа, загруженная в них ранее, оказалась настолько хорошей, что наложила не только матрицу самосознания, но и выдала алгоритм действий по столь оригинальному сценарию спасения – это уже навряд ли кто-то узнает.

Так или иначе, но недокиборгам удалось сбежать и высадиться на Альтере – планете земного типа в восьми миллионах световых лет от галактики Боде. Правда, к этому времени там уже обосновалась людская религиозная община, достаточно многочисленная, но мирная. Большинство поселенцев занималось аграрным трудом на единственном небольшом материке – Эолии. Мягкий теплый климат, обилие пресной воды (девяносто восемь процентов поверхности планеты занимал пресный океан) способствовал этому занятию. Самой большой проблемой для поселенцев была добыча минеральных ресурсов. Большинство элементов находились в сверх рассеянном состоянии, так что некоторые растения выращивали специально в качестве «соленакопителей».

Мутанты, появившиеся, словно кара небесная, быстро захватили этот терра-формант, но, надо отдать им должное, не перебили жителей подчистую, а сначала подчинили. Спустя пару десятков лет это привело к тому, что «залетные» ассимилировались с местным населением, сформировав новую расу – мирийцы.

Гены, столь старательно вписанные в ДНК «живых оболочек» не только не затерялись под генетическим грузом землян-поселенцев, но и закрепились как доминантные у потомков. Поэтому внешне мирийцы практически не отличались от коренных жителей Земли. Разве что чуть выше и крупнее – средний рост мужчин около двух метров, у женщин под метр восемьдесят – метр девяносто. В основном смуглокожие и темноволосые с миндалевидным разрезом глаз. Остальные различия были уже социокультурного плана.

Вольно или нет, но мутанты переняли часть традиций у местного населения, некоторые из которых переиначили под себя. Результатом такого взаимодействия стало то, что мирийцы наносили на запястья особые рисунки, предпочитали легкие просторные одежды, преимущественно светлых тонов, закрывающие практически все тело. Волосы мужчины чаще носили собранными в косу, женщины закрывали голову покрывалом, причем цвет и способ крепления на голове говорили о социальном статусе и семейном положении хозяйки. Религиозные верования претерпели самые серьезные изменения. Многие храмы были разрушены, а служение пророку Эльреддину (коему в свое время и поклонялись сектанты) мирийцы напрочь игнорировали. Первое место у данной расы занял культ силы. Детей, начиная с пеленок, тренировали как будущих воинов. Этому способствовали и привнесенные гены, и обстоятельства. Союз, хотя пока сильно не интересовался Альтерой, но стоящие у власти понимали, что рано или поздно война неизбежна. И старались наносить упреждающие удары, совершая партизанские рейды и активно ища союзников.

Еще раз тяжело вздохнула и потянулась за папкой, чей анорексичный вид внушал оптимизм: значит, закончу ознакомление с ее содержимым как раз до полудня. Открыла и пробежала глазами первый полимерный лист. Лерго дис’ Кейрим – главнокомандующий армии Альтеры. Тридцать два года, не женат, рост сто девяносто семь сантиметров (хм… для мирийца даже низковатый), пристрастия, привычки… быстро пробежала глазами анкету и перевернула страницу. Дальше были несколько изображений этого Лерго. Как и ожидалось, с голограммы на меня смотрел смуглокожий мужчина. Уверенный волевой подбородок и внимательный, суровый взгляд, лишь очерченные, насмешливые губы выдавали в нем темпераментную натуру. Отдав должное внимание изображению в полный рост, отметила подтянутое телосложение и прямую осанку. В целом Лерго дис’ Кейрим производил впечатление человека, который не изменяет своим убеждения и верен принципам до конца. Такой привык добиваться поставленной цели, во что бы то ни стало. Психологический портрет подтвердил худшие мои опасения. Да, об этот орешек можно сломать не одну вставную челюсть. Куда уж мне со своими фотопломбами!

Отложив папку, начала анализировать полученную информацию, но тут писк интерфона оповестил о том, что время вышло и пора собираться на треклятый межгалактический саммит. Лично моего присутствия, конечно, не требовалось, достаточно голографической проекции – не того полета птица.

– Ну что, готова? – Это были первые слова Дариша, как только я вышла из комнаты.

Хм, когда это мы успели перейти на ты? Хотя в данной ситуации именно такой дружеский тон помог отвлечься от невеселых мыслей. Дариш, действительно хороший психолог, чувствующий все полутона и умело использующий это.

– К расстрелу нельзя быть готовой, можно принять это лишь как данность.

– Не драматизируй. Мероприятие, конечно, не из приятных, но ведь не убьют же тебя… – и задорно прищелкнув хвостом, добавил, – идиотов в проекции стрелять там нет.

Хмуро глянула на шутника. Дариш предупреждению не внял, продолжая весело вещать:

– Решил проводить тебя до коммуникационной, ну и чуток приободрить, – и, заговорщицки подмигнув, протянул… леденец на палочке. Совсем как маленькой. И тут же пояснил – повар старался. Это его дебютный земной десерт.

В первый момент, растерявшись, невольно улыбнулась. От этого поступка веяло детством, теплом, уютом. Так же поступала и моя мама, когда я сильно расстраивалась из-за чего-то очень важного для трехлетней девочки: сломанной куклы, потерянного мелка для рисования или разбитой коленки. Дуться на офицера сразу расхотелось.

Когда мы вошли в коммуникационный зал, по спине пробежал озноб, хотя климат-контроллеры старались вовсю, полностью имитируя аромат и приветливый бриз средиземноморского побережья. Кистеперые амфибоиды с изумрудно-искрящейся чешуей, вылезшие на камни аквариума, стоявшего у противоположенной стены, чтобы погреться, по идее были призваны успокоить и настроить на созерцание. У меня же в данный момент вызывали лишь неприязнь.

Сев на стул, чуть поморщилась, закрыла на мгновение глаза, чтобы сосредоточиться и отринуть ненужные сейчас эмоции, и глубоко вздохнула.

– Я готова, – решительно произнесла и открыла глаза.

– Тогда начинаем, – прозвучал безэмоциональный голос оператора, – запускаю голографический скан.

И началось.

Передо мной возникла проекция зала совещаний, где в данный момент происходила встреча глав галактической девятки.

Уделив должное внимание собравшимся, я поняла, что обвинения в адрес Союза уже озвучены и первая волна дебатов миновала. Об этом свидетельствовали побелевшие желваки на скулах Мирато Кей Нао – вот уже добрые пятьдесят лет представлявшего интересы Союза на встречах подобного рода. Его трудно было не узнать, поскольку изображения Нао с завидной регулярностью мелькали в СМИ, впрочем, как и других политиков, собравшихся в зале. Того же Куриматур Элрей Итрам Брубей, шиплака по национальности – уроженца знойного Брумина, который нервно слегка вздрагивал своими стрекательными щупальцами или Арима – кеярца, что постукивает хелицерами, выдавая тем самым волнение.

– Это Тэриадора Лирой, дочь профессора Макса Лироя – представил меня, вернее мою проекцию в зале заседаний собравшимся посол Танэкта.

Хорошо, что все-таки не нужно лично присутствовать. Взгляд Кей Нао, транслируемый через коммуникатор, вымораживал душу.

– Так это и есть та особа, на голословных заявлениях которой Вы и ваше правительство, уважаемый, выдвигаете столь серьезное обвинение Союзу? – Слова Мирато сочились сарказмом и ядом, но хотя он внешне и пытался оставаться спокойным, в глубине глаз затаилась тревога. Стало ясно: об истинном происхождении мирийцев этот человек знает все, и даже больше.

– Господин Мирато, наше заявление основано на фактах, слова Тэриадоры Лирой – лишь еще одно подтверждение нашей версии появление мирийцев, – вежливый голос танийца был наполнен космическим холодом. – Поэтому предлагаю перейти непосредственно к вопросам, которые у Вас, уважаемые, могли возникнуть к госпоже Лирой в процессе моего доклада.

С этих слов началась моя медленная персональная пытка, длившаяся по ощущениям не менее двух стандартных галактических часов. Спрашивали обо всем: и как получилось так, что осталась жива, и о разработках отца, и о его дневнике, и как смогла добраться до хранов ОБДИНа, как сумела избежать стирания памяти. Приходилось постоянно держать лицо, хотя при воспоминаниях об отце невольно вставал ком в горле, думать, как не сболтнуть лишнего об «Эдельвейсе» и роли Браена во всей этой истории. О нем пришлось врать больше всего. Я не хотела впутывать его еще и в эту заварушку вселенского масштаба. Мало ему того, что я сбежала, если уличат еще и в препятствии выполнению прямого приказа – стереть память, то смерть для него будет выглядеть желанным даром судьбы. А я и так чувствовала себя перед ним безмерно виноватой и старалась сделать все, чтобы мои слова не навредили еще больше.

Когда допрос на высоком уровне закончился, и трансляция прервалась, я вымученно глянула на браслет. А прошло-то всего двадцать минут! Как, оказывается, по-разному ощущаешь время, когда мозг работает сразу по нескольким фронтам.

– Сильно вымотали? – Участливый голос Дариша, появившегося в дверном проеме, был последней каплей. Я расплакалась.

Офицер подошел ко мне, обнял за вздрагивающие плечи и прошептал, как маленькой:

– Ну-ну, ничего страшного. Ты держалась молодцом!

Его уверенный голос и легкие поглаживания по моей голове помогли успокоиться. Еще раз убедилась, Дариш – искусный манипулятор, добивающийся своего зачастую лишь словами и интонацией. То официальной и строгой, то, как сейчас домашней и уютной. И когда он в очередной раз по-родственному приобнял меня за плечи, с языка помимо воли сорвалось:

– Как ее звали?

Тут же пожалела, что спросила. Он как будто на мгновение закаменел, а потом сказал:

– Киена. Как догадалась?

– Тогда, у окна у тебя был взгляд… Так смотрит лишь тот, который потерял близкого, – попыталась объяснить танийцу свое впечатление. – А сейчас ты обнял меня, как родную. Вот я и подумала…

– Верно подумала. – И тяжело вздохнул. – Пойдем отсюда в мой кабинет.

Миновав несколько коридоров и поднявшись на пятьдесят девятый этаж, мы оказались в кабинете Дариша. Там он, жестом пригласив меня присесть, не говоря ни слова, достал два стакана и налил в них что-то настолько ядовито-фиолетового цвета, что впору было опасаться, а не расплавятся ли стенки сосуда, не то что желудок, для которого эта жидкость и предполагалась.

– Пей, эта оморна. Чем-то напоминает вашу земную водку, только приятнее.

Поставив передо мной стакан, Дариш отошел и чуть отвернулся, смакуя напиток. С сомнением посмотрев на предположительно неопасную жидкость, все-таки рискнула сделать один глоток.

Впечатления были в основном нецензурными. Эта зараза жгла так, что я согласна была даже на жидкий азот, лишь бы охладить горло. Впрочем, спустя пару мгновений пожар во рту сменился жжением и я вновь обрела способность говорить. Смахнув выступившие слезы и зарекаясь никогда больше не экспериментировать с национальной едой и напитками других рас, глянула на Дариша.

Он стоял в пол-оборота и пристально рассматривал стенки бокала, настолько погруженный в себя, что даже не заметил впечатления, которое на меня произвело знакомство с оморном.

– Киена была моей матерью. Ей было уже двести шесть, когда больница, где она проходила курс лечения, подверглась обстрелу. Напали мирийцы. При больнице была экспериментальная лаборатория по выращиванию корпус-клонов на основе стволовых структур гуманоидов. Проще говоря, при генетических заболеваниях, когда переставал функционировать определенный орган, там не просто выращивали новый – идентичный старому, а изменяли его, так, чтобы в организме хозяина не было отторжения и рецидив заболевания был бы исключен.

Слова давались Даришу тяжело, но я понимала, что ему надо выговориться. Слишком долго этот таниец держал все в себе. Возможно, даже, это его первая исповедь. Поэтому я не перебивала.

– Самое нелепое то, что после налета мирийцев мама осталась жива. А вот плазменные пушки флотилии Союза, спешившего вроде как на выручку, залили огнем весь городок, где располагалась больница.

– А как стало ясно, что Киена была жива после нападения, может… – Я осеклась под полным горечи взглядом Дариша.

– Она успела отправить мне короткое сообщение сразу после налета. Всего два слова. «Я жива!». А спустя несколько часов, когда объявили о том, что армия Союза торжественно вошла в атмосферу планеты, подвергшейся нападению, мне доложили о смерти той, что светила для меня ярче, чем оба солнца Танэкта.

Дариш замолчал. Чувствовала, что ему еще много что хочется сказать, но он сам себя оборвал, возможно, уже коря за излишнюю откровенность. Справившись с собой, в упор посмотрел на меня. Захотелось поежиться под этим выжженным взглядом, полным решимости.

– С тех пор я поклялся, что приложу все усилия, чтобы в играх зарвавшихся политиков и военных гибли лишь они сами и никто больше.

– Поэтому для тебя так кровно важен договор мирийцев и Союза?

– Да – выдохнул Дариш.

Повисло молчание. А что тут скажешь? Войну всегда развязать легче. И чем больше крови пролито с обеих сторон, тем тяжелее сесть за стол переговоров, даже если оба противника понимают, что мир – лучший из путей решения.

Не знаю, сколько мы так провели времени – каждый думая о своем, воскрешая в памяти свое поле боя и оставленных там. Первым очнулся Дариш.

– Это было в прошлом. А сейчас советую тебе подготовиться, как следует. Завтра вылетаем на Альтеру. Вне зависимости от того, до чего сегодня договорятся на встрече девятки. Танэкт свой ход уже сделал, и было бы глупо давать Союзу время для принятия контрмер.

Вот только знали бы мы, что меры противником уже приняты.

Альтера встречала нас туманом. Сезон дождей, перемежающихся солнцем, выглядывающим на небе всего на пару часов в просвете туч, позволял днем ощутить в полной мере эффект парника, а к вечеру всю землю покрывала молочная пелена, в которой не видно было вытянутой перед собой ладони.

Наш корабль садился по приборам, с которыми постоянно сверялся пилот. Но наконец, искусственная гравитация сменилась притяжением Альтеры (к ощущению, что резко нырнул на глубину, когда отключается гравиблок, я все никак не могла привыкнуть). Мы приальтерились и, пройдя в распахнутые створки шлюза, спустились по трапу. Оказавшись на твердой поверхности, первым желанием было присесть. Разница всего в одну десятую атмосферы отдавалась небольшой слабостью в ногах, а волнение лишь усиливало ощущения. Встречающая делегация из троих мирийцев, настолько сдержанно-официальных, что их взгляд подошел бы для хранения скоропортящихся продуктов, гармонировала с пейзажем так же, как пингвин с ракетной установкой. На всю посадочную площадку, не считая нашего корабля, они оказались единственными вертикальными возвышениями.

– А нам тут рады, – так, чтобы никто, кроме Дариша не услышал, охарактеризовала я ситуацию.

– Угу, не сомневаюсь, что у них из-за спин сейчас появится оркестр и рулон красной ковровой дорожки.

Обменявшись первыми впечатлениями, мы начали спуск.

– От лица Правящих приветствую вас на Альтере. – Произнес, сделав шаг вперед, один из трио.

Вступительная речь встречающего, по длине граничила с хамством, но танийцы проглотили эту пилюлю молча, ответили еще сдержаннее – кивками.

– Разрешите проводить вас в атриум Элронга, где уже собрались Правящие и ждут вас. – Продолжил все тот же мириец, в котором уникальным образом сочетались черты лица темпераментного латинос с арктической мимикой.

И, не дожидаясь нашего ответа, ресепсионисты, как я про себя обозвала встречающих нас мирийцев, развернулись и направились к выходу из сектора, где мы приземлились.

Оглядела нашу делегацию: все в белых легких одеждах, поверх которых безрукавки до середины бедра – дань уважения традициям мирийцев – направилась вслед за провожатым.

Конечно, я не ожидала пышной встречи, но элементарно дать хотя бы час гостям отдохнуть. С другой стороны – раньше начнем… хотя не факт что раньше закончим.

До их «атриума Элронга» (судя по всему это местный аналог лысой горы, где принято устраивать шабаш и политические дебаты по совместительству) добирались долго и в похоронной тишине. Я как-то слышала, что о мгновении абсолютного безмолвия говорят «космокоп родился». Так вот, за время нашего полета, похоже, на свет появился целый легион блюстителей космического порядка. Мысленно представив себе шеренги детских кроваток, уходящие за горизонт и в каждой по орущему младенцу со значком космокопа вместо погремушки, а так же бегающих в этом пищащем царстве наших ресепсионистов в белых чепчиках и передничках, усмехнулась. Все присутствовавшие в этот момент в аэрокаре – и мирийцы, и танийцы – подозрительно на меня посмотрели. Пришлось нацепить на лицо выражение профессионального дегустатора лимонов и уставиться в иллюминатор.

После того, как аэрокар остановился, я, уже подсознательно разочаровавшись в наличии стремления к высокому у мирийцев, ожидала увидеть чуть ли не типовую сероватую коробку, с небольшой табличкой у входа, гласящей что-то типа «Зал советов». Увиденное потрясло. Белоснежный дворец, увенчанный прозрачным куполом, блики которого завораживали и приковывали взгляд. Портик, подпираемый плеядой величественных колонн и мраморные ступени (ну или превосходная имитация этого материала). Все увиденное создавало невероятное ощущение, словно здание парило над землей, и производило неизгладимое впечатление.

– Безумно красиво!

Похоже, мой невольный комментарий достиг слуха одного из провожатых. Он обернулся. Это оказался все тот же мириец, что и приветствовал нас. В его глазах мелькнула гордость, а черты лица как будто чуть оттаяли, и маска безразличия на секунду исчезла.

– Дворец Элронга – наша национальная гордость. Труд пятисот тысяч мирийцев, его строили на протяжении шестидесяти трех лет. – Соизволил пояснить «ресипсионист», и, удостоив меня столь ценной информацией, потопал дальше.

После входа в атриум первая мысль, пришедшая в голову, была чисто женской: «и нафига мы так наряжались?».

Правящие, собравшиеся в зале, были одеты кто во что горазд. От официальных костюмов до рашгардок и курток пилотов, но никого в белых рубашках и шароварах с серыми безрукавками, кроме нас, не наблюдалось.

– Мы рады приветствовать послов Танэкта и благодарим, что Вы посетили нашу скромную обитель, – прозвучал приятный бархатистый голос, эхом прокатившийся по залу.

Я повернула голову и нашла взглядом его обладателя. Им оказался не кто иной, как Лерго дис’ Кейрим. А в жизни этот мириец совершенно другой. От него как будто исходила волна уверенности и силы. В первые мгновения она даже слегка подавляла. Его взгляд скользил по прибывшим и, казалось, что каждого он оценивает, взвешивает и измеряет степень опасности. Так происходило ровно до тех пор, пока он не дошел до меня.

– Госпожа Лирой, я так понимаю?

Пришлось сделать шаг вперед и слегка поклониться, приветствуя.

– Вы не ошиблись, господин дис’ Кейрим.

– А я все гадал, какой должна быть землянка, чтобы влюбленный принц Ингир отринул все выгоды, которые сулило сотрудничество с Союзом, и разорвал помолвку со знатной иллийкой.

Его тон был серьезен, но глаза говорили об иных чувствах, бушующих в душе главнокомандующего армии Альтеры. Да, собравшиеся прекрасно понимали всю подоплеку такого поступка, романтики и чувств в котором было не больше, чем в рецепте борща. Но никто, разумеется, не озвучит истинные мотивы случившегося. А Ларго тем временем продолжил.

– Благодарю, что удовлетворили мое любопытство, и я рад принять у себя посольство Танэкта, но лишь в том случае, если вы не будете убеждать нас вступить в переговоры с Союзом.

– Но позвольте… – Начал Дариш.

И тут я поняла, что заготовленная, выверенная до секунды, до полуоттенка интонации речь для Лерго дис’ Кейрима не нужна. Он просто не будет слушать, как и все, собравшиеся в этом зале. Правящие Альтеры были единодушны во мнении, что им диалог с Союзом не нужен. Эту решимость можно было прочесть в лице каждого мирийца, что сидел в этом зале. И, плюнув на весь этикет и политесы зло, с каким-то даже гадючьим шипением, произнесла:

– Да, вам не нужен диалог, вам этот Союз к черту не нужен. Куда проще налететь, разбомбить и улететь обратно, оставив после себя пепел и горечь потерь. Месть за месть – ведь это святое.

– Да что ты знаешь, девчонка! – Не выдержал кто-то из сидящих в зале. – Это не твоих прадедов считали рабами с кучей электроники, это не тебя хотят поймать и распотрошить на гены. Союз до сих пор считает нас своей негласной собственностью, до которой руки еще не дошли!

– Хватит! Властный голос дис’ Кейрима прервал этот крик мирийской души, но не смог остановить меня.

– Да, я не знаю, каково это – воевать за свободу, но я знаю, что значит терять всех: близких, родных, друзей, даже себя, совершая сделки с совестью и честью лишь ради того, чтобы остальные жили в мире! Если бы я, как и вы, решила мстить, то должна была бы сейчас сидеть за штурвалом, вдавив гашетку по полной, а не стоять здесь, убеждая тех, кто, возможно, убил моего отца, о мире…

Договорить я не успела – раздался оглушительный взрыв, и прозрачный купол атриума разбился, осыпав всех дождем осколков. Задрожали стены, кто-то упал навзничь и, оглушенный, лежал без сознания. Кого-то ранило, а кто-то уже был мертв, попав под щедрую раздачу града обломков.

Спустя мгновение из зияющей дыры потолка щупальцами гидры-переростка начали спускаться тросы с десантными группами. Эмблема звезды ветров, вписанная в эллипс, свидетельствовала – первыми в наступление идет отряд смертников. Эти ребята не отступят и перебьют всех, потому как в их спины упираются дула плазмометов своих же. Для таких «Вперед. Ни шагу назад!» – не пустой лозунг, а способ выжить. Союз-таки нанес свой ответный удар по мирийцам.

Я перекатилась под прикрытие одной из колонн, мазнув взглядом по залу.

Дариш лежал, мертвенно-бледный, с закатившимися глазами. Умер – мелькнула в голове мысль, окатив волной отчаяния и боли. Умный, ироничный, талантливый, целеустремленный, решительный, порой циничный и жесткий – этот таниец успел стать мне другом, товарищем. На глаза невольно набежали слезы, которые я попыталась смахнуть. Не время думать о Дарише, если я не хочу отправиться вслед за ним прямо сейчас. Еще раз глянув из-за укрытия, увидела, что почти все посольство Танэкта перебито.

Дождавшись, секундного относительного затишья, когда большинство перезаряжало плазмометы, я рванула из-за своего эфемерного укрытия, молясь всем богам, которых знала и не знала, чтобы никакой шальной стрелок не попал в меня. Смылась я из-за колонны как раз вовремя. Буквально через секунду именно туда ударила очередь. Кто-то вдавил гашетку до упора, пытаясь подстрелить меня, отчаянно петляющую и стремящуюся к одному из выходов атриума. И все-таки я сумела! Правда наградой за спринтерский бег было обожженное плечо, на котором ткань прочно запеклась вместе с кожей. Со стороны выглядело жутко, но стоило утешиться тем, что задета только кожа, а мышцы, хотя и зверски болят, но не пропеклись.

Матеря про себя этого хырово снайпера, прижалась спиной к стене, пытаясь оценить обстановку. До корабля просто так сейчас не добраться – слишком далеко космодром, нужно найти, на чем туда можно долететь. Тут оставаться не вариант, если я по толщине нарезки себя, любимой, не хочу соперничать с нашинкованной капустой. Единственный вариант – добраться до мирийских штурмовиков – им нет равных в стратосферных маневрах. Вот только…

Боковым зрением уловила движение в конце коридора. Не отдавая себе отчета, устремилась туда. Это был мужчина. Тяжело дыша и опираясь на стену, он с трудом продвигался вперед. Похоже, его основательно зацепило. Дорожка из кровавых капель не оставляла сомнений в том, что если не оказать раненому первую помощь, то ближайшие пару часов окажутся для него последними. Прихрамывая, я догнала его. Мужчина, услышав шаги за спиной, обернулся и навел на меня бластер. Как чудом он удержался от того, чтобы спустить курок – не знаю, но реакция Лерго дис’ Кейрима (а подстреленным был именно он) оказалась отменной. Мириец сумел узнать меня и не пойти на поводу у армейских рефлексов, благодаря которым сначала действуешь, а потом думаешь «зачем убил?».

– Это ты… – Прохрипел мужчина, держащийся на ногах лишь благодаря своему упрямству.

– Да, я – глупее диалога и быть не могло, особенно на фоне отчетливой канонады за спиной. Еще немного, и десант начнет зачистку этажа.

– Отсюда можно выбраться к ангарам? У нас есть хоть один шанс на взлет? – Короткие фразы, смысл которых Кейрим понял не сразу.

– Есть, если сумеем попасть в катакомбы, которые проходят под всем городом. Только бы выбраться отсюда – последние слова он прошипел сквозь зубы.

И указав на неприметную дверь, сливающуюся со стеной в полумраке коридора, бросил:

– Нам сюда.

Недолго думая, толкнула створку, помогая Кейриму протиснуться внутрь и запереть за собой проход. Мужчина навалился на мое плечо и с каждым шагом его вес как будто увеличивался. Еще немного, и он провалится в забытье. Я упрямо тащила Лерго, хотя мы явно были в разных весовых категориях. Его густые жесткие волосы, заплетённые в тугую короткую косу, которая сейчас была изрядно растрёпана, лезли мне в глаза, мешая видеть в темном узком коридоре. Вдалеке слышалась непрерывная очередь и топот армейских сапог – началась зачистка этажа.

Дойдя до развилки, я попробовала встряхнуть находящегося в полубессознательном состоянии Кейрима. Мужчина ненадолго пришел в себя.

– Куда дальше? Можешь сразу озвучить весь маршрут?

Я опасалась, что при каждой развилке вряд ли смогу достучаться до сознания Лерго и лучше, если он объяснит все сразу.

– Все равно не запомнишь, – голос Керима звучал печально. – Как только окажемся в катакомбах, там на каждом уровне нужно вводить код, всего придется пройти около семи уровней. Коды каждый по тридцать два символа. Спутаешь хоть один – дверь сразу блокируется.

– Постараюсь не перепутать, – я вернула усмешку Лерго. – Давай выкладывай.

Кейрим и сам понимал, насколько ничтожны его шансы добраться до ангаров самому, даже продержаться в сознании, при моей помощи и то – навряд ли. Поэтому он постарался тщательно объяснить весь маршрут и назвал все семь чертовых кодов. А потом, с чувством выполненного долга, благополучно отрубился. Вроде как я свою миссию выполнил, теперь твоя очередь меня спасать.

Ну, я и спасаю, уже полчаса как. Тащу эту неподъёмную тушу на себе, попеременно матюгаясь и сожалея о том, что не занималась пауэрлифтингом в свое время. Весил этот образчик мужской красоты под сто кило, а с виду и не скажешь – стройный, подтянутый – сплошные мышцы. Только вот мускулатура при аналогичном объеме раза в два тяжелее жира.

Моя белая рубашка уже благополучно была пущена на бинты, и я осталась в одной безрукавке и шароварах. И хотя стены катакомб были покрыты слоем инея, холода не ощущала, наоборот, на лбу выступила испарина. Мы уже прошли четыре двери и я, слава великому программисту судеб, которого тривиально величают Богом, пока ни разу не ошиблась при вводе кода.

Доплетясь до очередной двери и прислонив свою ношу к стене, начала вводить код. Пластико-металлизированная (хм, даже не сенсорная – какой архаизм!) клавиатура прилипала к пальцам. Кнопки как будто делали великое одолжение, вдавливаясь в панель и застывая в таком положении. «Ну, хотя бы так», – мелькнуло в голове, потому как экрана никакого не было, а около трехсот клавиш изображали не только буквы и цифры, но так же геометрические фигуры и значки. Только благодаря их залипанию и можно было отследить последовательность нажатия, убеждаясь, что символ все-таки введен.

Наконец створки раскрылись, напоминая пасть гигантского чудовища, и в лицо дыхнуло смрадом, спертым воздухом и холодом. Мрак, в котором утопал очередной коридор, предоставлял прекрасные перспективы на перелом всех конечностей и позвоночника бонусом.

В который раз пожалев, что под рукой нет захудалого диодного фонарика, взвалила на закорки руки Лерго, еще раз оптимистично взглянула в простирающуюся темноту и пошла вперед. Эх, все-таки хорошо этому Кейриму – отключился и проблем не знает, а мне тащи его тут!

Спустя час по ощущениям мы наконец-то добрались до того места, которое мой спасаемый отметил как «выход в ангар». Темноту рассеивал лишь неяркий красный свет лампы, закрепленной над панелью ввода последнего кода. Здесь было значительно теплее, да и пыль, скопившаяся на полу, свидетельствовала – поверхность близко. Еще раз взглянула на Кейрима. Он был совсем плох. Посиневшие губы, нитевидный пульс и нулевая реакция на все мои попытки растормошить говорили о том, что еще немного, и морг получит своего очередного клиента. Мелькнула подлая мыслишка «оставь его, одна-то ты, может, и спасешься, а вот с таким довеском шансы практически равны нулю», которую я отправила в пеший эротической поход по околоткам подсознания. Если поставить на чаши весов мою жизнь и жизнь дис’ Кейрима – правителя Альтеры, являвшегося и верховным главнокомандующим – последняя однозначно перевесит. Если погибнет он – то мира между Союзом и мирийцами не видать. Хотя даже если Лерго выживет, после такой атаки заключить пакт о ненападении будет сложно… Одернула себя: что-то мысли не туда зашли. Сейчас моя задача выжить самой и вытащить Кейрима.

Когда створки с тихим шипением разъехались, я опять возблагодарила небо. На этот раз за так удачно поставленный флайер, корпус которого закрывал выход из катакомб. Как можно более аккуратно и тихо опустила Кейрима к стене, по которой он тут же благополучно сполз.

Выглянув из-за нашего укрытия, повторно убедилась, что штурмовой отряд поработал на славу. У входа в ангар стояли трое с плазмометами типа «Эйр» наперевес, дабы предотвратить попытки (если найдутся такие безумцы) захватить штурмовики мирийцев. Кстати о последних. Я разглядывала ближайший из них, чувствуя себя уличным карманником, забравшимся по ошибке в особняк. Потому как ощущения, что эту машину мне не унести, в смысле не увести становилось все отчетливее. Именно этот момент Лерго выбрал для того, чтобы прийти в себя.

– Я не смогу повести – о смысле сказанного я скорее догадалась, нежели услышала. Настолько тихо Лерго это произнес.

– Какой разъем у них? – задала я вопрос, уже догадываясь об ответе.

– Для сверхскоростных – подтвердил мои догадки Кейрим – так что даже не пытайся и красноречиво взглянул на мое предплечье, где ныне была ровная кожа.

Да, сверхскоростные – это полная гырня! Если при универсальном подключении все данные передаются напрямую, минуя вербально-зрительные анализаторы немыслимо быстро, так что голова гудит, но все-таки соображает, то в скоростниках можно выжечь мозг просто при перегрузке системы. Именно поэтому данный тип портов самый редкий – пилотов с настолько быстрой реакцией и способностью обработки информации в космофлоте можно по пальцам пересчитать. А вот для мирийцев, похоже, является нормой такая скорость работы с данными. Еще раз чертыхнулась про себя, понимая, что другого выхода нет и, решив, что сейчас не до скромности, запустила руку в голенище сапога Кейрима.

Лерго, хоть и был мыслями ближе к миру праотцов, нежели к насущной действительности, все же удивленно распахнул темные, как беззвездная ночь, глаза в недоумении.

– «Последний шанс» здесь? – Я указала взглядом на его правую лодыжку.

Дис’ Кейрим не сразу осознал, что я имею ввиду короткий армейский нож, входящий в обязательную военную амуницию. У меня, к сожалению, такого с собой не было – мы же летели как-никак на мирные переговоры, а вот Кейрим наверняка носит с собой этот милый сердцу сувенир времен армейской молодости. В этом я была почти уверена, после того, как подробно ознакомилась с биографией главнокомандующего.

Кивок головы, обозначающий согласие, чуть запоздал. Я уже выудила из-за голенища искомый предмет. Небольшой, всего пятнадцать сантиметров, с короткой, отполированной деревянной рукояткой, удобно лежащей в руке и с отличной балансировкой. Такой подойдет и для контактного боя и для броска. Этот нож напомнил мне старого, верного друга, который помогал выбраться не из одной передряги. Да так оно, наверное, и было, раз Кейрим с ним не расставался.

Удобнее перехватив рукоять, прислонилась спиной к стене, поджав колени поближе к груди, и постаралась приготовиться к боли. Порты, так заботливо спрятанные манопластиками под слоем мышц и дермы, были не видны для глаза и практически не ощущались, поэтому пришлось сделать на предплечье несколько надрезов в том месте, где, как я помнила, они располагались. Из ран тут же начала сначала сочиться, а потом и вовсе лить кровь, но я не прекращала работы, шипя сквозь зубы и отдирая лишние куски плоти до тех пор, пока все три JT-шки не были зачищены.

Прижав полу безрукавки к кровоточащим портам и заправив обтертый от крови нож в сапог, еще раз выглянула из-за укрытия, выжидая удобный момент. Такой представился через пять минут томительного ожидания, когда одного из троих охранников вызвали зачем-то по переговорнику, а двое оставшихся повернулись лицом к выходу.

Недолго думая я, нагнувшись, бесшумно перебежала под брюхо штурмовика и под прикрытием закрылков подтянулась до борта открытой кабины. Перенеся весь вес на живот, почувствовала себя мешком, лежащим на перекладине, вот только пинка под радар приключений, а проще говоря, задницу, дать некому. Шум на входе послужил отличным толчком, и я стремительно ввалилась в кабину головой вперед. Совершив немыслимый кульбит, умудрилась все-таки не свернуть шею. Про себя успела отметить, что это было бы самое нелепое окончание жизни из всех возможных вариантов, так заботливо представленных мне судьбой. И беззвучно нервно хихикнула, опровергнув утверждение, что смех, как и смерть, без причин не наступает.

Стараясь не шуметь до поры, сползла под кресло ведущего, так что приборная панель оказалась на уровне глаз и попыталась освоиться. Этот штурмовик отличался от его собрата класса «Этра» космофлота Союза как мышь от бодибилдера, и не только габаритами. Радовало хотя бы то, что шина, аккуратно вставленная кем-то в держатель, имела двухуровневый разъем, совместимый с моим JT-портом. Я дрожащей рукой поднесла клеммы к порту и покрепче стиснула зубы. Предосторожности были не напрасны. Информации было не много – стандартный набор параметров штурмовика, находящегося в «спящем» режиме: уровень и характер распределения энергии движков, мощность холостых оборотов, состояние инерционной гасилки, грависенсоров и прочее. Позволил увидеть небо в алмазах способ подачи данных: ощущения были такие, словно тебя за три секунды заставили выпить ведро воды. Иррациональный страх, что сейчас захлебнешься в этом потоке, подавлял, заставив сердце учащённо биться, а уровень адреналина в крови, наверняка побил все рекорды.

Постепенно мне все же удалось справиться с новыми ощущениями, и я начала вводить в процессор координаты космодрома, зафиксировавшиеся на браслете сразу после приземления. Корабль Танэкта, как оказалось, находился на другом полушарии планеты. Вот почему мы летели до атриума так долго.

Переход из спящего в стартовый режим у штурмовика занял всего полторы секунды, поэтому двое охранников даже не успели среагировать, когда их расстреляли из плазменных пушек, предназначенных для ближнего боя. Не мешкая ни секунды и больше не заботясь о конспирации, я отсоединилась и выскочила из штурмовика, зажимая под мышкой аптечку. К слову, последняя оказалась во втором отсеке, в кабине атакующего, и была экспроприирована мной безо всяких угрызений совести.

Добежав до Кейрима, талантливо мимикрирующего под свежий и ароматный труп, опустилась на колени и заглянула в аптечку. То, что нужно, оказалось на самом верху. Схватив ампулу с неотромбином и разорвав герметичную упаковку, оглядела своего «пациента». Инъекционная игла поблескивала в неярком свете ангара, вызывая почему-то ассоциации с ритуальными ножами и с жертвенными алтарями.

Зажала капсулу между большим и указательным пальцами и после того, как ввела иглу рядом с раной на груди Кейрима, сдавила ее с боков.

Так. О том, чтобы Лерго не истек кровью, позаботилась, осталось теперь загрузить его как-то в штурмовик. А вот это уже задача из разряда невыполнимых. Что-то переоценила я свои силы. Но тут Кейрим очнулся и прошептал:

– Ампула с синей насечкой.

После этой речи он снова замолк, всем своим видом показывая, что и этот спич для него – подвиг, соизмеримый с восхождением на Джомолунгму. Решив, что мирийцу лучше знать, какие препараты для него наиболее эффективны, нашла искомое. Прочтя надпись, задумалась. «Ор-киатехоламин» – насколько помню из курса общей биохимии, это синтетический гормон, сочетающий в себе функции адреналина и дофамина. Убойная штука. Ее обычно вкалывали солдатам, отправляющимся на спецзадания. Такой укольчик повышал выносливость, убыстрял реакцию, вот только была и обратная сторона: при частом использовании даже у здоровых парней могло отказать сердце, что уж говорить о раненом. Ответом на извечно-гамлетовское в вариации «колоть или не колоть?», стал взгляд Лерго, полный решимости.

– Уверен? – Я попыталась достучаться до Кейрима.

Мириец плотно сжал губы:

– Не тяни, коли – слова давались ему с большим трудом, но он для себя уже все решил, прекрасно понимая, на какой риск идет. Но другого выхода не было. Одна я его в штурмовик не закину, даже с учетом того, что лестница в кабину атакующего спущена.

Пара мгновений, пока препарат, попавший в русло вены, вместе с кровотоком разошелся по организму, и вот уже мириец глубоко вздохнул и просипел:

– Помоги встать.

Тон командный, не терпящий возражений. И куда только подевался тот доходяга, что собрался умереть пару минут назад? Похоже, что до сего момента Лерго так и не мог поверить, что я его действительно спасаю, и готовился отправиться в гости к предкам. Сейчас же, когда забрезжила надежда выбраться из этой передряги, он словно обрел второе дыхание. С моей помощью Кейрим кое-как забрался в кабину. Подъем отнял у него последние силы, к тому же кровь, чуть приостановившаяся, начала вновь сочиться из раны.

Быстро запрыгнула на свое место, и как оказалось весьма вовремя. В ангар ворвался отряд зачистки. Еще раз, помянув недобрым словом создателей штурмовика, которые напрочь проигнорировали механику, оставив возможность управления только через порт, подсоединилась к искину.

Взлет (пришлось расстрелять закрытый шлюз ангара и ворвавшихся солдат) получился инфернальным.

Едва успела набрать высоту, меня окружили вниманием молодые (потому, как до старости в космофлоте еще нужно суметь дожить) и красивые (не лицом – это уже к пластическому хирургу и генному набору папы с мамой, так телом – физподготовка творит чудеса) мужчины. А то, что у кого-то может не быть половины зубов или куча шрамов – так это мелочи. С кем не бывает? Единственный минус: ухаживания сопровождались сериями выстрелов, от которых приходиться уходить на бреющем полете или, наоборот, выполняя излюбленный трюк космобайкеров «обезьяна на вешалке» и взмывая ввысь свечкой на предсветовой. Посему хотелось поскорее избавиться от такого навязчивого интереса к своей скромной персоне.

Мои петляния уже принесли определенный успех, и основная часть преследователей отстала. Я решила, что пора выходить из стратосферы в открытый космос и задала с учетом маневров уклонения конечную цель: сектор, где располагался космодром с танэктским кораблем.

Уже выходя на прямую и выжимая все сорок три движка по максимуму, я успела отметить, что на хвосте плотно остался сидеть лишь один штурмовик Союза. Остальные отступились, то ли повинуясь приказу не покидать основную зону атаки, то ли плюнув на бешеный мирийский штурмовик, который далеко с Альтеры и так никуда не улетит. Упертый пилот же, что коннектился с искином (те, кто сжимал штурвал руками, уже давно и безнадежно отстали) и не желавший отступить, пер напролом, почти вписавшись в мой остаточный след. Он нагонял меня, и, что самое удивительное, пока не предпринимал попыток нашпиговать плазмой.

Несмотря на зашкаливающий адреналин и громадный поток данных от системы стабилизации полета, которыми щедро снабжал искин штурмовика, меня все больше охватывало ощущение де жа вю. Вот только что-то было наоборот: как будто я поступаю не правильно. Это мне нужно его догонять, а этому упертому барану из Союза – уходить в отрыв.

Глава 13 Найти, догнать и спасти

В жизни выбираем мы разные дороги, Нам придется обивать разные пороги, И смеяться, и грустить Каждый – о своем, С кем-то больше не делить Хлеб, тепло и дом. Разум нам сказал как жить, Сердце – всё пройдет! Выбрал сам свой путь – иди, Никого лишь не вини, Что никто не ждет.

Ведущий штурмовика Браен Дранго

– Какого, мать твою, засранец академический, ты заблокировал мне систему пуска ракет? Я бы поджарил этого жоповерта мирийского еще на вираже! – Громила продолжал материться так, что динамики, не выдерживая эмоционального накала атакующего, начинали обиженно трещать.

– Не время, он слишком юркий для нас, дождись, когда выйдет на трек, перестанет закладывать каскады из мертвых петель.

Бэни Рей, хотя и выслушал данный аргумент не перебивая, (потому как в легкие нужно-таки набрать воздух, чтобы еще раз хорошенько обложить напарника, нестабильный атом ему в задницу!) но мнения по сложившейся ситуации не изменил.

– Да этот засранец еще хрен знает, сколько может так выделываться, он, кажись, на сверхскоростнике.

– Я уже это понял, – Браен цедил слова сквозь зубы, так, что скорпион обзавидуется – столько яда в каждой паузе.

То, что мириец вытворял в стратосфере, кроме как высшим пилотажем и не назовешь, и лишь опыт нелегальных гонок и боев помогал Дранго еще держаться у того на хвосте. Вдруг мирийский штурмовик штопором пошел вниз, уклоняясь от очередной серии выстрелов и выровнялся буквально в нескольких метрах от поверхности Альтеры. Увидеть это своими глазами Браен не мог, но вот изображение с бортовых камер, зафиксировавших маневр, он через порт получил и… что-то оно ему сильно напоминало.

Решив проверить догадку, блондин повторял маневры мирийского штурмовика, пытаясь приблизиться, и у него даже получилось вписаться в остаточный след, но тут Громила не выдержал.

– Разблокируй систему, я сейчас поджарю ублюдка!

– Нет. – Ответ Дранго поразил напарника.

– Ты сейчас идешь в хвосте, это идеальная возможность. – Бени Рей ради такого даже материться перестал.

– Если это тот пилот, о котором я думаю, то попасть в него будет не просто.

– Ты его знаешь?

– Да, похоже, это моя жена. – Последние слова Браен выплюнул.

– Ну, не гыра себе! – Емко охарактеризовал ситуацию Громила.

Ведущий штурмовика Тэри Ли

– «Бушующий», «Бушующий», говорит пилот штурмовика класса «Эстра» Тэри Ли. Ответьте!

– «Бушующий» на связи. – Ну, наконец-то, я уже не чаяла, что сумею связаться с диспетчером танктского корабля. – Передайте старпому. Срочно готовиться к взлёту. Элронг был атакован войсками Союза, переговоры сорваны, у меня на борту Лерго дис’ Кейрим, ранен. Требуется медицинская помощь. – Короткие рубленые фразы, словно выбивающие последний воздух из легких. Я выжимаю все возможное из штурмовика, переходя в режим гиперускорения.

– Вас понял – сквозь обманчиво-невозмутимый голос диспетчера проскальзывает тревога, но я этого уже не слышу.

Проходит не больше минуты, когда штурмовик переходит в обычный режим и бортовые камеры фиксируют на полотне горизонта небольшое возвышение. Наш корабль! И тут же данные с хвостовых камер: этот упрямый преследователь тоже выжал все соки из движков, не побоявшись стартануть на гипере. Похоже, мне не повезло – нарваться на аса, ибо маневрировать на гипере в хвосте у впереди идущего мало кому дано.

Раздумывать о сложившейся ситуации было некогда, раскрытый транспортный шлюз «бушующего» приближался с неотвратимой быстротой, и я сосредоточилась на том, как в него вписаться и при этом еще и оторваться от противника.

Скорости я не снижала, лишь развернула штурмовик боком, поэтому «парковка» вышла фееричной: пузо проскрежетало о металл, высекая искры и дымясь, турбины корабля взревели, и я уже понадеялась, что преследователь отстал, понимая бредовость идеи абордажа корабля, который уже начал генерировать защитное поле. Но, похоже, я недооценила градус сумасшествия этого чертова пилота. Тот тараном несся в закрывающийся шлюз. Палить с такого расстояния из крупного калибра было опасно – взрыв заденет и нас, из малого – бессмысленно – эту махину не прошибить.

Воспользовавшись заминкой, штурмовик Союза, как и я, на полной скорости развернулся боком, с той лишь разницей, что его масса была чуть меньше, и он слегка завалился, встав практически на крыло и причесал брюхом пол взлетной площадки, оставив на ней еще одну серию глубоких борозд.

Корабль слегка тряхнуло, но взлет это не остановило. Створки, меж которыми только что так удачно вписался мой преследователь, с поистине королевским величием закрылись и нас начали окружать танийцы.

Мой штурмовик, стоило только куполу отъехать, атаковала пара медработников в зеленых комбезах, вытаскивая из кресла раненого Кейрима. Союзную же колымагу окружали не спеша, с чувством, жаль только вместо хлеба-соли танийцы держали в руках плазмометы.

– Сдавайтесь, вы окружены, сопротивление бесполезно! – Молодой, слегка ломающийся от волнения голос выдал с головой интеллектуальный уровень его обладателя.

– Да если захотят, ребята сейчас, не выходя из кабины, расстреляют все вокруг к коврюжьей матери, устроив себе инфернальное погребение. О чем только этот молодой командирчик думает? И где старпом? Я растерянно заозиралась. Когда мы летели сюда, командовал Дариш, а сейчас главным должен был быть его старпом, а вот этого молодчика я первый раз вижу.

И тут крыша штурмовика отъехала, и громогласный злющий голос объявил:

– Да сдаемся, сдаемся!

Наружу вылез здоровенный детина, расписанный шрамами, как сумка блондинозавра паетками, а следом, (вот, трец!) показалась до боли знакомая блондинистая макушка.

Я не смогла сдержать вскрика, и не только я. Кто-то из танийцев тоже не выдержал и нажал на курок. А дальше – как во сне. Браен неловко заваливается на спину. К здоровяку подлетают двое, он пытается сопротивляться, но на него наседают и таки скручивают, добавляя новые удары по лицу и корпусу. Но я этого ничего не вижу. Для меня сейчас мир сузился до кровавого пятна, стремительно расползавшегося по полу взлетной площадки под ним, моим персональным наказанием и подарком судьбы – Браеном.

Да, я его иногда ненавидела до зубовного скрежета, хотела придушить и в то же время была благодарна за то, что он меня вытащил от дознавателей. Этот самый невозможный, невыносимый, самонадеянный, упрямый и… дорогой сердцу мужчина умирал на глазах.

– Стойте!

Перемахнув через борт, я подлетела к Дранго. Грудная клетка, развороченная, с зияющей опаленной бластером дырой в правом подреберье ужасала. Не понимая, что делаю, обхватила его голову руками и крикнула что есть сил.

– Врача, срочно помогите!

И тут над ухом раздался самодовольный голосок:

– Вы показываете слабость, недопустимую к врагу, пилот. Этот союзный ублюдок подыхает, как и должно, – этот юнец, лейтенантик, что командовал захватом, упивался собственной значимостью и как он считал «блестяще» проведенной операцией.

Я его мнения не разделяла.

Нож Лерго, спрятанный за голенищем сам скользнул в руку, и в следующий момент был уже прижат к сонной артерии незадачливого командира.

– Сейчас же позови врача. Если он умрет, то ты отправишься следом. Мне терять нечего! – И надавив лезвием так, чтобы выступила тонкая струйка, тут же стекшая по желобку ножа, скомандовала. – Живо!

Таниец, несмотря на все свои недостатки, дураком не был, и умирать прирезанным на манер деревенского порося, ему явно не хотелось, потому, как он тут же возопил:

– Врача, быстро!

На крик первым в ангаре появился старпом. Как я позже узнала, до этого он был на капитанском мостике и командовал взлетом.

– Что здесь происходит? – Голос, подобный набату, заставил всех замереть.

Ответом ему послужила тишина. Я была полностью сосредоточена на том, чтобы не перерезать горло своему заложнику раньше времени. Связанный здоровяк, как понимаю – напарник Браена, временно пребывал в отключке. Его, отчаянно сопротивлявшегося, вырубили ударом по затылку. Танийцы же пребывали в ступоре, представ перед грозными очами начальства.

– Тэриадора, отпустите лейтенанта, пока не перерезали ему горло, – поняв, что сейчас наибольшая угроза исходит от нашей «сладкой» парочки, обратился ко мне старпом.

– Сначала пусть его, – кивок в сторону Браена, – отправят в лазарет. Он не должен умереть.

– Хорошо, так и будет, а теперь отпустите. – Тон старпома из командного стал доверительно-успокаивающим, как будто он говорил с маленьким ребенком или душевно-больным. Хотя в принципе, сейчас в глазах всех танийцев именно сумасшедшей я и была. Ну да, официально я уже считалась невестой Ингира, послом мира. Но то, что я сейчас вытворяла, спасая врага, у многих вызвало шок.

– Сначала остановите кровотечение, – я не поддавалась на уговоры.

Старпом впился в меня взглядом. Пленник начал как-то подозрительно оседать, и нож врезался в кожу еще сильнее. К счастью, в этот момент появился врач. В зеленом комбезе и с чемоданчиком он больше напоминал электрика или сантехника, но не жреца Эскулапа. Однако, споро достав пару ампул и универсальный фиксатор, принялся за дело и сомнений не осталось.

Я, как загипнотизированная, смотрела на то, как порхают его руки над раной Браена. Вот аэрозольный баллончик, которым быстро промыли, обеззаразили рану и ампула, вколотая в правое подреберье, чтобы остановить кровь и обезболить. Еще один аэрозоль – стимулятор митотической активности, чтобы началась скорейшая регенерация тканей. Еще несколько уколов, как подозреваю, гормонов и нейростимуляторов.

– Жить будет. Его бы нужно в митокамеру, хотя бы на полчаса, а потом на аппарат жизнеподдержания. Через пару дней будет как новенький – бодро отрапортовал врач.

Только сейчас я посмотрела на его лицо, до этого неотрывно следя лишь за проворными пальцами медика. Это оказался слегка полноватый, с кучей мелких язвочек на щеках, как от сингулярной оспы второго поколения, слегка лысеющий (но судя по зачесам старательно это скрывающий) мужчина лет тридцати.

– Я пришлю ребят, чтобы его забрали в лазарет, – уведомил он старпома и, оглядевшись вокруг и не обнаружив больше тяжелораненных (здоровяк и без врачебной помощи уже приходил в себя, мотая головой), спросил – я могу идти?

Старпом кивнул, и доктор гордо удалился, подхватив под мышку свой чемоданчик.

– Ну? – Выразительный взгляд старпома был красноречивее всяких слов.

Нехотя опустила нож и ко мне тут же подлетели двое танийцев, заломив руки и вывернув кисть так, чтобы выпал нож. Я не сопротивлялась. Зачем?

– Ко мне в кабинет, – коротко скомандовал старпом, хотя уже не старпом, а капитан корабля. Дариш-то мертв.

Уходя, я увидела, как вбежали двое санитаров и бережно положили Браена на гравиносилки. Лейтенант, так неосмотрительно взявший командование на себя при посадке штурмовиков, сидел на полу с потерянным видом и прижимал гемастопер к порезу, оставленному моим ножом. Больше увидеть ничего не дали, толкнув в спину и тем самым придав ускорения по направлению к выходу.

Допрос, состоявшийся несколькими минутами позже в кабине капитана корабля, продлился около получаса, после чего меня отвели в изолятор для особо провинившихся военнослужащих, где и оставили. Сидя на холодном полу, прислонившись спиной к шершавой стене, в комнате полтора на полтора метра с лениво мигающей лампой, я впервые за последнее время была спокойна. То ли сказалась безумная гонка, и я просто устала до состояния полного отупения, то ли вопившая доселе совесть получила поживу: так или иначе, но долг Браену я отдала. Моя спасенная жизнь в обмен на его. В том, что нынешний капитан сдержит слово и не позволит его убить на корабле, не сомневалась – не такой это был таниец. Сдать властям как пленного, отправить в тюрьму по прибытии – это да, но не убить. Не того склада личность.

Размышляя над случившимся, невольно задумалась: возвращая другим долги, мы, как ни странно, многое приобретаем. В моем случае частичку самоуважения, которое я сама же и растоптала, сбежав от Браена. Мысли, воспоминания, чувства последних месяцев вдруг потекли нескончаемой вереницей, словно капли дождя по стеклу, затейливо переплетаясь и расходясь, чтобы вновь сойтись в едином потоке. С того самого момента, как невероятным образом победила в этой проклятой гонке, обставив лучших пилотов Академий, моя жизнь напоминала необъяснимую последовательность событий, которые в конечном итоге заставили обычную выпускницу училища, безродную оборванку оказаться в гуще галактической политики и способствовать подписанию мирного договора (вот только после атаки на Альтеру вопрос о мире оставался весьма спорным). Единственное «но»: все эти события были из разряда не самых приятных. Оглянувшись назад, я подумала, что где-то во вселенной засел великий программист со специфическим чувством юмора, который выстроил неприятности моей жизни по одному ему понятному алгоритму, не спрашивая, нравится мне такой порядок или нет. Хотя во вселенной наверняка найдутся извращенцы, находящие прелесть в коркат-облучении, беседах с дознавателями, предательстве (впору было пожалеть, что я не из их числа, получила бы хотя бы удовольствие от происходящего). И даже наверняка ученые уже как-то назвали такой вид психопатологии. Внутренний голос тут же ехидно поддакнул, напомнив, что сексопатологи открыли новый вид сексуального извращения – ВАЗохизм – при котором человек получает удовольствие от езды на флаерах типа «Зибули», собираемых на вилернском аэрокосмическом заводе и начинающих разваливаться уже после первого полета. Дескать, особое удовольствие ВАЗохистам доставляет интимный процесс соития с движками в процессе их ремонта.

Размышления были прерваны самым прозаичным образом – корабль основательно тряхнуло и по телу прошло узнаваемое ощущение легкого покалывания, как будто с разбегу ныряешь в ванну с водой, к которой подключили два электрода с малым напряжением. Значит, успели нырнуть в прокол. Судя по тому, что залпов не было – нам удалось уйти от армии Союза либо незамеченными, либо недогнанными, что в обоих случаях хорошо. Встряска лишь свидетельствовала, что угол и вращение при входе в прокол были рассчитаны не совсем точно и корабль слегка задел один из коркат-потоков, что текут в проколе.

Выход из пространственной воронки и последующий полет до Танэкта были для разнообразия спокойными: никто нас не догонял (о чем свидетельствовало отсутствие гиперпрыжков) и не нападал (во всяком случае, аварийка, что завывает при экстренном реагировании, молчала). Поэтому, хотя уснуть мне и не удалось, я пребывала в состоянии, которое одногрупник Макс как то охарактеризовал словом «зашибздец». Когда Прит спросила его, что же по его мнению, это такое, он, на мгновение призадумавшись и напустив на себя вид заправского академика, защищающего как минимум дисер, ответил: «Зашибздец – парадоксальное состояние живого организма, заставляющее забыть о собственной заднице и думать о чужой. Впрочем, то же самое можно сказать и о любви». Думала я о заднице Браена. Как он? Все ли в порядке? Есть ли на борту эта митокамера или его поместят туда по прибытии на Танэкт.

Не знаю, сколько прошло времени с момента, как корабль оторвался от поверхности Альтеры и приземлился на Танэкт – браслет у меня отняли, как только я вошла в карцер, поэтому конвоир, открывший дверь, застал неожиданную картину. Я сидела с закрытыми глазами и, раскачиваясь из стороны в сторону, от нечего делать, вспоминала и проговаривала как можно быстрее скороговорки.

– Хироманты и хирурги характеризуют хвори рахитов хрупкостью хрящей, хроническим хромосомным харакири и характерным харканьем – поскольку язык не всегда поспевал за содержанием, то до слуха не всегда доносятся именно медицинские термины. Переведя дух, продолжила спич – Громила культурист Георгий – герой громаднейших гей-оргий.

Не знаю, впечатлился ли конвоир, но, кашлянув для того, чтобы привлечь мое внимание, слегка замявшись, объявил – Вас поручено препроводить в допросную.

– И чем обязана такому галантному сопровождению? – Ноги у меня затекли и после того, как я встала, восстановление кровоснабжения ознаменовалось ощущением, словно тысяча иголок одновременно впились в икры. Дружелюбному настрою это обстоятельство мало способствовало, поэтому мой голос сочился злой иронией.

Сопровождающий, молодой еще таниец, окончательно смутился и его забавный хвостик-кисточка нервно задергался, так и норовя обвиться вокруг правой ноги хозяина. Конвоир стоически пытался обуздать непослушную конечность, но этот раунд был им проигран, поскольку пушистая кисточка-таки угнездилась в районе лодыжки. Парень, окончательно смущённый моим восклицанием, на автомате ответил:

– Вас ожидает принц Ингир, – и только после этого сообразил, что он не обязан передо мной отчитываться.

Пожав плечами, дескать надо, так надо, я качнулась с пятки на носок, стараясь побыстрее избавиться от противных ощущений и восстановить кровоснабжение, после чего двинулась вслед за конвоиром. Как только мы вышли, за дверями оказалось еще двое танийцев, на этот раз рядовые. И вот таким квартетом наша компания отправилась в департамент безопасности.

Как только я оказалась в допросной, навстречу мне поднялся Ингир. Его слегка осунувшееся лицо, на котором отчетливо виднелись следы усталости, говорило само за себя. Но глаза все так же внимательно следили за каждым моим движением, как и при первой нашей встрече. Слова, прозвучавшие секундой позже, удивили меня.

– Поздравляю, вы справились с заданием, хотя, учитывая нападение войск Союза, мне казалось, что у вас ничего не получится.

– Простите? – Это все, на что я была способна в данный момент.

Ингир усмехнулся.

– Забыли? Вашей основной задачей было понравиться Лерго дис’ Кейриму, и вы это сделали. Сейчас единственный, с кем он готов разговаривать, это, как ни странно, именно вы, Тэриадора.

Я недоуменно взглянула на собеседника, пытаясь осмыслить только что услышанное. Поймав мой взгляд, принц пояснил:

– Сейчас вы отправитесь к Лерго и должны будете убедить его подписать договор с Танэктом на выгодных для нас условиях. В обмен на это мы гарантируем мирийцам военную поддержку и выступим против Союза.

– Но это же может послужить началом… – Я не договорила, но слово «война» так и плясало джигу на кончике языка, готовое сорваться в любую секунду.

– Не совсем, армия Союза сейчас не в лучшем своем состоянии, правительство девяти навряд ли вступит в открытую конфронтацию перед объединёнными силами противника. Мы получим не только мирный договор между мирийцами и Союзом, что само по себе не плохо, но и укрепим положение Танэкта на политической арене.

Ну да, все как всегда из-за власти и из-за бабок, – мелькнула невеселая мысль и вспомнился Дариш, лежащий на полу атриума.

– А как же нападение, Дариш… – Произнесла я и в тот же миг почувствовала себя глупым ребенком рядом с умудренным жизнью взрослым.

Когда решаются дела такого масштаба, о жизнях пары сотен человек можно и забыть. Как будто прочитав мои мысли, Ингир продолжил:

– Я скорблю по погибшим. Дариш был мне другом, – и после паузы добавил. – Наверное, единственным другом.

И как-то невольно верилось этим простым словам. Потому как о настоящей потере редко кричат с надрывом, а боль, словно шорох осенних листьев, звучит даже тогда, когда все молчат. Но Ингир не был бы настоящим политиком, если бы, не стряхнув с себя воспоминания, словно вешний снег, продолжил:

– Через два часа по галактическому времени должен состояться Совет, где будут присутствовать лидеры большинства рас. Сейчас от вас будет зависеть, что предпримет Лерго. Обвинит ли он Союз в нападении и тем самым развяжет войну…

Я вздрогнула от последнего слова, но Ингир сделал вид, что не заметил и продолжил:

– … либо объявит об альянсе с Танэктом и тем самым вынудит Союз признать мирийцев новой независимой расой со всеми правами. Вам, Тэриадора решать, стоит ли смерть Дариша того, чтобы началось открытое активное противостояние двух рас.

После этих слов Ингир развернулся и, не прощаясь, ушел, оставив меня наедине с кучей разрозненных мыслей. О том, что я во время перелета находилась в карцере и о причинах, по которым там оказалось, не было сказано ни слова, но поведение принца было красноречивее любого сотрясания воздуха. Жизнь и здоровье Браена лежали на одной чаше весов вместе с согласием Лерго на союз с Танэктом.

Наверное, мне полагалось впасть в ступор, оплакать смерть Дариша, четкое осознание которой накрыло только сейчас. Да на худой конец просто закатить истерику. Но я старалась абстрагироваться от воспоминаний о случившемся в атриуме. И ничего этого не было. Сейчас больше всего я была похожа на искин. Когда дверь за принцем закрылась, и спустя минуту вошли мои конвоиры, я голосом, таким же теплым, как и вакуум вселенной, произнесла:

– Меня нужно переодеть и привести в приемлемый вид. У вас на все пятнадцать минут.

Лишь в первую секунду вошедшие были озадачены, а потом началась суета. За дверью, как оказалось, стояли, ожидая, когда понадобятся, несколько таниек, которые тут же, в допросной начали приводить меня в порядок.

На моей голове нещадно пытались расчесать колтуны, мало заботясь при этом о безболезненности ощущений. Я это поняла, лишь увидев внушительные пуки волос между зубьями расчески. Подозреваю, что и с переодеванием дело обстояло примерно так же. Управились женщины в считанные минуты. Они были профессионалками высшего класса, поскольку обладали уникальным умением правильно пользоваться последствиями ошибок, в данном случае моих. Это я отметила, мельком взглянув на себя в зеркало, которое передо мной держала одна из мастериц. Если не знать, что синева под глазами от бессонной ночи, то нипочем не догадаешься. Решишь, что это просто тени и тушь создают эффект дымчатого взгляда, прямо и уверенно смотрящего из-под длинных пушистых ресниц. На сероватый от усталости цвет лица превосходно легли румяна, придав скулам аристократическую бледность, а немытые волосы великолепно держали сложное плетение косы безо всякого воска и лака. Деловой образ. Ничего лишнего. Строгий брючный костюм серого цвета и усталость от жизни на лице. Так не годится.

Закрыла глаза и глубоко вздохнула. Сейчас нужно отринуть все, внушить себе, что я не человек, а белковая форма жизни. Совокупность миллиардов органических молекул, с программой вместо чувств. Несколько минут самовнушения, и отражение изменяется. Все осталось прежним, кроме взгляда, который стал подобен лезвию катаны. Теперь годится. Чтобы убедить Лерго, нужно будет заставить его забыть о чувствах, попытаться достучаться до его разума, упирать на логику. Любое проявление эмоций может спровоцировать его к мести Союзу, что приведет к началу масштабной войны.

В палату к Кейриму я вошла так, словно за порогом остался мой ребенок – мой мир, пусть и неидеальный, но мир, который я буду защищать всеми доступными средствами. И если сила в этом противостоянии ничего не решает, применим все доступное женщинам со времен Евы оружие.

– Добрый день. – Вежливо улыбнулась Лерго, впрочем, не спеша подходить к его кровати.

Мириец выглядел неважно, подключенный к системе жизнеобеспечения, однако самостоятельно приподнялся и, опершись спиной на подушку, сел. Целый пучок щупов, подключенный к основным кровеносным сосудам на правой руке, при этом лишь слегка колыхнулся. А он, кажется, быстро идет на поправку, похоже, раз так хорошо координирует свои движения, – машинально отметила про себя.

– Что же вы не спрашиваете о моем самочувствии? – Саркастически изогнув бровь, осведомился Лерго.

– К чему притворство? – В тон ему ответила я. – О состоянии вашего здоровья в курсе весь персонал больницы, зачем лишние расшаркивания. Вы прекрасно знаете, зачем я здесь, так, может, перейдем сразу к делу.

Лерго усмехнулся, моя прямота слегка удивила его.

– Что ж, начинайте вашу пламенную речь, обрисуйте мне выгоды альянса с Танэктом, или сразу предложите что-то? Новые ресурсы? Свободу, независимость, равенство с другими расами? Место в Межгалактическом Совете? Себя? – Невозмутимо перечислял мириец, ожидая моей реакции на последнюю реплику.

Самые ожидаемые ответы на этот выпад – либо я вспыхну, как сопла флайера при старте, доказывая, что я «вовсе не такая», либо подтвержу предположение Кейрима, что именно «такая-такая», и предложу все вышеперечисленное и себя в качестве десерта. Прикинула, что оба варианта развития событий должны вывести меня из состояния деловой комы и тем самым увести от первоначальной цели – склонить Кейрима на сторону танийцев. Что ж, Лерго решил, что я поддамся провокации. Но в эту игру можно сыграть и вдвоем.

Сделала вид, что его выпад возымел успех, и отбросила маску невозмутимости. Плавной походкой подойдя к Кейриму так близко, что наши губы почти соприкоснулись, томным голосом прошептала, глядя в глаза:

– Для меня нет идей, за которые стоило бы умирать или продавать себя, зато есть идеи, за которые могу убить.

– И что же это Вам даст?

– Как минимум исходники для имплантации.

– Простите? – Кейрим был озадачен.

– Мы очень похожи. Не внешне, но по образу мыслей. Пока я тащила вас на себе, вы успели рассказать мне чуть ли не всю свою биографию в полубреду, а память, как вы успели убедиться, у меня хорошая. Думаю, что смогу вас заменить на посту некоторое время, – я блефовала, рассчитывая на то, что Кейрим, балансируя между жизнью и смертью, навряд ли помнил, что мне говорил в тех катакомбах, и говорил ли.

Лерго поверил, припомнив, как мы оказались в ангаре, пройдя всю охранную систему с кучей паролей. В том, что я могу запомнить такой объем информации, он уже не сомневался.

Первым отстранился мириец.

– Ты долго не протянешь. От силы пару дней, – в этом Куйрим был прав. И выдохнув, как-то обреченно произнес. – Просто скажи, что ты киборг.

– Зачем? – На этот раз удивилась я. Как ни старались разработчики, киборг отличался от человека, потому как невозможно создать программу, учитывающую все человеческие реакции в различных ситуациях. И рано или поздно машина всегда выдаст себя. Поэтому и не было киборгов-шпионов, подсадить киборга вместо живого человека тоже никому не удавалось.

– Мне от этого будет легче, – серьезно, глядя в глаза, заявил он, – я не верю, что бывают люди с такой памятью.

Пауза затянулась, и я отвела взгляд, и лишь в последний момент заметила, как его губы беззвучно что-то прошептали. Липридинга не преподавали ни в училищах, ни в Академиях, потому как данное умение считалось редко применимым. Но мне как-то попался старый электронный самоучитель, и я от нечего делать его просмотрела. Сейчас эти знания пришлись весьма кстати и помогли прочитать по губам: «И еще, кажется, я в тебя влюбился». В первый момент решила, что, наверное, неправильно расшифровала увиденное.

По-новому внимательно взглянула на Кейрима, и неожиданно для себя заговорила.

– Давай начнем наш разговор заново, – и, видя его скепсис, продолжила чуть быстрее, пока не передумала, – без лжи, недоговорок, политики и фальши.

– Давай. – Удивленно согласился Лерго, так же переходя на ты.

– Почему ты сказал, что будешь говорить только со мной?

– Наверное, ты первый и единственный человек, – он как-то странно при этом посмотрел на меня и неожиданно сам себя перебил, – ты ведь человек?

– Да, я самый пресамый настоящий человек, – грустно улыбнулась я.

– Так вот, ты единственный человек, который не пытался меня убить, а наоборот спас жизнь. Поэтому я тебе доверяю чуть больше, чем остальным, в том числе и танийцам. И, раз уж мы говорим честно, хочу отомстить за ту бойню, что десант Союза устроил в атриуме. И еще: меня не устраивают кабальные условия альянса с танийцами. Если я подпишу договор, то в случае так называемого мира мой народ будет зависим от Танэкта, станет одной из его колоний.

– Альтера все равно рано или поздно станет колонией. Не Танэкта, так Союза. Вам не выиграть в этой войне гигантов. Может, лучше все же мир, так хотя бы не погибнут сотни тысяч с обеих сторон.

Воздух в палате напоминал расплавленный свинец. Наступившая тишина, перед буревым затишьем давила на виски, не давая вздохнуть. Слова, прозвучавшие в абсолютной тишине, были сродни первым каплям дождя: негромкие, но знаменующие начало чего-то нового, значимого.

– Альтера подпишет договор с Танэктом, но залогом мира будешь ты.

Я нахмурилась, уже догадываясь к чему он клонит.

– После вашей свадьбы… – Кейрим тоже не лучился оптимизмом, как будто слова доставляли ему физическую боль, но выдохнув, резко закончил. – Ты будешь постоянным танийским послом на Альтере.

– Ваши условия приняты, – перешла я на официальный тон и, отвесив традиционный мирийский поклон (зря, что ли всю известную информацию об этой расе перечитала?), вышла из палаты.

В коридоре меня ждала уже целая делегация.

– Он согласен подписать договор, – слова послужили сигналом. Тут же с низкого старта в палату метнулись несколько танийцев. Один из них, сухопарый и уже в годах подволакивал хвостом и любовно прижимал к груди стопку пластиковых листов. Никак договор?

В коридоре никого не осталось.

Считая, что я больше не под охраной и освобождена, быстро и уверенно зашагала к информационной стойке. Милая девушка в медицинском комбинезоне, застенчиво улыбалась.

– Чем могу вам помочь?

– Сегодня с «Бродяги» доставили двоих пациентов. Лерго и Браена. Могу я узнать, в какую палату поместили второго?

Медсестра прекрасно видела, из какой палаты я выходила, поэтому, наверное, решила, что и со вторым пациентом имею право увидеться, и, споро набрав код на голографическом сенсоре, проинформировала:

– Палата двести сорок восемь бис. Она расположена на этом же этаже, но в другом крыле.

– Спасибо. – Крикнула я уже на бегу.

В отличие от Лерго, Браен был без сознания, опутанный сетью щупов, он больше походил на покойника. Я недобрым словом помянула оптимиста-эскулапа с «Бродяги». В нерешительности присела на стул рядом с кроватью. Не знаю, что принято говорить, когда человек находиться в состоянии анабиоза, о чем информировала панель системы жизнеобеспечения в окне «уровень физиологической активности организма». Поэтому просто решила с ним поговорить.

– Какой же ты все-таки дурак, – непроизвольно вырвалось у меня. – Я так за тебя испугалась. Зачем ты за мной погнался?

Ответом мне было пиликанье какого-то прибора.

– Пожалуйста, только не умирай. Я сделаю все возможное, только не умирай. – И добавила, признаваясь скорее себе, а не Браену, – потому что я люблю тебя.

И тут прогремел голос:

– Дак, вот ты какая, сука! – Из проема двери, ведшей в туалет, находящийся в палате, вышел мужчина. Он показался мне еще больше, чем тогда, когда вылезал из штурмовика. Этот громила производил жуткое впечатление махины, сминающей все на своем пути. Именно он был напарником Браена. Сейчас его рука, была надежно зафиксирована ниено-скобами (похоже, многокомпонентный перелом, в остальных случаях обходятся обычным фиксатором). Странно, я его даже не услышала, пока он не заговорил.

– Это из-за тебя он загремел в штарфники, – меж тем продолжал громила. – Лучше тебе убраться отсюда, пока я сам тебя не вышвырнул.

Я посмотрела на громилу.

– Хорошо, что у Браена появился настоящий друг, раз с женой ему не повезло… – глядя на восковое лицо Дранго, подытожила я.

– И вовсе не друг… – начал было здоровяк.

Но я резко поднялась и, подойдя ближе к мужчине, занимавшему весь дверной проем, сказала:

– Я заходила попрощаться, мне так и не удалось этого сделать перед тем, как исчезла. Прошу лишь, передайте ему, как он очнется, что все, что я сделала – я делала ради того, чтобы вам больше не пришлось воевать. По крайней мере, с мирийцами. И еще одно: я люблю его и никогда не смогу разлюбить.

И не оглядываясь, вышла из палаты.

Эпилог

Ты знаешь – я тебя люблю. Люблю нечаянно и странно У неба вовсе не прошу Всех звезд насмешливо-туманных. Безумно не дышу тобой, Как море – рябью и волнами И нет в душе моей цунами, И все же: я тебя люблю Сквозь годы, через расстоянья.

Месяц назад инфотабло желтой прессы пестрели заголовками: «Сбежавшая танийская невеста» и «Сердце принца Ингира вновь разбито». Более солидные издания выражались куда сдержаннее: «Расторжение помолвки наследника престола Танэкта» и «Свадьба принца Ингира и Тэри Ли не состоится».

Толпа папарацци, возникшая сразу после заявления о расторжении помолвки на пороге моего домика (подаренного, кстати, принцем за «достижения в ведении переговоров»), постепенно редела и сегодня я с радостью отметила, что исчезли самые упорные журналюги, казалось бы, уже прописавшиеся на одном из близ растущих деревьев и даже свившие себе гнезда из подручных средств, как то плащи, куртки, рюкзаки и куски пластика, и вооруженные камерами с оптикой, не уступающей по качеству снайперской.

Моросящий за окном дождь попеременно сменялся лучами солнца, а лужи то высыхали, то появлялись вновь, оставляя после себя прохладу и легкий туман. Я налила себя чашку чая и уселась на диван с намерением почитать недавно скачанную книгу. Еще пара дней, и нужно будет вылетать на Альтеру, Все-таки должность танийского посла обязывает. Как бы я не хотела абсолютно отстраниться от большой политики, навряд ли теперь мне удастся это сделать.

Вдруг мое уединение нарушила трель дверного звонка. Сначала не хотела открывать, но визитер проявил настойчивость и я, запахнув халат и поймав-таки ногой второй, неуловимый, казалось бы, тапок, пошла открывать дверь. На пороге стоял тот, кого я меньше всего ожидала увидеть. Браен.

Зажмурилась, замотав головой, а потом попыталась украдкой ущипнуть себя. Открыла глаза, видение никуда не исчезло. На серьезном лице Браена неудержимо расползалась улыбка. Коротко остриженный, с кругами синевы под глазами в знававшей лучшие времена военной форме тайского образца, но такой родной.

– Даже не надейся. Просто так не исчезну.

Не знаю почему, но безумно захотелось улыбнуться ему в ответ.

Мы стояли, как двое сумасшедших, ничего больше не говоря и лишь глядя в глаза друг другу. И казалось, что больше ничего не нужно, лишь бы стоять и смотреть в бесконечно-любимые глаза. Браен нерешительно (впервые на моей памяти!) шагнул навстречу и, замявшись, явно волнуясь, произнес:

– У нас все как-то неправильно получилось с самого начала. Как ты думаешь, сможем начать все заново?

– Совсем заново навряд ли получиться, – я машинально бросила взгляд на брачное тату, которое, несмотря на все настоятельные просьбы Ингира, отказалась вытравить. – Но попробовать определенно стоит.

И не важно, что для Земного Союза я теперь политическая преступница, а Браен – дезертир, а на планетах галактики млечного пути нас ждут с распростертыми наручниками. Главное – это то, что происходит здесь и сейчас. Мы оба расплатились по счетам долга и совести сполна. Надеюсь, что и толику покоя мы заслужили.

И не дожидаясь ответа, потянулась, чтобы поцеловать моего мужа.

Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1 В погоне за наглостью
  • Глава 2 «Элколай»
  • Глава 3 Вилернское гостеприимство
  • Глава 4 Потерянное детство
  • Глава 5 Резвая реабилитация
  • Глава 6 Бониты с большой дороги
  • Глава 7 Честный предатель
  • Глава 8 Драгоценное свекровище
  • Глава 9 Дружеская свадьба
  • Глава 10 Поиски и происки
  • Глава 11 А вы пробовали четко выразить размытую позицию?
  • Глава 12 Полевые политесы
  • Глава 13 Найти, догнать и спасти
  • Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Неприятности по алгоритму», Надежда Николаевна Мамаева

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!