«Проклятая»

Проклятая (fb2) - Проклятая 801K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мария Николаевна Сакрытина

Большое спасибо Татьяне Эльфарран, моему консультанту по идейным вопросам, без которой это произведение никогда бы не было написано

Часть 1. Дар

Про меня говорят, что я одержима. Чепуха.

Ещё про меня говорят, что я летаю нагая на метле — особенно, почему-то, в полнолунье — и пляшу с дьяволом. Говорят, что могу околдовать мужчин одним взглядом и заставить служить мне до последнего вздоха. Говорят, что закусываю младенцами и купаюсь в крови девственниц. Говорят, на меня нельзя смотреть, иначе (тут мнения расходятся) окаменеешь, сгоришь, рассыплешься в прах, упадёшь замертво… Говорят, я не знаю жалости.

Всё это как-то не вяжется с мыслью про одержимость, но это уже мелочи. Одержимость в понимании церковных мужей предполагает наличие духа, захватившего моё тело, как оболочку и вытеснившего душу. Начерта при этом духу кровь девственниц и мужские сердца ни церковники, ни молва не объясняет. Впрочем, ни те, ни другие никогда не отличались стройностью мышления.

Никого я на самом деле не ем и ни с кем не пляшу. Что же до взгляда… Из-за него меня называют, кстати, ведьмой. Ха! Это они мою мачеху не знали. Вот кто была ведьмой — образцовой, хоть гравюру пиши и в книги вкладывай.

Но давайте по порядку.

Когда я родилась, всё шло как по писанному. Сначала — где-то за месяц — по всей стране завыли собаки. Хорошо, говорят, выли. Душевно. А кошки вовсю орали — ну так чего удивляться: весна. Потом вроде бы с небес падали лягушки, и народ деятельно готовился к концу света. Развлечения ждали — всадников Апокалипсиса, Антихриста. Как обычно не дождались.

Где-то за неделю до дня рождения астролог составил для меня гороскоп… Точнее, попытался. С ума сошёл. И пошла молва, что королевский ребёнок проклят. Вроде как в том гороскопе о том проклятии написано было, оттого и астролог свихнулся. Тёмные силы его того… забрали.

Ну а в день рождения бушевала гроза. Сильная — ветер деревья с корнями выворачивал. В столице у одной из церквей маковка развалилась. Никто даже не подумал, что рабочий брак — проклятье, дескать, ребёнок заколдован. Тёмные силы.

Мама, говорят, мучилась чуть не сутки. И только под утро, когда гроза, наконец, унялась, и горизонт осветился слабой солнечной полоской, появилась я.

Рассказывают, одна из повитух, когда меня отмыли, понесла отцу-королю показать, пролепетала: «Ну что за ребёночек! Чудушко!». Наверное, я и впрямь была прелестным младенцем. Насколько младенец вообще может быть прелестным.

Понятия не имею, как я тогда умудрилась. Я вообще этого момента не помню. Да и кто помнит свой первый день рождения? Тогда моё «проклятье» впервые и проявилось. Надеюсь только, что убила я их правильно и быстро. Что они не страдали. Все повитухи, служанки. И мама.

Отец маму любил. Сильно. Так что, когда он обо всём узнал… Меня не удавили лишь по одной причине: других наследников ещё не было и, пока король снова не женится, не предвиделось. У отца, наверное, руки чесались написать указ, объявить, что ребёнок-де погиб вместе с матерью, но нельзя, нельзя — политика. Хлеще любого горя, могущественнее любого колдовства.

Меня отвезли в заброшенный замок — Орлиный Утёс. Дурацкое название, но замок стал красивым, когда его более-менее в порядок привели. Живописным уж точно. Этакий серый клык, пронзающий небо. Или очень оголодавший орёл в последней попытке взлететь.

Набрали прислугу — легко, там как раз тюрьма в соседнем городе была. Из этих, политических.

Зато кормилицу мне обыскались — кто ж пойдёт к этакому «чудушку». Все жить хотят. Нашли в итоге какую-то бабищу. Если это я её в кошмарах вижу… мда. Она, кстати, всё-таки сбежала, стоило мне год разменять.

Вот так я и росла — одна в полуразрушенном, мрачном замке. Сквозняки там, помню, особенно гулкие были. Я с ними даже разговаривала, представляла, будто они живые. Тогда я ещё ничего ен знала о духах.

Отец меня не навещал — видеть не хотел, может, проклял даже. Ну да проклятье к проклятью не пристаёт.

А я росла. Когда мне минуло пять лет, впервые осознанно отправила на тот свет гувернантку. Она за розги взялась, дура. И даже ударила меня пару раз. Помню, очнулась рядом с её трупом и единственное, что почувствовала — облегчение, что эта курица больше вопить не будет.

Правда, я тогда не рассчитала и «уложила» чуть не ползамка. Остальная половина к утру разбежалась, и целый месяц я маялась одна. Зато получила новых слуг — шёлковых. И понимание одиночества. Знаете, какое худшее наказание на свете? Хлыст? Кнут? Четвертование? Пытки? Нет, худшее наказание — когда тебя не замечают. В упор не видят, не разговаривают, знать не желают. Именно так со мной слуги себя и вели.

Нет, сами-то они не немые были, разговаривали. Между собой. Ко мне — «Ваше Высочество» и то лишь изредка. Ну и обязанности выполняли — не придерёшься. Бывает, расчёсывает меня новенькая камеристка — гребень в руках дрожит, сама трясётся, плачет. Как с такой общаться? Потом пообвыкнет немного, но разговора всё равно не получается. Никогда. Всё «Ваше Высочество» и «я могу идти?».

Боялись. А я разве специально? Ну, гувернантку — да. А остальных? Я разве хотела?

Они наперёд знали, что хотела. Такие байки про меня травили — волосы дыбом. Я их вместо сказок на ночь слушала. В спальню дверь закрыта, но стены с отдушинами — слышимость отличная. А замок я к тому же лучше всех знала: все тайные ходы, все заброшенные комнаты. Подслушивала, да, приобщалась к взрослой жизни.

Я росла маленькой затворницей. И впрямь, наверное, злобной — как иначе, коль они меня боятся. Я чувствовала их страх. И ненависть тоже. Просто на вкус иногда ощущала. Как кровь.

Отец тем временем женился. По всей стране гремела свадьба, все праздновали. Даже в нашем Утёсе. Мне вкуснющий обед приготовили — повар быстро усёк, что меня лучше не злить. И понял, что я сладкоежка. Ох и торт тогда был! Я радовалась, даже мысленно отца поздравила. Все же вокруг говорили, что свадьба — это чудесно, это замечательно.

А очень-очень скоро после этого в замок приехали монахи какого-то там ордена. И навели свои порядки. Говорили, их новая королева прислала — по совету своего духовника. Вроде как эти монахи чудненько справляются с одержимостью и вообще могущественные и серьёзные ребята. Никакое проклятье не устоит.

На самом деле отец просто отвалил ордену кучу золота — лишь бы дочку усмирили. Молву он усмирить хотел, а не дочку. Ну да ладно.

Замок очень скоро превратился в монастырь. Для меня — так и вовсе в каждодневный карцер. Туда не ходи, там встань на колени и молись, тут распятье целуй. Серебряные браслеты одели. С символами чистоты и смирения. Жгли поначалу. Но браслеты запаяли — не снимешь. Монахи наивно полагали, что всем этим меня можно обезвредить. Чёрта с два!

Я честно терпела. Я вообще терпеливая тогда была, боялась, что после очередного срыва меня вообще одну в этом Утёсе оставят куковать, и я зарасту мехом и начну бросаться на людей и рычать. Ну, как я-из-баек. Но у любого терпения есть предел.

Я не выдержала в вечер, когда настоятель попытался нарядить меня во власяницу и отправить под дождь босиком нарезать круги на глазах у слуг. Во славу Господу. Там ещё что-то было дёготь с перьями — тоже, кажется, во славу. Не помню. Помню, что дёргался этот божий сын весьма живописно. А я впервые смотрела на это с наслаждением.

Дальше нашего замка история не пошла. Ордену всё ещё нужны были отцовы деньги за воспитание дочки. Так что мы пришли к молчаливому согласию — они не портят мне жизнь, я их не убиваю. На самом деле тогда я ещё не умела себя контролировать, не могла убивать по желанию. Только в ярости — чистой, слепой ярости. Хм, а интересно, а когда я на свет появилась, это тоже было от ярости? Наверное, в утробе матери мне было много-много лучше…

Примерно в то время у меня появился друг.

Серьёзно, настоящий друг. Отец у меня — тоже, наверное, по научению мачехи, она, говорят, быстро его окрутила и в политику нос сунула — пошёл войной на соседнее государство. Наша страна стонала, налоги подскочили, голод, неурожай опять же… Но в войне мы победили, на соседе отыгрались. Отец в их столице торговался об условиях перемирия, а к нам тем временем привезли заложника — королевского сына. Не первенца, конечно, ну так кто же первенцами разменивается? И, чтоб глаза мачехе не мозолил… или, может, отец его упирался и не хотел моему дань платить… или ещё почему, но отправили юного принца в мой Утёс.

Как сейчас помню — вечер, дождь, холодина — у-у-у! И карета с гвардейцами, точно преступник какой из благородных прибыл.

Я всё это из окна наблюдала — очень интересно было, что это за новенький к нам приехал. Он мне тогда маленьким совсем показался (по сравнению с дылдами солдатами-то!), сгорбленный, промок под дождём сразу — ну точно воробушек.

Его быстро куда-то увели. Я сначала думала — в гостевые покои. На следующий день первым делом туда побежала, как только этот хмырь, мой учитель из монахов, перестал размахивать указкой и объявил, что урок окончен.

В гостевых покоях новенького не оказалось. Там жили только мыши и пауки.

К вечеру я оббегала весь замок — ни следа мальчишки. Интересненько.

И, наконец, додумалась спуститься в подземелье…

Он сидел на сырой соломе, прислонившись к зеленоватой стене, смотрел в потолок — пока я не вошла. Одет простенько… наверное. Честно говоря, не помню, во что он был одет. Зато глаза помню. На меня тогда никто ещё так не смотрел. С таким выражением… У него глаза расширились — но не от ужаса, как обычно, а от… тогда я не знала, что это называется «восхищение». Он даже вскочил, поклонился торопливо — совсем как взрослый — и только тогда заметил мои браслеты.

Вот тогда у него глаза стали нормальные. В смысле, выражение нормальное — ужас. А я поймала себя на мысли, что предыдущий взгляд мне больше понравился.

— Ты кто? — спрашиваю. — Почему ты тут сидишь?

А он на меня смотрит, рот открывает, хрипит чего-то… А потом как глаза закатит, как хлопнется в обморок (на самом деле вовсе не от страха. Я потом узнала — не кормили его ничерта, слуги-садисты, лишний кусок жалели. Так что голод, а тут ещё я… Бедняга).

С обмороком я знала, что делать. При мне камеристки в обморок хлопались поголовно. Как новенькая — так и обморок. У меня в комнате для этого нюхательная соль имелась. Волшебная вещь — под нос р-р-раз. Визжат, правда, потом долго. Думают, может, вместо меня рыцарь какой появится, их спасёт… Щас.

Но с собой я соль не носила, так что для начала надо было мальчишку к ней доставить. Шучу. Просто он лежал весь такой бедненький воробышек — бледный, щёки ввалились, под глазами круги. И вроде как не дышит.

Где у нас запасные ключи от подземелий, я, естественно, знала. Я этот Утёс вдоль и поперёк знала, лучше всех слуг и монахов. Так что дверь легко открыла, мальчишку выволокла. Тяжёлый он был — ух! Кое-как мы с ним по лестницам поднялись, да в тайный ход шмыгнули. Потом в коридор до моих комнат — и ура. Руки у меня к тому времени занемели совсем, так что ура троекратное.

Мальчишка слабо дышал, лёжа у меня на кровати. Я вызвонила служанку, приказала подать ужин. Нашла нюхательную соль и, когда он только глаза открыл, сунула ему поднос с едой.

— Кушать будешь?

Путь к сердцу мужчины лежит через желудок — совершенно точно.

Надо отдать ему должное, на еду мальчишка сразу не кинулся. Нет, сначала он старательно побуравил меня взглядом и попытался слиться со стеной. Зрелище получилось то ещё: бледный, худющий подросток прижался к стене, чуть не свернув балдахин — бледное пятно, щёки горят, волосы патлами. Глаза опять же огромные, да ещё и, как у нетопыря, горят — в них огоньки свечей отлично отражались.

Я захихикала, поднос задрожал, кубок с отваром чуть не опрокинулся.

— У-у-уйди, ведьма! — провыло бледное чудо с горящими глазами. — Уйди!

— Из своей комнаты? — выдавила я сквозь смех. — Щас!

Похоже, до мальчишки только сейчас дошло, что он больше не в подземелье. И это его почему-то не обрадовало.

— Ты меня убьёшь? — выдержав долгую паузу, пролепетал он.

Я уже тогда заметила, что большинство людей избытком логики не страдает.

— Ага, — скорчив рожицу, кивнула я. — Конечно. Сначала я тебя откормлю, предложу в баньке попариться, а потом обязательно съем, — вообще-то это была строчка из одной сказки, которую я периодически слушала от камеристок, когда была в особенно плохом настроении. И курицы хоть как-то пытались мне угодить. Что-то там ещё было про девочку с красным капюшоном и волка… или спящую царевну… или туфельку? Честно говоря, у камеристок всё это периодически переплеталась от страха, так что, кажется, сказки тоже не страдали избытком логики.

Самое смешное: мальчишка поверил. Он был старше меня года на три — кошмар как много, как мне тогда показалось. А боялся до колик.

Забавно.

Ещё сильнее побледнев — хотя куда уж сильнее? — он перевёл взгляд на поднос… на меня… снова на поднос. И подстреленным зайцем метнулся к двери. Забарабанил (причём даже не попробовал открыть, а ведь не заперто).

— Помогите!! Выпустите меня! На помощь!!

Откуда только силы взялись?

Я бросилась к нему.

— Тише! Сейчас же отец Константин явится. Да заткнись же ты!

Щас, заткнись! Мальчишка заорал ещё сильнее, а когда я попыталась зажать ему рот ладонью, отпрыгнул к сундукам, оттуда к окну, попытался залезть на комод…

Когда отец Константин пришёл, мы наяривали, кажется, пятый круг по комнате. И я почти уверена, что этот маленький бесёнок получал от процесса удовольствие. Орал он с таким вдохновением, что удивительно, почему я не оглохла.

Но монах всё равно всех перекричал:

— Ваше Высочество!!

Мы оба замерли — я у сундука, этот паршивец, соответственно, на крышке.

— Что здесь происходит? — менторским тоном пророкотал отец Константин.

Я только рот открыла, а мальчишка уже птицей сиганул к монаху, крича:

— Спасите, святой отец, она меня убить хочет!

И отец Константин его «спас» — толкнул к ближайшему стражнику, буркнув:

— Уведите. А с вами, принцесса…

«…мы поговорим особо» застряло у монаха в горле: я опомнилась, встала руки в боки. Скуксилась и…

— А-а-а-а!

Монах инстинктивно отшатнулся и побледнел.

— Я хочу, чтобы он остался-а-а-а-а! Я хочу-у-у-у! Я-а-а-а! Пусть он останется-а-а-а! А-А-А-А-А!!

Отец Константин, прекрасно помнивший (наставник мой всё-таки), что после «А-А-А!» обычно бывает труп, вылетел за порог быстрее ветра. И, прежде чем дверь захлопнулась, мальчишка со свистом вернулся в комнату, чуть не врезавшись в меня.

Я опустила руки и замолчала. В комнате мгновенно установилась абсолютная, звенящая тишина.

— Ты идиот? — хрипло проворчала, наконец, я, глядя на прижавшегося к двери мальчишку. — Тебя ж опять в темнице запрут. Тебе там, чего, понравилось, что ли?

— А ты меня убьёшь! — тонким голоском пискнул мальчик.

Я всплеснула руками.

— Да сдался ты мне!

Как ни странно, это возымело эффект. Почти.

— Ты меня съесть хотела! — подумав, объявил мальчишка.

— Ты чё, правда, идиот?!

Мальчишка покраснел. Посмотрел на меня. Покосился на дверь. Нахмурился. И вдруг, пыжась, выдал:

— Да ты… не будь ты девчонкой, я бы тебе… у-у-ух я бы тебе, ведьма, показал!

Ага. Девчонкой и «ведьмой». Но тогда мне не понравился его тон. «Девчонка». На «ведьму» я уже не обижалась.

— Девчонка?! — я привычно швырнула в него подушкой. Камеристки, когда я швыряла в них подушками… не давали мне сдачи! Ах ты, гад, да я тебе сейчас!

Наверное, хорошая дружба начинается с хорошей потасовки. По крайней мере, во время драки приходит некое… взаимопонимание, что ли? Просто, когда мы опомнились, мальчишка, сидя на мне верхом и всё ещё по инерции тягая меня за волосы, вдруг произнёс с неподдельным изумлением:

— Так ты, что, не ведьма?

— Нет, кретин! Пусти меня, придурок! Ай, пусти, мне больно!

А когда он выпустил мои волосы, извернулась и коварно ударила по дых ногой. Драка чуть не началась снова, но в последний момент мальчишка вспомнил про еду и, отшвырнув меня, кинулся к подносу.

Я потрогала разбитую губу и буркнула:

— Вкусно?

— Ош-шень, — отозвался мальчишка. — А ты тофта фто? Не фринцесса?

— Принцесса, — вздёрнув подбородок, отозвалась я. — Принцесса Алисия. А ты кто?

— Фафифиан, — прошепелявил мальчишка, запихивая в рот еду.

— Чего?

— Максимилиан, — прожевав, ответил мальчик. — И я точно принц. Так что поклонись.

— Ещё чего, — хмыкнула я. — И ты не похож на принца.

— Зато ты — лгунья! — ткнув в меня пальцем, заявил Максимилиан. — Принцесса Алисия, что б ты знала, ведьма, чудовище и к тому же уродина. А ты… ты красивая, — почему-то засмущался он.

Я удивлённо моргнула.

— Красивая? Я? — честно говоря, никогда о себе как о красавице, я не думала. Мне просто никто об этом не говорил… никогда.

— Ну да, — буднично ответил мальчишка. — Как будто ты не знаешь. Но зачем ты врёшь? И браслеты нацепила.

— Они не снимаются, — буркнула я, садясь рядом с ним на кровать. — И я, правда, принцесса. И ничего я не вру.

— Врёшь, — убеждённо произнёс Максимилиан. — Принцесса меня бы уже убила. Потому что она ведьма и…

— Да не ведьма я!

Наверное, крик убедительным получился, потому что мальчишка вдруг как-то странно посмотрел на меня — с ног до головы, изучающе.

— Да ладно… Но почему ты тогда… Почему ты тогда такая красивая?! — завопил он, будто я коварно обманула его в лучших чувствах. — Ты же не можешь бы такой красивой, потому что…

А я подумала, что ещё чуть-чуть и я ему врежу.

А сама — неожиданно для себя — стала рассказывать. Про маму, которую не знала, про отца, которого никогда не видела. Про обморочных служанок, про монахов-садистов, которые меня пороть пытались.

Он слушал, раскрыв рот. А, когда я замолчала, выдохнул:

— Так это… помимо тебя… выходит?..

Я кивнула.

— Вот чёрт! — ошеломлённо пробормотал Максимилиан. — Так это же проклятье! Ты не думала съездить в храм Всех Святых, помолиться, очиститься…

— Начерта? — буркнула я. А сама вспомнила, как красивенько запылало распятье у наставника в келье, когда я… ну… во власянице на коленях молиться пыталась. — Мне и так неплохо.

Максимилиан вытаращил глаза.

— Ты что! Это же… же… Тебя же бояться и…

— Зато уважают, — хмыкнула я.

— Да не, ты не понимаешь, — начал мальчишка, но вдруг запнулся. И снова выдохнул. — Вот чёрт! Они на тебя и руку не поднимают, да?

Я с достоинством кивнула.

— Ого, — пробормотал он. — Я тоже так хочу…

Наверное, с этого момента я его и полюбила. А, может, с того, когда он улыбнулся и спросил:

— Но меня же ты не убьёшь?

Логика, логика…

— Не, — хихикнула я. — Слушай, а если ты принц, то что ты тогда тут делаешь?

Мальчишка снова скуксился и принялся рассказывать. Он, как взрослый, описывал какие-то сражения, употреблял странные слова вроде «стратегия» и «тактика», ругал какого-то де Висту и де… Не-помню-кого. Я быстро потеряла нить его рассуждений и откровенно зевала, пока Максимилиан взахлёб вываливал на меня новости. Наверное, ему просто надо было выговориться. Не знаю, я заснула в процессе.

Он разбудил меня какое-то время спустя, поинтересовался, где будет спать. Мне до этого дела не было, так что я просто ткнула в другую сторону кровати и промычала:

— Там.

И чуть снова не заснула, пока он в себя приходил.

— Ты что?! Я же… Ты… же… девушка!

Я сладко зевнула во весь рот.

— И что?

Он покраснел, кажется, ещё сильнее.

— Неприлично!

— Да? — буркнула я, отворачиваясь. — Ну, можешь, на полу лечь.

Уже сквозь сон я услышала, как скрипнула кровать — Максимилиан всё-таки примостился с другой стороны. В полудрёме, помню, я ещё удивилась, чего это он так испугался: кровать всё равно огромная, даже если будем вертеться, места нам точно хватит.

Утром Максимилиан жаловался, что я всю ночь пыталась дать ему по носу. Достал так, что я не выдержала — и таки заехала ему подушкой. Дальше последовала непродолжительная, но яростная потасовка, во время которой принесли завтрак. Кушать мы хотели больше, чем драться, так что страсти на время улеглись.

— Ты какая-то очень странная, — выдал Максимилиан, уплетая очередную ароматную булочку. — Тебя, что, не должны сейчас одевать-причёсывать? Мои сёстры занимаются этим полдня.

— Одеждой? — фыркнула я. — Ужас какой. А остальные полдня они что делают?

Максимилиан задумался.

— Учатся…

— Я тоже учусь, — вздохнула я. — Вот, сейчас позавтракаем, и буду учиться.

Максимилиан странно на меня посмотрел, но промолчал.

После, собственно, утреннего моциона (во время которого Максимилиан зачем-то перебрался в другую комнату) и урока с кем-то из монахов (отец Константин якобы слёг с простудой) принц молчать не смог.

— У тебя, что, каждый день так? — отчаянно жестикулируя, выпалил он.

— Ну да, — я похлопала себя по щекам, сгоняя учебно-сонную одурь. — А что?

— Ты хоть читать умеешь? — ехидно поинтересовался Максимилиан.

— Конечно, — буркнула я.

Он хмыкнул и медленно спросил:

— А как моя страна называется, знаешь?

Я нахмурилась.

— Лакедомия?

И тут же хихикнула: у Максимилиана такое лицо сделалось — неверяще-изумлённо-забавное.

— А твоя страна как называется?

Я с минуту подумала.

— Лэстиция?

Максимилиан странно булькнул. Потом, не выдержав, захохотал в голос.

— Эй, — я хлопнула его по плечу. — А ну-ка прекрати. Чего смешного?

— Ты ничерта не знаешь, — побулькал мальчишка.

Тон его мне не понравился. Я подбоченилась и заявила:

— То, что мне надо, я знаю.

— Например? — хмыкнул Максимилиан.

— Например, как отсюда сбежать. К озеру и роще, — таинственно сообщила я.

— Как? — оживился он. — А ты уже сбегала? А не поймают? А ругать потом не будут?

Я вздёрнула подбородок.

— Пусть только попробуют.

Рядом с замком действительно есть небольшая дубовая роща. Я редко там бывала — одно скучно, а больше пойти было не с кем. С Максимилианом роща быстро превратилась в маленький рай. А уж озеро, вечно пугавшее меня жабами и ужами, вдруг словно заулыбалось: заискрилось, засверкало на солнце. Мы бродили там до вечера, а, когда вернулись, Максимилиан всё удивлялся, почему нас никто не хватился. А мне это не казалось странным: никто меня никогда не хватался — кроме монахов, но те считали, что если до обеда я в замке, значит, и остальное время тоже. И вообще им было не до меня: они слуг строили. Особенно молоденьких служанок.

На этот раз Максимилиан уже по-хозяйски полез на свою половину кровати и болтал, наверное, до полуночи: рассказывал, какой у них там дома сад весь из себя диковинный. Я слушала и пыталась представить. Но выходила только уже знакомая дубовая роща да далёкие горы.

С появлением Максимилиана мой распорядок дня, как ни странно, не изменился. Я всё также валялась в постели до полудня, потом приходили горничные, меня купали-убирали-украшали — рутинно, без души и доброго словца — и только после этого приходил кто-нибудь из монахов и делал вид, что рассказывает мне урок. Чаще всего он просто читал что-нибудь вслух на непонятном языке, а я, тем временем, рисовала картинки.

Ни монахи, ни слуги Максимилиана не замечали. Порой, меня интересовало: если бы он остался в темнице, его бы заморили голодом? Наверное, да.

Но на самом деле подобное невнимание нам очень помогало. Максимилиан сначала смущался и чувствовал себя не в своей тарелке — наверное, дома у него были толпы слуг, которые с ним носились. А здесь, пока я сама, например, не заказала ему одежду, никто из горничных даже не озаботился.

Зато после обеда, когда я была предоставлена себе, и до глубокой ночи мы с чистой душой играли в замке или сбегали в рощу — и никто нам не мешал. Нас не существовало для остальных обитателей Утёса. И слава богу.

Максимилиан — я очень быстро стала называть его Макс (он обижался поначалу, потом привык) — всё время удивлялся. Замок и уклад нашей жизни казались ему странными. А я так и вовсе разочаровала в лучших чувствах. Он ни разу не признался, но я знаю: не получилось из меня злой колдуньи из сказки. «Обычная девчонка», — то и дело фыркал Макс и получал подзатыльник.

Большинство наших игр были шутливыми потасовками. Мальчишескими, но других Макс не знал, а мне до него играть было не с кем. Так что год, пока он был со мной, я росла, наверное, как маленький принц. Ну, во всяком случае, развлечения те же.

Максимилиан первым научил меня ездить верхом. В замке была конюшня, небольшая, но была. И, если раньше лошади меня пугали — громадные непонятные уродцы — то очень скоро я их полюбила. Полюбила иллюзию свободу, когда ветер в лицо, и волосы развеваются за спиной. Чувство приятного, щекочущего страха, когда скачешь верхом — для меня первое время все лошади были норовистыми. Верховые прогулки быстро превратились в забавную игру, в которой мы с Максом скакали наперегонки, а один раз даже попытались добраться до гор (но была зима, быстро стемнело, я замёрзла, и мы повернули домой).

С Максимилианом же я освоила и мужскую одежду. Я быстро заметила, что когда я в платье, Макс ведёт себя скованно, а игры выходят скучные. Когда я присвоила один из его новых костюмов, он долго возмущался. Но в рубашке и брюках я, должно быть, напоминала мальчишку. Мне было одиннадцать, когда мы познакомились, грудь у меня ещё даже не начала расти, так что выдавали меня только волосы, которые я, правда, научилась заплетать в косу и укладывать вокруг головы с помощью шпилек.

Думаю, если бы кто из слуг или просто местных увидел бы нас с Максом, допустим, в роще, точно бы принял за крестьянских детей. Мы умудрялись вывозиться в грязи, как поросята, да так, что вода утром, когда я мылась, чернела, а горничные, поджав губы, выпутывали из моих волос перья, комья земли и листики. (Один раз даже нашли лягушки. Визгу было!)

Макс пытался научить меня фехтовать. Оружейной в замке он не нашёл, а, когда я приказала вырезать нам деревянные мечи, получила выговор от монахов. Но и мечи тоже (поза руки в боки и «А-А-А!» действовали безотказно). Правда, фехтовальщик из меня вышел ужасный, так что в итоге мы эту затею бросили. Макс сказал, что ему неинтересно и лишь изредка упражнялся сам.

Прошёл год, и я заметила, что Макс с повышенным вниманием прислушивается к разговорам слуг и ностальгирует по дому. Однажды ночью я прямо спросила: неужели ему со мной скучно? Макс что-то промямлил, я надулась и целый день с ним не разговаривала. Макс превосходно провёл это время, зарывшись в библиотеке. Кажется, тогда он и спросил, могу ли я как-нибудь контролировать своё… м-м-м… проклятье. Ведь если бы могла… Дальше шла эффектная пауза. Я хотела играть в снежки, а вовсе не говорить об убийствах, поэтому далеко разговор не зашёл. Но позже я о нём вспомнила. И книжку, которую он читал — тоже. «Ведьмина кухня», сонник и травник. И ещё кое-что по мелочи. Для Максимилиана это была просто интересная книжка. Для меня тогда — помеха играть в снежки. Тогда.

Мне только-только исполнилось двенадцать лет, когда за Максимилианом приехали. Аж из столицы, от отца. Сам король, конечно, и носу ко мне не казал — да что там, его солдаты на меня смотрели, как на ядовитую змею. (Впрочем, мы с Максом на них глядели также).

Хуже всего, что они должны были на следующий день отвезти Максимилиана в столицу, к моему отцу.

Я очень хотела поехать с ними. Макс столько мне рассказывал про сады, площади и празднества, что всё это казалось почти сказкой. И вот в эту сказку увозили Максимилиана. Без меня.

Топанье и «руки в боки» на этот раз не помогли. А Макс радовался вовсю и болтал без умолку (жуткий болтун вообще-то был, если честно). Тем вечером мы снова улизнули из замка верхом, воспользовавшись общим переполохом. У Макса рот не закрывался, я грустно внимала и потому очень удивилась, когда он вдруг замолчал — надолго, аж на пять минут, а после спокойным тоном, точно между делом, наконец, сказал:

— Алисия, пообещай мне кое-что.

Я вскинула брови. Вот что-что, а обещать ему мне пока ничего не приходилось. Да и зачем?

— Дай слово, что если я не вернусь, и если со мной что-нибудь случится, ты никого не убьёшь.

Я изумилась.

— Ты имеешь в виду, если ты уедешь домой? Нет, конечно. А ты пригласишь меня к себе?

— Дай слово, — напряжённо повторил он.

Я удивилась, но дала, и разговор снова вернулся в обычную колею. Он пообещал, что обязательно меня пригласит и даже описал, как я, открыв рот, буду гулять по его дворцу, который ни в какое сравнение с моим замком не идёт… и так далее.

Он был старше меня на два года — громадная разница, как мне тогда казалось. Ему четырнадцать, мне только-только исполнилось двенадцать. И он знал больше меня. И уж точно догадывался, что если за ним приехали не солдаты его отца, а моего, то вряд ли его ждёт что-то хорошее.

О его смерти я узнала из болтовни слуг. В подробностях. Горничные с придыханием сообщили, как его отец «предал» моего, не став соблюдать навязанный мирный договор. Заключил соглашение с союзом каких-то государств, с которыми мой отец не желал или боялся ссориться, и практически все наши военные успехи сошли на «нет». Рассерженный «преданный» король решил отыграться на заложнике — младшем принце.

Я в деталях узнала, как устроили показательную казнь. Как именно Макса вели на эшафот, как отрубали голову, как эту же голову и тело положили в бочку и отправили с несколькими пленными солдатами в подарок его отцу.

Смешно: уж насколько я была на «ты» со смертью даже тогда, но до конца не поняла. Был вечер, я по обыкновению сбежала на конюшню. Не размышляя — руки двигались, а голова была пустая-пустая — вывела Лучика. Выехала верхом за ворота — меня как обычно никто не заметил.

И только потом поскакала галопом к роще.

Мне ещё достало благоразумия спешиться. Почему-то казалось очень важно сдержать слово — ведь эта была последняя (и единственная) просьба Максимилиана, обращённая ко мне.

На меня накатило, когда я была у озера. В памяти снова провал. Помню только, как упала. А потом — как очнулась. На громадном участке выжженной земли. Поляна у озера больше никогда не станет красивой.

Больше никогда не будет как прежде.

Никогда.

Лучик шарахнулся от меня, когда я вернулась. И потом весь обратный путь нервно дрожал.

А в замке как обычно ничего не заметили. Утром пришли служанки, вымыли меня, вычесали, переодели. Явился монах с книгой на непонятном языке.

Позже я поняла, что они решили, будто мне всё равно. Чудовище ведь не может никого полюбить, у него нет друзей. А я чудовище.

Я устроила грандиозную истерику в тот день. Но никого не убила. Потребовала, чтобы мне сменили покои — и всё. Я не могла видеть те комнаты без Макса.

Я не могла спать без него, не могла играть, веселиться, ездить в осквернённую мной рощу…

А ещё у меня в голове не укладывалось: кто-то, оказывается, может убивать, как и я. Не проклятьем, нет, не магией. Мой отец может. Просто приказ, росчерк пера. А получается лучше, чем у меня. Он же перо контролирует.

Тогда я и забралась в библиотеку.

Макс был прав: я ничерта не знала. Я была невежественна, как плебейка — даже хуже. Мир для меня крутился вокруг бессмысленных прогулок по роще, ближайшим к ней лугам и, собственно, замку. А также рисованию картинок. Серая, однообразная жизнь, казавшаяся мне нормой — до появления Максимилиана. Вместе с ним в моё существование вошли и краски. А, посмотрев однажды на жизнь в цвете, так не хотелось возвращаться в однообразную серость!

Мир книг открывал невиданные горизонты. Библиотека в Утёсе оказалась крайне скудной, но я запоем читала всё — от сонников и травников до нудных трактатов. Я читала, перечитывала — много-много раз, пока не запомнила наизусть каждую букву. Но книги кончились, а ответ о природе моего проклятья так и не нашла. Лишь в той самой «Ведьминой кухне» имелся намёк — на труд некоего мудреца Фариефти, якобы хранящийся в замке Алый Водопад. Самое удивительное — этот труд вместе с наверняка богатой библиотекой находился буквально у меня под носом — в горах, куда мы с Максом так и не доехали. Но по другую сторону границы, которая пролегала по этим горам, кстати говоря, считавшихся непроходимыми.

Непроходимыми. Я понятия не имела, какие опасности таят горы, так мирно и величественно вздымающиеся вдалеке. И если только горы лежат между мной и ключом к тайне, то разве ж это меня остановит?

К тому времени мне исполнилось четырнадцать и, да, я ни капельки не поумнела. Среди книг, которые я читала, не было историй о путешествиях, так что узнать, как это делается и что меня ждёт, было неоткуда.

Меня это ни капельки не волновало. Единственное, что я сделала — отправилась к настоятелю, брату Викториусу, сообщив, что хочу отправиться в Алый Водопад. Я здраво рассудила, что путешествовать в карете и с сопровождением должно быть, легче, чем одной, пусть и верхом.

Брат Викториус посмотрел на меня, как на блоху, скривился и проскрипел, что я не должна забивать себе голову чепухой, и лучше бы мне, наконец, выучить двадцать стихов какого-то там Апостола.

Я пожала плечами и пошла учить стихи. А вечером, переодевшись в старую одежду Максимилиана, которую мне удалось сохранить, и утащив с кухни еду, я выехала на Лучике из Утёса.

Никто меня не остановил. Никому не было до меня дела. Как всегда.

Не надо думать, что я совершенно не подготовилась. Я взяла с собой карту (правда, не гор — не нашла). Прихватила тёплую сменную одежду (опять же Максимилиана) и даже немного овса для Лучика (в горах лошадь кормить проблематично — так я решила).

Денег у меня не было, как и драгоценностей, которые я могла бы продать, если бы додумалась. Ещё я считала, что, когда доберусь до Водопада, объявлю, что я принцесса, и меня сразу впустят. Про пропускные документы и прочее я понятия не имела.

Опять же — откуда мне было знать?

Я знаю, что, поделись я тогда своими мыслями, меня посчитали бы дурочкой. Имбицилкой, недоразвитой. Да-да, конечно. Другие дети в моём возрасте уже давно не дети. Принцессы в четырнадцать выходят замуж, а принцам подыскивают невест. Конечно. Их не отправляют в богом забытый замок, не приставляют слуг и монахов, с которыми даже разговаривать противно. И принцев и принцесс учат. А меня кормили стишками из Святой книги — на том всё и заканчивалось.

Но кое в чём я была умнее моих ровесников. Я знала, что такое смерть. И не боялась её ни капли — зачем, если она, смерть, была ко мне ближе, чем живые существа?

Ночевала я в миленькой рощице у ручейка. В целом мне понравилось. Не крутились рядом слуги, не перебрасывались многозначительными взглядами, не излучали равнодушие. И монахов не было.

А утром не пришлось купаться и повторять бессмысленный ритуал переодевания и причёсывания. Я встала под птичий гомон, позавтракала, развлеклась, глядя на со всех лап улепётывающих от меня лягушек, и отправилась дальше.

Воздух упоительно пах прелыми листьями, сверкал прозрачными крыльями мушек-мотыльков и звенел птичьими голосами. Жизнь казалась мне раем. Думаю, Лучику тоже — он игриво поводил ушами и пофыркивал.

А на следующий день я впервые повстречалась с людьми.

Сначала я приняла их за крестьян — уж больно одежда была ветхой. Какие-то грязные, рваные плащи, на ногах лапти и голени переплетены ленточками ткани вместо шосс. А ещё все их лица заросли волосами, как у зверей. Странно. Но не страшно.

Я молча смотрела, как они приближаются. Слушала странные разговоры, перемежаемые не вполне знакомыми словами о том, какой я красивый мальчик, какой хороший конь у меня конь и что-то ещё… что-то совершенно неясное. Но опять же нестрашное.

В Утёсе меня не научили бояться. Там все боялись меня, я считала, что здесь будет также.

Даже, когда меня сдёрнули с Лучика и принялись совершенно невежливо ощупывать, я не испугалась. Только было любопытно: что же дальше?

А дальше кто-то из людей-зверей воскликнул, что я оказывается, девчонка. С меня стащили берет, обнаружили длинные волосы, один из «зверей» даже намотал их себе на кулак… когда на поляне появились солдаты. Не моего отца, что интересно (впрочем, я их и не ждала), а какие-то чужие, в чёрной с золотом форме. Короткая схватка, крики — резкие или дикие, животные. Но тоже короткие.

Крики для меня были внове — я внимательно их слушала. С интересом естествоиспытателя. Раньше я видела только трупы. А бывает ещё и так, оказывается. Крики. Запах. Терпкий, прилипающий запах, почти вонь.

Надо же.

Один из чёрно-золотых подошёл ко мне. С лезвия его меча стекала кровь.

Кровь я тоже раньше видела редко. И не связывала её со смертью.

— Ваше Высочество, — бросив взгляд на мои браслеты, произнёс чёрно-золотой. И поклонился. — Прошу вас, следуйте за мной.

Я не сразу поняла, чего он хочет. Я глядела на него, как на волшебника. Этот человек и другие чёрно-золотые только что убили. Трупы их жертв ещё не успели остыть.

Но их никто не называет проклятыми. Их не бояться, так? Это почитается нормальным, то, что они совершили?

Почему?

— Ваше Высочество, — повторил чёрно-золотой. Посмотрел на меня и тут же отвёл взгляд. Его рука, когда он протянул её мне, чуть-чуть дрожала.

Я протянула в ответ свою — так мы делали с Максимилианом. Очень часто. Привычный жест в непривычном мире.

Пробормотав ещё раз «Ваше Высочество», чёрно-золотой повёл меня к еле заметной тропе. А остальные солдаты провожали такими взглядами, будто это я только что убила, а не они. Но что-то ещё читалось в их глазах. Я не могла это полностью понять. И решила пока не пытаться.

Сначала кто-то из всадников — кажется, тот же чёрно-золотой, который предложил мне руку — хотел взять меня в седло. Я проигнорировала его, поискала глазами Лучика и сама вскочила в седло, не заметив бросившегося ко мне на помощь солдата. Подсадить он меня хотел или нет — не знаю. Я вообще не понимала, что происходит, но решила считать это какой-то странной взрослой игрой. Взрослые же играют в игры? Играют — я наблюдала за служанками и стражниками. Сплошные непонятные ритуалы — но интересные.

Я жаждала поиграть ещё и потому, когда отряд тронулся, покорно поскакала в его центре, окружённая чёрно-золотыми солдатами. Видимо, так было нужно.

К вечеру горы заметно приблизились, а мы оказались у ворот какого-то форта. Нас впустили. Здесь повсюду звучала чужая, смешная речь — знакомые слова забавно коверкали. Я с трудом сдерживала улыбку, слушая. Но для остальных они, похоже, тоже были нормой. Наверное, правила игры такие.

Меня разместили в отдельной комнатушке-спальне. И даже приставили служанку — до смерти испуганную девушку, едва ли не моложе меня. У неё тряслись руки, когда она мыла мне волосы, но это было так привычно, что я буквально чувствовала себя как дома.

Эта же служанка подняла меня ни свет ни заря. Жутко коверкая язык, долго извинялась, пока купала меня, заплетала, утягивала корсет.

Я попыталась возразить, потребовать мою старую одежду — я не представляла, как поеду верхом в юбке. Но девица, похоже, поняв только, что я не довольна, ударилась в слёзы. Конечно, я оставила её в покое.

Оказывается, ехать верхом нужды больше не было. Мне приготовили карету. А вот Лучик исчез. Когда я справилась о нём, тот чёрно-золотой, представившийся Алэром (тогда как остальные звали его «капитаном») сказал, что с моим конём всё будет хорошо и о нём позаботятся. Капитану Алэру пришлось один раз поклониться и трижды попросить меня сесть в карету, прежде чем я решилась оставить Лучика на их попечение. Возможно, это входило в правила игры, которых мне, конечно, никто не объяснил.

Но, честно говоря, эта странная игра начинала мне надоедать.

Ехать в карете, конечно, было удобнее, чем верхом. Но очень скучно. Единственное развлечение — смотреть в окно. Хотя там было, на что посмотреть. Горы наконец-то придвинулись почти вплотную, а потом и вовсе поглотили нас. Дорога стала хуже, зато пейзаж — лучше. Громадные каменные стены вздымались, казалось, до небес. На одних склонах росли щетинистые зелёные кустарники, другие изумляли странными разводами, пятнами или даже рисунками.

Воздух изменился, став чище и холоднее. Я закуталась в меховую накидку и одела перчатки. Стало чуточку теплее.

Очень скоро дорога завиляла по ущелью. Внизу гремела река — и всё это в полнейшей тишине, не считая цокота копыт да редких возгласов солдат. Я, очарованная, не могла оторвать взгляда, впитывая в себя волшебную картину.

Странно, но впервые со смерти Максимилиана я чувствовала себя полностью, абсолютно счастливой. Горы обещали покой, горы звали. Я влюбилась в них — раз и навсегда.

На ночь мы остановились в каком-то особнячке — наверное, он и назывался трактиром, о котором говорили солдаты. В принципе, всё здесь не слишком отличалось от моей вчерашней ночёвки. Тоже маленькая комнатка, тоже испуганная служанка. Но утром я без возражений села в карету, желая любоваться горами дальше.

Из ущелья мы выехали, дорога снова запетляла, но уже по краю обрыва. Внизу синел туман, и чуть-чуть проглядывали верхушки каких-то деревьев, кажется, сосен. А потом стали появляться водопады. Первый я увидела вдалеке, и он удивил меня до невозможности — тоненький шнурок падающей с громадной высоты воды казался чудом, сотворённым Богом — настоящим, а не тем, о котором твердили мне монахи.

К вечеру мы оказались в долине, окружённой водопадами, вливающимися в одну грохочущую реку. И в этой долине вздымался замок, больше похожий на дворец — хрупкий на вид, как лебедь, и такой же прекрасный.

Я приняла, как должное, что солдаты в чёрно-золотом привезли меня в Алый Водопад. Да-да, совершенно не удивилась. Куда ещё они должны были меня привезти?

А игра тем временем продолжалась.

Я думала, меня снова отправят в комнатушку с испуганной служанкой. Но услужливый капитан подал мне руку и повёл сначала по громадной лестнице — очень белой с красивыми серыми разводами. И дальше — по анфиладе комнат, залитых солнечным светом. И потом в обширный зал. И, наконец, в неожиданно уютный кабинет, отдалённо напоминающий мою комнату для занятий. Правда, только отдалённо — здесь тоже стоял стол, но он был удобен даже на вид. А ещё уютные креслица и стеллажи с книгами… много книг, у меня просто дух захватило. Я так и уставилась на них, пока не услышала:

— Принцесса Алисия? — знакомым голосом.

Я обернулась.

Капитан куда-то исчез. Зато рядом со мной у стола стоял повзрослевший Максимилиан.

Я моргнула и машинально отступила к двери.

— Леди, — улыбнулся Максимилиан. — Не нужно смотреть на меня как на привидение. Должно быть, вы вспомнили моего брата. Но меня зовут Армэль, я старший принц Ирэнии. Максимилиан мой младший брат, — добавил он и улыбнулся улыбкой Макса, заставив меня вздрогнуть. — Госпожа, мне сказали, что вы желаете посетить мой замок. Вы опрометчиво поехали одна, и я взял на себя смелость отправить вам навстречу мой отряд.

Я не знала, как с ним держаться. У него было лицо Макса. Но глаза смотрели по-другому, и губы кривились в фальшивой улыбке. И он был старше меня лет на десять — чужой высокий мужчина. Я не боялась его, нет. Меня просто смутила его сходство с моим другом. Но во всём остальном он оставался чужаком. И я решила обращаться с ним как с чужаком.

— Благодарю вас, — холодно откликнулась я, пытаясь смотреть на него сверху вниз, что было сложно, учитывая, насколько я была его ниже.

Он улыбнулся — насквозь фальшиво. И в его глазах зажглось что-то, заставившее меня против воли насторожиться.

— Милая принцесса, вы наверняка устали с дороги. Вам приготовили апартаменты, а потом, когда вы отдохнёте, не соблаговолите ли отужинать со мной?

Только Максимилиан составлял мне компанию за ужином. Этот Армэль, что, пытается занять место Макса? Зачем?

— Я хотела бы осмотреть библиотеку, — ледяным тоном отозвалась я. — Если это возможно.

Армэль моргнул, маска радушного хозяина поползла… но он тут же поправил её вежливой улыбкой.

— Миледи, моя библиотека в вашем распоряжении. Но что вам мешает посмотреть её завтра? Мой повар приготовил артезианский сливочный пирог специально для вас.

Моё любимое блюдо. Но как он узнал?!

А Армэль тем временем как-то удивительно незаметно оказался рядом, взял мою руку и коснулся её губами, бросив на меня этот странный, непонятный взгляд.

— Алисия, молю, не лишайте меня вашего общества.

Я холодно кивнула. Очень хотелось вытереть руку о подол, но это, кажется, было не по правилам. Так что я просто ушла вслед за скрывающими испуг за болтовнёй и смехом служанками.

Всё здесь было странным. Мои комнаты оказались очень большими, очень красивыми и очень… чужими. От пола до потолка в каких-то финтифлюшках-украшениях, непонятно зачем нужных. Нет, это очень красиво смотрелось. Но зачем?

И вода, в которой меня купали, пахла розами. Да что там пахла — лепестки по поверхности плавали, к телу липли. И я вся потом благоухала, как одна большая роза.

А ещё платье, в которое меня нарядили — странного фасона. Я почему-то чувствовала в нём себя и одетой и раздетой одновременно. Открытые плечи, еле-еле прикрытая грудь. Когда я возмутилась, служанки быстро принесли накидочку. Лёгкую и прозрачную. Толку от неё! Но меня закутали. По-моему, стало только хуже.

И в волосы зачем-то вплели живые цветы. Кошмар как неудобно.

Весь ужин Армэль не сводил с меня глаз и вёл разговор ни о чём. Я, тогда имевшая лишь отдалённое понятие об этикете, уплетала пирог (очень вкусный) и даже не думала слушать монолог принца. Армэля это, кажется, не смущало.

— Ваше Высочество, — пожирая меня взглядом, произнёс он, снова прикладываясь к моей ручке. — Завтра утром я лично покажу вам библиотеку.

Я облизнула губы, проверяя, не остался ли на них крем, а принц почему-то подался вперёд, как завороженный глядя на меня. Я инстинктивно отпрянула, и он, улыбнувшись, снова заговорил о какой-то чепухе.

Утром принц, видимо, позабыв о своём обещании, повёл меня показать сад («Да, конечно, мы зайдём в библиотеку… но посмотрите, какие розы!»). Потом было приглашение посмотреть водопады. Я была очарована ими ещё по пути в замок и потому согласилась. Ладно, успею в библиотеку.

Во время пикника у водопада мы с принцем сидели рядом на очень тесном диванчике, Армэль, нахваливая фрукты, пытался кормить меня ими с рук. Я неизменно уворачивалась, но весь этот спектакль начинал раздражать. Очевидно, я всё-таки нарушала какой-то взрослый ритуал, но принц смущённым нисколько не выглядел.

На следующий день я снова не добралась до библиотеки. Мы ездили в ущелье. Там красиво шумела река, и принц подсадил меня к себе в седло — мне лошадь так и не привели. Впрочем, я бы всё равно в юбках запуталась.

— Алисия, — словно между делом спросил Армэль. — А что вы хотите найти в библиотеке?

Я бесхитростно сообщила. Принц кивнул и до следующего утра мы к этому вопросу не возвращались. Потом ему захотелось узнать, умею ли я управлять своим проклятьем. Я посетовала, объяснив, что нет, не умею. И поделилась удивлением, рассказав, как его солдаты убили людей-зверей по дороге в замок. Я так не умею.

Принц кивнул. А позже, во время ужина, поинтересовался:

— Алисия, а когда вы убивали последний раз?

Я сказала, что несколько лет назад.

— А если бы вы захотели убить отряд… ну, того же Алэра, вам бы удалось?

Я, не задумываясь, ответила, что нет.

Принц кивнул, его взгляд снова полыхнул. Но попрощались мы как обычно. А если что необычное и было, я не заметила — слишком устала. Горы были прекрасны, но разговоры и постоянное присутствие Армэля утомляло.

Забавно, что он ни разу не спросил меня про Максимилиана. Не хотел знать? Или так надо — не говорить о мёртвых? Но служанки в моём Утёсе о Максе судачили, жалели даже.

Не будь Армэль так похож на Максимилиана, я бы и не подумала, что они братья. Максимилиан никогда не был таким… чужим. Даже когда мы только познакомились. Я начала доверять ему сразу, а Армэль как был чужаком, так и остался.

Служанки выкупали меня, одели в сорочку, расчесали волосы и ушли.

Я стояла у окна, гладя на громадные звёзды — в горах они удивительно большие. Может, потому что в горах мы к ним ближе? — когда дверь неожиданно открылась. Но я решила, что это кто-то из служанок, и даже не обернулась.

— Алисия, — произнёс голос принца.

Я нахмурилась.

— Вам не спится? — голос Армэля странно изменился — стал глубже, мелодичнее.

Я покачала головой. Мне совершенно не хотелось сейчас его видеть. Наверное, если я не буду на него обращать внимания, он уйдёт.

Армэль и не думал уходить. Нет, он шагнул ко мне.

— Знаете, что меня удивляет, Алисия? — и, не дождавшись ответа, продолжил. — Почему вас все так боятся?

Да. Меня это тоже удивляет. И забавно, почему не боишься ты. Даже Макс боялся. Пока не понял, что я…

— Вы же совершенно обыкновенная девушка.

«Обычная девчонка»…

Я закрыла глаза. Принц, казалось, ничего не заметил.

— Я даже допускаю, что все слухи о вашем так называемом проклятье ложны. Возможно, король, ваш отец, просто решил таким интересным образом устроить развод?

Я нахмурилась.

— Как бы то ни было, вас, Алисия, боятся. И это очень хорошо. Если у меня будет такое отличное оружие, как вы, я непременно найду поддержку, когда займу трон.

Оружие? О чём он?

— Алисия, вам когда-нибудь говорили, что вы очень красивы? — Армэль подошёл ко мне вплотную и эту фразу шепнул уже на ухо.

Я подняла голову.

— Да. Максимилиан.

Но я не понимала, что это значит, а Макс не объяснял.

— Мой брат всегда был умным мальчиком, — усмехнулся Армэль. И зачем-то положил руки на мою грудь.

Я впервые за весь вечер встретилась с ним взглядом.

— Что вы делаете?

— А как ты думаешь? — душевно поинтересовался принц. — Ведь не считаешь же ты, что если я буду жить под одной крышей с такой красоткой, да ещё и нетронутой… Ты невинна, девочка?

Я замерла, когда его ладонь спустилась ниже, к моим бёдрам.

— О чём вы говорите?

— Не строй из себя дурочку, Алисия, — улыбнулся он и вдруг впился в мой рот.

Я забилась, сама не понимая, почему. А его рука, немало не смущаясь, рванула подол, который послушно треснул и разошёлся по швам.

— Отпустите меня! Немедленно! — выдохнула я, ещё пытаясь сохранять остатки самообладания.

— Тебя, красавица — никогда, — усмехнулся Армэль, принявшись покрывать мою шею поцелуями, а его пальцы между тем коснулись того места… к которому я и сама-то никогда не решалась притрагиваться. Тем более так.

Странно, но это придало мне сил. Мне был неприятен этот человек, безумно, ужасно. Меня выворачивало от его прикосновений. И я его ударила. Сильно, зло. Совсем не так, как когда-то била во время наших потасовок Макса.

Армэль, захохотав, перехватил мои руки и, не обращая внимания на расплывающийся по скуле синяк, швырнул меня на кровать.

— Тебе так нравится? — шепнул он, выворачивая мне руки и разрывая подол. — Думаешь, я не знаю, как вы «играли» с моим братом? Думаешь, мне не рассказывали? Маленькая ведьма, знаешь, что я с тобой сделаю?

И он в подробностях, гнусных, выворачивающих и наполовину непонятных рассказывал, что он со мной сделает.

У меня кружилась голова и подкатывала к горлу тошнота. Очень сильно болели руки. Кажется, я повторяла, что он должен оставить меня в покое. Он смеялся мне в лицо, беззастенчиво щупал грудь и слюнявил оборки корсета.

— Я не трону твоё хорошенькое личико, — шептал он, — и твою нежную кожу, только потому, что она мне нравится. Но ты принадлежишь мне, маленькая потаскушка, поняла?

У меня зазвенело в ушах, когда он потянулся к пряжке на своём поясе. Перед глазами потемнело, потом неожиданно головокружение прошло, и я увидела, что он корчится тут же, на полу, у меня в ногах.

Я впервые увидела, как это происходит, как я это делаю. А, может, раньше это было иначе. Но сейчас я смотрела очень внимательно за каждым его движением, внимала каждому стону, каждому крику.

— Не надо! Прекрати! Хватит! — молил он, пока кровь не хлынула у него изо рта.

Теперь я знала, почему меня боятся. Я могу делать это эффектней солдат, намного. И красивей. Потому что в этом зрелище была странная эстетика, безумная, страшная… но была!

Я почувствовала удовлетворение, когда у него вскипели и выплеснулись из орбит глаза. А потом, когда он затих, меня всё-таки вывернуло. И перед глазами снова потемнело.

Когда я очнулась, было утро, и радостное солнце заглядывало в мою комнату.

У меня всё ещё кружилась голова, когда я проковыляла к окну и распахнула его — в комнате отвратно пахло.

Служанок я так и не дозвалась. Ну и чёрт с ними. Я сама нашла платье, переоделась и спустилась вниз. И ничуть не удивилась, увидев по дороге трупы. Не такие, как принц, не изуродованные. Но — все: слуги, стражники, солдаты в чёрно-золотом…

Когда, подбадривая себя криками, Алый Водопад окружили солдаты в сине-золотой форме моего отца, я сидела в библиотеке и преспокойно читала труд мудрого Фариефти.

Следующие дни я плохо помню. Только отдельные картинки-сценки и ощущения. Помню, была разочарована — мало что поняла у этого Фариефти. Билась, как бабочка о стекло, а к свету попасть всё равно не могла. Большая половина фолианта была написана на том же дурацком языке, на котором мне читали книги монахи. Я никогда нормально его не понимала, даже если, как с Фариефти, очень хотела. Но книгу всё равно забрала. И ещё несколько фолиантов — боялась, что больше мне в Алом Водопаде побывать не придётся. Было какое-то… не знаю, предчувствие, что ли?

Ещё помню солдата в сине-золотой форме — капитана? — деревянным голосом сообщившего, что меня увозят из Водопада… нет, не в мой замок, как я думала. К отцу в столицу. Его Величество обо мне всё-таки вспомнил. Хм, что это он?

Впрочем, мне абсолютно всё равно было, куда ехать. Я сама себе напоминала куклу, которую переставляют с места на места, а она ничего не чувствует. Я и правда ничего не чувствовала, даже раздражение из-за шарахающихся от меня солдат. Или дрожащей руки капитана в сине-золотом, которую он вынужден был мне подать (снова какие-то взрослые игры? Боже, как я от них устала!). Или от вида тела капитана в чёрно-золотом — Алэра.

Чужой, странный, непонятный мир — и я в нём. Так какое мне дело до чужаков, коль им до меня дела нет?

Солдаты отца обшарили весь Водопад. Нашли принца Армэля. Впечатлились и теперь боялись на меня даже смотреть. Зато вежливые очень стали. Меня это устраивало. Помню, я поймала себя на мысли, что, в сущности, мне не нужен рядом никто — лишь бы меня не трогали, лишь бы не мешали. Это странно, потому что раньше — а особенно после Максимилиана — я мечтала о друге. Мечтала, что когда-нибудь одиночество закончится и рядом снова будет кто-то понимающий, добрый и неопасный. Родной.

Но мир оказался полон чужаков. И легче оставаться одной, чем ждать от них зла. Или лучше убивать их? Последняя мысль меня рассмешила. Я до сих пор наслаждалась необычным ощущением собственной силы. То, как просто я смогла избавиться от человека, который был старше меня, сильнее меня, умнее, удивляло и радовало одновременно.

Я не знала предел своих возможностей и была очень молода. Я часто думала тогда, хватит ли у меня сил, чтобы уничтожить всех людей в мире, если они меня обидят. Мне нравилось думать, что хватит.

Тем временем меня везли в столицу. Очень вежливо и очень заботливо. Старались исполнять все мои желания, порой, даже не высказанные — так что путешествовала я с большим комфортом.

Солдаты хотели жить. Я очень чётко это понимала.

В столице первым делом меня отправили в монастырь. Это ещё столицей как таковой не было — так, пригород. Но угрюмые монахи должны были принять у меня исповедь, провести ритуал очищения и сменить браслеты. Наверное, чтобы я ненароком не убила папу.

Ну не смешно?

Идея исповеди от меня ускользнула — как и ритуал очищения. Залезть в купель, окунуться… Нет, я залезла. Раз так надо. Что мне, сложно? Я старалась не спорить, если это не противоречило моим интересам. А с монахами вообще лучше не спорить. Монахов лучше убивать, это я уже хорошо усвоила. Но зачем, если пока они мне не мешают? Вот если бы меня решили отправить в монастырь навсегда…

И я покорно позволила поменять браслеты на якобы более сильные (они же и более тяжёлые и вообще напоминавшие кандалы. Ну ладно, пусть…).

И только после этого — то есть на следующий день, когда я отдохнула, «очистилась» и «обраслетилась» меня, наряженную, как монашку, повезли к отцу.

С супругой, моей мачехой, у короля в то время случилась размолвка. Королева была в очередной раз беременна (но так и не подарила пока наследника, и все с напряжением ждали очередного выкидыша) и не склонна принимать мужа на супружеском ложе. Говорят, она больше была склонна кушать сладкое в огромных количествах — и перепелиные яйца. Сладкое я тоже уважала, что до яиц — у всех свои вкусы. Ну а отец, не выдержав то ли капризную беременную женщину, то ли перепелиные яйца, отправил супругу в летний дворец на озёрах — отдохнуть и поправить здоровье. Но очень скоро заскучал и вдруг вспомнил про меня. А если не говорить о сентиментальных чувствах отца, то у нас намечалась очередная война и меня просто хотели выдать замуж за наследного принца этой… чёрт, всё время забываю название страны. В общем, какого-то наследного принца. Думаю, отец хотел убедиться, что я хотя бы на церемонии помолвки буду вести себя соответствующе. А то слухи, говорят, из Утёса доходили, прямо скажем, леденящие кровь…

Отец оказался усталым мужчиной лет сорока, с забавной бородкой клинышком и тёмными, почти чёрными глазами. Ещё у него вились волосы и усы щекотали, когда он меня обнял.

Да, он меня обнял и даже поцеловал в щёку. Кажется, это тоже было частью взрослой игры. Мне, например, полагалось делать реверансы и улыбаться, пока губы не устанут.

Но что меня действительно удивило, что немного выделило отца из сонма остальных чужаков — взгляд. Тоскливый, алчный и неожиданно добрый — таким был взгляд отца, когда он впервые на меня посмотрел. Когда я вышла из толпы придворных и склонилась в реверансе, почти сев на пол у ножек его трона.

— Ты так похожа на мать. Господи, как ты похожа на мать! — шептал отец, обнимая меня — хриплым от слёз голосом. — Алисия!

Я улыбалась. Слово «мать» для меня не значило ничего. Я её не знала, как не знала и отца. Так что я всего лишь играла по непонятным правилам — и ждала то же от него.

Отец официально «принял» меня при дворе, выделил мне шикарные апартаменты во дворце, толпу слуг и фрейлин. О возвращении в Утёс и речи не шло.

Мой статус круто поменялся с «чудовища», до «несчастной проклятой принцессы». «Бедная девочка, — шептались служанки. — Сколько она натерпелась! А ведь такая красавица».

И всё из-за моего внешнего вида.

Отец не отрывал от меня глаз, как пылкий влюблённый. Мы даже провели несколько вечеров вместе — он… как это… «придавался ностальгии». А на деле — забрасывал меня обрывочными историями про маму, которые были мне совершенно не интересны. Но я слушала, вежливо улыбалась и пыталась быть очаровательной. Потому что таковы правила. Я только позже поняла, что расположение короля равно комфортному жилью и куче денег. Забавно.

Король даже пытался обо мне по-своему заботиться. Но я помнила — о, я очень хорошо помнила, чей приказ забрал у меня Макса. А, значит, может забрать и все эти красивые одежды, и тёплые комнаты, и предупредительных слуг. Отец оставался для меня таким же чужаком, как и прочие. Разве что чуть более опасным. Так что я старалась быть осторожной и сохранять его расположение, как только можно. Я могла быть очень милой — если хотела.

В награду за труды у отца оказалась чудесная библиотека. Большая часть книг там, правда, была на том же странном языке, что и книги клириков, и я уже подумывала попросить Его Величество нанять мне учителя. Нормального, который смог бы вдолбить в меня этот бесовский язык. Но тут произошёл один весёлый случай. М-м-м, казус, по-придворному.

Меня украл дракон.

Мне о драконах даже в сказках не рассказывали. Начать с того, что сказками меня вообще не баловали. Так что о доблестных рыцарях, самоотверженно машущих платочками дамах и злых драконах я узнала только во дворцы — из баллад. Долго удивлялась, кто эту чепуху придумал и зачем. Но слушать было приятно. И куда как приятно смотреть на лица фрейлин, когда менестрель описывал рыцаря… или его же поединок с драконом. Максимилиан в таких случаях говорил: «Глупость вот такенными буквами на лице написана» и разводил руками. Ага. Вот «такенными».

Но баллады оказались на удивление полезной штукой. Потому что когда на тебя с неба спускается нечто чешуйчатое, крылато-хвостатое и громадное, хватает за шкирку когтями и взмывает в небо, ты сразу понимаешь — это дракон. А кто ж ещё?

Забавно, что я раньше во всех этих рыцарей-драконов не верила. Уж кто-кто, а я… С моим-то уникальным проклятьем…

Ну так вот, больше всего удовольствия получили, кажется, фрейлины, которые в момент похищения со мной по саду гуляли. Вопили они знатно. Хлеще сквозняков в моём Утёсе. Дракона это, правда не смутило, меня, впрочем, тоже: я была занята — пыталась устроиться в когтях поудобнее. А ещё какое-то время спустя, когда мы высоту набрали, пожалела, что не захватила с собой накидку. Или даже зимний меховой плащ. Жуть как холодно в облаках! До костей пробирает. И мокро. А ещё от ветра уши заложило, потом голова разболелась, так что красотами внизу я даже не наслаждалась. Хотя, думаю, было на что посмотреть: когда ещё так над родным королевством полетаешь. Но я пыталась скукожиться за громадным когтем и укрыться от ветра, и даже не сразу сообразила, что мы вообще-то спускаемся. И только когда когти неожиданно разжались, и я кубарем покатилась по чему-то твёрдому и холодному, оказавшемуся каменным полом, догадалась, что полёт неожиданно (и не очень мягко) кончился.

И тут же услышала восторженное:

— Па-а-ап! Смотри! Я принцессу принёс!

Уж насколько я была не в себе и вообще уставшая, но обернуться получилось.

Дракона как не бывало. Вместо него стоял мальчишка — подросток моего возраста. Худощавый, вихрастый, рыжеволосый и с алыми (даже показалось сначала, что светятся) глазами.

— Па-а-ап! — тыкая в меня пальцем, вопил подросток. — Ну гляди же, я летал за принцессой!

!!!

Но апофеоз этому абсурду наступил, когда в ответ раздалось:

— Идиот! Ты кого, дьявол тебя забери, притащил?! Это ж демонолог!

Демо… чего?

— Нет, пап, у неё даже корона была, — возражал мальчишка. — Серьёзно, я же знаю, я же за ней следил!

За короной?!

Я с трудом села.

Невысокий, тоже худощавый, вихрастый и красноглазый мужчина, отчаянно жестикулируя, надвигался на подростка.

— Я говорил сидеть дома? Говорил?! Улетел чёрт знает куда, даже гороскоп не составил, мать с ума сходит! И что?! Принёс вместо принцессы какую-то..!

После «какой-то» шло непечатное слово, которое я прослушала, потому что на меня вдруг накинули тёплый плащ.

— Вставай, девочка, — произнёс на ухо мягкий женский голос. — О, боже, ты же вся синяя. Идём, я приготовлю тебе глинтвейн.

Я была настолько изумлена, что молча повиновалась.

Женщина в тёмном домашнем платье — совершенно обычная светлокожая брюнетка — повела меня куда-то по тёмному коридору. И дальше в какой-то зал через анфиладу комнат…

Но крики папы-дракона и дракона-сына ещё долго преследовали нас, эхом отдаваясь от каменных стен.

Женщина оказалось мамой-драконом. Но единственной её внешней странностью были только вертикальные зрачки, да отливающая серебром чешуи кожа. Всё это я не сразу заметила, так что сначала приняла её за служанку. Но слуг, похоже, в этом…м-м-м… замке не имелось вообще. По крайней мере, я их не видела. Хотя мне, конечно, было совсем не до них. Я старалась согреться — после глинтвейна дело пошло на лад.

Брюнетка, представившаяся Сициллой, провела меня в какую-то тёмную, но жарко натопленную спальню, где я буквально рухнула на кровать и тут же уснула.

Утром — туманным и сумрачным — стоило мне встать и попытаться взяться за книжку на непонятном языке, обнаружившуюся в спальне, в комнату без стука вошёл папа-дракон. Хмуро меня оглядел и угрюмо поинтересовался:

— Ты Алисия?

Я кивнула, не отрываясь от книги.

— Мой сын унёс тебя по ошибке, — после паузы продолжил дракон. — Он извиняется.

Я снова кивнула.

Дракон помолчал. Потом ещё угрюмей произнёс:

— Я отнесу тебя обратно. Через месяц.

Я вскинула бровь и покосилась на него.

— За окно выгляни, — окрысился мужчина. — В это время грозы стеной — не пролететь. Появись ты здесь хотя бы на денёк раньше…

Я пожала плечами и впилась глазами в очередную фразу книги. Смысла она не несла ни малейшего.

Дракон хмуро глянул на меня. На окно. Снова на меня.

— Что ты читаешь?

Я опять пожала плечами. И, не выдержав, ткнула во фразу.

— Как это переводится?

— Nemo debet bis puniri pro uno delicto, — озвучил дракон. — «Никто не должен быть наказан за одно преступление дважды». Ты что, ромульского не знаешь?

— Какого? — буркнула я, пытаясь совместить перевод с собственно фразой. Вообще не совпадал.

— Тебя монахи ордена Чистоты учили? — помолчав, поинтересовался дракон.

Я покосилась на него. Чёрт его знает, как этот орден называется.

— Да. И что?

— Они боятся таких, как ты, — спокойно отозвался дракон, без труда выдержав мой взгляд. И тут я поняла, что в его поведении меня смущает. Ему не страшно. Совершенно. — Твоего дара.

Я отбросила книгу.

— Дара?! Моего проклятья, вы хотите сказать?!

Дракон улыбнулся — неожиданно мягко.

— Ты проклята так же, как и я, девочка. Каждый проклят, кто отличается от большинства. Это лишь в твоих силах сделать проклятье даром.

Я глубоко вдохнула. Выдохнула, успокаиваясь.

— Как?

Дракон пожал плечами.

— Я похож на демонолога? Выучи ромульский, засядь за книги. Насколько я знаю, такие как ты рождаются хорошо если раз в столетие. Так что пользоваться твоей силой тебя никто не научит.

За окном вспыхнула молния. И тут же зловеще громыхнуло.

— Научите меня. Языку, — тихо попросила я под аккомпанемент дождя.

Дракон посмотрел на меня. Внимательно, глаза в глаза.

— Пожалуй, если я это не сделаю, ты будешь слоняться по замку и путаться под ногами. Хорошо. Идём в библиотеку.

— Вы меня не боитесь, — произнесла я, пока мы шли (блуждали?) по тёмным мрачным коридорам.

— Видишь ли, девочка, — улыбнулся дракон. — Ты только учишься контролировать свой дар. И, хоть ты и могущественна, сейчас ты так же опасна, как улитка, еле ползущая под тяжестью раковины. Это ты меня боишься. Нет? Ну и хорошо. Но на всякий случай: даже не пытайся кого-то убить в моём замке. У нас, драконов, своя магия. Тебе она не понравится. Так что давай лучше будем друзьями.

Я молча пожала плечами.

Ну давай.

Ученица из меня оказалась никудышная. Впрочем, учитель тоже был далёк от идеала. Дракон — так и не представившийся — объяснял сумбурно, использовал странные слова вроде «флексии», «агглютинации» и «инкорпорирования», а ещё с завидной периодичностью выходил из себя. Совсем выходил, абсолютно — то замрёт, как неживой, одни глаза сверкают. То вдруг частично обернётся — лапа чешуйчатая когтями по столу застучит или, там, морда драконья паром дыхнёт. В итоге мы пришли к тому, что я сейчас возьму эту…! книгу и засуну её себе в…! голову.

После чего дракон сбежал, сославшись на дела.

«Дела» бежали за ним со скалкой и криками: «Когда уже дверь на кухне починишь?!».

Книгу я взяла и даже открыла. Забавно, но она стала чуть-чуть понятней. Дальше я работала сама и удивительное дело, к вечеру смогла разобраться в простеньком стишке-молитве, чей перевод отлично знала.

Спустя ещё парочку дней дело пошло на лад. Меня не беспокоили: я сидела над книгами, не замечая, как мама-драконица приносит еду и уносит пустые миски и кубки. Чистая одежда появлялась, словно по волшебству — да и не следила я особенно за своим видом. Ромульской захватил с головой, и выныривать в реальный мир я не собиралась.

Но реальный мир иногда бывает очень настойчивым. Сначала он отвесил мне подзатыльник, а потом заорал в ухо: «Чего расселась?! Это моё место!».

Я подняла голову и встретилась взглядом с юным драконом. Мальчишка стоял, подбоченясь и гневно сверкая алыми глазками.

— А ну уйди, девчонка!

Я смерила его — довольно низенькую — фигуру долгим взглядом и фыркнула.

— Сам иди.

— Чего?! — на грани рыка завопил мальчишка.

— Что слышал! — отозвалась я, инстинктивно замахиваясь книгой.

Фолиант приземлился точно на чешуйчатую макушку. Раздался гулкий — о-о-очень гулкий — звук, мы с драконом снова переглянулись. И с дружным визгом бросились друг на друга.

Я уже говорила про хорошую потасовку, да? Это была чрезвычайно хорошей. Когда нас разняли, мы катались почему-то по кухне и пытались (по крайней мере, я пыталась) выцарапать друг дружке глаза. Получилось только разбить губу, нос и подбить скулу. А ещё хорошенько порвать одежду.

Но самое забавное было после. Мама-драконица под крики папы-дракона толкнула нас в какую-то пустую комнату и поставила в угол. Углы. Разные.

И ушла, закрыв дверь.

Я всё пыталась поймать смысл стояния в углу, когда мальчишка неожиданно «тихо» прохрипел:

— Слышь, девчонка, а слетаешь со мной в бухту?

Я потрогала разбитую губу. И буркнула.

— Ну, слетаю. И вообще, я — Алисия.

— Да знаю я, — отмахнулся мальчик, сверкая здоровенным фингалом (моя работа). И вдруг добавил. — А я Арман.

— Очень приятно, — пропыхтела я, одёргивая разорванное платье. — Слушай, а как же мы полетим, когда у вас грозы.

— А! — залихватски махнул рукой мальчишка. — Там лететь-то! Что я, не справлюсь?

— В когтях не полечу, — предупредила я на всякий случай. — Мне одного раза хватило.

Арман скорчил забавную (особенно из-за фингала) рожицу и покосился на окно.

— Вечером.

Вечером… Вечером я летела на спине, как лихая драконья наездница. Прокляла всё на свете — а ведь была в специальном непромокаемом плаще, который Арман невесть откуда притащил. В одной из баллад, помнится, воспевали полёт на драконе. …! …! (у Армана подцепила), чтоб эти менестрели сами так полетали. Держаться не за что, скользко, мокро, холодно — а рядом молнии сверкают, молнии, молнии!

К деревушке в бухте у подножия Драконьих скал я прилетела уже слегка не в себе. А когда, для поправки здоровья и прихода в себя, выпила местной сливовой настойки… бутыль… мне та-а-ак похорошело!

Арман тоже пил. В итоге ближе к полуночи нас, пьяно-хихикающих и танцующих в обнимку на столе на чьей-то свадьбе забрал папа-дракон, прикинувшийся местным жителем.

И теперь углом мы уже не отделались. Но всё равно…

— Было здорово, да? — восхищённо шепнул Арман, почёсывая зад, по которому пришлось с десяток ударов драконьими розгами. — Ещё полетим?

Я тоже почесалась, непроизвольно морщась. Больно, конечно, но…

— А ты сомневался? Конечно, полетим!

— Слушай, а ты ничего, — неожиданно сообщил Арман, когда мы оба сидели в библиотеке. Я переводила, а этот чудик просто сидел — от нечего делать. — Хоть и принцесса.

— Ну спасибо, — фыркнула я. — Кстати, поделись, зачем ты меня украл?

— А тебе-то что?! — тут же вспылил мальчишка. — Тебе, что ли, досталось? Я сидеть два дня не мог. Из-за тебя!

Ничего себе!

— А что ты меня унёс чёрт знает куда — это не в счёт?! — отозвалась я.

Слово за слово… И получил дракон. Позже, отдуваясь и лёжа рядом со мной на ковре у камина, Арман неожиданно поделился:

— Я с рыцарем сразиться хотел. Знаешь, как в балладах — крадёшь принцессу, а тут рыцарь: тут как тут.

— Ты с катушек съехал? — буркнула я. — Балладам верить.

— Да уж, в них проклятых принцесс не бывает. Только капризные, — подхватил Арман.

— Бывают, — важно сообщила я. — Во многих. Некоторые даже в драконов превращаются.

— Ты не превращаешься, — убеждённо произнёс мальчишка.

— Твоё счастье.

— Ой, да ла-а-адно, — начал было Арман, но вдруг вздохнул. — За тобой не приедут. И сражаться мне не дадут. Отец говорит, драконы уже больше сотни лет не сражаются и не похищают. А я не хочу так жить. Я хочу подвигов! Приключений!

— Дурак, — хмыкнула я.

Арман покосился на меня.

— А ты чего хочешь?

Я задумалась.

— Не знаю. Хочу понять своё проклятье… дар. Хочу… друга.

— Будем дружить? — тут же предложил Арман.

Я прикусила губу, недоверчиво глядя на него.

— Что, вот так сразу?

— А чего тянуть? — простодушно произнёс драконыш и протянул мне руку.

Потом был ритуал какой-то считалочки вроде «мирись-мирись-мирись». И ещё один полёт в бухту. Для укрепления дружбы. Пить мы на этот раз не стали — после прошлого зад о-го-го как чесался. Но на спор, кто дальше доплюнет, Арман нечестно обернулся драконом и выплюнул огонь. Из загоревшейся рощи нас снова вытащил папа-дракон. Розг на этот раз не было, хуже — нам читали нотацию. Что-то про эко-систему и нанесённый ей непоправимый ущерб — пока я шёпотом говорила Арману, что он, конечно, выиграл, но это несправедливо, а потому не считается.

В общем, когда месяц подошёл к концу и грозы прекратились, папа-дракон со счастливым вздохом схватил меня за шкирку и поволок на крышу, пока Арман, пытаясь за нами поспеть, кричал, что он меня обязательно найдёт и «мы ещё полетаем!».

Слава богу, на этот раз меня несли не в когтях, а на спине, и выдали тёплый плащ. А ещё все мои переводы, конспекты и пару книжек. Так что прилетели мы к отцу-королю очень эффектно: громадная тень скрыла солнце, потом перед отцовским конём грохнулась я, а сверху довеском — книги. И трубный глас возопил: «Заберите свою …!»

Отец потом в лучших традициях отправил рыцарей — прочесать окрестность (он наивно полагал, что дракон там прячется?), а меня, истерично хихикающую, вместе с книгами увели в апартаменты — отмокать в ванне и слушать причитания фрейлин.

Я отсутствовала всего месяц, ну, плюс два-три дня. А за это время очень многое успело измениться.

Вернулась мачеха. С ребёнком. Сыном. Наследником.

Моё положение при дворе здорово пошатнулось. Меня отодвинули от трона, и отец больше не относился ко мне с прежней заботой. Он меня теперь вовсе не замечал. Нет, он, конечно, узнал, как я себя чувствую в первый день по возвращении от драконов. Поинтересовался, не нужно ли мне что. Я тут же сказала, что нужно: книги. Отец махнул рукой, канцлер, всюду следовавший за ним, записал названия. На том всё и закончилось.

Не то чтобы меня это огорчило. Скорее, наоборот — больше не было нужды постоянно помнить про «взрослые правила». Ну, я так решила. И, действительно, с неделю меня никто не беспокоил, даже фрейлины, чьё количество заметно поубавилось (будь моя воля, я бы их всех прогнала. Здорово мешали, когда я пыталась тексты переводить).

А потом меня позвала к себе королева. Я удивилась: по дворцовым правилам, если она так уж хотела меня увидеть, могла бы явиться сама. Но, видимо, Её Величество решила, что раз она теперь королева-мать, ей закон не писан.

Ладно. Я пошла. Мимо шепчущихся придворных и слуг — всё, как обычно (наконец-то!): проклятая принцесса, урод в королевской семье, теперь ещё и наверняка обесчещенная драконом, кто ж её такую замуж возьмёт? О свадьбе я и не думала, остальное уже не раз слышала, так что особенно и не удивилась. Только показалось странным то, как быстро люди меняют своё мнение. Прямо как ветер, который то в лицо, то в спину.

Мачеху мне сразу увидеть не дали. Заставили ждать. Посадили у камина, зачем-то выдали пяльцы. С таким же успехом они могли бы дать меч — ни им, ни иголкой я не владела совершенно. Так что от нечего делать я задремала в кресле. А проснулась под голос:

— Да-а-а, ничего… ничего особенного. Твоя внешность оставляет желать лучшего, милочка. А уж вкус… Встань!

Я зевнула и, щурясь со сна, поднялась.

Мачеха оказалась очень молодой (я сначала даже решила, что она мне ровесница), рыжеволосой, зеленоглазой и тоненькой.

Но взгляд у неё оказался — будь здоров. На меня она точно на таракана смотрела. И, кстати, не боялась. Совсем.

— Запомни, милочка, — угрожающе сообщила она. — Приблизишься к моему сыну, и пожалеешь, что родилась на свет.

После она долго обсуждала мою внешность: я не поняла тогда, почему она её так задела. А под конец заявила:

— Не думай, что ты здесь надолго задержишься. Очень скоро Его Величество отправит тебя обратно в ту дыру, из которой вытащил, — и уставилась на меня, явно в ожидании реакции.

Я поинтересовалась, умеет ли она читать мысли короля, что говорит с такой уверенностью.

— Я — мысли короля, — рассмеялась мачеха.

На этом аудиенция закончилась.

Если королева и думала меня испугать, она, наверное, здорово просчиталась. Мне было абсолютно всё равно, где жить: в столице или Утёсе. Никакой особенной разницы я не видела. Разве что в столице приходилось иногда участвовать в развлечениях короля. Охоте, например.

На охоте это, кстати, и случилось. Я влюбилась. В первый раз.

Он прекрасно держался в седле. Намного лучше всех этих тупоголовых франтов. И он был красив… ну, во всяком случае, в моём вкусе. Мне и позже будут нравиться именно такие: стройные, невысокие, с изящными чертами лица и волнистыми тёмными волосами. Этот был как раз такой и, как я уже говорила, он прекрасно держался в седле, чем выделялся из всей толпы рыцарей. И стрелял он чудесно: один из убитых оленей совершенно точно был его добычей.

А ещё после ритуального обеда-пикника, когда все засобирались обратно во дворец, именно этот юноша подал мне руку, помогая сесть в седло. Ничего особенного, просто вежливость: он протянул руку, я осторожно коснулась её пальчиками, конечно же, в перчатке. И мы встретились взглядами.

Тогда мне на мгновение показалось, что на меня смотрит Максимилиан. Этого оказалось достаточно, чтобы поразить меня в самое сердце.

Я тогда была уязвима. После драконов меня мучило одиночество. Я не сознавалась в этом даже себе, но всё равно страдала. И отчаянно желала, чтобы кто-нибудь… кто угодно стал для меня родным.

Благодатная почва для любви.

Его звали Рауль. Граф чего-то там (в титулах я всегда была не сильна). Старше меня всего-то на три года — плюс в его пользу: так он не казался мне странным чужаком-взрослым. Прекрасно знаком с дворцовым этикетом. Отличный кавалер. Мою симпатию он распознал в два счёта.

На следующем же приёме, куда я пришла только потому, что «так надо», Рауль пригласил меня на танец. Я так удивилась, что не сразу поняла, что он от меня хочет. А когда поняла, мне показалось, что я сама стала драконом — мне подумалось, у меня выросли крылья.

У меня вдруг обнаружился талант к танцам — а ведь я этому никогда не училась. И позже — к разговорам под луной в саду. И к поцелуям. Он сорвал мой первый поцелуй, как цветок — а мне тогда показалось, что так нежно, так бережно.

На следующее утро мне принесли охапку роз из его оранжереи.

И тем утром я впервые не стала садиться за книги, а позвала оставшихся фрейлин и попросила их посоветовать хорошего портного. Я же не слепая, я видела, что платья других дам лучше моих, как и причёски, и драгоценности. Я видела, но раньше мне было всё равно. Раньше.

Тем же вечером Рауль пригласил меня на прогулку верхом за город. И, хоть он и странно смотрел на меня, я не видела в его взгляде того опасного огня, что был у почти забытого принца Армэля.

А все следующие дни мне стало всё равно, опасно это или нет. Рауль не заходил дальше, чем диктовали приличия, но ухаживал красиво и очень галантно. Я, неожиданно для себя, даже стала надеяться, что отец нас обвенчает.

И мне странные мысли лезли в голову, когда я внимательно осматривала тело Рауля — с ног до головы, особое внимание уделяя бёдрам и груди. Мне хотелось видеть его раздетым, я даже представляла его таким по ночам. Пару раз он мне таким снился. Это было странно и сладко.

Я влюбилась и поглупела настолько, что, в конце концов, выложила Раулю душу. Он принял это нормально, благородно, как я и ожидала.

И, конечно, он меня не боялся.

Через месяц страсти немного поутихли, и я снова стала читать — периодически. Например, вернулась к труду Фариефти. Он был монахом, кстати, умершим лет двести назад. Люто ненавидел чернокнижников и презирал таких, как я. Из его книги я поняла, как ко мне относятся монахи, какой они меня видят. Сосуд дьявола, греховное чудовище, нежить, принявшая человеческое обличье, одержимая… Мы не люди для них, нас надо убивать.

Не будь я принцессой, так бы они и сделали.

Но именно у Фариефти я прочитала, что вроде бы люди с моим проклятьем могут вызывать духов. Именно поэтому нас называют одержимыми. По мнению монахов, духи в нас вселяются.

Всё это я рассказала потом Раулю и он, целуя меня, посоветовал не брать в голову.

— Ты прекрасна, Алисия, — шептал он, целуя мне руки. — Я так тебя люблю.

Я тоже его любила. Но я «брала в голову» и продолжала искать дальше. Наконец, в одной из подаренных мне драконами книг обнаружился ритуал вызова — какого-то «духа первого уровня». Но я готовилась к нему неделю. Дрожала от нетерпения, но готовилась — тщательно, чтобы не дай бог… Забавно, какой я тогда была щепетильной по отношению к другим людям. Мне казалось, если кто-то из-за меня умрёт, Рауль расстроится. А я так не хотела его огорчать!

Всё оказалось куда прозаичней и проще. Я начертила маленькую пентаграмму, вывела руны, «позвала».

«Дух первого уровня» не обладал ни обликом, ни голосом — как и порядочный дух. Я чувствовала его присутствие, но и только. А ещё я знала, что должна ему что-то приказать. Тогда — а была ночь, яркая, звёздная — я разрывалась от желания увидеть Рауля, почувствовать его поцелуи, нежные, осторожные прикосновения. И я приказала «духу» показать мне моего возлюбленного.

Он занимался любовью (также нежно и галантно) с королевой. Медленно, даже лениво. Никаких накалов страсти, ничего такого. Королева лежала, расслабленная и, как обычно, высокомерная. Но хуже всего было даже не это.

Они — в процессе — говорили. Обо мне. Да, Рауль, спокойно, точно анекдот, рассказывал королеве о моих последних изысканиях по части «духов».

Они оба смеялись и называли меня не иначе как «эта дурочка».

В ту ночь я разбила в своих апартаментах всё, что до чего добралась. Но удержалась, и никто, даже слуги, не пострадал. Я не хотела тратить силы впустую.

Утром мы должны были ехать на охоту. Соколиную — а значит, женскую. Сопровождали нас мужчины, да, но лишь приглашённые кем-то из дам. Конечно, Рауль был в их числе.

Всё, как обычно: королева задерживалась, мы ждали. Рауль тоже немного опоздал, но, похоже, лишь для того, чтобы принести мне цветы: прелестные фиалки. И сам воткнул их в мою шляпку…

Я потянулась к нему, якобы для поцелуя в благодарность.

И шепнула на ушко:

— Я видела тебя вчера с королевой.

У него глаза так расширились: удивительно, но это сделало его ещё красивей. У меня щемило сердце, когда я спросила:

— Ты ей служишь?

Он побледнел, рука на стремени моего коня задрожала.

— Алисия, любовь моя, я не понимаю…

У меня защипало в глазах. Захотелось со всей силы ударить его. Чтобы было больно, чтобы он тоже почувствовал. Понял, как я страдаю.

— Любовь? — выдохнула я сквозь зубы. — А как же «эта дурочка»?

Он вздрогнул, как от настоящего удара, и наконец-то посмотрел мне в глаза. Кажется, то, что он увидел, заставило его побледнеть ещё сильнее и отшатнуться.

— Алисия, — о, как дрожал его голос. — Ваше Высочество…

Я закрыла глаза — на мгновение. Очень захотелось понять его вдруг, понять, что он чувствует. Почему он меня предал.

Тогда я ещё надеялась, что просто что-то не так поняла.

«Дух первого уровня», невидимкой витавший вокруг меня, исполнил моё желание. Я на мгновение увидела себя будто со стороны, глазами Рауля. И поняла. На этот раз я всё поняла.

Вездесущая королева узнала, что Рауль мне понравился. И решила этим воспользоваться. Вечером после нашей первой охоты, Её Величество пообещала молодому амбициозному графу место в совете короля, если Рауль сможет меня соблазнить. И тот, и другая обязательства выполнили. Попутно Рауль докладывал королеве о каждом моём шаге, каждом слове.

И он не любил меня. Никогда. Сначала боялся, просто не показывал виду. Потом перестал, но я была красива и необычна из-за своего проклятья, а ему льстило, что он смог заполучить, практически стать хозяином чудовищу, которое тут так всех пугает.

И он всё думал, как затащит меня в постель, потому что ему нравилось моё тело, а вовсе не я сама. И естественно любовью, трепетной и нежной, тут и не пахло.

«Эта дурочка».

Я открыла глаза, снова посмотрела на Рауля. Он теперь здорово трясся, и, кажется, хотел сбежать. Просто не успел.

Я поймала его взгляд, и по телу Рауля пробежала судорога.

В боли и смерти есть своя прелесть. Своя красота. Наверное, именно потому чернь так любит смотреть на казнь. Что ж, я устроила чудесное представление для двора королевы и, кстати, для неё самой — она как раз только-только явилась тогда.

Я сжимала все его внутренности, как в огромном кулаке, и заставляла кататься от боли. Но я не давала слишком уж кричать. И следила, чтобы он оставался в сознании до конца.

Душная комната замка Алый Водопад снова стояла перед глазами. Порванная одежда, слабость, слюнявые поцелуи…

Меня тошнило, когда всё закончилось. Но я выдержала и спокойно, в мёртвой тишине ушла обратно к себе в спальню. Упала на кровать и проспала весь день и всю следующую ночь.

Утром выяснилось, что меня заперли. И весь день ко мне никто не приходил.

Забавно, как я, оказывается, привыкла, что мне прислуживают. И привыкла за собой следить. Отсутствие ванны, грязные волосы и несвежая одежда мигом вогнали меня в меланхолию.

Зато подстегнули к дальнейшему изучению схем призыва — когда и на второй день слуги не появились и даже еду мне не принесли (а есть хотелось безумно, пить — ещё больше), я поняла, что это такая попытка меня уморить. Можно было, конечно, побиться о дверь и покричать, но я была уверена, что это — пустая трата сил.

Я перевела ещё одну главу в книге, откуда вычитала про «духа первого уровня». И, начертив углём парочку пентаграмм, вызвала ещё «духов». «Второго уровня» — а чего мелочиться?

«Духи второго уровня» не очень-то отличались от «духов первого уровня», но, как говорилось в книге, их возможности были шире. Вот я и приказала им добыть для меня еду, чистую одежду и воду для ванны.

Мои безликие слуги справились на ура, но я вконец обессилила. В книге ничего не говорилось: должна ли я чувствовать слабость после призыва или нет. Я чувствовала и решила пока с этим мириться.

Следующим приказом я заставила духов помочь мне с купанием, одеждой и причёской.

Забавное ощущение, когда бесплотные пальцы струйками ветра перебирают твои пряди или зашнуровывают корсет. Зато лучше горничных справились.

Так дело пошло на лад. Я бесконечно благодарила бога, что все книги хранила у себя в апартаментах и теперь могла спокойно ими заниматься. Мне безумно нравилось, что больше никакие чужаки мне не докучают, не навязываются в друзья или любовники. Духи прекрасно составляли мне компанию, исполняя любой мой приказ. Так что жизнь потихоньку, как ни странно, налаживалась. Сначала.

Через две недели мне неожиданно стали сниться кошмары. Никогда не снились, а тут… Может, это тоже оборотная сторона вызова?

Я многократно наблюдала во сне, как умирает Рауль. Или Армэль. Пару раз даже снился Максимилиан и незнакомая женщина, очень похожая внешне на меня. Мама, наверное. Они тоже умирали. Я просыпалась от собственных криков, в слезах и никто из духов не мог мне помочь.

Очень скоро я вообще перестала спать — зачем, ради кошмара? К тому же, бодрствуя, я могла попробовать новые схемы, новых духов.

Правда быстро обессиливала. Ну и что?

Мои бесплотные слуги регулярно приносили мне еду. Но у меня вдруг пропал аппетит. Как следствие — я похудела, спала с лица. Одежда висела на мне мешком.

Ну и что? Как будто меня так волновал собственный внешний вид! Уже нет. Наряжаться мне было больше не для кого…

Прошёл месяц. Я вдруг поймала себя на том, что от слабости не могу даже встать с постели. Ну и ладно — рисовать пентаграммы могут и духи, у них неплохо получается. А я полежу ещё чуть-чуть с закрытыми глазами. Голова такая тяжёлая, а глаза ужасно болят…

Я провалилась в полудрёму, полу беспамятство, когда в окно вдруг постучали. Я подумала было, что мне чудится. Ну кто будет стучать в окно, находящееся под крышей башни?

Но стук повторялся и, наконец, я махнула рукой — говорить тоже было лениво. Дуновение ветерка, когда дух пронёсся мимо к окну. И неожиданное:

— Алиска, ты чего не открываешь? Я же говорил, что прилечу за тобой.

Я сквозь ресницы смотрела, как драконыш Арман осторожно перелезает через узенький подоконник.

— Вставай, Алиска, нефиг дрыхнуть! — бодрый голос Армана болью ввинчивался в уши. — Полетели в Предгорье, там чудный праздник намечается… О-о-о, ничего себе у тебя зоопарк! А почему тебя заперли? Алиска? Алис!

Я закрыла глаза и молча отвернулась. Галлюцинации такие надоедливые! И крикливые.

А потом я, наверное, потеряла сознание, потому что очнулась совершенно не в своей спальне.

Меня раз за разом окунали в воду. Морскую и очень холодную. Наглоталась я её — будь здоров. Зато рука, держащая моё плечо, сразу разжалась, стоило мне истерично забулькать.

— Ты, что, сдурел?! — заорала я, выбираясь на берег.

— На себя посмотри, скелет с кожей! — моментально вскинулся сидящий на валуне Арман.

— Тебе какое дело!

— Я твой друг!

— Да-а-а?! — выдохнула я, кашляя.

— Да! — сжав кулаки, бросил Арман и плюнул в меня огнём.

Я взвизгнула, но пламя мгновенно унялось — зато я высохла. Вся, включая и покрывающую меня ровненьким слоем соль.

— Так, — задумчиво протянул Арман, глядя на дрожащую и пошатывающуюся меня. — Взбирайся-ка мне на спину, я знаю одно место, где тебе точно помогут.

Кто бы сомневался, что «место, где мне точно помогут» окажется трактиром в том самом Предгорье. Я хныкала и упиралась, но Арман усадил меня на скамейку у чудом оказавшегося свободным стола и влил в горло что-то горькое и жутко обжёгшее мне внутренности. Но аппетит эта гадость вернула мгновенно. Я думала, съем кабана, не меньше, но справилась только с курицей, устала и весь оставшийся вечер висела на плече Армана, то и дело скармливающего мне невесть откуда берущиеся сладости. Рассвет мы встретили в каком-то саду. Как мы там очутились — не помню. Что было дальше — тоже не помню. Кажется, я уснула, пристроив голову на колени дракона, а его руки, такие тёплые, гладили мои волосы. Совсем не так, как это делал Рауль — настойчиво, с желанием. Нет. Просто… заботливо?

По словам Армана, я проспала целые сутки. И он жутко устал меня ждать, и таким макаром я точно пропущу полёт за сокровищами. Какими сокровищами? Ну ка-а-акже! А лабиринт в Мрачном лесу? То есть как его не существует? Разрушен? Ну и что!

— Ну почем, почему все приключения достаются тебе, Алиска? — восклицал драконыш, вышагивая по пыльной, грязной трактирной комнате. — Ну серьёзно! Тебя даже заперли, как настоящую узницу! Совсем заперли! А не как меня — на два часа, а потом сами ревут и выпускают, и ещё прощенья просят. Ну серьёзно, Алис, это же так весело!

— По-твоему, сидеть без еды-воды целый месяц — весело? — буркнула я, откусывая ещё кусочек сладкого пирога.

— Ну конечно! — разулыбался Арман. — Ты девчонка и просто ничего не понимаешь! Можно строить план освобождения, можно связать простыни и спуститься… Кстати, почему ты этого не сделала?

— Потому что это глупо, — фыркнула я. — И простыней бы не хватило.

— Девчонка! — с непередаваемым презрением бросил драконыш. — Я бы обязательно связал! И вообще, у тебя же эти… ну, духи твои были. Ты бы легко могла выбраться.

— А зачем? — я облизала липкие пальцы.

— Как зачем? — вскинулся Арман. — Это же… Это же весело!

Я не видела ничего весёлого в побеге, к тому же жить мне было негде. Да и я просто привыкла, что мне говорят, что делать и где быть.

Арман назвал меня дурочкой и избежал драки только по одной причине: я была ещё слишком слаба.

А вечером мы полетели за сокровищами.

Вообще-то я требовала, чтобы он отнёс меня домой. Но Арман заявил, что раз я теперь «крутая ведьма», то просто обязана сопровождать юного дракона в квест за его первыми сокровищами. Подозреваю, этот чудик снова прочитал не ту сказку или услышал не ту балладу.

— Да чего тебе там делать, в твоей грязной спальне! — повторял Арман. — А в лесу нам будет весело!

Нам было весело уже на подлёте: над руинами лабиринта, когда-то бывшего не то замком, не то катакомбами, Арман ни с того ни с сего стал падать и от страха поливать лес огнём.

— Идиот! — орала я, топчась на безнадёжно маленьком клочке земли и пытаясь вспомнить нужную схему.

— Я не знал! — вопил в ответ Арман.

За тот вечер я узнала две вещи: во-первых, драконы тоже горят, и, во-вторых, я помню все до единой схемы — потому что сама, без всяких книг, со страха призвала всех «духов», о каких успела прочитать.

— Круто! — восхитился драконыш, глядя, как бесплотные слуги гасят огонь. — Ну, что, пошли в лабиринт?

Этому кретину всё было мало.

Третьей вещью, которую я выяснила, оказались ожившие мертвецы. В нашем мире точно существуют некроманты и какой-то из них «поднял» вот этих… этих… мерзавцев.

«Мерзавцы» выскакивали из гробов в самый ненужный момент и нифига не укладывались обратно. Горели они плохо, бегали быстро, орали громко и страшно, и если бы не мои духи, мы бы с Арманом не только не добрались до сокровищ, но и из лабиринта бы никогда не вышли.

— Ух ты! — кричал Арман на бегу. — Кру-у-уто!

А я вспоминала все известные мне ругательства, но про себя — бегать так быстро, да ещё и говорить, как этот драконыш, у меня не получалось. Пару раз Арман даже нёс меня на руках.

— А-а-а!

— Да не ори ты! — улыбался драконыш, кругами подходя к очередному гробу. — Нет тут ещё никого…

Ещё. Стоило Арману откинуть крышку (лучшие сокровища ведь в гробах, да?), как из каменного ящика тут же выпрыгивал очередной злой, неприкаянный, полуразложившийся мертвец и с потусторонним рёвом кидался на нас.

И мы бежали дальше.

Но весело действительно было. Самым весёлым оказалась физиономия Армана, когда сокровища мы-таки нашли — свитки. Много свитков.

— Ух ты! Круто, — подцепленным у драконыша словечком восторгалась я, роясь в бесконечных рукописях.

— Если бы я раньше знал! — рычал выдохшийся, чёрный от копоти драконыш.

Сокровища мы увезли. За нами бежала толпа мертвецов, но мы оказались быстрее. Правда, у края леса нам встретилась весьма подозрительная бабушка, на поверку оказавшаяся ещё одним зомби. А я говорила Арману, что нормальная страха никогда у проклятого леса не поселится. Драконыш отмахивался: «Ничего, ничего, ты посмотри, какая у неё избушка, давай тут переночуем, у меня крылья, в смысле, руки уже от усталости отваливаются». Зато когда бабка, услышав: «А вам мертвецы не докучают? Нет? Ну, скоро начнут — за нами тут целая толпа гонится», с рёвом: «Воры! Это вы украли моё сокровище!», кинулась на нас, сверкая зелёными, мёртвыми глазами, Арман бежал быстрее всех. И крылья потом не отваливались, когда он, наконец, смог обернуться драконом.

— Я же говорил: оставь эти чёртовы свитки!

— Я же говорила, она ненормальная!

Нашим личным рекордом чуть не стала драка в полёте — ещё не факт, кто бы выиграл. У меня духи, а они манёвренней.

Но Арман в итоге отнёс меня домой — в мою «грязную спальню». И оставил трястись над свитками и предвкушать бездну интересных вещей, которые мне эти свитки откроют, когда я закончу с переводом.

— Ну можно я хоть твою корону возьму? — клянчил Арман, вышагивая по комнате. — Ну не солидно мне как-то без сокровищ возвращаться!

Я кивнула, лишь бы отстал. Утром выяснилось, что Арман, совсем по-драконовски, захапал все мои украшения — вкупе с короной, то есть, тиарой.

«Ну прилети только ещё!» — ворчала я, обыскивая комнату.

Но на душе стало легче. И даже будто бы теплее.

Ещё где-то неделю я спокойно занималась переводами. Училась, упражнялась со схемами, пока не решаясь пробовать те, что нашлись в свитках — больно жуткие.

Потом мир взрослых обо мне неожиданно вспомнил.

Мне прислали служанок и личного камердинера короля, дабы сообщить, что вечером состоится осенний бал, и я должна на нём непременно быть.

Моё мнение по поводу бала не спросили и просто принялись готовить: бегать туда-сюда с водой, какими-то маслами, платьями и заколками…

Уже через час я мечтала, чтобы эта свара испуганных, дрожащих девиц (камердинер сбежал быстрее всех) оставила меня в покое. Но кто-то явно напугал их больше, чем я, так что, несмотря на ужас, они очень старались сделать меня красивой.

Мне не было до них дела, а выглядеть хорошо нравилось, так что отделались девицы лёгким испугом.

Предвкушая что-то очень неприятное, я дожидалась вечера, когда в сопровождении фрейлин пойду в цветочный павильон, где обычно устраивали балы.

Мои фрейлины были одеты в цвета королевы и не поднимали на меня глаз. Да ладно, чего уж там. Я их практически и не замечала. Больше тревожило, что я, кажется, опять не знаю правил. Ну до чего просто с духами! Или Арманом. Почему тут не бывает так же?

На балу присутствовали монахи. Какие-то странные, не с книгами и в рясах, как обычно, а одетые, как придворные, только вооружённые чем-то непонятным, что слепило глаза и вызывало дрожь. Я старалась не обращать на них внимания и сосредоточиться на церемониях.

Танцевал со мной какой-то плюгавый парнишка в очень богатых одеждах. И больше никто.

Парнишка тому же Раулю и в подмётки не годился, так что каждый раз, когда он отпускал мою руку, я украдкой вытирала её о платье. И ждала, когда это мерзкое представление закончится.

А закончилось оно неожиданно. Парнишка, замирая на каждом слове и пожирая меня глазами, просипел: «Ваше Высочество… Алисия… Вы такая красивая! Позвольте предложить вам… Станьте… станьте моей женой!».

Щас!

Я вскинула брови и сообщила, что он очень милый, конечно, но я его совсем не знаю.

Тем временем в зале установилась мёртвая тишина, даже музыканты наконец-то заткнулись. Все смотрели на нас. Я, как обычно на публике, мигом почувствовала себя не в своей тарелке.

Парнишка оказался тем самым принцем, за которого меня хотел посватать отец. К стыду своему, не помню даже, как Его Высочество звали. Но зато он очень эффектно упал передо мной на колено и принялся осыпать комплиментами.

Я оглянулась, встретилась взглядом с отцом — напряжённым, хмурым — с мачехой, довольной просто до неприличия. И почувствовала себя так, будто меня кинули в каменный мешок и крышка над головой захлопывается.

Ой, неспроста тут монахи…

Принц тем временем замолчал и выжидающе уставился на меня. Как и все в зале.

Я облизала пересохшие губы.

А, была-не была!

— Благодарю, Ваше Высочество, но не думаю, что могу стать вам достойной супругой, — начерта тебе то и дело сеющая смерть полу чокнутая дамочка, будь она хоть трижды прекрасна!

Принц, ошеломлённый, поднялся и тоже повернулся к отцу.

Голос Его Величества раскатисто прошёлся по залу:

— Подумай, дочь, стать королевой Лебелии — великая честь! Иначе…

Иначе?! Я сжала кулаки. Ты продержал меня взаперти полтора месяца и говоришь про какое-то «иначе»?!

— Что «иначе», папочка? — протянула я. — Отправишь меня в настоящую темницу? Отрубишь голову? Четвертуешь?

Тишина в земле стала практически осязаемой, когда я повернулась к принцу.

— Знаете, Ваше Высочество, я вызываю духов вплоть до третьего уровня, кричу по ночам и, когда злюсь, убиваю людей, заставляя их агонизировать минут десять. Вы всё ещё хотите на мне жениться?

Принц побледнел и пролепетал:

— Но… как же… договор…

— Алисия! Как ты смеешь мне перечить! — перебил его король. — Я приказываю тебе!

— Да пошёл ты! — усмехнулась я, прибавив ещё одно слышанное от Армана словечко. Кажется, непристойное — по залу пронёсся рокот, а король, вскочив, проревел:

— Взять её! Под замок!

Вот. Прошла отцовская любовь…

Я улыбнулась и мысленно приказала духам защищать меня.

Тогда я только подозревала, что монахи опасны.

Они скрутили меня в два счёта, а проснулась я в подвале монастыря, того, у столицы, вся в заговорённых цепях, уставшая до безумия и жутко злая.

Ну я тебе, папочка устрою!

Ну я вам всем устрою!

Время в подземелье текло непонятно, так что не уверена, сколько я там пробыла, когда ко мне явились стражники-монахи и повели куда-то наверх — в уютный кабинет отца-настоятеля.

— Ваше Величество, поймите, — внушал мягкий старческий голос. — Она не человек. Она даже не ведьма. Она — одержимая.

Меня втолкнули в комнату и заставили упасть на колени. Звякнули цепи. Но и отец, и сидящая рядом и вяло обмахивающаяся веером мачеха сделали вид, что ничего не заметили.

— Она, — выдохнул король. — Она же моя дочь.

Я никогда ещё не видела его таким расстроенным. Странно, но это меня тронуло. Словно на секунду почудилось, что этот человек родной мне не только по крови. Словно он сможет мне помочь. Защитит меня.

— Моя дочь, — потерянно повторил король.

— Но не наследница больше, — жеманно протянула мачеха. — И она сама выбрала свою судьбу. Вы, сир, видели, как она отказала Его Высочеству, наследному принцу Лебелии.

— Она просто… не в себе, — неуверенно произнёс отец. И тут же, обращаясь к настоятелю, взмолился. — Вы же говорили, что сможете помочь ей! Что избавите её от этого!

— Ваше Величество, мы можем лишь держать её под контролем, — вздохнул монах. — Но с возрастом её сила растёт. И даже мы скоро будем беспомощны перед ней. Ваше Величество, единственный способ справиться с ней — убить сейчас, пока она ещё слаба. Пока это ещё возможно.

— Но моя дочь…

— Она больше не ваша дочь, сир. Ваша дочь умерла в младенчестве. То, что вы видите — чудовище, принявшее облик вашей дочери. Чудовище, занявшее её тело. А тем временем душа принцессы мучается в пламени ада. Спасите её, сир. Это единственное, что вы можете для неё сделать.

И монах протянул королю какой-то свиток… документ. Медленно, Его Величество взял перо…

О, боже.

Я думала, догадывалась, но не представляла, что он… меня…

— Отец!

Он вздрогнул. Поднял взгляд на меня.

Монах подал знак кому-то у двери, а сам зачастил:

— Сир, это чудовище, убившее нашу возлюбленную королеву. Само его существование угрожает вам и вашей семье. Будьте мужественны!

Меня схватили за шею, но я успела крикнуть:

— Отец, прошу, не заставляй меня! — прежде, чем мне заткнули рот кляпом.

Я не хотела. Видит бог, я не хотела. Этот человек не сделал мне ничего плохого. Да, глядя, как он подписывает мне смертный приговор, я вспоминала, что именно он отдал приказ убить Максимилиана, пыталась злиться… но чувствовала только жалость. Он был беззащитен, а я могла его убить. Но видит бог — не хотела!

Перо плясало по пергаменту, но подпись всё же была поставлена. Высочайший приказ.

— Ты убила мою жену, ведьма, — подняв взгляд от документа, выдохнул король… отец, не смотря, впрочем, мне в глаза.

Она была моей матерью!

— Правильно, Ваше Величество, — улыбнулся настоятель, пряча документ и переглядываясь с мачехой. — Это угодно богу.

— Сир, не стоит делать из этого трагедию, — пропела та. — Идёмте.

Меня схватили дюжие монахи-рыцари, а король поднялся и, пошатываясь, подошёл к креслу королевы, подал мачехе руку… Я смотрела, как они уходят, знала, что меня ждёт, предчувствовала боль от ужасного, слепящего оружия монахов, выжигающих моё проклятье… мой дар, саму меня.

И молила: «Не заставляй меня!».

Дверь за королевской четой не успела закрыться, когда заговорённые цепи со злобным шелестом впились в мои руки, шею, грудь… Я закричала, а отец замер в дверях, завороженно глядя на меня.

Что-то восклицал монах-настоятель. Ему вторили другие. И, я чувствовала, знала: во всём здании читают молитву об изгнании злого духа. О моей смерти.

Боль сделалась невыносимой, голову пронзила яркая вспышка.

Да нет же, я не хочу умирать! Почему я? Почему?!..

Рассказывали, что монастырь трясся в ту ночь. Что над ним полыхало пламя ада. Врут. Ничего такого, я же помню. Всё ведь помню, будь проклята моя память!

Они просто умерли. Все, до единого. Со всеми этими слепящими игрушками, рассыпавшимися в прах, как и мои браслеты. Все-все. Кто-то мучительно — кто находился ко мне поближе, кто-то — нет.

Конечно, среди них был и мой отец. Я рыдала потом у его тела, как… как девчонка. Он приговорил меня к смерти, мучительной смерти. Он сам «выбрал свою судьбу». И я так умоляла его не заставлять меня… Я же просила…

А мачеха, натурально, сбежала. Хитрая ведьма, она прекрасно чувствовала, когда пахнет жареным. Окрестности монастыря были безопасны, там она и укрылась. А потом кинулась во дворец, довольная донельзя. Я же ей на руку сыграла, неожиданно. Она теперь была королева-мать, регентша при малолетнем сыне-короле. Так-то.

И наверняка собиралась устроить против меня крестовый поход, потому что, когда я вернулась во дворец забрать свои свитки и переводы, королева уже приказала их сжечь. Так что я, натурально, практически из огня их вытащила.

— Ты мерзкая ведьма! — кричала мачеха и билась в фальшивых рыданиях, пока меня очень осторожно, вежливо даже, окружали стражники. — Будь ты проклята! Проклята!

Я убрала последний свиток в дорожную сумку, выпрямилась и пробормотала:

— А я уже.

Браслетов на мне не было, и вся челядь смотрела на меня широко открытыми от ужаса глазами. Они боялись меня. Они ждали, что я сейчас начну мстить мачехе — и им заодно.

Ибо я чудовище.

— Ты умрёшь! — орала королева. — Ты будешь гореть в аду!

А сама дрожала — незаметно почти, но… Вчерашнее паническое бегство в потёмках не осталось безрезультатным?

— Тварь! Дьявольское от…

— Тихо! — рявкнула я. И, когда установилась абсолютная, мёртвая тишина, звенящим от злости голосом продолжила. — Запомни раз и навсегда, Величество, на носу заруби: ты хотела трон — ты его получила. Это последняя твоя интрига против меня. Если я захочу, править буду я…

— В королевстве мертвецов! — взвизгнула мачеха.

— Неважно, — хмыкнула я, поправляя ремень сумки. — Но я не хочу. Поэтому правь, матушка. Воспитывай брата, живи, наслаждайся… Я не буду мешать. Я даже оставлю дворец, мне тут не нравится. Но если кто-то, ты или кто-то ещё посмеет мне помешать, нарушить мой покой… вы очень сильно пожалеете.

Двор с ужасом внимал, хотя у меня от усталости заплетался язык, дрожал голос, и выходила какая-то чепуха.

«Дух четвёртого уровня», которого я вызвала во дворе монастыря, обернул меня невидимым покрывалом и унёс подальше от этого кошмара.

Потом рассказывали, что я исчезла в клубах дыма, попутно прокляв королеву. Дым — фи, но я и сама удивлялась, почему не убила, не заколдовала эту сучку. Да, кому-то надо было править, да мой братик ещё младенец (жутко крикливый и безобразный)… Но на самом деле, у меня просто не осталось сил. Бросься они на меня все скопом — стражники, слуги — я бы еле-еле отбилась. А может, и впрямь потом стала бы королевой мертвецов — глубину своего дара я и сама тогда не знала.

Дух принёс меня в трактир, где мы останавливались с Арманом — в Предгорье. Я заплатила за комнату, и, оставшись одна, рухнула на кровать, перемежая рыдания истеричным смехом.

Так началась моя «взрослая» самостоятельная жизнь.

Часть 2. Чары

Арман нашёл меня месяц спустя. К тому времени я успела окончательно привыкнуть переезжать с места на место, ничему не удивляться, торговаться с трактирщиками и врать, что я травница. Это было очень легко — в травах я действительно разбиралась. Но чисто теоретически. Я знала, чем сушёный розмарин отличается от сушёных же цветков календулы и что когда надо использовать. Но заставь меня искать эту траву в лесу…

Забавно: люди верили. Вообще я быстро поняла, что если старательно вести себя как остальные — как все — относиться будут соответственно. Главное — не слишком выделяться, быть скромной, милой и, ещё лучше, робкой. Первое время меня это завораживало — совершеннейшие незнакомцы улыбались мне, когда встречали на улицах, разговаривали вежливо, желали доброго дня и совсем не боялись.

Я чувствовала себя, словно стала частью большой семьи. Это было сродни магии.

Арман, кстати, поступал также. Он в жизни бы не обернулся драконом на людях — очень внимательно за этим следил. Даже несмотря на мои дразнилки и подначивания.

Да и мне совершенно не хотелось показывать, кто я. Я даже привыкла не обращаться постоянно к духам — стирать одежду, например, если это не придворное пышное платье, совсем нетрудно. Да и волосы в косу заплести легко. Куда сложнее на первых порах было не шарахаться от дружелюбных незнакомцев мужского пола. В их глазах частенько загорался тот же огонёк, что у Армэля и Рауля. Он не сулил мне ничего хорошего, но я скоро научилась его не замечать. Они не были опасны, эти незнакомцы. Не опасней монахов, по крайней мере.

Да, после монахов я тоже научилась бояться.

Кстати, монахи и были основной проблемой. Они, оказывается, жили повсюду. Не попасться им на глаза, замаскироваться оказалось ужасно сложно, но Арман научил меня паре приёмов, которые успешно работали. Дракон тоже монахов недолюбливал. Узнав, что я прикончила целый монастырь, лишь рассмеялся и заявил: «Так им и надо». Я удивилась, но Арман добродушно ухмыльнулся и сказал: «Алиска, они по другую сторону баррикад». А, когда я не поняла, сделал большие глаза и на следующий же день потащил меня в трёхдневное путешествие через море к разрушенной Ромулии.

— Они понастроили там свои монастыри. Ты увидишь, — говорил Арман. — Но это не их земля. Наша. Она была нашей задолго до их появления. Их Спаситель тогда ещё и не родился.

По-моему, именно во время этого путешествия мы оказались в трактире, где мне в руку впервые попала лютня. Сам менестрель напился до беспамятства, а я просто попробовала повторить парочку его песен. Для себя и Армана.

Талант к песням прорезался у меня так же неожиданно, как и к танцам. «Ты настоящая принцесса!» — говорил Арман, восхищённо глядя на меня.

Ну да. Принцессы же должны сладко петь и красиво танцевать.

Но что б я ещё раз исполнила что-то такое в трактире! Эти странные, воняющие перегаром люди, больше напоминающие животных в сумраке общего зала, забросали меня медяками и постоянно кричали что-то похабное. Даже Арман под конец не выдержал и увёл меня. Точнее, унёс, обернувшись драконом, на другой остров.

О! Что действительно было тогда первый раз, так это море. Бескрайнее, беспокойное, вздыхающее, точно громадное животное, — совершенно, абсолютно очаровательное. Над ним в облаках было куда холоднее, и ещё чешуя Армана становилась очень скользкой. Но море было таким красивым… Крики чаек, разноцветные пятнышки кораблей и волны, волны, и запах соли, и свежий ветер…

А ещё оно было очень синим. И ярким. Всё становилось ярким по мере того, как мы подлетали к таинственной Ромулии. Дома я никогда не знала таких сочных красок. Особенно в Утёсе.

Арман всё повторял: погоди, ещё немного, и ты не будешь рот закрывать от удивления. От красоты, скорее, но это мелочи.

Долетев до земли бывшей Ромулии, мы остановились в ближайшем портовом городе. Без зазрения совести наведались в храм, высидели молитву (Арман покривлялся). Благодаря ухищрениям дракона монахи не обратили на нас ровно никакого внимания.

А вечером Арман потащил меня за город, к роще.

Да, рот у меня и впрямь не закрывался.

Сначала это казалось тенями. Туманом, игрой неверного лунного света. Я потёрла глаза и вдруг нос к сносу столкнулась со странным…эм-м-м… человеком. У него имелись рога и бараньи ноги — копытца и шерсть колечками. И такие лукавые глаза, каких я никогда ни у кого не видела. Яркие и, к тому же, лиловые.

Арман дёрнул меня за руку, и человек-баран, смешно подпрыгнув, поманил нас к кострам.

— Не бойся, Алис, посмотри: это же весело, — шептал дракон, таща меня за собой.

Весело стало после странного напитка, который какая-то голая девица налила в серебряный рожок из громадного котла. Напиток был холодный, бодрящий и очень вкусный. И после него всё это ненормальное сборище перестало казаться странным.

Помню, как мы танцевали с Арманом в центре хоровода людей-баранов. Луна сверкала в алых глазах дракона, а сам он смеялся и повторял:

— Это наш мир, Алиска!

Хоровод сочного синего, серебряного и лилового вихрился у меня перед глазами, врезался в память. И духота — летнее марево, замерший воздух, замершее время…

Утром Арман объяснял, что раньше эти существа — нимфы, сатиры, дриады — жили везде. Но родиной их считалась старая Ромулия, потому с её разрушением, беднягам пришлось худо. А с принятием христианства и вовсе невыносимо.

— Монахи думают, мы умрём, если перестать в нас верить, — говорил Арман. — Глупости. Но что могут знать эти зануды со своими книгами и крестами?

А я блаженно подставляла лицо яркому ромульскому солнцу, вдыхала сочные, одуряющие ароматы местных цветов и наслаждалась. Бурчание дракона про сожжённых ведьм и уничтожение древних свитков меня совершенно не трогало.

Ведь мне это не грозило.

В Ромулии мы провели три месяца. А, да, и за это время ко мне посваталось, кажется, полстраны.

— Чего они липнут к тебе, как мухи? — бурчал Арман. — Да, ты, конечно, красивая. Но они ещё просто не знают, как ты во сне пинаешься.

Они просто не знают, что у меня Дар. А мне так понравилось флиртовать и притворяться, что я сама иногда о нём забывала.

Через три месяца Арман получил весточку из дома и заявил, что ему пора, но он скоро вернётся. Совсем скоро, я даже заметить ничего не успею.

«Совсем скоро» заняло почти полгода. Всё это время я не делала ровным счётом ничего — только валялась на пустынных пляжах, флиртовала, плясала на местных праздниках — очень частых по сравнения с моей родиной — ходила на свидания, кружила головы и даже пару раз ходила танцевать с туманными существами под луной.

Мне нравилась свобода. Я не понимала, почему раньше просто не взяла и не уехала от отца? Что меня держало? Что заставляло терпеть жизнь при дворе, которая мне совершенно не нравилась?

Позже я решила, что просто боялась свободы. Она была непонятной, неизведанной и странной, тогда как следовать чужим приказам, подчиняться — привычно и обыденно. Новое всегда опасно, всегда пугает.

Дурой я была.

Вернувшись, Арман снова потащил меня на поиски сокровищ — на этот раз у него даже имелась карта с расплывчатой кляксой и крестом. Но неунывающий дракон решил, что клякса похожа на мою страну, а значит, почему бы не слетать?

Мне не хотелось покидать Ромулию, здесь было слишком хорошо — слишком солнечно, слишком весело, слишком беззаботно… Но кто бы смог возразить дракону, охваченному жаждой приключений?

По дороге мы остановились на фестивале празднования урожая где-то в Предгорье.

Мне всегда нравились горы, а вот Арман бурчал, что вроде как летать там сложно и погода непонятная, и льёт вечно, и холодно, и сели… Нытик.

Помню, были танцы на улицах и гремела музыка — просто оглушительно. Арман куда-то исчез, ко мне подскочил какой-то парень, схватил за руку и принялся на непонятном гортанном языке что-то говорить. Я вдруг запаниковала, попыталась вырваться, но держал незнакомец неожиданно крепко.

А потом мой взгляд упал на его запястье, и на долгое, ужасно долгое мгновение я ослепла. Чётки у него на руке висели, скрученные на манер браслета. Освящённые, судя по всему, чётки.

Парень так и не понял, наверное, почему я отшатнулась. Но ему хватило дурости побежать за мной. А я… На какое-то мгновение мне почудилось, что я снова в монастыре. И меня снова обвивают цепи-змеи.

В панике я упала на колени, прижала кулаки к глазам. В уши ввинчивался гул празднующего города, где-то еле-еле различался голос Армана, зовущий меня. Кажется, где-то там был и мой голос, воющий от страха.

Но ощущение цепей и горящих крестов оказалось сильнее всего.

Я рухнула на мостовую и потеряла сознание.

Мне бы, казалось, не привыкать просыпаться среди мертвецов. Столько раз, чему уже удивляться… Да, собственно, я вовсе и не удивилась, открыв глаза и увидев рядом тело того юноши с чётками. Что меня ошеломило — тишина, неестественная и абсолютно… мёртвая?

Держась за стены, страдая от головокружения и тошноты, я пошла в сторону площади, где мы с Арманом расстались. Надо найти дракона… надо попросить… унести меня отсюда… надо…

Когда я услышала над собой хлопанье крыльев, то даже обрадовалась. Подумала, это Арман наконец-то явился за мной. Но подняла голову и поняла, что дракон другой. Крупнее и, судя по рисунку чешуи — старше. И только после до меня дошло, что это, кажется, отец Армана.

Но зачем он здесь?

И как оказался так быстро?

Раздумывать больше, чем над одним вопросом моя голова отказалась. Зато на первый ответ нашла быстро. Я ахнула, захлебнулась воздухом и, не разбирая дороги, спотыкаясь о тела, кинулась к площади.

Арман лежал там, у фонтана, кстати, тоже почему-то пересохшего. Лежал, глядя пустым взглядом в небо. Мёртвым.

Я до крови прикусила прижатую ко рту ладонь. Не может быть… Нет!

Я бы кинулась к нему, но ноги словно приросли к каменной плитке. Я просто стояла. И смотрела.

И не верила.

Хлопанье крыльев стало громче.

Отец Армана, поменяв облик, наверное, ещё в полёте, рухнул рядом с сыном и сделал то, на что я так и не решилась — бросился проверять пульс, слушать дыхание, оттягивать веко.

У меня снова подкосились колени, и я рухнула на каменные плиты.

Я и так отлично знала, что Арман, как и все вокруг, мёртв.

Из-за меня.

— Маленькая идиотка! Ты так и не научилась держать себя в руках! — прорычал отец-дракон, подхватывая Армана на руки. — Если ты ещё раз приблизишься к моему сыну, я лично прослежу, чтобы от тебя остался обугленный труп, которые ты так любишь!

Его слова не подходили к образу убитого горем отца, но тогда мне было не до того, чтобы отмечать эту странность.

Я молча смотрела, как отец-дракон, осторожно перешагивая тела, идёт к краю площади. Мимо затихшего фонтана… мимо меня…

И тогда случилось чудо, равное тому, о которых рассказывают клирики. Рука Армана дрогнула, пальцы сжались. И он тихо произнёс-выдохнул:

— Алиса?

Я рванулась было к нему, но отец-дракон зарычал:

— Я что сказал, девчонка?! Всё! Дружба кончилась!

Арман завозился у него на руках, а я замерла. И медленно отступила. На шаг. И ещё на шаг. И ещё.

Пока не споткнулась о чьё-то тело и не упала.

Над головой захлопали крылья и последнее, что я видела, прежде чем потерять сознание во второй раз — густая рваная тень, закрывшая звёзды.

Драконы улетали домой, оставляя меня в городе трупов.

В королевстве мертвецов.

Позже, много позже я прочитала в чьём-то трактате, что драконов крайне сложно убить. Что на них не действует почти никакая магия.

«Почти» и «крайне сложно» не значит невозможно.

Я очнулась следующей ночью среди той же тишины совершенно одна — если не считать мертвецов. И долго брела потом, пытаясь выбраться, забыв даже, что могу вызывать духов.

А в ближайшей деревне, где оказалось под утро, рассказывали ужасные истории про кровавый праздник. Кровавый урожай.

И про меня, конечно.

А я больше не могла держать себя в руках. Я шарахалась от людей, боясь увидеть у них страшные слепящие оружия, боясь снова потерять сознание и проснуться королевой мертвецов.

Я смогла купить еду и сбежала в лес, нашла какую-то сырую пещеру у реки и провела там три дня, просто боясь выйти на свет.

Я причинила боль другу. Единственному дорогому для меня человеку. Дракон-отец не прав — это проклятье, проклятье, проклятье!

Или я действительно чудовище? А что если монахи правы, и я одержима? Я же не хотела тогда, на празднике. Я не хотела!

Это не я!

Но нет, это была я. Я и только я. Я долго прислушивалась к себе, пыталась найти признаки присутствия другого существа. Ничего.

Монахи! Они просто ничего не понимают. Кому ещё знать о проклятье, как не мне? Вот и Арман говорил…

Я зарыдала, только вспомнив его имя. Долго, навзрыд, захлёбываясь слезами. Но странно, после этого мне сделалось легче. Легче принять: это я. Я такая. Я убиваю. Я не могу себя контролировать. Я пробовала, но я не могу.

Они все говорят, что я чудовище. И я вижу — они правы. Да. Да! Я чудовище! Королева мертвецов. Это я, и зачем мне бежать от себя?

Я как колдунья из баллад.

Но почему «как»?

Это было как озарение. Выбитая из-под ног почва возвращалась. Я — чудовище, я — колдунья.

Я нашла себя.

Я выбралась из пещеры и зашагала по лесу, не разбирая дороги. И, конечно, меня привело к людям. Вроде бы, разбойники. Хотя точно не знаю. Но они так обрадовались, что к ним явилась «юбчонка на радость»…

Не думаю, что они так уж радовались, когда я убила их. Сама. Спокойно.

Свободно.

Да, чёрт возьми, да! Пусть я буду одна. Но свободна.

Как чудовище.

Но почему же «как»?

Раньше я думала — и слышала много раз — что если принять себя такой, какая ты есть, станет легче. Я очень чётко поняла, какая я, осознала, почему меня боятся. Почти год среди других людей, так сказать инкогнито, всё расставил по местам.

И я сама ужаснулась. И ничего легче не стало. Скорее наоборот, мне казалось, что внутри меня постоянно бушует вьюга. Я даже укутывалась в пледы, одеяла, меха, — всё, что услужливо приносили мне духи. Теплее не становилось. Ледяное сердце, говорят, не греет. Моё леденело с захватывающей дух быстротой. И я замерзала вместе с ним.

У меня случилось ещё около трёх (или пяти?) приступов. Совершенно без повода — если не считать таковым моё постоянное уныние и упадок духа. И теперь, как после смерти Максимилиана, я умудрилась убивать не только людей — которых и поблизости-то не было. О, я размахнулась не на шутку — выжигала траву, деревья, оставляя голую землю и камень. И каждый раз круг (всегда круг, идеально-правильный), в центре которого я просыпалась, становился больше. Я уничтожила лес, добралась до ничем не повинных деревушек поблизости, одну обезлюдела (из других вовремя сбежали жители — мудро, я всё равно не могла остановиться. Да и не собиралась, если честно. Я же чудовище, монстр. И веду себя соответствующе).

Тем временем духи строили дом — надо же мне где-то жить. Мне очень не нравилось ютиться в пещере — и кошмары там снились особенно изощрённые, кстати. Я теперь постоянно видела чёртов монастырь и цепи-змеи, и мёртвого Армана в мёртвом же городе…

Духи поняли меня довольно своеобразно — под домом я вообще-то не имела в виду чёрный замок, удивительно подходящий моему настроению. Этакое жилище горя и тоски — каменное, чёрно-серое, со стонущими сквозняками, тёмными комнатами и маленькими оконцами-бойницами. Я-то представляла себе нечто уютное — особняк в цветах, например. Хотя какие цветы — всё равно исчезнут, стоит мне в очередной раз потерять сознание.

Итак, приступы становились всё чаще. Каждый раз после них я чувствовала ужасную слабость и еле-еле могла встать — а это было необходимо: духов каждый раз приходилось вызывать заново. Не думаю, что они умирали, хотя… Не знаю, меня они не волновали. Как не волновали бы орудия труда, например. Те же перья для письма.

Постоянно было холодно. На своё отражение в зеркале я смотреть уже не могла — тощая, почти скелет, девица с бледной, как у мертвеца кожей, потрескавшимися губами и громадными мешками под глазами. Да, у меня снова пропал аппетит и очень часто, работая со свитками, которые духи мне приносили со всего мира, я забывала спать.

Зато я очень много экспериментировала с призывом духов и своим Даром. Мои способности оказались очень велики, но даже это не радовало. Впрочем, и не огорчало. Вместе с аппетитом у меня исчезли и чувства — точно вымерзли. Я сама себе казалась ледяной статуей. Мерзкой куклой.

Так уже было когда-то — но совсем недолго. Тогда меня спас Арман. Сейчас… меня было некому спасти.

Ах да, Арман. Я полагала, что больше его не увижу. Но он прилетел — за мной, несмотря на то, что я чуть с ним не сделала.

У него дыхание перехватило, когда он увидел безжизненную равнину, ставшую мне домом. Мой личный круг ада.

— Алиска! — позвал он, озираясь. А потом внимательно посмотрел на меня и прошептал. — Ты изменилась.

О да. Теперь я настоящая.

Я бледно улыбнулась.

— Уходи.

— Алиска! — зачастил дракон. — Посмотри на себя! Тебе нужна помощь! Алис, я прилетел за тобой, давай… давай снова отправимся за сокро…

Я спустила на него парочку духов четвёртого уровня.

А потом долго стояла и смотрела, как он улетает — мой бывший друг. Чёрная рваная тень на сером, бесконечно сером, всегда сером небе.

Мне было почти всё равно…

Сразу после этого со мной случился очередной приступ, добравшийся-таки до какого-то города в Предгорье, даже затронувшего его окраины. И вот тогда-то клирики засуетились. Хотя, полагаю, они и раньше не теряли меня из виду. Но теперь мне объявили просто-таки крестовый поход (или как это у них называется?). Говорят, где-то в центре Ромулии, в главном городе монахов, меня зачем-то ещё раз прокляли и приговорили к страшной смерти, последним этапом которой было бы сожжение и последующее рассеивание пепла по ветру. Очень пафосно и, наверное, красиво. На деле же толпы монахов, которым, похоже, нечего было делать или ещё больше моего осточертела эта проклятая жизнь, припёрлись к моему замку.

Мой ночной кошмар ожил и полез меня убивать. Я до безумия боялась их сияющих мечей, крестов, кругов, кинжалов… И, конечно, не просидели монахи под моими стенами и дня (их, кстати, отлично развлекали мои духи), как мои хрупкие нервы не выдержали.

Трупы «святого воинства» духам пришлось уносить целый день. Хотя нет, не все — некоторые тела я оставила — мне показалось, что будет интересно и симпатично, если я украшу костями и черепами стену и ворота. Примерно, до этого как мне показалось уместным носить только чёрные «глухие» платья. Точь-в-точь, как у ведьм в балладах.

Но я была ведьмой. Так что да, уместно. Так?

Монахи не успокоились. Я уже как-то даже стала к ним привыкать. Они с завидной периодичностью меня навещали — группами, большими и малыми. В войско ума хватило больше не собираться. А группы мои бедные демоны с ног сбились искать.

Пришлось озаботиться защитой. Да, я могла бессонными ночами тайно мечтать о смерти. Но не от рук клирика! Никогда!

Жизнь оказалась хуже цепей святош. Её зубы как вцепились в меня, так и не отпускали. И я искала защиту от монахов, усердно, почти маниакально. Конечно, нашла, окружила ею мою пустошь и решила, что больше меня беспокоить не станут.

И, действительно, клириков теперь было не видать. Я продолжала экспериментировать с волшебством, залезала в такие глубины чёрной — ну конечно, чёрной! — магии, что волосы дыбом вставали. Дочиталась до жертвоприношений. Увлеклась — они оказались безумно интересными и в равной степени сложными. Но вот беда — я не могла экспериментировать, рядом со мной живых не было. Особенно живых с определённой кровью, цветом волос, количеством зубов — ну, и так далее.

К тому времени я настолько оледенела, что идея вытащить в ближайшем городе нужного мне человека не показалась странной. Сказано — сделано. Я послала духов — из замка я не выходила около года или даже больше того. Да и зачем?

Итак, мне нужен был мужчина — молодой, лет двадцати-двадцати пяти. Обязательно брюнет, лучше всего курчавый. В его крови должно было быть поровну флегмы и желчи. Его коже обязательно следовало быть светлой. А, и да, он ни в коем случае не должен был быть девственником. Но я полагала, что мужчина в таком возрасте уж точно давно познал женщину. Меня, честно говоря, больше его кровь волновала.

Духи, как обычно, справились. Принесённый ими в мой рабочий кабинет «образец» оказался именно таким, какой мне и был нужен. Теперь следовало дождаться полуночи — и попробовать. Я планировала размахнуться и вызвать демона, скормив ему труп жертвы. Должно было получиться.

В назначенный час я, приготовив всё необходимое, разбудила пленника — ему следовало оставаться в сознании. И приготовилась ждать луну.

Но всё пошло наперекосяк почти сразу.

Я почти надеялась увидеть испуг в глазах мужчины — хотя лучше называть его юношей, пожалуй. Он очень молодо выглядел. На двадцать-двадцать один в лучшем случае.

И вот юноша открыл глаза, увидел меня… нахмурился и изумлённо прошептал:

— Девочка, что ты тут делаешь?

Я, не поднимая головы, продолжила рисовать руны около его рук.

А он пытливо посмотрел мне в глаза и вдруг выдохнул:

— Девочка, оставь это. Беги! Она же не заколдовала твою волю, так? Ну тогда беги! Беги же! Скорее отсюда!

А потом всмотрелся в меня внимательнее… в кисть, испачканную в моей крови. В свиток, лежащий неподалёку — я туда периодически заглядывала. И его глаза расширились. Но больше он ничего не сказал.

Жаль, мне понравился его голос.

Луна взошла, и я была готова. Последняя руна… Нужные слова, нужный жест.

Пленник спокойно лежал, даже не дёргаясь в цепях. Наблюдал.

И, когда я подняла тонкий ритуальный кинжал, вдруг вскинул вперёд руку с обрывком цепи.

Меня ослепило.

Очнулась я утром с обрывками каких-то церковных вещиц на руках и шее. Рядом кружили духи. Обескураженные, если так можно отозваться о бесплотных существах. Юноши предсказуемо и след простыл.

Перед глазами до сих пор стояла чудовищная вспышка церковной магии, пока я, чертыхаясь, вставала и, пошатываясь, тащилась к письменному столу за тонизирующим зельем.

Нет, ну чёртов монах, а! Ловкач! Как только пробрался сквозь мою защиту? Как умудрился попасться под руку духам? Кретины, идиоты чёртовы не могли нормальную жертву принести, чтоб их…

— Чтоб вас всех! — рыкнула я.

По комнате прошёлся ветерок — духи испуганно метнулись к двери.

— Стоять! Найдите его!

Стоять-то они стояли. А вот находить… Сколько я не приказывала, сколько не кричала — лететь за церковником они не собирались. Когда же я удосужилась начертить схему и узнать, в чём дело, выяснилось, что они его не видят и не чуют. Забавно, учитывая, что лично я чувствовала его присутствие в моём замке очень отчётливо.

Ну что мне, самой тащиться его искать? Из замка он выйти не может — моя защита не пустит. Или оставить его здесь и вообще забыть про его существование? Ну нет! Жить с монахом под боком? Лучше уж со змеёй или тарантулом.

И я поплелась сама. Господи, такой беспомощной я давно себя не чувствовала. Ведь уже год как передвигалась только из спальни в кабинет и обратно. А тут — по всему замку, да по лестницам, да заглянуть во все щели…

Я выдохлась окончательно, когда заметила краем глаза сияние. Обернулась.

Монах, вооружившись мечом, блестящим похлеще молнии, медленно обходил меня по кругу.

Я заслонила глаза рукой и прохрипела:

— Брось это! Немедленно!

Он ухмыльнулся и вскинул руку. Я вовремя отвернулась — вспышка была ужасной. Но её золотой свет столкнулся с последним уровнем моей защиты и вреда мне не принёс. Разве что напугал.

— Прекрати! — простонала я.

Монах рассмеялся и бросился ко мне.

Голова закружилась. Я ударилась о стену, чувствуя приближение очередного приступа. Чёрт бы побрал этих святош с их игрушками!

По комнате засвистел ветер — мои духи, наконец, опомнились и всем скопом бросились к священнику. Последнее, что я видела — ещё одну золотую вспышку.

И уж совсем я не ожидала, что, когда очнусь, святоша будет ещё жив.

— Тебе стоит получше обращаться со своим телом, злобный дух, — сообщил голос откуда-то слева.

Я с трудом приподнялась на локтях.

Монах, с ног до головы облепленный духами (и немало этим, похоже, не смущённый), стоял у окна и спокойно наблюдал за мной.

— Злобный дух? — непослушными губами пробормотала я.

Юноша кивнул. Склонил голову набок — тёмные кудри упали на левое плечо — и бросил на меня в ответ внимательный взгляд.

— Ну и что теперь?

Я помотала головой и сделала неубедительную попытку встать.

— А теперь…я…принесу…тебя…в…жертву…как…собиралась, — каждое слово давалось с трудом. Да что со мной такое?!

— Не сможешь, — убеждённо сообщил монах. — Сил не хватит.

Я попробовала усмехнуться, но в итоге закашлялась.

— У меня?.. Сил?

— Ты когда последний раз кормил своё тело, дух? — хмыкнул монах.

Дух?

— Меня…зовут… Алисия, — прохрипела я.

Губы монаха скривились.

— Ну, Алисия, тогда будь хорошей девочкой, поухаживай за мной, коль я твой гость, и ты не собираешься меня отпускать.

— Да… пошёл… ты!

Голова жутко раскалывалась, но я отлично поняла, чего этот святоша добивается. Он решил, что я рано или поздно отправлю духов выполнять какой-нибудь приказ, и он будет свободен. Как бы не так!

Чертыхаясь, я вызвала новых. Лицо святоши вытянулось, когда я приказала: то ли он не ожидал, что я его послушаюсь, то ли удивился, что я смогла ещё кого-то призвать.

А монах подкинул мне хорошую идею. Принести его в жертву я не могла — священная магия сводила на нет всё жертвоприношение. Получилось бы обычное убийство, не более того. Но если хорошенько его подготовить, посадить на специальную диету, заставить провести время со мной, а, главное, взаперти… Я смогу вытянуть его магию и забрать его кровь — очень нужный компонент для многих защитных зелий. Кровь монаха, да ещё и знающего магию — сильная вещь.

Духи притащили меня и клирика в мою спальню, где я обычно ела (когда вспоминала об этом). Священник удивлённо оглядывался, духи скоренько собирали стол.

Я скорчилась в кресле и хотела только одного — выть от головной боли. Но, заметив краем глаза, что монах в знакомом жесте поднимает руку, тихо предупредила:

— Лучше не делай… так… больше. Убью… ты и вздохнуть… не успеешь…

Смерив меня настороженным взглядом, юноша послушно уронил руку — чтобы попытаться швырнуть в меня освящённый кинжал.

Духи снова навалилась на монаха скопом. Я вскрикнула. Кинжал вонзился в подлокотник и осыпался ржавой трухой. Вся еда на столе мгновенно стухла.

Я проковыляла к креслу, где застыл монах и вздохнула:

— Я же… предупреждала…

Есть прекрасное заклинание, лишающее клириков силы. Не навсегда, но всё равно, согласитесь, нужная вещь.

Когда я очнулась в следующий раз, юноша, пытался взяться за рукоять меча, но, словно обжигаясь, каждый раз отдёргивал руку.

— Дух, что ты со мной сделал?!

— Сделала, — прошептала я. — Не пытайся. Ты… не сможешь… меня… убить. Более того, если… я вдруг… умру, умрёшь… и ты.

Монах смерил меня растерянным взглядом и вдруг протянул руку. Я изумлённо уставилась на неё.

— Правильно я понял, в моих интересах сделать так, чтобы ты пока жил?

Я поморщилась от головной боли.

— Наверное.

— Ну ты и дрянь, — вздохнул монах, дёргая меня за руку. — Это не может быть навсегда.

— Тебе… хватит, — голова закружилась, и я, вместо того чтобы встать ровно, рухнула, упав клирику на колени. Кажется, целую минуту ничего не происходило, потом меня неожиданно бережно опустили в свободное кресло.

— Ты удивительно безмозглый дух, — с чувством сообщил монах. — Твои слуги принесут нам сегодня поесть? Кормить тебя этим явно невозможно.

Я посмотрела на тухлую еду.

— Кормить…меня?

— Ну конечно, — хмыкнул монах. — Чтобы тебя убить, я должен освободиться от твоего проклятья. Ты сейчас точно никого расколдовать не сможешь, дух, твоё тело слишком слабо. Поэтому давай, приходи в себя, а потом мы ещё потолкуем.

Я хлопала глазами, ровным счётом не понимая, о чём он говорит.

А духи тем временем унесли испорченную еду и заново накрыли стол.

Голова кружилась адски и всё, что я помню: как бездумно открывала рот, когда клирик, морщась и глумливо улыбаясь, подносил очередную ложку, кажется, пюре, и бормотал:

— Давай, девочка. Это за маму… это за папу…

А после зачем-то направился в мой кабинет. Конечно же, не смог выйти из спальни. Поморщился:

— У тебя есть сонное зелье, дух?

Я обессиленно кивнула.

— Тогда прикажи принести.

Я машинально махнула рукой и только потом спросила:

— Зачем?

— Твоему телу, дух, надо выспаться, — отозвался монах, снова осматривая спальню. — По меньшей мере.

— Прекрати… называть… меня… духом, — шепнула я.

Мне под нос сунули бокал с зельем.

— Почему? Ты дух, занявший это несчастное, истощённое тело. Бедная девочка, эта Алисия, — произнёс где-то рядом монах.

— Алисия… это…я, — шепнула я, проваливаясь в чёрную-чёрную бездну сна.

Ответил мне что-то монах или нет — я уже не разобрала.

Мне снился Максимилиан. Он вернулся в Утёс, мой отец не казнил его. Да, Максимилиан вернулся, чтобы забрать меня. Я уехала в его страну, к сказочным садам и водопадом. Мы выросли вместе, и на празднике моего совершеннолетия Макс сделал мне предложение руки и сердца. У отца к тому времени давно родился наследник, мой брат, и я вольна была выйти замуж за Максимилиана, тем более что его отец и мой стали союзниками. Нам устроили чудесную свадьбу — в долине водопадов, под звёздным небом и сияющей луной. В конце празднества Максимилиан надел мне на палец кольцо и наклонился поцеловать. Я, улыбаясь, закрыла глаза и протянула к нему руки… Но поймала только пустоту. Удивлённая, я открыла глаза… и задохнулась от ужаса. Повсюду вокруг меня лежали трупы. И Максимилиан смотрел на меня пустыми глазницами мертвеца…

Я проснулась, крича его имя и обливаясь слезами.

В малюсенькое окошко-щель проникал неяркий утренний свет. Юноша-монах сидел у раззявленной пасти камина и смотрел на меня расширенными от удивления, а может, и ужаса глазами.

Я ответила ему сердитым взглядом.

— Почему ты ещё не сдох?

Он усмехнулся.

— И тебе с добрым утром. Странно, мне казалось, одержимым не снятся кошмары. Или у тебя слишком тесная связь с телом, дух?

Я села на кровати и потёрла глаза, заодно и стирая слёзы.

— Почему ты всё время называешь меня духом? У меня есть имя. Алисия.

— Это имя девочки, чьё тело ты используешь. У тебя нет имени, дух, — убеждённо сообщил монах и подул на скрещенные пальцы. Из его рта вырвалось облачко пара.

Я плотнее закуталась в одеяло.

— Я не дух. Я…

Чудовище, ведьма, убийца…

— Ты одержимая, — отозвался монах. — Дух, занявший чужое тело. Ты должен быть изгнан обратно в ад.

Я нахмурилась.

— Мечом? А как же тело?

— Тело ничто без души, — монах принялся растирать руки. — А душа бедной девочки на Небесах.

Я не выдержала и хрипло засмеялась.

— Ты что, правда, веришь в этот бред?

Монах промолчал, лишь сильнее стал растирать руки.

Я поёжилась и выдохнула вместе с облачком пара:

— Здесь так холодно… Почему?

— Потому что твои слуги не додумались принести дрова для огня, — ответил монах.

Я махнула рукой, отдавая приказ, и, оглядывая клирика с головы до ног, тихо произнесла:

— Ты замёрз.

Он промолчал, и я кинула ему одно из моих одеял.

Юноша поймал его. Перевёл удивлённый взгляд на меня и вскинул брови.

— Должен признать, ты очень странный дух.

— А ты странный клирик, — пожала плечами я.

Юноша поморщился.

— Клирик? Не называй меня так.

— Почему? — фыркнула я. — Ты же называешь меня духом.

Монах усмехнулся и стал наблюдать, как сами собой складываются дрова в камине и из маленькой яркой искорки вырастает лепесток огня…

Я тоже потянулась поближе к теплу — выбралась из кокона одеял, шагнула к камину…

Юноша поморщился, когда я оказалась рядом.

— Знаешь… Тебе, правда, не мешало бы помыться.

Я замерла. И мне, которой больше года, а, может, и двух было плевать на свой внешний вид, вдруг стало ужасно стыдно перед этим святошей.

Господи, как я, принцесса Алисия, могла так опуститься, что какой-то монах, сидя рядом со мной, морщит нос от моего вида… и… запаха?!

Ужас.

Монах снова вскинул брови, когда я, отдав приказ духам, попыталась встать. Неожиданно подал мне руку, помог. И медленно повёл к двери.

— У тебя манеры, как у рыцаря, — борясь с головокружением, выдохнула я.

— К твоему сведению, дух, я рыцарь, — прошипел монах и локоть, за который я держалась, дрогнул.

— Серьёзно? — хихикнула я — звук очень странный получился, больше на кашель похожий. — Ты же монах.

— Одно другому не мешает, — отозвался он. — Я рыцарь ордена Святого Креста. Хотя тебе это, дух, знать необязательно.

— Надоел ты с этим «духом», — простонала я и выпустила его локоть. — Я прикажу подать завтрак в столовую… тут где-то же должна быть столовая.

Монах поджал губы, пряча улыбку.

— Я её здесь не видел.

Я моргнула и тихо пробурчала под нос:

— До чего неуютный замок!

Юноша хмыкнул.

— О да. Особенно кости моих братьев на воротах. Весьма неуютно.

Я медленно выдохнула:

— Пошёл вон, — и махнула духам. Они моментально утащили монаха обратно в спальню. Впрочем, он не сопротивлялся.

А я приказала набрать мне ванну. Хотя для начала её, похоже, требовалось откуда-то (да хоть из ближайшего города) принести.

Всё время было очень холодно. Дикий, жуткий мороз — как я раньше его не замечала? И очень мерзкий свист сквозняков — от него мурашки ползли по телу.

Как я могу жить в этом ужасном здании?

Никакого удовольствия от принятия ванны я не получила, хотя раньше мне это очень нравилось. Пусть мои слуги и постарались — масла, минеральная вода, плавающие цветы… Но ощущение было такое, будто я моюсь на вершине горы у всех на виду — ванна стояла посредине громадного сумрачного зала и духи (или сквозняки?) со свистом проносились мимо, заставляя нырять в тёплую воду чуть не с головой в поисках тепла.

Но пахнуть я стала точно лучше. И волосы не мешало бы прибрать… мои длинные золотые волосы…

Духи принесли очередное глухое платье. Я заставила их найти другое, цветное. У меня уже в глазах всё плыло от чёрного и серого цвета. Какое убожество, да и чёрный мне ведь совсем не идёт…

Как я могла так опуститься?!

Когда я вошла в спальню, на ходу заплетая косу, монах (рыцарь? ха, так я и поверила!) сидел у горящего камина, задумчиво глядя в огонь. Моё появление его нисколько не побеспокоило — клирик даже головы не повернул.

Я поджала губы и села на кровать, ёжась от холода. Даже в спальне сквозняки завывали как на заснеженной поляне зимней ночью.

— Прикажешь подать завтрак? — буднично спросил монах.

Я нахмурилась, но махнула рукой. А клирик, не удостоив меня и взглядом, завороженно смотрел на танцующие лепестки огня.

А я смотрела на него. Его молодость кидалась в глаза и раньше. Но на то, как мягко тёмные мелкие кудри спадают на плечи, я внимания не обратила. На острые, резкие черты — тоже. Странно, на женском лице это было бы очень некрасиво, грубо даже. У этого же святоши всё складывалось очень гармонично — правильный нос, губы, тёмные глаза. Неудивительно, что он не девственник — девушки, должно быть, поклоняются этому чарующему взгляду так же, как этот клирик своему богу. Хотя он монах… должен, наверное, соблюдать целибат? Как у них это называется… воздержание? Интере-е-есно, неужели не нашлось ни одной, что запала бы этому святоше в душу… кроме Богоматери, конечно?

— Намного лучше, — пробормотал монах.

Я вздрогнула.

— Что?

— Запах, — точёные губы клирика дёрнулись, складываясь в кривую усмешку. — Сандал, кажется?

Я промолчала, и клирик наконец-то обернулся. Кажется, он собирался что-то сказать: уже и рот открыть успел. И так и остался с открытым ртом.

Я терпела его взгляд целую минуту. Потом не выдержала:

— В чём дело?

Клирик моргнул. Выражение ироничного равнодушия сменилось глубоким изумлением, словно у меня вдруг отросли крылья, а к затылку приклеился нимб.

Я отвела взгляд. Увидела спешащих духов с завтраком. Указала им на стоящий у окна (если эта бойница заслуживает такого громкого названия) стол. Снова повернулась к монаху. И содрогнулась. В его взгляде сиял тот же огонёк, что и у принца Алого Водопада Армэля когда-то. И, чуть позже (и слабее) у Рауля.

— Прекрати!

— Что? — монах тоже вздрогнул. Снова моргнул и принялся тереть глаза, точно только что проснулся. — Что…

— Этот взгляд, — отозвалась я хмуро. — Не смотри на меня так больше.

— Как? — бросил монах. Фальшиво насквозь — он весь выглядел так, будто цеплялся за сползающую маску равнодушия, но не как не мог прицепить её обратно на место.

Я велела духам подвинуть стол к кровати, закуталась в одеяло и не выдержала, схватила с предложенного слугами блюда пирожное.

— Не знаю. Так. Можешь на меня вообще не смотреть.

Монах хмыкнул и очень по-светски манерно налил в маленькую кружечку чай. А потом, наклонившись (и старательно пряча румянец), зачем-то сказал:

— Ну да. Обычно духи не любят, когда на них смотрят.

Серьёзно? Вот бы спросить об этом моих слуг. Думаю, им всё равно.

На меня напало сентиментальное настроение. Наверное, это из-за того, что я долго ни с кем не разговаривала. И я — чего ради? — стала вдаваться в подробности:

— Не знаю насчёт духов, но мне просто не нравится… знаешь, на меня так однажды смотрел один принц в замке с водопадами. Он был братом моего друга…

Под конец истории монах глядел на меня, не отрываясь, с каким-то странным (но уже неопасным) выражением. Наверное, это и называется «праведный гнев».

— И он посмел к тебе прикоснуться?! — выдохнул клирик. Хотя я вообще-то и так рассказала, как именно Армэль посмел ко мне…хм… прикоснуться. — Нет… Это не может быть правдой. Ты лжёшь, злобный дух. Я тебе не верю!

Я отправила в рот последнее пирожное. И благодушно огрызнулась:

— Да плевала я, веришь ты мне или нет. Я просто объяснила.

Монах молча отвернулся и снова принялся смотреть в огонь. Я приказала духам прибраться, а сама растянулась на кровати, переводя взгляд то на монаха, то на пламя. И то и другое было очень даже симпатично.

— Как тебя зовут?

— Ты собиралась принести меня в жертву. Зачем тебе моё имя? — откликнулся клирик.

Я усмехнулась.

— И правда.

Странно, но вид юноши у камина действовал удивительно успокаивающе. Я почти попросила клирика пересесть чуточку правее… для красоты картины. Или левее — поближе ко мне. Наверное, мне бы понравилось спать, держась за его руку — как когда-то с Максимилианом. Хоть монах мне и враг, но…

Ну и что? Весь мир мне враг. Что теперь, за руку не держаться?

Но я заснула раньше, чем попросила. И напоследок услышала:

— Александр. Меня зовут Александр.

И странно, но я впервые за долгое-долгое время не видела кошмаров. И ещё было так тепло… Мне снилось что-то, конечно. Совершенно точно я видела Максимилиана: он, как и всегда лежал рядом, на моей кровати. Но ближе, чем обычно. И ещё именно его тепло, его дыхание, его резковатый, но приятный запах дарили покой, сонный, сладкий покой. Не хотелось двигаться, а уж тем более вставать. У меня же здесь вечная ночь, так почему бы не поспать… В тепле…

Я вскрикнула, сообразив, что всё это не сон, а вместо Максимилиана на кровати лежит этот… монах. Спит… рядом со мной…

— Да как ты посмел?! — взвизгнула я, толкая его (для вящего пробуждения) к краю кровати.

Монах вскинулся спросонья и свалился на пол. Уставился на меня громадными от изумления глазами — будто это я его в постель к себе уложила.

— Д-д-да к-к-какой из тебя р-р-рыцарь! — проблеяла я, заворачиваясь в одеяло, только сейчас заметив, что огонь в камине погас. — Как ты…!

— Прости, — хриплым ото сна голосом отозвался монах, отползая подальше от кровати. И правильно, а то мало ли — я ещё подушками швыряться начну. — Я не думал, что засну. Просто было очень холодно…

Я тебе что, грелка, твою… божью матерь?!

И на жалость ведь давит.

Я поджала губы и вслух велела духам поддерживать огонь в камине постоянно.

Избегая моего взгляда, монах уселся поближе к огню и выдавил:

— Спасибо.

Какие слова знаем, а!

Я швырнула ему одеяло.

— Не смей. Даже приближаться ко мне смей, святоша.

И улеглась снова.

— Нужна ты мне, — буркнул монах, укутавшись в одеяло.

Я хмыкнула и отвернулась.

Но сон больше не был таким тёплым.

Я отметила это — а также и то, в присутствии монаха чувствовала себя на удивление спокойно. Как никогда не бывало, если я оставалась наедине с духами, вообще-то моими верными слугами, а уж никак не врагами.

Жажда жизни потихоньку ко мне возвращалась.

Наверное, это потому, что со мной рядом снова кто-то был. Пусть и против воли. И даже когда я переселила монаха в другую комнату (ну не будет же он вечно спать в моей спальне!), странное чувство покоя не уходило. Я вновь взялась за свитки — с утроенной силой. И удивительное дело — чёрная магия почему-то перестала казаться привлекательной. И мысль взять кровь у святоши вызывала скорее оторопь, чем радостное предвкушение.

Вот почему, а?

А монах… думаете, он безвылазно сидел у себя в комнате? Щас! Облазил весь мой замок (в который уже раз, интересно?) и взял за обыкновение ужинать вместе со мной. То есть я обычно читала свиток и кусала очередное пирожное, а этот чудик делал всё, чтобы меня отвлечь. Ему, видите ли, было скучно. Молился бы себе — я бы ему даже иконостас нарядила (или что там у них?). Но нет, глубинный смысл был именно достать меня. И посильнее, посильнее.

— О, да ты и ромульский знаешь? Что, и переводишь без словаря? Ты смотри, а ещё уверяешь, дух, что ты девчонка восемнадцати лет… Врёшь и не краснеешь. О, восьмой уровень уже вызываешь? А демона пробовал? А, значит, ты дух девятого уровня. Ибо иначе уже попробовал.

Бесил меня его «дух». У-у-у!

А однажды я застала его за просмотром моих свитков. Сам монах ромульский, видимо, знал в совершенстве, ибо словаря у меня в замке не было. А клирик читал и довольно бегло.

— Там нет свитка с формулой моей защиты, — просто сказала я, когда он всё-таки обратил на меня внимание.

Клирик криво усмехнулся и заметил:

— Жаль.

С тех пор свитки я стала прятать. И отправила следить за монахом духов. На всякий случай.

А хуже всего: я понятия не имела, когда перестанет работать заклинание, которым я прокляла святошу. Я наложила его в первый раз и, хоть и знала теоретически, что срок действия зависит от силы клирика, но вот как раз о его силе у меня сведений и не было.

Уверена, монах это осознавал. И мы оба понимали, что он «попытается освободить» моё бренное тело при первом же удобном случае.

И так прошёл месяц. Дни я не считала, но где-то тридцать их пролетело.

И тут наконец-то оживились святоши.

Однажды я проснулась под тихий визг — знаете, тихонечко так, словно по стеклу когтём проводят. Режет, хоть уши затыкай.

Звук доносился снаружи, и я бросилась к единственному более-менее широкому окну на этаже — круглому, под самой крышей. Предвкушала зрелище.

И зрелище меня не разочаровало.

Клирики дружно штурмовали мою защиту. Красиво так — у меня аж в глазах зарябило. Тут тебе и кресты, и лепестки роз, и… что там ещё в святом арсенале? Ну, лапочки же.

Я наслаждалась какое-то время, а потом решила, что хорошего понемножку и поманила духов.

Хм, что бы такое этим святошам сделать… Я уже основательно пришла в себя, чтобы не отмахиваться от монахов, как от надоедливых мух, а основательно им насолить. Как бы только поинтереснее… Ага.

Духи носились вокруг ветерками, заставляя волосы и полы платья трепетать — всё как я люблю.

Улыбаясь, я открыла рот… И ахнуть не успела, как меня схватили за плечи, грубо развернули и грубо впечатали в стену.

Мгновение мы с клириком смотрели друг на друга… Потом я опомнилась и позвала духов, но сказать ничего уже не успела — монах, прижав к стене, закрыл мне рот поцелуем.

Нет, а… А как же обет воздержания?!

Поцелуй был никакой, если честно. Понимаю, сложно целоваться, когда ты в процессе колдуешь. Не знаю, что он там творил — знаки какие-то посылал, наверное. Но, когда я, наконец, смогла повернуться, клириков с той стороны и след простыл.

Первое, что я сделала — влепила наглецу пощёчину. Он почему-то этого не ожидал — даже увернуться не успел.

И прошипела:

— Я говор-р-рила, не с-с-смей ко мне приближатьс-с-ся?!

Монах спокойно потёр щёку, и не, глядя на меня, направился к выходу.

Наглец!

— И целоваться ты не умеешь! — всё, что пришло мне на тот момент в голову.

Уже у двери клирик обернулся — я увидела его кривую усмешку.

— Ты тоже.

Я три дня с ним потом не разговаривала, что святошу абсолютно не смутило — он отлично беседовал сам с собой. Нет, в смысле со мной, но за меня же и отвечал. Удивительно, но это злило ещё больше его «духа».

А спустя где-то неделю, когда я, отдыхая, стояла, любуясь пейзажем за окном (точнее, его отсутствием), предложил выйти, наконец, где-нибудь погулять. Вот, знаю ли я, какой отличный зимний сад есть в соседнем городе?

Вроде как я дура и не поняла, что если соблазнюсь садом, окажусь без защиты. Я огрызнулась, но, признаться, заскучала — там снаружи была зима, и красиво сверкало солнце на льду и сугробах. Но не было никакой возможности увидеть это хотя бы из окон замка — снег на моей проклятой земле просто не лежал. Таял моментально, а вода испарялась. Голый камень, да. Только что не раскалённый, как, наверное, в аду.

Спустя месяц спокойной жизни я расслабилась и перестала ждать опасности по крайней мере с тыла. А зря.

В ночь на смену года, когда по всей стране устраивали вечеринки и карнавалы, монах очень грамотно, надо сказать, попытался меня «освободить».

Вернувшись из кабинета в спальню я, ничтоже сумнящеся, как обычно подошла к кровати… и оказалась заперта в пентаграмме. Несильной такой пентаграмме, всего-то на сутки. Я даже значения сначала не придала. Засмеялась только:

— Что, святоша, решился, наконец. Мечом или крестом?

— Креста тебе много будет, дух, — заявил монах, вскидывая руку. Она мгновенно засияла, и мне пришлось отвести глаза.

— Дурак, — я не выдержала, отвернулась. — Подождал бы немного, я бы тебя отпустила, — да, я врала. И что? — А теперь просто убью.

Святоша молча ухмыльнулся, а я, краем глаза пытаясь за ним наблюдать, заметила, что он на меня почему-то не смотрит.

— Ну как хочешь. Давай, экзорцист, начинай.

Я устроилась поудобнее. Дальнейшее можно было рассчитать, как по нотам. Сейчас он «начнёт», я упаду в обморок, проснусь, а вместо святоши рядом — труп. Как-то даже скучно. И грустно почему-то.

И какая-то ма-а-аленькая часть меня совсем не хотела, чтобы святоша умирал.

Пентаграмма засияла — ярко до рези. Я вскрикнула, прижала кулаки к глазам и поняла, что вот-вот потеряю сознание.

Тишину прервал громкий, поставленный голос монаха, заставивший почему-то содрогнуться.

Меня в очередной раз скрутило, когда из центра схемы полезли уже знакомые цепи-змеи. Я прижала руки к лицу и закричала.

Вот на этом лично для меня ритуал и закончился, потому что сознание я всё-таки потеряла.

А пробуждение было очень…гм… весёлым.

Меня трясли за плечо. Сильно, я даже пару раз головой о пол ударилась.

— Дух! — вопил очень даже живой монах. — Как ты это сделал?!

Я отмахнулась и со стоном улеглась на пол. Оставь меня, призрак, устала я…

— Дух! Отвечай!

Вот. Если я не отвечу, он не успокоится.

Я открыла глаза. И тут же, ахнув, вскочила на ноги.

Моя спальня заросла. Серьёзно, плющом, виноградом и розой. Крупные тёмные грозди свешивались с потолка (и не смотри, что сейчас зима), а стыдливо выглядывающая из-за веток роза одуряюще пахла.

Очень романтично. Прямо пастораль.

— Это чего такое? — выдавила я. — Это как так получилось?

— Ты не знаешь?! — монах кинулся ко мне, но запутался в виноградной лозе и чуть не упал. — Это же ты сделала!

— Я?!

Минуту мы пялились друг на друга с совершенно одинаковым удивлением.

Монах отвёл взгляд первым. Дрожащими пальцами коснулся виноградной грозди. И выдохнул, качая головой:

— Нет… Не может быть… Этого просто не может быть.

Ага. Полностью с тобой солидарна, святоша.

Я отломила гроздь и совершенно машинально сунула в рот пару ягод.

Сладкие.

Остальная гроздь упала на пол, когда я разглядела, что случилось с моими запястьями.

На нежной, прозрачной коже горели какие-то символы и, что совсем плохо, я не знала их значения.

Да плевать со значением, откуда?!

Я всё ещё трясла руками, когда монах рядом странным, надломленным голосом позвал:

— Алисия.

Я покосилась на него.

Бледный, как мертвец, клирик смотрел на меня во все глаза.

— Так ты… и правда… человек?..

— Дошло! — буркнула я. — Лучше поздно, чем никогда.

У монаха подкосились ноги, и он упал на колени. И дрожащими пальцами осенил меня крестом, повторяя:

— Я не знал… я не знал!

Я отступила от него на всякий случай.

— Чудно. Теперь знаешь, — и с чувством выпалила. — А со спальней-то мне что теперь делать?!

Конечно, монах не знал. Его, кажется, больше волновало, насколько я человек.

Пришлось мне сменить комнату: как убрать это цветущее и благоухающее безобразие, я понятия не имела. Зато у меня появился свой сад. Небольшой, но зато какой… необычный. И странный. Виноград не растёт из ниоткуда, как и роза, и вьюн. Должна быть почва, должна быть… подпитка.

Первое время, разглядывая символы на запястье, я боялась, что сад качает из меня силу. Тем более что сначала я просто валилась с ног от усталости. Но после приступа со мной и раньше такое бывало. И быстро проходило, как прошло и сейчас.

Так что же это тогда?

Ответов не было нигде, а это злило. И не только это. Мой монах… Я уже серьёзно подумывала вызвать духов и отправить святошу туда, откуда его принесли. Достал. Если раньше он меня обзывал «духом» и всячески выказывал неприязнь, то теперь суетливо извинялся и смотрел с подозрением. Странный тип.

Теперь между нами была этакая… неловкость. Мой святоша, кажется, не понимал, как себя со мной держать.

— Алисия… так то, что ты… вы… ты рассказывала…раньше…про себя… правда? — спросил он в первый же вечер.

Моё имя звучало непривычно, когда он его произносил. Как-то… неправильно, будто не меня зовут. Не знаю, почему.

— А ты решил, я тебе лгу? — буркнула я, под задумчивым взглядом монаха расправляясь с тортом. — Что?

— Зачем ты тогда… убивала?

Я нахмурилась.

— Кого? Армэля, принца? По-твоему, надо было по головке погладить? Он меня изнасиловать хотел.

— Ты могла бы…, - юноша запнулся. — Ну хорошо. А короля, твоего отца? И других людей… моих братьев? Селян? За что?

— Много будешь знать, — начала я. И некстати поперхнулась тортом. — А, ладно. Отец решил отдать меня вашим. Твоим… братьям. Я не хотела… Я тогда…

Монах смотрел внимательно, а я постоянно теряла слова под его взглядом.

— Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает. Я никогда не была человеком. Меня всегда… всегда считали одержимой, проклятой, кем угодно, но не человеком. Запирали под замок, подальше, лишь бы глаза не мозолила. Вот я и… не знаю… Вот я и стала такой, какой вы меня хотите видеть!

Какое-то время после моего вскрика царила тишина.

Потом монах тихо произнёс:

— То есть ты отняла десятки жизней только потому, что… обиделась на людей?

— Я лишь стала такой, какой вы меня хотите видеть, — повторила я.

Монах смотрел на меня. В его взгляде читались одновременно жалость и осуждение.

И впервые за долгое-долгое время мне вдруг неизвестно почему стало стыдно.

— Откровенность за откровенность, монах, — объявила я на следующий вечер. — Ты тоже хотел меня убить. Тебя это не смущает?

— Не называй меня так, — устало попросил святоша. — Я не монах. Я рыцарь, я принадлежу к ордену. Но я не монах. И меня зовут Александр.

— Александр, — протянула я, пробуя, как звучит имя.

Хм, а мне нравится.

Арман обязательно сократил бы его до Алекса. Или Ксандра. Или Алека.

— Итак, ты хотел меня убить, — напомнила я.

Мы сидели в «саду», я срывала виноград, услужливо тянущийся к рукам. Сладкий.

— Не убить, — поморщился мо… Александр. — Освободить. Я не знал, что ты… человек.

Я усмехнулась.

— Замкнутый круг, да? Вы считаете меня кем угодно, только не мной, вы меня преследуете, а я вас убиваю. И это никогда не кончится.

— Неправда! — Александр теребил розу, срывая лепестки, добрался до шипов и скривился. — Неправда. Если ты не будешь такой… как сейчас. Если ты сможешь сделать это, — он обвёл взглядом мою бывшую спальню, — ещё раз, никто тебя больше не тронет. Если ты больше не будешь отнимать жизнь.

Я не выдержала, рассмеялась ему в лицо.

— О да. Сейчас я выхожу из замка, попадаю в лапы к твоим братьям… Да они не дадут мне даже веточку вырастить, — ага, учитывая, что я до сих пор понятия не имею, как это у меня получилось.

— Нет, если мы выйдем вместе, — возразил юноша.

Я улыбнулась.

— Александр… мы с вами разные. Ты и я. Я и твои… братья. Как день и ночь. Ваша вера застит вам глаза, не даёт увидеть во мне человека. Кто я такая, чтобы бороться с вашими убеждениями? У меня есть свои. Если бы вы просто оставили меня в покое!

— А ты бы потихоньку уничтожила весь мир, — отозвался юноша.

Я вздрогнула.

Как он узнал, что я об этом думала. Не всерьёз, но…

Не всерьёз?

— Вера не может застить глаза, — печально произнёс Александр. — Она их открывает. Посмотри на себя, Алисия. Ты боишься. Ты одинока, ты в клетке, но это ты себя в неё загнала. Ты жалуешься, что с тобой плохо обращались? Девочка, ты принцесса, ты всегда прекрасно жила, ты не знала… бедности, например. Ты хоть представляешь, каково приходится беднякам, юным попрошайкам на паперти? Ты видишь только себя, жалеешь только себя. И лжёшь сама себе, что печально.

— Угу, — я отбросила виноград. — Давайте, убейте меня за это.

— Никто бы тебя не убил, — вздохнул Александр. — Мы бы обязательно поняли, кто ты. Тебе бы только на пользу пошла жизнь в монастыре, очищение… Мы бы смогли тебе помочь.

— Ага. Запрёте в монастыре. Ещё лучше, — хихикнула я. — Чудно. Мечта моей жизни.

— А это? — юноша обвёл руками комнату. — Мечта твоей жизни?

Я прикусила губу. И выдавила:

— Всё равно я вас всех ненавижу. Вы убьёте меня, дай вам только шанс. Ты и сейчас ищешь повод, чтобы меня убить, святоша. Прекрасно, узнал, что я человек — ничего, через минуту объявишь ведьмой. Только способ «очищения» изменится.

— По вере вашей да будет вам, — процитировал юноша, опустив взгляд и скрестив пальцы — поза до боли напомнившая молитвенную.

Я фыркнула и ушла заниматься свитками.

Конечно, я ни на мгновение этому святоше не поверила. Это не его грызли цепи-змеи, не о нём травили байки по всей стране и за её пределами, и не его родной отец отправил на смерть. И вообще, с чего он взял, что может меня понять? Как он вообще посмел так думать?! Он, святоша, со своим сверкающим мечом — меня? «Почему ты убива-а-аешь?» Да я бы всё на свете отдала за возможность родиться, как все, чтобы отец и мать были живы, счастливы, и…

Свиток полетел на стол. Я с силой тряхнула связку кисточек, нашла более-менее чистую и принялась вырисовывать пентаграмму.

И я бы сейчас была замужем за каким-нибудь принцем-лордиком, строила глазки его вассалам и ругалась с фрейлинами. Просто передел моих мечтаний. Уж лучше как есть…

Затейливые значки-символы вспыхнули, пентаграмма потекла, превращаясь в сплошной свет — ярко-алый, волнующий, волшебный…

Лучше?! Я чуть не убила единственного друга и не потому, что плохо старалась! Я безвылазно «живу» в мрачном замке, меня окружают духи, с которыми, естественно, не поговоришь. И я вынуждена беседовать с каким-то монахом, лишь бы скрасить одиночество.

Вот уж правда — предел мечтаний!

Я прикусила губу, сосредоточилась… И только в последний момент сообразила, что перепутала свитки и вместо призыва творю бог знает что — чуть ли не портал на ту сторону, или, как святоши предпочитают говорить — ад.

Торопливые мазки кистью, чтобы хоть защиту поставить, если уж зачеркнуть этот волшебный бред не получается, не помогли. Я упала на колени, а потом и вовсе стукнулась лбом о пол. И, задыхаясь, успела заметить, как из алого портала на свет рвётся нечто громадное, гротескно-уродливое. И, одновременно, яркий свет меча святоши вздымается, слепя глаза, ужасая…

Возмущённое, причудливо смешанное со страхом: «Ты сдурела?» было первым, что я услышала, когда очнулась. В воздухе снова разносился аромат роз и, кажется, яблок. Да, прелых яблок.

— Весьма оригинальный способ выразить свой протест, принцесса — вызвать демона. Благодари Бога — или в кого ты там веришь, — что я оказался рядом.

Я открыла глаза, осмотрела свой зацветший и плодоносящий яблоками (почему яблоками?!) кабинет и с удовольствием потеряла сознание, успев прошептать:

— Да что б ты сдох! Совсем.

Реплики святоши дожидаться смысла не было. Наверняка очередное проклятье в мою сторону. Таких, как я им, наверное, Господь проклинать не запрещает…

Проснулась я, как ни странно, у себя в кровати, слабая, как котёнок, и с жутко саднящим горлом.

Рядом, прислонившись лбом к столбику балдахина, сидел Александр и вроде бы спал. Меня поразило, каким бледным он кажется в неверном утреннем свете.

— Свя-а-а-тоша, — хриплым голосом прокаркала я, устав на него любоваться.

Юноша вздрогнул, поднял голову. И выдохнул:

— Наконец-то.

Я попыталась закутаться в одеяло, но сил даже на это не хватило. Неожиданно помог Александр. Ещё и подушку подоткнул.

— Ты не приходила в себя неделю, — неизвестно зачем сообщил он.

Я хмыкнула:

— И ты ещё здесь? Не сбежал к своим братьям?

— А по-твоему я должен был оставить тебя в таком состоянии?

Я вскинула брови. Ах, ну да, ну да. Сама мораль и благородство.

— Ну, спасибо.

— Пожалуйста, — буркнул он и поставил на столик рядом с кроватью дымящийся кубок. — Вот, выпей.

И направился к двери.

— Иди сюда.

Александр замер. Медленно обернулся.

— Что тебе?

— Ложись, — я взглядом указала на подушку рядом с собой. — Ты с ног валишься.

— Алисия, — медленно начал он.

— Давай. Ты же хочешь, — улыбнулась я, сама ничего не понимая.

Но когда он оказался рядом, и я смогла до него дотронуться, стало вдруг хорошо-хорошо. В три, нет, в десять раз уютней. И тёплое и живое рядом, под рукой. Сильное. А я же так устала…

— Алисия, — тихо произнёс Александр. — Ты сосёшь из меня жизнь. Ты знаешь?

Я придвинулась к нему почти вплотную. Потёрлась носом о его плечо.

— Пра-а-авда?

Он медленно повернулся. Мгновение я смотрела в его глубокие и тёмные сейчас, необычайно тёмные глаза и чувствовала нечто сродни радостного предвкушения и одновременно страха.

А потом он потянулся и, сжав мои плечи, впился в губы.

Когда-то, не так, в сущности, давно, он также целовал меня у окна, вжимая в стену. Хм, также? Да нет, тогда прижимались только губы. Сейчас всё было по-настоящему. И огонёк, тот опасный огонёк горел в нём ярко. А я, кажется, впервые в жизни его не боялась.

Жизнь. Да, наверное, так это называется. Я пила её, а он предлагал. Сам. Жизнь. Тепло. Свет. Я жаждала это. Жаждала почувствовать, всецело и полностью завладеть, я мечтала об этом… сама не понимая, я мечтала. О, как же сильно я этого хотела!

Первый поцелуй плавно перетёк во второй, третий… Я сбилась со счёта и тонула, задыхаясь от наслаждения. А потом, на мгновение отстранившись, смотря в его глаза, абсолютно безумные, выдохнула:

— И в кого же ты сейчас веришь, мой мальчик?

Он отпрянул. Огонёк взметнулся в последний раз… и погас.

Я ахнула, когда он сжал моё запястье.

— Какая же ты тварь! — прошипел он. — Красивая, испорченная девчонка.

Я смеялась, когда он, пошатываясь, медленно шёл прочь. Смеялась, когда дверь за ним закрылась.

Смеялась, пока не заснула.

Живое тянется к свету, так уж оно устроено. Я была жива, а святоша — вдруг? как так получилось? — стал светом. Он не был опасным, перестал почему-то. Заклинание, которым я его связала, больше не действовала, но я как-то знала, что он не причинит мне вреда. Нет, я не была так глупа, чтобы довериться ему, но он был живым — единственное, что я не могла получить магией.

Александр сказал, что я вытягиваю из него жизнь. Верю — на следующее утро я проснулась на удивление свежей и сильной. А вот монах был вялым и не желал со мной разговаривать. Я приставила к нему духов и скрепя сердце ушла заниматься свитками.

Наверное, примерно то же чувствуют суккубы, если они действительно существуют. Эти демоны, по слухам высасывающие жизнь из своих любовников, весьма и весьма жадны. И без подпитки их «ломает» — исчезает красота, энергия, сила.

В который раз переписывая перевод, я мечтала коснуться Александра хоть разок. Ещё. Прильнуть к свету, к теплу. Это совершенно не было похоже на любовное забытьё, которое я когда-то испытывала к Раулю. Может, лучше назвать это страстью? Меня не волновало, что сам монах при этом почувствует. Я хотела, и требовалось громадное волевое усилие, чтобы удержаться и не поддаться искушению.

Позже, через несколько дней, стало легче. Я по-прежнему жаждала этого надоедливого святошу, но уже не так всепоглощающе. Покопавшись в записях, я пришла к выводу, что потратив энергию на чудеса вроде бесполезных яблонь в моём кабинете, я бессознательно тянула её у единственного живого существа рядом.

Не любовь. Совсем. Но…

Кажется, всё понимая, святоша перестал выходить из своих комнат. Так мы и прятались — каждый по своим углам. До примечательного весеннего дня, когда моя защита вдруг лопнула.

Это снова было похоже на визг, но теперь практически человеческий, страшный. Не зная монахов, я могла бы подумать, что они принесли ради этого кого-нибудь в жертву.

Я спокойно вызвала духов. Не спеша, прошла к «смотровому окну» — единственному на этаже не напоминающему бойницу.

Как обычно, всё как обычно, ничего нового. Тут снова и вспышки яркого, ослепляющего света. Снова какие-то фигуры — опять наверняка кресты. Снова, снова, снова… Можно даже не смотреть, всё и так понятно.

Я обернулась, собираясь уйти. И тихо ахнула, когда в грудь по самую рукоять вошёл кинжал — наверняка серебряный и освещённый — ожгло, как огнём.

Духи, конечно, тут же ринулись на моего «обидчика», пока я, задыхаясь, падала на колени и, прислонившись к стене, шарила руками по полу в тщетной попытке найти хоть что-то пишущее — начертить пентаграмму, да хоть бы и просто руны. «Раз уж моя кровь пролилась, глупо её не использовать», — билась в голове мысль.

Потом в пределе видимости возник расплывчатый силуэт, развалившийся почему-то надвое, а потом и натрое.

Наверное, кто-то из святош пробился в замок. И сейчас этот кто-то, невыносимо сверкая, приближался ко мне.

— Будь ты проклят, — пожелала я, теряя сознание от боли.

Меч сверкнул прямо перед глазами — тоже с какими-то рунами. Ха, а ещё освящённый, а тоже с рунами…

Но удара не последовало.

Я не смогла удержаться — хрипло засмеялась, поняв, кто меня заслоняет от монаха… монахов?

По вере дано будет, да? Во что же ты, в конце концов, веришь, святоша? Что твои «братья» послушаются и резко переубедятся?

Ты дурак.

Я ожидала, что очнусь в каком-нибудь церковном каземате. А, да что там — я вообще не ожидала, что очнусь.

Но очнулась. И, конечно, рядом был труп — куда ж без этого. Правда, только один.

Александр лежал, глядя пустыми, стеклянными глазами в потолок — наверное, наблюдал Небо и прекрасных ангелов. Ни крови, ни раны видно не было — неужели его убили магией? Монахи убивают своих же магией?

В пору смеяться.

Я стиснула зубы и из последних сил подползла ближе. Стоящий рядом на коленях в молитвенной позе (заупокойную, что ли, читает?) святоша не шевельнулся. По его лицу катились слёзы. Лицемер.

Второй возвышался неподалёку и вроде бы тоже молился — губы быстро двигались. Но этот хотя бы не рыдал.

Я схватила Александра за руку — ещё тёплая. Как будто ещё живая.

Дурак, дурак, дурак! Я же говорила… Нужно выбирать, на какой ты стороне, святоша. На моей — смерть.

Из глаз сами собой хлынули слёзы. Со всей силы сжав ладонь Александра, я глухо, отчаянно застонала, заставив монахов вздрогнуть.

Ты мог достаться мне! Весь, полностью — я же хотела! Как ты посмел… У тебя не было права умирать! Смерть — это необратимо, это навсегда, так как ты мог?!

Что-то делали монахи, я вроде бы снова уловила невыносимое сияние их магии. Но мне было совершенно не до этого. Я разрывалась между обидой, ненавистью и яростью — странные чувства для провода на тот свет, да?

Потом опять был яркий свет, невыносимый настолько, что, казалось, выжигает мне глаза. Я очень бы хотела проваливаться в забытьё, но почему-то не могла.

Потому что это был мой свет. Моя рука, сжимающая ладонь юноши, сияла. Мой свет. Мой.

Осознание ошеломило.

Я задыхалась, и кричала, и билась, но не могла это остановить.

А потом Александр вздрогнул, закашлялся. Взгляд стал осмысленным, испуганно-изумлённым. Встретился с моим…

Я в последний раз вздохнула и отпустила его руку.

Часть 3. Тьма

Темнота разбилась на осколки. Снова. И снова.

Я судорожно вдохнула и закашлялась. Что-то мягкое, податливое, прижимавшееся к моим губам, исчезло.

А ещё через вечность боли и судорожной борьбы за каждый вздох я расслышала:

— Ага! Я знал, что поцелуй сработает! Мощная штука. Алиска? Алис, ты там как? Эй!

Надрываясь от кашля, я прохрипела:

— Арман?

Перед глазами всё ещё расплывалось.

— Ага!

Но довольную улыбку драконыша я могла представить и так.

— Алиска-а-а! Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть!

И меня, дрожащую и хрипящую, заключили в крепкие драконьи объятья.

От Армана приятно пахло чем-то свежим и острым, напомнившим мне пряные травы на лугу.

— Алиска!

Я ещё пару раз кашлянула. И вдруг с омерзением осознала, что вся в пыли.

От моего визга дракон вздрогнул и, чуть отстранившись, уставился на меня во все глаза. Но мне было совершенно не до этого. О, когда у тебя с волос свисает паутина, а всё лицо покрывает жирный слой пыли, не до чего больше дел не остаётся.

— Что это?! — ахнула я, оглядывая своё платье. Истлевшее, в дырах, потерявшее цвет и… мерзко пахнущее! — Откуда… откуда тут всё это?!

Арман отстранился окончательно — даже мою руку выпустил.

— М-м-м, Алис, видишь ли…

Мои пальцы тем временем нащупали что-то острое, твёрдое и, конечно, тоже пыльное.

Кинжал. Сейчас лезвие кое-где покрывал налёт ржавчины, но я могла с уверенностью сказать, что когда-то на нём была кровь.

Моя кровь.

Я машинально схватилась за грудь.

Но я дышу. И крови нет.

Как?!

— Алис, понимаешь…

— Где Александр? — перебила я.

— Кто? — не понял дракон.

— Ну, монах, рыцарь, как его там… ордена какого-то. Он… — я запнулась на «должен был лежать тут».

Пыль покрывала весь пол густым слоем. И следа от другого тела на нём уже не осталось.

Александр совершенно точно ожил, прежде чем я умерл… потеряла сознание.

И бросил меня.

— Здесь никого больше нет, — подтвердил мою догадку Арман. — Но, Алис, понимаешь…

— Откуда тут столько пыли? — пробормотала я, слушая его разве что в пол-уха.

— Алис, мы все думали, что ты мертва, — повысил голос Арман. — Монахи, конечно, сомневались. Но пошёл слух, что ты… что тебя убили. А я решил, ты просто заснула, и я разбужу тебя, как Спящую красавицу. Ну, помнишь, из баллады. О, и ты стала ещё краше с прошлого раза. Да.

Ага. В пыли и истлевшем платье. Просто красавица!

— Отлично, ну а пыль-то откуда? — не выдержала я. — И где все мои духи?!

От слов дракона: «Алис, ты только не пугайся» ёкнуло сердце.

Я уставилась на Армана, прекрасно понимая, что чтобы он ни сказал, мне это не понравится. Таким тоном хорошие вести не сообщают…

— Ты проспала пятнадцать лет.

— Чего?! — пискнула я. — Сколько?!

— Пятнадцать, — медленно повторил дракон. И я впервые заметила, что он изменился: раздался в плечах, черты стали острее, грудь — шире. Он больше не напоминал подростка — статный юноша, красивый даже.

Эм… если… пятнадцать… драконы стареют медленно, но я… мне, что, сейчас под тридцать?! Или даже больше?! И я умудрилась столько проспать?!

— Алис, ты почти не изменилась, — обнадёжил меня дракон. — Честно.

Я закусила губу, чувствуя, что ещё чуть-чуть и разревусь. Нет, ну как же это так, а? Как же…

— Алис, а можно я тебя к себе отнесу? — робко предложил дракон.

Я всхлипнула.

— Тебе у меня понравится, честно. Ты только не плачь, ладно?

— Твой отец тебя выпорет, если узнает, что ты ко мне прилетал, — прохрипела я.

Арман нервно хихикнул:

— Нет, это вряд ли. Я теперь взрослый дракон и живу отдельно. А к родителям залетаю, да. Но я тебя к себе приглашаю — у меня тут дом неподалёку, уютный, тебе понравится. Да.

Я поймала его взгляд. Всё, что он говорил, как-то не вязалось с моей действительностью. Какой дом, какой взрослый…

Арман опустил голову и тихо произнёс — почти шепнул:

— Ты только не прогоняй меня больше, ладно?

Я машинально кивнула. Голова кружилась, перед глазами плясали какие-то странные точки. Лицо Армана постоянно то расплывалось, то становилось странно чётким, то превращалось в драконью морду.

А ещё жутко чесалось всё тело, и я даже представлять боялась, как сейчас пахла. И в волосах ощутимо кто-то бегал. Кто-то маленький.

Боже…

А платье частично расползлось, стоило Арману поднять меня на руки. Я покраснела, но дракон благородно сделал вид, что ничего не заметил.

Сказал только:

— Поверь, Алис, когда я видел тебя прошлый раз, ты выглядела намного хуже.

Тогда на мне хоть платье было нормальное…

— Что это? — ахнула я, когда мы взлетели. Я привычно прижалась к шее Армана — он действительно вырос. И не только как человек. Дракон был теперь просто громадный. И очень красивый — точно покрытый алмазами, лучился на солнце — глазам смотреть больно. И гладкий, как змея — я волновалась, что свалюсь. Но Арман, кажется, освоил отцовскую магию — и я почти не чувствовала встречного ветра.

Арман посмотрел вниз, и у меня в голове раздалось: «Я полагал, что это ты вырастила. Нет? Не похоже на магию монахов».

Я захлебнулась ответом — заросли винограда и розы, сплошь покрывавшие мой замок и тот самый кусок бесплодной земли, на который я когда-то не могла налюбоваться, безусловно, были детищем отнюдь не монахов.

Но как это у меня получилось?!

У Армана оказался действительно красивый и уютный дом — всего два этажа, да чердак с подвалом. Сад рядом — точнее, буйно разросшиеся цветы и деревья, посаженные в абсолютно бестолковом порядке. Огромный луг перед домом — отличное место для приземления. Арман что-то говорил, рассказывал о том, как нашёл здесь полуразвалившуюся лачугу, как долго её ремонтировал и достраивал, но я почти не слушала. Больше всего на свете я желала горячей ванны и сменной одежды. Безумно.

Внутри тоже было весьма уютно. Не вычурная пышность дворца и вовсе не угрюмая обстановка родного замка Армана — наоборот, солнце, дерево и запах, отчего-то, мёда.

Слуг у Армана тоже не было — ничего удивительного, так же, как и у его родителей. Раньше мне самой не нравилась лишняя возня около моей персоны (и лишние уши с глазами), но сейчас это создавало определённые проблемы. Я ещё с трудом двигалась, но помощь Армана приняла только в приготовлении ванны. А вот раздеться и даже просто окунуться в пенистую, пахнущую лавандой воду было сродни пытки. К тому же вода мгновенно почернела. И да, в моих волосах обнаружились насекомые. Я чуть сознание не потеряла от ужаса, когда это поняла.

Отвыкла я без духов. Совсем…

В купальне было зеркало — роскошь. Большое, в полный рост. В третий раз сменив воду и наконец-то — о, небо! — почувствовав себя чистой, я получила возможность осмотреть себя с ног до головы.

Арман говорил, прошло пятнадцать лет. И я знала, как должна выглядеть женщина в моём возрасте. У неё появляются морщинки, «плывёт» фигура, тускнеют, а то и седеют волосы… На меня же из зеркала смотрела молоденькая девочка, тоненькая и стройная, как берёзка. Гладкая кожа казалась жемчужной, а волосы, потемневшие от воды и ниспадающие крупными локонами ниже пояса, ничуть не казались тусклыми.

Больше шестнадцати, глядя в зеркало, я бы сама себе не дала. И чувствовало примерно на столько же.

Может, Арман ошибся?

Но почему тогда он изменился? Почему так зарос мой замок, в конце концов? Благодаря какому заклинанию истлело платье?

И как я умудрилась выжить там — одна, без еды, воды и…

Чёрт, как же я есть хочу!

Арман как раз выкладывал на стол нечто подгоревшее и со всех боков чёрное, когда я, завёрнутая в простыню, влетела на кухню.

— Я пытался утку приготовить, но она не получилась, — начал оправдываться дракон, когда я схватилась за обугленный край чёрного нечто и с наслаждением впилась в жёсткое мясо. — Эй, ты, может, подождёшь, а? Бог, говорят, троицу, любит, третья у меня точно должна получиться. Должна же она хоть когда-то получиться, ну?

Я, жуя, осмотрела стол, увидела ещё одно подгоревшее нечто и внутренне возликовала.

— Мда, Алис, — пробормотал Арман. — Дай, я тебе хоть воды налью. И, это, жуй помедленнее, а то мне на тебя смотреть страшно.

— А фы не смоффи, — откликнулась я. — И фооффе, я фофолофалась.

Дракон хмыкнул и поставил передо мной кувшин с водой.

— Ты почти не изменилась, — удивлённо произнёс он, разглядывая меня с головы до ног. — Это невероятно.

Я отсалютовала ему утиным крылом.

— Даже похорошела, — продолжал Арман. — Изумительно… Я тоже так хочу.

Я подавилась и закашлялась. Как — так? Пролежать, как дура, целых пятнадцать лет моей и так, скорее всего, весьма недолгой человеческой жизни?

— Ладно, — встрепенулся Арман. — Алис, я, собственно, хотел тебе предложить… Раз уж ты проснулась… И вообще…

Я покосилась на него.

Угу. Дай, угадаю — мы летим за…

— Понимаешь, я дракон, а у меня пустая сокровищница. И вот я подумал, а почему бы не начать собирать редкие манускрипты и артефакты? Раз уж у меня есть ты, и ты поможешь с ними разобраться…

Я сглотнула. Начинается…

Арман улыбнулся, разом став похожим на пятнадцатилетнего мальчишку.

— Во-о-от… Ты же слышала о Великих Гробницах?

Или о курганах Готтавард. О да, я слышала. Там такие, как я — с мозгами набекрень — практиковали некогда чёрную магию и жертвоприношения.

— Ну как? — улыбка дракона стала шире. И довольней — оценил, похоже, реакцию.

Я осушила кувшин и повернулась к Арману:

— А это… обязательно?

— Нет, ну, ты можешь остаться, — протянул дракон. — Я сам слетаю. Но если меня там убьют, или я вдруг пропаду — это будет на твоей совести.

— Шантажист, — буркнула я.

— Так ты согласна? — просиял Арман.

Я грустно глянула на объедки утки.

— Куда я денусь?

Одежда Армана оказалась для меня слишком большой в плечах и поясе, узкой в груди и бёдрах. Я ушивала её всю ночь — Арман вероломно лёг спать, пару раз печальным тоном предложив мне помощь.

Я спать не хотела. Видимо, пятнадцати лет мне хватило. Забавно, но к утру я даже чувствовала себя хорошо, намного лучше, чем раньше. После второй кое-как набранной ванны и попытки размяться тело наконец-то унялось. Да, где-то всё ещё тянуло, где-то немело, но это было терпимо. По крайней мере, можно было постоянно не морщиться.

Волосы тоже удалось привести в божеский вид, когда я, наконец, смогла распутать колтуны. Кое-где свалявшаяся комками (об этом я во время мытья не подумала) пыль забилась в пряди, создавая такие коконы, что хоть выстригай. Пару раз я даже хотела плюнуть на всё и обрезать волосы «под мальчика». Но, чёрт возьми, так ходят только совсем уж парии. Или — иногда — шлюхи. А я — принцесса.

И, по-королевски упрямо, сжав зубы, чесала… Результат оказался вполне неплох — думаю, меня вообще сложно испортить. Александр, вон, восхищался, даже когда я была совсем… того.

Александр… Я поскорее прогнала мысль о нём. Он жив и он меня оставил. Зачем его вспоминать? У нас нет ничего общего. И пусть меня до сих пор бросает в жар, когда я представляю его, как в моих снах — почти обнажённого, соблазнительно раскинувшегося на кровати. Всё это лишь моё воображение и ничего больше.

А он за пятнадцать лет и думать про меня наверняка забыл.

Вылетели мы с Арманом на рассвете. Было ранее-ранее утро, солнце только взошло, и я с удовольствием вдыхала прохладный, пахнущий свежестью и чуть-чуть — лесом, воздух. Мир казался приятнее, чем… хм… пятнадцать лет назад. Солнце светило веселее, роса мерцала богаче, листва радовала глаз зеленью. Как же давно я не видела этого, не чувствовала настоящей свободы, настоящего полёта!

Арман, точно почувствовав моё настроение, заломил лихой вираж и я, прилипнув к его шее, рассмеялась — в унисон с драконом.

После затворничества в мрачном замке, после сна и одиночества всё вокруг казалось ярким и праздничным. Новым, только что родившимся — прямо, как я.

В трактире, где мы остановились на ночь, никто от меня не шарахался. О, наоборот, ко мне тянулись все — все мужского пола. А меня больше почему-то не бросало в дрожь от шального огонька в их глазах.

Арман сидел рядом со мной, как сыч, и возмущённо сопел. Всё это «отребье», по его мнению, не достойно было даже приближаться к нам. Ко мне. Не то что отпускать сальные шуточки.

Впрочем, «отребье» быстро стало чуть ли не роднёй — после третьей кружки пива и беседы. Забавно всё-таки мужское мышление — стоит сблизиться на расстояние стола с бутылкой посередине и девочкой на коленях (или в углу — в моём случае), и они уже брататься готовы.

Той ночью я отлично выспалась. И никакие пьяные песни из общего зала или похрапывание Армана не мешали.

Храпел дракон, кстати, фальшиво. Но я благородно промолчала и сделала вид, что не заметила.

Так, спустя, кажется, неделю, мы долетели до гробниц. Серая, густая, как тень, аура колдовства — я её чувствовала ещё на подлёте. Склизкая, мерзкая, грязная, как болотная тина. Хм, и почему мне раньше нравилась чёрная магия? Решительно ничего общего между мной и ей нет.

Арман мягко скользил над курганами, высматривая характерный валун, закрывающий вход. Внизу шумел вереск и садилось солнце, окрашивая степь в алый цвет. Какой антураж… Не то, что я — замок, как клык, посреди пустого места. Фу!

Чем-то всё это напоминало полёт в Мрачный лес к чокнутой некромантше. Я снова предвкушала побегушки с мертвецами, но курганы, как ни странно, встретили нас молчанием. И пустотой. В темноте, еле видная даже при свете факела, вилась среди пыли тропинка. Вниз, вниз, вниз. По крутой лестнице, на которой дракону пришлось меня держать — я постоянно спотыкалась. По анфиладе залов с резными колоннами, сейчас заплывшими и кое-где разрушенными. А вот саркофагов не было. Совсем.

Когда мы прошли, наверное, с милю, стало понятно, почему.

Великие Гробницы представляли собой лабиринт. И мы только-только дошли до его входа.

Ненавижу лабиринты. Вот, с тех пор.

Мы решили разделиться. Я смутно помнила схему гробниц (да, оказывается, алая клякса в книге была ею), и выходов из них насчитывалось около десятка. И бесчисленное множество тупиков. Так что да, согласна, разделиться было глупой идеей.

Мы условились с Арманом встретиться всё у того же камня-входа. Да, и если Арман первым выберется (в чём он не сомневался), дракона в небе я вряд ли смогу не заметить. Так что я поделилась амулетами, и мы пошли — каждый своей дорогой.

Моя была до странности спокойной. Периодически с той стороны, куда отправился Арман, что-то бухало, пол вздрагивал, стены отсвечивали… А я шла, как на прогулке по саду. Даже несправедливо как-то.

А потом, когда ярусы, ярусы, ярусы — у-у-уф, как они мне надоели — стали спускаться всё ниже, воздух почему-то сделался хуже — застывший, точно стекло. Дышалось с трудом, приходилось буквально заставлять себя сделать каждый шаг. Я прокляла всё — себя за глупость, Армана — за авантюризм и драконью жадность, создателей этого чёртового Лабиринта — просто так. И вот тогда меня испугала тень.

Она появилась… не скажу, когда. Я была занята попытками идти дальше, но, увидев на стене этакую чернильную каракатицу, даже побежала.

Что бы кто ни думал, я не воин и если что и могу сделать — так это духа вовремя призвать, да амулетом в глаз засветить. Но бегаю быстро. Тем и спасаюсь.

На этот раз я сдуру побежала на саму тень.

И упёрлась в очередной тупик — где, спелёнатый какими-то змеями (или растениями?) извивался мужчина. Рассмотреть как следует я его не могла, да и не сильно хотела. Ничем, кроме морока, это быть не могло, и я на такие вещи не куплюсь.

И вот я тихонько пячусь назад, шажок за шажком, и тут мужчина, зарычав от натуги, поворачивается ко мне…

Глаза у него были человеческие. Глаза — то, что не подделаешь. Настоящие, зеркало души. Серьёзно. Нежить всегда по глазам узнаёшь. Так вот, этот был человеком. Определённо.

И судя по взгляду, считал нежитью меня.

Я замерла.

Можно идти дальше и забыть обо всё к чёртовой матери. К тому же, хорошо бы вспомнить, что если этот хмырь узнает, кто я такая, он всадит мне клинок в спину и не задумается. Вон, у него крестик болтается. Кто его знает, может, тоже монах? Не, точно всадит, даже думать нечего. А я после последнего клинка никак не оправлюсь.

Во-о-от, пойду-ка я… В самом деле, что ещё за глупости? Я его даже не знаю. Сам попался, вот пусть сам и…

Мужчина отвернулся, я сделала широкий шаг назад.

«По вере вашей…»

Я вздрогнула. Процитированные когда-то Александром слова вдруг всплыли в памяти. У них было другое значение, да, но трактуя шире: «я не помогу — мне не помогут; я помогу…»

«Зачем ты убиваешь? Ты жалеешь только себя…»

Святоша, чёрт тебя возьми! Твоя эта… вера — заразно, похоже!

Всё ещё сомневаясь, я шагнула к извивающемуся пленнику. И, плохо представляя, что надо делать, скорее по наитию дотронулась до «змей». Слабо зашипев, они послушно растворились в воздухе. Мужчина упал на пол, но тут же извернулся, достал откуда-то клинок и кинулся на меня.

Ну? Что я говорила?

Помните, я быстро бегаю. Ну вот — под крики: «Нежить! Изыди!» я бегаю ещё быстрее. Не знаю, как драться, но орать мужчина был точно горазд: я оценила ещё с первых «аккордов». И моментально нашла выход из тупика, а потом, визжа — «подпевая» — бросилась дальше.

Чёрт, вот же повезло нарваться на сумасшедшего!

Где-то на третьем тупике мужчина меня догнал. Очевидно, он бегал ещё быстрее — особенно, когда догадался перестать орать. Вереща от ужаса, я упала, покатилась по каменному полу, потом этот чокнутый оказался сверху и меч предсказуемо упёрся мне в горло.

— Нежить! Говори, как отсюда выбраться!

Не… Ха! А я знаю?!

— Говори! — проревел мужчина, протыкая мне кожу кончиком клинка.

Я сжалась.

— Не знаю!

— Врёшь! — рявкнул чокнутый. И вдруг уставился мне в глаза. Нахмурился. Взгляд стал пристальнее…

В следующую минуту меня ухватили за волосы и потянули к полоске света от брошенного на пол факела.

Я собиралась извернуться и укусить его, когда мужчина, выпучив глаза и вскинув меч, заорал:

— Ведьма! Это ты! Ты убила моего брата!

А-а-а, да он вообще с катушек съехал!

Я впилась в его руку, мужчина вскрикнул, меч со свистом пронёсся мимо, а я, извернувшись и оставив в пятерне незнакомца по крайней мере прядь, рванула прочь.

— Ведьма! — орал опомнившийся чокнутый! — Не уйдёшь! Я тебе отомщу!

«Да ты уже определись: я ведьма или нежить», — задыхаясь, думала я, выныривая из очередного тупика.

Пару раз мимо проносились кинжалы и ещё какие-то свистящие штуковины. Меня трясло: я очень чётко понимала, что остановись хоть на минутку, и этот чудик меня догонит, а я не успею даже духа призвать. И почему не додумалась сделать это раньше? Да, меня после заброшенного замка воротит от призывов, но это всяко лучше, чем бежать сейчас от какого-то буйного!

Развилки и повороты мелькали, кажется, со скоростью мысли. Я задыхалась, позади топал словно ничуть не уставший мужчина, потрясая мечом и периодически выкрикивая, как именно он мне будет мстить.

И тут, в самый интересный момент — когда я, споткнувшись о как-то валун, предательски лежащий посреди дороги, полетела на землю, а чокнутый позади радостно взревел — на дорогу вывалился Арман.

А за ним — объятый пламенем паук. Причём, судя по предвкушающему виду жвал и издаваемым ими победным звукам, огонь пауку не мешал нисколько.

Арман врезался в меня, я — в стену, паук радостно встал на дыбы… И на него сзади обрушился этот… с мечом.

Следующие минут пять мы с Арманом поражённо наблюдали, как мужчина гоняет огненного паука по пещере и в конце эффектно разрубает практически пополам, предварительно обезножив.

— Это кто? — выдохнул Арман, не сводя взгляда с победно салютующего мечом мужчины.

— Не знаю, — откликнулась я, — но до этого он гнался за мной.

— Чёрт, — выругался дракон, — тогда валим отсюда!

Легко сказать: я встать не могла. Лодыжка болела и, кажется, уже опухала.

Арман, поняв, что далеко он со мной на руках не убежит, заступил заметившему меня мужчине дорогу.

Шаг влево — и Арман влево. Вправо — и дракон вправо.

— Отойди, мальчишка, — прошипел, наконец, чокнутый. — Сейчас я эту ведьму убью!

Арман опустил пафосное: «Я её друг» и «Сначала убей меня», здраво спросив:

— За что?

Мужчина снова ткнулся влево, и дракон снова заступил ему дорогу.

— Из-за неё погиб мой брат!

Арман покосился на меня.

— Алис, ты убивала его брата?

Я растерянно пожала плечами. Да мало ли кого я убивала!

— Вот видите, — с сомнением произнёс Арман. — Она не знает. Так что…

— Сейчас я её просвещу! — зарычал мужчина, снова кинувшись ко мне.

Не превращаясь в дракона, Арман вхолостую дохнул пламенем. Мужчина замер.

— А, может, мы сначала отсюда выберемся, а потом вы решите, кто кого убил? — спокойно предложил Арман.

Я с энтузиазмом закивала. Да-да, давайте выберемся, а потом только ты меня и видел, воин чокнутый!

— Ну уж нет! — словно прочитав мои мысли, проорал мужчина, занося надо мной меч.

Я зажмурилась, что-то вскрикнул дракон… а потом я оказалась в воздухе.

— Тиш-ш-ше, — прошипел Арман, осторожно прижимая меня к себе. Мы пролетели, кажется, по спирали, куда-то вверх — благо потолки тут удобные — и, сливаясь с тенями, скользнули в противоположный проход от того, который выбрал кинувшийся меня искать мужчина.

— Как это ты… так, — ахнула я, глядя на Армана. У него за спиной совершенно точно хлопали крылья… а в остальном — человек, от головы до кончиков пальцев.

— Частичное превращение, — хихикнул Арман. — Видала, как я теперь умею?.. Алис, давай-ка выход вместе искать. А то я с этим сумасшедшим тебя один на один оставлять не хочу. Что он на тебя взъелся? Ты, правда, кого-то…

— Если и да, я этого не помню, — буркнула я, умолчав, что в бытность свою в замке посреди заколдованной пустоши уложила кучу народа, совершенно не зная их в лицо.

— Ладно, — пожал плечами Арман, показывая, что разговор окончен.

Лодыжка распухла и болела. Я несколько раз стучала по ней, пытаясь вправить. Но моя лодыжка-то знала, что я не лекарь, и болела только сильнее. Арману пришлось пару раз подставить мне плечо, когда впереди попадалась лестница.

Превратиться полностью дракон не мог — развернуться было бы негде. Зато периодически у него отрастали крылья, когти и клыки. Впечатляло. Арман только смеялся и помогал мне ковылять дальше.

— Забавно, без тебя меня просто донимали всякие монстры, — рассказывал дракон. — Алис, ты ничего не делаешь? Ты не делай, с ними было весело.

Я клялась, что я тут ни при чём, дракон вздыхал, и мы шли дальше, наугад выбирая повороты, пока не появился Звук. Именно с большой буквы. До этого тоже что-то гремело, пару раз даже пол дрожал — ну мало ли что в проклятом лабиринте может твориться. Арман, вон, всякие ужасы рассказал, я бы от таких даже не убежала.

А это был Звук — громкий, точно барабаны играли в унисон с расстроенной скрипкой. А какое-то время спустя остались только барабаны, но легче не стало.

— А пошли посмотрим, — воодушевился дракон. — Да чего ты, Алиска, трусишь! Пошли, интересно же.

Мне не было интересно, вот честно. Я бы лучше оказалась подальше от этих ударных. Но Арман твёрдо вознамерился побыть зрителем, а оставаться одной в тёмной пещере да ещё и с вывихнутой лодыжкой я очень не хотела.

Правда, Арману пришлось взять меня на руки — на всякий случай, вдруг бежать быстро придётся? Так хоть я тормозить не буду.

И очень хорошо, что он это сделал — только мы чуть-чуть приблизились к Звуку, как по коридорам внизу поползло, заструилось побежало… в общем, всё о чём Арман рассказывал. Наверх оно, слава богу, не смотрело. Зато вниз смотрела я, и меня подташнивало от этого… этого мерзкого, ужасного, безобразного… у-у-у!

— Куда это они? — выдохнул Арман мне в ухо.

Я непонимающе покачала головой.

— Арман, давай улетим.

— Да не дрейфь, Алиска, — хмыкнул дракон, даже облизнувшийся в предвкушении.

Звук стал оглушительным… и вдруг смолк. А мы очутились в центре лабиринта.

— А-а-а, да вот же они, манускрипты! — пропыхтел Арман, зависая у стены и сливаясь с тенью. — Вот, смотри, у жертвенника!

А я смотрела на жертвенник, к которому как раз привязывали очень знакомую, отчаянно извивающуюся фигуру. Там, у лент-змей в тупике он также дёргался, этот чокнутый.

— О, а вот и наш знакомый, — хмыкнул Арман. — Алис, ты же на него не сильно обиделась? Спасём его?

Лично я была за то, чтобы посмотреть, как он помучается. Просто, чтобы не оказаться на его месте, потому что призрачная фигура у жертвенника с воздетыми костлявыми руками меня не вдохновляла ну совершенно.

— Арман, давай просто улетим, а?

— Алис, ты чего? — изумился дракон. — Если мы улетим, он точно умрёт. И нам потом с этим жить! Подумай, как он будет сниться тебе по ночам… до самой смерти!

— Пусть присоединится к армии таких же, я не против, — фыркнула я, видевшая во сне из своих жертв разве что Рауля да отца пару раз.

— Алис, ты не серьёзно, да? — шепнул Арман, заглядывая мне в глаза.

Я опустила голову.

— Ла-а-адно, — протянул дракон, что-то всё-таки найдя в моём взгляде. — Тогда я тебя вот здесь поставлю. Вот, удобная выемка. Спустись, если хочешь, и иди. У входа встретимся, как и договаривались.

И поставил — я слово сказать не успела!

Идея тащиться обратно мне и раньше не нравилась. Идея оставлять друга этим призрачным — тем более.

Я поморщилась и поискала глазами что-нибудь пишущее. Угля и мела не нашлось, но один из странных серо-розовых камней, валяющихся под ногами, оставлял еле видную, но чёткую линию.

Я рисовала и ждала, что Арман передумает. А внизу тем временем разворачивалось самое интересное. Куда там моим жалким попыткам принести в жертву Александра! Я бы в жизни не додумалась совершить такие кульбиты руками, которые выделывала дымчатая костлявая фигура. А уж про внимательных и благодарных зрителей вообще молчу.

И вот, когда жертвенник засиял бледным голубым светом, чокнутый на нём выгнулся в путах то ли от боли, то ли пытаясь освободиться, дымчатая фигура запрокинула пустой капюшон, зрители ахнули… С потолка спустился Арман.

Маленькая фигурка спокойно спланировала чуть левее жертвенника, победно огляделась и стала превращаться. Ещё мгновение и вместо юноши громадный дракон, развернув насколько возможно крылья, величаво поднял голову и окатил дымчатые фигуры огнём.

Зрители в ответ радостно взревели. И кинулись на дракона.

Я, стиснув пальцами камешек, зашептала слова призыва.

Дракон, рыча, снова окатил толпу внизу бесполезным огнём и попытался взлететь, но зал для него был слишком маленьким. Поэтому он мог только трясти головой, вхолостую плеваться огнём и реветь от боли.

Схема на стене почему-то оставалась только схемой. Мой призыв ушёл в никуда.

Задыхаясь от паники, я призвала ещё раз. И ещё.

И, когда стало понятно, что ничерта у меня не выходит, а Арман там внизу мучается — Арман, мой друг! — я, помедлив, сделала единственно возможную и очень глупую вещь: прыгнула к нему вниз.

Понятия не имею, что я хотела этим сказать. Безоружная и без духов я там нафиг никому не была нужна. Но смотреть, как Арман страдает и ничего не делать, я просто не могла.

Упала я удачно — как раз рядом с жертвенником. Точнее, сначала Арману на крыло (по соседству с какой-то химерой, до этого на него запрыгнувшей), а потом, скатившись, к жертвеннику. Лодыжку жгло огнём, что делать, я не знала. Спокойный, как удав, тип в капюшоне, повернулся ко мне, когда я попыталась встать, шагнул-подплыл ближе…

Это было как… как нырнуть в холодную воду. Сначала странно и неприятно, а потом привыкаешь, и пока в лёгких есть воздух, не хочется выныривать — вода же обволакивает так мягко, намного нежнее, чем воздух.

Я выпрямилась, не чувствуя совершенно никакой боли. Глубоко вдохнула и распахнула руки, точно они были крыльями. Ощущение громадной силы, чуть ли не абсолютного могущества захлестнуло, закружило голову. Кажется, я смеялась. От радости. Мне было хорошо, так хорошо, как никогда в жизни.

И, если бы в это «хорошо» не ворвался крик дракона, я бы, может, никогда и не вынырнула.

Существа, по-прежнему осаждавшие Армана, старались вовсю. Только те, что оказались ближе ко мне, отпрянули.

Я снова глубоко вдохнула и, моргнув, приказала:

— Прочь!

Слово прогремело по пещере, и на миг настала тишина, прерываемая разве что тяжёлым дыханием Армана.

А потом они поползли-полетели-побежали, кто куда, сжались, скорчились у стен пещеры, и я видела их жадные глаза, таращащиеся на меня из темноты.

— Госпожа…

— Алиска, что происходит! — мысленно выдохнул дракон.

Я вздрогнула, расслышав его голос — точно сквозь воду.

— Не знаю, но нам отсюда пора. Превращайся обратно, развязывай этого бедолагу, бери манускрипты и мы уходим!

Арман без возражений послушался.

Чокнутый на жертвеннике обмяк, хотя вроде бы был в сознании. Но, слава богу, не сопротивлялся, пока Арман его освобождал.

И всё это время дымчатые стояли и смотрели на меня. И:

— Госпожа… госпожа… госпожа…

А меня захлёстывали желания. Вот я возвращаюсь домой к Арману, наполняю его сокровищницу лучшими тайными манускриптами. Вот я врываюсь в монастыри к святошам и сжигаю их один за другим. Вот я забираю трон у брата, и все-все вокруг смотрят на меня с обожанием. Они любят меня, я больше одинока, и Арман рядом, и он тоже меня любит, и мне стоит лишь пожелать — это сбудется, совершенно точно…

— Госпожа…

— Алиска!

Я вздрогнула и затрясла головой. Поймав меня за руку, Арман, таща на плече неподвижного мужчину, поспешил к выходу. Я заковыляла за ними, всё ещё сомневаясь…

«Ты видишь только себя… Жалеешь только себя…»

Я до крови прикусила губу и сконцентрировалась на жуткой боли в ноге.

Желание не исчезло, но я уже не обращала внимания.

Дымчатые нас пропустили. Более того — мы очень быстро нашли выход. Заходящее солнце тонким, как игла, лучиком вело нас, и мы, наконец, выбрались наружу… И тогда гробницы вздрогнули. Я еле успела, придерживая чокнутого, взобраться раненому Арману на спину, а земля внизу заволновалась, затряслась и выпустила в воздух струю пара. Что было дальше, я не знаю, но люди рассказывают, на месте тех курганов теперь озеро. Конечно же, мёртвое и проклятое. И отчего-то окружённое колючими зарослями.

Ну, это ж бывает с курганами, да?

Чокнутого мы отпаивали в ближайшем трактире, до которого Арман сумел дотянуть. Сам дракон в обнимку с манускриптами («Моя прелесть!») валялся на кровати, не забывая в нужных местах стонать от боли (если ему казалось, что стало уж очень тихо).

— Ведьма, отвяжи меня! — были первые слова чокнутого, когда он смог ворочать языком.

Я без сил опустилась на пол перед привязанным к стулу пленником.

— Ага, щас! Чтобы ты на меня снова с мечом бросился. Нашёл дуру.

— А-а-а-а! — музыкально простонал Арман, сунув нос в очередной манускрипт.

— Я тебя всё равно убью! — непреклонно заявил мужчина.

— Угу, — устало откликнулась я. — Слушай, объясни, за что ты на меня так взъелся? Я в упор не помню твоего брата. А тебя первый раз вижу. Ты, случаем, сам-то не обознался?

— Обознался?! — воскликнул чокнутый. — Да я твою физиономию до последних чёрточек выучил!

Мы с Арманом переглянулись.

— А-а-а, — на всякий случай простонал дракон.

— Это где, интересно? — насторожилась я.

Чокнутый минуту пялился на меня, потом выплюнул:

— У брата в комнате висел твой портрет.

— У брата — это которого я потом убила? — уточнила я.

— Нет, — краснея от натуги, проревел пленник. — Ты его до этого, портрета чёртового, ты… ты..!

Я снова посмотрела на Армана и развела руками. Ну, сумасшедший, он и есть сумасшедший.

— Слышь, мужик, а ты вообще кто? — подал голос дракон. — А то ты как-то не представился.

Мужчина поднял голову и яростно выдохнул:

— Люциан.

Это, конечно, многое объясняло.

— А брат твой кто? — поинтересовалась я, ни на что вразумительнее уже не надеясь.

— Александр, — прошипел мужчина. — Ты не могла забыть его, тварь!

Кружка с мятным настоем выпала у меня из рук и покатилась по полу.

— Он не может быть мёртв, — получилось как-то тихо и хрипло.

Пленник только осклабился — нежить позавидует. Арман перевёл изумлённый взгляд на меня.

— Не может, — шепотом повторила я. — Он жив. Я его оживила. Он дышал, он же дышал…

Скрипнул стул, затрещала верёвка.

— Мерзавка! — прорычал мужчина. И бросился ко мне вместе со стулом — ноги он освободить не смог или не успел. Ничего, мне и рук хватило — когда он крепко вцепился в мою шею. — Сдохни, ведьма, будь ты навеки проклята!

Я бесполезно царапала его руки, рядом что-то кричал Арман.

А потом прямо из досок пола вдруг вырвался чудный такой, сочный побег и пополз-заструился по рукам мужчины вверх, к голове… как раз в тот момент, когда дракон, наконец, оторвал мужчину от меня.

Я отползла к камину, задыхаясь и ощупывая горло. Болело оно нещадно — почти как лодыжка.

Тем временем крики потихоньку затихли, а ещё спустя минуту раздался удивлённый возглас:

— Так значит это правда… ты действительно умеешь это делать… Они настоящие… Я думал, иллюзия…

Я с трудом повернула голову: мужчина, прикрученный к стулу, изумлённо рассматривал связанные виноградной лозой руки. Рядом на полу сидел Арман и с таким же изумлением таращился на меня.

— Алиска, ну ты даёшь…

Я без сил привалилась к стене у камина и бездумно повторила:

— Он не может быть мёртв… Я же его оживила…

— Оживила?! — вскинулся мужчина. — О да, ты оживила, ведьма. Оживила… Ты что, не знаешь, что бывает после общения с такими, как ты? Его забрала инквизиция. Знаешь инквизиторов, а? Они объявили, что он стал как ты — одержимым. А хочешь, расскажу, что делают инквизиторы с такими, как ты? Нет? Не нужно?!

Я сжала кулаки, так, что ногти до крови впились в кожу.

— Но почему? Причём тут он?

Мужчина… Люциан, так? Зашёлся истерическим смехом. Сквозь него я еле-еле разобрала:

— Да потому что он свихнулся после общения с тобой! Он на допросе утверждал, что ты невиновна. Что ты не одержима, что ты человек. Рассказывал про это, — мужчина кивнул на виноградную лозу. — Как ты считаешь, что они должны были подумать? Конечно, его тут же забрали — для очищения. Очищения. Больше десяти лет назад. Наша мать умерла от горя, когда это случилось, и даже я не смог ничего сделать, будь я хоть трижды король Хотфолда!

У меня перехватило дыхание и потемнело перед глазами.

— Алиска! — ворвался в уши голос Армана. — Вот только сейчас не надо, ага? Люциан, говори, куда забрали твоего брата, и мы полетим его спасать.

— От инквизиторов, — хмыкнул мужчина. — Не возвращаются. К тому же, больше десяти лет назад…

— Да ладно, — отмахнулся дракон. — Слетаем, проверим. Заодно тебя в твой Хотфолд забросим. Зачем ты, кстати, в гробницы попёрся?

— За свитками, — устало откликнулся мужчина, гипнотизируя меня яростным взглядом. — Церковь давно желает их получить, я полагал, смогу их достать, и мне отдадут хотя бы тело Александра — похоронить по-человечески в родовом склепе.

Арман с сомнением посмотрел на манускрипты.

— Не-а. Моё. А тело, если он и правда умер, мы тебе задаром принесём. Честное драконье.

Мужчина грустно усмехнулся.

— Алис, да ладно тебе, — говорил Арман, наливая мне ещё одну кружку мятной настойки. Остаток ночи он потратил, чтобы объяснить изумлённому трактирщику, откуда в комнате взялся виноград и зачем мы привязали своего «друга» к стулу. — Вот увидишь, всё хорошо будет. Кто он хоть такой, этот Александр, что ты так расстроилась? Что-то я его не помню.

Люциан спал — после убойной дозы снотворного-то — и даже тихонько похрапывал. А я, всхлипывая, рассказывала, рассказывала, рассказывала…

Арман только погладил меня по волосам и прижал к себе. И тут же принялся строить планы спасения (точнее, штурма инквизиторских застенок). Но, когда я предложила отправиться навестить местную церковь, только отмахнулся.

— Не, Алис, это не по-геройски, — и тихо добавил. — Тем более с тем монахом, которого мы похитим, потом может случиться то же самое. Лучше сразу убить.

Я была согласна убить. Я к тому моменту была согласна уничтожить всех монахов на свете, но Арман тормошил меня и вливал очередную кружку, терпко пахнущую мятой.

Так ни к чему и не придя, мы утром отправились в путь.

Слава богу до Хотфолды было недалеко: мы высадили Люциана на границе где-то пополудни. Арман просто разжал когти — по соображениям безопасности Люциану лететь верхом, то есть рядом со мной, запретили. Так, на всякий случай.

Мы покружили немного над маленьким городком, посмотрели на суетящихся жителей, на живого и очень злого Люциана, плюнули огнём, чтобы веселее было. И улетело, пока эти чудики не притащили что-нибудь пострашнее копий.

А ещё спустя три дня мы ударным лётом добрались до Ромулии.

Арман решил, что превращаться в дракона так близко от резиденции Святого престола по меньшей времени глупо. Так что мы присоединились к пилигримам и так пробрались в Святой град.

— Вот закончим, обязательно прогуляемся по окрестностям. Здесь, говорят, такие сокровища можно откопать — закачаешься, — рассуждал Арман. — Эй, Алис, ты меня слушаешь?

Я смотрела на возвышающееся перед нами здание — белое, лёгкое, с круглым окном-розой, стрельчатыми боковыми окошками и статуями ангелов, попирающих горгулий. Если подслушанные Арманом сведения были правдивы, где-то здесь, под этим зданием должны быть громадные лабиринты темниц, примыкающие к городским катакомбам.

В глаза бросился крест, победно сияющий на громадных воротах воздушного здания, и я, вскрикнув, отшатнулась.

— Вы в порядке, госпожа? — тут же раздался напряжённый голос.

— Конечно, — откликнулся Арман, обнимая меня за плечи. — Моя сестра поражена величием Святого престола.

Рыцарь в белых лёгких доспехах с красным крестом на нагруднике с сомнением посмотрел на меня. Я попыталась улыбнуться. Его меч гипнотизировал меня, я заворожённо следила за рукой в белой латной перчатке, мягко поглаживающей рукоять…

— Эм-м-м, доблестный страж, — прозвенел голос Армана и я, вздрогнув, отвела взгляд. — А вы не знаете, где тут можно остановиться честному дракону и ведьме?

Я замерла, а рыцарь неожиданно улыбнулся и ткнул рукой куда-то в россыпь зданий справа, принявшись расписывать достоинства местных гостевых домов. Дракон о чём-то переспрашивал, кивал и, дождавшись пожелания приятного дня, потащил меня прочь.

— Как ты это сделал? — ахнула я, когда мы отошли достаточно далеко. — Почему нас не схватили?!

— А как раньше делал? — хмыкнул Арман. — Глаз отвёл. Приличному дракону без отвода глаз никуда.

— Но ты сказал, что мы…

— Эх, Алиса! — улыбнулся Арман. — Лучше всего глаз отводит правда. Запомни, вдруг у тебя тоже способности откроются. Знаешь, я скоро не удивлюсь, если ты тоже в дракона превращаться начнёшь.

— Ну, это вряд ли, — фыркнула я.

Хотя чем чёрт не шутит… Я тоже не удивлюсь.

День мы провели очень бурно: Арман отвёл меня к целителю, под этим предлогом закупил кучу всяких трав и зелий, узнал, как ими пользоваться («А вдруг моей сестре резко поплохеет. Вы её ещё не знаете, она у меня такая хворая…»). А я тем временем стонала, пока серьёзный подмастерье целителя сосредоточенно ощупывал мне ногу.

Зато к вечеру я почти не хромала. И мы запаслись нормальной одеждой паломников и лекарствами. А ночью совершенно «случайно», просто сбившись с дороги, снова вышли к воздушному зданию. Всем останавливающим нас патрулям Арман, смиренно опустив взгляд, сообщал, что он с сестрой идёт помолиться за несчастных, осквернённых дыханием дьявола. Ибо обет такой. Все без исключения покупались на эту сшитую белыми нитками историю.

Так мы до здания и дошли. И даже пробрались во внутренний двор. Тут Арман выпутался из неудобного белого плаща, развернул его тёмной изнанкой и, усмехнувшись, объяснил, что это тоже для отвода глаз. Не знаю, насчёт отвода, по-моему больше с тенями помогало сливаться, ну да ладно.

— Почему мы просто не пройдём внутрь через главный вход, мы же паломники? — шептала я, пока Арман осматривал замок одного из чёрных ходов.

— Алис, ну ты просто… — усмехнулся дракон, не став добавлять, что именно «просто». — Ни один нормальный монах на глупость про обет не купится. Ну-ка посвети вот тут… Этой дверью, кажется, лет сто никто не пользовался…

— Как ты её вообще нашёл? — вздохнула я.

— Почитал путеводитель, — хмыкнул Арман. — Алис, вообще у тебя очень странное представление о монахах. Святоши никогда не берутся за оружие, это противно их вере. Все, кого нам стоит опасаться, это истинно святые, которых, надеюсь, тут нет, и городская гвардия с освящённым оружием.

— Ага — не берутся, — хмыкнула я. — Мой замок, что, сатанисты осаждали?

— Но не монахи точно, — буркнул Арман, наконец, открывая замок. — Ты можешь себе представить этого Святого Рыбака с мечом в руках? Я — нет… Всё, идём. Осторожней, тут ступеньки.

В застенки святош оказалось войти подозрительно легко… Очень подозрительно.

Длинный коридор сменился ступеньками вниз, потом ещё один длинный коридор, и ещё, и ещё… У меня уже голова кружилась от затхлого воздуха, странных резких поворотов и мигающего огонька светильника, когда Арман вдруг замер и тихо выдохнул:

— Алиска, гляди!

Я проследила за его взглядом: щель в камнях, довольно большая, чтобы можно было рассмотреть, что творится низу. Очевидно, мы с Арманом шли по верхней галере, когда-то украшенной колоннами и портиками, а сейчас застроенной (и слава богу, а то недалеко бы мы ушли).

Арман опустился на колени и потянул вниз меня.

— Смотри!

Первое, что я увидела — изображение какого-то мужчины, воздевшего посох. От посоха исходило яркое сияние — то, на которое мне так больно смотреть. А внизу змеились буквы: «Я несу свет правды. Не жалей тех, кого он ослепляет, ибо у них никогда не было глаз, чтобы узреть». А под надписью красовалась дыба. И ещё какие-то странные устройства, расставленные в живописном порядке, от которого у меня волосы встали дыбом.

— Алис, идём, — шепнул Арман. — Где-то неподалёку, думаю, должны быть темницы. Тюремщики наверняка не монахи, на них мой отвод глаз должен сработать. Идём же.

И мы снова спускались, и я успела вспомнить все мои самые «приятные» моменты встречи с монахами — в частности ту ночь, когда погиб отец. Господи, и как этих людей можно называть святыми, если они придумали такие застенки?

И как нам искать Александра, даже если мы найдём темницы?

Спустившись ещё немного, мы оказались в дольно-таки людном коридоре. Тут повсюду стояли стражники — те, в белых доспехах — и они же прогуливались взад вперёд по коридору.

— Простите, — остановил первого же стражника Арман. — Вы не подскажете, где нам найти… э-э-э… Александра. Он вроде бы ещё принц Хотфолды.

Стражник с сомнением посмотрел на нас, но откликнулся:

— Третий уровень, четвёртая слева, — и ткнул пальцем вниз.

— Благодарю, — улыбнулся Арман. И шепнул уже мне. — А теперь, Алис, бежим, пока они не опомнились.

И мы побежали мимо недоумевающих рыцарей, силящихся что-то вспомнить и провожающих нас изумлёнными взглядами.

— Я гений, да? — хихикал на бегу дракон. — Алиска, что б ты без меня делала?

А я читала этажи-уровни. И, после — двери.

Забавно, на третьем уровне не было стражников. Правда, двери оказались те ещё… сам вход на этаж преграждала отличная решётка с толстыми серебряными прутьями. Арман внимательно её осмотрел и шепнул:

— Алис, ну-ка подвинься.

В следующую секунду по коридору с рёвом пролетело драконье пламя. Решётка потекла, Арман схватил меня на руки и взмыл вверх.

— А теперь считаем двери…

Двери тут были — одно названье. Тоже решётчатые, но такие и я бы, наверное, открыла… не будь они впаяны в маленькие серебряные крылечки на полу. Видимо, бедолаг, запертых здесь, выпускать не собирались.

Арман хмыкнул и прицельно плюнул в крепление нужной двери. Потом спокойно вытащил её и швырнул подальше в коридор. Грохот получился убийственным.

Я замерла перед клетушкой — маленькой, скорее уж выемкой в стене. Арман со вздохом отодвинул меня в сторону и поднял фонарь повыше.

— Александр?

Тишина… только… нет. Шаги мне точно не послышались.

Арман забрался в клетушку, посветил фонарём и ткнул пальцем в скорчившегося у дальней стены человека.

— Он?

Я, не замечая, что кусаю губы до крови, смотрела на пустые невидящие глаза пленника, осунувшееся лицо, фигуру, больше похожую на скелет…

Шаги приближались.

— Ладно, потом опознаешь, — выдохнул Арман и принялся, звеня цепями, освобождать пленника.

Конечно, мы опоздали.

Монахов, если верить описанию Армана, здесь не было. Только рыцари в белых доспехах. Но и их нам хватило.

Арман вхолостую дохнул огнём, и на нас тут же бросили сверкающую (наверняка освящённую — даже не порвалась под драконьим огнём) сеть. И, пока мы с ней возились, один из «святош» даже рассмеялся, глядя на открытую клетушку.

— Смотри-ка, а мы всё гадали, когда же ведьма за ним явится? А она ещё и демона себе призвала.

Демона!

Я облизнула окровавленную губу и потянулась свободной рукой в карман рубашки за мелом.

Демона? Сейчас будет вам демон!

Арман снова поливал рыцарей огнём — ненадолго: освящённые мечи, похоже, были сильнее драконьей магии. И рыцарей, конечно, оказалось больше, дракону снова негде было развернуться. Но он дал мне шанс дорисовать схему. И, когда дракона скрутили повторно, я уже шептала нужные слова, напрочь забыв про неудачу с призывом в гробницах.

Результат превзошёл все мои, даже очень смелые, ожидания.

Схема засияла алым, поплыла, расширяясь, и с грохотом выплюнула из себя вполне себе материальное, громадное существо, нестерпимо сверкающее алым и воняющее серой.

Ха, а я-то духа первого уровня звала!

Существо — оживший кошмар — нагнулось, сцапало меня за шиворот, подняло на уровень глаз — алая бездна, скривило рот в гротескной улыбке и протянуло громадный коготь к моей руке.

Я взвизгнула, но коготь, очертив маленькую алую царапину, убрался. Зато, когда кровь из царапины резво закапала на существо, попав на губы, демон, улыбнулся.

— Чего ты хочеш-ш-шь, гос-с-с-спожа?

Я хотела завопить: «Поставь меня на пол!», но вместо этого пролепетала:

— Убей их!

Существо посмотрело на окружающих его рыцарей и с сомнением громыхнуло:

— Это жер-р-р-ртва?

Я истерично закивала.

Демон снова скривил губы.

— Хор-р-рошо… Оз-з-звучишь своё желание поз-з-з-же, тёмная гос-с-с-спожа. И благодарю… за щедр-р-рый пир-р-р-р.

В следующее мгновение меня мягко поставили на пол. Ещё одна волна жара и нестерпимого запаха серы — и ни существа, ни рыцарей в коридоре больше нет.

Я недоумённо помотала головой, пытаясь прийти в себя, когда Арман сунул мне в руки завёрнутого в его плащ пленника и, отрастив крылья, потащил нас к дыре в потолке (которой до этого вообще-то не было).

Ещё спустя пару мгновений мы оказались в зале с дыбами, и Арман, превратившись в дракона, торопясь, и расширяя дыру в потолке шипастым хвостом, подцепил нас когтями и потащил в небо — подальше от горящего, кричащего и некогда белого здания.

Арман летел всю ночь, половину её я провалялась то ли без сознания, то ли в мутном сне, укрывая своим плащом и прижимая похищенного пленника. Практически всё это время я была уверена, что мы несём мертвеца — я не чувствовала дыхания — только жуткий запах. Правда, не сладковатый — гниения. Вроде бы.

Утром мы приземлились на окраине маленького островка у каких-то развалин.

— Алиска, зови своих духов, — задыхаясь, пробормотал Арман, падая на землю рядом с пленником.

Я дрожащими рукам схватила ближайшую ветку, принявшись чертить схему, про себя вспоминая то чудовище, возникшее вместо духа первого уровня. Но вот лежал уставший до смерти Арман, пленник — сам чуть не обеими ногами в могиле, и я совершенно ничего не могла для них сделать, кроме как попытаться правильно призвать.

Может, именно поэтому всё прошло, как по маслу. Я решила не мелочиться и вызвала троицу пятого уровня и первым делом приказала обустроить для нас хотя бы шалашик, найти нормальную одежду и разобраться с едой.

Справились они однозначно лучше меня, и очень скоро Арман нежился в свежепринесённой ванне — даже с лепестками роз (где только достали?), а я осматривала пленника. Судя по зеркальцу, приставленному к губам, он был скорее жив, чем мёртв, но «опознать» я его по-прежнему не могла. Трудно опознать скелет, обтянутый кожей — честно. Укрепляющие зелья, проданные целителем по большей части текли по губам — глотать этот живой мертвец явно не собирался.

— Алис, а если ты сделаешь то же самое… ну, когда виноград вырастила? — подал голос Арман. — Это же жизнь? Вот и это, вдохни в него, ты же можешь.

О да, я могла, я знала. Но как у меня это получалось?

Я закрыла глаза, положила руки пленнику на голову, подождала… Ничего не происходило.

— Арман, я не знаю, как.

Дракон присвистнул.

— Ладно, будем надеяться, он дотянет до моего дома, а там разберёмся.

Мда, за те дни, пока мы возвращались домой, я поняла, что лучше бы в своё время интересовалась целительством, чем жертвоприношением. Кому она нужна, эта тёмная магия, когда вот он, человек умирает, и, может статься, из-за меня.

Но мы с драконом были умными, и следующей ночью, когда мы остановились у какого-то большого города, Арман слетал за целителем. Как он умудрился отвести столько глаз — не знаю. Но целитель прилетел, посмотрел на пленника и развёл руками, сообщив, что пациент, конечно, пока дышит, но это ненадолго. И вообще милосерднее добить.

В отместку, Арман бросил целителя в пригороде, оставив недоумевать, как он там оказался.

А, вернувшись, дракон, заявил:

— Значит, отнесём в Хотфолд, вдруг это всё-таки тот самый Александр. Я обещал тому параноику тело за манускрипты.

Я сжала руки и до утра просидела над пленником в сонном мареве, ища в себе это «нечто», которое выращивает розы, яблоки и виноград, но когда очень нужно, исчезает к чёртовой бабушке.

Помню, по наитию даже дышала в полураскрытые губы умирающего — где-то читала, что так можно делиться жизненной силой. И вообще, магическое действие поцелуя, как говорит Арман…

Результат был странным.

— Алиска! — закричал Арман, проснувшись и разбудив меня. — Ты… Что с тобой?!

Я молча посмотрела на него и свалилась в обморок.

Чуть позже, когда с помощью так предусмотрительно купленных зелий Арман меня откачал, выяснилось, что я сама сейчас весьма похожа на скелет, зато пленник изрядно поздоровевший и теперь просто спящий, лежит в гроздьях винограда и явно наслаждается приятными видениями.

— Алиска, как ты живёшь с такой магией? Это просто кошмар какой-то, — подытожил Арман. — Ладно, завтра уже дома будем. А то я за тебя уже боюсь.

Дома мы были уже тем вечером, и я тут же устроилась сиделкой у кровати спящего и вроде бы поправляющегося пленника. Арман летал в соседнюю деревню за травами к местной целительнице, я заваривала настои, вглядывалась в осунувшееся лицо и всё никак не могла его узнать.

Ладно, кого-то же мы спасли?

Спустя неделю мои и дракона старания наконец-то были вознаграждены: пленник открыл глаза, осмысленно посмотрел на меня и даже растянул бескровные губы в улыбке. И еле слышно шепнул:

— Алисия… Снова ты… Всегда ты…

Как мне его хотелось в этот момент придушить — просто от полноты чувств… о-о-о!

— А ты Деву Марию ждал?! — хрипло от сна пробормотала я, думая, как бы ему сейчас тоник впихнуть. — Так вот — хрен тебе!

Он засмеялся — тихо, точно листья зашуршали. И заснул снова.

И я осталась, как дура, с тоником.

Не выйдет из меня целителя.

— Что, очухался, наконец? — спросил Арман, войдя в комнату и оценив мою физиономию. — Ну вот и славненько, значит, жить будет. А ты иди, Алис, отдохни. Я тут с ним посижу, не бойся. А то сама скоро свалишься.

И вытолкнул меня за дверь.

Следующий раз Александр проснулся вечером, когда я уже отдохнула, Арман ещё не устал и красочно рассказывал мне содержание какого-то из похищенных манускриптов, оказавшегося на ромульском. Я готовила тоник, уже сноровисто подсыпая нужные травы в маленький котелок с кипящей водой.

Александр открыл глаза, минуту смотрел на отчаянно жестикулирующего дракона, потом попытался встать.

Я рванулась к нему прямо с котелком, но Арман успел раньше.

— Лежите, лежите, болезный, вы ещё до-о-олго тут проваляетесь, — зачастил Арман, поправляя одеяло и укладывая дёргающегося «пациента».

— Кто вы такой?! — хриплым голосом выдохнул Александр, широко раскрытыми глазами смотря на Армана. — Где я?

Арман пихнул его на кровать и натянул одеяло так, чтобы встать уже не получилось.

— Да мы тут пролетали мимо вашего королевства, встретились, значится, с Люцианом, а он и говорит: «Загляните к инквизиторам, заберите тело моего брата». Ну, мы заглянули, а вы вроде как живы. Теперь вот думаем — пристукнуть, или ваш брат за живого ещё больше золота отвалит?

Александр, явно ничего не поняв из этого бреда, сделал ещё одну весьма убедительную попытку встать.

— Мы?!

Арман кивнул на меня.

— Да, она тоже участвовала.

Александр встретился со мной взглядом и поражённо выдохнул:

— Ты?!

Следующие полчаса Арман потратил на то, чтобы убедить Александра, что мы ему не снимся. А я сидела и тупо смотрела на кипящее зелье, пока оно не полезло из котелка.

— Алиска! — не выдержал дракон. — Колдани ему уже свой коронный виноград, пусть он убедится, и мы все ляжем спать!

Я окунула стакан с зельем в ледяную воду, вытащила, машинально вытерла и протянула Александру. Тот, похоже, также машинально взял. И поперхнулся первым же глотком.

Перевёл взгляд на меня.

— Так это, правда, ты?

Я, не делая попытки отвести взгляд, кивнула:

— Ага.

Александр стиснул стакан и залпом осушил.

— Кажется, я тут лишний, — пробормотал Арман. — Алис, ты только, если этот доходяга вдруг на тебя тоже кинется, кричи погромче, ага? А то вдруг это у них семейное?

И шмыгнул за дверь.

А мы остались одни, глаза в глаза, не шевелясь, каждый думая о чём-то своём.

Или одном и том же?

Я смотрела на него, пытаясь найти знакомые черты… не находила. Да что там — я не помнила, как он раньше выглядел. Только смутно и то — ощущения, размытая картинка. Но свет я помнила очень хорошо. От него раньше исходил свет, тепло, радость… вера.

Сейчас я искала их… тщетно.

— Алисия…

Я машинально шагнула ближе.

Незнакомец на кровати Армана протягивал руку. Не думая, плавая в сером тумане воспоминаний, в которых больше не было света, я сделала ещё шаг… и ещё…

Мои пальцы скользнули в его ладонь. Горячечно-тёплую, сухую, шершавую.

Я опустила голову, пряча взгляд. А пленник — Александр? — вдруг поднёс мою ладонь к губам. И даже не поцеловал — прижался губами.

Я ахнула: точно потушенная свечка зажглась снова — слабо-слабо, почти незаметно. Но она горела. И живое, так необходимое тепло окутывало меня.

Александр вздрогнул, закашлялся вдруг, пытаясь протолкнуть в себя воздух, задыхаясь.

Я упала рядом с ним на колени и по наитию прильнула губами к его губам. Он тут же затих, но и на поцелуй не ответил. Да и не было это поцелуем… наверное.

Позже я заставила его выпить ещё одну порцию лекарства. И сидела рядом, наслаждаясь его сиянием — настоящим, живым… и безопасным.

А он сжимал мои пальцы и рука его дрожала. А губы шептали что-то, и я была больше чем уверена, что это молитва.

Некоторые вещи просто не меняются.

— Я думал, что ты умерла, — его голос был ещё очень слабым и дрожал. — Я был уверен…

Вынырнув из усталой дрёмы, я шепнула:

— Я тоже.

— И ты совсем не изменилась, — продолжал он, будто не слыша. — Где ты была всё это время Алисия? И сколько… сколько времени прошло?

Я вздохнула.

— Спала у себя в замке в окружении колючек и пауков. Пробуждение мне не понравилось.

Он смотрел на меня, не улыбаясь.

— Александр, почему ты защищал меня перед клириками? Ты же знал, что они не поверят.

— Ложь есть грех, — шепнул он.

Я хмыкнула.

— Ложь во спасение — тоже?

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Тот юноша… сказал… вы видели моего брата… Это правда?

Я закусила губу. Какой бы злобной мерзостью я не была (для которой ложь не грех), я не хотела говорить ему про смерть матери. И про пятнадцать лет — тоже. И лгать не хотела.

— Ты имеешь в виду того недоумка, бросившегося на меня с мечом? У вас это семейное, да? Не заразное, надеюсь?

Снова шелест листьев — тихий смех.

— Полагаю, ты украсила его комнаты виноградом, и ему это не понравилось? — шепнул Александр.

Я вспомнила вырывающегося из виноградных лоз Люциана.

— Ага. Не понравилось.

Улыбка Александра увяла.

— Рассказывай, — потребовал он слабым голосом.

Я фыркнула и быстро вставила:

— Тогда, может, и ты расскажешь, почему меня бросил? Меня сто раз могли убить в полуразрушенном замке, — если бы пробрались через колючки. Но об этом я умолчала, — обрадовался, что я умерла?

Александр посмотрел на меня сквозь ресницы.

— Меня увели, — просто сказал он. — Моих братьев больше интересовало, как ты смогла… меня оживить. Как ты смогла, Алисия?

— Понятия не имею, — буркнула я. — Твои братья, Александр? После того, что они сделали, ты ещё зовёшь их «братьями»?

— А что они сделали? — выдохнул он.

У меня перехватило дыхание. А он сам-то… в себе?

— Александр, мы нашли тебя во дворце инквизиции. Ты умирал. И ты спрашиваешь, что они сделали?! Великий боже, да кому, как ни тебе, знать!

— Не поминай всуе, — отозвался пленник. — Они больше мне братья, чем ты. Чем кто-либо.

Я резко встала.

— Правда?

— Ну конечно, — он даже улыбнулся.

А я сжала кулаки от бессильной ярости.

— Может, вернуть тебя обратно?

— Верни, — снова улыбка.

— Да ты рехнулся! — не выдержала я. И шагнула к двери. Всё-о-о, с меня хватит.

— Алисия, — остановил меня его слабый голос.

Я обернулась.

— Что?

Дрожащий палец указал куда-то слева от меня.

— Тьма… вокруг тебя… Алисия. Ты… притягиваешь… тьму.

Я обняла себя за плечи, успокаивая дрожь. И медленными неверными шагами отступила к двери.

— Вернись к свету… — его голос звучал всё тише. — Алисия…

Дверь закрылась.

У себя в комнате я долго вглядывалась в висящее на стене зеркало, пытаясь найти эту — будь она неладна! — тьму.

Кроме тьмы под глазами и несколько посеревшей кожи ничего не находилось. Так спать надо больше, я не высиживать у постели этого… помешавшегося. Какого чёрта я вообще его вытаскивала, если ему там так нравилось?! И ведь знала же: монах с монахом всегда общий язык найдёт… Может, и не откидывал копыта мой святоша вовсе. Ха, может, это такой ловкий трюк, и на самом деле клирики меня в эту темницу заполучить хотели? А может…

— Алис, ты чего тут ревёшь?

Я обернулась — хотя в зеркале заспанный Арман отражался и так весьма прилично.

— Я не реву. И вообще — иди спать.

— Ага, поспишь под твои всхлипывания, — буркнул дракон и, поставив свечу на стол, прошёл ко мне. — Ну, чего ты? Этот доходяга умудрился тебя обидеть?

Я сжала кулаки.

— Что, он не сказал спасибо за то, что мы его освободили? — догадался Арман.

По комнате прошёлся ветер — огонёк свечи испуганно задрожал.

Арман, вздохнув, подошёл вплотную и обнял меня.

— Ну ладно, ладно, будет. Обратно в Ромулию я, конечно, не полечу. Выгружу его у ближайшего монастыря… Хотя нет, я же обещал его брату. Вот, во дворце Хотфолды и выгружу. Пусть в Ромулию сам добирается. Я ему извинительную записку напишу — от себя и тебя. Дескать, извините, были в паломничестве, забрели не туда, а там ваш маг концы отдаёт. Ну и похитили случайно. Мы больше не будем! Дракон и Ко.

— А почему это я — Ко? — невпопад всхлипнула я.

— Ну надо же кого-то в Ко записать, — совершенно серьёзно отозвался дракон. — Алис, а если честно, ты лучше поспи. Вот, потом поговори с этим своим рыцарем по душам… Хотя, нет, по душам не надо, вы мне дом разнесёте. Ну, ты просто поговори. А потом проводи до Хотфолды…

— Да пошёл он! — выдохнула я. — Арман, он сказал, у меня тьма. Вот тут! — и ткнула влево, как недавно Александр.

Арман внимательно осмотрел всё, включая мой палец.

— Да нет ничего.

Я вытерла нос рукавом.

— Он сказал… сказал… к све-е-ету верну-у-уться. Арман, я же и правда… колдунья. Монстр! Я убиваю… и мне нравится. Ну, не всегда, но часто — нравится. И демона я вызвала, и духи те серые меня госпожой обзывали — может, правда, я… и тьма… Арма-а-ан!

— Алис, вот, что я тебе скажу, — тихо произнёс Арман, но я тут же замерла в ожидании. — Кем бы ты ни была — монстром, колдуньей, антихристом ихним, что бы ты ни сделала, я всегда буду на твоей стороне. Я останусь с тобой, что бы ни случилось. Запомни. Ты никогда не будешь одна. Понимаешь? — и, обхватив моё лицо руками, выдохнул. — Поняла меня, Алиска? Я — с тобой. Всегда.

Я всхлипнула.

— Спасибо…

— Да ладно, — фыркнул дракон, отходя. — Для чего ещё нужны друзья?

Я улыбнулась.

— Арман… ты только не обижайся, но я думаю, мне надо одной побыть. Я совсем запуталась. Поэтому я отдохну ещё немного и уйду, ладно? Ты позаботишься об Александре? Так, чтобы клирики его в первую же секунду не сцапали.

— Не вопрос! — рассмеялся дракон. — Если хочешь. Только если я тебе понадоблюсь — позови меня сразу. Мысленно. За мгновение не прилечу, но буду знать, — и, помедлив, добавил. — А вообще, мне нравится образ злой колдуньи верхом на драконе. Алиска, давай ты резко на всех озлишься, я хочу попробовать. Я могу очень красиво сжигать деревни. Только без жертв, договорились? Эй! — завопил Арман, отскакивая к двери, когда в него полетела подушка. — Я сказал: без жертв. Ай!

Подушка врезалась в закрытую дверь, а я рассмеялась.

Да. И правда — зачем ещё нужны друзья?

Проснулась я следующей ночью — достаточно отдохнувшей для путешествия любой дальности. У порога комнаты наткнулась на мешок с запасной одеждой, едой, водой и — с ума сойти! — денег.

Рядом лежала записка:

«Не люблю долго прощаться, Алис. Не забудь, ты обещала позвать, если что.

PS. Возьми у крыльца лошадь. Что, зря я её, как какой-то сельский дракон, утащил прямо из-под носа заезжего рыцаря?

PPS. Рыцарь был забавный»

Я усмехнулась и направилась было к крыльцу. Но какого-то чёрта свернула в печально знакомую комнату.

Александр спал — спокойно и, надеюсь, набирался сил. В конце концов, ему тоже предстояло путешествие.

Я шагнула было за дверь. Но не выдержала, быстро подошла к кровати, наклонилась.

Даже сейчас — особенно сейчас — в сумраке лунной ночи он мягко светился. И я, зачарованная, коснулась его щеки губами. И сама не поняла, как вместо щеки оказались его губы.

Он сиял — так запретно, и его сияние было всё, что я хотела… сначала.

— Алисия, — выдохнул он, не открывая глаз.

А я почувствовала, как его руки заскользили по моей спине…

Почему нам всегда так хочется то, что запрещено?

Наверное, всё это был сон — для меня и для него. Он был слишком сильным для поправляющегося больного, а я слишком неосторожна.

Думаю, на самом деле тьма всегда льнёт к свету. И наоборот.

Уехала я только на рассвете. Александр снова спал, уткнувшись мне в грудь — стоило огромных трудов его не разбудить.

А потом огромных трудов стоило успокоить и оседлать коня неизвестного рыцаря, с которым Арман накануне так «весело» развлекался. Конь оказался боевым — во всех смыслах. Громадный и норовистый.

Но я справилась.

Ветер шелестел в верхушках деревьев и где-то недалеко пел жаворонок, предвестник утра.

Я скакала вперёд, в зелёную глушь леса, и чувствовала себя удивительно счастливой. Свободной. В конце концов, впереди меня ждал весь мир.

Что ж, если я и тьма — мне это нравится. И пошёл этот свет… подальше!

К вечеру я доскакалась до разбойников. Вот что бывает, когда едешь, куда глаза глядят.

Ребята честно ужинали, и, как говорится, ничто не предвещало беды. А тут я.

Конь — норовистый и боевой — загарцевал. Видимо, его бывший хозяин недолюбливал свободную лесную братию.

«Братия» понаблюдала, как я пытаюсь с ним справиться, и предсказуемо стала отпускать смешки о гулящей девке, которая приключения себе всегда найдёт. Между прочим, недалеко от истины. Парочка «приключений» даже направилась ко мне. Вопрос: «Монахи есть?» ребят слегка огорошил.

— Хочешь помолиться напоследок, детка? — ухмыльнулся какой-то отчаянный тип. — Да ты не бойся, сильно не тронем. Ты, вон, какая красивая, портить не хочется. Иди сюда, киска.

«Киска» хмуро спешилась и сноровисто начертила вокруг себя заготовку для схемы.

— Эй, кошечка, ты что делаешь? — заинтересовались «рыцари с большой дороги».

— Ведьмачу, — откликнулась я. И честно добавила. — Щас как призову кого-нибудь.

«Рыцари» засмеялись.

— Да брешешь!

Я вздохнула и призвала духов третьего уровня.

— Ведьма! — заорал ближайший ко мне «рыцарь».

— Приятно познакомиться, — буркнула я, ловя коня: ему вспыхнувшая пентаграмма с непривычки тоже не понравилась.

Ощетинившиеся оружием разбойники наблюдали.

— Спокойной ночи, — махнула я и поехала в лес.

Второй раз меня на эту поляну вынесло ближе к полуночи.

Один караульный заорал. Второй дал ему подзатыльник, но поздно — я, задремавшая было в седле, подскочила и пропустила стрелу над ухом. Конь снова взвился на дыбы.

— Всё. Всё, поняла, уезжаю, — прокричала я, глядя на сверкающие в свете ночного костра клинки.

И вроде бы другой дорогой ехала…

Утром караульные бедной «братии» взялись за оружие заранее.

— Слышь, девка, а может, тебя до ближайшей деревни проводить? — вызвался вдруг один из них. — А то так и будешь кружить.

Я оценила внешнюю степень его «рыцарства» — физиономию — и кивнула.

— Если не затруднит.

И не прогадала. Неразговорчивый «рыцарь» вывел меня к деревне, указал дорогу к городу и исчез, отказавшись от пары монет в качестве вознаграждения.

— Кто тебя, девка, знает, может прокляты твои деньги, — буркнул он, теребя крестик. — Иначе чего ты так Святой церкви боишься?

Я хотела сказать, что это они меня боятся, но гордый «рыцарь» уже исчез за деревьями. Так что я просто пожала плечами и поехала искать трактир. Духи ветерком вились вокруг, готовые выполнить любой приказ.

С ними было как-то спокойнее. Наверное, потому что так я и впрямь чувствовала себя «ведьмой».

До города я ехала с караваном купцов, с которыми познакомилась в трактире. Эти от денег не отказались, но, опять же, они не видели, как я рисую пентаграмму.

Отдохнув и пополнив запасы провизии, я поехала по старинке к Предгорью, останавливаясь в трактирах, присоединяясь к караванам и наслаждаясь свободой и нормальным человеческим отношением. Часто смущённые иллюзией, которую наводили мои духи, меня принимали за юношу. Это было удобно — девушки без сопровождения не ездят. Но деревенские красавицы липли ко мне, как мухи — очевидно, парень из меня тоже неплохой получался.

Так, уже в предгорье в маленькой деревеньке я сидела себе спокойно в общем зале в уголке, когда внутрь ввалились королевские гвардейцы и бесцеремонно «попросили» всех на выход. Я, к тому времени захмелев, послала их к чёртовой бабушке и предложила меня унести. Гвардейцы возмутились и, окружив мой столик, намекнули, что сейчас меня будут бить… когда в зал вошёл отец. Серьёзно, мой безвременно почивший папаша, периодически навещающий дочку во сне, сейчас стоял у стойки трактирщика, разговаривая, кажется, с капитаном гвардейцев. А, когда я выронила кружку с наливкой, обернулся.

Мгновение мы смотрели друг на друга. За это время я отметила, что «отец» как-то странно за эти годы помолодел и выглядит на удивление свежо и… нос у него какой-то чужой, хотя тоже знакомый.

— Брат…

— Ума лишился! — прошипел ближайший гвардеец. — Перед тобой король! — и замахнулся мечом в ножнах.

Щит, поставленный неделю назад, конечно, выдержал. Только тренькнул печально и засиял на весь зал. Выглянувший было трактирщик нырнул обратно за стойку.

Зато я опомнилась.

— Братик мой …э-э-э… сводный! — завопила — и погромче. Арман всегда так делает, когда растерян. Главное, кричать погроме и наглеть посильнее. И все думают, что это ты хозяин положения. — Как же ты вырос. А я тебя вот такусеньким…

«…чуть не убила», — но это я, разумеется, не сказала.

Брат отшатнулся, гвардейцы сгрудились перед ним живой стеной.

— Братишка, ты что, не узнаёшь меня?! — замерев перед кончиками клинков, недвусмысленно направленных мне в живот, возмутилась я. — Это же я… твоя сестра!

— Алисия? — проблеял брат, еле видный за спинами бравых гвардейцев.

Я радостно закивала. А что, недоумок коронованный, у тебя ещё сёстры есть?

Хм… а может, и есть. Мачеха, кошка, поди, ни одного мужика не пропускала.

Гвардейцы, поняв, кто я, и не подумали отступить — встали плечом плечу, закрывая обожаемого короля.

За стойкой тоненько и очень тоскливо заскулил трактирщик.

Я стащила берет, распустила волосы и серьёзно произнесла:

— Ну всё, Ваше Величество, хватит устраивать драму, мы не во дворце. Я не собираюсь вас убивать. Прекратите дрожать.

Я ему старшая сестра, в конце концов. Устроил тут представление!

Повинуясь тихому королевскому приказу, гвардейцы, наконец, расступились.

Слегка побледневший король — сколько, бишь, ему? пятнадцать? двадцать? — шагнул ко мне — вылитый отец! — и по всем правилам этикета поцеловал руку.

— Приветствую, сестра.

А манеры — маменькины.

Я фальшиво всхлипнула и кинулась ему на шею.

— Братик!

А я вот невоспитанная девчонка. Но нам, ведьмам и злобным монстрам, можно.

Так что, когда солнце купалось в алом мареве у горизонта, братишка сидел на кровати в моей комнате, бледный и нервно вздрагивающий. За дверью замерли навытяжку растерянные гвардейцы. А я вышагивала по комнате, прибирая волосы.

— Ваше Высочество…

Я обернулась. Ага, грязная, потная, с растрёпанными волосами. Вылитая «Высочество».

— Да, Ваше Величество.

Брат замялся. Странно звучали титулы в такой, гм, не дворцовой обстановке.

— Алисия, что ты собираешься делать?

Я отвернулась к окну и принялась вытаскивать из волос оставшиеся булавки.

— Знаешь, брат… кстати, как тебя зовут?

— Ты не знаешь, как зовут твоего короля? — изумился он.

Я обернулась и брат, мгновенно стушевавшись, сел обратно на кровать.

— Теодор.

Я фыркнула. Ну и имечко. Хотя, что ещё могла придумать та сучка — вечно вся в кружавчиках, камешках да гребешках? Только Теодора.

— Так вот, Теодор… Какие у тебя отношения со Святой церковью?

Какое-то время в комнате царила удивлённая тишина. Потом брат медленно произнёс:

— Почему ты спрашиваешь?

— Хочу понять, сможешь ли ты предоставить мне убежище против монахов. Видишь ли… Теодор, я насиделась одна в замке и мне не понравилось. Я сделаю вид, что не помню, как ко мне валом валили клирики — ясно как день, кто разрешил им пройти. А ты забудь, что убивала твоих, гм, граждан. Итак, ты приглашаешь меня ко двору, а я больше никого не трогаю — на твоей земле. Ты закрываешь глаза на жалобы монахов по мою душу, и можешь использовать меня как политическое оружие, я не против. Представь, сколько королей ужаснётся, если ты отправишь к ним меня… в качестве гостьи, например? Я ведь могу расправиться с целой армией, знаешь ли. Я тут недавно дворец инквизиции чуть не взорвала. Так что и ты не прогадаешь, и я в обиде не останусь. Ну как?

Молчание затянулось. Я покосилась в сторону кровати.

— Я могу верить твоему слову? — задумчиво произнёс Теодор.

— А я твоему? — парировала я.

Теодор понимающе кивнул.

— Скажи, Алисия, почему ты не убила меня двадцать лет назад и не забрала трон?

— Сдался ты мне, — со вздохом протянула я. — Ты был маленький, вечно орущий комок… убивать тебя? Фи. Я ненавидела королеву и ненавижу до сих пор, помни это, если согласишься пригласить меня ко двору…

— Что она тебе сделала? — перебил Теодор.

— А то ты не знаешь, — хмыкнула я. — Подложила мне в постель своего любовника.

Теодор улыбнулся.

— Да, это она может. И всё же ты оставила её в живых.

Я пожала плечами. Да. Оставила. Сейчас бы ещё подумала, а тогда — оставила.

— Алисия, не буду скрывать, — продолжил брат, — твоё предложение очень кстати. Мы на пороге войны с Лисантией, а за ней стоит целый торговый союз из пяти государств. Ты сможешь встретиться с королём Лисантии?

— Я не наёмный убийца, — начала я, но Теодор перебил:

— Конечно, конечно. Но ты могла бы… поговорить с ним… призвать… духов…

Мне вспомнились разбойники с мечами наголо при виде сияющей пентаграммы.

— Могла бы.

Брат расплылся в улыбке.

— Тогда, моя дорогая сестра, я буду рад увидеть тебя при дворе.

Я фыркнула и шагнула из тени на свет, закончив с причёской.

— Отлично. Тогда мне будут нужны собственные апартаменты — старые не подойдут, у меня о них плохие воспоминания. Можешь не думать о прислуге, в ней нет необходимости… Теодор, ты меня слушаешь?

— Алисия, — кажется, обретая дар речи, выдохнул брат. — Ты такая… такая… Ты же старше меня, а выглядишь моложе лет на пять!

— А я ведьма, — хмуро откликнулась я, поправляя косу. — Кончай слюни пускать, братишка, прикажи ужин подать. Ты, в конце концов, король.

Теодор, всё ещё поражённо глядя на меня, постучал в дверь. Появившийся гвардеец поклонился… и тоже уставился на меня — в золотистых закатных лучах.

Да что у них, столбняк тут у всех, что ли?

— Алисия, не будь ты… проклятой, я бы тебя так выгодно замуж выдал, — заявил за ужином брат.

Я чуть не подавилась куриной ножкой.

— Размечтался!

Брат, словно не слыша, продолжал рассматривать меня точно чудо света. А под конец ужина выдал:

— Теперь я понимаю, почему на Юге женщинам закрывают лица.

— Потому что дикари, — откликнулась я. — Завтра, надеюсь, мне больше не придётся скакать верхом?

— Ну что ты, сестрёнка, я уступлю тебе место в своей карете, — не сводя с меня глаз, отозвался Теодор. — Должен же я приглядывать за принцессой.

— Не переусердствуй, — буркнула я. Настроение почему-то испортилось.

Выехали мы рано — кажется, ещё даже не рассвело. И я слышала, как Теодор отдал распоряжение гнать лошадей к столице.

Уже сидя в карете напротив братца, я не выдержала.

— Что, не терпится натравить меня на эту… Лютиэнию?

— Лисантию, сестра, — усмехнулся Теодор. — Лютиэния сильно севернее. Ты на карту когда-нибудь смотрела?

— Делать мне больше нечего, — фыркнула я. Смотрела, смотрела — у меня даже в замке висела одна такая — с отметками важнейших тайников драгоценных манускриптов и библиотек, а также монастырей (к несчастью, монастыри и библиотеки обычно получались вместе). Но вот стран там отчего-то не значилось. А на черта они мне? Отправить духов я могу и забыв про пограничный караул.

Брат снова хмыкнул и потянулся посмотреть на книгу у меня на коленях.

— Что ты читаешь, сестра?

— Гримуар, — буркнула я. — Смертный взглянет — умрёт на месте.

Братец отшатнулся и уставился в окно — от греха подальше. Я помусолила страницы — зря, они и так были ветхие, одна порвалась — и раздражённо спросила:

— Теодор, скажи-ка, а зачем ты ездил в Предгорье? Это же самая спокойная часть страны. Что-то искал? — или кого-то. И нашёл…

— Спокойная! — фыркнул брат. — Над предгорьем видели дракона. А где дракон…

Там и неприятности — о, я-то лучше всех знаю!

— Ты не рыцарь с большой дороги — драконами промышлять, — перебила я. — Так зачем ты ездил?

Не мог же дражайший братец просчитать, что я захочу «отдохнуть» в его дворце? Или мог?

Теодор бросил на меня недоумённый взгляд.

— Пытался встретиться с принцем-наследником — хозяином Алого Водопада. Не вышло. Наверное, кто-то предложил ему больше меня…

Я нахмурилась:

— Зачем тебе какой-то принц-наследник?

— Какой-то! — рассмеялся Теодор, глядя на меня как на умалишённую. — Его отец на ладан дышит, армия предана будущему королю. Алисия, ты хоть представляешь, как сложно нынче найти союзника?

— Не-а, — отозвалась я, почему-то чувствуя себя полной дурой. — Отец раньше с ними воевал. И весьма неплохо.

— Раньше у нас на это были силы, — ответил брат, красноречиво глядя почему-то на меня.

Я уставилась в книгу, и разговор затих.

В столицу мы приехали раньше, чем я думала — дня на два. Что называется, гнали лошадей нещадно. Уже подъезжая к городу, Теодор пересел на коня, звенящего богато украшенной сбруей, а мне настойчиво рекомендовал остаться в карете.

Да и не больно-то хотелось смотреть на ревущих от счастья лицезреть своего короля жителей.

Королева-мать нас встречать не вышла. А зря: я хотела посмотреть на эту стерву. Может, даже представление бы устроила — я за три дня поездки пару сцен заготовила. И вишь ты — впустую всё.

Зато мои покои оказались готовы. Мои новые покои. Теодор лично в них меня проводил — они оказались ровнёхонько рядом с библиотекой и больше напоминали бывший кабинет какого-то секретаря, соединённый с привратницкой и наскоро переделанный да разукрашенный. Даже красильным раствором ещё пахло. Ну да я не из привередливых.

— Мне говорили, ты любишь читать, Алисия, — сладко улыбаясь, припевал братец, — и смотри — твой личный вход в библиотеку!

Точно из секретарской переделывали. «Твой личный вхо-о-од», ой-ой!

Я для вида повосхищалась, выпроводила братца и потребовала ванну. Посмотрела на кислые рожи прислуги и привлекла к моему мытью духов.

В целом, возращение в родовую обитель прошло довольно… мягко. Ужин был вкусным, я — чистой (наконец-то! В трактирах ванну так запросто не достанешь) книга на ромульском перед сном — интересной. Жизнь прекрасна. В библиотеку я зарылась уже на следующий день и так там и угнездилась.

Что творил братец со своей политикой, я знать не хотела, хотя он пару раз присылал ко мне слуг — поучаствовать в приёмах послов. Ха, я тут вся в переводе — пусть сам участвует и принимает.

Я впитывала в себя знания, как губка — как после смерти Максимилиана. Книги — единственная отдушина, где меня, чёрт возьми, никто не трогал. Где не было людей, таращащихся на меня и бледнеющих от ужаса, не было монахов с их сверкающими крестами и мужчин с их «какая же ты, Алисия, красивая» тоже не было. Книгам было плевать на меня — идеальный, похоже вид отношений. И книги, если их вскрыть, взломат, ь как замок — язык, сложный стиль, бездну ненужного текста — давали оружие. Зелья, обряды, заклинания.

И, как и раньше, я пыталась понять, кто я.

Духи летали по библиотеке и отправлялись далеко за её пределы, за пределы дворца — я даже в монастыри их пару раз посылала.

Так прошёл месяц. И, наконец, пыльная и довольная, я получила «ниточку», о которой мечтала. В одной церковной книге, жутко ветхой и чуть не рассыпавшейся в пыль прямо у меня на руках, кроме молитв и житий святых описывался колдун, одержимый демоном. Этот колдун, как и я, умел убивать, не используя ни оружие, ни заклинание. Автор-монах, описывая его, перебрал с десяток нелицеприятных эпитетов, но так и не дал имени колдуна. Но я внимательно записала примерные годы жизни «проклятого» и принялась искать ещё упоминания о нём.

След таинственного чернокнижника нашёлся ещё в четырёх книгах. В одной даже был его портрет — уж не знаю, насколько точный. Художник очень старался показать чудовище, но у него не получилось. Может, из-за предвзятости, но я видела усталого юношу лет двадцати, красивого, как бог. По словам монахов, «юноше» было хорошо за сотню и вообще он почитался бессмертным, ибо жил долго, пока «дьявол не забрал его в Преисподнюю» (подозреваю, особо умелый клирик поспособствовал) и виделся современникам чуть ли не мировым злом и посланником этого самого дьявола. «Проклятому» тоже подчинялись духи. Разные авторы говорили о нём как о демонологе — значит, не только духи. Как выразился один монах: «Любая тварь, затаившая зло, попадала под его волю, любого грешника он очаровывал и вгонял ещё в больший грех». Как мило! Никакой практической пользы для меня это не несло, но жить, зная, что раньше такие уроды, как я, уже рождались, было как-то легче.

Как-то утром, устроившись на полке почти под потолком, я переводила весьма любопытный текст о ядах, когда в мою библиотеку бесцеремонно вторглись. «Надо же, — размышляла я, поглядывая на светловолосую макушку, идущую прямёхонько к окну, — а я-то думала, что уже приучила местную прислугу стучать…».

У окна макушка развернулась и пошла к полкам, кажется, что-то напевая. Я понаблюдала за ней с минуту, поняла, что сосредоточиться на очередном выворачивающем внутренности зелье не могу, и, потянувшись, потащила стоящий рядом словарь. Макушка как раз подошла к моей полке на удобное расстояние, когда словарь, не выдержав, сорвался вниз, подняв облачко пыли. В последний момент макушка, что-то почуяв, отпрыгнула, проводила словарь недоумённым взглядом и предсказуемо подняла голову.

Вот чёрт, кажется, не слуга. Судя по одежде — точно лорд. А смотрит как спокойно — влиятельный лорд. Поди, гонор выше этих книжных шкафов… что и подтвердилось мгновение спустя:

— …спускайся!., - сыпля непечатными фразами, потребовал лорд Светлая макушка.

Я почесала затылок и потянулась за соседним со словарём описанием жизни Святого Иолантия.

Иолантий летел хорошо. И наверняка бы попал, не отпрыгни лорд коварно в сторону.

— Да как ты смеешь, …!

Я не выдержала:

— Любезный лорд, как вы можете выбирать подобные выражения в беседе с дамой?

«Светлая макушка» нагло поинтересовался, где тут дама, когда он видит перед собой, а точнее над собой только безмерно наглую горничную.

Соседней с Иолантом стояла «Книга страшного суда», а её бросать было жалко, так что я, наплевав на всё своё «воспитание», послала лорда с его разыгравшимся воображением в тартарары и постаралась снова сосредоточиться на ядах.

Лорд, покружив по библиотеке — от окна к двери — заинтересовался, как несносная служанка забралась на такую высь. Я выслушала с десяток версий — воображение у него и впрямь было неуёмное — и, наконец, не выдержала:

— Любезный лорд, вы по моей пентаграмме уж раз двадцать прошлись. Имейте совесть, мне её потом из-за вас перерисовывать.

Лорд всё-таки догадался посмотреть под ноги. Я ждала крика, даже визга — чего только не бывает с человеком, понявшим, что он стоит в центре магической схемы. Но лорд просто замер и затих. Совсем.

Я подождала минуту… две… И махнула духам, чтобы помогли мне спуститься.

Светлая макушка отмер как раз, когда я по воздуху (духов-то не видно) аки по лестнице спускалась на пол. И тут же (вот что значит магия!) согнулся в поклоне:

— Принцесса Алисия?

Я ступила на пол, украдкой облегчённо выдохнула и поправила юбки.

— С кем имею честь..?

Лорд выпрямился, открыл было рот и… так и уставился на меня с открытым ртом.

Я внутренне взвыла. Ещё один. Если он сейчас пропоёт: «Ах, как вы красивы!», я его убью!

Но он, поймав мою руку для поцелуя, только молча пожирал меня глазами — что бесило ещё больше. И ладно бы я ещё выглядела хорошо. А то уложенные чёрте как волосы, пыльные юбки, кое-где порванные (зацепилась за что-то)… Ну в самом деле!

Я хмуро отдёрнула руку, собираясь послать так и не представившегося господина подальше, когда в библиотеку со словами: «Дамиан, где же вы, Совет уже собран, вас все ждут» зашёл брат. Увидел нас, вскинул брови и тут же принялся делать ими какие-то знаки.

А Светлая макушка — который Дамиан — так и стоял, глядя на меня, как на чудо света. Но, слава богу, молчал.

— Лорд Дамиан, — позвала я. Эй, мужи-и-и-ик. Есть кто дома? Ау! — Вас, кажется, ждут. Дамиан?

И помахала у него перед лицом ладонью.

А этот… странный чудик схватил меня за руку, сжал и, потянув к себе, поцеловал. В губы хотел, мерзавец — я вовремя увернулась. И прошипела:

— Сделаешь так ещё раз, натравлю на тебя духов.

— Алисия, не надо! — вмешался брат, быстренько хватая Светлую макушку под руку. — Дамиан, идёмте, прошу вас, пожалуйста.

Я смотрела им вслед — Светлая макушка всё норовил обернуться и встретиться со мной взглядом — и недоумевала, с кем это брат такой вежливый. «Прошу вас», «пожалуйста» — с вассалами король так не общается.

Брат явился ко мне поздно вечером — довольный донельзя. Только что обниматься не лез.

— Алисия, ты просто чудо. Как у тебя получилось? Дамиан так тобой очарован, ты сразила его, просто сразила!

И у меня закралось нехорошее подозрение: а не сводничеством ли братишка заняться решил…

— Теодор!

— Он только о тебе и говорит!.. Да?

Я встала и, выпрямившись, посмотрела на него в упор.

— Кто такой этот Дамиан и причём здесь я? Только не говори, что ты решил меня выдать замуж!

— А пойдёшь? — воодушевился брат, но тут же, увидев мою физиономию, замахал руками. — Алисия, ну что ты. Я же обещал! Ты просто не понимаешь: Дамиан — правитель Арабелии, — и уставился на меня в ответ, словно это хоть что-то означало.

— Ну и? — ну король этот чудик. И что?

— Арабелия — крупнейшее государство на Юге. Алисия, заручившись поддержкой Дамиана, я могу забыть о войне — с кем угодно! Даже Святой Престол не посмеет мне указывать!

А…Чего?

— На Юге? Это там, где гаремы? — пробормотала я. И громче добавила. — Брат, учти, тебе нужна поддержка этого… Дамиана? Вот сам её и добивайся.

В гаремы — не поеду! И вообще, я ведьма вольная. Пожила во дворце — переехала. Вот!

Теодор подскочил ко мне и совсем не по-королевски, зато очень театрально рухнул на колени.

— Алисия. Ну что тебе стоит! Ну улыбнись ему, ну разок, тебе ведь даже делать ничего не нужно! Дай нам подписать дружественный договор! Ну хочешь… хочешь, я тебе всю библиотеку подарю, а?

Дворцовую библиотеку я уже давно рассматривала как свою, так что предложение не впечатлило.

— Алисия, умоляю, — надрывался Теодор. Артист, что б его! — Я сделаю тебя первой дамой — любые платья, драгоценности, меха…

Я покосилась на свой пыльный наряд и одарила брата таким красноречивым взглядом, что он наконец-то умолк.

А в сущности — что я теряю? Ну, поиграю с этим… Дамианом. Он, кстати, вполне ничего… Светловолосый только, а в остальном — всё, как я люблю. И к тому же, если надоедать сильно не будет… давненько мне никто комплименты не говорил да серенады не пел. Всё как-то с крестами больше да мечами…

— Ладно, Теодор. И встань уже.

Брат резво вскочил и всё-таки меня обнял.

— Алисия, сестрица!

Мальчишка.

— Замуж за него не пойду, — припечатала я, выворачиваясь. — Так и знай.

Той ночью мне снился Александр. Вместо этого светловолосого чудика он целовал мне руку… и щёку. И это было волшебно, хоть и чуть-чуть не то, что я хотела.

Какая всё-таки малость, оказывается, может вытащить меня из скорлупы-библиотеки, где я так уютно устроилась!

Ранним туманным утром я сидела у пруда в глубине дворцового парка и слушала тишину — такая бывает только перед дождём. Ватная, влажная, густая и нерушимая.

Мне она подходила идеально. Но ничто не бывает идеальным долго.

— Ты всё-таки вернулась, принцесса мертвецов.

— Какой громкий титул, — не оборачиваясь, протянула я. Хотелось продлить чувство тишины и покоя подольше, но оно осколками осыпалось при звуке её голоса.

— Я же говорила тебе не приближаться к моему сыну.

— Правда? — выдохнула я, оборачиваясь.

Время — враг красивых женщин. На них его отпечаток виден особенно ярко.

Королева, моя мачеха, когда-то рыжеволосая, зеленоглазая тоненькая девушка превратилась в худую, осунувшуюся женщину, всё ещё молодящуюся, но уже прекрасно знающую: старость стоит у порога. В её некогда прекрасных волосах серебрилась седина, а глаза… глаза выцвели, и взгляд больше не казался задорно-высокомерным. Теперь — просто надменный. И немного, самую чуточку в глубине — испуганный.

А я осталась такой, как была. Красивой, свежей… юной.

— Ведьма, — прошептала королева, смотря на меня во все глаза. — Мерзкая ведьма…

Я улыбнулась.

— Хорошо, что я не стала вас убивать, Ваше Величество.

Она отшатнулась, прижав руки к лицу. И зачастила:

— Ты будешь проклята, ты будешь гореть в аду, ты…

— А вы скоро превратитесь в старуху. И я рада, что когда-то сдержалась. Иначе я не смогла бы видеть, как вы медленно увядаете… ведь это тоже смерть, вы же знаете? Неотвратимая, страшная… унизительная.

Так и прижимая руки к щекам — обвислым, несмотря на все притирания и крема — королева отступала, бормоча ругательства.

А я смотрела ей вслед, вспоминала Рауля и думала, что, не зная, и правда выбрала лучшую месть. Мачеха будет вот такой ещё долго. А я до конца жизни останусь красавицей.

И неужели я когда-то хотела вот такую спокойную, тихую жизнь? Даже задумываться о ней глупо! У меня — сила, красота… власть — если захочу. Да, у всего есть оборотная сторона. На моей — монашеский крест. Не худшее, что случается в жизни, правда?

Теодор завалил меня новыми нарядами и украшениями. Устроил охоту на следующий же день.

Ненавижу охоту…

Король этой… как её… ну, в общем, светловолосый Дамиан осыпал меня цветами. Редкими голубыми розами и орхидеями с жутко тяжёлым запахом, от которого кружится голова. На охоте он пел мне дифирамбы о том, как я прекрасно держусь в седле, как я хороша, как похожа на розу, чудесную голубую розу (на мне было лазурное платье), какая я грациозная, изящная, великолепная…

Я всё ждала, когда он начнёт расхваливать мою лошадь. А что? До дорожки, по которой я хожу, он дошёл — что-то про «я готов целовать пыль у ваших ног». Неужели все южане такие выдумщики?

Но брат был прав — шишкой этот Дамиан явно был влиятельной. Его свита впечатляла — ни один из заграничных гостей с собой столько народу не привозил.

А я смотрела на него и видела другого. Воздушный замок, я знаю. Но… но.

Я даже по Арману так не скучала.

Арман мне, кстати, написал. Сообщил, что благополучно отвёз Александра домой и вроде бы не слышал, чтобы клирики забрали его обратно в инквизицию.

Я просидела над его письмом целый вечер, не выдержала и пошла «в гости» к брату в комнату. Далеко, через весь дворец, но слуги нынче стали послушными — мне кланялись и показывали дорогу.

Прямо принцессой себя чувствуешь, а не ведьмой богомерзкой. Непривычно.

— Теодор, ты сказал: я получу всё, что захочу, — начала я, косясь на смутно знакомую блондинку в королевской кровати.

Брат про себя явно посылал меня подальше, но вслух не решался.

— Алисия?

Я в упор посмотрела на блондинку и та красиво «потеряла сознание», для верности что-то пискнув. Брат не обратил на неё внимания.

— Что ты хочешь?

— Всё, что известно о принце Хотфолды, — голос всё-таки дрогнул, предатель.

— Александре? — удивился брат. — Зачем…

— Нужно! — буркнула я, поворачиваясь к двери. — И побыстрее.

— Побыстрее? — хмыкнул Теодор. — Тебе же не простые сведения нужны, не правда ли, сестрица?

Я посмотрела на него через плечо.

— Всё о его связи с клириками. Когда, как, почему. Всё, что найдёшь, милый братец.

Теодор кивнул и больше ничего не спросил.

Через неделю Дамиан засобирался домой и пригласил меня. Слёзно. С ума сойти — и этот чудик откровенно «посылал» меня в библиотеке? Красота — страшная сила.

Я поинтересовалась про гарем, и Его Величество соловьём распелся про то, что я такая одна-единственная и никакой гарем со мной не сравнится… и всё в том же духе.

Обмолвился про Инглабеш. Собирался там остановиться, в летнем дворце, у границы, армией командовать удобно.

Плевать мне, что у него там с армией, но в Инглабеше прекрасный архив. И я не я, если меня туда не отвезут.

В общем, согласилась. Была мысль позвать Армана, но, подумав, решила, что не стоит. Не будем пугать бедного короля. Тем более на пороге войны. Брат опять же очень просил…

По дороге — а путешествовали мы с помпой — я вспоминала, как прекрасно лететь на драконе (хоть и не всегда удобно) и никакие сладкоречивые венценосные кретины не достают.

Юг я не очень рассмотрела. Большую часть пути до Инглабеша я проехала на крытых носилках (а то вдруг мою чудесную кожу сожжёт солнце!). Впрочем, было и хорошее: Дамиан быстро усвоил, что мне нравятся старые книги. И подкидывал всё, что только можно — лишь бы по вечерам допоздна сидеть рядом, томно на меня смотреть и вздыхать.

Не знай я брата как следует, решила бы, что он опоил бедного короля любовным зельем.

В Инглабеше я сделала попытку закопаться в архив и преуспела — у них там внизу тайники бог весть какого года, которые даже местные открыть не могут. Это они просто с драконом не общались… Мы с Арманом и не такое взламывали, а в его родительском доме замки раза в три сложнее.

Заодно и заклинания кое-какие потренировала. Кабалу чертить поучилась.

На свет меня вытащил Дамиан, сообщивший, что какой-то там южно-восточный союз воюет против северно-западного. Я, только-только расшифровавшая очередной манускрипт, лишь рукой махнула. Дамиан, рассыпаясь в комплиментах и просьбах поцеловать ручку, щёчку, ножку поведал, что наши страны состоят в юго-восточном союзе.

Как будто мне это интересно!

В ту ночь Дамиан вылетел из моей спальни быстрей ветра (попытался всё-таки затащить меня в постель), но утром я как всегда обнаружила очередной ларчик с украшениями.

Некоторые вещи не меняются…

А через три дня неожиданно приехал брат. Меня снова вытащили из архива, выкупали, переодели и отвели к Теодору в апартаменты.

— Сестра! — разулыбался брат, увидев меня. — Как ты? Хорошо отдохнула?

Я села поближе к окну — жарко у них на юге — и уткнулась в книгу.

— Угу.

— Алисия, я привёз то, что ты просила, — взял быка за рога братец.

Я отложила книгу и протянула руку. А, получив увесистую кипу свитков, отвесила неуклюжий поклон.

— Спокойной ночи, братец.

— Алисия, послушай, — завёлся Теодор. — Если ты поможешь нам в войне…

— Я не солдат, братец, — отозвалась я и поскорее выскользнула за дверь.

На этот раз мне повезло остаться в спальне одной — никакие короли не тревожили. И хорошо, настроение у меня было…

Свитки-документы содержали много деталей, большинство из них я проглядела, старясь увидеть главное. И, наконец, нашла: копию какого-то допроса кого-то там.

Клирики очень надеялись, что я никогда не проснусь — там, у себя в заросшем колючками замке. Но на случай моего пробуждения они разработали целый план… Как я и предполагала.

Чёрт возьми, как будто раньше я этого не понимала! Нормальный человек не смог бы провести столько лет в той темнице и выжить. И к тому же, Александр был там странно один.

И, конечно, они для него братья, роднее, чем я. Александр со своей «семейкой» никогда и не ссорился…

Они хотели поймать меня. Но что-то пошло не так, природы моего дара они точно не знали или ещё что — демон же у меня тогда неспроста вызвался.

А что Александр умирал по дороге — так этого легко каким-нибудь зельем добиться, как и истощение. Помнишь, Алисия, ты ещё удивлялась, что он удивительно неплохо выглядит для умирающего? Умирающий бы так долго не продержался.

И брат нам его, поди, не случайно тогда попался…

В здешних комнатах не было каминов — и так жарко. А то я сожгла бы эти чёртовы бумаги… к чёртовой матери!

Я чувствовала себя в паутине, где огромный паук с крестом подбирается ко мне… ближе… ближе…

«Приди к све-е-ету»! Да что б тебя!

Я всё понимала и раньше, но смириться с обманом, даже когда мне предоставили доказательства, оказалось до безумия сложно.

Той ночью я обнаружила, что дворец стоит на берегу моря, и я даже могу спокойно пойти и поплавать. Мраморная терраса, видная из моего окна, купалась в морских волнах.

Я нырнула с неё и плыла, плыла пока не кончились силы, и не свело ногу. И тогда, захлёбываясь горько-солёной, как слёзы, водой впервые мысленно, без всяких пентаграмм вызвала духа. Он меня, мокрую и дрожащую, и отнёс обратно в комнату.

Остаток ночи я пролежала на дорогом пушистом ковре со странным ярким рисунком. Слушала волны и комкала теодоровы бумаги.

Мир снова превратился в клетку — теперь, правда, размером побольше.

И сейчас даже Арман не смог бы мне помочь. Потому что он тоже был в этой паутине. Тоже муха, как и я.

На следующий день меня навестили сразу оба короля — братец и Дамиан. До этого меня в очередной раз выкупали-прибрали местные молчаливые слуги. Отдалённо это напомнило Утёс. Я вяло этому удивилась и позволила себя одеть и причесать.

А после обеда состоялась собственно аудиенция. У меня не было настроения ничего делать — в том числе и их слушать. Так что я просто сидела у окна и тупо смотрела на уже знакомый ковёр. А Дамиан с братцем распинались… в подробностях. О чём-то.

— Алисия!

Я равнодушно глянула на брата. Тот в ответ сделал страшные глаза и, кажется, в который уже раз повторил:

— Сколько человек ты можешь убить?

Я вспомнила церковников у стен моего замка. Мёртвый город, где чуть не погиб Арман.

— Много.

— Целую армию? — вставил Дамиан и глаза у него предвкушающе сверкнули.

Я равнодушно пожала плечами.

— Можно попробовать.

Короли повернулись друг к другу и принялись о чём-то с жаром спорить.

А у меня жутко болела голова и очень хотелось спать. И послать всех к чёртовой бабушке.

— Алисия, ты поедешь в Зенцберг? — прорвалось сквозь туман в голове.

Я равнодушно пожала плечами.

Кажется, Их Величества приняли это за знак согласия, потому что на следующее утро меня увезли.

Поездку в этот… Зенцберг не помню совершенно. Практически всё время я спала и, помнится, Теодор даже боялся, что я подцепила на юге какую-то лихорадку. Помню, меня осматривал врач, но, наверное, ничего не нашёл — меня оставили после этого в покое.

Думаю, я тогда напоминала куклу. Меня переставляли с места на место, вели куда-то, а если нет — я замирала и то мучилась от головной боли, то проваливалась в серую дрёму. Не знаю, что это было. Но оно ушло, как только мы оказались у поля сражения (или как там это у военных называется?). Громадный такой, не очень ровный луг, с одной стороны — мы. С другой — шатры.

Стояла ночь, но светлая, из тех, что бывают к концу лета. Луна в небе плошкой, звёзды сверкают вовсю… Сверчки стрекочут, светляки кое-где подмигивают. Ветер травами пахнет. Красота!

Я смотрела на огни во вражеском лагере. Рядом что-то в очередной раз рассказывал Теодор (Дамиан куда-то исчез). Вокруг меня витали духи — давно мной забытые и очень привычные. Умилительно-спокойная картина. Была, пока на той стороне что-то не блеснуло. Знакомо так, золотом.

Я зажмурилась и отвела взгляд. Магия святош. И крест — вон, мигает отсветом костра.

«О, мои пауки собственной персоной. Святоши…», — мысль вяло скользнула… и породила следующую: «Они не оставят меня в покое. Никогда. Пока не убьют. Как того проклятого до меня. Они превратят мою жизнь в ад. Уже превращают».

Медленно, нерешительно я вытащила из спрятанных в поясе ножен маленький ритуальный кинжальчик.

Теодор наконец-то заткнулся и смотрел на меня расширенными от удивления и… ожидания? глазами.

Какая-то (маленькая, если честно) часть меня кричала одуматься. Что в сущности такого — на меня ещё никто не напал и даже если клирики начнут охоту, всегда можно спрятаться… у Армана, например.

Другая часть возражала, что прятаться негде — святоши найдут везде. А охота уже началась. Вспомни, Алисия, подвалы, где ты нашла Александра? Хочешь провести в них остаток жизни? Очиститься?

Вся моя жизнь проклята.

Это сложно только в первый раз. В первый раз ещё задумываешься, в первый раз совесть ещё о чём-то кричит. А потом…

«Тьма… вокруг тебя… Алисия. Ты… притягиваешь… тьму».

Теодор и кто там с ним был ещё отшатнулись, когда я, вытянув руку, резанула по запястью крест-накрест. Боль отрезвила на мгновение, но потом в воздухе засияла громадная пентаграмма, в центре которой, невидимые, кружились духи и…

— Наконец-то, госпожа.

Я не вздрогнула — ждала этот голос. Но, думаю, если Теодор был рядом, в его прекрасной тёмной шевелюре появились седые волосы. Видеть демона и не испугаться? Ха.

А вот мне было всё равно. Даже если бы он меня сожрал вместо того, чтобы служить — всё равно.

Они приникли к моей руке — невидимые. Я чувствовала сотни, тысячи губ, тянущих из меня энергию. А потом:

— Прикажи, госпожа. Прикажи-и-и-и…

Почти как там, в гробницах, где серые существа называли меня госпожой. И отголосок желания могущества, власти, господства…

— Прикажи-и-и-и!

Я открыла глаза и выдохнула, указывая на вражеский лагерь:

— Убейте.

Шелест, как вздох облегчения, заглушил крик в душе — голос Армана: «Алиска!»

Да, только в первый раз это сложно.

А на самом деле легко. Всего-то — отдать приказ.

Снова превратившись в куклу, я равнодушно наблюдала, как моя призрачная армия туманом окутывает лагерь, как то тут, то там вспыхивают щиты святош. А потом — резко оборвавшийся слаженный вопль. И всего-то около минуты. И всё…

Я обернулась. Путаясь в юбках платья, подошла к группе людей, среди которых был мой брат. Встретилась с ним взглядом.

— Ты этого хотел?

Он не мог вымолвить ни слова, ошалело глядя, как я иду к своему шатру. И долго ещё весь наш лагерь окутывало напряжённое молчание — взорвавшееся потом испуганными и изумлёнными восклицаниями.

Но я к тому времени уже крепко спала.

И совесть в лице Армана меня уже не мучила.

Первый раз и правда самый сложный. Но только он.

<span class=«calibre1»>Утром солнце светило ярко и головная боль больше не мучила. Я чувствовала себя так, будто заново родилась. Даже испуганные слуги и солдаты воспринимались как должное. Точнее я просто не обращала на них внимания. </span>

Наверное, так чувствует себя рыцарь, победивший дракона. Я убила своего. Да как легко! Чего я боялась раньше? Людского мнения? Да бросьте, меня всё равно ненавидят. Так зачем мне их жалеть?

— Алисия, — выдохнул брат, лично открывший для меня дверцу кареты. — Твоя рука…

Я проследила за его взглядом. Моя рука, от запястья до кончиков пальцев, исписанная какими-то символами. Теми же, что я видела, впервые вырастив виноград. Но тогда они покрывали только запястье. И сияли. Сейчас казались ожогами. Смотрелось отвратно, но ничуть не болело.

— Найди мне перчатки, — потребовала я, забираясь в карету.

Брат кивнул и захлопнул дверцу.

Весь день меня подташнивало — сдуру выглянула в окно. Трупы, обезображенные, непохожие местами и на людей преследовали меня ещё долго. Трупы, жужжание мух, запах…

Господи, не дай Арману узнать…

Меня везли вслед за армией, марширующей вглубь какой-то страны, к какому-то городу. Да, я снова не удосужилась посмотреть на карту. Да и зачем? Я и в окно больше не глядела.

От нашей армии бежали, точно от монстра. От меня бежали. И мне это нравилось. Я обнаружила странную притягательность в общем страхе. Эта… власть оказалась куда вожделенней трона, богатств и даже никчёмной любви народа.

Города, слившиеся в одну мешанину серого, сдавались один за другим. По приказу Теодора и Дамиана клириков убивали — святоши пытались заставить людей сражаться. Ха! Когда один такой «шубутной» городок я окружила колючками, как когда-то мой замок, жители сдались сразу и добровольно. Только какие-то фанатики заперлись в церкви и там же сгорели. То ли сами сожглись, то ли кто-то из наших факел бросил…

К середине осени часть армии пришлось оттянуть к нашей с Теодором столице. Клирики мутили народ. И, если юг верил в какой-то там огонь, то у меня на родине триединый Бог был в большом почёте — а, значит, и его служители.

На ходе войны это, вроде, не сказалось. Я, правда, не вникала, что там, но продемонстрировать собственную силу перед сотнями зрителей в очередном городишке? Это оказалось поинтересней, чем летать с Арманом за сокровищами. Здесь я купалась во всеобщем внимании — то, чего мне не доставало всю жизнь. Они меня боялись — все до единого, что в нашей армии, что во вражеской. А у меня мурашки по коже от их испуганных взглядов. М-м-м!

Я научилась находить в страху удовольствие. Он родной был, страх, знакомый с детства. Всегда — страх.

А всего-то надо было принять как данность, что они никогда меня не полюбят.

И никто, никто не мог мне противостоять. Клирики бежали — за редким исключением. Я больше не боялась их «отрядов» (человек десять, никогда больше). Как намострячилась вызывать демонов — так и не боялась. У меня запястья не заживали — но и чёрт с ними, и так покрытыми какой-то гадостью. Символы-то не исчезли, с перчатками я уже сроднилась. Такая мелочь по сравнению с чувством восторга, к которому я уже начала привыкать.

К концу осени мы вошли в столицу какого-то крупного западного государства. Красивый городок, тихенький такой, чистенький. Был. Теодор с Дамианом, командовавшие армиями, ничтоже сумнящеся расквартировали солдат у местных. Шумели сильно…

Зато мне достался дворец и местная библиотека. Что там творили брат с неуёмным, вечно напоминающим о себе цветами и драгоценными безделушками южным королём, меня не интересовало. Я снова окопалась в библиотеке, притащила сюда все трофеи из завоёванных городов (а там симпатичные монастыри были) и пока меня Теодор не вытащил, отдыхала, валяясь с книгой на подушках у камина.

В покоях, кажется, Дамиана — по-южному всё было обставлено (Дамиан с собой все эти финтифлюшки вроде узорчатых подушек да украшенных затейливой резьбой столиков повсюду возил) — нас встретили солдаты (наши вперемешку с южанами) и какой-то связанный мужчина в лохмотьях на коленях у камина. Его взгляд — отчаянно безнадёжный — встретился с моим и уже не отпускал.

Я прошла к креслу, села. Духи ветерком витали вокруг — я привыкла уже. Остальным странным, наверное, казалось, почему у меня невпопад юбки колышутся да волосы развеваются. Вот и пленник смотрел во все глаза.

— Алисия, — указав на связанного, официальным тоном произнёс Теодор. — Позволь представить тебе короля Антуана, повелителя Западного союза и рыцаря Святого престола.

Я вскинула брови, снова встретившись взглядом с пленником. Тот, будто не слыша, продолжал зачарованно глядеть на меня.

На какое-то время в комнате повисла тишина.

— Ну и что? — не выдержала, наконец, я.

Вперёд выступил Дамиан. Опустившись на одно колено у моего кресла и нежно взяв меня за руку, он проникновенно произнёс:

— Любовь моя, прошу тебя, — целуя мои пальцы. — Узнай у него, что планирует Святой престол против нас.

Я ошарашенно уставилась на него.

— А палачи, что, не справились?

— Увы, — раздался слева голос Теодора. — Палачи оказались бесполезны. Сестра, ты сможешь?

Я снова посмотрела на пленника. Тот, вскинув голову, уставился на меня уже с вызовом.

— Скажи, сестра, ты можешь? — начал брат, но Дамиан его перебил:

— Любовь моя, что мне сделать, чтобы ты согласилась?

В обычной ситуации я отъехала бы от него вместе с креслом. Но тут его слова быстро вылетели из головы.

Мучить? Беспомощного человека, который мне ровным счётом ничего не сделал?

— Любовь моя, — надрывался Дамиан, целуя мне руку, медленно, но верно подбираясь к локтю.

Мы с пленником смотрели друга на друга.

Пытать? Мне?!

— Уйдите, — тихо приказала я, прерывая очередное любовное признание Дамиана. — Оставьте нас.

Они послушались немедленно, с готовностью даже. Минута — и в комнате кроме нас и пленного короля больше никого не осталось.

Снова повисла тишина, прерывать которую пришлось опять мне:

— Ваше Величество, что вы сделаете, когда я прикажу вас отпустить?

Пленник вскинул брови.

— Вы… прикажете? Отпустить? Меня?

Не сводя с него глаз, я кивнула.

Король хмыкнул и закашлялся. Я потянулась, налила в кубок воды из стоящего рядом хрустального графина и махнула духам. Верёвки с пленника немедленно упали.

Дрожащей рукой он принял кубок. Посмотрел на меня. И швырнул его в камин.

— Твоя шея такая тоненькая, девчонка, — прохрипел пленник, массируя запястья. — Я свернул бы её одним движением. Наверное, почти без усилий.

— Не стоит, — откликнулась я. — Мне тоже понадобится лишь движение, чтобы свернуть вашу.

Пленник ухмыльнулся.

— Ничего ты не получишь, проклятая. Можешь пытать меня сколько угодно. Ты…

— …буду гореть в аду, — устало закончила я. — Я знаю, Ваше Величество. Что-нибудь ещё?

— Не будешь, — усмехнулся король. И в ответ на мой удивлённый взгляд добавил. — Ты уже в аду.

Я пожала плечами — крыша у него явно поехала. Плен и всё такое. Понимаю.

— Так что вы сделаете, когда я вас отпущу?

Пленник широко улыбнулся:

— Расскажу о тебе Святому Престолу.

— Они обо мне уже знают, — фыркнула я.

— Нет, девочка, — покачал головой пленник. — Расскажу, что ты больше не человек. Дух оставил свои отметины, да? — добавил он, кивком указывая на мои руки. — Твою душу надо спасти…

— Убить? — хмыкнула я.

— Ты уже мертва, — возразил король. — Если раньше ты и правда могла сотворить чудо… сейчас ты отдалась тьме. Она будет терзать тебя и…

Да-да-да, конечно. Святоша завёлся. Подробно описал, как я буду «спасаться», как призовут к порядку брата и южан… Я смотрела на него, наверно, примерно как он до этого на меня. Смотрела и понимала, что да, сейчас я его отпущу, потому что он слаб и безоружен, а я каким бы монстром ни была, тоже имею свой кодекс чести… Но потом эта честь аукнется мне сторицей. Монахи-колдуны расшифруют мои заклинания, считают ауру, ещё как-нибудь подгадят. Припрутся ночью с крестами — спасать мою душу. Или этот же, отпущенный король Антуан и припрётся, чтобы геройски меня убить. Ночью. С освящённым мечом. А ведь если верить книгам — их же святым книгам — меня, колдунью богомерзкую, должна растоптать одна его вера…

Хм. Вера. А что если попробовать? Я махнула духу, мысленно приказывая принести нам Святое Писание. Сила молитвы, говорят, способна рассеять любую тьму. Проверим?

Пленник наконец-то замолчал, когда я нетерпеливо топнула ногой.

— Вы веруете? — быстро поинтересовалась, дожидаясь, когда вернётся посланный за искомым дух.

Король посмотрел на меня как на умалишённую.

Я хмыкнула.

— Отлично. Тогда, — рядом с пленником упала небольшая книжица в синем переплёте. — Вот вам Книга Откровений. Молитесь. Если веруете, моя магия для вас — ничто. Так ведь учит ваш пророк?

— Дай лучше меч, — тем не менее поднимая книгу, процедил король.

— А вот это будет нечестно, я же безоружна, — улыбнулась я. — И потом, по вере… и так далее. Да? Давайте, Ваше Величество. Ваша вера против моей магии. Проверим, кто сильнее?

Косясь на меня, король медленно открыл книгу и выразительно начал:

— Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae…

Я сняла перчатки, закрыла глаза и сосредоточилась.

Позже, подняв юбки, чтобы переступить через опрокинутое кресло — сильный-то король оказался — я в последний раз посмотрела на вздрагивающего пленника, торопливо бормочущего на ромульском, что всё он расскажет, лишь бы я перестала. Кажется, так и не понявшего, что я уже… перестала.

И, берясь за ручку двери, вздохнула:

— Мало веруете.

Теодор со стражей отыскались быстро — больше моя помощь не требовалась, короля можно было брать готовеньким. Понятия не имею, что брат узнал от него. Но вот я с удивлением поняла, что чувствую себя вполне как палач — тот, что справился.

То есть ничего не чувствую.

Я со вздохом потёрла слипающиеся глаза и привычно отправилась в библиотеку. Книги о ядах меня уже давно не впечатляли, но вот анатомия и история пыток — явно упущенные мною области. И совершенно напрасно.

Через месяц я так в этом поднаторела, что смогла бы давать советы палачу. Если бы тому удалось оторвать меня от книг, конечно. Пока что это получалось только у брата да изредка у Дамиана. Обычно они что-то просили, я отправляла духов — на этом всё заканчивалось. А если мы куда-то переезжали, я быстренько устраивала очередную демонстрацию силы — крайне редко приходилось для этого кого-то убивать. А потом снова устраивалась в библиотеке и не выходила оттуда до следующего переезда.

Вот также вечером я читала, сидя на письменном столе и увлечённо болтая ногами, когда в очередной раз зашёл Теодор. Но против обыкновения сразу просить ничего не стал.

— Алисия?

Я обернулась — до того у него голос был странный. Радостный — да. Но и напряжённый. Забавное сочетание.

— Чего тебе?

— Ты когда-то спрашивала меня про принца Хотфолды, — пройдя к столу и усевшись рядом, начал брат.

— Ну? — я снова уткнулась в книгу.

— Если хочешь, можешь с ним поговорить, — сказал Теодор после паузы.

Я изумлённо уставилась на него.

— Александр здесь?

Теодор улыбнулся и встал.

— Проводить тебя?

— Как он здесь оказался? — пытаясь справиться с заходящимся сердцем, поинтересовалась я, пока мы шли по внутреннему двору.

— Всё просто. Мы напали на Хотфолду. Ты не знала, сестра? — Теодор подал мне руку — как будто я сама бы не поднялась по ступенькам к входу мрачного вида башни.

— Братец, неужто ты решил править миром? — опираясь на его руку, я привычно подхватила слишком длинные юбки.

— Почему бы и нет? — хохотнул Теодор. — Но пока мне хотелось бы просто разделаться со Святым Престолом. Он безумно мешает мне править даже в собственном королевстве.

— Как удачно я тебе подвернулась, — протянула я, наблюдая, как стражи в серебристых лёгких доспехах распахивают перед нами двери.

— Да, — улыбнулся Теодор. — И, значит, Бог где-то всё же есть, ибо без тебя мы бы не справились. Алисия, что ты хочешь сделать с принцем Хотфолды?

Я покосилась под ноги и брезгливо приподняла подол: мимо шмыгнули мыши и с писком затерялись среди теней.

— Просто поговорить.

— Ой ли! — хмыкнул брат. — В любом случае, Алисия, можешь забрать его себе. Мы думаем использовать принца как заложника. Если король Хотфолды будет знать, что его брат у тебя, думаю, он поторопится выполнить все наши условия.

Я так не думала. Помня шубутного короля Люциана — скорее он сам приедет брата у меня красть.

Или это тоже было ложью? Чтобы заманить меня в инквизицию?

— Огромное тебе спасибо, братец, — хмуро откликнулась я.

Теодор тихо рассмеялся.

— На месте этого Александра я бы был с тобой поласковее. Смотри, аккуратнее, Алисия, если он будет клясться, что любит тебя и всё в этом духе — не верь.

Я вспомнила Дамиана и ухмыльнулась.

— Не буду.

Теодор не выдержал и расхохотался.

— Ох, Алисия. Иногда я не могу понять: у тебя есть в голове что-то кроме твоей магии или нет?.. О, мы пришли, — добавил он, указывая на громадную дубовую дверь, ведущую, похоже в комнаты под самой крышей башни. — Стража тебе не нужна? Я так понимаю, вас лучше вдвоём оставить.

— Будь добр, — буркнула я и, не дожидаясь стражников, приказала духам открыть дверь.

Александр обнаружился во второй комнате: сидел у окна и ко мне даже не повернулся.

Я прислонилась к стене, глядя на него. Сердце билось как сумасшедшее, и я отстранённо отметила, что, кажется, всё-таки заболела: иначе почему оно так заходится? Словно готово из груди выпрыгнуть.

Александр выглядел намного лучше, чем в нашу последнюю встречу. И — забавно — он ни капельки не изменился с тех пор, как пятнадцать лет назад я заснула в своём замке. Я понимаю, почему моя красота и юность остались при мне. Но как случилось, что он выглядит как двадцатилетний мальчишка, когда моя мачеха, несомненно, его ровесница, уже чуть ли не старуха?

Если бы магия святош была на это способна, они все были бы вечно юными, но нет, они тоже стареют. Неужели это я как-то умудрилась заколдовать его?

— Добрый вечер, Алисия, — произнёс Александр, по-прежнему не глядя на меня.

Сердце пропустило удар.

— Как ты узнал? — заговорила я, но голос безбожно дрожал. Я откашлялась и начала снова. — Как ты узнал, что это я?

— Кто ещё мог ко мне прийти? — устало откликнулся Александр. И, будто в ответ на моё удивление, добавил. — В платье.

Я невольно посмотрела на подол — длинный, многослойный, шуршащий. Ну да. Конечно.

— Неужели не нашлось ни одной девицы, желающей тебя спасти? — попыталась поддеть я.

— В военном лагере? — Александр по-прежнему смотрел в окно и это безумно злило. — Конечно, нет. Солдаты терпят рядом с собой только гулящих девиц да ведьм.

— Интересно, к какой категории меня причисляешь ты? — фыркнула я, всё-таки отлипая от стены и проходя к креслу у камина.

— В трактате о ведьмах это одно и то же, — отозвался Александр.

Повисла тишина. Я ждала, когда он обернётся, но он продолжал смотреть в окно — не напряжённо, а равнодушно. Словно ему всё равно, куда глядеть, лишь бы не на меня.

Думаю, если бы я не выдержала — встала и ушла, ничего бы не изменилось. Может, он даже не заметил бы.

Я прикусила губу.

— Арман писал, что принёс тебя домой, — медленно произнесла я, чтобы хоть что-то сказать.

— Да, — откликнулся Александр после паузы. — Иначе меня бы здесь не было.

Я нахмурилась. И, подавшись вперёд, гипнотизируя его макушку, спросила:

— Раз уж мы об этом — зачем ты здесь?

Снова пауза. Я терзала губы, нервно потрескивал огонь в камине.

— Спроси своего брата, — наконец, откликнулся Александр, прислоняясь к косяку. — Возможно, он скажет, что ему был нужен заложник, чтобы захватить Хотфолду.

— Правда? — мой голос снова дрогнул. — А что скажешь ты, когда я спрошу: как получилось, что ты угодил в плен?

Александр тихо усмехнулся.

— А вы ожидали, что мы сдадимся без боя?

Мы? Он и святоши?

Я скрестила пальцы в «замок».

— Александр, давай честно. Не как в прошлый раз. Тебя отправили клирики убить меня? Снова?

По-прежнему глядя в окно, он покачал головой.

— Увы, нет.

И снова тишина.

Я не выдержала. Встала и, шурша юбками, подошла к окну.

— Александр?

Он не пошевелился.

Моя рука отчаянно дрожала, когда я потянулась к нему. Сначала к плечу, потом — к щеке. И наконец-то, повернув его голову, увидела взгляд. Он заставил меня отшатнуться: пустой, стеклянный, как у мертвеца.

Александр снова повернулся к окну. А я вскипела: да как он может! После всего… после всего!

Пощёчина вышла неуклюжая, но явно неожиданная — он вздрогнул и наконец-то посмотрел на меня с каким-то странным выражением. А я яростно закричала:

— Это ты! Ты меня предал! Ты и твои «братья»! Вы хотели, чтобы я годами гнила в той темнице, в этом чёртовом дворце вашей проклятой инквизиции. Типа очищалась, да?! А я тебе поверила! Я думала, я тебе жизнь спасаю! А ты меня предал!

Тихий удивлённый голос легко перебил мою гневную тираду:

— О чём ты?

Я замерла.

— О… о ч-ч-чём?! О, ну, наверное, о том, как ты со своими «братьями» выработали гениальный план, чтобы наконец-то взять меня с потрохами! Кто у вас такой умный всё это придумал? Отправить тебя в темницу вроде как умирающего, пустить слух, послать Люциана в гробницы…

Я говорила и говорила, а его взгляд от недоверчивого становился изумлённым.

— Алисия, я не понимаю, о чём ты говоришь.

Я влепила ему вторую пощёчину.

— Ну конечно, не понимаешь! Что ты ещё можешь сказать?! «Ведьма», «тебя забирает тьма», — передразнила я.

— Забрала, — тихо поправил Александр. — Теперь тебе ничто не поможет.

— Хор-р-рошее оправдание, чтобы меня убить! — взъярилась я. — Чудесное! А хочешь… Хочешь попробовать?!

И, не глядя больше на него, вылетела из комнаты.

Конечно, за дверью стоял стражник. Наверняка подслушивал, ну да ладно. Дрожащими руками, я вытащила из ножен у него на поясе меч (сетуя, что не догадалась послать духов) и кинулась обратно.

Александр по-прежнему сидел у окна, но для разнообразия смотрел в мою сторону.

Я кинула ему меч — он нервно зазвенел, упав на пол.

— Ну! Бери! Можешь попробовать меня убить. Давай! Ты же хочешь?! — всё больше распаляясь, прокричала я.

Александр моргнул. Перевёл взгляд на клинок. На меня.

— Мне казалось, раньше ты заставляла молиться.

Я опешила сначала, потом вспомнила, о чём он. Этот… король связанный. «Credo» и всё такое прочее.

Слышал, значит, уже.

Я махнула духам и случайно зацепилась взглядом за его губы. Сейчас сжатые в тонкую линию, они тогда… ночью… были такими… сладкими… заставляли меня…

Перед Александром упала та самая синяя книжица с молитвами.

О Господи, что же я творю!

Подняв книгу, Александр равнодушно пролистал её и протянул мне.

— Не нужно. Я прекрасно знаю молитвы наизусть.

Ну ещё бы!

— Александр, — еле слышно выдохнула я. — Зачем ты меня предал? Я же хочу просто жить. Если бы меня оставили в покое…

— Будет как сейчас, — грустно улыбнувшись, подхватил он. — Ты убийца, Алисия. Прими это.

А ведь он прав.

— У меня есть такое же право жить, как и у других, — прошептала я.

— Никто его и не оспаривает, — покачал головой Александр.

Я до крови прикусила губу и выпалила:

— В темнице? В этом аду?!

— Алисия, — глядя на меня (наконец-то!) вздохнул Александр. — Ад — это место, где нет любви. Чем твоя жизнь сейчас отличается от ада? И ты сама хочешь, чтобы она длилась вечно?

Я закрыла лицо руками и всхлипнула.

— Я просто хочу жить…

Александр покосился на меч.

— Вот так?

— Так, как я сама выберу! — выкрикнула я.

— Ты как ребёнок, Алисия, — снова взглянув на меня, сказал Александр. — Но даже ребёнок знает, когда остановиться.

Я отняла руки от лица.

— И что же мне теперь делать?

— Спроси об этом себя, — пожал плечами Александр. — Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься. А ведь могла бы создавать. Ты могла бы творить чудеса, Алисия.

— На благо Святому Престолу? — рыкнула я. — Ну уж нет!

— Твоя магия всегда будет на благо кому-то, — вздохнул он.

— На благо мне! — выдохнула я. — Мне и только мне. Я делаю, что хочу. И никто, никто мне не помешает. Ни Святой Престол, ни ваши глупые армии… ни ты.

— Я? — усмехнулся Александр. — Кто я такой, чтобы мешать тебе?

Будто ты не знаешь!

— Лицемер, — протянула я. И взгляд уцепился за синюю книжицу на столике в углу. — Лгун. Предатель. Отрицай, сколько хочешь. Я могу легко доказать, что это так. Ну?! Ты говорил, что знаешь молитвы? Приступай. Это же правда, что Бог защитит того, кто безгрешен?

— Нет безгрешных, — выдохнул Александр.

Я отмахнулась.

— Неважно! Хороший повод оправдать отсутствие помощи свыше. Откровения, крест — символы чистоты, да? А молитвой можно победить любую чёрную магию, так? Истинно верующему?

Александр медленно кивнул.

— Проверим? — фыркнула я, скрестив руки на груди. — Сейчас я попытаюсь тебя убить. А ты станешь молиться. И если твой Бог и твоя вера тебя спасут… чего, конечно, не случится… Я прикажу тебя освободить. А если нет, что вероятней… нет, милый, ты не умрёшь. Я заставлю тебя служить мне. Хочешь, расскажу, как? — О, я могла рассказать. Долго и с подробностями. Про потерю памяти. Про абсолютную покорность. Про…

— Ты спятила, — выдохнул Александр, во все глаза смотря на меня. — Господи, спаси её.

— Ты уже начал? — прошипела я. — Отлично.

И закрыла глаза. Я не хотела видеть. Я не хотела… не хотела…

Часть меня кричала в ужасе, зато другая… другая предвкушала, как подчинит себе этого почему-то понравившегося мне святошу. Сломает его. Заставит принадлежать… мне.

Я чувствовала, как по щекам текут слёзы, но знакомая лёгкость подхватила, как и раньше. И вместо криков боли я услышала чистое и напевное:

— Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae…

Ах так, да? Сколько же ты ещё будешь притворяться?!

Я стиснула кулаки и попыталась вызвать знакомую ярость.

Ты для меня ничего не значишь… Ты лишь один из многих.

— …Credo in Spiritum Sanctum…

Ты такой же, как остальные, кто обманывал меня, кто делал мне больно. И ты сделал. Очень больно. Я ведь поверила тебе. Я ведь…

Всхлипнув, я усилила натиск.

Я хочу, чтобы ты страдал. Чтобы ты понял, каково это — жить изо дня в день в ненависти, в холоде, одиночестве. Чтобы ты понял меня, наконец, святоша!

— …Sanctorum communionem….

Давай! Почувствуй то, что чувствую я!

Голос наконец-то пропал, задохнулся, захлебнулся… исчез.

Заходила ходуном мебель. Задрожал пол. По комнате пронёсся странный гул, и я открыла глаза, ожидая увидеть истерзанного упрямца на полу в луже крови.

А увидела сияние — яркое, белое… нет, радужное, чистое, безудержное. И где-то в его центре стоял на коленях Александр, всё ещё шевеля губами. Живой. Невредимый.

Не может быть…

Я закричала, падая на пол, закрываясь руками от слепящего света. Больно! Мне больно!

Казалось, даже одежда на мне вспыхнула и теперь обугливается кожа. Вся. Везде. И это я вместо Александра корчилась на полу, царапая каменные плиты, хрипя и не в силах сделать хоть что-нибудь.

— Credo in Deum, Patrem omnipotentem…! — громом раздалось в ушах.

— Пре…кра…ти-и-и-и! — прохрипела я.

И наконец-то потеряла сознание. Но даже здесь меня преследовал яркий радужный свет.

И негде было спрятаться.

Когда я очнулась, вокруг крутились целители, во рту чувствовался какой-то горький привкус, а в воздухе вовсю витал тяжёлый запах. По началу почудилось — ладан. Я вскрикнула, вообразив, что святоши до меня добрались. Вскинулась.

— Алисия! — раздался голос брата. — Слава богу, ты очнулась!

Ладонь легла мне на лоб, и я, закрыв глаза, повернула голову и потёрлась о неё щекой. Теодор. Впервые я была ему рада. И чуть не закричала: не оставляй меня одну. Мне страшно.

Целители, как по волшебству, исчезли, а Теодор долго ещё сидел у моей постели, бормоча какую-то чушь. Но он был рядом — всё, что мне требовалось.

Не оставляй меня одну…

Поправилась я быстро. По словам брата всего сутки провалялась. И, проснувшись в следующий раз, уже чувствовала себя отлично.

— Ох, Алисия, ну и испугала ты меня! — говорил Теодор, наблюдая, как я пытаюсь совладать с волосами. — Я понимаю, у каждого…м-м-м… свои привычки… Но чтение молитв во время…э-э-э… любви…

Я случайно дёрнула прядь и зашипела от боли.

— О чём ты? Какая любовь?

— Брось, Алисия! — усмехнулся Теодор. — Если этот Александр так тебе небезразличен, делай с ним, что хочешь — его брат всё равно сопротивляется. Да, да, хочешь, чтобы он молитвы читал — пусть, у всех свои странности. Но что с тобой было?

Я судорожно вздохнула, машинально прикрепляя заколку не там, где собиралась.

— Я не знаю.

— То есть? — насторожился брат. — Понимаешь, Алисия, ты кричала, а когда вбежала стража, ты билась на полу, а этот принц стоял на коленях рядом и молился. Это какая-то магия? Он тебя отравил или что-то в этом роде? Целители ничего не могут сказать, я надеялся, ты прояснишь. Чем вы там занимались?

Я подоткнула непослушный локон. Просто молился, значит?

— Сияние… Теодор, он сиял. Александр. Нет? Вы… не видели?

— Значит, всё-таки магия? — Теодор резко поднялся. — Он сильнее тебя, Алисия?

Магия? Нет… Это не магия… А если и магия, то иного рода.

Я повернулась к Теодору.

— Ну, конечно, нет. Глупости это всё, братец, забудь. И не бойся, твоё идеальное оружие в моём лице будет в порядке.

— Алисия, — начал было брат, но я перебила:

— Что с Александром?

Теодор закусил губу.

— Ну… Пока ты приходила в себя… Думаю, с ним всё хорошо. А что? Хочешь забрать его на какой-нибудь обряд? Подлечим чуть-чуть и будет готов. Алисия, если он более могущественный, чем ты, колдун…

— О, колдун из него, как из меня — клирик, — хмыкнула я. — Отпусти его, Теодор.

— Что? — опешил брат. — Как… отпустить?

— Просто. Отпустить, — отчеканила я, пристально глядя на него. — Учти, брат, я прослежу.

— Алисия, я понимаю… — начал было братец, напряжённо глядя на меня в ответ, но я не выдержала:

— Не понимаешь. Пожалуйста, Теодор, сделай так, как я прошу.

Оглядев меня напоследок с головы до ног, брат фыркнул и, заявив, что все влюблённые женщины слегка неумны, ушёл, громко хлопнув дверью.

Я отправила вслед за ним духов — проследить, чтобы обошлось без шуточек и неожиданных казусов.

В конце концов, я обещала Александру, что отпущу, если его вера превзойдёт мою магию. Но, чёрт возьми, как это получилось?! Магия святош — а я в ней уже мастак — всегда действует иначе, совсем иначе. Как маг Александр в сотню раз слабее меня, да он и не колдовал. Даже не пытался. Но мне никогда ещё не было так плохо, так страшно. Что Александр сделал такое, он же просто молился?

Выходит, это всё-таки правда. И сила веры, истинной веры способна развеять любую тьму? Я до боли стиснула зубы. Он же легко мог меня убить. Всего-то молитва — по сути, просто слова… Но почему, чёрт возьми, раньше она не срабатывала? Тот король, Антуан, выходит, действительно верил слишком мало. То есть и правда можно верить слишком мало, а можно и побольше? Бред… И почему сами святоши нападают на меня с мечом, а не со Святым Писанием? Может… может, они не настолько уж святоши? Но почему тогда носят эти их кресты и пользуются защитой Святого престола?

Слишком много было вопросов, а ответы словно кто-то прятал. Ни книги, ни люди не могли мне помочь, хотя и перерыла весь доступный мне архив. Наверняка в цитадели Святого престола найдутся ответы. Когда брат их и Дамиан её завоюют…

Если завоюют.

А пока надо подумать, что сделать с Александром. Я обещала, что отпущу его — это да, это конечно. Но святоши до него не должны добраться. Больше — нет. Такое оружие против себя я им в руки не дам, никогда. Но как с ним быть? Можно окружить духами — в этой его Хотфолде. Или поискать нужное заклинание, чтобы раз и навсегда отвадить от него Святой престол… Пожалуй, стоит. Так, чтобы и у себя дома он оставался моим пленником. Отпустить ведь тоже можно по-разному…

Александра увезли вечером. Я окружила его чарами — ни один святоша не подберётся. И стояла у ворот в тенях, глядя, как готовят для него карету. Как его ведут — под конвоем. Вот тут пришлось отвернуться: мне чудилось или нет, но радужное сияние всё ещё окружало хотфолдского принца. Уже не такое яркое, но глаза от него словно раскалённым прутом выжигало… Я очнулась только, когда карета выехала за ворота. Поплотнее укуталась в плащ и, набросив на голову капюшон, поплелась к крыльцу.

Я никогда больше не смогу посмотреть на хотфолдского принца без страха. И как тогда… ночью… у нас не будет.

Где-то на периферии сознания мелькнула мысль: «Почему? Мне же так раньше нравилось, когда он сиял. Мне же было от этого тепло…» Но я даже не стала над ней задумываться. Ну и чёрт с ним, с Александром. Есть много других, правда?

Тот южный король… как его… ах да, Дамиан очень удивился, явившись около полуночи в свою спальню, и найдя там меня на кровати. А я не прогадала: он оказался очень нежным любовником, как тёплый ветер его страны. И жадным, как море, в котором я чуть не утонула однажды. И это, конечно, было не как с Александром, но, думаю, и я, и Дамиан получили, что хотели.

Следующим вечером я вызвала демона и послала его в Хотфолду. Приказала быть по возможности невидимым и не заметным. И убивать каждого клирика, приблизившегося к Александру. И не клирика, если покажется подозрительным. Чувства самих хотфолдцев или их принца, которые обязательно увидят демона в родной столице, меня абсолютно не волновали

По-моему, именно тогда у меня появилась мысли создать отряд демонов. А чего мелочиться? Да, я пока ещё не умела контролировать столь большое число потусторонних сущностей. Но я же смогу научиться.

Какое-то время спустя мы снова переехали. Я, конечно, с удобством путешествовала в карете, читала книги, делала пометки. Но иногда — иногда — я в окно всё-таки смотрела. Виселицы на выезде из города заметить было нетрудно. И кресты на груди повешенных.

Вечером я спросила Теодора, что это. Тот отмахнулся, сказав: «Клирики, Алисия. Только не говори, что тебе их жалко». Мне не было жалко, я просто не понимала, зачем. «Ох, сестра, ну какое тебе дело?» — читалось на лице брата, когда он отвечал, что монахи волновали народ и смущали их своими проповедями, и так далее и тому подобное.

— Да он помешался на клириках, — сказал ночью Дамиан, играя моими волосами. — Казнит всех и не мешкая. Но, любовь моя, неужели тебе их жаль?

Жаль? Я хотела расправиться с монахами. Я сама их убивала. Но не так, не так…

Или так? Чем лучше отданный приказ духам или демонам, ведь результат всё равно тот же? Люди убьют или потусторонние силы?

И ведь среди этих повешенных мог найтись такой же Александр, с радужным сиянием, с истинной верой… Тогда брат прав. Да?

Но я всё ещё помнила, как это сияние грело. Я всё ещё тосковала — глубоко в душе меня всё ещё жгло. Предательство Александра выжгло на моей душе клеймо похлеще, чем все его молитвы.

— Владычица моя, свет моих очей, не хмурься, — целуя мне лоб, шептал Дамиан. — Не думай об этом.

Забавно, но так я в итоге и поступила. В конце концов, меня тоже хотели убить. И, если таким образом, даже этими жертвами, я смогу жить свободно — так пусть! Лес рубят, щепки летят, да? Пусть Теодор хоть весь Святой Престол повесит.

Я просто, чёрт возьми, хочу жить!

Мы медленно, но верно продвигались к Ромулии, к цитадели Святого престола. Когда-то Арман говорил, что это наша земля. И она будет нашей, по-настоящему. Моей, если уж на то пошло. Я сделаю так, чтобы шабаши можно было проводить не тайком под луной и звёздами, а весело и игриво — в городах. Я хочу и так будет.

Ох, Арман… он забросал меня письмами, но я так увлеклась исследованиями, что забывала на них отвечать. Тогда неуёмный дракон явился ко мне «в гости».

К тому моменту мне было всё равно, что Арман узнает и что почувствует. Он же обещал быть со мной — что бы ни случилось. Мы же друзья.

Когда я подарю Ромулию ему, он не будет спрашивать, чего это стоило. Конечно, не будет.

— Алиска! — как обычно свалившись как снег на голову, завопил дракон, заставив меня пролить чернила. — Как я рад тебя видеть!

Я шептала ругательства, пытаясь спасти хоть часть свитка.

— Ха, ты что, решила пополнять мою сокровищницу своими трудами? — хихикал дракон позже, рассматривая кипы черновиков на столе. — Нет, серьёзно, Алис, я, конечно, ценю твою заботу, но это как-то слишком… Ты когда последний раз наружу выходила? В прошлом году? Вот-вот, на мертвеца похожа. Идём-ка.

Рассекающий над армией дракон солдат впечатлил. Арман старался, виражи выделывал. А вот короли отчего-то насторожились.

— Сестра, будь внимательна. Ты точно знаешь, что ему можно верить? — говорил Теодор. — Он удивительно точно появился почти накануне сражения с либелийцами…

Я отмахнулась: знать не знаю никаких либелийцев, и Арман здесь не для того, чтобы вынюхивать наши секреты. Арман мой друг.

— Ну-ну, — фыркнул Теодор. Но больше ничего не сказал.

Как раз накануне этого сражения мы с Арманом летали над побережьем. И драконья тень красиво скользила по водной глади, и тёплые солнечные лучи красиво играли на его чешуе, заставляя загораться драгоценными камнями, соперничая разве что с морской рябью…

— Хорошо, что я один у мамы с папой, — сказал Арман позже, лёжа рядом со мной на тёплом песочке. — Такой брат… Алис, ты знаешь, его в народе зовут Ужасный. А ещё Бич Дьявола и…

— О, ты ещё вспомни, что обо мне в народе болтают, — фыркнула я, и дракон притих. Правда, ненадолго.

— Алис, почему ты с ним?

Я зевнула.

— Он мой брат, и, честно говоря, путешествовать по деревням и весям мне не очень нравится. Я больше библиотеки люблю, архивы. А он король, у него столько возможностей…

— Алис, по-моему, тебе не нужен покровитель, — отозвался Арман. — Серьёзно, зачем?

Я вздохнула.

— Пока я с ним, можно забыть о клириках. Его люди меня защищают. И он…

— …этих клириков вешает, — закончил Арман. — Алис, у тебя пунктик какой-то на святошах. Нормальные люди среди них попадаются. Вон, Александра твой…

Я рывком села на колени.

— Александр? А ты знаешь, тот раз, когда мы летали за ним в инквизицию, был от начала и до конца фарсом. Не провёл он там годы взаперти, это нас с тобой хотели в ловушку поймать и в этой темнице запереть. То есть, в разных темницах, наверное, но… Арман, что смешного я сказала?

— Ты лучше объясни, кто тебе эту чушь рассказал? — хихикнул дракон. — Алис, ну серьёзно, это просто… просто смешно!

— Смешно?! — ахнула я. — Я верила ему! Александру — я верила! А он… он..!

— Али-и-ис, — протянул Арман. — Это глупо. Мы, драконы, чуем ложь на расстоянии. Так вот, твой братец тебе врёт. А Александр — нет.

— Да неужели? — фыркнула я. — Он меня чуть не убил недавно, твой честный Александр.

Арман приподнялся на локте.

— Так значит, это правда… То, что рассказывают про тебя — ты заставляешь врагов молиться, а потом пытаешь. Да?

Я отвела взгляд.

— Ну и что?

— Алис, — тихо проговорил Арман. — Что с тобой?

Я отмахнулась.

— Ничего.

Дракон усмехнулся.

— Алиска, когда я говорил, чтобы ты стала ведьмой, а я буду твоим огнедышащим драконам, я подчеркнул: без жертв.

— Никто не просит тебя быть моим драконом, — откликнулась я, вставая. — Ладно, Арман. Полетели обратно.

Оставшуюся дорогу мы молчали. И весь тот вечер Арман бы странно тихим. Я его не трогала — знаю, это сложно принять и понять, что иногда для достижения мечты нужны жертвы. Мы же уже не дети, чтобы верить в сказки. А взрослый мир — вот он: не убьют тебя — убьёшь ты. Арман поймёт. Потому что на одной чаше весов клирики, а на другой — я. Моя жизнь и моё благополучие. Он поймёт.

Я верила…

Грандиозное, какое-то там очень важное сражение начали с утра пораньше. Причём обе стороны практически одновременно.

Мы с Арманом удобно устроились на высоком пригорке над всей этой кутерьмой. Я бдйжббг окружила нас защитой, приказала духам собрать завтрак.

Сначала всё происходило на отдалении — мы видели только точки да вспышки. Было бы скучно, но Арман восседал рядом и комментировал:

— О, Алис, гляди — да, вон туда. Ой, сметут их сейчас! Ай, да кто ж так делает-то, а? О, сейчас будет рукопашная, — и от полноты чувств размахивал кубком, чуть меня не облил.

Где-то к полудню, когда мы делали ставки на наших и противника, примчался гонец от брата. Пришлось ехать к Теодору, а Арман, по-драконовски содрав с меня огромную ставку, пообещал ждать тут и следить.

— Алисия, — дав мне подзорную трубу, вздохнул брат. — Помоги. Если они сегодня победят, всё полетит к чёрту.

Я посмотрела. Противник наступал. Настойчиво.

Теодор шагнул ближе, приобнял меня и зашептал на ухо:

— Алисия, умоляю, сестра. Если клирики выиграют, нам с тобой не жить. Понимаешь?

— Отдашь мне Ромулию? — пробормотала я, наводя трубу на блестящий вдали крест.

— Да, только помоги, — быстро ответил брат.

Я отдала ему трубу и сосредоточилась.

Вызовы прошли как по маслу. Очень скоро наступление захлебнулась, ни о какой победе этих, которые за клириков, больше не могло быть и речи. Я спокойно вернулась к Арману.

Дракон смотрел на лежащие у пригорка трупы (в весьма мерзком состоянии). Сосредоточенно, внимательно смотрел.

Я торопливо махнула духам, и трупы исчезли, а Арман повернулся ко мне.

— Прости, я не думала, что они сюда доберутся, — затараторила я. — Ты в порядке?

— А ты? — странным голосом отозвался дракон.

Я улыбнулась.

— Да, конечно, а…

— Алис, — перебил Арман. — Полетели со мной. Пожалуйста. Полетели, я отвезу тебя, куда только ни пожелаешь.

— Но я не хочу никуда, — удивилась я. — Ромулия скоро будет нашей. Зачем куда-то лететь?

— Алиса, посмотри, — дракон указал на поле внизу. — Посмотри, что с тобой происходит! Ты… убиваешь и…

— Я защищаюсь, — отозвалась я, сжав кулаки. Господи, а так надеялась избежать этого разговора! — И не ты ли говорил, что сможешь принять меня любой? Что? Лгал?

— Алиса, не надо…

— Надо! — прошипела я. — Да, я убиваю. Это часть меня, чёрт возьми, я такой родилась!

— Нет, — покачал головой дракон. — Раньше ты не была такой. Почему, Алис? Что эти несчастные тебе сделали?

— Да какая разница! — вспылила я. — Главное, что они не сделали! Не отдали меня клирикам, не заковали меня в свои ужасные зубастые цепи, не…

Арман продолжал смотреть на меня — тем же странным взглядом. И тихо, еле слышно шепнул:

— Не может быть…

— Что «не может»? Ты не знал, кто я? — прошипела я. — Неужели? Ты не понимаешь, что значит всё время бояться, что на тебя нападут, всё время знать, что на тебя объявлена охота. Нет, Арман, те маленькие приключения были чудесны, но настоящая жизнь — вот она. И, как видишь, она омерзительна.

— Это не жизнь, — сказал Арман, отшатываясь. — Это ты. Алиска… Нет, пожалуйста, скажи, что ты шутишь.

— Я не шучу.

Арман закрыл лицо руками и застонал — отчаянно, словно я сделала больно ему, а не мертвецам на лугу.

— Алиса… Алисия… Позволь мне увезти… увезти тебя отсюда, — торопливо забормотал он. — Тебе станет лучше, поверь мне…

— Ты говорил, что примешь меня любой, — повторила я, прижимая дрожащие руки к груди.

Арман сжал кулаки.

— Я не могу… Я не могу! Не так!

— То есть ты меня бросаешь? — тихо уточнила я. — Даже ты?

Арман вскинулся, отчаянно глядя на меня.

— Я не могу. Прости меня, я не могу.

Я сжала кулаки. И медленно произнесла:

— О нет. Ты можешь. Ты можешь…

Не оставляй меня! Я этого не переживу. Я не могу быть одна, совсем одна, мне страшно, я не спарвлюсь…

Кажется, именно это я кричала, когда сила (магия, проклятье или что там?) выплеснулась из меня, и сознание заволокло туманом. Помню, было очень жарко, и одежда на мне горела. И рёв раненого дракона я тоже помню.

Когда я очнулась, кто-то из духов накрыл меня плащом. А так я, должно быть, представляла жалкое зрелище — вся чёрная от копоти, пропахшая дымом, кровь на верхней губе — из носа…

Рядом лежал Арман. Не юноша — дракон.

— Арман, — прохрипела я и, спотыкаясь, бросилась к нему. — Арман!

Господи, что я наделала?

Чешуйчатая шея шевельнулась. Огромная — как я раньше не замечала, какая она большая? — змеиная голова повернулась ко мне — я замерла.

И склонилась передо мной.

Я смотрела в пустые алые глаза и медленно начинала понимать, что я натворила.

То, что намеревалась сделать с Александром. Потеря памяти, абсолютная покорность…

— Нет, — выдохнула я, оседая на землю. — Нет, нет, нет…

Кончик змеиного языка мягко прошёлся по моей щеке, слизывая слезу. Дракон выдохнул пар и проворковал-вопросительно простонал.

— Не-е-ет, — шепнула я, теряя сознание.

Скажите, что это неправда. Что это шутка… Я не могла!

Пожалуйста! Я же не могла…

— Алисия, я знал, что ты справишься со своим другом, — говорил вечером Теодор. — Теперь у тебя появился свой ручной дракон. Это прекрасно.

Я хотела его прибить за эти слова. Но он — всё, что у меня осталось.

Он всё-таки был моим братом.

— Не расстраивайся, сестра, — сказал напоследок Теодор. — Как бы то ни было, твой друг оказался не очень-то другом. Но я тебя люблю, сестра. И мы всегда будем вместе. Да?

Я до крови закусила губу и судорожно кивнула.

На следующую битву я летела на своём драконе. И он был огнедышащим.

— Ты прекрасна, Алисия, — шептал Дамиан по ночам. — Ты лучшая.

Драконья тень скользила по водной глади, и солнечные лучи заставляли чешую вспыхивать, словно драгоценные камни. Внизу приветственно кричали солдаты — они были довольны, они же люди, а люди всегда хотят победить. Им нет дела до Святого престола и патетики. Или их тоже кормили сказками и ложью.

Дракон тихонько посвистывал в ответ на радостные крики. Ему они тоже нравились. А я дрожала, глотая слёзы.

Мы летели к Ромулии, и наш путь отмечали виселицы и мёртвые клирики.

Мы побеждали. И шли дальше.

Господи, что же я натворила?!

…Тут темно и холодно. И очень-очень одиноко. Услышь меня, мне больно. Я падаю всё дальше в эту тьму, я кричу и зову тебя. Ты слышишь?!

Кто-нибудь…

Помоги!

Часть 4. Свет

Теодор наслаждался.

Мы проводили что-то вроде совета. Советом побеждённых это было бы лучше назвать — жуткая, унизительная процедура, призванная возвысить эго моего братца. И конечно, проводил его Теодор. Дамиан был со своими южанами на востоке, кого-то снова завоёвывал. Я летала туда пару раз — так, на всякий случай. Южане побеждали — у Дамиана была действительно сильная армия. А народ не восставал: Дамиан не вешал клириков и не устраивал показательных казней пленных, в отличие от Теодора. Складывалось впечатление, что люди из двух зол предпочитали меньшее.

А от меня, конечно, бежали в ужасе. Город мгновенно становился пустым и мрачным, стоило мне пролететь над домами. Тень от дракона скользила внизу по пустым улицам, домам с запертыми дверьми и закрытыми ставнями. К такому же пустому и мёртвому дворцу — слуги тоже предпочитали прятаться.

Слухи обо мне ходили — храбрейший сбежит. И не сказать, чтобы совсем необоснованные. Когда месяц назад на нас во время перехода напал отряд, почти наполовину состоящий из клириков с этой их слепящей магией, я, не задумываясь, перебила всех. Лично, без духов или демонов — своими заклинаниями. И это была не лёгкая смерть.

А Бичом Дьявола теперь называли не только брата. Когда я кружила на драконе над полем боя, солдаты противника бежали практически всегда. Правильно делали — драконье пламя почти невозможно потушить. А смерть вообще необратима — я спускала на них духов и демонов и пыталась вызвать в себе хоть толику былой ярости и злости при виде крестов на их одеждах.

Не получалось.

Мы подошли почти вплотную к Ромулии и теперь окружали её: Теодор и Дамиан считали, что если у клириков не останется союзников, они сдадутся сами. Как по мне — просто играли, как кошка с мышкой. Хотя толика правды была: у святош не имелось своей армией. Отдельные крайне небольшие отряды клириков — их было мало по сравнению с простыми людьми, этих святош.

Теодор время от времени устраивал такие вот советы, как сейчас. Он выступал, весьма довольный собой, творил, что хотел. Никто из собравшихся на совете королей не мог и слова поперёк ему сказать — я была тому порукой. А я же сидела в уголке, как и раньше не сильно вникая в политику.

Я по-прежнему работала с заклинаниями. Теперь в совершенстве знала, как атаковать, как убить, как защититься от чужой магии.

Но я не могла расколдовать Армана. Я пыталась — боже, как я пыталась! Но Арман оставался драконом, причём бессловесным, абсолютно покорным — идеальным слугой. Я даже мысленно не звала его больше по имени — от Армана в нём не осталось ничего. Я подозревала, что просто убила в нём это — личность, его «я»… Я же так хорошо умею убивать, так тонко, так виртуозно.

Весть о нашей армии — и, естественно, обо мне — облетела, наверное, весь мир. И уж точно достигла ушей остальных драконов. Родителей Армана. Я ждала этого, и потому изучала сначала их магию. А, когда убедилась, что они ничем не могут помочь Арману, шлифовала защиту. Так что, когда они прилетели, нашу армию окружал отличный щит. Я растянула его позже на все завоёванные нами страны. Ни один дракон в той или иной ипостаси не мог теперь к ним приблизиться.

Я спала, укрытая крылом Армана, когда они прилетели в первый раз. И во сне, связанная собственными заклинаниями, видела, как они бьются о мой щит. Слышала, как тревожно стонет мой дракон. Непонимающе, вопросительно. Жалко.

Позже я успокаивала его, говоря, что обязательно отпустила бы, будь хоть малейший шанс, что они помогут. Лукавила, конечно. Честно говоря, я отчаялась к тому моменту. И думала, что Арман расколдуется — может быть — только с моей смертью.

Вот так.

— Тебе надо отдохнуть, сестра, — сказал после совета Теодор.

Возможно, он впечатлялся моим внешним видом. «Бледная, как мертвец»? Ха! Зато как настоящая ведьма из баллад.

Или хотел провернуть какую-нибудь аферу, которую я не одобрю. В войне как раз случилось затишье — самое время для интриг. Интриговать братец любил, очень.

— Правда, Алисия. Может, слетаешь домой? Мы даём чудесный Рождественский бал…

Дамиан звал тоже, правда, к себе. Какой-то там Рехте тоже давали бал. И, наверное, там тоже интриговали.

— Алисия?

Я пожала плечами. И махнула духам — собрать только самое необходимое.

Слетаю. Почему бы и нет?

«Самое необходимое» отправилось «домой», к Рождественскому балу. А я повернула дракона на запад. В Хотфолду.

Слуги да стража до смерти перепугались, когда я приземлилась во внутреннем дворцовом дворике. Бедняги просто не знали, что со мной делать.

Я отпустила дракона — он любил летать на просторе и ненавидел города. А я ненавидела держать его в клетке, чтобы там Теодор не говорил. (Братец всё боялся, что найдётся маг могущественнее меня и подчинит моего дракона. Потом победит меня и расправится с самим Теодором. А я думала: где бы такого найти? Мечты…).

Короля в Хотфолде не было — Люциан уехал праздновать Рождество к моему брату на очередной совет. Да и не нужен был мне король. Я надеялась найти принца.

Дрожащие от ужаса слуги любезно провели меня по пустынным, серым коридорам в его покои.

Первым меня встретил, конечно, демон. Здоровенный такой волчара с алыми глазами и внушительными клыками выполз ко мне, алчно нацелившись на запястье. Я дала ему крови и отпустила. Совсем отпустила. И, когда тихий вой затих где-то в потусторонней дали, шагнула через порог.

Комнаты были практически такими, как я и представляла. Аскетичные, почти пустые. И никакой религиозной символики. Я ожидала увидеть хотя бы крест — нет, ничего. Думаю, это Теодор постарался. Там, во дворе даже церковь разрушенная, припорошенная снегом всё ещё стояла. И никаких монахов. Всё как любит братец. И я.

На голых стенах без единого гобелена выделялось только одно — мой портрет. Наверное, ещё с тех времён, когда отец хотел меня замуж выдать. По крайней мере, это единственный раз, когда я позировала.

Свеженькая, красивая я, украшенная как рождественское дерево, стояла на фоне окна, удивлённо глядя на зрителя и вцепившись в книгу, как утопающий — в доску.

Всё это я смогла рассмотреть, когда подняла провисшие куски холста — портрет был очень сильно изрезан.

И всё равно висел в гостиной. Знак, что если появлюсь здесь, со мной сделают то же самое?

За спиной послышались шаги, и я обернулась, всё ещё сжимая куски ткани.

Александр не изменился. Совершенно. У меня ёкнуло сердце, когда он шагнул ближе — такой же, как раньше. Я смотрела на его лицо… губы… руки… И грязные мысли тут же полезли в голову. Как у настоящей ведьмы, полагаю.

Мы долго молчали, глядя друг на друга. Я комкала ткань, дёргала её. Мой несчастный портрет вздрагивал — прямо как я про себя.

А у Александра на лице не выражались ничего, совершенно никакие чувства. Даже когда он спокойно спросил:

— Ты пришла меня убить?

Я с трудом подавила истеричный смех.

У меня дрожали руки, когда я, шагнув ближе, попыталась коснуться его щеки. Но пальцы замерли на полпути.

Он меня ненавидит. Ну конечно. А как же иначе — меня все ненавидят.

Александр стоял, не шевелясь, глядя на меня всё тем же мёртвым взглядом.

Я облизнула пересохшие губы.

— Помолись для меня.

Его глаза наконец-то ожили — изумлённо округлились.

— Что?

Я отошла к окну. Села на широкий подоконник, не обращая внимания на холод, дрожь, страх.

— Помолись. Как в прошлый раз. Пожалуйста.

Он нахмурился, удивлённо глядя на меня.

— Зачем?

Я вздохнула.

— Хочу увидеть, как ты сияешь.

Он недоумённо моргнул, но после продолжительной паузы всё-таки шагнул ко мне, плавно опускаясь на колени и прижимая руки к груди.

Я до крови закусила губу, когда раздалось тихое и немного хриплое:

— Pater noster, qui es in caelis…

Ну вот и всё…

Я ждала, сжимая руки в кулаки под плащом. Ждала радужного сияния. Ждала боли.

Он и впрямь сиял (слабее, чем раньше), и я во все глаза смотрела на него. Но ничего больше, совсем ничего… Почему?!

И когда прозвучало заключительное: «…sed libera nos a malo. Amen» я только тихо плакала — больше от злости.

Почему оно не работает?!

Закончив, Александр, не вставая с колен, поднял взгляд на меня.

Кусая губы и стараясь не смотреть на него, я выдохнула:

— А меч у тебя здесь есть?

Он снова нахмурился. И молча покачал головой.

Ну конечно — откуда? Здесь же везде люди брата.

Я махнула рукой, и кто-то из духов положил на пол перед ним клинок.

— Зачем? — переведя взгляд на меч, тихо спросил Александр.

Я соскользнула с подоконника и осторожно опустилась рядом с ним на колени.

— Убей меня.

Его глаза расширились ещё больше — хотя куда уж больше? Потом сузились. Прищурившись, Александр устало произнёс:

— Не играй со мной, ведьма.

Я дёрнула ленту воротника — та с тихим треском оторвалась.

— Я не играю, — тихо, тон в тон откликнулась я, связывая волосы лентой и перекидывая их на правое плечо. — Пожалуйста. Не заставляй меня ждать. Не будь жесток.

Он тихо усмехнулся. Медленно, следя за моей реакцией, поднял меч. Вынул из ножен.

Я закрыла глаза и, прижав руки к груди, как Александр, когда молился, глубоко вдохнула.

Сердце зашлось, когда меч со свистом рассёк воздух. Против воли я напряглась, борясь с собой, со своей магией, снимая защиту…

Клинок с похоронным звоном упал на пол.

Я резко обернулась.

— Я же просил: не играй со мной, ведьма, — повторил Александр, глядя на меня пустыми мёртвыми глазами.

Я отвела взгляд. Посмотрела на лежащий тут же на полу клинок. И дрожащим от слёз голосом произнесла:

— Разве Господь не учит помогать нуждающимся?

Александр молчал. Тогда я вскинула голову, нашла его взгляд — и больше не отпускала.

— Тогда почему же ты не хочешь помочь мне?!

— Ваше Высочество, я не понимаю этой игры, — и голос у него был тоже пустой. Мёртвый.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не зарыдать.

— Это не игра, — и, указав дрожащей рукой на окно, добавила. — Там Арман. Помнишь? Дракон. Я заколдовала его, случайно, я… не хотела. И теперь не знаю, как… снять… заклятье. Но оно точно должно исчезнуть с моей смертью. Я… надеюсь. Но сомневаюсь, что это произойдёт, если я убью себя сама.

Александр только молча смотрел на меня в ответ.

Но отшатнулся, когда я, так и не встав с колен, потянулась к его руке.

— Ты же хочешь меня убить, — глядя на него снизу вверх, пролепетала я. — Я же столько тебе сделала. Ты же хочешь… правда? Подумай, скольких я ещё убью, сколько ещё умрут из-за меня. И твои… твои «братья», Теодор больше не сможет им навредить. Без меня он пустышка. Ты станешь героем, Александр. Освободителем. Пожалуйста…

Теперь он не шевелился, когда я снова потянулась к его руке и поцеловала — как целуют руки святошам.

— Я не могу так больше. Пожалуйста… Прошу тебя… Мне больно. Освободи меня. Вытащи меня из этого ада. Слышишь? Пожалуйста. Помоги!

Он молча отстранился. Поднял меч — я попыталась улыбнуться. Не получилось — скривила губы в уродливой, наверное, гримасе. А Александр, не глядя на меня вышел из комнаты.

У его апартаментов стояла охрана из теодоровых солдат. Я слышала, как Александр с ними разговаривает. А вернулся он уже без меча.

— Вы не в себе, Ваше Высочество, — тем же пустым голосом произнёс он, появляясь в дверях. — Я послал за горничной. Она отведёт вас в ваши апартаменты — их уже приготовили. Вам надо отдохнуть.

И отвернулся — уйти.

— Нет, — шепнула я, больше не в силах сдерживаться. — Не уходи. Не оставляй меня одну. Пожалуйста!

И зарыдала — горько, навзрыд. Как девчонка.

Не уходи. Здесь так холодно. Здесь так темно. Так одиноко. Страшно. Не уходи, пожалуйста. Слышишь? Слышишь?! Пожалуйста!

Не оставляй меня!!

Я билась в истерике на полу, когда вдруг почувствовала тёплые руки у себя на плечах. Вскинулась, попыталась поймать его взгляд. В итоге ничего не увидела сквозь туман слёз и, вцепившись в его плечи, заревела.

Его рука медленно, нерешительно погладила мою голову и прижала к себе — крепко.

Если горничная и приходила, должно быть, она очень удивилась. Я билась в руках молчащего Александра. А вокруг нас, вспарывая паркет, расцветали одуряюще-ароматные розы.

Я так и заснула — вцепившись в его плечи, захлёбываясь слезами.

А когда проснулась, комната напоминала сад. Я лежала на кровати, глядя на переплетение ветвей над головой вместо полога. А рядом на полу сидел Александр, задумчиво крутя в руках спелое яблоко.

Долгое время в комнате стояла тишина.

Я разглядывала свои руки, чётко осознавая, что абсолютно не понимаю собственную магию. Как может нечто столь омерзительное, как пытки и смерть, получаться вместе с очень даже живыми яблоками… или розами…

А ещё — как может призрак любви… да нет, не любви даже — просто заботы — так ранить сердце? А ещё больнее осознавать, что это просто призрак.

Вот как сейчас.

Прав Александр — это действительно ад, когда любви нет. Когда ты никому не нужен. Наверное, страшнее любых пыток.

Я села на кровати. Тряхнула головой — в волосах запутались веточки и лепестки. Ну надо же… Позвать горничную? Обойтись духом? Да кому какая разница, как я выгляжу!

— Спасибо, — голос звучал хрипло после сна. — Спасибо, что побыл со мной.

Хотя имел полное право послать меня в бездну. Или даже сам туда отправить.

Он поднял голову, встретился со мной взглядом. Пришлось прикрыть глаза — он сиял. Так… красиво. Так волшебно.

Я со вздохом отвернулась и зачем-то ещё раз шепнула:

— Спасибо.

А он, всё ещё глядя на меня, неожиданно произнёс:

— В чём я так согрешил, что мне досталась ты?

Я усмехнулся. До боли захотелось коснуться его щеки, но я не решилась.

— Глупости. Ты святой.

Он рассмеялся — совсем невесело.

Я сцепила пальцы в замок.

— Не смейся, это правда. Твоя молитва меня в прошлый раз чуть не убила. И только твоя, а ведь я делала так со многими и очень даже набожными. Никто из них не смог… никто из них не сияет. Только ты.

— Поэтому ты заставила меня читать молитву вчера? — откидывая яблоко, поинтересовался Александр. — Хотела умереть.

Я только кивнула.

А разве не очевидно?

— Алисия, когда ты в последний раз ела?

Я изумлённо уставилась на него.

— Не… не помню. А что?

Я, правда, не помнила. Зачем забивать себе голову такими пустяками? В моей памяти и так целые фолианты заклинаний, зелий и ритуалов. Ещё и это? Ну нет.

Александр склонил голову набок, рассматривая меня.

— Как ты ещё жива, великая и ужасная ведьма?

Я опустила голову и выдохнула:

— Это ненадолго.

— Правда? — сейчас его голос звучал глухо.

Я вздохнула.

— Знаю, ты считаешь меня проклятой и всё такое, но на самом деле я прекрасно понимаю, скольких людей я убила, понимаю, что мне уже не очиститься, что я уничтожаю всё, к чему прикасаюсь, что я — чудовище… и понимаю, что…

Резкая боль обожгла щёку. Я вскинулась. И уставилась на оказавшегося очень — волнующе — близко Александра.

— Дура, — тихо произнёс он тем же глухим голосом. Я только сейчас поняла — от сдерживаемой ярости. — Ты как ребёнок, Алисия. Нашкодить ты смогла, а наказание принять решимости не хватает?

— Это и есть наказание, — грустно вздохнула я. — Куда уж горше?

Александр улыбнулся — неожиданно зло.

— Жить… Не так ли, Алисия? Много горше.

— Я не могу так, — пролепетала я, понимая, что он прав. — Я не могу так больше.

— Придётся, — он прищурился, взгляд стал ещё злее. — Ты всё это натворила. Ты и только ты. Расхлёбывай.

Я посмотрела на него — сквозь навернувшиеся слёзы.

— Ты… ты мне… поможешь?

Его руки сжались в кулаки. Я подумала — ударит.

И впрямь дура. Как я могу такое просить? У него? У кого бы то ни было. И какая разница, сколько раз я буду кричать, умолять, что он мне нужен? Это ничего не изменит. Прошлое не отменишь.

Я сжалась под его взглядом, как птичка перед змеёй.

Тишина звенела, как натянутая струна. Натянутая? Между нами?

Александр вздохнул и отвернулся. Тихо произнёс:

— Кто, если не я?

Чт…что?

Я ушам не поверила.

— Ты…

— Вот я и говорю: за какие грехи ты мне досталась? — грустно улыбнулся он.

Я покачала головой и с трудом выдавила:

— Ты святой.

Он рассмеялся. А я смотрела, как он сияет, и отчаянно желала его коснуться.

Неужели в этом мире ещё есть свет, который не ранит?

Мне так много хотелось ему сказать — про то, что никак не могу забыть нашу единственную ночь, про то, что боюсь остаться одна, про то, какой он добрый — в отличие от меня. Вместо этого я зачем-то спросила (как ребёнок, честное слово):

— Что я должна делать?

Думаю, он понял мой вопрос как-то иначе. Потому что, задумчиво посмотрев на меня, ответил:

— Хорошенько отдохнуть. И перейти в свои апартаменты, там удобнее и намного теплее.

Я не хотела. Не хотела оставаться одна, но и так уже злоупотребила его добротой: явилась в его спальню, заснула на его постели — ну в самом деле! Он всё-таки принц. Где мои манеры?

Александр вызвал слуг — кажется, готовить мне обед. Я попыталась встать — голова кружилась нещадно. Пришлось схватиться за полог. Тот опасно треснул.

Ни слова не говоря, Александр подхватил меня на руки и понёс в другие комнаты — где удобнее и теплее.

Я положила голову ему на плечо — словно так и должно быть. И думала: какая же я дура — ну неужели вера, клирики, войны стоят того, чтобы лишать себя удовольствия просто быть с ним рядом? Даже его предательство там, в инквизиции, теперь казалось мелочью. Подумаешь, предал! Я, вон, сколько народу положила. И есть ведь человек, который считает, что я достойна жизни. Достойна помощи.

Меня уложили в кровать. И сказка неожиданно кончилась: Александр куда-то исчез, а меня окружили испуганные до дрожи горничные. Кое-как они умудрились меня вымыть и одеть — в чёрное домашнее платье. Чёрное!

Александр зашёл вместе со слугами, несущими мой обед, когда я как раз распекала служанок, требуя принести мне одежду другого цвета. Александру хватило пары слов, что выставить этих куриц вон.

— Грубость тебе не идёт, — только и сказал он, садясь в кресло у камина.

— Чёрное мне не идёт, — буркнула я, распуская слишком тугую шнуровку корсета.

Александр окинул меня красноречивым взглядом.

— Это правда. Но ты его носишь. Часто. Не задумывалась, почему тебя называют Чёрной Ведьмой?

Я фыркнула:

— Ну да, ну да. А Бичом Дьявола меня называют, потому что плётки обожаю, да? — и, когда он нахмурился, поспешно добавила. — Ладно-ладно, но, поверь, если извинюсь за грубость, у бедняжек случится припадок.

— Алисия, — укоризненно вздохнул Александр. — Привыкай относиться к людям по-человечески.

— А они ко мне привыкнут относиться по-человечески? — парировала я, принимаясь за еду. Господи, сколько же я, правда, не ела, что уже простенький суп кажется райским блаженством?

Александр задумчиво смотрел в огонь. Я искоса поглядывала на хотфолдского принца и, наконец, не выдержала.

— Ладно, ну… извини. Ну такая вот я. Просто ненавижу, когда передо мной дрожат от страха. Будто я убивать их собираюсь!

— Именно это они и думают, — пожал плечами Александр.

— Дуры, — буркнула я.

— Алисия!

— Извини.

Повисла тишина, которую нарушил скрип двери. В комнату мышками шмыгнули служанки. Двое убрали со стола, третья с поклоном протянула мне алый свёрток. Я попыталась мило улыбнуться и попросила — да, поспросила, а не приказала — поставить ширму и помочь мне переодеться. Девчонка застыла испуганным зайчонком, я открыла было рот — прикрикнуть (всегда помогает), но поймала взгляд Александра и терпеливо дождалась, пока горничная отомрёт.

— Вот видишь, — сказал принц, когда нас снова оставили одних. — Не так уж это и сложно.

Я, насупившись, рассматривала себя перед зеркалом и то и дело косилась на Александра. Хм, кажется, я последнее время слишком много сидела в библиотеке. Вон, волосы потускнели. Кожа какая-то сероватая. Сутулюсь. Фу!

— Ты прекрасна, — тихо произнёс Александр. И, когда я обернулась, добавил. — Такая красота, как у тебя призвана совращать. Я так думал, когда понял, кто ты.

— Совратишься? — пропела я, выпрямляясь.

Александр смерил меня красноречивым взглядом и покачал головой.

— Тогда просто посиди со мной, — попросила я, устраиваясь на кровати поверх покрывала — Не уходи. Ладно?

— Не уйду, — тихо ответил он.

Мысленно я добавила ответу: «Никогда» и, раз за разом повторяя в голове, заснула.

Впервые за долгое время мне было хорошо и спокойно.

На следующий день, который я — с детства ленивая соня — планировала проваляться в постели и ничего не делать (всё равно с утра валил снег), Александр потащил меня в город. Я ныла и упиралась, но жестокий хотфолдский принц вспомнил про Армана и поинтересовался, не хочу ли я его проведать. Конечно, я хотела. Но хотя бы в карете! В такой-то снегопад.

Меня одели в меха и посадили на лошадь. Александр и посадил. Я хмурилась и тихонько жаловалась на бессердечных святош. Александр не обращал внимания.

Арман летал где-то за городом и, хотя я могла призвать его прямо во внутренний дворик, меня заставили ехать через всю столицу.

Снег валил крупными хлопьями, сгущался сумрак — короткий зимний день уже шёл на убыль — тишина давила — неестественная, какая-то… мёртвая. Я пожаловалась, и Александр спокойно сообщил, что раньше звонили колокола, но все церкви теперь закрыты, а горожане бояться выходить на улицу из-за теодоровых солдат. Я фыркнула и поинтересовалась: кого там бояться? Александр молча схватил мою лошадь под узды и потянул к двухэтажному дому, окна которого единственные на улице сияли светом. Также молча мы спешились и Александр толкнул дверь.

Кабак, конечно. Жмурясь от яркого света, я привычно потянулась накинуть капюшон, но не успела. Меня бесцеремонно схватили сначала за плечо, потом за грудь и заплетающимся языком поинтересовались, не хочет ли красавица провести ночь весело. И, не дожидаясь ответа, дёрнули шнуровку корсета.

Духа вызвать я не успела. Пьяный любитель приключений, задыхаясь, полетел в центр зала. В установившейся тяжёлой тишине Александр спокойно поправил на мне плащ и потянул обратно к двери.

Уйти спокойно нам, конечно, не дали — откуда-то из тени вдруг выдвинулся здоровенный детина и заступил дорогу. Заскрипели отодвигаемые стулья. Трактирщик нырнул под стойку, когда я, не выдержав, хлопнула в сияющие ладоши и привычно прошипела:

— Что, на тот свет захотелось?

Александр всё-таки увёл меня, прежде чем я наглядно показала, как ребята отправятся на тот свет.

— Почему за ними никто не следит? — возмущалась я, ёжась на холоде. — Это ж армия, чёрт возьми! Теодор хвастается дисциплиной…

— Это её часть. Дисциплина, — как само собой разумеющееся произнёс Александр, помогая мне сесть в седло. — Для граждан. Это война, Алисия.

Я поморщилась.

— Пожалуюсь Теодору. Или казню их капитана. Или кто у них здесь главный?

— Алисия, — вздохнул принц. — Когда ты, наконец, поймёшь, что смертью проблемы не решаются?

— О, как раз решаются, — хихикнула я. — И ещё как! Ладно-ладно, молчу.

У закрытой церкви я увидела настоящее чудо — двигающийся сугроб. И потянула Александра за рукав: смотри, смотри. Принц отчего-то помрачнел, а сугроб развернулся, превратившись в дрожащих, кое-как одетых детей — лет десяти, не больше. Один — наверное, самый смелый — шагнул ко мне и почему-то протянул руку.

Я сжала поводья и недоумённо покосилась на Александра. Тот зачем-то снял с пояса кошелёк и высыпал на руку мальчишке с десяток серебряных монет.

Деньги мгновенно исчезли, а мальчишка — да и остальные дети, — низко кланяясь, принялись шептать что-то про благодарность и благословление.

— Я не знаю значения этого ритуала! — капризно заявила я, когда мы отъехали подальше. — Объясни!

— Какого ритуала? — удивился Александр.

— Ну, этого, — я обернулась, но детей у церкви уже не было. — Зачем ты дал им деньги? Они тебе взамен ничего не дали. То есть это бессмысленная трата. Зачем ты это сделал?

Вместо ответа Александр внимательно посмотрел на меня и спросил:

— Алисия, тебе этих детей не жалко?

— Э-э-э, — об этой стороне вопроса я как-то не подумала. — Ну… а зачем они так плохо в мороз оделись? И замёрзли? Это, очевидно, тоже часть ритуала. Потому что это неправильно…

— Конечно, неправильно, — перебил Александр. — Им просто не повезло родиться не во дворце. Не повезло оказаться на улице. И поэтому, если бы мы не проехали мимо, они бы так и стояли, в мороз, плохо одетые, потому что денег у них нет, и есть, соответственно, тоже нечего. И это не ритуал, Алисия. Это жизнь.

Дальше мы ехали молча. Я пыталась осмыслить слова Александра. Как-то это всё в голове не укладывалось.

— Что, в твоих книгах о нищих не написано? — съязвил принц.

— Нет, — зачем-то снова обернувшись, выдавила я. — Там как-то больше про заклинания.

Александр посмотрел на меня и от его взгляда, честное слово, захотелось повеситься.

Я просто пришпорила коня.

За городом ветер выл ещё протяжнее и на разные голоса. Я, ёжась, мысленно позвала. Александр подвёл коня поближе ко мне и задумчиво рассматривал серое, сыплющее снегом небо. Я, проследила за его взглядом — за спускающимся к нам драконом — и прикусила губу.

Конь, непривычный к летающим чудовищам, ни в какую не желал двигаться с места. Я спешилась и, увязая в глубоком снегу по пояс, побежала к дракону.

Как обычно громадный раздвоенный язык мягко коснулся моей щеки, на мгновение засветился и пропал. Я читала, что дракон умирает без магии, но мне удалось каким-то образом отрезать Армана от его волшебства. И теперь без моей подпитки он голодал совсем по-настоящему.

Вопросительно курлыкнув и поняв, что летать с ними я не намерена, дракон, подняв вихрь снега, тяжело взлетел и исчез за облаками.

— Почему ты не отпустишь его? — тихо спросил Александр, когда мы ехали обратно. — Я слышал, драконы есть на Сумрачных Островах, он ведь оттуда?

Я кивнула.

— Если бы его сородичи могли помочь, я бы отпустила. Но без моей магии он умрёт. А мне лететь с ним они точно не позволят.

Александр хмуро посмотрел вдаль.

— Откуда ты знаешь, что они не могут помочь? Тоже вычитала в книгах?

Я сжала зубы и пустила коня галопом.

Да что ты понимаешь, святоша?!

Очень скоро Александр догнал меня. Кони замедлили шаг. В ворота мы въехали уже очень неторопливо и дальше пошли тоже шагом.

— Ты должна отправиться на Сумрачные Острова и поговорить с остальными драконами, — убеждённо произнёс Александр. — Если ты и правда хочешь помочь своему другу.

Я сжала поводья.

— Они испепелят меня, стоит только пересечь море. А Арман умрёт от голода. Нет, так я своему другу помогать не хочу.

— Тогда что ты собираешься делать? — спросил какое-то время спустя хотфолдский принц.

Я опустила голову.

Не знаю.

На следующее утро, промучившись всю ночь, я снова отправилась в город. Одна и тайком. Александр, засев с какими-то стариками в тронном зале, что-то там делал с политикой (похоже, любимая мужская игра). Ну а я оделась потеплее, захватила парочку духов и увесистый кошелёк и отправилась церкви — тренировать вчерашний обряд. Теория — это очень хорошо, но на практике всё видится иначе, это я уже давно уяснила.

Днём народу у церкви было удивительно много — и хорошо, я легко растворилась в толпе. И неожиданный ветерок-духи здесь никого не потревожил бы — нас просто не замечали. Отлично, ненавижу, когда пальцем тыкают.

На площади перед церковью появился невысокий деревянный помост. Я покрутилась рядом, рассмотрела — ничего интересного. Толпа вокруг начинала раздражать — я вынырнула из неё и двинулась было вверх по улице, против людского потока, когда у стены напротив увидела кутающегося в какой-то тряпьё вчерашнего мальчишку. Отойдя к краю дороги, присмотрелась. Мальчишка меня не замечал — сидел на коленях в снегу и сосредоточенно грел… я сначала решила — руки. Потом услышала странный писк, не выдержала, подошла ближе. Котёнок. Слепой, жалкий, дрожащий комочек меха. И мальчишка, сам напоминающий этого котёнка, баюкал малютку, то и дело согревая дыханием.

Я рукой нашла стену, прислонилась, не понимая, что меня так тронуло. Но сердце почему-то зашлось — особенно, когда котёнок ещё пару раз пискнув, обвис безвольным комком, а мальчишка принялся его тормошить. Что-то это напомнило. Хм, что?

— Эй, — придерживая полы плаща, я шагнула к ребёнку, заодно заслоняя от спешащих к площади людей. — Давай, помогу?

Мальчишка вскинулся, отпрянул, упёрся спиной в стену и посмотрел на меня злыми зарёванными глазами.

Знакомо, господи, до чего же знакомо!

Я стянула перчатки и перехватила уже остывающий мохнатый комочек. Сосредоточилась. Сердце ёкнуло, и тут же комочек развернулся и, пища, ткнулся мне в запястье. Я машинально сняла шарф, укутала котёнка и сунула его опешившему мальчишке. Тот развернул шарф и ликующе что-то воскликнул — я не поняла, что.

Но улыбался он куда радостнее, чем вчера, думала я, вместе с остальными шагая обратно к площади. И тут же сообразила, что забыла повторить ритуал с деньгами. Но возвращаться уже было поздно — толпа шла и несла меня к помосту.

Духи вились около меня, но их как будто не замечали, хотя погода стояла совсем безветренная — крепкий такой, трескучий морозец и мрачно набухшее скорым снегом небо.

Очевидно, людям было не до погоды. Они что-то яростно обсуждали — группками, но такими плотными, что даже с духами я еле-еле выбралась на более-менее свободное пространство.

Надо было решать, что делать. С площади самой не уйти, а прикажи духам меня унести — все до единого в этой толпе заметят. А меньше всего мне сейчас хотелось снова превращаться в злую и ненавистную ведьму. Да и, честно говоря, становилось интересно. Ладно, ритуал с деньгами можно и повторить, особенно если учесть что…

Я еле успела остановить духов, когда маленькая ручка потянулась к моему поясу и быстро срезала кошелёк. Искоса проследив за маленьким воришкой — тем самым мальчишкой с котёнком за пазухой — я фыркнула, сдерживая смех. Вот ловкач! Таких бы во дворец да побольше — навели бы порядок, быстро…

Меня толкнули, тут же сбивчиво и не совсем понятно извинились. Я повернулась, упёрлась взглядом в чей-то кот (где-то на уровне груди), подняла голову, столкнулась взглядом с немолодым уже мужчиной, судя по одежде — торговцем средней руки. И, не дослушивая ещё одно извинение — он снова меня толкнул, топа-то напирала — быстро спросила:

— Извините, а вы знаете, что происходит?

Ответить мне не успели. Взвизгнули трубы, толпа снова подалась вперёд и, когда я смогла хоть что-то рассмотреть за чужими плечами, плащами и шляпами (у-у-у, никогда не замечала, что я такая низенькая!) с изумлением увидела, как теодоровские солдаты вместе с королевской стражей ведут к помосту измождённого мужчину в жутких лохмотьях.

А, ясно, я на казнь попала. Так, ладно, этот ритуал я уже в подробностях видела, сама проводила и, в общем, не пора ли мне отсюда того…

От «того» меня удержал появившийся вслед за процессией Александр. С помпой, как настоящий принц: свита, музыка, кони, — все дела. Я даже залюбовалась.

Процессия взобралась на помост (на котором какая-то добрая душа заранее установила виселицу). Произнеслась парочка речей (обязательных при таких делах). Я — честно — не слушала и любовалась Александром. Грех не любоваться: когда я рядом, он всё время хмурый и совсем не величественный. Так посмотришь и не скажешь, что принц. А тут — в церемониальных одеждах, да со слугами… Вид слега портили только теодоровы солдаты (а я говорила, что не надо офицеров одевать в эти болотные тряпки — скукотища!). А ещё вон тот жирный бурдюк, который постоянно вертится вокруг Александра — вообще тут лишний. Сейчас он мне глаза намозолит — вернусь во дворец, скину весточку Теодору и уволю эту «свинюшку» к чёртовой матери. У него ж на лице написано: вся жизнь в тылу. А знаков отличия зато сколько — так и бренчит, так и бренчит своими висюльками.

Тем временем, прелюдия, похоже, подошла к концу. И, когда Александр шагнул к осуждённому — чёрт его знает зачем, мы с Теодором всегда вдали наблюдали — я обратила внимание на приговорённого. И ахнула: он сиял. Я решила сначала — из-за Александра. Но нет, хотфолдский принц отошёл, а осуждённый сиял, сам, чисто — как Александр. Слепяще, ярко, чудесно.

Я потянула за рукав торговца, прижатого ко мне почти вплотную. И, указывая на помост, где осуждённого подвели к виселице, выдохнула:

— За что его?

Торговец округлил глаза от удивления, но ответил. Я расслышала: «Священник», когда толпа загомонила. Люди кричали, что-то требовали, а я стояла, поражённая, смотрела, как измождённому накидывают на шею петлю…

Лес рубят, щепки летят… да, Теодор? Плевать я хотела на повешенных тобой священников, но я была уверена, среди них не было настоящих… тех, кто верует. Не слепо, не фанатично, а… по-настоящему.

Ну нет, я такого уникума второй раз в жизни вижу, а ты, братец, казнить решил? Щас! Да ещё и перед Александром, так трепетно любящим своих «братьев»? Да, мне раньше решительно всё равно было, но сейчас, Теодор, прости: оказывается, пацифизм — это заразно. Все претензии к Александру, а я…

А я… что? Убить всех проще простого, но я вроде как…хм… отчего-то не хочу. И Александру это не понравится, а я не желаю больше быть одна. Так что… так что…

Мда, туго у меня с воображением, признаю. Но солдаты впечатлялись, особенно этот, жирный — когда у него из-под ног виноградная лоза полезла. Так орал, точно я его резала.

Хм, а ничего так, эффектненько. Пожалуй, получше, чем горы трупов. Те молчат, а тут я такая: театрально разведя руки, повисла на винограде (жуть как неудобно, но кто ж знал, что он и подо мной прорастёт?) и отрабатываю демонический смех.

А вот смех не впечатлил. Этот, жирный который, ткнул в меня своим пальцем-сосиской и заорал про ведьму и «взять её». Наха-а-ал!

Между прочим, если б молчал, отделался бы виноградом. А так пришлось демона звать. По привычке. У него смех чудненько вышел. Духи тем временем сняли с обалдевшего осуждённого петлю, привели в чувство, окружили Александра со свитой — пока я, дёргаясь в винограде, не поняла, что если это фантасмагория не закончится, народ на площади отомрёт и начнётся форменная давка. От ужаса.

Хм, с каких это пор я задумываюсь о народе? Александр определённо на меня дурно влияет…

По моему приказу демон, всё ещё хихикая (очень надеюсь, не надо мной) исчез, а я, указывая пальцем (принцессы не тыкают!) в жирного и обводя грозным взглядом теодоровых солдат, возвестила:

— Я ваша принцесса и я приказываю отпустить этого несчастного! И исчезните с глаз моих!

Ну да, да, не умею я на публике выступать. Ну что теперь?

Солдаты всё поняли куда раньше их главного-жирного. Измождённого развязали, передали солдатам Александра и только что не бегом, подхватив обалдевшего главного, «исчезли». Толпа перед «теодоровцами» молча расступилась, потом сомкнулась и ожидающе уставилась на меня. Как кролик перед удавом.

Александр, отдав какой-то резкий приказ свите, подбежал ко мне (к моей лозе, то есть).

— Алисия, что ты делаешь?!

— Понятия не имею, — честно откликнулась я. — Слушай, помоги спуститься, а? Я застряла.

Ради его облегчённой улыбки стоило разыгрывать всё это представление, определённо.

Толпа рыдала от смеха, серьёзно — когда Александр лез ко мне по винограду. И, когда перекинув через плечо, (я дёргалась и повизгивала от страха) спускал обратно.

— Почему ты не позвала своих слуг? — шепнул Александр мне на ухо, сажая к себе в седло.

Я, еле сдерживая улыбку, хмыкнула.

— Зачем? Так же интереснее.

На это хотфолдский принц не нашёлся, что ответить. А если и нашёлся, его заглушили крики толпы. Вроде радостные.

Первым, кто меня встретил во дворце, был, конечно же, тот толстяк. Я не ошиблась — он среди «теодоровцев» главный. Иначе зачем мне глаза мозолить?

Сопровождаемый парочкой телохранителей — естественно, не из дворцовой стражи — он утвердился на верхней ступеньке и, пристально глядя на меня, изобразил намёк на поклон.

— Ваше… Высочество?

И таким тоном, будто сомневается, насколько я там Высочество-то?

Я смерила его ответным взглядом, переступила с ноги на ногу, поняла, что ещё чуть-чуть и пальцы в сапожках отнимутся от холода окончательно.

— Что, жирный, на площади тебе не хватило?

Толстяк побагровел. Александр позади тихо засмеялся. Стража — что теодоровская, что местная — старательно изображала предметы обстановки. Ну, им по званию положено…

Я похлопала руками и выдохнула облачко пара.

— Ну, чего встал? Посторонись, а то подвину.

Видимо, знакомство с демоном всё-таки дало плоды: толстяк освободил дорогу. Но резво покатился вслед за мной и хотфолдским принцем. А, когда обрёл дар речи, театрально завопил:

— Как ты смеешь, девка, выдавать себя за нашу принцессу?

Я медленно обернулась.

Александр, закрыв лицо рукой, трясся от смеха. А толстяк — руки в боки, слюной брызжет:

— Тебя казнят, мерзавка! Мы отдадим тебя настоящей принцессе…

Честное слово, не замёрзни я так на площади, села бы тут же на ступеньку и только бы и слушала. И давилась от смеха, как Александр.

Но я замёрзла.

Духи быстро заставили толстяка умолкнуть.

— Значит так, — заявила я. — Ваше присутствие в Хотфолде отменяется. Всех. Вас. Да, я войска имею в виду.

Толстяк забился в метре над полом. Я со вздохом повернулась к его охране.

— Кто у вас после этого главный?

— Герцог Гийом, — после секундной паузы ответил один из «теодоровцев».

— Вот, пусть он вас и уводит, — закончила я. — Приказ напишу, отправитесь к моему брату, скажете, я послала. Всё. Свободны.

— Но Ваше Высочество? — выдохнул второй. — Как можно оставлять Хотфолду без… без…

— Вот именно, — перебила я. — Высочество. А значит, мне всё можно. Сво-о-ободны. И этого паяца унесите.

— Алисия, ты не понимаешь, что за этим последует? — уже в моих покоях поинтересовался Александр. — Твой брат отправит сюда армию — больше, чем прежнюю. Он будет считать, что это бунт. Ты, может, не знаешь…

— И знать не хочу, — откликнулась я, подвигая кресло к огню. — Ни-че-го. Я ведьма, мне можно. И принцесса, к тому же.

Александр шагнул ко мне и, заслонив камин, наклонился, опираясь о подлокотники моего кресла.

— Алисия, ты можешь вести себя как испорченная девчонка сколько угодно, но это моя страна и я не позволю тебе…

— Ты будешь меня использовать? — перебила я.

Александр замер.

— Что?

— Ты будешь меня использовать? — повторила я, непроизвольно подаваясь вперёд, сокращая расстояние между нами. — Будешь? Как мой брат? Я стою армии. Без меня Теодор — прах. Мне всё равно, кто победит в этой войне, но я хочу распоряжаться собой сама. Просто скажи, что ты сделаешь, если я окажу тебе поддержку. Твоей стране.

— Откажусь, — тихо ответил принц спустя томительную минуту тишины.

— Откажешься? — повторила я. — Александр, я даю тебе силу. Власть. Свободу, наконец. Откажешься?

Он молча смотрел на меня, сжав губы.

И сиял…

— Откажешься, — пробормотала я. — Почему?

— Я не хочу, чтобы ты убивала ради меня, — почти шёпотом, почти мне в губы ответил он.

Ну же… поцелуй меня… Пожалуйста…

— Значит, я была права насчёт тебя, — шепнула я. — Ты, наверное, единственный, кто откажется. И потому я твоя.

Долгое тягучее мгновение… Глаза в глаза…

— Я же просил: не играй со мной, — выдохнул Александр, выпрямляясь. — Я напишу королю Теодору о том, что произошло. И мне не нужна твоя помощь.

— Потому что я ведьма? Да? — вскинулась я.

Александр подошёл к двери. Взялся за ручку. И, не оборачиваясь, ответил.

— Нет. Потому что человек.

Остаток дня я — не поверите — занималась документами. Ох, верните меня в библиотеку! Переводу плевать, сколько клякс я поставила. Лишь бы прочитать могла. А тут — переписывай с десяток раз все эти помилования, читай всякую ужасную сумятицу, написанную странными оборотами, вспоминай, как правильно сочинить приказ…

Видимо, политика — чисто мужская игра.

Вечером, передав плоды моих трудов (довольно скудные) секретарю Александра, я упала в кресло и задремала. Или даже заснула — глубоким хорошим сном… потому что то, что было дальше только сном быть и могло.

Александр, наклонившись ко мне, осторожно взял меня за руку. Я зевнула и непонимающе уставилась на него.

— В чём дело?

— Алисия, сегодня Сочельник, — улыбнулся принц. — Gaude.

Радуйся. Да, да, я спать хочу. О, ну что там ещё снаружи устроили? Я не усну в таком шуме.

Проследив за моим взглядом, Александр улыбнулся. Видимо, его смех и музыка не раздражали.

— Gaudo, — сонно повторила я и попыталась пристроить голову на такой удобной выемке в спинке…

Александр встал и потянул меня за руку.

— Алисия, идём.

Я застонала.

— Куда ещё?

Но он всё-таки вытащил меня. Наружу, на мороз. Да, на мне были меха, да, но холодно — бр!

— Заче-е-ем? — ныла я. — Я замёрзну, Александр, хва-а-атит.

Ха, этого жёсткого святошу разве проймёшь?

Нырнув куда-то в толпу, Александр принёс мне кружку с чем-то горячим и очень ароматным. Заставил выпить и, не давая опомниться, прижал к себе.

— Как у тебя празднуют Рождество, Алисия?

Ха. А я знаю?

— Понятия не имею, — откликнулась я. — Ну… Во дворце вроде танцевали раньше… Эти… венки из омелы…

Как мы оказались снова на площади перед церковью? И колокол, снова звонил колокол. Привычно…

Откуда-то раздалась музыка, быстрая, приятная. Толпа вокруг разбилась на круги человек по десять и принялась сходиться и расходиться, по-моему, в произвольном порядке.

— Это они что делают? — пробормотала я.

Александр улыбнулся.

— Ты же умеешь танцевать, не так ли?

— Это? — я придвинулась к нему ближе — один из кругов шёл прямо на нас. — Не-а.

— Тогда повторяй за мной, — усмехнулся хотфолдский принц и потянул меня в центр площади.

Это и впрямь оказалось легко. Танцы никогда особого труда не представляли — очень скоро я отдалась музыке и Александру целиком.

С каких пор я стала ему доверять?

Что со мной происходит?

А, что бы это ни было — оно мне нравится. И-эх!

Музыка замерла неожиданно — мы оказались с Александром лицом к лицу, его руки на моей талии, мои — на его плечах.

Колокол снова ударил — на этот раз громче. Тут же раздались первые хлопки и очень скоро люди вокруг нас аплодировали, что-то восклицали, смеялись.

А мы с Александром смотрели друга на друга и…

И до этого святоши наконец-то дошло, что неплохо бы меня и поцеловать.

— Чему они радуются? — зачем-то спросила я, когда мы отодвинулись друг от друга — чуть-чуть, самую капельку.

— Сhristus est natus, — откликнулся Александр. И добавил. — К тому же ты увела войска. И не дала состояться казни. Они считают, что тебя послали, чтобы помочь нам.

— Ты приукрашиваешь, — шепнула я.

Он снова подался вперёд.

— Нисколько. Ты изменилась, Алисия. Почему?

— Я не изменилась, — выдохнула я. — Ты никогда меня не знал.

И сама потянулась к его губам.

Похоже, без моей инициативы дело с мёртвой точки не сдвинется…

Розы — алые и белые — ткнулись в руку, точно шаловливые щенки. Александр, шутливо чмокнув меня в щёку, сорвал один цветок, приложил его к моим волосам. А я, улыбаясь, раскинула руки, желая всем и каждому — всему миру объявить, что я сейчас, в данную секунду, счастлива. Руки засветились золотом и наверняка розы появились не только на нашей площади, а заболевшие выздоровели, может, даже только что умершие ожили — не знаю.

Сердце зашлось, я ахнуть не успела, как колени подкосились, и если бы Александр меня не подхватил, упала бы. Кажется, он меня звал, но точно сказать не могу: сознание решило взять выходной. Помню только, руки светились. Снова странными знаками, охватывающими запястья, точно… кандалы?

Проснулась я под всхлипывания какой-то дурочки. Чего она ревела, я так и не поняла: когда я открыла глаза, дурёха, оказавшаяся служанкой, рухнула без сознания в кресло.

Голова болела, жутко хотелось пить. Я покосилась на графин на полу — а до этого был в руках экзальтированной дурочки. Подождала, но служанка приходить в себя явно не собиралась.

Пришлось выбираться из постели и, щурясь от яркого солнца, ползти к воде.

Напившись, я, сидя на полу, привычно позвала духов. Точнее, попыталась. Потому что ровным счётом ничего не произошло.

Ничего пишущего под рукой не было, так что, содрав повязку с запястья, я начертила малюсенькую пентаграмму собственной кровью.

Демон оттуда вылез отнюдь не малюсенький. И, рыча, рванулся к моему окровавленному запястью.

Служанка, только-только открыв глаза, снова безвольным кулем обвисла в кресле.

Демона я отправила обратно. Начерта он мне? А вот что ж с духами-то не получается?..

Когда служанка снова пришла в себя, я выяснила, что растения у меня теперь тоже не выходят. И лечить (я на горничной попробовала) больше тоже почему-то не могу.

Ну и почему?

Девчонка замерла, глядя на меня с ужасом.

— Сколько я провалялась?

Дурёха не отреагировала.

Я сжала кулаки. Господи, как я ненавижу таких вот… таких вот!

— Пошли за Александром.

Девчонка вздрогнула. В глазах на мгновение мелькнула злость.

Я нахмурилась, отгоняя неприятное предчувствие.

— Где Александр?

Служанка задрожала.

— Принц твой где?! — повысила голос я.

Девчонка пискнула и отшатнулась.

— Пошла вон, — выдохнула я, поняв, что толку от неё никакого.

Это дурочка поняла и даже исполнила.

Я с трудом, хватаясь за кресло, встала. Ногой вытерла пентаграмму и подтащилась к зеркалу.

О-о-ой!

Так, ладно, если эта дурочка и впрямь позовёт Александра, лучше ему меня такой не видеть.

Когда в дверь очень вежливо постучали, я уже нашла и даже одела чистое платье, спрятала руки в перчатках и почти распутала все колтуны. Жизнь потихоньку налаживалась.

Не сильно, ибо вместо Александра в комнату явилась троица в болотном. Слаженно поклонилась и осведомилась, как я себя чувствую.

— Я же отправила вас к Теодору, — вместо ответа процедила я. — Какого чёрта вы здесь делаете?

— Ваше Высочество, — выступил вперёд один, блондин с забавными веснушками. Форма на нём смотрелась как маскарадное платье. — Его Величество прислал нас к вам, когда хотфолдские отряды герцога Гийома благополучно прибыли в Андорессию.

Я постучала пальцем по подлокотнику. Хм, сколько ж я провалялась, что Теодор успел своих орлов отправить?

— И что же хочет от меня король?

— Ваше Высочество, — ответил тот же блондин. — Нас прислали вам на помощь.

— Мне? — опешила я. — На помощь?

— Да, госпожа.

Та-а-ак… Очевидно, мой прекрасный братец решил, что я слишком раскомандовалась? Или… или подумал, что мне в Хотфолде промыли мозги и я ему больше не помощник? Он же боялся Александра после того случая с молитвой…

Я сжала подлокотник.

— Где Александр?

— По приказу короля хотфолдского принца отправили в столицу, — отозвался блондин.

— В столицу? — не поняла я. — А, в нашу столицу? Зачем?

— Приказом короля, — отозвался блондин. — Его Высочество Александра Хотфолдского обвинили в государственной измене и…

У меня вырвалось непечатное слово и теодоровец умолк, глядя на меня с явной опаской.

Ну братец! Ну я тебе устрою! Повоюешь ты у меня без ведьмы…

— Ваше Высочество, — осторожно начал блондин. — Его Величество также приказал, когда вы очнётесь, отвезти вас в Андорессию. Прошу вас…

— Хорошо, — перебила я, с трудом сдерживая ярость. — Я отлично себя чувствую. И готова ехать. Пришлите слуг, я должна переодеться и мы можем отправляться.

Теодоровцы снова поклонились, и, велеречиво сообщив, что моё желание — закон, исчезли за дверью.

Я честно дождалась слуг с дорожным платьем. Потребовала ванну. Позволила себя переодеть и причесать.

Мой братец распустился настолько, что решил, будто может мне приказывать? Большое заблуждение!

Я сбежала во внутренний двор, на ходу застёгивая меховую накидку. И первым, что увидела — виселицу. Тело болталось уже не первый день, посинело, но я узнала того самого клирика, чью казнь отменила в Сочельник.

Огромных трудов стоило сдержаться. О-о-огромных.

— Ваше Высочество, — позвал всё тот же блондин, указывая на карету (ты смотри, в рекордные сроки приготовили, молодцы!). — Прошу вас, про…

Дракон, камнем рухнув с неба, смял карету к чёртовой матери, до смерти напугав лошадей.

Я похлопала остолбеневшего блондина по плечу.

— Передай моему брату, что он…, - дальше шёл весь запас нецензурной лексики, которой меня научил Арман. — И пусть катится в тартарары вместе со своими друзьями-южанами!

Потом был головокружительный полёт и какие-то крики снизу. И облака. Много холодных облаков.

— Ничего, — прижимаясь к шее дракона, шептала я. Выдыхая облачка пара. — Я вытащу Александра, и мы вместе разберёмся, почему магия меня не слушается. А потом я наглядно объясню Теодору, как он неправ. Поможешь?

Дракон курлыкнул, и я сжала кулаки.

— Я расколдую тебя. Обязательно. Клянусь.

Вот только спасу одного святошу-принца.

Жаль, что сказано-сделано — это только в сказках.

Сутки потребовались, чтобы добраться до моей столицы. Полуживые от усталости мы с драконом рухнули на площадь перед дворцом, попутно разнеся ворота и сшибив какой-то памятник.

Я в очередной раз содрала повязки на запястьях, подпитывая дракона магией. Простого прикосновения теперь, конечно, не хватило бы.

Кто б меня подпитал?

На лестнице у парадного входа меня, похоже, не ждали, но встретили — красиво сверкая обнажёнными клинками и проклиная на все лады. Проклинала, конечно, регентша. Мачеха, то есть. А клинки — это её стража.

Что ж, я всегда знала, что меня очень любят.

— За любовником своим явилась, шлюха? — прошипела мачеха, с видимым злорадством изучая всклоченную и шатающуюся от усталости меня. — Хочешь, я убью его на твоих глазах, как ты — моего мужа?

— Неправда, — пробормотала я. — Вас тогда там не было. Вы ж сбежали быстрее всех, королева. Что, забыли уже?

Мачеха, тоже, кстати, выглядящая не лучшим образом (но явно не из-за бессонной ночи и голода), рассмеялась. Ну вылитая ведьма.

— Интересно, заснёшь ли ты ещё на десяток лет, если попытаешься убить нас?

Я замерла. Откуда… откуда, чёрт возьми, она всё это знает? Переписывалась со святошами?

— Может, и засну. Но что сделает Святой престол с вашим сыном, Величество?

Думаю, будь у королевы мой дар, я бы уже билась в агонии.

— Как ты смеешь говорить о моём Теодоре, ты, мерзавка, ты совратила его, из-за тебя он…

И так далее и всё в том же духе.

Я поёжилась и шагнула вперёд.

— Обсудим это внутри, Ваше Величество? Не при слугах.

Подействовало. Королева развернулась и, отпустив стражу, всем видом давая понять, что лично она меня не боится, направилась в тронный зал.

Ведьма-а-а-а…

В тронном зале гуляли сквозняки и эхо от наших шагов заставляло вздрагивать. Или я просто никак не могла согреться после полёта?

Ничтоже сумняшеся королева уселась на трон. Я постояла перед ней и медленно опустилась на пол. Голова кружилась неимоверно.

— Стоило жить, чтобы увидеть тебя такой, — тихо произнесла мачеха, жадно разглядывая меня.

Я сжала кулаки.

— Где Александр?

— Ждёт казни, я полагаю, — улыбнулась королева.

— Прикажи привести, — тяжело дыша, выдавила я. — Я хочу убедиться, что он жив.

— О, милая, извини, у меня нет твоих бесплотных слуг. Сходишь к нему сама? — пропела королева.

Из последних сил я вцепилась в запястье. Кровь струйкой полилась на пол и тут же испарилась, явив после себя демона.

Королева побледнела, но осталась сидеть. Даже со спокойной миной.

— Найди Александра и приведи его сюда, — искоса глядя на мачеху, приказала я.

— Ты по-прежнему глупа, Алисия, — дрогнувшим голосом произнесла королева, когда демон исчез. — Ничему не учишься.

Ха. Зато сильная.

— Вы не одобряете этой войны, правда?

Королева сжала подлокотники трона.

— Ты толкнула моего сына на неё, проклятая, и ты ещё спрашиваешь?!

— Я могу её прекратить, — выдохнула я, пока мачеха не завела старую шарманку про «мерзавку».

Королева осеклась. Посмотрела на меня с высоты трона.

— Ты?

— Дайте мне уйти, — чувствуя, что начинаю дрожать, медленно произнесла я. — Я верну вам армию. И моего брата. Святой престол его не тронет, клянусь.

— Нет такой клятвы, которую ты бы не смогла нарушить, — после томительной тишины отозвалась королева.

Я вскинула на неё взгляд.

— Вы уже мне верите.

Александра привели вскоре после этого. Выглядел он не намного лучше меня, да, но живой… Радость, вспыхнувшая в его глазах, вдохнула в меня силы.

Стража собралась у дверей зала. Демон повернулся ко мне, намекая, что если крови не дам, могу сражаться с этими людишками сама, и он мне не помощник.

Чувствуя, что чуть-чуть и потеряю сознание от усталости, я повернулась к королеве.

— Не заставляйте меня убивать, Ваше Величество. Прошу вас.

Мачеха, прикусив губу, посмотрела на меня. Тихо усмехнулась и махнула рукой.

— Уходи. И верни мне сына, ведьма.

Из последних сил я отпустила демона и поняла, что идти уже не смогу. Александр помог мне подняться и медленно, пошатываясь, вынес из дворца.

Когда мы взлетали, я смотрела вниз и жалела, что не потребовала тёплого плаща хотя бы для моего принца.

А ещё мелькнула странная мысль, что этот дворец я вижу в последний раз.

Ночевали мы в какой-то пещере на пути в Хотфолду. Не знаю, почему именно там и даже как её нашли — я спала. А проснулась уже на охапке лапника, покрытого моим плащом.

Александр сидел у костра, аккурат у головы дракона и что-то тихо говорил. Дракон периодически выпускал облачка пара и тихонько курлыкал. А один раз мне даже показалось, будто в алых глазах мелькнул отблеск разума — взгляд стал сосредоточенным и совершенно человеческим. Я моргнула — и всё исчезло.

В подобные моменты раньше меня охватывала паника: я представляла, что Арман останется таким навсегда.

Какой же дрянью надо быть, чтобы заколдовать собственного друга?..

— Алисия, — устало улыбаясь, позвал Александр, пересаживаясь поближе ко мне. — Как ты?

Я пожала плечами.

— Нормально. А ты?

Он снова улыбнулся, и я прикрыла глаза — его сияние ослепило. Странно.

Позже, когда я, так и не встав с лапника, угощалась жаренным нечто — вроде бы зайцем — Александр тихо спросил:

— Что с тобой случилось?

Я опять пожала плечами и промолчала. Заяц был слишком вкусен, чтобы отвлекаться на разные странности, которым я, к тому же, не могу найти объяснения.

— Твоя магия исчезает, и ты падаешь в обморок, — подытожил Александр. — Интересно, ни о чём таком я не слышал, пока ты была в походе с твоим братом. Можно ли считать, что убивать тебе легче, чем дарить жизнь?

Я в третий раз пожала плечами. Понятия не имею.

— Как ты живёшь с такой магией? — спросил хотфолдский принц, и я невольно замерла: он слово в слово повторил Армана. Александр смерил меня долгим, изучающим взглядом и после паузы поинтересовался. — Что ты собираешься делать?

— Отвезу тебя в Хотфолду, — отозвалась я.

— Чудесно, — хмыкнул принц. — Чтобы я разобрался с армией твоего брата. Не в одиночку, надеюсь?

Я отложила недоеденное жаркое.

Хм. О теодоровцах я не подумала…

— Я собиралась отправиться к драконам. Тебе, наверное, всё-таки безопаснее будет в Хотфолде. Я, пожалуй, оставлю тебе демона…

— Ты с ума сошла? — перебил Александр. — Или решила подчинить себе всех драконов?

— Издеваешься? — буркнула я. — Нет, просто подумала: почему бы не прислушаться к словам одного мудрого святоши. Драконы знают о магии больше, чем я. Возможно, они смогли бы расколдовать Армана?

— Врёшь, — усмехнулся Александр.

Я опустила голову.

— Ладно. Просто мне кажется, о природе моего дара драконы осведомлены лучше, чем я. Возможно, они мне помогут.

— Они отправят тебя в ад ещё быстрее, чем Святой престол, — возведя очи горе, откликнулся Александр. — Я лечу с тобой.

— Тоже в ад захотел? — хихикнула я. — Мечтай, тебя Небеса заждались.

— Я маг, если ты забыла, — хмуро глядя на меня, произнёс принц. — Пусть и не такой сильный. Если тебе понадобится магическая энергия или… Как ты собираешься разговаривать с драконами? Это безумие, Алисия, честное слово!

— На щит меня хватит, — задумчиво протянула я. — К тому же я полечу на… на Армане. В него они палить не будут.

— Ты ведьма, — вздохнул Александр, — самая настоящая.

— Не спорю. Но ты остаёшься. В Хотфолде или здесь — как пожелаешь.

Александр хмыкнул и переглянулся с драконом.

— Не думаю. Господин Арман меня возьмёт, — шутливо заявил принц. — Возьмёшь?

Дракон согласно курлыкнул.

Я откинулась на лапник и закрыла глаза.

— Потрачу больше сил, чтобы тебя защитить. Не глупите, Ваше Высочество.

— Вообще-то рыцарей учат сражаться с драконами. В отличие от принцесс, — весело возразил Александр. — Ты что, баллады не слушала?

Я хмыкнула. И после долгой паузы не выдержала и спросила:

— Зачем тебе вообще всё это? У тебя есть страна, которую надо защитить. Зачем помогать ещё и мне? Ведьме.

— Ты не справишься одна, — как само собой разумеющееся сказал Александр.

Я перекатилась на живот и заглянула ему в глаза.

— А, кажется, понимаю. Это же в вашей вере — помогать тем, кто «сам не справится». Да? Не жалеешь ещё, святоша, что связался со мной? Так я тебя отпускаю. В конце концов, я ведьма и не верю. Помочь и «очистить» меня, как того хотят «братья», ты всё равно не сможешь. Так не лучше ли остановиться раньше, чем я заколдую и тебя?.. Эй? Ты меня вообще слушаешь?

Александр открыл один глаз и одарил меня таким равнодушно-усталым взглядом, что продолжение речи о ведьмах и клириках из головы вылетело моментально.

— Всё сказала?

Я сжала кулаки.

Да я тебе тут о высоком, а ты… ты..!

— Тогда спи. Ты завтра к драконам собиралась. Это опасно и трудоёмко.

— Ты…

— Спи!

Ну и чёрт с тобой!

Позже, когда я уже действительно задремала, Александр тихо сказал:

— Алисия, глупая ты девочка, я не знаю и не думаю, что хочу знать, что именно ты себе вбила в голову про клириков и, как ты говоришь, «святош». И про веру. Но ты ничем не отличаешься от, скажем, меня.

Утверждение было настолько абсурдным, что я не выдержала и пробормотала:

— Ну конечно, ведьма-то и не отличается. Я не это… не в лоне вашей церкви и всё такое. И не верю, не забудь. И ваш бог меня не любит.

Рука Александра мягко коснулась моих волос.

— Глупая… Бог есть любовь. Он любит всех, включая и тебя. Оправдай его любовь, его надежду и он тебя простит.

Я сжала зубы. Простит? Ага, конечно!

Александр встретился со мной взглядом и улыбнулся.

— Бог здесь, — добавил он, указывая куда-то в область моей груди. — В твоём сердце. Всегда с тобой. Всегда рядом. Ты одинока, если забываешь о нём. Тогда ты действительно живёшь в аду.

Я отвернулась и закусила губу до крови.

То, что он говорил, было странным. Но оно отзывалось в моём сердце, в моих мыслях. Я знала об одиночестве. И это действительно было адом.

Я прижала руку к груди и представила, что кто-то действительно любит меня, несмотря ни на что. Огорчается, но всё равно любит.

Неясный образ быстро принял облик Александра.

Бог есть любовь, да?

Утром меня колотило. Думать, представлять — одно, но знать, что предстоит, что оно точно случится — совсем другое. Драконов я не боялась. Я сильнее их и, честно говоря, сама не знала, на что способна. Они нападут, я буду защищаться. Знакомо, со святошами я делала также. А среди них попадались очень сильные маги.

На самом деле я боялась посмотреть в глаза родителям Армана.

И в глубине души всё-таки надеялась, что может быть они помогут. Как давным-давно, когда я думала, что Арман мёртв, а он ожил на руках своего отца…

Глупости, конечно. Я изучала магию драконов. Она бессильна против таких проклятий. Но вдруг?..

Дракон тихо курлыкнул, выбравшись из пещеры. Посмотрел на меня с любопытством. Я протянула руку, погладила кончик холодного носа. Прошептала:

— Мы летим домой. К тебе домой, Арман.

Вряд ли он понял. Просто поймал картинку, возникшую в моём воображении — связь между нами я установила давным-давно — когда сообразила, что без моей магии Арман умрёт.

Но даже там, по связи я не могла прочитать его мысли, хотя должна была, если верить книгам.

Наверное, потому что мыслей в голове зверя не было…

— Ты знаешь дорогу? — тихо поинтересовался Александр, когда мы взлетали.

Я погладила влажную чешую.

— Он знает.

Принц кивнул и приник к шее дракона. Я сделала то же самое.

В ушах свистел ветер.

К вечеру мы снова прорвали облака. Дракон снизился настолько, что чиркнул кончиком крыла волну и, вскинув шею, издал долгий мелодичный звук. В ответ раздался похожий ответ, приглушённый расстоянием, но я всё равно машинально раскинула над нами щит.

Ещё немного и перед нами вырос знакомый замок. Знакомые мрачные башни, знакомо бьётся о скалы море. И облепленная драконами, как светильник бабочками, площадка. Я тяжело сглотнула, узнав в одном из них отца Армана.

Господи, помоги!

Арман тихо курлыкнул, и я машинально кивнула.

Драконы настороженно следили, как мы снижаемся. Александр осматривался, но молчал — хорошо, мне сейчас было не до него.

Когти Армана чиркнули о камни площадки, шипастый хвост взметнулся, чуть не задев бирюзового дракона слева. И я, сжав кулаки и трясясь от страха, скатилась с услужливо подставленного крыла.

Арман тревожно застонал, когда медленно, не поднимая глаз, я шагнула к его отцу. И, теперь уже в полной тишине, дрожа, как осиновый лист, рухнула перед ним на колени. Молча — а что я могла сказать? «Извините, я заколдовала вашего сына? Я не специально, больше не буду? Простите, но мне очень нужна ваша помощь?» Бред, чепуха — с самого начала. О чём я только думала?!

— В каком же ты отчаянии, проклятая, если решилась прилететь, — глухо произнёс знакомый голос.

Я подняла голову. Алые глаза отца Армана уставились на меня, не мигая.

— Что, будешь торговаться за жизнь моего сына?

Я отшатнулась, и тут с неба камнем упал ещё один дракон — тёмно-синий. Кажется, ещё в полёте он превратился в знакомую брюнетку с сребристой кожей-чешуёй, кинулся к Арману и, минуту спустя, повернулся ко мне.

— Как ты посмела?! — стремительно превращаясь снова в дракона, воскликнула-проревела мать Армана, Сицилла. — Как ты посмела появиться здесь?!

Я стояла на коленях, шатаясь, не в силах произнести ни слова.

— Нам нужна помощь, — раздался мягкий, но решительный голос.

Александр встал рядом со мной, чуть впереди, точно заслоняя.

— Пожалуйста, нам очень нужна помощь, — хорошо поставленным голосом правильного клирика повторил он. Звучало как на молитве — очень проникновенно.

Позади раздался тихий шорох и через мгновение отец Армана, обойдя меня, встал между Александром и Сициллой.

— Кто вы такой?

— Её рыцарь, — ответил Александр, и у меня отвесила челюсть.

Мой… кто?

Минуту стояла тишина. Драконы переглядывались, явно переговариваясь — мысленно.

Я ошеломлённо смотрела на спину хотфолдоского принца и не понимала, что происходит. Ладно, я удивилась: рыцарь у меня, оказывается, есть. Но что с драконами?

— Она оживляла вас? — деловито поинтересовался, наконец, незнакомый серебристый дракон.

Александр спокойно ответил:

— Да.

Серебристый вздохнул и превратился в человека — стройного блондина средних лет.

— Мы будем говорить с вами, юноша, — объявил он. — Уведите пока нашу… гостью.

Я ошеломлённо встала, даже шагнула вслед за незнакомыми мне молодыми драконами внутрь, но быстро опомнилась.

— Нет, Александр, я тебя одного не…

— Алисия, помолчи! — резко бросил Александр, глядя на блондина. — Иди. Всё будет хорошо.

Была у меня мысль позвать ему на подмогу демона. Но я поймала полный ненависти взгляд Сициллы и её мужа. И покорно пошла вслед за моими…хм… тюремщиками.

Меня заперли в библиотеке. Той самой, где мы с Арманом впервые поговорили по душам. Той, где началась наша дружба. И сейчас я смотрела на погасший камин, на бесконечные полки, на потёртый ковёр и кусала губу до крови — только бы не разреветься.

И после всего я ещё смею просить у них помощь? Да они съедят Александра, не задумываясь! Или просто разорвут — они ж цивилизованные нынче, драконы, людей не едят. Арман как-то до икоты смеялся, когда я предположила, что он меня из гастрономического интереса похитил.

Дверь оказалась заперта на совесть. Я для острастки побилась, даже крикнула пару раз — конечно, без результата. И, слизывая кровь с прокушенной губы, попыталась взять себя в руки.

Та-а-ак, что мы имеем, кроме пыльных полок? Потухший камин… Вряд ли родители Армана разозлятся на меня ещё больше, если я испачкаю им пол. Да, я ещё ковёр откину… В прошлый раз дух у меня не призвался, зато демон удался. Дух полезнее, он незаметнее, зато демон сильнее…

Для верности я изобразила классический вариант магической схемы призыва, всё проверила, прислушиваясь к тишине за дверью. Александр, окажись в беде, наверное бы, сражался, да? А это всегда шумно, правда? То есть, раз тихо, хотфолдский принц жив… да?

Пентаграмма была готова и даже засияла, но потом мерцание дрогнуло и исчезло. А над схемой ещё долго висели специфические закорючки, обозначающие драконью магию.

Я рухнула на колени и застонала. Чертовы драконы отрезали меня от магии! Сейчас там, внизу, они убьют Александра, потом всем скопом явятся за мной…

Какого чёрта я полезла к ним в логово?! Ясно же было, что не помогут! Дура, ой дура, ещё и принца этого, святошу, потащила…

Я металась по библиотеке и тарабанила в дверь уже всерьёз. Но быстро устала.

В квадрат окна заглянула луна — яркая, равнодушная, — когда дверь скрипнула, открываясь.

Я рывком обернулась. Руки, держащиеся за широкий подоконник, на котором я сидела, нещадно дрожали. Да что там — меня всю колотило: вот, сейчас они на меня все бросятся, эти драконы. Или поглумятся напоследок, расскажут, как убивали Александра?

Дверь закрылась, и я, стиснув зубы, уставилась на отца Армана. Одного.

Что, меня решили убивать не в библиотеке? О, понимаю, книги жалко.

Дракон, конечно, в человеческом обличье, шагнул ко мне. Я прижалась спиной к стеклу: на мгновение показалось, что это Арман. Отец с повзрослевшим сыном были так похожи…

Минуту стояла тишина. Мы смотрели друг на друга, пока я с тихим всхлипом не опустила голову. Ну, давай уже… не мучай.

— Ты не знаешь, как расколдовать моего сына? — тихо спросил вдруг дракон.

Я посмотрела на него из-под ресниц. И резко мотнула головой. В горле пересохло, язык прилип к нёбу.

И снова была тишина. И опять я не выдержала первой.

— С моей смертью заклятье наверняка спадёт.

— Необязательно, — покачал головой дракон, тяжело глядя на меня. — Совсем необязательно.

Я содрогнулась. То есть… то есть, возможно, Арман останется таким… навсегда?!

— Ты будешь жить, — добавил дракон, словно в ответ на мои мысли. — По крайней мере, пока мой сын не будет в порядке.

О, чудесно. Запрёте меня здесь, в библиотеке, искать контрзаклинание?

Забавно, но на какую-то секунду мне эта мысль даже понравилась.

— Что с Александром? — прокаркала я, наконец. — Что вы сделали с принцем?

Взгляд дракона резал не хуже острого ножа.

— Ты не заслужила это, девчонка, — тихо ответил он.

Что? Не заслужила..?

— Дружбу моего сына. Преданность своего рыцаря, — отозвался дракон. — Ты должна была умереть — тихо и безболезненно, желательно ещё в колыбели.

— Так убейте, — вырвалось у меня. Надоело всё это, вы не представляете, как мне всё это надоело! Пусть оно прекратится. Я устала…

— А вот смерти сейчас ты точно не заслужила, — усмехнулся дракон. — Есть шанс, девочка, что ты можешь всё исправить. Твой рыцарь сказал, что ты хочешь остановить армию своего брата. Так?

Я кивнула. Да. Хочу. Это безумие, в конце концов, то, что творит Теодор — даже я это понимаю.

— Что ты собираешься делать со Святым престолом?

Я грустно улыбнулась. В библиотеках клириков полно всякой всячины — очень бы хотелось в них покопаться. Может, там можно узнать про Армана? И сделать так, чтобы меня оставили в покое.

— Я бы хотела поговорить со Святым Рыбаком.

Дракон кивнул, и мне показалось, что он знает много больше, чем я. И что точно ничего мне не скажет.

— Завтра мы отправляемся, — бросил он, подходя к двери. — Идём. Твой рыцарь тебя ждёт.

На том свете?

— Куда отправляемся? — осторожно спросила я.

— В Ромулию, — откликнулся дракон. — Ты же хотела поговорить со Святым Рыбаком. Идём.

Я машинально, не очень-то соображая, что делаю, соскользнула с подоконника и пошла за отцом Армана.

В голове не укладывалось: они, что, решили мне… помочь?

— И на твоём месте я не попадался бы на глаза моей жене, — сказал дракон, ведя меня по смутно знакомому коридору. — Будь ты хоть трижды нашей надеждой, Сицилла тебя убьёт.

— Простите, — всё-таки вырвалось у меня.

И тихо пискнула, когда меня со всей силы приложили спиной к стене. И смачно ударили по щеке.

— Ты уже проклята, девчонка, — шепнул дракон мне в лицо. — Но позже, когда ты не будешь нужна, я лично прослежу, чтобы все эти проклятья сбылись.

И за шиворот швырнул дрожащую меня в какую-то комнату — так хорошо освещённую, что я зажмурилась от неожиданности.

— Алисия?

Я привычно шарахнулась в сторону. И, щурясь, увидела склонившегося надо мной Александра.

Живой… Живой!

Принц осторожно коснулся моей горящей щеки. Тихо вздохнул и, подхватив меня на руки, понёс на кровать.

Я молча ждала, пока он возился с какой-то миской (кажется, с водой) и платком. Молча приняла самодельный компресс и прижала к щеке, отмечая про себя, что время Александр провёл, похоже, лучше, чем я. Ему даже новую одежду дали.

Но, когда, хотфолдец уселся рядом на кровать, я не выдержала:

— Что происходит?

И ахнула, когда рука Александра мягко погладила меня по голове.

Дрова в камине трещали так уютно и так было, к тому же, тепло… Мне очень хотелось спать, особенно, когда я, наконец, поняла, что расправа почему-то откладывается.

— Всё хорошо, — тихо произнёс принц. — Я же говорил, что всё будет хорошо.

Я блаженно закрыла глаза. И сонно спросила:

— Мы завтра летим… да? В Ромулию? Зачем?

— Они согласились помочь, — отозвался Александр.

Я посмотрела на него и не выдержала, зевнула.

— Но почему?

Александр улыбнулся.

— Конечно, они согласились, ведь нам нужна помощь. Спи, Алисия. Завтра будет тяжёлый день. Доверься мне — всё хорошо.

Засыпая, я чётко понимала, что меня снова собираются использовать.

Но на этот раз мне было наплевать.

Утром мы вылетели. О чём драконы договорились с Александром, я понятия не имела, а принц не очень-то спешил рассказать. Но я ему верила — да. Должна же я хоть кому-то в этой жизни верить?

Нам позволили лететь на Армане. Дракон, истосковавшись за ночь, чуть не зализал меня до смерти. Но отдых ему явно пошёл на пользу — моя магия почти не потребовалась, находясь среди своих, он чувствовал себя отлично и был сыт. Но мои заклинания покорности работали, так что на меня по-прежнему смотрели мутные алые глаза без проблеска разума.

Александр летел на серебристом драконе — если я правильно поняла, он и был старейшиной. По крайней мере, он первый поднялся в небо и встал во главе клина, ведя остальных.

Арман взлетел вслед за остальными, и я в полной мере смогла насладиться мощью его племени. Мда, для объявленного почти вымершим оно насчитывало удивительно много особей. Я оглядывалась и везде видела сверкающие в утреннем свете чешуйчатые спины, а уж ветер от их крыльев… Откуда столько?

Но, по крайней мере, неудивительно, что у них получилось отрезать меня от магии. Вчера. Сегодня, отдохнувшая, я могла в любой момент их… Арман тревожно курлыкнул, услышав отголоски моих мыслей. Нет, милый, я не настолько дрянь, чтобы заставлять тебя нападать на сородичей. Теперь, когда верховодит Александр с этим, серебристым, мы, похоже, вообще начнём переговоры. Святоши же любят переговоры, жить без своих проповедей не могут…

К закату мы оказались у границы Хотфолды. Сумерки уже сгустились, когда мы наткнулись на армию или… м-м-м, её кусок. Не знаю. Но драконы расправились с ней быстро. Стена огня — и начерта кого-то убивать?

Армия оказалась южанами. Мы снизились, и я тут же предложила поговорить с их командиром — в конце концов, их король — мой любовник.

Меня и слушать не стали.

Разговаривал серебристый, ещё с десяток драконов в человеческом обличье и Александр. Меня отправили в ближайший городок, в особняк мэра — отдыхать. Хм, ничего не напоминает?

Александр зашёл ко мне далеко за полночь.

Я подняла голову, услышав тихий стук, и откинула занавески балдахина.

— Ну как там проповеди?

— Что? — удивился Александр, заходя и поворачиваясь ко мне. — А…а-а-а…

Я откинула меховое покрывало.

— Иди сюда.

Этот чудик, наоборот, отступил к двери.

— Алисия, прости, мне не кажется…

— Я в ярости, святоша, — спокойно произнесла я. — Ты же знаешь, что бывает со мной, если я дам волю гневу. Иди сюда.

В конце концов, ты мной пользуешься? Наверняка запугивал южан не одними только драконами. Во-о-от, отрабатывай.

Забавно, он не стал отнекиваться. Возможно, испугался, что я действительно тут всех поубиваю? Нет, вряд ли. Огонька в глазах у испуганных не бывает. Просто я красивая. Ведь красивая, да, мой принц? Красивая?

Я шептала об этом вслух и получала в ответ торопливое, задыхающееся:

— Ты прекрасна… прекрасна…

Ну, кто бы сомневался!

Да, мне доставляло огромное наслаждение смотреть, как он теряет голову при виде меня, обнажённой, на кровати. Мой чистый, святой мальчик, кто для тебя Бог, когда ты со мной?

Вот только я никогда бы не рискнула задать этот вопрос вслух. Потому что боялась услышать отнюдь не лестный ответ.

— Почему ты назвался моим рыцарем? — вместо этого спросила я — позже, расслабленно лёжа рядом и играя его волосами.

— Потому что ты моя леди, — отозвался он — тихо, как довольный, мурчащий кот.

— Леди? — переспросила я, приподнимаясь и вглядываясь в его лицо. — Я же ведьма.

Он притянул меня к себе и поцеловал — глубоко, страстно.

— Леди. Я тебя выбрал.

Да неужели?!

— То есть, тебя теперь не смущает, что время от времени я убиваю людей? А, да, и мой брат-король ненавидит вашу братию. Ну что, я всё ещё… Ах, Але…ксандр… прекрати, я серьёзно!

— Я тоже, — улыбнулся он. — Помнишь, ты просила убить тебя? Так вот, если ты станешь ведьмой, действительно станешь, если тебя нельзя будет спасти… Я тебя убью.

Я замерла, и этот… святоша тут же этим воспользовался.

Позже, когда он уснул, я смотрела в потолок и думала. Принц не принц, Александр — больше святоша, чем многие монахи. И наверняка как-то там определяет, закоренела я в грехе и насколько. Так что, следуя его философии, если и впрямь решу снова превратиться в злобную колдунью… этот убьёт, да.

— Ты меня любишь? — шепнула я.

Нет, конечно. Если бы любил, ты бы принимал меня, какой есть. Арман, вот, пытался. А с драконом мы просто дружили. Ты же… Ха, леди… Я — твой меч, это намного лучше и правильнее соответствует ситуации, неправда ли?

Я оказалась права, без меня армия Теодора… была, конечно, большой… Но ребята, видя меня на драконе, похоже, просто не понимали, что происходит. А солдаты из завоёванных стран и вовсе решали, что это очередная шутка моего брата… который там, под Ромулией попытался в это время организовать наступление.

Пришлось срочно бросать Хотфолду и лететь к нему.

Я сказала серебристому тем вечером, когда «бросали и летели», что Теодор — мой брат. И если его убьют… я разозлюсь. Дракон вместе с Александром уверили — не убьют.

По пути Александр красиво освобождал клириков, отменял указы Теодора и прочее, прочее политическое, в котором я не в зуб ногой, но нас вскоре стали ждать и приветствовать как освободителей. И народ абсолютно не смущало, что я, собственно, тут. Они всерьёз верили сказкам, будто Александр подчинил эту злобную ведьму себе. Очевидно, добрым словом. Добрым словом, ха! У моего святоши ещё такой… хм… да. В постели он после своих добрых слов очень даже…

Мы не успели. Теодор с южанами захватил Ромулию, устроил массовую резню, ночь каких-то там ножей, хотя лучше бы сказать — крестов. По слухам, брат совсем свихнулся и теперь клириков уже не вешал, а распинал. Вроде так уместнее.

Так что когда мы оказались у берегов Ромулии, нас ждала армия. Сильная, хорошая армия, даже успевшая немного отдохнуть и повеселиться: Ромулия, всё-таки, богатая страна.

Говорили, Святой престол вместе со своим Рыбаком заперся в каком-то там не то храме, не то резиденции этого Рыбака, не то в храме в резиденции.

— Вы всё ещё хотите с ним поговорить, принцесса? — спросил меня серебристый, когда до Ромулии оставался ровно один перелёт.

Я кивнула. Да, хочу. Пусть скажет, как расколдовать Армана. Пусть скажет, кто я такая. Кто-то же должен знать. Драконы никогда уже не скажут, а из людей — только он.

На самом деле я просто хотела узнать… когда драконы победят, мне можно будет жить по-человечески? Святой престол ведь останется, определённо. Так, можно?

— Хорошо, — решил серебристый. — Но вы полетите одни.

Родители Армана, конечно, возмутились. Но серебристый точно был главный. Он настоял на своём.

— Завтра вполне возможно всё пойдёт не так, как мы надеемся. Нам нужно каждое крыло.

Крылья им нужны… А ещё мои демоны, которых — ура — мне разрешили призвать.

Александр тоже собирался лететь со мной. Но серебристый и ему внушил, что он нужнее в бою. В конце концов, он маг и, судя по всему, неплохой стратег. Или политик. У меня Александр вообще неплохой, особенно в постели. Ладно, ладно, я не про это. Да.

— Пожалуйста, будь осторожна, Алисия.

И это вместо любви в предположительно-то последнюю ночь. Святоша, как есть — святоша.

— Думаешь, он будет молиться, и я окочурюсь от страха? — хмыкнула я.

— Ты представляешь, как сейчас осаждают его резиденцию?

— Как? — перекатившись на другой бок, поинтересовалась я. — Александр, брось, я их принцесса.

— Если только твой брат ещё не лишил тебя титула, — отозвался хотфолдец.

— Ну, по крови, — отмахнулась я. — И ведьма, к тому же. Они меня боятся. Всё будет хорошо. Доверься — и что ты там мне обычно говоришь, — и, когда он улыбнулся, добавила. — Скажи лучше, какой он, этот Рыбак?

— Не знаю, — огорошил меня Александр. — Его никто не видел. Он Святой и никто не может его лицезреть. Это традиция.

— Ну и традиции у вас! — только и сказала я.

Никто не видел? Ну вот, я буду первой. Наверное, старый уродец, иначе бы обязательно показывался на публике. Свято-о-ой…

Мы улетели ещё до рассвета. Горизонт едва ли посветлел, а Арман уже поднялся в небо и поймал воздушный поток. Я, пригнувшись к его шее, куталась в меховой плащ и старалась не смотреть вниз: на сверкающие волны, а потом — на огни лагеря Теодора. Утром там всё заполыхает.

Но это не моё дело.

К резиденции святош мы с Арманом добрались уже за полдень. И то, потому что заблудились по дороге… пару раз. Ну откуда я знала, где этот Рыбак живёт? Серебристый вроде знал, но с Арманом связь установить он не смог, а то, что мне объяснил, не очень-то помогло. Описания Александра тоже оказались бесполезны.

Но мы добрались: летели на осаждающих. Я так рассудила: если внизу куча солдат зачем-то появилась и не двигается, значит, она там зачем-то нужна. И вряд ли для распятия очередного клирика по приказу Теодора.

Границы резиденции — укреплённой, как хороший форт — солдаты обступили вовсю, но наверх они преимущественно не смотрели. А ещё мы с Арманом мудро скрылись за тучами — благо накрапывал дождь и серые облака висели очень низко.

Что меня удивило — отсутствие магической защиты. Рыбак на молитвы надеется? Так они только в моём случае помогают. И то не всегда.

В общем, прошмыгнули мы над осадой и закружили над резиденцией, ища подходящую поляну для приземления. Двора нужной ширины тут не было.

А потом я соскользнула с дракона и, повернувшись к бегущим ко мне святошам, поинтересовалась:

— Господа, можно я тут дракона оставлю?

Арман для закрепления эффекта курлыкнул и дохнул пламенем.

Но монахи больше отличились. Один из них шагнул ко мне и, отвесив поклон, поинтересовался:

— Вы — принцесса Алисия?

Я погладила навершие посоха.

— Ну да. И что?

— Идёмте, — вместо ответа святоша поманил меня и, кивнув «братьям», направился куда-то по аллее.

Я переглянулась с драконом, решила, что пятёрка монахов ему не сильно помешают, даже если начнут надоедать, и пошла вслед за…хм… проводником.

Аллея, потом поляна и снова аллея, потом тропинка и высокое крыльцо. Монах кивнул страже, услужливо распахнул передо мной двери… и не двинулся с места.

Я изумлённо уставилась на него. А дальше?..

— Его Преосвященство ждёт вас, принцесса, — сообщил монах.

Я обалдело моргнула и медленно шагнула внутрь. Вздрогнула, когда дверь за спиной скрипнула, закрываясь.

Та-а-ак, ждёт, значит. Очень интересно. Ловушка?

Дальше была огромная мраморная лестница и закрытые двери на первом этаже. Пришлось подниматься.

В общем, я как дура, тыкалась во все двери, какие были. И ещё пару раз спускалась-поднималась. Пока не оказалась в небольшой домашней часовенке.

Ну уж тут-то самое место Святому встречать ведьму.

Но на меня смотрел лишь распятый Спаситель. И гнетущая тишина звенела в ушах.

Вздрагивая от эха собственных шагов, я прошлась между деревянными скамьями. К витражному окну-розе. К мозаике Богоматери. Полюбовалась на здоровенный крест Спасителя.

И резко обернулась, услышав неожиданное:

— Алисия?

Голос оказался молодым, звучным, чистым. Но фигура, стоящая в проходе должна была принадлежать старику: согбенная спина, рука в алой расшитой золотом перчатке, опирающаяся на посох. Высокий головной убор — красный с белым. Расшитая драгоценностями и парчой богатая сутана. И серебристая вуаль на лице — волшебная. Чего-то такого я ожидала от главы святош. А также креста и магических штучек — святое колдовство, куда ж без него.

— Здравствуй, девочка, — выделив первое слово, произнёс клирик.

Я нахмурилась, всё ещё под впечатлением его голоса.

— Э-э-э…здравств…кхе-кхе-кхе…

Святоша в это время шагнул ко мне, заставив отшатнуться. И со словами: «Я ждал тебя» перехватил жезл за середину, выпрямляясь.

Я ошеломленно смотрела, как он снимает головной убор, проводит рукой перед собой, убирая вуаль…

Ноги подкосились, и я рухнула на пол, прямо под распятым Спасителем.

— Этого… просто… не может быть!

— Может, — светло улыбнулся Рыбак.

Я сжала кулаки, не в силах оторвать взгляда от его лица. Я уже видела это лицо. В книге про богомерзкого чернокнижника, убитого сколько-то там сотен лет назад. Такого же, как я. Проклятого.

Юноша-чернокнижник, точно сошедший с портрета той старой-старой книги из библиотеки Теодора, снова улыбнулся, погладил сутану и произнёс тем же сладким, музыкальным голосом:

— Ты выглядишь удивлённой, Алисия.

В ответ я выдала пару непечатных слов и всё-таки отвернулась. Удивлённой — мягко сказано. Глава Святого Престола — Проклятый? Как я?!

— То есть ты… ты… серьёзно… святоша… нет, быть не может!

— Может, Алисия, — вздохнул юноша, подходя ближе. — И, честно говоря, я думал, ты раньше догадаешься. Ведь рядом с тобой был настоящий верующий, в конце концов, должно в этой хорошенькой головке, — он лёгким жестом указал на мой лоб, — что-то задержаться… кроме смертей…

— А остальные… монахи… не… не настоящие? — проблеяла я.

Юноша грустно покачал головой и потянул меня за руку вниз, к скамье.

— Садись, Алисия… Ну почему же не настоящие? Есть и настоящие. Только они не маги. Тебя никогда не удивляло, почему монахи колдуют?

Я ошалело помотала головой. Почему меня должно это удивлять?

— Ну конечно, — снова вздохнул юноша. — Ты же наверняка не знаешь Священного Писания. Не читала даже. И ничего не знаешь… Во времена моей молодости, девочка, священники никогда не колдовали. Это противно их вере. Они преследуют колдовство в любом виде. Магов, драконов, сатиров, наяд… ты же знаешь, кто жил раньше на этой земле?

Я моргнула, пытаясь понять, к чему всё это.

— А потом пришли священники, — тёк голос чернокнижника. Мягкий, ласковый голос. — Люди, когда перестают во что-то верить, это что-то исчезает. Но тогда равновесие нарушается и…

И я уплыла. Голос был, конечно, красивый, но я ничерта не понимала. Какое равновесие, какие законы?

— Э-э-э… А можно попроще?

Юноша запнулся. Посмотрел на меня с плохо скрытым презрением.

— Ну хорошо… В мире всегда есть добро. И зло — это ты. И я. Так понятней?

Я потёрла лоб.

— А почему это мы зло?

— Законы равновесия… — завёлся было юноша, но поймал мой взгляд и быстро закончил. — Потому что.

— А, ну, тогда конечно, — фыркнула я. — Только если вы — зло, что ж вас никто убить не хочет? Меня все хотят. А убиваете вы не меньше, вон, про инквизицию какие истории ходят.

— О, инквизиция, — мечтательно протянул юноша. — Ты не знаешь, какой была инквизиция в моё время… Она вообще никого не убивала. А монахи? Они молились… Они верили… так истово… Знаешь, что с нами молитва делает? Сколько я сил потратил, чтобы всё это прекратить… Сколько времени… Понимаешь, милая Алисия, этому миру нужны добро и зло. Таковы его законы. Поэтому время от времени рождаемся мы. Как это было раньше, я, к сожалению, не знаю. Но в моё время добро олицетворяли священники, а мне пришлось быть злом. Тебе понравилось творить зло, Алисия?

Я вздрогнула.

— Нет.

Юноша улыбнулся.

— Но мы с тобой можем делать и то и другое — и убивать, и воскрешать. Когда я понял это, то подумал, а почему зло — именно я? И я был сильнее их всех, сильнее монахов и их Святого. Я просто занял его место. А потом изменил этот мир так, как удобней мне. И через некоторое время закономерно родилась ты, моё новое, милое зло.

Я закрыла глаза. Чудно, он мир изменил, а мне — отдуваться? От меня и так шарахались, так он ещё своих «немонахов» отправлял. Чтобы совсем уж не «одобрилась».

Юноша нежно погладил меня по щеке.

— Алисия, Алисия… ты не представляешь, какое это удовольствие — смотреть на тебя. Ты так юна… так неопытна… Так похожа на меня…

Да ты мне жизнь сломал, гад! Убери руки!

— Вы сильнее меня? — тихо спросила я вместо этого.

— Это всё, что тебя волнует, девочка? — изумился юноша. — Полагаю, да. Добро же всегда побеждает зло. Так или иначе.

— То есть перейти на сторону этого вашего добра я не смогу, даже если очень захочу? — уточнила я.

Юноша взял меня за руки. Медленно стянул перчатки, обнажая странные закорючки.

— Нет, я запечатал твою способность дарить жизнь. Видишь эти символы?

— Так они из-за вас, — прошипела я, отдёргивая руки. — Вы… вы…

Он смотрел на меня, улыбаясь, как… как брат.

— И убить я вас не могу? — сжимая кулаки, выдохнула я. — Потому что вы это… добро?

И, не дожидаясь его ответа, очень отчётливо пожелала, чтобы этот мерзавец сдох.

Перед глазами вспыхнул феерверк, и я бы упала, если бы меня не поддержали.

— Алисия, милая, не надо, — спокойно произнёс юноша. — Ты не справишься. Это законы мироздания, не нам их менять.

— Да плевать на ваши законы!

— Тебе нужно знать ещё одно, — не обращая внимания на мой крик, продолжил юноша. — Зло обязательно должно быть в этом мире. Став добром, ты бы стала такой, как я. Представь, кто бы оказался на твоём месте. Не понимаешь? Твой друг, верующий. Драконы.

Я уронила руки.

— Александр? Зло? Вы бредите! И вообще, прекратите этот фарс немедленно! Я не верю в ваше добро, зло и так далее, вы…

Его палец прижался к моим губам.

— Тише, Алисия. Веришь ты или нет — разницы никакой. Ты должна выбрать. Можешь выбрать. Мы с тобой, наверное, единственные, кто может выбирать в этом мире. Но последствия нашего выбора отразятся на остальных. Как последствия моего выбора отразились на тебе.

Я замерла. То есть… никакой надежды… что всё это когда-нибудь изменится… что я смогу нормально жить… что мне теперь — всегда так? Этого безумца ведь не победить!

— Не отчаивайся, девочка, — глядя на меня добрым-добрыми глазами, сказал юноша. — Надежда есть.

Какая надежда, если ты, святоша, сам всё решил, и я из-за тебя родилась такой, из-за тебя, чтобы тебе…

Вздохнув, чернокнижник достал откуда-то кинжал. Кинул взгляд на распятого Спасителя, светло улыбнулся… и вонзил клинок себе в грудь.

Мой крик эхом отразился от стен.

Маг повалился на скамью, глядя на мозаику Богоматери стеклянным взглядом.

— Эй…эй-эй-эй, а Армана мне как расколдовать? — обалдев, выдохнула я, прижимая руки к груди. — Эй, волшебник, а ну проснись! Помоги расколдовать друга!

Я кинулась к мертвецу и, стиснув кулаки, попыталась вспомнить, как там надо оживлять.

Ничего не получалась. Я проклинала его, билась — ничего. И опомнилась только, когда у входа раздались чьи-то шаги.

— Ваше Преосвященство, они почти прорвали нашу защи…

Тут монах увидел меня над телом чернокнижника. И дрожащим голосом выдал:

— А где Его Преосвященство?

— Нету, — буркнула я. — Проваливай.

На крике «Куда ты его дела, ведьма?!» монах «провалил» в мир иной. Тупое окончание жизненного пути, согласна.

Я уставилась на свои руки. Символов на них больше не было. То есть я могу оживлять. Почему же с чернокнижником не выходит?!

Через десять минут мертвец-монах вернулся — с полпути на тот свет. Как он орал, меня увидев, надо было слышать.

— Кто прорвал-то? — спросила я, хорошенько его встряхивая. — Защиту.

— Враги, — пролепетал клирик. И отрубился.

Я отпустила его и встала. Так, на этом чудике оживление сработало. На чернокнижнике не срабатывает. Ну, он, поди, нашёл способ уйти в мир иной навсегда, мерзавец. А мне теперь что делать?!

Исходя из слов проклятого — выбирать.

Да где тут выбор?!

Сюда идут солдаты моего брата. Правильно я понимаю, что если поубиваю их к чёртовой матери, я буду злом, а если встану на место этого… Рыбака — добром?

А с драконами мне что делать? Арман — мой друг, между прочим! А драконы — его сородичи.

Не, я не хочу быть злой колдуньей! Хватит с меня! Я хочу быть леди Александра, растить виноград, розы и яблоки, коль у меня это хорошо получается, и расколдовать моего друга.

Выходит, фиг мне всё и сразу. Можно занять место чокнутого чернокнижника, но драконы будут против меня. А потом ещё какая-нибудь несчастная жизнь сломается — вроде моей. Можно жить как раньше.

Обалдеть, блин, выбор!

Я со вздохом повернулась к распятию. Что мне делать, а? Ну, что?

Мда, а святоша из меня выйдет… не дай бог кому увидеть… Вот Александр-то посмеётся!

Я закрыла глаза, сложила молитвенно руки и рухнула на колени.

Святоша, ага… Я ж не верю.

Хотя Александр говорил, что вера у каждого здесь, в сердце.

А что есть вера, как не добро и зло? Любовь, оно, конечно, хорошо, но разве все эти ад и рай, колдовство и вера не суть добро и зло?

И разве бывает чистое зло? Ведь даже я могу оживлять.

Я открыла глаза, посмотрела на распятие. На мёртвого чернокнижника. Прикусила губу, сжала кулаки и громко произнесла:

— А хрен тебе!

Час спустя я вызвала армию духов и с сотню демонов. И отлично себя при этом чувствовала. Вместе с драконом и моей потусторонней армией мы запугали солдат и святош до икоты. Они сами сдались. Сначала. Потом я подробно — что, зря книжки читала — описала, что их ждёт. Ярко. В красках.

Они впечатлились. А когда я собрала всю потустороннюю армию, делая вид, что мы готовим жертвенники, устроили массовый побег.

Долго мои слуги их подгонял…э-э-э… преследовали. Далеко.

Я тем временем спокойно исследовала местную библиотеку. А что, у меня полно времени. Плевать, кто победил, теодоровцы или драконы. У них теперь появился новый враг.

Я.

А молва — мощная вещь, это я уже знала. Сейчас весть о том, что я окончательно сбрендила, разнесётся повсюду… А потом можно будет и мне появиться. Показать, насколько именно я, хм, того.

Я честно отдыхала ещё пару дней, дожидаясь, когда армии там, ну, Теодор или драконы, определятся и придут ко мне сами. Тем временем в библиотеке нашлась пара интересных трудов, а в архиве — записей. Из инквизиции, например.

Ну, Теодор, ну, братец, я до тебя доберусь… Предал меня, значит, Александр, да? Ну и змея же ты, брат, ну и змея…

А ещё я наткнулась на предсмертную записку Рыбака. Ну не мог же колдун помереть, не оставив шедевр эпистолярного жанра, да? Записку рыбак посвятил мне — какая честь — и сделал так, чтобы я на неё натыкалась постоянно. И так, пока я не выдержала и не сожгла этот…хм… труд.

Всё послание «святой» посвятил описанию добра, зла и необходимого между ними равновесия. Всё это я быстренько пробежала глаза — да вообще сразу отправила бы писульку в огонь. Но в конце этот чудик всё-таки сообщил, начерта он решил умереть. Не поверите — одиноко ему стало. В «добро-зло» наигрался, своё «добро» в лице настоящих монахов победил, создал инквизицию, ордена монахов-магов, похохотал, веру извратил и заскучал. А так, поиграл напоследок с дурной девчонкой, сделал её жизнь невыносимой, как когда-то делали с ним, — и отчалил в мир иной с лёгким сердцем. Удивляюсь я наглости некоторых.

Рыбак, кстати, был уверен, что я займу его место. Даже подробные указания дал, что в этом случае делать. Вот где-то на этом месте я и отправила его письмо в огонь.

Фиг тебе. Я не буду ждать рождения очередной несчастной и превращать её жизнь в ад. Я решу свои проблемы сама.

Наутро третьего дня они появились. Арман тревожно затрубил, я проснулась, прокляла этих «ранних» пташек, прибралась и пошла встречать гостей.

Ну что: представление начинается!

Драконы летели красиво. Красиво же окружили резиденцию. Потом, когда я сняла защиту над садом, опустились на то самое поле, где был Арман. И цивилизованно расселись по кругу. Не все, конечно, слишком много их было. Большинство наверняка окружили резиденцию. Мне не выбраться.

Я подождала ещё чуть-чуть и вышла на поляну, стараясь сдержать улыбку.

— Алисия!

Улыбка рвалась, предательница. Я смотрела на спешащего ко мне Александра и не могла сохранять постную мину, ну никак!

— Ты жива, Алисия, я боялся, что ты…

А ты по-прежнему веришь в добро, мой святоша. Мне тут наглядно объяснили, что добро — никакое не добро, а местами, так и вовсе — замаскировавшееся зло.

— Такие слухи про тебя ходили, но я знал, что это неправ…

Я щёлкнула пальцами и Александра отбросило — далеко, почти к драконам.

— Да нет, святоша, правда, — пытаясь улыбаться зловеще, выдала я. — Правда.

Арман тревожно курлыкнул, когда парочка демонов появилась из воздуха и волками шагнула ко мне.

— Так мило, что ты всех сюда привёл, — протянула я, хищно оглядывая драконов. — Мне как раз нужна армия. Материальная. Покорная.

Драконы дружно уставились на меня. (Признаюсь, сделалось слегка не по себе. Чуть-чуть. Совсем).

Александр встал и, тоже глядя на меня, покачал головой.

— Алисия. Прекрати. Я не верю, что ты…

— То есть мне обязательно надо кого-то убить? — рассмеялась я. — Да пожалуйста!

И, не глядя, махнула рукой. Ближайшее дерево почернело и съёжилось, превратившись в здоровенную колючку.

— Ой, — хмыкнула я. — Промазала. Ладно, давай я для убедительности на драконе попробую.

Драконы предсказуемо возмутились. Когда огонь схлынул (конечно, не задев ни меня, ни Александра), а заклинания растворились в моей защите, я переступила по горячему песку и вскинула жезл.

— Ладно, поиграли — и хватит. Моя очередь… Хм, а хотите узнать, что я сделаю? Ну, с драконами всё понятно, вы же видите Армана, во-о-от. А с тобой, мой милый рыцарь, с тобой я поступлю чуть-чуть иначе. Ты не любил меня, увы. Но я заставлю. И покажу, чего стоит эта ваша вера, ваше добро. Я принесу тебя в жертву, извращу твой разум, привью абсолютную покорность, а потом, — на «потом» моё воображение показало дно. Ну, давай, святоша, давай уже!

— Я убью тебя, — тихо (но в полной тишине услышали, думаю, все) произнёс Александр. — Я убью тебя, ведьма.

Ей! Ну наконец-то! Недолго же тебя пришлось убеждать, святоша.

Я хмыкнула и перехватила поудобнее жезл.

— Ну, попробуй.

Думаете, этот чудик попёр на меня с мечом? Ха! Он его отшвырнул — красиво так, чуть в ближайшего дракона не попал — бухнулся на колени и… принялся молиться.

Я побледнела.

— Эй, святоша, а ну бейся честно! Мечом!

— …nostras deprecationes ne despicias in necessitatibus, — было мне ответом.

Да что б его! Сейчас весь мой план к чертям полетит!

Торопливо, посылая святошу в тартарары, я вытащила кинжальчик, взрезала запястье и дрожащим испачканным в крови пальцем начертила в воздухе нужный символ.

Александр сиял: вера — мощная вещь. И всё бы сработало, будь я действительно злобной, богомерзкой ведьмой.

А так его защита лопнула, и святошу протащило по земле. Снова.

Кто-то из драконов кинулся было к нему, кажется, родители Армана были среди этих «кто-то». Но серебристый, пристально глядя на них, рыкнул, и драконы вернулись в круг.

Думаю, серебристый всё понял. Да любой бы понял — только не Александр, потому что, чёрт возьми, он никогда в меня не верил. В бога — да, это он умеет. Но не в меня.

Я вскинула жезл, и тот картинно засиял.

— Разве я не говорила, что твоя вера — ничто, святоша? Сдавайся. Тебе меня не победить.

Александр широко раскрытыми глазами наблюдал, как я приближаюсь, и судорожно водил рукой по земле, ища меч.

Я не стала ему помогать. Я же злая, помните?

Демоны-волки кинулись к святоше, а на небе — сером, низком-низком от туч небе — сверкнула молния.

Всегда хотела красиво умереть. А раз я тут самая сильная, кто мне мешает? Сама умираю, сама и декорации выбираю. Всё за мой счёт.

Хм, да я вообще везучая. Даже рыцаря выбрала. Вон, как доблестно дерётся, позёр!

Демонов он, конечно, победил. Ибо добро и верует. А демоны они оттуда, с Той Стороны, они святош боятся. Настоящих святош.

— Молодец, — похвалила я, равнодушно глядя, как пеплом рассыпаются останки волков. — А так?

По традиции я должна была вызвать ему ещё какого-нибудь монстра. Я и вызвала — много. А чего мелочиться? Потом наблюдала, как он своим сверкающим мечом их «освобождает». Прямо аки ангел.

Жезл превратился в огненный кнут, когда последний монстр отправился на Ту Сторону.

Один на один, а?

Александр упал на одно колено, опираясь о меч, отчаянно глядя на меня.

— Только не говори: «Алисия, не надо», — покачала головой я. — Не сработает.

И для проверки щёлкнула кнутом. Хм, а ничего так. Лучше, чем меч. Легче так уж точно.

— Почему? — прохрипел Александр, не отводя взгляд.

Я шагнула ближе.

— А почему нет? Все мной пользуется, всем нужна моя магия. Так почему бы не мне самой? Достало кому-то её отдавать. Я сама могу завоевать мир. Зачем мне брат или ты? И зачем мне упрашивать вас, святош, оставить меня в покое, когда я могу вас просто убить?

Александр внимал, и взгляд его тускнел с каждой секундой. Хм, так ведь вообще сознание потеряет от усталости. Не переборщила я с монстрами, а?

Надо бы его чем-нибудь занять.

Я размахнулась.

Удар. Александр, кажется, машинально, откатился в сторону.

Ещё удар.

— Никто. Никогда! Меня! Не любил! — кричала я в промежутках между ударами. — Так почему. Я должна. Любить! Вас! Валите к чёрту. Вы! Все. Я уничтожу. Этот мир. Раз он! Решил! Уничтожить! Меня!

Александр со своим сверкающим клинком метался где-то в пределах видимости. А я молилась про себя: только не переходи на магию, только не колдуй. Я же не сдержусь.

И он, конечно, перешёл.

И почему я думала, что так называемая «святая» магия чем-то отличается от моей? Решительно ничем не отличается. Совсем.

После парочки атакующих заклинаний Александр, изрядно помятый, мешком упал на краю поляны.

Блин, знала же, что не сдержусь. Вот ведь: сила есть — ума не надо.

Я с трудом подавила желание броситься к нему. Пошла — медленно, маленькими шажками. Улыбаясь, как кукла.

С неба хлынул дождь — издержки магии, я не планировала. Промокла насквозь — мгновенно.

До безумия сложно оказалось сохранять зловещее выражение лица — когда поскальзываешься в раскисшей земле, отнюдь не злодейский смех вылетает почему-то.

Александр лежал лицом вниз. Меч… ну, если постараться — дотянется. (Но мне очень хотелось пнуть его поближе к святоше).

Вместо этого я пнула святошу.

Думала было встать на колени, проверить — он живой вообще?

Но просто вскинула кнут, превращая его в чёрный злодейский меч.

— Прощай, Александр.

А-а-а, как бы так им прицелиться, чтобы, если что, промазать. А-а-а, тяжёлый гад, так и тянет к земле. А если выскользнет? А если я этого… святошу вообще убью? А…

Но я угадала правильно. В последнюю секунду, когда я уже не на шутку испугалась, что проткну какую-нибудь жизненно-важную часть неуёмного принца, он извернулся, схватил меч. И пронзил им мою грудь.

Ну наконец-то!

Я хрипло застонала и тут же поперхнулась кровью.

Кажется, он куда-то не туда попал. Не мог, чёрт его возьми, сразу в сердце?!

Александр подхватил меня прежде, чем я упала. Мягко, бережно опустил на землю, поддерживая спину и голову. Наклонился, заслонив от дождя.

Я не знала, что ему сказать. Да и больно было, боже, как мне было больно.

Поэтому я попробовала смотреть ему в глаза.

Этот чудик рыдал. Идиот.

— Только не… читай… по мне… молитву, — с трудом прошептала я.

А он плакал. И мне вдруг вспомнился какой-то там клирик, который точно также плакал над телом самого Александра… давно, ещё в моём замке.

Ладно, если этот фарс свою роль не отыграет, в отношениях он мне помог разобраться. Ты не любил меня, Александр. Ты смог меня убить. Вера для тебя важнее.

— Алисия, пожалуйста….

Что, «пожалуйста»? Что уже «пожалуйста»?!

Сознание уплывало, лицо Александра терялось за какой-то странной дымкой.

Из последних сил я прошептала заклинание.

Небо с землёй парочку раз поменялись местами и…э-э-э… как бы поточнее, ну, в общем, вроде как мой дух воспарил над этой бренной поляной, над драконами, над резиденцией… Шмякнулся о преграду заклинания и, стеная, полетел обратно.

Потом я взяла себя в руки — фигурально выражаясь, конечно — и принялась наблюдать, что там бывает после смерти.

Спасибо церковной библиотеке мёртвого чернокнижника. Без него я бы просто заснула. А так…

А так я увидела Александра, держащего моё тело. Осторожно, нежно. Драконов, опустивших шеи, точно в скорбном прощании. Армана, рвущегося ко мне.

Я заглянула ему в глаза и прокляла всё на свете — они были по-прежнему пусты. Ладно, что-то такое я предполагала. Буду снимать заклятье сама. Когда проснусь.

А если я всё правильно рассчитала, я проснусь.

Солнечный луч прорезал облака и упал прямёхонько на Александра (ну, тут-то я точно правильно рассчитала!).

Хотфолдский принц бездумно водил руками перед моими глазами, вроде бы пытаясь меня исцелить. Потом прижал к себе.

Кажется, даже земля содрогнулась от его крика.

Надо же. Плачет надо мной. Сначала убил, потом плачет. Логика у этих святош… Мне не понять.

А вот когда он вытащил из моей груди меч и направил остриё себе в грудь, я испугалась.

Эй-эй, ты что творишь?! Этого не было в моём плане. Какого… какого чёрта ты… из-за меня?!

Слава богу, этого ненормального рыцаря вовремя остановили. Серебристый в облике человека вырвал меч и обнял принца, что-то шепча на ему ухо. Александр вырывался сначала, потом обмяк, рухнул на землю… А меня потянуло к телу.

Ну что — спокойной ночи?

Часть 5. Рыцарь

Воздуха безумно не хватало.

Я дёрнулась, изогнулась, но лучше не стало.

Тогда я забилась, как бабочка о стекло.

Стекло дрогнуло. И с громким ДЗЫНЬ разбилось.

Я наконец-то вдохнула, поднялась на дрожащих руках и тупо уставилась на осколки по всему полу.

А потом до меня дошло…

— Ой!

Учитывая стоящую вокруг мёртвую тишину и полное отсутствие пыли… в общем, мне пришлось колдовать очень-очень быстро и очень-очень скрытно. Так, путаясь в белом — неужели подвенечном? — платье, роняя с головы белые же розы, я вызвала духов, проклиная того кретина, что додумался положить меня в хрустальный гроб.

Магия — мощная вещь. К тому времени, как привлечённые шумом в часовенку заглянули слуги, я успела уложить принесённый духами труп, придать ему мои черты, превратить саван в моё платье, воткнуть розы и собрать осколки обратно в хрустальную крышку.

И, отдуваясь, спряталась за колонной.

Слуги пошушукались, кто-то прошёлся тряпкой по крышке (я затаила дыхание), кто-то положил к подножию белые лилии (гадость какая, ещё и вонючая).

И, очень надеюсь, никто не заметил слабый ветерок, то и дело проносящийся мимо.

Когда они собрались уходить, я уже была загримирована в вуаль (заклинание мёртвого чернокнижника очень помогло), то есть имела новое лицо и одета в чью-то одежду. Вроде бы местной служанки.

Так, теперь — смешаться с толпой, и дело в шляпе.

Воровато комкая подвенечный саван, я, оступаясь с непривычки, выскользнула из часовенки вместе со слугами.

Духи ветерком вились рядом.

Та-а-ак, теперь бы на глаза никому не попасться…

— Девка!

Да чтоб вас всех!

Грузный господин в яркой ливрее схватил меня под руки и поинтересовался, не пила ли я.

— Не, — дыхнула я. — А какой сейчас год?

Он ответил.

Я с открытым ртом уставилась на него.

— Чё, правда?

Если господин и хотел это прокомментировать, ему не удалось. Воздух пронзил крик дракона.

«Спать!» — чуть не заорала я вслух, и крик оборвался.

Та-а-ак, значит, Арман где-то рядом. Это очень всё упрощает.

Прямо-таки сильно.

С тихим стоном я свалилась на руки грузному господину. Вроде как я в обмороке. От страха.

Меня услужливо оттащили в сторону, кому-то передали, снова куда-то потащили.

Новый план: потолкаться среди прислуги и расспросить, что тут к чему.

В чувство меня провели где-то на кухне, тут же загрузили обязанностями и отправили их выполнять. Еле-еле кусок перехватить успела да стакан воды выпить.

Никакого уважения к ведьмам. Вообще.

Зато служанки очень говорливые. (Очень, чёрт возьми — не заткнёшь).

Я узнала, что нахожусь в Хотфолде — кто бы сомневался. Что великая — ха-ха-ха! — война с королём Теодором закончилась полным его поражением. И сидит братик у себя в стране, весь такой несчастный, периодически отыгрывается на народе. Уже с десяток восстаний подавил.

Ну, пусть сидит. Пока я не прилетела. Милый братик.

Святого Рыбака клирики выбрали нового. Нет, не Александра, как я думала. Александр у них стал рыцарем Света. С ума сойти, ну и титул. Тренирует магов, натаскивает в вере и периодически зарубает чернокнижников. Там, на юге, много же чернокнижников.

Ну да, зло не дремлет.

Оно уже проснулось.

Да, а что это за красотка в часовне спит? А, ну, так это возлюбленная леди принца Александра, трагически погибшая в войне с собственным братом. Почти святая, потому такая хорошенькая. Ей даже праздник посвятили — день чистых духом и возлюбленных (я же говорила, что никогда не пойму логику святош). Вот, скоро он кстати. А ты, девочка, откуда такая…э-э-э…блаженная?

Я на-гора выдала историю о жестокой мачехе, державшей падчерицу взаперти… ну, лет, так десять. Где-то столько я, кстати, и проспала. Забавно, мне поверили. Поселили, нашли работу, даже жалование утвердили.

А что, я решилась остаться. Ну, до праздника. Почему бы и нет? Хочется же посмотреть, как меня чествуют. Хот раз в жизни.

Через две недели я отъелась, пришла в себя и отбивалась от кавалеров. Вуаль пришлось снять — чернокнижнику, может, и ничего — чужое лицо в зеркале видеть. А мне противно. Пришлось, правда, поработать, чтобы никто моё лицо и той «чистой леди» из часовни не соединил в одно. И не поинтересовался, а чего это мы похожи, как близняшки?

Пару раз я сходила к своему…гм… телу. Окружила новыми заклинаниями, уже не наспех. Вроде как я убирала… и колдовала одновременно. Маскировалась.

Среди прислуги меня — с ума сойти! — полюбили. С десяток предложений руки и сердца я получила, да. Ну, девицы-то, чьи кавалеры ко мне переметнулись, завидовали сначала. Но когда я помогла одной из них попасться на глаза королеве и девчонку повысили, все сошлись на том, что я приношу счастье.

Жизнь — странная штука, да?

Пару раз за неделю я всерьёз обдумывала, а не плюнуть ли на это мировое зло и добро и остаться здесь. Пусть бы другая или другой проклятый за меня отдувался…

Но не поверите, мне этого другого или другую было жаль. Есть вещи, которые даже врагу не пожелаешь, а тем более невинному ребёнку.

Мда, нежной я стала после общения с Александром. Скоро, не дай бог, засияю.

Да, и этому миру явно не хватает хорошей встряски. А то скучно.

В день, хм, меня светило солнце, во дворце бегали туда-сюда, на улицах устроили пляски. И звонили колокола.

Я взяла выходной, собралась и в который раз смешалась с толпой.

Ждать пришлось недолго.

Где-то после полудня на главной площади (там ещё с неделю назад что-то долго устанавливали и молотками стучали) торжественно открыли мою скульптуру. Народ возликовал и потащил лилии и розы.

На возвышение вышел король Люций. И с фальшиво-несчастным выражением сообщил, какая я была бедная-несчастная, как мы все скорбим и всё в этом духе. В разгар его речи выпустили Армана, и тот низко пролетел над площадью. Народ удивлённо зашумел, а я торопливо приказала дракону кружить над башней с часовенкой — как обычно.

Стоило Арману улететь, объявили минуту молчания. А, когда я уже решила было, что ничего интересного уже не произойдёт, толпа неожиданно расступилась, и в полной тишине раздался стук копыт.

Я сжала платочек, которым якобы вытирала слёзы. И смотрела, как медленным шагом по образовавшемуся коридору едет рыцарь в сверкающих доспехах. Как спешивается. Снимает шлем, берёт его в одну руку, другой снимает с седла букет крупных алых роз и идёт к моей скульптуре.

Я застыла, глядя на него. Забыла обо всём: что стою слишком близко, что надо опустить голову, как все. Он же всё-таки принц. А я вроде как скорблю.

Я смотрела.

Александр ни капельки не изменился. Как и раньше, пятнадцать лет назад, несмотря на то, что большую часть тех лет провёл в инквизиции.

Правы были записи чернокнижника-проклятого: те, кого мы любим, остаются молодыми всю жизнь. Как и мы.

Александр поцеловал мраморную руку статуи, выпрямился и обернулся. Его взгляд бездумно прошёлся по толпе. И замер на мне.

Я торопливо опустила голову, шепча заклинание-вуаль.

Чёрт побери мою беспечность!

Слава богу, король Люций решил поприветствовать брата. Слава богу, народ был тоже очень-очень рад видеть своего принца и ему просто не дали сойти с помоста.

Позже, уже в безопасном отдалении я видела, как Александр то и дело осматривает толпу, ища кого-то… меня.

Естественно, без результата.

Глубокой ночью я выбралась из города, вызвала дракона, выдержала радостное курлыканье и попытку утопить меня в слюне.

И улетела. На юг. Куда же ещё?

Дамиан, мягко говоря, меня не ждал. Он тоже что-то праздновал и развлекался в своём гареме, среди прекрасных, точно гурии, чернооких наложниц. И пьян был к тому же. Потому совсем не удивился, когда я прямо посреди его гарема и приземлилась.

Наложницы с визгом бросились врассыпную. Я соскользнула с крыла и шагнула к развалившемуся на диване вдрызг пьяному королю.

— О, Ва-а-а-аше Высочество! — довольно поприветствовал Дамиан.

А я заметила, что он потолстел и обрюзг. За десять лет?

— Алисия, ты ж вроде как…того, — южанин хихикнул, — померла.

— Привет с того света, — буркнула я и с помощью духов потащила пьяницу опохмеляться в ближайшем фонтане.

После парочки окунаний Дамиан был уже вполне трезв. По крайней мере, настолько, чтобы воскликнуть:

— Так ты живая?!

Я его ещё разок профилактически макнула и отпустила.

Дамиан вынырнул, оглядел шальным взглядом меня, дракона, дрожащих наложниц, спешащую стражу. И дипломатичным тоном поинтересовался:

— А, может, договоримся?

— А ты думаешь, я любоваться тобой прилетела?! — отозвалась я. — Мне нужен собственный дом где-нибудь на отшибе. С бо-о-ольшой посадочной площадкой. И доступ в твою библиотеку. И чтобы ни одна тварь про меня не узнала.

Дамиан ошалело кивнул и махнул страже.

Новоселье я справила этим же утром. Днём парочку раз пролетела на драконе над столицей, повесила табличку «Не беспокоить» и заперлась в библиотеке. И стала ждать.

Молва пошла, ох, пошла… Ко мне приходили чернокнижники и их слуги. Пытались беспокоить. Я доступно объясняла, что титул мирового зла — мой, а конкурентов я не люблю.

Приезжал и Дамиан. Где-то через неделю. Выглядеть он лучше не стал, так что его предложение руки и сердца я отвергла. И титул первой жены — тоже. Да, и новую войну начинать отказалась. И посоветовала Дамиану этого не делать.

Я же не люблю конкурентов.

В ближайшее полнолунье мы с драконом полетели к морю. Я выбрала местечко, чтобы вокруг были только скалы и ничего не росло, то есть, не горело. Вызвала побольше духов. И принялась чертить вокруг заинтересованного дракона схему. Одну, вторую, третью… Когда луна оказалась ровно над нами, весь пляж был разрисован. И даже камни кое-где.

Я встала напротив дракона на колени. И, глядя в пустые алые глаза, мысленно пожелала.

Как я боялась, что не сработает, кто бы знал… Я же понятия не имела, что делать в таком случае. Но мои опыты на крысках были успешными, так что… Вот только дракон не крыска. И если и это заклинание из библиотеки Рыбака не поможет, то я уже не знаю…

Схемы вспыхнули одна за другой, окутали дракона. Тот тревожно курлыкнул… и затих.

Я с надеждой всматривалась в громадный сверкающий кокон.

И чуть не пропустила момент, когда он дохнул в меня огнём.

В общем, до утра я с криком «Арман, не надо, я не хотела, честное слово, прекрати!» бегала по пляжу, а камни и песок красиво плавились у моих ног, и даже море, казалось, пылало.

Потом Арман выдохся. Превратился в человека. И буднично спросил:

— Ты мне одежду прихватила?

Я выглянула из-за камня, ткнула в сторону укрытого защитными заклинаниями мешка и спряталась обратно.

Арман переоделся. И, оглядывая берег, позвал:

— Выходи.

Я вышла. Очень хотелось посмотреть на него, но я не смела.

— Арман, прости.

— Алиска, ты, — дракон запнулся. — Ты… боже, какая ты дура!

Я повинно уставилась на собственные туфли.

— Ты только не убивай меня сейчас, ладно? Мне же нельзя умирать. По крайней мере, не сейчас. И вообще, если честно, тебе придётся встать в очередь. После твоих родителей.

Меня схватили за подбородок, приподняли.

— Какая ты дура, — глядя на меня, повторил Арман. — Тебе повезло, Алиска, что ты моя подруга. А то я бы обязательно тебя съел.

— Подруга? — шепнула я.

— А ты думаешь, что так легко от меня отделаешься? — хмыкнул дракон. — Нет, Алис. Я теперь буду портить жизнь тебе. Возможно, даже вечно.

И покачнулся, когда я кинулась ему на шею.

— Алиска. Алиска, ты только не реви, это я плакать должен. Кстати, знаешь, что ты мне должна? Ты мне…э-э-э… кучу сокровищ должна. Куча — это очень, очень много, Алис. Я даже боюсь, ты не справишься. И приключения. Много. Раз уж я побыл в качестве узника, хочу быть рыцарем. Ясно?

Да всё, что угодно!

— То есть как — рыцарь у тебя уже есть? — восклицал Арман уже у меня дома, накормленный, уложенный в постель. — Этот, что ли, которого я отвозил? Вы ж с ним вроде поссорились. Что-то я очень много пропустил, Алис… Эй, хватит меня своими зельями отпаивать. Я и так уже икаю. Давай, лучше, рассказывай.

Пришлось забыть о роли целительницы и рассказать.

Затянулось это до вечера.

— Мда, жаль, что я был не в себе, — вздохнул Арман. — Такую войну пропустил… А ты ещё одну устроить точно не хочешь? Только без массовых убийств. А как в балладах.

Хочу! Именно это я и хочу…

— На стороне зла — это, конечно, интересно, — размышлял дракон. — Но на стороне зла я уже, получается, был. Хотя… ты ж без меня опять загнёшься, Алиска. Как в прошлый раз. Нет, подруга, я теперь буду портить тебе жизнь непосредственно вблизи.

Но Арман слетал к родителям. А я в это время отправилась навестить брата.

Теодор умудрился вдрызг рассориться с матерью, попытался отправить её монастырь, но у регентши были свои связи при дворе. Не вышло.

В общем, братец утешался в пыточной, явно пытаясь повторить мои опыты.

Я изучила бьющееся в агонии тело и задумчиво спросила:

— Как думаешь, если я его оживлю и освобожу, он на тебе душу отведёт, а, Теодор?

Брат застыл. Медленно повернулся. И его глаза радостно расширились.

— Сестра! Наконец-то! Я так тебя ждал, я знал, знал, что ты придёшь. Пожалуйста, помоги мне! Давай повторим наш поход на Святой престол! Давай…

Я заглянула в его безумные глаза и отшатнулась.

А он, забыв отбросить раскалённые щипцы, метнулся ко мне.

— Сестра, пожалуйста!

Я заставила себя подойти к нему. Осторожно вынула щипцы, прижала к себе и зашептала на ухо.

— Хорошо, хорошо, брат, будь по-твоему.

Он рванулся было, но духи его удержали. А я, по-прежнему обнимая, шепнула, с трудом вспоминая:

— Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum…

Теодор закричал, громко, отчаянно, но духи его не пускали. А я словно по наитию читала и… сияла.

А потом, когда у него остановилось сердце, опустила тело на покрытый пятнами засохшей крови пол и закрыла ему глаза.

Не знаю, кто у нас в семье был одержим, но уже готова поверить, что не я.

Теодор улыбался и казался мирно спящим. Странно для безумца. Хотя, может, наоборот — нормально.

Я осенила его крестом — почти правильно. И так оставила.

Александр был прав. Бог, он в сердце. И неважно, какие обличья он принимает. Главное, чтобы сердце не окаменело.

А молитва лишь помогает сосредоточиться и обратиться к своему Богу.

Даже такой, как я.

— Ну вот, а я так и не познакомился с твоим братом, — сокрушался Арман. — Но тебя вроде как утешать не надо. Да?

Я отсалютовала ему бокалом с глинтвейном.

— Слушай, Алис, а тут наша молодёжь тоже хочет в войну поиграть, — сказал вдруг Арман. — Позволим?

— Ты решил стать великим военачальником? — пошутила я. — Конечно, как скажешь. Но нам для начала надо крепость отстроить. Замок. Чтобы всем было удобно.

— Только не как в прошлый раз — чёрное невзрачное нечто с колючками, — усмехнулся дракон.

Место для крепости мы выбрали на юге. Здесь кое-кто из чернокнижников согласился встать под мои…хм… знамёна. В основном это были почти безобидные и очень затюканные чернокнижники.

На берегу моря в живописной бухте выросла наша клыкастая Челюсть (как её обозвал Арман). Ужасная снаружи, внутри — райский сад. Честно, я старалась. Виноград, яблоки, розы. А как же!

Где-то спустя полгода, когда мы достаточно обосновались, я стала посылать духов и желающих драконов занять магов рыцаря Света. По пути они пугали местных жителей. Особенно драконы развлекались.

Я следила, чтобы снаружи выглядело достаточно злобно. Но без жертв. Война понарошку. Совсем без жертв, конечно, не получалось. Но те, у кого от страха сердце останавливалось, всё равно бы умерли. С таким-то сердцем.

Зато вся злобность этого мира очень скоро стала подчиняться исключительно мне.

Зло легко превращается в добро — это правда. Забавно, что тот умный чернокнижник-Рыбак так до этого и не додумался.

Может, бред это всё — про добро и зло? Есть вера — в себя или бога. Есть наши поступки. Есть совесть. И всё?

Но в этом чокнутом мире верят и в добро, и в зло. Приходится соответствовать, коль скоро это мой дом.

А ещё я, как и раньше, просто хочу жить — свободно, чёрт возьми. И с теми, кого люблю.

Слухи про нас ходили самые ужасные. Особенно про меня. Никто не знал, как я выгляжу, но я, без сомнения, страшная, злобная ведьма, закусываю младенцами, пью кровь девственниц и пляшу с дьяволом.

День, когда Святой престол объявил на нас Крестовый поход, мы с Арманом отметили с размахом в соседнем городе. Страху навели — у-у-у! Драконам очень нравилось воевать понарошку. Особенно моему другу. Такой фарс, такие приключения…

В Крестовый поход отправились, конечно, рыцари Света во главе с Александром. Аккурат после моего, хм, дня.

Мы с Арманом разработали целый план, чтобы отвлечь всю эту…э-э-э… армию святош. Всех, кроме Александра. И всё выгорело: рыцарь Света официально бросил вызов Тёмной Госпоже (то есть мне) и отправился на дуэль в её замок. В одиночку, ибо отчаянный, благородный и поверил драконам.

И вот я стою в главном зале, среди красивых декораций — каменных горгулий, языков пламени, вздымающихся каждую минуту, красиво пляшущих теней.

И жду.

Позади, пока ещё далеко, раздаются усиленные эхом шаги.

Я стою, повернувшись лицом к стене, спиной к входу. И улыбаюсь.

Шаги приближаются.

Тени мерзко пляшут на стене, жутко скалятся горгульи. Туда-сюда проносятся ветерком духи.

Шаги уже близко.

— Ведьма, проклятая Святым престолом, я вызываю тебя на бой! — раздаётся позади безумно знакомый, родной голос.

И холодный звук вынимаемого из ножен меча. Наверняка сияющего. Как и сам святоша.

— Ведьма! Покажись!

Я медленно поворачиваюсь. И улыбаюсь. Не могу не улыбаться.

Он и правда сияет — и меч и… святоша. Как я мечтала увидеть его таким…э-э-э… ну, можно без доспех. И без одежды. И в спальне. Но глаза, изумлённо расширенные — те самые. И лицо, и тёмные кудри, красиво падающие на плечи.

Меч падает, звенит по каменным плитам пола.

Неверящее, жадное, отчаянное раздаётся:

— Ты?!

Я не могу больше. Я подхватываю юбки и бросаюсь ему навстречу.

…Приехал славный рыцарь мой!

Оглавление

Часть 1. Дар

Часть 2. Чары

Часть 3. Тьма

Часть 4. Свет

Часть 5. Рыцарь Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg